«То, что нас объединяет»

То, что нас объединяет (fb2) - То, что нас объединяет 1276K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Роушин Мини

Роушин Мини То, что нас объединяет

Посвящается Трис, в благодарность за ее неустанную поддержку.

Наши жизни выписаны рукою других людей. Кое-кто сопровождает нас с самого детства: родители, братья и сестры, первые друзья. И каждый из них добавляет по главе к истории нашей жизни. С другими судьба сводит нас позже. Это учителя и коллеги по работе, возлюбленные и новые приятели. Отношения усложняются, обогащая сюжет красками и неожиданными поворотами событий. Благодаря им мы выбираем пути, на которые прежде не обратили бы внимания, и листаем все новые страницы своего рукописного бытия.

Куда больше было тех, чья жизненная траектория лишь ненадолго пересеклась с нашей и кто в силу этого не оставил по себе значительных воспоминаний. Ворчливый хозяин кондитерской лавочки, каждую пятницу избавлявший нас от груза карманных денег. Жизнерадостный дантист, в обязанности которого входило сверлить и пломбировать наши детские зубы. Библиотекарь, регулярно выдававший на дом подростковое чтиво. Парнишка с копной рыжих волос, каждое утро бросавший газету в прорезь нашего первого – зато своего! – почтового ящика. Эти мимолетные характеры практически не затрагивают нашего повествования и очень скоро покидают страницы наших историй.

Но есть и другие, знакомство с которыми оборачивается порой настоящим сюрпризом. Нежданно-негаданно встречаются они нам на пути, меняя не только нас, но и весь ход нашей жизни.

Как раз о таких отношениях и повествует эта книга. В ней говорится о дружбе, которую трудно было даже вообразить; о дружбе, оказавшей глубокое воздействие на обеих ее участниц – от драматичнейшей из завязок и до конца, который невозможно было предугадать.

Это история Хелен и Сары.

1975

Сара

Если бы не шарф, ей бы и в голову не пришло остановиться. Само собой, она заметила бордового оттенка автомобиль – сразу, как только свернула на мост. Да и как его можно было проглядеть? Передние колеса повернуты в сторону, капот торчит наружу. Такое чувство, будто его не припарковали, а бросили второпях. Но мысли ее все еще крутились вокруг недавнего собеседования, и образ машины случайным пятном мелькнул в сознании. Мелькнул и тут же исчез.

Интересно, какое впечатление произвела она на эту троицу? На невозмутимых людей, которые добрых сорок пять минут копались в ее прошлом? Об этом ей оставалось лишь гадать. Все то время, что она рассказывала о себе, на лицах их не промелькнуло ни капельки раздражения или недовольства. С другой стороны, не заметила она и явных признаков одобрения. Они просто слушали, кивали и что-то царапали в своих синих блокнотах.

Хорошо уже то, что Сара была женщиной – как-никак всем известно, что женщины готовят лучше мужчин. Не исключено, правда, что они надеялись подыскать кого-нибудь постарше и поопытнее. В свои двадцать четыре Сара не могла похвастаться ничем, кроме готовки на кухне маленькой сельской гостиницы, которая принадлежала ее дяде Джону.

На самом деле она была признательна даже за такую работу. С ее посредственным аттестатом вряд ли приходилось рассчитывать на что-то лучшее. Рабочих мест было мало. Вдобавок хозяева предпочитали нанимать мужчин, поскольку знали, что те, в отличие от женщин, не сбегут сразу после свадьбы или рождения ребенка. Неудивительно, что большинство ее подружек, окончив школу, тут же уехали из страны. А те, кто остался, поспешили обзавестись мужем и детьми.

Но эмиграция Сару не устраивала, а мужчины не торопились предлагать ей руку и сердце. Оставалась только работа. Все свое время она проводила на кухне этой маленькой гостиницы, наблюдая за другими поварами и перенимая у них лучшее. А в свободные часы она с жадностью поглощала кулинарные книги. Саре нравилось готовить, и она чувствовала, что созрела для большего. Ей ужасно хотелось стать шеф-поваром – хотя бы и в доме престарелых, который располагался в графстве Килдэр, где-то в сорока милях от Дублина. Очень даже достойное место, и она сделает все возможное, чтобы получить его.

А вот Кристина была другого мнения.

– Ума не приложу, почему ты хочешь устроиться в приют Святого Себастьяна, – сказала она, аккуратно прорисовывая стрелку по краю левого глаза.

– А что с ним не так?

Они сами выросли в трех милях от дома престарелых – находился он на той же улице, что их старая школа.

– Да ничего особенного, я думаю. Вполне приличное заведение. Боюсь только, устроившись туда, ты потеряешь все шансы на замужество. Ну с кем ты будешь встречаться, если народ там от семидесяти пяти и старше?

– Я ищу работу не для того, чтобы подцепить ухажера, – возразила Сара. – Что мешает мне встречаться с парнями в свободное время?

Но слова сестры задели ее за живое. Сара не раз видела в мечтах, как идет к алтарю под руку с возлюбленным. Она и помыслить не могла, что судьба лишит ее возможности стать матерью и женой. Другое дело, что женщины и правда находили себе мужей в основном на рабочем месте. А кого, скажите на милость, могла она встретить в доме престарелых?

Хорошо было Кристине рассуждать о подобных вещах. Со своим Брайаном она начала встречаться еще в школе. В скором времени они объявят о помолвке, да и свадьба была уже не за горами. Стоит ей забеременеть, и она тут же бросит работу в местной библиотеке, чтобы до конца жизни наглаживать мужу рубашки и кормить его вкусными обедами.

А теперь взгляните на Сару – годом старше сестры и все еще не замужем. По-прежнему живет в родительском доме и спит в той же постели, к которой привыкла с детства. На стенах с цветастыми обоями – старые постеры с The Beatles и Джо Доланом. Тем временем две Сарины подружки уже успели обзавестись детьми: Горетти Тобин нянчилась с двумя маленькими мальчиками, а у Аврил Делани сразу после Рождества родилась девочка. Куда же запропастился мужчина, определенный Саре в мужья?

Пока же ей оставалось только работать. И поскольку Саре нравилось заниматься готовкой, она откликнулась на объявление об имеющейся вакансии в доме престарелых. Если ей удастся устроиться к ним на кухню, так тому и быть. Она наплюет на предостережения Кристины и будет надеяться на лучшее.

Интересно, был ли толк от зеленого брючного костюма или стоило все-таки сделать выбор в пользу розового платья, которое ей так нравилось? Но мать Сары настояла, чтобы дочка отправилась на собеседование в костюме.

– Тебе идет зеленый, – заявила она, усердно заштопывая один из многочисленных носков мужа. – К тому же в костюме ты выглядишь по-деловому.

– Ради Бога, мама, я устраиваюсь работать на кухню, – возразила Сара. – Зачем мне выглядеть по-деловому, когда я кромсаю лук или чищу картошку?

Она знала, впрочем, почему мать так возражала против платья: на ее взгляд, оно было слишком коротким. Сама Сара так не считала. Выглядело оно во всяком случае куда приличнее тех нарядов, которые каждую неделю демонстрировали в телепрограмме «Вершина популярности». Все вокруг носили мини, а уж Саре с ее ногами и вовсе нечего было стыдиться.

С другой стороны, та женщина в наглухо застегнутом кардигане, что присутствовала на интервью – как там ее, Бернис, Беатрис? – вряд ли одобрила бы любой наряд выше колена. Да и катить на велосипеде в брючном костюме было куда легче.

Сверху начал накрапывать дождик, и Сара прибавила скорости. Скорее бы уже оказаться дома…

Она едва не наехала на него. Шарф яркой лужицей растекся по деревянному настилу моста, прямо на дороге. Резко вывернув руль, Сара нажала на тормоз. И вернулась, чтобы получше рассмотреть находку.

Воздушная безделушка – 100 % шелк, как гласила надпись на ярлыке, – переливалась синими, лиловыми и бирюзовыми красками. Развернув шарф, Сара ощутила запах сигарет и сладковатый аромат духов.

Откуда он тут взялся? Недавний гость на мосту – ни тебе следов от шин, ни дождевых разводов. К тому же любой ветерок с легкостью поднял бы этот кусочек шелка и унес куда глаза глядят.

Сара представила, как яркий шарф взмывает вверх, скользит по воздуху, огибая верхушки деревьев, и повисает наконец, к недоумению прихожан, на церковном шпиле. А может, ему суждено было упасть в реку и отправиться к морю, как пресловутым Кошечке и Сове[1]. Случайный рыбак, заметив яркую тряпочку, мог выловить ее и отнести потом своей жене.

Оглянувшись, Сара вновь увидела небрежно брошенный автомобиль. Только теперь заметила она фигуру, прижавшуюся к металлической ограде моста. Между ней и Сарой было метров тридцать.

Сара прищурилась, пытаясь разглядеть незнакомца. Или незнакомку? Человек зябко кутался в темное пальто, то ли черное, то ли коричневое. В глаза ей бросилась копна таких же темных волос. Или то была меховая шапка – вроде тех, какие носят русские шпионы в фильмах про Джеймса Бонда?

Она слезла с велосипеда и аккуратно прислонила его к перилам. Потирая замерзшие руки, Сара зашагала в сторону машины. Тонкие каблучки единственных ее приличных туфель звонко отстукивали каждый шаг. С чего-то вдруг ей вспомнилась учительница, которая вела у них занятия в третьем или втором классе. Сестра Мэри Ассумпта. Или Аттракта?

Как-то раз, когда Сара не смогла справиться с заданием, она трижды ударила малышку по ладони деревянной указкой. Напугала ее так, что Сара даже намочила штанишки. Суровая была учительница, что и говорить. Шлепала детей при каждом удобном случае. Впрочем, сестры Мэри давно уже нет в живых. Умерла вскоре после того, как Сара перешла в среднюю школу. Умерла мгновенно – то ли от сердечного приступа, то ли от кровоизлияния в мозг. Бедняжка. Когда Сара узнала об этом, все ее обиды как рукой сняло.

Подойдя ближе, Сара обнаружила: то, что она приняла за шапку, было на самом деле копной рыжевато-каштановых кудрей. Сара без раздумий променяла бы свои скучные соломенные пряди на эти роскошные локоны в стиле Ширли Темпл[2]. Из-за массы кудрей, падавших на ворот кожаного пальто, Сара никак не могла разглядеть лица женщины.

Наверняка та слышала назойливое постукивание ее каблуков. Слышала, но даже не обернулась. Женщина стояла, намертво вцепившись в металлическую ограду моста. Рукава пальто – слишком большого для такой фигурки – едва ли не полностью закрывали ладони. Зажатая между пальцами сигарета дымила в опасной близости от мехового манжета.

Сара остановилась в паре метров от незнакомки. Та по-прежнему сохраняла полную неподвижность, лишь легкий пар срывался с ее губ всякий раз, когда дыхание встречалось с холодным январским воздухом. Что если она не настроена на общение с посторонними? С другой стороны, если это ее шарф – а так оно и было, – ей наверняка захочется получить его назад.

– Прошу прощения.

Тишина. Ни ответа, ни даже признака того, что ее услышали.

– Прошу прощения, – на этот раз чуть громче.

Вновь никакой реакции. Похоже, ее совсем не интересует какой-то там шарф. Сара подняла его повыше:

– Я нашла это на мосту. Шарф лежал прямо на дороге, и я подумала, не ваш ли он.

Женщина по-прежнему смотрела куда-то вдаль. Сара занервничала. Уж не глухая ли она?

Еще один шажок в сторону незнакомки.

– Простите, что беспокою, но мне хотелось…

– Уходите.

Еле различимые, слова эти не прозвучали, а просто прошелестели. Взгляд все также устремлен в сторону. Лишь пепел, сорвавшись с кончика сигареты, закружил куда-то к воде.

– Простите? Боюсь, я плохо расслышала…

– Оставьте меня в покое.

Сара ошеломленно уставилась на незнакомку. Может, та не уловила, что речь идет о шарфе?

– Да, конечно… но я нашла…

– Уходите, – в голосе женщины звучало раздражение. – Оставьте меня в покое.

– Но ваш шарф…

– Можете забрать его себе.

Забрать себе? Вот так запросто отдать первому встречному красивый и дорогущий шарф? С какой стати…

Она замерла, будто ужаленная новой мыслью. Женщина явно была чем-то расстроена. Совсем одна стояла она на мосту, и ей не было дела до собственного шарфа. Возможно, потому, что она не собиралась его больше носить?

Зеленая машина въехала на мост с противоположной стороны. Шофер мимоходом взглянул на двух одиноких женщин. Может, задержать его? Но было уже поздно – миновав мост, машина скрылась из вида.

Да и к чему эта суета? Просто женщина чем-то расстроена. Все, что ей нужно, – плечо, на котором можно выплакаться, да пара дружеских слов.

– Послушайте, – вновь рискнула Сара, – у вас все в порядке? У вас такой вид… даже не знаю. С вами все в порядке? Могу я чем-нибудь помочь?

Женщина отреагировала на это долгим тяжким вдохом. Бросив в речку то, что осталось от сигареты, она наконец повернулась и взглянула на Сару. Лет тридцати, решила та, чуть старше ее самой. Темно-карие, почти черные глаза, крупный, с легкой горбинкой нос, хорошо очерченные губы. Такие лица сразу приковывают к себе внимание. Высокие, четко прорисованные скулы и кожа того нежного оттенка, который принято называть «кофе с молоком».

Сейчас это привлекательное лицо поражало своим безразличием. Взгляд был пустым и равнодушным, отчего у Сары вновь екнуло сердце.

– Почему бы вам не уйти? – с нажимом произнесла женщина. – Уходите и заберите этот гребаный шарф. Хотите, оставьте себе. Хотите, выкиньте. Лично мне плевать.

Грубоватое словцо, произнесенное тихим и безразличным тоном, поражало своей неожиданностью. Сара еще больше забеспокоилась, когда женщина вновь отвернулась и уставилась на реку. Так они и стояли в полном молчании, пока часы отсчитывали секунду за секундой. Сара лихорадочно пыталась понять, что же ей теперь делать. Взять и уйти? Как-то нехорошо. Но что тогда?

Маленькая птичка скользнула к воде и вновь взмыла вверх. Солнце, надежно укрытое облаками, скатилось за какую-то особенно плотную тучу, отчего мир посерел еще больше. Невольно поежившись, Сара плотнее закуталась в куртку. Скоро сумерки, так что на улице станет еще холоднее. Она с тоской подумала о горячей ванне, вкусном ужине, который наверняка уже поджидал ее на столе.

Из кустов, росших неподалеку от моста, раздалась звонкая птичья трель. В этот серый январский день она прозвучала как-то неожиданно и не к месту.

В животе у Сары забурчало. Прошло уже три часа с тех пор, как ей удалось впихнуть в себя вареное яйцо, порезанное на кусочки и смешанное с горсткой грибов. Что и говорить, маловато для обеда. Но мысль о предстоящем собеседовании отбила у нее всякий аппетит.

Надо что-нибудь сказать, решила Сара. Не может же она простоять здесь целый день. А вдруг она просто накрутила себя, и женщина пришла сюда в расстроенных чувствах только для того, чтобы побыть немного одной? А вдруг нет?

Придется заговорить, даже если выглядеть она будет полной дурочкой. Уж лучше ошибиться, чем по-прежнему теряться в догадках. Только она открыла рот, как женщина вновь повернулась в ее сторону. Глаза на этот раз смотрели с прищуром, между бровей залегла недовольная морщинка.

– Простите, – вырвалось у Сары. – Я знаю, вам хочется, чтобы я ушла, но я так не могу. По крайней мере пока не пойму, что вы не намерены… – она запнулась, пытаясь подобрать правильные слова. – Просто я боюсь, что вы задумали…

Сара вновь замолчала, не в силах высказать свою догадку. Но и без того было ясно, что она имела в виду. Она надеялась, что женщина возмутится, а то и посмеется над ней, но та продолжала смотреть на Сару с прежней невозмутимостью. Ни капли удивления по поводу столь немыслимого предположения, ни тени негодования.

Выходит, она не ошиблась. От нервного напряжения у Сары закололо в ладонях. И как ее угораздило впутаться в подобную ситуацию? Ехала бы себе мимо, не обращая внимания на проклятый шарф! Нет-нет, она вовсе не это имела в виду. Саре очень хотелось помочь незнакомке с моста, вот только как?

– Это не ваше дело, – отрезала женщина. – Вы обо мне ничего не знаете, а потому не имеете права лезть в мою жизнь. Уезжайте и оставьте меня в покое.

– Но я не могу, – настаивала Сара. – По крайней мере теперь, когда я знаю, для чего вы здесь. Как я могу вас бросить? Разве можно просто взять и уйти? Я бы никогда себе не простила, если бы оставила вас.

Запнувшись, она вновь замолчала. Скорее бы проехала хоть какая-нибудь машина! Она бы бросилась к водителю, умоляя о помощи. Но вокруг царила тишина. Сара оказалась один на один с возможной самоубийцей, и ей не на кого было положиться, кроме самой себя.

– Прошу вас, не делайте этого, – она сморгнула, пытаясь отогнать непрошеные слезы. – Не может быть, чтобы все было так плохо. Я хочу сказать…

– Да тебе откуда знать, насколько все плохо?! – с нескрываемым раздражением воскликнула незнакомка. – Кто дал тебе право решать, что я могу с собой делать, а что нет? Убирайся, оставь меня одну. Тебе здесь не место.

– Я не могу, – срывающимся голосом повторила Сара. – Я должна помочь вам, хотите вы того или нет. Я не в состоянии просто взять и уйти – не могу, даже если бы и хотела. Постарайтесь меня понять, – не в силах справиться с нервами, она дала волю слезам. А поскольку платка в руках не было, Сара машинально прижала к лицу шарф.

– Господи Боже! – женщина с размаху хлопнула ладонями по металлическим перилам, заставив Сару судорожно отдернуть руки от лица. – Да ты-то с чего плачешь? Ты же ничего обо мне не знаешь. Если бы ты имела хоть малейшее представление о том, что мне пришлось пережить…

– Расскажите мне, – продолжая плакать, Сара нервно рылась в кармане в поисках платка. Впрочем, она тут же вспомнила, что платок остался в сумке, которая висела на велосипеде. – Расскажите, что с вами случилось. Может, я смогу помочь.

Но женщина лишь яростно покачала головой.

– Господи, ты и правда думаешь, что сможешь все уладить? Ну расскажу я тебе, что случилось. И что потом? Ты тут же взмахнешь волшебной палочкой, и все будет, как прежде? – щеки ее пылали, в глазах блестели слезы. – Почему бы тебе не развернуться и не отправиться восвояси? Уходи, сделай вид, что никогда со мной не встречалась. Это единственное, чем ты можешь мне помочь. – Выпалив это, она вновь отвернулась и стала смотреть на реку.

– Я не могу, – плакала Сара, – просто не могу. Ради Бога, не просите, чтобы я ушла, – она судорожно пыталась подыскать правильные слова. – Наверняка у вас кто-то есть. Кто-то из близких. Только подумайте, каким это станет для них ударом.

Нужно говорить, сказала себе Сара. Постарайся отвлечь ее беседой.

– Вы же не хотите сделать им больно? Сами-то вы сбежите от своих проблем, но тем, кто останется, будет гораздо хуже. Разве оно того стоит?

Она говорила и говорила, хотя и понимала, что может сделать еще хуже. А вдруг у женщины нет семьи? Что если все они погибли во время пожара или в автокатастрофе? Может, потому-то она и прибежала на мост, пытаясь свести счеты с жизнью. Незнакомка стояла, крепко сжимая перила, и Сара внимательно наблюдала за ее руками.

Но женщина оставалась неподвижной. По лицу ее тоже мало что можно было прочесть. Слышала ли она вообще ее слова или думала о чем-то своем? Неважно: чем дольше она так стоит, тем больше шансов, что все закончится хорошо.

– Я тут подумала, – Сара поспешила прервать нависшее молчание, – что в случае грамотной помощи… если бы вы с кем-нибудь поговорили… Нет-нет, не со мной – мы с вами и правда совсем незнакомы. Я понятия не имею, что привело вас сюда, но чувствую, что это не может быть решением проблемы. И если бы вы поговорили с врачом или… – не стоит произносить слово «психиатр», а то вдруг она обидится, сказала себе Сара. – Или с психотерапевтом… Словом, с кем-то из профессионалов, то вам действительно могло бы стать чуточку легче.

Она замолчала, исчерпав все доводы. Легкий ветерок холодил ее мокрое лицо. Глаза пощипывало от слез, да и новые были уже на подходе. Что-что, а поплакать Сара любила – редко какой фильм не мог растрогать ее до слез.

И вновь воцарилась тишина. Затем на мост въехала какая-то машина, но Саре и в голову не пришло остановить ее. Она неотрывно смотрела на женщину, настороженно ловя каждое ее движение. Вот только что ей делать, если та все-таки решит прыгнуть? Попытаться удержать? Но так можно и самой свалиться в реку. Она представила, как две их фигурки, распластавшись, летят вниз – совсем как пара цирковых акробатов. Невольно содрогнувшись, она тряхнула головой, чтобы отогнать ужасную мысль.

Незнакомка, наконец, ожила. Рукавом кожаного пальто она вытерла глаза, убирая непрошеные слезы. Затем, даже не взглянув в сторону Сары, женщина резко повернулась и вытащила из кармана ключи от машины. Сара молча наблюдала, как она подошла к автомобилю и распахнула переднюю дверцу.

– Вы уверены, что сможете вести? – спросила она. – Если хотите, я задержусь еще на несколько минут.

Никакой реакции. Усевшись в машину, женщина завела мотор и хлопнула дверцей. Машина резко сорвалась с места, так что шины завизжали на повороте. Не прошло и нескольких секунд, как она скрылась из глаз.

Они даже не успели познакомиться, подумала Сара. Да и к чему? Вряд ли судьба еще раз сведет их вместе. Вдобавок у нее были серьезные опасения, что женщина доедет до следующего моста и оттуда бросится в реку – без досадной помехи в виде хнычущей велосипедистки. И уже на следующий день в газете появится объявление: «У реки найден “фольксваген-битл”. Судьба водителя неизвестна».

Удалось ли ей хоть как-то повлиять на ситуацию? Удалось ли задеть струнку в душе этой странной женщины? Сара не знала. Но если в ближайшее время она не прочтет в газете никаких тревожных объявлений и не услышит по радио о пропавшей женщине, значит, можно утешаться тем, что вмешательство ее не было напрасным. Не исключено, что ей и в самом деле удалось спасти чужую жизнь.

Прислонившись к перилам, она повесила на металлическую планку шарф и глянула вниз. От реки тянуло холодной сыростью. Что если бы это ей пришла мысль броситься в студеную январскую воду? Как же нужно отчаяться, чтобы даже помыслить о таком!

Пытаясь согреться, Сара прижала холодные руки к щекам. Цветной прямоугольник шарфа по-прежнему висел на перилах. Привязать его к ограде, на случай если женщина все-таки вернется за ним? Последнее, впрочем, маловероятно. Можно, конечно, оставить шарф у себя, хотя вряд ли ей хватит духу воспользоваться когда-нибудь этой красивой вещицей. Пожалуй, стоит постирать его и отдать на благотворительность.

Все еще пытаясь справиться с нервной дрожью, Сара вернулась к велосипеду. Шарф она сунула в сумку, к конверту с рекомендациями, которые предусмотрительно заготовила для собеседования. Сейчас уже казалось совсем неважным, получит она эту должность или нет. Подумать только, еще пару часов назад Сара не могла думать ни о чем другом, кроме предстоящего экзамена на профпригодность. Тогда она даже не подозревала, что истинное испытание поджидает ее на пути домой.

Сев на велосипед, она продолжила путь. Разошедшийся дождь крупными каплями барабанил ей по спине и плечам, но Сара уже не обращала на него внимания.

Хелен

По дороге в Дублин ее немилосердно трясло – и это несмотря на теплое пальто и относительный уют машины. Дворники методично смывали со стекла потеки дождя. Уже на окраине города она обнаружила, что бензин практически на нуле. С наступлением темноты на улицах Дублина стали загораться огни. Встречные машины помигивали яркими фарами. С каждой минутой сумеречный мир становился светлее, и только внутри нее царила непроглядная тьма. Там, где когда-то была ее душа, чернела мрачная бездна.

Главное – не думать, гнать от себя любые мысли. Свернув на заправку, Хелен пару минут растирала онемевшие руки и только потом выбралась из машины. Всю неделю она игнорировала пустеющий бак, в полной уверенности, что ей уже никогда не придется беспокоиться о таких пустяках.

В голове у нее безостановочно крутилась строчка из песни – что-то о том, как неприятно узнать истину в свои семнадцать лет. Эту печальную песенку Джанис Иен крутили утром по радио, пока Хелен кормила завтраком Элис. И вот теперь мелодия ожила, потянув за собой эти жалостливые строки.

На самом деле ты не столько знакомишься с истиной, сколько начинаешь распознавать ложь. В свои семнадцать Хелен знала все на свете: своевольная и жадная до впечатлений, она мечтала перевернуть эту страницу и зажить новой, самостоятельной жизнью. Ей потребовалось еще семнадцать лет, чтобы понять – счастье не вечно, добро редко торжествует над злом, а любовь приходит только для того, чтобы бросить потом в объятия боли.

Наверняка у вас кто-то есть. Кто-то из близких, сказала та женщина на мосту, невольно задев ее за живое. Ей сразу вспомнилась Элис, от которой пахло свежей травой и чем-то перечно-мятным, которая спать не могла без включенного ночника, и чьи пухлые ручонки забавно торчали из рукавов ужасных кардиганов, которые с упоением вязала мать Хелен.

Элис. Это из-за нее Хелен так и не смогла побыть с Кормаком в его последний час, когда он медленно угасал на больничной койке. Будь это кто другой, Хелен бы возненавидела его за это. Но не Элис – ведь она была частью Кормака. Единственным, что он оставил после себя в этом мире.

А все эта дурацкая сыпь, из-за которой Анна, няня Элис, бросилась звонить Хелен. И ей пришлось оставить умирающего мужа, чтобы поспешить к постели дочери. В результате все обернулось не менингитом, а обычным псориазом. Хелен сразу вернулась к Кормаку, но было уже поздно.

Насос заработал, и в воздухе остро запахло бензином. Она бы сделала это. Рывком перебралась через перила и кинулась в реку, подальше от своей никчемной жизни. Ей просто нужно было собраться с духом. Она без раздумий шагнула бы вперед, если б не та назойливая незнакомка. Какая-то непонятная велосипедистка с соломенного цвета волосами, в уродливом брючном костюме.

Убрав насос и закрыв бак, Хелен с размаху хлопнула ладонями по капоту машины, отчего мужчина, заправлявшийся по соседству, вздрогнул и нервно глянул в ее сторону. Хелен, руки которой горели, как от ожога, даже не обратила на него внимания.

Хватит уже лгать: она бы так и так не решилась на это. Да и что взять с трусихи? И та женщина была ни при чем – она лишь дала Хелен возможность потихоньку улизнуть с моста.

Прислонившись к машине, Хелен плотнее закуталась в кожаное пальто. Ей вновь вспомнились те минуты, когда она стояла у перил, в оцепенении глядя на стремительно несущуюся воду. В какой-то момент она поглубже вздохнула и приготовилась сделать решительный рывок… но тело отказалось ей повиноваться.

Тогда она закурила и принялась яростно дымить, все еще надеясь совершить задуманное. Хелен мысленно проклинала свои упрямые ноги, которые будто застыли на месте. В воображении она раз за разом прокручивала картину будущего прыжка. Но чем больше она об этом думала, тем страшнее ей становилось.

И тут за спиной у нее с легким шумом прокатил велосипед. Хелен даже не оглянулась, поджидая момента, когда вновь останется одна. Но ей не повезло: краем уха она услышала скрип тормозов, а затем и звонкий стук каблучков. Кто бы там ни был, но он явно шел в ее направлении.

Самое забавное, что та женщина наверняка считала, будто это она спасла Хелен жизнь. Ей оставалось только поздравлять себя с тем, что благодаря ее вмешательству такая чудачка, как Хелен, не прыгнула с моста. Откуда ей было знать, что Хелен в действительности спасла – или обрекла на жизнь – ее собственная трусость?

Вот и с шарфом пришлось проститься раз и навсегда. Разве могла она унизиться до того, чтобы забрать его назад? Гордость оказалась сильнее здравого смысла. Дорогой шарф, который Кормак подарил ей на годовщину свадьбы, достался какой-то незнакомке. Еще один удар ко всем ее горестям.

В магазинчике рядом с заправкой она купила два безумно дорогих банана и пакетик жевательных конфет. Бананы она съела сама, пока добиралась до дома родителей. Припарковав машину у кованых ворот двухэтажного особняка, Хелен неспешно подкрасила губы.

Она прекрасно знала, что на вторую попытку ее не хватит. Она и так подошла к самому краю, а затем отшатнулась назад. Увы, но ей недоставало той силы воли, которая требовалась для решающего шага. Мысль об этом не принесла облегчения. Напротив, ей стало только хуже, когда она поняла, что сбежать не удастся.

Уж не Элис ли послужила причиной ее сегодняшней неудачи? Может, невзирая на смешанные чувства, которые она испытывала к дочери, между ними по-прежнему существовала какая-то глубинная связь? И это она не дала Хелен преждевременно уйти из жизни. Мысль о родителях точно не удержала бы ее на краю.

На улице все еще лил дождь. Поплотнее закутавшись в кожаное пальто Кормака, Хелен поспешила к главному входу.

– Почему так поздно? – спросила мать, открывая ей дверь. – Ты же сказала, что вернешься в пять. Нам пришлось уложить ее спать.

– У меня кончился бензин.

Не задерживаясь, Хелен прошла в просторный коридор с вешалкой из орехового дерева. По пути она обогнула мраморный столик, служивший подставкой для элегантного телефона и ключей от отцовского «роллс-ройса». Они и сейчас лежали здесь, на его кожаных перчатках.

– Знаешь, – сказала мать, касаясь нитки жемчуга у себя на шее, – это пальто смотрится на тебе просто ужасно.

Хелен зашагала вверх по лестнице.

– Элис в моей комнате?

– Хелен, девочка спит. Ты же не можешь тащить ее на такой холод – это нечестно по отношению к ребенку.

А разве честно, что ребенок остался без отца? Разве честно, что родная мать девочки время от времени задается вопросом, не придушить ли ее подушкой?

– Ничего страшного, она может поспать и в машине. А если проснется, дам ей жевательных конфет.

Мать тяжко вздохнула у нее за спиной, однако спорить больше не стала. Пожалуй, это было единственным плюсом в ее ситуации: когда ты овдовела в тридцать два, окружающим так или иначе приходится быть снисходительнее. Они вынуждены уступать – хотя бы и на время.

Распахнув дверь в свою старую спальню, Хелен прошла по толстому ковру к постели, где спала дочь. Элис лежала на спине, слегка повернув голову в сторону окна. Того самого, у которого Хелен часто покуривала подростком – разумеется, втайне от родителей.

Первым делом она подхватила маленькие черные ботинки и только потом подняла на руки Элис – комочек, закутанный в шерстяное одеяло. Та что-то недовольно пробурчала, но Хелен, не обращая внимания на ее протесты, вышла из спальни и поспешила к лестнице.

Внизу уже стоял ее отец.

– Я возьму девочку, – сказал он, протягивая руки. Матери поблизости не было. Должно быть, сидит, надувшись, у себя в гостиной.

По крайней мере хоть тут с ней не будут спорить. Хелен передала ему дочку и первой направилась к машине. Элис уложили на заднее сиденье, плотно закутав теплым одеялом. Отец Хелен тихонько прикрыл дверцу, после чего подошел к месту водителя.

– Ты уже думала о том, чем собираешься заняться? – спросил он, придерживая рукой дверцу, чтобы дочь не успела ее захлопнуть. Следует инструкциям матери, догадалась Хелен. Три жалкие недели – вот все, что они отвели ей на траур по мужу.

– Заняться? – Хелен недовольно взглянула на отца.

– Я про работу. На что ты собираешься содержать Элис?

– Пока не думала, – ровным тоном ответила она. – Мне хватало других забот.

Отец вскинул руку, предупреждая любые возражения. Должно быть, точно также осаживал он в суде адвокатов и преступников, подумала Хелен.

– Я вовсе не утверждаю, что ты должна решить прямо сейчас, – заявил он. – Просто… мы с мамой хотели бы помочь тебе…

– Я знаю.

– Мы охотно присмотрим за Элис, если ты займешься поисками работы. Нам это будет только в радость.

– Знаю.

– А если весь вопрос в деньгах, и ты хочешь пройти обучение…

– Нет. Прости, папа, но мне нужно уложить Элис. – Хелен завела мотор, вынуждая отца отпустить дверцу. – Я позвоню вам, – глядя прямо перед собой, она выехала на дорогу и повернула налево. Гневным жестом откинула волосы с лица. Три жалкие недели.

Элис захныкала на заднем сиденье.

– Ш-ш, – сказала Хелен, даже не повернув головы.

Правда состояла в том, что ей действительно требовались деньги. Кормак был плохим добытчиком: жил он от выступления к выступлению, подрабатывая со своими ребятами в клубах и на танцплощадках, как другие группы того же уровня. От Хелен тоже было мало проку. И они то пили дорогой виски, заедая его нежнейшим бифштексом, то пытались наскрести немного мелочи на пинту молока. Не было у них ни страховки, ни сбережений.

Появление Элис заставило их немного одуматься, и тратить они стали с большей осмотрительностью. На смену бифштексам из говяжьей вырезки пришли свиные отбивные, а в холодильнике всегда хранился приличный запас молока. Кормак даже открыл небольшой счет на имя Элис, умудряясь перечислять туда каждый месяц крохотные суммы. У них по-прежнему случались загулы – когда выпадала возможность регулярных концертов или в случае заработка покрупнее. Но Хелен с Кормаком очень скоро убедились, что маленькие дети и похмелье – вещи несовместимые.

А потом произошло немыслимое, и Кормаку поставили этот ужасный диагноз. После этого деньги окончательно отошли на второй план. На протяжении нескольких месяцев Хелен жила одним днем. Она извлекала пятифунтовые банкноты из писем, отправленных сочувствующими родственниками, а при необходимости снимала кое-какие деньги с их мизерного счета. То, что откладывалось на обучение Элис, она старалась не трогать.

Нужда заставила ее продать даже те немногие украшения, которые у нее имелись. Стоили они мало, и принять их согласились только в одном ломбарде. В тот день Хелен рассталась со своими кольцами – свадебным и обручальным, с аметистовым ожерельем, доставшимся ей от бабушки, золотыми сережками, подаренными накануне свадьбы матерью Кормака, и серебряным кулоном – подарком бывшего ухажера.

Как бы ни была ненавистна ей эта мысль, но они вряд ли бы выжили без тех хрустящих пятидесятифунтовых банкнот, которые время от времени вручал ей отец. Ему и в голову не приходило, что лишь в самых дорогих магазинах соглашались разменять эти купюры при покупке хлеба на тридцать пенсов. Хелен сдержанно благодарила отца за помощь и старалась растянуть деньги на возможно более долгий срок.

В начале января, за неделю до смерти Кормака, в больницу заглянул Рик, саксофонист группы.

– Это от всех нас, – пробормотал он, вручая Хелен конверт. Внутри лежали десять потрепанных двадцатифунтовых банкнот. При виде их Хелен разрыдалась, отчего бедняга Рик засмущался еще больше.

Миновав Стонибаттер, Хелен притормозила перед небольшим домиком, который Кормак унаследовал от бабушки. «Мы хорошо ладили, – сказал он Хелен, – и бабуля все время обещала оставить мне свой дом. Я думал, она шутит, а оказалось, нет».

По соседству жили те, кого мать Хелен именовала не иначе как рабочим классом. Дома на их улице были старыми, перегородки – тонкими, комнаты – две на первом этаже и две на втором – маленькими и с низкими потолками. Лестницы были ужасно крутыми, а садики – крохотными. Установленные Кормаком нагреватели съедали массу электричества, хотя тепла почти не давали. Но это было единственное место, которое Хелен считала своим домом.

Она занесла внутрь хнычущую Элис и потащила ее наверх, на второй этаж.

– Тише, – выдохнула Хелен, пинком открывая дверь в спальню.

– Но мне холодно!

– Ничего страшного. В постели быстро согреешься.

Спустившись вниз, она распахнула дверцу над холодильником и извлекла оттуда остатки бренди, принесенного кем-то из многочисленных визитеров. За последние несколько недель в доме перебывала куча народу. Они приходили в воскресных костюмах, осторожно усаживались на краешек стула и разговаривали полушепотом, как будто шум мог убить Кормака скорее, чем рак.

Вытащив из бутылки пробку, она прошла в гостиную, где было по-настоящему холодно. На стене висело изображение Пресвятого Сердца – единственное, что напоминало в их доме о бабушке Кормака. Хелен бросила взгляд на лицо Иисуса, которое смотрело на нее с привычной безмятежностью. «Я все еще здесь, – сообщила ему Хелен. – Как, впрочем, и ты».

Первым делом она подошла к камину и подняла оставленный накануне конверт. Моим родителям – неужели она написала это только вчера вечером? Такое чувство, что с того момента прошла целая вечность. Открыв конверт, Хелен вытащила листок, на котором чернела пара строчек:

Надеюсь, вы простите меня за то, что я собираюсь сделать. У меня больше нет сил. Позаботьтесь, пожалуйста, об Элис.

Ни подписи, ни приветствия. Ее общение с родителями всегда сводилось к нескольким фразам. Что уж говорить про родственные чувства? Если взглянуть со стороны, ее воспитанию могли бы позавидовать многие. У родителей Хелен была масса денег – они буквально купались в них. Все благодаря немыслимо высокому заработку ее отца. И Хелен, как их единственное дитя, ни в чем не знала отказа.

Вот только им и в голову не могло прийти, что дорогие вещи и вкусная еда – далеко не все, в чем нуждалась их дочь. Ей требовалась хотя бы капелька привязанности с их стороны, но этого-то они и не могли ей дать. Хелен не помнила ни единого поцелуя на ночь, ни одного искреннего слова любви. Они всегда пренебрегали такой мелочью, как родительские объятия. Всю жизнь она чувствовала себя нежеланным ребенком, появившимся на свет против воли родителей.

Разорвав в клочки письмо и конверт, она швырнула бумажки в камин, на кучу вчерашней золы. Одним глотком опрокинув в себя бренди, Хелен закашлялась, пытаясь справиться со жжением в горле.

В зеркальце над камином она поймала отражение своего лица и невольно поежилась. Острые, как лезвия, скулы – в последние дни только Элис питалась в этом доме регулярно. Глубокие тени под глазами – свидетельство ее бессонных ночей. И пугающая пустота в глазах – явный признак того, что в душе ее что-то умерло.

Собрав волосы в пучок на затылке, Хелен какое-то время разглядывала себя в зеркало. Затем она вернулась на кухню и достала из ящика ножницы.

Медленно раздевшись, она свалила одежду прямо на столе. На полу, на потертом линолеуме, она расстелила листы вчерашней газеты, после чего встала в центре этого прямоугольника. Босые ноги мгновенно озябли на холодном полу. Взяв ножницы, Хелен принялась методично обрезать волосы. В зеркало она даже не смотрела. Звяканье ножниц странным образом походило на мурлыканье кошки. Пряди волос скользили по обнаженным плечам и падали на газетные листы.

Покончив с этой процедурой, она вернулась в гостиную и взглянула на себя в зеркало. Правая сторона оказалась короче левой, зато макушка выглядела неестественно высокой. Благодаря изможденному лицу и пустому взгляду, Хелен стала похожа на куклу, хозяин которой в гневе откромсал ее локоны.

Но Кормак обожал ее волосы, и теперь каждый взгляд на них отдавался в ее сердце болью. Ей вспоминалось, как он перебирал ее кудри, когда они кружились в медленном танце, как мыл и массировал их, когда они умудрялись втиснуться вдвоем в их крохотную ванну. Может теперь, когда она состригла это ужасное напоминание о прошлом, у нее появится шанс выжить?

Самой Хелен плевать было на то, как она выглядит, но и привлекать к себе лишний раз внимание ей тоже не хотелось. Завтра она возьмет пару купюр из изрядно отощавшего конверта Рика и заглянет в парикмахерскую, где с нее снимут остаток кудрей. Нужно только подыскать местечко попроще, где с тебя не сдерут за стрижку целое состояние.

Опустившись на пол, Хелен легла на немыслимо яркий, оранжево-желтый ковер, который Кормак купил за полгода до их знакомства. Повернувшись на бок, она подтянула колени к груди и крепко обхватила их руками. От стылого воздуха по коже побежали мурашки, но Хелен лежала так до тех пор, пока из соседнего дома не донеслись обрывки национального гимна, который наигрывали по телевизору.

Содрогаясь от холода, она медленно поднялась на ноги. Уже на кухне, сворачивая газетные листы, Хелен наткнулась взглядом на колонку с вакансиями. Она развернула страницу и начала просматривать объявления: зубной техник, машинистка, водитель автобуса, швея, секретарша, официантка, крановщик.

Скомкав страницу, она бросила ее в общую кучу. Ничего из того, чем она могла бы заняться. Разве что устроиться официанткой. Кто угодно способен донести тарелку из точки А в точку Б, но Хелен не хотелось тратить на это время. Ей вообще не хотелось ничего делать.

В свое время, к полному разочарованию родителей, она решительно отвергла саму идею о высшем образовании. «Ты хоть представляешь, сколько девушек отдали бы все на свете, лишь бы иметь возможность поступить в университет?» – недовольным тоном поинтересовался ее отец. Хелен так и подмывало сказать, чтобы они отправили учиться вместо нее одну из этих девушек. Но она прикусила язык, а в дальнейшем так и не поддалась на уговоры родителей.

Тогда отец предложил ей занять должность секретарши в фирме его брата, но и эта возможность не вызвала у Хелен ни малейшего восторга. Она не жаждала работать в месте, где все знали ее как племянницу босса. И она сама подыскала себе работу – за прилавком крупного магазина, в отделе по продаже перчаток.

Не сказать, чтобы Хелен была перегружена обязанностями – большую часть времени ей приходилось безбожно скучать. Но зарплаты вполне хватало на то, чтобы снять себе комнату в общежитии, а на остаток гульнуть как следует в выходные.

В свои двадцать семь Хелен меньше всего задумывалась о браке. С какой стати терять свободу в обмен на какое-то кольцо? Но в один прекрасный день в магазин заглянул двадцативосьмилетний Кормак Фицпатрик. Пришел, чтобы купить в подарок матери перчатки. И пока Хелен заворачивала понравившуюся ему пару, он недолго думая пригласил ее на ужин.

Не прошло и полгода, а она уже жила у него дома. Они яростно отстаивали достоинства The Beatles (Кормак) и The Rolling Stones (Хелен) и вдохновенно обсуждали политику. Тут, к счастью, взгляды их совпадали: оба тяготели к левым партиям и неодобрительно относились к тому влиянию, которым пользовалась в стране католическая церковь. И Хелен хотелось только одного: взять фамилию Кормака и до конца жизни носить на пальце его кольцо.

Она не пропустила ни одного выступления их группы, следуя за ними по бальным залам и танцплощадкам, которых было великое множество в Дублине и его окрестностях. А ведь прежде она с исключительным презрением относилась к музыке, исполняемой подобными группами – этой немыслимой смеси из джаза, кантри и попсы. В ней не было ни накала Led Zeppelin и Procol Harum, ни яростного вдохновения Grateful Dead и The Doors.

Но Хелен было плевать. Играй Кормак органную музыку в соборах Ирландии, она бы и тогда как зачарованная сидела в первых рядах. Этот парень буквально околдовал ее. Хелен неотрывно наблюдала за его выступлением, полностью игнорируя других музыкантов. От нее не ускользало, как посматривали на Кормака и других ребят женщины в зале – ярко размалеванные, с накладными ресницами. Ее так и подмывало стереть улыбки с этих накрашенных губок. Она с нетерпением ждала момента, когда танцы закончатся, все разойдутся по домам, а Кормак наконец-то спустится к ней со сцены.

Разумеется, родители Хелен пришли в ужас, когда узнали про Кормака. Мало того, что единственная дочь их жила во грехе – это было еще полбеды. Куда хуже, что избранник ее не мог похвастаться ни богатством, ни положением в обществе. Но Хелен мало интересовало мнение родителей. Она думала только о Кормаке и своей новой жизни.

Через год они все-таки поженились. Отправляясь с Кормаком под венец, Хелен не без оснований подозревала, что носит его ребенка. И точно: через семь месяцев у них родилась Элис. Это стало новым ударом для ее родителей: сначала она выходит за бедняка-музыканта, а потом оказывается, что он успел ее обрюхатить!

На восьмом месяце беременности Хелен бросила работу в магазине. Боссу она сказала, что уже не вернется. В душе тот наверняка был только рад: с Хелен они ладили хуже некуда, но ей хватало осторожности не доводить дело до увольнения. Не очень-то ее привлекала перспектива стать настоящей домохозяйкой, но выбора не было. Придется подождать, пока Элис пойдет в школу, а уж там она подыщет себе работу по душе. Пока же приходилось перебиваться случайными заработками Кормака.

Но Кормак умер, и это значило, что Хелен придется подыскивать способ прокормить себя и Элис. А она понятия не имела, куда ей можно приткнуться.

Сунув газету в мусорную корзину, Хелен подхватила со стола одежду и зашагала наверх, в свою одинокую спальню.

Сара

– Да не собиралась она кончать с собой. Это просто был крик о помощи, – Кристина с опаской понюхала кусочек печенья. – Тут есть имбирь?

– Нет. Почему ты решила, что она не планировала себя убить?

– Из-за шарфа.

Сам шарф, аккуратно сложенный, лежал тут же на столе.

– Ясно же, что она оставила его на мосту намеренно. В расчете на то, что кто-нибудь его заметит и остановит ее. Что, собственно, ты и сделала.

– Но почему тогда она не забрала шарф обратно? Несмотря на мои уговоры?

Кристина пожала плечами.

– Может, он ей просто надоел.

Сару ее слова не убедили. Женщина на мосту выглядела так, будто она и правда дошла до точки. Но за прошедшие пять дней Сара ни разу не встретила в газете объявления о брошенной машине или найденной в реке утопленнице. Похоже, незнакомка все-таки отказалась от своего замысла.

Кристина бережно погладила мягкий шелк.

– Чудесная вещица. Точно не хочешь оставить себе?

– Совершенно точно. Не думаю, что смогла бы его носить.

– Что ж, тогда я забираю, – открыв сумочку, она убрала шарф. – Ну как, довольна, что получила эту работу?

– Я в восторге.

Днем раньше она получила официальное уведомление о том, что ей предлагается работа главного повара в доме престарелых Святого Себастьяна. Подписано оно было секретарем правления, которого Сара не видела на собеседовании. К работе ей следовало приступить как можно скорее.

Дядя Джон, у которого она до сих пор работала, не слишком расстроился, узнав об ее уходе. «Пора уже тебе расправить крылья, – заявил он. – Из тебя получится замечательный шеф-повар, можешь даже не сомневаться. Дай мне только недельку или две, чтобы подыскать замену». И больше они к этому не возвращались.

Итак, она становилась полноправной хозяйкой на кухне в доме престарелых, где каждый день ей вменялось в обязанность кормить двадцать семь постояльцев. Рабочий день ее начинался в половине девятого, а заканчивался в половине пятого. И так с понедельника по пятницу. В выходные кухня переходила в распоряжение другого повара. В девять часов подавали завтрак, в час – обед, а закуску к чаю ей надо было готовить заранее, поскольку столы накрывали уже после ее ухода, в половине шестого. Сара знала, что в ее распоряжение поступают помощница и младший повар, которые во всем будут слушаться ее приказов.

В течение недели дядя Джон нашел ей замену, и Сара позвонила в дом престарелых, чтобы сообщить, что приступает к работе уже с понедельника. И чем ближе было к назначенному сроку, тем сильнее росло ее беспокойство.

Что если помощница проработала там не один год и с недовольством отнесется к приходу новенькой? А вдруг у Сары что-нибудь подгорит в первый же день или она приготовит слишком мало еды? Что если постояльцы получат расстройство желудка из-за недожаренной курицы или первая же партия печенья окажется никуда не годной?

Не слишком ли она поспешила, заявив претензии на должность шеф-повара? Может, стоило поработать еще пару лет в гостиничной кухне или устроиться в какой-нибудь ресторан в качестве помощницы? Слишком уж большая ответственность ложится на ее плечи. А вдруг она всех подведет?

Родители, в отличие от нее, были настроены более оптимистично.

– Мы гордимся тобой, детка, – сказала мать. – Не каждому доверят управлять целой кухней в двадцать четыре года. Это большая честь для тебя.

– Ничего, она справится, – откликнулся из-за газеты отец.

– Конечно, справится! В этом я даже не сомневаюсь.

Их обоих потрясло известие о встрече на мосту с загадочной незнакомкой. Сара поначалу вовсе не хотела упоминать о случившемся, но слова так и полились из нее, когда она добралась наконец до дома.

– Я понятия не имела, что можно сказать в такой ситуации. Все боялась ляпнуть какую-нибудь глупость.

– Ей повезло, что ты проезжала мимо, – заверили ее родители. – Ты сделала то, что сделал бы любой на твоем месте. А теперь иди и переоденься в сухое, – добавила мать. – А то заболеешь еще воспалением легких. Не понимаю, почему ты не позволила отцу подвезти тебя до дома?

На этом, собственно, эпизод и был исчерпан.

Но Сара никак не могла забыть о случившемся. Каждый раз, укладываясь в постель, она заново вспоминала злополучную встречу. Что бы там Кристина ни говорила, это не было похоже на крик о помощи. Она отчетливо видела измученное лицо женщины – ее пустые, без выражения, глаза, резко очерченные скулы. Разве так выглядит человек, который добивается внимания?

Что же довело ее до такого ужасающего состояния? Возможно, разбитое сердце. Или предательство близкого человека. А может, у нее обнаружили неизлечимую болезнь, и она решила не дожидаться мучительного конца. В любом случае Сара никогда не узнает правды.

Потом наступил понедельник, и Сара отправилась на новую работу. Встреча с женщиной на мосту отошла понемногу на второй план. К своей несказанной радости Сара очень быстро обнаружила, что годы работы в гостиничной кухне не прошли даром, и она без труда могла справиться с новой должностью.

Она вникала во все детали работы, от планирования еженедельных меню и заказа продуктов до приготовления блюд и сервировки стола. С самого начала она взяла за правило приходить в столовую к концу обеда, чтобы поболтать со старичками и поинтересоваться их мнением насчет еды. Не забывала она заглянуть и в комнаты к тем, кто не способен был есть за общим столом.

В целом ее приняли весьма дружелюбно. Юный возраст Сары не прошел мимо внимания местных обитателей, однако все они оценили ее старания. Им льстило внимание Сары, и они охотно делились с ней своими предпочтениями – а заодно и жизненными историями, если у нее хватало времени их выслушать. Сара, в свою очередь, тоже прониклась к ним симпатией и с охотой придумывала все новые и новые блюда.

Уже через неделю она поняла, что сделала правильный выбор, когда решила устроиться на работу в дом престарелых. Это место подходило ей как нельзя лучше.

Но самое главное, у нее была Бернадетта – энергичная помощница лет шестидесяти, работавшая в приюте Святого Себастьяна с момента его основания. А было это еще в пятидесятых годах. Бернадетта не изъявляла ни малейшего желания занять должность босса. «Мне сподручней выполнять чужие распоряжения, – заявила она Саре. – Вы только скажите, что сделать, и я сделаю».

Само собой, Бернадетта знала все, что касалось местной кухни – в частности, где что лежит. И она не выказала ни малейшего недовольства, когда Сара попросила организовать все заново – так, чтобы ей было удобнее с готовкой.

«Такого молодого начальника у меня еще не было, – сказала она Саре к концу первой недели. – Но ты знаешь, что важно, а что нет. Предыдущий повар и носа не казал в общую столовую. Тебя тут все полюбили, даже Мартина».

В этом Сара сильно сомневалась. Мартина была из тех, кто сможет придраться даже к лучшему блюду в лучшем из ресторанов. Она уже известила Сару, что говядина была пережарена, а от выпечки у нее началась изжога.

Но на каждую Мартину здесь приходилось с полдюжины Стивенов Флэннери.

«Ты действуешь на меня лучше, чем все таблетки в мире, – сказал он Саре, сжимая ее руку в своих дрожащих ладонях. – Я готов переплыть океан ради твоих фруктовых булочек».

Стивену было тридцать девять, когда у него диагностировали болезнь Паркинсона. К своим шестидесяти шести – в год знакомства с Сарой – он успел превратиться в дряхлого, трясущегося старика. Но ему и в голову не приходило жаловаться на жизнь или жалеть себя.

Еще она познакомилась с Джимми Дуэном. Тот охотно наигрывал на своем стареньком аккордеоне «Горы Морн» и «Вернись в Ирландию» всякий раз, когда его об этом просили (а порой и не дожидаясь просьб). Или взять бедняжку Дороти Фелан, которая уже почти не говорила. Она перестала узнавать даже собственную дочку, но с искренней теплотой улыбалась Саре, когда та заходила к ней в комнату, чтобы порадовать свежим десертом или кусочком имбирного пирога.

Сара очень быстро полюбила своих старичков. Давно уже работа не доставляла ей такого удовольствия. Женщина с курчавыми волосами приходила ей на ум дважды в день, когда она переезжала на велосипеде через мост. Ежедневно она накручивала три мили, добираясь до дома престарелых и обратно. Поначалу эпизод вспоминался очень отчетливо, но затем образы начали тускнеть, а потом и вовсе скрылись в глубине памяти, где и пролежали нетронутыми долгие месяцы и даже годы.

Хелен

– Мама.

– Подожди минутку, – ответила Хелен, просматривая статью.

С каждым словом раздражение ее все росло. Неуклюжие метафоры, избитая риторика – ничего, что могло бы зацепить внимание читателя, заставить его задуматься. Она бросила взгляд на подпись: написано мужчиной, как и девяносто процентов других статей. Свернув газету, Хелен снова убрала ее на полку. Дай ей шанс, и она бы написала во сто крат лучше. Но не для такой газетенки – нашла бы что-нибудь поприличнее.

– Мама, купи конфеток.

– Сейчас, сейчас. Подожди секундочку.

Хелен всегда нравилось читать. Она умудрилась проглотить кучу романов в те часы, которые были отведены ей на приготовление уроков. Это увлечение сохранилось и после школы. Она читала запоем – до тех пор, пока у Кормака не обнаружили рак. И тут вдруг оказалось, что она не может сосредоточиться даже на газетной статье, не говоря уже о книге.

Английский язык был единственным предметом в школе, к которому она испытывала хоть какой-то интерес. Хелен умело выстраивает фразы – подобные отзывы учителей были для нее настоящей редкостью. Обычно родители просматривали ее оценки с плохо скрываемым недовольством.

Она и правда умело выстраивала фразы. В старших классах Хелен написала пару статеек в школьный журнал. В одной из них она посмеялась над новой куклой Барби: Наверняка эту куколку создал мужчина, писала она. Если бы у женщины была такая большая грудь и такая узенькая талия, она бы падала на каждом шагу. Тем не менее это считается образцовой игрушкой для маленьких девочек.

Хелен не осталась равнодушной к той волне интереса, которую вызвали ее наброски среди одноклассников. А уж до чего здорово было увидеть собственное имя, напечатанное в настоящем – пусть и школьном – журнале!

Почему же она не продолжила писать? Почему не сделала это своей профессией? Даже те, самые ранние, статьи ее были куда лучше той писанины, которую она только что прочла. Писанины, за которую кому-то заплатили неплохие деньги.

Хелен подает надежды – таким был отзыв еще одного учителя английского языка. По этому предмету она получила итоговую четверку, хотя никогда не занималась английским всерьез. Да, она подавала надежды, но ничего не сделала в этом направлении.

Возможно, пришла пора начать все заново.

– Мама.

– Идем.

Изучив полки с прессой, она обнаружила газету, которую пролистывала до того, как вообще бросила читать. Как ни странно, ей же отдавали предпочтение родители Хелен, с которыми у нее, по известным причинам, практически не было ничего общего. Пролистав страницы до колонки «Редакция», она обнаружила имя М. Брин. Именно он издавал эту газету с незапамятных пор, так что мог считаться уже едва ли не членом их семейства. Как же звали мистера Брина? Этого Хелен не знала. Возможно, он предпочитал ставить лишь первую букву, поскольку думал, что так его подпись выглядит элегантнее. А может, родители окрестили его Мортимером или Монтгомери.

Так почему бы ей не написать что-нибудь и не отправить мистеру Брину? А вдруг, ему понравится, и он напечатает это в своей газете? Нужна ли вообще квалификация, чтобы писать статьи? У Хелен был только один способ узнать это.

Но для начала нужно выбрать интересную тему – такую, в которой бы она хорошо разбиралась. Хелен прекрасно знала, что значит овдоветь в тридцать с небольшим. Она могла бы многое рассказать о том, каково это – наблюдать, как твой муж медленно угасает, а затем и вовсе уходит из жизни. Даже сейчас, спустя полгода, боль ее казалась такой же острой. Но это не то, что нравится читать большинству людей за утренним тостом и мармеладом.

Ей ничего не стоило описать тот день, когда она приехала на мост, чтобы покончить со своим жалким существованием. Абзац за абзацем, рассказала бы она и о нежелании жить, и о чудовищном осознании того, что у тебя нет мужества сделать решительный шаг. Но опять же, кто захочет начать свое утро с чужого кошмара?

Нужно выбрать что-то легкое, но при этом занимательное. Что-то такое, что развлечет, но и доставит пищу для ума.

А как насчет жизни простой продавщицы? За годы работы в магазине она навидалась всякого. Это и долгие часы на ногах, и немыслимо короткие перерывы на отдых, и необходимость поддерживать униформу в безупречном состоянии – даже если для этого приходилось стирать ее вручную глубокой ночью. Хелен могла бы написать о том, как это обидно, когда ты трудишься часами, а получаешь вдвое меньше, чем продавец-мужчина за ту же самую работу.

С другой стороны, в ее памяти накопилось немало забавных встреч с покупателями; бесед, которые вполне могли бы развлечь читающую публику.

Но для начала нужно придумать псевдоним, чтобы никто из бывших коллег по работе не догадался, что пишет именно она. Подписаться «Фицпатрик» или «Д’Арси» нельзя – они сразу узнают ее мужнюю и девичью фамилии. Почему бы не использовать тогда фамилию бабушки? Решено, она будет «О’Дауд».

– Хелен О’Дауд, – сказала она, обращаясь к Элис. – Ну как, тебе нравится?

Элис недовольно покачала головой.

– Я есть хочу.

– Ладно, идем домой.

Она напишет статью и отошлет ее в газету. А если статью отклонят, напишет другую. Будет донимать мистера Брина, пока тот не сдастся.

Чем больше она думала об этом, тем сильнее привлекала ее подобная идея. Она могла бы писать днем, когда у Элис тихий час, и вечерами, отправив дочку в постель. Поскольку работать можно и дома, помощь няни ей не потребуется. К родителям она обращаться тоже не станет. А если надо будет взять интервью, она вполне сможет сделать это по телефону.

Еще проще станет, когда Элис пойдет в школу. А время это уже не за горами – осталось каких-то два месяца. Когда же Хелен снова начнет читать книги, она вполне сможет накатать несколько рецензий. Итак, к тридцати трем годам перед ней откроется абсолютно новая карьера!

А может, и нет. Может, начав писать, она обнаружит, что здорово переоценила свои таланты. Но даже если все у нее пойдет на лад, не исключено, что работа не сделает ее счастливее. Не облегчит и не уменьшит эту мучительную боль. Но как бы то ни было, Хелен нужно зарабатывать деньги, а статьи дают ей такую возможность. Не исключено, что у нее и правда талант к сочинительству.

На кассе она заплатила за газету и пакетик жевательных конфет для Элис. Уже на улице она замерла перед витриной, вглядываясь в собственное отражение.

Самой Хелен даже нравилась ее новая прическа. Никакой тебе возни – посушил после мытья полотенцем, вот и все. Но нужно было видеть, как взглянула на эту стрижку ее мать!

– Самое время для перемен, – сказала Хелен, как будто ее о чем-то спрашивали. К счастью, мать не стала донимать ее замечаниями.

С парикмахером Хелен повезло. Он сделал все, чтобы навести относительный порядок на ее голове, и взял за это весьма умеренную плату. Она, в свою очередь, не поскупилась на чаевые.

Она повела домой Элис, прокручивая в голове отрывки из будущей статьи.

Сара

На ужин они отправились в гостиницу к дяде Джону, на ее старое рабочее место. Подумать только, она не была здесь целых девять месяцев! Они всегда приходили ужинать в эту гостиницу, когда у кого-то из них был день рождения.

Шел 1975 год. Америка наконец-то признала свое поражение в войне и начала вывод войск из Вьетнама; трое ирландских музыкантов стали жертвой боевиков; а во главе британских консерваторов впервые встала женщина. Мир был полон перемен, новости сыпались одна за другой, а их праздничные торжества шли своим чередом. Неужели и свой шестидесятый день рождения она будет отмечать здесь же, в компании разве что Кристининых детишек, которые из жалости устроят вечеринку своей незамужней тетушке?

Подарки, впрочем, ее порадовали. Родители подарили Саре черную куртку, которую она выбрала еще на прошлой неделе. Не слишком модная, зато удобная – с молнией и капюшоном. Самое то, чтобы ездить на велосипеде. В коробочке Кристины она нашла парочку браслетов, а Брайан вручил ей закладку для книг.

– Как только поженитесь с Кристиной, – сказала она Брайану, – сможете дарить мне один подарок на двоих. Это избавит тебя от необходимости выбирать!

– Хочешь сказать, это избавит мою мать от необходимости выбирать, – улыбнулся он. – Я полный ноль во всем, что касается подарков!

– Ну, с моим подарком ты попал в точку, – возразила Кристина.

– Это потому, что ты сделала кучу намеков. Нужно было быть слепым и глухим, чтобы не понять, о чем идет речь.

– Уж точно.

Сара наблюдала за парочкой с легкой завистью. До чего же повезло ее сестре! Она не только нашла себе парня по душе, но и сумела стать для него единственной. Казалось бы, что может быть проще? Но вот она, Сара – двадцать пять лет, и ни одного кандидата в мужья.

Если не считать, конечно, загадочного Нила Флэннери, сына того самого Стивена Флэннери, которому Сара готовила в доме престарелых. И пусть ей пока не удалось встретиться с молодым человеком, Сара предпочитала не отчаиваться.

Стивен был настроен оптимистично.

– Из вас получится отличная пара, – не раз повторял он Саре. – Нил – прекрасный паренек, только не встретил пока свою половинку. И он примерно того же возраста, что и ты.

Его жена Нуала, впрочем, тут же начинала шикать на него:

– Перестань, не вгоняй Сару в краску. Наверняка она способна найти себе приятеля без нашей помощи.

Нуала часто навещала мужа, едва ли не через день. Дом их находился в небольшом городке, в двадцати милях от дома престарелых. Она часами просиживала у постели Стивена. Их единственный сын, этот загадочный Нил, всю неделю работал садовником и посещал отца только по воскресеньям, когда у Сары был выходной.

– Скоро он приступит к работе на нашей улице, – сообщил ей Стивен. – Он уже сказал, что будет заглядывать ко мне почаще. Вот тогда-то вы с ним и познакомитесь.

– Ш-ш, хватит об этом, – машинально произнесла его жена.

Каково это, думала Сара, столкнуться с тем, что болезнь настигает твоего супруга в расцвете лет? Смотреть, как он гаснет и усыхает, и в итоге сдать его в дом престарелых, поскольку сам ты уже не в силах присматривать за ним?

– Мы были бы только рады, если бы Стивен мог оставаться дома, – сказала ей как-то Нуала, когда они вместе выходили на улицу. – Но болезнь зашла слишком далеко. Вдобавок, это нечестно по отношению к Нилу. В конце концов, у мальчика своя жизнь. Да и работа отнимает у него много времени и сил.

Ужасно, когда муж и жена вынуждены существовать отдельно. Они уже не просыпаются вместе по утрам и не садятся за общий ужин. Разве можно назвать это полноценным браком?

Одиночество было уделом многих из тех, кто обитал в доме престарелых. Саре не раз случалось всплакнуть, услышав очередную историю чьей-либо жизни. И все же она не сомневалась, что сделала правильный выбор, когда устраивалась сюда на работу: в ее силах было улучшить жизнь этих людей, пусть даже ненамного.

Она окинула взглядом тех, кто сидел с ней за одним столиком. Как же ей повезло, что у нее была любящая семья! Сара улыбнулась при виде шоколадного торта, который ввезли на специальном подносе. Ее всегда чествовали шоколадным тортом, а Кристину – кофейным.

Все взгляды были устремлены теперь на Сару: пришла пора задуть праздничные свечи. Будь она замужем, сама бы готовила на всех ужин. А пока что к ней по-прежнему относились, как к ребенку, чей день рождения организуют родители.

Задув свечи, она рассеянно наблюдала за тем, как мать ее потягивает коктейль – единственный алкогольный напиток, который она позволяла себе на чей-либо день рождения. Потом отец ее, как всегда, выступил с шутливой речью. Он поведал о том, как много ему приходится работать, чтобы позволить себе такой вот праздничный ужин. Они с Мартой, сказал он, кивая на жену, ждут не дождутся, когда смогут выйти на пенсию. И пусть тогда дети поддерживают их, а не они детей! Все то же каждый год – те же речи, те же люди.

– Теперь уже недолго ждать, – сказал Саре отец. – Благодаря твоей новой работе и скорому замужеству Кристины, мы с мамой можем со дня на день отправиться в кругосветное путешествие.

– Лучше подождать, пока Сара не напишет свой бестселлер, – хмыкнул Брайан.

– Теперь уже со дня на день, – добавила Кристина, разрезая праздничный торт.

– Смейтесь, сколько угодно, – сказала Сара, – но я и правда собираюсь написать книгу!

Так оно и было. Нужно только найти время. Вот закончит завтра работу и приступит. Ну или в ближайшем будущем. Сочинит трогательную историю, действие которой будет развиваться в поместье со множеством слуг – такие романы всегда пользуются популярностью.

Вместе с остальными она пропела «For She’s A Jolly Good Fellow», втайне размышляя о том, удастся ли ей когда-нибудь встретиться с Нилом Флэннери. Не исключено, что ее ждет большое разочарование, и он окажется совсем не ее типом. Но узнать все равно интересно.

Желание ее осуществилось очень скоро. Уже в следующую пятницу, помогая Донне, их младшей поварихе, убираться после обеда на кухне, Сара случайно выглянула в окно и увидела Нуалу Флэннери. Та, как обычно, приехала навестить мужа. Вот только вылезала она из другой машины – причем с пассажирского места.

Дверца водителя распахнулась, и взору Сары предстал светловолосый мужчина. Высокий, худощавый, длинноногий. Одетый в серую твидовую куртку и синие джинсы. Лица она не разглядела. Вот он взял у матери сумку (наверняка это и есть загадочный Нил), и оба зашагали к главному входу.

Следующие двадцать минут Сара потратила на то, чтобы составить меню на следующую неделю и снабдить Дэна, их водителя и разнорабочего, списком необходимых продуктов. Лишь после этого она вышла в коридор и направилась к комнате Стивена. В любом случае она заглянула бы перед уходом, сказала себе Сара. Она всегда интересовалась у Нуалы, не хочет ли та чаю.

Чувствуя легкую дрожь внутри, Сара постучала в дверь. Хватит, не накручивай себя.

– Войдите.

Голос Стивена. Сара открыла дверь.

– Я просто хотела спросить, – начала она, старательно избегая смотреть в сторону окна, где стоял незнакомец, – не хочет ли кто-нибудь чашечку чая.

– Сара, – сказал Стивен, протягивая к ней дрожащую руку, – познакомься с моим сыном. Нил, это лучший повар во всей Ирландии, не считая, конечно, твоей матушки.

Серые глаза, увеличенные толстыми стеклами очков. Правильные черты лица, удлиненный нос, светло-русые волосы. Здоровый румянец на щеках – явный плюс работы на свежем воздухе. Они пожали друг другу руки под внимательными взглядами родителей Нила, и Сара почувствовала, как у нее запылали щеки.

– Привет, – пробормотала она, глядя в его серые глаза. Ладонь Нила казалась слегка шероховатой – должно быть, от частой работы с лопатой, решила Сара. Интересно, носит ли он очки, когда трудится в саду? Как-то не очень они подходят его профессии.

– Я о вас наслышан, – сказал Нил, продолжая сжимать ее руку. – Судя по рассказам, ваши булочки к чаю – само объедение.

Сара улыбнулась, радуясь возможности перевести взгляд на Стивена.

– Во всяком случае, вашему отцу они нравятся.

– Он изрядно потолстел с тех пор, как Сара занялась здешней кухней, – добавила Нуала.

– А ее лимонный пирог? Это же настоящее чудо! – воскликнул Стивен. – Я даже попросил Нуалу записать рецепт.

– А толку? Мой все равно вышел гораздо хуже.

– Да ладно тебе! Ты неплохо справилась.

Сара чувствовала, что за этим обменом репликами кроется еще один молчаливый диалог, который вела между собой пожилая пара:

Ну, как все складывается? Они уже поладили? Мы не ошиблись? Это читалось в том, как оба они переводили взгляд с Сары на Нила, в задушевности их голосов, в той многозначительности, с какой Нуала смотрела на их рукопожатие. Не хватало только Стивену сказать, как счастлив будет тот, кто возьмет Сару в жены. Но он, к счастью, промолчал.

– Я бы не отказалась от чашечки, – заявила Нуала, та самая Нуала, которая никогда не пила здесь чая. – А ты не хочешь присесть с нами за компанию?

О, мудрая Нуала!

Сара с озабоченным видом уставилась на часы, хотя и без того знала время едва ли не до секунды.

– Думаю, у меня найдется несколько минут, – сказала она.

– Надеюсь, ты не откажешься от чашечки? – обратилась Нуала к сыну.

– Нет, конечно, – взгляд его серых глаз вновь был обращен на Сару. – Могу я помочь вам?

– Нет-нет, что вы…

Боже, неужели она опять краснеет? Такое чувство, что ей пятнадцать, а не двадцать пять. Зато Стивен и Нуала явно были довольны тем, как развиваются события. Такое чувство, что без их помощи ни Нил, ни Сара сами не могли найти себе партнера.

Выскользнув из комнаты, Сара поспешила на кухню. Здесь она заварила чай и порезала на куски свежеиспеченный пирог. «Для кого это?» – поинтересовалась Донна, и Сара сказала, что у Стивена Флэннери гости. И тут же перевела разговор на хозяйственные дела.

Первое впечатление, пожалуй, можно назвать положительным, решила она, снимая один из подносов. Приятная внешность. А очки и вовсе придают ему интеллигентный вид. Очевидно, парень в хороших отношениях с родителями, а это говорит в пользу его характера.

Сара выставила на поднос чайник и чашечки. Еще у него свой дом, что тоже можно зачислить ему в плюс. Работает садовником, следовательно, любит природу. Еще одно неплохое качество.

Но что толку строить планы на стадии знакомства? Не исключено, что у него есть подружка, о которой он просто не говорит родителям. А может, Сара ему совсем не понравилась. Пока что Нил Флэннери – всего лишь возможность. Пожалуй, не такая туманная, как до их знакомства, но не более чем возможность.

Не стоит предаваться слишком радужным надеждам – не все в жизни складывается так, как нам хочется. Но Сара постарается не упустить свой шанс.

1976

Хелен

Дорогая мисс Фицпатрик,

мы признательны вам за статью, которую вы написали на смерть Агаты Кристи. Чек, как обычно, прилагается.

С наилучшими пожеланиями.

Внизу было напечатано М. Брин, редактор, однако расписалась за него, как всегда, Кэтрин Форчун. Письмо это едва ли не дословно повторяло с полдюжины других посланий, которые с прошлого августа приходили к Хелен из газеты. И все их подписывала Кэтрин Форчун. Видимо, мистеру Брину некогда было распыляться на подобные пустяки.

Чек, прилагавшийся к письму, тоже выглядел, как обычно. Зато сумма Хелен приятно удивила. На месяц-другой им с Элис вполне хватит на хлеб с маслом. Да еще несколько фунтов останется на бутылку хорошего ирландского виски.

– Мама!

Она открыла кухонную дверь.

– Что такое?

– Моя сосиска упала на пол. И к ней прилип мусор.

– Ничего страшного, смой его. Я сейчас вернусь.

Вынув чек, Хелен сложила его вдвое и сунула в карман джинсов. Записку с конвертом она порвала, а клочки бросила в пепельницу, которая делила кухонный стул с телефоном.

Распахнув входную дверь, она зажгла сигарету и с наслаждением затянулась. Взор ее лениво скользил по засыпанному гравием дворику, размером чуть больше пары могил. Узкая бетонная дорожка вела от дверей к воротам. От соседнего участка ее дом отделяла живая изгородь высотой по пояс. Со стороны соседа кустарник был аккуратно подстрижен, зато на половине Хелен рос вольно и без ограничений.

Сквозь серые тучи проглядывало бледно-голубое небо. По улице, звонко стуча каблучками, прошла девочка-подросток в легкой не по сезону куртке. Прислонившись к дверному косяку, Хелен вновь подивилась тому, что получает деньги за дело, которое давалось ей безо всякого труда. Даже странно, что занятие, доставлявшее ей столько удовольствия, стало для нее источником заработка.

Тем не менее началось все не так, как она планировала. Хелен едва приступила к описанию будней простой продавщицы, как по радио – а было это ранним утром первого августа – сообщили об убийстве в Северной Ирландии трех музыкантов из шоубэнда «Майами». Ребята возвращались после выступления на вечеринке, которая проходила в графстве Даун.

Сердце ее замерло. «Майами». Хелен лично не была с ними знакома, а вот Кормак был. Как это водится с шоубэндами, пути их нередко пересекались. Кормак знал этих ребят, разговаривал с ними. А теперь трое из них убиты – расстреляны боевиками на проселочной дороге.

Уронив голову на руки, Хелен разрыдалась при мысли о том, какую боль предстоит пережить их женам, детям и родителям. Что ждало впереди этих несчастных? Только гнев и скорбь. Неужели не будет конца тому безумию, которое творилось в Северной Ирландии?

Немного успокоившись, Хелен вытерла слезы и отложила в сторону незаконченную статью. Взяв чистый лист бумаги, она вставила его в подержанную машинку, которую купила на отцовские деньги. Слова полились из нее без остановки, сопровождаемые новым потоком слез. Хелен рыдала по застреленным музыкантам и по Кормаку, а пальцы ее быстро стучали по клавишам. Она печатала и печатала, пока в дверях не появилась заспанная Элис и не потребовала себе завтрак.

Весь тот день, как только выпадала свободная минутка, она продолжала работу над статьей. В качестве жены бывшего музыканта – так она написала о себе в самом начале – Хелен живо представила образ жизни типичного шоубэнда. Упомянула о чувстве товарищества между музыкантами группы, о репетициях, проходивших в старых гаражах, о бесконечных разъездах по стране, о дешевых пансионах, в которых приходилось останавливаться всякий раз, когда попасть домой не представлялось возможным.

Далее, подгоняемая собственным воображением, она описала ужасное происшествие прошлой ночи: беспечную болтовню музыкантов в машине – тот разговор ни о чем, который сопровождает любое удачное выступление, готовность, с какой они подчинились проверке на дороге, их желание поскорее вновь отправиться в путь.

Хелен не стала задерживаться на самом убийстве. Последствия случившегося – вот что занимало ее внимание. Дымок от взрыва, долго висевший в воздухе. Обломки машины, разбросанные по дороге и соседним полям. Вдребезги разбитые инструменты. С нескрываемой горечью писала она о бессмысленном и жестоком убийстве трех молодых музыкантов.

Шок и недоверие – так отреагировала она на новости, прочитанные по радио невозмутимым голосом ведущего. Схожие чувства, должно быть, испытали в то утро и семьи убитых, когда в дом к ним постучалась полиция. Постучалась, чтобы сообщить известие, от которого привычная жизнь их разлетелась вдребезги.

Закончив статью, Хелен пробежала ее глазами, но не стала менять ни слова. В короткой записке, адресованной М. Брину, она поинтересовалась, не хочет ли он напечатать это у себя в газете. В качестве подписи она поставила Хелен О’Дауд. Затем она запечатала конверт и отправилась с Элис к почтовому ящику, расположенному в конце соседней улицы.

Спустя два дня она открыла газету, и – вот оно! Половину страницы занимал ее текст, вторую половину – фотография с места преступления. Здесь же был заголовок, которого Хелен не писала: День, когда умерла музыка. Внизу, более мелким шрифтом, было приписано: Человек, знакомый с жизнью шоу-групп, говорит о расстреле группы «Майами». Увидела она и свое имя – точнее, псевдоним, напечатанный совсем уж мелким шрифтом.

На следующее утро она получила чек, прикрепленный к первому из писем. Позвонив по номеру, указанному вверху страницы, Хелен попросила к телефону Кэтрин Форчун.

– Мне очень понравилась ваша статья, – тепло заявила та, услышав, кто ей звонит. – Трогательно и в то же время по делу. К сожалению, пришлось ее слегка сократить, чтобы подогнать под наш формат.

– Видите ли, это не настоящее мое имя, – сказала Хелен. – Меня зовут Хелен Фицпатрик. О’Дауд… всего лишь псевдоним.

Кэтрин тут же поняла ее затруднение.

– Ясно. Стало быть, вам нужен новый чек. Ничего страшного – отошлите мне старый, и я тут же заменю его другим.

– Большое спасибо. А… когда я могу прислать вам еще одну статью?

– В любое время, – в голосе Кэтрин проскользнуло что-то вроде улыбки. – Но последнее слово всегда остается за мистером Брином. Он решает, пропустить ли текст в печать.

– Я понимаю.

– Еще вам нужно придерживаться определенного размера – пятьсот или тысяча слов на статью.

Очевидно, что для публикации в газете не требовалось никакой специальной квалификации. Главное, чтобы статья была одобрена начальством. И все же Хелен решила подождать – не хотела казаться слишком жадной.

Она закончила статью о продавщице. Стиль работы вышел легким и беспечным – не сравнить с предыдущим. Но это и к лучшему. Пусть знают, что ей не чуждо разнообразие. Выждав три недели, она отправила текст в газету. Не прошло и нескольких дней, а он уже вышел в печать. Здесь же была фотография модели (как и рассчитывала Хелен): та стояла за прилавком универмага, и на свежем личике читалась откровенная скука.

С того времени она стала отправлять примерно по статье в месяц. Хелен писала о повторном браке Ричарда Бертона и Элизабет Тейлор, который те заключили спустя полтора года после развода. О ничем не примечательном домике в пригороде Монастеревина, где боевики в течение двух недель удерживали голландского бизнесмена. О новом английском законе, который гарантировал женщинам равную с мужчинами оплату труда. С одобрения мистера Брина все эти статьи появлялись в газете, причем печатали их практически слово в слово.

В ноябре Кэтрин добавила несколько строк к стандартной записке. Она просила у Хелен один из ее снимков. Небольшого фото по плечи вполне достаточно, писала она. Мы будем печатать его с вашими статьями, раз уж вы перешли в разряд наших постоянных авторов.

Хелен купила свежую пленку для фотоаппарата, который забросила еще во время болезни Кормака. Она сделала несколько своих снимков – анфас три четверти и чуть сверху, чтобы скрыть немного глаза. Остаток пленки ушел на потрясающе красивый закат, которым она любовалась в тот вечер.

Распечатав фотографии, Хелен убедилась, что все ее портреты оказались слегка не в фокусе – как раз то, что требовалось. Выбрав лучшие, она отправила их Кэтрин. А вот закат вышел просто чудовищным – размытые пятна невнятных оттенков, похожие на любительскую акварель. Выбросив всю пачку в корзину, Хелен вдруг поняла, что ей и в голову не пришло сфотографировать свою единственную дочь.

Рано утром двенадцатого января в доме у нее зазвонил телефон.

– Это Марк Брин, – прозвучал резковатый мужской голос, и Хелен потребовалась пара секунд, чтобы понять, кто с ней говорит.

– Рада…

– Полагаю, вы из тех, кто любит читать?

– Я действительно…

– Нам только что сообщили о смерти Агаты Кристи. Вы знакомы с ее книгами?

– Разумеется. Я…

– Прекрасно. Сможете написать тысячу слов к концу завтрашнего дня?

Так она получила первое свое задание, а заодно познакомилась с собственным боссом, который явно не любил тратить слов впустую. Да какая ей разница? Лишь бы вовремя платил.

Затушив сигарету, она швырнула окурок в кусты. Десять минут спустя, когда она отправляла Элис поиграть на заднем дворике – таком же жалком пятачке, как его парадный собрат, – в дверь неожиданно позвонили.

На пороге стояла ее мать, которая редко когда заглядывала без звонка и вообще старалась не посещать эту часть города.

Сшитое на заказ серое пальто, под которым, как нетрудно догадаться, было такое же элегантное серое платье. Шелковые чулки, сумочка и перчатки из натуральной кожи. Волосы аккуратно зачесаны назад. Совершенно неуместное зрелище на их обветшалой от времени улицы. Поблизости, как водится, никакой машины: родители Хелен приезжали в этот район только на такси, опасаясь оставлять свой автомобиль без присмотра.

– С днем рождения, – сказала мать, протягивая Хелен кремового цвета конверт. Ну конечно, ее день рождения! Второй год подряд она напрочь забывает об этом событии. Единственный день в году, когда Маргарет Д’Арси считала своим долгом являться к дочери без приглашения.

– Заходи.

Она отступила, пропуская мать в дом. Вряд ли ту порадует беспорядок на кухне: громоздящаяся в раковине посуда, остатки завтрака на столе. Ну и Бог с ним. Не надо было приезжать без звонка.

Мать, впрочем, сделала вид, будто все в порядке. Даже согласилась выпить с Хелен чашечку кофе – не того классного напитка, который они с отцом держали дома, а простой смеси из супермаркета. Ничего, как-нибудь выживет.

– Где Элис?

– Играет во дворе.

Поставив на плиту чайник, Хелен под внимательным взглядом матери открыла конверт. Читать поздравление на открытке она вовсе не стала – сразу заглянула внутрь. Там лежали две банкноты по двадцать фунтов – сумма, которую она получала на свой день рождения с тех самых пор, как ей исполнилось восемнадцать.

Деньги продолжали приходить и после того, как Хелен совершила смертный грех, связавшись с простым музыкантом. Только теперь их доставляли не лично, а отсылали по почте в виде чека. Порядок этот сохранился и после того, как Хелен с Кормаком поженились. Ее общение с родителями свелось к одному-единственному звонку в месяц – вот и все, на что она была способна.

Все изменилось с болезнью Кормака. Как только стало ясно, что ненавистный зять их не переживет, родители решили смилостивиться. Время от времени они заглядывали к Хелен с бутылкой вина и фруктовым пирогом, интересовались здоровьем Кормака и предлагали посильную помощь. Выражали сочувствие, которое сама Хелен считала показным.

Она сажала их за стол и резала к чаю ими же принесенный пирог. Рассказывала родителям о состоянии Кормака и наблюдала за тем, как они пытаются общаться с внучкой. Отец протягивал ей очередную банкноту – пытался заполнить деньгами ту бездну, которая давно отделяла их от дочери, – и Хелен благодарила его, стараясь казаться хоть капельку любезной.

На похоронах Кормака люди выражали сочувствие ее матери и пожимали руку отцу, а Хелен думала о том, каким разочарованием был для них зять. Все эти годы они относились к нему с плохо скрываемым презрением. Ей припомнился день ее свадьбы: натянутая улыбка матери, откровенное недовольство отца. Никогда, никогда не простит она им этого высокомерия и бессердечия.

После смерти Кормака она ни разу не приглашала родителей в свой дом. Ей было плевать и на них, и на их деньги. Другое дело, Элис. С какой стати лишать девочку возможного наследства? И вот каждый четверг, после обеда, Хелен с дочерью отправлялась к родителям в гости. Здесь она перекидывалась с ними парой фраз ни о чем и выпивала чашечку хорошего кофе. На этом визит благополучно завершался.

Доставая чашки и ситечко, Хелен мучительно пыталась подыскать тему для беседы. Когда она повернулась, мать аккуратно убирала со стола остатки завтрака своей внучки, стараясь не окунуть рукав платья в размазанный по тарелке кетчуп.

Хелен распахнула дверь во дворик.

– Бабушка пришла, – окликнула она Элис. – Зайди, поздоровайся.

Элис трудно было назвать болтушкой. Но для такого случая придется расстараться.

Сара

– Если хочешь знать, я уже начала работу над книгой.

– Самое время, а то я уж думала, ты никогда не соберешься. И далеко ты продвинулась?

– Ну, не так, что б очень… По правде говоря, я пока не пишу. Обдумываю сюжет и пытаюсь обрисовать характеры.

– А-а.

– Все равно, неплохо для начала. Хватит есть вишню! У меня ничего не останется на пирог.

Кристина придвинула к ней миску с вишней.

– Так куда ведет тебя сегодня наш герой-любовник?

– В кино, на «Барри Линдона». Вместо того чтобы сидеть без дела, помогла бы мне лучше с посудой.

– А ты покраснела.

– Неправда, – рассмеялась Сара.

Ей не хотелось развивать эту тему. Прошла лишь пара месяцев с тех пор, как они с Нилом стали встречаться. И хотя все у них шло на лад, Сара не собиралась откровенничать – пусть и с собственной сестрой.

Отношения их развивались не быстро. Началось все с нескольких встреч в присутствии его родителей. Во время этих чаепитий Сара заметила, что Нил привык наклонять голову всякий раз, когда он кого-то слушает. А еще у него была совершенно очаровательная и немного неправильная улыбка. Запах его крема для бритья – или это был шампунь? – напоминал ей морскую свежесть. Еще ей нравились ботинки Нила и тот факт, что ногти у него, невзирая на работу, всегда были чистыми.

В общем и целом он произвел на нее очень даже приятное впечатление, так что Сара готова была рассматривать его в качестве бойфренда. Пару раз она ловила на себе его внимательный взгляд и думала не без трепета в душе, что и он, возможно, испытывает к ней подобные чувства.

Другое дело, что за ними все время пристально наблюдали его родители. Сара понимала, что в мечтах те давно уже поженили молодую парочку. Но даже если Нил и правда проникся к ней интересом, о каком развитии отношений могла идти речь под благожелательным, но неотступным присмотром Стивена и Нуалы?

Так прошло две недели. Близился конец ноября. В один прекрасный день, когда Сара ставила на поднос чашки с чаем, в дверь кухни постучали.

– Я открою, – сказала Бернадетта, вытирая о фартук руки.

Днем на кухню то и дело кто-нибудь заглядывал: попросить чашечку чая или стакан молока, а то и поменять воду в грелке. Сара продолжила свое занятие, составляя заодно меню на завтра: фаршированная свинина с жареной картошкой и репой. Затем можно подать пудинг, а потом…

– К тебе, – подмигнула ей Бернадетта. – Сынок Стивена Флэннери.

Стараясь скрыть подступивший румянец, Сара поставила на поднос очередную пару чашек.

– Наверно, хотят еще чаю.

– Ясное дело, – хмыкнула Бернадетта, окуная тряпку в ведро с горячей водой.

– Потому-то он к тебе и обратился. Слышал, должно быть, что я не в состоянии налить чая.

– Прошу прощения, что побеспокоил, – Нил держал в руках свою кожаную куртку. – Я знаю, вы сейчас заняты, но мне хотелось поблагодарить вас за то, что вы так заботитесь о моем отце. На следующей неделе у меня начнется работа в Тулламоре, и я буду заглядывать сюда только по выходным.

Сара выдавила из себя улыбку. Стало быть, никакого личного интереса. Простая любезность. Заглянул, чтобы попрощаться.

– Стивен – прекрасный человек. Мне в удовольствие пообщаться с ним.

Нил принялся натягивать куртку.

– Поверьте, он вас очень ценит. И для моей матери важно, что за ним здесь хорошо присматривают.

Сара продолжала смотреть на него с той же застывшей улыбкой.

– Не знаю, согласитесь ли вы… – он продолжал возиться с застежкой на куртке, – как-нибудь поужинать со мной? Конечно, если у вас будет желание.

– С удовольствием, – улыбка ее на этот раз была неподдельной.

– Прекрасно, – улыбнулся в ответ Нил. – Не могу обещать, что еда придется вам по вкусу, но может, нам и повезет.

Они съездили в городок Килдэр и поели в местном ресторане, где Нил угостил ее стейком и клубничным чизкейком. Потом он отвез Сару домой, поцеловав ее на прощание в щеку. А еще он попросил девушку о новом свидании.

В следующую субботу они отправились в кино, на показ фильма «Шампунь». Нил купил ей коробочку конфет «Черная магия» и даже не попытался приобнять ее в темном зале. Последним она была немного разочарована. Поздно вечером, уже на прощание, Нил наклонился, чтобы поцеловать ее в щеку. Сара в этот момент повернула голову, и губы их встретились. Она ощутила привкус шоколада.

На третье свидание Нил повез ее на постановку «Поля», которую давали в соседнем городке. В перерыве они пили апельсиновый сок, и Нил рассказывал Саре про сад, который он оформлял для гостиницы в Тулламоре. Когда они вновь устроились на своих местах, он сжал ее руку, а Сара вплотную придвинулась к нему.

Прощание их растянулось минут на двадцать. Обнимая Сару, Нил шептал о том, как ему с ней повезло, а Сара таяла, наслаждаясь теплом его рук.

С того момента они стали встречаться по пятницам и субботам. Нил подарил ей на Рождество серебряный браслет, а Сара вручила ему пластинку Queen «A Night at the Opera». Шел 1976 год, и ей наконец-то повезло влюбиться.

– Смотри-ка, ты опять покраснела, – сказала Кристина, а Сара в ответ швырнула в нее вишенкой.

Хелен

Двадцать три минуты с начала вечеринки, а она уже успела опрокинуть два больших бокала красного вина – не просто плохого, а прямо-таки отвратительного. На закуску пошел один-единственный фаршированный гриб. Все остальное – сосиски, куриные ножки и еще какую-то дребедень – Хелен решительно отвергла.

Давненько она не бывала на вечеринках. Разве что с Кормаком, да и то до рождения Элис. Вот и сегодня стоило бы остаться дома. С какой стати она позволила Кэтрин уговорить себя?

Год назад она решительно отказалась присоединиться к корпоративному торжеству, разыграв свою карту вдовы. «Это первое Рождество без моего мужа, – заявила она Кэтрин, – и у меня, если честно, нет ни малейшего желания праздновать». Та, как и ожидалось, отреагировала с сочувственным пониманием. Вдобавок на счету у Хелен было лишь несколько статей, так что она ни в коей мере не считала себя причастной газетному миру.

Но в этом году ей не удалось отделаться так же легко.

– Познакомься с мистером Брином, – уговаривала ее по телефону Кэтрин. – Тебе даже не нужно задерживаться надолго. Просто покажись в общей компании и скажи, что тебе нравится у нас работать. Мы все будем рады тебя увидеть.

Что касается Кэтрин, та и впрямь будет рада их знакомству, а вот насчет Брина Хелен сомневалась. С его газетой она сотрудничала уже полтора года, и за это время они переговорили по телефону лишь несколько раз, когда Брин звонил ей с поручениями. Даже по этим разговорам было ясно, как мало ему дела до собеседника.

«Брин», – рявкал он обычно вместо приветствия, заставляя ее нервничать без всякого повода. Ни вам «здрасте», ни «надеюсь, я не помешал». Этот человек с ходу переходил к делу и после краткого обмена репликами завершал разговор не менее кратким «идет». Судя по всему, слов «до свидания» вовсе не было в его лексиконе.

Ни разу он не похвалил Хелен, ни разу не дал понять, что ему действительно нравятся ее статьи, хотя до сих пор он не отверг ни одну из них. Когда Хелен на свой страх и риск предложила газете рецензию на понравившуюся ей книгу – через пару недель после статьи об Агате Кристи, – она появилась в газете уже на следующий день. А в скором времени ей прислали на обзор рукописи двух авторов, чьи имена Хелен прежде не встречались.

Пятьсот слов по каждой не позднее этой пятницы – такая записка крепилась к одной из рукописей. Слова не позднее были подчеркнуты дважды. Вместо подписи буквы – МБ. Даже угловатый почерк этого человека выдавал плохо скрываемое раздражение.

Оставалось лишь посочувствовать миссис Брин – при условии, конечно, что та вообще существовала. Трудно представить, чтобы какая-нибудь женщина согласилась выйти замуж за Брина с его невыносимым характером.

Вдобавок – и это, пожалуй, было самым неприятным, – чтобы попасть на вечеринку, Хелен пришлось обратиться за помощью к родителям. Женщина, которая присматривала обычно за Элис, уехала на праздники к замужней дочери, так что у Хелен не оставалось иного выбора, кроме как позвонить матери.

Для нее не было секретом, что родители без восторга отнеслись к ее карьере журналистки. По их мнению, подобное занятие мало чем отличалось от работы наемного музыканта. Не радовало их и то, что Хелен трудилась в сфере, которая традиционно считалась чисто мужской. По словам Кэтрин, среди авторов, писавших для газеты, было всего две женщины.

С другой стороны, она публиковалась в газете, которую ее родители читали уже не первый год. Хелен знала, с каким уважением относится отец к детищу мистера Брина. Кроме того, на свои заработки она с успехом содержала себя и Элис, так что у родителей не было особых поводов для возражений.

– Рождественская вечеринка, – повторила ее мать, – как мило. Разумеется, мы присмотрим за Элис. Тебе есть в чем идти туда?

Хелен едва не ляпнула, что собиралась идти голой, но вовремя удержалась.

– Надену черный брючный костюм.

Тот самый, в котором я была на похоронах Кормака, могла бы добавить она, но тоже удержалась.

– Это старье? Сколько лет ты его уже носишь? Давай мы с отцом купим тебе что-нибудь новенькое.

Все та же привычка швырять ей деньги. Как будто она могла принять их за любовь!

Брючный костюм и правда был старым – Хелен купила его еще до знакомства с Кормаком. Но он вполне сгодится для вечеринки, где она никого не знала. В конце концов, ей было плевать, что там подумают о ней или ее костюме. А ведь не так давно она часами крутилась перед зеркалом, готовясь выйти в свет вместе с Кормаком!

Несмотря на свой отвратительный вкус, вино слегка согрело ее изнутри, сделав этот вечер если не приятным, то сносным. Не слишком большая комната была под завязку забита шумными, смеющимися людьми, которые безостановочно курили и болтали друг с другом. Хелен не успела поговорить ни с кем, кроме Кэтрин, которая, к счастью, взялась присматривать за ней. Помощница босса оказалась старше и массивней, чем представляла ее Хелен. При этом она так и лучилась дружелюбием.

«Мне ужасно нравится ваш стиль, – заявила она Хелен, промокнув свое крупное лицо красным платком. – Вы пишите так оригинально и свежо, и с таким неподражаемым юмором. А ваши рецензии на книги всегда бьют в точку».

Брин, судя по всему, не успел еще почтить вечеринку своим присутствием.

«Он не очень-то общителен, – признала Кэтрин то, что Хелен и сама уже успела понять. – Но он обязательно появится, и тогда я вас познакомлю».

Затем Кэтрин с извинениями сбежала в туалет и до сих пор не вернулась – устала, должно быть, нянчиться с фрилансером. Еще бокал вина, решила Хелен, и она отправляется домой. И плевать ей на Брина. Она протолкалась к стойке бара и подлила себе выпивки, плеснув нечаянно на свой пиджак, когда в этой толчее чей-то локоть врезался ей в бок.

– Хелен!

Не успев достать салфетку, она оглянулась. Кэтрин пробиралась к ней сквозь толпу в сопровождении мужчины в темном костюме. Это, видимо, и был пресловутый мистер Брин, которого требовалось поблагодарить за отеческую заботу о своих сотрудниках. Промокнув мокрое пятно рукавом пиджака, Хелен постаралась выдавить из себя как можно более широкую улыбку.

– Знакомьтесь, – сказала Кэтрин. – Марк, это Хелен О’Дауд… точнее, Фицпатрик. Хелен, это Марк Брин.

Темно-синий дорогой костюм – уж в этом-то она, благодаря отцу, разбиралась очень неплохо. Безупречно белая рубашка, галстук серых тонов. Темные, почти черные волосы подстрижены коротким ежиком. Пронзительные голубые глаза смотрят в упор, на лице – слабое подобие улыбки. Суховато кивнув, Брин на мгновение сжал ей руку.

Далеко не красавец – нос широковат, да и скулы слишком заметны. Вокруг глаз залегла сетка морщин. И все же такое лицо быстро не забудешь. Возраст? Трудно сказать. Где-то между сорока и пятьюдесятью.

Хелен открыла рот, чтобы сказать что-то, пристойное случаю, но слова застряли у нее в горле. Ради всего святого, она же работает за деньги, а не принимает милостыню. Из нее вышел неплохой автор статей, в противном случае тот же Брин давно бы дал ей отставку.

Хелен подняла стакан с вином.

– Счастливого Рождества. И спасибо за приглашение. Рада, что ваш голос наконец-то обрел лицо.

Брин вновь слегка наклонил голову – не более чем намек на кивок. Хелен увидела, как взгляд его скользнул к темному пятну на отвороте ее пиджака.

– Меня толкнули, пока я наливала вино, – пояснила она. – Не такая уж я неряха.

– А я вас ни в чем и не обвиняю, – мягко заметил он. Голос был знакомым, но не таким властным, как во время телефонных бесед.

– Просто я решила, что лучше объяснить, – сказала Хелен. – Будете? – кивнула она на бутылку.

Это же вечеринка, в конце концов. К чему этот серьезный тон?

– Спасибо, не сейчас, – взгляд его был устремлен куда-то влево. – Прошу меня извинить, – добавил он, вновь протягивая ей руку. – Надеюсь, вам понравилось наше вино.

Еще одно мощное рукопожатие, и Брин исчез, оставив ее наедине с Кэтрин.

Хелен смотрела ему вслед, с трудом сдерживая раздражение. Очевидно, что великий мистер Брин решил не тратить на нее больше тридцати секунд. Надеюсь, вам понравилось наше вино. Как будто она пришла сюда ради этого отвратительного пойла и дешевой закуски.

– Чудесная встреча, – повернулась она к Кэтрин, но та предпочла проигнорировать ее сарказм.

– Все прошло замечательно. Я рада, что вы наконец-то встретились. Давайте я познакомлю вас кое с кем из нашей братии.

Но с Хелен было достаточно.

– Спасибо, – она отставила стакан, даже не прикоснувшись к вину, – но мне нужно идти. Я обещала няне, что вернусь не позже десяти.

Мелкая ложь, которой она прикрывалась, маска, которую так старательно натягивала на себя после смерти Кормака. Оказавшись на улице, Хелен жадно втянула в себя морозный воздух. Она стояла, не обращая внимания на предпраздничную толчею. Все вокруг выглядели счастливыми, ведь до Рождества оставалось всего три дня.

По пути к автобусной остановке она заглянула в магазинчик и купила там дешевый виски.

– Счастливого Рождества, – сказал ей продавец, молодой парень с бородкой.

Хелен, забирая сдачу, пожелала ему того же. Видит Бог, им всем не помешает немного счастья.

У себя дома она осторожно пробралась в темноте до лестницы и присела прямо на ступеньку. Достав из бумажного пакета бутылку, Хелен открутила крышку. Потягивая виски, она вспоминала их первое с Кормаком Рождество. С момента их знакомства не прошло и двух месяцев, и все им тогда было в новинку.

Этот дом стал для них настоящим святилищем, под крышей которого они обрели свое счастье. Рождественская курица жарилась и усыхала в духовке, пока они утоляли другой, куда более сильный голод. Чудо любви заставило их забыть обо всем мире.

Сейчас, как и тогда, по улице спешили какие-то люди. Их бодрые возгласы проникали в ее мрачное уединение. Хелен вспомнила, как Кормак, продев меж пальцами ее ног мишуру, потянул блестящую нить вверх по телу, до самой груди. Как наяву, ощутила она приятное покалывание этой праздничной безделушки, ее бережное прикосновение к впадинкам и холмам ее тела. В конце концов, не выдержав, она выдернула мишуру из рук Кормака и притянула его к себе…

Опустив полупустую бутыль на ступени, Хелен уронила голову на руки и разрыдалась. Ее приглушенные всхлипы сливались с уличным шумом, где какая-то дружная компания распевала песню об ангелах, чьи голоса несутся к нам с небес.

1978

Сара

– Ужасно. Просто ужасно.

Нил проигнорировал ее замечание.

– Эта рецензия на новую книжку – она просто чудовищна. Вот, взгляни.

Нил ограничился тем, что бросил взгляд на газетную страницу.

– А что за книга?

– Триллер, дебютный роман нового автора. Хелен О’Дауд разнесла его в клочья. Только представь, как он должен теперь себя чувствовать!

– Кто именно? – Нил вновь погрузился в чтение новостей.

– Разумеется, автор! Терпеть не могу, когда ты слушаешь меня вполуха. Вот, прочти – это и правда ужасно.

– Я уже читаю, – мягко заметил он. – По крайней мере пытаюсь. Давай я взгляну на рецензию попозже?

– Прости, – Сара уронила газету на постель, прислушиваясь к голосу Хелен Редди. – Обожаю эту песню, – потянувшись к радио, она прибавила громкости, после чего вновь прижалась к мужу. – Что может быть лучше, чем утро воскресенья, правда?

– М-м-м.

Сара повернулась, чтобы лучше видеть лицо Нила. Прямоугольник окна отражался в стеклах его очков.

– Тебе ко многому приходится приноравливаться, правда?

Он улыбнулся, по-прежнему скользя глазами по строчкам.

– Со мной тебе редко удается почитать в тишине и покое, верно?

– Практически никогда.

Улыбнувшись, Сара прижалась щекой к его груди.

– Что поделать! Ты на мне женился, так что будешь терпеть меня до конца жизни.

– Или пока развод не разлучит нас.

– Это в католической Ирландии? И не надейся! – она вновь бросила взгляд на страницу, которую минутой раньше швырнула на постель. – Знаешь, я подумываю написать ей.

– М-м-м?

– Хочу высказать Хелен О’Дауд все, что я думаю про ее рецензию.

Нил опустил газету.

– Моя добросердечная женушка, эта женщина всего лишь сделала анализ книги. Ее работа как раз и заключается в том, чтобы говорить всякие гадости, даже если тебе они не по душе. Будь на то твоя воля, все люди обменивались бы исключительно любезностями, чтобы, не дай Бог, не задеть чьи-нибудь чувства.

– Но она и правда проехалась по книге безо всякой жалости, – возразила Сара, вновь хватаясь за газету. – Только послушай: Если уж он надумал писать так плохо, пусть ведет дневник. По крайней мере он будет единственным его читателем. Сам видишь, это неоправданно жестоко и не слишком украшает рецензию. Хватит улыбаться!

– Но это и правда забавно. У Хелен О’Дауд острый язычок, она умеет развлечь публику. Ей нравится задевать читателя за живое. Опять же, не хочешь – не читай.

– Но я уже прочла. И мне кажется, это чересчур жестоко.

– А ты читала книгу, о которой она пишет?

– Это не имеет значения. Даже если она не слишком удачна, не стоило говорить о ней с такой колкостью, – Сара свернула газету. – Точно, я напишу Хелен О’Дауд и выскажу свое недовольство… Возможно, в следующий раз она будет осторожнее с выбором слов. Никто не мешает ей говорить правду, только в более мягкой форме.

– Что ж, если невтерпеж, давай, пиши.

– И напишу, – Сара вновь прильнула к мужу. – Что если бы она разнесла в пух и прах мою первую книгу?

Нил беспечно рассмеялся.

– Полагаю, ты была бы безутешна. Возможно даже, побежала бы топиться.

Сара легонько шлепнула его по руке.

– Не смейся над такими вещами! Но я действительно была бы в полном отчаянии. Мне и без того страшно – что если издатель отклонит рукопись?

– Зачем беспокоиться об этом сейчас? – зевнув, Нил сложил газету. – Для начала хорошо бы закончить книгу.

– Верно, – Сара бросила взгляд на часы. – Ох, мне пора вставать. Ненавижу работать по воскресеньям. И почему я только согласилась?

– Потому что тебя попросили, а ты не умеешь отказываться.

Сара со вздохом откинула одеяло.

– Мне сказали, это только на время, пока не найдут замену Остину.

– Ясное дело. Все знают, что ты не станешь протестовать.

Сара пошарила ногой в поисках тапочек.

– Возможно, у них просто нет денег на нового повара. И мне бы не хотелось давить на них сейчас.

– Давить? Думаю, они не настолько ранимы.

Уже под душем она представила, как автор книги разворачивает воскресную газету и находит там рецензию Хелен О’Дауд. Бедняга месяцами, если не годами, трудился над своим романом. Его жене, возможно, пришлось устроиться на работу, чтобы финансово поддержать семью. Его звездный час пробил, когда издатель согласился на публикацию романа – наверняка они с женой отметили это событие в хорошем ресторане! И вот теперь эта ужасная рецензия.

Сара понимала, что в мире хватает и более серьезных проблем. В Ливане шла ожесточенная война, боевики из ИРА продолжали подкладывать бомбы, в ЮАР по-прежнему царило расовое неравенство. Но это не значило, что она могла с легкостью отмахнуться от рецензии.

Она представила себя на месте автора. Вот ее книга впервые выходит из печати – на растерзание всем мыслимым и немыслимым Хелен О’Дауд. Да она бы умерла, если бы по ее роману проехались с такой беспечной жестокостью.

С другой стороны, если учесть темпы ее работы, та же Хелен О’Дауд выйдет на пенсию задолго до того, как Сара закончит книжку. Прошло уже два года с тех пор, как она взялась за написание романа, и за это время ей удалось выдать не более пятидесяти тысяч слов – примерно половину от общего объема (если верить справочникам для начинающих писателей). Сюжетная линия часто менялась, герои то появлялись, то исчезали, но Сара намерена была довести дело до конца.

Сара проворно смыла шампунь с волос. Да, она непременно напишет Хелен О’Дауд, когда вернется с работы. Надо сделать это побыстрее, пока не вылетело из головы. Не исключено, что письмо ее швырнут в ближайшую корзину – рецензенты без восторга относятся к критике в свой адрес, хотя сами безостановочно критикуют других. Но Сара, по крайней мере, выскажет все, что думает. Что бы там ни было, она не собирается терпеть подобную несправедливость.

А завтра она вновь вернется к своей книге – будет писать хотя бы по часу в день, вместо того чтобы хвататься за ручку лишь по настроению. Подумать только, у ее романа до сих пор не было названия! Точнее, она успела придумать уже не одно, но последовательно отвергла все варианты.

Вытершись насухо, Сара потянулась за тальком. Ей предстояло провести пять часов на душной кухне в доме престарелых. Что там впереди? Воскресный обед на двадцать семь постояльцев: жареная курица, жареный и вареный картофель, горох и морковное пюре. На десерт – заварной крем и яблочные тарталетки. Для чая она напечет булочек с изюмом. Но это будет позже, когда воскресные гости разъедутся по домам.

Единственной, кого никогда не навещали, была бедняжка Мартина. Она так и не вышла замуж, не обзавелась семьей. Но должны же быть у нее племянники или племянницы, осведомленные о ее существовании? До чего же это грустно – понимать, что ты никому не нужен. Неудивительно, что с возрастом у нее слегка испортился характер.

По воскресеньям Мартина старалась не заходить в две общие комнаты, где другие постояльцы встречались с детьми и прочими родственниками. Все это время Мартина сидела у себя в комнате, в солнечные дни выбираясь ненадолго в сад. И все три воскресенья, когда Сара подменяла Остина, она считала своим долгом навестить старушку.

Мартина, по своему обыкновению, сидела у окна. «Уже уходите?» – спрашивала она Сару. Нет, отвечала та, еще рановато. Она только вынула из духовки смородиновые булочки и поджидала, пока они остынут, чтобы покрыть их глазурью. Не дожидаясь приглашения, Сара усаживалась напротив Мартины и с четверть часа болтала о всяких пустяках. Мартина, судя по всему, относилась к ее визитам без особого удовольствия, но Сара все-таки приходила: ей была невыносима мысль о том, что кто-то может томиться в одиночестве целый день.

Вернувшись в спальню, она натянула светлые брюки из хлопка и синюю футболку. Какая разница, что на ней надето, если все это будет скрыто под большим белым фартуком?

Нил все еще лежал в постели.

– Домой ты, должно быть, вернешься около половины пятого? – заметил он.

– Скорее всего, – она наклонилась, чтобы поцеловать его в губы. – Будь хорошим мальчиком.

– Только при условии, что потом я смогу вести себя очень плохо.

– Там видно будет.

Сара вывела из пристройки велосипед. На лице у нее все еще сияла улыбка при мысли о том, что впереди ее ждет вечер наедине с мужем. До чего же приятно быть чьей-то женой! Ей исполнилось двадцать шесть, когда они с Нилом объявили о помолвке. Свадьбу сыграли в сентябре, ровно пять месяцев назад. Невзирая на предостережения Кристины о том, что работа в доме престарелых лишает ее возможности встретиться с потенциальным мужем, именно это заведение – в лице Стивена Флэннери – как раз и свело ее с Нилом.

Бедняга Стивен был просто счастлив, когда услышал об их помолвке. Как же, ведь именно он стал инициатором их знакомства! «Можешь называть меня Купидоном», – пошутил он, когда Сара, сжимая его дрожащую руку, сообщила ему эту замечательную новость. Стивена – благослови Господь его душу! – уже не было с ними: умер от сердечного приступа за три месяца до их свадьбы.

Выкатив велосипед на дорогу, Сара отправилась в путь. Она по-прежнему ездила на нем на работу, хотя дом Нила – их дом – был пятью милями дальше от дома престарелых, чем дом родителей. Для нее не составляло труда накрутить в день каких-то пятнадцать миль. Сара выросла на велосипеде. Подростком она изъездила на нем всю страну. Единственной помехой могла считаться только дождливая или ветреная погода. Что ни говори, а ежедневные поездки позволяли ей поддерживать фигуру – солидный плюс для того, кто все время вынужден печь и готовить, не обладая при этом особой силой воли.

Когда Кристине исполнилось семнадцать, Брайан научил ее водить машину. Предлагал он свою помощь и Саре. Но у той не было желания садиться за руль автомобиля. Велосипед устраивал ее как нельзя лучше, вне зависимости от погоды. Поскольку теперь она добиралась до работы другим путем, ей уже не приходилось пересекать тот самый мост, на котором она встретилась с женщиной в кожаном пальто. В день, когда ездила на собеседование.

С тех пор прошло целых три года. Вот уж правда – время летит незаметно! За эти годы жизнь ее изменилась в лучшую сторону: она нашла замечательную работу и вышла замуж за лучшего в мире мужчину. А если учесть, что с Нилом они познакомились именно в приюте для престарелых, то день собеседования вполне можно считать началом ее нового будущего.

Интересно, что случилось с той темноволосой женщиной? Жива ли она еще? Удалось ли ей обрести душевный покой? Сара очень надеялась на это.

Весь оставшийся день в голове ее крутились наброски письма, которое она намеревалась отправить Хелен О’Дауд. Разрезая выпечку для вечернего чая, она обдумывала фразу за фразой. К чему эта безапелляционность?.. Новый автор, которому требовалась капелька поддержки… так обидно, после всей этой напряженной работы…

– А где у нас хранятся блюдца для масла?

В свои семнадцать Ева не отличалась избытком сообразительности или инициативы, но кроме нее Саре не на кого было полагаться по воскресеньям.

– Здесь, – кивнула она на шкафчик. – Не забудь протереть. Вдруг они успели запылиться?

Любой другой на месте Евы давно бы пошарил по полкам и нашел блюдца. Но девушка была так молода! Вряд ли ее радовала мысль работать по воскресеньям на кухне, когда друзья развлекались где-то на стороне. Не исключено, что Ева успела уже обзавестись и бойфрендом: улыбайся она почаще, и ее вполне можно было назвать хорошенькой.

– Если хочешь, можешь уйти сегодня пораньше, – сказала ей Сара. – Как только накроем на стол. Остальное я доделаю сама.

Это значило, ей придется самой перемыть рабочие стойки, развесить полотенца и разложить салфетки, составить завтрашнее меню и список покупок. Даже лучше, если Ева не будет путаться у нее под ногами, расспрашивая об очевидных, по мнению Сары, вещах.

Нил вряд ли рассердится, если она задержится немного на работе. Он давно уже собирался рассортировать в алфавитном порядке все свои записи. Вот и пусть займется: T. Rex после Queen, после Дилана и Боуи.

– Масло режь потоньше, – распорядилась Сара, наблюдая за тем, как Ева шмякает на тарелки целые ломти. – Некоторым старичкам проще управляться с маленькими кусками.

Сара едва не добавила, что это уже третий раз, как она напоминает об этом Еве, но вовремя удержалась. Почему бы не проявить капельку доброты? Может, Ева просто не в состоянии усвоить все с первого раза.

Быть доброй ничуть не сложнее, чем быть жестокой. Почему бы Хелен О’Дауд не принять эту простую истину?

Хелен

– Хватит играть с едой.

– Мне не нравится апельсин. Он кислый.

Хелен взяла с тарелки Элис дольку и сунула ее в рот.

– Сойдет. Ничего другого все равно нет. Так что жуй это или жди, пока я схожу в магазин.

– У нас есть печенье.

Хелен со вздохом затушила сигарету.

– Ладно, можешь взять одну штучку.

– Одной мало. Почему мне нельзя сразу две?

– Это не лучший завтрак для девочек. И не забудь потом почистить зубы.

Драматический стон.

– Ненавижу чистить зубы – это так скучно!

– Лечение у дантиста понравится тебе еще меньше, можешь мне поверить.

Так каждое утро. Элис спорила с ней не переставая. И это в семь лет. Что же будет, когда ей исполнится семнадцать?

Да и в школе дела шли не лучше. Элис с самого начала не проявляла интереса к учебе. Преподаватели постоянно жаловались на ее неряшливые работы и непослушание. Уже через неделю тетради Элис начинали выглядеть так, будто ими пользовались целый год. И каждый уголок внутри был разрисован фигурками кошек, слонов и лошадей.

С первого класса детишкам стали устраивать проверки на сложение-вычитание и правописание. Каждую пятницу они писали тест, который затем отправляли их родителям. Успехи Элис в этих дисциплинах были просто удручающими.

– Почему бы тебе хоть чуть-чуть не постараться? – недовольно спрашивала Хелен у дочери. – Ведь все это вам задавали на дом!

Элис в ответ только пожимала плечами, а Хелен предпочитала не настаивать. Она знала, что в плохой успеваемости дочери есть и ее вина.

Наверняка другие родители часами просиживали возле своих детишек, помогая им делать домашние задания. На Хелен это занятие наводило невыносимую скуку, так что она старалась пореже заглядывать в тетради дочери. Ее вполне устраивало, когда по правописанию та получала три балла из десяти. На математику она и вовсе махнула рукой.

От Кормака Элис унаследовала ямочку на левой щеке. У нее были такие же длинные ручки и ножки, бледная кожа и серые глаза. А вот музыкальными способностями природа ее явно обделила. Когда ей было два года, Кормак усаживался с ней перед стареньким роялем, доставшимся ему от бабушки, и Элис колотила по клавишам крохотными ладошками. С тех пор, надо сказать, мало что изменилось.

Через полтора года после смерти мужа Хелен нашла в себе силы открыть рояль и наиграть парочку известных мелодий. Элис какое-то время серьезно разглядывала мать, прежде чем вернуться к своему кукольному домику – подарку бабушки на ее день рождения. Больше интереса к музыке в ней не замечалось.

Хелен, родившая дочь через неделю после того, как ей исполнилось двадцать девять, довольно долго свыкалась с ролью матери. Неожиданно для себя она оказалась лицом к лицу с крохотным существом, которое с катастрофической регулярностью пачкало пеленки, громко пищало и отрыгивало молоко; которое предпочитало спать, когда ему вздумается; а заливаясь слезами, морщило личико так, что становилось похожим на рассерженного Уинстона Черчилля.

Меньше всего Хелен хотелось кормить дочь грудью. Вид младенцев, прильнувших к соску матери, напоминал ей разве что гигантских прожорливых пиявок. Нет, это явно было не для нее, что бы там ни утверждали молоденькие медсестры. А последние твердили, что выкармливание грудью поможет Хелен вернуть фигуру, а заодно укрепит ее связь с дочерью.

На фигуру Хелен было плевать. До беременности она никогда не весила больше пятидесяти пяти килограммов, хотя ела и пила все, что вздумается. Да и беременность ее не слишком испортила: до шестого месяца она с легкостью влезала в свои любимые джинсы. Хелен не сомневалась, что после родов с легкостью вернется в норму. Так оно, собственно, и получилось.

Что касается связи… Хелен всмотрелась в крохотное личико дочери, которая в кои-то веки мирно спала, не требуя еды или внимания. Она пробежалась пальцем по ее нежной щечке, подержала в руке миниатюрную ножку. Пожалуй, в ней и правда жили какие-то чувства к этому забавному существу. Не та безумная материнская любовь, которую проповедуют голливудские мелодрамы, а что-то гораздо более спокойное. Оставалось лишь надеяться, что связь эта со временем только укрепится.

В принципе, все так и вышло. Они с Кормаком шаг за шагом постигали родительскую науку. И у них, как у всех молодых родителей, были свои успехи и свои неудачи. Элис тоже потихоньку развивалась. В должное время она научилась переворачиваться на животик. Потом она стала садиться. Потом поползла и, наконец, пошла.

Сначала она научилась выговаривать мама и папа. Затем настал черед других слов, а потом из этих слов она стала складывать некое подобие фраз.

Разумеется, не все ее поступки приводили родителей в восторг. Как-то раз, к примеру, она стащила косметичку Хелен и высыпала ее содержимое в унитаз. Или взять тот случай, когда она разрисовала розовым карандашом белые обои в своей комнате. А однажды вылила банку меда в любимые тапки Кормака.

В отличие от Хелен, тот всегда готов был простить Элис: она же еще малышка, ну что она понимает? Кормак в большинстве случаев ограничивался мягким упреком, а вот Хелен, глядя на шалости дочери, не испытывала никакой любви. Ей хотелось только одного – отшлепать. Должно быть тот, кто создавал ее, забыл вложить такую важную вещь, как материнский ген.

С другой стороны, недостаток тепла по отношению к дочери мог объясняться той атмосферой эмоциональной скудости, в которой выросла сама Хелен. Если учесть, как мало внимания уделяли ей родители, становилась понятной ее сдержанность в отношении дочери. По крайней мере у Элис был любящий отец, и он с лихвой восполнял этот недостаток тепла и заботы.

Но затем у Кормака обнаружили рак. Не прошло и года, как он умер, а Хелен, которую срочно вызвали к постели Элис, не успела даже попрощаться с ним. Она приложила все силы, чтобы побороть возникшую неприязнь: раз за разом повторяла себе, что в случившемся нет вины дочери; что трехлетний ребенок не отвечает за свои поступки. Так или иначе, ей удалось сгладить горечь и недовольство, сохранив те слабые узы, которые соединяли ее с дочерью.

И вот теперь, три года спустя, ситуация улучшилась. Не то чтобы слишком, но все-таки. Хелен по-прежнему страдала: преждевременная смерть Кормака оставила в ее душе незаживающую рану. Тем не менее боль слегка утихла, и Хелен научилась жить с этим ощущением потери. С Элис они тоже более-менее ладили, поскольку ничего другого им просто не оставалось.

Выбор профессии тоже оправдал себя – по крайней мере в финансовом отношении. В качестве журналистки – журналистки! – Хелен зарабатывала достаточно, чтобы обеспечить себя и Элис едой и одеждой. Она писала статьи о повседневных событиях, делала обзоры фильмов и книг. В прошлом году она даже взяла интервью у Томми и Джимми Суорбриггов, незадолго до их неудачной попытки выиграть для Ирландии «Евровидение». Брин по-прежнему оставался главным ее работодателем, но время от времени она отправляла статьи и в другие издания.

Отношения с родителями тоже были вполне приемлемыми, хоть и сдержанными. Словом, жизнь начала понемногу выправляться.

Заслышав легкий шорох, донесшийся из-за двери, Хелен вышла в коридор и обнаружила на полу россыпь конвертов. Правда, лишь один из них выглядел так, будто в нем мог находиться чек. Когда она вернулась на кухню, Элис сидела с плотно набитым ртом, а на тарелке перед ней лежало нетронутое печенье.

– Все-таки взяла два? – поинтересовалась Хелен.

Элис покачала головой, спешно что-то прожевывая.

– Тогда что ты ешь?

– Апельсин, – выдохнула та, рассыпая крошки.

Хелен открыла первый конверт.

– Не умеешь врать, не берись.

В конверте лежало напоминание от телефонной компании, которая грозила отключить ее за долги. Может, списать это на рабочие расходы и отправить на оплату Брину?

Что ни говори, в сотрудничестве с ним были свои плюсы – если не считать, конечно, рождественских вечеринок, на которые Хелен больше не ходила. Редко какая беседа с Брином не выводила ее из себя, и она до сих пор поражалась тому, как это Кэтрин умудряется на протяжении стольких лет сохранять свой пост помощника редактора. Нет уж, лучше она сама оплатит телефонный счет, иначе очередной разговор с боссом вновь доведет ее до белого каления.

Во втором конверте, к счастью, лежал чек. От ее самого нелюбимого редактора. Разговаривая, тот никогда не смотрел Хелен в лицо, а все время пялился на ее грудь. Но чек есть чек. Сложив, Хелен сунула его в лифчик. В любом случае долго он там не пробудет: в холодильнике было шаром покати, не считая трех кислых апельсинов, баночки с грейпфрутовыми дольками, полпачки творога и початой бутылки виски.

– А что на ужин? – спросила Элис.

– Рыбные палочки.

– Угу.

«Угу» означало «хорошо». Кусочки рыбьей тушки, покрытые какой-то оранжевой мукой. А что взамен? Готовить самой? Ну уж нет! Хелен не собиралась тратить свое время на это пустое занятие. Элис вряд ли оценила бы ее усилия, а самой Хелен было без разницы, что она ела (и ела ли вообще). Она хорошо знала свои сильные стороны и понимала, что умение готовить не входит в их число.

Кормак, тот готовить умел. Не слишком хорошо, но все же лучше, чем Хелен. Когда у них водились деньги, он кормил ее бараньими отбивными. В обычные дни жарил на гриле рыбу и стейки.

– Ты же музыкант, – говорила Хелен. – Готовка – не твоя стихия.

– Что может быть лучше домашней еды? – возражал Кормак. – Чтобы удачно выступить, мне нужно набраться сил.

Но этих сил оказалось маловато, чтобы победить рак, когда тот выхватил его из толпы.

– У нас нет молока, – объявила Элис, заглядывая в холодильник.

– Куплю попозже. Выпей пока воды.

– Угу.

По радио зазвучала музыка Thin Lizzy. Хелен рассеянно кивала в такт мелодии, хотя Фил Лайнотт и не дотягивал, на ее взгляд, до Рори Галлахера. Третий конверт был адресован жильцу. Ее приглашали на благотворительный вечер, посвященный местному спортивному клубу. Развлекательная музыка! – кричала яркая открытка. Бесплатные закуски! Танцы! Все для вашего удовольствия! Поддержим свой клуб!

Скомкав приглашение, Хелен швырнула его в сторону мусорной корзины. Пожелай она даже набить себе живот дешевой закуской и поплясать с местной молодежью, ее и то оттолкнул бы разухабистый тон и переизбыток восклицательных знаков. Крикунов, как называл их Брин, следовало избегать любой ценой. И в этом она была полностью с ним согласна.

На четвертом конверте ей бросилось в глаза имя: Сара Флэннери. Оно было написано от руки, фиолетовыми чернилами. Адрес – маленький городок милях в сорока от Дублина.

Сара Флэннери. Кто бы это мог быть?

Конверт был отправлен на адрес ее газеты, для передачи Хелен О’Дауд. Кто-то – должно быть, Кэтрин – зачеркнул О’Дауд и приписал поверх Фицпатрик. Она же проставила рядом домашний адрес Хелен.

Кто-нибудь из тех, кого она задела своими статьями. Хелен успела убедиться в том, что в мире полно чувствительных душ, которые при малейшей возможности хватались за ручку и начинали писать опровержения. Как-то раз она получила письмо от женщины, которая негодовала по поводу одной фразы в ее статье. Хелен назвала «забавной» небывалую популярность песни «Money, Money, Money» на фоне той глубочайшей рецессии, в которой оказалась Ирландия. В рецессии нет ничего забавного, возмущалась ее респондентка. Мой муж потерял работу восемь месяцев назад, и ему явно не до веселья. Интересно, посмеялись бы члены группы ABBA, попроси я их оплатить наши счета?

В другой раз, когда Хелен осмелилась заявить, что Ирландию возглавляет человек, которому место не столько в правительстве, сколько на стадионе, в рядах болельщиков, на газету обрушился целый поток писем. Их авторы утверждали, что Джек Линч – лучший премьер-министр, какого только знала страна, и настаивали на том, чтобы Хелен извинилась. Письма эти по странному совпадению пришли в основном из графства Корк, откуда был родом нынешний премьер-министр.

Брин рассказал ей о случившемся с редким для него воодушевлением. Должно быть, его забавлял тот факт, что Хелен попала в неприятное положение.

– Может, мне стоит написать опровержение? – поинтересовалась она.

– Опровержение? – фыркнул Брин. – С какой стати? Благодаря твоей статье номер разлетелся в считанные часы.

– Но тогда…

– Я звоню не для этого. Мне нужна тысяча слов относительно того, что дали результаты вскрытия Стивена Бико. Не позднее завтрашнего полудня. Лидер движения за права чернокожих умер от обширного кровоизлияния в мозг, вызванного многочисленными ударами по голове – причем в то время, когда он находился в тюремной камере. Несмотря на расследование, полицейские отделались легким испугом. Распиши все в красках – мне нужен взрыв праведного негодования.

Брин, надо отдать ему должное, был не из пугливых, что не могло не восхищать Хелен.

– Сколько времени? – спросила Элис.

Хелен бросила взгляд на часы.

– Черт! – вырвалось у нее. Выронив конверт, она вскочила со стула.

– Надевай пальто.

– Я не хочу…

– Живей! – она пихнула в раковину грязную посуду и быстро зашарила в поисках ключей от машины. Ключи нашлись на столике, под розово-красным полосатым носком.

– Я забыла почистить зубы, – объявила Элис, усаживаясь в машину. Маленькая хитрюга. Дождалась момента, когда возвращаться домой уже не было времени.

– Скоро они у тебя выпадут, – сообщила Хелен, выезжая на дорогу. – Тебе придется сделать вставную челюсть, и все будут смеяться над тобой.

Элис с полным равнодушием отвернулась к окну.

– Не выпадут. Патрисия О’Нил каждый день приносит в школу булочки с лимонным повидлом, и ни один зуб у нее еще не выпал.

Хелен проехала мимо соседнего дома, приветливо помахав Мэлоуну, который бродил по своему крохотному, безупречно ухоженному садику. Тот, как обычно, взглянул на нее с недовольной физиономией. Если в один прекрасный день он улыбнется в ответ, Хелен рискует онеметь от изумления.

Директор школы стояла у дверей, не сводя взгляда с дороги. Засела в засаде. Как только Хелен притормозила, женщина заспешила к машине – так быстро, как только позволяло ее длинное черное одеяние.

– Миссис Фицпатрик, мне нужно поговорить с вами…

– Прошу прощения, сестра, но я опаздываю на встречу, – Хелен почти выпихнула Элис из машины. – Как-нибудь в другой раз, извините.

Ну что с того, что Элис время от времени опаздывает на занятия? В конце концов, она только в первом классе!

Дома она вымыла тарелки из-под завтрака и поставила их сушиться. Затем быстренько сварила свежий кофе, напрочь забыв, что у них нет молока. С досады выругавшись, Хелен хлопнула дверцей холодильника.

Мэлоун – придется идти на поклон к старикашке. Вряд ли он откажет ей в такой малости. Хелен просто необходим кофе с молоком, если она хочет выдать к завтрашнему дню тысячу слов по Джо Долану.

– Парень планирует в этом году отправиться в турне по России, – сообщил ей днем раньше Брин. – Мне нужна статья – что-то вроде «От Маллингара до Москвы».

Хелен не сдержала стона.

– Джо Долан? Только не это.

– Давай без разговоров, – заявил Брин тоном, не терпящим возражений.

Джо Долан исполнял тот вид песен, которые Хелен на дух не переносила. И вот теперь ей предстоит рассыпаться в похвалах этому потенциальному Пресли с задворков Ирландии, который решил осчастливить своим творчеством российских слушателей. Что делать? Не могла же она так просто взять и отказаться от чека. В результате она заказала себе парочку журналов в фан-клубе Долана, и в скором времени костяк статьи был готов. При желании она выдаст тысячу слов на любую тему, лишь бы вовремя платили.

К счастью, в запасе у Хелен имелась парочка куда более интересных идей, над которыми стоило поработать. Она собиралась написать статью про Йоркширского Потрошителя, последнюю жертву которого – восемнадцатилетнюю девчонку – обнаружили полтора месяца назад. Еще она хотела взять интервью у матерей тех ирландских солдат, которых отправляли воевать в Ливан. Брину эта идея наверняка придется по душе.

А еще, если удастся организовать встречу, она побеседует с Имоном Когленом, перед тем как он отправится выступать на чемпионате Европы. Словом, работы у нее – край непочатый, и это не считая книг и фильмов, на которые нужно написать рецензии.

Хелен шагнула за порог и увидела Мэлоуна, который подстригал живую изгородь, разделявшую их дома. Этот маленький человечек держал свою лужайку в безупречном порядке: на зеленом пятачке ни ромашки, ни одуванчика. Лишь неподалеку от ворот росли два аккуратных кустика. Что и говорить, разительный контраст по сравнению с ее двориком, сплошь засыпанным мелкой галькой.

– Молоко? – недовольная гримаса на его лице стала еще заметнее.

Хелен едва удержалась, чтобы не сказать: Да, такое белое вещество, которое дают коровы.

– У меня закончилось молоко, – проговорила она, стараясь изъясняться как можно любезнее. – А я как раз сварила кофе. Буду очень признательна, если вы дадите мне капельку молока.

Мэлоун разглядывал ее с прежней подозрительностью.

– Не знаю, есть ли у меня молоко, – ответил он наконец. – Я редко его пью.

– Мне совсем чуть-чуть, – настаивала Хелен. Пошевеливайся, не заставляй меня ждать.

Развернувшись, Мэлоун зашагал к дому. Последнее, чего ему хотелось – хоть в чем-то помогать Хелен. Он постоянно стучал в разделявшую их стену, когда Хелен включала музыку погромче, даже если делала она это в разгар дня. В последнее время она наловчилась стучать в ответ, что явно не улучшало настроения соседа. Рано или поздно она сведет его в могилу: врубит во всю мочь Black Sabbath и будет слушать до тех пор, пока старикашку не хватит удар.

Хелен застыла в ожидании по свою сторону изгороди. В доме Мэлоуна никогда не открывали окон – наверняка он весь провонял его старым облезлым котом. Если так подумать, молоко тоже должно вонять котом. Нет, надо было ехать в магазин. Ну что он там, застрял, что ли?

Наконец Мэлоун вышел из дома. В руках у него была бело-голубая чашка, на дне которой плескалось немного молока. На пару чашек кофе – и только.

– Большое вам спасибо.

– Чашку верните назад.

Как будто ей нужна была его жалкая чашка!

– Разумеется, – сухо ответила Хелен. – У меня дома хватает посуды.

– И не гремите так музыкой, – добавил он ей вслед.

Она предпочла промолчать. Повезло же ей поселиться рядом с таким занудой! Он из тех, кто лает, но не кусает, любил повторять Кормак. Будь к нему поснисходительнее. Но Хелен, по возможности, предпочитала держаться подальше от Мэлоуна.

Вернувшись к себе на кухню, она включила новости. В Белфасте застрелены британский солдат и какая-то женщина. В Швейцарии похитили из могилы гроб с телом Чарли Чаплина. Новая драма «Шип», запущенная недавно по ирландскому телевидению, с треском закрылась после шести серий – из-за того, что авторы осмелились показать обнаженную актрису, которая играла по сюжету натурщицу. Есть над чем поработать, когда она разберется, наконец, с Доланом.

Хелен уже усаживалась за стол с кружкой кофе, когда взгляд ее упал на письмо, которое она не успела открыть до отъезда в школу. Из конверта выпал листок, украшенный изображением вазы с букетом ромашек. Может, хоть на этот раз обойдется без критики, и автор ограничится парочкой позитивных замечаний.

Письмо было написано теми же фиолетовыми чернилами, что и адрес на конверте. Почерк округлый, с завитушками.

Дорогая мисс О’Дауд,

я хотела бы высказать свое негодование по поводу той рецензии на роман «Убить не со зла», которая появилась в сегодняшней газете. Вы безо всякой жалости обрушились на автора книги, которую я, признаться не читала, однако считаю, что Вам следовало бы воздержаться от наиболее колких замечаний (тем более что это дебют). Только представьте, сколько сил вложил автор в свой роман! Особенно неуместной представляется Ваша фраза насчет ведения дневника. Думаю, Вы не обидитесь, если я скажу, что в будущем Вам стоит тщательнее выбирать слова. Надеюсь, Вы не против конструктивной критики.

Искреннее Ваша,

Сара Флэннери (миссис).

Хелен подлила в кофе молока, которое с таким трудом удалось выцарапать у соседа. Письмо это позабавило ее, но одновременно и вызвало раздражение. Такое чувство, будто Поллианна[3], живая и здоровая, обитала в каких-то сорока милях от Хелен, и ее страшно тревожило, как бы бедняжка автор не расстроился из-за такой ужасной рецензии. Наверняка у Сары Флэннери (миссис) полно свободного времени, и она с охотой тратит его на добрые советы окружающим.

Достаточно наивна, чтобы признать, что даже не читала эту чертову книгу. Только представьте, сколько сил вложил автор в свой роман! Да откуда ей знать, сколько сил он туда вложил? Прочитай она хотя бы первую пару страниц, ей бы тут же стало ясно, что этот человек не перетрудил себя работой. Но нет, она была слишком занята – писала разгневанное послание этой ужасной рецензентке.

Надеюсь, Вы не против конструктивной критики. И что же в ней, позвольте узнать, такого конструктивного? Еще одно клише, смысла которого эта женщина просто не понимает. Вот уж, правда, смешная особа.

Она так и видела Сару Флэннери в ее уютном сельском домике, вокруг которого рассажены кусты роз. Замужем за мистером Флэннери – здоровяком с квадратной челюстью, который обращается со своей женушкой, как с королевой.

Эта идеальная домохозяйка каждое утро преданно провожает мужа на работу. Затем, надев кружевной фартучек, готовит ужин ему и двум их ребятишкам – мальчику и девочке, этим идеальным созданиям, которые всегда приносят из школы только высшие баллы.

Пожалуй, стоило бы послать ей пресловутый роман – пусть почитает ту халтуру, которую она так яростно отстаивает. Хелен вытряхнула из пачки сигарету. А почему бы и нет? В следующий раз она как следует подумает, прежде чем писать свои глупые письма.

Сунув сигарету в рот, Хелен пошарила в поисках спичек. Печатная машинка стояла наготове, поджидая, когда Хелен выбьет на ней положенную тысячу слов по Джо Долану. Сроки поджимали, но она не спешила.

Пусть Брин понервничает – он это заслужил.

Сара

– Эту землю она купила еще два года назад, а теперь планирует построить там новый дом. Представляешь, настоящая принцесса будет приезжать на праздники в Мейо!

– Ренье, должно быть, сам не может поверить своему счастью, – сказала Кристина, разглядывая фотографию на обложке. – Выглядит она потрясающе, даже в этом ужасном шарфе.

– Просто красавица. Жаль, что ей нельзя уже будет сниматься… Ах да, знаешь, что мне пришло по почте не далее как позавчера?

– И что же?

– Та самая книжка, которую Хелен О’Дауд рецензировала несколько недель назад. Помнишь, я писала ей о том, что она слишком жестоко обошлась с автором?

– Признаться, я совсем об этом забыла… И что, она прислала тебе книгу?

– Сопроводительного письма не было, но я полагаю, что это от нее.

– Ты что, написала ей, что не читала романа?

– Ну да. Лучше быть честной.

Кристина рассмеялась.

– До чего же ты наивна! Трудно поверить, что мы родились в одной семье. Стало быть, она решила, что тебе стоит прочесть роман, который ты так отстаиваешь. Дай-ка я взгляну на книгу.

Вытащив книжку из ящика стола, Сара вручила ее сестре. Та принюхалась.

– Пахнет сигаретами, – заметила она и начала листать страницы.

Сара подошла к окну и бросила взгляд на вишню, которую Нил посадил шесть месяцев назад, в тот самый день, когда они вернулись из Англии. Медовый месяц их подошел к концу, и Сара, наблюдая за тем, как муж опускает в землю саженец, рассеянно думала: Возможно, я уже беременна. Но вот уже и март был на исходе, и маленькое деревце впервые покрылось шапкой цветов, а ее месяц за месяцем поджидало очередное разочарование. Ладно, ничего страшного. Ей всего только двадцать восемь, так что впереди у них куча времени.

Тишину неожиданно нарушил детский всхлип. Кристина, будто не заметив, продолжала читать.

– Я им займусь, – Сара подошла к кроватке и достала оттуда теплый, недовольно извивавшийся сверток. Прижав малыша к себе, она начала тихонько его укачивать.

– Нужно поменять пеленку, – сказала Кристина, не отрывая взгляда от книги. – Я даже тут чувствую запах.

– Сейчас поменяю.

Будь ее воля, Сара не отходила бы от малыша – целовала бы его щечки, гладила крохотные пальчики, прижималась щекой к тугому животику. Всего-то четыре месяца, а уже точно знает, что тетушка его обожает, – в этом Сара не сомневалась.

– Эйдан, – шепнула она, касаясь губами его уха. Появился на свет через девять месяцев после замужества Кристины. Ребенок, зачатый в медовый месяц. Сара сама мечтала о таком, но мечтам ее не суждено было сбыться.

Как только сестра с племянником ушли, Сара убрала на кухне и поставила стирать белье. К выходным у нее всегда накапливалась масса дел. В свое время она только и мечтала о том, чтобы выйти замуж, обзавестись детьми и всецело посвятить себя семье. Но теперь, когда у нее появилась любимая работа, она начала немного иначе смотреть на вещи.

Разумеется, не так-то просто было вести семейную жизнь и в то же время работать. Однако шел 1978 год, и работающие матери становились скорее нормой, чем исключением – особенно теперь, когда их заработная плата (по крайней мере, в теории) ничем не уступала мужской. Да и что хорошего, всякий раз бегать к Нилу, когда ей понадобится немного денег?

Жизнь менялась, причем с немыслимой скоростью. Недалек был тот день, когда семейные пары смогут получать противозачаточные у своих врачей. Не то чтобы Сара пользовалась такими вещами – чем больше детей в семье, тем лучше. Но даже если она забеременеет, то постарается подольше удержаться на своей работе.

Для начала, правда, нужно забеременеть.

Вернув в ванную пустую корзинку для белья, Сара отправилась во двор, чтобы подстричь газон. Повезло же ей выйти замуж за садовника, который всю неделю занимался чужими лужайками и кустами, но напрочь забывал про собственные. Из-за этого Саре приходилось тратить порой больше времени на сад, чем на дом. Ей, впрочем, нравилось работать на улице – если погода, конечно, позволяла.

Методично срезая подросшую траву, она размышляла о женщине, которая отправила ей книжку. Непонятно, как она приняла критику в свой адрес, ведь в ответ Сара не получила ни строчки. Возможно, книга и явилась тем самым ответом. Прочти это, было зашифровано в послании, и тогда тебе станет ясно, о чем я говорю.

Саре на самом деле стоило прочесть книгу до того, как она взялась писать негодующее письмо. Вот сегодня и начнет – как раз вслед за «Девушкой с зелеными глазами». Ее, кстати, удивила шумиха, поднятая вокруг этого романа. Эдна О’Брайен и правда позволяла себе порой весьма рискованные пассажи, но запрещать весь роман? Сжигать уже выпущенные экземпляры? Пожалуй, это чересчур.

Собрав скошенную траву, она бросила ее на кучу компоста. Но даже если «Убить не со зла» окажется посредственным произведением, это не значит, что Хелен О’Дауд вправе втоптать его в грязь. Ей ничего не стоило сделать автору хотя бы один-единственный комплимент. Уж на это бы ее хватило!

Убрав в сарай газонокосилку, Сара прошла в дом. Пока Нил не вернулся, можно быстренько сбегать в душ. Не успела она подняться наверх, как в прихожей зазвонил телефон.

– Сара, – раздался в трубке дрожащий голос отца, – мама в больнице.

Хелен

Дорогая мисс О’Дауд,

спасибо, что прислали мне на прошлой неделе «Убить не со зла». Полагаю, Вы хотели показать этим, что мне следовало прочесть для начала роман и только потом критиковать Вашу рецензию. Разумеется, Вы были абсолютно правы, тем более что книга меня совсем не захватила. Сюжет показался мне размытым, да и герои не произвели сколько-нибудь заметного впечатления (особенно детектив, которого я сочла излишне самодовольным).

И все же, я думаю, рецензия Ваша была излишне резкой. По-моему, Вам стоило высказываться чуть сдержаннее, несмотря на негативное мнение о романе. Признаться, я сочувствую автору еще и потому, что сама пишу сейчас книгу. Представляете, как ужасно будет прочесть на нее отзыв вроде Вашего! В следующий раз, когда Вам придется делать анализ книги, имеет смысл вовсе промолчать, если Вы не найдете ни единого повода для похвалы. По крайней мере мне так кажется.

Еще раз выражаю Вам свою признательность за книгу. Полагаю, этот экземпляр Вам уже не нужен. И если Вы не напишете мне обратного, то на следующей неделе я передам его в местную благотворительную организацию. Они всегда рады пожертвованиям.

Искренне Ваша,

Сара Флэннери (миссис).

Хелен читала письмо с нарастающим раздражением. Ну что за наивная дурочка! …Имеет смысл вовсе промолчать, если Вы не найдете ни единого повода для похвалы. И как, позвольте узнать, ей писать в этом случае рецензию? Опять целая страница чуши, аккуратно выведенной фиолетовыми чернилами.

Наверняка эта слащавая миссис Флэннери только и делает, что рассыпается в комплиментах, сгорая от желания осчастливить всех и каждого. Если бы Хелен пришлось затыкать себя всякий раз, когда на язык так и наворачивается резкое словцо, она большую часть жизни провела бы в полной немоте.

Что ж, именно это многие в ней и ценят. «Язычок у тебя как бритва», – частенько повторял ей Брин. Можно подумать, сам он не сотрясал воздух всякий раз, когда Хелен случалось в чем-то с ним не согласиться.

«Я создал эту проклятую газетенку, – рычал он в телефонную трубку, – и мне решать, что и как тут печатать. Мне, а не какой-то выскочке, которая считает себя вторым Хемингуэем. Будешь много умничать, в момент получишь пинка под зад». Разумеется, вместо «проклятой» там было другое словцо. И этот человек имел наглость всегда ткнуть в Хелен пальцем, если ей случалось выругаться во время их жарких телефонных споров!

И все же Брин не собирался отказываться от ее услуг. Что ни говори, а Хелен была для его газеты ценным приобретением. Да и она скрепя сердце вынуждена была признать, что Брин – лучший из редакторов, с какими ей приходилось работать. Он за версту замечал любую неточность в присланном материале и на дух не переносил халтуру. Работы Хелен пользовались у него неизменным уважением. Впрочем, будь у нее возможность, она рассталась бы с ним без малейшего сожаления – уж очень ее достал этот самодовольно-приказной тон. Пока же у нее получалось только огрызаться время от времени.

Не то чтобы Брин был совсем уж плох. Как-то раз Хелен пришлось отказаться от статьи из-за того, что Элис сломала себе запястье, свалившись в парке с турника. В тот же вечер – вот уж сюрприз! – в дом позвонил курьер, привезший девочке большого голубого слона. И хотя Хелен не без оснований полагала, что подарок был делом рук Кэтрин, той все-таки требовалось согласовать все с Брином. Стало быть, под его дорогим костюмом все же билось что-то, похожее на сердце.

Она вновь пробежала глазами письмо. Я… сама пишу сейчас книгу. Можно представить, что за слащавая чепуха выйдет из-под пера этой особы! Никаких вам смертей или болезней. Все будут милы и любезны друг с другом, как прихожане во время проповеди. Сара Флэннери. Пожалуй, стоит запомнить это имя. Уж ее-то книгу Хелен точно не упустит! При условии, конечно, что найдется издатель, который решит опубликовать этот бред.

Хелен с раздражением швырнула письмо в мусорную корзину. Безмозглая дурочка. Видно, совсем уж нечем заняться, как только писать нравоучительные письма между вышиванием подушек и прочей дамской чепухой.

Она потянулась было за сигаретой, но в этот момент зазвонил телефон. Хелен сняла трубку.

– Миссис Фицпатрик?

Голос, такой уверенно-любезный, казался смутно знакомым, но Хелен никак не могла определить, кто же это.

– Я слушаю.

– Это сестра Алоиза. Я звоню вам насчет Элис.

Вот черт – очередная жалоба! Хелен решила опередить события.

– Да, моя дочь немного опоздала вчера на занятия, – зачастила она, разглядывая висевшую в углу паутину, – но это исключительно по моей вине. Понимаете, я забыла завести…

– Миссис Фицпатрик, – на этот раз голос монахини звучал более сухо, – я звоню не для того, чтобы пожаловаться на опоздание, хотя приучать девочек к пунктуальности необходимо уже с такого юного возраста.

Высокомерная сучка, прошипела про себя Хелен. Ну, что еще там натворила ее дочь? Стащила у кого-нибудь конфеты? Поломала чужие карандаши? Что такого мог сделать семилетний ребенок, чтобы переполошить саму директрису?

– Видите ли, у Элис полно вшей, и продолжается это уже не один день. Я была бы очень признательна, если бы вы занялись ее головой.

Вшей? Хелен ошарашенно молчала в трубку.

– Я знаю, миссис Фицпатрик, что вы и без того очень заняты, но это такой вопрос, которым нельзя пренебрегать. Сами понимаете, вши с легкостью могут перейти и на других детей.

У ее Элис вши?

– Миссис Фицпатрик? Алло? Вы меня слышите?

– Да, – сглотнула Хелен.

– Вам нужно почаще заглядывать к Элис в портфель.

Заглядывать в портфель? Там что, тоже вши?

– Мисс О’Киффи регулярно рассылает родителям записки, в которых затрагивает самые разные темы. Напоминает она и о том, как важно проверять головки детей на предмет вшей. Не знаю, в курсе вы или нет, но она лично раскладывает записки по портфелям.

Записки? Ни о чем подобном Элис даже не упоминала. Когда она в последний раз проверяла портфель дочери? Похоже, никогда.

– Спасибо, – выдавила она. – Я прослежу за этим.

Сестра Алоиза продолжала что-то вещать, но Хелен, как сомнамбула, отвела трубку от уха и повесила ее на рычаг. На кухню она вернулась, кипя от гнева. Другое дело, что она и сама не знала, кто был виновником ее раздражения.

Элис, не потрудившаяся передать ей записки? Или эта святоша, сестра Алоиза, которой наверняка доставило удовольствие сообщить Хелен эту малоприятную новость? Или бестолковая мисс О’Киффи, успевшая, должно быть, предостеречь других деток от общения «с этой неряхой Элис»?

Да что там, поморщилась Хелен, вся вина лежит только на ней. Что она за мать, если не удосужилась даже купить частый гребень? А ведь в детстве, припомнила Хелен, ее не раз вычесывали подобной штукой. Неприятная, но крайне необходимая процедура. Бедняжке Элис явно не повезло с матерью.

Вытряхнув из пачки сигарету, Хелен зажгла ее трясущимися пальцами и принялась в гневе расхаживать по кухне. Господи Боже, ну и новость свалилась на нее этим утром! У Элис вши. Внутри у нее все сжалось, когда она представила себе крохотных копошащихся тварей.

Как только она умудрилась проглядеть, что Элис чешется? Наверняка та регулярно теребит себе голову. Как она могла не заметить вшей, когда промывала дочери волосы? Она занималась этим каждую субботу, и Элис все время хныкала, что мать слишком сильно трет ей голову, а от пены у нее щиплет в глазах. Хелен и правда терла, что было мочи. Как только вшам удалось выжить?

А вдруг они завелись и у нее? От этой мысли Хелен передернуло. Она яростно затеребила голову. Только этого не хватало! Надо срочно бежать в аптеку, а статьи уж как-нибудь подождут.

Вихрем взлетев на второй этаж, она сдернула с кроватей постельное белье и оттащила все в ванную. Запихнув тюк в стиральную машину, она принялась заполнять ее водой. В висках у нее все еще колотилось от бешенства. Куда подевался этот проклятый Мэлоун? Самое время как следует наорать на него.

Пока вода в машине грелась, Хелен швырнула остатки тоста в мусорную корзину, на приторно-сладкое послание Сары Флэннери. Уж в ее-то доме и слыхом не слыхивали о вшах! Наверняка проверяет головки своих милых деток дважды в неделю, а в ванной у нее, на всякий пожарный случай, стоит бутылочка с чудодейственным снадобьем.

Резко наклонившись, Хелен выхватила из корзины письмо и стряхнула с него крошки. Пробежалась глазами по фиолетовым строчкам, после чего, скомкав, вновь швырнула его на кучу мусора. Отточенным движением выдернула из стопки чистый листок и сунула его в печатную машинку.

Печатала Хелен быстро, почти без остановок. Закончив, она вытащила листок, перечитала написанное и быстрым росчерком поставила подпись. Чистый конверт она отыскала в куче газет и журналов, а в треснувшей чашке на окне нашлась неиспользованная марка.

Она отправит это прямо сейчас. Бросит в почтовый ящик возле аптеки. Пора уже поставить на место эту безмозглую корову.

Сара

Она сидела на кухне, где наконец-то воцарилась блаженная тишина. На столе громоздились горы тарелок с недоеденными сэндвичами. Здесь же высились пирамидки чашек из-под кофе. По краям некоторых тянулись разводы губной помады. Немалая часть посуды ушла под домашние торты и пироги, которые принесли сочувствующие соседи. Кремовый рулет и грушевое печенье стали зримым выражением их соболезнования.

Впервые за день Сара осталась одна. Нил повез ее отца домой. Там ему придется жить в полном одиночестве до тех пор, пока не настанет его черед покинуть этот мир. Или пока окружающая пустота не заставит его перебраться к одной из дочерей.

Кристина хотела задержаться и помочь с уборкой, но Сара настояла на своем: «Поезжай к себе. Я и так справлюсь. Тем более что Нил скоро вернется». Тут она немного слукавила – Нилу поручено было остаться с ее отцом. В его задачу входило приготовить старику чай, посмотреть с ним телевизор, занять его болтовней – словом, отвлечь от печальной действительности. Но Кристина спешила накормить и уложить Эйдана, а Саре все равно нечем было заняться.

В результате она осталась одна в опустевшей кухне. Она сидела за столом, а перед глазами ее мелькали события прошлой недели. Аневризма – так сказали им доктора. А ведь еще несколько месяцев назад, когда мать ее проходила осмотр, с давлением у нее все было в порядке. Такое тоже бывает, заверили их в больнице.

Последние несколько дней слились для Сары в одно неразличимое пятно. Мама лежала на больничной кровати, а специальные аппараты накачивали ее воздухом, питанием и лекарствами. Кристина, Сара и отец по очереди дежурили у ее постели, шепотом переговариваясь во время недолгих встреч – как будто мама могла их услышать.

В такие вечера Саре нечем было заняться, и она, чтобы отвлечься, брала с собой в больницу «Убить не со зла». Даже ей, в ее нынешнем состоянии, было ясно, что роман вышел так себе. Даже странно, что кому-то пришло в голову опубликовать эту малозанимательную вещь. Хелен О’Дауд, при всей ее язвительности, попала в точку со своей рецензией.

Закончив читать, Сара сочла необходимым написать женщине, которая прислала ей эту книгу. Не сказать, чтобы она горела желанием отвлекаться на подобные вещи, но правила хорошего тона предписывали проявить обычную любезность.

Коротая один из вечеров в больничной палате, Сара написала Хелен О’Дауд второе письмо, а Нил на следующее утро бросил его в почтовый ящик. А еще через день мать Сары скончалась, не приходя в сознание.

Этим вечером шестидесятитрехлетняя Марта Келли лежала в деревянном ящике в их местной церкви. Уже завтра ее опустят в землю, но об этом Сара старалась не думать. Поднявшись из-за стола, она принялась переносить в раковину грязные тарелки. Потом она включила радио, открыла воду и выжала на губку жидкость для мытья посуды.

Следующие сорок минут она только и делала, что мыла, ополаскивала, сушила, а затем расставляла все по местам. Мелодии Fleetwood Mac, The Boomtown Rats и The Undertones помогали ей заглушить невеселые мысли.

Когда гора тарелок сократилась до маленькой стопки, у Сары кончилась моющая жидкость. Вытерев руки, она направилась в кладовку за новой бутылкой, и тут взгляд ее упал на конверт, аккуратно примостившийся на полке.

Письмо пришло этим утром, как раз в то время, когда они с Нилом собирались ехать к ее отцу. На конверте не нашлось ничего, что говорило бы о личности отправителя, – только марка со штемпелем Дублина. Сара сунула письмо на полку и совсем забыла о нем, с головой уйдя в хлопоты и переживания.

И вот теперь настала очередь этого загадочного послания. Не счет – Сара знала, как выглядят счета. Не выражение соболезнования – их пишут от руки, а не с помощью машинки.

Устроившись за столом, на котором почти не осталось ничего лишнего, она вскрыла конверт кухонным ножом и извлекла оттуда один-единственный листок.

Многоуважаемая миссис Флэннери,

весьма признательна Вам за совет насчет того, как должна выглядеть рецензия на книжку. Постараюсь не забыть о нем, когда буду делать очередную. Тем временем, я бы тоже не отказалась дать Вам хороший совет. Возьмите свою свежеиспеченную рукопись и порвите ее в клочья – а лучше сожгите. Вы здорово ошибаетесь, если думаете, что можно написать достоверную, интересную книгу, не включив в нее ничего, что могло бы огорчить чувствительного читателя. Да, миссис Флэннери, мы живем в мире, где постоянно происходит что-то плохое. В нем полно болезней и насилия, терроризма и прочих ужасов. Это и есть наша неприглядная реальность. И хотите Вы того или нет, но именно трагедии делают книгу по-настоящему интересной. А потому, миссис Флэннери, соберите своих безупречно-прилизанных и банальных героев, которые варятся в своем безмятежном существовании, и навсегда сотрите их со страниц романа. Умоляю Вас, сделайте это до того, как они усыпят ни в чем не повинного читателя.

И еще совет на будущее: если Вам опять не понравится одна из моих рецензий, то вместо того, чтобы хвататься за ручку, загляните на страницу с кулинарными рецептами и постарайтесь выкинуть из головы мою писанину.

Х. О’Дауд.

Дочитав последние строки, Сара безмолвно уставилась на витиеватую роспись. Ну как можно быть такой жестокой? Сказать, чтобы она сожгла свою рукопись! И это при том, что Хелен О’Дауд не прочла из нее ни строчки. Неужели она так разозлила ее своей ненавязчивой критикой, что та решила ответить столь гневным посланием?

Нет, она не будет плакать. Ну кто ей эта Хелен О’Дауд, чтобы так расстраиваться из-за ее письма? У Сары и без того хватает поводов для переживаний, чтобы рыдать над этим жестоким, неоправданно мстительным письмом.

Проще сказать, чем сделать. Вот уже первая капля упала на страницу. Смахнув вторую слезинку, Сара крепко зажмурилась. Если бы Хелен О’Дауд знала, сколько сил и труда вложила Сара в эту работу, как надеялась увидеть свой роман в напечатанном виде, она бы не стала писать такие ужасные вещи.

Открыв глаза, она свернула письмо, аккуратно встала из-за стола и вновь принялась за мытье посуды. Трудилась она до тех пор, пока все до единой чашки и тарелки не оказались на своих местах. Нетронутые сэндвичи и пироги нашли прибежище в холодильнике, а на столе были выставлены чужие блюда – в ожидании момента, когда их вернут хозяевам.

Затем она вышла в сад, и сама удивилась тому, как светло еще было на улице несмотря на девять вечера. Сара выложила горку недоеденных сэндвичей в кормушку для птиц, подаренную ей Брайаном и Кристиной на прошлый день рождения. Вернувшись в дом, она протерла сушилку для посуды и подмела пол.

Освободившись от фартука, Сара присела у стола и развернула письмо Хелен О’Дауд. Усилием воли она заставила себя прочесть его второй раз.

Соберите своих безупречно-прилизанных и банальных героев, которые варятся в своем безмятежном существовании, и навсегда сотрите их со страниц романа.

Ее герои не были такими уж безупречными, вовсе нет. Взять, к примеру, экономку, миссис Хастингс, которая своим злым язычком регулярно доводила до слез бедняжку Бетси, одну из служанок поместья. Или вот лорд Делонти. Если вдуматься, настоящий донжуан – сделать предложение леди Пенелопе Смит, а затем без зазрения совести соблазнить в своем саду все ту же глупышку Бетси…

Да, ее роман не блистал свежестью и новизной. Она и не думала, что пишет вторую «Войну и мир». Так, ненавязчивая история. Если хотите, чтение для души. Что-то, к чему вы потянетесь в конце долгого, утомительного дня…

Стоп. Ненавязчивая история. Чтение для души. Такое чувство, что она сочиняет литературный аналог грелки.

Она вновь бросила взгляд на письмо. …Банальных героев… усыпят ни в чем не повинного читателя…

Герои и правда были банальными. Сара прочла бесчисленное количество романов, которые так и кишели язвительными экономками, робкими и ранимыми служанками и не обремененными моралью лордами из высшего общества. Она обожала то, что принято называть историческим любовным романом, и вот уже несколько лет извергала из себя сцены, героев и сюжеты, позаимствованные в чужих трудах. В ее сочинении не было ни капли нового – не блистало оно ни оригинальностью, ни творческой задумкой.

Хелен О’Дауд права. Не прочитав ни строчки из романа Сары, даже не переговорив с ней по телефону, она, тем не менее, попала в точку.

Сара молча сидела за столом. Холодильник время от времени принимался негромко урчать, кран ронял иногда очередную каплю, и откуда-то издалека раздавался собачий лай.

Наконец она встала и вышла из кухни. Поднявшись на второй этаж, она вошла в крохотную спаленку. На столе, который Сара привезла из родительского дома, лежала толстая пачка исписанных от руки листов. Она смотрела на эту стопку и думала о тех часах, которые вложила в свою работу, о вычеркнутых и переписанных страницах, о заново придуманных сценах. Столько труда, и все впустую.

Взяв эту пачку, она перенесла ее на кухню. Здесь Сара сняла крышку с мусорного ведра и принялась за работу: разрывая пополам несколько листков, она по очереди швыряла их в ведро.

На все про все ей потребовалось несколько минут. Она даже не думала о том, что делает. Когда с рукописью было покончено, Сара вновь закрыла ведро и вышла из кухни, так и не оглянувшись назад.

Хелен

Протянув руку, она еще раз взглянула на светящийся циферблат часов: десять минут шестого. Да это просто смешно – третья бессонная ночь подряд. Ненормально, что и говорить. Обычно она спала как убитая. С трудом выволакивала себя из постели и бродила по дому как сонная муха. И так до первой чашки кофе. Даже в те тягостные месяцы, когда Кормак боролся с болезнью, Хелен не страдала бессонницей, хотя каждое утро спешило обрушить на нее весь ужас их ситуации.

Выругавшись, она сбросила одеяло и выбралась из постели. Протерев глаза, Хелен на ощупь пробралась к двери. На лестнице было светлее – здесь горела тусклая лампочка, оставленная по просьбе Элис. Задержавшись, Хелен прислушалась к дыханию дочери, доносившемуся из-за приоткрытой двери спальни. Та часто и ритмично втягивала воздух, будто не переставала удивляться даже во сне.

Позевывая, Хелен зашагала вниз по лестнице. Одной рукой она придерживалась за стену, и где-то на полпути пальцы ее наткнулись на фотографию. Подарок Кормака на вторую годовщину их свадьбы. Семейное фото. Единственный раз, когда он промахнулся с выбором.

В самом снимке не было ничего ужасного. Локоны Хелен, которыми она так гордилась, свободно падали на плечи ее цветастого платья. Белые босоножки на высокой платформе позволяли полюбоваться ярко-алыми ногтями. Браслет из разноцветных бусин украшал одну из лодыжек.

Кормак счастливо улыбался в объектив. На лице его не было и тени тех страданий, которые принесет с собой болезнь. Одной рукой он крепко обнимал Хелен за плечи. Полуторогодовалая Элис в желтом платье и с желтым бантом на голове удобно примостилась на колене у отца. Девочка послушно улыбалась кукле, которой размахивал перед ней фотограф. Идеальный семейный снимок. Ничего ужасного или неприятного.

Но Хелен с детства ненавидела фотографироваться, так что улыбка ее на этом снимке выглядела донельзя вымученной. «Подумайте о чем-нибудь приятном», – посоветовал ей тогда фотограф, что только усилило ее желание послать его куда подальше. Сам снимок она оставила на стене только потому, что ей необходимо было посматривать время от времени на счастливую улыбку Кормака.

Спустившись на первый этаж, Хелен на ощупь пробралась к выключателю. На кухне она вывалила на пол содержимое мусорной корзины и отыскала там помятый конверт с адресом Сары Флэннери.

За эти три дня он успел прийти в полную негодность, но под разводами кетчупа и пятнами из-под кофе еще просматривались фиолетовые чернила. Скопировав адрес на чистый конверт, Хелен направилась к столу. В голове у нее уже крутился набросок письма.

Она сунула было в машинку чистый листок, но тут же передумала – лучше написать это послание от руки.

Все эти три дня она ощущала смутное беспокойство. С усердием вычесывая волосы Элис новым гребнем, а затем промывая ее голову какой-то дурно пахнущей жидкостью, она все яснее осознавала, что повела себя слишком жестоко по отношению к Саре Флэннери.

Одно дело – пройтись по только что вышедшей книге. Честная игра, ведь она уже стоит на полке. И совсем другое – обрушиться на того, кто позволил себе довольно осторожную критику в адрес самой Хелен. В конце концов, за те три года, которые она посвятила журналистике, ей доводилось выслушивать и не такое.

Конечно, Сара Флэннери была той еще тряпкой и явно не тянула на автора хорошей книги, и все же она не заслуживала письма, которое отправила ей Хелен. При всех своих недостатках – а Хелен знала их наперечет – она старалась держаться определенных границ, но на этот раз ей не удалось справиться с гневом. Можно сказать, Сара Флэннери попала ей под горячую руку.

Нужно исправить свою ошибку, иначе она рискует бороться с бессонницей всю оставшуюся жизнь. Сняв колпачок с чернильной ручки – подарок самой себе с первого чека за работу, – Хелен принялась писать.

Уважаемая миссис Флэннери,

несколько дней назад я написала Вам в состоянии сильнейшего раздражения, о чем почти сразу и пожалела. Как Вы поняли, должно быть, из моих рецензий на книги, я не тот человек, который привык смягчать слова. Я всегда говорю то, что думаю. Но в данном случае я повела себя излишне бесцеремонно, допустив ряд замечаний по поводу Вашей, не законченной еще, книги. Признаюсь, я была сильно раздосадована, и Ваше письмо стало для меня всего лишь поводом излить свой гнев.

Я пишу, чтобы извиниться за свою бестактность. Надеюсь, Вы простите мне мое необдуманное послание.

Желаю Вам успеха в работе над книгой.

С уважением,

Хелен О’Дауд.

Ну вот. Письмо вышло излишне высокопарным, но это был необходимый шаг. Сложив листок пополам, Хелен сунула его в конверт. Она прихватит его с собой, когда повезет Элис в школу. Бросит по пути в почтовый ящик и навсегда распрощается с этой историей.

Выключив свет, Хелен вышла в коридор. Хорошо бы уснуть в ближайшие десять минут. Тогда у нее будет добрых два часа до того, как зазвенит будильник. Не самый удачный вариант, когда над тобой висит очередная статья в тысячу слов, но при известной доле везения она справится и с этим.

Сара

– Эту форзицию нужно как следует подрезать, – заявила Мартина. – Неприглядное зрелище.

– Боюсь, все дело в деньгах. У дома престарелых нет средств на настоящего садовника. Но вы могли бы сделать это сами – уверена, вам с радостью позволят поработать в саду.

– Я?! Я не наемная работница. С меня и так дерут неплохие денежки за то, что я здесь живу.

– Понимаю, но вам бы это наверняка понравилось, не так ли? Да и сад стал бы выглядеть намного лучше.

Мартина презрительно фыркнула.

– У меня нет ни малейшего желания возиться с этим кустом.

– Понятно…

Очередная пауза в разговоре. Сара бросила взгляд на часы: еще десять минут, и можно идти на кухню – ставить в духовку булочки к чаю. Чем же заполнить это время?

– Только представьте, – сказала она наконец, – уже год, как нет Элвиса Пресли.

– Этого парня? – снова фыркнула Мартина. – Невелика потеря, – она поплотнее завернулась в серый кардиган. – Скакал по сцене, как сумасшедший, а потом еще женился на этой бедной девочке, у которой не хватило мозгов ему отказать. Да за такие вещи надо в тюрьму сажать!

Сара подавила улыбку.

– На прошлой неделе была годовщина его смерти. Хелен О’Дауд написала о нем неплохую статью.

– Кто такая? Никогда не слышала.

– Одна журналистка. Она пишет статьи, а по воскресеньям рецензирует книжки. Про Элвиса у нее неплохо получилось. Я бы даже сказала, трогательно.

Мартина в ответ не проронила ни слова. Нахмурившись, она мрачно разглядывала форзицию. Сара вновь попытала счастья.

– Знаете, я тоже написала книжку, – бросила она пробный шар. – Точнее, половину книжки.

– По кулинарии? – повернулась к ней Мартина.

– Да нет, настоящий роман. Про людей одного поместья. Что-то вроде истории из сериала «Вверх и вниз по лестнице».

– Это было интересно! Семейство Беллами… и экономка… как ее звали?

– Миссис Бриджес.

– Верно. Незаменимая особа.

– Ну вот, а я писала…

– И та девчонка, что сбежала с лакеем. А уж дворецкий, мистер Хадсон, и вовсе был, что надо.

– Верно, – кивнула Сара. – Очень достойный человек.

Может и лучше, что ей не пришлось рассказывать о своей сожженной рукописи. Даже сейчас, четыре месяца спустя, она не могла думать об этом без боли.

Когда она сообщила близким о том, что сделала, реакция была вполне ожидаемой. Произошло это где-то через неделю после похорон матери. Они сидели в теплице Кристины и Брайана, наблюдая за тем, как солнце понемногу скрывается за цепочкой елей, выстроившихся в начале сада. Поджидая, пока остынет разлитый по чашкам кофе, они прерывали тишину случайными беседами, и в один из таких моментов Сара рассказала об уничтоженной рукописи.

Все не на шутку разволновались.

– Хочешь сказать, ты порвала свою книжку? – с недоверием переспросила Кристина. – Она отправилась в мусорную корзинку только потому, что тебя расстроило письмо какой-то незнакомки? Да ты с ума сошла, Сара!

– Поверить не могу, что ты поддалась влиянию этой женщины, – добавил Нил. – Она же ни строчки не прочла. Откуда ей знать, на что ты способна?

Реакция отца была помягче, но, по сути, он высказал то же самое.

– Одно дело, если бы ты решилась на такой поступок потому, что сочла свою книгу неудачной. И совсем другое – поверить чужим словам. Надеюсь, тебе не придется жалеть о своем порыве.

Сара в ответ промолчала, не пожелав признаться, что она уже пожалела о случившемся. К чему была эта спешка? Что ей стоило подождать хотя бы до утра, прежде чем рвать на клочки то, что являлось результатом усердной двухлетней работы? Все ее труды пошли прахом только потому, что кто-то осмелился предположить, будто ее книга недостаточно хороша.

Она ничего не сказала им про второе письмо, которое пришло через несколько дней после первого. Я пишу, чтобы извиниться за свою бестактность… простите мне мое необдуманное послание.

Хелен О’Дауд с ее запоздалыми извинениями. Вчитываясь в это короткое письмо, Сара не знала, плакать ей или смеяться. Ее охватила мгновенная злость. Какое право имела Хелен О’Дауд критиковать нечто, чего она даже не видела? И как могла она, Сара, повестись на эту глупую критику?

Желаю Вам успеха в работе над книгой. Что толку в этих благих пожеланиях, раз уж книги больше нет?

Разумеется, это не улучшило ее настроения. В свой первый выход на работу Сара нервно гремела тарелками, прекрасно осознавая, что остальные стараются держаться от нее подальше. Вот и хорошо. Впервые в жизни ее не заботило, что чувствовали другие люди.

К концу дня, впрочем, ей удалось немного успокоиться. Что сделано, то сделано. Глупо оплакивать то, чего уже не вернешь. К тому же второе письмо показало, что Хелен О’Дауд вовсе не так безжалостна, как могло показаться с первого взгляда. Ей тоже было присуще чувство чести, и это прекрасно.

Словом, Сара предпочла оставить все в прошлом, и жизнь понемногу вернулась в привычную колею. Вот только без мамы, конечно, все было чуточку грустнее. Каждый вечер, возвращаясь с работы, Сара звонила отцу. Дважды в неделю она обязательно приглашала его на ужин, попутно намекая, что он в любой момент может перебраться к ней с Нилом, если почувствует себя слишком одиноким.

В газете ей время от времени встречались статьи, подписанные Хелен О’Дауд. В такие моменты Сара вспоминала о книжке, которую ей так и не удалось закончить. Когда-нибудь, возможно, она повторит свою попытку, но пока не стоило загадывать.

– И что же с ней случилось? – вторгся в ее мысли голос Мартины.

– С кем?

– С книжкой, которую вы писали.

– А-а… я разорвала ее. Она оказалась довольно посредственной.

Увы, это было чистой правдой, как бы ни сожалела Сара о своем поступке, как бы ни злилась на Хелен О’Дауд. Что ж, были и у Сары свои сильные стороны. Она работала поваром и очень любила готовить. Еще она была женой, и эта роль тоже удавалась ей как нельзя лучше.

Не исключено также – при этой мысли сердце ее радостно встрепенулось, – что в скором времени она впервые станет матерью. Пока что рано говорить наверняка – всего две недели задержки, но с каждым днем шансы ее все возрастали и возрастали. Да и пора бы – как-никак уже год замужем. А если это случится – когда это случится, – из нее, скорее всего, получится на редкость хорошая мать.

– А это еще кто? Уж не сынок ли Мэри? – Мартина бросила взгляд на воскресного гостя, который выбирался из машины. – Ну что за вид? Парню давно пора постричься.

Бедняжка Мартина. Сара встала со своего места.

– Пойду займусь булочками, а то все вы сегодня останетесь без чая. Спасибо, что нашли время поболтать.

Подмешивая в сахар масло, она рассеянно размышляла о том, не написать ли ей другую книгу. Что с того, что первая попытка была неудачной? Возможно, дальше ее ожидает успех. Она могла бы перенести действие романа в наши дни. Или добавить ему немного пикантности, по примеру Эдны О’Брайен.

Она представила, как Хелен О’Дауд рецензирует ее роман, разбирает его буквально по косточкам. И советует Саре впредь ограничиться ведением дневника. Ну и что? Зато Хелен О’Дауд, возможно, не умеет готовить. Каждому свое.

Не прошло и недели, как Сара, заглянув в газету, увидела там статью: «Рабыня плиты? Только не я». Внизу стояло имя Хелен О’Дауд. Сара взялась читать:

Я никогда не относилась к числу тех, кто любит готовить. Что толку тратить часы на приготовление пищи, которую съедают затем за десять минут? Как привязанный, стоишь ты у плиты или разделочной доски, чтобы проглотить потом несколько вкусных кусочков. Неудивительно, что я так и не научилась готовить и даже при желании не смогу состряпать то, что кому-то захочется съесть.

Рецепты приводят меня в содрогание. Все эти ингредиенты и инструкции насчет температуры – как будто я нахожусь не на кухне, а в научной лаборатории, где готовят новый вид атомной бомбы. В тех редких случаях, когда я пыталась сделать что-то по рецептам, еда получалась или пережаренной или недоваренной. И это при том, что моя семилетняя дочь весьма придирчива в вопросах пищи (не исключено, что придирчивость ее во многом объясняется моим патологическим неумением готовить).

В последнее время я предпочитаю бросить на сковородку пару сосисок или поджарить на гриле рыбные палочки – и – ура! – ужин готов. Да-да, я знаю, что это не самая сбалансированная диета – там плохо и с витаминами, и с минеральными веществами. А моя дочь не узнает овощей, увидев их воочию (хотя с большим удовольствием лопает томатный кетчуп). Но, знаете, нас это устраивает. Ах, да – у меня даже нет кухонного фартука!

Статья вызвала у Сары явное неодобрение. Подумать только, ребенка кормят одними сосисками и рыбными палочками! И никаких тебе овощей. Не думает же Хелен О’Дауд, что кетчуп способен заменить спелый, сочный помидор!

Конечно же, она это понимает – для нее не секрет, что она кормит дочь неправильно, и той не хватает витаминов и питательных веществ. Тем не менее она не готова менять свой подход – даже хвалится, что у нее нет кухонного фартука.

И почему она решила, что приготовить простое блюдо – такая уж сложная задача? Разве трудно разделить на соцветия головку брокколи, а затем бросить на пару минут в кипящую воду? Или нарезать немного лука и поджарить его с горсткой грибов, приправив все щепоткой перца?

Судя по статье, у нее всего один ребенок – не то что целая семья, на которую нужно регулярно готовить. По идее, должен быть и муж… если, конечно, он не сбежал давно к женщине, которая не боится стоять у плиты. Неужели Хелен О’Дауд ни разу не приготовила курицу? Неужели ей не довелось поджарить котлету или отварить немного рыбы?

Пожалуй, стоит послать ей парочку простеньких рецептов. Поменьше инструкций и ингредиентов, а то у Хелен О’Дауд, похоже, на них аллергия. Главное, чтобы блюда были с овощами. Внезапно ей пришли на ум овощные крокеты, которые она регулярно готовила для постояльцев дома престарелых. Первый раз Сара сделала их на пробу – чтобы не пропали продукты. Но блюдо стало настолько популярным, что теперь она подавала его как минимум раз в неделю.

Наверняка Хелен О’Дауд сумеет с ним справиться. Даже ребенок смог бы его приготовить. Вдобавок крокеты немножко похожи на рыбные палочки, так что бедный недокормленный ребенок наверняка сочтет их чем-то знакомым.

– Да ты спятила, – сказал Нил, когда Сара заявила ему о своих планах. – Эта женщина без зазрения совести загубила твою книгу. Разве ты об этом забыла?

– Ничего я не забыла, но все это уже в прошлом. А сейчас Хелен О’Дауд нужна помощь, и я могу ей помочь.

Нил только покачал головой.

– А ты не думаешь, что она посоветует тебе заниматься своими делами и не лезть в ее жизнь? Притом я уверен, что она прекрасно готовит. Журналисты любят дразнить публику подобными статьями.

Сара сняла с полки кулинарную книгу.

– Может, ты прав, а может, и нет. Так что я собираюсь воспользоваться шансом и послать ей парочку простых рецептов. Надеюсь, ее это порадует.

– Порадует, что ты критикуешь ее способ растить ребенка?

– У меня и в мыслях не было критиковать. Она сама признала, что ее дочь недополучает питательных веществ, и я хочу помочь ей справиться с проблемой. Разве можно на это обижаться?

– Делай, как знаешь, – покачал он головой, – только не говори, что я тебя не предупреждал.

Нил стянул с себя рабочую футболку и бросил ее в стиральную машину. Как только он поднимется наверх, чтобы принять душ, Сара сразу же перенесет ее в корзину для грязного белья. За год замужества она успела понять, что мужчинам лучше не противоречить. Вот и в этом вопросе можно обойтись без споров.

По крайней мере она приучила его оставлять снаружи свои ботинки, и теперь ей не нужно подметать кухню всякий раз, когда он приходит с работы. Присев на стул, Нил стащил носки – разумеется, они тут же отправились вслед за футболкой. Он и раньше так делал, пока они с Сарой не поженились. Запихивал в машину грязные вещи, а когда та заполнялась, включал стирку. Неудивительно, что все его нижнее белье было унылого сероватого оттенка.

Как был – с голой грудью и босиком – Нил подошел к Саре и обнял ее за талию.

– Так что планируется у Хелен О’Дауд на ужин?

От него сильно пахло потом. А что тут удивляться – после целого дня работы на августовской жаре! Сара не имела ничего против – эти запахи были ей даже приятны.

Она листала страницы, стараясь не отвлекаться на близость мужского тела.

– Думаю послать ей рецепт овощных крокетов, а еще, пожалуй, пирога с курицей. Оба очень просты в готовке. Скажу, что смогу прислать еще, если она захочет.

– Я бы не стал на твоем месте возлагать на это особые надежды, – шепнул он ей на ухо. – Вряд ли ты дождешься от нее благодарности.

Сара улыбнулась, разглядывая иллюстрацию в кулинарной книжке – аппетитную запеканку на зеленом блюде.

– Да я и не жду благодарности, – близость мужа не оставила ее равнодушной. Сара тоже ощутила приятное возбуждение.

– Почему бы нам не уединиться до ужина в спальне? – спросил Нил, прижимаясь губами к ее шее. – Самое время заняться любовью. Ну что, будем делать детей?

Делать детей. Сердце у нее вмиг переполнилось эмоциями. Может, они уже сумели сделать ребенка, хотелось ей сказать Нилу, но Сара благоразумно промолчала. Ничего, она подождет, пока все точно не определится.

Повернувшись, она ответила на его поцелуй. Как же хорошо, что она осталась девственницей до брака – не поддалась на уговоры прежних приятелей, которые активно склоняли ее к близости. Саре была ненавистна мысль о сексе между людьми, которые не испытывают друг к другу настоящих чувств.

Она знала, что у Нила до нее были женщины, и это ее втайне огорчало. Зато он был первым и последним ее любовником, как бы старомодно ни выглядело это в наше время, когда секс до брака превратился в норму, а супружеская верность, похоже, стала пережитком прошлого.

– Иди в душ. Я тоже сейчас поднимусь, – пробормотала она, высвобождаясь из его объятий.

Оставшись в одиночестве, Сара отыскала рецепт «Простого пирога с курицей» и заложила страницу закладкой. Затем она убавила огонь в духовке, где томилась кастрюлька с картофельным пюре. Сняв фартук, она быстро подкрасила губы и поспешила наверх.

Не исключено, что они уже зачали своего первенца – сделали первый шаг к большой, счастливой семье.

Хелен

– Что это такое? – Элис подозрительно разглядывала содержимое тарелки.

– Маленький сюрприз. Я сама это приготовила.

Элис потыкала в крокет вилкой.

– Ты всегда готовишь ужин.

– Да нет, я хочу сказать, что приготовила, а не купила в магазине. Принесла домой продукты и сделала все сама.

– Какие продукты?

– Да так, кое-что из овощей. Попробуй, тебе понравится.

Элис с сомнением понюхала золотистые дольки.

– Помнишь крестную из сериала «Фургон-путешественник»[4]? – спросила Хелен.

– Да.

– Она делала такие для Рори и О’Брайена.

– Откуда ты знаешь?

– Прочитала в журнале, – Хелен положила себе на тарелку два крокета. – Попробуй, они вкусные.

Они действительно были вкусными. Хелен уже съела один, пока накрывала на стол, и с трудом удержалась, чтобы не проглотить второй. Крокеты оказались хрустящими снаружи и нежными внутри. Первое блюдо, которое она приготовила от начала и до конца. Как ни странно, все вышло намного удачнее, чем она предполагала.

Элис все еще выжидала, разглядывая, как Хелен макает крокет в лужицу кетчупа.

– Откуда ты узнала, как их готовить?

– Мне рассказала женщина, которую зовут миссис Флэннери. Она настоящий повар – из тех, что готовят за деньги.

– Я с ней незнакома.

– Верно.

Хелен не сразу распознала имя «Сара Флэннери», стоявшее на конверте. Затем включилась память, и сердце у Хелен упало: опять эта наивная дурочка. Что ей нужно на этот раз? Или Хелен обидела ненароком автора очередной свежеиспеченной книги? Неужели у этой женщины нет других занятий, как только писать ей обличительные письма?

Как всегда, конверт был адресован на адрес газеты, откуда его перенаправили Хелен. Она вытащила письмо – знакомый уже узор из цветов, красующихся в вычурной вазе. Одновременно на пол упал отдельный листок бумаги. Должно быть, молитва. За спасение бессмертной души Хелен.

Но это была не молитва, а рецепт какого-то куриного блюда. Перевернув листок, Хелен увидела еще одно название: «Овощные крокеты». Что такое? Сара Флэннери делится с ней рецептами?

Хелен развернула письмо.

Дорогая миссис О’Дауд,

наверняка Вы удивитесь, вновь получив от меня письмо. На случай, если Вы успели забыть, я – та самая особа, которая написала Вам несколько месяцев назад, когда в газете появилась Ваша рецензия на роман «Убить не со зла». Мне еще показалось, что Вы слишком резко высказались об авторе. А Вы потом прислали мне экземпляр романа.

Несколько дней назад я прочла в газете Вашу статью, в которой вы сказали, что не обладаете достаточным опытом в приготовлении сбалансированной пищи. А поскольку сама я – профессиональный повар, мне пришло в голову прислать парочку простых рецептов, которые могли бы понравиться Вам и Вашим близким. В них совсем мало ингредиентов, и они действительно очень просты в исполнении. Я выбрала «Овощные крокеты», так как они немного напоминают рыбные палочки (только превосходят их по питательности). Следовательно, они могут показаться знакомыми Вашей дочери, которая, по Вашему же утверждению, является весьма привередливым едоком.

Куриный пирог тоже готовится очень просто. Строго говоря, это не совсем пирог, поскольку в нем нет теста, а в качестве основы используется картофельное пюре. Это одно из любимых блюд моего мужа. Надеюсь, Вы не обидитесь, что я посылаю Вам эти рецепты. Если дела у Вас пойдут на лад, я охотно пришлю еще парочку простых блюд.

Искренне Ваша, Сара.

P.S. Я последовала Вашему совету и порвала незаконченную рукопись своего романа. Полагаю, Вы были правы – хорошей книжки из него все равно бы не получилось. В будущем я намерена ограничиться готовкой – в этом по крайней мере я разбираюсь очень хорошо!

P.P.S. Я получила Ваше письмо с извинениями и полностью их принимаю. Пришло оно уже после того, как я расправилась с рукописью, но это, как я уже сказала, даже к лучшему. Поверьте, я не держу на Вас зла.

Она уничтожила рукопись.

Она полностью принимает извинения Хелен.

Она посылает ей два рецепта, так как Хелен призналась в неспособности приготовить сколько-нибудь стоящее блюдо.

Она выбрала овощные крокеты, поскольку те слегка напоминают рыбные палочки, о которых Хелен писала в статье.

Она подписала письмо «Сара», будто Хелен была ее подругой.

Да живая ли это женщина? Полгода назад Хелен своей критикой уничтожила ее рукопись, над которой та, возможно, трудилась не один год. Сара разорвала ее, убила в зародыше свой роман, и вот теперь она шлет Хелен пару простых рецептов. Наверняка ее шокировала диета Элис, состоящая из сосисок и рыбных палочек, однако она и словом не упрекнула нерадивую мать.

Хелен медленно перечитала письмо, после чего взялась просматривать рецепт крокетов.

Очистите три морковки и один пастернак, а затем порежьте все маленькими кубиками, размером с кусочек сахара. Уложите их в кастрюльку с холодной водой, добавьте щепотку соли и перца и доведите все до кипения. Убавьте огонь и варите все до тех пор, пока кусочки не будут с легкостью протыкаться вилкой. Слейте воду и размельчите овощи до состояния пюре. Если нет картофелемялки, можно сделать это вилкой.

Никакого тебе длиннющего списка ингредиентов – только последовательность действий, которую может выполнить даже ребенок. Сара Флэннери постаралась максимально упростить все для Хелен, которая терпеть не могла рецептов и у которой – по предположению той же Сары – не было дома даже простых кухонных приборов.

Когда смесь немного остынет, взбейте вилкой яйцо и вылейте его в чашку. Затем возьмите еще одну тарелку и рассыпьте по ней примерно стакан муки. После этого берете пюре и раскатываете его на небольшие вытянутые котлетки – из такого количества смеси должно получиться около дюжины. Каждую котлетку окунаете в яйцо и обваливаете в муке (поначалу может выйти немного неряшливо, но со временем Вы наверняка наловчитесь).

Разогреваете на сковороде десертную ложку подсолнечного масла и в течение нескольких минут обжариваете крокеты на среднем огне, время от времени аккуратно их переворачивая (чтобы все стороны вышли золотистыми). Не кладите на сковородку слишком много крокетов, иначе трудно будет их перевернуть. Лучше сделайте все в два приема.

Хелен не знала, плакать ей или смеяться. Не кладите на сковородку слишком много крокетов. Неужели Сара Флэннери считает ее полной идиоткой? Профессиональный повар – готовит, должно быть, на кухне какой-нибудь захолустной гостиницы. Рада возможности доказать свое превосходство той отвратительной дамочке, из-за которой она уничтожила свою миленькую книжицу.

Да нет, просто Сара Флэннери – хороший человек. И Хелен она хочет помочь без всякой задней мысли.

Перевернув страницу, Хелен пробежала глазами по рецепту куриного пирога. Курица, лук, морковь, картошка, сельдерей, парочка специй. Все знакомо, все предельно просто.

Так почему бы не рискнуть? Не исключено, что ей даже удастся приготовить что-нибудь съедобное… не спалив попутно весь дом.

Начать можно с крокетов. В детстве ей очень нравилось морковное пюре, которое мать подавала на стол вместе с жареной говядиной. Вдобавок у Хелен была картофелемялка. Ее, как и прочую кухонную утварь, она унаследовала от бабушки Кормака.

Она добавила к списку покупок ингредиенты из рецепта и каких-нибудь полчаса назад испекла первую партию из одиннадцати толстеньких крокетов. Причем лишь два развалились на сковородке.

Элис осторожно надкусила один из крокетов, затем так же осторожно прожевала и проглотила. Хелен делала вид, будто совсем не следит за дочерью, и лишь когда та почти прикончила овощную котлетку, с нетерпением поинтересовалась:

– Ну как, вкусно?

Девочка молча кивнула. Итак, она только что накормила дочь домашней пищей. Ну, не совсем домашней: чипсы к крокетам пришлось докупить в магазинчике на углу. Но начало было положено. И все это благодаря Саре Флэннери.

Они с Хелен не были подругами, какое там! Но Сара оказала ей любезность, не ожидая ничего взамен. Она просто увидела возможность помочь и воспользовалась ей, не раздумывая.

С Хелен давно уже такого не случалось. После смерти Кормака она отдалилась понемногу от общих знакомых. Да те, собственно, и не рвались поддерживать с ней отношения. Ее школьные подружки давно разъехались по разным городам, а за время работы в магазине она так и не обзавелась новыми. Знакомых у Хелен было полно, но доверительных отношений так ни с кем и не сложилось.

С другой стороны, кто, находясь в здравом уме, захотел бы стать ей другом? Хелен безжалостно издевалась над своим пожилым соседом. В рецензиях она не оставляла камня на камне от плохих книг и посредственных постановок. Она высказывала свое мнение даже в тех случаях, когда никто не желал его слышать. Она была язвительной и бескомпромиссной. Она не раз злоупотребляла виски, и большую часть времени от нее наверняка пахло, как от пепельницы.

Если вдуматься, самые содержательные отношения сложились у нее в последнее время с Брином… что было весьма печально, поскольку общались они исключительно сквозь сжатые зубы.

– Можно мне еще крокет? – спросила Элис.

– Конечно.

Хелен положила ей на тарелку золотистую котлетку. Завтра она попробует приготовить эту куриную штучку. Она уже давно не ела курицу, а картофельное пюре станет прекрасной альтернативой чипсам.

Говядину Хелен тоже любила. Наверняка у Сары Флэннери полно рецептов с говядиной.

Дорогая миссис Флэннери,

огромное спасибо за рецепты, которые Вы прислали мне на прошлой неделе – щедрый и неожиданный для меня жест. Как ни странно, я умудрилась приготовить оба блюда, не устроив при этом глобальной катастрофы. Что еще более странно, моя дочь на этот раз ничуть не привередничала и даже потребовала новую порцию крокетов.

Не могли бы Вы прислать мне, по возможности, парочку простеньких рецептов с красным мясом? Разумеется, это не к спеху. На конверте я указала домашний адрес, так что Вам не нужно больше писать в газету.

Еще раз спасибо.

Хелен Фицпатрик (О’Дауд – мой псевдоним).

P.S. С прискорбием узнала про уничтоженную рукопись. Спасибо, что не держите на меня зла. Я не имела права говорить с Вами так резко и не заслуживаю Вашего великодушия.

Дорогая Хелен!

До чего же я рада, что тебе понравились мои рецепты! Хорошо и то, что я не обидела тебя своим предложением. Муж был твердо уверен, что в ответ на мое письмо ты посоветуешь мне заниматься своими делами и не лезть в чужие. Вдобавок – ха-ха! – я боялась, что ты дашь мне плохой отзыв, если блюда окажутся неудачными.

Посылаю тебе еще два рецепта. Первый – это говяжья запеканка, которую можно приготовить очень быстро. Второй – простенькие фрикадельки из бараньего фарша. Дай мне знать, как ты с ними справишься. И не стесняйся просить больше рецептов!

Удачной тебе готовки и всего самого хорошего!

Сара.

Сара!

Напрасно ты боишься меня обидеть. Поверь, шкура у меня как у носорога. Думаю, ты уже поняла – я всегда пишу то, что думаю. И это вызывает массу откликов, начиная от вежливых (вроде твоего) и заканчивая весьма оскорбительными (все остальные). По правде говоря, я просто не обращаю на это внимания.

Спасибо за новые рецепты. Запеканка получилась на редкость удачной, так что теперь она прочно войдет в мое меню. Фрикадельки немножко развалились, но с томатным соусом вышло очень даже ничего. До сих пор не могу поверить, что сама готовлю еду – причем вполне съедобную. И кстати, раз уж я втянулась в это дело, не могла бы ты прислать мне какой-нибудь рецептик из белой рыбы? В любом случае это будет полезней, чем та унылая треска, которую готовят в местной забегаловке.

Еще раз спасибо,

Х.

P.S. До сих пор чувствую себя неловко из-за того, что сподвигла тебя разорвать рукопись. Может, тебе стоит еще раз попробовать свои силы в этой области? Было бы желание, а мое мнение – дело десятое.

1983

Сара

Обои в спальне действовали ей на нервы. И как только ее угораздило выбрать этот рисунок? Идиотские ромашки сиреневого и голубого оттенков в обрамлении золотистых завитков. Тогда, в 1977-м, это казалось необычайно смелым и стильным. Впрочем, она могла бы немного обновить рисунок, добавив к обоям бордюр (как это сделала у себя Кристина), но ее уже тошнило от этой помпезности.

Сара попыталась вспомнить те времена, когда она выбирала обои. А было это, ни много ни мало, шесть лет назад. Сара в своем новом статусе жены энергично взялась за дом Нила, который, как по волшебству, стал их общим домом. Помнила, как выбирала занавески для гостиной, перебирала и перетряхивала содержимое кухонных шкафчиков, меняла древний пылесос на новую модель. Она вышвырнула на помойку бессчетное количество пустых банок и бутылок, которые гнездились под лестницей с незапамятных времен.

Она отчетливо помнила каждую деталь, но все будто выцвело, лишившись эмоциональной основы. Сара не могла припомнить, на что похоже безоблачное счастье, и уже не верила, что когда-нибудь снова станет счастливой.

«Вам не нужно больше оставаться в постели, – сказал ей доктор. – Даже лучше, если вы начнете понемногу расхаживаться». Но у Сары не было ни малейшего желания вставать. Да и ради чего? Куда проще лежать и тихо ненавидеть обои.

«Может, попытаемся еще раз? – шепнул Нил прошлой ночью, когда они лежали бок о бок, даже не прикасаясь друг к другу. – Тебе только тридцать два. У нас масса времени впереди».

Сара лежала, молча глотая слезы. Еще одна неудача, и ей конец. Но признать поражение было еще невыносимее.

«Врачи сказали, с точки зрения медицины, у нас все в порядке. Ты вполне способна родить здорового малыша».

Сара повернулась на другой бок, спрятав в подушку мокрое лицо. Лучше бы он замолчал! Вполне способна родить здорового малыша… вот только лоно ее решительно отвергает эту идею. Оно позволяет ей зачать, проникнуться надеждой, выжидает, пока доктора не подтвердят эту замечательную новость. А затем, через неделю-другую, решительно освобождается от груза. Избавляется от ее ребенка, оставив Сару измученной и опустошенной.

За шесть лет это произошло уже трижды. Три раза она исполнялась страхов, надежд и молитв – настоящих молитв, на коленях. Так она молилась только в детстве. И все заканчивалось очередной судорогой, новым потоком крови. Новыми слезами.

Последний раз это случилось всего пять суток назад, в день смерти Карен Карпентер. Она умерла за месяц до своего тридцать третьего дня рождения, буквально уморив себя голодом. И пока мир оплакивал ее преждевременную гибель, Сара прощалась с очередным невыношенным малышом.

К этому времени она уже трижды могла стать матерью. Два сына и дочь. Или троица дочерей. Выкидыш происходил на раннем сроке, когда еще нельзя было определить пол ребенка. Нил водил бы сыновей на футбольные матчи, а Сара учила бы всех троих готовить. Почему бы мальчикам не освоить эту простую науку? В конце концов, в последнее время только и разговоров, что о равноправии. Кухонный стол, заваленный яичной скорлупой, заставленный баночками с приправами и мукой. Повсюду детский смех и ароматы пищи.

Собака, гоняющая мяч по саду. Кот, лениво развалившийся на подоконнике. Дни рождения, походы в зоопарк, пикники, сказки на ночь. Семейные воспоминания, призванные согреть их с Нилом старость. Ну что за пытка, придумывать жизнь, в которой ей отказано? И все же Сара не могла остановиться.

Она потянулась за листком бумаги, лежавшем на ночном столике. Письмо пришло этим утром, в ответ на ее короткое, полное отчаяния послание, которое она отправила на следующий день после выкидыша.

Господи, поверить не могу. Ну не должно было этого случиться – по крайней мере с кем-то, вроде тебя, кто только и думает, как бы сделать всех счастливыми. Не заслуживаешь ты подобной несправедливости.

Хелен, как всегда, откровенная до предела. Хелен, чья прямота была для Сары, как глоток свежего воздуха.

Я ломаю голову, пытаясь подыскать слова утешения, но понимаю, что слов таких нет. Могу сказать только, что все это останется однажды в прошлом. Ты не забудешь того, что случилось, и сохранишь в душе эту боль. Но жизнь понемногу наладится, а ты станешь сильнее. И снова будешь смеяться. Уж поверь: я знаю, о чем говорю.

И Сара ей верила. Верила женщине, чей муж умер совсем молодым.

Он заболел раком, написала ей Хелен через несколько месяцев плодотворного обмена письмами. В то время ему было тридцать три. Из меня будто душу вынули. Но жизнь шла своим чередом. У меня была Элис, так что выбора попросту не было.

Вот и все. Вопросов Сара не задавала, поскольку чувствовала, что любопытство в данном случае неуместно.

Вместе с утренним письмом Сара получила коробку, в которой находилась небольшая баночка.

«Восьмичасовой крем, – гласила наклейка на банке. – Смягчает потрескавшиеся губы, заживляет небольшие порезы и синяки, хорошо увлажняет кожу». У крема был сладковатый, слегка приторный запах, но это хоть как-то разнообразило ее унылое времяпрепровождение.

Не знаю, пользуешься ли ты уже таким – я так без него и дня прожить не могу. А тебе известно, что Элизабет Арден была первой женщиной, помещенной на обложку журнала «Тайм»? Она была суфражисткой – прошла маршем с 15 000 других женщин мимо собственного салона в Нью-Йорке. И все участницы марша накрасили губы ярко-красной помадой, ставшей символом силы и уверенности в себе.

За пять лет регулярной переписки (одно или два письма в месяц) они так ни разу и не встретились, хотя жили на расстоянии часа езды друг от друга. Не было у них речи и об обмене фотографиями. Правда, один и тот же маленький снимок сопровождал большинство статей Хелен.

Саре так и не удалось отчетливо разглядеть ее: лицо повернуто в полупрофиль, глаза опущены. Темные волосы острижены совсем коротко, едва ли не по-мальчишески. Глаза, судя по оттенку кожи, тоже должны быть темными. Такое чувство, что она пыталась остаться неузнанной. Разумная предусмотрительность, если учесть некоторые из ее взглядов, намеренно вызывающих. Вдобавок она продолжала довольно безапелляционно высказываться о книгах и пьесах, которые произвели на нее впечатление бездарных.

Да у тебя просто нет сердца, писала ей в таких случаях Сара, но Хелен лишь отмахивалась от ее упреков. Я критик, отвечала она, и мне платят за то, чтобы я была бессердечной. Вдобавок, должен же кто-то компенсировать вашу бесконечную снисходительность, мисс Само-Благодушие.

Они были разными. Настолько разными, что просто не могли привлекать друг друга. Тем не менее поток писем не угасал. Возможно, Хелен и Сару забавлял сам факт того, что каждая составляла полную противоположность другой. А может, они распознавали друг в друге качества, которых не хватало им самим. Саре нравилось читать письма Хелен, несмотря на их грубоватую прямоту – особенно в те дни, когда она чувствовала себя печальной и покинутой. Хелен знала, что такое истинная печаль.

Дверь спальни распахнулась, и на пороге появился Нил с подносом в руках. Неужели она не заметила, как подошло время обеда? Усилием воли Сара заставила себя сесть, хотя мысль о еде не вызывала у нее никаких эмоций. Но Нил старался, хотел помочь ей. Он тоже горевал, только у него получалось лучше скрывать свои чувства.

– Яйца всмятку, – объявил Нил, опуская поднос ей на колени. – Тосты и чай, – он принюхался. – А чем это пахнет?

– Хелен прислала мне крем.

Сара взглянула на еду безо всякого аппетита. Нил аккуратно порезал хлеб, очистил до половины яйца. Максимально облегчил Саре задачу, как будто та была маленьким ребенком, который только учился есть самостоятельно. Сара взяла тост – и снова уронила его на тарелку.

– Сара, – мягко сказал Нил, – тебе нужно поесть.

Ей совсем не хотелось есть. Не хотелось вообще ничего. Просыпаясь по утрам, она с нетерпением ждала, когда же наступит ночь. Однако она снова потянулась за тостом и заставила себя прожевать маленький кусочек. За хлебом последовали ложечка яйца (Нил забыл посолить) и глоток чая.

– Твой отец снова звонил, – сообщил Нил, подойдя к окну. – Я сказал, что ты спишь.

– Хорошо.

– Кристина тоже хочет заехать. Она подумала, что тебя может подбодрить встреча с Эйданом и Томом.

– Нет, – вскинулась Сара. – Надеюсь, ты отказал ей?

– Она обещала позвонить позже, когда ты проснешься.

– Скажи, что я пока не готова. Я сама свяжусь с ней, когда буду чувствовать себя лучше.

Она не готова была к этой встрече. Эйдан, радостно бегущий к своей тетушке. Двухлетний Том, спешащий за старшим братом. И Кристина, чье гостеприимное лоно вынашивало уже третьего. Пройдет каких-нибудь пять месяцев, и ее малыш появится на свет.

Как же это все несправедливо!

Но Кристина желала ей только добра. Все они желали добра. Экономка из дома престарелых заверила Сару, что той не стоит торопиться с возвращением на работу – они сами потихоньку справятся. Нуала, мать Нила, первым делом привезла ей любимые сладости. И никто не упоминал о выкидыше. Такое чувство, будто этой беременности вовсе не было. Никто, кроме освежающе прямолинейной Хелен.

– На улице сейчас хорошо, – заметил Нил, глядя в окно. – Не так холодно, как вчера, да и дождь уже перестал.

– Правда?

Ей не было дела до погоды. Да пусть оно льет хоть до Судного дня!

– На вишне скоро набухнут почки.

– Чудесно.

Нил повернулся лицом к кровати.

– Представляешь, Шергара украли. Об этом говорили сегодня утром в новостях.

– Кого?

– Шергара, одного из лучших скакунов. Два года назад он без труда выиграл Эпсомское Дерби. Наверняка ты помнишь, об этом тогда трубили во всех газетах.

Похитили скакуна. Бог ты мой. Она слабо улыбнулась, глядя на вареное яйцо.

– Эта лошадь стоит целое состояние, – продолжил Нил. – Подозревают, что за всем этим стоят боевики ИРА.

– Надо же.

Но Сара уже утратила интерес к Шергару и его проблемам. Не в силах больше смотреть на еду, она положила ложку.

– Сделать тебе ванну? – спросил Нил.

– Нет, – она отодвинула поднос. – Дай мне еще немножко времени, ладно?

Нил осторожно уселся на краешек кровати.

– Детка, прошла уже почти неделя, – он сжал ее руку в своих ладонях. – Что хорошего, день за днем киснуть в постели?

Она с трудом подавила желание вырвать руку, сказать, чтобы он заткнулся. Никогда еще не говорила она мужу таких слов. Они вообще редко ссорились.

– Завтра, – произнесла она, разглядывая узор на одеяле. – Завтра я встану, хорошо?

– А как насчет того, чтобы вернуться на работу? Скажем, на следующей неделе?

– Ладно.

Но мысль о работе не вызвала в ней энтузиазма. Проще забраться на коленях на Эверест, чем снова встать к плите. Опустившись на подушку, Сара поплотнее закуталась в одеяло.

– Я хочу спать, – сказала она, закрывая глаза.

Она почувствовала, как приподнялся матрас, когда Нил встал с постели. Звякнула посуда – это он забрал поднос с остатками еды. Затем раздались шаги, приглушенные толстым ковром, после чего тихонько щелкнула дверь.

Завтра утром она встанет с постели, раз уж он так настаивает. Примет душ, вымоет волосы и наденет чистую одежду. А ближе к обеду позвонит в дом престарелых и скажет, что с понедельника выходит на работу. Что бы ни случилось, жизнь должна идти своим чередом.

Да, жизнь шла своим чередом, несмотря на все ее трагедии. Принцесса Грейс мертва – автокатастрофа прошлого года мгновенно стерла с лица земли эту красоту. Никаких вам выходных в Мейо.

Джон Леннон застрелен на пороге собственного дома. Расширяется круг жертв ИРА. В новостях то и дело передают о голоде и наводнениях. Но солнце каждое утро встает над горизонтом, и люди послушно следуют его ходу.

Но не все, так ведь? Сара вспомнила женщину, с которой встретилась на мосту вот уже восемь лет тому назад. Вспомнила ужас, который охватил ее при мысли о том, что она собиралась сделать. А ведь так поступают очень многие. Бросаются в реку, вешаются в собственном доме, оглушают себя смертельной дозой таблеток.

Мост по-прежнему был на месте. Сара проезжала через него всякий раз, когда заглядывала с визитами к отцу. За восемь лет он ничуть не изменился – только перила покрывали время от времени новой краской.

Это не так далеко от их дома, минут двадцать на велосипеде. Можно дождаться, пока Нил уйдет на работу, и подъехать туда. Прислонить велосипед к перилам, забраться наверх…

Она тряхнула головой, отгоняя от себя эти мысли. Нет-нет, что бы ни случилось, на это она не пойдет. Что ни говори, в душе всегда остается надежда на лучшее. Надежда на то, что завтра все сложится удачнее, чем сегодня. Но до чего же трудно поверить в это сейчас!

Приподнявшись, она вновь потянулась к письму Хелен. В бессчетный раз читала она эти слова, впитывая в себя каждую букву. Она буквально льнула к ним. Закутывалась в них, как в старую, но любимую одежду.

Хелен

В утро своего сорок первого дня рождения Хелен О’Дауд без особого восторга разглядывала себя в зеркале ванной. От уголков глаз протянулась сеточка морщин, которые прочно обосновались на ее лице. Такие же морщинки впечатались в кожу вокруг губ – еще бы, почти четверть века безостановочного курения! А началось все еще в школе, когда они с Морой Карран и Фрэнсисом Линчем тайком смолили за хозяйственными пристройками.

Задолго до встречи с Кормаком она уже выкуривала по двадцать сигарет в день, активно отравляя свои легкие. Но именно Кормак, которому лишь порой случалось перехватить сигаретку, скончался задолго до сорока одного от рака легких.

Она тряхнула головой, прогоняя боль, которую до сих пор вызвали воспоминания о муже, после чего легонько похлопала кожу у себя под подбородком. Да уж, упругой не назовешь! Шея и грудь тоже выглядели не лучшим образом. Тот еще видок в девятом часу утра.

Прошедшая ночь тоже внесла свой вклад в ее внешность: слишком много выпивки и сигарет при минимуме еды. И такое повторялось довольно часто. Поживи так с годик-другой – точно будешь выглядеть старше своего возраста.

Хелен, впрочем, никому не признавалась, что ей сорок один. Тридцать шесть, и точка. Единственный случай, где она признавала ложь. Сорок один. Глядишь, и старость уже не за горами.

Сара была в числе тех немногих, кто знал ее настоящий возраст. Сара, пожалуй, знала о Хелен больше, чем кто-либо, включая ее родителей. Особенно родителей. Хелен и сама не понимала, как это произошло, но с течением лет они с Сарой подружились.

Ни одной личной встречи. Может, правда, это их и сблизило. Проведи Сара минут десять в компании Хелен, и ей бы наверняка захотелось сбежать куда подальше. Нечто подобное могла испытать и Хелен. Они были настолько разными, насколько это можно себе представить.

Но на каком-то уровне они понимали друг друга как нельзя лучше. Да, Сара была немыслимо романтичной. В людях она видела только хорошее и готова была довериться любому незнакомцу. С другой стороны, что в этом плохого? Ее доверчивость прекрасно уравновешивала цинизм, присущий Хелен.

Переписка их продолжилась даже после того, как были отосланы все рецепты. С каждым письмом эта внутренняя связь укреплялась все больше. И хотя Хелен не раз случалось поражаться тому, что она считала Сариной наивностью, письма с маркой Килдэра вносили в ее жизнь немало разнообразия.

От этих писем исходило ощущение безоговорочного счастья. Их писала счастливая женщина, влюбленная в собственного мужа и всецело довольная своей работой. У многих такой человек вызывает только раздражение. Но разве можно было злиться на Сару с ее невероятной способностью во всем видеть только хорошее?

Через пару месяцев после того, как у них с Хелен завязалась переписка, Сара потеряла первого ребенка. Конечно, она была страшно расстроена, но старалась рассуждать философски. Подобное случается со многими, писала она. Будем надеяться, в следующий раз мне повезет больше. Но спустя два года несчастье повторилось, и на этот раз никакой позитивный настрой не мог совладать с ее болью.

Читая о выкидышах, ощущая ту муку, которая буквально сочилась между строк, Хелен испытывала подлинное сочувствие. Не нужно было знать Сару лично, чтобы понять – из той получилась бы прекрасная мать. Но судьба раз за разом перечеркивала ее надежды, тогда как другим – тем, кому и дела не было до материнства, – ничего не стоило забеременеть.

Сама Хелен зачала без всяких усилий, просто перестав принимать противозачаточные. Сара не мыслила своей жизни без детей, но все ее попытки неизменно заканчивались выкидышами.

Хелен чувствовала себя совершенно беспомощной. Ясно, что все ее кремы и слова поддержки не могли облегчить страданий Сары. Другое дело, что той, возможно, нужно было просто выговориться. Ничего, настанет время, когда ей удастся выносить ребенка все девять месяцев. Тридцать два – еще не возраст.

Выйдя из ванной, Хелен направилась в комнату Элис. Переступив через сваленную в кучу одежду, она подошла к окну и раздвинула занавески.

– Пора в школу.

С кровати послышался недовольный стон.

– Пять минут. И не забудь принести вниз эту одежду.

Через неделю Элис исполнится двенадцать. Всего двенадцать, а ведет себя, как трудный подросток. Хмурится, всегда отвечает односложно, при каждом удобном случае стремится увильнуть от домашней работы. Хелен старалась не заострять на этом внимания, настаивая лишь на том, чтобы Элис мыла после ужина посуду да поддерживала относительный порядок у себя в комнате. Хелен и сама не была образцовой домохозяйкой, так чего, собственно, ожидала она от дочери?

Другое дело, школа. Элис не проявляет стараний – раз за разом повторяли на родительских собраниях. В качестве варианта: Элис грубит. Потрепанные тетради дочери были исписаны пометками учителей: из рук вон плохо. Или: могла бы сделать лучше. По результатам экзаменов Элис стойко держалась в хвосте класса.

«Да что с тобой такое? – срывалась Хелен после того, как очередной учитель знакомил ее с неутешительными оценками дочери. – Ты бы могла быть лучшей в классе – с твоими-то мозгами. Почему ты их не используешь?»

Элис в ответ только пожимала плечами, выжидая, пока родительским наставлениям придет конец. В такие минуты Хелен хотелось схватить дочь и как следует встряхнуть, и лишь усилием воли она заставляла себя сдерживаться. Нате вам, типичный подросток: глаза прячутся за неопрятной челкой, которую Элис отказывается подстричь. Потрепанные края джинсов волочатся по земле, так что в дождь ее брюки промокают до колен. И ногти обгрызены – совсем как у ее матери.

Спустившись вниз, Хелен подняла с пола у двери свежую газету. С тех пор, как она занялась журналистикой, газеты доставляли пять раз в неделю – маленькая роскошь, которую она могла себе позволить. Хелен распахнула дверь в их обшарпанную кухню: после смерти Кормака здесь ничего не менялось. Коричневая стойка, газовая плита в углу, шаткий обеденный столик, привалившейся к желтому узору стены, дешевые шкафчики для посуды и продуктов, чьи дверцы безнадежно перекосились от времени. Потрескавшийся линолеум, который выбирала еще бабушка Кормака. Вся эта обстановка мало интересовала Хелен. Ну какая ей разница, что за обои у нее на стенах?

Тостер щелкнул, выплюнув кусок хлеба. На кухню, привычно сутулясь, вошла Элис. Подцепив тост, она присела за стол и приступила к завтраку.

– Тарелка, – сказала Хелен, не отрываясь от газеты.

Громко вздохнув, Элис схватила первое попавшееся блюдце.

– Ты принесла ту одежду?

– Забыла.

Как обычно, Элис жевала тост всухомятку. Хелен давно забросила попытки напоить ее чем-то вроде сока, молока или любой другой жидкости.

По радио запели «Duran Duran». Наверху раздался шум смываемой в унитазе воды.

Элис с негодованием воззрилась на мать.

– Он снова здесь.

Хелен продолжала скользить глазами по строчкам.

– Здесь, да?

– Если ты об Оливере – то да, здесь.

Элис с раздражением вгрызлась в тост.

– Дьявол, – буркнула она с набитым ртом.

Мать бросила на нее сердитый взгляд.

– Следи за своей речью.

– Ты сама все время так говоришь.

– А если я спрыгну со скалы, ты тоже решишь не отставать?

Элис что-то невнятно буркнула в ответ. Возможно, пожелала матери именно этого – свалиться со скалы, раз и навсегда исчезнуть из ее жизни. Интересно, как бы она отреагировала, если бы Хелен отложила вдруг газету и сказала: Однажды я чуть не прыгнула с моста в реку. Тебе тогда было три, твой отец только умер, и мне самой не хотелось жить. На пару секунд это могло бы стереть недовольную гримаску с лица Мадам.

День, когда она едва не убила себя, но все-таки вернулась домой живой и невредимой, Хелен считала поворотным моментом в своей жизни. В тот вечер она взяла кухонные ножницы и обкорнала волосы. Позднее она осознала, что для нее это символизировало шаг вперед. Первая попытка вырваться из когтей ада, оставить позади весь этот кошмар.

Разумеется, потребовалось еще несколько месяцев, чтобы внутренне окрепнуть и изложить на бумаге свой опыт работы за прилавком магазина. Но душевное выздоровление Хелен началось в тот самый вечер, которому предшествовал мрачнейший день в ее жизни.

Подлинным спасением для нее стало написание статей. Просто чудо, что ей удалось найти занятие, которое не только нравилось, но и приносило доход. С каждой статьей Хелен все дальше отходила от едва не поглотившей ее тьмы. За эти восемь лет она настолько втянулась в свою работу, что уже не представляла другого занятия в жизни.

Годы промелькнули незаметно. Кормака уже восемь лет как не было в живых. А Хелен исполнился сегодня сорок один год. Чуть позже к ней наверняка заглянет мать со своим обычным презентом. Они посидят за чашечкой кофе, делая вид, будто рады встрече.

Отец Хелен, доработав до семидесяти двух, ушел на пенсию. Было это четыре года назад. Где только ее родители не побывали за это время – и на Карибских островах, и на юге Франции. Денег у них было достаточно, чтобы отдохнуть с шиком. По правде говоря, они предлагали и им с Элис оплатить отдых, но Хелен вежливо отказалась.

Они с Элис все так же заглядывали к родителям Хелен раз в неделю, высиживали часок в безукоризненно чистой кухне за ничего не значащей беседой. Они все так же дарили подарки на Рождество и дни рождения. И Хелен все так же чувствовала пропасть между собой и этими людьми.

Дверь распахнулась, и на пороге кухни появился Оливер. Босой, одетый в джинсы и футболку.

– Утро доброе, – кивнул он Элис. Та в ответ вскочила со стула и скрылась за дверью, оставив на тарелке недоеденный тост.

– Я все еще пользуюсь небывалым успехом, – хмыкнул он, прислушиваясь к удаляющимся шагам девочки. – Приятный сюрприз.

Потягивая кофе, Хелен смотрела, как Оливер наполняет кружку из кофеварки.

– Я думала, ты побудешь в постели, пока мы не уедем.

– Да брось. Ей одиннадцать лет, – поставив на стол кофе, он подошел к Хелен. – Неужели ты хочешь, чтобы она указывала тебе, что делать, а что нет? – Расстегнув пуговицу на рубашке Хелен, он легонько сжал ее грудь. – Это ты взрослая, а она – ребенок. – Ласки его становились все настойчивее.

Хелен постаралась подавить желание, вспыхнувшее при этом прикосновении. Достаточно ему взглянуть на нее, и она уже готова.

– Я не желаю афишировать свою личную жизнь, вот и все, – отстранившись, она встала из-за стола и принялась собирать грязные тарелки. – Если хочешь, приготовь себе завтрак. В холодильнике, если помнится, были яйца.

– Да нет, обойдусь кофе, – прислонившись к столу, он скрестил на груди руки. – А ты в курсе, что ты весьма сексуальная особа?

Поставив в раковину посуду, Хелен застегнула пуговицу.

– Доводилось слышать.

Про свой день рождения она так и не упомянула. С Оливером они встретились три месяца назад на одной журналистской сходке, куда Хелен из чистого любопытства выпросила приглашение.

– Оливер Джойс, – протянул он голосом, темным и густым, как шоколад. – Мне нравятся ваши статьи.

Взгляд его зеленых кошачьих глаз был оценивающе-ленивым. Серый костюм поверх черной рубашки, никакого вам галстука. Под ботинками – такое Хелен видела впервые – вообще не было носков. Из открытого ворота рубашки торчали черные волоски. Было в облике этого человека что-то опасно-притягательное.

– Как-то связаны с Джеймсом? – поинтересовалась она, ощущая в теле приятное тепло – результат солидной порции виски на голодный желудок.

– Читал «Улисса». Сойдет?

Вполне, решила Хелен. Часом позже они ускользнули в его гостиничный номер. Потом был ужин в ресторане – устрицы под пиво, а затем новый раунд постельных утех. Забирая на следующий день у родителей Элис, Хелен чувствовала смертельную усталость и вместе с тем восхитительное удовлетворение.

Оливеру было тридцать. Он только-только развелся и жил на окраине Дублина с одним из братьев. Сотрудничал он с самыми разными изданиями, придерживаясь в основном музыкальной тематики. Писал о феномене U2[5], о новом кельтском панке, который играли The Pogues, группа, необычным образом сочетавшая поп, рок и традиционную ирландскую музыку.

Галстука Оливер не носил. Ладони у него всегда были теплыми. На четверть испанец – по его собственному утверждению. Хелен не было дела ни до его предков, ни до его модных предпочтений. Главное, что в постели он проявлял редкую неутомимость и прекрасно разбирался в тонкостях женского тела. Впрочем, если верить ему же, он предпочитал не ограничиваться одними женщинами. Оливер был первым мужчиной, который оказался в ее постели после смерти Кормака.

Ее родители, узнай они про Оливера, воспылали бы праведным негодованием. Еще бы – привести в дом мужчину, когда там жила одиннадцатилетняя дочь. Но у Хелен просто не было выбора.

Разумеется, Элис такой расклад ничуть не обрадовал.

– Терпеть его не могу.

– Это почему же?

– От него воняет. И он зовет меня Элли.

– Это крем после бритья. Скажи ему, что предпочитаешь имя Элис.

И все же Хелен старалась, чтобы эти двое встречались как можно реже. Она знала, что Оливер в ее жизни не навсегда. На роль мужа он явно не годился, и Хелен это устраивало. Она не желала повторения той боли, какую несли с собой брак и любовь. Оливер позволял ей отвлечься от серых будней, и только. Рано или поздно он увлечется кем-нибудь помоложе и бросит Хелен. А она отпустит его без всяких сожалений. Ну, или почти без сожалений.

Жизнь ее давно обрела размеренный ритм, ничуть не похожий на безумство первых лет их совместного проживания с Кормаком. По утрам, отправив Элис в школу, она брала интервью или подыскивала материал для новых работ. Дни и вечера уходили на чтение и написание статей.

Где-то раз в неделю она ходила в театр, чтобы сделать потом анализ очередной пьесы. Элис оставалась под присмотром Анны, давней своей нянечки – та, к счастью, по-прежнему жила через дорогу. Оливер тоже иногда заглядывал с ней в театр, но чаще Хелен бывала там одна.

Пожалуй, стоит упомянуть про Оливера в очередном письме к Саре. Пока что Хелен умалчивала о его существовании – чутье подсказывало ей, что благопристойно-замужняя миссис Флэннери не одобрит подобной связи. В чем Хелен ни секунды не сомневалась, так это в том, что Сара сберегла себя для первой брачной ночи. Она так и видела, как Сара разоблачается в ванной, чтобы надеть длинную ночную рубашку, а затем, краснея, предстает перед мужем.

Скорее всего, ее приведет в ужас сам факт внебрачной связи. С другой стороны, это может отвлечь ее от печальных мыслей. К тому же Сара наверняка успела привыкнуть к грубоватой прямолинейности Хелен.

Схватив ключи от машины, Хелен распахнула кухонную дверь.

– Элис, – окликнула она, и музыка наверху мгновенно умолкла.

The Smiths – то немногое, что нравилось одновременно и матери, и дочери.

– Удачного тебе дня, – сказал Оливер, с удовольствием потягивая кофе. – Я позвоню, как освобожусь.

Никакой договоренности, никаких планов. Он вообще не любил строить планы. Хелен почти не сомневалась, что из ее постели он прямиком отправлялся в другую.

– Сегодня мой день рождения, – сказала она Элис по пути в школу.

Та взглянула на мать.

– Серьезно? Ты никогда об этом не говорила.

– Вот теперь говорю, – она притормозила за цепочкой машин, ожидая возможности повернуть направо. – В любом случае это на неделю раньше твоего.

– Поэтому он и остался у нас на ночь?

Хелен слегка наклонилась вперед.

– У него есть имя.

Ноль реакции.

– Мне снова двадцать один, – сказала Хелен. – Разве не здорово?

– Угу. Ой, смотри! – она ткнула пальцем в проехавшего мимо велосипедиста. – Ест мороженое под дождем! Ну и дурачок.

– Мороженое на завтрак, – откликнулась Хелен, продолжая смотреть прямо перед собой.

Сара

– Спасибо, что поменял шину, – сказала она Нилу.

– Всегда пожалуйста.

– Велосипед стал намного устойчивее.

– Рад слышать.

Вот и весь разговор. Они совсем перестали общаться, как в былые времена, причем по ее вине. Нил не раз пытался сблизиться, но она решительно отталкивала его. И так до тех пор, пока он не прекратил попытки. За полтора месяца, прошедшие с момента выкидыша, они ни разу не занимались любовью. И Саре некого было винить в этом, кроме себя.

– Мы с Нилом стали совсем чужими, – призналась она Кристине во время телефонного разговора. – Мы практически не общаемся.

– Я бы не стала так переживать… Эйдан, оставь его в покое. Сара, подожди секундочку.

Из трубки донеслось детское хныканье. Кристина, не сдерживая раздражения, что-то выговаривала сыновьям. Сара терпеливо ждала, пока она вернется.

– Прости, – сказала сестра, вновь беря трубку. – Никакого слада с этими мальчишками.

– Я отрываю тебя от дел.

– Что ты, ничуть. Так о чем мы? Ах, да, Нил… Послушай, вам пришлось пережить не самый лучший момент, в этом все дело. Со временем все пройдет.

– Надеюсь, ты права.

– Разумеется, права… Сара, помнишь, я как-то упоминала про женщину из Килдэра?

– Помню.

Эта женщина всплывала в их разговоре минимум раз в неделю после Сариного выкидыша.

– Дороти Ферлонг ходила к ней в прошлом году, когда у нее умер муж. Ей здорово помогло. Я ведь уже рассказывала тебе об этом?

– Да.

– Хочешь, я дам тебе ее номер? Мы с Дороти как раз встречаемся…

– Нет, спасибо, – быстро сказала Сара. – Если я все-таки соберусь к ней, обязательно дам знать.

– Обещаешь, что всерьез подумаешь об этом?

– Обещаю.

Но Саре совсем не хотелось идти к психотерапевту. Она и помыслить не могла, что какой-то чужак, пусть и высокопрофессиональный, будет копаться в ее горе, вынуждая раз за разом переживать то, о чем она предпочла бы забыть. Сидеть час в какой-нибудь унылой комнатке, увешанной всевозможными сертификатами… и разглядывать стоящее на столе фото детишек, которых эта женщина родила безо всяких хлопот.

Пусть уж лучше все будет как будет. Куда проще ходить каждый день на работу, не думая ни о чем, кроме новых рецептов и меню на завтра. Болтать о пустяках с обитателями дома престарелых, которые смотрели на нее с нескрываемым сочувствием… Все, кроме Мартины. Та общалась с ней, как обычно, за что Сара была ей искренне благодарна.

«Вернулись наконец-то», – фыркнула Мартина, когда Сара вновь появилась на работе после вынужденного отдыха. Никаких тебе сочувственных слов или расспросов, от которых Саре становилось только хуже.

Она бросила взгляд на кухонные часы. До выхода из дома оставалось пять минут. Достаточно, чтобы выпить чашечку чая и почитать письмо Хелен, которое пришло этим утром.

У нас тут льет и льет. Мой сосед, невзирая на дождь, упорно подстригает изгородь. Прикрыл голову полиэтиленовым пакетом и щелкает ножницами. Такое чувство, что у человека нет ничего дороже, чем этот бесценный сад (не считая его старого облезлого кота). Это тот самый тип, который стучит мне в стенку всякий раз, когда я погромче включаю музыку. По-моему, я о нем уже писала. Тебе, впрочем, здорово повезло, что ты не живешь со мной стенка в стенку – таких, как я, трудно назвать идеальными соседями.

Сара улыбнулась. В письмах Хелен всегда было столько энергии! А эта журналистская привычка – придумывать всякие впечатляющие детали? Сосед с пакетом на голове – ну и дела!

Она перевернула страницу.

А теперь приготовься – хочу сделать тебе маленькое признание. Я обзавелась любовником. Кажется, так это называют? Представь, ему всего тридцать. Помладше тебя и на целых одиннадцать лет моложе меня (сорок один год – ура-ура!). Познакомились мы пару месяцев назад на одной журналистской конференции и с тех пор практически неразлучны. Разумеется, это все ненадолго, но пока что я получаю массу удовольствия. Парень знает, как ему вести себя в постели! В общем, на этом и закончим, а то я совсем тебя засмущаю. Мы с ним – вольные птички, так что перестань негодующе хмуриться.

Стоит ли говорить, что Элис от него не в восторге. С другой стороны, что бы я ни сделала, она все воспринимает с недовольной гримасой. На следующей неделе ей исполнится двенадцать – на шаг ближе к подростковому возрасту (Господи, помилуй!).

Надеюсь, я не слишком шокировала тебя своим признанием. Знаю, ты куда более благопристойная личность, чем я сама. Ну что тут скажешь? У меня есть свои потребности, и этот парень превосходно их удовлетворяет.

У Хелен есть любовник. Мужчина, на одиннадцать лет моложе ее самой. Она вовсю занимается сексом с парнем, с которым едва знакома. Причем, судя по письму, отношения их могут закончиться в любой момент.

Не сказать, впрочем, чтобы Сара была слишком шокирована. В последнее время все только и говорили о сексе – будь то в браке или вне его. Похоже, она осталась последней женщиной на земле, которую не страшила мысль о единственном сексуальном партнере на всю жизнь.

С другой стороны, муж Хелен умер, когда она была совсем еще молодой. И за все то время, что они с Сарой писали друг другу, она ни разу не упоминала о каких-либо романтических отношениях. Может, никто до сих пор просто не обращал на нее внимания? А этот тридцатилетний парень первым проявил к ней интерес? Так почему бы ей не воспользоваться этим шансом и не наладить свою интимную жизнь – пусть и на время?

Кроме того, если оба они свободны, никто особенно не пострадает – за исключением, разумеется, бедняжки Элис, которую не слишком обрадовал такой поворот событий. Скорее всего, она даже не догадывается, что этот мужчина спит в одной постели с ее матерью – наверняка Хелен сделала все возможное, чтобы завуалировать эту связь. И все равно появление в доме чужого мужчины должно было всерьез выбить ее из колеи.

Отложив письмо, Сара поднялась из-за стола. Пусть Хелен живет так, как ей хочется – Сара не станет упрекать ее в нехватке материнских чувств. Какое право имеет она критиковать чужие промахи, если самой ей так и не удалось столкнуться со всеми радостями и трудностями материнства?

Когда она будет сочинять ответ Хелен, то и словом не упомянет о своих переживаниях, связанных с благополучием Элис. Напишет только, что рада за подругу, которая обрела, наконец-то, кусочек женского счастья.

А сегодня вечером она приготовит на ужин бараньи ребрышки – любимое блюдо Нила. Попытается стереть то отчуждение, которое возникло по ее вине. Нил – хороший человек и хороший муж. Он не виноват в том, что случилось.

Я обзавелась любовником. По лицу Сары скользнула слабая улыбка. И правда, до чего неожиданный поворот событий!

Хелен

Распахнув дверь в гостиную, она замерла, оглушенная воплями с экрана. Элис лежала на диване, закутав волосы в полотенце. Хелен взяла пульт и сильно убавила звук. Реакции на это не последовало.

Хелен всмотрелась в экран. «Улица коронации». Сериалу уже лет двадцать, и начался он еще до рождения Элис. Вот среди героев мелькнул мужчина, лицо которого показалось Хелен смутно знакомым. Не он ли снимался тут с первого эпизода? Целая жизнь на экране. Выглядел он значительно старше, но отнюдь не счастливее. Интересно, не путает ли он порой две эти жизни? Не называет ли настоящую жену именем вымышленной? Не просыпается ли посреди ночи и не лежит потом, прислушиваясь к звуку стаканов, доносящемуся из соседнего паба?

Хелен тоже смотрела «Улицу коронации»… Она смотрела все мыльные оперы в первые месяцы после рождения Элис. Только на это у них с Кормаком и хватало энергии между бесконечными кормлениями, пеленаниями и колыбельными, призванными хоть ненадолго успокоить новорожденное чадо. Как в трансе, сидели они на диване, игнорируя громоздившуюся в раковине посуду и выставленную за дверь корзинку с грязными пеленками.

Кормак чаще всего дремал, сморенный усталостью и звуком телевизора, но Хелен отстраненно наблюдала за тем, как люди влюбляются и женятся, а потом изменяют друг другу и разводятся. Несмотря на усталость, она без труда замечала надуманность сюжетных линий и морщилась от дежурных диалогов и плоских характеров.

Со временем жизнь вернулась в привычное русло, и Хелен раз и навсегда забыла о телесериалах. Но вот вам – «Улица коронации»! Продолжает дважды в неделю заглядывать к ним в гостиную, невзирая на полное отсутствие интереса со стороны Хелен.

– Что на ужин?

– Киш, через десять минут.

Рецепты, полученные от Сары несколько лет назад, легли в основу их меню. Двенадцати блюд вполне достаточно, написала тогда Хелен. Хватит на две недели полноценных ужинов, с одиночным перерывом на готовую фасоль, яичницу или наше давнее лакомство – рыбные палочки.

Почему бы не сделать рыбные палочки самим? – поинтересовалась Сара в следующем письме. Так они выйдут куда вкуснее и питательнее.

А почему бы не купить их в магазине и не освободить себе целый вечер? – ответила Хелен, и больше они этот вопрос не обсуждали. Отныне в ее распоряжении находилось около двенадцати блюд, среди которых были свиные ребрышки, бефстроганов с грибами, семга в слоеном тесте (тесто можно купить прямо в магазине), окорок и киш с черемшой.

Элис съедала все с большим или меньшим аппетитом. Хелен и ее пыталась приохотить к готовке, но девочка решительно отказывалась стоять у плиты. Готовь ужин или мой посуду, постановила Хелен, и Элис выбрала посуду.

Оливер, как правило, тоже был доволен ее стряпней. Другое дело, что в его присутствии атмосфера за столом сразу накалялась. Элис всем своим видом выказывала недовольство, предпочитая отвечать на вопросы односложным мычанием. В последнее время, впрочем, эти двое вовсе старались не замечать друг друга, тогда как Хелен упорно делала вид, что ничего не происходит.

На свой двенадцатый день рождения Элис пригласила пятерых подружек. Малолетние девицы, одетые как мини-проститутки, безудержно хихикали и повизгивали, а их совместного макияжа хватило бы Хелен на пару добрых недель. В гостиной, прямо на полу, стояли чашки и блюда с чипсами, попкорном и мясными роллами.

Предложение насчет торта было решительно отвергнуто.

– Торт – для малышей, – заявила Элис, закатывая глаза от столь явного невежества матери.

– Не ты ли принесла месяц назад кусок торта со дня рождения Пэтси Мак-Менамин? – возразила Хелен.

– Ее отец работает в булочной, отсюда и торт.

Ее отец. После смерти Кормака трехлетняя Элис без устали расспрашивала Хелен об отце.

– Где папа? – первым делом поинтересовалась она, вернувшись домой на следующий день после похорон.

– Ему пришлось уехать, – каждое слово давалось Хелен с большим трудом. – Он очень жалел, что не смог с тобой попрощаться.

– А когда он вернется? – не отставала Элис.

– Скоро, – выдавила из себя Хелен едва ли не шепотом.

Всю следующую неделю Элис не прекращала расспросов. Каждое утро она заходила к Хелен в спальню и отдергивало одеяло со стороны Кормака, продолжая играть в прятки – в ту игру, которую оба они так любили. И личико ее вытягивалось всякий раз, когда он не выскакивал из-под одеяла с привычным «Ух!»

Потом, в одно прекрасное утро, Элис вошла в спальню и молча остановилась у постели. Некоторое время она смотрела на пустое место рядом с Хелен, не делая попытки приподнять одеяло. Расспросы об отце тоже становились все реже, пока наконец не прекратились вовсе. И хотя Хелен это избавило от мучительной необходимости говорить о Кормаке, ее не могло не огорчать безразличие дочери.

Через восемь месяцев после смерти Кормака Элис пошла в начальную школу. Как-то раз она спросила у матери, почему у нее, в отличие от других учеников, нет папы. Взглянув на нее, Хелен с ужасом осознала, что Элис напрочь забыла отца. Взяв дочку за руку, она подвела ее к семейной фотографии, украшавшей лестничный пролет.

– Вот твой папа, – сказала Хелен. – Он заболел и ушел на Небеса. Поэтому мы больше не можем его видеть.

Несколько секунд Элис молча разглядывала фото. Хелен готовилась к расспросам, размышляя о том, что можно рассказать о смерти четырехлетнему ребенку.

– Забавные у тебя тут волосы, – сказала наконец девочка, и тема на этом была закрыта. С того времени они редко говорили о Кормаке. Элис была слишком маленькой, когда он умер. У нее не сохранилось ни воспоминаний о нем, ни переживаний из-за его смерти. Да оно и к лучшему.

– Уже сделала домашнее задание? – поинтересовалась Хелен.

– По большей части, – ответила Элис, не отрывая взгляда от экрана.

Хелен вновь взяла пульт и выключила телевизор.

– Правила тебе известны. Отправляйся к себе.

Элис все также молча сползла с дивана. Хлопнула дверь гостиной, с лестницы раздался гневный топот ее шажков. Хелен вздохнула. Если бы она получала по фунту за каждую такую выходку дочери, надобность в журналистике отпала бы сама собой.

По взаимному согласию над домашними заданиями Элис трудилась в одиночку. Они и без того много спорили, чтобы засорять еще и это пространство. Хелен время от времени заглядывала дочери в тетради, а та каждый вечер приносила ей на подпись дневник.

Только она вытащила из духовки киш, как зазвонил телефон.

– Свободна вечером? – раздался из трубки басок Оливера. – Могу заглянуть около одиннадцати.

Одиннадцать. Слишком поздно для бара или клуба, даже если удастся оставить Элис на попечение Анны. Никакого намека на то, чем он намерен заниматься до одиннадцати. Или с кем он намерен этим заниматься. Оливер, по сути, напрашивался на секс.

Хелен вытащила из пачки сигарету. Она не из тех, могла бы сказать она Оливеру, кого тащат в постель всякий раз, когда у тебя нет желания спать в одиночку. Но этого она, конечно же, не скажет. Секса ей хотелось не меньше, чем Оливеру. Даже мысль о его прикосновениях заводила ее не хуже всяких ласк.

Сара ни за что бы не одобрила свидания, целью которого являлся один только секс. Опять же, хорошо быть праведницей, когда у тебя есть законный муж.

– Лучше в половине десятого, – сказала она в трубку. – Я сегодня намерена лечь пораньше.

Закурив сигарету, Хелен втянула крепкий дым и попыталась вспомнить, не осталось ли у нее массажного масла. При всех своих недостатках, Оливер Джойс делал умопомрачительный массаж.

Сара

Она взглянула на него с нескрываемым ужасом.

– Усыновление?

– Почему бы и нет? Это тоже вариант.

Вариант: чей-то чужой, нежеланный ребенок. Кровь бросилась ей в лицо.

– Да как ты вообще мог подумать об этом? С чего ты решил, что я соглашусь на усыновление? Разве я когда-нибудь…

– Ну что ты так разозлилась? Почему бы нам просто не обсудить такую возможность?

– Тут нечего обсуждать.

– А я думаю, есть. Для меня загадка, почему ты сразу отбрасываешь такой вариант. Ты хочешь ребенка…

Сара в гневе воззрилась на мужа. Глаза у нее пощипывало от слез.

– Я хочу? Нас тут, между прочим, двое. А тебе, значит, все равно, будет у нас ребенок или нет? Неужели только я страдаю из-за трех этих выкидышей?

Нил потянулся было к ней, но Сара тут же отдернула руку.

– Послушай, – терпеливо продолжил он, – разумеется, мне не все равно. Поэтому я и заговорил об усыновлении. Ты же знаешь, я хочу детей не меньше тебя. Но если это будет продолжаться и дальше, твой организм просто не выдержит.

Сара вскочила на ноги, только что не отшвырнув свой стул. Вытирая ладонью слезы, она остановилась у окна. Неужели так будет и впредь? Неужели все ее дети обречены умереть еще до рождения? От этой мысли ей стало еще хуже.

– Мы будем пытаться и дальше, – сказала она, глядя на ветви вишневого дерева, такие прекрасные в пору цветения и такие обычные и невзрачные сейчас, на исходе июня. – Я не сдамся. Я просто не могу отступить.

– Я и не прошу тебя отступать. Разумеется, мы продолжим попытки, раз ты так настроена. Но я переживаю из-за тебя, ведь с каждым разом ты становишься все несчастнее. Если бы могли приютить у себя чужое дитя… Просто подумай об этом. Я знаю, из тебя получится превосходная мать.

Наклонившись, Сара прижалась лбом к окну. Стекло было холодным как лед. Да, из нее могла бы получиться чудесная мать. Но получилась чудесная тетя. Закрыв глаза, она вспомнила Кристину. Моложе ее на год, но уже через пару недель станет матерью в третий раз.

Саре вспомнилась Анжела Райан, вместе с которой она училась в школе. Анжела и два ее брата жили в приемной семье. На эту троицу все смотрели с нескрываемой жалостью. Вспомнила она и миссис Райан. Та выглядела старше других матерей. В дождливую погоду она подвозила приемных детей до школы, а потом долго махала вслед, хотя им и в голову не приходило обернуться.

Но откуда тогда жалость? Разве они не попали к тем, кто действительно хотел детей? У мистера и миссис Райан был небольшой магазинчик на углу улицы. Мистер Райан неизменно угощал тебя леденцом, когда ты заглядывал с матерью в магазин, чтобы купить свежую булку или брикет мороженого. До чего ж ты большой, восклицал он. И никогда не забывал поинтересоваться, в какой класс ты уже перешел.

Не исключено, что настоящая мать тоже любила Анжелу и мальчиков, но не в состоянии была обеспечить их всем необходимым. Так какое право имели они все презирать или жалеть этих детишек?

Открыв глаза, она повернулась к мужу.

– Ты обещал, что поможешь отцу починить дверь в сарае.

Пару секунд Нил растерянно смотрел на жену, после чего тоже встал из-за стола.

– Я помню, – сказал он, стряхивая в мусорное ведро яичную скорлупу.

Сара молча смотрела ему вслед. Ну вот и все, разговор окончен. Если Нил снова заговорит об усыновлении, она промолчит или выйдет из комнаты. Рано или поздно ему это надоест, и он откажется от мысли о чужом ребенке.

Тем не менее вопрос этот продолжал вертеться у нее в голове, пока она резала, взбивала и помешивала на кухне дома престарелых. Что ужасного в том, чтобы воспитать чужого ребенка? Беспомощный малыш, который нуждается в твоей заботе – материнский инстинкт непременно взял бы верх над ее опасениями. Начни заботиться, и со временем полюбишь его как своего.

Но для Сары это фактически означало, что ей никогда уже не стать настоящей матерью, не выносить собственного ребенка, не приобщиться к этому чуду. И как бы ни заслуживали брошенные дети счастливой семьи, какая бы прекрасная приемная мать ни вышла из Сары, она не желала мириться с поражением, которое подразумевал подобный исход событий.

Надо будет посоветоваться с Хелен. Она напишет ей о своей дилемме в следующем письме. Мнение Хелен много значило для Сары, ведь та всегда говорила то, что думала. Именно ее прямолинейность свела их в самом начале: Хелен тогда безжалостно проехалась по одной ужасной книжке, а Сара сочла необходимым отреагировать на столь жесткую критику. Но именно честность Хелен Сара ценила сейчас больше всего.

Нужно послать ей подарок, решила она ни с того ни с сего. Хелен же прислала ей крем, когда Сара чувствовала себя так ужасно, и этот подарок тронул ее до глубины души. Она тоже выберет что-нибудь приятное для подруги, когда пойдет за покупками, – так, небольшой пустячок, вовсе не обязывающий Хелен отвечать тем же.

Ах, да, не забыть бы еще и про Элис! Бедняжка Элис. Мало того, что она растет без отца, ей еще приходится приноравливаться к любовнику матери. Сара найдет какой-нибудь подходящий презент, завернет его в красивую бумагу и перевяжет розовой ленточкой. Элис всего двенадцать – совсем еще девочка, что бы там Хелен ни говорила про нее. А какая девочка не любит красивые упаковки?

На работе не продохнуть, написала она через пару дней, поскольку моя помощница Бернадетта слегла с гриппом. Кое-кто из наших постояльцев тоже заболел. Одного даже пришлось отправить в больницу. Я навестила его прошлым вечером – принесла бедняге кусок свежего пирога. Но он даже не выказал желания поесть.

Погода тоже не радует – давно уже не было таких холодов. Дома у нас уходит около мешка угля в неделю. Нил каждый вечер приходит с работы промерзшим до костей и сразу принимает горячий душ. Вот они – прелести работы под открытым небом. Счастье еще, что он любит свое занятие.

В воскресенье мы ждем к себе на ужин моего отца и мать Нила. Нуала только что вернулась из Джерси, где гостила у друзей. Ей уже семьдесят один, а она по-прежнему полна энергии. Такая жалость, что отец Нила заболел совсем молодым – вместе они могли бы прожить замечательную жизнь. Я была бы только рада, если бы у них с моим папой завязались отношения, но пока что они держатся, как чужие.

Прилагаю к письму маленький подарок – так, без повода. Просто я увидела его и решила, что тебе может понравиться. Надеюсь, я не ошиблась: не так-то просто угадать вкусы человека, с которым ты никогда не встречался (хоть иногда мне и кажется, что я знаю тебя очень хорошо!). Еще я прилагаю отдельный подарок для Элис (надеюсь, ты не против?). Не хочу, чтобы она чувствовала себя обделенной.

Только прошу тебя – не чувствуй себя обязанной отвечать тем же. Я поступаю так потому, что мне самой этого захотелось. По сути, я делаю это не только для тебя, но и для себя. Тем более что ты уже прислала мне крем (нет-нет, я дарю тебе подарок вовсе не по обязанности!).

Как развивается твой роман? Надеюсь, ты счастлива. И очень надеюсь, что Элис привыкла к твоему возлюбленному.

Поморщившись, она перечитала написанное. Пустая болтовня, любезности. Ни слова о том, что ее действительно волновало. Ну же, давай.

Хелен, мне нужен твой совет. Несколько дней назад Нил ни с того ни с сего поинтересовался, что я думаю об усыновлении. Признаться, я слегка вспылила. Я знаю, он сделал это исключительно с благими намерениями – его тревожит, как могут сказаться на моем здоровье все эти выкидыши. Знаю также, как много детей-отказничков нуждаются в любящей семье. Но мне ужасно хочется выносить и родить собственного ребенка. И согласиться на усыновление – это все равно что признать свое поражение. Возможно, я слишком эгоистична и недальновидна, как тебе кажется?

Она перечитала абзац. Ну вот, главное сказано.

Нил пристроил к окну гостиной специальный ящик (после бесконечных просьб с моей стороны). На выходных я высадила туда бегонии, которые подращивала до этого в горшках. Мне ужасно нравятся эти цветы – такие яркие, что просто душа радуется.

В каком-то смысле, письмам ее было далеко до писем Хелен – у той постоянно случалось что-нибудь новое. Не исключено, впрочем, что Хелен как раз и ценила обыденность Сариной жизни, стабильную работу в доме престарелых, счастливый брак и размеренный ритм ее будней. Не исключено, что Хелен, с ее случайными заработками и неустроенной личной жизнью, даже завидовала слегка подруге по переписке.

Но у Хелен был ребенок. За это преимущество Сара охотно отдала бы все остальное.

Хелен

– Он сегодня немного не в духе, – сказала Кэтрин. – Домашние неурядицы, я полагаю. Ну просто, чтоб ты знала.

– Шутишь, – хмыкнула Хелен.

Жена отговорилась ночью головной болью или потратила больше положенного. И тут появляется она, Хелен, с просьбой повысить ей зарплату. Удачнее момента не придумаешь! С другой стороны, что можно считать удачным моментом при переговорах с такими, как Брин?

Кэтрин нажала кнопку вызова.

– Мистер Брин?

– Да, – голос его, пропущенный через аппарат, обрел металлический оттенок.

– Здесь Хелен Фицпатрик, – сообщила Кэтрин. – Хочет поговорить с вами.

В ответ послышалось невнятное ворчание, которое могло означать что угодно.

– Отправляю ее к вам, – Кэтрин выключила связь. – Ну, удачи тебе.

– Спасибо, – подойдя к двери, ведущей в кабинет Брина, Хелен постучала. Тишина. Ладно, плевать. Потянув за ручку, она заглянула внутрь.

– Доброе утро, – сказала Хелен, делая шаг вперед.

Брин стоял у открытого окна. На Хелен он взглянул с привычным недовольством.

– Итак?

Привет и тебе. Прикрыв за собой дверь, Хелен присела на стул для посетителей. Обойдемся и без приглашений.

Третий ее визит в офис Брина за прошедшие восемь лет. Причем первые два раза она заглядывала сюда по его просьбе. Разумеется, речь шла о статьях, которые он давал ей в работу. На этот раз она заявилась по собственному усмотрению.

– Вы просили меня написать на тему референдума по абортам. Статья готова.

– Могла бы оставить ее у Кэтрин. Или отправить по почте.

Голос у него звучал не столько резко, сколько устало. Не исключено, что виной всему – бессонная ночь.

– Могла бы, – кивнула Хелен. – И все же решила прийти и вручить ее вам лично. Вы же знаете, как я к вам расположена, – открыв сумочку, она достала оттуда статью.

– Тебе что-то нужно, – констатировал Брин, наблюдая, как Хелен кладет статью на стол.

Та взглянула на него с наигранным непониманием. По большому счету, ей даже нравились их перепалки.

– Откуда в вас этот цинизм? Разве не может ваша любимая журналистка заглянуть к вам просто так, без задней мысли?

Брин тоже уселся за стол. Пару секунд он разглядывал Хелен, не обращая внимания на статью.

– О’Дауд, да ты родилась с подобными мыслями.

Хелен подавила желание в очередной раз сказать, что ее фамилия – Фицпатрик. Под глазами у Брина залегли темные круги, плечи слегка поникли. Что-то и в самом деле выбило его из колеи. Ладно, это его проблемы.

– Вообще-то, – осторожно начала Хелен, – мне и правда надо было кое-что обсудить с вами.

Выражение лица его нисколько не изменилось. Он по-прежнему смотрел на нее с каменной невозмутимостью. Мог бы быть очень даже ничего, подумала Хелен, если бы почаще улыбался. Не Аль Пачино, конечно, но и не урод. Ярко-синие глаза, темные с проседью волосы. И не скажешь, что ему скоро шестьдесят.

– Я пишу для вас уже восемь лет, – продолжила Хелен. – Могу предположить, что вам нравится моя работа, иначе бы вы не принимали статью за статьей.

– Хочешь повышения оклада.

Не вопрос, а утверждение. Все в том же мрачно-невозмутимом духе.

– Я впервые обращаюсь к вам с просьбой, – сказала Хелен, пытаясь понять, что кроется за этой невозмутимой миной. – Я никогда не стремилась играть на равных с вашими журналистами-мужчинами, хотя не сомневаюсь, что им вы платите больше.

Брин резко поднялся из-за стола. Кажется, сейчас ее вышвырнут за дверь, подумала Хелен. Что ж, прощай их странная дружба. Жалко даже не отношений, а регулярных выплат, которые она получала за статьи.

– Я поговорю с бухгалтером, – сухо сказал Брин.

Хелен, готовая к яростному спору, ошеломленно поднялась на ноги. Что ж, на этом и остановимся, решила она. Не стоит озвучивать конкретных цифр.

У самой двери она обернулась.

– С вами все в порядке? – вырвалось у нее, прежде чем она успела остановить себя.

– А почему я должен быть не в порядке?

Выражение лица его впервые изменилось: теперь он смотрел на Хелен, слегка прищурив глаза.

– Просто спросила, – ответила она, не отводя взгляда. – Ладно, спасибо, что не отказали.

Брин в ответ чуть наклонил голову. Выйдя из кабинета, Хелен услышала, как щелкнул за спиной дверной замок.

Кэтрин встретила ее широкой улыбкой.

– Ну что, все прошло благополучно?

– Просто чудесно, – ответила Хелен. – Лучше и не придумаешь.

По пути к машине она невольно размышляла над тем, кто это выбил из Брина всю его напористость. Хелен никогда не встречалась с его женой и понятия не имела, есть ли у них дети. Брин, кстати, знал про Элис: несколько лет назад он послал девочке синего слона, когда та сломала себе запястье. Эта игрушка до сих пор сидела у дочки в спальне, наряженная в одну из ее старых футболок.

Интересно, сколько ей прибавят? Надо бы отметить это событие. Заглянув в магазин, Хелен купила себе кружевные лифчик и трусики. Ну разве не забавно? Платит Брин, а удовольствие от покупки получит Оливер.

Вернувшись домой, Хелен убрала со стола и вымыла оставшуюся от завтрака посуду. Она уже загружала в машинку новую порцию бумаги, когда в дверь позвонили.

– Доброе утро, – подмигнул почтальон. – Две посылки по цене одной.

Ни разу не доводилось ей видеть этого человека хмурым. Нетрудно, должно быть, сохранять хорошее настроение, когда весь день радуешь людей посылками. Почему бы и Брину не поменять работу? Развозил бы цветы или что-нибудь в этом роде.

Вернувшись на кухню, она положила на стол два пакета. Легкий, практически невесомый конверт формата А4 был адресован самой Хелен. Вторая посылка, несмотря на меньший размер, выглядела куда солиднее. Красивая обертка сиреневого цвета была перевязана розовым бантом. Для Элис, прочла Хелен на обороте.

Обе посылки отправила Сара – об этом свидетельствовал обратный адрес. Запечатанный конверт для Хелен, аккуратный пакетик – Элис. Что бы это значило?

Отложив сиреневую посылку, Хелен взяла в руки конверт. Она разрезала его с одной стороны, и на стол выскользнул невесомый шарф, в котором сплетались оттенки ярко-малинового, оранжевого и золотого.

Перевернув конверт, она вытряхнула на стол письмо. Пробежав глазами по строчкам, Хелен дошла до места: Прилагаю к письму маленький подарок – так, без повода. Просто я увидела его и решила, что тебе может понравиться.

Подарок. Первый подарок Хелен за много лет, если не считать тех денег, которые она получала от родителей на свой день рождения и Рождество.

Но день рождения ее и поблизости не маячил. К тому же они никогда не обменивались с Сарой подарками на дни рождения и Рождество. Хелен провела рукой по воздушному шарфику, прижала его к лицу. Не из натурального шелка, как тот, какой подарил ей когда-то Кормак. Тот, который она отдала молодой женщине на мосту. И все же похож – яркостью красок и узором.

Прикрыв глаза, она вновь погрузилась в ощущения того дня. В ужас и чувство одиночества, которое было нарушено появлением незнакомки на велосипеде. Как же выглядела та женщина? Хелен помнила только брючный костюм. Синий? Зеленый? Да еще русые волосы. А вот лицо совершенно стерлось из памяти.

Случалось ли ей тоже вспомнить о той странной встрече? Или она забыла о ней сразу, как только добралась до дома?

Но у нее остался шарф Хелен – зримое напоминание о случившемся. Если только она оставила его себе. Может, она сразу же выкинула его в реку. Или привязала к перилам – на случай, если хозяйка вернется за своей вещью.

Открыв глаза, Хелен вновь принялась перечитывать Сарино письмо.

Как развивается твой роман? Надеюсь, ты счастлива.

Ее роман. Как будто Оливер приезжает к ней с цветами и коробками шоколадных конфет, водит ее по театрам и ресторанам, а на выходные покупает билеты до Парижа. Только Сара могла окрестить их отношения столь причудливым образом, хотя Хелен ясно дала понять – то, что происходит между ней и Оливером, далеко от романтической идиллии.

И очень надеюсь, что Элис привыкла к твоему возлюбленному.

Улыбка сошла с ее лица. Ни о какой привычке не могло быть и речи. Последний раз, когда Оливер заглянул на ужин, Элис вовсе не вышла к столу. Выждала момент, когда парочка взрослых удалилась в спальню, и только после этого спустилась в кухню.

Хелен услышала щелчок выключателя, представила, как Элис доедает остатки куриного пирога, но не испытала и капли жалости. Ради Бога, Элис уже двенадцать – не беспомощная малышка. Не желает видеть Оливера, пусть сидит, надувшись, у себя в комнате. Хелен не намерена отказываться от женских радостей только потому, что дочери не понравился ее любовник.

Несколько дней назад Нил ни с того ни с сего поинтересовался, что я думаю об усыновлении.

Итак, им наконец-то пришла в голову мысль об усыновлении. Хелен не сомневалась, что рано или поздно это произойдет. Трех выкидышей вполне достаточно для того, чтобы заставить задуматься об альтернативных способах завести ребенка.

Признаться, я слегка вспылила.

Вспылила? Рассудительная, уравновешенная Сара вспылила? Такое даже представить трудно.

Возможно, я слишком эгоистична и недальновидна…

Это она-то эгоистична? Да Сара комара не сможет убить, чтобы, не дай Бог, не осиротить его деток!

Дочитав письмо, Хелен отложила его в сторону и вернулась к последнему заданию Брина: статья на тему безумия, которое охватило американские магазины игрушек. Родители буквально дрались друг с другом за возможность приобрести куклу, которую якобы обнаружили на «капустной грядке». Игрушка шла в комплекте со свидетельством о рождении.

– Хотите, чтобы я писала о куклах? – изумленно переспросила Сара.

– Ты будешь писать о потребительском безумии. Тысяча слов к концу вторника.

В местной библиотеке Хелен взяла пачку американских газет и журналов и тщательно их просмотрела. Потом она побывала в американском посольстве и нашла, наконец, человека, который поведал ей о так называемом феномене «малышей с капустной грядки».

В скором времени из школы вернулась Элис. Зайдя на кухню, она молча уставилась на посылку в сиреневой обертке.

– Почему бы тебе не развернуть ее? – спросила Хелен. – Разве не интересно, что тебе прислали?

Элис принялась развязывать ленточку.

– С какой стати она прислала мне подарок? Она совсем меня не знает, и сегодня не мой день рождения. Да и выглядит все как-то глупо.

Мысленно досчитав до десяти, Хелен произнесла ровным тоном:

– Зато она знает меня. Наверняка она поступила так от чистого сердца. Думаю, ей пришлось потратить немало времени, чтобы как следует завернуть покупку.

Бедная, невинная Сара: она-то думала, что ее подарку тут искренне порадуются!

Девочка убрала обертку, и в руках у нее оказалась книга.

– Тут на обложке мое имя.

Это было превосходное издание с твердой обложкой.

– Очень известная книжка, – сообщила Хелен. – Я прочла ее как раз в твоем возрасте.

Элис взяла листок бумаги, который выпал из книги. Заглянув ей через плечо, Хелен прочла: Счастливого Недня рождения, Элис, – прочти книжку и поймешь, о чем это я! С любовью, Сара Флэннери (подруга твоей мамы).

Выронив записку, Элис начала листать страницы.

– О чем она?

– О девочке, которая обнаружила удивительное место под названием «Страна чудес». Там она встретилась с говорящим котом, с ребенком, который превратился в свинюшку, и со странным парнем по имени Безумный Шляпник. Поверь, это очень занимательная вещь!

Хелен напрочь забыла про «Алису в Стране чудес». Забыла о том, как с упоением читала ее в постели, когда за окном лил осенний дождь. Ее дочь редко брала в руки книгу. Сможет ли она осилить хоть одну главу?

– Это вы в честь нее назвали меня Элис?

– Да.

Маленькая невинная ложь. На самом деле ее назвали в честь рок-певца Элиса Купера, чью музыку Хелен просто обожала. А Кормак должен был выбрать имя для следующего ребенка. Но пусть лучше Элис думает, что источником вдохновения послужила героиня Льюиса Кэрролла – возможно, это расшевелит в ней интерес к подарку Сары.

– Напиши ответное письмо и скажи «спасибо».

– А почему бы тебе не передать ей мое спасибо? Она же твоя подруга.

– Потому что она прислала книжку тебе, а не мне. А еще потому, что можешь забыть о карманных деньгах, пока не выполнишь мою просьбу.

И так каждый день. Такое чувство, будто они только и делали, что ругались.

Сара

Оба письма пришли в один день, где-то через неделю после того, как она отправила посылки. Адрес на обоих конвертах был написан рукой Хелен – Сара хорошо знала этот бисерный почерк. Взяв письма, она принесла их на кухню.

– Что-нибудь для меня? – поинтересовался Нил.

– Нет, – покачала она головой.

Первым Сара вскрыла конверт с обратным адресом Хелен.

Сара,

сразу два чудесных подарка – притом что наши дни рождения еще Бог весть когда. Вот уж сюрприз так сюрприз! Огромное тебе спасибо. Шарф просто очарователен. Похож на тот, который я потеряла много лет назад, так что твой станет ему прекрасной заменой.

Элис в восторге от книги. Еще ей очень понравилось, как ты все упаковала. Увидев, что именно ты ей прислала, я решила было, что ты впустую потратила деньги – моя дочь не из тех, кто читает запоем. Как ни странно, она начала в тот же вечер и с тех пор не выпускает книжки из рук. Так что с подарком ты угадала.

Она тоже написала тебе письмо – я отсылаю его вместе со своим. Прошу прощения за ошибки – наверняка их там немерено (Элис не позволила мне прочесть ее каракули). Правописание никогда не было сильной ее стороной. По правде говоря, единственное, что хоть как-то интересует мою дочь, это рисование. Признаться, наброски ее действительно недурны. Но много ли ты знаешь людей, которые зарабатывают на жизнь рисованием? Такое чувство, что мне придется содержать дочь до глубокой старости. Надеюсь, она все-таки обретет свое призвание в старших классах!

Из приятного: я попросила Брина о прибавке и получила ее! Даже не знала, на что могу рассчитывать, пока не получила на днях очень даже солидный чек – это больше, чем я предполагала. Похоже, с возрастом он становится добрее. Не то чтобы Брин был так уж стар – пожалуй, пятьдесят с небольшим. Просто такого неприятного типа еще поискать! Но какая мне разница? Лишь бы платил вовремя.

Кстати, о неприятных типах. Мой сосед этим утром бросил на меня особенно мерзкий взгляд. Заметил, должно быть, моего молодого приятеля, который ушел от меня часом раньше. То ли старикашка шокирован тем, что я наслаждаюсь здоровым сексом, то ли злится, что сам может рассчитывать только на компанию кота.

Ладно, шутки в сторону. Нил предложил тебе подумать об усыновлении, а ты об этом и слушать не желаешь. Мне кажется, ты из тех женщин, которые просто рождены, чтобы стать мамами. Конечно, тебе хотелось бы родить собственного ребенка, но пока это не получается (заметь, я пишу «пока»).

Ты пишешь, что усыновить чужого ребенка – все равно что признать свое поражение. Лично я этого не понимаю. Что ужасного в том, чтобы принять в семью какого-нибудь малыша? Как это может повлиять на попытки зачать и выносить собственного ребенка? Вы с Нилом можете и дальше двигаться в этом направлении, просто жизнь вашу разнообразит появление в доме «уже готового» младенца.

Только представь такую возможность! Сколько времени уйдет у тебя на то, чтобы полюбить чужого малыша? Спорим, не больше пяти минут! И раз уж с его появлением твоя жизнь заиграет новыми красками, так ли важно, что не ты, а кто-то другой позволил ему появиться на свет? Представь, то же кормление, пеленание, те же бессонные ночи… все преимущества материнства (если можно это так назвать), и никакой боли! Поверь, родить ребенка – это открыть для себя новую гамму болезненных ощущений.

В скором времени ты привыкнешь к тому, что никогда уже не сможешь по-настоящему выспаться. А эти бесконечные вопли, падения, простуды! Старинная ваза, превратившаяся в груду осколков, и твоя любимая помада, утопленная в унитазе. Словом, все радости появления в доме маленького человечка.

Разумеется, я описываю свой случай. Если сочтешь, что я преувеличиваю, можешь просто отмахнуться от моих слов.

Ладно, мне пора. Брин заказал статью на тему о разводах. Через три часа отправлять, а я не написала еще и половины. Боюсь, если буду так работать, он снова урежет мне зарплату! Даже не спрашиваю, как именно ты проголосовала на референдуме о разводах, миссис Пока-Смерть-Не-Разлучит-Нас.

Удачи тебе. И еще раз спасибо за подарки.

Хелен.

Сложив первое письмо, Сара вновь убрала его в конверт, после чего взялась за второе.

– Еще чаю? – спросил Нил.

Покачав головой, она принялась читать коротенькую записку, густо заляпанную чернилами.

Дорогая миссис Флэннери,

мама сказала я далжна написать вам, а то ни получю своих денег. спасибо за книжку. Меня назвали Элис вчесть ее героини. Это хорошая история но мне ни панравилось, что ребенок привратился в свинью. Кот мне панравился, он классный. Ладно, мне пара делать уроки.

от Элис Фицпатрик.

– Хорошие новости?

Сара бросила взгляд на мужа.

– Ты улыбаешься, – пояснил он.

Сара протянула ему записку.

– Я послала дочери Хелен «Алису в Стране чудес».

Он пробежал глазами по неровным строчкам. На губах его тоже заиграла улыбка.

– Подарок на день рождения? – спросил он.

– Нет… Просто мне захотелось чем-нибудь их порадовать.

Нил сжал ее руку.

– Я люблю тебя, – улыбнулся он. – И я не заслуживаю такой жены.

На мгновение она онемела от неожиданности. Столь романтические заявления были вовсе не в его духе.

– Разумеется, заслуживаешь, – она потянула его за руку, и Нил послушно поднялся из-за стола.

Прижавшись щекой к его груди, Сара замерла. Без сомнения, из них получатся превосходные родители, способные окружить ребенка любовью и заботой. Пожалуй, она подумает об усыновлении. Вреда от этого точно не будет.

1987

Хелен

Она прищурилась, разглядывая в окно соседний участок. Неужели у дома Мэлоуна вырос одуванчик? Хелен с недоверием смотрела на яркий желтый кружок, запятнавший этот безупречный газон. Когда она вообще в последний раз видела соседа?

Как минимум, неделю назад – уж в этом-то она была уверена. За эти семь дней она выдала рецензии на три книги, написала по настоянию Брина статью о распространении СПИДа среди ирландского населения, а потом еще разгребала эту историю с Элис. Нет, с Мэлоуном она не пересекалась неделю, а то и две.

Хелен нахмурилась, разглядывая этот немыслимый одуванчик. Неужели Мэлоун болен? А ей, собственно, какое дело? Хелен понятия не имела, есть ли у соседа близкие – посетителей она у него точно не видела. Не то чтобы она подглядывала. Просто, когда дома расположены рядом, а ты день-деньской работаешь у себя на кухне, трудно не заметить, что происходит на соседнем участке.

Если у Мэлоуна и бывали гости, то только по долгу службы: почтальон, к примеру, или человек, проверявший показания счетчиков. Если близились выборы, к нему мог постучаться кто-то из агитаторов. Вот, собственно, и все. Судя по всему, друзей у Мэлоуна было не больше, чем у самой Хелен.

Куда-нибудь уехал? Тоже вряд ли. За все те годы, что они жили по соседству, самое дальнее, куда выбирался Мэлоун, – ближайший супермаркет. Боялся, должно быть, что в его отсутствие воры утащат его пожитки или вынесут из дома старую, если не сказать древнюю, мебель.

Пожалуй, стоило бы заглянуть к нему – убедиться, что все в порядке. Не для того ли и нужны соседи? Это ее долг, даже если самой Хелен глубоко плевать, отбросил Мэлоун копыта или нет. С другой стороны, она будет выглядеть полной идиоткой, если окажется, что старик просто не заметил проклятый одуванчик.

Сара на ее месте уже точно спешила бы к соседнему дому с домашним пирогом в руках и выражением искренней тревоги на лице. Какая досада, что Мэлоун живет по соседству с Хелен, а не Сарой! Жаль, что нельзя отправить его наложенным платежом в Килдэр.

А может, он начал впадать в старческое слабоумие. Бывает и такое. В этом случае ему уже плевать на сорняки… как и на потуги Хелен выглядеть хорошей соседкой.

Нет уж, лучше она оставит все как есть. Если Мэлоун не объявится в ближайшие дни, может, кто-то еще обеспокоится его отсутствием? Вряд ли, конечно, это будут другие его соседи – тот дом, насколько Хелен могла заметить, уже много лет сдавался одиноким молоденьким женщинам. Как только одни выезжали, на их место заселялись другие. Вряд ли они вообще знают, как зовут их престарелого соседа. Но специалист по счетчикам может поднять тревогу, если ему не откроют. Или почтальон заметит, что письма скапливаются за дверью.

Хелен решительно зашагала на кухню. Что ей за дело до Мэлоуна? У нее и без того забот хватает. Стоит подождать, не появятся ли на лужайке новые одуванчики. Еще можно сделать музыку погромче и посмотреть, не отреагирует ли он на это безобразие.

Элис на кухне лениво перелистывала страницы журнала. В раковине громоздилась посуда, оставшаяся после завтрака. Глупо было рассчитывать, что Элис помоет ее без понукания. По радио запел Джонни Логан. Парень готовится ко второму штурму «Евровидения». Ну не сумасшедший ли?

Хелен наполнила раковину водой.

– Мне скучно, – заявила Элис, не глядя на мать.

– Ничего не желаю слышать, – Хелен выдавила на губку гель для мытья посуды.

– Можно мне позвонить Карен?

– Нет.

Элис тяжко вздохнула. Хелен, включив погромче радио, принялась подпевать Джонни Логану.

Сара

Сара,

надеюсь, мое письмо застанет тебя в состоянии того же безмятежного счастья, в котором ты пребываешь все эти месяцы. Ну а у нас тут, можно сказать, без изменений. Я по-прежнему одинока. Только подумай: ни одного мужчины с тех пор, как Оливер решил вернуться к своей бывшей. А ведь прошло уже почти два года с момента наших пылких встреч. Хотела бы я знать – он все так же наслаждается семейной жизнью или жена снова выставила его за дверь?

Наверняка ты расстроишься, когда узнаешь, что мой сосед, этот несносный старикашка, куда-то пропал – вот уже две недели о нем ни слуху ни духу, а на лужайке перед его домом красуется одуванчик. И что тут такого, спросишь ты? Да он просто без ума от своего газона – за все эти годы я не видела там ни одного сорняка! Пожалуй, мне стоило бы заглянуть к нему и проверить, на этом ли он еще свете, но сама эта мысль приводит меня в содрогание. Подожду еще немного: а вдруг кто-то другой попадет туда первым? И не суди меня строго – в целом, я очень даже добра (нет, конечно, но если бы ты знала моего соседа, наверняка поняла бы мою нерешительность).

Теперь к более веселым известиям. На прошлой неделе мне позвонил управляющий нашего местного супермаркета. Они поймали Элис, когда та пыталась стащить губную помаду. Я выжала пару слезинок и разыграла карту несчастной вдовы. В результате обошлось без полиции, только Элис недвусмысленно предупредили, чтобы она держалась подальше от их магазина.

На две недели она у меня под домашним арестом: никаких прогулок после школы, никаких звонков подругам. Не знаю даже, кого я наказала этим больше – ее или себя. Элис клянется, что никогда не делала так прежде, но меня куда больше беспокоит, чтобы она не поступала так впредь.

Не знаю, писала я тебе или нет, но в прошлом месяце я обнаружила у нее в кармане сигареты. Ну что я могла сказать на это? Только то, что сама начала курить, когда была постарше. Я не уточнила, правда, что была постарше всего на год, тогда мне было семнадцать (прости, что шокировала тебя своим признанием). Остается надеяться, что ее дурные пристрастия ограничатся одними лишь сигаретами.

Даже не знаю, за что мне это наказание? Я-то думала, что подростковый возраст – это самое страшное. Чего только стоила та буря негодования, которая обрушилась на меня после того, как я запретила ей прокалывать уши! Или тот случай, когда она попыталась выбелить волосы, и стала вместо этого желтой. А все эти неприятности с учителем истории?

Единственный проблеск света – уроки рисования. У Элис определенно есть талант (поверь, это вовсе не материнская похвальба). Пару раз она уже упоминала художественный колледж, но я сразу же растолковала, что у нее нет никаких шансов на поступление, если она не сдаст как следует еще несколько предметов. Через три недели начнутся промежуточные экзамены, и Элис в кои-то веки взялась за учебу. Самое ужасное, что девчонка напоминает мне себя лет в шестнадцать-семнадцать. Только я, как мне кажется, была посимпатичнее.

Ну что, не желаешь поменяться со мной местами? Я бы на твоем месте не рискнула. Да и мне не очень-то хочется возвращаться в самое начало. Будь счастлива со своей малышкой так долго, как только сможешь. Если мне не изменяет память, Элис была вполне управляемой до двух с половиной лет. Это дает тебе еще с полгода относительно спокойного времени.

Сара с улыбкой отложила письмо. В эти дни она только и делала, что улыбалась. Даже известие о том, что Элис пыталась стащить губную помаду, не слишком ее огорчило. Девочке всего шестнадцать – рано или поздно она перерастет эти глупости. Может, стоит написать ей? Может, Элис нужен кто-то, кто проявит к ней искренний интерес?

Она потянулась, наслаждаясь непривычным покоем. Когда еще удастся выпить в тишине чашечку чая? Домашние скоро вернутся с прогулки. Пора подумать, что приготовить на обед. Однако мысли ее продолжали крутиться вокруг того, как изменилось все за эти последние годы.

Кто бы мог подумать, что ребенок настолько изменит их жизнь? Вот уже год, как в доме царил беспорядок. В гостиной скопилось бесчисленное количество игрушек, детских книжек, карандашей. Здесь же валялись крохотные куртки, шапки и ботинки. Нашлось место и для детской коляски. Взрослым порой приходилось лавировать, чтобы добраться до дивана. На ковре виднелись пятна (там явно что-то пролили), а на плитке вокруг камина красовались отпечатки детских пальчиков.

Разделочный стол на кухне выглядел не лучше. В одном углу лежала стопка пеленок, рядом с ней громоздились баночки с присыпкой и кремами, призванными бороться с сыпью, опрелостями, экземой и прочими детскими недугами. В холодильнике выстроились ряды банок с фруктовым пюре и чашечки с домашним мороженым.

Комнаты наверху тоже были далеки от идеальных. Резиновые утята соседствовали в ванной с разноцветными губками, пластмассовыми лодочками и прочими безделушками. Спальня Нила и Сары пополнилась детской кроваткой, креслом-качалкой и очередной порцией игрушек.

После долгих размышлений Сара решила не бросать готовку в доме престарелых – сократились только рабочие часы. Теперь она заканчивала в обед и возвращалась домой к половине третьего. Меньше часов, меньше денег. Общение с постояльцами тоже пришлось урезать, и это расстраивало Сару больше всего.

Но домашняя жизнь никогда еще не была такой чудесной. Денек сегодня тоже не подкачал. Суббота, у Нила выходной, и солнце решило порадовать их своим теплом. После обеда они собрались съездить в гости к Брайану и Кристине, поздравить Тома с днем рождения. А вечером Нил планировал посмотреть «Евровидение» – Джонни Логан второй год подряд представлял там Ирландию. Не сказать, чтобы они надеялись на его победу – никто еще не выигрывал «Евровидение» дважды. Но Сара ничуть не расстроилась бы, займи он даже последнее место.

Услышав стук входной двери, она поспешила в коридор. Нил аккуратно перетаскивал через порог детскую коляску. «Ну вот вы и дома», – наклонившись, Сара поцеловала в щечку свою раскрасневшуюся после прогулки дочь.

* * *

Дорогая Элис,

не знаю, помнишь ли ты меня? Я – подруга твоей мамы. Та самая, что послала тебе несколько лет назад «Алису в Стране чудес». Ты еще написала мне в ответ очень милое письмо (я храню его до сих пор). Вот я и подумала, что могу черкнуть тебе пару строк – просто так, узнать, как ты поживаешь.

Поверить не могу, что тебе уже шестнадцать! Даже не помню, чем я занималась в шестнадцать – такое чувство, что было это миллионы лет назад. Помню только, что смотрела самое первое наше «Евровидение». Звучит так, будто я уже древняя старушка! На прошлой неделе, кстати, был очередной конкурс. Не видела? Джонни Логан выиграл второй раз подряд – я-то думала, это попросту невозможно.

Не знаю, говорила ли тебе мама, что два года назад мы с мужем удочерили маленькую девочку. Это событие раз и навсегда изменило ход нашей жизни. Хоть я ей и не родная мать, малышка прочно угнездилась в моем сердце. Еще до удочерения твоя мама написала мне письмо, которое я никогда не забуду. Она писала, что мне потребуется от силы пять минут, чтобы проникнуться любовью к своему ребенку (должно быть, именно столько времени ушло у нее на то, чтобы проникнуться любовью к тебе). И знаешь, она была права!

Посылаю тебе фото дочки. Видишь, какая очаровательная малышка живет у меня дома! Мы назвали ее Мартой в честь моей матери, которая умерла девять лет назад. Моя сестра безумно мне завидует – у нее трое мальчишек, и она просто мечтает о дочери. Твоей маме повезло, что у нее есть ты. Она часто упоминает о тебе в своих письмах.

Ладно, пора заканчивать. Стоит мне заговорить про Марту, и меня уже не остановишь!

Желаю тебе всего самого лучшего.

С любовью, Сара.

P.S. Ты вовсе не обязана отвечать мне – честно-честно!

Хелен

– Ну, что с учебой? Как успехи?

– Неплохо, – пожала плечами Элис.

– Не успеешь оглянуться, как уже сдавать экзамены. Сколько еще ждать, недели три?

– Две.

– Две? Думаю, ты будешь просто счастлива, когда все закончится.

– М-м-м.

– А какой у тебя любимый предмет?

– Рисование.

Улыбка деда слегка потускнела.

– Рисование? Ну-ну.

Хелен, потягивая крепкий кофе, сидела на кухне у родителей. Пусть себе отец пытается разговорить Элис. В конце концов, она – единственная его внучка. Прислушиваясь к обрывкам фраз, Хелен думала о Мэлоуне.

Прошел месяц с тех пор, как она заметила у него во дворе первый одуванчик. За это время весь газон успел зарасти цветами. Кот Мэлоуна орал вчера вечером у ее задней двери, пока Хелен не швырнула в него полотенцем. Что-то явно случилось, но кроме нее, похоже, никто об этом не догадывался.

– Еще кофе?

Хелен взглянула на мать. В свои семьдесят шесть та не утратила и капельки элегантности, как не утратила способности поддерживать свой большой дом в идеальном порядке.

– Нет, спасибо, – покачала головой Хелен.

Всякий раз, когда они с Элис приходили в гости, мать предлагала налить еще чашечку. И всякий раз Хелен отвечала отказом.

Неужели Мэлоун умер? Что если он лежит у подножия лестницы со сломанной шеей или растянулся вдоль кухонного стола с костью в горле? Пожалуй, стоило заглянуть к нему пораньше, когда на лужайке только-только появился первый одуванчик.

Прошел целый месяц, а она и пальцем не пошевелила, чтобы хоть чем-то ему помочь.

– Хелен.

Она бросила взгляд на отца.

– Я спросил, не попадалась ли тебе в последнее время какая-нибудь интересная книжка.

Книги. Последнее прибежище для всякого, кто отчаялся поддержать разговор на другие темы. Может, стоило рассказать отцу о не самом законопослушном поведении его внучки? Наверняка их беседа приняла бы более оживленный характер.

– Да я сейчас читаю только то, что рецензирую. В основном, сплошная ерунда, – Хелен поднялась из-за стола. – Ладно, мы, пожалуй, пойдем. Элис еще уроки готовить. Спасибо за кофе.

Пока Хелен отъезжала от дома, родители бок о бок стояли у входной двери и махали им на прощание. Наверняка рады избавиться от них… как Хелен с Элис рады поскорее покинуть этот дом. Тирания родственных связей. Это она заставляет людей поддерживать отношения, даже если те давно превратились в обузу.

Хелен выехала на шоссе.

– Подбросить тебя до центра? Ты вроде встречаешься с Карен?

– На выходные она уехала в Килкенни, к отцу.

– Стало быть, едем домой?

– Да.

Хелен притормозила у поворота.

– Ты, случаем, не видела в последнее время мистера Мэлоуна?

– Нет. А что такое?

– Просто спросила. Такое чувство, что он куда-то запропастился.

Никакой реакции. Хелен тоже замолчала. Интересно, что заставило Сару написать Элис второе письмо?

Пришло оно как раз накануне. Увидев знакомый почерк, Хелен едва не открыла конверт и лишь в последнюю секунду заметила, что письмо адресовано не ей. Никаких тебе подарков – только тоненький конвертик с парой страниц. Положив письмо на стол, Хелен стала ждать возвращения Элис.

Та, придя из школы, молча взяла конверт и понесла его наверх. За весь вечер она так и не упомянула о том, что же было в письме, а Хелен мысленно поклялась не спрашивать ее. Элис исполнилось шестнадцать, и Хелен старалась не лезть без нужды в жизнь дочери. И все же было любопытно, что такого могла написать ей Сара.

Она свернула на дорогу, идущую вдоль канала.

– У тебя нет, случайно, моих фотографий? – неожиданно спросила Элис.

– Фотографий? – удивленно взглянула на нее Хелен. – Школьных, ты имеешь в виду?

– Нет, когда я была совсем маленькой.

По стеклу забарабанили капли дождя.

– Есть, – сказала наконец Хелен. – Мы часто тебя фотографировали. В общем, не столько мы, сколько твой папа – ему это удавалось куда лучше, чем мне. Он тогда много снимал.

В первые месяцы после рождения дочери Кормак частенько брался за фотоаппарат. Элис спит, прислонившись к груди матери. Элис вдохновенно зевает. Элис плачет, Элис ест, Элис лежит на спине, сосредоточенно разглядывая пластмассовые погремушки, развешанные на тонкой леске.

Да и позже было немало снимков. Элис сидит на полу. Элис ползет. Элис пытается встать на ноги. Элис шагает по дорожке и тащит за собой куклу. Элис восседает на высоком стульчике. Перед ней, на столе, праздничный торт с двумя свечками.

Десятки, если не сотни снимков. За эти годы Хелен успела забыть о них. Да и фотоаппарат давно уже не попадался ей на глаза. С чего вдруг Элис заинтересовалась старыми фотографиями?

– А можно мне взглянуть?

– Конечно. Они у меня в комнате. Как приедем, я принесу их на кухню.

С полдюжины альбомов, обтянутых искусственной кожей, валялись на дальней полке у нее в шкафу, за кучей шарфов, колготок и старых перчаток. Прихватив всю стопку, Хелен отнесла альбомы вниз и разложила их на кухонном столе.

– Все, что есть.

Закурив, она встала у окна и принялась наблюдать за дочерью. Элис медленно переворачивала страницы, по очереди вглядываясь в каждый снимок. Светлые волосы ее были острижены совсем коротко, по-мальчишески. Разглядывая фотографии, она рассеянно потирала шрам на левой руке.

– Я помню эту куклу, – сказала Элис. – Забыла только, как ее звали.

– Жужу, – имя само всплыло у Хелен в голове. – Вообще-то ее звали Жюли, но ты никак не могла это выговорить. Твоя любимая кукла. Ты даже спать без нее не ложилась. Как-то раз мы забыли ее на пляже. Ты кричала и плакала так, что нам пришлось специально ехать за ней. К счастью, она быстро нашлась – кто-то завернул ее в пакет и оставил на берегу.

– Я совсем этого не помню.

Элис перевернула страницу.

– О, Господи!

– Что такое?

– У меня все лицо то ли в мороженом, то ли в йогурте, то ли в чем-то еще.

Хелен улыбнулась.

– Ты была совсем крохой. Дети все такие.

Ну надо же, в кои-то веки они ведут нормальную беседу! Никто не кричит, не дуется. Когда еще такое было?

– Его нет на этих снимках, – сказала Элис, берясь за последний альбом. – Моего папы.

– Обычно он выступал в роли фотографа, – заметила Хелен. – Но кое-где все же есть, правда?

Элис снова принялась листать страницы. Внезапно она замерла, разглядывая один из снимков. Хелен с трудом подавила желание подойти поближе. Перевернув страницу, Элис снова застыла над фотографией. С пару минут вглядывалась она в лицо человека, которого совсем не помнила.

Наконец она захлопнула альбом.

– Можно мне взять его к себе в комнату?

Хелен выбросила окурок.

– Ради Бога.

Из коридора раздался телефонный звонок.

– Я подойду, – встала Элис.

Карен, должно быть, или кто-то еще из подружек. Элис вообще звонили куда чаще, чем Хелен. Правда, мужских голосов в трубке она пока не слышала.

В свои шестнадцать Хелен уже вовсю целовалась с мальчиками. В то время это казалось очень даже смелым, ведь все, что порядочные девушки разрешали своим ухажерам – это невинно чмокнуть их в щечку после танца в местном клубе. Но Хелен всегда рвалась вперед: ей хотелось узнать, что же кроется за очередным табу.

Достав из холодильника яйца, Хелен разбила их в чашку и принялась взбивать с помощью вилки. Она уже натирала сыр, когда на кухню вернулась Элис.

– Собираюсь делать омлет, – сообщила дочери Хелен.

– У папы Карен новая подружка, – сказала в ответ Элис.

– Серьезно?

В свое время Джонатан Наджент и ей делал весьма недвусмысленные намеки. Хелен как-то заехала к нему домой, чтобы забрать Элис с вечеринки по случаю дня рождения Карен. Дверь ей открыл мистер Наджент. Было это года три назад, когда он еще жил – на первый взгляд, весьма счастливо с матерью Карен, а Хелен регулярно привечала у себя в спальне Оливера.

Джонатан отступил назад, пропуская Хелен в дом. Светлые волосы его явно нуждались в стрижке, а из-под рубашки выпирал небольшой животик. Но в целом он был очень даже ничего (в стиле Роберта Редфорда, решила Хелен).

– Рад видеть тебя, Хелен, – сказал Джонатан. – Не желаешь бокальчик чего-нибудь покрепче? Это на кухне, подальше от праздничного безумия.

Похоже, жена его, бедняжка, держала осаду в гостиной, пока Джонатан коротал на кухне время с другими родителями. Хелен была только рада, что ей не придется сидеть в компании тринадцатилетних девиц, чьи вопли и повизгивания слышались из-за двери гостиной. Вслед за хозяином она прошла на кухню, но та, к ее удивлению, оказалась пуста.

– Ты первая, другие пока не приехали, – сообщил он, хватаясь за открытую уже бутылку. – Немного винца для леди?

По довольной улыбке Джонатана Хелен определила, что он успел уже пропустить несколько стаканов.

– А виски у вас есть?

В конце концов, почему бы не выпить на дармовщинку?

Джонатан стряхнул в стакан лед с подноса – несколько кусочков разлетелись по столу – и плеснул туда же виски.

– До дна, – сказал он, вручая Хелен стакан.

– Твое здоровье, – она понесла виски ко рту, в то время как взгляд хозяина многозначительно скользнул по ее груди. Пусть себе смотрит, решила Хелен. Ей-то что за дело?

Хелен сделала еще глоток, наслаждаясь живительным теплом виски. Наслаждаясь, если уж на то пошло, недвусмысленными взглядами Джонатана.

– Не найдется, случаем, сигаретки? – спросила она, и тот с готовностью вынул из кармана пачку. Прикуривая, она взглянула Джонатану прямо в глаза – так, ради смеха.

– Для такой взрослой дочери, как Элис, – сказал он, – ты выглядишь слишком молодо. Родила ее, когда была совсем молоденькой?

Хелен рассмеялась, до того ее позабавила эта фраза. Элис она родила в двадцать девять и с тех пор ничуть не помолодела. Ну да пусть его: немного флирта ей явно не повредит. А мысль о том, что в любой момент сюда могла войти его жена, лишь добавляла остроты ощущений.

– Бог ты мой, – теперь он откровенно пялился на ее грудь, – я до того хочу тебя, что мог бы трахнуть прямо здесь, на кухонном столе.

– И что же тебя сдерживает? – поинтересовалась Хелен.

Посмотрим, как далеко ты готов зайти.

Не успел он, однако, ответить, как дверь распахнулась, и на кухню вбежала раскрасневшаяся Карен в нарядном голубом платье с требованием налить ей еще сока. Пока Джонатан наполнял графин, кто-то позвонил в дверь, и Хелен, прихватив Элис, поспешила скрыться.

Коротая ту ночь в полном одиночестве – Оливер так и не пришел, – Хелен размышляла, а не завести ли ей романчик с женатым мужчиной, отцом Карен, лучшей подружки Элис? Почему нет? Он мог бы тайком приезжать к ней домой, в те поздние часы, когда Элис уже спала. Хелен представила подобное развитие событий, представила, как встречается с его женой у школьных ворот…

Какое-то время она ждала, не объявится ли Джонатан – если что, пусть сделает первый шаг, – но он так и не позвонил. А спустя пару месяцев до нее дошли слухи, что он развелся с женой и уехал. Больше Хелен его не видела. Что ж, невелика потеря.

– Между прочим, – сказала Элис, доставая из шкафа посуду, – у дома мистера Мэлоуна стоит скорая.

* * *

Дорогая Хелен,

надеюсь, ты не сердишься, что я отправила твоей дочери письмо. По правде говоря, мне стало немножко жаль Элис, хотя ты, безусловно, была права, когда решила наказать ее. И не волнуйся – я и словом не упомянула про ту историю с губной помадой. Боюсь только, ее утомил мой восторженный тон – как-никак, я писала ей о Марте. Я даже послала Элис фотографию со второго дня рождения моей дочери (думаю, она успела показать тебе ее).

Не сомневаюсь, что у тебя тоже скопилось дома немало детских фотографий! Для меня нет ничего занимательнее, чем наблюдать за тем, как подрастает наша дочка. Должна признаться, что мне становится немного грустно, когда я смотрю на самые первые ее фотографии. Ну разве узнаешь теперь ту беспомощную кроху! Чуть старше недели, и ни волосинки на голове. Бедняжка полностью зависела от нас. Теперь, правда, она обретает понемногу независимость – не проходит и дня, чтобы Марта не научилась чему-то новому. Конечно, меня это безмерно радует, и в то же время я начинаю тосковать по той беспомощной крохе, которую держала когда-то на руках.

А потому – крепись! – я решила, что хочу еще одного ребенка. На самом деле мы уже обратились в агентство по усыновлению. На этот раз нам уже не придется ждать так долго! Я обязательно сообщу тебе, когда дело пойдет к развязке. Знаешь, я ужасно нервничаю в эти дни, даже еда в горло не лезет. Подумать только, всего лишь через несколько месяцев у меня может появиться второй ребенок!

В остальном у нас все по-прежнему. На работе все идет своим чередом. Поверить не могу, что проработала в доме престарелых уже двенадцать лет! Нил тоже в порядке. Он ухитряется подстраивать свой график под мои рабочие часы, так что мы по очереди можем приглядывать за Мартой. Мы мало видимся по выходным – Нилу приходится наверстывать то, что он упустил на неделе. Но мы с готовностью идем на эти жертвы.

Не исключено, что в скором времени муж получит новую работу. Неподалеку от нас приступили к сооружению поля для гольфа, и Нил уже подал заявку – хочет, чтобы ему поручили поддерживать площадку в порядке. Если ему удастся выиграть конкурс, работы у него прибавится. С одной стороны, это замечательно, а с другой, возможно, нам придется подумать о няне (особенно если появится второй ребенок). Проблема еще в том, что я не умею водить машину. Пора бы уже научиться, но мне так нравится велосипед!

Не будь слишком сурова с Элис. Конечно, это не мое дело, и вы сами прекрасно во всем разберетесь, но я уверена, что она сожалеет о своем поступке. Может, ей просто хотелось покрасоваться перед подружками. Так и вижу, как ты скептически качаешь головой при очередном проявлении моей мягкотелости, но должен же кто-то из нас быть помягче!

Всего тебе хорошего,

Сара.

Дорогая миссис Флэннери,

спасибо Вам за письмо. Мне очень понравилась Ваша дочка – она такая милая в этом красном платьице. Я спросила у мамы, есть ли у нас старые фотографии, и она принесла мне целую кучу. Я нашла там несколько снимков, где есть папа. Он умер, когда мне было всего три года, и я его совсем не помню. Так странно было увидеть его лицо.

Посылаю Вам один из снимков, где я совсем маленькая – так, для смеха. Я тут просто уморительная!

Искренне Ваша,

Элис Фицпатрик.

Сара

Сара была в ужасе от того, что все началось по новой.

Она лежала в ванной, и через полуоткрытую дверь до нее доносился голос Нила – тот читал их дочери сказку на ночь. На этой неделе Марта требовала исключительно «Винни-Пуха». Сара представила, как малышка лежит в постели, прижав к себе плюшевую Бабу. Баба была маленькой черной овечкой с кремовыми ушками – Хелен прислала ее в подарок, когда Марта только появилась в их доме.

При мысли о том, что у нее есть дочка, Сара вновь просияла улыбкой. Месяцы ожидания тянулись бесконечно. Да какие там месяцы – годы! Почти два года с того момента, как Сара согласилась на усыновление, без особой уверенности в том, что поступает правильно.

Но Марта с ее крохотной лысой головкой и огромными голубыми глазами завоевала сердце Сары без малейших усилий. Обнаружив пустующее место в ее сердце, она прочно там обосновалась.

Все складывалось как нельзя лучше. Они с Нилом решили даже усыновить еще одного ребенка. И вот вам, пожалуйста.

«Мои поздравления», – сказал ей сегодня доктор. Он был запрограммирован на то, что беременность – это хорошо, даже если предыдущие три беременности закончились у тебя полным фиаско.

«Мы как следует позаботимся о вас, – заверил он Сару. – Не вижу причин, почему бы вам не доносить этого ребенка».

Сара не стала напоминать, что слышала это от него уже трижды. В конце концов, доктор желал ей только добра.

Лежа в ванной, Сара размышляла о том, когда ей лучше рассказать обо всем Нилу. Рано или поздно придется признаться, что у нее нет проблем с желудком, а регулярные тошнота и несварение вызваны совсем другими причинами. Разумеется, она сразу заподозрила неладное, и вот сегодня доктор подтвердил ее догадки. Оставалось только ждать, пока природа в четвертый раз осуществит свой жестокий замысел.

Может, не стоит беспокоить Нила? Не лучше будет сохранить все втайне? Что толку обрекать его на лишние страдания?

У них была Марта, и они собирались усыновить еще одного ребенка. Пожалуй, этого достаточно. Нет, она никому не скажет о беременности – даже Кристине, которая придет к ним завтра на обед. И отцу, обещавшему заглянуть в воскресенье.

Сара услышала, как Нил выскользнул из спальни. В следующее мгновение он заглянул в ванну:

– Я поставлю чайник? – шепнул он.

– Давай. Я скоро спущусь.

А когда все наконец закончится, стоит поговорить с доктором о противозачаточных. Хотя Сара и понимала, что это будет лучшим выходом, слезы покатились у нее по щекам, тихонько закапав в остывающую воду.

Хелен

Дом выглядел абсолютно пустым. Ни звука, ни огонька вот уже больше недели – с тех самых пор, как Элис заметила у дверей скорую. Хелен тут же поспешила на улицу, но машина уже уехала. Она покрутилась у дома, высматривая случайных прохожих, однако поблизости не было ни души.

Ну почему она не заглянула к Мэлоуну раньше? Надо было сразу поинтересоваться его здоровьем, даже если бы он наорал на нее. Даже если бы выставил за дверь. По крайней мере совесть ее была бы чиста.

Лужайка перед домом Мэлоуна густо заросла одуванчиками. Каждое желтое пятнышко будто укоряло Хелен за то, что она упорно игнорировала болезнь соседа, пока того не увезли на скорой. Ну что ей стоило проявить хоть капельку добросердечности? Неужели боялась, что это убьет ее на месте?

Каждый день она просматривала в газете извещения о смерти, однако имя Мэлоуна ей так и не встретилось. Разумеется, это еще ничего не значило. Однако спросить было не у кого, и Хелен оставалось только терзаться догадками. Почтальон по-прежнему приходил к дому каждую пару дней – на коврике, должно быть, скопилось немало рекламного хлама. В остальном же дом выглядел полностью заброшенным – никто не раздвигал занавески, не подстригал газон. Никто не кормил кота.

Кот. Она совсем забыла про кота. Неужели он все еще дома, медленно умирает голодной смертью? Тут она вспомнила, как швырнула в животное тряпкой, когда тот мяукал у нее перед дверью. Значит, не заперт. Что ж, уже неплохо. Правда, с того момента прошло немало времени.

Открыв холодильник, Хелен обвела взглядом полки. Яйца, масло, кусок сыра, пара морковок, пастернак и баночка с мармеладом. Единственное, что казалось более-менее подходящим – это сыр. Коты, вроде, едят молочное? Порезав кусок на маленькие кубики, Хелен положила сыр на тарелку и выставила ее за дверь. Если кот все еще здесь, вряд ли он побрезгует едой.

Выглянув через пару часов за дверь, она обнаружила, что тарелка пуста. Разумеется, сыр могли съесть и другие зверьки, но Хелен решила, что самым вероятным кандидатом был соседский кот.

Взяв список с покупками, она внесла туда кошачий корм. Вряд ли это способно искупить ее вину перед соседом, но так она хоть немного угомонит свою совесть.

Сара

Это зрелище разбило ей сердце.

Тощий, только кожа да кости. Серые застиранные штаны, рубашка с потрепанным воротником. Щетина на подбородке такая же седая, как остатки волос на голове. Каждый день он шаркающей походкой добирался до столовой, чтобы усесться с остальными за обеденный стол. Ел молча, даже не пытаясь ввязаться в общий разговор, после чего спешил скрыться у себя в спальне.

– Он жил совсем один, – сообщила Саре медсестра из дома престарелых. – Потом заболел, вроде как воспалением легких. Не мог даже выйти из дома. Скоро у него кончилась еда… хоть он, как видно, и не великий едок. Бедняга только что не умирал от голода, когда его наконец нашли. Месяц потом он провел в больнице.

– А кто его нашел?

– Понятия не имею. Должно быть, кто-нибудь из соседей.

Чарли всю жизнь прожил в Дублине, но поскольку дома престарелых там были переполнены, его отправили в приют Святого Себастьяна, за сорок миль от столицы. Сара заметила, что его никто не навещал. Домой ему, судя по всему, тоже не звонили. Такое чувство, что никому не было дела до старика.

В теплые дни Чарли, закутавшись в плед, выбирался в сад, чтобы посидеть на скамейке. Из окна кухни Сара видела, как он сидел там совсем один, и сердце ее сжималось от жалости.

А поскольку сама она изо всех сил пыталась забыть о том, сколько времени прошло с момента ее последних месячных (ровно семьдесят четыре дня), то и она выбиралась нередко на свежий воздух, чтобы поболтать немного с Чарли.

Поначалу разговор у них не очень-то клеился. Сара говорила что-нибудь насчет погоды или спрашивала, не холодно ли Чарли, а он отделывался обычно парой слов. При этом он не выглядел угрюмым – скорее отстраненным. Такое чувство, что ему не с кем было поговорить в последние годы, и он утратил способность поддерживать беседу. Как-то раз Сара поинтересовалась, что ему нравится из еды.

Чарли слегка призадумался, устремив взгляд на разросшийся куст дрока.

– Даже не знаю, – сказал он наконец. – Я не очень-то привередлив.

Сара представила, как он сутками лежал в постели, не в силах выйти из дома. Только спускался иногда на кухню, чтобы проверить скудное содержимое холодильника. Подумать только, человек, живущий в центре огромного города, едва не умер от истощения! Ну как такое возможно?

Даже здесь, в доме престарелых, он с трудом проглатывал кусок-другой. Но Сара знала, что Чарли нужно питаться, иначе он так и не поправится. Пожалуй, она приготовит ему куриный бульон со свежим ломтиком хлеба – не исключено, что это разбудит его аппетит. А на десерт даст кусочек яблочного пирога. Даже Чарли справится с такой порцией.

К концу третьей недели, когда они молча сидели на скамейке, Чарли вдруг повернулся к Саре.

– У меня был кот, – заявил он ни с того ни с сего.

Сара увидела, как глаза его наполнились слезами. Она осторожно сжала его руку.

– Прошу вас, не надо плакать, – сказала она. При виде его огорчения у нее на глаза тоже навернулись слезы.

– Не знаю, где он сейчас, – продолжил Чарли, вытаскивая из кармана смятый серый платок. – Он пропал, когда я болел. Я не мог кормить его, просто нечем было… – Старик быстро промокнул слезы, струившиеся по щекам. – Не знаю, как мне найти его. Я спрашивал в больнице – просил, чтобы отправили кого-нибудь ко мне домой. Но мне сказали, что они этим не занимаются.

– Я постараюсь помочь вам, – вырвалось у Сары. – Кому можно позвонить? Наверняка у вас есть сосед, который мог бы поискать кота.

Чарли шумно высморкался в платок.

– Разве что Джордж, – с сомнением произнес он. – Но Джордж живет далековато. Я добирался до него на автобусе.

– Ничего, я все равно позвоню ему. Это ваш друг, должно быть?

– Ну… он работает в Садовом центре. В свое время я не раз к ним заглядывал. У Джорджа есть мой адрес – он привозил мне растения. Он знает, где я живу.

Садовый центр. Единственный, кто пришел ему на ум, – парень из садового центра, до которого еще ехать и ехать.

– Я позвоню, – пообещала Сара.

Если у парня есть сердце, он обязательно ей поможет. Сара даст ему номер приюта, чтобы он позвонил, если обнаружит кота. Непонятно, правда, что делать с ним потом. Может, этот самый Джордж согласится присматривать за животным, пока Чарли не вернется на прежнее место? В крайнем случае она попросит Нила привезти кота к ним домой. Сара не сомневалась, что выход всегда найдется.

Взяв у Чарли описание кота, она нашла в справочнике телефон садового центра и позвонила туда. Джорджа на месте не оказалось. Ей сообщили, что он развозит растения.

– Я его партнер, – сказал мужчина на другом конце провода. – Могу я чем-нибудь помочь?

Сначала Сара хотела отказаться – не исключено, что он даже не встречался с Чарли. С другой стороны, дорога была каждая минута.

– Это долгая история, – сказала она наконец. – Давайте я вам все объясню.

Хелен

– Кот? У вас есть кот?

Сказано это было так, будто Хелен обзавелась чумой. Они сидели в просторной гостиной ее родителей. Сентябрьское солнце красным шаром опускалось за крыши домов. Фиолетовое, с желтыми разводами небо отражалось в огромном зеркале, висевшем над каминной полкой.

Отцу Хелен исполнилось восемьдесят. Повсюду торты и прочие сладости. Из выпивки – шерри. Для всех, кроме Элис. Та пила фанту. Хелен подарила отцу книжку Фрэнка Делани, а Элис порадовала его собственноручным рисунком соседского кота. Картинку она поместила в рамку, которую купила за тридцать пенсов в благотворительной лавочке. Хелен не сомневалась, что родители найдут рисунку достойное применение – повесят, к примеру, в каком-нибудь из дальних туалетов.

– Это не наш кот, – сообщила она матери, – а соседский. Элис присматривает за ним, правда?

– М-м.

– С чего вдруг?

– Сосед в больнице. Мы присматриваем за бедным животным, пока хозяин не вернется домой.

Прошло уже месяца три с тех пор, как она в последний раз видела Мэлоуна. Шансы на то, что он вернется когда-нибудь домой, становились все меньше. Его кот благополучно обживался у Хелен. Элис тайком приводила его на кухню всякий раз, когда матери не было поблизости. На прошлой неделе она скормила ему остатки мяса, из которого Хелен, следуя рецепту Сары, планировала приготовить карри.

Пару дней назад, выглянув из окошка спальни, Хелен увидела мужчину, который выбирался из машины, украшенной надписью F&G Garden Centre[6]. Заметив, что тот направился к дому соседа, она решила расспросить его о Мэлоуне. Но к тому времени, когда Хелен оделась и спустилась вниз, мужчины и след простыл.

Дожевывая торт, она слушала, как Элис рассказывает ее родителям о результатах промежуточных экзаменов. Счастье еще, что она не завалила ни один из предметов! Элис по-прежнему горела желанием поступить в художественный колледж, но Хелен сомневалась, хватит ли ей для этого одного только портфолио.

«Элис придется подтянуть все предметы, – сказал Хелен школьный учитель рисования. – Без сомнения, у девочки есть способности и желание их развивать, но в художественный колледж всегда был большой конкурс. Если она хочет побороться за место, ей нужно достойно выглядеть во всех дисциплинах».

Хелен украдкой разглядывала отца. В свои восемьдесят тот по-прежнему выглядел на редкость властно и уверенно в себе – а чего еще ждать от судьи, который годами ставил на место преступников? Ее мать, одетая в светло-голубую пару и серую твидовую юбку, предложила Элис еще кусочек торта. Последняя, будь на то ее воля, питалась бы сладким на завтрак, обед и ужин. Жаль, что за всю жизнь Хелен так ни разу и не удосужилась испечь домашний торт.

Сара, должно быть, регулярно радует выпечкой своих близких. Впрочем, если судить по последнему письму, ей сейчас явно не до тортов.

Я по-прежнему ужасно беспокоюсь, хотя самый опасный период уже позади. Доктор всячески подбадривает меня, а Нил просто вне себя от счастья. Он уверен, что на этот раз все пройдет как нельзя лучше. Мы позвонили в агентство по усыновлению и попросили снять нас с очереди. Как-то нечестно держать их в качестве запасного варианта.

Марте мы пока ничего не сказали. В любом случае она еще слишком маленькая, чтобы понять всю значимость происходящего. Кристина уверена, что у меня будет девочка – заявила, что чувствует это нутром. Ну а мне все равно… Не забывай держать за нас кулаки! Первый ребенок в тридцать семь, да еще с моей-то историей. Конечно, я стараюсь расслабиться и порадоваться этой беременности. И я действительно счастлива! Счастлива и в то же время напугана. Рожать мне в середине декабря. Я знаю, что не смогу успокоиться до тех пор, пока он – или она – не окажется у меня на руках.

Хелен, слегка поразмыслив, отправила Саре набор для вышивания.

Используй это после того, как отправишь Марту в постель. Такое занятие поможет тебе расслабиться. А если еще войдешь во вкус, со временем сможешь украсить свой дом вышивкой собственной работы. Мне кажется, она удачно впишется в интерьер твоего жилища (которое, как я понимаю, мало чем напоминает мое собственное).

Будем надеяться на лучшее. Я рассказала обо всем Элис (надеюсь, ты не против?), и она передает тебе самые сердечные пожелания.

– Ребенок? У нее будет ребенок? – Элис с недоверием воззрилась на мать. – Разве она не такая же старая, как ты?

Вот уж, действительно, тактичный вопрос!

– Сара на восемь лет меня моложе, так что можешь не считать ее старой каргой.

Порой, лежа в постели, Хелен размышляла о том, доведется ли ей когда-нибудь вновь наладить отношения с мужчиной. Сорок пять – далеко не старость. При нормальном раскладе она вполне сможет прожить еще лет тридцать-сорок. Неужели ей предстоит провести эти годы совсем одной, в компании соседского кота?

Да нет, какой там кот – они столько не живут. Стало быть, совсем одной. Разве что привлечет внимание какого-нибудь представителя противоположного пола. Но это вряд ли – она же никуда не выходит, ни с кем не встречается.

– Выпей еще капельку, – предложила Хелен мать.

– Пожалуй, мне хватит.

Есть, правда, еще одна перспектива, тоже не слишком приятная. Не исключено, что настанет момент, когда ей придется ухаживать за престарелыми родителями. А поскольку они ни за что не согласятся переехать в ее район, встанет вопрос о ее возвращении под родительскую крышу. Немыслимая перспектива.

Может, Сара сумеет пристроить их в свой дом престарелых? Или они мирно доживут до глубокой старости, не нуждаясь в дочерней поддержке, и мирно скончаются во сне.

– Надеюсь, у этого кота нет блох, – сказала ее мать. – Тем более что он находится на попечении Элис.

У Хелен возникло желание рассказать ей про то, как у самой Элис когда-то обнаружили вшей. Боже, как давно это было! Элис тогда только начала ходить в школу.

– Помнишь частый гребень? – спросила она у матери.

– Что? – нахмурилась та.

– Ты вычесывала им мои волосы, чтобы у меня, не дай Бог, не завелись вши. Помню, он ужасно царапал голову.

– А ты вычесывала таким меня, – вмешалась Элис. – Я его терпеть не могла.

– С какой стати ты заговорила сейчас об этом? – поинтересовалась мать Хелен.

– Да так, к слову пришлось.

Нет уж, пожалуй, она промолчит. Что бы там ни думал Горбачев, открытость далеко не всегда была лучшей политикой.

Сара

Из гостиной раздался внезапный крик. Кристина, не обращая внимания на вопли, продолжала сбрасывать одежду с антресолей на лестничную площадку.

– Может, сходить посмотреть? – спросила Сара, с тревогой посматривая вниз.

– Зачем? О-о, только взгляни! – в руках у Кристины был маленький оранжевый джемпер. – Это мама его связала. Мне всегда казалось, что на Эйдане цвет выглядит чуть по-девчоночьи, но всем остальным он очень нравился.

– Симпатичная расцветка. По-моему, подходит и мальчикам, и девочкам. Я бы с удовольствием надевала его на Марту, если бы знала, что он у тебя еще есть.

– Правда? Прости… ой, какая прелесть!

Сара взяла у сестры крохотные штанишки в бело-голубую клетку. Такое чувство, что всю эту одежду шили не на ребенка, а на куклу. Неужели и Марта была когда-то такой же маленькой?

– Смотри, что я только что нашла, – Кристина держала в руках горчичного цвета кардиган. – Я-то думала, что давно его выбросила. Ужасный цвет, правда? Грейн связала его для Пэдди. Я обряжала в него бедняжку только в тех случаях, когда мы ездили к ним в гости.

Отношения между Кристиной и ее свекровью всегда были натянутыми – главным образом потому, что Кристина так и не захотела назвать никого из сыновей в честь их деда по отцовской линии. «Терпеть не могу имя Виктор», – безапелляционно заявляла она. Разумеется, это ее мнение, пусть и окольными путями, дошло до Грейн.

В гостиной вновь воцарилась тишина. Должно быть, никого не убили и даже не ранили. С трудом наклонившись, Сара принялась собирать с пола одежду.

– Не трогай, я сама, – сказала Кристина, закрывая дверцу шкафа. – Пошли, переберешь их на кухне. Там теплее.

Сара зашагала вниз по лестнице, крепко держась за перила. Не в силах разглядеть ступеньки из-за живота, она осторожно нащупывала ногой каждый край. Слониха, да и только. Толстая счастливая слониха. Или гиппопотамиха. Огромные груди, немыслимо большой живот. Еще месяц, и на свет появится ее будущий сын или дочь.

Когда они проходили мимо гостиной, Кристина окликнула сыновей:

– У вас все в порядке?

– Да, – ответил нестройный хор мальчишеских голосов.

На кухне она вывалила кучу одежды прямо на стол.

– Посмотри, может, что и возьмешь, – сказала она Саре. – А я пока поставлю чайник.

– Я, пожалуй, обойдусь без чая, – заметила Сара. – И так всю ночь буду бегать в туалет.

– Да уж, припоминаю. Со мной тоже такое было. Ужасно, что и говорить.

– Да я не жалуюсь.

– Я знаю. Такой терпеливой женщины, как ты, свет не видывал, – порывшись под раковиной, Кристина вытащила два пакета. – Можешь положить сюда то, что унесешь с собой. Меня, кстати, порадовала новость, что Нила взяли привести в порядок поле для гольфа.

– Да, мы тоже этому порадовались, – Сара с улыбкой разглядывала крохотную лиловую футболку. – Они открываются как раз на Новый год. Проблема только в том, что Нил уже не сможет отпрашиваться по утрам, и нам придется найти кого-то, кто приглядывал бы за Мартой и малышом, когда я вернусь на работу.

– Вы уже нашли кого-нибудь?

– Нет пока. Но мы говорим об этом всем и каждому, так что рано или поздно, надеюсь, получим хорошую кандидатуру.

Кристина взяла голубой кардиган и добавила его к отобранным уже вещам.

– Я просто подумала про двоюродную сестру Брайана, Норин. Она вдова. Муж у нее погиб во время несчастного случая несколько лет назад. Помнишь, я тебе рассказывала?

– Честно говоря, не помню.

– Да это и неважно. Просто Брайан сказал недавно, что ясли, в которых она работала, закрыли. Может, она согласится устроиться к вам няней, если не найдет другой работы.

– Она работала в яслях? – повернулась к сестре Сара. – А свои дети у нее есть?

– Нет. Норин чуть постарше нас – лет около сорока пяти, я думаю. Общалась я с ней не так уж часто, но она производит очень приятное впечатление.

– А где она живет?

– На той стороне Нааса, в двадцати милях отсюда. Но поскольку она водит машину, вряд ли это станет для нее проблемой.

– Что ж, звучит многообещающе. Я поговорю с Нилом. Посмотрим, что он скажет. Ладно, достаточно уже вещичек. Прости, что тебе предстоит везти меня до дома. Рано или поздно мне все-таки придется сдать на права.

– Ничего страшного. Пойду возьму ключи.

Кристина скрылась за дверью, а Сара стала втискиваться в свое пальто. Еще неделя, и она благополучно уйдет в декрет. Еще пять обедов в доме престарелых, пять дней неуклюжего перемещения по кухне. Последние два месяца фартук уже не завязывался на ней, и ей приходилось закалывать его сзади булавкой.

Она бросила взгляд на кучку одежды и представила крохотное существо, которое будет облачать в эти вещички. И что с того, что ей вот-вот исполнится тридцать семь? Она в прекрасной форме и без труда справится с ролью матери.

Ее малыш, ее собственная плоть и кровь. Очень скоро она возьмет его на руки. О таком счастье можно было только мечтать.

Хелен

Ну что, Сара, обратный отсчет запущен, и твой Великий день вот-вот настанет. Нет ли у тебя желания как следует прибраться? Сама я, признаться, не страдала подобной тягой, когда носила Элис (ну кто бы мог подумать?). Говорят, однако, это весьма обычный феномен. Обустроить гнездышко – так это называется. Может, мы с моим птенчиком потому и бодаемся все время, что я не вычистила наше гнездышко к ее появлению.

Ты, должно быть, просто паришь от счастья. Прими мои наилучшие пожелания – если кто и заслуживает их, так это ты. Дождись, пока не услышишь команду тужиться, а затем со всей силы сжимай руку Нила – это должно помочь. Он молодец, что решил присутствовать при родах – не многие мужчины на такое способны. Я рожала Элис в 71-м, и моему мужу не разрешили находиться в палате, хоть он на этом и настаивал. Я устроила настоящую истерику, но врачи остались неумолимы. Сейчас, по крайней мере, это перестает быть проблемой.

Посылаю тебе свое любимое масло для ванны. Вечером отправь Нила читать дочке сказки, а сама налей воды, щедро плесни туда масла и полежи в свое удовольствие. Это позволит тебе почувствовать себя особенно желанной и сексуальной. Великолепная комбинация! И – да, на случай, если у тебя возникнет вопрос: спокойный секс в таком состоянии не только позволителен, но и рекомендован. Что касается позы, я думаю, сами догадаетесь. И хватит краснеть: ты же замужняя женщина!

Теперь о прозе дня. Дом моего соседа выставили на продажу – я сама видела объявление. Должно быть, ворчливый старикашка все-таки покинул этот мир. Признаться, я даже почувствовала укол совести: не сосчитать, сколько раз я желала ему провалиться сквозь землю! И кого мне теперь ждать в качестве соседа? Я бы не возражала против богатого вдовца, но и юный холостяк картины не испортит. Я уже не в том возрасте, чтобы привередничать.

А теперь главная новость: Брин уходит на пенсию. Брин! Я с трудом поверила своим ушам. Надо сказать, он далеко не худший из тех, с кем мне приходилось работать. Не исключено даже, что мне будет не хватать его едкого сарказма. Судя по намекам его помощницы, у Брина не все в порядке на личном фронте. Какие-то проблемы с женой. Не понимаю, почему бы просто не развестись, если все достало? Может, правда, она при деньгах, и Брин не хочет лишаться привычного образа жизни. Как бы то ни было, на следующей неделе он съезжает из своего кабинета. Конец эпохи. Он рано уходит от дел – не думаю, чтобы ему было больше шестидесяти.

По этому поводу в офисе газеты устраивают массовую вечеринку, так что Элис, к величайшему ее неудовольствию, придется посидеть с моими родителями. Сама я решила принарядиться и тряхнуть стариной. В моем возрасте – а мне уже сорок пять – не слишком много шансов подцепить кого-нибудь, так что придется расстараться.

Главная моя головная боль сейчас – это Элис. Несколько дней уже дуется на меня за то, что я не разрешила ей отправиться на гулянку к подруге, причем с ночевкой. В шестнадцать лет не ночевать дома – по-моему, так рановато. А пару дней назад я уловила от нее запашок спиртного. Это при том, что девочки собирались идти в библиотеку! Что тут поделаешь? Пришли ей, пожалуйста, фото своего новорожденного малыша – может, хоть это ее малость образумит.

Ладно, пора укладываться в мою одинокую постель. Обязательно дай мне знать, когда все случится. Пусть Нил отправит мне телеграмму или вышлет по почте открытку. Словом, что-нибудь.

Хелен.

Сара

– Ну кто же так обрезает? – раздраженно заметила Мартина. – Скоро от куста ничего не останется!

Чарли, щелкнув садовыми ножницами, убрал еще одну ветку.

– Много вы в этом понимаете, – заметил он. – За садом не ухаживали уже несколько лет. Здесь все нуждается в подрезке и подгонке.

– Неужели? Вы до того обкорнали этот бедный куст, что весной ему уже не цвести.

– Может, и так. Но со временем он станет только здоровее, – Чарли методично убирал все уродливое и переросшее. Мартина смотрела на него с нескрываемым раздражением.

– Что такое? – поинтересовался он после непродолжительного молчания. – Язык проглотили?

– Я по-прежнему думаю, что вы срезаете слишком много, – огрызнулась она.

– Это я уже понял. Признателен за ценный совет.

Сара, нарезавшая морковь для бараньей запеканки, отчетливо слышала весь разговор. Окно на кухне было открыто, и из сада долетало каждое слово. В скором времени, если только кто-нибудь не вмешается, эти двое наверняка прикончат друг друга. Мартина заколет Чарли садовыми ножницами, или он прибьет ее секатором.

Не исключено, впрочем, что втайне они наслаждались этими стычками. Мартина никогда еще не проводила столько времени в саду. Назначив себя ангелом-хранителем местных кустов, она назойливо донимала Чарли, который настроился привести в порядок территорию вокруг дома престарелых. Последний, кстати, с готовностью давал ей отпор.

Распределяя морковь по блюдам, Сара размышляла о том, какая чудодейственная перемена произошла в их новом постояльце. Разумеется, Чарли никогда не будет здоровяком – перенесенная пневмония сказалась и на его сердце. И все же он окреп настолько, чтобы подойти однажды к экономке с предложением навести порядок в местном саду.

«Я просто не смогла отказать ему, – сказала та Саре, – хоть и не знаю, во что все это выльется. С другой стороны, он не настолько силен, чтобы всерьез что-то испортить. И если это занятие вернет ему интерес к жизни…»

Однако опасения ее были напрасны. Чарли был еще слишком слаб, чтобы проводить в саду больше часа в день. Однако уверенность, с какой он полол, подрезал и снимал все лишнее, свидетельствовала в его пользу. Прошло шесть месяцев, и все заговорили о том, насколько опрятнее стал их сад.

Все, кроме Мартины. Ту явно раздражал новоиспеченный садовник. После смерти Дороти Фелан Мартина стала старейшей обитательницей приюта. Возможно, в глубине души она полагала, что Чарли должен был для начала испросить у нее разрешения на работу в саду.

Бедняга Чарли! После затяжной болезни он просто не в силах был существовать один, без помощи и поддержки. В результате его жилье выставили на торги, чтобы он мог оплачивать проживание в доме престарелых. До чего же это ужасно, думала Сара, раз и навсегда распрощаться с собственным жильем. Никакие супы и булочки не компенсируют подобной потери.

Ей так и не удалось найти его кота – и это несмотря на обнадеживающее начало. Доброжелательный мужчина из Садового центра взял у нее телефон дома престарелых и описание кота.

«Мы с напарником будем заглядывать туда всякий раз, как окажемся в этом районе, – пообещал он Саре. – Я постараюсь держать вас в курсе дел».

Надо отдать ему должное, он действительно позвонил через неделю. И еще дней через десять. Но животное так и не нашлось.

«Мы оба по нескольку раз подъезжали к дому и хорошенько все обыскивали. Но кот как сквозь землю провалился».

Они условились, что он позвонит, если кот все-таки объявится. Сара, впрочем, на многое не рассчитывала. Что делать животному у заброшенного дома, где его не кормили уже несколько месяцев? Оставалось надеяться, что кота взял кто-то из добросердечных соседей.

«Джордж и его напарник продолжат поиски», – сказала она Чарли, однако по отстраненному выражению его лица было ясно, что тот тоже не питает особой надежды.

Добавив к блюду мелко резаный лук, Сара бросила взгляд на часы. Где там копается ее новая помощница? Неужели так трудно накрыть на стол? Бернадетта сделала бы это в считанные минуты. Но Бернадетта уже два года как на пенсии. За ней последовала целая цепочка поварих, которым – из-за сокращения расходов на дом престарелых – платили уже куда меньше. Саре каждый раз приходилось приспосабливаться к новой помощнице, и она до сих пор жалела о своей бесценной Бернадетте. Еще пара минут, и ей придется отправляться на поиски Уны – блюда пора ставить в духовку.

Достав из холодильника бульон, она сняла плавающий сверху жир. Ничего, Уна скоро появится. Не нужно нервничать. Уже с завтрашнего дня Сара уходит в декретный отпуск: осталось лишь три недели до появления на свет ее бесценного малыша.

При этой мысли она вновь ощутила легкое покалывание в животе – еще одна волна той нервной энергии, которая не давала ей покоя с самого утра. Она проворно вылила бульон на смесь мяса и овощей. Надо будет выпить перед уходом чашечку мятного чая – это успокоит ей нервы.

Нил заедет за ней после работы. По распоряжению врача, Сара с четвертого месяца уже не садилась на велосипед. «Это может сказаться на вынашивании плода», – заявил он, и Сара не стала спорить. Отдай он ей приказание спать с куском льда в ногах или питаться всю беременность одним луком, она бы и то подчинилась – все ее мысли крутились отныне вокруг будущего ребенка.

Но врач отменил один только велосипед. В результате Нилу, Кристине и ее отцу пришлось по очереди возить Сару с работы и на работу. Что и говорить, серьезное неудобство. Но сегодня этому придет-таки конец.

Новый приступ странных мурашек. На этот раз сильнее прежнего. Настолько сильный, что Саре пришлось остановиться и положить руку на живот. Неужели она съела сегодня что-нибудь не то? Раньше она не страдала от несварения. Сара медленно направилась к задней двери: пожалуй, ей лучше побыть немного на свежем воздухе.

Как только вернется домой, обязательно позвонит доктору. Может, он знает, в чем тут дело. Распахнув дверь, она шагнула на улицу, и в тот же миг что-то теплое заструилось у нее между ног. Глянув вниз, она увидела на земле, прямо под белым фартуком, большие темные пятна.

Сердце у нее остановилось, на лбу выступил пот. «Мартина», – с трудом выдавила она дрожащим голосом.

* * *

Хелен,

мне дали строжайшее распоряжение отправить эту открытку с первой же почтой. Дело в том, что вчера, во вторник, у нас родился сын Стивен, весом 3 кг 800 г. На свет он появился на три недели раньше положенного, но это никак не сказалось на его здоровье. Сара сама напишет Вам, как только оправится после родов.

С уважением,

Нил Флэннери.

Дорогая Хелен,

огромное тебе спасибо за чудесные крохотные ботиночки и чепчик, которые я получила этим утром. Увы, но у меня действительно и мысли не мелькнуло о том, что ты могла связать их сама! Ты молодец, что не забыла и про Марту. Ей до того понравился твой розовый зонтик, что она таскает его буквально повсюду: вчера вечером он плавал вместе с ней в ванной!

Прости, что не смогла написать тебе раньше, но эта неделя мелькнула для меня как одно мгновение. Только сейчас мне с трудом удалось выкроить пару минут. Дети спят – причем одновременно, что уже можно счесть чудом. Надеюсь, мне удастся закончить до того, как начнется привычная кутерьма (или пока сама я не свалюсь от усталости).

Хелен, это было ужасно. Воды отошли у меня в то время, когда я была на работе – на три недели раньше срока. Как раз накануне официального ухода в декрет! Когда это случилось, никого рядом не было (моя помощница как раз накрывала столы). Я вышла на улицу, чтобы подышать воздухом. Тут-то все и произошло. Разумеется, мне сразу пришли на ум прошлые выкидыши, и я совсем расклеилась. К счастью, в саду находилось двое наших жильцов, и я позвала их на помощь. Одной из них – хочешь верь, хочешь нет – была Мартина. Да-да, та самая Мартина, которая никогда не упускает возможности сказать какую-нибудь гадость! Но в этот раз она была на высоте. Усадила меня на скамейку, приговаривая, чтобы я не волновалась, что все будет хорошо. Потом отправила за помощью второго постояльца, Чарли (слышала бы ты этот приказной тон – сразу видно, что Мартина была в своей стихии!). Пока мы ждали, она легонько похлопывала меня по плечу и повторяла, что все будет в порядке. Это всего лишь ребенок, говорила она. Женщины рожают их уже тысячи лет, и все это время дети появляются на свет тогда, когда они готовы (а не когда мы от них этого ждем). Ты не поверишь, но в скором времени мою истерику как рукой сняло.

К счастью, наш водитель, Дэн, был на месте. Он тут же повез меня в больницу в сопровождении одной из наших медсестер. Она сидела у моей палаты, пока туда, весь взмыленный, не приехал Нил. Узнав о случившемся, он пытался дозвониться до Кристины и своей матери, чтобы оставить с кем-нибудь из них Марту, но обеих не было дома. Телефон моего отца он так и не нашел, и в результате оставил дочку под присмотром наших новых соседей. Ну и задала же я всем жару!

Что касается самих родов… Хелен, это было нечто! Да что я тебе рассказываю – ты же сама рожала. Больно было до ужаса, так что у Нила теперь вся рука в синяках. Я сжимала ее с такой силой, что только чудом, наверно, не сломала. Но стоило мне взять в руки Стивена и взглянуть в его крохотное личико, как все мои страдания отошли в прошлое. Меня буквально переполняли эмоции – ты же знаешь, до чего я чувствительна! Я с трудом могла разглядеть его сквозь слезы (даже сейчас, когда я пишу эти строки, у меня опять затуманивает взор).

Из других хороших новостей можно упомянуть о том, что Нил получил работу на поле для гольфа, которая ему безумно нравится. А Кристина рассказала мне о двоюродной сестре Брайана, которая могла бы присматривать за нашими детьми, когда я вернусь на работу. Мы собираемся переговорить с ней как можно скорее, чтобы узнать, что она собой представляет. Раньше она работала в яслях, и это делает ее подходящей кандидатурой на роль нянечки. Хорошо и то, что она – родня Брайану, то есть не чужой нам человек.

Ох, похоже, Стивен проснулся – как раз к моменту, когда я заканчиваю писать!

Еще раз спасибо за подарки. С любовью,

Сара.

Дорогая Элис,

наверняка ты уже слышала от мамы, какое замечательное событие произошло в нашей семье, но мне хотелось лично отправить тебе фото нашего Стивена. У этого славного малыша глаза его папы и мой носик (так, по крайней мере, говорят). И взгляни на эти черные волосики! У Марты, когда она только появилась у нас, не было на голове ни единого волоска. Так что этот малыш совсем особенный.

Все от него просто без ума. Три его двоюродных брата очень рады, что родился именно мальчик. Нуала, мать моего мужа, счастлива, что мы назвали сына Стивеном – в честь ее мужа, который умер десять лет назад, незадолго до нашей с Нилом свадьбы. Марта тоже рада, что у нее появился братик, но ужасно разочарована тем, что ей не разрешают катать его в кукольной коляске.

Надеюсь, у тебя все в порядке – и дома, и в школе (прими мои поздравления в связи со сдачей переходных экзаменов; для тебя это, конечно, уже не новость, но я искренне порадовалась, когда узнала о твоих успехах). Твоя мама сказала, что ты рассчитываешь поступить со временем в художественный колледж. Надеюсь, тебе удастся осуществить свою мечту.

Посылаю тебе рисунок, который нарисовала моя Марта. Это слон (на случай если ты не узнала его!). Ей тоже очень нравится рисовать.

Но мне пора кормить моего паренька – ну и обжора он! – так что я, пожалуй, буду закругляться.

Удачи тебе, Элис.

И наилучшие пожелания от измученной, но безумно счастливой Сары.

Хелен

– Без вас будет уже не то.

Брин с подозрением взглянул на стакан в ее руке.

– И сколько ты уже приняла?

– Не так много, чтобы высказать вам все, что я на самом деле о вас думаю.

Для Хелен это был уже третий стакан виски, и она пребывала в состоянии счастливого опьянения: мир казался светлым и красочным, но язык не болтал пока слишком много глупостей.

– Что уж там, – заметила она, – наше сотрудничество не всегда проходило гладко.

– Это верно. Не помню даже, сколько раз мне хотелось придушить тебя на месте.

Хелен беспечно рассмеялась.

– Наверно, столько же, сколько у меня возникало желание спихнуть вас со скалы.

Слегка улыбнувшись, он потянулся за своим кофе.

– Совсем не пьете? – поинтересовалась Хелен. – Боитесь потерять контроль над собой и сказать мне что-нибудь приятное?

– Что-то вроде того, – хмыкнул он.

В этом гостиничном зале, специально снятом в честь такого события, находилось человек пятьдесят. Должно быть, те же, подумала Хелен, кто присутствовал на той давней рождественской вечеринке, на которую ее угораздило попасть. Только обстановка на этот раз была более впечатляющей.

Напитки и закуски тоже были не в пример лучше. Проводы старейшего редактора, отработавшего в газете двадцать шесть лет, требовали чего-то более пристойного, чем куриные ножки и дешевое вино. На стене, над маленьким, но прекрасно оборудованным баром, висел баннер: До свидания и удачи во всем!

Брин, конечно же, обратил внимание на ее платье – точнее, на его шокирующую длину. Хелен сразу поймала на себе его оценивающий взгляд. Оно провисело в ее гардеробе с тех пор, как в моде были вызывающе-короткие мини. Хелен всегда гордилась своими ногами, и это платье являло их практически полностью – на пару дюймов короче, и все могли бы полюбоваться ее нижним бельем. И плевать, что оно давно вышло из моды! Хелен носила то, что ей нравилось.

Брин, наверняка, счел ее легкомысленной. Только взглянуть на его строгий костюм и белую рубашку! Образец фешенебельности и добропорядочности. Выглядел он, впрочем, неплохо. Мог бы и лучше – если бы стер с лица недовольную гримасу. Интересно, где его жена? Даже не потрудилась прийти на вечеринку.

– За все эти годы вы ни разу не сказали мне, что довольны моей работой, – заметила Хелен. – Ни одного положительного комментария!

– Напрашиваешься на комплименты, О’Дауд? Ей-Богу, я разочарован.

Снова «О’Дауд». Он делает это специально, чтобы позлить ее.

– Я ни разу не отказался от твоих статей, – продолжил он, – даже от тех, которые ты писала по своему усмотрению. Всегда платил тебе вовремя, причем весьма щедро. Тебе что, этого мало?

– Господи, – выдохнула она, – вам просто этого не дано. Сомневаюсь, что вы опознаете комплимент, даже если столкнетесь с ним лицом к лицу.

Не успел он ответить, как рядом возник один из помощников Брина. Хлопнув шефа по плечу, он спросил, что тот будет пить. Надеется, без сомнения, занять вакантное место – как-никак преемника еще не назвали.

Отвернувшись, Хелен стала проталкиваться сквозь толпу к бару, где симпатичный белокурый бармен разливал напитки и готовил коктейли. Судя по акценту, какой-нибудь скандинав.

С Брином они больше не пересекались. Усевшись у стойки, она вступила в разговор с Торвальдом из Норвегии, который поведал ей, что по вечерам он работает в баре, а днем учит кельтскую литературу в Тринити-колледже.

Она все еще болтала с ним, когда Брину вручили подарок – набор клюшек для гольфа. Тот выступил с благодарственной речью, и все в ответ захлопали.

К тому времени, когда Торвальд помогал ей облачиться в пальто – а было это часом позже, – Брина давно уже и след простыл.

* * *

Дорогая миссис Флэннери,

спешу поздравить Вас с рождением мальчика, он очень славный. Слон у Марты вышел замечательно. Я нарисовала для нее соседского кота – надеюсь, он ей понравится. Мы начали присматривать за котом, когда сосед попал в больницу. Но потом он умер, и кот, видимо, останется у нас навсегда.

Мама только что позвала меня ужинать. Она сегодня в плохом настроении. Вчера вечером она ходила на вечеринку и здорово там набралась.

С уважением, Элис.

1990

Сара

– Марта, не трогай тарелку брата! Ты же знаешь, он не любит, когда ты дотрагиваешься до его еды… Стивен, кушай йогурт, детка. Нет-нет, никакого меда в волосах. Марта, немедленно положи крекер, или я скажу Норин, что парк на сегодня отменяется. Я не шучу.

И так каждое утро. Нил еще раньше уходил на работу, и Сара распоряжалась за двоих, пока к ней не прибывала подмога. Двухлетний Стивен твердо стоял на том, чтобы есть самому, но был еще слишком неловок, чтобы справиться с этим как следует. Марта, которой вот-вот должно было исполниться пять, разнообразила процесс своими детскими шалостями.

Сара бросила на тарелку тост и оглянулась в поисках масла.

– Не удивлюсь, если в одно прекрасное утро я проснусь совершенно седой.

Марта с интересом взглянула на русые волосы матери.

– Кто сделает их седыми?

– Ты, маленькая обезьянка, – Сара быстро чмокнула малышку в белокурую головку. – Ты и твой братец. Но я все равно очень люблю вас.

Сара не уставала говорить детям о своей любви. Она окутывала их этим чувством с утра до вечера. Нил утверждал, что она балует их, но ей было все равно. Это ее дети, и она вправе повторять, как много они для нее значат, при каждой удобной возможности.

Порой ее пугала эта всепоглощающая любовь. Украдкой Сара разглядывала других родителей – в магазине, на приеме у доктора, в очереди в кинотеатр. Чувствуют ли они ту безмерную тяжесть любви, которая обрушивается на нее всякий раз, когда она смотрит на Марту и Стивена?

А Хелен? По письмам не скажешь, что она питает к дочери какое-то особое чувство. Ее замечания насчет Элис полны язвительных упреков. Но у Хелен, похоже, такая манера общения. Разумеется, она любит Элис – разве может мать не любить своего ребенка?

Сара открыла холодильник, чтобы достать оттуда мармелад, но громкий треск заставил ее обернуться. На полу, в луже молока, лежало то, что было раньше чашкой Марты.

– Что случилось?! – воскликнула Сара, бросая мармелад на стол и хватаясь за веник и совок. – Что ты натворила?

– Мамочка, я случайно ее задела, – дрожащим голосом выдавила Марта. – Я не нарочно.

Сара выкинула осколки в мусорную корзину.

– Знаю, детка, и все же надо быть осторожнее.

– С добрым утром!

Все трое повернулись к двери. Пухлое личико Стивена озарилось улыбкой:

– Нори!

Он протянул к ней ручонки, и Сара с трудом подавила укол ревности, когда Норин, скинув пальто, схватила малыша и крепко обняла его.

– Неужели ты еще не позавтракал, шалунишка?

Не дожидаясь ответа, она усадила Стивена на колени и начала кормить его йогуртом. А он – решительно отвергавший помощь Сары! – покорно глотал ложку за ложкой.

– Моя чашка упала со стола, – сообщила ей Марта. – И разбилась. Мама выкинула ее в ведро.

– Господи… Сара, не нужно с этим возиться. Я все уберу, когда ты уйдешь.

– Да я уже убрала, – Сара выжала над раковиной полотенце. – Нил может вернуться сегодня пораньше.

– Ничего страшного, – Норин взглянула на детей. – Ну, и чем мы сегодня займемся? Как насчет пикника в парке?

– Дааааа!

Накручивая педали по пути на работу, Сара пыталась припомнить, какой была их жизнь до появления Норин. Трудно понять, как они вообще справлялись без нее.

Она появлялась в их доме каждое утро и оставалась до тех пор, пока Сара или Нил не возвращались с работы. Если им случалось задержаться, Норин никогда не проявляла недовольства. Она не только успевала покормить и развлечь детишек, но и выполняла часть работы по дому: отправляла в стирку белье и развешивала чистое на веревке, мыла окна, заправляла кровати и гладила рубашки. Как-то раз она даже подстригла газон. Никаких протестов Норин и слушать не хотела.

– Ну чем бы мы занимались весь день? – заявила она с улыбкой на следующее утро. – Особенно с такой помощницей, как Марта. Она только и делала, что убирала срезанную траву. Правда, золотко?

Дети обожали Норин. Нил тоже был рад ее присутствию в доме. Как-то раз, вернувшись домой с работы, Сара нашла всех четверых в гостиной. Они сидели на ковре с игрушечными чашками в руках. На полотенце были расставлены сахарница и крохотный молочник. Здесь же стояла тарелка с настоящим печеньем.

На Марте красовался Сарин фартук, Стивен жевал печенье, рассыпая вокруг себя крошки.

– У нас тут чаепитие, – сказала Норин, стараясь не улыбаться. – Так что ты вовремя. Марта, есть там еще чай?

И Марта с гордостью налила матери чашечку «чая». Устроившись рядом с ней на ковре, Сара в очередной раз возблагодарила небо за то, что в их жизни появился такой человек, как Норин.

Жаль только, что эта замечательная женщина так мало следила за собой. Никакого тебе макияжа, ни малейшей попытки закрасить седину в волосах. Вышедшая из моды одежда пастельных тонов плохо сочеталась с темными туфлями. А еще эта ужасная холщовая сумка, которую Норин носила и летом, и зимой!

Саре было ясно, что Норин нуждается в помощи, и очень скоро ее осенила гениальная идея. Обе они – и Норин, и Сара – праздновали дни рождения в конце октября, только Норин была на десять лет старше. Поначалу Сара не желала отмечать день рождения. Ну какой интерес подчеркивать свой возраст? Но в дело вмешалась Кристина.

– Ты просто обязана организовать вечеринку! – заявила она. – Когда еще тебе выпадет шанс принарядиться? Лично я собираюсь с размахом отметить свое сорокалетие! К тому же ты получишь кучу замечательных подарков.

Чем дольше размышляла Сара над этим предложением, тем больше оно ей нравилось. Почему бы и в самом деле не отпраздновать тот факт, что в свои сорок она гораздо счастливее, чем в молодости? Ведь у нее есть двое чудесных детишек и замечательный муж! Почему не отметить эту веху новым нарядом и вкусным тортом, который она разделит с близкими и друзьями?

И тут она вспомнила про Норин, которой несколькими днями раньше предстояло переступить пятидесятилетний рубеж. Так почему бы не отпраздновать сразу два дня рождения? И почему бы, кстати, не пригласить тайком от Норин ее друзей? Наверняка та обрадуется, когда увидит дорогие ей лица!

– У Норин есть сестра, – сообщила Кристина, когда Сара поделилась с ней своей идеей. – Я могу достать через Брайана ее номер.

Вот так все и завертелось. Сестра, которую звали Джоанна, согласилась помочь им. Замысел мало-помалу начал обрастать деталями.

Но о главной своей задумке Сара не рассказала никому. Дело в том, что она нашла кавалера для Норин! Конечно же, холостяка. Не красавца в привычном смысле этого слова, но ужасно симпатичного. Чуть постарше Норин (от силы лет на десять). Сара решила пригласить его на вечеринку, чтобы они могли познакомиться. Норин по случаю праздника принарядится, что наверняка не останется незамеченным.

Она уже подходила к воротам дома престарелых, когда из-за поворота показался желтый микроавтобус. За рулем сидел тот самый мужчина, которого она наметила для Норин. Сара махнула ему рукой, и Дэн, их бессменный шофер и разнорабочий, помахал ей в ответ. В следующую минуту автобус свернул на главную дорогу и скрылся из виду.

Хелен

Устроившись перед экраном телевизора, она наблюдала за тем, как Нельсон Мандела выходит на свободу – после двадцати семи лет, проведенных в южноафриканской тюрьме. Камера показала сияющее от счастья лицо его жены, которая шла рука об руку со своим знаменитым мужем. Толпа южноафриканцев, как белых, так и черных радостно приветствовала своего героя.

Когда ведущий переключился на другие события, Хелен встала и вышла из комнаты, даже не выключив телевизор. Наверху она распахнула дверь в пустую спальню Элис и замерла на пороге.

Покрывало на кровати было отброшено в сторону. Удосужилась ли дочь хоть раз за свою жизнь застелить постель? У батареи, где обычно громоздились книжки по искусству, было пусто. На маленьком столике тоже не осталось ничего, кроме губной помады без колпачка.

На шкафу сидела Нелли – синяя слониха. Эту игрушку Брин прислал маленькой Элис, когда та сломала себе запястье. Распахнув дверцу шкафа, Хелен увидела ряд пустых вешалок. Разве может быть что-то более унылым, чем вид пустых одежных вешалок?

В ящиках стола обнаружились старая почтовая марка, скрепка и зеленый гольф без пары.

Сбросив тапки, Хелен забралась в постель и закуталась в одеяло. Белье еще хранило запах ее дочери.

Элис. Ее бич, ее бесконечное наказание. Все эти ссоры между ними, громкое хлопанье дверьми… Сколько ночей недоспала она из-за Элис, этой мрачной упрямицы, ее дорогого, непослушного ребенка?

– Не забывай кормить кота, – сказала она на прощание Хелен. В своем красном плащике Элис выглядела совсем еще девочкой. В руках она держала сумку с одеждой, которую тоже собиралась отправить в машину Джеки.

– Его миска у ограды.

– Я знаю, где его миска, – сказала Хелен, стараясь унять внутреннюю дрожь. – Позвони, как только доберетесь, хорошо? В любое время. Отыщи там телефон.

Элис решила сорваться с насиженного места в компании двух своих незадачливых сокурсников. Отучившись в колледже ровно семестр, эта троица решила, что работа в экоцентре где-то на задворках Уэльса куда предпочтительнее полноценного образования. Что еще оставалось Хелен, как только дать дочери немного денег на дорогу да помахать ей вслед?

– В общем… – Элис нерешительно взглянула на мать, и Хелен, стараясь не расплакаться, коснулась губами ее щеки. Что ни говори, обе они так и не научились прощаться.

Дочь забралась в машину, и потрепанный автомобильчик, выглядевший так, будто ему не доехать и до конца улицы, не то что до Уэльса, тронулся с места. Быстро повернувшись, Хелен скрылась в пустом доме.

Отбросив одеяло, она выбралась из постели и тихонько вышла из комнаты. Больше никакого хлопанья дверьми. Вернувшись в гостиную, Хелен невидящим взором уставилась в экран телевизора.

Элис позвонила далеко за полночь, когда Хелен успела уверить себя в том, что где-то на шоссе у машины лопнула шина, и она с размаху врезалась в ограждение. Все трое, разумеется, погибли на месте.

Услышав звонок, она отставила в сторону пустой стакан из-под виски и кое-как добралась до телефона.

– Да?

– Мама? – раздался в трубке голос Элис. – Я звоню по платному телефону. Он жрет монетки, так что я очень коротко.

Хелен с облегчением прикрыла глаза.

– Где ты сейчас?

– Мы здесь, в экоцентре. Только что приехали. Миль за двадцать до места у нас кончился бензин. Мы с Джеки добирались пешком до ближайшей станции, а Дермот караулил машину, – голос ее звучал бодро и оживленно.

На Хелен вдруг накатила волна изнеможения. Сжимая трубку, она прислонилась к перилам.

– Иди спать, – сказала она дочери, – уже поздно. Черкни мне пару строк, когда у тебя будет время. Если кончатся деньги, звони.

Повесив трубку – и одевайся потеплее, она совсем забыла про это сказать! – Хелен заново наполнила стакан и понесла его к себе в спальню. Стоит ли удивляться, что сегодня утром она проснулась с чудовищной головной болью. Подумать только – почти сорок восемь, а она никак не избавится от похмелья!

Хелен раздраженно выключила телевизор. Одни лишь беды и несчастья, если не считать Манделы. Только и новостей, что про войны, голод и терроризм. Чета Чаушеску расстреляна в Румынии прямо на Рождество – двух пенсионеров поставили к стенке и изрешетили пулями. На севере Ирландии новые взрывы – никаких изменений за двадцать лет кровопролития. Ну что за радость слушать об этом в новостях каждый вечер?

Закурив, Хелен устроилась в пустой гостиной. На каминной полке тихонько тикали часы. Итак, Элис больше нет. Теперь их разделяет Ирландское море. У девочки никакой специальности – тринадцать лет учебы коту под хвост.

Художественный талант, без сомнения. Но что толку в таланте, если его не развивать? Что толку в художественных способностях, если ты не в состоянии применить их на практике, не в состоянии заложить их в основу карьеры?

Нет, вы только послушайте: рассуждает совсем как ее родители много лет назад. Те тоже были в ужасе, когда Хелен отказалась пойти в колледж. А уж как они переживали, когда она бросила работу, чтобы выйти замуж за музыканта и воспитывать ребенка! Но теперь, по прошествии стольких лет, она готова была признать их правоту. Получи она после школы журналистскую специальность, ее карьера сложилась бы иначе. Она была бы уважаемым специалистом, а не перебивалась случайными заработками. А что сейчас? Никаких сбережений, никаких гарантий на будущее, когда ее наверняка потеснят молодые авторы.

Может, Элис еще вернется в колледж? Может, ощутит привлекательность хорошего образования, когда ей надоест существовать на рисе и чечевице?

Усталым жестом она загасила сигарету. Что ей теперь остается? Высматривать каждое утро почтальона, с нетерпением ожидать звонка. Напиваться больше обычного, убеждая себя в том, что вреда в этом никакого нет. И так до тех пор, пока не заснет однажды прямо на кухонном полу…

Господи Боже! «Соберись!» – приказала она себе вслух. Поднявшись, Хелен вышла на задний дворик. Здесь она позвала кота, и тот осторожно выбрался из-под кустов.

– Заходи в дом, – сказала Хелен. – Уж лучше ты, чем никого.

Вернувшись в гостиную, она достала из ящика ручку и бумагу. Кот запрыгнул на кресло и уставился на нее немигающим взглядом.

Сара,

прости, что так долго не писала. У нас тут в последние месяцы полная неразбериха. Во-первых – и это самое главное – сразу после Рождества Элис бросила колледж. Признаться, для меня это стало большим сюрпризом. Ничего подобного я и представить не могла. Разумеется, я попыталась воздействовать на нее, но все мои уговоры, как водится, ни к чему не привели. Не далее как вчера она укатила в Уэльс с двумя такими же незадачливыми студентами. Похоже, эта троица заранее все спланировала.

Они подрядились помогать какой-то организации, которая занимается вопросами экологии. Забрались в самую глушь. Не спрашивай даже, что они собираются там делать. Спасать мир, должно быть. Взамен – еда и проживание. Можешь представить, что там за условия! Хотелось бы верить, что у Элис будет своя комната… по крайней мере, что соседками ее будут только женщины. Но кто его знает? Я настоятельно попросила ее писать почаще, и лучше ей не забывать о моей просьбе.

Теперь к другим новостям. У моего отца – а ему уже восемьдесят два – месяц назад был сердечный приступ. Все это время он безвылазно пролежал в больнице. Всю левую сторону у него парализовало, говорить он тоже не может. Я заглядываю к нему пару раз в неделю… просто чтобы посидеть рядом. Думаю, по прежним письмам ты уже догадалась, что я не очень-то близка с родителями. У меня с детства было чувство, что ребенок вовсе не вписывался в их планы. Но сейчас, глядя на отца, я невольно проникаюсь сочувствием. Для человека, который привык командовать и распоряжаться, нет ничего хуже, чем оказаться полностью беспомощным. Моя мать практически переселилась в больницу – и днюет, и ночует в палате отца. По словам доктора, он может протянуть так еще несколько лет… или умереть в любой момент. Что, как ты понимаешь, не очень обнадеживает.

В остальном все по-прежнему. Работа идет своим чередом. Нужно сделать обзор двух книжек и написать статью по поводу Дня святого Валентина. Словом, ничего занимательного. Верните мне Брина! Перепалки с этим человеком всегда держали меня в тонусе.

Мои новые соседи полностью отремонтировали дом. Боюсь даже представить, в каком состоянии он им достался – жилье пустовало целых три года! Купили его, должно быть, за бесценок. Двор перед домом напоминает сейчас строительную площадку – везде груды досок и штабеля черепицы. Прежний хозяин, увидь он все это, наверняка перевернулся бы в могиле! Газон полностью уничтожен, от живой изгороди тоже не осталось и следа. Соседи собираются заменить ее кирпичной стеной. Счастье еще, они не стали настаивать, чтобы я взяла на себя половину расходов – я просто не могу позволить себе подобных трат, имея на руках дочь, которая не зарабатывает ни пенни. Боюсь, мне и впредь придется содержать не только себя, но и Элис!

Отложив ручку, она невидящим взглядом уставилась в камин. Его не растапливали уже два дня – к чему тратиться на одного человека? – и внутри не было ничего, кроме серой золы. Центральное отопление Хелен тоже не включала. Завтра она выберется в магазин и купит себе дешевенький обогреватель. Она снова схватилась за ручку.

Знаешь, меня только что осенило. Я ведь никогда прежде не жила одна.

Остановившись, она потерла щеку и, неожиданно для себя, ощутила под пальцами влагу. Слезинка. Откуда бы ей взяться?

Как ни крути, а я сильно скучаю по Элис.

Еще одна слеза капнула прямо на страницу. Хелен аккуратно промокнула ее рукавом халата.

– Ну что ты уставился на меня? – спросила она кота. – Не видел разве, как люди плачут?

Кот в ответ даже не шевельнулся.

Отложив ручку, Хелен спрятала лицо в ладонях и разрыдалась.

Сара

Сара стояла у кухонного окна и наблюдала за старушкой, которая с немыслимой медлительностью подрезала ветки форзиции. Делала она это едва ли не каждый день на протяжении последних двух недель.

Никто не высказывал в ее адрес никаких замечаний. Никто не удивлялся вслух, почему она занимается именно тем, что так раздражало ее в Чарли, который методично приводил в порядок их сад. Можно сказать, что она приняла у него эстафету. Работала молча, с поджатыми губами, будто выполняла возложенную на нее свыше миссию.

Фактически, это стало для нее обязанностью. Мартина будто пыталась извиниться перед Чарли за то, что относилась к нему с таким недоброжелательством, что раз за разом осыпала его колкими замечаниями. Как жаль, что им так и не удалось сработаться в те недолгие годы, которые Чарли провел в их приюте.

Мартине уже исполнилось восемьдесят девять, и от былой подвижности ее не осталось и следа. Артрит согнул ей спину и изуродовал пальцы, и все же она не бросала работы в саду. Трудилась молча, погрузившись в собственные мысли.

Случалось ли ей довериться хоть кому-то за всю ее жизнь? Случалось ли поделиться с другими самыми сокровенными мыслями? Сара по-прежнему заглядывала иногда к ней в комнату, но Мартина, казалось, совсем потеряла интерес к их беседам. Отвечала она односложно, а взгляд ее все чаще устремлялся за окно, к тем самым кустам, за которыми она бережно ухаживала.

А Хелен, которая, судя по всему, никогда не была близка с родителями, потеряла в марте отца. Жаль, что им так и не удалось наладить доверительных отношений. Не жалеет ли Хелен об упущенных возможностях?

– Ты даже не представляешь, как я рада, что вышла за тебя замуж, – сказала она вечером Нилу, когда оба купали детей.

Тот искоса взглянул на нее.

– С чего это ты вдруг?

– Да так. Просто захотелось сказать. Я рада, что ты сделал мне предложение, и рада, что ответила тогда согласием. Мне кажется, нет ничего печальнее, когда люди не решаются высказать то, что лежит у них на сердце.

Нил вынул Стивена из воды и закутал в полотенце.

– Похоже, твоя мама немного выпила, – сказал он.

– Не говори так, – нахмурилась Сара.

– Прости, – Нил потянулся к бутылочке с тальком. – Просто пошутил.

Сара повернулась к Марте.

– Мужчины, в отличие от женщин, не умеют говорить о своих чувствах.

Нил принялся натягивать на Стивена пижаму.

– Завтра я, скорее всего, буду поздно. Позвонили потенциальные клиенты из Нейса. Я пообещал, что загляну к ним после работы.

Надежды, которые они возлагали на поле для гольфа, не оправдались. Те продержались всего два года, после чего заявили о закрытии. Но Нил не растерялся. Он настойчиво подыскивал себе клиентов, а в свободное время читал книги по ландшафтному мастерству. Словом, постоянно совершенствовал свои навыки.

– Выходи, детка, – Сара помогла Марте выбраться из воды. – Насколько поздно?

– Часов в восемь, а то и девять. У них там пол-акра земли за домом. Похоже, они хотят, чтобы я обустроил для них сад.

– Почему нет? Ты прекрасно с этим справишься, – Сара тоже взялась за бутылочку с тальком. – Между прочим, я пригласила Сам-Знаешь-Кого на вечеринку, и он согласился.

– О ком ты?

– Ну, ты знаешь. Я хочу познакомить его с Норин, – последнее слово она произнесла шепотом.

– С кем? – переспросила Марта.

– Много будешь знать, скоро состаришься, – Нил подхватил на руки Стивена. – Что ж, мистер, пора в постель.

– Как тебе моя идея? – окликнула его Сара.

– Прекрасно, раз тебе так хочется.

Она вновь повернулась к Марте, которая успела уже надеть пижаму.

– Ну что, готова?

Нил мог бы выказать побольше энтузиазма в связи с ее идеей. И почему бы не сказать в ответ на ее признание, что и он рад тому, что когда-то женился на ней? Мужчины, вздохнула Сара. Ну что с них взять?

Хелен

Вынув из печатной машинки листок, она присоединила его к стопке других. Пять тысяч слов о том, что Ирландии начала, наконец-то, выбираться из рецессии. Статья для журнала, с которым Хелен еще не работала. Безработица на самом низком за последние годы уровне. Число эмигрантов уменьшилось, экспорт возрос. Похоже, экономический кризис остался в прошлом. Сара предложила эту идею редакторам журнала, и те дали добро.

Она бросила взгляд на часы. Если поторопится, то успеет еще до отправки почты. Редакция получит статью на пару дней раньше срока – несомненный плюс в пользу Хелен.

Брину она никогда не отправляла статей раньше времени. Ей нравилось подразнить его, заставить понервничать. Сейчас она с удовольствием вспоминала их бесконечные перепалки. «Не дави на меня, О’Дауд», – предостерегал ее Брин, но Хелен отваживалась еще на парочку замечаний. Просто чтобы посмотреть, как далеко ей дозволено зайти.

– Я скучаю по нему, – призналась Кэтрин через пару месяцев после ухода Брина на пенсию. – Работать с ним было нелегко, зато интересно. А сейчас все какое-то одинаковое, бесцветное… обычное.

Да уж, при всех своих недостатках, обычным Брин никогда не был.

Хелен сунула листки в конверт. На обратном пути она заскочит к матери на чашечку чая. В эти дни она заглядывала к ней не реже двух раз в неделю.

К известию о смерти отца – а умер он где-то через месяц после того, как Элис перебралась в Уэльс, – Хелен отнеслась со сдержанной печалью. Нечто подобное чувствуют обычно, когда умирает какой-нибудь дальний родственник.

А вот мать переживала искренне и глубоко. Хелен не раз заставала ее с покрасневшими от слез глазами. Пережитое горе смягчило пожилую женщину. Изменилось и ее отношение к Хелен – теперь она встречала единственную дочь с неподдельным теплом.

– Как там Элис? – интересовалась она. – Чем она занимается в Уэльсе? А над чем ты сама сейчас работаешь? Почему бы тебе не остаться на ужин? Где ты купила такой милый свитерок?

Ответы Хелен она тоже выслушивала с живым интересом, за что Хелен была ей искренне признательна.

Сунув конверт в сумку, она подхватила со стойки зонтик – в последние дни то и дело накрапывал дождь – и направилась к выходу. В этот же момент раздался звонок в дверь.

– Добрый день. Быстро вы, однако!

Стоящий на пороге мужчина сверкнул ослепительной улыбкой. Высокий, светловолосый, с такой же белой бородой. Судя по загорелому, краснощекому лицу, на воздухе он проводил куда больше времени, чем дома. Серые вельветовые брюки, синяя футболка, плотно облегавшая широченную грудь.

– Чем я могу вам помочь? – поинтересовалась Хелен. На обочине был припаркован грузовичок F&G Garden Centre. Ищут, должно быть, клиентов в этом районе. Рассчитывают продать ей парочку кустов. Что ж, их ждет большое разочарование.

– Видите ли, – продолжил мужчина все с той же обаятельной улыбкой, – я проезжал мимо и заметил у вас в саду кота. Сейчас-то он убежал – перелез через изгородь и скрылся. Но я подумал, а вдруг это не совпадение? Вдруг это и правда кот Чарли?

О чем это он?

– Я не знаю никакого Чарли, – переступив через порог, Хелен прикрыла за собой дверь. – Извините, но я…

– Прошу прощения, мне следовало выразиться яснее. Я говорю о Чарли Мэлоуне, который жил по соседству с вами.

Хелен замерла на месте. Чарли Мэлоун. Мэлоун.

– Я понимаю, как странно это все звучит, но нам в центр однажды позвонили… было это давно, года два-три назад… и спросили про кота.

Чарли Мэлоун. Она даже не знала, как его зовут. Может, Кормак и упоминал когда-то его имя, но Хелен сразу забыла. Для нее он всю жизнь был просто Мэлоун. Но он же умер, разве нет? Зачем кому-то разыскивать его кота?

– Это длинная история, но суть в том, что он пытался найти своего кота. Дал той леди из дома престарелых наш номер…

– Из дома престарелых?

– Ну да. Его поместили туда, когда он вышел из больницы. Чарли ужасно переживал из-за кота, и я пару раз заезжал сюда – я и мой напарник…

Дом престарелых. Стало быть, он умудрился выкарабкаться.

– …Но в конце концов мы бросили поиски, слишком много времени прошло. А вот сегодня я проезжал мимо вашего сада и заметил кота. Вряд ли, конечно, это тот самый, но очень уж подходит под описание.

Живет в доме престарелых, а она-то решила, будто он давно отправился на тот свет. Да, таким, как Мэлоун, все нипочем.

– Я подумал, может, вы взяли кота себе, когда Чарли увезли в больницу? Вот и решил заглянуть, чтобы узнать наверняка.

Незнакомец, наконец-то, замолчал, вопросительно глядя на Хелен. История его выглядела просто смехотворной – искать чужого кота, которого он в жизни не видел, через несколько лет после отъезда хозяина. Но мужчина смотрел так бесхитростно, улыбка его была такой ясной, что Хелен невольно поверила.

– Это и правда его кот, – заявила она. – Я думала, что Мэло… что Чарли умер, и стала подкармливать кота.

Улыбка его стала еще шире.

– Чудесные новости, – кивнул он. – Думаю, Чарли будет просто счастлив, когда узнает, что кот жив. Я позвоню в дом престарелых и скажу.

– Лучше я, – произнесла Хелен. – Не возражаете? Дайте мне номер, и я сама позвоню.

Хелен не терпелось сообщить Мэлоуну, что именно ей он обязан спасением своего бесценного кота.

– Ну, если вы так хотите, – промолвил мужчина. – Но у меня нет с собой их номера. Я держу его в Садовом центре, на доске объявлений.

– Подождите, – вытащив из сумки ручку с бумажкой, Хелен быстро нацарапала свой номер. – Позвоните мне из Центра. Если что, можете продиктовать телефон на автоответчик, – она приписала внизу Хелен. – Огромное вам спасибо.

– Да не за что, – сунув бумажку в карман, он вновь просиял улыбкой. – Ясное дело, вам хочется самой порадовать старичка.

– Вроде того, – подтвердила Хелен, стараясь держаться как можно серьезнее. Этот парень вполне мог бы работать Санта-Клаусом. Борода у него уже есть. Не хватает только красного пальто да мешка с подарками.

– Чарли всегда был славным малым, – сказал он Хелен. – И здорово разбирался в том, что касалось садоводства. А теперь… только взгляните, – мужчина кивнул в сторону новенькой кирпичной стены, заменившей живую изгородь. – Вряд ли бы его это порадовало.

– Пожалуй, – не желая затягивать разговор, Хелен зашагала по дорожке. – Простите, мне нужно успеть на почту.

– Извините, – мгновенно отреагировал мужчина. Он поспешил за Хелен к воротам.

– Подвезти вас?

Хелен невольно улыбнулась. Добрый самаритянин, да и только.

– Нет, спасибо. Лучше я пройдусь пешком.

Мужчина протянул ей на прощание руку.

– Я так рад, что история с котом наконец разрешилась. Еще раз спасибо вам за помощь.

Рукопожатие его, как и следовало ожидать, было крепким и энергичным. Хелен окинула его оценивающим взглядом. Лет пятьдесят с небольшим, чуть постарше ее самой. И гораздо выше.

За спиной у нее хлопнула дверца, завелся мотор. В следующую секунду мужчина проехал мимо, жизнерадостно помахав рукой.

На почту Хелен все-таки успела. Потом она забежала к матери. За чашечкой кофе они говорили про Брайана Кинана, который уже четыре года провел в заложниках, и про Элис, написавшей наконец-то, о том, как им живется в экоцентре.

Вернувшись домой, она поджарила пару рыбных палочек – не готовить же настоящий ужин на одного человека? – и дополнила все зеленым салатом. Потом она посмотрела телевизор и покормила кота.

Кот. Чарли Мэлоун.

Хелен подошла к телефону. На автоответчике мигал огонек. Она нажала кнопку, и тишину прорезал бодрый голос: «Привет, Хелен, это Фрэнк Мерфи. Я заходил к вам сегодня, чтобы спросить про кота. Нашел для вас телефон дома престарелых».

Код указывал на район Килдэра. И как только Мэлоуна угораздило забраться туда? Неужели в Дублине не нашлось подходящего места?

Сара жила в Килдэре. Не исключено, что Мэлоуна отправили именно в ее дом престарелых. Завтра Хелен спросит у него, не работает ли в их приюте повариха по имени Сара Флэннери. Если что, попросит передать ей привет.

Она вернулась на кухню. «Помнишь Мэлоуна? – спросила Хелен кота. – Того старичка, который за тобой присматривал? Представляешь, он все еще жив!» Но кот, не обращая внимания на Хелен, продолжал хрустеть кормом. Налив себе чаю, она решила написать Элис. Та наверняка удивится, когда узнает, что Мэлоун задержался-таки на этом свете.

Посмотрим, что он скажет, когда узнает, у кого живет его кот!

Сара

Дверь в кабинет экономки была приоткрыта. Стало быть, она ушла на обход. Сара проходила мимо, когда на столе зазвонил телефон. Ей ничего не стоило проигнорировать звонок – на что, в конце концов, автоответчик? И все же она сняла трубку.

– Дом престарелых. Чем я могу помочь вам?

– Доброе утро, – голос был хрипловатым – не понять сразу, женский или мужской. – Я бы хотела поговорить с Чарли Мэлоуном. Мне сказали, он живет у вас.

Сердце у Сары сжалось. Ну что потянуло ее взять трубку? Шла бы и шла по своим делам.

– Прошу прощения, а вы его родственница?

– Нет, – чуть более сухо. – Я его соседка. Точнее, была соседкой. Хотите сказать, с ним можно общаться только родственникам?

– Нет-нет, что вы…

Бог ты мой, соседка! Возможно, именно та, что нашла его когда-то. Но с какой стати звонить сейчас, через столько лет?

– Алло! Вы меня слышите?

Ну же, скажи, наконец, и к стороне.

– Дело в том… видите ли, мне очень жаль… – Сара никак не могла решиться, – но Чарли был болен уже несколько лет. Потом воспаление легких… но вы, наверно, и так знаете… Словом, это ослабило его сердце, и он… у него случился сердечный приступ, совсем недавно. Он умер, всего пару месяцев назад. Один из наших постояльцев обнаружил его в саду. Знаете, Чарли так поработал над садом…

Стоп, сказала она себе. Хватит нести чушь. Сара прислушалась. В трубке царила тишина.

– Алло? Вы меня слышите?

Никто не ответил, и она поняла, что собеседница отключилась. Повесив трубку, Сара вышла из комнаты и аккуратно прикрыла за собой дверь.

Хелен

Привет, мам!

Спасибо тебе за чек. У меня важные новости – мы с Джеки уехали из эко-центра. Решили, что с нас достаточно. Уж очень много тут было всяких чудиков. Я не писала тебе о них, чтобы не напугать. Чего только стоил парень с тату в виде свастики! Он везде ходил в бронежилете – даже спал в нем. Или одна голландка – ей все время казалось, что кто-то выстригает ей во время сна волосы. И это еще цветочки! Дермот решил остаться. Но он сам не без странностей, так что ему там самое место.

Мы с Джеки добрались автостопом до Кардиффа и решили задержаться тут подольше. Сейчас мы живем в доме у Кэйт – мы познакомились с ней пару недель назад, когда она приезжала в экоцентр. Когда она узнала, что мы подумываем сбежать, то предложила поселиться на время у нее – пока не определимся, что нам делать дальше. Я уже устроилась на работу в паб, хожу туда три вечера в неделю. Джеки пристроилась в супермаркет – развозит на велосипеде покупки.

Но это еще не все! Мы записались на курсы рисования, которые проходят каждую субботу. Это бесплатно. Занимается с нами один студент, в здании местного университета. Это всего в десяти минутах от нашего дома. Мы с Джеки хотим постараться и продать свои рисунки на местном рынке. У Кэйт – она лепит из глины – есть там своя палатка, и она сказала, что мы тоже можем торговать вместе с ней.

Кардифф – большой город, здесь есть чем заняться. Только очень холодно. Я даже купила на распродаже дешевое пальто – знаешь, типа дубленки. Весит тонну, но очень теплое. Джеки говорит, я выгляжу в нем, как хиппи. Еще я отрастила волосы – они уже ниже плеч и чуть-чуть вьются, если я не сушу их феном. Мне нравится. Но ты сама увидишь, когда мы приедем на Рождество домой.

Я указала на конверте адрес Кэйт. Ты можешь писать пока туда, но, как только у нас появится немного денег, мы снимем себе другое жилье – уж очень тут много народу. Надеюсь, у тебя все в порядке? Передавай привет бабушке и обними за меня кота.

Элис.

P.S. И перестань спрашивать, не встречаюсь ли я с симпатичными парнями. Я уже говорила, что парни меня не интересуют. Можешь мне поверить.

Хелен отложила письмо. Всего-то и надо было, чтобы Элис уехала за несколько сот километров – и никаких тебе ссор и пререканий! Они прекрасно ладят друг с другом на расстоянии.

Взяв чистый конверт, она переписала на него адрес Кардиффа. Завтра она пойдет на почту и отправит перевод на двести фунтов стерлингов. Хелен понятия не имела, сколько стоит аренда жилья в Кардиффе, но больше у нее все равно не было. В любом случае деньги Элис не помешают.

Интересно, кто еще живет в доме у Кэйт? И есть ли у Элис своя кровать? Ну хотя бы раскладушка. Или она спит на полу, только не упоминает об этом, чтобы не напугать мать? И о чем еще она предпочитает умалчивать?

Работает в пабе, три дня в неделю. Хотелось бы знать, какая публика туда заглядывает! И как Элис добирается домой после закрытия? Лучше это или хуже, чем развозить по городу чужие покупки?

Но Элис не жаловалась, скорее, наоборот. Вдобавок она была не одна, а с Джеки. А через каких-нибудь девять недель она приедет домой на Рождество. Хелен убирала письмо в конверт, когда зазвонил телефон. Она поспешила в коридор.

– Алло.

– Это я.

Как всегда, радостным тоном. Такое чувство, будто он только что выиграл миллион в лотерею. За четыре месяца их знакомства Хелен ни разу не видела его в плохом настроении.

– Как дела? – спросил он.

– Прекрасно. Читаю письмо от Элис.

– Как там у них в Уэльсе, все в порядке?

По голосу и не скажешь, что ему еще только предстояло познакомиться с Элис. Он всегда расспрашивал о ней с искренней заинтересованностью.

– Она уехала из центра, вместе с подружкой. Сейчас они живут в Кардиффе, у кого-то из знакомых. Элис работает в пабе, а ее подружка развозит на велосипеде покупки.

– Вот и прекрасно. Это же целое приключение! Что может быть лучше, когда тебе всего девятнадцать?

Он во всем умел находить позитивные моменты. Хелен так и представила себе улыбку на его лице, отчего уголки ее губ тоже поползли вверх.

– Ты свободна сегодня вечером? – спросил он. – Я купил билеты на тот спектакль в «Олимпии».

Он всегда покупал билеты, не посоветовавшись предварительно с Хелен. Ну что ему стоило заранее узнать, не занят ли у нее этот вечер? Впрочем, сердиться на него было бесполезно – он только посмеивался в ответ. Ну как можно поссориться с таким человеком?

– Свободна, – ответила она.

– Вот и чудесно. Заеду за тобой в половине седьмого.

Он позвонил ей через пару дней после того, как оставил на автоответчике номер дома престарелых. Спросил, не желает ли Хелен поужинать с ним? С того момента они начали встречаться.

Фрэнк водил ее по ресторанам, покупал билеты в театр и кино. По воскресеньям вывозил ее за город, и они гуляли по берегу реки, а потом пили чай в маленьких, но очень уютных деревенских кафе. Он регулярно дарил ей книги, цветы и шоколадные конфеты. Куда бы они ни ходили, он за все платил сам, настаивая на том, что так будет лучше.

Если чего и не было, так это сцены соблазнения. В конце концов, оба были уже взрослыми людьми. Просто в один прекрасный вечер, через несколько недель после знакомства, Хелен предложила ему остаться на ночь. Он без раздумий согласился. Как и следовало ожидать, в постели он вел себя так же бережно и предупредительно. Никаких безумств, зато Хелен, впервые после смерти Кормака, почувствовала, что о ней заботятся.

Ему было пятьдесят два – на четыре года старше Хелен. Женат он не был и никогда не упоминал о прежних связях, но Хелен догадывалась, что она у него не первая. Родители и сестра у него умерли, однако в Дублине жило немало других его родственников, и со всеми он регулярно общался. Вместе с двоюродным братом Джорджем они организовали двадцать лет назад свой Садовый центр, и с тех пор так и работали там сообща.

Словом, идеальный мужчина, если вам нужен кто-то добрый и надежный. А что плохого в этих качествах? Хелен уже исполнилось сорок восемь – возраст страстей остался в прошлом. Ей повезло, что она встретила такого мужчину, как Фрэнк Мерфи. И этим она, кстати, обязана коту Мэлоуна.

Сам Мэлоун, как выяснилось, все-таки умер. Умер, так и не узнав, что Хелен приютила его кота. Жаль, конечно, но что тут поделаешь?

У меня новый бойфренд, написала она Саре через месяц после того, как они с Фрэнком начали встречаться. Тебе бы он наверняка понравился. Настоящий джентльмен, обращается со мной, как с королевой. Вдобавок моего возраста, что тоже не может не радовать. Ему пятьдесят два. Ужасно похож на Санту – большая белая борода, веселая улыбка, да и сам по себе здоровяк. У себя в Садовом центре он и правда одевается Сантой на Рождество. Когда он упомянул об этом, я даже не знала, плакать мне или смеяться.

Элис она пока ничего не сказала про Фрэнка – познакомятся, когда та приедет домой на Рождество. Хелен не забыла, с каким негодованием отнеслась ее дочь к появлению в их доме Оливера, как демонстративно игнорировала его во время совместных завтраков. С другой стороны, Элис уже взрослая. Да и Фрэнк Мерфи ничуть не похож на Оливера Джойса.

Поплотнее закутавшись в шаль, Хелен вышла во двор. С приближением зимы на улице становилось все холоднее. Бросив взгляд на кирпичную стену, заменившую живую изгородь, она словно увидела призрак Мэлоуна, вдохновенно подрезавшего ветку за веткой. Да, годы мелькнули незаметно.

Ей вспомнилось, как Кормак занес ее в этот дом на руках. «Так поступают только с новобрачными», – смеялась тогда Хелен. «Может, я хочу потренироваться», – подмигнул он в ответ.

Как наяву, увидела она малышку Элис, катившую к дому игрушечную коляску.

И вот вам, пожалуйста: Кормака и Мэлоуна давно нет в живых. Элис выросла и живет в другой стране, а самой Хелен через пару лет исполнится пятьдесят.

А у Сары через неделю юбилей – сорок лет. Они решили отметить его с размахом, в местной гостинице. Сара, как водится, успела подумать не только о себе – она запланировала сюрприз для нянечки своих детей, которая только что перешагнула порог пятидесятилетия.

Она понятия не имеет, что за сюрприз ее ждет! Хорошо, что я и так готовлюсь к вечеринке – это избавляет меня от необходимости делать все втайне. Мы пригласили всех родственников и друзей Норин, каких только смогла вспомнить ее сестра. И я даже подыскала ей кавалера! Его зовут Дэн, и он с незапамятных пор работает шофером в нашем доме престарелых. Очень приятный мужчина. Мне кажется, они с Норин идеально подходят друг другу. В любом случае я их познакомлю, а там посмотрим.

Она и Хелен пригласила на это торжество.

Не кажется ли тебе, что мы могли бы наконец встретиться? Если хочешь, приезжай с Сантой (!!!). Переночевать вы можете прямо в гостинице. Я бы с удовольствием пригласила тебя к себе, но наш дом и так будет трещать по швам из-за наплыва всевозможных родственников. Я бы с удовольствием встретилась с тобой после стольких лет переписки. Приезжай!

Но Хелен отказалась, написав, что Фрэнк уже купил на этот вечер билеты в театр. На самом деле, она схитрила. Но даже если бы у них и правда были на руках билеты, Фрэнк без сожалений поменял бы свои планы. Он бы даже порадовался возможности познакомиться с загадочной подругой Хелен. Она сама не желала встречаться с Сарой лицом к лицу. Их переписка складывалась как нельзя лучше. Почему бы этим не ограничиться?

Сквозь решетку ворот неожиданно протиснулся кот. Увидев Хелен, он заспешил к ней навстречу.

«И где это ты шлялся? – спросила она. – Давай, рассказывай о своих похождениях».

Но кот лишь доверчиво потерся ей о ноги.

«Идем», – сказала Хелен, поворачиваясь к дому, и кот послушно зашагал следом.

Сара

Покачивая коляску Стивена, Сара вглядывалась в окно класса. В толпе дошколят она пыталась разглядеть дочь. А вот и Марта! Поднявшись на цыпочки, старается снять с крючка свой розовый плащик. Девочка выглядела и немыслимо повзрослевшей, и трогательно маленькой в своем сером кардигане и не по возрасту длинной юбке.

Как только учитель распахнул дверь, открывавшуюся во двор, толпа родителей устремилась вперед. Кто-то спешил окликнуть своих детей, кто-то уже опускался на колени, чтобы застегнуть пуговички и замки на курточках и ботинках. Сара продолжала стоять на месте, с улыбкой ожидая появления дочери.

Марта возникла на пороге, внимательно оглядывая море родительских голов. Заметив Сару, она устремилась вперед, придерживая рукой школьную сумку. Сара наклонилась, чтобы поцеловать дочку.

– Привет, детка. Как занятия, все в порядке?

– М-м-м. Откуда у Стивена жевательные конфеты?

Взяв у Марты сумку, Сара пристроила ее на коляску.

– Я и тебе купила. Как в школе? Все прошло удачно?

– Да. Только один мальчик все время обзывался. Где мои конфеты?

Жизнь не позволяла расслабиться. Работа на полставки высвобождала немало времени, но дни все равно были забиты под завязку – двое детей постоянно требовали внимания. А тут еще старик-отец, которому исполнилось семьдесят девять. Он по-прежнему сохранял свою независимость, но Сара считала своим долгом навещать его хотя бы пару раз в неделю.

Нил старался помочь, когда бывал дома, но в эти дни он в основном пропадал на работе. К нему то и дело поступали заказы на планировку садов, и он частенько задерживался до ночи, посещая то одного, то другого клиента. Надо сказать, платили ему за это очень щедро. Но когда он добирался наконец до дома, сил у него хватало лишь на то, чтобы поесть да принять душ.

Счастье еще, что у них была Норин. «Даже не знаю, как бы мы справились без тебя», – не раз говорила ей Сара. Норин в ответ только смеялась. Любой на ее месте, утверждала она, справился бы не хуже.

Сара долго думала, что же подарить Норин на день рождения, и остановилась в конце концов на миленькой корзинке для пикника, с набором посуды на двоих.

– Это как-то связано с тем свиданием, которое ты устраиваешь для нее? – поинтересовалась Кристина, когда Сара показала ей корзинку.

– Вовсе нет! При желании она вполне может пригласить на пикник подружку – совсем не обязательно, чтобы это был мужчина. И мне не нравится слово «свидание». В любом случае я бы пригласила Дэна к себе на день рождения. Я просто познакомлю их, вот и все.

– Но ты рассчитываешь, что они влюбятся друг в друга с первого взгляда.

– Конечно, нет. Почему обязательно с первого? Никогда не знаешь, как все может сложиться.

Кристина с улыбкой покачала головой.

– Знакомство – еще не гарантия того, что люди проникнутся друг к другу чувствами.

– Я знаю. Не совсем же я дурочка.

Но между ними и правда могла возникнуть симпатия. И Норин тогда будет признательна ей за корзинку. Ничто так не согревает отношения, как возможность посидеть вдвоем где-нибудь на берегу реки с бокалом вина и вкусными сэндвичами.

Взять ту же Хелен – почти пятьдесят, и новый мужчина. Причем, судя по всему, очень порядочный! Жаль, что она не сможет приехать на день рождения – Саре ужасно хотелось встретиться с ней лицом к лицу. Столько лет вести переписку и ни разу не повидаться! А ведь живут они всего в сорока милях друг от друга.

В последнее время, впрочем, мысли Сары были заняты другим. Не исключено, конечно, что ей хотелось слишком многого: она отдавала себе отчет в том, что с рождением Стивена исполнилась самая заветная ее мечта. Однако желание зачать нового ребенка, дать жизнь еще одному человеческому существу, становилось все сильнее.

Надо обсудить это с Нилом. Им нужно восстановить былую близость. Сара уже и не помнила, когда они в последний раз занимались любовью. Нил так уставал на работе, что засыпал сразу после ужина. Но если они решат завести еще одного ребенка, действовать нужно быстро.

– Как думаешь, не могли бы мы выкроить для себя свободный вечерок? – поинтересовалась она как-то у Нила. – Норин с радостью присмотрит за детьми. В крайнем случае их можно отвезти к Кристине.

Но Нил лишь покачал головой.

– У меня сейчас полный завал с работой. Может, чуть позже, когда я немного освобожусь. Словом, там видно будет.

Там видно будет. Нечто подобное говорят капризному ребенку, который требует непомерно много. Сара понимала: грех жаловаться на то, что Нил завален работой. С другой стороны, с какой стати ему соглашаться на любое предложение? Не настолько уж они нуждаются в деньгах! У Нила приличные комиссионные, да и Сара продолжает работать.

Однако она не собиралась сдаваться. Ничего – вот закончится вечеринка, и она кое-что организует. Попросит Кристину, чтобы та забрала к себе на ночь детишек, и они с Нилом останутся наедине. Сара приготовит вкусный ужин, наполнит для него ванну. Словом, напомнит ему о том, почему он когда-то влюбился в нее. Ну а потом поделится с ним своим сокровенным желанием.

Всего-то и нужно – побыть немного наедине друг с другом.

Хелен

Он или не он? Сразу и не поймешь – до того ярко светит вечернее солнце. Прищурившись, Хелен всмотрелась в мужчину, который проходил как раз мимо ресторана. Он самый, Брин. Только седины в волосах прибавилось. Сколько же они не виделись? Года два или три?

Помнится, они даже беседовали о чем-то, когда Брина провожали на пенсию. Вот только о чем? Это в тот вечер Хелен привела домой шведского бармена. Или то был норвежец? Она приняла тогда столько виски, что детали напрочь размылись. Ей смутно припомнилось, как она пыталась сварить на кухне кофе, рассыпав при этом зерна по всему полу.

Да парень, собственно, того и не стоил. В постели думал только о себе, о своем удовольствии. Скрылся наутро еще до того, как Хелен проснулась. Взглянул на нее, должно быть, при свете дня и поспешил ретироваться.

– Кто-то из твоих знакомых?

– Бывший босс. С женой, я полагаю.

Наверняка жена. Алая помада на ухоженном лице, золотые серьги-обручи, светлые волосы забраны в тугой пучок. Тяжелое коричневое пальто, сапоги на высоченном каблуке – неудивительно, что Брин выглядел ниже ее.

Непохоже, чтобы она была счастливым дополнением к своему муженьку – на лице та же недовольная гримаса, что и у него. Идут рядом, как чужие, глядя прямо перед собой. Вряд ли за их столиком будут царить радость и веселье.

– Я, пожалуй, закажу себе бифштекс, – сказал Фрэнк. – Что-то меня тянет на красное мясо.

Хелен вовсе не хотелось есть. Весь день она чувствовала себя неважно – спина болела, немного кружилась голова. Ей стоило бы отменить их встречу, но когда она вылезла из-за печатной машинки, было уже поздно. Пришлось ехать в ресторан.

– Знаешь, мне что-то нехорошо, – призналась она.

Фрэнк отреагировал мгновенно. Он отвез Хелен домой и тут же принялся ухаживать за ней. Вскипятил чайник, наполнил грелку. Он до того суетился, выискивая градусник, задергивая шторы и закутывая Хелен в груду одеял, что она в конце концов отправила его домой. Сказала, что ей уже гораздо лучше.

Она никогда не болела, если не считать случайных насморков да приступов несварения. О похмелье речи не было – Хелен добровольно обрекала себя на эту муку. Вдобавок после встречи с Фрэнком ее похмелья почти сошли на нет. Фрэнк спиртное не жаловал, а напиваться одной не имело смысла.

Лежа в постели, она попыталась оценить ситуацию. Пульсирующая боль в висках, странное напряжение в области спины – такое чувство, будто она перезанималась в спортзале. Дрожь в руках и ногах. Щеки горячие – наверняка поднялась температура.

Слегка приподнявшись, она глотнула чая с лимоном, который приготовил ей Фрэнк. Из него вышла бы превосходная медсестра. Одеть его в белый халат, повесить на шею стетоскоп, и вот вам, пожалуйста – сестра Мерфи во всей красе. Разве что бороду придется сбрить.

Хелен не чувствовала к нему ничего, что хоть отдаленно напоминало бы влюбленность. С другой стороны, в ее жизни была однажды большая любовь. А каждый ли может похвастаться таким везением? Фрэнк отвез ее домой, когда она пожаловалась на плохое самочувствие, и хлопотал вокруг нее весь вечер, как наседка. Где еще она найдет такого заботливого мужчину?

Откинувшись на подушку, она прикрыла глаза и стала погружаться в дремоту.

Сара

Дорогая миссис Флэннери!

Думаю, Вы удивитесь, получив от меня это письмо, но мама сказала, что Вы скоро отмечаете сорокалетие, и я нарисовала для Вас эту поздравительную открытку. Надеюсь, она Вам понравится.

Я перебралась недавно в Кардифф (думаю, мама уже написала об этом). Работаю в местном пабе, а живу в доме у одной знакомой. Но мы с подружкой собираемся в скором времени снять свою квартиру. Денег у нас немного, но и запросы небольшие.

Надеюсь, у ваших детишек все в порядке?

Еще раз с днем рождения.

Элис.

Эта чудесная открытка ручной работы пришла к ней накануне ее сорокалетия. Красный самолетик на фоне ярко-голубого неба тащил за собой оранжевый баннер, на котором было написано: С днем рождения! До чего же это мило со стороны Элис, которая не поленилась отправить открытку аж из Кардиффа!

Сама вечеринка выдалась на славу. Пришли почти все, кого она пригласила, и весь вечер в зале царило нескончаемое веселье. Кристина приготовила огромный торт, украшенный желтыми розами. Гости вовсю восхищались новым нарядом Сары: голубой юбкой и серой кружевной блузкой.

Она получила немыслимое количество подарков – косметику, украшения, рамки для фотографий и прочие приятные безделушки. Хелен прислала ей накануне новую кулинарную книгу, о которой в эти дни только и говорили.

Дети остались на ночь у Кристины под присмотром родителей Брайана. Домой их привезли на следующий день вместе с кучей детских книжек, карандашей и коробкой конфет для Сары. Словом, все прошло в полном соответствии с планом, лучше и быть не могло.

Вот только Норин…

И дело не в том, что ей не понравился вечер. Она была приятно удивлена, когда обнаружила в зале своих близких и друзей, и от всего сердца поблагодарила Сару за сюрприз. Подарки она тоже приняла с нескрываемым энтузиазмом.

И Сара вовсе не ожидала, что Норин мгновенно воспылает чувствами к Дэну, который как следует принарядился для этой встречи. Другое дело, что Норин вообще не проявила к нему интереса. Сара познакомила их, и втроем они немножко поболтали обо всяких пустяках. Сара даже сделала немало комплиментов каждому из них – сказала, какой неоценимой помощницей стала для них Норин и какой популярностью пользуется Дэн на работе. Потом она отошла к другим гостям, чтобы оставить их наедине. Не прошло, однако, и пяти минут, как Дэн уже вернулся к своим знакомым, а Норин и вовсе куда-то запропастилась.

В конце концов Сара обнаружила ее в центре зала: Норин танцевала с Нилом под песню Уитни Хьюстон. Что толку танцевать с чужим мужем, когда пытаешься устроить свою судьбу? – подумала Сара. Но Норин, может, и не стремилась к романтическим отношениям? Возможно, она боялась влюбиться после той раны, которую нанесла ей смерть мужа. И все же Сара была разочарована.

С другой стороны, Норин – взрослая женщина и сама знает, чего хочет. Сара вовсе не собиралась учить ее жизни. Пора забыть про Норин и заняться собственными планами.

– Не могла бы ты забрать в пятницу Марту со Стивеном? – спросила она у Кристины. – Мне нужно спокойно пообщаться с Нилом.

– Разумеется. У вас все в порядке?

– Конечно. Просто нам нужно побыть немного наедине. Сможешь заехать за ребятишками около пяти?

Она ничего не сказала сестре о своих замыслах – пока что все должно оставаться между ней и Нилом. Вот если ей и правда удастся забеременеть, тогда другое дело.

Что если на этот раз у них получится девочка? Вряд ли Нил будет возражать против еще одной дочки!

Хелен

Лучше ей так и не стало. Два дня – или все три? – она провела в постели, не в силах даже поменять простыни. Голова у нее гудела, лицо пылало, спина невыносимо болела. Время от времени она с трудом выбиралась в ванну, чтобы напиться прямо из-под крана. Спуститься на кухню не было сил.

Фрэнку она запретила приезжать. На общение с ним требовалась энергия, а ее у Хелен как раз и не было. Вот придет немного в себя и позволит ему поухаживать за собой.

В какой-то момент, когда она парила между сном и явью, позвонили в дверь. Затем еще. И еще. Слабо выругавшись, Хелен повернулась на другой бок. Через несколько минут зазвонил телефон. С трудом протянув руку, она взяла трубку.

– Алло? – произнесла она каким-то чужим, незнакомым голосом.

– Это я, – сказали на том конце. – Звоню от соседей. Можешь спуститься и открыть дверь?

Соседи? Какие еще соседи? Мэлоун жил по соседству, но его забрали в дом престарелых.

– Можешь спуститься вниз? Не спеши, я подожду.

Хелен вяло опустила трубку. Все это сон, не иначе. Она уже задремывала, когда в дверь вновь позвонили. Потом раздались какие-то крики. Что-то вроде «на помощь!» Натянув на голову одеяло, она постаралась укрыться от внешнего мира.

Телефон зазвонил еще раз. Она пыталась игнорировать его, но скоро стало ясно, что кто-то настойчиво желает с ней пообщаться. Из последних сил она притянула к уху трубку.

– Ш-ш, – сказала Хелен. – Уходи.

– Это снова я, – все тот же ровный голос. – Сможешь спуститься, или мне вызвать скорую?

И тут ей все стало ясно. Мэлоун болен, ему нужна скорая. Вот почему он все время названивает ей.

– Я видела одуванчики у вас во дворе, – язык слушался ее с большим трудом. – С вами все в порядке?

– Что?

– Кот, – сказала Хелен.

Нужно сообщить ему про кота, подумала она. Вот только что? Хелен прикрыла глаза, и трубка выпала у нее из руки прямо на одеяло. Из нее по-прежнему доносились какие-то невнятные звуки. Ужасно хотелось пить, но до воды было слишком далеко.

Минуты бежали одна за другой. В комнату вошла Элис в бронежилете. «Кто-то стрижет мне волосы, когда я засыпаю», – пожаловалась она матери. Брин смотрел на нее со шкафа, сунув руки в карманы.

– Я видела вас, – сообщила ему Хелен. – Вы проходили мимо ресторана. Но Брин ее, должно быть, не услышал, поскольку тут же исчез.

Потом она вновь услышала голоса. По комнате двигались какие-то люди. Фрэнк был с ними – он смотрел на нее с нескрываемой тревогой. Кто-то еще – какой-то незнакомец – сжимал ей запястье и светил чем-то в глаз. Потом ее подняли и положили на поверхность, которая пахла шинами. Ее завернули в одно из одеял, и она лежала в нем, как в коконе. Невыносимо хотелось пить, а чьи-то голоса говорили: ничего, держись. Держись, все будет хорошо. Потом ее понесли куда-то вниз, по склону горы. В лицо ей ударил холодный воздух, и это было ужасно приятно, вот только тело продолжало невыносимо болеть. Хелен занесли в какую-то маленькую комнатку и громко хлопнули дверью. Так громко, как это делала когда-то Элис. Потом комната задвигалась. Хелен лежала в этом движущемся помещении, и где-то поблизости надрывалась сирена.

Потом была путаница огней и коридоров, голосов и прочих шумов. Она почувствовала, как что-то кольнуло ее в руку.

И вновь наступило забвение.

Сара

– Мне ужасно жаль, что так получилось. Поверь, все вышло само собой.

Сара смотрела, как двигаются его губы, как приоткрывается верхняя полоска зубов. Он всегда разговаривал так, что видны были лишь верхние зубы. За тринадцать лет в браке она успела изучить все его привычки.

– Мы не хотели никому делать больно. И мне очень жаль, что все так вышло.

На столе между ними остывала нетронутая куриная лазанья. Здесь же лежал язык, стояла красивая тарелка с зеленым салатом. Небольшой кувшинчик с приправой – масло, уксус, мед, горчица, чеснок – тоже ждал своей очереди.

– Я должен был сказать тебе, – продолжил он. – Не могу больше лгать.

По радио что-то негромко напевал Фил Коллинз. В окно вновь ударил заряд града – он то и дело начинал сыпать из очередной тучи. Саре вдруг вспомнилось, что ее велосипед так и стоит на улице, у стены дома. Она оставила его там несколькими часами раньше, когда Стивен выбежал встречать ее после работы.

– Скажи что-нибудь, – произнес Нил.

Надо же, она и понятия не имела. Нил влюбился в другую женщину. Любил ее уже несколько месяцев. И все это время Сара жила с ним, как ни в чем не бывало, спорила с ним, спала… и ровным счетом ничего не замечала.

Не обратила внимания даже на то, что они практически перестали заниматься любовью – списала это на суету будней. Поистине, была слепой и глухой.

– Пожалуйста, – повторил он, – скажи что-нибудь.

– Кто она? – выдавила из себя Сара.

Какая-нибудь клиентка. Дамочка, которая наняла его ухаживать за садом, которая поила его чаем с пирожками. Наверняка моложе Сары. С упругой грудью, без растяжек от родов.

Нил ничего не ответил. В глаза он ей тоже не смотрел, предпочитая разглядывать лазанью.

– Кто она? – на полтона громче.

– Какая разница, кто она?

Вскочив с места, Сара выключила радио.

– Скажи мне, кто она!

– Сара, зачем тебе знать? Это уже ничего…

– Скажи! – прокричала она во весь голос. – Я имею право!

На кухне воцарилась напряженная тишина. С некоторым удивлением наблюдала Сара за незнакомцем, в которого вдруг превратился ее муж.

Наконец, когда она готова была заорать вновь, он все-таки ответил:

– Норин.

Сара онемела. В полной тишине пыталась она осмыслить ту чушь, которую он только что сказал.

– Сара, мне очень…

– Это ничуть не смешно. Мало того, что ты напугал меня, так еще и посмеялся над Норин…

– Я вовсе…

– Ну как ты мог избрать ее объектом своей шутки? – с гневом воскликнула Сара. – Не забывай, она потеряла мужа. Она заботится о наших детях. Мне казалось, Норин тебе нравится. И как тебе пришло в голову разыграть меня? Притвориться, что ты влюбился в другую! По-моему, это просто жестоко.

Нил тоже встал из-за стола.

– Сара, послушай меня. Пожалуйста. Я вовсе не притворяюсь.

– Да неужели? – сердито заметила она. – Хочешь уверить меня, что влюбился в Норин! Ради бога, Нил…

– Так и есть, – продолжал настаивать он. – Веришь ты мне или нет, но это так. Я люблю Норин, и она любит меня.

Сара едва не испепелила его взглядом.

– Хватит пороть чушь! Почему ты уверяешь меня…

– Сара, это чистая правда. Мы любим друг друга, клянусь тебе. Поверь, мне очень трудно говорить об этом. Мы не хотели никому делать больно. Все случилось само собой.

В конце концов она вынуждена была поверить, что Нил не лжет. Кровь отлила у нее от головы. Покачнувшись, она схватилась рукой за стол. Норин. Норин?

Нил шагнул к ней, чтобы поддержать, но Сара тут же отшатнулась.

– Не прикасайся ко мне, – процедила она, стиснув зубы.

Рука ее сама собой сжалась в кулак. Размахнувшись, она изо всей силы впечатала его мужу в лицо. Раздался хруст, голова его мотнулась назад. Удар был такой силы, что Нила отбросило обратно на стул.

Сара взглянула на костяшки пальцев. Они пылали от боли.

– Господи, – он прижал руки к лицу. Когда он отнял их вновь, ладони его были запачканы кровью.

– Убирайся, – сказала она все тем же незнакомым голосом. – Убирайся! – сердце ее колотилось, руки дрожали. – Убирайся прочь!

Взгляды их на мгновение пересеклись. Затем он встал со стула и вышел из кухни. Руками он по-прежнему прикрывал разбитый нос. Сара услышала, как хлопнула входная дверь. Затем завелась и тронулась с места машина. Наконец наступила долгожданная тишина.

Повернувшись к раковине, Сара открыла кран и стала плескать холодную воду себе на голову и лицо. Уже через минуту она промокла насквозь. Пол на кухне тоже был залит водой. Промокнув лицо полотенцем, она без сил рухнула на стул.

Норин. Он влюбился в Норин, которой было пятьдесят. В бесцветную, ничем не примечательную Норин.

Как такое могло случиться? Как он мог пойти на это?

Сара смотрела на разбитые костяшки пальцев. В голове царила сумятица из мыслей.

Всего лишь неделю назад они с Норин вместе отмечали дни рождения, и Сара подарила ей ту чудесную корзинку для пикников.

Перед этим она сказала Нилу, что нашла для Норин подходящего мужчину. Они еще ехали тогда в супермаркет. Как же он отреагировал? Сколько Сара ни пыталась, ей так и не удалось вспомнить.

На вечеринке она познакомила Норин с Дэном, но та почти сразу ушла танцевать с Нилом. Сара видела, как они кружат по залу, но ей и в голову не пришло заподозрить их в чем-то плохом.

Бесчисленное количество раз сидела Норин за этим самым столом. Она пила с Сарой чай, заботилась о ее детишках. А потом влюбилась в ее мужа.

Норин была здесь не далее как сегодня. Она уехала лишь в три, через полчаса после того, как Сара вернулась с работы. «Ждем тебя в понедельник!» – кричали ей вслед Сара с детьми, и Норин с улыбкой махала им в ответ.

Интересно, знала ли она, что Нил собирается рассказать обо всем Саре? Разумеется, знала. Норин нарезала помидоры и терла сыр, пока Сара готовила соус для лазаньи. О чем она думала в это время? Уж не о том ли, что видит эту кухню в последний раз? Жалела, должно быть, Сару, которая настроилась на романтический вечер с мужем.

И где сейчас Нил? Отправился, наверно, прямиком к Норин. Будут обсуждать события этого вечера, она займется раной у него на лице. Сара с такой живостью представила их вместе, что кулаки у нее вновь сжались от ярости.

Сара не знала, сколько времени просидела за столом, пока не ощутила голод. Дрожащими руками отрезала она кусок холодной лазаньи и принялась жевать его, не испытывая ни малейшего удовольствия. Мокрая блузка липла к телу, заставляя ее поеживаться от холода.

Поев, она убрала в холодильник остатки лазаньи и чашку с салатом. Потом помыла на кухне пол и поднялась наверх. Ванна, которую она приготовила для Нила, успела полностью остыть. Засучив рукава, Сара выдернула затычку и спустила воду.

Даже не пытаясь справиться с нервной дрожью, она открыла дверцу шкафчика и принялась вынимать оттуда мужнины принадлежности: крем для бритья, бритву, гель для волос, капли от насморка и зубную щетку. В следующее мгновение все это полетело в мусорную корзину.

В спальне она вытащила из шкафа всю его одежду – содрала с вешалок и вытряхнула из ящиков, – после чего швырнула в окно, прямо в сад. Туда же полетели его книжки, ботинки и запасные очки. Потом она спустилась вниз, не обращая внимания на потоки дождя, и отправила все это в большой мусорный бак, стоявший у кухонной двери.

Наверху она заново наполнила ванну и добавила туда немного масла – такого же, как прислала ей когда-то Хелен. Содрав с себя мокрую одежду, Сара бросила ее кучей на полу, а сама с наслаждением погрузилась в горячую ароматную воду.

За все это время она не проронила ни слезинки.

Хелен

– О’Дауд?

Опершись для верности о стену, она повернулась на звук его голоса.

– Выглядишь ужасно, – заметил он.

Хелен слабо улыбнулась.

– И я рада тебя видеть.

Он протянул ей руку.

– Держись. Я тоже иду в том направлении.

– Спасибо, я и так справлюсь.

– Господи Боже, – фыркнул он, – ты цепляешься за стену, как за лучшего друга. Если рухнешь на пол, я не собираюсь тащить тебя в палату. Так что держись.

Хелен вцепилась пальцами в его руку. Та была надежной, как каменная стена.

– Моя палата через две двери отсюда, – сообщила она. – Вообще-то мне нужно побольше двигаться.

– Ну так и двигайся. Я же сказал, что не собираюсь нести тебя на руках.

Они медленно зашагали по коридору. Хелен представила, как выглядит со стороны: старенький халат, принадлежавший раньше ее дочери. Мокрое от пота лицо. Да от нее вообще должно пахнуть потом – ни ванны, ни душа с тех пор, как ее привезли сюда пять дней назад. На голове тоже какое-то безобразие.

Пока они так шагали, Брин смотрел вперед, постукивая по полу кончиком своего большого зонта. В волосах еще больше седины, что, впрочем, совсем его не портило.

Дверь палаты распахнулась, и в коридор выскользнула медсестра. Она прошла мимо, бросив на Брина заинтересованный взгляд.

– И что с тобой случилось? – поинтересовался он у Хелен.

Вот вам, пожалуйста, с места в карьер. Надо бы сказать, что врачи оставили ей всего полгода. Посмотреть, как он отреагирует.

– Менингит, – ответила она, – но дело идет к выздоровлению. Обещали выписать через несколько дней.

Никакой реакции. Брин, как водится, в своем репертуаре.

– А у тебя как дела? – спросила она.

– Лучше не бывает, – бросил он. Замшевые ботинки его поскрипывали на ходу.

– Я видела тебя неделю назад, – заметила Хелен. – Как раз перед тем, как заболеть.

Он искоса взглянул на нее.

– Стало быть, я во всем виноват.

– Не льсти себе. Ты шел мимо ресторана, а я сидела за столиком, – она и словом не обмолвилась про его спутницу. Брин тоже промолчал.

Они медленно шли вперед. Хелен продолжала цепляться за руку Брина, радуясь тому, что у нее есть эта надежная опора.

– Мне попадаются время от времени твои статьи, – нарушил молчание Брин. – Ты все еще способна ужалить.

– Похоже на комплимент, – хмыкнула она. – Как тебе жизнь на пенсии?

На этот раз он повернулся и взглянул ей прямо в лицо. Она и забыла, какие синие у него глаза.

– Тихий ужас, – ответил он. – Спасибо, что спросила.

Никак он пытается шутить? И что прикажете делать? Посмеяться в ответ? Не похоже, однако, что он шутит – на лице нет и тени улыбки.

В полном молчании подошли они к ее палате.

– Мне сюда, – сказала Хелен, отпуская его руку. – Спасибо за помощь.

– Проводить тебя внутрь?

– Нет… спасибо.

– Стало быть, скоро домой, – заметил он.

– Врачи говорят, дня через два или три.

Брин кивнул. В следующее мгновение он распахнул перед ней дверь и отступил в сторону.

– Мне пора, – сказал он. – Береги себя, О’Дауд.

– Ты тоже.

Она шагнула в палату, и дверь захлопнулась за ней с мягким щелчком. Из коридора, понемногу угасая, доносились шаги Брина. Интересно, кого он тут навещал?

Спустя два дня мать отвезла ее домой. Через полчаса после того, как Хелен наконец-то помылась и переоделась в чистое, в дверь позвонили. Выглянув в окно, она увидела фургончик флориста. Фрэнку не терпелось сделать ей сюрприз.

Но голубая чаша с тремя белыми гиацинтами была не от Фрэнка. Открыв вложенную карточку, Хелен увидела знакомый ей по работе почерк Брина: Постарайся не попадать больше в больницу.

Наверняка он звонил врачу, чтобы узнать, выписали ее домой или нет. А адрес нашел в справочнике. Хелен сомневалась, что он хранил его у себя со времен работы издателем.

Хелен отнесла цветы в спальню и поставила их на подоконник. Забравшись в постель, она нащупала ногами грелку – мать успела налить ее, когда Хелен была в душе. Закрыв глаза, она вдохнула тонкий, восхитительный аромат цветов и почти сразу погрузилась в сон.

1991

Сара

– Держи это немного повыше, – сказала Сара, приподнимая ручку сита. – Так мука успеет смешаться с воздухом, пока ты будешь трясти.

– А почему она должна мешаться с воздухом?

– Чтобы булочки вышли легкими и воздушными.

Марта потряхивала сито, а Сара наблюдала, как мука крохотными облачками сыпалась вниз, в стоящую на столе чашку. Волосы Марты тоже были присыпаны белой пылью, а на щеке красовалось пятно от маргарина. На столе виднелись остатки сахарной пудры. Яичная скорлупа упала на пол, туда же слетела шелуха от миндаля.

Из радиоприемника доносился голос Мадонны. Та негромко напевала что-то про танцы. Минутой раньше диктор объявил о том, что «бирмингемская шестерка»[7] вышла наконец на свободу после шестнадцати лет заключения. В дальнем углу комнаты Стивен, лежа на животе, играл в железную дорогу.

Часы показывали половину пятого. Типичный мартовский день. Дождь барабанил по стеклам, ветер раскачивал ветки деревьев. А здесь, на кухне, было тепло и уютно. В воздухе пахло свежим тестом.

Марта, закончив просеивать муку, склонилась над кулинарной книгой.

Ей ужасно нравится печь и готовить, написала Сара в последнем письме к Хелен. Я бы с радостью купила ей несколько кулинарных книжек для детей, но не могу найти в магазинах ничего подобного. Язык обычных книг для нее слишком сложен – мне все время приходится упрощать и растолковывать ей рецепты.

Они уже разливали тесто по формочкам, когда зазвонил телефон.

– Я возьму, – сказала Марта, бросая ложку и спрыгивая со стула.

Вернулась она в явном разочаровании.

– Дедушка.

Не этот голос она надеялась услышать. Сара сунула булочки в духовку и закрыла дверцу.

– Подожди, я скоро вернусь, – вытерев руки о фартук, она вышла в коридор.

– Сейчас я еду в город, – сказал ей отец. – Если хочешь, могу прихватить что-нибудь готовое, вроде пиццы, и тебе не придется стоять весь вечер у плиты.

– Я уже запекла курицу, – сообщила Сара, – а на десерт будут свежие булочки. Приезжай ужинать.

В свои восемьдесят ее отец выглядел таким же крепким и здоровым, как тринадцать лет назад, когда умерла его жена. Это он стал для Сары опорой и поддержкой, когда Нил ушел из дома. Отец был первым, к кому она обратилась со своим горем.

Выслушав по телефону ее сбивчивый рассказ, он собрал вещи и переехал к ним. Каждое утро он отправлял Сару на работу, а сам, как мог, присматривал за детьми. Если бы не отец, она бы полностью расклеилась.

Особенно трудно приходилось ей по вечерам, когда гнев, печаль и чувство одиночества сплетались в сплошной комок. Тогда она плакала на плече у отца, а он говорил ей, что плохие вещи случаются порой даже с теми, кто меньше всего их заслуживает.

Он жил с ними до тех пор, пока им не удалось найти по соседству нянечку для Стивена. После этого он отправился к себе домой, пообещав приезжать каждое утро и отвозить Марту в школу – до тех пор, по крайней мере, пока ему не подыщут замену.

Жизнь тем временем шла своим чередом. С того ужасного вечера миновало уже четыре месяца. Сара делала все возможное, чтобы адаптироваться к новой ситуации. Хуже всего ей приходилось, конечно, ночами. Как бы ни презирала она Нила за предательство, какой бы скудной ни была их жизнь в последние месяцы перед расставанием, ей ужасно не хватало его физического присутствия.

Ко всему прочему, ее по-прежнему одолевало желание зачать еще одного ребенка. Бывали моменты, когда она больше всего жалела о том, что Нил не оставил ее беременной. Возможно, это снизило бы остроту переживаний… или, напротив, усугубило бы их. Но что толку перебирать в уме всякие «если»? Этого не случилось, и теперь никогда уже не случится.

Кристина, узнав о предательстве Нила, едва не взорвалась от возмущения.

– Ну что за мерзавец! Как он мог поступить так с тобой?! И Норин – кто бы мог предположить! Брайан придет в ужас, когда узнает о случившемся. Подумать только, я еще преподнесла ей подарок на день рождения, а ты устроила для нее вечеринку. И все это время… Не знаю, что бы я сделала с ними, попадись мне они под руку!

Мне ужасно жаль, написала ей Хелен. Он, должно быть, совсем спятил, хоть для тебя это, конечно, слабое утешение. Я рада, что твой отец решил пожить с вами. Держись – я же знаю, что ты сильная. Не падай духом. И поцелуй за меня детишек.

Хелен прислала Саре пачку писчей бумаги с акварельным рисунком, плитку горького шоколада и мягкие кожаные перчатки черничного цвета. Сара надела перчатки и попыталась ощутить что-то еще, кроме гнева и печали, но радостные чувства, казалось, навсегда покинули ее.

В течение двух недель от Нила не было ни слуха ни духа. Тем временем приближался день рождения Стивена, и Сара разрывалась от противоречивых эмоций. С одной стороны, ей хотелось, чтобы Нил пришел на день рождения сына, с другой, она опасалась встретиться с ним лицом к лицу.

Марте и Стивену она сказала, что папа устроился на новую работу и какое-то время его не будет дома. В силу возраста те с легкостью приняли эту ложь. Естественно, встал вопрос и о Норин.

– Где она? – настойчиво спрашивала пятилетняя Марта. – Почему не приходит?

– Ей пришлось уехать, – сказала Сара. – Больше она не сможет присматривать за вами.

Увидев расстроенные личики детей, она снова ощутила ненависть к Норин. Неужели той было совершенно наплевать на детей? Неужели она приезжала сюда только для того, чтобы увести их отца?

Незадолго до дня рождения Стивена, когда Сара оставила всякую надежду, Нил все-таки позвонил.

– Это я, – сказал он, и в ней заново всколыхнулось все пережитое. – Мне бы хотелось повидаться с детьми. Если не возражаешь, я приду к Стивену на день рождения. Полагаю, вы отмечаете его в субботу?

Сжав трубку, Сара постаралась ответить ровным тоном:

– При условии, что ты придешь один.

– Ладно. И еще, Сара… нам нужно поговорить.

– Нет, – быстро ответила она, – я пока не готова. Не хочу с тобой разговаривать. Ты придешь к нам ради детей, и только.

Короткая пауза.

– Хорошо.

Стоит ли говорить, что визит его окончательно испортил ей настроение? Сара старалась не смотреть на Нила, будто его вовсе там не было. Он подарил Стивену очень дорогую железную дорогу, а Марте – розовый плащик, который, Сара сразу это поняла, станет мал ей уже через месяц. Около часа Нил обретался на задворках вечеринки, стараясь не пересекаться ни с Кристиной, ни с отцом Сары. Когда он все-таки ушел, выдержка изменила Саре.

– Я сейчас вернусь, – сказала она с наигранной веселостью и поспешила из комнаты, бросив Кристине многозначительный взгляд. Какое-то время она рыдала наверху в объятиях сестры, а отец всячески развлекал детей, стараясь занять их до возвращения матери.

На следующей неделе она получила письмо. Нил просил разрешения встречаться с детьми хотя бы раз в неделю. Если Саре так хочется, он будет видеться с ними один. Имя Норин в письме не упоминалось, но обратный адрес был ее.

Выждав несколько дней, Сара написала ответ: Можешь забирать их в субботу днем, с двух до шести. Я бы предпочла, чтобы ты встречался с ними один. Буду также обязана, если ты не станешь приводить их в тот дом. Я не стала говорить детям, почему ты ушел. Сказала только, что у тебя новая работа и ты не знаешь, когда она закончится. Будет лучше, если и ты станешь придерживаться этой версии.

Даже странно, до чего отстраненно звучали эти слова! А ведь адресованы они были мужчине, с которым Сара прожила в браке тринадцать лет.

В следующую субботу он приехал ровно в два. Услышав звук машины, дети радостно заверещали и бросились навстречу отцу. Пристегивая их к сиденью, Сара старалась не смотреть в сторону Нила.

– В шесть я жду их дома, – сказав это, она развернулась и зашагала к двери. В гостиной ее ждал список дел, которые она специально запланировала на сегодня, чтобы как-то скоротать время. Более того, она договорилась с Кристиной, что та заедет в пять вместе со своими сыновьями.

Время тянулось невыносимо медленно. Не успев домыть окна, Сара бросила тряпку в ведро с водой и вытащила из шкафа альбомы с фотографиями. Устроившись на диване, она принялась пролистывать страницы.

Вот свадьба, которую они отметили в гостинице дяди Джона. На Саре скромное белое платье с кружевным воротником и длинными рукавами. Волосы взбиты в кудри. Чтобы добиться этого эффекта, ей пришлось всю ночь проспать на бигуди.

Нил в сером костюме. Только взгляните, до чего длинными были тогда его волосы! Легонько обнимает Сару, на лице у которой сияет невыразимо счастливая улыбка.

Вот ее мать в платье лимонного цвета. Рядом Кристина, чья свободная фиолетовая блуза уже не может скрыть семимесячной беременности.

Их медовый месяц в Англии, когда три дня из семи непрерывно лил дождь. Йоркский собор в дожде, Манчестер в струях дождя. Вот Сара сидит в ресторане, а на тарелке перед ней лежит целый омар. Улыбающийся Нил держит перед камерой лотерейный билет. Сколько же он тогда выиграл?

Первое их семейное Рождество. За столом родители Сары и мать Нила. На головах у всех шапочки из цветной бумаги, на тарелках – свежий сливовый пудинг.

Выходные в Париже, которыми они побаловали себя на первую годовщину свадьбы. Сара в зеленом берете стоит на ступеньках собора Нотр-Дам, сидит на стуле на Монмартре. Уличный художник набросал тогда ее портрет, но они забыли его в гостинице.

Вечеринка в честь ее тридцатилетия. Отец и Кристина сидят перед тортом, в руках у них бокалы с вином. Кристина беременна вторым, а двухлетний Эйдан примостился на коленях у дедушки.

Нил в шортах и футболке на каком-то пляже – Уэксфорд? Корк? Через плечо перекинут голубой джемпер, который связала ему Сара. Волосы намокли от воды, торчат в разные стороны.

Марта, первые месяцы жизни которой уместились в два альбома. На руках у Сары, на руках у Нила. На руках у прочих родственников. То немыслимо счастливое время, когда в семье их появился, наконец-то, долгожданный ребенок.

И снова счастливые времена, когда Сара забеременела Стивеном. Нил заботливо придерживает Сару за плечи на главной улице Нейса – они поехали туда за сумкой, которую Сара собиралась взять с собой в больницу (до родов оставалось около месяца).

Здесь не было фотографий с той шумной вечеринки, которой отметили ее сорокалетие. Их сожгли еще до того, как они успели попасть в альбом. Сожгли вместе с другими снимками Норин. Сара и Кристина сделали это недели через две после ухода Нила, когда Сара все еще была вне себя от горя.

В пять, когда приехали мальчики и Кристина, ей с трудом удалось вытащить себя из прошлого. Поставив на плиту чайник, Сара достала свежее печенье, которое они с детьми испекли утром для гостей.

– Ты как, в порядке? – голос Кристины прорвался сквозь мальчишескую болтовню.

– Немножко не в настроении. Разглядывала старые снимки.

Кристина ободряюще сжала ее руку.

– У тебя осталось немало радостных воспоминаний, связанных с детьми. И это не последние счастливые моменты в твоей жизни.

В шесть часов, когда они с Кристиной сидели у дома на скамейке, а мальчишки гоняли в саду мяч, раздался звонок в дверь.

– Я открою, – Кристина быстро встала с места.

Сара взглянула на нее с признательностью – ей по-прежнему не хотелось встречаться с Нилом лицом к лицу. Пусть лучше сестра запустит детишек домой.

Детям, естественно, хотелось чаще видеться с отцом, и Саре пришлось идти на новые уступки. Она разрешила им раз в две недели оставаться у Нила на ночь, хоть ее и терзала мысль, что дети будут ночевать в том доме.

– Как ты объяснишь им, что живешь теперь с той женщиной? – Сара все еще не желала произносить имя Норин.

– Просто скажу, что поселился тут на время, – ответил Нил. – Вряд ли возникнут проблемы, ведь они хорошо знакомы.

Сердце у Сары сжалось: Марта и Стивен были в том возрасте, когда им ничего не стоило поверить в эту ложь. Но что будет, когда они немного подрастут?

С этим она разберется, когда подойдет время. Пока же в ее жизни назревала новая проблема, мысль о которой доставляла ей мало радости.

Без Нила и Норин она лишилась постоянного доступа к машине. Автобусы мимо их дома тоже не ходили, так что отцу Сары приходилось каждое утро вставать пораньше, чтобы отвезти Марту в школу. От дома Сары до школы было всего две мили, а вот отец ежедневно проезжал все пятнадцать.

– Ничего страшного, – говорил он Саре, когда та заводила об этом речь. – Должен же я чем-нибудь заниматься.

И все же такое положение дел не могло тянуться до бесконечности. Это было нечестно по отношению к отцу.

Придется самой садиться за руль, хоть мысль об этом приводила Сару в содрогание. Как только потеплеет, она найдет подходящую автошколу и приступит к урокам. А дальше видно будет. Остается надеяться, что с таким водителем, как она, обойдется без жертв.

Положив трубку, Сара вернулась в кухню, где ее встретил аромат пекущихся булочек. Стоя на пороге, она наблюдала, как Марта листает кулинарную книгу, а Стивен возится с железной дорогой.

Ей вспомнились годы, когда она живо представляла себе подобную сцену. И вот мечты ее осуществились, но теперь уже Сара смотрела на все другими глазами.

Впрочем, ей есть за что благодарить жизнь. У нее двое здоровых ребятишек и любимая работа. Еще она всегда может рассчитывать на поддержку близких. Нужно ценить эти блага и не оглядываться назад. Если в какой-то момент на нее и накатит чувство одиночества… что ж, к этому она будет готова.

Хелен

– Очень мило, – сказала Хелен, нервно оглядываясь по сторонам.

На самом деле это было просто чудовищно. Серебристые трубы, будто выставленные напоказ, тянулись вдоль оранжевых стен, которые завершались крохотной кухней неопределенно-горчичного цвета. Над раковиной – маленькое окно, и над ним жалюзи зеленого оттенка. Кухонька отделена от остальной комнаты стойкой темно-коричневого цвета. Словом, полный набор красок, сочетание которых не радует, а нагоняет тоску.

Ни кухонного стола, ни стульев – есть можно лишь у стойки или на диване, покрытом ярко-фиолетовым пледом (на фоне оранжевых стен он выглядит настоящим монстром).

Полностью открытое пространство, в котором все будто намеренно выставлено напоказ. Ни малейшей попытки хоть как-то замаскировать двуспальную кровать, которая выглядит по-настоящему древней. Не хочется даже думать, кто спал на ней – или не спал? – до того, как сюда заселились Элис и Джеки.

А этот запах! Неистребимый, наводящий на мысль о вареной капусте и мокрых носках. Хелен захотелось распахнуть узкое окошко, невзирая на ледяной ветер снаружи. Кто бы мог подумать, что в Уэльсе будет еще холоднее, чем в Ирландии. И это в апреле месяце.

Впрочем, все это было несущественно. Ни на секунду не пожалела она о своем приезде. Стоило ей прочесть приглашение Элис, пришедшее двумя неделями раньше, и решение созрело мгновенно.

Может, тебе захочется приехать, чтобы самой увидеть нашу квартиру, написала Элис. Если тебе, конечно, по силам такое путешествие. Заодно ты могла бы посмотреть Кардифф, остаться здесь на пару деньков. Мы можем снять для тебя номер в пансионе. У нас нет свободной комнаты, но поблизости полно дешевеньких гостиниц.

Почему бы и нет, подумала Хелен. И вот она уже в Кардиффе. К счастью, автобус из аэропорта довез их почти до самого дома.

– Присаживайся, – сказала Элис, включая газовый обогреватель, который провисел тут, судя по всему, не один десяток лет. – Сейчас я поставлю чайник и сделаю тебе кофе.

– На самом деле, – заметила Хелен, доставая из сумки бутылку виски, – я бы предпочла капельку спиртного. Но чайник не помешает, поскольку виски я буду пить горячим.

Элис быстро взглянула на мать.

– Как ты себя чувствуешь? Вид у тебя неважный.

– Просто замерзла. Вот согреюсь, и все будет в порядке.

– Встань поближе к огню. Надеюсь, ты не поспешила с этим путешествием. Все-таки сразу после болезни…

– Ради Бога, все закончилось давным-давно. Я уже полностью здорова.

Отболела она пять месяцев назад, но о полном выздоровлении не могло быть и речи. Стоило поглубже вдохнуть, и в груди возникала боль.

«На полное выздоровление уйдет немало времени, – заявил ей доктор. – Старайтесь не перенапрягаться. Пусть другие поухаживают за вами».

В результате Хелен почти перестала писать – появлялась время от времени со статьей-другой, только чтобы о ней не забыли.

К удивлению и легкой тревоге Хелен мать взялась навещать ее каждые несколько дней. Она привозила ей свежие фрукты, ломтики сыра и копченого лосося. Ну и Фрэнк, конечно же, был в своей стихии – готовил ей бульоны и носил апельсины. Словом, всячески проявлял заботу.

Рождество прошло не так, как всегда, на что были свои причины. Во-первых, они впервые отмечали его без отца Хелен. Во-вторых, она наконец-то познакомила Фрэнка с близкими. Даже странно, что до этого он ни разу не пересекся с ее матерью, особенно в ту неделю, когда Хелен лежала в больнице и оба регулярно навещали ее. Да и потом Фрэнк ежедневно наведывался к ней домой, чтобы проверить, как она себя чувствует.

Но в какой-то момент стало ясно, что встречи не избежать.

– Я бы хотела прийти на ужин с одним своим знакомым, – сказала она матери за неделю до Рождества. – Это мужчина, с которым я сейчас встречаюсь.

Мать согласилась с такой готовностью, что Хелен была просто ошарашена: неужели перспектива встретить Рождество в компании дочки и внучки казалась ей настолько неприглядной, что она рада была любому постороннему человеку? Лишь позже Хелен догадалась: для матери это было первое Рождество без мужа и присутствие мужчины, пусть и незнакомого, позволяло хоть как-то сгладить эту пустоту.

Как бы то ни было, но Фрэнк стал для них настоящим подарком судьбы. Начать с того, что он пришел на ужин в костюме, чем сразу расположил к себе пожилую женщину. Он подарил ей баночку крема, от которого восхитительно пахло лавандой. «Органический крем от одного из моих поставщиков», – сообщил он. Кроме того, он без устали расхваливал каждое из ее праздничных блюд.

Фрэнк буквально очаровал ее мать, так что вечер прошел как нельзя лучше. Он отвлек их от печальных размышлений о том, что один близкий человек навсегда покинул их общество. Он веселил Элис, короче, развлекал каждую из трех дам. Словом, вел он себя просто превосходно, и Хелен по-прежнему мечтала влюбиться в него.

– Лимона, как я понимаю, у тебя нет? – спросила Хелен, обращаясь к Элис.

Пить горячий виски без лимона – все равно что есть вареное яйцо без соли.

– Вообще-то есть, – ответила дочь, открывая холодильник. – Я таскаю их потихоньку из паба. Джин с тоником не идет без лимона.

Хелен вскинула брови.

– Пьешь джин? В твоем-то возрасте?

Рассмеявшись, Элис достала из ящика нож.

– Вряд ли ошибусь, если скажу, что ты начала баловаться спиртным лет с десяти. А мне уже двадцать, так что я два года считаюсь совершеннолетней. Я, кстати, тоже не откажусь от капельки виски.

– К твоему сведению, – заявила Хелен, – мне было шестнадцать, когда я впервые попробовала один из крепких напитков. И был это сидр, а вовсе не виски. Я продвинулась в этом направлении ближе к тридцати, когда встретилась с твоим отцом.

– Ну а я, судя по всему, лишь поддержала твою тягу к выпивке, – жизнерадостно заметила Элис, откручивая пробку. – В том смысле, что тебе пришлось самой воспитывать меня.

Хелен ощутила отзвук давней боли, с которой она боролась после смерти Кормака. Припомнила, с каким трудом преодолевала неприязнь к собственной дочери.

– Ты совсем не помнишь его, правда? – улыбнулась она. – Своего папу?

Покачав головой, Элис кинула в стаканы сахар.

– Нет. Я знаю, конечно, как он выглядел. По фотографиям. Но сама я не помню ровным счетом ничего – ни голоса, ни внешности.

Чайник вскипел, и Элис плеснула в виски горячей воды. Один стакан она придвинула к Хелен.

– Ну, за что будем пить?

– За тебя, – ответила Хелен, сжимая в руках благословенно горячий напиток. – За мою взрослую дочь.

– И за тебя, – тут же отреагировала Элис. – За то, что помогла мне повзрослеть.

Чокнувшись, они сделали по паре глотков. Закатное солнце озарило трубы на стенах, отчего те неожиданно засияли.

– А где Джеки?

– В гостях у знакомых.

Джеки давным-давно бросила развозить покупки. В эти дни она работала за стойкой небольшого ресторанчика, где практиковалось самообслуживание. Все, что не съедали клиенты, разрешалось забирать домой служащим. Это избавляет нас от необходимости готовить себе ужин, писала матери Элис. Теперь мы питаемся только здоровой пищей. Правда раз в неделю, когда нас тянет на фастфуд, заказываем себе что-нибудь вроде пиццы.

– По правде говоря, – Элис внимательно разглядывала свой стакан, – это я попросила Джеки уехать на вечерок.

Хелен невольно насторожилась. Что за этим последует?

– Дело в том… – Элис взглянула на мать, и та тут же принялась перебирать в уме всевозможные варианты. Элис беременна. Разве не так ведут себя девушки, когда не решаются сказать о своей беременности? А может, она эмигрирует в Австралию? Или больна? Больна чем-нибудь неизлечимым.

Огонь в горелке неожиданно щелкнул, заставив обеих оглянуться.

– Дело в том, – повторила Элис, – что я нашла новую работу. Устроилась туда неделю назад.

Мать с трудом подавила вздох облегчения.

– И что за работа?

– Я теперь художник-график в одном из дизайнерских агентств. Увидела в газете объявление и отправила резюме. Потом было собеседование, и меня сразу взяли. Платят там всего ничего, но работа мне очень нравится.

Не больна, не беременна, не уезжает из страны. Работает дизайнером, развивает свой талант. Хелен открыла было рот, чтобы заговорить, но Элис ее опередила.

– Из паба я так и не ушла. Это всего три вечера в неделю, а лишние деньги мне не помешают. Зато работа в агентстве носит постоянный характер – я хожу туда с понедельника по пятницу. Не исключено, что через полгода я получу повышение.

Новая работа с такой мизерной зарплатой, что Элис вынуждена и дальше разносить в пабе выпивку. Но девочка рада подвернувшейся возможности и ждет от матери одобрения.

– Прекрасные новости, – сказала Хелен. – Ты просто молодец! Я рада, что ты работаешь по специальности. Но ты мне не говорила, что подыскиваешь себе что-то новое.

– Что толку говорить об этом заранее? А вдруг у меня ничего бы не получилось? Ну а потом ты написала, что приезжаешь, и я решила рассказать тебе лично, – Элис широко улыбнулась. – Ма, это так здорово! Я работаю в паре с копирайтером. В студии вместе с нами находятся еще три группы. Ты даже не представляешь, как тепло меня там приняли!

Выглядела Элис моложе своих двадцати. Волнистые, чуть ниже плеч, волосы, изящные руки и ноги, серые, как у отца, глаза. Хелен и не заметила, как ее дочь превратилась в красивую молодую женщину.

– Это не все, – выудив из напитка ломтик лимона, Элис нацепила его на край стакана. – Мне надо сказать тебе еще кое-что.

Хелен вновь ощутила укол страха. Элис предпочла сообщить сначала хорошие новости, а неприятности оставила на потом.

Она взглянула матери в лицо.

– Ма, я… лесбиянка.

Ошеломленная Хелен уставилась на дочь. По правде говоря, это было последнее, что она ожидала услышать. Наконец она все-таки обрела голос.

– Ну… – начала она и тут же закашлялась – словечко невольно царапнуло ей горло.

Ее дочь – лесбиянка. Ей нравятся женщины. Не та новость, чтобы вызвать землетрясение.

– Ну что ж, ничего страшного, – произнесла она наконец. – Я-то боялась услышать, что ты беременна.

Элис непонимающе моргнула. Она по-прежнему смотрела на мать с тревогой.

– Шутка, – пояснила Хелен. – Все в порядке, я не намерена переживать из-за твоей ориентации.

– Серьезно? Так ты не против?

– Конечно, нет. Да мне вообще на это плевать, лишь бы ты была счастлива.

Глаза у Элис неожиданно наполнились слезами.

– Знаешь, – тихонько сказала она, – пожалуй, это самое приятное из всего, что мне доводилось от тебя слышать.

Девушка смахнула слезу, списав все на крепость виски. Она предложила Хелен еще порцию, но та отказалась – на самом деле она еще не успела прийти в себя после подобного откровения.

Элис лесбиянка. Ее дочь любит женщин. Ну почему она раньше об этом не догадалась? Ведь Элис никогда не бегала на свидания к мальчикам – в ее окружении были только подружки. Если там и появлялся какой-то паренек, то чисто случайно. Неужели все они знали, и только Хелен ни о чем не догадывалась?

Эта новость не слишком ее порадовала. Хелен отдавала себе отчет в тех предрассудках, с которыми предстояло столкнуться ее дочери. У представителей сексуальных меньшинств всегда были проблемы в обществе, которое неизменно ориентировалось на двуполые отношения.

Тут же пришла еще одна мысль, ставшая для нее настоящим открытием: оказывается, она собиралась стать со временем бабушкой! Не сейчас, конечно. Лет, может, через десять. И все-таки она надеялась, что однажды это случится. В личиках внуков ей хотелось увидеть частицу себя и Кормака. Ну кто бы мог подумать, что в ней кроются подобные желания?

Как бы то ни было, но сообщение Элис напрочь перечеркивало ее надежды. Хелен вдруг ощутила в груди непомерную тяжесть.

– Почему ты не сказала об этом, когда приезжала домой на Рождество?

– Я собиралась, но рядом все время кто-то был… то Фрэнк, то бабушка. Да и ты чувствовала себя не очень хорошо после болезни. Вот я и решила подождать.

– Что ж, я рада, что ты сказала об этом сейчас.

– Спасибо, мам, – Элис с признательностью сжала ее руку. – Спасибо, что отнеслась с пониманием.

Скорее всего, они никогда уже не будут жить вместе под одной крышей. Но не исключено, что в один прекрасный день Элис и Джеки вернутся в Дублин. А может, Хелен и Фрэнк приобретут со временем скромный домик в Уэльсе. Уж как-нибудь они найдут способ быть рядом с теми, кто им дорог.

– Идем, – сказала Хелен, опуская на стойку пустой стакан. – Лучше найти мой пансион, пока на мою койку не нашлись другие желающие. А потом ты отведешь меня в хороший ресторан и позволишь мне заплатить за ужин.

Было уже совсем темно, когда они вернулись на такси в пансион – из-за усталости Хелен не могла идти пешком. Только тут, распрощавшись с дочкой и забравшись по лестнице в свою крохотную комнатку, она дала, наконец-то, волю слезам, которые копились в ней с того самого момента, как она спустилась в Кардиффе по трапу самолета.

Сара

– Хочу написать кулинарную книгу для детей, – сообщила Сара. Даже странно, что она раньше не подумала об этом. Стоило ей прочесть письмо Хелен, и все сразу встало на свои места.

Ты же опытный повар, Сара. Ты зарабатываешь этим на жизнь. Вдобавок у тебя двое детей, так что ты прекрасно знаешь свою аудиторию. Понятия не имею, чего ты ждешь? Так ты хоть немного отвлечешься от своих переживаний.

Чем дольше размышляла она над этим предложением, тем больше идей приходило ей в голову.

– В книге будет два главных героя, – сказала она, – мальчик и девочка. Они займутся приготовлением блюд. Такая забавная история со множеством картинок. У меня есть несколько простеньких рецептов, которые дети без труда смогут приготовить сами. И я отмечу специальными знаками те разделы, которые потребуют участия родителей. Читаться все будет очень просто – никаких сложных слов или специальных терминов.

Прежде чем отправиться в библиотеку, Сара внимательно изучила подборку кулинарных книг у себя дома. Она отбирала рецепты, которые можно было адаптировать для детей, и тщательно переписывала их в новый блокнот – Хелен прислала его вместе с письмом.

Я знаю, совесть не позволит тебе пренебречь моим подарком. Ты из тех, кто всегда чувствует потребность соответствовать ожиданиям других. Запиши сюда свои рецепты, а затем рассортируй их по группам – блюда для вечеринок, пикника, выходных… Что там еще может быть? Ты же у нас эксперт. К Рождеству ты должна сделать хотя бы черновой вариант. Это тоже заставит тебя пошевеливаться.

– Я не собираюсь придумывать свои собственные блюда, – заметила Сара. – Скорее, хочу упростить и адаптировать то, что уже есть в наших книгах. Не исключено, впрочем, что кое-что я добавлю и от себя. Там видно будет.

О своей задумке она рассказала Марте и Стивену.

– Я хочу написать кулинарную книгу для таких детишек, как вы, – объявила она. Стивен был слишком мал, чтобы по достоинству оценить новость, а вот Марта отреагировала незамедлительно:

– Настоящую книжку? Вроде тех, какие можно купить в магазине?

– Надеюсь, со временем она действительно появится в магазинах.

– А про нас со Стивеном напишешь?

– Разумеется. Только мне придется изменить ваши имена – так будет удобнее.

Сара понятия не имела, согласится ли кто-нибудь напечатать ее книгу, но Хелен и с этим обещала помочь.

Чувствую себя обязанной облегчить тебе карьеру писателя, ведь это из-за меня ты уничтожила когда-то свой роман. Попытаюсь подыскать тебе нужного человека в издательском мире.

Чем отчетливее представляла она будущую книгу, тем сильнее становилось ее воодушевление. Насколько ей было известно, никому еще не приходило в голову написать подобную вещь, следовательно, наверняка найдется издатель, которому захочется заполнить эту нишу.

– Ну, как вам моя идея? – поинтересовалась Сара.

Мартина, сломавшая во время неудачного падения руку и бедро, а потому прикованная к постели, бросила на Сару презрительный взгляд.

– Кулинарная книга для детей? В жизни не слышала подобной чепухи. Где вы найдете ребенка, который захочет часами торчать на кухне? Детям нравится играть, особенно мальчикам. Не думаю, что кого-то всерьез заинтересует такая книжка.

– Вы так считаете? – Сара постаралась скрыть улыбку. – Что ж, может это и не самая удачная идея.

К счастью, близкие Сары придерживались другого мнения. Кристина целиком и полностью поддержала ее замысел. «Пэдди это точно понравится – он всегда с охотой помогает мне на кухне». Пэдди, любимому племяннику Сары, исполнилось восемь. Он был куда спокойнее старших братьев и проявлял завидное терпение по отношению к Стивену, когда тот приезжал к ним в гости.

Отец Сары тоже высказался «за»: «Отличная идея, и как раз в твоем духе. Даже странно, что никто до сих пор не написал такую книгу».

Нилу она ничего не сказала. Прежде он первым узнал бы эту замечательную новость, но теперь их общение ограничивалось воспитанием детей. Встречались они исключительно в тех случаях, когда Нил приезжал забрать Стивена и Марту или привозил их назад. Сара, все еще страдавшая от разрыва, боялась этих встреч и старалась свести к минимуму контакты с бывшим мужем.

– Папа живет в доме Норин, – сообщила ей Марта после того, как они впервые переночевали у отца. – Она приготовила нам булочки и горячий шоколад.

– У нее есть пруд с золотыми рыбками, – добавил Стивен.

Сара выслушивала эти новости с застывшей улыбкой. В глубине души она желала и Норин, и ее рыбкам поскорее провалиться сквозь землю.

В том же письме Хелен сообщила Саре, что Фрэнк переезжает к ней. Произошло это через одиннадцать месяцев после первого их свидания.

В моем-то возрасте – а мне уже сорок девять – жить во грехе! Фрэнк хотел, чтобы мы перебрались в его дом, но видела бы ты эту постройку. Раза в три больше моего жилища и вся заставлена мебелью из красного дерева. Похоже, обстановка в доме не менялась со времен прадедов Фрэнка. Жить там все равно что обитать в музее. Не представляю, как такую громаду можно протопить. За домом – большой двор, где полно всевозможных растений в кадках и горшочках. Фрэнк выращивает их для Садового центра. Мне хватит одной недели, чтобы уморить их все. Растения рядом со мной не выживают – только сорняки. В любом случае на праздники я хочу быть у себя дома, чтобы дождаться Элис и Джеки.

Новость об Элис застала Сару врасплох. Единственным ее знакомым с нетрадиционной ориентацией был Лоренс, привозивший в дом престарелых овощи со своей фермы. Он до упада веселил постояльцев, комментируя эпизоды «Города-сказки» и «Гленро». Последний сериал он, по его же словам, глубоко презирал, что не мешало ему жадно смотреть все серии.

Лоренс, разумеется, никогда не упоминал о своей особенности, однако голос, походка и манера держаться недвусмысленно говорили о том, что он гей. Жил Лоренс в доме своего женатого брата, и они вместе обрабатывали родительскую землю. Сара порой задавалась вопросом, каково ему живется в маленькой сельской общине и где он находит «друзей по интересам».

А что если Марта или Стивен тоже придут со временем к матери и объявят о том, что их не интересует противоположный пол? Хватит ли у нее выдержки отнестись к этому так же спокойно, как Хелен?

Джеки очень приятная девушка, и они, судя по всему, счастливы друг с другом. А что еще можно пожелать своему ребенку? Странно только, что я раньше не догадалась. Может, потому, что втайне боялась подобных открытий? Это нелегкий путь, но я надеюсь, что Элис справится со всем, что выпадет на ее долю.

Ну а Саре надо было писать кулинарную книгу – может, даже целую серию тоненьких книжек. Все в пастельных тонах… нет, лучше оформить их поярче. Ярко-красный, синий, желтый. Еще там будет много рисунков или фотографий с изображением настоящих детишек. Словом, надо все как следует продумать. Что ни говори, а Рождество уже не за горами.

Но это даже хорошо – поможет отвлечься от переживаний.

Хелен

– Куда повесить мои куртки?

Прошло шестнадцать лет с тех пор, как она жила с мужчиной. Шестнадцать лет ключи от дома были только у нее и Элис. Даже матери Хелен не доверила ключа от входной двери. Хелен въехала сюда, когда дом еще принадлежал Кормаку. Потом он превратился в их общее жилье. А потом Кормака не стало, и вот теперь у нее поселяется Фрэнк. Как-то это все… странно. Иначе и не скажешь.

– Ничего, если я положу под лестницу клюшки для гольфа?

Фрэнк не собирался продавать свой дом. Да они и разговора такого не заводили. Во-первых, весь двор у него был забит растениями в горшочках, которые Фрэнк подращивал для Садового центра. И все это изобилие не вместилось бы в крохотный дворик Хелен. Во-вторых, дом принадлежал его семье вот уже пять поколений, и ему было не так-то просто с ним расстаться.

– Если хочешь, книги я могу оставить в коробках.

Элис он понравился с самого начала. «Симпатичный, – сказала она матери. – И от тебя без ума». Когда Хелен сообщила, что Фрэнк переезжает к ней в дом, Элис прислала матери открытку.

Прекрасная новость, написала она. Надеюсь, ты не превратишь мою спальню в детскую.

В детскую. Не хватало только забеременеть в сорок девять. Она и в двадцать-то девять с трудом перенесла роды. Хотя Фрэнк, пожалуй, был бы только рад: Хелен прекрасно представляла его с малышом на коленях.

– Машину придется оставить на улице. Думаю, соседи будут не против.

Матери Хелен не успела пока ничего сообщить, но Маргарет Д’Арси вряд ли стала бы возражать. Хелен, по ее мнению, здорово повезло с Фрэнком, а с тем, что дочь не выйдет замуж, она уже смирилась.

– Ты хорошенько обо всем подумала? – спросил Фрэнк, стоя в окружении собственных сумок и коробок. – Если хочешь, я останусь жить у себя. Без обид.

Хелен обняла его за талию и приподнялась на цыпочки, чтобы поцеловать в губы.

– Я уже все решила, – сказала она, – и с радостью приму тебя под свою крышу. Учти только, со мной не так-то просто ужиться. Боюсь, через неделю ты сбежишь обратно.

Фрэнк звучно расхохотался.

– Вот увидишь, не сбегу.

Да Хелен и не сомневалась, что со временем он найдет путь к ее сердцу. Сумеет растопить его своей любовью.

Сара

– Миссис Флэннери, почему бы вам слегка не расслабиться? Напряжение только мешает вести машину.

– Я пытаюсь, – процедила она сквозь зубы. – Постарайтесь не упоминать об этом так часто.

Расслабиться! Хорошо тебе говорить: сиди рядом да раздавай команды. А она должна провести по дороге это ревущее чудовище, не врезавшись в столб и не отправив на тот свет ни в чем неповинного пешехода. Она сидела, вцепившись в руль мертвой хваткой, так что даже пальцы заболели.

– Внимание, миссис Флэннери, мы приближаемся к повороту, – сказал инструктор. – Помните, что нужно делать в этом случае?

– Нет, разумеется, – фыркнула Сара. – Я не в состоянии запомнить все ваши наставления.

С какой стати этот глупец все время называет ее «миссис Флэннери»? Она уже раз десять сообщила ему, что ее зовут Сара.

– Ничего страшного, – сказал он все тем же ровным тоном. – Отпустите педаль газа и одновременно слегка выжмите сцепление.

Сара нервно надавила на сцепление.

– А теперь неспешно отпустите педаль газа, – повторил инструктор, – и возьмитесь за рычаг.

Но Сара по-прежнему сжимала руль.

– Рычаг, миссис Флэннери. Поворот уже рядом. Переключайтесь с третьей передачи на вторую, как мы с вами учили. Плавно и быстро.

Сара ухватилась за рычаг и резко его дернула.

– Нет-нет, вы перешли сейчас на четвертую – возвращайтесь на вторую… И следите за дорогой. Все время следите за дорогой. Ногу держите на сцеплении – нет, вы сейчас давите на газ.

От ее неумелого движения мотор взревел, и машину бросило вперед. Лишь перед самым поворотом ей удалось остановиться. Сара в отчаянии хлопнула ладонями по рулю.

– Нет, это слишком сложно. Мне никогда с ней не справиться, – она умоляюще взглянула на инструктора. – Не могли бы вы сами довести ее до дома? Я просто не создана для вождения.

– Вы прекрасно справляетесь, – его ровный тон начинал действовать Саре на нервы. – Это всего лишь второй урок. Нельзя научиться всему сразу. А теперь пора заводить мотор. Убедитесь только, что находитесь на нейтральной передаче.

Скрипнув зубами, она вновь схватилась за рычаг. Нет, ей никогда не справиться с этим железным монстром. После первого урока она вся была на нервах, а теперь, похоже, ей и вовсе потребуется врач.

Но не это было самым ужасным. Даже если она превратится в самого лучшего, самого осторожного в мире водителя, не факт, что она не попадет на дороге в лужу масла или в нее не врежется сдуру какой-нибудь пьяный лихач. Так просто погибнуть, не совершив при этом ни единой ошибки.

Она завела наконец-то машину и рывком вывела ее на дорогу. Изгороди и деревья проносились мимо с невероятной быстротой. Наверняка она превысила лимит скорости. Но Сара не решалась притормозить: а вдруг машину снова занесет?

– Вам стоит немного ускориться, – раздался голос инструктора. – Переходите со второй передачи на третью.

Он что, шутит? Ей хотелось бросить на него негодующий взгляд, но глаза у нее будто приклеились к ветровому стеклу. И зачем только она затеяла все это? Ее отец с охотой соглашался возить ребятишек, тем более что ему все равно нечем было заняться. Она вполне могла положиться на него – с его-то опытом вождения!

– Левую ногу на сцепление. Так, хорошо. А теперь рычаг на себя и вверх… Великолепно. Отпустите сцепление. То, что нужно.

Ей бы только добраться до дома. Там она скажет ему, что не знает, когда освободится для следующего занятия. Скажет, что перезвонит. В конце концов, это ее право решать – учиться ей дальше или нет. И что с того, что она уже заплатила за шесть уроков? Деньги сейчас волновали ее меньше всего. Она попробовала освоить вождение и поняла, что это не ее. К тому же, ей надо работать над кулинарной книжкой. Она не может тратить свое драгоценное время на пустяки.

– Следите за тем велосипедистом. Загляните в зеркало, прежде чем идти на обгон. Не забудьте про индикатор. Обходите его с запасом… да не так далеко.

Просто ужас, сколько тут нужно помнить. Педали и рычаги, зеркала и индикаторы. И это при свете дня. А в темноте еще включатся фары. Как только люди умудряются держать в памяти столько вещей? А ведь Саре не раз встречались совсем юные водители, которые с легкостью гоняли на своих машинах.

Может, все дело в том, что она слишком поздно приступила к обучению, и в сорок ей это уже не по зубам. Кристина училась водить, когда ей не было еще и двадцати. Сара же никогда не грезила машиной. Вот и теперь она бы с радостью обошлась без нее.

– Приближаемся к мосту, – вмешался в ее мысли инструктор. – Притормозите и загляните в зеркало.

В прошлом году мост все-таки реконструировали. Деревянную поверхность заменили бетонной, к большому неудовольствию тех, кто жил в этом районе. Некоторые пытались протестовать, но безуспешно. Заменили и старую ограду, установив на ее месте металлическую конструкцию с острыми шипами наверху. Теперь уж точно никто не сможет броситься оттуда в реку. В целом вышло не слишком красиво, но функционально.

Каким-то чудом Саре удалось продержаться следующий час без особых неприятностей. Наконец она с чувством величайшего облегчения свернула на дорогу к дому. Уже у самого дома она заметила припаркованный автомобиль Нила. Неужели ее урок так затянулся? Она бросила взгляд на часы. Без четверти шесть – как раз то время, когда им нужно заканчивать.

– Сколько сейчас на ваших часах? – спросила она инструктора.

– Почти без десяти шесть.

Никогда еще Нил не привозил детей так рано. Должно быть, что-то случилось. Кто-то из них поранился или заболел. Сара резко нажала на тормоз, так что машина встала прямо посреди дороги.

– Вам нужно отъехать на обочину, – сказал инструктор. – Переведите рычаг в нейтральное положение и заведите мотор.

Не обращая внимания на его слова, Сара схватила с заднего сиденья сумку и распахнула дверцу.

– Постойте, а как насчет следующего…

– Я позвоню вам, – выпалив это, она заспешила к дому. Передняя дверь была полуоткрыта. Сара толкнула ее дрожащими руками. Сердце у нее бешено колотилось. Это Марта. Наверно, она упала с дерева. Или Стивен выбежал на дорогу. На подгибающихся ногах она поспешила в кухню.

Нил сидел за столом. Стивен удобно устроился у отца на коленях. Марта стояла рядом, разглядывая книжку с картинками. Все тихо, все спокойно.

Она быстро окинула взглядом детей. Ни тебе бинтов, ни видимых увечий.

– У тебя такое забавное лицо, мамочка, – сказала Марта.

Сара с трудом изобразила улыбку.

– Неужели? – наверняка она была белой как полотно. – Просто вы рано вернулись, вот я и удивилась.

Она чувствовала на себе взгляд Нила. Так странно было видеть его в доме, когда никто не отмечал день рождения. И вот, пожалуйста: сидит за кухонным столом, как восемь месяцев назад, когда ей было безапелляционно заявлено, что между ними все кончено, и он любит Норин.

Сара молча ждала объяснений.

– Мы только что приехали, – сообщил Нил. – Я думал, ты уже дома. Хотел перекинуться с тобой парой слов.

Все ясно: он хочет видеть детей чаще, чем раз в неделю. Хочет, чтобы они регулярно оставались у него на ночь. Ее опасения оправдались. Но Нил – их отец, и у него столько же прав на детей, сколько у нее. Даже несмотря на то, что он разбил сердце их матери.

– Ты мог бы сказать по телефону, – она сама почувствовала, что об ее голос можно уколоться. – С какой стати понадобилось приезжать?

– Пять минут, и только, – поднявшись из-за стола, он усадил Стивена на освободившийся стул. – Дольше я тебя не задержу.

Ей не хотелось быть излишне резкой в присутствии детей, тем более что Марта все уже хорошо понимала. Достав из шкафа набор «Лего», Сара положила его перед Стивеном. Затем разлила по чашкам сок, очистила яблоко и разделила его на две половинки.

– Сейчас я поговорю с папой и вернусь, – сказала она детям, направляясь к задней двери.

«Вернусь», а не «вернемся». В их жизни не было больше места слову «мы».

В саду она уселась на деревянную скамейку и тут же отвела взгляд в сторону, не желая смотреть на бывшего мужа.

– Не возражаешь, если я тоже присяду? – спросил Нил.

Она подвинулась, так и не проронив ни слова. Нил уселся на противоположный конец скамьи. Сара выжидала, пока он заговорит первым.

Наконец Нил откашлялся.

– Сара, – в голосе его чувствовалась нервозность. Она продолжала смотреть прямо перед собой, хотя и чувствовала, что Нил повернул к ней голову.

– Я просто хотел сказать, что не живу больше в доме Норин.

От неожиданности она тоже бросила взгляд на мужа.

– Мы совершили ошибку… Я совершил ошибку. Не следовало мне так поступать.

Она поверить не могла своим ушам. Ушел от Норин? Ошибка? Сара вновь опустила взгляд, пытаясь осмыслить услышанное.

– Прости, что причинил тебе такую боль. Я вел себя просто отвратительно. Мне нет оправдания.

Трава под деревьями давно успела перерасти. Надо будет как следует подстричь ее после ужина.

– Сейчас я живу у матери. Подумал, что тебе стоит об этом знать.

Живет у Нуалы, в десяти минутах от ее дома.

Нил встал со скамьи.

– Вот, собственно, и все, что я хотел сказать.

Сара бросила на него быстрый взгляд.

– Думаю, ты сам найдешь выход. Только попрощайся с детьми.

Какое-то время она продолжала сидеть в саду, переваривая этот неожиданный поворот событий. Нил бросил Норин и перебрался к матери. Он совершил ошибку. Означает ли это, что между ним и Норин не было настоящего чувства? А если так, что это меняет в ее, Сариной, жизни?

Ровным счетом ничего. Новый поворот событий никак не повлиял на их отношения. Нил так и не сказал, что по-прежнему любит Сару. Он не молил о прощении, не говорил, что хочет вернуться. Вообще не выказал никаких попыток к примирению. Что ж, оно и к лучшему: у Сары тоже не было желания впускать его в свою жизнь.

Она продолжит уроки вождения. Докажет Нилу, что способна существовать и без него. И она не станет пока делиться с отцом и Кристиной последней новостью: сначала надо самой к ней привыкнуть.

Итак, Норин больше нет. Она раз и навсегда ушла из их жизни. Нил остался один. Да, к этому определенно нужно привыкнуть.

Хелен

Сара,

Прими мои соболезнования в связи с неудачным экзаменом. Возможно, ты немного взбодришься, когда узнаешь, что сама я сдала вождение только со второй попытки. В первый раз я, как и ты, с треском провалилась. Зато теперь чувствую себя настоящим асом. Посылаю тебе в качестве утешения диск Блонди (надеюсь, ты уже купила CD-плеер). Мне нравится Блонди, а это явный показатель того, что я старею. В двадцать лет для меня существовал только рок – я бы перестала уважать себя, если бы взялась слушать кого-то, кроме Сьюзи Кватро.

Похоже, твоя книжка для детей обретает наконец-то форму. Возможно, и правда потребуется целая серия, но я бы пока не стала об этом беспокоиться – у тебя хватит времени разобраться с форматом, когда ты окончательно договоришься с издателем. Я говорю «когда», поскольку не сомневаюсь, что у тебя все получится. У меня даже есть кое-кто на примете. Этот издатель работает на английскую компанию, но офис у него тут, в Ирландии. Он не раз присылал мне свои книжки для обзора. Дай знать, когда готова будешь вести переговоры, и я сразу с ним свяжусь.

Я опасалась, что Фрэнк сбежит от меня в первую же неделю, но этого не произошло. Неудивительно, что он существенно вырос в моих глазах. Всякий мужчина, который способен ужиться со мной, заслуживает медали. Рождество он предлагает провести в Шотландии. Мы могли бы снять там домик и пригласить к себе Элис и Джеки. Проблема в том, что он хочет пополнить компанию моей мамой – говорит, мы не можем оставить ее одну. Знаю, что я паршивая дочь, но это предложение не вызывает у меня восторга: какой уж там праздник в компании моей матери? С другой стороны, он прав… черт бы его побрал!

Грустные новости, Сара: наш кот умер. Понятия не имею, сколько лет ему было, но думаю, что он вполне мог бы помериться возрастом с Рипом ван Винклем [8] . Фрэнк, добрая душа, закопал его за домом и посадил на могиле розовый куст. Не удивлюсь, если он в насмешку надо мной зацветет пышным цветом.

В последнее время ты ни словом не упоминала Нила и его подружку. Полагаю, что на этом фронте без перемен. Было бы неплохо, если бы кто-то из них попал в какую-нибудь несерьезную аварию – просто чтобы потрепать другому нервы. Хорошо, что ты не стала цепляться за свои переживания, а взялась учиться вождению. Поверь, однажды тебе не будет равных на дороге.

Хелен.

Привет!

Я знаю, до Рождества еще несколько месяцев, но решила написать заранее – на случай если вы вдруг вознамеритесь заказать билеты в Ирландию. Фрэнку втемяшилось в голову провести праздники в Шотландии, и он хотел бы, чтобы вы с Джеки присоединились к нам. Он намерен снять домик, поэтому нам важно заранее знать, согласитесь ли вы на такой вариант. Кстати, он собирается писать тебе лично. В общем, ты предупреждена!

Надеюсь, у тебя все в порядке. Как дела с работой? Вы уже купили новый обогреватель? Если вы умудрились потратить все деньги на джин, я вычеркну тебя из завещания. И это не шутка.

Напиши, как вам мысль насчет Шотландии. Может выйти очень даже неплохо.

Мама.

P.S. Еще мы собираемся взять с собой бабушку. Если она согласится, вы с Дж. будете изображать в ее присутствии подружек. Вряд ли в свои восемьдесят четыре она с пониманием отнесется к истине.

Дорогая Элис,

надеюсь, в Кардиффе все благополучно. Решил вот черкнуть пару строк, чтобы пригласить вас с Джеки в Шотландию. Мы с твоей мамой собираемся провести там Рождество. Я подумал, неплохо бы снять там домик на недельку-другую. Мне еще не доводилось бывать в Шотландии, так что я жду не дождусь этой поездки.

Разумеется, у вас могут быть свои планы на праздники. Если так, то не стесняйтесь сказать об этом. Но я знаю, что твоя мама будет рада с вами повидаться (да и я тоже). Соберемся за праздничным столом – по такому случаю я приготовлю свой специальный коктейль, от которого все в полном восторге.

Жду вашего ответа.

Всего наилучшего,

Фрэнк.

Дорогие мама и Фрэнк!

Мы с радостью присоединимся к вам на Рождество, так что спасибо за приглашение. Джеки бывала пару раз в Шотландии – ей ужасно там понравилось. Дайте нам знать, как только все утрясете. Мы могли бы встретиться в аэропорту и потом уже путешествовать вместе.

Мама, можешь не переживать – мы купили обогреватель! И у нас еще осталось на бутылку джина (шучу). Еще раз спасибо за чек. Хорошие новости – мне повысили зарплату. Всего пятерка в неделю, но и это не помешает.

Джеки передает вам привет и просить сказать Фрэнку, что ОБОЖАЕТ коктейли. Чувствую, это Рождество не обойдется без похмелья.

Элис.

P.S. Из вас получилась чудесная пара, правда-правда.

Сара

– Приятель Эйдана… точнее, старший брат приятеля получил эту самую визу Моррисона. Уже летом переезжает в Америку. Что ни говори, для него это прекрасная возможность.

– М-м-м.

– В Америке у него дядя… или двоюродный брат. В любом случае они приютят его, пока он не определится с работой. В колледже он изучал инженерное дело, так что с трудоустройством, думаю, проблем не будет. Но мне ненавистна сама мысль о том, что кто-то из моих может уехать за океан. Молю Бога, чтобы все они остались в Ирландии. Как думаешь, это очень эгоистично с моей стороны?

– Что? Да нет, конечно, нет.

– Я уже говорила тебе, что Эйдан проявляет интерес к медицине? Конечно, ему только тринадцать, так что он еще сто раз успеет передумать, но было бы приятно иметь в семье доктора. Разве нет?

– Конечно.

– У него никогда не было проблем с учебой. Не помню, чтобы я заставляла его делать уроки, чего не скажешь о моих младшеньких. С Томом мы воюем каждый вечер, а Пэдди все время нужно возвращать к действительности – только и делает, что витает в облаках.

– Я знаю.

Кристина взяла с тарелки еще кусочек пирога.

– Стало быть, ты уже почти закончила свою книгу.

– Практически, да.

– Представляю, как ты рада!

– Угу.

– А Хелен, стало быть, намерена поговорить с издателем.

– Во всяком случае, обещала.

Кристина положила на блюдце недоеденный кусок.

– Что-то я не вижу в тебе особой радости. С тобой точно все в порядке?

– Прости, – покачала головой Сара, – просто устала.

– Переживаешь из-за того, что снова не справилась с экзаменом по вождению?

– Немного, но я же понимаю, что была безнадежна. Сразу расклеилась и напрочь забыла все, чему училась. Совсем как в первый раз.

– Будешь пытаться по новой?

– Рано или поздно.

– Ну и прекрасно. На третий раз обычно везет. Если хочешь, я помогу тебе с практикой. Или попросим Брайана – он в этом лучше разбирается.

– Спасибо.

– Может, тебя еще что-то тревожит?

– Да нет… просто плохо спала.

В последнее время ей все реже удавалось как следует выспаться. Засыпала она как обычно, но затем просыпалась часа в два-три ночи и потом уже не могла задремать.

Неужели все дело в старости? Хотя сорок – еще не возраст. Или в кулинарной книге? Сара никак не могла придумать подходящее название, да и с форматом еще не определилась. А может, она печалилась из-за Мартины, покинувшей этот мир пару недель назад?

Язвительная, вечно недовольная Мартина, которая держала Сару за руку, когда у той начались преждевременные роды; которая раз за разом повторяла, что с ней все будет в порядке. Мартина, которая взялась за обрезку кустов, когда Чарли начал сдавать… которая умерла так же, как и жила – в полном одиночестве, глубокой ночью.

– Знаешь, – не выдержала Сара, – я хочу тебе кое-что рассказать.

В конце концов, для нее не было тайной, почему она не спит ночами.

– Ненавижу, когда так говорят, – нахмурилась Кристина. – Обычно это означает что-то плохое.

– Да нет, ничего плохого. Как, впрочем, и хорошего. Просто кое-что произошло.

– Выкладывай.

– Это Нил, – сказала Сара.

Кристина нахмурилась еще больше.

– Что он натворил на этот раз?

– У него там не заладилось… ну, ты понимаешь. Он снова вернулся к матери.

– Шутишь?

– Ничуть.

– И когда?

– Пару месяцев назад.

– И когда ты об этом узнала?

– Нил сразу сказал мне, – пояснила Сара, – но я…

– Постой-ка, ты знала об этом несколько месяцев и ничего нам не сказала?

– Послушай, – сухо заметила Сара, – это только наше дело, мое и Нила. Я вообще могла ничего тебе не говорить, но все же решила поделиться.

Кристина от неожиданности закрыла рот. На несколько секунд в комнате повисло неловкое молчание. «Мой черед!» – донесся из сада крик Марты.

– Прости, – произнесла наконец Кристина, – ты права. Это действительно не мое дело. Но я не хочу, чтобы ты снова страдала.

– Я и не буду страдать, – ответила Сара. – Нил… мы не собираемся снова жить вместе – это вовсе не в наших планах. Но так проще… я имею в виду, для детей. Теперь они могут видеться с Нуалой, когда он забирает их на выходные. А та женщина… надеюсь, она навсегда исчезла из нашей жизни.

Сестра смахнула с тарелки остатки печенья.

– Он объяснил тебе, что случилось?

– Нет. Сказал только, что совершил ошибку.

– Папа уже знает?

– Нет пока. Но я обязательно скажу ему.

И вновь молчание.

– Еще чаю? – предложила Кристина.

– Нет, спасибо, – поднявшись, Сара сняла сумку со спинки стула. – Нам пора, а то опоздаем.

В городе они должны были встретиться с отцом, чтобы вместе отправиться за покупками.

– Сара, не принимай его назад, – быстро сказала Кристина. – Если он, конечно, попросится. Откажи, ладно?

Та перекинула сумку через плечо.

– Разумеется, откажу. Я ведь сказала, что мы не планируем снова жить вместе.

– Вот и хорошо… может, подкинуть тебя до города? Мне это совсем нетрудно.

– Спасибо, мы и так справимся.

Через десять минут они уже были на автобусной остановке. Пожилая женщина в кремовом костюме кивнула Саре и улыбнулась детишкам. Кроме них тут была только девочка-подросток, из наушников которой доносился невнятный ритм. Усевшись на деревянное сиденье, Сара стала прокручивать в голове разговор с Кристиной.

Подумать только, до чего решительно та была настроена! Не принимай его назад. Как будто у Сары был выбор. Как будто Нил только и делал, что упрашивал принять его назад!

Почему, кстати, он даже не заговаривал об этом? Если Норин была ошибкой, не означало ли это, что он все еще любит Сару? Так почему бы не попросить у нее прощения? Почему не попытаться начать все заново?

Этот вопрос не давал Саре спокойно спать ночами. Нил ушел от женщины, которая разбила его брак, но ему и в голову не пришло помириться с женой. И что тут прикажете думать?

– Мама, вон автобус, – сказала Марта, и Сара с облегчением встала со скамьи.

Хелен

– Шесть дней и пять ночей, – пояснила Хелен. – Вылетаем накануне Рождества и возвращаемся домой двадцать восьмого. Долетим до Глазго, а там возьмем машину.

– А сам дом… где, ты сказала, он находится?

– В Труне. Маленький городок в паре миль от Глазго.

– И Элис приедет со своей подружкой?

«С подружкой!»

– Да, они доберутся поездом из Кардиффа и встретят нас в аэропорту. Ну что, поедешь с нами?

Второе Рождество без отца Хелен. Фрэнк настоял, чтобы она пригласила на праздники свою мать. Хелен знала, что он прав, однако мать не спешила выказать свою признательность. Казалось, ее мучают какие-то сомнения.

– Я буду вам только мешать. Испорчу веселье.

Хелен с трудом подавила вспышку раздражения.

– Да какое там особое веселье? Уедем на несколько дней, чтобы отметить Рождество по-домашнему. И ты нам ничего не испортишь. А одна ты тут совсем закиснешь.

Мать в задумчивости провела пальцем по краю безупречно чистой скатерти.

– А центральное отопление там есть?

Хелен понятия не имела.

– Конечно, есть. Фрэнк заранее все проверил.

– Видишь ли, я не сомневаюсь, что там будет холоднее, чем в Дублине.

– Не беспокойся из-за таких пустяков.

Господи, такое чувство, что они отправляются на край света, а не летят в Шотландию, до которой можно добраться всего за час.

– Завтра Фрэнк заказывает билеты, так что думай быстрее.

– Ну, если ты уверена, что я вам не помешаю…

Хелен с облечением встала из-за стола – что ж, дочерний долг выполнен.

– Я рада, что ты решилась, – заметила она, натягивая пальто.

– Скажи мне потом, сколько стоит билет, – свой я оплачу сама.

– Конечно, – Хелен порылась в сумочке, выискивая ключи от машины.

– А в Рождество я хочу сводить вас в ресторан на праздничный ужин. За мой счет.

– Без проблем, – если ей так хочется заплатить за шестерых, ради Бога. – Ну ладно, я пошла.

Мать, однако, не тронулась с места.

– Хелен, подожди минутку, – сказала она. – Можешь ненадолго задержаться?

Дочь взглянула на нее с удивлением.

– Или ты спешишь?

– Да нет, не особенно.

Ну, что там еще? Она вновь села на стул.

– Я должна сказать тебе кое-что, – мать взглянула ей прямо в глаза. – Точнее, кое-что объяснить.

Было видно, что она нервничает. Хелен опустила сумку на пол.

– Что такое?

Та, прежде чем начать, поудобнее устроилась на стуле.

– Видишь ли, мы с твоим отцом были женаты уже девять лет, когда у нас появилась ты.

– Ну, это мне известно.

Мать подняла руку, словно пытаясь ее остановить.

– Позволь… позволь мне закончить. Мы уже потеряли всякую надежду, и тут родилась ты. Это прошло… не без осложнений. Мне было так плохо, я чуть не умерла… Священник исповедал меня.

Этого Хелен не знала. Она молча ждала продолжения.

– А потом нам… сказали, что детей у нас больше не будет. Им… пришлось удалить мне матку… это было необходимо.

Она вновь замолчала, пытаясь собраться с мыслями. Хелен внимательно слушала.

– Твой отец… был ужасно разочарован. Ему всегда хотелось сына, и он надеялся… – она крепко сжала руки, чтобы немного успокоиться.

Хелен наблюдала за ней с легкой отстраненностью. Она разочаровала их тем, что родилась девочкой. Что ж, это не ее вина.

– Видишь ли, – продолжила ее мать, – был еще один ребенок…

Ей не сразу удалось понять, о чем говорит мать.

– Близнецы. У тебя был брат, но он… – покачав головой, она достала из кармана платок и высморкалась.

Хелен попыталась осознать услышанное. Близнецы. Два ребенка. И выжил не тот, который должен был остаться. Они хотели мальчика, а получили девочку.

Мать, будто услышав ее мысли, покачала головой.

– Ты не думай, мы искренне тебя любили. Просто… трудно было смириться с потерей твоего брата… ведь мы знали, что других детей у нас уже не будет.

У Хелен был брат, который умер, едва появившись на свет. Ее мать потеряла сразу и ребенка, и возможность забеременеть еще раз. Все, что им осталось – это Хелен. А ее отец всегда хотел сына.

– Я знаю, – продолжила мать, вытирая покрасневшие глаза, – что мы всегда держались с тобой несколько… отстраненно. Но мы делали это не специально. Просто… просто ты была для нас… напоминанием.

Так вот в чем дело. Стоило родителям взглянуть на Хелен, и они тут же видели призрак ее умершего брата. Вот объяснение, в котором она нуждалась всю свою жизнь.

– Хелен, мне так жаль, – ее мать с трудом сдерживала слезы. – Я знаю, как нелегко тебе пришлось. И я пойму, если ты рассердишься.

Но Хелен не испытывала ничего, похожего на злость. Она могла бы рассердиться – имела полное право. Но что толку? Кого винить в том, что произошло?

– Почему ты никогда не упоминала об этом?

Ее мать покачала головой.

– Я не могла. Просто… не была готова.

Разумеется, это неожиданное открытие не способно было как-то повлиять на их отношения – слишком поздно для счастливого конца. Но объяснение было предложено, и Хелен с благодарностью приняла его.

Она вновь поднялась и взглянула на мать.

– Спасибо, что решилась рассказать. Я позвоню тебе, когда мы закажем билеты.

Мать кивнула.

– Спасибо… что пригласили меня.

– Пожалуйста, – вытащив из сумки ключи от машины, Хелен поспешила к двери.

Брат-близнец, думала она, шагая по дорожке к воротам. Что если бы он выжил? Ее жизнь сложилась бы тогда по-иному.

Шагнув за ворота, она резко повернула налево и столкнулась с прохожим.

– Простите, – пробормотала она, отступая в сторону.

– Ничуть не удивлен, – заметил он в ответ.

Хелен замерла на месте.

– Черт возьми, – она смотрела на него во все глаза.

Ничуть не изменился с момента их последней встречи, теперь уже восемь или девять месяцев назад. Она вспомнила, как брела по больничному коридору, цепляясь за его руку. Вспомнила присланные ей домой гиацинты.

– Спасибо за цветы, – сказала она. – Для меня они стали настоящим сюрпризом.

– Как поживаешь? – поинтересовался Брин. Плотное пальто темно-синего цвета, на шее – серый шарф. Под мышкой пара книжек.

– Лучше не бывает. А ты? Как у тебя дела?

Он как-то неопределенно мотнул головой.

– Ты что, живешь здесь? – раньше она ни разу не встречала его в этом районе.

– Да нет, просто шел по делам.

Хелен кивнула.

– Что ж… – она покрутила в руках ключи от машины.

– Найдется у тебя время для чашечки кофе?

По правде говоря, она этого не ожидала. Кофе в компании Брина. Человека, который ассоциировался у нее исключительно с работой.

– О’Дауд, – прожег он ее взглядом, – я предложил тебе чашечку кофе, а вовсе не руку и сердце. Расслабься и забудь, – он повернулся, чтобы идти своей дорогой.

– Лучше бренди, – сказала Хелен, – если тебе, конечно, все равно.

Ну что случится, если она посидит с ним за одним столом? Пусть закажет ей выпивку. Почему бы и нет? После всех тех статей, которые она написала для него за эти годы.

Хелен распахнула дверцу машины.

– Залезай. Тут за углом есть неплохое местечко.

Раз уж он платит, не помешает заглянуть в новый отель-бутик, который открылся здесь совсем недавно.

– Стало быть, – сказала она, трогаясь с места, – ты скучаешь по газете?

– Еще как. Мне нравилась работа.

Она искоса взглянула на Брина.

– Что ни говори, а ты был хорошим редактором, – заметила Хелен.

Брин улыбнулся, но ничего не ответил. С какой стати он пригласил ее выпить кофе? Может, впрочем, он уже пожалел.

В полном молчании они припарковались напротив отеля.

– Как тебе? – кивнула она.

– Сойдет. Ты уже была здесь?

– Нет, его открыли не так давно. Моя мать обедала здесь с подружкой. А ты?

Брин покачал головой. Судя по всему, он вообще был не из тех, кто обедает в компании друзей.

Он распахнул перед ней дверь, и Хелен вошла внутрь. Ее мгновенно окутало приятное тепло.

В баре стояли уютные кресла и диванчики кремового цвета. Откуда-то негромко наигрывал джаз. В камине, расположенном напротив стойки, тлели красные угольки.

– Присаживайся, – сказал Брин и направился к стойке.

Хелен выбрала пару кресел поближе к камину. Почему бы не насладиться теплом, потягивая бренди и слушая джаз, когда за окном дует холодный октябрьский ветер? Фрэнк при всей его щедрости никогда не водил ее в подобные места. Роскошь явно была не для него.

Брин вернулся с двумя стаканами бренди.

– Твое здоровье, – сказал он, вручая ей стакан.

Потягивая обжигающий напиток, она наблюдала, как Брин положил на пол книги, прежде чем снять шарф и пальто, которые он перекинул через ручку кресла. Угольно-серый костюм с белоснежной рубашкой сидел на нем как влитой.

Он тоже присел, сжимая в руках стакан. Хелен попыталась прервать затянувшееся молчание.

– На Рождество я улетаю в Шотландию, – сообщила она. – Проведу праздники с близкими.

Брин рассеянно качнул стаканом.

– У тебя там кто-то есть?

– Моя дочь, Элис. Она живет сейчас в Кардиффе. На Рождество мы решили встретиться.

– Ах да, Элис.

Вновь молчание. Хелен сделала еще одну попытку.

– Дом, у которого мы с тобой столкнулись… в нем живет моя мать.

– Стало быть, ты выросла там?

– Да.

– А твой отец?

Интересно, узнал бы он имя, если бы Хелен его назвала?

– Умер в прошлом году.

– Прости.

Снова тишина. Отчаявшись подыскать тему для беседы, Хелен откинулась на спинку кресла и стала рассеянно смотреть на огонь.

– Хорошее местечко, – сказал Брин. – Я про отель.

– Да, очень милое.

Хелен по глоточку опустошала стакан, в то время как Брин к своему так и не притронулся.

– О’Дауд, – произнес он внезапно, – могу я тебе кое-что сказать?

Хелен ошеломленно уставилась на него. Не похоже, чтобы он хотел поделиться с ней планами на Рождество.

– О чем это ты?

У него вырвался негромкий смешок.

– Моя жена… – начал он и тут же умолк.

Жена? Он собирается говорить с ней о жене? Что-то вроде «она меня не понимает»? Хелен мгновенно пожалела, что согласилась выпить с ним. На сегодня с нее хватит откровений.

Брин поднес стакан к губам и едва ли не сразу опустошил его.

– Моя жена страдает биполярным расстройством, – сказал он, не сводя с Хелен взгляда. – Этот диагноз поставили ей лет тридцать назад. Она тогда еще была совсем молодой.

Говорил он так ровно и спокойно, будто сообщал прогноз погоды на завтра.

– К сожалению, она так и не признала себя больной и пытается время от времени обходиться без лекарств… Не самая лучшая идея. А еще она алкоголичка, что, как ты понимаешь, только ухудшает ситуацию.

Он умолк, по-прежнему не сводя взгляда с ее лица. Хелен смотрела на него в изумлении. С какой стати он это ей рассказывает? Неужели думает, что стакан бренди дает ему право вывалить на Хелен свои проблемы?

– Скажи, чтобы я заткнулся, – произнес Брин все тем же безжизненным тоном. – Похоже, именно это вертится у тебя на языке.

Хелен с трудом перевела дыхание.

– Почему ты решил рассказать мне это? В смысле, почему решил рассказать мне?

Отвернувшись, он взглянул на огонь.

– Может потому, что ты оказалась рядом, а мне захотелось выговориться. К тому же я знал, что ты не станешь пичкать меня всякой чепухой, вроде «ничего, скоро все наладится».

Хелен вдруг ощутила прилив сочувствия к нему. Если слова его были правдой – а с какой стати ему лгать? – то Брин прожил всю жизнь с женой, которая нуждалась в постоянном присмотре. Большинство в такой ситуации предпочли бы сбежать куда подальше, а вот он не сбежал.

Судя по всему, диагноз ей поставили вскоре после того, как они поженились. И тридцать лет он прожил в этом кошмаре.

Должно быть, именно поэтому он оставил работу. Всякому было ясно, что Брин – превосходный редактор. Он любил свою профессию и справлялся со всем как нельзя лучше.

Неудивительно, что он все время находился в мрачном расположении духа.

Допив бренди, Брин поднялся с кресла.

– В следующий раз при виде меня ты бросишься наутек, – сказал он, взяв пальто. – Прости, что так вышло. Ничего личного. Тебе просто не повезло, что ты наткнулась на меня сегодня. Счастливого Рождества, О’Дауд! Передавай привет Элис.

Он ушел, а Хелен все также сидела со стаканом в руках. Да уж, веселое будет у Брина Рождество! Про детей он не упомянул, так что праздновать они, видимо, будут вдвоем с женой. Усядутся за стол друг напротив друга и заведут ничего не значащий разговор. А может, и вовсе не станут утруждать себя беседой.

Хелен окинула взглядом теплую, уютную комнату. Почему бы не задержаться здесь подольше, заказывая одно бренди за другим, пока голова не начнет приятно кружиться? Потом можно позвонить Фрэнку – он приедет и заберет ее домой. Конечно, он будет не в восторге – с его-то рассудительностью! – но почему бы не позволить себе это маленькое удовольствие?

Опустошив стакан, Хелен встала. Ну что за радость напиваться одной? Она уже надевала пальто, как вдруг заметила на полу забытые Брином книжки. Наклонившись, она подняла их. Гор Видал и Кингсли Эмис. Что ж, ничего удивительного. Открыв томик Видала, она заметила штамп библиотеки, расположенной по соседству. Срок сдачи истекал через несколько дней. Должно быть, Брин нес книги в библиотеку, когда неожиданно столкнулся с Хелен.

Почему бы ей самой не отвезти их в библиотеку? Уж эту-то малость она может себе позволить!

На улице дул сильный ветер, день уже близился к вечеру. Хелен окинула взглядом улицу, успевшую погрузиться в сумерки, но Брина нигде не было. Забравшись в машину, она включила на полную мощность обогреватель и поехала домой.

Сара

– Можешь прийти к нам на ужин, – сказала она. – Вместе с Нуалой, разумеется.

Было видно, что предложение застало его врасплох.

– Ты серьезно? Я знаю, мама рада будет повидаться с вами.

– Мы тоже по ней соскучились.

Она не сказала, как ей не хватало самого Нила. Не сказала и о том, как прорыдала все прошлое Рождество, пока готовила детям и отцу праздничную индейку. Вообще-то Кристина пригласила их на ужин к себе, но Сара отказалась: она не представляла, где ей взять силы, чтобы весь вечер изображать веселье.

Дома она изо всех сил старалась не замечать отсутствия Нила, старалась не вспоминать о том, что Рождество он отмечает не с ними, а с Норин. Но это было единственное, о чем она могла думать.

В тот вечер, когда Нил позвонил, чтобы поздравить детей с Рождеством, Сара даже не подошла к телефону – боялась, что при звуке его голоса не выдержит и разрыдается прямо в трубку.

– Днем я готовлю обед для наших постояльцев, – сказала она сейчас Нилу, – но уже к трем буду дома. Вы можете приехать чуть позже. Постарайтесь успеть к тому моменту, когда дети будут открывать подарки.

– Мы обязательно приедем, – кивнул Нил. – Спасибо за приглашение.

Ну что плохого в том, что она пригласила их к себе на праздничный ужин? В конце концов, Нил – отец двух ее детей. Он имеет право участвовать в их жизни. А Нуала и вовсе ни в чем не виновата. Так почему бы не порадовать ее встречей с внуками?

– Да ты спятила, – сказала Кристина. – Пустишь его сейчас в свою жизнь, а он года через два-три снова тебя бросит.

– Я не собираюсь впускать его в свою жизнь. Просто пригласила на ужин. Его мать – бабушка Марты и Стивена, а я не могу позвать ее, не пригласив и Нила.

– Папе это не понравится. Что если он уйдет?

– Что ж, – сказала Сара, – в таком случае он может отметить Рождество у вас… Кстати, мне назначили день для пересдачи экзамена по вождению. Как известно, Бог троицу любит. Надеюсь, на этот раз мне повезет.

Про Нила они больше не упоминали.

Ее отец, естественно, был не в восторге, что Сара пригласила на ужин Нила и Нуалу.

– Ты думаешь, это хорошая идея? – спросил он. – Не будешь потом жалеть?

– Нет, конечно. Дети только порадуются, да и Нуала не откажется с ними повидаться.

На это отец ничего не ответил.

– Я пойму, если ты решишь уехать на Рождество к Кристине, – продолжила Сара. – Но мне бы хотелось, чтобы ты отметил его с нами. Дети тоже будут скучать без тебя.

– Конечно, я останусь с вами. Постараюсь только не вызвать его на дуэль.

Представив себе эту картину, Сара расхохоталась.

– Спасибо, папа. Ты у меня просто золото.

Разумеется, она делает это для детей. Рождество принято отмечать в кругу семьи, и дети заслужили, чтобы за столом с ними были и отец, и мать. И только поздно вечером, оставшись в полном одиночестве, Сара призналась себе, что и ей хочется провести этот праздник с Нилом.

* * *

Дорогая Хелен!

Ура! Я наконец-то сдала экзамен по вождению. Я по-прежнему каменею, когда сажусь за руль, но тут уже ничего не поделаешь – думаю, это до конца жизни. Теперь по крайней мере папа может вернуться к привычным занятиям – я сама буду возить Марту и Стивена в школу. Через знакомых Брайана я уже нашла себе машину. Это ярко-желтый «форд-фиеста». Не скажу, что мне так уж нравится цвет, зато машина почти новая – всего четыре года. И в хорошем состоянии. Каждое утро я собираюсь класть в багажник велосипед, чтобы добираться на нем от школы до работы и обратно: водить я намерена только в случае крайней необходимости.

И еще кое-что: я пригласила Нила и его мать на рождественский ужин. Даже не знаю, правильно я поступила или нет. До сих пор не могу разобраться в своих чувствах. Он ни разу не сказал, что хочет вернуться, – и словечком не намекнул. Не исключено, правда, что ему нужен какой-то знак с моей стороны. Словом, я в полном смятении. Позже напишу, как прошло наше Рождество.

Желаю вам приятного отдыха в Шотландии. Может, Фрэнк наконец-то сделает тебе там предложение!

А теперь самое главное: я все-таки закончила свою книгу! Ужасно боюсь показывать ее посторонним, но на душе настоящий праздник! Я опробовала ее на Марте и Пэдди, моем восьмилетнем племяннике, и оба заявили, что это было совсем нетрудно. Если ты не раздумала помогать мне, можешь связаться после Рождества со своим издателем. Не знаю только, удастся ли мне справиться со своими нервами – уж очень я волнуюсь.

Посылаю два крохотных подарка. Один тебе, другой Элис. Надеюсь, ты не откажешься передать его дочери, поскольку ее адреса у меня нет. Поцелуй ее от меня при встрече.

Счастливого тебе Рождества. Желаю вам с Фрэнком всего самого лучшего в 1992 году.

Сара.

Хелен

Сара Флэннери,

ах ты, маленькая лисичка! Пригласить своего бывшего на Рождество, да еще в компании его матери, чтобы все выглядело как можно респектабельнее. Это при том, что ты, как я понимаю, намерена весь вечер строить ему глазки! Не забывай, однако, об осторожности. Я всегда за то, чтобы следовать своему сердцу, вот только не стоит спешить. Не торопи события – пусть Нил заслужит право вернуться в твою жизнь.

Фрэнк с предложением руки и сердца? Ну уж нет! Разве что он решит довести меня до сердечного приступа. Один раз я уже побывала замужем, вот и довольно.

Ты все-таки сдала экзамен на вождение – мои поздравления! Скоро будешь разъезжать по всей округе как заправский шофер. Посылаю в подарок карту и компас, чтобы тебе не так-то просто было сбиться с пути.

Рада слышать, что ты закончила книгу. Я связалась со своим знакомым издателем, которого зовут Пол. Он сказал, что охотно взглянет на рукопись – собирается опробовать твои рецепты на своих ребятишках. В письме ты найдешь его телефон. Я сказала Полу, что ты позвонишь ему в первую неделю января, чтобы договориться о доставке. Видишь, как ловко я отрезала тебе все пути к отступлению? Дай мне знать, к чему вы придете.

Боже ты мой, Клифф Ричард опять запел «Омела и вино». Пойду пристрелю радио. Счастливого тебе Рождества. Скоро мы вступим в 1992 год.

Хелен.

P.S. Встретила недавно Брина – буквально наткнулась на него. Он купил мне бренди, скормив взамен кучу подробностей насчет своей маниакально-депрессивной жены. Бедняга! Это многое объясняет в его характере.

Дорогая миссис Флэннери,

поздравляю Вас с прошедшим Рождеством – надеюсь, Вы не против моих запоздалых поздравлений. Мы с Джеки только что вернулись из Шотландии. Это было здорово! Мы себе все ноги оттоптали, а в Рождество даже искупались с утра. Ну и холодно же было! На пляже нас поджидал термос с кофе, в который Фрэнк щедро плеснул виски. Это помогло нам взбодриться и добежать до дома. На ужин мы отправились в гостиничный ресторан – там все было с претензией на шик, зато еда оказалась превосходной.

Спасибо Вам за чудесную рамку для фотографий – мама передала мне Ваш подарок. Когда я рассказала Джеки, что Вы уже столько лет переписываетесь с мамой, но так ни разу и не встретились, она мне даже не поверила. Посылаю Вам в подарок брелок для ключей, его сделал наш друг Джейк. Он торгует такими на местном рынке, и они пользуются большим спросом.

Мама рассказала нам о Вашей кулинарной книге для детей. По-моему, замечательная задумка! Как я понимаю, Вы собираетесь показать ее издателю. Что ж, желаю удачи. Если Вам понадобится иллюстратор, я всегда готова помочь.

Счастливого Нового года Вам и Вашей семье.

Элис.

1992

Сара

Несмотря на заметную лысину, на вид ему было лет тридцать с небольшим. Длинный нос, неровные, но очень белые зубы. Одет в голубую джинсовую рубашку и вельветовые брюки. При появлении Сары он вскочил из-за столика и крепко сжал ее руку.

– Сара, – голос его звучал также насыщенно и глубоко, как по телефону. – Пол Доннели. Рад знакомству.

Он приехал сюда из самого Дублина, хотя Сара и собиралась сама нагрянуть в издательство. «Нет-нет, – заявил он во время телефонного разговора. – Я рад любой возможности выбраться из офиса. Просто скажите, какая гостиница находится поблизости от вашего дома». И вот он уже здесь, в стареньком отеле дяди Джона. На столике стоит кофейник, на полу – сумка с бумагами.

Пол кивнул на кофейник:

– Еще горячий. Или предпочтете что-то другое?

– Да нет, кофе вполне достаточно.

Сара редко пила кофе, тем более перед обедом. Но сейчас ей было все равно – она так нервничала, что не смогла бы проглотить ни капли… чего бы он там ни налил.

По телефону он не сказал ей ничего конкретного. Объявил только, что хотел бы встретиться и поболтать лично.

– Разумеется, он заинтересован в твоей книге, – заметила Кристина. – Иначе зачем ему сюда ехать?

– Может, это такой способ от меня отделаться.

– Не говори ерунду.

Пять недель и шесть дней миновало с тех пор, как Сара отправила ему по почте рукопись. Ей показалось, что прошли все пять месяцев. И вот в прошлый вторник он все-таки позвонил и сказал, что хочет встретиться.

– Итак, – заявил он, разлив по чашкам кофе, – ваша кулинарная книга.

На встречу Сара пришла в синей юбке, которую купила на сорокалетие, и сером пиджаке. Ей казалось, что в таком наряде она будет выглядеть по-деловому. Но теперь, на фоне джинсовой рубашки Пола, Сара чувствовала себя слишком разодетой.

– Я испытал вашу книжку на двух своих дочерях, восьми и двенадцати лет, – продолжил Пол. – Ни одна из них не выказывала раньше интереса к готовке. Результаты оказались просто плачевными.

Сердце у Сары упало.

– Вместо одного вечера они закармливали нас всю неделю, – заявил он с нарочито-серьезным лицом. – Моя жена практически не появлялась на кухне. Сам я набрал несколько фунтов. Я уже не говорю о том, насколько просел мой банковский счет, когда жена с дочками приобрели все необходимые им продукты.

Пол улыбнулся.

– Словом, я готов заключить с вами сделку. По-моему, вам удалось найти действительно удачную тему.

– Вы серьезно? – Сара заставила себя улыбнуться.

– Насчет банковского счета – нет. К счастью, моя жена сама зарабатывает. Что касается остального… Девочки с удовольствием готовили по вашей книге – инструкции такие подробные, что это не составляло им труда. Моя старшая, Морин, даже попросила книжку себе на день рождения. Но если учесть, что он уже в следующем месяце, мы можем и не успеть.

Он наклонился и расстегнул сумку.

– Как я понимаю, агента у вас нет.

Агент. У Сары Флэннери свой агент. Только не смейся.

– Нет.

– Я подготовил договор, – сообщил Пол, вытаскивая тоненькую папку с бумагами. – Возьмите это домой, внимательно прочтите. Потом скажете, что вы решили.

Похоже, он считает, что Сара может отказаться?

– Вернемся к нашему разговору где-нибудь через недельку, – сказал Пол. – Если условия вас устроят, мне бы хотелось побыстрее запустить книжку в печать, чтобы в самом скором времени она появилась на полках.

Саре не терпелось схватить договор и подписать его прямо сейчас, пока Пол не передумал. Усилием воли она сдержалась и сообщила – вполне адекватным, на ее взгляд, голосом, – что обязательно свяжется с ним к концу следующей недели и объявит свое решение.

После встречи она поехала к Кристине, чтобы забрать детей. По пути Саре вспомнилась книга, которую она писала много лет назад, еще до встречи с Нилом. Она тщательно подбирала характеры, прорабатывала замысел, сотни раз меняла сюжет.

Вспомнилось ей и письмо Хелен – обидные вещи, которые та говорила по поводу незаконченной рукописи. Тогда она погубила не рожденную еще книгу, а сейчас делает прямо противоположное. Даже забавно, до чего странно складывается порой жизнь.

А сегодня между ними возникла новая связь – Сара познакомилась с человеком, который лично знает Хелен. Знает, как она выглядит, как двигается, как звучит ее голос.

Нужно будет написать ей, как только она доберется до дома. Если бы не Хелен, эта сделка вовсе могла не состояться. Публикация книги. Подумать только, ее книжку опубликуют! Она будет стоять на полках книжных магазинов, и кто-нибудь, возможно, даже купит ее.

Продолжая сиять от счастья, Сара свернула на дорогу, ведущую к дому Кристины.

1995

Хелен

Шестнадцатого февраля, незадолго до того, как Хелен Фицпатрик исполнилось пятьдесят три, Фрэнк Мерфи сделал ей предложение. Шестое за пять лет их знакомства.

– Да ты шутишь, должно быть, – Хелен натянула на голову одеяло.

– Ничуть, – заявил он. – Я на полном серьезе прошу тебя стать моей женой. В горе и радости, и тому подобное. Бог любит троицу.

Откинув одеяло, Хелен схватила со столика веер и принялась яростно обмахиваться.

– Господи, я просто горю. Фрэнк, я же ясно дала тебе понять, что меня вполне устраивают наши отношения. Я и без того счастлива.

– Но что мешает тебе сделать счастливым меня? Только и разницы, что ты будешь носить на пальце блестящее колечко.

Хелен настойчиво махала веером.

– Этот жар меня скоро доконает. Послушай, Фрэнк, я ценю твою настойчивость, но у меня, признаться, нет желания регистрироваться. При желании можешь включить меня в завещание, если именно это тебя беспокоит… Слушай, будь зайчиком – сбегай вниз за льдом.

Фрэнк со вздохом выбрался из постели.

– Мы еще вернемся к этому разговору. Рано или поздно тебе придется сдаться.

В своей мешковатой пижаме он зашагал к двери. Они уже давно не стесняли друг друга – чувствовали себя вместе комфортно, как любая супружеская пара. Ну почему он так рвется узаконить отношения?

И почему, опять же, она так настойчиво отвергает все его предложения? Всего-то и дел, что надеть на палец обручальное кольцо. Если это и правда сделает Фрэнка счастливым, почему бы ей не забыть о своих опасениях?

Но какое-то внутреннее чутье мешало ей сказать Фрэнку «да». Даже странно, если вспомнить, с какой готовностью откликнулась она когда-то на предложение Кормака.

Фрэнк вернулся с чашкой льда и кухонным полотенцем. Локтем он прижимал к себе газету и письмо.

Чашку он поставил на столик, а письмо бросил на одеяло – «от твоей подружки», – после чего снова забрался в кровать.

– Спасибо.

Завернув лед в полотенце, она прижала сверток к разгоряченному лицу. С каждой секундой жар становился меньше. Наконец она бросила мокрое полотенце в чашку и взялась за письмо. Внутри лежала тоненькая книжица в твердой обложке.

«Праздничная еда для самых маленьких» – сияла на зеленом фоне ярко-голубая надпись. Здесь же стояла парочка улыбающихся детишек – мальчик и девочка. В руках у девочки была тарелка с пирожными, а мальчик сжимал в руках огромный воздушный шар, на котором было написано «С днем рождения!»

В глаза Хелен бросился логотип, под которым выходила эта серия: Готовка – просто детское развлечение.

Хелен открыла книжку и достала оттуда письмо.

Дорогая Хелен,

только взгляни, что я получила сегодня утром! Разумеется, я тут же решила отправить один экземпляр тебе. Мне ужасно нравится оформление – это лучшее из всего, что до сих пор у нас было. Пол сопроводил посылку очень милой запиской, в которой сообщил, что никогда еще не работал с таким ответственным автором. Мне до сих пор хочется ущипнуть себя, когда кто-то называет меня автором!

А письма все приходят и приходят – на прошлой неделе мне принесли целую пачку. Очень признательна тебе за предложение распечатать стандартный ответ. Я бы с радостью написала каждому лично, но это просто невозможно! Даже не верится, что столько людей хотят поделиться со мной своими впечатлениями. Одна женщина написала мне, что оставила в местном магазине свой номер – с просьбой немедленно позвонить ей, как только выйдет новая книжка. Еще было письмо от учительницы – она порекомендовала всем родителям своих учеников купить мою книжку в качестве рождественского подарка!

Надеюсь, у вас с Фрэнком все в порядке. Когда только ты согласишься выйти за него замуж? Ей-богу, Хелен Фицпатрик, иногда мне хочется как следует встряхнуть тебя!

Как твоя мама? Надеюсь, она уже выздоровела. Погода в эти дни такая неустойчивая, неудивительно, что она подхватила простуду. Мой папа вовсе старается не выходить сейчас из дома.

Надеюсь, твои приливы понемножку сходят на нет. Судя по твоим описаниям, ощущения не из приятных! Лично у меня все еще впереди – как-никак уже сорок четыре. Стивену, моему младшенькому, исполнилось семь. Самой не верится! Конечно, мне бы хотелось еще одного, но в таком возрасте вряд ли уже получится. Не сказать, впрочем, чтобы мы не старались… (Боже, я сама себя вогнала в краску!)

Ладно, мне пора. У Марты урок фортепьяно, надо подвезти ее, а то там, похоже, опять дождь собирается. Не скажу, что мысль эта доставляет мне такое уж удовольствие – водитель из меня по-прежнему никакой.

Сара.

P.S. Не забудь посмотреть посвящение!

Отложив письмо, Хелен вновь взялась за книжку – пятую в этой серии. Уже первые две сумели привлечь внимание публики. К тому времени, когда на полках появилась третья – «Праздник на кухне», – первые части пришлось переиздать в связи с повышенным спросом. Ну а четвертая, «Самый маленький поваренок», и вовсе возглавила список продаж.

Сам замысел был безупречно прост. Каждая книга состояла всего из десяти рецептов, представленных в виде серии комиксов – мало слов, но много рисунков. Два юных шеф-повара, Мартина и Чарли, учили готовке таких же детишек, как они сами. Главной в этой парочке была Мартина: она подробно объясняла каждое блюдо, посмеиваясь заодно над Чарли, который вечно что-то терял или ронял.

И все это благодаря Саре, которая – уж в этом-то Хелен не сомневалась – делала все, чтобы уложиться в отведенные ей сроки. Недаром Пол называл ее ответственной.

Он, кстати, здорово удивился, когда узнал, что Хелен и Сара ни разу не встречались друг с другом.

– Я-то думал, вы уже давно знакомы.

– Так и есть, только на бумаге. Сара доверяет мне то, о чем не расскажет даже своим близким.

– Забавно. Если хочешь, я возьму тебя в следующий раз на встречу – надо же вам когда-нибудь познакомиться.

Но Хелен отклонила его предложение. Деловая встреча – не лучший момент для знакомства. Стоит подождать более подходящего случая.

Это не помешало ей, впрочем, написать рецензию на каждую книжку.

«Наш новый автор – профессиональный повар. Это женщина, которая очень любит свою работу. Так уж получилось, что детей она любит не меньше готовки. По-моему, идеальная основа для кулинарной книги, которая предназначена непосредственно детям.

«Самые простенькие блюда», первая книжка в запланированной серии, содержит десять несложных рецептов, которые представлены в виде красочных комиксов. Здесь есть даже советы насчет того, как сделать все не только быстро, но и аккуратно (что наверняка должно порадовать родителей). В качестве главных героев выступают дети, что позволит вашему ребенку с легкостью копировать их действия».

По мере того как книги начали пользоваться популярностью, все больше журналистов стало расспрашивать издателей об их загадочном авторе – ни в одной из книг не упоминалось о том, кто такая С. Флэннери. Но Сара предпочла оставить все как есть.

Я сказала Полу, что хочу остаться в тени. Мысль о том, что мое лицо (или фото моих детей) может появиться в каком-нибудь журнале, приводит меня в дрожь. Пол, к счастью, ничуть не против такой таинственности.

Еще бы он был против! Любой намек на тайну всегда сулил повышение продаж. В конце концов сошлись на единственном фото. Сара стояла за кухонной стойкой, склонившись над чашкой с какими-то ингредиентами. Марта и Стивен – реальные прототипы Мартины и Чарли – смотрели на нее из-за стола, повернувшись спиной к камере. Отныне любая статья, посвященная книгам Сары, сопровождалась этим снимком.

Поскольку Сара стояла, наклонив голову, разглядеть ее черты было попросту невозможно. Хелен видела лишь части щеки и носа. Волосы на черно-белом снимке вышли какого-то неопределенного цвета, больше похожего на темно-русый. Из-под длинного белого фартука выглядывал темный топ с короткими рукавами.

Перелистнув страницу, Хелен обнаружила посвящение: Хелен, на чью помощь я всегда могу положиться. Внизу было приписано от руки: Сара.

Несколько секунд она смотрела на страницу, размышляя о чем-то своем.

– Подумать только, пятьдесят раненых! – сказал неожиданно Фрэнк.

– О чем ты? – повернулась к нему Сара.

– Я про футбольный матч между Англией и Ирландией. Болельщики опять подрались! Пятьдесят раненых.

Хелен задумчиво разглядывала Фрэнка. Волосы, как всегда, нуждаются в стрижке – его шевелюра отрастала с немыслимой скоростью. Хмурится сквозь очки на страницу газеты. Пижама выцвела от стирки, однако от новой отказывается наотрез.

Он терпеливо сносил все ее причуды, вызванные наступлением менопаузы. Он заботился о ее матери лучше, чем сама Хелен, и прекрасно ладил с Элис. Он готов был исполнить любое желание Хелен и никогда не критиковал ее поведение.

Хелен знала, что всегда может на него положиться.

– Ну ладно, – сказала она, – я согласна.

Фрэнк оторвал взгляд от газеты.

– Согласна на что?

Хелен улыбнулась.

На мгновение он замер, а затем просиял и распахнул ей свои объятия.

Сара

Дорогая Элис,

мои поздравления! Твоя мама поделилась со мной этой замечательной новостью – наверняка ты просто счастлива! Посылаю открытку, которую нарисовала для тебя Марта. На прошлой неделе ей исполнилось десять, и она ужасно любит рисовать – постоянно возится с красками и карандашами. Я вожу ее на уроки фортепьяно, но иногда мне кажется, что она ходит туда только для того, чтобы порадовать меня.

В конце февраля на прилавках появилась моя пятая книжка. Можешь себе представить? Время просто летит!

Передавай привет Джеки. Надеюсь, вместе с повышением ты получила и солидную прибавку, так что вы сможете как следует отпраздновать это событие.

Всего наилучшего,

Сара.

Дорогая Марта,

Меня зовут Элис. Это мне ты отправила свою чудесную поздравительную открытку. Большое тебе спасибо! Моя подружка Джеки не сразу поверила, что такую открытку нарисовала десятилетняя девочка. Мы поместили ее на каминную полку и показываем всем нашим гостям.

Возможно, ты станешь со временем художницей, если не выберешь карьеру музыканта. Твоя мама написала, что ты учишься играть на фортепьяно. Я ужасно тебе завидую. Мой папа был прекрасным пианистом, но он умер, когда я была совсем маленькой. А я так и не научилась играть ни на одном музыкальном инструменте.

Ладно, буду заканчивать – пора идти готовить ужин. К сожалению, у меня это получается гораздо хуже, чем у твоей мамы. А еще она пишет замечательные кулинарные книги для детей. Я видела их, когда приезжала на Рождество к себе домой. Думаю, вам со Стивеном есть чем гордиться!

Что ж, до свидания. Еще раз спасибо за твою замечательную открытку.

Элис.

P.S. Твоя мама прислала мне давным-давно твою фотографию – ты была еще совсем малышкой, но уже тогда выглядела просто потрясающе!

* * *

Отношения между ними нельзя было назвать прежними. Они навсегда утратили что-то в тот давний ноябрьский день, когда Нил разбил ей сердце, а она в ответ разбила ему лицо.

Сара не знала, сможет ли когда-нибудь доверять ему, как раньше. И все же она не отказалась дать ему второй шанс, поскольку все еще хотела видеть его в своей жизни. Они вновь стали парой, и все, включая Кристину, в конце концов признали это.

В феврале Сара встретилась с Полом. За этим последовали подписание контракта, новые встречи, правка рукописи. Разумеется, дети не могли не поделиться этими известиями с Нилом.

– Мои поздравления, – сказал он Саре с искренней теплотой. – Превосходные новости. Представляю, как ты рада.

– Не то слово. Я просто вне себя от восторга!

А потом настал день в конце апреля, когда Нил, как обычно, завез детей домой, и они с Сарой вновь обменялись любезностями. Она поинтересовалась, как себя чувствует его мать, а он похвалил ее новые занавески.

Она уже повернулась, чтобы идти к дому, когда Нил неожиданно окликнул ее:

– Сара!

Невольно покраснев, она взглянула на бывшего мужа.

– Не хочешь пойти с нами в кино в следующие выходные?

В первое мгновение она растерялась. Семейный поход в кино, как в давние годы. Только теперь они не были семьей.

Но все еще можно вернуть. Надо лишь решиться и сделать первый шаг.

– Пожалуй, – ответила она.

Еще через пару недель он предложил сходить всем вместе в музей восковых фигур, а вскоре после этого Стивену захотелось в зоопарк. И чем чаще они появлялись на людях, тем проще им было заново привыкать друг к другу.

А потом – дело было уже в июне – Марта как-то обронила: «Папа, почему бы тебе не остаться у нас на ужин?» И добавила, повернувшись к Саре: «Мама, ты не против?» Ну разве могла она сказать собственной дочери «нет»?

Незаметно подошел август. Как-то вечером, после очередного похода в кино, они с Нилом пили чай на скамейке в саду. Сара сообщила ему о том, что выход книги назначен на пятнадцатое сентября, а Нил сказал в ответ, что по-прежнему любит ее, и спросил, не могут ли они начать все заново.

Было это три года назад.

Разумеется, отношения их нельзя уже было назвать прежними. Но Нил оставался ее мужем, и они жили с ним под одной крышей. А в возрасте сорока четырех она зачала от него еще одного ребенка.

«Мои поздравления», – сказал доктор, предусмотрительно вручая ей пачку носовых платков.

Хелен

Сара,

я едва не расхохоталась, когда увидела диск Iron Maiden. Ты права, он сразу напомнил мне о моей беспутной юности. Повстречайся ты со мной в те годы, наверняка сбежала бы куда подальше. Я была чудовищным ребенком. Бедные мои родители! Но ничего, воздаяние настигло меня позже, когда мне пришлось сражаться с собственной дочерью. Впрочем, несмотря на мои сомнительные родительские таланты, из Элис получился очень неплохой человечек. Возможно, кое-что я все-таки делала правильно!

У меня для тебя новость – только не падай со стула. Фрэнк в очередной раз сделал мне предложение, а я, похоже, исчерпала все аргументы против. Словом, не далее как двадцатого сентября мы сочетаемся узами брака. Это пятница, два часа дня. С моей стороны только мама и Элис – и вы с Нилом, если пожелаете присутствовать. Никаких свадебных заморочек – быстрое «я согласна», а затем поздний обед (или ранний ужин) в каком-нибудь приличном ресторане.

Фрэнк, конечно же, намерен сам оплатить все расходы. Свой гигантский список гостей он урезал до дюжины и настаивает, чтобы мы устроили вечеринку для тысячи других – после того, как отгуляем свой медовый месяц. Да-да, медовый месяц! Этот парень просто неудержим. Он уже подыскал место для отдыха, но держит его в тайне от меня. Я заявила, что хочу куда-нибудь, где пожарче, иначе по возвращении сразу подам на развод.

Как-то странно носить кольцо, которое купил тебе другой – после Кормака – мужчина. Вот уж не думала, что решусь на это.

Хелен.

Хелен!!!

Ты выходишь замуж!!! Но это же восхитительно! Я безумно за тебя рада. Ну конечно, мы с Нилом будем просто счастливы погулять у вас на свадьбе – огромное тебе спасибо за приглашение. Я отметила дату на кухонном календаре, а Марта обвела ее красными сердечками. Поверить не могу, что мы наконец-то встретимся!

Посылаю тебе в подарок фотоальбом, чтобы ты смогла сохранить этот момент в фотографиях. Я помню, что была безумно счастлива, когда мы с Нилом сообщили о нашей помолвке. Казалось, будто мы существуем в каком-то своем, особом пространстве, куда не в силах просочиться ничто плохое. Наверняка ты чувствуешь то же самое! Я просто сгораю от нетерпения, до того мне хочется увидеть твое колечко!

У меня, кстати, тоже есть для тебя новость – Я БЕРЕМЕННА! Только-только узнала об этом. Надо выждать хотя бы месяца три, чтобы сообщить всем остальным, и я не собираюсь спешить. Другое дело, что мне требовалось поделиться радостью с кем-то еще, кроме Нила, и ты, конечно же, первой пришла мне на ум.

Я готова забраться на крышу и прокричать об этом всему миру! Еще один ребенок – это в тот момент, когда я оставила всякую надежду забеременеть. Только представь, когда он родится, мне будет сорок пять! Мой доктор говорит, что в наши дни вполне можно рожать в сорок пять, тем более что у меня уже есть ребенок и сама я в хорошей форме. И все же он намерен приглядывать за мной (с учетом моих прошлых выкидышей). Заявил, чтобы я ни в коем случае не перенапрягалась, так что я решила не садиться на велосипед, пока малыш не появится на свет. За руль машины я тем более не сяду – для меня это самый верный способ потрепать себе нервы.

Словом, бедняге Нилу приходится возить меня сейчас с работы и на работу. Но я уверена – как только я сообщу свою новость Кристине и отцу, они тоже не откажутся помочь. Это будет как нельзя кстати, поскольку из-за наших поездок у Нила сбивается весь рабочий график. Нил ужасно хочет девочку, ну а мне, как ты понимаешь, абсолютно безразлично, кто у меня будет! Я уже неимоверно счастлива!

Похоже, жизнь балует нас обеих, тебя и меня. Ну разве это не чудесно? Пусть все и дальше идет в том же духе!

Сара.

P.S. На твою свадьбу я приеду уже на седьмом месяце беременности. Я буду просто ОГРОМНОЙ!

Сара

– Тебе незачем туда идти, – заявила Кристина. – Это моя свекровь, вы практически не были знакомы.

– Глупости, мы часто встречались. Думаю, мне стоит пойти.

– Сара, дело в том…

– Я знаю, но все это уже в прошлом.

Дело в том, что Норин, конечно же, придет на похороны тети. И даже если они не столкнутся с Сарой лицом к лицу, то обязательно увидят друг друга.

Из гостиной послышалась музыка – кто-то перебирал клавиши фортепьяно.

– Только послушай, – сказала Сара, – всего пять уроков, а он уже подбирает простые мелодии. Марта никогда не проявляла к музыке такого интереса.

– Будь добра, не переводи разговор на другое. Я считаю, тебе незачем идти в церковь. Доктор сказал, никакого стресса.

– Да о чем ты? – с досадой заметила Сара. – Говорю же тебе, все давно осталось в прошлом. Я ничуть не переживаю. И я намерена попрощаться с твоей свекровью.

Середина августа, шесть с лишним месяцев беременности. Всякий может разглядеть ее живот – особенно в те дни, когда Сара надевает что-нибудь обтягивающее. На поминки она придет в своем сером вязаном платье, которое как нельзя лучше подчеркивает живот. Пусть Норин убедится в том, что они с Нилом счастливо воссоединились!

Сара вовсе не желала мстить – ей просто хотелось поставить точку в этой затянувшейся истории.

– Еще чаю? – спросила она, и Кристина молча подвинула ей чашку.

Хелен

Где-то на середине страницы взгляд ее наткнулся на объявление: Скончалась жена бывшего редактора. Несколько фраз, в которые уместились вся ее жизнь и карьера Брина. Кэтлин Брин умерла в возрасте шестидесяти четырех лет после непродолжительной болезни. Муж – Марк Брин шестидесяти пяти лет. Был редактором газеты в течение двадцати шести лет, до выхода на пенсию в 1987 году.

Хелен нашла страницу с извещениями о смерти. Вот оно: прощание сегодня вечером, завтра – кремация. Только родственники, цветов не присылать.

– Еще тост?

Она бросила взгляд на Фрэнка.

– Нет, спасибо.

Каждое утро он задавал этот вопрос, и каждое утро она отвечала «нет». Неужели он намерен донимать ее этим на протяжении всех тех лет, которые они планировали провести в качестве мужа и жены? Казалось бы, давно пора понять, что утром Хелен нужен всего один ломтик жареного хлеба.

Стоп, мысленно сказала она себе. Фрэнк внимателен и заботлив, а она, как водится, хочет найти повод для раздражения. Такое чувство, что климакс у нее никогда не кончится. Она дождется, что Фрэнк откажется от намерения жениться на ней и бросит ее прямо в день регистрации.

– Умерла жена моего бывшего редактора, – сказала Хелен, будто извиняясь за недобрые мысли. – Шестьдесят четыре года.

– Ты ее знала?

– Ни разу не встречались.

С минуту она молча наблюдала за тем, как Фрэнк чистит вареное яйцо. Бережно и аккуратно, будто старая тетушка.

– У нее были проблемы с выпивкой плюс хроническая депрессия.

– Бедняжка, – покачал головой Фрэнк. – Мы идем на похороны?

– Нет. Допускаются только родственники, – Хелен подавила очередную вспышку раздражения. Его предложение вовсе не означает, что он лезет не в свое дело – он просто старается вести себя так, как подобает порядочному человеку.

Итак, Брин остался один – не за кем больше присматривать. Хорошо бы, в его окружении нашелся хоть кто-то, на кого бы он мог положиться. Хелен не видела его с того самого дня, когда он угостил ее бренди – года четыре назад, если не больше.

Внезапно зазвонил ее мобильный. Хелен с опаской взглянула на черный пластмассовый прямоугольник, который Фрэнк подарил ей неделей раньше.

– Удивительно, что они не приучены отвечать самостоятельно, – сказал Фрэнк, и тут же заработал недовольный взгляд.

– Ма, – раздался в трубке голос Элис, – я купила билет на самолет. Возьми ручку, и я продиктую тебе детали.

Элис нравились мобильные телефоны. Но Элис было всего двадцать четыре. Молодая женщина, а не пятидесятитрехлетняя кляча, которая вовсе не жаждала, чтобы до нее могли дозвониться в любой момент и по любому поводу. Тем более из Эдинбурга, звонок откуда стоил целое состояние.

– Ты дома сейчас?

– Да, но…

– Я позвоню на домашний, – сказала Хелен и отключилась, прежде чем Элис успела что-то возразить.

Прошло девятнадцать месяцев с тех пор, как ее дочь и Джеки расстались. Хелен до сих пор не знала, в чем там дело, поскольку Элис отказывалась говорить на эту тему. После разрыва Элис перебралась в Эдинбург – очевидно, Кардифф стал слишком тесен для распавшейся парочки.

– Это Элис, – сказала она Фрэнку, вставая из-за стола. – Она уже купила билет на самолет.

– Надо же, дни промелькнули незаметно, – на лице его проступила предсвадебная мина, отчего оно стало еще более добродушным.

Через четыре недели и три дня они с Фрэнком поженятся. Хелен уже купила себе красное платье и черные кожаные туфельки. Кроме того, она записалась к парикмахеру и на эпиляцию – вполне достаточно и этих процедур. Она не молоденькая девушка, чтобы переживать по поводу свадьбы.

Элис уговаривала мать устроить что-то вроде девичника. «Ну же, ма, ты можешь прилететь ко мне в Эдинбург, и мы сходим на какое-нибудь шоу. Или я устрою для тебя праздничную вечеринку».

Полгода она работала официанткой, а заодно обивала пороги всяких агентств со своим дизайнерским портфолио. И наконец-то ей повезло – Элис поручили иллюстрировать детскую книжку. Теперь днем она обслуживала столики, а вечерами делала наброски и эскизы.

– Никаких вечеринок, – заявила Хелен дочери. – Не из-за чего устраивать шумиху.

– Могу я, по крайней мере, считаться подружкой невесты?

– Элис, это просто регистрация. Ну какая из меня невеста?

Хелен надеялась, что дочь ее со временем найдет кого-то еще и будет счастлива в личной жизни. Набирая номер Элис, она услышала шум воды – это Фрэнк приступил к мытью посуды. Она представила, как тщательно он сметает со стола, чтобы там не осталось ни единой крошки. Он всегда убирал на кухне куда основательнее, чем Хелен.

Такое чувство, что она заполучила себе не мужа, а жену.

Сара

Четверть девятого. Лежа в постели, она прислушивалась к гудению мотора за окном. Машина завелась и тронулась с места. Выждав еще немного, Сара выбралась из кровати. Плохо, разумеется, что пришлось солгать Нилу, но у нее просто не оставалось другого выхода. Узнай он, что Сара собирается на похороны, и ссоры не миновать.

Разумеется, он встревожился. Даже предложил пригласить доктора. Но Сара сказала, что во всем виновата бессонная ночь, так что несколько часов сна исправят положение. «Не звони мне, – попросила она, – я почти наверняка буду в постели».

Пришлось, конечно, солгать и своему начальству в доме престарелых. Но за столько лет безотказной работы она могла позволить себе один больничный!

В это утро она особенно долго стояла под душем, тщательно промывая волосы, намыливая и смывая гель. Вытершись насухо полотенцем, Сара уселась перед зеркалом и принялась пристально разглядывать свое сорокачетырехлетнее лицо.

Никто бы не назвал ее хорошенькой. Кристина, с ее синими глазами, обрамленными густыми ресницами, и полными губками выглядела куда эффектнее. Себя Сара считала всего лишь бледной копией сестры: русые волосы непонятного оттенка, светло-голубые, ничем не примечательные глаза, на щеках – россыпь светлых веснушек.

И все же нашелся мужчина, который полюбил ее настолько, чтобы пожелать прожить с ней всю свою жизнь.

Глядя на свое отражение, Сара вспоминала ту невинную двадцатилетнюю девушку, которая ехала на первое свое собеседование, даже не подозревая о той мешанине событий, которая поджидала ее в последующие годы. Влюбленность с ее полетом чувств и бездна несчастья, в которую она падала после трех своих выкидышей. Мучительная боль, вызванная предательством близкого человека, и тихая радость примирения. Восторг, связанный с выходом в свет целой серии ее книг. Наконец, последняя беременность, возвещавшая скорое рождение третьего, самого желанного ребенка.

За многое можно поблагодарить судьбу, о многом можно пожалеть. Она стала старше, а вместе с тем мудрее. Поступила бы она сейчас по-другому? Трудно сказать. В любом случае она прошла через все испытания и обрела-таки свое счастье.

А сегодня она сделает то, что раз и навсегда оставит прошлое в прошлом.

Поудобнее устроившись перед зеркалом, Сара начала краситься. В ход пошли пудра и румяна, губная помада и тушь для ресниц. Затем настал черед платья. Как Сара и предполагала, оно превосходно подчеркнуло ее округлившийся живот. Что ж, Норин будет на что посмотреть!

– Выглядишь замечательно, – сказала ей в машине Кристина. – Не боишься замерзнуть без пальто?

– Нет, – ответила Сара.

Они проехали мимо школы, где учились Марта и Стивен. Сара положила руку на живот и подумала о том, что на свет скоро появится их братик или сестричка.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила Кристина.

– Прекрасно.

Но в момент, когда машина подъехала к церкви, в душе у нее шевельнулось сомнение. Может, ей не следовало приезжать? Ну что за радость бахвалиться беременностью перед бывшей любовницей мужа? Детская затея, да и только!

Но Кристина уже припарковалась, и Саре не оставалось ничего другого, как выбраться из машины. Она окинула взглядом стоянку. В отдалении виднелись два зеленых автомобиля. Любой из них мог принадлежать Норин.

Они были уже у входа в церковь, когда вокруг застучали первые капли дождя. Ну и ну! А она, как назло, оставила дома пальто – побоялась, что оно скроет ее живот.

В церковь понемногу стекался народ. Шагая по проходу рядом с Кристиной, Сара чувствовала, как лихорадочно колотится сердце. Где Норин? Успела она уже заметить Сару? И что будет, если они столкнутся лицом к лицу?

Где-то на полпути она придержала Кристину за руку и шепнула ей, что дальше не пойдет. Та кивнула, и Сара уселась на скамью, абсолютно пустую, если не считать лысоватого мужчины на другом ее конце.

Вскоре появился священник, и служба началась. С каждой минутой Сара чувствовала себя все спокойнее. Не исключено, что Норин и вовсе тут нет. К тому же, если кто и должен прятаться сейчас, так это не Сара, а Норин.

Как только служба закончилась, люди начали потихоньку разбредаться по проходам. Поднявшись, Сара присоединилась к тем, кто цепочкой тянулся на выход. Она решила, что дождется Кристину у машины – вряд ли та задержится в церкви надолго.

Однако у дверей ее ждал неприятный сюрприз. Оказалось, что на улице вовсю льет дождь. Шаг за порог – и она насквозь промокнет. Нет уж, лучше переждать этот потоп внутри. Развернувшись, она вновь направилась в главный зал, попутно извиняясь перед теми, кого ей приходилось расталкивать.

В церкви было почти пусто, лишь где-то у алтаря Брайан и Кристина беседовали с близкими родственниками умершей. В какой-то момент от группы отделилась женщина и зашагала по проходу прямо навстречу Саре. Та взглянула ей в лицо, и сердце у нее екнуло – это была Норин.

Во рту у Сары мгновенно пересохло, сердце заколотилось в бешеном темпе. Чувствуя дрожь в ногах, она оперлась рукой на скамью. Норин была уже совсем близко. При виде Сары выражение ее лица тоже изменилось.

Они замерли в нескольких шагах друг от друга.

– Сара, – произнесла Норин дрожащим голосом, – я так виновата перед тобой.

Сара молча смотрела на бесцветное, ничем не примечательное лицо стареющей женщины, которая украла у нее когда-то Нила.

– Если бы ты знала, – продолжила Норин, – как горько я жалела…

Не дослушав, Сара развернулась и заспешила к другому концу скамьи. Ни разу не осмелилась оглянуться. Запыхавшись, она присела где-то в передних рядах.

Сара не чувствовала ничего, даже отдаленно похожего на триумф. Ни Норин, ни она не выиграли в этой ситуации – обе остались в проигрыше. Закрыв глаза, она положила руку на живот и сделала несколько глубоких вдохов. В душе у нее не было ничего, кроме сожаления.

– Ты в порядке?

Сара открыла глаза. В проходе рядом со скамьей стояла Кристина.

– Ну как, вы поговорили? Что она тебе сказала?

Бросив взгляд в сторону двери, Сара увидела Брайана, который вел к выходу сыновей. Опершись на руку сестры, она поднялась с места.

– Ничего, – ответила она. – Мы даже не говорили.

Вместе они дошагали до двери и вышли под проливной дождь.

Хелен

Ее мать разлила по чашкам кофе. Рука у нее слегка подрагивала. Что ж, неудивительно – в восемьдесят четыре года!

– Стало быть, Элис приезжает во вторник.

– Верно.

– А ты собираешься постричься?

– Да, мама, – улыбнулась Хелен, – в среду. А в пятницу я выхожу замуж.

Ее мать плеснула себе сливок – так, самую капельку, чтобы подкрасить кофе.

– Волосы у тебя растут быстро, – заметила она, – и очень важно поддерживать их в порядке.

На минуту в комнате воцарилась тишина. Хелен с удовольствием пила свой горьковатый напиток. Ее мать всегда варила превосходный кофе.

– Я хочу взглянуть на твое платье, – прервала молчание мать. – Красное всегда было тебе к лицу. А какого цвета туфли ты купила?

Хелен вдруг осознала, что матери и правда интересны все эти детали. Она расспрашивала ее вовсе не из вежливости. Похоже, впервые в жизни Хелен собиралась сделать то, что ее мать действительно одобряла.

– Туфли я купила черные, – ответила она. – Я принесу их позже вместе с платьем.

С каждым днем их непонимание и обиды все дальше уходили в прошлое. Для Хелен это было настоящим утешением.

* * *

Хелен,

всего неделя до свадьбы – ты, должно быть, вся на нервах! Или нет? Все-таки ты уже во второй раз идешь под венец. Я с нетерпением жду, когда мы, наконец, встретимся лицом к лицу! Мы с Нилом будем добираться на поезде – это лучше, чем плутать по Дублину на машине. Ну кто бы мог подумать, что мы живем всего в сорока милях от столицы! На самом деле мы всегда теряемся в крупных городах.

Еще я жду не дождусь встречи с Элис. Я вкладываю в письмо записку для нее – передай, пожалуйста, когда она приедет домой.

Должна признаться, что пару недель назад я ходила на похороны – умерла свекровь моей сестры Кристины. И в церкви я встретилась не с кем-нибудь, а с Норин. Она – племянница покойной, и я знала, что она обязательно будет на похоронах. Знаешь, что привело меня туда? Желание похвалиться перед Норин своей беременностью. Ну разве не ужасно? Там мы столкнулись лицом к лицу. Норин пыталась извиняться, но я от нее просто сбежала. Она выглядела такой измученной и некрасивой – и очень печальной. Хочешь верь, хочешь – нет, но мне ее стало жалко. Если я на кого и разозлилась, так это на Нила, за то, что он так плохо обошелся с нами.

Теперь к более приятным новостям. Я приступила к написанию очередной книжки. Судя по всему, ей предстоит стать последней в этой серии. Акцент на этот раз будет сделан на овощах – Пол сказал, что родителям приходится бесконечно скандалить, чтобы приучить детей к овощным блюдам. Заголовок я еще не подобрала, так что с радостью рассмотрю все предложения.

Ладно, мне пора. Мой старший племянник Эйдан уезжает через несколько дней в Дублин, чтобы учиться в медицинском колледже. А сегодня вечером у них в доме состоится прощальный ужин. Бедняжка Кристина! Я знаю, она будет ужасно скучать по сыну, хоть уезжает он не так уж и далеко.

До скорой встречи,

Сара.

P.S. Малыш все время пинается – похоже, ему не терпится появиться на свет.

Дорогая Элис,

хотела сказать, что жду не дождусь, когда встречусь с тобой и твоей мамой. Представляю, с какой радостью ты готовишься приехать на ее свадьбу!

Надеюсь, тебе нравится жизнь в Эдинбурге. Сама я там никогда не была, но мне говорили, что это очень славный город.

Сара.

Сара

Нил уже с минуту рылся в холодильнике.

– А где мои бутерброды?

– На стойке рядом с холодильником, – Сара проворно застегивала на Стивене пальто. – Снимешь его, когда войдешь в школу, и не раньше. Понял? Ты почистил зубы, как я тебя просила?

– Вроде того.

– У меня в ботинке камушек, – заявила Марта.

– Вытряхнешь в машине. Нил, дай мне, пожалуйста, расческу. Марта, не смей снимать ботинок – у тебя нет на это времени! Нил, постарайся вернуться не позже двенадцати. В час нужно уезжать на станцию.

– Хорошо.

Спустя минуту все высыпали из дома, и Сара осталась на кухне одна. Она отрезала кусок свежеиспеченного хлеба, но тут же поняла, что совсем не хочет есть. С самого утра у нее схватывало живот. Даже странно, если подумать – это же Хелен, а не она выходит сегодня замуж.

Что если долгожданное знакомство пройдет неудачно? Вдруг окажется, что им нечего сказать друг другу? Сара будет нервничать и запинаться на полуслове, и Хелен решит, что ее подруга по переписке – полная дурочка.

Она рассеянно помассировала живот. Через несколько дней – плановое УЗИ. Да и роды не за горами. Родить в сорок пять! Когда этот ребенок закончит школу, Сара будет самой старой мамой в городе.

Жаль, что Нил не взял сегодня выходной – вдвоем они быстрее скоротали бы время до поезда. Она подумала о том, чтобы вернуться в постель, но потом решила, что лучше уж бесцельно бродить по дому, чем промучиться пару часов без сна.

В десять Сара прибрала на кухне и поднялась к себе в спальню. Она приняла душ, занялась ногтями, подкрасилась и надела новое платье.

Где-то через час она подошла к зеркалу и окинула себя критическим взором. На этой стадии беременности она вряд ли будет выглядеть гламурно… впрочем, ей и так это никогда не удавалось. Но розовое платье свободного кроя смотрелось очень мило и неплохо маскировало объемистый живот. Сделанная накануне укладка еще не успела развалиться, так что в целом Сара осталась довольна.

Уже спустившись вниз, она ощутила очередной спазм в животе. Неужели желудочное расстройство? Только этого ей не хватало. Когда спазм прошел, ей вдруг сильно захотелось в туалет. Развернувшись, она устало побрела к лестнице. Но не успела она подняться и на ступеньку, как что-то хлынуло у нее между ног, мгновенно залив ее серые туфли.

Хелен

Элис осторожно повернула штопор, и пробка вылетела из бутылки с негромким хлопком. Наблюдая за тем, как дочь разливает шампанское, Хелен мечтала о рюмочке бренди – она бы с легкостью загасила пожар, который бушевал в ее желудке с момента пробуждения. Что ни говори, а карри – коварное блюдо. Пока ты его ешь, все в порядке, зато наутро оно дает о себе знать самым малоприятным образом.

– Моя мать выходит замуж, – Элис с улыбкой подняла бокал. – Выглядишь ты, кстати, ослепительно.

– Вот уж неправда.

Впрочем, Хелен была вполне довольна тем, что увидела в зеркале. Разумеется, красное платье мало походило на дизайнерское – она никогда не платила за наряды больше пятидесяти фунтов. Но красный цвет выгодно оттенял ее темные волосы. Морщинки на лице с каждым годом становились все глубже, однако Фрэнк знал их наперечет, и они ничуть его не пугали.

– Нервничаешь?

– Ни капельки.

По правде говоря, она слегка переживала из-за новых туфель – разносить их Хелен не успела, так что неприятности ей были обеспечены. К счастью, она заранее запаслась пластырем. А в ресторане, когда все усядутся за стол, она и вовсе их снимет.

– Ты уже разговаривала сегодня с бабушкой? – спросила Элис.

– Нет.

– Пожалуй, стоит позвонить ей.

– Не вижу особого смысла. Она и так знает, что мы за ней заедем.

Элис по такому случаю нарядилась в костюм насыщенно-фиолетового цвета – она приобрела его в одном из секонд-хендов за семь фунтов (подумать только, какие вещи люди выбрасывают иногда без зазрения совести!). Дополняли наряд изящная черная шляпка, тоже уже не новая, и черные замшевые туфли.

С изумлением обнаружив, что Хелен даже не подумала о букете, Элис отправилась накануне в магазин и вернулась с двумя букетами белых роз. Выкинув всякий хлам из синей чаши, в которой стояли когда-то гиацинты Брина, Элис наполнила ее ледяной водой и пристроила туда на ночь букеты.

Элис настаивала и на свадебном торте, но Хелен решительно отказалась. Мало того, что она весь день будет изображать из себя новобрачную – в ее-то возрасте! Вот только свадебного торта ей и недостает.

– Нет ничего хуже, чем ожидание, – заметила Элис. – Может, перекусим пока?

– Ты ешь, если хочешь, а я не голодна. В холодильнике должна быть пицца – Фрэнк купил накануне.

Свято соблюдая традиции брачующихся, Фрэнк решил переночевать у себя дома.

– Увидимся завтра, – сказал он Хелен накануне вечером. – Только не опаздывай, а то я совсем разнервничаюсь.

Он так долго прощался с ней на пороге, что Хелен пришлось изобразить усталость, которой она вовсе не чувствовала.

В последние дни ее чем дальше, тем больше одолевали воспоминания о Кормаке. Мыслями она постоянно возвращались к тому давнему дню, когда впервые выходила замуж.

– Думаешь сейчас о папе?

Хелен взглянула на дочь, которая смотрела на нее с понимающей улыбкой.

– Так, немножко, – ответила она и протянула бокал для новой порции, хотя пить совсем не хотелось.

Сара

– Держись, – твердила Кристина, – держись, и все будет хорошо.

Хорошо? Но что хорошего было в их безумной поездке до города, когда Кристина гнала машину, а Сара бессильно рыдала на заднем сиденье? В больнице ее тут же положили на носилки и стремительно покатили по длинным коридорам, а Кристина бежала рядом, крепко сжимая руку сестры.

Потом двери распахнулись, и носилки вкатили в какую-то комнату. Кристины уже не было, и Сара ощущала странную пустоту в своей руке. Вокруг суетились люди, старательно избегая смотреть ей в глаза. Боль ножом пронзила ее тело, так что она закричала, не в силах справиться с ней сама. И вот уже рядом появился ее доктор, на лице которого была марлевая маска. Сара хватала его за халат и умоляла спасти ее ребенка… а потом снова плакала и кричала от боли.

Что-то кольнуло ее в руку, и после этого не было уже ничего – и доктор, и вся палата погрузились в беспросветную тьму.

Хелен

Подождав, пока такси отъедет от тротуара, Хелен повернулась к Элис.

– Отведи бабушку в дом. Я скоро приду.

– Куда ты собралась? – спросила та. – С тобой все в порядке?

– Все хорошо. Просто хочу побыть немного в одиночестве.

Молча наблюдала она за тем, как ее мать и Элис поднимаются по ступенькам регистрационного офиса. У дверей Элис оглянулась, и Хелен с улыбкой помахала ей рукой. Затем обе скрылись внутри.

Хелен стояла на тротуаре, а народ вокруг нее спешил по своим делам. Она представила, как Фрэнк сидит где-то там на стуле… а может, нетерпеливо меряет шагами комнату. На нем серый костюм, который он купил пару недель назад. Бородка аккуратно подстрижена.

Она подумала о Саре и ее муже – те тоже наверняка внутри. Сидят в сторонке от остальных. Хотя Сара, скорее всего, успела со всеми перезнакомиться. Уж Фрэнка она точно не пропустит – Хелен не раз описывала его в своих посланиях.

Когда она бросила взгляд на часы, те показывали двадцать минут третьего. Столики в ресторане заказаны на три, и гости, не попавшие на регистрацию, должно быть, уже едут туда. Все отменили свои дела, чтобы собраться по случаю долгожданного бракосочетания Фрэнка Мерфи и Хелен Фицпатрик.

Хелен вспомнился Брин, овдовевший не так уж давно. Она взглянула на букет белых роз. Представила, как всю ночь он простоял в синей чаше из-под гиацинтов… и вдруг со всей отчетливостью поняла, что эта свадьба – не для нее.

Пройдя несколько метров по тротуару, она положила букет на крышку мусорного ведра. Затем наклонилась и сняла новые черные туфли. Их она поставила на краю дороги, а сама – как была, босиком, – зашагала к концу улицы. Порывшись в сумочке, она достала мобильный.

Будущий муж – значилось в списке контактов. Фрэнк сам внес это в телефон, а Хелен ради смеха не стала ничего менять.

Фрэнк бессчетное количество раз водил ее по ресторанам и дарил ей подарки. В дождь он укрывал ее зонтом и ухаживал за ней, когда Хелен была больна. Он наполнил ее дом цветами и всячески заботился о ее матери. Когда Элис перебралась в Эдинбург, он послал ей пятьдесят фунтов с просьбой потратить их на что-нибудь «легкомысленное».

Хелен знала, что не сможет позвонить ему. Что бы она сейчас ни сказала, все прозвучит как-то не так – неправильно и бессмысленно. Ну как она скажет, что намерена разбить ему сердце? Фрэнку предстоит осознать это самому.

Она убрала телефон и решительно зашагала дальше, не обращая внимания на последовавшие вскоре звонки.

Сара

Все было не как прежде. Все было в миллион раз хуже.

– Скажи хоть что-нибудь, – умолял ее Нил, но Сара молча отворачивалась к стене.

У малыша был прелестный ротик и шапочка темных волос на голове. Немыслимо крохотные пальчики на руках и ногах, да и сам он был размером с крольчонка. Кожа белее, чем самая белая бумага. Он так и не издал ни единого звука, так и не открыл глазки. И так ни разу и не увидел лица своей матери.

Кристина не донимала Сару разговорами – она просто держала ее за руку и тихонько плакала.

Ребенка завернули в белое одеяльце и положили Саре на грудь. Вид этих крохотных пальчиков, этого немого совершенства разбил ей сердце.

– Выпей хотя бы чаю, – настаивала медсестра, но Сара даже не притронулась к стакану, как не притронулась она и к ломтику хлеба.

Он так и остыл у нее на руках, пока она вглядывалась в его лицо, пытаясь запомнить эти прозрачные веки, миниатюрный носик, длинные темные ресницы. Они назвали его Люком – Саре всегда нравилось это имя.

– Мне ужасно жаль, Сара, – сказал ей после операции доктор, – но пуповина закрутилась и перекрыла поступление кислорода. Когда мы достали плод, было уже поздно. Тут нет ничьей вины – ничто не предвещало такого развития событий.

Ничто не предвещало… Он умер у нее в животе. Пуповина перекрыла ему доступ к кислороду, хотя предполагалось, что именно она будет поддерживать в нем жизнь. Врачи достали ребенка и распутали пуповину, но сердце его уже остановилось. Ее малыш, ее долгожданный малыш был мертв.

Шесть дней она провела в постели, с трудом глотая еду, и то лишь для того, чтобы медсестры не донимали ее просьбами. На седьмой день Сару выписали из больницы, и Нил отвез ее домой. Дети, к счастью, все еще были у Кристины. Первым делом она забралась под душ и стояла там немыслимо долго, а затем, даже не высушив волосы, вновь забралась в постель.

За все это время она не проронила ни слова. Лишь на следующее утро, когда Нил принес ей чай, она произнесла охрипшим голосом: «Напиши Хелен о том, что случилось».

Хелен

Все пришли в замешательство. Все требовали объяснений.

– Поверить не могу, что ты так поступила, – заявила Элис. – Просто взяла и ушла. Ну как ты могла?

– Тебе должно быть стыдно, – вторила ей мать Хелен. – Поставить в неловкое положение такого хорошего человека! Что ты можешь сказать в свое оправдание?

– Не ожидал от тебя такого, – сказал Джордж. – Фрэнк просто боготворил тебя, и что он получил взамен?

Но когда Хелен попыталась объяснить, никто не пожелал ее слушать.

– Что значит, ты его не любишь? – с недоверием переспросила Элис. – Ты прожила с ним не один год. Вы казались счастливой парой.

– Ты оправдываешься, как подросток, – заявила мать. – Ради Бога, Хелен, тебе пятьдесят три! Неужели ты все еще ждешь принца на белом коне?

– Говоришь, ты не хотела делать ему больно? – с упреком заметил Джордж. – А что еще, по-твоему, он должен был почувствовать?

И только Фрэнк не расспрашивал о причинах. Он так и не появился в ее доме, прислав за вещами Джорджа.

Спустя шесть дней, когда все вещи были отправлены хозяину, а Элис вернулась к себе в Эдинбург, Хелен не оставалось ничего другого, как сидеть в полном одиночестве у себя в гостиной и размышлять о случившемся.

Ну что тут объяснять? Просто она не любила его, вот и все. Сколько ни старалась, так и не смогла полюбить.

Не следовало ей, конечно, выжидать до последнего, чтобы сбежать прямо из-под венца. Сначала она обнадежила Фрэнка, а затем украла у него надежду на счастье. Но в итоге она поступила правильно – вот о чем ей следовало сейчас думать.

Сидя за столом, она вновь вспомнила про Сару и ее мужа, и мысль эта, как и раньше, сопровождалась чувством вины. По словам Элис, они так и не представились, хотя Сара без труда должна была распознать их маленькую группку.

Хелен представила, как все это время они сидели в стороне, недоумевая, куда подевалась виновница торжества. Как наблюдали за нарастающим беспокойством, как смотрели вслед расходящимся гостям. А потом и сами вернулись на станцию, чтобы успеть на поезд в Килдэр.

Ничего, завтра она напишет Саре, попытается объяснить, как все получилось. И Сара, возможно, даже простит ее.

Но на следующий день ей принесли конверт с почтовой маркой Килдэра, хотя адрес был написан не Сарой – почерк явно принадлежал не ей. Открыв конверт, Хелен вытащила один-единственный листок.

Дорогая Хелен,

пишу, чтобы извиниться за то, что мы так и не были у тебя на свадьбе. Боюсь, у нас очень печальные новости. В то утро у Сары начались преждевременные роды. Нашего сына Люка достали с помощью кесарева сечения, но спасти его не удалось. Стоит ли говорить, что мы с Сарой в большом горе.

Прими наши искренние поздравления, мы желаем тебе счастливого замужества. Сара сама напишет, как только почувствует себя немного лучше.

С уважением,

Нил Флэннери.

Хелен еще раз перечитала письмо, пытаясь вникнуть в его смысл. Стало быть, они так и не выбрались в Дублин. У Сары начались преждевременные роды, и ее малыш умер. В то время, когда Хелен решительно убегала от жизни с Фрэнком, Сара теряла своего ребенка.

Оставив письмо на столе, Хелен вышла в коридор и набрала номер Элис. Услышав автоответчик, она дождалась сигнала и сказала в трубку: «Это я. Позвони, когда вернешься. Хочу кое-что тебе сообщить».

* * *

Дорогая Сара,

я просто не знаю, что тут можно сказать. Трудно даже представить, что ты сейчас чувствуешь. Мне ужасно жаль, что все так вышло.

Посылаю тебе лавандовое саше. Положи его под подушку – пусть оно напоминает о том, что я все время думаю о тебе.

Хелен.

P.S. Замуж я так и не вышла, но это долгая история. Расскажу, когда ты готова будешь выслушать.

Дорогая миссис Флэннери,

мама рассказала мне о том, что случилось, и я решила написать Вам, чтобы Вы знали, до чего я Вам сочувствую.

Посылаю плитку моего любимого шоколада. Увы, не могу придумать ничего лучше.

Элис.

Сара

– Прошел всего месяц, – покачал он головой. – Ты все еще расстроена, и это вполне понятно. Ты сама не осознаешь, что сейчас говоришь.

Но Сара прекрасно отдавала себе отчет в своих словах.

– Прости, – повторила она. – Я знаю, ты не в восторге от услышанного, но я не хочу больше обманывать ни тебя, ни себя.

Нил попытался поймать ее взгляд.

– Сара… любовь моя… ты все еще страдаешь из-за… того, что случилось.

– Люк, – холодно сказала она. – Мы потеряли Люка. Вот, что случилось.

Слова эти будто рвали ее на части. Как наяву, видела она крохотный белый гроб, опускаемый в землю.

Вздрогнув, Нил на мгновение прикрыл глаза.

– Господи… Неужели ты думаешь, я не знаю, что случилось? Мне так же больно, как и тебе. Что толку делать из меня врага? Мы должны поддержать друг друга.

Покачав головой, она попыталась подыскать слова, которые ранили бы не так больно.

– Дело не в ребенке, дело во мне. Это я… изменилась. Мои чувства к тебе стали другими. Я перестала… – она запнулась, поскольку не было таких слов, которые могли бы смягчить ее признание.

– Сара, не нужно…

– Я уже не люблю тебя, – выпалила она. – Во мне больше нет любви, и я не могу оставаться твоей женой. Это было бы неправильно, даже бесчестно.

Лицо его исказилось, как от физической боли.

– Не говори так. Это вовсе не то, что ты чувствуешь.

– Не надо нам было снова сходиться, – продолжила Сара. – Не надо мне было принимать тебя обратно. Но я так скучала по тебе, скучала по семейной жизни. Мне казалось, я снова смогу быть счастлива, но этого не получилось.

– Но мы и были счастливы, – возразил Нил. – Я знаю, ты была счастлива…

– Нет, – покачала она головой. – Я пыталась убедить себя в том, что все хорошо, но безуспешно. Я почувствовала себя счастливой, только когда забеременела. Это было то, чего я хотела. Все, чего я хотела. Я даже себе в этом не признавалась, но когда Люк умер…

Она замолчала, пытаясь справиться со слезами. В последнее время она позволяла себе выплакаться только в те моменты, когда оставалась совсем одна – ехала на велосипеде с работы и на работу, лежала по вечерам в ванной, поджидала с занятий Стивена и Марту. Когда становилось совсем невмоготу, она выбиралась на пару минут в сад дома престарелых. После смерти Чарли и Мартины тот снова зарос и одичал.

Собравшись с духом, она заставила себя продолжить.

– Я была на похоронах матери Брайана, – сказала она Нилу, наблюдая за тем, как меняется выражение его лица. – И видела там Норин. Она выглядела такой… опустошенной. Думаю, тогда мне и стало все ясно. Мне было ужасно неловко из-за того, что ты сделал… какую боль причинил нам обеим.

– Теперь понятно, – кивнул Нил. – Ты пытаешься мне отплатить. Я заставил тебя страдать, и теперь ты хочешь, чтобы и я страдал.

– Нет! – возразила Сара. – Дело не в этом. Я не такая, ты прекрасно знаешь. Да, я страдала, когда ты меня бросил. А как же иначе? Но потом ты вернулся, и я увидела, что ты действительно раскаиваешься. И я поняла, что готова тебя простить. Я простила тебя. Но стоило мне увидеть Норин, и я осознала, что прошлого не вернешь. Своим поступком ты убил что-то в наших отношениях.

– Но это же было несколько недель назад, – запротестовал Нил. – И ты ничего не сказала. Не призналась даже, что была на похоронах.

– Не сказала. Я собиралась остаться с тобой, поскольку носила твоего ребенка. Как бы я смогла разрушить нашу семью? Но теперь…

– Я по-прежнему отец Стивена, – возразил Нил. – И на Марту у меня столько же прав, сколько у тебя.

– Не спорю. Ты всегда будешь их отцом, это мы обговорим. Но мы с тобой уже не можем быть вместе. Я не могу.

– Не делай этого, Сара, – сказал он дрогнувшим голосом. – Я тоже переживаю из-за того, что случилось.

– Знаю, – мягко проговорила она, – но тут уже ничего не поделать. Прости.

– Мы нужны друг другу, – настаивал Нил. – Ты любишь меня. Просто сейчас ты не в состоянии мыслить здраво.

– Я мыслю очень даже здраво, – покачала она головой. – Впервые за много месяцев я говорю тебе истинную правду. Между нами все кончено. Поверь, мне тоже нелегко, и я хотела бы, чтобы все было по-другому. Но по-другому уже не будет. Постарайся меня понять.

Но Сара знала, что никто не поймет ее поступка: все решат, что она просто сошла с ума. Уж точно, ее будут отговаривать – скажут, чтобы она не торопилась, что позже ей придется пожалеть о своем решении. Наверняка всё спишут на ее горе. Заявят, что она обрушилась на самого близкого человека, как это часто бывает с теми, кто не в силах обуздать эмоции.

На самом деле Сара никогда еще не была так уверена в своем решении. Она поступила правильно, как поступила правильно и восемнадцать лет назад, когда согласилась выйти замуж за Нила.

Один раз она уже справилась без него. Справится и теперь, даже без помощи отца. Тому уже исполнилось восемьдесят пять, и он начал понемногу дряхлеть. Да, она разрывалась между скорбью и страхом одиночества, но это ничего – это не помешает ей совладать с ситуацией. Она сильная, здоровая женщина. У нее двое чудесных ребятишек и стабильная работа. А ее книги вот-вот опубликуют не только в Англии, но и в США.

На этой же неделе Нил собрал вещи и переехал к матери. Сара объяснила детям, что отныне они с папой будут жить порознь, но они смогут беспрепятственно с ним видеться. Затем ей пришлось рассказать обо всем Кристине и отцу, которые встретили эту новость с ожидаемым неодобрением. Наконец, когда страсти поутихли, она уселась писать письмо той, которая одна только могла понять ее.

Дорогая Хелен,

прошел всего месяц с тех пор, как не стало нашего дорогого Люка. Такого тяжелого времени в моей жизни еще не было. Спасибо тебе за слова поддержки и за саше. Я кладу его под подушку, когда ложусь спать, – мне очень нравится запах лаванды. Элис тоже прислала мне записку и шоколад. Это так мило с ее стороны. Ты можешь гордиться своей дочерью.

Мы с Нилом снова расстались – на этот раз по моей инициативе. Теперь он живет у матери. Я чувствую себя неловко из-за детей, но они могут встречаться с ним, когда пожелают. А сохранять брак только ради них – не самая разумная вещь. Я знаю, что поступила правильно, хотя никто из моих близких, похоже, так не думает. Нам вообще не стоило снова сходиться. Я совершила ошибку, когда разрешила ему вернуться. На самом деле мне нужен был не Нил, а еще один ребенок.

На работу я вышла две недели назад. Могла бы задержаться дома и подольше, но мне требовалось занятие, которое позволило бы отвлечься от грустных мыслей. Я снова начала водить машину. Водитель из меня никудышный, но ездить придется много, так что лучше привыкнуть заранее.

А ты, стало быть, так и не вышла замуж за Фрэнка. Видимо, ты тоже посчитала, что это будет неправильным решением. Может, между нами гораздо больше общего, чем нам всегда казалось? Надеюсь, твои близкие отнеслись к этому с пониманием, как и бедняга Фрэнк.

Напиши мне, когда будет время. Я люблю читать твои письма.

Искренне твоя,

Сара.

1998

Хелен

Высветившийся номер не говорил ей ровно ни о чем.

– Алло?

– Это Хелен?

Женский голос. Вежливо-отстраненный, профессиональный тон.

Хелен взяла в руки персик, оценивающе осмотрела его со всех сторон.

– Да. Кто это говорит?

– Я звоню из больницы Святой Реджины. Ваш номер мы нашли в телефоне пожилой дамы, которую доставили к нам часом ранее…

– Что за дама?

– Из документов при ней была только библиотечная карточка на имя М. Д’Арси.

М. Д’Арси. Маргарет Д’Арси.

Персик выпал у нее из рук в полупустую корзинку. Опустив ее на пол, Хелен заспешила к выходу из магазина.

– Что случилось? В каком она состоянии?

– Вы ее родственница?

– Я ее дочь, – Хелен судорожно рылась в сумочке в поисках ключей от машины. – Что случилось? – повторила она.

– Она упала прямо на улице. Ее доставили…

– Как, вы сказали, называется больница?

– Святой Реджины. Это по пути…

– Я знаю, где это.

Отключившись, она начала вставлять ключ в дверцу, но руки дрожали, и удалось ей это только со второй попытки. Ее мать, ее элегантная мать упала прямо на улице, в окружении чужих, незнакомых людей.

Один из прохожих, должно быть, вызвал скорую, после чего ее доставили в больницу Святой Реджины. Кто-нибудь из персонала, покопавшись в ее сумке, нашел мобильник – тот самый, что Элис подарила ей на Рождество. Пролистав контакты, они решили, что Хелен, записанная под одним только именем, приходится ей кем-то из близких. Хелен понятия не имела, кто еще был у матери в контактном списке и с кем они пытались связаться до нее.

Элис наверняка находилась в числе первых, но у нее был нездешний номер, так что ее, видимо, пропустили, решив сосредоточиться на местных.

Пристегнувшись, Хелен завела мотор. В этот раз она ехала осторожнее обычного, поскольку пыталась справиться с нервным напряжением.

Свернув на больничную стоянку, она выключила мотор и принялась разглядывать трехэтажное кирпичное здание. Мимо больницы Святой Реджины она проезжала бесчисленное количество раз – это было по пути к родителям, где-то в полумиле от их дома. Но внутрь ей заглядывать не приходилось. Когда у отца случился удар, его, по настоянию матери, поместили в клинику Блэкрок. Самой же ей сегодня пришлось довольствоваться ближайшей больницей.

Выбравшись из машины, Хелен направилась ко входу. Несколько шагов по ступенькам, и вот уже она внутри. В маленьком вестибюле с лимонного цвета стенами еле заметно пахло хлоркой.

– Маргарет Д’Арси, – сказала она молоденькой девушке в регистратуре. – Ее привезли сегодня днем.

Та отложила журнал и принялась быстро стучать по клавишам компьютера.

– Второй этаж, – обронила девушка, не отрывая глаз от экрана. – Налево по коридору и вверх по лестнице. Или воспользуйтесь лифтом. На этаже вам покажут палату.

На втором этаже медсестра проводила ее в пустую приемную.

– Сейчас я позову доктора, – сказала она и заспешила прочь по коридору.

– Не знаете, как там моя мать? – окликнула ее вдогонку Хелен, но та была уже далеко.

Едва удостоив взглядом стопку журналов на низеньком столике, Хелен подошла к окну и положила руки на еле теплящуюся батарею. Какой-то мужчина в белом фартуке пронес через двор поднос, но что было на подносе, она не смогла разглядеть. Небо над головой хмурилось, обещая скоро разразиться дождем.

– Хелен?

Она обернулась. Женщина в белом халате протягивала ей руку.

– Джин Кармоди, – представилась она. Голос был мягким, еле различимым. Так обычно разговаривают в церкви или библиотеке. Рукопожатие тоже не отличалось избытком энергии.

– Я дежурила в то время, когда к нам привезли вашу мать.

Хелен молча кивнула.

– Боюсь, у меня для вас плохие новости. Ваша мать перенесла обширное кровоизлияние в мозг. Помочь ей мы уже не в силах, можем только облегчить немного ее состояние.

– Она умирает, – подытожила Хелен. Слова с пугающей отчетливостью разнеслись по комнате.

– Боюсь, что так. Она может протянуть еще какое-то время, но дни ее сочтены.

Хелен опустила взгляд на руки доктора Кармоди. Те были сжаты едва ли не в молитвенном жесте. Хелен уже и не помнила, когда она сама в последний раз молилась.

– Могу я увидеть ее?

– Разумеется.

Следуя за доктором к палате матери, Хелен вспомнила, как шагала когда-то по такому же больничному коридору, тяжело опираясь на руку Брина. Давненько они не пересекались. Последний раз это было года два назад, в день ее несостоявшейся свадьбы.

– Она то теряет сознание, то вновь приходит в себя, – сообщила доктор. – В любом случае, боюсь, она вас не узнает.

Распахнув дверь палаты, доктор отступила, пропуская Хелен вперед.

Воздух в крохотной комнатке был удушливо-теплым. Всего одна кровать. У противоположной стены на полке – маленький телевизор. Хелен взглянула на мать. Та лежала неподвижно, устремив взор в пространство. Немыслимо бледное лицо, способное соперничать белизной с больничной наволочкой. При звуке шагов она слегка повернула голову.

Хелен присела на старенькое кресло у кровати и сжала иссохшую руку матери.

– Это я, – сказала она, поглаживая пергаментную кожу, пальцы с безупречным маникюром. Сколько Хелен себя помнила, ее мать обновляла лак каждую пятницу.

– Я здесь, – повторила она. – Это Хелен, мама. Я с тобой.

Сара

Началось все парой месяцев раньше, с перепутанного слова. Так просто и незаметно.

– Дедушка сказал, что ходил в географию, – сообщил ей Стивен. – Я не понял, о чем он. А оказалось, что он имел в виду библиотеку. Это так забавно.

Сара, занятая составлением меню на тридцать человек гостей, которые должны были прибыть в дом престарелых на празднование пятидесятилетия со дня его основания, не обратила внимания на подобную мелочь. Ну с кем не бывает? Отцу исполнилось восемьдесят семь. В таком возрасте позволительно быть забывчивым.

Но через несколько недель все повторилось.

– Он не мог вспомнить слова «телевизор». Все время говорил: «Та штуковина в гостиной». А мы угадывали, что это – диван, камин или что-то еще. Совсем как игра. Только когда я рассмеялся, он очень рассердился.

Встретившись в следующий раз с отцом, Сара поинтересовалась, как он себя чувствует.

– Все в порядке, – ответил он.

На первый взгляд, он действительно выглядел, как обычно. Не такой энергичный, как прежде, это правда. Но он по-прежнему водил машину и каждое воскресенье приезжал к ним на ужин.

– Дай мне знать, – сказала Сара двенадцатилетней Марте, – если заметишь что-нибудь странное. Если дедушка опять начнет путать слова или поведет себя не так, как обычно.

Прошло несколько недель, но тревожные звоночки больше не поступали. Казалось, все наладилось. А потом она как-то заглянула к отцу после работы. Пока тот ставил чайник, Сара подошла к окну. Внимание ее привлек какой-то странный предмет. Выйдя во двор, она обнаружила домашние тапочки отца, которые аккуратно стояли прямо на лужайке.

Сара принесла их в дом.

– Смотри, что я нашла во дворе.

Отец с недоумением взглянул на ее находку.

– Как они туда попали?

– Я надеялась, ты мне скажешь, – сердце у нее тревожно екнуло. Один тапок еще можно было списать на собаку, которая каким-то чудом пробралась в дом, а затем вытащила его на лужайку. Но два тапочка, аккуратно выставленных у дорожки?

– Представляешь, я нашла в саду папины тапки, – сообщила она позже Кристине. – Они стояли прямо на лужайке.

– Серьезно? Как-то странно.

– Он даже не смог объяснить, как они туда попали. Хорошо бы ему пройти медицинское обследование.

– Ну так предложи ему.

На просьбу Сары отец решительно покачал головой.

– Не нужно мне ваше обследование. Я прекрасно себя чувствую.

– Папа, – попыталась переубедить его Сара, – в твоем возрасте это самая обычная процедура. Просто сходишь к врачу и…

– Я в порядке, – твердо заявил он. – К врачу я пойду, если только заболею.

Волей-неволей ей пришлось напомнить ему про тапки.

– Папа, помнишь тот случай, когда я нашла во дворе твои тапки?

Лицо у него окаменело.

– Я их туда не ставил, – сухо заметил он. – С какой стати мне оставлять их во дворе? Наверняка это сделал кто-то еще.

– И кто же?

– Понятия не имею. Но только не я.

– Мне неспокойно из-за папы, – пожаловалась Сара Нилу. – Похоже, с ним что-то не в порядке.

– Он болен?

– Просто он стал… забывчивым. Боюсь, это прелюдия какой-то болезни.

Нил пожал плечами.

– В последний раз, когда мы с ним виделись, он вел себя, как всегда. Возможно, ты преувеличиваешь.

Сара знала, что ее так и не простили. Прошло уже два года с момента их расставания, но Нил по-прежнему хранил обиду. При встречах он держался очень любезно и даже приходил с матерью на дни рождения детей. Но он ни разу не спросил у Сары, как продвигаются дела с выпуском ее книг, и ограничил общение с ней исключительно вопросами воспитания детей.

Ей было горько, что их душевная близость осталась в прошлом. Она старалась не показывать огорчения, которое вызывала в ней отстраненность бывшего мужа. Задевало Сару и то, что они никогда не ходили вместе на могилу Люка. Только однажды она предложила Нилу сопровождать ее туда, но он решительно отказался.

После смерти Люка Сара так и не дописала свою последнюю кулинарную книгу, которая должна была поведать детям о пользе овощей. «Не могу больше писать, – сказала она Полу. – У меня просто нет на это сил». Но дело было не в силах. Она начала книжку во время беременности, и теперь любое обращение к ней вызывало в душе поток мучительных воспоминаний.

Пол, к счастью, не стал настаивать. Сказал только, чтобы Сара непременно связалась с ним, если у нее появится какая-то свежая идея. Но Сара сомневалась, что ее вновь потянет когда-нибудь на творчество.

Другие ее книжки распродавались очень хорошо. Их успели перевести на несколько европейских языков, а два года назад вся серия вышла в Америке. Каждые полгода Пол присылал ей чек, и сумма всегда становилась для Сары приятным сюрпризом. Не то чтобы ей так уж требовались деньги: заработка Сары и алиментов Нила вполне хватало на жизнь. Но ей было приятно испытывать чувство гордости за свой труд.

Может, и правда не стоило так переживать из-за отца? Может, все дело заключалось в возрасте? Уже месяц, как она не замечала в нем ничего странного. Вот и сегодня, устроившись за столом в ожидании ужина, он выглядел вполне здоровым.

– Я получила очередное письмо из Америки, – сообщила ему Сара. – Там тоже любят мои книги.

– Вот и чудесно, – откликнулся он. – Я рад, что у тебя такая благодарная публика.

Нет-нет, с ним все было в порядке. Сара тревожилась впустую. Разумеется, все дело в возрасте.

Хелен

– Ну и холодно ж сегодня на улице, – сказала она, потирая ладони. – А здесь так тепло и уютно.

Кинув пальто на спинку стула, Хелен встала у окна. Внизу тянулся маленький прямоугольный садик, в котором там и сям виднелись деревянные скамейки.

– Как только ты почувствуешь себя лучше и погода позволит, сходим с тобой погулять в саду. Ты же не против, правда?

В саду появился мужчина, в руках которого была то ли большая чашка, то ли тазик. Он опрокинул ее содержимое на куст, и растение окатила струя прозрачной воды. Еще пара секунд, и мужчина вновь скрылся в доме.

– Я закончила сегодня статью для журнала «Вестник». Помнишь, я говорила тебе о ней на прошлой неделе? Это о покупателях, которым приходится как-то справляться с растущими ценами на жилье. Как только она выйдет, обязательно принесу тебе почитать.

Небо за окном было бледно-голубым и почти безоблачным. Над крышами зданий виднелись остроконечные клювы кранов. Дублин расширялся. Многоэтажки с немыслимой скоростью вырастали у канала и вдоль реки – каждая последующая дороже предыдущей. Ирландия на зависть всей Европе переживала экономический расцвет.

– Элис передает тебе привет. Она обязательно приедет, как только у нее появится немного свободного времени.

Самая что ни на есть отъявленная ложь. Хелен ничего не сказала Элис, которая сочла бы своим долгом приехать в Дублин. Что толку сидеть вдвоем у больничной койки, терпеливо поджидая неизбежного? Элис и своих забот хватало. По выходным она по-прежнему работала официанткой, а ночами создавала иллюстрации. И притом она готовилась открыть собственную студию дизайна.

– Знаешь, что я услышала прошлым вечером в новостях? В Британии вышли марки с изображением леди Дианы. Думаю, королева просто в ярости. Попрошу Элис захватить несколько штучек домой, когда она соберется приехать. Я уже предложила редактору «Вестника» написать о тех людях, кто появлялся на ирландских марках. Жду, когда он даст добро.

Не имело значения, о чем она говорила. Главное, что она продолжала болтать, напитывая словами эту маленькую и слишком теплую комнату. Хелен даже не задумывалась над очередной темой – просто перескакивала с рассказа на рассказ. Когда же вдохновение окончательно улетучивалось, она брала принесенную с собой книгу и начинала читать вслух.

Она понятия не имела, слышала ли мать хоть слово. Не было ни малейших признаков того, что они просачивались в поврежденный мозг женщины, которая неподвижно лежала на кровати. О том, что она еще жива, можно было судить лишь по еле заметным движениям груди, сопровождавшим такие же слабые вдохи и выдохи, да по невнятному шелесту слов, срывавшихся порой с ее губ.

Хелен стоило бы сделать пару звонков. Сообщить о случившемся давним приятелям матери, с которыми та встречалась иногда за обедом, или связаться с родственниками, которые время от времени заглядывали к ним с визитами. Но она так ничего никому и не сказала.

Вместо этого, отстучав на машинке положенное количество слов, она ежедневно приезжала в больницу и остаток дня сидела у постели матери или стояла у окна. Она говорила и говорила, пока медсестра не выставляла ее из комнаты. Ступайте домой, отсылали ее, и как следует отдохните. Мы дадим вам знать, если что-то изменится.

Хелен послушно уезжала домой, а потом всю ночь не смыкала глаз, ожидая звонка из больницы.

Сара

– Это насчет папы, – сказала Кристина. – Я заглянула к нему сегодня по пути в библиотеку. Так вот, на нем все еще были штаны от пижамы.

Все еще в пижаме? Не так уж и страшно.

– Может, он просто решил расслабиться и никуда не ходить, – предположила Сара.

– Да нет, до пояса он был одет, как полагается. Когда я спросила его про пижамные штаны, он не смог объяснить этой несуразицы. Даже рассердился.

– Ох…

– Я бы не обратила на это особого внимания, если бы не твои рассказы про тапочки и прочее.

– Да… и это еще не все, – заметила Сара.

– О чем ты?

– Он позвонил мне вчера и сказал, что не может найти свои очки. Я усадила детей в машину, и мы поехали к нему. Минут через десять мы были на месте, но он даже не помнил про свой звонок. А очки преспокойно лежали на кухонном столе.

– Господи… что же нам делать?

– Понятия не имею. К доктору он отказывается идти наотрез.

– Я могла бы заезжать к нему почаще – по сравнению с тобой я просто никудышная дочь. Да и Брайан мог бы заглядывать к нему время от времени.

Но обеим уже становилось ясно, что полумерами не обойтись. Повесив трубку, Сара вернулась на кухню, но мысли ее были далеки от шпината и мясного рулета, которые доходили понемногу в духовке.

Хелен

В воскресенье в половине девятого вечера, через пять дней после того, как в мозгу у нее лопнул ослабевший сосуд, Маргарет Д’Арси скончалась в больничной палате. Ее восьмидесятисемилетнее сердце стукнуло в последний раз и умолкло. Глаза у нее закрылись, голова слегка отклонилась на бок, а из горла с тихим хрипом вырвался последний вдох.

Этот негромкий звук и разбудил Хелен, мирно дремавшую в больничном кресле. Какое-то время она молча вглядывалась в белое, неподвижное лицо женщины, которую знала пятьдесят шесть лет. Затем дверь открылась, и в палату вошла молодая медсестра.

– Она умерла, – тихонько сказала Хелен. – Только что.

– О-о, – медсестра сжала запястье Маргарет и почти сразу выпустила его. – Мне очень жаль, – мягко сказала она. – Принести вам что-нибудь выпить? Чашечку чая или кофе?

Искренняя доброта в ее голосе привела Хелен в чувство. Она быстро встала с кресла.

– Нет, спасибо, – ответила она, натягивая пальто. – От меня что-то требуется сегодня? Может, нужно заполнить какие-то документы…

– Не сейчас, это может подождать до завтра, – с сочувствием глядя на Хелен, медсестра распахнула дверь палаты. – Поезжайте домой, выспитесь как следует. А завтра, когда у вас будет время, займетесь формальностями.

Хелен молча прошла по коридору. Больничный лифт с легким шорохом опустил ее на первый этаж. Поплотнее запахнувшись в пальто, она вышла на улицу. Как в тумане, села в машину и поехала знакомыми улицами домой. По пути она так продрогла, что ее в прямом смысле слова стало трясти.

Но и дома царил тот же холод. На кухне Хелен первым делом включила обогреватель и вскипятила воды. Взяв стакан, она плеснула туда виски, в который щедро добавила сахара и плюхнула ломтик лимона. Разбавив все это горячей водой, Хелен отнесла стакан на стол, где так и лежало письмо от Сары, полученное еще неделю назад.

Дорогая Хелен,

надеюсь, у тебя все в порядке и ты хорошо отметила Рождество. У нас тут все без изменений. Я по-прежнему тревожусь из-за папы – он стал таким рассеянным. Я даже подумываю, не сократить ли мне время работы в доме престарелых… В общем, там видно будет.

Дети, слава Богу, чувствуют себя хорошо. Марта заявила, что хочет поступать после школы в художественный колледж – намеревается пойти по стопам Элис. Думаю, мне стоит написать твоей дочери, что она стала настоящим образцом для подражания! Кстати об Элис: такое чувство, что она покоряет вершину за вершиной. Я ничуть не удивилась, когда ты написала, что она открывает собственную студию дизайна. С таким художественным талантом она ни за что бы не осталась в тени. А какое название для студии – «Страна чудес»! Думаю, у нее отбоя не будет от клиентов.

Если Марта добьется хотя бы половины того, чего сумела добиться Элис, я буду счастлива.

Стивен продолжает заниматься на фортепьяно и делает это с большой охотой. Не хочу показаться хвастливой мамочкой, но его игра трогает меня до слез. Учительница говорит, что у нее никогда еще не было такого талантливого ученика. Понятия не имею, откуда в нем это – у нас с Нилом отсутствуют какие-либо музыкальные способности. Стивен заявляет, что хочет стать музыкантом. Да, ему всего десять, и многое еще может измениться. Но пока что он упорно продвигается к своей мечте.

Нил, насколько я могу судить, в полном порядке. Мы по-прежнему почти не общаемся – только в самых необходимых случаях. Печально, если учесть, насколько близки мы были раньше. А еще Люк, мой бесценный Люк… Не проходит и дня, чтобы я не вспомнила о нем, но боль терзает меня уже не так сильно.

Как тебе нынешние морозы? Я от души сочувствую обитателям дома престарелых – бедняжки все время мерзнут, несмотря на центральное отопление. Папа тоже жалуется на холод. Не легче, думаю, и твоей маме. Что ни говори, а возраст приносит свои проблемы. Остается надеяться, что лето порадует нас теплом.

Ладно, пойду-ка я спать, а то глаза совсем слипаются.

С наилучшими пожеланиями,

Сара.

P.S. Совсем забыла: неожиданно для меня вновь объявился Пол. Хочет выпустить детскую книжку с картинками, героями которой будут Мартина и Чарли из моей кулинарной серии. Поначалу я вознамерилась отказаться. С другой стороны, если я сокращу часы работы в доме престарелых, у меня появится масса свободного времени… Ладно, там видно будет. Пол считает, что стоит рискнуть.

Отложив письмо, Хелен с наслаждением вдохнула бодрящие пары виски. Тепло стало вновь пробиваться в ее тело. В полном одиночестве сидела она за столом, прислушиваясь к равномерному тиканью часов – Фрэнк подарил их спустя пару недель после того, как стал оставаться у нее на ночь.

«Ну что за кухня без часов?!» – воскликнул он, и Хелен повесила их на крючок над задней дверью. Там они и висели с тех пор.

Она бросила взгляд на циферблат – двадцать минут десятого. Не прошло и часа, как умерла ее мать.

Хелен сидела за столом, сжимая в руках теплый стакан, а перед ней словно мелькали образы прошлого. Вот ее мать окропляет святой водой новенький красный «фиат» – первую машину Хелен. Вот она сидит в голубом платье с малышкой Элис на руках. Ловит взгляд Хелен над выкопанной могилой Кормака. Ждет, зажмурившись, когда же взлетит ее самолет. С доверием опирается на руку Фрэнка, который переводит ее через обледеневшую улицу.

И вот теперь она покинула этот мир, и Хелен уже никогда ее не увидит.

Взяв из пачки чистый листок, она достала свою любимую ручку и приготовилась писать.

Сара,

боюсь, у меня плохие новости. Во вторник у моей матери случилось…

Она пробежала глазами по цепочке слов. Скомкав листок, Хелен швырнула его в сторону мусорной корзины. Глоток виски, другой. Новая попытка.

Сара,

сегодня умерла моя мать, и я чувствую…

И снова она остановилась. Капля шлепнулась на письмо, размыв слово «сегодня». Хелен с недоверием воззрилась на чернильное пятно.

Она отодвинула листок и быстро заморгала, стараясь справиться с подступившими слезами. Внезапно ей захотелось, чтобы рядом была хоть одна живая душа. Будь здесь Фрэнк, он бы знал, что сказать. Совершенно естественно, заявил бы он, тосковать по матери, даже если вы не очень ладили при жизни. Фрэнк уложил бы ее в постель и всю ночь согревал теплом своих объятий. Другое дело, что они не виделись целых два года, и было бы слишком жестоко звонить ему сейчас.

Тепло от спиртного понемногу расползалось по телу. Щеки у Хелен заалели, голова слегка закружилась. Надо позвонить Элис, рассказать, что случилось. Взяв собой в коридор стакан с виски, Хелен набрала номер дочери и стала прислушиваться к гудкам. Только бы она была дома. Только бы ответила.

В трубке послышался щелчок. Привет, раздался бодрый голос Элис. К сожалению, я не могу подойти сейчас к телефону…

Разъединившись, Хелен опустила трубку на место. Взяв стакан, она опустошила его в несколько глотков. Пустой стакан она пристроила на нижней ступеньке, после чего побрела к себе в спальню, крепко держась за перила.

Сара

– Что и говорить, не самая приятная новость, – вздохнула экономка. – Такой замечательной поварихи, как ты, у нас еще не было. Вряд ли удастся найти тебе достойную замену. Но я прекрасно понимаю, что ты не вправе пренебрегать из-за нас семьей.

– Если два дня в неделю – не самое удачное решение, я могла бы просто уволиться. Не стану обижаться, если вы так и скажете.

– Думаю, мы это уладим. Джози, скорее всего, обрадуется, когда узнает, что сможет работать не только по выходным. Давай-ка я поговорю с ней для начала.

С Джози переговорили, и она с радостью согласилась на три дополнительных дня. Часть проблемы, таким образом, была решена.

Ничего, они справятся, даже с ее урезанной зарплатой. Отчисления за кулинарные книги когда-нибудь закончатся, но есть ведь еще Нил. Он никогда не скупился, если речь заходила о детях. К тому же она могла взяться за серию книжек с картинками, как предлагал ей Пол.

«У тебя уже есть готовый рынок сбыта, ведь многие дети прекрасно знакомы с Мартиной и Чарли. Стало быть, половина дела сделана. Давай, решайся. Ну что ты, в конце концов, теряешь?»

Сару смущали воспоминания о той давней неудаче, которую она потерпела в качестве автора романа. С другой стороны, чем дольше она обдумывала идею, тем больше плюсов в ней находила. Может, попытаться еще раз? Не исключено, что в качестве детского автора ее ждет успех. Вдобавок это сулило новый источник дохода.

В любом случае они справятся. А у нее появится больше времени, чтобы присматривать за отцом.

– У меня хорошие новости, – объявила она ему в тот же день. – Благодаря доходам от кулинарных книг я могу уже не работать на полную ставку. Теперь я буду готовить только два дня в неделю.

– Правда?

– Не исключено, что я начну писать новую книжку. Я буду чаще заглядывать к тебе, да и ты сможешь регулярно навещать нас.

Отец был небрит – на подбородке топорщилась седая щетина. Сара не помнила, чтобы такое случалось прежде. А еще, похоже, он изрядно похудел.

– Что у тебя сегодня на ужин? – поинтересовалась она.

Секундная пауза.

– В холодильнике полно еды. Что-нибудь приготовлю.

– У тебя, случаем, нет технического масла? – решила схитрить Сара. – У нас ужасно скрипит калитка, но я так и не смогла найти свой тюбик.

Как только отец скрылся за дверью, Сара бросилась к холодильнику. Внутри она обнаружила пакет с прокисшим молоком, пару яиц, банку желе, успевшего покрыться плесенью, и высохший ломтик сыра. На нижней полке, аккуратно свернутая, лежала пара черных носков.

Она не поленилась заглянуть в шкафы, в результате чего на свет были извлечены несколько пачек с зачерствевшим печеньем, три жестянки с супом и пакет, в котором лежали полусгнившие помидоры.

Что-то надо было решать – и решать быстро. Когда отец вернулся, Сара сунула в сумку ненужное ей масло.

– Не хочешь поехать ко мне на ужин? – предложила она. – Я приготовила пирог с курицей – его нужно просто разогреть. Потом я сама отвезу тебя домой.

– Да нет, спасибо. У меня и так есть все, что нужно.

Все, что нужно. Два яйца и суп из жестянки. Вот и все, что она обнаружила съедобного в доме. Но что можно было возразить, не признавшись, что она порылась в его шкафах? Не потащит же она его насильно в машину, чтобы накормить потом ужином?

Вернувшись домой, Сара сунула в духовку пирог и сразу позвонила Кристине.

– Надо что-то делать, – сказала она. – Папа не может больше жить один. Заметила, как сильно он похудел?

– Да, я обратила на это внимание… А ему ты что-нибудь говорила?

– Нет. Он искренне считает, что с ним все в порядке. Наверняка он не захочет уезжать из своего дома.

– А почему бы не нанять кого-нибудь ему в помощь? Человек мог бы приходить на несколько часов в день, готовить еду, убирать в доме. Завтра я еду к папе, вот и поделюсь с ним этой идеей.

Но Сара сомневалась, чтобы отец согласился. Он привык сам заботиться о себе. С какой стати ему привечать у себя незнакомца, если он уверен, что с ним все в порядке?

– Не думаю, что это сработает, – сказала она. – Привези ему что-нибудь на ужин – так, чтобы хватило на пару дней. Скажи, что слишком много наготовила и не знала, куда девать. А потом я что-нибудь придумаю.

Сара вспомнила, какую неоценимую помощь оказал ей отец в те дни, когда Нил ушел жить к Норин. Он стал для нее опорой, не дал совсем расклеиться в это трудное время.

Теперь ее очередь поддерживать и заботиться. Нужно лишь убедить его в том, что ей снова требуется помощь.

Хелен

За эти годы он ничуть не изменился. Только улыбка больше не играла у него на лице.

– Искренне сочувствую, – негромко проговорил он. – Твоя мать была чудесной женщиной.

Пожал ей руку, сочувственно кивнул – совсем как простой знакомой. Словно и не было тех шести раз, что он делал ей предложение. Что, впрочем, он получил взамен? Только разбитое сердце.

– Спасибо, – пробормотала Хелен, ощущая на себе взгляд Элис. – Спасибо, что пришел.

Фрэнк прошел дальше. Краем глаза она заметила, как он обменивается рукопожатием с Элис. Ей и в голову не могло прийти, что он объявится на похоронах. И лишь сейчас она вспомнила, что это было полностью в его духе. В свое время, когда они еще жили вместе, Фрэнк присутствовал как минимум на одной погребальной службе в неделю – даже в тех случаях, когда не знал покойника.

«Это мать моего давнего клиента, – объяснял он Хелен. – Мне будет не по себе, если я не смогу почтить ее память». Или: «Я хорошо знал брата покойного – мы вместе учились в школе». Или даже так: «Он был соседом моей тетушки. Мы никогда не встречались, но я знаю, что он каждый день заносил ей газету».

Фрэнк Мерфи был не из тех, кто пренебрегает похоронами. Разумеется, он не мог не сказать последнее прости женщине, с которой неплохо ладил. Даже если ему пришлось бы столкнуться лицом к лицу с ее дочерью, которая насмеялась над его чувствами. Сбежала от него в день свадьбы.

Хелен знала, что совершила глупость, бросив такого мужчину. Ей выпал шанс выйти замуж за очень хорошего человека, который заботился бы о ней всю жизнь и любил ее до последних дней. А она повернулась к нему спиной. И все же Хелен понимала: вернись она в прошлое, поступила бы точно также. Ничуть не изменилась в свои пятьдесят шесть – такая же дурочка, как в шестнадцать.

Народу на похоронах почти не было – так, жалкая кучка провожающих. В свои восемьдесят семь мать Хелен хранила преданность друзьям, которыми обзавелась еще в детстве. А они, в большинстве, успели отправиться на тот свет раньше. Проводить ее в последний путь пришли немногочисленные родственники, с которыми Хелен виделась очень редко, да кое-кто из соседей матери. Последние, пожимая Хелен руку, представлялись негромким шепотом.

Ее тронуло их присутствие: не всякий пойдет на похороны, где не будет ни единого знакомого лица. Не считая, разумеется, покойника. Самой ей и в голову не пришло бы почтить подобным образом память кого-то из соседей. За исключением разве что Анны, которая все детство нянчилась с Элис. Но Анна, слава Богу, не спешила пока на тот свет.

Хелен вспомнился Мэлоун, умерший в сельском доме престарелых. Интересно, видел ли кто-нибудь из соседей сообщение в газете о его смерти? Сама Хелен не заглядывала в эту колонку. Даже о том, что умерла жена Брина, она узнала случайно – объявление выделили особо, в знак уважения к бывшему редактору.

Хотя в последние дни на улице немного потеплело, на кладбище, расположенном на вершине холма, было очень ветрено. Поглубже засунув руки в карманы пальто, Хелен наблюдала, как останки матери опускают в землю – в ту же яму, куда восемь лет назад опустили отца.

Кто-то сжал ее за локоть. Повернувшись, она увидела Элис. Та тихонько плакала, провожая в последний путь бабушку. Кончик носа Элис покраснел от холода. Слезы беспрепятственно текли по щекам, пропадая в толще фиолетового шарфа. Вынув из кармана руку, Хелен накрыла ей ладонь дочери.

Накануне вечером Элис рассказала, что в новой студии дела идут как нельзя лучше. «Я даже наняла секретаршу, – сообщила она. – Точнее, секретаря: девушку на ресепшн и маркетингового агента в одном лице. А еще взяла на работу графического дизайнера – она только что закончила колледж».

Элис снимала все ту же крохотную квартирку, но ее офис был в другом помещении, расположенном в соседнем доме. Оба здания принадлежали одному домовладельцу. «Мне удалось выторговать неплохую скидку, – сообщила Элис. – Поскольку до настоящих заработков мне еще далеко, приходится пока подрабатывать официанткой. Вообще, немного страшновато, когда от тебя зависят два человека. Но мы неплохо справляемся – только на прошлой неделе у нас было три новых заказа».

Еще у нее появилась новая подружка. «Мы встретились сразу после Рождества, у одной нашей общей знакомой. Пока все складывается неплохо, но это только начало. Зовут ее Лара, она стоматолог. Родом из Абердина в Шотландии».

Девушка не спросила, нашла ли себе кого-нибудь Хелен. После того как она отчитала мать из-за несостоявшейся свадьбы с Фрэнком, к этой теме они не возвращались. Скорее всего, Элис думала, что личная жизнь матери окончательно сошла на нет. Так оно и было – если учесть, что за последние два года ни один мужчина не проявил к ней ни малейшего интереса.

К величайшему облегчению Хелен, Фрэнк на кладбище не пошел. У могилы осталось лишь несколько пожилых родственников да двое из тех соседей, которые пришли на отпевание. Когда недолгая церемония завершилась, Хелен предложила пройти всем в ближайший паб – без сомнения, они заслужили по чашке супа и стаканчику спиртного. Провожающие унылой цепочкой потянулись к воротам кладбища.

В этот холодный будний день на кладбище почти не было народа. При звуке шагов какие-то серые птички – дрозды? воробьи? – вспорхнули с земли и уселись на ветки по-зимнему серого дерева. По пути к воротам им встретилась молодая женщина в белой меховой куртке. Она вела на поводке маленького терьера. Скользнув равнодушным взглядом по их маленькой группке, женщина прошла мимо.

Чуть дальше, у одной из могил, стоял мужчина в темном пальто. При их приближении он слегка повернул голову. Увидев Хелен, он легонько кивнул в знак приветствия. Выражение лица его при этом почти не изменилось.

– Я догоню вас, – шепнула она Элис. – Закажи всем выпивку и спроси, что они будут есть. Я подойду через пару минут.

Свернув с тропинки, она направилась к мужчине.

– Привет, – сказала Хелен, чувствуя, как немеют от холода руки. – Как поживаешь?

Он слегка наклонил голову.

– Неплохо. Кто-то из твоих близких?

– Мать.

– Сочувствую.

Он слегка похудел. Скулы отчетливее выступали на лице, в волосах была уже обильная седина. Но глаза оставались такими же пронзительно-голубыми, как в день их первой встречи. Наклонившись, Хелен прочла надпись на могильной плите: Эмили Брин, любимая дочь, 1958–1966.

Любимая дочь. Умерла, когда ей было восемь. Хелен вновь повернулась к Брину:

– Твой ребенок?

Он кивнул.

– Лейкемия.

Умерший ребенок, неудачный брак. Печально, что и говорить. Под этой надписью тянулась другая: Кэтлин Брин, 1931–1995.

– И ваша жена, – заметила Хелен. – Я прочла в газете о ее смерти. Мне очень жаль.

– Спасибо.

Повисла неловкая пауза. Шаги провожающих затихали вдали. Наверняка Элис задается вопросом, кто это такой.

– А как твои дела, О’Дауд? – поинтересовался он.

О’Дауд.

– Хорошо, как всегда… – она бросила взгляд в сторону ворот, за которыми исчезла маленькая группа. – Мне, пожалуй, пора.

– Приятно было повидаться, – сказал он.

Как всегда, она взглянула ему прямо в глаза.

– Мне тоже.

– Передавай привет Элис.

Хелен улыбнулась. Надо же – он запомнил имя ее дочери!

– Обязательно передам.

Повернувшись, она зашагала прочь, но через пару метров остановилась. Брин все так же стоял у могилы.

– Может, встретимся как-нибудь? – предложила Хелен. – Выпьем кофе или бренди… или чего там еще.

По лицу его скользнула тень улыбки.

– Не вижу в этом ничего криминального, – сказал Брин.

Сара

– Я понимаю, насколько смехотворно это звучит, но мне не к кому больше обратиться. Уверена, это всего на пару недель.

– Не вижу ничего смехотворного, – возразил отец. – Одинокая женщина с тремя детьми! В твоем положении естественно беспокоиться.

С тремя детьми. Сердце у Сары упало: отец спутал ее с Кристиной. Ну что тут поделаешь?

– Так ты не против? По правде говоря, я очень рассчитываю на твою помощь.

– Разумеется, не против. Я только рад помочь.

Устраивая эту «инсценировку вторжения», Сара чувствовала себя крайне неловко. Мало того, что она лгала. Совершать подобное – значило испытывать судьбу. Что если однажды ночью к ним вломятся настоящие грабители? Хотя бы для того, чтобы отучить ее от вранья.

Тем не менее хитрость сработала: отец собрал сумку и приготовился переехать на время к ней. И сделал это потому, что Сара попросила его о помощи.

– Ты мой спаситель, – заявила она. – Не знаю, что бы я делала без тебя.

Отец в ответ улыбнулся.

– Для того и существуют родители, детка. Вы всегда можете рассчитывать на нашу помощь.

– Взамен обещаю кормить тебя всякими вкусностями.

– В этом я даже не сомневаюсь.

И я буду заботиться о тебе, мысленно пообещала Сара. Пришел мой черед.

Хелен

– Мне это нравится не больше, чем тебе, О’Дауд.

– Лжец, – выдохнула она.

– Подумать только, все это время я жил в свое удовольствие, занимался повседневными делами… И надо же было появиться тебе! О’Дауд, ты меня слышишь?

– Не прекращай.

– Что такое? Кажется, я не расслышал. О’Дауд, открой глаза.

Она со смешком шлепнула его по руке.

– Ублюдок.

– Хочешь сказать, чтобы я не прекращал вот это? Ты это имеешь в виду?

Но Хелен не в силах была ответить, ведь от того, что он проделывал с ней, у нее перехватывало дыхание.

И это в пятьдесят шесть. Не тот возраст, чтобы так увлечься мужчиной. Тем более этим мужчиной, который столько лет был проклятием всей ее жизни. Это он рычал на нее по телефону, требовал тысячу слов к концу дня, обещая в противном случае оставить Хелен без работы – уж не думает ли она, что тут занимаются благотворительностью? И вот, посмотрите на них теперь.

– Тебе нравится? – шептал он, склонившись над ее лицом. – Хочешь еще?

Брин неотрывно смотрел ей в глаза, и все, на что она была способна – ибо он довел ее до состояния дикого, немыслимого возбуждения, – это ухватиться за остатки его шевелюры и притянуть к себе, жадно ловя губами его рот.

Пятьдесят шесть. А ему – ему уже шестьдесят восемь. Только взгляните на них: катаются в постели, как два подростка. Не хватало еще, чтобы он заработал инсульт!

Если бы только Элис знала…

Но Элис понятия не имела о том, что творилось у ее матери дома. Она вернулась в Эдинбург через два дня после похорон, еще до того как началось все это безобразие.

– Ты не против? – спросила она у Хелен. – Мы приступили к новой работе, и мне бы не хотелось оставлять всех надолго.

– Конечно, нет, – ответила Хелен.

– Уверена?

– Разумеется.

– Я приеду, как только смогу, на несколько деньков.

– Это было бы чудесно.

Не забыли и про Фрэнка.

– Он молодец, что пришел попрощаться с бабушкой, правда?

– Да, – в тоне Хелен явно слышалось: давай не будем об этом, и Элис благоразумно смолкла.

А потом она уехала, помахав ей на прощание рукой и пообещав привезти в следующий раз Лару.

Хелен, вернувшись домой, сварила себе кофе. Она уже заканчивала вторую кружку, когда рука у нее сама собой потянулась к сумке. Порывшись в ней, она обнаружила бумажку, которую Брин дал ей двумя днями раньше.

Это был чек из супермаркета, датированный предыдущей неделей. Просмотрев его, Хелен обнаружила, что кассиршу звали Вивьен, а Брин приобрел в тот день бутылку чистящего средства, оливки, брокколи, пакет молока, джин, кошачий корм и анчоусы. Перевернув листок, она увидела номер телефона.

Да, пожалуй, стоит позвонить. Они встретятся и посидят за чашечкой кофе. Чисто дружеский жест с ее стороны, ничего больше.

Она взяла в руки листок с телефоном. Положила его на стол и налила себе еще кофе.

«Да что с тобой такое? – произнесла она вслух. – Это всего лишь Брин. Вы встретитесь, чтобы выпить кофе».

Хелен набрала номер и выждала семь гудков. Потом она отключилась, разорвала бумажку и выкинула клочки в мусорную корзину. Идиотская затея.

Не прошло и двух минут, как телефон зазвонил. Она дернулась, пролив на стол кофе. Частный номер – гласила надпись на дисплее.

– Алло.

Секундная пауза.

– О’Дауд?

Хелен прикрыла глаза.

– Да.

– Это ты пыталась дозвониться до меня?

– Да.

Молчание.

– Не хочешь встретиться за чашечкой кофе? – вырвалось у нее. – В смысле, ты не против?

Господи, такое чувство, будто она сгорает от желания увидеть его!

– Конечно, – даже если он заметил ее нервозность, то никак этого не показал. – А может, поужинаешь со мной завтра вечером?

– Поужинаю? – растерянно переспросила Хелен.

– Ну да. Это такой прием пищи, который следует за обедом.

Напряжение ее как рукой сняло. Хелен не знала, смеяться ей или бросить трубку.

– Ты приглашаешь меня на ужин, – взгляд ее неотрывно следил за мухой, которая крутилась внутри абажура.

– Да, О’Дауд. Я приглашаю тебя на ужин.

Ужин с Брином. Провести с ним наедине час, а то и больше. Его, наверно, уже тошнит от консервированных бобов и анчоусов. Да и она уже года три не была в ресторане.

Ну не умрет же она, если скажет «да». Какое-никакое, а развлечение.

– Да, – сказала Хелен, продолжая наблюдать за мухой.

Когда она приехала в ресторан, Брин был уже там. Одет в один из своих строгих, прекрасно подогнанных костюмов. При виде Хелен он встал и отодвинул ей стул. Черное платье, которое она выбирала с такими мучениями, осталось незамеченным. Вот ублюдок.

Брин заказал паштет из морского окуня, а на десерт взял кусок шоколадного торта. Хелен остановилась на стейке и салате, десерт ей был не нужен. Бутылку красного вина она опустошила в одиночестве – Брин до конца ужина обходился только водой. Когда все, наконец, было съедено, он заказал на двоих кофе с бренди.

Весь ужин они проболтали. Брин расспрашивал Хелен о ее статьях. Она рассказала ему о проектах Элис. Он ей – о двух котах, которых унаследовал месяцем раньше от уехавшей за границу племянницы. Хелен поведала ему о том, как в ее доме поселился соседский кот. Они говорили о фильмах, книгах и музыке. Оказалось, что Брин ненавидит «Касабланку» и равнодушен к песням The Beatles. Как и Хелен, ему нравились книги Чандлера, The Rolling Stones и «Смерть в Венеции». Она с трудом могла поверить, что он ни разу не смотрел фильма «Эта замечательная жизнь».

Брин и словом не упомянул о жене, а Хелен ничего не сказала о Кормаке и о том, как едва не вышла замуж за Фрэнка.

– Я подвезу тебя до дома, – предложил он, когда оба поднялись из-за стола. Хелен не стала возражать, хотя ее собственная машина поджидала на стоянке у ресторана. Голова у нее слегка кружилась от выпивки. Пожалуй, будет лучше, если она заберет машину завтра.

По дороге она объясняла Брину, как добраться до ее дома. Наконец он притормозил у ее дверей и заглушил мотор. Оба сидели, чего-то выжидая.

– От тебя пахнет чем-то цветочным, – сказал он наконец каким-то будничным тоном.

– Хочешь зайти на чашечку кофе? – спросила она.

– Нет, – покачал он головой, – я не хочу кофе.

Он провел пальцем по ее щеке, и Хелен будто пронзило молнией.

Наутро, когда она проснулась, Брина уже не было. Весь день она провела в халате Элис. Сидела почти все время за столом, опустив голову на руки.

Брин. Ну как такое могло случиться? Потом на ум ей приходила очередная подробность прошлой ночи, отчего она вновь прятала лицо в ладонях.

Вечером Хелен приняла душ, пытаясь смыть те образы, которые не желали оставлять ее в покое. Тут же она вспомнила, что машина ее все еще стоит на парковке. Ладно, завтра она с этим разберется. Обернув голову полотенцем, Хелен надела чистую футболку и домашние брюки. Потом она спустилась на кухню и приготовила заварной крем. Она уже собиралась переложить его из кастрюли в чашку, когда кто-то позвонил в дверь.

– Понятия не имею, как это все случилось, – заявил Брин. – Я в полном замешательстве.

Он стоял на пороге, разглядывая ее с молчаливой сосредоточенностью. Стоило Хелен взглянуть на него, и все ее существо наполнилось небывалым теплом.

– Хочешь заварного крема? – спросила она.

– Это что, какая-то хитрость? – фыркнул он. – Своего рода эвфемизм?

Эвфемизм. Хелен улыбнулась.

– Именно так.

Распахнув дверь, она впустила его в дом. Потом отвела в гостиную и потянула за собой на пол. Затем настал черед заварного крема – они ели его остывшим, прямо из кастрюльки. Было это месяц назад.

За прошедшие четыре недели она рассказала ему о Кормаке.

Он рассказал ей о своей жене.

Хелен рассказала ему про Фрэнка.

Он рассказал ей про свою дочь.

Она рассказала ему про родителей и Сару.

Казалось, они никогда не смогут наговориться – так много им надо было поведать друг другу.

Брин стал второй ее большой любовью.

Подумать только, Брин.

Сара

Услышав, что у ворот притормозила машина, она поспешила к входной двери. Марта со Стивеном уже шагали к дому, волоча за собой рюкзаки.

– Как дела? Хорошо провели время?

– Да! – воскликнул Стивен, обнимая ее в ответ. – Мы ходили на «Флаббера».

– Да что ты!

– Угу. Было очень весело.

– Как дедушка? – спросила Марта.

– Хорошо. Отдыхает после обеда.

Отцу она сказала, что дети ничего не знают о попытках проникнуть в дом. «Не хотела тревожить их», – объяснила она. А Марте и Стивену она сообщила, что у дедушки стало плохо с памятью, и будет лучше, если он немного поживет у них.

Если они что-то и заподозрили, то ничего не сказали. С тех пор прошел месяц, и все это время Сара с грустью наблюдала за тем, как отец ее все больше и больше уходит в себя. Недалек тот час, когда дети тоже обо всем догадаются.

Марта и Стивен скрылись в доме, а Сара зашагала к воротам. Нил стоял, прислонившись к машине.

– Привет, – сказал он. – Как дела?

Сара заметила, что с прошлых выходных он успел постричься. Еще от ее внимания не ускользнул намечающийся второй подбородок. Да и в талии бывший муж заметно пополнел. Продолжай он жить в их доме, она сократила бы количество выпечки, отдав предпочтение кашам и легким салатам.

– Как отец? – поинтересовался Нил.

– Все также… А Нуала? Как она себя чувствует?

– Замечательно.

Стоит ли говорить, что свекровь Сары без восторга отнеслась к ее решению расстаться с Нилом.

– Не понимаю, почему ты так поступаешь с ним, – сухо заявила она Саре. – Тем более после того, что случилось с вашим ребенком… Нил и так страдает, а тут новый удар.

Отношение ее к Саре изменилось. Нуала продолжала общаться с внуками, а с невесткой разговаривала хоть и вежливо, но отстраненно. Саре не оставалось ничего другого, как с грустью признать, что их давней дружбе пришел конец.

Сейчас она ждала, что Нил сядет в машину и уедет, однако тот не спешил прощаться. В последние недели он стал относиться к бывшей жене с большей теплотой. Расспрашивал о новых книгах, интересовался здоровьем ее отца, нахваливал цветы в саду.

Сара была этому только рада – детям живется куда легче, когда родители их поддерживают дружеские отношения. Пожалуй, стоит время от времени приглашать Нила на ужин. Это пойдет на пользу и детям, и отцу Сары – в прежние годы тот неплохо ладил с зятем. Она открыла было рот, чтобы позвать Нила в дом, но тот заговорил первым.

– Видишь ли, я хотел тебе кое-что сказать.

– Что?

– Я тут познакомился кое с кем, – заметил он. – Точнее, мы давно уже были с ней знакомы, но в последнее время… стали близки.

Близки.

– Вот оно что, – сказала Сара. – Что ж, я рада за тебя.

– Я подумал, что тебе лучше знать.

– Да, конечно.

– И мне хотелось бы познакомить ее с детьми. Ты не против?

– Нет, конечно. Прекрасная мысль, – она сама поражалась своей вежливости.

– Вот и хорошо. Тогда, возможно, уже в следующие выходные.

Кивнув, он уселся в машину и поехал домой, а Сара смотрела ему вслед с приклеенной улыбкой. Машина уже скрылась из вида, а она все еще стояла на месте.

Они жили раздельно уже три года. Она сама сказала Нилу, что не любит, не желает больше быть его женой. С тех пор они жили каждый своей жизнью. И вот теперь Нил встретил другую женщину. Он сказал, что хочет познакомить с ней детей, стало быть, у них все серьезно.

Ничего удивительного, что Сара немного расстроилась. За столько лет она привыкла считать Нила своим. Возможно, она даже слегка надеялась, что в один прекрасный день…

Ну уж нет. Развернувшись, она решительно зашагала к дому.

Хелен

– Не думаю, – заявил он через два месяца после их первой ночи, – что тебе захочется выйти за меня замуж.

Хелен прекратила печатать и ошеломленно уставилась на него. Брин созерцал ее поверх очков, на столе перед ним лежала раскрытая газета.

Хотя формально Брин так и не переехал к ней, большую часть времени он проводил в ее доме. Два его кота, вселившиеся сюда без ведома Хелен, сидели на подоконнике, наслаждаясь лучами апрельского солнца.

– Прошу прощения?

Сняв очки, Брин положил их на газету.

– Просто мы незаметно движемся в этом направлении.

Хелен улыбнулась.

– Что ж, принимаю это за согласие, – заявил он, вновь приступая к чтению. – Как организуешь все, скажи мне.

С минуту она молча смотрела на него. Потом поднялась и подошла к его стулу.

– Ну-ка, встань.

Брин тоже поднялся.

– И это ты называешь предложением?

Он взглянул на нее с выражением муки на лице.

– О’Дауд, я не очень-то силен в подобных вещах. Я умею быть бесчувственным, саркастичным и прямолинейным, и я, как ты могла заметить, неплох в постели. Но все эти милые беседы не для меня.

– Просто скажи, что ты чувствуешь. Что ты чувствуешь, когда смотришь на меня.

Со вздохом он снова снял очки.

– Я смотрю на тебя, и чувствую себя счастливым. Я думаю о тебе, и чувствую то же самое. Я разговариваю с тобой, и это наполняет меня счастьем. Не скажу, чтобы чувство это было для меня таким уж привычным, так что мне хотелось бы сохранить его подольше. Пожалуйста, будь моей женой, чтобы я и впредь мог чувствовать себя счастливым.

– Уже лучше, – кивнула Хелен. – Но ты забыл про любовь.

– Господи, – вздохнул он.

Хелен ждала.

Брин провел пальцем по ее щеке, как сделал это в их первый вечер.

– Я люблю тебя, О’Дауд, причем гораздо больше, чем себя. Не знаю, как уж это случилось, но думаю, что ты во всем виновата. Я люблю тебя, и это пугает меня до чертиков. Ну что, достаточно?

Она легонько поцеловала его в губы.

– Да. В смысле, да – достаточно, и, да – я выйду за тебя замуж. Но организуем мы все вместе.

На следующий день она позвонила Элис и сказала, что хочет приехать. Неделей позже она уже вселялась в гостиницу Эдинбурга. Вечером Хелен сводила Элис и Лару на ужин в ресторан, а днем позже встретилась с дочерью в кафе, чтобы пообедать.

– У меня есть кое-какие новости, – сказала Хелен, как только им принесли еду.

Как и ожидалось, Элис пришла в полное замешательство.

– Выходишь замуж? Но за кого? И сколько времени вы знакомы? – она немного изменилась в лице. – Это же не Фрэнк, нет?

– Нет, не Фрэнк, – ответила Хелен. – А знаю я его с незапамятных пор. Просто нам потребовалась уйма времени, чтобы прийти к этому моменту, – она помедлила. – Это Брин, мой бывший начальник.

Элис глянула на нее с нескрываемым изумлением. И тут же на лице ее проступила улыбка облегчения.

– Здорово разыграно, мам. Как по нотам. Я даже повелась на твою историю.

– Я не шучу. Мы встретились в тот день, когда хоронили бабушку…

– Но это же было несколько недель назад!

– Два с лишним месяца, если уж на то пошло. Я знаю, это кажется полной неожиданностью… мы и сами такого не ожидали. Я и не думала, что после твоего отца испытаю нечто подобное. Тот же Фрэнк… сколько я ни старалась, мне так и не удалось полюбить его.

– Твой бывший начальник… Но ты всегда ненавидела его. Я помню, как ты вскипала, стоило вам хотя бы минуту поговорить по телефону.

– Верно. Наши деловые беседы были… весьма оживленными, – улыбнулась Хелен. – Но это все в прошлом.

Элис поковыряла вилкой печеный картофель.

– А в этот раз ты не сбежишь в день свадьбы?

– Очень смешно.

– Знаешь, ты часто ставишь меня в тупик, – заметила Элис. – Иногда мне кажется, что ты – моя дочь, а не наоборот.

Хелен рассмеялась. До чего же счастливой сделал ее этот человек!

– Прости, что так вышло.

Но Элис была настроена серьезно.

– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь?

– Можешь не сомневаться, – ответила Хелен. И это в самом деле было так.

Вернувшись в Ирландию, она тут же написала Саре.

Как ты там, сидишь? Если нет, присядь – я подожду.

Я влюбилась. Влюбилась глубоко, безумно, по-девчоночьи. От таких новостей кто угодно рухнет на пол. И это еще не все. Я выхожу замуж! Знаешь, за кого? За Брина! Помнишь Брина? Он много лет был моим главным редактором.

Он раздражал меня до безумия, и чувство это, надо признать, было взаимным. Этот человек НИ РАЗУ за все время нашей работы не удосужился меня похвалить, даже если в моей статье не к чему было придраться. Не исключено, что это злило его еще больше. Но мы как-то умудрились не поубивать друг друга, а чуть позже он и вовсе ушел на пенсию. Было это лет десять или одиннадцать назад.

Время от времени я натыкалась на него в самых разных местах, но потом настал момент, когда несколько лет мы вообще не виделись. И вот новая встреча – не где-нибудь, а на кладбище! В день похорон моей матери. Не буду вдаваться в детали. Скажу лишь, что через неделю мы отправились ужинать, и все закрутилось само собой. Мы и сами не ожидали, что все так выйдет. Мне пятьдесят шесть, и я по уши влюблена в Брина, которому уже стукнуло шестьдесят восемь!

Прости, что так долго не писала. Во всем виновато мое глупое, счастливое сердце, которое не способно биться ни для чего другого!

Сейчас мы понемножку готовимся к свадьбе. Будет лишь несколько человек, только свои. Не исключено, что мы вообще уедем на это время из Ирландии. Я напишу, как только все будет более-менее ясно.

Ладно, мне пора. Брин вернется через полчаса, и я уже таю в предвкушении встречи. Если бы прежняя Хелен – злая на весь мир особа – увидела меня сейчас, мне было бы точно несдобровать!

Хелен.

P.S. Слава Богу, что я не вышла замуж за Фрэнка. Мне пришлось бы бросить его, а это еще хуже, чем сбежать до свадьбы. Не знаю, писала я тебе о том, что он приходил на похороны моей матери? Бедняга Фрэнк!

P.P.S. Брин называет меня О’Дауд! Как тебе это?

P.P.P.S. Хелен Брин. С ума сойти!

Сара

Милая Хелен!

Ужасно удивилась, прочитав твое письмо, что не помешало мне, впрочем, порадоваться за тебя. Прими мои самые сердечные поздравления – ты как никто заслуживаешь счастья. Да, я припоминаю твоего бывшего редактора – его имя встречалось иногда в письмах.

Нил тоже завел себе подружку. Ее зовут Мария. В прошлые выходные он познакомил ее с детьми. Мария – думаю, не без подсказки Нила – подарила Стивену одну из этих электронных игрушек, чем сразу же завоевала его сердце. Не сказала бы, что меня это так уж радует. Я бы предпочла, чтобы Стивен побольше времени проводил на свежем воздухе или играл на фортепьяно, но не могу же я отправить подарок назад?

Марта получила набор для маникюра, и всю неделю они с подружками только и делали, что рисовали себе ноготки. Не рановато ли для двенадцати лет? Так они и краситься скоро начнут! Вот только как сказать об этом, чтобы не показаться раздраженной мамашей?

Боже, перечитала сейчас последние строчки и поняла, что так я и выгляжу! Признаться, я немного ревную к новой пассии Нила. Но это не значит, что я сожалею о нашем разводе. Просто я чувствую себя какой-то ненужной.

Не улучшает настроение и то, что папа все забывает. Недавно он достал из шкафа фотоальбомы и оставил их на скамейке в саду. Хорошо, что я успела найти их до дождя! Бреется он теперь, только когда я об этом напомню, и все время забывает надевать носки. Утешает лишь то, что я могу присматривать за ним.

Ладно, не обращай на меня внимания – я и правда чувствую себя не в своей тарелке. Не стесняйся сказать, чтобы я взяла себя в руки. Похоже, это именно то, что мне требуется. Но я очень рада за тебя, это правда.

Сара.

P.S. На более позитивной ноте – я закончила историю о Чарли и Мартине и отправила ее Полу. Жду теперь его реакции. Писала я ее с удовольствием, но что из этого вышло… словом, там видно будет.

Дверь гостиной открылась, и в комнату вошел Стивен.

– Ма, дедушка сходил в туалет и не смыл за собой.

– Ты смыл за ним?

– Да.

– Умница. А где сейчас дедушка?

– В саду. Но там идет дождь, а он без плаща.

Сложив письмо, Сара сунула листки в конверт.

– Я сейчас вернусь.

Такой была теперь ее жизнь.

Хелен

«Согласна», – сказала она, во второй раз становясь женой.

Середина октября, самое сердце Шотландии. На Хелен было то самое черное платье, в котором она восемь месяцев назад пришла на первое свидание к Брину. Бархатный зеленый шарф она позаимствовала у Элис. Дополняли наряд немыслимо дорогие серебристые лодочки без каблуков и немыслимо красивое ожерелье, подаренное ей накануне Брином.

Церковь была крохотной и древней – всего десять деревянных скамей, до блеска отполированных задами прихожан. Хелен хватило четырнадцати шагов, чтобы пройти от дверей до алтаря. Толстые стены надежно защищали их от порывов ветра и дождя, нещадно барабанившего по витражным окнам.

Элис пришла на венчание матери в светло-сером брючном костюме. Волосы ее были аккуратно уложены на затылке, из-за чего выглядела она чуть старше своих двадцати семи.

Кроме них в церкви находились еще трое: жених, священник и племянница священника Лара, по чьему наущению они и выбрали это место. «Я с детства ходила в эту церковь, – сообщила она Хелен. – Дядя Питер и крестил нас, и исповедовал. Он такой сердечный человек!»

Брина выбор Хелен слегка позабавил.

– Абердин? Да еще в октябре? Как тебя угораздило забраться в такую глушь?

– Это не глушь, туда есть прямой рейс из Дублина. Элис ездила туда с Ларой, и ей там очень понравилось. К тому же я не хочу выходить замуж в Дублине.

Брин не стал спрашивать, почему – ему это и так было хорошо известно.

Церемония завершилась, и все поспешили к двум машинам, которые поджидали их на церковном дворе. По узким улицам городка они доехали до ресторана, где заранее сняли столик. После небольшой трапезы и торта, на котором настоял не кто-нибудь, а Брин, обе парочки распрощались с дядей Питером и направились к себе в гостиницу.

Уже ночью, вслушиваясь в шум дождя за окном, Хелен вспоминала первую свою свадьбу, от которой ее отделяли целых двадцать восемь лет.

Другая церковь, другой мужчина. В тот день ее тоже переполняло счастье, которое не могло испортить даже недовольство родителей, не одобрявших ее избранника. Интересно, как бы они отнеслись к Брину? Он бы им, скорее всего, понравился – состоятельный, да еще с хорошим образованием. Если так подумать, то именно мать свела в итоге Хелен с Брином.

Повернув голову, она всмотрелась в лицо, которое стало для нее таким дорогим, пробежалась пальцем по его щеке. Брин что-то пробормотал во сне и еще крепче прижал к себе Хелен.

Позже, когда ветер, наконец, стих, Хелен тоже погрузилась в сон, безмятежно проспав до самого утра.

Сара!

Наконец-то свершилось! Можешь поприветствовать самозабвенно счастливую Хелен Брин, которая проводит свой медовый месяц в Корнуолле (что очевидно из пейзажей на открытке). Погода тут так себе, а вот пляжи замечательные. Мы гуляем, едим разные вкусности (ему надо немножко пополнеть), читаем, а на досуге разгадываем кроссворды. На следующей неделе возвращаемся домой, к привычной жизни. Надеюсь, у тебя тоже все хорошо?

Хелен.

Сара

– В таком возрасте болезнь Альцгеймера развивается очень быстро. Боюсь, вы и сами заметите скоро серьезные изменения. Я буду заезжать время от времени, но вам уже следует подумать о том, чтобы передать его под опеку профессионалов.

– И как скоро это случится?

Доктор задумался.

– Трудно сказать. На мой взгляд, речь идет уже не о месяцах, а о неделях.

Отец все время путался и называл Сару то Дороти (так звали его покойную мать), то Лаурой, явно принимая ее за свою сестру, которая погибла в автокатастрофе еще до рождения Сары. Он мог часами сидеть без движения или, напротив, беспорядочно сновал по дому, не отдавая себе отчета в своих действиях.

По утрам он оставался в постели до тех пор, пока Сара не приходила к нему в комнату, чтобы помочь ему переодеться в домашний костюм. Раз в неделю она мыла его в ванной, как мыла когда-то маленьких Марту и Стивена.

Дети приспособились к новой ситуации на удивление хорошо. Марта, которой в мае исполнилось тринадцать, вслух читала дедушке газету. Стивен смотрел с ним мультики, а в хорошую погоду гулял по саду. Сара могла лишь позавидовать их способности принять то, что сама она считала настоящим несчастьем.

Тем не менее недели, вопреки предсказаниям доктора, перетекали в месяцы, и пока им удавалось справляться с ситуацией. Но затем настал день, когда Сара пришла утром к отцу, чтобы поднять его с постели, и обнаружила, что тот уже стоит у окна.

– А ты сегодня опередил меня! – воскликнула она с нарочитой бодростью.

Он повернулся, и ее поразила пустота, сквозившая в его глазах.

– С тобой все в порядке? – спросила Сара, делая шаг вперед.

– Мы с вами знакомы? – поинтересовался он в ответ.

В тот же день она позвонила в свой дом престарелых.

– Думаю, пора, – сказала она экономке, пытаясь справиться с дрожью в голосе.

– Мы подготовим для него комнату, – ответила та. – Не беспокойся, Сара, за ним будет хороший присмотр, ты же знаешь.

Сара знала. И все же мысль о том, что остаток жизни ему придется провести в доме престарелых, разбивала ей сердце. Первое время она не могла смотреть без слез, как отец сидит в кресле, сгорбившись и не обращая внимания на окружающих. Когда Сара подходила к нему, он смотрел на нее пустыми глазами. Или вовсе игнорировал ее присутствие.

Труднее всего пережить то, писала она Хелен, что мы для него – абсолютно чужие люди. Он никого больше не узнает. И я даже не знаю, отдает ли он себе отчет в случившемся, ощущает ли свое бесконечное одиночество. Может, правда, он давно уже лишен любых переживаний.

Мне кажется, написала в ответ Хелен, что он действительно не отдает себе отчет в происходящем. Все страдания выпали на долю его близких, которые стали свидетелями столь разительной перемены. Могу представить, как тебе сейчас больно. Я бы и рада помочь, да нечем, если не считать приятных безделушек да моих наилучших тебе пожеланий.

В подарок Саре она отправила чернильную ручку, корпус которой был сделан из светлого дерева, и бутылочку изумрудных чернил.

Мама рассказала мне про Вашего отца, написала ей Элис на одной из своих рукотворных открыток. Представляю, как Вам сейчас грустно. Надеюсь, Вам хватит сил пережить это.

Нил и Мария навещали отца Сары раз в две недели. Они привозили ему виноград и соки, сидели с ним в палате или гуляли по коридору.

Мария выглядела лет на тридцать. Короткие рыжевато-коричневые волосы, сшитые на заказ костюмы, всегда безупречные ногти. С Нилом они познакомились, когда она пригласила его присмотреть за садом своих родителей.

– Я подарила ваши книжки своей племяннице, – сообщила она Саре в первую же встречу. – Она их просто обожает.

А месяц назад Нил попросил Сару дать ему развод, и та не нашла причин для отказа.

Ее первая повесть про Чарли и Мартину готовилась к выходу в свет. Полу хотелось, чтобы она попала на книжные полки уже к Рождеству.

– Похоже, вы нашли свое призвание, – заявил он Саре. – Ваши истории очень доходчивы и при этом занимательны. Из вас получится замечательный детский писатель.

Но Сара, как ни странно, не испытала ни малейшего удовольствия от этих слов.

Хелен

Просто невероятно, до чего быстро жизнь их вошла в привычную колею. Казалось, они прожили вместе не год, а все пятьдесят. И Хелен это ужасно нравилось.

В их распоряжении было сразу три дома, однако поселиться они решили у Хелен. Трехэтажный кирпичный особняк, где Брин жил с прежней женой, выставили на продажу вместе с домом, в котором некогда обитали родители Хелен. Слишком уж много неприятных воспоминаний было с ними связано.

Брина, казалось, вполне удовлетворяло скромное жилище Хелен. Ей тоже было в нем комфортно. Никаких долгосрочных планов они пока не строили. Вот продадут два дома, тогда и подумают о будущем.

Хелен радовалась возможности жить там, где взрослела Элис. Другое дело, что и Фрэнк провел здесь несколько лет. Мысль о нем по-прежнему вызывала в ней чувство вины. Оставалось надеяться, что он найдет-таки женщину, которая сможет оценить его по достоинству.

Каждый день Хелен все больше и больше узнавала о своем муже.

Брин был левшой – как она раньше этого не замечала? Его день рождения приходился на первое января. У его деда было пятнадцать братьев и сестер, и все они уехали из Ирландии. Единственный брат Брина умер от заражения крови в тридцать лет, оставив после себя жену и маленькую дочь. Родители самого Брина работали в университете.

Еще он был сладкоежкой. И готовил не в пример лучше Хелен. Всякий раз, когда он занимался ужином, на столе появлялся какой-нибудь вкусный десерт. За три месяца замужества Хелен набрала больше пяти килограммов.

У Брина была аллергия на пенициллин и грейпфруты. Чтобы поддерживать себя в форме, он совершал регулярные прогулки. Ему нравилась классическая музыка, зато оперу он терпеть не мог. Его любимым временем года была осень.

Девственность он потерял в объятиях зрелой уже женщины, их замужней соседки. Брину было семнадцать, когда она наняла его, чтобы выкосить газон перед домом. Она сама пришла к нему в сарай, когда Брин убирал туда газонокосилку.

«По правде говоря, у меня не было выбора, – сообщил он Хелен. – Она сбросила с себя трусики, прежде чем я успел моргнуть. Думаю, я стал для нее большим разочарованием – кончил почти сразу. Больше она меня не приглашала».

Жили они замкнуто, выбираясь время от времени на спектакль или концерт, на которые Хелен писала рецензии. Пару раз в месяц ужинали в ресторане с двумя семейными парами, с которыми Брин дружил уже долгие годы. Хелен он познакомил с ними вскоре после того, как они вернулись из медового месяца.

– Не желаешь пригласить кого-нибудь из своих друзей? – спросил он тогда.

– У меня всего одна подруга, – ответила Хелен, – и живет она в Килдэре. Я тебе про нее рассказывала.

– А, это та подруга по переписке, с которой вы ни разу не встречались?

– Но переписываемся уже двадцать лет.

– И у вас ни разу не возникло желания познакомиться?

– Пару раз мы были близки к этому, но в последний момент все отменялось. Должно быть, не судьба.

Кошки, поселившиеся в доме Хелен вместе с Брином, спали обычно в уголке дивана. Любимым развлечением их было точить когти о ножки кухонных стульев.

Тебе бы они точно понравились, написала Хелен дочери. Помнишь, как ты возилась с котом Мэлоуна? Постоянно просила меня пустить его в дом. Думаю, тебя порадует, что эти двое живут у нас безвылазно. Брин заявил, что котов растили как домашних и было бы жестоко выставить их на улицу. Все мои заявления насчет того, что свобода их только обрадует, ни к чему не привели.

Элис и Лара тоже поселились вместе. Мы остановились на моей квартирке, поскольку она ближе к центру, писала ей Элис, но она слишком маленькая для двоих, так что мы подыскиваем себе что-нибудь побольше.

На Рождество Элис и Лара собирались в Португалию, и это значило, что Хелен останется наедине с Брином. Первое Рождество, когда рядом с ней не будет ни дочери, ни матери.

– Какие у тебя планы на эти праздники? – спросила она Брина. – Похоже, мы будем отмечать их вдвоем, только ты и я.

– Хочешь уехать куда-нибудь?

– Даже не знаю, – пожала она плечами. – Просто не уверена, что мне хочется остаться здесь, в этом доме.

– В нашем распоряжении еще два дома, – напомнил ей Брин, но Хелен лишь покачала головой. Отправиться в какое-то из этих зданий – все равно что встретиться с призраками прошлого.

– Что ж, – вздохнул Брин, – остается Коннемара.

– Коннемара? Хочешь сказать, там можно снять домик или что-то в этом роде?

– Нет, – захлопнув книжку, он снял очки. – У меня там свой дом. На окраине деревни, всего в миле от моря.

Хелен молча разглядывала его пару секунд.

– У тебя есть дом в Коннемаре? И когда ты собирался мне об этом сообщить?

– При первой же возможности, – невозмутимо заявил он, и Хелен в очередной раз захотелось взять его за лацканы куртки и как следует встряхнуть.

– Раз уж такая возможность представилась, что там еще из недвижимости припрятано у тебя в рукаве?

– Ничего, – улыбнулся Брин. – Я купил этот домик десять лет назад.

Десять лет назад, после того как он ушел с поста редактора.

– И что это за жилье?

– Да так, маленький коттедж на две спальни. Мне всегда нравилась Коннемара. Одно время я даже подумывал перебраться туда.

Я, а не мы. Стало быть, первую жену он не собирался брать с собой.

– И часто ты там бывал? – поинтересовалась Хелен.

– Я жил там какое-то время после смерти Кэтлин. А до этого бывал только наездами.

– И в каком он сейчас состоянии?

– На самом деле, там очень даже неплохо. Я провел центральное отопление и кое-что усовершенствовал. Не «Ритц», но жить можно.

– Что ж, сойдет, – кивнула Хелен.

Не так уж важно, где они проведут Рождество. Главное, что Брин будет рядом.

Мы собираемся скрыться на время от столичной суеты, написала она Саре. Уезжаем на праздники в самое сердце Коннемары. Как оказалось, у моего муженька там есть небольшой коттедж – он упомянул об этом невзначай не далее как вчера вечером. Днем мы будем гулять у моря, а вечерами ужинать наедине друг с другом. Не исключено, что пару раз мы выберемся в Голуэй – так, прогуляться по городу.

Звучит просто восхитительно, написала в ответ Сара. У меня в этот год тоже необычное Рождество. Нил спросил, нельзя ли ему взять детей на праздники к себе. А поскольку с момента нашего расставания они все время были у меня, я не нашла в себе сил отказать. Так что утро я, как обычно, проведу в доме престарелых, а вечером отправлюсь на ужин к Кристине. Надеюсь попраздновать там от души.

Бедняжка Сара. Дети отправятся на Рождество к бывшему мужу и его новой пассии, а ей придется готовить индейку для дюжины стариков – в том числе и собственного отца, который не узнает больше дочь. Вечером – ужин у сестры, будто это то, о чем она мечтала весь год.

Впрочем, были в ее письме и хорошие новости.

Я только что получила пару экземпляров своей новой книжки, «Мартина и Чарли на каникулах». Выглядит замечательно! Пол и тебе обещал отправить экземпляр, так что следи за почтой.

И еще: учитель музыки, у которого занимается Стивен, записал моего сына на публичные выступления, которые состоятся в Национальном концертном зале! Это благотворительный концерт в помощь детям Калькутты, там будут участвовать юные музыканты со всей страны. Не удивлюсь, если Стивен окажется самым маленьким – ему всего одиннадцать!

Если я о чем и беспокоюсь, так это о необходимости самой вести машину до Дублина. Марта будет у Нила – это один из его выходных, так что она поедет на концерт вместе с отцом и Марией. Стивен отправится в Дублин пораньше, вместе со своим учителем, а я поеду одна. Но я уверена, что справлюсь. Брайан подробно объяснил мне дорогу, так что все будет в порядке.

Концерт состоится в пятницу, накануне Рождества. Если вы с мужем еще не уедете на запад, я бы с радостью с вами повстречалась. Не исключено, что в третий раз нам все-таки повезет!

– Мы идем на концерт, – заявила Хелен Брину. – Я познакомлю тебя со своей подругой по переписке. Ее сын будет играть на фортепьяно, и она приглашает нас послушать.

Пятница накануне Рождества, ровно через две недели. Почему бы им не встретиться наконец лицом к лицу? Самое время после двадцати лет переписки.

Сара

– Прошу прощения.

Сара застыла прямо в дверях, с тележкой в руках.

– Прошу прощения, – повторил мужчина, шедший за ней следом. – Но мне кажется, я вас знаю.

Сара с сомнением взглянула ему в лицо.

– Я не уверена…

– Вы, случаем, не работали в приюте Святого Себастьяна много лет назад?

– Да я, собственно…

– На кухне, поваром?

Заметив, что они задерживают других покупателей, Сара отошла в сторонку и снова посмотрела на мужчину. Волос на голове почти не осталось, но лицо без морщин. Ясные карие глаза. Ростом чуть выше Сары. Выглядит очень даже неплохо.

– Я все еще работаю там, – сообщила она, – но теперь на полставки. Боюсь только…

– Я и не думал, что вы меня вспомните, – заявил он. – Я заглядывал к маме только по воскресеньям, на часок другой.

Стало быть, один из воскресных посетителей.

– Ее звали Селин, – добавил мужчина. – Селин О’Рейли. А я – Кевин, – он протянул Саре руку. – А вас, если не ошибаюсь, зовут Сара.

– Да…

Та самая Селин, которая умерла через год или два после того, как Сара приступила к работе в доме престарелых. Помнится, она еще хвалилась перед подружками успехами своего Кевина. Вроде как речь шла о работе в банке.

– Мать нахвалиться вами не могла, – продолжил Кевин. – Вы всегда заглядывали к ней, когда у вас выпадала свободная минутка. Про еду я и вовсе молчу – она была в полном восторге.

– Вы приносили ей сливочную помадку, – сказала Сара, чья память неожиданно подбросила этот образ.

– Невероятно! – рассмеялся Кевин. – Вот уж не думал, что вы помните такие мелочи.

– И вы часто гуляли с ней в саду.

Трудно сказать, сколько ему было сейчас лет. Судя по всему, чуть постарше Сары – может, около пятидесяти.

– Стало быть, вы по-прежнему там работаете, – заметил Кевин. – Что ж, им повезло, что у них такой повар.

Сара улыбнулась.

– А вы? Все еще… в банке?

– Я работал там бухгалтером, но лет десять назад решил, что перемены пойдут мне на пользу. Я вернулся в колледж и закончил курс психотерапии.

– Серьезно? Это и правда большие перемены.

Кевин кивнул в сторону ее тележки.

– Есть там что-нибудь, что не могло бы подождать полчасика? Я бы с удовольствием угостил вас чашечкой кофе, чтобы поблагодарить за ваше отношение к маме.

Это не было свиданием, сказала себе Сара. Это даже отдаленно не походило на свидание. Просто ему надо было как-то скоротать эти полчаса. Или он сам захотел кофе и искал подходящую компанию.

Однако держался он очень дружелюбно. Ну что плохого, если она согласится? Она настолько отвыкла от мужского внимания, что полчаса в обществе этого симпатичного парня ей точно не повредят.

– Что ж, с удовольствием, – ответила Сара.

Хелен

Элис!

Поскольку встретимся мы теперь только после Рождества, я посылаю вам с Ларой чек на кругленькую сумму. Точнее, не я, а Брин – это он настоял на таком подарке. Еще он попросил передать, что вы можете смело тратить все в Португалии. Начинаю подозревать, что вышла замуж за богатого человека (и весьма щедрого к тому же).

У Брина есть дом в Коннемаре. Там-то мы и решили провести Рождество. Брин уверяет, что дом со всеми удобствами. Если нет, переселимся в ближайшую гостиницу.

И еще новость: похоже, мы наконец-то встретимся с Сарой! Ее сын будет играть в Концертном зале в следующую пятницу, и нас заранее пригласили на это событие. Я передам ей твой привет.

Счастливого Рождества вам обеим! Повеселитесь уж как следует.

Мама.

Сара

Остановилась она в конце концов на синей блузке и кремовой юбке. Не сказать, чтобы это был самый чарующий – или самый модный – наряд в мире, но Сара выглядела в нем очень неплохо. Вдобавок свободный крой блузы скрывал талию, где в последнее время наметился жирок.

Беда в том, что она почти перестала ездить на велосипеде. Долгие годы Сара ела все, что только душа пожелает: солидный круг в пятнадцать миль, которые она проезжала каждый рабочий день, сжигал все лишнее.

Но теперь она работала не пять дней в неделю, а всего два, так что физической нагрузки ей не хватало. Притом Сара была сладкоежкой, и у нее не хватало сил отказаться от булочек и пирожных, которые она пекла для Стивена и Марты.

Что ж, пришла пора взять себя в руки. Ей всего сорок восемь, и у нее превосходное здоровье. Это значит, она может прожить еще немало лет. С завтрашнего дня она снова сядет на велосипед. В свободное от работы время Сара начнет кататься по утрам, а в выходные, когда дети будут у Нила, станет регулярно навещать отца в доме престарелых.

Еще она обновит свой гардероб, которому почти не уделяла внимания в последние годы. У нее достаточно денег, чтобы как следует приодеться.

Ну что может быть естественнее стремления выглядеть хорошо? Нормальное желание, которое не имеет ничего общего с Кевином О’Рейли.

– Почему бы нам не поужинать как-нибудь вместе? – предложил он в конце встречи, которая растянулась почти на час.

Пока они пили кофе, Сара успела рассказать Кевину, что находится в процессе развода. Оказалось, что он тоже одинок – так и не женился за все эти годы.

– Закоренелый холостяк, – заявил он. – А может, просто не повезло встретить ту, с которой бы захотелось пойти под венец. Мама любила повторять, что у меня еще полно времени впереди.

Сара рассмеялась.

– Типичная ирландская мать. Я сама помыслить не могу, что в жизни моего сына появится когда-нибудь другая женщина, а ведь ему всего одиннадцать!

Давно уже не чувствовала она себя так хорошо. Сара дала Кевину свой телефон, и тот обещал позвонить. Расстались они в приподнятом настроении.

Немного подумав, Сара надела старые туфли без каблуков – как-никак ей придется вести машину. Вот доберется до Концертного зала, тогда и наденет новые лодочки. Мысль о предстоящей поездке приводила ее в ужас. Все эти семь лет она лишь усилием воли заставляла себя садиться за руль.

Можно было, конечно, напроситься в машину к Нилу, который собирался вести в Дублин Марту и Марию, но мысль о том, что всю дорогу ей придется любезничать с его новой подругой, вызывала у Сары содрогание. Подумав, она решила отказаться от этого варианта.

Ничего, все будет хорошо. Она непременно справится. Брайан подробно расписал ей, что и как следует делать.

«Не обращай внимания на других водителей, – заявил он накануне. – Если кто-то будет тебе сигналить, просто игнорируй его. Не спеши, чтобы подстроиться под других. И не паникуй, если свернешь не туда. У тебя всегда будет возможность вернуться в нужное место. Главное, сохраняй спокойствие».

Все верно, Сара постарается не волноваться. А когда доберется до Концертного зала, ее уже будут поджидать там Хелен в красном плаще и ее новый муж Марк. Саре не хотелось называть его Брином – уж слишком безлично это звучало.

Сара в последний раз пригладила волосы и подвела губы. Жаль, что она была совсем без макияжа, когда наткнулась в магазине на Кевина. Это не помешало ему, кстати, попросить у нее телефон. А уж в следующую их встречу она постарается выглядеть как можно лучше.

Спустившись в коридор, она надела серое пальто и обмотала шею шелковым шарфом, который позаимствовала у Кристины. Даже после стольких лет шарф по-прежнему был в превосходном состоянии – краски на нем переливались, как в тот самый день, когда Сара впервые увидела его на деревянном мосту. Но то событие безвозвратно кануло в прошлое. Так почему бы не покрасоваться сегодня в этой шелковой безделушке?

Сара сняла с крючка ключи от машины и вышла из дома, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Хелен

– Пора садиться, – сказал Брин, – а то нас просто не пустят.

– Еще минуточку, – попросила Хелен.

Но Брин был прав: вестибюль почти полностью опустел. Она еще раз заглянула в программку. Да, Стивен Флэннери по-прежнему числился среди выступающих: предпоследний в первом отделении. Наверняка Сара уже в зале – она не из тех, кто опаздывает на такие события.

Они с Брином уселись в амфитеатре, и Хелен начала всматриваться в партер. Уж конечно, Сара и ее близкие постараются занять места у сцены. Хелен выискивала группу, в которой были бы мужчина, девочка-подросток и две женщины, но со спины трудно было понять, кто есть кто. Не исключено к тому же, что они сидят порознь. Возможно, Нил и его подруга купили себе отдельные билеты.

Там и сям виднелись пустые места, одно из них – прямо у сцены. Но Сара наверняка где-то здесь. Хелен откинулась на спинку кресла. Что ж, придется ждать антракта.

Концерт шел своим чередом – смесь вокальных и инструментальных выступлений. Ведущий, на взгляд Хелен, слишком подробно представлял участников. Она заметила, что Брин уже не раз посматривал на часы. Наконец на сцену вышел Стивен, худенький светловолосый мальчик в синей куртке и серых брюках. Держался он, как ни странно, довольно уверенно для одиннадцати лет.

Пока он играл, Хелен вновь осматривала зал, надеясь заметить тех, кто отреагирует с особым энтузиазмом. Но и тут ей не повезло. По окончании Стивена наградили щедрыми аплодисментами. Из-за возраста, решила Хелен, хотя играл он, признаться, очень даже неплохо.

– Что ты собираешься делать? – спросил Брин, когда объявили антракт.

– Хочу подождать у лестницы, – сказала она, снимая со стула плащ. – Возможно, Сара перепутала и решила, что мы договорились встретиться в перерыве.

Во взгляде Брина читалось сомнение. Должно быть, он решил, что Хелен просто выдумала Сару.

– Останемся на вторую часть?

– Нет, не стоит.

Хватит с нее юных вундеркиндов. Вместе с Брином они спустились в вестибюль.

– Принеси мне красного вина, – попросила она, и он послушно начал пробираться к буфету.

Весь антракт она простояла среди надушенных женщин и мужчин в костюмах. Красный плащ висел у нее на руке, так что любой мог его без труда заметить. Однако никто к ней так и не подошел.

К тому времени, когда Брин принес вино, антракт закончился, и Хелен наконец сдалась. Сара была настолько занята сыном, что наверняка забыла об их встрече. Вот вам и дружба! Не стоила она той бумаги, которую на нее затратили.

Прозвенел очередной звонок, и толпа заспешила в зал. Хелен глотнула вина и поморщилась: нет уж, этого она пить не станет. Она аккуратно поставила стакан на небольшой столик.

– Идем домой, – повернулась она к Брину.

Сара

Дорогая миссис Флэннери,

надеюсь, Вам понравилась эта рождественская открытка – мы делаем такие для наших клиентов. Я пишу это, чтобы пожелать Вам и Вашим деткам счастливого Рождества. Мама рассказала мне о том, что Стивен выступает в Концертном зале. Представляю, как Вы им гордитесь! Очень надеюсь, что Ваш отец в порядке. Передавайте от меня привет Марте. Скажите, если она захочет быть художницей, в Эдинбурге для нее всегда найдется работа.

Элис.

P.S. Завтра мы летим в Португалию – Рождество на солнечном пляже!

Хелен

– Принести фен? – окликнула она его из ванной.

Тишина.

– Брин?

– Хелен, не могла бы ты подойти на минутку?

Она замерла. Брин никогда не называл ее по имени. Она вошла в спальню, все еще сжимая в руках фен.

– Как фамилия твоей подружки?

– Что?

Его сумка, наполовину забитая вещами, стояла на кровати. Диктор что-то негромко вещал по радио.

– Сара, – сказал он, – твоя подруга по переписке. Какая у нее фамилия?

– Да зачем тебе? – нахмурилась Хелен.

– Случайно, не Флэннери? – спросил Брин. – Скажи.

Прошло мгновение. Лицо у Хелен неуловимо изменилось.

– Мне очень жаль, – сказал Брин, делая шаг вперед. – Тот несчастный случай, что произошел в пятницу…

– Нет, – затрясла она головой, – ничего не желаю слышать.

– По радио только что сказали…

– Ради Бога, не говори мне.

– Мне очень жаль, Хелен.

Взяв у нее из рук фен, он положил его на кровать. Затем бережно притянул к себе Хелен.

– О, Господи, – прошептала она, прижимаясь к его груди, – Боже ты мой. Ну зачем ты мне сказал…

Хелен и Сара

Она знала их всех наперечет.

Вон там, у передней скамьи, был Нил, который сделал Саре предложение, когда они поднимались на холм Керри. Нил, который совершенно не разбирался в математике, который забыл когда-то о пятой годовщине их свадьбы, который терпеть не мог авокадо и любил артишоки. Нил, который разбил Саре сердце.

Вот он стоит в сером костюме, который, кажется, ему маловат. Черный галстук только подчеркивает наметившийся второй подбородок. У Хелен только и хватило сил, что пожать ему руку, поймав на мгновение взгляд серых холодных глаз.

Рядом с Нилом его мать Нуала. Такой же подбородок, такой же продолговатый нос. Стоит сгорбившись, прижимая к себе одной рукой светловолосого парнишку с неестественно бледным лицом. Это он играл на фортепьяно всего-то три дня назад, не зная еще о том, что мать его уже умерла.

По другую сторону от него – Кристина. Лицо опухло от слез, светлые волосы перехвачены черным шарфом. Сестра Сары крепко обнимает племянницу – наверняка эта девочка и есть Марта. Та тихонько рыдает, уткнувшись лицом в ее черное пальто. Первый ребенок Сары, ее долгожданная приемная дочь, которая мечтает стать художницей.

Сразу за ними сидят три молодых человека – конечно же, племянники Сары. Эйдан, который учится на доктора. Том, который не выпускает обычно книги из рук. И Пэдди, который без ума от регби и серфинга. Рядом – их отец Брайан, бухгалтер, который обожал Сарину выпечку. Который подробно рассказал ей о том, как доехать до Дублина.

На следующей скамье – женщина лет тридцати, с изысканной прической и в стильном пальто. Это новая подруга Нила, которая подкупила Стивена электронной игрушкой и искушала Марту красочными пузырьками с лаком.

Хелен знала всех без исключения.

Вместе с остальными она прошла вдоль передней скамьи. Задержалась на мгновение у закрытого гроба, который был усыпан цветами. На столике рядом стоял экземпляр новой книжки – «Мартина и Чарли на каникулах». Она появилась в магазинах всего пару недель назад. Здесь же была цветная фотография автора.

Хелен вглядывалась в лицо женщины, с которой они переписывались двадцать лет. Светло-русые, слегка волнистые волосы, короткий нос, голубые глаза, от которых уже начали разбегаться легкие морщинки. На губах улыбка – одна из тех, которые способны пробудить в тебе ответное чувство.

Обычное, ничем не примечательное лицо… и в то же время, располагающее к себе всякого, кто удосужится повнимательнее приглядеться к нему. Лицо, при взгляде на которое возникает впечатление, будто ты всю жизнь знаешь его хозяина.

Ее машина врезалась в дерево, в какой-нибудь миле от дома. На дороге, по которой Сара проезжала бессчетное количество раз. Она даже не доехала до шоссе, которое так пугало ее. Обнаружила машину девушка, которая отправилась выгуливать собаку.

Сара умерла мгновенно – перелом шеи. Судя по всему, ее машину занесло на мокрой листве.

– Ты уверена, что хочешь знать подробности? – спросил Брин.

– Разузнай обо всем, – кивнула Хелен.

Несколько звонков хорошим знакомым, и они выяснили все, что касалось гибели Сары.

Саре исполнилось недавно сорок восемь. И вот теперь она мертва.

Выйдя из церкви, они сели в машину, и Брин немедленно включил обогреватель. Вот в дверях показался гроб, за ним цепочкой тянулись те, кто пришел отдать Саре последний долг. В толпе провожающих Хелен заметила Пола – решил попрощаться с одним из лучших своих авторов.

После похорон они сразу отправились в путь. Сумки их лежали в багажнике, дом в Дублине был заперт до нового года. Двух кошек, к большому их неудовольствию, отдали на праздники в местный приют для животных.

– Хочешь поговорить с кем-нибудь из присутствующих? – спросил Брин. – Представиться, например.

– Нет.

Что толку в подобном общении? У них не было ничего общего, кроме Сары, а та умерла.

Они медленно ехали по проселочным дорогам. В машине с каждой минутой становилось теплее. Хелен расстегнула пальто, стараясь не думать о той пустоте, которую оставит в ней преждевременный уход Сары.

Наконец они свернули на старый деревянный мост. Хелен бросила взгляд на реку, и перед глазами у нее промелькнул образ – падающая в реку сигарета, велосипед… Но картинка исчезла так же быстро, как и возникла, и память не отреагировала на эту подсказку.

Она слегка придвинулась к Брину.

– Ты в порядке? – спросил он.

Хелен кивнула. Брин сжал ее руку в своей. Они съехали с моста и заспешили прочь.

Сноски

1

Герои баллады Эдварда Лира (1812–1888) – английского художника и поэта, одного из основоположников «поэзии бессмысленного».

(обратно)

2

Ширли Темпл (1928–2014) – американская актриса, известная по своим детским ролям в 1930-х гг.

(обратно)

3

Героиня одноименного романа американской писательницы Элинор Портер (1868–1920) – одиннадцатилетняя девочка, которая во всем находит повод для оптимизма и учит окружающих игре «в радость».

(обратно)

4

Популярный детский телесериал (Wanderly Wagon), который демонстрировался по ирландскому телеканалу с 1967-го по 1982 г.

(обратно)

5

Рок-группа U2 («Ю ту») из Дублина (Ирландия), сформированная в 1976 г., до настоящего времени остается одной из самых популярных в мире.

(обратно)

6

Садовый центр (англ.).

(обратно)

7

Речь идет о шестерых ирландцах, обвиненных во взрывах в нескольких пабах Бирмингема в 1974 г. и приговоренных к пожизненному заключению. В 1991 г. дело было пересмотрено, и всех шестерых оправдали, так как выяснилось, что полиция под пытками вынудила их оговорить себя.

(обратно)

8

Рип ван Винкль – герой одноименной новеллы американского писателя В. Ирвинга (1783–1859), двадцать лет проспавший в горах и спустившийся оттуда, когда все его знакомые давно умерли.

(обратно)

Оглавление

1975

  Сара

  Хелен

  Сара

  Хелен

  Сара

1976

  Хелен

  Сара

  Хелен

1978

  Сара

  Хелен

  Сара

  Хелен

  Сара

  Хелен

  Сара

  Хелен

1983

  Сара

  Хелен

  Сара

  Хелен

  Сара

  Хелен

  Сара

1987

  Хелен

  Сара

  Хелен

  Сара

  Хелен

  Сара

  Хелен

  Сара

  Хелен

  Сара

  Хелен

1990

  Сара

  Хелен

  Сара

  Хелен

  Сара

  Хелен

  Сара

  Хелен

  Сара

  Хелен

  Сара

  Хелен

1991

  Сара

  Хелен

  Сара

  Хелен

  Сара

  Хелен

  Сара

  Хелен

  Сара

  Хелен

1992

  Сара

1995

  Хелен

  Сара

  Хелен

  Сара

  Хелен

  Сара

  Хелен

  Сара

  Хелен

  Сара

  Хелен

  Сара

  Хелен

  Сара

1998

  Хелен

  Сара

  Хелен

  Сара

  Хелен

  Сара

  Хелен

  Сара

  Хелен

  Сара

  Хелен

  Сара

  Хелен

  Сара

  Хелен

  Сара

  Хелен

  Сара

  Хелен

  Сара

  Хелен

  Хелен и Сара Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg