«Бубен»

Бубен (fb2) - Бубен 846K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Елена Геннадьевна Садыкова

Елена Садыкова Бубен

Когда чернеет последний снег и колдовские силы проявляют свою сущность, шаманы окрестных земель собираются вместе, чтобы проделать Путь в Мир Духов за новым знанием…

1

В одиночку проделать такой Путь под силу лишь Великому Шаману, но таковых в этих местах уже давно не водилось, так что пришлось большим и малым шаманам забыть про свои амбиции, чтобы по справедливости и силе расставить каждого на своем месте в Лодке Мертвых. Выбрав Рулевого и того, Кто прокладывает Путь, шаманы собирались у большого костра, чтобы каждый мог согреть свой бубен и напитаться силой огня. Старый шаман, не спешивший передавать свои дела молодому ученику, обратился к присутствующим:

– Я прошу слова у почтенного собрания!

Присутствующие зашумели, с опаской и подозрением глядя на поднявшего свой бубен старика. Многих из сидящих здесь лишил он духов-помощников, забрав их силу и укрепив свой род. Поэтому все с тревогой ждали, что скажет ненасытный Старик. Подождав, пока возгласы смолкнут, он тихо сказал, продолжая сидеть возле костра:

– Самая середина Весны – сильное Время. Каждый из нас может видеть истинную сущность другого. Чья сила увеличилась, а чья уменьшилась. Все, чего мы достигли за год и что мы действительно из себя представляем. Мы видим новые ие-кыпа наших собратьев.

Шаманы настороженно молчали, едва придвинувшись к огню и образовав плотное кольцо вокруг сидящего Старика. Он не смотрел на их лица. Он смотрел в огонь.

– Так вот, я могу поздравить шамана из рода Майнагашевых. Он приобрел себе нового духа-покровителя. Его покровителем теперь стал степной волк. И хотя мы знаем, как ненасытно это животное, мы знаем также и о его силе. Это хорошее знамение для рода.

В глазах присутствующих отразилось любопытство – куда клонит Старый Лис?

Старик с трудом поднялся с колен и повернулся лицом к присутствующим:

– Вы все видели нового Волка среди нас?

Шаманы закивали в знак согласия.

– Да. Мы видели!

Внезапно голос Старика стал раскатистым и звенящим, будто кто ударял изо всей силы колотушкой по пустому железному котлу:

– А кто из вас видел Тигра? Огромного Белого Тигра?

Шаманы в ужасе расступились, отпрянув от него, как от чумного.

– Тигра?! Здесь?!

Голос Старика стал тише, он снова присел у костра.

– А может, вы не хотите его видеть? Может, вы боитесь?

Шаманы стояли в задумчивости, вглядываясь в надвигающуюся темноту, сквозь которую расстилалась вниз по реке сиреневатая дымка костра. Рычание, принятое было ими за раскаты грома, едва слышалось вдалеке. Старик понял, о чем они думают, и усмехнулся:

– Грозы в это время не бывает! Решайте, сможем ли мы отправляться в Путь, если сюда идет Тигр?

Лица шаманов стали серьезны и полны решимости. Вперед выступил Шаман Иглек, крепкий мужчина лет сорока. Его духом-покровителем был медведь, и это обеспечивало ему уважение и даже некоторый страх со стороны более слабых собратьев.

– Совместное путешествие дает нам силы преодолеть Путь, который не осилить поодиночке. Вернувшись, каждый получит новые силы и новые знания. Камлание в одиночку не позволяет уйти далеко и пробыть в Нижнем Мире так долго, как мы смогли бы продержаться сообща.

Противоречивые мысли высветили на лицах стоящих огненные блики. Кто опасался за род, оставляемый без присмотра на время Путешествия, а кто боялся и не верил в свое благополучное возвращение. Опасность теперь будет ждать их не только в Нижнем Мире, но и здесь. Обессиленные после Путешествия, они могут стать легкой добычей Врага.

Старик снова взял слово:

– Мы можем оставить нескольких из нас здесь, чтобы охранять вход в Нижний Мир и сохранять равновесие между родами во время нашего отсутствия.

Иглек поддержал Старика:

– Мы сократим Путь и пробудем в Нижнем Мире всего два дня. День – туда и день – обратно. Остается только назначить сторожевых перед отплытием.

Проявив редкостное единодушие, шаманы выбрали Сову и Собаку сторожить Врата и Земли, пока они будут отсутствовать.

В стылом звенящем воздухе проносились запоздалые ие-кыла, видимые лишь когда чернеет последний снег…

2

Странные письма продолжали приходить. Поначалу Данил не обращал на них внимания, парой кнопок удаляя все сообщения как нежелательные. Но после седьмого письма на его имя он почему-то решил открыть сообщение. Международная консалтинговая компания The Union Consulting Group обращалась к нему с необычным и даже вызывающим предложением. Пробежав глазами первые несколько строчек, Данил откинулся в кресле и присвистнул.

– Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!

Он нажал кнопку вызова секретаря.

– Алексей, я тебе на компьютер перекинул одно сообщение. Через полчаса жду тебя с информацией об этой компании. Все, что удастся найти.

Алексей – педантичный молодой человек, немного занудный для своего юного возраста, но работавший со скоростью вентилятора средней мощности, – через двадцать минут появился в кабинете Данила Залесного, владельца одного из крупнейших в городе рекламных агентств «Виста». Положив перед директором черную папку, Алексей сказал, растягивая слова в своей обычной манере:

– Данил Николаевич, вот все, что есть в Интернете и что удалось собрать из местных источников.

– А рекомендации их клиентов?

Алексей пожал плечами.

– У них нет опубликованного списка клиентов. Я позвонил в пару компаний, но мне сказали, что туда обращаются только с проблемами, которые не обсуждают по телефону.

Данил улыбнулся:

– Ну, хорошо. Покажи, что у нас есть на этих проктологов.

Отпустив Алексея, Данил принялся просматривать материалы. Странная компания. Несколько лет работает в сфере стратегического мышления, а информация открыта только по международным семинарам. Данил с интересом просмотрел резюме генерального: Садыков Андрей Гаптухалиевич, сорок лет, из которых почти двадцать занимается историей религии и протокультурами. Отложив папку, Данил закурил.

– Бред какой-то!

Он вернулся к работе и открыл расчеты для нового проекта видеогалереи. Просмотрев пару колонок цифр, понял, что почти не вникает в суть дела. Он продолжает думать о странном письме. Данил снова открыл свой электронный ящик и пробежал глазами нижнюю часть сообщения: «… если это предложение вызвало у Вас интерес, Вы можете получить более подробную информацию у нас в офисе, по адресу…». Далее стояли несколько телефонов. Данил снова нажал кнопку связи:

– Алексей, соедините меня с «Юнион Консалтинг».

– Хорошо, Данил Николаевич.

Какое-то время в трубке играла веселая музыка, потом послышался глубокий мужской голос:

– Слушаю вас, Данил Николаевич.

– Андрей Гаптухалиевич?

– Да. Вы хотели бы встретиться?

Данил на мгновение задумался, потом пожал плечами: «А почему бы и нет?»

– Да, хотел бы.

– Завтра, в одиннадцать, вам подойдет?

– Подойдет. Где?

– Можно у меня.

– Хорошо, я приеду.

Данил положил трубку. Через минуту в дверь постучал Алексей.

– Данил Николаевич, вот адрес и схема проезда.

Данил кивнул и сложил все обратно в черную папку, лежавшую на самом краю его огромного стола.

В среду шел дождь, пробки на дорогах вкупе с ремонтными работами портили настроение сразу и на весь день. Было уже около половины двенадцатого, когда Данил припарковал свою машину возле здания, отмеченного крестиком на карте. Невысокая пристройка серого кирпича выходила прямо на парковку. Открыв тяжелую дверь темного дерева, Данил очутился перед лестницей, ведущей на второй этаж. Сверху доносились звуки кухни и слышались голоса. Данил достал телефон и набрал Алексея. Размеренный голос помощника сообщил:

– Господин Садыков ждет вас. Я еще утром передоговорился с ним на половину двенадцатого.

Данил внутренне усмехнулся, но мысленно поблагодарил Алексея. Поднявшись на второй этаж, Данил прошел по пустынному коридору и оказался перед двустворчатой стеклянной дверью, за которой было абсолютно темно. За всеми дверьми, кроме этой, слышались звуки офисной жизни, и Данил уже начал сомневаться, что пришел правильно. Он нажал кнопку звонка, и к его удивлению дверь тотчас распахнулась. Он шагнул в темноту. Внезапно у него за спиной возникла девушка с огромной копной иссиня-черных волос и прощебетала:

– Извините, у нас что-то с электричеством сегодня. Вы господин Залесный?

Данил кивнул:

– Да, это я.

Девушка просияла:

– Андрей Гаптухалиевич ждет вас.

Она с силой толкнула перед собой невидимую в темноте обитую железом дверь и пропустила его в небольшой кабинет, оформленный в китайском стиле. Красные иероглифы на стенах, причудливые фигурки и чайные сервизы с клеймом авторов вызвали у Данила странные чувства. Предложения, сделанные ему этой компанией, не соответствовали тому духу, который царил в офисе, больше похожем на антикварную лавку.

Хозяин оказался приятным, немного полноватым мужчиной в роговых очках, при этом весьма располагающим к приватным беседам. Показав секретарше на одну из банок с зеленым чаем, он предложил Данилу сесть.

– Скажите, что вас так удивляет?

Данил немного смутился:

– А что, у меня удивленный вид?

– Скорее озадаченный.

– Да, признаться, меня озадачило ваше предложение. В такие Игры я еще не играл.

Садыков улыбнулся и предложил гостю выбрать себе чашку для чая:

– Я часто бываю в Китае и привожу разные приятные мелочи.

Данил взял в руки и посмотрел на свет голубоватую чашку с зеленым орнаментом в виде драконов.

– Это хорошая чашка, самого лучшего фарфора. Вам будет приятно пить из нее. Говорят, что ее особенно любил Ли Сы.

– Кто это?

– Это Главный евнух первого императора Китая.

Данил в ужасе поставил чашку на место.

– А что-нибудь попроще у вас есть?

– Найдем.

Вошла секретарша с чайной доской и чайником.

– Анечка, принесите нам глину.

Данил посмотрел на часы. Был уже полдень. Время летело незаметно в этом странном кабинете.

– Зачем нам глина? Мы что, будем лепить?

– Нет. Все уже слепили до нас. Это сервиз черной глины. Середина прошлого века. Никаких евнухов.

Данил уселся поудобнее возле небольшого столика, который быстро заполнялся необычными предметами – щипцами, метелками, кувшинчиками и чайниками. Запах благовоний расслаблял и проникал в мозг, смешиваясь с ароматом крепкого зеленого чая.

С интересом рассматривая каллиграфические картины на стенах, Данил спросил:

– Почему вы отправили предложение нашей компании?

Садыков не торопясь допил свой чай, взял со стола красную увесистую папку и положил перед Данилом.

– Мы отправили предложение не только вашей компании. Мы сделали подобное предложение еще нескольким компаниям, испытывающим на данный момент затруднения.

Данил удивился:

– Затруднения? Но у нас пока нет проблем.

Андрей Гаптухалиевич встал, подошел к невысокому стеллажу и достал еще пару папок.

– Вы совершенно правы. ПОКА у вас все в порядке. Но давайте посмотрим на полгода вперед.

Данил уже начал было жалеть, что пришел сюда, но следующие слова этого спокойного неторопливого человека заставили его думать по-другому.

– Вы даже представить себе не можете, от какой мелочи порой зависит жизнь человека или процветание компании. Ошибка маленького человека, который, ну, скажем, просто поторопился на обед или нажал не ту кнопку в системе и запустил процесс, который сам не может контролировать…

В висках у Данила застучало. Как этот странный человек может знать о его проблемах с банком? Банк вряд ли будет распространяться о некомпетентности своих сотрудников. А сам Данил тем более. Пока Данил размышлял, Садыков, наблюдая за сменой его настроений, продолжил:

– Случайная ошибка влечет за собой ситуацию, на которую вы пока вынуждены смотреть сквозь пальцы и которая скоро приведет к проблемам куда более серьезным…

3

Лето 2290 года до н. э. выдалось жарким. Великий и могущественный Саргон сдержал слово, данное Богине Луны, и вот уже несколько шумерских городов пало под его натиском. Лучники Саргона легко сминали неповоротливых копьеносцев с огромными щитами – единственное, что смогли противопоставить ему незадачливые правители Южного царства. Да и царством это назвать было нельзя, потому что каждый город имел свою собственную власть – верховного жреца или жреца-воина. Разрозненные города, не имевшие сильного централизованного управления, бросали свои укрепления и один за другим сдавались на милость победителей.

Никто не знает, сколько бы еще продолжалась война, если бы не хорошая новость, быстро распространившаяся по лагерю Саргона, – сегодня, в третий день шестого лунного месяца, в самый жаркий день этого года, был взят в плен сам Загесси, глава военного союза шумеров. Неожиданное известие заставило Саргона призадуматься. От того, как он поступит со своим противником, может зависеть его собственное будущее.

Саргон временно приостановил свой военный поход и объявил недельное перемирие. Пока воины зашивали раны и чистили оружие, Великий Саргон велел созвать Малый Совет. Малый Совет всегда собирался, когда речь шла о конфиденциальных делах и не требовалось вмешательство военных. Верховный жрец Аккада, еще довольно молодой человек, прибыл не один. Он пришел в сопровождении жреца покоренного Ниппура, служителя храма верховного божества шумеров – Энлиля. От имени богини Иннан-ны на Совете говорила энту – главная жрица храма, покровительствовавшая Саргону с того самого момента, когда он еще незрелым юношей вошел в храм Иннанны. Он пришел туда простым слугой правителя города Киш, а вышел возлюбленным самой богини, которая привела его к трону. Сначала небольшого государства, а потом к короне Верхней Месопотамии. И теперь, когда Саргону оставалось лишь завоевать Нижнее царство, в его руках оказался сам Загесси.

Охране было приказано оцепить шатер Саргона на расстоянии крика, так, чтобы никто не мог слышать, о чем будут говорить жрецы. Никто не смел проникнуть туда под страхом смерти, пока последний гость не покинет священное место и не скроется в ночи.

Саргон, как обычно, занял место в глубине шатра, на кресле, накрытом его походным плащом, стоявшем чуть выше остальных. По правую руку от него расположился жрец его родного города Аккада, сразу за которым занял место служитель Бога Энлиля. По левую руку полулежала жрица Иннанны. Все знали, зачем пригласил их сегодня Саргон, но никто не решался первым затронуть щекотливую тему, пока сам хозяин не задал вопрос:

– Что скажут боги? Должен ли я сохранить жизнь лугаля Загесси, или же мне следует поступить с ним как с врагом?

Жрица чуть улыбнулась и красиво изогнула свое изящное тело, почти обнажив при этом грудь.

– А кем тебя считает лугаль Загесси?

Саргон содрогнулся.

– Загесси считает меня бастардом, зачатым вне храма. Простым человеком. Хотя моя мать была энтум, она вынуждена была избавиться от меня, оставив на воспитание огороднику Акки.

Жрец Энлиля прикрыл глаза и покачал головой при столь откровенных словах воителя Аккада:

– Теперь мне понятно, почему Загесси отклонил ваше предложение жениться на его сестре.

Жрец Аккада сделал попытку сгладить столь поспешные слова своего коллеги:

– Этот брак избавил бы нас от многих проблем. А теперь мы должны думать, как подчинить родовую знать. Завоевать города Междуречья не проблема, проблема – как потом удержать власть. Правитель, который не ведет свой род от знаменитого предка или бога, не может рассчитывать на поддержку храмов и общин.

Саргон начинал терять терпение:

– О храмах ли мы сейчас говорим?

Жрица широко открыла раскосые глаза, густо подведенные сурьмой, и томным голосом произнесла:

– Так зачем оставлять жизнь человеку, который никогда не признает тебя? Но просто убить его нельзя. Он коронован в Белом Храме и признан всеми номами шумеров как правитель, данный богами. Боги шумеров не потерпят, если незаконнорожденный выскочка пойдет против их воли.

Саргон сжал рукоять меча, но внешне оставался спокоен. От жрицы не ускользнуло это напряжение повелителя.

– Может, жрец Энлиля скажет нам, как поступить завоевателю, который хочет подчинить себе Шумер?

Молодой жрец поднялся, подошел к очагу, в котором не было огня, протянул руку над воображаемым пламенем и, растягивая слова, сказал:

– Загесси короновал Энлиль – верховный бог шумеров, значит Энлиль должен расторгнуть договор с лугалем Загесси.

Саргон мысленно поблагодарил жреца Аккада, догадавшегося привести с собой жреца, знакомого с обычаями покоренных городов. Он теперь внимательно вслушивался в то, что говорит этот жрец…

С восходом солнца на глазах у всей армии пленный лугаль Загесси был облачен в торжественные одежды. Затем двое здоровенных воинов армии Великого Саргона заковали его в особые медные оковы, что соответствовало высокому званию правителя. Жрецы Ниппура, главного города шумеров, где происходило это из ряда вон выходящее событие, собравшись на втором ярусе Белого Храма, молча смотрели вниз на необычную процессию.

Возглавляли шествие знаменосцы с флагами Загесси, которые они несли чуть спущенными, словно оплакивая своего правителя. Мерный бой барабанов, под который двигались стройные ряды хорошо вооруженных людей, вызывал дрожь тревоги у всех, кому довелось быть свидетелями древнего ритуала низложения.

Среди жрецов пронесся ропот:

– Откуда они узнали?.. Кто мог им рассказать?.. Предательство!..

Саргон с десятком лучших воинов замыкал колонну. Поравнявшись с Белым Храмом, он склонил голову, приветствуя жрецов. Жрецы замерли в недоумении. Наконец хранитель ключей Храма сказал:

– Теперь у него не будет препятствий. Он действует от имени и по воле бога Энлиля. Не успеет солнце войти в знак Козерога, как вся Месопотамия будет лежать поверженной у его ног…

Процессия приостановилась у Ворот Храма бога Энлиля. По обеим сторонам ворот лежал разрубленный надвое белый козленок. Еще пахло свежей кровью, которой окропили дорогу вдоль Главных Ворот. Глашатай прокричал:

– Договор расторгнут! Загесси больше не вождь всех шумеров! Энлиль отказывается покровительствовать ему!

Загесси силой втолкнули в Ворота, войдя в которые вождем, он вышел простым смертным, лишенным титулов и покровителей. Боги отвернулись от него. Великого воина и правителя подвели к небольшому помосту, который хорошо был виден отовсюду, сняли оковы, связав руки за спиной простой веревкой, и бросили на свежеструганые доски.

Огромный воин из стражи Саргона наступил ему коленом на спину и стал с силой тянуть голову Загесси назад, ломая хребет. Изо рта умирающего вождя вытекла струйка крови. Загесси чуть приоткрыл глаза и прошептал:

– Я проклинаю тебя, простолюдин Саргон, за то унижение, через которое ты заставил меня пройти. Твой город будет разрушен, а твои боги уничтожены… Смерть твоя будет страшнее моей…

Слова умирающего были тотчас переданы Саргону. Это взбесило его, и он приказал не предавать тело Загесси земле, как намеревался вначале, а вывесить его на воротах на расклевывание воронам. В тот же день Саргон повелел прекратить перемирие и двинул свои войска на Лагаш и дальше, на Ур и Урук, где в храме Эанны с глубокой древности правили боги Ан и Иннанна…

4

В лучах заходящего солнца хрупкая фигура девушки, казалось, была соткана из первого сумрака, надвигающегося на долину. Забравшись с ногами на самую высокую ступень храмовой лестницы, Пуаби размышляла. С тех пор, как отец приказал ей стать верховной жрицей храма, она не знала уединения, и лишь сегодня ей удалось тайком от наставника улизнуть из святилища. Она ненавидела здесь все – от грандиозных храмовых сооружений до пропахшего удушливыми благовониями огромного золоченого алтаря. Она чувствовала себя кошкой, которая лучше видит в темноте, чем при дневном свете, потому что вечный полумрак подземных переходов и священных залов, где не было ни малейшего луча солнца, царил безраздельно. Это был храм богини Луны – Иннанны, и Пуаби еще девочкой вошла сюда по приказу отца – властителя Саргона. Саргон завоевал эти земли шесть лет назад, и как предусмотрительный правитель он старался распределить самые значимые в государстве места среди своей семьи, среди тех, с кем он был связан кровными узами. С одиннадцати лет Пуаби начали готовить к тому, чтобы стать верховной жрицей, не только исполнявшей роль главной хранительницы древних знаний о Возрождающейся богине, но и занимающей важное место в управлении землями Шумера. Ее голос был равен голосу богини, и ему подчинялись беспрекословно все, кто не желал навлечь на себя и своих близких немилость небес.

Верховная жрица подобна богине, она не принадлежит себе. Девочке казалось, что самые строгие запреты и наказания придуманы специально для нее. Ей не позволялось ничего из того, что было позволено другим детям. Даже простая жрица имела больше прав и свободы, чем Пуаби. Так было до сегодняшнего дня. Но сегодня утром все переменилось. В ее комнату, чуть начал светлеть небосвод, вошла целая процессия жриц и жрецов в самых торжественных одеждах, какие надевали лишь по особым случаям. Выстроившись в ряд согласно своим званиям и положению, они стояли молча в ожидании Наставника. Пуаби лежала на своей кровати с закрытыми глазами, не смея пошевелиться. Она ждала. Наконец вошел Наставник и торжественно произнес:

– Встань, Иннанна!

Пуаби оставалась неподвижной.

Хор жрецов повторил за Наставником:

– Встань, Иннанна!

Пуаби медленно поднялась и встала с кровати. Глаза ее были закрыты. Она не смела открывать глаза в то время, когда богиня Луны уходила. Луна и Солнце не встречаются. Луна не может видеть Солнце. Пуаби могла открывать глаза лишь после захода солнца, и поэтому она сейчас стояла перед высокородным собранием с закрытыми глазами. Голос Наставника прозвучал где-то совсем близко от нее:

– Открой глаза!

Пуаби не верила своим ушам, однако жрецы хором повторили приказ Наставника:

– Открой глаза!

Она медленно приподняла веки и тотчас опустила их – нестерпимый солнечный свет бил по ее глазам, привыкшим к темноте.

Голос жрецов звучал все громче:

– Открой глаза!

Пуаби с трудом заставила себя приоткрыть глаза, и тотчас они наполнились слезами от режущего яркого света. Наставник подошел к ней и ладонью прикрыл ее глаза, давая возможность немного привыкнуть к свету Наконец Пуаби сказала:

– Можете убрать руку.

Слезы текли по ее лицу, но она не вытирала их. Богиня не могла сама делать такую работу. Младшая жрица с поклоном подошла к своей богине и вытерла ей лицо белоснежной тканью. Пуаби огляделась. В свете дня все выглядело несколько иначе. Золото на одеждах жрецов сияло как огонь. Краска на их лицах была ослепительно белой, а подведенные черные глаза казались неестественно огромными. Пуаби знала, что нельзя опускать глаза, и медленно переводила взгляд с одного подданного на другого. Это были ее слуги и мучители. Они следовали за нею всюду, и теперь даже днем она не будет знать покоя. Несколько служанок внесли ее одежду, и церемония облачения продолжалась почти до полудня. Теперь Пуаби предстояло обойти свои владения при свете дня.

Она возглавила процессию и медленно двинулась от центрального алтаря по спиральным переходам Зиккурата. Обходя залы и кладовые, она оставляла каждого жреца там, где было его место службы. Процессия незаметно редела, и к северо-западным воротам храма Пуаби подошла одна в сопровождении Наставника. Отметив своим присутствием центральные ворота, она повернула обратно. Однако, пройдя несколько шагов, остановилась и огляделась. Вокруг не было ни души. Пуаби приказала Наставнику подойти поближе и тихо спросила:

– Почему церемония состоялась сегодня? Праздник еще через три недели.

Наставник покачал головой.

– Сегодня ты стала верховной жрицей богини Луны. Послушай меня, девочка, и постарайся принять то, что я сейчас скажу. Твой отец – сильный и смелый мужчина, он глава государства. Он владеет искусством подчинения людей, но не все знает о священных местных обрядах.

Наставник глотнул побольше воздуха, словно ему нужны были силы, чтобы закончить свою речь.

– Позиции верховных жрецов были столь сильны в этом государстве, которое он завоевал, что ему ничего не оставалось, как назначить верховными жрецами своих кровных родственников. И ты знаешь, почему.

Пуаби кивнула. Да, она хорошо знала законы крови. И знала, что убийство кровного родственника – самое тяжкое преступление, которое боги жестоко карают до седьмого колена, проклиная эту кровь. Наставник смотрел ей прямо в глаза.

– Саргон, твой отец, всегда был уважителен к богам и поначалу намеревался отдать тебя в жрицы богу Нанне в Ур, но чей-то недобрый совет сослужил тебе и твоему отцу плохую службу. И он решил сделать тебя верховной жрицей богини Иннанны в Уруке.

Пуаби прислонилась к стене, почуяв недоброе в словах Наставника.

– И что плохого в этом решении?

Брови Наставника сдвинулись в тонкую грозную линию.

– Ты спрашиваешь, что плохого в этом? Тогда ответь мне, что плохого может быть в кровосмешении!

Пуаби плотнее вжалась в стену, не веря своим ушам. Наставник подошел к ней и положил свою старческую высохшую ладонь на ее голову.

– Саргон не знал всех тонкостей древних ритуалов этой земли, а недобрые люди указали ему путь позора. Поговаривают, что это дело рук сторонников Загесси, которого твой отец казнил столь неподобающим образом.

Пуаби закрыла глаза – так ей было легче слушать, что говорит Наставник.

– Через три луны должен состояться Ритуал. Богиня Луны и верховный жрец должны сочетаться ритуальным браком, а ребенок, рожденный от этого брака, будет признан законным наследником правителя.

Сердце Пуаби на мгновенье остановилось. Она попыталась закричать, но Наставник с силой, неожиданной для старого человека, зажал ей рот.

– Тихо! Ни к чему, чтобы кто-нибудь из слуг услышал, что богиня кричит, как простая кухарка!

Дав девушке немного прийти в себя, жрец убрал руку и строго сказал:

– Теперь молчи и слушай! Ни тебе, ни твоему отцу этот позор ни к чему. Поэтому через две луны ты умрешь!

Пуаби тихо сползла по стене на землю, которой уже коснулись первые тени сумрака.

– Так вот почему ты так торопился открыть мне глаза!

– Я хотел, чтобы ты хоть немного увидела солнце перед тем, как уйти в вечный мрак.

Пуаби оставалась безразличной к его словам. Она еще не свыклась с мыслью о смерти.

– Уйди! Оставь меня одну!

Наставник покачал головой.

– Я не могу оставить тебя без присмотра ни на минуту, чтобы ты не наделала глупостей, девочка. Все должно быть так, как задумал твой отец. Лишь в этом случае ты будешь спасена.

– Спасена? Ты смеешься надо мной, старик?

– Ради имени и чести своей семьи ты должна умереть. Богиню Луны укусит священная кобра, а верховный жрец устроит пышные похороны. Твоя могила будет самой роскошной и просторной, это будет дворец под землей. Ты уйдешь из этого мира в роскошных нарядах в сопровождении молодых жриц. Твои самые любимые кушанья будут с тобой. Твоя золотая арфа будет с тобой. Чего же ты еще можешь пожелать?

Пуаби взглянула на него с сожалением.

– Ты стар и прожил долгую жизнь. Поэтому Смерть кажется тебе красивой женщиной, которая примет твое тело в свои объятия. Я молода, и Смерть для меня – отвратительная старуха. Она меня пугает.

Наставник пристально посмотрел на нее и спросил:

– Ты хочешь жить?

Пуаби молча кивнула.

– Но это будет совсем не та жизнь, к которой ты привыкла. Ты была рождена в роскоши, тебе прислуживали самые знатные девушки Шумера. Кто ты будешь, если богиня в тебе умрет? Подумай, девочка, нужна ли тебе такая жизнь. Жизнь безымянной рабыни, у которой нет ни отца, ни матери, и даже имени у нее нет.

Пуаби улыбнулась.

– Есть! Имя есть!

Наставник изумился.

– Откуда ты знаешь?

– Я видела свое новое имя во сне.

– И как же будут звать мою маленькую госпожу после смерти?

– Морада!

Наставник поклонился и ушел, оставив Пуаби одну вопреки своему обещанию. Девушка стояла, улыбаясь чему-то неизвестному, согреваясь у каменной стены, впитавшей солнце прекрасного дня и теперь отдававшей свое тепло маленькому хрупкому телу.

5

Было уже около полуночи, когда огромный внедорожник нехотя вскарабкался на холм и уперся в ограждение из длинных жердей, временно служившее забором. Не выключая фары, Данил вылез из машины и принялся убирать жерди, чтобы машина могла проехать на пустырь возле Дома. Осторожно лавируя между битым кирпичом и валяющимися тут же обрезками бруса, Данил остановил машину напротив входа. Эта модель появилась в нашем городе совсем недавно, и компьютеры местных автоинспекций на слова «грузовая-бортовая» реагировали автоматически категорией «С». Хотя по паспорту машина была легковая, категории «В», как и написано в правах у большинства водителей нашей страны. За глаза я называла машину мужа Самка Кита – за округлую подбрюшину и кузов в виде хвоста. Данил купил этого монстра под предлогом «охота-рыбалка-стройка», так что мне приходилось надевать каблуки повыше, чтобы удобнее было забираться в кабину.

Урчание двигателя смолкло, и мы оказались в звенящей тишине, сквозь которую было слышно дыхание степного ветра и мягкое журчание реки неподалеку. Я открыла дверцу машины и опустила ноги на траву. Накинув летнюю куртку, решила немного пройтись и осмотреться. Странное место. Здесь веет и спокойствием, и тревогой одновременно. Неожиданно для меня Данил спросил:

– Может, переночуем в ближайшем городе?

Я покачала головой.

– Это еще часа два езды. После семичасового переезда я никуда больше двигаться не хочу.

Муж согласился.

– Ладно, вода и газ есть. И кое-что из спального на втором этаже. Продержимся до утра.

Дом еще не был готов. Свежее дерево еще не дало окончательную усадку, да и полы были зафиксированы поперечными досками в ожидании момента, когда Строитель даст команду сбить их окончательно. Очертания комнат первого этажа были намечены, но межкомнатных перегородок не было. А на втором и вовсе сквозь доски, зашивающие торец дома, проглядывала огромная круглая луна. Электричества еще не было, и лунный свет через окна заливал пол, опилки и груду досок, сваленных прямо у стены. Побродив по дому, Данил вернулся в машину, чтобы достать привезенные с собой на всякий случай продукты и огромный фонарь «летучая мышь». Наспех поужинав, мы устроились на ночлег.

Ночь была ветреной, как и большинство ночей в Степи. Завывание, переходящее порою в тонкий свист, будило меня и навевало ночные страхи. Реальность и сон смешивались, и я слышала, как люди с синими лицами что-то говорили мне про камни, растущие у дома.

Проснулась я от звука тормозов подъехавшей к Дому машины. Это был Строитель, с которым Данил собирался переговорить о следующем этапе работ. Растолкав мужа, я вылезла из спальника и поставила чайник.

Пока Данил разговаривал, я согревалась горячим чаем с медом и травами. Настроение у меня улучшалось с каждым глотком. Через полчаса муж присоединился к утреннему чаепитию.

– Обещают к началу дачного сезона придать дому жилой вид.

– А забор?

– Забор поставят. И огромные ворота.

6

Южная томная ночь уже опустилась на город, и во дворце торопились зажечь факелы до возвращения лугаля. Только в одной комнате с высокими каменными колоннами, выходящей прямо во двор, не горело ни одной даже маленькой свечи. Высокий старик в белой одежде с глубоко надвинутым капюшоном сидел на деревянной скамье, скованный темнотой, в ожидании хозяина. Он попросил прислугу не зажигать огонь в центре зала, чтобы никто не смог увидеть лица ночного гостя. Слуга беззвучно повиновался, ведь гость показал ему перстень. Такие знаки отличия были лишь у избранных жрецов, имеющих доступ во все покои великого лугаля и его семьи.

В безмолвную тишину ночи стали проникать звуки военных рожков, и где-то со стороны ворот послышался топот копыт небольшого отряда. Когда все смолкло, в покоях лугаля раздались шаги. Слуги открыли тяжелую дверь перед своим господином, и Саргон осторожно вошел в комнату, предупрежденный о высоком визите.

– Почему достойнейший страж коротает свою ночь у меня на скамье, а не в храме моей дочери? Что заставило вас отступить от своих обязанностей и прийти ко мне в столь поздний час?

Саргон явно был недоволен ночным визитом. Сегодня днем во дворец привезли новых рабынь, и на эту ночь у лугаля были совсем другие планы. Но он знал, что от старика не отделаться и что если жрец оставил без присмотра Пуаби перед предстоящим событием, то дело и впрямь не терпит отлагательств.

– Она не хочет умирать, повелитель.

Брови лугаля сдвинулись в одну линию.

– Что значит «не хочет»?! Разве мы так ставим вопрос?!

Старик вздохнул.

– Пуаби входит в самую прекрасную пору своей жизни. Ее красота и тело расцвели, и она хочет познать жизнь.

Лицо лугаля стало мертвенно бледным. Он перешел на шепот, что свидетельствовало о крайней степени раздражения господина:

– Разве ее жизнь стоит моих сил, потраченных на завоевание этого царства? Сколько раз я готов был положить свою жизнь под топор Судьбы? А сколько жизней моих воинов было отдано? Десятки тысяч! И эта девочка смеет мне говорить о жизни?!

Старик молчал, и Саргон, понемногу успокоившись, поинтересовался:

– Что вы намерены предпринять как Наставник, готовивший богиню Луны к ее великой миссии?

Старик склонил голову перед господином и тихо сказал:

– Я намерен сделать все, чтобы богиня смогла исполнить свой долг. Похороны состоятся через четыре дня. Я хотел начать подготовку, но мне нужно ваше одобрение.

Саргон махнул рукой. Это означало, что аудиенция окончена и старик может уходить.

– Вы его получили! Можете приступать к подготовке похорон. Но знайте, это должны быть самые зрелищные похороны, какие когда-либо видел этот народ.

Старик выпрямился и с едва уловимым сарказмом в голосе, медленно растягивая слова, сказал:

– Ваша мудрость будет утешением для Пуаби. Она примет ваше решение с покорностью и с гордостью, что исполняет свой священный долг.

У Срагона потеплело на сердце от таких слов, но все же напряжение этой встречи не ушло. Вечер был безвозвратно потерян для любовных услад, и Саргон приказал, чтобы ему постелили в саду, возле ручья.

Слушая журчание воды, он понемногу успокаивался и засыпал. Страхи покинули его, и душа высоко вспорхнула над дивными растениями, цветущими только здесь, в саду правителя Шумера.

7

Безмятежный сон лугаля продлился недолго. Не прошло и часа, как на залитой лунным светом тропинке появилась энту – старая жрица. Она тронула рукой плечо лугаля, и тот мгновенно вскочил на ноги.

– Что ты здесь делаешь?! Я не звал тебя!

Энту усмехнулась:

– А ты бы позвал! Благодари богов, что я сама пришла к тебе. Завтра могло быть уже поздно.

Лугаль понемногу приходил в себя, но им овладела тревога:

– Что поздно?

– Завтра к вечеру ты бы уже не смог остановить бунт жрецов, а наутро твою голову повесили бы на воротах!

– Тогда скажи мне, энту, что я сделал не так?

Энту сверкнула глазами. Как можно быть таким глупым, когда находишься у власти!

– Сегодня ты отпустил Наставника. Этот старик хитер, и тебе впору ждать неприятностей.

– Как старик может навредить мне, энту?! Он занимается лишь тем, что проводит все свое время с Пуаби. Он годен лишь на то, чтобы нянчиться с девчонками, а ты говоришь, что он опасен.

Энту села возле ручья и зачерпнула рукой прозрачную звонкую воду.

– Вспомни, лугаль, кто посоветовал тебе сделать твою старшую дочь главной жрицей храма Иннанны?

Лугаль лишь пожал плечами и присел рядом с энту.

– Это был хороший совет. Вся власть таким образом оказалась в моих руках. Чужие семьи не владеют больше духовной властью. Моя кровь занимает все ответственные посты в этом неспокойном государстве. Только под неусыпным контролем я смогу удерживать трон лугалей.

Энту бесила непонятливость повелителя, но она терпеливо вела свой разговор:

– Старый жрец посоветовал тебе сделать твою дочь жрицей Луны.

Лугаль кивнул.

– Да, это так.

– Как ты думаешь, он знал о древнем ритуале совокупления правителя и жрицы, Солнца и Луны, от союза которых рождаются полубоги?

Лугаль задумался.

– Наверное, знал.

– И посоветовал тебе пройти этот ритуал и пасть в глазах всего народа? Сколько бы ты смог править после этого?

Лицо лугаля стало серым от гнева.

– Но зачем?! Ты думаешь, что старик подкуплен кланом Загесси?

Энту сидела с неподвижным лицом, обращенным к Луне.

– Он не подкуплен родственниками Загесси. Ты убил всех Загесси. Кроме одного. Этот жрец был отцом Загесси.

У лугаля перехватило дыхание. Оправившись, он спросил – и вопрос его не предвещал ничего хорошего для энту:

– Ты знала, что он отец Загесси, но позволила мне отдать свою дочь ему на воспитание?!

Энту взяла руку лугаля и сказала вкрадчивым голосом:

– Я узнала об этом слишком поздно. И ты не можешь винить меня в том, что случилось.

Лугаль согласился.

– Но как же тебе удалось узнать?

– Месяц назад я видела, как Наставник руководит очисткой стены для новой росписи, которую готовили к совершеннолетию Пуаби. Я стояла за колонной, и он не мог видеть меня. Старик отослал рабочих, когда был снят один слой штукатурки. Под нею была старая роспись. Был изображен бывший правитель Шумера на ступенях храма в ночь новолуния. Старик припал губами к изображению и прошептал тогда: «Я предал тебя, мой мальчик. Меня не было с тобою в день твоей смерти».

Лугаль высвободил свою руку и тихо спросил энту:

– И что же мне теперь делать?

Энту снова зачерпнула воды и омыла лицо. Потом прислушалась к какому-то шороху в саду и повернулась к лугалю. Усталым голосом она сказала:

– Ты уже ничего не сможешь поделать.

Гнев лугаля разгорался с новой силой:

– Это еще почему?!

Энту рассмеялась, показывая рукой в сторону удаляющегося шороха.

– Потому что он слышал наш разговор! У тебя плохая охрана, Лугаль!

8

Всматриваясь в темноту, Саргон увидел, как мелькнул в темных зарослях краешек белого плаща. Он не стал поднимать охрану. Это все бесполезно. Старик знал все подземные ходы этого дворца. Даже те, о которых сам Лугаль не имел ни малейшего представления. Он понял, что сегодня спать не придется, и требовалось как-то поддержать свои силы. Лугаль хлопнул в ладоши, и тотчас перед ним возник слуга.

– Принеси нам крепкий горячий бульон с травами!

Слуга поспешно удалился выполнять приказание. Энту посмотрела ему вслед и спросила:

– Тебя, наверное, мучает вопрос – почему старик так заботился о Пуаби?

Лугаль покачал головой.

– Нет. Но я уверен, что на это были особые причины. Иначе бы он не стал служить дочери врага.

Энту вздохнула и сочувственно поглядела на лугаля. Саргон, казалось, сильно постарел за эту ночь.

– Хоть ты и не проявляешь должного уважения к моим словам, я расскажу тебе. Только избранные могут знать, как Луна и звезды влияют на жизнь человека и государства. Предсказания, которые может делать жрица Луны, больше не может делать никто.

Лугаль удивился.

– А я думал, что это жрецы делают для нее предсказания. А она лишь оглашает их в праздник для всех, собравшихся в храме.

Энту знаком показала, что он не прав.

– Конечно, жрецы делают свою часть работы, но все линии сводит в одну только Богиня Луны. В этом мудрость древних знаний. Они разделены. У каждого жреца есть только своя часть этих знаний, а поскольку их двадцать, то собраться вместе они не могут. Договориться меж собой для них невозможно.

Лугаль рассмеялся.

– Древние лучше нас знали, сколько должно быть равнозначных влиятельных людей, чтобы каждый постарался быть выше других. И что, за все столетия, что они владеют знанием, они не договорились?

Энту улыбнулась впервые за сегодняшнюю встречу:

– Нет. Но старик знал, что каждый из них учит богиню Луны тому, что знает сам. И потому Пуаби теперь знает то, чего не знает никто из жрецов. И он обязательно это использует.

– Но каким образом?

– Он поможет Пуаби избежать смерти, а в обмен она отдаст ему Знания.

Лугаль хотел было что-то сказать, но промолчал, потому что на тропинке возник слуга с подносом в руках. Мальчик поставил поднос перед господином, быстро поклонился и хотел было удалиться, но энту остановила его. Мальчик стоял в нерешительности, переминаясь с ноги на ногу Ему было неловко в столь высоком обществе, но убежать он не смел и потому нетерпеливо ждал, что ему прикажут.

Лугаль сам налил из кувшина горячий напиток для энту. Энту взяла чашку двумя руками и осторожно поднесла к губам. Втягивая тонкими ноздрями аромат, клубившийся над чашкой, она поинтересовалась:

– Ты не боишься, что тебя отравят?

Потом она поставила чашку перед собой и подозвала слугу:

– Видишь эту чашку?

Слуга испуганно посмотрел на нее и сказал:

– Да, госпожа.

Энту сдвинула брови и приказала:

– Выпей!

Мальчик растерялся.

– Как можно?! Меня накажут!

Энту настойчиво повторила:

– Пей!

Мальчик дрожащими руками взял чашку и стал пить торопливо, то и дело обжигаясь, но не издавая ни звука. Когда все содержимое было выпито, мальчик замер перед лугалем, не решаясь поставить чашку обратно. Лугаль вопросительно посмотрел на энту. Она наблюдала за слугой минуты две, потом сказала:

– Принеси мне чистую чашку, а эту оставь себе.

Слуга поклонился и с быстротой молнии скрылся за поворотом. Внезапно из-за кустов послышался звук падающего тела. Лугаль выбежал на тропинку, шагов через двадцать он натолкнулся на щуплое тело молодого слуги. Чашка лежала рядом с ним тут же, на мелких камнях садовой дорожки.

Мрачнее тучи он вернулся на место, где энту сидела с невозмутимым лицом.

– Как ты узнала про яд?

Энту улыбнулась.

– Я жрица, а потому знаю толк в травах. А еще я знаю, какие травы подают к мясу. Запах этой травы был мне незнаком, но он такой сильный, что заглушал все прочие ароматы. И мне показалось, что кто-то хотел спрятать за ним истинный запах того, что тебе предназначалось. Запах Смерти.

Вечер был окончательно испорчен. Теперь ему придется всегда держать при себе особого слугу для пробы блюд. И еще придется наказать виновных, а это займет время, которого у него и так сейчас не хватает. Нужно заняться похоронами Пуаби. Хотя…

– Энту, почему ты думаешь, что старику нужны эти знания?

– Подумай сам, лугаль. Шесть лет жизни он отдал, чтобы добыть их. Он знал, что ты отправишь свою дочь под землю, чтобы не прослыть опозоренным. Но он надеялся, что она сойдет туда лишь на время, чтобы потом извлечь ее и использовать то, что она может дать.

– Но где он собирался использовать эти знания? Он же не безумец, чтобы рассчитывать на мою благосклонность?

– Он и не собирался. Наверняка он уже договорился с каким-нибудь правителем о том, что станет главным жрецом и будет использовать свои знания с наибольшей выгодой для правителя и себя, разумеется. А сегодня он понял, что недооценил тебя. Он не ожидал, что ты откажешься сохранить своей дочери жизнь.

– Но если в его планы не входит смерть Пуаби, то как он сможет уберечь ее?

Энту вздохнула.

– Мы здесь разговариваем с тобой уже час. За это время он вполне мог добраться до Храма и убедить Пуаби бежать вместе с ним. И тебе, чтобы сохранить лицо, придется хоронить девушку, похожую на Пуаби.

– Но если кто-нибудь распознает обман?

Энту махнула рукой на его страхи:

– Если кто и распознает, то говорить об этом не станет. Хоронить ее будут в маске Иннанны. Храм не станет выносить сор. Кто же тогда будет жертвовать им деньги, рабов или земли?

Лугаль согласился с доводами энту. Он посмотрел на Луну. Сегодня она была необычайно хороша, словно прощалась с ним. Саргон мысленно улыбнулся. Это не укрылось от бдительного взора его собеседницы.

– Ты рад, что она останется жива?

Лугаль с сожалением покачал головой.

– И рад, и не рад. Рад, что невидимые силы протянули этой девочке нить жизни. Но то, что ее ожидает дальше, не дай бог испытать никому. Это под силу только Богине.

Энту встала рядом с ним, созерцая тонкие лучи серебряного света.

– Да будет так.

9

Сибирское лето выдалось на редкость дождливым, и дети предпочли ехать со мной в недостроенный дом, где полно всякой всячины, чем сидеть в городской квартире. Приехали мы два дня назад, так что еще ничего не успели ни сделать, ни сломать.

Сказку про мертвую царевну, наверное, писали на свежем воздухе, потому что мы в нашем горном домике тоже спали как убитые. Сегодня я проснулась от резкого звука подъехавшей машины, которая настойчиво сигналила у ворот. Нехотя открыв глаза, я поднялась с постели, накинула плед и поплелась к двери. После дождя новая, еще не выкрашенная деревянная дверь открывалась с трудом, успев за ночь набрать влагу. После нескольких попыток толкнуть дверь ногой я налегла на нее всем телом и вскоре вылетела в прихожую, где меня поджидала еще одна дверь, но покрепче. Справиться с нею удалось не сразу, и к тому моменту, когда я наконец выбралась на крыльцо, я была уже не в самом хорошем расположении духа.

Теряясь в догадках, кого это принесло с утра пораньше, я открыла боковую калитку. Передо мной, сияя всеми лучами солнца, да и своими собственными, стоял новенький Peugeot моей подруги. У меня отлегло. Я сразу почувствовала себя лучше, и мои свежие синяки с утра пораньше стоили того, чтобы открывать все эти упертые двери. Алка стояла возле открытой дверцы своей машины спиной ко мне, как обычно, болтая с кем-то по телефону. Время от времени она складывалась напополам, исчезала внутри машины и давила всем маникюром на сигнал. Меня это зрелище забавляло, и я стояла, прислонившись к столбу центральных ворот, с запущенным внутренним хронометром. Мне было интересно, когда же она повернется к лесу задом, ко мне передом и перестанет сигналить. Наконец ей надоело болтать по телефону, она бросила его на сиденье и огляделась. Заметив меня, слившуюся со столбом, Алка устало спросила:

– Давно стоишь?

– С тех пор, как ты гудишь. Привет. Ты чего так рано?

Подруга возмутилась.

– Да вы совсем одичали в своей деревне! Половина первого уже. А ты, я вижу, только из постели. Бурная ночь?

Потом ее озарило:

– А ведь у вас здесь график аристократов. Я уже лет пять не вставала после полудня.

Алка опять сложилась напополам, извлекла какие-то бумаги из бардачка и сунула мне.

– Передашь это Данилу.

– А что, сама не можешь?

– Сама я забуду, могу по оплошности увезти обратно в город. А ты, даже если забудешь, найдешь, когда печь растапливать будет нечем.

Я согласилась.

– Отодвинь немного машину. Надо ворота открыть.

Алка в ужасе уставилась на меня.

– Ты что? Сама будешь их открывать?

Меня позабавила ее городская спесь.

– Нет. С тобой!

Подруга все еще недоверчиво косилась то на меня, то на огромные деревянные ворота, на которых отпечатались два трафарета соседских поросят. Наверное, хрюшки с удовольствием потерлись о свежее дерево. Мне хотелось поскорей перебраться в дом, и я поторопила светскую львицу.

– Привратника у меня нет. На пульт они не заведены, так что убирай машину подальше и пристраивайся рядом!

Не прошло и получаса, как мы управились с воротами и перетаскали вещи из Алкиной машины. Войти в дом нам удалось с первой попытки, так что у меня еще оставались силы на то, чтобы смолоть кофе и налить воду в чайник из огромной фляги.

Алка осторожно ступала по свежеструганному деревянному полу, пробираясь через сложенные штабелями доски и огромные коробки с инструментами и отделочными материалами.

– Слушай, а как ты здесь в темноте ходишь?

Потом пристально посмотрела на мои синяки и махнула рукой.

– Понятно!

Я огрызнулась.

– Если тебе понятно, не ходи налево.

– Это ты за добропорядочное поведение или что-то другое имеешь в виду?

– Я имею в виду моего старшего. У него пока нет кровати, так что спит на полу, где понравится. Не раздави ребенка. Их трудно рожать и долго выращивать.

Алка посмотрела на меня как на полоумную.

– Твоего старшего асфальтовый каток не раздавит. Сколько нынче весит дитятко? Центнера полтора?

Она огляделась в поисках чего-то.

– А где вы младшего спрятали?

– С младшим проще. Кровати его размеров пока есть в любом магазине. Ищи его в дальнем левом углу дома. Он себе выбрал комнату, окна которой выходят на реку.

– Умный мальчик. А ты где спишь?

– Я в дальнем правом. Окнами на гору.

Алка одобрительно кивнула.

– Это хорошо. А мне где располагаться? Как я понимаю, ни гостевой домик, ни второй этаж еще не готовы?

Я подтвердила ее худшие предположения.

– Не готов. Так что выбирай себе угол, какой понравится, и окапывайся там. Кровать тебе соберет старший, как проснется. Шкаф и тумбочки прикроватные можешь выбрать по каталогу, а я потом найду, в какой они коробке.

Алка печально посмотрела на свой свежий маникюр.

– А мы что, сами их будем собирать?

– Ближайшая служба по сборке мебели километров за триста. Можно позвать кого-нибудь из деревни, но трезвыми эти умельцы бывают редко.

Алка вздохнула.

– Ну, сами так сами.

Она постояла еще какое-то время, размышляя, куда податься, потом решительно двинулась к лестнице, ведущей на второй этаж.

– Я здесь, возле лестницы жить буду. Мне вид на реку больше нравится. Что-то твои горы мрачные, хоть и зеленые.

Алка быстро подтащила к месту своей временной дислокации дорожный несессер и расставила по ступеням еще пахнущей сосной лестницы туалетные принадлежности. При виде своих духов и косметики она почувствовала себя немного лучше, сняла дорожный костюм и переоделась в невообразимо яркий сарафан из новой восточной коллекции. Казалось, что в дом случайно залетела тропическая бабочка. Яркое пятно быстро перемещалось от дверей к своему новому лежбищу, стаскивая маленькие сумочки и чемоданчики в уютный уголок.

Наконец Алка закончила организацию жизненного пространства и подсела к большому деревянному столу, накрытому белой узорчатой скатертью. Скептически оглядевшись вокруг и проведя своим отшлифованным ногтем по завитушке узора, она язвительно поинтересовалась:

– Скатерть не слишком белая для такой обстановки?

Я пожала плечами.

– Других пока не нашла. Они где-то в коробках. Данил завез все оптом вчера ночью, вот и приходится работать археологами. Пока не очень успешно.

Чайник закипел, и мы наконец смогли немного посплетничать. Алка быстро выложила последние новости города и приготовилась слушать мои рассказы про деревенскую жизнь. Я даже не знала, чем порадовать подругу.

– У меня такое чувство, что сменились только декорации, а состав актеров остался прежним. Практически все, с кем Данил пересекается по делам, сейчас пасутся в шести километрах отсюда. За ближайшей горой.

Алка отодвинула от себя чашку, откинулась на спинку стула и с любопытством поглядела на меня.

– Это ты сейчас про что?

– Про семинар.

– Я и не знала, что в вашей горной глуши идут семинары. А расписание посмотрим на ближайшем столбе у сельпо?

Я показала рукой на окно возле лестницы, где она только что распаковывалась.

– Посмотри в окно. Ничего не замечаешь?

Алка присвистнула.

– Зачем же сразу три?!

Это моя внимательная подруга пересчитывала передающие вышки сотовых операторов на ближайшей горе.

– Конкуренция. Народу в горах становится много, я не только про китайцев говорю. Тут у нас недавно в кустах у речки жил местный профессор с детьми и супругой. Московские академики вчера улетели, да и местные власти постоянно тусуются. Это помимо аборигенов, которые тоже по телефонам разговаривают и Интернетом пользуются.

Алка состроила кислую рожицу.

– Так у вас здесь Интернет? А я-то, наивная, думала, что проведу пару недель в глуши и без работы.

– А как бы мне, по-твоему, удалось заманить старшего пожить на даче?

– А мужа тебе не удалось заманить пожить на даче?

– Данил – перфекционист. Пока все не расставится по своим местам, мы его здесь будем редко видеть. Хотя мы его и дома-то почти не видим.

– А что, дома у тебя не все по своим местам стоит?

– Дела у него последнее время идут не слишком хорошо.

Алка сбросила босоножки и забралась с ногами на стул.

– Во внешнем мире про это еще никто не знает?

– Неуверена…

Я налила нам еще по чашке и поискала глазами свежее варенье.

– Мы вчера с детьми ходили за кислицей к речке. И за эдельвейсами. Так вот, пока мы шли, мимо нас проехало штук двадцать знакомых машин.

– Перечислить можешь?

– Могу, но тебе этот список не понравится. Ты любишь успешных мужчин, а у этих дела в последнее время не очень.

– Я в последнее время интересуюсь непопулярными экземплярами.

– Профессионально?

– Скорее эмоционально. Мужчина в поиске интереснее, чем самодовольный или депрессивный.

Я поставила ноги на пол, пошарила под столом в поисках босоножек и осторожно, чтобы не разбудить мальчишек, прошлепала к тумбе, стоящей возле постели Данила. Вытянув верхний ящик, достала список и вернулась к столу Алка с любопытством пробежалась по нему глазами и возмущенно фыркнула:

– Ты ничего не перепутала? За каждым именем тут стоит немалая сумма.

Меня позабавила ее реакция.

– Ты же не можешь точно знать, что из этих имен и денег реально, а что – просто мыльные пузыри.

Алка призадумалась, положила бумагу на стол так, чтобы можно было при случае еще раз взглянуть на нее.

– Мыльные пузыри, говоришь? И вся эта компания сейчас неподалеку?

Я состроила ехидную рожицу:

– Твоя машина туда не доедет.

Алка была неумолима.

– Зато твоя доедет. Может, нанесем визит мальчикам?

Я запротестовала:

– Мне мальчиков дома хватает.

Алка сделала ответный ход:

– Еще год назад не хватало!

Я поняла, что это намек на Прагу, но скандалить не стала.

– Если тебе так хочется, поезжай. Я не могу оставить без присмотра этих двух диверсантов.

Подруга с моим доводом согласилась. Она забыть не могла, как мой старший пытался растопить камин у нее на даче, пока взрослые отсутствовали пару часов.

– Да, этих лучше не оставлять.

На том и порешили. Деятельная Алка не стала ждать до вечера, взяла ключи от моего пикапа и решительно двинулась к огромным деревянным воротам.

10

Рынок города Ура опустел, и последние торговцы спешно собирали свой товар, чтобы успеть на церемонию погребения дочери лугаля. Много толков ходило сегодня на рынке, но никто из разносчиков сплетен не мог бы с уверенностью сказать, что именно так все и было. Поговаривали разное. Кто говорил, что ее отравили жрецы, а кто тихо шептал, что сам лугаль отдал приказ убить свою дочь, чтобы не запятнать себя позором.

Когда дорога, ведущая из города, заполнилась любопытной толпой, то среди пестрого народа было невозможно отыскать старика, ведущего под руку девушку с воспаленными глазами. Пуаби не привыкла еще к солнечному свету и так часто терла свои глаза, что они теперь больше походили на кровавые волдыри, чем на глаза красивой девушки. Прохожие сторонились их, полагая, что девушка больна какой-то дурной болезнью. Это нисколько не смущало Пуаби, которая была счастлива, что не лежит сейчас в роскошном катафалке, отделанном золотом.

Воины в шлемах, с поднятыми вверх копьями шли возле повозок, сопровождавших главный катафалк, накрытый плащом из синего бисера, расшитого серебряными звездами. Золотая маска мертвой Богини Луны сияла при свете дня, заставляя зажмуриваться любопытных, которые осмеливались взглянуть на нее. Из-под маски были видны большие золотые серьги в форме полумесяца, а прическу ее венчал большой гребень из золота с пятью зубцами, инкрустированными лазуритом. Тем, кто стоял поближе, был виден великолепный убор на голове покойной, сотканный из золотых цветов. Восьмиметровая золотая лента была вплетена в ее волосы, лоб ее поверх маски украшал венок из тонких золотых колец. Не в силах оторвать взгляд от этого великолепия, народ следовал за телом, словно зачарованный.

На других повозках ехали молодые жрицы-служанки, которые были обречены сойти в могилу вместе со своей госпожой. Лица девушек были безмятежными. Еще с восходом солнца им всем дали напиток, который лишил их разума и горя. Движения их были заторможены, лица неподвижны. Они смотрели поверх толпы, выстроившейся вдоль дороги, чтобы лучше разглядеть похороны. Не каждый день удается увидеть такое великолепное зрелище!

Замыкали шествие две повозки с золотой и серебряной посудой, необходимой для иного мира. На последней повозке стояли две одиннадцатиструнные арфы с золотыми и лазуритовыми изображениями быка и коровы на резонаторе. Эти арфы принадлежали Богине Луны, и коснуться их струн могла только сама госпожа. Только ее пальцы могли извлечь из серебряных струн тончайшие звуки хрустального неба и родниковой воды.

Люди, мимо которых проплывали арфы необыкновенной работы древних мастеров, узнавали в быке и корове своих великих богов, скрещивали руки на груди, кланялись и что-то тихо шептали.

Весь путь от Храма до гробницы занимал минут тридцать. Лугаль приказал строить гробницу насколько это возможно близко к городу, чтобы успевать доставлять рабочих и камни для обустройства последнего жилища своей дочери. Спешная подготовка к похоронам была весьма необычным делом для горожан, привыкших, что их повелителей хоронят должным образом в роскошных подземных дворцах.

Наконец первая повозка достигла пологого спуска, которым начинался вход в подземелье. Процессия разом остановилась. Воины, сопровождавшие Катафалк, распрягли черных волов и отвели их в сторону, чтобы животные не помешали спуску всего кортежа под землю. Жрецы в белых плащах, специально обученные траурным церемониям, расставили охрану вдоль всего подземного хода и дали знак спешиться девушкам. Юные жрицы в великолепных убранствах, с серебряными нитями, вплетенными в высокие прически, выстроились по двое вслед за телом своей госпожи.

Некоторые из них в руках держали музыкальные инструменты. Как только главный распорядитель приказал им медленно следовать за телом, которое несли на руках восемь воинов из похоронного кортежа, они начали играть. Это была тихая печальная музыка, которая завораживала и медленно таяла под землей.

Толпа наддала вперед, чтобы лучше видеть, как под землей медленно исчезают сначала носилки, покрытые синим плащом, потом девушки, а потом и замыкающие процессию воины, ведущие под уздцы волов, тянущих телеги. Распорядитель расставил всех по местам, которые будут для них вечным пристанищем, и дал знак черным жрецам. Жрецы приблизились почти вплотную к тем, кто стоял вдоль подземного коридора, и отточенными движениями мгновенно умертвили стражей и животных. Все произошло настолько быстро, что никто из воинов не успел издать ни возгласа.

Распорядитель приказал, чтобы принесли напиток для девушек. Он каждой указал на место, которое ей предстояло занять, и девушки покорно рассаживались, продолжая играть на своих инструментах. Черные жрецы разносили напиток, и та, которая принимала чашу из рук жреца, молча выпивала. И уже не могла больше ни двинуться, ни заплакать. Так постепенно смолкла музыка, и склеп погрузился в мертвую тишину. Распорядитель зажег свечу и обошел всех сидящих, поднося огонь к глазам, чтобы лучше разглядеть зрачки. Все было в порядке. Теперь они все уснут вечным сном, ни одна из них не сдвинется с места и не нарушит покой своей госпожи. В углу склепа была маленькая кирпичная опочивальня под невысоким сводом. Туда и поместили погребальные носилки той, которую сегодня все называли Пуаби. Жрец, распоряжавшийся похоронами, огляделся и удовлетворенно кивнул своим помощникам. Теперь можно было внести арфы госпожи и расставить посуду.

Когда последняя золотая чаша исчезла под землей, народ начал понемногу расходиться, не дожидаясь, когда огромная каменная плита завалит вход в подземелье.

Старик тронул девушку за плечо.

– Нам надо спешить. Сейчас все разойдутся, и тогда нас смогут найти слуги лугаля.

Девушка молча повиновалась. К чести лугаля надо сказать, что ни он, ни его слуги не слишком-то усердствовали в поисках беглянки, хоть старик и оглядывался на всякий подозрительный шум. Он повел ее по дороге, ведущей из города. Сегодня эта дорога была запружена повозками и пешими, которые пришли в достойный город Ур, чтобы насладиться зрелищем похорон. Легко было затеряться в толпах, которые отхлынули подобно морскому отливу прочь из города, уже не представляющего для них никакого интереса. Теперь люди спешили к своим домам и семьям. Все торопились успеть затемно, чтобы не быть застигнутыми ночными бродягами или разбойниками.

Но постепенно те, кто шел слишком медленно, начинали понимать, что лучше им собираться в группы по нескольку человек и устраиваться на ночлег возле костра неподалеку от дороги, чтобы утром, чуть рассветет, снова отправиться в путь. Старик с девушкой прибились к одной из таких групп и теперь сидели возле костра, слушая болтовню купцов из Урука или Лагаша, а то и из самого Киша. Странники не задавали лишних вопросов друг другу, и никто из них не поинтересовался, почему у девушки заплаканные глаза. Все знали, что сегодня плакали многие девушки…

Пуаби была рада ночи, ведь это была ее стихия. Ее глаза, привыкшие к темноте, ночью распознавали предметы лучше, чем днем. Она видела в темноте почти также хорошо, как дикая кошка, и теперь могла немного отдохнуть. Те, кто сидел рядом с ней у костра, и представить себе не могли, что сама дочь лугаля Саргона сейчас разливает им кипяток по чашкам. Верховная жрица Пуаби на вопрос о том, как зовут юную девушку, скромно отвечала:

– Морада…

11

Утро выдалось на редкость теплым. Мягкое желтое солнце быстро набирало силу в звенящем небе и с каждой минутой становилось все жарче. Я стояла в нерешительности посреди двора – вернуться в дом или немного пожариться на солнышке. В памяти всплыла холодная затяжная сибирская зима, и я осталась.

На любом пляжном отдыхе наш семейный лагерь делится пополам. Данил с Димкой могут спокойно лежать на солнышке, поворачиваясь разными частями тела для ровного зажаривания. Младший любое обездвиживание считает смерти подобным и сопротивляется ему всем свои кипучим организмом. Что касается меня, то я даже на картинки с шезлонгами смотреть не могу. Мне кажется, что песок заползает повсюду и спасти от него может только море, душ или зеленый газон.

Оглядев свое небольшое хозяйство, я решила не терять зря времени и загорать активно – бороться с крапивой, которая кустилась в свое удовольствие по всему участку. Попробовав как-то крапивный веник на младшем, которого каждый комар считал своим долгом укусить, я поняла, что лучшего антигистаминного средства в деревне просто не найти. С чувством родительского долга я собираю крапиву и пользую ее на своих мальчиках.

Особо густые заросли темной зелени росли возле нашей скифской бани. С нее я и решила начать, тем более что крапивные веники можно было развешивать сушиться прямо на заборе. Крапива была качественная, пробирала даже через резиновые перчатки. Я сменила тактику и решила рвать только молодые изумрудно-зеленые поросли. Когда они закончились, я вытащила из-под крыльца огромную тяпку и принялась бороться с крапивными монстрами радикально. Пара неуклюжих движений городской затворницы, и тяпка с гулким стуком упала в те самые кусты, с которыми я только что сражалась.

Я стояла в нерешительности, раздумывая, что теперь делать – принести что-нибудь подходящее, чтобы вытащить тяпку из крапивы, или рискнуть и попытаться достать ее рукой. Пока я решала первую задачку, в мою голову забралась странная мысль: «Почему тяпка упала с гулким стуком?» Я, будучи неопытной в деревенских делах, постоянно что-то роняла, и точно могу сказать, как падает тяжелая деревянная палка. Уж точно не так, как только что упала моя. Даже густые заросли крапивы не сгладили падения, и земля гулко отозвалась на месте удара. Это могло означать только одно – на этом месте была когда-то яма, а потом ее чем-то прикрыли и засыпали землей.

Неожиданная догадка заставила меня шевелиться. Я принесла лопату и начала ковырять землю. За этим необычным занятием меня застал мой старший, который лениво брел до деревянного туалета, стоявшего неподалеку от моих раскопок.

– Кому яму роешь?

– Еще не решила.

– Копаешь на всякий случай? Думаешь, заедет кто на огонек? Я там какую-то машину видел, синюю.

– Это тетя Алла приехала.

– Слушай, а это когда начинается?

Я застыла в виде вопросительного знака, потому что разогнуться после таких рабочих нагрузок было непросто.

– Что начинается?

– Ну, бессонница. У деда, помнишь, началось к шестидесяти. Он тоже рано вставал и заставлял всех ездить в лес чуть свет. Может, и у твоих подруг уже началось.

Я отшвырнула лопату и как можно строже прикрикнула на старшего.

– Не дерзи! Быстро завтракать и лопату в руки!

Старший понял, что мать настроена серьезно и отвертеться не получится. Почесался, вздохнул и попытался пошутить:

– Это, типа, не рой другому яму сам…

Через полчаса мне стало понятно, почему два солдата откуда-то там заменяют экскаватор. Не прошло и часа, как старший углубился в землю почти на метр. Гулкий стук лопаты о какое-то деревянное перекрытие заинтересовал его, и комья земли полетели из ямы интенсивнее. Наконец лопата звякнула обо что-то металлическое, и мы оба согнулись, чтобы посмотреть, что же это могло быть. Я старательно разгребала землю, пока не наткнулась на какой-то круглый предмет, похожий на кольцо. Старший кольцом заинтересовался, отогнал меня подальше и попробовал приподнять. Кольцо мертво вросло в землю и никак не поддавалось.

Мы вертелись вокруг него как кошка вокруг сала, приделывали рычаги, которые по нашему разумению должны были приподнять тяжелую крышку, к которой крепилось наше кольцо, но все безрезультатно.

Увлекшись работой, мы не заметили, как открываются деревянные ворота. Въезжая во двор, машина приветственно просигналила. Я подняла глаза и увидела, что Егор стоял возле ямы и внимательно следил за нашими инженерными изысканиями.

– Давно стоишь? Ты завтракал?

– Нет. Да.

Я снова изобразила всем телом знак вопроса. Младший объяснился:

– Стою недавно. Я завтракал.

Потом показал на мою машину:

– Их кормить уже нечем. Придется тебе вылезать отсюда и что-нибудь готовить.

Я посмотрела в направлении, куда показывало озабоченное дитя, и присвистнула. Возле машины стоял Данил в окружении двух изящно одетых мужчин. Алка уже вспорхнула на крыльцо и разговаривала с кем-то по телефону. Брендовая одежда ухоженных джентльменов не вязалась с деревенским пейзажем, да и самих джентльменов будто наложили фотошопом на наш забор. Получилось забавно.

Я вылезла из ямы и постаралась наклеить светскую улыбку. Получилось не сразу. Наконец я справилась. Отозвав Данила немного в сторону, я прошипела:

– Эта делегация твоих помощников здесь надолго?

Данил внимательно отсканировал меня и чмокнул в щеку.

– Для начала здравствуй.

Я немного поостыла, но не унималась:

– Так вы надолго?

– Чаем напоишь? Алка уже всем рассказала про дивные травки и свежее варенье.

Я пожала плечами.

– Тогда вытащи старшего из ямы, мало ли что. И убери свидетелей.

Данил заинтересовался происходящим:

– Что тут у вас за раскопки?

– Еще не знаем, но надеемся, что не труп.

Брови мужа взлетели вверх. Это означало крайнюю степень удивления.

– Если надеетесь, зачем копаете?

– Так ведь это единственная тропинка к бане. И ходим мы туда вечером, когда стемнеет. Я не смогу теперь идти ночью мимо страшной ямы и думать, что там кто-нибудь лежит.

Данил вздохнул.

– Тебя даже в деревне запереть нельзя. Всегда найдешь, чем развлечься…

Тут раздался ужасный крик, и мы с Данилом наперегонки бросились на помощь старшему…

12

Морада и Старик жили в этом городе уже несколько месяцев. Старик снял дом и нанял служанку, чтобы у них всегда была горячая еда и порядок. Морада, конечно, и сама могла бы справляться с работой по дому, но Старик не позволял ей этого. Он понимал, что неприспособленная к простой работе девушка все будет делать весьма неловко и этим может навлечь на них подозрения. Он стал рассказывать людям на базаре, что семья его юной госпожи погибла при наводнении, а она уцелела лишь потому, что в это время гостила вместе со своим Наставником у родственницы, которая намеревалась выдать девушку замуж. Дурные вести заставили их обоих вернуться, но дом был разрушен, и госпожа решила покинуть места, которые будут напоминать ей о безмятежном детстве. Так они и оказались в славном городе Тали-Газире, не таком большом как Ур, но хорошо укрепленном и с бойкой торговлей.

Небольшой домик на окраине, почти у самой городской стены, был вдалеке от дороги, ведущей к рынку, а потому их улица считалась тихой, лишенной всяких зрелищ. Жили здесь небогатые семьи, которым надо было засветло вставать, чтобы успевать на рынок к началу торговли и занимать места получше. Скорняжники и гончары, они несли свою работу на продажу на городской рынок, где проводили почти весь день, лишь затемно возвращаясь домой. Так что тишина этой улицы ничем не нарушалась, кроме редких криков ребятишек, снующих меж невысоких кустов акации в поисках древесных лягушек.

Одноэтажный домик был устроен как и большинство домов в городе. В нем было три смежные комнаты и прихожая, лестница из которой выходила на пологую крышу. Крыша эта была приспособлена для ночных прогулок и соединялась узким переходом с другими такими же крышами. Так соседи могли ходить друг к другу в гости или спасаться от опасности в случае нападения разбойников. Густо обмазанные изнутри глиной и окрашенные в белый цвет невысокие стены дома сначала пугали Мораду, но постепенно она стала забывать огромные сводчатые потолки Зиккурата и его каменные колонны, уходившие ввысь, под самое небо. Морада привыкала к простой жизни, хотя и скучала по своим свиткам и огромной лазуритовой карте неба, встроенной в стену ее комнаты. Часто она просыпалась по ночам, не понимая, где она и что здесь делает. Но постепенно она свыклась с мыслью, что прошлое ушло безвозвратно и теперь надо думать о будущем. Старик пока не спешил рисовать ей это самое будущее, и она не торопила его.

Как-то ночью, когда город отдыхал от знойного дня на своих крышах, Морада позвала Старика, чтобы разделить с ним красоту звездного неба и горячий напиток, приготовленный служанкой для лучших снов. Старик принес одеяло и расстелил его, приглашая Мораду устроиться поудобнее. Морада не возражала, но удивилась:

– Зачем ты заботишься обо мне, если решил меня продать?

Старик вздрогнул. Девушка не могла знать, что сегодня он договорился с одним купцом, который вскоре тронется в путь в далекую страну, что продаст ему девушку, которая знает толк в звездах и может привести караван в любую страну и любой город, какой только есть на свете. Купец долго торговался, не веря в редкие способности девушки, и хотел купить ее по цене простой наложницы, чтобы в случае обмана не остаться в накладе. Наконец хитрый торговец уступил, и они ударили по рукам.

– Откуда ты знаешь, что я решил?

Морада улыбнулась и показала рукой на небо.

– Ты забываешь, кем я была.

Старик посмотрел, куда указывала Морада, но ничего особенного там не увидел. Она снова улыбнулась.

– Для меня горит новая звезда. Звезда далеких странствий. И зажглась она только сегодня, а значит, ты продал меня тому, кто собирается в Долгий Путь.

Старик упорствовал:

– Почем ты знаешь? Может, я собирался переехать в другой город и взять тебя с собой?

Морада в сомнении покачала головой:

– Тебе незачем уезжать отсюда. Ты не уедешь далеко от Ниппура. До конца дней своих ты будешь искать останки своего сына и похоронишь лишь малую их часть.

Старик вздрогнул и отстранился от девушки:

– Ты знаешь, кто я?!

Морада пожала плечами:

– Я всегда знала, кто ты. Но ты ничего предосудительного не делал, а звезды говорили мне, что ты сыграешь большую роль в моей судьбе. Поэтому я никому не сказала, что ты отец Загесси.

Старик помолчал какое-то время, но любопытство пересилило его страхи, и он спросил:

– И ты знаешь свою судьбу?

Морада кивнула.

– Конечно. Хотя это меня печалит.

– Печалит?

– Да, я могу узнать все, что ждет меня и любого человека, какой только родился под луной.

– Но если ты можешь все предсказать, то о чем же тебе печалиться?

– Я могу предсказать, но не могу изменить свою судьбу! Вот, например, я же знаю, что ты меня продал и что завтра поутру меня заберут из этого дома два человека, одетых в черное, и отведут на двор купца, что живет у Западных Ворот. Я знаю, но ничего не могу изменить.

– Но ты могла бы бежать. Еще до того, как я вернулся с базара.

– Зачем? Какой в этом прок? Меня бы поймали, или мне пришлось бы бежать из города без денег и без пищи. Это только ухудшило бы мою участь.

Старик согласился с разумными доводами девушки и спустился вниз, в свою комнату. Любоваться небом в обществе той, которая все знала и которую он продал так дешево, что едва хватит на дорогу до Ниппура, он не смог. А Морада еще долго оставалась на крыше, шепталась со звездами и купала свои тонкие руки в лунном свете.

13

Утром, едва рассвело, двое стражников вошли в дом Старика. Заспанная служанка, стараясь не шуметь, отодвинула тяжелый засов и жестом показала на дверь комнаты, где спала Морада. Стражники были опытными, они знали, что тех, кого продали, лучше не будить, а забирать внезапно, чтобы не поднимать большой шум. Особенно крикливы дети и молодые женщины, которые из последних сил сопротивляются своей незавидной судьбе, оказавшись в руках черных воинов. Но, к удивлению, Морада не спала. Она сидела на своей постели одетая, а у ее ног лежал небольшой узелок с личными вещами, которые принадлежали ей, когда она была еще верховной жрицей. Один из стражников сделал было шаг в ее сторону, но она остановила его:

– Я пойду с вами добровольно и не причиню вам хлопот.

Стражники впервые видели женщину, которая не убегала, не кусалась и не кричала как резаная. Все же для надежности они решили, что один из них пойдет впереди, а другой за девушкой, чтобы она не сделала роковой ошибки и не попыталась сбежать по дороге.

Весь путь до Западных Ворот занял около часа, и с рассветом она вошла в дом своего нового хозяина, купца из ее родного города Ура, торговавшего тканями по всему свету. В Тали-Газир купец приехал навестить свою сестру, которую выдали замуж в знатную семью этого небольшого города, и передать ей подарки от родственников в честь рождения ее первенца. Сегодня утром он собирался покинуть гостеприимный дом своей родственницы и вернуться в Ур. Поэтому слуг и рабов держали во дворе, чтобы они могли выступить незамедлительно, как только хозяин закончит утреннюю трапезу и попрощается с родственниками.

Морада попала в пеструю толпу рабынь, сопровождавших купца в путешествии, и с любопытством рассматривала странные одеяния и украшения женщин. Запертая в стенах своего храма и окруженная только жрицами и наставниками, она никогда прежде не видела таких ярких платьев. К ней подошла высокая дородная женщина лет тридцати и приказала развязать узелок, который Морада держала в руках. Морада удивилась:

– Зачем это вам?

Женщина рассердилась и несильно ударила девушку плеткой, которую всегда носила при себе на поясе и с которой обращалась мастерски. Удар был точно выверен так, чтобы на девушке не осталось следов, – а вдруг она понравится господину и он будет недоволен, что ему вместо гладкой шелковистой девичьей кожи придется трогать рубцеватые шрамы. Что-то было в этой девушке непонятное для Большой Мамки, как ее называли за глаза рабыни. Девушка вела себя так спокойно и уверенно, будто она случайно оказалась среди рабынь и это недоразумение скоро выяснится. Морада отдала узелок Большой Мамке, и та неторопливо развязала его. Любопытные женщины окружили их, стараясь получше рассмотреть, что принесла с собой новенькая и чем тут можно поживиться. К их разочарованию, здесь не было никаких украшений, лишь пара свитков, медный диск, испещренный какими-то знаками, и треугольный прибор, совершенно им незнакомый. Девушки с презреньем зашушукались меж собой.

– Ни золота, ни серебра, ни драгоценных камней!

– А держится так величественно, словно богачка какая!

Мамка строго взглянула на невольниц, и те разошлись. Женщина показала на незнакомые предметы и спросила:

– Что это за такое?

Морада поначалу удивилась странному говору надсмотрщицы, но потом поняла, что она из другого племени и что это не ее родной язык.

– Это мои вещи. Они помогают мне читать по звездам.

Женщина в страхе отпрянула от Морады:

– Ты колдунья?!

Морада отвечала спокойно, глядя женщине прямо в глаза:

– Я не колдунья. Когда-то я работала при храме, вот и научилась. А вещи эти мне подарила верховная жрица, Пуаби.

На какое-то мгновение в воздухе повисло молчание, потом раздался оглушительный хохот. Женщины, хватаясь за животы от смеха, подходили к ней и, показывая на нее пальцами, потешались:

– Пуаби!

– Рабыня знала саму Пуаби!

– Вот врет девка!

– Да тебе, простой рабыне, за версту к ней подойти бы не дали!

– Ты знаешь, какая охрана у Пуаби?!

– Кем же ты работала, если знавалась с самой Пуаби?!

Морада молча выслушивала весь этот вздор, ни говоря ни слова. Пусть этим глупым женщинам и кажется, что она несет что-то странное, но ее слова они запомнят и относиться к ней будут настороженно. И это хорошо. Ни друзья, ни враги сейчас Мораде не нужны.

Внезапно все стихло. На ступенях крыльца показался господин, и началась суматоха, обычная перед путешествием, в котором слишком много женщин и мало повозок. Старшие невольницы переругивались с младшими, споря из-за места в повозках. Никто не хотел идти пешком по такой жаре. Морада не стала занимать место в повозке и пошла рядом с охраной. Узелок ее забрала себе Большая Мамка, так что шла она теперь налегке.

Однако не привыкшая к таким испытаниям девушка вскоре поняла, что проделать весь путь пешком она не сможет. Силы ее были на исходе, ноги все чаще спотыкались о камни, а руки, все в ссадинах, были покрыты дорожной пылью. Падала она крайне неловко и к разгару дня была уже на себя не похожа. Молодой охранник сжалился над нею и подошел к повозке Хозяина:

– Господин! Та невольница, которую вы купили вчера, вся искалечилась.

Купец удивился и приказал остановить караван.

– Искалечилась?

Ему жалко было терять деньги. Ведь он купил эту рабыню только вчера и еще даже не осматривал ее. Он крикнул охране, чтобы привели Мораду. Купец взглянул на девушку и остался доволен. Крепкая, статная, почему же она так плохо переносит путь? Ведь шли они всего ничего – полдня! Уж не беременную ли ему подсунул Старик? Купец приказал позвать Надсмотрщицу и что-то тихо сказал ей. Большая Мамка отвела Мораду за ближайшие кусты и вскоре вернулась озадаченная. Она наклонилась к самому уху купца и сказала:

– Ваша новая рабыня еще девственница.

Купец удивился. Почему же тогда Старик запросил так мало? За девственницу он мог получить бы вдвое больше! Купец отпустил Большую Мамку и жестом подозвал Мораду.

– Как тебя зовут?

– Морада.

Девушка смотрела на него, не опуская глаз. Это слегка раздосадовало купца, который привык объезжать новых кобылок. Он ждал от рабыни чего угодно – страха, слез, ненависти, но не горделивого спокойствия. Впрочем, Старик говорил, что до этого дня она была свободной горожанкой. Ладно, дома он объяснит ей, что к чему! Купец приказал, чтобы ей освободили место в одной из повозок, и караван снова тронулся в путь.

Морада была довольна. Купец обратил на нее внимание и заинтересовался ею. Деревянные колеса повозки мерно скрипели, и девушки засыпали друг у друга на плече, разморенные жарой. На плечо Морады легла красивая, совсем юная головка одной из служанок.

– Ты не против? Можешь прилечь на меня, а то сон совсем сморил. Мы так рано сегодня поднялись, еще Луна светила.

Сердце Морады защемило. Луна! Ее единственная сестра и подруга! Пока девушка не заснула окончательно, Морада спросила ее:

– А куда мы направляемся? Где дом нашего господина?

Девушка приоткрыла глаза и, зевнув, сказала:

– Мы едем в Ур.

Морада похолодела. Все, как сказали звезды. Она снова возвращалась туда, откуда так безуспешно пыталась сбежать!

14

Дом купца Сансида был полон гостей, прибывших не только для того, чтобы насладиться диковинными угощеньями из соседнего города, откуда только что вернулся купец. Всем не терпелось послушать необыкновенные истории, которые купец рассказывал всякий раз, когда возвращался из дальних стран, о том, как люди на рынке Тали-Газира могли глотать огонь, ходили по раскаленным углям и протыкали себя ножами, оставаясь совершенно невредимыми. Соседи удивленно качали головами и причмокивали молодое вино, которое хозяин щедро подливал в их чаши. За разговорами вечер пролетел быстро, и вот уже последний гость покинул гостеприимный дом. Угощение и рассказы – это то, что нужно людям, ведущим замкнутый образ жизни и выходящим за ворота города только в том случае, когда им угрожает пожар. Уважение и добрая слава – то, что нужно человеку, проводящему больше ночей своей жизни в дороге, чем дома. Сансид был доволен, и его благодушное настроение передавалось всем жителям этого большого дома. Прежде чем отправиться в свои покои, он раздал подарки домашним и одарил слуг мелкой монетой. Неторопливо шагая по длинной сквозной галерее дома, ведущей вдоль внутреннего сада на господскую половину, он вспомнил о новой рабыне. Сейчас, пожалуй, самое время попробовать ее. Он решил, что если девушка ему понравится в постели, то он сделает ее своей четвертой женой и будет возить с собой в путешествия, куда бы он не направился. Для служанки она слишком нежная, а для младшей госпожи вполне подойдет. Он приказал, чтобы через полчаса Морада была готова к встрече и одета должным образом, а не как простолюдинка.

В ожидании любовных утех он совершил самые тщательные омовения и надел свободный халат из тончайшего хлопка. Сансид сел возле распахнутого окна, наслаждаясь звуками ночи, погруженный в сладкие мечты зрелого мужчины.

Наконец в саду послышались быстрые легкие шаги, которые направлялись из темноты к дому. Сансид провел рукой между ног. Напряжение нарастало. Он поднялся с кресла, немного прошелся по комнате и глотнул свежей воды из кувшина. Занавеси на двери чуть отодвинулись, и перед ним предстала девушка в красном домотканом платье. Она приветствовала своего господина легким поклоном и неторопливо вошла в комнату. Сансид с удовольствием рассматривал ее необычные черты, не характерные для уроженок этих мест. Он мучительно вспоминал и никак не мог вспомнить, где он прежде мог видеть это лицо. Судя по ее точеным чертам, девушка была откуда-то с севера.

– Кто ты? Кем были твои родители?

– Мое имя Морада. У меня нет родителей, господин.

Сансиду нравился ее голос. Ему нравилось все в этой девушке.

– Откуда ты родом?

– Я родилась в Аккаде.

Сансид удовлетворенно кивнул. В свете Луны лицо девушки было прекрасным и бледным, словно сотканным из серебристого света. Она подошла к нему ближе, и внезапно влечение покинуло его. Поначалу Сансид удивился и решил, что всему виной усталость, но в звенящую темноту комнаты уже вползало странное чувство, и это был Страх.

Сансид в ужасе отпрянул от девушки. Он вспомнил, где видел ее. Год назад один молодой жрец предложил ему за немалую сумму тайком взглянуть на Богиню Луны, когда та выходит на прогулку в ночь полнолуния. Пуаби шла, словно плыла в лунном свете, и лицо ее было точь-в-точь таким же, как он видит сейчас перед собой. Сансид попытался отогнать видение, но Пуаби была реальностью, которая возникла из Лунного света. Она смотрела на него как ни в чем ни бывало, и от этого ему становилось все страшнее. Не в силах больше произнести ни слова, он застыл, словно окаменевшая статуя. Теперь уже девушка задавала ему вопросы:

– Где ты мог видеть меня раньше, ведь я никуда не выходила из своего Храма?

Сансид заплетающимся языком с трудом промолвил:

– Я подкупил жреца, чтобы он показал мне тебя, когда ты гуляла в саду в полнолуние.

Морада рассмеялась:

– Обычно девушки не гуляют при полной Луне?

Сансид был так очарован Богиней Луны, что не смог забыть ее. И вот теперь она обращалась к нему. Он поразмыслил немного и осмелился спросить:

– Да, но почему?

– Они думают, что если Луна увидит их красоту, она незаметно будет красть ее, вытягивая соки из молодого тела своими лунными нитями.

– А ты не боишься?

– Нет. Луна – это я. На небе лишь мой двойник. Я не могу бояться самой себя.

– Но как ты попала сюда? Я и представить не смел, что в моем скромном доме я буду разговаривать с самой богиней Луны!

Морада улыбнулась. Все идет так, как она предсказывала. Ее судьба опять меняется. Пусть этот дом скромный, но теперь здесь все будут служить только ей! Сансид словно услышал ее мысли.

– Не хочет ли Богиня сесть и рассказать, какая необыкновенная нить событий привела ее в мой дом?

Он показал на большое кресло у окна, подушки которого были набиты конским волосом. Морада не стала отказываться и удобно расположилась в кресле. Купец уселся рядом у ее ног. Она рассказала свою историю, и Сансид возблагодарил Небо за оказанную ему милость. Всеми силами он старался не упустить свое счастье.

– Я полагаю, что не стоит никому знать ваше истинное имя и то, кем вы являетесь. Но и простой рабыней вы быть не можете.

Морада согласилась с ним.

– Ваш дом будет вне опасности, если никто не узнает, кто я. Но во избежание ненужной огласки следует срочно забрать у смотрительницы мои вещи, чтобы глупая женщина не продала их на рынке. Если эти вещи увидит кто-нибудь из слуг лугаля или жрецов, то ниточка непременно приведет в ваш дом. И добром это не кончится.

Сансид вскочил и крикнул слугу.

– Приведи сюда смотрительницу!

Слуга замялся. Никто из домашних не смел нарушать сон Большой Мамки. Но господин сверкнул глазами так, что тот бросился со всех ног. Спустя некоторое время на пороге комнаты стояла Смотрительница и с удивлением смотрела на Мораду, сидящую в кресле господина. Сам купец стоял посреди комнаты в ожидании нерасторопного слуги. Увидев Смотрительницу, он тотчас спросил:

– Где вещи Морады?

Большая Мамка стояла в дверях, не в состоянии постичь происходящее. Поняв наконец, чего от нее хотят, она попыталась увильнуть:

– Мне это неизвестно, господин. Я взяла узелок вашей рабыни, чтобы убедиться, что она не прячет нож или какое другое оружие. Но потом положила его куда-то и теперь не могу найти. Может, в дороге потерян, а может, взял кто из слуг.

Купец не отрываясь смотрел на нее, и некуда было укрыться от его пронзающего взгляда.

– Тогда прикажи разбудить всех, кто есть в доме! Пусть обыщут все сундуки! И если вещи не будут найдены, тебя повесят на воротах за воровство!

Холодный пот заструился у Большой Мамки по спине. Нижняя рубаха в одно мгновение оказалась мокрой, хоть выжимай. И что это за девка такая, что хозяин сам ищет ее странные вещи?!

Смотрительница рухнула на колени и зарыдала:

– Я верой и правдой служу моему господину! За что мне такое несчастье?! Кто мог так подло оклеветать меня?!

Купец прикрикнул на нее:

– Хватит! Убирайся отсюда! И если через час ты не принесешь мне все, что было в узелке, берегись!

Смотрительница, подобрав юбки, опрометью бросилась вон из комнаты, и через час на невысоком резном столике лежали наугольник, медный диск и два свитка. Морада была довольна.

Сансид пребывал в некотором затруднении. Что теперь делать? Если никто не должен знать о Пуаби, то как ему представить свою госпожу? О том, чтобы жениться на ней, и речи не было. Он не мог предложить богине такой мезальянс. Морада сама пришла ему на помощь.

– У тебя несколько лет назад пропала сестра. Говорят, что ее похитили в дороге разбойники, напавшие на караван твоего отца. Родители твои уже сошли в царство мертвых и не смогут опознать своего ребенка. Поэтому ты можешь сказать всем, что нашел свою сестру.

Купец изумился, откуда Морада могла знать про его сестру. Но, вспомнив, кто перед ним, решил, что это и есть лучший выход из затруднительной ситуации, в которой он оказался…

15

Новости быстро распространялись по дворцу. С самого раннего утра все только и говорили, что о чудесном превращении простой рабыни в сестру господина. Сплетни прислуги, достигнув верхних покоев, дошли до Первой жены купца Хедуанны. Хедуанна была женщиной зрелой, родившей Сансиду двух сыновей, которые подрастали на радость родителям и слыли весьма разумными юношами среди купеческой гильдии. Служанка, приводившая в порядок утреннюю прическу Хедуанны, то и дело наклонялась к самому уху своей госпожи и быстро шептала:

– Говорят, что господин отдал ей свои покои. Где это видано, чтобы женщина оставалась на мужской половине?! Да еще в покоях самого господина?!

Хедуанна с удивлением посмотрела на служанку:

– А где же теперь комната господина?

Служанка пожала плечами.

– Я точно не знаю, но кто-то из прислуги говорил о том, что надо перекрасить стены в малом зале. Может, господин решил обосноваться там?

Хедуанну встревожили эти новости. Порядок в доме был нарушен неразумным поведением Сансида. Если он потерял голову от счастья, то ее, Хедуанны, прямой долг – помочь мужу. Никто из слуг до выяснения обстоятельств этого странного дела не должен покидать дом, чтобы не разносить сплетни по городу. Не хватало еще, чтобы по рынку пошла дурная слава о доме Сансида!

Хедуанна оглядела себя в зеркале и осталась довольна. Хоть эта служанка и не в меру болтлива, но дело свое знает хорошо, и прическа выглядит безупречно. Хозяйка решила спуститься вниз, чтобы быть в курсе событий, происходящих в доме. Две младшие жены тоже сгорали от любопытства, но сойти вниз без одобрения Хедуанны пока не решались.

Слуги, сновавшие внизу, не сразу заметили госпожу, которая стояла за колонной, с бесстрастным видом наблюдая и прислушиваясь к происходящему. Наконец она остановила личного слугу Сансида, пробегавшего мимо нее с озабоченным видом. Он низко поклонился госпоже и постарался улизнуть. Но Хедуанна задержала его:

– Хадад, что здесь происходит?

Юноша робко взглянул на госпожу и сказал:

– Господин велел открыть малый зал, тот, что предназначен для приемов гостей, прибывших издалека.

– Зачем? Разве мы кого-нибудь ждем?

– Мы никого не ждем, госпожа. Хозяин сказал, что в этой комнате будет жить его сестра, которую он привез из Тали-Газира.

– Но у хозяина всего одна сестра, и ему незачем привозить ее из Тали-Газира. Она живет в большом доме с мужем и своим первенцем. Разве твой господин не ездил поздравить ее с благополучным рождением мальчика?

– Да, госпожа. Но есть еще одна сестра…

– Почему же я ничего не знаю о ней?

– Потому что эта сестра пропала несколько лет назад, и вот теперь наш господин нашел ее.

Хедуанна отпустила слугу. Все это выглядело очень странным и непонятным. Она слышала о несчастье, постигшем семью Сансида несколько лет назад. Тогда был захвачен караван отца Сансида с богатыми тканями. Сансиду и одной из его сестер удалось бежать, а отца взяли в плен, чтобы получить выкуп. Но никто не знал, что случилось со второй сестрой. Говорили, что главарь разбойников взял ее себе в жены, пленившись красотой девушки. С тех пор не было никаких известий о ней. И вот теперь весь дом гудит как улей, а слуги рассказывают друг другу сказки, одну нелепей другой, о найденной сестре. Хедуанна хорошо представляла себе, что такое разбойники. Их главарь наверняка, насытившись девушкой, продал ее кому-нибудь в рабство. Хозяйка вспомнила, как Большая Мамка хвасталась вчера, что хозяин выгодно купил молодую рабыню-девственницу. Что-то здесь не так. И Хедуанна исполнилась намерения выяснить все незамедлительно.

Добиться правды от мужа не представлялось возможным, и она отправилась в прачечную, где Большая Мамка следила за стиркой белья для жен купца. Девичьи визги и крики Смотрительницы смолкли, как только хозяйка вошла в просторную комнату с невысоким каменным потолком. Большая Мамка сняла намокший передник и поклонилась госпоже.

– Что привело сюда высокочтимую госпожу?

Хедуанна сделала знак, чтобы рабыни оставили их наедине. Девушки быстро сорвались со своих мест и разношерстной стайкой выпорхнули из комнаты. Большая Мамка недоумевала:

– Почему госпожа не приказала мне явиться в верхние покои? Стоило ли утруждать себя? Я бы незамедлительно…

Хедуанна прервала поток ее красноречия и спросила:

– Что ты знаешь о новой рабыне, которая вдруг оказалась сестрой господина?

Большая Мамка понимающе кивнула. Да, это и впрямь странное дело!

– Я ничего о ней не знаю, госпожа. Только то, что она девственница и что у нее в узелке странный предмет.

Хедуанна насторожилась.

– Странный предмет?

Большая Мамка преисполнилась важности:

– Я сама видела, даже держала в руках. Сначала я из опасения, чтобы новая рабыня не нанесла господину увечья тяжелым серебряным поясом, забрала его, но потом вернула.

Хедуанна внутренне усмехнулась: ну конечно, хотела прибрать к рукам, но хозяин не позволил.

– И что же сказал тебе господин?

Большая Мамка немного замялась, но потом решительно сказала:

– Хозяин сказал, что пояс этот не представляет никакой опасности и что его можно вернуть рабыне. Ой, я хотела сказать – сестре господина!

– Ты можешь описать мне этот пояс?

Большая Мамка расплылась в улыбке, и, загибая толстые пальцы на своей грубой, разъеденной щелочью руке, медленно и важно проговорила:

– Ну конечно. Небольшие серебряные диски скреплены вместе. Диски эти небольшие, меньше моей ладони. Всего этих дисков двадцать восемь и на каждом странные отверстия и непонятные знаки…

Большая Мамка открыла было рот, чтобы еще что-то сказать, но Хедуанна уже не слушала ее. Резко развернувшись, она стремительно вышла из комнаты.

16

Лучи заходящего солнца мягко освещали глубокую нишу у алтаря в стене Комнаты предков, куда Сансид привел Мораду, чтобы уберечь ее от расспросов Хедуанны. С тех пор, как Морада вошла в дом купца, Хедуанна с безумной настойчивостью искала встречи с нею. Девушка не могла понять, почему Сансид всеми способами пытается уберечь ее от разговора со старшей женой. Поначалу Сансид отмалчивался и вздыхал, но после очередной попытки Хедуанны встретиться с Морадой он наконец решился признаться:

– Хедуанна была младшей дочерью жреца и знает, что было у тебя с собой. Она понимает, что моя пропавшая сестра не могла быть жрицей.

– Но если не успокоить ее страхи, то может случиться беда. Женщина в гневе и в страхе часто наносит раны, не задумываясь, к чему это может привести.

Сансид покачал головой.

– Я не хотел, чтобы кто-нибудь вас тревожил в этом доме.

Морада прервала его.

– Тревожить меня – все равно, что потревожить ветер. Я вечная странница и найду покой и вечный дом там, где вода становится стеклом, а горы едят людей.

Сансид внутренне содрогнулся от ее слов, но девушка постаралась успокоить его:

– Я не боюсь встречи с твоей женой и готова к разговору. Пусть она придет!

– Когда же вы хотите говорить с ней?

– Сейчас! Только обещайте хранить молчание, что бы здесь ни происходило!

– Обещаю.

Сансид подошел к двери и распахнул ее. Подслушивающий у двери мальчик – слуга, подосланный Хедуанной, резко отпрянул, но все же получил удар внезапно распахнувшейся створкой тяжелой двери. Сансид грозно сверкнул глазами и приказал:

– Позови свою госпожу!

Ждать пришлось недолго. Хедуанна была поблизости и сразу же откликнулась на призыв мужа. Заглянув в комнату, где она прежде никогда не бывала, она остановилась в нерешительности, едва переступив порог.

В нишах стен стояли гипсовые человеческие головы. Это были портреты предков Сансида, сделанные из черепов умерших. Раковины-глазницы смотрели на Хедуанну отовсюду, проникая в самую душу и заставляя ее испытывать священный ужас перед Неотвратимым. Морада стояла у самого очага, в котором не было огня, лишь вчерашняя зола, которую не успели убрать, потому что Сансид запретил слугам входить в ритуальный зал. Хедуанна собралась с духом и спросила мужа:

– Ты звал меня? Зачем?

Сансид не удостоил жену ответом. Морада ответила за него сама:

– Ты искала встречи со мной, Хедуанна. О чем ты хотела спросить меня?

– Я лишь хотела поближе узнать сестру моего дорогого мужа. Нет ничего странного в моих попытках.

Морада улыбнулась устало и печально.

– Мы обе прекрасно знаем, что я не сестра вашего мужа. Более того, вы догадываетесь, кто перед вами.

Хедуанна побледнела. Ее самые страшные опасения начинали подтверждаться. Она сбросила маску приличия и взволнованно сказала:

– Я думаю, что это вас хоронили с почестями пол года назад. Вы – Пуаби?!

Морада кивнула:

– Да. Меня так звали в прошлой жизни. И незачем вам вытаскивать на свет то, что должно умереть.

Она подошла к одной из многочисленных ниш и извлекла оттуда гипсовую голову.

– Вы видите этот череп? Все естественные отверстия прочно запечатаны. Ни одному духу не проникнуть в голову этого предка. Поэтому он ничем не сможет навредить своим потомкам. Так и вам следует запечатать свои уста и не подсылать глупых слуг дежурить у дверей, чтобы потом из дома не выползли страшные слухи.

Хедуанне не хватало воздуха, чтобы сказать хоть что-нибудь в свое оправдание. Женщина открыла было рот, но горло ее свело спазмом, и она разрыдалась.

– Это добром не кончится! Вас ищут! А когда найдут в нашем доме, то не пощадят никого!

Морада подошла к Хедуанне и спокойно положила ей руку на лоб. Холодная тонкая рука успокаивала, волнение ушло. Осталась только тонкая и острая, как лезвие ножа, печаль. Из глаз Хедуанны полились слезы.

– За что боги проклинают нас?!

Морада спокойно и тихо сказала:

– Боги переменчивы. Этот дом ждет упадок.

Хедуанна склонила голову и прошептала:

– Упадок ждет все, к чему вы прикасаетесь. Поэтому вас и держали в храме, подальше от людей.

Мораду, казалось, ничуть не задели слова женщины. Она улыбнулась и поставила череп предка на место. Сансид, до этих пор неподвижно сидевший в своем кресле, поднялся, но Морада жестом остановила его.

– Вы, Хедуанна, дочь жреца. А потому знаете, что если вас заставили прикоснуться к Тайне, то вы уже не принадлежите себе. Вы служите только своему Знанию. И никому больше.

Перед глазами Хедуанны встало изможденное лицо ее отца, который даже перед смертью смотрел на Небо, а не на лица своих близких, собравшихся перед его ложем. Он видел только Иннанну. И вот теперь ее муж, с которым они прожили долгую счастливую жизнь, заражен той же болезнью. Он не видит никого кроме этой девушки, стоящей перед нею, Хедуанной, старшей женой, которую больше ни во что не ставят в этом доме. Слуги, как звери, чувствуют настроение хозяина, и теперь ей невозможно будет держать дом в порядке, не имея той власти, которая была у нее в руках до появления здесь Морады.

– И что же мне теперь делать?!

Сансид не стал больше сдерживаться и подошел к жене:

– Мои сыновья уже выросли, и я могу доверить им дело, которое кормит нашу семью вот уже несколько поколений.

Хедуанна недоумевала:

– А как же ты?! Что ты задумал?!

– Я уеду. И увезу Пуаби подальше отсюда. Так будет лучше для всех.

Из глаз Хедуанны вновь покатились слезы, хотя она не плакала с тех самых пор, как умер ее отец.

– Да, так будет лучше…

17

Как я и предполагала, старое ветхое дерево не выдержало моего ребенка, который весил больше центнера, и он провалился вниз, изрядно ободрав себе колени. Дите, провалившись в яму метра на три, вопило из нее так, что по всей деревне залаяли собаки. Данил первым добежал до места происшествия, но вместо того, чтобы оказать первую помощь потерпевшему, он вдруг набросился на меня:

– Обязательно нужно было организовывать яму именно сегодня?

Я попыталась занять оборону:

– Извини, у нас нет графика раскопок. Копаем, когда вздумается!

Муж не унимался:

– Если ты успела заметить, моя милая, я приехал не один, и эти двое здесь, чтобы переговорить по весьма важному делу А я по твоей милости теперь должен заниматься извлечением оболтуса из волчьей ямы, которую ему организовала собственная мать!

Я не стала впадать в дискуссию, только заметила:

– Те двое неплохо проводят время в компании моей подруги, так что тебе не на что жаловаться.

Действительно, с крыльца доносился веселый смех. Я мысленно поблагодарила Алку за помощь и приступила к эвакуации ребенка, который уже перестал орать как потерпевший и внимательно слушал, чем кончится наша с мужем перебранка. Пока Данил мрачно ходил за лестницей, я пыталась понять, куда ее лучше пристроить, чтобы дите окончательно не повредилось.

Лестница была самодельная, ее сработал местный умелец из ровных лиственных дрынов, так что поднять ее можно было только лошадиными силами. Данил справился, и мы осторожно спустили лестницу вниз, чтобы большой перепуганный ребенок смог выбраться на поверхность. Муж вернулся к гостям, а я принялась тщательно осматривать потерпевшего. Никаких явных повреждений я на нем не обнаружила.

– Будем считать, что отделался легким испугом.

Отправив Димку отмываться, я осторожно подошла к краю ямы и заглянула вниз. Может, мне только показалось, но в левом дальнем углу что-то лежало. Минуты мне хватило, чтобы спуститься в яму и осторожно подцепить то, что привлекло мое внимание. Это был старый, покрытый грязью металлический пояс. Двадцать восемь небольших круглых звеньев были скреплены чудным образом, и надписи на почерневших металлических пластинках едва можно было разобрать.

Во дворе было тихо – наверное, Данил и его помощники ушли в дом. Обязанности хозяйки я проигнорировать не могла, поэтому поспешила к гостям, на ходу размышляя, куда можно временно пристроить свою находку. Весь этот ворох нельзя было нести в дом, чтобы окончательно не испортить отношения с мужем, и я сложила все на столик возле крыльца, в надежде вернуться к нему в более подходящее время.

Алка уже разливала по чашкам горячий ароматный чай, и все трое мужчин теперь выглядели вполне довольными. Подруга весело подмигнула мне:

– Ты какие травки в чай добавляешь? Еще полчаса назад здесь были мрачные деловые субъекты. А теперь посмотри на них – просто душки.

Я подсела к столу и присоединилась к чаепитию.

– Травки с ближайшей горы. А душки здесь не все.

Это я метнула дротик в Данила.

Муж никак не отреагировал, но за начальника вступился юрист:

– Оторвали мужчину от игры.

Алка вызывающе повернулась в сторону молодого человека:

– И что?

Данил вдруг помрачнел.

– И ничего.

Алка внимательно посмотрела на него и слегка откинула голову назад. Этот жест подруги я хорошо знала. Это означало, что Алка взяла след своим журналистским чутьем и теперь ни за что не выпустит добычу.

– А вы на что там играете? Что-то вы тут слишком озабочены своими игрушками.

Юрист понял, что сболтнул лишнее, и постарался замять инцидент, чем вызвал еще больший интерес у моей подруги. Я вздохнула. С машиной мне теперь можно было на какое-то время распрощаться. С этого момента Алка будет регулярно посещать семинаристов, а нам придется ездить к Серебряному источнику за водой в ближайшую деревню на ее вызывающем Peugeot. Кажется, Данил тоже понял это.

– Ты нас когда вернешь обратно?

Подруга с безразличным видом пожала плечами:

– Допью свой чай и отвезу.

В глазах мужа мелькнула надежда на избавление, и он стал интересоваться чаем. Его помощники уже обрели хорошее расположение духа и сейчас рвались на свежий воздух – полюбоваться окрестными пейзажами. О делах они при мне говорить не стали, берегли шефа.

Алка слово сдержала, и через десять минут уже насильно запихивала мужчин в свою машину.

Димка стоял на крыльце и смотрел, как все грузятся в синий Peugeot. Он спросил:

– Это тетя Алла специально делает? Ну, чтобы они ее часа два из грязи вытаскивали? Может, сразу поедем за ними?

Я удивилась:

– Зачем?

– Все равно они не проедут на ее машине. Там мост размыло.

– А ты откуда знаешь? Опять брал мой грузовик?

Старший огрызнулся:

– А что, здесь есть, кто пешком ходит, особенно к Камню?

Я постаралась не возбуждаться.

– Древние ходили. Надеюсь, ты не вел себя как монгол.

– А это как?

– Это когда только верхом. Машину оставлять надо хотя бы метров за сто от Камня.

В глазах у старшего появилось некое подобие паники.

– А сто метров это сколько?

– Это пятьдесят раз как ты.

Я оставила незадачливого ребенка мысленно измерять собой пространство и вернулась в дом, где младший нашел себе хорошее занятие – разрисовывал фломастерами деревянный пол в своей комнате. Я быстро подсчитала в уме, сколько его папе будет стоить замена части пола, и постаралась минимизировать потери. Для начала конфисковала у младшего все, чем можно привести уцелевший остаток пола в негодность, пока его не покрыли защитным лаком, потом принялась оттирать зеленый цвет, которого было вокруг в невероятном количестве. Въедливая краска никак не оттиралась, только давала новые разводы на свежеструганых досках. Я мысленно попросила небо, чтобы мне под руку сейчас никто не попался, чтобы не стать детоубийцей.

Детей спасла Алка, которая уже вернулась и требовала, чтобы я нашла ей применение. Это была сложная задача, потому что хозяйством она не занималась нигде и никогда, а ближайшие мужчины, достойные ее внимания, остались за пятьсот километров отсюда. Я вспомнила про машину:

– Как вы проехали через мост? Старший говорит, что его совсем размыло.

– А я и не проезжала. Я их высадила у моста.

Мы обе рассмеялись. Не знаю, как юрист и секретарь Данила, но муж мой был точно из племени диких монголов. Своими ногами он мог пройти метров пятьдесят, не больше. Потом начинал оглядываться в поисках подходящего транспортного средства.

– Они теперь на базу попадут к обеду, не раньше.

Алка загадочно улыбалась:

– Ничего, спесь немного стряхнут. Им только на пользу.

Я вскипятила воду и теперь мыла посуду по-деревенски – в тазике. Это доисторическое занятие заинтересовала мою вездесущую подругу и она внимательно следила за тем, как я вытираю и расставляю на полках чашки.

– Ты сегодня что-то не в себе. Лен, случилось что?

Я поставила последнюю чашку на барную стойку и присела за стол рядом с Алкой.

– Данил сегодня какой-то неадекватный. Тебе ничего такого не показалось?

Алка вытянула ноги под столом и откинулась на спинку стула.

– Ты бы тоже была неадекватной, если бы у тебя арестовали все счета.

Хорошо, что я закончила с посудой и сидела.

– Что?!

Алка повернулась в мою сторону и, тщательно выговаривая слова, спросила:

– Я что-то непонятное сказала?

Я молчала. Подруга пошарила в огромном кармане своего расписного сарафана и выудила оттуда сотовый телефон.

– Позвоню одному волшебнику, может, он что-нибудь сможет сделать для твоего неразумного мужа.

Она вышла на крыльцо, и оттуда с полчаса слышалось ее сладкое мурлыканье. Разобрать слова было невозможно, да и незачем, хотя я просто подыхала от любопытства. Наконец она вернулась, весьма довольная собой.

– Пообещал что-нибудь сделать.

– Это еще ничего не значит.

Алка отпрянула от меня как от прокаженной:

– Да ты, я смотрю, совсем в уме повредилась?! Я ради нее задействую такие связи, которые лучше без крайней надобности не трогать, а она сомневается в результате!

– А как ты узнала, что у Данила проблемы? Он даже от меня скрывает.

Алка рассмеялась:

– А ты знаешь много мужей, которые со своими проблемами сразу бегут к жене? Ты, случайно, мужчин с детьми не путаешь? Мужчины – это такие взрослые особи, которые заботятся не только о себе, но и о своей семье…

Я запротестовала:

– Ладно, хватит ботаники. Рассказывай, как ты узнала про Данила.

– Если бы у Данила был ум, он бы не привез с собой тех двоих. Я тут с ними чай не успела допить, как они мне все выложили.

– Только мне не рассказывай, что они добровольно сливали тебе истории про своего босса.

Алка самодовольно улыбнулась.

– Так ведь они же не знают, кто я. И про мои способности добывать информацию не слышали. Вот и рассказали мне все, что знали.

– И что же они тебе рассказали?

– Что сегодня утром компания Данила должна была сделать один важный платеж партнерам в Китай. Но счета заблокированы, и деньги не проходят. Если не отправят деньги в течение двух дней, Данил потеряет почти все, что имеет. Слишком много он вложил в своих китайских друзей. Он рвался в город, чтобы самому во всём разобраться.

Алка внимательно смотрела на меня, но я постаралась никак не прореагировать на поступившую информацию. Ее сотовый весело затренькал.

Она поспешно нажала кнопку приема и расплылась в улыбке. Поворковав с минуту, убрала телефон, который тут же затонул в ее бездонном кармане.

– Разбуди меня около часа ночи. Он как раз будет в Гонконге.

– Это ты о ком?

– Тебе это знать не обязательно. Но от этого разговора теперь зависит благосостояние твоего мужа.

У меня немного отлегло, и мы вышли погреться на солнышке. На крыльце младший старательно переворачивал картинки огромной книжки про динозавров. Прервавшись на минуту, он внимательно осмотрел Алку и спросил:

– Тетя Алла, а вы давно родились?

Алка не стала скрывать свой возраст перед мужчиной, который не представлял для нее никакого интереса:

– Давно, дружок.

– А динозавров в детстве видели?

Алка оторопела от такого откровенного вопроса, но вскоре пришла в себя.

– Нет, не видела. Они еще тогда не родились.

Я покачала головой:

– Вот и говори мужчинам правду!

Хорошее настроение понемногу возвращалось. Близилось время обеда…

18

Изумрудно-зеленые воды Персидского залива сменились синеватыми волнами Индийского Океана, но Сансид не торопился прервать путешествие, унося свою драгоценную тайну подальше от тех мест, где хоть кто-нибудь слышал о нем. Морада прекрасно переносила море, словно она выросла не среди каменных колоннад Зиккурата, а среди утлых суденышек моряков и рыболовов. Сансид не уставал удивляться ей – эта девушка в любом месте выглядела так, словно всю жизнь провела именно здесь.

Близилась ночь, и над горизонтом поднялась вечерняя звезда. Сансид, который плохо переносил путешествие морем, с трудом поднялся на палубу и огляделся. Морада стояла на корме в простом легком платье, накрыв плечи тонким шерстяным платком цвета свежей крови. Она не отрываясь смотрела, как вспененные волны идут легкой дорожкой вслед за кораблем. Сансид тихо подошел к ней и стал поодаль, любуясь невозмутимой грацией юной жрицы. Как бы ни таился Сансид, Морада все же заметила его и, не поворачивая головы в его сторону, тихо сказала:

– Через три месяца закончится твое путешествие. Ты обретешь все, к чему стремился.

На лбу у купца выступил холодный пот. Морада поспешила успокоить его:

– Я не о смерти говорю. Ты обретешь земные блага, и они будут тебе по силам.

Сансид удивился словам жрицы:

– Я знаю, что страданий не каждый может вынести столько, сколько ему отмерено. А разве блага могут быть не по силам?

Морада печально улыбнулась:

– Благо – это огромный кувшин, наполненный до краев. Не каждый может поднять его, а тем более нести так, чтобы не расплескать и не уронить. Многие правители держали в руках этот кувшин, но не каждый смог донести его. Кто-то разбивал, споткнувшись о собственные пороки, а кто-то бросал на полпути, не веря в свои силы.

Сансид понемногу начинал понимать, о чем говорит Морада. Он знал немало знатных семейств, чье благополучие легко разбивалось из-за внутренних неурядиц, даже не столкнувшись с внешними проблемами.

– Чтобы стать правителем, нужно обладать Силой или Знанием. У меня нет ни того, ни другого. Что же я могу?

Морада повернулась к нему и взяла его за руку.

– Сила ничего не решает, потому что правитель использует не свою силу, а силу своих людей. Знание не дает силы, а лишь отнимает то, чем ты владеешь. Тебе не нужно ни того, ни другого.

Сансид продолжал недоумевать:

– Но чем же таким выдающимся я обладаю, что поднимет меня над остальными?

– Ты обладаешь особым тончайшим видением Пути, которому следуешь. И потому я здесь с тобой. Пока я с тобой – ты силен.

Горячие волны крови внутри Сансида поднялись до самого горла, сдавив его в жгучем и сладком ожидании Судьбы. Он всегда верил в свое исключительное предназначение. Еще в юности ему предсказали, что он возвысится благодаря жрице, и потому молодой купец взял в жены дочь жреца. Но не жена осуществила его потаенные мечты, а настоящая жрица, которая рождается раз в тысячу лет, земная сестра самой Богини Луны.

В тот момент Сансид не думал о том, какую жертву придется ему заплатить за то, к чему вели его честолюбивые замыслы. Но даже если бы он знал о своей печальной судьбе, он ни за что бы не променял ее на безликое существование простого купца из Ура.

19

Костры возле шатров уже догорали, кроме одного, который будет гореть всю ночь, отпугивая диких зверей и давая людям, которым предстоит провести ночь в бдении, немного тепла и света.

Сансиду не спалось. Хоть он и делал попытки заснуть, мысли его все чаще обращались в сторону дома, оставленного ради Вечного Странствия. По всей видимости, Морада тоже не спала, потому что он слышал ее глубокий проникновенный голос неподалеку. Она что-то объясняла молодому слуге, охранявшему покой небольшого лагеря.

– Вон то созвездие видишь? Это Стрела.

Молодой охранник довольно кивнул.

– Стрела – это хорошо. Это помогает защититься от врагов.

Морада улыбнулась.

– Я не уверена что стрелы нам понадобятся. Небо говорит, что нас ждет благополучное завершение Пути.

Молодой человек запрокинул голову и не отрываясь смотрел на Небо.

– Я вижу только яркие огоньки. Как будто смотришь сквозь дырявую ткань на солнце.

Морада покачала головой. У простого человека простые мысли, даже о Небе. Внезапно юноша спросил:

– А ты все звезды знаешь?

Морада рассмеялась:

– Звезды рождаются и умирают. Разве ты знаешь всех новорожденных в твоем городе?

Юноша смутился.

– Ну, не всех, конечно, но ближайших соседей знаю.

– Так же я. Знаю наших ближайших соседей. Их не так много.

Морада начала было что-то чертить тростниковой трубкой на земле, но Сансид, появившийся из темноты, прервал их неторопливую беседу. Охранник, поклонившись, отошел в тень, а Морада осталась у костра, продолжая старательно вычерчивать какой-то узор у своих ног. Беглого взгляда на Сансида ей было достаточно, чтобы понять, что его одолела тоска по родине.

– Ты кажешься усталым. И не спишь уже четвертую ночь.

Сансид присел рядом с девушкой и протянул руки к костру. Сквозь раскрытые пальцы было видно, как взвивались змейки пламени, исчезая в ночной тьме. Морада поднялась и стерла ногой то, что так тщательно выводила еще минуту назад.

– Нужна свежая кровь.

Сансид удивился.

– Кровь? Зачем?

– Тебе нужно успокоиться. Это означает, что мы должны принести жертву твоим предкам.

Сансид не стал расспрашивать жрицу, где она собирается найти свежую кровь в этих пустынных местах, где кроме их небольшого отряда на расстоянии крика не было ни единой живой души. Мысленно он лишь попросил Небо, чтобы ей не пришла в голову мысль принести в жертву кого-нибудь из охраны.

Морада словно прочитала его мысли:

– Не беспокойся. Я не буду трогать твоих людей. Сейчас сюда прилетит ночная птица с кошачьей головой. Эту птицу называют сова…

Не успела она закончить свои слова, как в воздухе раздался шелест крыльев. Морада крикнула охраннику, чтобы он не мешкая стрелял в птицу, пока та не скрылась в темноте, ослепленная светом костра. Охранник с быстротой молнии натянул лук и выстрелил. Сова рухнула на землю неподалеку от шатра Сансида. Девушка бросилась к ней и вырвала стрелу у птицы из крыла. Накрыв ее огромный, острый как нож клюв своим плащом, она побежала к дальнему костру и приказала раздувать угасающие на ветру угольки. Молодой охранник помогал ей проворно и деловито. Он принес охапку хвороста и бросил в огонь. Сансид не спеша подошел к новому костру.

– Для того чтобы приносить жертвы, я должен соблюдать пост и читать молитвы три ночи подряд.

Морада подошла к нему и положила свою прохладную ладонь ему на лоб.

– Ты и так слишком слаб. Твои жизненные силы едва не покинули тебя. Этого вполне достаточно. Не нужно ни молитв, ни воздержаний.

Это пустые ритуалы. Они нужны лишь для того, чтобы человек, взывающий к своим предкам, не стал приманкой для их вечно голодных душ.

Сансид побледнел. Раньше ему никто не смог бы так просто объяснить смысл ритуала. Теперь сокровенные знания были так близки и обретали вполне осязаемые формы. Он слегка растерялся от соприкосновения с потусторонними силами, но отступать было уже поздно. Морада вспорола птице живот и вытряхнула содержимое на небольшое начищенное блюдо. Отложив в сторону еще теплое, трепыхающееся сердце, она разложила на доске внутренности птицы и тщательно осмотрела их.

– Сейчас я оставлю тебя одного. Ты должен сам кормить своих предков. Отдай им все, кроме сердца.

– Что я должен делать с этим сердцем?

– Съешь его, но лишь после того, как костер погаснет. Сначала покорми духов. В благодарность они дадут тебе силы и покой. Я буду ждать тебя в своем шатре.

Морада ушла, оставив Сансида наедине со своими страхами и печалями. Перед самым рассветом Сансид откинул полог шатра Морады. По его умиротворенному лицу было видно, что все прошло как нельзя лучше. Она указала на небольшую подушку у своего ложа.

– Садись. Я налью тебе чего-нибудь выпить.

Сансид пил вино небольшими глотками и старался не уснуть прямо здесь, в шатре Морады. Тревоги его улеглись, страхи растворились в предутреннем тумане. Он был спокоен и безмятежен. Он посмотрел на Мораду и спросил:

– Сколько душ было сегодня у костра?

– Одна. Ты разделил с нею жизнь птицы.

– Почему всего одна?

– На всех твоих предков не хватило бы. У каждого человека в царстве теней столько предков, сколько живущих на земле кровных родственников. Этот баланс сил не может быть нарушен. Но не каждого нужно призывать в тот час, когда совершаешь подношение. Нужно, чтобы посетившая тебя душа осталась довольна и чтобы ей хватило угощенья.

Сансид удивлялся простоте ее фраз. Все было понятным и стройным в ее суждениях.

– Это как гости. Ты готовишь столько угощенья, сколько зовешь гостей. И если угощенья мало, то можешь разделить его с одним лучшим другом.

– И с кем же я разделил его? С душой своего отца?

Морада говорила тихо, глядя ему прямо в глаза:

– Кровь наследуется по женской линии. И только женщина стоит до конца за своих детей, невзирая на запреты и кары. Сегодня ночью ты был со своей матерью.

Сансид медленно терял сознание от пристального взгляда жрицы. Она накрыла его своим плащом и выскользнула из шатра.

20

Тьма сгустилась, но на востоке уже стала пробиваться узкая сиреневая полоска. Скоро предутренний туман завладеет небом, и ей придется оставить свои вычисления до следующей ночи. Морада присела у огня и подозвала охранника:

– Если хочешь остаться в живых, забирай людей и уходи отсюда.

Молодой человек замер в недоумении:

– А как же хозяин? А вы, госпожа? Разве это не опасно, оставаться одним в таком диком месте? Нет, я не могу уйти!

Морада вздохнула.

– Как знаешь. Только еще до того, как солнце будет в зените, вас всех убьют. И пользы от мертвецов хозяину не будет никакой. Если же ты хочешь, чтобы и хозяин, и все слуги остались живы, немедленно уходи. Еще час – и будет поздно. Они приближаются…

Охраннику стало страшно от таких слов, и он стоял в нерешительности, не зная, что ему делать. Слуги спали, и будить их мог только хозяин. Морада сидела у костра с безучастным видом и все время что-то бормотала про себя, словно читала заклинания. Внезапно чья-то стрела просвистела в воздухе и упала у его ног. Этого было достаточно, чтобы молодой человек стремглав кинулся к лошадям, у которых спали слуги, и растолкал всех без промедления. Хмурые и заспанные, не привыкшие к такому обращению, слуги ворчали и не могли понять, что происходит. Охранник бегал между ними и все куда-то показывал. Он видел, откуда прилетела стрела, и теперь старался увести свой отряд в обратном направлении. Не прошло и получаса, как на холме остались лишь небольшой шатер, в котором безмятежно спал Сансид, и догорающий костер, возле которого сидела Морада и что-то шептала своей уходящей подруге – Луне.

Когда от костра остался лишь пепел, с запада послышался топот копыт. Небольшой отряд приближался к шатру, в котором все еще спал Сансид. Гул, раздававшийся по земле, вырвал его из сладкого сна и заставил подняться. Неровной походкой он вышел из своего временного убежища и удивился. Вокруг никого не было. Только Морада сидела на корточках у черной горки пепла.

– А где же все остальные? Где оружие, лошади?

– Это я приказала им уйти.

Гнев Сансида закипал с неудержимой силой:

– Но почему?! Почему ты оставила нас безоружными против варваров?!

Морада, казалось, не обращала никакого внимания на гнев купца.

– Ты прав. Это варвары. И они бы немедленно нас всех перебили, если бы увидели в наших руках нечто, пусть даже отдаленно напоминающее оружие. Потом забрали бы добычу и ускакали.

– А что, разве теперь им это не под силу?

Морада строго посмотрела на него, как смотрит мать на неразумное дитя.

– Ты действительно хочешь с ними сразиться?

– Конечно!

– И ты рассчитываешь победить? Даже если бы ты стал побеждать, они послали бы гонцов предупредить о вторжении и нас бы схватили, не сегодня, так завтра, уже гораздо большими силами.

Сансид задумался. Может, это и в самом деле не так уж безумно, быть безоружным. Так варвары могут и сохранить им жизнь. Но рабства все равно не избежать. Их продадут, как скотину, на рынке в первый же базарный день. Эта участь казалась ему ничуть не лучше той, что была ему уготована, будь он вооружен.

– По крайней мере, я бы не стал рабом.

Морада встала, отряхнула платье и гордо выпрямилась.

– Тебе решать – быть рабом или царем. Я могу для тебя сделать и то и другое. Выбирай!

Сансид не ожидал такого разговора. И необдуманно молвил:

– Я хочу быть царем.

Морада кивнула.

– Я так и думала.

Потом повернулась к нему лицом и гневно сказала:

– Тогда и веди себя, как царь! Нечего тебе делать у пепелища! Уходи в свой шатер и сиди там, пока я не позову тебя!

Сансид не стал перечить, но что-то недоброе шевельнулось у него в сердце, когда он вернулся в шатер и уселся на подушки. Впервые в жизни кто-то командовал им. И это была женщина, которую он купил для своих утех, его рабыня!

Сквозь мрачные мысли Сансид слышал, как Морада запела. Она пела печальную песню незнакомой страны на непонятном ему языке. Топот приближающихся копыт затих, и уже шорох людских шагов слышался повсюду. Люди окружили шатер и Мораду, которая не переставая пела свою песню. Так продолжалось довольно долго, а может Сансиду это только показалось. Пребывая в неведении относительно того, что происходило за пределами его шатра, он все же не решался нарушить приказ Морады. Постоепенно голос ее затих, как затихает ветер, и она громко позвала его.

– Сансид, выйди к нам!

Купец откинул полог и вышел на свет. Вокруг шатра толпились люди, которые при его появлении опустились на колени и упали лицом вниз. Он посмотрел Мораде в глаза, и она улыбнулась.

– Все, как ты хотел. Эти люди будут служить тебе.

Сансид недоумевал:

– Но как? Как ты это сделала?

– Это не я. Это Иннанна.

– Но я не понимаю речи этих людей, а они не понимают меня. Как же они будут служить мне?

– Поначалу я помогу тебе. Потом ты выучишь их язык. Это несложно. Я его выучила за полгода, когда была жрицей.

– Но зачем жрице учить языки варваров?

– Жрица знает свой Путь, хоть и не всегда верит ему. Если уж я знаю язык звезд, то земные языки даются мне без труда.

Морада что-то сказала человеку в зеленом плаще, и все занялись приготовлениями к отъезду. Кто-то из всадников уже собирал шатер и навьючивал поклажу на лошадей. Сансиду подвели черную лошадь, беспокойного молодого жеребца, но купец медлил в нерешительности, боясь на глазах у всех не справиться с норовистым животным. Морада погладила гриву коня, и он притих, повинуясь ее воле. Отряд тронулся, взяв курс на запад, и Сансид оказался в середине процессии в сопровождении Морады и человека в зеленом плаще, расшитом нефритом и речным жемчугом.

21

Небольшой особняк в центре города, затерянный среди высоток, уже давно не привлекал особого внимания ни жителей ближайших домов, ни тех, кто случайно оказался в этом тихом месте. Несмотря на поздний час, во французских окнах второго этажа горел свет. Невысокий сухощавый мужчина, которого со спины можно было принять за подростка, нетерпеливо прохаживался вдоль огромного стола, занимавшего почти всю комнату. Пару раз он остановился, посмотрел на свое отражение на идеальной, отполированной до блеска нетронутой поверхности, вскинул руку и посмотрел на часы.

– Уже без четверти три. О чем он только думает?

Мужчина театрально вздохнул, приподнялся на цыпочки и, слегка раскачиваясь, сомкнул руки за спиной, что означало крайнюю степень недовольства. Тяжелые напольные часы в дальнем углу комнаты пробили три, когда в дверь тихо постучали. Мужчина замер от неожиданности и громко сказал:

– Войдите!

В дверях появилась стройная девушка с лукавыми карими глазами и волшебным голосом пропела:

– Николай Александрович, вот то, что вы просили.

Она подошла к мужчине и протянула ему тонкую черную папку Тот, кого назвали Николаем Александровичем, фыркнул:

– Просил?! Вы, однако, забываетесь. Я никогда ничего не прошу.

Нежные щеки девушки полыхнули румянцем. Она поспешно извинилась, положила папку на стол и вышла, осторожно закрыв за собой дверь.

Мужчина подошел к папке, открыл, быстро пробежал взглядом несколько первых страниц и удовлетворенно хмыкнул.

– Ну вот. Теперь начнется совсем другая игра.

Он подошел к столу и нажал кнопку громкой связи.

– Денис, зайди ко мне.

Тучный мужчина в сером костюме нелепо смотрелся в этом начищенном до блеска кабинете, среди белых ковров и антикварных стульев с высокими резными спинками. Тому, кто мог бы случайно оказаться здесь в тот момент, могло показаться, что Дениса вызвали в качестве грузчика, чтобы передвинуть мебель, но он вместо того, чтобы приступить к своим обязанностям, решил вдруг присесть и поболтать с хозяином. И тем не менее, Денис Васильев был, пожалуй, лучшим юристом, которого могли бы себе позволить состоятельные горожане.

Денис расположился почти у самой двери, и Николай Александрович с силой толкнул папку, чтобы та прошелестела по столу в сторону Дениса и остановилась где-то поблизости. Денис дотянулся до нее, стараясь не вставать, подцепил своей огромной рукой и быстро просмотрел копии документов, которые принесла секретарша.

– Да, все есть. А вы уверены, Николай Александрович, что эта компания – то, что нужно? Я слышал на днях, что у Залесного проблемы. Не может так оказаться, что вы зря потратитесь и получите лишь остатки?

Николай Александрович задумался.

– Залесный не глуп. Я не верю слухам о проблемах, если не я сам их создаю. Что у него со счетами?

– Приостановлены, как мы и договаривались, налоговой «по ошибке». Так что перевести со своих валютных счетов, по крайней мере в ближайшую неделю, он ничего не сможет.

Николай Александрович удовлетворенно кивнул:

– Хорошо. Если мы его придержим дней на десять, получим его китайский контракт. Я знаю, что сейчас у его узкоглазого партнера большие проблемы и ему срочно нужны деньги.

Денис сделал вопросительное лицо:

– Зачем вам компания с проблемными партнерами?

Николай Александрович лишь отмахнулся.

– Ерунда! Китаец растратил деньги банка и теперь спешит прикрыться деньгами Залесного, чтобы не сесть в тюрьму или того хуже, ну, ты знаешь… Но если он получит хотя бы пару миллионов, обязательно выкарабкается, у него хороший административный ресурс. И потом снимет для Залесного барьеры. Даже если на пару лет, все равно выгода очевидная.

Денис начал понимать, куда клонит шеф.

– Значит, мы придерживаем Залесного, даем китайцу деньги, но гораздо меньше, чем он бы получил от него, тем самым срываем его сделку. Но зачем нам нужна компания Залесного?

Шеф поднял глаза к потолку и тихо проговорил:

– Даже не знаю, Денис, за что тебе платят такие деньги. Неужели в этом городе остальные юристы еще хуже?!

Денис усмехнулся.

– Я соображаю не так быстро, как вы, Николай Александрович. Но если я что-то делаю, то никто потом не сможет переделать после меня то, что сделано.

Николай Александрович примирительно похлопал Дениса по плечу.

– Сейчас дорога каждая минута. Соображать надо быстро. А действовать еще быстрее. Сколько тебе надо времени, чтобы ты подготовил документы?

Денис задумался. Он что-то прикидывал в уме и вслух проговаривал:

– Протокол собрания о назначении нового генерального директора – минут пять. Доверенность на право предоставления и получения документов – минут семь. Внести изменения в Устав – минут десять. Заявление в межрегиональную налоговую о внесении изменений в ЕГРЮЛ – еще минут десять. Здесь нужно все хорошо проверить. В полчаса можно уложиться.

Николай Александрович расплылся в улыбке.

– Извини, Денис. Я немного погорячился насчет твоей нерасторопности. Значит, у нас будет время отдохнуть. Принесешь документы к девяти сюда, в офис.

Денис пожал плечами.

– К девяти, так к девяти. Я думал, у вас что-то срочное. У меня только один вопрос…

Николай Александрович встрепенулся:

– Какой?

Юрист немного помялся, потом решился:

– Обычно такие документы делают на человека с пропиской, но без определенного занятия, который рад случайному заработку.

– Ну так обрадуй кого-нибудь.

Юрист все еще собирался с духом, чтобы сообщить шефу нечто важное.

– Я тут недавно, месяца три назад, познакомился с молоденькой девушкой на презентации, она модель из деревни, километров двести от города на север…

Николай Александрович искренне удивился.

– И почему ты решил осчастливить меня этим известием?

Денис покраснел, но проявил настойчивость:

– Я необдуманно предложил ей пожить у меня какое-то время, но…

Николай Александрович рассмеялся:

– И теперь она, как лиса в сказке про зайца и его избу? Не хочет уходить?

Денис был благодарен шефу за понимание:

– Я никоим образом не заинтересован в скандале, который она может устроить.

Шеф продолжал веселиться:

– Да, это у деревенских запросто… Поговорил бы со службой безопасности, они бы вмиг тебе организовали очистку помещения, даже с санобработкой.

– Понимаете, Николай Александрович, она девушка общительная, за эти три месяца в городе у нее появилось много друзей среди СМИшников, так что если я ее выставлю, то об этом будет знать полгорода. Хорошо, если в новостях не покажут.

Шеф стал серьезен.

– Да, службе безопасности надо бонусы поубирать. Чтобы сотрудники не путались с кем попало. Говори, что думаешь делать.

– Думаю оформить на нее компанию Залесного. И бомжа покупать не надо, и девушка будет довольна таким отступным.

Шеф пристально посмотрел в глаза своему юристу. Потом спросил:

– За что же ты ее так не любишь? Ты же знаешь, что Залесный с ней сделает в случае чего?

Денис не отвел глаз от пронзительного рентгена своего шефа, и Николай Александрович усмехнулся.

– Как знаешь. Можешь оформлять.

Денис поднялся над столом как огромная серая глыба, отряхнулся, поправляя пиджак, и важно выплыл из кабинета.

Николай Александрович устало потер глаза.

– Теперь можно поспать.

Он снова нажал кнопку селектора.

– Татьяна, распорядитесь, чтобы мне приготовили ванну и постель. Я буду ночевать здесь.

Он еще пару минут перелистывал тонкими нервными пальцами страницы в черной папке в ожидании приглашения секретаря. Наконец металлический голос селектора сообщил:

– Вы можете подняться к себе, Николай Александрович. Все готово.

Он выключил свет, осторожно прикрыл за собой дверь, и, держа папку в руках, стал медленно подниматься на третий этаж, где располагались его личные апартаменты.

Спустя полчаса Николай Александрович уже спал сном младенца, не ведавшего о том, что в это самое время в маленьком частном самолете седовласый мужчина ведет неторопливый разговор. Его собеседнице, должно быть, не спалось, потому что телефон не умолкал уже полчаса. Пилот слегка притормозил, не смея прерывать разговор своего единственного пассажира. Наконец мужчина убрал трубку во внутренний карман пиджака и тихо прошептал:

– Умница, Аллочка. Посмотрим, что из этого получится.

Откинувшись в глубоком кресле, он что-то подсчитывал в уме, потом, словно спохватившись, нажал кнопку связи с экипажем:

– Я готов.

Пилот бодро кивнул, и самолет плавно вырулил на взлетную полосу…

22

Три раза Юпитер сменил свое положение на Небесном Круге, прежде чем Сансид, ослепленный властью, стал выказывать первые признаки неповиновения. Он больше не нуждался в советах Морады, требующей от него порой слишком много. Овладев языком своего народа, он мог теперь не только свободно изъясняться, но даже понимать самые замысловатые речи своих придворных советников.

Время шло, а круг дел Сансида становился все уже, и правитель начал скучать. Придворные церемонии уже не радовали его, жертвенные обряды исполнялись заученными движениями, и мысли его начали сбиваться в томительном тревожном ожидании. Это было незнакомое ему чувство, и он невольно поддался ему, не задумываясь над тем, куда оно может заманить его. А манило его к прекрасной молоденькой жрице из свиты Морады. Той, что шла всегда третьей слева от своей госпожи. Внимание повелителя не укрылось от ближайшего круга советников, и облеченные властью наперебой старались завладеть мыслями девушки, чтобы через нее иметь возможность влиять на государя. Доброжелатели шептали ее имя Сансиду, и луна не успела сменить свой облик, как юная дева предстала перед ним ночью в его спальне.

Кровь Сансида тепло разливалась по телу, возбуждая и согревая его.

– Почему такая красивая девушка стала жрицей? Неужели никто не захотел взять тебя в жены, или родители твои были столь бедны?

– Я из хорошего рода, мой господин, но у моего отца восемь девочек и нет сына. Поэтому он и отдал меня в услужение Иннанне, чтобы я своими молитвами могла убедить богиню дать нашему роду наследника.

– Почему же он не обратится к Мораде? Она смогла бы ему помочь.

Девушка в ужасе отпрянула.

– К Мораде? Это слишком тяжелое испытание для простого человека – общение с верховной жрицей богини Луны.

– Но ты же постоянно при ней и не находишь это слишком тяжелым испытанием.

Девушка покраснела и опустила глаза. Сансид удивился.

– Неужели такая честь не радует тебя?

– Меня больше обрадовало ваше внимание, мой господин.

Сансид залился краской удовольствия. Юная дева предпочитает его той, которая реально правит этим государством. Эта мысль снова больно уколола его. Да, порой он все же признавался себе, что истинным правителем была Морада. Без ее приказов никто не мог ничего предпринимать, даже самая ничтожная информация всегда достигала ее слуха. Советники недоумевали, как верховной жрице удается быть посвященной в мельчайшие подробности дворцовых дел, и на всякий случай были начеку, не позволяя себе, как прежде, вольность действий. Даже теперь, когда встреча Планы и Сансида состоялась, они трепетали по поводу того, что может их ждать на следующий день, когда слухи об этом распространятся и достигнут ушей Морады.

Но больше всех тревожилась Илана, которая прекрасно понимала, что если после встречи с повелителем она вернется к Мораде, то не доживет и до следующего дня. Верховная жрица жестко сохраняла чистоту своих лунных девственниц.

Под утро Илана разбудила Сансида и тихо сказала:

– Прощайте, мой господин. Больше нам не придется встретиться в этом мире.

Сансид сквозь сон не мог понять причину грусти девушки. Он приподнялся на подушках и поинтересовался:

– Как, разве ты не придешь ко мне сегодня ночью?

Илана покачала головой, и по лицу ее потекли слезы.

– Я никогда больше не увижу своего господина.

– Но почему?

– Я нарушила клятву. И я больше не принадлежу Луне. Я принадлежу вам, мой господин…

Сансид понял, в чем дело. Он видел однажды, как казнили провинившуюся жрицу, которая позволила себе предаться плотской страсти с юным стражником. И вот теперь та же участь ожидает его нежную юную подругу. В висках у него застучало. Он откинул занавеси и вскочил со своего огромного ложа. Сансид крикнул начальника стражи.

– Эта девушка останется здесь, в моей спальне! И ты лично отвечаешь за ее жизнь!

Накинув халат и подпоясав себя широким поясом с коротким мечом, он стремглав выбежал из дворца и бросился к башне, в которой обитала Морада со своей прекрасной свитой.

В башне царил предутренний покой. Жрицы, устав от ночных бдений, расходились по своим маленьким комнаткам и укладывались спать. Морада еще не спала, стоя в одиночестве на открытой террасе на самой вершине башни, наблюдая угасание Лунного диска. Завидев Сансида, она устало повернула голову в его сторону и приветствовала незваного гостя.

– Что привело тебя сюда, повелитель, в столь необычный час?

Сансид не счел нужным объясняться, лишь сказал:

– Нам двоим здесь стало слишком тесно, Морада!

Морада побледнела.

– Тебе не со мной стало тесно, купец! Тебе стало тесно в царских одеждах! Ты думал, что власть – это удовольствия?!

Сансид позволил себе усмехнуться:

– Власть – это удовольствие, Морада. Ты не меньше меня знаешь это. Потому что тоже отравлена властью! Ты пользуешься мною, как глиняной фигуркой для отправления своих ритуалов!

Морада впервые позволила себе гнев.

– Власть – это жесткое следование ритуалу! Мелким страстям нет места там, где хотят удержать в повиновении целое государство!

Сансид не ожидал такого отпора.

– Правитель – человек из плоти. Мне нужна женщина. Жена или наложница – неважно.

Морада усмехнулась.

– Да, купец. Теперь уже неважно. Ты не задумывался над последствиями, когда брал наложницу из моей свиты, из приговоренных девственниц. Ты нарушил закон, и теперь каждый может показывать на тебя пальцем, когда будет нарушать закон!

Сансид внутренне содрогнулся. Морада права. И эта ее правота давила его, заставляла поступать, как поступает загнанный зверь. Он подошел к Мораде, разрезал серебряный пояс Иннанны, обхватывающий ее талию, и бросил его вниз с башни.

– Ты больше не верховная жрица!

Он повернулся и вышел как можно быстрее, чтобы больше не видеть ту, которой он был обязан всем своим царством. Он возвращался к простой, чувственно-красивой девушке, которая сидела в его спальне в томительном ожидании исхода этого разговора. На сердце у Сансида было тяжело. Он предал ту единственную, недоступную и жестокую богиню, которая не ведала людских слез и тревог, которая жила только ночью, вместе со своей сестрой, Иннанной.

Подойдя к своей двери, у которой все еще дежурил начальник стражи, Сансид сказал:

– Возьмите бывшую верховную жрицу, Мораду, и заприте ее в подземелье башни. И чтобы ни один луч ночного неба не проникал в ее темницу! Она больше не увидит неба!

Оставив начальника стражи, который в ужасе прислонился к стене, не решаясь исполнить приказание государя, Сансид скрылся в своей опочивальне.

23

Это была тревожная неделя для всех, кто был причастен к заключению Морады под стражу. Внезапная смерть начальника стражи настораживала и пугала тех, кто должен был следить за исполнением приказа Сансида – держать под землей, в башне, бывшую верховную жрицу Мораду. Перед полнолунием к Сансиду вошел с докладом новый начальник стражи с недобрыми вестями.

– Государь, не прошло и недели, как вашим высочайшим приказом мы заключили в подземную темницу Верховную жрицу Мораду, а у западных границ уже вовсю идут стычки с кочевниками. С севера нам угрожают неизвестные, но хорошо вооруженные племена, которыми руководит женщина. Это недобрый знак, государь. Может, мы избежим беды, если будем давать Мораде еду? Кто знает, может, нам придется воспользоваться ее помощью.

Сансид помрачнел. Он предчувствовал нечто подобное еще в тот момент, когда пояс Морады летел с башни на землю. Ведь его так и не нашли, как ни старался начальник стражи. Даже несколько публичных казней в устрашение тех, кто присутствовал в тот момент при небывалом событии, не помогли найти вора. Пояс исчез безвозвратно, и поговаривали, что это еще послужит причиной многих бед.

Сансид также хорошо понимал, что Морада никогда не простит его, и рассчитывать теперь на ее помощь не приходилось. Напротив, с его стороны было бы глупо и самонадеянно принять ее помощь, даже если бы она и предложила ее. В лице верховной жрицы, пусть и бывшей, он получил сильного и умного врага. И стоит ли сохранять ей жизнь?

Сансид размышлял. Если он прикажет убить ее или заморить голодом, то при малейшей проблеме, которая непременно возникнет в его царстве, никто не станет даже пытаться спасти положение. Все обвинят его, Сансида, во всем, что бы ни случилось, и скажут, что всему виной его неуважение к Небу, что ему нельзя было противостоять предсказаниям небесной жрицы. Внезапно простое решение пришло ему в голову, и он, с удовольствием растягивая слова, тихо сказал:

– Нельзя оставлять небесную жрицу без пищи. Но и давать ей пищу людей не стоит. Если придворный повар сочтет нужным, пусть отдает ей помои, что остаются от нашего стола.

Новый начальник стражи не выказал ни малейших эмоций на своем словно окаменелом лице. Он поклонился и вышел, чтобы отдать распоряжение на царскую кухню.

Сансид был доволен. Морада слишком гордая, чтобы есть то, что дают свиньям. Так он избежит проблем и отплатит ей за все унижения, которые она ему причинила.

Сторож, который отвечал за жизнь жрицы, был шустрым молодым человеком, которого лишь недавно приняли в услужение. Все остальные, как более разумные, отказались носить Мораде помои, опасаясь ее мести. Хотя она и была надежно спрятана и лишена общения с Небом, но все же знала слишком много, чтобы суметь отомстить им за причиненные страдания. Поговаривали, что Начальник стражи стал мучиться животом сразу после того, как запер Мораду в темнице. Через четыре дня он уже не вставал с постели, а на восьмой день умер.

Поэтому молодому и расторопному слуге, который прежде числился помощником привратника у главных ворот башни, поручили приносить еду заключенной под стражу жрице и добавили жалованье. Раньше стражник быстро приносил еду в помойном ведре, выплескивал содержимое в чашку, которая стояла в углу, сразу же за дощатой дверью, и быстро исчезал, боясь даже встречаться взглядом с бывшей жрицей. Быстро запирал за собой дверь, лязгал ключами в отсыревшем замке и стремительно убегал прочь, как от чудовища. В результате таких набегов в затхлом воздухе сырой комнаты началось гниение остатков пищи, и через пару недель здесь едва можно было дышать. Лицо Морады стало покрываться гнойными струпьями, а кашель ее стал все более пугающим. Одежда от влажности и летучей гнили пришла в негодность, лохмотьями спадая с тела. Но несмотря на это, она оставалась спокойной и безучастной, молча провожая взглядом своих мучителей. Ее глаза, с детства привыкшие к темноте, хорошо различали лица приходящих, и она видела, с каким ужасом они смотрели на нее, прикрывая глаза и стараясь не смотреть на то, что осталось от могущественной сестры богини Луны.

К удивлению Морады, молодой стражник оказался весьма неосмотрительным и попытался заговорить с ней.

– Я виноват, госпожа, но мне приказали отнести это вам.

Морада сделала попытку встать, но затекшие ноги уже не слушались ее, и она рухнула обратно на небольшую подстилку из гнилого тряпья. Впервые за несколько месяцев она заговорила:

– Если хочешь сделать мне подарок, то не выливай это здесь. Я сумею отблагодарить тебя, поверь.

Молодой человек кивнул и принялся выскребать руками угол, в который прежде стражники сливали помои. Справившись с этим нехитрым делом, он поклонился Мораде и осторожно вышел, чтобы не привлекать внимание охраны. Никто не должен видеть, что ведро у него полнее, чем было до того, как он спустился сюда, в подземелье.

Каждый день, приходя к Мораде, он приносил ей то, что удавалось украсть на кухне или что оставалось от его обеда, который он теперь делил с пленницей. Постепенно силы начали возвращаться к Мораде, и она уже не могла бездействовать как прежде, когда была обессилена от голода. Благодаря стараниям молодого слуги, одежда на ней теперь была не новой, но свежей и простой. Молодой человек каждый раз приносил немного помоев, которые ему выливал в ведро царский повар, обязанный проделывать это раз в день. Мутная жидкость плескалась почти на самом дне ведра, когда он приходил, а уходил он из подземелья с полным ведром земли, таясь от дворцовой стражи и пробираясь глухими коридорами. Подкоп рос с каждым днем, и если все пойдет так, как прежде, через пару месяцев все будет готово.

Старая луна сменялась новой, а у северных ворот, где молодой охранник служил когда-то у старого привратника на побегушках, стали появляться чужестранцы. Наспех обменивались они парой фраз с расторопным парнем и исчезали в ночной тьме. И вот уже несколько смен коней было выстроено до северных границ царства Сансида в единую цепь, которую невозможно было разорвать…

24

Прошел почти год, прежде чем в подземелье, где обитала Морада, открылась дверь и тусклый свет факела озарил низкую комнату с земляным полом и склизкими от сырости стенами. Невысокая хрупкая девушка с округлым животиком, подбирая края своего шелкового шитого золотом платья, вошла в темницу Морады в сопровождении четырех стражников. Зажав очаровательный носик шелковым платком, она с трудом проговорила:

– Я рада сообщить тебе, Морада, что твое пророчество сбылось. Помнишь, ты сказала мне, что я займу твое место?

Глаза Морады гневно сверкнули. Значит, эта маленькая дрянь пришла, чтобы глумиться над ней?! Ну что за дура!

– Я помню свои пророчества и готова ответить за каждое слово.

Девушка подняла к небу свои изумрудные глаза и важно произнесла:

– Я теперь жрица священного брака. И у меня от правителя скоро родится сын.

Морада пристально посмотрела на нее и, вздохнув, сказала:

– Я не буду поздравлять тебя, глупая потаскуха. Трудно представить себе участь страшнее твоей.

Девушка в ужасе отступила. Ее ручки были сжаты от гнева. Она повернулась к стражникам и приказала:

– Убейте ее!

Стражники замешкались. Одно дело – сопровождать любовницу правителя, а совсем другое – убивать верховную жрицу, пусть и бывшую. Нет, они не хотели навлечь на свои головы небесное проклятье.

Видя столь открытое неповиновение, девушка завизжала и затопала ногами:

– Я приказываю убить ее! Или я прикажу вас самих казнить за то, что вы не подчинились моему приказу!

Стражники не сдвинулись с места, несмотря на крики своей госпожи. Она набросилась на них с кулаками и вдруг в ужасе отпрянула. На верхней ступеньке узкой лестницы, ведущей в подземелье, стоял Сансид. Но самым страшным было то, что Морады уже не было в темнице. Она исчезла. Стража, сопровождавшая Плану, стояла ни жива, ни мертва. Ради денег, которые им посулила госпожа, они нарушили приказ Сансида. Никто под страхом смерти не мог приближаться к темнице Морады, и вот теперь они ясно поняли, что такое страх этой Смерти. Сансид едва взглянул на них, а они уже знали свой приговор и теперь с безучастным видом стояли вдоль узкого прохода, ведущего в подземелье. Сансид едва протиснулся среди них, спустившись в комнату смертников. Морады нигде не было. Посветив факелом вдоль стен, он увидел в дальнем углу отверстие – небольшое, но все же достаточное для того, чтобы в него пролез человек.

Сансид понял, что теперь его жизнь ничего не стоит. А это значит, что меньше этого стоят жизни тех, кто виновен в этом. Молча он поднялся на поверхность и отдал факел Новому начальнику стражи. В сопровождении небольшого отряда он обошел башню и увидел едва приметный лаз, который при других обстоятельствах никто бы и не заметил.

Он быстрым шагом вернулся к себе во дворец и приказал собрать Военный Совет. Не прошло и часа, как в огромном зале, заполненном до отказа, собрались главы всех знатных родов и старейшин царства. Сансид обвел глазами присутствующих и, чеканя каждое слово, жестко сказал:

– Теперь нам не избежать войны. И те, кто в этом повинны, будут наказаны. На их головы ляжет груз ответственности за смерть тысяч воинов нашего царства. Пусть первым выйдет перед собравшимися Новый начальник стражи.

Едва сдерживая дрожь в ногах, Новый начальник стражи предстал перед троном Сансида.

– Мне нечего сказать в свое оправдание. Я не исполнил свой долг и теперь принимаю Смерть.

Он вытащил свой меч, приставил себе к горлу и, слегка навалившись вперед, захлебываясь в собственной крови, рухнул у подножия трона.

Тело Нового начальника стражи еще не успели убрать, как Сансид снова воззвал к присутствующим:

– Кто сделал подкоп в подземелье Морады?

Вперед вышел Начальник охраны башни. Склонившись перед Сансидом, он сказал, обращаясь к присутствующим:

– Я виноват в том, что не исполнил свой долг. Вся стража, которая дежурила у подземелья, достойна смерти! Подкоп мог сделать только тот, кто приносил еду бывшей верховной жрице. Но его нигде нет, государь. Вероятно, он бежал вместе с ней.

Вперед выступил Начальник охраны Дворцовых ворот.

– Моя стража и я не исполнили свой долг и заслуживаем смерти, государь. Час назад мне доложили, что через Северные ворота выехал купец в сопровождении жены, которая была на сносях и потому вид имела бледный. Они ничем не вызвали подозрений, и потому их выпустили беспрепятственно.

Он отошел от трона и встал чуть поодаль, присоединившись к Начальнику охраны башни. Эти двое стояли в предчувствии смерти, и она не заставила себя долго ждать.

Сансид сделал знак, и охрана дворца ввела в зал невысокую хрупкую девушку По округлившемуся животику было видно, что она ждет ребенка. Сансид показал на нее рукой и громко сказал:

– Эта женщина была в подземелье Морады и помогла ей скрыться. И потому повинна в предстоящей войне и бедствиях! Что ждет ее – решать вам, старейшины!

Посовещавшись, поднялись трое старейшин, и один из них вынес приговор всем, кто был виновен в государственной измене:

– Подземный лаз и вход в подземелье завалить камнями после того, как всех, кто виноват в побеге бывшей верховной жрицы, посадят в темницу Морады! Без еды и питья! Пусть умирают своей смертью.

Как только огласили приговор, Начальник охраны башни сделал попытку убить себя, чтобы избежать столь страшной участи, но подоспевшая стража успела выхватить у него нож и связать ему руки так, чтобы он не сумел причинить себе вред.

Илана извивалась, пытаясь высвободиться из железных тисков стражи, но безуспешно. Она истошно голосила, перекрывая рокот толпы, собравшейся в огромном зале:

– Я не виновна в побеге Морады! Я ненавижу ее! Она обозвала меня потаскухой! Я лишь пришла посмотреть на нее! Она же говорила, что я займу ее место?!

По позвоночнику Сансида пробежал ледяной спазм, едва он услышал эти слова. Сбылось еще одно пророчество Морады. А значит, сбудется все, о чем она предостерегала его.

Крики Иланы мешали думать, и Сансид приказал заткнуть ей рот. Стражник зажал ей рот ладонью, но девушка все не унималась, и пришлось вывести ее из зала.

Не успела взойти Луна, как страшное пророчество Морады сбылось. Беременная женщина была замурована в тесном склепе вместе с семью мужчинами, которые изо всех сил пытались продлить свою жизнь, питаясь женским мясом, пока оно еще было пригодно. Но постепенно оно стало отравой, и останки того, что еще неделю назад было прелестной Иланой, были брошены в угол, куда прежде стажа сливала помои.

25

Морада полной грудью вдыхала ночную свежесть, стараясь поскорей забыть тесную клеть и скользкие стены подземелья, в котором провела почти год. Молодой человек, вызволивший ее из темницы, ехал рядом, не спуская глаз со своей спутницы. Ему было приказано доставить Мораду живой и невредимой, и он старался как мог. Юноша потратил немало сил в поисках лекаря, который бы согласился сопровождать их в пути. Лекарю заплатили достаточно, чтобы он хорошо исполнял свой долг и не задавал лишних вопросов.

Опасаясь погони, небольшой отряд двигался на север настолько быстро, насколько позволяла выносливость животных. О людях думать было некогда. Смены лошадей были выставлены в пределах дневного перехода, так, чтобы ночью можно было немного передохнуть и двигаться дальше. Морада, не привыкшая к путешествиям на спинах животных, старалась даже виду не показывать, как болят ноги, стертые о лошадиные бока. Нежную кожу женщины от грубой лошадиной шерсти отделяла лишь тонкая шелковая ткань. Во время одной из остановок, спрыгивая с лошади, она невольно вскрикнула, и молодой человек сообразил, в чем дело. Он подхватил ее на руки, и, стараясь быть вежливым, осторожно сказал:

– У вас стерто, госпожа?

Морада кивнула.

– Да, уже второй день кровоточит.

Юноша изумился терпению и выдержке, столь несвойственной женщинам.

– Если вы позволите, лекарь осмотрит вас.

Морада согласилась, и отряд расположился на привал под горой, не разжигая костров и стараясь не шуметь, чтобы горное эхо не разносило их голоса.

Лекарь оказался весьма сведущим, и уже через пару часов Морада почувствовала облегчение. Боль сменилась усталостью, и она заснула. Проснулась она лишь на рассвете, но, несмотря на столь долгий сон, никто не посмел тревожить ее. В холодном облаке утреннего тумана ехать было легче, чем в знойном мареве дня, и отряд решил передвигаться по ночам.

Во время одного из ночных переездов Морада спросила своего сопровождающего:

– Почему ты не побоялся кормить меня?

Молодой человек печально улыбнулся.

– Она бы тогда убила всю мою семью.

– Она?

– Фу Хао. Главная жена нашего правителя и она же – генеральша войск У Дина.

Морада повернулась к нему лицом:

– Похоже, что ты недолюбливаешь эту самую Фу Хао.

Юноша смутился. Негоже ему распространяться о своей хозяйке, но обида взяла верх над осторожностью, и он признался:

– Она приказала убить моего брата, потому что он не годился для воинской службы. Она сказала, что калеки ей не нужны.

Морада внутренне усмехнулась.

– Твой брат намеренно нанес себе увечье, чтобы не идти в поход с Фу Хао, а остаться с отцом обрабатывать свои поля?

Молодой человек нехотя кивнул:

– Да, это так.

– Так значит, по приказу Фу Хао мы сейчас направляемся в северное царство Шан?

– Да, госпожа.

– Зачем я ей понадобилась?

– Колдун предсказал, что Фу Хао удастся избежать опасности, если придет Жрица Запада.

Морада помолчала немного, но потом сказала:

– Ты везешь меня не с запада, а с юга. Что по этому поводу говорит колдун из Шан?

– Он говорит, что хоть я и привезу вас с юга, ваши корни – на западе.

Морада улыбнулась:

– Он прав, твой колдун.

Перед тем, как укладываться спать, Морада подозвала молодого слугу и сказала:

– Как твое имя, юноша?

– У меня нет имени, госпожа. У раба не может быть имени.

– Тогда я буду звать тебя Фу Си.

– Не смейтесь надо мной, госпожа.

Морада устало улыбнулась.

– Я вовсе не смеюсь. Ты был смелым и услужливым. Я хочу отблагодарить тебя. За каждый кусок мяса, что ты приносил мне, я буду рассказывать тебе по одному стиху из Книги Неба, что хранит все человеческие судьбы.

Молодой человек даже присел от неожиданности. Мрачные мысли пробежали в голове сообразительного юноши. Что задумала Морада? Не спроста Верховная Жрица решила поделиться знаниями с ничтожным слугой.

26

В небольшом кабинете с французским окном, выходящим прямо в сад, еще мокрый после дождя, сидели два уже немолодых человека. Хозяин был явно с дороги, поскольку на нем еще были дорожные ботинки, да и плащ его лежал на огромном кожаном кресле рядом с письменным столом. Гость, по всей видимости, провел в ожидании хозяина немало времени, потому как пепельница была наполовину полная, а остывший кофе, что стоял перед ним на столике, уже подернулся легкой пленкой.

Гость терпеливо ждал, пока Хозяин переведет дух и сам начнет разговор. Разговор ожидался тяжелый, и, чтобы сгладить неприятные моменты, Хозяин приказал подать ужин прямо в кабинет. Пока прислуга расставляла приборы, Хозяин сделал несколько телефонных звонков и присоединился к Гостю.

– Извините мою вечную занятость, Хьюго. Не могу садиться за стол, не закончив дел.

Тот, кого Хозяин назвал Хьюго, немного поерзал в своем кресле.

– Всех дел не закончить. Даже к ужину.

Восхитительные дымящиеся блюда, накрытые стеклянными крышками, окольцованными червленым серебром, и запотевшая бутылка вина, заботливо укутанная белой салфеткой, заставляли забывать обо всем, кроме предстоящего удовольствия. Окинув придирчивым взглядом стол, Хозяин жестом пригласил начать. Гость не заставил себя ждать и поднял бокал.

– Надеюсь, что мы получим от этого дела удовольствие не меньшее, чем от предстоящего ужина!

Хозяин принял комплимент в адрес своего повара.

– Не путайте удовольствие с удовлетворением, мой дорогой. Удовольствие – это процесс, а удовлетворение – результат.

Хьюго на минуту перестал жевать и стал серьезным:

– И что у нас с результатами?

Хозяин отложил свой прибор и скрестил пальцы рук.

– Я решил взять из России.

Брови Гостя удивленно поползли вверх.

– Из России? Но позвольте, ведь там управленческому опыту лет пятнадцать от силы! И что мне потом делать с этой молодежью?! В скаутов играть?!

Не обращая ни малейшего внимания на протесты Гостя, Хозяин взял яблоко из вазы, нарушив совершенный декор, и протянул его Гостю.

– Посмотрите на это яблоко, Хьюго. Оно – само совершенство. Но… Совершенство не вечно. Сколько вы даете ему?

Гость недоумевал, куда клонит Хозяин:

– Что я ему должен дать? Цену?

Хозяин улыбнулся. Да, Хьюго мыслит цифровыми категориями, преимущественно денежными.

– Нет. Сколько времени вы ему даете, прежде чем оно станет чем-то весьма непривлекательным на вид?

Хьюго призадумался.

– Ну, я не знаю, чем их сегодня питают и сколько они выдерживают… Предположим, если яблоко хорошее, то полгода, не больше.

Хозяин удовлетворенно кивнул.

– В самом деле. Погрешность невелика. Или вот, к примеру, манго. Восхитительный ароматный фрукт. И тоже не протянет больше полугода. А то и меньше.

Гость принялся за еду, стараясь совместить приятное с полезным. Хозяин тем временем продолжил:

– Есть люди, как фрукты. У них сочные, свежие мысли. И все хотят попробовать их идеи. Гость улыбнулся таким сравнениям, но не стал возражать против пристрастия Хозяина к фруктам.

– Сочные идеи – это хорошо. Но поверьте моему опыту, такие инвестиции тянут лет на тридцать, не более. Такие люди хороши для извлечения короткой прибыли.

Хозяин просиял.

– Вот именно, мой дорогой! Эти люди и их идеи подобны фруктам на дереве. Ими можно воспользоваться лишь один раз. И, оторвавшись от дерева, которое питало их, они уже не могут воспроизвести себя.

– И это как-то связано с управлением? Я что-то не совсем улавливаю ход ваших мыслей.

– Фрукты на дереве – это менеджеры нашей европейской школы. Они блестящи, талантливы, впитали опыт многих поколений управленцев, но вырви их из привычной среды, убери мощную денежную подпитку, и они будут как рыба без воды. Обернитесь на восток, Хьюго.

В глазах у Хьюго сверкнули искорки. Он начал понимать, куда клонит собеседник.

– Вы имеете в виду Китай?

– Нет, это было бы безумием. Весь Китай учится на западе. Смертельное сочетание Белого Тигра и Зеленого Дракона лет через двадцать заставило бы нас тушить пожар в собственном доме!

Хьюго усмехнулся:

– Пожалуй…

Хозяин наполнил опустевшие бокалы и какое-то время любовался идеально-рубиновым цветом своего вина.

– Я выбрал Россию. По многим факторам.

Хьюго уже не удивлял странный выбор Хозяина, но сомнения все еще мучили его. Слишком большая игра была начата, и теперь все зависело от расстановки сил на этой огромной шахматной доске.

– Буду счастлив услышать ваши объяснения.

Хозяин положил перед собой яблоко и сказал:

– Прежде всего, русская ментальность. Они не умеют обернуть результат себе во благо и легко расстаются с достигнутым. Череда войн, которые на протяжении последних двухсот лет вела Россия, – этому подтверждение.

Гость молчал, обдумывая сказанное. Хозяин тем временем взял еще одно яблоко из букета и положил рядом с тем, что лежало перед ним.

– Русские управленцы не фрукты. Они скорее напоминают мне овощи, которые выращивают в земле. Непритязательны, порой даже неприглядны на вид. Но способны воспроизводиться от себя самих и не зависеть ни от какого дерева.

Хьюго поставил перед собой опустевший бокал и потер виски.

– Пожалуй.

Хозяин, удовлетворенный эффектом, произведенным на своего собеседника, взял третье яблоко и положил в ряд с остальными.

– Наконец, они учатся. И начинают играть в мировом бизнесе.

Хьюго с сомнением покачал головой.

– Те еще игроки! MBA удаляют им остатки здравого смысла за их же деньги.

Хозяин старался сохранять терпение.

– Конечно, их попытки вести дела вызывают порой недоумение, но не надо торопиться. Мы сравниваем пятнадцатилетнего юношу и матерого хищника.

– Если мы в своем уме, то какой смысл выпускать младенца против тигра? Хищник не делает скидку на возраст своей жертве.

– Это если выпускать их на бой. Но, мой дорогой Хьюго, в состязании на изворотливость и в длинных дистанциях молодость побеждает.

Хозяин позвонил и распорядился, чтобы принесли еще вина. Нельзя прерывать этот разговор. Никогда больше он не найдет подходящего момента, чтобы сломить сопротивление председателя Совета директоров Хьюго Прама.

Свечи, тепло и хорошее вино в старинных бокалах потихоньку делали свое дело, и Хьюго стал гораздо благожелательнее смотреть на многие вещи. От Хозяина не укрылось прекрасное расположение духа Гостя, и он вытащил еще одно яблоко из высокого фруктового букета, украшавшего стол. Он положил это яблоко в ряд с тремя другими и вкрадчиво заговорил:

– Русские сейчас дешевы. Они готовы работать за половину, а то и за треть цены.

Хьюго лишь отмахнулся:

– Да, но это как вещь без гарантии. Дешево, но никогда не знаешь, где она тебя подведет.

Хозяин упорно стоял на своем:

– Мы отберем несколько экземпляров. Тех, что можно доработать, так чтобы можно было выдать гарантию, и начнем интенсивно готовить.

Хьюго усмехнулся:

– Скажи честно, Алекс, ты уже начал отбор? В России?

Хозяин улыбнулся.

– Иначе я бы не тратил столько слов.

Хьюго рассмеялся и показал рукой на осевший букет.

– И не испортил бы такую красоту. Ладно, рассказывай, кого нашел.

Хозяин приказал убрать со стола все, что не имело отношения к делам, и разложил перед Гостем несколько черных папок с досье.

– Мне кажутся интересными вот эти трое.

– А они знают, что ты ведешь набор?

– Ни один из них даже в своих фантазиях не мог бы предположить нечто подобное.

Хьюго взял папку с анкетами и прочитал, чуть шевеля губами:

– Виктор Леоненко, Олег Сипетый, Данил Залесный…

27

От боли темнело в глазах, и почти не было сил удерживать поводья тяжелого боевого коня. Фу Хао закусила губу. Сказывалось недавнее ранение, залечивать которое не было возможности – нельзя показывать воинам, следующим за тобой, свои боли и страхи. Теперь все как-нибудь образуется – варвары разбиты, а войска Шан возвращаются домой. И у Фу Хао теперь будет время на себя и свои раны.

Главная жена князя Шан торопилась домой. С момента ее отъезда прошло почти полгода, а это большой риск. Не стоит оставлять мужа надолго, мало ли что может произойти. Это были не женские страхи. Она не опасалась, что какая-нибудь из жен сможет занять ее место. Многие пытались, но стоило ей появиться возле своего господина, как все мелкие интрижки младших жен рассыпались в прах. Фу Хао боялась только Неба и совсем немного старого колдуна, что неотлучно следовал за князем. Колдун предвещал большие беды, если не удастся заполучить Жрицу Запада. И вот теперь, когда все складывалось как нельзя лучше, это неожиданное ранение в правом боку. Первые три дня она еще справлялась с болью, притупляя ее разогретым вином с черными грибами, но на четвертый день уже не могла ходить, и телохранителю приходилось выносить ее из шатра, чтобы усадить в седло. Сильная тупая боль, казалось, выворачивала внутренности наизнанку, разрывая кожу и сухожилия. Губы генеральши были искусаны до крови, но только доверенные лица знали и о ранении, и о том, как ночами она приказывает привязывать себя ремнями к деревянному ложу, чтобы лежать ровно и не корчиться от боли. Фу Хао не хотела, чтобы входящие слуги случайно увидели ее слабость. Жилки в глазах были красными от перенапряжения, и слезы все чаще накатывали, вызывая нервные спазмы по всему телу, но она и слышать не хотела о том, чтобы остановиться и немного передохнуть.

Днем, в седле, она чувствовала себя лучше, но ночью, в кровати, ее мучили кошмары. И потому она поднималась еще затемно, заставляя свое войско, груженое богатой добычей, поторапливаться. Воины и сами были не прочь поскорее оказаться дома, где не были так долго. Сегодня показались первые поселения княжества Шан, и это заставило войско двигаться еще быстрее.

Фу Хао тронула рукой кровоточащую рану. Телохранитель, ехавший рядом, пристально посмотрел на нее, но она лишь отмахнулась.

– Это к дождю.

Не прошло и получаса, как тяжелые капли летнего дождя зашлепали по всему телу, потными струйками скатываясь под легкие походные доспехи молодой женщины. Ее защитные кожаные латы везли рядом, на случай неожиданного нападения блуждающих варварских отрядов. К счастью, никто не преградил их путь, и еще до заката солнца передовые отряды войск Шан въехали в поместье Фу Хао. Здесь им предстояло провести неделю-другую, чтобы привести себя в порядок и въехать в столицу в блеске боевого облачения.

Фу Хао благодарила Небо за то, что она наконец у себя дома и теперь сможет заняться делами государства, которых за время ее отсутствия накопилось множество. Как и все, возвращающиеся с войны, она не могла войти в свой дом прежде, чем очистит свои руки, которые были в крови людей. Ее походный шатер поставили во дворе, рядом с купальнями, где она могла бы смыть с себя грязь чужой земли и очиститься от бойни. По древнему закону, после кровавого боя она не могла брать руками пищу, чтобы не отравить себя скверной. Бамбуковые палочки и маленькие деревянные ложечки были разложены на столе для того, чтобы Фу Хао могла избежать прямого контакта с едой.

Нескольких часов для нее было достаточно, чтобы вернуться к прежней жизни. Утром, наспех перекусив и совершив очистительные воскурения, она уже слушала доклады управляющего ее землями, старика со странным именем Римуш, о прибавлениях скота и сборе урожая. Управляющий, бывший жрец из Междуречья, два года назад начал строить каналы для орошения земель, и настало время пожинать первые плоды. Урожай в этом году выдался на славу, а это значит, что ее народ лучше перезимует и к весне даст новое потомство.

Она вернулась на прохладную террасу, где под зеленью дикого плюща был накрыт небольшой узорчатый столик. Возле столика на мягком войлочном ковре уже сидел Колдун. При появлении Фу Хао он грустно улыбнулся, и мелкие морщинки собрались лучиками в уголках его глаз. Фу Хао удивилась столь необычному приветствию.

– О чем думаешь, Колдун?

– Я думаю, что ты самая сильная женщина, какая только рождалась под звездами.

– Сильная?

– Да, но очень глупая.

Гнев Фу Хао вспыхивал мгновенно, и она уже готова была сказать старику что-нибудь дерзкое, но он опередил ее.

– Только глупая женщина могла привести к себе ту, по сравнению с которой рана на твоем теле покажется тебе лишь укусом мелкого москита.

Фу Хао удивилась.

– Ты сам сказал, что помочь мне может только она!

Колдун вскочил и гневно потряс руками перед лицом женщины:

– Ты могла бы использовать ее, держа на отдалении! Незачем было тащить ее сюда, в свой дом! Теперь ты безоружна перед нею.

Фу Хао все еще не понимала старика.

– Почему я не должна была везти ее сюда, если я самая сильная?

Колдун лишь печально улыбнулся ее словам:

– Ты забыла, что ты самая глупая.

Фу Хао не могла больше сердиться на своего учителя. Она опустилась рядом на ковер, осторожно придерживая повязку на ране. Колдун помог ей лечь удобнее, положил свою сухую, испещренную глубокими бороздками руку ей на живот и что-то тихо прошептал. Боль утихла, и Фу Хао стала медленно погружаться в сон.

28

Уже который день Сансид ничего не ел, и теперь от слабости постоянно кружилась голова. От Верховного Совета жрецов не укрылось странное состояние правителя, но никто из них даже предположить не мог, что его отказ от еды связан со страхом, а не с ритуальными обрядами, которые он проводил в дни Праздника предков. Сансид все реже появлялся на людях, особенно среди толпы, откуда все чаще слышались крики «Чужак!»

Сансид изо всех сил пытался сохранить остатки былого величия, но холодный липкий страх все чаще заползал по позвоночнику в голову и выпускал на волю все, что так старательно пытался он спрятать. Тоска по дому и раздражительность становились все острее, затмевая разум и толкая его к пропасти.

Еще месяц назад правитель царства Шу был равен богам и держал саму Жрицу Луны в заточении. От его воли зависела ее жизнь. Эйфория власти ушла, остался лишь страх после побега Морады. Ночью он часами бродил по темным коридорам дворца, проверяя, на месте ли охрана. Спустя неделю Сансиду стало казаться, что жрецы смотрят на него неодобрительно, и Сансид приказал заменить повара, чтобы не пасть жертвой отравления. Теперь он уже не мог доверять никому и вовсе перестал есть. Лишь на время забываясь тяжелым сном, он просыпался, в ужасе повторяя пророчество Морады: «Принесешь мне то, что отрезано. И будет красная Луна».

Утром приходило временное успокоение, но к заходу солнца все повторялось. Чтобы хоть как-то противостоять навязчивым видениям, он приказал изготовить сорок бронзовых масок – копий своего лица и выставить их вдоль коридора, ведущего из покоев в Зал приемов. Пламя факелов, которые теперь постоянно горели в полутемном коридоре, отражалось в огромных выпученных глазах ужасных масок, пугая слуг, которым приходилось дважды в день проходить вдоль страшного места. Казалось, что тысячи глаз Сансида преследуют их. Прикрывая глаза рукой, они старались не смотреть на лики ужаса, исполняя свои обязанности как можно быстрее, убегали прочь.

В покоях Сансида охраны не было. Он больше не доверял охране. Он не доверял никому.

В полном одиночестве сидел он у подножия огромного кресла, стоявшего напротив дверей, и смотрел на черное ночное небо. Луна скрылась за густым черным облаком, и дорожки в саду из его высокого окна едва можно было разглядеть. С тоской вспоминал Сансид те времена, когда он мог сам подъехать к источнику и зачерпнуть воды. В те сладкие далекие дни можно было не опасаться мести жрецов и предательства стражников. Он мог пить и есть вдоволь. Он мог видеть своих детей и спокойно ходить по своему дому, пусть не такому огромному, как этот дворец, но большому и светлому. К его услугам были десятки молоденьких женщин, с которыми он мог провести ночь, не опасаясь быть зарезанным в своей собственной постели. Все это он отдал в обмен на призрачную мечту, пошел за женщиной…

Что же дала ему Морада в обмен на его прежнюю жизнь? По лицу Сансида скатилась слеза и затерялась в затейливых кудрях его ухоженной бороды.

Он горько вздохнул:

– Ты дала мне слишком много, жрица Луны! Так много, что я не смог удержать!

Не успел он произнести эти слова, как из-за тучи вышла Луна. Сансид в ужасе отпрянул от окна. Это была не обычная медовая красота ночной богини. Это было кровавое пятно на черном небе.

– И будет красная Луна!

Сансид в ужасе огляделся.

– Морада, проклятая колдунья!

Внезапно дверь распахнулась, и на пороге возникли темные фигуры, лица которых были спрятаны под масками Сансида. Его окружили сорок бронзовых лиц. Сансид расхохотался, и страх, сковывающий его еще минуту назад, бесследно исчез. Он развеселился, как ребенок, оглядываясь вокруг себя и видя лишь изображение себя самого.

Вперед выступила одна из масок и сказала:

– Ты сам погубил себя!

Сансид перестал смеяться и с быстротою молнии выхватил кинжал, который всегда носил с собой. Маска чуть отпрянула и сделала знак остальным, чтобы они подошли поближе. Кольцо вокруг Сансида начало смыкаться. Вот уже чьи-то руки схватили его и потащили к двери. Собрав все свои силы, он извернулся, бросился к открытому окну и спрыгнул вниз. Не замечая кровоточащих ран и думая лишь о том, успели ли преследователи закрыть потайной ход, ведущий от Башни, он бежал, не останавливаясь ни на минуту. У Башни Сансид огляделся и прислушался. Крики и отблески факелов приближались. Изо всех сил он старался вспомнить, что говорила Морада в те дни, когда он еще был великим правителем. Быстро пролистывая в памяти картины прошлого, он на ощупь отсчитывал камни от центральных ворот Башни.

– Шесть, восемь… Третий снизу. Надавить справа…

Тут он споткнулся обо что-то и едва удержался на ногах. Инстинктивно пошарив руками и нащупав что-то твердое, он поднял с земли то, что когда-то сам сбросил с Башни. Это был пояс верховной жрицы. Никто не посмел дотронуться до него, чтобы не навлечь на себя проклятье. Сансид вздрогнул.

– Что мне сделать, чтобы ты наконец отпустила меня?!

И тут его осенило:

– Принесешь мне то, что отрезано! Этот пояс! Я сам разрезал его и сбросил с Башни…

Это мгновение изменило все. Его движения уже не были теми, что минуту назад. Теперь это были расчетливые движения человека, который точно знает что делать. Он найдет Мораду, жива она или нет, и вернет ей пояс! Надежда на избавление придала ему силы, и, едва рассвело, на дороге, ведущей на север, можно было повстречать путника, который бережно нес что-то тяжелое, завернутое в дорогой плащ знатного человека.

Это утро не принесло во дворец радости. Сансид исчез, и все попытки догнать его не дали никаких результатов. Никто, даже верховный жрец, не знал, сколько тайных выходов вело из Башни далеко за пределы города… Долго шли разговоры в огромном Зале Приемов. Долго решали старейшины, что лучше:

– Объявить правителя мертвым и устроить похороны. Подходящее тело мы всегда сможем найти…

– Сказать народу правду, что правитель их сбежал, бросив все, чем владел в этом государстве…

Наконец решение было принято: «Сказать народу, что полная Луна увела правителя на Небо, и в этой жизни он уже не вернется к своему народу. Все, что осталось от правителя, – его маски и прочее имущество, свалить в огромные ямы и засыпать землей, чтобы никто не смог воспользоваться ими в этой жизни!»

Глубокой ночью, когда последний ком земли был втоптан в могильник Сансидуй, на другом конце земли, за тысячи ли от места его последнего прибежища, в высоком шелковом шатре женщина развела огонь. Красные языки пламени, затейливо извиваясь, рассказывали той, что сидела возле огня, историю жизни бывшего правителя Сансида. Женщина внимательно смотрела на пламя, чуть раскачиваясь ему в такт. Потом медленно поднялась со своей подушки и вышла в темень ночи, к своей вечной спутнице, Луне.

– Я жду тебя, слабый человек.

Спустя три недели в шатре Морады появился усталый путник. Он не приветствовал хозяйку и не принял приглашения присесть поближе к огню. Бросив к ногам Морады кожаный мешок, он скрылся в ночи также внезапно, как и появился.

Морада развязала мешок и вытащила что-то тяжелое, покрытое грязью. Она нежно прижала странный предмет к груди и прошептала:

– Мой пояс… Что предначертано – сбылось.

29

Морада уже больше месяца жила в большом шатре в саду Фу Хао, но хозяйка не спешила ее принимать. На земле предков Морады так заставляли ждать неугодных правителю знатных особ, и это было первой ступенью к падению. Они испытывали все нарастающее волнение и страх, прежде чем теряли свою власть. Но Фу Хао не могла знать Мораду, и никакой угрозы беглая жрица не представляла для грозной и могущественной генеральши страны Шан. Морада терялась в догадках. Чем было вызвано столь странное проявление гостеприимства? Ведь только благодаря богине Луны и решению Фу Хао Морада была сейчас не в темнице, а в богатом шатре плотной шерсти, украшенном дивными узорчатыми тканями и странными сосудами в виде диковинных животных.

Морада понимала, что каждый слуга, который входил в ее шатер, приносил Фу Хао полный доклад о том, что делает и что говорит ее гостья. Поначалу Мораду это немного сердило, но потом она поняла, что Фу Хао боится. Эта догадка поразила и встревожила Мораду. Она приказала позвать Фу Си, который привез ее сюда по приказу Фу Хао. Из всех слуг, которые ей прислуживали, он был самым способным и расторопным. Даже Фу Хао видела, как старается ради бывшей жрицы молодой раб, и подарила его Мораде.

– Вы звали меня, госпожа?

– Узнай, когда Фу Хао намеревается встретиться со мной.

Фу Си стоял в нерешительности, не торопясь уходить.

– Ты что-то знаешь?

Молодой человек склонился перед нею и опустил глаза в землю.

– Я слышал сегодня на кухне, госпожа, что Фу Хао приказала готовиться к отъезду. Она завтра уезжает к своему мужу в столицу.

Глаза Морады гневно сверкнули.

– Надо полагать, что я остаюсь здесь?

Слуга едва дышал.

– Да. Так говорят.

Морада вздохнула и постаралась говорить как можно спокойнее:

– А что еще говорят на кухне?

– Говорят, что Колдун не дает Фу Хао с вами встретиться.

– Почему? Какой ему прок в том, чтобы я не встречалась с Фу Хао?

Слуга покосился на полог шатра, который чуть дрогнул, и шепотом сказал:

– Может, он боится, что Фу Хао перестанет слушаться его? Говорят, что все, кто хоть раз слышал вас, госпожа, до конца жизни находились в вашей власти.

Морада заметила, что полог чуть приоткрылся, и намеренно громко сказала:

– Колдун дает плохие советы своей госпоже.

– Еще он говорит, что вы ждете какого-то купца, который принесет ваш пояс. Без этого пояса вы бессильны.

Морада удивилась.

– Разве сила жрицы в ее поясе?

Фу Си показал на полог и тихо прошептал:

– Там кто-то есть, госпожа. Прикажете посмотреть?

Морада, казалось, не услышала его слов. Она подошла к тяжелому пологу и откинула его. Склонив голову, она приветствовала ту, что стояла за ним в ночи.

Фу Хао не торопилась входить, застыв в нерешительности. Наконец она перешагнула порог и вошла в шатер с высоко поднятой головой. Глядя Мораде прямо в глаза, она произнесла:

– Бесполезно оправдываться перед Небом за свои поступки! Но, может быть еще не поздно, и я смогу искупить свою вину перед Богиней Луны!

30

Морада, осторожно ступая, отошла подальше от двери и встала за очагом, словно отгородившись от Фу Хао. Обе женщины понимали, что встреча неизбежна, но ни одна из них не предполагала, что она состоится именно сегодня. Оправившись от волнения, Морада сказала:

– Перед Небом не оправдаешься, а перед человеком и вовсе бесполезно. Тем более вам не пристало этого делать.

Фу Хао сдвинула брови, но Морада поспешила успокоить ее:

– Хорошо, что мы встретились. Луна уже пошла на убыль, и нам осталось не больше двенадцати дней.

Фу Хао удивилась.

– Двенадцать дней? О чем вы говорите?

Морада вздохнула:

– Разве Колдун не сказал вам? Как только Луна исчезнет с небосвода, ваше дыхание прекратится, и вы спуститесь в царство мертвых.

Фу Хао судорожно сглотнула воздух и схватилась рукой за шест, служащий опорой шатра. Тонкая шелковая ткань соскользнула вниз с ее руки, слегка обнажив смуглую кожу хозяйки. Морада подошла к ней и взяла ее за руки, подведя ближе к огню.

– Вот, смотри. Видишь эти темные синие пятна на коже? Это уже нельзя остановить. Если бы ты пришла ко мне раньше, то я бы смогла помочь тебе. Теперь поздно. И твой Колдун об этом знал. Это ведь он не хотел, чтобы ты встречалась со мной?

В глазах Фу Хао мелькнули молнии.

– Зачем ему моя смерть? Пока я жива, он получает все, что захочет.

Морада пригласила свою гостью сесть и приказала слуге налить свежий ароматный взвар в изящные чашки, стоявшие тут же на маленьком столике. Фу Хао сделала несколько глотков. Приятное тепло разлилось по телу, успокаивая боль и придавая силы. Она повторила вопрос, который Морада, казалось, намеренно не слышала:

– Зачем Колдуну нужно, чтобы я умерла?

– Колдун охраняет то, что считает своим. Он не примет новое знание. Он его уничтожит.

Морада что-то тихо шепнула своему слуге, и тотчас перед нею положили небольшую пластинку свежей, еще не засохшей глины. Она жестом пригласила Фу Хао сесть поближе и сняла с себя серебряный пояс. Впечатав одно из звеньев в мягкую глину, она показала оттиск Фу Хао.

– Вот, смотри. Это Вселенная. Она рождает и поглощает все, что в ней находится. Рождение и смерть связаны. Древние цари заранее готовили свои могилы так, чтобы воскреснуть. И они всегда точно знали, через сколько лет они восстанут.

Фу Хао недоверчиво посмотрела на жрицу:

– Как такое возможно?

– Все зависит от того, как расположить тела и предметы под землей. Когда порядок тел под землей и порядок звезд на Небе сольются в полном соответствии, восстанет тот, чья звезда засияет ярче других.

Фу Хао все еще не понимала, о чем говорит Морада. Жрица не стала объяснять ей Небесные смыслы, лишь промолвила:

– Запоминай все, что я тебе скажу. Теперь уже поздно строить усыпальницу в полном соответствии с магическим кругом, но ты можешь попросить у правителя, чтобы тела тех, кто будет охранять твой вечный сон, были обезглавлены и лежали так: два мужских тела, потом два женских. Потом мужское, за ним женское. Шесть тел. Инь и Ян, шесть черт – Раздробление…

Морада говорила долго, и Фу Хао сидела, не смея шевельнуться, стараясь не упустить ни одного слова, сказанного жрицей Луны.

Первые лучи солнца осветили вершины деревьев и запели птицы, когда Фу Хао вышла из шатра. Решительным шагом она направилась к своему дворцу, на ходу крикнув слугам, чтобы седлали коней. Она хотела увидеться с правителем У Дином до того, как Луна окончательно растает. Перед отъездом она заглянула к Мораде и преподнесла ей прощальный подарок:

– Возьми эту шкатулку, я не хочу, чтобы ты нуждалась в чем-либо. После моего отъезда тебе нельзя здесь оставаться. Когда меня не станет, никто не поручится за твою жизнь.

Морада с тоской посмотрела на нее и вздохнула:

– Даже сейчас никто не может поручиться за мою жизнь.

– Куда же ты направишься?

– Для меня зажглась новая звезда. У нее тот же цвет, что у нефрита. Нефритовый путь приведет меня к последнему дому. Прощай, сестра. Мы обязательно встретимся, только сделай все так, как я сказала.

Фу Хао ушла, а Морада еще долго сидела у откинутого полога своего шатра, наблюдая за удаляющейся женской фигурой в черном плаще, расшитом золотыми драконами.

Садясь на своего любимого коня, Фу Хао отдавала последние распоряжения:

– Четырех лучших коней отдать Мораде. Она уезжает сегодня с караваном на Север. И двух рабов, самых крепких и выносливых.

Потом, словно вспомнив о чем-то, устало добавила:

– Приведите Колдуна.

Когда Колдун предстал перед нею, она сказала:

– Ты как-то сказал, что я самая глупая женщина. Да, это так. Поэтому я беру тебя с собой.

Колдун мрачно усмехнулся и спросил:

– Зачем?

– Мою жизнь ты загубил легко, но я не хочу, чтобы ты взял то, что тебе не принадлежит. Мораду ты не получишь.

Фу Хао, сделав над собой усилие, показала на лошадь, которую вели в обозе.

– Привяжите Колдуна к той лошади. Пусть бежит за ней, сколько сможет.

Колдун ничего не сказал, лишь мрачно посмотрел на властную женщину, сидящую на статном вороном жеребце.

К концу дня усталая лошадь едва волочила за собой ободранный окровавленный труп Колдуна. На вечернем привале тело отвязали и засыпали камнями, а утром небольшой отряд двинулся дальше, на восток, стремясь попасть в столицу Шан до того, как Луна навсегда исчезнет для Фу Хао с небосвода.

31

Сборы в дорогу были недолгими, и почти сразу после отъезда Фу Хао небольшой отряд Морады двинулся в путь. Жрица не удивилась, когда в час, назначенный для отъезда, ее верный спутник, которого она называла Фу Си, не пришел. Она лишь улыбнулась своей загадочной улыбкой и приказала немедленно трогаться в путь…

К вечеру шатер, в котором жила необычная гостья, убрали, и ничего больше не напоминало управляющему поместьем Фу Хао, старику Римушу, о ее присутствии, кроме…

Наблюдая за тем, как собирают ковры и подушки, он заметил на полу небольшую глиняную табличку. Старик поднял ее и спрятал в складках своей одежды. Он не стал рассматривать ее у всех на виду, чтобы не привлекать внимание слуг, но едва улучив момент, он спустился к реке Ло и в лучах заходящего солнца стал разбирать написанное. Это было не простое письмо, это был оттиск жреческого пояса. Старик накрыл своей теплой ладонью глиняную дощечку и улыбнулся.

– Этой маленькой вещицы хватит мне, чтобы безбедно прожить остаток дней моих. Правитель Шан-Иня дорого заплатит за возможность взглянуть на эти письмена.

Солнце село и песок стал быстро остывать. Римуш поднялся, отряхнул свое платье и посмотрел на реку, неторопливо несущую свои воды.

– Я назову их письменами реки Ло[1].

Неторопливо шагая по тропинке, ведущей к дому, он размышлял:

– Теперь уже нет возможности догнать жрицу. Никто не знает, куда она направилась. А жаль… Если это всего лишь одно из двенадцати звеньев ее пояса, то даже страшно подумать, что может человек, у которого в руках соберутся все звенья этой магической цепи!

Он еще повздыхал какое-то время, пожаловался Небу на свою нерасторопность, но потом все же успокоился:

– Нечего жаловаться. Ведь у меня в руках теперь магический квадрат со священными диаграммами, а это не так уж мало. Многое изменится в мире после того, как я отдам правителю У Дину эту вещь.

Старик говорил вслух, не опасаясь, что кто-нибудь может слышать его. Внезапно кусты, мимо которых шел Римуш, зашевелились, и прямо перед ним на тропинку выскочил молодой человек.

– Ты совсем обезумел, отец! Как можно отдать магический квадрат Морады в руки У Дина?

Старик лишь отмахнулся от сына.

– Не говори глупости, Маништу! Ты сам привез Мораду сюда по приказу Фу Хао. Ты рисковал жизнью, так неужели она не может отплатить тебе добром за то, что ты сделал ради нее?

Молодой человек был неумолим:

– Я рисковал своей жизнью не ради нее, а ради тебя, отец. Потому что Фу Хао убила бы тебя, если бы я не выполнил ее приказания и не привез Мораду живой и невредимой.

Римуш остановился и в упор посмотрел на сына.

– С нами плохо обошлись на родине наших предков, сын мой. Поэтому мы здесь. Я нашел для тебя новый дом и дал тебе все, что смог. Но все это прах по сравнению с тем могуществом, которое мы сможем обрести при помощи этой таблички.

Тот, кого называли Маништу, засмеялся. Он смеялся так громко и заразительно, что отец рассердился.

– Над чем же ты смеешься? Неужели отец твой являет образец такой глупости, что даже тебе дозволено смеяться над ним?!

Маништу перестал смеяться и рукавом вытер выступившие от смеха слезы на глазах. Он выхватил из рук отца глиняную табличку и с силой бросил ее на землю. Табличка разлетелась на множество осколков, собрать которые воедино было уже невозможно. Римуш издал громкий крик:

– Что ты наделал, глупец!

Маништу стал серьезен:

– Я лишь разбил то, что и так хорошо знаю. Это всего лишь вещь, а вещью можно завладеть. Вот как вы, например, отец. Но если знание в тебе самом, то воспользоваться им без твоего ведома невозможно.

Старик продолжал сокрушаться:

– Но я не успел запомнить всего, что было начертано.

Юноша поспешил успокоить его:

– Не беда. Я знаю все, о чем там говорилось, и даже больше.

Римуш в изумлении уставился на сына:

– Но откуда тебе удалось узнать то, что хранится в строжайшей тайне?!

– Ты сам говорил, отец, что я рисковал своей жизнью, чтобы вызволить Мораду из заточения. Дорога до дома заняла без малого месяц, и каждый день жрица рассказывала мне то, что никогда не доводилось услышать ни одному смертному. Даже посвященные жрецы не могли знать многое из того, что рассказывала мне Морада.

В глазах старика отразился ужас:

– Но зачем она это делала? Что заставило ее раскрыть свои тайны простому слуге?

– Я спрашивал ее об этом, но она лишь сказала, что делает это в благодарность за то, что я помог ей сохранить свою жизнь. Но теперь…

– Что теперь?

– Теперь я знаю, зачем она это сделала!

– Знаешь? И зачем?

– Потому что она точно знала, что после смерти Фу Хао ты или Колдун, кто-то из вас, захочет получить ее знания!

В голове у старика зашумело. Он остановился на минуту, размышляя над словами сына.

– Да, это было бы легко. Где еще доведется встретить жрицу таких кровей, которую никто не охраняет!

Маништу кивнул в подтверждение его слов:

– Колдуну помешала Фу Хао. Но тебе или мне никто не смог бы помешать. Кроме нас самих.

Старик все больше изумлялся способностям жрицы:

– Думаешь, она знала об этом?

Маништу посмотрел на Небо, как смотрела на него Морада, но для него это было всего лишь небо со множеством ярких точек на черном фоне:

– Она отдала мне часть, чтобы сохранить целое. Она была уверена, что я захочу воспользоваться тем, что получил от нее, и тем самым не причиню ей вреда. Теперь я понимаю, почему она называла меня Фу Си.

– Что значит Фу Си?

– Это значит Мудрец. Она просто смеялась надо мной!

Старик печально улыбнулся.

– Это хорошо. Хорошо, что она смеялась. Мне даже представить страшно, что было бы, если бы верховная жрица Пуаби восприняла тебя всерьез!

Молодой человек в ужасе отпрянул от него:

– Пуаби?! Ты сказал – Пуаби?!

– Да, сын мой. Это была Пуаби. Теперь я это понял…

Отец и сын молча шли бок о бок, думая каждый о своем. Но все их мысли были лишь о ней, верховной жрице Пуаби, которую люди теперь называли Морадой.

32

Занятые простыми домашними делами, мы и не заметили, как начало смеркаться. Солнце уже скрылось за западными горами. На землю тихо и быстро опускались сумерки. Когда с реки потянуло вечерней прохладой, мы с Алкой решили, что пора загонять детей и животных в дом. Пересчитав поголовье, выяснили, что дети на месте, вот кота не хватает. Наш Пиксель Патриций Нормал бесследно исчез. Мне сразу вспомнился огромный коршун, который с печальным вздохом сегодня пару раз садился на соседский забор. Правда, когда этот вертолет приземлялся, забор из жердей слегка прогибался под его весом. Загрустив, я недобрым словом помянула свое неопытное в общении с природой животное. Подруга ничем не утешила меня.

– Может, он котов не ест?

– Это он коров не ест. Потому что поднять и унести не может. А кота – запросто.

Подруга высказала дельное предположение:

– Кот твой орал бы на всю деревню. Я ему сегодня хвост дверью прищемила, так он такой децибел выдал, что мне сразу стало хуже, чем ему.

Я махнула рукой.

– Ладно, перемоем и накормим детей, потом поищем кота, будь он неладен.

Когда с банными истериями было покончено, и все собрались за столом, младший спросил:

– Мам, а чего Пиксель не орет? Ты что, его уже покормила?

Алка погладила Егора по голове:

– Внимательный мальчик! А что, кот всегда орет перед ужином?

Старший не преминул прокомментировать:

– Его Данил на улице подобрал, когда тот еще совсем малым был. Как только кот на лапы встал, бдит, чтобы ничего не съели без него и никуда не уехали. Он этого тоже не любит. В машину забирается или на колесо садится и требует, чтобы с собой взяли.

Алка задумалась:

– Да, странный кот. Вот почему-то к ужину не пришел.

Дети сразу загрустили.

– Жалко кота. Теперь такого не найти.

Я решилась.

– Поужинаем, сразу ложитесь спать. А мы с тетей Аллой попробуем найти Пикселя.

Детям спать не хотелось, но против поисков кота они не возражали. Отпустили нас хоть до утра.

Накинув на всякий случай ветровки и вооружившись фонариками, мы решительно вышли из дома в кромешную тьму. Алка, не очень-то знакомая с дислокацией, сразу же налетела на цинковый таз, в котором сама недавно принесла из бани немного теплой воды для своих вечерних косметических процедур. Выругавшись, она выбралась из таза и поковыляла к крыльцу.

– Включи свет на веранде! А то я к утру вся в синяках буду.

Я в ответ прошипела:

– Включи фонарь, бестолочь. Свет на улице еще не провели. Только в доме.

Алка нажала кнопку своего огромного металлического фонаря и осветила пятно возле крыльца.

– Неуютно тут у вас ночью.

– Это ты о чем?

– Слушай, может, ну его, этого кота. Пойдем домой, я тебе через неделю другого привезу.

Я сердито посмотрела на подругу и покачала головой.

– Другого муж не одобрит.

Мы осторожно продвигались вперед, освещая путь двумя круглыми желтыми пятнами. Хорошо еще, что на участке ничего не растет, кроме травы, которая в этот дождливый год была в человеческий рост. Это в средней полосе России «трава по пояс», а у нас она к августу вырастает такая, что прятаться можно. Поскольку участком еще никто не занимался, то вся природная дичь, хотя и немного прибитая строительством, буйствовала в свое удовольствие. Мы прошли еще немного по направлению к воротам, как вдруг фонарь выхватил из темноты горящие кошачьи глаза. Черный с белым кот сидел на невысоком пне и отсвечивал глазами. Алка даже подпрыгнула:

– Это твой кот-а-фот?

Я от страха только кивнула.

Алка постаралась ухватить кота, но тот, поняв наши намерения пленить его, выскользнул из ее рук и шмыгнул под забор.

Я решительно двинулась к воротам, но Алка преградила мне путь.

– Я за ворота тебя не выпущу. Там…

Я недоумевающе посмотрела на подругу. От решительной городской красавицы не осталось и следа. Передо мной стояла испуганная женщина, готовая убежать, как только представится первая же возможность.

Я постаралась, как могла, успокоить Алкины нервы:

– Слушай, волки не спускаются близко к жилью в этом году. Урожай в лесу хороший, ягода не выгорела, как в прошлом году, так что дичи им хватает.

Алка стояла с широко раскрытыми глазами:

– Какая дичь?!

Потом нервно засмеялась:

– Хотя, ты права. Дичи здесь хватает! Здесь кругом одна сплошная дичь. Как ты можешь здесь оставаться ночью с детьми?! Данил что, совсем страх потерял, раз оставляет вас одних в таком месте?!

Я не совсем уловила смысл сказанного.

– Это ты о чем?

Она показала фонариком как лазерной указкой в сторону горы.

– Вот здесь! Это ужасное место!

Я автоматически повернула голову в сторону фонарика-указки, и мне стало не по себе. Желтое пятно фонаря выхватило из темноты нечто странное: прямо напротив нас, невдалеке, осторожно взбираясь по влажным камням, старик вел маленькую девочку к вершине горы. Взгляд мой скользнул вверх, вслед за лучом фонарика, по направлению к тому месту, куда направлялись эти две необычные фигуры, и я замерла от ужаса. Почти на самой вершине горы стояла женщина в богато расшитом плаще до земли. Я навела на нее свой фонарик, но свет едва доходил до того места. Женщина, казалось, не обращала ни малейшего внимания на наши фонари. Она старательно вглядывалась куда-то вдаль и, как мне показалось, что-то искала в темноте возле нашего дома. Я обернулась и посветила фонарем у дома. Луч отразился от какого-то предмета, лежавшего на столике у самого крыльца.

Внезапно раздался дикий крик. И это кричала точно не я и не Алка, которая стояла рядом, чуть живая от страха…

33

Северный ветер обмораживал лицо и руки. Пальцы застывали от мороза, и казалось, что они уже никогда не отпустят поводья. От лошадей шел горячий пар, и если какая-то из них падала замертво, не перенеся тягот пути, ее тут же забивали, чтобы хоть немного согреть руки в горячей крови еще трепыхающегося животного.

Морада никогда раньше не бывала на севере и теперь с трудом привыкала к холоду. Пока караван шел, несколько стражников, сопровождающих путешественников, старались добыть как можно больше хвороста для ночного костра, чтобы хватило до утра и никто не замерз в пути.

Испытание холодом казалось бесконечным. Часто по ночам, когда Морада падала от усталости на шерстяной войлок у костра, ее губы, обветренные, с запекшейся кровью, шептали в забытьи: «Неужели и вправду я должна следовать за этой холодной зеленой звездой? Может, я ошиблась? Предсказание не сбудется, потому что мне не хватит сил»…

Отряд продвигался медленно из-за обилия снега, выпавшего в тот год. Небесные горы с их едва проходимыми коридорами остались далеко позади, и теперь бескрайняя белая степь с редкими островками леса всякий раз открывалась усталым взорам путешественников с восходом солнца.

Так было до тех пор, пока в одну из особенно морозных ночей отряд не вышел к небольшой извилистой речке, плавно несшей свои черные воды по гладкой, как стол, равнине. Высокий худой китаец, один из ее провожатых, одетый в синий стеганый халат, чуть поддав свою лошадь, выскочил вперед, ближе к реке.

– Это Черный Июс. Скоро стоянка. Хорошая стоянка!

Морада не все поняла из того, что сказал высокий, но его слова дали ей надежду на избавление. Она подняла голову к Небу и застыла от удивления. Еще вчера ее Звезда была на юго-востоке, а теперь висела прямо над ней! Морада тронула рукой свой пояс под халатом и прошептала:

– Как могла Звезда переместиться за столь короткое время?

Она подъехала к Высокому и тихо спросила:

– Скажи, я не лежала в забытьи какое-то время. Может, несколько дней?

Высокий посмотрел на нее с опаской и покачал головой:

– Нет, госпожа. Ничего такого не было. Вчера вы были с нами, вспомните, вот и шрам на вашей руке.

Да, Морада и сама прекрасно помнила, как выскочил из костра маленький уголек и упал ей на руку. Легкий шрам от ожога до сих пор не сошел с ее гладкой кожи, хотя Высокий мазал чем-то белым и тягучим красное пятнышко.

Морада еще раз пересчитала звезды, отмерила две меры от хвоста Малой Медведицы, сняла свой пояс и, приложив его конец к Полярной звезде, отсчитала ровно шесть звеньев. В левом верхнем отверстии шестой грани пояса сияла зеленая звезда. Сомнений быть не могло. Она сейчас стоит там, где Судьба определила ей место последней стоянки. Больше ей идти некуда. С тоской она оглядывала чернеющую даль, стараясь понять, в чем она ошиблась, как вдруг в темноте маленькой золотой точкой засветился огонь. Вслед за этим ночным огнем засветилось еще несколько, и все они медленно приближались.

34

Отряд, завидев приближающихся людей с факелами, поспешил укрыться в густых кустах, в изобилии росших вдоль реки. Лошади, привыкшие к тому, что их хозяевам зачастую приходится прятаться в самых замысловатых укрытиях, чтобы сохранить себе жизнь, стояли смирно, как по команде. Даже пар изо рта пускали тише. Люди тихо переговаривались меж собой, и Морада слышала, как Высокий говорил своему помощнику:

– Не вовремя мы сюда пришли. У этих варваров сейчас самый разгар праздника.

Помощник, который в этих краях был впервые, озадаченно уставился на Высокого:

– Чем же плохо, что у них праздник?

– Черный день. Осенью Тьма начинает откусывать понемногу от Солнца, которое ослабело, потому что отдало много сил, чтобы греть Землю Летом. Дни становятся короче. И если не дать Солнцу силы, Тьма совсем покусает его, и Солнце исчезнет. Вот и ставят каменные столы на своей Горе.

Морада вдруг все поняла! Вот почему она ошиблась в измерениях. Зимнее солнцестояние!

Поворотная точка во Тьме. Значит, это не последняя ее стоянка. Ее последней точкой будет та, что чуть ниже, восточнее отсюда, там, где Живые Горы и Мертвая Степь.

Уже можно было хорошо рассмотреть первых всадников с огромными факелами в руках. Обхватив своими ногами, завернутыми в овечьи шкуры, бока лошадей, чтобы без седел удерживаться при скачке, они с быстротою молнии неслись по равнине прямо к месту укрытия каравана.

Чтобы предотвратить кровавую резню, Морада хлестнула тяжелым серебряным поясом свою лошадь, которая взвилась от боли, вылетела из укрытия и понеслась прямо навстречу приближающимся варварам. Высокий китаец бросился вслед за своей госпожой, но было уже поздно: варвары окружили Мораду. Ему было не разобрать, что происходило там, в плотном кольце из тел и лошадей, как он ни старался. Варвары, что стояли чуть поодаль, заметили его, быстро выхватили веревки и стреножили его лошадь. Высокий свалился на снег, и тотчас возле него появился варвар, который спешился, воткнул свой факел в снег и стал связывать его старыми кожаными ремнями. Голову его обмотали старой вонючей тряпкой, чтобы он ничего не видел и не сопротивлялся понапрасну. Коренастый варвар с легкостью подхватил свою добычу и пристроил ее на спину своей лошади. Устроившись рядом с пленником, он бросился догонять своих. Тем временем варвары, окружившие Мораду, взяли под уздцы ее лошадь и увлекли за собой.

Сумрак ночи начал медленно таять, и Морада уже могла рассмотреть очертания огромной Горы. Варвары обогнули гору, которая встала перед ними отвесной стороной, и подъехали к ущелью в виде подковы. Обе дуги подковы вели ввысь и сходились где-то на вершине горы. Всадники спешились и привязали лошадей. Про Мораду, казалось, забыли, и она, не в состоянии слезть со своего огромного коня сама, оставалась верхом. Ее лошадь стояла тихо, прижав уши, словно почуяв опасность. Мораде сверху хорошо была видна небольшая ритуальная стена, перегораживающая доступ к внутренней части ущелья-подковы. Никто из тех, кто привез ее сюда, не посмел переступить невысокое ограждение, и теперь они стояли вдоль стены в ожидании. Тот, что руководил этим небольшим отрядом варваров, достал небольшой рог и протрубил. В ответ, словно из самих недр Горы, послышались точно такие же звуки. Морада удивилась – эхо? Или кто-то ответил на их сигнал?

Спустя какое-то время из темноты вышел невысокий коренастый старик, одетый в белые овечьи шкуры, подошел к стене и что-то тихо спросил у предводителя. Тот что-то сказал на непонятном языке и показал рукой в сторону связанного китайца, который лежал у самой стены прямо на снегу. Старик подошел поближе, заглянул через стену и благосклонно кивнул. Предводитель, довольный одобрением старика, показал рукой в сторону Морады, которая дрожала от холода, сидя на своем скакуне. С порывом бешеного ветра плащ жрицы распахнулся, обнажив в лунном свете белую полоску ее серебряного пояса. В свете факелов блеснула львиная пасть, искусно выгравированная на одном из звеньев. Того, что произошло спустя мгновение, никто не ожидал. Старик в ужасе уставился на Мораду и, с легкостью перемахнув через стену, упал на колени перед нею. Голова его была буквально вдавлена в землю, и его седые волосы смешивались с белоснежным снегом у копыт коня Морады. Конь слегка отпрянул и подался назад. Старик тотчас подскочил и схватил поводья.

– Простите меня, госпожа! Я не хотел напугать вашего коня. Если вы прикажете, вас перенесут в укрытие, чтобы вы смогли согреться и восстановить свои силы.

Морада вежливо согласилась.

– Я стану твоей гостьей.

Старик запротестовал:

– Как можно, великая госпожа! Кто я такой, чтобы вы становились моей гостьей? Я лишь приветствую вас от лица своего повелителя! Это он приглашает вас!

– Кто же ты?

– Я лишь проводник. Мои обязанности – доставлять Князю Горы сведения из внешнего мира.

– А твой Князь?

Старик ничего не ответил, лишь жестом пригласил Мораду следовать за ним…

35

Снег падал большими тяжелыми хлопьями, налипавшими на шкуры, из которых был сделан шатер. Деревянные стропила угрожающе прогибались под белой глыбой. Утром снег расчистят, но сейчас он беспрепятственно падал, сваливаясь в огромный белый ком, скрывая под собой все живое.

В шатре, на огромном каменном сундуке на вершине горы, сидел Князь. Его кроваво-красные одежды создавали обманчивое впечатление тепла, словно он сам был Огонь. И всем, кто находился здесь, при нем, было жарко, как от костра. Жрецы неторопливо двигались в дымке костров, горевших вокруг камня, то и дело помешивая травы, варившиеся в котлах. От их варева по всему шатру распространялся дурман, пьянящий и успокаивающий.

Старик, осторожно откинув полог, ввел Мораду внутрь огромного шатра. Морада никогда раньше не видела таких странных жилищ и теперь с любопытством осматривалась. На огромном, ровно стесанном камне в центре шатра сидел тучный человек, лоснившийся от жира, которым были смазаны его лицо и руки. Его маленькие черные глазки как два сверла вперились в Мораду, повсюду следуя за ее взглядом. Когда глаза их встретились, Князь первым заговорил:

– Это мой Север!

Морада, казалось, не обратила никакого внимания на слова Князя. Устало подошла она к огню и протянула руки над очагом.

– Чего же ты боишься, Князь?

Фигура на камне, закутанная в красное, приподнялась немного, но потом опустилась обратно на свое место.

– Ты – моя гостья, но звезды говорят мне, что ты сильнее своего хозяина. Так что же мне с тобой делать?

Морада пожала плечами:

– Убивать меня тебе нет смысла. Пусть мои знания сильнее твоих, но мое тело нуждается в защите.

Князь усмехнулся:

– Ты хочешь, чтобы я покровительствовал тебе?

Морада засмеялась. То ли дурман становился слишком удушливым и проникал повсюду, то ли сказывалась усталость прошедших дней, но она смеялась, не в силах остановиться, до слез. Наконец с трудом подняв голову и глядя Князю прямо в глаза, она жестко сказала:

– Это ты хочешь, чтобы я покровительствовала тебе! Но что ты готов предложить мне за милость, которую я могла бы оказать тебе, несчастный урод?

Князь побагровел. Никто прежде не смел обращаться с ним подобным образом.

– Урод? Откуда тебе известно?

Морада устало опустилась на войлок возле очага, не дожидаясь приглашения.

– У тебя на лбу печать Сатурна. Никакой жир этого не замажет. Ни под какими одеждами этого не скроешь.

Губы Князя сжались в тонкую линию, и он прошипел:

– Двадцать лет я сижу здесь, на этом камне. Я и сам уже стал камнем.

Старик, который привел Мораду, в ужасе наблюдал за этими великими жрецами, которые сейчас были всего лишь измученными людьми, познавшими в жизни больше бедствий, чем кто-либо из простых жителей простой земли.

Мораде принесли скатанные валиками шерстяные подушки, и она смогла наконец устроиться поудобнее. Один из жрецов зачерпнул варево, которое все еще томилось на костре, и поднес Мораде в небольшой чаше.

– Выпейте, госпожа! Это придаст вам силы. Потом можно будет немного поесть.

Морада благодарно кивнула, взяла чашу и пригубила. Горячий отвар обжигал, согревая изнутри. Она жадно выпила все до дна и вернула жрецу опустевший сосуд. Мораде показалось, что ее кровь стала густой и горячей, как взвар, который она только что выпила, и ее стало сильно клонить ко сну. Засыпая, она видела, как слезы струйками текли из глаз Князя и исчезали в глубоких складках его багровых одежд. Она с трудом открыла глаза и сказала:

– Если я доживу до утра, я помогу тебе…

Князь подался вперед и в ужасе уставился на Мораду. Потом повернулся всем телом к Черному Жрецу, сидевшему по левую руку от него, и прорычал:

– Влейте ей противоядие! Не дайте ей умереть!..

Возле Морады сразу же заметалось несколько человек, промывая ей желудок и вливая живительное противоядие. Несмотря на все их усилия, Морада уснула, так и не придя в себя.

Две Луны сменилось на небе, прежде чем она открыла глаза. Возле нее сидел князь и тихонько гладил ее обнаженную руку. Морада улыбнулась. Ей были приятны незнакомые доселе ощущения мужской ласки.

– Ты поступил благоразумно, сохранив мне жизнь.

Она приподнялась на локте и внимательно посмотрела на Князя.

– Твои красные одежды – это чтобы скрыть кровь, которая скапливается под тобой?

– В моем шатре нет звезд, кто мог сказать тебе об этом?

– Ты слишком много думаешь о звездах и слишком мало знаешь о людях. Рассуди сам: ты делаешь стену, через которую простым людям не перейти. Ты поставил свой шатер на вершине горы, не самом удобном для жизни месте. Ты окружил себя тайнами и страхом, а значит, ты сам боишься. Красное скрывает кровь. Я жрица священного брака и хорошо это знаю.

Морада посмотрела на подушку, на которой сидел Князь, и спросила:

– Давно это началось?

Князь задумчиво покачал головой:

– Почти четверть круга назад. Скоро семь лет, как я упал со скалы.

Морада просияла.

– Это хорошо.

– Хорошо? Что значат твои слова?

– Значит, у тебя есть еще год.

– Год?

Морада осторожно вытащила из небольшого костра обугленную головешку и стала что-то быстро чертить на камне.

– У мужчин кровь сменяется не так быстро, как у женщин. Полный круг обновления крови у мужчины возьмет восемь лет. Ты болен семь лет, и в тебе еще есть немного здоровой крови. Значит, я найду ее и заставлю вытеснить ту, что испорчена.

Морада посмотрела на пустую чашку, стоявшую возле Князя, и нахмурилась:

– Тебе вовсе не обязательно пить человеческую кровь, вполне подойдет кровь коня или оленя. Условия здесь тяжелые, и люди тебе нужны. Сколько человек ты убиваешь за одну Луну?

Князь слегка отодвинулся от Морады, чтобы лучше видеть ее лицо.

– Я не могу разочаровывать жителей Нижнего Мира. Солнцу нельзя отказывать в жертвах. Это ритуал, который объединяет меня с моими народом.

– Солнце уже начинает прибывать, и твой народ будет благодарен тебе, если ты возьмешь в жертву животное. Кто у тебя водится в лесах?

Князь немного подумал, потом сказал:

– Пожалуй, я послушаю тебя. Олень мог бы стать достойной жертвой Богу Солнца. Золотой олень!

Он жестом подозвал Черного Жреца, и они долго говорили о чем-то на непонятном Мораде языке. Наконец Черный Жрец поклонился Князю, коснувшись лбом его ног, и скрылся в ночи, а утром в народе заговорили о Золотом Олене, неизвестно откуда появившемся возле княжеского шатра на вершине горы.

36

Когда почернел последний снег и люди перестали закапывать тех, кто не пережил голодную стылую зиму, обнажилась колдовская сила Камня[2]. Теперь уже никто, даже Князь, не мог подходить к нему ближе, чем на восемь шагов. Шатер Князя опустел, все его обитатели перебрались в Нижний Мир, где должны были оставаться до Праздника Летнего Солнцестояния. По ночам Морада тайком ото всех пробиралась к Камню и кормила его свежим жиром – редчайшей ценностью, которую так трудно было добыть весной.

Черный Жрец не раз видел, как ее тень скользит вдоль отвесных стен и каменных столов, как бережно несет она золотую чашу, до краев наполненную жизненной силой. Втайне от всех она кормила Красный Камень в надежде, что еще не все потеряно и что он сможет восстановить свои силы.

37

Жрецы боялись. Их страх становился все сильнее, и настал день, когда они уже не могли скрывать его. В новолуние, когда Князь приносит в жертву черную птицу богине Луны, они собрались в его шатре. Князь стоял на помосте, сколоченном специально для того, чтобы он мог совершать обряды, находясь между небом и землей.

Не успел Князь омыть свои руки, как заговорили сначала старшие жрецы, а потом и молодые стали вторить им:

– Она кормит Камень!

– Она тратит драгоценный жир на колдовство, сущность которого нам неизвестна.

– Если она колдует на вас, наш повелитель?

Князь поднял руку, и все разом притихли.

– Зачем же ей было лечить меня, если теперь она, как вы говорите, что-то замышляет?!

Вперед выступил Черный Жрец и поклонился князю.

– Мы не терпим чужаков. Они приходят лишь для того, чтобы украсть. Чужие люди крадут наши знания и нашу силу.

Князь удивленно посмотрел на него:

– Ей не нужна наша сила. Она Великая Богиня.

Глаза у Черного Жреца потемнели от гнева:

– Да, ей не нужна наша сила! Но тогда я осмелюсь спросить тебя, Сильнейший: что ей нужно? Почему она здесь?

Князь начал улавливать, куда клонит Черный Жрец. Он в задумчивости присел на помост, который еще хранил запах свежей смолы, и, осторожно касаясь тонкими пальцами грубой поверхности дерева, произнес:

– Это был ее единственный шанс на спасение. Если бы она не занялась мною, ее самой уже не было бы в живых…

Черный Жрец подхватил его мысль и, прищурив глаз, прошипел:

– Ей нужно было время. Она ждет чего-то.

Князь поднял глаза на Черного Жреца и прошептал:

– Она ждет. Она ждет его…

Внезапно полог шатра приподнялся, и внутрь вошла Морада. Князь улыбнулся ей, как улыбаются солнцу, внезапно появившемуся из-за тучи.

– Что привело тебя сюда, моя избавительница?

Морада обвела взглядом жрецов, которые стояли молча, сбившись в небольшие кучки у входа в шатер, и, подойдя почти вплотную к Князю, громко сказала:

– Твой Камень умирает, а ты ничего не сделал, чтобы помочь ему. Теперь остается только ждать…

Князь с интересом посмотрел на нее.

– В старом предсказании сказано, что высохнет река и умрет гора, прежде чем иссякнет сила Красного Камня!

Морада усмехнулась.

– Ты привык жить затворником. Выйди из своего шатра!

Морада увлекла Князя за собой, несмотря на робкие протесты жрецов. Князь, за долгие годы отвыкший от солнца, жмурился и отводил взгляд, стараясь совладать с резью в глазах от сильного солнечного света. Морада ласково посмотрела на него.

– Вот так и я когда-то… Я тоже не видела Солнца много лет… Ничего, ты скоро привыкнешь…

Она положила свою ладонь ему на глаза, и боль сразу утихла. Князь уже ясно различал очертания жилищ поселения, людей, снующих по своим делам, и маленьких детей, играющих в весенней грязи. Морада шла быстро, почти бежала, и Князь едва поспевал за нею. Жрецы, стараясь не отставать, торопливо подбирали свои длинные черные балахоны и семенили за Князем.

Выйдя из рощи к реке, жрецы попятились в ужасе. Там, где совсем недавно была полноводная река, осталась лишь мокрая галька да иссохшие кусты речной травы. Русло опустело.

Морада подвела Князя к небольшой лужице и сказала:

– Кто-то увел отсюда всю воду.

Князь удивился:

– Я думал, ты скажешь мне про кары небесные, про…

Морада не дала ему договорить. Задыхаясь от гнева, она прошептала, наклонившись к Князю почти вплотную:

– Камню нужна вода… В ней его сила.

Князь улыбнулся.

– Сила Камня не только в воде. Говорят, ты кормишь его с тех самых пор, как оправилась после болезни…

Морада понемногу стала приходить в себя. Ей незачем так заботиться о тех, кто не может сам о себе позаботиться. Это не малые дети, это просто глупые люди. Ей нужно уходить отсюда как можно скорее, чтобы не связать свою судьбу с их тяжким жребием. Она бросилась бежать обратно к шатру. Князь со своей свитой поспешил за ней.

Прежде чем уйти, она обернулась и сказала Князю:

– Ты держал этот мир в своих руках лишь благодаря силе Красного Камня. Но две Луны назад кто-то отнял у тебя твою силу. Кто-то принес свой Камень и пустил воды твоих рек по новому руслу, чтобы питать свой Камень. В твоем мире больше не будет покоя. Твои люди покинут тебя.

Постепенно, как собираются ручьи в одну большую реку, в голове у Князя множество мыслей собрались в одну, и эта мысль поразила его:

– Ты знала про новый Камень… И потому кормила Красный Камень…

Морада показала рукой на Небо и сказала:

– Звезды говорят, в десяти днях пути отсюда родился новый Камень. Белый Камень.

Сразу же после ее ухода Черный Жрец вошел в шатер своего господина. Сжав в руке нож, он ткнул им в воздух, в сторону, куда удалялась Морада, и вопросительно посмотрел на Князя. Князь покачал головой.

– Пусть идет. Я благодарен ей за то, что не окончу жизнь, задыхаясь от собственной вони.

Он повел рукой в сторону поселения и улыбнулся:

– Посмотри туда! Люди сошли с ума. Они режут скот и жгут жилища… Мои стражи не в силах противостоять напору. Скоро толпа и до нас доберется.

Черный Жрец наклонился к самому уху повелителя:

– У меня есть пара горячих выносливых коней. Мы можем успеть…

Князь обрадовался:

– Веди их скорей сюда.

Он в нетерпении ждал, пока Черный Жрец выводил статных животных из леса и прилаживал им сбрую. Наконец лошади были готовы, и Князь вскочил в седло, в котором не бывал с той самой последней битвы, когда его принесли искалеченного в шатер, где он и оставался семь последних долгих лет.

Это желанное чувство свободы пьянило его. Он сделал небольшой круг, чтобы понять норов животного, и остался доволен. Несмотря на протесты своего верного слуги, Князь повернул коня в самый разгар битвы, которую уже проигрывала княжеская дружина. Последнее, что видел Черный Жрец, было, как Князь врубился в толпу, которая быстро поглотила его вместе с лошадью…

38

Завтракать совсем не хотелось: сказывалось нервное напряжение. Это утро будет решающим в игре, которую Николай Александрович Трофимов начал еще полгода назад. Мировой финансовый кризис дал ему возможность немного подзаработать, так что пара десятков миллионов сейчас жгла руки и требовала немедленного вложения. Скупая информацию и анализируя нормы прибыли нескольких отраслей, он случайно обратил внимание на маленькую компанию Данила Залесного, которая при восьми работающих сотрудниках давала прибыль по нескольку миллионов долларов в год. Внимательнее присмотревшись к довольно простой финансовой схеме, Николай Александрович просиял:

– Молодец, Залесный. Добавил пару винтиков к старому механизму и теперь собирает урожай. Создал себе пару дочек в Гонконге и акционировался на материковом Китае…

Николай Александрович потер виски и улыбнулся своему отражению в настольном зеркале, которое всегда стояло перед ним в те моменты, когда обсудить важный вопрос было необходимо, но вынести его на публичное обсуждение было невозможно.

– Даже если из этого миллиарда его акциями заинтересуется десяток-другой миллионов и купит себе акций на тысячу-другую юаней, то это уже получается…

Он закрыл свой компьютер и потянулся в огромном черном кресле, как кот, который залежался на одном месте. Потом нажал кнопку селектора и сказал:

– Татьяна, как только приедет Денис, пусть сразу же проходит в мой кабинет.

В трубке что-то щелкнуло, и мелодичный секретарский голос сообщил:

– Денис Валерьевич уже здесь.

Через минуту в дверях появилась тучная фигура юриста.

– Документы готовы. Я уже передал новый протокол и заявление о внесении в ЕГРЮЛ в налоговую.

Николай Александрович поражался спокойствию своего подчиненного.

– И как отреагировала на прощальный подарок твоя пассия?

– Была счастлива. Она призналась мне, что сама уже было собиралась уйти. У нее новый хахаль появился – директор какого-то мелкого модельного агентства.

Шеф понимающе кивнул:

– Ну, тогда действуй. Не забудь оформить от нее доверенность на право получения документов. Скажи, что готов помогать ей первое время, пока она в курс дела не войдет.

Денис расплылся в улыбке:

– Я уже… Уже готов и уже получил от нее все, что нужно.

– Нотариально заверил?

– Конечно. Полчаса как от нотариуса.

Николай Александрович одобрил расторопность подчиненного.

– Сдашь сегодня в налоговую и через неделю отнесешь новые документы в банк. И пусть твоя бывшая пассия сама засветится там.

Денис кисло улыбнулся.

– Это можно. Так я пойду?

Николай Александрович не видел причин задерживать подчиненного.

– Иди.

Денис ушел, оставив своего шефа в раздумье. Все, казалось бы, шло хорошо, но какая-то злая мысль со вчерашнего вечера засела у него в голове и не давала покоя. Он и сам пока не мог понять, что его встревожило. Однако чутье, которое позволяло ему не только выживать, но и вести дела, от которых многие отказывались, подсказывало, что здесь что-то не так…

Проводив юриста, Николай Александрович взял в руки документы. Да, действительно, все сделано грамотно и заверено нотариально. Внимательно посмотрев на штамп нотариуса, он открыл свой компьютер и запустил поисковик в своей картотеке. Через пару минут на экране высветились данные нотариуса, заверившего документы.

Николай Александрович набрал номер и с минуту слушал долгие протяжные гудки. Наконец трубка ожила и вежливым голосом произнесла:

– Касьянов и партнеры. Чем могу помочь?

– Это Денис Слуцкий. Я у вас утром сегодня забыл одну бумажечку…

Трубка снова замолчала на какое-то время, потом уверенно сказала:

– Денис Валерьевич, вы у нас были неделю назад. Но если хотите, мы поищем вашу бумажечку А что в ней было, не можете описать?

Николай Александрович поспешно откланялся:

– Ой, извините, нашлась. Всего вам хорошего.

Никогда еще чутье его не подводило, вот и сейчас Николай Александрович взял в руки доверенность, выписанную от имени пассии Дениса, и внимательно посмотрел на дату. Да, ровно неделю назад была выписана эта бумажка. Но Денис сказал, что он только что от нотариуса. Николай Александрович улыбнулся своему отражению в зеркале и спросил:

– Что задумал этот умник?

Николай Александрович больше всего не любил застой в делах. И сразу оживлялся при появлении опасности. А сейчас он чувствовал опасность, которая медленно, как грозовая туча, надвигалась на него…

39

Пленных женщин держали отдельно от мужчин, которых, по всей видимости, готовились принести в жертву местным богам. Молоденькие девушки сбились в стайку, чтобы не дрожать от холода. Женщины вели себя по-разному, кто тихо стонал, как от боли, оплакивая своих детей и мужей, кто сжимал зубы так, что слышен был скрежет, а кто безучастно покорился своей судьбе и стоял, как высохшее дерево – недвижимо и пусто. Из всей этой пестрой женской толпы выделялась лишь одна. Она совсем не была похожа на добычу и вела себя с достоинством и княжеским спокойствием. Сотник, что нашел ее в степи и привез сюда в качестве добычи, которую князь потом разделит между воинами, сомневался, правильно ли он поступил. Если это женщина из рода черных воинов, что ставят свои срубы в лесах у самых горных вершин, то он накликал на свой род большую беду. Эти люди не знают пощады, и князю стоило немалых сил и золота оплачивать шаткий союз с ними. Сотник ходил мрачнее тучи, не в силах признаться своему господину, что, возможно, стал причиной новой войны между народом гор и лесным народом. Он исподволь поглядывал на странную женщину в расшитом речным жемчугом плаще и рассуждал вслух:

– Плащ на ней княжеский. Это точно. Вот такого же льва я видел на князе, что владел народом долины Красного Камня. Лесные люди шьют себе орлов на плащах. А на ее плаще – лев.

Немного утешив себя такими мыслями, он не спеша пошел к горе, где уже собирался княжеский совет. Князь приказал вывесить черный стяг, а это означало, что совет будет закрытым, и ни один простой воин не должен слышать то, что скажут жрецы. Сотник выругался и пошел обратно в свой шатер, чтобы не дрожать под дождем в ожидании решения Великого Совета.

На самой вершине горы был небольшой амфитеатр, с которого открывалась вся долина внизу. Люди, собравшись у подножия горы, могли ясно видеть, как на самом верху Старейшина развел священный огонь и протянул над ним руку. Это означало, что Совет начался.

С горы было хорошо видно загоны с пленниками, и князь, указав на них Старейшине, спросил:

– Что думает Старейший делать с пленными? Нужны ли нам люди для того, чтобы рыть каналы, или мы сможем закончить своими силами?

Старейшина чуть тронул свою ухоженную седую бороду и призадумался:

– Пленные – это и хорошо, и плохо, князь. Хорошо, что у нас появились новые рабочие силы, но плохо, что добровольно они работать не станут. Днем им нужны надсмотрщики, а ночью им нужна стража. К тому же этих людей надо кормить, иначе от них и вовсе не будет толку.

Старый шаман, вперившись своими глазками-щелочками в лицо Старейшины, тихо прошипел:

– Еды на всех не хватит. Новый урожай еще только засеян, а прошлогодних запасов едва хватило, чтобы пережить зиму. Лес не дал нам мяса в достатке…

Молодой генерал, совсем недавно получивший право голоса на Совете, не сдержался и прервал Шамана:

– Скорее это лесной народ не дал нам воспользоваться нашей добычей! Они крадут нашу дичь из силков и распугивают животных, чтобы мы не могли добыть себе мяса!

Генералы дружно подхватили:

– И это в перемирие!

Князь, как бы со стороны наблюдавший за тем, что происходило на Совете, вдруг поднял руку, призывая всех утихнуть:

– Лесной народ обещал не трогать ваших жен и детей, но при заключении перемирия ни слова не было сказано, что он будет обходить стороной вашу дичь! И если вы не в состоянии добыть еду для своих семей, то тем более не сможете победить лесной народ в сражении!

Генералы притихли и понуро уставились на огонь. Старейшина снова взял слово:

– Пленных мужчин мы оставим себе. Будут рыть каналы. А женщин обменяем на мясо у лесного народа.

Шаман подсел поближе к огню, согревая свое старческое тело, и зашамкал своим редкозубым ртом:

– Да, это хорошо. Я слышал, что женщины у лесного народа в этом году совсем больные. Им нужны молодые здоровые женщины, а нам нужно мясо.

Через день в долину пришли странные люди, одетые в легкие и прочные шкуры. Они передвигались быстро и бесшумно. Конский волос на их островерхих шапках подрагивал в такт их осторожным шагам. Среди них был Охотник с колчаном стрел за спиной и коротким ножом за поясом. Рыжие волосы его были собраны в тугой пучок и упрямо выбивались из-под меховой шапки. Его умные карие глаза смотрели печально, но жестко. Остальные шли рядом, но сохраняли почтительное расстояние, не смея коснуться его даже ненароком. Охотник подошел к загону, где держали женщин, окинул взглядом товар и в ужасе поспешил прочь. Молодой генерал, которому Совет поручил вести переговоры с лесным народом, не понимая, что происходит, поспешил догнать Охотника и потребовал объяснений.

– Почему ты уходишь? Тебе не понравились женщины?

Охотник резко остановился и повернулся всем телом к генералу:

– Мне понравились женщины! Все, кроме одной!

– Если тебе не понравилась какая-то из них, ты можешь ее не брать. Мы не станем менять ее на мясо.

Охотник захохотал раскатисто и громко.

– Ее! На мясо! Скажи, твой князь с горы не падал?!

Генерал не понимал что происходит. Никто не вправе говорить такое о повелителе, пусть даже чужого народа. Его рука машинально легла на рукоять меча, но Охотник примирительно похлопал его по плечу:

– Договорились!

Он быстро выхватил свой короткий нож и быстрым движением сделал надрез на своей левой руке. Маленькая струйка крови потекла из раны. Охотник зажал ее большим пальцем в ожидании, пока генерал не сделает то же самое. Они взялись за руки и пролили кровь свою в чашу, которую Охотник всегда носил при себе. Много договоров ему приходилось скреплять в это неспокойное время! Долив чашу до краев водой, они произнесли нерушимую клятву.

Охотник, лукаво улыбаясь, сказал генералу:

– Иди, скажи своему князю, что я пришлю мясо! И носилки.

Генерал удивился:

– Носилки?

Охотник стал серьезен:

– Да, носилки. И могу даже купить у вас несколько мужчин посильнее. Чтобы успеть приготовить свежий сруб и расчистить лес возле него.

Генерал призадумался, но потом решил, что продать часть мужчин можно. Их и так с избытком, а канал почти закончен. Князь будет доволен…

40

Среди пленных женщин прошел слух, что завтра прибудут покупатели. Уже ни для кого не было тайной, что их забирает лесной народ. Девушки волновались. Они с детства были наслышаны, что в лесу порядки дикие, и у мужчины может быть только одна жена. Женщины постарше интереса не проявляли, их будущая жизнь не виделась им счастливой. Но и они были рады, что не останутся у горного князя в рабынях, а пойдут в жены воинам лесного народа. Лишь одна из женщин была не на шутку встревожена. Она старательно всматривалась в землю в попытке найти хоть какую-то нору, проделанную хитрым грызуном. Женщины посмеивались над ней:

– Эх, глупая, разве через такую нору убежишь отсюда? Да и убежишь – одной не выжить. Дома наши сожгли, детей малых поубивали, а мужья – кто убежал, кого в плен взяли, а кого и убили. Куда идти?

Но женщина, казалось, не слышала ни причитаний, ни насмешек. Она отыскала ход бурундука и теперь старалась расширить его насколько возможно. Женщины отошли от нее подальше, посчитав ее сумасшедшей. Дождавшись, когда пленницы заснули, она потихоньку сняла с себя тяжелый серебряный пояс, чудом сохранившийся в перипетиях последних лет, и осторожно опустила его в нору Пояс скользнул вниз, гулким стуком отозвавшись где-то глубоко под землей. Женщина склонилась почти до самой земли и прошептала:

– Ты вернешься ко мне. Ты всегда возвращался, мой единственный друг. Я буду ждать нашей встречи, потому что не могу без тебя…

Чуть рассвело, прибыл караван с тушами животных, такими свежими, что многие еще парили. Старейшина сам осмотрел мясо и остался доволен. Он велел сколотить несколько бревен вместе, чтобы получился ровный настил, а под него положить толстое бревно. На одну сторону этих огромных весов положили тушу лося, а на вторую заставили встать несколько молоденьких девушек. Когда обе чаши поднялись от земли на равную высоту, шаман поднял руку, и девушек отвели к обозу охотников. Взвешивание и обмен продолжались до тех пор, пока солнце не достигло зенита.

Молодой генерал стоял у изгороди, наблюдая, чтобы обмен был честным и Охотник сдержал свое слово. Сам Охотник, казалось, не проявлял никакого интереса к торговле до той поры, пока в загоне для пленников не остались лишь пара беременных женщин и черноволосая красавица в красном плаще, расшитом речным жемчугом. Он сделал знак одному из своих воинов, и тот подвел к шаману двух живых коз, прихваченных за рога веревкой. Старейшина осмотрел животных, одобрил и спросил Охотника:

– Чего ты хочешь за этих двух коз?

– Двух коз меняю на двух беременных.

Старейшина поднял руку, и сделка совершилась.

Посреди пустого загона одиноко стояла уставшая женщина. Она не спала этой ночью, разговаривая со звездами, и теперь была бледной и осунувшейся. Генерал, желая побыстрей закончить с обменом и приняться за разделывание мяса, показал рукой на Мораду и спросил Охотника:

– Забираешь?

Охотник сам откинул жердь, служащую затвором, и вывел Мораду из загона на волю. Потом крикнул Старейшине:

– Зови своего князя, старец!

Старейшина устало прищурился.

– Зачем тебе мой князь, чужак? Довольно с тебя и генерала.

Охотник усмехнулся про себя, а вслух сказал:

– Я забираю эту женщину. Но платить мне больше нечем. Поэтому я отдаю за нее меч предков!

Охотник помог Мораде взойти на весы и на противовес положил свой бронзовый меч. Все взоры присутствующих были прикованы к чудесному бронзовому мечу искусной работы с золотой рукоятью в виде двуглавого орла, у которого вместо глаз были драгоценные камни в виде звезд. Ропот пробежал по толпе:

– Почему Охотник платит так дорого? Откуда у него меч древних царей?

Молодой генерал стоял, чуть дыша, не в силах отвести взгляд от чудесного меча. Наконец он поднял глаза на Охотника и спросил:

– Кто тебе эта женщина, что ты отдал за нее сокровище своего народа?

Охотник осторожно снял Мораду с весов и сказал:

– Бери меч, а мне отдай женщину.

Генерал как зачарованный подошел к мечу и крепко сжал рукоять. Осторожно вытащив меч из золотых ножен, он стоял, не в силах отвести взгляд от ровной, словно зеркало, поверхности смертельной игрушки.

Старейшина нахмурил брови и оперся на посох. Старый деревянный посох чуть просел под его тяжестью, и звякнул маленький колокольчик на одежде, который он задел рукой.

– Не к добру это все. Не к добру…

Тем временем Охотник приказал подать носилки, на которые набросали мягкие шкуры песцов. Он почтительно усадил в них Мораду и приказал всем трогаться в путь…

41

Утром в банке сонные операционистки вяло переговаривались с клиентами по текучке и машинально принимали документы в свои окошечки. Так продолжалось первые полчаса, пока в дверях не появилась высокая блондинка в ярко-красном плаще. Девушку сопровождал дородный молодой человек, которого она ласково называла «Деня». Блондинка остановилась в дверях, не зная, что делать дальше, и обернулась к своему спутнику:

– Денечка, а что мне делать дальше?

Мужчина ласково взял девушку за локоток и вкрадчивым голосом сказал:

– Привыкай, моя милая. Это теперь твоя компания, так что осваивай территорию. Сейчас нужно подойти вон к той девушке, которая сидит отдельно ото всех за круглой стойкой, и отдать ей документы.

Дамочка вытащила из своей модной сумочки большую красную папку и подошла к девушке за стойкой. Прочитав имя на бедже, она вежливо сказала:

– Здравствуйте, Римма Сергеевна. Это для вас.

Девушка за стойкой внутренне улыбнулась такому обращению. Просмотрев документы, она вскинула брови, но ничего не сказала.

Девушка в красном начала немного нервничать. Она положила головку на плечо своего спутника и прощебетала:

– День, а почему она так на меня смотрит, как будто я ей что-то неприличное дала посмотреть?

Денис Валерьевич сжал губы и процедил:

– Это проценты у них неприличные. А документы обычные. Хорошие документы.

Девушка за стойкой сделала вид, что не слышит его слов, и вежливо сказала:

– Я сниму копию с нового свидетельства и проверю, есть ли у нас копии учредительных документов.

Денис начал нервничать. Он точно знал, что все документы в банке есть. Значит, девушка Римма сейчас пойдет кому-то звонить. А звонить она будет наверняка самому Залесному.

Римма вызвала кого-то по внутреннему телефону и сказала девушке в красном, показывая на мягкий кожаный уголок:

– Вы можете пока присесть.

Через минуту на смену Римме пришла другая девушка и встала за стойкой.

Денису ничего не оставалось, как расположиться на диванах вместе со своей спутницей в ожидании Риммы.

Римма Сергеевна вышла в боковую комнату, достала сотовый и нажала быстрый дозвон. Трубка сонным голосом прошипела:

– Привет! Ты чего в такую рань?

– Алка, не ворчи. Знаю, что ты в отпуске. Тут такое дело…

Через пять минут Римма вернулась на свое место и пригласила Дениса со спутницей:

– Все документы у нас есть, их отдали на проверку. Давайте заполним карточку. Нужен образец подписи нового руководителя.

Девушка важно поднялась с дивана и подошла к Римме. Старательно выполнив все формальности, она просияла:

– Теперь я настоящий директор?

Денис улыбнулся.

– Конечно, моя прелесть. Ты настоящий директор.

Девушка посмотрела на свою пластиковую ручку и фыркнула:

– Тогда поехали. Нужно купить мне настоящую ручку. Не могу же я теперь подписывать документы такой ручкой!

Блондинка увлекла Дениса к выходу, и вскоре парочка исчезла из поля зрения Риммы.

Окинув беглым взглядом зал, Римма убедилась, что посетителей больше нет, и вызвала замену. Как только девушка встала за стойкой, Римма скрылась в боковой комнате.

Она проверила свой сотовый – так и есть. Два пропущенных вызова от Алки.

– И снова здравствуйте. Звонила?

Трубка сразу же ответила:

– Конечно, звонила. Рим, придержи оформление. Я подумаю, что можно сделать.

– А Залесному позвонить не хочешь? Ты же дружишь с его женой.

– Я сейчас у них на даче. А Залесный сможет вернуться только через сутки. Потом он начнет переоформление, и это займет у него еще неделю.

Римма покачала головой:

– Да, за это время они все деньги из компании выведут.

Алка соображала быстро:

– Рим, помнишь, у него не принимали платежное поручение на Китай?

– Как же мне не помнить? Он на бумажке принес. А у него «банк-клиент» стоит. Так операционистка попросила его по электронке бросить.

– А где оно сейчас?

– Ал, так мы же перевели деньги. Он сделал поручение через «банк-клиент».

– А на счету у него сейчас много денег?

– С ума сошла? Хочешь, чтобы я тебе сумму продиктовала?

– Я не прошу тебя сумму назвать. Просто сориентируй.

– Почти половина ушла на Китай.

Алка взвизгнула от удовольствия.

– Рим, нужно активировать бумажную платежку.

– Так она просрочена.

Голос Алки стал жестким и отдавал металлом:

– Слушай меня, девочка. Ты знаешь, что отказать не можешь. И я не собираюсь тебя подставлять. Завтра приеду и отдам тебе новую платежку. Эти деятели оформились сегодняшним числом?

– Оформлю их завтра. Привезешь платежку вчерашним числом. Я сегодня сделаю перевод по просроченной платежке.

Алка похвалила сообразительность своей помощницы.

– Умница, девочка. Завтра заменим платежку, и все будут довольны.

– А ты уверена, что хочешь отправить все деньги Залесного в Китай? Оттуда, как с фронта, не все возвращается.

– А ты предлагаешь отдать его деньги этой сладкой парочке? С Китаем он сам как-нибудь разберется. А кстати, скажи мне фамилию этой новой директорши?

– Дудникова. Олеся Дудникова.

Алка старательно копалась в памяти, и вдруг ее осенило:

– А с ней, случайно, не Денис был?

Римма пожала плечами:

– Не знаю. Хотя, мне кажется, она называла его Денечкой.

Алка просияла:

– Конечно, Денечка. Этот Денечка работает на Трофимова.

Римма присвистнула:

– Да, не повезло девушке. Со всех сторон не повезло.

Алка вздохнула:

– А кому здесь повезло? Трофимову сколько раз пытались объяснить, чтобы он не трогал Залесного.

– Это почему?

– Потому что Залесным интересуются персоны более важные. И Трофимов для них, как таракан – раздавят и не заметят.

Попрощавшись с Аллой Викторовной, Римма подошла к кулеру и нацедила себе теплой воды. Отпив пару глотков, она снова нажала кнопку вызова:

– Николай Александрович, это Римма.

– Здравствуйте, Риммочка. Что у нас новенького? Денис принес документы?

– Принес. У меня есть информация, которую я вам не могу дать по телефону.

Николай Александрович Трофимов радостно предложил:

– Так давайте встретимся. Можно у меня сегодня в половине восьмого. Я вас угощу отличным кофе.

Римма улыбнулась.

– Хорошо. Я приду…

Вечером в небольшой гостиной принимали таинственную посетительницу. Девушка слегка нервничала, получая из рук хозяина белый конверт. Хозяин не поскупился. Он знал, что Римма не будет беспокоить его понапрасну.

– Так что же вы имеете мне рассказать?

– Сегодня мне сообщили, что компанией Залесного интересуется хозяин Аллы Викторовны.

Николай Александрович подсел поближе и нежно погладил руку девушки.

– А кто у нас Алла Викторовна?

Римма слегка отстранилась от ласкового хозяина и старательно изобразила удивление:

– Вы не знаете Аллу Викторовну?

– Не имел чести.

Римма, старательно выбирая слова, сказала:

– Это очень известная в определенных кругах журналистка.

Николай Александрович все еще не улавливал сути вопроса:

– В каких кругах, и о чем пишет эта известная журналистка?

– В том-то и дело, что широкой публике она не известна. А пишет она аналитические отчеты по многим вопросам, связанным с определенными людьми.

Николай Александрович слегка побледнел.

– И кто определяет ей этих самых людей?

– Этого я не знаю, но знаю точно, что это весьма влиятельные люди. И сегодня она сказала мне, что вас уже предупреждали, чтобы вы не трогали Залесного.

Николай Александрович напряг свою память, но ничего такого вспомнить не смог. Напротив, у него складывалось впечатление, что, зная его репутацию черного рейдера, его намеренно толкали именно к компании Залесного. У него на столе словно случайно появлялись финансовые и налоговые отчеты именно по компании Залесного. Все его предыдущие приобретения были так или иначе связаны с партнерами «Висты». Да, странная складывалась картинка. С одной стороны, его толкают к этой компании, с другой – его как бы предупреждают, чтобы он держался от нее подальше. Здесь надо хорошо подумать, прежде чем засвечивать свои интересы.

Римма ушла, а Николай Александрович все еще сидел возле небольшого испанского столика с остывшей чашкой кофе и думал. Через какое-то время он наконец решился.

– Татьяна, соедините меня с Денисом.

Он подошел к столу и открыл компьютер. Холодный секретарский голос сообщил:

– Денис Валерьевич на проводе.

Николай Александрович внутренне усмехнулся: «Лучше бы ему и впрямь быть сейчас на проводе!», но вслух сказал:

– Денис, как у вас прошло оформление?

– Все в порядке. Можно делать платежные поручения и переводить деньги на одну из ваших компаний. Вы, кажется, хотели на «Транскредит»?

– Не нужно на «Транскредит». Переводите на «Капитал +».

Денис какое-то время соображал, но когда он понял намерения шефа, то изрядно удивился:

– Зачем нам переводить деньги на конкурентов?

Николай Александрович был непреклонен:

– Переводите, Денис. У вас же есть их реквизиты. Переводите…

Он оставил Дениса в глубоком размышлении, а сам попросил секретаршу подать пальто и вышел на улицу. Впервые за несколько дней. Холодный северный ветер с дождем заставил поднять воротник и двигаться быстрее. Думать совсем не хотелось, потому что мысли все были одна другой неприятнее. И самой худшей из них была мысль, что все напрасно. Наверняка счета «Висты» уже пустые, и он не только потратил впустую время и деньги, но и подставил себя под удар.

42

Немного оправившись от ужаса, мы с Алкой бросились в дом. Кричал мой старший, потому что в темноте наступил на конструкцию из проволоки и гвоздей. Потом к нему присоединился младший:

– Он сломал моего динозавра!

Старший, продолжая вопить, полюбопытствовал:

– А какого… твой динозавр делает на веранде под дверью?

Егор удивился глупости старшего и внятно объяснил:

– Крупные животные в доме с людьми не живут! Большой уже, сам должен знать!

Мы с Алкой наблюдали эту сцену братской перепалки, прислонившись к дверному косяку. Наконец Алка не выдержала и громко закричала:

– Молчать!

Оба обернулись к ней как по команде, разом притихли и побрели каждый в свой угол. Пока старший зализывал раны и поливал их зеленкой, младший восстанавливал своего динозавра, намереваясь выставить его за дверь, как только залечит зверя.

Я посмотрела на часы, висящие у печки, и вспомнила:

– Ты хотела, чтобы я тебе напомнила про звонок. Через полчаса можешь звонить. Как раз успеем чай попить.

Подруга покачала головой:

– Чай больше не хочу. Давай что-нибудь покрепче.

Я вытащила с нижней полки большую бутылку водки.

– Больше ничего нет. Еще не завезли. Ближайший бар километрах в тридцати отсюда.

Алка поморщилась, но согласилась.

– Ну, если нет других предложений, давай водку!

Она посмотрела, как я осторожно наливаю в маленькую стопочку из огромной бутыли, и достала с полки вторую стопку.

– Себе тоже налей, я одна пить не хочу.

Я не сопротивлялась, тем более что нервы были на пределе.

Мы залпом выпили противную теплую жидкость. Алка, как наиболее внимательная из нас двоих, спросила:

– Как ты думаешь, зачем старику идти в горы ночью, да еще и с ребенком?

– Может, заблудился?

Алка решительно отвергла мое предположение.

– Я утром, когда ехала сюда, повернула немного раньше, чем надо было, и пришлось ехать через весь Верх-Аскиз. Так вот, я видела, как этот старик выходил из своего дома и запирал дверь. Так что места он знает.

Я удивилась.

– Тогда и порядки он тоже должен знать.

В глазах у подруги сверкнуло любопытство.

– Какие порядки?

Я постаралась объяснить некоторые деревенские странности закоренелой городской жительнице.

– В здешних местах говорят, что с наступлением темноты с гор к реке спускаются горные духи. Так что как только солнце садится за горы, пусть еще и светло, но ни за что на свете местные со двора не выйдут. Боятся встречи с духами.

Алка поежилась, как от холода:

– Знаешь, я бы и сама ни за что не пошла ночью в ваши горы.

Я согласилась:

– Да, горы у нас живые.

– Это как?

– Если в школе хорошо училась, то вспомнишь легенду про Меркурия, у которого ключи от гор, где заперты души умерших людей. Так и здесь. Каждая живая гора принадлежит предкам какого-нибудь ныне здравствующего рода. И подниматься на нее могут только мужчины.

Алка ужаснулась:

– А эта, что напротив дома, – она тоже живая?

– Напротив дома не живая. Это ритуальная гора. Там на самом верху амфитеатр. Говорят, что четыре тысячи лет назад там собирался Совет Старейшин.

После четвертой стопки водки Алка принялась рассуждать логически:

– А чего этим старейшим лезть в такую высь? Пониже, что ли, места себе не нашли?

– Гора с обратной стороны почти пологая, так что любой старейшина заберется. Зато подслушать их никто не мог. Туда незамеченным не попасть.

Алка продолжала анализировать:

– Тогда зачем старик тащил девочку по обрывам? Не мог зайти с другой стороны?

Я призадумалась.

– Может, ему что-то надо было здесь, на обрывах. Надо вспомнить, что там.

Ничего, кроме стоящей на самом верху женщины в багровом плаще, мне не вспоминалось, хотя… Как-то ранним утром я вышла на крыльцо и наблюдала, как две белые козы легко взбирались вверх. Потом одна из них куда-то пропала. Я присмотрелась и увидела черное пятно почти на самой вершине горы – там была небольшая пещера…

– Пещера!

Алка подскочила от неожиданности:

– Ты чего так орешь? Какая пещера?

– На горе почти у самой вершины есть небольшая пещера. Может, он туда ее вел?

Мне самой стало не по себе от своих слов. Зачем старику вести ребенка ночью в пещеру? Чем больше я об этом думала, тем больше мне хотелось бросить этот странный дом и вернуться с детьми обратно в город.

Алка посмотрела на часы и вытащила из кармана сотовый. Я не стала смущать подругу своим присутствием и, пожелав спокойной ночи, ушла в свой угол. Не раздеваясь, я прилегла на кровать и тут же провалилась в глубокий беспокойный сон.

43

Утром я проснулась оттого, что на соседнем заборе истово орал молодой петух. Не имея возможности выключить этот будильник, я побрела умываться. Звенящее утро предвещало жаркий день, так что сидеть дома было бы непростительно по отношению к детям, которые не видят солнца восемь месяцев в сибирском году. Я разбудила Алку, которая обещала меня убить, как только окончательно проснется, и принялась готовить завтрак.

После завтрака, пока обитатели дома стаскивали в кузов все, что им было необходимо на Утином озере, я мыла посуду во дворе, стараясь отслеживать, что мимо меня проносят в машину.

Дети погрузились быстро. Как выяснилось, им, кроме купальных трусов и матрацев, ничего не надо. Мы быстро закидали в кузов сумки с провизией, пледы и огромные пляжные полотенца, и теперь сидели на крылечке и ждали Алку, которая даже простую поездку на озеро с детьми превращала в светское мероприятие. В кузове уже лежали два зонтика – один огромный, полосатый, который втыкали в песок и прятались под ним все вместе, а другой – ажурный, цвета слоновой кости, с которым Алка прогуливается по пляжу в новеньком купальнике со светоотражателями. Она быстро приоделась и теперь бегала от машины в дом и обратно как маленькая молния. И как я ни отговаривала подругу оставить это новомодное изобретение дома, никакие доводы ее не останавливали.

– Я что, зря потратила кучу евро?

– Это тебе не Ибица, в темноте фарами на тебя светить не будут.

– Если будет светить хотя бы солнце, стоит надеть.

– Ну, смотри, потом сама будешь лечить свое эго. Деревенские жители могут подумать, что это теперь такая новая светоотражательная форма для уборки мусора на пляже.

Алка бросила на меня уничтожающий взгляд обиженной женщины и процедила:

– Кстати, про уборку мусора. Что это у тебя на столе?

Я обернулась и увидела свою вчерашнюю находку. Груда старых металлических звеньев лежала на деревянном столе, забытая и весьма неприглядная. Я нехотя поднялась и попросила старшего ребенка включить насос. Димка, со свойственной тинейджерам тактикой, не торопился выполнять мои распоряжения, проверяя мать на прочность намерений.

– Зачем тебе насос? Мы же сейчас уезжаем.

Я прошипела чуть настойчивей:

– Включай, кому говорю!

Он с ворчанием поднялся и побрел соединять какие-то провода. Как только вода начала бодро течь из длинного зеленого шланга, мы перетащили столик поближе к стоку и стали поливать свой антиквариат. Постепенно из-под грязи начали проступать круглые звенья цепи искусной работы древних мастеров. Цепь состояла из двадцати восьми звеньев в форме небольших круглых дисков, чудесным образом скрепленных между собой. Ничего подобного я раньше не видела. Все стояли вокруг стола, разглядывая удивительную находку. Я строго посмотрела на детей:

– Никому не рассказывать!

Младший удивился:

– Про что не рассказывать?

– Про это.

Егор не понимал, чего от него хотят:

– А что это?

На помощь пришла Алка:

– Мама твоя когда-то потеряла свой пояс, а потом нашла.

– А зачем она его нашла? Папа бы ей новый купил!

Я слегка поежилась от Алкиных слов, но почему-то взяла еще мокрый пояс и скрепила на бедрах, легко справившись с замысловатой застежкой, которая почему-то совсем не пострадала от времени.

– Тяжелый какой!

Пояс лег идеально, как будто был сделан специально для меня, хотя я и была женщиной не с самой тонкой талией после вторых родов. От пояса на майке образовались темные потеки, и я решила снять его, чтобы переодеться и поскорей двинуться в путь. К моему удивлению, застежка не поддавалась. Мы с Алкой провозились с полчаса, но все напрасно. Я махнула рукой, осторожно вытащила майку наружу, надела новую и еще одну сверху, чтобы не сверкать своим нарядом в деревне, и как была, в старинном украшении, села за руль.

До озера доехали без приключений, часа за два. Дети сразу же переоделись за ближайшим кустом и прыгнули в воду, а мы расставили зонтики и попытались еще раз снять этот злополучный пояс. После нескольких неудачных попыток, я простонала:

– Не купаться же мне в этом!

Алка запротестовала:

– Тебя здесь никто не знает. Машин с красноярскими номерами больше нет. Подумают, что в нашем городе все дамочки среднего возраста слегка эксцентричны.

Я посмотрела на неё и согласилась:

– Хорошо. Только далеко от меня не отходи. Рядом с твоим купальником я не выгляжу так глупо, как я себя чувствую.

Алка махнула рукой и потащила меня к воде. Ей хотелось поскорее искупаться.

– Сойдем за сочувствующих моде женщин. Ну, пошли!

После купания, насилу выгнав детей из воды, мы разлеглись под зонтиками. Вернее, разлеглись мы с Алкой, а дети занялись каждый своим делом. Старший неизвестно откуда достал мужской журнал и углубился в изучение женских тел, а младший стал делать песочные часы, чтобы время поскорее утекло, и его снова отпустили бы в воду.

Я из-под зонтика старалась не высовываться, чтобы пояс не отпечатался на моей, так сказать, талии. Алка же, напротив, выбралась на солнышко и теперь стояла, отсвечивая как софит полосками своего купальника.

Прошло минут двадцать счастливого безделья, и меня уже начало клонить в дремоту, как вдруг я почувствовала на себе чье-то горячее дыхание. Я открыла глаза и постаралась не закричать. Надо мной стояла большая собака и дружески виляла хвостом. Хозяином этой собаки был, по всей видимости, наш сосед на белых «жигулях». Увидев мое неудовольствие от общения с природой, он громко позвал:

– Ахтас, место!

Я быстро поднялась, услышав необычную кличку Это же надо назвать собаку в честь дольмена. И куда только шаманы смотрят!

Мужчина поднялся с невысокого раскладного стульчика и примирительно сказал:

– Не бойтесь, это умный пес. Он уже старый.

Хорошо, что младший сын был занят делом, а то пришлось бы спасать обоих – и его, и собаку. Он просто не выносил собак и орал так громко, что разбегались не только четвероногие.

Я внимательно посмотрела на пса и постаралась найти сходство с Ахтасом. Ничего не получилось. Это была обыкновенная восточноевропейская овчарка. Ничего белого.

– А почему Ахтас?

Мужчина пожал плечами.

– Не знаю. Собака у меня недавно. Прежний хозяин так назвал.

Сама не знаю, почему, но я спросила:

– А кем был его прежний хозяин?

Он пристально посмотрел на меня и, не обратив внимания на мой вопрос, тихо сказал:

– Вам бы лучше снять этот пояс. С огнем играете…

Я удивилась:

– А вам-то какое дело?

Мужчина поправил какой-то амулет, затерявшийся среди выгоревших курчавых волос на его загорелой груди, и доверительно прошептал:

– Неприятности уже начались. Всем, кто прикасался к этому поясу, приходилось пройти немало испытаний в своей жизни. За каждое звено этой цепи платили они своей кровью.

Мне вдруг стало холодно среди пляжной жары. Я, как сомнамбула, повторила вслух слова этого странного мужчины:

– Всем, кто прикасался…

Он кивнул:

– Человек, нарушивший порядок, становится изгоем. Если не создаст новый порядок…

Я начала понемногу приходить в себя.

– Бред какой-то!

Мужчина вздохнул, взял пса на поводок и повел к своей машине. На полпути он обернулся и крикнул:

– Только жизнь имеет значение! Запомните, только жизнь…

Я достала большое полотенце и завернулась в него. Меня знобило, как от холода. Стуча зубами, я все повторяла:

– Только жизнь…

Через пару минут нарисовалась Алка.

– Ты чего укуталась, как эскимос? Может, тебе еще шубу дать?

Я все еще стучала зубами, так что ответы получались маловразумительными.

– Тот мужчина с собакой… Он сказал, что будут неприятности.

Алка подошла ближе и решительно положила мне руку на лоб.

– Ты, часом, не перегрелась?

Видимо, ее удивило мое близкое к заморозке тело, и она вытащила меня из-под грибка на солнышко.

– Стой тут и размораживайся. Ты про какого мужчину говоришь?

Я повернулась в поисках белых «жигулей», но машины уже не было. Не было и собаки с ее странным хозяином.

Алка внимательно посмотрела на меня, потом на серебряный пояс, прикрытый полотенцем, и сказала:

– Мы с тобой не слишком-то умные, подруга. Запрещаем детям рассказывать про твою находку, а сами светим ею на пляже.

Способность мыслить понемногу начала возвращаться ко мне.

– Мы же не думали, что кто-то может узнать этот пояс. На нем не написано, что его только вчера откопали. Мы даже не знаем, сколько ему лет.

Алка согласилась:

– И не умеем расстегивать. Только застегивать. Кстати, а как ты его застегнула?

Я пошарила рукой и нащупала небольшой выступ на одном из узорчатых дисков.

– Вот, я просто нажала на это.

Алка наклонилась поближе и теперь старательно разглядывала то, что я назвала выступом.

– Похоже на какое-то созвездие. Если память меня не подводит, это Дракон. Ты ему на голову нажимала.

Алка потащила меня обратно под грибок. Уложив меня на полотенце, она приказала:

– Повернись. Так, чтобы был виден противоположный участок пояса. Если не ошибаюсь, там должен быть Телец. Так и есть.

Она плавно нажала на голову Тельца, но пояс и не думал расстегиваться. Я вздохнула.

– Почему ты решила, что его Телец расстегивает?

Алка пожала плечами:

– Если застегивается он на Драконе, то расстегиваться он может на противоположном знаке.

Мне стало трудно дышать, как будто я взвалила на плечи тяжкий груз. Я посмотрела на мальчишек, плескавшихся в воде, и сердце слегка кольнуло. Я повернулась к Алке, которая безмятежно дремала на розовом полотенце с оранжевыми бабочками, и твердо сказала:

– Уезжай отсюда! И забери мальчишек!

Алка не ожидала такого поворота.

– Прямо сейчас? Или позволишь переночевать?

Я покачала головой:

– Лучше сейчас, я бы не хотела, чтобы ты и дети оставались сегодня со мной в доме.

К моему удивлению, Алка восприняла мои слова серьезно.

– Тогда мы окажемся с детьми ночью на перевале.

Я согласилась.

– Да, переночевать придется. Хотя я не знаю, что лучше – ехать ночью через горный перевал или ночевать в доме, куда стягиваются души, которым люди не позволили найти покой…

44

Звенящий летний зной заставлял лесных жителей прятаться в тени деревьев и каменных стен, вырубленных из скалы для охраны княжеского двора. Было тихо, даже ребятишки сегодня не бегали с криками, как обычно, изображая сражения и драки. Новенький сруб, поставленный для необычной пленницы, которую Охотник купил недавно у народа гор, еще сочился свежей смолой молодой сосны, издавая приятный терпкий аромат. Сруб был поставлен на деревянные сваи, чтобы избежать непрошенных гостей, коих немало водилось в лесу. Чтобы попасть в него, нужна была приставная лестница, которую убирали, если хозяйка была дома и не желала никого видеть. Тогда даже сам князь не мог войти в жилище Морады. Жилище Охотника стояло неподалеку, и он должен был охранять жрицу не только от недоброжелателей, но и от навязчивого любопытства лесных жителей.

Сегодня в кожаном шатре князя, который служил для сбора военных советников, было нестерпимо душно, и князь велел всем расположиться под высокой кряжистой сосной, что стояла чуть поодаль на пригорке. Скоро осень, и заботы встанут перед лесным народом совсем иные, чем посягательства на чужие земли. Поэтому, пока погода благоприятствует и затяжные дожди еще не начались, нужно успевать сделать то, что намечено было уже давно. Князь не торопил своих воинов, но и не давал им расслабляться.

– Скажи, Охотник, когда ты отдал Священный Меч генералу народа гор, передал ли он его своему князю?

Охотник покачал головой и решительно сказал:

– Он не отдаст этот меч никому.

– Почему ты так думаешь?

– Он воин. Молодой и норовистый. Его отец был княжеской крови, но потерял власть из-за неуемной жажды наживы.

Сотник, который сидел, прислонившись к дереву и изнемогая от жары в своих кожаных доспехах, в которых всегда должен был являться на военный совет, подал голос:

– Его отец сморил голодом немало людей. И потому лишился богатства, что некому стало обрабатывать земли жадного генерала.

Князь сидел неподвижно, ни одна мысль не отразилась на его лице. Его вопросы были просты.

– А если горный князь захочет отнять меч у молодого генерала, что тогда?

Сотник снова подал голос:

– Тогда начнется смута. И мы сможем без особых усилий завоевать их земли.

Князь согласился.

– Да, нам не хватает реки. Хорошей полноводной реки, чтобы растить злаки. Тогда бы мы могли есть свой хлеб, который сегодня нам стоит слишком дорого. Так пусть кто-нибудь из сотников зашлет к Князю Гор своего человека, чтобы тот поспособствовал разладу.

Словно вспомнив о чем-то важном, Князь повернулся к Охотнику и спросил:

– Как наша пленница? Не желает ли осмотреть свои новые владения?

Старый колдун, что дремал неподалеку от князя на большом прогретом солнцем камне, открыл глаза и вошел в разговор:

– Она, должно быть, не знает, что по нашим обычаям только став чьей-то женой, она обретет свободу. И если она не согласится, мы вынуждены будем отдать ее простым воинам, которые разделят ее как добычу.

Князь поднял руку, усмиряя прыть колдуна.

– Остынь, колдун. Она тебе не соперница. Твое дело – лекарство и травы, а у нее свое назначение.

Колдун прищурил глаз и прошипел:

– Какое женщине назначение, кроме как рожать детей и готовить еду?

Охотник вынул свой нож из ножен и быстрыми ловкими движениями срезал траву возле себя. Потом расчистил землю и начертил на земле ножом несколько сплошных и прерывистых линий. Ткнув ножом в нарисованное, он спросил колдуна:

– Что это?

Колдун нехотя поднялся со своего насеста и подошел поближе к рисунку. Потом махнул рукой и вернулся на место. Охотник усмехнулся ему вслед:

– Не знаешь? Морада знает.

Сотник, внимательно наблюдавший, как изменилось на краткий миг лицо князя, когда заговорил он о пленнице, сказал:

– Пусть предстанет перед Советом старейшин. Может, они одобрят ее как новую жену нашего князя?

Несколько сотников засмеялись, но трое из них оставались серьезны и сосредоточенны. Тот, что сидел ближе всех к князю, взял слово:

– Она жила у князя, который правил у Красного камня. И мы знаем, что из этого получилось. Не ждет ли и тебя, князь, подобная участь?

Князь покачал головой.

– Князь степного народа был недальновиден и не сумел воспользоваться тем, что она смогла бы дать ему. Я же надеюсь, что мне хватит и ума, чтобы совладать с несговорчивой гостьей. Что она сказала тебе, Охотник, когда ты принес ей добычу?

– Сказала, что двух служанок ей будет вполне достаточно. И что скоро лес будет в огне…

45

Лесные пожары, особенно в летнюю жару – обычное дело для большого поселения. Каждый год горело несколько срубов, хозяева которых по неосторожности забывали затушить огонь в летнем очаге возле своего жилища. И тогда всему поселению приходилось либо помогать погорельцам и строить новые срубы, либо, если выгорало слишком много домов или леса, сниматься с насиженного места и уходить в новый лес, еще не тронутый пожарами. Виновных в пожаре продавали в рабство горному народу задешево, навсегда изгоняя из своего племени.

Два года назад погибла жена князя и его малолетний сын из-за того, что служанка поленилась сходить к ручью и принести воды, чтобы полить землю вокруг ночного огня, который обычно разводили возле деревянного княжеского сруба для отпугивания ночных хищников.

Нерадивую служанку сожгли заживо, а всю ее семью продали в рабство, но это не вернуло князю сына. И теперь он подумывал о новой жене, способной нарожать ему крепких здоровых детей. Постоянные стычки с горным народом привели его к мысли, что неплохо было бы взять в жены одну из дочерей Князя Гор, но новости, пришедшие с равнины, заставили его отказаться от этой мысли. Несколько рабынь, которых купили у горного народа, рассказывали, что попали они в рабство потому, что поехали вместе с Третьей княжной, дочерью Князя Гор, жить в дом ее мужа на равнину Черного Июса. Князь гор вместе с дочерью отправил тогда несколько воинов, чтобы они охраняли караван княжны, пока она ехала в дом будущего мужа. Прибыв на место, эти воины не вернулись обратно в горное княжество, а остались, чтобы навести справки, где какие укрепления и кто из приближенных Равнинного Князя недоволен. Посулив недовольным богатство и побратавшись со многими из княжеской охраны, они вернулись на родину. А через месяц к границам равнинного князя подошли лучшие силы Князя Гор. Зная устройство княжеского дома и призвав на помощь недовольных сотников, они с легкостью расправились и с самим князем, и с его войсками. Не пощадили бы и княжну, если бы мать князя, старая княгиня Уйбат, сама с ней не расправилась.

Вняв печальным событиям, Князь Леса передумал брать жену с гор. И стал искать ее среди своего народа. Прослышав о небывалом намерении князя взять в жены девушку не княжеского рода, отцы самых почтенных семейств стали наперебой предлагать князю своих дочерей. Однако князь не спешил с выбором и как-то раз, на совете старейшин, сказал:

– Я возьму в жены девушку простой крови, но не простую. Моя избранница будет обладать качеством, которого нет у других, чтобы стать достойной женой князя и не вызывать споры среди отвергнутых претенденток. Так, если кто узнает о девушке с необыкновенными способностями, пусть приводит ее сюда, чтобы она смогла предстать перед советом старейшин нашего народа и продемонстрировать свои способности.

Это было мудрое решение. Теперь никто не посмеет оспорить выбор князя, если этот выбор будет одобрен советом старейшин. Однако тянулись месяцы и годы, девушки старались увлечь князя своими прелестями, нежными голосами, красивой вышивкой или изысканными яствами. Были и такие, что соревновались в меткой стрельбе и скачках на норовистых степных жеребцах. Но старейшины лишь руками разводили:

– Мы не лучшего воина выбираем, а жену для князя. Так что, девушки, не обессудьте.

Мука с выбором княжеской жены продолжалась без малого два года, и уже все девушки, достигшие нужного возраста, и все женщины, не утратившие красоты, были тщательно исследованы Советом. Однако ни на одной из них они не решились остановить свой выбор. Потому как если одна признавалась искусной в вышивке, то сразу же находилась другая, и приносила не менее красивый узор, сделанный, по ее словам, собственноручно. Не только девушки спорили между собой, старейшины и отцы семейств от них не отставали.

Князь был доволен. Теперь какое бы решение он не принял, оно будет с радостью одобрено Советом, уставшим от постоянных стычек по такому, казалось бы, простому вопросу.

Волнения поднялись с новой силой, когда Охотник привел пленниц, купленных у народа гор. Едва носилки Морады остановились у княжеского сруба, раздались выкрики:

– Видано ли дело, чтобы пленную бабу несли на руках? Сколько же они отдали за нее, что так с нею носятся!

Долго еще степной народ обсуждал новости, оставаясь в полном недоумении. Особенно всех потрясло известие, что пленнице приготовлен отдельный сруб и выставлена охрана, дабы никто не мог поглазеть на нее или чем обидеть. Других женщин раздали воинам, потерявшим жен, чтобы те выполняли свое назначение.

Когда интерес к Мораде слегка поутих, все привыкли, что на окраине поселения, у самой каменной стены, ограждающей племя от набегов горных народов, живет странная женщина, которую Охотник купил очень дорого. И что у нее две рабыни, которым отрезали языки сразу же, как только определи в услужение к Мораде. Так что расспрашивать их о чем-то было бесполезной затеей.

46

Солнце клонилось к закату, когда мы въехали во двор своего дома в горах. Пока Димка лениво закрывал ворота, Егор успел обежать территорию и снять со столба на заборе какую-то бумажку.

– Мам, тут тебе письмо.

Я взяла странное послание и сунула в задний карман джинсов, чтобы прочитать в более спокойной обстановке, то есть ночью, когда все улягутся. А сейчас надо было растапливать баню и готовить ужин.

Управившись с делами, мы с Алкой начали паковать вещи. Собрав пару сумок и детские игрушки, мы решили, не дожидаясь утра, сложить все в багажник Peugeot, который подруга еще не успела до конца распаковать. Поверх огромных сумок с детской одеждой легли элегантные чемоданчики и пляжные зонтики подруги.

Мы присели на крыльцо, и тут я вспомнила про письмо. Разорвав конверт без обратного адреса, я прочитала несколько наспех написанных слов: «Буду у вас завтра к восьми вечера. Раньше не смогу».

Алка присвистнула:

– Поэтому ты отправляешь нас с детьми обратно в город?

Я шлепнула ее, как муху, лежащей рядом газетой. Она поправила прическу и кокетливо спросила:

– Надеюсь, он хоть стоит того, чтобы я бросала свой отпуск и торчала в душном городе неделю, вместо того чтобы наслаждаться целебным горным воздухом?

Я ни минуты не сомневалась, что это писал мой новый знакомец с собакой.

Утром Алка сама растолкала детей и повела всех умываться. Старший обрадовался, что едет в город, а младший хныкал, что так и не успел раскопать нору бурундука. Алка пообещала ему купить бурундука, если он сейчас же замолчит и поедет с ней. Егор теперь всех доставал своим будущим приобретением:

– А в чем его держать? Может, возьмем ту большую корзину?

Алка запротестовала:

– Большая в багажник не поместится. Для начала в банке поживет.

Егор на пять минут от нее отстал, потом его стала беспокоить другая мысль:

– А чем я буду его кормить? Может, возьмем с собой яблоки?

Алка загнала детей в машину.

– Яблоки уже взяли. Все, дети. Машем маме ручками на прощание. Мы уезжаем…

Тут зазвонил Алкин сотовый и она нехотя выбралась из машины. Пока я открывала ворота, подруга с кем-то беседовала по телефону. Закончив разговор, она скомандовала:

– Дети, вылезайте из машины. Поедем после обеда.

Я не могла понять такой перемены в ее настроении:

– Если выехать после обеда, домой попадете часам к десяти – одиннадцати.

Алка отпарировала:

– А если уедем сейчас, твой муж попадет на большие бабки.

Я поняла, что лучше не спорить.

– Кто звонил?

– Одна сотрудница. Подрабатывает, у кого только может.

– А почему тебе? Почему не Данилу?

Алка отшутилась:

– Предпочитаешь, чтобы симпатичные девушки звонили твоему мужу, а не твоей подруге?

Если Алка шутит, то значит, все гораздо серьезнее, чем я думала.

– Что будем делать?

Алка посмотрела на часы.

– Сейчас половина десятого. Давай ключи от своего грузовика. Поеду к Залесному в гости.

Я кинула ей ключи.

– Ладно, хоть не зря ворота открывала. Ты надолго?

Алка уже сидела за рулем и, на ходу подкручивая кресло, крикнула в открытое окно:

– Через час буду!

Не успела она развернуться, чтобы выехать, как в ворота въехала машина Данила. Алка резко ударила по тормозам, чудом не повредив мою Самку Кита. Данил высунулся из окна своего авто и строго спросил:

– Что тут у вас происходит, девочки?

Алка усмехнулась:

– Ну, по сравнению с твоими делами, здесь полный штиль.

Данил уже вылез из машины и направился к Алке, чтобы помочь ей попасть на землю.

– Ты как всегда больше знаешь о моей компании, чем я.

Алка с благодарностью приняла помощь. Она не всегда плавно приземлялась на своих огромных каблуках, когда покидала мой автомобиль.

– Ошибаешься, друг мой. Я знаю больше не о твоей компании, а о том, что происходит вокруг твоей компании.

Она остановилась, чтобы поправить ремешок туфли, посмотрела на Данила снизу вверх и скривила губы.

– Хотя я теперь и про твоего нового директора больше знаю, чем ты.

Данил впал в ступор:

– Про моего нового директора? А откуда ты знаешь, что я принял нового директора?

Теперь пришла очередь Алки удивляться:

– Так это ты сам принял?

Я внимательно следила за их разговором, и у меня мелькнула смутная догадка:

– Данил, кто твой новый директор?

– Молодой, тридцатилетний. Из соседнего города. Я его очень удачно купил, даже переманивать не пришлось. Был здесь в командировке и запал на одну балерину. Пришлось ему переехать, потому что барышня не хочет отсюда уезжать.

Алка присвистнула:

– Бывает же такое! Но я сейчас не про парня говорю. Новым директором у тебя сейчас крашеная блондинка, подружка Дениса, который работает на Трофимова.

Данил побледнел. Он был наслышан о подвигах Трофимова, хотя прежде сталкиваться не приходилось. На всякий случай он решил уточнить:

– Ты мне сейчас о рейдерах говоришь?

– О рейдере. С тебя и одного достаточно!

Муж присел на крыльцо и попросил чаю. Я готовила травяной чай, стараясь не греметь чашками и не пропустить ни слова их разговора. Алка принесла несколько листов чистой бумаги и сунула их Данилу.

– Ставь свою подпись, где обычно она бывает на платежках. Постарайся попасть. Мне потом документ впечатывать. Нужно, чтобы все было красиво.

Данил не сразу решился на такое безобразие.

– Зачем тебе моя подпись, и что ты собираешься оплатить?

– Оплатить я собираюсь твой китайский контракт. Причем по второму разу.

Данил подписал пять бумажек в разных вариантах и вздохнул:

– Можешь оплачивать. Только это все напрасно. Банк платежи остановил. Там какие-то недоразумения с налоговой. Я как раз собирался в город.

Алка даже привстала от неожиданности:

– Скажи, а кто знает, что ты здесь?

Данил пожал плечами:

– Да все знают.

Алка что-то быстро соображала. Потом резко сказала:

– Сиди здесь. В городе не показывайся. Им сейчас нужно, чтобы ты прилетел как на метле на разборки с налоговой.

– А куда я денусь? Придется.

Алка похлопала его по плечу:

– Вот и они так думают! А ты сиди здесь, как ни в чем не бывало. Пусть кое-кто понервничает.

Данил усмехнулся:

– А как ты думаешь, Аллочка, я здесь не понервничаю?

Алка фыркнула в ответ:

– Ничего, попьешь травки и успокоишься. Все равно от тебя уже ничего не зависит.

– А от кого зависит?

– От меня, мой драгоценный. Только от меня. Кстати, твой платеж ушел. А сегодня сделают второй, чтобы обнулить счет. Твои деньги все равно бы пропали, а так будешь разбираться со своим китайским партнером. Может, он что и вернет.

Чай пили молча, наблюдая, как дети пытаются запустить бумажного змея. Алка закончила первой, собрала бумажки и сунула их в бардачок. Потом сняла змея с забора и засунула его в багажник.

– Потом будете запускать. Залезайте в машину! Мы уезжаем.

Старший съехидничал:

– Кадр первый, дубль второй.

Младший молча подошел к отцу и обнял его за шею.

– Пап, а ты скоро приедешь к нам?

Данил не понимал, что происходит, и вопросительно уставился на меня. Я сняла младшего с отцовской шеи, как обезьянку с дерева, и проводила его до машины.

– Скоро, дружок. Мы с папой скоро приедем.

Проводив Алку с детьми, мы с мужем еще какое то время молча сидели на крыльце. Данил первым нарушил молчание:

– Так что здесь происходит?

– Спасаемся бегством.

– От кого?

– Пока не знаю, но лучше объявить эвакуацию перед войной, чем после нее.

– А почему ты не спасаешься?

– Мне придется отвечать за свои дела.

Муж устало повернулся ко мне:

– И что же ты наделала на этот раз?

Я встала, подняла футболку, чтобы Данил мог получше рассмотреть серебряный пояс, красовавшийся на моей талии.

– Похоже, что я взяла то, что не должна была брать.

Данил начинал понимать, в чем дело.

– Это тот самый, который ты нашла в яме?

Я кивнула.

– Он самый.

Муж осторожно дотронулся до пояса рукой и присвистнул:

– Ничего себе! Ну-ка, повернись!

Рассматривая звенья, он качал головой:

– Двадцать восемь созвездий! Похоже, что этой вещице не меньше трех тысяч лет!

В Даниле где-то глубоко сидел археолог. И при каждом удобном случае вылезал наружу. Вот и сейчас рядом со мной сидел не Данил Залесный, владелец крупного рекламного холдинга, а искатель сокровищ и артефактов с горящими глазами.

– Была одна легенда. Говорят, что где-то в этих местах жрица спрятала свой пояс и потом никак не могла найти его…

Данил осекся, посмотрел на меня, потом на пояс, потом опять на меня.

– Ты знаешь, что ты наделала?

Мне уже было все это безразлично. Дети уехали, муж в истерике, кот пропал. Не успела подумать про кота, как кто-то мягко потерся о мою ногу. От неожиданности я подскочила.

– Пиксель! Ты где был?

Муж взял кота на руки, и оба они пошли в дом пить молоко и думать, что им делать дальше.

Я сидела на крыльце, стараясь привести мысли в порядок и понять, к чему все это может привести. Мою полудрему прервал Алкин звонок. Я поспешила к машине, где, как всегда, оставила телефон.

– Привет. Вы где?

– Проезжаем границу Хакасии. Данил еще с тобой?

– С котом на диване.

Алка проворчала в трубку.

– Кот не может быть свидетелем.

Я всполошилась.

– Каким свидетелем?

– Я тебе всего рассказать не могу. Так что ты сейчас же выпроваживай мужа туда, откуда пришел, то есть на семинар. И пусть он там по кустам не бродит и в юрте не спит, а все время старается быть на виду.

По Алкиному встревоженному голосу я поняла, что дело серьезное.

Я разбудила Данила и передала ему Алкино сообщение. Муж на удивление быстро поднялся, взял ключи и уехал, оставив нас с Пикселем Патрицием Нормалом дожидаться вечернего гостя.

47

Ровно в восемь вечера, когда солнце уже начало опускаться над горами, в ворота кто-то постучал. Я побрела открывать, то и дело спотыкаясь о разбросанные на поляне перед домом предметы первой житейской необходимости.

Мужчина был с собакой, но на этот раз без машины и в камуфляже. Я поискала глазами, куда можно привязать пса, чтобы не травмировать психику нашего и без того нервного кота.

– Вот к тому столбу, потоньше.

Мужчина скептически оглядел предлагаемый столб и спросил:

– Это обязательно? Я его никогда не привязываю. Он будет сидеть смирно, это умный пес.

Я скосила глаза на открытую пасть собаки и сказала:

– У меня кот.

Мужчина вздохнул.

– Ладно, привяжу. Кто его знает, воспитание воспитанием, но природа есть природа.

Устранив опасность в виде собаки для молодого неразумного кота, я пригласила мужчину в дом. Он вежливо снял кепку цвета хаки, но в дом идти отказался.

– Лучше здесь. Мне надо вам кое-что показать.

Я пожала плечами, но внутренне была ему благодарна. Мне было бы весьма неловко с посторонним мужчиной в доме одной.

– Показывайте. Но для начала, может, познакомимся?

Мужчина ничего не имел против знакомства:

– Всеволод Станиславович. Официально я егерь, присматриваю за лесом, помогаю охотникам, собираю травы.

Я ничего другого и не ожидала.

– А неофициально?

– Неофициально я тут стараюсь собрать в одно целое разорванные части одной легенды.

На какое-то мгновение я разочаровалась в собеседнике:

– Хакасский фольклор собираете?

Всеволод Станиславович отрицательно покачал головой.

– Предки хакасов появились в этих местах только веке в десятом, а до этого здесь был настоящий Котел Народов. Если не возражаете, я бы задал вам вопрос.

Я не возражала.

– Почему вам в голову пришла мысль поселиться здесь?

Я задумалась. И вправду, почему именно здесь?

– Наверное, потому что мы с мужем много работаем и часто ездим в деловые командировки. И после каждой большой поездки требуется немало сил на восстановление. А здесь полное обнуление и перезагрузка происходит за короткий срок. День-два – и ты снова в форме.

Мои слова не были новостью для собеседника, но он по-особому посмотрел на меня, одобряя мой ответ:

– Вы тоже это заметили? Я в этих местах давно. Уезжал лет на десять, но потом вернулся.

– А зачем уезжали?

– Учился.

Я скорее из вежливости, чем из интереса спросила про его образование:

– И чему вы учились?

Ожидая, что мне сейчас будут рассказывать про охотоведение в местном сельхозинституте, я постаралась не зевнуть. Но челюсть моя едва не отвалилась от того, что я услышала.

– Шесть лет я изучал астрономию в Англии. Стажировался в обсерватории в Гринвиче.

Я только что не присвистнула.

– И какая звезда привела вас сюда?

Он посмотрел на меня как на малопонятливую.

– Я же говорил, что уезжал лишь на время.

Я старалась не съязвить как-нибудь вроде: «Да, егеря обычно уезжают на время поучиться в Гарварде, а потом возвращаются обратно в свой лес».

Наверное, на лице моем эта фраза отчетливо проступила, потому что мужчина вдруг вспылил:

– А вы думаете, что лучше всю свою жизнь обрабатывать чужие данные и смотреть на чужие звезды?

– Думаю, весьма странный для уроженца этих мест выбор профессии. Здесь все больше инженеры да экономисты. А вот живых звездочетов я еще не встречала.

Егерь не стал спорить с женщиной.

– Вернемся к тому, что привело меня сюда. К поясу Морады.

Я проявила невежество в его глазах, потому что спросила:

– А кто такая Морада?

Он подошел ко мне поближе и тихо сказал:

– Да, в самом деле, вы еще не знакомы с Морадой. Но, может, вы что-то слышали про первую жрицу, которая появилась в этих местах?

Я снова проявила невежество:

– Нет, ни про какую жрицу я не слышала. Я думала, что в здешних местах водятся только шаманы.

Он изо всех сил пытался не улыбнуться, но уголки его губ дрогнули. Это был хороший знак.

Значит, разговор наладится. Он присел на крыльцо и жестом пригласил меня сесть рядом, давая понять, что рассказ будет долгим.

– Первой шаманкой была женщина, которая пришла в эти места издалека. Даже древние буддийские хроники говорят, что сначала шаманами были женщины, и лишь спустя какое-то время мужчины тоже приобщились к древним знаниям. Вы, конечно, в курсе, что в паре километров отсюда под горой лежит та самая жрица – Морада, захороненная по обрядам древних шумеров. Сорок пять тел лежит по звездным картам в каждой могиле, а в центре – Великая Жрица.

Он еще долго говорил про звезды и магические кресты Хэ Ту. Я слушала, затаив дыхание, стараясь не задавать лишних вопросов, хоть меня и мучило любопытство, что такое кресты Хэ Ту и почему тела жриц расположены по каким-то звездным картам.

Всеволод, давая понять, что рассказ окончен, и что на вопросы он отвечать не будет, по крайней мере, сегодня, встал и помог мне подняться.

– На месте вашего дома сто пятьдесят лет назад стоял дом.

Я удивилась.

– Но когда мы только собирались здесь строиться, по местным обычаям дали объявление в местную газету, что просим откликнуться тех, кто считает это место своим. Почему же никто ничего не сообщил в сельсовет?

– Потому что эти люди переехали в другую деревню и бросили свой дом вместе с землей. И у наследников не было никаких претензий на это место.

– Крестьяне не бросали своей земли без особых причин…

– Причины были, уж поверьте. Как вам здесь спится по ночам?

Мне стало как-то не по себе от этого вопроса. Потому что я вдруг представила, что должна провести ночь в этом странном месте совершенно одна. Кот был не в счет, тем более что он постоянно куда-то пропадал. Я призадумалась:

– Самое главное – заснуть. Тогда спится хорошо, только сны тяжелые…

Всеволод повел меня по направлению к нашей скифской бане. Не доходя до нее метров пять, он показал на яму, в которую не так давно провалился Димка.

– Здесь был колодец, но вода ушла, и прадед заложил его досками, чтобы никто не свалился случайно вниз.

– Спасибо, конечно, вашему прадеду, но туда все-таки свалился мой старший ребенок. Поэтому-то мы и нашли пояс жрицы.

Всеволод вздохнул.

– Пять поколений моей семьи пытались найти этот пояс, а вам он достался безо всяких усилий. Правда, когда в колодце еще была вода, один ребенок утверждал, что на дне он видит что-то блестящее, но ему не поверили. И продолжали искать под горой, где по легенде она оставила этот самый пояс, прежде чем уйти с лесным народом.

Я усмехнулась.

– А те, кто искал, не пробовали залезть на гору? Тогда бы им сразу стало понятно, что под горой она его оставить не могла.

Всеволод удивился такому заявлению со стороны женщины, которая не имеет к древностям никакого отношения.

– Почему не могла?

– Потому что наверху, у самой вершины горы – амфитеатр, где, по всей видимости, собирался Совет старейшин. А с этого амфитеатра не видно того, что делается у подножия самой горы. Зато хорошо просматривается именно то место, где стоял дом вашего предка. И где сейчас строится наш дом. Пленникам всегда отводили пустыри, чтобы они были на виду.

Он внял разумности моих доводов и тут же поинтересовался:

– Насколько я понял, ночевать вы будете одна?

Холодок тревоги пробежал у меня по спине.

– Одна.

Он повернулся ко мне, и тихо шепнул:

– Тогда не ночуйте в комнате, окна которой выходят на гору. И держите при себе телефон.

Я металась по дому в поисках телефона, но все напрасно. Наконец, выбившись из сил, я села возле Всеволода на крыльцо и постаралась вспомнить, когда в последний раз видела свой мобильник. Звонила Алка, потом я пошла будить Данила… Куда же я его дела? Не помню. Одно я помнила точно, что на территории посторонних не было, а кот стащить его не мог. Вспомнив про кота, я скосила глаза на собаку Всеволода. Ахтас спал, опустив голову на передние лапы и уткнувшись носом в траву. Солнце уже скрылось за горами, и сумерки быстро надвигались. Зажглись первые звезды, и я включила на веранде свет, чтобы потом в темноте не искать проход через груду стройматериалов. Всеволод стал прощаться.

– Вам пора отдыхать. Так что до завтра.

Меня осенило.

– В машине! Я его в бардачок обратно положила, после того, как отправила Данила!

Я бросилась к машине и извлекла из бардачка телефон.

– Вот!

Всеволод взял мой телефон и набрал свой номер.

– Позвоните, как проснетесь.

Я удивилась:

– Зачем?

– Хочу отвести вас к Мораде.

Он попрощался, даже не спросив, хочу ли я идти к этой самой Мораде, отвязал собаку и ушел.

Без детей в доме было пусто и холодно, потому что мне лениво было топить печь для себя одной. Я просто вскипятила чай и согрела на плите немного воды, чтобы умыться перед сном. Чтобы не было так страшно, я сгребла мирно спящего кота с дивана и взяла с собой на огромную кровать. Кот поначалу протестовал, но потом смирился и затих. Заснула я на удивление быстро, однако долго спать в ту ночь мне не пришлось…

48

Проснулась я оттого, что стало трудно дышать, как будто кто-то сдавливал мне грудь подушками. Я открыла глаза и постаралась не закричать, хотя вряд ли кто услышал бы меня в месте, где в радиусе нескольких сот метров от моего дома никакого жилья не было – кричи не кричи. У меня на груди сидел кот и огромными желтыми глазами смотрел на меня. Я согнала его и нащупала на тумбочке телефон. Потом передумала и положила телефон обратно. Слишком мало причин, чтобы будить добропорядочных граждан.

Не успела я опустить голову на подушку, как машина замигала оранжевыми огнями и завыла на всю округу. Выругавшись, я спустила ноги на пол, натянула шерстяные носки и стала осторожно пробираться к выходу, чтобы найти ключи от машины. Из соображений личной безопасности свет я включать не стала. Штор на окнах еще не было, так что включи я свет – буду как на освещенной сцене, а зрительный зал, то есть все, кто на улице, будут в тени. Огромная Луна светила во все окна, так что отыскать ключи мне удалось довольно легко. Кликнув кнопку «снять», я успокоила машину и задумалась – ставить или не ставить ее снова. И почему сработал сигнал.

Я подошла к окну и прислонилась лбом к стеклу, чтобы получше рассмотреть, что происходит. Все шансы стать неврастеником появились у меня как раз в тот момент, когда я почти коснулась стекла. Из темноты на меня смотрело, прильнув к тому же окну, что и я, детское лицо. Стараясь не закричать от страха и удивления, я отошла от окна и постаралась унять дрожь в конечностях. Отбросив всякое благоразумие, я вышла на крыльцо и позвала:

– Иди сюда!

С минуту я стояла в полном одиночестве, всматриваясь до рези в глазах в темень ночи. Но через какое-то время трава зашуршала, и из нее вышла маленькая девочка лет шести-семи с раскосыми глазами. Ребенок был одет в светлое платье, изрядно запачканное землей, и сандалии на босу ногу. Ее черные волосы были заплетены в две жидкие косички, стянутые на концах ярко красными резиночками. Двух передних зубов у нее не было, так что изъяснялась она с трудом. Меньше всего я ожидала увидеть ночью на моем участке ребенка.

– Ты что здесь делаешь?

Девочка, казалось, ничуть не была смущена, оказавшись ночью на чужой территории.

– Меня к вам послали.

– Кто?

– Морада. Она недовольна. И шаман. Он тоже недоволен.

Меня ничуть не удивило их общее недовольство. Меня мучил вопрос:

– Как ты сюда попала?

– Пришла.

– Одна? Ночью?

Девочка отрицательно покачала головой.

– Нет. В деревню я пришла днем, а ночью, когда ушла собака с дяденькой, нашла под вашим забором дыру и раскопала еще больше. Чтобы можно было пролезть.

– А зачем тебе было лезть ко мне?

Девочка уже совсем освоилась, уселась на крыльце и смотрела на меня снизу вверх.

– Они сказали, чтобы я принесла пояс. Я не хотела спать на улице, утром вся трава мокрая.

Теперь понятно, почему сработала сигнализация. Ребенок просто попытался открыть дверь.

– А почему ты просто не пришла ко мне и не попросила отдать тебе пояс?

Девочка придирчиво осмотрела меня и сказала:

– Ты бы не отдала. За три тысячи лет ей никто не отдал ее пояс.

Я стала думать, что мне делать с непрошеной гостьей. Ночевать с ней в доме мне не хотелось. Оставлять ее ночью одной, а тем более выгонять, было негуманно. Я принесла из дома палатку, быстро собрала несложный каркас и сказала:

– Если хочешь, можешь остаться переночевать здесь. Одеяло и подушку принесу.

Девочка согласилась.

– Ладно, переночую. А у тебя еда в доме есть?

– Наверное. Надо поискать.

Девочка улыбнулась.

– Тогда поищи и принеси мне сюда.

Я не переставала удивляться этому ребенку.

– Почему сюда?

Девочка пожала худенькими плечиками:

– Потому что ты не захочешь впускать меня в дом, а тем более есть вместе со мной.

К тому времени, когда я принесла подушки и одеяло, она уже сбегала в баню, чтобы смыть с себя грязь, и теперь сидела на крыльце, болтая ногами в ожидании еды. Я разогрела остатки ужина и вынесла на маленьком раскладном столике, который мы обычно берем с собой на озера. Девочка ела быстро, как голодный зверек, едва пережевывая и судорожно глотая. Когда она наконец насытилась, я принесла чай.

Горячий чай, шоколад и остатки печенья подняли настроение нам обеим, и она разговорилась:

– Еще никто не ел вместе со мной, кроме шамана. Женщины боятся меня, говорят, что я тоже буду шаманкой.

– А ты будешь?

Девочка постаралась говорить отчетливее, но с полным ртом это плохо получалось:

– Буду. Так сказала Морада. Она знает, что будет.

Я внимательнее всмотрелась в лицо девочки.

– Ты не хакаска. Ты больше похожа на китаянку.

Ребенок перестал жевать. Она подняла на меня карие раскосые глаза и тихо сказала:

– Так и есть. Шаман купил меня в тайге. И привел Мораде.

Я слышала и раньше, что в тайге много китайцев. Они приезжают сюда на сезон, а некоторые остаются и зимуют, потому что нет ни денег ни документов. Тысячи желтолицых граждан Поднебесной бродят по тайге, собирают ягоды и орехи для заготовительных контор. Некоторые китайцы образуют своего рода семьи, но содержать ребенка в условиях тайги невозможно, вот и продают детей. Или избавляются от них другими способами, потому что на родину им с таким ребенком не вернуться. У него нет никаких документов, подтверждающих родство с матерью. И вот теперь такой ребенок-фантом сидит у меня на крыльце и пьет со мной чай. Я поинтересовалась:

– Где живет твой шаман?

– Неподалеку отсюда есть заброшенный хутор. Там два дома всего. В одном никто не живет, а в другом живет шаман.

– А как тебя зовут?

Девочка улыбнулась и важно сказала:

– Меня зовут Фу Хао…

Утром, когда я проснулась, девочки уже не было…

49

Утро выдалось на редкость мрачным. Даже к полудню тучи не рассеялись, а висели рваными серыми лохмотьями над городом. Дождь то и дело барабанил по окнам, мешая сосредоточиться. Николай Александрович Трофимов медленно мерил шагами свой кабинет в ожидании юриста. Ситуация складывалась, мягко говоря, необычная, а дело обострялось еще и тем, что он не мог вычислить, на кого работает его собственный помощник. Дениса проверяли несколько раз лучшие специалисты, но особых результатов это не дало. Всплыли кое-какие мелкие делишки, но не более того. Николай Александрович по нескольку раз прокручивал в голове разговоры, которые велись в присутствии юриста, и вспомнил, что один из его осведомителей, девушка по имени Римма, что-то говорила про некую Аллу Викторовну.

Трофимов сидел в глубоком кресле, отражаясь в идеальной полировке огромного письменного стола. Он обдумывал предстоящий разговор. Наконец взял телефон и нажал кнопку вызова. Усталый голос на другом конце вяло спросил:

– Вам кого?

Николай Александрович не ожидал такого обращения, но поостыл, сообразив, что его номера не у всех определяются в этом городе.

– Добрый день, Римма. Извините, что беспокою вас в ваш единственный выходной, но дела до понедельника ждать не будут.

Римма, казалось, ничуть не удивилась его звонку и спросила:

– Вам, наверное, нужно поговорить с Аллой Викторовной?

– Да. Мне нужно.

Римма соображала быстро.

– Телефон ее я вам дать не могу, но при случае скажу, что вы хотите с ней поговорить. Думаю, что она вам не откажет.

Такого разворота Николай Александрович не ожидал. Значит, Римма боится его меньше, чем эту самую Аллу Викторовну, если вот так запросто отказывает ему. Стараясь не сорваться, он тихо спросил:

– И как скоро такой случай представится?

Римма потянулась и зевнула.

– Не знаю… Я без особых причин беспокоить ее не могу. Так что извините…

Римма отбилась, а Николай Александрович нажал кнопку вызова секретаря.

– Танечка, пусть Глеб Сергеевич поднимется.

Через пару минут в дверях стоял начальник службы безопасности компании «Новый город», Глеб Сергеевич Вяземский. Николай Александрович присесть ему не предложил, давая понять, что дело срочное и что сидеть некогда.

– Глеб Сергеевич, сейчас вы привезете мне этот телефон.

Он быстро написал на бумажке номер телефона Риммы и протянул его собеседнику Глеб Сергеевич взглянул на бумажку и спросил:

– Только номер?

Николай Александрович пожал плечами:

– Этого, по-моему, вполне достаточно.

– Хозяйку телефона тоже привозить?

Николай Александрович запротестовал.

– Нет, хозяйки не надо. Обойдемся телефоном.

Стрелка часов медленно ползла к пяти, когда в кабинете Николая Александровича раздался стук в дверь. Он оторвал глаза от своего компьютера и громко сказал:

– Входите, Глеб.

Глеб Сергеевич вошел в кабинет и положил на стол перед шефом небольшой дамский телефончик в светлом замшевом чехле. Николай Александрович потер руки.

– Прекрасно.

Он вытряхнул телефон на стол и стал изучать телефонную книгу хозяйки. Пока шеф был занял телефоном, начальник службы безопасности подошел к окну и внимательно осмотрел сигнализацию на новых окнах. Не найдя, к чему придраться, Глеб Сергеевич вздохнул.

Наконец Трофимов закончил изучать телефонные записи и выписал на бумажку шесть номеров.

– Вот эти проверьте, пожалуйста. Мне нужен номер некой Аллы Викторовны. Как только закончите, сразу ко мне.

Через полчаса Николай Александрович уже набирал неизвестный ему доселе номер:

– Добрый вечер, Алла Викторовна. Вы меня пока не знаете, но нам с вами самое время познакомиться поближе.

В трубке спокойный женский голос спросил:

– Насколько ближе?

Николай Александрович улыбнулся такому вопросу и как можно вежливее сказал:

– Насколько вам будет угодно. Но, главное, чтобы наше знакомство состоялось как можно скорее.

– Завтра в два вас устроит?

Николай Александрович запротестовал:

– Завтра в два могут произойти события, предотвратить которые вы сможете только если встретитесь со мной сегодня, часов в шесть.

Трубка заинтересованно спросила:

– Где?

– Если взять кухню подороже, то посетителей будет немного, и мы сможем свободно поговорить…

Алла Викторовна усмехнулась:

– Тогда лучше взять кухню похуже. Тогда и поговорить сможем, и посетители, которые там проводят выходной, ничего не поймут из нашего разговора.

Николай Александрович улыбнулся. Да, забавная она, эта Алла Викторовна…

50

В черно-белом вестибюле ресторана «Полдень» почти никого не было, несмотря на воскресный вечер. Раздвинув стеклянные кубики штор, Николай Александрович оказался в небольшом зале, выдержанном в стиле ледяного техно. Слева от него высилось несколько столиков из стекла, которые окружали такие же высокие стеклянные стулья. А справа, отгороженные ширмой от основного зала, стояли два огромных черных дивана, между которыми располагался невысокий стол в виде черного кубика. На одном из диванов сидела стройная девушка в сером платье с копной рыжих волос и потягивала коктейль из высокого стакана красного стекла. Увидев Николая Александровича, она приветственно махнула рукой и показала на диван напротив себя.

– Присаживайтесь. Кухня, как я и обещала, здесь не очень, зато выпивка вполне приличная.

– Я вас себе совсем другой представлял.

Алла Викторовна пожала плечами:

– А я вас никак не представляла. Может, представитесь?

– Могу. Трофимов Николай Александрович. Предприниматель. Имею компанию «Новый город».

Алла Викторовна поджала губы.

– А компания «Новый город» имеет весь город. Или уже не только город?

Николай Александрович начал понимать, в чем дело. Действительно, компания Залесного уже не принадлежит городу. Значит, он наступил на чужую территорию. И последствия могут быть самые разные. Или его накажут, или дадут расшириться. Да, разговор сразу же принял интересный оборот.

– Алла Викторовна, позвольте узнать, чьи интересы вы представляете?

Это было грубо, но вполне могло сработать.

– Разумный человек не может представлять ничьих интересов, кроме своих собственных.

– И каковы ваши интересы?

Алла Викторовна не стала рассуждать об интересах и поинтересовалась:

– Зачем вы хотели со мной встретиться, и о каких событиях вы меня хотели предупредить?

Николай Александрович расплылся в улыбке:

– Я человек любопытный. И не далее как вчера из-за своего любопытства я столкнулся с неожиданностью. И не где-нибудь, а в своей собственной компании.

Девушка поставила стакан на стол и приготовилась внимательно слушать. Николай Александрович не заставил себя ждать.

– Не скрою, что меня заинтересовала компания господина Залесного. Но все, что происходит вокруг этой компании в последнее время, не укладывается ни в одну известную мне схему.

Алла Викторовна не проявила никаких эмоций. Трофимов был озадачен. Сегодня вечером он получил информацию, что Алла Викторовна – давний друг семьи Залесных, но поведение этой дамы сильно отличается от того, как вела бы себя близкая подруга. У него за те десять минут, что они провели друг напротив друга, сложилось впечатление, что он побывал на рентгене.

– Скажите, уважаемый Николай Александрович, если вас так заинтересовала компания господина Залесного, то зачем вам надо было устраивать ему налоговую проверку? Ведь вы тогда не смогли бы поставить директором нужного вам человека. Все операции были бы приостановлены, а сам Залесный торчал бы в городе, вместо того чтобы отдыхать за сотни километров у себя на даче.

Голос у этой женщины был глубокий, успокаивающий, проникающий в самые отдаленные уголки сознания. Трофимов начал нервничать.

– А почему вы думаете, что это я устроил Залесному проверку?

Алла Викторовна пожала плечами:

– Ну, может, вам нужно было, чтобы господин Залесный был в городе в определенный день и час?

Николай Александрович похолодел. Срывающимся голосом, отбросив все соображения безопасности, он спросил:

– А разве Залесный еще не в городе?

Алла Викторовна посмотрела на него и равнодушно, холодно спросила:

– А почему вы решили спросить об этом у меня?

– Потому что вы дружны с Еленой Залесной, насколько я знаю.

Она снова взяла свой стакан, откинулась на спинку дивана и с интересом разглядывала теперь Трофимова.

– Да, я знакома с Еленой, но вовсе не интересуюсь, где и в какой момент находится ее муж.

Страх Трофимова сменился плохо контролируемым раздражением. Эта мерзавка явно насмехается над ним. Или он чего-то не понимает…

51

Вернувшись к себе домой, Николай Александрович вызвал Дениса. Денис себя долго ждать не заставил, тем более что жил он всего в паре кварталов от особняка Трофимова.

– Что-то вы совсем спать перестали, Николай Александрович.

Трофимов, не скрывая раздражения, подошел почти вплотную к Денису и спросил:

– Почему Залесного нет в городе?!

Денис никак не мог понять, почему шеф так обеспокоен отсутствием Залесного. Трофимов взял себя в руки и четко и холодно задавал вопросы:

– Ты отправил Марию Львовну из налоговой в офис «Висты»?

– Два дня назад.

– Она сообщила о большой проверке и о том, что расчетные счета заблокированы?

– Конечно, все как договаривались. Секретарь и юрист Залесного сразу же выехали к нему, чтобы привезти шефа в город.

Денис начал ерзать в своем кресле, но Николай Александрович больше не смотрел на него. Он понял, где промахнулся. И все же продолжал задавать вопросы юристу.

– Так Залесный сейчас в городе?

Денис удивленно посмотрел на шефа и неуверенно сказал:

– Конечно. Как же ему не быть после таких известий?

– А ты уверен?

Денис дрожащими руками налил себе воды из высокого графина и судорожно сглотнул.

– Вы думаете, что он все еще в своей деревне?

Николай Александрович взорвался:

– Я думаю, что он не просто в своей деревне. Он на семинаре, на виду у десятков людей, с полным алиби!

Денис не сразу обрел способность говорить.

– Вы хотите сказать, что Олесю убили?

Трофимов осекся:

– Я тебе ничего сказать не хочу. Ты не справился ни с одним поручением, которое тебе дали.

Денис удивился колкости шефа:

– Дали?

– Ни я, ни твои другие хозяева не довольны результатом. Думаю, что ты и сам недоволен. Поэтому за Олесю отвечать придется тебе. Ведь ты последний, с кем ее видели вместе. Ты ушел, а девушка осталась в квартире одна. Спать…

Денис никогда не задавал вопросов своему начальнику. Он знал, что Трофимов ничего бы не стал объяснять. От юриста требовалось лишь беспрекословное подчинение и четкое выполнение поставленных задач. Если Трофимов говорит, что Залесный должен быть в городе к вечеру, значит так и должно быть. А если его нет, то отвечать приходится тому, кто провалил задание. Денис вздохнул. Сесть за убийство – не самое плохое, что могло с ним случиться в этой ситуации. Подруги Олеси знали, что она собиралась уйти от него, так что дело может потянуть на убийство из ревности… А какая красивая могла бы быть схема! Олесю убивает тот, у кого она забрала компанию и увела все деньги. Тот, кто сейчас, наверное, спит сном младенца и даже не подозревает, какую яму он случайно перепрыгнул.

Трофимов сочувственно посмотрел на Дениса и отпустил его домой поспать.

– Идите, Денис. У вас до утра есть время, чтобы привести в порядок свои дела.

Денис попрощался и вышел.

Дел у него никаких нет. У него все дела в порядке. Кроме этого единственного, из-за которого он так стремительно катился вниз по всем своим карьерным лестницам. Ведь он как чувствовал, что не надо было связываться с той рыжеволосой, но слишком заманчивым было ее предложение. Полмиллиона долларов некоторые зарабатывают всю жизнь, а ему надо было лишь навести Трофимова на мысль о компании Залесного. Дальше бы все было делом техники. Деньги бы он перевел не на счета Трофимова, а на свои личные. И исчез. И никто бы не нашел его после пластики с новыми документами где-нибудь в жарких странах. Если бы…

52

Александр Эглер давно подсчитал экономию от найма дешевой интеллектуальной силы. Пролетарии умственного труда в России водятся на каждом шагу, надо только умело отбирать лучших. А лучшими он считал тех, кто сумел найти новые тенденции в мировой экономике и выйти за пределы своего болота. Такие люди смогут принести пользу. Но оставался тот самый ментальный барьер, который русские преодолевали с большим трудом. Если русский человек попробовал свободы, то работать на хозяина он будет только в том случае, когда сам уже не сможет подняться. Александр собрал сильную команду, которая подыскивала для него интересные экземпляры по всей России. И потом готовила разного рода неожиданности, которые смогли бы убедить претендента оставить дела и продать свои навыки господину Эглеру. Самые интересные руководители со всей страны должны были составить Команду Третьего Уровня, которая занималась вопросами развития корпораций и увеличением капитала компании самого господина Эглера.

Благодаря стараниям поисковиков к июню 2010 года восемь человек уже приступили к исполнению своих новых обязанностей. Восемь вместо десяти. Эглер был недоволен. К середине лета он собрал своих помощников у себя на острове, чтобы те смогли настроиться на работу и немного отдохнуть. По вечерам, когда солнце садилось в море и наступали тягучие южные сумерки, Алекс приглашал всех в особую беседку в саду и проводил небольшие совещания. Ему необходимо было выяснить, почему возможны сбои и как их можно избежать. Два человека, которые планировались на Юго-Восточное направление, были выведены из игры нелепыми обстоятельствами. Один из них, оказавшись перед фактом банкротства и судебного преследования, просто запил и теперь не представлял никого интереса не только для своих возможных хозяев, но и для кредиторов. А другому волей случая удалось наладить свои дела, и теперь его невозможно было ангажировать ни на какую, даже самую сладкую должность в Команде. Рыжеволосая дама, которая занималась этим случаем, казалось, ничуть не расстраивалась из-за своей неудачи и потери огромных комиссионных, которые Эглер выплачивал за каждого нового игрока.

– Как вы думаете, Алочка, что вам помешало заполучить господина Залесного?

Девушка в шикарном вечернем платье стального цвета с бокалом красного вина, сидевшая по правую руку от хозяина, на какое-то мгновение задумалась, потом засмеялась:

– Китайцы…

Когда вечер подходил к концу и приглашенные стали расходиться, хозяин пригласил рыжеволосую немного пройтись. Как только последний гость скрылся из виду, Александр Эглер резко остановился.

– Послушайте, милочка. Вы, наверное, забываете, что я слишком долго руковожу людьми. И прекрасно знаю, что именно вы сорвали этот заказ. За шесть лет, что вы на меня работаете, не было никаких нареканий. И теперь мне хотелось бы знать, почему вы это сделали. Вы не новичок и прекрасно знаете, что вас ждет в случае провала.

Рыжеволосая улыбнулась и весело прощебетала:

– Слишком много интересов сошлось на господине Залесном. Но эта кандидатура вам не подходит. Слишком много личностных отношений и мало технологий.

– А может, все потому, что Данил Залесный – муж вашей подруги?

Девушка на минуту замолчала, соображая, что можно сделать с этим фактом. Эглер кивнул. Да, так и есть. Внутренняя разведка не подвела.

– Зачем же вы согласились готовить его, если он ваш близкий друг.

Рыжеволосая удивленно посмотрела на него:

– Думаю, что если бы я не взялась за него, вы отдали бы его кому-нибудь другому И тогда кто знает, чем бы все это кончилось… К тому же в этом деле были обострения…

Эглер весь превратился в слух:

– Какие?

– Одна местная рейдерская компания решила воспользоваться случаем и прибрать к рукам активы господина Залесного.

Эглер не верил своим ушам. Да, русские стоят того, чтобы к ним повнимательнее присмотреться. Значит, эта легкомысленная на вид девица вывела из игры своего подопечного, несмотря на то, что большие интересы стояли на пути. Пройдя несколько шагов по направлению к дому, он спросил:

– И как же вам это удалось?

– Я хорошо играю в шахматы. А здесь фигур не так много, господин Эглер. С одной я сыграла на жадности, с другой на самоуверенности, а с третьей…

Она подняла глаза к небу и прошептала:

– На доверии. Это самое трудное, что только можно найти, и самое легкое, на чем можно играть.

Эглер остановился.

– Тогда мне ничего не остается, как пригласить вас сыграть со мной партию в шахматы.

Провожая девушку до ее комнаты, хозяин спросил:

– Сколько времени вам понадобится на подготовку другого кандидата?

Девушка поправила прическу и потерла висок:

– Думаю, месяца за четыре управлюсь.

– Я пришлю вам счет за работу, которую проделали мои службы. Замена кандидата стоит недешево.

– Ничего, вычту неустойку из будущего гонорара. Надеюсь, что там что-нибудь останется. Хоть на сигареты.

Она что-то поискала в сумочке и вытащила оттуда пустую пачку из-под сигарет.

Александр Эглер улыбнулся.

– Сигареты я вам пришлю. На них в ближайшее время можете не тратиться.

Он вернулся в сад, намереваясь немного пройтись перед сном. Ночная свежесть бодрила и заставляла двигаться быстрее, но звезды сегодня были удивительно хороши. Он смотрел на звездное небо и вспоминал слова Хьюго: «Они не умеют обернуть результат себе во благо и легко расстаются с достигнутым».

– Именно поэтому русские – ненадежная инвестиция. Слишком много эмоций и привязанностей…

53

В день, когда собирался Совет старейшин, всегда было людно. А в этот раз особенно много народа собралось возле кожаного шатра. Всем было интересно хоть глазком взглянуть на необычную гостью, которую пригласил сам Яффа, глава Совета. Значит, они буду решать, годится ли она князю в жены. Два важных решения в этот день должен был принять Совет, и потому, едва взошло Солнце, на поляну, где в плотном окружении воинов стоял кожаный шатер, постепенно сходились сотники, старейшины и охотники. Последней появилась Морада.

Князь еще затемно занял свое место на возвышении и теперь приветствовал каждого входившего, пока распорядитель не объявил, что явились все. Тогда Князь поднялся со своего места и произнес:

– Важное решение – быть войне с народом гор. Что потеряем мы в случае неудачи и что приобретем, если Небо будет нам благоприятствовать?

Князь обратился к колдуну, чтобы тот огласил волю Неба. Колдун, нарядно одетый по такому случаю в длинную накидку, разукрашенную цветными бусинами и расшитую огромным количеством маленьких медных зеркал, важно поднялся и оглядел присутствующих. Он не заметил в самом дальнем ряду женщину, которая не сводила с него глаз. Колдун поднял руку и громко сказал:

– Сейчас неблагоприятный момент для того, чтобы напасть на Горного Князя и его народ! Горный Князь слишком силен, и мы потеряем больше половины своих воинов.

Как только он умолк, женщина встала со своего места и пошла к священному огню, возле которого стоял княжеский трон. Присутствующие настолько были удивлены, что никто не стал ее останавливать. Она подошла к Князю и спросила:

– Пусть колдун скажет, что сегодня ночью произошло в доме у Князя гор!

Князь посмотрел на Колдуна и сказал:

– Ты слышал, о чем тебя просят? Скажи нам, что произошло сегодня ночью в доме у Князя гор!

Колдун метнул в Мораду полный ненависти взгляд и, чуть растягивая слова, сказал:

– Сегодня ночью одна из двенадцати рабынь Князя Гор родила ему сына.

Ропот поднялся среди присутствующих и долго не мог утихнуть. Дав своим подданным выпустить пар, князь обратился к Мораде:

– Так ли это?

Морада покачала головой и, презрительно взглянув на колдуна, сказала:

– Ваш колдун лжет. Сегодня ночью генерал горного народа проник в шатер своего Князя гор, чтобы завладеть мечом, который Охотник отдал за меня.

В шатре повисла гробовая тишина. Все понимали, что Морада обретает вечного врага в лице Колдуна и что состязаться с ним ей будет непросто. Мораду, казалось, это ничуть не заботило. Она продолжила:

– Князь Гор отнял меч у Молодого генерала, сказав, что пленница не была его личной добычей и что генерал не имеет прав на этот меч. И что только Князь может носить этот меч.

Ропот одобрения пронесся по залу:

– Да, это и в самом деле княжеский меч! Только князь может носить его, иначе быть беде!

Морада дождалась, пока все умолкнут, и сказала:

– Сегодня ночью Молодой генерал зарезал Князя Гор в постели, пока тот спал, утомленный любовью.

Колдун скрипнул зубами:

– Я же говорил, что Князь Гор развлекался с рабыней!

По залу пробежали смешки, и Князь вынужден был остановить Колдуна, пока тот не испортил себе репутацию окончательно. Он поднялся с княжеского трона и торжественно объявил:

– Всем собираться в поход! Пока в Горном княжестве идет битва за власть, мы с легкостью разобьем их враждующие кланы!

Князь уже собирался покинуть шатер, но тут встал Яффа и взял слово:

– А как же второй вопрос, ради которого мы собрались здесь?

Князь улыбнулся:

– Второй вопрос, дорогой Яффа, я считаю решенным.

Он показал на Мораду и сказал:

– Готовьте княжескую свадьбу! Эта женщина станет моей женой!

Яффа покачал головой:

– А что она сама на это скажет?

Все взоры присутствующих обратились к Мораде. Она подняла на Князя глаза и, ничуть не смущаясь, сказала:

– Я буду твоей женой, князь, но не в этой жизни…

В воцарившейся тишине были слышны смешки сотников, которые меж собой рассуждали, что теперь ждет эту неразумную жрицу. Однако князь, вопреки всеобщему ожиданию, чтобы не привлекать слишком много внимания к словам женщины из другого мира, достал свой меч из ножен и прокричал:

– Всем на сборы! К полудню мы должны выступить!

Когда шатер опустел, только князь и Морада остались сидеть друг напротив друга. Князь сделал жест, чтобы она подошла поближе, и тихо спросил:

– Что значат твои слова?

– Я не смогу стать твоей женой, потому что тебя убьют в сражении, которое ты затеял, чтобы вернуть своему народу Меч предков.

– И нет никаких шансов спастись?

Морада вздохнула:

– Ты не захочешь спасения, если заплатишь за него позором.

Князь крепко сжал рукоять меча, как перед битвой, и с нескрываемым раздражением задвинул меч в ножны. Потом поднялся, подошел к Мораде и заглянул в глаза жрицы. Морада оставалась спокойной, на ее лице не было и тени страха. Стараясь не дать волю гневу, князь прохрипел:

– Никому еще ты не приносила добра!

Оставив Мораду одну, он вышел из шатра, и глаза его ослепил яркий солнечный свет. Князь двинулся было к своему срубу, чтобы собрать в дорогу необходимое и надеть защитную кожаную рубаху, но передумал и остался как есть, налегке. Постепенно к шатру начали стягиваться лучшие силы княжеской дружины, и не прошло и часа с того момента, как протрубили сбор, как Князь выступил, чтобы навсегда остаться у подножия Великой горы. Древний амфитеатр еще хранил следы костров Совета Старейшин, собиравшихся в полнолуние у священных камней.

54

Пять дней не было никаких известий, и в лесу уже стали поговаривать, что нужно уходить. Женщины собирали свои нехитрые пожитки и запрещали детям убегать далеко от дома, чтобы в любой момент можно было сняться и уйти, не дожидаясь прихода завоевателей. Но к вечеру шестого дня стражники, что дежурили у каменной стены, увидели небольшой отряд. По центру вели лошадь с завязанными глазами, покрытую черной попоной. К лошади было привязано деревянное сидение с высокой спинкой, на котором сидел мертвый Князь Леса. Шесть сотников, составляющих эту мрачную процессию, шли медленно с горящими факелами, освещая мертвому князю дорогу. Седьмой сотник шел впереди, неся перед собой Меч. Это был старый, украшенный древними письменами меч, служивший властителям лесного народа тысячи лет. Вот и сейчас он возвращался, ведя за собой вереницу пленных, связанных по десять человек. Шествие замыкал отряд конных всадников, державших свои чеканы наготове на случай, если вдруг какая десятка варваров замыслит побег.

Сумерки быстро наступали, и с каждой минутой отряд двигался все медленнее. Из лесу то и дело появлялись разведчики, о чем-то переговаривались с сотником, который возглавлял шествие, и исчезали в ночной мгле. Отряд продолжал движение до тех пор, пока не очутился у каменной стены. Перед тем как ввести мертвого Князя в его жилище, где он найдет свой последний приют, воины сняли его с коня и положили на деревянный настил, сколоченный заблаговременно, еще до того, как Князь ушел в поход. Каждому знатному воину сколачивали такой настил, и если воин возвращался живым и невредимым, настил торжественно сжигали на костре. В тот же костер бросали нижнее платье воина, сжигая его пот и страх, и вливали красное вино, чтобы бог войны не чувствовал себя обделенным, не отведав крови.

В дом к князю позвали Колдуна, чтобы тот подготовил его к новой жизни. Колдун подошел к телу, наклонился к лицу князя, втянул в себя воздух и спросил:

– Он умер два дня назад на рассвете?

Один из сотников, сопровождавших тело и приставленных теперь в ночную охрану, чтобы князь не оставался один, сказал еле слышно:

– Два дня назад был большой бой возле Великой Горы. Князя убили тем самым мечом, за которым он отправился в поход.

Колдун кивнул:

– Никто из вас не должен спать этой ночью. Те, кто уснет, уже не проснутся…

Колдун еще долго сидел, положив руку на лоб мертвого Князя, читая свои заклинания. К утру сон сморил его, и он ушел к себе, чтобы вернуться вечером и остаться с князем еще на одну ночь.

Постепенно с поля боя возвращались небольшие отряды, которым удалось уцелеть в кровопролитной битве с народом гор. Отряды побольше вели пленников и скот, а небольшие группы всадников везли на деревянных полозьях захваченное добро. Когда все основные силы собрались в поселении, настало время думать, что делать дальше и как распорядиться новыми землями.

Старый Яффа собрал Совет. Нехотя стекались старейшины на этот Совет, который обещал быть нелегким, хоть и проходил в такое радостное для лесного народа время. Новая луна принесла победу и богатство, но внесла смуту в головы достойных мужей. Все понимали, что выборы нового князя – дело непростое, да и претендентов слишком много. Чтобы отсечь излишне честолюбивых и неопытных юнцов, Яффа предложил:

– Пусть решат задачу. И тот, кто с ней справится быстрее других, займет место князя.

Претенденты, восседавшие на первой скамье, возле пустого княжеского трона, накрытого черной материей, зашумели:

– Говори, Яффа!

Яффа, подождав, пока молодые норовистые воины успокоятся, сказал:

– Тот, кто приведет к княжеской коновязи лучшего жеребца, и будет нашим князем.

Молодые претенденты повскакивали со своих мест и бросились на поиски жеребца, достойного быть княжеским конем. Претенденты старше и опытнее остались, чтобы послушать, о чем еще будет говорить Яффа, чтобы, заняв княжеское место, быть в курсе дел, которые обсуждал Совет Старейших.

Колдун, приглашенный на Совет как выразитель воли умершего князя, взял слово:

– Наш Князь еще не в земле и потому присутствует среди нас. Я разговаривал с ним сегодня ночью, и вот что он сказал мне.

На этих словах Колдун замолчал, словно вспоминая слова князя, которые тот велел передать ему для Совета. Потом, хитро сверкнув глазами, приказал:

– Приведите Мораду! Так хочет Князь!

Спустя некоторое время в шатер вступила Морада в сопровождении охраны князя. Она подошла к Яффе и спросила:

– Зачем меня звали, Яффа?

Яффа показал рукой на Колдуна и сказал:

– Это Колдун велел привести тебя, его спрашивай.

Морада усмехнулась.

– Недоброе время, колдун, ты выбрал, чтобы сводить счеты!

Лицо Колдуна светилось от удовольствия. Он обвел рукой шатер, показывая на всех присутствующих, и сказал елейным голосом:

– Ты говорила, Морада, что станешь женой князя.

Среди присутствующих поднялся ропот. Все хорошо помнили, что сказала жрица, но не придали ее словам того значения, за которое уцепился Колдун.

– Ты говорила также, что станешь его женой не в этой жизни.

В шатре снова стало неспокойно. Яффа понял, куда клонит Колдун, и поднял руку:

– Мы все слышали ее слова, но зачем ты сейчас вспоминаешь их?

Лицо Колдуна исказила злоба, и он закричал:

– Теперь самое время исполнить обещанное! Он ждет!

Воины, не боявшиеся ничего в сражениях, теперь сидели едва живые от страха. Все поняли, куда клонит Колдун. Он хочет, чтобы Морада сошла в могилу вместе с князем как его жена!

Яффа был в замешательстве. С одной стороны, требование Колдуна было смехотворным и страшным одновременно. Слишком много сил и жизней лесной народ отдал за то, чтобы заполучить эту жрицу. Но с другой стороны – все слышали странные слова Морады, и теперь не было причины отказать Колдуну в его просьбе, тем более что он говорил от имени Князя…

Пока Яффа размышлял, слово взял Охотник:

– Скажи, Колдун, кто заплатит мне выкуп за пленницу, чтобы отдать ее князю?

Колдун, уверивший себя, что вопрос со жрицей – дело решенное, расслабился и пребывал теперь в отличном расположении духа. Он встал, чтобы его все видели, и отчетливо сказал:

– Князь сам хотел, чтобы Морада стала его женой. А значит, и выкуп за нее нужно взять из имущества князя!

Яффа понял, куда клонит Охотник, и поспешил ему на помощь:

– Морада отказала князю стать его женой при жизни. А покойник не может платить. Это делают за него те, с кем он состоит в кровном родстве, или те, кто добровольно решит внести откупные.

Яффа знал, что Колдун слишком жадный, чтобы заплатить за Мораду, да и денег Колдуна не хватит, чтобы внести всю сумму.

Колдун понял, что Мораду ему не отдадут, и в сердцах вышел вон из шатра. Как только полог опустился за ним, Яффа поднял руку:

– Я беру на себя ответственность за решение, которое сейчас оглашу.

Он собрался с духом и сказал:

– Властью, данной мне Собранием Старейших, я говорю: Морада выйдет замуж за мужчину, который станет нашим князем. Она должна породниться с лесным народом.

Все согласно закивали головами, и лишь Охотник спросил:

– Что скажет на это Великая жрица?

Морада повернулась лицом к сидящим и отчетливо произнесла:

– Я стану женой Князя Гор.

Присутствующие замерли от ужаса. Как смеет эта женщина упоминать извечного врага их народа? К тому же Князь Гор убит. Почему бы тогда ей не стать женой их покойного князя, если уж она собирается стать женой их мертвого врага?

Только Яффа среди всеобщего замешательства сохранял спокойствие:

– Если так сказала Морада, так и будет!

В зале воцарилась тишина. Яффа взял слово.

– Мы разбили наших жестоких врагов, горный народ. И теперь их земли стали нашими. И Великий Князь, который встанет у власти, будет править обоими народами и всеми землями! Если Морада хочет, пусть он называется Князем Гор. Это заставит горных людей быстрее принять его власть и избавит нас от лишнего кровопролития.

К вечеру шатер опустел, и старый Яффа уже собирался уходить. Он гасил факелы, которые освещали место, где сидел Совет и стоял накрытый белым саваном трон князя. Оставив последний факел гореть, он приказал мальчику, стоявшему в карауле у входа, позвать к нему Охотника. Мальчик был резв на ногу, и долго Яффе ждать не пришлось. Охотник, казалось, ничуть не удивился приглашению Яффы.

– Что ты хотел, мудрейший?

Старик присел на деревянную скамью и с теплотой посмотрел на молодого человека:

– Пришло твое время, Охотник. Я обещал твоему отцу, что однажды помогу тебе. И настало время выполнить обещанное. Ты станешь Великим Князем.

Ни один мускул не дрогнул на лице молодого воина. Он покачал головой и сказал:

– Я не развожу лошадей. И лучшего жеребенка мне не добыть.

Яффа лишь отмахнулся от его слов.

– Для того, чтобы быть хорошим воином, не обязательно уметь ковать оружие. Нужно лишь умело пользоваться плодами трудов искусных в этом деле людей. Но пользоваться надо так, чтобы эти люди были довольны.

Охотник присел рядом со стариком:

– Чтобы стать хорошим правителем, я должен пользоваться советами людей, которые умеют их давать. И сейчас мне нужен твой совет, Яффа.

Старик улыбнулся.

– Не нужно самому бегать за дикими жеребцами. Всем известно, что лучших лошадей алхейской породы разводит народ гор.

– Этот народ разбит, и лошади убиты, чтобы не достались врагам.

Яффа хитро прищурился.

– Ни один мастер не уничтожит свое творение так, чтобы невозможно было восстановить его. Не могли они вырезать всех лошадей. Наверняка пара-другая, способная дать потомство, спрятана где-то далеко в горах. Дороги туда нам неведомы.

– Но ты же сам сказал, что я не должен пускаться на поиски.

– Тебе этого и не потребуется. Отправь своего слугу к горному народу и дай ему с собой денег из твоей добычи не скупясь. Но прежде пришли его ко мне, я расскажу ему, что надо делать…

55

Поутру, чуть рассвело, слуга доложил Яффе, что его хочет видеть молодой человек, которого прислал Охотник. Яффа повздыхал о сне, который ему пришлось оставить неразгаданным, и вышел к коновязи, где возле лошади стоял молодой человек в одежде воина. Старейшина оглядел его придирчиво и спросил:

– Как зовут тебя?

Слуга поклонился старику и ответил:

– Киш, мой господин.

– Одежду смени. Незачем тебе дразнить побежденных, если хочешь, чтобы они отдали тебе свое единственное сокровище. Оденься торговцем, оставь оружие дома. Иди!

Не успел Яффа напоить священные камни на Небесной Крепости, как ему доложили о приходе слуги Охотника.

Яффа спустился вниз, осмотрел посланца и остался доволен:

– Теперь хорошо. Слушай меня, мальчик.

Молодой человек почтительно склонил голову, ожидая указаний старейшины. Яффа воздел руки к Небу и сказал:

– Если Небу будет угодно и ты все сделаешь, как я велю, то не позднее, чем взойдет Новая Луна, к коновязи Совета Старейшин будет привязан лучший жеребец алхейской породы.

Яффа говорил кратко, и слуга старался не упустить ни слова из того, что велел ему Старейшина.

Как только Яффа сделал знак, чтобы слуга уходил, Киш побежал вниз к коновязи, где оставался на привязи его жеребец, и тронулся в путь. Ехать приходилось быстро, несмотря на жару. Киш едва давал лошади напиться, если встречался ручей, и сразу же двигался дальше. К вечеру лес стал редеть, и он выехал в долину, сплошь застроенную странными домами горных жителей. Всю долину испещряли каналы, вырытые для орошения полей, на которых еще трудился горный народ. Киш удивился, что мужчины работают в поле наравне с женщинами.

– Если бы воины не тащились с волами по полю, сейчас они не собирали бы дань всей деревней.

Киш сплюнул на чужую землю и двинулся дальше. Огромный желтый диск Луны всплыл в ночном небе, ехать дальше стало небезопасно. Он спешился, оставил лошадь у одиноко стоящего камня, словно росшего из-под земли, и устроился на ночлег. Ночь прошла довольно спокойно, однако с первыми лучами солнца возле камня появилась стайка ребятишек. Они показывали на незнакомца пальцами и что-то громко кричали. Он с трудом разбирал их язык, но все же понял, что сейчас здесь будет много народа и что ему лучше уехать от греха подальше. Киш потер глаза, поискал глазами лошадь, пасущуюся поблизости, и свистом подозвал ее. От влажной ночной земли затекла спина, и он с трудом взобрался на лошадь. Уже отъехав на почтительное расстояние, он увидел, что к Камню движется небольшая процессия, которую возглавляет жрец в белом. Киш придержал коня и стал внимательнее всматриваться в происходящее.

Процессия состояла из нескольких женщин, несших на руках своих малолетних детей, и стариков, одетых в белое. Подойдя к камню, женщины положили детей с разных сторон, с одной стороны мальчиков, а с другой – девочек, и встали чуть поодаль. Старик, что возглавлял шествие, обошел камень три раза по ходу солнца и стал кропить водой лежащих возле камня детей. Он что-то долго говорил нараспев, и женщины в такт ему подвывали. Киш решил, что лучше вернуться и выяснить, что происходит. Он подъехал ближе, держась, однако, на почтительном расстоянии от происходящего. Постепенно возле него стали собираться любопытные, а то и просто путники, идущие по своим делам и участвующие во всем, что происходило по дороге. Киш не задавал вопросов, но навострил уши, стараясь узнать, что происходит. В толпе говорили разное, но все больше о том, что эти дети заболели и что причиной их недуга был голод.

Киш знал, что дружины Князя Леса напали на горный народ как раз во время сбора урожая, который весь пропал в войну под копытами лошадей завоевателей, и теперь в деревнях осенью мало кто запас хоть что-нибудь себе на зиму.

Оставив детей возле Камня, процессия с плачем двинулась обратно в деревню, и Киш поспешил туда же. Он выбрал дом побольше и спросил хозяина, можно ли у него переночевать. Хозяин, хоть и недолюбливал торговцев из леса, согласился приютить путника. Времена были тяжелые, и приходилось хоть как-то зарабатывать на жизнь. Киш занял отведенное ему место у двери и осмотрелся. Хозяйка разводила огонь в очаге, а девочка, крутившаяся возле нее, старательно терла котел. Когда огонь разгорелся, хозяйка налила в котел воду и повесила его над огнем на особом кованном крючке, свешивающемся с потолка. Дым костра собирался под конусообразной крышей жилища и утекал в небольшое отверстие, проделанное в самом верху.

Киш осмотрел небогатые припасы хозяйки и предложил:

– Я могу заплатить мясом за ночлег.

Хозяйка обрадовалась и стала более разговорчивой:

– Мяса мы не видели давно.

Потом покосилась на хозяина, с хмурым видом сидевшего перед очагом, и осеклась. Негоже женщине выдавать постороннему всю подноготную их непростой жизни. Киш достал небольшой кусок вяленого мяса и протянул хозяйке. Она снова скосила глаза на мужа, словно спрашивая, брать или не брать, но тот одобрительно кивнул, и она с радостью схватила мясо.

Поев, хозяин стал доброжелательней смотреть на незваного гостя, и Киш решился спросить его:

– Это правда, что всех алхейцев убили, чтобы не отдавать лесному народу?

Хозяин нахмурился и нехотя процедил:

– Тебе-то что за дело?

Киш вздохнул.

– Мне никакого дела до этих лошадей нет. Вот только я слышал, что скоро будут хоронить нашего князя. И старейшины сказали: тот, кто принесет пусть и мертвую лошадь алхейской породы, получит столько мяса, сколько будет весить мертвый конь.

В глазах хозяина разгорелся жадный огонек.

– А ты не врешь?

Киш развел руками:

– Зачем мне врать? Плачу не я. Так что если ты знаешь, где можно добыть мертвого коня, то неси его в лес, пока князя не похоронили.

Хозяин покачал головой.

– Мне в лес соваться не с руки. Я там чужой. Да и кто увидит у меня лошадь, сразу отнимет, чтобы себе забрать то, что причитается за коня.

Киш весело подмигнул хозяину:

– Ты, я вижу, смекалистый. Я тебе вот что скажу: приноси коня через три дня к себе на двор. Я приеду и привезу мясо. Можешь взять помощника, одному не с руки такую тяжесть таскать.

Хозяин посмотрел на жену и сказал:

– Вдвоем справимся…

Ровно через три дня Киш обменял мертвого коня, которого уже изрядно обглодали ночные хищники, на вяленое мясо. Огромная туша была свалена у коновязи, привлекая собак и отпугивая людей. По деревне прошел слух, что лесной житель скупает мертвых коней в обмен на настоящее вяленое мясо. Что же он тогда дал бы за живого коня?

К Кишу потянулись жители с самыми разными предложениями. Кто предлагал полтуши, кто тащил протухшую голову коня, а кто копыта и шкуру. Киш с утра до ночи принимал самые различные делегации горного народа и лишь качал головой:

– Мертвый конь у меня уже есть. Он будет с нашим князем в другой жизни. Но у нас скоро будет новый князь, и если кто приведет мне живого коня, ему заплатят в несколько раз больше. Дадут и мясо, и золото.

Нечего и говорить, что к утру следующего дня у коновязи стоял молодой красавец алхейской породы. Киш рассчитался с хозяином, мертвого коня погрузил на деревянные полозья, а живого привязал к шее своего коня и двинулся в путь.

Доехав до леса, он остановился, нарубил веток и, сбросив мертвого коня в небольшую яму, забросал его камнями и ветками. Напоив коней у горного ручья, Киш поспешил домой, где его уже ждал Яффа…

56

Похоронив князя по древним обычаям, Колдун собрался уйти из леса. Как ни уговаривал его Яффа, Колдун стоял на своем:

– Теперь я здесь никому не нужен. Мой князь лежит под родовым деревом, детей у него не осталось, так что и мне пора собираться в путь.

Яффа понимал, что Колдун не может тягаться с Морадой, потому и уходит прочь. Старейшина знал, что еще при жизни князя Колдун просил отпустить его в долину Черного Июса, откуда он родом, но князь и слышать не хотел. Теперь некому было удерживать Колдуна, и он собрался в путь.

Собрав свои нехитрые пожитки, он обошел еще раз поселение, что-то злобно шепча и бросая щепотки золы возле каждого сруба, что попадался ему на пути. Девушки-служанки Морады прибежали к своей госпоже, махая руками и показывая на Колдуна, который особенно долго стоял возле ее терема. Морада подошла к узкому окну и осторожно выглянула. Колдун не заметил ее, продолжая посыпать пеплом землю возле ее жилища. Морада закрыла окно и приказала служанкам:

– Соберите все необходимое, что можно унести с собой.

Потом она велела подать приставную лестницу и спустилась вниз к Колдуну. При ее появлении Колдун засмеялся злобным прерывистым смехом и, показывая на нее костлявой рукой, закричал:

– Это она виновата! Она хочет уйти в горы, потому что там спрятан ее…

Колдун вдруг замолчал, прохрипел что-то на непонятном языке и упал на траву. Изо рта его вытекла тонкая струйка крови, и глаза его навеки закрылись.

Морада стояла перед мертвым телом, словно завороженная. Лишь сигнал, по которому закрывали на ночь главные ворота, вывел ее из транса. Она потерла глаза, словно пробуждаясь ото сна, и решительно двинулась к срубу, в котором жил новый князь, из породы Охотников. Морада с силой толкнула дверь и вошла. В жилище князя стояли лавки, накрытые звериными шкурами, чтобы на них удобнее было сидеть старейшинам, которые были здесь частыми гостями. На одной скамье сидел Яффа, по левую руку от него старейшина, ведающий запасами на зиму, а на отдельной скамье сидел сам князь. Старейшины удивились такому визиту, но поднялись приветствовать Великую жрицу и будущую княгиню. Яффа заговорил первым:

– Почему ты входишь в дом мужчины, еще не став его женой? Что привело тебя сюда?

Руки Морады чуть дрожали, и князь предложил ей присесть. Она опустилась на скамью напротив Яффы и сказала:

– Хорошо, что ты здесь, Яффа. Во время большого пожара традиции не соблюдают!

Яффа удивленно покачал головой:

– Пожара?

Князь вспомнил слова Морады, сказанные, когда он приходил к ней, еще будучи охотником: «Скоро весь лес будет в огне»… Он сделал старейшине знак, чтобы тот помолчал, и сам спросил Мораду:

– Когда начнется пожар?

Морада на краткий миг прикрыла глаза и прошептала:

– Когда загорится на небе вторая звезда, вспыхнет все, что посыпал черным пеплом Колдун.

Яффа понял, что надо немедленно выводить жителей из домов и спасать провизию, припасенную в преддверии суровой зимы. Старейшины поспешили к народу, чтобы успеть дать распоряжения и спасти то, что еще можно спасти.

57

Гарнизоны лесных стражников, оставленные в поселениях горного народа, чтобы поддерживать порядок на завоеванной земле, встречали обозы своих лесных жителей радостными криками. Яффа разделил караван на несколько небольших отрядов и к каждому приставил Старейшину. Первыми в караване шли воины, за ними торговцы и охотники, а замыкали шествие старики и женщины, кто с детьми, а кто на сносях. Князь останавливал караван возле каждого нового поселения и оставлял на постой отряд, что замыкал шествие. Двигаясь по долине Белого Камня, караван постепенно редел, и под конец, у семи сомкнутых гор, остались лишь три отряда – тот, что возглавлял сам Князь, люди Яффы и самый малочисленный, который сопровождал Мораду. Небольшой караван тонкой цепью растянулся по долине вдоль бурной речки Аски, медленно ступая по непривычным горным перевалам и мечтая о ночлеге. Яффа велел поднять желтый флаг, чтобы князь видел, что нужно остановиться и решить, что делать дальше.

До ближайшего поселения было недалеко, но отряд доберется туда в лучшем случае к ночи, когда все жители будут уже спать и ворота будут на замке. Князь похлопывал рукой своего коня, чтобы тот стоял смирно возле старой лошадки Яффы, которая еще чудом держалась на ногах.

– Нельзя нам, Яффа, входить в селение как завоевателям, ночью и перебудоражить весь народ. Это нам ни к чему, если мы хотим здесь обосноваться надолго.

Яффа прищурил глаза и поискал среди спешившихся всадников Мораду. Жрица стояла у подножия скалы и трогала камни руками, словно хотела раздвинуть их.

– Что говорит Морада?

Князь пожал плечами:

– Нужно спросить ее.

Он слегка хлестнул коня, и тот нехотя затрусил к скале. Не слезая с лошади, князь окрикнул Мораду:

– Что делать, великая жрица? Будем ночевать здесь или войдем в селение?

Морада устало посмотрела на ночное небо, где со стороны леса еще виднелись яркие всполохи, и сказала:

– Кого ты больше боишься, людей или волков?

Князь посмотрел на небо, куда указывала жрица, но ничего не увидел. Несколько ярких звезд и мириады мелких были рассыпаны по ночному небу в полном беспорядке. Только для Морады открывались звездные карты и возникали видения прошлого и будущего.

– Я сделаю, как ты скажешь, Морада.

– В третьей горе есть пустота. Если мы доберемся до нее, то выставим караул и зажжем костры возле пещеры. Ветки и сухую траву можно собрать здесь, где они в изобилии. В горах ничего этого нет.

Князь подивился, откуда она знает про пещеру и про волков, но спорить не стал – слишком дорого время, и люди валятся с ног от усталости.

Он велел всем собрать столько сухих веток, сколько каждый сможет унести, и двинуться в путь. Не прошло и часа, как первый отряд набрел на большую пещеру у подножия третьей скалы. Спрятав людей и животных внутри, князь повелел выставить караулы и зажечь оградительные огни. Под утро к пещере подошли волки и, почуяв людской пот и страх, расположились всей стаей поблизости.

Когда догорел последний костер, вожак решил, что опасности больше нет, и двинул свою стаю к пещере. Битва была недолгой. Князь и его охрана разделались с хищниками, которые посмели сунуться в пещеру. Услышав предсмертный вой раненых, стая умчалась прочь, оставляя кровавые следы на припорошенной первым снегом земле.

Приведя в порядок себя и лошадей, отряды вереницей спустились обратно в долину, которая уже не казалась такой угрюмой при свете дня. Не успела луна раствориться в утреннем небе, как люди князя подошли к воротам селения, которое было предназначено стать княжеским домом и последней стоянкой Великой Жрицы.

…………………………………………………

Больше четырех тысяч лет минуло с тех пор, как Великая Жрица похоронила своего Князя у реки, положив тело мужа и сопровождавших его в последний путь слуг, как было сказано в звездных картах Древней Реки. Возле самой воды лежит Великий князь из рода Охотников, а чуть поодаль от него, ближе к горе – Великая Жрица, которая пришла издалека и нашла здесь свой последний приют. Люди говорят, что не успокоилась душа Морады и до сих пор ищет она свой звездный пояс. Многие жители в полнолуние видели ее на священной горе, куда поднимается она в сопровождении служанок и молодых жриц-послушниц. А небольшое селение, что у семи гор, люди до сих пор называют Анчил-Чон, селение Охотников…

58

Старый шаман осторожно поднимался на Гору, ведя за собой девочку. Светлое платье ее было испачкано землей, особенно на коленях, потому что ребенок, не привыкший к горным тропинкам, часто спотыкался и падал. Дорога казалась бесконечной, и они часто присаживались на каком-нибудь выступе, чтобы передохнуть и снова двинуться в трудный путь. Старик шел молча, уставившись себе под ноги, словно стыдился чего-то, лишь изредка поглядывая на ребенка. Вскоре показалась пологая вершина. Тонкие язычки костра, разведенного посреди небольшой каменной площадки, трепетали на ветру. Шаман огляделся вокруг. На соседней горе был виден амфитеатр, выдолбленный в вершине и полукругом охватывающий небольшого размера площадку. Тысячи лет назад на этой площадке собирался Совет Старейшин. И каждый новый шаман зажигал здесь свой костер рядом с костром Хозяйки. Огни, разгораясь, сливались в единый гулкий факел, и оба мира – мир духов и мир людей – могли видеть друг друга через пламя этого костра.

Старику повезло: Хозяйка на этот раз была одна. Так что не было необходимости ждать, пока она отправит подальше своих помощниц, чтобы переговорить. Старик подтолкнул девочку, чтобы та оказалась впереди него на полшага, и приветствовал Хозяйку.

– Рад, что застал тебя, Морада.

– Добро тебе, старый шаман.

Взгляд Морады упал на девочку, и она вздрогнула от тяжкого предчувствия.

– Я вижу, ты пришел не один. Кто это?

Шаман расплылся в улыбке. Он понял, что Морада узнала девочку.

– Этого необыкновенного ребенка я привел тебе в подарок. Чтобы ты не оставляла наш род и помогала мне своею мудростью.

Хозяйка усмехнулась.

– Что, много тёсей потратил? Твой бубен совсем пуст?

Шаман скривился и нехотя процедил сквозь зубы:

– На мой век хватит. Я спешил к тебе, но что-то ты не слишком гостеприимна сегодня, Великая Жрица.

– Зачем же так торопиться?

– Чтобы девочку не забрал кто-нибудь другой.

Морада усмехнулась:

– И не привел ко мне? Совсем вы с ума посходили. Тратите свои силы на пустые битвы.

Старик сверкнул глазами:

– Только ты владела всей долиной! Теперь она изрезана на куски, но даже самый маленький кусок земли трудно удержать. Слишком много вражды и мало жизненных сил осталось у древних родов.

Морада смотрела в глаза старому шаману, пока тот не отвел взгляд.

– Слабым народом проще управлять, не так ли, шаман? Ты думаешь только о своем могуществе и гоняешься за чужими тесями.

Шаман нахмурился.

– Вот она, твоя благодарность! Я единственный, кто кормил тебя все эти годы!

Морада немного поостыла, но терпеть упреки старого шамана не стала.

– Я свою еду всегда отрабатывала с лихвой! Зачем пришел на этот раз?

– Я слышал, твой пояс объявился среди людей.

Морада стояла, как громом пораженная:

– Мой пояс? Ты ничего не перепутал, старик?

– Этот ребенок сам видел, как женщина надевала его.

Морада покачала головой.

– Глупые люди. Они не знают, что рвут нити своих жизней своими же руками.

Старик покачал головой и присел прямо на влажную траву.

– Стар я стал, Морада. Вот умру, кто о тебе позаботится? Возьми девочку, научи чему-нибудь.

Морада посмотрела на испуганную девочку и лишь махнула рукой.

– Что толку в худом ребенке? Мне нужен жирный, чтобы накормить свои камни.

Старик не унимался.

– Ты, конечно, можешь скормить ее камням. Но если тебе откроется то, что понял я, ты будешь беречь эту девочку и не отдашь ее своему Повелителю.

Старик указал посохом на большой камень, почти вросший в землю и покрытый ржавым мхом.

– Если ты оставишь себе этого ребенка, твой Камень получит свежую кровь на праздник полнолуния.

Морада размышляла. Лицо этой девочки показалось ей знакомым. Какие-то древние видения всплывали в памяти Великой Жрицы и исчезали неузнанными. Она еще немного подумала, потом спросила:

– Кто будет кормить ее?

– Я буду присылать молоко и хлеб. Заберу ее лет через десять. Так что все эти годы она твоя, Морада. Твои глаза и уши.

С этими словами он поднялся и стал спускаться с горы, в сердцах ударяя старым посохом по небольшим кустикам колючей акации, росшей вдоль тропы.

59

Хозяйка нехотя взяла девочку за руку и повела на соседнюю гору. Тропинка была чуть влажной после утренней росы, и ребенок часто спотыкался на скользких камнях. Наконец они поднялись на террасу, где на самой вершине скалы был выдолблен амфитеатр. Невысокие каменные скамьи образовывали полукруг, в центре которого стояло около десятка менгиров. Хозяйка указала девочке на скамью, а сама подошла к невысокому, кряжистому менгиру и опустилась перед ним на колени. Она размышляла, стоит ли отдать ребенка камню сейчас или подождать до полнолуния.

Холод камня, на котором сидела девочка, пробирал ее насквозь и доходил, казалось, до самого горла. Девочка дрожала. Хозяйка заметила, что ребенок весь посинел. Она поднялась с колен, отряхнула с подола своего тяжелого платья землю и подошла к девочке.

– Ты привыкнешь. Мы согреваем эти камни теплом человеческих тел и даем им еду.

Ребенок поднял в недоумении глаза:

– Еду? Как же они могут есть?

Женщина загадочно улыбнулась, положила свою руку на голову девочки, и та постепенно перестала чувствовать холод.

– Шаман видит, где находится рот у любого камня. И отмечает это место.

Девочка оживилась, щечки ее чуть порозовели.

– Да, я видела, как Старик рисовал на камне глаза. Он сделал из камня голову.

Женщина, не отрывая глаз от камня, погладила ее по маленькой светлой головке.

– Это называется Личина. Ты познакомишься скоро с теми, что стоят неподалеку отсюда.

Ребенок снова задрожал.

– А чем вы их кормите?

– Им нужно то же, что нужно человеку. То, что питает его – кровь и жир. И еще Страх.

Глаза девочки расширились от удивления, и она тихо переспросила:

– Страх?

Женщина присела с нею рядом и монотонным голосом усталого человека сказала:

– Страх они любят больше всего. А самый сильный Страх в человеке, который боится за свою жизнь.

Морада заглянула в глаза девочке, но не нашла в них и тени страха, только любопытство.

– А она боится?

Женщина удивленно вскинула свои иссиня-черные брови и в упор посмотрела на девочку:

– Кто? Ты кого-нибудь видишь?

Девочка кивнула и показала тоненькой дрожащей ручкой вниз, на реку

– Та женщина, что живет под горой.

– Женщина?

– Да. Которая надевала твой пояс.

Хозяйка повернулась лицом к небольшой плавной реке, спокойно несшей свои воды среди долины, и попыталась разглядеть место, на которое указывал ребенок. Холодок тревоги охватил ее – она никого не видела. Старый шаман, который привел эту девочку, говорил, что это необыкновенный ребенок, хотя и чужого рода… И вдруг внезапная догадка озарила ее.

– Ты можешь видеть людей?! Ну конечно, ты ведь живая!

Ребенок испугался ее крика и присел на корточки. Спрятав голову между остреньких коленок, она заплакала. Хозяйка подняла ее и прижала к себе.

– Не плачь, моя драгоценная. Теперь никто не посмеет тронуть тебя.

Девочка недоверчиво посмотрела на нее.

– Ты не отдашь меня камню?

Женщина, казалось, не слышала ее. Она бормотала что-то себе под нос и как безумная сжимала кулаки. Через какое-то время она успокоилась и опустилась на колени так, чтобы ее глаза были напротив раскосых глаз девочки.

– Я буду учить тебя. И люди будут рады говорить с тобой, потому что ты сможешь видеть то, что сокрыто от них.

– То, что сокрыто?

– Будущее.

Ребенок все еще недоверчиво смотрел на Хозяйку

– Почему ты так добра ко мне?

– Потому что духи не могут видеть мир людей.

– А люди могут видеть тебя?

– Нет, не могут. Но они все время стараются проникнуть в мир духов.

– А они могут?

– Это под силу только шаманам. В древности шаманы были умными и не трогали того, что нельзя. Теперь они хотят владеть обоими мирами – и миром людей, и миром духов, где спрятаны огромные силы. Шаманы берут себе учеников и устраивают битвы. И тот, кто побеждает, становится самым сильным. И духи служат ему, потому что он знает, как не допустить людей в наш мир. Но шаманы бедные, а люди богатые. И шаманы часто меняют свои знания на богатство.

– Я думала, что люди боятся духов.

– Боятся. Но могут сильно навредить, сами того не ведая…

60

Послышался стук в дверь, и я поспешила к воротам, возле которых стоял мой вчерашний гость. Собаки на этот раз с ним не было, но Патриций Нормал, увидев постороннего, шипел из-за угла, растопырив усы и боясь высунуться. Я заперла кота в доме и поспешила к гостю. Всеволод сам открыл ворота и ждал, когда я выведу машину.

– Пояс еще у вас?

Я машинально положила руку на живот.

– Здесь.

Вывести машину и запереть ворота оказалось делом пяти минут, если тебе помогает не светская львица, а местный егерь.

Умный Патриций Нормал понял, что хозяйка собирается уезжать, и царапался в дверь, напоминая о себе. Я не стала брать с собой кота, решив что за пару часов он даже соскучиться по мне не успеет. Дождей не было уже неделю, и дорога почти высохла, лишь кое-где оставались не высыхающие в любую жару лужи. Всеволод посмотрел на мои круги под глазами и спросил:

– Бессонная ночь?

Я кивнула.

– Меня навестила странная девочка. Рано утром она ушла, я даже не слышала, когда.

Егерь что-то проворчал себе под нос, но из-за рычания дизеля, ползущего через размытый мост, я ничего не разобрала.

Машина благополучно выехала на пригорок, и я припарковалась на обочине. Всеволод встревожился:

– Что-нибудь случилось?

Я откинулась на сиденье и твердо сказала:

– Сейчас я хочу услышать, почему я должна ехать с вами на какую-то гору и что мы там будем делать.

Егерь понял серьезность моих намерений и сказал:

– Вы должны отдать то, что вам не принадлежит.

Я ничего не имела против того, чтобы вернуть свою случайную находку.

– Кому, по-вашему, я должна ее отдать? Неужели кто-то может доказать свои права на эту вещь?

– Эта вещь когда-то принадлежала Мораде, княгине и Великой жрице. Но теперь не пояс служит Мораде, а Морада будет служить своему поясу Может, поэтому она тогда спрятала пояс так, что никто не мог найти его тысячи лет.

У меня мелькнула догадка.

– А Морада принадлежала вашему роду?

– Не совсем так. Морада принадлежала роду древних шумерских правителей, но Нефритовый Путь привел ее в наши места за тысячу лет до того, как здесь появились скифы, а потом кыргызы.

Я вздохнула:

– Может, я отдам этот пояс вам и покончим на этом?

Всеволод смутился.

– Я не могу взять этот пояс. Если уж вас угораздило найти его, то и избавиться от него можете только вы сами.

– Тогда скажите, почему шаман ищет пояс?

– Чтобы отдать его Мораде. Вернее, обменять на что-нибудь полезное.

Я полюбопытствовала:

– На что шаман может обменять пояс у жрицы, которая умерла три с половиной тысячи лет назад?

– В том то и дело, что жрицы не умирают. По крайней мере, такие, как Пуаби.

– Пуаби? Кто это?

– Так звали Мораду в те времена, когда она была Жрицей Луны.

Я завела мотор и медленно двинулась по направлению к Анчил-Чону, селению, отрезанному от внешнего мира с одной стороны рекой, а с другой – дорогой, по которой может пройти только моя Самка Кита, ну или старая БМП.

Осторожно проехав по размытой дороге мимо древних могильников, я остановила машину у подножия горы, где петроглифы, выдолбленные хакасскими шаманами, перемешивались с тонкими искусно вырезанными лотосами древнего народа. Пройдя метров триста на восток, я увидела знакомый шумерский петроглиф – дерево корнями вверх. Всеволод наклонился и погладил рисунок рукой. Я с удивлением наблюдала, как лесной житель благоговеет перед древним искусством. Языческая сторона моей натуры взяла верх:

– Если бы вас видел сейчас Леонид, директор заповедника, он бы запретил вам приближаться к этим рисункам на расстояние выстрела.

– Боится, что прикосновения портят микрофлору?

– Разве нет?

– Я не могу испортить то, что не смогло стереть Время. Этим рисункам больше четырех тысяч лет. Их рисовала Морада, когда учила первых женщин таинствам Вселенной.

– Так это правда, что первыми шаманами были женщины?

Всеволод вздохнул.

– Правда. Женщина – хранительница, мужчина – воин. Поэтому мужчины гораздо позже присоединились к изучению Тайны.

– А как же древние колдуны? Их, насколько я знаю, в те времена было в избытке. И должность была вполне узаконена.

Всеволод обрел хорошее расположение духа от рассуждений дилетанта.

– Колдуны лечили, собирали травы и пытались предсказывать. Просто они лучше других умели собирать и обрабатывать информацию.

– А женщины?

– Женщина. Я знаю только одну, которую называли сестрою Луны, для которой Небо было открытой картой. Но у нее от этой карты был ключ.

– И с помощью этого ключа она открывала тайны Неба?

– Да. Но отдала она людям только одно звено из двенадцати. И назвала его Бубен.

Всеволод отковырнул с большого плоского камня ярко-желтый мох и показал на рисунок:

– Видите это дерево корнями вверх?

Я сорвала растущую рядом с камнем тростинку и стала медленно обводить корни и крону.

– Где-то в хрониках читала, что древние верили, будто все происходящее на Земле – вторично. События на Земле предначертаны Небом. Поэтому корни происходящего – вверху.

– Все так. Но читать это могут лишь избранные.

Что-то в его голосе было не так, как обычно.

Нотки сожаления и разочарования слышались столь явно, что я не удержалась:

– Вам бы хотелось иметь ключи от Неба? Я угадала? Поэтому вы изучали астрономию в Англии?

Всеволод посмотрел сквозь меня и сказал:

– Ключи от Неба! Да вы держите их в руках!

Я не понимала, что он имеет в виду.

– Держу в руках?

– Пояс жрицы – это и есть ключ от Неба. Ключ ко всему, что произойдет на Земле.

– В любое время с любым человеком?

Всеволод посмотрел на меня с ненавистью и процедил:

– Если бы этот пояс нашел я, мне не пришлось бы тащить вас с собой к Великой Жрице.

Я удивилась его плохо скрываемому гневу.

– А разве вам приходилось меня тащить? Я сама согласилась идти к Мораде или как ее там.

Всеволод расхохотался.

– Согласилась?!

Я не терпела ни грубости, ни насилия в мой адрес, в какой бы форме это ни выражалось. Любое проявление агрессии заставляло меня мобилизоваться. Я вдруг ясно поняла, что нужно делать. Показав на вершину горы, я твердо сказала:

– Здесь никого нет.

Всеволод был явно озадачен быстрыми переменами, произошедшими во мне. Он достал из рюкзака бинокль и навел его в том направлении, куда я показывала.

– Да, никого нет.

Я решительным шагом направилась к машине, и он поспешил за мной.

– А где же она, по-вашему?

– Когда мы уезжали, женщина в красном плаще стояла на горе напротив моего дома.

Всеволод удивился:

– Вы ее видели? Почему же я никого не видел там?

– По-моему, ее и без бинокля видно.

– Не каждый может видеть Великую Жрицу. Только шаманы и дети, предназначенные духам в жертву, могут видеть ее.

Мне как-то не улыбалось быть ни тем, ни другим, и я предположила:

– Может, все дело в поясе?

Всеволод замолчал и всю дорогу до моего дома не проронил ни слова.

61

Я остановила Самку Кита у ворот, но открывать их не стала. Просто открыла боковую дверь и пригласила Всеволода:

– Хотите чаю?

Он понял, что чай я все равно выпью, так что отказываться было бесполезно. Всеволод вылез из машины и потер колени.

– Однако будет сильный дождь.

– Это почему?

– Колени ломит. Это верная примета.

Я посмотрела на Небо. Несколько рваных тучек бродили у горизонта, но небо над головой было чистым, да и солнце уже вовсю пригревало.

Пока я кипятила воду, Всеволод снова достал бинокль, вышел на крыльцо и навел его на гору. Выражение его лица являло крайнюю степень неудовольствия, как от появления конкурента.

– Там шаман с маленькой девочкой. Зачем он туда пришел?

Я больше не считала себя обязанной сохранять светскую форму беседы.

– К мертвым приходят до обеда. Вот он и пришел пораньше.

Всеволод бросил в чай какую-то траву.

– Чтобы успокоиться. Сейчас это нужно и вам, и мне.

Я поинтересовалась:

– Всегда носите с собой травку, чтобы успокаивать женщин?

Он не стал отвечать на мои колкости. Выждав пару минут, Всеволод поднял крышку чайника и втянул в себя аромат.

– Можно пить.

Я разлила чай по большим белым китайским чашкам. Тонкий костяной фарфор просвечивал на солнце и оттенял красоту янтарной дымящейся жидкости. Я быстро управилась со своим чаем, но от второй чашки решила воздержаться. Сладковатое послевкусие навело меня на мысль, что передозировка транквилизатора мне ни к чему. После чая в голове появилась легкая дымка, заслоняющая тревожные мысли. А мыслей этих скапливалось все больше.

– Скажите, Всеволод, а вы знаете, как можно снять с меня этот пояс?

Всеволод поставил чашку и пристально посмотрел на меня.

– У меня есть одно предположение, но я не уверен, что сработает.

– Рассказывайте.

– В одной старинной книге я видел рисунок застежки в виде головы дракона. И точно такой же дракон есть на поясе Морады. В книге говорилось, что нужно просто нажать дракону на голову.

Надежда на избавление мелькнула и снова пропала.

– Я нажимала ему на голову, чтобы застегнуть. На открывание это не работает. Жаль, если придется распиливать этот пояс.

Как я и ожидала, Всеволод уставился на меня как на человека, который собирается совершить самоубийство.

– Я бы вам этого не советовал.

– Это почему?

– Потому что плохо кончали даже те, кто просто трогал пояс Жрицы, и я даже представить боюсь, что ждет того, кто решится распилить этот пояс.

Слегка потревожив мужское воображение, я добилась лишь одного. Мне стало понятно, что пояс этот представляет собой ценность только в целом виде. И почему этот звездочет так вцепился в пояс? И что ждет меня, как только я сниму или с меня снимут эту тяжелую находку?

– Вы говорили, что хотите отвести меня к Мораде. Зачем?

– Чтобы она помогла вам.

Я не верила ему. Что-то в его словах настораживало меня, но что именно, мне было непонятно. Я осмотрелась. В доме был обычный ремонтный беспорядок. Нераспакованная мебель, неприбранная детская, не повешенные шторы, в общем слишком много всяких «не». Но почему-то мне нравился этот дом, где даже Данил был беспричинно счастлив. Как путник, который обрел последнее прибежище. И в то же время от всего, что окружало дом, исходила необъяснимая тревога, которая нарастала с каждым часом. И с каждым часом во мне крепла уверенность, что сегодня я уйду из этого дома навсегда.

Оставив гостя допивать чай, я вышла на улицу. Сообразительный кот поспешил за мной, не давая шагу ступить. Немного подумав, я взяла кота на руки и отнесла в машину. Потом вернулась в дом, собрала дорожную сумку и попросила Всеволода поторопиться.

– Вы были правы. Будет дождь. Я хочу вернуться в город, пока дождь не размыл дороги.

Всеволод удивился:

– В город?

Заперев дом, я бросила сумку в машину и пешком направилась к горе. Я решила обойти гору, чтобы подняться по пологому склону, и пошла через луг к реке, где на повороте сходились вместе гора, дорога и река. Всеволод шел за мной, пытаясь понять, что я задумала.

– Куда вы так спешите?

Я обернулась.

– Я спешу к Мораде. Пока шаман не ушел.

Всеволод попытался остановить меня.

– Я бы не советовал вам встречаться с шаманом.

– Боитесь, что он тоже захочет заполучить пояс?

Мы подошли к подножию горы и начали подниматься. Узкие горные тропки петляли и терялись среди каменных выступов. Я решительно шла вперед, не отдыхая и почти не останавливаясь. Под конец, задыхаясь, я сбавила темп и осмотрелась. С высоты горы открывалась вся долина, где внизу маленькими игрушечными предметами казались моя машина и дом, стоявший чуть поодаль от остальных.

Поднявшись на перевал, где сходились две горы, я присела на камень, чтобы перевести дух.

Мой молчаливый спутник пыхтел поблизости, исподтишка наблюдая за мной. Тучи, которые утром были едва заметны, сейчас налились лиловыми красками, угрожающе нависая над горами. Казалось, до них можно было достать рукой. Я подняла руку вверх, но до тучи не достала. Зато услышала знакомый голос девочки.

– Зачем она пришла сюда?

Второй голос, по всей видимости, мужской, отвечал:

– Она хочет снять пояс. Мы должны ей помочь.

– А как мы поможем ей?

– Ты спросишь у Морады, а потом скажешь нам, что нужно делать.

За выступом горы слышался голос старого шамана, который разговаривал с той самой девочкой, что приходила ко мне ночью. Я поднялась было, чтобы поздороваться, но Всеволод остановил меня. Он приложил палец к губам, показывая, чтобы я сидела тихо и слушала, о чем они будут говорить.

По всей видимости, старый шаман был не в духе.

– Ты сказала ей свое имя?

Девочка кивнула.

– Да, сказала. Она все равно скоро умрет. Так что ничего страшного нет в том, чтобы открыть ей мое имя.

Шаман строго посмотрел на нее и сказал:

– Неважно, что произойдет с человеком. Ты не должна открывать посторонним свое имя. Зная настоящее имя человека, можно им управлять. Ты же не хочешь, чтобы тобой управляли злые люди?

Девочка покачала головой.

– Нет. Злых людей я не люблю. Но она не злая.

– Откуда ты знаешь?!

– Она давала мне шоколад и печенье. И пила со мной чай.

Шаман рассердился:

– Я говорил тебе, чтобы ты оставалась здесь и никуда не уходила!

Девочка заплакала.

– Ночью было холодно! А в доме горел свет… Я только хотела согреться и поесть чего-нибудь…

Всеволод слушал с большим интересом все, что они говорили, но мне не улыбалось сидеть на холодном камне и ждать, чем закончится их беседа. Я поднялась и направилась туда, откуда раздавались голоса. Выйдя из-за выступа, я оказалась лицом к лицу со старым шаманом.

– Здравствуй, Фу Хао. И вы тоже здравствуйте.

Шаман поджал губы и ничего не ответил на мое приветствие.

Фу Хао улыбнулась.

– Морада сказала, что ты придешь. Она ждет тебя.

Необычная маленькая процессия двигалась по самой вершине горы по направлению к амфитеатру. Ветер стих, и это было затишьем перед бурей.

Пройдя узкую расщелину между скалами, мы спустились к каменным скамьям, вырубленным в горе полукругом. В центре небольшой, открытой всем ветрам площадки виднелось темное пятно от костра. Возле него, держась рукой за выступ скамьи, стояла женщина лет сорока в темно-красном плаще, расшитом речным жемчугом. Я посмотрела ей в глаза и замерла. Такой бездонной пустоты я еще не видела в своей жизни. Что же надо было сделать с человеком, чтобы уничтожить в нем все живое и даже следов не оставить?!

Морада показала нам рукой на скамью, и мы расселись как можно дальше друг от друга. Она обвела глазами нашу странную компанию и усмехнулась:

– Я вижу, только один человек здесь не по своей воле.

Шаман прищурился и сказал:

– Так пусть идет себе с миром.

Всеволод запротестовал.

– И отдаст тебе пояс?

Шаман строго посмотрел на егеря и важно сказал:

– Я старше тебя, а потому опытнее. Ты еще только начинаешь, и твой ие-кыла пока не имеет силы.

– Ты сам сказал, что я моложе, а потому сильнее тебя, старый Лис.

– Сильнее меня только Белый Тигр.

Егерь рассмеялся.

– А кто же я, по-твоему? Ты даже не смог распознать меня!

Глаза шамана округлились, и в них отразился ужас.

– Я видел того Тигра! Ты не Белый Тигр!

Всеволод вздохнул.

– Я и не сказал, что я Белый Тигр. Тигр пришел из тайги. Ты держишь за хвост своего Тигра.

Шаман посмотрел на девочку, забравшуюся с ногами на каменную скамью, и простонал.

– Я сам привел сюда Тигра! Но кто же ты?

– Я Черный Ворон, что сидит у тебя на заборе, когда ты варишь свою пищу. Я знаю все, что происходит не только у тебя во дворе, но и в твоей голове, шаман.

– И что же происходит в ней, может, скажешь?

Егерь хитро улыбнулся.

– Скажу. Тебе нельзя оставлять пояс себе. Это все равно, что отдать Лиса на съедение Тигру.

– Почему это?

– Тигр не побрезгует и сожрет тебя, как только окрепнет, ты сам это знаешь. Твои ие-кыла не устоят перед ним…

Старик замолчал. И пока он обдумывал слова Черного Ворона, я смотрела на Мораду. Она стояла на самом краю обрыва и слушала, как люди решают ее судьбу. Так было всегда. Все использовали ее силу, нимало не заботясь о ней самой.

Осторожно, чтобы не привлекать внимание спорящих мужчин, я нащупала под рубашкой пояс. Морада словно услышала мои мысли и не отрываясь смотрела на меня. Я перебирала звено за звеном, медленно передвигая их, пока под моими пальцами не оказалось что-то весьма колючее на ощупь. От неожиданности я чуть не вскрикнула. Отдернув палец, я посмотрела на Мораду. Она чуть заметно кивнула. Осторожно, стараясь не пораниться, я надавила на игольчатые выступы. Внутри что-то тихо щелкнуло, и пояс ослаб. Хорошо, что я сидела, так что под ветровкой не было видно, что пояс расстегнут и лежит у меня на коленях.

Увлекшись своими переживаниями, я не заметила, что две пары острых глаз зорко следят за мной. Фу Хао взвизгнула и замахала руками, стараясь привлечь внимание шамана:

– Она расстегнула пояс! Забери его скорее!

Оба мужчины подскочили от неожиданности и устремились ко мне. В последний раз я взглянула в бездонные глаза Морады. Я испугалась. Уж если Морада не может справиться с этими двумя, что же будет со мной? Сжав в руке пояс, я увернулась от старика и побежала вниз, к спуску. Егерь бросился мне наперерез, выбирая тропинки покруче, чтобы перехватить меня внизу. Не было времени осмотреться как следует, я помнила только, что справа от меня каменоломня и соваться туда не стоит. Сверху путь преграждал шаман, а внизу поджидал егерь. Я оказалась между двух зол и теперь не знала, куда бежать. Осторожно ступая по обрывистой неровной тропинке, я старалась перейти обвал, образовавшийся из-за дождей и еще не заросший травой и кустарником. Сверху закричал ребенок, я оступилась, и земля стала уходить у меня из-под ног. Хватаясь руками за воздух и раздирая себе кожу об острые камни, я падала вниз.

Мне повезло, что вода намыла немного земли и глины с горы, и я со всей дури упала не на голые камни, а в земляную вязкую лужу. С трудом передвигая ноги, я поднялась и осмотрелась. Серебряный пояс был все еще у меня в руках, а рядом, через дорогу, была река. Где-то сверху, на горе, стоял егерь, но я не слышала, что он кричал мне. Я быстро поднялась и побежала к реке, которая в этом месте поворачивала и разделялась на два рукава. Один поток был стремительно-звонким, потому что бежал по камням, а другой, что уходил в небольшое болотце, весь зарос мхом по краям. Он плавно, почти не двигаясь, нес свои черные воды. Я наклонилась над холодной водой и разжала руку. Пояс Морады медленно тонкой змейкой исчезал под водой. В то самое мгновение, когда последнее звено скрылось из виду, Морада исчезла. Шаман обежал гору в поисках жрицы, но все напрасно. Морады нигде не было. Он спустился вниз вместе с Фу Хао и подошел ко мне. Руки его дрожали от гнева и обиды.

– Глупая женщина! Что ты наделала?

У меня из глаз потекли слезы.

– Вам всем не дает покоя ее власть над будущим? Чего же вы все так боитесь?

Шаман прищурился:

– А ты что, не боишься?

Я покачала головой.

– Нет. Сегодня я свой страх израсходовала. Чем же ты хочешь напугать меня?

Шаман не слышал меня, он бормотал что-то себе под нос. Потом плюнул на землю возле меня и сказал:

– Ты сама выбрала воду! До дома ты сегодня не доедешь!

Я вытерла глаза, показала рукой на улыбающуюся рядом девочку и сказала:

– Посмотри на нее, шаман! Ты в злости уже израсходовал часть своей силы. Чем меньше у тебя сил, тем больше сил у Белого Тигра! Берегись, шаман.

Я отмыла в реке лицо и руки и пошла к машине, оставив шамана с девочкой стоять на берегу. Кот спал в машине, создавая иллюзию мирной жизни. Быстро переодевшись, я, не заходя в дом, села в машину и выехала на грунтовую дорогу.

62

Сотовый весело затренькал, и я была рада знакомой мелодии.

Звонила Алка. Быстро отчитавшись за детей, она сказала:

– Скажи Данилу, что он срочно нужен в городе!

Подруга не стала по телефону рассказывать подробности, однако по ее тону было ясно, что лучше сделать, как она сказала.

Десяти минут мне хватило, чтобы доехать до юрт, где собрались бизнесмены-патриоты. Занятия у них, по всей видимости, закончились, и теперь большие и маленькие руководители предавались безмятежному отдыху на природе. Я поискала глазами Данила. Он сидел в раскладном походном кресле рядом с Олегом, владельцем сети супермаркетов. Я не стала допытываться, какие причины привели сюда мужчину, у которого, казалось бы, все в порядке. Мне жаль было нарушать их безмятежное спокойствие и послеобеденную неторопливость. Я тихо подошла и встала за креслом Данила. Наверное, сегодня в воздухе витала необъяснимая тревога, потому что даже мужчины рассуждали не о вечных истинах или футболе. Данил, немного комкая слова, признавался собеседнику:

– До сих пор не могу понять, что я тут делаю.

– Наверное, то же, что и я.

– Вы тоже спасаетесь от своих страхов?

Олег улыбнулся.

– Мы с вами за многое в ответе, и прежде всего за успех. Неудач нам не прощают. Вот и стараемся никого не разочаровывать, особенно своих близких.

Мужчины замолчали, и я решила, что теперь самое время обнаружить свое присутствие.

– Здравствуй, Олег. Данил, если вы здесь закончили, самое время ехать.

Оба как по команде обернулись и уставились на меня. Данил первым выразил свое неудовольствие:

– И давно ты здесь?

Я пожала плечами.

– Достаточно, чтобы понять, что вы тоже люди.

Данил проворчал:

– Слушай, у нас вроде нет огорода, а ты как после полевых работ.

Я оглядела себя, но ничего примечательного не нашла. Обычные джинсы, футболка, спортивные туфли и пара-тройка синяков на руках. Данил, чтобы упростить мне поиски ненадлежаще оформленных мест, взял мою руку и показал на ногти, которые я не смогла быстро отмыть от грязи. Я отдернула руку.

– Не придирайся!

Данил поднял глаза повыше и присвистнул:

– А синяки откуда?

Я огрызнулась:

– Упала с крыши.

Олег вежливо оставил нас препираться, и теперь любопытство моего мужа ничто не сдерживало.

– Что ты делала на крыше?

– Не бойся, крыша в порядке. Поехали?

Данил нехотя поднялся и побрел к своей юрте упаковываться. Не прошло и получаса, как мой медлительный муж собрался и снова принялся ворчать:

– Придется ехать на двух машинах?

Я не стала отвечать на этот риторический вопрос. Данил достал телефон и попытался пристроить машину у своего друга-археолога, который часто выручал его по всяким житейским вопросам.

– Здравствуй, Леонид. Моя жена решила съездить в город кофе выпить. Вернемся через пару дней. Приютишь мою машину?

Час ушел на то, чтобы доехать до Леонида и разнять мужчин, зацепившихся языками за важные мировые проблемы, которые им приходится решать каждый день. Так что Самка Кита выехала на трассу только часам к четырем. Впереди у нас было восемь часов дороги по хакасским степям и горным северным серпантинам…

63

Тяжелые капли дождя стучали с нарастающей силой. Не спасали даже противотуманки внедорожника. Я в первый раз попала на этой машине в такой дождь и еще не знала про одну ее особенность. Когда Самка Кита въезжала в глубокую лужу, она гребла из-под себя волну и поднимала ее себе на капот и выше, на лобовое стекло, так что видимость в эти моменты была нулевая.

Дождевые потоки стекали с горных дорог, покрывая их водяной гладью. Машину слегка заносило, но пятиметровый двухтонный монстр пока справлялся. Приходилось часто меняться, потому что больше часа невозможно было сосредоточенно объезжать бесконечные лужи на дороге. Мы тащились с черепашьей скоростью, и я даже представить себе не могла, сколько часов все это может занять. Данил нервничал, но старался слишком много не ворчать. Его телефон звонил каждый раз, когда мы попадали в зону доступа ближайшей вышки связи. Недостроенная дача за шестьсот километров от города начинала меня раздражать.

В последний раз, когда связь наладилась, звонила Алка. Даже мне за рулем было слышно, что подруга нервничает.

– Данил, куда ты все время пропадаешь?

Муж постарался сохранять остатки спокойствия.

– Мы высоко едем или низко летим в грозовых облаках. Видимость и связь плохие.

Алка снова забила тревогу:

– Час от часу не легче. Значит, дома будете только ночью?

– Если не переночуем где-нибудь в мотеле. А то и завтра утром.

Алка не унималась:

– Залесный, взрослый ты уже в мотелях ночевать! Домой езжай!

– А почему такая спешка?

– Е[отому что мне тут шепнули на ушко, что Денис Слуцкий решил привезти свою пассию Олесю к тебе на дачу. Раз не получилось свалить на тебя труп невесты в городе, так он, зараза, решил с доставкой на дом.

Данила, казалось, эти новости ничуть не удивили.

– Я так понимаю, Алочка, что мне теперь надо засветиться где-нибудь на ближайшем посту ГАИ?

– Правильно понимаешь. Я со своей стороны попробую обеспечить ему проверку на Новоселовском посту, который перед границей с Хакасией.

Данил удивился:

– Зачем тебе его проверять?

– Нужны дата и фиксированное время с его подписью, когда он проезжал пост со своей пассией по дороге к тебе.

Мне совсем не улыбалось, чтобы кто-нибудь, пусть даже из самых лучших побуждений, привозил бы трупы мне на дачу, а тем более убивал в моем доме людей.

Я нервничала, и ненагруженный кузов пикапа заносило на поворотах. Машину с трудом удавалось удерживать на скользкой дороге.

64

Стемнело. Встречные фары слепили, отражаясь в потоках воды. КамАЗы-смертники проносились с немыслимой скоростью, обгоняя незадачливых водителей импортных средств передвижения. Пройдя несколько опасных участков, Данил начал притормаживать.

– Меняемся?

Я согласилась. Для меня ехать пассажиром возле водителя – испытание более тяжкое, чем вести грузовик ночью по опасной дороге. Обогнав на подъеме фуру с прицепом, я начала осторожно спускать машину с горы. Дорога резко шла вниз и поворачивала направо. Перед самым поворотом я почувствовала, что машину как-то странно ведет. Пустой кузов Самки Кита занесло резко влево, я попыталась вывернуть руль и вылетела на встречную. Хорошо, что идущая навстречу Toyota прибавила газу и пролетела передо мной прежде, чем я со всей дури ударилась о бетонное заграждение. Дальше про управление двухтонной машиной, летящей вниз с обрыва, можно было забыть. Мне еще повезло, что я въехала в огромный щит с указаниями, где находятся город Абакан и другие населенные пункты. От удара металлическая конструкция сложилась пополам, опорные трубы щита лопнули, и он рухнул мне на капот. Это немного погасило скорость. Машину в очередной раз развернуло, и, уже падая вниз, я срезала рамой верстовой столб. Данил, до этого момента сидевший как парализованный, быстро сгреб меня в охапку и постарался пригнуть мне голову так, чтобы я оказалась ниже уровня лобового стекла.

Мой мозг начал быстро обрабатывать поступающую информацию – я вдруг ясно увидела перед собой ров с водой и вспомнила слова шамана: «Ты сама выбрала воду! До дома ты сегодня не доедешь!». Я отчетливо понимала: если мы туда попадем, то уже не выберемся. Я постаралась нащупать педаль газа, вдавила что было сил и резко повернула руль вправо.

Машина, несмотря на скользкую грязь, повернула и, дав круг, остановилась метрах в четырех от напитавшейся дождями грязной степной реки. Двигатель заглох.

Я высвободилась из крепких рук Данила и открыла дверь. В грязь упал какой-то металлический предмет, но поднять его у меня не было сил.

Студеный ночной воздух ворвался в кабину, и дождь мягко шлепал теперь по обивке сиденья.

Я вставила ключ в зажигание и повернула. Двигатель заработал, но бортовой компьютер показывал, что система повреждена. Я усмехнулась:

– Без тебя знаю, что поврежден. Но если ехать километров сорок в час, то, может, пусть себе работает. Надо отсюда выбираться.

Данил резко осадил меня:

– Вылезай! Можешь погулять, если хочешь.

Я накинула куртку и спустила ноги на землю. Дождь стихал, и в воздухе парила ночная влага. Я закрыла дверцу машины, оставив мужа разбираться с ближайшими постами милиции и страховыми компаниями, и пошла к воде. Руки мои дрожали, а по лицу стекали струйки дождя, которые у меня просто не было сил вытирать. От страха и всего пережитого за этот долгий день я заплакала. Слезы мешались с дождем и стекали вниз под куртку. Сделав над собой усилие, я нашла в кармане упаковку носовых платков и вытерла лицо. Бросив использованный платок в воду, я всматривалась в темноту реки, провожая взглядом белый комок моих слез. Мне показалось, что до моей руки кто-то дотронулся. От неожиданности я вздрогнула и обернулась. Прямо передо мной стояла Морада. Наверное, я теперь являла собой зрелище гораздо более печальное, чем она сегодня утром на горе. По крайней мере, мне показалось, что в глазах ее уже нет такой вселенской тоски.

– Я рада, что ты здесь, Морада. Это ведь ты помогла мне?

– Помогла?

– Ты не дала мне упасть с обрыва в реку?

Морада кивнула.

– Не дала. Жизнь для человека – единственное, что имеет значение.

Я снова заплакала, и постепенно стал рассасываться комок страха, который держал меня за горло.

– Шаман сказал утром, что я не доеду домой. И еще что-то про воду.

Морада улыбнулась.

– Он ведь не уточнил про воду. Посмотри вокруг. Кругом вода. Ты вся в воде. И домой ты сегодня не доедешь. Завтра доедешь…

Морада исчезла, и я вдруг осознала, что беспричинно счастлива. Попробовав пройтись, я поняла, что с трудом передвигаюсь. Отыскав камень побольше, я с удовольствием уселась и вытянула ноги перед собой. Сидя на большом камне у воды, я рассматривала мокрые грязные туфли и вспоминала недавний разговор с Алкой. Решение пришло само собой, когда я поняла, что есть человек, который мне кое-что должен. И он позаботится, чтобы мой дом был чист. Я достала телефон и набрала Всеволода. Я, по всей видимости, разбудила его, потому что отвечал он весьма неохотно.

– И что ж вам не спится в такой дождь и в такое позднее время?

– Хочу напомнить вам, что вы мой должник.

Всеволод был явно озадачен.

– Что привело вас к такой странной мысли?

Я решительно стояла на своем.

– Сегодня вы думали потягаться силами со старым шаманом, что было весьма неразумно с вашей стороны. Если бы вы начали битву, то не продержались бы и часа. И сегодня вечером ваши братья вороны уже доклевывали бы ваши останки.

Всеволод молчал. Я говорила быстро, стараясь донести до его сознания простую мысль.

– Считайте, что я сохранила вам жизнь. А теперь хочу, чтобы вы оказали мне одну услугу.

– Какую?

– Возьмите собаку и покараульте сегодня и завтра мой дом. Ключи возьмите у Леонида, Данил обычно оставляет ему комплект на всякий случай.

Всеволод удивился:

– Караулить пустой дом?

– Сегодня или завтра туда могут нагрянуть весьма нежелательные гости. Важно, чтобы их не было в моем доме.

– Надеюсь, это не духи?

– Нет, вполне телесные существа. Наверное, можно назвать их людьми.

Всеволода позабавило мое определение, и он стал податливее.

– Это не слишком бестактно – будить Леонида в такое время?

– Считайте это крайними обстоятельствами. И чем быстрее вы доедете туда, тем лучше.

Минут через двадцать Всеволод отзвонился.

– Сижу у вас на крыльце. Пью чай и поджидаю ваших телесных существ.

Я улыбнулась.

– Спасибо. Звоните, если что…

Я посмотрела на машину, которая стояла прямо под обрывом дороги. Обрыв был, слава богу, небольшой. Так что если этот внедорожник еще ездит, сможет выбраться сам. Муж включил все лампы в кабине, разбирался с какими-то бумажками и куда-то звонил. Я начала замерзать и вернулась к машине. Данил открыл мне дверь и спросил:

– Ты случайно не знаешь, где мы? Я дозвонился до страховой. Они передадут нас ближайшему посту, только надо поточнее выяснить место.

Я отошла от машины и огляделась. Дождь перестал, и над степью повисла огромных размеров луна. Чуть поодаль от нас, можно сказать, лицом вниз, лежал дорожный знак, который мы срезали при падении. Я подняла его и удивилась. На синем фоне белели цифры «303».

Данил рассмеялся:

– Да, точнее не бывает.

Муж продиктовал кому-то в телефон, что мы стоим на триста третьем километре трассы М-54. Потом было бесконечное, как мне показалось, ожидание, пока приедет какой-нибудь местный экипаж ГИБДД, составит все, что он должен там составлять, и мы сможем двинуться дальше. Очень хотелось спать, было холодно и как-то неуютно от сырости среди промозглой бесконечной степи.

Только через три часа, когда все формальности закончились, Данил осторожно вывел машину на ровное место и, включив все функции, какие там только были для доставания внедорожника из засады, выехал, вернее, вылетел на трассу. Машина ехала сама, и это было главное. Меняясь через каждые полчаса, мы медленно ползли на аварийке. До города нам оставалось километров четыреста…

65

Утром дома собралась невеселая компания. Дети что-то делили меж собой, не выходя из своей комнаты, Данил с юристом и секретарем заперлись в кабинете, а мы с Алкой, как всегда, заняли места потеплее на кухне. Я сварила кофе. Разливая по чашкам ароматную жидкость, я спросила:

– Как тебе алиби? Пять часов общения с органами правопорядка при луне.

Алка прыснула со смеха.

– Я просила засветиться, а не оформляться всю ночь. Но так даже лучше. Слуцкий в истерике.

Данил на удивление быстро отпустил помощников и теперь сидел рядом, отхлебывал из моей чашки и делал вид, что не замечает моего неудовольствия.

– А откуда ты узнала про Слуцкого?

Алка загадочно улыбнулась.

– Моя домработница Маргарита Семеновна ходит к тому же парикмахеру, что и домработница Слуцкого. Так что мне теперь известно все, что происходит в доме у Дениса Валерьевича.

Данил перестал покушаться на мой кофе и уставился на Алку.

– Вот и заводи нынче домработниц.

Алка кокетливо пожала плечами и потянулась за сигаретой. Курить на кухне я разрешала только ей, остальные пускали дым на балконе. Пользуясь своей привилегией, она поддразнивала Данила:

– Тогда уж и секретарей заводить не стоит.

Муж возмутился:

– Это почему?

– А ты сам подумай.

Данил нахмурился, потом неожиданно развеселился:

– Да, лучше уж секретаршу И что нам поведала домработница Дениса?

– Что господин Слуцкий приехал утром чуть живой, дал ей расчет и стал собираться.

Я мысленно поблагодарила Всеволода. Значит, Денису Валерьевичу пришлось убираться куда подальше. Вот он и вернулся домой. Как там говорилось в пословице – для бешеной собаки семь верст не круг? Круги ему теперь приходится нарезать большие.

Данил продолжал допытываться:

– Собираться? Куда же он собрался?

– Думаю, что в теплые края. Где его не сразу достанет господин Трофимов.

Я не выдержала и тоже постаралась удовлетворить любопытство:

– А как же его пассия, кажется, Олеся?

– Олесю он взял с собой. Ее здесь нельзя теперь оставлять. Слишком ценный свидетель.

Я по-женски пожалела Олесю. Она хоть и глупая, но не стерва.

Данил ушел приводить в порядок бумаги компании, мы с Алкой остались одни. Я чувствовала, что подруга что-то не договаривает. И начала разведку.

– Скажи, это ведь ты постаралась, чтобы Данил уехал на семинар?

Алка играла в несознанку.

– Если ты заметила, то туда поехал не только Данил. Еще пара десятков таких же, как он.

– Не морочь мне голову. Я знаю, что у тебя с Садыковым хорошие отношения.

Алка поставила пустую чашку в мойку и оперлась обеими руками о стол.

– Не просто хорошие! Замечательные! Только он смог заставить твоего Залесного в разгар китайского кризиса уехать, пока весь этот пазл не сложится.

– Как сложится?

– Самым лучшим для него образом!

Я вытащила из Алкиной пачки сигарету и тоже закурила. Рейдеры, банки, глупые молоденькие модели, поиски топ-менеджеров, домработницы и шаманы – все закрутилось передо мной в синеватом облаке сигареты. Я скосила глаза на Алку:

– У тебя сигареты без дури?

Алка уселась рядом.

– Это у тебя в голове много дури. А сигареты обычные. Приятель из Афганистана угостил.

Мы посмотрели друг на друга и расхохотались.

Дети перестали кричать и теперь бегали за мячом наперегонки с котом. Муж что-то кричал им из кабинета, а мы с Алкой снова пили кофе. Простая теплая жизнь, которая могла прерваться в любой момент за эту первую неделю июля, потихоньку налаживалась. И еще так много лета было впереди. И теплой жизни. Ведь только она имеет значение…

Примечания

1

Схема на сайте

(обратно)

2

(обратно)

Оглавление

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

27

28

29

30

31

32

33

34

35

36

37

38

39

40

41

42

43

44

45

46

47

48

49

50

51

52

53

54

55

56

57

58

59

60

61

62

63

64

65 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg