Шапиро Лара Маленькая девочка
© Шапиро Лара, 2017
* * *
По-над пропастью, над краем Я беду свою толкаю, Ветер волосы ласкает, Чайки крик и моря стон. Отлюбила, отсмеялась, а того, чего боялась, так со мною и осталось: гроб, кресты и церкви звон. Не горюйте, не тужите. Как вы жили, так живите. Улечу я птицей вольной Со скалы на моря зов. Растворюсь в песчинках малых, в тихих островках кораллов, моря вековом дыханье, лишь одно воспоминанье – алый след на чёрных скалах.Предисловие
В самом центре России, на Южном Урале, есть небольшое, но очень живописное местечко Касли, прославившееся своим “каслинским литьём”. Глухое местечко. Наверное, поэтому советская власть, вместе с навязанным ею атеизмом, там не вполне укоренилась и усопших отпевали по старой русской традиции.
Это были её самые ранние воспоминания детства, их небольшая квартира в Каслях, пропахшая типографской краской и клеем, аккуратно сложенные на полу многочисленные стопы книг и окно, огромное, во всю стену. Окно выходило на площадь. Она любила сидеть у окна и смотреть. На площади стояла церковь. Каждый день через площадь несли гробы и звенели колокола. Она сидела у окна и смотрела на эти бесконечные вереницы гробов. Её звали Лариса, ей не было и трёх лет, но эти гробы, колокольный звон и старенькую белую церковь она запомнила на всю жизнь. Наверное, оттуда и зародилась её тяга к драматизации. Жизнь начиналась со смерти. А «окна-во-всю-стену» она любит до сих пор. Напоминают детство и маму. Которой уже нет.
Когда Лариса стала взрослой, она специально съездила туда. Всё показалось таким маленьким: дом, площадь, церковь, сами Касли. А тогда, в детстве, всё было большим, безразмерным, бескрайним, огромным.
Весь мир с годами становится меньше и меньше.
Ребёнком, все вокруг называли её Ларчиком и обращались в мужском роде: «Ларчик, ты пришёл? Ларчик ты пошёл? Ларчик, ты покушал?» В юности стали называть «Лорик» и продолжали обращаться в мужском роде. Возможно, это обращение к ней как к мужчине и наложило печать на всю её последующую деятельность и даже судьбу.
Последнее лето перед школой. Её с Лёшкой старшаки считали вундеркиндами, поскольку они уже знали таблицу умножения. Их показывали вновь прибывшим как достопримечательность улицы, чем Лёшка и Ларчик очень гордились. У Лёшки был брат Юрка, на год младше. Оба были её тайными поклонниками и воздыхателями. Ларчик была заводилой, основным генератором идей и поклонники у неё имелись. Её новая идея звучала как «угнать у старшаков плот и переплыть на нём озеро, чтобы посмотреть, какая глубина на том берегу». Тогда она рассуждала так: раз чем дальше от берега, тем глубже, то на том берегу должна быть самая глубокая глубина.
Ларчик предложила угнать у старшаков плот рано утром, в их отсутствие. Малыши её не поддержали. Всем было страшно забраться на плот. Стояли у берега и мялись. Ну и чёрт с вами, поплыву одна в своё «кругосветное путешествие» по озеру, подумала Ларчик. В тот момент она увидела глаза Лёшки и Юрки. В их глазах застыл ужас, борьба двух страхов: страха шагнуть на плот, в неизвестность, и страха оставить её одну на этом плоту, наедине с пугающей неизвестностью. Им было страшно. Но ещё страшнее им было оставить её одну. И они шагнули.
Так они и плыли втроём, гребя палками вдоль берега. Если пытались уйти слишком далеко, то палки не доставали дна и они не могли толкаться, поэтому держались берега.
Благодаря этому путешествию они узнали, что в некоторых местах их озеро покрыто тиной и не везде можно купаться. Что на том берегу растут красивые плакучие ивы. Что их казахские ровесники уже работают наравне со взрослыми, пасут скот верхом на лошадях, не боясь ни коров, ни быков. Они как раз привели скот на водопой, когда Ларчик, Лёшка и Юрка проплывали мимо.
Проплавали они почти весь день. K закату вернулись. Старшаки им накостыляли. Но малышня встретила их как героев.
В 7 лет Ларчик пошла в школу, в Северо-Казахстанской области, куда её семья переехала «по заданию партии и правительства» – в связи с маминой партийной работой. Мама была парторгом коммунистической партии и входила в советскую элиту, называвшуюся “номенклатурой”. Им предоставили новенький котедж из белого кирпича с тремя спальнями и огромым залом, где Ларчик любила танцевать под песни Анны Герман и “Умчи меня лесной олень”.
Вокруг котеджа был огромный участок, из которого сразу же сделали огород, а часть участка отвели под кроличью ферму. Ларчика записали в элитную музыкальную школу, по классу фортепиано, куда её отвозил и привозил предоставленный правительством водитель с авто. Мама была юристом и поначалу работала в военкомате, а затем в каком-то непонятном учреждении со странным названием “Прокуратура”. Мама была прокурором. Ларчик тогда мало понимала что это, но её пугало само слово.
Все три года начальной школы она только и слышала, что Китай вот-вот захватит весь Казахстан, поскольку китайцев слишком много и им нужно больше земель и пространства. Было страшно. Очень. Ларчик всё время изучала карту Китая, какой он большой. Училась писать левой рукой и заставляла одноклассников делать то же самое, услышав по телевизору, что в одной из стран террористы захватили школу и детям отрезали правые руки, чтобы они не могли учиться.
Мама тогда работала в военкомате, а с ней русские офицеры. Красивые, стройные, голубоглазые. Облучённые офицеры с Байконура…Так, в 8 лет Ларчик впервые услышала историю про остров Даманский, где горстку наших ребят просто вырезали сотни ополоумевших китайцев.
Неудивительно, что по окончании второго класса она решила организовать дипмиссию в Китай: пойти к китайцам и объяснить, что советские люди мирные и хорошие, чтобы китайцы не нападали на Казахстан. Незнание китайского не останавливало: будем рисовать улыбающиеся солнышки и петь песни, рассуждала Ларчик.
Для дипмиссии были выбраны два брата-хулигана: Юрка и Павлик, которые были её тайными воздыхателями. Юрка был на два года старше и опытнее в плане походов. Павлик был одноклассником Ларчика, но делал всё, как скажет Юрка. Ещё был Игорь, «ботаник», одноклассник Юрки, который тоже симпатизировал Ларчику, и его сестра Люда, одноклассница Павлика и Ларчика. Вот такой состав. В общем, Ларчик подло воспользовалась симпатией всех троих парней и подбила их на собственные авантюры.
Провизией и одеялами запаслись заранее и незаметно. Выходить решили ночью, когда родители будут спать, чтобы иметь преимущество в несколько часов. Игорь был самым умным, всё рассчитывал и продумывал.
Их искали двое суток. На милицейских и военкоматовских «бобиках», потому что у Юрки и Павлика отчим был начальник угрозыска, а мама Ларчика работала в военкомате. Были подняты все службы. Но они ловко маскировались в лесу. Во-первых, они были маленькие и незаметные. Во-вторых, заслышав вой сирен, они тут же гасили костёр и засыпали всё вокруг прошлогодними листьями, не оставляя следов.
На третьи сутки их нашли. Ларчика поставили в угол, «подумать над своим поведением». Причина: оставление младшей сестры без присмотра. Сестре на тот момент было четыре года. «Моя мама совсем дура, – думала Ларчик, стоя в углу. – У меня ДИПМИССИЯ, ну куда я с четырёхлетним ребёнком в Китай?»
Игорь и Люда были из интеллигентной семьи и отделались «воспитательной беседой». А вот Юрка с Павликом… Юрку с Павликом отчим избил резиновым шлангом. Сильно. На них живого места не было, они ходили сине-чёрные. А мама ещё до-о-олго тыкала Ларчику – посмотри, до чего ты людей довела. Она догадывалась, чья это была бредовая идея. Так в девять лет Ларчик осознала значение фразы: «Мы в ответе за тех, кого приручили».
Потом была Россия и средняя школа. Обыкновенная школа с военным уклоном. Уроки НВП (начальная военная подготовка), почти каждый день и полевые учения под названием «Зарница». Наверное, так было надо. Плакаты и слайды с подробностями последствий химических, ядерных, биологических, газовых и ещё каких-то там атак, яркие картинки изуродованных человеческих тел отпечатались в памяти на всю жизнь.
И снова они только и слышали, что на них вот-вот нападёт… теперь уже Америка. Что надо быть готовыми, и если убьют всю советскую армию, то страну защищать придётся им. Несмотря на возраст. Их воспитывали в духе «кто, если не мы?» и «в жизни всегда есть место подвигу». Из них делали солдат. Их детские сознания прессинговали до такой степени, что Ларчик не выдерживала. Приходила домой рыдая: «Мама, нас завтра всех убьют. И это будет не самое страшное. Самое страшное достанется тем, кто останется в живых. Мама, у американцев четыре варианта нападения, и во всех четырёх – Челябинск и Екатеринбург на первом месте…» Мама садила Ларчика перед картой мира и показывала: «Вот, посмотри, Америка, а вот мы. Америка в три раза меньше нас. Пока они разгромят одну треть нашей территории, мы разгромим их уже полностью». Это успокаивало, но ненадолго…
В школе у них не было классов. Были взводы и роты. Когда пришло время вступать в комсомол, Ларчика приняли в первом потоке и тут же выбрали комсоргом и командиром взвода. Так они и учились: сначала обычные уроки, а потом уроки НВП, где звучала команда «Газы!», где из них делали солдат. Сборка-разборка автомата Калашникова, стрельба из положения стоя, из положения лёжа. Лазание по канату, через забор, через огонь, хождение по лестнице: ногами, руками. На скорость. Метание гранаты.
– Рядовая Заплатинская, как вы метаете гранату?! Вы себя на ней подорвёте, а не врага!
– Товарищ лейтенант, а я дождусь, когда враг подойдёт поближе, – и сразу всех!
– Рядовая Заплатинская!
– Я!
– К доске!
– Есть!
– Расскажите нам устройство Боевой Машины Модернизированной…
Так прошли её детство и юность.
История маленькой девочки
Информацией можно отравиться, поэтому её нужно выдавать порциями.
Уважаемый читатель, хотелось бы обратить ваше внимание на то, что все герои этой истории выдуманы, все совпадения случайны. Это вымысел, поэтому автор позволила себе отсутствие связного сюжета и соблюдения хронологии развития событий.
Часть первая
Жила-была девочка, маленькая-премаленькая. Однажды она решила посмотреть мир и отправилась в город E. В городе E она долго не могла найти гостиницу, бродя по ночным улицам, и на неё напал один злой человек.
– Вы хотите изнасиловать меня прямо здесь, среди этих опавших листьев и грязи? – спросила маленькая девочка.
– Да, – ответил злой человек.
«Так вот как теряют невинность», – подумала маленькая девочка и испугалась. Не человека, а самой ситуации.
Но тут из чёрной-пречёрной ночи выскочила чёрная-пречёрная собака и набросилась на обидчика. «Наваждение, – подумала девочка. – Или Бог помогает». И ушла.
А перед сном она решила, что город E совсем не для маленьких девочек. И ещё она дала себе «клятву Сталина», что никогда ни один мужчина не увидит страха в её глазах. Девочку звали Лара.
На следующий день Лара сдавала экзамены в театральный институт, и все спрашивали, почему она такая бледная.
Экзамены она сдала хорошо, но в институт всё равно не поступила, потому что для этого нужно было иметь маму, работающую директором дома мод «Рубин». Однако её заметил сидевший в комиссии известный режиссёр. И пригласил к себе. Так Лара попала в театр.
По ту сторону сцены публика была довольно эксцентричная: всё время обсуждали чей-то нос или чей-то глаз. Кто как танцует. И кто с кем спит. А ещё молоденькие актрисы любили ездить развлекаться с сомнительными личностями. Однажды они так съездили, и их здорово побили за отказ «оплачивать услуги», но они всё равно решили поехать во второй раз, потому что им было скучно.
– Пусть едут, – сказала Элен. – Пусть их всех там изнасилуют и морды набьют, может, это их хоть чему-нибудь научит.
– Да, но они же… девственницы. И сами не ведают, что творят, – возразила Лара. – Будет лучше, если я поеду с ними и спасу их, если потребуется.
– Тебе это надо?
– А кто, если не я?
И она поехала.
Сначала был банкет. Все сидели за столами, ели, пили и вели светские беседы. Всё было спокойно и тихо. Но потом молоденьких актрис, по одной, стали растаскивать в разных направлениях какие-то тёмные личности, а тех, кто сопротивлялся, начинали бить. Лара поняла, что «направлений» слишком много, а её одной слишком мало, чтобы «спасти всех». И тогда она сделала первое, что ей пришло в голову (времени на раздумье не было). Она разыграла сердечный приступ. Так убедительно, что началась массовая истерия. А закончилось всё неотложкой. Усилием воли, Лара почти остановила себе сердце…
«Да, – подумала она, выходя из больницы, – человек сам не знает своих возможностей…»
Когда театр становится твоей работой, это уже не так интересно. Да и зрителей совсем не видно от слепящих глаза рамп. Одна сплошная чернота. Однако…
Театр! Эта пьянящая, всепоглощающая, завораживающая, головокружительная сила театра! Когда ты выходишь на сцену, а там – они! Зрители. Ждут. Сотни ожидающих глаз! И ты можешь заставить их смеяться или плакать, сожалеть, негодовать или радоваться, Ты можешь сделать так, чтобы они, затаив дыхание, слушали и ловили каждое твоё слово, каждый твой жест. Негодование и восхищение, восторг и презрение, любовь и ненависть – ты можешь вызвать у зрителя все эти чувства, это всё в твоей власти!
А когда ты уже известен и каждый твой выход на сцену встречается громом оваций и бурей восторгов, ты волнуешься ещё больше. Волнуешься и боишься разочаровать. И ты должен выдержать паузу (чем талантливее актёр, тем дольше он держит паузу). А потом начать, нет, не играть – жить, и заставить ИХ жить этим. О эта непередаваемая власть театра, эта бешеная страсть театра!
Чтобы быть актёром, нужен богатый внутренний мир. Без этого никак. Нужно много читать и наблюдать за людьми. Везде. На остановке, в автобусе, на улице, в магазине. «Чтобы понять, о чём человек думает, постарайтесь принять его позу. Постарайтесь представить, что у него произошло до того, как вы его встретили. Что у него произошло вчера», – учил их Режиссёр.
Он никогда не разрешал им сразу учить текст. Никогда. Сначала изучите персонаж. Почему он (персонаж) говорит так? Выбирает именно эти слова, именно в такой последовательности? Почему он так выстраивает фразы, предложения? Почему не иначе? Постарайтесь узнать о своём персонаже как можно больше. Из произведения, из жизни автора, из описания быта того времени, из всех книг, которые вы найдёте, как-то связанных с этим персонажем и тем временем, в котором он жил. Почему ваш персонаж думает и поступает именно так? почему он так себя ведёт? Чем он живёт? Чем живут люди, окружающие его? Постарайтесь, чтобы этот персонаж стал вашим родным, самым близким человеком, чтобы вы научились его понимать. Понимать и принимать. Таким, какой он есть. Постарайтесь стать им. И вот когда вы почувствовали, что стали этим человеком, тогда можете приступать к разучиванию текста. Тогда его слова будут для вас родными и естественными. Вашими. Его слова, его реакция, его поведение – это будет всё родным и понятным. Это вы сами. Так учил Режиссёр.
Он учил их мизансценам. Это когда открывается сцена, а там никого нет. Только предметы. Но предметы выстроены так, что зрителю сразу становится понятным, что здесь произошло.
Он давал им упражнения и на беспредметное действие: нужно было так обращаться с несуществующим предметом, чтобы всем стало понятно, что за предмет и какое действие с ним совершается.
Режиссёр был великим юмористом и любил экспериментировать. Например, он делил группу на две подгруппы и давал два разных задания каждой подгруппе. Ни одна из групп не знала о задании другой группы. Одной группе он говорил: «Сейчас к вам придут шпионы, которые у вас будут осторожно выспрашивать разного рода информацию, а вам нужно делать вид, что вы не догадались, что они шпионы, но при этом установить, с какой целью они выведывают и какого рода информацию, что конкретно они хотят узнать». Второй группе он говорил: «Вы врачи-психиатры. Сейчас вы пойдёте в больницу, где вам нужно осторожными расспросами выяснить, каким психическим расстройством страдает пациент, и поставить диагноз». Потом Режиссёр разводил всех по парам и с наслаждением наблюдал за процессом.
Он учил их чувствовать друг друга. Например, садил всех на стулья в два ряда. Первый ряд должен был просто сидеть, а второй ряд – закрыть глаза и представлять, что впереди сидящий человек раздевается перед ним, а это противно. И вот когда степень отвращения достигнет пика и уже нет сил дальше за этим наблюдать, нужно было открыть глаза и посмотреть в затылок впереди сидящему. А впереди сидящий должен был повернуться назад, как только он почувствует взгляд на своём затылке.
Режиссёр давал им совершенно противоположные сверхзадачи и говорил: кто талантливее, тот и вытянет сверхзадачу. Никому не хотелось быть бездарностью. Впоследствии, это упражнение очень помогло Ларе и даже спасло ей жизнь. Любую жизненную ситуацию она воспринимала как упражнение на сверхзадачу. Например: «У него (бандита) сверхзадача – убить, у меня сверхзадача – не допустить этого». Она никогда не была бездарностью.
A однажды Режиссёр заставил Лару повторить «подвиг Комиссаржевской» и рассказать историю таблицей умножения. Так, чтобы всем было понятно. Если бы он знал, если бы он только знал, как пригодятся его уроки актёрского мастерства, когда придётся не только таблицей умножения, а одними взглядами составлять целый рассказ так, чтобы тебя поняли. Чтобы спастись или спасти товарища.
По программе актёрского мастерства им полагалось знать танцы народов мира: и «французский бытовой» семнадцатого века, и танго, и вальс, и даже популярную в то время ламбаду. Однажды их хореограф, знаменитость города E, пригласил всю труппу на просмотр латиноамериканских танцев по видео. Но время доступа к видео было неудачным: в расписании стояло «актёрское мастерство». Все начали умолять Режиссёра перенести, так как будут латиноамериканские танцы с «элементами эротики». И тогда Режиссёр остановился, медленно развернулся и произнёс: «Эротика – это красота женского тела. Вам это не грозит».
В общежитии молоденьких актрис происходили разные неприличные вещи. Впрочем, неприличные вещи происходили во всех «молоденьких» общежитиях, но у людей искусства всё это обостряется, принимая какие-то уродливые формы сюрреализма.
Однажды среди ночи Лара услышала шаги по коридору. Направлялись к её двери. Раздался стук с требованием открыть.
– Открой, – сказала Элен, оставшаяся в ту ночь у нее, поскольку боялась спать одна в своей комнате общежития. – Открой, я его знаю.
Она открыла. На пороге стоял молодой человек бандитской наружности. Элен тут же улизнула сквозь щель, а бандит повернул в замке ключ и набросился на Лару.
«Та-ак, – подумала она, – кричать мы не будем, это вряд ли поможет. Будем биться до последнего». И началась «драка». В бандита летело всё, что можно было схватить: бутылки от пепси, посуда, туфли, стулья. Но он был натренирован и ловко уворачивался, скача за Ларой, а она от него – по столам, тумбочкам, табуреткам, кроватям.
«Однако, – подумала Лара, – какими сильными бывают мужчины в порыве… страсти».
Когда в комнате уже всё было переломано, швырять было нечем и сил больше не оставалось, бандит схватил её, бросил на переломанную кровать и начал душить. Проваливаясь в черноту, краем глаза она увидела летящую дверь, двух милиционеров и… потеряла сознание.
Когда она очнулась, чьи-то заботливые руки уже обрабатывали ей ссадины и подтёки, кто-то принёс покрывало и укутал её, кто-то наливал чай.
– Зинка, – устало спросила Лара, – ты была через стенку, ты не слышала шума?
– Я слышала, но подумала, что у тебя гости.
– Зинка, ты меня знаешь уже год, ко мне по ночам ходят гости?!
– Элен, ты сказала, что ты его знаешь…
– Я хотела сказать, что знаю: если мы не откроем, то он вышибет дверь и будет ещё хуже. «Куда уже хуже», – с грустью подумала Лара.
– Вахтер, как вы могли пропустить бандита?
– Он сказал, что ты его любовь и что он летел к тебе через тысячи километров.
– Что за чушь, я вижу его первый раз!
И наконец, последняя загадка: почему он целенаправленно (судя по шагам в коридоре) шёл к её двери? Неужели кто-то специально подстроил эту ситуацию?
Разгадка пришла на следующий день. Оказалось, он шёл не в 413-ю (где жила Лара), а в 415-ю, где жили легкодоступные девицы, принимавшие в свои объятия любого страждущего. Бандит просто перепутал комнаты.
“Как важно иметь хороших соседей!” – подумала Лара.
Мишель
Маленькие воробьи смешно прыгали вокруг скамейки, склёвывая крошившуюся им булочку.
Они сидели на скамеечке в парке большого города. Первое лето после окончания школы. Они «поступали». Он – в юридический, она – в театральный. Познакомились в гостинице для студентов. Его Глаза, его изумрудные глаза. Огромные. Гипнозные… они сводили с ума…
– Мне все об этом говорят, – сказал он. – Миша из Читы.
Это она назвала его «Мишель» – за нежность, к которой так не подходило имя «Миша». «Мишелем» его и узнал город Е…
Всё лето они гуляли по улицам, знакомились с городом, ходили в кино, рестораны. Он покупал ей розы и мороженое, а она дарила ему восхищённые взгляды. Они ни разу не прикоснулись друг к другу. Это было ещё детство. По субботам в четыре утра он провожал её на автобус до Челябинска, и, пока они ехали вместе, ей так хотелось положить голову ему на плечо, закрыть глаза, «прикорнуть». Но она стеснялась, воспитанная строгой бабушкой, стеснялась «прижиматься к парню», да ещё на людях. А так хотелось! Даже взять его под руку стеснялась. А он… тоже был очень стеснительный. Так они «простеснялись» полгода, встречаясь почти каждый день, ловя каждое слово, каждое движение, каждый взгляд, каждый вздох друг друга! Все говорили, что это любовь. Друзья завидовали, а они никого не замечали вокруг. Никого и ничего. Они видели только друг друга, они пожирали друг друга глазами.
И вот новый день и новая встреча.
– Я женюсь, прости, но у меня есть другая… девушка. Она из влиятельной семьи, коренная, а я всего лишь приезжий, необеспеченный, студент. Мне трудно. Она же богата, и её родители могут помочь мне с карьерой.
– Ну что ж. Можем мы хотя бы… остаться друзьями?
– И это всё?!
– Что – всё?
– Зная тебя, твой характер, я так боялся говорить… я думал, ты по меньшей мере под трамвай бросишься.
– Банально. «Анна Каренина» уже написана.
И они расстались.
А вот сейчас самое интересное.
Прошло ещё полгода. В театре, в группе молоденьких актрис была Наталья Гончарова, от которой были без ума многие мужчины города Е. А она всё «знакомилась» и «знакомилась», всё “принца” искала. Наконец остановила свой выбор на молоденьком студенте юридического Вовчике. И вот приходит Натали однажды в театр и рассказывает удивительную историю:
– У Вовчика есть друг. Очень способный студент, подающий надежды юрист. Но начал спиваться. И всё хуже и хуже. Дня не проходит, чтобы он не напился. Все в отчаянии, а виной всему – его жена и события полугодичной давности. У этого друга была девушка. Говорят, неземное создание, таких не бывает, такие только в книгах встречаются. А он променял её на эту девицу лёгкого поведения, которая каждую ночь гуляет по дискотекам и спит со всеми подряд… У этого друга такие глаза! Изумрудные. Неземные. Гипнотизирующие. Вовчик очень просил найти ему какую-нибудь актрисочку, чтоб от пьянства избавить. Жаль парня… Лорик, ты что такая бледная?
– А этого друга… не Мишель зовут?
– Так ты его знаешь?
Лара рассказала им первую часть истории.
Эх, молодость, молодость. Тебе всё легко! Тут же созревает «план мести». (Мужчины! Бойтесь коварства женщин!)
И вот уже молоденькие актрисочки идут к Катаеву.
– Валентин Валентинович, у вас скоро большое шоу во Дворце молодёжи, для ВИПов?
– Да, а что?
– Можно нас в группу поддержки?
– Вас – с удовольствием! Берём!
– А можно пару контрамарочек?
– Ну-у-у, девочки, с контрамарочками сложнее, там будут высокопоставленные лица, с охраной… Если вы ручаетесь за своих гостей, тогда можно.
Далее «девочки» связываются с любовницей одного из самых богатых людей в городе. (Мужчины! бойтесь женской солидарности!) Берут у неё напрокат дорогое платье, туфли и бриллианты. Надевают на Лару «анжелику». И теперь, читатель, представь 18-летнее создание, 48 килограмм, рост 165, с огромными глазами, в длинном облегающем платье с разбросанным гепардом золотом по чёрному фону. Огромное декольте – статуэтка с пышной грудью.
Над образом трудились восемь специалистов – гримёры и парикмахеры. Густые, роскошные волосы были подняты наверх, как у греческих богинь, – Королева!
Далее. Едут в служебном микроавтобусе «на работу», как группа поддержки. Контрамарки уже переданы Вовчику с невинной просьбой – пригласить своего спивающегося друга «развеяться».
И вот он – Выход Королевы! Она спускается сверху по ступенькам, он идёт снизу, с другом Вовчиком. Поднял свои гипнозные, изумрудные, бездонные глаза и… остолбенел, онемел, задохнулся:
– Лариса? Ты?!!
И всё, больше нет слов. Парализован!
Она (вздёрнутая бровь, удивлённый взгляд):
– Мишель? Что вы здесь делаете?
Длин-н-н-ная пауза.
Наконец он собирается с мыслями:
– Пойдём к бару.
Она берёт его под руку (потому что колени предательски дрожат и ноги совершенно не слушаются!) и только сейчас осознаёт, что впервые прикоснулась к нему.
Они идут в бар, она мило рассказывает ему какие-то тривиальные вещи из жизни. Он – нем! Не смеет оторвать от неё своих изумлённо-изумрудных глаз. Не смеет говорить, не смеет дышать, не смеет двигаться…
Мари возвращает их к действительности сообщением: начался «побочный эффект».
Основной публикой шоу были бандитские группировки города. Они намётанным глазом заметили Лару, решили, что она ещё девственна (каким-то чудесным образом мужчины умеют определять такие вещи. Утверждают, что по походке). Начались “разборки” между “бригадами”: кто из них повезёт ee в качестве презента своему шефу… Только благодаря всеобщему хаосу с этими “разборкам”и и тому, что никто и не догадался, что Лара здесь по работе, им удалось сбежать по служебным лестницам, выходам, лабиринтам к служебному автобусу (в вечернем платье, на 12-сантиметровых каблуках и с бриллиантами на шее! Вот они – трудные будни актёра!). А потом на этом автобусе проскочить между бандитскими машинами, забаррикадировавшими входы и выходы. Никто не догадался остановить служебный минибас.
Если бы не женская солидарность, Ларе тогда было бы не уйти от бандитов.
Город искал «Таинственную Королеву» ещё неделю. А сколько красивых легенд породила тогда эта история!
Как-то раз молоденькие актрисы поехали на обкомовские дачи, прихватив с собой ребят из политеха. Хорошие ребята, воспитанные, обещали приготовить курицу по собственному рецепту, к чему женские руки не допускались. Ну и славно, подумали актрисы, поскольку готовить они не умели. Поездка была приурочена к празднованию 7 Ноября и планировалась на три дня.
В первый же день, как только была приготовлена курица, начались приключения: раздался грохот, шум, стрельба.
– Быстро всем затворить ставни на окнах, выключить свет и лечь на пол, загородившись столами, – командовала Лара растерявшимся студентам политеха и молоденьким актрисам. А сама пошла наверх разведать ситуацию.
Наверху была комната с балконом, вот туда-то она и вышла. И увидела весьма любопытную картину: перед домом, соорудивши баррикады из машин, перестреливались две бандитские группировки. Свист пуль пронзал морозный ноябрьский воздух.
«Как интересно, – подумала Лара, – как в кино, только взаправду». Тут кто-то обнял её за плечи. Это была Ольга.
– Пойдём, – сказала Ольга, – пока тебя здесь шальная пуля не зацепила.
И только они развернулись, как произошло что-то непонятное.
– Ой, – сказала Лара, – кажется, у меня тушь потекла, да так сильно, что всё лицо жжёт, ой, ничего не видно.
– Это не тушь, – сказала Ольга, – это они «черёмухи»[1] набрызгали, и она теперь вся вверх поднялась. В туалет, быстро, мыть лица!
Не успели они вымыть лица, как в дом ворвались бандиты. Девчонок не тронули, а парней всех избили, да сильно! Ох! Но покалеченных не было. Потом, разобравшись, бандиты извинились и ушли, оставив актрис с истекавшими кровью студентами политеха. И молоденькие актрисы превратились в сестёр милосердия. Благодаря их умелым действиям и знаниям медицины, мальчики были обработаны, перебинтованы и с комфортом уложены. Врачей вызывать не пришлось. Переломов не было. Лишь у Олега была сильно разбита и кровоточила голова, но и с этим удалось справиться. Два дня мальчики отлёживались и отпаивались различными травами, потом все разъехались.
На следующий день было объявление в газете: милиция приехала на место происшествия через два дня (!). Местные не пострадали, трупов бандитов не обнаружено. Только один парень, гулявший в тот вечер там с девушкой, случайно оказался порублен топором на куски. И всё.
Молоденькие актрисы потом ещё раз ездили на обкомовские дачи, но это уже другая история.
Юлия
Юлия была яркой красавицей – высокой, стройной блондинкой, с огромными миндалевидными зелёными «еврейскими» глазами, пшеничным морем волос ниже пояса, длиннющими стройными ногами и ровным бронзовым загаром. Она всегда загорала голой «на крыше дома своего».
Ей пророчили великое будущее в большом кинематографе. По своему темпераменту, бронзовому загару и образу жизни она идеально подходила на роль Маргариты. Юлия была символом девственности и разврата.
То ли за талант, то ли за внешность, то ли за острый язык, то ли за всё вместе её ненавидели многие. Ненавидели, шептались, шипели и распространяли грязные сплетни. Обычный театральный коллектив.
Юлия была очень и очень одинока, и Лара старалась всё время быть с ней рядом, потому что знала, что такое одиночество и непонимание.
Злые языки утверждали, что они лесбиянки, поскольку везде были вместе и у них не было мужчин. Но слухи были ложными. Просто Юлия, в силу своего бешеного темперамента и дурного характера, вечно попадала в какую-нибудь неприятную историю и Лара, по-сестрински, оберегала её.
Ещё их объединяло то, что обе были любимицами публики и обожали еврейство.
Королева рок-н-ролла
Втеатре был Октябрист. Это было его настоящее имя. Его так и дразнили: «Октябрёнок, не забудь, в Октябристы держишь путь». Октябрист был активистом и влиятельной личностью. Он везде имел связи, и в обкоме, и в профкоме, и всё время что-то организовывал. Однажды он организовал танцевальный марафон. Первый в городе E. марафон должен был длиться пять часов и участникам не разрешалось останавливаться ни на секунду. Для контроля на каждом ринге-танцполе установили датчики, фиксирующие движение или остановку. На подготовку танцорам дали три месяца, поскольку мероприятие было новое и пары было не так-то легко найти. В стране была перестройка, и людям было не до танцев. На полках не было мыла и хлеба.
Всего записалось девять пар. Из театра записались двое: Лара и одна циркачка, которая всё детство провела в цирке, на столике, а теперь решила стать актрисой. Циркачка нашла себе пару из танцоров-бальников. Высокий атлет. У Лары пары не было. Подошёл саксофонист и сказал, что очень хочет научиться танцевать. «Будешь участвовать со мной в танцевальном марафоне?» – спросила Лара.
«Ты что, дура? – говорили ей все вокруг. – Он же музыкант! Не танцор! У него ничего не получится. Тем более за три месяца.
Танцам нужно учиться всю жизнь! У вас конкуренты – профессиональные танцоры из бальных танцев! К тому же он бабник, он уже всем головы задурил, теперь к тебе клеиться будет». Но Ларе очень хотелось танцевать, очень хотелось участвовать в танцевальном марафоне, а других партнёров не было.
Сначала саксофонист действительно пытался строить глазки и кокетничать, скорее по привычке. У него была красивая, артистичная внешность, и девчонки на это западали. Тогда Лара сказала: «Оставь свои ужимки и прыжки. Либо мы будем работать, либо мне это неинтересно». И он пахал. Он пахал по шесть-восемь часов в день. Ночами. После занятий, спектаклей и репетиций. Он действительно хотел научиться танцевать. Для него это было важно. То, что он был музыкантом, помогало, но он был маленький и худой. Как партнёр – на троечку. С таким много не сделаешь, слишком хлипкий. Но он старался. Лара ещё никогда не видела, чтобы человек так старался. Он очень хотел научиться танцевать.
Пришёл день марафона. Ринг и огни. Слепящие рампы, за которыми ничего не видно, только слышен гул толпы. Пять часов непрерывной музыки, быстрой и медленной поочерёдно. И под каждую композицию нужно было что-то делать. Вальс, чарльстон, ламбада, диско, рэп, рок-н-ролл, танго.
Пяти часов было мало, только для разогрева. Ни одна пара не сошла с дистанции. Победили, конечно же, циркачка и атлет-бальник. Но вдруг, неожиданная пауза. И тут объявляют: решением комиссии присуждается титул «Король и Королева рок-н-ролла» Ларе и музыканту-саксофонисту. Да, они очень старались, они придумали такие акробатические поддержки, которых город ещё не видел. Как саксофонист выжил на верхних поддержках при его телосложении, остаётся загадкой. Он весь обливался потом. Но они это сделали! Так Лара получила титул «Королева рок-н-ролла города E».
Соблазнить Тельца
Воровать – так миллион, спать – так с королём.
K тому времени у всех молоденьких актрис уже были свои мальчики и только Лара всё сидела на гадальных картах, потому что её ещё никто не целовал. «Так и просижу всю жизнь на гадальных картах», – думала она.
Молоденькие актрисы снова устраивали девичник и после очередного «показа» (спектакля) поехали на обкомовские дачи, снимать стресс. «И никаких парней! – твёрдо сказала Лара. – Чтобы можно было расслабиться и напиться! И чтобы мужчины нас в таком безобразном состоянии не видели. Нет ничего вульгарнее пьяной женщины!»
Но в самый разгар веселья Ольга вдруг объявила, что к ним едут «урки-сельджуки», в простонародье – уголовники. Что ребята очень рвались, мчались на всех парусах посмотреть на настоящих актрис, даже врезались в забор и разбили машину. Что она их знает с детства. Поэтому встретить их нужно приветливо, заключила Ольга.
Лара ничего не поняла, продолжала танцевать и делать грандбатманы.
И тут зашли ОНИ… вернее, ОН, остальных она уже не замечала.
“Он знойный, он стройный, он жгучий брюнет”… В него влюбились сразу ВСЕ!!!
«Бендер», – подумала Лара.
– На стол и сейшен! – потребовал Бендер.
Лара не знала, что такое сейшен, но поняла, что что-то неприличное. Ей это не понравилось и она нахмурилась.
Встреча началась со скандала. Антон, главарь банды, грозился выкинуть Юльку в окно. Юлия и Лара отвечали ему еврейским сарказмом.
– Сразу видно, что у него ПАПА, – говорила Лара, сама будучи из детей-мажоров и хорошо знавшая этот контингент. Как оказалось, папа у Антона был начальником милиции города E.
Все переругались и разошлись по разным комнатам, но комнат на всех не хватило, поэтому «уркам-сельджукам» пришлось ютиться в одной комнате. Спать вместе для них было «не по понятиям», поэтому один спал на балконе, один – на диване, а двое – на полу, по разным углам. Утром всем четверым пришлось принимать холодный душ.
Но во второй день…
Сначала все как-то потихоньку разговорились, выспавшись и отойдя от первых негативных впечатлений, потом сели за стол, за столом и подружились. Юлька с Бендером мерили ноги, у кого длиннее. «Как дети», – подумала Лара. Юлька бесстыдно демонстрировала свой ровный загар. Она всегда им очень гордилась.
«Да, – вздыхала Лара, – конечно, из нас двоих он выберет Юльку. Куда мне против неё. Вон у неё и ноги длиннее, почти такие же длинные, как у него. И глаза красивые, и волосы. И сама она вся такая… бронзовая и необыкновенная. Жаркая, как Африка».
О том, что существует понятие «музыкальные пальчики» и что она, неплохо игравшая когда-то, давным-давно, на фортепиано, заполучила такие «волшебные пальчики», от одного прикосновения которых мужчины будут сходить с ума, – об этом она узнает позже.
Эх, молодость, молодость, тебе всё так легко! Они сидели, разгорячённые вином и этой самой молодостью, истомлённые ожиданием…И вот уже Бендер играет на гитаре и поёт Ларе: «Белая берёза, я тебя люблю, протяни мне ветку свою тонкую…»
«Господи, до чего же хорошо поёт! Наверное, надо сделать ему массаж», – робко подумала Лара. И они уединились.
Это был всего лишь массаж, лёгкий, тонизирующе-эротический массаж. И даже если он пытался схватить её руки, она останавливала его. Ровно сорок пять минут. «Всё, пошли ужинать», – сказала она.
А вот после ужина… после ужина все разошлись по комнатам. И они тоже ушли…
…И было всё как в красивом романе: роскошная комната люкс обкомовских дач, и розы, и свечи, и медленная, знойно-томящая музыка «Скорпионс»…
«И падали два башмачка со стуком на пол…»
И они потерялись в пространстве и времени.
«Как кружится голова, – думала Лара. – Господи, останови этот поток нежности. Любимый, не надо, я задыхаюсь, я не могу вместить столько ласки и нежности!..»
А потом она плакала, от счастья и горечи, горечи из-за чего-то безвозвратно ушедшего, наверное детства. А он гладил её волосы, целовал её слёзы и шептал: «Всё хорошо, девочка моя, всё хорошо…»
На следующий день они расстались. А ещё через день он с букетом роз ворвался в театр во время репетиции и сделал ей предложение. И под улюлюканье друзей они пошли в загс и подали заявление. Ах, молодость, молодость, тебе всё так легко! А ещё через два дня он исчез, спасаясь от погони, чтобы потом встретиться вновь, но уже там, на зоне…
«Господи, как утомляет неизвестность, – думала Лара – Прошло уже два месяца с нашей последней встречи. Мы общаемся только случайными записками через каких-то незнакомых людей».
Её не покидало ощущение, что кто-то за всем этим наблюдает. Кто-то постоянно следит за дальнейшим развитием их взаимоотношений.
«Господи, скорее бы всё это закончилось!» Хотя она прекрасно понимала, чем всё это закончится, но всё равно была безумная надежда на какое-то «а вдруг», на это невозможное «вдруг».
А потом ей сообщили, что взяли всех. И что скоро будет суд. Её накалённые до предела нервы не выдержали, она потеряла голос и провалилась в какое-то забытьё. Что было дальше, она не помнит, знает только со слов Юльки и подруг, которые всё это время были рядом. Ещё месяц полного беспамятства.
В городе П
Ей грозила психиатрическая больница, но её подругам, молоденьким актрисам, удалось убедить врачей отправить Лару в один из лучших санаториев страны лечить нервы.
Дело происходило в городе П, где за ней должен был присматривать один “авторитетный” человек. Присматривающий оказался пожилым, ответственным человеком и за пределами санатория нигде не оставлял Лару одну. Они гуляли по длинным аллеям города, с причудливыми мохнатыми елями, слегка припорошенными лёгким снежком. Он знакомил её с достопримечательностями города, водил в кафе и рестораны, пытаясь помочь ей прийти в себя. Однажды, он даже показал ей свой склад. Единственное о чём он просил, не ходить одной по городу, потому что в этом городе молодым барышням было опасно бродить в одиночестве. Их легко могли продать на чёрном рынке в Турцию.
Но у этого человека были враги. Они неправильно оценили ситуацию, подумав, что Лара – очередная пассия «авторитетного». А он им был должен денег. И, как оказалось потом, был на крючке у КГБ, поскольку занимался валютными махинациями. Хотя он просто продавал свой товар за доллары, но тогда это было незаконно.
У врагов «авторитетного» созрел план. Всё произошло настолько быстро, что она даже не поняла как. Подъехала машина, выскочили двое и впихнули её в салон авто. Днём, на глазах у изумлённых отдыхающих санатория. Привезли в какой-то подвал. Так состоялось её первое похищение.
Нельзя сказать, что там было весело: сидеть в неизвестности пристёгнутой наручником к трубе. Все вокруг бегали и суетились, было видно, что они чем-то встревожены. Из всей толпы выделялись двое: Ниндзя и Американец, которые отдавали какие-то распоряжения остальным. Время от времени оба они заходили в комнату и проверяли, на месте ли она. Ниндзя нехорошо посматривал на Лару. Все сновали туда-сюда, уходили-приходили.
Потом подошёл Ниндзя.
– Если вы хотите меня убить, то убейте сразу, – устало сказала Лара, – без “прелюдий”.
– Убить мы тебя всегда успеем. Позже, – ответил Ниндзя. Он нагнулся и поцеловал её. Поцелуй был с привкусом коньяка.
– Шикарный поцелуй, – сказала Лара.
– Может, ты хочешь чего-нибудь ещё? – спросил Ниндзя.
– Позже, – ответила она. Ниндзя провёл рукой по её щеке и удалился. Затем он пришёл снова, спустил штаны:
– Отсоси.
– У нас самообслуживание, – удивляясь своему спокойствию, ответила Лара – Отсоси себе сам.
Последовал удар, Лара больно ударилась головой о кафель, у неё потемнело в глазах. «Только бы не потерять сознание, – думала она, – только бы не потерять сознание…» Её тошнило, в глазах чернело. В это время раздался телефонный звонок. Ниндзя ушёл, оставив её с молоденьким охранником.
Лара присмотрелась к охраннику. В голове была дикая резь. В охраннике вроде бы оставалось ещё что-то человеческое и она попыталась надавить на жалость:
– У меня посадили любимого человека, мне и так плохо, – сказала она. – Тут ещё вы…со своим похищением.
Охранник стал расспрашивать: из какого города, какая бригада, кто крышует. И когда узнал, испугался:
– Так ты из того самого города?
– Да.
– Из той самой бригады?
– Да.
– Дык нас же всех убьют за тебя!
– И не только вас. Меня тоже.
– Дык надо тебя спасать!
– Надо бы…
Сошлись на том, что он отстегнёт наручник и откроет дверь, а дальше, по коридорам, Лара уже должна сама… Как будто бы он “не при делах”, в туалет вышел, как сбежала, не знает. Потому что Ниндзя живой не отпустит.
Лара бежит по длинному и узкому коридору, темно, кто-то вырос из темноты. Уже ничего не соображая, от страха, она ударила наотмашь и выбежала из подвала, за ней топот, крики, свист пуль. Зигзагами, зигзагами, за угол, ещё, как можно больше углов, чтобы не попали. «Это меня Бог наказывает за мой цинизм, – промелькнуло у неё в голове. – Всегда говорила, что так не бывает, чтобы человек бежал, в него стреляли-стреляли и не попали. Бывает».
Через десять минут она уже сидела в кафе наверху, пила кофе и смотрела на весь этот переполох внизу. Её искали.
А на следующий день её вызывали в КГБ – на ковёр: «Ты что это себе позволяешь? Мы твоё фото уже собирались по всей стране рассылать, как „пропавшую без вести“. – Лара представила лица родственников и тех, кто её сюда отправил. – У нас тут операция по валютным махинациям – выкладывай адреса, явки, фамилии, всё, что знаешь…» Пришлось наиграть как белогвардейская лошадь. Поверили, не зря же САМ ЕВСЕЕВ, знаменитый режиссёр города Е, говорил: «Что мне в тебе нравится, Лорик, так это то, что ты врёшь на голубом глазу».
Её отпустили. Она сразу же рванулась к телефонной будке, позвонить своим, сказать, что у неё всё нормально. Не успела положить трубку, подходит Ниндзя: «Я вижу, ты ничего не сказала полковнику? Умница. Ты приехала сюда нервы лечить – вот и лечи себе тихо-мирно…»
Как ей хотелось врезать ему тогда! От всей души! Но дело происходило перед зданием КГБ, и нужно было стоять и широко улыбаться. «Быстро, однако, КГБ им информацию слило, оперативно работают, молодцы, нечего сказать», – с горечью подумала Лара.
После этого её «пасли» все: менты, КГБ, люди Ниндзи, ещё кто-то… Склад. Им всем нужен был склад «авторитетного», где тот хранил свой товар. За складом охотились КГБ и Ниндзя. «Авторитетный» исчез из города, как только её похитили. О том, где находится склад, знала она одна.
Какой-то молоденький милиционер по секрету передал ей, что Ниндзя её из города не выпустит. Милиционер помог ей уехать. Они четыре раза меняли билеты на поезд и направления. Ей благополучно удалось уехать. Что стало с молоденьким милиционером, мы никогда не узнаем. Ей самой было всего девятнадцать лет.
В этой истории больше всего жалко лечащего врача Лары, пожилую женщину, которая привязалась к ней, как к собственному ребёнку. После похищения Лары, врача увезли на скорой с сердечным приступом. Так мы и не узнаем, оправилась она тогда или нет.
По приезде домой её уже ждали “лица в гражданском”, как она их называла.
– Хочешь завершить процесс бракосочетания, хочешь видеть его, прийдётся работать на нас.
В то лихолетье, в годы развала Советского Союза, в стране был бардак и хаос. Разворовывались целые военные склады с оружием. Из Санкт-Петербурга в город Е. ввозились наркотики по отработанным схемам и каналам. Остановить эти потоки было невозможно, у разрушенной, растаскиваемой на кусочки страны не хватало ресурсов. Но нужно было хотя бы как-то контролировать всё это, куда ушло оружие, кому оно попало в руки, откуда и кем ввозяться наркотики. И кому-то нужно было собирать доказательную базу на хитрых и искушённых бандитов, для предачи этих бандитов суду.
Ей предложили работу по совокупности факторов. Во-первых, всё отрочество из неё делали солдата и за плечами у неё была спецподготовка. Во-вторых, у неё уже был опыт работы в милиции, “инспектором по делам несовершеннолетних”, несмотря на её юный возраст, поскольку в их районе несовершеннолетние преступники отказывались давать показания или давали их только при условии, что протокол будет оформлять Лара. О её честности и принципиальности знали далеко за пределами района. В третьих, у неё была самая лучшая память в школе, она была из юридической семьи, а значит лояльной в отношении закона. И наконец, самое главное, она легко входила в доверие к кому угодно и у неё был Паша. Как оказалаось впоследствие, очень удобная легенда, производившая впечатление на бандитов.
«Поедешь на Н-ск, с ребятами, – инструктировали её по „бригаде“. – Баб в деле не признают, и не приемлют в принципе, так что готовься. Главный персонаж – Великан Петруха. Посмотри фотографии. – (На фотографиях действительно был великан с кулаками с голову нормального человека.) – Он контуженный. Запомни, Петруха не воспринимает негативный ответ. Его даже менты сначала сбивают с ног, надевают наручники, а потом объясняют за что. Тебе главное – помнить: Петруха не воспринимает негативный ответ.
После того как отработаешь, дуй к нему, он уже на зоне, – сказали ей. – Пойдёшь по зелёной. Можешь ввозить всё: сигареты, водку, ликёр, анашу… в разумных пределах, конечно. Твоя первоочередная задача – завоевать доверие бандитов. Будем вводить тебя в “бригаду”. Театр придётся оставить».
Пришлось выбирать: либо театр, либо Паша.
Прощай, театр. Родной, любимый, страстный, всепонимающий, всепоглощающий, всё принимающий театр. «Вот и закончилась… жизнь», – сказала сама себе Лара. Надвигается новый мир: чёрный, давящий… неизвестный. «Вряд ли оттуда возвращаются», – подумала она, и ей стало страшно…
И вот уже Лара в ресторане поезда «до города Н-ск».
– Да уж, – сказали уголовники, оглядев с ног до головы её хлипкую фигурку в голубой блузке, чёрной юбке и «школьных» туфельках. – Мы просили прислать человека, а они кого прислали? Пионерка!
– Ну и что мы с ней будем делать, с пионеркой такой? – возмущался сильнее всех Олег Кошевой, который всегда и везде ездил с чёрной лохматой собакой. – Она нам только мешать будет.
– Оставь, – сказал Петруха, единственный, которому на правах «авторитета» разрешалось возить с собой женщину, но только в «соседнем вагоне» и только если она не будет совать нос «в мужские дела» и задавать лишних вопросов. – Присматривай пока за Алкой, – сказал «авторитет» Ларе. – А то на ней золота много, и всякая шваль вокруг неё крутится и спрашивает: «Не слишком ли ты блестишь?»
Затем они пошли в купе, разговаривать «о деле». Нужно было «взять» кейс у мужчины, который ехал в сопровождении трёх телохранителей. Придётся мочить – заключила бригада.
Коридор вагона был пуст, и они приоткрыли купе. В это время какой-то урка проходил мимо и стал задираться с Петрухой. Петруха что-то ответил – урка возьми и брякни: «А что это у тебя шрам во всю голову? Тебе, видно, одного мало? Ещё хочешь?» Петруху переклинило. Он одним ударом вышиб урке мозги. Все оцепенели. Первой пришла в себя Лара:
– Быстро: труп с поезда, схватили простыни и затираем кровь! Документы убитого и простыни – в топку и сжечь! И чтобы ни единого пятнышка крови вокруг – всё в топку! Не хватало ещё, чтобы из-за этого всё дело провалилось! («Покойному уже всё равно ничем не помочь, – думала Лара, – а я на этом могу самоутвердиться».) Так они и сделали. Когда пришла дорожная милиция с проверкой, никаких следов уже не было. А на подозрительную бригаду уголовников Лара сказала:
– Это со мной, – и подняла свои ангельские глаза на милиционеров.
– Н-н-ну ладно, смотрите, девушка, если вас кто будет обижать, сразу к нам, – неуверенно сказали милиционеры и удалились.
С этого момента отношение уголовников к ней переменилось.
А ночью в её купе пришёл Петруха.
– Эту ночь я проведу с тобой, – сказал он.
Лара оцепенела от ужаса. Одна только мысль об этом наводила на неё ужас и панику: Петруха был самым настоящим, огромным великаном! «Стоп, – сказала она сама себе. – В соседнем вагоне – Алла, и, судя по количеству навешанного на неё золота, работу свою она делает хорошо. Тогда зачем ему я? Значит, “проверочка”, как предупреждали! „Никогда не давай Петрухе негативный ответ“!» – всё это вихрем пронеслось у неё в голове, Лара встала и спокойно сказала:
– Хорошо, я пошла.
– Куда?
– Принесу из ресторана пару банок пива, они нам понадобятся… после всего.
– Расслабься, – сказал Петруха и ушёл.
На следующее утро, когда она вошла в ресторан и Олег Кошевой опять попытался неудачно пошутить: «Ну здрасьте, пионерка пришла», Петруха медленно и весомо произнёс: «Оставь. ЭТУ женщину даже я боюсь». До сих пор Лара не может понять, что побудило его тогда так сказать, но эта фраза, одна эта фраза изменила всё. Против авторитета Петрухи не шёл никто.
Сначала они «изучали объекта». «Сидите в купе и не светитесь своими бандитскими рожами, – сказала Лара. – Давайте сначала я попробую, без мокрухи». И она шагнула в купе к объекту.
– Здрасьте, – сказала она, напуская на себя всю наивность девятнадцати лет. – Мне скучно, можно посидеть с вами?
Человек с кейсом оживился, охрана встретила настороженно. Но Лара, включив всё своё обаяние и актёрское мастерство, травила анекдоты, шутила, смеялась, наливала вино и обвораживала их такими ангельскими взглядами, что не оставила никакой возможности подозрения («Как хорошо, что это вино и они уже не так трезвы, – думала она. – В следующий раз нужно будет просить что-нибудь поприличнее, а не заниматься самодеятельностью и покупать клофелин на китайском рынке».)
Вскоре все уснули, кроме одного охранника, который упорно не хотел пить. Но по команде Лары его оглушили сзади, скрутили и оставили в тамбуре, а Лара уже передавала кейс Петрухе.
Артамонов константин валентинович. Главный инженер завода, изобретатель
– ДяпдоякаК моыс т ея д, е тмы в хпоореозшдео изнуа не ашс ь е сфтрьа внрцеумзяс. кий. Поучи меня,
– Же сви ля фий де круа. Же сви де круа ля фиет. Пранд амуа. Лянтре амуа[2].
– И это мой дядя! Ты чему меня учишь?
– А ведь никто не верит, что ты моя племянница, все думают, что любовница, – говорил 36-летний Константин Валентинович 20-летней Ларе по приезде в вахтовый посёлок Нижневартовска.
– Мне всё равно. Ты мне лучше скажи, зачем ты молоко канистрами покупаешь?
– Ванны тебе принимать, Клеопатра ты наша…
– A-а-а. А сейчас ты что делаешь?
– Да у тебя набойки на туфлях износились, а туфли хорошие… кожа хорошая. Вот я тут серебро нашёл (на дороге валялось, дело было в Нижневартовске), решил тебе набойки на туфли сделать. «На коленках» кую. В её глазах дядя Костя имел много странностей.
– Константин Валентинович, ты бы мне лучше наборчик[3] какой… Ты же специалист по этой части…
– Наборчики у всех есть. А вот серебряные набойки…
(Серебро – металл мягкий, через месяц нужно было новые набойки ставить.)
– Слушай, я тут посчитал на досуге, это не так уж дорого, можем позволить…
– Чего опять?
– Ванну с шампанским тебе.
– Дядя Костя, оставьте свои «изобретения», меня молочные ванны вполне устраивают. Сами плавайте в своём липком шампанском.
– Ну ладно-ладно. Не сердись. Я пошутил. Сядь поешь лучше.
– А что это?
– Лососина. Тушёная. Сам делал. Угощайся.
– Дядя Костя, ну я же вегетарианка…
– Рассержусь…
– Ладно, давай. М-м-м-м…
– Вот видишь, как вкусно. Мясо лососины. А человеческое мясо ещё вкуснее – СЛАСТИТ.
– И много вы в своей жизни человечины съели, Константин Валентинович?
– Ладно, не ворчи. Пойдём ножи метать. Видишь, как нож ровненько, ЛЕГКО в пенопласт входит?
– Ну?
– А в человеческое тело он входит ещё легче – как в масло.
– И много вы ножей пометали в человеческие тела, Константин Валентинович?
– А ты не спорь со старшими. Ты вот мотаешься по всей России одна, а что ты можешь? Вот подойдёт к тебе какой-нибудь хмырь, потащит тебя к себе домой, и что ты будешь делать? Милицию звать? А он скажет: «Это моя жена, загуляла, семейные обязанности не выполняет, есть не готовит, вот я её и веду домой». И что ты будешь делать? У нас в городе конфетная фабрика есть. Там девочки молоденькие, пятнадцать-шестнадцать лет, подрабатывают. Понятное дело, конфеты таскают. А менты тут как тут, сразу цап под ручки – и в участок. Нагонят жути про тюрьму и загубленную молодость, а потом имеют девочку всем хором, чтобы «от тюрьмы отмазать». Вот попадёшь в участок – и тебя поимеют. Всем хором. Ты читала, что у нас в городе недавно случилось? Двух девчонок похитили, привезли в свой дом, раздели догола и посадили на цепь, на веранде, зимой. И имели всем хором. Издевались, избивали. Одна через неделю умерла. Замёрзла. А другой каким-то образом удалось с цепи сбежать. Едва жива.
– Дядя Костя, ну про эту историю уже все газеты рассказали…
– Вот и ты допутешествуешься по России. Будешь где-нибудь в канаве… горлом улыбаться.
– Константин Валентинович, вы неисправимый… оптимист.
– Это я тебе к тому говорю. Завтра в город по делам поедешь, назад в рабочий посёлок попутками не возвращайся. Дождись автобуса. Здесь тайга. Не найдут даже с вертолётами.
На следующий день Лара предстала перед дядей с ободранными коленками, без единой пуговицы на блузке, раньше положенного времени.
– Ну, рассказывай.
– А что рассказывать. Закончила все дела в два. Автобус только в семь. Обед, всё закрыто. Идти некуда. Неужели ЦЕЛЫХ ПЯТЬ ЧАСОВ торчать. Иду на трассу. Ловлю попутку. Но в этой части света легковушки не ездят. Только «ивеки» и «магирусы». Останавливаю «магирус». Сажусь. Осматриваюсь в поисках монтировки или тяжёлого, чтоб в случае чего сразу по голове. Знакомимся. Объясняю, куда ехать. Едем. Разговоры. Вдруг посередине трассы он сворачивает на лесную дорогу и в тайгу. Я ему – куда едешь? А он молчит. Я ему – тормози. А он по газам. Ну я открыла дверь и прыгнула. А у меня сумки. Ободрала коленки, и пуговицы у блузки все отлетели. Иду. По дороге. А он отъехал, развернулся – и на меня. Прёт. На «магирусе»! Я стою. Как вкопанная. Дави, думаю, гад, я перед тобой польку-бабочку плясать не буду. Смотрю. Глаза в глаза. Я стою, а он прёт со всей дури… Остановился в двух сантиметрах от моего носа. Выскакивает. Белый как мел: «Ларочка, я пошутил, Ларочка, я пошутил». А самого трясёт. Остаток дороги ехали молча. Правда, выскулил у меня «свидание».
– Когда? Где?
– Завтра в десять утра. На въезде в рабочий посёлок. Если совсем дурак, то приедет.
На следующий день было воскресенье и можно было спать до двенадцати. Как только Лара проснулась и вышла из своей комнаты, Константин Валентинович сообщил:
– Приезжал твой… жених.
– Он мне не жених. И что?
– Ну, шесть месяцев в больнице обеспечено…
Эх, хорошо иметь такого дядю.
Зона. Как зловеще-пугающе. Хотя Лара и выросла рядом с зоной, и изучила характер и поведение зэков, особенно зэков-вольников, но это было далёкое и чужое, а теперь это оказалось своё, родное.
«Шанхай»… Какое сладкое слово! Какое жёсткое, обвитое колючей проволокой слово, отгороженное от мира куском бетона. Тоска, тоска, тоска российской глубинки: электрички, размытые просёлочные дороги, лес, грязь. Унылые вышки, забор, солдаты, собаки, а за этим всем – ОН! Нет! Это невыносимо. Это слишком. Он не может быть ТАМ. Это не для него!
Начальник зоны встретил её как родную:
– А-а, здравствуйте, здравствуйте. Наслышан о вас. Ну а мы тут вот отдыхаем: госзаказы отменили, зэки остались без работы, лежат целыми днями на крыше, ЗАГОРАЮТ! А у меня зад в мыле.
Завидую им чёрной завистью!.. Эй, там, соедините меня с дежурным. Тут девушка приехала… угощает всех дорогими сигарами… Ну, в общем, вы поняли… Ну да… Кого-кого – Морозова! И чтоб номер там… почище был… На сколько? А на сколько ты можешь? Ну давай десять суток. Да, и проследи, чтоб там ребят… не особо беспокоили. Всё-таки у них… медовый месяц.
Тусклая комнатка, сиротливо теснящиеся родственники зэков, маленькое окошечко (дадут свидание? А вдруг – не дадут?!), убогий туалет, и ни одного стула.
Её ведут по длинному серому коридору.
Хряззззь… – открываются первые решётки.
Ллллязззг… – за её спиной.
Хряззззь… – открываются вторые решётки.
Ллляззззг… – закрываются.
Хряззззь… Ллляззззг… Хряззззь… Ллляззззг… Она вздрагивает от каждого звука…
Заводят в ослепительно-светлую комнату, там – ОН!
И, уже обессилевшая от всего пережитого ужаса, страха, нервов, она бросается в его объятия.
– Тебя шмонали? – был первый вопрос.
– Что?
– Тебя обшманывали?
– Нет.
– А-а, а то я их предупредил… чтобы не прикасались…
И всё. Больше нет слов, они задыхаются в объятиях и поцелуях; они устали, истомились разлукой, ожиданием, молодостью… Они захлёбываются нежностью, они хотят освободиться от этого разрывающего, леденящего ужаса, творящегося вокруг.
– Эй, эй, голубки, – слышится за спиной, – пойдёмте, мы вам там номер приготовили… люкс.
Они пошли.
Номер был действительно не хуже гостиничного: с телевизором, торшерами, драпировками, мягкой мебелью и… двуспальной кроватью. «Хм, не думала, что на зоне может быть так… уютно», – сказала сама себе Лара, но тут её подхватили его сильные руки, его рот впился в её губы, голова закружилась… И вот они уже стояли под тёплыми струями душа, а их тела трепетали в исступлённо-безумном танце любви…
Потом был кофе и деликатесы, а они говорили. Говорили и говорили, им так много нужно было рассказать друг другу!
– Знаешь, что нужно сделать, чтобы жена не разговаривала слишком много?
– Что? – спросила она.
– Закрыть ей рот поцелуем.
И он целовал, целовал долго, нежно и страстно. От его поцелуев кружилась голова, и тело становилось послушным в его руках. Он, как опытный музыкант, настраивающий скрипку, осторожно прикасался к струнам её души. Он медленно изучал своими мягкими губами и пальцами каждый сантиметр её тела. И ей не оставалось ничего иного, как подчиниться этим ласковым пальцам. О этот неиссякаемый поток нежности. Их тела переплетались в единое целое, и он играл на ней свою симфонию любви.
– Может, сходим в гости?
– А что, тут ходят в гости?
– Подожди, у нас ещё парти будет по случаю твоего приезда…
Вечером была самая настоящая парти: с музыкой, телевизором, все пили кофе с ликёром, курили сигары, шутили, смеялись, травили анекдоты, рассказывали о своих подвигах, играли в карты и поздравляли молодожёнов. Атмосфера была лёгкая, и совсем не хотелось думать, что это зона. Разумеется, веселились не все, а только те, кто попал в «комнату для гостей».
Вернувшись, они обнаружили прибранную комнату, салфетки и полотенца поменялись на свежие.
– Кто это? – спросила Лара, оглядываясь вокруг.
– А-а, «проткнутые», они всегда здесь прибирают.
– Проткнутые?!
– Ну да, некоторые любят «баловаться» мужиками, но меня не прикалывает, у меня есть ЖЕНЩИНА. Если хочешь, собери всё, что тебе нужно постирать, погладить, почистить, – они очень хорошо делают.
– Слушай, а можно, чтобы они не прикасались к моим вещам? А то у меня рвотный рефлекс очень развит.
– Ну ты же не будешь сама стирать!
Ночью, когда они спали, послышался подозрительный шорох. Одним прыжком Лара вскочила с кровати на стол.
– Что это? – в ужасе спросила она.
– Это? А-а, крысы.
– ???
– Ну что ты так испугалась, маленькая. Слезай со стола. Смотри на неё, она в сорок четыре раза меньше тебя. Если ты её так испугалась, то представь, как она тебя испугалась.
«Да, – с горечью подумала Лара, – какая романтика! Проводить медовый месяц на зоне, да ещё под шуршание крыс…»
Десять дней пронеслись как одно мгновение, несмотря на однообразие и замкнутость пространства.
И вот уже леденящее:
– Морозов, на выход!
Сердце оборвалось…
Хряззззь… Ляззззг… Хряззззь… Ляззззг… Закрывались решётки.
Ей часто приходилось путешествовать поездами дальнего следования. А в поездах дальнего следования происходили самые невероятные вещи: то китаянка, пытаясь убить собственного мужа, брызнет ему в лицо из нервно-паралитического баллончика; то вы откроете дверь в сортир, а на вас труп голого мужика падает, перевязанного проволокой, с тапочками между ног; то поезд переедет нерадивую мать с четырьмя маленькими детьми. У кого-то начнётся сердечный приступ, кто-то надумает рожать, какую-то одинокую девушку проиграют в карты. Обычный российский поезд.
Лара шла в ресторан поезда. С ней была Юлька Жук по кличке Бжик – за маленький рост и незаметную наружность. Юлька обладала удивительным талантом – её никто не замечал. Она была приставлена к Ларе бандитами, чтобы в случае опасности (если “братва” не рядом) бежать и орать: «А-а-а!!! Лорика убивают!»
Лара пыталась пройти в ресторан, а какой-то только что откинувшийся уголовник с загипсованной рукой не давал ей прохода. Наконец ей это надоело. Она резко развернулась и спросила:
– Эй, ты, с балалайкой! Тебе кто балалайку-то сделал?
– Да у одной было столько же кавалеров, сколько у тебя, вот один из них и сделал.
– А вот мой кавалер балалайки не делает! – сказала Лара. – Он только крыши кроет… в сырую погоду…
Откинувшийся тут же исчез. Юлька хохотала во всё горло:
– Лихо ты Пашу в мокрушники записала.
Вернувшись в купе, они вывалили на стол деликатесы, а их подружки взяли у проводника чайник. Так они сидели, ели, пили чай, молодые девчонки двадцати лет…
Вдруг дверь купе распахнулась и на пороге показался некто с голым торсом и золотой цепью до пупа.
– А-а-а, девчонки, чаёвничаете, – сказал «с-цепью-до-пупа», сгрёб у них всё со стола и повернулся на выход.
– Оху…ли совсем, – громко сказала Лар. «С цепью-до-пупа» развернулся, схватил её за воротник, рванул на себя:
– Что ты сказала?
Юлька Бжик от страха разбила стакан, а Лара схватила со стола чайник и врезала ему “по морде”.
– Пойдём выйдем, поговорим? – сказал «с-цепью-до-пупа».
– Пойдём поговорим, – ответила уже ничего не соображающая Лара.
И вот они идут по коридору, к тамбуру, чтобы поговорить «без свидетелей».
«Та-ак, сейчас меня будут бить, – подумала она, – возможно, долго и больно, возможно, даже по голове…» И она приготовилась к боли.
В тамбуре «с-цепью-до-пупа» резко остановился и сказал:
– А ты мне сразу понравилась. Я хочу, чтобы ты была моей женщиной. Можешь не отвечать – подумай. Вот мой телефон, надумаешь – позвони.
И он ушёл, оставив её в полном недоумении. «Наверное, мужчины любят, чтобы их били по морде… чайниками», – подумала Лара.
Как-то Лара вышла в тамбур, а к ней привязался какой-то подвыпивший уголовник. Завязалась борьба и… так получилось… уголовник оказался под поездом. Она дёрнула стоп-кран, вытащила мужика из-под поезда. Мужик был жив, но без сознания. Одна нога была отрезана полностью, другая раздроблена намертво и не подлежала восстановлению. Кровь хлестала фонтаном из обеих культяпок. Лара побежала к проводнику, схватила жгуты из аптечки, перевязала культяпки, вложила бумажки со временем и попросила начальника поезда вызвать неотложку по поездной связи.
И вот она стояла над мужиком, ожидая неотложку, и думала: «Эх, мужик, мужик. Тебе на вид не больше тридцати пяти. Как же так нелепо ты лишился ног? Ради чего? Ради того, чтобы “поиметь” какую-то сопливую девчонку? Вышел бы на улицу – там бл. ди рядами, выбирай любую».
А однажды Лара стояла в тамбуре у распахнутой двери набиравшего скорость поезда (некоторые знакомые проводники разрешали ей это, зная её странности). За поездом бежал опоздавший мужик с клюквой.
«Клюкву в город на продажу везёт, – подумала Лара. – Чего он так за поездом-то бежит – сердце посадит. Тут много электричек ходит. Подождал бы, чего бежать-то? А может, дёрнуть стоп-кран? Да нет, добежит, вон какой быстрый!»
Мужик действительно добежал. Она протянула ему руку, дёрнула на себя, мужик ввалился в вагон, в её объятия, и… умер.
Много интересного происходило и в самом городе E.
Однажды Лара сидела с подружками в одном из новых фешенебельных спортивных комплексов, где они пили кофе с коньяком, как вдруг налетели незнакомые бандиты с автоматами наперевес:
– А-а-а-а, девчонки! Что, испугались? А ты что, не испугалась? – спросили они маленькую девочку. Она смотрела на них спокойно, но без вызова, и продолжала пить кофе. Их это выбесило.
– А ты чё такая? Самая тут… королева, что ли? – спросили бандиты.
– Ага, – испуганно ответила Ксюха, надеясь, что это поможет.
«Ну, теперь мне точно конец! – подумала Лара. – Эх, Ксюха, Ксюха! Кто ж тебя за язык-то тянул…»
– А-а-а, ну раз ты тут самая королева, тогда пошли: в соседнем зале бассейн, будешь с вышки прыгать.
Наверное, для них это было смешно.
Она абсолютно не умела прыгать с вышки! Она ужасно боялась высоты! Но когда с четырёх разных сторон на тебя смотрят дула четырёх автоматов – это очень убедительно. Она пошла. Ноги были свинцовые и еле передвигались, особенно по лестнице. Шаг, ещё один, и ещё, выше, выше, выше. Почему-то захотелось посмотреть на потолок и сказать: прощай, небушко! «Ну вот и всё, закончилась жизнь», – подумала Лара и… шагнула в воздух…
…На мгновение она провалилась в черноту, но потом вода сама вытолкнула её наверх, несмотря на то что она была в тяжёлой зимней одежде. Это было такое счастье! И пока она ещё жадно ловила ртом воздух, в бассейн ворвались “свои” бандиты, и дальнейшие события уже не стоят описания. Можно только сказать, что налётчики были поставлены «на счётчик», а когда они всё выплатили, их «закрыли».
Бывало и так. Едешь по городу на легковушке, никого не трогаешь, а впереди тебя танк разворачивается и медленно так – дулом в лобовое стекло. Случайность, конечно, из танка никто расстреливать легковушку бы не стал, но впечатления! Неизгладимые…
Или сидишь где-нибудь, никого не трогаешь. Заходит бандит, задирает штанину, а у него там… КИНЖАЛ к ноге ремнями пристегнут. Достаёт он этот кинжал, приставляет к горлу и говорит: «Раздевайся». А ты ему спокойно: «Режь!» Он смотрит на тебя тупо – дура, что ли? Повторяет: «Раздевайся». А ты ему опять: «Режь». И дальше уже у кого нервы крепче или как повезёт. Бывало, что и резали…
Или едешь опять же на легковушке, с ребятами, никого не трогаешь, начинаешь парковаться, и тут вас окружает толпа малолеток с автоматами наперевес: «А ну выходите все из машины!» Ребят избивают, Лару с собой в машину – и на хату (не хата, а прямо военная база в центре города!). Потом привязывают к стулу, все обколотые, “обкумаренные”, продолжают колоться и бегать из комнаты в комнату и на балкон. Ругаются, дерутся, стреляют в комнатах, стреляют с балкона. Фейерверк в центре города. Периодически подбегают к к ней, потрясая очередным «пулемётом», и спрашивают: «Страш-ш-ш-ш-шно?»
Да, с учётом того, что малолетки – самая опасная категория преступников.
И вот всё-таки какие наши ребята молодцы! Избитые, окровавленные, ночью нашли, вычислили хату, оперативно, без шума, вышибли дверь, обезвредили обколотых малолеток – «Всем лежать! Лицом в пол! Руки за голову!» А потом дрожащими руками развязывали верёвки, освобождая её: «Лорик, мы думали, мы уже никогда не увидим тебя в живых!» Ещё бы минут десять-пятнадцать – и вполне возможно. Впрочем, она всегда была везучей.
…Dance me on and on. Dance me very tenderly and dance me very long. We’re both of us beneath our love, we’re both of us above. Dance me to the end of love, Dance me to the end of love.Как уже писалось ранее, на зону можно было ввозить анашу «в пределах разумного». Пределы разумного достигали двух-трёх спичечных коробков, но этого хватало. Анаша покупалась в Верх-Исетском районе у знакомых цыган. Хорошая, качественная. Конечно, она могла брать анашу напрямую у заместителя начальника отдела по борьбе с наркотиками, но это было рискованно. Бандиты были слишком умны, прозорливы и опасны. Это только в корпоративном мире не ошибается тот, кто не учится. У бандитов, как на войне, «сапёр» ошибается только раз.
Она не курила. Поэтому получала свою дозу «паровозиком», от Паши, вдыхая аромат его дыхания, пока лёгкие не наполнялись едким и обжигающим дымом.
После анаши хотелось секса. Много. Наверное, этого он и добивался. Он, как опытный тренер, умел выжать всё, по максимуму.
Он подхватывал её на руки и уже не отпускал. Он носил её на руках всегда и везде. Он не позволял ей прикоснуться к полу.
Он смотрел на неё так, что прожигал до печёнок своими миндалевидными еврейскими глазами. От каждого его прикосновения по телу пробегал заряд электрического тока. Его чувственные губы покрывали поцелуями каждый сантиметр её тела.
Только он умел целовать так, что кружилась голова, а сознание улетало куда-то в космос. Только он умел проникать языком в самые глубины души. Только он мог подчинить себе её всю.
Он любил когда она нежно касалась губами его шеи и то, как она запускала свои пальцы в его мягкие и тёплые волосы, слегка массируя его голову. Он любил есть халву с кончика её языка своими мягкими губами. Он любил нежное прикосновение её пальчиков и «поцелуи мотылька».
Они были молоды, сильны и неутомимы. В его объятиях, в его сильных и нежных объятиях она чувствовала себя послушной скрипкой в руках умелого мастера. Она бросалась в волны его нежности, чтобы утонуть, раствориться в нём. Их тела сплетались в каком-то безумном, неистовом, исступлённом танце любви, в какой-то жуткой вселенской всепоглощающей страсти. Наверное, таким образом они пытались избавиться от всего того ужаса, который происходил вокруг. И не было во Вселенной силы, способной разъединить их.
Девочки
Когда выпадала возможность, Лара старалась уединиться почитать книжку, чтобы совсем не деградировать. Но тут Юлька Бжик – “наблатыканная!” – выдавала очередной перл, примерно такой:
– Сидишь, читаешь, а мужики вокруг тебя ходят и думают: «Еб. ть её некому, вот она умные книжки и читает…»
– Бжик, ты обладаешь удивительным талантом опошлить всё, даже Булгакова. Я читаю, чтобы алфавит не забыть… тут… с вами… а не от сексуальной озабоченности.
Да, думала Лара, вот так всегда: мужчины молчат по-умному, а женщинам лишь бы брякнуть что-нибудь. Натура, что ли, такая? Эх, женщины, женщины, девушки, девочки, сколько вас было в её жизни: истерзанных, замученных, убитых. В чём была их вина? Оказались недостаточно сильными? Или недостаточно умными? Или просто не повезло?
…Девочек разводили по комнатам. Потом обменивались. Играли «в бутылочку» – это у бандитов любимое. Или трое на одну – вертолёт. Лара оставалась в гостиной, вынужденная слушать. Видеть ни разу не приходилось (Господь миловал!), но эти крики! Эти истошные, нечеловеческие крики! Они будут преследовать всю жизнь.
– Господи, что же они там с ними делают?!
– Эй, братва, это обязательно… секс «с пристрастием?» По-нежнее нельзя?
– Не впрягайся не в своё дело! А за проституток вообще впрягаться западло!
Это была запретная территория. Ей нельзя было вмешиваться, тем более защищать. Одно неосторожное слово, действие, взгляд – и она сама могла оказаться на их месте. Муж мужем, а пьяные, обкуренные бандиты понимали только одно: ствол в лоб.
Девочки-девочки! Выползали на коленях (ноги уже не держали), голые, избитые, истерзанные, ползли, тянулись, целовали руки, в глазах мольба «спаси!», а она тупо смотрела и ничего не могла сделать.
Во избежание той же участи (авторитет авторитетом, но мало ли), Лара носила в кармане suicide capsule – маленькую ампулу с розовой жидкостью, выданную под расписку. Единственная гарантия безопасности, которую могла дать Родина.
Одной всё-таки удалось помочь. Привезли как-то бандиты девчонок себе для развлечений, одна совсем тощая, в чём душа держится. Глаза испуганные. Ларе стало её особенно жаль. Ну хоть бы одной помочь.
– Эй, братва, а эта тоже с вами? Что-то она мне не нравится. Что-то она какая-то слишком тощая. И вид больной, – кривя лицо, сказала Лара. – Может, у неё СПИД?
– А-а-а, ну если у неё СПИД, тогда мы её трахать не будем, – сказали бандиты и бросили тощую в комнате, на полу. («Как же всё-таки мужчины легко ведутся на такие женские уловки», – подумала Лара. Особенно они боятся всяких болезней.)
Сидит этот забитый, испуганный зверёк в углу, на полу, глаза голодные. Лара пододвинула ей разнос с едой: «Ешь. Рассказывай». Зверёк начал жадно есть и разговорился. Дескать, сама она из Нижнего Тагила, что в «город не для маленьких девочек» её привезла сестра, что они устроились медсестричками в больницу, но зарплату платят с перебоями и мало. Кушать хочется, иногда доедают за пациентами. Поэтому приходится… Вот так жили тогда «сёстры милосердия».
Встреча с касымбаем
Однажды Лара сидела в кафе города Ч с подругами. Пришла она туда не случайно, у неё было определённое задание “от людей в штатском”. В этом кафе вообще не было случайных людей, и подруги ей говорили, что лучше туда не ходить, это кафе «для специальных людей». Но Ларе было нужно. Они сидели втроём за столиком, вдруг к ним подошёл мужчина, сел на свободный стул и наставил пистолет.
Глаза его ничего не выражали. Было такое ощущение, что он ничего не видит перед собой. Зрачки были расширены и представляли собой две чёрные дырки, такие же, как дуло его пистолета. «Только бы девчонки не дёрнулись, – подумала Лара. – Если они дёрнутся, он может случайно нажать на курок».
– Кто такие? – спросил мужчина. – На проституток не похожи, на ментов тоже, ведёте себя смело, кто вы?
– Гости из Ебурга, – спокойно ответила Лара.
Так они продолжали спокойно разговаривать под дулом пистолета. Потом подошёл охранник, забрал пистолет и сказал:
– Да вы, девчонки, не пугайтесь, он только что сто двадцать кубов вколол, не в себе немного. – «Успокоил», – подумала Лара.
Охранник ушёл, а мужчина ещё полчаса посидел с ними и почему-то рассказывал им про свою дочь, которая была уже довольно взрослой. К нему всё время подходили какие-то люди и грузили его какими-то проблемами. А он решал их легко, сразу, не задумываясь, давая чёткие инструкции, кому что делать. Её поразило то, что, находясь в таком состоянии, с невидящими глазами, человек продолжал так хорошо и чётко мыслить. Его мозг работал как компьютер. «Надо это запомнить и взять на заметку», – подумала Лара.
А потом он ушёл. Но перед тем, как уйти, он сказал, где его искать в случае необходимости. И ещё он сказал, что пока он тут хозяин, в городе Ч её никто не тронет.
Так произошла встреча Лары и Касымбая.
Аркаша
Аркаша был само спокойствие. Никогда ничто не могло вывести его из равновесия. Но самое главное его достоинство было то, что он был свой. Он всегда учил её не суетиться. Он медленно двигался, он делал всё в два раза медленнее других. Он был невозмутимо спокойным! Он просто заряжал всех вокруг своим спокойствием!
Однажды он заехал за Ларой и сказал:
– Собирайся, поедем на сходку с вором в законе.
– А без меня никак? – спросила она.
– Нет, ты в «авторитете», тебе тоже там надо быть.
И ехали они по всей Ебургской области на шести тонированных джипах, багажники еле закрывались от количества напичканных стволов. И ни одного поста ГАИ на дороге! Ну прямо как… в сказке.
Ехали они, ехали, заблудились, нашлись, приехали на какое-то озеро – на «шашлыки». Потом ещё бандиты подъехали, ещё и ещё. Бесчётное количество бандитов. Если сказать, что было страшно, – не сказать ничего. Но рядом был Аркаша, и это успокаивало, несмотря на то что Вор-в-законе сидел неподалёку и буровил взглядом.
Они сидели у костра, бандиты подходили к ней по очереди, и каждый предлагал свой шашлык. Шашлык готовился дома, по собственным секретным рецептам: кто вымачивал мясо в вине, кто в уксусе, кто в каких-то невероятных настойках. И вот теперь они хотели, чтобы она попробовала их шашлыки и сказала, чей лучше. «Совсем как дети, – думала Лара, – которым нужно, чтобы мамочка обязательно их похвалила». Кроме неё, других женщин не было. За исключением двух бикс, с которыми всюду ходил Вор-в-законе. Было видно, что ему не очень нравится, что у него «в авторитетах» женщина. Но, видимо, информация о том, что у неё «муж сидит», успокоила его бдительность.
А потом все начали пить. И Аркаша отвёл её к машине: «Иди в машину – ляг и спи, чтобы тебя здесь никто не видел». Она поспала какое-то время на заднем сиденье. Потом проснулась, вышла из машины, людей почти не было. «А где все?» – спросила она кого-то из бандитов. «На озере. На лодках уплыли, рыбу ловить. Там на середине хорошо клюёт».
«Они же все пьяные, – подумала Лара. – Все перетопятся, и Аркашу утопят». Она пошла к берегу, увидела группу бандитов, среди них Аркаша.
– Аркаша, – тихо позвала она. Он обернулся. Лицо его было белее мела. В темноте это было особо заметно. Он подошёл к ней, больно взял за локоть и повёл к машине.
– Сиди здесь и никуда не высовывайся, – сквозь зубы сказал он и ушёл.
Она послушалась. Заблокировала машину и легла даже не на сиденье, а на пол салона, чтобы её совсем-совсем не было видно. Но она всю ночь переживала за Аркашу. Бандиты были пьяны. Как они там ловили рыбу на лодках, непонятно.
Перед рассветом стали разъезжаться. Лара приехала домой. Когда она подошла к зеркалу, она не узнала себя. Она… поседела. С тех пор Лара красит волосы.
Аркаша! С ним было так хорошо, так спокойно! Чувствовать плечо товарища, знать, что ты не один в этой стае волков…
Только вчера ездили на сходку с Вором-в-законе, только вчера сказали друг другу «До завтра». А сегодня:
– Ты Аркашу помнишь?
– Конечно!
– Нет больше Аркаши… повесился.
– Или повесили?
– Нет, сам, мы проверяли. Нервы не выдержали…
Пырлик
Пырлик был крепким, плечистым парнем с большими голубыми глазами. Пырлик был свой. Он учился в медицинском. Он мечтал стать врачом. По его рассказу, его жена (его красавица-жена!) приглянулась какому-то бандиту. И ему ничего не оставалось, как пойти к “людям в штатском”. Ему тут же поменяли квартиру, а жену перевели в «режим Б». В общем, тот бандит остался ни с чем.
Пырлик. Это он отвёл её в купе и напоил чаем с клюквой, когда она была в ступоре от только что сброшенного под поезд мужика, после того как его увезли на скорой. Пырлик сказал тогда: «Отдыхай, с дорожной милицией я сам разберусь».
Это он опять выводил её из ступора, дав ей стакан водки и поставив какой-то укол, когда она первый раз «замочила». Пырлик тогда сбросил труп с поезда, а ей сказал: «Забудь, а с начальством я сам разберусь». Судя по тому, что её не заставляли писать никаких объяснительных и даже не вызывали на ковёр, он всё взял на себя.
Пырлик, Пырлик. Столько дней, столько ночей вместе, в волчьей стае. Столько пережито, столько ребят схоронили.
Как-то они путешествовали в поезде, Лара сидела в купе одна, Пырлик куда-то вышел.
Вдруг в купе ворвался бандит и, приставив пистолет к её голове, сказал:
– Я искал тебя два года! Ты посадила моего лучшего друга! Я искал тебя, и вот, наконец-то, нашёл!
«Та-а-ак, где был прокол? – быстро подумала Лара. – Или просто псих?»
А вслух она спокойно сказала, медленно поднимая руки:
– Хорошо, вот я здесь, никуда не убегаю, ты можешь убить меня в любую минуту. Но ты уверен, что это была я?
– Уверен! – уже менее уверенно сказал псих.
(…Об этом легко писать, сидя перед монитором и стуча по клавишам компьютера. Но когда вам только двадцать два, а холодное дуло пистолета упирается вам в висок, ощущения совсем другие…)
Но тут пришёл Пырлик. Мгновенно оценив ситуацию, без слов, рывком он швырнул её в коридор, так, что она стала отгороженной от пистолета его телом и у неё были спасительные секунды, чтобы уйти. А сам Пырлик, упёршись торсом в дуло, спросил:
– Ты чего хотел-то, мужик?
Им обоим тогда повезло…
Однажды им пришлось спасаться от погони. Когда салон машины стали расстреливать из автоматов, Пырлик и ещё один парень (господи, даже уже не помню его имени!) бросили её на пол салона, бережно накрыв своими телами.
И вот уже всё позади: автоматные очереди, выстрелы, фары, свет. Никого и ничего. Они паркуются. У шофёра прострелена рука.
– Пырлик, поднимайся, эй, Пырлик! Тяжёлый, ч-чёрт.
Пырлик молчал.
– Пырлик, эй, Пырлик, ты чего?
Она почувствовала что-то мокрое и тёплое. Пырлик был мёртв…
Лара теряла вес. При росте 165 см она весила 42 кг. Однажды она поехала в Москву, чтобы купить одежды, но продавщицы из ЦУМa ничего не смогли ей подобрать и цинично посоветовали пойти в детский отдел. Лара плакала. От обиды и собственного бессилия. Вес падал, и это было бесконтрольно. В одежде это было не так заметно, но если она переодевалась при ком-нибудь из женщин, то у тех был глубокий шок от увиденного.
Обхват её талии был 55 см. Обхват бёдер был таким, как у двенадцатилетних девочек. Куда бы она ни приходила, у неё везде требовали паспорт, так как не верили, что ей шестнадцать, не говоря уже о совершеннолетии. Ларе было двадцать три.
Потому что всё это было невыносимо. Сама жизнь была невыносимой. Но невыносимее всего было смотреть в эти еврейские миндалевидные глаза и врать, врать, врать. Тяжело врать любимому.
Ей говорили, что он жестокий человек, что она выбрала не того, что она ещё не знает, насколько он жесток. Некоторые даже спрашивали: «Он тебя не бьёт?» «Нет, он меня… не бьёт», – отвечала Лара. Однажды она увидела, как он, разозлившись на кого-то (а его очень трудно было разозлить), ударил по дверному косяку. Косяк разлетелся в щепки. Но с нею он был нежен.
Ещё “братва” наседала:
– Что у тебя там за Паша такой? Приехать бы и набить ему морду.
– Разговорчики в строю! – осаживала их Лара.
Больше всех возмущался Дима. Дима был большой. Почти как Петруха. Как говорил Паша, чем больше шкаф, тем громче падает. Дима был влюблён в неё и по этому поводу пил. Иногда его клинило, и он начинал бить кулаком стену вокруг её головы. На стене оставались либо вмятины, либо трещины, в зависимости от материала. Так они стояли и смотрели глаза в глаза, пока Диму не переставало клинить. Иногда он начинал срывать с себя золото и бросать его во все стороны. Потом уходил спать. Золото приходилось собирать.
Клинило не только Диму. Клинило всех. Даже её. Однажды какой-то из залётных блатных подошёл к Ларе, взял её за подбородок и приподнял над полом. «Я хочу почувствовать вкус твоего поцелуя», – сказал он. И тут её переклинило. Она схватила нож, но этого ей показалось мало. Она увидела ещё чей-то нож, вставленный в раму окна. Она схватила оба эти ножа и стала кромсать ими блатного. «Ты… хочешь… почувствовать… вкус… моего… поцелуя? Сейчас… ты… почувствуешь… вкус… моего… поцелуя», – пульсировало в её голове.
Она не понимала, что с ней происходит. Ей хотелось искромсать блатного в ремни и полоски. Это уже была не самооборона. Ею овладело дикое желание – УБИТЬ!
«Чтобы мой нож в деле не участвовал! Я не хочу! Чтобы мой нож в деле не участвовал!» – кричала Натаха. Второй нож был её. Подлетели бандиты, скрутили, вывернули руки, пока она не уронила ножи на пол. Потом её бросили в купе и закрыли.
Она лежала на полке, обессиленная, и слушала через стенку: «Брат, ты не прав. Если тебе нужна женщина, ты скажи, мы тебе любую найдём: блондинку, брюнетку, рыженькую, тоненькую, пухленькую, какую хочешь. Но она – НЕПРИКАСАЕМАЯ». Позже она узнает значение этого слова у индусов и будет долго смеяться. Но тогда это было именно то… Да, неприкасаемая. И чтобы никто не смел к ней прикасаться. «Никто. Кроме Паши», – подумала Лара и провалилась в забытьё.
Утром осторожно зашла Натаха. Осторожно села на край полки.
– Ты помнишь, что ты вчера творила?
– Ну?
– Меня братва послала, они сами боятся заходить. Просили проверить.
– Ладно, пусть заходят.
Зашли бандиты.
– Ты помнишь, что ты вчера творила? Мы тебя еле остановили.
– Да ладно, четыре здоровенных мужика не могли скрутить одну маленькую девочку?
– Да?! А ты бы видела свои глаза!
Это был уже не первый раз, когда ей говорили, что что-то происходит с её глазами.
«Нужно что-то делать, – думала Лара. – Нужно уметь контролировать свои эмоции. Иначе чем ты будешь отличаться от них?» Как говорил Паша, нужно всегда оставаться человеком. Чтобы тебя где-нибудь когда-нибудь от самого себя не стошнило.
Клинило всех. Однажды примчался Мишка и урыдался на её груди. У него только что убили друга детства. Вместе с женой и детьми. Расстреляли в окно, вечером, когда те пили чай на кухне. Время было такое. Мишка рыдал, всхлипывал и прижимался к ней, как маленький ребёнок. Вот тебе и бандиты. Вот тебе и «бригада Уралмаш».
И снова дядя Костя
«Т ыа пвеорсмёвоктрии к на ак исее-бтяо!. НТаепкеоргоь тяы псотналиамапюо, хопжоач!емУ ут енбая бнаел неоргиин,
надевают пачки. Чтобы внимание от их верёвок отвлечь». Его жена, главный технолог хлебозавода, пыталась откормить Лару булочками с маком собственного производства. Мака тогда уже нигде не было, но по одному звонку дяди Кости ему привозили килограммами.
Вообще он всё решал «по звонку». По звонку ему могли организовать вагон алюминия, вагон холодильников, цистерну нефти, и он в принципе не понимал, зачем людям деньги. Слушая его телефонные разговоры, Лара с недоумением думала: он КТО? БОГ?
У него первого в городе был бронированный автомобиль, ещё в советское время. Он сам его сделал.
– Дядя Костя, а зачем тебе бронированный автомобиль? Ты кого-то боишься?
– А пусть будет, прикольно.
В своём городе он никогда не разрешал ей ходить без охраны, хоть куда, даже в булочную за хлебом. Везде за ней должен был следовать этот долговязый Виталик. Но она уже привыкла. Бандиты тоже не разрешали ей нигде ходить одной. Два амбала по бокам. Вот так.
У дяди Кости была собственная лаборатория, где целый коллектив учёных и изобретателей трудился над ноу-хау. Раньше у них были госзаказы, но с развалом СССР госзаказов не стало и они не знали, что делать со своими ноу-хау, как и куда их продавать. Они были учёные, а не коммерсанты.
К лаборатории был прикреплён завод, который эти изобретения тут же и делал. Дядя Костя хотел привлечь Лару к своему бизнесу и заставлял изучать физику Суорца. Он хотел показать ей завод и производство, чтобы она знала всё изнутри. Хотел, чтобы она помогала им заключать коммерческие сделки, по максимуму используя её молодость, шарм и артистизм. Пару сделок на поставки стендов по обкатке дизельных двигателей ей удалось заключить. Ей полагались 10 % от сделки, но после всех банковских трансакций дали только 0,2 %. Остальное забрало государство. «В гробу я видела такой бизнес», – сказала она.
Ручка
При подготовке к одной из сделок произошёл курьёзный случай. Лара собиралась на встречу с начальниками нефтяных компаний Нижневартовска. Она хмуро рассматривала себя перед зеркалом. Нет, даже в деловой блузке и со строгой причёской она не выглядела солидно. Ей было всего двадцать лет. Она выглядела как… маленькая девочка. Её не будут воспринимать серьёзно, думала Лара, даже если она начнёт им рассказывать про ремённые и редукторно-карданные приводы да электро– и гидротурбины.
На глаза ей попалась дядина золотая ручка. Дорогая. Красивая. Лара тут же засунула ручку в накладной грудной карман блузки. «Да, – подумала она, – вот с такой ручкой в накладном кармане я выгляжу намного солиднее и по-деловому».
Вошёл дядя Костя.
– Как это ты здорово придумала с ручкой! – сказал он. – Всё внимание теперь приковано к твоей груди, там будут одни мужчины, они все будут смотреть только на твою грудь, мысли у них будут путаться, они подпишут всё, что ты им скажешь.
– Дядя Костя! – в отчаянии вскрикнула Лара. – Я ручку взяла, чтобы выглядеть более по-деловому, а не сексуальнее!
А про себя подумала: как по-разному могут смотреть два человека на одно и то же, даже если эти люди близкие родственники и хорошо знают друг друга.
«Ты опять поедешь к своему уголовнику? Если ты поедешь к своему уголовнику, нам придётся расстаться. Я не могу держать в деле людей, связанных с уголовниками». Он не понимал, что Паша был не просто «воровская романтика», он был подтверждением легенды. Легенды очень удобной и действенной, позволявшей ей входить туда, куда не так-то легко было проникнуть. Дядя не знал, насколько всё это было серьёзно. Если б знал, он убил бы её кураторов.
Им пришлось расстаться.
Окончание
Так и скитались они по России, в поисках смысла жизни и счастья. В перерывах хоронили товарищей. Сколько раз приходилось выкарабкиваться из вечной мерзлоты Нижневартовска, с обожжённым морозом лицом… Сколько раз уходить от пули, ножа…
Лара жила ожиданием. Ожиданием праздника. Вот-вот должен был выйти – ОН. Нарядилась не по-декабрьскому: короткая юбка, тонкие чулки, сапожки на каблуке. Встречали с друзьями и цветами. Ехали от «Шанхая» до города Е с распахнутыми окнами. Орали на всю трассу, обжигая лёгкие морозным воздухом. Счастли-и-и-ивые-е-е-е! Вот она – СВОБОДА!
А потом начались будни. Совсем не так, как она представляла. Мороз и серость. Он постоянно куда-то уходил… в неизвестность. Было тревожно. Говорил, что к старым делам не вернётся, но и жить как все, не «по понятиям» он тоже не мог. Успокаивала его мама, пожилая мудрая евреечка.
Мама, Зоя Ефимовна, была очень добра к ней, вопреки всем стереотипам о свекрови. Кажется, только она одна понимала, что с Ларой что-то неладное, и не позволяла ей ничего делать по дому, всё время велела отдыхать, пыталась чем-нибудь накормить и вязала ей гетры, чтобы у Лары не мёрзли ноги. Возможно, она просто хотела иметь внуков и берегла её. Так ласково и по-доброму к ней не относилась даже собственная мама.
Они жили в красивом особняке, бывшей усадьбе какого-то помещика, на Плотинке. Им принадлежали две комнаты и гостиная. Усадьба была поделена на квартиры. В ней были большие узорные потолки и старинные своды.
Она стеснялась заниматься сексом в доме родителей мужа, зная, что в соседней комнате находится его мама. Но Паша был очень страстным. Она любила его нежные руки и губы. Лара ложилась на живот, чтобы он не видел её торчащие кости, и он осторожно входил сзади, бережно подкладывая подушки под её бёдра. И пока он был там, внутри, жизнь наполнялась каким-то смыслом, гармонией, умиротворением.
«Вот родишь мне Сарочку», – говорил Паша, нежно гладя её по животу. Он любил детей. И он очень хотел детей. А она боялась сказать ему, что её организм истощён, что у неё уже давно нет месячных. Боялась испортить сказку. Иногда он пристально смотрел на неё:
– Ты пользуешься контрацептивами?
– Нет.
– Смотри, найду – убью.
Много всякого случилось в этой сказке. Было грустное, было весёлое, было смешное и доброе. И было страшное.
Ларе приходилось часто отлучаться, почти каждый день.
– Куда ты всё время уходишь?
– Ищу работу, – лукавила она.
– Часами?!
Ларе было тяжело. Тяжело врать любимому. Она нервничала, худела и однажды уже не смогла встать с постели. «Спортом надо заниматься», – сказал Паша и ушёл.
Приходили друзья. Отпаивали куриным бульоном. Была анорексия. К врачам не поехали – незачем лишний раз светиться.
– Тебе надо исчезнуть, подумай куда, – сказали ей.
– Может, в Польшу? У меня там родственники.
– Хорошо, мы обсудим.
– А как же семья? Близкие? Моё исчезновение будет…
– О родственниках не беспокойся, мы позаботимся. (К слову сказать, они сдержали обещание.)
– А может… с НИМ? В Германию? У него там дядя. ОН давно хотел…
– Ты же знаешь, он невыездной, за ним ещё по старым делам… В общем, он для тебя пройденный этап.
«По этапу, по этапу, по пройденному этапу…» – выла за окном метель…
Потянулась скучная вереница дней ожидания…
Произошло всё быстро: однажды пришла какая-то женщина и принесла билеты на самолёт. В далёкую солнечную страну и с адресом «наших зарубежных друзей, которые поддержат первое время».
Страх неизвестности… Ей ещё никогда не было так страшно, даже среди бандитов. Начиналась новая эра.
Прощай, Паша, прощай, юность, прощай, надрывный гитарный стон:
Белая берёза, я тебя люблю, Протяни мне ветку свою тонкую. Без любви, без ласки пропадаю я, Белая берёза, ты любовь моя…Больше они не встречались.
Часть вторая
Забегая вперёд.
«Лорик, у тебя ВСЕГДА из крайности в крайность», – часто говорили ей девчонки из театра. «Да, – думала она, глядя в окно. – Сначала театр, потом бандиты. Первый муж еврей, второй – араб. Такое могло случиться только со мной и ни с кем больше».
…Мухаммед был удобен тем, что не задавал лишних вопросов. За год четырежды она пыталась покончить с собой. Внутри была пустота, и жить не хотелось. И четырежды он вытягивал её с того света. Мухаммед был врачом.
…По прилёте в Египет её задержали спецслужбы Каира. Ей было предъявлено обвинение в шпионаже на Израиль. Почему-то её это не удивило.
* * *
Муж любил водить её по ночным клубам, хотя ей это никогда не нравилось. Ему было приятно, что самая эффектная женщина вечеринки находится рядом с ним. Ей хотелось сделать приятное мужу, и она шла. Чаще всего они ходили в привилегированный клуб Абу-Даби, который любили местные. Там всегда на сцене танцевали красивые девочки из Ливана.
Вот и в тот вечер там были четыре девочки, но одна была особенно хороша, в ослепительно-ярком коротком оранжевом платье, ладно сидевшем на её точёной фигурке. Она была выше всех и как бы крупнее. Но она не просто танцевала, она пропускала музыку через себя. Она растворялась в музыке. Глядя на неё, Лара почувствовала, как могут чувствовать только женщины, что у неё тоже какая-то своя, невысказанная трагедия, какая-то сжигающая внутренняя боль, разъедающая изнутри. Ливанка напоминала ей Юлию.
И тут Лару прорвало. Она сама не поняла, что случилось. Она подошла к музыкантам и попросила поставить самую знойную ламбаду. Эту ламбаду она танцевала только с Юлькой. А сейчас её прорвало, и ливанку, похоже, тоже. Их обоих накрыло. И вдвоём они закатили откровенное лесбо. Прямо на сцене. И в этом танце была такая невысказанная боль… за всех. За девчонок, которых пришлось оставить, за Пырлика, за Аркашу, за Пашу… За то, что не дали долюбить, доцеловать… В этом танце была такая горечь, такая боль, такой крик раненой птицы… У ливанки, похоже, было то же самое внутри, и они поняли друг друга с одного взгляда, хотя виделись впервые.
Зал гудел. Вызвали наряд полиции. Некоторых арабов пришлось выносить. Буквально. Так они и продолжали танцевать, оцепленные полицейскими. И, видимо, от них исходил такой мощнейший заряд энергетики, что никто даже не попытался остановить это безумие.
Сноски
1
Отравляющий газ. – Ред.
(обратно)2
«Я игривая девочка. Я девочка для игры. Возьми меня. Войди в меня».
(обратно)3
Имеется в виду украшение.
(обратно)
Комментарии к книге «Маленькая девочка», Лара Шапиро
Всего 0 комментариев