Кейт Сигел Моя чокнутая еврейская мама
Kate Siegel
MOTHER, CAN YOU NOT?
AND YOU THOUGHT YOUR MOM WAS NUTS…
Copyright © 2016 by Business Beagle Productions, Inc.
All rights reserved
Издание подготовлено при участии издательства «Азбука».
© О. Александрова, перевод, 2016
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2016
Издательство Иностранка®
* * *
Посвящается маме и папе
Дорогой юрисконсульт, оценивающий эту книгу!
1. Мне жаль.
Должно быть, когда вы взялись за эту работу – оценивать рукописи для «Макмиллан», – то рассчитывали, что будете иметь дело с книгами выдающихся людей, таких как Нельсон Мандела и Дон Делилло. И вы, естественно, не подписывались на то, чтобы читать про влагалище моей мамы. И я заранее прошу у вас прощения.
2. Мне очень жаль.
Возможно, вас будет шокировать обилие убийственных ситуаций, в которые моя мама долгие годы ставила себя (и меня заодно). Чтобы не обидеть (и избежать судебного преследования) непричастных к делу третьих лиц, которые появляются в моей книге, я изменила их имена и мелкие детали, способствующие идентификации. Черт, в некоторых историях я сама с удовольствием появилась бы под чужим именем! Например, сделала вид, будто это вовсе не я, а моя сестра причастна к похищению маминой кошки. Но у меня, увы, нет сестры.
3. Мне очень, очень, очень жаль.
Уточнение в пункте два невольно делает меня метафорическим слоном в посудной лавке: у мамы было несколько незначительных столкновений с законом. И о некоторых из них я написала в своей книге! Однако я провела предварительно тщательное расследование, поскольку в принципе не хочу (за редкими исключениями), чтобы маму посадили в тюрьму, и надеюсь, что срок давности по преступлениям, описанным в моих рассказах, уже истек. Но так как из нас двоих дипломированный юрист – именно вы, то я полностью на вас рассчитываю!
С искренним раскаянием,Кейт СигелВведение
Когда моей маме было двадцать пять, она переехала в Лос-Анджелес осуществить свою мечту – стать режиссером на телевидении. Она рванула в Голливуд, не имея водительских прав, работы и крыши над головой, если не считать гаража в Западном Голливуде без туалета, водопровода и отопления. Но она добилась успеха, ее даже номинировали на «Эмми», однако в начале творческого пути у мамы в кармане было пусто и, чтобы платить за жилье, ей пришлось писать сценарии для порнофильмов. Когда ее спрашивали об этом периоде жизни, она с гордостью говорила: «Ох, дорогуша, это был сказочный сон! Ну и что с того, что я написала парочку сценариев для порно? У нищих слуг нет. И все равно было весело!»
Кстати, если у кого-нибудь, кто меня сейчас читает, есть порнофильм конца 1970-х под названием «Бионический прибор», пожалуйста, пришлите мне имейл по адресу: crazyjewishmom@gmail.com. Мама забыла свой «порнушный псевдоним», так что в титрах она может значиться как Ким Фридман или (если мои догадки верны) как второе «я» ее супергероя: Кастратор.
Учитывая первые мамины шаги по карьерной лестнице, я предполагала получить положительный ответ на предложение реализовать совершенно безумный проект: поделиться с читателями нашей сугубо личной перепиской по Интернету.
Здесь мне непременно следует указать, что мама буквально засыпает меня сообщениями. Реально засыпает сообщениями. Без шуток. Я считала. В среднем 111 штук в день.
Правда, принимая во внимание содержание этих сообщений, я немного засомневалась, следует ли предавать их широкой огласке.
Ее реакцией на мое предложение было: «ПОПРОБУЙ! Конечно, я предпочла бы, чтобы ты создала какую-нибудь компьютерную программу и стала бы миллиардером Марком Цукербергом, только с яичниками, но ты ведь меня явно разыгрываешь?! Чего ты боишься?! Попробуй хоть что-нибудь! Ты ведь не становишься моложе». И с таким вот маминым «напутствием» я начала постить скриншоты наших разговоров в Instagram.
И я сразу же горько пожалела о своем решении: «ГОСПОДИ БОЖЕ МОЙ, ЧТО ЖЕ Я НАДЕЛАЛА?! НУ РАЗВЕ ХОТЬ КТО-НИБУДЬ СМОЖЕТ ВОСПРИНИМАТЬ МЕНЯ ВСЕРЬЕЗ, ЕСЛИ ВСЕ БУДУТ ЗНАТЬ, ЧТО МАМА КАЖДЫЙ ДЕНЬ ШЛЕТ МНЕ НАПОМИНАНИЯ ОБ УПРАЖНЕНИЯХ КЕГЕЛЯ И ВООБЩЕ МОЖЕТ В ПРИНЦИПЕ МНОГО ЧЕГО РАССКАЗАТЬ О ФАЛЛОИМИТАТОРАХ И МОЕЙ ВАГИНЕ?!» Выставить напоказ свою личную жизнь оказалось слишком крутым поворотом, и первые несколько недель мне было страшно выходить из квартиры. А что, если сейчас босс босса моего босса пялится на меня именно из-за вчерашнего вагинального поста? Хотя, скорее всего, нет, так как он даже не знает моего имени. И чего это работник химчистки так ухмыляется? Это из-за пятна от соевого соуса на блейзере или он таки прочел наш сегодняшний разговор насчет интимной эпиляции у моего парня?
После нескольких месяцев привыкания к тому факту, что весь объем информации о моем влагалище стал достоянием широкой общественности, я просто смирилась и приспособилась к такой публичности. Эй, раз уж мой дантист-гигиенист уже наслышан о сексуально направленном любопытстве моей мамочки, то чем незнакомцы из Айовы хуже?! Итак, когда редактор по имени Морган Шанахан связался со мной по поводу статьи на тему @CrazyJewishMom для BuzzFeed, я подумала, какого черта, почему бы и нет?
В тот уик-энд мы с моим парнем гостили в доме моих родителей, и всей семьей отправились на ланч в занюханный вьетнамский ресторанчик, который нравился нам с папой.
К несчастью, ресторанчик расположен в задней части азиатского супермаркета, где воняет, как в заднице у кита. Когда мы сели за столик, мама сморщила нос.
– Фу, какое отвратное место! – Она повернулась к моему папе. – Эй, Майкл, может, завтра сводишь меня пообедать в биотуалет? Я видела на строительной площадке неподалеку вполне себе ничего такой. Симпатичненький.
Я вытащила телефон проверить Instagram, бросив папу на произвол судьбы. Тысячи новых фолловеров высветились на экране. Я снова обновила информацию – вот нате вам: еще одна сотня, причем меньше чем за секунду!
– Джон, посмотри! – схватила я за руку своего парня.
– Кейт, сейчас же выключи! – сверкнула на меня глазами мама. – Нет, погоди. – Она потянулась к моему телефону, но я подняла его вверх. – Нет, я серьезно. Погоди. Это уже вирус.
В пятидесятый раз за сегодняшний день я зашла на BuzzFeed, и мое интервью наконец-то появилось!
– Боже мой! – Тысячи новых фолловеров, и у меня затрепетало сердце. – Боже мой! М… меня сейчас стошнит!
Возможно, свою роковую роль действительно сыграла задница кита, но я пулей вылетела из-за стола, ринулась в туалет и вывернула все содержимое желудка, а возможно, и тонкой кишки в унитаз.
– Вот видишь, Майкл?! – Мама хлопнула папу по плечу, когда я вернулась к столу. – Ты водишь нас по таким местам, где мы можем отравиться и умереть.
Заметьте: мы еще даже не приступили к еде. Папа и Джон озабоченно посмотрели на меня.
– Я в порядке, в порядке. В BuzzFeed поместили статью о моем аккаунте в Instagram. По-моему, она стала вирулентной.
– А что такое BuzzFeed? – заинтересовался папа.
– Ты имеешь в виду свой блог? – Мама достала из сумки влажные салфетки. – Так это хорошо, да? Оттого-то и вся эта история с рвотой, да?
Да, первые пять месяцев она называла мой аккаунт в Instagram блогом. Теперь она упоминает о нем как «Kate’s Instagram App», а с учетом моего недавнего повышения до CEO Instagram я хотела бы получить опцион на покупку акций.
– Мама, дай мне, пожалуйста, свой телефон, – улыбнулась я. – Я должна подписать тебя на аккаунт в Instagram, чтобы ты могла видеть все сообщения, которыми я обмениваюсь.
– А с какой стати мне их смотреть? – Она брезгливо взяла палочки для еды и принялась протирать их влажной салфеткой. – Это же я их тебе посылаю. Если мне захочется на них взглянуть, я проверю свои текстовые сообщения.
– Да, но разве ты не хочешь быть в теме? А что, если я помещу разговор, который тебе не понравится?
– Милая, если я что-то тебе говорю, то именно это и имею в виду. Я даю замечательные советы! Так пусть их прочтет каждый: они помогут и всем остальным. Да и вообще, меня мало колышет мнение других людей. Ведь я это я.
Всего за неделю @CrazyJewishMom стал вирулентным. Число фолловеров моего аккаунта возросло с 13 000 до 300 000 человек, жаждущих узнать, какие еще комические приключения ожидают нас с мамой.
И все же мама была задействована на полную катушку задолго до появления текстовых сообщений или Instagram. Если задать маме вопрос о ее родительском стиле прямо в лоб, ее ответ будет неизменным: «Мама-вертолет? Я вас умоляю! Я мама-дрон!»
Мама зациклилась на моем благополучии уже тогда, когда я еще находилась в ее утробе. Все девять месяцев мама решительно отказывалась пользоваться дезодорантами – «алюминий!» – а кроме того, она по часу в день читала мне Шекспира для лучшего развития плода.
Когда я росла, то ее манипуляции нагляднее всего можно было представить, поместив нас в сериал «Я люблю Люси». Она была Люси, а мне зачастую приходилось играть роль Этель, ее невольной сообщницы.
Однако отношения матери с дочерью – штука сложная. Как дочь, вы должны с уважением относиться к тому факту, что эта женщина выращивала вас внутри себя целых девять месяцев, чтобы потом выдавить вашу задницу размером с арбуз из маленькой, крайне чувствительной дырочки. Дырочки, в которой побывали предметы разве что величиной с польскую колбаску (ну, может, с сардельку, если дама эта – счастливая обладательница вибратора).
Но если оставить в стороне арбузы и влагалища, в мире не найдется ни одного человека, кто знает, где зарыты эмоциональные мины и как обойти все скрытые ловушки. Например, если маме вдруг вздумается задать мне такой вопрос: «Кейт, а почему ты не носишь эту чудную зеленую юбочку? Она еще жива? Ты в ней смотришься просто отлично!» Звучит вроде бы вполне безобидно. Поэтому, когда я взрываюсь и выдаю: «МАМА, ЗАТКНИСЬ! ТОЛЬКО НЕ НАЧИНАЙ, ХОРОШО?! ОСТАВЬ МЕНЯ В ПОКОЕ!» – стороннему наблюдателю это может показаться несколько странным. Причем мама неизменно реагирует на мою вспышку с хорошо разыгранным недоумением: «А что тут такого? Я всего-навсего спросила тебя про юбку, которая тебе нравилась! В чем проблема?»
Проблема(ы):
1. Юбка, о которой идет речь, была куплена в 2003 году и последний раз налезала на меня, когда я училась в десятом классе.
2. Оная юбка никуда не делась! Она преспокойненько висит себе в мамином шкафу, потому что в том случае, если мама не делает большие глаза по поводу моей неадекватной реакции на вопрос о зеленой юбке, она иногда говорит: «Когда-нибудь эта юбка снова станет тебе впору».
Поэтому, когда мама спрашивает: «Кейт, а почему ты не носишь эту чудную зеленую юбочку?» – я слышу: Кейт, ты растолстела. Срочно займись фитнесом, жирная корова, и она это знает. И аналогично, так как, насколько мне известно, мама переживает по поводу своего (огромного) бюста, когда я говорю: «Мама, почему бы тебе не сходить в „Виктория сикрет“? Тебе же нравятся их бюстгальтеры!» – то знаю, что она слышит: ХА-ХА! «Виктория сикрет» не выпускает лифчики на широких лямках, способных удержать эти огромные бидоны для молока!
Если вы достаточно близки со своей мамой, то у вас волей-неволей возникает нечто вроде тайного языка, понятного только вам двоим. Этот язык способен наделить любую самую обычную вещь скрытым смыслом, достаточно взрывоопасным, чтобы вызвать с помощью одного-единственного слова приступ глухой ярости. Например, слова «юбка».
Правда, тайный язык используется не только для скрытых оскорблений. Бросив на маму взгляд через стол, я могу понять, что мы обе пытаемся определить, что представляет собой сидящая рядом пара: это папа с дочкой или богатый папик со своей протеже.
Благодаря этому языку я могу молча дать понять: ГОСПОДИ БОЖЕ МОЙ, что за отвратная еда! И как бы сделать так, чтобы спокойно убраться, не съев ни кусочка и не обидев нашего нового соседа? OЙ НЕТ! МЕНЯ СЕЙЧАС СТОШНИТ! И получить мамин молчаливый ответ: Все нормально, у них есть собака. Следуй моему примеру и скармливай ей все маленькими кусочками под столом. Правда, до этого я вполне могла додуматься и своим умом, поскольку собака, о которой шла речь, была раскормлена до безобразия.
Именно наш тайный язык позволяет нам лаяться из-за дурацкой зеленой юбки, совсем как Мел Гибсон – с раввинами, и в то же время знать, что в трудную минуту мы сможем лечь ради друг друга на рельсы, а если понадобится, даже отказаться от утягивающего белья.
Язык этот, безусловно, свидетельствует о том, насколько мы с мамой близки, поскольку подобного уровня понимания невозможно достичь без взаимной безоговорочной любви. И все же иногда мне хочется ткнуть ее кулаком прямо в яичники.
Это Кейт Элинор Фридман-Сигел, сука
Вот несколько ключевых моментов детальной системы маминых взглядов на мою жизнь:
Карьера: Состоятельный адвокат в сфере индустрии развлечений с дипломом Гарвардской школы права.
Потомство: От двух до четырех внуков, вверенных ее заботам, чтобы развязать мне руки и дать возможность ПОЛУЧИТЬ ВСЕ СРАЗУ! (Она согласна на донора спермы.)
Любовь: Замужем за Марком Цукербергом или, на худой конец, за Опрой Уинфри.
Судя по всему, я, со своими писательскими амбициями, пустой маткой, неспособностью наладить личную жизнь, уж не говоря о том, чтобы выйти замуж за Марка или Опру, стала для мамы нешуточным разочарованием. К счастью, мама понимает, что ее тщательно продуманная фантазия на тему моей идеальной жизни не всегда совпадает с тем, что хочется лично мне или, по крайней мере, является реалистичным с биологической точки зрения. И хотя Опра Уинфри, несомненно, очаровательная женщина, у меня при виде клитора еще ни разу не возникало мысли: Да. Именно об этом я мечтала всю жизнь.
Как и все хорошие родители, мама поддерживает мои начинания. В отличие от большинства родителей, она пойдет на все, за исключением разве что убийства, чтобы помочь мне воплотить свои мечты. Ну а если честно? При определенном стечении обстоятельств можно нарваться на обвинение в особо тяжких преступлениях. Если ты плоть от плоти Ким Фридман, то тебе следует быть уверенной на все сто, что задумка, которой ты с ней поделилась, именно то, о чем ты мечтаешь.
Когда я была подростком, мне хотелось стать поп-звездой. По здравом размышлении, мир звезд не самое подходящее место для человека, который увлекается уроками продвинутого английского и пишет фан-прозу по мотивам сериала «Закон и порядок. Специальный корпус». Так или иначе, я сочинила и записала на компьютере две (реально ужасные) песни в твердом убеждении, что стану второй Бритни Спирс. Текст песни звучал так: «Если я солнце, ты станешь моей луной». Ладно, оставим в стороне стилистику. Думаю, все согласятся, что мое творчество можно было смело назвать новым словом в песенной лирике.
Слава богу, тогда еще не было YouTube, а не то я наверняка выложила бы это позорище в Интернет. Нет, только прикиньте, я вполне могла бы опередить Ребекку Блэк с ее клипом «Пятница»! Хотя моя песня, наверное, получила бы название «Понедельник» в ознаменование конца выходных и моего радостного возбуждения по поводу начала занятий в классе по углубленному изучению истории. (Потому что именно франко-американские отношения в эпоху после Второй мировой войны вдохновили на создание буквально всех шедевров поп-музыки.)
Итак, мои фантазии о том, как стать поп-звездой, на деле оказались опасной иллюзией. И хотя я определенно могла напеть какой-нибудь ерундовый мотивчик из музыкального шоу, я не умела читать по нотам, а танцевала с грацией новорожденного слоненка, пытающегося встать на ноги. Моим коронным номером стал стиль «Спринклер»[1], где все танцевальные па можно было буквально исполнять сидя, но я решительно не могла позволить такой ничтожной помехе, как отсутствие таланта, встать у меня на пути. Впрочем, и моя мама тоже, в связи с чем и родился проект «Поп-звезда»…
И вот после второй недели моей музыкальной карьеры я как-то вечером вернулась домой из школы и обнаружила в гостиной маму, которая чуть ли не плясала от радости.
– Ты не поверишь, что мне удалось сделать!
– Я так понимаю, ты мне скажешь? – Ох уж эти подростки, с их извечной колючестью!
Она ограничилась тем, что выкатила на меня глаза, будучи слишком возбужденной, чтобы по-настоящему разозлиться.
– Я только что говорила по телефону с Аттикусом Кларк-Уильямсом. – Она сделала драматическую паузу, явно ожидая, что я кинусь ее обнимать или зальюсь счастливыми слезами благодарности.
– …Ну хорошо, а кто это такой?
Она всплеснула руками:
– Нет, Кейт, честно говоря, ты меня удивляешь. Собираешься стать музыкантом, а сама ничегошеньки не знаешь об индустрии звукозаписи! Аттикус – лучший из лучших фотограф рок-звезд! – (Неправда.) – Моя подруга Эми утверждает, что он снимал буквально всех! Пола Маккартни, Кристину Агилеру, Брюса Спрингстина! К ТОМУ ЖЕ у него друзья во всех крупных студиях звукозаписи. – (Абсолютная неправда.) – И ты не поверишь. Он согласился сделать твою фотосессию в этот уик-энд, причем за малую долю от своей обычной цены. – (А вот это, как ни печально, оказалось правдой.) – Кейт, это именно то, что надо! Если ему понравится твоя музыка и твоя внешность… он знает абсолютно ВСЕХ! Это твой шанс!
И если бы Аттикус Кларк-Уильямсон (настоящее имя: Джерри Флейшман) действительно оказался профессиональным фотографом, то в его подлинном резюме было бы написано: «Однажды ассистировал „лучшему из лучших фотографу рок-звезд“ для одного фото с Линси Лохан, которая так и не появилась, поскольку была госпитализирована с диагнозом „переутомление“».
– Погоди-ка, фотосессия? Зачем?
– Для обложки твоего демо!
– Но у меня ведь еще даже нет реального демо. Мне нужны еще песни…
Однако маму такие мелочи не слишком заботили. Они с Аттикусом уже разработали скрупулезный план съемок в центре Лос-Анджелеса.
– Это будет потрясающе. Аттикус прав… абсолютно прав! Твое фото будет выгодно отличаться от попсового дерьма, к которому все привыкли. Он собирается передать весь этот взвинченный, опасный центровой дух. Я ужасно взволнована.
А теперь что не так с их идеей:
1. По взвинченности и опасности мои песни можно было сравнить разве что с ларьком для продажи лимонада в охраняемом тихом пригороде. И, положа руку на сердце, именно этого я и хотела. Так как, вообще-то, собиралась стать Бритни Спирс, а не Кортни Лав.
2. В то время некоторые районы центра Лос-Анджелеса были крайне опасными.
Но при всем том какая девочка-подросток не мечтает роскошно провести день, позируя перед камерой? И я, само собой, охотно согласилась. Я представляла себе ветродувы и гримеров, поправляющих мою губную помаду в перерывах между съемками. «Кейт, ты такая естественная! Кейт, ты роскошная девушка! А ну-ка, Бейонсе, посторонись! Идет Кейт Элинор Фридман-Сигел!»
Когда наступил день фотосессии, мама с небывалым энтузиазмом разбудила меня в шесть утра:
– Просыпайся! Просыпайся! Просыпайся! Сегодня день восходящей рок-звезды!
Зараженная ее энтузиазмом, я откинула пуховое одеяло и потрусила к креслу, где мама разложила четыре отобранных для фотосессии наряда.
– По-моему, мне вполне удалось передать дух опасности. А как по-твоему, Кейт?
Один из нарядов представлял собой комбинезон на молнии «Джуси кутюр». Нет-нет! Маме явно не удалось передать дух опасности. Пришлось повозиться с волосами и макияжем, и к моменту выхода из дома я чувствовала себя хорошо, настолько хорошо, что готова была хоть сейчас предложить себя Брэду Питту в качестве третьей жены.
Мы встретились с фотографом на парковке у «Данкин донатс», направо от скоростной трассы I-10. Он был одет в аккуратно порванные джинсы, кожаный жилет прямо на голое тело, на обеих руках – браслеты из бус. Он стоял, картинно облокотившись на винтажный «форд-бронко». Волосы живописно зачесаны набок с помощью геля, которого вполне хватило бы для того, чтобы сохранить прическу на случай ядерного взрыва.
– Ой, а вот и он! Майкл, подъезжай сюда!
Папа, любезно согласившийся стать на весь день нашим водителем, припарковался рядом с «бронко».
Мама выскочила из машины, широко раскинув руки:
– Аттикус! Безумно рада знакомству! Мы ужасно взволнованы!
– Хорошо. А где Кейт?
– ДЕТЕНЫШ! Быстро сюда!
Она махнула мне рукой, чтобы я поспешила, и я, открыв заднюю дверь папиной машины, заковыляла к ним на высоченных каблуках, каких еще в жизни не носила. Аттикус тотчас же принялся щелкать камерой «Никон», болтавшейся в правой руке.
– Хм… Привет. Я – Кейт… Ой, вы что, уже снимаете? А я еще не готова. – Мне всегда хотелось посмотреть, как я получилась на тех первых фотографиях, ведь у меня на голове по-прежнему красовались мамины розовые термобигуди, поэтому, не сомневаюсь, выглядела я классно.
– Ты хочешь искусство или Бритни Спирс?
Если честно, я хотела Бритни Спирс, однако это был явно не тот ответ, который ожидал услышать Аттикус.
– Ой, нет! Просто я не поняла, что мы уже начинаем. И не подготовилась, то есть не улыбалась, не позировала и вообще.
– Искусство не нуждается в позировании. Хочу, чтобы ты была естественной. Хочу почувствовать твои эмоции!
– Возле «Данкин донатс»?
Аттикус тяжело вздохнул. Нет, я решительно не врубалась.
– Ладно, поехали на первое место для съемки. Я уже и так с ног валюсь. Всю ночь снимал в «Рокси». – Он направился к своему фургончику. – А вы, ребята, следуйте за мной на своем авто.
Мы с мамой снова сели к папе в «вольво», и мама с ходу на меня наехала:
– Кейт, кончай выпендриваться! Если он тебе говорит что-то сделать, просто делай – и все! Ты разве не слышала? Он проводил съемки в «Рокси»!! Ты должна произвести на него впечатление! – Мама явно купилась на его понты.
– Я просто не поняла, что мы уже начали! Прости! Когда мы приедем на место, я сделаю все, что он скажет!
Отец послушно следовал за фургончиком, минут пятнадцать вилявшим в потоке транспорта и только потом свернувшим в узкий пустынный переулок в центре Лос-Анджелеса. Наш караван подъехал к брошенному пикапу, ржавевшему рядом с пустыми складами напротив ветхих многоквартирных домов. Когда папа припарковался за Аттикусом, я повернулась к маме:
– Погоди-ка… неужели здесь? Это и есть место съемки?!
– Ой, да расслабься ты! Все в порядке. У меня с собой перцовый баллончик.
Мама выпрыгнула из машины и остановилась возле Аттикуса, который уже начал руками, очень показушно, выставлять кадр. Затем Аттикус распахнул дверь полуразвалившегося пикапа. На меня он даже не посмотрел.
– Ты. В пикап. Давай.
Я замялась, уставившись на ржавую груду металла. На приборной доске уже выросли какие-то растения, на переднем сиденье валялось несколько осколков разбитого ветрового стекла. А ГДЕ ВЕТРОДУВЫ? И ГРИМЕРЫ? Черт, знала бы раньше, запаслась бы освежителем воздуха! Я подняла глаза на маму:
– Хм, в этом пикапе? Тут как-то небезопасно, и вообще он насквозь проржавел…
Аттикус наградил меня таким презрительным взглядом, какого мне еще не доводилось видеть на человеческом лице.
– А что, какие-то проблемы? Ну, я не знаю. Я снимал топ-моделей, кучу звезд в местах куда похуже этого.
– Тебе уже сделали прививку от столбняка – живо залезай туда! – Свирепо зыркнув на меня, мама принялась счищать осколки стекла на пол.
Я оперативно проверила заднее сиденье на предмет трупов и, стараясь не порезаться о битое стекло, послушно села в пикап, а мама тем временем принялась возбужденно вкручивать Аттикусу насчет моей музыки:
– Ее песенное творчество – это что-то невероятное. Надо же, как забавно! У нас в машине как раз случайно оказался диск с ее песнями! Конечно, они еще сырые. Она просто записала их на ноутбуке, но вы определенно поймете, что у нее природный талант.
– Мне нужна тишина, когда я работаю, – поднял руку Аттикус.
Мама кивнула и прошептала:
– Ну, быть может, чуть позже!
Аттикус принялся щелкать камерой, а я напряженно сидела в пикапе, стараясь по возможности избегать биологических опасностей, грозящих со всех сторон.
– Нет. Не улыбайся. Нет! Почему ты смотришь в камеру? ПРОЧУВСТВУЙ ТО, ЧТО ТЕБЯ ОКРУЖАЕТ!
Я едва заметно округлила глаза, и мама наградила меня взглядом, способным запугать Теда Банди. Аттикус в отчаянии вскинул руки:
– Нет-нет, так дело не пойдет! Вы только посмотрите на нее! Она явно позирует!
Для начала, мне почему-то всегда казалось, будто позировать – именно то, что и должен делать человек, находясь перед камерой. Но, как это ни парадоксально, я вовсе не позировала! А просто старалась принять такое положение, чтобы осколок стекла не врезался мне в вену. Мама предприняла отчаянную попытку спасти ситуацию:
– А что, если попробовать сделать снимки прямо в переулке, чтобы Кейт немного подвигалась? Видите ли, она выглядит гораздо естественнее, когда ходит… или танцует.
Господь всемогущий, только избавь меня от танцев! Что-то подсказывало мне, что Аттикус вряд ли сможет оценить по достоинству мои нервные подергивания. Он безнадежно махнул рукой, давая понять, что согласен.
– А знаете что? Давайте поставим одну из ее песен, чтобы у нее была музыка для настроения.
– Отлично, попытка не пытка, – пожал плечами Аттикус.
– Майкл! Включи CD-плеер! Громко! – Мама, не оборачиваясь, дала команду папе, который сидел в машине и читал старый номер «Боат трейдер».
Ну вот, как говорится, приплыли: мы топтались посреди переулка самой опасной части центра Лос-Анджелеса под оглушающие звуки моих отстойных поп-песен, которые папа врубил на полную мощность. Аттикус снимал, а мама ела его глазами, пытаясь определить реакцию на мою музыку.
– Продолжай идти… теперь отвернись от камеры и иди назад. Ну давай же! Господи, перестань позировать! Представь, что мы сейчас в одной из твоих фантазий… какая у тебя любимая фантазия?
К этому моменту у меня осталась одна-единственная фантазия: хорошенько врезать ему по яйцам.
– ОЙ-Ё-Ё-Ё-ОЙ-Ё-Ё-Ё!
Депрессивный подростковый бит, доносившийся из папиной машины, внезапно утонул в оглушительном гортанном реве. Я сдала назад и споткнулась о картонную коробку. Как оказалось, коробка служила домом ужасно сердитому бомжу. Я повернулась и столкнулась лицом к лицу с голым по пояс пузатым мужиком, его бледная кожа была в потеках въевшейся грязи, а голова – сплошь в свалявшихся дредах. Дорожки от уколов на обеих руках, свирепый взгляд мутных глаз. И он явно не относился к числу фанатов моей музыки. Я попятилась, спотыкаясь о банки и прочий мусор. Знаете, совсем как Тейлор Свифт на ее фото.
Тем временем Аттикус продолжал яростно снимать кадр за кадром мой неподдельный ужас. Слова моей песни: «Остановись! Держись! Расслабься и не ной! Ведь жизнь – сплошная головная боль!» – перемежались хриплым мычанием бомжа. Аттикус, улыбаясь из-за камеры, наблюдал за моим бегством.
– Да! Да! ОНО САМОЕ. То, что нужно! Я чувствую твой страх.
Я отошла на безопасное расстояние от нашего нового друга, который стоял неподвижно и только каждые несколько секунд протяжно завывал:
– ОЙ-Ё-Ё-Ё-ОЙ-Ё-Ё-Ё!
Я повернулась к родительской машине: мама, стараясь не попадать в объектив камеры, уже оказалась рядом со мной, с перцовым баллончиком наготове.
– А у тебя здорово получается, детка.
Впервые за все это время Аттикус улыбался, а поскольку непосредственной угрозы вроде бы не было, мама решила не вмешиваться.
Затем бомж, не прекращая реветь, посмотрел прямо на меня, спустил штаны и принялся яростно мастурбировать в такт моей песне: «И не важно, стараешься ты или живешь просто та-а-а-к! Жизнь проходит мимо, оставляя тебя в дураках!»
А теперь, пожалуй, стоит на секунду прерваться и отметить, что я впервые увидела член в состоянии эрекции. Что немного не соответствовало тому, как, по моим представлениям, все должно было происходить и, если честно, как должно было выглядеть. Тогда в фантазии относительно этого волнующего момента главную роль исполнял мой сосед по парте на уроке истории, который, сорвав с себя очки, овладевал мной на кипе старых карточек с картинками времен холодной войны. Однако все вышло по-другому.
И тут даже у Аттикуса отвалилась челюсть, он опустил камеру и принялся смотреть во все глаза.
Мама встала между мной и бомжом, угрожающе подняв перцовый баллончик. И, оглянувшись на нашего онемевшего фотографа, воскликнула:
– Вы что, спятили?! Аттикус, включите мозги и снимайте! Она выглядит просто отпадно!
Однако Аттикус словно оцепенел, чего нельзя было сказать об обитателях выходящего в переулок дома, которые явно привыкли к экстравагантному поведению бомжа. Прежде чем Аттикус успел сделать еще один снимок, с балкона верхнего этажа на нас обрушился поток холодной воды. Промокшая до нитки, я подняла глаза и увидела женщину с ярко-зеленым ведром в руках.
– Блин! Я и не заметила, что вы тут стоите! – (Я нервно покосилась на бездомного.) – И не надо бояться старину Вика, он вполне безвредный, просто ему полезно немного остыть, когда он слишком возбужден! – Она заметила, что он без штанов и увлеченно мастурбирует. – Блин, похоже, малышка, он на тебя запал! – Она расхохоталась и бросила взгляд на папину машину. – И нельзя ли выключить эту жуткую музыку! О боже!
* Распространенные в США стеклянные емкости с широким горлышком и крышкой, иногда с ручкой, для хранения и консервирования продуктов, а также для подачи напитков. – Здесь и далее примеч. перев., кроме особо оговоренных.
Потому что можно заболеть раком
Даже если и так, то зачем рисковать?
Ким ФридманПока я пишу этот рассказ, мама спорит в столовой с моим бойфрендом, потому что она, черт побери, не хочет, чтобы у ее внуков выросла третья конечность из-за канцерогенных гипотетических высоковольтных линий электропередачи за окном гипотетической спальни наших гипотетических детей!
В моей сознательной жизни, пожалуй, не было такого дня, чтобы мама не напомнила мне о риске раковых заболеваний. Инсектициды, зараженная вода из-под крана, изоляционные материалы с формальдегидом, свинцовая краска… Опасность на каждом шагу!
Все эти страхи возникли после кончины маминой тети Кейт, в честь которой меня и назвали. Мама ухаживала за тетей на финальной стадии ее борьбы с раком. Мои родители даже поженились в ее больничной палате, поскольку врачи решили, что Кейт слишком слаба, чтобы встать с постели, и этот горький опыт полностью изменил маму.
Как? Она стала классическим ипохондриком. Если у папы газы, пора делать колоноскопию. Если у меня болит голова, значит у меня опухоль мозга. И многие годы мама прилагала титанические усилия, стараясь оградить нас от раковых заболеваний.
– Ты хочешь готовый ланч?! ГОТОВЫЙ ЛАНЧ?! Я читала в Гарвардском медицинском журнале о том, что установлена связь между консервантами, нитратами и онкологией. Это дерьмо напичкано отвратительными химикатами, от которых у человека может вырасти третий глаз! Если ты еще раз при мне произнесешь «готовый ланч», то обещаю, что не доживешь и до тридцати лет!
На тот момент мне было только шесть, а потому вполне хватило бы простого «нет».
Моя мама на редкость креативна. И находит угрозу рака там, где другие ее не видят, даже ученые-онкологи.
Вы наверняка слышали об очках ночного видения, позволяющих людям видеть в темноте, да? Аналогичный случай с моей мамой, но только она видит не предметы, а потенциальные канцерогены, всегда и везде.
И жизнь в туманном Лос-Анджелесе лишь обострила мамину гипертревожность. Даже в те дни, когда в воздухе стояла легкая дымка, она заставляла меня надевать медицинскую маску на прогулку с собаками. Если мама постановляла, что в воздухе слишком много загрязняющих веществ, то во время школьной недели мне запрещалось на переменках играть во дворе. Будь прокляты эти медицинские маски!
Заметьте, мама узнавала о смоге не из выпуска новостей и не от метеорологов. Она просто каждый день смотрела на небо, и, если оно казалось ей каким-то особенно канцерогенным, меня оставляли дома наедине с цветными наклейками.
И все же самым страшным событием, повлиявшим на мамино мировоззрение «канцерогены повсюду», произошло тогда, когда она узнала о существовании электромагнитного излучения. И вот в одну роковую ночь в начале 1990-х во время просмотра в три утра захватывающей информационной рекламы мама наконец убедилась, что волны электромагнитного излучения:
а) повсюду;
б) приведут к повальным раковым заболеваниям (если уже не привели);
в) непременно убьют ее единственного ребенка.
И вот мама, с ее канцерофобией, получила средство для поддержания неврозов: измеритель электромагнитного поля (ЭМП-метр, для тех, кто в курсе).
Мама заказала сразу два, и эти неуклюжие приборы весом в пять фунтов стали для нее самыми надежными советниками. Мама повсюду таскала их с собой. Если Бекки[2] уходила на вечеринку с ночевкой, я могла идти гулять, но если Эмили[3] показывала повышенную раковую угрозу, значит мне не повезло.
Когда в начальной школе я приступила к занятиям в компьютерном классе, мама заставила меня использовать специальный антираковый протектор для экрана, который она приобрела через «Магазин на диване». Ну, вы понимаете, у всех крутых третьеклашек есть такие.
А после появления сотовых телефонов мама присоединилась к массовому движению «предупреждения раковых заболеваний от наушников». И даже сейчас, когда я прижимаю сотовый к уху, она или кричит на меня, или (если звонок деловой) отчаянно сучит лапками, требуя, чтобы я перевела телефон в режим громкой связи.
Кстати, если я когда-либо беседовала с вами по телефону на расстоянии двадцати футов от мамы, то мама с 99-процентной вероятностью слышала весь наш разговор. Прошу меня извинить.
Цепь событий вокруг моего поступления в начальную школу можно назвать самым нелепым (если не незаконным) инцидентом с ЭМП на сегодняшний день. Естественно, когда пришло время выбирать для меня школу, мама в первую очередь обратилась за советом к измерителю ЭМП. Мысль о том, что ее единственная дочь сидит в классе, подвергаясь медленному, но верному воздействию невидимых лучей канцерогенного излучения, не давала ей спокойно спать по ночам.
К несчастью, мама успела влюбиться в школу имени Джона Томаса Дая (ДТД) еще тогда, когда носила меня в утробе. Она свято верила, что если я попаду в ДТД, то стану бесспорным лидером президентских выборов 2032 года (и тогда держись, Челси Клинтон!). А вот если я не попаду в эту школу, то наверняка кончу на панели. Но что делать, если в ДТД превышены показатели канцерогенного ЭМП? Защитить дочь от излучения или ради Белого дома бросить в эту микроволновку?
И теперь маминой основной задачей было убедиться, что школа выдержит испытание на прочность комплексом сложнейших тестов под общим названием «Кейт, возможно, здесь не умрет». Ладно, нет проблем, да? Остается только кинуть ЭМП-метр в сумочку, поехать в ДТД и произвести все необходимые измерения. Нет. Ход маминых мыслей был таков: «Не пойдет. Учительница может меня увидеть и сказать директору школы, что я невротичная мамаша-вертолет, вечно сидящая в засаде возле школы!»
Что ж, истинная правда.
Выполнение задачи было возложено на маминого стажера Пола, старательного гарвардского студента, приехавшего на летние каникулы в Лос-Анджелес поработать с мамой на съемочной площадке «Звездного пути». Не сомневаюсь, он представлял себе, как будет работать в Лос-Анджелесе с настоящим голливудским режиссером, изучая хитросплетения шоу-бизнеса на основе культового телешоу. А вместо этого ему пришлось вынюхивать, как обстоят дела с потенциальными канцерогенами в начальных школах Лос-Анджелеса для четырехлетней дочери босса.
И здесь, как мне кажется, важно отметить, что именно просила мама сделать стажера. Она хотела, чтобы этот взрослый мужчина пронес неуклюжее, хитроумное, странное на вид приспособление на территорию школы, где играют маленькие дети, и повсеместно измерил значения ЭМП, начиная с классных комнат и кончая туалетами.
Когда Пол довольно нервно затронул вопрос возможности обвинения в педофилии, мама ответила: «Придумай что-нибудь. Ой, только во время уик-энда не ходи. Мне нужны показания, когда включен весь свет и ведется активная деятельность. А если тебя поймают, даже не вздумай упоминать мое имя. Тогда Кейт точно не примут!»
Иногда я представляю себе, как Пол отбывает заключение за преступление, которого не совершал, ценой собственной свободы отстояв мое право учиться в школе имени Джона Томаса Дая.
Однако настолько далеко все, к счастью, не зашло, потому что Пол проявил смекалку и сымпровизировал доставку цветов, спрятав измеритель ЭМП в букете роз во избежание подозрений (и ареста). Для придания легенде большего правдоподобия он заранее узнал, кто из учительниц не замужем, и спокойно прошелся по школе, аккуратно снимая показания.
Я частенько гадала, как могла сработать его история: «Что взрослый мужчина вроде меня делает в кабинке туалета учениц первого класса? Ну конечно, я ищу класс мисс Боллард. Вы же видите, у меня для нее цветы и открытка. Может, у нее было грандиозное свидание? Может, оно прошло удачно? Хотя откуда мне знать?! Я всего лишь посыльный, доставляющий цветы». Ну-ну, рассказывай!
Джон Томас Дай прошел тест, и я провела там пять счастливых электромагнитно безопасных лет. А Полу даже не пришлось потом становиться на учет как лицу, совершившему половое преступление!
В те дни мама в своей одержимости канцерогенными угрозами немного сместила акценты: она перестала с упорством пьяного снимать показания ЭМП и занялась установкой под раковиной системы фильтрации воды, поскольку пластиковые бутылки для воды времен моего детства вызвали у нее буйное помешательство на почве предательски высокой концентрации канцерогенного бисфенола. И хотя впоследствии появились более утонченные и гламурные канцерогенные угрозы, мама осталась верна своей первой любви: измерителю ЭМП.
Как гласит народная мудрость, старые неврозы не ржавеют.
Зеленые яйца и сперма
Мама никогда не стеснялась открыто говорить о сексе. Со мной. С моими подругами. С моими парнями. С престарелыми еврейскими родственниками, приехавшими с нашей исторической родины. Конечно, последний пример относился к пику фазы ее волосато-подмышечной сексуальной раскрепощенности. На этой стадии она, возможно, вряд ли сочтет уместным гордо швырнуть резиновый колпачок и противозачаточный гель на стол для пасхального седера или рассказать Бабби Клейн о противозачаточных таблетках для мужчин. Возможно.
В детстве я была известной занудой и синим чулком, поэтому не могла похвастаться сенсационными новостями с сексуального фронта, если, конечно, не считать таковой детально разработанную фантазию о том, как группа «Бэкстрит бойз» в полном составе срывает с меня брюки и нежно занимается со мной любовью на подборке «Легенд затерянного храма на канале „Никелодеон“». Но разве такая мелочь могла остановить маму?! Со времен моего детства у мамы всегда была наготове расхожая фраза: «Запомни, что говорила бабушка: „Все мужчины думают своим членом!“»
Откровения насчет секса начались, когда мне исполнилось девять и мама решила, что пора учить меня жизни. На летних каникулах после второго класса она разрешила мне поехать с друзьями в однодневный лагерь в Малибу. А осенью, когда начались занятия в школе, родители отдыхавших в лагере детей получили письма, подтверждающие слухи о воспитателе, растлившем маленькую девочку. Когда мама открыла это письмо, она пришла в бешенство: НАДО СРОЧНО РАССКАЗАТЬ КЕЙТ О СЕКСЕ, ЧТО МОЖНО И ЧЕГО НЕЛЬЗЯ И КАК ВРЕЗАТЬ МУЖИКУ ПО ЯЙЦАМ! ДАВАЙ! ДАВАЙ! ДАВАЙ!
В третьем классе мои знания о размножении ограничивались представлением о том, что когда два человека влюбляются друг в друга, то у женщины в животе моментально возникает ребеночек. А затем, после нескольких месяцев энергичного пихания будущей мамы под ребра и поглощения ее еды, в плетеной коляске появляется орущий младенец. Мне казалось, что если я дотронусь до мальчика, то у меня в животе тотчас же поселится эмбрион, который съест все мои «Скитлс», и поэтому я старательно избегала общения с противоположным полом. Исключительно из предосторожности. Кевин, ты это серьезно? Ты хочешь взять меня за руку? Ну а я хочу поступить в колледж, чтобы сделать карьеру.
И вот в одно прекрасное воскресное утро мама, крикнув на весь дом, велела мне тащить свою задницу к ней в спальню. Я забралась в родительскую постель, и мама поприветствовала меня ласковым:
– А что это там у тебя на подбородке? Неужели мягкий сыр? Черт бы тебя побрал, Майкл! Кейт, не разрешай отцу кормить тебя этим дерьмом! Он снова купил неорганический сыр, напичканный гормонами и химией! Так недолго и рак заработать. – (Я молча ждала, когда пройдет приступ Ураганного Невроза.) – Итак, мне надо с тобой кое о чем поговорить.
У меня скрутило живот, когда она взяла с прикроватного столика книжку, на обложке которой была изображена счастливая супружеская пара с грудным младенцем на руках. Название книги было довольно прямолинейным, типа: «Откуда берутся дети?» Оглядываясь назад, я понимаю, что авторы явно упустили возможность инновационной игры слов: Засунь в меня свою кочерыжку. Мне надоело верить, что детей находят в капусте! Кто тут ждет аиста? Плодитесь и размножайтесь! И так далее.
– А ты знаешь, откуда берутся дети? – Мама открыла книгу.
– Еще бы! Ты же сама мне говорила, когда мужчина и женщина влюбляются друг в друга, то у женщины в животе начинает расти ребеночек.
– Ну, все происходит несколько сложнее.
И мама принялась методично растолковывать мне двадцать убийственных страниц, посвященных размножению. В книжке было полно иллюстраций в духе доктора Сьюза, а еще сакраментальная фраза: «Это вводится сюда!»
Я еще, помнится, тогда воскликнула: «ЧТО? Это ОТВРАТИТЕЛЬНО!» А затем позвала папу, чтобы он мог повеселиться вместе с нами. Когда он открыл дверь, я сунула ему под нос картинку, на которой жизнерадостный розовый мужчина взгромоздился на женщину цвета фуксии. Кстати, а я упомянула о жемчужно-белых капельках спермы, вылетающих из розового мультяшного члена мужчины? Ну, это там тоже было.
– Папа, а ты знаешь об этом?
– Я… ну… хм…
– Боже мой!!! Я НИКОГДА, НИКОГДА, НИКОГДА В ЖИЗНИ этого не сделаю! – Я швырнула книгу на кровать и снова повернулась к папе: – Фу, неужели тебе пришлось пописать в маму, чтобы у нее родилась я?!
– Ну, хм, не совсем так, – потупился папа.
– А как это вообще работает? А ты меняешь положение?!
Я устроила папе всесторонний допрос в духе Гуантанамо, сверяясь время от времени со схематическими изображениями цветных человечков, занимающихся сексом во всех известных под солнцем положениях. Это была «Камасутра».
Родители терпеливо ответили на все мои вопросы, но затем я решила поинтересоваться:
– Ну а какую позу вы выбрали, чтобы сделать меня?
Так что «разговор» прошел для родителей вполне в плодотворном ключе.
Я как сейчас помню, что мама закончила свою просветительскую беседу твердым предупреждением:
– Кэти, дети в школе, возможно, не знают всей правды жизни, поэтому не стоит рассказывать остальным о нашем разговоре. – Когда я послушно кивнула, она взяла меня за плечи и посмотрела мне прямо в глаза. – Кейт, я не шучу. Это очень важно. Не вздумай никому говорить. Другие родители, возможно, не хотят, чтобы их дети знали, и им решать, говорить или нет. Не тебе.
Естественно, на следующий день, когда я проснулась и пошла в школу, мне хотелось на всех углах кричать о правде жизни! Однако в моих дневных грезах «Кот в шляпе» упорно продолжал дрючить «Гринча, похитителя Рождества». Во время урока физкультуры у меня в голове непрерывно прокручивалась особенно откровенная версия песенки «Зеленые яйца и ветчина», и мне приходилось крепко зажмуривать глаза.
– Кейт, ты в порядке? Что случилось?
– Ничего. У меня все отлично.
Эшли пожала плечами, я же из последних сил сдерживалась, чтобы не заорать во все горло слово «ПЕНИС». Но затем мой взгляд упал на нашу беременную учительницу физкультуры, тренера Кэссиди. Боже мой, неужели она тоже это делала?! Данное маме обещание моментально вылетело из головы.
– Эшли, мне надо срочно тебе кое-что рассказать!
Ну, теперь уж я точно не помню, какую именно формулировку я тогда выбрала, но так или иначе я подсказала Эшли нужный вопрос:
– Погоди-ка! Там что, есть дырочка?
Таким образом: 1) мое объяснение явно оказалось довольно беспомощным; 2) родители Эшли не сумели просветить свою дочь по поводу основных биологических реалий. Это еще чудо, что ей удалось вырасти из пеленок!
В такие моменты я была особенно благодарна маме за откровенную политику в вопросах секса. Подтверждением чему может служить семейный обед в ресторане «Чизкейк фактори», во время которого она во всеуслышание распространялась на тему своего первого сексуального опыта с парнем «с таким кривым шлангом, что ему, похоже, не помешали бы фигурные скобки».
За ужином я позволила себе некоторый сдержанный оптимизм. Возможно, все обойдется и мне ничего не будет за мой длинный язык! Ведь как-никак я была на редкость послушным ребенком. Да и вообще, я же не стала орать: «СПЕ-Е-Е-Е-Е-ЕРМА!!!» – в школьный громкоговоритель. Нет, я всего-навсего поделилась с подружкой, заставив ее дать торжественное обещание, положить руку на сердце и поклясться жизнью, что она никому не скажет. Но судьба распорядилась иначе. И Эшли Адамс не отнеслась к своей торжественной клятве с той серьезностью, с какой мне хотелось бы. Она рассказала своей маме. После короткого телефонного разговора на кухне моя мама вернулась к столу, буквально кипя от ярости.
– Мне звонила Кристал Адамс, и она вне себя от бешенства.
– Кристал Адамс… – Папа задумчиво сощурился, пытаясь вспомнить, о ком идет речь, я же побоялась оторвать глаза от тарелки. Похоже, я попала в беду. – Это та, что ли, с таким огромным рыбьим ртом?
– Да, но не в этом суть. – Мама резко повернулась ко мне. – Как ты посмела рассказать Эшли о сексе? Кейт, ты наказана. После школы? Никакого телика. Уик-энды? Будешь месяц безвылазно сидеть дома.
– Прости меня. Я просто хотела с кем-нибудь об этом поговорить, а Эшли – моя подруга! Я тебя очень прошу, не сердись на меня! – Я уставилась в пол, отчаянно пытаясь проглотить ком в горле.
– Мы не сердимся, мы просто очень разочарованы.
Что соответствовало действительности. Самые страшные слова, который может услышать ребенок, – это то, что он разочаровал свою маму. В нашей семье такие слова приберегались на случай самых отвратительных преступлений.
Когда на следующий день я пришла в школу, Эшли все утро старалась меня избегать. Я поинтересовалась, почему она меня игнорирует.
– Мама сказала, что ты вруша и это аист приносит детей мамочкам и папочкам. Она говорит, что ты все выдумала и ты плохая девочка, и она больше не разрешает с тобой дружить.
Ужасно хотелось плакать. И хотя мне тогда исполнилось всего-навсего восемь лет, в глубине души у меня возникли сомнения. И, уже повзрослев, я частенько гадала: в чем состоял план ее мамы? И когда она собиралась сказать правду? После того как в старших классах начнутся занятия по биологии? В колледже? Никогда? В таком случае Эшли явно ожидала бы полная сюрпризов первая брачная ночь.
И только в колледже я наконец поняла, что мамину откровенность нельзя было назвать стандартной практикой во взаимоотношениях матерей и дочерей. Однажды мы с моей подружкой Эллен шутили у себя в комнате насчет необрезанного члена, с которым ей неожиданно пришлось столкнуться накануне вечером, и я рассмеялась:
– Боже мой! Надо срочно поделиться с мамой! Отправлю ей сообщение.
Эллен буквально оцепенела:
– Ты серьезно? Ты рассказываешь своей маме подобные вещи?!
Погоди-ка! Неужели твоя мама не знает все до мельчайших подробностей о гениталиях всех парней, с которыми ты когда-либо встречалась? Ну ладно. Моя тоже.
Но вернемся к начальной школе. На уроке истории я попросила другую свою подружку дать мне карандаш и получила такой же ответ:
– Мама больше не разрешает мне с тобой разговаривать.
Я была озадачена. Неужели Эшли всем разболтала? Оставшуюся часть школьного дня я мужественно глотала слезы, но, оказавшись в маминой машине, не выдержала, и с трудом сдерживаемые всхлипы вырвались наружу неудержимым потоком соплей с душераздирающими судорожными подергиваниями.
Мама Эшли взяла на себя почетную миссию организовать против меня крестовый поход мамаш из родительского комитета – такую кампанию могла позволить мающаяся бездельем женщина, которой абсолютно некуда приложить свои тщательно наманикюренные руки. Она обзвонила всех до единой матерей из моего класса и посоветовала им запретить своим детям водиться со мной, так как я разрушила жизнь Эшли и вообще отвратительная, одержимая «вопросами зова плоти» девчонка. Сам факт, что эта дама не рискнула произнести слово «секс» в разговоре с другими взрослыми, явно говорит о наличии такой проблемы, как подавленная сексуальность, но в первую очередь заставляет искренне жалеть ее дочь.
Ее кампания за награждение меня алой буквой «Н», клеймом малолетней нимфоманки, категорически не устроила мою маму. И она подняла топор войны. На следующее утро в машине она врубила на полную мощность «Паблик энеми» и «Нигеров со мнением», а потом вместо того, чтобы пойти на работу, отправилась для решающей битвы в кабинет директора. И на хрен полицию!
Мистер Томпсон терпеливо выслушал ее филиппики о мамашах-пуританках и добрачном сексе, но в принципе воспринял все вполне нормально и даже начал тихо хихикать.
– Простите меня за мой смех, но ох уж эти мамаши! Не переживайте. Я постараюсь вразумить мать Эшли. Неужели они не понимают, что все дети в этом возрасте только и говорят о сексе?!
– Вот именно! Если бы они жили на ферме, то давно увидели бы все своими глазами!
Возможно, мамино заявление было основано на ее богатом детском опыте наблюдений за спариванием животных на ферме, особенно если учесть, что она выросла в Атлантик-Сити, Нью-Джерси.
Мистер Томпсон позвонил маме Эшли и велел ей положить конец сплетням. И несмотря на переживания этой высокоморальной дамы из-за «разрушенной жизни» дочери, и Эшли, и я стали совершенно нормальными подростками. Нет, не подруги, конечно, но вполне приспособленными к жизни отпрысками мамаш, исповедующих прямо противоположные методы воспитания. И тем не менее я действительно надеюсь, что мама Эшли в конце концов рассказала ей, откуда берутся дети или, по крайней мере, где находится влагалище.
Мое первое фальшивое удостоверение личности
Большинство детишек получает свои первые липовые удостоверения с помощью сомнительных друзей со связями в отделе транспортных средств. Что до меня, то первое фальшивое удостоверение личности я получила в возрасте двенадцати лет от своей мамы. Заметьте, это отнюдь не давало мне право начать глушить пиво и обкуриваться «Мальборо лайтс». Нет, это было частью маминого генерального плана помочь мне попасть в колледж, принадлежащий к Лиге плюща.
Если мама чем-то одержима, то становится пугающе убедительной. При удачном стечении обстоятельств она способна уговорить убежденного вегетарианца одним махом съесть блюдо жареных ребрышек. И когда я была в шестом классе, она убедила нас с папой в том, что:
1. Возможность попасть в колледж Лиги плюща – самая важная вещь на свете.
2. Мы должны немедленно приступить к созданию идеального резюме для поступления в колледж, включая факультативы и высокую успеваемость.
Вы спросите: как то, чем вы занимаетесь в возрасте двенадцати лет, может повлиять на поступление в колледж? Наверняка нет, но это засело у мамы в мозгах, точно так же, как и данные измерений количества канцерогенных веществ в воде из-под крана, что в результате вылилось в употребление в течение пятнадцати лет бутилированной воды.
После нескольких звонков в ведущие университеты (под вымышленными именами, чтобы не уменьшить мои шансы на поступление через шесть лет) мама определила три вида факультативной деятельности, считающихся «товаром повышенного спроса» для зачисления в колледж: это туба, водное поло и спортивная команда. Отдав должное моей артистической натуре, мама начала с тубы. Ведь что может быть круче, чем обвиться вокруг огромного духового инструмента и десять лет потеть на парадах и постоянно застревать в дверях?
Я согласилась попробовать спортивную команду, и мама нашла для меня летний гребной лагерь при Стэнфордском университете, правда, туда принимали лишь с четырнадцати лет. А мне, если помните, было только двенадцать, но мама тем не менее меня туда записала. К черту правила! Ведь в лагере работали самые настоящие тренеры из Стэнфорда! И кто знает? Быть может, меня заметят и отберут для зачисления в университет! Как завравшуюся двенадцатилетнюю малявку.
И вот одним прекрасным утром в конце весны мама разбудила нас с папой и усадила в автомобиль, чтобы совершить, как она выразилась, «удивительную поездку». В последний раз, когда она так говорила, дело кончилось тем, что мы прокололи шину и застряли в Комптоне. Почему? Мама тогда хотела попытать удачу в винном магазине, прославившемся продажей выигрышных лотерейных билетов.
Когда мама свернула со скоростной трассы I-10 на Кленовую улицу, я почувствовала облегчение и прилив радостного возбуждения. Я инстинктивно поняла, что мы направляемся в аллею Санти, представляющую собой пешеходную улочку в самом сердце Лос-Анджелеса. Это оживленный проход между трехэтажными домами с магазинами и ларьками, торгующими всякой всячиной – начиная с левых DVD и кончая контрафактными сумками и разной живностью.
– Боже мой, ДА-А-А-А! Мама, ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, ПОЖАЛУЙСТА, давай купим сегодня черепаху!
– Посмотрим. Но сперва нам надо найти тебе фальшивое удостоверение личности!
– Что?! – Папа, сидевший на пассажирском сиденье, резко повернулся к маме.
– Расслабься, Майкл. Мы же не дробовик едем покупать! И твоей дочери еще рано шляться по клубам. Это для гребного лагеря, в который она поедет нынешним летом. Они сказали, что мы должны принести документ, подтверждающий ее возраст.
Мама припарковалась в нескольких кварталах от центрального входа, и мы направились в аллею по запруженным людьми улочкам. Здесь хотелось бы отметить, что моя мама – еще та преступница. Аллея – это место, куда люди приходят поесть мяса на улице (что обычно заканчивается диареей) и купить левые сумки, а вовсе не место, где террористы приобретают липовые правительственные документы. Так и каков был ее генеральный план? Подходить к первым попавшимся людям на улице, чтобы узнать, не могли бы они продать ей липовое свидетельство о рождении? Да-да, именно так.
Мама переходила от продавца к продавцу, внимательно изучая выставленный на столах товар до тех пор, пока к ней не подходил какой-нибудь торговец, чтобы продать с рук поддельную сумку то ли «Шанель», то ли «Прада».
– Вам нравится? Первоклассная кожа. Высочайшее качество.
И мама – самая неловкая на всем белом свете преступница – делала очередной заход:
– Если честно, я ищу кое-что погорячее.
И каждый раз, как она это говорила, продавец делал большие глаза и спрашивал:
– А что вы имеете в виду? Сексуальные платья или типа того? Нет, я шью сумки, не платья.
Однако мамина криминальная терминология, почерпнутая исключительно из фильмов вроде «Час пик-2» или «Бриллиантовый полицейский», явно не годилась для реальной жизни. И вот когда мама предпринимала уже седьмую попытку нарушить закон, это наконец свершилось.
– …Если честно, я ищу кое-что погорячее.
– О’кей, мама, чего ты хочешь? – Высоченный парень из Западной Африки понимающе кивнул.
– Мне нужно фальшивое удостоверение личности.
Парень окинул ее подозрительным взглядом:
– Ты что, коп? И зачем тебе липовое удостоверение? Ведь на вид тебе лет сорок, не меньше.
– Сорок! Вот спасибо, дорогой! Майкл, ты слышал? Этот парень решил, что мне сорок! – Папа сделал круглые глаза, а мама ткнула в меня пальцем. – Это не для меня, а для моей дочери.
– Ладно, крутая мама! – Парень ухмыльнулся. – О’кей, иди за мной.
Он провел нас через людскую толчею в аллее к заброшенному деревянному складу, находившемуся в пятнадцати кварталах оттуда. Я схватила маму за руку:
– Мам, все это как-то очень подозрительно!
– Господи боже мой, ну и что с тобой может случиться?! Неужели ты думаешь, будто нас тут всех убьют? – (Да-да, что-то вроде этого я и имела в виду.) – Тебе пора прекратить смотреть «Закон и порядок: Специальный корпус». Мамочка здесь. И я прикончу любого, кто на тебя косо посмотрит.
Папа, которого наша мама уже ничем не могла удивить, только пожал плечами и велел мне расслабиться. Торговец три раза постучал в дверь склада и что-то крикнул на непонятном мне языке. Через пару секунд дверь открылась, и мы оказались под прицелом злобных глаз какой-то морщинистой старухи, сидевшей на колченогой табуретке. Внимательно разглядев нас, старуха кивнула и открыла дверь чуть пошире, чтобы мы могли бочком протиснуться внутрь.
Мы прошли вслед за парнем в просторное помещение склада, который внутри оказался высотой чуть ли не в пять этажей. Причем все свободные поверхности были завалены контрафактными дизайнерскими сумками. Все это походило на киношный храм Всемогущей Сумки. Воочию увидев свою версию рая, мама застыла как вкопанная, а папа в отчаянии застонал.
– Господи! Вы только посмотрите на все эти сумки! – Мама была в экстазе.
После нескольких минут яростной торговли мама, крепко сжимая две поддельные сумки «Шанель», последовала за парнем в офис, расположенный в задней части склада. Нам она махнула рукой, чтобы не отставали. Когда мы вошли, то увидели за письменным столом какого-то азиата с пергидрольным ирокезом. Мама улыбнулась:
– Привет, мы хотим получить удостоверение личности для моей дочери.
Мужчина окинул взглядом мое нескладное двенадцатилетнее тело, сальное лицо и зреющий на подбородке вулканический прыщ.
– Никто не поверит, что этой девочке двадцать один!
– Нет-нет, нам нужно получить свидетельство о рождении, или паспорт, или что-то вроде того, где должно быть указано, что ей четырнадцать.
– Уф, мы таким говном не занимаемся. Мы готовим фальшивки для клубов и прочего дерьма. – Парень посмотрел на маму так, точно та накушалась амфетамина, который они, естественно, тоже не продавали.
Поскольку, заметьте, эти люди продавали исключительно контрафактные сумки, а не липовые документы террористам, занесенным в список Агентства национальной безопасности.
Мама сделала паузу.
– А знаете что? Пусть будут водительские права. А мы постараемся, чтобы она выглядела на шестнадцать.
– Ладно, я беру ваши деньги! – Он рассмеялся, поднялся из-за стола и схватил камеру. Затем махнул мне рукой, чтобы я встала перед замызганным белым задником. – О’кей, улыбайся! – Я улыбнулась, продемонстрировав коллекцию разнообразных металлических скобок, и азиата буквально передернуло. – О’кей, не улыбайся.
Когда через несколько недель мы отправились в Стэнфорд записываться в гребной лагерь, брекетов уже не было и в помине, кроме того, мама сделала мне убийственно яркий макияж и заставила надеть туфли на платформе. А возле стола, где проходила регистрация, изложила следующую версию:
– Кейт только что исполнилось шестнадцать! Всегда выглядела моложе своих лет. Сейчас это ее ужасно злит, но, смею заметить, когда ей стукнет сорок, она будет счастлива!
Студентка колледжа, занимавшаяся регистрацией, так и не попросила предъявить удостоверение личности, поверив маме на слово, что я крошечная шестнадцатилетняя девушка без грудей и навыков накладывать макияж. Она вручила мне пакет документов и с улыбкой сказала:
– Добро пожаловать в Стэнфорд!
Я – женщина
Моя мама относится к семейным торжествам не менее серьезно, чем Паула Дин[4] к маслу. Каждый год в День благодарения мама принимает у нас в доме армию из сорока родственников, причем на стол она ставит свой любимый (НЕПРИГОДНЫЙ для мытья в посудомоечной машине) коллекционный английский фарфор фирмы «Споуд» с рисунком клюквенного цвета. Как правило, мама не дает гостям возможности нанести урон посуде: после обеда она выгоняет всех добровольных помощников из кухни, а затем моет вручную более двухсот входящих в сервиз предметов. Обычно до четырех утра.
С днями рождения та же история. Когда мне исполнилось три года, она пригласила на детский праздник на берегу аниматора в образе Ариэль из мультфильма «Русалочка». Мама уговорила бедную актрису окунуться в океан (дело было в январе), а затем пойти по песку к детям. Ну, вы понимаете, чтобы трехлетние малыши поверили, что это взаправду. На Хануку она зажигает свечи во всех наших десяти менорах и предлагает гостям приносить свои. Каждый год на восьмой день мы успеваем сжечь как минимум пятьсот свечей и хотя бы раз привести в действие пожарную сигнализацию. Еще чудо, что мы не спалили дом!
А это ведь просто обычные праздники, которые бывают каждый год! Тогда можете себе представить, с каким размахом она будет отмечать уникальное торжественное событие, ну, я не знаю, свадьбу например! Я могу! Потому что у нее уже созрели следующие идеи насчет моего гипотетического бракосочетания:
1. Почему бы не надеть черное платье? И пусть подружки невесты будут в белом! Они будут выглядеть коровами, а ты на их фоне покажешься стройной!
2. Мы откажемся от этого унылого дерьма «вот идет невеста», когда тебя поведут по проходу, точно ты чья-то собственность. Нет, мы поставим хореографический номер под что-нибудь оптимистичное типа: «Люблю большие задницы, к чему скрывать!!! Другие братья мне не дадут соврать!»
3. Ой, ты будешь выходить замуж в «Слонихе Люси»!!! И сможешь произнести клятву на самом верху!
«Слониха Люси» – приходящая в упадок историческая веха на побережье в Маргейт-Сити, возле Атлантик-Сити. Это шестиэтажное модернистское здание в форме слона.
М-да, мысль о замужестве приводит меня в ужас.
Слава богу, у мамы пока особо не намечалось уникальных торжественных событий, требующих заблаговременного планирования, хотя кое-какие все же имелись. И в результате мама решила взять под свой контроль начало моего менструального цикла.
В пятом классе моя закадычная подружка Молли сообщила мне, что у нее начались месячные, и я обзавидовалась. Через год красный день календаря праздновали уже все девчонки в нашем классе, кроме меня, и меня буквально снедала тампонная зависть. Но когда незаметно пролетел седьмой класс, а мое белье так и осталось незапятнанным, я не на шутку рассердилась. Ну давай же, чертова матка, соберись! Мне ужасно хотелось перейти этот рубеж и принять участие в общих забавах: жаловаться вместе со всеми на продукты женской жизнедеятельности и спазмы внизу живота. И кто знает? Может, тогда и сиськи немного подрастут.
Мне было почти четырнадцать, когда, спустив в уборной штаны, я внезапно обнаружила на трусах красное пятнышко. Даже в самых ярких фантазиях о девичьих разговорах и мидоле[5] я как-то забывала о крови и уж тем более не рассматривала возможность, что, когда у меня впервые в жизни начнутся месячные, я окажусь одна в общественном туалете. В результате я была напугана и смущена.
Туалет находился в Развивающем центре для детей: после школы я дополнительно занималась там алгеброй. Засунув между ног туалетную бумагу, я проковыляла обратно в класс, где наша преподавательница Анна фломастером писала на белой доске уравнение. Я приоткрыла дверь:
– Анна, прошу прощения. Можно оторвать вас на секундочку? Э-э-э… мне надо вам кое-что сказать наедине.
Мои щеки, должно быть, стали пунцовыми, потому что, когда Анна с озабоченным видом отошла со мной в дальний конец кабинета, я промямлила, что у меня началась менструация, и попросила позвонить маме, а мои одноклассники тем временем явно усиленно напрягали слух, пытаясь понять, что за трагедия со мной приключилась.
Правда, им особо не пришлось напрягаться, так как мама еще не успела уехать с парковки и, когда ей позвонила Анна, стрелой помчалась в наш класс. Она распахнула настежь дверь и с распростертыми объятиями бросилась ко мне.
– Ах! Она теперь женщина! – Я ожидала, что мама меня обнимет, но она дала мне пощечину (а скорее, просто легонько шлепнула по лицу) и воскликнула: – МАЗЛ ТОВ!
Объясняю для неевреев: у мамы вовсе не было приступа безумия и она не репетировала роль для душераздирающей мыльной оперы. Нет, это просто такой еврейский обычай под названием «Менструальная пощечина». Не совсем ясно, откуда пошла данная традиция и что она означает, однако я слышала совершенно различные интерпретации: одни считают, будто это предостережение, чтобы женщина до замужества никому не открывала свои ворота, а другие – что это напоминание о боли, которой наполнена жизнь женщины. Ну да, именно то, что хочется услышать девочке-подростку с гормональным взрывом. Тебе не нравится, что Джилл Маккарти смеется над твоими прыщами? Ничего, потерпи. После родов все пройдет.
– Я так взволнована! Моя малышка теперь женщина! Но только не вздумай теперь разрешать мальчишкам засовывать язык тебе в горло!
– Мама! Тише! – Увидев, что мои одноклассники откровенно ржут, я поспешно схватила рюкзак. – Ну все, пошли!
– Ты что, считаешь нас Рокфеллерами? Я плачу за уроки семьдесят пять долларов! – Мама порылась в сумке и ткнула мне в нос тампон. – Вот, засунь в свою дырочку и возвращайся в класс!
– Мама, но я не знаю как!
– Расслабься. Я тебе покажу. – Мама оперативно затолкнула меня обратно в туалет.
После пятиминутного обучения, включая наглядную демонстрацию, я наконец справилась с тампоном, вернулась в класс и попыталась сосредоточиться на алгебраических функциях, испытывая при этом жуткий стресс по поводу возможной протечки на стул. И как только урок закончился, я опрометью бросилась к маминой машине.
– Ну и как ты себя чувствуешь?
– Я не знаю. Наверное, так же. – Я увильнула от прямого ответа, хотя чувствовала себя ужасно.
Меня терзало странное беспокойство. И то ли виной всему была кровь, при виде которой мне вечно становилось дурно, то ли чувство унижения от несвоевременного начала месячных прямо на уроке, то ли от осознание того, что я теперь способна подарить жизнь другому человеческому существу[6].
– Не дергайся. Час-другой с тобой ничего не случится. А когда приедем домой, попрактикуемся вставлять тампоны. СИДЕНЬЕ – РЕМЕНЬ!
– Хорошо, хорошо. Только давай побыстрее! Я хочу домой.
– Не гони лошадей! Я собираюсь заехать в аптеку купить еще тампонов. Боюсь, для двух здоровых, способных к оплодотворению женщин моего запаса может не хватить!
Мы прошли к полкам с тампонами, и я схватила коробку «Тампакс перл», которые видела в ванных комнатах подруг. Но мама хлопнула меня по руке:
– Не торопись, мисс Кейт! – Она огляделась по сторонам и махнула пожилому аптекарю в белом халате с фирменной эмблемой. – Прошу прощения, сэр?
– Я могу вам помочь? – Мужчина замедлил шаг и подошел к нам.
– Да, спасибо большое. У моей дочери только что начались месячные, и я хотела бы узнать, какие виды тампонов лучше подходят для юной девушки. Может, экологически чистые? – Мама улыбнулась, а я невольно скривилась.
– Стандартные вполне подойдут. Конечно, вы можете попробовать более тонкие. Хотя не вижу смысла, если обычные тампоны не вызывают у нее особого дискомфорта.
– Скажи нам, Кейт, тот, что ты вставила в школе, не беспокоит?
У меня отвисла челюсть, я, ни слова не говоря, бросилась к выходу. Когда я бежала по проходу товаров для женщин, то услышала, как мама, повернувшись к мужчине, провозгласила:
– Насколько я понимаю, нет.
Я ждала маму в машине, кипя от ярости, хотя, если оглянуться на все этапы нашего с мамой жизненного пути, нельзя не признать, что все могло быть куда хуже. И на самом деле чаще всего именно так и бывало. В то лето, когда я перешла в седьмой класс, мама после долгих уговоров наконец согласилась купить мне мой первый бюстгальтер, который был мне абсолютно без надобности, и я сразу представила себе, что мы отправимся в какое-нибудь сексуальное забавное местечко типа «Виктория сикрет». Но вместо этого мама отвела меня в крошечный магазинчик бюстгальтеров в пригородном торговом центре. Магазинчиком заправлял стареющий тучный мужчина, который прокуренным голосом выкрикивал (причем всегда точно) номер бюстгальтера каждой новой посетительницы.
Когда я вошла, он пролаял:
– А ну-ка убирай отсюда свои комариные укусы!
Я даже не успела толком смутиться, поскольку вслед за мной вошла трансгендерная женщина, и мужчина заорал:
– Двойное D, тридцать восемь! Шанель, ты наконец-то обзавелась сиськами! Как раз вовремя! Еще один «Вандербра» – и я бы сам вставил тебе импланты!
Так что по сравнению с этим сегодня все было гораздо лучше.
К тому моменту, как мы вернулись домой, солнце уже зашло. Папиной машины на подъездной дорожке почему-то не было, свет в доме не горел.
– А где папа?
– В магазине? Кто знает? Живее, умираю хочу писать! – Она захлопнула дверь машины и ринулась в дом. – Приходи ко мне в ванную. Я пописаю, и мы поменяем тебе тампон!
Я принялась испуганно озираться по сторонам. Слава богу, никто из соседей в такое время не выгуливал собак и не вынимал почту.
Входная дверь распахнулась – дом засиял огнями, и голос Шанайа Твейн пропел: «Черт! Я чувствую себя женщиной!» Мама отплясывала перед входной дверью в красном бумажном колпаке с болтающимися на завязках тампонами. Папа, неловко улыбаясь, стоял между обеденным столом и связкой алых воздушных шариков. Я повертела головой, весь дом был украшен для «вечеринки в честь начала месячных». На стенках висели тампоны, повсюду коробки с прокладками, в симпатичной корзиночке на кофейном столике – мидол. Все поверхности усыпаны красными блестящими конфетти, под потолком – вишневый серпантин.
Мама протанцевала ко мне, напялила мне на голову бумажный колпак и перетянула мне грудь красной шелковой лентой.
– БОЖЕ МОЙ! Мама, ты сказала папе?! – Я попыталась перекричать музыку.
– Ой, да расслабься ты! Это ведь твой папа! – Мама, явно равнодушная к моим раненым чувствам, лишь пожала плечами.
– Но как тебе это удалось?
– Я приготовила специальные украшения еще тогда, когда ты была в третьем классе. Долго же мне пришлось ждать! – И она прямо мне в лицо протрубила в блестящий игрушечный рожок.
Совершенно очевидно, что мама загодя планировала празднование начала моих месячных с учетом различных сценариев развития событий. Мы подошли к папе, который, как оказывается, организовал все это унизительное мероприятие в мамино отсутствие.
– Итак, Майкл! Расскажи ей, что у нас на обед!
Папа покраснел и после толчка в плечо озвучил тематическое меню, включавшее в том числе мидии в красном соусе. А мама не удержалась и добавила:
– Ну а на десерт у нас красный бархатный торт! Но не налегай на торт. Он отложится у тебя на бедрах. Добро пожаловать! В нашем женском полку прибыло!
И как обычно, мамин энтузиазм оказался заразным, как грипп. К тому времени, как мы закончили танцевать под мамин диск, прославляющий женскую силу и сели обедать, я уже была полностью инфицирована. Все мои треволнения по поводу тампонов и деторождения как рукой сняло; даже папа к концу вечера уже пел вместе с нами под «Все превращается в розы» из мюзикла «Джипси». Вот за что я люблю свою маму, так это за умение заставить меня улыбнуться, причем именно тогда, когда я в этом больше всего нуждаюсь. Иначе говоря, когда в день свадьбы у меня начнется приступ паники, мама непременно меня успокоит, и все же я сильно надеюсь, что она втихаря не включит в свадебное меню мороженое с «лопнувшими вишенками», символизирующими потерю девственности. Но будем реалистами: все – поезд ушел.
«Пой, Луиза!»
[7]
Если ты собираешься посвятить себя чему-нибудь, то постарайся реализовать это любой ценой.
Ким ФридманПо крайней мере раз в месяц, сколько я себя помню.
Эту мантру мама не устает повторять. В конце шестидесятых маму три раза арестовывали за выступления против войны во Вьетнаме. Одна из манифестаций, придуманных мамой, состояла в следующем. Горстка агрессивных активистов запасалась у мясников частями убитых животных, а затем с этим арсеналом отправлялась на Бродвей, чтобы закидывать окровавленным мясом зрителей, пришедших посмотреть «фривольные» мюзиклы. Причем все действо происходило под крики: «КРОВЬ В ХАНОЕ? КРОВЬ НА БРОДВЕЕ! КРОВЬ В ХАНОЕ? КРОВЬ НА БРОДВЕЕ!» И когда мамины товарищи по борьбе предложили использовать вместо реальной крови красную краску, мама в ответ спросила: «А РАЗВЕ ИЗ РАН НАШИХ СОЛДАТ ТЕЧЕТ КРАСКА?!»
Тот факт, что привод в полицию за этот «уличный театр» был только одним из трех ее арестов за активную антивоенную деятельность, во-первых, невольно заставляет задуматься, а за что же тогда ее еще два раза сажали в кутузку (я спросила, но мама ответила как-то уклончиво), и, во-вторых, наглядно демонстрирует, насколько далеко мама готова зайти, посвятив себя какому-то делу.
Кейт, если ты собираешься играть в водное поло, почему бы заодно не подпилить поострее ногти? Ведь тогда ты сможешь плавать и одновременно царапать под водой соперниц![8]
Если ты собираешься принять участие в конкурсе на лучший костюм для Хеллоуина, зачем наряжаться как принцесса, если папа может соорудить специально для тебя ярко-зеленый переносной стереомагнитофон, который будет исполнять «Макарену»?
Если ты хочешь баллотироваться в студенческий совет, почему бы не произнести речь в костюме Супергерл, а заодно и что-нибудь спеть?
Мама свято придерживалась девиза «Любой ценой!» во всем, что касалось родительской опеки, но, пожалуй, самым наглядным примером будет происшествие, которое мои родители назвали «Случай на спектакле в честь окончания восьмого класса».
Когда руководство театральной кафедры моей средней школы Гарвард-Вестлейк сообщило, что собирается представить весной пьесу «Сон в летнюю ночь», мама испытала пароксизм безумного восторга. Я тоже чрезвычайно возбудилась, так как мечтала сыграть роль Гермии еще со времен начальной школы, когда мама впервые прочла мне эту пьесу. То была роль моей мечты.
К сожалению, шанс получить роль Гермии равнялся вероятности оказаться в лапах пришельцев, планирующих вставить в меня анальный зонд. И ежу было понятно, что ученикам седьмых и восьмых классов ловить тут совершенно нечего. Главные роли всегда исполняли девятиклассники, которые честно заслужили это право, успев за школьные годы съесть свою порцию дерьма. Мамина реакция на такую негласную установку была следующей: «Что ж, если она негласная, значит нет такой установки. Ведь так?»
После первого прослушивания я весь ланч нервно расхаживала туда-сюда вместе с теми, кто еще продолжал надеяться. Мы кучковались возле доски для объявлений у дверей театральной кафедры, чтобы выяснить, кому удастся попасть на повторное прослушивание. Ну, если вы хоть когда-нибудь встречали человека, одержимого театром, который ждет сообщения, получил ли он роль, то вы, вероятно, должны знать, что в данный конкретный момент этот одержимый находится явно не в лучшей форме. К тому же кое-кто из наших детишек уже снимался в голливудских фильмах, а что еще хуже, родители некоторых из них были ведущими актерами, режиссерами и сценаристами, так что легко представить, в каком напряжении находились все ожидавшие. Одну девочку реально стошнило, а ведь она даже не страдала булимией! Вся наша притворная дружба моментально испарилась, и мы превратились в злобных маленьких зверюшек.
За две минуты до окончания ланча наконец появилась режиссер, прикрепила к доске список актеров и поспешно юркнула обратно к себе в кабинет, предусмотрительно заперев дверь, отделяющую ее от толпы взвинченных подростков. Перед доской объявлений мгновенно образовалось некое подобие мошпита, причем из-за чужих голов мне абсолютно ничего не было видно. Я подпрыгивала вверх-вниз, пытаясь хоть что-то разглядеть, но тут ко мне повернулся Ларри Глассман и, сверкнув брекетами, сказал:
– Мои поздравления, Кейт! Нас обоих вызвали на повторное прослушивание.
Он пробовался на роль Лизандра, героя-любовника и предмета воздыханий Гермии. Двое актеров-любителей, я и симпатяга Ларри, в седьмом классе играли в основном составе обоих шоу, и я была влюблена в него, в его металлический рот, в ломающийся мальчишеский голос, да и вообще. Его тихую привлекательность никто из девчонок не замечал, но – блин! – как же он мне нравился. Я покраснела:
– Спасибо, Ларри! И я тебя поздравляю!
Он нежно сжал мое плечо, отчего у меня кольнуло сердце, и ушел, оставив меня изнемогать от любви. Я подошла к доске объявлений, чтобы лично проверить результат, и срочно побежала звонить маме.
И что, по-вашему, она мне ответила?
– Начинай учить роль.
Вернувшись тем же вечером домой после тренировки по водному поло, мы застали папу на диване в гостиной, где обычно проходили репетиции. Мама ткнула пальцем в сторону кухонной двери:
– Майкл, вон!
Папа, с пультом от телевизора в руке, озадаченно поднял голову:
– Но я смотрю…
– Живо выметайся отсюда! Приготовь обед или типа того. Только здоровую пищу.
– Ким, да ладно тебе! Осталась всего минута до конца матча…
– Ох, вот уж не ожидала, что бокс окажется для тебя важнее будущего единственной дочери. А знаешь что? Не бери в голову, я все понимаю. Досматривай свое шоу. Но если Кейт не получит роль? Она не получит роль! И вообще, разве есть хоть какая-то разница между шансом получить главную роль в пьесе, поступить в колледж Лиги плюща, сделать блестящую карьеру, встретить интеллигентного мужчину, с которым она будет растить своих… или просто взять и бросить школу?! Так что спокойно досматривай свое шоу, Майкл, а мы уж как-нибудь перебьемся.
И папа, желая избежать участия в очередном этапе нашего репетиционного марафона, выключил телевизор и поплелся на кухню. Уж лучше заняться мытьем посуды, чем семь часов подавать реплики за героя-любовника.
– Ладно, Кейт! У меня есть потрясающая идея!
Потрясающая? Последняя мамина «потрясающая идея» состояла в том, чтобы сэкономить на отдыхе, в результате чего мы застряли в чужой стране в доме, кишащем летающими тараканами. Поэтому мой скептицизм был вполне оправдан.
Для повторного прослушивания наш педагог по театральному искусству выбрала сцену между Гермией и Лизандром, во время которой сексуальное влечение героев достигало апогея. Мама пошелестела страницами сценария и ткнула пальцем в выделенный текст:
– Вот эту строчку.
– Какую?
Я подошла поближе и увидела, что она имеет в виду кульминационный момент всей сцены, когда Гермия борется с искушением переспать с Лизандром.
– Уверена, что в этом месте остальные девчонки наверняка стушуются и не сумеют выложиться по полной.
– Хорошо, и что ты предлагаешь?
– Ну… вместо объятий и прочих глупостей ты, по-моему, должна разбежаться, прыгнуть на Лизандра, обвить ногами его талию и по-настоящему поцеловать. Попробуй, если сможешь, засунуть язык ему в рот.
Здрасте, приехали! Мамино коронное «любой ценой» снова подняло голову. С явной сексуальной агрессией. Если ты собираешься пробоваться на роль, зачем просто хорошо играть, когда можно выкинуть сверхсексуальный трюк, чтобы наверняка получить свое? Причем самое неприятное в случае маминых установок «любой ценой» было то, что они, как ни странно, практически всегда срабатывали. А сейчас наши желания совпадали: я и в самом деле жаждала получить роль.
Но с другой стороны, мне было тринадцать и я отчаянно не хотела выставлять себя форменной идиоткой перед толпой вредных подростков.
– Ты с ума сошла? На глазах у всех? Исключено! Ни за что! – Я воинственно сложила на груди руки.
– Кейт, я понимаю, что, возможно, хватила через край, и все же у тебя только одна попытка. Ну да, ты играешь хорошо, пожалуй, лучше всех остальных, кто участвует в прослушивании, но, чтобы отнять главную роль у Карли, тебе нужно совершить нечто из ряда вон выходящее. – (И конечно, как ни горько это признавать, мама была абсолютно права. Карли наряду с прочими девочками пробовалась на роль Гермии и считалась моей основной конкуренткой. Она была очень талантливой молодой актрисой, к тому же девятиклассницей, поэтому, если она вдруг с какого-то перепугу не провалит прослушивание, роль с 90-процентной вероятностью достанется ей.) – Да ладно тебе, давай хотя бы попробуем это отрепетировать, а завтра сама решишь. Попытка не пытка.
И мы битых три часа репетировали сцену, пока я наконец в нервном изнеможении не рухнула на кровать. На следующий день после школы я поплелась вместе с остальными в экспериментальный театр, где проходило прослушивание. Да, мама – профессиональный телережиссер, и я доверяла ее интуиции, но хватит ли у меня духу реализовать ее план?
Весь день я истово гадала, кто будет моим партнером на сцене. Для меня это было русской рулеткой – сделать выбор из окаймленных первым юношеским пушком ртов актеров-любителей с гормональным взрывом. Я молча обвела глазами комнату в поисках тех, кого вызвали на повторное прослушивание на роль Лизандра: Том Майклсон, Бобби Фридбург и, конечно, красавчик Ларри Глассман.
Том стал бы идеальным кандидатом. Он был геем, он был моим другом, и он по-прежнему делал вид, будто увлекается девочками, – одним словом, беспроигрышный вариант. Бобби учился в девятом классе, ростом он был не меньше шести футов, и с учетом моих пяти футов трех дюймов (по самой оптимистической оценке!) решить эту логистическую задачу не представлялось возможным. И – О БОЖЕ! – а что, если это будет Ларри? Хватит ли у меня духу засунуть язык ему в рот? Что касается поцелуев, то невинность я потеряла еще в седьмом классе, когда на бат-мицву[9] мы играли в «Правду или расплату» (но никаких языков!). Хотя да, я уже знала пару вещей насчет смыкания губ. А вот Ларри, наоборот, несколько отставал в общем развитии, и всем в нашей школе было известно, что он еще ни разу не целовался.
Кто-то похлопал меня по плечу, я оглянулась и увидела Ларри, нервно поднимавшего вверх большой палец.
– Давай, устраивайся рядом со мной! – Он одарил меня взволнованной улыбкой. – Ты готова?
С трудом поборов подкатившую к горлу тошноту, я села на пол рядом с Ларри. Прослушивание началось, и после сорока пяти минут актерской игры, варьировавшейся от ужасной, в духе Корки Сент Клера[10], до фантастической, на уровне Мэгги Смит[11], пришла очередь сцены между Гермией и Лизандром.
Мисс Бенсон, наш режиссер, с блокнотом в руках забралась на сцену:
– О’кей, а теперь все успокоились! Тсс! О’кей, первыми на роли Гермии и Лизандра… Карли, ты будешь за Гермию, а ты, Бобби, – за Лизандра.
Я откинулась назад и стала наблюдать, как Карли выигрывает прослушивание: она идеально передавала малейшие нюансы всей сценки, заставив хихикать семьдесят конкурирующих между собой подростков. А у меня тем временем звенели в ушах прощальные слова мамы, которыми она напутствовала меня на парковке: «Ну давай же! Рискни! Если ты сделаешь все так, как мы репетировали, то считай – роль у тебя в кармане».
Я смотрела, как мисс Бенсон вытирает выступившие от смеха слезы, и понимала, что обратной дороги нет.
– Ух ты! Отлично, ребята! – улыбнулась мисс Бенсон.
Я мысленно заклинала ее вызвать следующими нас с Томом, истово уверовав в то, что если это сработает, то для меня откроются новые горизонты в области управления сознанием. Поскольку я отнюдь не была уверена, что смогу выкинуть этот финт в партнерстве с Ларри. Мисс Бенсон посмотрела в блокнот, и я затаила дыхание.
– Ладно, давайте посмотрим. Том, поднимайся на сцену. Ты играешь Лизандра. А кто у нас Гермия… Сара Джейн, прошу!
Ларри с широкой улыбкой пихнул меня в бок и, нагнувшись ко мне, прошептал:
– Потрясающе! Я реально надеялся, что мы с тобой будем играть в паре!
ЛАРРИ, СЕЙЧАС ЖЕ ПРЕКРАТИ СО МНОЙ ЛЮБЕЗНИЧАТЬ! ЧЕРТ ПОБЕРИ, НЕУЖЕЛИ ТЫ НЕ ВИДИШЬ, КАК Я ИЗО ВСЕХ СИЛ ПЫТАЮСЬ УБЕДИТЬ СЕБЯ, ЧТО МНЕ ПРОСТО НЕОБХОДИМО ЗАДУШИТЬ ТЕБЯ В ОБЪЯТИЯХ?!
И вот пришла наша очередь. И как только мы начали разыгрывать сцену, возникшая между нами химия стала буквально осязаемой. Помню, как у меня промелькнуло в голове: Ух ты, пожалуй, я могу заработать больше смешков, чем Карли! Я слегка помедлила перед монологом, обуреваемая сомнениями, а нужен ли мне вообще этот финт, чтобы получить роль? И снова у меня в голове раздался мамин голос: «Ну давай же, Кейт! Не дрейфь! Любой ценой!» Ай, ладно, была не была!
У Ларри округлились глаза, когда я бросилась к нему, однако он с неожиданной легкостью воспринял тяжесть моего обвившегося вокруг его талии тела и твердый нажим моих губ. Зрители с воплем повскакали на ноги: 50 процентов были в шоке, а 50 процентов валялись со смеху. А рот Ларри оказался именно таким, каким я представляла его в своих мечтах.
Ну и как, по-вашему, цель оправдала средства? Немножко странно говорить «да», если это означало распечатать невинные губы восьмиклассника, чтобы получить роль в школьной постановке «Сна в летнюю ночь». И тем не менее я получила роль, так что чисто технически мамино «любой ценой» в очередной раз сработало.
Но зато Карли получила моего парня. Они с Ларри стали первой за всю историю нашего драматического клуба скандальной парой «молодой мужчина – женщина постарше», так что за все хорошее приходится платить.
Телепередачи из приюта для животных
С чисто биологической точки зрения я у мамы единственный ребенок. Однако, на мамин взгляд, у меня есть куча братьев и сестер. Если, конечно, считать человеческими существами веселую компанию из пяти собак и двух кошек, что, впрочем, мама с успехом и делает. Ее неистовая любовь и внимание распространяются на всех членов нашей семьи, невзирая на то количество слюней, которые некоторые из нас пускают.
Взять хотя бы мамину безграничную преданность нашей чихуа-хуашке (с явными психическими отклонениями) по имени Тор. Когда он начал злобно рычать на стены, видя то, чего там нет, были потрачены тысячи долларов на оплату счетов за собачью психотерапию, собачий прозак и собачью акупунктуру. (Что, как оказывается, вполне реальная вещь!) Если кто-то становится частью семейства Фридман-Сигел, можно быть уверенным, что его уже никогда не бросят. Будь то собака, кошка или прочее.
На практике это означает, что всякий раз, как открывается наша входная дверь, свора отчаянно визжащих чихуа-хуа радостно писает на ковер, виляет хвостами и трахает чужие ноги с таким неописуемым восторгом, какой, должно быть, испытала Белоснежка, разбуженная Прекрасным Принцем (хотя я, если честно, сильно сомневаюсь, что у Диснея кто-то кого-то трахал). Мама обычно здоровается на повышенных тонах, чтобы перекричать собачий гомон, и пожимает плечами, словно хочет сказать: «А что я могу сделать?»
Хотя, положа руку на сердце, она много чего может сделать. Например, когда мой бойфренд впервые пришел в наш дом, она спокойно могла оставить собак в папином кабинете, что позволило бы избежать группового изнасилования щиколоток моего друга.
Правда, нет худа без добра. Зато нам не приходится опасаться свидетелей Иеговы.
Ну а кошки? Как люди, так и собаки отлично понимают, что домочадцы, принадлежащие к семейству кошачьих, обладают правом первого выбора всех имеющихся горизонтальных поверхностей. Но никто еще не управлял нашим домом так, как белоснежная кошечка, которую мы, проявив завидную выдумку, окрестили Снежинкой. У каждого родителя, как ни трудно в этом признаться, всегда есть любимый ребенок, и во времена моего детства мамино сердце безоговорочно принадлежало этому крошечному комочку шерсти.
Снежинке было всего три недели от роду, когда мы увидели ее, лежавшую посреди извилистой улицы в районе Голливудских холмов. Мама тотчас же свернула на обочину, выпрыгнула из машины и схватила Снежинку в охапку.
Киска посмотрела на маму сначала зеленым глазом, затем – покрытым коростой голубым, ее ободранная шкурка кишела блохами, и мама влюбилась без памяти. Весь следующий месяц мама выхаживала котенка, кормила его из бутылочки и даже сочиняла ему песенки. Черт, можно сказать, мама практически вскормила его грудью. А когда Снежинка подросла, мама стала возиться с ней даже больше, чем со мной: она не забывала покупать кошке игрушки, возила Снежинку вместо меня к себе на работу, заставляла папу готовить ей домашнюю еду (в основном дикого лосося) и даже купила ей кошачью ортопедическую кроватку.
Поэтому, когда Снежинка внезапно умерла, мама почувствовала себя опустошенной. На грани психического расстройства. К сожалению, мамина скорбь не нашла выхода в слезах или в лишнем весе из-за переедания; нет, ее душевная боль проявилась во время кошачьих похорон на нашем заднем дворе, когда мама прыгнула в крошечную могилку, которую уже начал засыпать папа, и вытащила из грязи коробку с прахом Снежинки.
– Нет! – Мама прижала контейнер к груди. – Она не может лежать вот так в сырой земле!
С тех пор, когда умирал наш очередной питомец, на каминной доске оперативно освобождалось место для новой дизайнерской урны. Сейчас наш камин уже на 90 процентов заполнен останками животных. И я не устаю благодарить Господа, что мама не подсела на таксидермию.
Как и все нормальные люди, потерявшие домашнего любимца, папа решил, что стоит обзавестись новой кошкой (естественно, после того, как закончится траур). И когда однажды вечером он выдвинул эту мысль за обедом, предусмотрительно сопроводив ее приличествующими случаю словами: «Конечно, никто не сможет заменить нам Снежинку…» – мама буквально выплюнула в него: «Итак, если ты вдруг умрешь, мне что, прямо на следующий день нужно найти себе нового мужа и сделать вид, будто тебя никогда не существовало?» Скорбь может принимать самые неожиданные формы.
И в тот же уик-энд мы с папой затащили маму в приют для животных, где женщина по имени Пэт с военной стрижкой приветствовала нас у дверей кошачьего отсека отрывистым:
– Клетки не открывать! Если захотите посмотреть кошку, скажите мне.
Это было ярко освещенное флуоресцентными лампами небольшое помещение, где слегка попахивало кошачьей мочой. Все стены были заставлены клетками, и мама вошла последней. Она скрестила на груди руки, ее кислый настрой казался едва ли не осязаемым.
И тут я обратила внимание на клетку в дальнем углу комнаты. Клетка была практически не видна, ее явно задвинули подальше. А внутри сидел белый котенок с голубыми глазами, совсем крошечный, даже меньше, чем наша Снежинка, когда мы подобрали ее на улице.
– Боже мой! Мам, посмотри на этого котеночка!
– Нам не нужно другое животное… – Мама внезапно осеклась, оказавшись лицом к лицу с точной копией нашей Снежинки. – Боже мой! – Мама потянулась к задвижке клетки.
– Я ведь велела не открывать клетки! – послышался откуда-то сзади голос Пэт.
– Ну ладно. А можно нам посмотреть вот этого? – Мама показала на котеночка.
– Нет.
– Почему нет? Его что, уже кто-то взял?
Мама повернулась к клетке с таким видом, будто ни секунды не сомневалась, что котенок – это реинкарнация ее незабвенной Снежинки.
– Нет, нам придется его усыпить. Он слишком больной и определенно не выживет.
– Неужели вы собираетесь его убить? А что с ним не так?
Я увидела, как кровь бросилась маме в голову, когда Пэт встала между ней и реинкарнированной Снежинкой.
А теперь пару слов в оправдание Пэт. Печальная правда заключается в том, что каждый год во всех приютах страны множество животных, даже совершенно здоровых, подвергается эвтаназии из-за нехватки мест.
– Он просто слишком слабенький, и мы думаем, что у него кишечные паразиты… Послушайте, найдите себе другого котенка. Этот слишком больной. – И Пэт задвинула клетку еще дальше.
– И вы еще смеете называть это приютом для животных?! – задала риторический вопрос мама, с каждым словом все больше повышая голос. – Ха! Больше похоже на камеру смерти! Я не уйду отсюда, пока вы не отдадите мне этого котенка! – Ее лицо стало на три тона краснее по сравнению с тем, что мне когда-либо доводилось видеть.
– Ничем не могу помочь.
Ну, я толком не знаю, то ли это была официальная политика правительства, то ли Пэт просто оказалась упертой дурой, поленившейся возиться с бумагами, но в итоге она решительно передернула плечами, явно давая понять, что будет стоять насмерть.
– Да неужели?! А что, если я прямо сейчас обзвоню несколько новостных радиостанций, и вам придется объяснить им, какая должностная инструкция предписывает убивать невинных котят, которых люди буквально умоляют им отдать?!
– Ладно, мам, не кипятись. – Я дотронулась до маминой руки.
– Не кипятиться?! Да я скорее прикую себя наручниками к этим клеткам, чем позволю им убить нашего котеночка.
Как человек, неоднократно арестовывавшийся за сидячие забастовки и демонстрации протеста, мама явно не блефовала.
– Ладно, давайте все успокоимся, – вмешался папа, почувствовав, что стрелка измерителя маминой ярости приближается к отметке «НАПАДЕНИЕ».
– Я совершенно спокойна. – Пэт сложила руки на животе.
Мама, взявшая короткую передышку, неожиданно начала громко всхлипывать. Это должно было стать для нас первым красным флажком, поскольку я еще ни разу не видела маму плачущей. Она отчаянно причитала, а затем, хлюпая носом, повернулась к Пэт:
– Мне так жаль! Я только что потеряла свою ненаглядную кошечку, Снежинку, и теперь сама не понимаю, что делаю… Мне так жаль…
Это был красный флажок номер два. Насколько мне известно, за всю свою жизнь мама извинялась в общей сложности пять раз. Причем в одном случае это было связано с бойцом Национальной гвардии и слезоточивым газом.
– Простите меня, пожалуйста! БОЖЕ МОЙ, МОЯ СНЕЖИНКА!!!
Мамины слова утонули в пронзительном реве, мама бросилась Пэт на грудь, удушая ее в медвежьих объятиях.
– Уф, все нормально. – Пэт похлопала маму по руке, пытаясь высвободиться. – Эй, вы, ребята, пока осмотритесь. Просто дайте мне знать, когда найдете подходящую кошку. – И дверь за ней захлопнулась.
Мы с папой подошли к воющей маме, морально приготовившись ее успокаивать. Но не успел щелкнуть дверной замок, как мама вскинула голову и стряхнула нас с папой.
– Она ушла? Дай мне свою сумку.
– Что? Ты в порядке? – (Мама сдернула у меня с плеча сумку-почтальонку.) – Мам, что ты делаешь?!
– Майкл, встань вон туда. Следи за дверью и предупреди, если она вдруг вернется. Кейт, ты тоже! – Мама бросила вороватый взгляд через плечо и поспешила к клетке с реинкарнированной Снежинкой.
Моя мама явно собиралась украсть кошку из приюта для животных.
– Мама, СТОП! – Я потянулась к своей сумке. – Нет, ты определенно не можешь это сделать!
– Просто посторожи дверь.
– Ким, отойди от клеток с кошками!
– Майкл, даже не начинай. Они собираются УБИТЬ Снежинку!
И не успели мы с папой опомниться, как мама отодвинула задвижку, достала дрожащего котенка из клетки и осторожно положила на дно моей почтальонки.
К несчастью, когда мама перекинула клапан почтальонки с похищенной кошкой внутри, мы обнаружили, что той явно не нравится сидеть в маленькой темной сумке, с парами от мятной жевательной резинки и железной мелочью.
Мы также обнаружили, что тщедушное тельце реинкарнированной Снежинки обладает легкими не хуже, чем у Паваротти. Как только мама закрыла сумку, котенок начал мяукать так, что лопались барабанные перепонки.
Мама, папа и я оцепенели, причем скорее впечатленные, нежели напуганные. Если кто не знает, как орет расстроенная кошка, то можно сказать, что больше всего это похоже на крики рожающей женщины.
Под завывания реинкарнированной Снежинки мы пулей выскочили из комнаты. Единственный выход из приюта пролегал через собачий отсек – узкий коридор с длинными рядами клеток по бокам.
Итак, как вы, наверное, слышали, собаки иногда не ладят с кошками. И мне в первый раз представлялась возможность убедиться в этом воочию, когда мама, вцепившись в мою руку, заставляла меня бежать за собой галопом по длиннющему коридору. Папа трусил за нами, Снежинка мяукала как оглашенная, а штук пятьдесят с лишним собак лаяли в унисон. Хриплый лай питбулей смешивался с отрывистым повизгиванием терьеров, создавая поистине оглушительный рев, несущийся нам в спину, пока мы мчались в сторону выхода.
Уже у самых дверей я оглянулась и увидела Пэт, которая появилась в дальнем конце коридора и подбежала к первой клетке, пытаясь понять, в чем причина собачьих волнений.
Мы выскочили на улицу прежде, чем она успела нас заметить, и благополучно добрались до нашей машины. Мама, пошарив в сумке, вытащила на свет божий спасенную кошку и нежно прижала ее к груди.
– Вперед, Майкл!
– Ким, ты что, совсем обалдела?! – Папа очумело застыл на водительском месте.
– Это всего лишь невинный котенок! – Мама оглянулась на дверь приюта.
– Хватит! – вмешалась я. – У нас нет времени на пререкания! Папа… дело сделано, и надо поскорее отсюда убираться. Мама… ты сумасшедшая, мы больше никогда не возьмем тебя с собой в город. А теперь поехали!!!
Папа вырулил с парковки и изо всех сил жал на газ всю дорогу до нашей ветеринарной клиники. Потом мы остановились купить кое-каких лекарств, специально для кошек, а еще всякой всячины в магазине товаров для животных, и я счастлива вам сообщить, что мы в результате таки выходили реинкарнированную Снежинку.
Котенок прожил долгую счастливую жизнь в качестве кота мужского пола по имени Бастер. (Потому что мы украли его из приюта, прямо как в настоящем блокбастере. ДОГОНЯЕТЕ?) Бастер долго болел и еще нуждался в нашем внимании, но он стал членом семьи в тот самый момент, когда мама заглянула в его доверчивые глазки.
И это самый лучший урок, полученный мною от мамы: никогда, никогда не бросать в беде члена семьи. Даже если окажется, что у нее кошачий пенис и это вовсе не реинкарнация твоего незабвенного домашнего любимца.
Преследование 101
Когда я была маленькой, то позволяла маме перед сном убаюкивать себя очередным отрывком из рассказываемой на ночь оригинальной саги «Хроники Крошечного Крошки Тима». Каждая глава начиналась всегда одинаково: «Жил-был крошечный-прекрошечный, крошечный-прекрошечный, крошечный-прекрошечный маленький мышонок, и звали его Крошечный Крошка Тим», а кончалась так: «И когда он вырос, то поступил в Гарвард, Йель или Принстон, а потом сделал замечательную карьеру и жил долго и счастливо».
Главными действующими лицами всех историй были Крошечный Крошка Тим и его мама Этель (человек) Оперная Певица, которая жила на Манхэттене в Верхнем Вест-Сайде в красивой квартире с террасой, выходящей на Центральный парк. Образ Крошечного Крошки Тима был маминой идеализированной версией моей жизни в данный конкретный момент: если я занималась водным поло, то Крошка Тим был капитаном своей крошечной команды. Если я готовилась в школе к тесту по истории, то Крошка Тим встречался в Национальной аллее с президентом.
И вот совсем недавно, вспоминая мамины рассказы, я поняла, что у них имеется интересный тематический тренд: преследование. В 95 процентах случаев преследование было ключевым моментом сюжета. Так, например, после того, как один бродвейский режиссер заявил, что мышь не может участвовать в шоу, Этель и Тим с криками «Ты мышист! Разрешить всем биологическим видам играть на сцене! Слепой отбор всех биологических видов!» начали преследовать беднягу по всему Манхэттену. И Тим, само собой, получил роль. В другом рассказе ему не разрешили кататься на коньках на катке в Центральном парке. Тогда Этель с Тимом отправились в офис мэра Нью-Йорка и отказались уходить, пока мэр не отменил спорный городской запрет «мышка на ледышке». В другом, можно сказать, пророческом отрывке Тим и Этель ждут под дверью престижной школы Далтона, куда отказались принять Тима. И когда появился директор, Тим привел страстную аргументацию в защиту мышь-позитивной дискриминации[12]. На следующий день Тим, в крошечной школьной форме Далтона, вооружившись крошечным мышиным карандашом, уже щелкал задачки в рамках продвинутой программы, совсем как и остальные млекопитающие в классе.
И подобная расстановка акцентов (промывание мозгов) имела смысл, учитывая, сколько раз нам пришлось участвовать в преследовании, особенно если дело касалось моего обучения, а точнее, кампании по поступлению в колледж.
Когда я училась в старших классах, мы с мамой приняли участие в жутком недельном туре по колледжам, что едва не привело к матереубийству на южном направлении шоссе I-95. Каждый, кто ездил со своей мамой в тур по колледжам, наверняка сможет рассказать о доводящей до белого каления клаустрофобии, которая возникает во время недельного пребывания в машине с единственным человеком, куда сильнее заинтересованным в твоем поступлении в колледж, чем ты. Подростковые неврозы вкупе с климактерическими перепадами настроения превращают машину в скороварку для гормонов, готовых взорваться при малейшем намеке на критику. Кстати говоря, могу поспорить, что другие мамы не пытаются установить местоположение парикмахерского салона «Фантастик Сэмс» в каждом университетском городке и не подвергают вас кератиновому выпрямлению волос перед каждым интервью.
Но, оказавшись в кампусе Принстона, я поняла, что не зря страдала. Может, все дело было во внимательном отношении к новичкам, может, в симпатичных университетских парнях, а возможно, в широком выборе закусок, предлагаемых круглосуточным магазином, но я сразу остановила свой выбор на Принстоне.
Я посещала все ознакомительные лекции, которые Принстон устраивал в штате Калифорния, встречалась со всеми выпускниками Принстона в пределах Лос-Анджелеса, готовыми со мной увидеться. Буквально с каждым. Я даже провела целый час с застенчивым урологом, чрезвычайно смущенным разговором о подготовке к медицинской школе со студенткой, интересующейся мочевым пузырем примерно в той же степени, что он музыкальным театром.
Мне еще никогда в жизни ничего так не хотелось, как попасть в Принстон. Буквально каждую свободную минуту я зависала на форумах желающих поступить в колледж, пытаясь оценить свои шансы и принять участие в разговоре сотни невротичных амбициозных подростков на CollegeConfidential.com.
Я истово искала хоть что-нибудь, что дало бы мне преимущество над моим идеологическим противником из чата в Интернете: PrincetonGuy11. Все, что угодно, лишь бы стереть этот самодовольный смайлик человека, имеющего двойное наследственное право поступления.
И когда мама сказала, что такое преимущество мне может дать встреча с человеком из приемной комиссии, неким мистером Боуманом, я ответила: «Отлично. Давай его выследим!» – и, судя по выражению маминого лица, она еще никогда так мной не гордилась. Согласно проверенной информации, мистер Боуман был чемпионом по абитуриентам в области искусства (типа меня), а Принстон как раз только что получил грант в 100 миллионов долларов на искусство, поэтому при принятии решений голос мистера Боумана был более весомым. Мама интерпретировала это следующим образом: «Если ты встретишься с ним и произведешь на него впечатление, считай, что тебя приняли, а если нет, окажешься в Деврае»[13].
Раз уж теперь мы были в одной лодке, мама взяла трубку и набрала номер диспетчерской Принстона (по памяти). Она переключила телефон на громкую связь, чтобы я могла все слышать. Ну а также из-за рака.
– Добрый день… да. Офис мистера Боумана, пожалуйста. Из приемной комиссии. – Для маскировки мама использовала не слишком убедительный южный акцент.
Однако телефонистка из Принстона, с которой мама общалась примерно пятнадцать раз на день, сразу же узнала ее голос.
– Ой, привет, Ким, сейчас переключу.
Раздался щелчок, затем длинные гудки, и мама для порядка еще больше усилила протяжный южный говор.
– Здравствуйте, это офис мистера Боумана.
– Э-э-э… всем привет, меня зовут миссис… Ковергеймер. – Во-первых, фамилия была, естественно, вымышленной. Похоже, производным от фамилии ее гастроэнтеролога доктора Оппенгеймера и слова «ковер». А во-вторых, фамилия Ковергеймер явно не сочеталась с аристократическим южным произношением, которое мама тщетно пыталась изобразить. – Дело в том, что моя дочь подала заявку на поступление в унивегситет в две тысячи одиннадцатом году, и мне хотелось бы знать, когда этот очаговательный доктор Боуман окажет честь пговести в кампусе следующую ознакомительную лекцию?
Мамин план состоял в том, чтобы подгадать нашу ежегодную новогоднюю поездку под расписание доктора Боумана и как бы случайно подстроить встречу с ним в Принстоне. Уж не знаю, как бы нам удалось это сделать, поскольку членам приемной комиссии, по идее, не положено встречаться с глазу на глаз с потенциальными абитуриентами, но, не сомневаюсь, мама наверняка разыграла бы сердечный приступ, если бы это позволило ей остаться с ним наедине в машине «скорой помощи».
– Ой, миссис Ковергеймер… да? В это время года мистер Боуман проводит ознакомительные лекции в южных штатах.
Я вдруг почувствовала укол разочарования. Нет, умом я понимала, что знакомство с мистером Боуманом никак не повлияет на мои шансы поступить в Принстон, но я приобрела нечто вроде наркозависимости, и хорошие новости из Принстона были для меня точно крэк.
– Да-да, все правильно, Ковергеймер. Я понимаю. Ну, может, вы хотя бы скажете мне, когда он вернется? – По мере того как усиливалось мамино разочарование, аристократическое произношение мало-помалу исчезало, сменившись ее привычным говором «девчонки из Джерси».
– Мне очень жаль, мэм, но не могу. И сразу после окончания этой поездки он отбывает в заслуженный отпуск.
– Ой, да неужто? – оживилась мама, и мне оставалось только молить Бога, чтобы она не сказала то, что вполне можно было от нее ожидать. – Ну и где же он собирается провести отпуск?! – Ну конечно же, она это сказала. И разговор, естественно, был закончен. Услышав длинные гудки, мама пожала плечами. – Ладно, похоже, мы отправляемся на Юг!
Мы тотчас же принялись изучать сайт Принстона на предмет расписания тура мистера Боумана по южным штатам. Единственная его поездка, которая хоть как-то вписывалась в наш бюджет, была в Виргинию. Две недели спустя мы, использовав все наши полетные мили, заказали билеты на самый дешевый рейс, который только смогла отыскать мама. Причем накануне мама, назвавшись миссис Боуман[14], позвонила в отель – выяснить, не изменились ли планы мистера Боумана. Итак, мы знали, что в день ознакомительной лекции он рано или поздно должен появиться в отеле. Но, к несчастью, не знали, когда именно. Это означало, что если мы с мамой хотели перехватить мистера Боумана и добиться вожделенной беседы с глазу на глаз, то нам следовало на весь день разбить бивак в холле отеля. Что мы, естественно, и сделали.
В этот знаменательный день мы с мамой после утомительного перелета вошли ровно в восемь утра в холл отеля «Кортъярд Марриотт», Виргиния. Вышколенный клерк за стойкой портье тотчас же вскочил с места и спросил, нужен ли нам номер. Но мама мастерски вышла из затруднительного положения, уклончиво заявив, что ждет старого школьного друга. А когда клерк вежливо поинтересовался: «О, а в какой школе вы учились?» – мама ответила: «На Юге». Вот так, коротко и ясно: «На Юге». И поскольку мы несколько часов безвылазно просидели в холле, портье явно решил, что мы – работающие в паре мама-дочка женщины легкого поведения в поисках клиента. Я чувствовала себя как Джулия Робертс в малоизвестном классическом фильме «Невротичка»[15].
В четыре часа дня в дверях появился мужчина в оранжевом с черным галстуке (цвета Принстонского университета). Пора начинать шоу! Мы с мамой переглянулись, морально приготовившись к выступлению всей нашей жизни. Вы небось считаете, что роль леди Макбет – одна из наиболее сложных? Тогда попробуйте изобразить искреннее удивление после того, как вы, преодолев 3000 миль, восемь часов тупо просидели на скамье из клееной фанеры под мучительное рондо музыки в холле. И тем не менее мы с мамой были готовы. Я выучила наизусть свое резюме в форме диалога, а мама старательно вызубрила «спонтанные» междометия, которые, согласно сценарию, должна была вставлять. Я настроилась на волну Мерил Стрип, и мы с мамой непринужденно подошли к мистеру Боуману:
– Простите, вы мистер Боуман?!
– Да?.. – Он повернулся к нам.
Мистер Боуман выглядел точно так же, как на фотографиях в Интернете, которые мы нарыли. Классический представитель северо-восточного университета Лиги плюща: хаки, блейзер с кожаными заплатками на локтях, ну и, конечно, для завершения картины прикольный галстук.
– Ой, надо же, какое невероятное совпадение! – Я хихикнула, изобразив тщательно отрепетированную радость от «неожиданной встречи». – Я Кейт Сигел. Мы виделись на вашей ознакомительной лекции в Принстоне несколько месяцев назад. Вы, должно быть, меня не помните. – Естественно, не помнит, поскольку ознакомительную лекцию, которую я действительно посетила, проводил совсем другой член приемной комиссии, а вовсе не мистер Боуман. – Я поступаю на следующий год. А это Ким, моя мама. Сами мы из Калифорнии, а в Виргинию приехали на бат-мицву! И я счастлива вернуться сюда, так как именно здесь я выиграла национальный конкурс по риторике. А что вы здесь делаете?
Первый пункт резюме – галочка!
Я сделала заранее продуманную паузу в ожидании вопроса насчет конкурса по риторике, но на всякий случай приготовилась хвастаться напропалую.
– А я здесь с ознакомительной лекцией. Какая приятная неожиданность! А кто празднует бат-мицву? Мазл тов! Мои поздравления!
Я оцепенела. Я забыла слова! Ну, чисто формально я вообще не подготовила соответствующую реплику. Во время предыдущих репетиций представления моего резюме мы с мамой на минутку забыли ввести в сценарий родственницу, празднующую бат-митцву. Почувствовав, что меня заклинило, мама решила импровизировать:
– Спасибо за поздравления! Ее маленькая кузина Джейми Шварц становится женщиной! Между прочим, Кейт терпеть не может хвастаться, но я как-никак ее мама. И тот конкурс по риторике стал настоящим событием. Кейт тогда выиграла солидный грант.
Мы вернулись к нашему сценарию, и дальше все пошло как по маслу.
Я задавала свои тщательно отрепетированные вопросы насчет театрального отделения, между делом ненавязчиво вставляя наиболее впечатляющие подробности моего творческого пути, отраженные в резюме. В моих ответах на каждый вопрос соблюдался идеальный баланс: бессовестное бахвальство своими достижениями и расплывчатые воспоминания о собственно школе. Конфуз с забытой репликой остался в прошлом, и наша пьеса шла без сучка без задоринки. Даже лучше, чем я ожидала. На последней секунде мама решила несколько отступить от сценария:
– Скажите, а вы когда возвращаетесь в Принстон? Если завтра, то мы вас с удовольствием подвезем. Мы едем в Нью-Йорк, а Принстон как раз по пути! Нас это совершенно не затруднит!
Еще как затруднит. На самом деле, если бы мистер Боуман принял мамино предложение, нам пришлось бы сдать билеты на самолет и остаться в отеле на ночь. Да и вообще, о чем, ради всего святого, можно было говорить с этим человеком целых четыре часа?! Ведь у меня ничего не осталось про запас! В этом разговоре я полностью выложила ему свое резюме! Хуже того, а что сможет сказать ему моя мама? И когда мистер Боуман наклонил голову, у меня перед глазами промелькнула вся моя школьная карьера, а мой шанс поступить в Принстон ускользал между пальцев в обшарпанном холле отеля. Черт бы тебя побрал, мама! Жадина-говядина! Я затаила дыхание.
– Очень мило с вашей стороны, но я уже взял машину напрокат.
Господи, спасибо Тебе за «Авис»!
Вся встреча продолжалась минут десять, не больше, но мама раз и навсегда постановила для себя, что именно этот разговор помог мне поступить в Принстон.
Учитывая все обстоятельства, я еще легко отделалась. В истории о Крошечном Крошке Тиме они с Этель наверняка ночью прокололи бы шины взятого напрокат автомобиля и совершили бы незабываемое путешествие из Виргинии в Принстон, во время которого Тим написал бы пьесу, номинированную на премию «Тони», нашел лекарство от рака и получил бы написанное от руки письмо о зачислении в Принстон на 2011 учебный год.
*Сайт советов Гвинет Пэлтроу о стиле жизни.
Доктор То (Самое)
Моя мама – это ходячая версия медицинского веб-сайта WebMD. Что реально впечатляет. Она способна за пять минут убедить вас, что даже легкое недомогание – это непременно рак или антракоз.
– Ой, да у тебя прыщ! Ну, я читала одно исследование, где говорится, что угревая сыпь у взрослых может быть свидетельством наличия поликистоза яичников. А когда ты в последний раз была у гинеколога?
У меня заболело горло, и я имела неосторожность сказать об этом маме.
– КЕЙТ! ЭТО МОЖЕТ БЫТЬ МЕНИНГИТ!!! ПОПРОБУЙ КОСНУТЬСЯ ПОДБОРОДКОМ ШЕИ! ТЫ ПРОБОВАЛА? ТАК ТЫ МОЖЕШЬ КОСНУТЬСЯ ПОДБОРОДКОМ ШЕИ?!
А если добавить для порядка пару распухших миндалин, значит это точно вирус Эбола.
Если уж речь зашла о мамином отношении к болезням, то следует отметить, что самую неумеренную, а иногда просто отвратительную бдительность она проявляет именно в том, что касается заболеваний, передающихся половым путем. Она чуть ли не тысячи раз показывала мне мерзкие снимки гнойникового поражения гениталий или герпетических язв. А в старших классах средней школы я достигла такого уровня знаний, что могла официально работать диагностом венерических заболеваний.
Однако поскольку в школе все мои устремления ограничивались в основном брекетами и блюдами каджунской кухни, то вопросы предохранения и профилактики венерических заболевания на повестке дня не стояли, и все же летом перед отъездом в колледж мама решила, что пора поговорить со мной насчет диафрагмы.
Мне, наверное, никогда не понять, почему из всех противозачаточных средств мама навсегда отдала предпочтение диафрагме. А знаешь, что делает наш горячий секс еще более жарким? Использование спермицидного геля! Вставь по-быстрому вагинальный аппликатор с гелем и иди сюда, мой симпапончик.
Еще до начала занятий в колледже мама записала меня к нью-йоркскому гинекологу, чтобы у меня был «женский» доктор поближе к кампусу.
– Кейт, ты должна быть готова. Ты роскошная девушка, и все сексуально озабоченные студенты будут ходить за тобой табуном. СВЕЖЕЕ МЯСО! Но позволь напомнить, это вовсе не дает тебе право трахаться с парнями в кампусе, как только ты начнешь учиться в колледже…
Однако, памятуя о кордебалете из генитальных гнойников, скачущем, по моим представлениям, под трусами у каждого мужчины, я определенно не ставила себе в качестве первоочередной задачи трахаться с парнями из студенческого братства. Кстати сказать, я еще ни разу не целовалась по-настоящему, да и вообще чувствовала явную сексуальную неудовлетворенность. Причем настолько острую, что уже стала ловить себя на фантазиях о том, как начинаю тереться о прохожих на улице, с которыми случайно встретилась взглядом. Ох, если бы шеф-повар сэндвич-бара «Сабвей» в Вествуде только знал, какие вещи я мысленно вытворяла с ним на подносах с вегетарианским топпингом!
Да, время было неоднозначное, и, должна признать, знакомство с противозачаточными средствами имело смысл. Ну а кроме того, все телешоу и фильмы, что я смотрела, говорили о том, что годы учебы в колледже – это пора экспериментов и сексуальной свободы, даже для поздно созревших молодых людей вроде меня.
Мы прибыли в Нью-Йорк за несколько недель до начала занятий, чтобы прикупить кое-какие принадлежности для общежития и навестить мою тетю в Верхнем Вест-Сайде. И вот в день назначенного визита к врачу после нескольких часов бессмысленных споров насчет корзин с крышками в необъятном магазине товаров для дома на Манхэттене мы направились в кабинет моего нового гинеколога.
Мама, естественно, настояла на том, чтобы остаться со мной в смотровой, и мы вместе принялись ждать доктора. Я нервно мяла бумажную ночную рубашку, свесив через край гинекологического кресла судорогой сведенные ноги. Мама показала на стремена:
– Чего ты ждешь? Раздвинь ноги.
– Нет!
– Ой, да ладно тебе! С чего это вдруг ты стала такой стеснительной?
Смотровая была залита безжалостным люминесцентным светом, выставляющим напоказ мои прыщи и мимические морщинки на лбу. И я очень беспокоилась, что при таком освещении мое замшелое влагалище произведет не лучшее впечатление на доктора Вейнер. Справа от меня на столешнице раковины красовалась модель женского малого таза, внутри которой размещался анатомический слепок, демонстрирующий хитросплетения репродуктивной системы здоровой женщины. Но для меня это было исключительно чистым холстом для изображения заболеваний, передающихся половым путем. Я назвала модель малого таза Гонореей Глорией и уже начала мысленно рисовать на нем особенно страшный генитальный нарыв, но тут в смотровую вошла доктор Сабина Вейнер.
– Привет, Кейт! Очень рада знакомству. Что привело тебя к нам сегодня?
Женщина лет сорока в кремовой блузке и синих штанах с завышенной талией, какие носят, скорее, модные девицы, нежели плохо одетые мамаши. Ансамбль дополнял элегантный белый халат, с вышитой синими нитками фамилией докторши. И вид этой пугающе шикарной дамы еще больше усилил подспудные страхи насчет неприглядности моего влагалища. Неужели такая утонченная леди захочет в него заглянуть? По правде говоря, она показалась мне вполне милой, однако весьма трудно кем-то восхищаться, если этот человек, насколько тебе известно, собирается вставлять посторонние предметы в твою промежность. Но мама весьма охотно ступила в разговор вместо меня:
– Здравствуйте, доктор Вейнер! Итак, Кейт у нас через несколько недель начинает учебу в колледже – В ПРИНСТОНЕ, – поэтому мы бы хотели, чтобы вы подобрали ей диафрагму и просветили ее насчет секса.
Я дико покраснела, когда мама в очередной раз выкрикнула слово «Принстон», что она делала к месту и не к месту с тех пор, как я поступила в колледж.
– Принстон! Ого, впечатляет! Что ж, Кейт, у тебя очень ответственная мама. А ты ведешь половую жизнь?
– Нет. И ни одного мужчины на горизонте, – с энтузиазмом откликнулась мама.
– Нет. Еще нет, – подтвердила я.
– Хорошо, можно попросить тебя поднять ноги на стол, сдвинуть ягодицы к самому краю и вставить ноги в стремена?
Я подчинилась и раскинула ноги, пытаясь одернуть бумажную рубашку. Ну вот, началось! Вагина, детка, твой выход!
– Отлично. Ну ладно, солнышко, я сейчас проведу основной осмотр и сделаю парочку измерений, чтобы подобрать тебе диафрагму. И мы сможем также поговорить о других способах предохранения.
Доктор Вейнер сняла обручальное кольцо, положила его на Гонорею Глорию, надела резиновые перчатки. Потом ободряюще мне улыбнулась, села на маленький вертящийся табурет между моих ног, задрала прикрывавшую меня хрустящую рубашонку, выставив мое влагалище на всеобщее обозрение. Она не отшатнулась в ужасе, что уже хорошо, но я чувствовала, как Глория оценивает меня со всей неумолимой строгостью.
– Ладно, сейчас я немного надавлю. – Доктор вставила в меня палец, и я непроизвольно заерзала. – Нет-нет, не сжимайся, солнышко. Попробуй расслабиться. И дыши.
Маму, похоже, совершенно не взволновал тот факт, что одетый в резину палец незнакомого человека впервые засунут в мою промежность. Наоборот, мама сочла это отличным предлогом, чтобы прочесть несколько переиначенную лекцию о безопасном сексе, которую я уже слышала тысячу раз.
– Итак, доктор Вейнер, пусть она услышит все это и от врача… Вы со мной согласны? Парни из колледжа – самые сексуально озабоченные, самые отвратительные лжецы – носители полового герпеса во всем мире. И крайне важно заставить их провериться на наличие венерических заболеваний, если она захочет заняться с ними сексом, да?
Доктор Вейнер, которая сидела, если кто не помнит, запустив руку по запястье в мое влагалище, подняла на меня глаза:
– Ну, насчет первого ничего сказать не могу, но я совершенно с вами согласна, что очень важно соблюдать осторожность, причем большинство девушек почему-то стесняются попросить парня сдать анализы на предмет наличия вензаболеваний.
Я ВАС УМОЛЯЮ! Я улыбнулась. Тест на наличие вензаболеваний был такой же неотъемлемой частью моих сексуальных фантазий, как томная музыка и клубника в шоколаде (мои понятия о сексе представляли собой некий микс из романтических кинокомедий 1990-х и фантастических мелодраматических романов Норы Робертс). Я обожгла маму сердитым взглядом.
– Если ты не хочешь слушать меня, то хотя бы прислушайся к мнению специалиста. СПЕРВА ТЕСТ – А УЖ ПОТОМ СЕКС! Подумай о герпесе, о ВИЧ, о лобковых вшах… Или, может, ты хочешь, чтобы я снова показала тебе картинки?
Доктор Вейнер улыбнулась и снова посмотрела на меня:
– Полагаю, твоя мама пытается тебе сказать, что иногда бывают такие сложные ситуации, когда ты уже готова, а твой парень не хочет пройти тест. Но если парень стоящий, он наверняка проявит понимание и с уважением отнесется к твоим желаниям.
– Вот именно! – с энтузиазмом поддакнула мама, а доктор Вейнер тем временем продолжила:
– Иногда, чтобы встретить своего принца, приходится перецеловать кучу лягушек.
– Да-да, а у мальчишек-лягушек из колледжа ГНОЙНИКИ. ГНОЙНИКИ на гениталиях!
– Возможно. – Доктор Вейнер улыбнулась, продемонстрировав ровные ослепительно-белые зубы, и я в компенсацию за унизительность ситуации представила, как она целует лягушку с гнойным поражением гениталий.
– Кстати, о принцах, а где вы встретили своего? Очень красивое кольцо! – Мама ткнула пальцем в строгое бриллиантовое обручальное кольцо, что лежало на Глории.
– Познакомилась в колледже.
– Да неужели? Фантастика! А чем он занимается?
Доктор Вейнер вынула палец, которым шарила у меня в промежности, и потянулась за каким-то металлическим средневековым орудием пыток, оказавшимся, как я потом поняла, зеркалом.
– Ладно, солнышко, сейчас будет немножко больно. – Она сунула в меня медицинский инструмент, а затем ответила маме: – Он театральный продюсер.
Мама встрепенулась и моментально вернулась в свое обычное состояние мамаши-дрона. Поскольку поступление в колледж можно было считать пройденным этапом, мама, одновременно продолжая уговаривать меня перейти на юридический факультет, уже начала всерьез подумывать о практике, которая обеспечит мне карьеру в области искусства. Пожалуй, это была единственная тема, способная отвлечь маму от кампании запугивания угрозами венерических заболеваний. Я была горячо благодарна доктору Вейнер за правильный выбор мужа, мне даже на секунду стало стыдно, что я заставила ее целовать лягушку с гнойным поражением гениталий.
– Надо же! Продюсер? А Кейт у нас очень талантливый сценарист. Она пишет для музыкальных театров. А еще сочиняет тексты и музыку песен! И сама их исполняет!
Доктор Вейнер, всецело поглощенная изучением моей промежности, бросила на меня быстрый взгляд:
– Да неужели?
Мама, сидевшая в кресле, нагнулась поближе к нам:
– Кейт, почему бы тебе не спеть какую-нибудь песенку из твоего мюзикла?
Если бы не зеркало в моем влагалище, я непременно соскочила бы с кресла и задушила ее голыми руками.
Доктор Вейнер повернула зеркало:
– Нет-нет, солнышко, не зажимайся. Дыши.
Похоже, все мое напряжение сконцентрировалось у меня во влагалище.
Но маму уже было не остановить. Будьте прокляты все эти мазки и зеркала!
– Брось, Кейт! Спой «Жалобу Азиатского Мальчика». Доктору Вейнер наверняка понравится, и это поможет расслабить… расслабить твои женские органы!
Для справки: мюзикл я написала еще в старших классах средней школы, посвящен он был стереотипам приема в колледж, и один из персонажей этого сатирического произведения звался Азиатским Мальчиком.
А когда я не вняла маминому призыву, она пихнула меня в плечо:
– Ну что же ты?! – И начала громко распевать арию Азиатского Мальчика «Почему не плюс?» с пугающе гротескным азиатским акцентом.
– Мама, давай не будем!
И тут за меня вступилась доктор Вейнер:
– Ладно, дамы. Может, вы споете мне чуть позже? А сейчас мне надо, чтобы Кейт дышала и попыталась расслабить мускулы.
Я в очередной раз наградила маму злобным взглядом, и она дала задний ход, оставив все-таки доктору CD с моей музыкой (у мамы, куда бы она ни шла, всегда был с собой хотя бы один экземпляр), чтобы та показала мужу. Который, естественно, так и не проявился. Ну а когда пришло мое время, я выбрала презервативы.
Не открывай, если не хочешь плакать
Когда я родилась, мама заставляла буквально всех входящих в дверь нашего дома мыть руки в дезинфицирующем растворе и надевать медицинскую маску. Мама также наняла британскую няню, которой строго-настрого запретила брать меня на руки и даже прикасаться ко мне. Как-то вечером после званого обеда, когда мама не позволила няне уложить меня спать, один из гостей нашел следующее шутливое оправдание для моей мамы:
– Эй! Если няня хочет ребенка… пусть берет и сама рожает себе гребаного ребенка!
К несчастью, мама восприняла это саркастическое замечание как руководство к действию и в течение ближайших восемнадцати лет вообще не выпускала меня из виду. И даже когда я училась в колледже, она без устали продолжала меня пасти.
И тем не менее в первый год мама вовсю помогала мне без потерь пройти по минному полю, которое представляла собой жизнь первокурсницы, и я была ей искренне благодарна. Наверное, лучший способ описать мою первую неделю в кампусе – это сказать, что я получила тестостероновый шок, и я каждый вечер звонила маме спросить совета.
Но если смотреть правде в глаза, я вполне могла встретиться с мамой за обедом в ее отеле, поскольку первые недели моего пребывания в колледже она постоянно околачивалась возле кампуса. Тем более что нам было о чем поговорить – для меня стало настоящим откровением, что некоторые мужчины явно хотели заняться со мной сексом. Что было здорово в Принстоне, так это то, что большинство из нас были сексуально незрелыми ботанами, которые в старших классах не тусовались, а упорно работали, поэтому алкоголь тек рекой и цитирование Шекспира считалось нормальным элементом флирта. И это меня вполне устраивало. «Эта леди совсем не возражает!»[16]
В школе я целовала мальчиков по ходу действия мюзиклов, пару раз играла в «Правду или расплату», но у меня никогда не было бойфренда. Чисто формально я лизалась лишь по мере необходимости в школьных спектаклях или во время игр на вечеринках.
А уже через неделю я без памяти влюбилась во второкурсника по имени Адам Рейтнер. С Адамом я случайно познакомилась в столовой, и он сказал моей подруге, что считает меня клевой. Ну да, мы полюбили друг друга. Он был саркастичным, высоким и к тому же евреем – неплохое начало для девицы вроде меня с эротическими фантазиями о Ларри Дэвиде[17]. В своих мечтах я наградила Адама огромным членом, который, однако, не причинял боли.
Я не знала, когда начнутся всякие там сексуальные дела, но мы проводили много времени вместе, и мне казалось, что все идет хорошо. Я даже похвасталась маме. Помнишь, ты еще боялась, что я умру в одиночестве? Возможно, это не мой жизненный план!
– Ты помнишь, я рассказывала тебе про того парня, Адама. Мы уже вроде как несколько недель зависаем вместе…
Перевод: мы тусим в компаниях, пьем на вечеринках и вихляемся в пьяных танцах.
– У тебя еще стоит диафрагма? Она тебе подходит? А ты заставила Адама сдать анализы на наличие заболеваний? Ты должна постараться получить ответ непосредственно от его доктора. Ты же не хочешь, чтобы какой-нибудь подлый лжец с генитальным герпесом склонил тебя к сексу и на всю оставшуюся жизнь заразил тебя этой гадостью?
– Господи, мама! Мы еще даже не целовались!
– Вы встречаетесь уже три недели, и он тебя не поцеловал! Он что, гей?
– НЕТ! Формально мы типа еще не считаемся парой, просто зависаем вместе. И я знаю, что нравлюсь ему, и вообще я не знаю! Мы пока не торопимся!
– Судя по всему, он таки гей.
Когда мы закончили разговор, я поняла, что мама попала в точку. Почему Адам не делал никаких телодвижений в мою сторону? Может, у меня жирная задница? Я решила, что мои намерения должны быть ясными, а белье – утягивающим. Я уже раздавала ему пьяные авансы на танцполах и недвусмысленно склоняла к тому, чтобы пообжиматься в туалете. Тот факт, что я определила этот однобокий ритуал обхаживания как «зависать вместе», объяснялся полным отсутствием опыта в области взаимоотношения полов.
Несколько слов в свою защиту. Такое представление возникло на основе наблюдений за тем, как зависают мои сверстницы, которые спокойно терпят свинское поведение мужчин, желающих обойтись без «лишних сложностей» или «наклеивания ярлыков». Термин «зависать» охватывает самый широкий диапазон сексуальных отношений, хотя на самом деле это просто удобный предлог трахаться направо и налево без каких-либо обязательств. Развлекайтесь, детки!
Вы, наверное, спросите, как можно было еще прозрачнее намекнуть Адаму на сложившееся положение дел? Ну, естественно, прижимаясь задницей к его промежности на танцполе! Когда я выкинула этот трюк, у него в штанах даже ничего не зашевелилось, что, вообще-то, было обычным делом в моей небогатой практике. Впрочем, это можно было предвидеть, если вспомнить все мои фантазии о первых встречных мужиках, о которых я отчаянно трусь.
Жутко расстроенная, я в тот вечер проигнорировала все мамины послания и сразу отправилась в постель. В шесть часов утра ко мне в дверь постучали два офицера службы общественной безопасности. Я заверила их, что никто и не думал меня похищать, и тут же позвонила вызвавшей их женщине:
– МАМА, ТЫ ЧТО, НАДО МНОЙ ИЗДЕВАЕШЬСЯ?! Ты вызвала охрану кампуса!
– Ох, слава богу, что с тобой все в порядке! Какого черта ты не отвечала на мои сообщения?! Я отправила тебе штук пятьдесят. А точнее, шестьдесят три.
– Я была занята!
– Оля-ля! С Адамом?! Ну и как все прошло?
– Не слишком хорошо. Он был таким индифферентным!
– ГЕЙ!
– Да ладно тебе, прекрати. Я не знаю, все так странно. Мы постоянно зависали вместе, и, по-моему, я недвусмысленно дала ему понять, что он мне нравится.
– Ну, ты на нем зациклилась. А почему бы тебе не выбрать более жесткую игру? Засунь язык в горло другому парню, и пусть он посмотрит.
Идея показалась мне вполне разумной, однако буквально на следующий день я узнала от общего знакомого: Адам потихоньку «зависает» с кем-то еще, причем началось это довольно давно, еще до нашего знакомства. Я незамедлительно позвонила маме и сообщила ей новости.
– Ой, мне так жаль, родная! Но всегда полезно знать, на каком ты свете. В Принстоне полным-полно роскошных мужиков. А как насчет Тима? Ну, он похож на того крутого сперминатора[18], с которым я встречалась после колледжа. Этакий здоровенный, сексуально озабоченный качок.
– Мам! Тим – мой наставник в колледже! Это вроде как незаконно! Что ты имела в виду, когда говорила, что тебе жаль? Мне казалось, ты обрадуешься, узнав об Адаме!
Вы наверняка можете подумать, что я смиренно приняла поражение и решила заняться следующим. А вот и нет! Мой воспаленный мозг упорно говорил мне, что Адам и вправду меня любит, но не хочет расстраивать девушку, с которой познакомился до меня.
– Солнышко, ты ведь не серьезно…
Нет, очень даже серьезно! Вам же знакома классическая любовная история.
Мальчик встречает Девушку № 1.
Мальчик несколько месяцев наслаждается классным сексом и безумно увлечен Девушкой № 1.
Мальчик отчаянно пытается избежать убогих заигрываний Девушки № 2.
Мальчик втайне по уши влюбляется в Девушку № 2, но продолжает создавать видимость, будто влюблен в Девушку № 1, с которой по-прежнему встречается.
Мальчик женится на Девушке № 2.
Таков был мой пятилетний план, и через пару недель я узнала новости, после которых принялась плясать, совсем как девица в рекламе тампонов: Адам порвал с Девушкой № 1! Тут уместно процитировать мою маму: «Яичники, включайте зажигание!» Мой пятилетний план неожиданно получил резкое ускорение, и я на радостях позвонила маме.
Мама сказала, чтобы я особо не раскатывала губу, но я уже безудержно фантазировала на тему, как будут выглядеть наши дети, и пропустила ее слова мимо ушей.
– МАМ, Я СОБИРАЮСЬ НАРОЖАТЬ ЕМУ КУЧУ ДЕТЕЙ! ТЫ УЖЕ СОЗРЕЛА ДЛЯ ВНУКОВ?
– Детеныш, во-первых, заруби себе на носу: не смей шутить со мной насчет внуков. Во-вторых, сбавь обороты. Оставим в стороне внуков – ты должна заставить его сходить в медицинский центр и сдать анализы на наличие вензаболеваний. Если ты спишь с ним, то спишь со всеми девицами, с которыми он успел переспать! Нет анализов – нет секстинга![19]
Похоже, мама не знала точного значения слова «секстинг», но основной посыл я поняла.
Был четверг, и в тот вечер мы гурьбой отправились тусить. Я впервые сделала восковую эпиляцию ног и интимной зоны, чтобы в эту знаменательную ночь чувствовать себя особенно сексапильной. Однако все обернулось не так хорошо, как я ожидала. Я была похожа на препубертатную жертву ожога и едва ковыляла из-за сильнейшего раздражения между ног. Уж можете мне поверить, нет ничего сексуального в том, чтобы хромать по танцполу, тайком прикладывая к промежности банку с холодным пивом.
Мама позвонила мне в одиннадцать вечера, и на сей раз я решила ответить, дабы избежать очередного визита полиции кампуса.
– Мама, я совершенно без сил. Чего ты от меня хочешь?
– Ну и как у тебя продвигается с Адамом? – поинтересовалась она.
Я на секунду замялась и обвела глазами зал. В данный конкретный момент Адам замутил с другой девушкой и вообще забыл о моем существовании.
– Мама, все отлично, просто оставь меня в покое. И не вздумай вызывать полицию. Я жива!
Закончив разговор, я повернулась и обнаружила, что Адам на танцполе уже целует ту другую девушку. Совершенно раздавленная, я вернулась домой, легла в кровать, которую взяла себе за труд специально постелить ради Адама, и приложила к промежности холодную банку «Фрески».
Проснувшись на следующее утро, я открыла ноутбук и набросала черновик полубезумного, реально унизительного любовного письма, где признавалась в своих чувствах к Адаму и приглашала его на свидание. Я послала письмо маме и позвонила ей:
– Привет, мам!
– У тебя расстроенный голос! Что произошло вчера вечером? Кто-то попытался подсыпать тебе какую-то дрянь в напиток, да? КТО-ТО ПОПЫТАЛСЯ ИЗНАСИЛОВАТЬ ТЕБЯ ВО ВРЕМЯ СВИДАНИЯ?
– Нет, я в порядке. Ты можешь проверить текст, который я тебе только что послала?
– Конечно, оставайся на связи.
Ну, сейчас я уж дословно не перескажу содержания того письма, однако отлично помню, что, когда я его писала, мне казалось, будто это величайшее любовное послание всех времен и народов. И вообще, кто такой Шекспир? А… это тот парень, что пописывал сонеты пятистопным ямбом задолго до того, как Кейт Фридман-Сигел сумела раскрыть истинную суть настоящей любви!
Мама вздохнула в трубку:
– Солнышко, я тебя очень прошу, не надо отправлять письмо!
– Почему? Ведь оно отражает мои чувства!
– Кейт, я понимаю, как тебе сейчас тяжело, но, милая, ты должна принять, что он просто друг. И не отвечает тебе взаимностью… Мне очень жаль, родная, но поверь мне, пожалуйста, не отправляй это послание!
Мои глаза наполнились слезами, но даже в этот момент полного эмоционального раздрая превращение моей мамы из язвительной, забавной женщины, какой я привыкла ее видеть, в мать настоятельницу из фильма «Звуки музыки» меня чрезвычайно обеспокоило. Одно из двух: или мама готовилась к исполнению саркастической вариации на тему «И как же нам решить проблему с Марией?»[20] – или она знала что-то такое, чего не знала я.
– Мам, я должна сказать ему, что я чувствую. Если я сейчас не попытаюсь, то потом никогда себе этого не прощу. Ведь так?
Мама долго молчала. И я не могла не отдать должное ее выдержке, отнюдь ей не свойственной. После бесконечных часов разговоров об Адаме лично я на мамином месте ответила бы так: «Не попытаешься? НЕ ПОПЫТАЕШЬСЯ?! Ты, наверное, шутишь! Ты сделала все возможное и невозможное, разве что не легла голая в его двуспальную кровать и не раздвинула перед ним ноги!» Что ясно свидетельствует о моей неготовности быть родителем. А также является проверкой маминых педагогических способностей, а именно ее понимания того, что на ошибках учатся.
– Мам?
– Да, солнышко, я тебя слушаю. Сомневаюсь, что тебе следует отправлять письмо, но, если ты все-таки надумаешь, ПОЖАЛУЙСТА, убери фразу насчет вечной любви.
Справедливо.
Как только мы закончили разговор, я тут же отправила Адаму письмо. И все вышло не слишком хорошо.
Адам воспринял письмо очень мило – настолько, насколько способен на это девятнадцатилетний парень, – и деликатно указал мне мое место в секторе для друзей. По моим понятиям, смысл его слов сводился к следующему: «Я… э-э-э… но мы же друзья!»
И все последующие годы я хранила его письмо на рабочем столе своего компьютера, в защищенной паролем папке под названием «НЕ ОТКРЫВАЙ, ЕСЛИ НЕ ХОЧЕШЬ ПЛАКАТЬ». В той же папке хранились мои ужасные рассказы, полные экзистенциальных подростковых страхов, и имейлы, которые подросток Кейт считала достойными своей «эмоциональной» папки. Я перечитывала содержимое папки под песню «Beautiful» и, позорно разнюнившись, надрывно подпевала Кристине Агилере. Однако всякий раз, пытаясь открыть имейл от Адама, я поспешно закрывала папку, не в силах пережить боль унижения. Тем не менее мы с Адамом дружим и по сей день, так что этот случай нельзя назвать полной потерей.
В то утро мама вполне могла бы меня остановить, и она это знала, как, впрочем, и то, что я, скорее всего, получу унизительный отказ, а значит, впереди меня ждут мучительный период песенного творчества и тернистая дорога избавления от лишнего веса. Но мама поняла, что настало время отрезать пуповину (крошечный кусочек от той, что по-прежнему нас связывает) и позволить мне набить шишек. Не сомневаюсь, если бы маме пришлось встать на мою защиту, она вполне могла бы голыми руками оторвать яйца у льва, поэтому ей наверняка было тяжело видеть мои любовные терзания. Но если оставить в стороне львиные гениталии, мама отлично понимала, что единственный способ помочь мне повзрослеть – позволить чуточку пострадать: «Иногда только разбитое сердце может подсказать тебе, как обойти стороной пенис»[21].
С днем рождения, детеныш!
Громкий стук и пронзительный голос, поющий «С днем рождения», вернули меня в реальность, напомнившую о себе жутким похмельем. «С днем рождения, моя толстожопенькая дево-о-очка! С днем рожденья тебя-я-я-я!» Да, очень похоже на мою маму.
Я попыталась нашарить будильник и сощурилась на злобный красный дисплей. Восемь утра. Рядом со мной на кровати покоился Джаред, предмет моей пылкой страсти. Красавчик Джаред, с его загорелым, хотя и подозрительно коротким торсом, с его псевдоинтеллектуальной экзистенциальной тоской, наконец-то утихшей на короткий момент сна. Мы находились в моей общежитской спальне в Нью-Джерси, и я так и не переоделась со вчерашнего вечера, и это было утро моего двадцатого дня рождения. И моя мама проделала две с половиной тысячи миль от нашего дома в Лос-Анджелесе, чтобы спеть на пороге моей комнаты!
– Боже мой! Этот свет! Мне срочно нужен ботокс, чтобы я могла здесь стоять!
Да, это определенно моя мама.
ЧЕРТ! ЧЕРТ! ЧЕРТ!
Ну конечно, мне не следовало удивляться. В том, что касается сюрпризов на день рождения, маме нет равных. Я попыталась растолкать Джареда под неумолчный стук в дверь.
– Уф, секундочку!
После девятнадцати лет получения очередной бомбы на день рождения, включая тот случай, когда разносчик цветов вручил мне букет тюльпанов, а затем, раздевшись до стрингов, исполнил сексуальную версию «С днем рождения», каждый год накануне своего дня рождения я приучалась проявлять сверхбдительность. По мере приближения двадцатого января я объявляла повышенный уровень тревоги. Это обыкновенный почтальон или человек со специальной посылкой, любезно отправленной моей мамой? Барменша напевает себе под нос по собственной инициативе или же это начало тщательно продуманного флешмоба в честь моего дня рождения?
Учитывая мамин послужной список, вы наверняка подумаете, что я могла предвидеть мамин визит, но в этом году мама превзошла самое себя. Двадцатое января 2009 года было днем инаугурации Барака Обамы, и маме удалось убедить меня, будто она отправилась в Вашингтон, округ Колумбия, чтобы стать свидетелем исторического события.
Надежды! Перемены! Только не для моей мамы. Но маме было мало просто сообщить мне о своих планах. Нет, эта женщина отправила мне копию липовых проездных документов от Лос-Анджелеса до округа Колумбия и даже имела наглость пожаловаться на неподъемные цены в ее фиктивной гостинице. А накануне вечером она прислала мне свое фото перед Национальной аллеей. Все эти очевидные свидетельства того, что мама, благополучно добравшись до столицы нашей родины, наблюдает за тем, как президент Обама вершит историю, притупили мою бдительность, и я, в состоянии блаженного самоуспокоения, на радостях пригласила Джареда провести со мной ночь в моей постели, правда поставив ему строгое условие ограничиться ласками «исключительно выше пояса».
– Боже мой, Кейт, что ты там делаешь?! – заорала мама. – Открой дверь! Мне плевать, если ты голая, просто впусти меня внутрь! Ты ведь знаешь, меня твоей голой попой не напугаешь! – Мама еще немного повысила голос. – Уж кто-кто, а я видала ее во всех видах! И пукающей, и какающей! Помнишь, на твой второй день рождения ты завопила при гостях: «КАКАШКА И ТАКАЯ ЗДОРОВАЯ!»?
– Мама! Тсс! Прекрати!
Я срочно вывела Джареда из коматозного состояния, вызванного чрезмерным употребления алкоголя накануне вечером, и рванула к двери. Мама была с головы до ног одета во все черное.
– Что ты тут делаешь?!
Я виновато улыбнулась своей соседке по коридору Николь, которая вышла, протирая заспанные глаза, из своей комнаты, расположенной через три двери от моей.
– Я подумала, что разговоры о какашках тебя немного подстегнут! И давай поторапливайся! Я приготовила тебе на день рождения большой сюрприз!
Кто бы сомневался?! Ведь не может же утренняя серенада в исполнении человека, пересекшего ради этого всю страну, стать единственным потрясением за сегодняшний день!
– Мы прямо сейчас должны тронуться в путь. – Мама посмотрела на мобильник, проверяя время. – Единственное, что могу тебе сказать, так это то, что тебя ждет безусловно лучший подарок на день рождения из всех, какие я когда-либо делала.
Эта фраза вызвала у меня некоторое беспокойство, поскольку в 2007 году мама именно так, слово в слово, охарактеризовала свой подарок на мой день рождения: консультацию у самого крутого в Лос-Анджелесе специалиста по ринопластике. «На случай, если ты захочешь перед колледжем поправить нос!» Я не захотела.
– Шевелись! – Она протиснулась мимо меня, по дороге подняв с пола футболку. – И конечно, у тебя тут самый настоящий бардак! Нам определенно не следовало убирать за тобой, пока ты росла. Вот потому-то ты и не научилась поддерживать порядок в до… – начала мама и осеклась, когда, завернув за угол, обнаружила за моим письменным столом Джареда, стыдливо кутавшегося в бледно-желтое одеяло в безнадежной попытке прикрыть чресла.
Джаред так и не смог найти штаны, которые, скорее всего, лежали где-то в укромном уголке комнаты вместе с остатками моего достоинства.
– Так-так-так, – сказала мама. – И кто этот… красивый молодой человек?
– Хм, это Джаред! Мы просто решили с утра пораньше поработать над проектом написания пьесы. Мам, я думала, что ты в Вашингтоне! – Я встала между мамой и Джаредом.
– Сюрприз! – Мама вопросительно наклонила голову. – Джаред? Сроду не слыхала ни о каком Джареде!
А вот и нет. Вранье! Она прекрасно знала все, что можно было знать о Джареде. Ведь самым прискорбным последствием нашей с мамой близости было то, что я вооружила ее лишней информацией. И мама знала, что Джаред был коварным соблазнителем, постоянно склонявшим меня к сексу. Она ненавидела Джареда, а когда мы с ним впервые поцеловались, то сразу посоветовала мне: «БЕГИ!» Однако в колледже я обрела прекрасную новую свободу: возможность фильтровать мамины советы. Я могла направлять ее звонки на голосовую почту! Разделяющее нас расстояние в две с половиной тысячи миль предоставляло мне свободу выбора, какие из ее предложений (требований) принимать во внимание, а какие нет.
А теперь буферная зона между моей мамой и моими спорными решениями исчезла, и вот нате вам: мама роется в моих вещах и подкрадывается к Джареду, точно львица – к своей добыче. Но Джаред продолжал спокойно сидеть, пребывая в счастливом неведении, какое цунами вот-вот обрушится на его хипстерскую головенку с искусно зачесанным псевдоирокезом.
– Э-э-э… Привет, миссис Сигел…
– Фридман. Ким Фридман. Можешь звать меня просто Ким. Ну и как давно вы, двое, встречаетесь? – Итак, первый выстрел сделан. Мама знала, что мы с Джаредом вовсе не встречаемся.
Однажды я набралась храбрости и поинтересовалась, считает ли он меня своей единственной, на что Джаред для начала сказал: «Моногамия – это буржуазный предрассудок», продолжив это глубокомысленное высказывание заявлением: «Я только недавно расстался с девушкой» (не расстался) – и закончив так: «Давай не будем усложнять».
Возможно, я должна была предвидеть. Ведь он постоянно уговаривал меня заняться с ним анальным сексом, аргументируя это так: «Просто позволь мне сунуть его в твою попку; и ты по-прежнему останешься девственницей. Блин, ты что, снова собираешься крутить динамо? Оставить меня с синими яйцами?»
Я всегда чувствовала себя виноватой после его слов, хотя все это чушь собачья. Объясняю для тех, кто не знаком с данным термином: выражение «синие яйца» используется для описания легкого дискомфорта, который испытывают некоторые мужчины после продолжительной эрекции без последующей эякуляции.
«Откровенно говоря, мне плевать, если, по-твоему, тебе на яички наступил слон; твой стояк еще не дает тебе право посягать на какие-либо мои отверстия или отростки. Тебе вообще крупно повезло оказаться в моей постели, так что заткнись, на хрен, и начинай мастурбировать!» – вот что мне следовало ему сказать. Но, как это ни печально, я лишь краснела и извинялась. И чем дольше продолжались наши ни к чему не обязывающие отношения, тем сильнее вскипала мамина ярость.
Вам, возможно, будет интересно узнать, почему я сознательно терпела подобное отношение. Объясняю: колледж меня морально измотал. Я перешла уже на второй курс, но так толком и не смогла обзавестись бойфрендом, а мне очень хотелось влюбиться. Но единственное, чего хотел каждый парень, с которым я целовалась на танцполе, – это угоститься в спонсируемом «Спанксом»[22] буфете, который я предлагала их вниманию каждый уик-энд, поэтому, когда Джаред вернулся за добавкой, я почувствовала себя Еленой Прекрасной или Бейонсе.
– Видишь ли, – начала я, – Джареду уже надо идти. – Я сделала еще один шаг к столу, за которым он сидел.
Мама с таким энтузиазмом выкатила глаза, что, наверное, только чудом не повредила сетчатку. А затем швырнула мне в лицо мои же слова:
– И куда это ему надо идти? Вы ведь вдвоем работаете над проектом, так?
И, не дожидаясь ответа, мама, с раздутыми ноздрями, подскочила ко мне. Она обвела глазами комнату, уже переключившись, насколько я поняла, с Джареда на другое вопиющее нарушение порядка.
– Кейт, чем тут воняет? Пахнет мочой! Ой, только ради всего святого, не вздумай сказать мне, что завела кошку! Кейт, мы это уже обсуждали! Больше никаких животных!
– Нет-нет, мам. Я не завела кошку.
Здесь, вероятно, будет уместно сказать, что мама учуяла запах мочи именно потому, что Джаред ночью описал кровать и в пьяном безобразии зашвырнул куда-то штаны.
– СОБАКА? Кейт, ты дала слово, ты ведь обещала, уезжая в колледж, что больше никаких животных! Мы с твоим папой не собираемся заботиться о твоих найденышах!
Мне хотелось выбрать удобный момент и сказать маме, что она явно возводит на меня напраслину, обвиняя в наличии у нас пяти собак, двух кошек и трех рыбок. Ведь 70 процентов наших домашних питомцев появились у нас именно благодаря маме.
– Нет, мама, я ничего не чувствую… – Я судорожно искала правдоподобную отмазку, а мама тем временем продолжала сканировать комнату. – Хотя вчера у нас внизу… э-э-э… опрыскивали от насекомых, поэтому, может, ты и унюхала что-то… – Не успели эти слова вылететь из моего рта, как я поняла, что сделала роковую ошибку.
– Что?! Они опрыскивали от жучков? Я сейчас же увожу тебя в отель. Собирай вещи!
Все мысли о Джареде были моментально вытеснены тревогами по более серьезному поводу: рака. И дезинсекция стоит где-то в самом начале маминого списка канцерогенных факторов.
– Мама, все нормально. Я даже не уверена, проводили ли они дезинсекцию… – Я попыталась дать задний ход, но мама меня уже не слушала.
– Ты что, надо мной издеваешься? – перебила меня мама. – Одна унция этой дряни, попавшая в легкие, равносильна десяти фунтам асбеста! – (Вывод с научной точки зрения некорректный.) – Нет-нет, спасибо тебе, Принстон, моя дочь не заработает здесь рак! Я звоню коменданту общежития. Это ни в какие ворота не лезет! Почему бы им прямо на ознакомительных занятиях не начать раздавать канцерогенные леденцы на палочке?! И может, им стоит начать продавать в столовой наряду с апельсиновым и канцерогенный сок?! – Дальнейшее происходило для меня, как в замедленной съемке. Мама повернулась к моей кровати и сдернула покрывало. – Ну ладно, давай снимем постельное белье и отдадим в стирку, ведь ты в любом случае здесь не остане… – Мама осеклась, увидев прямо у себя под носом огромное желтое круглое пятно посреди кровати и мокрые штаны Джареда, запутавшиеся в простынях.
– Не-е-е-е-т! – Джаред, красный как рак, машинально вскочил с места, и одеяло, прикрывавшее его голые ноги, упало на пол.
Мама тяжело вздохнула. На 50 процентов это был вздох отвращения и, возможно, на 50 процентов – вздох облегчения оттого, что запах мочи, который она унюхала, ей не привиделся в результате давления опухоли мозга на обонятельный нерв (без сомнения, эта ужасная мысль промелькнула у нее в голове). Потом мама бросила взгляд на Джареда. Он был в одних трусах, естественно мокрых. Улыбаясь так, словно ей только что вручили выигрышный лотерейный билет, мама начала снимать постельное белье, а Джаред тем временем снова обмотал бедра одеялом.
– Джаред, не переживай. И не надо смущаться, – ласково пропела мама. – Такое сплошь и рядом случается с мужчинами, особенно если они выпили. Я тут на днях читала статью в AOL о недержании у взрослых, и там говорилось, что такое может произойти из-за стресса, бедняжка. – (Если до этого недержание у Джареда было вызвано отнюдь не стрессом, то сейчас стресс мог вполне стать причиной этой неприятности.) – Однако это также может быть симптомом рака простаты, – продолжила мама. – Поэтому тебе срочно нужно показаться доктору. Когда ты в последний раз проверял простату? – Теперь мама явно развлекалась.
– Я… э-э-э… – Джаред был раздавлен.
– Не можешь вспомнить? Ой, ну, тогда тебе лучше сходить к врачу и пройти обследование. Это совсем не страшно! Они просто засунут тебе в попу пару пальцев, повертят там немного, раз-раз и готово!
– Мама, прекрати!
Она окинула меня ледяным взором, который на языке взглядов Ким Фридман означал следующее: Я отлично знаю, что делаю; тебе еще крупно повезло, что я не придушила этого идиота голыми руками, – и как ни в чем не бывало продолжила со сладкой улыбкой:
– Ну а в противном случае тебе надо срочно начинать делать упражнения Кегеля. Они помогут контролировать мочевой пузырь.
– Я… это… – едва слышно промямлил Джаред; казалось, еще немного – и он рухнет на пол, чтобы скорчиться там в позе эмбриона.
– Что? Кегель стопроцентно работает! – воскликнула мама. – Джаред, это я тебе говорю. Мы с Кейт постоянно упражняемся. Мужчины тоже могут! Да ладно, тут нет ничего сложного! Просто сожми ягодицы. Вот посмотри, я делаю это прямо сейчас!
– Хорошо, спасибо, миссис Фридман.
Мама весело помахала рукой Джареду, который, крепко сжимая края обернутого вокруг бедер одеяла, ринулся к двери.
– Пока, Джаред! А ты точно не хочешь одолжить у Кейт какие-нибудь джинсы? Похоже, у вас с ней один размер!
Джаред пулей вылетел из комнаты. Дверь за ним с шумом захлопнулась, а мама повернулась и выразительно посмотрела на меня:
– Нечего сказать, ты умеешь их выбирать!
– Мама, поверить не могу, что ты могла так поступить! Неужели тебе обязательно надо было это делать? – В приступе мучительного похмелья я бессильно прислонилась к стене.
Мама на секунду перестала снимать белье и для вящего эффекта потрясла перед моим носом описанной простыней:
– Не можешь поверить? Ну а мне вот почему-то не кажется, что небольшая беседа об упражнениях Кегеля может задеть нежные чувства пьяного ссыкуна!
Я прижала руки к пульсирующим вискам:
– Мама…
Но маму уже было не остановить.
– Что ты вообще могла в нем найти?!
В ответ я разревелась как корова. Ужасно некрасиво. Ведь я отнюдь не принадлежу к числу тех девушек, у которых на лице с идеально наложенной косметикой блестит одинокая слеза. Тем более что меня мучило дикое похмелье и я не смыла драматический серо-черный макияж, который еще вечером рискнула нанести для создания эффекта дымчатых глаз.
Мама отважно уронила постельное белье на пол и притянула меня к себе, и я уткнулась дергающимся зареванным лицом, в соплях и размазавшейся туши, ей в плечо.
– Ладно, ладно. Прости, солнышко, – прошептала она мне на ухо. – Но это было выше моих сил. Этот парень просто кошмарный ужас. – Она еще крепче обняла меня.
Но я плакала вовсе не потому, что она поставила меня в неловкое положение (хотя это и так), нет, я расстроилась из-за того, что она оказалась права. Джаред действительно обращался со мной как с последним дерьмом, а я все это терпела, потому что была очень одинока. И в тот момент я была страшно благодарна, что лежала не одна в этой описанной кровати, которую постелила для себя. Хотя, конечно, я никогда в жизни не призналась бы в этом маме!
– Боже мой, мама! Ты все испортила! Ведь он собирался попросить меня стать его девушкой!
Ясное дело, что нет, но мне захотелось посыпать солью ее раны.
– Ну хорошо, прости. Я тебя люблю. – (Я судорожно всхлипнула.) – Да ладно тебе, позволь мне загладить свою вину. Нам надо идти. Тебе точно ПОНРАВИТСЯ подарок на день рождения!
Два часа спустя я стояла на нетвердых ногах в дверях дома на побережье в Южном Нью-Джерси, а моя мама, с сияющей улыбкой, выжидающе на меня смотрела.
Это что, место действия вечеринки-сюрприза? И сейчас из засады выскочат мои друзья?
Мама нетерпеливо скрестила на груди руки:
– Что скажешь?
Я растерянно огляделась вокруг:
– Хм, о доме? Очень милый. И кто здесь живет? А можно мне воспользоваться туалетом? – На меня накатила новая волна похмельной тошноты.
– МЫ ЖИВЕМ! Мы купили этот дом и переезжаем из Лос-Анджелеса, чтобы быть поближе к тебе! Твой отец, Рокси, Белла, Мэрфи, Тор, Муи Луи, Лола и Оззикэт! И рыбки! С днем рождения!
Я оцепенела.
– Ну? – не выдержала мама.
И тут меня вырвало.
Не отставать от Фридман-Сигелов
11 февраля 2011 года я стояла рядом с мамой в гей-баре в пригороде Нью-Джерси, а лесбиянка-стриптизерша, стянув с меня футболку, пыталась облизать мой сосок. Итак, как мы дошли до жизни такой?
Все началось в 1971 году, на Бродвее, в Нью-Йорке. Расслабьтесь, в этой главе всего 000 страниц. И я не собираюсь грузить вас детальной историей музыкального театра. В то время Джо Папп считался одним из самых важных людей в театральном мире, и моя мама, в свой первый год учебы на режиссерских курсах Школы искусств Тиш, решила написать ему нахальное, очень личное письмо. В этом письме она настаивала, чтобы он назначил ее режиссером «Комедии ошибок» Шекспира, и уверяла, что ее концепция пьесы совершит революцию в театральном искусстве. В конечном итоге моя мама сказала человеку, поставившему «Волосы», один из самых противоречивых и новаторских мюзиклов в истории театра, человеку, чье наследие дало возможность более пяти миллионам человек бесплатно посмотреть в Центральном парке блестящие постановки пьес Шекспира со звездным составом исполнителей… она сказала ему, что определит его дальнейшую карьеру.
И вот, движимый, скорее всего, чистым любопытством, а именно желанием узнать, до какой степени безумия нужно дойти, чтобы набраться наглости написать ему такое письмо, Джо Папп позвонил маме:
– Привет! А можно поговорить с Ким Фридман? Это звонит Джо Папп.
Однако, решив, что ее разыгрывает лучший друг, моя мама сказала буквально следующее человеку, который, повторяю, является иконой театральной Америки:
– ТВОЮ МАТЬ, РИЧАРД! ЭТО НЕ СМЕШНО! ТАК ЧТО ИДИ И ОТЫМЕЙ СЕБЯ В ЗАД, ПОНЯТНО? – И повесила трубку.
Но произошло чудо: мистер Папп перезвонил и в конце концов дал ей работу. Не режиссера, конечно. Полагаю, ее должность официально называлась так: «Принеси подай». Однако, поднося актерам в его постановках кофе и лимонад, мама сделала колоссальный прорыв, что в дальнейшем позволило ей ставить для Джо Паппа пьесы в Публичном театре Нью-Йорка. К несчастью, мама извлекла из истории с неожиданным успехом письма неверный урок, определивший ее поведение на все последующие годы и сказавшийся на ее ребенке, которого тогда еще и в проекте не было. Проще говоря: кто не рискует, тот не пьет шампанское.
И когда пришло мое время делать карьеру, мама, естественно, захотела, чтобы я действовала, руководствуясь тем же принципом, который так великолепно зарекомендовал себя в ее бытность начинающим режиссером в Нью-Йорке. Однако я была слишком закомплексована, чтобы признаться маме или даже себе самой, что больше всего на свете мне хочется писать, а потому пыталась найти себе более-менее творческую работу, связанную с индустрией развлечений.
– Нельзя быть такой застенчивой! Надо уметь привлекать внимание людей, ведь им приходится просматривать тысячи резюме, и твое должно выделяться.
Вот некоторые из ее фантасмагорических идей по поводу моего устройства на работу.
1. Подкараулить Лорна Майклза[23] в его любимом ресторане на Манхэттене.
2. Присылать свои резюме в огромных коробках, набитых мишурой, чтобы выделить их из общей массы.
3. И наконец, мое самое любимое: представить «музыкальное резюме»[24].
И хотя я совершенно уверена, что если собственноручно вручу заявление о приеме на работу в театральную продюсерскую компанию, а затем исполню в холле «Я надеюсь получить эту работу!» из мюзикла «Кордебалет» (очередная мамина актуальная идея), то меня могут неправильно понять, мама оказалась права. Рынок труда был ужасным, тем более что я пыталась попасть в шоу-бизнес, где даже на неоплачиваемую стажировку может рассчитывать лишь один процент желающих. Число принятых в Гарвард студентов, например, составляет 5,9 процента от общего числа подавших заявления.
– Нельзя быть такой традиционной! Ты ведь постоянно скулишь, как трудно получить работу. Наплакала целое море слез! Как, по-твоему, Марк Цукерберг и Стив Джобс тоже скулили? Нет, они не просиживали попусту задницу и чего-то ДОБИЛИСЬ!
По ее мнению, мне следовало канализировать антрепренерский дух старины Зака[25] и создать себе работу или, на худой конец, сделать нечто такое из ряда вон, чтобы все работодатели начали буквально драться за меня. И естественно, у человека с нулевым жизненным опытом, специализировавшегося в области английского языка в либеральном колледже искусств, возникал вопрос: как?
Ответ я нашла в сомнительном реалити-шоу «Пляж». Само собой. Шоу вышло на экран, когда я была в колледже, и с моей подачи мама увлеклась приключениями Снуки, Дженни Фарли и остальной компании. После одной особо безумной серии я написала маме.
На тот период я увлекалась гендерными исследованиями.
И этот обмен мнениями натолкнул меня на идею «Гей-пляжа». Возможно, я не способна держать в порядке чековую книжку, но зато умею управляться с видеокамерой! И вот какой план возник у меня на старших курсах: я сделаю собственное реалити-шоу, его, естественно, покажут по телику, и тогда или я создам собственную продюсерскую компанию, или другие компании будут умолять меня работать на них! Мама была явно воодушевлена моей бредовой идеей.
И хотя намерение основать компанию и произвести впечатление на потенциальных работников своим профессионализмом чисто теоретически было отличной идеей, в моем генеральном плане имелось несколько существенных проколов:
1. Очень трудно продать телешоу.
2. Данный проект, название которого мы для оригинальности изменили с «Гей-пляжа» на «Под радугой», в лучшем случае был убогим плагиатом. Убогим плагиатом шоу, которое и так подверглось жесточайшей критике за эксплуатацию и продвижение отрицательных стереотипов – начиная с италоамериканок и кончая штатом Нью-Джерси. Хотя все казалось проще пареной репы. Надо было взять эту спорную модель реалити-шоу, перенести ее в прямо противоположный срез американского общества (ЛГБТ-сообщество) и получить в результате однозначно хитовую вещь!
3. Ну и конечно, у меня вообще не было опыта в производстве телевизионных реалити-шоу.
Мама нашла мою идею «убойной» и, согласившись научить меня основам шоу-бизнеса, оказалась со мной в одной лодке. Я планировала найти несколько юнцов с нетрадиционной сексуальной ориентацией и интересной историей, поселить их в одном доме, включить камеры, а затем смонтировать броский трейлер и продать свое шоу телекомпании. В отсутствие бюджета сценической площадкой для съемок в течение нескольких недель этого безумного материала, естественно, должен был стать наш собственный дом! Мама, наш сопродюсер Лорен и я снимали на кинокамеру, а папа стряпал для тридцати потенциальных участников реалити-шоу, заполонивших наш дом. Я на 86 процентов уверена, что парочка незнакомцев занималась сексом на моей кровати и на все 100 – что папу клеила роскошная трансгендерная женщина, которой понравились приготовленные им (и вправду фантастические) куриные крылышки.
Но задолго до того, как наш дом превратился в притон разврата для реалити-шоу, мне пришлось организовать кастинг для отбора наших будущих звезд. Результатом маминого чисто профессионального подхода к составлению списка актеров и явной неоднозначности самой концепции гей-версии «Пляжа» стало появление в местных изданиях Нью-Джерси и Филадельфии рекламных статей о предстоящих пробах. Я уже мысленно видела, как получаю премию «Эмми». Подвиньтесь, «Баскетбольные мечты»! Уступите место «Гей-пляжу»!
Положа руку на сердце, я вовсе не собиралась эксплуатировать тему ЛГБТ-сообщества, так как, с моей точки зрения, это довольно паршиво, что в реалити-шоу на популярных телеканалах персонажи с нетрадиционной ориентацией представлены исключительно гомосексуалистами или лесбиянками (возможно, бисексуалами), в то время как широчайший спектр сексуальной идентичности рассматривался чересчур упрощенно и крайне поверхностно.
Оглядываясь назад, я хочу сказать, что игровое, подогретое алкоголем реалити-шоу, возможно, не лучший инструмент для детального исследования нюансов человеческой сексуальности. И какая телесеть это покажет? «Браво»? Мне так и слышится голос радиоведущего Энди Коэна: «Вам нравится сериал „Настоящие домохозяйки Нью-Йорка“? Ну а теперь у нас на очереди „Настоящие лесбийские, гомосексуальные, бисексуальные, трансгендерные, интерсексуальные, не нашедшие сексуальной идентичности, асексуальные друзья из Атлантик-Сити!“»
Короче говоря, публикации о кастинге для шоу вызвали волну интереса, и мы уговорили несколько гей-баров в Нью-Джерси и Филадельфии организовать для нас вечера кастинга и разрекламировать данное мероприятие среди посетителей.
В день нашего первого кастинга мама, наш сопродюсер, папа и я прибыли в крошечный гей-бар в Хаммонтоне, Нью-Джерси, вооруженные баллоном с гелием, камерами и мечтой. К шести вечера очередь из желающих растянулась на два квартала. А к девяти набежало столько народу, что нам с ними уже было не справиться, и мы подключили к работе папу, который изначально должен был заниматься декорациями.
Бедному папочке было поручено проведение предварительных интервью с кандидатами, прежде чем посылать их к нам для съемок на камеру. Папиной целью было обеспечить нас некоторыми сведениями об участниках кастинга. Моему застенчивому папочке пришлось всю ночь, перекрикивая орущую клубную музыку, задавать следующие вопросы:
1. Как вас зовут?
2. Вы можете назвать какой-нибудь связанный с вами интересный факт?
3. Какова ваша сексуальная ориентация? Ваша сексуальная самоидентификация?
И хотя вопросы эти звучали вполне невинно, ответы он получал примерно такие:
1. Имя дрэг-квин или мое настоящее? Ну ладно, скажу вам оба: Дейзи Чейн[26], или Дениз, и Карл Нелсон.
2. Однажды мне пришлось участвовать в театральной постановке, где я занимался сексом с тремя другими мужчинами на вертящейся сцене.
3. Ну, я трансгендерная женщина, но я ЛЮБЛЮ свой пенис! Ни за что от него не откажусь! И мои парни тоже его любят, «потому что я могу повернуться и вытрясти из них все дерьмо!»
Легко представить, что люди, пришедшие на мероприятие, которое в прессе рекламировалось как кастинг для реалити-шоу в духе «Пляжа», были немного отвязными. К концу ночи меня всю облизали, мама исполнила и получила в награду «танец на коленях», а папа принял участие в стриптизе. Мои первые пробы прошли успешно! Ура!
После нескольких недель съемок незнакомцев в нашем доме я уже начала считать себя второй Шондой Раймс[27]. Я смонтировала трейлер со всеми выбранными нами персонажами и сумела уговорить настоящего голливудского агента попытаться продать мой проект! Я ШОНДА РАЙМС; И ВЫ ЕЩЕ УСЛЫШИТЕ МОЕ РЫЧАНИЕ![28]
Однако шоу так и не продалось, чего и следовало ожидать, и мне снова пришлось решать проблему трудоустройства выпускников вузов в Нью-Йорке.
И пусть моя затея не сработала, я все равно благодарна маме за поддержку. В итоге этот проект укрепил мой предпринимательский дух и лишний раз убедил в том, что не надо бояться рисковать и пытаться воплощать свою мечту, даже при самых призрачных шансах на успех.
Было ли маме страшно писать наглое, сугубо личное письмо культовому театральному продюсеру? Наверняка. Было ли мне на выпускном курсе колледжа страшно отправиться в модное голливудское агентство и попытаться уговорить людей воспринять всерьез мой проект? Безусловно! Однако, попытав счастья, пусть даже шоу и не продалось, я поняла, что провал не стал для меня таким убийственным апокалипсическим бедствием, каким я это себе представляла. Это просто был момент типа «ах вот как?». Наплевать и забыть! А на практическом уровне этот опыт мне потом пригодился, когда я получила работу в издательском доме «Конде Наст», выпускающем цифровое видео. Хотя никто не пытался лизать мой сосок во время съемок для «Teen Vogue».
Слушайся маму
Зачем покупать корову, если можно бесплатно получать молоко? Мамина любимая банальная фраза, которой, как вы уже наверняка заметили, она весьма искусно жонглирует. Кстати, я уже смирилась с тем, что она называет мое влагалище амбарными воротами.
Будучи феминисткой, мама никогда не рассматривала меня как вещь, общественная ценность которой определяется положением мужа и внешними данными. Ведь мы говорим о женщине, которая в 1970-м маршировала во время нью-йоркской забастовки за равные права, организованной Национальной организацией женщин, с плакатом «Противозачаточные таблетки для мужчин!». Мы говорим об одной из первых успешных женщин-режиссеров, пробившейся в ту индустрию, где по-прежнему доминируют мужчины. О женщине, которая, несмотря на предупреждение агента, что ей ни за какие коврижки не получить работу режиссера боевика, отправилась на интервью к мужчине из руководства «Парамаунт пикчерс» и сразу взяла быка за рога: «Послушайте, я знаю, вы считаете, будто я не смогу снять боевик, потому что я женщина и у меня нет пениса… Так вот, он у меня есть!» А затем она шмякнула на его письменный стол огромный, покрытый венами фаллоимитатор цвета плоти. Она не получила эту работу.
Очень трудно представить эту орудующую фаллоимитатором феминистку в роли женщины, ощущающей необходимость снабдить родную дочь старомодным советом типа: «Не бывает платонических отношений после восемнадцати лет» и «Не стоит тратить свои лучшие детородные годы на парня, не способного решиться на длительные отношения». Я знаю, ей хотелось бы посоветовать мне отрастить волосы под мышками и на лобке, сказать, что моя внешность не является определяющим фактором в отношениях с парнем и уж точно не отразится на моей карьере. Как ни печально, мама признает, что в жизни все устроено по-другому. Ведь она желает мне только добра, и я знаю, что ее убивает необходимость давать советы, противные ее феминистской натуре. Но как мы, евреи, противостоим некомфортным социальным реалиям? С юмором! А в случае моей мамы – разговорами с использованием метафорической коровы и намеками на банк спермы.
У нее всегда есть что сказать по поводу моей жизни, однако она вообще перестает писать ходы, когда дело касается мужчин, с которыми я встречаюсь. Ее советы никогда не бывают завуалированными, и она, как правило, выдает их в грубой упаковке, без лишней лакировки. Однако с течением времени мне пришлось смириться с тем фактом, что она чаще всего оказывается права. Что, если честно, чертовски раздражает!
Все это невольно возвращает меня к Джеймсу, моей первой реальной любви. Мы с ним познакомились уже после колледжа на сайте знакомств в Интернете и сразу же поладили. До встречи с Джеймсом все разговоры с мамой о мальчиках сводились к тому, что я жаловалась на какого-нибудь парня, не обращавшего на меня внимания, однако маме довольно быстро надоедало мое нытье и она приказывала мне идти заниматься. Но когда наши отношения с Джеймсом переросли в нечто более серьезное, мама принялась выдавать свои излюбленные клише: «Не забывай одеваться понаряднее! И заканчивай носить треники. Помни, мужчины думают исключительно членом. Можешь мне поверить, уж о пенисах я кое-что знаю!» Класс! «Я просто хочу сказать, что все это слишком затянулось! Он встретил корову, учуял запах навоза и начинает хлебать халявное молоко, как молочник!» Ну ладно, возможно, это все же нельзя назвать клише. Я выкатила глаза и закрыла тему, объявив маму слишком старомодной. А кроме того, она не поняла самого главного. Мы с Джеймсом любили друг друга!
В ту зиму северо-запад страны накрыла снежная буря. И жители нашего города всерьез забеспокоились по поводу возможной нехватки воды и электроэнергии. Как самозваный Властелин Неврозов, я ринулась в продовольственный магазин, чтобы запастись продуктами на случай постапокалиптической снежной бури. Джеймс позвонил мне как раз тогда, когда я доверху нагружала тележку бутылками с водой и консервными банками.
– Кейт? Привет! Я в офисе. Уже сыт по горло этим дерьмом, настоящий ДУРДОМ! Только что пообщался со своим корешем Кевином, парни собираются сегодня не по-детски зажечь.
Пожалуйста, обратите внимание: Джеймс довольно занудный белый мужчина с шотландскими корнями.
– Ну ладно, звучит заманчиво! Я сейчас в супермаркете. Захвачу побольше продуктов и заеду в винный магазин. Будет весело! Завезу все тебе домой.
– Чудесно! До встречи. БУРАННАЯ ВЕЧЕРИНК-А-А-А!
Если тебе чуть за двадцать, то разрушительное стихийное бедствие, надвигающееся на Нью-Йорк, воспринимается как отличный предлог, чтобы надраться. Когда я познакомилась с Джеймсом, я по-прежнему пребывала в состоянии влюбленности во взрослую жизнь выпускницы колледжа: прощайте, пластиковые стаканчики, здравствуйте, винные бокалы! Прощайте, кафешки, здравствуй, хорошо оборудованная кухня! С тех пор я несколько растратила свой энтузиазм по поводу стряпни и теперь храню верность еде навынос, а также убийственным кулинарным способностям своего нынешнего парня.
В тот день я решила сыграть роль идеальной хозяйки Буранной вечеринки. Я приехала в квартиру Джеймса и принялась смешивать напитки и готовить на скорую руку званый обед (так по-взрослому!). Я как раз резала томаты, когда появился Джеймс:
– Привет, детка. Очень странно! Я только что получил эсэмэску от Биты.
Я принялась резать чуть более свирепо. Меня напрягало, что его коллега женского пола, причем гораздо старше его, пишет ему сообщения и отправляет эсэмэски в нерабочее время. Но всякий раз, как я начинала расспрашивать о ней Джеймса, он небрежно отмахивался: «Ты что, шутишь, подруга?! Мне двадцать три! А ей типа полтинник! Я с ней работаю! Ты спятила!»
– Неужели? И чего ей надо? – Я отложила нож.
– Ой, все так странно. Но она, похоже, намекает, что не прочь прийти. – Он сдержанно хихикнул.
– Э-э-э, ну ладно. Так ты ее пригласил? – Я скрестила на груди руки.
– Нет, я хочу сказать, что не знаю! Возможно, это было бы неплохо для моей карьеры, но все это так чудно́. Она ведь примерно одних лет с моей мамой. И с какого перепуга ей тут с нами зависать? – Он снова нервно захихикал. Такое безудержное хихиканье должно было стать для меня красным флажком.
– Хорошо, и что ты собираешься делать? Все это реально очень странно. Ты уверен, что она на тебя не запала?
– Кейт, не сходи с ума! – (Ну вот, снова здорово. Самые покровительственные слова на планете.) – Она просто товарищ по работе.
– Ну, я не знаю. – Я протянула ему коктейль.
– Спасибо. Думаю, мне следует ее пригласить. Это будет неплохо. Если я ей понравлюсь, это будет классно для моей карьеры. Она ведь мой начальник.
И что мне было на это говорить? Нет? Сказать, что мне глубоко насрать на его карьерные перспективы?
– Ну ладно.
Тем временем пришли два занудных друга Джеймса по колледжу, и мы начали пить, пить так, будто были заражены быстродействующим зомби-вирусом и водка была нашим единственным антидотом. Бита опоздала. Поначалу я встретила ее довольно прохладно, но затем она похвалила мою брускетту, да и вообще у нас ведь был алкоголь, и в результате мы оказались на дружеской ноге. Я даже отправила маме путаное сообщение из туалета.
Когда водка была выпита, а тарелки подчищены, Джеймс вскочил с дивана:
– Отлично, а теперь сделаем это! ПОЙДЕМ ПРЯМО В МЕТЕЛЬ!!!!!
Вы наверняка можете подумать: Это безумие. Кто рискнет выйти на улицу в такую снежную бурю? Потому что я именно так и подумала. И хотя я была укрыта теплым алкогольным одеялом, благодаря которому мой мозг был затуманен, а инстинкт самосохранения притуплен, я отчетливо помню, как в моей голове промелькнуло: Черт, нет!
Я помогла Джеймсу надеть куртку. Его неотесанные друзья болтали с Битой в коридоре перед лифтом.
– Ты там поосторожнее. Неужто ты и впрямь хочешь выходить в эту жуть? – Я махнула в сторону окна – в городе вовсю хозяйничали снег и ветер. – Может, просто проведем время вдвоем? – Я призывно ему улыбнулась.
– Вернусь через пятнадцать минут. Не могу же я отпустить их одних! Это ведь мои кореши, блин!
Опять же уместно напомнить, что он белый мужчина англиканского вероисповедания, а его «кореши» – два убогих азиата с плохими навыками общения.
– Ну ладно. Люблю тебя, – пожала я плечами.
– До скорого, детка! – Он ухмыльнулся и поскакал в сторону лифта.
Я же вернулась в разгромленную, точно после стихийного бедствия, квартиру и начала собирать мусор и мыть тарелки. Через сорок пять минут я уже начала беспокоиться за Джеймса. И отправила сообщение маме.
Как выяснилось позднее, мама как в воду глядела. Не могу сказать точно, что именно случилось в ту снежную ночь, но вскоре после этого Джеймс со мной порвал и сошелся с Битой.
Вот такие дела. Мама в очередной раз оказалась права, а черный юмор, сквозивший в ее шутках, был той правдой жизни, на которой и были основаны ее избитые фразы насчет отношений между полами.
И хотя я не одобряю мамин излюбленный метод удерживать возле себя мужчину – заковывать его причиндалы в пояс верности, – честно признаюсь, что была слишком наивной и доверчивой. Мужчины получили воспитание в системе, где выражения типа «трахай все, что шевелится» или «держи свою сучку на коротком поводке» всегда встречают одобрительным хохотком и крепким мужским рукопожатием. А женщин при этом обычно спрашивают: «Почему ты ведешь себя как ревнивая стерва?» или «У тебя что, месячные?». Я знаю, мама готова дать прямо по морде каждому идиоту, продвигающему это дерьмо, своим здоровым мясистым фаллоимитатором, однако она просто старается помочь мне ориентироваться в мире, где сексизм действительно существует. Чисто формально мой бывший парень выглядел шикарно: отличное образование, достойная работа, хорошая семья. А реально: кошмарный ужас. И я из своего опыта поняла: несмотря на то что из всякого правила имеются исключения, мой бывший, к сожалению, оказался правилом.
Похоже, мораль этой истории такова: говори вкрадчиво, но держи большой фаллоимитатор наготове.
Кастратор
Если бы моя мама была супергероем, ее тайным вторым «я» был бы Кастратор: днем она режиссер на телевидении и заботливая мамочка, а ночью – защитница женщин и детей. Ее сверхспособности помогали бы ей принимать любое обличье, неотразимое для сексуальных маньяков, а затем она использовала бы свою суперсилу, чтобы вытрясти из них все дерьмо. Ее фирменным знаком был бы кроваво-красный ноготь, превращающийся в острое лезвие, которым она кастрировала бы насильников и растлителей детей.
Однако моя мама не супергерой, и она еще никогда в жизни никого не кастрировала (насколько мне известно), однако, совсем как у любого супергероя, у нее есть своя темная предыстория, которой и объясняется ее чрезмерная забота о моей безопасности.
Ей было десять лет, когда жилец из их дома попытался облапить ее в лифте. Но мама, будучи моей мамой и следуя советам моей бабушки, хорошенько врезала ему по яйцам и заорала: «А НУ-КА ОТВАЛИ ОТ МЕНЯ!» – и выскочила из лифта на следующем этаже.
Не будем уж слишком углубляться в фрейдизм, но, по-моему, именно этот жизненный опыт во многом и сформировал ее родительский стиль, а именно заставил заняться постоянным выискиванием сексуальных маньяков.
Как только я появилась из ее матки, буквально все вокруг попали под подозрение. Медбрату в родильном отделении, который собирался меня выкупать, было строго сказано: «ОТОЙДИ! Я сама все сделаю». Хочу напомнить, что мама тогда лежала на операционном столе и ее зашивали после кесарева сечения. Дальше – больше! Подарком к моему окончанию школы стал свисток от насильника. А когда я уехала в колледж, мама начала мне присылать уже не свистки, а сирены.
После колледжа я поселилась в Нью-Йорке, и главным маминым оружием моей защиты стали средства индивидуальной защиты: куботаны[29], ножи, замаскированные под расчески, ярко-розовые перцовые баллончики. И не перечислить всего того, чем снабжала меня мама, заставляя носить в сумочке. В мамино оправдание хочу сказать, что однажды я действительно натерпелась страху, когда шла от метро к себе домой. Какой-то алкаш крикнул мне: «Я отымею тебя в рот, сучка!» А когда я не откликнулась на его призыв заняться оральным сексом, он швырнул в меня банкой из-под пива. Но опять же, он был в дымину пьяный, и банка попала в почтовый ящик на три фута левее меня.
И при всем том, что я наверняка получила бы моральное удовлетворение, глядя, как он корчится в конвульсиях от струи «мейса», если бы у меня были с собой мамины средства защиты, все это было бы чревато тюремным сроком за превышение необходимой самообороны. И хотя я не поддерживаю мамину святую уверенность, что всех насильников и педофилов следует публично кастрировать на Таймс-сквер, а затем заставлять их съедать собственные яйца, меня до сих пор напрягают свист и улюлюканье в спину и повседневные сексуальные домогательства, которые я, как женщина, вынуждена молча терпеть. И пусть я спокойно игнорирую все эти «Улыбнитесь, мисс», «Черт, ну и жопа!» и «Эй, сахарные сиськи, хочешь пососать кое-что сладенькое?» – в глубине души мне хочется содрать ржавым гвоздем кожу с ваших членов. Итак, 1) заставлять человека копить в себе ярость – возможно, не самая хорошая идея, и 2) по-моему, я начинаю походить на свою маму.
Ну а кроме того, все три района Нью-Йорка, в которых я жила, были абсолютно безопасными. И, несмотря на то что мама искренне верила, будто управление исполнения наказаний штата Нью-Йорк выпускает на свободу всех сексуальных маньяков прямо в нашем доме, меня ее сказки никогда особенно не пугали.
И вот в один из уик-эндов мама приехала ко мне из Нью-Джерси, и я повела ее на ланч в кофейню. В перерыве между пережевыванием капусты и жалобами на хипстеров, подающих на стол сельтерскую в стеклянных банках Мейсона, мама спросила:
– Итак, а где перцовый баллончик, который я тебе послала?
– Э-э-э… – Я виновато потупилась.
– Прошу прощения, но хотелось бы увидеть присланный тебе перцовый баллончик, который ты обещала всегда иметь при себе в сумочке.
– Мама, я не собираюсь играть с тобой в эти игры. Прекрати! Ешь свой ланч.
– Ты хочешь сказать, что каждый день ходишь по этому городу вообще без всяких средств индивидуальной защиты, да?!
– Мама, тише! – Я обвела глазами обеденный зал; посетители уже начали таращиться на нас.
Тогда мама еще больше повысила голос, уже явно работая на публику:
– Неужели ты боишься, что твои друзья из крутой хипстерской кофейни сочтут тебя недостаточно крутой, если ты положишь в сумочку средство самообороны?! А знаешь, что еще не слишком круто? ВСТРЕЧА С НАСИЛЬНИКОМ!
Во избежание в дальнейшем подобных сцен я решила на время маминых визитов непременно иметь при себе в сумочке какое-нибудь оружие. И правильно сделала. Каждый раз, когда мама появляется в моей квартире, она буквально с порога, даже не дав мне сказать «привет», начинает проверку наличия у меня средств индивидуальной защиты. И первое, что я слышу от нее: «Где это?» И вот пару лет назад я специально к маминому приезду запаслась куботаном, маленькой палочкой, которая, если ее крепко сжать, усиливает удар. Иногда эти палочки могут удлиняться до размеров полицейской дубинки.
– Ну-ка, посмотрим, что там у тебя! Открой сумку!
Если честно, то я вынула куботан из упаковки за несколько минут до маминого прихода, чтобы она снова не застала меня с пустыми руками. В ответ на мамин приказ я закатила глаза, а затем с уверенным видом, совсем как президент Национальной стрелковой ассоциации, достала из сумочки оружие.
– Хорошо. Лично я предпочла бы перцовый баллончик, но все лучше, чем ничего.
– Вот видишь? Не понимаю, почему ты продолжаешь меня допрашивать… – Я усмехнулась, очень довольная собой.
– Ладно-ладно, я была не права.
– Я хочу сказать, что это как-то оскорбительно. Неужели ты думаешь, что я тебя обманываю?
Мама явно почувствовала себя виноватой, а я, убирая куботан в сумку, устроила настоящее шоу.
А затем я благополучно забыла про куботан. Ведь все это с завидной регулярностью повторяется во время каждого маминого визита, и, учитывая наши частые встречи, вероятность, что у меня в данный конкретный момент будет при себе оружие, составляет, по моим оценкам, 60 процентов. Это еще чудо, что я не прыснула перцовым аэрозолем в друга, или ребенка, или типа того. Потому что у меня ужасная координация движений.
И все же один раз я здорово пожалела, что у меня не было при себе маминых безумных средств самообороны, а именно во время командировки в Техас. Не успела я в первый же вечер войти в ресторан, как столкнулась с натуральным ковбоем. Он вел себя как самый настоящий джентльмен, но, когда он открывал передо мной дверь, его куртка немного задралась, и моим глазам предстала резная перламутровая ручка пистолета в кобуре на поясе. Я остолбенела. Ведь впервые в жизни я видела ствол у человека, который явно не служил в полиции. И когда я вдруг поняла, что нахожусь на расстоянии одного фута от оружия, способного проделать дырку в моем теле, у меня под мышками появились предательские черные круги. Опять же, мужчина оказался очень славным, он даже сказал: «Мэм, надеюсь, вы хорошо проведете время в Техасе», однако мне было ужасно не по себе.
Похоже, для жителей Техаса стволы – как для меня утягивающее белье: я ношу его под одеждой практически постоянно (99 процентов времени) и без него чувствую себя жутко некомфортно. И до конца той недели в Техасе всякий раз, как у кого-то оттопыривался пиджак или задиралась штанина, мне сразу мерещились пушки. Но, учитывая мое тревожно-мнительное состояние, я не берусь назвать точное соотношение между реальным огнестрельным оружием и обычными поясами и носками.
А еще через неделю я отправилась в Даллас повидать Рассела, одного из своих близких друзей, которого знала с семи лет. Он переехал в Даллас, чтобы работать на Глена Бека[30], человека, слишком сомнительного для «Фокс ньюс», но я была не в том положении, чтобы учить Рассела. Я собиралась устроить себе короткие каникулы и получить максимум удовольствия от бесплатного жилья в незнакомом городе. И вот в мою последнюю ночь в Далласе, когда мы, уплетая за обе щеки заказанную навынос еду, спорили о легализации браков между геями, я неожиданно заметила черный футляр на кухонной стойке. И поинтересовалась, что это такое.
– Ой, это мой ствол. Забрал по дороге домой. Отдавал почистить. Спасибо, что напомнила. Нужно положить его в сейф.
– ЧТО? ТЫ КУПИЛ СТВОЛ? КАКОГО ХРЕНА?! ТЫ ЭТО СЕРЬЕЗНО?!
И ты, Брут?!?! Рассел принес футляр и показал мне свой «Глок-19» – черный девятимиллиметровый самозарядный пистолет. Я слегка прибалдела. Ведь Рассел не был ковбоем-деревенщиной из Техаса, нет, он был одним из моих близких друзей, которого я любила и уважала. По какой-то непонятной причине при виде размахивающего оружием Рассела я запаниковала. Ведь повсюду оружие и сумасшедшие!!! (Расс, к тебе это не относится. Я люблю тебя.)
– Кейт, не понимаю, почему это тебя так удивляет. По мне, так это чистое безумие, что ты разгуливаешь по Нью-Йорку без средств самозащиты.
Помню, я еще тогда подумала: неужели я единственный безоружный человек на планете? Возможно, мама была права. Короче говоря, я не имею в виду, что надо срочно бежать покупать себе базуку, но, может, стоит хотя бы обзавестись лезвием, замаскированным под губную помаду?
На следующее утро я стояла в очереди на досмотр пассажиров перед рейсом в Нью-Йорк и размышляла на тему, смогу ли я действительно применить к кому-нибудь оружие, независимо от обстоятельств. Выгрузив багаж на транспортер, я прошла через ворота. Увидев мою мешковатую толстовку, агент управления транспортной безопасности (УТБ), производивший досмотр багажа, велел мне остановиться для дополнительного ручного контроля. Слава богу, что мамы не было рядом, а не то она непременно сказала бы: Ну, если бы ты надела облегающее маленькое черное платье, никто не обшаривал бы тебя рукой в перчатке чуть повыше промежности! Надо всегда хорошо одеваться, если далеко едешь. Ведь никогда не знаешь, кого можешь встретить в пути! Агент УТБ, обладатель той самой затянутой в перчатку руки, отпустил меня с миром, и я повернулась к конвейеру с установкой для рентген-сканирования, чтобы взять сумки и ноутбук. Но человек в униформе, нахмурившись, придержал мои пожитки на ленте транспортера и, когда я встретилась с ним глазами, подозвал к себе.
Тут я в очередной раз хочу повторить, что у меня повышенный уровень тревожности. Сердце тотчас же отчаянно застучало, и я принялась мысленно рисовать вероятные сценарии. Неужели я не выкинула бутылку с остатками воды, что пила в такси? Или забыла вынуть травку, которую Марк попросил положить ко мне в сумку два месяца назад? Или кто-то втайне от меня спрятал в моей сумочке бомбу – и теперь мне придется расплачиваться за чужое преступление?!
Агент УТБ показал на мой багаж:
– Это ваши вещи? – (Я молча кивнула, чувствуя, как рот наполняется слюной.) – Мне надо осмотреть вот эту сумку.
Он принялся рыться затянутыми в латекс руками в моей сумочке и наконец извлек ярко-розовый куботан, который я самодовольно положила туда несколько недель назад.
БЛИН!!! И как прикажете теперь это объяснять? Ой нет, сэр, это не мое. Я положила туда куботан просто для того, чтобы соврать маме, что ношу его с собой! Ох, мамочки, разве я не права?!
– Ой, ну надо же! Мне ужасно жаль, сэр. Я… я совершенно забыла, что это лежит у меня в сумочке.
– Вы забыли, что у вас с собой оружие во время прохождения досмотра в аэропорту?!
– Честное слово, забыла. Мне очень-очень жаль. Так глупо…
– Это вам не шутки.
У меня совсем расшалились нервы, и я уже мысленно перенеслась на три дня вперед: я в техасском исправительном учреждении для женщин в одной камере со своей тюремной женой, загонщицей скота по имени Пегги, заставляющей меня варить вино на воде из бачка.
– Я знаю. Поверить не могу, что такое случилось. Я действительно забыла про эту штуку в моей сумочке. Ведь я прилетела сюда из Нью-Йорка, даже не подозревая о том, что она у меня с собой.
Ну как можно быть такой идиоткой?!
– Вы понимаете, что только что признались в грубом нарушении федерального закона?..
Ну как можно быть такой клинической идиоткой?!
– Нет! Я просто хотела сказать, что это жуткое недоразумение. И мне действительно ужасно жаль. А можно, я просто отдам вам это и вы меня отпустите?
– Ну-ну, это мы еще поглядим. Есть такие штуковины, которые могут превращаться в дубинки, и если у вас именно такой куботан, то вам придется пройти со мной.
Покрутив в руках мое ярко-розовое оружие, он отошел посовещаться со служащими, стоявшими возле установки для рентген-сканирования.
Ага. Меня определенно отправят в тюрьму. Интересно, я смогу быть хорошей тюремной женой? Блин, может, лучше попытать счастья с надзирателями? А что, если я тогда стану «крысой»? Нет, Пегги, детка, я тебя ни за что не предам. Я буду собирать для тебя окурки, только не сажай меня на перо!
Задержавший меня агент УТБ вернулся и, откашлявшись, поднял вверх ярко-розовый куботан:
– Мэм, попытка тайком пронести в самолет оружие – серьезное правонарушение.
– Да, сэр. Хочу еще раз повторить, что очень сожалею. Это действительно было сделано по ошиб…
Он прервал меня взмахом свободной руки, и мои тюремные фантазии разыгрались с новой силой.
– Ну, ваш куботан не увеличивается до размеров дубинки, поскольку иначе мне бы пришлось вас задержать. Вы это понимаете?
– Да, сэр. – Я была счастлива, что на месте куботана не оказался перцовый баллончик.
– Так и быть, мы вас отпустим и даже разрешим сегодня улететь. Но оружие придется конфисковать. И постарайтесь, чтобы такого больше не повторялось.
– Обещаю, сэр. Никогда в жизни. – Я закинула сумки на плечо и пулей пронеслась мимо женщины из УТБ, как две капли воды похожей на мою тюремную жену Пегги.
Приземлившись в аэропорту имени Джона Кеннеди, я подумала, что, быть может, мои терки со службой безопасности нашей родины заставят маму сделать паузу. Черт, может, мне удастся убедить ее не посылать мне ножей, замаскированных под тампоны (даже не пытайтесь это прогуглить). А что, если мой несостоявшийся арест станет именно тем яичком, о которое сломается лезвие Кастратора? Я включила телефон и увидела сообщение от мамы.
Нет.
Ураган Ким
Моя мама однажды попала под струю слезоточивого газа и была арестована, когда пыталась прорваться в Пентагон во время демонстрации против войны во Вьетнаме (как и все нормальные мамы). На стадионе, куда посадили протестующих, она познакомилась, а потом стала встречаться с агентом ФБР под прикрытием, пытавшимся проникнуть в группу активистов, в которой состояла мама (как и все нормальные мамы). Агент ФБР косил под хиппи, и я уверена, начинал он с твердым намерением стать образцовым правительственным служащим. После романа с моей мамой, продолжавшегося целый год, он отрастил длинные волосы, заделался пацифистом и присоединился к коммуне.
Я рассказываю вам этот анекдот вовсе не с целью опорочить уважаемого члена элитарного сообщества служителей закона, а, скорее, для того, чтобы показать, насколько убедительной может быть моя мама, успокоить совесть бедного парня и объяснить, что ему явно не стоит переживать по этому поводу. У него реально не было ни единого шанса. Ведь мама способна убедить девушку из сестринства попробовать глютен[31]. Мела Гибсона – сделать обрезание. Канье Уэста[32] – забыть о Twitter! Я даже подумываю о том, чтобы организовать группу поддержки каждому, кто повелся на уговоры моей мамы. Типа той психгруппы, что создают для людей, пытающихся покинуть секту. И я назову свою группу Клуб Ким!
Учитывая бессчетное число нелепых поступков, на которые за прошедшие годы подбила меня мама, лично я имею полное право стать почетным членом этого клуба. И тут вполне уместно упомянуть случай, когда меня чуть было не арестовали за то, что я пи́сала возле мамы на пляже, а не в загаженном общественном туалете в десяти футах от того места, где мы расположились.
Интересный, причем относительно новый потенциальный член нашей маленькой группы поддержки – пожарный по имени Ленни, прошедший отбор в Клуб Ким во время устранения последствий урагана «Сэнди».
Когда стихийное бедствие обрушилось на северо-восток нашей страны, мама до такой степени себя накрутила, что ее реально мог хватить апоплексический удар. Она позвонила мне на следующее утро после прохождения урагана с требованием немедленно приехать из Нью-Йорка домой.
– Мам… Мам? Ты меня слышишь? Ради бога, не надо меня доставать! Все отлично!
– Да неужели? А у тебя есть еда?
– На две недели вперед.
– А вода?
– Хоть залейся.
– В твоей квартире не работают туалеты. И теперь, чтобы сходить в уборную, тебе что, нужно каждый раз спуститься на четырнадцать лестничных пролетов вниз?
– Э-э-э… нет, я это… – Я откашлялась.
– Ты… что?
– У меня есть… мешки для мусора. – Я вздохнула, а мама на секунду замолчала.
– Моя дочь не будет срать в мешки для мусора, благодарю покорно. Твой отец уже в пути.
Мой папа, как покорный раб, следуя маминым указаниям воссоединить семью, приехал в Нью-Йорк, чтобы отвезти меня назад, в наш дом в Нью-Джерси. Мы проехали уже минут десять, когда я включила радио, чтобы послушать штормовое предупреждение. Сквозь треск в микрофоне послышался успокаивающий, низкий голос ведущего:
– …мы снова в эфире, чтобы дать вам поминутную сводку прохождения урагана «Сэнди». И сейчас у нас звонок от местной жительницы. Джефф, она на связи? – Последовала короткая пауза. – Привет, вы нас слышите?
– Привет? Эй!
– Привет-привет! Как вас зовут?
– Еще раз здрасте, меня зовут Ким Фридман. Я живу, ОЧЕВИДНО, в зоне эвакуации, и так называемая национальная гвардия пытается приговорить моих пятерых собак, двух кошек и трех рыбок к смерти!
– Господи помилуй, да это же мама! – Я прибавила звук. Мама говорила совсем как Лиам Нисон в «Похищенной-4»; она явно была готова вцепиться в глотку любому, у кого хватит глупости встать между ней и ее мохнатыми детками.
– Ну ладно, успокойтесь. Вы можете рассказать нам, что произошло? – невозмутимо поинтересовался ведущий.
– Я поехала купить корма для собак и еще фонарей, и меня никто не остановил, а теперь они не пропускают меня обратно домой! Мои собаки и кошки совершенно одни! Они ведь там умрут, а мне не разрешают их забрать! Ну а кроме того, ураган уже ПРОШЕЛ! И почему меня сразу не остановили, когда я выходила из дому?!
Если вы считаете, что ее могли остановить полицейские кордоны, баррикады из бетонных разделителей и парк полицейских машин с мигалками, перекрывший подъездные дороги в наш район, то вы глубоко заблуждаетесь.
– Хорошо, а где вы находитесь? – спросил ведущий.
– Я стою на баррикаде. И обращаюсь ко всем, кто может меня услышать! Позвоните губернатору! Позвоните в полицию штата! Позвоните мне! Эти люди обрекают моих ненаглядных крошек на смерть! Позвоните мне по номеру 609-555-7894! Пожалуйста! Хоть кто-нибудь отзовитесь!
Да, мама, выкрикивавшая номер своего телефона в прямом радиоэфире, осталась верна себе. И пусть со стороны она казалась такой невинной и беспомощной, я бы никому не посоветовала проверять на себе ее характер. Мама утопит в собственном дерьме любого, кто обидит ее питомцев.
Я покосилась на папу:
– Боже мой, она доиграется! Ее опять арестуют!
Папа нажал на газ:
– Знаю и очень спешу.
Я попыталась дозвониться до мамы, чтобы убрать ее из прямого эфира, однако она послала мне голосовое сообщение и продолжила свою гневную тираду. Ну конечно, всегда именно так и бывает! В кои-то веки я действительно захотела поговорить с мамой – так нет, ей было не до меня! Ведь она была занята тем, что осыпала словесными оскорблениями национальную гвардию Нью-Джерси. С седьмой попытки я все-таки до нее дозвонилась, но она продолжала орать на полицейских:
– Ой, послушайте, ребята! Это звонит моя дочь! НЕУЖЕЛИ КРИС КРИСТИ[33] ХОЧЕТ УБИТЬ И МОЮ ДОЧЬ ТОЖЕ?!
Похоже, мой звонок был ошибкой.
– Мама! Замолчи! Мы здесь. Мы с папой ждем тебя в «Си шелл»! Там мы сможем заказать очень полезный греческий салат!
На самом деле никакого салата мы заказать не могли, так как ресторан был закрыт. Впрочем, это не имело значения. Моя тактика отвлечь маму разговорами о здоровой пище явно не сработала. Судя по маминому тону, еще немного – и она начнет брать заложников.
– Заказывайте! Эти гвардейцы все равно не пустят нас назад, потому что у губернатора Криса «Убийцы Кошек» Кристи имеется приказ об эвакуации. Мы, вероятно, сможем вернуться домой не раньше чем через две недели! Любопытно было бы проверить, сумеет ли Крис Кристи хотя бы два дня продержаться без еды!
Ага, она определенно собирается брать заложников, и, насколько я понимаю, применение пыток тоже не снято с повестки дня.
– Мама, пожалуйста, давай встретимся прямо сейчас! Передохни!
Каким-то чудом я все же уговорила маму встретиться на парковке возле «Си шелл». Но меня мучило беспокойство, что она может передумать и попытаться прорваться через кордоны, поэтому я все время держала ее на линии.
– МАМ? Оставайся на связи! Ты сейчас за рулем?
– ДА, слушаю тебя. Я еду. Ой, погоди-ка… Все, больше разговаривать не могу, кто-то звонит.
Связь прервалась, и я была абсолютно уверена, что мама передумала и теперь поворачивает назад, в зону эвакуации. Папа въехал на парковку, где мы, по идее, должны были встретиться. Время шло, минута за минутой, но ее потрепанный внедорожник так и не появился, и я уже начала беспокоиться, что маму упекли в каталажку. Она не отвечала на мои звонки и панические эсэмэски. Примерно через полчаса мой телефон наконец зазвонил.
– МАМ! Боже мой! Ты где?!
– Крис Кристи хочет убить моих животных? На-кася выкуси, засранец! – Мама явно была очень довольна собой.
– Где ты была?! Когда ты приедешь?
– Я не приеду. Я сейчас лежу в салоне пожарной машины Ленни!
– Какой еще, к черту, Ленни?
Тут я услышала приглушенный мужской голос:
– Ким, потише там! Ты орешь так, что мне в кабине слышно, а мы уже подъезжаем к пропускному пункту.
– Прости, Лен! – сказала мама и, обращаясь уже ко мне, добавила: – Все, детеныш, мне пора. Отправлю тебе сообщение.
Полученное сообщение более-менее разъяснило ситуацию. Маме позвонил отзывчивый человек по имени Ленни, который услышал по радио ее страстное интервью. Будучи местным пожарным, Ленни имел доступ в зону эвакуации, и он предложил тайком провести ее через полицейское заграждение. Однако, хорошо зная свою маму и ее прошлые подвиги, я искренне сомневаюсь, что этот человек сам «предложил» поставить на кон свою карьеру и пенсию ради психически неуравновешенной незнакомки с пятью собаками, двумя кошками и тремя рыбками. На самом деле он наверняка «предложил» ей вывезти животных из зоны эвакуации или остановиться у нашего дома и покормить их. То, что делал Ленни, скорее походило не на «предложение», а на мольбу о пощаде перед лицом той сокрушительной силы убеждения, которой обладала мама.
Папина машина моментально превратилась в оперативный штаб операции «Джеронимо»[34]. ОбамаПапа и ХиллариЯ приклеились к экрану моего сотового в ожидании сводок от шестого отряда «Морских котиков». Дзинь! Мама прислала сообщение.
Мама способна флиртовать от моего имени даже во время процесса по делу об убийстве, если ей ненароком попадется симпатичный адвокат без обручального кольца на пальце. И уж тем более ее вряд ли остановит тайная переправка через полицейские кордоны по типу контрабандной доставки героина в животе у наркокурьера!
«Это», вообще-то, означает нарушение приказа губернатора штата об эвакуации. Кроме того, никто из шестого отряда «Морских котиков» явно не делал остановки по пути в Пакистан, чтобы послать Обаме фотку классной задницы.
Нет-нет, наверняка подумала бы, потому что укрывной материал – это вам не велюровые одеяла.
Мама так и не научилась выключать звуковой сигнал телефона. Если я, решив посмотреть с мамой кино, переводила ее телефон в режим вибрации, а потом забывала переключить, то меня гарантированно ждали три месяца стенаний: «Ты сломала мой телефон! И не надо говорить мне о кнопках, он теперь вообще не звонит!!! Приезжай домой и наладь его!!!»
После двадцати минут полного отсутствия информации от маминого отряда «Морских котиков» я не выдержала:
– Ладно, я должна позвонить. Это ведь безопасно? Не могут же они так долго торчать на пропускном пункте?
Папа кивнул, и я набрала маму, которая жизнерадостно ответила мне после третьего гудка:
– Привет, детеныш!
– Боже мой, ты сделала это?!
– Господи, ты у меня прямо-таки нервная Нина![35] Конечно мы сделали это! Мы с Ленни как раз подъезжаем к дому. Я хочу показать ему твои фотографии! Входи, Ленни!
Объясняю еще раз для непонятливых. Самое обычное дело после прохождения кучи кордонов из представителей силовых структур – пригласить горячего пожарного провести вечер за разглядыванием фотографий вашей незамужней дочери.
– Ну ладно, нам в любом случае уже пора, но я собираюсь попросить Ленни заехать за вами с папой попозже вечером. Ленни, вот посмотри на фото моей Кейт! Разве у нее не шикарная фигура?
Так и быть, уж лучше слушать, как мама меня рекламирует, чем всю ночь заниматься ее освобождением под залог!
– Нет, мама. Ни в коем случае! Мы вернемся только тогда, когда отменят приказ об эвакуации.
– Ой, да ладно тебе! Неужели ты собираешься заставить папу снова ехать в Нью-Йорк и подниматься на четырнадцать лестничных пролетов?! Это чистой воды безумие.
Ну да, это будет самым безумным поступком за сегодняшний день.
– Мама, прекрати!
– Тогда постарайтесь остановиться возле какого-нибудь туалета! Или ты теперь какаешь исключительно в мешки для мусора?
Два дня спустя мы уже были дома, вместе с мамой, пользовались работающими туалетами и играли с нашим зверинцем (с которым наверняка ничего не случилось бы и без маминой спасательной операции)[36].
И я искренне надеюсь, что отзывчивого пожарного не слишком напугал этот вечер сплошных правонарушений, проведенный с моей мамой. Ленни, если ты читал или читаешь это, дай мне знать, хочешь ли стать членом нашей группы поддержки! Множество людей нашли утешение, присоединившись к Клубу Ким, тем более что мама говорит, будто ты не умеешь готовить мясную запеканку (обычно все зависит от латки). Так или иначе, пришли мне имейл на crazyjewishmom@gmail.com.
Охота на раввина
Быть одинокой ужасно. Быть одинокой при наличии такой мамы, как Ким Фридман, – катастрофа. Вряд ли найдется хоть кто-то, которому она не дала номер моего телефона. Хоть один юрист, которого она не спросила, женат ли он. И вряд ли найдется хоть один «Старбакс», где она не побывала с целью проверки на предмет одиноких мужчин. Мои биологические часы, похоже, находятся на прямой линии связи с ее ушами. Которые регистрируют оглушительный сигнал тревоги, который будет настойчиво звенеть до тех пор, пока мама не проведет несколько часов, раздавая незнакомцам мой телефон или записывая меня на прием к потенциально неженатым пластическим хирургам. А вы в курсе, что собаки улавливают ультразвук, недоступный человеческому уху? С мамой примерно такая же история, но только она слышит крики моих отмирающих яйцеклеток, которые каждый месяц смываются в туалет.
Когда я была двадцатичетырехлетней одинокой девушкой, мама свято верила, что если мой следующий любовный роман не закончится браком, то я навсегда останусь бесплодной старой девой. Мама точь-в-точь как полицейская собака, но только натасканная не на наркотики, а на приемлемых Сперминаторов, которых она чует издалека. Она демонстрировала мой фейсбучный профиль незнакомцам на улице. Она околачивалась в библиотеке медицинского факультета Колумбийского университета, раздавая направо и налево мои визитные карточки. Она выдавала себя за меня на всех сайтах знакомств, включая веб-сайт JMom, в настоящее время уже закрытый. Вы спрашиваете, что такое JMom? Ну, это служба знакомств для еврейских мам, помогающая им связаться с другими невротичными еврейскими мамами, которые пытаются найти пару для своего ребенка.
В один из уик-эндов я пригласила несколько приятелей из колледжа в родительский дом в Нью-Джерси, и мой друг Джейкоб, можно сказать, вонзил мне нож в спину. Он нарушил основное правило дружеских отношений между детьми невротичных еврейских мам: никогда не упоминать о свадьбе в присутствии Сумасшедшей Еврейской Мамы, особенно если ее чадо до сих пор одиноко. Джейкоба оправдывает лишь то, что мама тогда устроила ему самый настоящий допрос относительно его личной жизни, но я по-прежнему уверена, что он вполне мог умерить свои восторги по поводу предстоящей свадьбы его сестры. Спасибо тебе, Джейкоб!
– Твоя сестра выходит замуж! Ах, представляю, как счастлива твоя мать! А как они познакомились? – Моя мама, позеленев от зависти, посмотрела на меня, эпическую неудачницу, вышедшую из ее чрева.
– Ну, это очень смешная история. – Джейкоб бросил на меня виноватый взгляд. Наши матери были сделаны из одного теста, поэтому он точно знал, что вот-вот должно произойти. – Их познакомил принстонский раввин.
Я увидела, как при этих словах все шестеренки в маминых мозгах бешено закрутились. Лига плюща. Мужчины. Евреи. Свадьба. Дети. Внуки. Похищение внуков. Одежда для внуков. Устройство внуков в начальную школу.
– А ЧТО, В ПРИНСТОНЕ ЕСТЬ РАВВИН?! – (Я испугалась, что от внезапного переизбытка дофамина у мамы вот-вот вынесет мозг.) – И он занимается сватовством? Кейт, почему ты мне не сказала?! – Но не успела я открыть рот, как мама снова вцепилась в Джейкоба. – Как это произошло? Где? Когда?
Джейкоб объяснил, что еще в колледже сблизился с принстонским раввином Эйтаном и его женой Гитти. И когда его сестра Джоанна порвала со своим парнем, Джейкоб попросил раввина с кем-нибудь ее познакомить.
Я совершенно уверена, мама пропустила весь остальной рассказ мимо ушей, так как мысленно уже листала свадебный каталог Веры Вонг. У мамы на лице застыла глупая улыбка, а глаза остекленели так, словно она наглоталась экстези. И только когда Джейкоб закончил говорить, мама вернулась в реальность.
– А ты не мог бы позвонить раввину и попросить за Кейт?
И с этого момента мама, забыв о JDate и OKCupid, с той же одержимостью переключилась на принстонского раввина. Джейкоб упомянул также, что Эйтан проводит в городе мероприятия для выпускников колледжа, и мама взяла с меня торжественную клятву, что я не пропущу ни единого. Я побывала на нескольких из них, оказавшихся, честно говоря, просто слегка закамуфлированными вечерами встреч для одиночек. Более того, после этих «счастливых часов» дома меня каждый раз ждал допрос о выполнении задания.
Когда я с ходу не вышла замуж и не забеременела, мама решила взять ситуацию под контроль. И вот однажды после селекторного совещания на работе я проверила свой телефон и обнаружила семнадцать пропущенных звонков и тридцать два сообщения от мамы. Что для нее, кстати, вполне нормально. Обычно в течение дня это число даже несколько увеличивается, что уж там говорить о двадцатиминутном совещании! Я отошла в сторонку позвонить маме, и она ответила после первого же гудка.
– Ты собираешься сегодня на вечеринку для выпускников, которую устраивает раввин?
– Что? Как ты узнала?
– Я нашла в Facebook страницу принстонского раввина. Теперь мы друзья. Эйтан. Он фантастический!
Ох, нет! Это плохо!
– Мама!
– Ой, да расслабься ты! Я ему понравилась. Мы переписывались весь день, и он хочет, чтобы ты пришла сегодня вечером! – (Это очень-очень плохо!) – Алло?! Ты не ответила на мой вопрос!
Хотя мне почему-то показалось, что это был не вопрос, а, скорее, приказ. И я не планировала никуда выходить. На самом деле дома меня ждали бокал каберне, остатки тайской еды и мой теперешний бойфренд детектив Эллиот Стаблер[37].
Я вздохнула:
– Да, о’кей? Да! Я пойду.
– Хорошо. Я попросила его знакомить тебя лишь с лучшими парнями. А ты должна ходить на все вечера, которые он устраивает. Он сказал мне, что ты была лишь на нескольких. И обещал докладывать мне, если ты будешь манкировать, мисс «Мой Муж Нетфликс»[38] Фридман-Сигел.
Здорово! Раввин уже начал стучать на меня моей маме.
Теперь, когда они стали друзьями, мама скакала в Facebook от меня к принстонскому раввину. Даже и не сосчитать, сколько раз она путала строку поиска со строкой обновления статуса, в результате обозначив свой статус в Facebook так: «Ким Фридман, она же Эйтан Уэбб».
Получив свободный доступ к информации о всех передвижениях раввина, мама решила извлечь из этого максимум пользы. Так, например, я могла сколько угодно думать, что проведу вечер, выщипывая вросшие волосы на лобке и распивая в кровати вино из коробки, и при этом жестоко ошибаться. Все зависело от того, сообщил ли рабби в Facebook о каком-нибудь намеченном на сегодня мероприятии. Одно упоминание о вечере встречи на крыше – и вот я уже потягивала безумно дорогие коктейли, которые были мне явно не по карману, и часами вела вымученные беседы с незнакомыми людьми. Ой, значит, у тебя четыре брата? Потрясающе! У нас нет ничего общего, и я больше не хочу с тобой разговаривать! МОГУ Я НАКОНЕЦ ВЕРНУТЬСЯ ДОМОЙ И ПОБРИТЬ ПАЛЬЦЫ НА НОГАХ?!
После нескольких месяцев бесплодного хождения по спонсируемым рабби вечеринкам моя матка так и осталась пустой, а мама стала терять терпение. И вот как-то в конце ноября она позвонила мне, когда я вернулась к себе после тяжелого рабочего дня.
– Ты по-прежнему собираешься приехать домой на Хануку? И привезти с собой друзей?
– Да.
– Отлично. Ух ты! Я страшно взволнована. У меня для тебя сюрприз! Ты не поверишь, кто к нам приедет отмечать Хануку!
У меня все волосы сразу встали дыбом. Я уже давно не слышала ее такой возбужденной. И теперь судорожно пыталась угадать, кто наш загадочный гость. Неужели бродвейская дива Этель Мерман восстала из мертвых и по счастливому стечению обстоятельств приехала на праздники на юг Нью-Джерси? Или Мик Джаггер начал играть на вечеринках в честь Хануки в отчаянной попытке получить-таки «Удовлетворение»? А может, Хиллари Клинтон уже начала предвыборную кампанию 2016 года и теперь пытается обеспечить себе голоса евреев? Для моей мамы нет ничего невозможного.
– И кто же?
– Принстонский раввин с женой! И они будут ночевать в нашем доме!
Естественно будут. Окружай себя друзьями, а еще лучше – глубоко религиозными евреями, которые могут познакомить твою дочь со славным еврейским парнем. Очередное клише, конечно, но клише очень в тему! Я обожаю Эйтана с Гитти и считаю их хорошими друзьями, но то, что они будут ночевать в нашем доме, чревато такими осложнениями, о которых мама даже и не подозревает.
Здесь, по-моему, важно отметить, что рабби Эйтан Уэбб и его жена Гитти – еще раз повторюсь, милейшие люди, – хасиды. А хасиды крайне строго блюдут еврейские традиции – начиная с приема пищи, для которого требуется отдельная посуда для молочного и трефного, и кончая непременным чтением молитв. Уже не говоря о том, что они не могут дотрагиваться до представителей противоположного пола! Что станет наиболее тяжким испытанием для мамы, которая однажды обняла полицейского, когда тот выписывал ей штраф.
Иллюстрация уровня религиозности моей семьи: в последний раз мы были в синагоге на бар-мицву в 2002 году, а на бранч мы едим бейгели и гору бекона, с которой соседствуют лососина и мягкий сыр. К сведению тех, кто не знаком с кашрутом: свинина – самый запрещенный из всех запрещенных продуктов.
Свою первую ошибку мама, как еврейка, сделала задолго до празднования Хануки, предложив рабби и его супруге приехать к нам в субботу днем. Вот еще одна выдержка из пособия по еврейским традициям для всех неевреев, которые это читают: правоверные евреи соблюдают Шаббат – не включают электричество и не пользуются машиной с вечера пятницы до заката солнца в субботу.
После столь позорных промахов мама решила исправиться и стать еврейской Мартой Стюарт[39], а наш дом сделать достойным выпуска «Архитектурного дайджеста», посвященного жизни евреев. В день празднования Хануки мама прокрутила в голове разговор с принстонским раввином, а кое-что даже произнесла вслух, причем явно громче, чем следовало. О, у вас есть дети? Как чудесно! Моя дочь тоже очень хочет детей! Но она не замужем.
Мама заказала неприлично много еды в «Бабби», единственном кошерном ресторане в округе, спрятала от греха подальше весь бекон и даже купила шесть дополнительных менор, чтобы наглядно продемонстрировать, какие мы хорошие евреи. Ну и конечно, она раздобыла идеальные бумажные тарелки, не оскверненные свининой. Все мамины лихорадочные приготовления в тот день были настолько целеустремленными, что я сразу представила ее внутренний монолог. Если я выберу неправильные бумажные тарелки, моя единственная дочь умрет бездетной и ее хладное тело съедят ее собственные кошки.
На праздник к нам прибыла толпа шумных гостей, и во время предваряющего приезд рабби обеда в семь вечера мама, вернувшись к своему привычному состоянию легкого безумия, уже вовсю распиналась на тему вибраторов и операций по перемене пола, о которых она тогда снимала документальный фильм. Что, естественно, включало подробное описание того, как пластические хирурги инвертируют пенисы и анатомию. Цитирую: «Вагины совсем как настоящие, и даже лучше моей!» Рабби с женой должны были прибыть не раньше девяти вечера, потому что они опять же были хасидами, соблюдавшими Шаббат, и в субботу не имели права садиться за руль до заката солнца.
К 20:45 об искусственных вагинах почти забыли, и моя мама начала заметно нервничать. А когда до приезда раввина оставалось десять минут, я даже почувствовала необходимость успокоить маму:
– Все будет хорошо. Они отлично проведут здесь время!
– Погоди-ка, может, нам следовало подождать их с ужином? И может, я зря купила для них новые тарелки и столовые приборы? Бумага – это не слишком грубо, а?
Перевожу: Если ты умрешь в одиночестве, это произойдет исключительно из-за того, что я позволила рабби и его жене есть с бумажных тарелок.
– Мам, все будет хорошо. Расслабься. Постарайся особо не возбуждаться и не вздумай обнимать рабби.
– Я НАПРОЧЬ ЗАБЫЛА, ЧТО НЕЛЬЗЯ ОБНИМАТЬСЯ! Боже мой! Это катастрофа! Почему было просто не зажарить посреди гостиной поросенка?!
Когда почетные гости в конце концов прибыли, мама поначалу вела себя непривычно робко. Она взяла у Гитти пальто и пихнула папу локтем в бок, чтобы он не забыл поухаживать за рабби. Я буквально видела, как мама мысленно напоминает себе: Не обнимай рабби. Не обнимай рабби. Не обнимай рабби.
– Я так счастлива наконец встретиться с вами лично! – Мама подвела их к обеденному столу, стараясь не путаться под ногами у рабби. – Надеюсь, что все в порядке. Мы специально для вас заказали еду в «Бабби», и они заверили нас, что у них все кошерное, правда, у нас только бумажные тарел…
Гитти прервала поток маминых сбивчивых оправданий:
– Ой, Ким! Все идеально, спасибо! Все как надо.
На мою беду, Гитти и Эйтан – действительно милейшие люди, и это мгновенно успокоило мамины расшалившиеся нервы. После первого обмена любезностями и парочки очаровательных шуток из уст Эйтана мама оставила дальнейшие потуги казаться настоящей еврейкой. И тотчас же приняла новых гостей в члены семьи. Черт, похоже, инвертированные шланги вполне могут снова стать темой застольной беседы!
Кстати, о пенисах, в какой-то момент мама сказала буквально следующее:
– Я знаю, что на Восточном побережье у вас монополия на рынке еврейского мужского мяса. И спрашивается, где тогда аппетитный кошерный стрип-стейк для моей дочери?!
Нервозная претенциозность и утонченные манеры в мгновение ока исчезли, и мама принялась допрашивать их с той прямолинейной откровенностью, которую она старалась держать при себе:
– Давайте поговорим начистоту! Кейт не становится моложе! И пока мы тут разговариваем, ее яичники продолжают усыхать!
Если вы встречались с моей мамой, то наверняка должны знать, что все, что она говорит вслух, в основном очень спорно. А поскольку в обществе рабби и его жены она чувствовала себя легко и свободно, мне остается только удивляться, что она не заорала во все горло: «РАББИ! СРОЧНО НАЙДИТЕ МНЕ ОБРЕЗАННОГО СПЕРМИНАТОРА!»
Слава богу, она этого не сделала, так что Гитти и Эйтан пока еще с нами разговаривают. Впрочем, я не имею никакого права жаловаться на маму, потому что ровно через четыре дня после того, как принстонский раввин и его жена провели ночь в нашем доме, на вечеринке в честь Хануки в Принстонском клубе в Нью-Йорке я встретила своего нынешнего бойфренда Джона. А кто организовал вечеринку? Рабби Эйтан Уэбб и его жена Гитти.
Итак, с тех пор я не устаю повторять: если вы уговорите хасидов переночевать в вашем доме, возможно, они найдут для вас аппетитный кошерный стрип-стейк.
Стриптизеры по вызову
Не разговаривай с незнакомыми людьми. Во времена моего детства мама повторяла эту фразу как заклинание, но все ее высказывания, в том числе и это, как правило, имели совершенно неожиданный эффект.
– ДЕТЕНЫШ, НЕ РАЗГОВАРИВАЙ С НЕЗНАКОМЫМИ ЛЮДЬМИ! Потому что в противном случае тебя засунут в грязный фургон с тонированными стеклами и похитят. У нас, слава богу, свои собаки есть, поэтому тебе нечего увязываться за незнакомцами со щеночками или котятками. Потому что, опять же, в противном случае тебя похитят и ты никогда больше не увидишь ни меня, ни папу… Ну ладно, Кэти, хорошего тебе дня в школе!
В результате я в детстве постоянно волновалась и чуть что начинала орать: «ОПАСНЫЙ НЕЗНАКОМЕЦ! ЭТОТ ЧЕЛОВЕК ПЕДОФИЛ!» – при виде добропорядочных людей в парке, которые всего-навсего пытались выгулять свою собаку. Мама всегда поощряла такое мое поведение и с улыбкой смотрела, как я ору на известных ортодонтов и уважаемых юристов, прогоняя их своими воплями из парка для собак.
Мама всегда хвалила меня за настороженное отношение к чужакам, причем сама она никогда в жизни не следовала правилу «Не разговаривай с незнакомыми людьми». Мама, которая готова говорить буквально с каждым встречным, обладает уникальной способностью, особым даром, позволяющим людям чувствовать себя в ее обществе раскованно и свободно. Кстати, из нее получился бы классный киднеппер.
Вы можете оставить ее в комнате, набитой молчаливыми тибетскими монахами, и уже через шестьдесят секунд лама Калсанг с маминой подачи начнет вовсю поносить этого гребаного ламу Чодака, бредням которого будет посвящена завтрашняя медитация. ТАК ДЕРЖАТЬ, ЧОДАК! ТЫ МОЛИЛСЯ УСЕРДНЕЕ!
Я уже сбилась со счета, сколько раз получала от нее эсэмэску, или имейл, или тридцать голосовых сообщений, полных восторгами насчет ее нового лучшего друга, с которым она только что познакомилась в «Старбаксе» или в спортзале. Как мне кажется, совершенно посторонние люди так охотно открывают ей душу исключительно потому, что она искренне интересуется их историей и реально желает помочь, если может. При всей маминой эксцентричности у нее на редкость доброе сердце, поэтому, когда она встречает кого-то со сломанным крылом, ее первый порыв – засунуть его в свое влагалище, а затем родить заново и дать ему правильное воспитание.
Однако у мамы весьма высокие требования к людям, которых она собиралась впустить в свой ближний круг. Она совершенно не заинтересована в том, чтобы понапрасну тратить время на человека, который не любит ее такой, какая она есть. И с нее станется спросить своих новых друзей, что они думают насчет бразильской восковой эпиляции и не напоминают ли им безволосые вагины промежность не достигших половой зрелости детей, исключительно для проверки на вшивость. А как иначе убедиться в том, что им хватает чудаковатости, чтобы водить с ней компанию, и они не дадут деру, как только услышат о волосах на лобке. И вот с помощью этой методики мама умудрилась собрать коллекцию очаровательных незнакомцев, ставших ее самыми близкими и любимыми друзьями.
Один из ее наиболее интересных приятелей – управляющий мужским стрип-клубом для геев, еврей по имени Джеффри. Мы с мамой познакомились с Джеффри во время кастинга для «Гей-пляжа». История его жизни завораживает. Джефф родился в Бруклине, в очень бедной семье; он бросил среднюю школу и, чтобы помочь родным, стал одним из крупнейших наркодилеров в штатах Нью-Йорк, Нью-Джерси и Коннектикут. Анекдоты из жизни еврейского подростка с нетрадиционной сексуальной ориентацией могут показаться нереальными – он даже отсидел за решеткой, но этому посвящена отдельная книга, и с тех пор его судьба круто изменилась. И с той самой минуты, как Джеффри закорешился с моей мамой, стрип-мужчины стали неотъемлемой частью моей повседневной реальности.
– О, ты собираешься на обед со своим бойфрендом и его родителями? Я хочу прийти! И хочу познакомить их с Джеффри.
– Ты собираешься куда-нибудь выходить сегодня вечером? Вам с друзьями стоит непременно зайти в стриптиз-клуб Джеффри в Мидтауне. Я попрошу его зарезервировать вам столик!
– Джеффри и его муж собираются провести у нас уик-энд. Хочу поселить их в твоей комнате. Оттуда открывается самый хороший вид, к тому же, Господь свидетель, моя родная дочь вообще нас не навещает!
Когда я переезжала в свою бруклинскую квартиру, которую мама ласково окрестила «Смертельной ловушкой», то в трудную минуту моей жизни мама, естественно, призвала на помощь Джеффри. Признаюсь, квартира могла бы быть и получше. Например, было бы круто, если бы дом не стоял под таким наклоном, что лимон, оставленный на кухонной столешнице, непременно скатывался на пол. Но при моем бюджете, увы, не приходится рассчитывать на шикарные апартаменты, уже не говоря о дорогих компаниях-перевозчиках. Квартира расположена на четвертом этаже дома без лифта, и мама попросила Джеффри помочь мне поднять пожитки наверх. Джеффри реально любит мою маму.
И вот, услышав гудок, мы с Джоном спустились по шаткой лестнице моего нового дома. Открыв дверь на улицу, мы нос к носу столкнулись с мамой и Джеффри, которые стояли, прислонившись к огромному внедорожнику, тюнингованному в стиле «Буфф-бойз». Машина в сущности представляла собой мобильный билборд стриптиз-клуба, рекламирующий голые задницы и едва прикрытые пенисы.
Одна из моих новых соседок вошла в дом и остановилась достать почту как раз в тот момент, когда Джеффри, одетый в откровенную белую майку, протянул мне навстречу накачанные руки культуриста.
– Кейт, как я рад тебя видеть! – Он обнял меня и повернулся к Джону. – А ты, наверное, Супереврей! Наслышан, наслышан о тебе! Я Джеффри!
Когда я начала встречаться с Джоном, мама любовно назвала его Суперевреем, потому что после катастрофы с моим бывшим славный еврейский парень показался ей своего рода героем.
– Приятно познакомиться, Джеффри. Можешь называть меня Джоном. – Он вежливо улыбнулся и протянул руку.
Но Джеффри вместо того, чтобы ответить на рукопожатие, заключил Джона в медвежьи объятия, прижал его к своей татуированной груди и крикнул через плечо моей маме:
– Ким, а ты не говорила мне, какая горячая штучка этот дружок Кейт! Теперь я понимаю, что самое суперское у вашего Супереврея. Хорошая работа, Кейт!
– Джеффри, ну и как тебе эта помойка? – Мама, скрестив на груди руки, подошла поближе. – Ты только посмотри на пожарную лестницу! Странно, что они еще не повесили табличку «Насильники и грабители, добро пожаловать!». – Мама повернулась ко мне. – Кейт, а ты сказала Джеффри спасибо за помощь?
– Ну, я как раз собиралась это сделать. Джеффри, спасибо тебе большое. Ужасно мило с твоей стороны.
– Да ладно, не стоит благодарности. Ради этой женщины я готов на все! – Он отмахнулся от меня и шутливо обнял маму за плечи.
Следующий час мы провели в беготне вверх-вниз по лестнице, перетаскивая мои пожитки из внедорожника с рекламой стрип-клуба ко мне в квартиру. Прохожие сворачивали шеи на наш спектакль только для взрослых, но мне было не до того, поскольку я прислушивалась к разговору, который Джеффри вел с моим парнем.
А теперь немного контекста. После пятилетней отсидки Джеффри, всегда обладавший недюжинной деловой хваткой, буквально с нуля начал создание легальной империи стрип-клубов, что полностью изменило его жизнь. И теперь он хотел распространить свою империю на Интернет.
– Послушай, Джон, Ким говорила, что ты занимаешься приложениями для телефонов.
Мой бойфренд вежливо кивнул:
– Ну да, я разработчик, но обычно я занимаюсь немножко другими вещами.
– Но ты ведь можешь делать приложения?
– Э-э-э, полагаю, что смо…
– Ой, Джон, ты должен непременно поговорить об этом с Джеффри, – перебила его мама. – По-моему, идея мобильных приложений – это потрясающе. И знаешь, такими вещами важно заниматься именно в молодости. До того, как обзавелся семьей.
И пока мы таскали мебель по оживленной лестнице нашего дома с картонными стенами, Джеффри продолжал пронзительно вещать:
– Итак, ты ведь знаешь, что тебе иногда хочется пригласить частного стриптизера? Но ты понятия не имеешь, где ближе всего его можно найти?
– Хм, конечно. – Джон покосился на меня.
Нет. Нет, он не знал. Мой парень, наверное, самый сдержанный, самый правильный человек в Соединенных Штатах. Сомневаюсь, что в числе его знакомых есть хоть кто-то, кто когда-либо приглашал частного стриптизера. Ну, за исключением моей мамы, естественно.
– Итак, все, что мне нужно, – это сделать приложение, где обычные люди смогут найти ближайшего стриптизера и поболтать с ним. И с помощью приложения узнать цены и прочее дерьмо, а потом нанять его.
– По-моему, потрясающая задумка, а Джеффри знает все, что можно знать, о бизнесе. Он думает, это будет хитом продаж! – Мама гордо улыбнулась. – Джон, ты ведь у нас спец в компьютерах… Тогда за чем же дело стало?
– Ой, спасибо, Ким! – Джеффри внес в квартиру стол и обратился к Джону: – Ну, что скажешь, Джон? Хочешь разработать приложение? Можем договориться пятьдесят на пятьдесят. Станем партнерами!
Я сверкнула на маму глазами, но она лишь передернула плечами:
– А что такого? По-моему, грандиозная идея. Можно заработать кучу денег. Кейт, секс – очень ходовой товар. Вам с Джоном пора проснуться и понюхать стринги!
И вот наконец после, как мне показалось, бесконечных часов маминых причитаний по поводу бруклинских хипстеров, баночек Мейсона и моих усыхающих яичников мебель из магазина подержанных вещей была благополучно перенесена из мобильного билборда в новую квартиру. Джеффри надо было уезжать к себе в клуб на вечеринку, и мы с мамой на секунду прекратили лихорадочно отдраивать квартиру «Клороксом», чтобы сказать ему до свидания.
– Джеффри, огромное тебе спасибо, честное слово! Это так мило, что ты помог. – Я обняла его.
– На здоровье. Всегда к твоим услугам! И вообще, ребята, когда закончите, приходите вечером в клуб. Я о вас позабочусь.
– Я постараюсь, Джеффри. – Мама поцеловала его в щеку. – Остается только уговорить двух этих занудных представителей поколения «некст» пойти проветриться. К счастью, это будет мальчишник! Может, это сподвигнет Супереврея сделать предложение моей дочери! – Мама выразительно посмотрела на Джона, но он только улыбнулся и встал с места, чтобы попрощаться.
Когда я интересуюсь, как он относится к маминым возмутительным выходкам и бестактным беседам на тему свадьбы, Джон только пожимает плечами и отвечает: «Послушай, она просто говорит то, что большинство мам думает про себя, но не решается озвучить. По крайней мере, она играет по-честному»[40].
Джон проводил Джеффри до дверей.
– Дай мне знать, если захочешь заняться мобильным приложением для стриптизеров. Может получиться классная штука. Я тебе точно говорю, это будет бомба. – Джеффри обнял моего бойфренда.
– Несомненно. – Джон похлопал его по спине.
Джеффри разжал руки, но затем схватил Джона за плечо, посмотрев ему прямо в глаза:
– Послушай, ты там ее не обижай! Понятно?
Что ж, если вас не напугал нависающий над вами призрак моей мамы, способный держать на безопасном расстоянии всех моих потенциальных ухажеров, то вы рискуете испытать на себе всю силу гнева моего «Дяди Джеффа»[41] – отмотавшего свой срок сексуально привлекательного культуриста, готового в любое время прийти с компанией накачанных геев-стриптизеров, чтобы вышибить из вас все дерьмо.
*«Blinded by the Light» – песня, написанная американским автором-исполнителем Брюсом Спрингстином в 1972 году.
#CrazyJewishMom
То, что мой аккаунт в Instagram стал вирулентным, было какой-то фантастикой. Я начала получать имейлы от издателей, и это меня ужасно взволновало, но когда стали приходить сообщения с приглашением на шоу типа «Стива Харви» и «Доктора Фила», я не могла в это поверить. Моя мама? На телевидении? Я чувствовала, что меня сейчас стошнит.
И, получив имейл из вечерней программы новостей «Найтлайн», я решила, что это розыгрыш. Они приглашали нас на вручение премии Пибоди в области журналистских расследований. Они что, не понимают, что моя мама почти наверняка подвергнет сексуальному преследованию Дэна Харриса? Любимого писателя всех американцев!
Естественно, мама была готова буквально на все. И волноваться, что она будет стесняться, уж точно не приходилось. Нет, меня волновало, будет ли она подставлять меня в прямом эфире или все же нет. Она ведь не станет интересоваться у ведущего программы новостей «Найтлайн» телекомпании Эй-би-си, женат ли он? Она это сделала! Она ведь не заведет разговор о своей вагине в прямом эфире канадского телевидения? Непременно! Она, возможно, не станет просить Стива Харви выполнить с ней на пару упражнения Кегеля во время его демонстрируемого на всю страну ток-шоу? Она это сделала! Никогда бы не подумала, что мама уговорит Стива Харви выстреливать, как из пушки, воображаемыми шарами Кегеля из воображаемой вагины.
Это странное путешествие с мамой в Интернете оказалось на редкость забавным, поскольку мама, возможно, самый неспособный к технике человек на планете. Если серьезно, она до сих пор использует AOL-адрес своей электронной почты и звонит мне всякий раз, когда ей хочется записать какой-нибудь эпизод сериала «Скандал». И этот опыт оказался для меня весьма вдохновляющим: ведь весь последний год я следила за тем, как мама без сожалений, бесстрашно (в отличие от меня) каждый день выставляет свою жизнь на обозрение сотен тысяч людей. Ее уверенность стала для меня тем хорошим пинком под зад, в котором я нуждалась в самый критический момент своей жизни.
Весной 2014 года я решила уйти с работы. Казалось, что уж такого страшного, но я не из тех, кто любит перемены. Например, одним из основных критериев выбора моей нынешней квартиры было то, что она попадала в район доставки из тайского ресторана, в котором я заказывала еду четыре вечера в неделю. Съемные квартиры – дело временное, а вот тайская еда по сходной цене – это навсегда. Да, я люблю финансовую безопасность и стабильную работу, что никак не вяжется с решением оставить корпоративную работу с такими очевидными плюсами, как оплата зубных имплантов, медицинская страховка и регулярная зарплата.
Я всегда мечтала о писательской карьере и благодаря успеху моего аккаунта в Instagram получила потенциальную возможность осуществить свою мечту. Вот именно, лишь «потенциальную возможность», а не подписанный контракт, не предложение стать фрилансером.
Нет, у меня появился шанс, быть может, написать книгу обо всех безумных ситуациях, в которые в течение многих лет попадали мы с мамой, причем исключительно при условии, что мне удастся предложить хоть что-то стоящее.
Я работала на износ, и даже более того: днем целый день была занята на службе, вечером вела четыре аккаунта в Instagram (что уже достаточно нелегко), а с полуночи до семи утра пыталась написать внятную заявку на публикацию своей книги. Иногда физическое истощение достигает такой стадии, что мозг полностью отключается и человек перестает замечать, что мочится на закрытую крышку унитаза. Откуда мне это знать? Потому что однажды утром, собираясь на работу, я запи́сала пару хороших трусиков. Памперсы для взрослых вряд ли годятся для офиса, и я поняла, что настало время принимать решение. Признаю, что подобные проблемы характерны лишь для стран первого мира: следует ли мне бросить постоянную работу и сосредоточиться на писательстве?
Сам факт возникновения подобного вопроса уже говорит о том, что тебе еще здорово повезло в жизни, и не важно, сколько мочи попало мимо унитаза и сколько хороших трусиков было испорчено.
Итак, я окончательно созрела, подключилась к маминым энергетическим каналам и с криком «Я УВОЛЬНЯЮСЬ! ПОРА РАСПРАВИТЬ КРЫЛЬЯ И ОЗНАКОМИТЬ МИР С МОНОЛОГОМ СВОЕЙ ВАГИНЫ, НЕУДАЧНИКИ!» бросила свой служебный бейдж боссу на стол.
Нет, конечно, ничего этого не было. Но когда в один прекрасный день я подала официальное заявление об уходе, то искренне верила в то, что мама будет гордиться моим решением бороться в одиночку и идти за своей мечтой.
В тот вечер я в последний раз заказала такси по корпоративной карточке и на заднем сиденье стащила с себя свою рабочую экипировку, а именно утягивающий топ. Я отправила маме сообщение с Бруклинского моста, ощущая смутное беспокойство и одновременно горя желанием скорее поделиться с ней новостями.
Мне хотелось сказать маме спасибо, ведь именно благодаря ей у меня хватило духу рискнуть.
Нет, я немного не так представляла наш разговор. Мне даже не дали шанса позвонить, потому что мой телефон начал трезвонить.
– Кейт, я сейчас не могу говорить! – (Ты позвонила сказать, что не можешь говорить?!) – Мы с твоим отцом сейчас красим подвальный этаж, куда тебе придется переехать, когда ты вернешься домой, ПОКОЛЕНИЕ «НЕКСТ»!
– Мам, просто послушай.
– Извини, я тебя не слышу. Твои слова заглушает шелест неоплаченных счетов за квартиру!
– МАМ, а разве не ты всегда говорила, что мне следует писать! И это мой шанс заняться этим!
– Ну да, занимайся этим на здоровье, но только при наличии медицинской страховки и членства в спортклубе!
Я представила, что стала бы делать на моем месте мама. И сдалась бы сейчас женщина, переехавшая в Лос-Анджелес, не имея водительских прав, работы и крыши над головой, в погоне за своей мечтой стать телережиссером/сценаристом порнофильмов? Выпрыгнула бы из такси, чтобы сломя голову бежать в офис и умолять босса вернуть ей работу? Нет, она бы поверила в себя и, задрав штаны, понеслась бы через мост навстречу новым приключением. Безработица, вот она я!
К тому времени, как я добралась до Бруклина, мама уже распевала: «Я женщина, вы еще услышите мое рычание!» Она отправила мне сообщение.
Что, естественно, оказалось ложью, так как бо́льшую часть этой книги я написала, потягивая фраппучино в бруклинской кофейне, буквально набитой хипстерами.
* Американская модель и бывший профессиональный рестлер, получившая известность по выступлениям в WWE под псевдонимом Кейтлин.
** Никого не волнует, что там у тебя между ног.
Да, моя мама именно так понимает, что такое хэштег, и я молю Бога, чтобы никто не вздумал ее поправлять.
Оглядываясь назад, я и сама не знаю, о чем, черт возьми, думала! Конечно, у меня была микроскопическая известность в Интернете, а еще мечта, но ни малейшего представления, смогу ли я в этом месяце заплатить за квартиру. Итак, поживем – увидим. Посмотрим, как пойдет следующая глава моей жизни, но я знаю, что если у меня в характере есть хоть немного от моей безбашенной, крутой мамы, то со мной все будет в порядке. Ну а кроме того, если дела пойдут совсем туго, я всегда смогу пойти по маминым стопам и начать писать порнушку.
Благодарности
Мне хотелось бы поблагодарить своих фолловеров в социальных сетях. Спасибо, вы действительно были ко мне очень добры. Раз десять, не меньше, милые комменты и сообщения от вас помогли мне перестать чувствовать себя кучей никчемных человеческих отбросов (а учитывая, что в конце работы над книгой я не мылась пять дней подряд, это уже кое-что!).
Джулия Вейгел… Боже мой, мне определенно не выразить всю свою любовь и признательность одним предложением, поэтому я просто скажу: «Кому какое дело? Живи своей жизнью!» А Мойра Вейгел. Именно благодаря ей я не сошла с ума, когда писала книгу. На самом деле мне следует сказать спасибо всему клану Вейгел, а значит, Кэти и Биллу Вейгел, которые, как добрые самаритяне, всегда давали мне крышу над головой, когда мне негде было жить. Отдельное спасибо Джеку Алтману за его непрошибаемую самоуверенность.
Спасибо Джейкобу Левинстайну, Яэль Накайон, Бену Вайсману и Джоанне Левинстайн за то, что они такие нормальные люди и разрешили назвать их имена! А еще Кхаму Кидья за то, что заранее согласился (после получения степени доктора медицины) делать маме уколы ботокса. Джону Миллеру за то, что был моим боссом и ему, как и мне, нравилась Кэти Гриффин в реалити-шоу «Моя жизнь по списку „D“» на «Браво», особенно серии начала 2000-х. Софи Гринберг (и в очередной раз Джулии) за то, что ответила на сотню отвратных вопросов о вензаболеваниях. Джеду Вейнтробу за то, что спас меня от электромагнитного излучения.
Я благодарю Моргана Шанахана за то, что затеял всю эту авантюру. Тони Этца, Даррена Траттнера, Рейчел Адлер и Оливию Блостейн за то, что отвечали на имейлы, еще толком не разлепив глаза. Мэри Ватт за то, что спасала положение. Роберта Профузека и Мэри Косирас за то, что выслушивали мое нытье. Кейт Хойт – за поддержку и чуткое руководство (а также за то, что выслушивала мое нытье). Сюзанну О’Нил за то, что научила лучше писать, а Триш Божковски – за то, что стала моей путеводной звездой (и разрешила мне обосноваться в ее офисе на сорок восемь нервозных часов). Дженни Зеллнер и Джесс Айлен – за общее руководство процессом.
Закари Гласса за то, что выдержал многочисленные чтения еще сырых глав. Команду Кегеля – за все. Мою семью – за поддержку в период моей полной пассивности и проявленное понимание моего отсутствия на праздниках из-за работы над книгой. И все силовые структуры США за то, что не выдвинули обвинения против моей матери (пожалуйста)!
Джонатана Брэдфорда Гласса – за то, что он реально крутой Кнейдлах[42], а также за то, что он терпит меня и мою маму. Прости, что раскрыла твое нелепое второе имя. Му-у.
И наконец, у меня нет слов, чтобы в последних строках этой книги, которую, скорее всего, никто в мире не будет читать, выразить свою огромную благодарность маме с папой. Представляю, как ты (читатель) закрыл книгу на последней странице (если, конечно, не после главы о похищении кошки) и подумал: «Эх, надо было вместо этого купить „Девушку в поезде“!» Но если ты сейчас это читаешь, то: 1) спасибо тебе; 2) поверь, что мои мама с папой – лучшие люди во Вселенной, и я люблю их всем сердцем. Я выиграла генетический джекпот, получив их в качестве родителей, и мне несказанно повезло, что они меня воспитали. И в детстве не уронили меня, и я не стукнулась головой…
Права на фотографии принадлежат: Мэри Ватт, Крейгу Амерханиану, Джекки Белло, Джеффри Вочману, Лорен О’Джи и автору.
Примечания
1
Танцевальное движение, при котором одна рука кладется сзади на шею, а вторая рука совершает туда и обратно вращательные движения в подражание садовому спринклерному оросителю.
(обратно)2
Бета-излучение.
(обратно)3
Электромагнитная волна.
(обратно)4
Знаменитая шеф-повар, автор кулинарных книг и телеведущая.
(обратно)5
Мидол-С содержит ацетилсалициловую кислоту, витамин С и анальгезирующие вещества, применяется в том числе для снятия боли и спазмов.
(обратно)6
«Способность подарить жизнь другому человеческому существу» – утверждение достаточно дискуссионное, если учесть завоеванный мною в старших классах статус супердевственницы. – Примеч. авт.
(обратно)7
Фраза, ставшая мемом, из мюзикла «Джипси».
(обратно)8
Гребля оказалась мне не по зубам, поэтому, чтобы иметь хорошее резюме для поступление в колледж, пришлось заняться водным поло. Опять же с маминой помощью. – Примеч. авт.
(обратно)9
Бат-мицва – термин, применяющийся в иудаизме для описания достижения еврейской девочкой религиозного совершеннолетия (12 лет).
(обратно)10
Бездарный режиссер, герой комедии «В ожидании Гаффмана».
(обратно)11
Британская характерная актриса.
(обратно)12
Позитивная дискриминация – меры по предоставлению преимущественных прав, применяемые для создания статистического равенства в должностях, уровнях образования, дохода для представителей разных полов, рас и т. д.
(обратно)13
Университет по подготовке среднего технического персонала в Чикаго.
(обратно)14
Голоса миссис Боуман и миссис Ковергеймер были подозрительно похожи. – Примеч. авт.
(обратно)15
Нет, на самом деле там играла Джулия Рабинович. – Примеч. авт.
(обратно)16
Перефразированная реплика королевы Гертруды (У. Шекспир. Гамлет, акт III): «По-моему, леди слишком много возражает» (перевод И. В. Пешкова).
(обратно)17
Американский киноактер, комик и продюсер.
(обратно)18
Донор спермы.
(обратно)19
Обмен эсэмэсками и фотографиями откровенного содержания.
(обратно)20
Из фильма «Звуки музыки».
(обратно)21
Этот афоризм следует вышить на подушке крестиком. – Примеч. авт.
(обратно)22
Фирма, специализирующаяся на корректирующем белье.
(обратно)23
Канадско-американский телепродюсер, писатель и актер.
(обратно)24
Нет, мама так и не удосужилась уточнить, что это значит и как работает. – Примеч. авт.
(обратно)25
Главный герой мюзикла «Кордебалет».
(обратно)26
Вид женского группового орального секса.
(обратно)27
Американский сценарист, режиссер и продюсер, глава производственной студии «ShondaLand».
(обратно)28
Песня Кэти Перри «Рычание».
(обратно)29
Брелок для самозащиты, разработанный Сокэ Кубота Такаюки.
(обратно)30
Американский журналист консервативного толка, радио– и телеведущий, писатель, предприниматель.
(обратно)31
Согласно современным исследованиям, употребление глютена увеличивает риск развития серьезных заболеваний, таких как артрит и гипертония, и, кроме того, не рекомендуется диетологами тем, кто желает похудеть.
(обратно)32
Американский рэпер и муж Ким Кардашьян.
(обратно)33
Губернатор штата Нью-Джерси.
(обратно)34
Имеется в виду фильм «Кодовое имя „Джеронимо“» (2012) – история подразделения ВМС США «Морские котики», которые уничтожили в 2011 году в Пакистане Усаму бен Ладена. А сама операция, разработанная ЦРУ, называлась «Копье Нептуна».
(обратно)35
Муравьед из детской книжки-алфавита Сюзанны Макфарлейн «Маленькие друзья».
(обратно)36
В нашем доме всегда полно корма для собак. – Примеч. авт.
(обратно)37
Персонаж сериала «Закон и порядок: Отдел специальных расследований».
(обратно)38
Американская компания, поставщик фильмов и сериалов на основе потокового мультимедиа.
(обратно)39
Американская телеведущая и писательница, получившая известность благодаря советам по домоводству.
(обратно)40
Сомневаюсь, что большинство мам сочтут хорошей идеей пригласить парня своей дочери в стриптиз-клуб для геев или разработать мобильное приложение для любительских танцев на пилоне. Поэтому можно сказать, что у Джона еще отличная выдержка. – Примеч. авт.
(обратно)41
Возможно, имеется в виду песня «Дядя Джефф» американского фолк-певца Арло Гатри.
(обратно)42
Шарики или клецки из мацы.
(обратно)
Комментарии к книге «Моя чокнутая еврейская мама», Кейт Сигел
Всего 0 комментариев