«Остап Бендер — агент ГПУ»

Остап Бендер — агент ГПУ (fb2) - Остап Бендер — агент ГПУ (Дальнейшие похождения Остапа Бендера - 4) 1077K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Анатолий Вилинович

Анатолий Вилинович Остап Бендер — агент ГПУ

Об авторе

Вилинович Анатолий Алиманович – автор с пятидесятилетним литературным творческим стажем, член Международной ассоциации писателей, кинодраматург, режиссер, журналист-международник, автор о строительства нефтепровода «Дружба», удостоен премии радиостанции «Немецкая волна».

В творческом активе писателя – более двадцати литературно-художественных-документальных произведений: «Золото Керчи», «Запах золота», «Блеск и туман разведки», «Иммлер и Борман», «В поисках перемирия», «Бриллианты», «Фальшивомонетчики», «Антология шпионажа.

Широкую известность получили романы: «Дальнейшие похождения Остапа Бендера», «Остап Бендер в Крыму», «Остап Бендер и Воронцовский дворец». А книга «Остап Бендер – агент ГПУ», которая выходит в свет, тоже становится популярной, судя по многим заявкам читателей.

Много очерков и рассказов напечатаны в газетах и журналах.

Издано несколько театральных и радиопьес. Написано несколько киносценариев для художественных и документальных фильмов.

Посвящается моей матери Пожаровой З.А., заслуженной участнице Великой Отечественной Войны 1941-1945 гг.

Предисловие

Книга Остап Бендер – агент ГПУ продолжает повествовать о дальнейших похождениях Остапа Бендера, замечательного литературного героя из произведений великих писателей Ильи Ильфа и Евгения Петрова.

Краткое содержание предыдущей книги «Остап Бендер и Воронцовский дворец».

Остап Бендер и его компаньоны Шура Балаганов и Адам Козлевич, как уже повествовалось в книге «Остап Бендер в Крыму» отправились в Крым за графским золотом. Знакомятся с дворецким, слугами и горничными графини Воронцовой-Дашковой. От них узнают много полезного для их поиска сокровищ графини. Но этих данных недостаточно, чтобы узнать место тайника, где спрятала графиня свои сокровища перед отъездом из Крыма.

Бендер узнает, что перед ее отъездом во дворце вдруг затеян ремонт дворца и фотографируются планы подвальной части дворца. Для чего это перед отъездом графини ремонт и фотографирование?

Остап со своими единомышленниками ночью проникает во дворец и в подвалах они ищут следы свежего ремонта, где мог быть тайник сокровищ. Но не находят. Бендер и его друзья пускаются на поиски фотографа, на снимках которого должны быть пометки нахождения тайника, как предполагал великий искатель миллионов.

С рядом приключений, которые ввели искателей сокровищ на край их гибели они знакомятся с начальником Крымского ГПУ, сообщив ему о тайной агентке бандитов, служившей в Севастопольском уголовном розыске. Бендер входит в доверие к властям, получает благодарность и помощь от них.

После долгих комических и остросюжетных приключений герои предыдущей книги находят негативы снимков подвала дворца с указанием, в виде стрелок, место замурованного клада сокровищ графини.

Подготовив все необходимое для решающего ночного проникновения во дворец, Бендер и его неразлучные друзья Балаганов и Козлевич решили прогуляться по городу.

Далее: уважаемые читатели предлагаю вашему вниманию заключительные страницы предыдущей книги с некоторым сокращением текста.

Компаньоны остановились перед афишей, на которой скупо и некрасиво было написано:

«Сегодня в клубе санатория «Солнечный /бывш. № 25/27/ состоится встреча с комендантом пограничного района Большой Ялты. Начало в 17 часов. Вход свободный».

– Ну, комрады, на этой встрече нам следует побывать, – сказал Остап.

– Да, любопытно, – кивнул Адам Козлевич.

– А мне лучше попляжиться, море такое теплое, командор, – взглянул на Бендера Балаганов. – Мы же не думаем тайком переходить, переплывать морскую границу, Адам Казимирович, командор?

– Конечно же, нет, Балаганов. Просто любопытно послушать, что этот комендант скажет. Надо быть в курсе всего, друзья. Особенно пограничных дел, как мне пришлось убедиться. Их надо знать и почитать также как, и уголовный кодекс, – произнес Бендер.

Около назначенного времени встречи, искатели графских сокровищ вошли в клуб и заняли места поближе к сцене. Но Остап передумал, и пересел со своими единомышленниками в дальний угол, у открытого окна.

– Нечего нам выпячиваться со своим интересом к этой встрече, детушки, – пояснил он.

Было уже время начинать встречу и в сопровождении главного врача и культмассовика в зал вошел в пограничной униформе с четырьмя кубиками в петлицах вошел Железнов.

– Смотрите, командор, наш севастопольский знакомый, – прошептал Балаганов, прыснув почему-то смешком.

– Вижу, Шура, вижу… – ответил тихо Бендер.

– Да, это он, Остап Ибрагимович, – шепотом подтвердил Козлевич, но не так весело, а посолиднее.

– Вижу, вижу, детушки, – ответил снова шепотом Остап. Он сидел между своих друзей и внимательно смотрел на вошедших на сцену, и усевшихся за стол под красным кумачом.

Главврач встал и объявил:

– Товарищи, сегодня у нас в гостях комендант пограничного района Большой Ялты, к которой, как известно, относится и наша Алупка. Нам будет очень интересно послушать товарища Железнова о трудной, но героической службе пограничников, зорко охраняющих морские рубежи нашей Родины. Попросим, товарищи…

Раздались дружные аплодисменты, а когда они приумолкли, главврач сказал:

– Прошу вас, Петр Иванович.

Железнов встал, снял фуражку и положил на стол, пригладил рукой волосы, подошел к фанерной трибуне и начал говорить. Рассказывал он о пограничной службе, о молодом пополнении, о трудностях, об отличившихся бойцах погранзастав.

– Но наша служба, товарищ, – перешел он затем к другому, заключается не только в охране государственной границы, от нарушителей с нашей и с той стороны, от контрабандистов, но также и несения таможенной службы. Известно, что все больше и больше к советским берегам приходят иностранные суда с грузами. А от нас они тоже увозят грузы по торговым контрактам с нашим государством. Много уже и наших судов, которые выходят из наших портов за границу. Вот в портах, в частности, в Ялте наши пограничники также несут зоркую службу досмотра и законности приплытия и отплытия судов, как наших, так и заграничных… – сказав все это, Железнов вытер платком лицо, и невольно начал потирать кисти рук.

– У вас фантомные боли? – спросил сидящий мужчина в первом ряду.

– Да, это наследие царского режима, – снова потер кисти рук выступающий.

– Да, товарищи, это так называемые фантомные боли, как медицина определяет, – встал главврач с пояснением. – Даже когда руки или ноги нет, а поврежденное место болит…

– Да, руки и ноги у меня целы, но мне пришлось побывать долгое время на каторге… – обвел сидящих взором Железнов. – Это от кандалов…

– В зале пронесся шум возгласов сочувствия.

– Скажите, а шпионов вам много приходиться ловить? – спросила тонким голосом девушка с красными бантами в косичках.

– Знаете, я не отношусь к людям, преувеличивающим свои заслуги. Если контрабандистов считают теми же шпионами, то да, многих задерживать приходиться. Что же касается прямых диверсантов и шпионов, то поскольку на этой службе я не так давно, то за мою бытность нам еще не приходилось таковых задерживать. Контрабандистов да, и не мало.

– И что же находили у контрабандистов? – послышались вопросы с разных концов зала, когда Железнов сделал паузу в своем рассказе.

– Нашли и не мало, товарищи. В тюках шерсти переправляли за границу золото в слитках. Этим преступлением занималась ювелирная артель. Она скупала золотой и серебряный лом у населения Крыма, переплавляла его в слитки.

– Представляете, детушки!.. – сказал Остап своим компаньонам. – Вот работа! А? Слитки! – восхитился он узнанным. – На знакомой нам «Тринакрик»…

– А откуда же они шерсть брали, товарищ комендант? – спросил кто-то.

– Была организована скупка у частных лиц и у госхозов. Сортировали, сшили и упаковывали. А при отправке был обычный таможенный досмотр: количество тюков, упаковка и все… – ответил выступающий. – Вот и использовали этот путь контрабандисты.

– И все же, товарищ комендант, ведь не только контрабандистов приходилось задерживать, не только шпионов, а таких, которые нелегально хотели уплыть за границу? – встал и спросил один из отдыхающих в очках.

– Да, расскажите, пожалуйста, какой-нибудь случай задержания нарушителя границы, попросил басистым голосом и мужчина.

– Можно. Вот из жизни местного населения… Один молодой человек вышел на баркасе под парусом на рыбалку. Задул береговик Баркас и понесло в нейтральные воды. Он был замечен пограничниками. Послали сторожевой катер. Но разразилась гроза, стало темно. И поиски не дали результатов. А на следующий день этот баркас обнаружил пограничный гидроплан. Рыбак-неудачник был уже наполовину пути в Турцию. Гидроплан приводнился возле парусника и путешественник со слезами на глазах просил взять его домой. Подошел сторожевик и отбуксировал баркас к нашему берегу.

– А скажите, служебные собаки у пограничников есть? – спросил парень, встав со своего места.

– Конечно, есть, товарищи, – улыбнулся Железнов. – И лошади есть для объездов погранрайона и постов. Ведь не везде можно воспользоваться автомобилем. У меня настоятельная просьба, товарищи. Наблюдается, что местные жители и отдыхающие часто купаются в море по ночам. Это нарушение правил погранзоны. Вы осложняете службу пограничников. Прошу этого не делать во избежание недоразумений. Обращаюсь также к руководству санаториев, чтобы предупреждали отдыхающих.

– Скажите, а куда вы деваете ценности, конфискованные у контрабандистов? – послышался вопрос.

– Как куда? Сдаем в государственный банк, как и положено.

– Но ценности не только изъятые у контрабандистов, – хитро улыбнулся Железнов, – раз уж вы задали такой вопрос. Вот буквально на днях нами проведена операция по отысканию и обнаружению в одном дворце.

Услышав эти слова, не только Бендер, но и его компаньоны потянулись со своих мест, чтобы лучше слышать.

– Расскажите, расскажите, пожалуйста? – посыпались просьбы слушателей со всех мест зала.

Среди таких голосов можно было, хотя и с трудом, отличить и слово великого искателя.

– Ну, что же, раз уж так просите… – улыбнулся Железнов. – Расскажу… – и посмотрел на главврача. Тот взглянул на часы и кивнул ему со словами:

– Время до ужина отдыхающих еще есть, Петр Иванович.

– Ночной сторож дворца, о котором пойдет речь, – начал говорить комендант погранзоны, – поздним вечером неожиданно услышал жалобное и настойчивое мяуканье кота. Сторож удивился, что кот просился из самого дворца. Двери были закрыты, и охранник ничем ему не мог помочь, выпустить его оттуда.

Просительное мяуканье кота продолжалось и сторож, обходя дворец, присматривая все ли в порядке, подходил к двери, откуда доносилось мяуканье, покачивал головой и разводил руками.

И так повторяя не раз. Но вот в один такой приход к мяукающей двери, сторож вдруг отчетливо услышал какой-то стук. Будто где-то внизу здания кто-то что-то долбил. А когда приложил ухо к двери, то отчетливо услышал удары молота по зубилу, вгоняющему в стену.

– Померещилось… – прошептал он, – а тут еще и котяра…

Отошел, а когда снова был у этого места, и прислушался, то удары кувалды по металлу услышал явственно.

– Утром доложу директору, – решил он.

Сдавая смену, сторож поделился с директором дворца – музея своими ночными наблюдениями. И тот немедленно с хранителем музея и другим сотрудником начали производить тщательное обследование близ лежавших помещений, откуда мог доноситься такой долбежный стук.

После тщательного обследования близких мест, директор и его сотрудники перешли в подвал. И, каково же их было удивление, когда увидели следы части выбитого диабаза в восточной стене. Было понятно, что кто-то прорубил лаз в подполье.

– Ну и чудеса, ну и чудеса, – только и мог промолвить директор. – Нет, нет, здесь что-то не так, товарищи, – сказал он.

Вызвали милицию и расширили вскрытие этой части стены вглубь. И когда это сделали, пролезли в подполье. Вот там, товарищи, там все это и было нами найдено, – заключил часть своего рассказа Железнов.

– И что? Не удалось установить, кто пытался добраться к ценностям? – спросил голос.

– Нет, к сожалению, нам не удалось задержать похитителей…Тех, кто сделал провал в стене-подполье и унести часть драгоценностей из тайника. Несмотря на то, что решили оставить на какое-то время все, как есть и устроить засаду. Но похитители, так и не пришли за оставшимися ценностями.

– Они узнали о засаде? – спросил кто-то.

– Возможно, товарищи. Но, наблюдав за дворцом несколько дней, я получил приказ изъять все драгоценности из тайника. На этом можно сказать, это дело и закончилось.

– А какие ценности вами были забраны из тайника? – спросил мужчина, держа в руках блокнот и карандаш, готовый записать.

– Да, какие ценности уехавших были найдены? – встала с вопросом и полная женщина в косынке.

– В подполье, размером три на четыре метра, из разных углов мест его были извлечены золотые, хрустальные кубки, серебро в изделиях, видных итальянских и французских ювелиров прошлого века. Блеск и красоту их не смогли скрыть ни полумрак, ни пыль. Было найдено много столового серебра, золотые каминные часы, золотые сосуды и несессеры, массивный золотой крест с цепью. Старинные канделябры, подсвечники, вазы, кувшины. Все это источало такой яркий свет, когда вынесли оттуда и удалили пыль, что смотреть было больно.

– Слышите, голуби, что нашли? – прошептал восхищенно Бендер. – Вот такое графское и нас ожидает, детушки…

– Если бы, командор… – тряхнул кудрями Балаганов.

А Железнов говорил:

– Кстати, в моих записях, которые я набросал, готовясь ко встрече с вами, товарищи… Все найденное – уникальное произведение искусства. Среди них декоративные блюда русских и иностранных фарфоровых заводов, сервизы, и отдельные изделия фабрик Гарднера и Попова, саксонский, венский фарфор. Интерес представляют скульптуры малых форм с красочной цветовой гаммой живописи по фарфору. Сервиз с кувшинчиками и чашками в виде раковин, вазы, кувшины, стаканы, кружки, ложечки, солонки, подстаканники, затейливые кофейники… Специалисты отметили, что 727 предметов, найденных в тайнике, имеют большую художественную и историческую ценность, – сложил бумагу докладчик.

– Какой же вес всего найденного? – пробасил кто-то.

– Около ста пятидесяти килограммов, товарищи.

– Так скажите, в каком же дворце все это было найдено? – снова пробасил голос. – Ведь дело уже закончено, как вы сказали?

Железнов помолчал какое-то время и ответил:

– В Воронцовском, товарищи.

Эти слова обухом ударили Бендера и его компаньонов. Вытянув шеи и привстав, все трое округленными глазами уставились на Железнова. А он пояснил:

– Эти ценности, спрятала графиня Воронцова-Дашкова, покидая Крым.

Часть первая После потери ненайденных сокровищ графини

Глава І Неожиданная и многообещающая встреча

Компаньоны вышли из клуба в удрученном настроении и в трагическом молчании спустились в нижний парк дворцового комплекса. Медленно прошли по Пальмовой аллее сели на свободную скамью, пребывая в мрачном тягостном состоянии, искатели-неудачники графских сокровищ продолжали молчать. В ушах каждого, эхом отзывались слова Железнова: «Эти ценности спрятала графиня Воронцова-Дашкова. Наконец Бендер печально заговорил:

– Сейчас я чувствую себя обворованным, как в злополучную мартовскую ночь на румынской границе, – вздохнул тяжело.

– А у меня состояние души, Остап Ибрагимович, такое, как при расставании с автомобилями «изоттой-фраскини» и «Майбахом», когда нас ограбила банда Барсукова, – горестно промолвил Козлевич.

– И у меня, как тогда в Москве, командор, когда я машинально чуть было, не загремел снова в допру… – вздохнул тяжело Балаганов. И добавил: – Или когда под Севастополем бандит сорвал с меня пояс с деньгами, – добавил он.

– Вот видите, Шура, а вы не верили в существование клада графини, – тихо пожурил его Остап.

– Нет, почему, командор… – пожал плечами Балаганов. – Сомневался… Но какая теперь разница, верил не верил, сомневался не сомневался, когда ценности забрали гэпэушники. Ведь так, Адам Казимирович? – посмотрел он на Козлевича, ища поддержки. – Если по справедливости…

– Да, Шура, клад существовал… Значит, значит наши действия были правильными, но нас опередили власти… И что смешно, а для нас трагедийно, совершенно случайно, – ответил автомеханик, не погладив, как обычно, свои кондукторские усы.

– Если по справедливости, командор, то да, но почему нас неудачи преследуют? И те мешки с деньгами… Что теперь господин технический директор?

Услышав это непривычное к нему обращение, великий предприниматель-искатель миллионов удивленно взглянул на Балаганова и с тяжелым вздохом ответил:

– Я думаю, камрады, думаю…, – протянул слова в ответ Бендер.

– Мне кажется, хватит нам этих поисков, этого замечательного курорта, давайте вернемся в наш дом в Мариуполе и поживем спокойно. Тем более что уже осень, а там зима… – пригладил на этот раз свои кондукторские усы Козлевич.

– Послушайте, Адам Казимирович, вы как-то говорили, что хотели бы открыть свое таксомоторное предприятие, – посмотрел на непревзойденного автомеханика Остап.

– Говорил, Остап Ибрагимович, разумеется, неплохо было бы, – кивнул головой Козлевич.

– Так может, давайте и откроем? Вот только я думаю, где? Здесь, в Крыму? Так лучше было бы, открывать таксопарк в курортный сезон. В Мариуполе? – продолжал медленно рассуждать вслух Бендер. – Город небольшой, по сравнению с другими городами, приезжих в осенне-зимнее время будет немного, да и весной. А вот если открыть таксомоторный парк в большом городе…

– Эх, в Киеве!.. – воскликнул Балаганов.

– Да, неплохо было бы, – ответил Остап. – Но нам там нежелательно показываться после нашего развенчанного «ДОЛАРХа», камрад Балаганов, к сожалению, – ковырнул носком туфли гравий он. И задумался.

Так они сидели, обсуждая варианты своей дальнейшей деятельности, благодаря которой они хотели получить миллион.

Был вечер, но было еще светло. Сквозь пальмы и кроны платанов, на поляне за аллеей, просматривалась даль моря с ясным горизонтом. Головки цветов, растущих между волосистых стволов пальм, покачивались от легкого бриза. Трое единомышленников некоторое время молчали, затем Остап сказал:

– Да, если бы наш ДОЛАРХ не засветили энкаведисты, то в Киеве… – и вдруг запнулся, посмотрев в конец аллеи.

Посмотрели туда и его компаньоны и, увидев людей приближающихся к ним, даже привстали.

То, что Бендер увидел, его подбросило, как пружиной. Он готов был взлететь, как дичь, почуяв опасность, вскочить, убежать, как олень от охотников, но было уже поздно, и он остался сидеть между своих единомышленников. Сидел и не отводил взгляда от приближающихся к ним, начальника Крымского ГПУ Ярового и довольно плечистого мужчины. А между ними он отчетливо увидел хорошо знакомую ему энкаведистку Клару. Она смеялась, слушая каламбур идущих с ней мужчин.

Здесь следует сказать несколько пояснительных слов…

Было время, когда власти всегда и во всем видели заговоры. Если власть была у белых, они видели заговоры красных. Если власть была у красных, то они видели заговоры белых, так называемых контрреволюционеров. И те, и другие власти мешались на заговорах. Они видели их там, где их и не было вовсе. Были ли заговоры и тех и других, не было заговоров ни красных, ни белых, но при таком уже привычном положении в период гражданской войны и после нее, много виновных и невиновных людей арестовывалось. Их допрашивали, избивали, пытали и расстреливали. Красные, – как врагов революции, Советской власти, белые, – как людей продавшихся большевикам, как изменников царю и отечеству. И если белые много расстреливали таких, то красные по лозунгу Ленина: «В ответ на белый террор – ответим нашим, красным террором!», расстреливали без должного суда и следствия тысячи и не так врагов народа, как просто подозреваемых и неугодных этим самым большевикам. Для этого была создана Чрезвычайная комиссия во главе с Дзержинским. После него эту комиссию – сокращенная аббревиатура – ЧК, возглавил его заместитель Менжинский, имея в заместителях старательного Генриха Ягоду. В те годы на следственный аппарат НКВД выпали чудовищные нагрузки. Следователи неделями и месяцами не выходили из своих кабинетов, валились с ног, засыпали за рабочими столами, забывали о семье, о близких. И великий вождь, отец, друг, учитель всех народов-правитель совдепии через своего наркома НКВД облегчал тяжкую участь сотрудников многомиллионного аппарата НКВД с отделом ГПУ. Им увеличили получки втрое, строили и устраивали квартиры, открыли для чекистов полторы сотни новых санаториев и курортов в дополнение к существующим. Все черноморские берега переключили на оздоровление осведомительно-следственного аппарата НКВД.

Вот такими представителями чекистской элиты и являлись те трое: Яровой, Клара и рядом с ней еще один плечистый из такой же конторы. Они прогуливались по Пальмовой аллее после царского ужина в санатории «10-лет Октября», размещенном в большей половине корпусов Воронцовского дворцового комплекса.

– Спокойно, камрады, – прошептал Бендер, опустив голову, будто разглядывал носки своих башмаков.

– А-а, севастопольские знакомые? – раздался голос Ярового, поравнявшись с сидящими.

Остап поднял голову, натянуто улыбнулся и, привстав, промолвил:

– Здравствуйте, Павел Антонович, здравствуйте…

– А меня, что же не узнаете, Остап Ибрагимович? – повела игриво глазами Клара.

Плечистый вопросительно взглянул на Клару, затем на Ярового, который сказал:

– Знакомьтесь, товарищи, Я вам потом расскажу, Семен Гаврилович, какая любопытная история произошла в Севастополе, она и познакомила нас. Но это потом. А сейчас, Остап Ибрагимович, разрешите вам представить… Да, ваши земляки из Киева, начальник тамошнего ГПУ Шавров Семен Григорьевич и сотрудница оттуда же Клара Шаврова.

– Бендер Остап Ибрагимович, председатель Киевского добровольного общества любителей археологии, – склонил чуть голову он. И с наигранной веселостью в голосе сказал, обращаясь к молодой женщине: – А-а, вот почему вы отвергали все мои ухаживания и провожания, когда мы с вами долбили камень науки в библиотеке ВУАКа.

Клара взглянула на своего мужа, как это определил Бендер, услышав ее фамилию, и, продолжая смеяться, сказала:

– Ну, это все еще было до того, Остап Ибрагимович.

– Понимаю, понимаю, – закивал головой Бендер.

Балаганову и Козлевичу ничего другого не оставалось, как стоять по обе стороны своего председателя и посматривать на Клару и ее провожатых.

Затем Бендер сказал:

– А это сотрудники-археологи нашего общества, – указал он на своих друзей.

Балаганов стройно встал и по-джентельменски назвался:

– Балаганов, Александр.

– Адам Козлевич, – последовал его примеру непревзойденный автомеханик.

– Очень приятно, товарищи, – кивнул плечистый гэпэушник из Киева.

– Ну, прекрасно, я вам потом расскажу, как все было, – пояснил Яровой.

– Вы, наверное, отдыхаете в санатории «Десять лет Октября»? В Воронцовском дворце? – спросил как уже хорошо знакомых Остап.

– Да вот, представилась такая возможность, – улыбнулся ему Яровой.

– О, прекрасный санаторий должно быть, – восторженно произнес великий предприниматель. И видя проницательный взгляд киевского начальника, Остап сказал: – Ну, мы с вами еще встретимся, Павел Антонович, – и, выдавив на лице улыбку, загадочно сказал: – Может еще, чем поможем.

– Да, Остап Ибрагимович, мир тесен, – улыбнулся тот. Но увидев проницательные взгляды своих киевских коллег, спросил: – Что так, Семен Гаврилович? Клара?

– Да, я получил письмо, что ни с того ни с сего нашей конторой начала интересоваться милиция. И я бы хотел уточнить, с чего бы это? Семен Гаврилович?

Клара отступила, взглянула на своего кавалера и отвела глаза в сторону, А тот сказал:

– Ну, поскольку это касается не моей службы, то ничего определенного я сейчас сказать не могу… товарищ Бендер.

– Но, Семен Гаврилович, если какие-либо шероховатости, я дам рекомендацию и отпишу, как эти молодцы помогли нам раскрыть бандитку, пробравшуюся на службу к нам, то вы сразу же измените свое к ним отношение, – неожиданно выступил в роли защитника Яровой.

– Ах, вот вы какой, – прищурила глаза энкаведистка. – Выходит, я была не права, имея о вас другое мнение?

– Разумеется, товарищ Клара, – улыбнулся ей Бендер. – Знаете, у Марка Твена есть известное изречение. Так я могу его перефразировать: «Слухи о моей незаконной деятельности сильно преувеличены».

Клара рассмеялась, и ее скупо поддержал киевский гэпэушник и более весело Яровой. Шавров сказал:

– Что ж, посмотрим, посмотрим. Послушаю своего коллегу о вашем подвиге, товарищи, – без улыбки произнес тот. – Но если Петр Николаевич так говорит, то я разберусь, чем это интерес милиции к вашей конторе вызван.

– Вот-вот, именно, подхватил председатель ДОЛАРХа, ни с того, ни с сего к нам археологам, преданным Советской власти, в чем убедился вот товарищ Яровой, он может подтвердить имеющиеся у него факты.

– Разберемся, разберемся, товарищи. Кстати, вы здесь отдыхаете? – спросил Шавров.

– Не до отдыха, Семен Гаврилович. Летняя пора – страдная пора для археологов. Отыскиваем места древних тавров, проживающих здесь когда-то, – без запинки выпалил Бендер.

– Любопытно, интересно, товарищи. Что ж, до встречи в Киеве, Остап Ибрагимович. Как приедете, сразу же прошу ко мне, – взял под руку Клару Шавров. – До свидания, товарищи археологи.

Яровой тоже собрался идти, но сказал:

– Да, Остап Ибрагимович, если у вас возникнут какие-либо проблемы, прошу ко мне. Отпуск мой заканчивается. Знаете где меня найти в Симферополе. До свидания, товарищи.

– До свидания! – раздалось дружное, в три голоса представителям органов.

Шавров собрался уже идти, но помедлили и сказал:

– Товарищ Бендер, вернетесь в Киев, загляните ко мне, возможно у моей службы найдется для вас поручение, – взглянул он на Клару.

– Благодарю вас, товарищ Шавров. Обязательно, как вернусь, непременно прийду к вам на прием.

– До свидания! – еще раз громко произнесли компаньоны в три голоса.

И слыша это, можно было с уверенностью сказать, что они с большим удовольствием прокричали бы «прощайте».

Как только гэпэушники удалились, Балаганов прерывающимся от волнения голосом спросил:

– Командор, вы действительно думаете вернуться в Киев и пойти к гэпэушникам?

За все время встречи с нежелательными представителями органов он был в невероятном напряжении. И при словах «ГПУ», «милиция» невольно вздрагивал и втягивал голову в свои молодецкие плечи.

– Ох, детушки, – начал закуривать Бендер папиросу из пачки «Южные», что свидетельствовало о его недавнем пережитом состоянии. – Я побываю у Симферопольского гэпэушника и посмотрю, какую он выдаст мне индульгенцию.

Он тоже, как и его молодой компаньон чувствовал себя во время встречи с неожиданными охранителями власти настолько неуютно, что даже ни разу не прикоснулся к своим заветным усам.

– Ну, давайте логично рассуждать, камрады, в чем заключается наше преступление? Подозрение, узнавание, что имели дело с иностранцами? Затем, дело дошло до обыска. Ничего не нашли, с поличным нас не взяли. Так чего же нам, собственно говоря, бояться? – рассуждал вслух Бендер. – Ни под какую уголовную статью они подвести нас не смогут. Все то, что мы приобрели, надо перебрать и устроить в конторе музейную витрину. Но это, детушки, тихо, тихо, – замахал рукой Остап, видя как его компаньоны, беспокойно заерзали на скамье. – Это мы еще обсудим, это мы еще решим. Не сейчас, голуби вы мои. Видите, как интересно иметь хорошие отношения с органами, которые иногда перерастают в органы покровительствующие нам.

Некоторое время искатели графских сокровищ молчали. Смотрели сквозь пальмы и кроны платанов на близкое море внизу, на проплывающий вдали белый пароход с хвостом сизого дыма и думали по-разному, но примерно об одном и том же.

Бендер встал, прошел к урне и бросил туда окурок. Вернулся и с усмешкой на лице сказал:

– От самой румынской границы никак не могу избавиться от внимания к моей особе стражей Советской власти. Так может дойти до того, что мне предложат в органах и службу, – рассмеялся Бендер.

– Ох, командор, лучше уж это, чем работа на Беломорканале или в тайге, – двинул плечами рыжеволосый друг.

– И все же, Остап Ибрагимович, какие наши ближайшие действия чтобы…

– Чтобы приступить к осуществлению нашей новой идеи, хотите сказать, товарищ Козлевич? – за все время знакомства и дружбы Остап так впервые назвал вдруг очень уважаемого им скромного Адама Казимировича.

– Вот именно, товарищ председатель, – тернул обеими руками по своим усам тот.

Остап встал и спросил глядя то на одного, то на другого концессионера:

– Помните, мои страдальцы – искатели, ту типографию Госиздата, когда мы искали знаменитого фотографа Глеба Мацкина?

– Помним, – скучно промолвил Козлевич.

Немного помедлив, ответил и Балаганов.

– Когда вы, командор, бухгалтера приняли за Корейко.

– Да, очень похож тот на Корейко и тоже Александр Иванович.

– И что из этого, Остап Ибрагимович? – спросил Козлевич.

– А вот сто, детушки-неудачники. Этот самый Корейко…

– Который принес миллион на тарелочке с голубой каемочкой?

– Вот именно, Шура. Так вот, этот миллион из других пачек миллионов он заработал, знаете как?

Единомышленники Остапа молча уставились на своего предводителя. Тот загадочно промолчал и провозгласил:

– Да выпуском открыток!

– Открыток?! – удивился Балаганов.

– Этой мелочью? – кашлянул Козлевич.

– Он наводнил ими всю Среднюю Азию, эсэсэр, камрады непонятливые вы мои. Страна строит социализм, индустриализацию, электрификацию эсэсэр, вот он и начал выпускать открытки с видами этого строительства! Это приветствовалось властями Советов, друзья мои искатели.

– Копеечное дело, Остап Ибрагимович, – двинул плечами Адам.

– Для нашей лотереи мы же их покупали, командор, – напомнил Балаганов.

– Нет, детушки, это будут уже не те открытки Корейко, а открытки с видами Крыма, а не индустриализации.

– Опять-таки, если по справедливости, командор, если их уже выпускает государство, так зачем нам тогда?

– Вот вы всегда, Шура, так…

– А я тоже так, Остап Ибрагимович, – глядя на него, кивнул Адам.

– Поясню, камрады, мы будем выпускать открытки такие, какие не выпускает Госиздат. Археологические по Херсонесу и по другим знаменитым раскопкам, пейзажи, дворцы и другие достопримечательности Крыма и других знаменитых мест страны и других частей мира, но это уже потом. Будем выпускать красочные поздравительные, свадебные, с портретами вождей, знаменитых киноартистов, кадров из кинофильмов, – заходил у скамьи великий предприниматель. – Что скажете, детушки? – остановился он перед ними.

– Таксомоторный парк лучше, Остап Ибрагимович, – протянул Адам.

– А по мне так лучше вернуться в наш дом в Мариуполе и заняться делом, командор, – встал и сел Балаганов.

– Делом? Это, каким же, Шура?

– Рыбным промыслом, поиском нового, чего другого, командор.

– А может вернуться в Киев все же, Остап Ибрагимович, и открыть свой таксомотор? – погладил свои усы Козлевич.

– Рыбный промысел и таксомотор никогда от нас не уйдут, друзья. Вначале попробуем все же открыточное дело, – опустился на скамью рядом со своими компаньонами Бендер.

Некоторое время тройка искателей-предпринимателей молчала. Затем Остап встал и решительно:

– Все. Поехали к нашим гэпэушникам благодетелям.

По пути Остап развил так красочно свою идею, что после красноречия своего председателя его друзья-компаньоны превратились из несговорчивых слушателей в соглашаемые и стали даже добавлять предложения-советы. И когда Бендер двинулся по аллее, то Козлевич с одной, а Балаганов с другой стороны, прижимаясь к великому комбинатору, заглядывали в его лицо и одобрительно поддакивали.

Глава ІІ Первая помощь ОГПУ великому предпринимателю

Оставив автомобиль со своими друзьями за два квартала до Управления НКВД Крыма, Бендер вошел под своды этого очень им не почитаемого учреждения. Войдя в просторный вестибюль, он не успел еще осмотреться, как перед ним возник военный с тремя красными треугольничками в малиновых петлицах и строго спросил:

– Вам к кому, товарищ? – перегородил он путь Остапу.

– Я к товарищу Яровому, к начальнику ОГПУ, – не совсем чувствуя себя уверенным, ответил Бендер. – Вот мои документы… – подал он дежурному в звании помкомзвода внутренних войск НКВД. – Позвоните ему, товарищ.

Охранник посмотрел документы, вернул их Остапу, зашел за остекленную перегородку и закрутил ручку внутреннего телефона. Что он говорил в трубку, Бендер не слышал, но догадывался, что тот уточняет, что сказать посетителю. И это подтвердилось, когда дежурный вышел и сказал:

– Товарищ Бендер, комиссар Яровой проводит сейчас совещание, вам придется подождать. Пройдите в бюро пропусков, вас вызовут, когда он освободится.

– Благодарю, товарищ…

– Как выйдете, сразу же дверь слева, бюро пропусков управления.

– Спасибо, товарищ, – кивнул он дежурному и вышел.

В просторном помещении бюро пропусков на скамьях вдоль стен сидели в ожидании посетители. Бендер присел на край скамьи и огляделся. Прямо от двери в стене было небольшое оконце, казалось, наглухо заколоченное массивным щитком, но вот этот щиток отодвинулся и из окошка послышался чеканный голос:

– Абибулаев, – человек средних лет, очевидно, татарской национальности, вскочил и засеменил к отверстию. Получив листок пропуска и свои документы, он вышел поспешно из комнаты, и так посетители вызывались поочередно к окошечку, получали заказанные им пропуска и выходили, чтобы сразу же войти в соседние двери уже ведущие к тому, кто их вызывал по повестке или же к тому, к кому они напрашивались по своим делам. Делам тайным, чтобы донести на кого-то, или выпросить разрешение на что-то.

Шло время, Остап терпеливо ждал вызова своей фамилии. А окошечко периодически открывалось, произносилась оттуда фамилия, и названный посетитель спешил, а некоторые и бежали к нему со своими документами. Люди с пропусками выходили, а другие за пропусками заходили, но Остапа все не вызывали. И он уже заколебался в своем решении идти или не идти к своему севастопольскому знакомому. Даже привстал, чтобы выскользнуть из этого гэпэушного пропускника. И когда, все еще колеблясь, собрался сделать шаг к выходу, из амбразуры пропусков назвали его фамилию. Остап почему-то вздрогнул, он быстро подошел и подал свои документы. Дверка окошечка задвинулась, но Бендер не вернулся к своему месту, а ждал уже у окошка стоя.

Посетители посматривали на него: одни вопросительно, другие, настороженно, третьи сочувствующе, понимая, что в это учреждение если вызывают, то уж не для благотворительности. По хорошему делу, многие считали, что сюда люди не приходят. Но великий предприниматель осмелился прийти.

Все повторилось так же, как было и с другими посетителями, чего Остап уже насмотрелся. Заслонка окошка отодвинулась и посетитель, свято чтивший уголовный кодекс получил пропуск в виде картонки, размером в половину почтового конверта, и свои документы. Медлить Остап не стал и ринулся в другую дверь, к уже знакомому ему дежурному с тремя треугольничками в малиновых петлицах. Тот внимательно проверил пропуск и документы, вернул с напутствием:

– Не забудьте, когда будете возвращаться, чтобы там, где вы будете, сделали в пропуске отметку.

– Ясно, товарищ, куда идти? – голосом не совсем обычным спросил Остап.

– Второй этаж, комната двадцать седьмая.

– Благодарю, товарищ, – и посетитель зашагал по лестнице, на второй этаж.

Отыскав нужную ему комнату, Бендер постучал для приличия и, не получив ответа, открыл дверь. Это была приемная начальника Крымского ГПУ. За столом у двери, оббитой черным дерматином, ведущей в кабинет самого начальника, сидел военный с двумя красными кубиками на малиновых петлицах и смотрел на вошедшего.

– Я к товарищу Яровому, вот мои документы и пропуск, – подал Остап их секретарю-адъютанту, как мысленно он его определил.

– Да, посидите немного, товарищ, – указал тот на стул у стены.

Остап присел и осмотрелся. Это была просторная комната с рядом стульев у ее стен. На столе секретаря-адъютанта поблескивали никелем два телефона, лежала тетрадь, в которой хозяин приемной что-то записывал, а позади него висел портрет Дзержинского, на противоположной стене висел плакат с надписью: «Чекистом может быть только тот, у которого чистые руки, холодный ум и горячее сердце». Ничего другого в приемной больше не было.

Так прошло минут пять. Но вот раздался звонок и из кабинета вышел молодцеватый военный со шпалой в петлицах и с папкой бумаг в руке. Он взглянул на Бендера и вышел из приемной.

Секретарь-адъютант зашел в кабинет, и тут же вышел, говоря:

– Заходите, товарищ Бендер.

Остап решительно вошел в кабинет. Это было еще большее помещение с рядами стульев у стен, с ковровыми дорожками, и с большим письменным столом в виде буквы «Т», длинной ее часть к двери. За столом сидел севастопольский знакомый Бендера Яровой, с двумя шпалами в малиновых петлицах, что говорило о его комиссарском звании. Большой портрет Ленина на стене позади начальника Крымского ГПУ и большой зеленый сейф в углу, дополняли, то, что охватил своим взором Бендер.

– Здравствуйте, товарищ Яровой, судьба вновь сводит нас, – улыбнулся и как можно спокойно произнес Остап. Хотя на душе у него было не совсем радушно-приветливое настроение к гэпэушнику. Но его новая гениальная идея требовала этого визита.

– А-а, старый знакомый, в некотором роде, спаситель мой, – улыбнулся чекист и к удивлению Бендера вышел из-за стола и подал ему руку. – Здравствуйте, здравствуйте, Остап Ибрагимович. С чем пожаловали ко мне? Что-то хотите сообщить, или просьба какая? Присаживайтесь, – указал он на стул у стола, садясь напротив посетителя.

– Да вот… просьба у нас… Павел Антонович… – начал не совсем без колебаний Остап.

– Излагайте вашу просьбу, – потянулся Яровой к коробке папирос «Дюбек», чтобы закурить.

Теперь Бендер явственно увидел, что у него, как и у секретаря-адъютанта в петлицах помимо знаков, определяющих звание, были еще белые кружечки в виде мишени, с перекрещенными на них двумя винтовками.

– Курите, – протянул раскрытую коробку главный чекист Крыма Остапу.

– Благодарю, – взял папиросу Бендер и, прикурив, продолжил: – Павел Антонович, наша археология требует расходов для найма рабочих. А средств, как известно, нам отпускают совсем мало. Вот и крутись… – вздохнул Остап.

Начальник ГПУ при Крымском НКВД молчал и, глядя на посетителя, не перебивал и терпеливо ждал самой сути просьбы.

– Вот полюбуйтесь, дорогой Павел Антонович, какие мы желаем выпускать художественные открытки, не только эти, не только наших археологических раскопок, пейзажей, видов, архитектурных памятников, но, конечно, и грациозных строек наших пятилеток. Но мы – археологи, свято чтим советские законы, уважаемый Павел Антонович, – закончил великий родитель гениальной идеи.

– Так, так, значит, археология и открытки? – пыхнул папиросным дымом Яровой. – Ну, что ж, я не вижу здесь ничего предосудительного, товарищ Бендер. – Ничего такого, что могло бы вам помешать заняться этой побочной деятельностью. Так вы просите моей помощи, как я понимаю, Остап Ибрагимович?

– Да, уж… – замялся Бендер. – Помогите нам решить этот вопрос в Совнархозе, чтобы мы могли бы…

– Ну что ж, учитывая вашу помощь нашим органам… К тому же ваш вклад в мою безопасность, – ухмыльнулся Яровой, – я позвоню в соответствующий отдел Совнархоза, в отдел, который занимается издательскими делами.

– Ой, спасибо, ой, спасибо, глубокоуважаемый Павел Антонович, от всех наших археологов большая благодарность за помощь. Так можно надеяться? – встал Бендер.

– Да, идите в отдел Совнархоза и скажите от моего имени, они будут уже знать, оформят вам соответствующий документ.

Распрощался Бендер тепло с Яровым и вышел от него окрыленным. Когда отмечал пропуск в приемной, вновь увидел беленькие мишеньки с перекрещенными винтовками на петлицах секретаря-адъютанта и почему-то улыбнулся. Бросив прощальное «благодарю», Остап вышел из приемной и легко сбежал по лестнице. Вручил пропуск дежурному, а когда вышел облегченно задышал своей богатырской грудью. И провозгласил вслух:

– Открыточная идея тронулась, господа гэпэушники! – и ускоренным шагом, переходящим в бег, устремился к ожидающим его компаньонам.

К вечеру технический директор, уже держал в руках бумагу, от Крымского Совнархоза, разрешающую ему получить патент на издание художественных открыток достопримечательностей Крымской АССР. А еще через день великий предприниматель подписывал договор на аренду одной из симферопольских типографий.

Деятельность его как предпринимателя, а теперь уже и великого печатника распространилась не только в Крыму, но и в Харькове, Киеве, Днепропетровске и в том же, породнившемся ему и его компаньонам, Мариуполе. Все аренды нужных типографий, разрешений на печатание не только художественных открыток, но и открыток идейных изображающих стройки первой пятилетки. На них изображался величественный Днепрогэс, ряд металлургических комбинатов, фабрик, заводов и судоверфей с недостроенными еще кораблями. Были открытки, отражающие коньячно-винное производство в Крыму, а также парфюмерное производство из эфирномасличных культур лаванды, роз, шалфея. И, конечно, изображали знаменитые дворцы и музеи, скульптуры и другие архитектурные памятники Крыма. И открытки знаменитых киноактеров, киноактрис и кинокадров из популярных кинофильмов.

Открытки издавались миллионными тиражами и распространялись по киоскам торгующими газетами, журналами и другой периодической печатью. Снабжались ими и книжные магазины. И деньги от продажи за минусом налогов текли и текли ручейками на счета в трех банков великих печатников Остапа Бендера. Трех банков? Да, трех? Во избежание непредвиденных обстоятельств в каждом банке из трех счета были открыты на имя самого предводителя компании Остапа Бендера, Шуры Балаганова и Адами Козлевича.

Принимая такое решение, Остап заявил:

– НЭП доживает свое время. И кто знает, как советы поступят с деньгами вкладчиков, верные мои сотоварищи-печатники.

Жили концессионеры не в одном городе, а попеременно в Крыму, Харькове, Мариуполе и в Киеве, где они собирались открыть все же свою контору ДОЛАРХ, получив предварительно обещанную индульгенцию начальника Киевского ОГПУ Шаврова.

Все шло хорошо и вдруг… Во время пребывания Остапа Бендера в Киеве, ему вручают повестку вызывающую его в ОГПУ. Повестку вручил ему все тот же дворник-сторож конторы Остапа Македон со словами:

– Она долго дожидается вас, хозяин.

Это сильно взволновало компаньонов. Но Остап, чтобы успокоить своих друзей, заставил себя улыбнуться и весело заявит:

– Не надо дергаться в догадках, детушки, не иначе гэпэушники хотят все же предложить мне службу у них или дать индульгенцию на работу нашего ДОЛАРХА. Помните, в Ялте он обещал разобраться, почему это мол, милиция интересуется нашей конторой.

– Нет, Остап Ибрагимович, неспроста этот вызов я понимаю, – встал и тут же сел, Козлевич, что говорило о его взволнованности.

– И я так думаю, командор, – заходил по комнате Балаганов.

– Не надо рисовать черноту, камрады. Если это что-то не угодно властям, то меня пригласили бы не этой бумажкой, тряхнул повесткой Бендер, – а пришли и… – недоговорил Остап.

– Они могут и без этого, командор – махнул рукой Балаганов.

– Могут, Остап Ибрагимович, а так, пригласили и точка, – произнес Адам.

– Хватит догадками заниматься, поехали, Адам, – пошел из комнаты Бендер.

Глава ІІІ Первое задание ОГПУ Остапу Бендеру

Посещение Киевского ОГПУ проходило так же, как и Крымского, когда Остап добывал разрешения на открытие открыточного дела. Охрана, проверка документов после предъявление повестки, указание куда идти и вот теперь ожидание в приемной начальника Шаврова.

В то время, как Остап ожидал приема, не без заметного волнения, начальник ОГПУ Шавров, потрясая пучком телетайпной ленты, повышенным голосом говорил своему заместителю Бодину:

– Уже доложили в Москву, что арестовать эмиссара нам не удалось. Не выявились его связи с белогвардейским подпольем. Такой промах нам не простят, Петр Иванович.

– Да, дело дошло до руководства… – вздохнул Бодин.

– Вместо того, чтобы проследить за ним, нащупать его связи, наши храбрецы открыли стрельбу по нем.

– Стреляли не прицельно, но так получилось, Семен Гаврилович, – оправдывался заместитель.

– Получилось, получилось, – раздраженно повторил Шавров, – И что теперь? Ждать нового эмиссара? Когда? Кто он? Этот промах стал известен не только нашему руководству, но, наверное, и самому Менжинскому. Да, теперь вот что… – раскрыл папку, лежащую перед ним на столе. – С каких это пор наш отдел ГПУ должен заниматься квартирными кражами?

– Дело в том, Семен Гаврилович, похищен молочник Фаберже.

– Что это еще за Фаберже?

– Это знаменитый царский ювелир. Его изделия оцениваются в миллионы. А этот молочник с двумя чашечками на международном аукционе «Солсбери» в Лондоне потянет очень большую сумму фунтов.

– Ах, вот почему перебросили это дело нам. Благодарю, просветил. Так какие следы похищения? Зацепки?

– Пока ничего. Ждали вашего возвращения из отпуска, чтобы получить разрешение, а может, и арест владельца.

– Откуда этот молочник у него, что говорит?

– Выменял на сало у беженца из Москвы. В папке там записаны его показания об ограблении его квартиры, Семен Гаврилович…

– Читаю… не густо, никакой ясности… – пробежал текст начальник.

– Вот и я об этом.

– Кому поручили следствие?

– Доменко, до нас он в милиции уголовным ведал.

– Хорошо. Занимайтесь вплотную этим Фаберже, Петр Иванович, – нажал кнопку звонка Шавров.

– Да занимаюсь, Семен Гаврилович, – встал Бодин и, выходя из кабинета, посторонился, пропуская входящую секретаршу.

– Кто там в приемной? – Шавров ей.

– По повестке… Бендер какой-то, Семен Гаврилович.

Ага, явился, ну-ну… пусть зайдет.

Остап, сдерживая волнение произнес:

– Здравствуйте, Семен Гаврилович.

Шавров кивнул и указал рукой на стул у стола.

– Ваша археологическая, а теперь открыточная деятельность, – заговорил Шавров, – не обходится без нашего внимания, гражданин Бендер.

– Так все законно, без нарушений… – выдавил улыбку Бендер.

– Помолчите лучше, гражданин Бендер, – повысил голос Шавров. – Открытки «Ленин в гробу» ваш выпуск?

– Да… мой…да, я…мы…

– Молчать! – громко прервал его Шавров. – Ленин жив, Ленин вечно будет жить! Такой народный лозунг. А вы… в гробу.

– Так я…

– Молчать! – вскричал Шавров. – Мало того, так какой-то вражеский юморист написал в газете под вашей открыткой: «Ленин в гробу», готовится выпуск таких открыток всех вождей, а?! Это уже не уголовщина, а антисоветчина, контрреволюционная пропаганда! – громко возмущался Шавров.

– Но это не я, не усмотрел…

– Молчать! – вскричал Шавров. И дальше, много ваших открыток прославляют царизм. Дворцы в Ливадии, в Массандре, в Алупке и другие. А экскурсоводы, ссылаясь на вашу открытку, весело повествуют в автобусах туристам: «Посмотрите налево. Вы видите скальную голову царицы Екатерины второй. Это гора Джемерджи. Существует легенда: какой-то купец поднимался ежедневно на эту гору и вытесывал в этой скале черты профиля головы великодержавной императрицы. Утверждать это нельзя, но такая легенда бытует. Могу сообщить вам, товарищи, что красочные открытки этой скальной величественной скульптуры вы можете приобрести в киосках солнечной Ялты и в других городах Крыма» – бросил бумагу, по которой читал гэпэушник, в папку.

– Это напечатано в туристическом приложении к газете. И тут пропаганда ушедшего царизма. Как это понимать, гражданин Бендер?

– Не додумал, уважаемый Семен Гаврилович, не принял это всерьез, прошу простить мою политическую ошибку, умоляю… простите.

– Простить? В лучшем случае, вы заработали себе годы на Беломорканале или на Магадане, а не прощение…

– Да я искуплю свою вину, свой промах, уважаемый Семен Гаврилович.

– Не так просто это сделать, гражданин Бендер, – уже мягче произнес Шавров. – Ваша открыточная деятельность прекращается, точка. Я подумаю, что поручить вам, чтобы реабилитировать, чтобы доказать вашу преданность Советской власти.

– Да я… поверьте…всегда…

– Молчать! – грохнул кулаком по столу Шавров. – Факты! – взял и бросил в папку. – Какие могут быть оправдания, а?!

– Я всегда чту уголовный кодекс, поспешил вставить Остап.

– Чтите?! А тут явная контрреволюция!

Зазвонил телефон, Шавров взял трубку.

– Да. – слушал он какое-то время, потом, – вещи ясно. А одежду, одежду просмотрели? Зашивки, как у того предыдущего? Просмотрите еще раз, вспорите подкладку. Все, – бросил он трубку на рычаги.

Некоторое время Шавров смотрел на Бендера, сидящего с опущенной головой, переложил злополучную папку для открыточного предпринимателя с одного места на столе на другое и сказал:

– Учитывая вашу севастопольскую услугу нам… отвели покушение на Ярового, помогли разоблачить врага, замешавшего в наши ряды, я не взял вас под стражу, чтобы предать суду…

– Да я, Семен Гаврилович, да я…

– Молчать! – вскричал снова Шавров. – Для вас я не Семен Гаврилович, а начальник Киевского ОГПУ, гражданин Бендер. И вы должны ответить за свою антисоветскую деятельность.

– Извините… простите, гражданин начальник, – пролепетал Остап.

– Как я говорил при встрече с вами в Крыму, что найдем вам поручение. Будете исполнять, чтобы искупить свою безграмотную деятельность, ведущую прямо в антисоветскую, что строго наказывается.

– Готов, готов, что поручите, выполню, выполню, гражданин начальник, – быстро заговорил Бендер, почувствовав облегчение от слов гэпэушника: «поручение», «искупите свою безграмотность».

– Значит так, гражданин Бендер, открыточную деятельность сокращаете. Никакой политики, антисоветчины. Только пейзажи, стройки пятилетки, киноартисты, ясно? Понятно?

– Как не понять, как не понять, уважаемый Семен Гаврилович! – вскочив Остап, назвав все же гэпэушника по имени и отчеству, забыв грозное замечание Шаврова. – Я готов, готов делать так, как вы говорите, – тараторил Остап, почувствовав прощение за свою антисоветчину.

– Ну, а теперь вот что, товарищ Бендер…

Впервые Шавров назвал обвиняемого «товарищ Бендер», отчего в сердце Остапа значительно потеплело.

– Даете объявление во всех газетах и не только в Киевских, что после продолжительной археологической экспедиции клуб… как он называется?

– ДОЛАРХ, – выпалил Бендер, – Аббревиатура от слов: «Добровольное Общество любителей археологии», – пояснил Остап.

– Что клуб «Доларх» возобновляет свою работу и приглашает всех желающих стать членами клуба. За сообщение о предполагаемых местах, представляющих археологический интерес, выплачивается вознаграждение. Ясно?

– Ясно, ясно, товарищ начальник, сегодня же дам такое объявление, – быстро заверил Остап грозного начальника Киевского ОГПУ.

Шавров взял трубку зазвонившего телефона.

– Да, – слушал он некоторое время, затем сказал: – Доставьте это все ко мне. Интересно… – опустил он трубку на рычаги.

– Добавьте, – произнес Шавров и, помолчав, повторил:

– Добавьте в объявлении, что вознаграждение выплачивается также за ювелирные изделия, найденные археологами-любителями.

– Ясно, ясно, Семен Гаврилович, так и объявлю, сегодня же.

– Сегодня я вас отпускаю, сделайте отметку в вашем пропуске и идите.

С бурей благодарностей и даже с поклоном, Остап, пятясь, вышел из кабинета грозного начальника Киевского ОГПУ.

Первым свою радость выразил громким возгласом Козлевич, увидев подходящего к автомобилю Бендера. Чуть запоздало ему вторил и Балаганов почти криком:

– Командор!

– Все обошлось, камрады-единомышленники, обошлось, – вскочил в машину недавно обвиняемый как антисоветчик, чуть ли не контрреволюционер, как классифицировал его деятельность Шавров. – Поехали по редакциям газет, – распорядился Бендер. – Рассказывать буду потом, сейчас не до этого. Даем объявления!

Через день-два после выхода в свет объявлений об открытии клуба «Доларх» появились предложения о нахождении мест, представляющих археологический интерес.

Предложений было много, как и тогда, когда компаньоны дали объявления о покупки старых альбомов.

Предложения были разные. А один старик указал место, где находилась дворовая уборная. Другой посетитель указал место на кладбище. Третий – дом, разрушенный в гражданскую войну. Еще один посетитель, вступив в члены клуба, заплатив при этом денежный членский взнос, утверждал, что место для археологических изысканий не иначе как под бывшей Десятинной церковью, построенной княгиней Ольгой.

Обо всем этом Бендер докладывал в Киевское ОГПУ. Так потребовал заместитель Шаврова Бодин.

Но ювелирных изделий, найденных археологами любителями, как говорилось в объявлении, никто не предлагал.

Глава IV Следователь Доменко о молочнике Фаберже

Остап и его единомышленники не могли понять, зачем это гэпэушникам понадобились эти ювелирные изделия. Это для Бандеры прояснилось, когда в его контору пришел Доменко. Это был рослый шатен лет тридцати, в гражданской одежде. Его худощавое лицо с внимательными карими глазами смотрели на председателя конторы «Доларх» внимательно, испытывающе.

– Для ясности, товарищ Бендер, лейтенант отдела знакомого уже вам, комиссара Шаврова, – представился он.

– Очень приятно, товарищ…

– Иван Доменко, Остап Ибрагимович, – подсказал гэпэушник.

– Очень приятно, очень… рад знакомству, – выдавил улыбку Бендер. – Знакомьтесь, Шура, – обернулся он к сидящему Балаганову, с озадаченным, а скорее испуганным лицом. – Наш эксперт по антиквариату.

– Очень приятно… – пролепетал эксперт по антиквариату, пригладив свои рыже-кудрявые волосы. – Балаганов.

– Будем знакомы, товарищ Балаганов, – кивнул ему Доменко.

– Ага… – встал и опустился на стул у своего стола Балаганов.

– А вы присядьте, товарищ Доменко, – указал Бендер на стулья у своего стола. – Что скажете, что вас интересует? Товарищам Шаврову и Бодину я докладываю…

– Да, друзья археологи, все это так. Но меня интересует возможные ювелирные находки, предложения связанные тем или иным образом с ювелирными ценностями. Что можете сказать мне об этом, может какие-нибудь предложения поступали, или косвенно как-то вокруг этого. Что можете сказать?

– А что сказать, товарищ Доменко. Если было бы что, так доложили тут же в отдел.

– Да, а то все такое… – вставил эксперт.

– А ювелирщину надо смотреть не иначе как в Торгсине. Туда понесут если что, а не в наш клуб.

– Туда не понесут, если краденное, побоятся.

– Ах, вот оно что? Значит, речь идет о краденному. И что? Бриллиантово-золотые ювелирные? – вопросительно посмотрел на Доменко Бендер.

– Вот это да! – громко прошептал Балаганов.

– Да, и бриллиантовые и золотые это конечно… Но есть такие ювелирные изделия, ценность которых определяется не только этим, а своей ювелирной знаменитостью, можно сказать уже, исторической.

– Значит все же археологической, средневековой или еще многовековой до нашей эры?

– И такие… Но в данном случае речь идет о ювелирных изделиях уже нашего времени, – закурил следователь ОГПУ.

– Нашего? – начал закуривать и Бендер. – Вот это интересно, товарищ.

– Значит раскопки… не раскопки? – спросил Балаганов.

– Не раскопки, товарищи, а дважды краденные.

– Краденные, да еще и дважды? – удивился Остап. – Что же по пословице: «Вор у вора дубинку украл?»

– Выходит, – вдруг рассмеялся Доменко.

– А как это дважды? – спросил Балаганов. – Украдены дважды?

– Да, интересно, – посмотрел на следователя Бендер.

– Поясню. Ценности, украденные из квартиры, были не иначе краденными, товарищи. Хозяин обворованной квартиры выменял их на сало у беженца из Москвы. А откуда они у беженца, спрашивается? Конечно же, краденные.

– Это почему же, товарищ Доменко?

– Да, может, она и не краденная, – произнес Балаганов. – Этим беженцем.

– Э-э, нет, товарищи. Дело в том, что эти ценности из коллекции Фаберже. И они никак не могли принадлежать обменщику, который очевидно не знал истинной цены их.

– Все более и более загадочно, – пыхнул дымком папиросы Бендер.

– Разгадка здесь простая, ценности то из коллекции Фаберже.

– А кто это такой этот Фаберже? – спросил Балаганов. – А, Остап Ибрагимович?

– Товарищ Доменко нам пояснит, товарищ эксперт, если вы не знаете.

Не знал и Бендер, кто такой Фаберже, но не хотел признаться в этом.

– Фаберже это известный царский ювелир, товарищи. Коллекция его насчитывает десятки, а может и сотни ювелирных изделий, стоимость которых не поддается денежному определению. Скажу откровенно, я и сам ничего не знал об этом. Мне пришлось побеседовать с десятком ювелиров, чтобы узнать это. Когда мне поручили вести следствие по этому делу.

– Очень интересно, – погладил свои кудри Балаганов.

– Интересно, товарищ Доменко, – согласился Остап. – Только неясно чем может помочь вам наш клуб?

– Вот если бы принесли нам эти ценности, этого самого Фаберже, – привстал Балаганов. – Вот тогда мы…

– Помолчите, товарищ эксперт, – осадил его Бендер.

– Да, если бы принесли, – достал новую папиросу Доменко.

– А что представляют собой, эти уворованные ценности, товарищ следователь?

– Молочник с двумя чашечками.

– Только и всего?! – хлопнул ладонью по столу эксперт.

– Только и всего, товарищ эксперт, – усмехнулся Доменко. – А знаете, сколько этот молочник с двумя чашечками стоит на заграничном аукционе?

– Интересно? – уставился на следователя Бендер.

– Десятки, а может и сотни тысяч валюты.

– Вот это да! – воскликнул Балаганов.

– Интересно, очень интересно, – затоптал папиросу в пепельнице Остап. – Значит Фаберже…

– Да, царский ювелир, всемирно известный, товарищи.

– Вот найти бы эти изделия, – мечтательно протянул эксперт.

– С этим желанием я и пришел к вам, археологи.

– Да, если бы принесли этот молочник… – промолвил Остап.

– С двумя чашечками к нему, – добавил Балаганов.

– С двумя, – кивнул Доменко. – Такое предложение, товарищи. Хозяин обворованной квартиры вас не знает, думаю. Вы Остап Ибрагимович, или ваш эксперт, посещаете его и предлагаете ему купить какую-нибудь ценность или… – помолчал следователь, – спросить, нет ли чего продать, для вашего музея?

– Это вариант, – кивнул Остап. – Поговорить с ним. А для убедительности, я дам сегодня же объявления в газеты, что при нашей конторе открывается музей экспонатов найденных при раскопках…

– Дельное предложение, товарищ Доменко, – встал Бендер. – Откуда вам стало известно, что уворован этот молочник?

– С двумя чашечками? – добавил Балаганов.

– Как откуда? – опустился на стул следователь. По его заявлению, по описи краденного.

– Да, А что молочник Фаберже? Он что, ювелир, знаток изделий Фаберже?

– Нет, не ювелир, а школьный учитель рисования, друзья.

– Странно. Гражданская война, беженцы, голод… откуда же у него учителя рисования оказывается сало для обмена?

– Вот надо и попытаться выяснить, откуда и почему это он знает, что молочник Фаберже, – встал Доменко. – Все, мне надо идти, до свидания. Значит, договорились? Вот его адрес, – подал бумажку он.

– Договорились, товарищ следователь. До свидания…

Проводив гэпэушника, Остап сказал:

– Видите, Шура, какие рождаются варианты. Миллионные, но навряд они могут стать нашими, когда за ними охотится само ОГПУ.

– Да, командор, дело государственное, раз они сами… если по справедливости… нам не удастся.

– Я так и полагаю, товарищ эксперт, – прошелся по комнате Бендер.

– Но дружбу с гэпэушниками надо продолжить. Посетим этого рисовальщика… – посмотрел на бумажку оставленную следователем.

– Мне пойти или вы сами, командор?

– Пойдем вместе, Шура. Вначале к соседям этого Лоева Семена Михайловича. Вы к одним, я к другим с вопросом: «Нет ли чего продать, для музея?», а уж с таким вопросом и к рисовальщику. И не пойдем, а поедем, эксперт. Для пущей убедительности. Да, и не только к соседям обокраденного, а по всей улице… – посмотрел на бумажку Остап, – по всей Десятинной, где проживает этот рисовальщик. Заставим походить и Адама Казимировича с таким же заданием.

– Ой, командор, хлопотно все это, – крутнул головой Балаганов.

– А вы как думали? Рисовальщик сразу так и пойдет на откровенность? Нет. Да, а к нему мы заявимся только через пару деньков, когда вся улица будет уже знать, что ищутся экспонаты для археологического музея.

Вошел Козлевич и спросил:

– Остап Ибрагимович, надо съездить на заправку автомобиля.

– Съездим, Адам, и вот что… – и Бендер подробно посвятил его в предстоящую операцию.

И вот компаньоны начали осуществлять план похода к Лоеву. Посещая дома, они для большой убедительности показывали газету с объявлением, что открывается музей археологии, для которого собираются экспонаты, возможно имеющиеся у жителей не только Десятинной улицы, но и Андреевского спуска. В результате похождения по домам, было куплено ряд довольно ценных предметов: иконы, кресты, лампадки, медали, старинные монеты медной чеканки, бронзовые и фарфоровые статуэтки и даже кивер с аксельбантами к нему и эполеты.

Глава V Учитель рисования Лоев о молочнике Фаберже

И вот пришло время, когда великий искатель-предприниматель задернул цепочку входной двери квартиры Лоев, учителя рисования.

Перед Остапом предстал среднего роста мужчина лет сорока-сорока пяти, с гладко причесанными седеющими волосами, с несколько морщинистым лицом. Светлые его глаза внимательно смотрели на Бендера, и прозвучал негромко вопрос:

– Слушаю вас.

– Здравствуйте, хозяин, – улыбнулся ему в ответ Остап. – Вы, наверное, читали, – развернул перед Лоевым газету искатель.

– А-а, да, все улица уже об этом…

– Я председатель клуба археологов, уважаемый, – раскрыл картонки своего удостоверения Бендер, – Вот ищем, собираем нужное, интересное. Может и вы, предложите нам что-то… разрешите войти? – улыбнулся Остап.

– Собственно… у меня ничего такого для клуба… входите, пожалуйста, если уж так, – посторонился Лоев.

– Благодарю, – вошел Бендер. – Разрешите представиться – Остап Ибрагимович Бендер.

– Очень приятно, Лоев… Семен Михайлович. Лоев, – повторил он.

– Рад знакомству, уважаемый Семен Михайлович. Возможно, и найдете что-нибудь для нашего клуба…

– Нашел бы, – указал хозяин на стул у стола. – Если бы не ограбили…

– Как!? Вас ограбили? В милицию заявляли?

– Да, унесли самовар, из посуды кое-что, костюм мой выходной. Платья жены, мой сюртук гимназический…

– Гимназический? Интересно…

– Да, я преподавал в свое время в гимназии…

– Интересно, географию преподавали или…

– Нет, рисование. Две картины унесли… мои картины, маслом.

– О, я всегда уважал и уважаю художников, любезный Семен Михайлович.

– Да, отрез на пальто унесли для жены, собирались шить.

– Вот мерзавцы, а что-нибудь из предметов, могущих стать экспонатами для нашего музея?

– Да такого… вот думаю. И не нахожу что-то… Вот молочник…

– Ну, это посуда… Самовар, тарелки…

– Э-э, нет. Молочник, а к нему две чашечки, работа самого Фаберже.

– А кто это такой? Как вы сказали Фабе…

– Фаберже. Это знаменитый царский ювелир. Дорогая вещь. Ее и унесли. Воры, наверное, и не знают, сколько он стоит, если продать знающим.

– Интересно, а вы знаете, уважаемый Семен Михайлович?

– Сколько не знаю, но дорого.

– Вы знаете, уважаемый Семен Михайлович, у меня есть к вам предложение. Поскольку вы художник, не согласились бы вы, когда мы откроем музей, сделать надписи над каждым экспонатом и с кратким пояснением? Или вы заняты учительством в школе?

– Не занят. Я не работаю. Рисование не преподают в обычных школах сейчас. Да и места нет, если бы я предложил свои услуги по какому другому предмету.

– Вот и славно. Мы вас пригласим, когда музей откроем.

– Согласен, Остап Ибрагимович. Работать надо, чтобы карточки на хлеб получать.

– Да, оформим тогда… А что этот молочник, как вы сказали, Фаберже мог бы быть ценным экспонатом в нашем музее?

– Еще каким, но не знаю, решился бы я вам его продать?

– Да что говорить, если его нет, Семен Михайлович. А как он попал к вам, из археологических раскопок? Или купили по случаю на базаре?

– Ни то и не другое. Расскажу. Приехал свояк из села. Продавать колбасу и сало. Остановился у нас. Подкормил, значит. Пошел я с ним на базар, чтобы как-то охранить его от воровства. Время-то голодное, военное. Утром белые, вечером красные. Петлюровцы сегодня, банда какого-нибудь атамана завтра. Стоим, продаем его товар. А тут подходит человек и предлагает этот самый молочничек с чашечками, завернутыми в тряпки, в обмен на сало. Свояк ни в какую на обмен. А я как увидел этот молочничек, схватил без спроса куски сала и сунул их обменщику, схватив этот молочничек. Свояк в крик, а я ни за что уже не выпускал эту ценность. Вот как он ко мне попал этот молочничек, уважаемый Остап Ибрагимович. Обменщик беженцем из Москвы оказался. А сколько лет прошло, а мне все это помнится.

– А как вы определили, что молочник этого самого Фаберже?

– Так у нас в гимназии был альбом с рисунками этого ювелира. Я же о них и преподавал ученикам.

– А где этот альбом? Посмотреть можно?

– Нет, ограбили гимназию, пропал альбом, уважаемый.

– Жаль… – протянул Остап. Хотелось бы посмотреть.

– Конечно, но… – развел руки рисовальщик.

– Ну а когда вы выменяли, как убедились, что он Фаберже?

– На тыльной стороне донышка была буква «Ф» замысловато написана с завитушками. Надо полагать это эмблемы самого Фаберже.

– Эмблема, значит, буква фэ с завитушками… – произнес Бендер.

– Да. А вы знаете, я могу предложить вашему музею несколько своих акварелей и картину написанную маслом… Сейчас покажу.

Акварели и картины Остапа не заинтересовали, но он все же купил их по недорогой цене, получив от хозяина кучу «спасибо». И, уже уходя, спросил:

– Не могли бы вы, уважаемый Семен Михайлович, нарисовать для нашего музея этот молочник? Поскольку вы…

– С большой охотой, Остап Ибрагимович, нарисую, как он есть.

– Клуб заплатит вам за работу…

– Весьма благодарен, весьма…

Распрощавшись с хозяином, Бендер вышел к своим друзьям, ожидающим его в машине, передав Балаганову купленные картины у Лоева, сказал:

– Очень интересные сведения, камрады, будет у нас не фотография, а рисунок этого молочника…

– С двумя чашечками, – вставил рыжеволосый эксперт археологии.

– С двумя, – поддакнул ему Остап. – Все, купля-поиск закончены.

– Довольно прилично потрачено денег, командор, – крутнул головой эксперт, он же и финансовый распорядитель, и учетчик средств их конторы.

– Все окупится, разве не ясно, – завел мотор машины Адам. – Поехали.

– И не только окупится, товарищ эксперт, а мы еще раз завоюем доверие гэпэушников к нам. – Помолчав, Остап поправил свой вывод: Если не доверие, то расположение к нашей деятельности. Не мешать нам.

Доложив следователю Доменко о проведении им операции, Бендер не спешил сообщить ему, что Лоев нарисует вид этого молочника.

И вот настал тот момент, когда Остап, Балаганов и даже Козлевич склонились над рисунками заветного молочника с двумя чашечками, когда принес их Лоев. Рисунками? Да, не над одним, а над тремя даже. Рисовальщик представил их с некоторыми поправками в каждом, руководствуясь своей художественной зрительной памятью.

Что же представлял этот молочник, изготовленный, как утверждал Лоев, в ювелирной мастерской Фаберже? Это был по виду обыкновенный по формам молочник, размером большого заварного чайника и, стоящих по бокам его малыми чашечками. Цвет изделия светло-коричневый с золотыми прожилками и звездочками по округлым их формам и тонкими золотистыми линиями по носику, ручке молочника и ручкам чашечек. Крышечку самого молочника венчал золотой шарик.

– А узоры из чистого золота? – спросил эксперт конторы.

– Надо полагать, господа-товарищи. Ювелиры Фаберже работали только с чистым золотом, бриллиантами и драгоценными камнями: янтарем, изумрудами, жемчугом, кораллами и другими, как я читал, – пояснил Лоев.

– Послушайте, Семен Михайлович, за рисунки спасибо, теперь мы имеем ясное представление об этой ценности, расскажите нам и о других изделиях этого знаменитого царского ювелира Фаберже.

– То, что знаете, уважаемый художник? – попросил Балаганов.

– Да, интересно, конечно… – вставил и Адам Казимирович.

– Всего не знаю, а так… Например император заказал Фаберже изготовить подарочное пасхальное яйцо для царицы…

– Пасхальное яйцо!? – воскликнул Шура. – Изготовил?

– Разумеется, оно представляет собой несколько увеличенного размера, в золотых украшениях с бриллиантами, ценность его сказочная, господа-товарищи!

– Где же это изделие сейчас, Семен Михайлович? – спросил Остап.

– А Бог его знает, сведений не имею. Да, и еще, такое же пасхальное яйцо царь подарил своей фаворитке знаменитой балерине Кшесинской…

– Балерина Кшесинская… – произнес Бендер. – Читал, – рассмеялся Остап. – Знаменита еще тому, что с балкона ее дворца в Петербурге выступал Ленин.

– Возможно, – произнес Лоев, – Десятки, сотни изготовил этот Фаберже ювелирных изделий, ценности их, как я сказал сказочная. – Ну, так, рисунками довольны, – встал рисовальщик. – А когда мне оформлять надписи в вашем музее?

– Рисунками довольны, Семен Михайлович, – это вам, – выложил несколько десяток рублей Бендер на стол. – Возьмите уважаемый. – А насчет работы, когда откроем музей, Семен Михайлович, мы вас известим.

– Премного благодарен, благодарен… – взял деньги рисовальщик, – Буду ждать приглашения на работу. До свидания, – направился он к выходу.

– До свидания, уважаемый, – ответил Бендер, провожая его до двери.

– Вот так друзья-единомышленники, – заходил по комнате глава конторы. – Увидели, услышали, поняли?

– Да, Остап Ибрагимович, чего уж тут… такой маленький…

– С двумя крошечными чашечками к нему, Адам Казимирович, – сказал и Балаганов. – А стоит тысячи…

– Не рублей, детушки, а валюты! – ткнул пальцем в рисунок Бендер, подойдя к столу.

– Так или иначе, все равно не наш, если по справедливости…

– Наш, не наш, товарищ эксперт, а найти его не помешало бы.

– Это верно, Остап Ибрагимович, – прогладил свои усы Адам.

– Если бы нашли без ведома гэпэушников, то, как продать его на аукционе? – На международном аукционе? – уточнил Бендер.

– Командор, а что такое аукцион?

– Это способ продажи некоторых товаров, Шура. – Гарнитуров, стульев… – вдруг рассмеялся Бендер. – Стульев, камрады. Например, двенадцать стульев из гарнитура, по одному стулу из этого гарнитура, – продолжал смеяться Бендер, глядя на своих друзей, не понимающих причину его смеха. – Ладно, – успокоился Остап. – Как-нибудь расскажу о такой продаже на аукционе. – А сейчас…

– Нет, так вы покупали или продавали, что на аукционе, командор?

– Покупал, Шура, покупал, – усмехнулся Бендер.

– И все же, если по справедливости, покупали что? – допытывался рыжеволосый компаньон.

– Да, интересно, Остап Ибрагимович, покупали что? – задал вопрос и автомеханик их конторы. – Может такой же молочник? – взял он рисунок.

– Да. С двумя чашечками? – задал вопрос и Балаганов.

– Нет. Покупал стулья, – вновь рассмеялся Остап. – Двенадцать стульев из гарнитура, камрады-единомышленники, – перестал смеяться бывший покупатель стульев «из дворца».

– И что, купили, Остап Ибрагимович? – опередил вопрос Балаганова Адам Казимирович.

– Не купил. Денег не хватило. А компаньон мой прогулял нужные деньги.

– И все же, если по справедливости, зачем вам надо было покупать эти стулья, командор? – допытывался Балаганов.

– Скажу, если по справедливости, как вы говорите, камрад Шура.

– Да, пусть по справедливости, Остап Ибрагимович, – подал голос и Адам.

Бендер усмехнулся, достал папиросу, закурил с глубокой затяжкой и, глядя на своих друзей, с нетерпением ожидающих ответа, сказал:

– В одном из этих двенадцати стульев, в сидении, были спрятаны бриллианты.

– Бриллианты!? – в один голос воскликнули концессионеры.

– Да, на сумму не меньше, а может и больше, чем этот молочник, – двинул по столу рисунок Лоев, Остап.

– Да как же так, командор?

– Ну и ну, Остап Ибрагимович, – махнул рукой по усам Козлевич, – не хватило денег… И что же? Стулья продали другому?

– Нет, начали продавать по одному стулью, так как желающих купить все двенадцать не нашлось.

– Вот кому-то достался стул с бриллиантами, командор?

– Не кому-то, Шура, а государству. Стул с бриллиантами купили железнодорожники и на эти бриллианты построили клуб, как стало мне известно.

– Теперь и молочник может достаться государству, – сказал Адам.

– Если найдут его, друзья-единомышленники, – сказал Бендер. – Этот молочник.

– С двумя чашечками, – тихо произнес Балаганов.

– А может нам постараться найти его раньше гэпэушников, Остап Ибрагимович?

– Подскажите. Каким образом, Адам Казимирович? – встал против него Остап, ожидая ответа.

– Да, каким образом, Адам Казимирович? – задал вопрос и Балаганов.

– Еще не знаю, что сказать… – пожал плечами Адам. – Надо, наверное, связаться с уголовниками, я думаю… – неуверенно ответил он.

– А есть ли у вас знакомые эти самые уголовники, а по-простому, воры?

– Здесь нет. В Москве и Арбатове знавал таких. А здесь нет у меня знакомых из таких. В Черноморске нашел бы…

– Таких, нам не надо, нужны здешние, которые обворовали Лоева. Иногородние нам не нужны, друзья-товарищи.

– Конечно, не нужны, командор, – подтвердил Балаганов.

– И еще, думаете, органы: милиция, ОГПУ с этим Доменко не знают местных воров? – заходил по комнате Бендер. Разве у них нет стукача из уголовного мира?

– Конечно, есть, Остап Ибрагимович, – согласился автомеханик.

– И я знаю, что у легавых и этих гэпэушников всегда есть сексоты, командор.

– Вот именно, детушки-искатели. Думаете гэпэушники и тот же следователь Доменко не прошерстили своих осведомителей?

– Еще как, командор.

– Несомненно, Остап Ибрагимович, – согласился Адам.

– Ну, вот… Может какой-нибудь не профессиональный вор, а какой-то случайный, которому подвернулась добыча. Сосед или знакомый рисовальщик, его жены… Родители детей, которые дружат с детьми Лоева, знакомые жены на работе… – рассуждал Остап. – Видите, сколько может быть вариантов установления личности вора?

– А может следователь Доменко все эти версии уже проработал, Остап Ибрагимович?

– Да, командор, а мы будем стучать в уже отворенную дверь. – отметил Балаганов.

– Правильно, Адам Казимирович, и вы, Шура. Надо узнать, что известно по этим вопросам следователю. А уж потом прикинем наши варианты.

Как и предполагали компаньоны, Доменко уже достаточно опытный в сыскно-следовательской работе, в разговоре с Бендером сообщил, что он допросил жену Лоева, которая работала медсестрой в больнице, ее знакомых, соседей Лоева. Короче, из всех вариантов, перечисленных Остапом, не было не одного не проработанного гэпэушником.

– А кто знал о сказочной ценности этого молочника? – спросил Остап.

– Кроме Лоева никто, так утверждает обокраденный, – ответил Доменко. И даже его жена, как он говорит, не знала о ценности этого изделия. Он хранил его, как утверждает рисовальщик, для своего морального художественного удовлетворения.

Никаких других сведений Бендер от гэпэушника не получил.

Когда Лоев пришел в контору «Доларх», чтобы узнать, когда откроется музей археологии, Бендер его спросил:

– Ну что, милиция нашла украденное у вас?

Учитель тяжело вздохнул и ответил:

– Да где там. Ничего. Ни вещей, ни воров.

– Да… – с чувством произнес Остап. – А кто знал о вашем молочнике, о его ценности?

– Никто, никто, Остап Ибрагимович, – заверил рисовальщик. – Даже Екатерине не говорил. Екатерина, жена моя, – пояснил Лоев.

– А ваш свояк? Вы не пояснили, почему так поступили с его салом?

– Не-е, зачем ему знать это.

– Как же вы объяснили ему, что этот молочник дорог вам?

– Сказал, что нужен для моей работы в школе, чтобы дети рисовали натюрморты с ним, что мол, школа заплатит хорошо за него.

– А он поверил?

– А что ему оставалось делать, обмен уже состоялся. Да и сала у него еще с пуд, а то и больше. Кабана заколол, как он говорил. Сенокосилку хотел купить. Да мануфактуры для жены и дочери.

– Он из зажиточных селян?

– Жена говорила, что куркулем его называли, когда советы начали колхозы делать. Так, когда музей открывать будете, Остап Ибрагимович?

– Скоро, скоро, уважаемый. Помещение пробиваем для музея. Обещают выделить по-соседству с нашей конторой. Трудно сейчас с площадями, как известно.

– Понятно, – встал рисовальщик, чтобы уходить.

– Мы вам сразу же сообщим, товарищ Лоев, как только решим этот вопрос. И еще… Вы говорили, что вашего обменщика вы тогда видели на вокзале.

– Да, когда провожал свояка на поезд. А потом когда мне снова пришлось побывать на вокзале и что же, как вы думаете? Мой обменщик – беженец из Москвы, как он мне тогда сказал уже работал, носильщиком на вокзале.

– Это интересно! – воскликнул Остап. – Обрисовать его можете?

– Да как вам сказать… Это когда было…

– И все же набросаете портрет этого беженца из Москвы, как он вам сказал.

– Вот, вот вам бумага, карандаш, – подскочил к Лоеву Балаганов с карандашом и тетрадью, в которой он вел учет вступающих в члены общества археологов.

Лоев присел к столу, некоторое время молчал, полузакрыв глаза и держа карандаш в руке, потом проговорил:

– Нет, извините… Не могу вспомнить лицо его для рисунка… Одежда… фартук… бляха на груди… А вот лицо, не могу вспомнить, – встал рисовальщик. – Извините, товарищи.

– Понимаю, Семен Михайлович, сколько лет прошло… Значит, как музей откроем сразу же пригласим вас. Ждите. До свидания.

Когда Лоев вышел, Адам, который вошел раньше и слышал весь разговор Бендера с учителем рисования, сказал:

– Остап Ибрагимович, а почему бы вам не обратиться к этому самому Шаврову, с просьбой отобрать одну из комнат у магазина торгующего игрушками. Он рядом с нашей конторой. Вот вам и музей археологии.

– Ну, Адам! – воскликнул Остап. – Вы все больше и больше становитесь предпринимателем.

– Ой, командор, ваша правда – воскликнул и эксперт конторы Балаганов – Жизнь нас учит. Так, Адам Казимирович?

– И еще, Остап Ибрагимович, а почему бы нам не взять этого учителя и повезти его на вокзал? Пусть поищет своего обменщика. Вдруг тот и сейчас там носильщиком работает.

– Еще раз благодарю вас, Адам Казимирович за дельный совет. Это и я так подумывал, а вдруг, мои дорогие единомышленники. Следователь же не знает, что Лоев видел своего москвича на вокзале, а потом уже как носильщика.

– А может, знает, командор, – пригладил свои рыжие кудри Балаганов.

– Верно, Шура. Уточним у рисовальщика. Это мой промах, друзья.

Уточнив у Лоева, что тот ни единым словом не обмолвился со следователем, что видел обменщика на вокзале, а потом еще раз видел его работающим там носильщиком, Бендер пригласил его поехать с ним на вокзал и поискать этого таинственного москвича среди вокзальных носильщиков.

С этой целью ездили и раз, и два, и в третий раз поехали на вокзал, на московского обменщика не находили. Без имени и фамилии разыскиваемого, обратиться к железнодорожной администрации было бесполезно. А если бы они и знали, то администрация сказала бы: «да работал такой, мол, уволился или уволили». Из расспросов работающих носильщиков тоже ничего выяснить не удалось, так как обрисовать портрет обменщика Лоев, как известно, не мог. После третьей безрезультатной поездки на вокзал, Балаганов спросил:

– Командор, а зачем нам нужен этот обменщик?

– Да, Остап Ибрагимович, обменщик на сало этого молочника?

– С двумя чашечками? – не упустил возможность добавить бывший уполномоченный конторы «Рога и копыта», а сейчас эксперт конторы по археологии.

– Сказать вам ничего определенного не могу, друзья-товарищи. Только сверлит в моем мозгу мысль узнать, где он взял этот прибор?

– С двумя…

Жестом руки Бендер осадил Балаганова, привычно добавляющего фразу «с двумя чашечками» и повторил: – Где он взял этот молочник? И есть ли у него нечто подобное? Или не скажет ли он где можно приобрести такие же изделия как этот молочник?

– Так он вам и скажет, командор.

– И я так думаю, Остап Ибрагимович, – пригладил свои усы Козлевич.

– Не скажет или не знает, или побоится, что его развенчают, как вора. Но это уже второй этап выведать у него нужное. Первый же, это найти этого москвича – обменщика, детушки.

– Ищем и не находим, командор.

– Ничего, брат Шура, ищем и будем надеяться, что найдем, так Остап Ибрагимович?

– Надежда умирает последней. – закурил Остап. – Подумать надо мне, да и вам, соискатели неизвестного.

– Верно, Остап Ибрагимович.

– Да, если по справедливости, – согласился и Балаганов.

– Ну а теперь о насущной действительной нашей работы, камрады. Открыточное производство наше значительно свернуто, но продолжается, и нам не следует обходить его нашим вниманием ПРЕДЛАГАЮ. Эксперт Балаганов остается на хозяйстве в нашем «Долархе», я еду в Симферополь, Адам Казимирович – в Харьков. Уточняем, проверяем наше открыточное производство. Срок поездки мне и вам, Адам, два дня, не больше. Вам же, Шура, продолжать прием антиквариата, если такой будет, и продолжать оформление поступающих в наше археологическое общество.

– Остап Ибрагимович, в Харьков мне на автомобиле?

– Нет, Адам, пусть машина постоит в амбаре-гараже дворника Македона, я и вы – на поезде поедем. Вопросы есть?

Автомеханик и эксперт молчали. Затем Балаганов тихо произнес:

– Если по справедливости…

– Никакой вашей справедливости, камрад Шура! – оборвал его Остап. За дело, компаньоны-искатели мои. После моего и Адама возвращения продолжим работу над молочником.

– С двумя чашечками. А что мне говорить Лоеву, командор?

– Тоже самое, пробиваем помещение для музея.

Глава VI Таинственное исчезновение молочника Фаберже

– Можно к вам? – раздался голос у дверей конторы.

Все обернулись к входу и увидели входящего к ним следователя Доменко.

– Входите, входите, Роман Павлович, – пошел на встречу гэпэушнику Бендер.

– Здравствуйте, товарищи.

– Здравствуйте, – почти в один голос ответили археологи.

– Присядьте. Пожалуйста, Роман Павлович, – указал на стул Бендер.

– Присяду и сообщу вам новость. Приятную и не очень вторую новость, – закурил следователь.

– Послушаем и ту и эту, если так, верно, археологи?

– Верно, – кашлянул Балаганов.

– Конечно, уважаемый товарищ, – кивнул Козлевич.

– Первая, – пустил дым с папиросы Доменко. – Вашей конторе выделяется комната, отобранная у магазина игрушек. Уплотнили магазин немного. Комната примыкает к вашей конторе…

– Ура! – воскликнул Бендер.

Вот это да! – воскликнул и Балаганов.

– Приятно слышать, уважаемый, – пригладил свои усы Козлевич.

– Да, помещение это использовалось магазинок под склад. Обойдутся.

– Вот спасибо, вот спасибо. – заходил по комнате Остап. – Организуем теперь там музей археологии, Роман Павлович.

– Ну, а вторая новость? – выпалил Балаганов.

– Да. Вторая, какая новость? – подошел ближе к следователю Остап.

– Вторая… – помедлил Доменко. Нашли вора-домушника, – быстро произнес Доменко. – Да, который обокрал квартиру Лоева, товарищи.

Эту новость археологи встретили разными голосами. Но радостными, поздравительными и даже вскриками удивления.

– Да, нашли, – повторил Доменко. – Но среди уворованных вещей нужного нам молочника не оказалось.

– Вот это да! – топнул ногой Бендер.

– Как же так, если… – развел руками Балаганов.

– А может, утаил его вор? – спросил Козлевич.

– Божится и клянется, что не брал и не видел такого. Даже когда применили к нему меры устрашения, товарищи. Вот какие дела, товарищи, – пустил клубы дыма от папиросы гэпэушник. – Прошерстили его дружков, безрезультатно. Не брал, не видел и точка.

– Да, шарада с неизвестным, – прошелся по комнате Бендер.

– И не с одним, Остап Ибрагимович. Если не он, значит, есть и другой преступник.

Воцарилось молчание четырех мужчин, поставленных перед необъяснимым исчезновением уникального произведения ювелирного искусства.

– Теперь, товарищи, одна надежда на ваш музей. Возможно, вор номер два и принесет вам для продажи.

– Дал бы Бог, – закурил Остап.

Балаганов одобрительно посмотрел на своего руководителя упомянувшего слово «Бог» и проговорил:

– Дал бы Бог.

– Если бы, – сказал Козлевич.

– А для этого надо еще дать объявление, товарищи, что экспонаты для музея и другие ценные изделия покупаются по дорогой цене.

– Дам, дам такое объявление, Роман Павлович, – заверил Остап. – И, как только принесет кто этот злополучный молочник, сразу же доставлю его в ваш отдел, Роман Павлович.

– И постарайтесь, задержать ворюгу, – товарищи, – встал Доменко и направился к выходу.

Остап, проводив следователя, сказал своим компаньонам:

– Вот вам и сказка уголовная. Вора нашли, краденые вещи нашли, хотя и не все, наверное, а самое ценное, молочника…

– С двумя чашечками, – не преминул добавить Балаганов.

– Да, с чашечками, Шура…

– А может, Остап Ибрагимович, у этого Лоева и не было этого молочника? – медленно, как бы в раздумье произнес автомеханик.

– Как это не было? – уставился на него Бендер.

– Может этот учитель говорит что-то не так.

– С какой это целью, Адам? Никакой логики не вижу.

– А так, Остап Ибрагимович, чтобы милиция, а тем более ОГПУ, приложили все усилия, чтобы найти уворованные вещи.

– Ну, Адам, вы все больше и больше удивляете меня и, наверное, Балаганов своими вашими умственными заключениями, советами. – А что, если подумать, то это возможно и так, – опустил свое слово «по справедливости» Балаганов.

– И вы, Шура, заслуживаете похвалы, – заходил по комнате Бендер, что говорило о его раздумывании.

Адам и Балаганов смотрели на своего командора и жали, сто скажет он. И Остап сказал:

– Вот почему гэпэушники пошли нам на встречу с открытием музея.

– Надеюсь, что нам вор все же может принести эту ценность, – произнес Балаганов.

– И я так думаю, Остап Ибрагимович, – встал и снова сел Адам.

– Наши поездки пока откладываются, друзья. А сейчас… поехали к Лоеву.

Рисовальщик был дома, сидел за мольбертом. Писал пейзаж.

– Поздравляю вас, Семен Михайлович, с открытием нашего музея!

– Ну?! И мне на работу?

– Да. Власти выделили нам помещение. Сделаем ремонт, какой надо, и будем оформлять экспонаты.

– Вот славно, вот славно! Премного благодарен вам за новость! А вы знаете, вора милиция нашла.

– Ну?! И ваши вещи у него?!

– Не все, – уже не радостным голосом сообщил рисовальщик. Главного у него не отыскали, молочника! – повысил с горечью голос Лоева. – Не брал он, говорит и все. И не видел этого молочника.

– Вот это да! – воскликнул Бендер. – Кто же тогда украл его, а, Семен Михайлович?

– Ума не приложу… – тяжело вздохнул Лоев.

– А может ваш свояк?

– Так его, пять лет уже, наверное, как в Сибирь выслали, как куркуля… Да он и не из таких для этого, хотя бы и знал сколько стоит этот молочник. Зачем ему это. Тут кто-то другой крал, – покрутил головой Лоев.

– Ясно. А когда вы видели этот молочник?

– Когда видел?

– Да, любовались им? До кражи вещей он был еще у вас?

– Дайте вспомнить… – замолчал учитель, думая.

Бендер терпеливо ждал, видя, как Лоев вдруг встал, открыл ящик стола, достал какие-то бумаги, картонки и начал их листать.

– Ищу акварель, я с молочника писал, – пояснил он. – Там дата, я всегда ставлю число на своих работах…

– С него вы рисовали эскизы и для нас, которые принесли?

– Нет, не с моей акварели, а по зрительной памяти, я тогда не нашел ее… вот и сейчас не нахожу, Остап Ибрагимович, – швырнул он бумаги в ящик стола. – Вытер пот со лба и опустился в кресло. – Ни припомню, когда писал эту акварель… натюрморт…

– Ясно. А задолго до похищения молочника, Семен Михайлович?

– Да, когда подумывал продать его… чтобы показать вид его…

– Показать в музее?

– Нет, там не заплатили бы мне дорого. Поэтому и не предлагал…

– Ясно… Значит, молочник до кражи был у вас? И задолго до нее?

– Да. И задолго до нее… – скучно повторил Лоев.

– А в милиции тоже такое спрашивали?

– Да. Сказал, что и вам… только о моем натюрморте и о продаже я не сказал… ни слова, Остап Ибрагимович. О продаже разве можно…

– А кому вы могли предложить купить это произведение искусства?

– Не знаю… – пожал плечами рисовальщик. – Иностранцу какому-нибудь, а может и нашему нэпману, скажем.

– Да, если бы принесли нам в музей, то мы заплатили бы дорого…

– Если бы принесли… – тяжело вздохнул Лоев.

– Значит так, Семен Михайлович, как только сделаем ремонт, выставим столы, витрины, сразу же пригласим вас на работу, – встал Бендер, чтобы уходить.

– Премного благодарен, премного, Остап Ибрагимович, – пошел за работодателем рисовальщик.

Зазвякал в передний звонок.

– Это Славик со школы, наверное, отворил дверь хозяин.

В дверях стоял школьник лет пятнадцати с ранцем в руке. Увидев Остапа, произнес учтиво:

– Здравствуйте.

– Здравствуйте, молодой человек, – улыбнулся ему Бендер.

– Ступай обедать, сын, я провожу гостя.

– Сегодня нас кормили в школе, папа, не хочу… Разреши покататься немного, мы договаривались с Леной…

– А уроки? Тебе только бы кататься… Отец Лены велосипед Славику подарил, – пояснил Лоев.

– Так велосипед сына, не ваш? Я думал… – этот велосипед Остап видел в прихожей. И сам того не зная почему предложил: Хотите покататься на автомобиле, Слава?

– На этом шикарном, он ваш? – указал он рукой на дверь.

– Да, наш, – засмеялся Бендер. – Хотите, тогда прошу, – жестом руки пригласил Бендер школьника.

– Ой, спасибо, – бросил ранец на пол Слава и поспешил за Остапом.

Балаганов и Козлевич, ожидающие Бендера в машине, были удивлены их новым юным пассажиром, осторожно садящего в машину.

– Знакомьтесь, Слава. Сын художника Лоева, который, как я уже говорил, будет работать у нас.

– Очень приятно, в один голос ответили концессионеры. – Куда поехали, Остап Ибрагимович?

– Славу покатаем, друзья. Куда поедем, Слава?

– А куда повезете, к Днепру можно, – ответил школьник.

– В каком классе учишься, Слава? – задал первый вопрос Остап для знакомства.

– В седьмом…

– А твоя знакомая Лена, с тобой в одном классе учится?

– Нет. В другом, просто мы подружились как-то. Она тоже на велосипеде любит кататься.

– Семен Михайлович сказал, что папа Лены подарил тебе велосипед, так?

– Подарил… – замялся мальчик. – Он богатый нэпман… И подарил, чтобы я с Леной на прогулки ездил.

– Так просто подарил? – обернулся к мальчику Балаганов, он сидел рядом с шофером.

– Товарищ бортмеханик, не вмешивайтесь в наш разговор! – строго предупредил Остап. – Правда, Слава?

– Извините, извините, командор…

– Так уже лучше… Да, Слава, вы же обещали Лене покататься вместе.

– Да, надо вернуться мне… и с вами поездить хочется… – смотрел по сторонам юноша.

– Тогда так, Адам, завезите нас в контору и везите Славу к его Лене… Как, Слава, она захочет покататься на автомобиле?

– Еще как! – воскликнул паренек. – Конечно, захочет.

– Вот и славно. Адам Казимирович, покатайте молодых людей, – распорядился Бендер.

– Будет сделано, товарищ директор.

– Надеюсь, Адам Казимирович, что вы будете внимательны к молодым людям, – сказал Остап, выходя с машины с Балагановым, многозначительно глядя на понятливого автомеханика.

– Все как вы сказали, товарищ директор, – закивал головой Адам, отлично понимая, что все это Остап делает неспроста.

Вот что поведал Адам, когда вернулся через пару часов езды по городу с семиклассниками Славой и его подружкой Леной.

Молодые люди дружат с пятого класса. Отец Лены содержит ряд магазинов в том числе… – засмеялся Адам, – и магазин игрушек от которого гэпэушники передают нам комнату.

– Действительно можно посмеяться, – улыбнулся Остап.

– Такому совпадению, командор…

– У них собственный дом на Печерске, – продолжал Козлевич, – автомобиля нет, папа Лены ездит на пароконном собственном экипаже…

– По магазинам своим, – вставил Балаганов.

– Ну что еще… Лена – красивая белокурая девушка… Вот и все пока, Остап Ибрагимович.

– Не густо, но хорошо. Спасибо, Адам Казимирович.

– Да уж… ладно… – пригладил свои кондукторские усы тот.

– А зачем нам, командор, эта Лена? Ее папаша-нэпман?

– Вот вы всегда, Шура… Но здесь, камрады, есть что-то такое, что может указывать путь к разгадке исчезновения этого ценного молочника.

– С двумя… – хотел добавить свою обычную фразу Балаганов, но воздержался, глядя на своего командора, расхаживающего по комнате.

– Хорошо, пойдем по пути расследования, друзья-товарищи… – Бендер подошел к входной двери конторы и с уличной стороны ее повесил картонку с надписью: «Закрыто, работают эксперты». Вернулся в комнату и продолжил:

– Если верить следователю, что, и не верить, а руководствоваться результатами допроса вора-домушника, что он никакого молочника не брал и даже не видел такого, а к нему применяли, как сказал Доменко, меры устрашения…

– Знаем эти меры, командор, – махнул рукой Балаганов, – когда я в допре…

– Не перебивайте старших, бывший уполномоченный по рогам и копытам.

– И я знаю, какие это меры устрашения у милиции, а тем более у гэпэушников…

– Помолчите и вы, Адам Казимирович… Не уводите мои рассуждения в сторону.

– Да, да, да, Остап Ибрагимович, простите, вспомнилось как-то…

– Так вот, друзья мои, товарищи, будем считать, что домушник не брал этого молочника. Тогда вопрос, кто его взял, украл, разбил и выбросил, что маловероятно? Кто задаю себе и вам вопрос? Был еще вор? Второй вор или первый? Оказывается, что Лоев любовался этим изделием в последний раз еще задолго до кражи. Кроме того, он сделал акварельный рисунок с него, как натюрморт. Признался он мне, что собирался продать его… Но передумал, жена устроилась работать в больнице, начали получать карточки. Он решил повременить с продажей молочника. А когда я попросил его, помните, нарисовать его, так он своего акварельного рисунка не нашел и нарисовал нам в трех экземплярах по-памяти. Не нашел он своего этого рисунка и сегодня. Исчез и все. А не оказался ли первый вор в самом доме учителя рисования? Задал я себе вопрос, детушки-друзья мои. Возможно. Свояк? Пять лет тому, как его выслали. Жена? Маловероятно. Она из простой семьи. Рисовальщик не посвящал ее в ценность молочника. Сын? Ученик седьмого класса?… Не вызвал у меня подозрений. Но когда всплыл в этом деле велосипед!.. Что Ленин папа вдруг подарил Славе его! С чего бы это? Чтобы кататься парню вместе с его дочерью, охранять ее? С трудом верится, камрады-компаньоны мои, – начал закуривать Бендер.

– Ой, точно, командор, ой, правильный ход к этой разгадке.

– И я с вами согласен, Остап Ибрагимович, – подтвердил Адам.

Прикурив папиросу, Бендер не спешил одобрить мнения своих друзей. Присел к столу и взял карандаш, и на листе блокнота начал записывать, говоря:

– Первое. Сблизится, как только можно, с семиклассником Лоевым. Через него с его симпатией Леной, дочерью нэпмана… Узнать фамилию нэпмана… впрочем, магазин его радом, комнату же его передают нам…

– А Славе я предложу научить его водить автомобиль, Остап Ибрагимович.

– Дельное предложение, Адам. От него и выведать можно что-то… каким это образом папаша Лены подарил ему велосипед? Так дальше…

Раздался стук в дверь конторы и голос:

– К вам можно?

– Заняты, занят! Работают эксперты! – подскочил к двери Балаганов.

– Ничего, ничего, соседи… – вошел мужчина, одетый элегантно по тому времени, среднего возраста, полноват, лет пятидесяти можно было ему дать, глядя на него.

– Мой магазин рядом с вами, товарищи…

– А-а, пожалуйста, прошу, прошу к нам, – пошел к нему на встречу Бендер. – Рад познакомиться. Бендер, археолог, Остап Ибрагимович.

– Очень приятно, товарищ Бендер, а я Клюев… Юрий Власович, товарищи. Мне приказано передать вам контору… Тоже полуподвальную, рядом с вами…

– Очень хорошо, Юрий Власович! Дверь в нее сделаем, музей там наш археологический организуем. Вот спасибо…

– Спасибо не мне, – засмеялся Клюев. – А властям, они меня ущемили. Склад там у меня, освобождаю уже. Хотите посмотреть?

– Да, да, конечно…

– Тогда прошу, – двинул рукой Клюев в сторону выхода.

Бендер с компаньонами последовал з Клюевым. Это была полуподвальная комната, примыкающая к «Доларху», размером таким же, как и комната их конторы. Без окон, требующая ремонта не только стен, но и полов.

– Электрику надо провести, дверь в мой магазин заложить, а к вам дверь сделать, – пояснил Клюев. – Как довольны?

– Из-за неимения лучшего, конечно, Юрий Власович, – ответил Остап.

– При недостатках жилья и помещений в городе, конечно, – товарищ директор магазина, – произнес Балаганов.

– Итак, смотрины состоялись, можете приступать к ремонту и организации своего музея, товарищи.

– Спасибо властям и вам, конечно, Юрий Власович, пожал руку нэпману Бендер.

– На новоселье… открытие музея, пригласите?

– Непременно, непременно, Юрий Власович, – заверил Остап нэпмана.

Компаньоны-предприниматели вернулись к себе, оставив Клюева в его магазине, и Бендер сказал:

– Благодаря этому украденному молочнику наш «Доларх» расширился, знакомство со щедрым нэпманом, дарящим велосипед, состоялось. Знакомство с ним продолжим, узнаем причину подарка велосипеда Славику. Решение, – прошелся по комнате Остап, – В командировку мы с вами едем, Адам. Вы, эксперт Балаганов, остаетесь на хозяйстве, нанимаете нужных мастеров и делаете ремонт комнаты для музея. Привлекаете к этому и рисовальщика Лоева.

Глава VII Музей «ДОЛАРХа» или крючок для нэпмана

Когда Бендер и Козлевич вернулись из своих командировок, то с удовлетворением увидели, как полуподвальная комната, бывший склад игрушечного магазина, преобразовалась до неузнаваемости, после ремонта. Вдоль стен стояли столы, над ними Лоев сделал надписи. Их было немного, так как компаньоны еще не решили, что экспонировать. Да и предметов для этого было у них немного, после распродажи. Бендер, осмотрел то, что Балаганов с Лоевым выставили и сказал:

– Главного здесь нет, товарищи, рисунков молочника, нарисованного по памяти вами, Семен Михайлович.

– Да… но…

– Я ждал вас, командор, вашего указания, – пояснил Балаганов.

– Указание, Шура, даю, немедленно выставляй!.. Будем приглашать Клюева на открытие нашего музея… И надо увеличить освещение, товарищ эксперт.

– Будет сделано, командор. Электрик рядом тут. А как ваши открыточные дела?

– Все хорошо, Шура, идут, как и положено, Балаганов, я давал вам задание проконтролировать сбыт наших открыток здесь, в Киеве, что скажете о сбыте их не только в киосках, но и в магазинах торгующих книгами? Проработали, уполномоченный эксперт?

– Тоже скажу, командор, что все хорошо, продажа не быстрая, как известно, но с божьей помощью…

– Ладно, по банковским счетам будет видно, что и как.

– Да, командор, приходил переводчик, тот, который к нам с немцами приходил, помните?

– Еще бы! – засмеялся Бендер. – Так славно тогда торганули…

– Переводчик интересовался по просьбе своих немцев, что у нас есть нового, немцы обещают скоро приехать…

– Вот это хорошая новость, камрад Шура. – Вы слышали, Адам Казимирович? Эти немцы покупали антиквариат до вашего приезда в Киев.

– Да, да, Остап Ибрагимович, дельные люди?

– Еще какие! – поднял большой палец Балаганов.

– Да, Адам, открыточное производство наше, хотя и обкорнали гэпэушники, но все же, а вот антиквариат, это антиквариат, концессионеры. Музей им покажем, если приедут.

– И других иностранцев не помешало бы, командор.

– Где же их возьмешь, друзья-товарищи. Не будем же давать объявление в газетах, что требуются иностранцы для покупки антиквариата.

– Ни в коем случае! Гэпэушники сразу к нам нагрянут, командор.

– Да, Остап Ибрагимович, может, поговорить с переводчиком? Пообещать ему плату.

– А где его мы найдем, камрады? Адрес его мы не знаем.

– И как фамилия, зовут как? – добавил Балаганов.

– Нет, для нас возможен только такой же случай, как с немцами. Наши объявления в газетах вывеска нашего «Доларха».

– Да, был бы у нас этот молочник, командор, – мечтательно произнес Балаганов.

– Если бы был, товарищ эксперт, то ОГПУ разве упустили бы его из лап своих? Разве позволили нам устроить продажу его на том же аукциона?

– Ни за что, Остап Ибрагимович, сразу бы статью нам, – крутнул головой Адам.

– Не иначе. Все, пошли в наш музей, посмотрим, что там понадписывал Лоев над нашими экспонатами.

И вот настал день открытия музея. Пригласили Доменко и Клюева. И если следователь не обратил должного внимания на рисунки молочника, сделанные Лоевым, то Бендер и его компаньоны с понятным интересом увидели, как нэпман оторопело уставился на рисунки.

– Правда, исключительное творение искусства? – спросил его Остап.

– Да… – несмело ответил Клюев. – Откуда они у вас?

– Наш художник изобразил.

– Да, я. – подошел Лоев. – Я перерисовал его с натюрморта своего, так рисунок мой куда-то девался.

– Пришлось рисовать ему по памяти своей художественной, – пояснил Бендер.

– По памяти? – подошел ближе следователь Доменко. – Так это и есть тот молочник?

– С двумя чашечками, – вставил Балаганов.

– Молочник? – обескуражено прошептал Клюев.

– Да, Юрий Власович, – смотрел на него Бендер, – Тот, который украли.

– У меня, товарищи, – грустно пояснил Лоев.

– Ну, теперь мы хоть вид его знаем, товарищи, – сказал Доменко. – Легче будет искать вора.

Клюев все это время молчал, затем прошептал: – Вора…

– Да, Юрий Власович, ведь это ценнейшее изделие искусства, – продолжая смотреть на него, проговорил Бендер.

– Ничего, найдем, товарищи, – твердо заявил Доменко. – Все, мне надо идти, продолжайте свою работу, Остап Ибрагимович, – бросил он, выходя из музея.

– Мне тоже, товарищи археологи, – двинулся к двери и нэпман. – До свидания…

– До свидания, Юрий Власович, кивнул ему Бендер. И когда нэпман вышел, хлопнув в ладоши и констатировал: – Все, детушки, Клюев клюнул! Он на крючке!

– Он! Я понял сразу, когда он смотрел на него, – притопнул ногой Балаганов. – И этот велосипед Славика…

– Он, Остап Ибрагимович, разве не видно, как он затушевался, когда увидел рисунки нашего рисовальщика.

Когда компаньоны остались одни и перешли из музея в контору, Бендер сказал:

– Теперь, Адам Казимирович, ваша работа. Подъезжаете к школе, где учится Слава, встречаете его и предлагаете ему покататься, с обещанием научить его автовождению. Он, конечно, тут же попросит покатать и свою симпатию Лену и других друзей его. Вы, разумеется, не отказываете, и некоторое время ездите с ними по городу. Затем сообщаете им об открытии нашего музея и привозите их на смотрины. Мы с экспертом встречаем не только Славу и Лену, но и всех друзей.

Группку из пяти школьников встретили Остап и Балаганов и перед тем, как провести школьников через свою контору в музей, Бендер не скупился своим красноречием, поясняя школьникам о большом значении археологической науки.

– Думаю, – в заключение сказал он, – что вы, ребята, после окончания школы заинтересуетесь поисками разгадок, как жили наши предки, какая была у них культура, быт. А теперь прошу вас в наш скромный музей, который только-только организован.

Когда группа школьников пошла вдоль столов с экспонатами, компаньоны услышали:

– И у тебя я такой рисунок видела, Лена, – указала школьница на творение «по памяти» рисовальщика Лоева.

Слава отвел глаза в сторону.

А Лена сказала:

– Мне подарил на день моего рождения Слава. Этот натюрморт нарисовал его папа.

– Так, Слава? – всматривался в лицо юноши Бендер.

– Да, подарил… – виновато и тихо проговорил молодой Лоев.

– И, конечно, без спроса у отца, – констатировал Балаганов.

– Почему… – замялся школьник.

– А потому, – строго сказал Бендер. – Так, ребята, все. Пройдите к машине, вас развезут по домам. А ты, Слава, останься…

– Зачем? – насторожено спросил даритель натюрморта отца своей симпатии.

– Мне надо поговорить с тобой.

Когда группа школьников вышла к машине, Бендер строго глядя на Славу, спросил:

– Подарил Лене натюрморт без разрешения папы?

Мальчик помолчал и тихо ответил:

– Да…

– А папа твой искал, искал его и до кражи вашей квартиры и после кражи, и вынужден был нарисовать по нашей просьбе натюрморт, благодаря своей художественной памяти. Твой папа талантлив, а его сын… – «вор» хотел сказать Остап, но воздержался.

Слава всхлипнул и промямлил:

– Не говорите папе, что я…

– Не говорить? Как же не говорить, куда исчез его натюрморт?

– Я сознаюсь… скажу ему, что я… – лепетал школьник.

Балаганов хотел что-то сказать, но Бендер остановил его жестом руки.

– Все это можно допустить, Слава, – прошелся по комнате Остап. Потом подошел вплотную к Славе и, глядя ему в глаза, спросил:

– А как быть с молочником?

– С двумя чашечками? – не удержался Балаганов.

– Да, молочник с чашечками, Слава?

– Вы знаете?! – вскричал мальчик, отступая к двери.

– Знаем, знаем, – преградил путь к выходу школьника Балаганов.

– Унес это ценнейшее ювелирное изделие, которое так ценил твой папа из родительской квартиры! – громко произнес Бендер.

– В обмен на велосипед! – также громко сказал Балаганов.

– Я не хотел, не хотел, простите, простите! Отпустите меня… – с плачем опустился на стул Слава. – Это папа Лены уговорил меня на обмен, когда он увидел натюрморт, простите… – уже громко плакал школьник и его плач переходил уже в рыдание. – Умоляю, не говорите папе… не говорите… – рыдал мальчик.

Бендер и Балаганов молчали, слушая раскаяние Славы, затем Остап сказал:

– Хорошо, успокойся, Слава, не скажем твоему отцу, перестань плакать. Обещаем, что не скажем, так, Шура?

– Да, да, Слава, не скажем, – подошел к мальчику Балаганов и положил руку на плече его.

– Но для этого, – помедлили Остап, – для этого, – повторил он. – Садись за стол. Вот тебе бумага, ручка с чернильницей и, напиши все, как было с натюрмортом, а как потом и обменял молочник…

– С двумя чашечками, – вставил Балаганов.

– Обменялся с отцом Лены Клюевой на велосипед. Пиши, умник, иначе это станет известно не только твоему папе, но и всей школе, – предупредил мальчика Остап.

Слава, все еще всхлипывая, подсел к столу и дрожащей рукой, макнул ручку в чернильницу и собрался писать. – Я не знаю что писать, с чего начать? – тихо спросил Слава.

– Начни с того, что ты без разрешения папы унес из дома натюрморт с молочником, который нарисовал мой папа… Вот так и начни.

Школьник быстро стал писать слова, которые произнес Остап.

Бендер стоял за его спиной и когда тот написал, обернулся к Остапу с вопросом:

– Что еще писать?

И Бендер продиктовал все по порядку то, что совершил Слава. И закончил обменом велосипеда на молочник.

– А теперь подпиши, – указал Остап. – Ученик седьмого класса Слава Лоев. И число, как положено.

Вошел Козлевич и, видя школьника за письмом, ничего не сказал, поняв, что его слова будут ник месту, опустился на стул.

– Вот так, Слава, – взял лист с написанным Бендер. – Как и обещал, мы никому ни слова, Слава. Надеемся, что ты полностью раскаялся и будешь отныне честным человеком.

– Обещаю, клянусь… товарищи, – горячо заверил школьник.

– Ну что же, поверим ему?

– Поверим, если по справедливости, – произнес Балаганов.

– Если так, поверим, Остап Ибрагимович. Отвезти Славу домой?

– Да, конечно, а учить Славу вождению автомобилем будете в свободное от работы время.

– Спасибо, – воспрянул духом школьник. – Спасибо, – пошел он к выходу за Козлевичем.

– Ну, командор, имея такую бумагу, мы этого Клюева! – хлопнул в ладоши Балаганов.

– Да, Шура, теперь он у нас на крючке, прочно посажен за свое беззаконие, а точнее, подведен под статью уголовного кодекса РСФСР, – дорогой мой рыжик единомышленник, – засмеялся Бендер.

Встретился Бендер с Клюевым у него дома, после уточнения его адреса у того же Славы.

– Я знал, что вы придете, Остап Ибрагимович, – голосом виноватого проговорил нэпман, когда Остап вошел к нему.

– Иначе и не могло быть, Юрий Власович, – без приглашения уселся на стул у стола Бендер.

– Чаю? Или коньяка, водки?

– Нет. О деле, товарищ нэпман, будем говорить о деле-е, – произнес Остап слово «о деле» подчеркнуто и твердо.

– Да, да, конечно… – опустился на стул Клюев.

– Один знакомый мне пройдоха говорил: – «Утром деньги-вечером стулья, вечером деньги, утром стулья», – но сейчас вместо стульев – молочник. Молочник, который дал вам в обмен на велосипед Слава Лоев, семиклассник школы, где учится ваша дочь Лена. Дал вам этот молочник без ведома родителей, своего отца, а попросту украл у своего отца. Итак, молочник сейчас и деньги вам сразу без вечера… без утра и вечера, как речь шла о стульях. Вношу поправку: молочник сейчас с двумя чашечками, как любит добавлять мой эксперт и никаких денег, ни утром, ни вечером, Юрий Власович.

– Да… – вдруг встал нэпман, – А откуда вам известно, что Слава принес мне этот молочник без ведома родителей?

– Не будьте наивным, Юрий Власович, вы же серьезный коммерсант, в наше время, время новой экономической политики! Отец Славы подтвердит, что его сын унес из дома этот молочник без спроса, а попросту украл! Это раз, а вот и показания самого Славы, – извлек из кармана лист написанный школьником.

– Да… да… понимаю… – опустился на стул Клюев с видом человека убитого фактами о содеянном им преступлении.

– Может прочесть вам писанину школьника Славы?

– Нет, не надо… – тихо проговорил нэпман. – Виноват, чего уж тут.

– Виноват, не оправдание. И счастье ваше, что этим делом еще не занялось ОГПУ. Как вам известно, это по их указанию отвергли от вашего магазина полуподвальную комнату моему учреждению для музея.

– Да, это мне известно, – прошептал Клюев.

– Тем более. Перейдем к делу? Вместо предлагаемых вами чая, водки и коньяка, прошу на стол молочник и чашечки к нему! – хлопнул ладонью по столу великий предприниматель, коммерсант, комбинатор, искатель миллионов.

Нэпман молчал, опустив голову. Бендер подождал какое-то время и пояснил:

– За покупку краденного у советского школьника, статья 136 Уголовного кодекса РСФСР, часть первая до десяти лет строгого режима с конфискацией всего имущества, не говоря уже о ваших нэпманских магазинов.

Клюев вскочил и вскричал:

– О, Боже! Да как же это я так?! – закачался он, стоя перед Бендером. – Не губите, Остап Ибрагимович, у меня семья, дочь, сын… Что надо сделать, чтобы искупить свою вину?

– Для начала, как я уже сказал, Юрий Власович, молочник на стол! Об остальном потом.

– Да, но… – замялся нэпман.

Что но? – возлился на него Остап.

– У меня нет его! – вскричал Клюев.

– Как это нет?! – вскочил Бендер.

– Я его подарил фининспектору… – заплакал нэпман.

– Как это подарили? Кому?! – криком спросил Остап.

– На день рождения его жене, он выпросил, когда увидел этот молочник, – продолжать всхлипывать Клюев.

– Фамилия, имя, отчество, где живет?

– Сейчас, сейчас, я напишу даже… – заторопился нэпман.

– Напишите и мы сейчас же едем к нему.

– Не сейчас, не сейчас, Остап Ибрагимович, сейчас он на службе, – писал адрес и фамилию фининспектора Клюева.

– Жена? Жена его дома? Этого достаточно, чтобы вернуть ваш подарок. Поехали!

Остап и Клюев сели в машину, в которой терпеливо ждали своего командора Балаганов и Козлевич и вскоре подъехали к дому фининспектора. На звонок нэпмана дверь квартиры отворила женщина лет пятидесяти и со следами былой красоты удивленно уставилась на пришедших.

– Здравствуйте, Варвара Николаевна, извините, за вторжение, но это необходимо, – вошел мимо нее в квартиру Клюев.

– Здравствуйте, – последовал за ним и Бендер.

– Здравствуйте, – последовала за ними хозяйка.

– Дело срочное, очень срочное, Варвара Николаевна, – быстро заговорил Клюев.

– Да, уважаемая, для ведения следствия, – вынул демонстративно красную книжечку Бендер.

– Да, так чем я могу? – отступила в глубь комнаты хозяйка.

– Извините, дорогая Варвара Николаевна, где мой подарок? Молочник? Так сложились обстоятельства.

– Как где? – удивилась женщина. – В серванте, проходите в гостиную, – пошла хозяйка в другую комнату.

Клюев и Бендер быстро, можно сказать, рванули за ней.

– Вот ваш подарок, Юрий Власович, – указала хозяйка на сервант.

За стеклом серванта стоял заветный молочник с двумя однородными малыми чашечками по его бокам. И свет из окна гостиной играл яркими золотистыми отблесками на его утонченных узорах.

Если нэпман смотрел на молочник, как на уже знакомую вещь, а теперь спасительную для него, то Бендер, расширенными глазами смотрел впервые на чудодейственное творение царского ювелира, стоимость которого определялась сотнями тысяч валюты. Об этом ни фининспектор, ни его жена, ни нэпман Клюев не знали.

– Да… – оторвал взгляд от искусного творения рук человека Бендер. – Варвара Николаевна, – обратился он к хозяйке, – принесите, пожалуйста. Салфетки, полотенце, чтобы упаковать изделия.

– Как?! – воскликнула хозяйка, – Вы увозите свой подарок, Юрий Власович?

– Да, вынужденно, – пролепетал Клюев.

– Да, необходимо для ведения следствия, хозяйка. – раздвинул стекла на серванте Остап. – И поторопитесь, уважаемая, нас ждут.

Хозяйка открыла комод, достала полотенце, салфетки и Бендер, проявив чуткую осторожность, упаковал изделия в салфетки, молочник отдельно. Чашечки порознь тоже отдельно, затем все обернул в мохнатое полотенце, взял обеими руками и сказал:

– До свидания, Варвара Николаевна, о результатах следствия вам сообщат, – пошел из комнаты «представитель органов».

Клюев заспешил за ним. Успев так же попрощаться с хозяйкой, которая, не проронив ни слова, закрыла за ними дверь.

Компаньоны завезли Клюева домой. Расставаясь с ним, Бендер строго сказал:

– Надеюсь, Юрий Власович, в ваших интересах не распространяться об истории этого молочника.

– Да, да, Остап Ибрагимович, разумеется, разумеется, как я могу… против себя…

– А что будем делать со всеми этими, касающим вас, – решим после. – Вы меня понимаете?

– Да, да, Остап Ибрагимович, готов, готов. Скажите сколько и я готов.

– Сейчас речь не об этом, товарищ нэпман. Успокойтесь, поговорим на эту тему после.

– Да, да, как скажете, приму любые ваши условия, дорогой мой. Остап Ибрагимович.

– На этом пока и расстанемся, товарищ Клюев. – твердо ответил Остап, выходящему из машины нэпману. – До свидания.

– До свидания, до свидания, – затараторил, слегка кланяясь уже отъезжающей машине.

– Ну, детушки! – воскликнул Остап, держа завернутый сверток в мохнатое полотенце.

– Надо быть все-таки, командор, назначить ему сумму выплаты за сокрытие его преступления.

– Мне нравится, Шура, когда вы думаете, и не нравится, когда вы все переводите на деньги.

– Да я, командор… по справедливости, конечно, вы правы как всегда.

– Как всегда, – ведя автомобиль, подтвердил Козлевич.

Компаньоны подъехали к своей конторе и были удивлены, увидев у дверей ее, прохаживающегоЛоева.

– Я к вам с просьбой, Остап Ибрагимович, – встал он перед Бендером, когда тот вышел из машины, не выпуская из рук ценнейший сверток в мохнатом полотенце.

– Слушаю вас, Семен Михайлович?

– Хочу отпроситься на два-три дня. Нам надо с Клавой. Это моя жена, съездить в Мотовиловку к ее родственникам. У ее сестры ребенка крестить будут. Заодно и продуктов прихватим оттуда.

– Хорошо, хорошо, не возражаю, поезжайте, поезжайте. Сейчас особо работы в нашем музее нет.

– Спасибо, благодарен вам, – сказал рисовальщик уходя.

– Это кстати, камрады, – сказал Остап, входя в контору, дверь которой уже открыл, расторопный Балаганов.

– Ну, камрады! Закройте на замок дверь, Шура, чтобы нам никто не помешал. И вывесите табличку, что все археологи на раскопках. И задерните занавески на наших двух полуподвальных окнах, – давал указания Остап, разворачивая бережно полотенце свертка на своем председательском столе.

Тройка концессионеров сгрудилась у стола и шесть их глаз уставились на сказочный молочник и на стоящие рядом с ним чашечки, размерами соответствующие ему.

– Чудо, а? – не мог оторвать от него глаз Бендер.

– А две чашечки, командор? – прошептал Балаганов.

– Неспроста эта тройка так дорого стоит, Остап Ибрагимович, – погладил усы Козлевич.

– И вот смотрите, – взял молочник Остап, – показывая его донышко. – Буква «Фэ», как замысловато написано. И так на всех чашечках, – показывал он донышко чашечек: – Фэ, Фэ, Фэ… Что скажете, камрады?

– Фаберже!

– Надо полагать, братец Шура, – тронул осторожно рукой чашечку Адам Казимирович.

– Так как же нам на аукцион их, командор?

– Еще не знаю, не знаю, детушки мои, теперь уже удачники. Браво!

– Браво! – повторили немного не одновременно единомышленники Остапа.

– А хранить его, где будем, командор?

– Да, это тоже… – качнул головой Козлевич.

– В камере хранения на вокзале? – засмеялся Бендер. – Как Корейко?

– Нет, командор, нельзя доверять вокзалу. А вдруг…

– Я тоже так, Остап Ибрагимович.

– Наверное, в нашем подпольном сейфе, в квартире ВУАКа, а? Камрады-единомышленники?

– Да, не прятать же их в нашей конторе или в музее, командор.

– Да, Остап Ибрагимович, мало ли что здесь может произойти.

– Гэпэушники не нашли же наш склад в квартире ВУАКа?

– Не нашли, – прошелся по комнате Остап. – Не нашли, – повторил он. – В заграничных банках, я читал, есть арендуемые сейфы… есть ли они у нас, в нашем сообществе? Надо выяснить, друзья-концессионеры.

– А пока в подполье наше, Остап Ибрагимович.

– Да, пока так, командор.

– Придется… – начал осторожно упаковывать трехпредметную ценность Остап. – Определим его, как решили, тогда и поужинать можно.

– По такому случаю можно и в ресторан, командор, – тряхнул рыжими кудрями Балаганов.

– Да, Остап Ибрагимович, празднично отметим наше приобретение.

Концессионеры заняли столик в ресторане «Чайка» на берегу Днепра. Посетителей было много, несмотря на то, что цены в этом ресторане были завышены. И Бендер, сунув купюру одному из официантов, сделав знак своим друзьям, уселся за стол, откуда хорошо просматривался Днепр в вечернем свете.

Заказали все лучшее, что нашлось в этом летнем ресторане. А когда подвыпили, тихо разговаривая между собой, Козлевич встал и попытался заказать свой любимый полонез Огинского. Но, к сожалению, скудный оркестр из четырех музыкантов, заказываемый Адамом полонез не играли, как это ни странно было для Козлевича. И он, садясь за стол сказал:

– Тоже мне музыканты…

– Не расстраивайтесь, Адам Казимирович, в другой раз и в другом ресторане, восполним это пробел и закажем играть вашу любимую мелодию трижды.

– Благодарю, Остап Ибрагимович, – наполнил три стопки Адам и, подняв свою, сказал, уже хмельным голосом:

– За удачу, друзья мои, братья…

Выпивали, закусывали. Балаганов жуя кусок шашлыка, сказал:

– Вот бы найти нам еще что-нибудь от этого Фаберже.

– Еще бы, Шура, но это вряд ли чтобы нам подвернулся такой случай. Впрочем, камрады, завтра я отправляюсь в библиотеку ВУАКа и полистаю страницы найденного при раскопках, возможно, найдется что-нибудь.

Глава VIII Поиск других изделий Фаберже

На следующий день Бендер был в ВУАКе. Библиотекарша, да и сам директор этого учреждения ничего сообщить не могли, и как Остап понял, они понятия не имели, кто это такой Фаберже. Директор посоветовал Остапу обратиться в художественный институт. Остап направился туда, предварительно узнав адрес. Здесь тоже ничего ему не сказали о Фаберже, хотя уже знали кто это такой. А один мастистый художник сообщил:

– Видел я коллекцию этого Фаберже в Москве. Талант, баснословный талант. Говорят, более тысячи создал он ювелирных изделий непревзойденной красоты. Ну, конечно колоссальной стоимости. А те, которые он делал для царя-батюшки миллионы сейчас стоят, молодой человек.

– А где можно посмотреть эту коллекцию? – спросил Бендер.

– Как где? В Москве.

– Да, а в Москве где?

– А вот это сообщить вам не могу, молодой человек. Ведь это была выставка шедевров искусств. Живописи, скульптуры, эскизов, фрагментов, и не только этого самого Фаберже, но и других, менее знаменитых.

А когда Бендер уже попрощался, поблагодарил, мастер тот сказал:

– Да, и вот еще что, как мне думается. Наиболее ценнейшие изделия этого царского ювелира правительство, наверное, уже продало за рубеж. Деньги. Деньги нужнее для борьбы с голодом, – вздохнул он. – Пшеничку ведь в Канаде покупаем, товарищ, – вставил сосед этого рассказчика, сидя за мольбертом.

Возвращаясь домой, Остап подумал: «Наверное, этот молочник и был украден на этой самой выставке в Москве. И когда? Да какая тебе разница, Ося, когда? Ясно, в годы лихолетья. В гражданскую или уже после нее. Украден, ну и что? Молочник у тебя, а другие ценности Фаберже не досягаемые для тебя».

Поведав своим компаньонам об узнанном, Бендер сказал:

– Все, камрады, другую ценность царского ювелира достать невозможно. Надо продумать, как реализовать его творение, которое в наших руках.

– Если бы аукцион, командор, – мечтательно протянул Балаганов.

– Да, Шура, аукцион, но не советский.

0 И все же, почему не здесь? – допытывался эксперт-археолог.

– Вы что? Забыли о ГПУ, товарищ Балаганов?

– Да, братец Шура, нельзя, нас сразу… как это у них водится…

– Да и если бы можно было бы, разве дадут цену, как на западе, камрады? Нет, не стоит ломать копья о невыполнимом.

– Так что нам с ним делать, командор?

– Вот я и задаю вопрос себе, мои единомышленники, и вам что делать?

– Может отдать его гэпэушникам? – громко рассмеялся бывший уполномоченный по рогам и копытам, а сейчас и бортмеханик, и эксперт по археологии, и концессионер открыточного производства, и хороший преданный друг Остапа Бендера.

– Ну и сказал, ну и сказал ты, братец Шура, – усмехнулся Козлевич, – отдать гэпэушникам!

Бендер молчал, слушая своих подопечных.

– Нет! Я что?! Я в шутку, если по справедливости, – затоптался на месте Балаганов. – Я так…

– Да, рыжик, я так и понимаю, – кивнул ему Остап.

– И я, если так, – погладил усы Козлевич, одной рукой слева, другой – справа.

– Знаете, командор, а что если нам молочник предложить немцам, если они объявятся?

– Надо подумать, товарищ эксперт, подумать, чтобы этот показ им не дошел до ГПУ, друзья-товарищи.

– Не дай, Бог, – замотал головой Шура.

– Все может статься, Остап Ибрагимович…

– Да. Продадим, скажем за крупную сумму. Не за миллион рублей конечно, но за тысяч сто, попробовать можно… Но тут другое, мои соратники-советчики. Скажем, продали, а немцев на границе и застопорят с нашим молочником. Где взяли? У кого купили? И к нам, – заходил по комнате Остап.

– Ой, ой, командор! – тряхнул кудрями Балаганов.

– Вот тогда нам и будет ой, ой, Остап Ибрагимович, – тяжело вздохнул Адам Казимирович.

– Вот и я опасаюсь этого, друзья. Но предложить можно, узнать их интерес, их оценку, а с продажей повременить.

– Верно, Остап Ибрагимович, узнать, а с продажей повременить.

– Это так, командор, узнать и повременить…

В дверь постучал кто-то и последовал женский голос:

– Предметы археологии покупаете?

Балаганов открыл дверь, говоря:

– Да, да, покупаем, заходите, пожалуйста.

В комнату вошла женщина в клетчатой косынке, обтягивающей волосы, выбивающиеся прядями на лоб.

– Проходите, проходите, уважаемая, садитесь, пожалуйста, – предложил Остап и выдвинул стул у стола.

– Хочу предложить вот что, – развернула сверток женщина.

Было ей лет под сорок, светлые ее глаза смотрели на Бендера с лукавинкой.

– Вот, смотрите, товарищи, в нашем разрушенном колодце нашла, начала чистить его, укреплять кирпичную кладку стен его, и вывалился брезентовый мешочек, – высыпала она на стол из увесистого мешочка кучу монет.

Все склонились над кучей почерневших и позеленевших от времени монет, разной величины, разной чеканки и разной неправильной окружности.

– Не золотые и не серебренные, как наши определили, старинные и все. Решила принести вам.

– Спасибо, спасибо, уважаемая, – разгребал монеты Остап. – Что скажете, эксперт?

– Да, командор, древние, наши царские, и других стран, как я понимаю, – рассматривал монеты Балаганов.

– Верно, не наши, иностранные, – согласился Козлевич, перебирая монеты лежащие кучей.

– Сколько можем заплатить, товарищ эксперт? – спросил Бендер.

– Мда… рубликов пятьдесят не больше.

– Согласна, чего там, все равно некуда деть их, монеты эти.

– Вот и ладно, оформите покупку, товарищ эксперт, – распорядился Остап.

Балаганов уже привычно дал женщине расписаться в книге учета, отсчитал ей денег и спросил:

– Вступать в наше общество археологов не желаете? Три рубля всего взнос.

– Нет, зачем мне это, товарищи, до свидания, – пошла она к выходу.

– До свидания, – сказал ей вслед Остап. – Если еще что, приносите.

– Да, милости просим, – добавил Балаганов.

– Дело в том, – сказал Остап, – когда женщина вышла, – монеты коллекционные, разных стран, как я понимаю, да и металл какой-то непонятный, ни медь, ни серебро, какой-то сплав, перебирал он монетную кучу на столе. – Да и стран каких, не могу определить.

– Взять несколько штук и предложить в торгсин, Остап Ибрагимович, – посоветовал Козлевич, там разберутся.

– Да, Адам, попробуем.

– Ага, деньги бумажные они же покупают, командор.

Хорошо, попробуем. А теперь молочник, – заходил Остап, что говорило о его поисках правильного решения.

Но все планы компаньонов поломались, как говорится на ловца и зверь бежит. У дверей «Доларха» послышался шум подъехавшей машины и раздался голос:

– К вам можно?

Это был знакомый им переводчик немцев из общества Красного Креста, как он говорил им.

– Да, да, пожалуйста, – шагнул ему навстречу Остап. – Входите, входите, пожалуйста.

За переводчиком, одетым в синий костюм, с галстуком на белой рубашке, стояли, одетые по-летнему уже знакомые им два иностранца-немца.

После приветствия немцев «Гутен Таг» и компаньонов «Здравствуйте», Бендер пригласил гостей в музей, дверь которого была открыта.

– О, я, я, карашо! – последовали немцы туда и начали осматривать экспонаты, надписи над которыми переводил им переводчик.

Бендер и его два единомышленника, молча смотрели на гостей, и готовы были принять участие в отборе экспонатов для продажи.

– Товарищ эксперт, пройдите к входной двери и повесьте табличку «Закрыто. Археологи на раскопках».

– Слушаюсь, командор, – выбежал Балаганов исполнять указание.

Как уже говорилось, в «Долархе» имелось несколько разных табличек, вывешиваемых по мере надобности.

Осмотр и отбор экспонатов был закончен и последовал вопрос высокого немца с переводом:

– Сколько будут стоить эти предметы, которые нам нравятся?

– Не так как в прошлый раз, камрады, десять тысяч и не меньше, – не задумываясь, ответил Бендер.

Не будем перечислять отобранные гостями экспонаты для покупки, скажем, что это были уже названные ранее купленные компаньонами по газетному объявлению. Немцев заинтересовали также и древние монеты, которые принесла женщина в клетчатой косынке незадолго до этого.

Немцы зашептались между собой, затем низкорослый, но полный сказал с переводом:

– Э-э, нет, десять тысяч и не меньше. Я жду гостей тоже иностранцев из Англии, как мне сообщили, тогда я им и продам.

– Хорошо, хорошо, пусть будет девять тысяч, товарищи, девять, хорошо?

– Нет, только десять тысяч и точка.

Козлевич и вернувшийся в музей Балаганов с интересом наблюдали торг своего командора с немцами.

Видя, как Остап начал возвращать экспонаты на их прежнее место, толстяк засуетился со словами:

– Карашо, карашо, – начал отсчитывать деньги.

– Они согласны, товарищи, – пояснил переводчик.

– Я так и понимаю, – усмехнулся великий коммерсант.

Сделка была завершена, купленное немцами упаковано и гостей компаньоны проводили до их автомобиля. И когда немцы и переводчик уселись в машину, за руль которого сел высокий гость, Бендер тихо сказал переводчику:

– Скажите им, что у нас есть настоящий молочник с чашечками к нему… Это изделие Фаберже.

– Переводчик перевел и как только он произнес слово Фаберже, немцы, один за другим не вышли, а выскочили, если можно так сказать, со словами:

– Я, во?! Во?! – почти в один голос затараторили они.

– Где, где, – они спрашивают, – Посмотреть хотят, – перевел их вопросы сопровождающий.

Бендер молчал, Балаганов и Козлевич тоже, и Остап спросил:

– Покажем, друзья?

– Скажите, что завтра, командор.

– Да, не сейчас, Остап Ибрагимович.

Немцы молчали в томительном ожидании ответа. Переводчик спросил:

– Так что им сказать, товарищи?

– Скажите, что показать можем только завтра, экспонат не здесь, он в сейфе в другом месте, – сказал Бендер, горя желанием узнать, как иностранцы прореагируют, увидев ценность, и в какую стоимость оценят.

– Карашо, карашо, – уселись гости снова в машину, – Ауфвидерзейн, ауфвидерзейн.

– До свидания, – ответили им компаньоны дружно.

– Ну, друзья-товарищи, приступаем к важнейшему, – сказал Остап.

– Да, командор, а как им показывать?

– Вот именно, братец Шура, – произнес Козлевич, – Начнем принимать их здесь, а тут следователь этот самый Доменко.

– Или рисовальщик Лоев, командор.

Да, и табличка не поможет, – заходил по комнате Бендер. – Их автомобиль будет стоять у входа в нашу контору, камрады.

– Да, табличка тогда ни к чему, командор.

– Нельзя принимать их здесь с показом молочника, Остап Ибрагимович, – встал и сел Козлевич, не трогая своих усов на этот раз, что говорило о его сосредоточенности.

– Ни в коем случае, командор.

– Вот и подскажите, сто делать, как быть? – спросил Бендер, опускаясь на стул.

В комнате воцарилось молчание всех троих.

– А что если поехать с ними и показать в их автомобиле? Командор?

– Или в гостинице, Остап Ибрагимович?

– Отпадает. Сразу же возникнет у них подозрение, что краденный.

– А если пригласить их в нашу комнату ВУАКа? – смотрел на своего командора Балаганов.

– Нет, там эта глазастая кастелянша… Да и подслушать может наш торговый разговор с ними.

– Да, Остап Ибрагимович, наши апартаменты не подходят для приема немцев.

Бендер молчал. Продолжал ходить. Глядя на него, молчали и его компаньоны.

– Значит так, камрады. Адам, завтра вы ставить машину у входа так, чтобы авто немцев было постоять у входа магазина игрушек. А когда гости войдут в нашу контору, сразу же уезжаете. А Балаганов вывешивает табличку «Закрыто. Ушли на раскопки», и закрывает прочно входную дверь.

– Ясно командор.

– Принял к исполнению, Остап Ибрагимович, – произнес необычно такую фразу автомеханик.

– На том и решили, друзья-товарищи, – закурил Остап папиросу из коробки «Южные». – Поясню вам и себе еще раз, – заговорил Остап. – Первое. Дверь заперта, табличка, автомобиля иностранцев у входа нет, не будет и подозрений у Доменко, если он явится, когда немцы будут у нас. Такое же понимание и у рисовальщика Лоева будет, если он заявится. Правильно?

Раздались два голоса компаньонов Бендера.

– Да, предусмотрительно, Остап Ибрагимович.

– Правильное решение, командор.

– Никто не должен помешать нам в таком серьезном деле, дорогие мои камрадушки.

На следующий день все было сделано по сценарию начертанному великим предпринимателем.

Немцы приехали в десять утра, оставив свой автомобиль марки «пикколо» у входа в магазин игрушек. И когда вошли в «Доларх», то было радушно встречены Бендером и Балагановым.

После обмена приветствиями гости прошли в комнату музея и уселись у стола. Бендер осторожно распаковал сверток и перед нетерпеливыми взорами немцев предстал в своей красе молочник и его чашечки.

Высокий и полный представители Общества Красного Креста начали трепетно осматривать эту чудесную ценность. Переводчик стоял за их спинами и тоже внимательно смотрел на эти прекрасные изделия.

Наконец полный немец что-то произнес, другой ответил ему кратко и, хотя говорили по-немецки, но было ясно, говорили о донышках изделий, показывая донышки молочника и чашечек друг другу.

– Они говорят, что-то в изделиях не так? – с заметным волнением в голосе спросил переводчика Бендер.

– Да, уважаемый, – ответил тот.

Немцы один за другим заговорили быстро и разочаровано. Переводчик перевел.

– Они говорят, что эти изделия не Фаберже, товарищ археолог.

– Как не Фаберже?! – вскричал Остап.

Немцы продолжали говорить переводчику, показывая Остапу донышки изделий, поясняя.

– Как же так, если по справедливости, не Фаберже? – задавал дважды вопрос Балаганов, обводя всех расширенными глазами. – Не Фаберже?

Переводчик переводил то, что говорили немцы, а говорили они вот что:

– Эти изделия не великого мастера Фаберже. Это подделка. Вензеля Фаберже из двух крохотных букв Ф и Г, что означает Фаберже Густавович. Мать Фаберже датчанка, отец немец, Фаберже родился в Петербурге… И еще, золотые узоры на молочнике и его чашечках не золотые, а бронзовые. Вот подделка. Могут ее купить за сто рублей, товарищи археологи…

Бендер и Балаганов сидели и молчали. Вид их был удручающий до крайности. Пожалуй, такой же, когда они узнали, что сокровища графини Воронцовой-Дашковой достались государству.

Немцы перекладывали изделия с места на место, осматривая их, и тихо переговаривались между собой.

– Что они говорят!? – прервал свое тягостное молчание Бендер.

– Да все тоже, товарищи, хваля такую искусную подделку.

– Подделку… – прошептал Балаганов.

– Если согласны, то заплатят, как они сказали, сто рубликов. Могут надбавить еще, – говорил переводчик.

– Нет, нет, – быстро встал Бендер и начал упаковывать заветный молочник и его чашечки, – Нет, камрады немцы. До свидания.

– Ауфвидерзейн, – встали один за другим покупатели.

– Ауфвидерзейн, – повторил еще раз полный немец.

– Ауф, ауф, – закивал им Бендер, указывая на выход.

Проводив немцев-покупателей, не до машины, как в прошлый раз, а только до выхода, Остап и Балаганов, встретив спешащего к ним Адама Казимировича, вернулись в контору.

– Удар, – бросил слово Адаму Остап.

– Как и дворец графини, – буркнул Балаганов.

– Что?!

– Фальшивка этот молочник, Адам, – со вздохом произнес Остап.

– Как фальшивка?! – громко спросил автомеханик. – Как фальшивка?!

– А так, Адам Казимирович, – опустился на стул Бендер и поведал все, что он и его эксперт узнали о Фаберже, о его вензелях и кто такой этот самый Фаберже.

Козлевич, молча, все выслушал и сказал:

– Не надо расстраиваться, Остап Ибрагимович. Это хороший признак. После двух наших неудач, последует третья, очень большая удача, друзья-товарищи. Это такой признак, так говорила моя матушка.

– Дал бы Бог, Адам Казимирович, – посмотрел на него Бендер.

– Вот именно, командор. Бог даст нам удачу в наших трудах.

– Трудах… – повторил Остап.

– Трудах, – повторил и автомеханик.

В комнате на какое-то время воцарилось молчание трех концессионеров. Бендер сказал:

– Решено. Отнесу молочник в ОГПУ, товарищу Шаврову.

– Как?! – воскликнул Балаганов.

– Это дело, Остап Ибрагимович, – добавил Адам.

– Как? Спрашиваете вы, Шура. А так. Мы еще раз завоюем доверие и благосклонность органов. А это нам крайне необходимо для дальнейших наших операций, ведущих к осуществлению моей хрустальной мечты юности, да и вашей, если не такой, но все же…

– Да, командор, правильный ход, я понял. Так, Адам Казимирович?

– Я и говорю, что правильный ход, братец.

– Вот и хорошо, друзья, вот и хорошо, товарищ эксперт, что до вас дошло такое решение. Значит так. Молочник принес паренек. Слушайте, товарищ Шура, и мотайте на ус. Паренек принес, когда нас с Адамом не было в комнате. Мы на раскопки ездили. Паренек запросил сто пятьдесят рублей. Вы, Балаганов, поторговались с ним в цене сто рублей. Хотели задержать паренька, но он выхватил деньги и выскочил из конторы. Вы погнались за ним, но он, как заяц, вскочил на подножку трамвая и уехал. Ясно?

– Ой, ясно, командор, чего уж не ясно.

– Все, – встал Остап, – отправляюсь к Шаврову. Поехали, Адам.

Часть вторая Вторая неудача Остапа Бендера и его компаньонов

Глава IX Подарок Бендера начальнику ОГПУ Шаврову

Посещение Киевского ОГПУ проходило по уже известным правилам. К кому? По какому делу? Пропуск. Ожидание в приемной. И, наконец, секретарь сказала, после звонка из кабинета своего начальника:

– Войдите, товарищ Бендер.

С улыбкой на лице Остап вошел в кабинет и радостно провозгласил:

– Здравствуйте, товарищ Шавров!

– С чем пожаловал? – указал рукой на стул у стола.

– А вот с чем, – победоносно заявил Остап, разворачивая на столе свой сверток. – По вашему указанию объявления в газетах сработали, Семен Гаврилович. Купили украденный молочник Фаберже! – громким радостным голосом заявил Остап, – выставляя на стол заветный молочник и две чашечки к нему.

– Ну?! – вскочил Шавров. – Неужели?! – начал он рассматривать чудесное изделие, выставленное Остапом из тряпично-полотенечной упаковки. Шавров громко, после нажатия кнопки звонка секретарше:

– Меня нет, ни для кого нет!

Чем же объяснить такое странное поведение начальника Киевского ОГПУ? Учитывая его высокую должность стража защиты интересов государства? Он должен был, приняв Бендера с заветным драгоценным молочником, тут же скомандовать секретарю:

– Срочно Ботанова ко мне!

И когда вызванный им, вбежал в кабинет, то Шавров сказал бы:

– Вот полюбуйся.

– Вот это да! – воскликнул бы его заместитель – Молочник?! Как на том натюрморте?! Фаберже?!

– Натуральный и реальный его вид, товарищи, – заявил бы Остап.

– Надо доложить, Семен Гаврилович, – сказал бы исполнительный зам.

– Не спеши, Петр Иванович. Давай придем в себя после такой удачи, обдумаем, остановил бы его осторожно Шавров.

– А того, кто принес, задержали? – спросил бы Батанов.

– Не удалось. В конторе был только мой эксперт Балаганов. Заплатил деньги и хотел закрыть дверь, но тот вырвал деньги и бросился вон, вскочил на подножку трамвая и укатил.

– Ну, хорошо, это не столь важно, главное, главное, что вещь у нас, а это деньги для государства, – сказал бы Шавров.

– И не малые, Семен Гаврилович, – потер бы руки Батанов.

– Ну, Остап Ибрагимович, награды заслуживаете, – сказал бы Шавров.

– Заслуживаете, Семен Гаврилович, принес, не утаил, – отметил бы и Батанов.

– Да, как можно, дорогие товарищи, как можно. Мой отец всегда говорил и учил меня наставительно: «Ося, не тронь чужого, нашел, отдай». А тут государственный интерес, товарищи, как можно… – дельно с волнением заявил бы Бендер. – Для моей родины надо… – добавил бы он.

– Похвально, похвально, Остап Ибрагимович, – произнес бы Шавров.

– Что нам с ним, а? – указал бы на Бендера Ботанов.

– А давайте возьмем его, Петр Иванович, в наши вольнонаемные сотрудники, – предложил бы Шавров.

– Как это? – удивился бы Остап.

– А так, Остап Ибрагимович. Петр Иванович вам разъяснять. Это высокое наше доверие к вам. Так, свободны, Остап Ибрагимович. Мы вас пригласим для детальной беседы. До свидания.

– До свидания товарищи, – сказал бы Бендер, уходя.

Но это все описанное так не произошло. Действия Шаврова пошли по иному пути. А почему? Здесь необходимо пояснить причину, почему это он притаил дорогостоящую ценность? Превратился в похитителя?

За несколько дней до прихода Бендера с заветным молочником к Шаврову, к нему приехал из Москвы его друг, с которым он начинал работать в ЧК. Дружба у них была крепкая. Не раз они выручали друг друга со сложной и опасной работы чекистов. Звали этого московского, уже бывшего чекиста, а теперь гэпэушника на большой должности Сидоров Николай Игнатьевич. После служебных дел Шавров пригласил друга домой, чтобы отметить, как полагается, встречу верных друзей. Выпроводив жену на прогулку с собачкой, друзья уселись за изобильно накрытый стол и начали выпивать за встречу и за все хорошее. Затем беседа пошла по-дружески откровенному содержанию. Шаврова интересовали московские новости, что делается в Наркомате внутренних дел, а значит и в ОГПУ – Объединенном Главном Политическом управлении. И когда еще больше выпили, Сидоров сказал:

– Как другу, не могу утаить, Семен. Идет чистка органов и в самом комиссариате и в его отделах. Снимают новых совсем, как говорится, не обстрелянных.

– Правда, что уже до сотни заменили новичками?

– Э-э, Сеня, не сотни, а уже и за тысячу, наверное, перевалило. Сейчас перейдет чистка и на областные и районные отделы.

– И меня может это коснется, Коля?

– Данных у меня нет, что коснется, но к этому надо готовиться, Сеня. Менжинский скоро уйдет, фигурируют другие имена. А как будет трудно предположить, друг. Валентин как-то не сообщил, он работает в Совете народного хозяйства, что намечается изменения территоритональстей. Возможно, столицей Украины будет не Харьков, а Киев. Вот и подумай. Оттуда придут сюда столичники на руководящие должности, а работающие сейчас здесь, как и ты, Сеня, окажутся лишними. Первое, или переведут в Харьков, уже не столичный, второе переведут на должность пониже, третье, или вовсе выведут из органов… Или…

– Или?

– Или обвинят, как это делается.

– А обвиненных, что с ними?

– В лучшем случае лагерь, а в худшем…

– В худшем, тройка, как я понимаю?

– Правильно понимаешь. Сеня. Уже много моих московских друзей ушли через трибунал. Ты же знаешь, как это делается, «враг народа» и все. Давай выпьем, Сеня, чтобы нас миловала это жестокая чаша.

Пили много, до черна, как говорится. А когда москвич Сидоров уехал, Семена Гавриловича обуяло беспокойство не только за должность в ОГПУ, но и обвинения, ни за что, ни про что. Уберут, и хорошо будет, если с отстранением, а если под трибунал и конец.

Вот почему он, руководитель Киевского ОГПУ начал искать пути к изменению своего служебного положения, а короче, говоря, изменить судьбу каким только можно способом. Но как? Каким способом?

А тут приходит Бендер с молочником Фаберже! И он увидел еще туманно путь, если не к спасению, то с целью оградить себя от напасти.

Вот почему он, увидев дорогостоящее изделие на своем столе, громко приказал секретарше:

– Меня нет! Ни для кого нет! – И к Остапу: – Кто знает, что молочник найден?

– Никто, никто, Семен Гаврилович. Я и мой эксперт.

– Это хорошо, – открыл он сейф и извлек оттуда рисунок натюрморта с этим молочником.

Лоев, как уже говорилось, по памяти нарисовал три экземпляра. Один такой рисунок следователь Доменко унес своему начальнику. И тот сейчас сравнивал его с настоящим изделием, доставленным ему Бендером.

– Он, он, Семен Гаврилович. Смотрите, – перевернул Остап молочник и показал на его донышке букву «Ф» – И на чашечках такие же буквы, – показывал Бендер Шаврову донышки их.

– Очень хорошо, Остап Ибрагимович, значит, кроме вас и вашего эксперта никто?

– Никтошеньки, Семен Гаврилович. Зачем же это знать кому-то, – заверил Остап.

– Упакуйте все так. Чтобы не повредилось.

– Конечно, конечно, Семен Гаврилович, – начал заворачивать изделия в тряпочки и мохнатое полотенечко.

– Вот и ладно, Остап Ибрагимович, – взял осторожно драгоценнейший сверток Шавров и положил его в сейф, закрыл дверцу и повернул трижды ключ замка.

Все действия Киевского начальника ОГПУ Бендер наблюдал с интересом и в то же время с непониманием к чему, когда, глубоко вздохнув, как после тяжелой работы, Шавров сказал:

– Мы вас оформим вольнонаемным сотрудником ОГПУ, согласны?

– Еще бы! – воскликнул Остап, вставая.

– Сидите, – приказным тоном произнес гэпэушник и поднял трубку телефона: – Соколенко, сейчас прийдет к тебе Бендер, оформи его нашим вольнонаемным сотрудником. Что? Никаких сложностей, оформить и точка! – бросил трубку Шавров. – Ясно? – уставился он на Остапа.

– Так точно, Семен Гаврилович, – встал и вытянулся по-военному Бендер. – Удостоверение мне выпишут, Семен Гаврилович?

– Как положено, присядьте еще, Остап Ибрагимович, – указал жестом руки на стул Шавров.

– Спасибо за доверие, уважаемый Семен Гаврилович.

– Доверие надо не только заслужить, Остап Ибрагимович, но и закрепить его в дальнейшем. Вы что-то хотели мне сказать? Или я ошибаюсь?

– Да, Семен Гаврилович, как вам известно, мое открыточное производство сократилось, поэтому ушли и…

– Ушли и доходы, как я понимаю.

– Так точно, Семен Гаврилович, – тяжело вздохнул Остап. – Мое добровольное общество археологов, как известно, не приносит должной прибыли. Членские взносы – это мизер. А поездки к месту раскопок требуют затрат. Поэтому прошу вашей помощи, чтобы открыть таксомоторный парк, – выпалил Остап.

– А что, можно, ищите место, где, что и как, дадим указание нужным инстанциям, чтобы без проволочек.

– Вот славно, вот славно, Семен Гаврилович, вот спасибо, – вскочил Остап.

– И что, сам будете руководить этим таксомотором?

– О нет, я не спец, у меня есть автомеханик первого класса. Это наш шофер, на том «майбахе» помните, вам рассказывали о бандитском нападении на нас там, под Севастополем?

– Как же, благодаря чему вы спасли моего симферопольского коллегу и разоблачили бандитку в органах.

– Вот-вот, так этот водитель и возглавит наш таксомоторный парк, Семен Гаврилович.

– Наш?

– Да, наш… – запнулся Бендер.

– Уж не думаете, что я вступлю в пайщики вашего нового предприятия? – засмеялся Шавров.

– Вы меня великодушно извините, Семен Гаврилович, но вы… меня поймите правильно.

– Понимаю, тогда посмотрим что к чему.

– Мой автомеханик, Семен Гаврилович, непревзойденный мастер своего дела. Он поляк…

– Поляк? – удивился Шавров. – Это интересно, – хлопнул ладонью по столу он. – Поляк он, вы говорите?

– Поляк, – настороженно повторил Остап, не понимая еще хорошо это или плохо.

– И есть у него родственники за рубежом?

– Да, наверно, выясним это.

– Выясните, это интересно, очень интересно, Остап Ибрагимович. – Таксомоторный, так таксомоторный. Открывайте, поможем. Все. Свободны. Зайдите в отдел кадров к товарищу Соколенко, он скажет, что нужно для оформления вольнонаемным сотрудником ОГПУ. До свидания.

Распрощавшись с Шавровым и побывав у начальника кадров Соколенко, Остап вышел к машине, в которой с превеликим нетерпением ожидали его друзья.

– Ну, детушки! Ну, мои концессионеры! Ну, мои единомышленники! – затараторил Бендер, усаживаясь в машину. – Поехали, поехали, Адам, сейчас все расскажу. Мой визит в ОГПУ можно назвать великой сенсацией, Адам, открываем таксомоторный парк!

– Ну?! – вскочил Козлевич, резко затормозив ход автомобиля. – Таксомоторный?! Остап Ибрагимович?!

– Да, Адам Казимирович, подыскивайте место в городе для него, так как директором парка назначается Адам Казимирович Козлевич! – торжественно объявил Бендер.

– Остап Ибрагимович, Остап Ибрагимович! Остап Ибрагимович! – затараторил автомеханик, со слезой в голосе.

Остап и Балаганов с улыбками смотрели на него.

– Это такое же счастья, друзья, как покупка автомобиля моей мечты «фраскини изотты», ой, да еще больше, еще больше, друзья!

– Поехали, Адам, поехали, расскажу все по порядку в пути.

И Остап подробно, где надо немного приукрасил, поведал все о своем визите с молочником к Шаврову.

– Командор, а кто это такой вольнонаемный сотрудник ОГПУ?

– Да, Остап Ибрагимович, и я не знаю, что есть такие?

Остап рассмеялся и ответил:

– И я не знаю, меня пригласят и тогда все станет ясно, друзья.

– Интересно, если по справедливости.

– Конечно, братец Шура, – ведя автомобиль, согласился Адам.

У конторы их ждал бывший учитель рисования Семен Михайлович Лоев. После приветствия он сообщил, что ему повезло устроиться на работу воспитателем в детдом.

– И когда понадоблюсь для музея, Остап Ибрагимович, я к вашим услугам.

– Хорошо, договорились, Семен Михайлович, – пожал руку рисовальщику Остап, – Всегда милости просим.

На этом они и расстались. Войдя в контору, Бендер сказал своим компаньонам:

– Все, рисовальщик выбыл из игры с его молочником.

– С двумя чашечками, командор, – рассмеялся Балаганов.

– Надо как-то его отблагодарить, Остап Ибрагимович, – посоветовал Козлевич.

– Да, камрады, большую услугу он оказал нам, сам того не сознавая и не зная, конечно.

– И не догадывается, командор. Если по справедливости и надо как-то…

– Как-то не как-то, детушки, а уберем из музея его рисунок молочника и скажем, что мы его продали выгодно…

– Да, за сто рубликов, Остап Ибрагимович, как вроде заплатили тому воришке, как вы докладывали старшему гэпэушнику.

– Верно, командор, и я готов на эти затраты, – подтвердил эксперт.

– Договорились. На днях вручим ему честно заработанные сто рублей за натюрморт. Рисунок надо убрать из музея, камрады.

– На память о Фаберже, командор.

– Ох, этот царский Фаберже, погладил свои усы Козлевич.

– Да, окажись молочник подлинным творением Фаберже, этого царского ювелира, немцы, как я полагаю, не заплатили бы больше ста тысяч.

– Не заплатили бы, командор.

– Да, наверное, и меньше, Остап Ибрагимович, – кашлянул Адам.

– Так, где же наши заветные миллионы? Чтобы мотнуть в это самое Жанейро? Думайте, думайте, мои советчики, компаньоны, единомышленники, – заходил по комнате Бендер.

– Может, все-таки таксомоторный даст нам сумму, – вымолвил Адам.

– И я так думаю, командор.

– Это хорошо, что вы думаете и предполагаете, детушки мои, концессионеры, компаньоны, камрады, единомышленники и так далее… – засмеялся Остап. Но надо найти такое, чтобы не только миллионы получить, но иметь возможность с этими деньгами оказаться за рубежом.

– В этом самом Жанейро, командор.

– Да. Но вначале… вначале за рубежом, а уж потом и в Рио-де-Жанейро, как я говорил и говорю пока…

– Почему «пока», командор?

– Много сложностей, Шура и Адам.

– И все же, Остап Ибрагимович, почему «пока»?

– Много прошло времени, камрады, и идет оно неудержимо. И моя хрустальная мечта юности начала все больше и больше меркнуть, затуманиваться, терять блеск своей привлекательности.

– Если по справедливости, то да, командор, – закивал Балаганов.

– Ну, откроем таксомоторный парк, как желает Адам Казимирович, плюс наше открыточное, похудевшее дело, – рассуждал Остап, похаживая по комнате.

– И антиквариат, командор, – добавил Балаганов.

– Да, антиквариат, археология, друзья, все это хорошее материальное обеспечение сладкой жизни здесь при Советах. При этой самой власти, которая строит социализм и, который я, как и вы, строить не желаем. Хотя невольно и участвуем в этом мистическом деле, хочешь не хочешь.

– Как умно вы говорите, Остап Ибрагимович.

– Очень правильно, командор.

– Поэтому с нашими взглядами и понятиями надо переправиться за рубеж. А там уже решим в Рио-де-Жанейро или еще куда…

– Но как это все сделать, говоря по справедливости, командор?

– Мало того, что для этого нужны денежные средства, – продолжал Остап, – как эти средства переправить туда без такой глупости, какую я тогда совершил.

– С тарелочкой, командор?

– Да, Шура, с голубой каемочкой и превратил эту тарелочку в прах.

– Значит, Остап Ибрагимович, капиталы и как с ними туда?

– Дав, Адам Казимирович, верно, понимаете, дорогой наш автомеханик. Думайте, думайте, думайте, камрады мои и советуйте. А пока что… Первое. Нэпман Клюев. Кто он, что он, кто жена его. И что это за вольнонаемный сотрудник ОГПУ?

– Да, интересно, командор.

– Очень, Остап Ибрагимович, что это нам даст?

– Вот и посмотрим, изучим, познакомимся со всеми этими вопросами.

Глава X Деловые визиты к нэпману и к Шаврову

После получения удостоверения в красной сафьяновой обложке с вытесненным на ней гербом Союза, Бендер встретился с нэпманом Клюевым в его доме. После обмена обычными приветствиями, Бендер, глядя на встревоженного хозяина дома, сказал:

– Не дрожите, как осиновый лист, я пришел к вам не для оформления соответствующего протокола о вашем уголовном поступке, – показал он свое гербовое удостоверение. – И не для получения откупных денег, а просто хочу с вами ближе познакомиться, узнать о ваших делах, ваших возможностях.

– Хорошо, хорошо, Остап Ибрагимович, понял, понял, прошу в мой домашний кабинет, где мы можем спокойно поговорить.

– Устраивает. Жена и дочь не помешают?

– Нет, нет, Эльза поехала к своим в Карловку. Тоже немцам…

– Немцам? – удивился Бендер.

– Этническим немцам. В Карловке давнишнее поселение немцев, это недалеко от Сталино.

– Интересно, – промолвил Остап.

– Да, вот так, а дочь – Лена, на каких-то комсомольских сборах. Так что никто нем не помешает, поговорить, как вы понимаете.

– Хорошо, Юрий Власович… – сделал паузу Остап. – Как нам известно, у вас три магазина: игрушек, тканей и универсальный разных товаров, верно?

– Да, Остап Ибрагимович, когда объявили НЭП, мне помогли немецкие родственники Эльзы деньгами для оборота, дело и пошло и если бы не давил финотдел…

– Понимаю. Скажите, а откуда вы получаете, скажем. Игрушки, ткани и другие товары для вашего универсального?

– Опять-таки благодаря Эльзе, вернее ее родственникам там, в Германии, Остап Ибрагимович. Накладно, трудно, но дело идет понемногу.

– Так вот почему ваш универсальный магазин с вывеской «Эльза и Клюев»? – Да, благодаря жене Эльзе и ее родственникам, там в Берлине.

– А как с расчетами, Юрий Власович? Как вы оплачиваете заграничные товары?

– Как и все, через Внешторгбанк, согласно договорам с фирмами, компаниями немецкими и другими. Тоже приходится выкручиваться, чтобы не убыточно было.

– Да, а тут и натюрморт еще, верно?

– Верно. Я готов понести затраты нужные для вашей службы, ведь так? Не вам, а вашей службе? – пристально смотрел нэпман на Бендера, которого он считал сотрудником ОГПУ, когда вторично видел красную книжечку на этот раз с тисненным на ней гербом Союза.

– Да, вы не ошибаетесь, Юрий Власович, не мне, а нашей службе, – достал свое удостоверение и раскрыл его перед глазами нэпмана.

– Да, да, я верю, верю. Я это понял, когда по приказу, очевидно, вашей организацией отобрали у моего магазина комнату, примыкающую к вашему музею.

– Верно поняли, Юрий Власович. Скажите, а вы могли бы перевезти нужную сумму через ваш Внешторгбанк за рубеж на предъявителя?

– Конечно, конечно, можно, Остап Ибрагимович, – вопросительно смотрел на Остапа нэпман, – Скажите, сколько и мы поладим, ведь так?

– Так, Юрий Власович, – подтвердил Остап. – Но речь сейчас идет не о вашей благодарной сумме нашей службе.

– Не идет?

– Не идет, пока. Пока, я подчеркиваю. Это понадобится нам через какое-то время. Не сейчас.

В комнате воцарилось молчание двух собеседников.

– Как скажете, Остап Ибрагимович, – наконец промолвил нэпман.

– Скажем. А вот интересно, Юрий Власович, какую сумму вы готовы перевести за рубеж на предъявителя?

Нэпман помолчал, полузакрыв глаза, что говорило о его лихорадочном мышлении какую сумму назвать. Наконец, не громко промолвил:

– Тысяч десять, вас устроит?

Бендер молчал, глядя на нэпмана, потом встал и ответил:

– Устроит, Юрий Власович. Но это потом, не сейчас. Мне надо идти. До свидания.

– До свидания, до свидания, – вскочил нэпман, радуясь, что все решается для него благополучно.

Своим компаньонам Бендер не сообщил подробности визита к нэпману, сказал, что тот у него на крючке, что Клюев готов делать так, как ему прикажут.

Балаганов спросил:

– А что мы ему прикажем, командор? Сколько с него возьмем?

– Приличную сумму возьмем, Шура. Но дело тут не в сумме, а в других возможностях этого коммерсанта. Об этом и поговорим как-то, друзья, не сейчас. Обдумывание требует времени.

С помощью Шаврова был выдан патент и все необходимые разрешения для открытия таксомоторного парка. Козлевича было не узнать, он весь горел, полностью был захвачен организацией парка. Бендер помогал, когда надо, персонал даже пользовался их майбахом.

Дела компаньонов шли своим чередом. Козлевич все свое время отдавал организации таксомоторного парка. Искал место в городе для парка, купил два подержанных автомобиля «фиат» и «пикап», но приличного вида, что привлекало бы пассажиров.

Балаганов занимался по-прежнему делами археологическими, оформлял поступающих в общество, покупкой антикварных экспонатов и открыточным производством. И только их руководитель, великий предприниматель, пребывал в думах только ему известных. Оставаясь наедине сам с собой, он мысленно рассуждал: «Итак, Клюев обеспечивает перевод денег в немецкий Внешторгбанк на имя Остапа Ибрагимовича Бендера. Но зависают две проблемы. Первая, уже известная, где взять заветный миллион? Вторая, каким образом оказаться в Берлине, чтобы получить в банке этот миллион? А уж потом… Потом Остап рисовал себе, как он, получив этот миллион, сможет перебраться в город его хрустальной мечты Рио… Ах, этот Рио! А может, это просто моя голая фантазия, Ося? И нет никакого сказочного Рио, а просто, просто… Но на это «просто» великий мечтатель ответить затруднялся. Но сначала где все-таки взять этот миллион для банка Внешторга? Это та же самая проблема, как бриллианты мадам Петуховой, как пущенный по ветру миллион изъятый у Корейко? Как и все доходы от деятельности «Доларха», ну и плюс десять тысяч, которые готов заплатить Клюев за ликвидацию уголовного дела. Нет, это все не полное решение моего плана, друзья, камрады, компаньоны, концессионеры, сотоварищи» – подводил Остап черту под своими мысленными рассуждениями. И проговорил вслух:

– Остается самое малое, – усмехнулся он. – Приобрести миллион, а лучше два, и три больше. Перевести деньги через Внешторгбанк за рубеж на предъявителя и самому официально прибыть в этот банк, – достал папиросу из коробки «Южные» и уже, молча, похаживал по комнате.

Балаганов и Козлевич наладив работу таксомоторного парка, приняв на работу диспетчера, четырех шоферов, автослесаря и, конечно, бухгалтера, а точнее, счетовода, находились в конторе, ожидая прихода своего руководителя.

– Вы представляете, дорогие мои концессионеры, какая новость?! – потряс газетами Бендер, входя в комнату.

– Какая, командор? – уставился на него Балаганов. Он сидел за столом и просматривал журнал учета взносов вступающих в их общество.

– Скажите, Остап Ибрагимович, – погладил свои усы Козлевич.

– Читаю, – развернул газету «Известия» Остап. – «В Берлине, по просьбе многих известных специалистов состоится Международный съезд археологов! Дата открытия съезда уточняется!»

– Ну и что, командор?

– Вот вы всегда так, Шура. Не улавливаете благоприятный шанс для нас. Вот возьмем и поедем на этот съезд! – засмеялся Бендер.

– Ну, Остап Ибрагимович, – покачал головой Адам.

– И что, командор? Нас пригласят? Сомневаюсь, по справедливости. Мы же добровольное, мало известное для ученых.

– Вот здесь вы правы, мой рыжеволосый друг. А мы возьмем и сделаем так, чтобы нас пригласили, или вернее, откомандировали одного из нас, дорогие мои единомышленночки, – заходил по комнате Бендер.

– Но как? – пожал плечами Балаганов.

– Вот бы вас, Остап Ибрагимович, дал бы Бог, а?

– Адам Казимирович! Как хорошо вы сказали «дал бы Бог» – воскликнул Балаганов, глянув в лицо автомеханика, а теперь руководителя их частным таксомоторным парком.

– Да, оно так, братец Шура, – кивнул ему Козлевич.

– Это хорошо, Адам. Раз вы вспомнили Бога, значит думаете, а раз думаете, то и прийдете к определенному выводу, – произнес Бендер.

– А я и пришел, командор, – хлопнул ладонью по столу Балаганов.

– Ну, Шура, ну-ну, изложите к чему вы пришли, дорогой, если по справедливости, как вы говорите.

– Надо действовать через ВУАК!

– Ой, браво, молодец, Шуренций!

– И я так мыслю, Остап Ибрагимович, – поддакнул Козлевич.

– Молодцы! Все! Не теряя времени, вези меня Адам в наш ВУАК!

Не буду описывать, как Бендер пустил все свое убедительное красноречие перед председателем ВУАКа, как он организатор добровольного общества археологов, довел состав его до ста членов, что организованные им раскопки внесли в науку очень много ценных экспонатов, раскрывающих тайну древнего мира. И так далее, и так все прочее.

Выслушав его, председатель сказал:

– Дело в том, уважаемый Остап Ибрагимович, на этот съезд будут посланы Москвой уже известные, заслуженные археологи. Есть и у нас на Украине такие известные товарищи, как вам известно, но для поезки за рубеж нужны деньги и не просто деньги, а валюта. А таковых средств мы не имеем, что и подтвердили наши столичные харьковские товарищи. Так что… – развел руки председатель.

– А что, если наше общество найдет такие средства, наш ВУАК, сможет командировать нашего представителя на съезд?

– Опять-таки возникает вопрос. А разрешение властей на поездку? Того же Московского или Харьковского управления? Вот и встанет тот же вопрос: Кто, что, за какие заслуги, деньги? Так что, Остап Ибрагимович, опять тупик, при всем моем одобрении и оказании помощи, вашему благородному стремлению.

Вернувшись к себе, Бендер сказал:

– Да, Ося, эта страна не только не Рио-де-Жанейро, и не только хуже его, а еще и тюремная, и беспросветная.

Своим компаньонам Бендер изложил результат посещения ВУАКа и в заключении повторил свой вывод, но уже в другой форме.

– Да, вот почему я и вы, мои концессионеры, единомышленники не согласны с нашей тюремной, бюрократической и антидемократической страной, строящей утопические блага для народа.

– И если по справедливости, она не только хуже Рио-де-Жанейро, командор, но и хуже кацапетовки, как вы когда-то сказали.

– Вот именно, Шуренций, хуже чего уже нельзя.

Козлевич все это время молчавший, не выражая ни да, ни нет, вдруг сказал:

– А что если, Остап Ибрагимович, подключить к этому делу вашего начальника?

– К какому делу, Адам? – не понял Остап.

– К археологическому, Остап Ибрагимович, к съезду этому.

– А что, командор? Вы же вольнонаемный гэпэушник?

Бендер некоторое время смотрел то на одного, то на другого и сказал:

– Ну, дорогие мои соучастники, как приятно слышать вас, узнавать, что вы думаете. Я и сам уже подумывал над этим. А поскольку и вы также, подтолкнули меня, то я и попытаюсь подключить к этому уважаемого товарища Шаврова, – зашагал по комнате Бендер.

Компаньоны, молча, смотрели на него, затем Адам Казимирович спросил:

– Поехали, Остап Ибрагимович?

– Едем, друзья, попытаюсь взять гэпэушника на абордаж.

Прием Остапа к начальнику ОГПУ прошел по известной схеме, хотя он и предъявил свое удостоверение вольнонаемного сотрудника. С той лишь разницей, что ему не пришлось выписывать пропуск, объяснять к кому, зачем. А в приемной, где ожидали своей очереди посетители, ему пришлось подождать, пока у Шаврова не закончилось совещание. И когда секретарь впустила его в кабинет своего начальника, он после «здравствуйте» положил газету «Известия» на стол перед Шавровым и сказал:

– Прочтите то, что я обвел красным карандашом, Семен Гаврилович, – и, не ожидая приглашения, опустился на стул у стола главного Киевского гэпэушника.

– Прочел, – уставился Шавров на Бендера. – И что из этого следует?

– Ходатайствую перед вами, Семен Гаврилович, чтобы вы помогли мне поучаствовать в этом съезде археологов. Я по просьбе моего общества обратился в ВУАК, но мне отказали. Нет денег для такой командировки, да и разрешение требуется нашей столицы Харькова, а может и самой Москвы.

– Конечно, сложно… – переложил папку бумаг с одного места на столе на другое. – И разрешение, и деньги…

– Деньги есть, наше добровольное общество оплатит эту командировку, если будет разрешение.

– Сложно, Остап Ибрагимович, если даже и деньги у вашей организации найдутся. К сожалению, ничем помочь не смогу. Если бы вопрос решался нашим НКВД, моим ОГПУ, тогда да, можно было бы решить, а так… – поднял трубку телефона Шавров. – Кто там ко мне на прием?

– Одну минуточку, Семен Гаврилович, еще минуточку, – попросил Остап.

– Что еще? – бросил трубку телефона Шавров, не дав указание секретарю.

– Если бы я поехал на этот съезд археологов, Семен Гаврилович, то я бы взял с собой натюрморт молочника Фаберже и предложил бы там.

– Это интересно, Остап Ибрагимович, – встал Шавров и тут же снова сел, – Это даже очень интересно. И что? Взяли с собой и что? – быстро спросил он Бендера.

– Как что? Предложил бы там купить его…

– Как купить? Не ясно, Остап Ибрагимович?

– Иностранцы свободно же ездят к нам, и на работу, и по линии Общества Красного Креста… Приехали бы и купили.

– Это дело, это по-деловому, если так, Остап Ибрагимович, – встал и подошел к сейфу. Открыл, достал натюрморт рисовальщика Лоева, какое-то время смотрел на него и спросил:

– Значит, взять с собой и предложить там?

– Да, Семен Гаврилович, как рекламу. Пусть приезжают и покупают, – рассмеялся великий коммерсант.

– Да, остановка за малым. За вашей командировкой, положил натюрморт и закрыл сейф Шавров. – За малым, – повторил он.

– Я бы не сказал, что за малым, Семен Гаврилович, – смотрел вопросительно на гэпэушника Бендер.

– С иронией я это говорю, Остап Ибрагимович. – Так, свободны, я подумаю, что можно сделать для вашего участия в этом съезде археологов. До свидания…

Садясь в машину к своим компаньонам, Бендер сказал:

– Ну, детушки, советчики, концессионеры, единомышленники, еще одно использование нашего знаменитого молочника.

– С двумя чашечками, – хохотнул Балаганов.

– Прочно преподнесено товарищу Шаврову для решения моей поездки на съезд.

– Урра, командор!

– Да пусть удача не обойдет нас, Остап Ибрагимович, – включил мотор автомобиля Козлевич.

В то время, как Остап сообщал своим друзьям о результатах визита к начальнику Киевского ОГПУ, Шавров вызвал секретаря и вручил ей написанные на листке цифры.

– Закажите по спецсвязи этот номер московского телефона, а я пока приму, кто там на очереди?

Шавров успел принять несколько посетителей и даже своего заместителя Ботанова, пока его соединяли с заданным им московским телефоном.

– Полковник Сидоров? – уточнил он, услышал голос в трубке.

– Коля? – спросил он еще раз.

– Здравствуй, Сеня. Слушаю, что стряслось?

– Ничего, все нормально. Нужна твоя помощь, Николай. Прочти «Известия» позавчерашний номер, там о съезде археологов. Вот мне и надо, необходимо командировать туда своего агента. Он вольнонаемный наш сотрудник. Он председатель общества археологов, понимаешь? Деньги на поездку это общество оплачивает. Но ты же знаешь наших крючкотворов. Нужно разрешение Харьковское, а лучше ваше, московское…

– Понял, – выслушав Шаврова, сказал Сидоров. – Попробую помочь, если это в интересах твоего управления, а значит и в интересах нашего государства. Это так?

– Конечно, стал бы я беспокоить тебя с такой просьбой.

– Сейчас дам задание проработать этот вопрос, Сеня. Как здоровье? Как семья?

– Нормально, благодарю, друг.

– Все, – послышались гудки отбоя в трубке.

Шавров вытер платком лицо, встал, прошелся по кабинету, вышел в приемную и сказал секретарю уже выходя:

– Я пообедать.

Глава XI Его Величество Великий случай

Отправив Балаганова и Козлевича заниматься таксомоторным парком, Остап некоторое время похаживал по комнате и музею, затем решил пойти прогуляться и подумать о делах своей компании. «Ключи у моих подопечных есть, так что…» – подумал он и вышел из конторы с одним лишь желанием прогуляться и подумать над своими проблемами.

Прошел по Хрещатику к Владимирской горке, но не стал подниматься к памятнику святому Владимиру. Пересек бывшую Думскую площадь и прошел через парк к террасе, с которой открывалась красочная панорама Подола и Днепра. Долго стоял, любуясь природным раздолом и дальними очертаниями пригорода. Спустился к Хрещатику и пошел без определенной цели своего маршрута. Увидел вывеску ресторана «Савой» неподалеку от своего «ДОЛАРХа». Попытался войти, но послышались голоса людей, стоящих у входа:

– Станьте в очередь, товарищ!

– Очередь?! – удивился Остап. – В ресторан?!

– А вы почитайте, если очков не надо! – заявил толстячок в пенсне.

Бендер прочел: «Обслуживаем представителей Общества Естествоиспытателей».

– И здесь испытатели?! – громко произнес Остап, вспомнив, как он со словами «пустите, дайте дорогу представителю естествоиспытателей!», когда он садился в Христиновке на поезд в Черкассы и рассмеялся, сделав поворот от двери этого фешенебельного коммерческого ресторана.

– Вы в очереди? – услышал голос Остап.

– Нет, ухожу. Ресторан обслуживается только естествоиспытателей.

– Прекрасно. Я и есть естествоиспытатель, товарищ, – пробился через толпу к входной двери молодой человек, назвавший себя естествоиспытателем. На громкий его стук в дверь появился швейцар в ливрее с позолоченными позументами.

– Чего шумите? – грозно пробасил он, – читать не умеете? Только общество…

Но «естествоиспытатель» не дал ему продолжать пояснения и громко:

– Привет, Корнеич! Я с другом… прошу, – указал он рукой на Остапа.

И Бендер заметил, как «естествоиспытатель» сунул купюру в руку швейцара.

– А-а, – протянул ливрея, – проходите тогда…

– Своих, своих только пропускаете! – громко заявил кто-то из очереди.

– Кого надо, того и пропускаем, товарищи, – закрыл дверь швейцар за «естествоиспытателем» и Бендером.

Здесь требуются пояснения. В Киеве, в тридцатые годы коммерческих ресторанов было множество: «Украина», «Палас», «Марсель», «Хрещатик», «Днепр», «Млын», «Армения», «Кавказ» и другие. Но этот был наиболее привлекателен своим западноевропейским обслуживанием, относительно недорогими ценами и удобным месторасположением в городе.

Все это время Бендер молчал, следовал за неожиданным знакомым, одобрительно наблюдая за его действиями.

В зале их встретил метрдотель и пригласил сесть за отдельный двухместный столик, приставленный к стене. Зал был заполнен полностью. Играл оркестр. Суетливо бегали официантки и официанты. Было душно и шумно. Кто-то подвыпивший пытался петь. Официант взял меню с соседнего стола и, сунув его «естествоиспытателю», помчался выполнять уже заказанное другими.

Раскрыв меню, новоявленный «друг» Остапа сказал:

– Прежде всего, давайте знакомиться, я Глеб.

– Я Остап.

– Очень приятно. Одному скучно, как вы понимаете… Смотрю… Вы мне приглянулись, так что есть с кем выпить и поговорить. Что заказываем?

«На пройдоху не похож, – подумал Остап. – В друзья набивается, выпить за мой счет? Посмотрим куда он клонит свое навязанное мне знакомство».

– Официант! – вдруг громко произнес Глеб. – Что пить будем, Остап? Можно так тебя называть?

– Конечно. Давай «Смирновскую», Глеб.

– Не возражаю. Салаты, икру черную или красную?

– Черную.

– А я и ту и эту.

– Не дорого ли, Глеб?

Этот вопрос Бендер задал специально, чтобы выяснить возможности Глеба.

– Нет. Сегодня я могу позволить себе такие затраты.

– Получил премию?

– Еще какую, друг. По бифштексу и обязательно закажем квас с хреном, для запивания…

– Правильное предложение, Глеб.

– Когда я был студентом, мы всегда заказывали здесь этот освежающий напиток.

Подошел официант и принял заказ, Глеб ко всему заказал маслин.

– Я тоже их люблю, – вставил Остап. – Вы говорили, когда были студентом, то всегда заказывали здесь этот фирменный напиток – квас с хреном?

– Да, когда учился в Политехническом, Остап. Эх, счастливые были времена, хотя и в постоянной бедности.

– Закончили Политехнический?

– Да, геологический факультет.

– Интересно. А после окончания?

– После окончания отправился в Якутию, как геолог, искать полезные ископаемые.

– И нашли что-то?

– Нашел, нашел то, что уже найдено другими до меня.

– Интересно. Романтическая профессия.

– Это так кажется. Никто не знает, как геологи замерзают, голодают, как подвергаются опасностям разным, часто смертельным.

– Так вы сейчас в отпуске, Глеб?

– Да, вернулся из экспедиции, отдохнуть, к теплому морю съездить.

– Хотел встретиться со своими однокурсниками, а они все в разъездах, экспедициях. Вот я и пристал к вам, Остап, чтобы понятно было. И скажу сразу, мой заказ пусть вас не тревожит, расплачиваемся каждый за себя. Короче, компания наша состоялась, так что и оплата с каждого по половине счета. Идет?! Это для справки, – говорил Глеб, когда они приступили к принесенному заказу.

– А я не против, это по-дружески, – поднял рюмку Бендер. – За знакомство, Глеб.

– За встречу, Остап, – звякнул своей рюмкой о рюмку Остапа геолог.

Пили, ели, слушали музыку, а в перерывах ее и очередных поднятиях рюмок, говорили о разном. Но Бендера все больше заинтересовал Глеб. Он спросил:

– Вот вы говорили, что нашли то, что уже найдено другими. Как это понимать, друг? И что это за полезные ископаемые такие?

Глеб вдруг рассмеялся и, посмеиваясь, ответил:

– Как какие?! Алмазы, камушки это такие. И белые, и с кровяными жилками, и голубые, и синие, оранжевые.

– Очень интересно, Глеб, очень интересно, расскажите подробнее?

– Давайте выпьем, и я расскажу, как умею, – поднял рюмку Глеб.

Выпили и, закусывая, геолог поведал:

– В Сибири местные старатели добывали алмазы тайным образом на реке Мама в Иркутской области. А технологическое производство алмазов там начали совсем недавно, в наши тридцатые годы.

Подошел официант с вопросом:

– Что желаете еще заказать?

– Нет, нет, уважаемый, – отмахнулся от него Бендер. – Слушаю, очень интересное ваше повествование.

– Выпьем, и я продолжу, Остап, – поднял рюмку геолог.

– Так, о чем это я?

– О старателях на реке Мама, – подсказал Остап.

– Да. История такова. Посадили заключенных и специалистов на баржи и высадили их на берегу Угрюм реки, в месте с романтическим названием «Заря». А само место добычи алмазов местные крестьяне именовали Мамладья. Прибывшие организовали лагерь строгого режима. Выкорчевывали лес, взрывали породу, везли ее тачками на промывку. Выбирали из промытого ярко-зеленые и прозрачные кристаллы. Эти места были полны драгоценных камней. Вот теперь нам геологам и предстоит открывать новые месторасположения алмазов, ясно?

– Ясно и очень интересно, – поднял на этот раз первым свою рюмку Бендер.

Когда выпили, Остап спросил:

– Ну, а хищения, вывоз алмазов оттуда происходит?

– Еще как? – засмеялся Глеб. – И хищения, и вывоз тайный, в обход охраны. И тайная продажа там же, на месте смельчакам, закупщикам…

– Закупщикам? И что они?

– Как что? Накупили и с риском везут ювелирам или еще кому для обработки.

– По дорогой цене, как я понимаю?

– Да, алмазы делятся на технические и на ювелирные.

– Технические, это понятно, а ювелирные что?

– Как что? Их обрабатывают и превращают в бриллианты, которые будут оцениваться уже в сто, а может и в тысячу раз дороже. В зависимости от количества карат его.

– Карат? Что это за карат?

– Карат – это вес камня. Один карат равен двумстам миллиграмм. Чем больше карат имеет камень, тем он дороже.

– Вот уж, век живи и век учись. Слышал, знал, алмазы, бриллианты, а что и как не ведал, Глеб. – Поднял рюмку Остап. – За дружбу, друг.

– Отлично, за дружбу, – поднял руку и геолог.

Выпили, и Глеб сказал:

– Я поведал вам, что я геолог, рассказал кое-что, правда, не о себе, а о тех ископаемых, к поиску которых мы призваны. В кто вы? Чем занимаетесь?

– Да, моя очередь поведать вам о себе. Я председатель добровольного общества любителей археологии, аббревиатура которого «ДОЛАРХ», – раскрыл перед Глебом изданное им удостоверение.

– О, это очень интересно, – взглянул на книжечку застольник. – Меня всегда привлекала археология, наряду с геологией. Эти два понятия стоят рядом, не правда ли? Археология в поисках и геология тоже. И что же вами открыто, найдено уже, товарищ председатель?

– Похвастать пока не могу, кое-что найдено, но в основном не древнее, а так ближе к средневековью. Дали объявления, призываем желающих вступать в ряды нашего общества. И, конечно, покупаем кое-что антикварное, представляющее ценность для науки.

– Покупаете кое-что? Это уже заманчиво, друг. Выпьем, поскольку вы меня заинтриговали словами «покупаем антиквариат».

– Да, покупаем, – внимательно смотрел на геолога Бендер. – Не только изделия разные из археологических раскопок, но и другое можно…

– Камни, например, а? – потянулся через стол Глеб к Остапу.

– И камни можно… – кивнул ему Остап.

– За наличные?

– Разумеется, – засмеялся Остап. – Не через банк же…

– Существует такое понятие – Его Величество Великий случай, – вы не находите, что это Величество существует?

– Уверен, что да. У меня были такие случаи. Вот и сейчас…

– Да, вот и сейчас. Приглянулись вы мне, Остап, чтобы выпить, посидеть, поговорить, а тут уже и другое открытие. Дело возникает между нами, друг, не находишь?

– Дело это класс, Глеб, если дело честное, как говорится, без блефа.

– Вот именно, без блефа. Выпили, – поднял рюмку геолог. – Соберусь с мыслями, тогда скажу…

Когда выпили, запили фирменным квасом с хреном, два новоявленных друга некоторое время молчали, затем Бендер сказал:

– Если есть у тебя что-либо предложить, то не опасайся… Я сам в делах антиквариата веду себя с осторожностью.

– Хорошо, поговорим. Если что, я тебе ничего не говорил, не предлагал. Скажу вот что, если откровенно. Был у меня хороший ювелир, я знал его еще со студенческих лет. Но дел с ним я, конечно, не вел и не мог вести, а когда я геологом стал и приехал на отдых, то и заимел с ним дело. Вот и в этом году я к нему со своей добычей, со своими камушками и что же, друг? Нет моего ювелира, нет… – замолчал геолог.

– Умер?

– Арестован. Обвинен как враг народа и все. Хорошо, что его семья успела уехать до его ареста.

– И вы, Глеб, как я понимаю…

– Правильно понимаете. Нашел его коллег, сбыл кое-что им, вот и могу теперь не удешевиться. Ведь отпуск пролетит, снова надо будет ехать в экспедицию, в эту заветную морозную Якутию.

Новоявленные друзья еще долго сидели в ресторане, пополняя свой заказ спиртным и закусками к нему. И говорили, говорили, из рассказов каждого узнавали все больше и больше друг о друге. И если геолог был откровенен в своих рассказах, то Бендер, разумеется, говорил только то, что не могло повлиять на благополучие его деятельности и его компаньонов.

Глеб уезжал в Крым завтра, и они договорились встретиться перед его отъездом уже в конторе Бендера, адрес которой Остап сообщил геологу расставаясь.

Оба были пьяными, но держались так, что по виду их, по поведению их, нельзя было сказать, что они шатались до падения, что язык их заплетался, что они могли угодить в известную неприятность в таком состоянии.

Бендер мог выпить, но всегда в известных пределах, а в этот вечер Великого Случая ЕГО Величества, он нарушил этот предел, так как он предстал перед новой идеей, узнав об алмазах, а это и о бриллиантах, еще не ясно себе представляя как это осуществляется и что это может дать ему для осуществления его стремлений к миллионам.

На следующий день после ресторанной угарной пьянки, если можно так сказать. Бендер сказал своим компаньонам:

– Итак, дорогие мои концессионеры, продолжаем делать открыточное и таксомоторное дело, а теперь и бриллиантовое…

– Бриллиантовое?! – воскликнул Балаганов.

– Неужели и такое, Остап Ибрагимович? – удивился Козлевич.

– Да. Вы продолжаете заниматься уже известным, а я займусь этой новой идеей, рожденной по воле Случая Его Величества. Рассказывать сейчас не буду, как-нибудь поведаю, как и что, а сейчас за дело, друзья.

– У меня встреча…

Проводив Козлевича и Балаганова заниматься таксомоторным парком, Остап остался один в конторе, ожидая прихода Глеба, как они договорились. Похаживая по комнату и музею «ДОЛАРХа» он принял одного вступающего в археологи, выполнив все положенные формальности, выполняемые Балагановым. Ждал прихода своего новоявленного друга. Но время шло, а геолог не приходил.

«Может, что случилось с Глебом? Или он передумал встречаться? Что-то его возможно насторожило? Ведь как я понял, часть привезенных им камушков у него еще есть. Да, все может быть, Ося. Все, конечно, может быть, одного быть не может, то чего не может быть, как говорил мой знакомый Ашот Исаикян», – говорил сам себе Бендер, теряясь в догадках. «Может поехать на вокзал к Симферопольскому поезду? – спросил он сам себя. – Зачем опережать события… Да, а едет он в Крым? А может в тот самый мой прославленный Мариуполь? Или в Бердянск? Или Черноморск? – засмеялся Остап. – В Одессу – маму? Нет, вокзал отпадает…» – решил он, закуривая свою «Южную».

– Можно к вам? – раздался женский голос в дверях конторы.

– Да, да, входите, пожалуйста, – ступил на встречу Бендер.

Вошла пожилая женщина в цветастой шляпке, в легком пыльнике серого цвета. Лет пятидесяти, может больше ей.

– Слушаю, уважаемая, прошу присесть, – указал Бендер на стул у стола. – С чем пожаловали?

– Да нет, я просто… Я хозяйка моего бывшего студента Глеба, а сейчас уже геолога, уважаемый товарищ председатель археологии, – проговорила она. – Глеб и сейчас всегда останавливается у меня, когда приезжает из экспедиции на отдых… – замолчала женщина. – Я Клавдия Моисеевна, уважаемый.

– Да-да, слушаю вас, Клавдия Моисеевна, – улыбчиво смотрел на пришелицу Бендер, с еле сдерживающим нетерпением поскорее узнать о своем ресторанном друге.

– Глеб просил передать вас свои извинения, что прийти не может, по причине своей занятости, – наконец сообщила хозяйка Глеба.

– Жаль, очень жаль, уважаемая Клавдия Моисеевна, – с облегчением проговорил Остап, поняв, что ничего плохого с его геологом, по всей вероятности, ничего плохого не произошло.

– Он также сказал, уважаемый товарищ, что обязательно встретиться с вами в другое время. До свидания, – пошла к выходу вестница.

– До свидания, до свидания, уважаемая Клавдия Моисеевна, – провожал женщину Остап. – Спасибо, что пришли… Больше ничего ваш постоялец не передавал мне сказать?

– Нет, ничего, – до свидания, – вышла она из комнаты.

Оставшись один, Бендер снова пустился в свои догадки, предположения. Но почувствовал облегчение, узнав, что с его геологом ничего плохого не случилось.

«А что могло с ним случиться? – задал он себе вопрос. – О, очень многое, Ося. И ограбление, и заболевание от перепоя, и… А гэпэушники? Разве нельзя брать их в расчет? Но вроде ничего этого, со слов квартирной хозяйки Глеба. Итак? Что итак, Ося? Идея рождена. Алмазы и бриллианты. Надо ждать и поискать другие пути к этому делу. А то, что это дело миллионное, даже не чета Корейкинскому, сомневаться не приходиться, – подвел он черту своим выводам, выходя из конторы с намерением пообедать и поужинать заодно, так как день шел к вечеру.

Постоял у своего «ДОЛАРХа» и решил идти в «Савой», где вчера встретился по воле Случая с геологом Глебом.

Подойдя к входу в ресторан, удивился, что очереди нет и вход свободный. Встретил его другой швейцар и приветливо пригласил входить в зал. В зале посетителей было мало, так как час обеда уже прошел, а час ужина еще не наступил, как и разгульный вечерний.

Остап сел за тот же двухместный столик, приставленный к стене, и начал изучать меню. Подошедшему официанту сделал заказ.

– И водки «Смирновской» и квас с хреном, любезнейший…

– Будет сделано, – заспешил официант выполнять заказанное.

В ожидании заказанного, Остап осмотрел полупустынный зал с эстрадой без музыкантов и начал повторно просматривать меню. А когда к нему подошел официант с подносом, на котором стояли первоочередные закуски, Бендер сказал:

– Забыл, маслины, пожалуйста.

– О, это по-нашему, – раздался голос.

Остап оглянулся и увидел своего вчерашнего знакомого геолога, садящего за его стол.

– Здравствуй, друг, – пожал он протянутую ему руку. – Удивлен?… Что я не пришел? Можно и удивиться, так как я всегда держу свое слово. А вот, что я нашел тебя в нашем месте вчерашней встречи, можешь удивиться.

– Да, это так, Глеб, – улыбнулся Бендер, не скрывая радости встречи.

– Подожди, – остановил Глеб уже отходящего от стола официанта, – Удвой заказ моего товарища, да мельком за заказом и сюда. Пора и похмелиться нам, не так ли, Остап?

– Еще и как, друг, еще и как, – ответил Бендер. – Что-то случилось?

– Случилось… Потом расскажу. Впрочем, послушай. Моя мама всегда говорила: «Человек предполагает, а Бог располагает», вот такие коврижки, Остап. Да… Хочется излить душу и сбросить тяжесть происшедшего… – замолчал Глеб.

Остап терпеливо подождал немного и сказал:

– Может, я чем-нибудь могу?

– Нас два друга не то, что со студенческих лет, с десятилетки, если можно так сказать. Оба романтики, оба потянулись в геологи. После окончания политехнического мы и подались в Якутию. Но оказались по распределению работать в разных геологоразведывательных партиях. Но соседних. Мне дали отпуск. А ему на несколько дней позже. Вы слушаете?

– Слушаю, слушаю, друг, очень даже.

– С ним мы условились встретиться в Киеве, где мы учились и вместе податься в Крым. Вот сегодня я и вышел к поезду, встретить Игоря… – замолчал Глеб. – Игоря так его имя… Вышел к московскому поезду, – замолчал геолог.

– Подошел официант с подносом и начал расставлять заказ на столе.

– Хорошо, потом, – налил в рюмки «Смирновскую» Глеб, – давай выпьем за моего Игорька.

– Присоединяюсь, – поднял рюмку Остап.

Выпили, звякнув рюмками, и, молча, приступили к закускам. Глеб сказал: – Икру-то не заказали…

– Я не хотел, исправим, официант! – крикнул Бендер.

– Впрочем, не стоит… потом…

Оба закусывали молча. Глеб снова наполнил рюмки, говоря:

– За Игорька… друга моего…

Подбежал официант с вопросом:

– Что-то еще, товарищи?

– Икру красную и черную, и быстренько.

Официант умчался выполнять заказ. Глеб молчал и Остап видел, что он уже не вчерашний разгульный геолог в радостном отпуске, а сильно и очень сильно озабочен.

Снова выпили и закусывали уже двумя сортами икры, торопливо принесенными официантом на их стол.

– Рассказывать? – спросил геолог.

– Поделиться же хочешь? Что расскажешь, дальше меня не уйдет.

– Верю. Одним словом, как и я, Игорек прихватил с собой партию, думаю, самых отборных ювелирных камушков и пустился в отпуск ко мне, как я говорил. У меня с ним не было тайн. Он знал моего ювелира, которому нужны были эти камушки. Поэтому встретиться мы должны были в Киеве. Выпили, Остап, – наполнил рюмки Глеб.

– Поезд пришел с опозданием на три часа! Понимаешь, на три часа! – продолжил Глеб. – Но дождался, а Игорь не приехал… вот и сказ весь мой, друг. Ждал я и другие поезда из Москвы. Глухо. Нет моего Игорька и все. Выпили.

– Понимаю, поэтому ты и не мог прийти ко мне…

– Да, позвонил моей хозяйке Клавдии Моисеевне и попросил ее сходить в вашу контору и сказать, что я задерживаюсь.

– Ясно, это по-дружески, Глеб.

– Что делать, что делать, – засокрушался геолог. – Где мой друг Игорь? – расстроенным голосом проговорил он. – Неужели уголовщина?

– Ограбление?

– Если уже так, то у меня есть чем покрыть расходы в отпуске. Главное чтобы не…

– Да, это главное, чтобы жив был, твой, а теперь уже и мой друг, – произнес Остап.

– Ведь мало кто знает, каким опасностям мы там подвергаемся, замерзаем, голодаем, со зверьем встречаемся. А когда в отпуск едем, говорят, а золотишко и камушки везете, и охотятся на нас, особенно беглые заключенные. А оружие нам не выдают. Кто находит, тот тайно покупает, чтобы защитить себя. Не знаю, как там Игорь? За уезжающими из Якутии много охотников, чтобы ограбить, да с убийством зачастую, как известно, – посмотрел на часы Глеб. – Пойду к поезду Москва-Варшава. Может, на этом Игорь приедет?

– Если не возражаешь, Глеб, я поеду с тобой на вокзал.

– Спасибо, вдвоем веселее…

Варшавский поезд пришел без опоздания. Приезжих и отъезжающих было немного, так что Остап и Глеб не могли пропустить Игоря, если бы он приехал. Прохаживая по опустевшей платформе, Глеб сказал:

– Завтра утренний будет из Москвы.

– Будем надеяться…

– Вас зовут Глеб? – подошла к Остапу девушка с чемоданчиком.

– Нет, Глеб мой товарищ…

– Да, да, я Глеб, я Глеб, вы что-то хотите сообщить?

– Да, я студентка мединститута, ехала с практики в одном купе с Игорем.

– Ну?! – воскликнул обрадованно Глеб, – рассказывайте, рассказывайте? Что с ним?

– Жив-здоров… а вот… – замолчала она, а потом начала рассказывать: – В Харькове милиционер с каким-то штатским вошли в наше купе. До этого я видела их раньше, они проверяли с проводником все купе, и штатский спросил Игоря: – «вы Игорь Николаевич Яхонтов? Да, ответил Игорь. Вам прийдется сойти с поезда. Зачем, как это понимать? Вы – геолог? Да геолог, еду из Якутии в отпуск. Нам это известно, возьмите свои вещи и следуйте за нами. Вещи, – рассмеялся Игорь. У меня рюкзак – все мои вещи. А это чей чемодан? – указал штатский. Это мой, товарищ, – пояснил толстяк, – это мой. Он только что сел в поезд, – пояснил проводник. – Пошли. Пошли, – скопировал штатского Игорь и сказал: – Это «пошли» уже было в Москве», – закончила свой рассказ девушка.

– А как вы узнали, что я Глеб и буду его встречать?

– Игорь пригласил меня в ресторан и сказал мне об этом. Он должен был приехать в Киев московским поездом, но его задержали в Москве и он опоздал на поезд. И еще он рассказал мне, почему его задержали в Москве. На его прииске похитили два ящика алмазов. Вот и начали всех проверять, особенно уезжающих в отпуск. В Москве проверяли и вот сейчас в Варшавском поезде, где я и познакомилась с Игорем, а теперь и с вами, товарищи.

– Ясно, уважаемая, ясно, вы сообщили мне главное, что мой друг жив-здоров. Вас отвезти домой? Время позднее, ночное?

– Да нет, остаток ночи проведу в вокзале.

– Ну, нет, зачем же? – вмешался Бендер. – Отвезем, вы заслужили.

– И не только это, – добавил Глеб.

Они вышли на привокзальную площадь к стоянке такси, и Остап воскликнул, подбегая к своему «майбаху» за рулем которого сидел неизменный Козлевич.

– Адам, как это понимать?

– Да я так, Остап Ибрагимович, по привычке, решил сегодня подменить моего дежурного.

– Прошу, прошу, – пригласил Бендер девушку и своего нового друга в машину.

Девушку, которую звали Катя, мы отвезли в Дарницу, где она жила и когда возвращались, Глеб сказал:

– Встречать утренний московский поезд нет смысла. Надо ехать в Харьков, выручать друга. Так быстро его не отпустят.

– Адам, наш автомобиль в порядке?

– Как всегда, Остап Ибрагимович, заправлен с запасом.

– Нет, друзья, дождемся утром московского поезда, а уж потом решим. Может, проверят рюкзак Игоря и отпустят?

– Решили, – согласился Остап. – Адам, развези нас по домам и будешь свободным.

Утром поезд из Москвы пришел без опоздания. Пассажиров приехавших было много, и Глеб, и Остап бегали вдоль состава, высматривая Игоря. Если Глеб знал своего друга, как родного, то Остап высматривал его по описанию. И вдруг с противоположного конца платформы, у которой стоял прибывший состав, раздались крики:

– Остап! Остап! Сюда! Приехал!

Бендер бросился на крики и увидел Глеба обнимающего своего долгожданного друга Игоря.

– Знакомьтесь, – сказал Глеб. – Вот это Игорь.

– Приятно, друг Игорь, – жал руку, приехавшего, Остап. – Поволновались мы тут.

– Ничего, обошлось, да и как могло быть иначе, я же пустой, без улик каких бы то…

Игорь был одет в кожаную куртку, в кепке на светловолосой прическе, лицо с приветливым взглядом. Лет тридцать можно было ему дать. Говорил он хорошим баритональным голосом.

– Куда пойдем, Глеб, к нашей хозяйке Моисеевне?

– Да, умоемся, побреемся, а потом завалимся в наш ресторан, отмечать встречу. А Остап, вы домой, потом мы за вами и в наш «Савой».

На этом Бендер и геологи расстались, чтобы встретиться в три дня в ресторане.

Глава XII Алмазный бум Остапа Бендера или рискованное дело

Встреча уже трех друзей произошла, как и договорились. Заказывал все лучшее Глеб, конечно, два вида икры и маслины.

Игорь сказал:

– Мое любимое меню, как и Глеба.

Время было послеобеденное, с малым числом посетителей и никто не мешал разговорам двух геологов и Остапа, который из рассказов Игоря узнал еще раз, что с прииска, где он работает, похитили два ящика алмазов разной величины, технических и ювелирных. Вот с этого и началась проверка всех отъезжающих в отпуск. Игоря проверяли в Москве и ссадили, как уже рассказывала девушка Катя, с Варшавского поезда в Харькове.

– И что? Ничего ты и не прихватил на отпуск? – спросил Остап.

– Ну, нет, – засмеялся Игорь. – Прихватил, конечно, но как теперь их получить?

– Как это получить? – не понял Остап.

– Игорь уже рассказал причину, – пояснил Глеб, – Расскажи и ему, Игорь.

– Я отправил сюда посылку с баночками икры и семги.

– Как и я в прошлый отпуск, – рассмеялся Глеб.

– Да, я последовал твоему примеру, – поддержал смех друга Игорь. – Но теперь проблема как получить эту посылку, друзья. Сунусь я за посылкой, а тут меня и штоп! Из-за этих двух краденых ящиков алмазов. Все почтовые отправления из Якутии будут фильтроваться, вернее уже фильтруются. Поскольку проверяли меня и в Москве, и в Харькове, значит все почта на мое имя уже под контролем.

– Надо было отправлять на мое имя, или на нашу хозяйку Клавдию Моисеевну, Игорек.

– Кто же знал, что поднимется такая шумиха из-за этих краденых камушков в двух ящиках. Ищут виновных и не виновных, но подозреваемых.

– А в Москве и в Харькове как вас проверяли?

– В Москве только содержимое рюкзака, а в Харькове уже все швы его и ремни, спрашивали и в Москве, и в Харькове, куда я еду отдыхать? Я им – в Киев…

– Не мог сказать, что в Крым, – укоризненно заметил Глеб.

– А билет-то у меня был в Киев, к тебе, Глебушко, – вздохнул Игорь и, помолчав, тихо добавил: – Хорошо, что я квитанцию об отправке посылки отправил письмом до востребования, еще до хищения этих ящиков.

– Хоть это ты предусмотрел, друг, – наполнил рюмки Глеб. – Выпили.

Пили, закусывали и Бендер вникал в проблему Игоря, слушая разговор друзей, Бендер говорил сам себе: «Да, действительно, сунется Игорь получать свою посылку, тут его и возьмут за жабры. Посылку вскроют и фенита ля комедиа».

– А что если доверенность дать Глебу? – спросил он.

– Это одно и то же, возьмут и получателя по доверенности, – сказал Игорь.

– Одно и то же, – согласился Глеб. – Задержат и получателя, вскроют посылку и все. «Мама, мы приехали» – как говорила моя матушка. Срок намотают не только за хищение, а по статье политической, как подрыв экономики. Да, это так, друзья, из-за этих ящиков алмазов. – наполнил рюмки Игорь. – Выпили, друзья, чтобы как-нибудь смазать мой промах.

– Еще раз за встречу, Игорек. Не переживай, у меня есть запас, чтобы наш отпуск прошел, как полагается.

– В долгу, как ты знаешь, Глебушко, я никогда не оставлю.

– И когда вы теперь планируете ехать в Крым? – обсасывая косточку маслины, спросил Остап.

– Попытаемся что-нибудь придумать. Побываем у моего нового ювелира и поедем к теплому морюшку, как говорила моя мама.

– Глеб, что-то придумаем, вы сказали, что имеется ввиду это придумывание.

– Если откровенно, Остап, то ничего. Просто реализуем то, что у меня осталось и поедем. Так, Игорь?

– Другого ничего и не остается. Не полезу же я в петлю, за своей посылкой.

– Ясно, друзья камнекопатели, я полезу, если примите мои условия.

– Вы, Остап? – удивленно уставился на него Глеб. Вы, дорогой товарищ Бендер, рискнете?

– Рискну. Но с условием.

– Излагайте, – пристукнул ладонью по столу Глеб.

– Да, как это вы решаете? – спросил Игорь.

– Вариант первый. Игорь дает мне доверенность. Вариант второй. Без его доверенности я иду получать по его паспорту письмо с квитанцией и затем и посылку.

– А если?

– А если по первому варианту я не прохожу, то по второму варианту скажу, что нашел бланк и прочее.

– Ну, знаешь… – покачал головой Глеб.

– Это не надежно, но все-таки, – посмотрел на друга Игорь.

– Все, – встал Остап, – я должен подготовиться и подумать. Встречаемся завтра у главпочты в двенадцать дня.

– Нет, не все, дорогой Остап, – встал и Глеб. – А условия, какие условия вы сказали?

– Половина посылки моя. Вторую половину с камушками… Я покупаю дешевле, чем заплатил тебе, Глеб, твой ювелир. Если согласны, то завтра и встречаемся, как я говорил, если нет… На нет и суда нет.

На этом Бендер и расстался с его новоявленными друзьями-геологами, так неожиданно ставшие его подельниками в этом рискованном алмазном, еще не четко понимающем Остапом, уголовном деле.

Встретились, как и договорились у входа в Главпочтамт. После приветствия Бендер сказал:

– Доверенность твою я пока не беру, Игорь. Прошу только паспорт.

Игорь молча, протянул документ и Бендер сказал:

– Оставайтесь у входа с моими друзьями, – указал он на Балаганова и Козлевича, стоящих у «майбаха». – Ну, с Богом, – сказал Остап и пошел в Главпочтамт, мысленно отметил он себе, что часто стал произносить слово «Бог».

Письмо Игоря до востребования с квитанцией об отправки посылки Бендер получил без осложнений.

Подойдя к окошечку, за которым сидела девушка ведающая выдачей и приемом посылом, Остап терпеливо подождал, пока впереди стоящая женщина не получит свою посылку, еле сдерживая нервоз, подал паспорт и квитанцию служащей. Девушка прочла фамилию в паспорте и начала просматривать карточки в продолговатом ящичке. Бендер ждал, и все его существо было в сильном напряженном ожидании. Ему казалось, что девушка медленно и невнимательно ищет адресную карточку. Наконец она нашла ее, сверила с паспортом и, карточку-бланк с паспортом подала получателю со словами:

– Заполняйте.

Остап взял бланк и паспорт дрожащими руками, отошел к столу и начал заполнять графы бланка по паспорту. Заполнив, снова подошел к оконцу и подождал пока девушка закончит такую же процедуру оформления для сухощавого в рабочей одежде мужчине и подал свой заполненный бланк.

– Паспорт, пожалуйста, – сказала девушка.

Бендер торопливо подал документ ей, с заметным внутренним своим волнением.

Девушка сверила заполненное в бланке с данными паспорта и сказала:

– Подождите.

«Вот это да, неужели это «подождите» конец?» – мысленно прошептал Остап. Ожидание затянулось, и Бендер взволновался, еле сдерживая себя. Но вот девушка вышла из прилагающего отделения почты и положила на рядом стоящий стол у просторного открытого окна с весами, увесистый фанерный ящик, перевязанный шпагатом с сургучовыми печатями.

Бендер взял посылку и со словами:

– Спасибо, благодарю, – торопливо пошел из почты.

У входа смельчака встретили друзья-геологи, Балаганов и Козлевич.

– Ура, – бросил Остап, направляясь к «майбаху» и добавил приказным тоном:

– Все в машину!

Глеб и Игорь о чем-то тихо переговаривались между собой и Бендер сказал:

– Наш договор вступил в реальность, – не так ли, друзья-геологи?

– Да, Остап Ибрагимович, вступил в силу, – подтвердил Глеб.

– Как договорились. Нам, как я понимаю, прийдется и в дальнейшем с вами работать, – не так ли друзья-камнеискатели?

– Будем надеяться, – ответил на этот раз Игорь.

А вы как думаете, Шура, Адам?

– Конечно, командор, конечно, если Бог даст.

– Даст, Балаганов, даст, – подтвердил Остап.

– Едем к себе, Остап Ибрагимович? – спросил Козлевич, ведя машину.

– А куда же еще, друзья мои компаньоны, друзья мои геологи, – с чувством нескрываемого облегчения ответил Остап после перенесенного напряжения при получении посылки, могущей привести его к строгой уголовной ответственности, кодекс которой он чтил и в то же время постоянно нарушал, избегая последствий.

По пути следования друзья-алмазники купили аптечные весы с набором гирек весом от 10 миллиграмм до 500 грамм и «майбах» привез всех в «ДОЛАРХ», на закрытой двери которого, когда все вошли в контору, появилась табличка: «ЗАКРЫТО. Все на раскопках».

Бендер поставил посылку на стол и сказал:

– Ну, Игорь, открывай!

Все молчали в ожидании вскрытия ящика. Но Игорь сказал:

– Не так просто, друзья. Инструмент нужен. Поддеть надо крышку, гвоздей я не пожалел.

– Сейчас, – мотнулся из комнаты Адам.

– И отгони машину от входа, Адам, – крикнул ему вслед Остап.

– Понял, Остап Ибрагимович.

И вот перед глазами присутствующих открылось содержание ящика, когда шпагат с сургучовыми печатями был разрезан и размотан, а крышка посылки была удалена. В ящике были уложены стопочкой и в два ряда баночки с надписями «Икра лососевая».

– Красная икра? – удивился Балаганов.

– Она! – засмеялся Игорь и перенес открытый ящик на другой стол. – Прошу все лишнее убрать со стола и застелить его белой бумагой. Глеб, устанавливай весы!

Все было сделано по указанию Игоря. Геолог взял одну из баночек, поддел ножом ее крышку и высыпал из нее на лист белой бумаги горку сверкающих алмазов. Камни были разной величины и разной окраски. И голубые, и оранжевые с красными жилками, и чисто прозрачные.

– Горжусь своим другом! – рассмеялся Глеб.

– Как и ты в прошлый раз, друг мой Глебушко, – ответил смехом Игорь.

Вот это да! – взял голубой камешек Балаганов.

– Бриллианты, братец Шура, – произнес Козлевич.

– Нет, друзья, это еще не бриллианты, – сказал Бендер, знающий уже что к чему.

– Да, друзья, чтобы этот камешек стал бриллиантом, – взял один из алмазов Глеб, – он должен пройти сложную обработку.

– Обдирку, распиловку, полировку, – дополнил Игорь. – И на нем надо нанести 57 граней, так называемую огранку, вот тогда алмаз засверкает бриллиантом.

– Как чудодейственно! – воскликнул Балаганов.

Очень даже, – подтвердил Козлевич.

– Я не знаток, но слышал поверхностно об этом, товарищи, – произнес Бендер, рассматривая один из алмазов.

– Так, что дальше, – взял другую баночку «икры» Игорь, поддел ее крышку ножом и высыпал из нее камни к кучечке уже высыпанных из первой баночки.

– И что? Все баночки такие? – спросил Бендер.

– Не все, из десятка в посылке только половина с камушками. С камнями меченные. Видите, – указал он чернильное пятнышко на крышке уже порожней баночки.

– Ну изобретатели, – засмеялся Остап.

– Так, время, Игорь, – сказал Глеб, устанавливая аптечные весы.

– Остап Ибрагимович, как будем делить? Все по весу или штучно по весу, по размеру и цвету? – спросил Игорь.

– Это долго, Остап Ибрагимович, давайте оптом, как говорится, раз уж так сложилось дело, – сказал Глеб.

– Согласен, друзья, по весу.

Взвесили все высыпанные камни и смешанные в одну кучу камни и разделив их на две половины, Игорь сказал:

– Любая половина ваша, Остап Ибрагимович, как договорились. Честно?

– Честно, Игорек. Нет возражений, – начал собирать одну из кучек алмазов Бендер и распределять их по баночкам.

– Так, а наша половина в продажу, как по договору, так? – спросил Игорь.

– Так, дорогой друг-геолог, сколько платить?

Игорь с Глебом начали что-то подсчитывать на бумаге, взвесив перед этим свою половину алмазов.

– Вес нашей половины более килограмма. Это пять тысяч карат и более. Оценивается все в пятьдесят тысяч рублей с учетом скидки: согласно договоренности, дешевле, чем заплатил бы ювелир, Остап Ибрагимович, – сказал Игорь. – Идет?

Пятьдесят тысяч… – прошептал Балаганов.

– Помолчите, братец, – прошептал Козлевич, толкнув его.

Бендер молчал, посматривая то на своих компаньонов, то на геологов. Прошелся по комнате. Глеб спросил, переглянувшись с Игорем:

– Не устраивает, Остап Ибрагимович?

Бендер молчал, молчали и его компаньоны, не понимая толком всего этого алмазного дела.

И вдруг Бендер твердо заявил:

– Не пятьдесят, а шестьдесят тысяч, друзья мои, геологи!

– Шестьдесят?! – воскликнул Игорь.

– На десять больше?! Остап?! – последовал его примеру и Глеб.

– Командор?! – выпалил Балаганов.

– Они же пятьдесят, Остап Ибрагимович?!

– Молчать! – прикрикнул на них Остап. Я знаю, что делаю. Ребятам-геологам надо как следует отдохнуть, укрепить свои молодые силы, чтобы они могли привезти нам следующую партию камней. И посоветовать своим верным друзьям геологам, привозить нам эти драгоценные камушки. Именно нам, а никому другому. Так? – обратился Бендер к геологам, положив одному и другому руки на их плечи. – Я верно говорю?

– Конечно, Остап, – заявил Глеб.

– Дело иметь только с вами, Остап Ибрагимович, – подтвердил Игорь.

– Получите, – открыл дверцу недавно купленного сейфа Остап и начал извлекать оттуда пачки сторублевок в банковских упаковках. Отсчитав названную им сумму платы за алмазы, он сказал:

– Дело сделано, с Богом, друзья.

– Командор! – воскликнул Балаганов.

– С Богом, – повторил Бендер, глядя на своего рыжеволосого друга.

– Конечно… – произнес вдруг Козлевич.

– Как будем отмечать сделку, друзья? Или вы уже едете к теплому морю?

– Как, Игорь? – спросил своего друга Глеб.

– Когда поезд в Симферополь? – спросил тот.

– Вечером, Игорек.

– Не будем терять отпускное время, Глебушко. К Моисеевне за вещами и на вокзал! – хлопнул ладонью по столу Игорь.

– Решили, друзья-археологи, отмечать будем в вокзальном ресторане до отхода поезда!

– Договорились. Адам, с геологами за их вещами и всем адью! На вокзал!

Обмывание крупной алмазной сделки в вокзальном ресторане прошло в обильном питье до самого отхода поезда. Прощанье было душевным, все были довольны друг другом, с обещанием продолжать деловую службу.

На следующий день Остап, зная, что его компаньонам не терпится узнать всю подноготную алмазного дела, устроил совещание в конторе. На входной двери висела неизменная табличка: «ЗАКРЫТО. Все на раскопках».

– Итак, детушки мои, компаньоны, концессионеры, единомышленники, как неудачники, а теперь, могу сказать твердо, удачники, повторяю, удачники, которые приобрели заветные миллионы с перспективой приобретать их и в будущем.

– Ой, командор, – не удержался Балаганов.

– Дал бы Бог, – упомянул слово Бог Козлевич.

Двое его друзей уставились на него.

– Да, да, Бог и не иначе, братушки, – тернул свои усы великий автомеханик.

– Да, дела подсказывают, что так просто удача не приходит, господа-товарищи.

– Ой, командор… – что-то хотел сказать Балаганов, но его одернул Остап.

– Помолчите, бывший названный сын лейтенанта Шмидта.

– Все, молчу, молчу, командор.

– Слушаем вас, Остап Ибрагимович, – заверил Адам.

И Остап подробно поведал им, как он встретился с геологом Глебом, как узнал об алмазах, как Глеб преподнес ему профессиональную лекцию о них, о цене и продаже этих ценных камней ювелирам и много-много из чего он и сделал должный вывод. В заключения своего сообщения, он сказал:

– Вот где наши миллионы, друзья мои концессионеры, охотники за этими денежными знаками.

– Очень интересно, Остап Ибрагимович.

– Очень, командор, а посылка?

И Остап рассказал, как он дежурил на вокзале с Глебом, чтобы встретить Игоря, как узнал, что того дважды проверяли в Москве и в Харькове, ссадили даже с поезда, как рассказала девушка, которая ехала в одном купе с Игорем.

– Это да, которую мы ночью отвезли домой? Остап Ибрагимович?

– Да. Потом геолог Игорь сообщил мне о посылке, когда мы отмечали в ресторане встречу.

– О посылке с алмазами, командор?

– Шура, научитесь, наконец-то, не перебивать старших своими нетерпеливыми вопросами.

– Извините, извините, простите, командор, – затараторил Балаганов.

Бендер помолчал, похаживая по комнате и продолжил:

– Все было бы иначе, но на прииске, где работал Игорь, похитили два ящика алмазов. Поэтому и начали шерстить всех, особенно отбывающих в отпуск. А Игорь еще до этого хищения алмазов отправил свои камушки посылкой в Киев, где и должен был встретиться со своим другом. Но после того, как началась эта история с двумя ящиками алмазов, в результате чего Игоря уже дважды проверяли, идти и получать посылку было очень рискованно.

– Почему, командор?

– Потому что Игорь отправил посылку на свое имя.

– Вот ду… – не договорил это слово Адам, но уточнил: – На имя друга надо было.

– Да, надо было, Адам Казимирович. Но так было сделано Игорем. Ведь он не предвидел, что украдут такое количество алмазов, к чему он был не причастен.

– Не знал и не предвидел, поэтому и отправил посылку, командор.

– Когда геологи отказались получать посылку я и взялся за это дело, – закурил Остап свои «южные» – На условиях вам уже известных.

– Так вас же могли накрыть, Остап Ибрагимович!

– Еще как, командор!

– Я как-то вам говорил, что я психолог-аналитик, это, правда, не всегда срабатывало. Но не решил, если и взяли на мушку Игоря, убедились, что у него ничего крамольного нет, то зачем им брать под контроль почту?

– А квитанция, по которой он отправил посылку? – встал и сел Адам в заметном беспокойстве.

– Да, квитанция, командор?

– Вот здесь Игорь поступил правильно. Квитанцию он отправил письмом до востребования еще до хищения двух ящиков алмазов.

– Все равно, Остап Ибрагимович, – встал и заходил тоже по комнате Адам Казимирович. – Тот же риск, я уже знаю, сталкивался с таким делом, когда…

– Не уточняйте, Адам. Если получатель на крючке, то и письмо, и посылка, и даже багаж при таком случае под пристальным контролем энкаведистов.

– Еще как, особенно у гэпэушников, командор.

– Вы решили получить и письмо, и посылку, Остап Ибрагимович? – остановился напротив Остапа Козлевич.

– Решил. Вначале письмо, а уж потом…

– Так вас могли задержать и при получении письма, Остап Ибрагимович.

– Могли. Но я знаю по опыту, почтовичка обычно смотрит документ и не сверяет его фотокарточку с лицом получателя.

– Ой, правда, я тоже это отметил, когда получил письмо от вас, Адам Казимирович, – подтвердил Балаганов.

– И все же, Остап Ибрагимович, могли же…

– Могли, Адам, поскольку дело было связано с таким хищением.

– А при получении посылки тем более, командор.

– Тем более, Шура, – пустил дымок папиросы, Остап, – Я и решил с квитанцией, полученной в письме, идти и к отделению почты за посылкой.

– Остап Ибрагимович, а почему геологи решили, что власти возьмут под контроль почту именно в Киеве, а не в каком другом городе?

– Да, почему, командор?

– Да, потому, что и в Москве, и в Харькове органы допытывались у Игоря куда он едет отдыхать и подтверждение этому у него были билеты в Киев.

– Ну, а если все-таки, командор, вас задержали бы при получении посылки?

– Я сказал бы, что нашел паспорт с квитанцией на посылку и решил воспользоваться этим.

– Так бы они вам и поверили, командор, – хмыкнул Балаганов.

– Да, Остап Ибрагимович, поверили бы и не поверили.

– Поверили, – вынул из кармана красную книжицу и раскрыл ее. – Поверил бы ей, вольнонаемному сотруднику ОГПУ.

– О, это да! – воскликнул Балаганов.

– Этому документу, верно, поверили бы, Остап Ибрагимович, – пригладил удовлетворенно свои усы Козлевич.

Все трое замолчали на некоторое время. Потом Балаганов спросил:

– А что будем делать с алмазами? Такие деньги!

– Вот теперь поговорим и о камушках, камрады-товарищи.

– Остап Ибрагимович знает, что делает, братец Шура. Он знал уже когда снимал с банковских счетов и мои, и ваши, братец Шура, и свои деньги, ведь так, Остап Ибрагимович?

– Не знал, пока не познакомился с геологами, пока не узнал, не ощутил где лежат миллионы. Да и заработал честно у них половину посылки, а это не меньше как тысяч пять карат, да еще прикупил по договорной цене еще столько же. Так что денежки, о которых по справедливости печется наш братец Шура Балаганов, окупятся стократной, а может, и более кратной суммой.

– Для нашего Рио-де-Жанейро, командор?

– И для Рио, Шуренций и дорогой Адам Казимирович, – хлопнул ладонями Бендер.

– Да, командор, но зачем надо было набавлять им эти десять тысяч? Ведь можно было и без этого?

– Э-э, рыжеволосый мой друг Шуренций. А для того, чтобы они и на следующий год привезли нам камушки и порекомендовали другим своим товарищам везти алмазы, без всякой опасности и по хорошей цене, камрадики вы мои, поняли мой ход, уловили, что за этим алмазным делом стоят все наши поиски миллионов.

– Ура! – провозгласил Балаганов.

– Ура, Остап Ибрагимович, – повторил и Козлевич.

– А сейчас, после наших длинных совещательных деловых разговоров, отправляемся обедать.

– Еще раз – Ура, – встал Балаганов.

– Обедать, – подтвердил Адам. – В нашем таксомоторном парке у меня хороший заместитель, пусть работают машинки, – голосом с нотками нежности, как к живым, – произнес Козлевич.

Глава XIII Агент ОГПУ Остап Бендер едет в Берлин

Все это время Бендер был поглощен алмазным делом и если считал свою поездку на Международный съезд археологов мало вероятной, хотя и подумывал иногда с малой надеждой на свое участие в этом мероприятии, сам не зная почему, он посетил в школе учителя немецкого языка и заказал ему составить краткий русско-немецкий разговорник. «На всякий случай» – сказал он себе. А день начала съезда приближался. Гэпэушник Шавров молчал, а Бендер не набивался сделать визит к нему и узнать о возможности поездки.

И вдруг, когда его компаньоны были заняты таксомоторным парком, а Бендер зашел в свой «ДОЛАРХ», чтобы позаниматься немецким разговорником, в его контору вошел, без спроса, мужчина, средних лет, в рабочей одежде, с бухтой провода в одной руке, и с чемоданчиком в другой.

– Кто хозяин этой организации? – спросил он деловито.

– Я, товарищ, в чем дело? – удивленно смотрел на него Остап.

– Телефон будем проводить вам, – бросил провод на пол монтер и без спроса бухнул чемоданчик на стол.

– Ну? – воскликнул Бендер. – Но я…

– Где ставить будем? Аппарат мне поднесут… Соседняя комната к магазину соседничает? – прошел монтер в музей.

– Да, к магазину игрушек, – пошел за ним Бендер.

– Добре, от него и возьмем проводку, хозяин… – вернулся к своему чемоданчику телефонист.

Взяв из чемоданчика инструменты, бухточку провода и сказал:

– Прошу не закрывать свою контору, – вышел на улицу.

Далее все проходило оперативно и четко. Через отверстие в стене, граничившей с магазином к столу с надписью над ним: «Председатель» был проложен по всем правилам провод и установлен телефонный аппарат с ручкой и с никелированными рожками, на которых лежала телефонная трубка. Этот аппарат, как и говорил монтер, принес другой телефонист. Прокрутив ручку, он набрал номер, спросил:

– Как слышно? Хорошо? Позвони мне, Ваня, – положил трубку на рычажки. И вот за все время работы «ДОЛАРХа» в комнате раздался звонок. Монтер поднял трубку и сказал:

– Порядок, Ваня, давай номер… – телефонист послушал и на листочке бумаги написал цифры. – Все, отбой, – положил он трубку и сказал, подавая листок с цифрами Бендеру: – Вот номер вашего телефона, товарищ председатель.

– Благодарю, благодарю, товарищи… – сунул он две десятки монтеру.

– Спасибо, хозяин, аппарат будет работать исправно, если что… позвоните, там номера есть… – сказал телефонист выходя.

Бендер некоторое время молчал, глядя на никелевые рожки телефона и тихо сказал: – Это забота не иначе, как Шаврова… Чтобы постоянно иметь связь со мной… А зачем, когда и так может меня вызвать к себе в любое время дня и ночи… – походил Остап по комнате. – Вот удивляться мои концессионеры. Теперь наш «ДОЛАРХ» как настоящее государственное учреждение. Бендер подошел к своему председательскому столу, взял трубку телефона, послушал обычный телефонный звук, перед тем как набирается нужный номер абонента, и плавно опустил трубку на никелевые рычажки.

– Поеду в наш таксомоторный, – решил он, – посмотрю, чем и как там занимаются мои концессионеры, – проговорил он вслух, направляясь к выходу, с ключами своей конторы в руке. И только вступил за порог двери как зазвенел звонок телефона.

– Слушаю! – схватил трубку Остап.

– Товарищ Бендер? – проговорил женский голос.

– Да, да, Бендер.

– Вас приглашает к себе, Семен Гаврилович, поспешите, – в трубке послышались гудки отбоя.

Бендер торопливо закрыл дверь и, почти бегом, устремился к зданию Киевского ОГПУ. Он бы мог, конечно, воспользоваться такси, но в то время в городе наемных машин было мало, а его «родной» таксомоторный был не близок. Добежав, если можно так сказать, до проходной части ОГПУ, Бендер предъявил свое удостоверение, прошел в приемную и сразу же услышал голос секретаря:

– Проходите, товарищ Бендер, Семен Гаврилович ждет вас.

После обмена приветствиями Шавров сказал:

– Присядьте, Остап Ибрагимович, время не терпит отлагательств. Вы, наверное, думаете, с какой это стати провели вам телефон?

– Думал, думаю, Семен Гаврилович, что так надо, – опустился на стул у стола Бендер.

– Первое, – произнес Шавров, помолчав немного, – получено разрешение командировать вас на Международный съезд археологов.

– Ну?! – вскочил великий удачник в своих необычных деяниях.

– Да, до отъезда у вас два дня на оформление документов, наш кадровик вам все скажет, как и что. Фото вам сделают у нас.

– Ясно, Семен Гаврилович, – опустился снова на стул у стола Бендер, после своих эмоций, когда услышал о предстоящей командировке.

– Теперь следующее. Сегодня же отпечатайте свои визитные карточки с указанием адреса вашей конторы и номера телефонов, телефона, – повторил Шавров.

– Так вот почему… – произнес Бендер.

– Да, для этого, ну и для оперативной связи, как вы убедились сегодня.

– Убедился, это очень хорошо, что так.

– Мой номер телефона, секретарь вам сообщит, но это только для той необходимости, когда вам срочно понадобится поговорить со мной, конечно, по серьезному делу. Ясно, товарищ Бендер?

– Ясно. Конечно, по серьезному делу только.

– Возьмите натюрморт… – открыл сейф Шавров и завернул рисунок рисовальщика Лоева в лист газет. – Все, удачи. Идите теперь к Соколенко и оформляйте всю необходимую документацию для поездки. Деньги, как вы заверили, у вас есть. Все. До свидания. Удачной вам командировки.

– До свидания, Семен Гаврилович, спасибо, что буду участвовать в Международном съезде археологов. И вот что еще. В Германии я закажу сделать цветные снимки молочника и буду более активно рекламировать его, и фото его раздавать охотникам купить.

– Разумно, очень разумно, Остап Ибрагимович, довольным голосом проговорил Шавров. – Все. Удачной командировки, товарищ археолог.

– До свидания, Семен Гаврилович. Спасибо за пожелание, – произнес Бендер, выходя из кабинета, держа газетный пакет с натюрмортом.

Два оставшихся дня перед отъездом Бендер провел в хлопотах так, что даже сократил свой сон до трех часов. Оформление командировочных документов для отъезжающего за рубеж, зубреж разговорной речи по-немецки, пользуясь составленным для него учителем-немцем. И главное, определением драгоценных камушков так, чтобы на случай проверки все прошло бы гладко, без подозрений. Когда-то он читал, что один контрабандист провозил бриллианты, распределив их по почтовым конвертам, собранным в пачку. Так сделал и он, определив их в небольшой дорожный баульчик с другими нужными вещами в поездке. А более крупные, распределив их по цветам, он определил в пояс, подобно такому, в котором когда-то носил Балаганов. Этот пояс сделал он сам, несколько усовершенствованной конструкции.

Получив документы на поездку в Берлин на Международный съезд археологов, Остап отыскал Клюева в одном из его магазинов и в категорической форме потребовал срочно перевести десять тысяч через Внешторгбанк в Берлинский банк, как раньше договаривались.

– Почему такая срочность? – спросил нэпман.

– Государственные дела этого потребовали, Юрий Власович, – ответил Бендер и предупредил, – Не вздумайте затормозить этот перевод, товарищ нэпман. Перевод на предъявителя ведь так? На Остапа Ибрагимовича Бендера.

– Да, да, конечно, не извольте беспокоиться, Остап Ибрагимович. Но мы договаривались о десяти тысячах рублей, ведь так?

– Так, Юрий Власович, есть сомнения?

– Да, договаривались в рублях, а переводить надо в долларах. А это в лучшем случае наполовину меньше, Остап Ибрагимович. Долларов, валюты…

– Вот это да… – разочарованно протянул Бендер. – В Берлин я еду на Международный съезд археологов по государственному заданию, предстоят непредвиденные расходы…

– Понимаю, – встал и заходил по кабинету нэпман. – Хорошо, для закрепления нашей дружбы, я переведу семь тысяч, Остап Ибрагимович, валюты.

– Вот это по-деловому, Юрий Власович. В свою очередь я гарантирую, что уголовное дело с молочником будет ликвидировано и в подтверждение этому… – достал из портфельчика лист с показаниями Славы Лоева. – Можете ликвидировать, уважаемый товарищ нэпман.

Юрий Власович схватил бумагу со словами:

– Благодарю, благодарю, уважаемый Остап Ибрагимович, – всхлипнул нэпман, как показалось Остапу. – Завтра же деньги на ваше имя будут в Берлинском Внешторгбанке, не сомневайтесь. Гарантирую… – закончил нэпман. – Впрочем, – достал он из сейфа чековую книжечку и произнес:

– Чтобы не было у вас в Берлине каких-либо проволочек… Вот вам готовый чек на договоренные семь тысяч долларов, – написал он в чеке цифры и прописью: семь тысяч…Прошу, дорогой Остап Ибрагимович. Гарантирую…

– Гарантирую и я, и я, Юрий Власович, не сомневайтесь, взял с чек Остап, с интересом рассматривая его, так как такой документ великий комбинатор видел впервые в своей многодеятельной жизни.

– И еще, Юрий Власович, у вас есть телефонная связь с родственниками Эльзы в Берлине?

– Да, да, конечно, вот их адрес, – написал на листке из блокнота нэпман по-русски, фамилия Эльзы Дортман, а ее мужа зовут Вальтер…

– Хорошо, но адрес прошу написать по-немецки…

– Да, да, понимаю, – заторопился нэпман и повторил надписи уже на немецком. – Они тоже коммерсанты, большие коммерсанты, Остап Ибрагимович. – Сегодня же ночью, я позвоню им с просьбой оказывать вам все услуги… Быть дружелюбны и прочее… и все другое.

– Благодарю, Юрий Власович, – взял лист с написанным Остап и заспешил к ожидающему его «майбаху», за рулем которого сидел Адам Казимирович, а рядом Балаганов.

– Ну, компаньоны, концессионеры мои дорогие, с нэпманом денежная проблема улажена. Вперед Адам, за билетом на поезд Москва-Берлин!

Поезд в Берлин отходил вечером и компаньоны решили устроить проводы в вокзальном ресторане. Заказывали все лучшее, что было в меню. Пили сдержано, разговаривали в основном о делах остающихся компаньонов и совсем мало о предстоящей поездке Бендера за рубеж. Мало потому, что каждый из них смутно представлял себе что и как там будет, на этом совсем им незнакомом съезде. И каждого волновала судьба алмазов. Удастся ли без неприятностей перевести их в Германию, не прощупают ли этот ценный груз таможенники. О том, что их командор везет алмазы за рубеж, знали и Балаганов, и Козлевич. Бендер и не пытался скрыть от них этот рискованный контрабандный шаг.

Компаньоны проводили своего командора до вагона и растроганно много раз говорили:

– До свидания, командор. Удачи вам, дорогой.

– С Богом, Остап Ибрагимович, удачи…

– С Богом, командор, с Богом, – повторял Балаганов.

Он так расчувствовался, что обняв Бендера, пытался поцеловать его.

– Без телячьих нежностей, Шуренций, – отстранил он от себя своего рыжеволосого друга.

Звякнули буфера и после команды проводника:

– Прошу, в вагон, отъезжающий… – компаньоны расстались.

Состав медленно поплыл вдоль платформы, друзья Бендера немного прошли за вагоном, махая руками, и направились к «майбаху» в полном молчании с чувством разлуки с дорогим им человеком.

Вагон с табличкой «Москва-Берлин» был мягкий с двухместными купе. Пройдя по вагону, Бендер открыл дверь с номером «7» и увидел человека в пижаме, сидящего у окна, пытаясь, очевидно, рассмотреть проплывающие очертания города в лунном свете.

– Здравствуйте, – сказал Остап, ставя свой баульчик у белоснежно застеленной полки. – Я ваш попутчик, не возражаете?

– Очень хорошо, рад, что есть теперь поговорить с кем. Располагайтесь.

– Благодарю, – снял куртку Остап и повесил ее на плечики над своим местом.

– Вы в Берлин? – спросил сосед по купе.

– В Берлин. В командировку, – присел к столику у окна Остап.

– Кто в командировку, а кто домой.

– Надо полагать, что вы уже из командировки? – улыбнулся Остап.

– Не ошиблись, уважаемый товарищ. После трехлетней, если можно так сказать.

– Такая долгая? – удивился Бендер.

– Служебная, товарищ… В немецком посольстве, если уточнить.

– В немецком? И так хорошо говорите по-русски?

– Учил, работа обязывает. Я дипломат.

– О, рад буду познакомиться. Я, Бендер, археолог, еду на Международный съезд археологов.

– Очень приятно, товарищ Бендер. Я – Карл Герман, служил секретарем в нашем посольстве в Москве. Возвращаюсь домой, за новым назначением. А может… – помолчал Карл, – и не будет назначения, – вздохнул тяжело он.

– Как это не будет, вы же специалист.

– В Германии сейчас намечается смена власти, вы, наверное, слышали, читали, я думаю, ваши газеты много пишут об этом.

– Да, коммунисты, фашисты, митинги, стычки, – согласился Бендер.

– Да, и с кровопролитием, к сожалению. А вот вы едете на съезд археологов, это интересно. Из Украины, как я понимаю. Из республики охваченной страшным голодом. Как нам известно, Советы из сел выметают хлеб до последнего зернышка, чтобы на эти тонны закупать у нас оборудование для развития своей промышленности. Да и в городах тоже, строгая карточная система.

– Да, это так, но культура остается культурой, археология… Вот я, я являюсь Председателем Добровольного Общества любителей археологии. И вы знаете, многие вступили в наше Общество и продолжают вступать. Ведутся раскопки древности, средневековья и многовековья до нашей эры.

– Это очень интересно, товарищ Бендер, – произнес немецкий дипломат. – Однако, время позднее, – взглянул попутчик на ручные часы, – можно и поспать какое-то время, – начал поправлять свою постель немец.

– Да, пора и поспать, – начал раздеваться Остап, отбросив одеяло со своей полки. – Спокойной ночи, господин Герман.

– Взаимно. Выключим свет, не возражаете? – щелкнул он выключателем.

– Не возражаю… – улегся Остап, чувствую сильную усталость от хлопотов перед отъездом и ресторанных проводов его.

Бендер спал крепко и когда проснулся, то не услышал привычный стук колес идущего поезда. Приподнялся и увидел своего попутчика. Он стоял у своей полки и смотрел на проснувшегося соседа, одетого в костюм с галстуком на белой рубашке.

– Стоим на какой-то станции? Доброе утро, господин Герман.

– Доброе, – ответил немец. – Стоим потому, что меняют ширину колес, вашу русскую на европейскую узкую.

– Вот как? Интересно, я не знал…

– Предлагаю позавтракать в ресторане. Пока вы умоетесь и будете готовы, я пойду и займу места, – сказал дипломат, выходя из купе.

– Да, да, благодарю, я сейчас… – заспешил за ним Остап, взяв полотенце.

Попутчики заняли места у окна и каждый заказал то, что было им по вкусу из того, что было в вагон-ресторане.

Вначале завтракали молча, а перед кофе Карл сказал:

– Значит, археология, товарищ Бендер?

– Да, интереснейшая наука, скажу я вам. Вот недавно, на раскопках в Херсонесе, это в Крыму…

– Да-да, знаю, собирался там побывать, но, к сожалению, не пришлось, хотя историю знаю, читал. Так что нашли там, в Херсонесе?

И Остап пустился в длинное повествование о древней истории Херсонеса. О князе Владимире, о христианстве и о многом другом.

Выслушав все это, немец сказал:

– Да, историю я относительно знаю, но о раскопках, что же нашли там археологи в наше время, уважаемый товарищ Бендер?

– Вот к этому я и веду… Нашли плиту с греческими древними надписями, предположительно речь идет о Гикии, знаменитой патриотке города, которая спасла Херсонес от захвата его царем Асандром, пожертвовав своей любовью.

К столу наших попутчиков подошли новые посетители ресторана – солидный мужчина в очках и дама в шерстяной голубой кофточке.

– Разрешите? – спросил очкарик по-немецки. – Не помешаем?

– Да, да, пожалуйста, – ответил Герман. – Не помешаете, мы заканчиваем.

Остап не все слова понял, но произнес впервые по-немецки:

– Я, битте… (Да, пожалуйста).

Подсевшие к столу наших попутчиков приступили к изучению меню, негромко советуясь о своем заказе.

– Будем расплачиваться? – вынул из портмоне марки Герман.

И тут Остапа осенило: «Как же я еду в Берлин с рублями, без единой марки! А на такси, чтобы поехать в Торгбанк? Это промах, товарищ Бендер!» – сказал он себе. – «А меняют ли там рубли на марки?» – и он спросил:

– Карл, не возражаете, если я за ваш завтрак заплачу рублями, а вы мне марки.

– Да, да, не возражаю, пожалуйста, – выложил он перед Бендером четыре пятимарочные купюры. – Думаю, этого достаточно.

– Благодарю, – взял марки Остап. – На такси, пока я получу деньги в банке.

– Понимаю. Рассчитайтесь, пожалуйста, – сказал немец официанту, который брал заказ у очкарика с дамой.

– Одну минуточку, я сейчас… – побежал он выполнять заказанное очкариком.

Герман заговорил с очкариком по-немецки, и между ними завязалась оживленная беседа. Дама что-то поддакивала, а очкарик говорил и говорил, Бендер в разговоре, естественно, не участвовал. Подождав официанта со счетом, расплатился рублями, встал и возвратился в купе, оставив своего попутчика, который слушал и оживленно говорил с очкариком.

Прийдя в купе, Остап сразу же, поднял полку, достал свой заветный баульчик отомкнул маленьким ключиком его хитроумный замок и, облегчено вздохнул, конверты были на месте, как и все дорожные там вещи. Проверил и поправил алмазный пояс на пояснице под брюками, он совсем успокоился и присел у окна, глядя на проезжающие пейзажи и городки, так как поезд уже мчался по новой ширине западной железной дороги.

Вернулся Карл Герман и сказал:

– Очень интересный попался собеседник. Он инженер-металлург, работал по контракту в Магнитогорске. Заезжал к поволжским немцам. Так и там голод. Советы тоже подметают хлеб до зернышка, обрекая селян на голодную смерть. Да, недавно он получил письмо от своих в Германии, пишут, что страна стоит на грани правительственного переворота, что к власти прийдут не иначе как фашисты во главе с Гитлером. Это, конечно, и нам, дипломатам известно, но то, что уже пишут оттуда…

Много говорили в пути между собой немец и Бендер, обедали вновь в ресторане. И вновь за обед расплачивался рублями Остап, получив взамен от дипломата марки, необходимые Остапу для начальных расходов в Берлине.

Когда поезд отошел от какой-то промежуточной станции и разговор между путниками завершился, в дверь купе вдруг постучали и в купе вошли в сопровождении проводника два немецких таможенника в чине лейтенанта и ефрейтора.

– Прошу прощения, господа, таможенный контроль, прошу документы.

– Проверка документов, – перевел Бендеру сосед по купе.

Остап взволновался, но с улыбкой на лице, подал свои документы офицеру. Тот внимательно посмотрел их и спросил:

– Куда едете, господин Бендер?

Этот вопрос перевел проводник, и Остап ответил по-русски:

– В Берлин, на Международный съезд археологов.

Этот ответ перевел попутчик Бендера.

– Где ваши вещи? – задал вопрос офицер.

– Вещи ваши, он спрашивает, – пояснил проводник.

– Битте, пожалуйста, – поднял сидение своей полки Бендер и вынул оттуда свой баульчик.

Офицер махнул рукой и возвратил документы Бендеру со словами:

– Счастливо… – и начал просматривать документы дипломата.

Получив свои документы из рук таможенника, напряжение, которое держало нашего героя, сразу же начало спадать.

Возвратив документы Герману, офицер сказал, уходя:

– Спокойной ночи, господа.

Проводник задвинул дверь купе, следуя за таможенниками дальше по вагону.

Глава XIV В Берлине

Берлин встретил московский поезд пасмурным утром. Бендер распрощался со своим попутчиком Карлом Германом, который заспешил к встречающим его и некоторое время стоял на перроне, осматриваясь и глядя на здания вокзала. Затем с потоком пребывших пассажиров вошел в него. Медленно, пошел к выходу, стараясь понять смысл указателей, благодаря своим учебным часам немецкого.

В руках Остапа, как уже говорилось, был небольшой баульчик с дорожными вещами, алмазными конвертами, алмазным поясом на пояснице, и с натюрмортом молочника, с двумя чашечками, как сказал бы Шура Балаганов.

Выйдя из вокзала, Бендер остановился, осматривая площадь с транспортом и пешеходами.

Берлин жил неспокойно. Был канун прихода Гитлера к власти. По улицам маршировали группы штурмовиков с эмблемами сластики на рукавах и красно-белыми знаменами и тоже со сластикой.

Дребезжали, позванивая, трамваи, мчались в разных направлениях автомобили, цокали копытами по мостовой битюги, запряженные в грузовые фуры, проносились экипажи с нарядными дамами и господами. И в добавление ко всему шли колоны рабочих с красными флагами и плакатами, призывающих к недопущению фашистов к власти и провозглашающих власть Советов.

Идя к стоянке такси, Бендер увидел такую колону, идущую через площадь.

– И здесь Советы?! – громко воскликнул он по-русски.

– Да, молодой человек, идет борьба фашистов и рабочих, – сказал немец в шляпе по-немецки.

Бендер кивнул ему, хотя не все понял из сказанного шляпой.

Подойдя к стоянке таксомоторов, Остап занял место в одной из машин.

– Куда поедем? – спросил по-немецки шофер в кожаной кепке.

Бендер понял и подал ему бумажку с надписью по-немецки. Это был адрес берлинского Внешторгбанка, куда нэпман Клюем выписал чек на семь тысяч долларов.

– Гут, – прочел адрес шофер.

– Фюнф марк, – Пять марок, – включил он мотор.

– Гут, – ответил Остап, открыл разговорник, составленный из наиболее обиходных слов учителя немецкого.

«Пять марок, недорого ли, Адам Казимирович» – подумал он. Но автомобиль уже мчался, сторонясь встречных машин и иногда сигналя.

Вскоре автомобиль остановился возле пятиэтажного здания, на котором сияла бронзовая надпись: «Берлинский Внешторгбанк».

Сунув шоферу пять марок за проезд Бендер со своим баульчиком вошел через вращающуюся дверь в это массивное здание и был встречен человеком в черном костюме, который его спросил в переводе, примерно так:

– Что желаете господин в нашем банке?

– Где я могу получить свои деньги, – раскрыв свой разговорник, спросил Бендер по-немецки.

– О, битте, битте, – указал банковский швейцар на перегородки в зале, за стеклянными окошками сидели служащие, и у которых стояло несколько посетителей, подобных Бендеру.

Бендер подошел к одному свободному открытому окну, за которым сидел служащий с гладко прилизанными волосами и по разговорнику медленно сказал по-немецки, с естественным русским акцентом:

– Я хочу получить свои деньги.

Банковец кивнул и по-русски с акцентом сказал:

– Пожалуйста, господин, прошу документ.

Бендер подал чек и свой паспорт со словами:

– Битте…пожалуйста…

Банковец внимательно просмотрел чек, прочел фамилию в паспорте, выдвинул ящичек с плотным рядом карточек и начал их перебирать, ища данные чека. Затем встал и со словами:

– Айн момент, одну минуту… – ушел из зала.

Бендер был рад, что служащий банка говорит по-русски, но был и озадачен, чего это банковец с его паспортом и чеком ушел из зала. Волнение Остапа нарастало и пошло на убыль, когда он увидел возвращающегося банковца с его паспортом и карточкой, такой же, как и карточка в ящичке.

– Ошень карашо, господин Бендер, счет на ваш чек ест, – начал он заполнять карточку, которую принес. Заполнил и, подавая ее Бендеру, указал, где расписаться, сказав:

– Прошу расписаться и получить… – начал отсчитывать семь банковских долларовых пачек, по тысячи долларов в каждой. Подав деньги и паспорт Бендеру, банковец сказал:

– Благодарим, что пользуетесь нашим банком, до свидания…

– Ауфвидерзейн, – ответил Остап, укладывая деньги в баульчик.

Выйдя из банка, Бендер сказал почти что вслух:

– Ну, Ося, начало началу положено, теперь дальше, к заветным миллионам! – и увидев, что на него смотрит полицейский, поднял руку, останавливая такси.

Сев в машину, Бендер подал шоферу бумажку с адресом, написанным по-немецки, где должен проходить съезд археологов.

Прибыв по адресу своей командировки, Остап вошел в приемную, подошел к столу регистрации участников съезда. За столом сидел полнолицый человек в очках, выслушивая, стоящего рядом переводчика, переводившего с английского данные очередного прибывшего на съезд. Подождав окончания регистрации англичанина, Бендер подал свой документ, сказав:

– Я из Украины, Киева, Председатель общества археологов…

Очкарик посмотрел на удостоверение и передал его переводчику. Тот внимательно изучил его и назвал регистратору фамилию Бендера. Регистратор закивал головой и начал искать фамилию Остапа в списках. Бендер терпеливо ждал, потом услышал, как очкарик сказал переводчику и тот на ломаном русском языке сказал:

– В списках приглашенных вашей фамилии нет, номер в гостинице вам не забронирован.

– Как же так? – ответил Остап. – Я же приехал, раскрыл и закрыл свое удостоверение с командировочным листком он.

Переводчик быстро переговорил с регистратором и сказал:

– В списки участников съезда вас внесут, участвовать в съезде вас приглашают. Но в отель устраивайтесь сами…

– Понял, благодарю, – хотел было уже отойти от стола добровольный археолог, но его остановил переводчик со словами:

– Одну минуточку, сейчас вам выпишут приглашение участвовать в съезде, одну минуточку…

Бендер увидел, как очкарик заполнил бланк и, с улыбкой на лице, вручил ему цветастую картонку с фашистской эмблемой и программку работы съезда с указанием дней и часов с перечнем выступающих с их докладами. На картонке значилось, что господин Бендер О. И. является участником Берлинского Международного съезда археологов.

– Благодарю, – взял картонку, – пропуск и программку Остап и, еще раз сказав: – Благодарю, – вышел из приемной.

Выйдя из здания, Бендер остановился, не зная куда идти. В ближайший отель? А где он? Или поехать по адресу родственников Эльзы, жены Клюева? Эти вопросы крутились в его голове».

«Да, Ося, без знания языка, тебе трудно прийдется, чтобы заняться своим Рио-де-Жанейровским делом» – мысленно проговорил Бендер не находя решения.

– Так вы русский? – послышался голос на языке Бендера.

Остап обернулся и увидел элегантно одетого мужчину с портфелем в руке. Это был человек, который стоял за ним к столу регистратора.

– Да, уважаемый. О, вы хорошо спросили по-русски!

– Я и есть русский, товарищ. Или господин, как вас называть?

– Как хотите, и товарищ, и господин, поскольку мы в стране…

– Вы хотите сказать, капиталистической, не так ли?

– Да, в Германии.

– Так вы из Москвы? – поставил свой портфель на тротуар «элегантщик», как окрестил его Бендер.

– Нет, из Киева.

– А я из Бразилии.

– Из Бразилии?! – воскликнул Бендер.

– Да, – засмеялся элегантщик. – Из Бразилии, столицы самой Бразилии.

– Рио, – это крупный город одного из штатов Бразилии, но не столичный, уважаемый, уважаемый господин Бендер.

– Как же так? Не понимаю. Я полагал, что Рио и есть столица Бразилии.

– Нет. Что же мы стоим в этом загазованном автомобильном месте. Идемте в отель устраиваться. Там будет время поговорить.

– Да, но для меня не забронирован номер, к сожалению. Мне надо устраиваться…

– В этом отеле и устроитесь, господин Бендер, – взял свой портфель бразилец, направляясь к переходу через улицу.

– Надеюсь на вашу помощь, – последовал за ним Остап со своим баульчиком.

В отеле бразилец предъявил свой документ, администратор просмотрел список бронированных номеров, снял со щитка ключ и протянул его бразильцу, но тот быстро заговорил с ним, указывая на Бендера, а затем сказал:

– Дайте ваше приглашение, господин Бендер.

Остап торопливо извлек картонку и протянул ее администратору, под тирадой слов бразильца, уговаривающего гостиничного поселить Остапа вместе с ним в одном номере.

Но администратор замотал головой со словами, что этого сделать он не может. Бразилец снова начал уговаривать его, но тот продолжал свое, что номеров свободных нет, что все забронировано. Слов Остап все не понял, но смысл их для него был ясен.

«Надо во что бы то ни стало поселиться с бразильцем», – твердил он себе мысленно. Решительно извлек из кармана десятимарочную купюру и сунул ее в руку администратору. Но тот со словами: – Найн, найн, – отвел руку Остапа.

Бразилец снова пустился в уговоры, тогда Бендер извлек уже двадцатимарочную купюру и снова сунул ее гостиничному. Помотав головой со словами непонятными Бендеру, администратор со вздохом возвратил ключи на их прежнее место на щитке и снял другие, которые и протянул бразильцу со словами:

– Третий этаж, номер триста семьдесят седьмой… Номер двухместный.

Поблагодарив администратора, Остап и его знакомый поднялись лифтом на третий этаж и бразилец открыл дверь с цифрами 377.

– Прошу, коллега, – сделал он жестом руки приглашение Остапу входить первым.

Номер, в котором поселились Бендер и его знакомый бразилец не был люксовским, но относился к перворазрядным. Прихожая, туалет, ванная, гостиная, спальня с двумя кроватями, каждая у стены, подушками к балкону. У каждой кровати тумбочка со светильником.

– Так, будем располагаться, выбирайте себе кровать. Шкаф общий, места там хватит для одежды, моего портфеля и вашего баульчика, – говорил бразилец, водворяя свой портфель в шкаф, стоящий у входа.

– Да, уважаемый коллега, – последовал его примеру и Остап.

– Вас зовут Бендер Остап Ибрагимович, верно?

– Да, вы видели мои документы.

– А меня зовут Алекс, а по-русски Алексей, Алексей Иванович Петербургский.

– Петербургский?

– Представьте себе, Петербургский из дворян русских, – подошел он к коробке радио, висящей на стене, и включил его. Оттуда вырвалась почти истерическая мужская речь с громкими призывами и криками. Некоторое время Алекс вслушивался в речь, совершенно непонятную для Остапа и, перекрывая ее громким голосом пояснил:

– Это Гитлер на очередном фашистском митинге, для прихода к власти словесная истерия с перепадами в крик продолжалась еще какое-то время, пока бразилец не выключил радио.

– Вы, разумеется, не поняли о чем кричал Адольф, в дух словах поясню. Он обещает дать немцам благосостояние, работу и процветание Германии, если прийдет к власти.

– Советы тоже обещали – земля крестьянам, фабрики и заводы рабочим, а что получается? – заходил по комнате Бендер.

– Получается, – усмехнулся Алекс. – Обман получается. Но хватит политики. Обменялись мнениями…

– Скажу, не кривя душой, что мне очень повезло, заиметь такого знакомого знающего русский язык.

– Это мой родной, Остап Ибрагимович.

– Родной? Так вы…

– Да. Эмигрант из Санкт-Петербурга, с 22-го года, когда понял, что Советы прочно обосновали свою власть и моему дворянскому происхождению ничего хорошего она не сулит, а наоборот. Не пролетарий, значит враг народа.

Это все Алекс говорил, распаковывая свой увесистый портфель, доставая бритвенные принадлежности, аккуратно сложенные рубашки и другое.

Его примеру последовал и Бендер, слушая его и не задавая вопросов.

Когда начальные действия поселенцев были закончены, Алекс сказал:

– Не находите ли, Остап Ибрагимович, что время нашего устройства перевалило уже за обеденный час?

– Да, Алексей Петрович, время послеобеденного.

– Предлагаю спуститься в ресторан т отметить нашу встречу.

– С удовольствием, Алексей Петрович.

Новоиспеченные друзья спустились на первый этаж и вошли в ресторан.

– Угощаю я, – твердо заявил Остап.

– Почему это вы? Нет, фифти-фифти, напополам. Кстати, давайте называть друг друга по имени. Идет!? Хотя я и старше, формальности здесь ни к чему.

– Идет, согласен. Вы Алексей, я – Остап.

Услужливый метрдотель пригласил их за свободный столик, и сразу же подал меню в тисненой обложке с позолоченной надписью «Дойчланд».

– Инициатива заказа в ваших руках, Алексей, – передал ему меню Остап. – Мое знание немецкого оставляет желать много лучшего. Что закажете, меня устроит.

– Согласен, Остап, – начал изучать меню бразилец.

Подошедшему официанту Алексей по меню начал делать заказ. И Бендер, как и официант, с довольным видом все записывал в свою небольшую книжицу, то, что говорил кельнеру Алексей.

Когда официант ушел выполнять заказ. Алексей спросил:

– Вы водку пьете?

– Да. Есть такой анекдот. Спрашивает, батюшка, вы водку пьете? Он в ответ: и пиво тоже.

Бразилец заразительно рассмеялся и сказал:

– Пиво закажем и мы. Здесь это традиционно. А водку будем пить только «Смирновскую».

– Не возражаю, Алексей Иванович.

– Мы же договорились, по имени надо.

– Привычка, обращаться к старшему, да, договорились по имени. Алексей, я как понимаю, вы в Берлине не первый раз?

– Да. С родителями до университета и дважды, когда был студентом. Осваивал немецкий.

– И другие языки знаете?

– Греческий, латинский, английский и итальянский. По моей профессии нужны они мне. Я же археолог. Мне навязывали сделать доклад о культуре, быту, индейского племени Мая. Но я отказался, много времени требовалось для подготовки.

Подошел официант и расставил первые блюда заказа и графин Смирновской.

– Пиво он подаст после, – уточнил Алексей. – За знакомство, наполнил рюмки водкой он.

– За знакомство, коллега.

Выпили и приступили к закуске, ожидая второе блюдо, горячее. Алексей заказал ростбифы по-берлински. Пили, ели. Алексей рассказывал о Берлине, о своей учебе в Санкт-Петербурге, Петрограде, Ленинграде. И к удовольствию Остапа не задавал ему вопросы о его житье-бытье и об археологической его работе.

И все же от него следовал вопрос:

– Значит, Советы тоже интересуются археологической наукой, поскольку командировали вас на съезд?

– Не очень, я бы сказал, коллега. Но мне повезло с начальником, который если и не меценат культуры, но приверженец ее, когда побывал в Крыму на раскопках развалин Херсонеса.

– О, Херсонес! – воскликнул Алексей. – Мечтал там побывать, но революция ваша и гражданская не позволили мне это сделать. Ведь Херсонес и породил христианство на Руси, не так ли?

– Именно так, коллега, в десятом веке князь Владимир принял в Херсонесе христианство, окрестил себя, а затем крестил и киевлян в Днепре. А до него княгиня Ольга начала строительство церквей, когда побывала с визитом в Константинополе, в Царьграде, как тогда его называли.

Бендер много еще рассказывал о введении христианства на Руси из своего запаса знаний об этом историческом этапе.

Не оставался в долгу и Алексей, поведав о достопримечательствах Санкт-Петербурга и, конечно, об Иссакиевском соборе, о памятнике Петру Великому, об Эрмитаже и о других достопримечательностях города на Неве.

– Да, – подвел итог рассказов Алексей Бендер и спросил: – А вот Бразилия? С городом моей мечты Рио-де-Жанейро? Что за страна?

– Бразилия самая крупная страна в Южной Америке. Она располагает крупными запасами полезных ископаемых: железной, урановой, марганцевой, значительными запасами бокситовых руд, цветных металлов, угля, алмазов, серебра, золота, нефти. Климат благоприятен для сельского хозяйства. Кофе, какао, кукуруза, соя, сахар, хлопок, цитрусовые. Торговые партнеры Бразилии: США, Германия, Япония, Великобритания, Аргентина…

– Вы сказали, богата добычей цветных металлов, золота, серебра и алмазов. И много добывается там алмазов?

– Да, поскольку Бразилия состоит в Международном монополистическом алмазном синдикате по сбыту природных алмазов.

Новоявленные друзья просидели в ресторане до вечера, закончив обед и ужин кружками пива.

Погуляв по ночному Берлину, вернулись в свой номер. А когда укладывались спать, Алексей вдруг сказал:

– Так вы считали, что Рио-де-Жанейро столица Бразилии?

– Считал и мечтал с детства побывать там.

– Нет, Рио – это большой центральный город одного из штатов Бразилии.

– А сколько штатов в Бразилии?

– В Федеративной республике их двадцать один, Остап.

– Ах, двадцать один?!

– Самые крупные – это Сан-Паулу и Рио. Численность население города твоей мечты Рио, около 4-х миллионов человек. Порт находится на берегу бухты Гуанабара Атлантического океана. Город основан португальскими конкистадорами в январе 1502 году. Так подробно я вам изложил потому это из моей лекции, которую я преподавал моим соотечественникам в Бразилии, в университете.

– А население португальцы?

– Бразильцы – это смешение переселенцев португальцев с индейцами и африканцами.

– Чем же занимаются бразильцы?

– Работают в разных промышленностях: химической, машинно-строительной, пищевой, текстильной, легкой. Основная религия, католическая, но есть и другие религии.

– Строй, как я понимаю, капиталистический, без Советов?

– Была и коммунистической, основана в 1922 году, была…

– И там коммунисты?! – воскликнул Бендер.

– Но ее запретили, как источник революционного движения, поощряющая восстания крестьян за земли. Но пора спать, Остап. Завтра на съезд, – выключил свет бразилец. – И правильно сделали, что запретили.

– Я тоже так думаю, коллега, – уже сонным голосом произнес Остап и спросил: – Так что, в Бразилии разговаривают только на португальском?

– Нет, почему, и на немецком, английском, итальянском, испанском, арабском, французском… – сделал сонную паузу Алексей, и вяло добавил: – польском…

Утром, позавтракав, новоявленные друзья археологи отправились на съезд.

После регистрации вошли в зал. Остап занял место у прохода, воспользовавшись, что его друг, встретив знакомого египтянина, уселся возле него неподалеку от трибуны, к которому вышел в черном фраке человек и по-немецки заговорил длинно и непонятно для Остапа. И когда он закончил, то все встали и, какое-то время постояли, опустились на свои места. Бендер не все понял, уловил только одно, что все вставшие помянули всемирно известного немецкого археолога Генриха Шлимана. А если бы он понимал все то, что говорил открыватель Международного съезда, то услышал бы такое… – Предлагаю, господа, почтить светлую память великого немецкого археолога Генриха Шлимана общим вставанием. И когда все снова заняли свои места, он заговорил снова: – Это он открыл древний город Трои… Илион на северо-западе Малой Азии. Троя, как вам известно, по древнему эпосу была обнаружена в 1870 году Генрихом Шлиманом при раскопках Холма Гиссарлык. Систематически раскопки с конца 19 века открыли разные слои Трои. Начиная с эпохи ранней бронзы около 3х тысяч лет до нашей эры. Шлиман открыл местонахождение Трои и раскопал ее. Он вел также раскопки в Микенах, Орхомене и в других местах…

Но этого и много другого Бендер с пониманием не услышал и когда докладчик продолжал говорить о достижениях археологической науки, он встал и выскользнул из зала.

Выйдя на улицу, Бендер остановил такси, показал шоферу бумажку, и поехали по адресу написанному по-немецки.

Выйдя из машины, Остап отыскал нужный номер дома и хотел подняться лифтом на третий этаж, но его остановил привратник с вопросом. Бендер и здесь предъявил бумажку с номером квартиры жильцов Дортман. Это были родственники киевской Эльзы жены нэпмана Клюева. Привратник замотал головою со словами:

– Найн, найн, и еще несколько слов и Остап понял, что их дома нет, что они на работе и будут вечером.

Поблагодарив квартироснимателя, Остап вышел и пошел по проспекту, обдумывая дальнейшие свои действия. Увидев сквер, он уселся на свободную скамью и сказал сам себе вслух:

– Нет, это никуда не годится, Ося. Как же я буду общаться с этими Дортманами? Не приглашать же для этого переводчика. И разве можно говорить с ними через переводчика, если дело пойдет о деньгах и камушках? Нет, Ося. Что-то надо придумать другое. А что другое?

Другого Остап не находил и еще раз посетовал, что плохо подготовил себя к знанию хотя бы разговорного языка на немецком. И вдруг рассмеялся со словами:

– Вот тебе и Рио, мечтатель! Моя хрустальная мечта детства! И уже мысленно продолжил: «Все больше и больше тускнеет эта мечта, отбывает у меня охоту перебраться в это сказочное Рио-де-Жанейро, где есть не все такое, какое себе представлял. Господствовал так английский капитал, а сейчас американский. И коммунисты там есть, волнуют народ своей утопией…»

Мимо проходил гуляющий мужчина и дама. Бендер прервал свои мысли, глядя на них. А когда они прошли, Остап мысленно спросил себя:

«Главное это что? Главное это разделаться с алмазами. Не носить же их все время в конвертах и в поясе. Разделаться и вернуться в Киев. Ося, так ты вернешься в Киев? – задал он вопрос. – И уточнил: – да, в Киев, а не в какой-то там Рио-де-Жанейро, которым забил я себе голову. С миллионами можно и в любой капиталистической стране пожить на широкую ногу, как говориться. Да, господин Бендер, а ты знаешь как долго и сложно добираться до этого самого Рио-де-Жанейро? Бразилец говорил мне вчера в ресторане. Пароходом плыл из Рио в Нью-Йорк. Оттуда пароходом в Гамбург. Из Гамбурга сюда уже поездом. Ничего себе маршрут, если я надумаю отправиться туда. Нет, Ося, все это не так просто и не так заманчиво, как я себе представлял».

Так продолжал рассуждать мысленно, Остап не пришел ни к какому определенному решению и отправился в ближайший ресторан обедать.

За столом в ожидании своего заказа мысленно проговорил:

«И алмазов добывают там много, поскольку Бразилия состоит в Международном синдикате по добыче и сбыту алмазов. Вот тебе и Бразилия со своим фантастическим Рио-де-Жанейро. Мои алмазы могут и не дать миллион, на который я рассчитываю». Помолчав, он подытожил мысленно: «Нет, Ося, все больше и больше я прихожу к выводу, что мой Рио-де-Жанейро отпадает» – закончил он рассуждать об этом, когда официант начал расставлять на столе блюда его заказа. Он сказал, когда официант уже отходил от стола:

– И кружку пива, пожалуйста.

– Баварского? – обернулся тот.

– Я, я, Баварского, – бросил ему Бендер и удивился, что официант переспросил его по-русски «Баварского?», так и я заказывал ему по-русски, – произнес он мысленно. – А я, не обратил внимание на это. Он или из русских или обучен принимать заказы не только на немецком» – подытожил Остап.

Спешить ему было некуда. На съезд он решил не идти. Бразилец расскажет, что там было. Натюрморт с молочником он даже и не вынимал из баульчика, чтобы кому-небудь предложить, зная, что это лишнее. А вот как быть с Дортманами? У него определенного решения не было. И когда к нему подошел официант со счетом, Остап спросил его:

– Вы хорошо говорите по-русски?

– Да, это мой родной язык. В двадцать четвертом я перебрался сюда из Турции.

– Из Турции?

– Да. Из Севастополя с Врангелем в Стамбул. Там несколько лет нищенствовал, перебиваясь на разных работах. Потом перебрался сюда. Работал где прийдется, а теперь вот кельнером служу…Поскольку могу принимать заказы и на немецком, и на английском, и на французском, и на русском, как вы поняли.

– Знаете много языков?

– Я дворянин в прошлом, штабс-капитан гвардии, а когда понадобились языки, я их и усовершенствовал для работы…

– Возьмите, пожалуйста, – положил деньги Бендер перед официантом на пять марок больше указанного в счете.

– Благодарю, уважаемый, – взял деньги бывший врангелевец.

– Так вы из военных?

– Да, бывший штабс-капитан, как я сказал, – скучно ответил официант. – Может хотите еще чего-нибудь?

– Например, чего?

– Ну… – сделал паузу официант. – С женщиной развлечься?

– Нет-нет, благодарю, – быстро ответил Остап. – Скажите, много в Берлине таких?

– Вы хотите сказать белогвардейцев? Хватает. Некоторым повезло больше, чем мне. Адъютант моего бывшего командира, например, обосновался в Швейцарии. Женился на дочери владельца шоколадной фабрики, не то, что я, – вздохнул бывший штабс-капитан. – А потом он открыл свое частное дело.

В ресторане посетителей было мало, поэтому официант и позволил себе вести разговор с Бендером, не бегая от стола к столу, обслуживая клиентов.

– И что за дело у бывшего адъютанта вашего командира. Там, как вы сказали…

– Швейцарии.

– Швейцарии? – Да. Это государство считают столицей банковского мира. Более пятисот банков в Швейцарии.

– Более пятисот?! – удивился Остап, Вот это да!

– А вы как думали? Этими банками пользуются все страны Центральной Европы и не только…

«Ося, а ты говоришь Рио-де-Жанейро – промелькнуло в голове великого комбинатора. – Вот где надо было задействовать ваши миллионы, товарищ Корейко».

– Больше ничего не будете заказывать? – сделал движение от стола бывший штабс-капитан.

– Нет, а вот поговорить, хотелось бы, уважаемый…

– Приходите когда посетителей мало, как сегодня.

– Спасибо, до свидания, – встал Бендер.

– Всего хорошего, – пошел официант к столу, за которым уселась пара, изучая меню.

Выйдя из ресторана, Бендер не имел плана, что делать, куда идти. К Дортманам рано, на съезд археологов без знания немецкого и других языков, которые переводились, было ни к чему. Напомним, что эта поездка в Германию была для него чистой случайностью, благодаря интереса начальника Киевского ОГПУ товарища Шаврова и его московского друга-чекиста. А теперь после разговора с официантом в ресторане в голове Остапа засел интерес к банковской Швейцарии. «Вот бы перебраться туда? – спросил он себя. – Но как? Возможно, Дортманы подскажут как».

Гуляя по улицам Берлина в ожидании вечера, чтобы посетить Дортманов, Бендер побывал на митингах: с красными флагами, и на митинге коричневорубашечников с фашистскими эмблемами на рукавах. И на красном, и на фашистском митингах немцы криками выражали свои требования и обещания, содержание которых Остап не понимал и не стремился понять, зная и без этого, что и красные и фашисты обещают блага народу в эти тяжелые дни для Германии.

Вечером Бендер нажал кнопку дверного звонка и был приятно удивлен, когда в отворенных дверях показался солидный мужчина в очках со словами:

– Здравствуйте, товарищ Бендер.

– Здравствуйте, господин Дортман. Вы говорите по-русски?

– Я – этнический немец из той же Карловки, что и ваши киевские друзья Клюевы. Проходите, пожалуйста, – посторонился хозяин. – Прошу…

– Благодарю, – вошел Бендер и остановился.

– Проходите, проходите в зал, товарищ, – жестом указал Дортман на раскрытую дверь.

Бендер вошел, и навстречу ему из другой комнаты вышла миловидная женщина средних лет, в кружевном фартуке, с волосами подобранными повязкой на голове пучек.

– Гутен абенд, – приветствовала она.

– Гутен абенд,[1] – чуть склонил голову Остап.

– Проходите, садитесь, – указал хозяин на кресла у небольшого столика. И подождав, когда гость сел, спустился в кресло и сам.

– Благодарю…Данке, – Остап сел в кресло спиной к окну, чтобы лучше видеть хозяев.

– Как вы устроились? Какие у вас просьбы?

– Я в отеле «Берлин», поселили как делегата Международного съезда археологов.

– Ну и прекрасно.

И Бендер уловил в голосе хозяев облегчение, что гостю не требуется жилье. И он спросил:

– Не посоветуете ли мне хорошего ювелира, чтобы заказать хорошее кольцо для моей супруги. Подарок ей из Берлина ко дню ее рождения?

– Сейчас… одну минуточку… – и Дортман быстро заговорил со своей женой, сидящей немного поодаль на стуле. Хозяйка тоже содержательно начала отвечать ему, посматривая на Остапа.

– Завтра я свободен, товарищ Бендер. В каком часу мне подъехать к отелю за вами, чтобы выполнить вашу просьбу?

– После завтрака в девять.

– Устраивает, я буду. Не хотите ли поужинать?

– Нет, нет, благодарю, – встал Остап.

Жена Дортмана быстро проговорила своему супругу и тот спросил:

– А может, чаю, кофе?

– Нет, нет, мне надо идти. До свидания. – И произнес по-немецки: – Ауфвидерзейн, – направляясь к выходу.

Высматривая такси, Бендер сказал сам себе: «Очень хорошо, у меня появился еще один переводчик с немецкого. Жена его Берта, сестра Эльзы, как сказал мне тогда нэпман, а он, этот Дортман оказывается этнический немец из той же Карловки».

Прибыв в отель, Остап не застал своего бразильца, чему был рад, чтобы не объяснять причину своего отсутствия и прочее. Увидел оставленную им записку, лежащую на пачке копий докладов съезда. Бразилец писал, что его не будет вечером, он с друзьями».

– Ну и прекрасно, Алекс, не надо объяснять тебе, почему я ушел со съезда и прочее, – проговорил Остап не громко, доставая с некоторым волнением из шкафа свой баульчик. Уходя, Остап высунул хвостик галстука из своего баульчика, чтобы знать, не будут ли копаться в его вещах, когда уйдет он из отеля. Особенно в конвертах с маленькими камушками. Хвостик галстука был на месте, в том же положении, в каком оставил его Остап. Быстро посмотрев содержание баульчика, он убедился, что не тронуто главное – конверты большие и малые с алмазными россыпями.

Великий гонщик за миллионами с великим облегчением снял свой, довольно не легкий, алмазный пояс, помассировал поясницу, разделся, принял душ и улегся на кровать, положив под подушку заветный пояс. Попытался обдумать дальнейшие свои действия, но усталость брала свое и он начал засыпать, а в голове все же поползли мысли о Швейцарии, о ее банках мира, как сказал ему официант…

Глава XV У знаменитого берлинского ювелира

Утром, позавтракав, Остап вышел из отеля и был встречен Дортманом.

– Прошу к моей машине, гер Бендер, – указал он на легковой «Форд» зеленого цвета.

– Благодарю. Давайте знакомиться ближе. Называйте меня просто – Остап.

– Хорошо, гер Остап, а меня зовут тоже по-простому – Вальтер.

Когда автомобиль выехал на проспект, Вальтер сказал:

– Мы едем к ювелиру на главной улице Берлина – «Берлинер гаупт штрассе». Там мы заказывали кольца, когда обручались с Бертой. У этого ювелира заказывают очень богатые люди, не чета нам. Но так захотела Берта. У этого мастера заказывают даже правительственные люди. И не только кольца, как мы тогда с Бертой, но и другие изделия: броши, подвески, серьги, портсигары и диадемы, когда едут за рубеж, чтобы решить сложные коммерческие и политические дела. Говорят, что этот ювелир сын отца, который учился у самого Фаберже. Знаете такого? Царского ювелира?

– Нет, не слышал, Вальтер.

Автомобиль, ловко ведомый Дортманом, объезжая утренние заторы движения вскоре выехали на широкий проспект и, заняв место на стоянке машин, остановился.

Вальтер пригласил Бендера идти с ним к зданию с широкими витринами, заполненные бутафорными куклами с разными ювелирными украшениями. А перед ними раскладки сверкающих колец, серьг, ожерелий, цепочек и диадем для украшения голов.

– Это один из самых шикарных ювелирных магазинов в Берлине, – пояснил Вальтер. – Ну и самых дорогих, конечно, – открыл он массивную дверь входа, которая издала несколько музыкальных тактов.

Покупателей в магазине не было и встретил их, почему-то в коричневой рубашке, атлетического сложения молодец и пригласил к стеклянным прилавкам, за которыми стоял солидный продавец. А у кассы со сверкающей никелем счетной машинки, сидела дама. Все приветливо смотрели на вошедших и Вальтер сказал, что в переводе на русский значило:

– Моему другу из России нужно купить подарок его супруге.

Последовали одобрительные голоса магазинщиков и продавец начал демонстрировать ювелирные ценности, отодвигая стекла над прилавочными витринами.

Остап начал рассматривать предлагаемые, не зная, что выбрать, так как цель его была не покупать украшения, а совсем другая.

Не выбрал ни одного изделия, Остап сказал:

– Скажите, Вальтер, а есть ли здесь или в другом месте такой ювелирный, где я бы мог заказать изделие по своему вкусу и вкусу моей супруги.

Дортман тут же быстро объяснил продавцу, что хочет покупатель. И тот одобрительно закивал со словами:

– Я, я… айн момент, – и быстро ушел в дверь, ведущую в другое помещение магазина.

– Надо подождать, Остап, – тихо проговорил Вальтер.

Продавец вернулся в зал с таким же солидным человеком, но значительно старшим по возрасту.

Вальтер тут же быстро сказал Остапу, что это и есть тот знаменитый ювелир, котором он говорил.

Продавец быстро представил ювелира и Вальтер перевел Остапу: что изделия этого ювелира всегда экспонируются на международных выставках и ярмарках и уже по-немецки объяснил ювелиру, что хочет заказчик.

Ювелир выслушал Вальтера и произнес с улыбкой, слова которого Вальтер перевел Бендеру:

– Вкусы женщин очень изменчивы, угодить им иногда невозможно. И все же, что хочет русский?

Вальтер старательно перевел слова сказавшего и вопросительно уставился на Бендера:

– Я бы хотел, – медленно проговорил, Остап, обдумывая, что сказать и, наконец, произнес:

– Я бы хотел купить браслет с бриллиантами.

Вальтер перевел. Ювелир одобрительно кивнул и жестом руки пригласил Бендера за прилавок, говоря одновременно Вальтеру, который перевел:

– Ювелир приглашает вас в его мастерскую, чтобы показать образцы, подготовленные к очередной ювелирной ярмарке.

– Благодарю, – зашел за прилавок к ювелиру Остап.

Вальтер хотел последовать за ним, но его остановил продавец, сказав ему что-то.

Зайдя за прилавок, Остап последовал за ювелиром, который жестом руки приглашал его идти за ним.

Пройдя по коридору. Ювелир открыл массивную, оббитую железом дверь в большую комнату и жестом пригласил Бендера войти первым. Это была комната без окон, но ярко освещенная настенными лампами дневного света. У стен стоял стол с настольной лампой, рядом другой с ювелирными приборами, стулья, сейф и тихо говорящий радиоприемник.

– Битте,[2] – указал ювелир на стул у стола с лампой.

– Данке,[3] – сел Остап.

И вдруг мастер ювелирных изделий произнес на ломаном русском слова:

– Я плехо говрью русски, но форштейн… понимай…

Бендер засмеялся и ответил, посмотрев в свой разговорник:

– Их шлехт шпрехен дойч… Але форштейн.[4]

Таким образом, по разговорному тексту на плохом немецеком Бендера и на плохом русском ювелира приводится перевод каждой фразы.

– О, карашо, карашо, – начал раскладывать ювелирные изделия перед Остапом мастер.

– Гут, гут, – смотрел в свой разговорник Бендер. – Але их нихт кауфен дизе. Их волен феркауфен диамант.[5]

– Ваз?! Феркауфен диамант?![6]

– Я, я, битте…[7] – Бендер вынул несколько конвертов из портативного портфельчика и высыпал из некоторых алмазы на стол.

Ювелир схватил лупу и начал пристально рассматривать камни.

– Интересантес, интересантес… – проговаривал ювелир, рассматривая камушки алмазной россыпи.

– Але даз ист них алес.[8] – сказал Остап, посмотрев в свой разговорник. И к удивлению ювелира, расстегнул куртку, рубашку и отстегнул с поясницы увесистый пояс. Раскрыл его и на стол посыпались уже крупные алмазы разной величины. Алмазы были чисто белой прозрачности, голубые и с красными прожилками, несколько штук с розовыми оттенками.

Остап с улыбкой смотрел на ювелира и, несмотря на то, что лупа несколько закрывала его глаза, Бендер видел в них огромное восхищение.

– Сиколько ви диамант карат?[9] – не отрывая восхищенных глаз от алмазов, спросил ювелир.

– Филь… Цейн таузен карат.[10]

– О-о, филь… Я… миного… И сиколько марк?

– Марк найн, доллар…

– О-о, долляр?! Сиколько долляр?

– Цейн таузен карат миллионен доллар, гер майстер.[11]

– О-о-о… даз тое, тое![12]

– Ви волен,[13] – сгреб алмазы в пояс, а россыпь в конверты Бендер и сказал молчавшему ювелиру, заглянув в свой примитивный разговорник: – Даз нихт тое,[14] – посмотрел он на молчавшего мастера ювелирных изделий, видя что тот колеблется с ответом.

– Гут… – промолвил наконец ювелир. – Алле доляр, доллар… гойте…тое…[15] Битте… бренен… диамантен… драй ир… Гут?

Бендер понял и, упаковывая алмазы сказал:

– Драй ур? Гут…[16] – Ауфвидерзейн, гер майстер,[17] – пошел к выходу Остап.

– Ауфвидерзейн, – пошел за ним и ювелир.

Выйдя к Вальтеру, Бендер сказал:

– Ничего особенного, все тоже и дорого. Ничего не купил в этот раз. А тебя, почему не пропустили? – спросил он. – Что сказали?

– Что нельзя видеть изделия ювелира до показа их на ярмарке.

– Ничего в тех изделиях, друг Вальтер. Конечно, есть что-то, но нам, как не ювелирам это понять не дано.

– Ты доволен посещением этого магазина, Остап?

– Очень. Я заказал ему такой браслет, что моя Зося будет довольна.

– Так зовут вашу супругу?

– Зоя, но мы привыкли называть ее Зосей – засмеялся Остап и мысленно произнес: «Знал бы ты историю, друг, с этими именами Зоя, Зося?

– Так куда следуем? К нам на обед или на ваш съезд?

– Да, надо на съезд, – достал из портфельчика бумажку с адресом Остап. – А вечером, то не к вам домой, а в ресторан, а?

– Согласен. С Бертой?

– Разумеется с супругой, Вальтер. Приглашаю я и все расходы мои.

Выйдя из «форда» Дортмана, Бендер вошел в здание, где проходил съезд археологов. В приемной узнал приятную для него новость, что все участники съезда отправились по музеям Берлина.

– Очень хорошо, я тоже сейчас туда, – сказал он, взяв направления в ряд музеев, экспонирующих предметы, найденные при раскопках в разные годы нашей планеты.

В отель решил не идти. Пошел по улицам столицы Германии. Митинги в городе продолжались. Встречались группы штурмовиков, проезжали автомобили, шли озабоченные беспокойной обстановкой берлинцы. У продуктовых магазинах стояли очереди.

Погулял по городу, посидев в парке, хотел пойти в кинотеатр, но передумал, зная свои скупые понимания немецкого. А в голове все чаще и чаще проявлялась мысль о Швейцарии. Зашел в пивной бар, выпил кружку пива, посматривая на часы, ожидая трех.

В назначенное время состоялась встреча великого комбинатора Остапа Бендера со знаменитым ювелиром владельцем несколько ювелирных магазинов с ювелирными мастерскими в них.

Нет надобности описывать их договоренную встречу и переводить их неполноценные разговорные языки немецкий и русский, но скажу, что время второй встречи Бендера и ювелира прошло за взвешиванием и отбором алмазов, как синих, голубых, с красными прожилками, белой прозрачности, крупных величиной в очищенный орех фундук, фасолины и как горошины. Остап и мастер вели учет письменно, а когда закончили сортировку и взвешивание алмазов, ювелир сказал:

– Зер гут, цен таузен карат диамант, гер русиш феркауфман…[18] – Битте гельд…[19] – открыл сейф хозяин и достал чековую книжку. Открыл ее и написал в графе, указывающую сумму цифрами прописью миллион долларов. Подписал чек и аккуратно вырвал его из книжки. Подав чек Бендеру, он сказал:

– Дойче банк…[20] и уже стараясь, по-русски: – Долляр немец банк, пожалюста, гер расиш…

Это был второй банковский чек в жизни Остапа Бендера, после первого нэпманского на семь тысяч долларов.

Бендер внимательно осмотрел чек, заветные шесть цифр – миллион долларов, посмотрел на свет, определяя водяные знаки и, не найдя ничего противоречивого, фальшивого, произнес:

– Данке, гер ювелириен…[21] и пожал ему руку.

– Их аух данке…гер…[22] Ауфвидерзейн.[23]

– Ауфвидерзейн.

Выйдя из магазина с чеком на миллион долларов в немецкий банк, Бендер прошептал:

– Сбылась еще одна моя мечта… Миллион Корейко бездарно был потерян, а что если и этот?! – застонал великий комбинатор, а что если и этот? – повторил он – фальшивым вдруг окажется? Кому пожалуешься?

Остановив такси, он сказал:

– Дойче банк.[24]

В банке Остап с еле сдерживаемым волнением подал чек кассиру за одним из окон банка и, не имея в своего разговорнике нужных ему немецких слов, сказал по-русски:

– Мне нужно снять с чека десять тысяч долларов.

– Айн момент, их нихт форштеен русиш[25] – вернул чек Остапу кассир и закрыл окно своей кабины. Встал и удалился, сказав еще раз: – Айн момент…[26]

Бендер пришел во взволновавшее его недоумение, а потом понял, что кассир пошел выяснять, что желает клиент. – «А так ли это?» – спросил о себя и вздохнул с облегчением, увидев возвращающегося кассира с другим сотрудником банка. Приглашенный кассиром был худощавым мужчиной в очках с гладко прилизанными волосами на голове. Он отодвинул стекло кассы и на довольно чистом русском языке произнес:

– Здравствуйте, что желаете наш клиент?

– Здравствуйте, – подал ему чек Бендер. – Я желаю снять по этому чеку не всю сумму, а только десять тысяч долларов.

– Пожалуйста, уважаемый, но для этого необходимо переоформить ваш чек на ваше имя, с уменьшением всей суммы на желаемые вами десять тысяч долларов. Это займет немного времени, уважаемый, – пристально разглядывал чек банковец говоривший по-русски. Остап подал свой заграничный паспорт, банковец взял его, сказав:

– Присядьте, пожалуйста.

Остап присел на мягкую тумбу, стоящую у кассы и стал ждать, чувствуя по-прежнему не покидающее его волнение.

Как известно, мучительные минуты напряженного ожидания тянутся долго, но вот, наконец, за стеклом кассы появился гладко прилизанный и, отодвинув стекло кассы, пригласил:

– Пожалуйста, господин Бендер.

Остап бросился к кассе и услышал банковского оформителя, подающего ему чек.

– Пожалуйста, девятьсот девяносто тысяч долларов, – подал он Остапу чек и получите заказанные вами десять тысяч долларов, – подал он пачку денег, Остап просмотрел чек, взял деньги в банковской упаковке и сказал:

– Благодарю, господа, до свидания, – спрятал он чек и деньги, и с облегчением на душе вышел из банка.

В отеле, когда брал ключи, регистратор сказал ему по-немецки что-то длинное и подал ему почтовый конверт. Остап поблагодарил и сразу же вскрыл его: «Дорогой Остап, срочно уезжаю в Рим, Париж. Сожалею, что не попрощался с тобой, – писал Алексей. – Оставляю тебе мой адрес в Сан-Паулу, если надумаешь приехать. Крепко жму твою руку, друг. Да, номер я оплатил за себя. До свидания».

Бендер поблагодарил регистратора и поднялся в свой номер.

Увидел, что постель Алексея уже заправлена белым чистым бельем, в ванной комнате с полочки убраны все его бритвенные принадлежности, а в шкафу был только Остапов баульчик.

– Да, Ося, классный попался тебе друг бразилец, многое ты мне сообщил о Рио, развенчивая мою охоту ехать в этот город моей хрустальной мечты юности, – проговорил Остап.

Чувствуя некоторую утомленность, Бендер, не раздеваясь, улегся на кровать, решив отдохнуть перед вечерним посещением ресторана с Дортманами.

Ужин с Дортманами проходил в ресторане «Берггоф», который избрал Вальтер. Заняли уютный столик и, Бендер галантно вручил меню Берте.

– Данке, – улыбнулась она Остапу. В цветастом платье с легкой накидкой, выглядела она молодо.

Вальтер был в коричневом костюме с белой рубашкой и черным галстуком, черные с проседью волосы были гладко причесаны.

– Ну, а мы мужчины, что будем пить, Вальтер?

– Русскую водку, Остап, а Берта сама скажет что…

– Но вначале откроем бутылку шампанского, идет?

– На том и решили, – кивнул Вальтер и быстро спросил Берту.

Вечер продолжился в дружеской беседе между Вальтером и Бендером и с некоторыми словами Берты, произносимыми ею иногда, обращаясь к супругу.

Бендер не скупился и предлагал те или иные блюда, не читая их в меню. Вальтер уточнял у Берты и официант пополнял заказ.

После шампанского Бендер спросил:

– Вальтер, как можно съездить в Швейцарию.

– Просто. Я могу провезти вас туда, Бендер. У меня там есть мои торговые партнеры.

– Без немецкого паспорта?

– Можно и без него, но лучше с паспортом.

– А сложно получить немецкий паспорт?

– За марки можно, друг.

– За этим дело не станет, сколько и как это сделать? Но, конечно, чтобы без фальши.

– Да, да, конечно, фальшивка может обернуться тяжелым делом.

Заиграл оркестр, аккомпанируя певице с голыми плечами. Несколько пар из посетителей ресторана начали танцевать. Пригласив Берту, пошел танцевать и Вальтер. Мелодия была танцевальная, но определить ее как танго или вальс было трудно.

Принял участие в танцах и Бендер. Пригласив вначале Берту, а когда с ней продолжал танцевать Вальтер, Остап подошел к соседнему столу, за которым сидели две дамы с мужчиной и пригласил одну из них.

Вечер перешел из делового в развлекательный, вызывая удовлетворение и Дортманов, и великого комбинатора.

Поздно вечером немцы с Остапом вышли с ресторана в хорошем настроении. Остап открыл дверцу у одного из такси, стоящих у ресторана и пригласил Дортманов в машину. Вальтер назвал адрес, и автомобиль помчался к дому немцев.

– Так как осуществить мою просьбу, Вальтер? Поездку в Швейцарию?

– Да, но вначале надо получить немецкий паспорт, а потом и в Швейцарию, друг. Поговорим, когда приедем, – замолчал Вальтер.

Выйдя из машины у дома Дортманов. Остап сказал шоферу:

– Айн момент, – и обратился к Вальтеру: – Скажи шоферу, чтобы подождал, а мы поговорим о паспорте.

Вальтер перевел шоферу и Берта. И Остап, и он отошли в сторону от автомобиля.

Вальтер быстро и негромко заговорил с Бертой. Та согласно ему отвечала тоже тихо. Их разговор не понимал Бендер, но догадывался, что речь идет о паспорте для него и что в этом деле участвует сама Берта. Остап терпеливо ждал и, наконец, Вальтер сказал:

– Тебе повезло, Остап, за дело берется сама Берта. Ее сводный брат служит в полиции. Завтра с ней мы едем к нему, предварительно сфотографируйся, вылаживаешь тысячу марок и к вечеру получаешь немецкий паспорт на свое имя. Согласен?

– О, я, я – схватил руку Берты Остап и трижды поцеловал ее. – Данке, данке.

Вальтер поговорил еще со своей супругой и сказал:

– Завтра в девять утра мы с ней у твоего отеля, договорились?

– Конечно, конечно, буду встречать – обрадовано ответил Остап.

Пожелав доброй ночи немцам, Остап вернулся к такси и сказал:

– Отель «Берлин», битте…

Поднявшись в свой номер, чувствуя усталость и легкое опьянение, Бендер, не раздеваясь, повалился на кровать с шепотом:

– Какой удачный деловой вечер, послал мне Бог… О, вот услышал бы мое упоминание Бога Шура Балаганов – уже засыпая, дошептал Остап.

Утром Остап проделал несложное гимнастическое упражнение, побрился, постоял под душем, меняя горячую воду на холодную и наоборот, чтобы избавиться от похмелья. Одел свежую белую рубашку с галстуком, костюм, вспрыснул лицо лосьоном, оглядел себя в зеркале и сказал:

– Ну, Остап Сулейман Берта Мария, вперед за немецким паспортом!

При выходе из номера остановился, отделил тысячу марок в портмоне от одной такой же пачки. Напомним, эти марки Бендер получил, обменяв тысячу долларов из тех семи, полученных по переводу от Клюева, для текущих расходов.

Спустился в ресторан, выпил стакан сметаны со свежевыпеченной булочкой, кофе и вышел к стоянке автомобилей у отеля.

Дортман еще не приехал, Бендер взглянул на часы. Было без пятнадцати девять.

– Терпение, Ося, терпение, – прошептал он и увидел подъехавший к стоянке уже знакомый ему «форд». В автомобиле, за рулем сидел Вальтер, рядом – Берта.

Поприветствовав друзей, Бендер сел на заднее сидение. Вальтер сказал:

– Сначала поедем в фотографию, друг. Нужны твои фотокарточки, как ты понимаешь.

– Да, конечно, в фотографию, друг и, потянувшись к переднему сидению, спросил: – Как самочувствие, дорогая наша Берта?

Женщина, опередив перевод своего супруга, ответила:

– Я, я, гут, гер Бендер.

Вскоре Бендер в сопровождении Вальтера вошел в фотоателье. Немец объяснил фотографу цель их прихода. Остап придирчиво осмотрел себя в зеркале, поправил прически, галстук, одернул пиджак костюма и по указанию фотографа уселся перед фотокамерой.

После сьемки Бендер расплатился с фотографом и вышел с Вальтером из фотоателье.

– Нам надо подождать около часа, пока фотографии будут готовы, – пояснил Дортман.

– Прекрасно, какие предложения?

– Пойдем, здесь недалеко пивной бар, мы по кружке пива, а Берте ее любимый апельсиновый, если он там есть.

Когда уселись за стол в базе, Остап сказал:

– Вальтер, ну я, как тебе известно, археолог. Берта, как я понимаю, хозяйка дома, а чем занимаешься ты, мой немецкий друг?

– Я занимаюсь коммерцией, поставляю Эльзе в Киев… вернее нэпману Клюеву товар: игрушки, ткани, много другого и все, что там понадобиться. У меня торговые связи не только с ним, но и с другими партнерами в Австрии, Венгрии, Польши и в Швейцарии, как я уже говорил.

Вальтер, увидев пустой стакан перед супругой, спросил ее, не хочет ли она повторить, но женщина ответила отказом.

– Да, так что еще вас интересует, господин Бендер? – посмотрел он на ручные часы. Берта тоже посмотрела на его циферблат и встала. Встали и мужчины.

В фотоателье им пришлось подождать еще немного и Бендер с удовольствием начал рассматривать свои фотокарточки. Их было шесть. Берта взяла две, вложила их в конверт, положила его в сумочку и все вышли к машине. В машине Вальтер о чем-то спросил Берту и та утвердительно ответила. Вальтер сказал Остапу.

– Марки надо сейчас, чтобы…

– Понимаю, понимаю, – расстегнул портмоне Остап и пачку марок передал Берте. Женщина положила его в сумочку и сказала Вальтеру, что тот перевел Остапу:

– Поехали. Но нужны еще паспортные данные: фамилия, имя, отчество и прочее.

– Вот мое направление на съезд археологов, устраивает? – подал он документ. – Здесь имя, отчество и фамилия.

Вальтер прочел и сказал, этого мало. Не будете возражать, если остальные требуемые данные будут мои?

– Не возражаю, конечно…

Вальтер изложил это Берте и протянул ей слой документ.

– Хорошое-е, – засмеялась женщина, взяв документ своего супруга.

Вскоре «форд» остановился возле районного полицейского управления, и Берта со своей сумочкой, в которой были документы, вышла из машины и направилась к массивному зданию, у входа которого, похаживал полицейский. Сказав ему что-то, страж посторонился, и женщина вошла в приоткрытую дверь Управления.

– Будем ждать, Остап, дело делается…

– Благодарю, Вальтер, за помощь, – положил руку на плечо немца Бендер.

– А вот скажи, друг, что тебя интересует в Швейцарии? Страна банковская, дорогая. Хватит ли у тебя марок?

– Вопрос по существу, друг. Хватит, чтобы после вернуться домой.

– Вернуться? А не думаешь ли там остаться? Если откровенно, или у нас, скажем, здесь, в Германии.

Бендер удивился к такому вопросу и сказал:

– Я еще не подумал. Да, у нас Советы, а у вас вот-вот прийдет к власти Гитлер. А он, как я понимаю. Те же Советы, только с сильной нацистской теорией. Не так ли?

– Да, есть откровенно. Советский коммунизм и фашистский режим стоят не далеко друг от друга. О, Бертушка моя вышла…

Бендер увидел, как из здания вышла Берта с сопровождении полицейского офицера. Он ей что-то говорил, она посмеивалась, идя рядом. Остановились, поговорили о чем-то и Берта уже одна пошла к машине. Садясь на свое место, она с улыбкой глядя на Бендера, доложила Вальтеру о результатах своего посещения и тот сказал:

– Все хорошо, господин Бендер. За паспортом приедете к трем часам.

– Сейчас около тринадцати, – посмотрел на свои ручные часы Остап. Может. Тебе надо на службу… на твои коммерческие дела?

– О, Остап, частному предпринимателю тем и хорошо, что он сам располагает своим временем. Будем ждать назначенного часа. И спросил Берту, как быть? Она ответила, да, будем ждать, погуляем по парку.

Поехали в ближайший парк, вышли из машины и пошли по аллеям его.

Берта шла молча, Вальтер и Бендер разговорились. Остап слушал немца о его торгово-предпринимательских делах и не перебивал его вопросами, нет-нет посматривая на часы. Которые, как говорится, когда ждешь, то часы тянутся очень медленно. Но вот Берта сказала, что пора ехать. Вальтер не стал переводить и все пошли к машине.

Вскоре «форд» подъехал к уже знакомому зданию, где их ждал полицейский офицер. Он вручил Берте бумажный пакет, поцеловал ей руку, и, помахав рукой сидящим в машине. Заспешил на свою службу.

Сев в машину, Берта протянула пакет Вальтеру со словами:

– Битте, герен.[27]

Вальтер торопливо извлек из пакета свой паспорт, документ Бендера и паспорт в новенькой обложке с немецкой эмблемой Германии.

– Поздравляю, – сказал он, протягивая документ Остапу.

– О, благодарю, благодарю! – с чувством признательности ответил Остап, рассматривая паспорт, того времени, еще без фашистской сластики и без нацистского еще оформления.

Остап извлек из своего портмоне пачку марок и протянул ее Берте со словами:

– Данке, данке… и трижды поцеловал ей руку.

– О. найн, найн, – отстранила деньги женщина, но Остап, раскрыл ее сумочку и сунул пачку марок туда.

– На этом и закончим, пока, – засмеялся Вальтер. – Благодарю, Остап Ибрагимович, Берта и я благодарим. Куда поедем?

– Как куда?! Конечно, же в ресторан, обмывать мой паспорт!

Вальтер передал это Берте, та засмеялась и произнесла:

– Карашо-о.

Уважаемый читатель, наверное, не терпится задать мне вопрос: «Зачем так подробно описываю получение немецкого паспорта, великим комбинатором?». Отвечу:

– А для того, чтобы он больше не пытался тайком перейти границу, как это уже было с ним, а если потребуется поехать легально и в то же Рио-де-Жанейро, и в ту же Швейцарию, которая теперь прочно засела в его голове, отодвигая на задний план его хрустальную мечту юности…

Вернемся к продолжению повествования, уважаемые.

Отмечать получение своего немецкого паспорта, Остап решил в ресторане «Дойтчланд», в самом фешенебельном ну и, конечно, в самом дорогом.

Вот теперь, уважаемый читатель, я прерываю свое повествование о том, как Бендер и его немецкая супружеская пара провели остаток дня в ресторане, как ели, пили, танцевали до позднего вечера, это, думаю, не столь важно, а сообщу, что Бендер договорился с Вальтером ехать завтра в Швейцарию, так заинтересовавшую его.

Приехав в отель, Остап был обрадован, что в его номер никого еще не подселили. Приняв освежающий душ, он улегся на кровать, белые которой уже заменила горничная, когда он отсутствовал.

Не смотря на покинувшее его напряжение благодаря удачным делам этого дня, ему не спалось. В голову лезли мысли о дальнейших действиях, о предстоящей поездке в Швейцарию, о чеке на миллион долларов в «Дойчебанк», сумму которого он планировал перевести во Внешторгбанк в Киеве.

– Правильное ли это решение… – прошептал он, засыпая.

Глава XVI Поездка в Швейцарию и возращение в Киев

Бендер встал за два часа до встречи с Дортманом.

Сделал несколько несложных гимнастических упражнений, принял душ, сдал горничной номер, спустился к регистратору, оплатил за проживание и, оставив свой баульчик у регистратора, вошел в ресторан. Заказал завтрак – салат, яичницу с беконом и крепкий кофе.

Выйдя из отеля к стоянке автомашин, увидел зеленый «форд», возле которого прохаживался Вальтер.

После дружеского приветствия, Бендер спросил:

– В Швейцарию?

– Как договорились, – включил мотор Вальтер, сидя за рулем автомобиля. – Но, – продолжил он, – я завезу вас в Берн и сразу же должен возвратиться в Берлин. Так сложились мои дела. Вы уж там сами, разберетесь, что к чему, имея немецкий паспорт.

– Понимаю, и благодарю, благодарю. Вы так много для меня сделали, так много уделили мне внимания. Я очень и очень вам с Бертой благодарен за такое дружеское внимание, помощь, Вальтер.

– Вот и ладно, Остап. Дружба наша, надеюсь, будет продолжаться и дальше, как и ваша с сестрой Берты Эльзой Клюевой.

Говоря эти слова, Вальтер умело вел свой «форд» по Берлину, выезжая на трассу, ведущую в Швейцарию.

Когда выехали на простор, Бендер сказал:

– Время в дороге есть, друг, хочу попросить вас рассказать мне все, что знаешь об этой еще неведомой мне стране.

– Хорошо, Остап, все что знаю, расскажу. Значит так, когда я завел дела со своими берлинскими партнерами, я волей неволей изучил все, что нужно знать об этой стране, которую я знал понаслышке.

Так вот…

Остап слушал и смотрел на проплывающие за окном автомобиля пейзажи. Вальтер, перехватил взгляды Остапа, сказал:

– Нет другой такой живописной дороги, как эта в Швейцарию говорят справочники. Да, так вот… Берн, куда мы едем, это столица Швейцарии с девятнадцатого века. Расположен на реке Ааре. В городе с пригородами около трех тысяч жителей. В Кантоне Берна.

– Что это за Кантон?

– Ну, штат, значит, как в любой стране. Как в СССР, республики, в Германии земли… в Америке штаты.

– Ясно.

– Там значит, машиностроительная промышленность, пищевая, полиграфическая… – посигналил Вальтер. – Заяц, чуть не попал под наш автомобиль.

– Славится своими знаменитыми часами, я слышал.

– О, это уже чуть ли не прирожденная часовая промышленность в Швейцарии, – показал Дортман свои часы на руке.

– Наверное и я куплю такие, – произнес Бендер.

Так ехали и разговаривали, сколько позволяло время в дороге. Вальтер поведал о своих торговых партнеров в Швейцарии. О поставках в Киев Эльзе товаров, текстиля, игрушек и другого. Коснулся и политики. Сказал, что Германия вот-вот обзаведется новым вождем, о борьбе красных и фашистов.

– А ты кого приветствуешь?

– И не тех, и не других, друг. Главное, чтобы не мешали нам, деловым людям. А если разобраться, то красные – это те самые и Советы и красные вместе взятые.

За окном автомобиля потянулись дома и строения пригорода Берна, и Остап был приятно удивлен, что проезжая их и при въезде в Берн их «форд» не остановили ни на одном придорожном полицейском посту.

Въезжая в столицу Швейцарии Берн, Вальтер сказал:

– Подвезу вас, Остап Ибрагимович, к отелю и распрощаюсь. Мне надо посетить своих партнеров и быстро возвращаться в Берлин. Завтра у меня деловая встреча с компаньонами, деловой контракт подписывать буду.

– Удачи, удачи тебе, Вальтер и большое спасибо тебе за все, – говорил Остап, выходя из машины. – Через несколько дней вернусь в Берлин, и мы продолжим наше деловое свидание.

– Здоровья и удачи тебе, друг.

Распрощавшись с Вальтером, Остап вошел в отель «Лозана», беспрепятственно снял отдельный номер, освежился душем, перепаковал доллары и марки в портативный портфельчик и пояс, и спустился в ресторан, где, не засиживаясь, скромно пообедал без алкоголя и вышел знакомиться с городом.

По улицам шли прохожие, мчались автомобили, огромные стеклянные витрины магазинов зеркально отсвечивали лучи вечернего селица, демонстрируя различные товары. Вывески и рекламы сообщали о разном.

– Ничего особенного, – вслух проговорил Остап, и уже мысленно продолжил, – «как и в Берлине, Киеве, да и не менее в Рио, наверное».

Увидев за стеклом витрины ювелирные изделия, зашел в магазин. И на вопрос продавца по-немецки, Остап раскрыл свой разговорник и заговорил:

– Мир габе майстер ювелирен.[28]

– Айн момент… – скрылся за дверью продавец.

– Данке… – начал рассматривать под стекло прилавка, она сказала:

– Битте.

– Данке, данке… – закивал ей Бендер, продолжая рассматривать ювелирные ценности.

К прилавку вышел средних лет мужчина в сопровождении ушедшего за ним продавца. Он поприветствовал покупателя-Остапа и заговорил тоже по-немецки, смысл всех слов Бендер не понял, но уловил вопрос, что ему надо?

Остап взглянул на свой разговорник и ответил:

– Их феркауфен диамантен[29] и положил на стекло прилавка два алмаза. Эти алмазы Бендер оставил для своей будущей торговой рекламы, для испытания спроса их в этой загадочной для него Швейцарии. Алмазы были величиной в крупные горошины, один прозрачно белый, другой синий с кровяными прожилками.

– Гут, гут, – извлек лупу из кармана халата ювелир и начал рассматривать предложенные ему драгоценные камни.

Продавцы тоже придвинулись к месту показа товара и поглядывали то на камни, то на ювелира, ожидая, что тот скажет и он произнес: им и себе очевидно, что алмазы редчайшие, превосходные. Остап понял эти слова, как одобрение и ждал, что скажет мастер еще. И мастер после длинных немецких фраз спросил:

– Дойче, французиш, итальяно форштее, гер феркауфман?[30]

– Найн… нихт… дойче шлехт, французише унд итальяно никт форштейн… их русиш…[31]

– Ох, шаде, шаде… Гут. Вифиль карат, гер?[32]

– Цейн таузен карат, гер ювелирен.[33]

– О, даз ист филь![34] – покачал головой ювелир – Инд вифиль костен алес?[35]

– Ейн миллионен, гер майстер.[36]

– Ейн миллионен?!

– Я, нихт марк, а доллар,[37] – пояснил Бендер.

– Нейн, нейн, их нихт кауфен! Их нихт кауфен![38] – поднял руку ювелир.

– Гут, гут, – спрятал алмазы в портмоне Остап и повторил: – Гут, ауфвидерзейн, герен – направился он к выходу.

Вслед ему смотрел ювелир с явным сожалением на лице и продавцы магазина.

«Да, Остап, Сулейман Берта Мария, не так просто продавать алмазы оптом за миллион долларов, – мысленно проговорил себе Бендер, идя по улице швейцарской столицы. И продолжил: Надо полагать, что в Берлине мне просто повезло с легкой руки Дортмана, привезшего меня к знаменитому ювелиру, который, как я узнал дальше, является не только известным ювелиром, но и владельцем нескольких ювелирных магазинов. И, наверное, не только в Германии, а может и в Париже, а в той же Швейцарии.

В Берне, Остап пробыл два дня. Предлагал свои камушки-образцы другим ювелирам. Один назначил ему встречу через неделю, другой предлагал купить только часть, отобранных, а не оптом.

«Ну, нет, продавать, если еще прийдется, только оптом, как я купил их у моих якутских геологов Глеба и Игоря. А по частям никак не годиться. Отберут лучшие и нет миллиона тогда» – рассуждать Остап мысленно. – «Итак, Берн, не Рио, а Рио не Берн, Ося», – подвел он черту своим рассуждениям и уже вслух произнес: – А теперь в Женеву!

Сдав номер в «Лозане» сел на автобус и уже утром Остап был в этой сказочно разрекомированной Женеве, в городе всемирных банков, как сказал кельнер-эмигрант в берлинском ресторане.

Сдав свой неизменный баульчик в камеру хранения на вокзале, Бендер пошел знакомиться с городом. За время езды сюда на автобусе из Берна, он прослушал географические и достопримечательные данные Женевы из автобусного радио экскурсионного вещателя. Один раз голос говорил на французском языке, потом на немецком, а в третий раз – на итальянском. Естественно, Бендер не понимал эти языки, а если бы знал, то услышал бы следующее о городе, куда ехал автобус.

Женева – административный центр кантона с таким же названием. Расположен на берегу Женевского озера размером 582 квадратных километра. Длина его 72 километра, граничит с Францией и Швейцарией. Глубина озера 310 метра. Через Женевское озеро протекает река Рона. Озеро судоходное. Крупные города его Лозана и Женева. Славятся курортами и туризмом. А Женева часовой промышленностью. Вместе с пригородами в Женеве 156 тысяч жителей. Женева впервые упоминается в первом веке до нашей эры. Ее называли «протестантский Рим».

С 1919 года в Женеве находятся Международные организации: Лига Наций, Организация Красного Креста и другие учреждения ООН.

Все это Бендер узнает позже, а сейчас, идя по улицам Женевы, он высматривал ювелирные магазины, намереваясь предложить и здесь свои образцы алмазов.

Посетив три ювелирные магазины и познакомившись с ювелирами, Остап и здесь не нашел оптового покупателя его алмазов в количестве десяти тысяч карат, как он предлагал, демонстрируя свои образцы. Все хотели купить часть их, выборочно, что никак не устраивало нашего великого предпринимателя. Напомним, якутские алмазы в количестве десяти тысяч карат Бендером оптом были удачно проданы в Берлине.

Спрашивается, зачем это Остап предлагал оставшиеся два избранных алмазом швейцарским ювелирам? Великий комбинатор изучал спрос на них в этой банковской стране. Зачем, если такого количества камней у него уже не было? Бендер смотрел в будущее, он верил своим якутским геологам, что они доставят ему новую партию этих ценных камушек. И если не один, то их коллеги.

Сняв отдельный номер в отеле «Женева», Бендер поужинал в ресторане и отправился спать, чтобы завтра с новыми силами познакомиться уже не с ювелирами, а с достопримечательностями Женевы.

Перед сном, он сказал себе: «Город замечательный, завтра продолжу знакомство…Но уже могу сказать, что Женева – это сказка. Она не Рио, а Рио не Женева, как я уже чувствую… – прошептал он, засыпая.

Утром, как обычно, несложная физзарядка, душ, завтрак в кафе отеля, и с портфельчиком в руке, Остап отправился к озеру, оставив в покое женевских ювелиров.

Денег у него было недостаточно. Из семи тысяч нэпманских долларов он расходовал не более трех, обменивая их по надобности на марки, а сейчас на швейцарские франки. Кроме того, у него было достаточно ж советских рублей, которые он тоже мог обменивать при необходимости. А десять тысяч долларов полученных по чеку, хранились в заветном поясе.

Озеро произвело на Бендера огромное впечатление. Катера, яхты, пароходы, группы туристов с уже знакомыми ему по крымским экскурсоводами. Весь этот день Остап плавал на пароходе, любовался коттеджами и виллами на его берегах, обедал и ужинал в плавучем ресторане и был, как говорится, на верху блаженства. В отель Остап вернулся поздним вечером и лежа в тихом номере, предался своим размышлениям. В голове сидели вопросы, как быть, что делать? Рио все более и более отодвигались на задний план, уступая место Швейцарии, так очаровавшей его. Гораздо больше, чем надуманный им мир Рио-де-Жанейро. В Швейцарии его больше всего пленили: часовая промышленность, количество банков, и, конечно, знаменитое Женевское озеро своим очарованием.

Утром, сдав свой номер в отеле, Остап вошел в один из универсальных магазинов и купил три пары одинаковых ручных часов. Часы показывали не только время в минутах и секундах, но указывали месяц год и число. Были они противоударные, водонепроницаемые с четкими циферблатами, золотыми стрелками. Часы были в красных кожаных футлярах, Бендер подобрал к часам и браслеты. Расплачиваясь, Бендер вдруг воскликнул: – Трое часов?! Зачем это?!

– Битте, бецален,[39] – проговорил кассир у кассового аппарата.

– Я, я, – заторопился Остап, подавая деньги.

Взяв покупку, Остап вышел из магазина с мысленным вопросом в голове: «Зачем купил трое часов?» Идя к автобусной станции этот вопрос все еще сидел у него в голове и он не отвечал. А когда сел в автобус и поехал в Берн вдруг шепотом проговорил:

– Да в подарок моим дорогим концессионерам! Шуре и Адаму!

Увидев, что на его восклицание, хотя и негромким, обращают внимание сидящие на соседних креслах, он заулыбался им и уже мысленно спросил себя: «Ося, так ты что, решил вернуться в Киев? – и тут же запричитал: – Ой, не знаю, не знаю… камрады».

В Берне Остап сел на поезд и утром следующего дня был в Берлине.

Сдав свой неизменный баульчик с часами в камеру хранения, предварительно взяв оттуда натюрморт с молочником, Остап посетил уже знакомую ему фотографию, где он фотографировался для немецкого паспорта, и заказал сделать три репродукции с натюрморта, но с условием, чтобы на обратной стороне каждого снимка был штамп этого берлинского фотоателье. Поезд из Берлина в Москву через Киев отходил завтра днем и Бендер решил на сутки поселиться в знакомом ему отеле, где он так полезно провел время с бразильцем Алексеем. На этот раз номер он снял одноместный, чтобы его никто не обременял и не мешал, не отвлекал от всех еще не твердых планов возвращаться в Киев. Да, все действия великого комбинатора вели к возвращению к своим друзьям, но какая-то неясность все же не давала полной уверенности в этом.

Посетив вечером Дортманов, он пригласил супружескую пару в ресторан. Берлинцы с удовольствие согласились, и вечер этот был и встречный приезд его из Швейцарии и прощальный, так как Бендер сообщил им, что возвращается в Киев. Остап рассказывал Вальтеру о своей поездке в Женеву, о своем огромном удовольствии, полученным от этого.

– Уж не собираетесь ли поселиться там, Остап Ибрагимович? – спросил Вальтер.

– Такого решения нет, друг, но все возможно в нашей беспокойной жизни. – И спросил: – Если я вышлю фотографии и данные моего друга, может ли, дорогая Бертушка сделать немецкий паспорт и ему? Деньги будут переведены вам через Внешторгбанк, с соответствующей платой за ваши труды?

– Я поговорю, – сказал Вальтер и начал обстоятельно говорить с Бертой. Женщина, глядя на Остапа с улыбкой, закивала головой со словами:

– Я, я, майн гер.

Остап не мог объяснить себе, почему он спросил их об этом, но что-то еще неясное подтолкнуло его к этому вопросу.

Вечер прошел, как и в прошлый раз весело, приятно, ели, пили, танцевали и уже поздно решили завершать встречно-прощальный банкет.

Остап отвез на такси Дортманов домой, тепло попрощались, обменялись с Вальтером визитками и вернулся в свой одноместный номер.

Ночь прошла спокойно, а утром, лежа в постели, его снова начали одолевать мысли о возвращении в Киев. «Правильно ли я решаю?» – задавал и задавал он себе этот вопрос. – А если не в Киев, так куда? Рио отодвинулось вдаль, поселиться в Швейцарии и проживать свой алмазный миллион? Нет, это не в твоей натуре, Ося. Из моего первого алмазного миллиона, надо делать несколько, как делал когда-то Корейко. Да, в Киев! В Киев! – заключил Остап свои размышления, вставая.

Проделав уже традиционные свои гимнастические упражнения, душ, позавтракав в кафе отеля, Бендер сдал свой номер и сел в такси.

Поехал в фотоателье, получил свой заказ – три красочные открытки своего заветного натюрморта – молочника. Поездив еще раз по нескольким улицам Берлина, по которым шагали группы штурмовиков с фашистскими флагами и демонстранты с лозунгами и флагами красными, Остап поехал на вокзал.

До поезда было время, купив без каких-либо осложнений билет в Киев, великий комбинатор получил в камере хранения свой баульчик и вышел на перрон к своему поезду Берлин-Москва.

Заняв свое место в мягком купе скорого поезда, Остап был обрадован, что в купе он был один, что его никто не будет обременять дорожными разговорами, которые ему сейчас были ник чему. Сидя у окна мчащегося поезда, Бендер перебирал уже по привычке итоги своего пребывания в «археологической командировке». Закрыв глаза, мысленно отмечал: «Карл Герман, бразилец Алексей, ювелир-директор, владелец некоторых ювелирных магазинов и мастерских, кельнер в ресторане-эмигрант, бывший штабс-капитан… и Дортман, Дортманы… Вальтер и Берта! В поясе у меня лежит более десяти тысяч долларов, а в кармане вместе с русским паспортом лежит и немецкий. А в портмоне – чек на миллион долларов без малого во Внешбанке, куда я перевел чек из «Дойчебанка!»

Мчался поезд, великий комбинатор Остап Бендер перебирал и перебирал в памяти свои действия, события, знакомства, поездку в Швейцарию, прогулки по неспокойному Берлину и вдруг встал посреди купе и, выбросив вперед руку, громко провозгласил:

– Вперед! К новым алмазным миллионам!

Примечания

1

Добрый вечер.

(обратно)

2

Пожалуйста.

(обратно)

3

Спасибо, благодарю.

(обратно)

4

Я плохо говорю по-немецки, но понимаю.

(обратно)

5

Я не куплю это. Я хочу продать алмазы..

(обратно)

6

Что?! Продать алмазы?!

(обратно)

7

Да, да, пожалуйста.

(обратно)

8

Но это не все.

(обратно)

9

Сколько карат ваши алмазы?

(обратно)

10

Много. Десять тысяч карат.

(обратно)

11

Десять карат миллион долларов, господин мастер.

(обратно)

12

О, это дорого, дорого!

(обратно)

13

Как хотите.

(обратно)

14

Это не дорого.

(обратно)

15

Но доллар, доллар сегодня дорого!

(обратно)

16

Три часа? Хорошо.

(обратно)

17

До свидания, господин мастер.

(обратно)

18

Очень хорошо, русский продавец, десять тысяч карат диамонтов есть.

(обратно)

19

Пожалуйста, деньги.

(обратно)

20

Немецкий банк.

(обратно)

21

Благодарю, господин ювелир.

(обратно)

22

Я тоже благодарю, господин.

(обратно)

23

До свидания.

(обратно)

24

Немецкий банк.

(обратно)

25

Одну минуту, я не понимаю русский.

(обратно)

26

Одну минуту.

(обратно)

27

Пожалуйста, господа.

(обратно)

28

Это означало в его понятии – Мне нужен мастер ювелир.

(обратно)

29

Я продам алмазы.

(обратно)

30

Немецкий, французский, итальянский понимает господин продавец?

(обратно)

31

Нет, немецкий плохо, французский и итальянский не понимаю, я русский.

(обратно)

32

Жалко, жалко. Хорошо. Сколько карат, господин?

(обратно)

33

Десять тысяч карат, господин ювелир.

(обратно)

34

О, это много!

(обратно)

35

И сколько стоят все?

(обратно)

36

Один миллион, господин мастер.

(обратно)

37

Да, не марок, а долларов.

(обратно)

38

Нет, нет, я не куплю! Я не куплю!

(обратно)

39

Пожалуйста, платите.

(обратно)

Оглавление

Об авторе

Предисловие

Часть первая После потери ненайденных сокровищ графини

  Глава І Неожиданная и многообещающая встреча

  Глава ІІ Первая помощь ОГПУ великому предпринимателю

  Глава ІІІ Первое задание ОГПУ Остапу Бендеру

  Глава IV Следователь Доменко о молочнике Фаберже

  Глава V Учитель рисования Лоев о молочнике Фаберже

  Глава VI Таинственное исчезновение молочника Фаберже

  Глава VII Музей «ДОЛАРХа» или крючок для нэпмана

  Глава VIII Поиск других изделий Фаберже

Часть вторая Вторая неудача Остапа Бендера и его компаньонов

  Глава IX Подарок Бендера начальнику ОГПУ Шаврову

  Глава X Деловые визиты к нэпману и к Шаврову

  Глава XI Его Величество Великий случай

  Глава XII Алмазный бум Остапа Бендера или рискованное дело

  Глава XIII Агент ОГПУ Остап Бендер едет в Берлин

  Глава XIV В Берлине

  Глава XV У знаменитого берлинского ювелира

  Глава XVI Поездка в Швейцарию и возращение в Киев Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg