«Братцы-сестрицы»

Братцы-сестрицы (fb2) - Братцы-сестрицы (пер. Елена Алексеевна Самуэльсон) 807K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Магнус Флорин

Магнус Флорин

Братцы-сестрицы

Я — маленький. Захожу в аптеку. Там тихо. Темно. Я двигаюсь осторожно. Запахи. Вещества. Все оттенки коричневого. Мелкий порошок.

Вхожу в первый зал. Вижу обстановку: стеллажи с ящичками, склянки, письменный стол приемщика рецептов. Вижу гирьки и меры длины, регистрационную книгу для ядовитых препаратов, телефонный справочник и рецепты, которые по закону полагается хранить два года.

Я вижу высокочувствительные весы марки «Bunge, Metz & Sartorius». Посреди зала стоит запертый шкаф с ядами в различных сосудах, запечатанных и подписанных. Acidium carbolicum, Chloretum ammonicum, Brometum natricum.

Выхожу из первого зала, захожу в помещение, где готовят растворы и моют аптечную посуду.

Затем иду далее в препараторскую, которую мой отец называл кладовой материалов, где стоят всевозможные медицинские сосуды.

На доске объявлений висят предписания, я выучил их наизусть:

«Для срочных нужд каждой аптеке надлежит иметь две или три неиспользованных и снабженных притертыми пробками банки из толстого белого стекла объемом примерно 100 миллилитров и к ним снабженный крышкой цилиндрический сосуд из нержавеющей стали, а также деревянный ящик соответствующего размера».

Я следую дальше в тинктурную, где хранятся жидкие медикаменты, приготовленные из размельченных лекарственных препаратов, настоянных на спирту. На самой нижней полке стоят бутылки с красным вином, их запечатанные горлышки издают слегка удушливый, отдающий подгнившим деревом запах.

Затем я спускаюсь вниз, в подвал, где хранятся бутылки с минеральными водами, кислотами, хлороформом и жидкими притираниями.

После этого я снова поднимаюсь в аптекарскую камеру, которую мой отец окрестил «сенным чердаком», хотя она и не на чердаке. Кое-где на пустых полках остались наклеенные этикетки: Folium menyanthis, Folium sennae, Rhizoma graminis.

Я иду далее во внутреннюю толчильню, где стоят ступки из железа и камня. Инструменты для нарезания и дробления растительных препаратов. Бочка с ножом, нож для резки с доской. Дисковый нож и изогнутый нож, большая мельница для грубого растирания и толчения. Ситечки семи видов: номер 2, 3 и 5 — из стальной проволоки разного размера и частоты, номер 10 — из латуни, номер 20, 30 и 40 — из шелка-сырца.

Иду далее в лабораторию, где стоит сушильный шкаф, дистилляционный аппарат, чаши для выпаривания, сосуды для отваров, сосуды для настоек, сосуды для приготовления препаратов, приспособления для процеживания. Лежат пипетки для отмеривания объема жидкости.

В зале для анализов я, щурясь, чтобы глаз постепенно привыкал к слабому свету, обнаруживаю братцев-сестриц.

Кто-то из них спит, положив голову на руку. Кто-то тихо играет со шпателями и пробирками.

Ингвар, Рагнхильда, Сверкер, Рольф, София, Свен, Гунхильда, Нильс и Гертруда. Все девять братцев-сестриц.

Я говорю:

— Идите сюда. Сейчас домой пойдем.

Январь. На оконном стекле кристаллы снега. Я сижу и разглядываю их. Все они разные. У всех чего-то не хватает. Шипов, ножек, стрелок, думаю я.

Идет снег, и пол в прихожей становится мокрым от заснеженных башмаков. Мать говорит мне:

— Следи, чтобы и ты и маленькие братцы-сестрицы стряхивали снег перед тем, как войти в дом.

Школьные товарищи говорят мне:

— Твои братцы-сестрицы такие тихие.

Я отвечаю:

— Мои братцы-сестрицы не разговаривают. Зато они мне все показывают. Я понимаю, что они хотят сказать, и объясняю взрослым.

А товарищи мне на это:

— До чего же вы чудные.

Я сказал отцу:

— В школе не очень-то весело. Нельзя ли мне бросить школу и стать учеником аптекаря?

Если братцы-сестрицы куда-то деваются, то я их отыскиваю. Они исчезают — я ищу. Каждый день.

Спать я ложусь поздно, а встаю рано утром.

Отец:

— Поскольку ты хочешь быть учеником аптекаря, очевидно, это означает, что ты хочешь стать аптекарем.

Как-то под вечер мать спрашивает:

— А где же сестрица Гертруда?

Я оделся и вышел на улицу. Стал ее повсюду искать, звать. Поискал на площади Крафта возле исторического музея. Потом возле здания народной семинарии и около церкви при монастыре святого Петра. Нашел на площади Мортена: стоит и смотрит, как торговцы нагружают свои повозки.

Я сказал ей:

— Пора домой. Скоро стемнеет, мать ждет.

Отец мой был фармацевтом, владельцем аптеки «Лев» на Малой Рыбацкой улице в Лунде. Аптека у него была большая, с собственной плантацией лекарственных растений, кроме того, там изготовлялись некоторые медицинские препараты.

Отец говорил о мерах весов так:

— Один центнер — это двести фунтов, один фунт — сто золотников, один золотник — сто гранул.

Февраль. Идет снег, он залепляет мне глаза и по дороге в школу и на обратном пути.

Кроме аптеки отец мой занимался торговлей красками, химикалиями и медицинскими препаратами собственного производства.

Отец:

— Быть учеником аптекаря — занятие важное и ответственное.

По ночам я сплю всего несколько часов.

В аптеке «Лев» я чувствую запахи кристаллов яри-медянки, уксусно-кислотного свинца, уксусной кислоты, танина, азотной кислоты, сахарной кислоты, ланолина, трута, очищенного свиного сала, белка, квасцов перистых, касторового масла и нашатырного спирта.

Отец сказал:

— Не забывай поздравлять братьев-сестриц с днем Ангела. Это важные для них дни, и они будут рады, что мы об этом помним.

Я играю с братцами-сестрицами. Мы что-то кричим друг другу без слов. Боремся. Играем в мяч.

— Ооо! Ау-у! Эээ!

Отец сказал:

— Ты можешь трудиться в качестве ученика аптекаря по вечерам, воскресеньям и праздникам. Но только при условии, что будешь по-прежнему учиться в школе и стараться быть очень внимательным на уроках. Ясно?

Я ответил, что да. Отец продолжал:

— К тому же, ты должен дополнительно заниматься такими предметами, как латынь, математика и химия. Ясно?

Я ответил, что да. Отец закончил свою речь так:

— В таком случае я поговорю с этими учителями.

Братцы-сестрицы сидят на полу и подвывают. Я слушаю их, различаю слова. Отец и мать поворачиваются ко мне. Я объясняю, что говорят братцы-сестрицы:

— Они говорят — голодны. Они говорят — писать хотим.

Пропал братец Ингвар. Я отправился на поиски. Искал на площади святого Клемента, прошел вдоль по улице Киллиана, вдоль по улице церкви святого Петра. Нашел на вокзале. Сидит там на перроне и смотрит на поезда, которые отходят в Ландскруну.

Мать рассказывала:

— Лев висел над дверью на двух железных цепях. Его украли, когда столяр ремонт делал. За много лет до твоего рождения.

Я слежу за тем, чтобы у братцев-сестриц варежки и шапочки были целы, чтобы они не оставляли на тарелках еду, чтобы по вечерам вовремя ложились спать.

Учитель латыни сказал:

— Iam seges est, ibu Troia fuit. Что это значит? Я перевел:

— Там, где стояла Троя, теперь поле.

Мы с братцами-сестрицами играем в казаки-разбойники. Братцы-сестрицы неутомимы.

Март. В гостинице «Гранд Отель» произошел взлом. Туда проник гостиничный вор с отмычкой «устити». Я спросил отца:

— Что такое устити?

А он мне:

— Устити — это специальный инструмент, которым можно открыть дверь с наружной стороны, когда изнутри вставлен ключ. Таким образом можно, не имея доступа к ключу, отпереть и запереть дверь с наружной стороны. Понимаешь?

Я сказал, что понимаю. Тогда отец в заключение сказал:

— Прими к сведению взлом в «Гранд Отеле» и никогда не оставляй ключа в замке.

Десятое апреля. По утрам все еще довольно холодно. Я:

— С днем Ангела тебя, Ингвар.

Май. Учитель химии сказал:

— Все предметы в природе состоят из составных частей, которые тоже состоят из составных частей помельче, таким образом, все, что представляется целым и единым, можно разделить на составные части.

Июнь. Я чувствую запахи скорпионового масла, хондруса курчавого, масляничного мыла, японского растительного воска, мыльного корня и ванили.

Я стою в аптечной приемной и ощущаю, как смешиваются запахи.

Пропал братец Сверкер, я искал его по всей улице святой Анны около кафедральной школы и на Большой площади. Нашел возле заведения для слепых: сидит и смотрит на слепых детей.

Пятнадцатое июля. Жара. Именины Рагнхильды. Я:

— С днем Ангела тебя, Рагнхильда.

Я пою братцам-сестрицам:

— Мы едем из Риа-ры-ры, Риа-ры, Риа-ры, мы приехали из Риа-ры, из аски-даски-дары, ищем наших дочерей, дочерей, аски-даски-рей.

И вдруг спрашиваю:

— А где же Рагнхильда, Гертруда, Гунхильда и София?

Я пристально слежу за тем, чем занимаются братцы-сестрицы.

Отец сказал:

— На тебя в качестве ученика в аптеке «Лев» возлагается обязанность отпускать лекарства по ночам через окошечко, не спрашивая у меня разрешения. Фармацевта дозволено будить лишь в том случае, когда нужно срочно отпустить лекарство по рецепту.

Сестрица Рагнхильда въехала на велосипеде в канаву. Расшиблась и упала головой в воду. Я вытащил ее, дал ей сухую одежду. Братцам-сестрицам же сказал:

— Смотрите, что с Рагнхильдой случилось. Учитесь не заезжать в канаву на велосипеде.

Отец сказал:

— На ученика возлагается обязанность приготовлять пластыри и мази.

Я играю с братцами-сестрицами и пою:

— Мы цепочку заплетем, а кого ж в нее вплетем?

Объясняю им, в чем состоит игра:

— А теперь говорите свои имена.

Вся семья спит, а я бодрствую. Я боюсь, что если засну, то братцы-сестрицы проснутся и исчезнут.

Мне нравится изучать пиявок, которых держат в аптечном погребе.

Я нарисовал чернилами рожицы на кончиках пальцев и показал братцам-сестрицам:

— Смотрите, это — вы. Видите, как вы кланяетесь и приседаете?

Учитель математики рассказывал, как молодой Архимед чертил на песке квадратики. Я люблю слушать истории про молодого Архимеда.

Двадцать седьмое августа. Именины Рольфа. Мать зовет:

— Обед готов. А где же братец Рольф?

Я искал его на площади Тегнера, по всей улице Серых братьев (францисканцев), возле дома епископа. Нашел на вокзале: сидит и смотрит, как отходят поезда в Треллеборг.

Я сказал:

— С днем Ангела тебя, Рольф.

Отец выдал мне аптекарские инструменты:

— Вот лопаточки для мази. Вот скребки. Вот лопаточки для пилюлей. А теперь покажи мне, умеешь ли ты ими пользоваться.

Я пою братцам-сестрицам:

— Мы ищем наших сыновей, сыновей, сыновей, ищем наших сыновей, аски-даски-вей.

А потом спрашиваю:

— А где же Рольф, Сверкер, Ингвар, Нильс и Свен?

Мать сказала:

— Когда кричит коршун, это к дождю.

Сентябрь. Я чувствую запахи касторового масла, карболовой извести, осадочного гипса, дуста, ирландского мха и кассии кустистой.

Пропала сестрица Гунхильда. Я нашел ее возле приюта для слабоумных: сидит и смотрит на пациентов.

Учитель химии рассказывал о выпадении в осадок, фильтровании, промывании, сушке, прокаливании и взвешивании.

Мать сказала:

— Вот если бы тебе когда-нибудь удалось добиться, чтобы братцы-сестрицы заговорили.

Октябрь. Отец объяснил мне значения медицинских мер веса. В одном римском фунте двенадцать унций. В одной унции восемь драхм. В одной драхме три граны.

Мать кричит:

— А где же твой братец Рольф?

Я стал искать его возле кафедрального собора и университетской библиотеки. Нашел возле школы для глухонемых: сидит и смотрит на глухих детей.

Ноябрь. Учитель латыни сказал:

— Repetitio est mater studiorum. Что это значит?

Я перевел:

— Повторение — мать учения.

Я играю с братцами-сестрицами, кричу им:

— Кто останется последним начнет все с самого начала.

В особом месте в приемной хранятся «Положения об аптекарских товарах». Отец прочел мне тринадцатый параграф:

— «Один экземпляр настоящих положений должен всегда быть доступным для посетителей в каждом помещении, где отпускают аптекарские товары».

Декабрь. Школьные товарищи спрашивают меня:

— Почему ты так часто остаешься дома и в школу не ходишь?

А я им:

— Потому, что братцы-сестрицы часто болеют или балуются. И мне приходится за ними присматривать.

А товарищи мне на это:

— Ну до чего ж вы чудные.

Январь. Отец сказал:

— Досконально изучи эти положения. Я потом проверю тебя по содержанию.

Учитель по математике сказал:

— Что за жизнь была бы без арифметики? Один сплошной ужас.

Февраль. Я играю с братцами-сестрицами, кричу им:

— Здравствуйте, здравствуйте, горшки на продажу есть?

Объясняю им:

— А вы в ответ кричите: есть, конечно, есть, вам какого цвета?

Март. Вечер. Ясное звездное небо. Мать показывает мне:

— Вот эта яркая звезда — не звезда, а планета Венера. До середины апреля она вечерняя, а потом, до самого Рождества — утренняя.

Я:

— А что потом?

А мать мне:

— Потом все с начала.

Я читаю «Положения об аптекарских товарах»:

«В соответствии с настоящими положениями к аптекарским товарам относятся те вещества и препараты, которые могут употребляться исключительно или в основном как лекарства или для изготовления лекарств».

Апрель. Поздний вечер, я еще бодрствую. Братцы-сестрицы спят в своих кроватках. Мать с отцом тоже уже легли, но мать встала, увидела, что я не сплю, и сказала:

— Тебе пора спать ложиться. Ты выглядишь усталым, а уже поздно. Нам всем завтра рано вставать.

Я ответил:

— Скоро лягу.

Пятнадцатое мая. Именины Софии. Она исчезла, и я ищу ее на Большой Южной улице, возле зоологического института, на Широкой улице, около физиологического института и на улице Всех святых. Нашел около эпидемиологической больницы: сидит там в парке и смотрит на пациентов. Я ей:

— С днем Ангела тебя, София.

Когда я не занимаюсь делами, то люблю рассматривать странные картинки, развешанные по стенам в аптеке.

Братцы-сестрицы начали понемногу говорить. То одно слово скажут, то другое. Говорят они только со мной. Ни с кем больше говорить не хотят.

Отец опрашивал меня по «Положениям об аптекарских товарах». Я привел ему цитату из второго параграфа:

«Если замечено, что употребление какого-то товара представляет собой опасность для здоровья, то по ходатайству медицинского правления на продажу такого товара должен быть наложен запрет, или же данный товар следует считать аптекарским товаром».

Отец сказал:

— Меня радует, что ты совершенствуешься в аптекарском деле и проявляешь замечательное рвение.

Июнь. Июль. Август. Братцы-сестрицы спят в своих кроватках. Я подоткнул им одеяла, убедился, что им тепло и удобно.

Двое других аптекарей в городе тоже были владельцами аптек: «Олень» и «Лебедь». Отец мой никогда ни словом не упоминал ни их самих, ни их аптеки.

Учитель латыни сказал:

— Ex nihilo nihil fit. Что это значит?

Я перевел:

— Из ничего ничего не будет.

Сентябрь. Октябрь. Я играл с братцами-сестрицами и пел:

— Мы цепочку заплетем, а кого в нее вплетем?

Братцы-сестрицы четко и громко пропели свои имена. Нильс, Гертруда, София, Гунхильда, Сверкер, Рагнхильда, Ингвар, Свен и Рольф. Все они хором пели:

— Нас в цепочку заплетут.

Ноябрь. Отец занимался изготовлением цапонского лака. На одной из полок стояли бутылки со светло-желтой жидкостью. Когда откупоришь одну из них, то вначале чувствуется резкий запах ацетона и камфары, а потом долго держится слабый кислый запах.

Пятое декабря. У Свена именины. Я:

— С днем Ангела тебя, Свен.

Холодная зимняя ночь. Братцы-сестрицы проснулись, вылезли из постелей и говорят мне:

— Мы замерзли и спать не можем.

Я увидел, как они дрожат, завернувшись в простыни, и сказал:

— Ложитесь поближе друг к дружке, прижмитесь покрепче. Тогда вы лучше сохраните температуру тела во сне.

Отец сам производил Бьеркхольмский солодовый элексир с помощью особого аппарата с мешалкой и отопительной установкой, который загружался солодом и водой.

Братцы-сестрицы говорят мне все больше слов.

Я проснулся среди ночи. Встал, прошелся по комнате, осмотрелся и увидел, что все: мать, отец и братцы-сестрицы — спокойно спят в кроватях.

Я спросил отца:

— Что это за странные картинки висят на стенах в аптеке?

Отец ответил:

— Это китайские цифры. Видишь? Неужто не видишь?

Я заколебался. А отец продолжал:

— А теперь-то видишь? Видишь? Один. Два. И все остальные до десяти.

Братцы-сестрицы все чаще говорят со мной. Они даже начали говорить с матерью и отцом, с некоторыми родственниками и кое с кем из постоянных посетителей аптеки.

Тридцатое января. Именины Гунхильды. Я:

— С днем Ангела тебя, Гунхильда.

Отец:

— Какие ингредиенты входят в мой цапонский лак?

Я:

— В твой цапонский лак входит нитрат целлюлозы, разведенный ацетоном, а также камфара.

Отец показал мне как можно обычной игральной картой соскребать остатки порошка с аптечного прилавка. Но при этом добавил, что он все же следит за тем, чтобы это не делалось в присутствии посетителей:

— Подобное действие может создать впечатление, что в аптеке практикуется карточная игра.

Февраль. Март. Апрель. Учитель математики:

— Следи внимательно, чтобы все было правильно в начале счета, ибо если ты вначале допустишь маленькую ошибку, впоследствии в процессе расчетов она умножится и в конце приведет к крупному несоответствию, которое можно будет устранить только пересчитав все с начала.

Школьные товарищи сказали:

— Твои братцы-сестрицы такие маленькие.

Я ответил:

— Потому-то я и должен за ними присматривать.

Отец:

— Аптека «Лев» — дежурная аптека.

Он держал ночное окошечко открытым круглый год.

Я разыскивал братцев-сестриц и нашел их на окраине заднего двора. Стоят все вместе и глядят, как коршуны гнездо строят. Коршуны ныряли с вышины неба. Они приносили бумажные полосы, измазанные чем-то неопрятным. Наверное, подумал я, нашли у крестьян в навозохранилище.

Я могу не спать до рассвета. Звездными ночами я охотно рассматриваю небо. Как оно поворачивается, будто огромный кусок чего-то.

Братцы-сестрицы поют мне:

— Вот мы цепочку заплели, век ее не разорвать.

Май. Июнь. Учитель математики:

— К возможному приходишь лишь отбросив невозможное. Переходишь из одной комнаты в другую и говоришь: здесь этого нет, здесь тоже нет. Наконец входишь в последнюю комнату, и там ты говоришь: это здесь.

Братцы-сестрицы сказали мне:

— Ты ученик у отца в аптеке, твой путь обеспечен. А мы в растерянности. На что мы сгодимся, когда вырастем такими же большими, как ты?

Август. Сентябрь. Отец выплатил мне зарплату. Я купил фруктов и конфет на площади Мортена и угостил братцев-сестриц.

Восьмое октября. Мокрые листья на земле. У Нильса именины. Я:

— С днем Ангела тебя, Нильс.

Я слышал, как мой отец возмущенно рассказывал матери, что его рецепты кто-то подделывает.

Братцы-сестрицы:

— У тебя будет работа. Ты сможешь содержать себя аптекарским ремеслом. А нам-то что прикажешь делать, как себя прокормить? Мы тоже хотим иметь работу и профессию.

Мать спросила меня:

— Где же твои братцы-сестрицы?

Я стал их искать и нашел возле Риббингской больницы. Сидят там в парке и смотрят на неизлечимо больных.

Учитель латыни сказал:

— Si hi tacuerint, lapides clamabunt. Что это значит?

Я перевел:

— Если они молчат, то кричат камни.

Четвертое ноября. Дождь и ненастье. У Сверкера именины. Я:

— С днем Ангела тебя, Сверкер.

Отец, получив фармацевтическое образование, вступил во владение аптекой «Лев», так как предыдущий владелец умер. Его звали Мёллер. Таким образом, мой отец — преемник Мёллера.

Я чувствую запахи цветков аниса, ямайского дерева, ореховидных наростов, гуммигута, имбиря и сала.

Я показал братцам-сестрицам их лица на кончиках пальцев.

— Видите, как я пальцы сжимаю? Вот так я могу вас спрятать, чтобы вы не исчезли.

Из Италии прибыла тонна лакрицы баракко, доставленная по морю и по железной дороге. Густой лакричный экстракт экстрагировал в трех огромных бочках во дворе. Я чувствовал в ноздрях его резкий запах. Я заметил рвение отца.

Я сказал братцам-сестрицам:

— Это игра, и на проигравшего будет наложен штраф. Тот, кто проиграет, должен будет произносить слова наоборот или изобразить пять животных, или проскакать на одной ножке, крича: ку-ка-ре-ку.

Братцы-сестрицы:

— Мы очень хотим поиграть в эту веселую игру.

Декабрь. Мать сказала:

— Я хочу, чтобы ты знал, что мы благодарны тебе за то, что ты научил братцев-сестриц говорить. Они очень толково разговаривают с посетителями, а вчера я слышала, как они несколько минут рассказывали о том, как они рады, что настала зима и на холмах выпало много снега.

Медицинское правление явилось в отцовскую аптеку с ежегодным визитом. Смотритель сказал отцу:

— Триста пиявок в хорошем состоянии. А вот Radix ratanhiae поели черви, а ароматическая вода Aqua mentae потеряла свой аромат.

Когда смотритель ушел, отец сказал:

— У смотрителя глаз Аргуса.

Январь. Я пел братцам-сестрицам:

— Ой, смотрите, снег идет.

Мне хорошо давались латынь, математика и химия.

Я сказал братцам-сестрицам:

— Запомните, что я из вас самый старший. Я за вас решаю.

Я цитирую отцу из «Положений об аптекарских товарах»:

«Аптекарский товар, на который наложен секвестр, должен быть запечатан печатью секвестроналагающего лица и храниться под замком в надежном месте до тех пор, пока не будет вынесено законное решение о том, что секвестрированный товар подлежит ликвидации».

Отец, шутя:

— Да свершится правосудие, хотя бы и весь мир на этом кончился.

Я слышал, как отец возмущенно рассказывал матери, что кто-то попытался подделать рецепт при помощи его собственного цапонского лака, употребив его так, что рецепт, представленный в аптеку «Лев», можно повторно использовать, незаметно удалить аптечную печать, покрыв ее тонким слоем цапонского лака.

Школьные товарищи сказали:

— Ты только ими и занимаешься — своими братцами-сестрицами.

Я:

— Я о них забочусь, ибо они ко мне льнут.

Отец рассказывал смешные истории про старого аптекаря Мёллера.

Братцы-сестрицы:

— А может, мы когда-нибудь старше тебя станем. Тогда придет наша очередь.

Я:

— И как это, по-вашему, может получиться? Самый старший — он всегда старший.

Идет снег, земля лежит под снегом.

В аптеке «Лев» старые традиции. Однако я знаю, что и в аптеках «Олень» и «Лебедь» тоже старые традиции. Я спросил отца, такие же ли старые традиции в «Олене» и «Лебеде», как и в аптеке «Лев». Отец ответил:

— В аптеке «Лев» самые старые традиции в городе.

Февраль. Я гуляю по снегу с братцами-сестрицами. Дело происходит около обсерватории. Мы бросаемся снежками, кричим:

— Ооо! Эээ!

Мы лепим снеговиков. Вместо носа у них морковка, вместо глаз и рта — угольки. Братцы-сестрицы в пальтишках и шапочках, варежках и шарфах.

Я говорю:

— Смотрите, не замарайте варежки углем. Они встали вокруг и глядят на меня. Я говорю:

— Я вам что, снеговик?

Отец:

— За время ученичества в моей аптеке ты оправдал мои ожидания, и я могу с удовлетворением констатировать, что ты выказывал постоянный интерес к аптекарской карьере. Посему я теперь хочу предложить тебе получить образование фармацевта. Я знаю, что моя карьера аптекаря подходит к концу. Если ты пойдешь по моим стопам, то тебе представится возможность, получив образование, занять мое место директора аптеки «Лев». Что ты на это скажешь?

Семнадцатое марта. Днем горячее солнце светит мне в затылок.

Я:

— С днем Ангела тебя, Гертруда.

Ко мне пришли братцы-сестрицы. Обступили меня: София, Свен, Гунхильда, Нильс, Гертруда, Ингвар, Рагнхильда, Сверкер и Рольф. Они сказали:

— Мы слышали, что ты станешь аптекарем и, может быть, получишь отцовскую аптеку.

Я ответил:

— Да, это так.

Братцы-сестрицы:

— Мы рады, что ты выбрал свой жизненный путь. Но нас волнует наша собственная судьба. Какое у нас будет предназначение, когда мы тоже вырастем, как и ты?

Я получил образование фармацевта.

Отец с матерью умерли. Мы с братцами-сестрицами проводили их в последний путь, оплакали.

Я вступил во владение аптекой «Лев». Я также продолжал производство красителей, лекарств и химических препаратов, которыми издавна занималась аптека.

Я нанял братцев-сестриц помощниками. У них теперь есть рабочее время, производственные задания и умеренная зарплата. Я обучаю их всему тому, что им следует знать.

Я сказал братцам-сестрицам:

— Дни проходят.

Я доволен, что старые покупатели по-прежнему посещают аптеку «Лев», которой теперь управляю я.

Когда я обучал братцев-сестриц, то особо заботился о том, чтобы они не просто получали инструкции, но и учились мотивировать правильный образ действий.

День за днем я обучал братцев-сестриц.

Я рад, что в мою аптеку стали заходить и новые покупатели.

Я сказал братцам-сестрицам:

— Вероятно, вам кажется, что можно взвешивать вещества прямо в чашах весов. Подумайте, однако, над тем, что вещества с сильным запахом или едкие красители оставляют за собой следы, и если потом взвешивать какое-то другое вещество, тогда оно может приобрести запах предыдущего вещества или же окраситься. От этого непременно пострадает качество продаваемых товаров. Поэтому привыкайте всегда прокладывать бумагу между чашей весов и взвешиваемым веществом.

Братцы-сестрицы внимательно слушали, делали пометки.

Я показал братцам-сестрицам экземпляр «Положений об аптекарских товарах», хранящийся в приемной:

— Я хочу, чтобы вы прочли эти положения. Впоследствии я опрошу вас по содержанию.

Я напомнил братцам-сестрицам:

— Края горлышка отстойного сосуда и пробки следует содержать в чистоте. И особенно тщательно после каждого обслуживания покупателя нужно вытирать крышки у банок с мазями.

Я поручил братцам-сестрицам обслуживать посетителей по ночам. Я сказал им, что меня можно будить лишь в том случае, когда нужно срочно отпустить товар по рецепту. Однако я не сплю и время от времени захожу в аптеку, чтобы проконтролировать, правильно ли действуют братцы-сестрицы.

Брат Ингвар то и дело проливал растворы. Он наливал слишком много, отчего часть раствора выплескивалась на прилавок. Веселый, легкомысленный, он зачастую не спешил вытереть пролитый раствор и мог как ни в чем не бывало начать обслуживать следующего покупателя. Я понаблюдал за ним и сказал, что не имею ничего против его хорошего настроения и что, может быть, ему трудно иногда не разлить в спешке раствор.

Ингвар сказал, что рад моему замечанию, восприняв его как похвалу.

Тогда я заметил ему резким тоном:

— Я ни в коем случае не могу допустить, чтобы раствор, разлитый при обслуживании одного покупателя, оставался невытертым при обслуживании следующего! Все, что пролито, должно быть незамедлительно вытерто!

Братцы-сестрицы процитировали мне параграф о товарах с высоким содержанием алкоголя из «Положений об аптекарских товарах»:

«Аптекарские товары, содержащие более десяти процентов алкоголя, могут продаваться или отпускаться аптекой только по рецепту, выписанному имеющим на то разрешение врачом, ветеринаром или стоматологом».

Я собираю братцев-сестриц и обучаю их:

— Бутылки следует запечатывать пробками. Недостаточно просто поместить пробку в бутылку как некую крышку, следует пропихнуть пробку на некоторое расстояние в горлышко бутылки, так чтобы испарения от содержащегося в ней вещества не выходили из нее, а также чтобы в туда не проникал воздух.

Братец Нильс сказал:

— Вот как надо делать. Смотрите все на меня. Быстрым движением руки он забил пробку в бутылку. Я повернулся к братцам-сестрицам и сказал:

— Нет. Не делайте как Нильс, не забивайте пробку, а запихивайте ее, слегка поворачивая. Если же вы, как Нильс, будете забивать пробку, может случиться, что она слишком глубоко войдет в горлышко бутылки, и тогда ее трудно будет вытащить. Вы хорошо меня слышали?

Аптека «Лев» продолжала быть дежурной аптекой круглый год.

Сестрица Гертруда долго стояла среди весов и гирь. Она спросила меня:

— Как можно узнать, что гири точные?

Я ответил:

— Существуют контрольные гири.

Гертруда спросила:

— А как тогда узнать, что весы точные?

Я ответил:

— Они проверяются точными гирями. Если все совпадает, тогда все правильно.

Братцы-сестрицы процитировали:

«Предписания „Положений об аптекарских товарах“ в отношении аптекарских препаратов, частично действуют и в отношении эфира, а также смесей эфира и спирта, в случае, если данные смеси не относятся к аптекарским товарам».

Я сказал им:

— Хорошо, что вы прилежно изучаете «Положения об аптекарских товарах». Однако я хочу, чтобы вы уделяли внимание не только препаратам с высоким содержанием алкоголя.

Я обратил внимание на большой расход стеклянной посуды и понял его причину, когда однажды заметил, что братец Сверкер неосторожно обращается с горячим раствором. Я созвал братцев-сестриц:

— Некоторые растворы следует нагревать, чтобы вещества правильно смешивались. Но если вы после этого станете заливать горячую жидкость в стеклянную посуду, которая предварительно не была нагрета, то такая посуда может лопнуть. Важно помнить, что холод и жара не должны соприкасаться. Вы же не хотите, чтобы все побилось?

Братцы-сестрицы сказали:

— Мы хотим еще раз пересказать параграф о товарах с высоким содержанием алкоголя.

Я ответил:

— Ладно, давайте. Но только в последний раз.

Они процитировали:

«Нельзя торговать средствами по уходу за кожей с высоким содержанием алкоголя, попадающими под параграф положений о препаратах с высоким содержанием алкоголя, в которых содержится глицерин, если процент алкоголя в них превышает двадцать процентов от общего объема».

Я:

— Идите в приемную. Покупатели ждут.

Я сказал братцам-сестрицам:

— Возьмите за правило всегда заворачивать в бумагу то, что вы отпускаете через прилавок. И хотя это и не всегда требуется, зато дает покупателям чувство, что их хорошо обслуживают.

Я сказал братцам-сестрицам:

— Вы застряли на параграфе о медицинских препаратах с высоким содержанием алкоголя. А имеете ли вы хоть малейшее понятие о торговле всяческими товарами под названием полынные капли, капли Гоффмана и рижский бальзам, которая ведется в средней части страны и в ее самых северных провинциях? А капли от нервов, вода для полоскания рта и китайские капли? А капли доктора Гальса, красные материнские капли и арманьяк с солью? Все эта мерзкая торговля! Отвратительная коммерция, вредная, приносящая несчастье многим беднягам!

Братцы-сестрицы:

— Нет, мы почти ничего не знаем об этих препаратах. Расскажи о них побольше.

У меня появилась привычка по ночам отдыхать на матрасе в помещении, где готовят растворы и полощут посуду. Таким образом, до меня легко добраться, если срочно требуется отпустить лекарство по рецепту, к тому же это позволяет мне следить за тем, правильно ли братцы-сестрицы отпускают товары без рецепта.

Братцы-сестрицы сказали:

— Мы понимаем, что в аптеке должен быть установлен определенный порядок. Но нужно ли, чтобы все каждый раз делалось одинаково? Так много однообразия. Мы от этого засыпаем.

Я ответил:

— Наберитесь терпения и в один прекрасный день увидите, что благодаря повторению вы постигли много нового.

Однажды после полудня братцев-сестриц не оказалось в аптеке. Я не знал, где они. Я бросился на поиски и нашел их в камере материалов: сидят, тесно прижавшись друг к другу. Когда я вошел, они только посмотрели на меня, но ничего не сказали.

Братец Рольф вытирает прилавок после продажи терпентина тряпками. Тряпки он потом выкидывает. Я спросил, куда он их выкидывает. А он как закричит:

— Не могу же я помнить, куда я всякие тряпки выбрасываю?! Тряпки ведь затем и существуют, чтобы их выбрасывать?! Что, теперь и отбросы должны быть в порядке?!

Я сказал ему:

— Очень важно выбрасывать тряпки надлежащим образом, потому как они легко могут самовоспламениться, если ими вытирали лаки и масла.

Братец Свен вступился за Рольфа:

— Можешь привести хоть один пример, когда тряпка загорелась бы без внешнего воздействия?

Я отвечаю:

— Большинство пожаров у аптекарей и торговцев химикалиями, аптекарскими товарами и красками возникают по причине халатности или по глупости неосторожных продавцов.

Братцы-сестрицы сказали:

— Мы хотели бы тебе прочесть кое-что из «Положений об аптекарских товарах».

Я ответил:

— Надеюсь, не параграф о товарах с высоким содержанием алкоголя?

А братцы-сестрицы на это:

— Нет, что ты. Вовсе нет.

Я сказал:

— То-то же. Тогда интересно послушать.

Братцы-сестрицы прочли:

«Положения, установленные для аптекарских товаров, касаются грыжевых бандажей, повязок, электрических поясов и прочих средств, считающихся лечебными или болеутоляющими при заболевании».

Братцы-сестрицы сказали:

— Ну, что ты теперь скажешь? Ну, что ты теперь скажешь?

Сестрица Гунхильда вытянула пробку зубами, обслуживая какого-то покупателя. Я это увидел и после ухода покупателя строго указал ей, что такая манера непозволительна. Гунхильда ответила, что забылась и что у нее под руками не было щипцов для пробок, и вообще, покупатель ничего не заметил.

Я напомнил ей, что данному правилу надо следовать не ради принципа и не ради покупателя, а для собственной пользы:

— Ты можешь заболеть и даже умереть от веществ, въевшихся в пробку.

Гунхильда побледнела и поклялась, что никогда больше не будет вытаскивать пробок зубами.

Братцы-сестрицы любят порой поговорить с покупателями. Я заметил, что они бывают до того словоохотливы, что от этого страдает обслуживание:

— Это невежливо, нужно обслуживать покупателя побыстрее, если вы видите, что следующий покупатель ждет свой очереди.

Я сказал братцам-сестрицам:

— Вы упомянули грыжевой бандаж и электрический пояс. Может быть, вы слышали также и о Курольском экстракте, оздоровительной соли Хеприксона и кровяном препарате доктора Вильсона? Или о капсулах Киддса, корсете Вольта и магнитном поясе Альфреда Эриксона? Или об электромагнитных зубных каплях и об успокоительном средстве доктора Хартмана? Или о средстве Ханса Бенгтсона от рахита? Или об Оксилевом поясе, бычьем тальке Бернарда и медицинском вибраторе?

Братцы-сестрицы:

— Нет, об этих предметах мы ничего не слышали. Расскажи нам о них.

Я:

— Радуйтесь, что все это пролетело мимо ваших ушей. Священники рассказывали мне, что их, бывало, вызовут к умирающему, который долго болел, а у того на столе полным-полно рекламы подобных средств.

Я сказал братцам-сестрицам, что им, разумеется, дозволено иногда отдыхать, когда они дежурят у ночного окошечка, и даже спать. Однако они должны отдыхать и спать по очереди, чтобы покупателям, позвонившим в ночной колокольчик, не приходилось ждать, пока их обслужат.

Потолок в аптеке весьма высокий, и хотя товаров очень много и количество их постоянно растет, я стараюсь использовать все доступное пространство. Картонные коробки с товарами ставятся одна на другую на полки и шкафы, закрывающие стены аптеки. Снизу стоят шкафы высотой около метра со множеством выдвижных ящиков. А над ними стеллажи с отделениями. Высотой они много метров до самого потолка, поэтому братцы-сестрицы пользуются лестницами и подставками, чтобы дотянуться до товаров, стоящих высоко.

Иногда все лестницы и подставки оказываются занятыми. Тогда братцы-сестрицы выдвигают какие-нибудь ящики и полки и строят из них лестницы. Покупателям такая привычка кажется забавной, они охотно и со смехом ее комментируют. Братья-сестрицы и сами веселятся и говорят, что в нужде любые средства хороши. Меня же подобные случаи донельзя раздражают. После того, как покупатели уходят, я каждый раз указываю братцам-сестрицам, чтобы они ни в коем случае не смели пользоваться стеллажами и ящиками в качестве лестниц.

Братец Свен сказал:

— Я люблю немного поболтать с покупателем. Только с некоторыми из них и слова не вставишь, прямо мочи нет слушать их нескончаемые жалобы то на одно, то на другое.

Я ответил:

— Как продавец ты должен всегда серьезно и с интересом выслушивать покупателей.

Свен сказал:

— Некоторым из них никогда не угодишь. Измучаешься от их вечного нытья. Прямо терпение лопается, так и хочется им хлестко возразить.

Я ответил:

— Ты должен иметь терпение, даже если обслуживание покупателя требует сил.

На прилавке в аптеке я нашел игральную карту и с упреком сказал братцам-сестрицам, что если они используют карту, чтобы соскребать остатки порошка, то им нужно тщательно следить за тем, чтобы сия карта не оставалась на прилавке. Я сказал:

— Неудивительно, если такое будет неправильно истолковано покупателями.

Братцы-сестрицы спросили меня:

— Где можно достать капли гуайи, желудочные капли и капли черноголовника кровохлебкового?

Я осведомился о причине такой любознательности.

А братцы-сестрицы:

— Некоторые покупатели интересуются ими, оттого и нам любопытно.

Я ответил им:

— А известно ли вам, что ваш вопрос касается тинктур, содержащих спирт?

Братцы-сестрицы:

— Знаем, знаем.

Я:

— В таком случае, знаете ли вы, что в нашей аптеке торговля подобными препаратами ограничена и строго контролируется?

Сестрица Гунхильда спросила меня, замечаю ли я, что весы и гири сияют чистотой. Она сказала, что в конце каждого рабочего дня тщательно их чистит и полирует.

Я велел ей не пользоваться едкими полировочными средствами, которые могут поцарапать поверхность чашечек весов, а железо в гирях может заржаветь.

Сестрица ответила, что братец Нильс иногда использует гири в качестве молотка, а при взвешивании чуть ли не швыряет гири на чувствительные весы.

Я заметил, что братец Ингвар раскрывает пакет, надувая его. Я строго отчитал его за это.

Ингвар же сказал, что он обычно никогда так не делает и позволил себе такое один-единственный раз.

Однажды я проспал всю ночь с одиннадцати вечера до семи утра. Проснулся в сильной тревоге. Поторопился в аптеку к братцам-сестрицам.

А они:

— Ты нас обижаешь своим беспокойством. Ты думаешь, мы сами ни с чем не справимся?

Сестрица Гертруда гордится тем, что может до грамма определить вес какого-либо продукта. Многие покупатели дожидаются, пока она не освободится, потому что им нравится смотреть, с какой ловкостью она отмеряет нужное количество. Покупатели, похоже, думают, что Гертруда и есть самые точные весы. Хорошо бы все весы в стране по Гертруде настроить, говорят они.

А мне Гертрудины действия не по душе. Я с ней серьезно поговорил:

— Может, некоторым покупателям и нравится твоя способность отмерять нужное количество. А на самом деле, многие пожилые и богатые покупатели жалуются на тебя. Даже если вес, который ты указываешь, всегда совпадает, это не значит, что не нужно пользоваться весами.

Я повысил голос и сказал всем братцам-сестрицам:

— Любое отмеривание или взвешивание на глазок, без мерки или весов недопустимо. Мало того, что время от времени вещества отпускаются в разных количествах, к тому же такая манера слишком удобна и поэтому производит на покупателя дурное впечатление.

Ночь. Ясное небо, на котором ярко и отчетливо сияют луна, звезды, планеты. Я собрал братцев-сестриц возле пруда в ботаническом саду и говорю им:

— Уран находится в созвездии Рыб. Юпитер находится в созвездии Овена. Сатурн находится в созвездии Стрельца. Видите?

Братцы-сестрицы:

— Может, и видим.

Меня беспокоит, что братцы-сестрицы, переливая что-либо из большого сосуда для хранения в отстойники меньшего размера, недостаточно тщательно проверяют, совпадает ли этикетка на большом сосуде с этикеткой на отстойнике.

— Разве можно надеяться, что вы будете правильно обращаться с товарами на следующем этапе, а потом на следующем, если вы не проявляете внимание на первом этапе?

Ночь. Я:

— Марс проходит через созвездия Рака и Льва. Видите? Не видите, что ли?

Братцы-сестрицы:

— Может, и видим.

Братцы-сестрицы попросили меня:

— Расскажи нам о составных частях в двойных полынных каплях.

Я сказал им:

— В двойные полынные капли входит корень галанго, кардбенедикт, полынь, почки померанца, а также спирт.

А братцы и сестрицы:

— Как велика последняя составная часть?

Я им:

— Я так и знал, что вы меня именно об этом спросите. Чем задавать вопросы об аптекарских товарах с высоким содержанием алкоголя, занимайтесь-ка лучше рецептами.

Сестрица Рагнхильда сказала, что ей порой нравится находить дефекты в аптечных продуктах. У какого-то порошка нет нужной гранулярности. Какое-то связующее вещество не воспринимает пигмент. Какой-то раствор вот-вот свернется.

Рагнхильда сказала, что она в подобных случаях или следит за тем, чтобы продукт был надлежащим образом уничтожен, или же перерабатывает его до правильного состояния, чтобы покупатель мог получить то, что заказывал.

Рагнхильда добавила, что всегда пытается запомнить, с какими дефектами столкнулась:

— Тогда я в следующий раз буду подготовлена и смогу предотвратить неправильную выдачу лекарств покупателю.

Я поблагодарил Рагнхильду за ее внимание, которое без сомнения не раз предотвращало неправильную выдачу лекарств, что могло бы повлечь за собой неприятные последствия. Я попросил ее не просто запоминать встретившиеся ей дефекты:

— Ты должна также всякий раз записывать дефекты в особую книгу. Такая книга впоследствии послужит опорой памяти.

Рагнхильда ответила, что всем известно, какая у нее хорошая память:

— Ни разу еще у меня не было повода не доверять своей памяти, когда речь идет о дефектах товара.

Тогда я ответил, что не следует всегда доверять своей памяти. Я обратился ко всем братцам-сестрицам:

— Не будьте слишком легковерны в этом отношении. Ибо даже в памяти могут быть дефекты.

Братцы сестрицы отвечали:

— Постараемся это запомнить.

Ночь. Я:

— Вот Юпитер с лунами.

Братцы-сестрицы:

— Нам кажется, ты думаешь что все мы — твои планеты.

Мне показалось, что один покупатель язвительным тоном осведомился у братцев-сестриц насчет карточной игры в аптеке. Вероятно, на видном месте на аптечном прилавке лежала игральная карта. Я резким тоном сказал братцам-сестрицам, что если на прилавке еще хоть раз останется игральная карта, то я навсегда запрещу использовать подобный метод при сборе остатков порошка.

Братцы-сестрицы:

— Сколько времени ты уже аптекарь в аптеке «Лев»? Нам кажется, что много времени утекло с тех пор, как все началось.

Братец Сверкер обжег себе пальцы селитровой кислотой. Он громко кричал и показывал пораненные пальцы. Я проинформировал братцев-сестриц:

— Если кто-то случайно обжегся едкой кислотой, то вначале нужно немедленно смазать обожженное место содовым раствором или слабым нашатырем, а потом ополоснуть сильной струей воды.

Я сказал братцам-сестрицам:

— Нужно было бы накрепко связать вас нитями, которыми я мог бы надежно и уверенно управлять. Тогда я пользовался бы вами, когда мне это было бы удобно.

Сестрице Гертруде на руки попало несколько капель щелочи. Она кричала и показывала свои покрытые ранами руки. Я проинформировал братцев-сестриц:

— При повреждениях, причиненных щелочным раствором, нужно немедленно воспользоваться разведенными кислотами и уксусом.

Я вышел по делу. Возвращаюсь в аптеку, а там нет никого из братцев-сестриц. На табличке написано, что аптека временно закрыта. Через некоторое время появляются братцы-сестрицы и говорят мне, что вышли всего на минуточку, на одну минуточку.

Братцы-сестрицы спросили меня:

— Что содержится в Collodium cantharidatum? Я ответил:

— Упомянутое вами средство содержит более десяти процентов алкоголя. А больше вас ничего не интересует, не так ли?

Я сказал братцам-сестрицам:

— Я понимаю, что вы временами воображаете, что в один прекрасный день настанет ваш черед владеть аптекой. Что аптека «Лев» когда-нибудь перейдет в ваши руки. Что вы тогда будете обслуживать покупателей и сами производить лекарства.

Братцы-сестрицы:

— Да, мы иногда так думаем. А иногда нам странно, почему всегда все должно к кому-то переходить?

Прошло несколько дней.

Я вышел по делу. Возвращаюсь, а в аптеке свет не горит. На табличке написано, что отпуск товаров временно прекращен. А в кладовой материалов спят братцы-сестрицы.

Братцы-сестрицы спросили меня:

— Что содержат капли Вудрамса?

Я ответил:

— Эвкалиптовое масло, мятное масло, розмариновое масло, а также спирт.

Они спросили:

— Какова доля последнего элемента?

Я спросил братца Ингвара, куда он кладет лопаточки для мазей и нож для скобления. Ингвар взглянул мне прямо в глаза и зевнул.

Я спросил сестрицу Гертруду, куда же задевался братец Сверкер. А она отвечает, что ей кажется, что он пошел по делу на центральный вокзал.

Мне трудно стало собирать братцев-сестриц. Вечно кого-то из них нет.

Братцы-сестрицы попросили меня зайти в кладовую. Там были Свен, Гунхильда, Нильс, Ингвар, Рагнхильда, Сверкер, Рольф, София и Гертруда.

Я:

— Меня радует, что все вы собрались Такое теперь не часто случается.

Братцы-сестрицы стоят и молчат. А я им:

— Почему вы не в аптеке и не обслуживаете покупателей?

Братцы-сестрицы:

— Мы должны кое-что тебе рассказать.

Я:

— Вы, должно быть, собираетесь цитировать из «Положения» параграф об аптечных товарах с высоким содержанием алкоголя и долго-долго его перемалывать?

А они:

— Нет, на этот раз мы хотим поговорить о другом.

Я:

— Тогда расскажите, если это настолько важно, что вы заставляете покупателей ждать.

А они:

— Нам надоела твоя аптека. Не желаем больше быть твоими помощниками. Мы хотим заняться чем-либо другим. Оставайся здесь со своими аптечными товарами и маслами. А нам пора зажить самостоятельной жизнью.

Я:

— И куда же вы думаете направиться?

Они:

— Мы все упакуем свои чемоданы и пойдем на центральный вокзал, а там рассядемся по поездам, идущим в Ландскруну, Треллеборг, — в любом направлении. А может, даже за границу уедем.

Я:

— И что вы там будете делать? Думаете, что лучше заживете только оттого, что уедете отсюда? Может, вам в Испанию захотелось? Или в Голландию? А может, вы в Болгарию направитесь? Или вы в Норвегию намерены переехать? А что там, в Норвегии? Думаете, вам в Норвегии лучше будет?

Братцы-сестрицы:

— Да, а почему бы нет? Ты ведь сам так говоришь.

Я пошел в аптеку. Захожу все дальше. В приемную с чувствительными стенами. В помещение, где готовят растворы и моют аптечную посуду. В кладовую материалов со стеклянными сосудами. В тинктурную с красными винами. В погреб с минеральной водой. На «сенной чердак» с этикетками на пустых полках. В толчильню со ступками и ситами. В лабораторию с чашами для выпаривания. В зал для анализов — в последний зал.

Братцев-сестриц там нет. Я подумал, что они уже сложили свои чемоданы. А может, уже на центральный вокзал направились. А может, уже в поезде сидят. Так я подумал.

Прошло много дней.

Прошли месяцы. Я сидел тихо и ждал.

Пятое декабря. Зима. Мороз. Именины братца Свена. Я звал его, а он не пришел.

Сверкер уехал на север в Бьюрхольм и открыл магазин красок и химикалий. Там он продавал местному населению в больших количествах полынную настойку. Один хорошо известный в тех краях человек по имени Яльмар Хольмлунд купил у моего братца множество четвертушек полынной и после этого запьянствовал, продолжая покупать четвертушки.

Сверкер торговал также запрещенным к продаже денатуратом, одеколоном, разными полосканиями для рта, рижским бальзамом, арманьяком с солью, политурой, а также разведенным спиртом с тимьяновым и розмариновым маслом.

Я проделал долгий путь до самого Бьюрхольма, забрал братца и привез его к себе в аптеку, где ожидали покупатели.

Тридцатое января. Пруд в ботаническом саду покрылся льдом. У Гунхильды именины. Я хотел ее поздравить, но нигде ее не нашел.

Гертруда уехала на север в Экшё и открыла там дело под названием «Экшёнская торговля красками, обоями и химикалиями». Она торговала пакетами с оздоровительной солью Хенриксона.

В каждом пакете с оздоровительной солью было три мешочка. Их содержимое надо было высыпать на большой лист бумаги или в ступку, тщательно перемешать и просеять через тонкое сито или дуршлаг.

Гертруда также в больших количествах продавала капли от нервов, капли Гофмана, красные материнские капли и капли доктора Гальса.

Я поехал в Экшё и забрал Гертруду обратно к себе в аптеку, в приемную, где ждали покупатели. Я сказал покупателям:

— Гертруда вас обслужит.

Семнадцатое марта. Пахнет весной. Тает снег. У Гертруды именины. А она ушла.

Ингвар поехал к северу в Мальмбергет, открыл торговлю аптечными товарами, продавал в больших количествах товары с высоким содержанием эфира и спирта. К нему стояла очередь, особенно в дни зарплаты, а также в выходные.

Я проехал всю дорогу до Мальмбергета и забрал Ингвара обратно в аптеку.

Я сказал:

— Ингвар! Ингвар!

Десятое апреля. Тепло. Именины Ингвара. А он от меня отворачивается.

Рагнхильда уехала на север в Йокмок и устроилась продавщицей в йокмокский магазин красок и аптечных товаров. Там она начала торговать «Туссином», получившим свое название от латинского слова tussus, что означает «кашель».

Этот аптекарский товар состоит из семи пакетиков, в каждом из которых содержатся по отдельности кора черемухи, листья мать-мачехи, цветы ромашки, кервель, мята, цветы кашки, корень каменного зверобоя — по двадцать пять граммов в каждом пакетике. Содержимое пакетиков следует в соответствии с печатной инструкцией высыпать в миску и смешать, а затем кипятить десять минут, залив тремя четвертями литра воды. Затем жидкость следует процедить в охлажденном состоянии и пить в разогретом виде, разбавив пятью частями воды.

Этот товар считается аптекарским, согласно «Приложению II» к «Положениям об аптекарских товарах», и принадлежит к группе «Пряности (чаи), развешенные для смешивания», отчего его нельзя продавать нигде, кроме аптеки.

Рагнхильда также в большом количестве продавала населению капли, для которого эти капли были излюбленным угощением. Магазин красок и аптекарских товаров был окружен нетрезвыми покупателями. Вокруг него стоял запах камфары, эфира и спирта.

Я отправился в дальнюю дорогу до самого Йокмока и привез Рагнхильду назад в аптеку.

Пятнадцатое мая. Кричит кукушка. На площади Мортена по утрам рынок. Именины Софии. Я хотел ее поздравить.

Нильс уехал на север в Осло и стал давать объявления о препарате доктора Вильтона «Кровь и сила» во всех норвежских газетах. В объявлениях он писал, что может представить сотни письменных свидетельств от людей, излечившихся с помощью этого препарата от всех видов судорог. Он начал свою деятельность в Норвегии и посылал оттуда свои пилюли в Данию, Финляндию и Швецию. Когда возникли трудности с экспортом, он открыл самостоятельные базы в Стокгольме, Копенгагене и Хельсинки. Препарат его представлял собой порошок, состоящий из белковых веществ, углеводов, эфира и фосфатидов на спирту, бикарбоната натрия, кальция, а также железа в форме соли молочной кислоты.

Я поехал в Осло и забрал Нильса обратно к себе в аптеку. Я сказал ему:

— Осло! Осло!

Жаркие дни. Пятнадцатое июля. На улицах спокойно. Все застыло. У Рагнхильды именины. Я хотел подозвать ее к себе. А она смотрит в сторону.

Свен уехал на север в Эверторнео и там открыл торговлю каплями Гофмана. От сплавщиков леса и бродяг по всей округе распространялся знакомый запах эфирных веществ.

Я проехал много километров до Эверторнео и забрал Свена обратно к себе в аптеку.

Конец лета. По вечерам и утрам прохладно. Двадцать седьмое августа, именины Рольфа. А он не показывается.

Рольф уехал на север в Чёпинг и открыл там продовольственную лавку, где он вопреки «Положениям об аптекарских товарах» продавал куроловый экстракт с лецитином.

Рольф начал также по почте торговать электрическими поясами Тонерфельта, средством Хаига против опухолей в горле, капсулами Киддса, Вольтовыми крестами, магнитными поясами Альфреда Эриксона и электромагнитными зубными каплями Маттеи.

Я поехал в Чёпинг и привез Рольфа обратно к ожидавшим его в приемной аптеки покупателям:

— А вот и Рольф!

Сентябрь. Я иду по Монастырской улице и к подошвам прилипают мокрые листья.

Восьмое октября. Именины Нильса. А он не появился.

София уехала на север в Доротею и нанялась прислугой в кафе вдовы Густафсон. Посетителям кафе она продавала капли, которые они подмешивали в квас. При более тщательном допросе выяснилось, что капли эти обычно распивались на конюшне Олафа Нильсона.

София также принимала заказы на успокоительное средство доктора Гартмана и на средство от рахита Ханса Бенгтсона.

Я поехал в Доротею и привез Софию обратно к себе в аптеку. Я сказал ей:

— Мне не нужно напоминать тебе о твоих обязанностях.

Четвертое ноября. Именины Сверкера. А он не показывается.

Пятое декабря. Именины Свена. Свена нет.

Заморозки по ночам.

Гунхильда уехала на север в местечко Баке в Вест-норландской провинции, открыла там ларек и продавала в больших количествах ципрол, который, если смешать его с ягодным соком, становился горячительным напитком и, прямо скажем, пользовался у населения большим спросом.

Гунхильда также принимала заказы на пояса Ауксиля, бычий порошок Бертранда и медицинские вибраторы.

Я отправился за много миль, чтобы забрать сестрицу Гунхильду к себе в аптеку.

Все дома: Гунхильда, Нильс, Гертруда, Ингвар, Рагнхильда, Сверкер, Рольф, София и Свен. Все на месте. Все вернулись обратно в аптеку. Все чемоданы распакованы и стоят пустыми в аптекарской камере.

Раннее утро. Я собрал братцев-сестриц в препараторской и сказал им:

— Вы не были в Бьюрхольме, Экшё, Мальмбергете, Йокмоке, Осло, Чёпинге, Доротее или в Баке. Вы не бывали нигде за пределами Лунда. Я не бывал за пределами Лунда. Ни на каких поездах с центрального вокзала вы не уезжали. Я ни на каких поездах с центрального вокзала не уезжал. Мы все это время оставались здесь. И мы никогда никуда не поедем. Аптека продолжает работать, и вы остаетесь на должности моих помощников. Будьте любезны, начинайте обслуживание. В приемной ждут покупатели.

Раннее утро. Тридцатое января. Именины Гунхильды. Я:

— Поздравляю, Гунхильда.

Братцы-сестрицы остаются на своих местах в стенах аптеки. Обслуживают покупателей. Никто из них никогда никуда не ездит.

Ни зима, ни весна. Март месяц. Я стою и смотрю на братцев-сестриц. Долго так смотрю.

Я хочу, чтобы они были в поле зрения. Чтобы они мне прямо в глазницы проникали. Один за другим. Проходили бы сквозь роговицу, сквозь камеры глаза, заполненные внутриглазной жидкостью, сквозь радужку, в зрачок, в самый его центр.

Чтобы они проходили сквозь хрусталик, лучевое тело, соединительную оболочку, всасывались бы в белое желе стекловидного тела яблока.

Сквозь сосудистую оболочку, сквозь колбочки и палочки сетчатки, сквозь зрительный нерв до самого мозга.

Так близко ко мне должны быть братцы-сестрицы. Я хочу видеть их каждый день.

Я никогда не забываю именины братцев-сестриц.

Меня радует обслуживание покупателей и производство лекарств в аптеке «Лев».

Я люблю иногда вечером посидеть пару часов, не спеша, в постели, а потом все-таки встать утром пораньше.

В аптеке «Лев» все как прежде.

Настала весна. У Гертруды именины 17 марта, у Ингвара 10 апреля, а у Софии 15 мая. Я их поздравил.

Лето и конец лета. Рагнхильда именинница 15 июля, Рольф 27 августа. Я их поздравил.

Аптека производит лекарственные препараты и некоторые краски, аптекарские товары и химикалии.

Братцы-сестрицы работают молча. Идут дни.

Сентябрь. В аптеке «Лев» царит усердие и прилежание. Я спросил братцев-сестриц:

— Вы довольны? Я доволен. А вы-то довольны?

Братцы-сестрицы у входа в аптеку повесили листок, на котором было написано, что они на время вышли и вернутся через полчаса. Когда они вернулись, я им строго сказал, что ни в коем случае нельзя покидать аптеку всем вместе.

Они ответили:

— Но мы ведь только на полчаса, и мы же записку написали, чтобы покупатели знали, что мы вскорости вернемся.

Я сказал:

— Дежурная аптека ни в каком случае не должна закрываться. А как, по-вашему, покупатели аптеки могут узнать, когда вы вернетесь, если вы не потрудились указать на листочке время, когда он написан? При таком попустительстве полчаса могут растянуться на сколько угодно.

Наступил октябрь. Я без труда бодрствовал несколько часов по ночам. Но порой и меня одолевали апатия и усталость. Я хотел бы понаблюдать, как братцы-сестрицы справляются с обслуживанием и порадоваться работе аптеки. И не мог себя заставить.

Нильс именинник 8 октября, Сверкер — 4 ноября. Я не помню, поздравил ли я их. На мой прямой вопрос они ответили, что я как обычно не забыл их поздравить. Однако они так торопились с ответом, что я усомнился:

— Правда ли это? Я действительно вас поздравил?

Нильс и Сверкер:

— Да, ты нас достаточно поздравлял. Перестань спрашивать. Ты же нам не отец и не мать.

Я спросил братцев-сестриц:

— Вам, наверное, кажется, что я в мои годы не должен был бы уделять столько внимания всяким пустякам?

Братцы-сестрицы обслуживают покупателей аптеки неоправданно долго. Уходят по делам. Не возвращаются в условленное время. Я выговариваю им, на что они отвечают мне полным молчанием.

Я:

— Вы, небось, ждете, чтобы я лег и заснул навсегда? И больше не просыпался?

Декабрь. Холодно. Я собрал братцев-сестриц в препараторской. Говорю им:

— Я решил оставить поприще аптекаря. Братцы-сестрицы спрашивают:

— А что же ты будешь делать?

Я отвечаю:

— Я же не могу всего знать.

Я перестал заказывать у оптовых торговцев товары для аптеки.

Я ограничил часы работы аптеки.

Я перестал изготовлять товары на продажу.

Братцы-сестрицы:

— Разве ночное окошечко не должно быть открыто?

Я приколол у входа в аптеку листочек, где написано, что в дальнейшем дневное обслуживание прекращается и любое обслуживание будет происходить только по договоренности с аптекарем.

Братцы-сестрицы:

— Что же, все наши покупатели перейдут теперь к «Оленю» и «Лебедю»?

Я колеблюсь в выборе будущего жизненного и профессионального пути и предаюсь разным хобби. Но они меня не веселят. Все они кажутся мне скучными и утомительными.

Дни проходят. Я ничего не знаю.

Братцы-сестрицы сказали:

— Как мы поняли, ты хочешь закрыть аптеку. А что, по-твоему, будет с нами?

Я ответил:

— Не знаю.

Братцы-сестрицы:

— Нам ведь нужна работа. Хочешь, чтобы мы уехали и попытались зарабатывать на хлеб самостоятельно?

Я:

— Подождите немного.

Они:

— Прости, что мы позволили себе полюбопытствовать.

Я:

— Я ничего не знаю.

Они:

— Когда мы уезжаем, ты только и делаешь, что забираешь нас обратно.

Я:

— Придется вам немного подождать.

Я слежу за тем, чтобы братцы-сестрицы были в поле моего зрения.

Январь. Обильный снегопад. Я пошел в парк около обсерватории. Дети катались на санках, бросались снежками, лепили снежных баб. Мимо проехала пара лыжников. Я помахал им рукой и крикнул:

— Ой, как ловко.

Прошло много дней.

На Южной улице я встретил одного из профессоров правоведения, которых в городе всего семь. Оттого, что он старый покупатель как мой, так и отца, я довольно долго с ним проговорил.

Он изложил мне некоторые судебные случаи, занимавшие его в тот момент.

Я слежу за тем, чтобы братцы-сестрицы находились в пределах досягаемости.

Я размышляю о юриспруденции.

У меня появился интерес к прогулкам на свежем воздухе, и я вступил в Шведское общество лыжников и путешественников. Меня занимали деятельность и направление этого общества. Я завел себе пару лыж с палками и стал делать небольшие вылазки.

Я уговаривал братцев-сестриц ходить на лыжах.

Я сказал им:

— Может, мы когда-нибудь отправились бы вместе на небольшую лыжную пробежку.

Я размышляю о исполнении законов нашими судами.

Братцы-сестрицы:

— Мы, вероятно, и могли бы заинтересоваться лыжными вылазками. Только не можем же мы все время следовать за тобой. Нам хочется бегать на лыжах самостоятельно. Но куда бы мы ни направились, ты все время нам мешаешь.

Я рассказал братцам-сестрицам о проснувшемся во мне интересе к юриспруденции:

— Я намереваюсь выучиться на юриста.

Братцы-сестрицы:

— А мы-то? Нам-то что делать?

Я:

— Вам придется бросить аптекарское ремесло. Вы будете моими юридическими помощниками. Моими маленькими слугами закона.

Февраль. Март. Я хожу по всем комнатам. И повсюду ищу братцев-сестриц.

Прислушиваюсь к ним. Через наружное ухо, через слуховой ход, барабанную перепонку и полость, до молоточка с наковальней, до стремечка, до овального окна и круглого окна, до лестницы преддверия и барабанной лестницы, до костной улитки, до тонких нитей слуховых нервов и далее в самый слуховой центр мозга.

Я иду по всем ступеням до самого входа, у которого стоит и наблюдает за посетителями швейцар. В одетой в перчатку руке у него старый эталон. Аршин, служащий мерилом всем другим локтям длины. Прошел мимо швейцара в огромную центральную прихожую, откуда во все стороны идут двери.

Зашел в зал для заседаний по опекунским делам. В судопроизводительскую и в судебный зал. В зал, где проходят сессии магистрата. В кабинет председателя суда. В кабинеты, где сидят губернатор и бургомистр. В зал комитета по арендаторским делам. В помещение административного суда. Далее в секции по надзору.

Я зашел в архивное помещение. Во множество следующих одна за другой подвальных комнат.

Там среди актов, расставленных по номерам дел, я нашел братцев-сестриц, — в самой глубине, на полу, прижавшихся друг к другу. Некоторые из них спали, уткнув голову в руки. А некоторые не торопясь листали описания дел, прецедентные приговоры и судебные заключения из различных юридических инстанций.

Я сказал:

— Пойдемте. Следуйте за мной. Мы сейчас уходим. Все. Вместе.

Апрель. Май. Июнь. Июль. Август. Сентябрь. Я — нотариус в суде. Я — судебный прокурор.

Октябрь. Я собрал братцев-сестриц в суде и говорю им:

— Между законом и судом, в понятие которого входит применение закона, существуют такие же отношения, как и между чертежом архитектора и построенным по нему домом.

Ноябрь. Я пишу памятные записки, тексты законов и заключений по истории права.

Декабрь. Валит снег. Мне кажется, что братцы-сестрицы не выказывают достаточного интереса к правовым отношениям и к науке юриспруденции. Когда я поднимаю при них юридические вопросы, случается, что они смотрят в окно и разглядывают снег.

Я сказал братцам-сестрицам:

— Нематериальное право приравнивается к патентному праву, которое в свою очередь приравнивается к авторскому праву на конструкции.

Они сидят и в окно глядят.

Январь. Мороз. Снег. Я спросил братцев-сестриц, есть ли у них интерес к катанию на лыжах.

— Может быть, вам более по душе отправиться на лыжную прогулку, чем сидеть здесь в суде и смотреть на меня?

Снегопад. Я сказал братцам-сестрицам:

— Учите закон 1899 года о защите авторства некоторых конструкций и моделей.

А они сидят и в окно на снег смотрят.

Снегопад. Я спрашиваю братцев-сестриц:

— Вам, может, хочется убежать на лыжах от ваших занятий?

Они отвечают:

— Мы иногда засыпаем, когда ты рассуждаешь о юриспруденции. Вообще-то, нам действительно больше на лыжах хочется побегать. Не можешь ли ты рассказать нам о своем лыжном обществе?

Я сказал братцам-сестрицам:

— Сначала — городской суд или уездный суд. Потом — апелляционный суд. И наконец — верховный суд.

Братцы-сестрицы:

— А что потом?

Я:

— Потом ничего.

Настоящий снегопад. Я сказал братцам-сестрицам:

— Не исчезайте с моих глаз. Если вы исчезнете, то я вас домой затащу.

Упорный снегопад. Я рассказываю братцам-сестрицам о радостях катания на лыжах. А также и об опасностях такого катания:

— Никогда не отправляйтесь в дальний путь без надлежащей подготовки и тренировки. Учтите, что лыжная пробежка займет порядочно времени. Никогда не отправляйтесь на нее одни. Не ходите на лыжах после наступления темноты.

Я сказал братцам-сестрицам:

— Юридическая памятная записка должна быть точной, полной по содержанию, а по форме — краткой и легкопонимаемой.

Братцы-сестрицы:

— Не можешь ли ты привести пример? Из настоящей жизни?

Упорный снегопад. Братцы-сестрицы:

— Нам очень хочется убежать отсюда на лыжах.

Братцы-сестрицы:

— Мы слышали, что есть также помилование? Я:

— Это больше из области фантазии.

Февраль. Я рассказал братцам-сестрицам:

— Суд первой инстанции в стране составляют окружные суды, а в городах — городские суды, которые раньше назывались муниципальными судами или магистральными судами, в которые входят бургомистр и советники, а также магистратский секретарь.

Я сказал братцам-сестрицам:

— Не дозволено включать в памятную записку преувеличенно драматические описания типа: в чаще леса, в доме, стоящем на отшибе, жила престарелая пара…

Братцы-сестрицы:

— Мы хотим совершить лыжную пробежку. Мы любим, когда идет обильный снег.

Я:

— Берегитесь. Не заблудитесь на лыжах. Берегитесь холода. Берегитесь, чтобы вам снег глаза не залепил.

Я рассказал братцам-сестрицам:

— Высшие судебные инстанции — это апелляционный суд Свеа, верховный суд провинции Гёта, а также апелляционный суд провинций Сконе и Блекинге. Высшие судебные инстанции состоят из президента и советников апелляционного суда.

Март. Братцы-сестрицы сказали:

— Не мог бы ты рассказать нам о престарелой паре, об этих бедных-несчастных стариках, которые жили до того одиноко, что прямо жалость берет, в том заброшенном доме в чаще того ужасного леса?

Я сказал братцам-сестрицам:

— Вы должны всегда соблюдать процессуальную процедуру и представлять фактическое изложение дела. И не отклоняться от этого.

Братцы-сестрицы:

— Не мог бы ты привести нам наглядный пример? Что именно нельзя делать?

Апрель. Я попросил братцев-сестриц подумать над такой фразой:

— X должен вернуть Y собственность, обложенную заемом в Z крон.

Май. Я сказал братцам-сестрицам:

— Недопустимо при изложении дела привлекать внимание суда впечатляющими параболами такого типа: в один прекрасный день через площадь в Фальстербу проходили два гуся…

Я дополнительно подчеркнул им:

— Нужно говорить только о вещах, относящихся к делу.

Июнь. Я рассказываю братцам-сестрицам:

— Верховный суд состоит из двадцати четырех советников юстиции, трое из которых являются членами законодательного совета.

Пятнадцатое июля. Солнечный день.

Я:

— С днем Ангела тебя, Рагнхильда.

Я объясняю братцам-сестрицам, что такое перформативные высказывания.

Братцы-сестрицы:

— Приведи нам живой пример.

Я ответил:

— Настоящим я завещаю свои часы своему родственнику, таким образом мои часы после моей смерти переходят в собственность моего родственника. Меня назначили профессором, таким образом я профессор. Я присваиваю данному судну название «Королева Елизавета», таким образом судно называется «Королева Елизавета». Вот вам деньги за рыбу на рынке, таким образом рыба моя. Настоящим я заявляю, что я взял власть в стране, таким образом власть в стране принадлежит мне.

Братцы-сестрицы:

— Ты так много всего говоришь. Мы за тобой не успеваем. А можно прослушать твой рассказ с самого начала?

Братцы-сестрицы попросили:

— Нам хотелось бы еще узнать, что дальше случилось на площади в Фальстербу. Мы хотим послушать про бедных гусей и про ужасное несчастье.

Я объяснял братцам-сестрицам, какие вещи опасные, а какие — безопасные:

— Опасен ли цветочный горшок сам по себе? Когда его поливают? Когда он падает из окна?

Братцы-сестрицы:

— Смешно, когда представишь себе, как кому-нибудь на голову валится только что политый цветочный горшок.

Братцы-сестрицы:

— Не поздравляй нас с днем Ангела. Мы и так знаем, что ты о нас помнишь.

Я:

— Вам же всегда нравилось, что я вас поздравляю.

Братцы-сестрицы:

— Нам очень нравились твои поздравления, когда мы были поменьше.

У меня появились коллеги по юридическим делам. Мы с ними вели неофициальные беседы о различных исторических и научных случаях из юриспруденции.

Я объяснял братцам-сестрицам, что такое передача права:

— Передачей права называется такое действие, при котором владелец передает свои владения кому-либо другому. Передача права обычно происходит с ведома получателя и при его желании.

Братцы-сестрицы:

— Приведи нам пример.

Я:

— Вы даете получателю в руки какую-либо вещь, позволяете его работникам принести товар со склада на его фирме, выезжаете из дома и предоставляете ему возможность туда въехать.

Братцы-сестрицы:

— Расскажи нам, как кто-то выезжает из дома, а кому-то представляется возможность туда въехать.

Я сказал братцам-сестрицам:

— Порой случается, что передача права осуществляется без ведома получателя.

Братцы-сестрицы:

— Приведи нам какой-нибудь пример.

Я:

— Получатель получает письмо по почте, или кто-то сажает растения в его саду в то время, когда он отсутствует.

Братцы-сестрицы:

— У тебя нет растений. Ты не получаешь писем. И ты никогда не отсутствуешь.

Братцы-сестрицы:

— Расскажи нам про ту дерзкую кражу гусей среди бела дня посреди площади в Фальстербу. Расскажи нам все о жестоком, злодейском и кровавом убийстве стариков в том мерзком, гадком лесу.

Я объяснил братцам-сестрицам:

— Решающее значение имеет рассмотрение дела. Я проиграл в городском суде. Я обращаюсь далее в Верховный суд. Я беспокоюсь, будет или не будет мое дело рассмотрено.

Братцы-сестрицы:

— Как забавно, когда ты говоришь, что сам проиграл и беспокоишься.

Братцы-сестрицы спросили меня, не дам ли я им денег:

— Тысчонку? Совсем не надолго?

Я спросил их:

— Сколько будет фунт?

Они ответили:

— Фунт — это же деньги, купюра, на которую можно что-то купить.

Я рассказал им:

— Купюра — это не то же самое что фунт. Купюра просто представляет собой фунт. На фунтовой купюре мы можем прочесть, что Английский банк обещает по требованию обладателя купюры выплатить ему деньги в сумме фунта. Таким образом купюра — это всего лишь изображение фунта.

Братец Сверкер спросил:

— Что случится, если попросить Английский банк выполнить это обещание?

Я отвечаю:

— Тогда ты получишь другую купюру с той же самой надписью, и так до бесконечности. Сам же фунт ты никогда не получишь.

Март. Я рассказал братцам-сестрицам, что повседневная жизнь полна юридических случаев:

— Например, человек одалживает кому-то какой-либо предмет.

Братцы-сестрицы:

— Мы, разумеется твои братцы-сестрицы. Но мы ведь и сами по себе дамы и господа. Наши школьные товарищи уже давно завели семьи и приобрели профессию и работу. Мы тоже хотим иметь семьи и профессии. А у нас ничего нет.

Я:

— Вы — мои помощники. У вас есть работа. Вы за свои труды жалование получаете. И всегда можете обратиться ко мне. Чего еще вам нужно?

Я поднял перед братцами-сестрицами вопрос о жеребьевке, используемой в правосудии в случае, когда в деле много обвиняемых, как это, например, бывает на военных процессах:

— Опытные юристы рекомендуют в подобных случаях прибегать к жеребьевке, ибо сила жеребьевки такова, что она может из большого количества одинаково преступных людей, многих спасти от смертной казни, и в то же время все они испытают страх смерти.

Братцы-сестрицы отвечают:

— Нам страшно, когда ты так говоришь. Будто ты это про нас говоришь. Почему ты так про нас говоришь?

Я учу братцев-сестриц тому, что представляет собой так называемое «наказание зеркального отражения»:

— Поджигателя приговаривают к смерти огнем. Совершивший насилие теряет руку, которой он это насилие совершил. Фальшивомонетчика привязывают к столбу с фальшивыми монетами в руке. Женщину-поджигательницу, если ее поджог вскоре обнаружен, приговаривают стоять на пожарище два часа каждый день в течение шести суток, держа в руке зажженный фитиль. Если украден кочан капусты, то преступника приговаривают нести кочан капусты в руках. Каких-то похитителей гусей приговорили стоять перед дверью муниципального суда с гусями, зажатыми под мышкой с обоих боков. Фальсификатора денежных купюр ставят перед банком. Кухонного мальчишку, неумышленно убившего повара, порют розгами перед кухней. Братцы-сестрицы:

— Мы не можем ничего сказать в свою защиту в ответ на твои обвинения.

Я:

— Сегодня 10 апреля. Именины Ингвара. Я вас всех угощаю тортом. Все должны собраться вместе. Каждый должен съесть большой кусок торта.

Братцы-сестрицы спросили меня:

— Существует ли что-либо, что по твоему мнению не считается правовым прецедентом?

Я излагаю братцам-сестрицам, какие несчастные случаи могут произойти на работе:

— Телесное повреждение молотилкой, обвал в шахте канала, телесное повреждение оторвавшимся от машины резцом, телесное повреждение мясорубкой, недостаточно крепкие перильца у так называемого французского окна, треснувший ременный диск, непрочность троса и кулачка лебедки, недостатки в канатной системе, смещение так называемой передней бабки станка, падение в шахту лифта и телесное повреждение прессом для изготовления кирпичей.

Братцы-сестрицы:

— Ты все это видел? Кто умер? Ты там был? Как их звали? Когда это случилось? Откуда они родом? Кто-нибудь выжил?

Братцы-сестрицы спрашивают:

— Как стать судьей?

Я отвечаю:

— Юрист назначается на какую-либо судебную должность и тем самым он становится судьей.

Братцы-сестрицы спрашивают:

— Как судья определяет, что правильно?

Я отвечаю:

— Считается, что необходимо учитывать правовые последствия, потому что закон говорит о том, что их должно учитывать.

Я спросил братцев-сестриц:

— Вы ведь всегда будете оставаться моими послушными младшими братцами-сестрицами?

Братцы-сестрицы:

— Берегись, как бы мы не сбежали и не стали похитителями гусей, поджигателями и фальшивомонетчиками.

Я велел братцам-сестрицам подумать над следующими вопросами:

— Я плаваю, потому что упал в воду или чтобы не утонуть? Я принимаю лекарство, потому что болен или чтобы поправиться?

Братцы-сестрицы:

— Мы никогда не видели, чтобы ты плавал. Мы никогда не видели тебя больным.

Сестрица София сказала, что если бы я одолжил ей несколько сотен крон, ей этого хватило бы. Я ответил:

— Турецкий пиастр делится на сорок паров, подобные соотношения существуют в других странах: в Египте сто пиастров могут составить фунт, а вот перуанский фунт делится на десять солей или на тысячу центаво, и нужно сто пара, чтобы получился сербский динар.

Братцы-сестрицы:

— Мы — твои помощники. Но ты должен получше объяснить, что нам делать. Потому что теперь мы легко засыпаем и не можем подолгу оставаться внимательными и активными.

Я изложил братцам-сестрицам некоторые судебные дела, которые запали мне в память:

— У человека взорвался мотор и кого-то ранило. Его лошадь кого-то лягнула. Из его резервуаров произошла утечка жидкостей. От его фабрики шел дым или газы, отчего пострадали другие люди. Его сифон для содовой воды взорвался и поранил гостя. Гнилое дерево на его участке снесло ветром, отчего пострадало другое лицо.

Братцы-сестрицы:

— Иногда, когда ты говоришь о юриспруденции, нам кажется, что тебе хочется, чтобы мы для тебя что-нибудь сделали. Или тебе хочется, чтобы мы песенку спели и в ладоши похлопали.

Рагнхильда пожаловалась на головную боль и головокружение. Я посоветовал ей:

— Безотлагательно возьми страховку. Никогда не знаешь, сколько времени будешь здоров.

Братец Свен сказал, что ему пригодились бы пятьдесят крон. Я заметил:

— В Соединенных Штатах Америки доллар делится на сто центов, а каждый цент на десять даймов.

Братцы-сестрицы:

— Может быть, человек служит в помощниках у юриста лишь ограниченную часть жизненного пути? А потом он, может быть, кем-нибудь другим становится?

Я сказал братцам-сестрицам:

— Посмотрите на кончики моих пальцев. Там вы сидите, вцепившись в них. Смотрите, вы чуть не свалились. А вот и свалились. Теперь я вас спасу. Как вам повезло, что я вас спас.

Сестрица Гунхильда спросила, не одолжу ли я им несколько крон, всего на пару дней.

Я изложил братцам-сестрицам некоторые судебные случаи:

— Владелец бензоколонки признан ответственным за повреждение машины, поскольку оно вызвано тем, что заправка машины бензином не проведена с необходимой осторожностью. На продавца соляной кислоты в оплетенной бутыли наложен штраф, так как при доставке кислоты покупателю допущена небрежность: наемный извозчик, обеспечивавший доставку, уронил бутыль на лестнице в конторе покупателя, отчего были повреждены ступени. Хозяин гостиницы признан ответственным за утрату денег, переданных им почтальону, который передал деньги растратившему их мальчишке на побегушках.

Братцы-сестрицы:

— Нам не нравится, что ты нас обвиняешь. Ведь не все же случается по нашей вине?

Май. Июнь. Июль. Август. Сентябрь. Октябрь. Ноябрь. Декабрь. Январь. Я сказал братцам-сестрицам:

— Смотрите, какой снег идет.

Я пригласил братцев-сестриц, чтобы обсудить с ними один возможный судебный случай:

— Я заказываю по телефону товары и называюсь представителем какой-либо фирмы. При получении товаров я подписываю накладную несуществующим именем с намерением избежать ответственности за обман. Вопрос в том, считать ли этот случай ложным удостоверением личности или мошенничеством?

Братцы-сестрицы заявили:

— Странно было бы, если бы ты заказывал товары по телефону и валял бы дурака подобным образом.

Я спросил братцев-сестриц:

— Какова, согласно учению Канта, самая главная задача наказания: а) возмездие, б) устрашение, в) исправление?

Братцы-сестрицы:

— А ты на лыжах пробежаться не хочешь?

Проходят дни.

Братцы-сестрицы:

— Мы получили водительские права. Мы обучились вождению на машинах, принадлежащих водительской школе. А будем ли мы когда-нибудь ездить на собственных машинах? Мы хотим Мерседес-Бенц, Форд и Вольво. Чтобы ездить как хотим и куда хотим.

Прошли месяцы.

Я постоянно выступал в качестве юридического эксперта в ряде дел нематериального характера.

Прошло много лет.

Зима. Братцы-сестрицы собрались в суде и просят меня прийти. Здесь Ингвар, Рагнхильда, Сверкер, Рольф, София, Свен, Гунхильда, Нильс и Гертруда. Я их шутя спрашиваю:

— Хотите, чтобы я рассказал вам что-нибудь о площади в Фальстербу?

Они:

— Мы устали быть твоими помощниками. Мы не хотим здесь оставаться. Мы хотим жить своей жизнью. Найди себе других юридических помощников. Мы хотим жить в каком-нибудь ином месте — и ты за нами не езди. Сиди со своими сводами законов, которые ты так любишь.

Я:

— Вы что, уезжаете? Разве вы не здешние? Зачем вам уезжать? Ведь вы здесь живете.

Братцы-сестрицы сложили чемоданы. Они сказали:

— Мы от тебя уедем, один за другим. Один за другим отправимся на центральный вокзал, купим билеты на поезд и уедем от тебя.

Я представляю себе судебные инстанции как некие города, которые находятся между собой в каких-то отношениях. Я приезжаю в один город и, если мне он не подходит, меня отправляют в следующий. А если мне и он не подходит, то меня отправляют в третий город. А оттуда уже не уедешь. Это последний город, и мне нужно там прижиться.

Так я представляю себе судебные инстанции.

Я вошел. Через органы осязания, связанные тонкими нервами осязания. Через суды первой инстанции и далее к судам второй инстанции. Из городского суда в апелляционный суд, и далее в Верховный суд. К каждому из двадцати четырех советников юстиции. Сквозь верхний кожный покров и лежащий под ним нижний покров. Далее сквозь подкожные связующие ткани до самого остова. А потом в мозг и его мысли.

Конец ноября, начало декабря. Дождь. Первым отправился в путь братец Ингвар. Остальные пожелали ему счастливого пути. Он сел в поезд, а они махали ему рукой с перрона на центральном вокзале. Он поехал на север.

Пятое декабря. Именины Свена. Я не стал его поздравлять.

Ингвар нанялся грузчиком в порту Норра Хаммарбю в Стокгольме. С корабля у пристани сгрузили восемь тюков ковров, принадлежавших торговому дому «Рингстрём & Кан».

В задачу Ингвара входило провести восемь тюков ковров через таможню. После прохождения таможни обнаружилось, что тюков всего семь. Восьмой тюк нашли у Ингвара дома.

Ингвар твердил, что в его доме был совсем другой тюк.

Его вызвали в городской суд. Я представлял торговый дом «Рингстрём & Кан» и предъявил ему обвинение.

Городской суд осудил его. Он попал в тюрьму.

Я собрал остальных братцев-сестриц и говорю:

— Видите теперь, что с Ингваром сталось?

Братцы-сестрицы не прекратили ходить на центральный вокзал. Братец Сверкер сел на поезд, идущий на север, и уехал в Стренгнес. Братцы-сестрицы на прощанье снабдили его едой в дорогу.

Тридцатое января. Снег. Именины Гунхильды. Никаких поздравлений.

Сверкер нанялся паромщиком на паром, ходящий через Стренгнесский пролив между островом Тостерён и мысом Стренгнес. Однажды с материка на остров перевозили лошадь с телегой. Дул сильный ветер. После того, как паром отчалил от берега, началась качка. Бочка со смолой, стоявшая впереди на пароме, закачалась и невероятной тяжестью навалилась на ноги лошади. Телегу вытолкнуло через задний борт парома, за ней потянуло и лошадь. Лошадь погибла.

Братца Сверкера вызвали в районный суд. Я представлял хозяина лошади.

Районный суд справедливо решил, что виноват братец. Сверкера посадили в тюрьму.

Я позвал к себе семерых оставшихся братцев-сестриц:

— Смотрите, что со Сверкером сталось.

Они отвечают:

— Ты не хочешь, чтобы мы от тебя уезжали. Но ты над нами не властен. Куда захотим, туда и поедем.

Братец Рольф собрал вещи и уехал на поезде на север в Чёпинг.

Семнадцатое марта. Дождь. Гертрудины именины. Никаких поздравлений.

В Чёпинге Рольф нанялся шофером. Ему поручили водить грузовик из одного пункта в другой. Он взял к себе в кабину пассажира.

Рольф собирался обогнать едущего в том же направлении велосипедиста. При этом в правое окно кабины просунулась ветка из живой изгороди. Ветка попала пассажиру в правый глаз и так сильно его повредила, что глаз пришлось удалить.

Рольфа вызвали в городской суд за нанесение пассажиру увечья. Я представлял пассажира и привел в доказательство тот факт, что увечье случилось по вине моего братца, проявившего небрежность при обгоне велосипедиста.

Городской суд согласился утвердить мое исковое заявление и приговорил Рольфа к тюремному заключению.

Я собрал шестерых оставшихся братцев-сестриц и говорю им:

— Смотрите, что с Рольфом сталось.

А братцы-сестрицы:

— До чего же ты в себе уверен. А не знаешь, что Рольф обратился в следующую инстанцию и обжаловал там решение.

Дождь. Меня позвали в апелляционный суд для дальнейшего рассмотрения дела. Апелляционный суд утвердил решение городского суда. Рольф угодил в тюрьму.

Я говорю братцам-сестрицам:

— Видите теперь, что с Рольфом сталось?

Братцы-сестрицы:

— Почему ты так стараешься нас наказать?

Я:

— Перед законом все равны, и с моей стороны было бы неправильно делать для вас исключение.

Десятое апреля. Дождь. Именины Ингвара. Ингвар сидит в тюрьме. Нет ни малейшей причины, чтобы поздравлять его и праздновать его именины.

Братцы Нильс и Свен сели на поезд и уехали на север в Стокгольм.

Братцы-сестрицы собрались на центральном вокзале перед их отъездом и громко кричали:

— Счастливо вам, Нильс и Свен!

Я сказал оставшимся братцам-сестрицам, а точнее, оставшимся сестрицам Гертруде, Софии, Рагнхильде и Гунхильде:

— Есть повод делить людей на людей «я» и людей дела. Для первых из вышеупомянутых предметы и события имеют значение только, если они имеют какое-то отношение к их «я». Для людей дела предметы и события имеют свое собственное значение, а их «я» сливается с этими событиями. Я несомненно отношусь к людям дела.

А сестрицы мне:

— У тебя голос как из могилы.

Пятнадцатое мая. Дождь. Именины Софии не праздновали.

Нильс и Свен нанялись гардеробщиками в «Странд Отель» в Стокгольме. Одна дама сдала им на хранение ондатровую шубу. Когда она собралась покинуть гостиницу, то заявила, что получила от братцев не ту шубу, которую сдала.

Нильса и Свена вызвали в городской суд. Я представлял даму. Я заявил, что шуба была потеряна по причине небрежности, свойственной моим братцам.

Городской суд приговорил их к тюремному заключению. Они обжаловали решение. Апелляционный суд утвердил решение городского суда. Они попали в тюрьму.

Я собрал сестриц:

— Видите, что с Нильсом и Свеном сталось? А они отвечают:

— Ты не хочешь, чтобы мы жили самостоятельно. Ты, может, хотел бы, чтобы мы умерли?

Пятнадцатое июля. Переменная облачность. В небе кучевые облака. Именины Рагнхильды не справляли.

Я собрал сестриц:

— Для перевозки трупа должен быть выписан сопроводительный документ, в соответствии с законом об отправке грузов большой скоростью. Оплата фрахта за перевозку трупа взимается с отправителя.

Двадцать седьмое августа. Гроза. Дождь. Именины Рольфа. А Рольф в тюрьме сидит. Никаких поздравлений и пожеланий.

Я собрал сестриц. Говорю нм:

— Для того, чтобы кто-либо считался умершим, требуется, чтобы лицо, предполагаемое умершим, исчезло и чтобы с момента исчезновения прошло не менее двадцати лет. Исключение, когда лицо считается умершим всего через пять лет, делается в том случае, если лицо, предполагаемое умершим, пропало на войне, на затонувшем корабле, находилось в обстоятельствах, представляющих опасность для жизни, или родилось более девяноста лет назад.

Гертруда, София, Рагнхильда и Гунхильда пошли на центральный вокзал и купили билеты в Вестерос.

В Вестеросе они открыли магазин дамской одежды. В магазин зашла женщина, которая хотела купить купальную шапочку. Она поскользнулась на коврике, лежавшем на паркетном полу, упала и так сильно расшиблась, что впоследствии скончалась.

Сестриц вызвали в городской суд. Я представлял наследников женщины. Я привел довод — коврик следовало положить на резиновую подстилку.

Сестрицы возразили, что никто не мешал женщине обратить внимание на коврик, а несчастный случай, судя по всему, был вызван ее спешкой.

Я привел довод — в циркуляре, высланном страховой компанией «Фильгия», незакрепленные коврики приводятся в качестве примера ответственности за нанесение увечья, которая возлагается на владельца магазина.

Сестрицы возразили, что страховое общество «Скандинавия» по страхованию от пожара и несчастных случаев, в котором был застрахован их магазин, в своих циркулярах не приводит подобных примеров ответственности со стороны хозяев магазинов.

Городской суд не принял во внимание аргументы сестриц и приговорил их к тюремному заключению.

Сестрицы обжаловали приговор.

Апелляционный суд не нашел повода для изменения приговора.

Я сказал сестрицам:

— Видите, что с вами бывает, когда вы то и дело пытаетесь нарушать закон? Вы просто-напросто попадаете за решетку.

Четвертое ноября. Дождь. У Сверкера именины. А он в тюрьме сидит. Именины ему не справляли.

Сестрицы подали на пересмотр дела. Меня призвали в Верховный суд, где я продолжал быть обвинителем.

Верховный суд признал приговор апелляционного суда справедливым. Сестрицы угодили в тюрьму.

Все братцы-сестрицы сидят в тюрьме. Я подумал:

— Я тут, а они там.

Декабрь. София, Свен, Гунхильда, Ингвар, Рагнхильда, Сверкер, Рольф, Нильс и Гертруда сидят в тюрьме. Я написал им:

— Видите, что бывает, когда вы своевольничаете?

Январь. Февраль. Март. Апрель. Май. Июнь. Братцы-сестрицы сидят в тюрьме. Я не сплю по ночам. Хожу в кафедральный собор. Захожу во все его помещения. Мне нравятся серые глыбы песчаника из район Хёр.

Июль. Я вспоминаю цапонский лак и думаю, где бы можно было его купить.

Август. Братцы-сестрицы сидят в тюрьме. Я пошел в кафедральный собор и рассматривал там искусно отреставрированные куранты.

Сентябрь. Срок заключения братцев-сестриц подошел к концу. Они выходят из тюрьмы. Я стою у тюремных ворот и приветствую их, когда они выходят. Из женской тюрьмы. Из мужской. Я:

— Дошло до вас за время заключения, что убегать от меня не следует?

Братцы-сестрицы распаковывают чемоданы. Я:

— И не думайте бежать. Не думайте упаковывать чемоданы. Ни в Стренгнес. Ни в Чёпинг. Ни в Стокгольм. Ни в Вестерос. Ни в какое такое место вы больше не поедете.

Октябрь. Братцы-сестрицы под рукой и в поле зрения. Прошло много дней.

Ноябрь. Я спрашиваю братцев-сестриц:

— Будете жить со мной всю жизнь?

Они отвечают:

— А что нам остается, если невозможно ничего делать самостоятельно?

Декабрь. Снегопад. Мороз. Снег на земле. Я пошел в кафедральный собор. Четыре свода центрального нефа. Стены хора. Порталы боковых проходов. Большая хоровая лестница. Вхожу в поперечную капеллу. Поперечные проходы. Вниз в огромный склеп.

Поднимаюсь к курантам. К их тонкой механике. Прямо в рот. К вкусовым сосочкам. Вкусовым порам. Рецепторам языка. Далее в районы обоняния на верхней носовой раковине и на перегородках между носовыми полостями.

Прямо в обонятельные клетки и вкусовые нервы и далее через их тонкие контакты в самый мозг.

Январь. Снег. Солнце. Я пошел на площадь Мортена и купил конфет. Собрал братцев-сестриц и угостил их конфетками. Спрашиваю их:

— Вам кажется, я старый?

Братцы-сестрицы:

— Ты не на много старше нас.

Я:

— Вам кажется, я усталый и больной?

Братцы-сестрицы:

— Ты устал не больше, чем мы.

Я:

— Я не старый. Я не устал; Я не больной.

Февраль. Снег. Солнце. Я собрал братцев-сестриц и говорю им:

— Я решил избрать новый жизненный путь. Отныне я намерен заниматься патентоведением. Я хочу, чтобы вы были моими помощниками.

Братцы-сестрицы:

— Мы почти ничего не знаем о патентах.

Я:

— Работа в патентоведении главным образом опирается на закон о фирменных знаках. Я хочу, чтобы вы были моими ассистентами.

А они:

— Мы почти ничего не знаем о законе о фирменных знаках.

Я:

— Я проведу с вами обучение в данной области, и вы постепенно станете хорошо информированными и знающими. Моими маленькими помощничками. Крошечными ассистентиками.

Снег. Солнце.

Я прочел братцам-сестрицам отрывок из закона об охране фирменных знаков:

«Каждый, кто в нашей стране имеет фабрику или ремесленное дело, занимается сельским хозяйством, горным делом, торговлей или какой-либо другой промышленной деятельностью, зарегистрировав фирменный знак, на котором указано его имя или название фирмы, приобретает, в соответствии с настоящим законом, эксклюзивное право на пользование этим фирменным знаком, чтобы в общей торговле его продукцию можно было отличить от продукции других фирм».

Я спросил их:

— Понимаете, что это значит?

Они отвечают:

— Нам кажется, это значит, что если кто-то использует чужой фирменный знак, то это против закона.

Я:

— Да, это преступление.

Братцы-сестрицы:

— А наказать за такое могут?

Я:

— Разумеется. В самой природе вещей заложено то, что за преступлением следует наказание.

Я спросил братцев-сестриц:

— А знаете ли вы, что означает фирменный знак?

Братцы-сестрицы:

— Знак товара? Товар со знаком?

Я объяснил им:

— Существует два вида фирменных знаков. С одной стороны, словесные знаки, например «Лев», «Олень» или «Лебедь». С другой стороны, фигуративные, представляющие собой изображение, к примеру, льва, оленя или лебедя. Часто фирменные знаки представляют собой комбинацию словесного знака и фигуративного знака, например: «Лебедь», снабженный изображением лебедя, «Олень», снабженный изображением оленя, или «Лев», снабженный изображением льва.

Я продолжал с уверенностью смотреть в будущее.

Я прочел братцам-сестрицам отрывок из закона об охране фирменных знаков:

«Не разрешается регистрация фирменного знака, не имеющего достаточно оригинальной формы, за счет которой товары с таким знаком отличались бы в широкой продаже от товаров других производителей».

Братцы-сестрицы спросили:

— А что будет, если органы патентоведения отказались зарегистрировать какой-либо фирменный знак?

Я ответил:

— Тогда тот, кто обратился с просьбой зарегистрировать знак, должен придумать другой знак.

Братцы-сестрицы позвали меня. А потом и говорят:

— Мы находим твою деятельность в области патентоведения интересной. На нас положительно подействовало твое стремление обучить нас закону о фирменных знаках.

Я:

— Я рад этому и надеюсь, что вы тоже до конца ваших дней с радостью будете оставаться моими ассистентами.

Они:

— Мы решили, что больше не будем ассистировать тебе в патентоведении. Мы намерены открыть торговлю товарами, которые мы сами выберем, и сами будем решать, какие названия им дать. Мы обладаем собственным потенциалом. Мы хотим стать свободными предпринимателями. Мы от тебя уезжаем. Мы складываем чемоданы. Мы надеемся, что ты справишься без нас.

Я сказал братцам-сестрицам:

— Я не хочу, чтобы вы уезжали.

Братцы-сестрицы:

— Мы все равно уедем.

Я:

— Не забудьте, что именно я решаю, могут ли товары, которые вы намереваетесь сбывать, называться так, как вы хотите. Я — представитель патентоведения, и вам придется мне подчиняться.

Братцы-сестрицы:

— Мы все равно уедем, куда пожелаем.

Я:

— Куда же вы поедете?

Братцы-сестрицы:

— Куда угодно, где нужны предприниматели.

Братцы-сестрицы сложили чемоданы, пошли на центральный вокзал и разъехались в разных направлениях.

Братец Ингвар хотел открыть торговлю аппаратами для показа движущихся картин. Он хотел назвать свои аппараты «Кино». Я отказался регистрировать такое название, потому что оно является общим товарным наименованием и называть им отдельные товары нельзя.

Сестрица Гертруда хотела торговать мукой под названием «Бриллиант». Я отказал в регистрации, так как название, указывающее на определенный драгоценный камень, не имеет никакого отношения к качествам данного товара.

Братец Свен хотел торговать сенокосилками под названием «Браво». Я отказал в регистрации, так как товарам нельзя давать названий типа «Лучший», «Хороший» или «Способный».

Меня не волнуют именины братцев-сестриц.

Братец Нильс хотел торговать конфетами под названием «Англия». Я отказал ему, так как такое название как бы указывает на место изготовления товара, а место изготовления товара не может быть использовано в качестве названия.

Братец Нильс сказал, что конфеты вовсе не из Англии, поэтому Англию нельзя считать указанием на место изготовления.

Я ответил, что Англия всегда считается местом изготовления, а истинное место изготовления не имеет в данном случае никакого значения.

Сестрица Гунхильда хотела торговать швейными машинками под названием «Фаворит». Я отказал в регистрации, так как нельзя регистрировать товары под названиями типа «Великолепный» или «Наилучший».

Сестрица София хотела торговать какао под названием «Спорт». Я отказал в регистрации, так как между предназначением товара и названием не существует никакой связи.

Сестрица Рагнхильда хотела торговать хрустящими хлебцами под названием «Королевские хлебцы». Я отказал в регистрации, так как хлебцы с таким названием можно перепутать с хлебом, выпеченным в королевских пекарнях.

Братец Рольф хотел торговать велосипедами под названием «Веселуха». Я отказал в регистрации, так как данное слово, представляющее собой общераспространенное жаргонное выражение, не имеет никаких особенностей, благодаря которым его можно было бы употреблять как название товара.

Братец Сверкер хотел торговать пуншевым экстрактом под названием «Популярный». Я отказал в регистрации, так как нельзя регистрировать названия типа «Прима» и «Лучший».

Братцы-сестрицы сказали:

— Ты не хочешь, чтобы мы зарабатывали себе на жизнь торговлей.

Я:

— Я вам ни в коей мере не мешал становиться предпринимателями.

Братцы-сестрицы:

— Мы так и не смогли зарегистрировать свои товары.

Я ответил:

— Я отказался регистрировать названия ваших товаров, в силу того, что закон о фирменных знаках не разрешает регистрировать подобные названия. Вы могли бы, к примеру, торговать писчей бумагой под названием «Мандолина». А вы вместо этого хотите торговать радиоаппаратами под названием «Радио» и пуншевым экстрактом под названием «Популярный». Зачем вам это нужно? Вы же знаете, что это недозволено.

Братцы-сестрицы:

— Нам очень хочется торговать радиоаппаратами под названием «Радио» и пуншевым экстрактом под названием «Популярный». А вот писчей бумагой «Мандолина» нам вовсе не хочется торговать.

Прошло много дней.

Братцы-сестрицы готовили к продаже товары, подавали заявки на регистрацию названий, а я им отказывал. Я собрал братцев-сестриц и зачитал им из закона о фирменных знаках параграфы, касающиеся нарушений вышеупомянутого закона.

Братцы-сестрицы:

— Ты не хочешь, чтобы мы жили самостоятельно. Ты нам нарочно все портишь.

Братцы-сестрицы открыли торговлю товарами, которые я отказался регистрировать. Я подал на них иск в городской суд. Их приговорили к тюремному заключению. Они подали жалобу в апелляционный суд. Апелляционный суд утвердил решение городского суда. Они обратились в Верховный суд. Верховный суд утвердил решение городского суда. Братцев-сестриц посадили в тюрьму.

Все братцы-сестрицы сидят в тюрьме. Гунхильда, Нильс, Сверкер, Рольф, София, Ингвар, Рагнхильда, Свен и Гертруда.

Я навестил их в тюрьме. Навестил в женской тюрьме. Навестил в мужской. Я сказал им:

— Ни «Кино» вам, ни «Бриллианта», ни «Браво», ни «Англии», ни «Фаворита», ни «Спорта», ни «Королевских хлебцев», ни «Веселухи», ни «Популярного».

Я навестил братцев-сестриц в тюрьме и сказал им:

— Вот и сидите-посиживаете. Потому что меня не слушали. Вот вы и попались.

Я навестил братцев-сестриц в тюрьме. Они молчат. Играют в карты. У меня с собой были фрукты и сладости, я их подбадривал историями из времен аптеки «Лев».

Январь. Февраль. Март. Я взялся за мозг и ощутил, сколько он весит. Килограмм триста граммов.

Апрель. Май. Июнь. Июль. Я прошелся по черепу. Через лобную долю мозга. К центральной борозде. Спустился в сильвиеву яму. Вошел в мозолистое тело. В четверохолмие.

Август. Сентябрь. Октябрь. Братцы-сестрицы все еще в тюрьме. В зрительных холмиках, ганглиях, внутренней капсуле, в полях мозговой коры.

Ноябрь, декабрь. Гиппокамп. Доля Бракса. Спинной мозг. Все граммы.

Январь. Братцы-сестрицы вышли из тюрьмы. Я собрал их у себя и сказал «добро пожаловать».

Прошло много дней.

Братцы и сестрицы показались мне вялыми. Я сказал им:

— Возьмите себя в руки. Взбодритесь.

Я сказал братцам-сестрицам:

— Не сидите с таким пришибленным видом. Выше голову!

Прошло много дней. Сколько же дней прошло?

Январь. Я вспомнил бутылки с цапонским лаком в лавке моего отца. Бледно-желтый цапонский лак с характерным кисловатым запахом.

Я спросил братцев-сестриц:

— Помните, как вы были моими помощниками и ассистентами? Помните, как вы спали в аптеке «Лев»?

Январь. Я не сплю ночами. Мне хочется купить цапонского лака. Время идет. Я не могу спать.

Братцы-сестрицы:

— Ты должен понять, что у нас теперь есть собственные помощники и ассистенты. У нас есть свои квартиры и должности.

Январь. Я попросил братцев-сестриц прослушать мой рассказ о возможном судебном случае:

— Я поселяюсь в гостинице в другом городе. Я представляюсь торговым агентом по тканям. Помещаю объявление в местной газете, обращенное к женщинам, где сказано, что, если они придут в гостиницу, то смогут осмотреть партию необыкновенных индийских тканей ручной работы для пошива платьев. В гостиницу приходит с десяток женщин, и я выбираю одну из них. Когда она заходит ко мне в номер, я делаю вид, будто тонкие ткани лежат в чемодане, раскрытом на столе. Я говорю, что по индийской традиции покупатель должен сначала поднять с торговцем чашу. Женщина выпивает заранее подготовленную мной смесь камфары и морфина. Она слабеет, падает на пол и засыпает. Через некоторое время я покидаю номер. Я оставляю ключ внутри, а потом снаружи вставляю в замочную скважину отмычку устити. Я подцепляю ключ за бородку и поворачиваю его, так что комната кажется закрытой изнутри. Я покидаю гостиницу, сказав портье, что мне нужно по делу в банк.

Братцы-сестрицы молча ожидают. Я спрашиваю их:

— Почему вы ничего не говорите?

Они отвечают:

— Мы думали, что последует какое-нибудь продолжение или объяснение.

Они вновь замолкают. А через некоторое время:

— Что такое устити?

Я отвечаю:

— Устити бывают разной формы, но принцип у них всегда один. Пару тонких, выдолбленных полукругом стальных челюстей, с рифлениями, чтобы они не скользили, вводят в отверстие для ключа, сжимают ключ и поворачивают его. Некоторые устити напоминают обычные плоскогубцы. Только челюсти у них тонкие и круглые, выдолбленные и рифленные с внутренней стороны.

Братцы-сестрицы молчат. Я спрашиваю их:

— Слышали, что я сказал?

Братцы-сестрицы:

— Мы и не знали, что ты интересуешься подобными вещами.

Я спросил братцев-сестриц:

— Помните, как отец рассказывал про аптекаря Мёллера?

Я сказал братцам-сестрицам:

— Я знаю, что вам пора идти на всякие ваши собрания и занятия.

Я спросил кого-то:

— Вы — врач?

Я хотел, чтобы братцы-сестрицы сели вокруг меня и прослушали рассказ о возможном судебном случае. Они сказали:

— Иногда нам кажется, что в голове у тебя камень.

Я стал вспоминать, в какие дни у братцев-сестриц именины. Я знаю, что у меня хорошая память.

Январь. Я спросил братцев-сестриц:

— Вы теперь все — автомобилисты? Вы ведь теперь все машину водите?

Братцы-сестрицы:

— Да, у каждого из нас своя машина.

Я:

— А Мерседес-Бенц и Форд, и Вольво у вас есть?

Они:

— У нас и все это есть и еще многое.

Я спросил кого-то:

— Вы — медсестра?

Я чувствую запахи сурьмяного блеска, фторного аммониума, асфальта, тысячелистника, костяного пепла, лимонно-кислотного серебра, костяной муки и копытного масла.

Я спросил братцев-сестриц:

— Я очень болен?

Я сказал братцам-сестрицам:

— Я не забываю, когда у вас именины. У Гертруды 17 марта. У Свена 5 декабря. У Гунхильды 30 января. У Софии 15 мая. У Рольфа 27 августа. У Сверкера 4 ноября. У Ингвара 10 апреля. У Рагнхильды 15 июля. У Нильса 8 октября. Я никого не забыл?

Я спросил братцев-сестриц:

— Я когда-нибудь поправлюсь?

Я напомнил братцам-сестрицам о том, что у меня было много коллег в юриспруденции.

Братцы-сестрицы:

— Да. Они, наверное, уже умерли.

Я чувствую запахи оловянного масла, крахмала, рыбьего клея, шлаковой желчи и китайской корицы.

Братцы-сестрицы:

— Ты рассказывал про какую-то отмычку, которой можно ключи поворачивать. Уж не хочешь ли ты сбежать? Куда же ты пойдешь?

Я думаю:

— Камень выдержит время.

Я спросил тех, которые ходят взад-вперед с посудинами, сосудами и термометрами:

— Вы — санитары?

Почти никогда ничего не случается. Мало чего происходит. Немногое случается.

Кто-то говорит:

— Пора спать.

А я не хочу спать.

Я спросил братцев-сестриц:

— Почему вы такие молчаливые? Вы такие же молчаливые, как и раньше?

Я хочу переехать повыше. Я представляю себе, что нижний этаж общедоступен и предназначен для лечения простейших случаев, тогда как на этажах выше производится лечение более трудных и важных случаев.

Я хочу переехать на самый верхний этаж.

Январь. Я сказал братцам-сестрицам:

— Я все еще жив-здоров. Я еще не умер, меня не похоронили.

Они отвечают:

— Снеговик ты этакий.

Я спросил братцев-сестриц:

— Помните, как отец называл площадь Мортена Бычьей площадью?

Я спросил братцев-сестриц:

— Кто теперь владеет аптекой «Лев»?

Я предложил братцам-сестрицам подумать о таком случае:

— Я обращаюсь за консультацией к врачу по поводу болей в спине и получаю рецепт на небольшую одноразовую дозу морфина. Я наношу тонкий слой цапонского лака на рецепт. Иду в аптеку и получаю морфин. Отпустив лекарство, помощник аптекаря ставит на рецепте штамп «Аннулируется» резиновым штемпелем со штемпельной краской. Я забираю рецепт. Дома я осторожно смываю штамп. Поверхность рецепта выглядит совершенно чистой. В тот же день я иду в другую аптеку и получаю еще одну дозу морфина. Понимаете?

Братцы-сестрицы:

— Тебе пора отдохнуть.

Я:

— На следующий день мне удается раздобыть тройную дозу морфина. Я вижу, что могу изменить также и назначенную врачом дозу. Я увеличиваю дозу в десять раз. Еду в аптеку на окраине города, где принимают мой рецепт. Понимаете?

Братцы-сестрицы:

— Нас беспокоит, что ты все о болях в спине говоришь. А что там за аптека на окраине?

Существует время для посетителей.

Братцы-сестрицы спрашивают:

— Ты голоден?

Я чувствую запахи фарфоровой глины, американского масла, парижской зелени, чернильного порошка, мыльной коры, хлорофилла, исландского мха, негашеной извести и конского жира.

Я спросил братцев-сестриц:

— Вы все еще живы?

Братцы-сестрицы:

— Все мы живы и здоровы.

Я спросил братцев-сестриц:

— А коршунов помните?

Я спросил братцев-сестриц:

— Вы все сюда пришли?

Братцы-сестрицы:

— Мы принесли фрукты и конфеты, которые ты так любишь.

Братцы-сестрицы спрашивают:

— Писать хочешь?

Я спросил братцев-сестриц:

— Помните, как мы дополнительно латынь учили?

Они:

— Только ты ее учил.

Я спросил:

— И сколько это будет продолжаться?

Братцы-сестрицы:

— У нас все прекрасно. У нас есть работа и хорошие семьи. У нас и дети есть и внуки. Все тебе кланяются.

Кто-то говорит:

— Сон приносит здоровье.

А я не хочу спать.

Я спрашиваю братцев-сестриц:

— Вы ездили на машине в Чёпинг, Йокмок, Доротею и Экшё?

Братцы-сестрицы:

— Мы там много раз бывали.

Январь. Я упал.

Я сказал братцам-сестрицам:

— У вас морщины.

Братцы-сестрицы собрались вокруг меня и говорят:

— Послушай-ка нас. Ты устал и не очень хорошо выглядишь. Мы считаем, что тебе нужно отдохнуть. Нас какое-то время не будет. Мы скоро вернемся.

Я сказал:

— Молчите. И сидите тут.

Пришли какие-то люди и стали задавать мне вопросы.

Я их спрашиваю:

— Почему мне никто ничего не рассказывает?

Братцы-сестрицы говорят:

— Может быть, ты хочешь, чтобы мы тебя к окну передвинули? Ты увидишь как на улице играют дети.

Кто-то говорит:

— Вот и завтрак.

Я сказал братцам-сестрицам:

— Или я останусь здесь и умру, или же я сбегу.

Братцы-сестрицы:

— Куда же ты сбежишь?

Я:

— Вы-то постоянно сбегаете.

Я спросил:

— Что со мной?

Я сказал братцам-сестрицам:

— Хоть бы спели мне что-нибудь.

Братцы-сестрицы:

— Нам хотелось бы быть злыми. Хотелось бы бить тебя по рукам, изранить тебе лицо. Хотелось бы поковырять чем-нибудь острым у тебя в глазах и в ушах. Да как-то все не раскачаться.

Я пытаюсь отвечать на вопросы, которые мне задают.

Я спросил братцев-сестриц:

— Вы что, окончательно от меня отвалились?

Пришли люди и спрашивают:

— У вас братья-сестры есть?

Я отвечаю:

— У меня четыре сестры и пятеро братьев. Они:

— Как их зовут?

Я:

— София, Гунхильда, Рагнхильда, Гертруда, Ингвар, Сверкер, Рольф, Свен и Нильс.

Они:

— Где ваши братья и сестры проживают?

Я:

— Они же здесь. Скоро придут меня навестить.

Я вспомнил песню, которую пела мать:

— И вот из подземных рек поднялось бледное безумие.

Я сказал медсестре:

— Братцы-сестрицы часто меня навещают. Мне почти не удается побыть одному.

Кто-то говорит:

— Вот и обед.

Я спрашиваю:

— А братцы-сестрицы тут были?

Меня спрашивают:

— Давно вы здесь находитесь?

Я отвечаю:

— Вроде бы с прошлого месяца.

Они:

— А где вы были два месяца назад?

Кто-то говорит:

— Доброе утро. Хорошо ли спалось?

Я отвечаю:

— Я не спал.

Я вспомнил, как мать говорила:

— Коршун уносит цыплят.

Я спросил:

— И долго это будет продолжаться?

Кто-то спрашивает:

— Если два яблока вместе стоят две кроны, сколько стоят три яблока?

Я думаю, что зашел так глубоко, как только можно. Как бы мне зайти еще глубже?

Я думаю:

— Сколько минут мне осталось?

Я говорю:

— Все уходят. Почему все уходят?

Я попросил санитарку внимательно прослушать такую фразу:

— Этого предателя нужно было бы расстрелять. Хотя бы его расстреляли! Ах, если бы его пристрелили.

Кто-то говорит:

— Уже пора ложиться.

Я думал, что братцы-сестрицы где-то поблизости.

Я вспомнил, как мать рассказывала о планете Меркурий. И о планете Марс. Об их длинных траекториях.

Я спросил врача:

— Кто-нибудь говорил с братцами-сестрицами?

Я сказал санитарке:

— Я ухожу. А как мне уйти?

Я сказал медсестре:

— Хоть бы его застрелили.

Я думаю, что ищу братцев-сестриц.

Они спрашивают:

— Почему мы задаем разные вопросы?

Я отвечаю:

— Чтобы выведать то, что я знаю.

Они спрашивают:

— А зачем нам это?

Кто-то сказал:

— А вот и ужин.

Я сказал:

— Пчелиный рой набрасывается на отдыхающего.

Все шепчутся. Я слышу, как они шепчутся.

Я думаю:

— Как вообще что-нибудь может прийти к концу?

Я сказал тем, кто задает вопросы:

— Сон и старость — это отравление.

Я сказал тем, кто шепчется:

— Я знаю, что вы шепчетесь. Вы все время шепчетесь.

Январь. Мне кажется, что я ищу возле приюта для душевнобольных. Ищу возле интерната для слепых. Ищу возле школы для глухонемых. Ищу возле эпидемиологической больницы. Ищу возле Риббингской больницы для неизлечимых больных.

Мне кажется, что стоит зима и я чувствую, как мне на голову сыплется снег с дождем. Что я иду по Монастырской улице и подошвы моих ботинок мокрые и холодные. Что я иду на площадь Мортена и вижу, что земля в том месте, где торговали рождественскими елками, все еще усыпана хвоей и щепками.

Мне кажется, что я иду на вокзал и ищу. Что в зале ожидания их нет. И на перроне нет. Что там стоит поезд и я иду вдоль состава и заглядываю в вагоны. Вагон-ресторан. Мягкий вагон. Второй класс. Почтовый вагон. Что я покупаю билет и занимаю место у окна в пустом купе. Что поезд отходит и я прижимаюсь коленом к горячей батарее.

Мне кажется, что я смотрю через окно на пустоши, поросшие вереском и мхом, прижимаясь лбом к холодному стеклу. Что идет снег. Что поезд останавливается в городе, а потом еще в одном, меньшем, чем первый, а потом в еще меньшем, который, может, и не город вовсе, а поселок. Что мы едем через леса. Что поезд, не снижая скорости, минует полустанки. Что я смотрю в окно, нет ли там братцев-сестриц.

Мне кажется, что я замечаю, как вдоль полотна бегут трое лыжников, которых я теряю из вида, когда они въезжают в лес. Что идет снег.

Мне кажется, что старший кондуктор сообщает, что мы приехали. Что я выхожу из поезда и некоторое время стою на перроне. Что воздух свежий и холодный. Что я стою неподвижно и смотрю, как падает снег. Что я размышляю, думают ли братцы-сестрицы обо мне, обсуждают ли друг с другом, куда я делся и что затеял. Что вдалеке я вижу высокие горы, а еще дальше вижу горы еще выше, множество белых гор, совсем вдали, может быть, даже в самой Норвегии.

Мне кажется, что я вижу, как несколько железнодорожных рабочих отцепляют один локомотив от состава и прицепляют другой локомотив к его противоположному концу перед тем, как поехать обратно. Что я вижу, как машинист и старший кондуктор сидят на ступеньках кабины машиниста. Что они курят, и я слышу, как из кабины доносится музыка, может быть, это любимая музыка машиниста, которую передают по радио. Что машинист и старший кондуктор переговариваются и время от времени оглядываются по сторонам. Что они выкурили по одной сигарете и закурили новые.

Мне кажется, что они проводят время в ожидании отправления поезда, идущего обратно на вокзал в Лунде. Что я отхожу от них на несколько шагов вдоль перрона. Что потом я останавливаюсь и стою совершенно неподвижно. Что я оборачиваюсь к ним и вижу, как они некоторое время смотрят на меня.

Послесловие

СКАЗКА О МАГНУСЕ ФЛОРИНЕ И ЕГО БРАТЦАХ-СЕСТРИЦАХ

Жил-был Магнус Флорин. Жил он в шведском королевстве и писал странные книги. Прочтешь — и не знаешь, что и думать. Что это? Где происходит? Что на самом деле случилось? Да и были ли они, братцы-сестрицы? Имена-то у них есть, все время их слышишь, просто в ушах звенит: Ингвар, Рагнхильда, Сверкер, Рольф, София, Свен, Гунхильда, Нильс и Гертруда. Только о них и разговор. А вот были ли они?

Для Флорина обычный вопрос «Что происходит?» не важен. Для него важен вопрос «Как происходит?» или даже скорее «Как чувствуется?». Так и построен его роман, то есть слово «роман» здесь, пожалуй, не вполне уместно. Как же это назвать: сказка? Аллегория? Сон наяву? Мистификация?

Книга начинается с движения, герой-рассказчик, безымянный десятый братец, проходит через помещения аптеки, с точностью описывая все мельчайшие детали: весы марки «Bunge, Metz & Sartorius», шкаф с ядами, препараторскую, доску для объявлений. Деталей становится все больше. Течет ручеек вполне реального описания, которое одновременно все же не совсем четкой, словно объективу в фотоаппарате не хватает резкости. Главным героем движет беспокойство, как бы не исчезли братцы-сестрицы. В начале повествования он ребенок, сын аптекаря, потом становится аптекарем, потом выбирает своим занятием юриспруденцию, а позже патентоведение. И всегда рядом с ним его загадочные братцы-сестрицы: исчезают, убегают и снова появляются, возвращаемые им на место. Может быть, и весь роман Флорина о легко переходимой границе между любовью и зависимостью?

Изображение вибрирует, меняется, пространные перечни предметов чередуются с предельно лаконичными фразами. Реальность так же призрачна, как и само существование героя.

Интонация Флорина — аллегорическая. Язык — фрагментарный, наполненный фактами. Описание же чувств практически отсутствует. Зато есть материальное отношение к языку. Флорин словно выясняет, как же создается литература, как слова прикрепляются одно к другому. Он показывает нам, как простое перечисление предметов может разбудить чувства и фантазию: «…я чувствую запахи кристаллов яри-медянки, уксусно-кислотного свинца, уксусной кислоты, танина, азотной кислоты, сахарной кислоты, ланолина, трута, очищенного свиного сала, белка, квасцов перистых, касторового масла и нашатырного спирта…».

Писатель словно долго вертит в руках каждое слово, внимательно осматривает его, решая, подходит ли оно к другим. Пробует на вкус. Нюхает. Словно пытается понять, съедобно ли оно.

Калиброванная сдержанность рассказа притягивает больше, чем километры иных стихов. Интрига и сосредоточенность на активном действии не интересуют писателя. Он работает медленно. Собирает формулировки. Потом вытягивает из собранных фрагментов место, действие и героев. У него не встретишь ни громких слов, ни развернутых формулировок. Он — археолог языка, алхимик. Из различных компонентов, из старых и новых слов варит он свой волшебный эликсир. Язык Флорина состоит из различных временных слоев. Одни — старые, другие — современные.

Магнус Флорин, подобно одному из героев Перека, спасает слова и связанные с ними чувства, использует их и тем самым возвращает к жизни. Его вполне можно назвать микрофеноменологом языка.

* * *

Магнус Флорин вообще человек неординарный. Он не только интересуется театром и художественной литературой, но и читает книги по истории культуры, эссе, научную и юридическую литературу. Плоды его чтения видны на страницах романа, они отражают его литературное кредо — хорошая книга должна быть не просто развлекательно-психологической. Она должна вмещать антропологию, археологию, социологию, экономику.

Сам он говорит так: Чтобы как следует рассмотреть человека, нужно отойти от него хотя бы на несколько шагов.

Елена Самуэльсон

Оглавление

Братцы-сестрицы

Послесловие Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg