«Училка»

Училка (fb2) - Училка 480K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Павел Вячеславович Давыденко

Павел Давыденко Училка

Глава 1 Теплый прием

– Так кто теперь вести будет? – зевнул Турка.

– Проханов видел новую историчку. Молоденькая, говорит, – ухмыльнулся Вовка Плетнев.

– Молоденькая? Значит, до инфаркта ее не доведут.

В классе стоял гул. На исцарапанной, темно-зеленой доске красовались всякие человечки, кривые буквы «ПЕТЯ ЛОХ».

Над доской висели истрепанные фотоплакаты: «Джоконда», «Париж, вид сверху», «Лувр», «Римский Колизей». Сбоку, напротив ряда окон и на задней стене, – портреты русских полководцев и вояк, в деревянных рамках и под стеклом: Ушаков, Нахимов, Суворов, Кутузов, Жуков.

Только вдуматься – еще целый год прозябать тут! После трех месяцев свободы, когда уже совсем привык к ней и расслабился донельзя, когда уже почти поверил, что школа была лишь страшным сном, да и то чужим. Целый год.

– Вторую матешу поставили последней, ваще нека-айф, – Вова увернулся от бумажки. – Специально, чтоб с общества не спетлял никто. Хотя Конова ушла…

– Она ж на подкурсы в сам-знаешь-куда, – отозвался Турка, и приятели захихикали. Гул голосов одноклассников повис над потолком настойчивым пчелиным жужжанием.

Преподавательница-то какой пример подает – опаздывает!

Ленка Конова и впрямь ничего, симпатичная. В начальной школе она была незаметной, неказистой девчонкой, а теперь расцвела.

Вот вернулась откуда-то в прошлом году. Бродили разные слухи: то она перешла в другую школу, то уехала за границу, почему-то говорили про Флориду. Глаза у нее теперь густо подведены, она постоянно жует резинку и слушает музыку в наушниках. Ни с кем не разговаривает и на уроках не отвечает. Сидит и буравит взглядом учителей, если спросят что-то.

Девчонки всякое про Ленку говорили. Всякие ходили слухи.

Скрипнула дверь, и зацокали каблуки. Ученики стали поворачивать головы, гул мигом стих. Новая преподавательница: строгая твидовая юбка чуть прикрывает колени, верх – красная кофточка-водолазка без выреза. Прошла между рядами парт, переступая через раскрытые рюкзаки.

Вовчик приоткрыл рот. Турка пожирал учительницу глазами. Жалко, что нет выреза… Все подрагивает в такт упругим шагам, водолазка вот-вот лопнет.

Волосы собраны в строгий пучок. Турка легко представил, как учительница выдергивает из пучка заколку и каштановые пряди, струясь, ниспадают на хрупкие плечики, обрамляют высокие скулы.

И что-то непонятное в выражении лица. Волнуется? У Турки возникло ощущение, что он уже видел эту новенькую учительницу раньше.

Учительница замерла у доски с прямой спиной. Обвела взглядом класс и улыбнулась:

– Здравствуйте, ребята! Я буду вести у вас обществознание и историю.

– Сексознание? – переспросил кто-то. Вовка злобно поглядел в ту сторону и тут же отвернулся. Там сидела банда, терроризировавшая всю школу: Крыщ, Тузов и Рамис – не хватало только Шули.

– Ну, давайте знакомиться. Меня зовут Мария Владимировна, – чистый, звонкий голос отражался от стен, от пыльных занавесок, от окон с подтеками. От этого голоса у Турки вибрировало тело. Ребята не реагировали на приветствие, причем неосознанно. Турка сразу заметил, что девчонки поражены. Вон как Алина Воскобойникова рот открыла. Та еще штучка!

Пацаны уже потихоньку шевелились и шушукались. Лед удивления, сковавший на несколько мгновений класс, потрескался и таял.

– Итак, делаем перекличку. Я называю фамилии по списку, а вы встаете и показываетесь мне. Должна же я вас потихоньку запомнить.

– Вряд ли ей это понадобится, – бормотнул Вовка. – Турк, как думаешь, сколько продержится?

С передней парты повернулся Петя Русаков. Глаза у него были по-особенному тусклые, как будто пылью засыпаны.

– Лучше бы кого-то типа музычки поставили, – шепнул он краем рта, – она хоть гаркнуть может. – И отвернулся.

Вовчик скорчил рожу, ткнул Петю в спину кулаком так, чтоб Мария Владимировна не увидела, и зашипел:

– Да ты дурень, что ли?!

Турка согласно кивнул и прыснул в кулак.

– Начинаем. Асламов?

Поднялся молчаливый Рустам. Он никогда не принимал в конфликтах чью-либо сторону, редко смеялся. Рустам всем давал скатывать математику и просил написать за него сочинения по русскому языку.

– Баринова? Так, хорошо. Батраков? Березин? Водовозов Алексей? Водовозов Григорий?

Лешка и Гришка – братья-близнецы. На первый взгляд никаких отличий между ними нет. Вовка божился, что научился их отличать, а сам Турка всегда их путал. Смышленые пацаны.

Перекличка тихонько себе катилась, опять начал нарастать гул, как будто кабинет постепенно приближался к водопаду.

Турка подпер щеку ладонью и задумался.

Предыдущую учительницу истории и обществознания – Зинаиду Альбертовну – положили в больницу с сердечным приступом в начале апреля. До конца прошлого учебного года она лечилась, и теперь вроде как возвращаться в школу не собирается. Трудно сказать, что именно стало последней каплей. Никто толком не отвечал на уроках, все постоянно орали, швыряли бумажки, выковыривали комки земли из горшков и бросались друг в друга. Бесились, в общем.

Плюс, Альбертовну донимал Шуля. Как начнет «общаться» с учителем, так не заткнешь. Ему слово, а Шуля двадцать в ответ.

Как-то раз в кабинете у географа после перемены запахло мочой. Олег Анатольевич ушел в подсобку, а ему на стул подложили здоровенную кнопку, монтажную. Вол тогда носил с собой целую коробку.

Олег Анатольевич на такой дешевый фокус не купился. Только внезапно вспыхнул и швырнул кнопку в аудиторию. Покраснел весь и стоит, сжимает и разжимает кулаки. Шуля тихонько поднялся и сказал:

– Вы в меня попали кнопкой.

– Сядь! – гаркнул географ. – Кому говорю?!

– Извинитесь, тогда сяду, – ухмыльнулся Шуля.

– Вышел из класса, – географ побагровел еще сильнее.

– Чего это? Я за знаниями пришел. Почему я должен выходить?

– Потому что я тебе сказал. Преподаватель. Выйди.

Географ тяжело дышал, на шее вздулась и пульсировала жила. Глаза блестели, и он, не мигая, смотрел на Шулю. Тело под мешковатым пиджаком напряглось.

– Нет, вы извинитесь сначала. А если в вас кнопку кинуть? Приятно будет?

– Попробуй. Я тебе ее потом знаешь куда воткну?

– А я тогда на вас в суд подам. Вы как преподаватель не имеете права…

– Подавай. Можешь прямо сейчас идти, – географ резко дернул головой.

– Ну и пойду! – Проходя мимо первой парты, Шуля остановился и поглядел на географа в упор. Потом замахнулся и сделал вид, что поправляет волосы.

Учитель перехватил руку и толкнул Шулю в грудь. Тот отпрянул и налетел на первую парту. Выбил из рук Саврасовой Карины ручку. Она вроде как на домашнем обучении, но иногда приходит в школу и сидит за первой партой с безумным видом. Больная или немного отсталая – неизвестно. Однажды Вовка спросил: «Кто за тебя написал сочинение?» Карина ответила: «Сама». Тогда он сказал: «У тебя не хватит мозгов», а Саврасова продолжила глядеть перед собой с отсутствующей улыбкой.

– Ты чо толкаешься!

– ПОШЕЛ ВОН! – завизжал географ. Банда Шули заливалась хохотом на задних партах, Тузов гоготал, а Крыщ дергал ногами и стучал кулаками по болтающейся ДСП-шной крышке парты.

– Заткнулись все! Проваливай из класса, олух!

– Кстати… Я полил ваши цветы, – Шуля отошел поближе к двери, потирая бедро. – Ах, пятиминутка… Каждый горшок, – уточнил он, скалясь гнилой улыбкой. Турка думал, что Шуля и родился с этими коричневыми карамельными пеньками во рту. Олег Анатольевич бросился на него, а Шуля выскочил за дверь.

Географ вернулся минут через десять, бледный до синевы. К тому времени все уже потихоньку ожили и обсуждали случившееся. Касьянов таскал за волосы Муравья, Рамис плевался из трубочки катышками бумаги. Попал пару раз в Саврасову – она лишь мотнула головой и продолжила глядеть перед собой: руки сложены на парте, спина прямая.

– Давыдов! – Турка вылез из-за парты. Встретился взглядом с учительницей. Руки скрестил спереди, почему-то стало неловко. Сзади что-то шептали, но он ничего не видел, кроме зеленых глаз и ярких училкиных губ.

– Я, – хрипло выдавил он.

– Очень хорошо. Китаренко?

Турка сел. На фоне девчонок (даже если сравнивать с Коновой или Воскобойниковой Алиной) новая преподавательница прямо топ-модель.

Зинаидка-инфарктница была сущей гарпией. Жирная тетка, которой на вид можно дать и сорок пять, и шестьдесят лет. Волосы с проседью, а зубы щербатые, как дряхлый забор.

– Уфимцев… Филимонова… Филиппов… Хазова, Шульга? Ребята, потише, пожалуйста!

Вол часто краснеет – что-то с давлением, скорее всего, и всегда такой отвратительный у него цвет кожи, мертвецкие оттенки – бордовый, синюшно-фиолетовый или пепельно-черный.

Вол никогда ничего не писал в тетрадях. Собственно, и тетрадей он никаких не носил. На каждом уроке перед ним лежал листочек в клеточку, и Вол рисовал там какие-то каракули.

– Шульга? Отзови-ись! – пропела учительница. Шуля отозваться не мог, естественно. Кто-то из ботаничек на первой парте подсказал учительнице, что его нет.

– Не буду ставить «энку», у нас ведь первое занятие в этом году.

– И последнее, – шепотом добавил Вовка.

– А он вообще не ходит на уроки, – сообщила Воскобойникова. – Прогульщик!

– Понятно… Дальше у нас Шарловский, Щепак… Ага, вижу. Щипачева? – Поднялась сухая, похожая на галку девочка с прямыми волосами и бесцветным лицом. – И Дмитрий Якоренко, – Мария Владимировна облизала губы и обвела взглядом класс. Постучала по раскрытому журналу ручкой. – Что ж, начнем. Итак, в прошлом году вы ведь уже проходили начальный курс обществознания? Этот год у вас выпускной, а у некоторых и вовсе последний в школе. Помните, что предстоит в мае – июне? – Мария Владимировна заходила вдоль доски. – Обязательный государственный экзамен, а потом четыре выпускных. Две обязательные дисциплины и две по выбору. Если мы с вами найдем общий язык, жить вам будет гораздо легче, – она подмигнула как будто всему классу сразу. Турка подумал: «Подмазывается».

– Так, кто-нибудь скажет, что же такое «обществознание»? – продолжала Мария Владимировна. – Какую тему изучает предмет? Ну, кто знает определение?

Класс зашептался, зашелестели страницы. В крови у всех бродил дурман лета, мозги не работали. Сегодня и на математике все тупили, и на русском языке тоже.

Вовка укрылся за чужими спинами, а Турка сам не заметил, как поднял руку.

– Да, вот ты, – учительница прищурилась. – Давыдов, верно? Скажи нам, пожалуйста.

– Ну, обществознание это… Ну как бы предмет, который изучает общество. Знание общества… – Турка смутился. Он хотел как-то выделиться среди всех, и поднять руку толкнул взгляд Марии Владимировны. Раньше-то никогда сам не вызывался отвечать, только если спросят.

– Да ты гений! Знание общества! – крикнул Проханов, и все загоготали.

– А что, правильно! – возразила Мария Владимировна.

Вовка Плетнев опять толкнул Турку локтем, прыская. Учительница же продолжала что-то рассказывать, разгуливая вдоль доски.

Открылась дверь. В кабинет ввалился Шуля. Потертые джинсы с каплями грязи снизу штанин (хотя последний дождь шел месяц назад), какой-то балахон с капюшоном, кроссовки пыльные. Шуля обвел мутным взглядом класс и упал за последнюю парту среднего ряда.

Сложил руки и положил на них голову.

– Это кто? – спросила у Воскобойниковой Мария Владимировна.

– Шульга.

– Молодой человек, вы хотя бы разрешения спросили…

Шуля в ответ громко засопел. Учительница пожала плечами и продолжила рассказывать, что же за наука такая – обществознание.

Гул не стихал, мало кто сидел молча. Обсуждали всякие насущные проблемы, играли на телефонах. Кто-то дремал.

Периодически Мария Владимировна повторяла свое: «Потише, пожалуйста!», но гул стихал для того, чтобы через пару секунд стать громче. Вместе с ним усиливался и храп. Тело Шули обмякло, растеклось по парте, испещренной царапинами, маркерными и корректорными надписями.

Точку в травле Зинаидки поставил Вол. Его пугали детской комнатой или там колонией, но в итоге пожурили как обычно, и все. Из школы грозились отчислить, но до этого дело тоже так и не дошло. Уже раза три его выгоняли, а потом он снова как ни в чем не бывало приходил на занятия.

В шестом классе Вол исчез на особенно долгий срок. В кабинете биологии огрызнулся на старшеклассника Бананенко, завязалась драка. Банан ударил Волу в пах, тот отлетел к цветочным горшкам и, скорчившись, держался за причинное место. Слезы, сопли, крики, мат. Банана оттащили, в конце концов…

После Вола положили в больницу, на операцию. Он пропустил всю четверть, как помнилось Турке. Ходили слухи, что у него там все «треснуло», «разбилось и вытекло», но Вол вернулся в школу и веселился, как и раньше.

– Кто-нибудь, толкните товарища. Слишком громко храпит.

Никто не шевельнулся, Тузов и остальные захихикали. Рамис швырнул комок бумажки, но Шуля никак не отреагировал.

– Ну? Разбудите его!

– А зачем? – спросил Тузов. – Хай дрыхнет!

Улыбка на лице Марии Владимировны померкла. Учительница замерла в нерешительности, а Шуля спал взаправду, выхрюкивая рулады.

Вот преподша возле его парты. Все разом затихли и теперь следили за ней.

Двадцать восемь пар выжидающих глаз.

– В натуре, лучше не трогать, – прошептал Вовка. – Спал бы себе…

– Отвали, – махнул рукой Шуля. Потом он выпрямил спину, потянулся и зевнул. Мария Владимировна отшатнулась. Взгляд Шули сфокусировался на ее бюсте. Рот так и остался приоткрытым.

– Гхы, здрасте, – Шуля улыбнулся.

– Доброе утро. Почему спим на уроке?

– А чего еще делать?

– Где учебник, тетрадь? – она уперла руку в бок.

– Нету, – продолжал тянуть лыбу Шуля. – Нафиг она?

Этот вопрос вызвал бурный смех. Шуля своеобразно скрестил руки на груди – ладони засунул в подмышки. Гогот стих, щеки у Марии Владимировны чуть порозовели.

– Чтобы учиться.

– А я на слух лучше запоминаю. – Он повернул голову к приятелям. Подмигнул Тузову и еще раз окинул липким, оценивающим взглядом фигуру учительницы. Присвистнул и поджал губы. Снова многие засмеялись.

– Так вы у нас теперь будете вести?

– Да. Обществознание и историю.

– Какая история! – Реплика снова вызвала веселье. – Круто. А от меня вы чо хотите?

– Хотя бы храпи потише. А если предмет не интересует, так можешь уходить. Я никого силком тут не держу.

– Силикон? – переспросил Шуля, осклабясь. – А я думал, настоящая…

Что тут началось! Конец света. Мария Владимировна побагровела. Турка не смеялся, а остальные просто умирали. Шарловский в экстазе колотил башкой о парту. Близнецы хихикали, девчонки во главе с Воскобойниковой хохотали. Серьезность и отстраненное выражение лица сохранял Асламов. Он еще и учебник листал.

Когда смех стих, учительница ответила:

– Ты настолько глуп, что не знаешь простейших слов? Или глухой? Если и дальше будешь храпеть, я найду, чем тебя заткнуть.

Тузов с компанией загудели и заулюлюкали. Шуля бросил в их сторону быстрый взгляд. Ухмылка сползла с его лица, а взгляд прояснился.

– Не одна ты можешь затыкать.

– Мы на «ты» теперь? – поинтересовалась Мария Владимировна.

– Я говорю, что могу сам заткнуть тебя, если потребуется, – презрительно бросил Шуля и тут же получил пощечину. На его щеке расплылась бордовая пятерня. – Ну, и чего? Дура, что ли, блин…

Мария Владимировна задрожала. Что-то хотела сказать, но развернулась на каблуках и, чуть покачиваясь, прошагала к учительскому столу. И стала глядеть в окно, опершись о подоконник.

У нее тряслись плечи.

Глава 2 В челюсть

Задребезжал звонок. Ребята повскакивали, ножки парт заскрежетали по паркету. Шуля медленно поднялся, по-свойски кивнул учительнице и вразвалочку побрел к выходу. По дороге дал подзатыльника Пете Русакову, а тот резко развернулся и, увидев кто перед ним, подал руку для приветствия. Шуля, не глядя, шлепнул по протянутой ладони.

– Ты чего? На перемену пошли! – позвал Вова.

– Пошли, – Турка кивнул, не сводя взгляда с учительницы. Она не плакала, теперь уже листала классный журнал. А Воскобойникова дожидалась, пока она сделает нужные пометки.

Вышли в пыльный коридор. Пол блестел, пахло мастикой и краской. Тут и там виднелись черные полосы от обуви, пыльные следы.

Турка, как и многие, ходил без сменной обуви. Дождя нет, сухо…

Стены тошнотворные – и не желтые, и не зеленые. Как сопли. И батареи тоже выкрашены. Сидеть на радиаторах запрещается, но всем пофиг. Когда начинаются дожди и холода, милое дело погреть задницу на батарее.

Потолки побелили. Такое чувство, будто просто воду размазали, тут и там остались разводы. Паркет мастикой натерли, пока еще кое-где блестит, ну и пахнет она крепко так.

– О, дружка нашел, – бросил Тузов. Однако, как и остальные члены банды, поздоровался с Вовкой.

Крыщ – армянин, зовут его Андраник. Тузов – переросток с квадратным лбом. Несмотря на угрожающий вид, огромные волосатые кулачищи, широкую бочонкообразную грудь и выпяченную вперед челюсть с кривыми зубами, он все-таки не без толики разума. Именно он – теневой лидер банды.

Ну и Рамис-дагестанец, они с Крыщом всегда лезли в самое пекло. За любой брошенный в их сторону косой взгляд или неправильное слово следовали унижения жертвы и/или избиение.

Ближе к концу прошлого года Турка решил взяться за ум. Восьмой класс удалось закончить без двоек, а математику и вовсе до четверки дотянул, с помощью Вовки.

Из школы Турка собирался свалить после девятого класса. Пока еще неизвестно куда, но подумать время есть.

Турка гулял раньше с Шулей, они толпой ходили. В школе он держался в стороне от коалиции Тузова – Крыща – Рамиса, сохранял товарищеский паритет.

– Шуль, ты с ходу за новенькую взялся? – сказал Турка, пожимая Шуле руку.

– А чо? – Тот пригладил сальные, чуть вьющиеся лохмы. – Приколол, туда-сюда. Думает, самая умная, курва. Лан, пойду мелочи стрясу в столовке…

По коридору лилась толпа, и из нее вырулил Рамис. Он снял оправу с носа какого-то ботана, а Крыщ тем временем ткнул Вовчика кулаком в живот.

– Ты чего? – сказал Вова.

– Да так, разминаюсь. А ты против?

– Оставь, Крыщ, – поморщился Турка.

– Слышь, – Тузов прочистил горло и сглотнул. – А ты за него пишешься, что ли, теперь? Да отдай ты этому чудиле очки, ау! – Рамис косо нацепил очки на ботана и отпустил того с пинком под зад.

– Не пишусь, хренью не страдайте просто.

– Не, подожди. Значит, ты с ним на одном уровне теперь, да? – губы у Тузова презрительно скривились. – Ты в ботаны записался?

– Даже если и записался – тебе не пофиг? – Турка выдерживал взгляд серых, спокойных глаз. Кажется, кто-то другой сидел внутри Тузова и дергал за ниточки, как марионетку. А он говорил то, что нужно этому «кому-то», двигался по его указке.

– Чо ти так базарищ? – влез Крыщ.

– Ты вообще не лезь, – бросил Турка.

– Погоди, Андраник, – Тузов облизал губы. – Он нам не нравится. Если ты с ним – ты тоже нам не нравишься, Турик. Понял?

– Все, давайте, – Турка поморщился и, разорвав полукольцо (двинул плечом Крыща), пошел в сторону кабинета математики.

Вовка шагнул следом, но ему преградили дорогу, а Крыщ дал под дых.

– Я с тобой не договорил еще! – крикнул Тузов.

– А я договорил.

– Мож на школке выйдем, на разы?

– С тобой? – Турка развернулся. Драться он умел, но знал, что против Тузова вряд ли выстоит. – С инвалидами не махаюсь.

Тузов вспыхнул, сжал кулаки-молоты. Дело в том, что еще классе в пятом он свалился с пожарной лестницы, с высоты третьего этажа. Сломал левое колено, обе лодыжки, порвал мышцы. Срасталось это дело год, еще год он вяло телепал на костылях, а школьную программу проходил на дому.

В итоге Тузов снова потихоньку начал шагать без костылей, вернулся в школу. Сначала был тихим, себе на уме. Подозрительным. Но сразу видно было, к какой касте принадлежит. Вскоре начали играть в футбол класс на класс, ну и его тоже пригласили.

И неуклюжий, как медведь, хромой Тузов с ходу стал столпом обороны.

Турка знал про его слабое место. Кости со связками у Тузова уже срослись, а душевная рана так и не затянулась.

Как ветхий дед Турки. Сам еле ходит после инсульта, мычит что-то, через каждое слово вставляет «б…ь», права качает.

– Ну? Ссышь, с инвалидом-то?

– Да он тебя разнесет! Ха! – встрял Рамис.

– Понял, – улыбнулся Турка. – Ты хочешь еще пару годиков от учебы отдохнуть.

Рамис тем временем прочистил горло и смачно харкнул в самое лицо Вовчику. Тот отпрянул назад и смахнул подтек. Банда загоготала.

Щеки у Вовки покраснели.

Опять задребезжал звонок. Более настойчивый, чем с урока, долгий. Захлопали двери, коридор опустел.

– Теперь с чмырем будешь общаться? – хмыкнул Тузов.

– Вот лох! – Рамис и Крыщ покатывались, хлопая друг друга по плечам. Мимо с вытянувшимся лицом прошел Русаков, следом за ним – близнецы Водовозовы.

Вовка побледнел и дрожал.

И вдруг вмазал Рамису. Тот дернул головой и стек на пол – ноги сразу подкосились. Раскинул руки в разные стороны, из носу побежала кровь.

Какая-то девчонка завизжала. Откуда ни возьмись, взялся географ, он присел и стал похлопывать Рамиса по щекам.

Лицо у Вовки позеленело, и теперь он сливался со стенами, как хамелеон. И трясся.

Рамис все-таки встал. Кровь залила подбородок, герб и часть зелено-сине-красного флага на майке. Рамис запрокидывал голову и зажимал нос пальцами, хотя на ОБЖ говорили, что этого делать ни в коем случае нельзя, кровь лилась прямо как из цистерны, и продолжать драку он не смог бы в любом случае. Да, видно, и удивился – побрел прочь по коридору. Турка кинул взгляд на Вовку, а Крыщ сказал:

– Тебе кришка, понил? – и побежал догонять дружков.

– Круто всадил, – присвистнул Турка. Вова растерянно кивнул. – На матешу идем?

– Может, домой? – промямлил Вова. Лицо стало серое, и он весь трясся. Мимо прошла стайка девушек во главе с Хазовой, Слютиной и Воскобойниковой. Они покосились на парней и зашептались.

– Да вон уже Мочалка идет.

– Блин, как же мы… Они ж меня убьют! – взмолился Вова.

– Ничего. Я что-нибудь придумаю, – отмахнулся Турка.

– Я и не собирался его бить, рука сама пошла!

Любой нормальный пацан должен отвечать, если харкнули в рожу. И это же была открытая провокация!

Зашли в класс, уселись на то же место. Разве что здесь планировка другая: дверь возле доски, рядом с ней – первая парта третьего ряда. Учительский стол-бульдозер в том же месте. Полированная столешница прикрыта толстым стеклом, под ним всякие бумажки, картонные прямоугольнички календарей и записки.

Последний урок. Как же неохота сидеть на матеше, особенно после обществознания! А Мочалка уже целую кучу всякой дряни задала, написала сбоку на доске. Турка накарябал в тетради число.

Вова выложил бордовый учебник алгебры, первую часть, вытащил новенькую тетрадку с Уэйном Руни. Поглядел на Турку и кисло улыбнулся.

– И что теперь? Ты точно придумаешь что-то?

– Ага, не боись.

Зашла Дина Алексеевна. Светло-каштановые пряди волос с сединой, как пушок одуванчика на ветру. Круглые глаза навыкате, морщины, штаны у кармана в меле, губы подведены помадой морковного цвета. Никогда Турка не понимал, зачем старухи пользуются косметикой, отвратительное зрелище.

– Начинаа-еем наш у-урооок, – протянула Мочалка скрипучим голосом. От него Турку всякий раз брало уныние. Как-то поставили сразу четыре урока математики. Все чуть с ума не посходили, а Мочалке хоть бы хны. – Вы не забыли, что у нас ГИА-А?

– Прямо сейчас? – спросил Ваня Проханов. По классу прокатился смех.

– Нет, Ванечка, в конце года. А прямо сейчас у нас многочле-ены!

– Члены! – выкрикнул Вол и противно захихикал. Дина Алексеевна взяла со стола растрепанную книженцию, Воскобойникова подала математичке журнал. Та села за стол, послюнила палец и принялась листать страницы. Класс потихоньку начал шушукаться.

Матеша – один из немногих предметов, где хоть какая-то дисциплина. Хотя если Мочалка выходит в коридор, начинается обычная песня. Бумажки, драки, выбрасывание из окна портфелей.

Самая милая забава – выкинуть чей-нибудь рюкзак. Обычно сбрасывали вещи Муравья. После он убегал и не ходил в школу пару дней.

Дина Алексеевна действительно похожа на растрепанную, древнюю мочалку, которую рука не поднимается выбросить. Вроде бы уже невозможно пользоваться, и куски войлока отваливаются или там поролона, а ее все хранят.

Мочалка закончила заполнять журнал, и, нацепив на мясистый нос очки со стеклами-половинками, деловито напомнила:

– Ребята, у нас ГИА. Вы хоть понимаете? Сложнейшие тесты, никакой помощи на экзамене. Никаких мобильников и даже калькуляторов. Боже упаси вас притащить шпаргалки. Да за это сразу выгонят! – она заходила вдоль доски. – Мы должны за полгода пройти программу – господи, да что там проходить? И уже с марта начнем подготовку к Государственной Итоговой Аттестации. Будем разбирать тесты за прошлый год. В этом же году будут совершенно другие. Они приходят в запечатанном виде, доступа к ним нет. Так, и кто же мне скажет, что такое многочлен? Какой способ решения мы разобрали на первом уроке? – она оглядела безмолвные ряды поверх очков.

– Члены! – снова выкрикнул Вол.

На этот раз почти никто не отреагировал. Кто вообще думает об экзаменах в первую неделю учебного года?

Кто-то из ботанов с грехом пополам ответил на вопрос. Дина Алексеевна снова начала твердить про план, про контрольные, про геометрию (вот что Турка никогда не понимал и от всей души ненавидел), снова про экзамен, начала вспоминать прошлый год… Самый верный способ оттянуть начало занятия – это спросить у Мочалки про ГИА. А потом только и успевай поднимать голову, чтоб не заснуть.

Турка не думал, что девятый класс будет таким уж сложным. Сдает же как-то народ эти экзамены, значит, серьезных проблем не будет. Вон Вол вообще сидит и режет раскатанную в колбаску жвачку на кусочки.

Вот так и надо жить, без особых тревог и забот.

Потом Мочалка вспомнила о перекличке, отметила отсутствующих и продолжила рисовать всякую дребедень на доске. Вызвала Шарловского, тот что-то начал мямлить, найти корни многочлена не смог и сел на место с двойкой.

Затем вышел еще кто-то, еще…

Турка думал о Коновой. Хорошо бы проводить Ленку после школы, узнать, где она живет. Или просто взять у кого-то из девчонок номер и позвонить?

Ну нет. Начнут шептаться, слухи – дело такое. Неохота как-то, чтоб все знали. Вот и про саму Лену говорят всякое: то она ни с кем не разговаривает и парней презирает, то она дает каждому встречному.

Воскобойникова чешет, что Конову это-самое двоюродный дядя. Что ж, всякое бывает, но Турка не верил. Позавчера Ленка пришла в белой обтягивающей маечке. Собирала волосы в хвостик, руки подняла, и Турка увидел мельком подмышки. Сероватые, выбритые и с прыщиками раздражения.

От этих мыслей и сейчас появилось напряжение в штанах.

В дверь постучали, на пороге появилась целая компания: Тузов, Крыщ, Рамис – с ватками в носу – и прочие.

– Дина Алексеевна, можно?

– Где это вы были? – Мочалка поглядела на них поверх оправы.

– В медпункте. У Рамиса кровь пошла.

– Кро-овь? Так может тебя домой отпустить, Сулейманов?

– Я посижу, нормально, – ответил Рамис. Глаза блестели. Он поглядел на Вовку, а тот продолжал изучать параграф учебника. Турка внимательно следил за лицом Тузова, но ничего не мог по нему прочесть.

Тузов поглядел на портреты математиков – их тоже целая куча висит на дальней стене класса. Перевел взгляд на Дину Алексеевну:

– Так мы зайдем?

– Заходите, ребятушки. Я вам «энки» уже поставила, ну ничего. Корегой замажу.

Близнецы приглушенно захихикали. Вол тоже заржал, и под шумок швырнул в Русакова катышек жвачки.

Проходя мимо, Рамис пихнул Вована и провел ребром ладони по горлу. Тот сделал вид, что не заметил, и вытащил мобильник. Поерзал и запрятал трубку обратно в карман.

– Пол-урока осталось, – прошептал он. – Ты что-нибудь придумал?

– Хочешь, можем выйти через зимний вход. Попрошу бабу Лелю, она откроет. Наверное.

– Нет, ну допустим, мы сейчас соскочим, – горячо зашептал Вован, – а дальше? Ты… Они ведь твои друзья?

– Бывшие, – после паузы ответил Турка. Ему было тяжело признаться в этом даже самому себе.

Наступил такой момент, когда надо думать о будущем и взрослеть. Дело даже не в экзаменах и учебе, просто он видел, куда подобная дорожка приводила старшаков.

Те, кого пока не посадили, воровали или грабили. Кто-то начинал колоться. Девчонки из таких компаний давали всем направо и налево, заболевали какой-нибудь дрянью или беременели никому не нужными детьми.

Уличные гулянки, мелкие кражи, водка, «районы», «стрелки». Чей-то крепкий кулак случайно не рассчитывает силу. Кто-то в пылу ярости выхватывает нож…

Кто-то, как например Рыков, падает на асфальт после удара трубой, и из трещины в голове сочится желтоватая губчатая субстанция, липкая как кисель.

Когда Рыкова выписали из больнички, даже самые близкие друзья не могли узнать в тщедушной фигурке своего приятеля. Он качал головой, что-то бормотал и весь трясся, а на нижней губе у него теперь всегда висела паутина слюны. Овощем стал.

Турка поднял взгляд на доску, в задумчивости почесал нос с горбинкой. Ему вдруг захотелось переместиться на год вперед.

Может быть, тогда он уже поступит в колледж при ДГТУ или еще куда-нибудь, найдет себе девушку – такую, как Конова, может, даже лучше.

Вовке в затылок врезалась бумажка. Он потер макушку и подобрал с парты клочок. Сырой ком бумаги, с тошнотворной начинкой «зеленца». Вова с дрожью отбросил ком, а Дина Алексеевна ничего не заметила.

– Вот ослы, – пробормотал он и добавил срывающимся шепотом: – Ваще не понял, как решать эти многочлены. Когда, она сказала, контрольная? В пятницу?

– Ага, – отозвался Турка. – Ты не боись, через зимний вход выйдем.

– Да нет. Я думаю, не стоит убегать. Буду драться. Лучше пусть сразу побьют, да и все.

Турка промолчал. Конечно, это выход. Лучше, чем просто убежать. Потому что иначе все продолжится завтра. Да и на улице Вову могут подстеречь. Не будет же он днями сидеть дома. Драться – самый лучший вариант.

Прозвенел звонок, и все посрывались с мест, наперегонки засовывая тетради в рюкзаки, закидывая ручки и учебники. Все радовались окончанию очередного учебного дня, а Вовка был бы не против отсидеть еще одну матешу. Он так и остался бледно-зеленым и чуть сдулся, как пробитый шарик.

Не успел он встать со стула, как его настиг удар. Рамис прыгнул и прямой ногой врезал в район печени.

Вова рухнул между партой и стеной, чуть не напоровшись на крючок для портфеля глазом.

– Что такое? Эй, ну-ка выходите! Рамис, Сережа!

– Извините, Дина Алексеевна, я нечаянно, – отозвался Рамис. Вовка тем временем встал, растирая поясницу. Тузов подмигнул Турке, и вся компания, ухмыляясь, вышла в коридор.

– Что это они? Ну и шутки, – нахмурилась Мочалка, снимая очки. – Ребятушки, а кто дежурный сегодня?

– Ну, мы можем, – выдавил Вова. – Только стулья задвинуть?

– Бумажечки соберите, подметите. Совочки-венички знаете ведь где? Ну и с доски сотрите… И тряпочки вымойте.

Турка вздохнул. Попали на дежурство. Вообще-то он никогда раньше не дежурил. Это ж для лохов.

– Вот козлы близнецы! Они же сегодня вроде дежурные… – пробормотал Вова.

Открыли окно. Сквозь серый заслон туч проглядывает солнце. Хороший денек, хотя чувствуется уже, что лето безвозвратно уходит. Но в сентябре еще обычно тепло, а вокруг школы тополя, тополя…

Турка с Вовой переворачивали стулья и ставили их на парты. Конечно, с обратной стороны сиденья были сплошь залеплены жвачками.

Последней из класса вышла Воскобойникова с журналом. Она терпеливо ждала, пока Дина Алексеевна заполнит его, и не обращала никакого внимания на дежурных. Высокомерная, как Снежная Королева. А какая родинка над губой…

Вовка морщился, заметая на треснувший оранжевый совок катышки жвачки и жеваную бумагу, перемешанную с колтунами девчачьих волос.

– Спасибо вам, ребятушки. За-а-кругляемся. Чистенько все, прекрасно! – хвалила Дина Алексеевна. Турка считал, что чище вообще не стало. Воняло еще в классе, старческий такой запах.

Пацаны молча вышли в пустой коридор. Турка шагал и чувствовал, как желудок колет изнутри ледяное крошево. Ладони чуть вспотели, и ноги какие-то ватные.

Турка не боялся драки. Куда проще самому получить в морду, чем смотреть на то, как твоему товарищу напихивают по самые помидоры.

Глава 3 Хочешь, я…

Турка и Вова были не разлей вода в начальной школе. Лет эдак в двенадцать-тринадцать Вове купили компьютер, и он практически перестал гулять, а Турка тем временем пропадал на улице с новыми «друзьями». Пили, развлекались.

Как-то раз угнали машину – старенькую «Таврию» одного сумасшедшего дедка. Он на ней практически и не ездил. Разбили окно и завели с толкача. Кучу столбов пересчитали. Турка иногда вспоминал безумную ночь: крики, скрежет, разбитая фара кромсает на куски темноту.

Поездили так, машину сначала подожгли, а затем скатили в Темерничку. «Таврия» похлюпала, почавкала и все-таки пошла ко дну.

– Ну что, готов? – спросил Турка.

– Блин, там толпа собралась. Махач пойдет, да? Ладно, я ему пару раз врежу. Достал… Чо он, драться умеет? Так, только кулаками махать. А я на борьбу ходил немного, и на бокс.

– Сколько ходил-то?

– На борьбу три месяца. На бокс чуть побольше. Зуб выбили, вот и перестал.

– Ясно.

В вестибюле баба Клава шаркала в своих обычных лаптях и разноцветных шерстяных носках. Она всегда в них ходит – сентябрь, Новый год или май уже на дворе. Бледно-голубой застиранный халат, косынка, на лице куча крупных бородавчатых родинок и целая карта морщин.

– Ходют и ходют… Вот и вы без сменки! Я запомнила вас, завтра не пущу!

– Да мы со сменкой, – ответил Турка. Под школой и впрямь собралась внушительных размеров толпа. Баба Клава продолжила что-то говорить, размазывая по паркету лужу грязной тряпкой.

Как обычно, ходили туда-сюда малые с огромными ранцами, группки пацанов чуть постарше что-то обсуждали. В пыльном воздухе висел шум и гам. Вовка чихнул, и глаза у него покраснели.

Тузов с компанией поджидали сбоку от входа, возле трансформаторной будки. Двор вроде как собираются полностью окружить забором, обещают нормальную площадку на заднем дворе. Даже резинку постелют хорошую – так директор сказал.

Трансформаторная будка и угол фасада школы образуют угол, за которым курят, там же и ссут. Вонь соответствующая – резкий запах затушенных мочой окурков.

– О, вот они! Мы уже думали, что вы ночевать там остались, голубки! – прокричал Тузов. Остальные засмеялись. Турка с Вовой подошли поближе, банда стояла прямо рядом с трансформатором. Он противно гудел, будто улей, полный механических пчел.

Турка оценил обстановку: там кучка людей, там тоже ребята. И хотя все делают вид, что никак не заинтересованы в происходящем, сразу видно – ждут. Словно зрители на трибуне римского Колизея, того, из кабинета истории и обществознания.

Каждый вдох все сильнее сушил глотку.

Турка завесил лицо ответным оскалом, Вовка уныло плелся позади него.

– К тебе вопросов нет, – прищурился Тузов. – Можешь валить, если зубы дороги.

– Ты мне не указывай, что делать, – сказал Турка. – Надо будет – уйду. Вы толпой на одного пойдете небось?

– А если и толпой? – прищурился Тузов. Шуля стоял тут же. Он покуривал и лениво цедил слюну сквозь щель в передних зубах. Вдруг Турка понял, что посторонние голоса стихли, и теперь слышно, как шуршат листвой тополя. Всякие знакомые из параллельных и старших классов повыползали, как черви после дождя. Многие потягивали сигареты и поглядывали в их сторону, ожидая зрелища.

Всем было интересно.

– Рамис харкнул, Вован дал сдачи. Пусть решат это в честном махаче, на разы выйдут. Толпой гасить не по-пацански.

– Слишишь, – скривился Рамис, – ти вапще вали отсуда.

– Да ты ссышь просто, – прищурился Турка. – Вован тебя уроет.

– Ну, погнали, чо базарить, – Рамис размял шею, подергал плечами и принял стойку. Попрыгал на месте. Тузов, Шуля и Крыщ одобрительно заржали.

– Прямо под школой, что ли? – спросил Вова слабеньким голоском.

– Да! Давай, очкун.

Вован сжал губы в нитку и скинул в пыль рюкзак. Мешок, набитый книгами, грузно рухнул на асфальт. Вова сделал шаг вперед и тоже принял стойку, чуть согнулся и втянул голову в плечи.

«Не стоило Вовке бросать бокс», – подумал Турка.

Бойцов мигом обступили кругом, все начали давать советы, материться и гоготать. Первым несколько выпадов сделал Рамис. Бил сбоку, как-то наотмашь, вскользь попал по лицу Вове, у того дернулась голова, а вместе с ней и каштановая шевелюра с пылинками перхоти.

Рамис засмеялся, оглянулся на своих, и в этот момент Вова бросился вперед и врезал Рамису в переносицу.

Послышался треск.

Дагестанец вновь обзавелся красным фартуком. Однако не упал, а рванул на проход в ноги. Сцепил руки чуть ниже пояса Вовки в замок и бросил борцовским прогибом. Капли крови смешались с песочной пылью и стали черными.

Турка вздрогнул, когда Вовкина макушка встретилась с ребристым асфальтом.

Толпа восторженно закричала. «Добивай, добивай его!», – кричал кто-то. Тузов ухмылялся. Вова пытался извернуться, но шею давил замок локтевого сгиба. Вовка покраснел, стал задыхаться и сучить ногами.

Глаза полезли из орбит, губы вспухли.

И тут, когда Турка уже хотел вступиться, Вовка вгрызся прямо в мышцы противника. Рамис сначала не понял, что происходит.

Потом заорал.

Турка увидел кровь, с которой жестко контрастировали желтоватые зубы его приятеля. Если бы Вова смог укусить сильнее, хватка его противника ослабла бы, но Вова уже потерял силы, а Рамис, напротив, разбуженный неожиданным отпором, сдавил ему шею еще крепче.

Вова закатил глаза. В полоске век между ресницами мелькнул белок.

– Хватит! Задушит ведь! – Турку никто не услышал. Тогда он рванулся разнимать дерущихся, а Вова тем временем икнул. Его тело обмякло. Рамис принялся добивать противника. Беспорядочные удары сыпались, как горох из дырявого пакета – в нос, в челюсть, в глаз, снова в нос.

– Нет! – выкрикнул Турка, а его перехватило несколько цепких рук. Он вырывался, а Рамис продолжал бить – не человека, а мягкую, податливую куклу.

Послышался девчачий визг. Турке откуда-то прилетел тяжелый удар, и окружающие предметы и фигуры потеряли цвет и расплылись, будто некто убавил резкости, покрутив регулятор настройки. Он стоял на четвереньках, и в голове шумело.

Рамис встал, отирая кровь. Крыщ встал рядом с распростертым телом Вовы, широко расставил ноги.

Прозвенел звонок. Вторя ему, в воздух взвился негодующий женский крик.

Рамис успел лишь совсем немного сбрызнуть одежду Вовчика, хотя явно целил на лицо.

Из школы выскочил охранник, следом баба Клава со шваброй и Анна Имильевна, она же Анка – классный руководитель девятого «А». Спешил географ, высоко поднимая колени. Так на физ-ре бегают, с высоким подъемом бедра.

Тузов и компания бросились врассыпную, кто куда. Турка растянулся на асфальте, лишившись опоры. Мир качался из стороны в сторону, школа вдруг выросла сплошной стеной.

Она уперла руки в бока и ухмылялась, ухмылялась…

* * *

Вова сидел на кушетке, чуть откинув голову. Из носу у него торчали красноватые комки ваты. Лицо умытое, все в свежих ссадинах. Под глазом припухлость – позже она вырастет в ядреную гематому.

– Драка, значится. А кто ж зачинщик? Вишь, повелся с этим, – медсестра кивнула в сторону Турки, – вот и получил свое! Голова не кружится? Грелку сейчас дам ледяную.

– Вроде не кружится. Можно, мы посидим немного и пойдем? Не надо грелки.

– Как не надо? – Таблетка вытаращила водянистые зенки. Турка подумал, что ее глаза, похожие на шарики для пинг-понга, сейчас вывалятся из орбит и покатятся по паркету. – Ишь, грелку не надо. Героя корчит!..

Медсестра еле помещалась в небольшой комнатушке. Кушетка, широкий подоконник, заставленный пыльными склянками и коробочками лекарств, само окно – пыльное, в потеках и каплях, но зато повесили новенькое жалюзи. Еще шкафчик с какой-то дрянью, с папками и амбарными книгами, пара горшков с цветами. Стол и кресло – на нем и восседала Таблетка.

Когда-то всем делали прививки от гриппа в принудительном порядке, и Турка заболел, на месяц слег.

А одному пареньку вроде бы занесли в кровь дизентерию, что-то такое. Малолетке, из третьего класса. Хотя, может, это враки.

– Ты как?

– Нормально, – слабо отозвался Вовка. – Пошли отсюда.

– Мы пойдем, правда. Не надо грелок.

Таблетка даже не услышала. Она продолжала скрипеть шариковой ручкой. Та скользила по бумаге, оставляя за собой каракули.

Ребята неслышно выскользнули из медкабинета. Турка тащил рюкзак Вовки. Сам он носил в школу только лишь тетради, ведь всегда можно подсесть к кому-то, у кого есть учебник. В девятом классе нормальному пацану несолидно ходить с туго набитым портфелем. Свою папку с тетрадками Турка обычно закидывал в рюкзак товарища.

После побоища поднялось подобие бучи. Учителя помогли мальчишкам встать, отвели к Таблетке. Задавали вопросы, пугали детской комнатой милиции.

«Сколько это будет продолжаться? Вы в своем уме?»

Классная сказала, что так, мол, и надо:

– По делу получил, Артур. А за тебя, Вова, обидно. Хороший же мальчик!..

Вся правда в том, что никто не знает, что будет завтра. Люди вообще мало что знают, еще меньше понимают и только языками молоть и любят. Турка осознавал это, но словами бы выразить не мог.

И вот все смолкло, как будто ничего и не произошло, остались только пустые тихие коридоры. Так всегда и бывает.

Школьники из первой смены давно разошлись, вторая смена скучала на уроках. Учеба шла своим чередом.

– Пошли провожу, – буркнул Турка, когда они с Вовкой вышли из школы. Солнце светило по-прежнему ярко, стало еще теплее.

– Уроды… – нервно хихикнул Вова. – Козлы. Ну ничего… Всем отомщу. Хватит, натерпелся. Теперь такого не будет. Клянусь!

Турка молча кивал. Он знал, что если ты сразу не поставил себя, как надо, то потом тяжело выпутаться из-под гнета, заставить принять тебя без клоунской раскраски мальчика для битья, ботана… Это масти, как в армии, в тюрьме. И как во взрослой жизни.

Маски, которые прикипают намертво.

Нужно бить сразу, сразу доказывать силу. А если дал слабину и позволил шпынять себя… Возврат невозможен.

Вова продолжал что-то говорить, махал кулаками после боя. Турка его не слушал и думал о Тузове. Каков хмырь! И что у него за заскок случился?

Но теперь Турка понял, что и для него пути назад отрезаны.

Частный сектор. Ребята пошли по улице Джапаридзе, свернули на Окраинную. Тут везде домишки одноэтажные, встречались и саманные, с прогнившей крышей. Вова живет недалеко от школы, вот уже и пришли.

Из-под ворот визгливо залаял пес. Вылезла косматая башка с оскаленными зубами. Вова отпрянул назад, а Турка, недолго думая, ткнул в морду псине кроссовкой.

Шавка взвизгнула и скрылась.

– Проклятые соседи, Сомовы, – сказал Вова. – Не следят за своими псинами. Отец их из воздушки стрелял, я кирпичи швырял, а они продолжают к нам лазить. Приколи, идиоты: самим жрать нечего, и целую свору держат!

– Может, как раз их и хавают? – предположил Турка. – Щяшлик жярят, да?

– Детей тоже целая куча… Что ж, они, по-твоему, и их жрут?

– В школе никто из детей не появляется, – пожал Турка плечами, и пацаны засмеялись.

Стало как-то полегче.

– Давай уж рюкзак. Блин, я вообще про него забыл!

Турка передал рюкзак и потянул молнию:

– Сейчас, папку заберу. Ладно, давай! Мож вечером заскочу.

– Зайти не хочешь? Поиграли бы, это самое…

– Да не, что-то неохота уже.

– Ага. Ну, пока. – Они обменялись рукопожатиями, и Вова, накинув одну лямку рюкзака на плечо, стал возиться с калиткой.

Скрипнули петли, звякнула задвижка. Турка побрел домой.

* * *

Турка сделал на брусьях шесть подходов, постепенно спускаясь от тридцати пяти повторений. В шестом подходе получилось сделать всего лишь двенадцать раз. Поподтягивался – тоже шесть подходов, примерно по четырнадцать-пятнадцать раз. Лучшим результатом на перекладине Турки было двадцать три раза, так себе результат. Брусья намного легче даются.

Он здорово вспотел и устал. Даже майку скинул и подставил смуглую кожу солнечным лучам. На плечах уже начинают вылезать прыщи и угри, летом не было. Стоило поторчать на уроках, вспотеть несколько раз в пыльных кабинетах, и сразу сыпь.

Он немного посидел на пеньке возле турников, отдыхая. Хорошо. Во время тренировок все проблемы отходят на второй план. А после повышается настроение, и минут на десять будущее представляется безоблачным и счастливым.

Потом магия пропадает. Снова видишь покосившиеся домишки и хмурые лица, снова мерзко на душе.

Они ведь, можно сказать, опустили Вована. Он, когда в себя пришел, то сразу понял. Почувствовал запах.

– Привет. Занимаешься? – послышался хриплый голос. Турка вздрогнул и обернулся.

– А, испугала. Привет, Ларит.

– Курить есть?

– Да я бросил.

– Кому ты чешешь! – засмеялась девушка. Турка только сейчас разглядел темно-синие круги под глазами.

И как похудела! Руки-веточки, ноги тоненькие, скулы выпирают из-под кожи. Одета в потертые джинсы и короткую, всю в пятнах маечку. Под ней не угадывались чашечки и бретельки лифчика, грудки выпирали, а кожа на шее была в пупырышках.

«Морозит ее, что ли», – подумал Турка.

Раньше она ему даже нравилась, а сейчас… похожа на малолетку, нацепившую мамины тряпки. Тусклая как мумия, губы сухие и с трещинками.

– Правда, сигарет нет.

– А деньги? Мне очень надо, – Ларита затравлено глядела на Турку. – Займи, а! Рублей двести…

– Может тыщу сразу? Да нету у меня!

– Хотя бы полтосик дай. Хочешь это… Прямо здесь.

– Дура, что ли? – скривился Турка. – За полтос!

– Ну, мне очень н-надо!..

– На что?

– Так… Нужно! – ее пробил судорожный озноб. Как при высокой температуре. Турка встал и смахнул со лба пот. Кожа на лице девушки просвечивала синевой, в глазах плескались чернильные кляксы.

– Ларит, не грузи! – Тогда она медленно, словно зомби, взялась за низ майки, глядя куда-то вдаль, сквозь Турку. Взяла пальцами подол с двух сторон и потянула вверх.

Открылся вид на задорно торчащие грудки. В пупырышках из-за ветерка, совсем небольшие, но неожиданно привлекательные.

– Вот, – Ларита закашлялась, глядя по сторонам. – Нормал? Дай сотку, а!

– Нету, – одними губами произнес Турка, пялясь. Так близко голую женскую грудь ему видеть не доводилось. Девчачья раздевалка – в тот раз – не в счет.

Ларита скрипуче засмеялась:

– Ну и иди, передергивай тогда, нищеброд!

И ушла. Турка некоторое время глядел на перекладину турника. От хромированной поверхности отражался свет, и высокое голубое небо над турником казалось таким свежим и чистым, что от него хотелось отщипнуть кусочек.

Турка покачал головой, прочистил горло. Сплюнул в сторону и пошел домой. Бегать на стадионе ему расхотелось.

* * *

Турка заварил кофе и отнес кружку во двор. Подумал и все-таки вытащил из маминой пачки «Альянса» сигарету. Одну штучку он сегодня точно заслужил. А маме врачи запретили курить, и она перешла на более легкие. Вообще нет смысла: теперь курит больше сигарет в день, вот и все.

Курил он с наслаждением, растягивал удовольствие. С каждой затяжкой мышцы расслаблялись, а голова заполнялась приятной тяжестью. Дышать стало немного легче, из горла ушла мокрота. Не так-то просто бросить курить. Особенно если четыре года впихивал в себя по пачке в день. Турка выпускал дым сквозь ноздри. О школе не вспоминал. Черт с ними со всеми.

Что же произошло с Ларитой? Она на год младше, в восьмом учится. Только была ли она в этом году в школе? По виду не скажешь, что ей есть дело до учебы.

Ларитой успел попользоваться весь район. По слухам, девственность она потеряла в одиннадцать, с каким-то старшеклассником. Потом стала водить в свой сарайчик пацанов – не одного, а сразу двоих-троих. Оставалось только удивляться, как это ей удается не залететь.

И куда смотрели родители? Вроде бы непьющие, адекватные более-менее.

Шуля говорил, что Ларита заразная. Он-то по этой части спец. Турка подавился кофе и закашлялся. Поставил кружку прямо на землю, прочистил гортань, смахнул слезы. Сигарету Турка чуть не докурил, и теперь глядел на дымящийся окурок с неприязнью.

Интересно, курит ли новая учительница?

Как там ее зовут? Мария Владимировна?

Турка вспомнил, как колыхалась грудь под водолазкой училки. Затушил сигарету и вылил в горло остатки кофе.

Что ж, родителей дома нет, самое время снять напряжение…

* * *

В этот раз не потребовались секретные диски. DVD-проигрыватель врубать не стал. Лег на кровать и стал представлять учительницу. Потом Конову. Затем подумал о Ларите, о том, как она подняла маечку. Можно было бы оприходовать ее прямо там – сказал бы, что заплатит потом.

«Заразная же небось», – подумал Турка. И поморщился.

Пальцы обтер о диванную накидку, с изнанки.

После Турка лежал, и по всему телу разливалось блаженное тепло.

Турники – это здорово. От занятий пульсировали и горели ладони. На каждой уже образовалось по пять мозолей и на подушечках пальцев – тоже.

Вовка не был оригинальным. Он шутил насчет мастурбации.

– Хе-хе! От турник-о-ов мозоли, коне-еечно!

Турка только ухмылялся в ответ. Все этим занимаются, чего уж тут скрывать. Стоит ли стесняться? Ну, обычно по этому поводу парятся девственники или те, у кого нет девушки. Турка знал, что часто мастурбировать (выражаясь научным языком) – вредно чисто психологически. Конечно, не ослепнешь, но это дело расслабляет, и ничего после не хочется. Ни гулять, ни девушку искать. У Вована так и вовсе Интернет, и они с Аликом знатоки актрис – обсуждают вечно.

Охота забивать голову!

Алик все твердит, что хочет снять какое-нибудь эдакое видео на свою «Нокию».

Так, размышляя о том о сем, Турка уснул.

Глава 4 Физра

Вовка появился ко второму уроку. Первой была география, и Олег Анатольевич двадцать минут проводил опрос. Каждый вставал и рассказывал абзац из параграфа, подглядывая в учебник.

Мало кто читал дома географию, разве что совсем уж какие-нибудь ботаны. Турка тоже ответил на «четверку», в книгу почти не подсматривал.

Вторая – Мочалка с матешей, третий – русский язык.

Тузов и остальные вели себя так, как будто накануне ничего не произошло. Только посмеивались за спинами Вовы и Турки.

От вчерашней безоблачной летней погоды не осталось и следа. Небо затянули тучи, из них на землю просачивалось что-то непонятное: мелкая распыленная пульверизатором пыль.

Серые стены школы влажно блестели. На ее фасаде красовалась огромная, во всю длину, мозаика, и каждый ее камешек будто был покрыт лаком. Мозаика изображала мальчика и девочку с красными советскими звездами на груди. За ними по пятам неотступно следовало солнце – желтые, оранжевые, красные лучи. Если бы не отстраненное выражение на мозаичных физиономиях и не черные миндалевидные глаза, то можно было бы подумать, что светило хочет спалить школьников живьем.

Отсидели русский язык, потом литературу. Рустам Асламов и Муравей до сих пор читают по слогам. Впрочем, банда Тузова от чтения вслух отказывается, так что неизвестно, получилось бы у них лучше или нет.

В прошлом году русский и лит-ру тоже вело ЭТО. Бывшая библиотекарша. Возможно, она обчиталась книг и решила, что в состоянии работать преподавателем. А может, просто не удалось найти никого другого. Короче, именно эта бабка в толстенных роговых очках, чуть выше табуретки ростом и заменила преподавателя. Левая рука у нее была искривлена, изогнута под нелепым углом – неправильно срослась после перелома. Она так и таскала книги в этом сгибе, выпятив локоть.

Правда, кому нужен этот русский язык и уж тем более литература? Книги Турка особо не читал. Да и нет их дома. В библиотеку, что ли, идти? Так это для ботаников.

Наконец, физкультура. А историю поставили последней. Так бы можно было сразу идти домой.

– Фигня. Все посваливают, наверно. Я останусь, мало ли что. Да и на новенькую хочу посмотреть. Блин, какая она классная!

– Сексознание, – хихикнул Турка, но Вовка тут же свел брови. Они пришли в раздевалку первыми и принялись переодеваться. Турка поддел шорты прямо под джинсы, а приятель притащил форму в отдельном пакете. Даже носки взял.

Раздался шум, крики. В дверях раздевалки застряло несколько человек – близнецы, Петька Русаков, Шарловский, Вол – у него моментально покраснела и начала раздуваться голова. Он издавал истерическое хихиканье и отвратительно «скрипел». В спину ребят толкали, и вот целая гурьба людей, словно капельки лопнувшего мыльного пузыря, ввалилась в тесную комнатушку.

Кажется, в третьем классе Петька Русаков напоролся на гвоздь и распорол живот от пупка и до грудины. Крови вытекло целое море. Сам он плакал навзрыд и обделался – от болевого шока, как сказали.

В другой раз в давке сломали руку Березину, и тот ходил с гипсом три недели. В общем, перед физкультурой, особенно если длинная перемена, всегда мутили что-нибудь. Устраивали темную – веселуха еще та.

Всех затаскивали в раздевалку, кто-нибудь держал снаружи дверь. Свет выключали и начинали гасить друг друга – ногами, кулаками. Пинали, толкали. Кто-то прятался, а кто-то вступал в открытую схватку. Суть была в том, что даже самый слабый мог бить сильного, можно было отомстить своему обидчику, и никто бы не узнал.

Хотя у Крыща были свои способы. Он просто разбивал «раму» всем подряд. Стоит класс на построении перед началом физ-ры, Анна Имильевна выйдет куда-нибудь, и Крыщ начинает втаскивать всем по очереди в грудак. Прямо в солнечное сплетение. Кто увернется – получает уже настоящих люлей.

Так, одна из «темных» закончилась для Филимонова сотрясением мозга.

В другой раз в раздевалке подвесили на крючки Касю. Он болтался там какое-то время, пока олимпийка не лопнула.

Турка и Вован с трудом пробились к выходу. Оба были в футбольной форме: первый в нисколько не потускневшей от времени майке «Манчестер Юнайтед», с белой фамилией на спине, второй в полосатой форме «Ювентуса» – сзади желтый десятый номер.

К ним присоединился Русаков. Одет он был в смешные короткие шорты и помятую футболку.

– Фу! Ты че, не стираешь ее?

– М-м, стираю, – отозвался Петя, оборачиваясь на вопли из раздевалки. – Сегодня какой-нибудь норматив сдаем?

– Подтягивания. Ну, Турке опасаться нечего, да?

– Ага, – Турка потянулся и зевнул. «Крылья» после вчерашнего немного побаливали. Да и передние дельты тоже. Фигня, грудь должна болеть, или трицепс на худой конец, а вот поди ж ты!

– Вы на историю пойдете? Эх, домой надо после физры, до-мой!

– Сходим. Ты что, забыл, кто ведет? Фигуристая наша, подружка.

Вова, несмотря на синяк под глазом и царапины, тоже вел себя вполне обычно. А у Турки засел в груди осколок ледышки. Он знал, что Тузов на этом не остановится. Сейчас небольшая передышка, но завтра или послезавтра – в любой момент – он снова что-нибудь выкинет. Не понимал Турка веселого настроения друга.

– Что-то ты кислый. Нормальный день ведь! Чо там, матеши завтра нет? Шикарно! А в субботу первая геометрия?

– Хренометрия, – пробурчал Турка. – Ненавижу. Что родители? Спрашивали насчет фингала?

– Ага. Отец как будто бы обрадовался. Говорит, «я уж подумал, что ты совсем в компьютерном мире увяз». Они же типа с мамой беспокоятся, что я мало гуляю. Фу, как у тебя майка воняет! Врешь же, что стирал!

Подошел толстенький Алик. Он был в белой футболке со значком «БМВ» впереди и надписями на английском.

– Алик, скажи, воняет от Петькиной майки?

– А, у меня нос заложен, – прогундосил толстяк. – Не чувствую.

– Я стирал ее, просто не гладил!

– Ты к подтягиваниям готов? – поинтересовался Вовка. – Или опять руку качал вчера?

– Качал! – расхохотался Алик. – Там такие бабы, ух… С училкой как раз загрузил видео. Эти там придурки, олигофрены – я не знаю – месят друг друга в раздевалке. Что вчера у вас за тема-то была? Драка, не драка?

– Конфликт, – расплывчато пояснил Турка.

Рядом ошивались одноклассницы, и не хотелось рассказывать подробности при них. Да и вообще об этом толковать было неохота.

Турка поглядывал на зады, обтянутые лосинами самых разных цветов: красные у Кондратьевой, светло-голубые у Слютиной, в полосочку у Ковалевой, зеленые у Хазовой. У Воскобойниковой коротенькие шортики, половинки попы выглядывают из-под ткани. Аппетитные полукружья, загорелые бедра. Летом времени даром не теряла. Но все равно ей далеко до Коновой. Когда Ленка при полном макияже, с густо подведенными до черноты глазами, в свитерке, сквозь крупную вязь которого просвечивается темный лифчик, и в короткой юбке…

Хотя вдруг ее и впрямь изнасиловали, и теперь у нее «психологическая травма». Последнее выражение постоянно повторяет англичанка в группе Турки. Она хороший преподаватель и добрая, объясняет понятно, а если и кричит, то редко и только по делу.

Вряд ли у Коновой травма, иначе не стала бы она так одеваться.

Построились после звонка. Пошли обычные шуточки классной и проверка соответствия формы, а еще каждый предъявлял сменку, точнее, должен был сунуть под нос Анне Имильевне вонючий, пыльный пакет с обувью. На деле переобувались немногие, а она ставила точки, которые потом обещала превратить в «двойки».

– Русаков! Ты жевал, что ли, свою футболку?

– Да она просто из такого материала. Ее нельзя гладить, – ответил Петя. Он стоял в середине строя, рядом с Туркой. Первым стоял высоченная шпала – Батраков. За ним Тузов, потом Уфимцев. Вол и Шуля форму не брали: один был освобожден из-за той-самой-операции, а второй переодевался, только когда хотел. Нормативы даже иногда сдавал.

В строю девчонок самая высокая Ковалева. Так себе баба, худая, еще и огромная щель между передними зубами. Вроде как она убегала от Уфимцева, споткнулась и приложилась зубами к мраморной ступеньке. Передние резцы треснули, вывалился треугольный кусочек. Вроде как Уфимцев должен был выплатить ей деньги на восстановление улыбки, но вот так и не сделал этого. Их семья и так с хлеба на воду, какие уж тут зубы?

Побежали по кругу, махая руками, подпрыгивая. Потом гусиным шагом, затем прыжками, как лягушки-переростки. Крыщ пнул под зад Русакова, который завалился вперед, зацепил Алика, и тот тоже упал. Анна Имильевна засвистела – на ее массивной шее всегда болтались шнурки: с секундомером, со свистком, с измерительной лентой – для прыжков.

Турке еще с утра хотелось пить, постоянно в горле пересыхало. Но не будешь же из-под крана глотать воду. Пару лет назад во многих школах прошла вспышка желтухи, и вроде бы как говорили, что всему виной грязная вода. С тех пор Турка даже дома пил кипяченую воду.

– Аккуратнее! Асатрян!

Крыщ занимался в туфлях. Обувь скользила по крашеному дощатому полу, противно скрипела и оставляла черные полосы.

…Хотя шеи-то у Анки по большому счету не было. Она толстуха, еле в двери проходит. У нее сестра-близнец, и когда-то они действительно были спортсменками, принимали участие в каких-то там этапах чемпионата России по синхронному плаванию. Но теперь они давно замужем и при детях, обрюзгли и разожрались. И вот одна преподает физкультуру в школе, а чем занимается вторая – черт знает. Турка пару раз встречал ее на районе, здоровался, путая с классной руководительницей, и та лишь молча кивала.

Наверное, привыкла, что ученики путают ее с сестрой.

– Теперь приставным шагом!

Все повиновались.

Побегали еще немного, рассчитались на «первый-второй». Турка был «вторым» и сделал по команде Анны Имильевны два шага вперед.

Началась зарядка. Размяли шею, плечевой пояс, таз. Многие смешно вертели задницами. В зале немного потемнело. Тут высокие окна, под стать потолку. До него вообще метров восемь. С наружной стороны окна прикрыты пластиковыми плафонами, похожими на рифленый забор или полупрозрачный шифер, и плафоны эти от дождей и сырости покрыла зеленоватая короста.

Душно. С внутренней стороны от мячей окна защищала огромная сетка вроде футбольной, и свет сквозь такой заслон проходил скверно. Когда ты в зале, невозможно определить, какая погода на улице. Сейчас Турке казалось, что вот-вот хлынет дождь.

Он жалел, что ему достался второй номер, иначе бы понаблюдал сейчас за Воскобойниковой. Она выгибала спину и наклонялась вместе со всеми, выпячивала зад и оттопыривала вперед грудь.

Вспомнил о Ларите. Вовке он вчерашнюю историю рассказал, и тот почти не удивился. Мол, чего ж ты хотел от наркоманки. Турка не поверил. Конечно, Ларита спала со всеми без разбору, но наркотики? Причем Вовка имел в виду вовсе не траву, а именно шприцы и героин. И откуда бы ему знать?

– Теперь сдаем «подтягивание тела в висе на перекладине», – скомандовала Анка и свистнула. – Вызываю по списку.

Пока она ходила за журналом, начали лупить баскетбольный мяч. Шуля со всей дури пробил по оранжевому снаряду с полосками. Мяч врезался точно в лицо Воскобойниковой.

Она упала. Ее тут же окружили подружки-приспешницы. Подняли, отряхнули, и Воскобойникова обвела всех ошалелым взглядом. На щеке у нее расцвело красное пятно. Девчонки тараторили:

– Все в порядке? Алин, ты как?

– Больно?

– Ой, след-то какой!

– Синяк будет!

Узор пупырышков от мяча отпечатался на щеке, пятно расширилось, в глазах Воскобойниковой заблестели слезы. Слютина и Хазова повели ее умываться, а Шуля как ни в чем не бывало продолжил прерванное занятие – он проходил один из уровней в «Гравити». Эта игра была на пике популярности пару лет назад, сейчас все уже про нее забыли, но Шуля вот матюкался на гонщика, тыкая пальцами с обгрызенными ногтями в кнопки поцарапанного мобильника.

Вернулась Анка с журналом, поставила табуреточку напротив турника и стала листать страницы, слюнявя пальцы-сосиски.

– Асламов, прошу. Батраков готовится.

Рустам молча встал с лавки. Одет он был в серые шорты и серую же футболку. На ногах простецкие кеды за триста рублей с Центрального рынка. С желтыми подошвами, все в таких играют в футбол. Бутсы только у Березина, но он серьезно занимается.

Рустам жилистый, коренастый. Подпрыгнул, зацепился и повис на перекладине. Молча, как робот – одно повторение за другим, без всяких гримас и пыхтений. Сделал восемнадцать раз, Анка опустила голову (в чахлых волосах Турка разглядел перхоть) и поставила отметку в журнал. Рустам продолжал подтягиваться.

– Кто-нибудь, остановите уже эту машину! – выкрикнул Проханов Ваня.

Все засмеялись.

Скрипнула дверь, зашла Воскобойникова с красным лицом. Анка спросила, что произошло, девчонки из «свиты» объяснили. Анка начала искать виноватого, но оказалось, никто не видел того, кто пнул мяч, ну а Шуля, естественно, не признался.

– Трусы. Позорники. Разве это мужчины? Тьфу! – Анка покраснела, но больше ничего не добавила. На Турку накатил стыд. Ну если бы мяч попал в другую девчонку, он, может, и выдал бы Шулю. А так, Воскобойникова… Вообще плевать на эту козу. Она вечно всякие козни плетет.

Так и пошло. Кто-то делал нужное количество повторений без особых усилий, кто-то, как например Алик или Ваня Проханов, не мог сделать и одного раза. Русаков разминался на соседнем турнике, ожидая своей очереди, и Вол сдернул с него шорты. Снова все засмеялись. На лице Анны Имильевны появилось странноватое выражение.

– Вол! Вышел из зала.

– А чо?

– Вышел, я сказала.

– А ЧО?!

– Ты болен?

– Нет.

– Тогда почему без формы? У-х-о-д-и.

– А чо? – повторил Вол. Анка смерила его долгим взглядом и листнула журнал, вздыхая. – Уфимцев!

Шуля тоже вызвался подтягиваться. Долго готовился и плевал на ладони. Выполнил свои честные десять повторений и побил себя кулаками в грудь, как будто забил гол в финале чемпионата мира по футболу. Он всегда так праздновал голы, если забивал. Не важно, на турнире за школу или просто на дворовой площадке.

Пацаны спросили, можно ли поиграть с мячом, и Анна Имильевна поморщилась:

– У нас футбол в программу не входит. Первая четверть – беговые упражнения. Сегодня не пошли на улицу, потому что там везде песок и грязь. Площадку не доделали еще. Да и небо хмурится. Синоптики дождь обещали. Вторая четверть – сдаем нормативы в зале, броски в кольцо, баскетбол. А потом волейбол у нас. Футбола в программе нет, – повторила она.

– Ну пожа-а-алуйста, ну Ан Ими-и-иллльн-а! – начал канючить Березин, а за ним и остальные «футболеры». Анка решила еще немного поломаться для приличия:

– А чем вы играть будете? Мяча-то ведь нет.

– У меня есть! – подорвался Вовка. – Можно ключи от раздевалки?

Анна Имильевна протянула ему связку, Вова выбежал из зала.

Вернулся быстро, но без мяча.

– Кто-то забрал. Кто украл, а? – он снова был бледный, ключи позвякивали в руке. – КТО?

В ответ – лишь смех и пожимания плечами. Вовка чуть не плакал. Анна Имильевна молча пошла на второй этаж. Металлические ступени чуть не прогибались под тяжелой поступью.

Спустя несколько секунд в зал полетел мяч. За него тут же началась борьба— Березин успел первым и убрал на замахе Шулю, а затем развернулся вокруг своей оси. В спину ему врезался Тузов, Березин картинно упал…

Поделились, и, конечно, Турка оказался в одной из слабых команд. Вовка нормально играет, но остальные три игрока – это Максимка-ботаник, Женя-Муравей и Кася. Что с таким составом делать? Муравья сразу определили на ворота. Да он и сам не протестовал. А потом вдруг вытащил из кармана садовничьи перчатки. Тряпичные, с синими пупырышками.

– Фига се! Касильяс!

– Буффо-о-нище, – усмехнулся Турка. – Давайте играем. Я в защите буду. Макс, ты со мной. Просто выноси мяч, да и все. Вперед или в аут – куда угодно. Долго не возись.

– Ага, да, – кивнул Максимка. Он постоянно что-то бормотал под нос, пребывая в параллельном пространстве. Такой «чокнутый профессор» с вечно всклокоченными волосами.

Первый матч играли с командой Березина. Муравей потянул пару дальних «выстрелов», разок спас, когда Андрей выскочил один на один. Вообще, стоял он неплохо. Турке приходилось орать на Касю и на Вовку – они теряли мяч впереди и не возвращались в защиту.

– Уроды! Бегайте давайте!

Анка знай себе посвистывала. Арбитр с нее был аховый. Но Турка изголодался по футболу – целое лето не играл! Поэтому даже поражение не расстроило.

– Макс, красава! – тяжело дышал Вовка. – Установку выполнил! В следующий раз бей все-таки в сторону чужих ворот.

– Хорошо.

Команда Тузова играла с командой Березина. Андрей прошел сразу трех человек, усадил на задницу вратаря и забил в пустые ворота. Крыщ бросился в ноги Уфимцеву, тот сделал чуть ли не сальто и, вскочив на ноги, полез драться. Крыщ похлопал его по щеке, а Уфимцев хотел ударить Крыща в лицо, но на него накинулись остальные и удержали. Крыща тоже держали, он нелепо выкидывал ногу-в-туфле, пытаясь достать противника.

Анка засвистела.

– Асатрян! Желтая карточка.

Игра продолжилась.

Забил и сам Тузов своим широким, как стол, лбом. Рамис подал с угла поля, а Тузов переправил мяч в сетку.

Так время и закончилось. Победителя не выявили и решили бить серию пенальти. Лупили в основном мимо. Только Березин четко положил мяч в самый уголок – от штанги. Затем забил с пенальти Шуля и проехался на коленях по крашеным деревяшкам.

– Блин! С Тузовыми играть! Вот дерьмо.

– Ничего, тактика та же. Макс – выбиваешь куда-нибудь, в аут – пофиг. Пошли!

Тузов пробил без свистка, Муравей взял мяч намертво. Развел на Вовку, а противники завозмущались:

– Э, мяч на базу! Это мы так, не считается!

– Считается! – возразил Вовка.

– Э, ты уткнись там, Гнич!

– Мяч на центр! – свистнула Анка. – Разводит команда Сергея.

Вова от души зарядил мячом в Крыща, а тот увернулся, цокнув подошвами туфель по паркету. Потом сделал страшные глаза и провел ребром ладони по горлу.

Матч стартовал. Команда Тузова играла грубо. Тыкала локтями в лицо, старалась попасть не по мячу, а в голени или сзади – по пяткам. Анка не свистела, а вскоре и вовсе куда-то ушла.

Тогда и началась бойня.

Все вокруг свистели и улюлюкали, махали руками и подсказывали. Турка уже здорово вспотел и запыхался. Муравей тащил мяч за мячом, чуть ли не после каждого удара его добивали ногами, тыкали носками кед прямо в лицо, в пах. Он уворачивался, не обращал внимания на цепляющиеся за его свитерок пальцы, и вбрасывал мяч. В основном на Вовку. Тот обводил несколько человек и бил.

Один из таких проходов закончился голом.

Началась потасовка. Крыщ ткнул Вове под дых, тот согнулся. Турка хотел тоже ворваться, закричал, но на пути вырос Тузов. Он толкнул массивным, словно колонна, плечом Турку в грудь и задержал его. Вовку в это время месили уже двое: к Крыщу присоединился Рамис. Затем засвистела Анка, затопала ногами.

– Прекратить драку! Мальчики, прекратите! Да разнимите же их!

Никто никого разнимать не стал. Вол дорвался до баскетбольного мяча и пробил по воротам. Муравей решил не ловить, и мяч прорвал сетку. Она мягко скользнула по воротам и опустилась на пол, как женская ночнушка.

Послышалось далекое дребезжание звонка.

– Никто никуда не уходит! Построились! Дебилы, уроды! – Анна Имильевна продолжала свистеть, попутно отпустила подзатыльник Крыщу, а Вовка снова утирал с носа кровь.

Класс медленно и неохотно строился в шеренгу. Стихли обычные разговорчики, и лишь отдельные смешки отражались от потолка и стен.

Начался обычный урок, с вопросами без ответов. Сколько их уже выслушал Турка? И какой от них прок? Когда стоишь, потупив глаза, и думаешь о столовой, о попках одноклассниц, о том, как тебе хочется домой, и что надоело уже слушать этот бред.

И ты знаешь, что не изменишься, пока сам не захочешь, что бы там кто ни талдычил.

А сам ты меняться не хочешь. Потому что тебе плевать, и о будущем думают только какие-нибудь умники или старики, а ты учишься в девятом классе, и тебя волнуют лишь собственные желания, и нет дела ни до экзаменов, ни до университета и уж тем более до будущей работы.

Голос классной руководительницы эхом разносился под белым сводом потолка. Турка хотел спать и пить. Уйти, что ли, с истории? Но там же эта, училка…

После лекции Анна Имильевна проверила сетку и сказала Волу, чтоб тот принес деньги или новую сетку, а он опять завел свою песню: «А чо?»

Так прошла физ-ра.

Глава 5 Контрацепция

Турка сходил в столовку и купил бледного чаю в граненом стакане. Пускай и не вода, но точно лучше, чем пить из крана. Чай хотя бы кипятком заливают.

Под низким потолком столовой кружили мухи, как миниатюрные истребители. Воздух был густым и спертым, стояла влажная духота. Еще Турка взял кругленькую пиццу. Пацаны прикалывались, что вместо колбасы с сыром в тесто запекают крысиные хвосты и кишки.

Шуля бродил по столовой и стряхивал «по мелочи» с лошков. Турка тоже этим раньше занимался. А что, хочешь перекусить, а денег нет. Попросил у того рубль, у того два, вот тебе уже и обед.

Сейчас это показалось ему глупостью. Здоровенный лоб выпрашивает подачки у малы́х. Хотя раньше делал ведь так, и что такого, вроде?

Один пацанчик из пятого класса пил густой малиновый кисель. Шуля подошел к нему и сказал:

– Малой, есть чо по мелочи?

– Не, нету.

– Что у тебя тут? Кисель? – Шуля покосился: на входе географ. Застыл и следит. – Смотри, муха села на край стакана! Фу, а ты пьешь. Да она личинку туда отложила, я видел. Слышь, мало́й! Не чеши – гони рубль.

– Правда, нету!

– Я тебя запомнил, – пригрозил Шуля. Кинул быстрый взгляд – географ скрестил руки на груди. Пацанчик пожал плечами и продолжил хлюпать киселем.

На историю собирались медленно. Мария Владимировна уже сидела за столом. Сегодня на ней была более плотная кофточка, белая с расклешенными рукавами и воротником-оборкой. Вырез V-образный, ткань натянута на груди достаточно плотно. Училка встала, взяла пыльную тряпку и стерла конец «сентября» (кто-то подписал вместо «р» букву «л»). Двумя пальчиками подхватила кусочек мела и начала выводить месяц заново. Буквы витиеватые, у Хазовой похожий почерк. Сплошные кургульки. Прописная «т» похожа на «м». «И», «ша» и «эль», написанные в одно слово, превращаются в сплошные английские «u».

– Звонок был? – спросила она, не оглядываясь. Мел скрипел по доске, на пол летели мелкие пылинки.

– Был, – ответил Вова и подмигнул Турке. На первой парте уже располагались близнецы Водовозовы, на привычном месте сидел умытый Рустам (он даже полотенце с собой носит), впереди Турки устроились Петя Русаков и Максимка. Последний, по обыкновению, чему-то усмехался под нос, искоса поглядывая по сторонам.

– А где ж остальные?

– Физкультура была.

– И что? – улыбнулась Мария Владимировна. – Хотя, в общем, я же сказала, что никого не держу. Учеба – дело добровольное, тем более на моих занятиях. Неохота, чтоб среди урока базар начался. Не буду говорить банальности, вроде «это вам нужно, а не мне», просто выставлю тройки в конце, да и все. Жалко, думаете?

– Так можно не ходить на уроки? И получить тройку просто так?

– Да, можно, – кивнула Мария Владимировна.

Вовка оживился, поглядел на Турку. Тот пожал плечами. Разыгрывает, наверно, их училка. Без году неделя в школе, а уже какие-то сказки рассказывает, новшества вводит.

– Только вы остальным не говорите, – проснулся Русаков. – А то вдруг кто-нибудь зайдет, и это самое… И вообще, вы же преподаватель! Разве так можно – разрешать ученикам…

– Петька, заткнись! – зашипел Вова. – Блин, а кто ж у меня мяч утащил? Он хоть и старый, но нормальный еще. Минька настоящая, не прыгает же! Дерьмо собачье… Я проверил кое-какие сумки, но без толку. Думаю, эти… – он мотнул головой.

Голоса вплыли в класс, хлопнула дверь. Шум, смех и ругательства, шарканье многочисленных подошв по паркету. Целая толпа ввалилась в кабинет, переговариваясь и хихикая.

– Разве не было звонка? – спросила Мария Владимировна. – Вышли и зашли как положено. Постучали, спросили разрешения.

Заново зашли только наиболее адекватные. Тузов и компания «не услышали» замечание. Они расположились на «камчатке», без спросу открыли окно – задребезжало стекло.

– Мы после физ-ры! – пояснил Рамис. – Щас вонять будет.

Учительница изогнула бровь, но ничего не ответила. Села на стул и принялась листать журнал, покусывая кончик большого пальца. Турка разглядел кроваво-красные ногти.

Стало интересно: какие они на вкус, ее пальцы. Наверняка нежные и пахнут каким-нибудь мылом-кремом.

Турка никогда и никому не признался бы в собственных фантазиях. Насчет пальцев училки.

Появились Вол и Шуля. Они тоже проигнорировали просьбу выйти и зайти как надо.

– А чо? – только и ответил Вол.

– Итак, начинаем урок, – улыбнулась Мария Владимировна. – У нас интересная тема. Новейшая история. Учебники у всех есть? Сегодня я немного расскажу о большевиках, что они вообще хотели, и как зародилось революционное движение. Вообще, планирую показать вам фильм про Романовых. Это последняя правившая династия Российской империи. Знаете, что с ними произошло?

– Им поотрезали бошки! Всем! – выкрикнул Проханов. Многие загоготали.

Учительница кивнула:

– Верно. Только в следующий раз, если вы что-то знаете, лучше поднять руку. Тогда я поставлю в свой блокнотик плюсик. Накопится пять плюсиков – и это уже пятерка.

– Фига се, крутяк! – опять Проханов. Снова все засмеялись, а Мария Владимировна только вздохнула.

– Проведем перекличку.

Снова список фамилий и привычное: «Я!», «Здесь!», «Туточки!» Кто-то молча поднимал руку. У Турки в голове бродил приятный туман, и от него тяжелели веки, и голова сама легла на парту.

В открытые окна врывался прохладный ветер вместе с мельчайшими капельками измороси. Небо заметно потемнело, и на фоне стального заслона клубились серые завихрения туч.

Воздух в классе сгущался от кислых миазмов пота.

Некоторые после физкультуры не переоделись. У Березина торчали из подмышек рыжеватые волосы.

Учительница рассказывала о большевиках, о кружках каких-то. Закуток Тузова и прочих дышал шумом и смехом, пацаны что-то разглядывали под столами. У Вола щеки сделались бордово-фиолетовыми, а на шее вздулась жила. Он сидел за последней партой среднего ряда, все время нырял под крышку парты и подначивал громким шепотом: «Давай! Да давай!»

– Ау! Прекратите разговаривать, мальчики!

Ноль внимания. Учительница продолжала рассказывать про план, в какой четверти что будет. Турку из истории волновала только Великая Отечественная война, Сталин, Гитлер, великая Красная армия и ее подвиг под Сталинградом, битва на Курской дуге и так далее. Вот как раз летом Турка книгу на эту тему прочел, настоящий учебник. Да только отец сказал, что историю перевирают, а правды никто не скажет, потому что каждый тянет на себя одеяло.

Но все равно интересно. И про газовые камеры, как мучили нацисты людей в концлагерях, какие опыты над ними ставили. Жалко, что про это не рассказывают в школах. Было бы круто. Вообще, в школе порой какие-то ненужные вещи приходится учить, а самому занимательному уделяется пара строчек в параграфе.

– Да хватит уже! Попросила ведь, тише! Вы же взрослые люди. Мужчины почти! А ведете себя как малышня.

Вол хихикнул. Послышался булькающий звук. Тузов сохранял каменное выражение на своем грубом лице, Крыщ смеялся в кулак, а Рамис всхлипывал со слезами на глазах.

Мария Владимировна поплыла по ряду. Каблуки тук-тук. Тук-тук. Сегодня она тоже была в юбке, чуть более строгой. Она прошла в конец класса, внимательно глядя под крышки парт. Вол прекратил смеяться, но на дне тупых, блестящих, словно пуговки, глаз плескалось безумное веселье.

– Хватит ржать. Или, может, мне расскажете, над чем хохочете?

– А чо? – ответил Вол и почесал сальные волосы. В воздух взвилось облачко перхоти.

– Заткнись, Вол! – прикрикнул Проханов.

– Да пошел ты, – отозвался Вол и снова прыснул. Учительница внимательно оглядела банду Тузова, заглянула под парту.

– Вы чего – домогаетесь? – спросил Шуля. – Хотите мужского внимания?

Мария Владимировна выпрямилась. Краска медленно залила персиковые щеки, затем лоб, шею и грудь. Рамис, Крыщ и Вол ухмылялись. Вовка гневно поблескивал глазами в их сторону. Турка тоже развернулся и наблюдал за представлением.

– Сомневаюсь, что ты можешь мне его предоставить. Разве у тебя есть в штанах что-то мужское?

Класс мгновенно затих. Даже в пустой комнате невозможно добиться подобного эффекта. Если бы Турка сейчас закрыл глаза, он без труда мог бы представить, что находится в аквариуме. Отголоски улицы, влетавшие в окно, казались чем-то призрачным. Как медузы, они колыхались и дрожали под потолком.

После все взорвались. Кто-то гудел, кто-то свистел, некоторые хлопали в ладоши. Глаза у Шули налились кровью. Турка отметил, что обычно нездоровая бледно-желтая кожа на его скулах побагровела. А лицо у него отвратное, изрыто мелкими оспинками от уже выдавленных прыщей и только назревающих.

Пацаны и девчонки потихоньку затихли, перешептываясь.

Они ожидали нового взрыва.

– Хочешь, после уроков покажу? – тихо спросил Шуля.

Класс снова выдохнул. Как зрители на гладиаторском поединке.

Мария Владимировна ничего не ответила. Губы сузила в нитку. Тело (грудь-то, грудь) задрожало, будто сквозь него пустили легкое электричество.

– Ублюдок, – едва слышно пробормотала она, возвращаясь к столу. Шуля оскалился, а Вол нырнул под стол. В следующее мгновение у него в руке возник похожий на слизня прозрачный шарик с водой.

Вол выкрикнул что-то и швырнул презерватив вперед. Очевидно, он целил в спину учительнице. Конечно, промазал.

«Шарик» угодил в затылок одному из близнецов – возможно, Гришке, Турка не был уверен. Естественно, тонкий латекс прорвался, вода потекла по затылку, часть жидкости попала на зеленую доску и теперь блестела там, словно масло на подогретой сковороде. Близнец вскрикнул и вскочил, махая руками и отряхиваясь. Пятна расползлись по полосатой майке, воротник, спина – все мокрое.

– Эй! Какого хрена?! – Он поискал глазами обидчика, и щеки его быстро порозовели.

– Ах вы…

Еще один презерватив просвистел над собранными в пучок волосами училки. Он врезался в стену с влажным чавканьем, и в разные стороны полетели брызги.

Турка уже плохо понимал, что происходит. В такие моменты ты превращаешься в подобие камеры наружного наблюдения. Что бы ни происходило, ты просто смотришь, открыв рот. И фиксируешь, фиксируешь. Без всяких мыслей.

Вовка тряс товарища и что-то говорил. Мария Владимировна медленно встала и медленно же поплыла к задним партам. Хотя, должно быть, она сделала это очень быстро, но время будто остановилось. Ученики поворачивались, двигались, что-то говорили, откидывали голову и смеялись, ошарашенно таращили глаза, но все это беззвучно.

Как обычно, молча сидел Асламов.

Учительница толкнула Шулю в грудь. Некоторое время его стул висел в воздухе, стоя на паркете лишь задними ножками. Шуля махал руками, пытаясь ухватиться за что-нибудь, но не смог.

Послышался скрежет, после – грохот. Шуля все-таки сложился и упал вместе со стулом. Парта тоже сдвинулась, и по полу пробежала вибрация, будто великан потряс как следует кабинет.

Снова тишина. Турка думал, что кто-нибудь из соседних классов на этаже просто обязан заглянуть в кабинет. Обэжэшник там, географ, или математичка (и по совместительству жена Олега Анатольевича), завуч, в конце концов.

Но дверь не открывалась.

Шуля быстро вскочил. Вид у него был безумный. Видимо, он не до конца понимал, что делает. Он грубо схватил Марию Владимировну за плечи и тоже толкнул, она наткнулась задом на парту, вверх взметнулись точеные ножки. Придавила кого-то на втором ряду – вроде бы как раз Алика и Шарловского. Алик поддержал учительницу и облапал.

Ведь случайно невозможно скользнуть пальцами по кофточке, а второй рукой – по обтянутому колготками бедру.

Мелькнули черные кружева. Что-то загремело. Это Вовка вскочил на ноги, поднял над головой стул и бросил в конец класса. Наверное, он хотел попасть в Шулю.

Но немного промахнулся.

Тузов успел в последний момент чуть отдернуть голову. Заточенный о паркет металлический квадратик, венчавший ножку стула, рассек ему бровь. Из пореза хлынул поток крови, и Тузов встал, закрывая лицо ладонями. Согнулся и заревел от боли – чистый бизон.

Шуля тем временем растирал поясницу и тяжело дышал, глядя на учительницу. Мария Владимировна, морщась, встала на каблуки. Она еще сильнее дрожала. Вся растрепанная, одна пуговка с кофточки оторвалась, но учительница даже не пыталась прикрыть просвечивающее сквозь ткань белье.

– Ты… ты сумасшедший!

– Первая толкнула!

– Ты кидал… презервативы с водой!

– Отвечаешь? – проревел Шуля. – ОТВЕЧАЕШЬ, ЧТО Я КИНУЛ?!

Проханов громко захохотал, и чем-то этот смех был похож на Аршавинский. Тузов тем временем выбежал из класса, по-прежнему закрывая лицо, – кровь сочилась меж пальцев, и тяжелые капли цепочкой потянулись вслед за ним. Он чуть не сорвал с петель дверь, за ним бросились и его дружки. Про Вовку они на время забыли.

– Мне все равно, кто это сделал. Вали из класса.

– ОТВЕЧАЕШЬ, ЧТО Я?! – продолжал плеваться слюной Шуля.

– Присядь, Шуля! – проорал Турка. – Присядь и заткнись!

Он почувствовал, что, если не вмешаются другие преподаватели, дело может дойти до чего-то серьезного. Шуля с грохотом отшвырнул стул в конец класса, к шкафчикам со всяким дерьмом вроде еще советских табличек и плакатов.

А многоликое существо – класс, – молча наблюдало и наблюдало, ждало развязки.

– Чо? Ты мне указываешь?!

– Я говорю – успокойся. Хватит.

– А я говорю, что щас тебе башку раскрою, – Шуля решительно обошел средний ряд. Уже через пару секунд зловонные запахи, исходящие от бывшего приятеля, защекотали Турке ноздри.

Пот, но не из-за физкультуры. Просто Шуля не очень-то часто мылся. Не только по причине врожденной неряшливости – дома у него не было ни газового отопления, ни горячей воды. И вот он очутился со своими гнилыми пеньками зубов возле носа Турки. – Указываешь мне? Повтори, что сказал! Руки убрал!

– Сядь, – Турка почувствовал, что слова бесполезны, и не стал дожидаться очередной реплики. Резко ткнул Шулю в живот, а когда тот чуть согнулся, добавил коленом в нос и тут же завалил хрипящего соперника ударом под дых.

Опять кровь. Весь паркет залит уже.

Потревоженные парты скрежетали ножками по полу, словно расстроенные виолончели. Турка навалился на Шулю и придавил коленной чашечкой дыхалку:

– Успокоился? А? – тот в ответ шипел что-то малопонятное. – УСПОКОИЛСЯ?!

Раздался еще один чавкающий звук и плеск.

Это Вол под шумок швырнул в близнеца Водовозова очередной презерватив.

– Слезь… да слезь ты… – хрипел Шуля.

Но уже как спущенное колесо, без особого энтузиазма.

Лужи, красные лужи…

Глава 6 Откровения Коновой

Так и закончился учебный день. Турка пришел домой в смешанных чувствах. Турка не понимал, почему Мария Владимировна не позвала завуча. Да и не кричала она особо. Скорее всего, уволится или откажется преподавать в их классе. Что ж, весело было сегодня.

Хотя раньше настолько откровенного хамства не бывало. Впрочем, старшаки и не такое рассказывали. Правда, прикалывались они над старым химиком – уважением Иван Петрович Полесовой не пользовался. Сам Турка не застал уроки Полесового, только пару раз в коридоре его видел. Раздвоенный подбородок, очечки кругленькие, толстый, суетливый и будто бы утонченный интеллигент. В школе он только пару лет и продержался. Очень похож на Питера Гриффина, прямо один в один, но уволился слишком уж быстро, перевелся вроде как в колледж какой-то…

Турка пришел домой, забросил мешок на завязках в дальний угол. Потом подумал, что хорошо бы разобрать физкультурную форму, а то сопреет. Но хотелось пить и жрать, так что отложил на потом.

Он заглянул в холодильник, вытащил пакет с сардельками и кастрюлю с макаронами. Сварил три сардельки, прямо основательно прокипятил, а то уже скользкие. Макароны нагрел прямо так, в кастрюле, после вывалил в глубокую тарелку, от души залил кетчупом.

Поел от пуза. Выкурил сигаретку, выпил кофе. Все как обычно.

С неба заморосил дождик. Турка подумал, что он – ленивая задница – не стал сегодня заниматься. Вроде как физ-ра была, неохота. Сначала разогрелся, потом остыл, и снова разминать мышцы, а в такую погоду только спать и охота. Под навесом сидеть хорошо, потягивать глоток за глотком кофе и выпускать сквозь ноздри дым.

Включил телик, пощелкал по каналам. На одном шла викторина – ее вела красивая девчонка в открытом платье. Она вертелась и приплясывала:

– Кто же, кто же первым дозвонится и скажет мне слово? Внимание – приз увеличивается еще на ПЯТЬ ТЫСЯЧ рублей! Звоните – такое простое слово, друзья! Расставьте буквы в правильном порядке и дозвонитесь в студию! У нас тут прямо настоящие игры разума! – ведущая хлопала ресницами и совершала пассы ручонками.

– Вот идиоты, – резюмировал Турка. – «ЛКА-ГАЛ-ШПАР» – шпаргалка же! Придурки… – Он переключил на «Званый ужин». Лысый ведущий помогал Шандыбину готовить борщ. Переключил на МТВ. Там шел клип, и Турка принялся подпевать, кивая головой.

– Эт зе ферст дэй…

Шуля сказал, что еще разберется с ним. Да пусть что угодно несет, отморозок.

«Да я и сам отмороженный, – подумал Турка. – Или уже был?»

Сейчас он подумал, что дал родителям глупейшее в своей жизни обещание. Что будет учиться и так далее. Кому это нужно, ну кому?..

Турка накинул тонкую олимпийку, надел кроссы…

До стадиона добежал легкой трусцой. Как во сне – все вокруг было какое-то расплывчатое, а далекие здания скрывались за пеленой молочного тумана.

Ворота стадиона «Труд» оказались закрыты, лишь калитка скрипела. Турка замедлил шаг. Послышалось глухое ворчание, лай. Турка заглянул в ворота.

Так и есть, он там.

Вроде бы маленький, на кабана похож. Шерсть короткая, глазки свиные. Вместо хвоста обрубок. Шерсть короткая, коричневая.

Проклятый пес.

Турка поискал глазами хороший камешек, благо под ногами было полно щебенки крупного помола. Пес завыл и залаял, скаля зубы. Турка взял – и перешагнул порог калитки. Эта вонючая псина охраняет парковку при стадионе.

Хозяина псины Турка видел всего один раз. Это был толстый мужик, который, как и его шавка, тоже сидел в подобии будки, в небольшом вагончике-сторожке.

– Пшел вон! – Турка швырнул первый камень. Специально кинул мимо, неохота все-таки собаку калечить.

А у пса, видно, были прямо противоположные намерения, и он бросился под ноги Турке, визгливо лая и рыча. Пацан двинул тварь ногой в бок, в воздухе клацнули зубы. Тогда Турка разозлился, булыжник с глухим стуком ударил пса по хребту, и он, взвизгнув, отскочил назад, поджав хвост.

– Вали! – крикнул ему вдогонку Турка. – Отродье сраное!

– Эй, пацан! Ты собаку-то не трожь! – Из будки вывалился жирдяй. Футболка обтягивала его пузо, как вторая кожа, из-под нее выглядывал пупок.

– А чо ты за ней не следишь?! – проорал Турка.

– Так она машины охраняет! Чего ты вообще сюда приперся, щ-щегол?

– А ты как думаешь?

– Ты как со старшими разговариваешь?! – возмутился жирдяй.

– Да пошел ты, – бормотнул Турка. Не останавливаясь, перепрыгнул через небольшой железный заборчик, отделяющий резиновые дорожки с потертыми белыми полосами от асфальта, и потрусил дальше.

Стадион был заброшенным. Турка бывал тут много раз – пока не снесли трибуну. Вроде как здесь собирались и вовсе все реконструировать, чтобы потом проводить легкоатлетические соревнования. Поле теперь больше походило на огород: похоже, никто за ним не следит. Каркали вороны, целая стая. Что-то выискивали в траве, переговаривались, летали с места на место.

– Артур! Привет! – раздался девичий голосок. Кто бы это мог быть? Турка поднял голову, и рот у него разъехался до ушей.

Попа, обтянутая черными лосинами, толстовка распахнута, розовая кофточка облепила груди. Из болтающихся наушников лилась песня, и Турка сразу узнал хриплый голос Кобейна, тянущий «come as you are».

Как он сразу не заметил Ленку? Все из-за жирдяя.

– Привет! А ты чего здесь?

– Жир с ляжек сгоняю. А ты? На физ-ре не набегался?

– Да сколько мы там поиграли – пятнадцать минут? Меньше даже. Какой там у тебя жир!

Конова засмеялась.

– Решила вот сегодня не ходить на учебу. Иногда мне не хочется идти в школу, и тогда я отдыхаю. Так тяжко по утрам вставать!

– Странно, – хмыкнул Турка. – Блин, никто так не говорит. Ну, обычно пытаются отмазаться. Мол, к врачу ходила, или живот болел.

– Да мне пофиг. Ты бегать пришел или трындеть? – усмехнулась Конова. – Давай догоняй!

И вот уже Турка значительно воодушевился и повеселел. Куда приятнее бежать рядом с девушкой, и неважно, какая погода. А еще лучше бежать сзади нее и смотреть, как подрагивает обтянутый лосинами зад. На ногах у Ленки были новенькие кроссовки «Рибок» темного цвета с красными шнурками, белые носочки контрастировали с лосинами.

Пробежали круг, два, пять. Конова бежала легко и непринужденно, а Турка едва поспевал за ней с непривычки. Раньше-то он любил круги нарезать, когда-то давно. Еще с отцом сюда приходили. Правда, тот быстро сдался: больше чем на месяц его не хватило.

Пробежали еще три круга. На восьмом Турка заметно отстал от Ленки, хотя и старался изо всех сил прибавить. Куда там! Она бежит себе, а из наушников музыка льется.

Турка думал, что сойдет с ума, когда они побежали десятый круг. Он смотрел на ворон и завидовал им. Слышал, как лает тот проклятый пес, и ему тоже завидовал. Тело горело огнем, по лбу, вискам и скулам струился пот. Ветер ерошил мокрые волосы, легкие горели, и не хватало кислорода.

«Нужно бросать курить, нужно бросать курить, сколько там осталось, да хватит уже, остановись, теперь ни одной сигареты», – мысли кружились в голове Турки, как птицы, захватывая сознание.

Конова пошла шагом. Турка обрадовался. Теперь можно просто ХОДИТЬ по-человечески и дышать полной грудью, вбирать прохладный воздух всем нутром.

– Ты… как зашла… собака там…

– Да я с другой стороны. Там калиточка открытая, – пояснила Лена, вытаскивая наушники. – Хорошо пробежали. Я сюда часто прихожу, а летом так и вовсе чуть ли не каждый вечер бегала.

Турка уткнулся ладонями в колени и дышал, опустив голову. Поднял взгляд на Лену, кивнул. Кто бы мог подумать! Тогда понятно, почему у нее такая дыхалка. Вот только это никак не вязалось с Туркиными представлениями о жизни Коновой.

Он вспомнил, как шутили с Вовкой насчет порнотехникума, будто Конова собралась туда поступать. Так бывает – когда тебе кто-то нравится, ты шутишь на его счет, делая вид, что человек тебе безразличен.

– Молодец. Надо бы и мне тоже не бросать… Ты щас домой?

– Ага. Пошли, проводишь? – сказала Конова, и у Турки скакнуло сердце. Если бы это предложила любая другая девчонка, то просто проводил бы и все, а так аж горячая волна пробежала по телу.

– Ну пошли. Как тебе новая историчка?

– А, какая-то странная. Видно, что не здешняя, – Лена заткнула за ухо выбившуюся из пучка прядь волос. Лицо у нее раскраснелось, на щеках выступила испарина. Губы чуть распухли, и Турке хотелось притянуть девушку к себе и впиться в них ртом. – А вообще-то она нормальная. Я бы, например, тоже не смогла у нас преподавать. Тридцать человек – и все дебилы. Ну, почти все, – улыбнулась Конова. Турка тоже тянул лыбу, поглядывая на одноклассницу.

– Ты это… как лето провела?

– Да хорошо. Как все, наверное. Как вернулась из деревни, так и сидела за компом. Ужас как там скучно! Людей нет, развлечений тоже нет.

– Чего ж поехали туда?

Конова замолчала. Турка понял, что этот вопрос задавать не следовало. Смутился и теперь шел, разглядывая носки ботинок. Они уже поднялись по пустынному бугру, изрытому ямами, и вышли к пресловутой калитке, с неба опять срывались мелкие капельки дождя.

– Так, поехали. Отдыхать типа, бабушке помочь. Правда, она мне не родная. Ты сам-то как лето провел?

– Гулял, бухал. Купаться ездили часто, на речку и на водохранилище. На машине. Шуля за рулем был, без прав, само собой. Сейчас думаю – как это нас не остановили ни разу? Наверное, испугались. Пять быков в шестерке, сама понимаешь…

– Ха! Ты-то уж знатный бык! – фыркнула Лена.

– А чего? Ну так с нами старшаки были же! Валек, друг Шули – огромная туша, килограмм сто весит. Жмет полторы сотни, в зале занимается. Я тоже думаю скоро в зал пойти, только пока не знаю, в какой. Неохота встречаться со старыми друзьями, я ж вроде как на путь исправления встал.

– Да? – изогнула бровь Лена. – Ну надо же… Блин, не люблю сентябрь. «Wake me up, when September ends», – вздохнула девушка. – Знаешь эту песню?

– Нет.

– Ты что, это ж «Гриндэй»! – Лена так забавно подняла брови, что Турка расхохотался.

– Ну не знаю просто вот.

– Темнота!..

Так потихоньку добрались до невысокой пятиэтажки. Обшарпанная, оббитая дверь скрипела, когда люди входили-выходили.

– Вот, здесь я и живу.

– Ты ж вроде в частном жила? Переехали? – Турка поглядел на ржавую табличку. Букву «М» нарочно замазали чем-то черным и получился не совсем «Мебельный пер».

Снова в голове Турки зашевелились разные гнусные мыслишки. Прямо наваждение какое-то с этой Коновой.

– Ага. То дом отца был.

Турка постоял немного в надежде, что Лена его пригласит. Он видел в печальных глазах Коновой что-то такое светлое, и этот огонек манил его. Всякие скабрезности насчет Лены уже не лезли в голову, Турка просто хотел подольше побыть с ней. Сквозь дымку печали во взгляде девушки проглядывала усталость, как будто ей не пятнадцать лет, а все сорок, и хотелось растворить эту печаль или вытянуть наружу.

Тихий переулок, и лишь деревья шелестят, переговариваются меж собой.

– Ну что, я пойду? – сказал Турка.

Конова засмеялась в очередной раз (какой же у нее чудесный смех!) и слегка пожала протянутую ладонь. Турка восхитился нежной коже, а щеки у него уже болели от бесконечных улыбок.

– И зайти не хочешь? – склонила она голову, улыбаясь.

– Зайти?

– Ну. Попьем воды хотя бы. Или чаю хочешь?

– А можно, – кивнул Турка, не веря своему счастью.

Он сейчас зайдет в квартиру Ленки. Немыслимо!

– Пошли тогда.

Девушка увлекла его за собой; так, наверно, бездомный щенок бежит за прохожим. Как удачно вышел на пробежку! Видимо, это судьба. Ведь если бы не пошел бегать, то, может быть, и вовсе не собрался бы подойти там, телефон попросить или назначить свидание. Мало ли что может произойти завтра.

Лена выглядела гораздо привлекательнее, чем в школе, и никого не было поблизости, никто не будет перешептываться за спиной или прерывать разговор глупыми шутками.

Да и вообще в школе все совсем другие.

А что было бы, встреть он здесь Марию Владимировну?

«Это, пожалуй, из разряда фантастики, – подумал Турка. – И вряд ли бы она пригласила меня к себе домой. Есть ли у нее муж? Парень-то уж точно имеется. Как часто они с ним это самое, интересно было бы знать!»

– Хочешь, угадаю, о чем ты думаешь? – сказала Конова. Турка вздрогнул. Они поднимались по загаженной лестнице. В воздухе витал неприятный запах – ссанина, курево и бедность, что ли. Ремонта дом не видел с самого момента постройки.

– Ну-ка.

– «В какой бомжатне она живет!»

Оба засмеялись. Смех отражался от серых стен, с которых пузырями отходила штукатурка. Тут и там непристойные надписи, матюки, жирно нарисованные маркером гениталии.

– Почти угадала, – сказал Турка.

– Зато я на последнем этаже живу. На пятом то есть. Над нами никого, а квартира под нашей пустует. На самом деле тут люди тихие, никаких уголовников. Выпивают, конечно. Ну, а кто сейчас не бухает?

– Я вот, например, – сказал Турка, а Ленка фыркнула. – А чо, решил бросить, говорю же. Ну не сразу, а постепенно. Может, только теперь на Новый год там выпью шампанского, и все. Получится, как думаешь?

– Бросить он решил… Смешной ты. Получится, – в пальчиках девушки как по мановению волшебной палочки появился ключ. – Главное – желание!

Она открыла дверь, и Турка переступил порог. Лена скинула курточку, чуть запнулась, снимая кроссовки. Турка поддержал ее, пальцы случайно скользнули к голому участку кожи – под курткой была на самом деле безрукавка, розовая. Подушечки пальцев Турки прикоснулись к едва-едва успевшей вылезти щетинке под мышкой. Почему-то от этого стало приятно.

Более того: к паху ощутимо прилила кровь.

– Спасибо. Я еще после бега не отошла! – Конова даже не заметила ничего.

Или сделала вид.

– Ага.

Турка скинул кеды. Сразу подумал о носках. Прийти в гости к девушке и обнаружить на большом пальце и на пятке дыру – унизительная штука.

Слава Богу, целые. Правда, тут же завоняли.

– Ты это… Носки пахнут, короче. Не обессудь – бегали же.

– Да не парься. Ты проходи на кухню. Я сейчас быстренько душ приму, ладно?

– Ага, – кивнул Турка. Лена держалась совершенно свободно, а Турка чувствовал себя не в своей тарелке. Конова ему нравится, но какая там любовь – странно все как-то.

Вот, моется уже, полоска света выглядывает из-под двери, и слышен плеск воды.

Турка глянул в зеркало и поморщился. Оно отразило какого-то нелепого придурка с вытянутым лицом и всклокоченными глазами. "А какой длинный нос!", - подумал Турка, медленно стягивая ветровку.

Он устроил куртку на вешалке, прошелся по коридору. Воздух в квартире чистый, витают ароматы мяты, кардамона и шоколада. Женский дух.

Турка шагнул на цыпочках мимо ванной, на кухню. Щелчка щеколды он не слышал. Вполне возможно, что дверь открыта. Тогда наверно Конова его проверяет, порядочный он или извращенец.

Иначе, почему забыла закрыться?

"А может она хочет? Зачем бы ей ещё приглашать меня?"

Турка тут же отмахнулся от мысли, как от назойливой мухи. Он и впрямь маньяк, раз постоянно думает о сексе. "Сперматоксикоз", как ляпнула раз Анка, отчитывая Вола.

Вот бы хоть одним глазком заглянуть в ванную и увидеть, как Лена купается. Как стекает мыльная вода и пена по груди, как кожа порозовела от жара. Возможно, Турка зайдет в ванную и...

- Ты чего тут застыл? - лукаво спросила Лена. - Подглядывать вздумал?..

И пальчиком погрозила. Из одежды на ней было только огромное банное полотенце, тщательно подоткнутое над грудью, а мокрые пряди волос обрамляли щеки.

- Не, ты чо! Я это, так... Блин, красивая ты! - вырвалось у Турки, и он почувствовал, как щеки заливает краска. Лена усмехнулась, прикрыв рот ладонью. - Лучше комплимента еще не слышала. Ладно, сейчас, надену что-нибудь. Только не подглядывай, правда!

Турка протолкнул по пересохшему горлу комок. Каков придурок! А если бы сейчас зашел в ванную?! Да Конова дала бы ему пощечину и выгнала бы.

Хотя она ведь заигрывает. И разве не было в её голосе некоторой толики сожаления?

- Нет, не было, - пробормотал Турка.

- С кем ты там?.. - Лена переоделась в короткие шортики и длинную футболку, почти как платье.

- Так... Чай пить будем?

- Будем, - кивнула она.

Быстро вскипятили чайник на газовой плите. Лена достала две кружки: одну с котятами, а вторую с синей собакой. Турка вспомнил того пса, со стоянки. Давно пора его усыпить, только отпугивает физкультурников.

Лена бросила на дно кружек несколько сухих листиков: - Любишь зеленый?

- Обожаю! - сказал Турка и Лена хихикнула. Зеленый чай Турка пробовал, конечно. Собственно, когда мама покупала разные сорта чаев, и спрашивала, какой ему нравится больше - "Бабочка" или "Драконий глаз" - пацан лишь пожимал плечами. Никакой разницы во вкусе он не замечал. Отец так и вовсе не пил зеленый. "Горький, как полынь, чего в нем хорошего?", - говорил он.

Кипяток жадно набросился на стенки кружек, закружились чаинки, к потолку взмыли завитки пара.

- Я вообще без сахара пью. А тебе сколько ложек?

- Я тоже без сахара, - слукавил Турка. Вообще-то он клал две-три ложки.

- Точно? Ну, смотри, сахарница стоит. Если будет несладко, так ты не стесняйся. Ой, как хорошо побегали! У меня мышцы так приятно вибрируют, чуть покалывают, - Лена грациозно плюхнулась на табуретку, наклонилась над кружкой и сделала небольшой глоток: - Ух, горячий. Ты чего не пьешь?

- Обжечься боюсь, - Турка потер затылок. Там появилась пульсирующая боль, будто что-то тыкало в затылок изнутри черепа. - Слушай, ты одна что ли, живешь?

- Почему одна? Тетя на работе. Скорее бы уже школа закончилась, да? Ты тоже после девятого уходишь?

- Канеш ухожу!

- И куда? Я вот ещё не придумала. Вообще никаких идей. Но из школы свалю, это уж точно. Как она меня достала!

- А я может, в электротехнический техникум пойду. Или ещё куда-нибудь. Или при ДГТУ колледж, слышала? Только там вроде как платно. Но зато гарантированно поступаешь потом в универ на короткую программу.

- И зачем? Ты что, всю жизнь собрался учиться?

- Да вообще-то нет, - пожал плечами Турка. - Сам не знаю. Но ведь надо получить диплом же, а то кем потом работать?

Он попробовал отпить чай и обжег губы.

- Как ты его пьешь?

- Привыкла, наверное. Как необычно! Сидим тут с тобой, вдвоем... Раньше только в школе и виделись. Знаешь, потом все разбегутся, и никогда больше не встретятся. Разве только те, кто близко живет. А я как раз и не хотела бы никого видеть, ну может только через десять лет... посмотрела бы на наших красоток, кто чего добьется. Замуж все повыскакивают, детей нарожают. А я семью не хочу. Вообще ничего не хочу, только бы меня в покое оставили и перестали учить.

- Понятно, - хлюпнул чаем Турка. - Так ты будешь приходить туда? На стадион?

- Буду, наверное. Пока не надоест. Мне быстро все надоедает.

Турка радовался, что чай остывает так медленно. Что будет, когда они допьют? Можно конечно, попросить ещё. Но это неприлично, наверное. Значит, придется валить. И как намекнуть Лене, что она ему небезразлична? С каждой её репликой, с каждым жестом Турка все больше и больше проникался Ленкой. Как было бы круто - встречаться с ней. Приходить сюда каждый день, вместе бегать на стадионе, пить чай... ну и не только, само собой.

- У тебя девушка есть?

- Что? - Турка вздрогнул и толкнул кружку. Бледная жидкость выплеснулась на клеенку.

- Сиди, я вытру. Так что - гуляешь сейчас с кем-нибудь?

- Неа, - протянул Турка и быстро добавил: - Подружки есть, понятно. Но так чтобы отношения, любовь-морковь - этого нет.

- Любил вообще, когда-нибудь? - Лена подтерла лужицу, подняла кружку и промокнула дно тряпочкой.

- Не знаю. В первом-втором классе мне нравилась Кондратьева.

- Щенячья любовь.

- Сегодня что-то слишком много собак, - заметил Турка. Лена какое-то время хлопала ресницами, а потом снова засмеялась этим своим грудным смехом.

- Я себе ещё налью. После бега всегда пить охота.

- Да у меня у самого сушняки замучили, - пожаловался Турка и, заразившись от Коновой беспечностью и чем-то таким летучим, невесомым, спросил: - А ты? Встречаешься с кем?

- Ага. У меня есть парень.

Так просто сказала. И какую бурю чувств и эмоций могут вызвать всего четыре слова! "У меня есть парень" - эта фраза сбивает кегли надежд и чаяний как шар для боулинга.

Турка поперхнулся и закашлялся. Лена перегнулась через стол и похлопала его по спине. Вырез майки и груди в нем очутились прямо перед глазами Турки. Он успел понять, что лифчика на девушке нет.

- И... Где он учится, парень?

- В армию забрали, три месяца назад, - Лена села и поерзала на табуретке. - Да он и сам хотел уйти в начале лета. Тогда говорит, и вернусь тоже в июне. Сейчас ведь на год всего забирают, знал? Приколи, как раньше девчонки ждали парней из армии?

"Да кто там ждал", - хотел в сердцах буркнуть Турка. Но сдержался и сделал пару мелких глотков. Если он сейчас ляпнет что-нибудь эдакое, то Конова может и обидеться, и тогда уже плакали его надежды и чаяния. Ему старшие пацаны рассказывали, что даже раньше редко какие девчонки дожидались из армии парней .а уж сейчас и подавно.

А бывают и обратные случаи: девка писала пацану на протяжении всей службы, а он дембельнулся и пошел по шлюхам, забухал. Армия способна из любого выветрить былые чувства.

Некоторые женятся перед армией на девственнице. Чтоб потом прийти и проверить. Этот способ Турка одобрял.

- И как вы с ним? Долго встречаетесь?

- Больше года. Письма ему буду писать. Под Кировом служит, в Сибири считай. Там летом самая жара - двадцать пять градусов. Больше не бывает. Слушай, я такая дура! Сгущенки-то тебе забыла предложить! - Лена подхватилась и рванула дверцу холодильника.

- Да ладно, не надо, чо, - отозвался Турка. Но перед ним уже оказалась початая, неровно вскрытая банка с голубой этикеткой и буренкой. - Ложку бери! Кушай.

- Блин, ну я этого все равно не понимаю. И чего ждать-то? Потом опять сойдетесь, да? Любишь ты его?

- Сама даже не знаю. Просто, хочу дождаться. Знаешь, ты мне нравился... Ну, тогда ещё.

У Турки перехватило дыхание, и он услышал собственный голос со стороны:

- Правда? Лен, а я никогда не верил тому, что про тебя болтали в школе.

- А что про меня болтали?

- Ну так, ничего такого, - замялся Турка. - Ну, про Флориду там...

Девушка звонко расхохоталась. Турке этот смех показался немного ненатуральным, как будто Конова им что-то маскировала.

- Кстати, хочешь раскрою один маленький секрет?

Турка потянул вверх ложку с молочно-желтой субстанцией, отправил в рот толику сгущенки. И чего это Ленку на откровения потянуло? Видно некому излить душу. Да что она знает в жизни? Тетка, отец... Интересно, где папаша-то? Неужели они разорвали с ним все отношения? А мама, она и вправду умерла?..

- Меня на самом деле зовут Алена. Уж не знаю почему, но вот в школе называют Леной. Да мне и самой так больше нравится. А то отец все время сестрицей Аленушкой дразнил... Дурацкая сказка.

- У-у, крутой секрет... Так ты Алена? Аленка, Аленушка... Красивое же имя!

- Мне не нравится, - отрезала Конова. Турка отпил немного чая. Совсем других он ждал откровений. - Так что ты про меня слышал? Небось, и узнать хочешь, как было дело? Интересно тебе, да?

Турка поперхнулся, глядя на Конову поверх чашки. Куда девалась жемчужная улыбка и милый сердцу прищур? Теперь Лена побледнела и к грусти на дне зрачков примешалась ещё и злоба. - Думаешь, не знаю, чего тебе хочется? Вам, мужикам только этого и надо! Сидишь и думаешь: "Чего она поит меня этим дрянным чаем? Лучше бы в спальню повела уже!". Верно? Об этом ты думаешь? Вы все только об этом и думаете!

- Ты чего, Лен?

- Ничего! Козел! - Конова выбежала из кухни, оставив Турку сидеть с недоуменным видом.

"Истеричка", - подумал он. Наверное, родственники довели до такого состояния. Кроме того, никто ведь не отменял истории с дядей или с кем там. Что ж, теперь придётся идти домой и никаких тебе больше пробежек.

"Да и ну её к черту, психованную! Мало ли телок!".

***

Глава 7 Подлость

Турка допил чай, встал. Поставил банку с остатками сгущенки в холодильник. Там толком ничего и не было - на полках пара кастрюль, два пакета молока, на дверце - смятая упаковка "Махеева" и бутылка масла "Золотая семечка". Турка захлопнул дверцу, постоял немного.

И что теперь?

В коридоре тишина. Зал пустой, по ковру разбросаны футболки, носки. Турка вновь отразился в зеркале, проходя мимо шкафа-стенки. Посуды внутри полно, бокалов, рюмок, сервиз еще. У дальней стенки небольшой книжный шкафчик, и комод с выставленным напоказ содержимым.

Лена всхлипывала в соседней комнатке, опустив голову на стол.

- Лен? Ну, ты чего? Прости меня, если обидел.

- Ничего, все нормально. Уходи.

- Ты ж мне это самое... - Турка покраснел, не в силах говорить дальше. Вот и пацаны говаривали, что девчонке ни в коем случае нельзя признаваться в любви до секса. - Нравишься!

- Че? - Конова подняла голову. По распухшим красным щекам стекали неровные дорожки. Глаза превратились в небольшие бездонные озерца. - Уходи.

- Нет, правда!

- Вали. Не желаю ничего больше слышать!

- Лен, ну ведь я, правда, нормальный! Ты судишь...

- Не будет у меня больше парней. Потому что мне не нужно это. Я не люблю е...ся! - выкрикнула девушка. - Как вы все мне надоели, уроды! Вали!

Турка шмыгнул носом. Наверное, надо было подойти и обнять Ленку сзади, но он не решился. Так и стоял в дверях, глядя на трясущиеся плечи, вздрагивающую под футболкой спину и тоненькую изящную шейку.

А после тихонько ушел.

***

По дороге заглянул к Вовке. Вышла мать в халате и сказала что его нет дома. Ушел гулять, а куда - она не знает.

"Обещал хлеба купить, вот ждём-пождём", - словоохотливо пояснила она. Турка кивнул и побрел дальше. Из-под ворот Вовкиных соседей, Сомовых снова вылез облезлый пес с торчащими хребтами ребер. На Турку он внимания не обратил, поплелся куда-то в поисках отбросов.

- Убью! - раздалось впереди Турки. Впереди на огромном велике "Украина" разъезжал полулысый тип - Бэтман. От него с хохотом убегали двое мелких пацанов. У одного в руках палка, а второй бросал в преследователя коричневые каштаны. - УБЬЮ УАС!

- Пошел в жопу! - пищали в ответ малые. Турка шел по тротуару, наблюдая. Когда-то и он тоже дразнил Бэтмана. Фиг знает, кто придумал эту кличку. Собственно, она не очень-то подходит дебилу с безвольным, как у рыбы ртом и глазами щелочками. Низкий лоб, приплюснутый череп, чахлая растительность на щеках и подбородке, прыщи - все это добавляло мерзости облику шизика.

Причем тут супергерой?

- Эй, Бэтман! - прокричал Турка. - Ты чего за малыми гоняешься?

- Оаааа-ауоуээ, йа ну-э-э Бэ-йман! - промычал он в ответ. В этот момент ему в затылок врезался каштан - только не голый, а в зеленой шипастой обертке. Зеленые "скорлупки" разлетелись в разные стороны, а Бэтман взвыл и стал растирать затылок. - Су-у-уке! Пиайяа-ы-ыы!

Малые покатывались со смеху. Турка видел их много раз тут, но не знал, как кого зовут. Они с Шулей тоже прикалывались над больным. Один раз вставили палку в колесо "Украины" и дебил полетел через руль кувырком. Тогда Турка ещё испугался. Бэтман долго лежал, не подавая признаков жизни. Начали подходить к нему потихоньку, проверить, не умер ли.

А он как взвоет, как заорет!

Вскочил на ноги, а они вот так же побежали что есть духу, хохоча на ходу и задыхаясь. Природа обделила Бэтмана умом, зато расщедрилась на тело, будто воздавая должное. Сил дебилу не занимать. Несколько раз он прикладывал не успевшим от него убежать пацанам в челюсть или в спину, и бедняги отлетали как от стенобитного орудия.

В школу Бэтман, естественно, не ходил. И лысеть начал рано. Сейчас ему что-то около двадцати пяти лет, хотя не вид можно было дать все сорок. Много раз Турка сталкивался с ним магазине: Бэтман покупал там "чупа-чупсы", газировку за восемь рублей, мороженое или там хлеб. Обидчика он не узнавал.

- Э! Хватит, не трогайте его, - внезапно врывалось у Турки. - Чего он вам сделал?

- Да ничего. Мы и не трогаем! - ответил один малой.

- Мы так... Каштаны кидаем - а он тут катается! - поддакнул второй, в потертой красной кепке.

- А я вам говорю - валите отсюда! - прорычал Турка, внезапно зверея. - Придурки вонючие!

Малые отошли на безопасное расстояние, перешептываясь. Потом тот, более дерзкий, все-таки метнул ещё один каштан и попал Бэтману в спину. Тот снова завыл и заскрежетал зубами. Попытался оседлать велик, но подошва рваного кроссовка никак не попадала на педаль.

Пацанва бросилась наутек, гнусно хохоча и улюлюкая.

Турка подошел к отсталому. Ему вдруг показалось, что все вокруг лишь призрачный сон, сквозь пелену которого школа тянет свои щупальца. Везде она, школа.

- Привет. Больно, да?

- Оуоауу, аа! - отозвался Бэтман.

- Ничего, нормально. Ты за ними не гоняйся. Они ж только этого и ждут. - Больной продолжал мычать, но теперь уже не рвался в погоню. Малые скрылись где-то у дальнего перекрестка. - Ты домой иди лучше.

- Ктатса! Ктатса!

- Ну, так катайся возле дома, - Турке вдруг стало не по себе от взгляда Бэтмана. Где-то внутри этой нелепой оболочки сидит настоящий, абсолютно нормальный человек. В этой несуразной, угловатой башке просто не хватает нужных шестеренок, а так бы Бэтман был обычным пареньком, может даже в футбол бы играл.

Турка вспомнил про Конову. Развернулся, чтоб уйти, но внезапно Бэтман ткнул его в плечо. Турка вздрогнул и оглянулся:

- Ты чего?

- Уу-г. Ууу-г, - мычал больной.

А затем пожал Турке ладонь.

***

Уже по дороге Турка наткнулся на Касю. Вообще не сразу понял, что за пацан перед ним и чего он хочет. Моргнул, отгоняя непонятные видения и думы, доселе несвойственные, и поздоровался. В ладони как будто до сих пор тепло, а совесть изнутри покалывает грудь мелкими иголочками.

- Здоров, - сказал Кася, пришепетывая.Нникогда они особенной дружбы с Туркой не водили, но и врагами не были. Кася это так, мелкая сошка в банде Тузова.

- Привет.

- Курить есть?

- Нету, - кашлянул Турка. Выпученые, луповатые глаза Каси его всегда раздражали. А ещё этот вечно влажный рот...

- Прикольно на уроке было, да? - лыбился он. - Хы-гы! Презиками закидали! Это ж я в аптеке купил!

- И продали тебе? Не спросили зачем?

- Нет, - снова загыгыкал Кася. - только баба эта поглядела на меня так - он скосил глаза и по-дурацки выгнул шею. - Зачем, говорит, тебе три пачки? А я, - Кася втянул внутрь ноздри выглянувшую соплю, - говорю надо мол, предохраняться, зараза кругом! На всякий случай, говорю! Хы-гы!

- Красавчик.

- Серый седня твоего приятеля Вована отмудохал. Прилично так, за стул, типа. Мы уже расходились, ну под домом шизанутой бабки стояли. А тут смотрим, он идет. Ну, я говорю им, "э, да оставьте его", да только кто послушает?

- Сильно били? - Турка весь встрепенулся, будто услышал звон будильника. По жилам побежала разгоряченная кровь, он готов был накинуться на Касю. Небось, глумился вместе со всеми, а сейчас гонит, урод.

- Да так, по мелочи. Ну упал он, ногами добивали. Крыщ на груди прыгнул один раз. Буханкой хлеба в футбольца ещё сыграли... А так - нормально. Встал Гнич... то есть Вован, и домой пошел.

- И домой пошел, - Турка сжал кулаки и сплюнул в сторону. - Понятно.

- А эту курву тоже на место поставим, Туз сказал. Ишь, возомнила о себе! - прошепелявил Кася. - Туз сказал, что он её на колени поставит. Сышь, как думаешь, хорошо она берет? - Капелька слюны попала на щеку Турке. - Извини, - Кася ухмыльнулся и промокнул губы рукавом толстовки. - Я случайно, извини...

В следующее мгновение мгновенье он упал на асфальт, кровь хлынула из носу, заливая подбородок.

- Я тоже случайно, - Кася глядел на Турку снизу вверх, и в выпуклых глазах-стекляшках плескался страх. - Извини.

***

Домой Турка вернулся в смешанных чувствах. Стыд накатывал от рукопожатия Бэтмана.

Ла-адно. Турка хотя бы понял, что был неправ. А два мальца, они разве изменятся? Вряд ли. Так и будут продолжать измываться над несчастным и скорее всего, забавы их с возрастом только ужесточатся.

Он думал о Вовке. Сволочи, подстерегли одного. Шакалы... И зря Касе врезал, опять не сдержался. Хотя, давно хотел это сделать. Слизняк вонючий!

Лена оказывается та ещё сумасшедшая. Неужели все так и есть, как рассказывала Воскобойникова? Что Конову изнасиловал родной отец? Да разве такое возможно? И что случилось потом?

Хотя после сегодняшней встречи Турка почти был уверен, что так оно и было. Только вот в историю с ножом он поверить так и не мог, не могла Ленка воткнуть насильнику нож в пах.

Или могла.

Он лежал на диване и глядел в потолок с трещинами. "Так бы пошел в гости и вернулся недееспособным", - подумал Турка и наружу прорвался нервный смешок.

За окном шуршал уже более серьезный дождик, стихия бомбардировала шиферную крышу сарайчика, ветер трепал листья абрикосы. Из кухни неслись многообещающие запахи: мама решила приготовить блинчики, ещё и меда банку купила. Турка пару раз вдохнул ароматы - слюнки так и бегут.

- Артур! Кушать иди, чайник закипел.

Турка скрипнул диваном и потянулся. Уроки ещё не делал, да и что там вообще задали на завтра? Даже расписание он не знал. Надо позвонить Вовке. Впрочем, ему вряд ли есть дело до занятий.

- Ты не заболел? - мама приложила ко лбу сына холодную ладонь. - Так... Температуры вроде нет.

- Не, нормально, - Турка уселся за стол, а отец оторвался от газеты:

- Как у тебя в школе дела? Учеба нормально идет?

- Ага. Хорошо все.

- Тренировался сегодня?

- На физ-ре в футбол немного поиграли. Ещё на "Труд" сходил, побегали там с Ленкой Коновой.

Родители ничего про Лену не знали. Мама Турки говорила, что слухи её нисколечко не интересуют, а отца интересуют новости только из газеты и телевизор. Сейчас он лишь кивнул и хмыкнул:

- Подружка, стало быть? Вот это хорошо, вот это молодец! Хвалю. Ты занятия не бросай мне, в здоровом теле - здоровый дух. Смотри-ка, проклятые американцы! Везде лезут со своей политикой, уроды. А наши тоже хороши, только в микрофоны мычать и умеют. Что они с Ближним Востоком делают, а? И базы все ближе и ближе к нам свои НАТОвские подтягивают. Новости никто не смотрел? Очередной школьный стрелок, в Колорадо! Елки-моталки, да как они воспитывают своих детей?! А потом такие вот кретины вырастают... Дегенераты! В наших школах почему-то никто не стреляет. Да нормальному человеку и не нужно держать оружие в доме! А у нас снова рассматривают законопроект о легализации мелкокалиберки. Куда это годится, я вас спрашиваю?

- Никуда, - сказал Турка, замазывая крохотные коричневые поры медом. Золотистый, душистый блинчик! Свернул треугольником, откусил и пробубнил: - Очень вкусно, мам!

- Нет, я против. Оружие - это зло. У вас же никто не приходит в школу со взрывчаткой? А этот, мало того что с ружьем, так еще и взрыв устроил. Пятерых госпитализировали!

- А у нас с карбидом в прошлом году приходили. Унитаз взорвали же, помнишь?

- Карбид - дело другое, - проворчал отец, хмурясь. Он снова начал шелестеть страничками, качая головой. Между кустистыми бровями пролегла глубокая складка. - С карбидом мы и сами баловались!

- А петарды эти ваши? А, Миш? - мама уселась за стол и переводила взгляд то на мужа, то на сына. - Давайте на этот Новый год не будем покупать. Это же деньги на ветер, в прямом смысле. Лучше мандарин на эту сумму купить или икры красной.

- Даже не обсуждается, - отмахнулся отец. - Тань, ну как без фейерверков-то? Икру мы и так купим, Марина подгонит.

- А я бы лучше "петардные" деньги к "компьютерной" сумме добавил, - пробубнил Турка с набитым ртом. - Ты ведь сам сказал, па, что к Новому году...

- Посмотрим. До Нового года ещё дожить надо, сентябрь месяц только. Цены растут, кризис вот-вот будет. Газеты с ума сходят, по новостям с этим долларом заколебали. В школе-то у тебя как? Оценки?

- Да какие оценки - первая неделя! - Турка запихнул в рот остатки теста с медом и запил чаем.

- Жалко сметанка закончилась. Не купила - из головы вылетело.

- Так, так... А историю кто у вас ведет? Прежнюю преподавательницу вы же довели до ручки?

- Ну, теперь у нас молодая, Мария Владимировна.

- Нравится? Хорошо ведет? - отец не глядел на Турку. Словно ищейка он выискивал в газете новости, чтоб снова повозмущаться. Турка как-то привык, и ему даже нравилось слушать отца, когда он читает газету. Иногда папа такие коры мочит! Правда, маме эти "разглагольствования" не по нраву.

Турка задумался над вопросом. Перед глазами встали огромные груди. Ещё вспомнил, как учительница упала на Алика, а он успел ее помацать. Вот ведь идиот озабоченный. Впечатлений теперь толстяку видно надолго хватит, теперь и видео качать не надо.

- Нормальная. Всего два урока пока провела.

- Ваши там хоть немного образумились? Все-таки выпускной класс.

- Так-сяк, - ответил Турка. - Не знаю.

- И когда ты уже будешь хоть что-то знать? - вздохнула мама. А Турка знай себе, намазывал медом блинок, уже четвертый.

- Когда-нибудь буду.

Давно Турка вот так не сидел с родителями. Прямо как в детстве. Он пил горячий чай, откусывал ноздреватое, кружевное тесто, таявшее во рту, и наслаждался уютом.

Однако спустя пару минут наваждение спало. Вспомнил про презервативы с водой в школе и почему-то всплыл образ Лариты.

Турка вымыл руки, оторвал небольшую полоску туалетной бумаги и ушел к себе в комнату.

- И чего это он взаперти всегда сидит? - сказала мама. Дверь тонкая, Турка все слышно обычно.

- Такой возраст. Как будто ты не понимаешь! - ответил отец.

- Нет, уж объясни!

- Тань, давай не будем... Дело молодое. Посидит и перестанет. Тебе не угодишь! То шляется по улицам, то вот теперь взаперти сидит. Все время чем-то недовольна.

- Кто бы говорил! - фыркнула мама. Звякнула ложка, что-то упало в раковину.

- Разбила что ли?

- НЕТ!

Турка вздохнул. Лег на диван, погладил туго набитый живот. Как барабан. Прислушался, и запустил руку в треники.

Сразу песня хриплоголосой "Pink" в голове, "U and U hand". Ты и твоя рука.

Представлял Конову, с её чуть приоткрытым лепестками губ. Вспоминал прикосновение к её выбритым подмышкам. Вспомнил, как она, сидя в школе, откидывалась назад и распускала стянутые резинкой волосы. Грудь призывно шевелилась под натянувшейся маечкой, а эти сероватые подмышки, похожие на выбритую...

"Может даже у Марии Владимировны там ТАК", - думал Турка. Он не позволял себе забыться напрочь, слушал - не идет ли кто, не стоит ли под дверью?

Любой человек истолкует мерные шорохи в правильном ключе.

"Когда купят комп, можно будет у Алика слить видосы..."

Скомканную бумажку Турка положил рядом с собой. Внизу все сладостно трепетало, а перед глазами дрожала разноцветная пелена.

Ты и твоя рука.

***

Глава 8 Дурные предчувствия

ГЛАВА 8 ДУРНЫЕ ПРЕДЧУВСТВИЯ

Вовка в школу не пришел и Турка немного скучал. Вечером позвонил, но приятель не брал трубку, а на домашний Турка звонить не хотел. Мама Вована и так наверно думает, что все беды сына от того, что начал водиться с Туркой.

- Показываю, - рычал обэжешник. - Автомат Калашникова. Кто-нибудь владеет приемами сборки-разборки?

Тишина в классе.

- Мы что, моджахеды какие-нибудь? - громко спросил Проханов. - Это они там, с трех лет "калаши" собирают.

- "Калаши", Ванечка, знаешь где? В калашном ряду! - рявкнул Василий Иванович. Его называли Чапаем - по понятным причинам. Впрочем, он носил и другие прозвища. - Там и свиных рыл больше, чем у вас здесь. А это - великое оружие! Легкое, я бы даже сказал, примитивное в сборке. Научиться разбирать автомат Калашникова может кто угодно - женщины, дети. Даже инвалиды. Такие например как ты, Вол, - закончил Чапай, улыбаясь одними губами.

- А чо я сразу?

- Ничо. Едем дальше. Стоп! Вопросы?

- А он настоящий? А мы стрелять будем из него? - загалдели пацаны.

- Будете, конечно будете! Достигаете восемнадцатилетнего возраста и отправляетесь в военкомат по месту прописки. Там вас определят как надо, форму выдадут... Настреляетесь вдоволь! А то ишь, стрелять они горазды, а от армии косят.

- Ну, Васи-и-илий Ив-а-аны-ыч!

- Для начала нужно понять принцип работы оружия. Ближе к Новому году устроим конкурс. Сборка-разборка на время. Самые лучшие постреляют. Идея понятна?

- Так точно! - отозвался класс хором.

Первым был русский, "библиотекарша" наставила кучу двоек. Не ушел от этой участи и Турка. Во второй половине урока было какое-то дрянное сочинение, на десять предложений. Тема: "Образ человека". Турка долго ломал голову, кого же описать. Сначала хотел Конову, потом передумал. В итоге накалякал чепуху про Вовку: особыми писательскими способностями Турка никогда и не отличался.

Тузов и компания явились к третьему уроку - к математике. Зеленые крылья доски были закрыты и измазаны меловыми отпечатками ладоней.

Дина Алексеевна десять минут рассказывала насколько ответственное это дело, учиться в выпускном классе и сдавать "ЭГЕ". Именно так - "Э-ГЕ". Десять минут талдычила про сложность самостоятельной работы по многочленам, ну и между делом раздавала половинки листков.

- Все убра-али с па-арт! Ручечки оставили, карандаши, а остальное - в сумочки. Мобильниками пользоваться нельзя. Если вам нужен калькулятор, то приносите маленький, отдельно. Сейчас такие продаются...

Турка сидел вместе с Русаковым. Он немного шарит в матеше. Не так как Вовка, но все-таки. Авось на тройку получится наскрести.

Дина Алексеевна открыла половинки доски. Пять заданий, многочлены эти. Шестое со звездочкой - задача.

- Ой, много-то как, Дин Алексеевна!

- Последнее задание - на дополнительную пятерку!

- Все равно много! - завозмущались остальные.

- Да заткнитесь! - заорали другие. - Время идет!

- Решаем, ребята, - подвела черту Дина Алексеевна. - У вас двадцать минут. На переменке можно задержаться.

- Спасибо! - выкрикнул Проханов.

В итоге Турка совместными с Петей усилиями решил три с половиной задания. Хоть бы не двойка! Раньше он такого чувства и вовсе не знал. Плевать какие оценки, лишь бы побольше веселья, разогнать эту ежедневную монотонную скуку, разбавить бытие свежими, яркими красками.

Сейчас внутри будто появилась тонкая гитарная струна. И никак не хочет согреваться, постоянно ледяная. Хотя из-за оценок ли?

После матеши - технология. Под руководством Георгия Станиславовича сначала долго чертили какую-то фигню, а потом пытались выточить напильниками и выпилить лобзиками нужные детали. В итоге только у Березина и близнецов Водовозовых получились заготовки для парусников. У остальных - какие-то обрубки с зазубринами.

- Это не пригодится в жизни! - возмущался Проханов. - Вот зачем мне вытачивать парусник? Это вообще программа третьего класса!

- И ты даже с ней не можешь справиться, щ-щегол! - укорял Ваньку трудовик. Он ходил по мастерской икая, и чуть покачивался.

Очевидно, они с обэжэшником уже успели накатить по маленькой. От трудовика почти всегда несет перегаром, смешанным с терпким запахом табака и мятного "Орбита".

- На фиг надо!

- Руки из жопы у вас! "На фиг надо"! Кран дома понадобится закрутить, прокладку поменять - что ты будешь делать?

- Вызову сантехника, - с достоинством ответил Проханов. Остальные молчали, Турка разглядывал исцарапанную парту. В глубокой трещине видны многолетние наслоения краски: коричневый, салатный, бежевый, коричневый, салатный, снова коричневый. Нарисована целая куча вагонов - ручкой, маркером, белой замазкой - "Если ты не голубой, дорисуй вагон другой". Рядом, маркером: "Челбин - чмо" и прочие послания в том же духе.

- Он вызовет сантехника... - всплеснул руками трудовик. - Белоручка!

Был он безобидным мужичком, в общем-то. Кто-то рассказывал про то, что его один раз застали за дрочкой в кабинете. Кто знает, может правда. Его не так чтобы сильно уважали, но и в бочку не лезли, потому как авторитетов для дяди Жоры не существовало. Мог дать леща, а если огрызнешься - так схлопочешь по самое не балуй.

Хотя конечно, до Чапая ему далеко. Тот вроде как палил холостыми патронами по особо отъявленным хулиганам. Вроде как задирали его, смеялись, бумажки бросали. Несколько раз предупредил, а потом молча взял тот самый "калаш" и, нацелив дуло в грудь Мультику (лет семь назад отморозок был грозой школы, почище Тузова, Крыща и Шули вместе взятых) и прошил очередью холостых патронов негодяя. Тот от страха обоссался и обделался одновременно. А Чапай выволок его в коридор.

Закончился урок, а вместе с ним и царствование Мультика.

- Да я буду зарабатывать нормально. Зачем мне возиться с какашками? Ай! Отпусти!

- Не отпусти! Не отпусти! - проревел дядя Жора, выкручивая Ване ухо. Лицо Проханова исказила гримаса боли: - Ты как с учителем разговариваешь, наглец?!

- Отпустите! Больно!

- Больно - и поделом. Ишь ты, выискался умный какой! Ты сначала заработай, а потом языком мели.

На большой перемене знаменательное событие. Пацаны затащили Муравья в раздевалку, затолкали головой в "очко" и Вол смыл воду.

Новость быстро расползлась по школе. Муравей пообещал "убить их всех", но эта угроза, по мнению Турки, была равноценна "бэтманской". Тем более что Муравей с Бэтманом не разлей вода.

Последняя матеша, вместе с объяснениями Дины Алексеевны, прошла мимо Турки.

***

После кучи отжиманий на брусьях и подтягиваний на перекладине, Турка пошел на "Труд". Авось Конова придет бегать.

Турка шел и вспоминал. На большой перемене к нему подошла Рита Хазова. Губы закусывает, глазки так и бегают.

- Хотела тут с тобой поговорить.

- Ты чего? - усмехнулся Турка, чувствуя как трепыхнулось сердце в груди. С Ритой он никогда особо не общался. Так, пару раз списывал, когда-то давно, классе во втором провожали её и других девок до дому, нес портфель.

- Ты... По истории доклад уже приготовил?

- Чего? - нахмурился Турка. - Блин, не томи! Какой на фиг доклад?

- Да не ори ты. Идем к окну.

Пробрались между цветами рекреации. Хазова забралась на батарею, опустила глаза, и снова покусала губы.

- Что там с Вовкой?

- А что с ним?

- Почему они его все время... бьют?

- Так уж. Почему они прикалываются над Муравьем?

- Муравей - чмо, - припечатала она, чуть поморщившись. - Слушай, а вдруг из-за тебя?

- Чего?!

- Ну, ты ж общался раньше с ними? А теперь чего?

- Рит, - вздохнул Турка, - тебе больше всех надо?

- Надо! - прищурилась Хазова. - Ты должен помогать Вове. Поговори со своими дружками.

- Они уже не мои дружки. Ты что, влюбилась в него?

- Пошел ты, влюбилась! - у Риты вспыхнули щеки. - Просто, интересно...

- Просто так даже мухи...

- Так, вышли из цветов! Хазова, Давыдов! Вы чего вперлись туда? Ещё бы в самые горшки встали!

Так в уравнении возник ещё один многочлен. Ещё одна неизвестная переменная. Что же, Вовка нравится Хазовой? Вполне возможно, почему нет - всякое бывает.

Но что может сделать Турка? Поговорить с Тузовым? Нет смысла. Собственно, разговор уже состоялся. Тогда, перед дракой. Для них Турка встал приблизительно на одну ступень с Вовкой. А так, остальные ведь тоже под ежедневной угрозой, не к одному же Вовке пристебываются.

Надежды насчет Коновой не оправдались. По ближней к газону дорожке бегал какой-то старик в плотном спортивном костюме. Даже не бегал, а скорее ходил, забавно двигая руками.

Турка сходу погнал, перепрыгнув по традиции через заборчик. От проделываемой всем телом работы открещивался думами, мыслями. Про Конову - надо было её все-таки обнять. Кто знает, вдруг она только этого и хотела. "Тогда почему орала, что секс её не интересует?"

И про парня начесала. И складно как! Да нет, у таких девок куча поклонников. Вряд ли Ленка исключение. Точнее, Алена. Но последнее имя у Турки ассоциировалось с отцом Коновой, поэтому он тоже чувствовал некое отторжение "Аленушки".

После девятого круга Турка перешел на шаг.

Хватит. Отдышался, смахнул пот. Ноги дрожат, горят легкие, но приятно. Радуешься тому, что можешь просто ходить, и что не нужно бежать, замечаешь все звуки, доселе пропускаемые мимо ушей.

Шелест деревьев, далекие гудки поезда, воронье карканье. И чего только птицы забыли на этом поле?

Мимо Турки, пыхтя и посвистывая, словно древний паровоз, проследовал тот самый дед.

"Во дает! И откуда силы! Покурить бы сейчас", - брел Турка к заднему выходу. Сегодня тот пес не нападал. Может, прихлопнул его кто?

Тура брел по травянистому склону и думал об оружии. А ведь правда, в США что творится! Стреляют. Интересно, затаскивают ли хулиганы лошков в туалет, чтоб надругаться? Скорее всего, да. Иначе, по каким причинам те берутся за винтовки, карабины и пистолеты?

И как бы он сам поступил на месте Муравья?

Отомстил бы, это уж точно. Но оружие все равно достать неоткуда. А вообще-то. Выстрелить он бы не смог, наверное. На такое тоже не всякий решится. Поэтому наверно, одних люди и смывают других в унитаз, образно говоря - закон джунглей. И так во всем мире.

Так Турка вырулил к Мебельному переулку. Нашел нужный дом, потянул обшарпанную дверь и поднялся на пятый этаж. Ткнул несколько раз звонок - нет ответа.

Может, Лена ушла гулять. В школе ведь Коновой и сегодня не было. А может, сидит в своей комнате и плачет. Или вскрыла вены в ванной, мало ли.

Тогда Турка постучал в филенку кулаком. Долго лупил, пока не распахнулась соседняя дверь, обшитая порезанным дерматином.

- Ну, ты! - выкатил на него рачьи глазки мужик со щетиной. - Долго тарабанить будешь? Вали отсюда! - Пузо туго обтягивала тельняшка с пятнами. - Нету шалавы твоей. На дом вызвали!

- За своей шалавой лучше бы глядел, - огрызнулся Турка.

- Ты чо, малец? - мужик медленно замахнулся. - В бубен дать?

Турка нырнул ему под плечо и ткнул кулаком в затылок. Алкаш пошатнулся. Ноги у него подкосились, и он чуть не свалился с лестницы, успел схватиться за треснувшую деревяшку перил. Турка отвесил ему пинка, и жирная задница заколыхалась под трениками.

- Я тебя поймаю! Клянусь, поймаю!

- Хрен свой пинцетом поймай! - проорал Турка, сбегая вниз по грязным ступенькам. Алкаш продолжал сыпать матом и угрозами.

- Вот дерьмо, - пробормотал Турка, выскакивая из подъезда. А вдруг к Ленке приколется? Значит, надо караулить её тут.

Но через полчаса ему наскучило маячить вблизи от дома. Да и район-то уже чужой, по сути. Мало ли на каких пациков тут можно нарваться. И сам будешь виноват, что ошиваешься не там где надо.

Турка скрипя сердце, ушел от дома на Мебельном переулке и свернул на Ворошиловский проспект. Подождал, пока на светофоре зажжется зеленый человечек и пересек проезжую часть.

- Ой! Артур! - окликнул кто-то.

Турка закрутил головой. Ему махала какая-то девушка в широких солнечных очках. Сама в белой юбке и цветастой шерстяной кофточке. После дождя хоть и душновато, но сыро. Он неуверенно ткнул себя пальцем в грудь, а девушка подошла ближе, и превратилась...

...в Марию Владимировну.

Турку тут же бросило в жар.

- Здрасте, - выдавил он. - Не узнал вас.

- Богатой буду. Ты куда это? Гуляешь?

- Так, бегал... А вы куда, если не секрет?

- Домой, из парикмахерской. Брови мне щипали - горит, жесть!

Турка не знал, что удивило больше. Сленговые словечки, вид преподавательницы или же встреча в целом. Держалась она как подружка с приятелем. Да и вообще, по виду Марии невозможно было бы сказать, что она учитель. Молоденькая девушка, притом весьма симпатичная.

Она чуть приподняла очки, показывая аккуратные бровки.

- Нормально? Нравится?

- Хорошо вроде, - со знанием дела кивнул Турка. Мария Владимировна в ответ расхохоталась. - Блин, "А" класс получше будет. Тоже хулиганы, но не такие как у вас, в "Б". Шуля этот - просто какой-то недоумок! Но это - строго между нами.

- Ага. Недоумок, согласен.

- Проводишь меня? Тут близко, - предложила Мария Владимировна.

Кровь в очередной раз вступила в голову Турке, поддавила изнутри глаза. Он в ответ лишь судорожно кивнул.

Она! Предложила! Ему! Проводить до дома!

"Чудеса в решете", - подумал Турка. "И как близко от Коновой живет!".

- Ты спортсмен, стало быть?

- Так, бегаю. В футбол играю, но в секции не занимался никогда.

- Самое главное - это образование... Ой, давай про учебу не будем! А то у меня одна и та же пластинка включается.

Турка кивнул. Только о чем говорить с учительницей? И вообще, разговором на какую тему занять девушку?

- А вы читать любите, да?

- Ой! Конечно, люблю!

И тут она принялась сыпать названиями, фамилиями. Турка только лишь краснел и мотал головой: "не, не читал". И чувствовал себя ущербным, рядом с Марией Владимировной. Отвечал что-то на автомате, поддакивал и угукал, а сам думал про слова Каси, что, мол Тузов поставит ее на колени.

Неужели она как Конова, пригласит зайти на чашку чая?

А что, ведь бывают же такие случаи!

Прошли темную арку. В таких местах всегда сыро, даже в знойном июле. Очутились в небольшом дворике-колодце, где поджидали хозяев легковушки, а чахлые березки переговаривались с тополями, шелестя листвой.

Детская площадка, покосившиеся, давно не крашеные лесенки, пара турников, отполированная до блеска горка. Песочница, полная собачьих "дел".

Сюда прогресс добираться что-то не очень-то спешит. По всему городу словно черви после дождя, вылезают новенькие площадки: на пористом резиновом основании зеленого цвета - новехонькие тоннели и лесенки, переплетающиеся меж собой. А здесь все как в девяностых.

Турка обратил внимание на тонированную зеленую "шестерку". Побитая, со сколами и следами кузовных работ: тут и там проглядывают зачищенные болгаркой шрамы металла, отваливаются порыжевшие от времени куски шпатлевки. Бамперов нет, передние боковые стекла без тонировки - забрызганы грязью. Турка уже где-то видел эту машину. Разве не Валек на ней рассекает? Закадычный дружбан Шули?

- Вот, я в первом подъезде живу, - махнула рукой Мария Владимировна. - Спасибо, что проводил. Ты не обижайся, загрузила тебя книжками... Сейчас у тебя не то время, чтоб читать, наверное. Хотя некоторые книги ты просто обязан знать. Да и мозги развиваются, воображение, а вообще-то говорю же, я - сторонник новых методов обучения. Прошли те времена, когда учителя как церберы стояли над школьниками. Те, кто хочет учиться, и так будут это делать, а те, кому на роду написано...

- Давайте пройдем чуть дальше. Будто вы в последнем подъезде живете, например.

- Зачем? Прикалываешься, Давыдов?

Сейчас Турка вспомнил про Хазову. "Новые методы обучения"! Каким наивным может быть взрослый человек.

После того как они с Ритой "вышли из цветов", она прошлась как раз насчет преподавателя истории. Мол, уже вся школа обсуждает её наряды, а взяли Марию Владимировну на работу только благодаря знакомству с завучем.

- Нет. Давайте зайдем в последний подъезд. В дальний.

Не отвечая на вопросы, Турка потащил за собой учительницу. Он кожей чувствовал на себе взгляды, пронзающие изнутри тонированные стекла "шестерки", как скользкие щупальца, с многочисленными присосками.

Придатки Школы.

Металлическая дверь подъезда закрылась со щелчком, поднялась пыль, и Мария Владимировна звонко чихнула.

- И что теперь? Кого ты там увидел?

- Уроды, в "шестерке". Не хочу, чтоб они знали, где вы живете.

- Почему? Пусть знают, если интересно. Думаешь, я боюсь угроз? У них духу не хватит воплотить их в жизнь, дальше болтовни они не пойдут. Тебя ведь не задевает блеяние овец или там мычание коров? Вот примерно так же я и отношусь к их словам.

- Но вас ведь раздражает собачий лай? - после паузы спросил Турка. - Собаки редко гавкают просто так. А у них там волчья стая.

- Ты посмотри на него, а...

- Давайте поднимемся на пролет. Посмотрим, не уехали...

- С чего ты взял, что они тут меня поджидали? - в полумраке Турка видел, как трепещут учительские ресницы. Вместо ответа он взбежал по ступенькам и поглядел в окно. Тоже слой пыли, чуть ли не в толщину стекла, мутные разводы. "Шестерка" медленно выкатывалась со двора, пуская сизо-синие выхлопы.

- Видите? Уехали сразу. В следующий раз они будут поджидать в подъезде.

- Их право, - ответила Мария Владимировна после паузы. Тон у нее чуть изменился. - Ладно, пойдем.

На чай Мария Владимировна Турку не пригласила, сослалась на то, что к ней должен кто-то прийти. И поцелуем, само собой, ученика не одарила. Попрощалась и, посмеиваясь, закрыла дверь на цепочку - по наказу Турки.

Ему же было совсем не до смеха. Не верил пацан в совпадения. Неужели Шуля и впрямь затеял что-то эдакое? Иначе, зачем им потребовалось узнавать адрес?

Сам не заметил, как добрался до Окраинной улицы. Постучал в окно Вовке - звонок давно уже не работает. Из соседнего двора неслось хриплое рычание пополам с детским хихиканьем. Что-то изнутри ударило в ворота, "БДУМ!" и пес залаял её громче.

- Эй! Я тебе сейчас зад надеру, - послышался мужской голос. - Хватит кирпичи швырять! Тебе говорят, олух. Подошел сюда, Миша. Живо!

Калитка протяжно заскрипела петлями. На улицу выскользнул чумазый пацан, тот самый, который кидал каштаны в Бэтмана.

- Вернись! Потом хуже будет.

- А пошел ты, - негромко, чтоб отец не услышал бормотнул пацан и смахнул с носа капельку. От этого грязных разводов на его рожице только прибавилось. На голове у него сидела та же самая красная кепка - с пупочкой в центре макушки и крохотными, обшитыми дырочками вокруг неё. Малой прикрыл калитку и поглядел на Турку. Ничто не дрогнуло в его взгляде, наверное, не узнал. Подошел, протянул черную ладошку:

- Даров. Есть по мелочи?

- Нету. Отвали. - Пожимать протянутую ладонь Турка не стал. Пацан обиженно зашмыгал носом. Неприятная рожа - пацан напоминал бультерьера. Маленькие глазки, словно изюм в "Венской" булочке сдвинуты к вискам, тонкие губы и плоский лоб. Турка снова постучал, а потом услышал пронзительный свист. Повернул голову - малой отошел к самому углу и теперь показывал задницу, спустив штаны.

- ПОЦЕЛУ-УЙ! - проорал он. Потом мерзко захохотал и, подтянув треники, побежал прочь.

- Вот даун, - пробормотал Турка, и тут распахнулась уже Вовкина калитка.

- Здрасте, теть Ир!

- Здрасте. Тебе чего? Вовка не выйдет гулять. И вообще... Хоть бы сказал что своим дружкам, тоже еще - товарищ. Избили его, сволочи. Подонки твои!

- Да почему мои? Я с ними не гуляю...

- Твои-твои. Не гуляет он! Ладно, некогда мне. - Она с лязгом захлопнула калитку. Спустя мгновение в замочной скважине два раза лязгнул ключ. Турка постоял немного, слушая отдаляющиеся шаркающие шаги. Почесал в затылке и вздохнул.

Вовка нагнал его на том самом углу, там, где малой показывал зад.

- Привет. Я вырвался все-таки.

- Е-мое... - протянул Турка, вглядываясь в лицо Вовки. - Сукины дети!

- Ничего. Уже не болит почти, - шмыгнул носом Вован. Один глаз у него распух и походил на треснувшую гнилую сливу, а сквозь веки проглядывал мутный белок с красноватой сеточкой сосудов. На лбу ссадины, щеки в царапинах.

- У тебя прямо глаз "Терминатора"! Краснющий!

- Хорошо хоть не шоколадный, - отозвался Вова. - Ты чего хотел?

- Да погулять просто. Поговорить, - Турка насупился. Куда девалась обычная легкомысленность и веселье товарища? Теперь это хмурый тип, прячущий взгляд под бровями. - У Коновой вчера был. Она и впрямь сумасшедшая!

- И чего вы там делали?..

- Ну, побегали с ней на стадионе, а потом зашел на пару палок чая. Шучу. Просто, посидели - ничего такого. Она немного заморосила, я и свалил. А сегодня я был - никогда не угадаешь у кого!

- Ну?

- У исторички. У Марии Владимировны.

- Чешешь! - вскрикнул Вовка, мигом скинув облик обиженного инвалида.

- Был.

- Тоже чай с ней пили? - скривил губы Вова.

- Неа. Да просто проводил до квартиры. И не зря! Во дворе стояла "шаха" Валька, это Шулин кент. Летом купаться ездили, ну и один раз "Таврию" угнали и сожгли. Я не разглядел, кто там еще был внутри. Козлы... Мы нарочно зашли в другой подъезд, а эти сразу почти стартанули. Выслеживают, вынюхивают, скоты.

- Да ну? Придумал тоже!..

Они вывернули на Пирамидную улицу, побрели вниз - к Нансена. Послышался далекий гудок поезда - переезд совсем близко.

На Пирамидной домишки сплошь одноэтажные, частный сектор. И хибарок предостаточно - с саманными стенами и прогнившей крышей. Идешь и непонятно, живет ли тут кто-то или же хижина заброшена. Некоторые продают подобные шалаши и уезжают. Домишки сносят, и потом их месте горделиво высятся особняки зажиточных людей - трехэтажные, с мансардами и черепичными крышами. Некоторые не из кирпича, а выстроенные по "западной технологии": арматура, пенопласт и штукатурка.

- Не знаю. А ещё Касю я встретил... конечно, ему доверять нельзя, но он казал что Тузовы всерьез намерены отомстить Марии Владимировне. Типа унижение и все дела.

- Не хочу слышать про них. Унижение! Что они знают про унижение, а? Ничего, узнают... В школе как сегодня?

Турка принялся рассказывать. Начал с ОБЖ, закончил Муравьем. Вова лишь головой покачал, морщась.

- Завтра субботник. Я не пойду, к черту эти веники.

- Анка проверять будет же. Хотя я тоже не пойду. У меня справка будет. А что, Чапай правда повезет нас в тир?

- Турнир по сборке-разборке проведет, а потом поедем, он так сказал. Да я думаю, там все постреляют.

- Постреля-я-ют, - протянул Вова. Взгляд его снова затянулся печальной дымкой, почти как у Коновой. Внезапно она треснула и растаяла, как крупинки сахара в чае.

- Эх, мы все с интернетом никак не разберемся. Ну, думаю, все-таки подключимся. Пять сотен в месяц и качай что угодно. Хе-хе, вот уж я разгуляюсь! И это, Артур... ты не обижайся на маму. Она думает, что меня бьют из-за тебя.

- Фиг его, может так и есть. Ты не обессудь тоже. Кстати - Хазова! О, щас такое расскажу...

Они кружили по переулкам, Турка говорил без умолку. Даже сам себе удивлялся. Никогда ещё столько события не наваливалось одновременно. Хотя веселья каждый день хватало. Но в прошлых деньках было больше активных действий, чем каких-то тайных намеков, недомолвок и загадок. Поехали туда-то, выжрали столько-то, разбили это, угнали то... А сейчас все сложнее, и на первый взгляд - безопаснее.

Так почему же тогда, эта треклятая струна беспокойства никак не исчезнет из груди?

- Понятно. Да ну её к черту, Ритку! Стремная, как по тебе?

- Вдуть можно, - ответил Турка и полез в карман. Пачку сигарет он там не нащупал и вздохнул. - Тем более, сама на шею вешается. Только если привяжется - тут уж держись! Из класса же все-таки.

- А Конова твоя?

- А че - моя? Да у нас с ней и нет ниче, я тебе говорю!

- Они меня подкараулили. Не хотел тогда ещё в магазин идти, а мать все наседала. Она же не знает... Ну, побили немного, чего уж там. Когда первый пропустил в лицо, когда уже кровь течет - то тебе все равно уже, боль уходит. Ха! Да я бы Тузову ещё один стул запустил бы в лобешник его! Никогда теперь не забуду. - Вовка насупился. - У меня другой теперь план.

- Какой план? Мести?

- Я понимаю, что мне вряд ли удастся их всех сломить. С детства такой, ну сам знаешь - не люблю стычки. Во мне нет такого звериного чего-то. Или есть, но зверь спит. И вот так просто я не пойду до конца, как они, потому что мне есть, что терять, и я не хочу сесть в тюрьму. Это дерьмово - каждый день идти в школу и знать, что там тебя ожидает. Ты боишься, думаешь, как лучше свернуть, каким маршрутом пойти, чтоб не наткнуться на банду. Они ведь там, на углу Городской и Джапаридзе собираются. Иногда я обхожу за квартал, но иногда иду прямо так, на них. Подзывают, и попробуй не подойди... да ты и сам знаешь.

- Только с изнанки, - сплюнул в сторону Турка. Ему показалось, что день потерял часть своих красок. Темнеть ещё не должно, рано, но улицу будто сумрачный саван прикрыл.

- Верно. С другой стороны этих, как их... баррикад. Все, чего я хочу - закончить этот гадюшник и поступить в универ. Там-то уже такого не будет. Иерархия и прочее дерьмо.

- Наверно не будет, - пожал плечами Турка. Слишком сложный разговор для него, раньше он о таких темах и не задумывался. И вообще, интересы были совсем другие. Или же он глушил в себе эти мысли?

- А как же армия, дедовщина?

- Отмазаться можно, - сказал Вовка. - На время учебы будет отсрочка, сто процентов. А потом уже пофиг. Военник пробить сейчас не проблема. Вон Славян, знакомый - купил за восьмидесятку. А, этот, Ванька, приколи, ну толстый - пошел в военкомат. Медкомиссия, туда-сюда. Сделали ему там рентген, прощупали и, знаешь, что сказали?

- Ну-ка, - заинтересовался Турка.

- "Где ваша вторая почка? Вам делали операцию?", - захохотал Вовка. Турка в ответ лишь захлопал глазами. - Блин, проясняю для тугих - почка у Вани одна. Врожденный дефект. Знаешь, торгуют же органами. Можно продать одну и ничего не будет, живи себе.

- Подожди. И что с ним? С Ванькой?

- Что, что... В армию с таким не берут, инвалидность будет получать.

Помолчали немного. Вова пнул мятую консервную жестянку.

- Говорят, скоро сделают год службу. Мне-то в армию придется идти. Отец - патриот. Он служил, и я тоже должен отдать долг Родине. Хотя знаешь, дал бы мне кто-нибудь восемьдесят тысяч... Я б побежал в эту армию.

- Может, и сделают год, - пожал плечами Вова. - Было бы круто. Хотя мне-то все равно пофиг. Ладно, я наверно пойду, а то мама будет орать.

- Давай, иди. Покеда! - пацаны обменялись рукопожатиями и разошлись по домам.

***

Мама была против того, чтоб Турка пропускал субботник. Отец тоже вставил свои пять копеек, но конкретно на чью-либо сторону так и не встал. Сохранял нейтралитет, прикрываясь газетой.

- Ну и не ходи. Отлично! Встал он на путь исправления.

- Я никогда не ходил на эти субботники! - кричал в ответ Турка. - Не обязан я собирать листья!

- Вместо целого дня учебы - пройтись с веником. Трудно?

- Нет! На фиг!..

В таком ключе разговор продолжался минут двадцать. Потом захлопали двери, и мама махнула рукой. Турка закрылся у себя в комнате. Давно такого не было. Но и на субботники он ходил, наверное, в начальной школе только. Обычно убирают одни и те же люди, болваны вроде Петьки Русакова. Исправление исправлением, но настолько пасть Турка не мог. Мама что-то совсем погнала...

Сейчас ссора подействовала как-то странно. Турка даже захотел извиниться пойти, но почему-то передумал. В груди беспокойный паучок бегал, мерзкий. Предчувствие чего-то дурного.

Насчет Вовы, насчет исторички? Или насчет мамы?

Только сейчас Турка понял, что произошло за эту неделю. Он обрубил большую часть веревочек и канатиков, связывающих его с уличной компанией. И кто теперь у него в друзьях?

Никого.

Что-то скоро будет. Что-то назревает.

С такими мыслями он провел остаток вечера, пялясь в экран телевизора.

***

Глава 9 Юбка

Мама нарочно чем-то гремела на кухне, чтобы разбудить пораньше. Суббота, и Турка нехотя поехал с отцом на рынок, за продуктами. После, под неумолчное ворчание, помог папе в нехитрых хозяйственных делах.

После погнал на турники и встретил там Лариту. Она сидела на лавочке и сосалась с каким-то пареньком, гуляя ладонью по его бедрам.

- Вы чего тут?

Паренек испуганно дернулся и ойкнул, но Ларита не собиралась так просто отпускать свою жертву.

- Какого хрена ты сюда приперся?!

- Заниматься.

- Ладно, пошли отсюда. Он идиот.

Пухлые щеки пацана залил румянец.

- Постыдилась бы хоть. Растлеваешь парня!

- Иди в жопу! - огрызнулась Ларита. Она одернула короткую юбчонку, и насколько успел разглядеть Турка, трусики отсутствовали. - Занимайся, осел!..

В первом подходе на брусьях Турка сделал аж тридцать пять чистых повторений. Зато в следующих шести подходах темп выдержать не смог, все время думал о всякой чертовне, никак не мог сосредоточиться.

Подтягивания пошли лучше - сделал несколько подходов разными хватами, в том числе за голову, так чтоб перекладина касалась самого основания шеи.

В конце концов, Турка сорвал мозоль на правой руке и побрел домой.

Вечером поиграл в футбол на школьной площадке, с незнакомыми пацанами. Вове звонил, но тот сказал что мол, занят и не выйдет.

***

Воскресенье прошло примерно в том же ключе. За исключением того, что выключили свет. Дома находиться стало невозможно, отец сокрушался по поводу того, что теперь он не посмотрит футбол, мама постоянно просила что-то сделать, помочь, принести, так что Турка ушел бродить по улицам, безо всякой цели. Ноги сами понесли его на "Труд".

Тот самый "сторожевой" пес лежал около своей будки. Грелся на солнце. Услышал лязг калитки и приподнял косматую башку. Турка не глядя, пошел мимо, и пес глухо заворчал.

Турка стиснул зубы и упрямо шел вперед, к синему заборчику стадиона. Пес вскочил на лапы и конечно, залаял.

- Пошел вон! Фу! - сердце стучало о грудную клетку изнутри, Турка топал ногами на скалящую зубы образину. Жирдяя-хозяина не видать.

Мало-помалу пес отступил, а Турка смахнул со лба липкий пот. Мерзкое ощущение. В коленках желе дрожит, а в грудине ледяная пустота.

По дорожкам в солнечный воскресный денек бегало аж четыре человека. Ещё какой-то легкоатлет ставил личный рекорд - прыгал в яму, заполненную грязноватым песком с ракушками.

На четвертинке футбольного газона бегали две команды, сплошь облепленные грязью - опять регбисты.

Конова огибала дальний угол поля, как раз мимо игроков. Бежала медленно, с трудом переставляя ноги. Видимо последние круги. Поравнялась с Туркой, скользнула по нему безучастным взглядом. А Турка залюбовался её задом: те же самые лосины и призывно подрагивающая при каждом шаге попка.

"Вот бы погладить!"

- Привет, Лен! - крикнул вдогонку Турка. Ответом служило лишь покачивание из стороны в сторону конского хвостика, стянутого резинкой.

"Ишь какая! Обиделась".

Один тип бегал в "латах" - огромных наплечниках, какие носят игроки в американский футбол. Только сверху футболка их не прикрывала, и парень походил на фонарный столб, на который ураган закинул покореженный автомобильный остов. Росту в нем было никак не меньше два двадцати, а круглый шлем с решеткой-забралом, прибавлял ещё десяток сантиметров. Остальные игроки бегали вокруг него как первоклашки вокруг выпускника школы. Хотя пару раз великана повалили. Какой-то особой мысли Турка в матче не заметил. Перебрасываются руками, ловят, падают, месят ногами газон. Для дуболомов игра.

Конова снова пробежала мимо. На раскрасневшемся личике крупные капли пота, хвостик - туда-сюда, туда-сюда.

- Лен! - снова ноль внимания. Турка и сам не любил, когда его отвлекают во время тренировки, но сейчас-то дело явно в другом.

Конова добежала до противоположной стороны синего заборчика и пошла шагом, обмахиваясь ладонями. Турка отвлекся на матч - там детину сбил какой-то крепыш с бычьей шеей, сверху навалились и другие, как будто в кучу-малу играли.

Лена тем временем уже вышла в калитку и побрела к "резервному" выходу, через пустырь. Турка перепрыгнул через ограждение и побежал прямо через поле. Пробегая за спинами регбистов, он поймал мяч и поддал его ногой. Раздался свисток, игроки поснимали шлемы, возмущаясь.

- Э, дятел!

- Вали с поля!

Турка догнал Конову на самой вершине склона.

- Лен, погоди, - он поравнялся с девушкой. Та кусала губы, глядя перед собой, и не реагируя. - Да подожди, а!

- Чего тебе?

- Обиделась? Блин, да чо я такого сделал?

- Ты это хотел сказать? Тогда можешь бежать назад.

- Ну, Ленк! Сумасшедшая ты что ли? Хочешь, извинюсь? На колени могу встать!

- Нет, не надо. За что будешь извиняться, если не понимаешь?

Они свернули на улицу Фрунзе. Молча. Миновали двор-колодец, похожий на тот в котором жила историчка, вышли к Свечному переулку. Турка здесь ориентировался так себе, то и дело поглядывал на прилепленные тут и там таблички, с названиями улиц.

- Лен! Ты мне правда это самое... Нравишься!

- "Это самое", - передразнила девушка. Металлические нотки в её голосе чуть смягчилось. - Почему не можешь без слов-паразитов?

- Так это, ну - не могу! - улыбнулся Турка. Впрочем, он толком и не мог бы объяснить, зачем ему требовалось. - Лен, давай будем вместе бегать, как тогда! Одному не то, совсем не то...

- Эй, я вроде пока не сказала, что прощаю тебя, - Конова ткнула Турку в плечо костяшками кулака.

- А ты на субботник не ходила вчера?

- Какой субботник? - Лена состроила такую забавную рожицу, так смешно нахмурила бровки, что Турка расхохотался. Девушка подхватила смех. Внезапно прямо перед ребятами выросла фигурка пацаненка, похожего на того, с лицом бультерьера, который показывал Турке задницу. Только без красной кепки, в драной олимпийке и вытянутых на коленях штанах, пятиклашка максимум.

- А вы сейчас что, трахаться пойдете? - спросил он. Лена перестала хохотать и икнула, заводя за ухо прядь волос.

- Тебе не пофиг? - мигом посуровел Турка. - Сбрызни!

- А я знаю тебя, - продолжал малой. - Сышь, ты, носатый! Давай гони мне сотку. Это шантаж.

- Малой, тебя в детстве матушка не роняла? - хмыкнул Турка. - Какой шантаж?

- А такой! - малой нисколько не стушевался. Его противный, протяжный голосок с въедливостью комара дребезжал в ушах. - Вы должны мне теперь. Каждый день будете деньги давать, не то расскажу все Вадьке, когда вернется. Ну, что ты с другим козлом шляешься.

Турка ступил к шкету и схватил его за грудки. Тот безмятежно смотрел сквозь физиономию Турки водянистыми глазками.

- Это кто такой? - спросил Турка у Лены.

- Не знаю.

Турка оттолкнул его, малой как в замедленной съемке сделал несколько шагов назад.

- Все расскажу! - пригрозил он уже без особого энтузиазма.

- Сышь, обмылок! Я тебе потом башку разобью, понял?

- Она нормально берет? - осклабился беспризорник. Хлопнула дверь подъезда, эхо прокатилось по этажам.

Турка заревел и бросился на обидчика. Малой рванул прочь, но Турка ударил ему сзади по ноге и пацан упал в лужу.

Кед со следами засохшей грязи несколько раз с силой ткнулся в бок малому, а тот видимо, уже по привычке, прикрывал ребра локтями. Турка не сдерживал себя, а Лена его оттаскивала, тянула в сторону:

- Хватит! Все, хватит уже!

- Конечно, хватит... Идите уже шпилиться!

- Ах ты урод! - тут уже сама Конова врезала ему кроссовком.

- Что творится, о-ё-ёй! - закаркала какая-то старуха. - Мордуют средь бела дня!

- Мы за дело.

- Я милицию сейчас вызову!

- Бежим, - шепнула Лена. Увлекла Турку к подъезду, и они скользнули внутрь.

Вбежали на второй этаж. Турка согнулся, задыхаясь.

- Вот урод! Слушай, у меня тетя дома. Не могу в квартиру пригласить, уж прости. А то начнется потом - "вот, привела". Она знакома с Вадиком.

- Так... - Турка снова ощутил внутри пустоту. Ступеньки под ногами мягкие, как из пластилина, ненадежные. - У вас все-таки серьезно?

- Как тебе сказать... Поговорим об этом потом! - Конова быстро чмокнула Турку в щеку. - Вот. Это на дорожку...

Они стояли в пролете между вторым и третьим этажом. Турка как во сне поднял ладони и положил их на плечики Коновой. Из холода его бросило в жар, подмышки вспотели. Губы Лены призывно приоткрылись, а глаза подбадривали.

А вдруг это только кажется?

И вовсе он Ленке не нравится - иначе, зачем ей устраивать спектакли? Обшарпанные стены с надписями, зловония, паутина, вместо гардин прикрывающая узкую раму окна - все это растворилось, перестало существовать для Турки. Он видел только манящие, чуть влажные губы, и теплые карие глаза - с прежней дымкой печали.

Наверху хлопнула дверь. Наваждение спало, рассеялось.

- Ладно, я пойду. Хоть бы тетка нас в окно не видела!

Турка опустил руки. Постарался запомнить форму плеч, как опытный скульптор запечатлевает в памяти мимолетный образ.

- А как же бег?

- Завтра в школу приду. Тогда и скажу точно. Пока! - она упорхнула вверх по лестнице. Турка ещё какое-то время стоял, глядя на бетонные ступеньки. Завтра опять школа, верно. На мгновение Турка забыл, где он учится и вообще - кто он?..

Никогда ещё ничего подобного не испытывал.

- Романтика, елки-палки, - пробормотал он, спускаясь по лестнице.

***

Конечно, в понедельник Анка выясняла, по каким причинам ученики не явились на субботник. Чуть ли не половина физры на это ушла. Странно, что Анка ни слова не сказала насчет презервативов, история будто заглохла.

Затем класс бегал вокруг школы. Бедняга Алик чуть легкие не выплюнул, а Проханов подвернул ногу.

Осталось десять минут, и пацаны попросили у Анки мяч - в футбол сыграть.

- Играют только те, кто был на субботнике.

В итоге, на команды так и не поделились, потому что Тузов и компания пригрозили Березину и другим "футболерам", мол, если будете играть - вам крышка.

Ну и само собой, было обществознание. "Сексознание!", - снова не преминул заметить Проханов.

Синяк у Вовки немного сошел. Часть пятна прямо у уголка глаза сделалась ярко-желтой, с вишневой примесью, как будто он попользовался мамиными мазилками из косметички.

- Ха! Да ты в гомики окончательно заделался! - ржал Рамис, а Крыщ ему поддакивал, тыча пальцем. Вовка ослепительно улыбался и отшучивался - "так и есть", "понятное дело". И только Турка чувствовал исходивший от него холод.

- Ничего, пусть смеются, пока могут, - бормотал Вова. - Ничего...

До этого сидели на МХК, разбирали что-то там про Древний Египет. Галина Марковна орала, что класс ни черта не знает, и что почти все сплошь дегенераты.

- Раньше были дети как дети! Что с вами такое стало?! Вол, я тебе говорю, прекрати! Что ты там по парте катаешь? ДЕБИЛ! - мощная грудь Галины Ивановны вздымалась и опадала. Кроме "упавшего на её голову МХК, мегера ведет ещё и музыку, у младших классов. Турка вспомнил, как сам прикалывал Вову за его безукоризненную тетрадь, классе в третьем еще. Вован тогда сидел с Кондратьевой и каждый куплет выписывал разными цветами гелевых ручек: зеленым, красным, синим.

- Да я не делаю ничо!

- Скотина, - хлопнула белой пластиковой линейкой по столу Галина Марковна. - Так, повторяем параграф. Сейчас буду спрашивать по списку.

- Всех? - спросил кто-то.

- Тебя первым, Водовозов. Кстати, где твой брат?

- Заболел. Горло и температура.

- Так, а ты кто будешь? - прищурилась Галина Марковна, устаивая шары задницы на стуле. На мясистый нос, с крупными порами и бордовыми прожилками, она нацепила очки. Тонкая квадратная оправа, шнурок трет родинки на шее. - Леша или Гриша?

- Я Гриша, а заболел - Леша.

- Господи, девятый год у меня учитесь, а вас, близнецов, так и не научилась различать! Вас хоть мама не путает?

Гришка только пожал плечами, улыбаясь. Понятное дело, он уже успел привыкнуть к тому, что их все путают и особого внимания на шуточки и вопросы не обращает. Они такие близнецы, бывает что-то как выдумают! Экзамены в прошлом году друг за друга сдавали. Леха больше шарит в геометрии и в матеше, а его брат - гуманитарий. И никто тогда подмены не заметил.

- Повторяйте тему! Тузов, ты готов ответить? А ты, Китарь? Вот и сидите молча. В книгу уткнулись, я сказала! Тоже мне еще, изводите девчонку молодую! Я такого никогда не терпела. Да если б вы только попробовали что-нибудь выкинуть на моем уроке, я бы вас как тузик грелку порвала, клочки б по закоулочкам летели! Вы её на руках носить должны! Молоденькая, только после пединститута...

Вроде бы кто-то сказал "да конечно, летели". Видимо, не рассчитал со звуком, и прозвучало это слишком уж громко. Кто-то пошутил насчет того, что в пединституте учат на педиков, послышались смешки.

Галина Марковна открыла дверь, выглянула в коридор. Вол поднялся и начал дергать тазом и крутить "факи" в мощную, квадратную спину. Смешки усилились, Вол плюхнулся на стул и довольной ухмылкой. Угри, шрамы-вмятины от прыщей, оспинки и венки на висках медленно заполняла кровь.

- Давайте. Гриша, готов?

- Можно ещё три минутки повторить?

- Ладно. Вол, а ты что там?

- А чо?

- Отвечай. Вставай. Я за тебя в последний-то год возьмусь!

- А ЧО?

- "Чо" по-китайски "жопа", - вставил Проханов, и класс прыснул.

- Отвечаешь? Или ставлю "два", и пошел вон из класса.

- Галина Марковна, а чо я?! - скрипуче воскликнул Вол.

- Отвечаешь? Раз, два... Все, можешь сидеть дальше.

- Так сидеть или выходить? - снова ухмыльнулся Вол.

- Ты мне рожу свою ещё покриви! Дурак несчастный!

- А чо вы обзываетесь? За это на вас в суд можно подать!

На мгновение музычка опешила. Редко кто ей дерзил. Даже самые отъявленные хулиганы молча терпели все ее высказывания в свой адрес. Переговорить музычку невозможно, а память у неё великолепная: что-то не так сказал в сентябре - будь уверен, весь год она будет капать на мозги, пилить. И еще через пару лет напомнит.

Ну и на руку тяжела. Она раз залепила какому-то дерзкому пацику пощечину - так он сознание потерял.

- Ишь ты, какой умный! Выискался мне, тоже! А на вас, на малолетних преступников в суд подавать не надо?

- А чо мы?

- Да ни "чо"! Это твое "чо" меня уже достало! Когда ж ты уже свалишь и скроешься с глаз моих долой, идиот?!

- А ЧО?!

- Все, Вол, хватит, - музычка тяжело дышала, по шее и щекам поползли вишневые пятна. - Кто там отвечает? Давай, Водовозов. Или тоже "пару" хочешь?

В таком ключе и прошел урок. Разве что Вол все-таки смог украдкой нарезать шариков из жвачки и кидал в Саврасову. Турка по привычке разглядывал черно-белые портреты из фотобумаги - когда он пришел в этот кабинет в первом классе, портреты уже выглядели старыми. На время ремонта их снимали. Моцарт, Шуберт, Бах, Чайковский, Мусоргский, Бетховен, Шопен. Турка давно заметил, что чем-то Конова похожа на Бетховена. Будто сестра. Тут великий композитор запечатлен молодым, с грустным взглядом и печально изогнутой нижней губой.

Где-то ближе к концу урока в косяк двери раздался стук. На пороге появилась женщина - без труда поймешь, кто такая. Такие же матово блестящие глаза, круглые, словно коричневые пуговицы. И выражение лица почти такое же.

- Здравствуйте. Я мама Саши Вола. Пока весь класс тут, можно задать вопрос?

- Ну, у нас вообще-то новая тема... - Галина Марковна поглядела на неё поверх очков. - Ладно, так и быть. Сразу домашнее задание запишите! - прокричала Галина Марковна, придерживая грудину ладонью, чтоб не порвалась. На пальцах - перстни с разноцветными стекляшками. За годы преподавательства горло все-таки попортилось, словно исцарапанная иглой виниловая пластинка, голос надтреснутый.

Записали домашку. Галина Марковна кивнула матери Вола. Она так и стояла возле доски, будто отвечать собралась. И вдруг спросила:

- Скажите, кто принес кондомы в класс?

Некоторые захихикали. Вовка покраснел, сдерживая смех. "Тузовы" за последними партами затопали ногами. Лицо Вола приобрело вид сырого мяса, пролежавшего день на солнцепеке.

- Хватит смеяться! - взвилась Галина Марковна. - Все бы им ржать! Вам задали вопрос - так отвечайте!

Постепенно воцарилась тишина. Никаких перешептываний и смеха. Все приняли более-менее серьезный вид. Турка сидел на том же месте - третья парта ряда среднего ряда. Она отлично просматривается с учительского места.

- Так кто принес? - повторила мать Вола. "А чо?", - едва слышно пробормотал Вовка и Турка прыснул.

Галина Марковна сняла очки и запустила дужку в бордовый рот.

- Вол! - сказал кто-то.

- А чо сразу я?

- Вы не можете сказать честно? Трусы что ли? Кто-то ведь все это затеял. И кидал не только мой сын, насколько я поняла.

- Да никто не признается, о чем вы говорите! - вопила музычка. - Трусы, позорники!

Мать Вола постояла ещё немного, сканируя каждого своими колючими глазами. Настолько похожа на сына - точнее, он на неё, - что у Турка невольно почувствовал отвращение.

Мать Вола кивнула и вышла из класса.

Прозвенел звонок.

- Дежурные остались! Кто сегодня? ДЕ-ЖУ-РНЫ-Е! Стулья поднять вверх ногами на парты, у меня последний урок. Подмести бумажки, катышки эти... Кто набросал? Свиньи, вот свиньи... Окно откройте, пусть проверится!

Выяснилось, что помимо матери Вола вызвали ещё и родителей Каси.

Ну а после того как незадачливым сыновьям прочитали лекции по примерному поведению, за их воспитание взялись Крыщ с Рамисом. Они затащили Вола и Касю в туалет.

Устроили очную ставку, чтоб выяснить, кто на кого настучал.

- Кто? Ты на него? Чо ты лупаешь на меня, стукач?

- Я не стукач, - отвечал Вол. Крыщ влепил ему звонкую пощечину. Кася стоял тут же и хлюпал носом. И без того водянистые зенки наполнились влагой:

- Да мы не стучали! - и он тут же получил пинка.

- Самая поганая тема - стучать. Я разве не говорил? Вы должны были сказать, что вообще никаких презиков никто не кидал! Нет? - изо рта Тузова в лицо Кассе летели капельки слюны. Потом он схватил своими пальцами-обрубками лицо Каси и сжал так, что физиономия превратилась в гротескную маску.

- Там историчка стояла! Как мы могли...

Ещё один звонкий шлепок.

- Мне нассать. Тебя, Кася, мы бить не будем. А ты Вол, уж извини, - Тузов развел руками. Крыщ дал пацану коленом под дых, и тот согнулся. Рамис с прыжка пробил ногой по голове, как по мячу. Вол упал на загаженную туалетную плитку, в холодную лужу.

Крыщ и Рамис принялись пинать его ногами, а Вол лишь прикрывался, тонко вскрикивая. Продолжалось это каких-нибудь пару минут. После Тузов поднял Вола за волосы - тот кривился и ныл, скаля желтые никотиновые зубы. Губа у него лопнула, из неё сочилась кровь.

- Умойся, - Тузов толкнул его к раковине. - Так, Кася. С тобой у нас разговор пойдет другой. Наказать ведь тебя как-то надо, согласен? Ты ведь провинился?

- Чего? - цветом кожи Кася мог спорить с кафелем.

- Гавари! Согласин, нет?! - гортанно крикнул Крыщ, дергая Касю за воротник.

- Д-да. С-согласен. Ну, простите меня, пожалуйста. Я ведь ничего такого не сделал, там и она была... И завуч тоже.

Снова тычок, зубы щелкнули. Вол тем временем сморкался в раковину, и сток глотал воду, смешанную с кровью.

- Ну, все. Он согласен.

- Пацаны, ну пошутили и хватит. Ну побейте меня тоже... - Кася шепелявил, а его тем временем подталкивали к ступеньке, поддерживая под локти. Бачок плохо держал воду, она с журчанием пропадала в рыжевато-коричневой дырке очка.

- Башкой? - спросил Крыщ.

- Ага.

- Не надо, ну пацаны, прошу, ну пожалуйста, лучше побейте. Нет! - Кася напрягся и тут же получил локтем в почку.

- Ныряй!

Хрипло тренькнул звонок. Как простуженный петух, проспавший зарницу. Хлопнула дверь - в туалет зашла Инесса Моисеевна, завуч.

- Что у вас тут происходит?! Звонка не слышали? Опять ваша банда! Отпустите его немедленно! - она перевела взгляд на красномордого Вола. Кася шмыгнул носом и провел ладонью по мокрым волосам. - И ты тут? Касьянов, иди на урок. А вы - за мной, в кабинет.

- Шиздец вам, - растянул губы Тузов.

***

На обществознание класс собрался-таки в полном составе. Вол насупленный, с распухшей рожей, восседал за последней партой.

Кася как-то странно дрожал и одно веко у него подергивалось. Тузов и остальные привычного расположения духа не потеряли - на перемене загнали Русакова в шкаф и придвинули несколько стульев и парт, чтоб не смог выбраться. Петя не очень-то и пытался. Просто тихо сидел до звонка и ждал освобождения.

Как-то раз затолкали в шкаф Шарловского. Тот неожиданно взбесился, полез в драку. Они сцепились с Волом, начали душить друг дружку в сгибах локтей, завалили несколько парт и смахнули с подоконника цветочный горшок. Потом Шарловский схватил стул и швырнул в Вола. Тот увернулся, и стул попал в Зульфалиеву - бесцветную больную девочку. Глаза у неё чуть раскосые, волосы всегда присыпаны перхотью. Ну и носила она какие-то непонятные, вытянутые чуть ли не до колен бабушкины свитера. Она редко отвечала на уроках и большую часть четвертей болела. Ей посчастливилось прийти в школу в третий раз за полугодие, и получить в висок ножкой стула.

Хорошо хоть ничего серьезного. Только Зульфалиева стекла под стол - упала в обморок. Вошла Зинаида Альбертовна, принялась визжать и причитать... Шумиху затеяли знатную.

После этого случая Зульфалиева в школе вообще не появлялась. Вроде бы перевелась в тридцатку.

Рустам Асламов как всегда, молча, листал учебник, из разных углов класса неслась музыка, и Гришка Водовозов время от времени кричал:

- Да выключите вы свои пищалки!

И конечно, всем было плевать.

Даже Конова присутствовала на всех уроках. Впрочем, они с Туркой сухо поздоровались, да несколько раз обменились ничего не значащими взглядами. Хазова весь день пялилась на Вовку, а тот тоже на неё поглядывал:

- Сышь, может ты и прав. Блин, я не верю! И так смотрит, и хихикает. Надо у Воскобойниковой спросить. Или у Слютиной.

- Так они тебе и сказали! Не, я бы на твоем месте с ней не связывался.

- Так ты ж сам сказал, что вдуть можно? - говорил Вовка в полный голос. Вопли, музыка и девчачий визг полностью перекрывали беседу.

- Можно, да. Но мне Рита не нравится. Темная какая-то. Ну, противная, скользкая... как змея.

- Выдумываешь! - фыркнул Вова. Зацокали каблуки, на пороге появилась Мария Владимировна.

- Звонок был уже? - спросил Вова. К дверцам шкафа в конце кабинета пацаны придвинули две парты.

- Не слышал.

- Был-был, - повернулся Алик. Он что-то повадился садиться впереди Турки и Вовки, с Русаковым.

- Что происходит? Мальчики, поставьте столы назад.

Никто не шелохнулся.

- Что, очередной прикол? - сегодня Мария Владимировна опять в водолазке, только в темно-синей. Туфли без каблуков на ногах, юбка прикрывает колени. Девчонки рассказывали, что учителя на неё взъелись, мол, развращает молодежь, ходит в неглиже. Похоже, что Мария Владимировна вняла советам. А Турка только хмыкал. Девчонки и сами хороши, по сравнению с некоторыми старшеклассницами, историчка - сама целомудренность. - Да помогите же кто-нибудь!

Вызвалось несколько человек - Березин, Саша Уфимцев и Рома Филиппов. Вовка подорвался, но сразу сел - и без него куча желающих. Парты поставили назад, к среднему ряду. Стулья подняли с пола. Открылась дверца шкафа, оттуда показалась голова Русакова, волосы сплошь в паутине и пыли.

- Ты чего туда залез?

- Да меня запихнули! - Пацаны взорвались смехом, а Петька покраснел как рак и стал отряхивать вязаный серый свитерок, вытертый на локтях, и брюки, покрытые пылью и паутиной.

- Детский сад, - подняла бровки учительница. - Сходи, вымой руки и приведи себя в порядок. - Хватит смеяться, ребятки, ау-у! Сегодня у нас очень важная тема: "Эволюция и революция общественного развития". Как вы думаете, что сейчас происходит с нацией, с людьми? И вообще, кто-то может ответить, что такое "эволюция"? А ре-волюция? - Мария Владимировна уперлась ладонями в стол, чуть отставив зад. Груди затрепетали под водолазкой. Турка подумал, что может наблюдать за этим действом вечно.

Когда учительница отвернулась, Крыщ встал с места и задвигал тазом и руками одновременно, будто ехал на лыжах.

По классу прокатился ржач.

- Эволюция - это развитие, постепенный, качественный переход на более высокий уровень. - Слютина поумничала, конечно. Наверное, уже половину учебника вызубрила.

- А революция - это война, - сказал Проханов. - Ленин революцию устроил.

- То есть, революция это переворот с ног на голову и... Тузов! Да прекратите вы уже!

- А мы ничего, - сказал Крыщ. Хлопнула дверь и на пороге появился Русаков. Кто-то включил древнюю песенку "Крэйзи фрога", и от первых же звуков Турку начали душить рвотные позывы.

- Вот он, подмылся! - захихикал Вол. Петька видимо не услышал и с важным видом кивнул: - Да, вот и я.

Все загоготали. Мария Владимировна закатила глаза:

- Верх остроумия. Ладно, садись уж Петь. А вас, видимо, надо рассадить. Вот, возле Гриши место сегодня свободно. Рамис, да? Или как тебя зовут? Ау, вы слышите?

- Что? - прищурился Тузов. - А, слышим...

- Где ваш товарищ, Шульга?

- А мы за ним не следим, - презрительно бросил Тузов. Взгляд цепкий. На глаза брови наползают, словно скрывая часть намерений, вечно гнездившихся под твердой черепушкой. Серп шрама на лбу Тузова налился бордовой краснотой.

- Хорошо. Рамис, садись на первую парту, к Водовозову.

- Заче-е-ем? - с неохотой протянул дагестанец, хмуря брови. Лицо смуглое, как будто морской загар не сходит круглый год, белки глаз выделяются.

- Мне так будет удобнее.

- А мне вот так будет удобнее. - Рамис чуть отодвинулся назад и заложил кроссовки на парту. С подошв отвалилось несколько сухих кусочков грязи. - Но ведь я так не сижу?

- Вы мешаете другим ученикам заниматься. Либо ты садишься на первую, а ты, Сережа на тот ряд, - Мария Владимировна подошла к последней парте и говорила медленно, с расстановкой, - либо вовсе выходите из класса. Все выходите, но не домой, а к директору или к завучу.

- И чо там? Ну, я могу в принципе сходить. Он на месте, Сергей Львович-то? - развязно спросил Тузов. У Турки в груди потихоньку распухал ком, а пульс долбил в затылок.

Они и впрямь не имеют права, не могут они так разговаривать с ней. С учительницей, девушкой!

- Совсем охренели, - пробормотал Вовка.

- Так мне пойти пригласить завуча? - вопрос повис над головами. Он тускло подсвечивался светом из окон и медленно, чинно плыли меловые пылинки в воздухе.

- Ла-адно. Я пирисяду эсли уам так хочица, - с нарочным акцентом протянул Рамис. - Мине там панравится? На пэрвой партэ? Оттуда лучше слышна, да?

- И видно, - добавил Тузов. Все трое засмеялись. Вместе с ними Кася, Вол и примкнувший к ним буквально с этого года Китарь. Раньше он играл в футбол и учился на тройки-четверки. Был немного сумасшедшим - перечил учителям, размахивал кулаками, в общем - типичный "мужик". Его никогда и не трогали из-за силы, Китарь занимался кикбоксингом. Но и конкретно в каких-либо классных "группировках" он не состоял, общался почти со всеми.

Летом начал выпивать, за курево взялся основательно. И вот, с начала года он сидит за последними партами, смеется дурацким наигранным смехом, и демонстративно игнорирует старых приятелей.

Разговор шел в параллельной плоскости. На обычном уровне хулиганы дерзили, но существовал и незаметный чужому уху, потаенный смысл.

Турка поерзал на стуле. Его бросило в жар. Рамис встал, собрал нехитрые пожитки в виде пакета с рваными и мятыми тетрадками. Обошел парту, а когда Мария Владимировна отвернулась, растопырил обе пятерни, будто пытаясь схватить учительницу за попу.

Вовка сжал карандаш и крикнул:

- ЭЙ!

Рамис мигом принял вид смиренного агнца.

- Что такое? Проблемы, Вов? Сулейманов, ты сядешь, наконец?

Рамис украдкой показал в его сторону кулак и сел рядом с близнецом Водовозовым. Сразу повернулся вполоборота и подмигнул своим дружкам.

- Теперь, когда мы разобрались с некоторыми нюансами, - Мария Владимировна села за стол, - можно, наконец, продолжать. Как вы думаете, по какому пути идет наше общество? Мировое в целом, я имею в виду.

- Гуманизм, - ответила Воскобойникова. - Недопущение войн, лечение болезней, помощь странам третьего мира - по этим параметрам можно сказать...

- Нет, Алина. Ты меня не поняла. Я говорю сейчас именно о нравственном аспекте. Вол! Да прекрати ты хихикать!

- А чо?

- Ничего. Сегодня ведь вызывали твою маму, насколько я знаю...

- А чо-о?

- У тебя пластинку заело? - вскипела Мария Владимировна, а Вол довольно засмеялся: - Ничего у меня не заело. Может, у вас там что-нибудь и заело, но не у меня.

- Заткнись, Вол! - гаркнул Мнушкин. Женя только в этот понедельник пришел в школу. Обычно он выставлял себя эдаким "успокоителем", хотя сам был не прочь кинуть кого-нибудь прогибом на перемене (или прямо на уроке, если преподаватель отлучился), "пошутить" по-всякому. Боролись они обычно как раз с Рамисом.

- Замолчите оба! Итак, вы считаете, что сейчас общество имеет положительный вектор развития? Верно? Или все-таки, идет деградация путем медленного преобразования и подмены ценностей - разрушающая эволюция?

- Что? - спросил Проханов. Но на этот раз никто не смеялся. Все как будто задумались над предложением. Хотя Турка знал, что это не так. Обществознание как предмет не очень-то уважали. Турка даже подумывал, что может взять его как один из двух "выборных" экзаменов.

Если Мария Владимировна проработает до конца года.

- Попробую объяснить. Открыли тетради, поставили число и записали тему с доски. А я пока начерчу схемку...

Ребята зашевелились, зашуршали страничками. Шарики ручек едва слышно скрипели во внезапной тишине.

Учительница взяла со стола ежедневник - страницы скрепляла пружина, - вооружилась куском мела и отвернулась к исцарапанной многолетними потугами учеников доске. Когда она прочертила первую стрелку, прямо от заголовка, Турка вспомнил сердечки и пронзающие их стрелки, такие даже он когда-то рисовал на листках, и поглядел туда, где обычно сидела Конова.

Мел тихонечко поскрипывал.

Рамис в это время зашелестел своим кульком - слишком огромным для пары-то тетрадей. И вот теперь он вытащил из пакета тридцатисантиметровую линейку. Не металлическую, гнущуюся, деревянную.

Тузов в это время зажал кривые зубы ладонью и едва слышно захихикал, будто в конвульсиях забился. Крыщ скалился в открытую, остальные ребята начали потихоньку разговаривать. Так всегда бывает - только учитель выйдет или начнет рисовать на доске, потихоньку возникает гул. Сначала он похож на гул трансформаторной будки, или там пчелиного улья, и постепенно становится близким к реву машин на проспекте.

Учителя, поглощенные записями, могут не обращать внимания на этот гул, а между тем он - отличное прикрытие.

- Давай! - прошипел Тузов, махая рукой как стартовым флажком. Рамис кивнул, облизал губы. Чуть привстал с места и протянул вперед светло-желтую пластину. Сначала никто не замечал, что происходит возле первой парты, а уже спустя мгновение шум чуть подутих.

Многие учителя знают, что это значит. Обычно сподвижником тишины становится какая-нибудь шуточка или же немое удивление.

Сейчас в равном количестве присутствовали обе составляющие.

Сейчас обе эти составляющие присутствовали в равном количестве.

Рамис вытянул линейку и подвел ее к подолу юбки учительницы. Наверно, не рассчитал и легонько ткнул в бедро Марии Владимировны. Та почувствовала что-то, но занятая процессом соединения стрелок, линий и кружков, отреагировала вяло: вроде как хотела провести ладонью по юбке, но, наверное, вспомнила, что пальцы выпачканы мелом. Рамис отвел линейку. Он уже не оборачивался назад, видно, полностью сосредоточился на процессе.

Привстал, протянул руку вперед и завел линейку учительнице между ног. И начал медленно приподнимать подол.

Юбка поползла вверх.

Показались стройные ножки в колготках телесного цвета. Мел перестал скрипеть, и тишина напоминала отголоски звонка, уже протрещавшего свое.

Юбка ползла все выше. Вот уже виден задний шов колготок и крохотный треугольник белых трусиков.

Рамис дернул линейку вверх.

[???]

Все оттенки громового хохота, визг. Вовка закричал и загремел стулом, вскакивая на ноги. Глаза у Марии Владимировны полезли на лоб. Что-то громыхнуло, лязгнуло. Турка вспомнил где-то услышанную фразу о том, что хорошие девчонки носят именно такие трусики.

Это всем известно. Белые трусики — только для примерных девочек.

Грохот оказался смехом и стуком множества кулаков по крышкам столов. Топали ноги, надсадно ревели глотки. Вова прямо через парту накинулся на Рамиса, и они исчезли между рядами. Турка тоже протиснулся между стульями, но тут же тупая боль возникла в виске и разлилась по волосам и по лицу, застилая обзор.

Крики, смех, гвалт, скрип стульев по паркету, и тупая боль в голове.

***

— Ты как? Нормально?

— К Таблетке, бегом.

— Помогите! С той стороны держите его.

Что-то горячее текло по затылку вниз. Залило шею и часть спины. Ноги подкашивались, сил совсем не было. Турка замычал. Серый потолок с паутиной и грязно-коричневый паркет под ногами несколько раз поменялись местами.

«Уже не блестит от мастики», — Турке казалось, что он идет на руках, в водовороте акварельных красок, смешанных разом, и пузыри лиц кричали и спрашивали что-то, лопаясь звуками.

В нос шибанул резкий запах, и Турка открыл глаза.

Медкабинет. Стол Таблетки пустовал, потому что она собственной персоной нависала над ним, со своими рыжими патлами, вытравленными «химией». Пальцами-сардельками она подносила к лицу Турки дурно пахнущую ватку, прямо в ноздрю тыкала.

— Хватит, не надо! — Турка врезался затылком в стену.

— Ишь, не надо ему! Пришел в себя, стало быть? Так потише, повязка тебе наложена!

Турка потянулся к голове и нащупал шероховатые бинты. Подушечки пальцев окрасились малиновым.

— Что такое? — прошептал Турка.

— Все нормально, — ответил ему Вовка. Он сидел напротив, на стуле. Из носу у него торчали кровавые тампоны, а вокруг глаза распухло еще больше.

— «Скорую» вызвали! — проскрипела Таблетка. — Сидите смирно, я сейчас приду. Ох, хулиганье проклятое! Расшибают головы, дерутся, а ты возись с ними, с окаянными!

Она выплыла из кабинета и захлопнула дверь.

— Что случилось? Правда, что ли, «скорую» вызвали?

— Правда. Отвезут тебя в больничку. Ну, и я с тобой. Что мне, на уроках сидеть? Да и будут ли теперь занятия, неизвестно. Такой гвалт поднялся...

— Да что произошло?! Ни черта не помню!

— Это хорошо, что не помнишь, — оттянул краешек рта Вовка. — Это хорошо.

***

— Садитесь, Мария Владимировна! Чего в дверях-то застыли?

— Сергей Львович! Да что ж такое в школе творится? Я понимаю, обычные нападки, но это уже переходит мыслимые границы! Разве я не права? — Предложением сесть на стул учительница не воспользовалась, так и продолжала стоять в дверях, заламывая пальцы.

Директор с безмятежным видом сидел в своей обители. Тут стояли новые шкафы, паркет отражал свет, который проникал сквозь пластиковые окна, забранные коваными решетками, блики танцевали на стенах, на белоснежном потолке. Только-только после ремонта кабинет, везде свежесть и чистота.

Он повернулся в кожаном кресле. Удобном, широком. Упер шею в валик-держатель.

— Правы. Вы абсолютно правы, милочка! Только зачем же стоять? Садитесь на стульчик! Хулиганы — дело такое… Сами понимаете, как можем, так и боремся. Многие на учете в милиции состоят, Асатрян так и вовсе с условной судимостью. С родителями Сулейманова мы проведем работу, я хорошо знаком с его отцом, прекраснейший человек, бизнесмен. На детей в этом возрасте влиять чрезвычайно сложно, уж поверьте моему педагогическому опыту! Собственно, это и не дети уже вовсе, понимаете, о чем я? Переходный возраст, гормоны. А вы — красивая девушка, молодая. Вот и привлекаете повышенное внимание, стало быть.

— Я работаю тут неделю с небольшим. Уж не стали ли ДЕТИ такими по моей вине? — спросила Мария Владимировна и скрестила руки спереди. Ей не нравилось, что взгляд директора постоянно нырял в ложбинку между ее грудями.

— Нет, что вы! Не это я хотел сказать, милейшая! — директор крутнулся в кресле из стороны в сторону. Маленький плюгавенький мужичок с залысинами и усами. Он специально начесывал волосы с затылка и боков, чтоб скрыть жиденькими прядями плешь.

— А что?

— Присядьте, прошу вас! — взмолился директор. Мария Владимировна вздохнула и устроилась напротив Сергея Львовича. Одна радость — теперь он не будет обшаривать взглядом ее ноги и приподнимать юбку.

— Это тревожный звоночек, вы понимаете? Если им это сойдет с рук, то — что дальше?

— Помилуйте, ну что такого произошло…

— Сулейманов при всем классе поднял мне юбку линейкой.

Директор поднял кустистые, с проседью брови, и между сонных век замелькал блеклый, желтоватый белок.

Мария Владимировна пылала. Она до сих пор не верила, что это на самом деле произошло. А уж что потом началось! Массовое побоище. Она раздала несколько пощечин, сама получила тычок локтем в нос, который теперь распух и пульсировал.

— Вы не преувеличиваете? — сказал директор.

— Что? Вы сомневаетесь в моих словах? Да что с вами такое?!

— Нет! Опять вы меня неправильно поняли. Конечно, я проведу воспитательную беседу с Сулеймановым, Тузовым и остальными. Конечно, это вопиющий случай! И если только придать его огласке… Вы даже не представляете, что может случиться. Полетят головы. Начнутся проверки. Пострадают преподаватели, понимаете?

— А то, что я пострадала — это как бы ничего? Похоже, вы ни в грош не цените новых… новые кадры. Только и слышу перешептывания за спиной! Про юбку, про колготки, про глубину вырезов… Будто больше нечего обсудить, будто других проблем нет! Шепчутся за спиной, а в глаза — улыбаются. Я могу уволиться, если вам угодно.

— Что вы! Молодой, перспективный преподаватель! Как можно! Недопустимо! — размахивал руками директор. Он открыл ящик стола, поглядел вниз. Облизнул губы и странно дернул плечом. — Но вы сами понимаете, авторитет нарабатывается годами успешной практики, с ней и опыт приходит. Сколько бы у вас ни было дипломов, реальный опыт…

— Никчемный разговор. Я от вас такого не ожидала, Сергей Львович.

— Сядьте, пожалуйста. — Голос директора стал тверже. — Новые кадры мы ценим, но, видите ли, не все так просто. Конечно, вы можете подать на Сулейманова в суд. Да хоть сразу на всю шайку! Только что им предъявят? Хулиганство? Ребята несовершеннолетние, и…

— Речь не о суде. Я хочу, чтоб их исключили из школы. Или на время отстранили от занятий. В чем проблема?

— Послушайте, это же девятый, выпускной класс, — директор вновь облизнул губы. — Доучиться-то им осталось всего ничего. Год закончится, отпустим их на все четыре стороны. Зачем же портить статистику… — Патлы на лысине Сергея Львовича взмокли. Он потеребил пуговицу на лацкане пиджака, снова поглядел вниз. — Давайте вместе со мной? Нервы — дело такое…

— Вы же в школе, — изумленно протянула Мария Владимировна. — Коньяк?..

— Как можно, как можно! Но у нас экстренный случай, ЧП! Ладно, — вздохнул директор, снова впиваясь взглядом в водолазку учительницы. — Но ведь всплывет и ваша история, если начнется полноценный разбор полетов. Придется ведь приглашать людей из комиссии — из районной, из городской. Из детской комнаты милиции приедут, как пить дать, и учебный процесс встанет, я вас уверяю.

— Моя история?

— Бросьте. Слухи не рождаются на ровном месте. Что помешает Сулейманову сказать про… неформальные отношения с вами? Нет-нет! Дайте я договорю. У вас новые методы, это понятно. Мне они нравятся, ей-богу! Но есть и противники. Те, кто считает, что школьники — это прежде всего ученики, а не дети, и уж тем более не люди, — усмехнулся Сергей Львович. — Сложно? Само собой. Так вот, на прежнем месте работы, в своем городе, вы преподавали девятым классам. Тоже всего ничего, годик. Но и там была одна история. Любовной ее назвать, или как?..

— Это никоим образом не касается сегодняшнего происшествия, — отчеканила Мария Владимировна. — Сейчас речь о том, чтобы наказать этого урода. А история с… с водой? Точнее, ну… вы поняли, с чем. Вы же обещали повлиять? Я считаю, что исключение из школы этих мерзавцев пойдет только на пользу учебному процессу, за который вы так ратуете! Они мешают учиться нормальным детям, а вы печетесь о статистике.

— Ваше предыдущее место работы к делу имеет самое непосредственное отношение. Хотите, чтоб об этом трепались на каждом углу? Поверьте мне, делу не стоит давать ход. Мы вас взяли как надежду, вы лучик солнца в нашем, хм-м, королевстве кривых зеркал. И вы хотите разбить эту надежду вдребезги?

— Нет… Боже! О чем вы только говорите! — Мария Владимировна закрыла лицо ладонями. Всхлипнула и опустила голову на стол, не отрывая пальцев.

— Я обязательно придумаю, что тут можно сделать. Отец Сулейманова — большой друг школы. Мы с ним на короткой, так скажем, ноге. Не представляю, как выглядела бы школа без его помощи. Финансирование-то у нас — гос-споди…

Блики света, кажется, мелькали и на зубах Сергея Львовича.

— Машенька, милая, я к вам по-отечески… — директор оказался сбоку от учительницы. Она чуть скосила глаза и увидела мотню брюк прямо напротив щеки. Директор погладил ее по плечу и будто невзначай пальцы его скользнули под высокий ворот, так что девушка вздрогнула от прикосновения.

Нежная кожа встретилась с сухой заскорузлой подушечкой директорского пальца.

— Честное слово, я это так не оставлю…

Мария Владимировна вскочила и отвесила директору пощечину.

Глава 10 Первый раз

На «скорой» ехали без мигалок. Турка сам не заметил, как задремал. Напротив него сидел Вовка, а рядом — Лена; никто не стал протестовать, когда она влезла в «Газель» вместе с пострадавшими. Нежные прикосновения и поглаживания облегчали боль почище любого лекарства, и Турка даже был рад, что получил по башке.

В больнице ребят немного потаскали по кабинетам, предложили госпитализацию, от которой пацаны хором отказались.

— Ну, раз так… Швы вам, слава Богу, накладывать не надо. Должно само зажить. Если только снова в драку не полезете! — улыбался доктор с усами-щеточкой и квадратными очками на широком носу. — Разве что перевязки делать придется. Соответственно, от школы я вас освобождаю…

— Обоих? — с надеждой спросил Вовка.

— Нет. У вас-то что, молодой человек? Синяки да ссадины. Жить будете в любом случае. Ну а вам, — обратился врач к Турке, — две недельки отдыха не помешают. А там уже и каникулы на подходе, верно? У меня просто внучка учится в третьем классе, поэтому знаю. Кстати, физические упражнения противопоказаны. Насчет питания — нужно налегать на белок, мяса побольше кушать, рыбу, орехи, творог. Любите творог?

— Я вот ненавижу творог, — наморщила носик Лена. Они сидели в кабинете все втроем. Тут было просторнее, чем в медпункте, кушетка отсутствовала, зато стоял большой стол, который явно выглядел недешевым. Еще в кабинете имелась куча ящиков, полированный шкаф с книжками, брошюрками и целой армией картонных папочек на завязках, а лекарствами почти не пахло.

— И очень плохо, девушка! Творог полезен. Мазь я вам еще выпишу, — врач быстро нацарапал на листке рецепт: что-то неразборчивое после цифры «1», витиеватые закорючки после цифры «2». — Берите. За справкой ко мне потом придете, заодно и посмотрим, как ваша голова заживет. Можете идти! Повезло вам все-таки, могло быть намного хуже.

— Череп как котелок, — бормотнула Лена, и все засмеялись.

Ребята вышли из здания. Солнце то проглядывало сквозь тучи, то снова пряталось за облаками. Спустились по ступенькам. Вокруг целая куча отделений: хирургия, травмпункт, роддом, «ухо-горло-нос».

— Вообще жесть! Стулом! Недоумок. Что ему теперь будет?

— Крыщу? — переспросил Турка. Мысли разбегались, и его вдруг посетило острое дежа вю. Как будто это уже было или будет. Почему-то он подумал про маму, она на днях в поликлинику собиралась сходить или сходила уже. Она в последнее время какие-то капли пьет и с тонометров почти не расстается. Давление, что ли.

— Засадить его надо. Можно заяву накатать. Только это, сам понимаешь, — не по-пацански.

— Ага, а если б он тебя убил? — воскликнул Вова.

— Да кого он там убил бы, — отмахнулся Турка. — Самое главное — что теперь Рамису будет? Выгонят из школы, как думаете?

— Вряд ли, — сказала Лена. — У него ж там папа-мафиози.

— Да какой мафиози! Торгаш обычный, — поморщился Турка. — У него точка на рынке, с овощами. Ну, знакомства он там с кое-какими людьми водит, но это все так, фигня.

— Пошли быстрее, вон шестьдесят первый! — воскликнула Лена.

В автобусе почти не разговаривали. Заплатили при входе, это нововведение действовало совсем недавно. Вова распрощался за три остановки до конечной, Турка и Конова поехали дальше.

— Ужас. Не знаю, что сделала бы с Рамисом, будь я учителем. Как теперь она будет преподавать? Мне подруга рассказывала, Светка из параллельного девятого, что Марию Владимировну облапали. А все потому, что она держится как подружка, а не как преподаватель.

— Облапали? Да кто ж ее мог облапать? — протянул Турка, вспоминая, как клешня Алика пролезла к трусикам Марии Владимировны. Конова продолжала говорить, и он смотрел на ее губы.

— Кучеров.

— Переросток этот, мажор? На «бэшке» который ездит?

— Да, он самый. Приколи, застали их. Правда, не при классе. Кучеров как будто остался после урока, мол, они с Марией Владимировной разговаривали[P1] … Не только разговарили, понимаешь. Зайдешь ко мне?

Поднялись по лестнице, Турка чувствовал себя как никогда возбужденным. Во всех смыслах.

— Чай будешь? Или молоко?

— А кофе есть?

Побеседовали ни о чем, шурша фантиками конфет. Конова все время внимательно поглядывала на Турку, а потом отводила взгляд и улыбалась. На вопросы не отвечала, отмалчивалась.

— Ну, все. Я уже до горла полон. Булькает внутри…

— Внутри, — повторила Лена и вздохнула. — Пошли, музыку послушаем?

— Музыку? — Турка облизнул губы, чувствуя движение в штанах. И тут же, следом за этим, по спине пробежал полк ледяных мурашек. — Давай.

Лена включила «MTV», там шла очередная «горячая десятка».

— О, моя любимая песня будет сейчас! — хмыкнула Лена. — Шутка, если что. Я эту фигню не перевариваю.

Они сидели на небольшой скрипучей софе в зале. Под ногами был ковер, рядом — журнальный столик, а на нем — баночка с витаминками «Ревит», тюбик крема для рук, колба с ватными палочками и позолоченная держательница с салфетками. И еще крошки.

На экране вертела задницей Дженнифер Лопес.

Турка положил ладонь на бедро Лене. Она сделала вид, что не заметила. Музыку Турка уже не слышал, в голове стучал пульс, а в груди дрожало горячее облако. Он вздрогнул, когда рука Коновой накрыла его ладонь. В следующее мгновение ее губы впились поцелуем в его рот, и облако в груди разорвалось жаром, а тело стала затягивать в небытие сладкая нега.

— Я тебе нравлюсь? — прошептали красные губы. Сейчас мир сузился только до них, до манящих, сладких бутонов. — Ну-ка скажи…

— Да… да!..

***

— Артур! Ну и как?..

— М-м… Ты прости… Спрашиваешь!.. Я это самое… Не, ну было, конечно, уже! Но чтоб так — нет.

— Ох, как хорошо, божечки! — Лена чмокнула его в щеку.

Турку охватила целая гамма эмоций. Тут было и удовлетворение, и удивление, и восхищение Ленкой, в конце концов. И никакого конфуза. Что поделать, если у Лены это уже много раз было? Каждый с чего-то начинает.

Раньше Турка только плевался, читая или слыша выражение «бабочки в животе». Стыдно признаться, но сейчас он как раз чувствовал, как внутри него порхают нежные крылышки. Хорошо, что пацаны никогда не узнают.

«С отцом она, — всплыл в голове обрывок разговора. — Только не сейчас!»

Наверное, что-то такое отразилось в его взгляде, потому что Лена приподнялась на локте:

— Что ты? А?

— До сих пор в шоке. Так кайфово!

— Смешной ты, — Лена поцеловала Турку еще раз. — Всем только этого и хочется, а на самом-то деле, боже мой — ничего особенного, если так подумать. Женщине, кстати, намного приятнее, чем мужчине, я так думаю. Но зато вы всегда, ну… кончаете.

Турка глядел в потолок. Несколько трещинок, мелкие паутинки в углах. Телевизор Лена уже выключила, и теперь нашаривала мобильник.

— Щас крутую песню врублю. По «MTV» один шлак крутят, реально. Вот… Припев, припев слушай… Нормал? «Оффспринг», между прочим.

— Ага.

— «Будущее сейчас» переводится типа. Я вот все время чего-то жду, и думаю, что в будущем все будет хорошо. Но ведь будущее — это уже то, что происходит с нами сейчас. И никто не знает, что случится завтра. Нужно жить этим моментиком, да? Как все эти психологи пишут. Я ведь не должна всю жизнь сторониться секса, правильно? Мне просто нужно было найти нормального парня…

— А? Ты о чем, Лен?

— Нельзя ставить на всех крест из-за одного… человека. Мама тогда пришла с работы раньше обычного, у нее язва обострилась. И вот она заходит, а я голая, сижу на коленях у НЕГО. Я тогда и не понимала-то ничего, а мама все увидела. До этого он только щупал меня, а в тот день попросил намазать губы маминой помадой. День рожденья у меня в декабре, поэтому родители решили подождать год, не отдали в школу. Значит, тогда мне было полных шесть лет.

— Лен, тебе вовсе не обязательно рассказывать... Твой папа…

— Мне нужно, — Конова смотрела в потолок не мигая. — Я думала, тебе хочется услышать правду. Почему «папа»? Не папа, а дядя. Двоюродный. Ничего такого, он даже не расстегивал штаны и не показывал мне ничего. Просто одна дура пустила слух, но… теперь уже неважно. Слушай, после этого дела мне всегда курить охота. О! Это из «Эффекта бабочки», «Оазисы» поют. Клевый фильм, и песня тоже.

Лена подхватила трусики, взяла мятую футболку с кресла и вышла из комнаты. Турка запустил в жирные мокрые волосы пальцы и прикрыл глаза. В паху до сих пор все горело, а внутри будто струны подрагивали. Так тоскливо стало, даже противно немного, как будто Лена и сейчас шестилетка.

«Не папа, а дядя». Легче ли от этого? Нет.

«Оазисов» Турка раньше не слышал, но мелодия ему понравилась. И где только Ленка такую музыку находит?

— Ты сам покурить не хочешь? Ты вроде как бросаешь? Хотя тебе, наверное, нельзя курить. Смотри-ка, бинт потемнел. Давай перевязку сделаем.

«Физические упражнения тоже вроде как нельзя», — усмехнулся про себя Турка.

Лена засуетилась. Что теперь, не ходить три недели в школу? Страшно представить, что банда Тузовых может сделать за это время с Вовкой. Но сейчас до этого Турке не было дела. Он хотел лежать вот так, и чтоб это сладостное покалывание не исчезало никогда.

«Двоюродный дядя»

Ленка тем временем притащила бинты.

— Ты хоть сохранил бумажку-то? Мазь же тебе прописали.

— Да и так заживет, — отмахнулся Турка. — Он же сказал — рассечение всего лишь.

— Так, а сотрясение? Нет, ты это мне брось. Мозг — дело серьезное.

— Ага, если он есть.

На мгновение Лена будто превратилась в Туркину маму. Он глядел на девушку, а рот растягивался в глупую ухмылочку. Турка сел, и Ленка стала делать ему перевязку. Теперь что — заниматься на турниках тоже нельзя? Да ну, только привык…

— Вот, так лучше. Блин, ну и сумасшедшие мы! Я и забыла совсем.

— Ничего. Я бросаю курить вообще-то, но давай, — Турка почесал грудь. На ней только-только начали вылезать мелкие волосинки. Лет через пять, прикидывал Турка, грудак будет чернющим, как у папы.

Лена протянула Турке сигарету.

— Только пошли на кухню хотя бы. А то меня тетя убьет.

Какое-то время Турка сидел на табуретке, подперев голову. Вспомнил, как сидел тут пару недель назад, после пробежки, слушал плеск из ванной и воображал всякое.

Лена разлила по кружкам молоко. Турка глядел на белое пятно, обрамленное бледно-голубой каемкой. Смешно вообще-то. Как маленькие дети. Хотя кто они, собственно? И чем вообще взрослые отличаются от детей?

— Ты красивая, Лен.

— Спасибо.

— Что — «спасибо»? Это же не, как его… Не комплимент. Это правда.

— Мне приятно, — на лице Коновой проступила фирменная устало-грустная улыбка. — На самом деле я ездила в деревню не отдыхать. Забеременела. К бабке-травнице ездила. Несколько недель она меня изводила, и в итоге обошлось. Ошибка, что ли, как будто само собой рассосалось...

— Да ну! — Турка поперхнулся и закашлялся, взгляд затуманили слезы. — И после этого ты со мной… Блин, разве не страшно?!

— Я думала, ты более опытный. Но вообще-то у меня как раз такие дни, что залететь невозможно. Типа безопасные, понял?

— И такие, что ли, бывают?

— Ага. С Вадиком на живую никогда не было, всегда предохранялись.

Турку что-то прожгло изнутри. Конечно, он не первый. И какая разница? Но неприятно. Как будто чем-то липким вымазали, как будто он сам с этим Вадиком переспал.

Сигарета стала слишком уж тяжелой, а во рту от нее моментально связало, как от айвы, затылок налился тяжестью. Лена умело затягивалась, причудливо держа сигарету обеими руками. Дым она выпускала через приоткрытый рот, и постепенно кухня наполнялась сизым маревом.

— Это точно «Мальборо»?

— Не совсем, — хихикнула Лена. Зрачки у нее были какие-то особенно большие, как в темноте. Конова сделала затяжку, притянула к себе Турку. Поцеловала и выпустила дым в рот оторопевшему парню, и от этого у него вновь все зашевелилось в штанах.

— Прикольно? Знаешь, что было дальше? Маме стало еще хуже, вызвали «скорую». Врач сделал ей несколько уколов, но она не захотела ложиться в стационар. — Конова хихикнула. — Наверное, испугалась, что дядя продолжит в ее отсутствие. — Губы у нее дрожали и расползались, но девушка все равно упрямо подносила к ним желтый фильтр с точечками. Турке казалось, что его голова превратилась в воздушный шарик, наполненный гелием. В ушах шумело, а во рту пересохло.

— Я сейчас. В туалет схожу, — за Турку будто незнакомец говорил, со стороны. «Может быть, он прячется может в шкафу, или за обоями», — мелькнула мысль, и Турка тоже хихикнул. Леня тряхнула волосами и опять затянулась.

В туалете шумел бачок, капала вода из тронутого ржавчиной крана. Турка чуть не попал прямо на крышку. Усмехнулся, поднял заодно и пластиковый ободок. Бледная струя смешалась с чистой водой в колене унитаза.

Турка дернул бомбочку слива, поплескал в щеки над раковиной. В зеркале — лицо, слишком бледное, синие тени под глазами. И улыбка, как у дауна.

Турка оглянулся. Сзади никого — это его, что ли, отражение?

Как-то раз Турка с приятелем привязали к хвосту собаки жестянку. Животное побежало, испугалось, и грохот заставлял его бежать все быстрее и быстрее. Сейчас сквозь стену доносились похожие звуки.

Лена опиралась на подоконник, вывернув кисти, и Турка подошел сзади. Девушка так и не надела платье, все еще была в одних трусиках, мобильник на столе разрывался от музыки.

— Ты чего? Торкнуло, улетел?

— Куда улетел? Чо ты за хардкор врубила, на мозги капает…

— Слышь! Это «Rise against», между прочим. Бонусный трек, «But tonight we dance».

— А-а… Давай еще раз, Лен?

— Нет. Тетя скоро должна прийти. Да сядь ты!

Турка плюхнулся на табуретку и уставился перед собой. Почему-то хотелось вертеть носом, и от этого внутри черепа перекатывался тугой ком, оттягивая желудок вниз. От музыки на языке возник кисловатый привкус, как будто батарейку лизал.

Перед Туркой появилась кружка. Он машинально отпил.

— Горько…

— Без сахара. Пей! Хотя есть ли смысл, — протянула Лена и тоже захихикала. Потом открыла окно нараспашку и куда-то ушла, будто бы выпорхнула за подоконник. Турка уткнулся лбом в клеенку и закрыл глаза.

***

По-настоящему в себя Турка пришел уже дома. Хорошо, что успел от Коновой уйти до прихода ее тети! И только дома до него дошло — трава. Они курили марихуану. И что только в голове у этой Коновой?

— Но ведь ничего же не произошло! — пробормотал он. Родителей еще дома не было, и Турка решил немного вздремнуть.

…Вместо Ленки Турку оседлала Мария Владимировна, которая вдруг схватила его за плечи и стала трясти, как куклу. Турка вскрикнул и широко раскрыл глаза.

— А где училка?

— Какая училка? Что за бинты? — спросил отец. Он сидел на краю дивана и встревожено изучал физиономию сына.

— Ударили стулом. В школе.

— Великолепно. Так теперь в учеников впихивают знания, да? Особо сложные теоремы?

— Пап, ты только не кричи так…

— Да я пока нормально разговариваю!

— От каждого шороха череп трещит.

— Сотрясение, конечно! К доктору надо.

— Да я был… Там мазь надо купить, листок на комоде...

— Что с ним? Он живой?!

— Мать, вишь, напугал, — вздохнул отец. — Живой, что ему сделается. Голову немного поцарапал. Перевязку-то кто делал, врач? Что-то криво. Руки у них у всех из жопы растут!

Турка лишь поморщился, вспомнив глупую, прокуренную улыбку Коновой.

Отец не успокаивался:

— И что же ты думаешь? Три недели балбесничать теперь? До конца недели посидишь, не больше! И уроки должен узнавать у Вовки, все разбирать самостоятельно. А то я тебя знаю! Год пролетит — не успеешь заметить. А у вас экзамены выпускные, аттестат получать. Ты же хочешь в нормальный колледж? Или в ПТУ пойдешь? Может, сразу дворы мести?

— Какие дворы, пап! Ну, посижу немного, оклемаюсь… Я ж не маленький уже!

— А почему же ты все время в драках? — спросила мама. Она стояла в дверях и вытирала полотенцем тарелку, переводя взгляд с сына на мужа и обратно. Турка поглядел на нее, заметил мешки под глазами — прямо синяки. И какая-то она высохшая, похудела, что ли. Турка хотел спросить, как там, нормально ли мама съездила в больницу, все ли хорошо. Но передумал и махнул рукой:

— Да что вам рассказывать? Ну, в меня стулом швырнули…

— Господи, Артур!

— Именно! Уж расскажи, будь добр! — взревел отец.

Турка рассказывать что-либо отказался. Родители еще немного пошумели, он тоже поорал — отвел душу.

В конце концов Турка скрылся в своей комнате, хлопнув дверью. Упал на диван и долго лежал, мечтая уснуть.

***

Три дня спустя Турка заглянул к Вове. Тот рассказал, что в школе все замерло. В коридорах тихо даже на переменах, Тузова и компании нет.

— Пару дней как в раю. А то все время думаешь — что они там еще затевают? Козлы…

Турка бегал на стадионе, но Конова не приходила. Он и к ней заглядывал, звонил, стучал — никто не отозвался. Даже сосед — и тот не вышел.

Вроде бы Лена еще что-то рассказывала. И что произошло потом, после того, как он отключился? Хотя какая теперь разница. Может, и вовсе не стоит общаться с ней.

Как бы там ни было, Турка все-таки пошел в школу. Решил заглядывать на важные предметы, вроде русского, матеши и физики. Ну и на уроки Марии Владимировны тоже.

— О, Артурчик, ты уже выздоровел? — скрипела Дина Алексеевна. — Как раз вовремя! Нельзя дома засиживаться, у нас ведь ЕГЭ! Нужно готовиться. Ты новые темки самостоятельно изучал?

— Нет, — честно признался Турка.

— Ну, ничего. Да мы сейчас начнем повторять, а ты мальчик неглупый, поймешь. Да там простенько все! А почему ты кепочку не снимешь?

— Так у меня там пластырь…

— Ох, не по-христиански это, конечно, сидеть в головном уборе в помещении, ну да ладно. Причина-то уважительная, а то этот ходит в шапке, Либерман с одиннадцатого «А»! Что за мода!

Больше всего Турку смущало то, что Крыщ, Рамис и Тузов снова хихикали на задних партах. Отсутствовал Шуля, но это утешало слабо. Конова сидела с таким видом, как будто вообще не знает Турку. Даже взгляда не удостоила.

«Что если она сумасшедшая?»

Турка никому не рассказывал про секс. Да и зачем? Кроме того, Вова все равно не поверит. Хотя говорит, что гулял с Хазовой на выходных, а сама Рита вон как светится. Живая, веселая, полная противоположность Коновой, которая снова отгородилась от мира наушниками.

Мария Владимировна, как ни в чем не бывало, вела историю. Давала лишь сухие факты, отстраненно, без всяких вопросов и без эмоций. Вовка даже предположил, что ее подменили киборгом — губы без привычной яркой помады, высокие скулы едва-едва присыпаны пудрой, веки лишь слегка покрыты тенями. Вдруг она уже подала заявление? Наверное, нет. Хотя сразу в любом случае не увольняют.

А вот Волу все было нипочем. Он продолжал швыряться бумажками, кусочками жвачки и прочей дрянью, хихикал с красной мордой. Но Мария Владимировна не обращала на него внимания. Изредка кто-нибудь шикал на него, а Вол либо посылал, либо задавал привычный вопрос: «А чо-о?»

На ОБЖ продолжали тренироваться в сборке-разборке автомата. Почти все пацаны и некоторые девчонки принимали в этом активное участие.

Пенал с принадлежностями, шомпол, крышка ствольной коробки, пружина (возвратный механизм), затворная рама с газовым поршнем, газовая трубка — все это мелькало в тонких пальчиках Ковалевой, местной звезды театрального кружка. Вечно в каких-то сценках играет, на всех праздниках, и вдруг — на тебе. Оказывается, «калаш» собирать умеет. Алик тоже занят в драмкружке, а в последнее время они ходят туда вместе с Прохановым, видно, уже готовят что-то к Новому году. В прошлом году было какое-то представление дурацкое; Турка так и вовсе не понимал, зачем каждый раз показывать одну и ту же нудятину. Хотя все лучше, чем на уроке сидеть.

В какой-то из дней (в четверг, что ли, как раз уроки были не особо важные) Турка в школу не пошел. Но дома сидеть надоело, и он решил прогуляться.

Конечно же, заглянул на стадион, а потом и к Ленке. День был пасмурный и туманный, как будто вечные сумерки повисли в воздухе и никак не опустятся. По дороге встретил Лариту. Она не ответила на приветствие Турки, прошла мимо и даже не поглядела. Губами шевелит, взгляд остекленевший, вся помятая, потрепанная, как будто только с сеновала слезла. Турка поглядел ей в след и пожал плечами.

«Под кайфом?»

Турка долго мучил звонок Коновой. Вот зачем все усложнять? В груди возник колючий комочек, как будто что-то скоро должно произойти.

Снова никто не вышел, не ответил. Турка спустился по ступенькам и вывалился во двор. Подумал вдруг, что с Коновой все не так, как с другими людьми — у Лены Турка даже номера телефона не взял. Почему? Во-первых, голова «дырявая» была, забинтованная. Во-вторых, неожиданная близость. Трава эта, опять же, выбила из колеи. А еще раньше, до этого, Турка побоялся спросить: вдруг отказала бы?

Он постоял немного, затем опять куда-то побрел, вокруг туман как будто, и точно такой же в голове. Ноги сами вели к дому Марии Владимировны. Может быть, она опять куда-нибудь пойдет, мало ли.

Странное чувство, как будто это уже было. Турка дотронулся до кепки, потер висок.

Возле подъезда стояли машины, пустые, с забрызганными стеклами и тонированные дочерна. Турка прошел вдоль козырьков подъездов и ржавых сточных труб по тротуару, к последней двери. Красная «десятка» принадлежала кому-то из жильцов, а на сером «форде» ездила сама Мария Владимировна. Вовчик еще спорил с Аликом на тему, что лучше, «форд» или «фольксваген».

Мужик со щетиной и морщинистым лицом вышел из подъезда и зачиркал зажигалкой. Турка рванул к пищащей двери и успел проскользнуть внутрь. Он поднимался, лихорадочно вспоминая этаж, номер квартиры и внезапно растерялся.

Невозможно вспомнить то, чего не знаешь. С чего он взял, что уже был здесь? Наваждение прямо-таки.

Турка присел на подоконнике, не доходя до четвертого этажа. Даже сюда снизу тянуло мочой, а из квартир смердело чем-то вроде протухшего борща. Банка «Нескафе» с окурками воняла тут же, на подоконнике. Сквозь щели в окне прорывался сквозняк, но и он положение не спасал.

Хлопнула дверь, послышался топот сбегающих ног.

— Артур? Ты, что ли? — Турка вздрогнул и обернулся. Воскобойникова?

— Привет, Алин... А я даже и не знал, что ты тут живешь, — Турка потер затылок. Бинтовать голову уже не требовалось, но без пластыря было не обойтись. Пришлось выбрить волосы вокруг раны, чтоб было не так больно отрывать ленту. Отвратно, но пока только так. Благо кепкой скрыть можно это безобразие.

— Ага. Вот так учишься с людьми девять лет и ничего про них не знаешь, — улыбнулась она в ответ. — Ты чего тут забыл?

— Ты с Марией Владимировной в одном подъезде живешь, получается?

— Угу. Так ты к ней, что ли?

— Я? Нет, вообще-то нет. Хотя, может и да, — смутился Турка. — Ты сама-то куда идешь?

— В магазин. В школе-то сегодня что было! Вол снова с географом сцепился, опять они подрались. Еще математику чуть не сорвали. Дина Алексеевна опять разошлась со своим ЕГЭ, а Кондратьева засмеялась, что-то ей в голову взбрело. Ну и в итоге начали они пререкаться, слово за слово. Ты же Лизку знаешь. Никогда первая не заткнется!

Турка смотрел на Алину, сравнивал ее с Коновой. Конечно, как говорит Вовка, «вдуть можно». Но особых чувств Воскобойникова не вызывает. Грусть приличная, попка упругая такая, джинсы оттягивает, и еще родинка над верхней губой, маленькая.

— Она на одном этаже с тобой живет? — кашлянул Турка, отгоняя похотливые картинки.

— Нет, на пятом. Да зачем она тебе?

«Надо же, совпадение опять. И эта на пятом живет. Так может, Валек тогда приезжал к Алине на колымаге своей?».

— Поговорить.

— Она опять, что ли, за старое взялась? — усмехнулась Воскобойникова. — Ладно, я в магаз.

— В смысле — «за старое»?

— А ты не в курсе? — Алина глянула по сторонам, сделала шажок к Турке и понизила голос до свистящего шепота: — Мария Владимировна мутила с учеником!

— Что?! Бред-то не неси, Алин!

— Я тебе отвечаю! — девушка округлила глаза. Блестящие серые пуговицы, обрамленные густо подмазанными ресницами с комочками туши. — И сейчас вот… Сейчас с одним встречается, — Воскобойникова покраснела, голос у нее задрожал. — Да об этом уже вся школа судачит!

— Сплетни, — Турка недоумевал, чего это Алина так волнуется. Даже если и мутит там с кем-то Мария Владимировна, то… какая разница, в общем-то?

— Нет, говорят тебе! Не сплетни. Она приехала из Кирова, потому что никто ее не захотел там брать на работу. Шашни она водила, говорят тебе. А неделю назад ее рабочем месте застали с парнем, ну, с Кучеровым, из одиннадцатого. Дура, думала, что никто ничего не узнает, потаскушка! — выплюнула Алина, яростно одергивая ремешок сумки. Грудь у нее вздымалась и опадала.

— Да она тебе просто не нравится. По-твоему, она реально с Кучеровым мутит? На фиг он ей сдался?

— Вот и спроси, — набычилась Воскобойникова. — Мне она не нравится, а для вас, козлов, это, конечно, норма! — сказала Алина. — Был ты, когда она эту дичь втирала? Про Бога, на обществознании? Прошмандовка, по-другому не скажешь. Ничего, ее еще уволят… Мы с девчонками уже замутили кой-чего… Уже и учителя знают! — Воскобойникова сбежала вниз по лестнице и крикнула уже снизу: — Чао!

Турка в растерянности глядел Алине вслед. Интересно, у всех женщин в голове такая каша? Дикая смесь сплетней, фантазии и собственных домыслов?

Мария Владимировна и Кучеров. Нет, ну Алинка, понятно, бесится. А Кучерову школьницы и даром не нужны: ему отец «бэху» подарил. Так что можно студенточек кадрить.

Турка машинально поднялся наверх, что-то бормоча под нос и глядя на носки кроссовок. Совсем уж разваливаются, надо бы новые купить. Или эти помыть хотя бы.

— Привет, Давыдов.

— Ой, здрасте. Вы курите?!

— Ну, — пожала плечами Мария Владимировна. Лицо Турки залила краска. Историчка выглядела чуть более свежей, нежели вчера на уроке. В халатике стоит, тапочки в виде кроликов. Сверху куртка накинута, потертая кожанка.

— Не, я так… Просто странно. Учитель — и курит.

— Я обычный человек, ничем от других не отличаюсь, — улыбнулась Мария Владимировна. — Слышала, кстати, ваш разговор. С Алинкой.

— Ох, елки-палки! Блин, вы это самое — она просто дура! Ну, Воскобойникова, вы ж поймите. Сморозила глупость, сплетню подхватила, уж не сердитесь на нее!

— Она такая девушка, бойкая. Со своим мнением. Я не сержусь, Бог с ней. Тем более на правду не обижаются. А тебе-то до нее что? Нравится?

— Мне? — оскорбился Турка. — Нет, что вы. Так это на самом деле?.. Да быть такого не может!

— На самом. Давай, заходи-ка в квартиру. А то завтра весь дом будет судачить, — Мария Владимировна затушила окурок (на пятом этаже роль пепельницы играла банка из-под кукурузы «Бондюэль») и поманила Турку. Тот снова притронулся к затылку. Голова у него вспотела и побаливала.

Мог ли он мечтать об этом пару недель назад? Когда только увидел учительницу? Мог ли представить, что очутится в ее квартире, когда она впервые вошла в класс, потряхивая волосами?

Хотя не стоит ждать от этой встречи чего-то особенного. И уж тем более не стоит проводить параллели с Коновой.

— Входи, не стесняйся. На кухню иди, я сейчас.

Турка разулся — носки без дырок. Снова повезло. Кепку снял, скрепя сердце, не хотелось светить раной и пластырем. Но чужой дом (тем более ЧЕЙ!) — это все-таки не школа. Только спиной не надо поворачиваться к Марии Владимировне, чтоб она дыру в голове не увидела.

«Нельзя думать о ней как о телке», — твердил внутренний голос. А второй голос с ним не соглашался: «Тебе же сказали, она крутила любовь со старшеклассником!»

Помимо этого нехитрого диалога в голове у Турки роились самые разнообразные картинки. Мария Владимировна ведь переодевалась прямо за стенкой. Буквально в нескольких метрах от него она стоит голая — скинула свой голубой халатик, и на ней лишь красные стринги. Учительница надевает маечку (а лучше — коротенький топ, без всякого лифчика), поднимает вверх обе руки и...

— Ты чего стоишь? — Турка повернулся боком и остался стоять спиной к двери, возле окна.

— Кофе хочешь?

— Можно, — Турка сел. Щеки снова пылали. Мария Владимировна надела потертые джинсы и белую футболку с разноцветными кляксами. Капли и потеки складывались в причудливую картинку. — Хорошая у вас… майка.

— Модная, молодежная, — усмехнулась учительница в ответ. — Сахару сколько класть, Артур?

— Три ложки. — Турке непривычно было слышать свое имя из уст Марии Владимировны. В школе ведь одни фамилии. Турка глядел, как она снует между холодильником, раковиной и газовой плитой. Быстрые движения. Повернула конфорку, взяла нож, открыла хлебницу, закинула хлеб в тостер, заглянула в холодильник. Вытащила плавленый сыр «Виола» в пластиковой ванночке.

— Как там рана твоя, заживает?

— Терпимо, заживает. Голова побаливает только.

— Ничего, пройдет… — электрический чайник шумел, закипая. Турка и впрямь чувствовал себя скованно. И всякие темные мыслишки никак не оставляли. Да что ж он за человек такой? Правду, видимо, Ленка говорила, что мужикам только одно и нужно.

Мария Владимировна наклонилась и выбросила комочек золотистой фольги в мусорную корзину. Прямо перед Туркой очутились круглые ягодицы. «А если бы она осталась в халате?», — подумал он и снова почувствовал шевеление в штанах.

Мария Владимировна заварила смолотые в пыль зерна крутым кипятком, Турка помешал ложечкой сахар, подул на край кружки и отпил. Очень даже неплохо.

— Вкусно? Я растворимый стараюсь не пить. Его говорят, из тако-ой гадости делают. Что это ты так на меня смотришь? Ну да, это правда. Спросишь — зачем я тебе это рассказываю? Да мне плевать. Кроме того, ты не похож на человека, который будет трепать языком. А еще, если знает Алина, то наверно, и остальные уже в курсе. Ты хороший парень, — Мария Владимировна облизнула губы, — правда. Меня тронула твоя забота. Помнишь, машина эта? — усмехнулась учительница. — Наверное, я недолго тут проработаю, а может, вообще уйду из учителей. Надо оно мне, скажи? Другую работу найду, не в школе. Сама виновата, мама-то отговаривала. У тебя-то с семьей как? Нормально?

— Так-сяк, — буркнул Турка. Ему вдруг сделалось стыдно. Еще год назад — страшно представить — он и вовсе не задумывался о том, что учителя — это тоже люди. И дело тут даже не в возрасте. Как будто преподаватели —роботы, которых штампуют на каком-то захудалом, советском еще заводе. А какое у андроидов может быть прошлое? Может ли у них быть самостоятельная жизнь, отделенная от «ценностей» школы: строить, воспитывать, задавать «домашку», оценивать?

Да разве у них в школе есть учителя, вызывающие симпатию? Постоянную, а не эпизодическую? Пожалуй, нет.

— Ну, проблемы у каждого есть. Семья-то полная? А то я без отца росла.

— Да. Папа и мама. Ссоримся иногда. Ну, я вообще-то только недавно встал на путь исправления, взялся за ум, типа. Пока что-то не шибко получается.

Мария Владимировна кивала с пустым взглядом, совсем не слушая. Турка осекся и замолк. Так же, глядя в одну точку, она начала говорить:

— Та история... Он был чуть постарше тебя. Симпатичный, высокий. И начитанный. Что-то такое в нем ощущалось, настоящее, он возвышался духовно над остальными учениками. Точнее, я так думала, что он возвышается… Да я его и не воспринимала как мальчишку, слишком уж он взросло выглядел. В Кирове, кстати, школа более дружная. Хулиганы тоже есть, само собой, но не так как у вас. А еще директор сволочь тут. Поговорила я с ним и поняла, что ловить здесь особо нечего. Опять словечки мои, уж прости! Я себя на свой возраст не ощущаю. Сама бы еще училась и училась, но вот взрослая жизнь придавила рано. А когда сверху покрываешься скорлупой этой «настоящей жизни», ребенок, что всегда внутри нас, начинает бунтовать и прорывается наружу... Оттого все шалости.

— Чего? — Турка глотнул и поморщился, постучал в грудину. Горячий кофе прямо обжег изнутри.

— Это я так, понесло. У тебя девушка есть?

— Есть, — Турка отвел глаза.

— Красивая, наверно. Ничего, школу закончишь — вот тогда и начнется нормальная жизнь. Поступишь в университет.

— Да я в колледж собирался… При ДГТУ. Или еще куда.

— А, ну потом на высшее пойдешь ведь? Я вижу, ты неглупый. При должном старании сможешь учиться, диплом получишь.

— Угу, — вздохнул Турка. И опять стало не по себе. Возбуждение уже давно сошло на нет. Все-таки приятно даже просто смотреть на Марию Владимировну, и тем более представлять, что она никакая не учительница, а подруга, например.

— Я бы не хотел, чтоб вы увольнялись. Мало молодых учителей. Хотя у нас и географу всего ничего лет. Он нормальный мужик, Олег Анатольевич, и в футбол с нами играет и особо не прикалывается по учебе. Лишь бы не орали, вот его главное правило. Но даже его мы постоянно нарушаем. Все дело в толпе наверно, да? Наверно. Вот у нас подгруппа по английскому — все тихо сидят, молча. Пускай не все понимают этот английский, да и не нужен он особо, но дисциплину соблюдают. А когда все в сборе… Может, надо классы сделать по пятнадцать человек?

— Толпа размывает ответственность, — вздохнула Мария Владимировна. — Сама я увольняться не очень-то хочу. Но, видимо, придется. Что, этот ваш Сулейманов — такая важная шишка? А по виду и не скажешь. Его отец большой человек?

— Не знаю, — медленно ответил Турка и с удивлением поглядел на учительницу. — Так-сяк вроде. А что?

— Не хочется об этом говорить… Но не удержусь. Ваш директор… Начал мне говорить про ремонт, про то, что родители помогают, следовательно — тьфу! В общем, он дал мне понять, что из-за какой-то там поднятой юбки не собирается затевать целый скандал. Конечно! Ему важнее статистика и спонсоры, я его ох как понимаю. Знаешь, Артур, почему я с тобой это обсуждаю? Да потому что тут больше и поговорить не с кем. Подруг у меня тут нет. Никого нет.

— Вам не обязательно это рассказывать. Я как бы это… ну, сами понимаете. Неприятно, в общем.

— Ага.

Турка проглотил остатки чая. За окном потихоньку собиралась призрачная дымка тумана. Скоро стемнеет. Некоторые жильцы уже зажгли свет, и теперь плавали в желтых прямоугольниках окон, как рыбы в тесных аквариумах.

— Ладно. Допил?

— Ага. Спасибо. Ну, мне пора, наверное. А то дома ждут.

— Конечно, иди, — кивнула она и тяжело вздохнула. Если бы только это была Конова, он бы обнял ее, утешил.

«Ей не впервой обниматься с собственными учениками. Это твой шанс!», — шептал внутренний голос. Она поднялась из-за стола, улыбнулась, будто бы виновато. Турка в ответ раскинул руки. Сам не ожидал от себя такого.

И уж тем более не мог предположить, что Мария Владимировна с готовностью откликнется на этот жест.

Она и ростом-то почти такая же. Уткнулась подбородком в плечо, прижалась грудью. Несколько раз судорожно вздохнула, и по телу Турки побежали мурашки. Он как бы невзначай переступил с ноги на ногу, и прижался к девушке чуть теснее. Думал, уж не поцеловать ли ее. Сейчас он, в самом деле, воспринимал Марию Владимировну как девушку.

Она еще раз вздрогнула и потерлась о Турку. Он почувствовал упругую и в то же время нежную, мягкую грудь, и чуть не застонал.

«Вдруг она захочет чего-то большего, чем объятия?»

— Ты чего дрожишь? — хрипло сказала Мария Владимировна. Она отстранилась от Турки, но ее пальчики продолжали лежать на его плечах, перебирая ткань футболки.

— Не знаю, — теперь Турка уже не опасался того, что она почувствует эрекцию. Черт с ним. Лишь бы только не ляпнуть чего-нибудь такого. Девчонки, они обидчивые. Вот и Конову если взять — сумасбродка!

— Я знаю, чего ты хочешь, — прошептала она ему в самое ухо. — И самой неохота останавливаться на этом…

— А? О чем вы?

— Я должна терпеть и не увольняться. Закалять характер. Нельзя просто так взять и уйти. Ты чего?

— Да так, — наваждение схлынуло, и Турка выдохнул, чувствуя, как разочарованно стучит сердце в груди. — Я пойду, наверное.

Он отстранился от Марии Владимировны и чуть ли не бегом кинулся в прихожую. Быстро натянул кеды и стал возиться с грязно-серыми шнурками.

— Артур, подожди. Хоть свет хоть зажгу.

— У нас завтра вашего урока нет?

— Вроде бы нет, не помню точно. Да что с тобой такое?

— Ничего. Забыл там кое-что… сделать. Домой, в общем, надо.

— Ладно, иди. До свидания, — растерянно протянула Мария Владимировна, щелкая замком и снимая цепочку. Выскальзывая из квартиры, Турка отметил хлипкую дверь и ненадежный замок. В такой халупе лучше отгородиться от алкашни металлической дверью и рамочным цилиндровым замком с толстыми пальцами язычков, а не английским «шпингалетом».

— До свидания, Мария Владимировна.

— Пока, Артур.

***

Дома Турка первым делом взял из шкафа чистые трусы. О подобных «фэйлах» он слышал от старших приятелей. Еще «Вконтакте» попадались группы с подобными историями. Появилась эта тема совсем недавно, социальная сеть, и все как помешались на ней.

Боксеры с темными скользкими пятнами Турка затолкал на дно бельевой корзины. Проверил щеколду на двери. Отец, наверно, как всегда читает что-нибудь, а мама смотрит всякую хрень по «НТВ».

Турка открыл кран. Струя била в чугунную ванну, горячие брызги летели в разные стороны. Турка подождал, пока вода станет горячей, заткнул слив пробкой и перешагнул через бортик.

Что-то будет завтра?

Глава 11 Проблемы с законом

Вечером позвонил Вовка и рассказал про бедлам на уроках. Сначала донимали Дину Алексеевну. Кондратьева начинала, Тузов и остальные подхватывали. Легонько так, Мочалке уже под семьдесят — не дай Бог перенервничает, удар хватит там. А все потому, что она за последние две недели прожужжала все уши своим единым госэкзаменом.

Собственно, она сказала, что уйдет на пенсию только тогда, когда выпустит девятые классы — «А», «Б» и «В». У десятых-одиннадцатых алгебру и геометрию вела завуч. Строгая тетка, с такой не забалуешь. У нее все классы с медалистами.

— Шуля пришел ужратый. С бутылкой водки еще, с остатками. Вол тоже выпил, а остальные чисто ха-ха ловили. Ну, Мочала чуть с ума не сошла. Визжала, слюной плевалась. Водовозов все уворачивался на первой парте — от ее руки в меле, от слюней и размахиваний, — смеялся по телефону Вова. Турка валялся на диване, на столе горела лампа. Он слушал и понимал, что в другое время тоже поржал бы. Но сейчас мысли были совсем другими, и он лишь угукал и фыркал в ответ.

— И вот, пошли мы потом на общество. Ну, там тоже чисто шумели. Как обычно, орали, бесились. Бумажками кидались. Эти козлы на меня полезли, но до драки не дошло, и стрелку забивать не стали. Тузов что-то шепнул Рамису, и тот быстро отстал. Хотя я уже не обращаю особого внимания на них, и если только что-то серьезное, то бычусь. Правильно, как думаешь?

— Правильно, — машинально ответил Турка.

— Короче, облили они портфель Муравья водкой. Вол внутрь прямо вылил, чуть ли не полбутылки. Морда красная, как помидор, мать его! Сидит, хихикает.

— Как же они портфель у него забрали? Он же всегда с ним таскается.

— Да отобрали, лямку с мясом вырвали. Потом Вол поджег его зажигалкой. Нормально? Синий ранец его, обоссаный, окурки еще об него тушили… Полыхнул как, будто бензином облили, я тебе отвечаю! Уж не знаю, из-за водки, или материал такой, горючий. Сейчас китайцы знаешь, из какого дерьма штампуют? У меня тип, ну, друг — купил зарядное за сотку, на радиорынке. И что ты думаешь? Расплавилось! Хорошо, выключить успел, и розетка хотя бы не загорелась. Обои чисто немного потемнели, закоптились...

— А с портфелем Муравья чо?

— Да ничо. Сбросили с окна. Ну, он как всегда сквозь зубы пробормотал, что убьет всех, тряхнул своими волосиками и сбежал. Его матушка опять походу обкорнала, ну подстригла типа, ты понял.

— Осколком стекла? — спросил Турка, и они в унисон захохотали.

— Вообще-то жалко его. А что… Мария Владимировна?

— Ничего. Тихая. Ну, сиськами трясет, как обычно. Эти-то с ее урока отпросились, приколи. Говорят, можно нам уйти, у нас там тренировка. Какая к чертям тренировка? Она и отпустила всю шайку. Только Шуля и остался, бухой. Храпел на уроке. Короче, веселый день. Хазова еще эта… Как думаешь, получится развести? Она нормальная на самом деле. И симпатичная. Гуляли с ней тогда, щупал везде, под майку залез ладонью, а она без лифана — нормал? Сидит такая на лавочке, будто не при делах. Поцеловать с языком только себя не дала, скромница фигова.

Турка хотел было рассказать о сегодняшнем приключении, но промолчал. А вообще-то он и сам до конца не верил в то, что произошло. Как во сне. Как тогда с Ленкой.

— Да, так всегда и бывает. Только пропустишь день-два — сразу движуха начинается.

— Ты завтра придешь?

— А фиг его знает.

***

Прошло еще некоторое время, и наступил дождливый, пасмурный октябрь. В этом году осень накрыла город своим цепким, влажным одеялом слишком уж рано. Затылок Турки подзажил, мазью пользоваться он перестал и нехотя пошел к врачу за справкой.

— О, а я уж думаю — куда вы запропастились! Как там наше сотрясение?

— Вроде здоров уже.

— Головокружения были? Рвота? Может, просто голова болит? — сыпал вопросами врач.

Турка потихоньку выложил ему, как и что. Врач хмурился, веселье с него слетело. Вышел зачем-то из кабинета, вернулся:

— Вам бы магнитно-резонансную томографию сделать. Шуточное ли дело! Конечно, о внутреннем кровоизлиянии речь не идет, но для профилактики… Сейчас всякое бывает. Вот пришел человек с болями, и что думаете, нашли у него? Опухоль, почти с грецкий орех! В мозгу. Ладно-ладно, вам-то такое не грозит. Делаем томографию-то?

— А дорого? — спросил Турка.

— Две тысячи. Плюс-минус. Что, много? Но ведь это здоровье! — всплеснул руками врач.

— Я подумаю, у родителей спрошу. Вы напишите, куда идти…

Врач еще долго распространялся на тему того, насколько опасными могут оказаться последствия, и что даже МРТ не всегда выявляет, есть ли патология, повреждены ли сосуды.

— У трех процентов из тех, кто переносит сотрясение на ногах, развивается хроника. Что это значит? Эпилепсия, например. Хотите такую радость?

Как-то в школе у одного типа был припадок эпилепсии. Физкультура, два класса. И вот бегали все, прыгали, а он упал и забился в конвульсиях, а изо рта побежали клочки пены. В начальной школе еще было дело.

— Да ну. Эпилепсия?

— Да. Посему я от всей души советую вам сделать томографию. Кроме того, хотите неплохие витамины, а? Любой невропатолог вам скажет, что это только в плюс! Сейчас эта фирма потихоньку набирает обороты, пока еще препараты не такие уж дорогие. Но организм держат в тонусе. Я сам принимаю.

Тут врач нагнулся, выдвинул ящик стола. Потряс в воздухе колбочку — пластиковую, с зелеными надписями и веточками какого-то растения, похожего на шиповник. Внутри — капсулки с порошком.

— Всего триста восемьдесят рублей. Со скидкой отдаю, у меня купон есть. Ну, как? — он поставил баночку на стол и резво кивнул Турке. Тот нехотя улыбнулся, а доктор затеребил бороду.

Глава 12-15

Эпилог

Оглавление

Глава 1 Теплый прием

Глава 2 В челюсть

Глава 3 Хочешь, я…

Глава 4 Физра

Глава 5 Контрацепция

Глава 6 Откровения Коновой

Глава 7 Подлость

Глава 8 Дурные предчувствия

Глава 9 Юбка

Глава 10Первый раз

Глава 11 Проблемы с законом

Глава 12-15

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg