«Сетевой»

Сетевой (fb2) - Сетевой 912K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Екатерина Осянина

Екатерина Осянина Сетевой

1

Дом мне понравился. Я даже приостановилась, чтобы получше его разглядеть, когда мы с риэлтором подошли к нему со стороны остановки, где договорились встретиться. Я видела его и раньше, когда бывала в этой части города. Но мне и в голову не приходила мысль, что когда-нибудь я буду в нем жить.

Здание возвышалось над улицей величественным кораблем, устремляясь в небо своими вычурными надстройками и башенками. На самом деле это была обыкновенная «сталинка», облепленная всякими архитектурными излишествами на манер изысканных старинных особняков с богатым историческим прошлым. Оно могло показаться ценителям архитектуры верхом безвкусицы, но мне почему-то понравилось в нем все: и эти торчащие ежиком шпили на многочисленных башенках, и его мрачно-серый облупленный фасад, и высокие узкие арочные окна, которые некоторые жильцы умудрились-таки заменить на пластиковые.

Двор меня тоже не разочаровал: детская площадка утопала в зелени, на многочисленных лавочках уютно ворковали старушки, возле некоторых подъездов радовали глаз ухоженные цветники, один даже с намеком на альпийскую горку. Явно жильцы постарались.

Почему-то захотелось посмотреть, как здесь все выглядит ночью. Я легко представила компашку подростков на детской площадке в духе современных реалий – с баночками пива и энергетиков; припаркованные машины, сонно мигающие синими огоньками сигнализаций; фонари, освещающие входы в подъезды; свет чужого домашнего уюта, сочащийся из окон…

В общем, когда я подходила к дверям своей будущей квартиры, прижимая к себе томно обвисшего кота, она начала мне нравиться задолго до того, как я ее увидела изнутри.

Парнишка-риэлтор открыл дверь и впустил нас с котом внутрь.

Кот пошел первым.

Помедлив возле порога, он сразу направился в кухню. Он всегда так делал, и ему не надо было объяснять, где она находится, какая бы планировка нам ни попадалась. Кот, кстати, был не мой, он просто помогал мне выбирать квартиру. Я одолжила его у своей подруги. Риэлтор не возражал, его такие «фишки» давно перестали удивлять. Видимо, попадались клиенты с разными пунктиками, и меня он записал в их число. Ну и пусть.

Обнюхав косяк кухонной двери, котяра деловито потерся о него и вспрыгнул на низкий подоконник, прижался лбом к стеклу, обозревая вид из окна. Как будто ему здесь жить. Я разулась, тоже подошла к окну и посмотрела. Высоко. Пятый этаж, а по ощущениям – гораздо выше. Ах да, здесь же высокие потолки… Риэлтор скучающе протопал за нами, не заботясь о том, чтобы снять уличные ботинки, и тоже выглянул в окно. Отличная перспектива, и шум машин едва слышен из-за такого расстояния.

Кот знал свое дело. Спрыгнув с подоконника, он не спеша заглянул во все помещения, включая санузел и какой-то бесполезный, на мой взгляд, чулан. Заценил спальню, сделав по ней «круг почета». Наконец, он сел посередине гостиной и одобряюще стукнул по полу хвостом.

– Спасибо, друг! – сказала я коту на полном серьезе, и риэлтор наконец-то улыбнулся и выжидающе посмотрел на меня. Ну да, решающее слово все-таки за мной.

Я старалась не отставать от кота и вертела головой, делая вид, что поражена высотой потолков и просторами комнат, а на самом деле пытаясь увидеть всю квартиру, каждый уголок, боковым зрением. Для меня это было важно. Наконец решение было принято.

– Мне нравится, – сказала я. – Просторно, светло, в меру запущенно…

– Сантехника работает, трубы, краны в норме, я проверял, – поспешил успокоить меня парнишка.

– Я верю, верю. Нет, мне все нравится. Мы, пожалуй, берем. Да, Пух? Берем?

Я оглянулась на кота, который с самым своим флегматичным видом разлегся там, где сидел, показывая, что свою часть работы он выполнил.

Я с треском отодрала присохший шпингалет и распахнула тяжелую створку балконной двери. С Пуха слезла вся его напускная флегматичность, и он рванул на балкон, успев вперед меня. Бдит, молодец. Отрабатывает свой гонорар – килограмм куриных шей.

Балкон он тоже одобрил: застекленный, просторный. С низкими перилами, благодаря чему казалось, что ты паришь прямо над улицей. Кот бесстрашно вспрыгнул на перила в проем распахнутой створки и снова уставился вниз. У него свои представления о жизни, я не вмешиваюсь. Спустя пару минут мы вернулись в комнату и договорились с риэлтором, где и когда назначаем сделку.

Въехала я спустя пару недель. После переезда еще несколько дней все мои вещи возвышались горой посреди зала, и лишь рабочее место было первым делом распаковано и налажено: компьютерный столик занял свое место в самом уютном углу, а сам комп заботливо размещен, подключен и отлажен моим хорошим знакомым, мужем подруги. Пока он возился с проводами и модемом, настраивая мне интернет, без которого я не могла работать, мы с Маринкой сидели на кухне и пили вино и кофе, закусывая принесенным гостями сыром. Сама я ничего не готовила и даже еще не покупала продуктов, питаясь купленными в ближайшей мини-пекарне пирожками и кофе.

Подруга меня ругала, дескать, я себя запустила и так нельзя. Да я и сама понимаю, что нельзя, но за годы, прожитые в гордом одиночестве после развода, я страшно обленилась и не утруждала себя домашними заготовками и кулинарными изысками.

Когда рабочий комп был уже на месте, мне все как-то не хватало времени разобрать мои немногочисленные узлы, распихать вещички по своим местам, и они покрывались пылью, а ночью на фоне окна, освещенного уличными фонарями, представлялись мне огромным молчаливым монстром. Пару раз мне даже показалось, что в них что-то зашевелилось и закопошилось.

Потом апатия внезапно прошла, и я лихо потратила оставшиеся от продажи бабушкиного дома деньги на новую мебель. Прикупила даже шторы на окна. Вещи как-то быстро рассосались по местам, а те, что я не нашла куда пристроить, запихнула в чулан. Квартира стала уютной и обжитой, и я вновь погрузилась в тихую болотоподобную рутину, из которой было выдернули меня мамина смерть, поминки, похороны, всякие формальности, продажа маминой квартиры и бабулиного дома, а потом – покупка собственного жилья и переезд.

Вот вкратце и вся моя история: родилась, училась, была замужем, потом как-то все неудачно сложилось, и я осталась одна. Самое противное – что я еще даже до маминой смерти привыкла к своему одиночеству, смаковала его, рассматривала на просвет, любовалась игрой красок, издали присматриваясь и принюхиваясь к отблескам и отголоскам чужой жизни. И ничего не хотела менять в своей.

Поменяла только квартиру. Не было сил оставаться в стенах, где все навевало воспоминания о маме и бабуле. О старой жизни.

Новое жилье, несмотря на жгучее желание переехать как можно скорее, я искала долго и тщательно. С прицелом на всю оставшуюся жизнь. Средства позволяли мне повыбирать и покапризничать, и я сразу решила, что «сталинки» с их высоченными потолками и огромными жилыми площадями мне по карману. Современные дома мне совершенно не нравились, напоминали безликие муравейники. И «спальные» районы, где они располагались, все как один походили друг на друга своей безликостью, неуютностью и убогой планировкой. Однажды я даже умудрилась заблудиться в геометрически застроенном квартале среди высоток-близнецов. Поэтому я сразу пошла искать себе приличный старый дом с уютным двориком, старушками, цветочками…

Было только одно условие, о котором я не говорила ни одному риэлтору, но которое имело для меня решающее значение.

В квартире не должно быть домовых.

Именно поэтому на каждые «смотрины» я таскала с собой кота. Увидеть домового я смогла бы и сама, был у меня такой дар с детства. Или проклятие, как посмотреть. Но не факт, что обитающий в квартире домовой так сразу мне показался бы. А кот для него – что красная тряпка для быка. Домовые терпеть не могут тех, кто способен их увидеть: кошек, мышей, пауков и тараканов. С другой стороны, есть, конечно, в этом и положительный момент: в квартире, где живут домовые, не бывает ни мышей, ни тараканов, ни клопов.

Но и меня они тоже не выносят, эти загадочные существа. Как только понимают, что я способна их засечь, начинают всячески пакостить и вредничать, вытесняя меня с обжитой территории.

Во время моих квартирных смотрин Пушок несколько раз обнаруживал домовых, о которых десятками лет не подозревали прежние хозяева. Точнее, Пух сперва заставлял их проявить себя, активизироваться, потом реагировал на них самым естественным кошачьим образом: выгибал спину, распушался, как огромный ершик, и шипел, таращась в пустоту. Риэлторы понимающе хмыкали, получив мой моментальный отказ, хотя могли только догадываться, в чем тут дело. А я не объясняла.

С домовыми мне не повезло столкнуться несколько раз.

В раннем детстве, когда я уже осознавала себя в окружающем мире, я несколько раз видела какую-то непонятную сущность, которая вполне мирно обитала в нашей квартире. Я не знала, с чем столкнулась, не знала, как на это реагировать, и поэтому никак не реагировала. Сущность эта тоже долгое время не принимала меня в расчет. Так мы и обитали бок о бок несколько лет, не догадываясь, что что-то не так.

Когда я стала постарше, в квартире одной из подружек я случайно заметила похожую сущность и поинтересовалась, не мешают ли они друг другу жить. Подруга сначала не понимала, о чем я говорю, потом долго таращилась в угол, куда я ей показывала, потом долго и внимательно смотрела на меня, потом покрутила пальцем у виска и поинтересовалась, не шизанутая ли я часом. Или я ее пытаюсь напугать? Я догадалась, что она, как и многие окружающие меня люди, не видит того, что вижу я, и что она этого страшится. Я сделала вид, что пошутила, подруга снова покрутила пальцем у виска, и мы забыли об этом дурацком разговоре.

А загадочная сущность после этого стала пакостить мне каждый раз, как я наносила подруге визит: когда никто не видел, роняла передо мной и на меня разные предметы, проливала мне на колени горячий чай, толкая под руку и при этом на мгновение становясь отчетливо видимой (только мне, опять же, как выяснилось), подсыпала мне в обувь колючие крошки (я просто догадалась, чья это работа, хотя сама за этим действием пакостную сущность ни разу не застукала).

В конце концов она добилась своего – я перестала бывать у Светки дома, каждый раз изобретая причину, чтобы не обидеть подружку отказом.

Однажды я пыталась заговорить об этом с мамой. Она, видимо, списала это все на мое подростковое воображение, фантазии и желание чувствовать себя хоть в чем-то исключительной. Я поняла, что моя мама тоже «их» не видит.

А сущность наконец-то поняла, что я знаю о ее существовании. И тогда дома начался настоящий кошмар. Про нас даже телевидение пыталось снять сюжет – барабашки тогда как раз вошли в моду вместе со всякими экстрасенсами, психотерапевтами и прочими знахарями и провидцами. Но во время визита съемочной группы сущность притихла и, как назло, перестала безобразничать. А когда разочарованные и злые телевизионщики уехали, кошмар возобновился: предметы летали, злобная сущность весьма отталкивающего вида почти все время торчала у меня на виду, потому что не переставая что-то двигала, роняла, шумела и всячески буянила. Один раз соседи даже вызвали милицию, посчитав, что это мама «воспитывает» дочь-подростка.

Составлявший протокол участковый явно мне не верил, хмыкал в усы, пытаясь разобраться в наших с мамой вполне мирных, на взгляд постороннего, отношениях, задавал неожиданные и каверзные вопросы о нашем образе жизни и о внезапно начавшихся безобразиях.

Когда он ушел, мама наконец-то поверила в то, что я не фантазерка и не шизофреник.

Мы временно перебрались к бабушке, в дом на окраине городка, а потом поменяли квартиру. Нам повезло: домового в ней не оказалось.

Позже я еще несколько раз сталкивалась с подобными агрессивными барабашками, и в общем-то понятно, что любить их причин у меня не было.

Итак, я жила одна, меня все устраивало, однако я подумывала, не завести ли себе кота. Я люблю котов. Они славные, очень мило подлизываются, когда им что-то от тебя надо, и очень стараются казаться независимыми, когда ничего не надо. Но в основном они милые. Я по натуре кошатница, собак недолюбливаю за их чрезмерность. Слишком много любви, шума и внимания, слишком много усилий требуется для их нормального существования в условиях городской квартиры. Нет, это не мое. Меня бы устроили рыбки. А еще лучше – цветочки в горшочке. Или коты. Но ни рыбок, ни цветочков я себе завести не успела.

И кота не успела.

В квартире обнаружился-таки домовой.

Обнаружился самым мерзким образом. Дверь туалета была довольно широко открыта, и в разгар моего, пардон, безмятежного чтения периодической литературы (а от кого мне было запираться?) на пороге возникло отвратительное существо, много раз описанное в сказках и страшилках. Лохматое, непропорциональное, черт-те во что одетое (ладно хоть вообще одетое!), подбоченившееся и нагло ухмыляющееся. Типичный фольклорный домовой.

– Просвещаешься? – нагло вопросило безобразное существо и нагнуло голову, чтобы рассмотреть обложку. От неожиданности я заорала. Журнал выпал из рук. Домовой, казалось, тоже не ожидал такого поворота и вместо того чтобы деликатно исчезнуть, застыл на месте и уставился на меня своими блестящими маленькими глазками-бусинками из-под спутанных кустистых бровищ, перемешанных с гривой и прочим волосяным покровом на лохматой физиономии. Голым на ней был только нос, да и тот с отвратительной волосатой бородавкой.

– Ты что, меня видишь? – удивленно спросил домовой, делая попытку пошевелить своими бровищами.

– И даже слышу! – в ярости рявкнула я и чуть было снова не перешла на истерический визг. – Сгинь, нечистый! – Ничего более умного мне в тот момент не пришло в голову. Швырять в него журналом я поостереглась, хотя очень хотелось.

Домовой расхохотался, но отступил и дверь прикрыл. У меня тряслись руки, ноги и всякие поджилки, пока я спешно заканчивала свои дела. Я не понимала, как такое могло получиться, ведь кот мне ничего не сказал! Откуда он тут взялся, этот мерзкий тип с отталкивающей внешностью? Я уже столько времени тут жила и ничего не замечала… Или замечала, но не придавала значения?

Я долго стояла в раздумьях, не решаясь покинуть спасительное убежище, в котором мне не повезло (или в котором повезло? это теперь как посмотреть) встретиться с этим созданием. Во-первых, здесь мало места. Во-вторых, здесь нет тяжелых вещей, которыми он мог бы в меня запустить. В-третьих, здесь мало предметов, способных самовозгореться. Ну, журнал. Ну, рулон туалетной бумаги. Коврик… О! баллончик с освежителем воздуха! Пока я судорожно соображала, что предпринять, если он вдруг вспыхнет или взорвется, из-за двери послышался его мерзкий скрипучий голос:

– Ты там уснула что ли? Корни пустила? Давай выходи, знакомиться будем.

Я продолжала стоять столбом, осматриваясь в туалете, как будто видела его первый раз. Долго я тут отсиживаться все равно не смогу. Держать оборону тут трудновато, а осаду и подавно. Бежать мне некуда, но и погибать от голода в собственном сортире не входило в мои планы. И вообще: мой дом – моя крепость!

Я осторожно приоткрыла дверь и выглянула в коридор, готовая чуть что юркнуть обратно. Было тихо. Как мне показалось, звеняще тихо. Даже тиканье часов не нарушало этой напряженной тишины, потому что у меня дома не было тикающих часов! Я выскользнула из туалета и замерла в нерешительности, как витязь на распутье, решая, в какую из своих комнат мне сейчас безопаснее двигаться.

– Давай-давай, не боись, я тебя не трону.

– Почему?

Мне было и впрямь интересно. Ни один из прежде встреченных мной барабашек не проявлял подобного дружелюбия. Подозрительно.

– Я любопытный. Ты нет?

– Я в меру.

Я осторожно двинулась по коридору на голос. Кажется, это из гостиной.

Я сперва заглянула в зал из-за дверного проема. В меня опять ничего не швырнули, и я встала на пороге, оглядывая свое жилище, которое вот-вот могло превратиться в поле боя. Я никого не увидела. Ошиблась? Голос шел из кухни?

Вдруг вертящийся компьютерный стул развернулся ко мне, резко остановился безо всякой инерции, и я увидела его. Он сидел, слегка подавшись в мою сторону, скрестив ноги и чуть покачивая ими. Сейчас он казался мне не вполне материальным – каким-то расплывчатым и полупрозрачным. Я разглядывала его, он меня. Он явно ждал, но я не собиралась нарушать молчание. Мало ли что я ляпну, вдруг он обидится и передумает меня не трогать. Однако ему надоело играть в гляделки, он откинулся на спинку кресла, и оно стало тихонько поворачиваться вправо-влево. Я люблю так покачиваться, когда задумаюсь над текстом во время работы, но я отталкиваюсь при этом ногой. А он ничем не отталкивался. Просто покачивался туда-сюда, как будто тоже над чем-то задумался. Я заметила, что теперь стала видеть его лучше, четче, как будто надела очки.

Сейчас почему-то он не казался мне таким страшилищем. Вполне себе добродушный лохматый сказочный персонаж. Сидящий, правда, на моем стуле спиной ко моему рабочему ноутбуку.

– Да ты проходи, не стесняйся.

– Чувствуй себя как дома, – ехидно подхватила я.

– Чувствуй, чувствуй, – вальяжно разрешил он.

– А ничего, что я тут уже две недели чувствую себя как дома?

– Ничего, – снова важно покивал он своей лохматой башкой, – я-то тут подольше живу! – сообщил он, явно чем-то гордясь.

– А я тут теперь и дальше собираюсь жить! – с нажимом сказала я.

– Да живи, пожалуйста! Я тебя что, выгоняю, что ли? – возмутился он. – Что ты бычишься вообще?

Он вдруг насупился и замолк. Я ждала продолжения.

– Ну, вообще-то я должен извиниться, да. Я не хотел тебя пугать и оскорблять. Некрасиво получилось.

– Некрасиво.

– Я извинился!

– И чего ты от меня ждешь? Что я брошусь тебе на шею?

Мы снова замолчали. Чтобы заполнить паузу, да и вообще как-то сменить обстановку, я решила наконец-то занять хотя бы нормальное место в своей квартире. В конце концов, что я, гость?

И я развязной походочкой продефилировала к своему любимому креслу, на ходу размышляя, какую позу мне подобает принять. Ничего не придумав, я уселась в кресло с ногами и завернулась в любимый флисовый плед. И включила торшер, чтобы стало еще уютнее и чтобы показать, что квартира моя, и хозяйничаю тут и задаю атмосферу – я!

Теперь мы с ним были на равных, сидели друг напротив друга и продолжали играть в гляделки.

Он перестал крутить стул и снова стал каким-то размытым и нечетким. Теперь было трудно разглядеть выражение его лица.

– А где ты был все это время? – наконец-то задала я мучивший меня вопрос.

– Недалеко, – уклончиво ответил он, снова начиная покачиваться в кресле и принимая четкие очертания. В чем тут дело, я еще не вполне понимала, но уже начала догадываться.

– А почему кот тебя не видел?

– Кот? Я тоже его не видел. У тебя был кот?

– Я брала его взаймы, когда приходила выбирать квартиру.

– Наверное, я в тот момент отлучился.

– Повезло мне, – задумчиво произнесла я, – как утопленнице.

– Ты так не любишь домовых? И почему же?

– Это они меня почему-то не любят. – Прозвучало это так, как будто я жаловалась, и он это сразу понял и использовал против меня же.

– Обижают? – спросил он с притворным сочувствием.

Я не стала развивать тему. Наверняка ему известно больше моего, на что способны эти парни.

– Как же так вышло, – продолжала я гнуть свое, – что ты проявился только сейчас?

– Ну, сначала я отсутствовал. Временно. Потом я обнаружил, что ты сюда въехала.

– Прости, что не предупредила, – съехидничала я. – Ах да! Ведь если бы я знала, что ты тут обитаешь, то вообще ноги бы моей тут не было!

– Потом я присматривался к тебе, а потом не удержался и… Но зато мы все выяснили! – Он явно оправдывался, и это было хорошо. – Я правда не думал, что ты меня услышишь. Почему ты вообще меня слышишь? И видишь… Давно это у тебя?

Я немного расслабилась. Он действительно не производил впечатления агрессивного, как те злобные сущности, которых я встречала раньше. Он даже внешне на них не был похож. Может, у них есть какая-то система различий? Они вообще общаются друг с другом?

Вопросов было море, и я решила, что когда-нибудь все их задам. Если, конечно, у нас с ним все сложится. Шанс, надо признать, был уникальный.

– С детства. Я могу видеть таких, как ты, но я и не подозревала, что вы умеете говорить.

– Я умею.

– Почему?

Он пожал плечами:

– Я любопытный. И я так давно наблюдаю за людьми, что… И вообще: с волками жить – по-волчьи выть!

– О! – удивилась я. – Ты знаком с нашим устным народным творчеством?

Он усмехнулся.

– Сколько тебе лет?

Он фыркнул:

– Я после первой сотни тысяч сбился со счета! – Мое лицо вытянулось, и он явно был доволен произведенным эффектом.

– Миллион есть?

Он опять пожал плечами. Я решила не выяснять, видел ли он динозавров.

– А зовут тебя как?

Он опять усмехнулся:

– Отвечу избитой фразой: никто меня не зовет, я сам прихожу.

– Серьезно.

– Серьезно! Ну подумай: кто, когда и куда меня зовет? Я уже много тысяч лет разговариваю сам с собой и с мебелью. Я могу себе придумать имя, но кто им будет пользоваться? Я у себя один такой!

– Ну вот теперь ты со мной разговариваешь. И мне, наверное, иногда придется тебя звать.

– Ну и зови.

– И тебе все равно, как?

– Все равно. Назови хоть горшком, только под задницу не суй.

– Воспитанные люди говорят «в печку».

– Я не воспитанный. И не человек. А тебя-то как звать?

– Ольга.

– Вот и познакомились, Ольга.

– И что теперь?

– А что теперь? Теперь я иногда буду с тобой разговаривать. Если ты не против.

– Я в общем-то не против. Но давай договоримся, куда и когда ты НЕ будешь приходить.

– Ой, ну чего я там не видел?

Я было набрала в легкие побольше воздуха, чтобы выдать ему тираду о личных границах, зонах приватности и еще что-то в этом духе. Но он меня перебил:

– Да понял я, понял. Только ты тоже теперь двери прикрывай, что ли.

– Теперь буду!

Он молча посмотрел на меня, как будто что-то для себя решая, и исчез. Кресло перестало покачиваться, и из окружающей меня атмосферы исчезло какое-то едва заметное напряжение. Внутри меня тоже что-то отпустило, и у меня было такое чувство, что это «что-то» внутри меня было там очень давно, задолго до моего переезда сюда. И это было странно.

После этого разговора я несколько дней его не видела и не слышала и даже не могу сказать, был он в это время в квартире или не был. Все это время я переваривала увиденное и услышанное и пыталась прийти в себя.

Надо же! Встретились два одиночества! Человек, способный видеть и слышать домовых, и домовой, умеющий говорить и не имеющий желания крушить, рвать и метать при виде такого человека.

Один шанс на… на… даже не знаю, на сколько. Но он живет тут целую вечность и еще ни разу таких, как я, не встречал.

Мне даже стало его немножечко жаль.

Сто тысяч лет одиночества. С ума можно сойти. А может, он уже того? Может, поэтому со мной и общается? А может, это я сама – того? Я ведь тоже иногда разговариваю сама с собой и с мебелью.

Я порылась в сумке, отыскала мобильник и набрала подружкин номер. Той самой подружки, муж которой был ангелом-хранителем моего рабочего компьютера и которая одалживала мне кота на смотрины квартир.

Подруга ответила почти сразу же, и я обрадовалась: хороший знак.

– Привет. Тебе что, опять кота? Или мужа? Что-то с компьютером?

– А просто так нельзя позвонить? Ой, я тебе помешала?

– Да нет, что ты. Просто я привыкла… Ты же просто так никогда не звонишь. Что-то случилось?

– Да нет, Марин, у меня вопрос.

– А, вопрос. Давай. – Подруга явно заинтересовалась.

– Скажи мне, Марина, я нормальная?

– В каком смысле?

– Ну в каком… В нормальном.

– Нет, ты уточни. Если тебя интересует, можно ли тебя назвать обычным или нормальным человеком, то нет. Если тебя интересует твое психическое состояние, то я же тебе не доктор. И вообще, говорят, что нет нормальных людей, есть необследованные. Так в каком смысле?

– Нуу… Вот ты с мебелью разговариваешь?

– Да. В основном матом. Например, когда на нее натыкаюсь в темноте. Устраивает?

– В целом да. А сама с собой?

– Ну а кто ж не разговаривает сам с собой? С умным собеседником всегда приятно поговорить. А что случилось-то? Ты там рехнулась, что ли, от одиночества?

Зрит в корень! Лучшая подруга.

– Я надеюсь, что нет, но…

– Приходи, поболтаем, – сразу же отреагировала она самым что ни на есть правильным образом, видимо, почуяв мое взбаламученное состояние. – Я, правда, еще не дома, но через полчаса буду. Олежек нам мешать не будет, кот никому ничего не расскажет.

– Что принести?

– Ничего не приноси. У меня есть мартини.

Через полчаса я как раз закончила править муторный текст, решила его клиенту пока не отправлять, чтобы потом, после визита к Маринке, еще раз пробежаться по нему незамыленным взглядом.

Я быстренько собралась, сунула в сумку коробочку моих любимых конфеток с марципаном (знаю, что подруга детства тоже не откажется) и поехала на другой конец города, в частный сектор.

Дом бабули, мимо которого мне пришлось пройти, чтобы добраться до Маринки, все еще стоял, осунувшийся, мрачный. Как мертвый. Его еще не начали сносить или разбирать, чтобы построить на его месте таунхаус или модный коттеджик, но уже привезли и свалили на участок какие-то стройматериалы.

Я проскочила мимо когда-то родных покосившихся ворот, не особо приглядываясь, что там теперь да как.

Марина в накинутой поверх тельняшки телогрейке сама открыла мне ворота и повела в дом, на ходу показывая, где какие цветочки она успела посадить, пока мы с ней не виделись. Когда мы уже подходили к крыльцу, откуда-то из-за дальних кустов сада выскочил Пушок и вприпрыжку (у котов эта «припрыжка» выходит как-то особенно забавно) бросился к нам.

– О, Пух, ты кстати. К тебе пришли.

Когда мы поднялись в маринкину рабочую комнатушку, где она принимала только особо приближенных гостей, Пух, который несся по лестнице впереди нас, еле дождался, когда я усядусь в маринино любимое кресло-качалку. Он тут же вспрыгнул ко мне на колени и завел свою трескучую муркотню. Подруга тем временем разлила по бокалам мартини и накидала туда льда – себе побольше, мне поменьше. Наконец, она уселась в свое вертящееся кресло, в котором, как и я, работала на дому, пододвинула мне мой бокал, подняла свой и произнесла тост:

– Ну, во-первых, еще раз с новосельем.

Я взяла свой бокал, и мы осторожно чокнулись. Бокалы для мартини из тончайшего богемского стекла – именно из таких мартини пьется вкуснее всего. Точно говорю.

– Во-вторых, давай рассказывай.

Я задумчиво пошуршала кубиками льда в своем бокале, не зная, с чего начать, отхлебнула еще, уже безо всякого тоста. Полюбовалась радужными бликами в стеклянных узелках и прожилках бокала.

– Скажи мне, Мариша, – я решила взять быка за рога, – я псих?

– Да вроде нет. Ну, может, чуть-чуть неврастеник, немного истеричка. Но уж никак не буйная. А что?

Я вздохнула. Но уж раз сказала А, придется выложить все до самого Я. И я выложила.

Подруга слушала не перебивая (это у нее профессиональное, она бывший журналист). Но когда я дошла до нашей первой встречи с тем, с кем я так не хотела встретиться в своей квартире, она начала совершенно не по-дружески ржать. Когда я закончила свой рассказ, она помолчала, тоже играя с кубиками льда в быстро опустевшем бокале. Потом выдала свое резюме:

– Круто, конечно. Но ты не псих. Излагаешь связно. А ты, Пух, тоже хорош. Не оправдал ты, дружок, не оправдал.

– Пух не виноват! Этот гад, видишь ли, отсутствовал, когда я пришла смотреть квартиру.

Пух разомлел, распластался кверху брюхом, пока я водила пальцами по его густой шерсти, и виноватым себя совершенно точно не чувствовал. Я запустила пальцы ему под мышки, и он в полнейшем блаженстве вытянул вверх обе передние лапы, смешно растопыривая когтистые пальцы.

– Ты сама-то что теперь намерена делать? – Подруга не спешила высказывать свое мнение, если ее не просили об этом. Это и делало ее идеальным слушателем и «жилеткой». Но я редко использовала ее в этом качестве, стараясь не злоупотреблять. Кроме того, так как в моей жизни вообще редко что происходило, то и поводов поплакаться почти не было. Единственное, что иногда омрачало нашу почти идеальную дружбу, – это ее желание устроить мою личную жизнь. Она была непреклонна в своем стремлении найти мне если не жениха, то хотя бы бойфренда, а я упорствовала в своем желании продолжать тихую и спокойную жизнь, не усложняя ее всякими взаимоотношениями.

– Я намерена продолжать в том же духе, – твердо сказала я.

– А ты уверена, что войны не будет?

– Ну как уверена… Я на это надеюсь. Но пока вроде ничто не предвещает. Как говорится в одном моем любимом сериале, он разумное существо. Договоримся.

– Оля. А тебе не кажется… – начала подруга своим обычным вкрадчивым тоном, который предвещает тот самый неприятный разговор на извечную тему моего несчастного, с точки зрения удачно замужней Маринки, существования.

– Мари-и-и-ин, не начинай, а? – попросила я ее, наливая себе новый бокал мартини и наковыривая туда уже подтаявшего льда.

– Оля, я не могу не начинать. Это ненормально, что успешная, красивая половозрелая особь женского пола не желает спариваться.

– Не желает, – вяло подтвердила я, понимая, что так просто она с меня не слезет, без этого вот разговора. – И не льсти мне. И вообще, сама подумай. Даже если я вдруг пожелаю. Где ж мне взять… такую песню?

Она развела руками:

– Ну Оля! Ты же сидишь задницей на целой куче возможностей! Ты целыми сутками торчишь в интернете, играешь в эти самые твои… ММОРПГ[1]. Там же сплошные мальчики! Сама же рассказывала!

– Не мой контингент. – Я продолжала вяло упорствовать.

– А че не твой-то? Откуда ты знаешь, что не твой? Ты хоть кого-нибудь из них в реале видела?

– Нет. Зачем мне?

– Затем. Затем! Масса возможностей, огромный выбор. Ты же уже с ними даже знакома! Просто встретиться! Посмотреть вживую. А вдруг там есть то, что тебе подходит? А всякие сайты знакомств?

Я начала закипать.

– Там в основном сплошные редкостные мудаки сидят почему-то.

– Да? Ты с ними встречалась хоть раз?

– Встречалась! Представь себе, даже вживую!

Маринка резко сбавила тон и посмотрела на меня круглыми глазами.

– Да? Ты не рассказывала. А свидания были?

– А нечего рассказывать потому что. Да, это были именно свидания. Один раз даже секс был. Такой, одноразовый… – я поморщилась, вспоминая. – Я каждый раз, после каждого такого свидания, давала себе слово больше никогда. Ни-ко-гда! Мудачье редкостное.

– Что, ни одного приличного? – Маринкины глаза подозрительно сузились.

– Приличные мне чего-то не нравятся, – сказала я в бокал со льдом.

Маринка прыснула, и я, не удержавшись, фыркнула тоже, разбрызгивая остатки мартини и растаявший лед. Отсмеявшись, Марина снова стала серьезной.

– А видела бы ты, как они пишут! – Я оторвалась от мартини и взглянула на Марину большими глазами.

– Как? – Маринка замерла, как встревоженный суслик, глядя на меня тоже округлившимися глазами.

– Это же просто кровь из глаз! Читать больно! Ошибка на ошибке! Совершенно безграмотная речь! Серпом по яйцам просто!

Марина снова прыснула и опять сделалась серьезной.

– Да ты просто граммар-наци!

– Просто они там поголовно совершенно неграмотные и малообразованные люди. О чем мне с ними говорить?

– Оль. Может, ты не там ищешь? Не те сайты…

– Марина. Я вообще не хочу их искать. Если суждено – сами найдутся. Нет так нет. Этот разговор начал меня утомлять, – жестко сказала я.

Маринка сдалась. Залпом допила свой мартини и подвела итог:

– Фаталистка ты. Дурная.

– Ну и ладно.

Я вернулась домой уже в сумерках. Домовой не показывался мне на глаза, и я не стала его искать и звать. Мне казалось очень кстати побыть одной. Переварить все это. Вообще все: события последних дней, внезапно свалившиеся на меня, разговор с лучшей подругой. Маринка наверняка догадывалась, что я все-таки воспринимала ее слова близко к сердцу и размышляла о своем статусе. И она действовала по принципу «вода камень точит», каждый раз вот так капая мне на мозги.

Но долго размышлять на эту тему было скучно, материала для этого было мало. Не, ну правда. Ни одного приличного экземпляра на горизонте, с кем можно было бы хотя бы пофлиртовать в удовольствие, безо всяких обязательств, для души.

И я вернулась к своему тексту. Последний раз пробежала его глазами, поймала парочку последних «блох» – опечаток и коварных лишних запятых. Отправила заказчику.

Время было детское.

А все же в ее словах что-то есть. Ну, про ММОРПГ. И я решила вернуться в игру.

2

Пальцы не слушались, все кнопки пришлось вспоминать. Мышь казалась то медлительной, то наоборот – слишком резвой для моего персонажа, который нерешительно топтался на месте, поворачивался в разные стороны, как будто оказался здесь впервые. Я пыталась вспомнить, что вообще можно и нужно делать в этом мире, куда бежать, с кем говорить. Для начала я решила посмотреть, играют ли еще наши.

Я открыла вкладку гильдии. Список был внушительный. Я заметила несколько новых имен: то ли новеньких приняли, то ли наши «старички» завели себе «мультов»[2]. Самые первые мои приятели по игре достигли самого высокого уровня развития своих персонажей. На этом этапе многие либо бросают играть, либо заводят и развивают персонажей других рас, классов и профессий, либо начинают «фармить данжи»[3]: с кучкой таких же «хайлевелов»[4] бродить по закрытым локациям с усиленными и элитными монстрами и «боссами».

Я изучала ники своих собратьев по гильдии, пытаясь вспомнить их реальные имена, голоса, особенности поведения во время рейдов и групповых походов. Отмечала новеньких, пыталась вычислить тех, кого, по моим воспоминаниям, не хватало в списке: кто-то мог уйти из гильдии или удалить персонажа и бросить игру. Я смотрела на даты последнего посещения игрового мира и делала выводы об активности гильдии. Двое из наших «ветеранов» находились в игре. Судя по названию локации, которое отображалось в списке рядом с именами их персонажей, оба сейчас были в одном из самых тяжелых и неприступных данжей. Поэтому я решила пока не выходить с ними на связь, чтобы не отвлекать своими сообщениями во время боя. Успеется. Мне надо было оглядеться и заново попривыкнуть.

Постепенно правая рука с игровой мышью, оснащенной кучей дополнительных кнопок (специально для геймеров), начала двигаться как бы сама по себе, как бы отдельно от моего сознания. Левая рука тоже «вспомнила» все мелкие и четкие движения по клавишам, благодаря которым в любой момент «я» могла выхватить оружие, принять нужную стойку, отразить удар, применить целый арсенал милых игровых подлостей: ловушечек, бутылочек с различными снадобьями, полезными для меня и такими вредными для моих противников.

Было время, когда я играла одна, без компании. Тогда игра была всего лишь средством заполнить паузы между заказами, которых поначалу было не так уж много. Для меня весь игровой мир выглядел всего лишь чередой движущихся картинок, мультиком, которым я могла управлять. Я носилась как угорелая по игровому миру, выполняла задания, иногда сталкивалась с игроками из вражеского лагеря. Это были, как правило, неприятные для моего персонажа и для моего эго столкновения.

Я была простым и скромным игроком. Экипировка самая средненькая, полученная в награду за выполненное задание или в лучшем случае выпавшая из убитых мной монстров. У таких одиночек, как я, было только две возможности раздобыть себе хорошие игровые вещи: сделать самому, если профессия позволяет, или купить на аукционе.

Все изменилось, когда меня подобрала «Стая» – свежесозданная гильдия, которой не хватало игрока именно такой специфики, как моя, – я умела лечить. Изменился мой стиль игры, экипировка, появилось чувство товарищества, исчезло ощущение бесконечного одиночества в толпе народа.

Я уже достаточно освоилась с подзабытыми тактиками и даже успела «прокачать» один уровень, когда в чате гильдии вспыхнуло сообщение:

Arleking: О, какие люди! Оль, привет!

Это Михаил, основатель гильдии, действующий лидер. Видимо, они с Даней вылезли из данжа.

Я обрадовалась, потому что не ожидала, что кто-то из наших меня вообще вспомнит, а тем более обрадуется. Права была Маринка, давно надо было вернуться. Почему-то здесь, в игре, меня не задевали чужие ошибки и опечатки. Больше того, я сама иногда позволяла себе расслабиться и подстраивалась под стиль речи в игровом чате.

Я выбрала в нарисованном пикселями мире укромный уголок, забилась за выступ скалы, где никто из мобов не застал бы меня врасплох, пока я общаюсь, и ответила Мише:

Plumelet: Привет. Вот решила вспомнить молодость.

Arleking: Классно. С нами будешь или сама по себе?

Plumelet: Когда как. Позовете, так с вами. Но тока мне до вас еще дорасти надо.

Arleking: Ну так с нами быстро качнешься.

Dantos: Ольгааа! Привет!!! Ура! У нас есть свой хиллер!

Plumelet: Здорово, Дань!

Dantos: Куда запропастилась-то? Совсем старых друзей забросила. Мы тут без тебя вообще гильдой по данжам не ходим.

Plumelet: Что, на всю гильду я единственный лекарь?

Arleking: Да. Непопулярный класс. В одиночку играть тяжело, в пвп тем более.

В чате появилось новое системное сообщение: «Alatriste вошел в игру». И тут же от него появилась реплика:

Alatriste: Привет, народ! О, у нас новенькие?

Arleking: Хай. Это старенькие. Ольга – наш ветеран!

Dantos: Привет, Лех.

Alatriste: Ольга? Круто. В смысле, очень приятно. Я Алексей.

Plumelet: Взаимно.

Alatriste: Я и не знал, что в гильдии есть девушки.

Arleking: Да мы и сами забыли. Зато прикинь, у нас теперь снова есть свой хиллер.

Alatriste: Ваще супер!

Мы продолжали мило беседовать, пока я делала свои квесты. Миша с Даней, проведя в тяжелейшем данже несколько часов, вскоре вышли из игры, предварительно договорившись, что завтра они возьмут нас с Алексеем на кач, чтобы мы вместе смогли подтянуться до их уровня. Мы с Лешей еще какое-то время потрепались, в сотый раз (для меня) пережевывая тему редкого явления – девушка в игре. Да еще хиллер. Да еще которая играет одним из самых редких персонажей – дварфом-женщиной. Действительно, парни обычно играют либо мужскими персонажами самых разных игровых рас, либо самыми изящными женскими: эльфийками, вампиршами, человеческими женщинами. Там все понятно: осиная талия, ножки от ушей, мило колышущиеся при беге и верховой езде округлости, почти не скрываемые женскими вариациями доспехов.

– Что-то новенькое!

Я успела настолько погрузиться в игру, что прозвучавший прямо у меня над ухом голос застал меня врасплох, и я почти подпрыгнула в своем кресле, дернув мышью так, что и мой персонаж на экране шарахнулся в сторону.

Я отвела персонажа в безопасное место, снова спрятала в скалах от зверья и возможных в этой местности врагов и наконец-то смогла оторваться от экрана.

– Что это? Игра? – домовой, казалось, даже не заметил произведенного им переполоха и заинтересованно разглядывал из-за моего плеча картинку на экране, каким-то чудом угнездившись на спинке моего кресла, как воробей на жердочке.

Я была немного зла, но, подумав, рассудила, что сама виновата в том, что настолько забылась и расслабилась.

– Игра, – ответила я ровным тоном, ожидая дальнейших расспросов.

– Поиграй еще, – вдруг попросил он, – я постараюсь тебе не мешать.

– Тогда лучше исчезни, чтобы я тебя не видела. Ты меня смущаешь.

Домовой фыркнул, но исчез.

Я еще немного побегала по скалистой равнине, продолжая трепаться в чате с Алексеем.

Потом я почувствовала, что в глаза мои словно насыпали песка, и поняла, что пора дать им отдохнуть. Да и перекусить не помешало бы, и спину размять. Я попрощалась с Алексеем, напомнила ему про завтрашний кач и вышла из игры.

Домовой сидел в моем любимом кресле, закутавшись в мой любимый флисовый плед на мой любимый манер. Вот обезьяна!

– В чем смысл? – сразу же спросил он, как только я встала из-за компа и с хрустом потянулась, растопыривая пальцы, крутя головой и шеей и выгибая спину.

Я и сама себе затруднялась ответить на этот вопрос.

– Смысл игры вообще?

– И этой в частности. Зачем ты это делаешь? И что именно ты там делаешь?

– Ну, я просто играю… Хобби у меня такое. Чудно время провожу, общаюсь с виртуальными друзьями. Живу другой жизнью. Как тебе еще объяснить…

Я очень старалась, но мне было трудно подобрать понятные, все объясняющие слова. Да, там действительно происходит другая жизнь. Там я – ловкая и сильная женщина-дварф, у которой целая куча друзей. Они ценят меня за мои навыки и готовность вылечить, спасти жизнь в самых опасных местах этой придуманной реальности, за то, что я вообще там есть, рядом с ними. Там приключения!

– Что значит «виртуальные друзья»? Их на самом деле нет?

– Они есть. Но мы с ними никогда друг друга не видели. Они как я: сидят за своими компьютерами, играют своими персонажами, общаются друг с другом в игре.

– Они живые люди?

– Ну да.

– И ты с ними дружишь?

– Ну… да. У меня есть там несколько друзей, с которыми я давно уже играю. Да, можно сказать, дружу.

Он казался задумчивым. Смотрел на меня своими блестящими темными глазами из-под спутанных лохм и теребил бахрому моего пледа. Я снова присела на вращающийся стул, рассматривая домового и ожидая продолжения расспросов.

– Как можно дружить с людьми, если никогда их не видел? Кто они такие? Ты даже не представляешь их себе?

– Да мне этого и не надо. Я вижу в игре их персонажей, мне достаточно. Я знаю, что они есть, они знают, что в данный момент в игровом мире есть я. Я могу с ними разговаривать, хоть голосом, хоть текстом.

– О чем?

Я пожала плечами.

– В основном об игре, но вообще-то обо всем могу. Мы вот сейчас с Лешей мило потрепались, познакомились, рассказали немного о себе. Там, конечно, болтать особо некогда. Но когда люди играют вместе несколько лет, все равно как-то узнаешь их довольно близко.

– И сколько лет ты уже этим занимаешься?

– Начала я лет пять назад, но последние пару лет почти не играла, работала…

Он оставил в покое плед и занялся бородой.

– И что, прям дружишь?

Я задумалась, прежде чем ответить. Действительно, можно ли эти отношения назвать дружбой?

– А почему нет? – ответила я вслух себе и ему.

Он хмыкнул себе в бороду, но ничего не сказал. Кресло под торшером внезапно опустело, плед остался лежать точно в том положении, в каком его оставила я перед тем, как в него закутался домовой.

Я стояла в темной комнате возле окна и смотрела, как над городом собирается гроза. В окно было видно только небольшую часть неба над крышами домов напротив. Даже сейчас, в темноте, было видно, что эта часть неба затянута такими тяжелыми тучами, что, казалось, они вот-вот зацепятся своими рыхлыми брюхами за шпили этих вычурных домов-«сталинок» и из этих царапин-разрезов хлынет дождь. Где-то в глубине туч порой вспыхивали молнии, освещая эту клубящуюся мрачность изнутри, и тогда небо казалось живым и рельефным.

Я люблю грозу. Мне нравится смотреть, как она долго-долго дуется, сердится и собирается обрушить на город потоки стихийной энергии и воды. Я радовалась каждой молнии, которую мне удавалось увидеть на этом маленьком клочке неба.

Гроза в августе – это совсем не то, что гроза в конце весны или в начале лета. Те легкие и воздушные грозы казались мне репетициями вот этой, уже холодной, очень мощной и яростной грозы, которую я ждала и предвкушала, как театральную премьеру сезона.

Она меня не разочаровала. Я битый час любовалась в окно на потоки ливня, пытающегося смыть каменные дома, на бушующий ветер, распахнувший форточку и пытающийся оторвать шторы от карниза. Я слегка замерзла, потому что до меня долетали брызги дождя, но не спешила закрывать форточку. Я наслаждалась свежим яростным ветром, который прекрасно пах все еще летним дождем. Слушала оглушительные залпы грома, от которых сотрясался дом и начинали выть машины. Молнии теперь почти не гасли, освещая темную квартиру и мокрую улицу за окном.

– Вот черт! Крыша протекла! Ну ты посмотри, а?

Я снова не заметила, как домовой появился рядом со мной. Но глядел он не за окно, а на потолок прямо над моим компьютером. Включенным!

Я бросилась к ноутбуку и захлопнула крышку, не заботясь о сохранении данных в файле, над которым работала перед тем, как началась гроза. В темноте не было видно, куда успело накапать, но я отчетливо ощутила на руках влагу. Я выдрала блок питания из розетки «пилота» и швырнула ноут на любимое кресло под торшером, накрыв его пледом и убедившись, что на него больше не капает. Я бросилась выключать «пилот», но не успела: в нем заискрило, затрещало, запахло жженым пластиком и чем-то горьким. Я судорожно выдирала из розеток все, что можно, опасаясь, что меня вот-вот шандарахнет током. Я успела отключить и оттащить в другой конец комнаты бесперебойник и модем с кучей болтающихся проводов, когда заметила в темноте, что одна из розеток в стене не просто искрит, но уже горит желтоватым огнем!

– Вот черт! Похоже, замыкание! – Рядом со мной снова оказался домовой, он был собран и спокоен. Он смотрел на горящую розетку и, казалось, ничего не предпринимал. Но я увидела, как набравший было силу огонек погас, испустив струйку вонючего дыма, хорошо видимого в свете бушующей грозы и ощутимого моим чутким носом. Домовой вытянул руки и стал резво поворачиваться в разные стороны, как будто нанося удары невидимым противникам. Ко мне вдруг тоже вернулась способность соображать.

– Пожарных вызывать? – деловито спросила я его, пытаясь вспомнить, как звонить им с мобильника.

– Да нет, – отозвался он спокойно и даже как будто отстраненно, – я справлюсь. Я уже справился. – Он опустил руки и повернулся ко мне. – Поставь тазик на стол.

Ближе к рассвету гроза решила угомониться, утащила все свое впечатляющее великолепие за какие-то неведомые горизонты, ворчала где-то вдали, за бесконечными домами. В посветлевшем небе не стало видно отблесков от молний, в городе теперь хозяйничал только мелкий нудный дождик.

Мы с домовым молча сидели перед моим разоренным рабочим столом: я – закутавшись в любимый плед, он – угнездившись рядом на подлокотнике и вновь занявшись бахромой. На столе рядом с тазиком стояла зажженная свеча, в тазик, который я успела вылить два раза, медленно и громко капала вода с потолка.

– Иди спать, – вдруг сказал он мне. – Я покараулю.

Я молча встала с кресла, и он немедленно перебрался в теплое гнездышко из пледа, который я сбросила с плеч. Я подошла к столу и взглянула на домового. Он кивнул, и я дунула на свечу.

3

Вызванный мной электрик за каких-то пару-тройку часов разобрался с проводкой в моей квартире. Заменил розетки и порекомендовал установить новый счетчик – более современный, с хорошими предохранителями. Еще через два дня вместо огромного старинного черного монстра, который издавал раздражающее поскрипывание и еле слышный, но от этого не менее противный, свист, над моей входной дверью висела аккуратная маленькая пластиковая коробочка.

Две недели ушло на то, чтобы жилуправление прислало людей чинить крышу. Меня успело залить за это время еще два раза. Август оказался дождливым и промозглым. И это не были те прекрасные летние грозы, которые я так люблю, это было больше похоже на обыкновенный нудный осенний дождик. До отопительного сезона было еще далеко, но в квартире стало холодно, и я начала мерзнуть и тосковать по летнему солнцу. Я даже подумывала, не съездить ли мне на море, как советовала Маринка (знаю, на что она надеется, – что я там заведу хотя бы коротенький курортный роман!), и чем противнее был дождь, тем соблазнительнее казалась эта мысль – особенно в те моменты, когда дождик заливал мой рабочий стол. Однако прежде чем пускаться в авантюры, следовало разобраться с этой проблемой, потому как осень уже была не за горами. А жилуправление мурыжило меня, похоже, надеясь, что я все-таки проявлю догадливость и суну кому-нибудь «на лапу». Но до меня все не доходило, и в итоге я пригрозила, что подам иск на крупную сумму за порчу имущества, невыполнение обязательств договора жилого найма и потерю дохода в результате порчи моего рабочего компьютера.

И вот уже два дня двое разговорчивых молодых людей с сильным южным акцентом, большими носами и черной щетиной, которую, по моему мнению, бесполезно было брить, потому что она росла прямо на глазах, колотили кувалдами по листам железа прямо у меня над головой.

Домовой расхаживал по квартире, злобно ворча на криворуких работников, и иногда исчезал в неизвестном направлении. Но похоже было, что на самом деле он развлекается. Он признался мне, что перебрал у них все гвозди и выбросил прямо с крыши все кривые, бракованные и те, которые, по его мнению, не подходят по размеру. Он отгибал листы железа, которые, как ему казалось, плохо прилегали, и заставлял парней переделывать швы и соединения. Я попросила его перестать их изводить почем зря, а он злобно зашипел мне в ответ, что ему тоже жить в этой квартире. Я уступила, попросив только присмотреть за тем, чтобы никто из них не свалился с крыши. И он выполнил мою просьбу. Однажды я услышала, как по железу что-то проскрежетало, раздался крик, потом что-то долго шумело, кряхтело и материлось, но никто не упал. Домовой потом рассказал, что вовремя успел зацепить карабин сорвавшейся страховки за торчащий угол кровельного железа, и второй напарник подоспел и помог тому, который едва не свалился. Наконец, мы с представителем жилуправления (в сопровождении непрерывно ворчащего домового) прошлись по чердаку, убедились, что крыша цела и больше не протекает (и дождик вовремя пошел), и подписали акт о выполнении работы.

Я была благодарна домовому за помощь, хотя он и отрицал, что пытался помочь.

– Слушай, я придумала тебе имя, – сообщила я ему однажды, когда он попался мне на глаза после непродолжительного отсутствия, которое показалось мне томительным.

Он заинтересованно поднял на меня взгляд своих маленьких внимательных глазок и, как мне почудилось, прищурился. Я молчала, и он наконец подбодрил меня:

– Ну не томи уж.

– Чур.

Он снова внимательно на меня посмотрел, поскреб задумчиво подбородок, побродил по квартире, собирая ладошкой с мебели невидимую пыль, и снова возник передо мной.

– Почему?

– Что почему? Почему придумала имя или почему Чур?

– Почему Чур?

– Потому что тебе подходит. Ты же у нас домовой, хранитель очага, пращур. Чур. Ты не согласен?

Домовой казался смущенным. Еще немного помотался по квартире, приводя в порядок незаметные мелочи: завинтил разболтавшуюся гайку на дверной ручке, отшкрябал с входной двери засохший ошметок грязи, сдвинул обувь так, чтобы она стояла аккуратным рядком. Я наблюдала за ним, и мне вдруг стало понятно, что в наших отношениях что-то изменилось.

– Я согласен, – серьезно сказал он, снова остановившись передо мной и глядя на меня снизу вверх. – Спасибо.

Теперь, когда я возвращалась домой, я сообщала громко на всю квартиру: «Чур, я пришла!» И он в ответ непременно показывался мне на глаза. И хотя в основном по его виду ничего нельзя было определить, но мне каким-то образом было понятно, что он всегда радуется, когда я зову его по имени.

Мы стали часто разговаривать, особенно по вечерам, когда я делала перерыв в работе и заваривала себе что-нибудь согревающее: кофе, ройбуш или иван-чай. Я рассказывала о себе, он – о предыдущих жильцах.

4

Август как-то слишком быстро, на мой взгляд, сменился сентябрем, причем самой противной его ипостасью: мало солнечных дней, никакого очарования бабьего лета и золотой осени. Много сырости, серости и жалости к себе. На улицу выходить совершенно не хотелось, и я старалась делать это лишь по необходимости: обналичить деньги, купить продуктов на неделю, вынести мусор. За все время моего затворничества я только дважды общалась с живыми людьми: отнесла свой подмоченный ноут маринкиному мужу, чтобы он оценил масштабы катастрофы. Он сказал, что оставит его у себя на несколько дней, чтобы разобрать, подсушить и спасти то, что поддается спасению и восстановлению. А потом забрала его, когда Олег сообщил, что ноутбук со всей моей работой практически не пострадал. Мы с Мариной немного поболтали, и она даже не сделала попытки вразумить меня и воззвать к моим инстинктам размножения.

Все остальное время, за исключением тех дней, когда компьютер был в починке, я общалась только с клиентами (по электронной почте и в скайпе) и с парнями-игроками, когда выходила в игру.

Я стала часто играть. Как это обычно происходит, игра меня затянула и заставила забыть о проблемах моей невзрачной реальности. Там, в игре, я чувствовала себя живее, чем здесь, в собственной квартире, в моем любимом кресле под торшером.

Когда среди моих старых знакомых по игре разошлась весть о том, что я вернулась, многие из них присоединились к нашей разросшейся компании. Мы снова стали всей нашей дружной и сплоченной командой совершать налеты на сложные данжи. Обросли красивыми дорогими вещичками, которые просто так не достать и даже не купить на аукционе. Рейтинг гильдии возрос, к нам потянулись новые люди.

Мы договаривались о встрече в онлайне в определенное время, заранее обговаривали сложность и примерное время прохождения очередного данжа, заранее распределяли, кому какой «шмот» достанется. Дележ был справедливый: офицеры гильдии старались учесть нужды и потребности в том или ином оружии или доспехе каждого члена команды. Случайно «выпавшую» из монстра хорошую вещь долго и придирчиво рассматривали, решая, кому из нашей банды она нужнее.

Как правило, на игру я отводила время примерно с 21:00 до полуночи – самый удобный онлайн для большинства моих согильдийцев. Иногда походы затягивались еще на пару часов, и когда я выходила из игры, я чувствовала себя выжатой, как будто я не кнопки нажимала, а вправду несколько часов подряд размахивала тяжеленным посохом и тратила магические силы. Тогда я наливала себе бокальчик разбавленного водой мартини, съедала бутерброд, дрожа от жадности, и только после этого чувствовала, как ко мне возвращается жизненная сила и энергия. Как в игре.

Во время таких походов мы с парнями пользовались голосовым чатом, придуманным специально для геймеров. В нем могли общаться вслух все члены группы, и это здорово облегчало нам игру. Лидер нашей банды эффективно нами руководил, любой из бойцов мог вовремя попросить помощи, не тратя времени на набор букв и слов в текстовом чате.

Поначалу я надевала беспроводные наушники с микрофоном (уйму времени потратила в интернете на поиски подходящих, читая отзывы и технические описания). Но потом Чур попросил меня включить голоса остальных игроков, чтобы он тоже мог их слышать. И я перенастроила воспроизведение звука, чтобы он шел из динамиков, а наушники вешала теперь на шею, чтобы микрофон находился возле рта.

– Так, всем стоять! Как обычно, я впереди, Даня, подстрахуй!

– Сам ты подстрахуй!

– Но-но, давайте серьезнее, и тут с нами дама!

– Ах, да, прастити! – Обычная Мишина с Даней дурашливая перепалка.

– Леха и Вадим, охраняете Ольгу, дамажите только по моему приказу! Оль, спасай меня, чихай на всех, пусть дохнут, пока я не разрешу всем встать!

– Поняла.

– Вован, ты на ассисте и контролишь всех, кроме босса. Большого дядю режем сразу, мелочь потом вырезаем по одному. Вопросы есть?

– Нет.

– Двигаемся до поворота, там куча охранников. Ходят вразнобой, так что выцепляем по двое-трое. Леха, целься в ближайшего к нам, когда он уже будет на пределе стрельбы. Понял?

– Понял.

– Поворот. Все готовы?

– Нет, погодите, я пожру.

– Давай быстрее, они приближаются. Щас развернутся – и упустим.

– Готов.

– Ждем. Первая тройка дошла, разворачивается. Вовчик, последнего, самого крайнего.

– Взял, держу.

– Жди. Я скажу, когда первая группа выйдет из зоны аггро[5]. Так. Уходят. Всем приготовиться… Огонь! Дамагеры, навались! Быстренько мочите этих, пока те не вернулись! Леха, жахни массухой! Зверя не посылай, переагрит – замесят его. Все в дамаг[6]! Вторая пачка на подходе. Лех, Вадик, жарьте всем, чем можете. Желательно по всем.

Некоторое время из динамиков доносилась только боевая музыка, рычание монстров и звуковые эффекты от ударов и заклинаний. Игроки сосредоточенно молчали, не засоряя эфир. Миша руководил только когда этого требовали обстоятельства, каждый из нас знал свою роль и делал все, что должен.

– Так. Двое почти готовы, Леха, трави зверя, пусть догрызает недобитка. У нас трое свеженьких! Навались! Оль, ты как? Мана[7] есть?

Я оценила свои запасы. Не потрачена даже половина энергии. Запас большой, и есть еще синие бутылки на крайний случай.

– Нормально, – буркнула я, не отрываясь от шкалы жизни Мишиного «танка»[8].

Игра заворожила домового. Он не просто прикипал к экрану, пока мы бились с нарисованными монстрами, но старательно впитывал все происходящее, как будто сам смотрел захватывающее кино или участвовал в игре вместе с нами. Иногда он вел себя как буйный хоккейный или футбольный болельщик: орал что-то подбадривающее и мельтешил вокруг меня. Я шикала на него в самые напряженные моменты, когда он начинал меня отвлекать; Чур ненадолго утихомиривался, но потом снова забывался и начинал шуметь. Особенно бурно он выражал свои эмоции, когда мы проигрывали.

Игроки, впрочем, тоже входили в роль, и тогда в эфире отчетливо слышались злобные высказывания, шипение и даже стоны отчаяния. Мы бурно обсуждали каждый проигрыш, выясняли, что или кто послужил причиной нашего поражения, как следует себя вести в следующий раз, какие применять заклинания, какую хитрость можно придумать, чтобы обмануть бездушных компьютерных монстров. Например, мы не стеснялись заманивать крупногабаритных мобов в текстуры, а когда они надежно там застревали безо всякой магии и контроля, спокойно, без нервов и жалости крошили их в капусту.

За несколько недель я набрала еще несколько уровней, и Миша с Даней стали брать меня в более серьезные данжи. Иногда мы бродили там втроем, без младших по уровню членов нашей гильдии. Мы были очень осторожны и выверяли каждый шаг, очень четко отрабатывали каждую связку заклинаний. Пальцы сами летали по клавиатуре, как будто жили своей жизнью, а действо на экране происходило как будто само по себе. Домовой теперь не пропускал ни одной игры. Даже когда я не замечала его присутствия (то есть когда он мне не сильно мешал), что-то всегда подсказывало, что он напряженно следит за моими действиями и действиями других игроков.

Я увлеклась, пока однажды не заметила, что незаметно набрала парочку килограммов и перестала себе нравиться в большом зеркале в прихожей, которое – единственное в моей квартире – показывало меня целиком. Я решила больше гулять и меньше сидеть за компьютером, когда не работаю.

Просто гулять мне было холодно и скучно. Поэтому я решила побаловать себя и для начала в удовольствие побродила по спортивному гипермаркету. Я присмотрелась даже к беговой дорожке, но, поразмыслив, решила отдать предпочтение свежему воздуху.

Выбрала себе отличное термобелье, спортивный костюмчик, легкий, из каких-то волшебных суперсовременных технологичных тканей, совершенно ненатуральных на ощупь, без намека на так любимый мною хлопок или шерсть, но расхваленных в интернете любителями комфортного спорта. Приобрела беговые кроссовки с жестковатой подошвой, но очень удобно сидящие на ноге и тоже с различными функциями: влагоотведения, воздухопроницаемости и при этом грязеотталкивания. Странно, как все эти замечательные опции могут совмещаться в одной паре обуви, но таков уж наш век.

И начала бегать.

Я выбегала поздно вечером, практически ночью. Почему-то мне не было страшно. Видимо, как в том анекдоте про Красную Шапочку: взять с меня нечего, а секс я и сама люблю. Но на всякий случай в кармане моей спортивной куртки болтался перцовый баллончик. Мало ли.

Когда я выходила из подъезда, противный осенний ветер казался мне пронизывающим. Очень хотелось вернуться обратно, закутаться в любимый плед и нахлебаться чего-нибудь горяченького и сладенького. Но уже через пять минут легкой трусцы ветерок становился приятным и освежающим, и я с трудом удерживалась, чтобы не распахнуть куртку.

Через месяц моих пробежек килограммы уже не выпирали, живот и бедра подтянулись, зеркало снова стало показывать моложавую стройную дамочку неопределенного возраста. Наверное, того самого, бальзаковского.

Я прикупила себе малюсенький плейер и разнообразила свой маршрут, постепенно обследовав весь микрорайон, который раньше знала весьма поверхностно. Пару раз ко мне попытались пристать, но я была не в настроении знакомиться и молча прибавляла скорости, с легкостью «отрываясь» от нежданных попутчиков. Однажды все-таки воспользовалась баллончиком и горько об этом пожалела: не учла, что ветер дует в мою сторону. В итоге досталось и приставале, и мне. Я еле добралась до дома и долго-долго пыталась смыть с лица жгучую гадость под язвительные комментарии домового, который не проявил ко мне ни капли сочувствия. Тогда я купила электрошокер.

Еще через пару месяцев пробежки вошли в привычку. Я не загоняла себя до седьмого пота, трусила исключительно в свое удовольствие, воспринимая это как приятные прогулки по ночному городу.

Убегая из квартиры всего на полчаса-час, я не выключала компьютер.

И однажды я осознала, что что-то не так с моим игровым персонажем: его опыт повышался без моего участия. Пока я бегала, кто-то набрал ему почти целый уровень! Поразмыслив над этим загадочным явлением и понаблюдав за собственным персонажем еще несколько дней, я убедилась, что есть и другие признаки. Я обнаружила, что изменилось и количество игровых денег, да и персонаж при входе в игру оказывался не всегда точно в том положении, в котором я его оставляла. В другое время я, может, и не заметила бы таких мелочей. Но в целом картина была ясна: моим персонажем определенно кто-то играл.

Я обратилась в техподдержку игры, сообщив о взломе моего аккаунта. Через несколько часов пришел ответ. Мне вежливо сообщили, что аккаунт не взломан, что в игру заходили исключительно с моего ноутбука, судя по IP-адресу. Попыток подменить данные IP тоже не было.

Вывод напрашивался только один.

– Чур! – Тишина. – Чуууур! Чего это ты затаился? – Я постаралась придать своему голосу нейтральный тон, но, похоже, он все-таки услышал скрежет моих зубов.

Я прошлась по квартире, заглядывая во все углы.

– Чурик! – Я не собиралась сдаваться. – Покажись мне, дорогой товарищ! Надо поговорить.

– Елей и яд! Ты излучаешь затаенный гнев и обиду!

– Ну еще бы! – Я резко развернулась на голос. – Зачем ты спер моего персонажа? Что, попросить не мог? Развел партизанщину за моей спиной!

Домовой сидел в кухне на разделочном столе и выглядел слегка сконфуженным.

– Ну… я… мне очень хотелось попробовать.

– Попросить…

– Я не был уверен, что ты разрешишь.

– Ну ты как ребенок, чесслово.

– Я больше не буду.

– Вот-вот. Что ты не будешь? Играть?

– Нет, партизанщину разводить.

– А играть?

– А можно? – В его глазах вдруг засветилась такая искренняя и неподдельная надежда, что мне стало смешно, и я прыснула. Надежда мгновенно сменилась такой же детской радостью, и через какое-то мгновение он уже сидел за моим компьютером. Теперь я торчала за его спиной, наблюдая, как он создает себе персонажа на моем аккаунте.

Работать стало совершенно невозможно. Отогнать домового от компьютера было нереально, у него всегда находились причины не отрываться от игры вот именно сейчас: «Босс, Ольга, не мешай, босс же! Я тебе давал играть, между прочим!», «Ну не могу я выйти из данжа, бросив партнеров! Как я буду выглядеть?»

Работать мне удавалось урывками, и пару раз я почти подошла к дедлайну, хотя всегда старалась оставлять себе небольшой запас времени, чтобы как следует проверять саму себя без спешки. Я злилась и психовала, громко высказывая с кухни все, что думаю по поводу игромании некоторых. Я чуть не купила себе на кухню телевизор, но в последний момент спохватилась и за те же деньги купила новый дешевый ноут – в самый раз для работы с текстами и интернетом.

Потом я решительно выгнала домового из-за своего старого компа и перенесла на флешке все необходимые рабочие материалы на свой новый ноутбук, с которым расположилась на кухне.

Зато теперь у меня всегда был под рукой холодильник с бутербродами, и грязные чашки от чая и кофе не копились возле рабочего места, а складировались в раковине и иногда даже вовремя мылись.

Поиграть мне теперь удавалось редко. И когда я входила в игру, «мои мальчики», как окрестил их Чур, старались использовать меня по полной, затевали рейды и даже набеги на территорию противников.

Чур набрал обороты, похоже, освоился в игре и даже немного прославился. Однажды я услышала, как мои собратья по оружию обсуждают персонажа по имени Закидонский – того самого, которого создал Чур. Парни говорили, что неплохо бы заполучить его в нашу гильдию: у него оказался в прямом смысле убийственный рейтинг, а одет он был так, что в нем заподозрили читера[9]. Однажды прошел слух, что на Закидонского настучали админам, те проверили логи и подтвердили законное происхождение каждой вещички, каждого артефакта, присвоенного этому загадочному персонажу. Слушая эти разговорчики, я пыталась понять, чем он их так привлек. Парни объяснили, что я пропустила чуть ли не самое интересное: появление уникального игрока.

– И чем же он так уникален? – спросила я в микрофон, косясь на подслушивающего, как обычно, Чура, который прямо-таки излучал самодовольство, развалившись в позе римского патриция на моем рабочем столе.

– Шутить изволишь? – Даня даже приободрился, это чувствовалось по голосу. – Да он просто бог в ПВП[10]! Я как-то сам наблюдал, как он порвал кучу народа за каких-то пару минут! Такой замес был! Там такие реакции, такие гениальные связки, что я бы тоже подумал, что это читер. Ну или как будто он играет не мышью, а сразу двумя клавами. Как на рояле! Он гениален!

– Даня, да ты фанат! – Я уважительно взглянула на Чура, и он поднял вверх большой палец и покивал своей мохнатой башкой.

– Даня у нас не просто фанат. Он на нем помешался. – Это внес ясность Мишаня.

– Я просто восхищаюсь!

– Ты просто завидуешь!

– Ну да. Хотел бы я так научиться. Но блин, у меня всего десять пальцев!

– А у него сколько, по-твоему?

Я молча слушала, изредка переглядываясь с домовым и не переставая удивляться. Надо будет присмотреться, как ему удалось произвести на наших игроманов такое впечатление. Я была уверена, что Чур мухлюет, и мне было интересно, с чем именно. Неужели с кодами? Но ведь его же проверяли, и, по слухам, не раз. Данила поведал, что несколько дуэлей Закидонского наблюдали сами гейм-мастера. И не нашли к чему придраться, кроме нечеловеческой быстроты реакций, которую не мог объяснить даже самый быстрый интернет.

– Как ты это делаешь? – спросила я его, когда мы с ним отключились от «эфира», то есть голосового чата.

– Что именно? – Чур сделал невинную физиономию и поковырял пальцем коврик от мыши, к которому что-то присохло.

– Не прикидывайся, что не понимаешь, о чем я спрашиваю.

– Я просто крут, – скромно потупившись, сказал он. Я картинно вздохнула. – Ну правда! Ты же сама видела! Я просто хороший игрок!

– Мальчики говорят, что ты один из лучших, – поправила я его.

– Мальчики неправильно говорят. Я лучший! – Я почувствовала, что его прямо распирает от самодовольства.

Я была поражена. Я сидела, молча пялилась на него и пыталась сообразить, что для меня лично может означать раздутый от гордости домовой, который переиграл мальчишек в компьютерную игру. Людей компьютерная зависимость не приводит ни к чему хорошему, именно поэтому я старалась не залипать и не уходить от реальности настолько, чтобы меня затянуло. Как тех бедолаг, которые начинают терять человеческий облик и превращаются в бледных, хилых или наоборот – разжиревших сутулых зомби, живущих в основном ночью и в основном за компом.

А к чему это может привести домового?

– Слушай, а зачем тебе это надо? – наконец прервала я молчание.

Чур прекратил раздуваться от гордости и, кажется, задумался.

Он посидел неподвижно, сверля глазами монитор, задрал лохматую башку к потолку и задумчиво поскреб шею, потом замер и стал совсем прозрачным, так что я едва его различала и подумала, что сейчас он совсем исчезнет. Но он вдруг встрепенулся, «проявился» и уверенно выдал:

– Эмоции.

– Что – эмоции? Тебе что, в реале эмоций не хватает?

– Мне их везде не хватает. Точнее, мне их много не бывает.

– В каком смысле? Они тебе зачем?

– Не знаю. Это сложно объяснить.

Теперь задумалась я: как он вообще может мне что-то объяснить про себя, если мы с ним, скорее всего, мыслим разными категориями? Что он знает о моих представлениях? Что он знает вообще о наших, человеческих мировоззрениях? И вообще. Что он, в конце концов, такое?

Домовой, похоже, тоже думал примерно в этом направлении. Он поерзал, устроился рядом с клавиатурой и начал объяснять.

– Ты вообще хоть примерно представляешь, что ты такое? – Похоже, я была права: мы пришли в итоге к одному и тому же вопросу.

– Примерно представляю, – сказала я. – Я человек.

– А из чего ты состоишь? – Сейчас своим менторским тоном и вопросительно-выжидательными интонациями он напомнил мне моего бывшего учителя биологии. Тот тоже любил, когда мы задавали себе и ему вопросы и пытались на них ответить.

– Из белков, жиров и углеводов, – попыталась отшутиться я.

– А это все из чего? – Он был и терпелив так же, как тот учитель.

– Из молекул. Молекулы из атомов. Атомы… из чего-то там еще.

– Во-о-о-от! В итоге это «что-то там еще» состоит из сгустков энергии.

– Как-то так, да, – согласилась я, мысленно перебирая все свои скудные познания из области физики.

– Я тоже состою из энергии.

– Да? – Я постаралась, чтобы он почувствовал мой сарказм, но его, похоже, было так просто не прошибить.

– Все, что ты видишь, слышишь или чувствуешь в этом твоем реальном мире, – это энергия. Разные виды энергии. Часть ее ты не способна увидеть, услышать или почувствовать. Есть такие поля и такая энергия, для которой даже ваши ученые не могут найти ни названия, ни объяснения. Они даже не подозревают о ее существовании. Ее нельзя измерить или зафиксировать приборами. Одна из таких энергий – я. Честно говоря, я и сам не знаю, что я такое. Я был здесь задолго до появления разумной жизни.

– Да, ты говорил. Значит, ты – разумная энергия?

– Да. По сути, как и ты. – Он улыбнулся.

Он говорил понятные вещи, но, правду сказать, у меня многое не укладывалось в голове. Почему он называет себя энергией? Почему я его вижу? Почему я с ним говорю?

– Но я не говорил, что привязан к определенному месту на земле. Это место небольшое по площади, как раз примерно с дом и еще часть двора. Мне повезло. Я домовой.

– А есть такие, которым не повезло?

– Есть такие, которые живут в других уголках Земли. И называются по-разному.

– А почему те домовые, которых я встречала раньше, были такие агрессивные?

– Не все такие разумные, как мы с тобой. Они похожи на диких животных. Они тебя боялись.

– Почему я вообще их вижу? Как?

– Не могу сказать точно, но догадка у меня есть. Догадочка… – Он потеребил бороду, поерзал, повернувшись спиной к монитору и азартно взглянул на меня.

– Ну давай, выкладывай свою «догадочку».

Я тоже поудобнее устроилась в вертящемся кресле.

– Ты очень сильный эмпат. Я думаю, все дело в этом.

– А при чем здесь это?

– А при том, что та энергия, из которой я состою, как-то связана с эмоциями. И это то, что ты способна воспринимать лучше остальных людей. Поэтому ты меня практически видишь. А на самом деле – просто чувствуешь, как эмоции других людей.

Я задумалась.

– Нет, все равно не понимаю.

– Вспомни, ты ведь наверняка практически всегда на сто процентов чувствуешь, когда тебе врут.

– Точно. Но я всегда думала, что это из-за моей проницательности.

– Фигушки. Твоя проницательность – это следствие твоей гипер-эмпатии. Фильмы любишь? – Вопрос был неожиданным.

– Люблю, но…

– Не все, да? А я тебе скажу, почему. Потому что не все актеры способны так вжиться в роль, чтобы передать те эмоции, которые они должны до тебя как до зрителя донести. Плохая актерская игра – это ложь. И ты ее чувствуешь. Ты ходячий индикатор правды. Детектор лжи! Полиграф!

– И что, меня нельзя обмануть? – Верилось с трудом.

– Можно. Даже настоящий полиграф, как выяснилось, можно обмануть. Но очень сложно! – Похоже, он был доволен, а до меня вдруг дошло, что я и сейчас продолжаю считывать его настроение и это получается у меня совершенно непроизвольно.

И не только с ним! Я действительно всегда в курсе, кто в каком настроении находится, включая животных и окружающих меня незнакомцев. Я всегда в точности знаю, кто как ко мне относится. И я действительно чую, когда мне врут. Это всегда меня удивляло, и я всегда пыталась понять причину вранья, и во многом это мне помогало установить правду. Особенно когда я еще работала в журналистике.

Домовой внимательно меня разглядывал и, похоже, тоже прямо-таки видел, как в моей голове крутятся всякие шестеренки.

– Ну ладно эмоции. Но как мы с тобой разговариваем?

– Ты вслух. – Вот сейчас он, похоже, издевался надо мной.

– А ты?

– А я транслирую тебе свои эмоции, образы… То есть, ты просто знаешь, что я пытаюсь тебе сказать.

– Почему? Откуда? Это телепатия?

– Неееет, не путай. Телепатия – это прямое вмешательство в твой мозг. Все равно что вот так ты видишь палец сама, – он показал мне средний палец, оттопыренный в том самом неприличном жесте, – а вот так – это телепатия! – И он почти ткнул этим своим пальцем мне в глаз.

Я отшатнулась, хотя все равно, наверное, не почувствовала бы тычка. Он снова был доволен, а я треснула бы ему по башке, если бы могла. Я непроизвольно потерла глаз.

– Но ты умеешь?

– Умею. Показать?

– Покажи.

Мне было любопытно. Ну еще бы!

– Не боишься?

– Не знаю.

– Вот и я не знаю, – на всякий случай предупредил он. – Готова?

– Ага. – Я тоже на всякий случай вцепилась в подлокотники кресла.

Но я оказалась совершенно не готова к тому грохоту, который зазвучал прямо в моей голове. В глазах потемнело, воздуха стало не хватать. Потом я поняла, что это не грохот, а голос, и он что-то пытается мне сказать. Я зажмурилась и попыталась закрыть руками уши, но голос продолжал греметь прямо в мозгу, и мне начало казаться, что голова сейчас взорвется, как сырое яйцо в микроволновке.

А потом все стихло. Я разжала уши и открыла глаза. Очень медленно ко мне вернулось зрение, потом, как сквозь ватное одеяло, стали слышны звуки: шум машин из-за окна, обычные домашние звуки – приглушенные голоса соседей, музыка…

– Некоторые, кто с этим сталкивался, называли это Гласом Ангельским, – как ни в чем не бывало сообщил мне домовой.

Я молча сползла с кресла и, пошатываясь, потащилась на кухню выпить кофе.

Меня все еще потряхивало, и зубы заметно стучали о край кружки. Кажется, даже Чура проняло, и он, проявившись рядом со мной, как-то робко и как будто даже смущаясь заглядывал мне в глаза и монотонно бубнил:

– Ну я не знал, как это действует на людей, я не пробовал. Ничего же не случилось… Мозги на месте, глаза и уши на месте. Я же не применял физическое воздействие…

Я дернулась так, что пролила кофе на свой любимый плед, а домовой отпрыгнул, опасаясь, что в него сейчас полетит кружка.

Зря боялся.

Я сама была напугана. Физическое воздействие он не применял. Я даже не хотела представлять, что было бы, если бы он попытался… Я видела, что творят эти существа. Не знаю, из каких там потенциально-кинетических энергий они состоят, но по-моему, сразу из всех. Они способны поджигать, электризовать и двигать вещи со страшной силой. У меня было впечатление, что меня когда-то всего лишь пытались напугать. А вот если бы попытались убить – тогда у меня не было бы шансов. Но мне кажется, многие из этих ребят не осознавали всей своей силы…

А вот Чур…

Он и правда был разумен. И знал, на что способен. Даже если и говорит при этом, что не догадывался, не экспериментировал…

Впрочем, если подумать, зачем ему стрелять из пушки по нам, воробьям? Если бы он тут буйствовал, то это место давным-давно обросло бы дурной славой и люди обходили бы его за сотню километров.

– Ну так зачем тебе наши эмоции? – наконец подала я голос из своего пледа.

– А зачем тебе еда, вода, воздух? Чтобы поддерживать жизнь. Или в моем случае не жизнь, а… Может быть, разум… Может быть, это они сделали меня… таким. Особенным.

Я скептически хмыкнула и отпила большой глоток кофе.

5

Жизнь снова вошла в обычную колею. Я привыкла к мысли, что теперь в квартире я живу не одна. Хоть Чур и не совался ко мне в ванную, в туалет и в спальню, и там я чувствовала себя свободно, приватно и комфортно, но всегда понимала, что он где-то в пределах дома, иногда дальше, иногда ближе. Я научилась чувствовать его присутствие по какому-то особому напряжению в воздухе, даже когда его не было видно.

Я по-прежнему много работала, иногда играла. Бегала.

Маринка все так же при встречах пилила меня и капала мне на мозги про мое одиночество, убеждая, что домовой – это не семья, что все это скорее похоже на коммуналку. Я была с ней согласна, но по-прежнему не хотела ничего менять. Я даже почти убедила ее и себя, что вполне довольна своей жизнью.

Парень из соседнего подъезда начал проявлять ко мне усиленное внимание, и мне было приятно, хотя он был не в моем вкусе: моего возраста, но какой-то всегда слегка пожеванный и потрепанный. Видимо, это и есть следствие отсутствия, что называется, женской руки. Может, если его привести в порядок – слегка приодеть, подкормить и погонять в спортзале с «железками», то и из него вполне можно сделать человека.

Хотя – чего я придираюсь? Я и на себя-то почти махнула рукой. Так что будем считать, что он просто не мой тип.

Хотя какой такой «мой», я не могла в точности сказать. Я не отдавала предпочтения блондинам или брюнетам. И не знаю, от чего зависит, нравится мне человек или нет.

Но с парнем из соседнего подъезда я держалась вежливо, дружелюбно и слегка отстраненно. Ни да, ни нет.

Как-то раз я показала его Маринке на автобусной остановке. Подруга одобрила мою сдержанность, хотя и отметила, что человек он в целом положительный и даже местами приятный. Он заметил, что мы его разглядываем, издали улыбнулся и вежливо помахал нам рукой, но подходить и навязываться не стал, чем Маринку почти покорил. Впрочем, поняв, что я на него никак не ведусь, она от меня отстала, за что я была ей благодарна.

А незадолго до Нового года мои «мальчики», как их дружно, не сговариваясь, называли Марина с Чуром, вдруг решили устроить встречу в реале. У геймеров это называлось «пойнт». У опытных и продвинутых геймеров, которые проводили много времени с друзьями как в онлайне, так и в реале, это называлось точнее и метче: попойнт.

Встречу решили назначить в кафешке, где есть WI-FI, прийти туда, естественно, с игровыми ноутами и, как выразился инициатор Мишка, «чего-нибудь замутить». Данж, рейд или еще какой эвент.

Я решила пойти.

Чур весь извелся – иззавидовался и издергался. Ему тоже было любопытно встретиться с «мальчиками» вживую, тем более что почти всех их он уже знал заочно, а некоторым из них даже посчастливилось сразиться с ним на дуэли (продули, естественно, и я даже позволила себе издать пару сдавленных восторженных воплей и улюлюканье, так как голосовой чат мы выключали, когда играл Чур). К тому же, ему предстояло очень скучно провести время, ведь игровой комп я забирала с собой.

Я понятия не имела, как одеваться и чего ждать от «попойнта». Поразмыслив, решила, что вечерний туалет будет неуместен и, вообще, можно не заморачиваться с прической, косметикой и бижутерией. Скорее всего, встреча будет проходить в неформальной, так сказать, дружественной атмосфере, и умнее всего будет одеться удобно и неброско, чтобы сойти за «своего парня», коим я для «мальчиков», по сути, и являлась.

Чур был не согласен. Он заявил, что раз я иду в кафе, то и одеться я должна как для выхода «в свет», и мы долго спорили, строить мне из себя светскую львицу или нет. По сути, спор сводился к тому, что я, по его мнению, должна была там кого-то из этих товарищей «закадрить», «охмурить», ну или по крайней мере, должна была «подать себя» как женщина. Я заявила, что никому ничего не должна, тем более «подавать», и что я иду туда весело провести время. Весело!

– Чур, ты пойми, это действительно мальчики. Они же наверняка ничего не понимают в женщинах и тем более в светских львицах! Ну кого мне там очаровывать? Детей, которые играют в компьютерные игры? Они и так меня испугаются, когда увидят, что мне чуть больше пятнадцати лет! – Моему сарказму не было предела.

И это была горькая правда: я была уверена, что моих ровесников в гильдии раз-два и обчелся. Если вообще есть.

Чур надулся и отстал. Я вымыла голову, нацепила свою парадную заколку (домовой не переставая фыркал и глумился), оделась в черные джинсы, черную водолазку, на ноги – свои любимые древние тяжеленные «говнодавы», в которых не жарко, не скользко, не холодно и всегда комфортно. Ноут я запихнула в рюкзачок, потому что мне не нравилось носить его в специальной сумке: во-первых, каждому понятно, что это дорогая вещь – компьютер, а во-вторых, сумка вечно оттягивает плечо, соскальзывает, занимает одну руку, потому что надо придерживать ремень, ее легко сорвать с меня и удрать…

В прихожей я еще раз глянула на себя в зеркало и убедилась, что одета действительно как неформал для встречи юных фриков или гиков.

Домовой недовольно тьфукнул мне вслед и кисло пожелал весело провести время.

Такси высадило меня возле кафешки за пять минут до назначенного времени, и я с тоской подумала, как плохо быть пунктуальным человеком. Сейчас наверняка буду сидеть одна как минимум полчаса, пока все не подтянутся. Но я ошиблась. Компания собралась уже довольно приличная, и когда я появилась в закутке, предназначенном для гульбы больших компаний, меня встретил дружный приветственный рев, который как-то сразу снял мою внутреннюю напряженность и вызвал искреннюю улыбку.

Парни по очереди жали мою руку, представлялись, и я узнавала их по голосам. Действительно, в основном очень молодые ребята, в большинстве студенты. Но были и люди постарше и посолиднее, выглядели они как вполне респектабельные члены общества. Я села в уголке, мы заказали для начала по кружке пива, сухариков, чипсов и четыре разные пиццы. Я ожидала неловкости при знакомстве, но оказалось, что многие из этих ребят давно знают друг друга в реале, как, например, Миша с Даней, и за столом стоял нормальный компанейский треп. Меня очень быстро втянули в разговор об онлайн-играх, мы обсуждали наши последние рейды, игроков, обновления… Молчаливый усатый дяденька, который сидел по правую руку от меня, выглядел еще старше и солиднее, чем я, и мы с ним в итоге разговорились «за жизнь». Он оказался медиком, у него была семья, и он играл еще в несколько разных игр. Многих из этих мальчишек он знал уже несколько лет и, хотя давно состоял в нашей гильдии, в данжи и рейды с нами ходил редко, так что в игре мы с ним пересекались всего пару раз.

Очень скоро мне стало казаться, что с этими парнями мы и правда знакомы уже много лет – наверное, благодаря тому, что их голоса звучали для меня как родные. Я потягивала пиво, похрустывала сухарями и мило щебетала. Постепенно подходили еще молодые люди, нам их представляли, они называли свои игровые имена, и мы радостно приветствовали своих согильдийцев-ветеранов.

Я наслаждалась. Я, как оказалось, уже и не помнила, когда в последний раз бывала в обществе, тем более, где столько мужчин, пусть и слишком молодых для меня. Отсутствие необходимости кого-то очаровывать, охмурять и кадрить сделало меня раскованной и искренней, а джинсы и водолазка, в отличие от вечерних нарядов, тоже дали возможность почувствовать себя комфортно; я позволила себе вторую кружечку пива, и мне стало совсем весело.

Правда, когда Миша предложил все-таки провести небольшой эвент и мы расчехлили свои ноутбуки, эта пара кружечек сказалась на моих реакциях: пальцы слегка заплетались, и я даже пароль на своем аккаунте ввела правильно только со второй попытки.

Однако ввела. И когда начальная заставка игры загрузилась (вайфай в кафешке и правда оказался довольно приличным, игра грузилась быстро), на моем мониторе во всей красе высветились все персонажи моего аккаунта. Чур играл последним, поэтому Закидонский стоял во весь рост, во всех своих сверкающих выпендрежных шмотках.

Я заметила, как сидящий слева от меня паренек недоверчиво покосился на мой экран, быстро щелкнула по своей Plumelet, надеясь, что он не успел прочитать имя чуровского персонажа, и вошла в игровой мир.

Миша решил сводить нас к новому дракончику, которого с последним обновлением игры поселили в горах не так далеко от нашей столицы. Он создал рейд, быстренько нас всех телепортировал к себе, используя Рог Призыва, мы провели инвентаризацию, обговорили тактику и двинулись искать дракона.

Играть вживую оказалось даже еще увлекательнее, чем по отдельности, общаясь только голосом. Я периодически посматривала на своих согильдийцев, на их азартные напряженные лица. Мне легко было представить каждого из них в наушниках и домашней майке, в полумраке, слегка разбавленном мерцающим светом от монитора, с кучей грязных кружек и недоеденной пачкой чипсов рядом с компьютером. Но вот я встретилась взглядом со смазливым блондинчиком и отчего-то смутилась. Почему-то я не помнила его имени: то ли отвлеклась в момент его представления, то ли его никто так и не представил присутствующим. Да и сам момент его появления в нашей компании я тоже не помнила. Меня это не удивило: обычно я стараюсь вообще не замечать вокруг себя этаких красавчиков. Наверное, это у меня проблемы с самооценкой.

Миша, как обычно, взял командование на себя, и я почувствовала себя в привычной обстановке, тем более что он снова перешел на игровые ники. Теперь, слушая знакомые голоса и периодически поглядывая на их владельцев, я старалась запомнить лицо каждого из них – так, просто для себя. Почему-то мне оказалось важно знать, что я и правда общаюсь с живыми людьми.

Мы с трудом пробирались крутыми горными тропами к логову дракона, весьма успешно отбиваясь от его огнедышащих родичей-охранников.

Когда мы добрались до «гнезда», Миша нас предупредил, чтобы мы держались ближе к центру площадки, потому что дракон лупит хвостом и запросто может скинуть на один-два витка этого горного серпантина, на котором к этому времени уже должны были воскреснуть убитые нами по дороге монстры, и тогда в одиночку добираться обратно до верхушки будет сложновато. Он разбил нас на две группы, одну, самую мощную, нацелил на дракона, вторую, поменьше, но тоже с хиллером, дамагером и «танком», поставил охранять подъем к вершине. Их задачей было отбиваться от тех, кто мог прийти дракону на помощь снизу, и помогать пробивать дорогу к вершине тем нашим, кого дракон все-таки сбросит на тропу.

Миша командовал скороговоркой, потому что времени на объяснения и подробный инструктаж почти не было, дракон уже вылез из своей пещеры и пытался обрушить на нас кучу камней своим ужасающим ревом. Игроки были сосредоточены, шуточки и переговоры почти смолкли.

– Внимание! Весь дамаг на главного, арьергард тоже. Но бдить! Там по тропе могут подняться и сильно нам помешать. Если что, Лех, отвлекаешь их своими зверюшками.

– Понял. – Блондинчик кивнул, и я вдруг осознала, что это и есть тот самый Алексей, с которым я познакомилась, когда вернулась в гильдию, и даже почти подружилась. За его персонажем всегда таскался какой-нибудь спутник-зверь, который принимал участие в драках и подчинялся командам своего хозяина, и вместе мы представляли очень даже боеспособную группу.

Я снова встретилась с ним взглядом и опять чуть не зажмурилась, как будто по глазам резанули ярким солнечным зайцем. Я разозлилась неизвестно на кого и на что, закусила губу и уставилась в свой монитор, погрузившись в виртуальную реальность.

Бой был тяжелый, несмотря на то, что нас было много. «Танков» изрядно потрепало, моей маны едва хватало, чтобы поддерживать их жизни больше чем наполовину. Пару раз дракон дохнул на нас огнем так, что мне тоже пришлось применить масс-хил, и это опустошило мои основные запасы. Я глотнула из своей самой большой синей бутылки, немного вытянула маны из самого дракончика, заодно лишив его возможности применить очередной огненный удар.

И вдруг в кафе погас свет.

Мониторы наших ноутов освещали вытянутые и ошеломленные лица каждого из игроков зловещим голубоватым светом, обостряя и как будто искажая черты. Картинка на моем экране замерла: персонажи застыли в разных позах, яркие магические спецэффекты распались на отдельные вспышки. Мишин могучий железный человек замер с занесенным мечом, окутанный языками драконьего пламени. Я заметила, что зеленая полоса возле иконки с его аватаром непростительно мала. Я продолжала по инерции нажимать комбинации клавиш, предназначенных для самого мощного лечения, но, похоже, интернета не было.

Свет включился буквально через полминуты, но картинка на экране так и не ожила: вайфай-роутер перезагружался.

– У них что, УПСа нет? – подал голос кто-то из наших.

Остальные тихонько чертыхались и даже матерились.

Да. Облом так облом.

– Счастье было так возможно! – горько сказал Даня и поднял наполовину пустую кружку пива.

Мы подняли свои, встали, чтобы дотянуться, и молча с ним чокнулись через весь стол.

Я тихонько опустила крышку ноута, не потрудившись дождаться диалогового окна, предупреждающего о разрыве связи с игровым сервером, без корректного выхода из игры и из системы.

Мальчики тоже расстроились и решили не продолжать эвент, а вернуться к пиву и живому общению.

Я успела спрятать комп в рюкзак и закрыла молнию, как вдруг почувствовала чью-то руку на своем плече, и чей-то голос вкрадчиво произнес у самого уха: «Потанцуем?»

Я никак не ожидала ничего подобного, и меня едва не подбросило на стуле, когда я, помедлив, повернула голову и увидела за своим плечом Леху. Того самого Алексея, оказавшегося для меня сюрпризом-блондинчиком. Он вежливо улыбался и, кажется, даже не ждал ответа, но точно знал, что я, как сомнамбула, встану и пойду, куда он скажет.

Я не собиралась танцевать и тем более флиртовать с красавчиком, пусть даже и с тем самым Лехой, с которым уже полгода бок о бок шастала по игровому миру и сражалась вместе с ним и его зверями со всякими ужасными монстрами. Но и остаться на месте я почему-то не смогла. Он галантно помог мне выйти из-за стола, отодвинув стул, на который я не очень-то изящно свалила рюкзак. Подал мне руку, которую я не могла не взять, и вывел из закутка под одобрительные взгляды «мальчиков» в дальний и самый темный угол зала, где снова зазвучала негромкая музыка и не было столиков, – видимо, танцпол.

Черт, да что это со мной? Где все выпитое мной пиво, которое, по идее, должно было вселить в меня беспечность и веселье? Почему мне не весело? Ведь я же собиралась классно провести время с парнями! Почему бы мне и не потанцевать с этим привлекательным молодым человеком? Что это я веду себя как робкая школьница? В конце концов, я взрослая опытная женщина, свободная и никому ничем не обязанная, и плевать, что он красавчик.

Музыка была самая подходящая, чтобы встать друг к другу лицом и начать медленно двигаться в такт на «пионерском» расстоянии. Со школьных времен терпеть не могу все эти ритуальные «медляки», которые лично мне мало чем напоминали танец.

Однако о «пионерском» расстоянии речи не было.

Не выпуская моей руки, он взял меня за талию и почти прижал к себе. Мне пришлось упереться свободной рукой ему в грудь, и я ощутила сквозь тонкую кожаную куртку, не очень-то уместную зимой (и почему он не снял ее в кафе?), его тепло и даже удары сердца.

Я не сразу решилась поднять голову и посмотреть ему в лицо.

У него оказались темные серо-синие глаза, изогнутые брови, одно движение которых могло придать лицу то удивленное, то надменное выражение, густые, почти темные ресницы. Он молча разглядывал меня с самым непроницаемым выражением, потом чуть заметно улыбнулся, но продолжал танцевать все так же молча.

Танцевал он хорошо. Не перетаптывался, как медведь, чего я терпеть не могу в этих современных танцах, а двигался пластично и даже грациозно. И мне захотелось подстроиться под него, уловить этот нехитрый медленный ритм и заструиться в такт музыке.

Я вдруг перестала чувствовать скованность и неловкость и начала откровенно любоваться своим партнером. Он был определенно хорош, и я не зря таких избегала, зная за собой привычку мгновенно и безответно влюбляться (правда, ненадолго: если не подливать масла в огонь, все это затухает довольно быстро).

У него были резкие черты лица и яркие губы, как у многих белобрысых и рыжих. Он почти все время держал их плотно сжатыми, как будто они пытались улыбнуться, а он им не давал. Вблизи он показался мне старше, чем за столом, в компании молодежи. Может быть, из-за едва заметной золотистой щетины, которая поблескивала на его щеках, тоже лишенных той юной гладкости и пухлости, присущей почти всем нашим «мальчикам». Его короткие светлые волосы торчали надо лбом густыми вихрами, и мне захотелось дотянуться и провести по ним рукой, чтобы пригладить и упорядочить.

Я пыталась вспомнить его голос. Но оказалось, что мы с ним мало общались в игровом чате, в основном переписывались в текстовом. И даже когда ходили в рейды с гильдией, говорил он мало, отвечал односложно и в основном только командиру.

Я с нетерпением ждала, когда же он прервет затянувшееся молчание. Самой мне ничего умного в голову не приходило. А именно в этот раз почему-то очень не хотелось ляпнуть что-нибудь такое, что способно выставить меня полной идиоткой. Я это умею при всем своем достаточно высоком, на мой взгляд, интеллекте и высшем образовании.

Наконец он склонил ко мне голову, прижав меня к себе еще чуть сильнее, и вкрадчиво произнес мне в самое ухо умопомрачительным бархатным баритоном с едва заметной волнующей хрипотцой:

– Расскажи мне о Закидонском.

6

У меня перехватило дыхание. Я была так зла и ошеломлена, что целую секунду испепеляла его взором, не зная, что сказать и как поступить. Вот, вот за что я терпеть не могу этих самовлюбленных типов, уверенных в собственной неотразимости! Они считают, что стоит им шепнуть на ушко, как все бабы тут же растают и преподнесут им на блюдечке все, что они захотят.

Я взяла себя в руки и попыталась загадочно улыбнуться.

Ну ничего. Как говорится в голливудских блокбастерах, в эту игру можно играть вдвоем.

Я высвободила свою руку из его руки, дотянулась до его затылка (высок, строен, хорош, зараза!) и притянула его голову почти к самому своему лицу. И даже привстала на цыпочки в своих «говнодавах». Он не сопротивлялся. Я ощутила целую гамму его запахов: какие-то тонкие, едва уловимые ароматы мужской парфюмерии, запах кожаной куртки… Я постаралась придать своему голосу самые обольстительные модуляции и, коснувшись щекой его теплой шершавой щеки, промурлыкала ему в самое ухо:

– И с какой же это стати?

Я слегка отстранилась, чтобы видеть выражение его лица. Он, видимо, раздумывал. Смотрел как будто сквозь меня. Ах, так! Я легонько провела рукой по его шее, потом положила обе руки ему на грудь, надавила и чуть отклонилась назад. Ему пришлось крепче прижать меня за талию, и он едва заметно сжал зубы, прикрыл глаза и сделал глубокий вдох, как будто я хорошенько двинула ему под дых или наступила на ногу. Так-то!

– Он на твоем аккаунте, – сказал он мне ровным тоном.

– И что? – Я в точности скопировала его интонацию.

– Кто им играет? Ты? – Ему удалось восстановить каменное выражение лица, мы продолжали танцевать.

– Откуда ты о нем узнал? – Наверняка это мой сосед слева поделился своим наблюдением. И когда успел?

– Вадик сказал. – Алексей слегка повел головой в сторону наших. – Кто им играет? – Мне показалось, что вопрос прозвучал довольно настойчиво.

– Не я.

– Это понятно.

– Что, слишком хорош для меня? – Ровный тон у меня не получился, слишком много ехидства.

Он нисколько не смутился:

– Да, у тебя немного другая манера игры. Кто он такой? Твой… друг?

Мне почему-то не хотелось, чтобы он подумал, что у меня есть бойфренд. Но и врать тоже не хотелось.

– Хороший знакомый.

Он, кажется, понял, что я хотела сказать, и слегка улыбнулся, приподняв одну бровь. Обожаю этот фокус, сама им часто пользуюсь, чтобы показать, насколько я проницательна и деликатна.

– Почему он не в нашей гильдии?

– Он слегка нелюдим.

– Ну надо же, какой загадочный персонаж.

– Ты даже не представляешь, насколько. – Танец наконец-то закончился, разговор стал для меня утомителен, когда я поняла истинную причину Лешиного ко мне интереса. Хоть какая-то польза от Чура с его Закидонским: вон с каким красавчиком пообщалась.

Я хотела было вернуться за стол, но к нам присоединились еще трое наших «мальчиков», и мы на удивление весело подрыгались и покуражились на танцполе под ритмичную клубную музыку. Оказывается, молодежь умеет двигаться и вполне прилично танцевать. И еще оказывается, что я тоже умею вот так веселиться: без оглядки на свой почтенный возраст, не опасаясь, что на меня не так посмотрят и не то увидят. Просто потанцевать, выпустить пар, получить удовольствие от движения рядом с этими мало знакомыми мне людьми, с которыми мы еще неизвестно когда увидимся в следующий раз.

Когда я все же решила вернуться к своему пиву и ноутбуку, оказалось, что усатый семейный медик потихоньку испарился, видимо, вернулся к семье. А вместо него со своей кружкой пива и куском пиццы как ни в чем не бывало устроился за столом Алексей.

Я убрала со стула рюкзак, плюхнулась на свое место, дыша как после приличной пробежки, и отхлебнула пива из своей кружки, делая вид, что ничего особенного не происходит.

Труднее всего было стараться не избегать его взглядом. Это выдало бы меня с головой. Однако и смотреть на него было нелегко. Мне казалось, что все мои переживания написаны на моем лице и что как только он все это увидит, так сразу все поймет: и про мои страхи и опасения насчет красавчиков, и про разочарование от нашего милого общения, и про мою злость на себя и на него.

Впрочем, поразмыслив, я решила уж себя-то простить. А подумав еще немного, решила простить и его. В конце концов, он тоже не виноват в своей привлекательности и в том, что его интересует игрок экстра-класса, а не я с моими заурядными игровыми талантами и неброской внешностью.

И я ему миролюбиво улыбнулась.

Это его, похоже, приободрило, и он, не отрывая глаз от своей кружки, произнес, слегка наклонившись ко мне:

– Извини, я не хотел тебя расстраивать и навязываться.

Я весело помотала головой.

– Да брось. С чего бы мне расстраиваться?

– Я неудачно начал разговор…

Это да, тут он был прав. Я пожала плечами.

– Тогда можешь его не продолжать.

Он помолчал.

– Я боялся, что вы придете вместе.

Я удивленно взглянула на него, пытаясь понять, что кроется за этими словами. Он тоже смотрел теперь прямо на меня, ожидая моей реакции. Я решила для себя, что меня больше не поймаешь на эти долгие взгляды и неожиданные высказывания.

– Почему мы должны были прийти вместе? – осторожно спросила я. – Он же не в гильдии, и его никто не приглашал. И вообще, мало кто знает, что я знакома с Закидонским. Вадим узнал только что, да и ты…

– Я догадывался.

Откуда? Как он мог догадываться? Я пыталась вспомнить, не проговорилась ли я нашим мальчикам о моем знакомстве с этим супергероем. Да нет, вроде держала язык за зубами… И вообще, не помню, чтобы Леша участвовал в каких-то наших разговорах об этом персонаже.

– Кто еще знает?

– Думаю, что пока никто, кроме нас с Вадиком. А почему тебя это так беспокоит? Кто он такой?

Его взгляд просверлит в моей голове дырку. Что ему ответить?

– Я же сказала – просто знакомый.

– Почему на твоем аккаунте?

– У него нет своего компьютера. – Это была только наполовину правда, так как я практически отдала Чуру свой игровой комп. Но это меня мало заботило. Я вдруг снова разозлилась. Что это он снова пристал ко мне с этим Закидонским? Что за допрос он мне устроил?

Сейчас, когда я рассмотрела его при более ярком свете, Алексей показался мне еще старше, чем вначале. Пожалуй, ему от тридцати до тридцати пяти. Вполне мне подходит… Я спохватилась, что опять думаю о нем не в том ключе. Я ведь должна на него злиться!

Если Чур и прав был про мою эмпатию, то сейчас она никак не помогала мне понять, что этому мужчине от меня надо. Может быть, он сам не понимает?

– Чего тебе от меня надо? – О, я просто гений дипломатии!

– Извини, я не хотел тебя снова разозлить.

– Да с чего мне злиться, – сказала я с досадой и отхлебнула большой глоток уже изрядно теплого пива. И чего он все время извиняется?!

– Тогда пойдем еще потанцуем, а то я тебе чуть вечер не испортил.

Я удержалась от злобного бурчания и снова встала из-за стола.

– Только при условии…

– Понял, – он примирительно поднял руки – буду молчать всю дорогу.

Кроме нас теперь танцевали еще две парочки из шумной компании, гулявшей в соседнем закутке. Наши мальчики были увлечены обсуждением игровых моментов и несостоявшегося рейда, Даня после нескольких кружек пива оказался изрядным болтуном и разговаривал, казалось, со всеми вместе и с каждым по отдельности. Миша добродушно над ним подтрунивал, и тогда Данила начинал говорить еще громче и быстрее.

Мне вдруг расхотелось танцевать и захотелось домой, к своему любимому пледу и горячему сладкому чаю. Закончить работу и посмотреть на сон грядущий детективный сериальчик.

Алексей, как и обещал, танцевал молча и не делал попыток сократить «пионерское» расстояние. Скукота! Меня наконец-то перестала смущать его невыносимая привлекательность, я просто двигалась, стараясь не отдавить ему ноги своими тяжелыми ботинками.

– Тебе не холодно в такой легкой курточке? – вежливо поинтересовалась я, чтобы прервать затянувшуюся паузу.

Он слегка улыбнулся и помедлил с ответом. Я испугалась, что он намерен выполнить свою угрозу и молчать весь оставшийся танец. Но он ответил просто:

– Нет, я на машине.

– Ты же пиво пил?

– Безалкогольное, – только и мотнул он головой.

– А, тогда понятно… – Хотя что там понятно, я и сама толком не знала.

– Хочешь, я тебя подброшу до дома?

– Заманчиво, но нет, спасибо, я возьму такси.

Он вздохнул и снова стал серьезен.

– Ольга… Ну что мне сделать, чтобы ты перестала на меня злиться?

– Леш. Я правда не злюсь. Я просто… Ну ладно, довези.

Черт! Зачем я согласилась? И вообще, я уже почти решила еще немного посидеть в кафе, заказать себе порцию роллов, и выпить еще как минимум кружку пива, и потанцевать, и пообщаться с мальчиками…

Впрочем, ладно. Плед, чай и сериал. И Чур еще будет приставать с расспросами.

Я практически вырвала у него руку посреди медленного танца и решительно направилась к столу.

– Ребятушки, – перебила я общий гул и Данино чириканье, – классно, что мы встретились в реале, я очень рада была всех вас увидеть. Давайте, всем пока, встретимся в игре.

Даня засуетился, вытащил откуда-то фотоаппарат, согнал нас в кучу и сделал общее фото, пообещав выложить в соцсети.

Миша двинулся было ко мне, бормоча что-то про проводить, но Леша шепнул ему пару слов на ухо, забрал свой ноут, сделал всем ручкой, подхватил мой рюкзак, пока я натягивала свою куртку, и мы двинулись к выходу.

Машина у него оказалась припаркована неподалеку, и я порадовалась, что мне не придется вызывать такси. На улице изрядно похолодало и шел мелкий колючий снежок, тротуар обледенел, и редкие прохожие двигались по нему странными неровными зигзагами.

В машине (какой-то большой выпендрежный черный внедорожник) оказалось тепло. Леша галантно распахнул передо мной дверцу, и я вскарабкалась на сиденье, погрузившись в чужой уютный запах.

Он сел за руль, повернулся ко мне, долго сверлил меня взглядом, видимо, не решаясь что-то сказать, а я, нахохлившись, косилась на него, гадая, что там творится в его вихрастой светлой голове и сколько времени мне понадобится, чтобы выкинуть его из своей.

Так ничего и не сказав, он наконец завел мотор и плавно вырулил на дорогу.

Он притормозил у автобусной остановки возле моего дома, я молча вышла, аккуратно прикрыла дверцу, стараясь не хлопнуть, помахала ему в окошко и решительно направилась домой.

Возле подъезда до меня дошло, что за всю дорогу мы не сказали друг другу ни слова.

И своего адреса я ему не называла.

Чур встретил меня упреками, как сварливая жена загулявшего мужа-пьяницу. Я хихикала и угрожала ничего ему не рассказывать, если он не перестанет ворчать. Я прекрасно видела, что он изнывает от любопытства, но нарочно долго возилась со шнуровкой своих ботинок, курткой, ноутом. Я тянула время, стараясь скрыть от него свое настроение.

На пустом столе, где обычно находился игровой комп, стояла моя любимая кружка с горячим чаем, на вертящемся стуле был раскинут плед. Я была растрогана до глубины души. С довольными видом уселась, закуталась и осторожно отпила горячего чаю. Мне стало лучше.

– Ну и что там случилось такого, что ты чернее тучи? – От него, похоже, ничего не скроешь.

– Да ничего особенного. Хорошо посидели, познакомились, даже потанцевали. Правда, самый красивый парень в компании интересовался не мной, а тобой!

– Оооооо! – протянул домовой. – Оооооля! Ну и кто у нас оказался самый красивый парень? Дай угадаю. Это Alatriste!

Я чуть не поперхнулась чаем. Похоже, у меня сегодня вечер удивлений и открытий чудных.

– Откуда знаешь? – Видимо, мой удивленный вид полностью его удовлетворил, он самодовольно потер ладошки и признался:

– Просто он больше всех мной интересовался.

– Даже больше, чем твой фанат Даня? – Я с трудом верила своим ушам.

– Да, судя по тому, что он единственный умудрился просканировать мой IP-адрес и выяснить данные твоего аккаунта.

Я снова поперхнулась чаем и закашлялась. Теперь понятно, откуда он знал про Закидонского. Но откуда про это все узнал домовой?

Я поставила кружку с горячим чаем на стол, от греха подальше.

– Давай рассказывай, – бесцеремонно потребовал домовой, – что там у вас произошло с этим красавчиком?

Я тяжело вздохнула, перестала лупить себя кулаком по груди и все-все ему рассказала, как на духу. Я ждала, что он снова начнет глумиться в своей манере, но он вдруг на полном серьезе сочувственно мне предложил:

– Хочешь, я его убью? С особым цинизмом и жестокостью? На дуэли. Много раз.

Ах, на дуэли…

– Да, – сказала я грустно. – Убей. Много раз.

7

Данила выложил в сеть фото из кафе, как и обещал, на следующий день. Я там вышла с кислой миной. Впрочем, особой фотогеничностью я никогда не отличалась и рассматривала в данном случае не себя. Красавчик Леша на фото в камеру даже не смотрел и выглядел не веселее моего. Остальные улыбались, обнимались, я показывала их Чуру и называла имена тех, кого успела запомнить. Домовой жадно вглядывался в их лица и требовал подробностей о каждом: кто таков, где работает или учится, как себя ведет, какое впечатление на меня произвел. Я старалась как могла. Наконец он перестал меня мучить и подвел итог:

– Разведчик из тебя никудышный. Ты была занята исключительно собой и своим красавчиком! Никакого толку от тебя!

– Сам иди в следующий раз, – вяло огрызнулась я. Ишь ты, недоволен еще!

На меня внезапно свалилось много срочной работы, в игре я появилась пару раз из вежливости, сразу же наткнулась на Алексея, вполне дружески ответила на его приветствие, избегая других разговоров, и сразу же пустила за комп Чура, который жаждал крови Alatriste. На дуэль Леша вызвался с удовольствием, продул в пух и прах, оставшись лежать нарисованным хладным трупом у ног зловещей и мрачной фигуры могучего Закидонского.

Потом я погрузилась в работу и перестала следить за перипетиями их отношений.

Проект был большой и потребовал много сил, времени и умственного напряжения. Это было редактирование перевода какой-то методички по какому-то самосовершенствованию. Перевод был ужасный, хотя делал его не иностранец.

Я практически переводила с русского на русский, почти не вникая в суть самосовершенствования. Иногда обороты, которые применял переводчик, ставили меня в такой тупик, что я в отчаянии брала в руки оригинал, пытаясь выяснить, как в школе, что же на самом деле хотел сказать автор. Если бы этот текст прогнали через онлайн-переводчик, я думаю, получилось бы примерно так же, не лучше и не хуже. Каждую главу мне приходилось перепроверять и подчищать потом за собой же. Словом, морока жуткая. Но деньги пообещали хорошие.

Моя рабочая электронная почта оказалась завалена какими-то странными и нелепыми сообщениями с каких-то форумов, которые я никогда не посещала: это были сообщества молодых мамочек, веганов, чайлдфри, собаководов, садоводов, аквариумистов и прочих несомненно увлеченных людей.

Сначала я не придавала этому значения, но в итоге потеряла терпение: не люблю бардак в почте. Я прошла по одной из этих ссылок и с ужасом обнаружила, что принимаю активное участие в самом настоящем «говносраче» – довольно милой беседе, где каждый пытается убедить собеседника, что тот, мягко говоря, не компетентен в обсуждаемом вопросе, и вообще, там все постоянно переходят на личности.

Я прошла по другим ссылкам из тех писем, которые я не успела удалить, и с ужасом убедилась, что зарегистрирована на этих форумах под своим именем, со своего рабочего электронного ящика и даже с моей реальной фоткой на аватаре, причем не самой удачной.

Я была в бешенстве. Я готова была рвать и метать, потому что было ясно как божий день, чьих это рук дело.

– Чур! – Я попыталась говорить спокойно и не срываться на крик. – Ты переходишь всякие границы!

– Неправда твоя, – спокойно отозвался домовой, не отрываясь от размазывания в лепешку Лешиного персонажа своим Закидонским, – я не хожу в ванную, туалет и спальню, и я за тобой не подглядываю, мне это неинтересно.

– А в почту мою ты зачем лазил? А зарегистрировал меня на этих дурацких форумах – зачем? А все эти дурацкие споры? Они мне теперь все пишут, и ладно если забанят меня там пожизненно, хоть письма слать не будут. Ты чего творишь-то?

– А чего? – Он повернулся ко мне, но я заметила, что драка не прекратилась, и что Закидонский по-прежнему шустр, полон сил и продолжает наносить точные удары. – Ты ушла, игру забрала. Мне было скучно. Я повеселился.

– Это, по-твоему, весело?!

– Ты даже не представляешь. – Он преспокойно вернулся в игру, а я принялась яростно отписываться от всех этих форумов, удалять анкеты, отказываться от оповещений. Кусков пересылаемых мне сообщений хватило, чтобы понять, что Чур развел все эти говносрачи с единственной целью – ради самих говносрачей. Чтобы кипело, бурлило и выделялось при этом, как при химических реакциях, много-много всяческих эмоций.

– Да успокойся ты, – раздраженно сказал он мне, когда ему надоело расправляться и глумиться над Лешиным персонажем. Он бросил игру, подобрался ко мне и начал заглядывать в мой рабочий комп. – Ну покуражился чуток. Никаких законов я не нарушал, никакие сайты ЦРУ и базы данных я не взламывал. Я даже порнушку не качал!

– Ты просто троллил. От моего имени. Теперь Ольга Леднева славится на весь рунет как сетевой тролль!

– Ну и что? Подумаешь! Зато домовой Чур насладился целой гаммой негативных эмоций и стал благодушен и мудр! Перестань психовать, мне уже не лезет.

Мне хотелось его придушить, но он был прав. Надо приберечь мои негативные эмоции.

– Ты не Чур, – злобно буркнула я ему, уже успокаиваясь, – и не домовой. Сетевой! Ты самый настоящий Тролль! Я тебя теперь так и буду звать!

Домовой фыркнул и осклабился. Похоже, даже не оскорбился. Даже, кажется, ему так еще больше понравилось.

– Сгинь, нечистая сила! Видеть тебя не могу, барабашка несчастная!

Он пожал плечами и исчез.

Он не показывался мне на глаза несколько дней, и я почти не чувствовала его присутствия в своей квартире. Интересно, где это он пропадает? Конечно, в его распоряжении весь дом и часть двора. Но что он там делает? Подглядывает за соседями и наслаждается чужими семейными скандалами? Надо будет как-нибудь спросить…

За время его отсутствия я пошарила у себя в рабочем компе, потом догадалась загуглить сама себя и обнаружила, что зарегистрирована еще и на сайтах знакомств. Целая куча сайтов знакомств! О боже! Мои анкетные данные!

В свое время я регистрировалась на двух или трех таких сайтах, но это были совсем не те, я уверена.

А куда приходят письма с этих сайтов? На свой рабочий почтовый ящик я их не получала. Ежики зеленые! Он создал мне какой-то левый электронный адрес! Я попробовала войти в эту почту со своим старым паролем. У меня получилось. Вот же гаденыш! Он узнал мой пароль!

Я сидела и в холодной бессильной ярости разгребала сообщения от потенциальных женихов и любовников. О, оказывается, я весьма популярна. На мои анкеты ответили несколько сотен заинтересовавшихся мной мужчин. И некоторые вполне даже ничего.

А вот и знакомое лицо. Ха! Да это же сосед! Тот самый, которого я показывала Маринке. Так вот, значит, откуда ноги растут. Тролль пытается устроить мою личную жизнь! Он даже вел переписку с ними сам, от моего имени. Хорошо хоть, что этих мужиков он так откровенно не троллил и не хамил. Язык у него оказался подвешен, писал он местами даже интересно и остроумно, что выставляло меня хотя бы в положительном свете.

Ну спасибо, удружил. Вот я ему задам, пусть только покажется.

Я сидела и придумывала планы мести, тут же отвергая их один за другим.

Можно удалить игровой аккаунт. (Но я сама не готова к таким радикальным мерам! Я все еще хочу играть! Хоть иногда.)

Удалить Закидонского. (Разумный вариант, но он мне не простит и может начать масштабные военные действия или создаст нового персонажа.)

Перестать с ним разговаривать и всячески игнорировать его присутствие. (Начнет привлекать мое внимание и спалит квартиру.)

Съехать из квартиры. (Ну уж дудки!)

Потом я стала думать в другом направлении. Что он там успел еще нахимичить в интернете? Форумы и сайты знакомств – это могла быть только верхушка айсберга, только то, что мне стало известно. Пустила козла в огород. Что он там говорил насчет взлома сайтов и хакерства?

Я похолодела и внутренне съежилась, когда представила, что могло натворить это беспринципное малоизученное существо с неограниченным доступом к интернету и тягой к гадостям ради негативных эмоций. С моего компьютера! Если отследят мой айпи-адрес, то не уверена, что мне удастся доказать, что я обычная добропорядочная и законопослушная гражданка, гуманитарий до мозга костей, где уж мне взламывать сайты. Я даже систему сама переустановить не могу. «Это не я, это домовой!» Ха-ха. Психушка мне тогда точно обеспечена. Тюремная.

Сама я точно с этим не разберусь.

Я достала мобильник и набрала Маринку.

– Одно из двух, – сказала мне в трубку лучшая подруга после приветствия, – или у тебя роман, или проблемы с компьютером. Кота я теперь исключаю.

– Второе.

– Жаль, что не первое, – вздохнула Марина, – я надеялась, что ты из своего «попойнта» принесешь что-нибудь интересное.

– Сплошное разочарование. Потом расскажу. У меня тут проблемы посерьезнее.

– Что, опять пожар и наводнение в одном флаконе?!

– Хуже. Домовой-хакер.

– Оооо.

– Олежка знает про домового?

– Нет, я могила, ты же знаешь.

– Мне нужна его помощь, но так, чтобы он и дальше был не в курсе.

– Что-нибудь придумаем.

Хорошо, что у меня есть Марина.

Олег был не на шутку озабочен, когда мы сказали, что кто-то хулиганил с моего компа. Возможно, при помощи удаленного доступа. (Это первое, что пришло мне на ум. Когда возникает потребность врать, у меня туговато с фантазией, и вообще, я в этой области совсем не ас.) Он примчался ко мне через полчаса после моего звонка Марине.

Он возился с моим ноутом, что-то бормоча себе под нос. Когда я пыталась его переспросить, он только мычал и мотал головой. Я сделала кофе себе и ему, но он к своей кружке даже не притронулся. Через какое-то время он откинулся на спинку кресла, потер лоб, глядя в монитор и сообщил результат своих исследований.

– Удаленного доступа не было, комп не взломан. Все операции производились непосредственно с этого компьютера. То есть или ты сама, или кто-то, кто приходил к тебе.

Он взял кружку остывшего кофе и сделал паузу, вопросительно глядя на меня. Я молчала, не зная, что ему на это сказать. Врать ему мне не хотелось, но и сказать всю правду я не могла.

– Ты проверяла замок?

– Что?

– У тебя что-нибудь пропало?

– Я… я не знаю, надо посмотреть, – забормотала я, судорожно соображая, подтвердить предложенную им версию или опровергнуть.

Если подтвердить взлом, он начнет вызывать полицию, потребует, чтобы я сменила замок. Но если не взлом, то кто еще мог поиграть с моим компьютером? И я решилась.

– Да, пожалуй, ко мне могли залезть, пока я была в кафе или на пробежке.

– Ты обратишься в полицию? Это не шутки. Срочно посмотри, что у тебя пропало.

– Да-да, я сегодня же напишу заявление. И посмотрю… да нет, что у меня могло пропасть? Самое ценное – это как раз мой компьютер.

– Хочешь, я позвоню Марине, она приедет, побудет с тобой? Или поехали к нам.

– Нет, нет, спасибо, я останусь. Я не боюсь, точно! У меня есть электрошокер! – Я была тронута заботой обо мне, но уж с этим-то я точно сама разберусь. – А ты можешь мне сказать, не было ли что-то серьезное сделано на этом компьютере, ну там, не взломана ли база данных Пентагона или еще что-то… – Я нервно хихикнула.

Олег странно на меня посмотрел, но повернулся к компу и снова погрузился в какие-то манипуляции.

– По крайней мере, я ничего такого не смог отследить, – сказал он мне еще через какое-то время. – Если бы я не знал тебя и ты не сказала, что это кто-то другой, я бы и не заметил вообще ничего криминального. Ну форумы, ну сайты знакомств. К тебе точно никто не приходил?

Я поджала губы и молча покивала, а потом так же решительно помотала головой, надеясь, что он не будет задавать лишних вопросов.

Он допил свой кофе и встал из-за компьютера.

– Может, установишь сигналку? У меня есть знакомые…

– Спасибо. Я подумаю. Собаку заведу!

– Во! – Он одобрительно поднял вверх указательный палец. – Точно не боишься одна? Может, все-таки отвезти тебя к нам на какое-то время? Вместе с компами?

Я заверила, что точно-точно, мол, мой дом – моя крепость, дома и стены помогают, и, рассыпавшись в благодарностях, поскорее выпроводила его за дверь.

Оставшись одна, я снова призадумалась.

Ничего путного не придумав, вышла в игру. Развеяться.

«Оль, привет, только не уходи сразу, пожалуйста». – Личное сообщение от игрока Alatriste.

Вот, только с ним объясняться мне еще не хватало.

«Привет». – Надо быть вежливой, напомнила я себе. Тем более, что он не сделал мне ничего плохого.

«Мне показалось или ты меня избегаешь?»

Ха. Какой наблюдательный молодой человек!

«Конечно нет. Почему бы мне тебя избегать?»

– Не слишком ли ты высокого о себе мнения? – сказала я вслух, благо микрофон был выключен.

«Похоже, я испортил тебе вечер. С меня свидание?»

– Ой, я тебя умоляю! – продолжала я злобствовать вслух, а про себя отметила: извиняется! Идеальный мужчина… Все. Пропала я…

«Не нужно одолжений. К чему такие жертвы? Закидонский скоро придет, можешь пообщаться с ним напрямую. Я попрошу его больше тебя не убивать».

«Значит, ты все-таки злишься на меня. Включи, пожалуйста, микрофон, поговори со мной».

– Поговори со мной? Еще чего! Я тебе тут наговорю!

«Да, я зла. Не хочу говорить вслух».

Боже, зачем я это пишу?

«Пожалуйста, включи микрофон. Мне очень важно услышать твой голос».

Мне стало стыдно. Ну что, в самом деле, он такого сделал, что я так психую?

Я включила голосовой чат, надела свои игровые наушники. Включила кнопку микрофона. Продолжила молчать, соображая, как себя с ним вести, что говорить.

– Оль… – Его голос звучал в наушниках почти без искажений, он говорил тихо и, похоже, вправду чувствовал себя виноватым. – Мне правда очень нужно тебя увидеть.

Я чуть не сболтнула ему, что мне тоже очень нужно его увидеть.

– Зачем? – Ледяной тон удался мне на славу. – Что ты хочешь знать о Закидонском? Я, правда, не все могу тебе сказать…

– Он… твой… – Похоже, он там пытается подобрать подходящее слово. Друг? Любовник? Парень? Бойфренд? Я не собиралась ему помогать.

– Нет, он не мой, – вырвалось у меня. Да что со мной такое? Я же не собиралась… Вот не зря я не хотела включать микрофон. Язык мой – враг мой. – У него просто нет своего компьютера.

Я решила придерживаться того, что уже говорила. Стоять, так сказать, на своем.

Мне показалось, что я услышала вздох.

– Я хочу встретиться с тобой просто так. Потому что ты мне нравишься. Закидонский, конечно, интересует меня, но постольку поскольку. Но раз ты свободна, то я бы хотел… просто по-человечески с тобой пообщаться.

Было похоже, что он говорит искренне, и в животе у меня стало щекотно, и сердце забилось чуть чаще. Приятно, конечно, но я все равно боялась в это поверить.

– Ну так как насчет свидания?

– Я потрясена. Какая настойчивость! – Яд и сарказм тоже мне всегда удавались. – Наверное, я сейчас должна растаять и броситься тебе в объятия!

Он помолчал. Наверное, яд подействовал…

– За что ты меня так не любишь? – Кажется, в голосе нотка возмущения.

– Да нет, я люблю, просто…

Я сорвала с себя наушники и с размаху шлепнула себя по лицу пятерней. В интернете это называется фейспалм.

Боже, что я несу! Я готова была провалиться сквозь все пять этажей. Почему, почему я с симпатичными мужчинами веду себя как полная идиотка?

Я отключила микрофон и вышла из игры. Вот ведь, все планы мне спутал. Я же хотела просто поиграть, чтобы привести в порядок свои мысли.

Но, похоже, поиграть мне не светит, как и порядок в мыслях. И я села работать.

Чура (Тролля, чтоб его!) все не было, и мне удалось за два дня довести до ума весь проект. Можно сдавать заказчику.

Я сохранила текст и вышла на пробежку.

Я бежала знакомым маршрутом, по расчищенным от снега тротуарам, хорошо освещенным фонарями. Я выбегала довольно поздно вечером, когда на улицах было меньше народу. Да и ощутимый бодрящий морозец мало у кого вызывал желание погулять. Мне изредка встречались такие же бегуны, как я, владельцы собак и те, кто поздно возвращался с работы.

Поэтому слежку я заметила сразу.

Я внутренне похолодела и постаралась как можно незаметнее достать из кармана и привести в боевую готовность свой электрошокер. Боже, я же еще ни разу им не пользовалась…

Оля, сказала я себе, выключи плейер и включи мозги.

Так, для начала давай подумаем, зачем за мной следить. Я бегаю минут двадцать, от силы тридцать. Я лентяйка. Маршруты я меняю редко. Следить, чтобы узнать, куда и зачем я бегаю, – это нонсенс. Если же кому-то от меня что-то нужно, значит, контакт произойдет в этот короткий период, на улице.

И что вообще за глупость такая – следить за бегающим по пустынным улицам человеком?

Я слегка прибавила ходу и прислушалась. Сзади кто-то пыхтел и топал, похоже, один человек. Уже легче, самонадеянно подумала я, ожидая, когда же мой преследователь приблизится, чтобы шарахнуть его током.

А ведь, похоже, у меня развилась паранойя. С чего бы я так всполошилась? Ко мне ведь и раньше пытались приставать во время пробежки. Отчего я теперь так занервничала? Ведь не из-за фокусов же Тролля? Пришлось признаться себе, что из колеи меня выбил Алексей. Знает про Закидонского, знает мой адрес…

Молодец, Оля, сказала я себе снова, свежий воздух пошел на пользу умственным способностям.

Однако расслабляться было рано.

Я припустила что есть мочи, с удовольствием отметив, что тот, кто бежал за мной, крякнул с досады и запыхтел еще сильнее. Однако сдаваться и не думал. Нет, ну что за маразм – слежка на пробежке?

Но и меня так надолго не хватит. Легкие и горло уже жгло, надо бы приберечь дыхание.

Я свернула за угол, не уклоняясь от своего маршрута, затем резко затормозила и вжалась в стену в тени от фонаря, стараясь не пыхтеть, как паровоз, чтобы «хвост» не услышал меня из-за угла. Я нажала кнопку предохранителя на шокере и затаилась. Шаги отчетливо раздавались на обледенелом тротуаре, и через пару секунд тот, кто бежал за мной, неуклюже вылетел из-за угла. Я рванула ему навстречу и выпустила в него заряд, потом, помня, как мне было нехорошо от газового баллончика, отпрыгнула и стала смотреть, как парень, не успев даже заорать, дернулся и рухнул мне под ноги.

Жив? Жив, шевелится и постанывает. Держа шокер наготове, чтобы добавить, если понадобится, я с опаской приблизилась к нему и рванула за шкирку, чтобы разглядеть лицо.

– Твою же мать! Какая встреча! – Я все никак не могла отдышаться и прийти в себя. – Какие люди и без охраны! А так хочется добавить электрошокером! – добавила я сквозь сжатые зубы.

– Не надо! – просипел Вадим. Тот, что подглядывал за Закидонским в кафешке. Что ж они все на нем помешались-то? Сдался он им, Тролль несчастный.

– А какого такого фига ты тут за мной носишься? И не говори, что тоже вышел на пробежку!

– Слежу. – Капитан Очевидность нашелся!

– Это я заметила. А с какой целью?

Я почти успокоилась и постаралась выровнять дыхание. И решила, что вредить мне этот придурок вряд ли будет. Но шокер не выключила. Мало ли.

Он зашевелился и попытался встать. Я отошла на шаг, не собираясь ему помогать.

– Повторяю вопрос. Зачем ты за мной следишь? – Я вспомнила свои любимые шпионские сериалы и добавила: – На кого работаешь?

– Да мы… – парень мямлил, явно не решаясь признаваться. – Мы это… просто узнать хотели…

А не придушить ли мне его проводом от наушников? Для острастки. Нет, это уже, пожалуй, перебор. Я угрожающе выставила электрошокер и приблизилась на полшага. Он дернулся, поскользнулся и снова шлепнулся на задницу.

– Кто «мы»? – грозно вопросила я.

– Мы с пацанами. Из гильдии. – Отлично! Из гильдии!!! Просто прелестно!

– Что вы хотели узнать? – зашипела я, нажав кнопку шокера и продемонстрировав малюсенькую трескучую синюю молнию.

– Мы следили за тобой, чтобы узнать, с кем ты живешь, – затараторил Вадим, не отрывая взгляда от двух поблескивающих, как змеиные зубы, контактов моего грозного оружия самозащиты.

Я перевела дыхание и опустила шокер. Придурки! «Мы с пацанами»! Казаки-разбойники, мать вашу!

– А спросить по-человечески нельзя было? – нормальным голосом спросила я, протягивая ему руку.

– А ты бы ответила? – Он встал и рассеянно попытался отряхнуться от снега, не отрывая от меня испуганного взгляда. Он был похож на извалянного в снегу щенка.

– А вы в следующий раз попробуйте! – сказала я зло, развернулась и быстрым шагом направилась в сторону дома, демонстративно надевая наушники. Надеюсь, ему не придет в голову бежать за мной следом. На всякий случай я несколько раз оглянулась, чтобы в этом убедиться, но он остался стоять на месте, прижимая к уху мобильник. На улице было тихо, но звука его голоса я не услышала. Да черт с ним, пусть звонит своим «пацанам», докладывает о своем позоре.

Злая, как целая свора собак, и взвинченная, как стая ворон на помойке, я влетела в подъезд, все еще сжимая в руке шокер, готовая шарахнуть по любому, кто попытается меня напугать на лестнице. По-моему, пора завязывать с поздними пробежками.

До квартиры я добралась без приключений и уже собиралась спрятать шокер и достать ключ, ощущая, как меня все еще слегка потряхивает. Я собиралась наорать на Тролля, устроившего мне развеселую жизнь. Но вечер сюрпризов еще не закончился.

Замок на моей входной двери был не заперт.

Готовая снова без колебаний применить шокер, я слегка толкнула дверь, гадая, дома ли Тролль, когда он больше всего нужен.

Дверь поддалась с трудом, как будто ее придерживал кто-то изнутри. Тролльи шуточки? Ну я ему устрою! Не придумав, что именно устрою, я сильнее нажала на дверь и поняла, что что-то тяжелое и мягкое мешает мне войти. Темнота в прихожей не давала мне разглядеть, что именно.

В нормальном состоянии я бы сделала что-нибудь разумное: позвонила Маринке с Олегом, вызвала бы полицию… Но сейчас, еще не отойдя от своей неудачной пробежки, я закусила удила, точнее, сжала зубы, навалилась на дверь и ворвалась в собственную квартиру, выставив перед собой руку с шокером. Споткнувшись обо что-то и едва не рухнув, я успела долбануть рукой по выключателю и на всякий случай отскочила вглубь квартиры, готовая отражать нападение.

Однако когда зажегся свет, я едва не заорала. И, чтобы выпустить весь воздух, который я успела набрать в легкие, выдала шепотом такую тираду отборнейшего трехэтажного мата, которой позавидовали бы отъявленные работники автосервиса.

На полу моей собственной квартиры лежал труп.

8

Я довольно долго просто стояла и смотрела, и, клянусь, в моей голове вообще не было никаких мыслей. Потом я молча положила на полку под зеркалом шокер, стянула с себя наушники с плейером и швырнула туда же.

Молча сковырнула с себя кроссовки, не отрывая взгляда от темной неподвижной массы возле входной двери, скинула куртку и не глядя повесила ее на крючок. Потом вспомнила про мобильник и что надо бы вызвать полицию. (Ох, третий раз умная мысль приходит мне в голову, и третий раз я ее игнорирую!)

Любопытство сгубило кошку.

Помня об этом, я осторожно приблизилась к трупу, сперва легонько попинала его ногой, а не дождавшись реакции, взялась обеими руками за его голову и приподняла так, чтобы видеть его лицо.

Я прикусила губу, чтобы из меня не вырвалось ни звука.

Это был красавчик Алексей, и он был жив.

Я осторожно вернула его голову обратно на пол, отползла подальше и попыталась понять, что все это значит. Ничего хорошего, похоже, ребятки далеко зашли. Заигрались. Но что здесь произошло? Так, сидя на полу в прихожей, я вдруг почувствовала присутствие Тролля.

Тролль! Ну конечно же, без него не обошлось! Как ни странно, я испытала облегчение.

– Любуешься? – ехидно осведомился домовой.

– Твоих рук дело? – Это я так, для приличия спросила. Чьих же еще?

Домовой молчал.

– Что здесь случилось? – продолжала допытываться я, хотя уже начала догадываться.

– Я сидел, – скучным голосом начал рассказывать Тролль, – никого не трогал… Играл. В дверь позвонили. А я чего? Сижу, играю. До босса дошли. И вдруг дверь открывается – и он лезет. Ну я подождал, когда он весь залезет – и того… Я ж не видел в темноте. А если бы даже и видел, то все равно бы того! – сказал он с вызовом.

– Понятно. А не сильно ты его… того?

– Жить будет. Щас полежит маленько и очухается. Он уже пытался, но я его на всякий случай опять маленько того… – Домовой выдал озорную улыбку и хищно сверкнул глазками.

– А чем ты его вообще приложил?

– Да ничем, – Тролль пожал плечами, – силой. Ну он маленько затылком о дверь стукнулся.

– «Маленько, маленько», – передразнила я его.

Я снова подобралась к Лешиной голове и пощупала затылок. Шишка есть, крови нет. Похоже, черепушка не сломана. И то ладно.

– А что, надо было со всей дури жахнуть? Сама подумай. Что бы я с ним тут делал? Разговоры разговаривал?

Я представила себе картинку. Пустая квартира, пустой стул, Закидонский живет своей жизнью в мониторе, перед которым никого нет… Да, пожалуй, «жахнуть» было единственным выходом… Но что же мне-то теперь с ним делать? Вышвырнуть его на лестницу, запереть дверь и притвориться, что ничего не было?

– Помоги-ка, – бросила я домовому, не особо, правда, надеясь на его помощь.

Но когда я попыталась приподнять и усадить повыше «труп», это мне удалось практически без усилий, хотя Тролль стоял вроде бы неподвижно, демонстративно скрестив на груди руки. Кудлатая борода воинственно торчала вверх, Тролль усиленно делал вид, что ни при чем. Поэтому я даже не стала его благодарить: ни при чем так ни при чем. Тролль надулся, фыркнул и исчез.

Пока я сидела, удерживая руками голову своего нежданного гостя и наконец осуществив свое давнее желание – провести рукой по его встопорщенной челке, – я пыталась обдумать сразу несколько вещей. Звонить ли в полицию? Звонить ли в «скорую»? Как его приводить в сознание и стоит ли это делать? Может, сам очухается? А если домовой чересчур сильно его приложил? Потом я отвлеклась на игру слов «Чур» и «чересчур» и снова залюбовалась красавчиком. Потом снова вернулась к реальности и решила обшарить его карманы в поисках документов. Ну а что, он там обо мне как-то все выяснил, детектив недоделанный, а я что, не имею право узнать, что это за «труп» забрался ко мне в квартиру? Хоть фамилию узнаю. Интересно, что с замком? Взломал или открыл ключами? И вообще, зачем он пришел? Подумав, я снова взяла с полки электрошокер. Алексей был в той же тоненькой облегающей кожаной куртке без воротника. На меня нахлынули совершенно неуместные воспоминания о нашем танце, но я решительно запустила руку в его карманы. Их было не так уж много, и все пустые.

А вот в кармане штанов – ключ-карта от машины. Все. Может, пойти поискать его машину? Может, там все его документы? А собственно, зачем мне его документы? И на что мне сдалась его фамилия? Плюнув на эту бесполезную затею, я успокоилась, снова села напротив него с шокером в руках и стала ждать, когда же спящий красавчик придет в себя. Очень быстро мне это надоело, да и ноги затекли. Он что, решил тут хорошенько вздремнуть?

Меня чуть не подбросило на месте, когда Лешин «труп» стал издавать странный звук. Потом я сообразила, что это где-то под ним вибрирует мобильный телефон. Запустив руку ему под спину и пытаясь его приподнять, я пошарила по полу рукой и нашла смартфон, на котором высвечивалось: «Входящий вызов: ВАДИМ».

О, смотрите-ка, он там, похоже, до сих пор стоит на дороге и названивает. Вот кому он звонил! Видимо, хотел предупредить, что я возвращаюсь домой. Я снова разозлилась и без всякой жалости и сочувствия потрясла его за плечи и даже побила по щекам.

Это не помогло. Голова его перекатывалась и стукалась о дверь, глаза по-прежнему были закрыты, а нашатырки дома я не держала.

– Чур! – гаркнула я, забыв, что переименовала его в Тролля.

Домовой проявился рядом со мной, с любопытством рассматривая нашу живописную композицию.

– А ты не мог бы его… обратно того?

– Обратно – не, – серьезно ответил он, заложив руки за спину, – только туда. А ты его поцелуй! – глумился он.

– Я сейчас тебя поцелую! Ну что, «скорую» вызывать?

– Нет, погоди. Сейчас попробую.

Тролль уставился на него. Пару секунд ничего не происходило, потом Алексей дернулся, забился и схватился руками за голову, пытаясь зажать уши.

– Хватит! – сказала я Троллю, вспомнив свои ощущения от его «ангельского гласа».

Бедолага на моем полу скорчился и, застонав, обмяк, продолжая держаться за голову.

– Смотри-ка, на него тоже действует! – радовался Тролль. Я шикнула на него, чтобы он тут не отсвечивал, но он и не думал исчезать или замолкать.

Я убрала Лешину руку от головы и легонько пошлепала его по щеке.

Он наконец открыл глаза. Некоторое время бессмысленно таращился перед собой, потом сфокусировался на мне.

– Че пришел? – Мне вдруг стало весело, и я взяла быка за рога.

– Ольга… – невнятно просипел он, еле ворочая языком, – ты что тут делаешь?

Гениально!

– Живу я тут, – сообщила я ему. И с наигранным весельем в голосе спросила: – А ты? Погреться зашел?

Это его, похоже, слегка отрезвило. Он сел, потряс головой, с силой потер лицо рукой.

– Тебя же не было дома, – невнятно пробурчал он в руку.

Домовой хихикал и приплясывал.

– Время тянет, ответ придумывает, – наябедничал он мне. – Сейчас начнет врать и подлизываться.

Я была с ним согласна, но проигнорировала реплику.

Алексей наконец поднял на меня прояснившийся взгляд и признался:

– Я веду себя как кретин.

– Это понятно, – веселилась я, – а ко мне-то зачем пришел?

Утешает, что я не одна такая, кто начинает вдруг творить идиотские вещи, за которые потом стыдно перед собой и хочется побиться головой об стену – себе же в назидание.

– Затем и пришел – убедиться, что ты тут не одна.

– Ну и как? – осведомилась я.

– Убедился.

Я оторопела. Неужели он видит домового? Тот, кстати, ничуть об этом не заботясь, стоял прямо перед ним и кривлялся.

– То есть как это? – Я демонстративно покрутила головой, якобы ища глазами того, кто вместе со мной мог находиться в квартире.

– Ну кто-то же огрел меня по башке. И это совсем точно не могла быть ты. – Он кивнул на мой электрошокер, который я все еще сжимала в руке.

Я смущенно сунула его в карман спортивных штанов и протянула ему его смартфон.

– На. Тебе там Вадик названивает. «Юстас – Алексу. Объект вернулся домой».

Леша явственно скрежетнул зубами, и я усмехнулась. Он смущенно схватил свой смартфон и сунул его в карман куртки.

Мне надоело сидеть на полу, и я поднялась на ноги.

– Давай-давай, чаю ему предложи, – подзуживал меня домовой. Мне хотелось ответить ему что-нибудь язвительное, однако я не торопилась выдавать наш с ним маленький секрет – присутствие воображаемого собеседника!

– Чай, кофе? – процедила я Алексею сквозь зубы и протянула руку, чтобы помочь встать. Ох, прямо дежа-вю. Второй раз за последние полчаса я помогала вставать мужчинам, валяющимся у моих ног.

– Потанцуем?.. – услужливо подсказал Тролль.

Мне пришлось сжать зубы, чтобы рот не разъехался в идиотской ухмылке. Тролль, зараза, чтоб его…

Алексей с трудом встал, повиснув на моей руке всем своим весом. Я уперлась в стену, чтобы не упасть. Он привалился спиной к входной двери и закрыл глаза, видимо, справляясь с приступом головокружения.

– Тошнит?

Он помотал головой и изобразил рукой какой-то знак в том смысле, что сейчас все пройдет.

Я уже устала торчать в прихожей, мне хотелось сесть и вытянуть ноги, и я еще не ходила в душ после пробежки. Н-да, веселенькая вышла пробежка.

– Так чай или кофе?

– Или все-таки потанцуем? – не унимался Тролль, и я ему потихоньку показала кулак, так, чтобы Алексей не видел. – Может, все-таки пройдешь и мы поговорим по-человечески, раз уж ты заглянул ко мне на огонек? Или тебя там Вадик ждет?

Секунд десять парень мучительно соображал, потом достал телефон, набрал Вадика и буркнул: «Меня не жди, я задержусь… Да… Вызови такси». Нажав «отбой», сунул телефон обратно и решительно снял ботинки. Его шатало, но он справился. Стащил с себя свою тонюсенькую кожаную курточку и повесил ее на вешалку. Под курткой на нем оказался модный обтягивающий трикотажный джемперок, и все мышцы рельефно так под ним выступали…

Я поспешно отвернулась, приказав себе не отвлекаться на мышцы, и потопала в кухню ставить чайник. Алексей молча побрел следом, придерживаясь за стены. Видимо, Тролль здорово его приложил, и правильно сделал. Нечего было лезть куда не просят.

Я усадила его на свое любимое место возле окна, и он подпер голову обеими руками. Тролль устроился на подоконнике, не сводя с него глаз, и пока помалкивал.

Я не знала, с чего начать разговор, и занялась приготовлением кофе. Мой гость так и не ответил, что он будет пить, и я решила за него, поставив под кофеварку обе чашки.

Пока я занималась какими-то полезными действиями, изображающими радушие и гостеприимство, у меня было время, чтобы ответить себе на главный вопрос. И пришлось признаться самой себе, что он мне чертовски нравится и я с этим уже ничего не поделаю. Видимо, только поэтому я не вызвала полицию, как поступил бы на моем месте любой разумный человек. И в этой ситуации я могу только постараться не наделать и не наговорить глупостей. Для этого, решила я, надо меньше говорить и больше слушать.

Слушать, правда, тоже было пока нечего, а тему Закидонского я решила не затрагивать. Пусть сам начнет.

Я развернулась к холодильнику, чтобы достать пакет сливок, и неожиданно ткнулась носом прямо ему в грудь. Как это он так бесшумно ко мне подкрался? И Тролль не предупредил, гаденыш этакий. Краем глаза я видела, как он млеет там, на подоконнике, и не хватает ему только ведерка попкорна.

Справившись с секундной паникой, я отступила на шаг, обошла неожиданное препятствие и, открывая холодильник, безразличным тоном предупредила:

– А если тебе вдруг захочется сделать что-то непозволительное, можешь снова получить по голове… электрошокером, – добавила я, покосившись на подоконник.

Тролль заговорщицки подмигнул, скривив при этом всю рожу, и показал мне большой палец: мол, понял, если что – прикрою. Я в этом не была уверена, но на Алексея угроза, кажется, подействовала.

– Я просто хотел извиниться, – смущенно произнес Алексей, – прости, если я тебя напугал.

– Да уж, у тебя очень оригинальные методы напрашиваться на кофе.

– Вообще-то я хотел бы чаю.

– Поздно. Я тебя два раза спрашивала.

– Кофе тоже сойдет, – покладисто кивнул он.

Интересно, мы когда-нибудь перейдем к обсуждению главного вопроса повестки дня? Я уже начинала терять терпение.

Я села за стол, подождала, пока он усядется на свое место. Щедро сыпанула себе сахару, пододвинула к нему сахарницу и, размешивая свой кофе, уставилась ему прямо в глаза.

– Итак?

– Не все так просто, – сообщил он.

– О, я в этом не сомневаюсь, – издевательски протянула я. – Но все-таки?

Он вздохнул и признался:

– Вообще-то да, я следил за Закидонским. У меня к нему пара вопросов. Лично.

Тон его был серьезен и мало смахивал на оправдания. Мне стало нехорошо.

– Почему лично? Почему к нему? – Тролль на своем подоконнике притих и не сводил с нашего гостя глаз.

– Потому что он в игре связался с нехорошими людьми.

Я ничего не понимала.

– Ты меня за дурочку, что ли, держишь? – Вообще-то, может, и справедливо, подумала я про себя, не удержалась и бросила вопросительный взгляд на Тролля. Он скроил невинную рожу и пожал плечами.

Алексей вздохнул, запустил пятерню в свои волосы, потеребил их мне на зависть, потом уставился в свою чашку с кофе. Не знаю, что он там высмотрел (может, просто любовался своим отражением в черной жидкости), наконец взглянул на меня и выдал причину своего интереса к Закидонскому (а значит, и ко мне, напомнила я сама себе):

– Несколько разных конкурирующих… организаций используют игру для связи. Закидонский умудрился проникнуть в игре на их территорию, вклиниться в их чат и расстроить им крупную сделку.

Ого! Я уважительно взглянула на домового, который выглядел таким же ошарашенным, как и я. Алексей невольно проследил за моим взглядом, но увидел только пустой подоконник и незакрытые жалюзи. Я мысленно дала себе подзатыльник за неосторожность и снова уставилась на него.

– Теперь за ним идет охота сразу с двух сторон, и больше всего я боюсь, что он втянет в это тебя.

– Почему? – вырвалось у меня. Я имела в виду: чего это он распереживался за меня? Он понял мой вопрос по-своему:

– Потому что он играл с твоего компа! И я точно знаю, что должен был застать его сейчас здесь, потому что он до сих пор в сети! Он был здесь, а ты была на пробежке! – сказал он с нажимом, глядя мне в глаза.

– Ну и пусть охотятся за ним, сколько им влезет! Скажи им, что он здесь не живет. Приходит и играет редко.

– Я бы хотел сам с ним поговорить.

– Ничем не могу помочь.

– Он скрывается?

– Эээ… да, можно сказать и так.

– Тогда передай ему, пожалуйста, чтобы он здесь какое-то время не появлялся. – Тон его был сух, он больше не смотрел мне в глаза.

Он залпом допил свой кофе, встал из-за стола, поблагодарил за угощение и направился к выходу. Я не пошла его провожать, и мне было плевать, что входная дверь не заперта.

– Ну давай, рассказывай, – будничным тоном сказала я Троллю, когда услышала, как за Алексеем закрылась входная дверь.

– Я знаю не больше твоего!

– То есть? Он врал мне тут, что ли?

– А кто его знает. Организации какие-то приплел… Пф!

– Куда ты лазил в игре? В чей чат вклинился?

– Ты думаешь, я помню? Лазил куда-то. На вражеской территории был, это да. Так у них там чат – сплошные крокозяблики. Они ж там типа на своем наречии болтают, нам не понять. Ну я им написал чего-то тоже. И все. Я и не думал, что срываю им какие-то там сделки.

Он, казалось, был озадачен не меньше моего.

– А как ты туда вообще пролез?

– Я же крут, всех убил, один остался… Шел, шел… Я и не знал, что залез слишком глубоко. Смотрю – идут трое. Нападать не нападают. Разговаривают. Ну я с ними поговорил.

– О чем? О чем ты мог с ними говорить, если они пишут крокозябликами?

– Да там на самом деле так просто это все расшифровывается. Это даже школьник сможет.

Я закатила глаза и в отчаянии помотала головой. Он неисправим. Тролль и есть.

– И что ты им писал?

– Да фигню всякую. Они фигню – я фигню. Они цифры – я цифры.

– Цифры? – я схватилась за голову. – Зачем? – простонала я. – Это ты так развлекался?

Я заметалась по кухне.

Расстроил сделку… Цифры. Он такого там мог с этими цифрами наворотить…

– Че теперь делать-то? – заныл он, – Я хотел поиграть…

– Не вздумай! – рявкнула я. – Все, наигрался, никакого тебе интернета! Ни с моего компа, ни с… игрового! Тоже моего, между прочим!

– О, голос повышаешь! – довольно ощерился домовой. – Эвона тебя как встряхнуло. А то хо-о-одит тут, вся такая заморо-о-оженная, снежная королева Ольга Леднева. Ни улыбнуться, ни покричать, скукота сплошная.

– А теперь тебе, значит, весело, да? – зловеще прошипела я, сжимая кулаки.

– Всяко лучше, чем было.

– Чем? Ты его вообще слушал? – Я указала пальцем на входную дверь, за которой скрылся наш нежданный гость. – За тобой теперь нехорошие дяди охотятся.

– Пускай охотятся, – разулыбался домовой. – Милости прошу к нашему шалашу! – Он сделал рукой широкий приглашающий жест.

– Да? А я вот не прошу! Тебя-то они, допустим, не увидят и ничего тебе не сделают. А мне очень даже сделают!

– Да брось. Ты ж ни при чем.

– А они об этом знают? Кто им, интересно, скажет?

– Красавчик этот твой.

– С чего ты взял? Ты вообще что о нем знаешь? Кто он такой? Может, он один из них?

– Ты что, ему не доверяешь?

– А с чего мне ему доверять?

– Он же тебе нравится!

– И что с того?

Он удивленно похлопал глазами.

– Вот сколько тысяч лет я за вами, людьми, наблюдаю, а понять, наверное, не смогу никогда.

– Наверное… – сказала я, чуть поостыв.

– Ты ему нравишься. Он тебе нравится.

– Я? Ему? С чего ты взял? Он с самого начала интересовался только тобой. И здесь он был только из-за тебя.

– Да брось ты. Ты же должна чувствовать такие вещи.

– Мало ли что я должна!

– Так это ты еще и себе не доверяешь?

– Отстань от меня, – буркнула я, – мы вообще сейчас не о том разговариваем.

– Как это? – натурально удивился Тролль. – А о чем, по-твоему, мы разговариваем? О том самом. Давай поспорим? – оживился он.

– О чем?

– Я утверждаю, – торжественно заявил домовой, – что он здесь появился не только из-за меня. Он за тебя волнуется, и ты его интересуешь. И он из кожи вон лезет, чтобы выяснить, кто я тебе и в каких мы отношениях. И не говори, что ты сама так не думаешь.

Я подумала. Да, он говорил, что я ему нравлюсь. Но я же умудренная опытом тетка, тертый калач, замужем вон побывала. Меня на такой мякине не проведешь. Внутренний голос, правда, голосом домового возражал, что проведешь, и еще как, особенно если я сама этого желаю.

Я вздохнула. Тролль оценил это как знак согласия и довольно потер ручки.

– Ну и что нам делать? – беспомощно спросила я.

– Да ничего. Держать оборону, – бодрился и храбрился Тролль.

Ох, мне бы его уверенность.

Я наконец заставила себя сделать что-то полезное: вымыла чашки, приняла душ, дочитала текст и отправила заказчице, запаролила оба компа, выключила их и легла спать, надеясь, что Тролль последует благоразумному совету и не полезет в интернет без моего ведома.

Мне долго не спалось, я прокручивала в голове весь этот насыщенный вечер. Когда я вспомнила, как провела рукой по волосам Алексея, по телу пробежала теплая волна. Обожаю это давно забытое ощущение – как будто электрический разряд, только приятный. Пришлось напомнить себе, что я совсем не знаю этого мужчину, который неизвестно зачем выяснил подробности моей жизни (надеюсь, не все), пробрался ко мне в квартиру и может быть как-то связан с какими-то «организациями». Это помогло.

Я не стала рассказывать Марине и ее мужу подробности этого интересного вечера. Утром, на свежую голову, все эти события показались мне скорее забавными, но я решила пока помалкивать обо всем даже с лучшей подругой.

Единственным существом, с которым я теперь могла быть предельно откровенной, был Тролль. Ирония судьбы. Именно он втянул меня во все эти дурацкие приключения, и я надеялась, что если последовать лешиному совету и затаиться, то все утихнет само собой. Я подумывала о том, чтобы удалить Закидонского со своего аккаунта, но как только я об этом заикнулась, Тролль развопился и разобиделся, как трудный подросток в самый разгар пубертата. Я взяла с него обещание, что, пока все окончательно не устаканится, он и пальцем не прикоснется к клавиатуре. Он нехотя дал мне такое обещание, но, помня о его коварстве и о том, что вообще-то у него нет пальцев, я не была уверена, что ему можно доверять, и каждые два-три дня потихоньку меняла пароль на обоих компах и на входе в игру.

Бегала я теперь по утрам укороченным маршрутом. Утро у меня начиналось довольно поздно, когда большинство нормального народу уже расползалось по своим офисам и начинало там распивать свои традиционные офисные чаи. Я выползала из своей квартиры, пробегала по легкому морозцу примерно половину своего прежнего маршрута, затем с удовольствием врывалась обратно в свое уютное теплое гнездышко, ныряла в душ и, чувствуя себя проснувшейся, свежей и юной, варила себе свой утренний кофе и даже иногда, когда не ленилась, жарила омлет.

Сменить замок я так и не удосужилась. Тролль обещал бдить и, если пожалуют снова нежданные гости, приготовить мне целый штабель спящих красавчиков. Он не шутил, и я была уверена, что к обороне нашего с ним жилища он относится даже с преувеличенной ответственностью. А с его-то возможностями я даже представить боялась, во что это может вылиться.

Сосед с сайта знакомств больше не делал попыток сблизиться, чему я, если честно, была только рада.

Алексей тоже не объявлялся. В игру я выходить боялась, а другого способа связи с ним у меня не было. Я не была уверена, что эта связь вообще мне нужна, я надеялась, что со временем у меня сотрутся воспоминания о том, как я провела рукой по его груди во время нашего танца и как я касалась его щеки, когда мы шептались про этого дурацкого Закидонского.

Но какая-то упрямая часть меня заботливо хранила эти воспоминания, иногда доставала их из глубин памяти и бережно рассматривала, как старые, медленно выцветающие фотоснимки.

9

Новый год я встречала в гордом одиночестве, если не считать Тролля. Маринка звала меня к себе, но я отказалась. Я так привыкла. Она тоже привыкла к моим вежливым отмазкам. Звала так, чисто из вежливости и по традиции.

Я купила себе бутылку темного рома и сделала один-единственный любимый салатик. За пять минут до полуночи сработал будильник на сотовом, я таки не утерпела и вышла в игру. Мне было любопытно, кто из наших встречает Новый год так же, как я – у компа с любимой онлайн-игрой. Оказалось, что чуть ли не полгильдии. Я присоединилась к игровому чату как раз в тот момент, когда Миша говорил тост:

– … и уверен, что следующий год мы проведем так же весело и насыщенно, как и этот: не отрывая задниц от компа, в любимой игрушке, в нашей тесной и теплой компании. «Стая», бдзынннь!

Нестройный хор голосов с нездоровым энтузиазмом изобразил звук чокающихся бокалов, у кого-то на фоне стал слышен бой курантов, я похихикала, выпила свою рюмочку рома, поздравила всех с Новым годом и отправилась немного побродить по новогоднему игровому миру. Специально к празднику во всех локациях игры нарисовали сугробы (в воздухе даже кружились красивые, объемные снежинки), на всех улицах игровых городов торчали снеговики и украшенные елки, народ щеголял игровыми новогодними костюмами, пускал фейерверки и швырялся безобидными снежками. Да, здесь действительно царила атмосфера праздника. Домовой сидел перед монитором и с тоской смотрел, как игроки хвастаются своими новогодними прибамбасами, которые приобретаются только на специальном новогоднем фестивале за выполнение забавных праздничных квестов: например, нарядить определенное количество елок, слепить сколько-то снеговиков, швыряться снежками, помочь накрыть праздничные столы прямо на улицах и так далее. Наградами были не только миленькие костюмы и карнавальные маски, но и фейерверки, плащи, сказочные зверюшки, бегающие по пятам за героями. Прямо перед нами долго крутился какой-то выпендрежник верхом на новогоднем олене с украшенными гирляндой огоньков рогами.

Наши парни в чате болтали о том о сем: кто рассказывал про новогодний корпоратив, кто хвастался оригинальными подарками от друзей-приколистов. Травили анекдоты…

Я даже поверила, что встречаю этот Новый год не одна.

Вдруг с характерным звуковым сигналом на экране возникло личное сообщение. От Alatriste, конечно же.

«Привет, с Новым годом!»

«Привет. Взаимно».

Я почувствовала, что щеки горят. Буду считать, что от рома.

«Ты одна?»

«Одна» – Тролля я решила не принимать в расчет, а врать о ком-то несуществующем смысла не имело.

«Я забегу? Просто поздравить».

Я подумала. Мне ужасно хотелось его увидеть, но ой, мама дорогая! Я же не ждала гостей. Хоть голова помыта, и то ладно. Может, приодеться? Поразмыслив, я решила, что не стоит тратить силы, чтобы произвести впечатление на того, кому все равно.

«Забегай, только предупреждаю, что я гостей не ждала и слегка не при параде».

Он нарисовал смайлик и вышел из игры.

Я в панике металась по квартире и срочно наводила марафет: изобразила на голове что-то вроде изящной прически, скрутив «хвост» в причудливую загогульку и нацепив заколку. Вихрем пронеслась по квартире, собирая везде разбросанные вещи. Утащила от компьютера на кухню гору немытой посуды. Выложила салатик (почти нетронутый) в красивую вазочку, поставила бутылку рома на видное место…

Через двадцать минут в дверь позвонили.

– Надо же, – ехидно прокомментировала я, адресуясь к Троллю, – звонит теперь, как приличный, не ломится.

Тролль усмехнулся, подмигнул и исчез, наказав, если что, орать погромче.

Я метнулась к двери, остановилась, отдышалась, мимоходом глянула на себя в зеркало. Ну и позорище: вытянутый мешковатый домашний свитер, леггинсы и длинные, до колен, связанные еще мамой полосатые носки. Якобы изящная прическа на голове больше смахивала на жуткий колтун с заколкой, но зато глаза сверкали, щеки горели, и я решила, что сойдет для сельской местности.

Я распахнула дверь, и новогодние поздравления застряли у меня в глотке.

Алексей был на площадке не один. На этот раз он был, можно сказать, при параде: короткое черное полупальто нараспашку, небрежно намотанный на шею ультрамодный шарфик, встрепанные светлые вихры… И как-то не вязалось с праздничным видом встревоженное выражение его лица и потемневшие глаза. Да и два амбала, которые маячили у него за спиной, – во всем черном, в черных же шапочках по самые брови и почти одинаковых черных куртках – тоже как-то не создавали ощущение праздника…

Не дав опомниться ни мне, ни ему, они втолкнули его в прихожую, ввалились в квартиру и захлопнули дверь.

Один из них сразу очутился возле меня и прошипел прямо в лицо:

– Пискнешь – прибью!

У меня перехватило горло, не то что пискнуть, но и вдохнуть я смогла не сразу.

– Здравствуй, жопа, новый год! – осклабился второй, и я увидела, что одной рукой он почти нежно обнимает Алексея за плечи, а второй держит пистолет, приставленный к его шее.

– Поговорим?

Я молча кивнула, по-прежнему не в состоянии произнести ни слова.

Черт, где же Тролль, когда он больше всего нужен? Кто там собирался обороняться?

Стараясь не делать резких движений, я слегка повернула голову и скосила глаза. Домовой медленно двигался вдоль стены. Когда он увидел, что попал в поле моего зрения, он кивнул мне и тихонько сказал до ужаса серьезным голосом:

– Спокойно. Я тут. Поговори с ними.

Я еще раз кивнула, на этот раз ему.

– Что вам надо от меня? – срывающимся голосом выдавила я, хотя догадаться о причине их появления теперь было нетрудно.

– Закидонский. Это он? – Тот, что был возле меня, кивнул в сторону Алексея.

– Нет, – сказала я, – это не Закидонский.

– Кто же он такой? – зловеще улыбаясь, спросил второй и ткнул его пистолетом в шею так, что у Алексея дернулась голова. Он сильнее сжал зубы, но по-прежнему молчал.

– Он… мой знакомый… по игре. Но это не Закидонский. Это Alatriste. Он из нашей гильдии.

– Алатристе? – Первый оглянулся на того, который держал Алексея, и тот кивнул: видимо, имя игрока было ему знакомо. Но пистолета он не опустил. – А где же Закидонский? – почти ласково спросил у меня первый амбал, приблизившись так, что мне захотелось попятиться, и я вжалась в стену.

– Он давно сюда не приходит. Мы поссорились.

– Как его найти?

– Я не знаю.

– Врать нехорошо. Мы сейчас сделаем «бобо» этому красивому мальчику, если ты не скажешь нам, как найти нашего друга.

Вот самое время вмешаться Троллю и сделать «бобо» этим двум нехорошим дядям, подумала я. Домовой, видимо, тоже так решил, и я увидела, как пистолет медленно сместился с шеи Алексея к лицу своего хозяина. У того округлились глаза, он зарычал. Алексей, почувствовав, что хватка ослабла, изо всех сил ударил державшего его амбала локтем под дых и добавил головой прямо в лицо. Он рванул ко второму, который стоял возле меня, но тот, обернувшись, молниеносным движением выхватил пистолет из кармана куртки. Грохнул выстрел, и я завизжала, увидев, как Алексея отбросило в сторону и он врезался в мое зеркало. Тот, что стрелял, вдруг схватился руками за голову и согнулся пополам. Пистолет выпал из его руки. А тот, кому Алексей расквасил головой морду, сползал по моей двери, оставляя на ней кровавый след.

Я в ужасе смотрела, как теперь в моей прихожей в крови и осколках зеркала валяются трое мужчин. Тот, что стрелял, прекратил корчиться и затих. Пистолет словно сам собой отлетел от него подальше. У того, что сполз по двери, на куртке появилась дыра, и было видно, как вокруг нее черная ткань стала мокрой.

Я бросилась к Алексею. Он зашевелился, стряхивая с себя осколки зеркала, поднял голову и впервые подал голос:

– Ты цела?

– Да. А ты?

Он поднял руку, залитую кровью. По виску тоже заструилась кровь. Но он довольно резво вскочил на ноги и оглядел тех двоих. Того, что стрелял в него, но попал в своего, он пнул ногой.

– Оба живы, – сообщил мне домовой, заглянув в лицо раненому.

– Поговорили! – со злостью бросила я ему. Алексей с удивлением глянул на меня, а домовой пожал плечами:

– Я тебе обещал, что уложу их тут штабелями? – Он развел руками, показывая, что сделал свое дело.

Алексей уже кому-то звонил и сообщал мой адрес.

Мы сидели в кухне. До приезда «скорой» и полиции я успела обработать Леше руку и порез на голове. Кровь остановилась, запекшись в волосах, и теперь я влажной салфеткой оттирала ее с его виска и щеки и выбирала из волос осколки зеркала. Руку я ему кое-как замотала бинтом.

Когда мы давали показания, я узнала, что фамилия его Чагин, а отчество – Евгеньевич. Мило. Вот и познакомились.

Подстреленного унесли на носилках в сопровождении полицейских; стрелявшего, на котором не обнаружилось видимых повреждений, увели в наручниках. В прихожей копошились эксперты, которые выковыряли пулю из моей двери, упаковали в пакетики все найденные пистолеты, взяли образцы крови, которой оказались перепачканы пол, стены, дверь…

Наши с Лешей показания в основном сошлись, кроме того момента, когда стрелявший дяденька вдруг выронил пистолет.

Тролль велел сказать, что это я его шарахнула в висок, и на меня недоверчиво посмотрели все, включая Алексея. Но в итоге вроде бы поверили.

У меня наступила реакция – стучали зубы и дрожали руки. Я боялась разреветься на глазах у всех и то и дело кусала губу. Когда я подписывала собственные показания, автограф мой вышел корявым и, наверное, не совпадал с оригиналом в паспорте. Алексей заметил это и, не стесняясь присутствующих полицейских, подошел ко мне и крепко обнял.

Тролль молча наслаждался.

Я боялась пошевелиться, уткнувшись лицом в грудь мужчины, которого я вот уже месяц безуспешно пыталась забыть. Он прижимал меня к себе забинтованной рукой, а здоровой гладил по голове. Я услышала, как полицейский, который нас допрашивал, зашелестел своими бумажками, собирая их со стола, и, уходя, похлопал Лешу по плечу. Тот молча ему кивнул. В моей квартире наконец стало тихо.

– Все ушли, – тихонько сообщил мне домовой.

Я представила, что было бы, если бы этот ублюдок попал в Алексея, стреляя практически в упор, и беззвучно разрыдалась ему в рубашку. Он шептал мне в волосы утешительные слова, и от этого еще больше хотелось разреветься в голос.

Я почувствовала, что домовой тоже куда-то испарился, и попыталась взять себя в руки.

Я отстранилась от Алексея и увидела, что на рубашке осталось изрядное мокрое пятно. Бедная рубашка. Пока я умывалась в ванной и смывала с рук Лешину кровь, я снова тихонько всплакнула. Однако холодная вода помогла прийти в себя, и даже лицо, когда я вышла из ванной, стараясь не смотреть на бардак в прихожей, было уже не таким опухшим.

Алексей стоял посреди кухни, держа в одной руке мою початую бутылку рома, а в другой – невесть откуда взявшуюся бутылку шампанского.

Когда я вошла, он показал их мне и спросил:

– Тебе чего налить?

– Откуда шампанское? – удивленно спросила я.

– Я принес, – сказал он, улыбаясь, – чудом не разбилась. Будешь?

– Нет, я лучше ром.

– Ром так ром. – Он налил две полных рюмки, одну протянул мне, другую осторожно взял пальцами забинтованной руки. – С Новым годом!

Я выдавила из себя улыбку, мы чокнулись. Он выпил свою залпом, выдохнул, помотал головой, зажмурившись. Я пила свою медленно, маленькими глоточками, слегка стуча зубами по краю рюмки и наслаждаясь тем, как ром согревает горло. Леша молча наблюдал за мной и, когда я поставила свою рюмку на стол, сразу же налил нам по второй. Я взяла свою, он – свою. Мы снова чокнулись. Я вопросительно посмотрела на него, и он выдал второй тост:

– За то, что все живы.

Я снова содрогнулась, представив Лешин труп в моей прихожей, на этот раз настоящий, и опрокинула в себя вторую рюмку рома.

Меня начало отпускать. По телу разлилось тепло, щеки снова стали гореть.

Мы сели за стол и накинулись на салат.

– Чагин, – сказала я с набитым ртом, – расскажи мне все. Где ты их взял?

Он не торопился отвечать, хотя состроил скептическую мину и недовольно поднял бровь.

Он не спеша дожевал, налил нам по очередной рюмке и спокойно, как будто речь шла о чем-то обычном, сказал:

– За тобой следят. За мной тоже. За игрой следят. Практически за всей нашей гильдией следят. Я не думал, что они попрутся за мной к тебе, иначе бы, клянусь, я бы к тебе не пошел. Я и слежку-то не заметил, пока в дверь к тебе не позвонил. Поверь мне, я очень удивился. А теперь ты мне скажи. Как тебе удалось его вырубить?

Я молча зажала свою рюмку в ладонях, согревая ром, как коньяк, и старалась не смотреть ему в глаза.

– Ты спасла мне жизнь, – все так же спокойно произнес он.

Я закусила губу и кивнула. Ненавижу врать!

Он поднял свою рюмку и торжественно провозгласил:

– Третий тост пусть будет за любовь! Левой рукой!

Я кивнула, переложила рюмку в левую руку и выпила. За любовь.

10

Я проснулась в ужасном состоянии, голова кружилась и болела, особенно затылок. Пощупав его, я обнаружила и без церемоний выдрала из волос заколку. Меня мутило, во рту было так гадко и сухо, что хотелось выплюнуть язык. Оказалось, что я дрыхла на неразобранной постели, в своем домашнем свитере, даже в гетрах. И, похоже, лежала без движения все время, потому что шея, вся спина и поясница затекли.

Я медленно села на кровати и взялась обеими руками за голову. Все вокруг меня, казалось, медленно вращается. То в одну сторону, то в другую. «Вертолет». Отвратительное состояние, которое я последний раз испытывала, кажется, в студенческой общаге.

Только потом я заметила, что не одна. Алексей спал рядом со мной, на моей кровати, тоже в брюках и в испачканной кровью рубашке. Он имел вид весьма помятый, и теперь был похож не на холеного красавчика с обложки модного глянцевого журнала, а на обычного живого человека. Я пыталась восстановить в памяти события вчерашнего новогоднего вечера.

Я встречала Новый год, он пришел, в него стреляли… полиция… Потом был ром, а потом, кажется, шампанское. Меня снова замутило, и зажав рукой рот, я спрыгнула с кровати и рванула в ванную.

Я приняла душ и привела себя в порядок. Потом решила приготовить завтрак, хотя время было уже далеко за полдень. Выглянув в окно на сонную улицу, где было непривычно тихо, я насчитала всего пару чуть шевелящихся человек и пару еле ползущих машин.

Я запустила кофеварку и отправилась в прихожую, где, как я помнила, должен был меня ждать разгром и пережитки вчерашнего ужаса.

Однако прихожая сияла чистотой: ни осколков зеркала, ни крови, только дырка от пули в двери.

Я стояла, привалившись к стене и грызла ноготь, когда рядом со мной возник домовой.

– Между прочим, могла бы и поблагодарить! – сварливо пробубнил он, – и за то, что я спас твоего красавчика – тоже!

– Спасибо! – искренне сказала я шепотом, чтобы не разбудить упомянутого красавчика. – А чего ты их сразу не того? Зачем надо было доводить до стрельбы?

– Я ж не знал, что они примутся палить!

– А пистолетами они, по-твоему, просто так размахивали, для понта?

– Все же хорошо закончилось! – хитро подмигнул он, намекая на спящего красавчика. Мне стало слегка не по себе, и я оглянулась на дверь спальни. – Да не нервничай ты. Ничего не было.

– Ты что, подглядывал?

– Да было бы за чем подглядывать! – фыркнул он. – Вы же оба были мертвецки пьяны! Я-то уж обрадовался, когда вы завалились на кровать, оставил вас наедине, чтобы не смущать, а вы как два бревна. Даже дверь не закрыли!

Я молча развернулась и прокралась на кухню, где кофе уже сварился. Я нарезала хлеб и ветчину, поставила чайник на случай, если этот привереда опять потребует чаю, и уже успела сделать и наполовину съесть один бутерброд, когда Алексей в своей изрядно мятой рубашке навыпуск появился в дверях кухни.

– С Новым годом! – буркнула я. – Утро уже давно кончилось.

Он улыбнулся, потер сонную физиономию, поскреб отросшую золотистую щетину.

– Ванная там, – я махнула надкушенным бутербродом.

Когда он снова появился на кухне, с мокрой головой, посвежевший и пахнущий моими гелями-шампунями, по его виску и щеке снова струилась кровь, и было видно, что он пытался отстирать воротник рубашки. Бинт на руке тоже промок и превратился в несвежую тряпку. Я вздохнула, запихала в рот остатки бутерброда, запила кофе, встала из-за стола и отправилась в спальню. На ходу придвинула к нему тарелку с хлебом и мясной нарезкой – мол, у нас самообслуживание.

Я порылась в шкафу и нашла более-менее приличную старую мужнину футболку, которую носила дома сама. Убедившись, что на ней нет дыр, я отнесла ее на кухню и отдала Алексею. Он успел налить себе чаю и уже с аппетитом уминал бутерброд. Я принесла чистый сухой бинт и пока разматывала и снова перевязывала ему руку, он продолжал молча есть одной левой рукой. Я снова вытерла ему лицо влажной салфеткой, по-прежнему ни слова не говоря насчет вчерашнего. Или сегодняшнего, неважно. Он стащил с себя наполовину мокрую рубашку и натянул принесенную мной футболку. Мы пытались вести себя как ни в чем не бывало, хотя у меня на душе скребли кошки, а он явно чувствовал себя неловко и скованно.

Тролль благоразумно не показывался на глаза, хотя я была уверена, что он маячит где-то поблизости. Ну как же. Такого накала страстей он ни за что не пропустит!

В конце концов мне надоело наше неловкое молчание.

Я дождалась, когда он допьет свой чай и доест бутерброды, убрала грязную посуду и села напротив него.

– И что мне теперь делать? – задала я ему мучивший меня с самого утра вопрос.

– Трудно сказать. – По крайней мере, отвечал он честно, без этих киношных «Все будет хорошо». – Им нужен Закидонский. Пока у них есть только ты, и они не уверены, что ты – это не он.

– А ты? Уверен, что я – не он?

– Да я-то уверен. Извини, но я полгода играл с тобой и знаю, что ты – не он. Разве что у тебя раздвоение личности и ты сама не в курсе, что ты – это он.

– О таком варианте я не подумала, – призналась я.

– Ну мне-то ты можешь рассказать, кто такой Закидонский и как с ним связаться?

– Нет.

Его красивые брови еще больше изогнулись, но вместо удивленного придали лицу слегка надменное выражение. Переборщил с изгибом.

– Леша, – проникновенно сказала я, опершись локтями о стол и заглядывая ему в глаза, – а как я могу быть уверена, что это не ты привел ко мне этих типов и что вы тут мастерски не разыграли «кино и немцев» со стрельбой?

Он усмехнулся.

– Вообще-то правильно делаешь, что не доверяешь.

Я похолодела.

– Но в данном случае я правда на твоей стороне. И я правда не понимаю, как так получилось, что этот гад не попал в меня, стреляя в упор. По-твоему, такое возможно разыграть?

Я знала, что с линии огня его очень вовремя вытолкнул домовой, но не собиралась ему об этом рассказывать. Пожалуй, он прав тут, тем более что мне очень хотелось ему верить.

– Да запросто, – упрямилась я.

– Ты же меня знаешь почти полгода, мы с тобой половину игрового мира прошагали, воевали с драконами, орками, троллями…

– Вот не смешно ни разу!

– Ну да. – Он посерьезнел.

– Ты вообще кто такой? Откуда у тебя такая информация о Закидонском, всяких «организациях», сделках? Откуда узнал мой адрес?

Он тяжело вздохнул.

– Я из следственного комитета. Отдел по борьбе с оргпреступностью. Капитан Чагин.

О как. Капитан Алатристе. Я оценила иронию и с усмешкой покивала головой.

– Один из наших информаторов сообщил, что сразу несколько групп стали использовать игровой чат для передачи данных о сделках, встречах и так далее. Мы внедрили целую кучу наших сотрудников и привлеченных консультантов в самые крупные гильдии в обеих фракциях и следили за событиями.

– У нас не самая крупная гильдия.

– Тем труднее было к вам попасть. И это тоже было подозрительно. Но поначалу я никого ни в чем не подозревал, а потом вдруг появился Закидонский. Он был одиночкой, не состоял ни в одной гильдии, но мне по своим каналам удалось узнать, что он играет на твоем аккаунте. Он привлек внимание своими выходками, и мы стали за ним следить. Мы до сих пор не поняли, что он такое, потому что играет он с математической точностью компьютерного бота, но ведет себя при этом как разумный живой игрок. Правда, общается только текстом, в голосовой чат ни разу не выходил. И это тоже подозрительно. И уж поверь, его манера игры очень сильно отличается от твоей, и мне сразу было ясно, что твоей теткой и Закидонским играют разные люди.

– А Вадик – он тоже из ваших?

– Нет, он из привлеченных консультантов. Они выполняют поставленные задачи, но полностью в курс дела их не вводят.

– Теперь понятно, почему он так дебильно спалился, когда за мной следил, – язвительно фыркнула я.

– Да, он мне рассказал, как ты его… раскрыла, – улыбнулся Алексей.

– Ну и что мне теперь делать? – снова вернулась я к тому, с чего начала. Мне было совсем не весело.

Я обхватила себя руками и нахохлилась на своей табуретке, как курица на насесте.

– Проще всего было бы сдать нам Закидонского. Когда они поймут, что он у нас, они от тебя отстанут. – Он смотрел на меня исподлобья и изучал мою реакцию. Я ждала продолжения. – Но я так понимаю, ты намерена костьми лечь ради него, так?

– Не совсем. Я бы с радостью вам всем помогла до него добраться, но боюсь, что это просто невозможно. Физически.

Он некоторое время продолжал изучать меня, потом вздохнул:

– Тогда некоторое время у нас будут трудности. Я не могу приставить к тебе охрану. А ты не можешь забаррикадироваться у себя в квартире.

Я упрямо сжала губы. Да, тут он прав. Я встала и подошла к окну. Я всматривалась в легкую морозную дымку в перспективе улицы, пыталась разглядеть в каждом прохожем и в каждой машине, которая тормозила перед светофором, тех, кто ждет, когда я высуну нос из своего уютного гнездышка.

Алексей встал из-за стола, подошел, встал рядом со мной спиной к окну, опершись руками о подоконник.

– Только не строй из себя крутую тетку: электрошокер, все дела… – усмехнулся он.

Я взглянула на него снизу вверх и улыбнулась.

– Ты сама видела: с этими ребятами лучше не шутить, серьезные парни. – Он без улыбки смотрел на меня сверху вниз, повернув голову.

– Ой, ой, ой, – издевательски вдруг прогундосил Тролль, слегка проявляясь за его спиной на подоконнике. Я, хоть и стояла лицом к Троллю, чуть не подпрыгнула от неожиданности.

– Прекрати меня пугать! – нервно сказала я домовому.

Алексей тяжело вздохнул и пожал плечами, подумав, что я обращаюсь к нему.

– Если ты думаешь, что я здесь только из-за Закидонского, то ты немножечко неправа. Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Ты его всячески выгораживаешь, а вот он тебя сильно подставил. И мне пришлось глубоко копнуть, чтобы убедиться, что ты здесь ни при чем.

– О чем это ты говоришь? – Я на всякий случай покосилась на Тролля.

– О твоих деньгах.

– О деньгах? Моих? – Тролль испарился. Мне стало нехорошо. – А что с моими деньгами? О каких деньгах вообще речь?

Кого могли интересовать мои не очень-то и обильные и весьма непостоянные заработки редактора-фрилансера?

– Об электронных.

Он увидел мое всполошенное лицо и напрягся.

Мне захотелось броситься к компьютеру и немедленно проверить все свои электронные платежные системы. Но я заставила себя прирасти к подоконнику и не шелохнулась.

– А что с ними не так?

– Происхождение некоторых сумм. Мне стоило больших усилий убедить начальство, что это не могла быть ты. Потому что я знаю тебя полгода и уверен, что это подстава.

– Я вижу тебя всего третий раз в жизни! – пролепетала я ни к селу ни к городу.

Он улыбнулся так тепло и искренне, как умеют только те, кто редко это делает. Мне снова показалось, что меня ослепило ярким светом, и захотелось зажмуриться, как тогда, в кафе.

– Надеюсь, не последний.

Он взял меня за руку и чуть пожал ее. Я слегка задохнулась. Вот мерзавец! Опять использует запрещенные приемчики!

Он не торопясь вышел из кухни, прошел в прихожую, оглядел место вчерашнего побоища. Я на автопилоте прошла за ним, чтобы проводить. Я была слегка ошарашена всем, что узнала.

Он надел ботинки, накинул пальто, повязал на шею шарф. Возле двери немного помедлил, разглядывая дырку от пули.

– Давай я буду часто тебе звонить, чтобы убедиться, что с тобой все в порядке.

– Ладно. – Я пожала плечами, хотя он стоял ко мне спиной и не мог меня видеть.

Потом вышел и тихонько прикрыл за собой дверь. Щелкнул замок.

Я вернулась на кухню и громко спросила:

– Все слышал?

– Каждое слово. – Домовой проявился на своем любимом насесте, на подоконнике, возле которого мы с Капитаном Алатристе только что стояли, держась за руки. Ну, почти.

– Мне что, тебя пытать? Что еще за деньги? – Он отмалчивался, и я повысила голос и добавила в него немного металла. – Скажи мне, куда ты меня еще втянул? Чего я не знаю?

– Я играл на биржах, – нехотя признался мне домовой.

– Эээ… чего-чего? – Это странное существо не перестает меня удивлять и ставить в тупик поразительно разнообразными способами.

– На биржах, на Форексе, еще я сыграл на повышении доллара и евро в твоем веб-кошельке.

Мне захотелось выпить. Даже, наверное, напиться вдрызг. Интересно, у меня еще что-нибудь осталось? Нет, похоже, что мы вчера вылакали все подчистую.

– Что еще? – сухо спросила я, догадываясь, что это еще не все сюрпризы.

– Еще я ограбил тех мафиозников. Ну, «организации».

У меня в глазах потемнело, во рту стало сухо. Я села на табуретку. Алексей говорил о подставе. Похоже, это она и есть. Где те украденные деньги? Конечно же, у меня. Электронные деньги на моих счетах. Да уж, Закидонский крупно меня подставил, и теперь, наверное, за мной охотятся те самые ограбленные мафиозники. И полиция.

– Пойду утоплюсь, – сообщила я домовому, медленно встала с табуретки и направилась в ванную.

На глаза мне попалась наполовину мокрая рубашка Алексея. Я прихватила ее с собой. Постираю и верну при случае.

Домовой молча проводил меня взглядом. Не верит, гад. А вот возьму и утоплюсь назло врагам! И денег украденных никто не получит, и не будут мучить меня своими дурацкими расспросами о Закидонском. И вообще.

Я заперлась в ванной, всерьез подумывая, не нырнуть ли мне туда с концами. Перед тем как зашвырнуть мокрую измятую рубашку, орошенную моими слезами и изгвазданную размытыми пятнами крови, в корзину для белья, я не удержалась и прижала ее к лицу. Вдохнула запах человека, который провел новогоднюю ночь на моей кровати. Запах чужого, почти незнакомого мне мужчины.

«Какого черта, – меланхолично раздумывала я, теребя в руках рубашку, – чего им всем от меня надо? Жила, никого не трогала. Работала, ничьих денег в жизни не брала… Вот убьют меня, и никто даже не узнает. Маринка разве что через неделю спохватится, что долго не звоню. Заказчики не получат свои отредактированные тексты, когда наступят дедлайны. Леша так и не узнает, кто такой Закидонский, а сам домовой…»

– Эй, кончай там себя жалеть, выходи, – угрюмо подал голос домовой из-за двери. – Что-нибудь придумаем.

– Ты уже классно все придумал, спасибо тебе. – Я наконец бросила лешину рубашку в стирку.

– Ну не злись. Я больше не буду.

Я распахнула дверь, которая чуть ли не со свистом прошла сквозь него, и он недовольно поморщился. Я сделала вид, что не заметила, и гневно поперла прямо на домового. Он, к моему удивлению, решил убраться с моей дороги.

– Я все исправлю, – придушенно пискнул он откуда-то из дальнего угла.

Я остановилась, ища его глазами.

– Как? Вернешь деньги и извинишься? – Я была в ярости, и он явно был где-то поблизости, тайком наслаждаясь исходящими от меня волнами гнева. Вот же скотина!

– Не, я, наверное, вернуть деньги уже не смогу.

Голос у него был виноватый, а сам он прятался по углам, изредка показываясь то в одном месте квартиры, то в другом.

– А ты постарайся!

– Что я выиграл, то по-честному твое.

– Меня этим не купишь! Если меня убьют, то мне даже то, что я сама заработала, уже не пригодится!

Я немножко пометалась по квартире, пылая праведным гневом. Разве что дым из ушей не шел. Я брала валяющиеся шмотки и швыряла их в домового. Буянила не хуже злобного барабашки, который выжил когда-то меня и маму из квартиры. Тролль хихикал и прятался, и это бесило меня еще больше. В конце концов я осознала всю бессмысленность своего занятия и начала прибираться. Это помогло.

Я почти успокоилась и села за свой рабочий компьютер. Я злобно шипела, как кобра, каждый раз, когда Тролль пытался подобраться ко мне поближе, чтобы посмотреть, чем я намерена заняться.

Когда комп загрузился, я ввела пароль, прикрыв клавиатуру рукой, и начала проверять свои электронные кошельки. Я яростно стучала по клавиатуре, меняя на всех аккаунтах пароль за паролем, чтоб этот гаденыш поломал себе голову. Впрочем, подумала я, если он умеет взламывать закрытые ресурсы, то все, что я сейчас делаю, – такой же бессмысленный выпуск пара, как швыряние вещей в домового.

Я обнаружила, что изрядно разбогатела за каких-то несколько недель. Я долго пыталась разобраться, какие платежи поступали от моих заказчиков, а какие – из неизвестных мне источников. В конце концов мне пришлось звать Тролля, чтобы он подробно рассказал мне, откуда на меня свалилось столько денег. Суммы были, конечно, внушительные, однако вовсе не такие, за которые меня могли бы не то что убить, но даже привлечь к ответственности. Как ни странно, домовой сумел вспомнить и объяснить каждый платеж. Кроме того, все эти электронные деньги действительно легко отследить, имея определенные полномочия и доступ. У Алексея или у его коллег такие возможности, по всей видимости, были. Так в чем же тогда криминал?

– Где засада? Колись давай. Что именно ты им расстроил, что украл и куда дел?

Домовой ерзал, юлил и подлизывался. Я нажимала и разыгрывала из себя то хорошего копа, то плохого. Я пыталась донести до него, что если он как-то не исправит ситуацию, то мне крышка. Не ему, мне!

– Ну сдохну я, ну въедет вместо меня какая-нибудь семья, потому что у меня даже наследников нет… Ты этого добиваешься?

Он начал прятаться по углам. Мне надоело метаться по всей квартире, и я оставила расспросы.

– Куда собралась? – подозрительно спросил меня домовой, появившись в прихожей, когда я уже отчаялась выбить из него признание.

– Жрать охота. Холодильник пустой, – нехотя буркнула я, шнуруя ботинки. Я подняла голову и взглянула ему в лицо. – Я же не умею, как некоторые, жить одними эмоциями!

– А там не опасно? – Похоже, он забеспокоился.

– Откуда я знаю. Но не могу я тут вечно голодная сидеть.

Он хотел мне еще что-то сказать, но я хлопнула дверью.

Я шла и крутила головой, стараясь заметить хоть что-нибудь подозрительное.

Подозрительного было навалом. Ближе к вечеру улицы заполнились людьми: некоторые расползались по домам из гостей, другие, как я, оголодав, вышли добывать пропитание. Многие просто жаждали продолжения банкета и отправились за выпивкой. Повсюду, как во время уличных боев, взрывалось, стреляло и воняло порохом и серой. Пьяные толпы орали песни и поздравляли друг друга через всю улицу. Каждый мужик, одетый в черное, вызывал во мне подозрение. Я шарахалась от всех, кто бросал на меня хотя бы косой взгляд.

В супермаркете я все время воровато озиралась и то и дело внезапно выглядывала из-за стеллажей, пытаясь засечь слежку. В результате на выходе охрана меня остановила, приняв за воровку, чем перепугала до колик в животе. И пока они сверяли мой чек с содержимым моей тележки, я так дергалась, что один из них, мне кажется, готов был сдать меня в полицию для выяснения моей подозрительной личности. Однако отпустили. Даже извинились.

Когда я ввалилась в собственную квартиру, груженые припасами пакеты почти вывалились у меня из рук, и бутылки сухого красного возмущенно звякнули. Я прижалась спиной к двери и облегченно выдохнула.

Наверное, лучше мне не высовываться из дома, пока холодильник снова не опустеет.

Домовой куда-то смылся, и я была этому рада.

Я разгребла сумки, распихала покупки по полкам в холодильнике и в кухонном шкафу. Есть хотелось ужасно, и я набросилась на хлеб с паштетом и остатки салата.

Телефонный звонок заставил меня подпрыгнуть. Едва не подавившись куском бутерброда, я бросилась искать мобильник. Дожевала, с трудом проглотила и только потом приняла звонок.

– С Новым годом! – Маринкин бодрый голос. – Ты дома? Мы заскочим?

Я обрадовалась и подтвердила, что жду их с Олегом.

Они вскоре ввалились ко мне в квартиру, веселые и уже почти не пьяные, хотя спиртным от них попахивало. Олежка был в костюме Деда Мороза, но без бороды, Марина изображала Снегурочку, обмотавшись мишурой не хуже новогодней елочки.

Мы долго и шумно топтались в прихожей, обнимались, обменивались подарками, немного попрепирались из-за отсутствия в моем жилище новогодних украшений, потом протопали на кухню и очень быстро накрыли шикарную новогоднюю поляну. Я выгребла из холодильника купленную весьма кстати закуску, паштет, икру и бутылку вина. У них с собой оказался пакет мандаринов и бананов, шампанское и еще одна банка икры. Шикуем!

Мы быстро прикончили шампанское под веселые Маринкины тосты и мудреные Олежкины изречения (я помалкивала, так как с тостами у меня туговато). Ребята рассказывали о своих новогодних похождениях по друзьям и родственникам, и мы уже готовы были взяться за красное, когда мой мобильник снова проснулся.

Я долго не решалась принимать звонок с незнакомого номера, и Марина внимательно за мной наблюдала, слегка нахмурив брови. Наконец я нажала на зеленую кнопку – была не была!

– Слушаю, – осторожно сказала я, отвернувшись от сверлящего Маринкиного взгляда.

– Это я. – По телефону его бархатные модуляции звучали ничуть не хуже, чем прямо в ухо во время танца. Алексей! Не прошло и полгода. Точнее, полдня.

Я с облегчением выдохнула, и Маринка едва заметно усмехнулась. Щеки мои вдруг залил жгучий румянец. Как школьница, честное слово!

Я, пятясь, вышла из кухни, разыгрывая целую пантомиму с кучей разнообразных жестов, означающих, что я извиняюсь, что разговор не продлится долго и что я сейчас же вернусь и снова присоединюсь к веселью.

Олег изобразил на лице глубокое понимание и отпустил меня широким жестом.

– Я просто хотел убедиться, что с тобой все в порядке. – Он истолковал мою стратегическую паузу как нежелание с ним говорить. – Ты выходила из дома?

– Да, – все так же осторожно ответила я, не видя смысла врать тому, кто и так, скорее всего, знал, когда и куда я ходила.

– Ты сейчас не одна? У тебя гости?

– Ты что, следишь за мной? – Я как-то очень быстро вскипела.

– Нет, я просто слышу голоса, – спокойно сказал он.

Друзья на кухне, похоже, перемывали мне кости и так ржали, что не услышать их было трудно. Ладно, выкрутился. Похоже, я опять на него за что-то злюсь.

– Закидонского здесь нет, если ты об этом.

– Я не об этом. Я волнуюсь за тебя. – Это прозвучало так искренне, что я снова слегка задохнулась. Я взяла себя в руки и постаралась как можно ровнее ответить ему:

– Со мной все нормально.

– Хорошо.

– А с тобой?

– А что со мной? – удивился он.

– Новогоднюю ночь ты провел со мной, сейчас опять звонишь. Тебя там никто не приревнует? – Похоже, в моих мозгах забродили пузырьки от шампанского, и я, как обычно, понесла чушь. Надо срочно остановиться.

– Нет. – Голос его оставался все так же спокоен. – Никто…

Мне вдруг ужасно захотелось его снова увидеть. Я прикусила губу, чтобы не ляпнуть то, за что мне потом будет стыдно.

– Ладно, приятного вечера. Я завтра еще позвоню. – И он отключился.

Я медленно вернулась к друзьям, сжимая телефон обеими руками. Маринка с Олегом притихли и выжидающе смотрели на меня. Потом Марина понимающе протянула:

– О-о-ооо…

Они переглянулись, и она потребовала:

– Давай, колись!

– Это… просто с Новым годом поздравили, – выдавила я из себя.

– Ага, – Марина задумчиво подперла голову рукой, – и кто же так тебя поздравил, что ты у нас теперь ходишь как мешком по голове стукнутая и с таким дивным румянцем?

– Это так, знакомый один, по игре.

Они опять переглянулись.

– Оля, – вдруг серьезно сказал Олег совершенно трезвым голосом, – а ты не хочешь нам ничего рассказать?

– А… Э… – Я мычала и крутила головой, пытаясь срочно перевести все в шутку, но ничего умного не приходило в голову. Да я сегодня просто птица говорун, отличаюсь умом и сообразительностью!

– Например, откуда у тебя в двери появилась симпатишная дырочка от пули? – вкрадчиво продолжил Олег.

– От пули? – Я изобразила удивление, судорожно придумывая убедительное вранье. – А… это не от пули, не. Это я пыталась замок новый врезать, и вот… дрелью…

– Сама?! – Олег изобразил на лице отчаяние и прикрыл глаза рукой. – Я же предлагал! – Он убрал руку, с пьяной серьезностью посмотрел мне в глаза и сурово произнес: – Завтра приду и поменяю!

– Ладно. – Я была сама покорность. Придется срочно купить новый замок. И дрель!

Мы еще немножко посидели, болтая о том о сем, потом они засобирались домой. Мы опять долго топтались в прихожей, обнимались и прощались. Олег горестно вздыхал и качал головой, ковыряя пальцем дыру от пули. Потом они в обнимку вывалились в подъезд и начали шумно спускаться по лестнице, хихикая и подталкивая друг друга. Внизу они начали петь песни, потом все стихло. Я вернулась на кухню и вымыла посуду, радуясь, что в моей жизни есть близкие люди, которым не все равно, что со мной происходит. Надо же, Маринка даже обошлась в этот раз без своих извечных нотаций. Значит, что-то подозревает. Верный признак!

Новогодние праздники выдались малоприбыльными. Заказов почти не было. Я изнывала от безделья. Перелопатила все свои любимые ленты новостей и блоги, досмотрела очередной сезон сериала про шпионов, поторчала у окна, любуясь сказочным снегопадом. Олег, как и обещал, поменял мне замок на входной двери. А сверх того принес какую-то специальную замазку и заделал дыру от пули. И даже закрасил какой-то специальной краской, так что, если не присматриваться, было почти незаметно.

Алексей за эти дни позвонил еще пару раз. Я каждый раз уверяла его, что в порядке, хотя втайне мне хотелось наврать ему что-нибудь, чтобы он примчался.

В конце концов я не выдержала и зашла в игру.

Парни мне снова обрадовались, и мы лихо зачистили пару данжей, сорвав большой куш на громадном боссе – каждому члену команды достался хороший трофей.

Алексей в игре тоже появился, но в беседу не вступал, общался в общем игровом чате. Я слегка надулась и вышла из игры.

Тут же появился Тролль и начал меня упрашивать разрешить ему поиграть Закидонским. Только поиграть. Я долго упиралась и не хотела его пускать, помня серьезные Лешины заявления. Но этот настырный барабашка преследовал меня по всей квартире и беспрестанно ныл, изводя меня своими дурацкими «Ну да-а-а-ай поигра-а-а-ать!», «Ну немно-о-о-о-о-жечко!»

Я скрывалась от него в туалете и в ванной, но он доставал меня тем, что дергал за ручку и продолжал завывать из-за двери.

Я сдалась, но взяла с него слово, что он не будет вступать ни в какие контакты. Категорически! Никаких чатов, никаких диалогов! Ни с кем!

Он оставил меня в покое и занялся игрой. Вот же маньяк!

Я быстренько собралась и вышла на пробежку.

Тротуары были завалены снегом по щиколотку, в праздники их чистили как-то вяло. Бежалось тяжело. Я решила изменить маршрут и свернула к парку.

Сквозь кованую ограду было видно, что в парке народа почти нет. Пара собачников чинно выгуливала своих питомцев и, вероятно, обсуждала собачьи вопросы. Зверюги, две большие и одна маленькая, резвились в сугробах, носились вокруг своих хозяев и периодически затевали шуточную свару. Когда я вбежала на территорию парка и начала нарезать круги мимо них, они даже не облаяли меня.

Когда я, изрядно себя погоняв, решила, что на сегодня хватит, и зашла на финишный круг, направляясь к воротам, собачники уже покинули парк. Повалил снег, который так любят рисовать в Голливуде в фильмах про Рождество. Сугробы, где выгуливались собаки, были все изрыты собачьими следами и усеяны экскрементами. Чистый белый снежок буквально на глазах прикрывал все это безобразие, и парк снова стал прекрасен и безлюден, не считая меня. Только черные стволы деревьев и кружево веток. Только белый снег, заполнивший все пространство вокруг меня и практически лишивший меня обзора. Тишина и редкое карканье ворон.

Я затормозила, чтобы полюбоваться и прислушаться. Стараясь не пыхтеть и выровнять дыхание, медленно двинулась к воротам. Снаружи, за красивым кованым кружевом забора, на той стороне улицы, я заметила знакомый черный внедорожник, и в животе у меня что-то сжалось, как будто я на качелях взлетела на самый верх.

Двое прохожих двигались вдоль ограды к парковым воротам, и когда мы поравнялись, я вдруг заметила, что из внедорожника выскочила высокая черная фигура и бросилась через дорогу в мою сторону. В животе сжалось еще сильнее, как будто качели ухнули вниз с самой высокой точки. На меня нашел какой-то ступор, поэтому, когда те двое мужиков, которых я приняла через ограду за прохожих, взяли меня с обеих сторон под руки, я почти не сопротивлялась. Заорать мне почему-то тоже в голову не пришло. Я неотрывно следила взглядом за черной фигурой, пересекавшей проезжую часть. Поэтому очень четко увидела, как из-за угла парка резко, с визгом, вырулила большая черная машина с тонированными стеклами и понеслась прямо на человека, как он попытался еще быстрее добраться до нашей стороны дороги, как машина вильнула в его сторону, снова взвизгнула тормозами и остановилась перед нами. Меня уже тащили под руки, но я, вывернув голову, видела, как мужчина в черной кожаной куртке покатился по белой дороге с черными следами от колес и остался лежать у обочины лицом вниз, и что у него короткие светлые волосы.

Перед дверью черной машины я рванулась из рук державших меня мужиков и сумела освободить одну руку. Я попыталась достать свой шокер, но он, как назло, застрял в кармане спортивной куртки. Потом меня дернули за другую руку так, что я свалилась на снег, на меня насел один из «прохожих», и я почувствовала укол в плечо прямо через рукав куртки. После этого сил сопротивляться и кричать уже не было, и я зарычала от бессильной злобы. Глаза сильно защипало, и нечем было их вытереть. Я зажмурилась и почувствовала, что меня в какие-то пару секунд подняли и зашвырнули на заднее сиденье машины. Мне стало темно и тепло. Последнее, что я испытала, – это необъяснимый ужас от того, что тот человек до меня так и не добежал.

11

А то, что было дальше, я почти не помню. Честно. Был какой-то тусклый свет и какие-то размытые пятна. И какие-то голоса, которые говорили со мной. Я пыталась тоже с ними говорить, но они меня, кажется, не понимали или не слышали и сердились. Было темно, и холодно, и тошно. Время от времени накатывала обида, но я не помню, на кого или на что я обижалась. Дурной сон все не кончался, мне становилось все хуже и хуже, настолько, что в итоге стало все равно.

Потом мне стало светло и холодно. Я открыла глаза и снова увидела какие-то размытые пятна. Услышала голоса. Не такие злые, как те, в дурном сне. Через какое-то время я начала понимать, что они говорят.

– Да пьяная она, какую «скорую».

– Да нет, видно же, что ей плохо. Вызовите, вызовите.

– Конечно! Она же тут замерзнет. Одежка-то вон, тонюсенькая!

– Наркоманка!

– Ольга!

Размытые пятна наконец превратились в лица, и я поняла, что сижу на лавочке на автобусной остановке. Ко мне приблизилось одно из лиц. Вроде бы знакомое, но уж очень какое-то жуткое: половина лица – сплошной синяк и ссадины, опухший нос, разбитые губы, взъерошенные светлые вихры. Человек со страшным лицом взял меня за плечи и слегка встряхнул. У меня все закружилось перед глазами, лица опять поплыли, и я замычала. Я хотела сказать, чтобы он перестал меня трясти.

– Ольга! Ты меня слышишь?

Я замотала головой, и мне стало еще хуже. Он подхватил меня под мышки и поднял на ноги, прижав к себе. Я попыталась сползти по нему вниз, но он снова рывком поднял меня вверх, и я решила попытаться встать на ноги. Он закинул мою руку себе на шею и крепко обхватил меня за талию. Я послушно передвигала ноги, и он повел меня сквозь толпу зевак. Голоса вокруг зажужжали одобрительно. Я узнала остановку – это же та, что возле моего дома. Я взглянула на лицо человека, который вел меня домой. Это была как раз та половина лица, которая более-менее казалась мне знакомой. Алексей! Значит, он не остался лежать там, в моем последнем четком воспоминании – неподвижным черным пятном на белой дороге.

Я выдохнула какой-то звук и заплакала. Вот какая обида меня не отпускала все это время! Я вспомнила, что это он не добежал до меня через дорогу возле парка. Он говорил мне что-то подбадривающее и утешительное и продолжал тащить меня домой. Труднее всего мне пришлось на лестнице. Я почти не могла заставить себя поднять ногу на ступеньку. Сил не было, и я поняла, что в моем теле болит каждая мышца. После третьего пролета моих мучительных телодвижений он со стоном поднял меня на руки и, запыхавшись, дотащил до пятого этажа, до дверей моей квартиры. Возле двери мы с ним оба привалились к стене, и он, не давая мне сползти на пол, обшарил мои карманы. Выгреб оттуда мои новые ключи, плейер и даже, к моему удивлению, мой старый добрый электрошокер!

Я забрала у него ключи, усилием воли отлепилась от стены и отперла дверь своей квартиры. Он снова взял меня за талию, помог войти в прихожую, закрыл дверь и включил свет.

Домовой метался вокруг нас, суетился и что-то причитал. Я не обращала на него внимание. Мои коленки то и дело подгибались, я снова чуть не рухнула, и Алексею пришлось прижать меня к стене и подпереть плечом, пока он стаскивал куртку с себя, потом с меня. Кроссовки мне удалось скинуть самой. Он хотел проводить меня в спальню, но я заявила, что мне нужно в душ. Он сомневался, отпускать ли меня туда, но я настояла. Я чувствовала себя ужасно. Мне хотелось смыть с себя свою дурноту, мне казалось, что только струи чистой воды смогут вернуть мне нормальное состояние и ясность ума.

Я заперла дверь и стащила с себя тренировочные штаны и термобелье. Шатаясь, я пробралась в душевую кабину и открыла теплую воду. Меня вдруг скрутило жутким спазмом и вырвало чем-то ужасно горьким и кислым. Вода тут же смыла всю гадость с меня и с пола кабинки, но я почувствовала, что неотвратимо падаю. Пытаясь удержаться, я схватилась за кран, на меня полилась ледяная вода. Я попыталась крикнуть, но только забулькала что-то совсем не громкое. Перед тем как снова стало темно, передо мной явилась лохматая морда домового, и сквозь мутное армированное стекло душевой кабины я увидела, что дверь ванной комнаты распахнулась.

Я окончательно проснулась и поняла, что теперь мозги снова на месте, желудок на месте и я сама вроде бы тоже на месте. Я пошевелила головой, мне было мягко и удобно. Голова моя лежала на подушке. Я пошевелила ногами и поняла, что мои ноги вытянуты горизонтально и им тепло. Я пошевелила одной рукой и нашарила одеяло. Вторая почему-то не желала шевелиться. Я подняла голову и посмотрела на нее. В комнате было темно, и я разглядела какие-то поблескивающие провода, которые тянулись от моей руки куда-то вверх. Это что? Я вернула голову на подушку и проследила за проводами. Увидела блеск какой-то бутылки. Капельница! Одной рукой я ощупала себя. На мне был махровый халат. Волосы были влажные и спутанные. Что за ерунда? Из какой проруби я вынырнула? Я опять попыталась пошевелить рукой. Ее что-то держало. Я приподнялась на локте, чтобы разглядеть, что именно. Света от уличных фонарей едва хватало, но мне показалось, что возле моей кровати на полу кто-то сидел, держа мое запястье обеими руками и положив на них свою вихрастую голову. Похоже, спал. Я провела кончиками пальцев по его коротко стриженному затылку, и он рывком поднял голову и посмотрел на меня. Свет из окна совсем не падал на его лицо, и я неуверенно позвала шепотом:

– Леша? Это ты? – Почему-то мне казалось, что никто другой это и не мог быть.

Он судорожно вздохнул, осторожно сгреб меня в охапку и уткнулся лицом мне в грудь. Я обхватила его голову руками, прижала к своему махровому халату и осторожно погладила. Он помог мне сесть. Снова тихонько прижал меня к себе и прошептал мне в шею:

– Прости меня!

– За что?

– За то, что не успел. Тебя увезли прямо у меня из-под носа.

Я снова вспомнила, как он перекатился по снежной дороге, когда его сбила та черная машина, сжала зубы и зажмурилась. Я обняла его, и он снова то ли всхлипнул, то ли застонал. Я отстранилась, и он пояснил мне сквозь зубы:

– Ребра сломаны.

– Извини, – быстро сказала я, чувствуя себя ужасно глупо и неловко. Я отодрала пластырь, вынула из вены иглу (прямо какой-то профессионал тут орудовал!) и слезла с кровати. Он тоже поднялся на ноги.

– Почему ты мокрый? – спросила я, проводя рукой по его тонкому светлому джемперу, который показался мне влажным и холодным.

– Так, принял холодный душ.

Я почувствовала в темноте, что он улыбается.

– Он тебя из ванной вытаскивал, балда! Когда ты решила утопиться в собственной душевой кабине и оторвала кран! Приди уже в себя! – услышала я недовольный голос Тролля. Самого его было не видать.

Я представила себе, как посторонний мужчина выковыривает меня, мокрую и голую, из душа, и мне стало ужасно стыдно и неловко, так, что хотелось шипеть и плеваться. Но я только вздохнула, смиряясь с тем, что постоянно предстаю перед ним в каком-то совсем неприглядном и совершенно не романтичном виде.

Я включила ночник и, стараясь не причинить ему боли, стащила с него мокрый джемпер и футболку. Он покорно поднимал руки, пару раз зашипел, однако при этом улыбался неизвестно чему. Синяки на его ребрах меня тоже впечатлили. Штаны, к счастью, оказались сухими, однако Тролль из коридора фыркал и ерничал, дескать, не останавливайтесь, очень увлекательный получился стриптиз.

Я достала из шкафа очередную футболку своего бывшего и, протягивая ему, вспомнила, что уже постирала и даже погладила его новогоднюю рубашку.

– У меня копится твоя одежда, – заметила я, – а ты мне должен уже две футболки.

Он усмехнулся.

После моего пробуждения (и когда я наконец-то приняла нормальный душ!) мы долго сидели на кухне, пили кто что: я – кофе, а он – чай. Я наконец-то рассмотрела при нормальном свете его лицо. Крррасавец! Пол-лица ободрано, вихры торчат в разные стороны, щетина трехдневная, не меньше. На локте тоже виднелся огромный сливового цвета синячище. Он рассказал, что наблюдал за моей квартирой, что моя пробежка оказалась для него неприятной неожиданностью, что тишина и спокойствие в парке усыпили его бдительность, и те двое до самого последнего момента не вызывали у него подозрения. Пока он не увидел меня в воротах парка и то, как те на меня смотрели сквозь ограду. Рассказал, что не успел вызвать подкрепление, а только достал пистолет и рванул ко мне, и как тот черный минивэн его остановил.

Он рассказывал, как поднял на уши полицию и весь свой отдел, а я отчетливо увидела в воображаемой картинке только как он лежал на дороге, уткнувшись лицом в свежевыпавший пушистый снежок, потом зашевелился, медленно поднялся на четвереньки, с трудом встал и побрел к тому месту, откуда меня увезли. Как рассматривал истоптанный снег на тротуаре, как нашел мой мобильник за оградой парка, куда его, вероятнее всего, зашвырнули специально.

Я обрадовалась, что мой телефон нашелся, потому что там были все мои контакты, рабочие и личные. Он улыбался разбитыми губами и казался мне ужасно привлекательным, невзирая на фингалы, ссадины и даже распухший нос.

Он сказал, что поиски машины ничего не дали, что по телефону меня тоже было не отследить, поскольку от него предусмотрительно избавились, и что прошло почти двое суток с момента моего похищения, и он, отчаявшись увидеть меня живой, просто дежурил возле моего дома, и на остановке меня обнаружил случайно, прохаживаясь туда-сюда, и даже не видел, как и когда я там оказалась. Опрос зевак тоже ничего не дал. Никто не видел, как и на чем меня привезли, и когда оставили замерзать на лавочке. Никто не знал, почему меня вернули живой.

После этого он начал задавать вопросы. Что я помню, что я видела, что чувствовала, кто со мной говорил, о чем спрашивали, что я отвечала. Я честно старалась выудить из той мути, что осталась у меня в голове от тех двух суток, хоть что-то полезное, но у меня вообще ничего не получилось. Я не могла вспомнить даже, сидела я все это время или лежала. Ела ли, пила ли. Я положила голову на стол, на скрещенные руки. В черепушке была пустота, не хотелось ни думать, ни говорить. Настроение было мерзкое, но даже поплакать как следует не хотелось или не моглось. И тошнило.

Он сел ко мне поближе, приобнял за плечи. Стал гладить по голове, потом сказал:

– Я вызвал нашего медэксперта. Он тебя осмотрел. Взял анализы.

Я взглянула ему в лицо и увидела, что он тоже напряженно кусает губы.

– Он попытается установить, какой дрянью тебя накачали.

Я подняла рукава халата и увидела, что вены на обеих руках у меня исколоты не хуже, чем у наркоманки. Что они там мне кололи? Я мало что понимала во всяких психотропных веществах и прочих наркотиках, но не сомневалась, что именно из-за них мне было сейчас так хреново. Наверное, абстинентный синдром.

Я глубоко вдохнула, шумно выдохнула и замерла, боясь, как бы он опять не сказал что-нибудь такое, что мне снова пришлось бы выныривать из его рук. Почему, почему, чтобы он меня обнимал и вот так прижимал к себе, должно обязательно происходить что-то страшное и мерзкое?

Потому что я под следствием, напомнила я себе.

Я еще немножечко посидела вот так, уткнувшись лбом в его грудь, пытаясь представить, что я живу нормальной жизнью и что меня тоже есть кому обнимать и утешать. Я как будто пыталась стряхнуть с себя дурной сон, который возвращается снова и снова, стоит только закрыть глаза.

– Можешь сегодня остаться со мной? – Я замерла и зажмурилась, чуток ошалев от собственной храбрости и безрассудства.

– Я где-то глубоко в душе надеялся, что ты не станешь меня выгонять посреди ночи в мокрой одежде.

Я снова почувствовала по его голосу, что он улыбается.

Где-то недалеко возле меня притворно охнул Тролль, и я за спиной Алексея молча показала ему кулак.

Утром в (извиняюсь) сортире я выслушала через дверь от донельзя тактичного домового последние новости. Оказывается, по его мнению, вернули меня только потому, что он, Тролль, вышел Закидонским в онлайн и вел с ними какие-то переговоры о моем освобождении. Я не успела расспросить об этом, потому что он огорошил меня сообщением, что, пока меня не было, в мою квартиру пытались вломиться. Тролль рассказал, как, глумясь, клинил мой новый замок и портил взломщикам отмычку за отмычкой. Выбивать ногами открывающуюся наружу дверь им было, мягко говоря, проблематично, тем более что с той стороны она стальная, с антивандальным покрытием. Снимать ее с петель всякими там болгарками посреди бела дня – тоже хлопотно. Стало быть, поковырялись и ушли.

Мне стало нехорошо.

Когда Алексей проснулся, я успела приготовить вполне приличный завтрак. И когда я, не подумав, выложила ему то, что услышала от домового, он застыл с занесенной вилкой и вперился в меня тем самым взглядом с прищуром, от которого еще в кафе мне хотелось сбежать или закутаться с головой во что-нибудь непрожигаемое.

Потом я подумала – какого черта? Совесть моя чиста! – и тоже уставилась ему в глаза. И постаралась не мигать. И не дышать.

– Ты что, перед зеркалом отрабатывал взгляд василиска? – Не выдержала я эти «гляделки» и «молчанку».

Он как будто слегка разморозился, шевельнулся, съел то, что было на вилке. Потом снова уставился на меня: брови грозно сведены к переносице, на сжатых губах – недобрая ухмылочка. Не хватает лампы в лицо и для контраста – хорошего полицейского. Вот только рожа битая не у меня, а у него.

– Как ты узнала о взломе? – Оказывается, после сна его голос приобретал этакую душевную хрипотцу.

– Э… Соседка сказала. Пока ты спал.

– Сколько их было? Описать сможет? В полицию звонила?

Чертов Тролль! Вечно я из-за него влипаю. Снова мне приходится врать и изворачиваться.

– Насчет описать – не знаю, она смотрела в глазок, там видимость… слегка ограничена. Насчет полиции тоже не знаю. Может, и звонила.

– Пойду поговорю с ней. Квартира напротив? – Вскочил из-за стола, не доев. Вот ведь жареный петух его в задницу клюнул! А меня Тролль за язык дернул!

Я молча кивнула. Попала так попала. Я осталась сидеть за столом, прикрыв глаза рукой и пытаясь расслышать голоса в подъезде. Дважды щелкнул замок на входной двери. Вернулся, значит. Быстро. Хорошо это или плохо?

Я стиснула зубы и приготовилась дальше врать и выкручиваться.

– В полицию не звонила, описать лица или узнать не сможет. Говорит, двое их было. Открыть не смогли, полчаса ковырялись и ушли ни с чем, – скороговоркой отрапортовал он мне, усаживаясь обратно за стол.

Я постаралась выдохнуть как можно незаметнее. Видимо, любопытная тетушка и впрямь подсматривала в глазок. Мне чертовски повезло, я попала в самую точку и даже почти не наврала Леше. Уф! Представляю себе, как соседка перепугалась, увидев эдакого супермена с подбитым глазом в моей задрипанной футболке. Ладно, не совсем моей. Интересно, он ей документы предъявил? И что теперь бабулька думает о моей подмоченной репутации?

– Странно, – задумчиво дожевывая свой завтрак, произнес капитан Чагин, – я смотрел – замок как замок… Новый, да, но самый обычный, китайский…

Краем глаза я то и дело замечала едва уловимое движение и мельтешение то тут, то там: домовой старался не попадаться мне на глаза.

Когда Алексей привел себя в порядок и умчался на свою таинственную сверхсекретную работу (ловить преступников, играя в компьютерные игрушки, ха-ха!), любопытство домового все-таки пересилило, и он выполз из своего небытия. Сначала молча пыхтел и вздыхал возле меня, пристраиваясь то в одном месте на моем рабочем столе, то в другом, пока я пыталась выполнить очередной заказ на корректуру. Потом он не выдержал моего упорного молчания и спросил в лоб:

– Ну что, было у вас? – Просто образец дипломатии и такта!

– Не твое собачье дело, – процедила я сквозь зубы, стараясь не отвлекаться от текста.

– Ну скажи-ии-и, не томи-и-и-и. Было? А? Ну я же не требую подробностей, только скажи! – канючил он, не переставая заглядывать мне в глаза.

– Что ж свечку-то не держал? – разозлилась я.

– Так ты ж меня в спальню не пускаешь, – ныл он.

– Сгинь, Тролль! Не зли меня!

– Злишься? Значит, не было! – неизвестно чему обрадовался домовой. – А то бы ты щас ходила довольная, как кошка!

– Много ты понимаешь в кошках, я смотрю!

– Ну че злая-то? Не было, значит будет, какие ваши годы.

– Ты чего пристал? – Я отодвинулась от компа, работать все равно невозможно. – Тебе-то какое дело, было – не было? Тебя ж это дело не интересует, ты говорил.

– Меня интересуют ваши взаимоотношения. Я хочу, чтобы у тебя была нормальная семья: муж, дети.

– Чтобы все скандалили и ругались тебе на радость? Вот фигушки! Умру одна, в окружении кошек!

– Фууу! А нормальную семью – слабо?

– Да нет, что я придумываю! Я умру молодая и красивая, в самом расцвете сил, от бандитской пули или замученная насмерть наркотиками и сыворотками правды! И весьма скоро! И никакую нормальную семью завести не успею!

– Вот завелась!

– Ну еще бы! Он еще с расспросами лезет! Меня похитили, пытали, травили, Чагина два раза по твоей милости чуть не угробили! А ему семью нормальную подавай! У тебя совесть вообще есть? Деньги бандюкам верни, а там поговорим о семье.

Он насупился и исчез откуда пришел.

Я сидела, подперев подбородок и злобно дрыгая ногой. Потом вспомнила, как ночью Алексей осторожно вытянулся на моей кровати, кряхтя и постанывая от боли, и моментально отключился, как только я накрыла его своим одеялом. И как я еще с полчаса с замирающим сердцем любовалась спящим мужчиной в свете отблесков оранжевых уличных фонарей, лежа рядом и опираясь на локоть. В темноте его синяков почти не было видно. Ужасно хотелось прикоснуться к его лицу или провести пальцем по его выгнутой брови, но я боялась его разбудить или потревожить. Поэтому только вздохнула, тихонько свернулась калачиком на краешке кровати и почти весь остаток ночи слушала его неглубокое мерное дыхание.

Я перестала злиться и бултыхать ногой и улыбнулась своим воспоминаниям. Тут же передо мной возник ухмыляющийся домовой:

– Ага, значит, все-таки было?

– У человека сломаны ребра. Он дышит-то с трудом, ему даже просто лежать больно. И он почти не спал два дня. А меня тошнит и ломает. Какой нафиг секс? Нам обоим, по-хорошему, в больничку надо. – Я объясняла ему это спокойным, ровным тоном, стараясь не злиться. И я увидела, что он перестал дурачиться и даже как-то погрустнел. – Ну? Теперь доволен?

Тролль снова быстренько испарился, и я принялась спокойно работать.

12

Вечером Алексей ввалился ко мне в квартиру как ни в чем не бывало. Причем даже дверь открыл сам – то ли ключом каким универсальным, то ли отмычкой, то ли успел снять слепок и сделать дубликат.

Я нисколько не удивилась его приходу и постаралась скрыть острое чувство радости.

Видок у него был тот еще: синяки во все лицо, отросшая рыжеватая щетина на впалых щеках (мне показалось, что у него даже ямочки появились), рыскающий голодный взгляд. Я как-то сразу поняла состояние всех теток, которые при виде таких мужчин бросаются к холодильнику и принимаются их кормить. Он всучил мне огромный кусок отварной говядины (где только взял – непонятно, не в магазине же?) и сразу метнулся к моему компу, пробурчав на ходу, что ему нужно кое-что проверить. Ох, эта таинственность!

Я сделала приглашающий жест в сторону своего рабочего стола и побрела на кухню с куском говядины, размышляя, что бы такое из него сотворить. Я, конечно, могла бы и сейчас наскрести что-нибудь в холодильнике, чтобы заморить червячка. Но уж больно хотелось найти этому кусищу достойное применение, а заодно блеснуть своими кулинарными талантами, чтобы проложить через его желудок путь… известно куда.

Когда я все-таки придумала (точнее, нашла в интернете) роскошное и легкое в приготовлении кубинское блюдо «Ропа вьеха» (о, счастье, у меня нашлось все для него, даже вино!), сверилась с рецептом и приступила к выполнению задуманного, объявился Тролль с таинственным видом.

Он уселся на столе прямо перед тарелкой, в которую я нащипывала говядину на тонюсенькие волокна, и минут пять ошалело созерцал лохматую мясную горку.

Потом вспомнил, зачем пришел, и наябедничал:

– Ты знаешь, чего он там творит?

Я равнодушно пожала плечами, продолжая мочалить говядину, и он возмутился:

– Он там весь твой комп шерстит!

– Ну и что, – флегматично отозвалась я, – имеет право. Он полицейский, я – подозреваемая в мошенничествах. Если он найдет деньги, которые ты украл, – посадит меня в тюрьму.

– Да не найдет он там ничего! – зашипел домовой.

– Тогда чего ты дергаешься? – зашипела я в ответ. – Мне вообще-то скрывать нечего.

– Он там всю твою переписку читает!

– Какую такую переписку?

– На сайтах знакомств!

– И что?! Это не моя переписка, это твоя переписка!

– С ума сошла? – продолжал шепотом надрываться Тролль, – он же об этом не знает!

– Да что там такого криминального-то?

Он картинно закатил глаза, залепил себе фейспалм и смылся, видимо, чтобы продолжать шпионить.

Когда я порезала лук и, рыдая и почти ничего не видя, приступила к болгарскому перчику, Тролль снова возник передо мной в опасной близости от огромного ножа, которым я орудовала, и я от неожиданности чуть не оттяпала себе палец.

– Он там залез в твой игровой аккаунт, а потом открыл какие-то коды и шурует там! – скороговоркой шипел он мне под руку.

– Дагосподибожемой! Пусть шурует! Отстань!

– Что? – послышался из комнаты Лешин голос. – Ты мне что-то говоришь?

Мы с домовым сделали большие глаза и пришипились.

– Нет! – сказала я громко. – Это я чуть палец не порезала, ругаюсь!

Домовой осклабился и поднял вверх большой палец, я замахнулась на него ножом. Он выразительно постучал по своей голове указательным пальцем и снова исчез. Я скрипнула зубами. Вот же достал!

«Ропа вьеха» уже тихонько булькала под крышкой, распространяя умопомрачительный аромат, а я собиралась сливать воду из кастрюльки с итальянской пастой, когда в дверях кухни возник взъерошенный Алексей, потягивая носом и хищно улыбаясь. Я тоже почувствовала, что голодна, как бродячая псинка.

Леша мигом подскочил ко мне и отобрал горячую кастрюльку, успев на ходу сцапать со стола и сунуть в рот кусочек болгарского перца.

– Это что? – тут же сунул он нос в сковородку, где я напоследок перемешивала уже готовое мясо.

– «Ропа вьеха», кубинское блюдо. Уже готово, слей воду из пасты, сейчас будем ужинать.

– О-о! – голодно сглатывая, восхитился Алексей, и я почувствовала себя заправским поваром.

– За рулем? – деловито спросила я, приглашающе показывая ему бутылку сухого красного, которое как раз успело «подышать» и из которого я позаимствовала несколько ложек для приготовления мяса. Леша, уже успевший набить рот, сначала замотал головой в том смысле, что нет, не за рулем, а потом активно закивал, что, мол, от вина не откажется.

Пока мы ужинали, никто из нас не пытался заговорить о делах, и если бы не домовой, который от нетерпения приплясывал и ерзал на подоконнике, то можно было бы сказать, что ужин прошел в теплой дружественной обстановке. Блюдо действительно удалось, и я благосклонно приняла все причитающиеся мне комплименты. Потом мой гость налил два бокала вина, один всучил мне и с таинственным видом взял меня под локоток и повел из кухни. Я насторожилась, Тролль на своем подоконнике сдавленно заскулил, то ли пытаясь сдержать смех, то ли в предвкушении какого-то шоу.

Однако молодой человек, очаровательно улыбаясь, провел меня к компьютеру, усадил в рабочее кресло, отпил из своего бокала изрядный глоток, отставил его в сторону и торжественно сказал:

– Вот, смотри.

И щелкнул пальцем по какой-то клавише.

Передо мной на мониторе возникла загрузочная заставка игры. Когда бегунок подошел к концу, заставка сменилась изображением обоих персонажей – моего и Закидонского.

– И на что смотреть? – ничего не понимая, вопросила я.

Алексей молча изобразил на клавиатуре какой-то аккорд, и картинка сменилась какими-то буквами, цифрами и прочими крокозябликами.

– И чего? – недоумевала я.

Алексей изобразил еще несколько аккордов, крокозяблики побежали вверх, как титры в кино, и среди них стали попадаться нормальные слова и даже предложения. Я присмотрелась.

– Это что, логи игры?

– Вот именно. – Алексей обрадовался неизвестно чему, глаза его азартно заблестели, он склонился над компьютером, с бешеной скоростью барабаня по нему пальцами, и я тихонько выползла из-под него, уступая свое рабочее кресло. Он присел на краешек, не переставая барабанить, и бормоча еле слышно:

– Это логи Закидонского, причем та часть, когда он сорвал курьеру сделку. Половина переговоров зашифрована, чтобы враги друг друга не понимали, но этот шифр – детский лепет, мы с ребятами покумекаем и все восстановим. Есть у меня парочка хороших криптографов.

– И что тебе это даст?

– Там могут быть данные счетов, с которых Закидонскому поступили деньги на его офшоры.

– Офшоры? У Закидонского?

Алексей оторвался от компа и подозрительно на меня глянул. Я же в упор смотрела на того самого «Закидонского», устроившего мне все это веселье. Домовой не подумал исчезнуть под моим прожигающим взглядом и невозмутимо отковыривал от коврика для мыши какие-то невидимые грязинки.

– У тебя с ним какие отношения? – ровным и безучастным тоном спросил Алексей, глядя на меня снизу вверх. И пока я соображала, что ему ответить, счел нужным пояснить:

– Я спрашиваю, потому что мне необходимо знать, это он тебя из любви к какому искусству так подставил? И почему ты его так упорно покрываешь? Между тем на связь с тобой он при мне так и не выходил, и пока я тут торчу, никак не проявлялся.

Так вот почему он здесь! Ходит сюда именно что как на работу! Я с досады закусила губу. Я-то себе уже навоображала невесть что, балда… Домовой в свою очередь уставился на меня прожигающим взглядом.

Я была зла на всех: на Тролля за его выкрутасы, на этого доморощенного сыщика, который дал мне повод испытать к нему какие-то чувства, на себя – за то, что, дура, поверила, что я что-то для него значу.

– Я постараюсь вернуть деньги, которые украл Закидонский, – сказала я безучастным тоном.

Все бы отдала, чтобы запечатлеть эту немую сцену: Тролль сел на задницу и открыл рот, прямые брови Алексея поползли вверх, он замер, глядя на меня и, видимо, не ожидая, что я так легко сдамся.

Впрочем, кто сказал, что это будет легко? Я еще не придумала, как это осуществить. Но мне хотелось покончить с этим поскорее: с этим дурацким следствием, с этими глупыми бабьими иллюзиями и вообще… Я залпом вылакала вино из своего бокала, громко поставила его на стол, чудом не разбив, и пошла на кухню.

Я занялась посудой и сделала вид, что в упор не замечаю, что Леша притащился следом за мной и молча уселся за стол, видимо, ожидая, что я начну сдавать явки и пароли.

Я же пыталась сообразить, как именно заставить Тролля вернуть деньги, да еще так, чтобы от меня отстали все – и бандюки, и полиция.

Я украдкой оглянулась на Алексея. Он сидел за столом перед опустевшим бокалом, подперев рукой голову, жевал зубочистку и сверлил меня взглядом.

Посуда заканчивалась.

Я решительно повернулась к нему, вытирая руки полотенцем, так ничего и не придумав.

Однако в это время в дверях кухни возник взъерошенный Тролль и азартно сообщил, что у нас гости. Черт, вот еще не хватало. Мне поплохело.

Я дернулась так, что даже Алексей вздрогнул и оглянулся туда, где стоял Тролль. Домовой, не ожидавший такого эффекта от своего театрального появления, юркнул за косяк. Однако парень, конечно же, так ничего и не заметил. Он недоуменно воззрился на меня, а я как будто проглотила язык. Тролль снова высунулся и пояснил:

– Там за дверью трое недобрых молодцев пытаются вломиться в твою квартиру. Они вроде при оружии и с серьезными намерениями.

Я продолжала ошарашенно молчать, и домовой потерял терпение.

– Але, ребята, вы собираетесь что-нибудь с этим делать?

– Леша. Там у нас за дверью какие-то типы, пытаются попасть внутрь.

– Что? С чего ты взяла?

– Нет времени объяснять.

Он сорвался с места, однако к входной двери подкрался очень осторожно, на ходу умудрившись схватить куртку и откуда-то из ее недр вынуть пистолет. Я прокралась вслед за ним, хотя он и делал мне свободной рукой знаки оставаться как можно дальше от двери.

– Эй, дорогуша. Скажи ему, что сегодня мы обойдемся без стрельбы.

– С чего бы это?

Алексей нервно оглянулся на меня, но я заткнулась, ожидая от домового инструкций.

– Оборону я беру на себя, – гордо возвестил Тролль, – а вы схоронитесь в сторонке, наблюдайте, но будьте готовы вызвать подкрепление по моей команде.

– Ага, щас! – злобно прошипела я в ответ.

– Ольга, что происходит? – Кажется, Леша был готов наставить пушку на меня.

– Сама не знаю, насколько все серьезно, но, кажется, и правда серьезно.

Алексей подкрался к самой двери и прислушался. Потом осторожно выглянул в глазок.

Он отскочил от двери, сцапал меня за руку и уволок из прихожей.

– Что им от меня надо? – спросила я душераздирающим шепотом, и он на меня немедленно шикнул.

– Скорее всего, они хотят забрать твой компьютер. Раз уж тебя сразу не убили, а все, что хотели узнать, уже спросили…

– Ну так, может, отдать им добром?

– Ну уж нет, я сам еще не наигрался!

– А что им там надо, в моем компе?

– Скорее всего, то же, что и мне, – логи игры. Они ищут свои деньги.

Тролль мерзко захихикал.

– Черт, мне бы минут десять… – Алексей начал кусать губы и деловито хлопать себя по карманам.

Домовой перестал ржать, подбоченился, козырнул и испарился со словами:

– Скажи ему, пусть не теряет времени!

– Леша, быстрее! Делай что собирался! У тебя есть твои десять минут.

Он снова нехорошо глянул на меня, но без лишних вопросов метнулся в комнату с компом, как фокусник, достал-таки откуда-то флэшку и начал стучать по клавишам. На экране замелькали буквы, цифры, побежали какие-то бегунки…

Я пробралась обратно в прихожую, чтобы посмотреть, что затеял домовой. Он сидел перед входной дверью, ничего, казалось, не предпринимал, пялился в закрытую дверь, как в телевизор, и периодически посмеивался, как будто ему показывали интереснейшее комедийное шоу.

– Что там происходит? – шепотом поинтересовалась я у него.

– Парни хотят внутрь, а я им мешаю. Пока успешно.

– Что значит – пока? А если они войдут?

– Там будет видно.

– Утешил! – фыркнула я.

– И не собирался! – фыркнуло в ответ это несносное создание.

– Может, расскажешь, с кем это ты общаешься? – Алексей появился сзади неожиданно, и я подскочила на месте, как ужаленная.

Он казался спокойным, подошел ко мне вплотную, взял меня за голову обеими руками и осторожно, но настойчиво повернул сначала в одну сторону, потом в другую.

Да он же осматривал мои уши, догадалась я. Скрытый наушник искал. И микрофон. Ха!

Я вырвалась, и в его руке снова возник пистолет. Эффектно! Пожалуй, если бы ситуация не была такой идиотской, я бы даже восхитилась.

– И не надо мне говорить, что с призраками! – Даже модуляции его приглушенного голоса звучали не угрожающе, как ему, вероятно, хотелось бы, а волнующе и интригующе. Я криво улыбнулась и пожала плечами.

– Не надо – так не надо.

– Что это значит? – он опять схватил меня за локоть и притянул к себе поближе.

– Это значит, что я не буду говорить, что разговариваю с призраками, – спокойно ответила я ему в лицо и увидела, как он стиснул зубы и заиграл желваками.

– Так, детишки! Ссориться будете потом. Давайте решайте, отдаете им ноут или нет.

– Ноут отдаем или нет? – сохраняя каменное выражение лица, все так же тихо и невозмутимо спросила я, не делая попытки высвободиться.

Он отпустил наконец мой локоть и выразительно поднял вверх пистолет.

– Отдаем! – подумав, произнес он, глядя мне в глаза. – Но надо сделать вид, что нам этого очень не хочется.

– Понял, – обрадовался домовой, – только вы это, не геройствуйте и положитесь на меня. Ольга, ты поняла?

– Я поняла, – ответила я обоим. – Леша, давай вот без этого, ладно? – я указала на пистолет, и он кивнул, щелкнул предохранителем и убрал оружие за пояс.

– Что теперь? – спросила я, тоже кивнув.

Алексей, подумав, что вопрос обращен к нему и что ему пришла пора действовать, двинулся было к двери, но я заступила ему дорогу и даже уперлась рукой ему в грудь, отчего он тихонько охнул и болезненно поморщился. Я отдернула руку. Тролль, от которого ничего не укрылось, хмыкнул и велел нам укрыться в комнате. Сказал, чтобы я доверилась ему, чтобы мы заткнулись и не мешали действовать профессионалу. Я-то вполне готова была ему довериться. Теперь настала моя очередь хватать молодого человека за руку и тащить в комнату. У него округлились глаза, но я приложила палец к губам, делая ему знак молчать, и прошипела в прихожую:

– Чур, держи меня в курсе.

– Если вы там закончили, и вам хватило десяти минут, я их впускаю.

– Ты сделал все, что хотел, с компьютером? – спросила я скороговоркой. Он кивнул.

– Впускай! – сказала я домовому.

– Сделайте вид, что вы чем-то заняты, как будто они застали вас врасплох.

– Они должны якобы застать нас врасплох, – сказала я Алексею и показала на компьютер. – Давай сделаем вид, что…

Но он вдруг сделал шаг ко мне и поцеловал. Я не сопротивлялась, но и не отвечала. Я стояла спиной к двери и только услышала, как в прихожей тихонько щелкнул замок внутренней двери, как через секунду Алексей швырнул меня к себе за спину и выхватил пистолет. Однако уже три ствола смотрели нам в лицо.

– Эй, эй! Полегче! Не делайте резких движений! Спокойно, без паники, все под контролем. – От причитаний Тролля почему-то становилось еще хуже. Но он посмотрел мне прямо в глаза и твердо сказал: – Пистолеты не выстрелят. Но ты все равно делай испуганное лицо.

Испуганное лицо в такие моменты у меня получается само собой. Однако я все равно выступила вперед с поднятыми руками и встала между Алексеем и незваными гостями.

– Ольга, назад! – процедил мне в спину Алексей. – Ты что, с ума сошла?

Рожи у них были абсолютно мне незнакомы, однако в целом они выглядели как точные копии тех двух, предыдущих: темная одежда, черные шапки, которые вошли в моду в конце девяностых и быстро получили некое пикантное неприличное название. Совершенно киношные бандюки. Кастинг они там проводят, что ли?

– Я сказала уже все, что знаю!

– То есть практически ничего, – усмехнулся тот, что держал на прицеле Алексея.

– И прекратите уже целиться в совершенно постороннего человека! Это не тот, кто вам нужен.

– Да, знаешь ли, он тут нам совсем не нужен!

Он опустил пистолет, обошел меня и подошел вплотную к Алексею, который и не подумал опускать свое оружие. Незнакомец демонстративно убрал свою пушку за пазуху, и Алексей удивленно приподнял бровь. Второй в это время бесцеремонно прошел к моему компу и выдрал из него провода, оставив только блок питания. Он захлопнул крышку ноута, прихватил его под мышку и кивнул первому. Третий все это время держал меня на мушке. Они явно чувствовали себя здесь хозяевами положения.

Тот, что стоял рядом с Лешей, вынул руку из-за пазухи, и в ней совершенно неожиданно оказался электрошокер, причем даже на вид внушительнее, чем мой. Раздался треск, Алексей задергался и упал. Нехороший человек склонился над ним и добавил еще разряд. Алексей замычал и затих. Я не шевельнулась, потому что на глаза мне попался домовой, который выставил вперед ладонь, показывая мне, что все у него под контролем. Однако я уже начала в этом сомневаться.

Парень с моим ноутом испарился из моей квартиры, и тот, что продолжал держать меня на прицеле, усмехнулся и предложил почти ласково:

– Теперь поговорим?

– Я уже все сказала.

– Нет, не все. Ты так и не сказала нам, где сейчас Закидонский.

Он кивнул своему напарнику, и тот добавил Леше еще дозу электрошока.

– Его нет, он больше не появится! – почти крикнула я.

– Ну еще бы, не сомневаюсь. Но ты скажешь, где его найти.

– Я не могу, я сама не знаю, правда!

Алексей получил еще разряд и молча скорчился на полу. Я, конечно, была зла на него, но смотреть на его мучения не было сил.

– Чур, прекрати уже все это! – крикнула я в отчаянии.

Домовой переместился к мужику с электрошокером, и тот вдруг сам задергался и рухнул рядом с Лешей. Тот, который оставался с пистолетом, рванулся к ним, но буквально напоролся на вытянутую руку первого бандита, в который был зажат трещащий шокер. Первый скрежетал зубами, но продолжал поджаривать своего напарника, разряд за разрядом.

Я схватилась за телефон и судорожно стала судорожно вспоминать и набирать номер полиции.

Куча-мала на моем полу перестала трещать и дергаться и распалась на три отдельные мужские фигуры. Одна встала, пошатываясь, подобрала свой пистолет, оттолкнула меня в сторону и на полусогнутых побрела к выходу. Второй наконец избавился от шокера, зажатого в его руке, похоже, против его воли, вытер лицо рукавом. Матюгаясь сквозь зубы, дал Алексею напоследок хорошего пинка по ребрам, а мне – такую оплеуху, что у меня потемнело в глазах и, кажется, шея хрустнула, – и тоже убрался из квартиры, так хлопнув дверью, что в подъезде осыпалась штукатурка.

Я судорожно выдохнула, нашла на полу свой мобильник и нажала отбой вызову, на который уже, кажется, ответил дежурный.

Алексей снова валялся на моем полу труп трупом, возле него крутился домовой, как собака, заглядывая ему в лицо, тыкаясь в ребра, руки и шею.

Я присела рядом с ним на колени, держа дрожащими руками мобильник и теперь пытаясь набрать «скорую».

– С ним все в порядке, – остановил меня Тролль.

– Откуда ты знаешь? – сказала я сквозь зубы, и размазала по лицу кровь (кажется, из носа), но кнопку вызова так и не нажала.

– Уж поверь мне, я знаю, – отозвался Тролль.

– «Поверь-поверь!» – передразнила я скорее с досадой, чем язвительно. – «Все под контролем!» Это, по-твоему, контроль? – я показала мобильником на лежащего без сознания Алексея. Похоже, это у него уже входит в дурную привычку. И не у него одного.

– С ним все в порядке, – терпеливо повторил Тролль. – Переломы без смещений, внутреннее кровотечение я остановил. Сейчас он придет в себя. Сама-то как?

Я шмыгнула носом, осторожно потрогала пылающую скулу. Надо бы лед приложить.

– Нормально, жить буду, – пробурчала я.

Домовой уселся Алексею на грудь и стал очень четким, почти материальным.

– Я все-таки вызову «скорую», ему надо в больницу.

Алексей слегка повернул ко мне голову и сказал, не открывая глаз:

– Не надо.

– Ой, тут все такие специалисты-парамедики! – Я притворно всплеснула руками, но от сердца немного отлегло. – Все прямо лучше всех знают, что делать!

– Мы все сделали правильно! – Домовой приплясывал на груди и животе Алексея, и я не выдержала и попыталась отогнать его, как муху. Он остановился, снова сделался полупрозрачным, рука прошла сквозь него, и он, растопырив руки и выпятив живот, наблюдал за ее движением.

– Они ушли? – Леша еле ворочал языком, как пьяный, – видимо, последствия удара током. – Компьютер забрали?

– Да. Забрали. Игровой.

– Игровой? У тебя что, еще один есть?

– Да, есть, рабочий.

Он открыл глаза и с гримасой боли на лице, опираясь обеими руками о пол, сел, прижал руки к животу, зажмурился и тихонько замычал.

Я сходила на кухню, где держала аптечку, и принесла оттуда таблетку обезболивающего и стакан воды.

Пока он пил, зубы его стучали о край стакана. Он протянул мне стакан, я взяла его и хотела унести обратно на кухню. Но он схватил меня за руку и попытался встать с моей помощью. Я решила было держаться от него подальше и не позволять больше играть на чувствительных струнах моей жалостливой женской натуры. Но жалостливая натура победила, и я присела радом с ним на корточки, положила его руку себе на плечо и помогла подняться на ноги. Хотя лучше бы ему, конечно, сесть. Например, в мое любимое кресло под торшером. А еще лучше – лечь. Но тащить его до кровати в другую комнату – это уж дудки!

Пока я стояла и оглядывалась вокруг, прикидывая, как бы половчее довести его до кресла и скинуть с себя, ничего ему при этом не повредив (опять дурацкая жалость!), он твердо встал на ноги, перестав шататься и опираться на меня. Я обрадовалась и уже хотела было высвободиться из-под его руки, но он удержал меня ею же, а второй взял меня за подбородок и повернул мое лицо, рассматривая ушибленную щеку. Наверное, там расплылся синяк, и кровь из носа размазалась. Мне захотелось уединиться в ванной и долго умываться там ледяной водой. Но он, не отпуская моего лица, нагнулся ко мне и снова меня поцеловал. Второй раз за вечер. Я забилась, пытаясь его оттолкнуть и при этом не повредить его дурацкие сломанные ребра.

– Извини, я знаю, как это выглядит с твоей стороны, – прошептал он, прижимаясь лбом к моему лбу и все крепче обхватывая меня своей медвежьей хваткой. Его снова начало шатать, и я испугалась, что сейчас мы упадем вместе.

– Как? – в ярости прошипела я.

– Тебе кажется, что я тебя использую? Играю на твоих чувствах? Что я пришел к тебе только в интересах следствия?

Я перестала трепыхаться и взглянула ему в глаза. Он не собирался меня отпускать и ждал, что я отвечу. И было похоже, что ему действительно это важно.

– Да. Я считаю, что ты используешь мое одиночество и мои чувства к тебе, чтобы… чтобы…

Он глубоко вздохнул и прижался ко мне лицом, царапая меня своей щетиной.

– Я чуть с ума не сошел, когда тебя похитили. Я весь отдел на уши поднял, меня чуть от следствия не отстранили, потому что посчитали пристрастным и необъективным. Да, я не должен с тобой спать, пока не закончится все это следствие, потому что ты фигурант. Но и оставить тебя одну тут я не могу. Я без тебя вообще не могу с тех пор, как увидел тебя в кафе. Не злись, мы вместе из этого выпутаемся. Я обещаю.

Его монотонный хрипловатый голос звучал музыкой в моей голове, и сердце заколотилось как бешеное, но я все смотрела на него, не веря своим собственным глазам и ушам. Однако внутреннее чутье – вероятно, то самое, о котором мне говорил недавно Тролль, – подсказывало, что этот подозрительный тип в синяках по крайней мере сам верит в то, что говорит: в то, что я ему дорога.

Не говоря ни слова, я отстранилась, беспомощно развела руками, потом притащила с кухни свой новый рабочий ноут, поставила на прежнее место и сделала рукой широкий приглашающий жест: мол, делай с ним что хочешь. Он тоже молча кивнул и уселся за ноут.

13

Утром я проснулась в пустой квартире без следов вчерашнего разгула, гостей и с хорошо знакомым чувством гордого одиночества. Я даже присутствия Чура не ощущала. Интересно, что там Алексею удалось еще наковырять в моем компьютере?

Следов ноута я не нашла. Ну, фигурально выражаясь. Следы-то как раз были: коврик, мышка, провода… Пустое пространство среди настольного рабочего мусора, размером как раз с небольшой компьютер.

Я пожала плечами и направилась в кухню делать себе завтрак.

Поев, приняла душ.

Потом пришла в зал, села в кресло под торшером, подперла голову рукой, стала вспоминать вчерашние события, и его слова, сказанные мне напоследок, снова согрели мне душу.

Потом до меня дошло, что мне просто-напросто скучно: работы нет, игры тоже нет. Даже Чур куда-то запропастился. Я пару раз позвала его, громко, на всю квартиру. Тишина. И ощущение пустоты.

Интересно, когда Алексей вернет мне мой рабочий комп?

Я не поленилась, дошла до мобильника и позвонила ему. Трубку он не взял, и я оставила голосовое сообщение: «Леша, верни компьютер, мне работать надо!»

Еще час я слонялась по квартире, как привидение, с пледом на плечах.

Потом решила позвонить Марине.

Мы с ней быстренько пришли к согласию, что нам надо встретиться на нейтральной территории и все обсудить. Кофейня Sliffki подойдет.

Маринка, как и я, работала фрилансером и очень хорошо понимала мое желание иногда поесть вне дома: и готовить не надо, и посуду мыть, да и вообще – людей живых посмотреть, себя показать, «выгулять» какие-нибудь залежавшиеся в шкафу наряды.

Я даже принарядилась и подкрасилась. Над ссадиной на щеке пришлось особо потрудиться, чтобы не было так заметно. Придирчиво рассматривая себя в зеркале, я раздумывала, стоит ли мне вообще высовываться на улицу, да еще в таком состоянии. Но дома сидеть уже было невмоготу.

Мы встретились за своим любимым столиком у окна. Свет падал на мою здоровую половину лица, но Марина все равно заметила фингал, и ее брови натурально полезли на лоб. Мне было что ей рассказать, и пока я вводила ее в курс последних событий из моей жизни, она успела прожевать все, что заказала, и выпить весь свой кофе, не забывая округлять глаза в самых интересных местах моего повествования. Когда я рассказывала ей о похищении, она даже поперхнулась вполне натурально.

Я закончила фразой:

– И сегодня я просыпаюсь в полном одиночестве, без работы, без домового, без конвоя… И не знаю, что делать.

Я с жадностью набросилась на свой остывший кофе с остывшими сырниками, а Марина начала уточнять:

– Блондин, значит? Красавчик?

Теперь поперхнулась я:

– Меня похитили, чуть не убили, за мной охотятся криминальные элементы и полиция, у меня на морде фингал, а тебя волнует только это?!

Она отмахнулась:

– Ой, да все с тобой будет в порядке.

– Меня могут в тюрьму посадить, – напомнила я ей, безучастно жуя свой сырник.

– Твой красавчик тебя спасет.

– Как? Я бы себя посадила. Все факты против меня, никто же никому не докажет, что вместо меня орудовал домовой. Начну доказывать – меня сразу в психушку упекут.

– Не знаю, – подруга сыто откинулась на спинку диванчика и уставилась в окно, – мне кажется, он что-нибудь придумает. О, а это не он случайно? Блондинчик, смазливая морда, пожирает тебя глазами… Точно, он!

Я глянула в окно и поперхнулась второй раз.

– А фингалы-то, фингалы! Хоррррош! Джеймс Бонд! Да вы вообще хорошо сочетаетесь! Два сапога пара, и оба левые… Слушай, я прямо завидую, – Марина состроила Алексею глазки и помахала ручкой.

– Бестолочь, нашла чему, – пробурчала я.

Алексей, который с мрачным видом пялился на нас с тротуара, вынул руку из кармана своей легкомысленной кожаной курточки и, не меняя выражения лица, помахал в ответ.

Я откашлялась, буркнула Маринке:

– Извини, я на минуточку… – и вылетела из-за стола.

Не одеваясь, я выскочила на мороз и набросилась на Лешу:

– Ты что, следишь за мной?

– Не слежу, а охраняю. А ты нисколько не облегчаешь мне задачу своими внезапными выкрутасами.

– А я не обязана перед тобой отчитываться и облегчать задачи, тем более что ты и сам исчез, не сказав ни слова, не оставив записки. И трубку не берешь. И компьютер мой рабочий без спросу прихватил.

– Пойдем, я верну тебе твой компьютер.

– Я тут вообще-то с подругой! – продолжала возмущаться я.

Алексей взял меня за локоть и осторожно, но настойчиво потащил внутрь. Я вернулась было к Маринке, которая буквально ловила каждое наше движение, как будто смотрела захватывающий сериал. Ну да, хорошо ей со стороны наслаждаться реалити-шоу. У нее дома не развязывались войнушки с пистолетами.

Алексей расплатился у стойки за нас обеих, подошел к нашему столику.

– Здравствуйте. Вас подвезти? – вежливо предложил он Марине, которая, кажется, в этот момент подрастеряла всю свою язвительность и колкость и не сводила с него восхищенного взгляда. Она молча кивнула и тоже засобиралась.

В машине она пришла в себя и всю дорогу щебетала: о погоде, о рано наступившей зиме, о том, куда ехать, где повернуть и где лучше не ехать из-за плохой дороги.

Алексей молчал. Я тоже. Маринка, похоже, веселилась.

– А вы ее в тюрьму посадите? – кокетливо спросила она, когда мы уже подъехали к ее дому.

– Я не имею права обсуждать это с вами, – серьезно ответил Алексей, взглянув ей прямо в глаза.

– Ух, строгий! – ничуть не смутилась бессовестная Марина, и я сделала ей страшное лицо, чтобы она заткнулась. Она беззаботно хихикнула, чмокнула меня в щеку и выпорхнула из машины.

– Не обращай внимания, – грустно сказала я Леше, когда мы отъехали от ее дома. Он молча пожал плечами.

Дома мы поругались, причем начали прямо в прихожей. Он высказывал мне претензии в том ключе, что я не должна вести себя так опрометчиво, я возражала, что ничего предосудительного не натворила и официально не нахожусь под домашним арестом. Он настаивал, что я должна сидеть дома и не высовываться, иначе за последствия он не отвечает. Я огрызалась, что если меня пришьют, ему же проще, закроет дело в связи с трагической кончиной главного подозреваемого. Он вскипел и заявил, что его главные подозреваемые сейчас ковыряют мой игровой комп. Домовой сидел в кресле и блаженствовал, как на теннисном корте вертя головой в сторону того, кто подавал очередную реплику. Я старалась не обращать на него внимания, и это еще больше выбивало меня из колеи. В конце концов я не выдержала и громко выместила на Закидонском весь свой накопившийся гнев, не стесняясь присутствия зачинщика. Алексей как-то поутих, снял наконец куртку и попросил чаю.

Я пошла на кухню и занялась чайником, соображая на ходу, чем бы его накормить, чтобы он подобрел и успокоился. Однако когда я вышла в зал, чтобы его об этом спросить, он сидел в моем кресле под торшером и преспокойно дрых. А домовой заботливо накрывал его курточкой! Увидев меня, он сделал умильную рожу, приложил палец к губам и исчез.

Я вздохнула даже с некоторым облегчением, достала из кофра свой компьютер, оживила его всякими разными проводочками, нацепила наушники, загрузила из инета любимый плейлист и принялась разгребать накопившуюся почту.

Я успела погрузиться в рутину и подзабыть о свалившейся на меня развеселой реальности, когда из мира неграмотных текстов, набранных с опечатками чьими-то корявыми пальцами, меня выдернул звонок моего мобильника. Я сорвала с головы наушники и заметалась по квартире, потому что не сразу вспомнила, где я видела последний раз свой телефон и не сразу определила, откуда идет звук. По логике, я должна была взять его с собой в кафе. Значит, он или в куртке, или в сумке.

Я рванула в прихожую, где меня уже ждал Чур с моим мобильником в руке. Какая предупредительность, подумать только!

Я сделала ему издевательский книксен, схватила телефон и ответила на вызов.

– Оля, – почему-то шепотом сказала Марина, – ты там жива? Вы поссорились? Может, тебя забрать пока к нам? Давай мы с Олегом приедем за тобой и увезем?

– Нет, Мариш, спасибо, мне и тут нормально, – ответила я тоже шепотом. – Все будет чики-пуки, мы помиримся.

– Ну вы уж там это, хорошенько миритесь, – нормальным голосом сказала Марина и, хихикнув, положила трубку.

Я покачала головой, забросила телефон в куртку и вернулась в комнату.

Алексей спал, развалившись в моем кресле и вытянув ноги на полкомнаты, все так же накрытый своей черной кожанкой.

Спал он в последнее время плохо и мало, а этой ночью, видимо, так и вовсе не. Но если его не трогать, кто знает, сколько он так еще тут проваляется. А у человека, наверное, дела, служба. И как только я приняла решение его разбудить безо всякой жалости, он вдруг сам зашевелился, шумно вздохнул, открыл глаза и осторожно потянулся. Увидел на себе куртку, взял ее за петельку двумя пальцами, отвел в сторону и сделал удивленное лицо.

Я пожала плечами, не собираясь сообщать постороннему человеку, что о нем заботится мой домовой.

Алексей криво усмехнулся, аккуратно положил куртку на подлокотник и посмотрел на часы. Потом откинулся в кресле и устало потер лицо рукой.

Я наблюдала за ним со своего рабочего места. Мне было интересно, что он предпримет дальше. Наиболее вероятных вариантов было три: мы продолжаем ругаться; мы приносим друг другу извинения и продолжаем бессмысленное, хотя и вполне приятное совместное времяпрепровождение; либо он сейчас вскочит и умчится опять по своим таинственным делам, не посвятив меня в подробности. Ну как же, я же фигурант!

Не сказав ему ни здрасьте, ни до свидания, я развернулась лицом к компьютеру, снова нацепила наушники, хотя и убавила звук, и продолжила работу, не переставая прислушиваться краем уха к тому, что творилось у меня за спиной.

Там, в кресле, какое-то время было тихо, потом, судя по звукам, он встал и вышел из комнаты. Я не обернулась.

И прекрасно. И пусть делает что хочет. А то пришел тут навеки поселиться. Охраняет он меня! От кого?

Пришлось напомнить себе, что ко мне уже два раза вламывались нехорошие дяди. Правда, второй раз с моего одобрения и Тролльего попустительства. И с его, Лешиного, между прочим, согласия.

…И что меня похитили прямо на улице.

И все равно, упрямо твердила я себе, чего это он тут раскомандовался? Подозреваемая? Фигурант? Ну так арестуй, посади под замок. Ходит тут как к себе домой, носит мои футболки. Тапочки свои скоро притащит!

На этом месте я вынуждена была признаться себе, что вообще-то я совсем не против его присутствия в моем доме.

Но упрямая часть меня продолжала злиться: уходит-приходит когда захочет, меня в известность даже не ставит. А мне уже с подружкой в кафе нельзя выбраться? Да и охранять меня, если честно, у него что-то получается не очень.

Перед глазами опять возникла картинка: заснеженная дорога, черные извилистые следы шин, черный человек, неподвижно лежащий у обочины лицом вниз.

Острое чувство жалости снова захлестнуло меня, и все – я сдалась, не смогла больше на него злиться.

Я снова сняла наушники и встала из-за компьютера, понимая, что совершенно не представляю, как себя с ним вести, чего мне вообще ждать…

Ясно было одно: надо что-то делать.

Я пошла на кухню, чтобы выпить кофе и заодно сообразить что-нибудь для наверняка голодного мужика в доме.

Однако оказалось, что мужик от голода соображал быстрее меня. Нацепив мой фартук, он что-то жарил, пританцовывая у плиты и, кажется, что-то мурлыча себе под нос. Пахло вкусно.

Заметив меня, он улыбнулся, и я поняла, что мир между нами восстановлен.

– Что готовишь?

– Макароны по-флотски. Не «Ропа вьеха», конечно, но тоже съедобно. Я тут маленько продуктов принес.

Мне стало понятно, зачем это: чтобы у меня не было повода высовываться из дома. Все-таки это что-то вроде неофициального домашнего ареста.

Он понял это по моему выражению лица и поспешил меня заверить:

– Это не для того, чтобы тебя дома запереть. Это потому, что я тут торчу, а ты меня не выгоняешь. Хочешь, вместе сходим потом погулять?

– А тебе на работу не надо?

– Вообще-то надо, конечно, но пусть они считают, что я на задании. Под прикрытием! – Он выставил вперед лопатку для помешивания.

– Отличное прикрытие! Антуражное!

Я открыла холодильник и оценила масштабы Лешиного «прикрытия». Похоже, он тут собирается как минимум недельку обретаться.

– И что, кто-то на твоей работе верит, что ты со мной не спишь?

– Думаю, нет, но я как-то не стремился это выяснить.

Я покачала головой и поставила чайник. Он посторонился, чтобы освободить мне путь к плите, и я в очередной раз поразилась, как отвыкла от того, что рядом со мной в этой обычной реальности могут находиться живые люди. Готовить еду, двигаться, говорить со мной о каких-то обычных, жизненных вещах… Так, сказала я себе, не отвлекаться, не расслабляться.

– Чагин! – голосом строгой учительницы сказала я.

Он удивленно повернулся ко мне, все так же держа кухонную лопатку, как шпагу в позиции «ангард».

– Что происходит в нашем деле? Почему ты не ставишь меня в известность? Куда ты носил мой компьютер? Я имею право знать.

Он облизал лопатку и швырнул ее в раковину. Потом выключил газ под сковородой и снял с себя фартук.

– Докладываю! – Я милостиво кивнула. – Комп твой мои ребята основательно распотрошили и нашпиговали полезными программками. Полезными для нас, но вредными для тех, кто про них не в курсе. И сейчас он является приманкой, на которую должны клюнуть те, кто нам нужен.

– И что будет?

– Мы получим все данные с их компов, мобильников или откуда они там сюда полезут.

– А точно полезут? Они же уже забрали один мой комп.

– Игровой комп? Они очень быстро поймут то же, что понял я. Что там ничего нет. И получат с него ту же фигу с маслом. Единственное, что я с него смог поиметь, – это логи их с Закидонским переговоров, которые у них и так были.

– Я не понимаю…

– Что?

– Как они вообще переговаривались. Насколько я понимаю, он был на чужой территории? И разговаривал с чужаками? Но ведь там специальная кодировка используется, чтобы они друг друга не смогли понять?

– Да. Но твой гениальный дружок ее расшифровал и на ходу перекодировал свои реплики.

– То есть как это? Он им писал крокозяблики, а они видели нормальный текст?

– Вот именно, – спокойно подтвердил Чагин. – И до них даже не доперло, что он из вражеского лагеря. Не сразу, по крайней мере…

– И что он им там наговорил?

– Какую-то ерунду, которая ему показалась забавной. Потом он понял, что это не ерунда, проверил данные, кое-что взломал, кое-что подменил, где-то наврал…

– И спер их деньги?

– Грубо говоря, да. Он подсунул им какой-то левый счет, и они сами туда перевели всю сумму.

– А теперь они хотят ее обратно?

– Разумеется. Но суммы там уже нет, и ее не отследить, потому что кто-то очень умный хитро замел следы.

Наверное, лицо у меня было не очень умное, потому что Чагин улыбнулся и ответил на мой невысказанный вопрос:

– Я верю, что это не ты. Я бы, наверное, и сам так не смог.

– Может, ты меня просто плохо знаешь, – усмехнулась я, несколько уязвленная его мнением о моих умственных способностях.

– Может, – снова легко согласился он.

– Поэтому ты здесь? – спросила я, снова начиная медленно закипать.

– И поэтому тоже.

– Вот чего я не могу понять – это зачем они вообще обменивались информацией в игре.

– Им это показалось остроумным: легкий способ передавать простенькие сообщения, забивать стрелки, налаживать контакты и все такое. Какое-то время это действительно работало. Никто не интересовался текстовыми сообщениями в игровом чате.

– Пока однажды… – подсказала я.

– Пока однажды кое-кто из наших не заметил явные признаки шифрованного сообщения и не расшифровал, – кивнул Алексей. – Вот тут мы спохватились и пошерстили.

– Накрыли? – азартно поинтересовалась я.

Он покачал головой, взял тарелки и начал раскладывать еду, явно прикидывая в уме, что стоит мне рассказывать, а что нет. Я не торопила его и тоже пыталась решить в уме простенькую задачку: злиться мне на него или уже расслабиться и получать сомнительное удовольствие от всего этого приключения, в которое я оказалась втянута.

Я сунулась в холодильник и обнаружила тюбик любимого кетчупа, которого там раньше не было, и баночку соленых помидорчиков. Радостно схватив и то, и другое, я переключилась на гастрономическую дилемму и стояла, как буриданова ослица, перед раскрытым холодильником. Поняв, что толку от меня не добьешься, Леша отобрал у меня из рук помидоры и кетчуп, закрыл холодильник, открыл тюбик и банку и поставил все перед моей тарелкой.

Я покорно взяла вилку, которую мой гость сунул мне в руку, села за стол и рассеянно начала жевать макароны по-флотски, забыв и про кетчуп, и про соленые помидорки.

Картинка в голове ну никак не складывалась. Как Тролль сумел извлечь из этого шифрованного игрового бреда нужную информацию и стащить деньги? Пусть не стащить.

А с другой стороны – и правда, если он их просто-напросто дезинформировал, то мог и расстроить какую-нибудь сделку.

Да что я тут голову ломаю – мог не мог? – если он уже это сделал? Как? Это сейчас тоже не тот вопрос, который должен меня волновать.

Как мне из всего этого выпутаться? Вот что мне важно знать.

Я огляделась по сторонам, но Тролля нигде не заметила. Отложила вилку и под удивленным взглядом Алексея встала из-за стола и двинулась в зал. Алексей пожал плечами и остался наслаждаться трапезой.

– Чур? – тихонько позвала я вслух.

Я вертела головой, но уже понимала, что поблизости его нет. Черт, где его носит, когда он нужен больше всего?

Я постаралась разозлиться хорошенько и представила, как швыряю в его голову глиняный горшок. Как осколки разлетаются по всей квартире и как это должно еще больше меня раззадорить. Он не показывался на глаза, и это окончательно меня выбесило. Меня захлестнуло уже настоящей яростью, и попадись он мне под руку, я бы и правда швырнула в него чем-нибудь неподходящим.

– Чего орешь? – Он преспокойно наблюдал за мной из дальнего угла комнаты, где раньше стоял мой компьютер. Глазки азартно поблескивали из-под лохматых пучков волос, которые заменяли ему брови, и весь он был страшно доволен тем, как во мне бушуют страсти.

Я вспомнила, зачем я его звала, и постаралась успокоиться. Хоть и не сразу, но мне это удалось, и он заметно поскучнел. Однако понял, что разговора не избежать, и терпеливо ждал.

– Что ты сделал с деньгами? Ты можешь их вернуть?

– Нет.

Я глубоко вдохнула и медленно выдохнула.

– Ты можешь сделать так, чтобы бандюки получили их обратно? – Я сделала нажим на слове «сделать».

Он помедлил с ответом, и я поняла, что попала в точку. Ведь о чем-то он с ними пытался договариваться, когда меня похитили.

– Возможно, – осторожно ответил он.

– Какую сделку ты им расстроил? – В голове моей начал созревать не то чтобы план. Я просто пыталась нащупать пути выхода из той ситуации, куда меня загнал этот заигравшийся в человеческие игры домовой.

– Я не знаю, – неожиданно твердо ответил он. – Они не говорили. Они говорили «это» или «оно». А что «это» было, я не спрашивал! Согласись, глупо было бы вот так спалиться.

– И что, они вот так, прямо в игре, вывалили тебе всю информацию про «это» и про деньги?

– Нет, но они сказали мне, у кого инфа про деньги, и я вышел на него, вычислил его комп и взломал. И кое-что там поправил.

Я шумно вздохнула.

И ведь все из него надо тянуть клещами, сам ни за что всю правду не расскажет. Об остальном, о чем еще он умолчал, – догадываться.

Домовой выжидающе глядел на меня. Я вопросительно подняла бровь.

– Ну? – подтолкнул он меня.

– Что «ну»?

– И каков твой план?

Я вздохнула и присела на краешек своего любимого кресла.

– Да нет у меня никакого плана. Просто я подумала, что если они получат назад свои деньги, то оставят меня в покое.

– Да прям, – фыркнул Чур, – разбежались. То-то они тебя чуть не запытали и почти отравили. Хахаля твоего чуть не грохнули два раза.

– Три, – ворчливо поправила я. – И не хахаль он мне!

– Не суть, – отмахнулся домовой. – Тем более три! – Он поднял вверх указующий перст, кривой и длинный.

– А с какого перепуга им меня убивать? Я их и в глаза не видела. Ну кроме тех, что вломились в мою квартиру и сперли мой компьютер.

– И врезали тебе по морде!

– Но ведь не убили же. Ни меня, ни Лешу.

– А почему они его не убили? Он им зачем?

– А ты думаешь, они убивают направо и налево?

– А ты думаешь, их что-то остановит, если что?

– Мне кажется, у них должны быть веские причины. Убийство – это все-таки крайняя мера.

– Оля! – крикнул с кухни Алексей. – Ты есть-то будешь? Иди, остывает.

Домовой сделал мне ручкой и истаял в воздухе. Я в задумчивости вернулась на кухню и взяла быка за рога:

– Леш, почему меня не убили?

– А зачем им лишние проблемы? Еще и труп на себя вешать? И с Закидонским непонятки: кто такой, ты – не ты, я – не я? С тобой-то стало все понятно, когда он вышел в игру в то время, пока ты была у них.

– А причем тут ты?!

– Думаю, я первый и единственный кандидат на эту роль после тебя. Есть еще Олег.

– Олег?!!!

– Да, Олег. Чего ты удивляешься? Я тоже его пробивал.

– А еще кого? – Я снова забыла про свои макароны, прикидывая, кого еще из моего окружения можно представить в роли Закидонского.

– А еще этого, из соседнего подъезда, с которым ты переписывалась.

Черт, докопался-таки до этой нечастной переписки! А Тролль предупреждал…

– Это не я с ним переписывалась, – я без зазрения совести почти «сдала» домового, – это Закидонский мою личную жизнь устраивал.

– Устроил? – вкрадчиво поинтересовался Алексей, и я перестала жевать. Отложила вилку и внимательно посмотрела ему прямо в глаза. Он не отвел взгляд, и мы какое-то время пытались прочитать мысли друг друга.

– Если ты про того соседа, то нет. – Я снова взяла вилку и взмахнула ею, как волшебной палочкой. – А если вот это все и есть «личная жизнь», то да, он мне ее устроил.

Леша уставился в свою опустевшую тарелку, а я наконец занялась своей.

– А скажи мне, Чагин, – с набитым ртом продолжила я допрос, – как обстоит дело с твоей личной жизнью?

Лицо его сначала окаменело, потом он снова уставился на меня своим прожигающим взглядом. Но я решила не отступать и тоже не мигая уставилась ему в переносицу.

– С какой целью интересуетесь? – ехидно усмехнулся он.

– С личной. – Я просто так не отступлю, пусть не надеется.

Он вздохнул.

– Был женат. Развелись.

– Почему?

– Ревновала, – просто ответил он.

– А, значит, все-таки бабник? Изменял?

– Нет. Но она ревновала все равно. К работе, к девушкам-коллегам, даже к родителям. Я терпел, потом ушел.

– Значит, не любил? – Я почему-то была полна желчи и автоматически встала на сторону женщины.

– Любил, – угрюмо ответил Алексей и снова прожег меня взглядом. – Но это оказалось тяжелое испытание для моей любви, и я его не прошел.

– Ты себя винишь? – Я была удивлена, если честно, той прямотой и легкостью, с которой он выдал мне свое признание. Видимо, он много раз об этом думал, и теперь мне было интересно, к чему он пришел.

– Я думаю, оба были виноваты. Она – потому что не доверяла мне. Я – потому что, видимо, не смог ее убедить. Не сложилось, – он пожал плечами. – А ты? Почему вы развелись?

Я укусила пустую вилку и задумалась.

– У меня все гораздо проще. Он мне изменил, я его не простила и сразу ушла.

– Сколько вы были женаты?

– Два года. А вы?

– Три.

Мы помолчали, и это было похоже на неловкую паузу. Я наконец дожевала свои макароны и забрала пустые тарелки.

– Я ее понимаю, – сказала я, споласкивая посуду и стоя к нему спиной.

Он встал рядом со мной, скрестил руки на груди и с любопытством заглянул мне в лицо.

– И в чем же?

– Трудно не ревновать такого красивого мужика.

Он вздохнул.

– Значит, ты тоже считаешь, что я «все-таки бабник»? – Он почти точно скопировал мою интонацию, и мне стало стыдно: а я-то на каком основании его подозреваю и обвиняю?

– А вот я не понимаю твоего мужа.

Теперь я взглянула на него с любопытством.

– Как можно было гулять от такой красивой женщины?

Я закрыла кран, вытерла руки о кухонное полотенце, подошла к нему вплотную и расцепила его скрещенные руки. Он медленно и неохотно их опустил, как будто они давали ему защиту от меня и он не хотел ее лишаться. У меня было жгучее желание положить руку ему на грудь и почувствовать, как бьется его сердце. У меня возникла целая буря жгучих желаний. Но я, помня его слова о том, что надо дождаться, пока все закончится, просто стояла перед ним, глядя снизу вверх в его лицо и пытаясь прочитать его эмоции, чувства и мысли. Он был растерян. Он, как и я, боролся с целым вихрем одолевавших его чувств, и даже на его обычно бесстрастном лице отражалась эта борьба: брови сдвинуты, серо-синие глаза, которые сейчас показались мне особенно яркими из-за расширенных зрачков, слегка прищурены и снова прожигают во мне дырку, а дышал он сквозь приоткрытые губы так, словно только что вбежал на пятый этаж.

Мое сердце тоже готово было пробить грудную клетку, и надо было как-то разрядить возникшее между нами напряжение. Но я не могла заставить себя пошевелиться или хотя бы отвести от него взгляд, пока он не втянул в свои легкие, казалось, половину воздуха в кухне, закрыл глаза и поднял лицо кверху.

Меня тоже отпустило, я отвернулась и заметила, как домовой с круглыми от восторга глазами, замерев на подоконнике, показал мне большой палец и покачал лохматой головой:

– Ну, ребята, вы даете! Я и не думал, что вы способны выдать столько киловольт эмоций! Ольга, ты его щас однозначно сделала!

Я с сомнением посмотрела в его сторону и едва заметно покачала головой. Соблазнительница из меня никакая, если честно.

– Сделала, сделала! – радовался Тролль, аж подпрыгивая на месте. Парень уже готов на тебя наброситься и раздавить в своих железных объятиях.

Я чуть не фыркнула. Женских романов он, что ли, начитался на бескрайних просторах интернета?

К Леше снова вернулось его каменное спокойствие, и он, покосившись на подоконник, как будто подозревал о сидящем на нем злобном барабашке, произнес тихо, но твердо:

– Скажи Закидонскому, чтобы не вздумал просто так возвращать им деньги.

14

Я сидела на краю ванны и пилила ногти. Впервые за годы моего одиночества мне действительно хотелось побыть одной.

Правда, думать мне было почти не о чем. Или нечем. Голова была совершенно пустая, ни одной стоящей мысли, ни одного проблеска, который позволил бы хотя бы приблизительно подсказать, как вернуться к нормальной жизни.

Я уже не была так уверена, что получаю такое уж удовольствие от присутствия в моем доме постороннего мужчины. Красивого и готова признать – желанного. Но чужого. Недосягаемого.

Со мной так всегда бывает: первое ослепление от нестерпимой красоты проходит, глаза привыкают, а потом начинают замечать даже маленькие погрешности и недостатки. Через какое-то время я перестаю вздрагивать при взгляде на ослепительного красавца и зажмуриваться от одного его взгляда. Потом, смирившись с мыслью о недосягаемости кумира, я мысленно вешаю на воображаемую стену в комнате девочки-подростка очередной постер с изображением смазливой мордашки и все реже испытываю приступы сердечных страданий от воспоминаний о нем.

Как же мне все-таки заставить бандюков отцепиться от меня? Почему Чагин не хочет, чтобы домовой просто вернул им деньги? Что он там задумал?

Ничего не придумав и спилив почти все ногти, я вышла из ванны, обдумывая на ходу, как бы потактичнее намекнуть, что мне бы хотелось остаться в моем привычном мире: тихонько делать свою работу на своем привычном компьютере, играть в любимую онлайн-игру и иногда пить мартини в компании любимой подруги, выслушивая ее нотации. Бегать по вечерам по любимому маршруту, созерцая одетые в снежное кружево деревья и ощущая на горящих щеках легкий морозец.

Алексей стоял в коридоре, подпирая стену и снова сложив руки на груди. Ждал меня. Я остановилась, удивившись. Я показала пальцем на дверь ванной и вопросительно подняла бровь. Он так же молча покачал головой и отлепился от стены, встав передо мной во весь свой рост (высок, строен, все так же хорош!) и спрятав руки в карманы брюк. Я подавила желание отступить назад и тоже расправила плечи, пытаясь казаться хоть чуточку выше. На мгновение мне показалось, что мужчина передо мной источает угрозу. Но он снова огорошил меня неожиданным вопросом в свое манере:

– Ты хочешь, чтобы я ушел? Я тебя напрягаю?

– Ты меня иногда пугаешь, – честно призналась я, – и я хочу, чтобы все закончилось.

– Что закончилось? – Он сделал шаг ко мне, и я таки отступила, всего на каких-то пару сантиметров. Но этого было достаточно, чтобы он понял, что я близка к панике или по крайней мере к истерике.

– Чтобы закончилась вся эта ненормальная ситуация, все эти… – Я бессильно потрясла головой, тщетно пытаясь подобрать слова, чтобы объяснить, что я чувствую. – Все эти нападения, похищения, мордобой в моей квартире… Меня в жизни никто не бил! Ну разве что в садике, может быть, но я этого не помню.

Опять я несу чушь! Я готова была снова заплакать от жалости к себе, но он вдруг прикоснулся к моей щеке. Как раз там, где был тщательно замазанный синяк. Сидя в ванной комнате, я как раз обновила слой тонального крема и пудры, убедившись, что отек почти не заметен и лицо снова почти совсем симметричное. Его прикосновение не причинило мне боли, но я дернулась, как от пощечины, и машинально схватила его за руку. Он замер, я, чуть отведя его руку в сторону, тоже застыла, не зная, как себя с ним вести дальше.

– Я не могу сейчас уйти, – сказал он шепотом, не отнимая у меня своей руки, которую я так и не решилась выпустить, сжимая его запястье и чувствуя под пальцами биение пульса. – Потом, когда все закончится, можешь меня прогнать. Но сейчас я просто не могу снова оставить тебя одну, когда тебе грозит опасность.

Подумайте, какой рыцарь выискался!

Черт, снова я злюсь. Что-то в последнее время я стала часто это за собой замечать.

Я выпустила его руку и прошипела:

– Тогда закончи это все поскорее!

Похоже, я сумела его удивить.

Он беспомощно развел руками и поднял брови:

– Я пытаюсь, но сейчас все зависит не от меня. Я дал им все, что нужно, и теперь жду реакции. И я должен быть рядом, когда это произойдет!

– Что произойдет? Леша, что должно произойти? Чего ты ждешь? Что на меня снова нападут? На мою квартиру?

– Они будут искать Закидонского.

– Где, здесь?

– А где им еще его искать?

– И что мы будем делать?

– Назначим новую сделку. Накроем обе стороны. Но для этого мне нужен Закидонский.

Я сглотнула.

– Единственная возможность с ним связаться – это игровой чат. Но тебя в это время не должно здесь быть.

– Да что в нем такого, что ты его от меня скрываешь? – вскипел наконец Чагин. – Уголовник в международном розыске? Ревнивый любовник?

Я снова чуть отступила на полшага, и он осекся, перестал орать и устало потер лицо.

– Он такой жуткий уродец, что, увидев его, ты сразу окажешься в психушке, – звенящим голосом отчеканила я и с удовольствием увидела, как у Алексея отваливается челюсть, а проявившийся Тролль со злобной мордой отвешивает мне издевательский книксен. Что ж, я почти не соврала!

Я величественно развернулась и гордо уплыла к своему компьютеру. Приключения приключениями, но пора и поработать, в отличие от некоторых.

Тролль немедленно возник у моего рабочего компа. Но говорить с ним нормально я не могла, поскольку Чагин маячил где-то в квартире и в любой момент мог возникнуть у меня за спиной.

Я открыла файл с сырым текстом и сделала Троллю страшные глаза, намекая, чтобы он тоже стал читать со мной текст.

«Стой на шухере. Если он появится, дай мне знать, чтобы я успела стереть свои реплики».

– Понял, – сказал Чур заинтересованно и переместился к экрану.

Я стерла предыдущую реплику и написала:

«Верни деньги бандюкам. Он хочет запланировать операцию и накрыть всю банду. Обе банды, точнее»

– Ну, вернуть я, положим, могу, – задумался домовой и пошкрябал пальцем висок. – Но как мне с ними связываться и отдавать инструкции?

«Руководить операцией будешь отсюда». – Было видно, как ему понравилось слово «руководить». Он оживился, глазки азартно заблестели.

– А этого куда денем? Он же так рвется тебя охранять!

«Ничего, как-нибудь выставим. Но тебе придется с ним обсудить детали операции».

– И как ты себе это представляешь? Игровой чат? А если он будет следить за квартирой?

«Ты что-нибудь придумаешь».

Он напыжился и всячески старался не показать, как доволен отведенной ему ролью. Веселится, паразит.

«Ты только давай цирк не устраивай. Хитро продумал, как стырить деньги – вот давай напрягись и придумай, как их хитро вернуть, чтобы и меня не подставить, и бандюков накрыть одним махом. И чтобы не грохнули никого!»

Он напыжился еще больше и буркнул: «Обижаешь, начальник!»

Я хмыкнула, стерла всю лишнюю писанину и махнула ему рукой, словно отгоняя назойливую мошку. Он понял мою безмолвную команду «Сгинь!» и немедленно ее выполнил.

И вовремя, потому что я спиной почувствовала появление Алексея, который, как тогда, в кафе, склонился к моему плечу и буркнул в самое ухо:

– Прогуляемся?

Я повернула к нему удивленное лицо, но он улыбался как ни в чем не бывало своей голливудской улыбкой. Ладно, сделаем вид, что ничего подозрительного в его предложении нет. Я сохранила несчастный текст, в котором так и не сделала ни одной правки, встала и благосклонно улыбнулась ему в ответ.

– Почему бы и нет? Работа не волк.

Я вышагивала с этим красавчиком, который наконец-то оделся во что-то более теплое, чем кожаная куртка, что называется, «в облипочку». Сейчас на нем было короткое полупальто, модный шарфик. Свои торчащие в разные стороны светлые вихры он так ничем и не прикрыл. Ну и пускай себе уши морозит, мне-то что. Я фыркнула и отвернулась.

И хотя я превосходно чувствовала себя на морозе и не ежилась от ветра в своей горнолыжной куртке и спортивных же штанах, в своих верных нескользящих «говнодавах» и вязаной шапочке с помпоном, сама себе я казалась ярким попугайчиком рядом с… ну не знаю. Я покосилась на своего спутника, чтобы найти для него верное сравнение. На ум приходили всякие благородные хищники типа соколов, беркутов и орлов, хотя мне и хотелось обозвать его павлином.

Он заметил мой взгляд и усмехнулся. Потом взял меня за локоть, настойчиво вынул мою руку из кармана, снял с нее перчатку и зажал мою ледяную руку в своей теплой ладони.

– Думаешь, сбегу? – снова фыркнула я.

– Кто тебя знает, – усмехнулся он, выдохнув целое облако пара. – Вид у тебя такой…

– Какой? – агрессивно спросила я.

– Колючий. Фыркаешь идешь, как дикий котенок. Я тебя чем-то обидел? Расстроил?

– Нет, просто…

Он ждал, что я отвечу, а я пыталась понять, чем вызвано мое раздражение.

– Ты выгуливаешь меня, как собачку.

Он расхохотался и обнял меня за плечи, переложив при этом мою вынутую из кармана руку в другую ладонь.

– Так лучше? – Он даже подстроился под мои шаги, чтобы нам обоим было удобнее идти.

– Да! – с вызовом сказала я. – Лучше.

Он покровительственно потрепал меня за плечо, и я почему-то перестала злиться.

Я прислушивалась к своему внутреннему «полиграфу», но не чувствовала в нем неискренности и фальши. Почему же меня все это настораживало? Может, дело просто в том, что я привыкла считать себя ну если не дурнушкой, то по крайней мере серой мышкой? А тут рядом со мной такой видный парень вышагивает, мечта и загляденье…

Да что со мной такое, в конце концов? То «попугайчик», то «серая мышка». Вот он меня только что с котенком сравнил. Уж всяко более приятная зверушка. Я снова фыркнула, на этот раз гораздо менее злобно, и он это почувствовал.

– Вот, так-то и правда лучше, – промурлыкал он своим бархатистым баритоном и снова фамильярно сжал мое плечо.

Так мы пробултыхались по морозу, изображая сладкую парочку, около часа. Надо признаться, что лично я неплохо провела время. Давно не была на свежем воздухе – чтобы вот так слоняться по зимнему городу безо всякой цели, да еще в компании приятного молодого человека. Мы болтали на отвлеченные темы (наши «служебные» дела мы оба старательно не обсуждали), дружески хихикали, сплетничали про наших игровых товарищей. Когда я заметила, что он время от времени стал хвататься за свои побелевшие уши, мне стало его жалко, я стянула с себя шапку с помпоном и натянула ему на голову. Он отнекивался и сопротивлялся, но когда я, привстав на цыпочки, все-таки дотянулась до его головы, позволил надеть на себя шапку, улыбнулся, потряс помпоном и покорно развернулся вслед за мной в сторону дома. Я демонстративно натянула капюшон, чтобы он не вздумал возвращать мне шапку.

Возле моей квартиры он вернул мне шапку, дружески чмокнул меня в щеку и как ни в чем не бывало пожелал мне спокойной ночи, пообещав заскочить завтра. Я криво улыбнулась, сделала ему ручкой, проследила, как он спускается по лестнице, показала язык соседкиному «глазку» и отперла дверь.

Первое, что я увидела, – это огромные глаза домового, который делал мне знаки держать рот на замке.

– Говорить буду я, – деловым голосом затараторил он, – а ты слушай и делай вид, что тут никого нет вообще, и ты одна. Вообще ни слова не говори, даже не кивай!

Я сделала каменное лицо и принялась молча раздеваться.

– Значит так. Сейчас разуешься – и прямиком в ванную. Ну или в туалет, там тоже чисто. Цыц! – шикнул он на меня, заметив, как я, не сдержавшись, уже открыла рот, чтобы засыпать его вопросами.

Я не спеша разулась, закинула шапку на полку, не спеша протопала в ванную. Заперлась изнутри (новая полезная привычка!), села на край ванны и стала ждать домового с объяснениями.

Он немедленно просочился вслед за мной и стал докладывать обстановку, предупредив меня, чтобы я говорила как можно тише. Я даже воду открыла, как в кино.

– Как только вы ушли, появился тип с жучками.

Я не поверила своим ушам.

– С чем?

– С жучками и камерами!

– И ты его впустил?

– Он ключами дверь открыл! Я думал, это вы вернулись, может, забыли чего. А это тип. Ну я решил посмотреть, чего делать будет. А он давай жучки втыкать и камеры вешать. Быстро управился, профи! Короче, прихожая, коридор, кухня и зал просматриваются.

– А спальня?

– Только прослушивается.

– Как деликатно с их стороны! – прошипела я.

– О, это нам шикарный подарочек с их стороны, – радовался Тролль. – И спасибо, что хоть туалет с ванной оставили нам. Ну, тебе. Я-то везде говорить могу. А ты теперь всегда будь начеку. Вас снимает скрытая камера!

Я с досадой шибанула кулаком по краю ванны, представив, что теперь кто-то постоянно будет видеть, чем я занимаюсь. Теперь в трусах по дому не походишь… Спальня только прослушивается… Ладно.

– Кто, как думаешь? Бандюки или наш капитан Алатристе?

– Он, он, красавчик, – процедил Тролль сквозь зубы, – Закидонского решил поймать. Держи с ним ухо востро. Теперь он будет тебя уговаривать, чтобы ты со мной связалась.

– И что будем делать?

– Что-нибудь придумаем.

– Что? Как ты с ним выйдешь на связь, если за мной теперь непрерывно следят?

– Не переживай, зато теперь у тебя есть непрерывное алиби!

Я уважительно на него покосилась и показала большой палец.

– Да ты у нас голова-а-а!

Он гордо погладил себя по лохматой макушке, принимая похвалу.

– Давай, вали из ванной, занимайся своими обычными делами. Я постараюсь не мозолить тебе глаза.

Он показал двумя пальцами сначала на свои глаза, потом на мои. Потом ткнул указательным пальцем вверх, напоминая, что «Большой Брат следит за нами», и торжественно изрек:

– Улыбаемся и машем!

Я подняла вверх сжатый кулак и оскалилась. Он исчез.

Я умылась и вышла из ванной.

15

Несколько дней ничего не происходило, если не считать Лешиных визитов и наших с ним вечерних прогулок. На улице, вышагивая с ним по тротуарам, залитым оранжевым светом фонарей, я чувствовала себя спокойнее и непринужденнее, чем дома. Я могла вздохнуть свободно и не чувствовать на себе постороннего взгляда. Дома же был тихий кошмар. Я старалась отвлечься работой от мыслей, что за мной непрестанно наблюдают. Тролль видел мое состояние и нисколько не старался облегчить мои муки. Наоборот, всячески подливал масла в огонь, без перерыва разговаривая со мной, иногда доводя меня до бешенства, а иногда вызывая смех. Я старалась сдерживаться в обоих случаях. Но иногда все-таки хихикала, прекрасно представляя, как это может выглядеть со стороны.

Думаю, меня считали чокнутой.

Мое терпение подходило к концу, и я засела в ванной. Я ждала долго. Сначала я просто сидела, потом начала петь, потом открыла кран с водой. Как следует разозлиться, чтобы домовой сразу же примчался на запах ярких эмоций, никак не удавалось. Наконец до него дошло, он деликатно подергал ручку двери, я буркнула: «Давай уже!» – и он возник передо мной, как лист перед травой.

– Ты уже придумал, как выйти с Алексеем на связь?

– Я думаю.

Я выжидающе уставилась на него. Но он пожал плечами:

– Я думаю, что ты в это время будешь продолжать тут изображать невинную овечку, а я в это время должен быть где-то в другом месте.

Звучало логично.

– В чем проблема? – спросила я по размышлении, подозревая в его словах наличие большого «но».

– Мне нужен твой комп.

– А как же я буду изображать овцу?

– А тебе нужен новый комп.

Сказал как отрезал.

Труднее всего мне было делать вид, что все как обычно, когда приходил Алексей. Тяжело было притворяться, что я не знаю о существовании камер. Он же вел себя весьма непринужденно, и мой внутренний детектор лжи помалкивал. Я даже начала подозревать, что он здесь ни при чем. Поэтому я с удовольствием ходила с ним на прогулки, и мы вполне мирно и дружески проводили время. Мы не держались за руки, изображая влюбленных, не целовались более, чем в щечку. Домовой после нашего возвращения с прогулки докладывал, что все спокойно, и я снова чувствовала, как возвращается напряжение от постороннего присутствия. Никак не могла привыкнуть.

Днем Алексей теперь практически не появлялся, приходил вечером, выгуливал меня по улицам вечернего города, разок даже сходил со мной в мои любимые Sliffki. Днем у меня были развязаны руки.

Я позвонила Маринке и громко нажаловалась на ни в чем не повинный ноутбук. Мы договорились, что я приеду к ним, чтобы Олежек на него посмотрел, и я с отвращением отшвырнула от себя мобильник. Потом, немного подумав, я снова сцапала его со стола, но только чтобы отключить его совсем и вытряхнуть из него симку. Все это я проделала так, чтобы камерам было не видно, что именно я сотворила со своим телефоном.

Я собрала компьютер в любимый рюкзак, не забыв сунуть туда блок питания, сунула туда же останки мобильника, кошелек со всеми своими картами, паспорт… У меня было ощущение, что я серьезно готовлюсь к побегу. Я помедлила на пороге и позволила себе немного посмаковать эту мысль. Потом решительно вышла и тщательно заперла за собой дверь.

Когда я вышла из подъезда, февраль хлестнул меня по лицу холодным и горько-сладким ветром, перемешанным с какими-то особенно колючими снежинками. И пока я поймала такси, целая пригоршня этих шершавых снежинок успела забиться мне за шкирку, под шарф. Усевшись в такси в обнимку с рюкзаком и продиктовав маринко-олежкин адрес, я ерзала и поглядывала в зеркало заднего вида. Мне показалось, что за нами едет большой черный внедорожник, и я ломала голову, чей именно. Шофер тоже занервничал, глядя на меня, стал оборачиваться и всматриваться во все свои зеркала. Я заставила себя успокоиться и смотреть на дорогу. Когда мы приехали и я с ним расплатилась, он, как мне показалось, с облегчением избавился от нервной пассажирки и быстро укатил. Прежде чем позвонить в маринкины ворота, я не выдержала и украдкой огляделась. Никого. Наверное, показалось. Я решительно ткнула кнопку звонка, покрепче обняла рюкзак и, нахохлившись, стала ждать, когда Маринка в своих неизменных валенках быстро-быстро зашаркает по узкой расчищенной от снега тропке.

Подруга была весела и явно рада меня видеть. Но когда она открыла ворота и увидела мою скукоженную фигуру, втянутую в плечи голову и встревоженную физиономию, улыбка ее поугасла. Когда она захлопнула тяжеленную воротину, я немного расслабилась и засеменила за Маринкой в дом.

Олег, встретив меня в прихожей, отобрал у меня рюкзак и деловито в него сунулся, буркнув: «Что на этот раз?»

– С ним все в порядке.

Он остановился и удивленно уставился на меня. Марина сзади тоже удивленно крякнула:

– Как это? Ты же сказала по телефону…

– Мне нужен новый компьютер. Точная копия вот этого и с теми же прогами.

– А с этим что? – недоверчиво спросил Олег, держа на вытянутой руке рюкзак и глядя на него с таким отвращением и удивлением, как будто это завонявшая дохлая кошка, неизвестно как оказавшаяся у него в руке.

– Этот я тоже заберу с собой. Только незаметно.

Марина понимающе улыбнулась:

– Смотрите, какой поворот сюжета! Это что, ваш с красавчиком хитрый план?

Олег продолжал недоверчиво на меня пялиться, и я согласно закивала Маринке:

– Да. Хитрый план. Очень хитрый!

– Так, а что надо делать? – продолжал не понимать Олег.

– Надо делать вид, что я принесла тебе на починку комп. Я тебе его тут оставлю на пару дней, а ты мне, пожалуйста, купи новый, точно такой же, деньги я тебе оставлю. И напихай на него вот это все, чтобы я могла работать.

– А этот?

– А этот я тоже незаметно заберу с собой и незаметно кое-кому передам.

Он понимающе хмыкнул и вытащил компьютер из рюкзака.

– А что у тебя с телефоном?

– Эээ… Сломался.

– Новый купить?

– Нет, пока не надо. Это я сама.

Они смотрели на меня как на дурочку.

– Чаю будешь? – как-то неуверенно предложила Маринка.

– Лучше валерьянки, – быстро протараторила я.

– Может, мартини? – уточнила подруга.

– Может.

– Ладно, вы, девочки, почирикайте пока наверху, я все-таки взгляну, что там с компом. Ты не против?

– Что ты, Олежек, когда это я была против? – очаровательно улыбнулась я ему уже с лестницы, поднимаясь в маришкину комнату.

Маришка фыркнула и шутливо ткнула меня в спину.

Я уселась в любимое кресло-качалку и дождалась, пока подруга нальет мне бокал мартини.

Она выжидающе смотрела, как я присосалась к напитку, не дожидаясь даже вопроса про лед, потом потребовала объяснений. Я как-то не продумала, что ей врать, а про что рассказать честно, без утайки, поэтому, чтобы выиграть время, слегка поперхнулась. Маринку не проведешь. Она от души треснула меня по спине и грозно нахмурила брови.

– Давай-давай, выкладывай, не юли. Что вы там задумали?

– Я еще сама не знаю, Марин, честное слово, – залепетала я, вытирая рукавом губы.

– Не ври мне!

– Честное пионерское!

– Уж пенсионерское скоро, а в какую-то «Зарницу» играешься!

– Я здесь почти ни при чем!

– Ну да, ну да, – скептически поджала губы Маринка. – Мордобой, пытки, драки. Теперь вот второй комп. А что там у нас с телефоном?

Она схватила свой сотовый и принялась названивать мне. Противные три ноты, после которых бесстрастный голос сообщает про аппарат абонента, было слышно даже мне, а Маринка отдернула телефон от уха и демонстративно показала мне. Я внимательно дослушала сообщение про собственный недоступный телефон и приступила к прослушиванию той же фразы на английском. Маринка поняла, что толку от меня не добиться, нажала отбой связи и вздохнула.

– Оль. Во что ты ввязалась, а? Я, конечно, сначала порадовалась за тебя и красавчика.

– Алексея.

– Алексея, – покладисто поправилась она.

– А чего ты радовалась? У нас с ним отношения – не пойми что. То потухнет, то погаснет. То мордобой, то похищение. Камер мне дома понавтыкал…

У подруги округлились глаза.

Я протянула бокал за второй порцией, и она охотно мне налила, снова не успев спросить про лед.

– А что, так ничего толком и не было? – осторожно поинтересовалась она, не сводя с меня жадного взгляда.

Я только вздохнула.

– А он что… не из «наших»?

Я пожала плечами.

– А он тебе нравится? – продолжала она меня пытать.

– Да я уж и не знаю. Как вообще может нравиться человек, из-за которого одни неприятности и который строит из себя не знай что, а сам втихаря за мной следит?

– А точно он?

– В том-то и дело, что не точно… Знала бы точно – уж устроила бы ему! Ничего я не знаю, – с досадой сказала я, чуть не пролив в сердцах опасно колыхнувшийся в широком бокале напиток. – Что-то происходит вокруг меня, все такие таинственные, у всех какие-то планы, заговоры, а меня ни во что не посвящают! «Поди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что!»

– Так это кто тебя за вторым компьютером-то послал?

Вот зараза, догадливая не в меру!

Я снова сунула нос в бокал, не желая отвечать на провокационные вопросы. Марина начала тихо закипать.

– Мне это все не нравится! – угрожающе прошипела она.

– Мне тоже, – огрызнулась я.

Я вернулась домой и известила Тролля, что комп будет через несколько дней. И так как мне нечего было делать в ближайшие несколько дней, охотно принимала приглашения Алексея то погулять в парке, то выпить чашечку кофе. Попутно я пыталась разобраться, как он все же ко мне относится и что на самом деле происходит между нами. Но то ли мне не хватало интеллекта и знания психологии, то ли просто было мало информации к размышлению. Даже мой внутренний голос ничего мне не подсказывал. Алексей был для меня загадкой. В конце концов я решила, что как женщина я его все-таки не интересую, и всего лишь фигурант в его деле. И так было с самого начала.

Остальные фигуранты нашего «дела» перестали проявлять какую-либо активность, и мне начало казаться, что все еще может наладиться… Может, они смирились с потерей денег. В конце концов, еще заработают. И не последняя была та партия… «чего-то». Что это было, мне так и не удалось выведать у Тролля. Скорее всего, этот паразит сам не знал, за что должны были заплатить одни бандюки другим бандюкам.

Телефон свой я так и не собрала, хотя и сама себе не могла объяснить, чего я этим хотела достичь. Маринка до меня дозвониться не могла, поэтому за компом я поехала сама, наудачу, зная, что если не Олег, то уж Маринка-то наверняка дома, работает. Я снова поймала такси на улице, попросила водителя подождать меня возле марининого дома и уже через пять минут ехала домой в обнимку с двумя ноутбуками, хотя со стороны и не было этого заметно. Придя домой, я вынула тот ноут, который предназначался мне, и торжественно водрузила его на рабочий стол. А рюкзачок со вторым компом небрежно сложила в то место, на которое указал мне домовой. Видимо, в мертвой зоне камер. Я занялась своим ноутбуком, стараясь не обращать внимания на возню с моим рюкзаком. В какой-то момент я обнаружила, что ни домового, ни второго компьютера в моей квартире нет. Прекрасно. Что он там задумал?

Больше всего меня раздражало то, что меня никто ни во что не посвящал. Может, и мне составить какой-нибудь хитрый план и никому не сказать? Я пошевелила мозгами, но ничего кроме плана побега мне в голову не лезло. Потом я подумала – почему бы и нет? Вот только куда бежать? За границу? Не смешите мои босые пятки. За границей мне некуда спрятаться. Купить себе фальшивый паспорт и начать новую жизнь здесь, у себя на родине? Уехать в глухую деревню?

Я фыркнула сама на себя, представив всю абсурдность этой идеи. Ладно, придет время, тогда и подумаю. Что за время должно было прийти, что такое я смутно предчувствовала в этом томительном бездеятельном затишье – я и сама себе не могла сказать. Однако с каждым днем нервы мои натягивались, как гитарная струна, и вот-вот должно было бдзынькнуть.

16

Алексей стал появляться у меня реже. Теперь он приходил раз в два-три дня, пил чай, иногда даже не звал гулять. Я даже не знала, радоваться или огорчаться. Не было ни радости, ни печали. После его визитов оставалось чувство недоумения – чего приходил?

Домовой, получив себе в полное личное пользование комп, тоже почти пропал из виду. Появлялся почти исключительно вместе с Лешей – я пришла к выводу, что это не совпадение: домовой то ли ждал чего-то, то ли просто подсматривал за развитием, вернее, затуханием наших отношений.

Больше всего меня настораживало, что и враги мои как-то затаились и не показывались на глаза. Нутром я чуяла, что где-то за моей спиной что-то да происходит. Но меня не трогают – и то ладно.

Расхорохорившись, я снова стала выбегать из дома с плейером и наушниками. Правда, теперь по утрам, с рассветом, который наступал все раньше и раньше.

Я вдруг с удивлением обнаружила, что вокруг меня – уже весна. И утренний сладко-горький морозный воздух, и звон синиц в просыпающемся городе, и хруст ледяной крошки под ногами – все уже весеннее!

Однако настроение было ни к черту, и спасала от весенней депрессии только работа.

В апреле Алексей совсем было пропал, не появлялся две недели.

Я даже всплакнула было тайком пару раз. Потом решила выкинуть его из головы и больше не придумывать себе то, чего нет. Даже если очень хочется.

Маринка снова начала на меня наседать со своими советами не сидеть сложа руки, а предпринять уже хоть что-то. Съездить куда-нибудь развеяться. В ее словах было зерно истины, и я уже почти было собралась пошерстить интернет и изучить вопрос, куда бы съездить в это неприветливое время года.

Близились майские праздники, и предложений разных туров было множество. Но и цены ближе к этому времени начали щипаться и кусаться. И чем дальше – тем больше и выше.

Я плюнула на жаркие страны и стала рассматривать поездку в Европу. Выяснилось, что я не учла политическую ситуацию (какая неожиданность для человека, который сознательно игнорирует политические новости по телевидению и даже в собственной новостной ленте!). Оказывается, часть европейских стран не рекомендуется отечественным туристам к посещению из-за откровенной политически враждебной обстановки, самолеты падают, туристов берут в заложники и вообще – стреляют.

Маринка посмеялась над моей неосведомленностью, совершенно неполиткорректно обозвала меня наивной чукотской девушкой, посочувствовала моему несостоявшемуся евротуру и посоветовала рассмотреть родные просторы. Крым, Азовское море, на худой конец какой-нибудь модный культурный отечественный санаторий. Я рассмотрела. Ничего себе – худой конец! Да на этот «худой конец» можно дважды слетать за границу, если все-таки рискнуть здоровьем!

Я перетряхнула свои зарплатные карточки и удивилась: как, оказывается, на некоторых из них, особенно тех, которыми я давно не пользовалась, много накопилось денег. Потом я вспомнила, что это, должно быть, заслуга Тролля, и удовлетворенно подумала, что вот и от него все-таки есть польза. Могу себе позволить весьма дорогой тур и первоклассный отель. И еще останется на всякие увеселения, побрякушки и вкусняшки. И приодеться.

Я сидела, смаковала предстоящее мне приятное времяпрепровождение, похлопывала по раскрытой ладони небольшой, но приятной стопкой пластиковых карт, предвкушала, как на морском берегу буду нежиться на теплом песочке и покрываться самым дорогим и самым золотистым загаром…

Как вдруг почти на самой клавиатуре моего раскрытого ноута с морским побережьем на экране возник домовой, встревоженный и встрепанный как никогда. Он был до того взбудоражен, что от него почти летели искры, и меня буквально подбросило в моем кресле.

– Что случилось?

– Тебе надо уходить! – заявил Тролль, и по тону я с ужасом поняла, что он не шутит.

– С ума сошел? Куда? Что случилось?

– Сюда идут за тобой, точнее за мной. Но они-то не знают, – сбивчиво тараторил домовой, – Чагин вызвал подкрепление.

– Чагин?

– Беги, говорю! Собирай манатки! – рявкнул вдруг домовой.

Я вскочила, схватила паспорт и охапку карточек, сунула это все в рюкзак. Сунулась было к компьютеру, но Тролль зашипел, как рассерженная кошка:

– Оставь, не трогай комп! Одеваться! Марш! Куртку потеплее, штаны, ботинки! Бегом! – заорал он почти в панике.

Я уже была одета, закинула рюкзак на плечо и сунула ноги в ботинки, когда замок в двери щелкнул. Я прижалась к стене, но когда дверь распахнулась, в дверях показался Алексей в своей неизменной кожанке, только совсем уж встрепанный, запыхавшийся, волосы на лбу слипшиеся от пота. Он ворвался в квартиру, окинул меня диким взглядом и совсем как домовой, затараторил:

– Тебе надо бежать! Ты куда-то собралась?

– Ну да. Бежать… – растерянно развела я руками. – Только куда?

– Сначала тебе надо как-то выйти из дома.

– Я выведу тебя через чердак! – внезапно подключился Тролль.

– Через чердак? – пролепетала я, пытаясь сообразить, у кого из соседей ключ от замка на люке.

– Отлично! Через чердак! – оживился Алексей.

– А ты?

– А у меня здесь дела, – криво улыбнулся Алексей и внезапно поцеловал меня в губы.

Я обомлела, а он, не давая мне опомниться, уже открывал входную дверь, прислушивался к тому, что творится там, внизу. Домовой приплясывал и бубнил:

– Я там заклинил замок, но они щас всю дверь вынесут к едрене фене. Давай, давай, лезь наверх.

Наверху в люке сам собой щелкнул замок. Алексей удивленно посмотрел наверх и достал пистолет, одной рукой задвигая меня обратно в квартиру. Но я успокоила его:

– Не волнуйся. Это для меня.

Я, повинуясь порыву, тоже поцеловала его в губы и двинулась к лестнице на чердак. Домовой даже крышку распахнул и уже мельтешил наверху, посмеиваясь над тем, какое лицо сделалось у Алексея. Однако Чагин быстро собрался и зашептал мне снизу, пока я карабкалась:

– Постарайся незаметно выбраться из самого крайнего к дороге подъезда и поймать такси до той кафешки, где у нас был пойнт. Там тебя должен ждать Вадик. Он тебя отведет к людям, которые помогут тебе на время спрятаться. Телефон твой где?

– Сломался, я его разобрала, останки где-то дома валяются.

– Отлично. Все, давай! – он махнул рукой, и я вылезла на чердак и опустила за собой тяжелую крышку люка. Домовой уже маячил впереди где-то в отдалении, то появляясь в косых лучах солнца, падающего из маленьких чердачных окошечек, то исчезая во мраке необъятного чердака. Я начала осторожно пробираться по замусоренному и захламленному полу, когда внизу, из-под люка, послышались выстрелы. Сердце мое ухнуло в пятки, и я, закусив губу, бросилась к люку. Домовой в тот же миг очутился возле меня, шипя на меня, чтобы я не смела спускаться.

Но я, упав на колени, уже пыталась оттянуть крышку люка, которая показалась мне неподъемной.

– Ты с ума сошла! Беги давай отсюда! Чагин сказал…

– Мне надо посмотреть!

Выстрелы повторились. Я услышала, как внизу визжит старуха-соседка.

– Тебя не должно здесь быть! Уходи, пока они тут, пока полиции нет! Сейчас самый лучший момент! – Домовой был почти в отчаянии.

– Открой крышку! – зашипела я сквозь сжатые зубы.

– Только тихо! И только чуть-чуть. Потом сразу рванем. Обещаешь?

Я кивнула.

Крышка люка приоткрылась на пару сантиметров, и я увидела лежащего поперек порога моей квартиры Алексея с дыркой в груди и кровавый след, размазанный по косяку. Внутри моей квартиры слышались мужские голоса и грохот.

– Все, – твердо сказал домовой. Бесшумно опустил крышку на место, щелкнул замком и взглянул мне в глаза. – Все. Пошли. Ты обещала.

Я молча кивнула, подхватила рюкзак и, не заботясь о бесшумности, зашагала по чердаку за домовым.

Тролль привел меня к люку на другом конце дома, точно так же отпер его безо всяких ключей, выпустил меня в подъезд, запер люк и на пару мгновений исчез из поля зрения. Пока я спускалась по лестнице незнакомого подъезда, он появился, сообщил, что я спокойно могу выйти из подъезда и что за домом никто снаружи не наблюдает.

Я вышла, зажмурилась от яркого солнца и, вытерев слезы, которые успели залить мне все лицо, зашагала прочь со двора.

Вадим ждал меня за столиком в том кафе, где когда-то собиралась наша игровая компания. Увидев мое зареванное лицо, он не стал спрашивать, что случилось (а может, был уже в курсе). Усадил меня за стол и заказал какой-то еды. Пока я молча ела, глотая еду вместе со слезами, не замечая вкуса, запивала обжигающим кофе, даже не размешав сахар, Вадим рассказывал мне план моего бегства, созванивался с какими-то людьми, кого-то в чем-то убеждал, пару раз упомянул Чагина…

На мои вопросы он ответить не смог, что происходит, знал только в общих чертах, но сказал, что Алексей внезапно позвонил ему и оставил инструкции и номера телефонов и велел ему, Вадиму, проследить, чтобы я как можно скорее покинула город.

Я протянула ему свою карту, чтобы он расплатился за мой бизнес-ланч, но он, не отрывая трубку от уха, помахал рукой, чтобы я убрала карту, расплатился с официанткой наличными, подхватил меня под руку, убедившись, что я не забыла свой рюкзачок, и мы вышли из кафе. Он попросил у меня ворох моих карточек, выбрал ту, где, по моему мнению, было больше денег, отдал ее мне, а остальные спрятал себе в карман, заговорщически подмигнув мне и пообещав, что вернет, когда я вернусь, что постарается все не профукать и что там, куда меня спрячут, они мне пока не понадобятся. Ту карту, что он вернул мне, он велел спрятать поглубже и пользоваться как можно реже.

– Никогда не доставай его, Фродо! – строго сказал он мне страшным голосом, и я не смогла сдержать улыбку.

Потом он посадил меня в свою машину, отвез к банкомату, велел снять с одной из карт кучу наличных, привез в крупный спортивный гипермаркет, в котором я когда-то покупала себе свою любимую куртку и штаны.

Мы долго бродили по залу: я – как зомби, ничего не соображая, а он – набирая в тележку почти не глядя какие-то вещи. Я успела заметить спальник, пару комплектов термобелья, несколько обычных (или спортивных?) трусов и болеро, три пары носков, железную кружку, миску и набор, включающий нож, вилку и ложку. Я уже не задавала вопросов, только гадала, в какую глухую таежную землянку он меня собирается со всем этим добром поместить.

Он непрерывно с кем-то созванивался и что-то уточнял. Потом сверху на все наши неожиданные приобретения свалился огромный походный рюкзак. Вадим, не отрываясь от телефона, раздраженно уточняя размеры какой-то «гидры», показал мне на рюкзачище глазами и состроил вопросительную рожу – мол, нравится? – поднял за петлю и повертел его передо мной из стороны в сторону.

Я покивала, и он, удовлетворенный, повернулся к кассе, расплатился из той пачки наличных, что мы сняли, подхватил огромный пакет покупок, который нам ловко упаковала кассирша, и мы снова сели в машину.

Потом он долго кружил по городу, снова созванивался и уточнял адрес, где-то на окраине наконец нашел маленький неприметный магазинчик с каким-то странным коротким названием во дворе жилого дома. Внутри продавались странные вещи: весла, спасательные жилеты, какие-то резиновые комбинезоны.

Пока я таращила глаза, Вадим деловито прикупил мне один из таких комбинезонов, окинув мою фигуру пристальным оценивающим взглядом и посовещавшись с продавцом, могучим мужичком в тельняшке:

– Сорок второй?

– Да, пожалуй, эсочка. Девушка, вам эсочку или все-таки иксэсочку?

– Что?

– Ну не эмочку же? – он повернулся к Вадиму, и тот покивал утвердительно. – Нет, не эмочку.

Я так и осталась стоять с разинутым ртом и вытаращенными глазами, когда они сложили в очередной пакетище «эсочку», какие-то штаны и куртку с тугими неопреновыми манжетами и воротником – «защиту» и маленький и как будто даже изящный спасжилетик.

Я уже совсем ничего не понимала и не соображала, когда Вадим наконец привез меня к какому-то дому, современной многоэтажке, и мы поднялись в лифте на предпоследний этаж, не забыв прихватить из багажника все наши пакеты с обновками.

Дверь нам открыл невысокий бородатый веселый мужик. Тоже в тельняшке. Вадим смущенно представил меня:

– Вот, это Ольга.

Я неуверенно кивнула, вцепившись в свой старенький рюкзачок, а мужик, подхватив мои пакеты из рук Вадима, сделал изящный книксен и громогласно разрешил:

– Ну проходи, Ольга. Сейчас будем водку пить. Будешь? – Он повернулся к Вадиму, и тот испуганно замахал руками:

– Нет, что вы, спасибо, я за рулем. Мне вообще-то пора.

– Ну тогда до свидания! – весело и все так же громко попрощался с ним хозяин квартиры.

Вадим поднял руку вверх, прощаясь со мной, потом сжал кулак, мол, держись там. Кивнул хозяину и двинулся прочь из квартиры.

– Вадим, – окликнула я его.

Он повернулся ко мне и придержал дверь.

– Что с Чагиным? – наконец спросила я его дрогнувшим голосом.

– Не знаю, – как-то жалобно ответил он мне и показал зажатый в руке телефон, – не берет трубку.

Он закрыл дверь, и я осталась наедине с бородатым дядькой.

17

– Сергей, – представился он мне уже серьезно, перестав меня пугать своей веселостью и громкостью. – Еще некоторые зовут меня Адмиралом, а самые просвещенные и приближенные – Гурманом.

Мы пили с ним водку, и я, стремительно пьянея, старалась не думать о том, кто остался лежать у моего порога с дыркой в груди…

Сергей только однажды вздохнул почти горестно:

– Откуда ж ты свалилась-то на мою голову…

Я молча хлопала глазами, не зная, что ему на все это ответить, и понимая, что не могу рассказать, что случилось, и почему я сижу тут пьяная, зареванная, с рюкзаком и покупками.

– Ты в походы когда-нибудь ходила? – выспрашивал у меня Сергей снова веселым и почти трезвым голосом. Я мотала головой. – Шашлык не считается, – уточнил он, подняв палец кверху. Я покивала и потом сразу же помотала. Он меня понял.

– На сплав, я так понимаю, тоже, – с безнадегой в голосе уточнил он, шмыгнув носом.

Я снова покивала и потрясла головой.

– Ну, ниче! – Он громко хлопнул по столу, налил мне очередную рюмочку и весело подмигнул: – Мы из тебя сделаем человека!

– Сплав? – заплетающимся голосом уточнила я. – Это соединение двух металлов путем нагрева до жидкого состояния?

Он захохотал и хлопнул меня по плечу. Выпил свою рюмку, смачно вытер бороду и усы рукавом тельняшки, жестом приказал мне допить свою рюмку. Я вылакала ее как воду и сунула в обожженный рот кусок колбасы.

– Пошли, разберем твои покупки. Так…

И он по-хозяйски зарылся в мои пакеты.

Он вышел на лоджию, принес оттуда скрученный в рулон коврик из вспененного полимерного материала (позже я узнала, что в обиходе его так и называют – «пенка»), сунул его в мой рюкзак торчком, положил на самое дно сложенный в лепешку спасжилет, покидал внутрь мои пожитки из пакетов, одобрил кружку, сунул ее в боковой карман рюкзака («клапан»). Спальник развернул и постелил на тахте в зале:

– Спать пока будешь здесь.

Я молча кивнула, не представляя, сколько мне придется здесь спать и зачем для этого надо было покупать рюкзак и все эти вещи. В голове то ли от выпитого, то ли вообще от всех последних событий, которые меня потрясли и выбили из колеи, царили пустота и туман, в глазах рябило и плыло.

На неверных ногах я добрела до туалета и вспомнила, что не купила ни щетки, ни пасты, ни других полезных предметов гигиены.

– Завтра, – успокоил меня хозяин, когда я попыталась промычать ему о своих затруднениях, – придет Алинка и поможет тебе со всеми вашими гигиеническими делами.

Я кивнула, с разрешения хозяина приняла душ и завернулась потом в его огромный махровый халат. Прохладные струи воды помогли мне немного прийти в себя, вышла я уже слегка посвежевшая и готовая мужественно встретить все, что должно было со мной дальше произойти.

Сергей встретил меня с потрепанной, но чистой тельняшкой в руках:

– Вот! Без тельняшки на сплав не берут! Я не беру!

Я смущенно его поблагодарила, схватила подарок и юркнула обратно в ванную. Сергей швырнул мне вслед мои новые термоштаны. Я переоделась, почувствовала себя совершенно другим, новым человеком, залезла в спальник на тахте и моментально вырубилась.

Когда утром я разлепила глаза, в квартире было полно народу. Какие-то незнакомые люди сновали мимо меня, выходили курить на лоджию, смеялись, таскали туда-сюда огромные тюки, не обращая на меня абсолютно никакого внимания. В моей голове был полный бардак. Во рту все слиплось. Мне было жарко и страшно – где это я? Я попыталась вскочить и немедленно рухнула с тахты, громыхнув о пол, кажется, всеми костями, связанная по рукам и ногам своим новым спальником. В комнате раздался хохот, надо мной нависла огромная тень, чьи-то могучие руки бережно подняли меня и усадили на тахту. Потом аккуратно убрали волосы с лица, и я увидела перед собой серьезное лицо совершенно незнакомого мужчины, естественно, тоже в тельняшке. Я обвела комнату взглядом. Так и есть – почти все присутствующие, включая нескольких женщин, были в той или иной степени полосаты. И все смотрели на меня.

– Здравствуйте, – беспомощно пролепетала я, едва разлепив губы.

– Что за шум, а драки нет? – в дверях почти в полной тишине появился бородатый Сергей. Глянул на меня сквозь очки.

– А, забыл вам представить. Это Ольга. Паш, вот тебе и матрос!

Мужчина, который все еще сидел передо мной на корточках, повернул к нему голову и, как мне показалось, попытался прожечь его взглядом, однако ничего не сказал. По его лицу нельзя было понять, доволен он этим известием или нет. Но он молча кивнул.

Я принялась смущенно выпутываться из спальника, люди подходили ко мне, по очереди представлялись и жали руку, которую мне все-таки удалось освободить. Паша встал и грозной тенью возвышался надо мной, уперев руки в боки, как надсмотрщик, зорко следящий, чтобы узник (которым я себя в данный момент почувствовала) не сделал ничего предосудительного. Последней ко мне подошла тихая миловидная женщина чуть постарше меня и назвалась Алиной. Она принесла мне мои штаны и разогнала толпу. Грозный Паша тоже вышел, и я быстро вылезла наконец из спальника и натянула штаны поверх своих ядовито-розовых термо-леггинсов.

Алина напоила меня на кухне чаем и уточнила список того, что мне срочно надо купить в аптеке: предметы гигиены и, как она выразилась, «мыльно-рыльные принадлежности». Я порылась в своем рюкзаке и выловила оттуда пачку вчерашних денег, которые Вадим предусмотрительно сунул в потайной карман. Меня за покупками не пустили, и я слонялась без дела по квартире между грудами чужих рюкзаков и еще какими-то огромными неподъемными тюками, связками дюралевых труб, веслами. До меня постепенно дошел весь смысл происходящего, к которому весьма кстати подходили и слово «матрос», и все эти тельняшки и походные вещи.

Сплав. Вот что придумал для меня Алексей, заранее договорившись с этими людьми (ну или с Адмиралом, который оказался здесь главным). Присматриваясь и прислушиваясь к разговорам, я догадалась, что этим людям внезапно сообщили, что их поездка состоится на несколько дней раньше, и они чудом сумели утрясти свои текущие дела, договориться о дополнительных отгулах. Двое отпроситься не сумели. И эти двое были как раз из Пашиного экипажа, и этим я объяснила его озабоченность, если не сказать – некоторую раздраженность. Я догадалась, что причиной этого внезапного переноса даты стала я, и что ни Паша, ни остальные об этом не знают. Кажется, знали только Сергей и Алина, как я поняла, – его женщина, судя по тому, как она по-хозяйски распоряжалась в его квартире.

Я запихала принесенные Алиной покупки в свой новый огромный рюкзачище, упаковала туда же и свой маленький городской рюкзачок с документами и спальник. Места оставалось еще полно, особенно после того как Адмирал, грозно сверкнув очками, кряхтя и бормоча шуточные ругательства про «чайников», безжалостно утрамбовал все мои шмотки. Потом они с Алиной сидели рядом со мной, что-то высчитывали, содрали с меня несколько тысяч рублей «на хавчик», еще несколько тысяч – «на билет». Я, не вынимая пачку денег из рюкзака, отсчитала им тысячные купюры, они ушли, потом Алина принялась набивать мой рюкзак пакетами с крупой, сахаром, солью, тушенкой, сгущенкой и сухарями. Я сидела и дивилась этим людям, так странно проводившим свой досуг. Потом ко мне подсел парень примерно моего возраста, в новеньком камуфляже, из-под которого выглядывала неизменная тельняшка, с кучерявой шевелюрой цвета потемневшей меди, такими же бровями, ресницами и веснушками. Он подал мне руку и чуть картавя, представился:

– Георгий. Гоша.

– Ольга, – вежливо сказала я, пожимая его руку, с тыльной стороны тоже щедро усыпанную веснушками.

Целая куча народа вдруг куда-то испарилась из квартиры, и из разговоров оставшихся я поняла, что побежали по магазинам докупать последнее, самое драгоценное – водку и закусь в дорогу.

Гоша сидел на тахте рядом со мной, то и дело перекладывал и утрамбовывал что-то в своем рюкзаке и почти непрерывно щебетал. Поначалу я вслушивалась, потом потеряла нить, и его высокий картавый голос отбивал в моем мозгу какую-то морзянку, разобрать смысл которой мне удавалось, только если собрать в кучку все мои мозги. Я попыталась встряхнуть головой, но вчерашняя водка все еще давала о себе знать, и я просто сидела в обнимку со своим рюкзаком, сложив на него руки и голову.

Потом к нам подошел Адмирал с Алиной и Пашей. Алина протянула мне два пластиковых шлема, предлагая, видимо, примерить каждый. Подошел хоккейный, синий, по размеру похоже, что детский. Паша смерил угрюмым взглядом меня и Гошу и промолчал. Сергей весело предлагал разные варианты обмена кого-то из нас на кого-то из других экипажей. Потом посоветовал сунуть нас с Гошей в рюкзаки, привязать к «двойке» и тащить ее за «четверкой» на буксире. Паша вздыхал и не отвечал на адмиральские шуточки. Потом они ушли на кухню. Я шепотом спросила у Алины, чего Павел такой смурной, уже догадываясь, что скорее всего из-за меня.

Алина подтвердила часть моих опасений. Оказалось, что из-за перестановок в составе команды Павел впал в раздумья, брать ли ему свою «четверку» или «двойки» хватит. Адмирал подсунул ему Гошу, и Павел теперь немножко злой, потому что Гоша, как и я, идет в «четверку» первый раз.

Я совсем запуталась в «двойках» и «четверках», и Алина умудрилась мне объяснить так, что я поняла: есть двухместные и четырехместные катамараны.

И еще есть категории сложности для походов и сплавов. Нашему маршруту присвоена общая «тройка», но есть парочка порогов на «четверочку», то есть сложнее. Видя мои округлившиеся глаза, она достала фотоальбом из резного деревянного шкафа (очень красивого, под старину, я только сейчас заметила) и села между мной и Гошей полистать. Она показывала мне горные реки с порогами, казавшимися мне водопадами, где среди огромных белых бурунов и валов можно было различить маленькие яркие катамараны и фигурки людей с веслами. Люди были одеты в те самые «резиновые» комбинезоны, спасжилеты, шлемы. И махали веслами. И сидели на этих катамаранах верхом, как на конях. И как их не сносило этими ужасными волнами, которые – видно было даже на фотографиях – били им прямо в лицо! – было совершенно непонятно. А Алина тыкала пальчиком в эти жуткие водопады и приговаривала:

– Вот тут перепад всего метра полтора, это на «четверку» максимум. А вот порог «Топоры», «пятерочка». Я тебе потом еще видео покажу, если успеем. У-у-у, там столько «килей»… – Она хихикнула и закатила глаза.

Я смотрела серию фотографий, где один за другим катамараны буквально зарывались носами в огромную белую волну, и меня брала оторопь – они делают это добровольно? Они после этого остаются живы?

Оказалось, последние вопросы я пробормотала вслух, и над моей головой прогремел назидательный голос Адмирала, невесть как оказавшегося рядом:

– Трупов не привозил и не собираюсь!

Меня слегка подбросило от неожиданности, и он, довольный, рассмеялся, как нашкодивший пацан.

Потом он сделал грозное лицо и гаркнул:

– Че сидим? Автобус прибыл. Собираемся, поехали!

Народ вскочил, похватал свои и чужие рюкзаки. Я чудом нашла свою куртку и ботинки. Схватила свой рюкзак и попыталась его надеть. Гоша помог мне водрузить его на диван, только тогда, уцепившись за руки его и Алины, мне удалось подняться. Я тотчас согнулась под тяжестью, чтобы снова не рухнуть на диван. Потом я по совету Алины застегнула поясной и нагрудный ремни, подтянула все, что только подтягивалось, и почувствовала, что могу теперь стоять и даже ходить.

Нам с Гошей и Алиной поручили стаскивать вниз связки труб и весел. В лифт они никак не хотели помещаться: ни вдоль, ни поперек, ни по диагонали, и мы потащили их вниз пешком с восьмого этажа. Внизу перед подъездом стоял маленький старенький ПАЗик, и на багажной решетке на его крыше уже творилось что-то невообразимое. У нас приняли негабаритные вещи, быстро увязали их там, наверху, закрепляя резинками с крюками и альпинистскими шнурами. Потом сверху протянулась чья-то рука, и я подала свой рюкзак. Мне велели вытащить из него кружку, и я вовремя вспомнила, что видела ее в последний раз в боковом клапане для быстрого доступа.

Вся погрузка и увязка всех катамаранов и рюкзаков заняла от силы минут двадцать. Я поразилась, как четко и слаженно работали эти люди, которым, видать, это было не впервой. Мы с Гошей старались быть как можно более полезными, суетились, приносили и подавали наравне со всеми. В конце концов нам велели садиться в автобус, мы протолкались по салону, забитому людьми и вещами, в самый хвост и наконец уселись. Последним залез Адмирал. Вытянув шею, выставив торчком бороду и посверкивая своими неизменными очками, он сосчитал нас по головам, вздохнул:

– Вроде все… Ну, с богом.

И уселся на кондукторское сиденье.

Автобус оказался очень вонючим и трескучим. Но резво двинулся по улицам родного города.

Я толкнула Гошу локтем:

– А куда мы едем-то?

Он оторвался от созерцания слякотных весенних пейзажей за окном и удивленно на меня воззрился:

– На Кавказ.

18

Ехали долго. На ночевку не останавливались – двое водителей сменяли друг друга, как дальнобойщики. Несколько раз вставали на стоянку у придорожных кафе – пообедать, посетить туалет и просто погулять вокруг автобуса, размять затекшие ноги и сплющенные зады.

Мои новые товарищи воспринимали поездку как веселое приключение, почти сразу после погрузки начали пить водку, закусывая кто чем. Делились, угощали друг друга. Тем, кто забыл достать из рюкзака свою кружку, подносили общественную «братину». Я попыталась отказаться, но Адмирал не слушал моих возражений, стребовал мою посудину, наполнил ее небольшим количеством прозрачной жидкости, и я пару часов сидела с ней в обнимку, мастерски пропуская тосты и добавки. Гоша, глядя на меня, веселился и уговаривал присоединиться к общему празднику жизни. Впрочем, не настаивал.

Народ и правда веселился. Достали две гитары, трясясь и подпрыгивая, умудрились настроить в лад и принялись петь всякие походно-туристические песни, некоторые из которых я слышала в молодости, будучи студенткой, а некоторые – впервые. У хозяина одной из гитар был потрясающий баритон, и пел он иногда очень красивые, мелодичные песни. Владелицей второй гитары была энергичная смешливая тетка с ярким румянцем и стрижкой «под пажа». Пела она громко и порой залихватски, без всяких слезливых женских завываний.

Когда веселье стихало и перерастало в нестройный гул голосов, мне удавалось вздремнуть, положив голову на торчащий в проходе между сиденьями чей-то огромный рюкзак. Посреди ночи, когда я полноценно вырубилась, на мое лицо вдруг упало что-то мокрое и холодное, и я в ужасе подскочила, чуть не вскрикнув. В салоне было темно, и в свете фонарей с улицы я разглядела, что с другой стороны на рюкзаке спит чья-то лохматая голова, почему-то мокрая. Глянув в окно внимательнее, я увидела, что по стеклу стекают даже не капли, а струи: на улице шел дождь. Я снова пристроилась на своем краешке рюкзака, но через какое-то время мокрые волосы снова шлепнулись мне на лицо. Спросонок я попыталась убрать их со своего лица, проснулась, и теперь лохматая голова тоже поднялась и непонимающе смотрела на меня поверх рюкзака. Когда до владельца дошло, что случилось, мы оба сдавленно прыснули и снова пристроились спать, чуть отодвинувшись друг от друга.

Днем мы проезжали какие-то города, название которых я даже не стала уточнять, ибо все равно не сильна в географии.

От Гоши, который болтал почти без умолку, я узнала, что нам предстоит не совсем обычный сплав, а скорее учебно-тренировочный. Мы должны были стоять лагерем на трех разных речках по нескольку дней и «обкатывать пороги», потом переезжать на другое место, снова разбивать лагерь и несколько дней кататься по другой речке. И потом на третьей. Пороги были в основном «троечные», только пара-тройка мест – на «четверку»: порог «Пушка», каньон Аман-Хит и Каменномостские пороги: 1-й и 2-й.

Я очень странно себя чувствовала. Я как будто попала в другой мир. Если подумать, так оно и было. Дом, компьютер, кафешка, маринкин дом, маршрут пробежки – вот и весь мой мирок, в который откуда-то извне ворвались Чагин и какие-то «организации»… И стала не жизнь, а какой-то бардак.

А здесь – совсем другие люди, которые по-другому себя вели, по-другому жили, пели, одевались, даже по-другому разговаривали и смеялись.

Моим мозгам было нечем заняться, кроме «пережевывания» того, что случилось со мной за последние несколько дней. Чтобы отделаться от навязчивой картинки, то и дело возникающей перед глазами, – Леши Чагина, лежащего, запрокинув голову, у порога моей квартиры с дырой в груди, и кровавого следа, размазанного по косяку, – я заставляла себя рассматривать пейзажи за окном или своих спутников.

Среди них была компания студентов, которых всем скопом называли «физиками», хотя, как я потом узнала от Алины, там были и медики, и девочка-программист. «Физики» ехали не на катамаранах, а на малюсеньких одноместных лодочках – каяках. Девочка-программист тоже. Я во все глаза смотрела на черноглазую, чернокосую Лию, пытаясь представить ее в маленьком каяке с двусторонним веслом в руках. Какая же она, наверное, смелая! Той же молодой компании придерживался смешливый наголо бритый чувак, которого я сначала приняла за скинхеда, но, приглядевшись, заметила, что он увешан, как новогодняя елка, всякими радужными феньками, бусами, амулетами… Да, у скинхеда редко увидишь такую физиономию фасона «рот до ушей», а этот с ней расстается только когда ест и спит.

Было несколько семейных пар. Держались они тоже сплоченной группой, и было похоже, что это не первый их поход в таком составе. С ними же тусовались владелица гитары Светлана и ее подружка-хохотушка Ирина. В их же компании был и владелец мокрой лохматой башки, красивый бородатый парень, которого все называли почему-то Акулой, и его тихая красавица-жена Светлана, которую сразу же «окрестили» Акулиной.

Я тряслась в автобусе, пытаясь осознать и принять перемены в своей жизни и представить себе свое дальнейшее будущее.

К вечеру второго дня в пейзаже за окнами наметились перемены: на горизонте замаячили горы. Сначала едва различимые, потом все выше, четче. Я прикипела взглядом к окнам. Однако когда стемнело и я перестала что-то различать, кроме трясущегося отражения собственной растерянной физиономии, меня сморило, и я стала то и дело клевать носом.

Я дрыхла глубочайшим сном, поэтому не сразу заметила, когда автобус остановился. Голоса вокруг стали громче, меня толкнули в бок, я с трудом разлепила глаза и пошевелила затекшей шеей, едва подняв свою голову от Гошиного плеча, который, похоже, тоже только что проснулся и тер заспанные глаза. Кругом была полная темень. Тусклый свет в салоне автобуса не давал разглядеть, что творится снаружи. Я слышала только какой-то непрерывный гул. Вокруг автобуса сновали неузнаваемые тени, светили фонарями, переговаривались. Я включилась в общую деятельность и поволокла к выходу кем-то сунутый мне объемный, но не очень тяжелый тюк, оказавшийся чьим-то рюкзаком. Возле выхода человек с фонарем на лбу принял у меня сначала рюкзак, потом помог выйти в полную темноту, подав руку. Я услышала угрюмый мужской голос:

– Тащи это вооон к той куче, я сейчас туда твой рюкзак притащу.

Он повернул меня к себе спиной, посветил фонарем на какую-то бесформенную груду метрах в ста от нас (ничего не различишь, фонарь дотуда не достает, но направление я запомнила), подхватил рюкзак и нацепил его мне на плечи. Я пошатнулась и чуть не рухнула лицом вперед, но он удержал меня за рюкзак и заглянул в лицо (то есть по сути просто ослепил меня своим налобным фонарем):

– Дойдешь?

– Дойду, – угрюмо просипела я охрипшим со сна голосом. Кажется, это был Паша, к которому меня определили на катамаран матросом.

Воздух был ледяной и очень свежий, пах дождем и чем-то совершенно мне непривычным и незнакомым. Лицо покалывало мелкими нечастыми то ли льдинками, то ли дождинками.

Дождь не усиливался, моросил себе, постукивал и шуршал по прошлогодним листьям и капюшону куртки, и заглушить его не мог даже тот несмолкаемый гул, который раздавался теперь слева от меня. Повернув голову, я, немного отойдя от автобуса, различила в темноте светлую узкую неровную ленту. Это же река, догадалась я. Горная река! Я вдруг задохнулась от восторга и стала хватать ртом этот холодный ночной воздух вместе с дождем.

Я добрела до кучи вещей, на которую мне указал Паша, и стала ждать дальнейших указаний от кого бы то ни было.

Вокруг народ разбивал лагерь. Кто-то умудрился развести костер в этом мокром лесу под моросящим дождем. Я разглядела в свете маячивших туда-сюда фонариков уже готовую палатку и поразилась: ведь автобус только что приехал! Меня слегка потряхивало от новизны нахлынувших на меня ощущений и отчасти – от промозглого холода, который постепенно начал проникать под мою теплую куртку. Я уже вознамерилась насобирать веток для костра – хоть какая-то польза от меня! – но в это время от суетящейся возле автобуса толпы отделилась большая темная фигура с фонарем во лбу и, тяжело ступая по мокрым листьям, приблизилась ко мне. Тяжело грохнув о землю два рюкзака, которые он тащил по одному на каждом плече, Паша спросил, поочередно светя своим фонарем то на мой рюкзак, то на свой:

– У тебя палатка есть?

– Нет, – пискнула я, пряча под подбородок заледеневшие руки.

– Тогда ставь пока мою, – сказал он, кряхтя, залезая по локоть в свой рюкзак, выдирая из него какой-то увесистый сверток и швыряя его передо мной. Сверток брякнул чем-то мне под ноги и остался лежать, я, все так же сжав руки, столбом стояла над ним, пытаясь сообразить, каким макаром превратить его в палатку. Невесть откуда из темноты вынырнул Гоша, тоже с налобным фонариком, уверенно взялся за сверток, вытряхнул из него еще какой-то комок и какие-то брякающие тонкие веточки. Он развернул комок, оказавшийся палаткой, выбрал место поровнее, распинал шишки и ветки, разложил палатку армированным непромокаемым дном вниз, велел мне взяться за противоположные углы и расправить. Я взялась помогать. Вместе мы собрали брякающие веточки (оказалось, что они скреплены резинкой и вставляются одна в другую) в длинный гибкий штырь. Собрали второй такой же, продели их в специальные канавки, прошитые в палатке, уперли концы в специальные металлические колечки, пришитые к углам. Буквально за пять минут из маленького мешочка палатка превратилась в небольшой уютный домик, в который мы для начала покидали все вещи, спрятав их от дождя. Мы покрыли палатку тентом и укрепили колышками штормовые растяжки – на случай сильного ветра. Гоша снова скрылся где-то в ночи, а я, не имея пока дальнейших указаний, добрела до костра и стала наблюдать за тем, что делается вокруг.

Автобус разгрузили, водитель отъехал чуть в сторону и заглушил мотор. Все снятые с автобуса тюки и охапки сложили в одну кучу, накрыв большим куском полиэтилена. Толпа потихоньку рассосалась, разбрелась по палаткам, устраиваясь на ночлег. Алина с Адмиралом возле костра распотрошили какой-то пакет, достали оттуда хлеб и несколько банок сгущенки. Гоше вручили ведро и послали за водой, меня посадили резать батон, снабдив разделочной доской, ножом и специальной туристической сидушкой на резинке, которую в туристическом простонародье без церемоний звали «жопой».

В ведре, которое на удивление быстро закипело, заварили дикое количество черного чая, который, даже если светить туда фонариком, казался совершенно непрозрачным, густо-коричневым. Кружка, припрятанная в кармане, снова оказалась кстати, я получила свою порцию горячего горького напитка и бутерброд со сгущенкой. Мгновенно расправилась со своей порцией, успев удивиться, какая я, оказывается, была голодная.

Дождик усилился, и народ, как и я, выбравшийся к костру на зов Алины, быстренько заглотил свою порцию «ужина», и снова распихался по палаткам. Они сказочно засветились изнутри, как домики фей, в них еще долго слышалась возня, хихиканье, разговоры. Я наощупь через мокрые кусты продралась вглубь небольшого леска, который начинался чуть в отдалении от реки, избавилась на сон грядущий от излишков жидкости в организме и попыталась вернуться к лагерю, тоже наощупь, понадеявшись выйти на свет костра и звуки голосов.

Однако меня подкарауливала только темнота. Ни голосов, ни фонарей, ни фар, ни света костра. Только ночь, дождь и шуршание капель. Я брела сквозь лес, пока до меня не дошло, что шум дождя становится громче, а шум реки наоборот стихает. Тогда я хорошенько приложила себя ладонью по лбу, развернулась и пошла на звук. Я вышла на открытое пространство, шум воды превратился в рев, и я прошла по скользкому каменистому берегу не меньше нескольких сотен метров, прежде чем наконец увидела светящиеся грибочки-палатки и почти потухший костер. Я обрадовалась и чуть не бегом бросилась к костру. А остановившись возле самых тлеющих углей, не смогла вспомнить, в какой стороне находится палатка, которую мы с Гошей поставили по пашиному указанию и в которой остались мои вещи, спрятанные от дождя. Спросить было уже не у кого.

Я стояла и мокла, тряслась и готова была разрыдаться от злости и безысходности. Потом я велела себе перестать вести себя как кисейная барышня и сделать уже для себя хоть что-то полезное. Снова заставив себя подойти к пугающе темной окраине леса, я набрала небольшую охапку сучьев, все время оглядываясь на лагерь и теперь не упуская из виду палатки и светлую ленту реки. Вернувшись к костру, я положила на угли несколько сучьев и совсем было погасила костер, потом вспомнила, как Алина раздувала огонь той самой «жопой», сняла с себя ту, что по-прежнему висела на моей пояснице, и раздула вполне приличный костерок. Пришлось подкинуть в него почти все сучья, прежде чем он начал давать хоть какое-то тепло, и когда руки у меня уже почти согрелись (зато замерзла спина), из леса выступил человек с фонарем. Я не сразу его узнала, потому что на нем оказался какой-то огромный пятнистый бушлат, фонарь он держал в руке. Подойдя к костру, не сводя с меня мрачного взгляда, в котором хищно отражались искры от моего костра, он осведомился, куда я пропала.

Сгорая от стыда, я призналась, что пошла в кустики и заблудилась.

Он покачал головой и вздохнул:

– Горе луковое. Пошли в палатку.

Я потрусила за ним, не забыв прихватить от костра свою кружку и «жопу».

В палатке Павел поставил фонарь торчком, стянул с себя мокрый бушлат, велел мне снять мою мокрую куртку и лезть в спальник. Мои ботинки, которые я сняла, выставив ноги наружу, под дождь, он отряхнул, стукнув друг об друга, и поставил возле входа внутрь. Мой рюкзак, слегка похудевший, приткнулся вдоль самого края палатки, мой спальник, уже развернутый, лежал на пенке, которую Паша успел вынуть из моего рюкзака. Я шустро заползла в него и закуталась по самые брови. Паша подождал, пока я закончу шуршать, возиться и «окукливаться», накрыл меня сверху своим бушлатом, завернулся в свой спальник и буквально через пару минут уже спал, даже похрапывать начал. Мне стало завидно.

Я, то ли от переизбытка впечатлений, то ли от выпитого «чифира», не могла ни уснуть, ни согреться. Я поджимала ноги, возилась, пытаясь целиком уместиться под пашиным бушлатом, но все равно дрожала и пару раз лязгнула зубами.

Меня колотила уже крупная дрожь и зубы стучали все четче и ровнее, когда Павел зарычал, как потревоженный медведь в берлоге, расстегнул молнию на своем спальнике, повернулся ко мне и подгреб меня к себе вместе с бушлатом. Он по-хозяйски пристроил мою голову на сгибе своей руки, накрыл меня половиной своего спальника, натянул на нас обоих сверху свой бушлат и придавил меня поверх моего спальника своей огромной тяжелой рукой. Я еще немножко поерзала, устраиваясь поудобнее, чуть высунула нос из-под бушлата, чтобы не задохнуться, потом наконец согрелась и перестала трястись. Павел уже храпел и вздрагивал во сне, от его теплого влажного свитера пахло дождем и мокрой шерстью. Я подумала, что до утра так и не усну, и сразу же заснула.

Проснулась я в той же позе, чувствуя, как спина одеревенела, бок сплющился, но мне было тепло, и не хотелось шевелиться.

Сквозь тонкие стенки палатки пробивался слабый утренний свет, снаружи раскатисто гаркнул Сергей:

– Добррррое утрррро, господа сплавщики! Объявляю подъем! Московское время восемь часов утра, давайте кто-нибудь сотворите завтрак, а то жррррать уже хочется.

Было слышно, как в палатках завозились и зашуршали, просыпаясь, люди.

Я осторожно спихнула с себя Пашину руку и села, придерживая бушлат, чувствуя, как под него сразу же стал забираться утренний холодок.

Паша тяжело перевалился на спину и продолжил могуче храпеть, ничуть не потревоженный ни моими шевелениями, ни зычным голосом Адмирала. Я потрясла его за плечо, но поняла, что мои слабые попытки его расшевелить – все равно что слону дробина. Но вот снаружи послышались шаги, взвизгнула молния палатки, и внутрь, дыша клубами пара, просунулась мохнато-бородатая физиономия Адмирала:

– Спит?

Я покивала и еще разок демонстративно потрясла храпящего Пашу за плечо. Адмирал усмехнулся и гаркнул во всю луженую глотку:

– Пашка, подъем, сучий сын!

Меня подбросило на месте от неожиданности, а Павел наконец перестал храпеть и открыл глаза:

– Чего орешь? – сердито буркнул он, выбираясь из-под спальника.

– В следующий раз петарду притащу. Или горн. – Бородатая физиономия скрылась из палатки. Паша посидел, потер лицо, просыпаясь. Я успела натянуть свои ботинки и пыталась влезть в отсыревшую за ночь куртку.

– Доброе утро, – робко сказала я.

Он сонно посмотрел на меня, как будто видел впервые, и помахал рукой.

Я вылезла из палатки и первый раз при дневном свете взглянула на то место, куда волей обстоятельств меня угораздило попасть.

Горы. Река. Каменистый берег. Лес. Стадо коров бродит по лагерю между палаток, совершенно игнорируя людей. Люди, впрочем, тоже не удостоили стадо вниманием.

Холодный воздух, туман и слякоть, промозглость и серость – ничто не могло испортить того впечатления от окружающего меня пейзажа, который я, увидев, застыла, как соляной столп. Только на картинах видела я до этого горы, бурные реки, но никакие картины и фотографии не могли передать мрачного очарования свинцового неба, навалившегося на вершины, и молочную густоту тумана, сползающего с гор и скрывающего лесок. Чуть поодаль от нашего лагеря, почти на самом берегу реки, цвел ярко-розовый кизильник, и я впервые пожалела, что не умею рисовать.

Позади меня из палатки с шумом выкарабкался Паша и куда-то утопал по своим суровым мужским делам.

Я зябко поежилась, встряхнулась, как собака, и это меня слегка взбодрило. Я направилась к костру и активно подключилась к приготовлению завтрака на всю компанию. Любая пара рабочих рук у костра была не лишней и всегда находила себе какое-нибудь полезное занятие.

Завтрак был простым, но сытным, полезным и вкусным: каша и чай. В обычной жизни я бы и не подумала приготовить себе кашу, которую я ела в последний раз даже и не вспомню когда. В школе наверное. Горячая сладкая каша показалась мне восхитительной, но от добавки я отказалась, поскольку моя порция и без того еле в меня влезла. Дома я обходилась чашкой кофе и бутербродом в лучшем случае. Или печеньками.

После завтрака тоже закипела работа: начали расковыривать самые огромные тюки и собирать катамараны. Здесь в основном требовалась мужская сила, опыт и сноровка, поэтому я немного поглазела и вернулась к костру. Пока я не была никому нужна и полезна, я немного побродила вокруг лагеря, стараясь не заблудиться. Нашла малюсенькие зеленые кустики мяты, только проклюнувшиеся. Нарвала небольшой пучок и принесла к костру. Алина обрадовалась и охотно забрала весь пучок в общий чайный котел. Когда все катамараны были собраны, Адмирал собрал нас всех на инструктаж, посадил меня и Гошу на катамаран, велел Паше и еще одному молчаливому, но улыбчивому типу по имени Славик занять свои места и стал объяснять «на живых чайниках» азы и тонкости.

Как держать весло, как грести, табанить, «закалываться» и «подтягиваться». Как реагировать на те или иные команды капитана, коим в нашем экипаже был Паша. Как садиться на катамаран в коленную посадку, как закреплять стремена, как крепче держаться за них ногами и быстро выпутаться, если катамаран вдруг «кильнется», то бишь перевернется вместе со всеми седоками. Я внутренне содрогнулась, представив себе, как окажусь в воде головой вниз, привязанная к катамарану. Даже в спасжилете и шлеме. Адмирал давал понятные и логичные инструкции, обращаясь преимущественно ко мне, но вокруг нас стояли остальные, кому, как заявил Сергей назидательным тоном, нелишне будет освежить в памяти полезные сведения.

– И ни в коем случае не бросать весло! – серьезно сказал он, возвращая мне весло в руки после демонстрации очередного приемчика. – Держаться за него до последнего, вот как пехотинец за свой автомат. Оно тебе еще жизнь может спасти, если с умом воспользоваться.

Окружающие слушали с неподдельным интересом, хотя наверняка многие из них уже давно и прекрасно все это знали, не раз слышали и, может, даже применяли на практике.

– Весло внутри полое, запаянное, оно не тонет. За него можно не просто держаться, но и помогать себе в воде, выгребать в сильном течении, куда тебе надо. За него тебя могут вытянуть на катамаран или на берег. И потом, если тебя вернут на плавсредство, можно будет и дальше им пользоваться, а не сидеть истукан истуканом. – Он выпучил глаза, видимо, изображая истукана, оставшегося без весла, и замер, ожидая моей реакции.

Я смущенно кивнула и улыбнулась, вокруг тоже захихикали.

Сергей энергично хлопнул в ладоши.

– Так, ну что, одеваемся, грузимся. Первая партия сплавляется до обеда, вторая – после. – Он ткнул в меня пальцем, но сказал, обращаясь к Паше: – А вы будете у меня кататься весь день!

Я обернулась посмотреть на Пашину реакцию, но он только пожал плечами, мол, как скажешь, начальник. Гоша и Славик счастливо улыбались.

Адмирал снова повернулся ко мне и шепотом приказал, вытянув шею:

– Чего сидим? Марш одеваться!

Я соскочила с катамарана, аккуратно пристроила к пилону весло и припустила к своему рюкзаку, тоже чему-то улыбаясь на ходу, хотя не знала, понравятся ли мне эти «покатушки».

Алина вновь пришла мне на выручку и объяснила, что это значит – одеваться на воду. Мы вместе распотрошили мой рюкзак, достали и рассмотрели мои обновки. Алина осталась довольна моим гардеробом и похвалила нас с Вадиком. Оказывается, это с ней он все время совещался, выбирая мне покупки. Сунув мне в руки термобелье, она велела надеть сначала все это, а потом – неопреновый гидрокостюм, «защиту», шлем и спасжилет. Она долго хмурилась, копаясь в моих пакетах, потом удовлетворенно выудила оттуда пару каких-то странных не то носков, не то мягких ботинок.

– Это тоже неопрен, – пояснила она. Я понимающе кивнула.

Пока я переодевалась в палатке, меня снова начала бить нервная дрожь, в животе все сжималось от страха и переживаний. Но я бодрячком натянула на себя «гидру», которая оказалась мне практически тык-в-тык, хотя и схватили мы ее без примерки, на глазок. Гидроноски оказались великоваты, но я рассудила, что это не критично.

Пришел Паша, выгнал меня из палатки и стал переодеваться сам.

Когда я, полностью одетая, в шлеме и спасжилете, подошла к катамарану, Адмирал, Славик и Гоша были уже там.

Сергей повернулся ко мне и серьезным голосом сказал:

– Главное – чтоб тебя не смыло! – и погрозил мне пальцем. И, видимо, не мог не добавить: – Утонешь – в палатку не приходи!

Нечего сказать, умеет подбодрить человека, первый раз садящегося на катамаран!

И Паше, который уже подошел следом за мной:

– Смотри, Пашка, башкой мне за нее отвечаешь.

Я вжала голову в плечи и старалась не смотреть на Павла и вообще ни на кого, чувствуя себя обузой и ненужным балластом. Но Павел, спуская катамаран на воду, показывая мне жестом, что уже можно грузиться, сказал мне спокойно:

– Держи весло, но если что – все бросай к чертям и хватайся за что попало. А вообще-то все будет нормально, только слушай меня и делай что говорю. В «Пушку» сегодня не пойдем, а до нее пока ничего сложного.

Он помог мне усесться и пристегнуться, убедился, что в случае чего я легко смогу выпутаться из «стремян», проверил точно так же и Гошу.

Адмирал рассадил на маршруте «засаду» с камерами и фотоаппаратами в самых интересных местах – возле порогов.

Первый проход он делал сам, на «двойке», с кем-то из опытных сплавщиков. Потом, высадившись, рассказывал и показывал, где и как лучше проходить, где разгоняться, где развернуться, куда успеть юркнуть, чтобы катамаран не развернуло боком и не прижало к камням.

Когда он, перекрикивая рев воды, объяснял, что называется, на пальцах, куда стремиться, за каким камнем и в какой момент времени кому табанить, кому «закалываться», все казалось понятно и логично. Но когда мы наконец отчалили и я своими глазами увидела перед собой белую воду, которая летела мне навстречу, набирая скорость, я уже не могла вспомнить, на какие камни, стремнины и шиверы показывал Адмирал, и только выполняла то, чему меня учили на берегу, повинуясь пашиным и славиным командам.

Я гребла, цеплялась и изо всех сил старалась не зажмуриваться, когда огромный белый бурун, в который мы влетели, с размаху шибанул меня в лицо и почти повалил на спину, и я изо всех сил рванулась вперед и, уже не слыша, что мне орет Паша, попыталась дотянуться до гребня веслом.

Дотянулась, но весло почти не встретило сопротивления, и я, полностью свесившись с катамарана, снова погрузила весло в волну вместе с руками чуть не по локоть. Весло нашло тугую струю, и я, напрягшись всем телом, снова почти опрокинувшись на спину, стала толкать катамаран вперед. Сдвинуться удалось едва ли на двадцать сантиметров, но там уже кормовые дотянулись до стремнины своими веслами, и катамаран, как пробка, вылетел из кипящей обратной волны, закручивающейся встречным буруном сразу за «сливом».

Когда мы вышли из этой «бочки» на относительно спокойную воду и лихим маневром по пашиной команде завернули к берегу поперек течения, где нам уже помогли зачалиться с берега, мужики радостно орали, задрав весла кверху.

Мы заняли удобную позицию для наблюдения и во все глаза смотрели, как проходят пороги остальные наши сплавщики, переживали. Паша по ходу давал мне пояснения и комментировал действия гребцов. Адмирал, проходя мимо меня, угрюмо ткнул в меня пальцем и припечатал: «Плохо гребла!»

Я расстроилась было, но Паша отмахнулся:

– Брось, нормально ты гребла, нас даже не снесло, прошли ровненько. Он злой просто, спину сорвал – айраткин каяк выловил и в одиночку из воды потянул, а в нем сто пятьдесят литров воды.

Айрат был одним из тех каякеров, на которых я смотрела с берега с ужасом и восхищением. Невозможно было оставаться равнодушным, когда они на малюсеньких вертлявых лодочках врезались в эти огромные буруны и как их там (некоторых) крутило, бултыхало и швыряло о камни. Этот был из таких: мало того что не хватало опыта пройти не слишком-то сложные пороги (чья бы корова мычала, сказала я себе), так он еще и не владел самым важным для каякера умением: «выкиливаться», то есть выныривать из воды, не отстегиваясь от каяка, помогая себе веслом. Хотя, как мне рассказали Паша с Гошей, их этому учат первым делом, как только каяк спускают на воду.

На моих глазах этот беспечный юноша, «кильнувшись» на первом же пороге, просто отстегнулся и поплыл «самосплавом». Плыл, правда, недолго: ему удалось уцепиться руками за какой-то небольшой торчащий недалеко от берега камень, и он преспокойно на нем завис, ожидая спасателей с «морковкой» – ярким оранжевым плавучим валиком на веревке, который зашвыривали с берега, а потом вытягивали вместе с потерпевшими. Весло горе-каякера проплывало мимо меня как раз когда я еще сидела на катамаране уже отстегнутая и даже без шлема. Я зацепилась ногой за раму, свесилась к самой воде и ловко поймала весло, радуясь, что вот же и от меня польза какая-никакая.

Каяк проплыл мимо нас вверх дном, и за ним пришлось пускать спасательный катамаран, дежуривший в самом конце маршрута. На нем-то и сидел Адмирал, зорко следивший с воды за тем, кто как проходит пороги.

После второго прохода маршрута я была насквозь, кажется, прямо до трусов, мокрая, особенно когда, высаживаясь с катамарана, не рассчитала расстояние до берега и бултыхнулась в воду по пояс, сразу же уцепившись за куст, чтобы не снесло меня течением. Оказалось, что «мокрая гидра» – это такая штука, которая позволяет долго находиться в ледяной воде и не мерзнуть. Совсем.

Переоделась в сухое я только ближе к вечеру, когда мы вытащили катамараны на берег, погрузили на автобус как есть, не разбирая и не сдувая, и он привез нас обратно к лагерю, вверх по течению. Я набросилась на еду, которую мне предложили, попыталась посидеть у костра, погреться, послушать песни, но поняла, что сейчас свалюсь прямо тут от усталости и останусь лежать. Я сдалась и уползла в палатку, рассудив, что и на вторую ночь Павел оставит меня у себя под боком, так как другого места для ночлега мне никто не предложил. Ну что я, много места, что ли, займу, уговаривала я собственную совесть, скромненько пристраиваясь возле рюкзака на своей половине.

Я «закуклилась» в спальник, накрылась сверху своей курткой. И вырубилась, не успев ни замерзнуть, ни лязгнуть зубами.

Проснулась я, когда меня в темноте ощупывали чьи-то руки.

– А, ты здесь, – громким шепотом обрадованно возвестил Паша, крепко дохнув на меня водкой. – А то я тебя там потерял, думал, опять в лес ушла…

Он хихикнул и полез к себе в спальник. Затих было, потом опять сунулся ко мне:

– Я спросить хотел: как тебе первый день на воде?

– Здорово! – искренне призналась я. – Дух захватывает, я просто в восторге!

– Правда? – обрадовался парень.

Я закивала, спохватилась, что в темноте он меня не видит.

– Правда!

Он снова лег, но потом опять, ни о чем не спрашивая, подтянул меня поближе к себе, накрыл своим спальником и мгновенно захрапел мне в макушку.

19

Мне приснился Чагин.

Днем я старалась отвлечься от тревожных и грустных мыслей, прекрасно отдавая себе отчет, что сейчас я никому ничем помочь не могу. Даже себе. Ночью, когда голова ничем не была занята, мысли о Чагине вернулись, и сейчас, во сне, безжалостное подсознание показало мне страшную картинку, которую я больше никогда не хотела бы видеть: Алексей лежит, запрокинув бледное лицо, а из-под его тела расползается огромная черная лужа крови. И крышка люка, через которую я это вижу, медленно захлопывается, я пытаюсь ее открыть, но она как будто намертво приросла и не сдвигается. И в полумраке чердака на меня зловеще смотрит домовой со злобной перекошенной мордой. Я пытаюсь крикнуть ему, чтобы он помог мне открыть люк и вернуться к Алексею, но он показывает мне фигу и мерзко ухмыляется. От бессилия и злости я стала стучать по крышке и проснулась, залитая слезами, молотя руками по чему-то теплому и пушистому.

Я не сразу сообразила в темноте, где я и кто со мной рядом, пытается меня обнять, прижать к себе и утихомирить, шепча что-то успокоительное.

Когда в голове прояснилось окончательно и я даже мельком удивилась, что мне удалось разбудить Пашу, кошмар не отступил, а наоборот, навалился всей тяжестью на мою голову, давая понять, что, даже проснувшись, мне не отменить эту жуткую картинку и того, что случилось с Алексеем.

Я сжалась в комок и рыдала, уткнувшись в мокрый, пахнущий дождем свитер, пока мне не полегчало и слезы не кончились. Павел продолжал меня прижимать к себе, хотя я уже не вырывалась и не буянила, и гладил по голове и плечам.

Я притаилась и замерла, думая, что он поймет, что я уже успокоилась, и опять уснет.

Он перестал меня гладить, и я ждала, что он вот-вот погрузится обратно в глубокий сон, из которого я его внезапно вырвала посреди ночи.

Я тихонько лежала и растравливала свои душевные раны, уговаривая себя, что еще неизвестно, что там случилось, и, может, Леше удалось выжить, спастись. И вообще, чего я так распереживалась за человека, который казался равнодушным ко мне, который использовал мой интерес, чтобы втереться ко мне в доверие, чтобы подобраться поближе к Закидонскому; который заранее продумал, как меня спрятать так, чтобы не нашли ни свои, ни чужие, и пришел, чтобы устроить мне побег, чтобы меня спасти…

Растравить раны мне удалось на славу. Слезы опять полились из глаз куда-то к ушам, впитывались в Пашин свитер. Я старалась не шевелиться и не всхлипывать.

– Ты чего? – не выдержал Павел и приподнялся на локте, пытаясь в полной темноте заглянуть мне в лицо. – Это я тебя чем-то обидел? Накричал на воде? Ты брось, это же обычное дело, все орут, все матерятся.

Я зарылась поглубже лицом в его свитер и замотала головой.

– А чего тогда? – Он не отставал и тихонько тряс меня за плечо.

– У меня друга убили, – уже откровенно всхлипнула я, – а он меня спас, сюда тайком отправил, с Адмиралом заранее договорился, а они пришли раньше, и его… застрелили… А я убежала через чердак, и теперь даже не знаю, выжил он или умер.

– Ну вот, не знаешь, а плачешь. А может, живой? Вот домой вернемся, и все выяснится.

Мы уже сидели, и он продолжал меня уговаривать и гладить по спине, а я – плакать, уцепившись обеими руками за его свитер и прижимая его к лицу.

– Ну все, все, давай уже спать. Утро вечера мудренее. Нам завтра в «Пушку» идти.

– Меня Адмирал не пустит, – еле слышно буркнула я ему в свитер, когда слезы мои снова иссякли, мы улеглись обратно и накрылись сползшим спальником и бушлатом.

– Пустит, – уже сонно проворчал Павел, привычным жестом обхватывая меня вместе с моим «коконом», как ребенок, засыпая, обнимает свою плюшевую игрушку.

Перед рассветом я проснулась одна в темной еще палатке, накрытая пашиным спальником, заботливо подоткнутым мне под бока и под ноги. Сам он исчез вместе со своим бушлатом.

Я дала себе волю еще немного погреться и понежиться, приняв удобную позу, не придавленная ничьими огромными лапами. Я лежала и грызла ноготь, думая о том, что Паша, может быть, прав: вернусь и узнаю, что Леша там жив-здоров. Ну немного продырявили парня, куртку попортили… Но на душе скребли даже не кошки, а тигры и леопарды.

Снаружи послышались тяжелые медвежьи шаги. Молния у входа в палатку свистнула, и Паша ввалился внутрь, холодный и мокрый, снял бушлат, без церемоний залез ко мне под спальник, обхватил меня сзади ледяными руками и, дрожа, стуча зубами, прерывисто запыхтел мне в затылок. Потом согрелся и задышал ровно и глубоко.

Я так и не смогла заснуть, борясь с тиграми и леопардами в душе, пока Адмирал не гаркнул свой «Подъем, господа сплавщики!»

В «Пушку» Адмирал меня пустил, хотя перед этим я слышала, как они спорили и как Павел его убеждал, что я справлюсь, что я вполне нормально «выгребаю», и да, под его, Пашину, ответственность. И что в случае чего он, Паша, сам за мной нырнет. Я ликовала, забыв про свои ночные кошмары и тревоги. «Пушкой» меня пугали второй или третий день. К тому же у меня ныли все мышцы, какие только нашлись в моем теле: спина, живот, бока и особенно руки и плечи. Я ощущала себя слегка одеревеневшей и боялась, что в самый ответственный момент подкачаю. Однако мы прошли порог как по учебнику, хорошенько разогнавшись на шивере и продавив «бочку» нашей «четверкой», как баржой. Я чувствовала себя героем и победителем, Паша сдержанно улыбался моим восторгам, Адмирал не ругался, и то хорошо. Во второй половине дня нам разрешили остаться на берегу, пока другая партия сплавщиков «каталась». Я немного поошивалась возле костра, надеясь, что кому-нибудь да пригожусь с готовкой обеда на всех. Меня посадили чистить картошку, потом лук. Потом, когда закинули все в котел, меня прогнали, и я побродила вокруг лагеря, помня, как легко здесь заблудиться. Я снова наткнулась на стадо коров. В этот раз с ними гуляли еще молодые лошадки и ослик. Лошадки отказались меня к себе подпускать, а ослик оказался ласковым и разрешил почесать себя за ушами.

Я вернулась в лагерь, когда все уже пообедали, и съела свою похлебку в гордом одиночестве, над рекой, свесив ноги с каменистого обрыва, слушая рев воды.

Гоша умудрился напроситься на чей-то катамаран и катался сейчас по второму кругу.

Паша сушил весла (и неопреновые костюмы) и маялся. Увидев меня, пинающую сосновые шишки, он оживился и позвал меня в горы.

– Там наши собираются на источник сходить. Это в семи километрах отсюда примерно. – Он махнул рукой куда-то вдоль реки, вверх по течению. – А я хочу сходить туда, – и он показал рукой поперек от реки, туда, где над лесом возвышалась горная гряда. – Пойдешь со мной?

Я кивнула.

– Или хочешь на источник? – на всякий случай уточнил он.

Я замотала головой:

– Нет. Хочу туда.

Идея тащиться куда-то в большой и шумной компании мне не улыбалась.

А к Павлу хоть я и относилась настороженно, но пока он на меня не рычал и не хмурился, он производил впечатление хоть и угрюмого, но спокойного и надежного человека, с которым можно сходить в разведку. Хотя, признаться, своим предложением он меня удивил. Я согласилась скорее из любопытства.

Мы пошли налегке, не взяв даже бутылки с водой.

Поначалу шагать было даже легко: мы шли по лесистому склону. Иногда проглядывало солнце, и, хотя под соснами было довольно тенисто, мне стало жарко, и я сняла с себя ветровку и обвязала вокруг пояса. В лесу еще лежал снег местами, но уже цвели какие-то не виданные мной ранее цветочки. Павел мимоходом указал мне на красивые желтые цветы на низкорослых кустиках и сообщил, что это дикий рододендрон. Я не успела ни полюбоваться, ни понюхать, потому что он, взяв довольно скорый темп, не собирался его снижать и давать мне отдых. Я пыхтела за ним, упрямо сжав зубы и стараясь не показывать, что уже выдохлась. Я ругала себя за то, что переоценила свои возможности. Ругать его за то, что, вероятно, он тоже переоценил мои, мне почему-то в голову не пришло. Я взмокла и стала подумывать вслух о том, чтобы снять и бросить где-нибудь на склоне верхнюю одежку, оставшись в тельняшке и легких леггинсах. А штаны и куртку подберу на обратном пути. Павел сказал, чтобы я так не делала.

Я снова скрипнула зубами и продолжила подъем.

Лес стал редеть. Я умирала от жажды. Павел сделал наконец остановку и сунул мне в руки кусок шоколадки. Я послушно сжевала три квадратика, и пить мне захотелось еще больше.

Странный мужик этот Павел. Он заявил мне, что пить нельзя. Ему так, видите ли, инструктор когда-то говорил.

Я пожала плечами. Нельзя так нельзя. Но когда мы снова двинулись в гору (я даже не успела как следует отдышаться) и он снова припустил вперед, не оглядываясь на меня и не замечая, что я отстаю все больше и больше, я тайком налакалась ледяной воды из первого же горного ручья в лесистой ложбинке.

Когда лес кончился, а горы продолжились, начались снежники и ледники. Мы все шли и шли вверх, и, хотя подъем был не особо крутой, я выматывалась все больше и больше. Фигурка моего спутника, которая становилась все меньше и меньше, маячила впереди, и я старалась если не догнать его, то хотя бы не отставать и не терять его из виду. Пару раз он все же оглянулся на меня и даже подождал. Дождавшись, снова рванул наверх, не давая мне передышки. Издевается, что ли?

Я закусила удила и упрямо рванула за ним, стараясь держаться к нему как можно ближе.

Вершина горы, на которую мы так упорно лезли, терялась в небе, и это не образное выражение. Я, карабкаясь все выше и выше, уже не стесняясь иногда передвигалась на четвереньках, радуясь, что Павел прет вперед и не видит моего позора. И еще я иногда тайком хватала пригоршню чистейшего горного снега и грызла ледяную крупу, наслаждаясь восхитительной сладостью.

Куртку мне пришлось надеть, потому что ветер в горах оказался тоже ледяным и солнышко в просветах между тучами уже не грело.

Иногда мне казалось, что вершина уже близко и вот сейчас мы залезем на этот уступ, отдохнем и пойдем вниз. Но когда я добиралась до намеченной точки, мне открывались все новые и новые склоны и уступы. Оглядываться назад, вниз, мне было некогда, я шла вперед и вверх, ориентируясь на синюю куртку моего спутника, который, казалось, вообще забыл, что он здесь не один.

Наконец он остановился и явно стал ждать меня, хотя за его спиной я видела, что до настоящей вершины еще далеко. Да, может, это и не вершина вовсе, а там за ней снова откроется перевал и новый подъем. Но когда я таки дошла до него, он сказал, что выше мы, пожалуй, не пойдем, хватит с нас и этого. Я с облегчением перевела дыхание и наконец-то развернулась лицом к подножию горы.

От открывшегося мне вида у меня снова захватило дух. Мне казалось, что я стою если не на макушке мира, то по крайней мере на его лбу. На уровне моего лица были только снежные вершины гор и облака. Я почувствовала себя птицей в полете. До этих вершин было рукой подать, и их было так много вокруг, что весь пейзаж казался мне нереальным, из другого мира.

Павел тоже смотрел на эти горы, и я впервые видела такое выражение его лица. Вечно суровый и угрюмый, сейчас он улыбался, и зеленые яркие глаза его на смуглом небритом лице словно светились. Теперь он казался мне похожим то ли на хищную птицу, то ли на пирата в этой своей бандане и неизменной тельняшке, которая выглядывала из распахнутой на груди крутки. Он с таким довольным видом вдыхал полной грудью этот ледяной горный ветрище, который, казалось, способен был сбить с ног даже его! Мне вдруг пришло в голову, что он радуется так, как будто не залез в черт-те какие дебри, где нога человека если и ступает, то весьма редко, а вернулся домой, куда давно стремился после долгих странствий.

Впрочем, я могла его понять. Ветер, который, казалось, проходит прямо сквозь меня, наполнял и меня какой-то неведомой мне раньше радостью и силой. Я почувствовала себя парусом, и хотелось раскинуть руки, закинуть голову и провыть что-нибудь дикое и радостное.

Внизу, где тоненькой блестящей ленточкой извивалась река, виднелся поселок, в нескольких километрах от которого располагался наш лагерь. Я разглядывала горы, реку, каменистые склоны вокруг меня; заметила, что они покрыты россыпью крупных фиалок. Я легко представила, что вокруг, кроме нас, на сотни километров нет ни одной живой души. И это почему-то не напугало меня, а, наоборот, наполнило каким-то непонятным удовлетворением.

Я вдруг заметила, что Павел уже какое-то время пристально за мной наблюдает, как будто изучает мою реакцию. У меня не было слов, чтобы выразить свои эмоции, поэтому я только широко улыбнулась ему, и он в ответ тоже молча улыбнулся, очень тепло и искренне.

Мы доели остатки шоколадки. Павел сообщил мне, что мы находимся на высоте примерно две с половиной тысячи метров и что это место как-то называется (какой-то перевал с труднопроизносимым названием, которое я сразу же забыла). Я спросила его, пойдем ли мы к вершине. Я передохнула и была готова покорять. Но он ответил, что нам пора вниз, что сегодня вечером намечается шедевральный адмиральский барашек, которого Сергей раздобыл у местных и собирается готовить по какому-то хитрому рецепту, и что мы приглашены (как, впрочем, и вся наша сплавная команда).

Спускаться было быстрее, но почему-то ничуть не легче. Пару раз, когда на пути попадался снежник, я садилась на задницу и съезжала по снегу несколько десятков метров в своих непромокаемых скользких шуршащих штанах. Я поднимала небольшой вихрь снежных брызг и визжала, когда набирала приличную скорость. Павел спускался молча, но улыбался, когда я пролетала мимо него. На середине дороги, когда мы еще не спустились до леса, но поселок внизу уже пропал из вида, он остановился в нерешительности. Когда я его догнала, отряхиваясь от снежной крошки после очередного скоростного спуска, он нерешительно топтался на склоне, выбирая, в какую сторону пойти. Я удивилась, но он пояснил, что отклонись мы здесь сейчас на пару десятков метров – внизу мы можем оказаться в паре километров от лагеря. Однако никаких ориентиров нам так и не попалось, и мы просто продолжили спускаться в нужном, как нам казалось, направлении. Когда мы достигли леса, мы услышали крик осла. Того самого, что уже третий день пасся возле нашего лагеря. Мы переглянулись, и я радостно рванула по склону на крик осла. Но Павел внезапно удержал меня за руку. Я подумала, что ошиблась с направлением, но он просто стоял на месте, держал меня за рукав куртки и смотрел себе под ноги.

Он выждал целую вечность, за которую я успела придумать себе признание в любви, в криминальном прошлом, предложение руки и сердца, сексуальное домогательство и еще парочку вариантов.

Но он наконец собрался с духом и сказал:

– Он жив.

Я хватала ртом воздух и пыталась удержаться на ногах на скользком каменистом склоне. И мне пришлось теперь самой хватать Пашу за рукав куртки.

– Как? Откуда ты знаешь?

Он достал из кармана куртки телефон и, держа его двумя пальцами, показал мне:

– Я поймал сеть.

– И что? Кому ты звонил?

– Я звонил Вадику.

– Ты знаешь Вадика?

Я готова была схватить его за грудки и хорошенько встряхнуть, несмотря на то, что головой едва доставала до его плеча.

– Я знаю Вадика.

У меня наконец подкосились ноги, и я села прямо на склон.

– И что? Что он сказал?

– Сказал, что Чагин жив. Состояние тяжелое, но стабильное. Его прооперировали. Он выкарабкается.

Я на какое-то время забыла, как дышать, потом взглянула на лес вокруг, на каменистый склон, на снег, лежащий в ложбинках. Я поняла, что мир вокруг меня продолжает жить, дышать и двигаться. И что я тоже могу дышать и двигаться. Я взглянула на мужчину, который не сводил с меня пристального взгляда.

Он пошевелился, без улыбки протянул мне руку.

– Я думал, ты будешь скакать от радости.

– У меня что-то нет сил… скакать. Но я рада. Ты не представляешь… У меня гора с плеч. – Я попыталась улыбнуться, но губы дрожали. Черт, я сейчас опять разрыдаюсь. Плакса. «Соберись, тряпка!» – сказала я себе и решительно встала, опираясь на руку Павла. Он улыбнулся.

– Хотел бы я знать, что у вас произошло, – сказал он серьезно и снова прожег меня насквозь своими прозрачными зелеными глазами.

– Когда-нибудь я, может быть, расскажу тебе… Когда все закончится. – Слова давались мне с трудом.

20

Когда мы наконец-то спустились с горы, ориентируясь на вопли осла, лагерь бурлил и кипел: Адмирал готовил барашка, остальные предвкушали и были на подхвате. Энтузиазм окружающих впечатлял: мне не нашлось даже самого завалящего общественно полезного дела, и тогда я уселась у костра, вытянув гудящие ноги, и стала наблюдать за шеф-поваром.

Наблюдать было интересно. Адмирал не столько готовил, сколько художественно руководил: целый штат поварят нарезал, шинковал, поддерживал огонь, помешивал, пробовал на соль, на перец, добывал свежую зелень, а он только ходил вокруг да около, раздавал указания, макал палец в половник с бульоном, облизывал его с умным видом и давал новые ценные указания. Тем не менее, когда баран был готов, все признали, что лавры шеф-повара он заслужил.

Меня хватило только на маленький кусочек, и, хотя сам Адмирал (теперь все чаще произносилась его вторая кличка – Гурман) дважды настаивал на добавке, больше я съесть не смогла.

Наевшиеся туристы были благодушны, весело подшучивали друг над другом, пели песни, пили водку и глинтвейн. Я, как могла, пыталась участвовать в общем веселье, выпила полкружки ледяной водки, потом полкружки горячего глинтвейна, расслабилась и даже спела вместе со всеми пару песен, слова которых знала. Павел тоже принял участие в вечеринке, да так активно, что уже через пару часов его под белы ручки принесли в палатку под руководством несколько удивленного Адмирала.

Ко мне подсела Алина.

– Что такое? Вы что, поссорились?

Я удивленно таращила на нее глаза, и она пояснила:

– Ну, вы пришли с горы, и Павел сам не свой. Что там у вас произошло? Я его таким пьяным никогда не видела. Ты его что, отшила?

Я поперхнулась глинтвейном и долго кашляла, чувствуя во рту навязчивый жгучий вкус корицы и гвоздики.

– Да у нас ничего такого… И он даже не намекал… Нет, мы не…

Она почему-то удовлетворенно хмыкнула:

– Узнаю Павла.

– То есть?

– Ну, все в себе: сам себе придумал, сам себе сделал предложение, сам отказал.

– Да не было ничего такого!

Она молча на меня смотрела с усмешкой и ждала, пока до меня дойдет.

– Ты хочешь сказать, он пытался… Он хотел… Но он же… Я же даже не знала!

– Тебе было и не обязательно. – Алина отхлебнула своего глинтвейна и вынула изо рта гвоздичку. – Он просто сказал или сделал что-то, ты как-то отреагировала, и он сделал выводы, которые его расстроили. Так что там произошло? Тебе не понравились горы?

– Понравились.

– Это плохо, – вздохнула она.

– Почему? – изумилась я.

– Потому что он нашел в тебе родственную душу, – серьезно пояснила она.

До меня наконец начало доходить.

Он сообщил мне, что Чагин жив, я обрадовалась, а он расстроился.

– Ты не переживай за него. Он уже принял ваш несостоявшийся разрыв, и теперь вы останетесь хорошими друзьями, избежав тяжелого для тебя разговора.

Я, как рыба, вытащенная из воды, открывала и закрывала рот, как обычно, в самый ответственный момент растеряв все умные слова.

– С ним все будет в порядке, через пару часиков он выйдет из палатки и будет как новенький. – Она ободряюще мне улыбнулась, и я почувствовала себя идиоткой и бесчувственной сволочью.

Когда ближе к полуночи народ стал вялым, сонным и начал расползаться по своим уютным спальникам, я все еще сидела у костра, черпала остывший глинтвейн, потом чай, потом замерзла и принялась подбрасывать дров. Но идти в палатку мне почему-то было страшно и стыдно. Наконец там что-то зашевелилось, зажегся фонарь, и оттуда вывалился Павел. Он был босиком и без куртки, в одной тельняшке. Его шатало, он, не обращая внимания на шишки и хвою, прошел босиком к костру, сунув руки в карманы штанов, постоял надо мной, шатаясь и шмыгая носом, потом отобрал у меня из рук кружку, долакал остатки моего чая и плюясь чаинками, убрел в лес. Я долго смотрела ему вслед, слушала, как он там хрустит ветками, чертыхается, потом он пропал, потом снова появился и залез в палатку.

Я тоже сходила в лес, не взяв с собой фонарика, потом почистила зубы, чуть не соскользнула в речку (водка и глинтвейн!). Наконец собралась с духом и нырнула в палатку.

Я наощупь разделась, нашарила руками свой спальник и «закуклилась» в него, не решаясь пододвинуться под теплый Пашин бочок. Мужчина казался спящим, и я чувствовала себя ужасно неловко после того, что мне рассказала Алина.

Чертова Алина! Теперь я чувствовала себя виноватой, хотя и ежу было понятно, что я не давала ему никаких поводов. И не могу отвечать за то, что кто-то там себе что-то про меня придумал. Внутренний голос противным чуровским голоском нашептывал мне, что я, слепая курица, должна была заметить такие вещи.

Я лежала, мучилась и грызла ноготь. Потом, шурша спальником по пенке, как гусеница, пододвинулась к Паше, залезла ему под бок и накрыла себя его рукой. Я затаилась и услышала, как Павел тихонько вздохнул.

– Паш.

– Ммм?

– Ты на меня не обижайся.

– За что?

– Не знаю, – честно призналась я.

Он усмехнулся, повернулся на бок ко мне лицом и чмокнул меня в макушку.

– Давай между нами не будет никакой неловкости, – сказал он совершенно трезвым голосом. И еще раз по-братски поцеловал меня в волосы.

У меня на душе потеплело, я зарылась лицом ему в грудь и зажмурилась.

– Алинка тебе чего-то наболтала?

Я молча покивала, и он снова усмехнулся и потрепал меня по спине.

Утром мы погрузились в автобус и переехали на другую речку. Пока шла погрузка (лагерь свернули как-то быстро, в основном возня была с катамаранами, которые решено было не сдувать, а грузить башней друг на друга), я наконец-то узнала, что эта шумная речка называется Большой Зеленчук, а поселок, рядом с которым мы стояли, – Архыз. А переезжаем мы теперь на Аксаут, а потом, еще через три-четыре дня, – на Кубань.

В автобусе я теперь совершенно естественным образом оказалась рядом с Пашей. Гоша как-то незаметно перетек к другой компании, и на нас с Пашей поглядывали многозначительно. Мне было наплевать, Паше – тем более. Больше всего меня напрягал пристальный взгляд Алины, которая, как мне показалось, ревностно следила за тем, чтобы я не обижала ее обожаемого Пашу. Но, напоровшись однажды на хмурый Пашин взгляд, она отвела глаза и больше не сверлила меня своим проницательным взором. Даже улыбнулась ободряюще.

Я прилипла к окну и не сводила глаз с потрясающих пейзажей. Для меня были в диковинку горы, серпантины, долины рек, покрытые туманом, цветущий кизил, который способен был любому мрачному пейзажу придать праздничный вид. Иногда я была не в состоянии сдержать восхищенных возгласов, и тогда Паша довольно и счастливо улыбался, как будто я делала комплимент лично ему.

Аксаут был очень живописен. Лагерь расположился на большой поляне прямо рядом с дорогой, идущей вдоль реки. По ней иногда с грохотом проезжали огромные лесовозы, а в основном вокруг была тишина. Даже река в этом месте не так шумела. Горы вокруг были прекрасны, особенно когда вышло солнце и осветило эту суровую дикую красоту своими теплыми лучами. Я теперь уже сама довольно ловко собрала и поставила на ровное место пашину палатку и по-хозяйски расстелила там его и свою пенки, спальники, сунула в изголовье бушлат, а по бокам рассовала опустевшие рюкзаки.

Мужики разгружали катамараны, женщины принялись хлопотать вокруг костров.

Я чистила картошку и нежилась в лучах майского солнышка. Потом вытряхнула все свои и пашины отсыревшие вещи из палатки, чтобы они тоже просохли, проветрились. В первый раз за весь этот поход я почувствовала себя живой и полной сил, мне хотелось даже мурлыкать себе под нос, улыбаться и что-то делать.

После обеда мы уже катались по каньону Аман-Хыт. После «Пушки» с ее камнями, лавировкой, «бочкой» и хлещущей в лицо водой покатушки по каньону показались мне приятной легкой прогулкой. Мы неслись по реке с довольно приличной скоростью, лишь изредка подправляя веслами курс катамарана, и даже командир почти не отдавал приказаний, а справлялся сам. Потом Паша рассказал мне, как несколько лет назад в этом месте почти на голову сплавщикам рухнул с дороги грузовик. Водитель успел выскочить из кабины на склоне, а трупы двоих пассажиров вынесло из кабины течением и пронесло мимо ошарашенных туристов. Грузовик потом еще долго валялся посреди реки как дополнительное препятствие, которое тут же обозвали «Порог Грузовик».

Днем мы все так же мокли в своих неопренах, вечером переодевались в сухое, жались к костру, ночью отогревались друг о друга.

Однажды мне приснился Чагин.

Он встречал меня из похода, радовался, обнимал и целовал так, что мое сердце колотилось в бешеном ритме, и я тонула в его серо-синих глазах и дерзкой усмешке его ярких губ. Потом он вдруг стал со мной холоден и куда-то отстранился, а рядом оказался Паша, который тоже принялся так страстно меня целовать, что я удивилась, как способен был преобразиться этот обычно мрачный и суровый мужчина. Я гладила его могучую шею, водила рукой по его небритой впалой щеке. Он стискивал меня в своих медвежьих объятиях, и от его поцелуя я готова была воспламениться сама и расплавить все вокруг.

Паша выдал такой сладострастный стон, что я вздрогнула всем телом и проснулась. Я обнаружила, что моя рука уже хозяйничает у него под тельняшкой, и ощутила под своей ладонью бугры мышц, покрытые горячей, нежной и гладкой, как у девчонки, кожей.

Я выдернула руку и замерла. Паша, не открывая глаз, сказал:

– Не хочу просыпаться! – тоже убрал руки от моей спины и уронил вдоль тела.

Я последний раз осторожно поцеловала его в горячие обветренные губы, боясь, что если он сейчас неправильно истолкует мой поцелуй, то уже ни он, ни я не сможем удержаться и остановиться. Он судорожно вздохнул все так же, не открывая глаз.

Я мигом скатилась с него и натянула спальник по самый нос, оставив снаружи одни глаза. Он открыл один глаз, покосился на меня, улыбнулся и снова, как тогда, чмокнул меня в лоб:

– Никакой неловкости! – И моментально погрузился в сон. Железный мужик!

Я затаилась у него под мышкой и еще долго не могла унять колотящееся сердце, вспоминая вкус его губ и тепло его тела. Я почти решила вылезти из своего спальника-«кокона» и повторить эксперимент, но внезапно перед глазами снова возникла яркая улыбка Леши Чагина, и сердце снова сделало кульбит, и в животе как будто что-то сжалось в комок, и я решила не искушать судьбу.

Днем Паша вел себя как ни в чем не бывало, и даже Алина перестала пожирать меня и его глазами, очевидно, решив, что мы и сами разберемся в наших отношениях. Гоша тоже пытался разгадать, что происходит между нами, на берегу держался поблизости от меня, но напрямую ни о чем спросить не отваживался, как, впрочем, и открыто ухаживать за мной.

На Кубани в один из солнечных дней Адмирал велел строить туристическую баню, и я с удивлением разглядывала сложенную в сторонке от лагеря «печь» из огромных булыжников, в которой полдня полыхал костер. Потом над этой каменной пирамидой поставили тент, надрали где-то поблизости пихтовых веников и залезли париться. Сначала мужчины: долго хлестались, фыркали и ухали, а потом с кровожадными воплями бросались в ледяную реку. Потом женщины, включая меня, парились возле раскаленных камней, окутанные клубами горячего пара, брызгая на «печь» вениками из ведра с водой. Потом, распаренные и разгоряченные, окунались с визгом в «купель», огороженную на берегу реки крупными валунами, чтобы не сносило течением.

Когда Адмирал наконец дал команду разбирать лагерь и катамараны, я почти с сожалением покидала этот горный край. Я побродила напоследок по берегу, залезла на небольшую горку и полюбовалась с высоты окрестностями, чтобы еще раз вдохнуть, запомнить, впитать в себя эти ощущения из странного, чужого мне, но, как оказалось, вовсе не враждебного мира.

В автобусе мы с Пашей забрались в самый дальний уголок, на задние сиденья, заваленные рюкзаками и тюками, и там половину дороги я безмятежно дрыхла на его груди, не обращая внимания на тряску, гул голосов, затекшую перекошенную шею. Паша тоже спал, привалившись головой к своему рюкзаку, и когда автобус подпрыгивал особенно сильно, рефлекторно прижимал меня к себе, а потом, не просыпаясь, трогательно поправлял мою голову и продолжал похрапывать. Народ, как обычно, умудрялся на ходу бурно радоваться жизни, пьянствовал остатками водки и купленной в придорожном кафе закусью, пел под две гитары, выскакивал на зеленые стоянки и радовался возвращению домой.

Когда наполовину опустевший автобус подвез меня к моему дому, Павел вышел меня проводить, таща одной рукой за лямки мой похудевший и полегчавший рюкзак. Он поднялся со мной на пятый этаж, остановился возле моей двери и долго молча меня обнимал, явно не собираясь ничего говорить на прощание, напрашиваться на чай и так далее. И когда он уже выпустил меня из своей медвежьей хватки и привычно чмокнул в самую макушку, я готова была расплакаться и сама повиснуть у него на шее.

Дверь моей квартиры внезапно распахнулась, и на пороге возник Алексей.

Павел молча отступил на шаг, они несколько секунд прожигали друг друга глазами, потом, как мне показалось, напряжение спало, так и не заискрив, и они одновременно протянули и пожали друг другу руки. Сейчас один из них напоминал медведя, поднявшегося на дыбы, а другой – большого тощего и взъерошенного кота.

– Смотри-ка ты, живой, – улыбнулся мне Павел одними губами, – а ты плакала.

Я вымученно улыбнулась в ответ, помахала ему рукой, он кивнул нам с Алексеем, сбежал со ступенек и исчез из моей жизни.

21

Алексей отступил вглубь квартиры, пропуская меня с моим рюкзаком.

Он подпирал плечом стену в прихожей, держал руки в карманах джинсов и молчал. Я вспомнила свой сон, внутренне усмехнулась тому, какой он там был радостный и возбужденный и каким чужим кажется здесь, сейчас, в реальности.

Я с грохотом выпустила из рук рюкзак, обошла его, подошла вплотную к Алексею, осторожно развернула его спиной к стене и поцеловала в губы. Для этого мне пришлось встать на цыпочки и притянуть к себе его голову.

Он не сопротивлялся, но первые пару секунд пришибленно молчал и не шевелился, потом наконец ответил на мой поцелуй, взяв меня обеими руками за шею, и стал точно таким же, как в моем сне: прижал меня к себе и, целуя куда придется, шумно вдыхал запах дыма и горной сырости, которым пропахли мои волосы.

– Ты почему здесь? Ты разве не в больнице?

– Я не мог пропустить твое возвращение.

– Он тут уже три дня ошивается! – наябедничал невесть откуда появившийся домовой, которого я тоже готова была расцеловать.

Я покосилась на его довольную лохматую морду, и он пояснил:

– Ну а чего, он приполз, я не мог его не впустить. Подыхать ему, что ли, на лестнице.

Чагин не выглядел совсем уж подыхающим: ну чуть похудевший, ну слегка побледневший, заросший щетиной, как тот же Паша, только что вернувшийся из похода. Я провела рукой по его груди, где, по моим воспоминаниям, была рана от бандитской пули, и ощутила под футболкой то ли бинты, то ли пластырь. Он прижал свою ладонь к этому месту и болезненно поморщился.

Я ткнулась лицом в его плечо, обхватила его обеими руками за талию и принялась сопеть, вспомнив, каким оставила его тут, возле двери, на лестнице, и как потом Павел сообщил мне, что он жив.

– Ты правда по мне плакала? – подозрительно довольным голосом спросил Чагин.

Я стукнула его кулаком по плечу, и он теперь уже сам поцеловал меня совсем не братским поцелуем. За своей спиной я услышала довольное хихиканье Тролля.

Я приняла душ, почувствовала себя цивилизованным человеком. Алексей хозяйничал на моей собственной кухне и принимал меня как дорогого гостя: поставил чайник, вынул из холодильника каким-то чудом оказавшиеся там съестные припасы: ветчину, сыр, пачку сливок. От моего придирчивого взгляда, правда, не укрылось, что на ногах он еще держался с трудом и иногда его заметно пошатывало. Но когда я заикнулась, что неплохо бы ему вернуться в больницу, он так выразительно на меня посмотрел, что я почти подавилась бутербродом.

Домовой, сидя за моей спиной на спинке стула, как попугай на жердочке, непрерывно бубнил мне в ухо свои бесценные наблюдения:

– Пришел, знаешь, как у Пушкина: и ослабел, и лег. И лежит два дня, ничего не жрет. Я думал: ну молодец, щас помрет тут, один раз я его вытащил, можно сказать, с того света, когда он мне тут площадку кровищей залил.

Я с набитым ртом покосилась себе за плечо, готовая снова подавиться бутербродом. Домовой продолжал как ни в чем не бывало:

– Да, знаешь ли, фонтан я перекрыл ему, чтобы он совсем тут кровью не истек. Я уже со счета сбился, сколько раз я вот этими самыми руками ему тут жизнь спасал! Ты спроси у него при случае, у него хобби что ли такое – помирать в моей квартире?

Я не выдержала и кашлянула, замаскировав вырвавшийся смешок.

– И лежит! – продолжал возмущаться домовой. – Ну и я ему жратвы принес из холодильника, которую он сам же и припер, умничка!

Я уже вовсю давилась бутербродом, не в силах справиться с эмоциями, и даже начала бить себя кулаком по груди, когда представила, как рядом с Лешей откуда ни возьмись появилась еда.

– Ты знаешь, – тем временем сообщил мне Алексей, – у тебя тут или барабашка завелся, или я немного того, глючил после наркоза… – Он задумчиво поскреб свою макушку.

Недожеванный бутерброд чуть не вывалился у меня изо рта, и я таки поспешно его заглотила и запила чаем от греха подальше.

Домовой тоже заткнулся, и теперь мы с ним оба пялились на Лешу, не зная, как реагировать.

Я еще раз нервно сглотнула и поинтересовалась:

– С чего ты взял?

– Я, конечно, был немного не в себе, но я точно помню, что не клал себе на подушку кусок хлеба. Да и знаешь, шорохи какие-то подозрительные, и мерещится мне что-то иногда… Не замечала?

Я энергично покрутила головой, не готовая вот так сразу вываливать ему все скелеты из своих шкафов.

– А что с нашим делом? – поинтересовалась я, чтобы переменить направление разговора, да и интересовала меня эта тема куда больше, чем хозяйничающий в моей квартире домовой, который поспешил скрыться с глаз, как только речь зашла о нем.

– А все, мы почти закрыли дело. Твой Закидонский всех сдал.

Я эффектно уронила челюсть, и довольный моим выражением лица Алексей вкратце мне все рассказал. Ну то есть рассказывал он то, что знал, остальное, чего он не знал, додумывала и вспоминала я сама или подсказывал Тролль. Картина получалась такая.

Тролль был трейдером. Когда я открыла ему неограниченный доступ в интернет, он пустился, можно сказать, во все тяжкие. Его милые шуточки с сайтами знакомств и говносрачами на разных форумах оказались детским лепетом и вершиной такого огромного айсберга, что сейчас, слушая лешин рассказ, я с трудом представляла себе истинные масштабы тролльей деятельности.

Нелегальные покерные сайты, тотализаторы, ставки, игра на бирже, на Форексе – это было только начало. Параллельно он влез в секретный чат игроков и не просто расшифровал, но и исказил информацию, которой они там обменивались, в ус не дуя и не особо рассчитывая на то, что кто-то может использовать эту информацию. Оказывается, это были инсайдерские сведения о предстоящих повышениях на бирже, нелегальный слив которых мог одних обогатить, а других разорить, если ими правильно воспользоваться.

Тролль разорять никого не стал, но деньжат себе поднял. Ему удалось на чистом везении и практически вслепую (по его словам, конечно) огрести несколько миллионов рублей и так замести следы всякими оффшорными махинациями, что даже УБЭП не смогло ничего на него нарыть. Однако бизнес-воротилы, у которых Тролль таскал нужные сведения, просекли недополученную прибыль, перетряхнули всю цепочку передачи данных и обнаружили утечку сведений к Закидонскому. А поскольку следы Закидонского привели к моему компьютеру, приключения начались у меня.

Тролль снова появился у меня за плечом и с удовольствием слушал лешин рассказ, изредка вставляя свои едкие комментарии.

Так вот, по их объединенному рассказу выходило, что Тролль поначалу не знал ни имен, ни названий корпораций, которым он подгадил своими выступлениями на биржах.

Но когда меня похитили и напичкали химией, чтобы выпытать у меня, что мне известно об их махинациях и торговле биржевой информацией, Тролль использовал единственный известный ему канал связи с этими воротилами, чтобы начать угрожать сливом закрытых данных, если меня не вернут прямо к дому. Если бы он привел угрозы в действие, мои похитители продолжили бы терять миллиарды. Я ничего не выболтала по той простой причине, что ничего не знала и доказала свою бесполезность. И главное, чего ему удалось добиться, – убедительно показать им, что я – не Закидонский и что Закидонский на свободе и готов действовать решительно.

Тогда они стали охотиться за компьютером Закидонского. Проблема была в том, что я засела в собственной квартире, запуганная до чертиков, и тут же со мной ошивался инициативный сотрудник органов, которого они вычислили, скорее всего, уже после второго его появления в моей квартире. Тогда они решили действовать напролом. Однако Чур нас предупредил. Пока молодчики ковырялись с моей входной дверью, стараясь привлечь как можно меньше внимания соседей, Алексей успел напихать в ноутбук программ-шпионов, которые дали Чагину и его коллегам доступ к их компьютерам и позволили вычислить их владельцев.

Мы с Алексеем похихикали, вспоминая тот день, когда оба огребли от молодчиков и ходили потом с битыми мордами.

Потом Леша приуныл, потом включил было свой взгляд василиска исподлобья. Но я была такая умиротворенная и разомлевшая (дома, в безопасности, в тепле, сытая и умытая после душа), что совершенно не смутилась на этот раз.

Наконец он, помолчав и посопев, решился спросить почти напрямую о том, что его грызло:

– А Пашка – вы с ним… поладили?

Я лукаво улыбнулась:

– Ну поначалу он был букой…

Алексей невесело усмехнулся:

– Ну еще бы. Это я должен был идти на его катамаране. И Вадик.

Мое лицо сперва вытянулось, потом я представила, что чувствовал Павел, когда я сначала свалилась ему как снег на голову вместо Чагина, а потом прорыдала посреди ночи, что Чагин едва не погиб.

Алексей продолжал хмуро на меня смотреть, надеясь прочесть по выражению моего лица и ужимкам, как у нас сложилось с Павлом.

Я решила не играть в кошки-мышки и в угадайку, подошла к нему сзади и обняла за плечи, погрузив нос и губы в его вихрастую макушку.

– Павел почти сразу понял, что я тебя люблю, и принял это по-павловски. Если бы я перед этим не встретила тебя, я бы в него обязательно влюбилась. Но…

Леша замер под моими руками, потом развернулся ко мне, сгреб в охапку, уткнулся мне в волосы лицом, жарко дыша. Он ничего не говорил, и мне не нужны были слова, чтобы понять, что он чувствует.

Троллю пришлось спешно убираться с нашей дороги, когда мы, не отрываясь друг от друга, натыкаясь на стены и мебель, на ходу стаскивая друг с друга одежду, перебрались в спальню. Из его груди, теперь залепленной пластырем, то и дело вырывался стон то ли боли, то ли наслаждения. Поначалу я пыталась в этом разобраться, но потом мне стало все равно…

Разговор мы продолжили уже в кровати, глубокой ночью, когда я рассказала вкратце о своих приключениях на Кавказе и о том, как почти оплакала его, Лешу. Он слушал внимательно, не перебивая, то улыбаясь, то хмурясь и отчетливо скрипя зубами. Я льнула к нему, как бездомная кошка, которую внезапно приютили и обогрели. Голова шла кругом от того, что теперь я могла сколько угодно прикасаться к желанному мужчине, от того, что после всего пережитого он не просто жив-здоров и рядом со мной, но и не скован теперь рамками и запретами.

Когда он продолжил свой рассказ о тех событиях, ключевой фигурой которых была я и которые творились при этом почти без моего участия, я притихла у него под боком, теребя пальцы руки, которой он меня обнимал.

Итак, после второго налета на мою квартиру Тролль пошел на сотрудничество со следствием, как мы с ним и договорились, умудрившись сохранить инкогнито и сделать из меня овцу-приманку. И я сама ему в этом помогла, купив себе фальшивый рабочий комп и отдав свой родной! Я рассказала Алексею, как мастерски разыгрывала невинность и трудолюбие перед камерами. Услышав о камерах, он попытался вскочить с кровати, но я слегка надавила ему на плечо, заставив со стоном рухнуть обратно на подушку.

– Они еще там? – спросил он меня приглушенно.

– Без понятия, – так же шепотом ответила я, а потом заметила, как сквозь закрытую дверь спальни просунулась лохматая башка Тролля и чуть не вскрикнула. Но домовой приложил палец к губам, а потом неистово замотал башкой и драматическим шепотом сообщил мне, что камеры и микрофоны он вывел из строя, но оставил на месте как улики.

Я шумно выдохнула. Домовой исчез.

– Они еще там, – сказала я, – но они не работают. Их… Закидонский вырубил.

Ну а что. Я снова выкрутилась, умудрившись почти не наврать.

Он лежал на спине, разглядывая мой потолок, и рассуждал вслух.

– Значит, он сохранил их, чтобы использовать против них же. Хитрый черт!

Я хмыкнула. Он даже не представляет, насколько дважды прав.

Алексей сказал, что Закидонский вышел с ним на связь, используя все тот же канал – игровой чат. И предложил сдать тех, кто заказал мое похищение.

И он их не просто сдал. Он выложил информацию о незаконных сделках, о том, кто и как продавал всякие экономические сведения, кто покупал и делал на этом деньги. Более того. Он отследил и расписал всю схему отмывания этих денег, целый список подставных фирм-однодневок и доказательства их участия в незаконных биржевых играх. Все концы вели к одной крупной компании.

– Все это было бы замечательно, если бы мы сразу смогли использовать эти данные как улики. Сам Закидонский проходил по моим отчетам как осведомитель, но все равно оставался в тени. И ежу было понятно, что он добыл эти улики незаконным путем.

Алексей бесился от того, что не мог воспользоваться бесценной информацией Закидонского. Тролль бесился от того, что столько его усилий пропало почти впустую.

Потом тот, кто сидел в центре той невидимой трейдерской паутины и дергал за ниточки, заставляя рынки ценных бумаг и валюты то плясать, то корчиться, повелевающий несуществующими фирмами и организациями, потерял терпение. Камеры показывали ему меня, усердно работающую и страдающую фигней, а тем временем вскрылась хакерская атака Тролля, и концы снова вели к моему дому, несмотря на хитро заметенные домовым следы и сотню прокси-серверов, скрывающих реальный IP-адрес компьютера, с которого Тролль творил свои безобразия. Таким образом кольцо сжималось вокруг меня и моего дома, и Алексей, используя уже собственные ресурсы, заранее начал принимать меры, чтобы в случае чего быстро вывести меня из-под удара и спрятать так, чтобы меня не нашли ни с собаками, ни со спутника. И договорился с Адмиралом.

Теперь противостояние свелось к двум хакерам – Троллю и нанятому нашим невидимым безликим противником. Правда, благодаря тролльей наводке теперь и Алексей с его возможностями и полномочиями кружил вокруг да около. Поэтому им практически одновременно удалось перехватить приказ о моем уничтожении. Тролль был уверен в собственной неуязвимости, и его мало заботило, что меня-то он подставил основательно, подсунув в качестве приманки весьма зубастому хищнику. Получив сигнал о моей ликвидации, они с Лешей сразу же связались друг с другом, и Алексей приказал вывести меня из дома, а сам вызвал подкрепление и рванул ко мне… Потому что ему, как оказалось, было не все равно.

Мы помолчали, вспоминая каждый о своем. Я заметила, что сквозь закрытую дверь моей спальни снова просунулась башка домового. Я молчала, глядя ему в глаза. Он поежился, но обратно за дверь не убрался, почуяв наше напряженное молчание и накал эмоций.

– Встреть я этого Закидонского, – с ленцой в голосе протянул Алексей, глядя в потолок и теребя прядь волос за моим ухом, – разбил бы ему всю рожу нахрен, – заключил он сквозь зубы.

Я улыбнулась, глядя, как Тролль юркнул было за дверь, но потом любопытство все-таки пересилило даже мой запрет соваться ко мне в спальню. Я решила вступиться за домового:

– Он вывел меня из дома, когда вы там начали стрелять.

– Да я ни единого выстрела не успел сделать, – горько усмехнулся Алексей, – как схватил пулю. Ладно, не успел кровью истечь до приезда подкрепления. Врачи потом сказали, рана странная была… Как будто прижгли ее…

Он снова замолчал, а я прикусила губу, глядя, как Тролль корчит мне какие-то страшные рожи и подает знаки руками.

Позже, уже от других свидетелей и участников этого странного дела я узнала, как развивались события, когда план Чагина по выведению меня из-под удара успешно сработал.

Подкрепление, вызванное Чагиным, успело прихватить тех, кто разгуливал по моей квартире и наводил там шороху и грохоту. Самого Чагина, больше похожего на мертвого, чем на живого, увезли на скорой.

Пару дней в моей квартире было тихо. Потом домовой, который отсиживался где-то в недрах дома в обнимку с моим рабочим компьютером, вылез осмотреть территорию, не без удовольствия обнаружил, что за домом следят, и наябедничал Вадику.

Потом к Маринке в дом заявились двое типов интеллигентного вида, которые представились убэповцами. Даже предъявили удостоверения. Маринка, которая запоминала имена и фамилии хуже, чем цифры, старательно запомнила номера удостоверений. Потому что искали они меня. Спрашивали, когда она видела меня в последний раз («Крайний», – поправила суеверная Марина) и как со мной можно срочно связаться.

Марина, которая разговаривала с ними в воротах, не пуская через порог, честно заявила им, что не видела меня уже неделю, и, надув губы, сообщила, что на ее звонки я тоже перестала отвечать.

Дяденьки, переглянувшись и потоптавшись, попытались спросить еще, у кого я могла бы сейчас находиться, но Маринка пожала плечами и брякнула:

– У хахаля нового.

Гости снова переглянулись, вежливо попрощались и отбыли восвояси, сев в темную машину типа микроавтобуса, номера которой Марина не разглядела, к большому сожалению.

Ночью соседская собака, которая проникала на маринкин участок через дырку в заборе, покусала какого-то непрошенного гостя, который рискнул взять штурмом маринкины почти неприступные ворота. Свою собаку Маринка и Олег не держали, хотя Олежек настаивал. Марина была против из-за кота и цветочков, которые она непременно испакостит, а держать псину на цепи – какой смысл, если она не патрулирует всю территорию?

Территорию патрулировал соседский Байкал, добросовестный охранник, которого по весне, пока огороды еще не были вспаханы и засажены, на своем участке спускал с цепи Маринин сосед. И он посреди ночи, не сделав даже предупредительного гавка, повалил и изрядно пожевал незнакомца, который на маринином участке сидел с биноклем в кустах сирени. В этом пожеванном Марина узнала одного из своих недавних гостей и с удовольствием вызвала полицию, гневно отметя робкое олежкино предложение вызвать еще и скорую.

– В итоге хорошо, что все закончилось хорошо, потому что теперь у нас в руках и исполнители, которые поют как соловьи, и мы можем использовать информацию Закидонского и предъявить им до кучи и похищение, и покушение на убийство, в том числе на офицера Следственного комитета, и вот много еще чего.

Следить пытались даже за больницей, куда увезли раненного Лешу, видимо, считая, что уж возле него-то рано или поздно я должна была объявиться.

– Уж не знаю, проверили они там по своим каналам вокзалы и аэропорт в ближайшем мегаполисе… Думаю, да, – заключил Алексей весьма довольным голосом, рассеянно поглаживая меня пальцем, как кошку, за ухом и под подбородком.

Он снова помолчал, видимо, продолжая обдумывать исход этого странного дела, которое началось с компьютерной игры.

– А к этому загадочному типу, который тебя во все это втянул, у меня масса вопросов, – многозначительно промолвил Леша, не глядя на меня и не замечая моих вопросительных взглядов и манипуляций бровями, при помощи которых я пыталась спросить домового, что он там пытался мне сказать, просунувшись прямо сквозь дверь спальни.

Троллю наконец надоело жестикулировать, и он сказал нормальным голосом:

– Скажи уже ему! – И оставил нас наконец в покое.

Эпилог

Алексей остался у меня. Домовой важничал и ехидничал, не забывая при каждом удобном случае напоминать мне, что мы все тут обязаны ему жизнью, и я тихонько бесилась, чем радовала его еще больше.

Через несколько месяцев Алексей сообщил мне, что дело закрыто, Большого Босса жестко взяли за жабры и за другие чувствительные органы. Камеры и микрофоны Леша с моей подсказкой (и с подсказкой вездесущего домового, конечно же) выковырял и приобщил к делу как улики.

Деньжищи, проведенные через офшоры, я заставила Тролля перечислить в первый попавшийся крупный благотворительный фонд, убедив его, что не стану ими пользоваться, даже если они, как он говорил, «честно украдены у мошенников». Но и без того мои банковские карты и веб-кошельки были забиты всякими его сомнительными выигрышами. Огромного труда мне стоило взять с него обещание больше не заниматься такой деятельностью. И до конца я не была уверена, что можно ему верить, но он по крайней мере твердо пообещал не впутывать ни во что меня.

На Лешиной подушке нет-нет да и появлялся кусок хлеба. Он тихонько ярился и пытался выпытать у меня, на что же я этими дурацкими шуточками пытаюсь намекнуть. Я клялась, что ни при чем, он не верил. Когда мне это надоело, я вздохнула и сдала Тролля:

– Это не я. Это домовой. Хочет, видимо, чтобы ты не забывал, кто в доме хозяин и кто несколько раз спасал тебе жизнь. И он просил тебя, кстати, больше не пытаться умереть в его квартире.

Эффект от моих слов был такой, что даже меня проняло: Алексей побледнел, на полминуты, не меньше, забыл, как дышать, потом присел на краешек стула и замер, глядя пустыми глазами в стену.

Потом он повернулся ко мне и слабым голосом пробормотал:

– Так, значит, мне не мерещилось… А… Закидонский…

Я кивнула:

– Тоже он.

Алексей подпер голову обеими руками и длинно-длинно выдохнул.

– Теперь понятно, кто меня тогда шандарахнул по голове… И компьютер… И с кем ты разговаривала. И почему ты мне его не показывала. И камеры… И…

Я сочувственно гладила его по голове. Тролль, страшно довольный, проявился на подоконнике и послал ему воздушный поцелуй.

Со временем Леша перестал дергаться и привык, и Тролль перестал его изводить.

Компьютер он мне, кстати, так и не вернул, и я ломала голову, где он его прячет. Алексей уверял меня, что он где-то в пределах этого дома, но не обыскивать же каждую квартиру и каждый уголок подвала и чердака. Тролль хихикал и таинственно исчезал, и тогда в игре снова появлялся Закидонский.

Март, 2016 г.

Примечания

1

Massively multiplayer online role-playing game, MMORPG – ролевые онлайн-игры (прим. авт.).

(обратно)

2

«Мульт» – запасной персонаж.

(обратно)

3

«Данж» (dungeon) – подземелье, специальное игровое подпространство со спецзаданиями, усиленными монстрами и особенными вознаграждениями за выполнение миссии.

(обратно)

4

«Хайлевел» (high level) – персонаж высокого уровня.

(обратно)

5

Аггро – зона агрессии мобов.

(обратно)

6

Дамаг, дамажить, дамагеры (геймерский жаргон) – от слова damage – урон: наносить урон, те, кто наносит урон (специализация игроков).

(обратно)

7

Мана – магическая энергия.

(обратно)

8

Танк – специализация игрока в группе, авангард, принимающий на себя основной удар врагов.

(обратно)

9

Читер – нечестный игрок, использующий коды, чтобы заполучить себе легендарный или эпический доспех, оружие, бесконечный запас здоровья, энергии или игровых денег.

(обратно)

10

ПВП (PvP – Player vs. Player) «игрок против игрока», онлайн-дуэль игроков.

(обратно)

Оглавление

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg