Джеффри Хичкок В НОГАХ ПРАВДЫ НЕТ
Перси вскапывал грядку, на которой раньше росла клубника. Вдруг он замер, опершись на лопату, — у него родилась тема для нового стихотворения. «Слава, что Грецию возвеличила, Риму дорогу открыла, — так клубника славу свою передаст низким клубням картошки…»
Он собрался было развить эту идею, но заметил свою жену, которая тоже пришла в сад, а потом увидел кое-что еще.
— Иди-ка сюда, — сказал он, — я только что обнаружил, что если встать вот здесь, то Тоху-стрит видно всю целиком.
— И правда.
— Там на этой улице, домов пятьдесят, а ведь я никогошеньки оттуда не знаю. Это ужасно.
Но Паули ничего ужасного в этом не видела; она считала, что это совершенно нормально. Они даже со своими соседями на Тиойе стрит были едва знакомы — так откуда же им знать тех, кто живет на Тоху-стрит — пусть они и ходят по этой улице чуть ли не каждый день.
— Неужели ты не понимаешь, — упорствовал Перси, — что если нам неинтересны собственные соседи — о чем они думают, чем живут, — как можно надеяться на то, что разные народы поймут друг друга? Что они будут жить в мире и согласии?
— Устроил бы ты перекур, милый, — сказала Паули.
Перси вздохнул и пошел вслед за ней к дому. По пути у него возникли новые строчки и, войдя в гостиную, он тут же схватил карандаш и бумагу, чтобы записать их.
Кто живет в доме один? Может быть, мистер Дункан или Динн? А в доме напротив, с цифрой два у дверей Индус? Мусульманин? Христианин? Иудей? В доме большом под номером три Места хватило б для целой семьи. А живет там, наверно, лишь вдовица Мак-Ги, Она мне предложит на чашку чая зайти. Кто знает? Чья это забота? Кто там живет в доме номер три. Кто живет в доме восьмом? Старик мистер Фромм? Он так одинок, он стоит, опершись на калитку, И время тихо ползет мимо него, как улитка? А вот мисс Саттон, Живущая в доме девятом, Пеленки развешивает сушить И тихо вздыхает, и в тоске угасает? Кто знает? Всегда ль миссис Хадсон, Из дома пятнадцать, Подтянута и опрятна И чудо как аккуратна? Тогда как миссис Бернулли Из дома тридцать — кокетка? (Вот так мы вас обманули) Веселятся ль В доме двадцать? А в сорок втором Не едят ничего, кроме макарон? Кто знает? Чья это забота? Посмеет ли кто в этом мире Постучаться в дом двадцать четыре? Мне ли не знать, Какие опасности может скрывать Эта жуткая дверь дома двадцать четыре?…Вошла Паули с чайным подносом в руках.
— Послушай, какие стихи я написал, — сказал Перси и стал читать вслух, пока она разливала чай. — Ну как?
Паули была недовольна.
— Почему у тебя всегда так много рифм?
— Так получается — если я в хорошем настроении.
— У тебя, стало быть, всегда хорошее настроение.
— Выходит, что так, — а разве это плохо?
— Нет, наверно, но в «Слушателе» тебя никогда не напечатают.
— Кто знает? Чья это забота? Кто «Слушателю» доверит стихи, которые вышли не так уж плохи? Вкусные ты лепешки испекла. — Так он перешел к делам земным, а его мысли между тем текли своим ходом. Он снова включил свою автоматическую защитную систему.
У Паули был тот недостаток, что она беспрестанно тараторила и если Перси до сих пор не сошел с ума и не стал неврастеником, то только потому, что не вслушивался в ее слова, а полностью отдавался собственным мыслям. Это и был его «автоматический механизм», который позволял ему ронять время от времени — примерно каждые 30 секунд — «Да, дорогая» или «Нет, дорогая», или «Подумать только».
Паули продолжала болтать без умолку, а Перси раздумывал над проблемой зловещего обитателя дома номер двадцать четыре. Быть может, там живет русский шпион, посылающий стихи из «Слушателя» в Москву, потому что был уверен, что эта абракадабра-шифровки.
— Знаешь, дочь кузена миссис Джоунз, — та, что вышла замуж за коммивояжера, — родила на прошлой неделе близнецов. У нее сейчас четыре девочки. Еще чаю?
— Да, дорогая. — Или, может быть, это торговец белой костью, который замышляет похищение четырех дочерей миссис Джоунз, чтобы продать их потом в веселый дом в Буэнос-Айресе.
— У Стивенсонов взломали флигель и украли драгоценностей на две тысячи долларов. Слыханное ли дело — оставлять такие ценности в пристройке? Да еще и телевизор!
— Нет, дорогая. — Это место, где воры прячут краденное. Хозяин дома стоит на стреме, пока люди в масках вносят в дом 24 награбленные бриллианты и телевизоры.
— Миссис Браун говорит, что ее дядя изобрел электронную собаку. Если в дом заберутся чужие, она рычит и лает, но если ты свой, ее можно погладить.
— Подумать только. — В этом месте живет сумасшедший профессор. Он делает роботов в виде ужасных чудовищ, которые ночью разгуливают по улицам и пугают прохожих до смерти.
— Анкинсоны придут сегодня к чаю, но они появятся не раньше половины четвертого, потому что сначала поедут в больницу навестить ее двоюродного брата, у которого…
— Да, дорогая. — Человек из дома 24 задушил свою жену, потому что она трещала не переставая.
— Ты не слышишь ни слова из того, что я тебе говорю. — Она ласково похлопала его по колену. — Так ведь?
Перси моргнул и всплыл на поверхность. Такое уже случалось не раз.
— Прости, дорогая, мне просто не дает покоя дом 24.
— Если этот дом тебя так занимает, почему бы тебе не сходить туда и не навестить тех, кто там живет?
— Прекрасная мысль. В самом деле, почему бы не зайти во все эти дома по порядку? Вот прямо сегодня и начну!
— Ну и умница, — ответила Паули, прекрасно зная, что ее благоверный слишком робок, чтобы стучаться к незнакомым людям.
— Вздремну после обеда — и пойду. Бонзо с собой не буду брать, может, они не любят собак.
— Смотри, оденься потеплей.
— Шарф надену, — сказал Перси, глядя в окно на яркое осеннее солнце.
— И долго не ходи. Аткинсоны придут примерно в полчетвертого.
— О, Аткинсоны придут к чаю? А я и не знал.
— В половине.
Паули знала, что упреки бесполезны.
Десять минут третьего Перси уже шагал по Тоху-стрит. С самого начала его ждало разочарование. Первый дом с конца был под номером сорок семь, но имя на почтовом ящике оказалось Джонсон, а вовсе не Стэм. Перси вздохнул и двинулся дальше, возможно, впервые за все время внимательно присматриваясь к этим домам. Таблички с именами жильцов по большей части отсутствовали, а когда и встречались, то имена вовсе не рифмовались с номерами… Миссис Хадсон, у которой был такой большой выбор домов на -надцать, предпочла поселиться в доме 37! Ну надо же! Поэтическая фантазия Перси постепенно таяла. Он взглянул на дом 24 с некоторым трепетом, но дверь этого дома вовсе не производила впечатления «жуткой». Она была солидная, с наборным рисунком, а сам дом, с большими приветливыми окнами и черепичной крышей, был обшит клиновидными дощечками и покрашен в зеленый свет. К крыльцу вели две ступеньки. Приятный, пусть и ничем не примечательный дом.
Участок, на котором он стоял, довольно круто уходил под гору, и Перси подумал, что, наверное, задняя часть дома сильно возвышается над землей и под ней, вероятно, находится гараж. И в самом деле, подъездная аллея вела вниз, за дом. Садик перед домом был ухоженный, но не такой вылизанный, как перед № 15, куда Перси ни за что не рискнул зайти, из страха натоптать.
От дома 15 он отправился к самому началу улицы по дороге и уже было совсем потерял интерес, пока не добрался до номера 1, где висела маленькая табличка: Б. и М. Линн. «Ну, слава Богу, — подумал Перси, — Б. Линн — в доме номер один. Интересно было бы познакомиться и, может быть, там угощают блинами?» Но гараж был пуст, а почтовый ящик возле дома набит рекламными проспектами.
Вся улица как вымерла, подумал Перси. Неудивительно, что мы здесь никого не знаем. Он повернулся, чтобы идти назад, решив, что идея была изначально дурацкая и что дома ему придется выдержать град насмешек со стороны Паули. До сих пор он не встречал ни души на всей улице, но сейчас возле дома 23 он увидел женщину в летнем платье и широкополой шляпе («Одевайся потеплее», вспомнил Перси, — его теплый шарф лежал в кармане). Женщина подстригала розы.
— Хороший денек для работы в саду, — решил подать голос Перси.
— О, здравствуйте, мистер Бэннистер! Гуляете? А где ваш пес?
— Так вы знаете моего старого Бонзо?
— Конечно. Он такой молодец, всегда ждет вас возле магазина.
Тут до Перси дошло:
— Ну, конечно. Вы — миссис Ли из молочной. Я вас не узнал в этой шляпе и, так сказать, вне вашей обычной стихии. Значит у меня все-таки есть знакомые на Тоху-стрит! — Он рассказал ей всю историю по порядку и даже прочитал свои стихи.
Миссис Ли слушала с явным интересом.
— Конечно, я здесь почти со всеми знакома, потому что они заходят ко мне в молочную, но мне кажется, вы это здорово придумали! Откуда вы начнете? С дома номер один? Ах, нет. Линны уехали на месяц в Австралию, а мистер Лерой на работе.
— Как? Дом второй — там живет Лерой? Правда?
— Да нет, его фамилия Моррисон — я просто включилась в вашу игру. Кажется, здесь больше ни у кого имена не рифмуются с номерами домов, только у Линнов.
— А у вас? — сказал Перси, улыбаясь.
— И в самом деле — миссис Ли в доме двадцать три — она может на чай пригласить вас зайти! Мне это и в голову не приходило! А как раз напротив — мистер и миссис О'Лири, в доме двадцать четыре! Ну и ну! — Она на секунду задумалась. — Но это, пожалуй и все. Почему бы вам не начать с их дома? Очень милая пожилая пара, примерно вашего возраста, хотя Маргарет, кажется, куда-то уехала. Но хозяин дома, я минут пять назад видела, как он ставил машину а гараж.
— Но в этом-то доме и прячутся ужасы! — возразил Перси. — Может, мне лучше начать с дома 22?
Миссис Ли засмеялась:
— Сильно сомневаюсь, что вы там обнаружите ваши «ужасы». О'Лири очень приятные люди. А вот насчет дома 22 — уж лучше я вам сразу скажу… Там живет вдова, и если вы с ней познакомитесь, она вам до конца жизни покою не даст. К тому же она вечно воду мутит.
— Воду мутит?
— Сплетничает. Сейчас, к примеру, распространяет слушок, что мистер О'Лири убил свою жену.
— Может, правда убил, — как вы думаете?
— Ну, конечно нет, но она-то в этом уверена — потому что миссис О'Лири уехала, не попрощавшись с ней. А я так думаю, Маргарет нарочно уехала, потому что ей надоели все эти сплетни.
— Что, если я зайду к ним и все узнаю?
— Это отличная мысль: надо поставить миссис Ква-ква из дома 22 на место. Почему бы нет, в самом деле?
— А вот почему, — честно сказал Перси, — духу мне не хватает.
Но миссис Ли решительно высмеяла его страхи и через минуту Перси уже стоял перед дверью дома 24. Он машинально ухватился за большой дверной молоток и постучал. Почти сразу же зловещая дверь распахнулась. На пороге стоял здоровенный седой мужчина, чьи добродушные морщины при виде Перси сложились в гримасу мрачного недоумения.
— Не больно-то вы похожи на полицейского, — сказал он. Такого Перси никак не ожидал, а потому не нашел ничего лучше, как спросить в ответ:
— Правда?
— Правда. Но это так к слову. Да входите же.
Он провел Перси в большую, уютно обставленную комнату. Первое, что бросилось ему в глаза, были развешанные по стенам рога оленей, над которыми красовалась великолепная голова секача.
— Присаживайтесь, — пригласил хозяин, указывая на удобное кресло. Перси сел и стал разглядывать комнату.
— Послушайте, — сказал он, — какая роскошная голова… — это вы его?.. Или нет?
— Да, это мой трофей. Я охочусь на оленей. Вы ходите на охоту?
— Нет, это не для меня. Чтобы охотиться, надо быть здоровым и сильным, — как вы. Я рыбачу иногда. Большую часть времени копаюсь в саду или мастерю что-нибудь по хозяйству, а вообще-то хобби у меня есть — я немного пишу — так, рассказы время от времени, или стихи.
— Да вы еще и поэт! Вы все меньше и меньше смахиваете на полицейского.
— А я и не полицейский. Меня зовут Перси Бэннистер и я живу на том конце Тиой-стрит.
— Какого же черта вы сразу не сказали?
— Я собирался, но вы, кажется, думали только о полиции — вы что, ждете их?
— Да не то чтобы жду… — Здоровяк отмахнулся, как будто эта тема его больше не интересовала. — Так чем могу помочь, Перси?
Перси объяснил. Он раздумывал, не прочитать ли ему свое стихотворение, которым уже начал гордиться-ведь оно так восхитило миссис Ли, — но вовремя вспомнил, какие там есть строчки о доме 24.
— Ну, как вам нравиться эта идея? — заключил он свой рассказ.
Хозяин был в восторге.
— Я считаю, это просто здорово. Вы совершенно правы — мы должны больше думать о других. Рад познакомиться с вами, Перси. Необычное имя. А меня зовут Дик О'Лири, хотя моя жена называла меня Ричард, — считала, что так шикарнее.
— У вас что, теперь нет жены? — спросил Перси, очень довольный собой, потому что смог так ловко выйти на интересующий его вопрос.
Дик помедлил, прежде чем ответить. Потом пожал плечами.
— Наверное, есть.
— Вы не знаете?
— Хм! Наверное, я должен ответить «Да, есть», но не так давно мы разругались в пух и прах, и она ушла из дому. С тех пор я ее не видел.
— Я вам сочувствую.
— Я в некотором роде и сам себе сочувствую. Но… — Дик снова помедлил, — с другой стороны, это даже к лучшему. Она в последнее время стала такой ворчуньей. Сделай то, сделай се, зачем сделал так, а не эдак. И так-день-деньской. Я чуть с ума не сошел. Ну почему мне нет ни минуты покоя — ведь я на пенсии; почему не могу делать то, что хочу? Я же ей не мешал.
— Я знаю, что вы имеете в виду. Я вас очень понимаю.
— Да? Ваша жена тоже вас пилит?
— Не то чтобы пилит. Она просто трещит без умолку. Я, конечно, не слушаю, но иной раз у меня просто руки чешутся наподдать ей хорошенько.
— Я свою, бывало, удушить был готов.
— А вы ее, случайно, не удушили?
— Не болтайте чепуху. О чем, бишь, я… ах, об этой истории с полицией. Тут по соседству живет одна старая клуша-такая же зануда, как Мэг, они с ней сразу нашли общий язык, — и только из-за того, что Мэг уехала, не сказавшись ей, — а чего ради, спрашивается, она должна докладываться, — эта дама распространяет слухи, что я прикончил свою старушку.
— Ага, вот почему вся эта ерунда с полицией, — Перси почувствовал к Дику невольное сострадание.
— Я, в общем, не удивлюсь, если она попрется в полицию и напоет им про убийство. Доказательств у нее никаких нет, но эта старая дура считает, что ее не проведешь. Да и в полиции просто посмеются над ней!
— Еще и обругают. А вам только и придется, что объяснить им, где сейчас ваша жена, и миссис Ква-ква останется дура-дурой.
— Миссис Ква-ква?
— Из дома 22.
— Старина, я забыл, что вы поэт, простите, я не больно-то быстро соображаю. Все не так просто. Я понятия не имею, куда она подевалась.
— То есть, вы хотите сказать, что не знаете, где она?
— Не знаю, да мне и наплевать. Буду ей рад, если надумает вернуться, но вовсе не собираюсь бегать ее разыскивать. В конце концов она же меня бросила, а не я ее.
— Но если ее нет уже целую неделю, то, наверное, нужно сообщить, что она пропала?
— Что вы, старина! Если я это сделаю, ее, конечно, отыщут. Вероятно, она просто уехала к какой-нибудь подруге или кузине из тех, кого я не знаю, или же сняла комнату в отеле. А может, она вообще вернулась в Англию.
— Значит, она так просто взяла и бросила вас?
— Ну, конечно, не совсем «так просто». Послушайте, старина, я веду себя очень негостеприимно. Выливаю перед вами все свои неприятности, а сам даже не предложил вам выпить. Предпочитаете что-нибудь покрепче-или вы любитель чая и кофе?
— Спасибо. Мы всегда в это время пьем кофе, но это для вас лишние хлопоты.
— Совсем нет, совсем нет. Я как раз собирался ставить чайник, когда вы постучали.
Он привел Перси в просторную светлую комнату, которую делила надвое широкая стойка. По одну сторону от стойки была кухня, а по другую стоял обеденный стол. Дик усадил Перси за эту стойку на высокий табурет, а сам занялся кофе.
Огромное окно красиво обрамляло ничем не заслоняемый вид на горы и озеро.
— Это моя самая любимая комната, — сказал Дик.
— Ясно, почему. — Перси воодушевился. — Потрясающий вид. А мои окна все закрыты деревьями.
— Деревья тоже по-своему хороши, но я люблю эти горы, этот лес. — Он поставил на стойку две большие кружки с дымящимся кофе и тарелку с фруктовым кексом, а сам сел напротив. Некоторое время оба молчали, наслаждаясь кофе и видом из окна.
— Отличный у вас кофе, и кекс неплохой. Сами пекли?
Дик засмеялся:
— Нет, кекс я купил у миссис Адамс — или, как ее, миссис Ирвин. Я специалист только по походной кухне, там в меню фруктовый кекс не входит. У Мэг кексы здорово получались, надо отдать ей должное.
— Итак, вы с ней как-то вечером повздорили, а когда на следующее утро проснулись, ее и след простыл? — Перси боялся, что разговор уйдет от нужной эту темы.
— Нет-нет, все было по-другому. Я встал очень рано и ушел в буш. Оставался там два дня.
— Понятно, — сказал Перси. Все становилось на свои места. Ей до смерти надоело то, что он все время уходил на охоту и оставлял ее одну. У нее было довольно времени, чтобы собраться и отчалить. — Значит, когда вы вернулись домой, ее не было. Представляю ваше состояние!
— Самое паршивое, но в тоже время, это было чудесно. Я провел два славных денька в буше — не охотился, а просто, что называется, общался с природой. Тане, богиня лесов, успокоила мои нервишки. Я бродил до тех пор, пока не начинал валиться с ног, и мне было очень хорошо, как это бывает только в лесу в такие вот деньки. Я мечтал, как о рае, о горячей ванне и о доброй кружке холодного пива. Но настроился на головомойку.
— А головомойки не было.
— Представляете! Оставалось только закурить — да я не курю. А вы?
— Давно бросил. Я знаю, как это бывает. Сам терпеть не могу, когда прихожу домой после того, как рыбачил целый день, — она начинает суетиться, заставляет лезть под душ… Но все равно, наверное, это было потрясение.
— И да, и нет. Она всегда угрожала, что уйдет из дома, если я уходил в буш один. Но, конечно, это были пустые угрозы, во всяком случае, раньше.
— Можно понять, почему она волновалась. Это же одна из главных заповедей буша — не ходить в одиночку…
— Ох, ради Бога, старина, хоть вы-то меня не пилите! Я этот буш исходил вдоль и поперек, еще когда ребенком был.
— Но, может быть, она считала, что у вас уже возраст не тот?…
— А ну, смотри сюда, как ты думаешь, сколько мне лет?
— 65?
— Нет. Всего лишь семьдесят два.
— Черт побери, это меняет дело! — Оба расхохотались.
— И я все еще очень сильный, — сказал Дик.
— Оно и видно. — Теперь Перси все было совершенно ясно. Старый придурок не сообразил, что пришло время утихомириться, никакой тайны в том нет, что жена его бросила. Пришла пора сменить тему.
— Хороший кофе, — сказал он.
— По-походному, — ответил Дик, снова доверху наливая обе кружки. Перси стал нюхать кофе — ему нравился его аромат, — как вдруг его ноздри уловили какой-то посторонний запах, далеко не такой приятный. Он поднял голову и повел носом. Канализация, наверное.
— Слушай, Дик, а ты уверен, что не ухлопал свою хозяйку?
Дик тоже повел носом и сморщился. Он вскочил и снял со стены большой мясницкий нож, обошел стойку и, с трудом сдерживая ухмылку, сдернул ошарашенного Перси с табурета и повлек его к двери во двор, прежде чем тот сообразил, что к чему.
— Разнюхал мой секрет — значит, теперь ты тоже замешан. Поможешь мне избавиться от трупа.
И прежде чем Перси, уже совершенно обескураженный, успел опомниться, сильная рука стремительно стащила его вниз по деревянной лестнице и втолкнула во двор, где, к своему ужасу, он увидел Мэг в ночной сорочке, свисающую с балки, которая выдавалась над стеной. Он сдавленно крикнул, и ноги его подкосились.
Когда Перси пришел в себя, он обнаружил, что сидит, удобно привалившись к стене. Призвав на помощь все свое мужество, он поднял глаза на «труп» — и сразу же заметил, что, во-первых, у «трупа» отсутствует голова, и во-вторых, из-под подола ночной рубашки высовывается маленькое черное копыто. Он почувствовал себя полным идиотом. Что подумает о нем его новый приятель?
Ясно, что все случившееся — грандиозный розыгрыш, и Дик наверняка ожидал, что он будет кататься со смеху, а не грохнется в обморок, как какой-то слюнтяй. Ну какой же убийца оставит свою жертву висеть всем на обозрение?!
Перси с трудом поднялся на ноги. В этот момент Дик спустился во двор со стаканом виски в руке.
— Прости меня, — сказал он. — Вот, выпей, а то ты совсем бледный.
Перси хлебнул, поперхнулся — виски было очень крепкое — и сделал еще глоток. А Дик, больше не в силах сдерживаться, захохотал так, что слезы покатились по его щекам.
— Ох, если бы ты только видел себя! Как жаль, что не миссис Ква-ква была на твоем месте! Она бы умерла от разрыва сердца!
— Я чуть не умер от разрыва сердца, — проворчал Перси.
— Что ты, старина, у тебя сердце хорошее. Но все равно, извини. Вечно я перегибаю палку в своих розыгрышах. Может, поэтому у меня так мало друзей. Это во мне ирландская кровь играет.
И он объяснил, что вывесил олений бок на воздух, чтобы мясо «созрело», и накрыл его от мух Мэггиной сорочкой.
— А зачем было устраивать комедию с ножом?
— Какую комедию? Я хотел кусок оленины для тебя отрезать — ведь ты заслужил хоть что-то приятное, после всех моих россказней?
— Большое спасибо, — сказал Перси, который вмиг представил себе, что скажет Паули, увидев это, несомненно «созревшее», мясо. — Я не должен тебя обирать.
— О чем ты говоришь! — воскликнул Дик. Он подошел к массивной двери и отпер ее. — Гляди — вон там еще сколько!
Через открытую дверь Перси увидел большую морозильную камеру. С перекладины под потолком свисали оленьи туши, у задней стены на полу была навалена еще целая куча. Он хотел было спросить, почему туши свалены в кучу — ведь полно оставалось свободных крючков, — и вдруг краем глаза увидел нечто такое, от чего весь содрогнулся, и, конечно, Дик это заметил.
— Ну что там еще?
Перси был в шоке:
— Там нога… высовывается… с пятью пальцами…
Дик заглянул в камеру.
— Так вышло, черт побери…
Он тщательно запер дверь.
Перси стоял и ждал, когда у него перестанут дрожать ноги.
— Я пойду. Кажется и так задержался здесь дольше, чем нужно.
— Нет-нет, я не хочу, чтобы ты ушел, плохо обо мне думая.
— Да не буду я плохо о тебе думать, — взмолился Перси. — Я уверен, что она тебя до этого довела. Просто мне что-то нехорошо.
Но у хозяина уже возникла новая идея.
— Пойдем наверх, я дам тебе выпить… и мы решим, что нам дальше делать.
Перси огляделся, ища путь для отступления. Похоже, что отступать было некуда:
— У меня вообще-то нет выбора, а?
— Вообще-то нет, — согласился Дик и подтолкнул упирающегося тщедушного Перси вверх по лестнице. Снова усевшись за стойкой, он разлил виски в два огромных стакана, не обращая внимания на возражение Перси, который повторял, что не привык пить виски.
— Ты в шоке, — сказал Дик, — так что, давай, опрокинь. Твое здоровье!
— Твое здоровье, — ответил Перси, подчиняясь. — Ух — какое крепкое!
— Сразу в себя придешь — давай еще по одной, — отозвался Дик, снова наполняя стаканы. — Эту лучше пей не так быстро, а я пока расскажу тебе, что случилось на самом деле.
— Ик! Пардон. — Две большие порции виски уже начинали оказывать свое действие. Перси ощутил внутри приятное тепло, а вместе с ним вернулось и чувство уверенности в себе. Может, его положение и не столь уж безнадежно, как ему показалось в тот момент, когда Дик потащил его обратно в дом. Он сделал изрядный глоток. Виски начинало ему нравиться. — Ну давай, старый солдат, выкладывай, да на этот раз не ври.
— Перси, мой старый бард, я тебе еще не разу не соврал. Ну, может быть упомянул какие-то маловероятные вещи, да еще выпустил несколько подробностей. Сейчас я заполню все пробелы.
Перси сделал еще один глоток. Он уже был почти уверен в том, что ситуация у него под контролем.
— Валяй, капрал, — сказал он.
Дик тоже сделал большой глоток из своего стакана.
— Я договорился с Леном Гарднером, что мы пойдем с ним на охоту, но в последний момент он позвонил и сказал, что у него не получается, — а трубку сняла Мэг. Я сказал, ну и ладно, пойду один, и тут все началось!
Весь день она меня пилила: что, если то, да что, если се, и пятое-десятое. Довела меня до белого каления.
— Должен признать, что вполне ее понимаю.
— Слушай, Перси, мы уже договорились…
— Ладно, не буду, — согласился Перси, — я и тебя понимаю, но все равно, опасно ходить в буш одному.
— Черт побери, парень, да для меня буш не опаснее, чем для тебя прогуляться по улице.
— А вот со мной странные вещи случаются, когда я порой прогуливаюсь, — многозначительно сказал Перси. Дик решил пропустить намек мимо ушей.
— Как бы то ни-было, я весь вечер держался от нее подальше, приводил в порядок свою сбрую. Мэг рано ушла спать. Беда была в том, что она стала совсем старой и немощной и никак не могла понять, что я-то все еще силен, как бык. Когда мне рано вставать на охоту, я ложусь спать в соседней комнате, чтобы ее не тревожить.
— Очень чутко с твоей стороны. — Перси осушил стакан.
— Не такая уж я свинья. Я зашел поцеловать ее на ночь, и черт меня побери, если она не завела сызнова свою волынку. Что будет с ней, если… Я минут десять терпел ее завывания, а потом вышел из себя, схватил ее за плечи и встряхнул хорошенько. «Хватит, — заорал я, — замолчи. Ложись спать!» — Я бросил ее на подушки и вышел. Через два дня, когда я вернулся с охоты, она все еще была там.
Перси был потрясен. Он подтолкнул свой стакан к Дику, и тот машинально наполнил его.
— Ты же мне сказал, что ее не было.
— Ее больше не было, но она все еще была там, если ты понял, о чем я говорю.
— Ты уверен, что она все еще была там — все еще, а не опять?
Она лежала так, как я ее оставил. Конечно, нельзя сказать наверняка. Спящий всегда выглядит примерно одинаково. Думаю, не иначе, как я свихнул ей шею: у нее голова все время валилась набок.
— Доктор бы тебе сказал.
— Я не послал за доктором. Он всего-навсего подтвердил бы, что я убил ее.
— Ну тогда полиция… это же был нешчастный шлучай, — язык у Перси начал заплетаться.
— Я думал об этом, но что бы они стали делать? Заперли бы меня в кутузку. По судам затаскали бы. Обвинили бы в непреднамеренном убийстве, потом снова заперли бы. А у меня времени на все это нет.
— Верно, времени нет. Так что ты сделал?
— Ничего. Я подумал, ее больше нет, бедняжки, — может быть ей просто пришла пора умирать. И ничто не вернет ее назад. А я долго не протяну. Пару лет, от силы, а потом случится то, чего она всегда так боялась. Так почему ж не оставить все, как есть?
— Ты совершенно прав, и я ш тобой шоглашен. — Пары, затуманившие рассудок Перси, начинали рассеиваться. — Но законы, порядки — а у тебя труп в доме.
— Да, — ответил Дик, — и эта соседка, которая вечно лезет не в свое дело, поэтому я снес бедняжку Мэг в морозильник и спрятал за тушами, пока все не обдумаю хорошенько.
— Ну и как, обдумал?
— Нет еще. Пока все и так шло нормально. Хочешь еще выпить?
— Твое здоровье, — сказал Перси, чокаясь. — Что ты имеешь в виду пока?
— Ты считаешь, что ничего не переменилось?
— Ш чего что-то должно меняться? Только из-за того, что я увидел ногу? Какое мне дело, что у тебя там вышло ш твоей женой. Это только ваш кашается.
— Ты хочешь сказать, что не будешь звонить в полицию, как только доберешься домой? — Дик прищурился и пристально посмотрел на него.
— Не буду, если ты меня не попросишь.
— Какого дьявола я буду тебя просить им звонить?
— А зачем же ты показал мне эту распроклятую ногу?
— Да не собирался я тебе ее показывать. Понятия не имею, как так она высунулась. Я же наоборот пытался развеять твои подозрения. А раз ты чересчур любопытный, хотел, чтобы тебе было, над чем поразмыслить.
Перси обдумал эти слова, осушил свой стакан и сказал:
— Интересно…
Дик начал выходить из терпения:
— Что тебе «интересно»? — крикнул он. — Черт возьми, что же, по-твоему, я делал? На вот, еще выпей.
— Ага, — сказал Перси, — это прояшняет мои мышли. А то они… вшегда… путаютшя.
— Ну и хорошо. Давай, выкладывай свою ясную мысль.
— Моя мышль… Моя мышль такая, что это ты жвал на помощь.
Дик взорвался.
— На помощь? Чтобы я первого встречного заморыша, вроде тебя, звал на помощь?
— Прошто не веритшя, — признал Перси.
— Полная чепуха.
— Чепуха, конечно, да вот какое дело… — Если Перси сейчас был хоть в чем-то уверен, так это в том, что ему нужно домой. — Дело такое, что, как ни крути, а я вше равно втянут. Я жнаю, как тебе тяжело, пушть даже ты и такой шильный, и мне тебя жаль. Я хотел бы тебе помочь… но не шобираюшь во вше это впутываться. — Он нетвердо поднялся на ноги, но эдоровяк Дик перегнулся через стойку и усадил его обратно.
— Ты уже впутался, старый философ, выше крыши.
— Ага, впутался, а сейчаш выпутываюшь. — Он снова сделал попытку подняться.
— Нет уж, посиди, пока мы все не обсудим, — сказал Дик, положив Перси руку на плечо и заставляя его сесть.
— Не надо меня силком удерживать я же тебе друг, разве не так?
Говорю тебе… мне тебя жаль… чертовски жаль… я жнаю, что ты этого не хотел. Ты же ее все еще любил, раз ты хотел поцеловать ее на ночь?…
— Да мы с ней не так уж плохо жили. Можно сказать, душа в душу.
— Значит, это был несчастный шлучай… тебе нужно было пойти в полицию… объяснить там вше… но ты не пошел… подумал, что получил наконец свободу. А потом ты не знал, что делать, тебе даже захотелось, чтобы эта твоя соседка, старая трещотка, пошла и сообщила в полицию… но она не пошла. — В голове у Перси полностью прояснилось. Вот если бы еще комната перестала раскачиваться вверх-вниз.
— Но она не пошла, — подсказал Дик.
— Поэтому, когда появился я, ты ухватилшя… за возможность вовлечь меня.
Дик был поражен.
— И ты до всего этого сам додумался?
— Да. Шам, — гордо сказал Перси.
Дик покачал головой — медленно, потому что виски начало действовать и на него.
— Должно быть, ты спятил. Я просто пытался отвлечь подозрения. Теперь еще ты навязался на мою голову.
— Ну, тогда я пошел, не беспокойся. Я тебе скажу, что я буду делать, я думаю, тебе нужна помощь, так вот, я тебе помогу…
— Ни в жизнь! — Дик наполнил стаканы и поднял тост. — За Маргарет.
— У которой на все был совет. Сейчас скажу, что я собираюсь делать. Я ничего не собираюсь делать, это годится, Дик?
— Это отлично, Перси, лучше быть не может.
Перси с трудом поднялся на ноги, и снова Дик заставил его сесть.
— Тебе еще рано, старый солдат. Мне нужны гарантии.
— Да зачем ты меня вше время усаживаешь? Какие еще гарантии?
— Что ты ничего не скажешь своей жене-болтушке.
— Бог с тобой, старина! Ей только скажи — тут же на всю округу разнесет.
— Правильно, Перси. Поэтому мне и нужны гарантии.
Перси сильно задумался на минуту.
— Ну вот те крест, и чтоб мне сдохнуть?
Дик обдумал это, потом грустно покачал головой.
— Не пойдет.
— Как насчет честного шкаутшкого? — предложил Перси с надеждой.
— Прости, старый сержант… я сам был скаутом… Придется запереть тебя в морозильнике.
— Никак нельзя, капитан, я не надел швитер. У меня только шарф с собой.
— Единственное помещение в доме, которое не пропускает звуки, объяснил Дик.
— Я — ик — улавливаю ход твоих мыслей, старый тюремщик, но тут есть загвоздка. Паули станет меня искать. Я, кажется, придумал! Лучше запри в морозильник ее.
— Тогда она не разболтает, — сказал Дик с сомнением.
— Тогда и я не разболтаю, полковник… чтоб мне лопнуть, если не удержусь.
— Перси, да ты просто Эйнштейн, старина, ты гений! А как нам ее сюда заполучить?
— Очень прошто… Пожвони ей… Скажи, чтоб оделашь потеплей… и принесла с собой корзину… Шкажи, что ты дашь ей оленины… Потом запри ее.
— Пятерка, профессор. Как ей позвонить?
— Позвонить — и заманить… — Он хихикнул. Потом крепко задумался. Я не знаю номер. Понимаешь, я никогда ей не звонил… Я всегда там… зачем же мне было ей звонить…
Когда они попытались разыскать номер Паули в справочнике, мелкий шрифт так и запрыгал у них перед глазами, что это оказалось непосильной задачей.
— Я сам за ней схожу, — сказал Перси. — Тут недалеко.
— Давай поскорее, — попросил Дик, — мне завтра рано выходить.
— Собираешься убить еще одного старого оленя?
— Брось, ничего такого. Просто пойду далеко в буш на несколько дней. Нужно кое-что для себя прояснить. Сходи приведи Паули.
— Три минуты, — сказал Перси, но, поторопясь выбраться, открыл не ту дверь.
— Это шкаф, — сказал Дик.
— Там целая куча Маргарет, — сказал Перси.
— Осталось от тех дней, когда она держала «бутик». Магазин одежды, чтоб ты понял.
— Знаю… Вон у того манекена нога отломана.
Каким-то образом ему удалось добраться до дому. Он свалился прямо на крыльце, даже не почувствовав боли. Из дома выбежала Паули и помогла ему войти.
— Где же ты был? Не знаю, что только подумают Аткинсоны! Благодарение Богу, что они не увидели тебя в таком виде — ты напился!
— Только одну рюмощку… две… Шлушай, Паули… очень важно… одевайшя потеплее… потеплее… большую корзину… иди тебя запрут в морозильник.
— Да о чем ты, ради всего святого?
— Оденься, — сказал Перси, — запрут у Дика в морозильнике… Ох, как мне плохо…
В глазах у него потемнело, огромная волна подхватила дои и понесла в никуда…
Наутро, когда Перси проснулся, он первым делом протянул руку и ощупал кровать рядом с собой. Паули не было. Перед ним встало ужасное видение: Паули, запертая в морозильнике у Дика. Он вскочил и бросился к телефону. Он уже набрал первые две цифры, когда вдруг услышал шум в кухне. Паули готовила завтрак.
— Слава Богу, ты здесь!
— А где еще, по-твоему, я могу быть?
— В морозильнике.
— А ну-ка давай, прыгай обратно в кровать, а я принесу тебе чайку и аспирина, и когда тебе станет лучше, ты мне все расскажешь.
— Ох, бедная моя голова, — сказал он, безропотно подчиняясь Паули. Он довольно долго размышлял над тем, что из этого вчерашнего можно рассказать Паули, а что следует выпустить, и в конце концов, после завтрака рассказал ей все. По-крайней мере столько, сколько смог припомнить.
Паули нашла историю очень забавной. Она, конечно, не поверила, что Перси действительно видел человеческую ногу в морозильнике.
— Ну и денек у тебя выдался, бедняжка ты мой! Что же ты собираешься сейчас делать?
— Ничего, — ответила Перси, у которого так болела голова, что ему было не до смеха.
— Возможно, ты прав, — сказала Паули. — Ты выпил столько виски, что тебе, наверное, всякое намерещилось.
— Нет, тут все очень запутано. Единственное, о чем я сейчас жалею, это о том, что обратил на тот запах внимание. Ты знаешь, я все еще как будто его чувствую.
Паули принюхалась.
— И я тоже чувствую, идет вроде снаружи.
Она пошла к двери посмотреть — и вернулась с большой картонной коробкой в руках. От коробки и шло характерное зловоние; сбоку липкой лентой была приклеена записка.
«Дорогой Перси, — говорилось в ней, — я ухожу в буш на несколько дней. В коробке обещанная оленина. Она как раз хорошо созрела, так что можешь ее больше не вывешивать на воздух. Прости, что я подшутил над тобой и так сильно тебя напоил. Ты славный малый. Дик.
Р.S. Зайду навестить тебя, если вернусь.»
— Он имеет в виду, когда вернется, — поправила Паули.
— Конечно, — ответил Перси.
Перси открыл коробку. Внутри была оленья нога — «хорошо созревшая», а рядом с ней лежала пластмассовая ступня. На ступне было нацарапано «На память от Мэг».
Паули опять увидела здесь только повод для смеха.
— Ну и типчик! Жутковатое у него чувство юмора! А ты-то у меня простофиля — здорово он тебя провел! Он наверняка все подстроил заранее, чтобы подшутить над миссис Кря-кря-или как там ее — а вместо нее пришел ты, вот тебе и досталось.
Но Перси не видел во всем этом ничего смешного.
— Я, конечно, простофиля, согласен. Ну ничего, по крайней мере, у нас сегодня на обед будет жареная оленина. Приятно для разнообразия.
— Фу, — сказала его супруга, — никакой оленины. Пойди закопай ее в саду.
Перси выкопал глубокую яму на старой клубничной грядке, он посчитал, что это самое подходящее место — и бросил в нее оленину.
— В землю, зловонная плоть. Из праха во прах… Бедняга Дик. Копаешь где-то в лесу могилу для старой своей подруги? А кто похоронит тебя? Богиня леса приберет твою душу и накроет тело листвой. Такое крепкое, хоть и старое тело. Такая глупая растрата… В землю и ты, бедная ножка. Такая изящная розовая Ножка. Совсем не похожая на ту старческую, синеватую, с распухшим большим пальцем, которая навсегда отпечаталась в моей памяти. Но я не расскажу Паули. Никогда в жизни. — Он поднял в салюте два пальца. Чештное шкаутшкое.
Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg
Комментарии к книге «В ногах правды нет», Джеффри Хичкок
Всего 0 комментариев