«Я не могу проиграть (СИ)»

Я не могу проиграть (СИ) (fb2) - Я не могу проиграть (СИ) 1708K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Татьяна Юрьевна Лисицына

Татьяна Лисицына

ПРОЛОГ

Весеннее солнце заливает ярким светом наш московский, ничем непримечательный дворик, но в мои шесть лет окружающий мир кажется мне прекрасным. Мой дружок Вадик и я играем в салки. Я бегу со всех ног, его дыхание у меня за спиной, делаю над собой усилие, прибавляю скорость. Почти лечу, до сих пор к моей радости, — а у Вадика мне еще ни разу не удавалось выиграть, — он не может меня догнать. Вдруг, не заметив камня, я спотыкаюсь и падаю на асфальт. Воспользовавшись моим поражением, Вадик бьет меня ладошкой и с криком «осалил» отбегает в сторону. Мне больно вдвойне: и от разбитых в кровь коленок, и от проигрыша в такой важной игре, и больше всего от неожиданности. От обиды я уже готова зареветь, но вдруг передо мной возникает отец, до этого сидевший на скамейке и наблюдающий за нашей беготней. Он резко поднимает меня и ставит на ноги. Я вижу разорванные колготки, кровь на разбитых коленках и несносного Вадика, показывающего мне язык. Поднимаю полные слез глаза на папу, надеясь на сочувствие, но он спокойно говорит:

— Имя Виктория переводится как победа. Девочки с таким именем не имеют права плакать, они рождены, чтобы побеждать.

— Он никогда не догнал бы меня, если бы я не споткнулась, — уверенно говорю я, пиная камень ногой.

Соседка, проходящая мимо нас с дочерью, моей ровесницей, показывает ей на меня и говорит:

— Вот видишь, Ниночка, какая Вика умница: расшиблась и не плачет. А ты у меня все время ревешь!

— Значит, ей можно плакать, а мне нет? — неуверенно спрашиваю я папу.

Папа улыбается и берет меня за руку.

— Ты много раз будешь падать, но старайся не обращать внимания на разбитые коленки, а старайся победить.

Из его слов я понимаю лишь то, что сейчас я должна доказать, что бегаю быстрее, чем какой-то мальчишка.

— Давай еще раз наперегонки, — предлагаю я спрятавшемуся на всякий случай за деревом Вадику. — Тот раз не считается, я споткнулась.

Он ухмыляется и смотрит на мои разбитые коленки.

— Мне ну нисколечко не больно! Давай! Или… ты боишься?

— Я боюсь?! Ладно, — соглашается Вадик. — Давай до того дерева. Раз, два, три, — считает он, и мы несемся вперед. Сначала он обгоняет меня, но я должна выиграть, кровь стучит в висках, ветер бьет в лицо, но я первой касаюсь дерева.

— Папа, папа, ты видел?! Я победила, — кричу я на весь двор от радости, замечая, как посрамленный Вадик ретируется со двора, а Ниночка смотрит на меня с завистью и восхищением.

Возможно тогда я не полностью поняла, что пытался сказать мне отец, но тот восторг от детской победы я запомнила на всю жизнь, и с тех пор всегда стараюсь выиграть, и для меня безразлично, идет ли речь о чем-то важном или просто об игре в карты.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ Отречение

Глава 1

Мое детство можно назвать счастливым. Я выросла в дружной семье: мои родители, как мне тогда казалось, любили друг друга и баловали меня. Мне было позволено все или почти все в разумных пределах. Моя жизнь не была насыщена запретами вроде «не ходи туда» и «не делай этого», и я никогда не испытывала страха перед наказанием. У нас дома всегда было весело и моим друзьям нравилось приходить к нам в гости.

Я родилась и выросла в Москве. Мы жили на седьмом этаже старинного дома по Новодевичьему проезду. Из окон нашей четырехкомнатной квартиры открывался чудесный вид на Новодевичий монастырь и озеро.

Моя мама — известная пианистка, ей я обязана своим пониманием чудесного мира классической музыки. Мое детство прошло под музыку замечательных композиторов: Баха и Бетховена, Чайковского и Шопена; мне повезло, я могла слушать их часами, когда мама готовилась к концертам. Огромный черный рояль стоял в просторной гостиной, и я любила, устроившись в кресле, наблюдать, как мамины изящные руки порхают над клавишами, унося меня в мир грез, где я была самой лучшей, самой смелой и самой красивой.

Профессию отца я назвала бы экзотической. Ученый-зоолог, он не вылезал из командировок, изучая мир диких животных. Когда он был в отъезде, я ужасно скучала по нему и с нетерпением ожидала его рассказов.

Папа относился к маме, как к королеве, и это, конечно, ей льстило. Да и держалась она, как важная особа, начиная от поворота головы и царственной осанки до полного нежелания обременять себя хозяйственными делами. Когда папа уезжал — а он был прекрасным кулинаром — к нам приходила соседка, которая готовила и убирала. Но я не любила ее стряпню, поэтому рано начала экспериментировать у плиты сама. А мама, сидя на табурете с прямой спиной и легкой улыбкой, ела мои подгоревшие — я все время «висела» на телефоне, — слишком острые — любила экспериментировать с экзотическими специями, — кулинарные художества. Надо отдать маме должное, она ни разу не скривилась и всегда хвалила меня.

Отец считал меня способной, был уверен, что меня ждет прекрасное будущее и всячески поддерживал мою самостоятельность. Он учил меня думать, искать нестандартные решения. Мы вместе занимались спортом, плавали, он научил меня водить машину и мотоцикл. Отец всегда говорил, что трудно предугадать, какие навыки и умения пригодятся в жизни, и поэтому призывал меня учиться всему. Он был для меня неоспоримым авторитетом, сам постоянно что-то изучал, читал, посещал всевозможные лекции и выписывал множество журналов. Папа говорил и читал на пяти языках, четыре из которых он выучил самостоятельно. Я с раннего детства занималась во всевозможных кружках и студиях: фигурное катание, бальные танцы, курсы скорочтения и французского языка. Так что моя жизнь была интересной и насыщенной.

Во дворе у нас была замечательная компания: пять девочек и трое мальчишек, так что при первой возможности я убегала гулять. В какие только игры мы ни играли — вышибалы, салки, классики.

Позже, лет в четырнадцать-пятнадцать, мы начали играть в «любовь». Ольга, моя лучшая подружка, и я гордо отправлялись на прогулку, где нас поджидали те же мальчики, с которыми мы пару лет назад еще играли в казаки-разбойники и их старшие братья. С кем только я не крутила романы, отвергая одноклассников, предпочитала встречаться с ребятами постарше. Какое удовольствие мне доставляло мучить их, ставить на колени за малейшую провинность и расстраивать из-за пустяков. Особенно мне нравился момент расставания. Я надевала красивое платье, делала взрослую прическу и макияж, и когда мой кавалер, говорил, что я особенно великолепна, объявляла, что это наш последний вечер. Конечно поклонник, ошарашенный от моей жестокости — бедняга вообразил, что я разоделась ради того, чтобы ему понравиться — умолял не покидать его, но я, входя в роль непреклонной девушки, гордо покидала его, предвкушая огромное удовольствие от того, что расскажу об этом подружкам и услышу завистливое: «Ты меняешь парней, как перчатки».

Глава 2

В тот день — по-весеннему теплый и солнечный — я медленно возвращалась домой из школы. От нехорошего предчувствия сердце тоскливо сжималось. В кустах весело чирикали живые взъерошенные воробьи, на асфальте перед домом две девочки в белых гольфах играли в классики. Пожалев о том, что выросла из детских забав, я поднялась пешком на седьмой этаж и нажала кнопку звонка. Дверь открыла мама. Против обыкновения, она встретила меня без улыбки, словно чужую.

— Ты как раз вовремя, — сказала она, не глядя мне в глаза, — Нам нужно поговорить.

Бросив в угол школьную потрепанную сумку, я прошлепала вслед за ней на кухню. На своем месте у окна сидел папа, показавшийся мне каким-то грустным.

— Привет! — я чмокнула его в щеку.

— Мама должна тебе кое-что рассказать, а я пойду, пройдусь, чтобы вам не мешать, — быстро сказал он, тоже пряча глаза.

Я опустилась на краешек табуретки.

— Тебе не нужно уходить, — сказала мама. — Вика уже взрослая и будет лучше, если мы вместе все обсудим.

— Мы вместе обсудим?! — повторил он. — Ты не понимаешь, что нас, — он сделал ударение на этом слове и горько усмехнулся, — Нас больше нет.

Я ничего не понимала: это определенно были не мои родители, что-то изменилось, пока я была в школе.

— Мама! Папа! Что происходит? — я беспомощно переводила взгляд с одного на другого, но они не обращали внимания на меня.

— Имей мужество рассказать о том, что ты сделала с нами и о своей великой любви, — поморщился отец, вскакивая со стула. — Только не надейся, что она тебя поймет.

Хлопнула входная дверь, мы остались вдвоем. Какое-то время я молчала, потрясенная и убитая.

— Куда он ушел? — в конце концов спросила я, потому что мама по-прежнему молчала.

— Не знаю, — мама постукивала тонкими пальцами по столу, глядя в окно.

— Мам, ну что произошло? Вы поссорились?

— Дело в том, доченька, что мы с твоим папой разные люди, — начала она, стараясь не смотреть на меня. — Да ты и сама это замечала. Общее у нас только ты, и это единственное, что хоть как-то объединяет нас, в остальном — каждый из нас уже давно живет своей жизнью. Я — музыкой, гастролями, концертами, а папа — своими экспедициями, в которых он проводит больше времени, чем с нами. А когда мы встречаемся, то уже не знаем, что делать вместе, такие разные у нас интересы. В общем, мы, — она сделала паузу и с трудом выговорила — Решили развестись.

— Ерунда какая-то, — потрясла я головой. — Вы прожили вместе семнадцать лет и теперь вдруг обнаружили, что не подходите друг другу? Но до сих пор все же было хорошо, вы даже не ссорились?!

Мама вздохнула и нервно стала постукивать длинными тонкими пальцами по столу, ей не хотелось ничего мне объяснять, но я должна была знать всю правду, какой бы горькой она не была, поэтому продолжала настаивать.

— Хорошо. Постарайся понять — ты уже взрослая — я полюбила другого человека и не могу больше оставаться с твоим отцом.

— Что? Ты влюбилась? — удивилась я. — Кто он? Кто может быть лучше папы? Кто еще будет также любить тебя? — выкрикнула я, словно мы поменялись ролями и мама стала маленькой и неразумной.

— Николай играет на виолончели в нашем оркестре. Он замечательный, близок мне по духу, и у нас одно общее дело — музыка. Мы любим друг друга, и я, наконец, поняла, что такое счастье.

— А все эти годы ты была несчастной? — допрашивала ее я. — А как же папа? Как он будет жить без тебя? — почему-то мне не пришла в голову мысль о себе, словно я уже была не с ними.

— Не знаю, доченька, — при упоминании о папе у нее становился виноватый вид, — я думаю, что он привыкнет, он сильный. Встретит другую женщину, полюбит. Мужчины недолго остаются одни.

— Напрасно ты себя утешаешь, — сказала я. — Папа однолюб, он не сможет тебя забыть, и ты это знаешь.

Мама опустила глаза вниз и заморгала, пытаясь сдержать слезы. Я смотрела на нее, и у меня разрывалось сердце, мне было обидно за отца — моя мать, которую он так любил, предпочла ему другого. Моя семья была моей опорой, моей крепостью, и мне всегда казалось, что у меня всегда будет этот дом, где живут самые близкие люди, которые меня любят и всегда поймут. Но вот я стою у развалин потерянная и одинокая.

«Нас больше нет», — сказал папа, когда уходил, и я согласна с ним: теперь мы врозь — беззащитны и ранимы. Что чувствовал он, когда после семнадцати лет совместной жизни, всех его цветов, подарков и бесконечных ухаживаний она сказала ему, что больше не любит его? Да как вообще она могла поступить с ним так? Мне хотелось помочь ему, облегчить его боль, но он ушел, и я даже не знаю, навсегда ли это или на время. Неожиданно мне стало невыносимо сидеть на месте и смотреть на свою мать, на человека, который так поступил с нами. Я ощущала некое презрение к ней, как будто она сделала что-то постыдное. Влюбиться в тридцать пять лет! Да это кому может в голову прийти? Любовь в моем понимании имела право на существовании только у молодых.

* * *

— Пойду на улицу, — бросила я и выскочила из-за стола, не дожидаясь ответа.

Не разбирая дороги, я шла по залитым солнцем улицам, от сладкого запаха сирени кружилась голова, а я все думала, как же мне жить дальше.

Долго бродила вокруг пруда и стен Новодевичьего монастыря, иногда плакала, иногда разговаривала сама с собой. В конце концов, решила, что после развода не останусь с матерью, а буду жить с отцом, куда бы он ни уехал.

Вернулась я поздно, дома никого не было, и я решила, что мама, наверное, с ним, со своим музыкантом. В груди поднялась волна ревности, следом за которым пришло любопытство — мне захотелось увидеть его. Как выглядит мужчина, разрушивший нашу семью? Мне захотелось поговорить с ним, объяснить, что он не имеет права на маму, потому что она принадлежит другому. А вдруг, увидев меня, он поймет, что у нее семья и что он не прав? С этой мыслью я легла в постель и, пока не заснула, подбирала слова, которые скажу ему при встрече.

Глава 3

Оставшиеся до каникул дни я провела как во сне: плохо осознавая окружающее и не испытывая никаких желаний. Я ходила в школу, но совершенно не понимала, что объясняли учителя, разговаривала с подругами, но не слышала, что мне рассказывали, много гуляла, но не замечала ни весны, ни пения птиц. К счастью, экзаменов в десятом классе не было, а все важные контрольные уже были написаны раньше, иначе не знаю, с какими отметками я бы закончила год. Мысли мои постоянно кружили вокруг предстоящего развода родителей, и я не могла заставить себя думать о другом. Никому из своих подруг я не рассказывала об этом, не хотела их жалости, поэтому в компании старалась играть себя прежнюю: жизнерадостную и веселую. Единственным, кто знал все, был мой друг, Вадик, который вырос без отца.

В нашей компании Вадим пользовался заслуженным авторитетом, он не был маменькиным сынком, несмотря на свое уважительное отношение к матери, хорошо учился, но не стал любимчиком учителей, часто выдумывал смешные проделки, но не был хулиганом, короче он был нормальным приятным парнем, с которым было интересно дружить. С девочками он не встречался, как-то очень вежливо давая им понять, что женский пол его не интересует. Исключение составляла я, мы дружили с детского сада, потом учились в одном классе, поэтому общались, не обращая внимания на разницу полов. Я рассказывала ему о своих романах, он давал мне ценные советы, утешал, когда я была расстроена, смеялся над моими ухажерами и говорил, что никогда не влюбится в меня даже при полном истреблении женского населения. Так что мы действительно дружили, и нам не было дела до косых взглядов одноклассников.

Но прежние забавы стали казаться мне пустыми, и я стала больше времени проводить вдвоем с Вадиком. С ним мне не надо было притворяться, и я могла сколько угодно жаловаться и грустить. Мы садились в троллейбус и уезжали в центр. Раньше в выходные мы с папой много гуляли, он хорошо знал историю Москвы и во время наших прогулок всегда рассказывал мне что-нибудь интересное.

Теперь, уподобившись отцу, я рассказывала Вадику об улицах, домах и церквях. Он внимательно слушал меня, только больше смотрел на меня чем на то, о чем шла речь. Вероятно ему нравилось быть со мной и, если бы я его тогда поцеловала, наша дружба бы закончилась. Но меня вполне устраивали именно такие отношения, и я не торопила события.

* * *

Как-то раз, решив отдохнуть, мы сели на скамейку на Никитском бульваре под цветущими каштанами. Мы сидели, обсуждая прохожих, как вдруг он повернулся ко мне и порывисто спросил:

— Ты решила, куда пойдешь учиться?

— Пока нет, еще есть время подумать. А ты?

— Никому не скажешь?

— Могила, — шутливо ответила я.

— Я хочу стать летчиком. Мне снится иногда, что я лечу, управляя самолетом, а подо мной облака, и вся эта большая машина повинуется мне, а где-то там меня ждут люди, которых нужно спасти. — он посмотрел на меня смущенно и взволнованно.

— Ты мечтатель, — я ласково погладила его по руке и шутливо добавила: — Книжек начитался, а в жизни все не так. Ты будешь уставать, руки с трудом будут держать штурвал и ты не будешь любоваться облаками. К тому же, чтобы стать летчиком, надо пройти медицинскую комиссию.

— Я не мечтатель! Я буду летать! Ты не веришь, что я смогу?! — слишком громко и запальчиво выкрикнул он.

Две старушки с соседней лавочки с осуждением посмотрели на нас.

— Главное, чтобы ты сам в себя верил. Просто я думаю, что романтика пройдет и останется тяжелый труд, и на облака ты будешь обращать внимания не больше, чем сейчас на асфальт из окна автобуса.

— Ты пессимистка, и это тебе не идет, — прервал меня Вадим.

— Извини, возможно, я неправа. Сейчас у меня не лучшее время в жизни, и все мне кажется серым, — я посмотрела на Вадика.

«Странно, что я раньше не замечала, что он такой», — размышляла я, охваченная какой-то теплой волной нежности.

Вадик повернулся ко мне и неловко обнял меня за плечи.

— Давно хотел сказать, — его лицо было так близко, и эта, непонятно откуда взявшаяся нежность опять захватила меня, но я сделала над собой усилие и прижала палец к его губам.

— Ты совершаешь ошибку. Не надо ничего говорить.

Он отпрянул от меня, как будто я его ударила, и какое-то время мы сидели молча. Потом он встал и пошел за мороженым, а я смотрела вслед его долговязой фигуре в белой футболке и потертых джинсах. Мне стало жаль его, но я очень боялась серьезных отношений. Чтобы чувствовать себя счастливой — моя жизнь должна бурлить и все должно вокруг меняться с огромной скоростью, одни и те же вещи и люди утомляли меня, размеренная жизнь заставляла меня скучать. Именно поэтому я постоянно переставляла мебель в комнате, вешала разные картины на стены, придумывала разные игры и крутила романы с новыми ребятами. Я очень завидовала родителям: они постоянно куда-то уезжали, видели что-то новое, встречали других людей и возвращались домой с дорожными сумками, запыленные и счастливые.

— Держи, — Вадик протягивал мне вафельный стаканчик.

— Спасибо, — я взяла мороженое и встала со скамейки. — Поехали домой, мне пора.

— Ну конечно пора, у тебя же вечером свидание с очередным влюбленным в тебя дурачком.

— Да что за дело тебе до моих парней? — разозлилась я. — Завидуешь им что ли?

Вадик презрительно оглядел на меня с ног до головы.

— Просто не понимаю, что они в тебе находят.

Он ждал, что я обижусь, но я лишь рассмеялась.

— Сама не понимаю. То ли дело ты?! Просто кремень. Столько лет знакомы, а все только друзья.

Вадик поперхнулся мороженым и закашлялся.

Через Никитский бульвар мы вышли на Арбат, а потом прошли на Гоголевский, самый мой любимый из всех бульваров. Я рассматривала прохожих и не обращала внимания на Вадика, он по-прежнему молчал и смотрел себе под ноги. Все скамейки были заняты: парочки целовались, бабушки судачили, мамаши выгуливали своих отпрысков, а мы медленно шли, стараясь не смотреть друг на друга. У подъезда Вадик поцеловал меня в щеку и убежал как от прокаженной.

Я открыла дверь своим ключом. Медленно прошлась по комнатам: когда-то ухоженная квартира выглядела запущенной, неубранной и неуютной, она больше не была тем домом, который я так любила. Мне опять стало грустно, все чаще и чаще я оставалась одна. Родителям не было до меня дела, словно, потеряв друг друга, они разлюбили и меня.

Папа уехал на Кавказ, а мама почти не бывала дома, объясняя свое отсутствие концертами и репетициями, но я догадывалась, что она все чаще проводит время со своим знакомым. Очень хотелось с кем-нибудь поговорить. Руки сами собой набрали знакомый номер. Вадик снял трубку после первого гудка.

— Вадим, а что ты хотел сказать мне?

— О чем ты? — начал придуриваться он. — Я уже и не помню и, вообще, занят сейчас. Тебя там что, все твои кавалеры побросали из-за твоей меланхолии? Так ты не раскисай, держи себя в руках. Ты же знаешь, парней всегда привлекала только твоя веселость, — Вадик явно издевался надо мной.

— Да иди ты, — я бросила трубку, испытывая горькое сожаление о своей минутной слабости.

Я пошла в ванную и долго изучала в зеркале свое лицо. Не красавица, конечно, тут Вадик прав, но очень даже ничего. Улыбнувшись своему отражению, я еще выше вздернула свой курносый нос и решила, что никому не удастся испортить мне настроение. Надо не грустить, а действовать. Я встречусь с маминым женишком и попытаюсь спасти нашу семью — это главное. Лежа в постели перед сном я обдумывала слова, после которых, он откажется от своей любви, мама вернется к нам, и мы втроем снова будем счастливы.

А что касается Вадика, так я о нем и думать не буду.

Глава 4

Утром я встала с хорошим настроением, у меня был план, и я была готова к его осуществлению. На улице серо и дождливо, купола Новодевичьего затянуты пеленой тумана, но после череды погожих и теплых дней я восприняла перемену погоды как добрый знак. Я зашла к маме в спальню, как все творческие люди она поздно вставала, и присела на краешек кровати.

— Мамуль, проснись, — я потрясла ее за плечо.

Мама открыла заспанные глаза и удивленно посмотрела на меня. Ее утренний сон раньше был священным для нас: мы с папой ходили на цыпочках, чтобы ее не разбудить.

— Ты сегодня выступаешь?

— Сегодня…. Ах да, в консерватории.

С того памятного дня, когда они объявили мне о разводе, у нас с мамой были натянутые отношения, поэтому я подумала, что ей было приятно видеть меня прежней, несмотря на то, что я разбудила ее в восемь. Она даже смогла улыбнуться.

— Мама, а он… — я сделала паузу, не зная как его назвать, — Твой новый знакомый будет сегодня играть?

— Да, Коленька тоже сегодня выступает. А почему ты спрашиваешь?

Ее нежное «Коленька» разозлило меня, но я постаралась, чтобы мама этого не заметила.

— Если увижу его собственными глазами, мне будет легче понять тебя, — схитрила я.

— Вика, родная! — мама погладила меня по щеке. — Я знаю, тебе тяжело, ты так привязана к отцу, но я не могу ничего поделать с собой. Когда ты полюбишь, как я, ты поймешь, что это прекрасно.

Вдаваться в дискуссии на тему любви мне не хотелось, мне по-прежнему было тяжело ее видеть.

— Мам, мне пора, я опаздываю, — я заставила себя чмокнуть ее в щечку и выбежала из дома, хотя у меня была еще уйма времени.

* * *

Весь день я пребывала в нервно-возбужденном состоянии и с трудом дождалась вечера. Для концерта я надела свое любимое черное короткое платье, которое выгодно подчеркивало мою фигуру. Длинные рыжие волосы я постаралась выпрямить и уложить. Сделав вечерний макияж, я надела туфли на высоких каблуках и, покрутившись перед зеркалом, решила, что выгляжу потрясающе, и к тому же гораздо старше своих шестнадцати.

Билетерша, пожилая женщина, которую все называли тетя Катя, не узнала меня:

— Ваш билет, девушка? — строго потребовала она.

Я улыбнулась ей.

— Здравствуйте, тетя Катя, мама не предупредила, что я приду?

— Господи, Вика?! Я не узнала тебя. Какая ты стала взрослая и красивая, прямо невеста.

Я смущенно потупила глазки, как и подобает воспитанной девочке, радуясь в душе, что достигла цели и выгляжу, как взрослая.

— Ну, давай, проходи, — она подтолкнула меня. — Концерт сегодня хороший, не будет свободных мест, придешь ко мне за стулом.

— Спасибо, тетя Катя, — я прошмыгнула мимо.

Консерватория место особенное, и мне все здесь нравится: и высокая с красной ковровой дорожкой лестница, и портреты композиторов в зале, и какая-то торжественность, исходящая из каждого уголка, словно музыка, звучавшая здесь, впиталась в стены. Даже люди, которых я вижу в зале, мне кажутся лучше и добрее, чем просто проходящие по улице.

Понимать музыку и наслаждаться классическими произведениями, которые пережили века и до сих пор вдохновляют людей, дано не всем. Среди моих друзей эту страсть разделяла лишь Ольга, моя лучшая подруга, которая обладала прекрасным голосом и получила музыкальное образование, а остальные предпочитали диско, рок, рэп. Я всю свою жизнь буду благодарна маме, что она помогла мне полюбить мир звуков, закрытый для многих людей, не понимающих, а, может быть, просто не имеющих желания понять.

В первом отделении исполняли Бетховена, сонату № 3 для виолончели и фортепиано. Строгая дама со сцены объявила имена исполнителей: Алябьевой Аллы, моей мамы, и Разумова Николая. От волнения я вцепилась в подлокотники кресла и затаила дыхание — как же он выглядит, мамин избранник? Своей королевской походкой на сцену вышла мама, и тут я увидела его — высокого роста, худощавый, в черном костюме. Они заняли свои места и обменялись с мамой взглядами, он ей чуть-чуть улыбнулся, она просияла и склонилась над клавишами. Я сидела в первом ряду и сияние маминых глаз, легкий румянец на ее бледных щеках, не могли ускользнуть от меня. С болью оторвавшись от мамы, я взглянула на него. Большой нос правильной формы, темные, видимо, карие, глаза, гладко зачесанные назад каштановые прямые волосы, четко очерченный рот. «Красив, безусловно красив», — подумала я.

Постепенно моим вниманием завладела музыка, которую исполняли эти двое, влюбленные друг в друга. Звучали аккорды, мамины пальчики неутомимо бегали по клавишам, а нежный голос его виолончели вторил ей, а иногда о чем-то настаивал. Они сыграли еще несколько произведений, которых я не знала, в паузах они обменивались взглядами, которые еще больше разрывали мне сердце, поскольку я поняла, что у папы, как бы его ни любили и каким бы прекрасным человеком он ни был, нет ни единого шанса. Эти двое на сцене, сплетенные звуками и их оттенками, очень подходили друг другу. Я вытерла слезы и решила им не мешать. Правильно или нет поступила мама, это ее жизнь, и в эти мгновения, в этом зале, я ее понимала и прощала. Да будет так, как они решили! Едва дождавшись перерыва улизнула на улицу, мне хотелось на воздух, я больше не могла смотреть на них. Я немного прошлась по Большой Никитской и, повинуясь порыву, купила у бабушки букет тюльпанов. Вернувшись в зал, я обнаружила, что гуляла слишком долго, второе отделение уже заканчивалось, публика кричала «браво» и аплодировала. Я поднялась на сцену и, поделив букет пополам, подарила им. В тот момент мне хотелось, чтобы они поняли, что я простила их.

Зрители устроили овацию, и мне показалось, что публика одобряет не только их игру, но и их чувства.

Я абсолютно не помню как оказалась дома, не помню как переходила дороги, ехала на метро, открывала дверь. Когда я начала осознавать окружающее я уже сидела в своей комнате со школьной сумкой в руках, пытаясь собраться в школу. Как-то неожиданно я поняла, что не пойду завтра в школу, потому что прежняя жизнь закончилась. Мне срочно нужно было уехать, спрятаться ото всех, чтобы наедине с собой решить, что мне делать дальше.

* * *

Через некоторое время план возник в моей голове, как будто кто-то прокрутил короткометражный фильм. До окончания школы осталась неделя, и мама вполне сможет объяснить учительнице, что мне срочно пришлось уехать, не называя настоящих причин. В конце концов, она довела нас всех до такого состояния и не должна сердиться. Я решила поехать к бабушке в деревню, это недалеко, всего в трех часах езды на электричке, и у меня хватит денег на билет. Бабушка Маня, папина мама, очень любила меня и у нее в деревне я по-настоящему отдыхала. Я буду гулять босиком по траве, слушать пение птиц и купаться в прозрачной голубой речке, а, может быть, заведу роман с деревенским крепким пареньком. Только там, разобравшись в себе, я смогу обрести силы и обязательно придумаю, как мне жить дальше. Я пнула школьную сумку ногой: для меня уже начались каникулы и, сочинив маме записку, собрала вещи. Я улеглась в постель, решив подняться в семь тридцать, словно собираюсь в школу, а записку оставить на кухонном столе. Когда мама проснется — я уже буду далеко-далеко отсюда. Я была совершенно уверена, что мама не поедет за мной, так как она не выносит деревенской жизни и жить не может без ванны, телефона и других благ цивилизации. Другое дело — папа, который долгие месяцы проводил в палатке на берегу озера, изучая повадки животных. Но папа опять уехал, и когда мы прощались, он как-то особенно смотрел на меня и так же как раньше попросил, чтобы позаботилась о маме. Он всегда просил, чтобы я о ней заботилась, словно она была ребенком.

Глава 5

Утро было солнечным, я выбежала босиком на балкон, радуясь, что погода не обманула моих ожиданий. Я посмотрела вниз — школьники с портфелями уныло плелись в школу.

«Как хорошо, что меня это больше не касается», — подумала я. Наскоро перекусив, в джинсах и кроссовках, я выскочила на улицу и почти бегом направилась к метро. Мне было немного страшно, что мама проснется, прочитает письмо и вернет меня, но опасность пришла с другой стороны — навстречу мне шел Вадик. Спрятаться было некуда, поэтому я вздернула подбородок, намереваясь холодно поздороваться. Никакие Вадики больше не беспокоили меня.

— Куда это ты собралась? — придержал он меня за локоть, полностью проигнорировав мое ледяное приветствие.

«Ну зачем же я вышла в то время, когда все идут в школу?» — с тоской подумала я, не отвечая на вопрос.

— Так куда же ты так рано, и в джинсах, и с такой большой сумкой? Что у тебя там? Неужели учебники? Наверно ты запаслась на весь класс? — издевался он.

— Пусти сейчас же. Я не обязана ничего объяснять, — я смерила его презрительным взглядом. — Особенно тебе.

— Вика, я же твой друг, — его голос стал мягче, но железная хватка не ослабла.

— Тебя это не касается. Беги, а то в школу опоздаешь, — я сделала попытку высвободить руку.

— Вика, перестань, я тебя прошу. Ты должна мне все рассказать. И дай я помогу тебе нести эту сумку.

— Иди в школу, — я спрятала сумку за спину.

— Школа стоит, стояла и еще постоит, а вот с тобой нужно разобраться. Вероятно, ты решила сбежать из дома?! Мама спит?

— Надеюсь, что да.

— Значит нужно, чтобы узнала, что ее непутевая дочка сбежала, — он опять схватил меня за руку и начал тянуть в сторону дома, а я сопротивлялась изо всех сил. Увлеченная борьбой, я не заметила, как мы оказались слишком близко друг к другу, и неожиданно его губы прижались к моим. Поцелуй был долгим, несмотря на то, что сумки очень мешали нам, поэтому через некоторое время мы бросили их на землю и снова потянулись друг к другу. Голова у меня кружилась, и я точно знала, что так, как Вадим, меня никто не целовал, и так сильно меня не тянуло ни к одному парню. Конечно, школа была благополучно забыта, Вадик поехал провожать меня на вокзал после того как между поцелуями я объяснила ему, что собираюсь всего лишь к бабушке в деревню, а родителям больше нет до меня дела. Вадик крепко держал меня за руку, и я решила не копаться в себе, что же все-таки произошло с нашей дружбой. Впереди лето, у меня полно времени разобраться. Вадику были нужны серьезные отношения, он не разменивался на случайные встречи. «Девушка, которую я полюблю, будет со мной всю жизнь», — вспомнила я его слова. Не моя вина, что я не готова стать его девушкой. В будущем я видела себя роковой женщиной, окруженной интересными мужчинами, сходящими с ума от любви ко мне. Я мечтала о головокружительной карьере, ступеньки которой были вымощены мужскими сердцами.

— О чем ты думаешь? — вернул меня к действительности Вадик.

— О бабушке, — соврала я.

Вадик пошел покупать мне билет, а я стояла в толпе и вспоминала, как мы целовались. И почему же он мне так нравился сегодня? Этого совершенно нельзя допустить! Ну хорошо, еще один поцелуй — разрешила я себе. Поцелуй был один, но его продолжительность, как мне показалось, была бесконечной. Я закрыла глаза — и все исчезло: и вокзал, и поезд, и любопытные пассажиры, выглядывающие из вагонов, осталась лишь бесконечная нежность его губ и теплые руки, обнимавшие меня.

* * *

В поезде я пыталась читать, но глаза пробегали строчки, не улавливая их смысла. Несмотря на приятное происшествие с Вадиком, польстившее моему самолюбию, на сердце была непроходимая тоска, я по-прежнему грустила о потерянной семье. Через пару дней после того памятного разговора, когда я узнала, что родители разводятся, папа уехал в экспедицию, и я даже не успела с ним поговорить, а мама, занятая своей новой любовью, не обращала на меня внимания. Как-то сразу я стала чужой и ненужной.

Мои мысли вернулись к Вадику. И тут мне снова стало грустно. Мне стало жаль нашей дружбы, жаль, что он полюбил меня, а я не могу дать ему то, что он заслуживает.

Я захлопнула книгу, все равно ничего не понимала, к тому же зеленый ковер травы с ярко-желтыми одуванчиками и деревья, недавно одетые в новую листву, привлекли мое внимание, всем своим видом напоминая, что жизнь продолжается. Некоторое время я просто смотрела в окно.

Вот и моя станция! Вдыхаю полной грудью свежий воздух и провожаю взглядом убегающий вдаль пыльный поезд, увозящий прочь грустный багаж моих мыслей, и, сбросив туфли, устремляюсь вниз босиком по проселочной дороге. Я не была здесь целый год, и я уже предвкушала встречу со старыми друзьями и, конечно, любимой бабушкой. По знакомым ступенькам я быстро поднялась на крыльцо. На чистой, прибранной веранде накрыт стол и вкусно пахнет пирогами.

«Наверное, бабушка ждет гостей», — подумала я, проходя в кухню.

— Я знала, что ты приедешь, Вика, — бабушка с румяным пирогом повернулась ко мне.

Меня всегда поражала бабушкина интуиция.

— Ты опять знала, что я приеду? Или ты ждешь гостей? — спросила я, целуя ее в горячую щеку.

— Вчера вечером около десяти, я почувствовала, что ты думаешь обо мне, — бабушка смотрела на меня своими лукавыми глазами, из-за чего в уголках ее глаз появилось еще больше лучиков-морщинок.

— Ты права. — именно в это время я вернулась с концерта и меня посетила эта мысль. — Но как ты узнала?

— Ты же знаешь, я все знаю. Поэтому и не думай меня обманывать! — она погрозила мне пальцем.

— Научи меня этому. Я тоже хочу предвидеть события.

— Ты и умеешь. Только не веришь себе.

— Ну, иногда, — согласилась я. — Но не так как ты.

— Вот будешь такой старенькой как я, тебе откроются многие вещи, пропадет только твоя красота и молодость. А ты стала очень красивой как…

Она сделала паузу, изучая мое лицо.

— Как ты? — улыбнулась я.

— Как все женщины в нашем роду.

— У нас и мужчины ничего. Папа, например.

Она вздохнула и отвела глаза.

«Неужели знает о наших неприятностях?» — мелькнула у меня мысль, но бабушка быстро продолжила.

— Надеюсь, ты научишься использовать свою красоту. Красота — это подарок судьбы, как прекрасный голос или способности к рисованию, но иногда это порождает излишнюю самоуверенность в женщинах, которые считают, что им больше не к чему стремиться. Излишнее внимание, которое оказывают мужчины, идет им во вред. Всегда надо помнить, что это лишь оболочка. Но что-то я разболталась, мой руки и скорее за стол.

Я уселась на деревянную скамейку, на свое любимое место, у окна и смотрела на горы пирожков, закуски и салаты, которые она ставила на стол.

— Надеюсь, у тебя такой же хороший аппетит, как и раньше? Не уподобляешься этим палкам, которых показывают по телевизору?

— Конечно, нет. Не люблю себе ни в чем отказывать.

Мой аппетит всегда был отменным, в отличие от мамы, которая медленно «клевала по зернышку», обязательно используя вилку и нож.

— Ты знала, что я приеду? Но ведь каникулы еще не начались?

— А я, солнышко, никогда не смотрю на календарь. Если бы люди почаще прислушивались к себе, то много чего могли бы.

— Интуиция, да?

— Я не знаю таких мудреных слов, я называю это знанием. Но расскажи, Вика, о себе? О друзьях своих московских? — резко сменила она тему.

И я начала рассказывать — о школе и учителях, отметках и мальчиках, рассказала даже про Вадика. На что бабушка сказала:

— Давно знала, что он в тебя влюблен, только слишком гордый, чтобы признаться. Ну а ты? Парень-то он хороший, насколько ты рассказывала.

— Ой, не знаю, — вздохнула я. — Меня и тянет к нему, но я вижу в нем только друга. Я не готова к серьезным отношениям — вокруг столько всего интересного.

— Столько интересных молодых людей и невозможно остановиться на одном? — в ее глазах промелькнула озорная искорка.

— Дело даже не только в этом, — горячо продолжила я. — Серьезные отношения свяжут меня по рукам и ногам, а я хочу быть свободной и ни на кого не оглядываться.

Бабушка отложила пирожок и очень серьезно посмотрела на меня.

— Я не хочу попасть в рабство к одному мужчине, который будет указывать мне на кого смотреть и как одеваться, а потом полюбит другую и оставит меня у разбитого корыта с ребенком на руках.

Наш разговор был прерван соседкой, которая пришла к бабушке за очередным лекарством из трав для своего внука, бабушка не хуже врача лечила всю округу. Я вышла в сад — цвели яблони и сливы, и все вокруг было в кружевах белых цветов и напоминало детство, счастливое детство, которое закончилось. Я опустилась на скамейку, закрыла глаза. Бабушка нашла меня и села рядом.

— Ну а теперь рассказывай, почему ты сорвалась из школы и прилетела сюда, — тихо предложила она.

— Я уже все рассказала, — попыталась отвертеться я. — Я просто устала.

— Расскажи обо всем, что произошло. Не нужно жалеть меня и подбирать слова. Все, как есть.

Я посмотрела на бабушку, и она ободряюще погладила меня по руке. И я начала. Горькая правда, обратная сторона любви. Сначала она слушала молча, не перебивая. Ее лицо было внимательным и ничего не выражало, как будто папа не был ее сыном. Потом она начала задавать вопросы, историю о том, как я узнала о маминой новой любви, я повторила несколько раз, подробно останавливаясь на том, что я чувствовала и о чем думала в тот момент. Я как бы вернулась в тот момент и переживала его снова и снова, слезы и слова лились ручьями, но постепенно боль ушла и появилась мысль, что все не так безнадежно. Ничего не изменилось, но от того, что выговорилась, стало легче. Под конец я даже смогла улыбнуться.

— Вот видишь, как полезно иметь подружку, — она улыбнулась, — Старую подружку.

— А ты, как будто, и не удивлена совсем? — спросила я внимательно вглядываясь в ее лицо.

— Ну, видишь ли, — неожиданно спокойно проговорила она. — С тех пор как Ванечка встретил твою маму, я ожидала беды. Предупреждала его, когда он привез ее сюда, избалованную городскую девочку, которая скучала здесь в деревне, что она ему не пара. Но он был так влюблен и так счастлив. Я знала, что так будет, всегда знала.

— Ты знала? — удивилась я.

— Еще эти экспедиции его бесконечные, — продолжала бабушка, — Такую красивую женщину нельзя надолго оставлять одну. За ней надо ухаживать, водить ее в театр или в гости.

— Он ухаживал за ней, бабушка! Он приносил ей кофе в постель и цветы, — защищала я папу.

— Милая моя, — бабушка обняла меня за плечи. — Ей это нужно было постоянно и ежедневно, а твой папа был то в горах, то в лесах, и совершенно ничего не смыслил в ее музыке, также как и она в его командировках. Они разные люди, разные. Я еще удивилась, что они так долго протянули вместе, вдобавок вон какую девочку вырастили.

— Бедный папочка, он учил меня быть победительницей, а тут сам оказался в проигрыше.

— При разводе нет победителей и побежденных, а есть только сломанные жизни. Боюсь я за него, Вика.

— Ты что-то чувствуешь?

— Не справится он с этим, она для него единственная.

— И что?

— Пока не знаю, — она встала на ноги и отмахнулась от какой-то нехорошей картинки будущего. — Иди, Вика, погуляй, сходи навести друзей, а я прилягу, что-то голова разболелась.

Неприятное предчувствие кольнуло меня, но я тогда не придала ему значения. В тот момент мне слишком хотелось побежать к друзьям, чтобы поделиться новостями. Я поцеловала бабушку в щеку и, хлопнув калиткой, выбежала на улицу.

Мне больше не хотелось грустить, в легком платье и босиком я была готова снова радоваться жизни, и, может быть, завести еще один роман с симпатичным деревенским парнем.

Глава 6

Прошел месяц. Я купалась в прозрачной речке, играла в волейбол и ходила на танцы в местном клубе. Все было прекрасно, жизнь у бабушки всегда казалась мне замечательной. Я загорела, много плавала с мальчишками на перегонки, и уже почти положила глаз на одного симпатичного паренька, как вдруг пришла телеграмма от мамы.

Иван погиб. Срочно приезжайте.

Мы с бабушкой вернулись в Москву. Солнце пекло нещадно, несмотря на середину июня, от асфальта поднимался жар, и дышать было нечем, но все это можно было бы перенести, если бы не смерть папы. У меня просто не укладывалось в голове, что папа мог оступиться во время перехода в горах. Я была уверена, что он сделал это нарочно, чтобы оправдать свой уход из жизни. Я вспомнила слова бабушки, что без мамы он не сможет.

«Папа, ты мог бы жить для меня, ведь ты был для меня всем!» — напрасно взывала я к нему, давясь слезами. Наш случай лишний раз подтверждал — как мало на самом деле значат дети для родителей, ради своей любви они перечеркивают наши жизни и оставляют нас с пустотой внутри.

День перед похоронами я помню смутно. Приходили папины знакомые, сослуживцы, без конца звонил телефон. Мне выражали соболезнования, хлопали по плечу, чтобы поддержать, вспоминали, как любил меня папа. «Любил, — думала я, — да видно недостаточно, раз оставил меня одну».

Мама постоянно плакала, видимо, обвиняя себя во всем. Наверное, она тоже не верила, что это был несчастный случай. Несколько раз звонил ее Николай, но она вешала трубку. На следующий день были похороны, народу было так много, что не хватило двух автобусов. Папа очень любил людей, и многие его знакомые считали его своим другом. Как принято, было сказано много теплых, уже никому ненужных слов.

Я стояла у края могилы между мамой и бабушкой и снова мысленно разговаривала с ним.

«Ты был неправ, папочка! Ведь в твоей жизни было и многое другое, кроме этой, пусть даже единственной любви. Была еще и работа, и друзья, и я, твоя дочь, в конце концов, да и весь этот огромный мир, в котором всегда есть место для новой встречи. Надо было лишь собраться с силами и справиться со своей любовью. Я бы помогла тебе».

* * *

После похорон я начала избегать маму. Я не обвиняла ее, нет, просто перестала чувствовать себя ее дочерью. Тем не менее, я осталась дома и не поехала с бабушкой, несмотря на ее уговоры. Проводила целые дни, закрывшись в своей комнате. Что я делала? Читала, смотрела телевизор, просто лежала на диване, уставившись в потолок. Мне трудно было сосредоточиться на чем-нибудь, не хотелось двигаться.

Как-то раз, когда за мамой захлопнулась дверь, я вышла на балкон. В лучах солнца золотились купола Новодевичьего монастыря, сверкало озеро, вокруг ходили люди в летней одежде. Вдруг мне захотелось вырваться из этой квартиры, где все уже было не таким как прежде. Идея возникла мгновенно. Я подошла к телефону, моля Бога, чтобы он оказался дома.

— Да, — услышала я бодрый голос Вадика.

— Привет. Мне надо с тобой встретиться. Ты можешь через час у озера? — я сразу перешла к делу.

— Давай, — сразу согласился он, не задавая ни одного вопроса.

Я долго приводила себя в порядок. Накрасилась и оделась особенно тщательно. Белый сарафан подчеркивал загорелые плечи, рыжие, завитые локонами, волосы доставали до пояса. Покрутилась перед зеркалом — осталась вполне довольна собой.

Вадик заметил меня издалека и, помахав рукой, пошел мне навстречу. Я шла к нему легкой походкой, ветерок трепал мне волосы. Вадик был в голубых джинсах и белой футболке. Мы встретились, и я опять испытала желание броситься к нему на шею, но позволила ему лишь слегка коснуться губами своей щеки.

— Вика, мне так жаль… — он попытался выразить мне соболезнования, но я перебила его.

— Прошу тебя, не надо. Я здесь не для того чтобы снова расстраиваться. Я собираюсь уехать.

— Ты уже уезжала, я даже тебя провожал, — при воспоминании об этом он придвинулся ближе, и его рука, лежавшая на спинке скамейки, соскользнула мне на плечо.

— На этот раз далеко и с тобой вместе, если ты не против, — я игриво посмотрела на него.

— И в каком же направлении? — улыбнулся он.

— Подойдет любое, но лучше южное. Будем жить с тобой у моря, а вечерами сидеть на берегу, наблюдая за звездами и лунной дорожкой. Тебе нравится?

— Бесподобно! Только не вижу, как это можно осуществить в отсутствии денег.

— Деньги, — презрительно сказала я. — Деньги всегда можно достать.

— Тебе повезло, что ты ни разу в жизни не заботилась об этом.

— Зато теперь буду сама зарабатывать.

— Да что ты?! А как же школа? — он смотрел на меня как на маленькую, а я особенно не переносила покровительственно-назидательного тона.

— Ладно, если ты не хочешь, — я сделала попытку встать и была тут же поймана за руку.

— Вика, ты всегда была какая-то сумасшедшая, а сейчас особенно. Ты не подумала, что мама тебя не отпустит одну, а тем более со мной.

— Мама! Да где она была, когда влюблялась! Она не думала тогда обо мне. Почему же я должна спрашивать у нее разрешения?

— Потому что она твоя мама! А влюбляться ей или нет, это ее личное дело, а никак не твое! — Вадик говорил вполне серьезно и спокойно.

— Хватит меня учить! — закричала я и вскочила с лавочки. — Я уеду с тобой или без тебя. Я больше здесь не могу. Я умру, если останусь здесь, — в моих глазах стояли слезы, и к своему ужасу я чувствовала, что сейчас разревусь.

Вадик мгновенно вскочил и обнял меня, приговаривая:

— Ну что ты, что ты. Перестань.

— Я так устала, я больше не могу. А ты мой единственный друг и не хочешь мне помочь.

— Но, Вика, это же безумие. Поезжай снова к бабушке.

Я сбросила его руку и посмотрела на него презрительно.

— Знаешь что, давай решай: да или нет. У тебя есть пять минут. Я снова села на лавочку, закинув ногу на ногу.

Вадик молча сел рядом и достал сигареты, я вытащила одну из его пачки.

— Ты же не куришь?! — удивился он.

— Уже курю, — я вздернула нос повыше, прикурила от зажигалки и, вдохнув дым, закашлялась.

— Куряка, — усмехнулся он, пуская дым колечками.

— Ничего, я научусь, — я докурила свою первую сигарету до конца.

«Надо купить сигареты», — подумала я и посмотрела на часы.

— Пять минут прошло. Да или нет? — спросила я, глядя ему в глаза.

— Тебе, что нужен немедленный ответ?

— Конечно, если ты не едешь, я буду искать кого-то другого.

— Тебе что, все равно с кем? — обиделся он.

— Ну не совсем, конечно. Просто я решила уехать и не собираюсь отказываться от своей затеи из-за того, что кто-то держится за мамину юбку.

— Ладно, Вика, у меня просто нет выбора. Я не отпущу тебя одну. Дай мне время все устроить и обещай не делать глупостей.

— Этого я не могу тебе обещать, но готова подождать пару дней.

Глава 7

Через два дня Вадим пришел ко мне с билетами на поезд в Сочи. Я взяла свои сбережения, копила на горные лыжи. У Вадика тоже были кое-какие деньги, но все равно этого было слишком мало. И я решилась. Справившись с угрызениями совести, я заглянула в сервант, где в зеленой шкатулке мама и папа хранили деньги. Мне было разрешено брать на продукты и непредвиденные расходы. Я открыла шкатулку — деньги, как всегда, лежали аккуратной стопочкой. Протянула руку, пересчитала и положила обратно. Я же не воровка, никогда не брала денег без спросу. Задумалась, подыскивая себе оправдания. Мне же просто необходимо уехать и, глядя на морские волны, спокойно обдумать как жить дальше. Без денег уехать невозможно, значит, придется взять. Посмотрела на часы: до отхода поезда осталось три часа, а я еще не собрала сумку. Неожиданно меня осенило, что могу написать маме записку, в которой объясню, что беру деньги в долг. Мне стала легче — решение было принято, я стала собираться, запихивая вещи в сумку, как попало.

Потом я села за письменный стол, чтобы написать письмо. В серебряной рамке на моем столе стоял папин портрет, он улыбался мне с фотографии.

«Ты не одобряешь мою поездку, пап? — я говорила с ним, как с живым. — Знаю, знаю, я не права. Я, конечно, не должна расстраивать мамочку, как ты меня всегда просил, когда уезжал. Но мамочка расстроила нас куда сильнее, она не имела права так поступить с нами: наша семья была самой лучшей, самой дружной. Я так гордилась ею. А что мне осталось сейчас — лишь небольшой холмик на кладбище, куда я могу принести тебе цветы, и мама, которой нет дела до меня. Не осуждай меня, я хочу самостоятельности, я хочу быть независимой и взрослой. Раньше я зависела от вас, но вас больше нет — тебя нет на этом свете, а мамы нет в моей жизни».

Мою беседу с папой прервал телефонный звонок.

— Привет, Вика! — услышала я взволнованный голос моей подруги Ольги. — Мне нужно срочно переговорить с тобой. Это важно.

— Но, — я посмотрела на часы, — У меня всего полчаса.

— Хорошо, давай на нашем месте, через десять минут.

— Давай, — я подхватила сумку и захлопнула за собой дверь квартиры.

Ольга — моя лучшая подружка с первого класса. Наши семьи дружили и все праздники мы отмечали вместе. Я в шутку называла ее своей сестрой. Ольга была круглой отличницей, красавицей. Только почему-то мальчишки не баловали ее своим вниманием, может быть, она была слишком правильной для них.

Мы встретились у входа в Новодевичий монастырь. Я пришла первой и остановилась в тени ворот, поджидая Ольгу. Стояла невыносимая жара, и я порадовалась, что уезжаю на море. Ольга шла ко мне грациозной походкой, длинные каштановые волосы развевались на ветру, а зеленый сарафан обтягивал стройную фигурку. Мне она всегда казалась красивее меня, но это не мешало нашей дружбе, тем более, что мальчики всегда отдавали предпочтение мне.

Подойдя ко мне, Ольга поцеловала меня в щеку. Мы медленно спустились к озеру. Только сейчас она обратила внимание на мою сумку:

— Ты куда-то уезжаешь?

— Да, только не спрашивай куда, я все равно не скажу.

— Ладно, твое дело. Знаешь, я может быть, не права, что решила тебе об этом рассказать, но…

— Давай не тяни. Хуже того, что было уже не будет, — подбодрила я ее.

— Ну, хорошо, — решилась она. — Вчера вечером твоя мама пришла к нам в гости. Отец уехал на дачу, так что они были одни. Твоя принесла бутылку вина, и они закрылись на кухне. Я вышла из своей комнаты босиком, и они, разгоряченные беседой, не слышали моих шагов. Одна фраза привлекла мое внимание, и я остановилась послушать. Моя мама спросила твою: «Вы собираетесь жить вместе?»

«Да, только не знаю, как сказать об это Виктории, она так любила отца и так расстроена его смертью. Но я так люблю Коленьку, а он настаивает, чтобы я вышла за него прямо сейчас, и я согласилась».

«Но еще прошло так мало времени, Алла».

«Да, но он торопит меня, ему негде жить, и он хочет переехать к нам.»

— Она собирается замуж? — чуть ли не вскрикнула я.

Оля дотронулась до моей руки:

— Зря все-таки я рассказала тебе об этом, я не должна…

— Причем здесь ты?! Да как же она может?! Она хочет привести его к нам, где еще недавно был папа. Да как она смеет?! Да я, я…

— Вика, успокойся, — Оля взяла меня под руку. — На нас смотрят, ты так кричишь!

— Я знаю, что я сделаю, — неожиданно тихо сказала я и остановилась, глядя на голубую гладь озера.

— Что? — так же тихо спросила Оля.

— Я уйду из дома. Они могут делать все, что угодно, но меня не будет с ними.

— Вика, я рассказала тебе это с единственной целью, чтобы у тебя было время подготовиться. Твоя мама выходит замуж, и ты бессильна что-либо изменить. Тебе придется смириться. Тебе некуда идти, у тебя нет денег, и кроме мамы тоже никого нет.

— Мамы у меня тоже нет, — сердито сказала я. — И жить вместе с ними я не хочу и не буду!

Я сделала над собой усилие и попыталась взять себя в руки. В конце концов, впереди меня ждал юг, море и пальмы, а там я обязательно придумаю, как начать жить самостоятельно. Все решено: я — взрослая и точка.

Выдавила из себя улыбку.

— Спасибо, Оль. Ты даже не представляешь, как мне помогла, — я поцеловала ее в щеку. — Мне надо бежать.

Как жаль, что я не могу рассказать ей про поездку и про Вадика.

— А куда ты собралась? Может, расскажешь?

— Да так, к однокласснице на дачу на пару дней, проветриться.

— Врешь! — сразу почувствовала Ольга.

— Вру! — рассмеялась я. — А ты не спрашивай, я все равно не скажу, это не только моя тайна.

— Ну и пожалуйста, — надулась она.

— Я расскажу все-все когда приеду, ладно?

— Ладно, — она махнула мне рукой и пошла к дому, а я, перекинув сумку через плечо, отправилась к метро, где меня ждал Вадик и моя новая жизнь.

Все-таки Оля помогла мне, только не так, как хотела. У меня исчезло чувство вины перед мамой, что я сбежала тайком, да еще взяла деньги. У меня появилось оправдание — мама думает только о себе, и я тоже могу побыть эгоисткой.

Глава 8

Мы встретились у метро «Спортивная» на старом месте. Вадик поцеловал меня в щеку и спросил:

— Ты не передумала? Еще можно успеть сдать билеты, — он пытливо всматривался в мое лицо.

— Нет, что ты! Напротив я получила подтверждение тому, что поступаю правильно.

— Что случилось?

— Ольга рассказала, что мама выходит замуж, и ее Николай переезжает к нам жить.

— Быстро она.

— Слишком! — неожиданно я всхлипнула. — Просто удивительно, как быстро она смогла забыть отца.

— Да не расстраивайся ты, — он обнял меня за плечи. — Мы едем в Сочи и на пару недель можно забыть обо всем. Надеюсь, ты оставила записку маме?

— Да, — коротко бросила я и вспомнила свои мучения при ее написании. Я старалась быть как можно мягче, но вряд ли у меня это получилось.

— Ты написала, что едешь со мной? — спросил Вадик.

— Я уезжаю не потому, что безумно хочу побыть с тобой у моря вдвоем, а потому что просто хочу уехать из этой квартиры, этой Москвы и особенно потому, что начинаю новую жизнь, и я хочу, чтобы она началась с моря и солнца. Так что, — безжалостно подвела я итог, — Причина не в тебе.

— Значит, причина не во мне? — Вадик бросил сумки на асфальт и сурово посмотрел меня.

О, эти мужчины! С юных лет они считают, что мир вертится вокруг них, таких важных и значительных!

— Нет, не в тебе, — я решила стоять на своем.

— Так что же я здесь делаю?

— Ты мне нравишься, — скромно промолвила я из-под опущенных ресниц, подумав, что еще из-за этой глупой сцены можно пропустить поезд.

Его взгляд потеплел, но он все еще был обижен.

— Бери, бери сумки, а то опоздаем, — ангельским голоском пропела я.

Вадик нерешительно смотрел на меня.

— Я собираюсь провести с тобой незабываемые дни на море, наслаждаясь солеными брызгами, чудесными закатами и нашей… нашей… — я не знала, стоило ли мне назвать это любовью? — Нашей дружбой, — весело закончила я.

— А потом ты бросишь меня, как и всех остальных парней?

— Я не могу тебе ничего обещать, я еще не знаю, что буду делать. Возможно, ты сам бросишь меня после того как узнаешь о моем решении.

— И что же это за решение? — подозрительно спросил Вадик, умудряясь взять две сумки в одну руку.

— Я собираюсь уйти из дома, — серьезно ответила я.

— Это у тебя уже получилось, — заметил он саркастически. — У тебя даже получилось увести за собой меня.

— Извини, я не настаивала. Все эти годы, прикрываясь нашей дружбой, ты умирал от желания быть со мной. Я даю тебе шанс.

— Виктория, ты бы попридержала свой, ставший слишком острым, язычок!

— Молчу, Вадик, молчу, — я решила, что с него довольно и добавила нежно: — Спасибо, что решился на эту авантюру.

— Да уж точно, авантюра, — пробормотал он. — Я тоже матери оставил записку, что уезжаю с приятелем на заработки. Представляю, какая кутерьма начнется, когда она это прочитает.

На Казанском вокзале была обычная суматоха, здесь ничего не меняется с годами, те же люди с чемоданами и объявления о прибывающих и убывающих поездах. Глядя на эту толпу, я почувствовала то самое возбуждение, которое бывает перед отъездом. Только на этот раз это было нечто особенное — я впервые уезжала вдвоем вместе с симпатичным парнем.

«Как хорошо, что я это придумала», — мелькнула мысль. «Не надо ничего бояться, идти вперед к своей мечте и наплевать, если кто-то считает тебя сумасшедшей».

Мы нашли одиннадцатый вагон и пробрались на наши места. Я с интересом оглядывала плацкартный вагон.

— Первый раз еду в плацкарте, — объяснила я Вадику.

— Знаешь, со мной у тебя многое будет в первый раз, — заметил Вадик.

— И не только с тобой, — парировала я, стараясь не обращать внимания на непривычное отсутствие дверей.

Поезд тронулся, я попрощалась с Москвой. Мой любимый родной город стал неуютным для меня после недавних событий.

Вадик придвинулся ко мне и шепнул:

— Я рад, что ты со мной.

Мы сидели, прижавшись друг к другу, а за окном проплывали пейзажи, привычный мир оставался далеко позади. Я боялась пошевелиться, чтобы не прошло то удивительное ощущение свободы и счастья, которое переполняло меня целиком.

Глава 9

Мы сняли комнату в Сочи у аккуратной старушки Марии Васильевны, в двух шагах от моря и дешевой кафешки, в которой мы питались. После купания есть хотелось немилосердно, и мы поглощали вкусные блинчики с мясом, шашлыки с картошкой, ну и, конечно, мои любимые фрукты, от которых Вадик деликатно отказывался в мою пользу. Мы заплатили за комнату вперед, отложив деньги на обратные билеты. Общим кошельком заведовал Вадик, так что у нас началась типичная семейная жизнь с совместным бюджетом и общим жильем. Сначала Вадик предложил снять две комнаты, но я сказала, что могу жить с ним вместе. Он сделал серьезное лицо и попытался неуклюже напомнить мне, что нам еще нет восемнадцати, и что он относится ко мне слишком серьезно, чтобы вступать со мной во взрослые отношения… На этом месте я не выдержала:

— Послушай меня. Я начала взрослую жизнь, и, соответственно, кое-что выяснила и решила для себя. Было бы наивно думать, что мы сможем остаться друзьями после двух недель, проведенных на юге. К тому же я недавно открыла для себя, что хочу познакомиться с тобой поближе.

Вадик напрягся при моих словах, но от комментариев воздержался, и я продолжила:

— Давай не будем строить планы на будущее. Пусть будет так, как будет. Я не хочу связывать ни тебя, ни себя никакими обязательствами. Вопросы предохранения от беременности я беру на себя, можешь не беспокоиться. Ребенок пока не входит в мои планы, — я закончила свою речь и посмотрела на Вадика.

Выглядел он бледным и шокированным. Прошло, наверное, минут пять, прежде чем он мне ответил:

— Вика, ты начисто лишена романтики.

— Или сыта ей по горло и заранее хочу оградить себя от переживаний.

— Тебе нечего бояться, — Вадик подсел ко мне на кровать: — Я очень хорошо к тебе отношусь и то, что ты со мной, очень много для меня значит.

Я прижалась к его плечу и почувствовала его горячее тело через рубашку. Его серые глаза смотрели на меня с нежностью.

— Ты не представляешь, какая ты сейчас красивая, — он провел рукой по моим волосам и наклонился, чтобы поцеловать меня.

Я отодвинулась от него — в тот момент, мне не хотелось начинать взрослую жизнь, и желание пойти на море было гораздо сильнее.

— Пойдем купаться, мы же для этого сюда приехали, — предложила я.

— Ну, это кто для чего, — тихо пробормотал Вадик и вышел из комнаты, чтобы дать мне возможность переодеться.

Я надела купальник, собрала пляжную сумку и вышла из дома.

Из теплого и ласкового моря выходить не хотелось. Мы несколько раз сплавали до буйков и обратно, соревнуясь, как в детстве, кто быстрее. Наконец, усталые, мы легли на полотенца. Солнце принялось методично обжигать наши белые тела. Мне было удивительно хорошо.

— Может, мы останемся здесь навсегда? — предложил Вадик.

— Может быть, но я очень люблю Москву, с ее суетой и бульварами, церквями и машинами.

— Думаю, что с тобой я с удовольствием жил бы везде.

— Ага, а помнишь, ты говорил, что никогда не влюбишься в меня, — я приподнялась на локте и посмотрела на него победоносным взглядом.

— А кто говорил о любви? Видишь, сколько вокруг девушек, вот сейчас пойду и познакомлюсь с кем-нибудь.

— Иди, — я перевернулась на живот и закрыла глаза, всем своим видом стараясь показать равнодушие. — Надеюсь, они пошлют тебя куда подальше.

— Спорим, что я сейчас познакомлюсь вон с той блондинкой в красном купальнике, — не унимался Вадик.

Я раздраженно взглянула на блондинку, и она мне показалась красивой.

— А спорим, когда ты уйдешь, ко мне подойдет вон тот качок в синих плавках, он уже делал мне знаки, — нагло соврала я.

— Он что, делал тебе знаки? — заорал Вадик. — Да я сейчас ему морду набью, плевать, что он качок. Вадик резко сел.

— Ты хотел идти к блондинке, — напомнила я.

— Да ну ее, тебя же ни на минуту оставить нельзя. Нет, я все-таки должен с ним разобраться, — кипятился Вадик, кидая в сторону парня злые взгляды.

— Перестань, от тебя ничего не останется к концу отдыха, если ты будешь так на все реагировать, — я потянулась и села. — Как мы хорошо сделали, что уехали.

— Интересно, как твоя мама отреагировала на то, что ее Вика отправилась на юг в одиночестве.

— Мама с Коленькой и ей нет до меня дела. Вот тебе пример безумной любви двух взрослых сорокалетних людей. Ведь даже смерть отца их не остановила.

— Любви все возрасты покорны. Не суди свою мать строго. Что ни говори, у тебя было замечательное детство, любящие родители, а сколько детей оставляют в роддомах. Ты никогда не узнаешь, как это мучительно и больно расти, не зная своего отца.

Я посмотрела на Вадика, вероятно, он говорил о себе. Мы давно дружили, но он никогда не упоминал об отце, а мне было неудобно его расспрашивать.

— Лучше не иметь совсем, чем иметь и потерять, — ответила я.

— Нет, Вика, лучше любить со всей страстью и недолго, чем не любить совсем. У тебя была полная семья и это лучше, чем ощущать пустоту, понимая, что отца нет. У тебя осталась хотя бы память о том, как он тебя любил, у меня же память о том, что он даже не захотел меня увидеть.

Это было первый раз когда он говорил так откровенно об этом, и я, увидев его расстроенное лицо, решила перевести разговор на другую тему.

— А что ты сказал своей маме?

— Сказал, что приеду через месяц с молодой женой, — усмехнулся он.

— И она поверила?

— Конечно, поверила, я всегда очень серьезен.

— И что, ты собираешься на мне жениться? — охнула я.

— Как же ты самоуверенна, я же не сказал, что приеду с тобой, с тобой мы погуляем, развлечемся, ты же ведь не собираешься связывать себя никакими обязательствами, а есть девушки, и таких большинство, которые ужасно хотят замуж.

Как же я ненавидела его за эти его уколы, то он ласковый, то ехидный и от этих перемен можно с ума сойти. В его глазах я выгляжу глупой и избалованной девчонкой.

— Собирайся, жених, а то еще простудишься и заболеешь до свадьбы. Смотри, уже солнце садится. — я встала и огляделась: — Интересно, который сейчас час?

— Без двадцати восемь, — отозвался качок в синих плавках, оглядев меня с ног до головы.

— Спасибо, — нежно пропела я, оценив его мускулатуру еще раз.

— Пошли сейчас же, — сгреб меня в охапку быстро вскочивший Вадик.

— А может, еще останемся, закат посмотрим?

Вадик больно стиснул мне руку и зашипел в ухо:

— Хочешь довести дело до драки, продолжай строить ему глазки.

— Да ладно уж, пошли, — улыбнулась я. — И отпусти меня, ревнивец.

Глава 10

Мы часто ужинали в маленьком кафе на берегу моря. Один вечер и стал началом моего последующего взросления. Мы поели шашлыков, выпили местного вина, и Вадим пригласил меня на медленный танец. Музыка плыла под куполом темного южного неба с яркими вкраплениями звезд. Вокруг нас на маленькой площадке, тесно прижавшись друг к другу, танцевали парочки. «Эта ночь словно создана для любви», — подумала я, вдохнув сладкий аромат цветов.

В перерывах между музыкой до нас доносился шум волн, разбивавшихся о берег.

— О чем ты думаешь? — спросил меня Вадик.

— О жизни. Совсем недавно мне казалось, что я не смогу смириться с маминым предательством и всем остальным, что после случилось. Я думала, что эта боль всегда будет со мной, а вот здесь, на море, я поняла, что снова могу и хочу жить.

— Иногда я удивляюсь, что тебе только шестнадцать. Ты какая-то слишком умная.

Он обнял меня за плечи, и мы, устав прижиматься на пятачке и смотреть на чужие поцелуи, спустились к самому морю и, разувшись, пошли по воде к дикому пляжу. Там никого не было, мы сели на забытые кем-то полотенца. Я чувствовала его руки, губы, он шептал мне ласковые слова, созвучные звуку волн.

Я стала расстегивать ему рубашку. Он перехватил мои и руки и спросил:

— Ты действительно этого хочешь?

— Да, да.

— И ты не будешь потом жалеть об этом?

— Конечно, нет, глупенький.

Эта ночь была самой восхитительной в моей жизни: я делала все, что было раньше под запретом, и это придавало особый вкус нашим поцелуям и ласкам. Мы были совершенно одни, в чужом городе, двое сбежавших из дома школьников, которым полагалось чинно отдыхать с родителями и быть к десяти дома.

«Как правильно я сделала, что приехала сюда», — подумала я в который раз.

Мы долго барахтались у берега. Я убегала от него, он догонял и снова, и снова целовал меня. Наверное, в тот момент, он тоже был счастлив, но я боялась спросить, он все равно превратил бы все в шутку.

Так мы и жили: плавали и загорали, а потом бежали в нашу комнату, чтобы упасть в объятия друг друга. Я похудела и загорела, лицо приобрело незнакомое мне взрослое выражение, а в глазах притаилась тайна.

На какое-то время мне удалось отодвинуть от себя все проблемы, но однажды утром я проснулась раньше обычного с чувством тревоги. У нас заканчивались деньги, пора было возвращаться в Москву, а мне этого очень не хотелось. В плохом расположении духа я выбралась из постели и вышла в сад. Хозяйка комнаты поливала кусты роз. Цветы были бордово-красные, розовые, желтые и белые, пышные, совсем непохожие на подмосковные. Казалось, они впитали в себя всю красоту южной природы и солнца. До сих пор мы редко разговаривали с Марией Васильевной, лишь иногда я ловила на себе внимательный взгляд ее добрых глаз. Мария Васильевна — маленькая живая старушка, с гладко зачесанными волосами, собранными в аккуратный пучок, чем-то напоминала мне мою бабушку.

— Какие у вас чудесные розы. В Москве таких нет.

— В Москве, деточка, нет тепла, ни солнечного, ни душевного. Там другие люди и другие цветы.

— Это верно, люди бледные, а розочки хилые, нам всем не хватает солнца, — согласилась я. — И когда вы успеваете за ними ухаживать, их так у вас много.

— Ухаживать не самое сложное, с ними другая беда.

— Какая же?

— Никто не хочет их покупать. Кому нужны розы в южном городке, когда они растут в каждом саду. А жить-то надо, пенсия маленькая, комнаты сдаются только в сезон, — она положила шланг на землю и окинула взглядом свое хозяйство. — Вот, пытаюсь еще на цветах заработать.

— В Москву бы ваши розочки. У нас большой спрос на цветы, город огромный, праздников хватает.

— Да кто же повезет? — обреченно махнула рукой Мария Васильевна.

И тут замечательная мысль пришла мне в голову. Это был явно мой шанс, и я не должна его упустить. Только бы Вадик согласился. Но он не сможет отказаться, ему тоже нужны деньги. В любом случае, я его уговорю, главное — договориться с Марией Васильевной.

— Мария Васильевна, у меня есть идея как нам заработать на этом, — со всей серьезностью сказала я.

Мария Васильевна с удивлением посмотрела на меня.

— Тебе лет-то сколько? — спросила она меня как ребенка.

— Неважно, сколько мне лет! — перебила ее я. — Мне очень нужны деньги.

Она смерила меня недоверчивым взглядом.

— Вы не пожалеете! — уверенно сказала я.

Мария Васильевна выключила воду, и предложила мне присесть на скамейку.

— Мы с Вадимом будем продавать ваши розы в Москве, — начала я излагать свой первый коммерческий план. — Вадик, это мой парень, с которым мы снимаем комнату.

— Да, хороший парень, и очень любит тебя, по-видимому, — вставила Мария Васильевна.

Я улыбнулась и продолжила:

— Мы оставляем здесь наши вещи, берем цветы, кладем их в чемоданы, прилетаем на самолете в Москву… Ведь если их завернуть в мокрые тряпки с ними ничего не будет? Они не завянут? — спросила я.

— Нет, не завянут, продолжай.

— Мы прилетаем в Москву, я знаю рынок, где хорошая торговля. Продаем розы, прилетаем сюда и делим деньги. И так можно делать постоянно, если это будет выгодно, и если будет достаточно цветов.

Мария Васильевна улыбнулась и спросила:

— А почему ты думаешь, что это будет выгодно?

— Одна знакомая так делала, и мне рассказывала, — соврала я, не моргнув глазом.

— Ну, хорошо, допустим, что и так. А зачем тебе нужны деньги?

— Это длинная история, но если в двух словах, то моя мама выходит замуж, а я не хочу жить с ними. Хочу стать самостоятельной, снять жилье и сама все покупать.

— И сколько же тебе лет?

Я вздохнула, понимая, что теперь не имею права врать.

— Шестнадцать, но я чувствую себя гораздо старше.

— Шестнадцать! — Мария Васильевна была крайне удивлена. — Да кто же тебя отпустил сюда, да еще с мальчиком. Я думала тебе восемнадцать. Господи, совсем ребенок! — запричитала она. — И куда только родители смотрят?! А парню твоему сколько?

— Почти семнадцать.

Она всплеснула руками. В этот момент я испугалась, что она нас выгонит, и стала ее успокаивать.

— Мы очень взрослые и самостоятельные, по умственному развитию опережаем своих сверстников.

— Хороша же я была, что даже паспортов не спросила, думала они взрослые. Господи, да что же это такое! — продолжала причитать старушка.

Я молча наблюдала за ней, моля Бога, чтобы она успокоилась. Неожиданно она встрепенулась:

— А вдруг ребеночек будет? Ты хоть не беременна?

— Я не собираюсь иметь детей, и вообще, пока не хочу замуж. Единственное, о чем я мечтаю: добиться материальной независимости. И если вы мне поверите, то не пожалеете. Я готова много работать. У нас все получится. Вы же не будете летать в Москву и обратно, правда? А мы сможем.

— Не знаю, Вика, — Мария Васильевна смотрела на меня, пытаясь понять, можно ли принимать мое предложение всерьез.

Какое-то время мы молчали, я исчерпала свои аргументы, а она, видимо что-то прикидывала, потом она резко встала.

— Ладно. Сделаем одну попытку, позже посчитаем, насколько это выгодно и разумно. ты пока еще не представляешь, что это такое.

— Так вы согласны? — я была готова расцеловать ее в обе щеки.

— Да, согласна, но вы готовьтесь к трудностям, работать — это вам не на пляже лежать. Приходи вечером со своим парнем, еще поговорим, если не передумаете.

— Ни за что не передумаем! Спасибо! — я вприпрыжку побежала к домику, где безмятежно спал Вадик, не зная о том, что ему предстоит стать моим партнером в бизнесе. Сейчас, когда план был готов, никто не мог мне помешать, а все препятствия на пути только раззадоривали меня. Я потрясла его за плечо:

— Вставай, соня.

— Иди ко мне, — он протянул руки, пытаясь затащить меня в постель.

— Вставайте, граф, вас ждут великие дела, — я увернулась, мне было не до любви, в голове вертелись разные мысли, и мне хотелось поскорее рассказать ему обо всем. Но сначала надо было позавтракать, я уже усвоила, что после еды Вадик становится более сговорчивым.

Мы сидели в кафе, и пили кофе. Вадим вытянул сигарету из пачки и закурил. Момент был подходящий.

— У меня есть приятная новость — я нашла для нас работу, — осторожно начала я.

— Работу? Где? Когда ты успела? — удивился он.

— Пока ты спал, любимый.

Он поперхнулся кофе и закашлялся. Я постучала ему по спине и продолжила:

— Вадик, это очень важно для меня, и я прошу тебя отнестись со всей серьезностью к моему предложению. Ты знаешь, как я стремлюсь к самостоятельности.

Я передала ему наш разговор с Марией Васильевной и добавила кое-какие детали, которые мне пришли в голову, пока я поглощала удивительно вкусные блинчики с мясом.

Вадик, глядя на море, курил уже третью сигарету. Я молчала, пытаясь угадать о чем он думает, и почему просто не скажет, как здорово я все придумала.

— Я думал, ты счастлива, — вдруг сказал Вадик.

— Конечно, счастлива, — уверила его я. — Только счастью приходит конец, кошелек пуст, остается только купить билеты домой и уехать. Но лично я не хочу возвращаться.

— Вика, скажи, как тебе в голову пришла такая идея?

— Я смотрела на розы, а Мария Васильевна жаловалась на плохую торговлю. Тогда я и подумала, что мы можем продавать их в Москве, а потом вернуться сюда, взять новые, и так далее.

— Коммерсантка ты моя, — усмехнулся он. — Знаешь, мне очень жаль, что тебе пришлось думать об этом. Я бы хотел, чтобы ты наслаждалась жизнью, а я покупал тебе все, что ты хочешь. А я… Я даже и не думал о работе. Я размяк и совсем забыл о деньгах. А все ты виновата, — он погрозил мне пальцем.

— В чем? — удивилась я.

— Ты такая красивая, и я никогда не был так счастлив.

Он взял мою руку и поцеловал. В этот момент я очень пожалела, что не могу ответить ему взаимностью. Да, он нравился мне, и я таяла от его ласк, но в то же самое время прекрасно понимала, что не люблю его. Но что я могла сделать? Только постараться не обижать его, быть ласковой.

— Давай пойдем на пляж и все обсудим, если ты, конечно, этого хочешь, — предложила я. — Вечером нас ждет Мария Васильевна, и мы должны быть готовы к любым вопросам.

— Пойдем, — он обнял меня за плечи.

Наш будущий бизнес мы обсуждали целый день, валяясь на пляже. Основная трудность заключалась в том, где хранить цветы, но после долгих уговоров и поцелуев Вадик согласился, что попробует организовать это в своей квартире.

— А что ты скажешь маме? — спросил он.

Я задумалась. Рассказать ей, что ее дочь собирается торговать цветами на рынке, а непроданные цветы хранить в ведрах рядом с ее немецким роялем не представлялось возможным.

У Вадика была иная ситуация. Он жил вдвоем с мамой в двухкомнатной квартире в пятиэтажке. Мама работала на часовом заводе. Я любила бывать у него дома, у них было светло и уютно. Екатерина Ивановна, простая русская женщина, вырастившая одна сына, была терпеливой, мягкой и веселой. Ко мне она относилась очень хорошо, часто угощала то борщом, то котлетами, справедливо считавшая, что мама-пианистка хорошего обеда не сварит. Ей можно попробовать рассказать о наших планах. Другой вопрос: как она отнесется к нашим отношениям? До сих пор она была уверена, что мы просто дружим.

— Вадик, я ничего не буду рассказывать маме, — решила я. — Цветы будем хранить у тебя и жить я буду с тобой, если твоя мама не прогонит.

— Ты будешь жить у нас? — по его виду трудно было сказать, что он доволен.

— Ну, какое-то время, пока не сниму комнату.

— А твоя мама?

— Да что ты пристал, мама да мама. Пусть считает, что я еще не вернулась с юга. Я ей напишу открытку, что со мной все в порядке, и я вернусь в сентябре. Открытка будет отправлена из Сочи, так что в Москве она не будет меня искать.

— А если она тебя встретит на улице?

— Она ездит на такси, и не ходит по улицам.

— Да, — протянул Вадик. — Может, тогда поженимся, — вдруг предложил он.

— Что? Зачем?

— Будет проще объяснить нашим мамам тот милый факт, что мы живем вместе.

— Чтобы расписали, надо еще ребенка зачать, — напугала его я.

— Ребенка?! А ты уверена, что не беременна? — вдруг спросил он.

— В этом никогда нельзя быть уверенной, — поддразнила я его. — Но не волнуйся, ребенок не входит в мои планы.

— Ты относишься ко всему очень несерьезно, все у тебя шуточки.

— Нет смысла казаться серьезной, когда для этого нет повода.

— Так ты выйдешь за меня?

Боже мой! Казалось еще минута, и он упадет передо мной на колени. Взгляд исподлобья, то ли ударит меня сейчас, то ли заплачет.

— Вадик, прекрати! Мы еще маленькие для этого.

Слышала бы моя мама все эти наши разговоры! Вадик из всех моих знакомых ей особенно не нравился. «Мама на заводе работает, отца нет, он не нашего круга. Не трать на него время», — так я и слышала ее голос. Хорошо, что у нее не было времени следить за моими привязанностями. Узнай она о наших отношениях, она бы пришла в ужас. «Муж должен быть твоего круга», — неустанно повторяла она. Я, конечно, с ней соглашалась и бежала на свидание с каким-нибудь двоечником, который мне такие песни пел под гитару, что плевать мне было на все сословия. Хорошо еще, что папа был совсем другим. Среди его знакомых был один министр и обычный водитель троллейбуса дядя Ваня, с которым они любили выпить по кружечке пива. Ну а замуж выходить, считал мой бедный папа, надо только в том случае, если без этого человека тебе белый свет не мил.

«Эх, папа, папочка, ты не должен был оставлять меня одну!»

Вечером мы держали совет с Марией Васильевной. Решено было сделать следующее: упаковать розы в два больших чемодана перед вылетом. Прилетев в Москву рано утром, мы сразу отправляемся на Тишинский рынок торговать, потом едем к Вадику, ставим остатки роз на ночь в ведра отпиваться. Утром следующего дня опять на рынок. Сколько времени это займет, никто не знал, все зависело от того, какая будет торговля. Потом мы летим обратно в Адлер и, в случае успеха, все повторяем.

На следующий день мы купили два билета в Москву. Вадик позвонил маме и предупредил ее о нашем приезде. Из переговорной кабинки он вышел веселый и объявил:

— Мама будет рада, что ты поживешь у нас.

— О, она, наверное, знает, что мы с тобой спим, да? — вдруг забеспокоилась я.

— Об этом она не спрашивала, — засмеялся он.

— И она знает, что я сбежала из дома?

— Я рассказал ей об этом еще перед отъездом. Я сказал, что ты в депрессии и тебе нужна моя помощь, и как друг, я должен быть с тобой, чтобы ты не наделала глупостей.

— Она меня осуждает?

— Вовсе нет.

Я обхватила голову руками и съежилась на стуле.

— Мне стыдно! Я не могу показаться ей на глаза. Она, наверное, считает меня дурой.

Вадик расхохотался и пропел ехидненьким голоском:

— Ну же Виктория, выше голову. Я удивлен, что ты можешь испытывать такие чувства. Тебе же всегда было плевать, что о тебе подумают другие?!

Я молча вышла из здания почты, Вадик закурил. При одной мысли, что я возвращаюсь в Москву, у меня начиналась паника. Вдруг меня ищут? И как я буду жить у Вадика? А вдруг не пойдет торговля? И что подумает его мама о наших отношениях? Что же я наделала! Еще всего три месяца назад я жила у папы с мамой под крылышком, и не случись ничего такого, отдыхала бы с родителями на курорте. И тут я сказала себе: «Стоп». Я расправила плечи. «Ну и пусть думают, что хотят, меня это не трогает. Екатерина Ивановна готова меня принять — это главное. Я смогу осуществить свой план — заработать денег, много денег, и никто меня не сможет остановить. А может, мне удастся развернуться в цветочном бизнесе и встать на ноги? Нет смысла беспокоиться о том, что будут говорить другие. Я не буду тратить на это силы, они мне понадобятся, чтобы добиться успеха. А победителей не судят, а я собираюсь победить», — успокаивала я себя мысленно.

Я подняла глаза на Вадика и улыбнулась:

— Пройдемся по набережной?

— Рад, что угрызения совести не слишком долго беспокоили тебя, — иронично сказал он, обнимая меня за плечи.

Глава 11

Мария Васильевна была абсолютна права, когда говорила, что я совершенно не представляю во что, я ввязываюсь. Чемодан с розами был очень тяжелым, и к тому же бил по ногам, но, стиснув зубы, я тащила его вперед. В Москве стояла такая же жара, как и на юге, только без моря и свежего воздуха. Сначала мы заехали к Вадику и пересортировали розы, самые стойкие поставили в ведра и кастрюлю, а часть связали для торговли. По всей квартире стоял сладкий приторный запах, как в цветочном магазине.

— Как же я боюсь твоей мамы, — вздохнула я, развалившись на диване, с тоской думая о поездке на рынок через весь город.

Вадик присел на краешек дивана.

— Не надо бояться. Моя мама удивительный человек, она все поймет как надо.

— Странно, что ты так в этом уверен. На ее месте я бы выбросила розы и отправила бы меня домой. Моя мама так бы и сделала.

— Поверь мне, я все устрою, — он погладил меня по волосам. — Главное, что ты со мной, ты уже ко мне переехала. Может, и замуж скоро за меня выйдешь?

— Ох, Вадик! Голова полна забот, а ты с глупостями. Не выйду я за тебя замуж, и жить у тебя не буду. Ну, если только временно, пока не скоплю денег на собственное жилье.

— Ладно, поживем — увидим. Кофе будешь?

Он улыбнулся мне и ушел готовить кофе. А я стала разбирать следующий чемодан с розами. К концу работы мои руки были нещадно исколоты, и моей любви к цветам поубавилось.

Рынок нас встретил неприветливо. Озираясь по сторонам в поисках свободного места, мне стоило больших усилий взять себя в руки, убежать хотелось нестерпимо. Я даже не могла представить, как я встану и начну продавать цветы, а все будут смотреть на меня. Мою проблему решил Вадик, он попросил подвинуться какую-то старушку с подмосковными георгинами, и подтолкнул меня. Я стояла как столб, раскрыв рот, коленки подгибались.

— Ну, давай же, — Вадик деловито раскладывал цветы.

— Вадик, я не могу, — я вцепилась в его руку.

— Что, значит, не можешь? — несколько грубо спросил он.

— Я… Мне… нехорошо. Я не могу! Мне кажется, что на меня все смотрят.

— Конечно, смотрят. Им же интересно, какой товар ты привезла. Вдруг торговлю перебьешь?

— Я не это имела ввиду. Мне кажется, они смотрят на меня!

— Ах, это… Ну, ты же у нас первая красавица, что же ты вдруг растерялась от взглядов этих кавказских джигитов? Улыбнись им, как ты это делала на пляже, — издевался надо мной Вадик. — Давай, лучше, узнай, где достать воды, а я пока разложусь и узнаю цены у соседей.

Я с уважением посмотрела на Вадика, он производил впечатление человека, который всю жизнь торговал здесь. Даже если у него все и сжималось внутри, то внешне он был спокоен и собран. На деревянных ногах с ведром в руке я отправилась за водой, проклиная свою затею и свою слабость. Никогда в жизни я не считала себя застенчивой, а здесь веду себя как идиотка и ничего не могу поделать. Я приволокла ведро — Вадик уже красиво разложил розы и успел написать ценники.

— Иди сюда, сейчас мы им покажем торговлю — наши цены будут самыми низкими, а розы самыми красивыми.

Я чуть-чуть пришла в себя, но как только к нам направилась первая покупательница, спряталась под прилавком, делая вид, что перебираю цветы. Я патологически не могла с ней поговорить. Зато Вадим, запел зычным голосом при ее приближении:

— Девушка, девушка, розочки южные, дешевые, выращенные под ярким солнцем, красивые как вы.

От ужаса, что она к нам подойдет, я пригнулась еще ниже. Со своего места я видела стройные ножки в красных босоножках и слышала голос неутомимого Вадика:

— Вам какие, девушка? Красные? О, цвет любви, замечательный выбор. Или желтые хотите? А может белые? Вот эти? А?

— Да, вот эти хороши, я возьму.

— Завернуть? — спросил он.

— Спасибо, — ответил нежный голос. — А вы всегда здесь торгуете? Я раньше вас не видела.

— Теперь буду часто, заходите. Телефончик не оставите? — поинтересовался наглый Вадик.

Она засмеялась и записала телефон прямо на денежной купюре.

— Только не дайте кому-нибудь вместо сдачи, — кокетничала девица.

Я задохнулась от гнева. Да как он смеет при мне!

— Не волнуйтесь, я спрячу ее у сердца, не отходите вечером от телефона.

— Я буду ждать, — бросила он через плечо, прижав к груди большой букет из красных роз.

— Вика, ты где? — нагнулся ко мне Вадик. — Я уже заработал и денег и телефон, а ты все прячешься.

Я заставила себя вылезти из-под прилавка.

— Да как тебе не стыдно! — набросилась я на него, чувствуя себя идиоткой.

— Что стыдно? Зарабатывать денег? — продолжал издеваться он. — Ты считаешь это неприличным занятием? Ну, кто бы мог подумать.

Я стояла красная и злая, готовая врезать ему по ухмыляющейся физиономии и убежать из этого места. Я просто не могу, я не могу здесь стоять, на меня все смотрят.

— Вика, успокойся! — Вадик обнял меня за плечи и его голос стал ласковым. — Я понимаю, что тебе тяжело, но именно сейчас ты должна перебороть свою скромность или гордость, я не знаю, как это там называется, и начать работать. Посмотри, люди вокруг тебя делают это с легкостью, и это вовсе не зазорно, продавать цветы. Или ты все еще девочка из хорошей семьи? Или ты сама по себе, черт возьми?

— Прекрати, я не хочу, чтобы ты разговаривал со мной таким тоном! — я скинула его руку со своего плеча.

Вадик фыркнул и вернулся к составлению букета, процедив мне сквозь зубы:

— Должен тебя предупредить — если ты не будешь мне помогать, то я буду брать телефоны у всех девушек, проходящих мимо.

— Ах, так! Ну ладно! Смотри же! — мне стало жарко от злости, и мой страх куда-то исчез. — Мужчина, мужчина! — закричала я, заметив покупателя. Схватив несколько роз в охапку, я выскочила из-за прилавка и подлетела к нему.

— Самые красивые розы для вас и вашей девушки!

Его глазки остановились на мне, полностью проигнорировав цветы.

— Чудесные розы, — он полез за бумажником. Как вас зовут, девушка?

— Вика, — улыбнулась я. — А вас?

— Саша.

Минуту мы смотрели друг другу в глаза.

— Знаете, вы очень красивы, — он достал купюру из бумажника. — А сколько стоят розы?

Я шепнула цену ему на ухо.

— Ничего себе, — ухмыльнулся он. — Да ладно, не важно, — он дал мне визитку, — Позвоните мне, когда освободитесь? Мы что-нибудь придумаем.

— А что тут можно придумать, — разошлась я, зажав деньги в кулачке, — Поужинаем где-нибудь. А потом поедем или к тебе, если ты не женат, или ко мне, если тебя уже окольцевали.

Мужик расхохотался и похлопал меня по плечу.

— А ты молодец! Если позвонишь, обещаю изменить сценарий.

— Может быть, — я развернулась и, помахивая визиткой, пошла к прилавку, наблюдая за Вадиком, он был бледнее самой нежной белой розы.

Неожиданно я почувствовала, что кто-то схватил меня за запястье, я повернулась и встретилась взглядом с грузином:

— Что ты себе позволяешь? Это был мой клиент. Не выскакивай из-за прилавка, моя сладенькая, а то я тебе устрою здесь.

Ко мне подскочил Вадик.

— Отпусти ее немедленно!

— Следи за бабой! — грубо ответил грузин, выпустив мою руку. — Пусть с места торгует! Нечего выскакивать!

— Она больше не будет.

Вадик взял меня за руку, прошипев на ухо:

— Совсем сдурела, то под прилавком сидит от страха, то на людей бросается.

— А у меня тоже есть телефончик, — я помахала визиткой. — Он ждет меня на ужин.

— Дай сюда! — Вадик потянулся за визиткой. — Вечно к тебе липнут какие-то козлы.

— Он не козел, он генеральный директор… — начала читать я, но внезапно он вырвал у меня визитку, я потянулась ее отнимать и опрокинула ведро с водой на ноги торговавшей по соседству армянке.

— Да ты больная что ли, — возмутилась она и покрыла меня трехэтажным.

Еле сдерживаясь от смеха, я пролепетала извинения, а когда повернулась, то заметила клочки визитки, разлетавшиеся по ветру. Вадик улыбался, а я подумала, что вряд ли этому мужичку удалось бы изменить сценарий, разве что слегка оттянуть финал.

К вечеру мы валились с ног от усталости, но выручка была очень хорошей, намного больше чем мы ожидали. Я оказалась права, южные розы, яркие, с большим бутоном, привлекали больше внимания, чем их подмосковные собратья. Мы бережно собрали остатки и двинулись к метро. В кармане шуршали мои первые, самостоятельно заработанные деньги, и если бы не предстоящая встреча с мамой Вадика, я испытывала бы состояние эйфории, все оказалось не так сложно. Около подъезда мы остановились, Вадик закурил и спросил меня:

— Ну, ты довольна, бизнес-леди?

— Конечно, — улыбнулась я из последних сил. — Только боюсь встречи с Екатериной Ивановной и ужасно устала. Сейчас бы завалиться на диван и спать, спать, спать.

— Не бойся мамы, она у меня мировая женщина, она тебя полюбит.

— Мне не нужно любви, я не собираюсь у вас задерживаться. Если дела пойдут, надеюсь, я скоро смогу снять что-нибудь.

— Ты совсем не собираешься возвращаться домой?

— Нет, я теперь сама по себе.

— Ну, хотя бы маме позвони. Она же волнуется.

— Позвоню попозже, пусть думает, что я еще отдыхаю. Я собираюсь сначала снять квартиру, а потом уже объявить ей о своей самостоятельности. Пусть выходит замуж, делает все, что ей угодно, я с ними жить не буду.

— Ты очень жестока к матери, она не заслужила этого. Она всего лишь полюбила.

— Полюбила! — сморщилась я. — Из-за того, что одному человеку кажется, что он влюбился, он ломает все, что строилось годами. А того, кого он любил раньше, с кем он делил радость и горе, он готов послать к черту вместе с отпрысками, которые тоже стали помехой новому чувству. Нет, здесь что-то неправильно, близкие люди не должны страдать оттого, что новый мужчина оказался вдруг милее собственного мужа. Можно же как-то бороться с собой? Не складывать же сразу лапки и вздыхать: «Ах, это любовь, я ничего не могу с собой поделать». Да и кончается все это всегда плохо.

— Почему плохо?

— Потому что эйфория проходит, когда они, наконец, оказываются вместе. У плохого начала не бывает хорошего конца. Мы не можем быть счастливы из-за чувства вины за покалеченные души детей.

— Ладно, посмотрим, как ты запоешь, когда сама влюбишься.

— Я уже люблю, тебя, — улыбнулась я, в этот момент я действительно любила не только Вадика, но и весь мир.

— Меня ты не любишь, Вика, к сожалению, — грустно сказал Вадик, — Да и никогда не любила.

— Глупости! Тогда почему же я с тобой?

— Потому что ты хочешь поиграть во взрослую жизнь, а я на данный момент самая подходящая кандидатура, — сказал он, не глядя на меня.

— Зачем ты так? Я хорошо к тебе отношусь, просто, может быть, я не умею любить.

— Просто я не тот, кто тебе нужен. Я был для тебя другом, другом и остался, несмотря на то, что мы теперь спим вместе.

«Зря я это затеяла», — подумала я. «Нельзя было начинать все это с ним. Он заслуживает любви».

— Вика, милая, — он наклонился ко мне и обнял. — Я все равно тебе благодарен, что ты со мной, я был твоим первым мужчиной, это останется со мной на всю жизнь. Просто я не знаю, как я буду жить, когда ты уйдешь.

— Может, я надоем тебе раньше, чем уйду? Перестань раскисать, все будет хорошо, пойдем лучше домой, — мне хотелось закончить этот разговор. И почему людям не живется без того, чтобы втрескаться в кого-то по самые уши? Лично меня уже достала эта любовь.

Вадик открыл дверь своим ключом. Екатерина Ивановна вышла в коридор и грозно заявила:

— Явился, значит, блудный сын!

Я выступила из-за спины Вадика и пискнула:

— Здравствуйте!

Она бросила на меня беглый взгляд и обрушилась на Вадика:

— Да как ты смел так поступить со мной! Я ночей не спала, не знала, жив ли ты. Как ты мог укатить на юг без разрешения, да еще с девчонкой из этой семьи? Да тебя посадит ее мамаша только за то, что ты рядом с ней стоишь. Сколько раз я тебе говорила, держись от нее подальше. А что это за розы в ведрах? Вы что, их украли? Господи, ну послал же Бог сынка.

Я никогда не видела ее в таком состоянии. В ее глазах стояли слезы, а голос дрожал и срывался на визг. Вадик молча стоял в углу, видимо, тоже ошарашенный.

Я решила взять огонь на себя.

— Екатерина Ивановна, — начала я спокойно и твердо. — Вадик не виноват, это была моя идея поехать на юг, с ним или без него, я бы все равно уехала, так сложились обстоятельства. А он, как хороший друг, пришел мне на помощь, и не позволил уехать одной. Вы можете им гордиться! — выпалив свою тираду, я твердо посмотрела ей в глаза.

Она смахнула слезы и ушла в ванную, буркнув:

— Идите на кухню.

Она долго отсутствовала, лишь было слышно, как в ванной текла вода.

Мы сидели за столом, Вадик разглядывал свои руки, а я спросила:

— Ты же говорил, что все ей рассказал?

— Я обманул, — честно признался он. — Я боялся, что ты тогда не пойдешь к нам.

Я хотела ему сказать все, что о нем думаю, но в этот момент Екатерина Ивановна вернулась и села за стол.

— Вика, тебя надо было бы выпороть… — начала она.

— Давайте я вам все расскажу, — перебила я, — Тогда, может быть, вы не будете считать меня сумасбродкой.

И я начала рассказывать, о маме, о том, как она полюбила другого, про папин уход из жизни, о том, как я не могла оставаться дома, и, наконец, о том, что мама собирается снова замуж. Но это ее, мамино, личное дело, просто я не хочу в этом участвовать, я не буду жить с ними, я собираюсь начать собственную самостоятельную жизнь и жить отдельно, а также зарабатывать себе на жизнь.

Во время моего рассказа меня никто не прерывал, две пары внимательных глаз не отрывались от моего лица, в заключении я сказала:

— Екатерина Ивановна, вы можете сейчас позвонить моей маме и сообщить ей, что я здесь, вы можете просто выгнать меня, и вы будете правы. В любом случае я не вернусь домой — это мое решение.

Я смахнула некстати выступившие слезы и ушла в ванную, предоставив им возможность все обсудить. Холодная вода остудила горящие щеки, но, к сожалению, не смыла моих слез. Я сидела на краю ванной и проклинала свой бестолковый, почему-то называемый прекрасным, возраст, из-за которого я не могла распоряжаться своей жизнью, так как хочу, и по-прежнему оставалась зависимым от воли взрослых существом.

Тихий стук в дверь прервал мои размышления. Ополоснув лицо, я открыла дверь — Екатерина Ивановна протянула мне халат и полотенце.

— Думаю, тебе захочется принять душ перед ужином, — ее взгляд был теплым, таким как раньше, когда я приходила к Вадику просто в гости.

А потом мы ужинали жареной картошкой с котлетами, и все было, так как будто я давно здесь жила. Екатерина Ивановна поставила только два условия: первое, чтобы я сообщила маме, что со мной все в порядке, а второе, чтобы мы закончили с продажей цветов до 1 сентября и пошли в школу. Я согласилась и написала маме коротенькое письмо, что жива, здорова и работаю. А в школу я не собиралась возвращаться, пора детства закончилась для меня давно, и тяга к деньгам у меня была куда больше, чем к знаниям. Но об этом я никому не сказала, лишь пообещала, что постараюсь решить свои проблемы за оставшиеся два месяца. После ужина мы занялись посудой, а Вадик ушел курить на лестницу. Екатерина Ивановна прошептала:

— Ты хоть любишь его немножко?

Я вздохнула и решила быть честной перед ней:

— Мне кажется, что я не умею любить. Мы понимаем друг друга, нам хорошо вместе, мне кажется мы все-таки скорее друзья чем… — я замялась, не зная этого определения.

— Но вы же спите вместе, извини за вопрос, конечно?

— Да, — я выдержала ее взгляд.

— Ты, надеюсь, не беременна?

— Нет, мы очень аккуратны. Дети нам ни к чему. И знаете, не волнуйтесь, пожалуйста, я не претендую на Вадика, и уж никак не буду ему обузой. Мы будем готовить, покупать продукты и убираться, и я обещаю не мешаться под ногами, а при первой же возможности сниму комнату.

— Ты неправильно поняла меня, Вика, — она ласково дотронулась до моего плеча. — Я просто хочу знать насколько это у тебя серьезно, потому что я знаю своего сына, он влюблен в тебя с детства, просто все молчал и друга разыгрывал, а сам знаешь как переживал, когда ты с парнями гуляла. Он у меня такой, все в себе держит, ничего не расскажет. Ну, а сейчас мне сказал: «Мать, прогонишь Вику, уйду вместе с ней, у нас все серьезно». Вот я и решила тебя спросить.

— Насколько я серьезно настроена? — я задумалась. — Не знаю, что и сказать вам. У меня столько всего случилось, столько планов, что я просто запуталась. Я хорошо отношусь к Вадику, но я не готова пока к серьезным отношениям. Мне кажется важнее сейчас встать на ноги, заработать денег, а уж потом решать остальные вопросы.

Екатерина Ивановна повесила полотенце и обняла меня.

— Ты умная девочка, Вика. Мне очень жаль, что у тебя так получилось в семье. Ты можешь жить у нас сколько хочешь. Только прошу тебя не делать больно моему сыну.

— Спасибо, я постараюсь, — я тоже обняла ее, испытав огромное облегчение, что все-таки не разочаровала ее.

Вадик застыл на пороге:

— О! Я думаю, вы поладили.

— А мы всегда ладили, — усмехнулась мама, глядя на сына с любовью. — Ну что, время позднее, давайте спать ложиться. Вы у нас теперь работаете. Я постелю Вике в твоей комнате, а тебе придется спать на полу в гостиной. Как бы там ни было, но нужно соблюдать приличия.

Я кивнула в ответ, от усталости я просто валилась с ног и заснула бы на коврике у двери.

— Наш план получил официальное одобрение, — пропел Вадик, заключив меня в объятия. — Как тебе это удалось?

— Не знаю. Мы просто поговорили по душам, но я до сих пор чувствую себя иноземным захватчиком.

— Я счастлив, что ты будешь жить в моей комнате, — он прижал меня к себе так, что у меня захрустели кости.

— Перестань, мама может войти, — мне было совсем не до нежности. Я, к сожалению, испытывала совершенно другие чувства: неловкость, жуткую усталость и острую тоску по дому, который у меня был когда-то. К тому же я была совсем не уверена, что поступила правильно, приехав сюда. Екатерина Ивановна лишь подтвердила мои опасения, что Вадик слишком серьезно воспринимает наши отношения.

Глава 12

Последующие дни были похожи друг на друга как близнецы. Мы рано вставали, чтобы успеть занять место на рынке и поздно возвращались на распухших от постоянного стояния ногах. Сил хватало только на то, чтобы смыть уличную грязь и наскоро проглотить ужин, приготовленный заботливой Екатериной Ивановной. Исколотые шипами руки с трудом удерживали горячую чашку чая. Далее мы падали в постель и засыпали. Лишенные романтики южных ночей и плеска волн, наши отношения грозили превратиться в будничные. Все это время я чувствовала на себе внимательные взгляды Вадика и его мамы. Они ждали, когда я сломаюсь, когда натешусь своей самостоятельностью и вернусь на свое место избалованной девочки. Особенное мучение причиняли исколотые пальцы рук, они гноились и болели. С маникюром пришлось расстаться, я срезала сломанные ногти под корень. Но я не собиралась сдаваться, я шла на рынок как на праздник, расправив плечи, оттягиваемые вниз тяжелой коробкой с цветами. И когда мне было особенно трудно, я представляла, что мне придется вернуться домой, где Коленька ходит в папином халате, спит в папиной спальне, и подступающий к горлу ком отвращения придавал мне сил.

Впрочем, у меня были профессиональные успехи, я научилась делать букеты, украшать их бантиками и завитушками, и это приносило дополнительные деньги за упаковку, хотя и выглядело вульгарно на мой вкус. Так, постепенно мы знакомились с цветочным бизнесом и даже стали своими на рынке. Я узнала, как зовут соседей, но разговаривать нам было не о чем, кроме как попросить друг друга присмотреть за цветами, когда нужно было отлучиться. Я начала курить, и это, конечно, было плохо, но помогало снять напряжение и заполнить паузы между покупателями. Я, казалось, испытывала все сразу — и боль, и отчаяние, и вину, и жалость к себе. В глубине души я по-прежнему оставалась домашней девочкой из интеллигентной семьи.

Как-то после очередного покупателя, который купил у нас много роз, к нам подвалил свирепый кавказец, за его спиной маячил еще один.

— Почем продаешь? — рявкнул он, обращаясь к нам.

Испытывая неприятное чувство страха, я назвала нашу цену, благоразумно чуть завысив ее.

— Ты что, женщина, — придвинулся он ко мне, обдав винным перегаром и табаком.

— Держите наши цены, на хрен нам торговлю сбиваете?! Держите цены, мать вашу. Ты поняла меня? — он схватил меня за руку.

— Отпустите ее, — вступился Вадик.

— Я все сказал. Еще раз такое будет, больше здесь торговать не будете, ясно?

Не дожидаясь ответа, он и его двойник удалились, чувствуя себя хозяевами этого кусочка земли, называемого рынком.

— Сволочи, — я потерла руку.

— А он дело говорит, — неожиданно сказала тихая армянка слева. — Поднимите цену, больше заработаете, и другим мешать не будете.

— Вы думаете? — интеллигентно поинтересовался Вадик. — Дело в том, что южная роза плохо стоит в воде, поэтому и цена низкая.

— Какая кому разница, сколько она стоит — продали и забыли, — отрезала армянка. — Ваше дело — деньги снять, а не заботиться о ерунде.

— Пожалуй, они правы, — шепнула я Вадику. — Если мы хотим здесь работать — придется играть по их правилам, к сожалению, мы слишком еще слабы, чтобы устанавливать свои.

— Вот позор! Какие-то уроды будут нам диктовать свои условия, — слишком громко возмутился Вадик.

— Тихо, — прижала я палец к его губам. — Разбираться будешь в школе с пацанами, а здесь молчи. К тому же не вижу ничего плохого заработать больше. Посмотри, роз осталось не так много, можно попробовать.

Мы подняли цены, это немного затормозило торговлю, но все равно южные розы продавались хорошо. Через четыре дня мы распродали все.

Оглядываясь назад, могу сказать, что это было интересное время, и я считала, что провела его с большей пользой, нежели в школе. На улице, в пыли и грязи, с исколотыми в кровь руками и карманами, набитыми денежными купюрами, я все-таки гордилась собой. Конечно, у меня никогда не было столько денег, но в то же время я понимала, что опустилась вниз, потеряв что-то очень ценное, может быть, это и был тот социальный статус, над которым я раньше смеялась. Один раз мне приснился сон, что я стою за прилавком, а ко мне подходит моя мама, красиво одетая и причесанная, и, покачав головой, уходит, а я бегу за ней, но не могу догнать. Я проснулась в слезах и долго лежала без сна. Но я не делала ничего плохого. Как мне себя убедить в этом? Может быть поэтому я, несмотря на усталость, иногда плохо спала, для меня было слишком много новых впечатлений. Я с интересом наблюдала за людьми, окружающими меня на рынке: вот бомж, сладко спящий на картонке, а вот старушка-попрошайка, каждый день исправно обходящая цветочные ряды, а вот кавказцы, приехавшие в Москву заработать, и ведущие себя не как гости столицы, а как ее хозяева. Это был совершенно другой мир, отличный от музыки, книг и школы, и я училась в нем выживать. Моя новая жизнь началась здесь, на асфальте, где я наспех ела грязными руками и училась быть взрослой.

Было приятно, что моя идея с южными розами оказалась верной, все-таки это оказалась выгодно. На заработанные деньги мы купили билеты в Адлер и поехали рассчитываться с Марией Васильевной и за новой партией цветов. Как же отличались мы от тех детей, которые были здесь совсем недавно. Мы стали увереннее и равнодушнее, а уж о романтике в наших личных отношениях говорить не приходилось. Вадик перестал казаться мне милым, а стал партнером по бизнесу. Общее дело и общий кошелек не хуже бытовых трудностей убивает любовь. Теперь мы говорили о чем угодно, кроме любви, о ценах на цветы и какие продукты купить на ужин, о прохожих и погоде. Впервые в моей жизни у меня были деньги, которые я могла тратить и никого не спрашивать. Мое желание жить самостоятельно было настолько сильным, что я не побаловала себя никаким подарком, отложив все покупки до лучших времен.

Перед отъездом я решила забежать домой, мне нестерпимо хотелось оказаться хотя бы ненадолго в знакомой обстановке, к тому же мне нужны были некоторые мои вещи. Подняв трубку, я набрала знакомый номер и, услышав длинные гудки, почти бегом побежала к дому. Ком в горле и слезы на глазах мешали открыть хитрый замок, который поставил папа на случай прихода незваных гостей. В квартире было тихо, и если бы мама в тот момент оказалась дома я, наверное, бросилась бы к ней на шею и умоляла о прощении. Но дома никого не было, и лишь незнакомый галстук, небрежно оставленный в спальне, напоминал мне, что все изменилось. Я ходила по комнатам и ласкала взглядом знакомые вещи, испытывая лишь одно желание — вернуться домой, но только чтобы все осталось по-прежнему — жить с чужим человеком, вторгнувшимся в нашу жизнь, я не могла. Выйдя на балкон, мой взгляд упал на монастырь, и я почувствовала странное желание обратиться к Богу, верить в которого так и не научилась. Мне так нужна была поддержка, но в этой жизни мне никто не мог помочь кроме меня самой. Вздохнув, я пошла в свою комнату, собирать вещи. А потом долго сидела за письменным столом, за которым провела столько времени, готовя домашние задания, и сочиняла письмо маме, думая о том, что она перестала быть мне родным человеком, предав папу, а значит и меня, и я никогда не смогу относиться к ней, как раньше. В тот момент я думала, что я для нее только помеха на пути создания новой семьи. В нескольких фразах я сообщала, что у меня есть работа и жилье, что я здорова и счастлива и не собираюсь возвращаться домой. К записке я приложила деньги, которые брала перед поездкой на юг и оставила письмо на кухонном столе. Я тогда и подумать не могла, что это письмо не попадет к ней в руки.

Глава 13

На следующий день, к вечеру, мы были уже в Сочи и обсуждали дальнейшие наши планы по продаже роз с Марией Васильевной, которая была очень удивлена нашим возвращением, да еще и с деньгами. Решив дела, мы отправились к морю и до изнеможения плавали и ныряли, смывая московскую пыль. Потом мы долго сидели у моря, любуясь оранжевым солнечным шаром, садящимся в море. Здесь ничего не изменилось. Потом мы отправились в летнее кафе — поесть шашлыков и выпить вина. Победу в цветочном деле нужно было отметить.

— За тебя! — поднял Вадик бокал, глядя мне в глаза.

— За нас! — не согласилась я. — Ты молодец, Вадик. Если бы ты тогда не начал так ловко торговать, может, я бы и не вылезла из-под прилавка.

— Да ладно тебе, — смутился Вадик. — Знала бы ты, как я себя по-дурацки чувствую на рынке.

— Ну, по тебе это не видно. А я уже даже привыкла, меня все это перестало трогать. Главное, что мы делаем деньги.

— Главное, что мы вместе, — поправил меня Вадик.

Жаль, что я не считала это главным.

— Знаешь, Вика, я все время ждал, что ты сломаешься, будешь жаловаться, а ты, стиснув зубы, молчала и делала дело. Я видел, как ты уставала, как тебе было тяжело, но ты держалась. Представляешь, на протяжении стольких лет я совсем не знал тебя. Я считал тебя избалованной девчонкой и даже не мог представить, что ты такая.

— Надеюсь, ты не разочарован? — его слова были мне приятны.

— Нет, очарован еще больше, — он поцеловал мне руку. — Эти маленькие исколотые пальчики делали шикарные букеты.

Он начал целовать один палец за другим, а я смутилась, почувствовав какую-то нежность к нему.

— Перестань, Вадик, — я отняла руку. — В Москве ты вел себя иначе.

— Ха, в Москве я уставал как собака. Но, признаюсь честно, твоя стойкость поддерживала меня. Ты умеешь быть и очаровательной, и деловой.

Я сидела с бокалом в руке и смотрела на море, плескавшееся внизу, и чувствовала себя почти счастливой.

— Ты счастлив? — неожиданно спросила я Вадика.

— Конечно, счастлив. Сижу в кафе у моря с красивой девушкой и запиваю вкусный изумительный шашлык домашним вином.

— Как все просто, — вздохнула я. — А у меня всегда есть что-то, что мешает мне полностью радоваться жизни.

— Это пройдет, — авторитетно заявил он.

— И когда же?

— Когда допьем бутылку, — с серьезным видом заявил он.

— Очень мило, поэтому люди так часто и спиваются, с каждым бокалом жизнь становится все лучше и лучше.

— Поэтому очень важно жить в мире с самим собой и окружающими. А на самом деле, я счастлив, потому что я с тобой. Я вижу твои глаза и твою улыбку, я могу коснуться твоей руки, и ты моя, единственная и любимая.

Я опустила глаза и подумала, что с некоторых пор меня стали раздражать разговоры о любви.

— Пойдем лучше потанцуем, — предложила я, допив бокал до конца.

Приятная медленная музыка, теплые мужские руки на талии, его губы касаются моих волос, приятная теплота разливается по телу, и ненадолго я забываю обо всем.

Три дня на море пролетели быстро. Отдыхать, это не работать, на рынке день тянется как резиновый, а на море кажется, что несколько раз искупались и вот, уже солнце садится.

Нагруженные цветами, мы вернулись в Москву. В этот раз цветов было намного больше, так что из аэропорта пришлось взять такси. Екатерина Ивановна встретила нас пирожками с мясом и картошкой. Жареные в масле, с восхитительной румяной корочкой, они просто таяли во рту. Отправляя в рот пятый пирожок, я оглядывала маленькую чистенькую кухню. Мама Вадика прекрасно вела хозяйство: ее обеды всегда были превосходны, квартира чисто убрана, а белье накрахмалено. Странно, что она так и не вышла замуж. Моя мама вряд ли могла сварить простенький супчик, а уж до уборки никогда не опускалась. Интересно, кто у них там сейчас убирается? Наверное, опять наша соседка, которой не хватает ее маленькой пенсии.

— О чем задумалась, красавица? — голос Екатерины Ивановны отвлек меня от моих мыслей. Я и не заметила, что мы остались одни.

— Я? Думаю как у вас все чисто и аккуратно, — сказала я полуправду, не могла же я ей сказать, что размышляю, почему она не вышла замуж. — Очень вкусные пирожки, и вообще, спасибо вам.

— Да ладно. Главное, чтобы ты моего сыночка не обижала.

— Ну да, обидишь его, как же?! Он умеет за себя постоять.

— Умеет, да только с тобой он стал каким-то совсем мягким, почти плюшевым.

— Это плохо? — спросила я.

— Плохо. Если ты его бросишь, даже не знаю, что и будет. И вообще, все это так рано…

К счастью для меня, вошел Вадик и избавил меня от продолжения щекотливого разговора. Я поспешно вышла из-за стола. В ванной была моя зубная щетка, на крючке висело мое полотенце и халат.

«Похоже на то, что я вышла замуж», — подумала я, выдавливая зубную пасту на щетку.

Глава 14

Жаркий, июль прошел в бойкой торговле и перелетах. Мы стали еще закупать цветы в совхозе, потому что все время летать в Сочи было накладно. Я уже привыкла к такому образу жизни, и он начал мне нравиться. Но особенно грела душу та кучка денежных купюр, которая постоянно росла, уже очень скоро я смогу жить самостоятельно. Розы перестали колоться, ноги стали меньше уставать, а по красоте составляемых букетов я превзошла всех на рынке. Медленно, но верно, я двигалась к цели. Мои отношения с Вадиком оставались теплыми и ровными, мы никогда не ссорились. Он был мне приятен, но я окончательно поняла, что не смогу ответить ему тем же чувством, которое он питал ко мне. Это, определенно, была просто привязанность, я знала, что расставания нам не избежать. Ласковый, добрый и внимательный, он меньше всего заслуживал безответную любовь. Он сделал все, чтобы я чувствовала себя как дома. Екатерина Ивановна относилась ко мне, как к дочери, и я представляла, какую обиду им нанесу своим уходом.

Я по-прежнему не могла заставить себя встретиться с мамой и объяснить ей мое поведение, и это очень мучило меня. Я не была готова к разговору с ней, потому что была слишком еще не уверена в себе, и боялась, что под ее натиском я все брошу и вернусь, а потом буду проклинать себя последними словами за слабость. Поэтому я писала ей письма, что у меня все хорошо, я работаю и довольна жизнью. Домой я больше не заходила, просто опускала письма в почтовый ящик и, как преступница, убегала, боясь встречи с мамой или соседями. Иногда меня посещала дикая мысль, что если бы я могла, я бы организовала собственные похороны, а потом, полностью изменив внешность, начала бы новую жизнь.

До 1 сентября оставалось две недели. Для себя я точно решила, что не вернусь в школу, а буду работать, теперь я с трудом представляла себя за партой. Но как сказать об этом Вадику и Екатерине Ивановне?! Дальше следовал бы неминуемый скандал, а я боялась остаться без поддержки. Это было очень меркантильно, но Вадик нужен был мне для работы. Я привыкла к нему, у него были свои обязанности, и я не могла потерять его совсем. И тогда я придумала следующее: вместо того, чтобы стоять на рынке, можно было нанять продавца, а чтобы не летать в Сочи, можно было договориться с кем-нибудь из экипажа, чтобы мы просто подъезжали за чемоданами с цветами. Конечно, все это должно оплачиваться, и денег стало бы меньше, но у нас освобождалось бы время. Я могла взять на себя закупку цветов в подмосковных совхозах, и еще многое другое, а Вадик мог бы учиться, а после школы помогал бы мне. Вдохновленная своим новым планом я пришла на кухню, где Вадик курил в одиночестве, и кратко изложила суть дела. Я просто была уверена, что он поддержит меня, и у нас еще было две недели, чтобы все организовать, но он возмутился.

— Вика, хватит фантазий, мы работаем до сентября, а потом идем в школу! — его голос звучал раздраженно.

— Ты можешь идти в школу, а я останусь и буду работать. А ты в свободное время будешь помогать мне. Я даже могу снять квартиру и уехать, чтобы не мешать, у меня уже достаточно денег.

— Деньги, — заорал он. — Да ты помешана на деньгах. Тебе нужны только деньги.

— Это неправда, — возразила я. — Деньги мне нужны для того, чтобы быть самостоятельной.

— Самостоятельность! — скривился он. — Это еще один конек, на котором ты ездишь. Да на кой черт она тебе нужна? Почему ты не можешь жить, как люди? Придет время — будешь работать и будешь самостоятельной, тебя просто жизнь заставит. Так нет, тебе это надо делать сейчас, когда нужно учиться, чтобы стать хоть кем-то в этой жизни.

— У меня нет времени, — спокойно ответила я.

— И вообще, если хочешь знать, я устал от этой торговли, от этих цветов, от ранних подъемов и толчеи на рынке. Почему ты не можешь быть как все? Почему ты все время пытаешься прыгнуть выше головы? Почему мы не можем сидеть с тобой во дворе с ребятами и петь песни под гитару? — он уже почти кричал на меня.

Никогда до этого я не видела Вадима в такой ярости.

— Мне это уже неинтересно, а ты можешь идти хоть сейчас.

— Неинтересно ей?! А что тебе интересно, рубли считать на рынке и общаться со всякой швалью? Это тебе греет душу? Может для тебя, выросшей в интеллигентной семье, это в кайф? Может, ты тащишься от этого? А может, ты матери назло это делаешь? Ты еще на панель пойди! — Вадик вытащил нервно сигарету из пачки.

Я решила разговаривать спокойно, в конце концов, меня всегда учили держать себя в руках.

— Вадим, на какой вопрос ты хочешь первым услышать ответ? — на моих губах играла полуулыбка.

— Почему ты такая? — он бросил сигарету в пепельницу и, подойдя ко мне, схватил меня за плечи. — Почему, Вика?

«Ну, вот и развязка», — вяло подумала я. «Теперь у меня есть повод уйти».

Я высвободилась и снова села. Мне все-таки хотелось сначала выяснить — какая муха его укусила сегодня.

— Что с тобой вдруг произошло? Ты заработал денег и можешь еще заработать. Да и учиться можно, если очень захочешь. Только ты не хочешь, тебе песенки захотелось петь с ребятами во дворе на грязной лавке. Скатертью дорога, — я встала.

— Сядь, — он насильно усадил меня на табуретку. — Вика, я устал от твоей самовлюбленности и эгоистичности. Ты думаешь только о себе, о своих планах, своих переживаниях. Тебе нет дела, что чувствуют другие люди. Другие люди идут на жертвы ради того, чтобы тебе было хорошо. Но ты же ничего не замечаешь!

— Другие это кто? Ты во множественном числе? — колко спросила я.

— Не только я, это еще и наши матери. Тебе нет дела до своей, ты даже не знаешь, что она чувствует после ухода из дома единственной дочери. Ты не знаешь, как переживает моя мать, вынужденная тебя скрывать. А может, тебя уже с милицией ищут? Ты никогда не думала, что твоя мать может отказаться от тебя, и тебя отправят в интернат? Ты же несовершеннолетняя, — его голос уже был тихим и спокойным.

Я молчала, не зная, что сказать.

— Тебе лучше оставить эти мысли с торговлей и вернуться домой. Надо учиться, — сказал Вадик, глядя в окно.

Я сидела на стуле, рассматривая свои руки. Я абсолютно была не готова к такому разговору. До меня никак не доходило, что Вадик, которого я с детства считала своим другом и с которым я уже жила почти три месяца так думает обо мне. Его слова вонзались в меня как стрелы, причиняя почти физическую боль. Если он так думает обо мне, почему он со мной? Было ясно, что его уже тяготят наши отношения и их неопределенность. Конечно, надо уйти. Но я сидела, как будто у меня отнялись ноги и только мысли блуждали по кругу. Куда идти? Домой? Нет, ни за что. Но я должна остаться одна и все обдумать. Удар был неожиданным и болезненным, мы так долго были вместе, и я привыкла к нему. Но после таких слов остаться уже невозможно. Еще не хватало быть обузой. Я медленно сосчитала до трех и заставила себя подняться. В его комнате я собирала вещи. Мне никто не мешал, Вадим по-прежнему сидел на кухне. Я разделалась с вещами, свалив их кое-как в сумку, мне было не до аккуратности, и переоделась в джинсы и футболку. С сумкой в руках я заглянула на кухню. Вадик, ссутулившись, сидел на том же месте, не меняя позы.

— Я ухожу, — бросила я с порога. — Можешь возвращаться к своим игрушкам и тетрадкам.

— Надеюсь, ты идешь домой?

— Я надеюсь, что тебя больше никогда не будет волновать вопрос «куда я иду». Спасибо за приют, передавай привет маме. Я больше не буду беспокоить вас, — я быстро повернулась для того, чтобы скрыть слезы, которых он не должен был видеть. Сильные девочки никогда не плачут.

Я вышла на лестницу, аккуратно прикрыв за собой дверь. Меня никто не остановил, и я стала медленно спускаться по лестнице, тяжелая сумка била по ногам. Я не знала ни одного человека, к кому бы я могла пойти. Я вышла из подъезда и села на скамейку в другом дворе. Все кончено!

Не знаю, сколько я сидела, перебирая в памяти недавние события, и восстанавливая их шаг за шагом. Больше всего меня задели его слова о моей самовлюбленности и эгоистичности. То ли я этого за собой не замечала, то ли он просто понял, что я не люблю его и не могу ответить на его чувства. А любил ли он меня на самом деле? И мог ли мужчина отпустить девушку в ночь, даже не интересуясь, куда она пойдет? Может быть, ему было просто удобно со мной? Сначала мы развлекались на юге, я спала с ним, он чувствовал себя мужчиной, я ничего не требовала взамен. Потом я придумала, как нам заработать денег, вкалывала вместе с ним, продавая цветы, и при этом всегда была весела и доступна. Наверное, ему просто стало неинтересно со мной. Я сидела и терялась в догадках, что произошло с Вадиком, а на город надвигалась ночь. В окнах начали гаснуть огни, счастливые обладатели кроватей ложились спать. В моем распоряжении была только жесткая, посыпанная песком, скамейка. Я, конечно, могла вернуться домой, но, если уж я решила стать взрослой, значит, надо идти до конца, я должна была доказать самой себе, что все смогу и никаким жизненным неудачам не сломить меня. «Вадик, наверное, уже ложится спать», — подумала я и сказала себе: «стоп». Я не стану думать о нем, он этого не заслуживает, инфантильный слабак, в школу он захотел. Пусть катится. А мне-то что делать? Домой не вернусь, к Вадиму тем более, знакомых нет. Слишком поздно, слишком темно. И тут я вспомнила про вокзал. Там я смогу сдать сумку в камеру хранения и поспать в кресле до утра, а утром я обязательно что-нибудь придумаю. Из всех вокзалов я выбрала Павелецкий, и едва успела на пересадку. Времени было около часа ночи. Долго же я сидела на скамейке, хорошо, что на метро успела. На вокзале было шумно и душно, но эта обычная сутолока сейчас не раздражала меня. Я бросила сумку в камеру хранения, спрятала деньги в одежду и, набрав кодом день моего рождения, захлопнула дверцу. Теперь у меня была только маленькая сумочка с деньгами и косметикой. Со свободными руками я почувствовала себя лучше и решила привести себя в порядок. Я зашла в туалет, причесалась и подкрасилась, улыбнулась своему отражению, выглядела я неплохо. Сидеть в кресле не хотелось, моя душа требовала движения, поэтому я решила прогуляться. Выйдя на свежий воздух, я вдохнула полной грудью и подумала, что теперь я абсолютно одна и готова к новым переменам. Не стоит грустить.

Моя Москва, прогулки по ней, всегда успокаивали меня, рассматривая здания, огни, людей, я что-то придумывала, растворялась в этом, забывала о себе и своих горестях. Так было и на этот раз, просто время для прогулок было не самым подходящим, и моя одинокая фигурка слишком бросалась в глаза. Около меня останавливались машины, приглашая прокатиться, подвыпившие мужички предлагали познакомиться. Но после того, как очередной желающий поразвлечься схватил меня за руку, мне пришлось врезать ему сумочкой и пуститься наутек. Отягощенный спиртным и лишним весом, он быстро сошел с дистанции, а я, пробежав пару кварталов, выбежала на Садовое кольцо. Поток мчавшихся автомобилей вызвал у меня желание прокатиться на такси. Я выставила руку, и машина не заставила себя долго ждать. Я села, и таксист задал дежурный вопрос:

— Куда?

Я подняла на него глаза, передо мной сидел симпатичный паренек лет двадцати.

— Мне все равно, — пошутила я.

Он сурово посмотрел на меня:

— А ну выходи, тебе развлечения, а я деньги зарабатываю.

Я достала из сумки пару бумажек и бросила рядом с коробкой передач.

— Вот и зарабатывай. Катай по центру, по красивым местам, маршрут сам выберешь. Когда деньги закончатся — отвезешь на Павелецкий вокзал.

Парень взял деньги и бережно положил их в карман, потом спросил:

— И куда же ты, такая хорошенькая, на ночь глядя?

Наверно, для меня на сегодня было достаточно неприятностей, поэтому я грубо рявкнула:

— Я плачу, чтобы ты ездил, а не болтал.

Парень хмыкнул и плавно тронул машину. Я люблю ездить, звук мотора вносит умиротворение в мою душу, и я подумала, что обязательно куплю себе машину. Его маршрут был удачным, наши вкусы совпадали, и я получила удовольствие от прогулки. Он действительно молчал всю дорогу и, только подъехав к вокзалу, вдруг спросил:

— Как тебя зовут?

— Я же сказала, не задавай вопросов, — повторила я, но уже более мягко.

— Просто я подумал, что могу тебе помочь, моя смена уже закончилась, сдам машину и поеду домой и вообще, вокзал не самое лучшее место, — он посмотрел на меня, и я заметила, что глаза у него добрые.

— Мне не нужна никакая помощь, особенно от незнакомых мужчин.

— Мы можем познакомиться. Саша, — протянул он мне руку.

Мне осталось только пожать ее:

— Вика.

— Ну вот, теперь, когда мы знакомы, расскажи мне, почему такая девушка одна катается ночью на такси.

— Не вижу в этом ничего противозаконного. Я же заплатила.

— Да, кстати, — он достал мои деньги и сунул мне в руку. — Мне не нужны твои деньги. Я просто тебя не рассмотрел сначала. Пока ездишь — всякое бывает, извини.

— Ладно, — я пожала плечами.

— Я, правда, хочу тебе помочь. Насколько я понимаю, по каким-то причинам тебе некуда идти.

— У меня есть целое здание Павелецкого вокзала, которое я собираюсь почтить своим присутствием, — пошутила я.

— Вокзал — не место для такой, как ты. К тому же менты замучают вопросами. Выглядишь ты так, как будто из дома сбежала. Но я не буду задавать вопросов, если захочешь — сама расскажешь. А у меня хорошая двухкомнатная квартира, недалеко отсюда. Я живу один и предоставлю гостиную в твое полное распоряжение. Пока ты принимаешь душ, я приготовлю ужин. И обещаю не посягать на твою невинность.

Моя невинность осталась в прошлом вместе с Вадиком, а предложение Саши звучало заманчиво, и, кроме того, его упоминание о ментах испугало меня.

— Ладно, — согласилась я. — Только пообещай мне, что действительно не будешь задавать вопросов.

— Обещаю, — он улыбнулся. — Мне никогда не попадались такие загадочные девушки. А ты уверена, что тебе не нужен совет?

— Уверена. Я никогда больше не захочу ничего рассказывать, а советов с детства не терплю.

— Нет вопросов, — он нажал на газ, и машина рванулась с места.

Минут через сорок я переступила порог Сашиной квартиры. Она оказалась уютной и хорошо обставленной. Саша провел меня в комнату и усадил на мягкий диван, включив телевизор.

— Я на кухню, чувствуй себя как дома.

— Спасибо. Помощь в приготовлении ужина нужна?

— Не терплю женщин на кухне, — бросил он мне через плечо.

Я попыталась расслабиться под монотонное бормотание телевизора. Никогда не любила телевизор, совершенно бестолковая вещь, отнимающая кучу времени. У нас дома он не пользовался популярностью. Мама предпочитала играть, а папа, когда был дома, был занят своими книгами. Интересно, смотрит ли она телевизор с Коленькой? Если мой муж будет любить телевизор, то я, наверное, не смогу с ним жить. Нет ничего грустнее, когда мужчина сидит перед телевизором, с увлечением переключая каналы. В конце концов, я щелкнула пультом и выключила его. Происходящее казалось нереальным. Да я ли это? Сижу в чужой квартире, на кухне незнакомый парень готовит мне ужин. А что потом? Может он рассчитывает на что-то большее? А я? Хочу ли я этого? Он вроде бы ничего. А если он будет настаивать? Хотя он обещал не трогать меня. Но верить мужчинам! Саша вошел в комнату в майке и шортах. Надо отдать ему должное, фигура у него была что надо, Вадик просто школьник по сравнению с ним. Этот был просто горой мышц. Как это я сразу не заметила.

— Ужин готов, леди. Ничего, что я не во фраке?

— Ничего-ничего, — я с трудом заставила себя отвести взгляд. И чего это он так разделся?

Я вошла в кухню — чисто, аккуратно, цветочки на окнах. На столе дымилась яичница по-болгарски. Все выглядело вполне респектабельно.

Я села за стол и не удержалась от вопроса:

— А ты с кем живешь?

— Пока один. А ты что, хочешь пожить у меня?

Я чуть не подавилась.

— Нет, даже не надейся.

— И ты не надейся, — пошутил он.

Я занялась яичницей. Ужин прошел в молчании.

— Ну, вот и умница, — он забрал у меня чистую тарелку. — Сейчас я тебе постелю, дам чистое полотенце и халат. Но, прежде чем разойдемся, хочу спросить…

— Да?

— Тебе нужны деньги или еще какая-нибудь помощь?

— Мне нужна комната или квартира чтобы жить.

— И деньги, чтобы это оплачивать, — усмехнулся он.

— Послушай, — я выскочила из-за стола. — Если я согласилась принять твое приглашение, то это не дает тебе повода так со мной разговаривать. Я не та, за кого ты меня принимаешь. Запомни это раз и навсегда. У меня есть деньги, чтобы снять жилье. И вообще, еще одно ехидное слово, и я ухожу.

— Господи, напугала, — он весело рассмеялся. — Ну и характер у тебя. Куда пойдешь-то? На вокзал?

— Все лучше, чем слушать глупости, — вздернула я нос.

— Сядь, поговорим. Есть у меня кое-что на примете. Знакомые попросили постояльца найти. Сколько можешь платить за месяц?

Мы договорились с утра посмотреть квартиру, а потом Саша постелил мне в гостиной, и, пожелав спокойной ночи, ушел к себе.

Глава 15

На следующий день Саша привел меня в чистенькую однокомнатную квартирку в Коломенском, за которую я заплатила за два месяца вперед. Пожелав мне удачи, он сразу удалился. А я, заперев дверь, вышла на крохотный балкончик с сигаретой. Перед моим взором медленно катила свои мутные воды Москва-река, и важно проплывал белоснежный пароход, с которого доносилась приглушенная музыка.

Одна, одна, одна. Ну вот теперь я действительно ни от кого не завишу, у меня есть жилье, по крайней мере, на месяц, и еще кое-какие деньги, и я могу делать все что захочу, а сделать нужно было очень много.

Я зашла в комнату, села на старенький диванчик и посмотрела на телефон. Очень хотелось с кем-нибудь поговорить. Но с кем? Вадику звонить нельзя, с ним все кончено. Ольге придется все рассказывать, да еще вдруг она проговорится своей маме и меня найдут. Одноклассникам и прежним кавалерам звонить не хотелось, слишком уж я теперь изменилась. Я вздохнула и набрала номер своей квартиры, очень хотелось услышать мамин голос. Но в трубке раздалось твердое мужское «алло», и я чуть ее не выронила.

— Да, алло, слушаю, — повторял он на все лады, и вдруг я услышала мамин голос: «Коля, кто там? Может это меня?» Но он бросил трубку.

Значит, они вместе, и он еще к телефону смеет подходить. Не знаю почему, но этот факт разозлил меня окончательно. Значит, все правильно. Я все равно не смогла бы жить с ними. Лучше уж я буду одна. Я смирюсь со своим одиночеством.

Я достала из сумки папину фотографию и поставила на журнальный столик рядом с телефоном. Его добрые глаза смотрели на меня ласково и внимательно.

— Я справлюсь, папочка. Я буду такой, как ты меня учил — сильной и смелой, и я не буду расстраиваться из-за того, чего я не в силах изменить.

Жизнь продолжается, а значит надо собраться. Я села за стол и стала писать план на следующую неделю. «Если у тебя есть план, значит, ты управляешь своей жизнью, а не она тобой», — говорил папа. «Даже если у тебя выходной, составь план интересного отдыха, включи в него встречи с друзьями, и обязательно два неинтересных, но полезных дела, тогда день пройдет не зря». Надо было договориться о поставках цветов, найти продавцов на рынок, а также купить билет в Сочи. План был вывешен над кроватью, чтобы бросался мне в глаза. Мне сразу стало легче, я прилегла на диван, попыталась читать, но задремала. Меня разбудил телефонный звонок.

— Да, — ответила я сонным голосом.

— Ты уже в постельке?

— А тебе какое дело? — удивилась я наглости моего нового знакомого.

— Хотел узнать, как ты устроилась?

— Спасибо, хорошо. Уже почти сплю.

— Я тут подумал, — он сделал паузу, — Может, сходим куда-нибудь?

— Вряд ли, у меня очень много дел, — вежливо отказалась я.

— Как хочешь. Я хотел тебя развлечь.

— Боюсь, что я устала от развлечений.

— Как знаешь, имей в виду, я не расстроился.

— И хорошо, — улыбнулась я и бросила трубку.

«Наверно, я ему все-таки понравилась», — равнодушно подумала я, не испытывая никакого удовольствия от этого. В ближайшее время я собиралась побыть в одиночестве. Слишком уж много хлопот с этой любовью, а у меня наполеоновские планы, осуществить которые при наличии мужчины будет трудно.

Я вспомнила о Вадике. Честно сказать, я скучала по нему, по его сильным рукам, нежным поцелуям и нашим разговорам перед сном. Я закрыла глаза и стала вспоминать. Мы на море, мы на прогулке на морском катере, мы у него дома, и он шепчет, что любит меня. На глазах выступают слезы, и я в который раз даю себе слово, что не буду думать об этом. Не буду и все, но мои мысли все равно возвращаются к нему. Непросто справиться с собой. Ой, как непросто.

Глава 16

Иногда мне казалось, что мое состояние в то время представляло клубок обид, спутанных в моем сердце. Я никому не верила и была обижена на весь свет. На маму за то, что ее роман разрушил нашу семью, на папу, за его слишком ранний уход из жизни, на Вадика за его обидные слова, на всех остальных просто за то, что у них, как мне казалось, все хорошо. А я была одна, и похоже было, что никому на свете не было дела до меня, и я могла рассчитывать только на свои силы.

Проблем было так много, что всю неделю я вертелась, как белка в колесе. Я нашла продавцов — Лену и Андрея, которые согласились работать вместо меня за процент от выручки. Они представляли милую семейную пару, при первом взгляде на которую было заметно, что они любят друг друга. Они поженились сразу после бурного школьного романа и были вынуждены сами зарабатывать себе на жизнь, так как родители, возмущенные их дерзостью, перестали им помогать. Ко времени нашего знакомства им уже было больше двадцати, и они были знакомы с жизнью не по книгам и учебникам. У Лены были короткие, вьющиеся волосы соломенного цвета и голубые глаза, она едва доставала до плеча Андрею, рост которого был под два метра. Черты лица у Андрея крупные и неправильные и не было в нем ничего особенного, кроме еле уловимого обаяния, попадая под власть которого уже перестаешь замечать все остальное и остается только впечатление того, что он очень хороший человек. Вообще, они оба внушали доверие своей простотой и бесхитростностью, и у меня, в первые же минуты знакомства, возникло ощущение, что мы давно знаем друг друга. На самом деле я обратила на них внимание еще на рынке, они тоже торговали цветами и хорошо знали свое дело. Сначала к моему предложению они отнеслись с недоверием, но, в конце концов, они дали согласие поработать вместе со мной. Для меня было большой удачей договориться со взрослыми людьми, все-таки мне еще было всего шестнадцать.

Мы договорились и взяли в аренду небольшой подвал для хранения цветов. К счастью, оказалось, что у Андрея были старенькие «Жигули», и он согласился работать по совместительству еще и водителем. Оставалось самое сложное — договориться о поставке цветов из Сочи, потому что основные деньги делались на южной розе. На выходные я собиралась лететь в Сочи для решения этого вопроса и могла спокойно оставить наше небольшое хозяйство на своих новых компаньонов, уверенная, что по возвращении найду все в полном порядке.

Удобно устроившись в кресле самолета, я стала присматриваться к стюардессам и сразу выбрала девушку, с которой решила поговорить. С аккуратным хвостиком и длинными ресницами, она с особым изяществом носила голубую форму и обладала приятным голосом. Улучив удобный момент, я поймала ее в хвосте самолета и объяснила ей ситуацию, заинтересовав деньгами. Я попала в точку, Наде, так ее звали, очень нужны были деньги. Она прошептала мне на ухо:

— Подожди меня в самолете после посадки — поговорим. Я подумаю, что можно сделать.

Самолет благополучно сел в Адлере, люди заторопились на выход. Я терпеливо дожидалась Надю. Проводив пассажиров, Надя подбежала ко мне:

— Пойдем, в кафе в аэропорту все обсудим.

Закинув через плечо небольшую сумку, я последовала за ней, жадно вдыхая горячий и влажный воздух. Заказав кофе, мы начали торговаться. Надя была девушкой с большими аппетитами и вначале заломила слишком большую сумму, ссылаясь на риск. Но я уже умела торговаться, так что мы быстро пришли к соглашению. Надя оставила мне свой телефон и сообщила дату следующего вылета, к которому я должна была подготовить два чемодана с розами. У меня было два дня, так что все устроилось самым лучшим образом.

Мария Васильевна встретила меня с улыбкой:

— Здравствуй, Вика! Как дела?

Слава Богу, она не спросила про Вадика, хотя и искала его глазами.

— Все хорошо, Мария Васильевна. Сейчас переоденусь и все расскажу.

Я быстро прошмыгнула в комнату. Знакомая комната, наши кровати, по-прежнему сдвинутые вместе и теплая южная атмосфера совсем расстроили меня. Я опустилась на постель, чуть не плача, забыв про то, что хотела переодеться. Обхватив голову руками, я сидела, пытаясь справиться с чувствами. Наверно, я просидела достаточно долго, и Мария Васильевна, не дождавшись меня, постучала тихо в дверь. А может, она почувствовала, что мне плохо? Я открыла дверь — Мария Васильевна стояла на пороге с подносом.

— Я покушать тебе принесла, — сказала она и стала хлопотать вокруг стола, расставляя тарелки.

Аппетитный запах домашних котлет с картофельным пюре странным образом подействовал успокаивающе. В конце концов, после ужина она задала этот вопрос:

— Ты одна теперь?

Я молча кивнула.

— И не думай переживать о нем. Парень, который упустил такую девку, ничего не стоит. У тебя знаешь, сколько их будет?!

— Знаю, Мария Васильевна, — прервала я. — У меня их будет столько, сколько я захочу. И, пожалуйста, не будем об этом. Все уже в прошлом.

Еще не хватало, чтобы эта милая старушка меня жалела.

— Я привезла деньги, — я потянулась за кошельком и отдала ей ее долю.

Тема Вадика, к счастью, была закрыта и ни разу за те дни, которые я провела у нее, она больше ничего не спросила. Мария Васильевна каждый раз радовалась деньгам как ребенок.

— Спасибо, Вика. Ты хорошо начинаешь, наверное, миллионершей будешь. Светлая у тебя головка. Не знаю, что бы я без тебя делала, с жильцами опять проблема, а от моего старика никакой помощи, то пьет, то в домино играет.

— Да уж, — со знанием дела, согласилась я. — От мужчин помощи не дождешься, только вред один.

— И какие у тебя планы теперь?

— Наполеоновские, — улыбнулась я. — Собираюсь подмять под себя весь цветочный бизнес в Москве.

Мария Васильевна округлила глаза:

— Уж не связалась ли ты с мафией?

— Пока нет. Это я, так, шучу. А на самом деле мы можем заработать большие деньги, если вы мне чуть-чуть поможете, — и я передала ей разговор со стюардессой.

Мы еще немного посидели, обсуждая дела, и я отправилась к морю.

Размахивая полотенцем и, стараясь отвлечься от воспоминаний, я добежала до пляжа и с разбега кинулась в море. Я долго плавала, качалась на волнах и ныряла, а потом растянулась прямо на теплых камнях и стала разглядывать отдыхающих. Семейные пары с детьми, парочка хорошеньких девиц и ни одного симпатичного парня. Я закрыла глаза и против воли в голову полезли воспоминания. «Может я все-таки влюбилась в него», — подумала я, пытаясь разобраться в себе. Когда он был со мной — я ничего подобного не чувствовала. Конечно, нам было хорошо вместе, мне нравилось утром просыпаться рядом с ним, меня развлекали его шутки и комплименты. Но, если я даже влюбилась, должно же быть средство от тоски, которая появляется при мыслях о нем и захватывает меня всю целиком. Поскольку я не собираюсь к нему возвращаться, значит надо избавиться от этого ненужного чувства, мешающего жить полноценной жизнью. Перебирая камешки, я вспоминала различные советы из добрых журналов. Самым лучшим считается новая любовь, но это опять новая кабала, и мне пока не нужно. Что еще? Еще советуют погрузиться в работу — я и так работаю достаточно. Еще можно заняться учебой и спортом. Только для этого у меня уже нет времени. Значит, ограничимся тем, что будем делать зарядку по утрам. Надеюсь, это отвлечет меня от грустных мыслей. Не в моем характере было страдать, пусть даже из-за самого замечательного парня на свете.

Я все успела за два дня. Вместе с Марией Васильевной мы сходили к ее двум приятельницами, с которыми договорились о розах, у Марии Васильевны уже роз не хватало. Мне даже удалось оторвать ее муженька от домино и уговорить его починить старенький «москвич», на котором он будет подвозить цветы в аэропорт. Итак, поставщики и шофер были найдены. Надя ждала их в аэропорту, она оформляла чемоданы как чей-то багаж, который я должна была встречать в Москве. На обратном пути Надя должна была передать Марии Васильевне деньги, и снова забрать розы, и так далее. В общем, процесс был организован, и мне уже не надо было тратить время, чтобы летать самой. Все было расписано по числам и часам, и я чувствовала себя дирижером маленького оркестра, который создала сама. Может быть, мои подвиги на этом поприще и покажутся кому-то смешными и мелкими, но сама я чувствовала себя значительной и взрослой, это поднимало меня в собственных глазах. В конце концов, мне было только шестнадцать, мои ровесники проводили время во дворах, а я занималась организацией собственного бизнеса, и у меня были люди, которые мне доверяли и рассчитывали на меня. Я уже больше не была одна, у нас был коллектив. Конечно, не все было просто и гладко, иногда я сталкивалась с насмешками и обманом, но я шла вперед, не обращая внимания на мелкие неудачи.

Глава 17

Через несколько месяцев, когда мои ровесники сидели за школьными партами, продажа цветов начала набирать обороты. В нашем распоряжении было десять девочек-продавцов, которые торговали на пяти рынках. В центре, недалеко от метро Новослободская, находился наш офис, а по-простому тот подвал, который мы сняли в аренду, где в ведрах стояли розы и другие цветы из подмосковных совхозов. Четыре бабушки в Сочи, которыми руководила Мария Васильевна, выращивали южные розы, а ее старик занимался их доставкой в аэропорт Адлера. Там его встречала Надя, которая переправляла цветы в Москву, где их забирал Андрей. Я занималась выдачей цветов продавцам по утрам и собирала выручку вечером, улаживала еще кучу мелких дел, которые возникали попутно. Мы все зарабатывали неплохо и я, накупив себе дорогой одежды, стала откладывать деньги на автомобиль. Глядя на уверенные руки Андрея на руле, я думала, что смогу также лихо управлять машиной. По возрасту права мне были не положены, но у меня были деньги, и я научилась договариваться с людьми и давать взятки, так что я собиралась решить эту проблему, как и многие другие, с помощью денег.

Мой рабочий день начинался в пять утра. Умывшись холодной водой, я расстилала коврик и делала упражнения с гантелями и обязательной растяжкой. После этого я принимала контрастный душ и завтракала. Потом я ехала в подвал и выдавала цветы, с тем, чтобы уже к 7.30 продавцы были на местах, и я собиралась в совхоз за цветами с Андреем или в аэропорт за южной розой. Иногда я возвращалась домой, доставала учебники и пыталась что-то почитать. В восемь вечера я опять была в подвале, принимала остатки цветов и выручку. В одиннадцать я была дома, и, падая от усталости, прочитывала пару страниц на ночь и засыпала крепким сном. Выходных не было, времени на развлечения не оставалось, тосковать о Вадике тоже было некогда, его образ почти изгладился из моей памяти. Одиночество стало моим лучшим другом, а беседы с самой собой и составление планов на следующий день — любимым занятием. Я успокоилась и уже не испытывала прежней горечи и тоски.

* * *

В этот вечер я задержалась дольше обычного, пересчитывая остатки цветов. Вдруг я услышала шаги. В подвал вела достаточно крутая железная лестница, и я поленилась подняться и запереть дверь за Андреем, который уходил последним. Волосы зашевелились от страха на моей голове. Кто-то неизвестный, а скорей всего двое, судя по шагам, спускались по ступенькам. С того места, где я находилась, мне не было видно, кто это. В испуге я прижалась к стене, лихорадочно соображая. Но, кроме как выйти к ним — другого варианта у меня не было. Вход в подвал находился в месте, где редко попадались прохожие, телефона не было. Так что помощи ждать было неоткуда, поэтому я, собрав все свое мужество, вышла из своего укрытия. Их оказалось трое. Наверное, никогда в жизни я не видела более омерзительных физиономий. Я замерла. Один из них, видимо старший, направился ко мне.

— Вот она, красавица, собственной персоной, — процедил он сквозь зубы.

— Что вам здесь нужно? — пропищала я.

— Хозяин где? — прохрипел он, дыхнув на меня перегаром.

— Какой хозяин?

Я пыталась справиться с дрожью, охватившей мое тело. Нельзя показывать, что я боюсь. Я стала лихорадочно соображать, о ком они говорят? Вдруг меня осенило — они, должно быть, ищут Андрея, подвал был снят на его имя.

Он схватил меня за руку и заломил ее за спину, что-то больно хрустнуло, но я вывернулась и посмотрела ему в глаза.

— Я буду кричать, если ты мне еще раз сделаешь больно.

— Ха-ха-ха, — загоготал он, демонстрируя желтые, кривые зубы. — Кричи, сколько влезет, тебя никто не услышит. Здесь тихо, как в могиле. Последний раз тебя спрашиваю — где он?

— Он уже ушел, — сказала я первое, что пришло мне в голову.

— Когда вернется?

— Наверно, завтра. Может, что-то передать ему?

— Передай ему вот это, — он ударил меня по лицу наотмашь.

Я не устояла на ногах и упала, ударившись головой о стену. Из носа потекла кровь.

— Пока его будем ждать, мы с тобой, пожалуй, развлечемся, — он направился ко мне, но другой, мелкий, который в это время шарил по шкафам, окликнул моего мучителя:

— Слышь, Саня, а здесь водка есть! Может, выпьем сначала?

Речь шла о бутылке, которую мы держали для девчонок, когда они, продрогшие после рабочего дня, приносили выручку и остатки цветов.

— Может, правда сначала выпьем, мужики? Ждать будет веселее, — спросил третий, который до сих пор стоял у входа.

Саня окинул меня взглядом, от которого мое сердце ушло в пятки, и направился к остальным.

— Давай, хуже не будет. А с этой телкой позже разберемся.

Мелкий сказал:

— Жаль только, закуси нет, может сбегать, здесь рядом ларек.

— А деньги? — спросил Саня.

— Да вот они, — мелкий взял мою сумку со стола и вытряхнул ее содержимое. Найдя кошелек, он запустил в него грязные пальцы и вытащил сегодняшнюю выручку.

— Ну что, мужики, я могу сбегать? — он не отрывал жадных глаз от денег, рассыпанных по столу.

— Ты сбегаешь?! — презрительно хмыкнул Саня, — Да тебе и пяти копеек доверить нельзя. Мы сами сходим, а ты сиди здесь и карауль ее. Отвечаешь головой!

Мелкий с неохотой уселся за стол, а я, сжавшись в углу, наблюдала, как мои деньги исчезли в чужом кармане.

Двое ушли, я пыталась сосредоточиться. Что же мне делать? Подождать, пока они напьются? Мне было необходимо выяснить, кто они и зачем пришли. Они явно зашли не просто на огонек. Лично я никогда не видела их раньше. Хотя, увидев их мельком, могла и не обратить внимания. Они явно работают на кого-то, но на кого? Скорее всего, моя бойкая торговля на рынке встала кому-то поперек горла. Дешевые южные розы действительно сбивали цены, и это многим не нравилось. Несколько раз меня пытались предупредить, но я не обращала внимания, надеясь, что все это пустые угрозы. Зря надеялась.

Пока я размышляла, маленький откупорил бутылку и налил водку в стаканы.

— Слышь, ты, иди сюда, выпьем. Не могу один.

Я затравленно смотрела на него из своего угла.

— Да не бойся, ты нам не нужна. Али сказал с хозяином твоим разобраться.

Я напряглась. Вот оно, имя — Али. Я сразу вспомнила. Отвратительный маленький азербайджанец. От ярости у меня перехватило дыхание. Так это он наслал на меня этих уродов. Несколько раз, когда я сталкивалась с ним на рынке, он предлагал мне работать вместе и поднять цены. Я все время отказывалась, и однажды он кинул мне вслед: «Ты еще пожалеешь».

Я села за стол и немного отхлебнула из стакана. Времени у меня было мало. Если что-то делать, то только сейчас, пока мы вдвоем. Мой взгляд упал на бутылку, и я, потянувшись к ней, столкнула левым локтем стакан на пол. Стакан вдребезги разбился на каменном полу, и маленький инстинктивно посмотрел вниз. Я, схватив недопитую бутылку, изо всех сил стукнула его по голове. Бутылка разбилась о голову, а маленький упал на пол. Из раны на голове потекла кровь, вид которой вызвал у меня приступ тошноты. Похоже, он был без сознания. А вдруг я убила его? Преодолев страх, я нащупала у него пульс.

— Слава Богу, жив, — пробормотала я и бросилась к выходу.

Сердце ухало в груди, я тяжело дышала от страха и с трудом забралась по крутой лестнице. На всякий случай я заперла дверь. Пусть повозятся, пока будут взламывать. Петляя, как заяц, я неслась между домами. На бегу я судорожно искала решение. Мне нужна была помощь, но кто сможет помочь? В голову пришла сначала мысль о милиции, но это было невозможно, слишком уж многое пришлось бы объяснять. Да и к тому же я ударила человека бутылкой. Моя спина покрылась мокрым потом. Я остановилась. Вадик? Он всегда помогал мне. До этого были пустяки, а сейчас… Потом подумала об Андрее. Выбора не было, тем более, что эти трое ждут именно его. Добежав до метро, и найдя таксофон, я набрала номер Андрея и Лены. Я сбивчиво обрисовала ситуацию. Они сразу выехали, к счастью, жили рядом. Увидев меня, Андрей присвистнул:

— Ничего себе, как они тебя отделали.

— Да ладно, — я махнула рукой. — Давайте что-то делать. Милиция нам здесь не поможет.

Лена положила руку мне на плечо.

— Прекрати паниковать. Андрей, что делать-то?

— Садитесь в машину.

— Куда мы едем? — спросила я слабым голосом.

— В подвал, — ответил Андрей.

Я вздохнула. Сейчас я отдала бы все на свете только бы не появляться в этом проклятом месте.

Проехав знакомыми дворами, мы остановились. Бросив машину на улице, и стараясь держаться в тени, подобрались к подвалу. Поблизости никого не было. Я подергала дверь — она была по-прежнему заперта.

— Давай ключ, — прошептал Андрей. — Они, кажется, еще не приходили.

— Пропивают денежки, — добавила я грустно.

Андрей отпер дверь и обернулся ко мне.

— Может тебе не стоит туда ходить?

Я помотала головой и двинулась за ним.

— Лена, подгони машину к входу, на случай, если надо будет рвать когти, — скомандовал он.

Лена побежала к машине, а мы начали спускаться, стараясь не шуметь. На этот раз я не забыла запереть дверь за нами. Нас не должны были застать врасплох. Маленький лежал в той же позе, только на полу вокруг его головы растеклась красная лужица.

— Боже, он умер, — вскрикнула я и, закрыв лицо руками, повалилась на стул.

В моей голове пронеслись страшные мысли. Я убила человека. Меня будут судить и посадят в тюрьму за убийство. А выйду я из тюрьмы лет через двадцать, если выйду. Вот к чему привела моя самостоятельность! Я уже видела себя на нарах, когда Андрей потряс меня за плечо.

— Вика, да что с тобой?

— Меня будут судить, — прошептала я, не отрывая ладоней от лица.

— Почему?

— Я убила его.

— Он жив, дурочка, просто без сознания. Ты же пробила ему башку. У него, наверно, сотрясение мозга, его надо отвезти в больницу.

Мой взгляд упал на разбитую бутылку.

— Здесь мои отпечатки пальцев, — я показала на бутылку, вернее, на то, что от нее осталось. — По ним меня могут найти.

— Начиталась детективов. А впрочем, лучше собери осколки. Выбросим по дороге.

У меня начиналась истерика.

— Ты говоришь, в больницу?! А что я там скажу? Что я ударила его? Меня сдадут в милицию, потом в тюрьму, я боюсь, — зарыдала я в голос.

Андрей испуганно посмотрел на меня. Я вскочила со стула и начала метаться по подвалу, как раненый зверь.

— Все кончено, все кончено, меня посадят. А если не посадят, то эти придурки придут за мной и убьют. И никто мне не поможет.

Андрей подошел ко мне и обнял за плечи. Я уткнулась ему в плечо, заливая слезами его куртку. Какое-то время мы стояли молча, потом он отодвинул меня и твердым голосом, глядя мне в глаза, произнес:

— Возьми себя в руки. Я решу все эти проблемы. Обещаю, что не оставлю тебя. Ничего не бойся. Слышишь? Все будет хорошо! Ты мне веришь?

Я кивнула, вытирая слезы.

— Сейчас главное вынести его отсюда и отвезти в больницу.

— Но как?

Он молча приложил палец к моим губам и тихо сказал:

— Все вопросы по дороге. Я беру это на себя. Посиди здесь, я посмотрю, что там наверху.

Он пошел к выходу.

— Нет, не оставляй меня одну, — завопила я истошным голосом и побежала за ним.

Андрей стиснул мою руку и подтолкнул к лестнице. Мы поднялись наверх и осторожно вышли, кроме нашей машины, в которой сидела Лена, вокруг никого не было. Андрей подошел к ней и что-то тихо сказал, потом повернулся ко мне:

— Порядок, идем за ним.

Мы снова спустились вниз, и подошли к маленькому.

— Давай, ты за ноги, а я буду поддерживать ему голову, — скомандовал Андрей.

Превозмогая отвращение, и чуть не теряя сознание от запаха крови, я взяла его за ноги. Пока мы несли его, он несколько раз застонал, но так и не пришел в сознание.

— А вдруг он умрет, — прошептала я, обратив внимание на его бледное лицо. — Человека нельзя трогать, когда у него сотрясение.

— Ничего, такие гады еще нас с тобой переживут, — презрительно ответил Андрей. — Я бы его вообще в кустах бросил.

Мы с трудом втиснули его на заднее сиденье. Андрей сел за руль, а мы с Леной уместились на переднем. Машина рванула с места, и я, наконец, облегченно вздохнула. По крайней мере, пока все складывалось удачно. Мама Андрея работала медсестрой, и сегодня она дежурила в ночную смену. Менее чем за десять минут мы подъехали к больнице. Андрей махнул знакомому охраннику, и нас пропустили во двор. Потом он пошел в приемное отделение и скоро вернулся с санитарами, которые уверенными движениями переложили маленького на носилки и унесли. Я двинулась за ними, но Андрей схватил меня за рукав.

— Ты куда?

— Узнать, будет ли он жить.

— Будет, никуда не денется. А вот тебя никто не должен видеть. Я рассказал все маме, она у меня молодец. Сейчас мы поедем домой, а она нам позвонит, и все расскажет, после того как его осмотрит врач. Тебя мы забираем к нам, тебе нужно прийти в себя.

— Да, Вика, давай в машину, — поддержала его Лена. — Мы тебя никуда не отпустим.

Слезы навернулись мне на глаза.

— Зачем вам со мной возиться? От меня одни неприятности.

— Перестань, мы рады тебе помочь.

— Почему? — удивилась я.

— Ты наш компаньон и мы собираемся быстро вернуть тебя в строй, — ответила Лена.

— И к тому же ты просто хороший человек, — весело добавил Андрей. — Мы вместе с тобой стали зарабатывать по-настоящему хорошие деньги.

— Так что ты нам нужна, — перебила его Лена.

Так я обрела в своих коллегах новых друзей. Мне стало уютно в машине и значительно легче от теплых слов. Я откинулась назад и закрыла глаза.

Глава 18

Пока я сидела в гостиной на диване, тупо уставившись в стену, Лена хлопотала на кухне. На столе появилась аппетитная копченая колбаса, соленые огурчики, квашеная капуста и домашний холодец. Лена была хорошей хозяйкой, в моем же холодильнике лежал только сыр, да изредка появлялись сосиски или пельмени. Готовить только для себя одной мне не хотелось.

— Мойте руки, — скомандовала Лена.

Я послушно отправилась в ванную и, посмотрев в зеркало, увидела свое страшное лицо. От ужаса я зажмурилась, но, в конце концов, пришлось взглянуть правде в глаза. Правда была ужасна — под левым глазом красовался большой синяк, на правой щеке — царапина, нос распух, волосы спутались, а на затылке была огромная шишка. Такой «красавицей» я себя никогда не видела. Забыв, зачем я пришла в ванную, я застыла перед зеркалом. От любования собой меня отвлек голос Андрея.

— Ничего, Вика, до свадьбы, как говорится, заживет. Главное, что не изнасиловали, а все остальное пройдет. Пару недель и снова будешь красавицей.

— Эти пару недель надо как-то жить и работать, — заметила я. — А с такой рожей на улицу страшно выйти.

— А ты и не выходи. Поживешь пока у нас, — вмешалась Лена. — Не переживай, у меня такое было. Я заходила в метро, и меня ударило тяжелой дверью по щеке, синяк был огромный. Но ничего, все прошло. Давай я тебе помогу.

Она достала перекись водорода и начала обрабатывать мое лицо.

Потом мы уютно сидели в маленькой кухне, и я рассказывала подробно о том, что со мной приключилось, а Андрей неуклонно следил, чтобы мой стакан не оставался пустым. Я здорово захмелела. Зазвонил телефон. Расслабившись, я даже забыла про маленького, который по моей милости находился в больнице. Андрей снял трубку, это была его мама. Закончив разговор, он повернулся ко мне:

— Ничего страшного, Вика. Жив, здоров и не кашляет.

— Как здоров? — удивилась я. — Он же был без сознания.

— Ну, здоров, это я приврал, конечно. У него сотрясение мозга, повлекшее за собой частичную амнезию. В связи с этим он совершенно ничего не помнит.

— Здорово ты встряхнула что-то в его башке, — улыбнулась Лена.

— Он что, даже не помнит, кто он? — удивилась я.

— Да нет, имя, фамилию и адрес, где он проживает, он назвал. А вот когда его спросили, где он получил травму, он ничего не мог ответить, а так как от него разило водкой, то в карточке записали, что его пьяным и без сознания подобрала случайная машина и доставила в больницу. Так что давайте выпьем, — он поднял стакан, — За нас, на наше счастье все обошлось.

— Спасибо вам. Без вас я бы загремела в тюрьму.

— Знаешь, Вика, мне кажется, что ты всегда найдешь выход из положения, — сказал Андрей. — А в нашей ситуации я должен был предвидеть, что на нас могут наехать. У нас была слишком бойкая торговля. Конкуренты это не оставляют без внимания. Но я как-то расслабился и думал, что все обойдется, а надо было обратиться к Гарику.

— А кто это?

— Он тот, кого называют крышей на этом рынке. Он все там контролирует, и закусочную и ларьки, ну и цветы, конечно. Я попробую завтра его найти. Придется делить с ним выручку, зато никто нас не тронет.

— А много ли он берет? — забеспокоилась я.

— Сколько бы не брал, все равно придется платить, — сказал Андрей. — Я, во всяком случае, другого выхода не вижу. Или снимать другой подвал и уходить с этого рынка.

— Но это самая хорошая точка, — сказала Лена с сожалением.

— Ладно, давайте сначала попытаемся договориться, а если не получится, то будем что-то другое думать.

— Если бы не синяки, я бы с тобой пошла, — сказала я. — А куда с таким лицом!

— Ты уж посиди лучше дома, — озабоченно вступила Лена. — Андрей сам справится.

— Да, неженское это дело! — улыбнулся Андрей и, заметив мой недовольный взгляд, добавил: — Я обещаю ничего не предпринимать, не посоветовавшись с тобой.

— Ну ладно, — согласилась я.

И мы еще раз выпили, за успешное разрешение наших проблем, а потом, пьяная первый раз в жизни, я упала на диван и заснула прямо в одежде.

Глава 19

Всю следующую неделю я не выходила из дома, а в ванной не поднимала глаз к зеркалу, чтобы лишний раз не расстраиваться. Мое лицо сейчас ничем не отличалось от лица какой-нибудь бомжихи, получившей побои в пьяной драке. «Так тебе и надо, Вика, не будешь лезть во взрослую жизнь, это должно послужить тебе уроком. Могла бы спокойно жить с мамой и ходить в школу, а не сидеть ночами в подвале», — мрачно беседовала я сама с собой.

Андрей провел переговоры с Гариком, который пообещал впредь защищать нас за определенную сумму денег, с чем и пришлось нам смириться.

Я готовила борщи и котлеты, пока Лена с Андреем заменяли меня на работе, убирала их маленькую двухкомнатную квартирку, а в свободное время много читала. Отвезти меня домой ребята отказались, да я и не настаивала. После случившегося мне не хотелось оставаться одной. В мыслях я постоянно возвращалась к тому вечеру, и каждый раз удивлялась, как у меня хватило смелости выкрутиться из этой ситуации. Но, все-таки, в глубине души у меня зрело предчувствие, что не все закончено. Впереди встреча с Али, но я уже стреляный воробей, и один урок усвоила очень хорошо — главное, в любой ситуации не поддаваться страху и пытаться контролировать ситуацию, и не дай Бог показать противнику, что ты боишься. «Смелость города берет», — любил повторять мой папа, отправляясь в очередную командировку. Я решила сделать это своим девизом и повесить над кроватью.

Неприятности не заставили себя ждать. Я валялась на диване с книжкой, в духовке запекалась курочка, и дивный запах распространялся по всей квартире. Неожиданно в дверь ворвалась Лена. Ее обычно румяное лицо было бледным и встревоженным. Не снимая куртки и ботинок, она села ко мне на диван.

— Вика, давай бросим этот рынок на Белорусской. Поверь, так будет лучше.

— Что случилось?

— Сегодня они сорвали мне торговлю. Шестерки этого Али подошли ко мне и потребовали, чтобы я сворачивалась. Я послала их к черту. Тогда они перевернули мне ведра с цветами, поломали цветы.

— А ты?

— Собрала те цветы, которые еще можно продать и уехала. Что я могла сделать одна? Еще Андрей, как на грех, сегодня уехал в совхоз, — она закрыла лицо руками.

— А куда «крыша» смотрит? Ведь мы же им бабки платим, — возмутилась я.

— Я пошла к Гарику, но он сказал, что пока ничего страшного не произошло, он не будет вмешиваться. Единственное, что он разрешил, это сказать Али, что мы под его защитой.

Я почувствовала, что она что-то не договаривает.

— Что еще? — как можно спокойнее спросила я, несмотря на то, что ярость так и душила меня.

Лена всхлипнула.

— Вика, ничего не выйдет.

— Что еще, Лена, скажи? — я положила ей руку на плечо.

— Али ждет Андрея для разговора.

— А-а, — неожиданно спокойно сказала я. — Только это. Я ожидала чего-то в этом роде.

Я взяла зеркало, которое валялось на тумбочке, и стала разглядывать свою физиономию.

— Что ты там разглядываешь? — удивилась Лена.

— Я пойду с Андреем. И если замазать остатки синяков тональным кремом и посильнее накраситься, то будет незаметно.

— Ты никуда не пойдешь! — закричала Лена.

— Надо идти, — я посмотрела ей в глаза и увидела в них страх.

— Ты только пришла в себя, у тебя еще синяки не зажили, а ты уже лезешь в новую авантюру. Вика, я прошу тебя, давай перейдем на другой рынок, здесь одни неприятности. Я боюсь за нас.

— Нельзя уступать, Лена. На другом рынке будет другой Али. Кроме того, здесь самая хорошая торговля.

— Но он же убьет нас!

— Не убьет. Он трус, который привык угрозами пробивать себе дорогу. Его нужно остановить, и я знаю, как это сделать.

— Как?

— Потом расскажу.

— Неужели ты так любишь деньги? — вдруг спросила Лена.

— Да, Лена, я люблю деньги, потому что они дают мне независимость и возможность жить так, как я хочу и покупать то, что я хочу. Но это не главное сейчас. Просто я не люблю, когда кто-то встает на моей дороге и пытается запугать меня.

— Это неправда! Ты боишься, просто не хочешь это показывать.

— Ну, хорошо, — я улыбнулась. — Я боюсь, я очень боюсь, но еще больше я боюсь, что если я этого не сделаю, то этот страх будет преследовать меня всю жизнь. Потом будет другая жизнь и новый Али, но если я сейчас испугаюсь, то больше уже не найду в себе сил противостоять ему. Я пойду вместе с Андреем и, пожалуйста, не надо больше об этом.

Вскоре вернулся Андрей, и целый вечер Лена убеждала нас уступить, но я была непреклонна. В конце концов, она сдалась. Андрей поехал на рынок и договорился о встрече, а Лена занялась штукатуркой моего лица. Встреча была назначена недалеко от рынка, в маленьком кафе на Грузинском Валу. Кафе выбрала я, у меня был там знакомый официант Боря, которого я прикормила хорошими чаевыми. Я пришла на полчаса пораньше, чтобы занять хороший столик, и заказала кофе. Я уютно расположилась лицом к входу. Народу было немного. Боря сразу подошел ко мне, и я попросила подыграть мне, подкрепив свои серьезные намерения денежной банкнотой.

Деньги исчезли в мгновение ока в его кармане, и Боря поцеловал мне руку, видимо вживаясь в роль. Я пила кофе и смотрела в окно, за десять минут до встречи пришел Андрей и сел со мной рядом.

Я видела, что он взвинчен и немного не в своей тарелке. Я же, напротив, была совершенно спокойна.

— Давай я начну с ним разговаривать, я знаю как, — предложила я ему, — А ты просто сиди рядом и поддакивай.

Андрей посмотрел на меня:

— А ты откуда знаешь? В школе научили?

— Я много фильмов смотрела про мафию, — соврала я, почему-то уверенная в том, что мне удастся взять нужный тон.

— Ну ладно, — пожал плечами Андрей.

Стрелки двигались к семи, я увидела Али, направлявшегося к входу в кафе. Шепнув Андрею, что я сейчас вернусь, я скрылась в туалет и стала себя осматривать в зеркале. Выглядела я хорошо. Тональный крем и румяна, наложенные умелой рукой Лены, скрывали остатки синяков и придавали мне загорелый и здоровый вид. Глаза и губы были подкрашены и выделены сильнее обычного, а строгий костюм и гладко убранные в пучок волосы придавали мне строгий и деловой вид, что соответствовало моему сценарию. Я улыбнулась своему отражению и вышла в зал.

Али уже сидел за нашим столиком напротив Андрея, и, заметив меня, стал рассматривать своими маленькими черными глазками.

— Привет, Али! — я небрежно села напротив него, закинув ногу на ногу.

Боря вырос передо мной через секунду. Подобострастно склонившись передо мной в полупоклоне и, не обращая внимания на Али, он спросил:

— Вам как всегда?

— Али, что будешь пить? — спросила я, не давая ему перехватить инициативу, доставая тонкую сигарету из пачки.

— Виски со льдом, — недовольно пробурчал он, наблюдая, как Боря помогает мне прикурить.

— Мне сегодня джин с тоником, — заказала я и выпустила дым в лицо Али, который, я знала, не курил. Андрей взял себе кофе, он был за рулем.

Официант удалился, а я тихо спросила:

— Зачем девочек наших пугаешь? Что, тебе мало неприятностей?

— А ты откуда знаешь о моих неприятностях? — фыркнул он.

Видимо, я попала в точку, хотя я сказала это просто наугад, у любого, кто работает в торговле, всегда есть неприятности.

— Я все знаю, Али! И должна тебя предупредить и передать привет от Гарика.

Я сделала паузу. Упоминание о Гарике возымело действие и вызвало замешательство на его лице.

— Так вы это… с Гариком, — Али сидел ошалевший, он никак не ожидал такого поворота.

Андрей, до сих пор сидевший молча, вступил в разговор:

— Ты зачем мужиков в наш подвал послал? Испугать хотел?

— Так вы это, торговлю сбиваете своими ценами, — он почти оправдывался.

— Цены, да будет тебе известно, не я устанавливаю, а сам знаешь кто. Я вот скажу своим, они твой подвал сожгут.

В масленых глазках Али мелькнул страх.

Я тихо шепнула:

— Забыл, как горел? Недавно ведь это было, и ничему тебя не научило.

Про то, что в подвале Али был пожар, я слышала краем уха на рынке.

— Да что вам за дело до этого? — пробурчал он.

— Пока никакого, но если будешь нам мешать, то… — Андрей сделал паузу.

— Кстати, один из тех, кого ты посылал, до сих пор в больнице лежит с проломленной башкой и полной потерей памяти. Ты его не навещаешь? — улыбаясь, спросила я.

Али тупо завертел головой.

— Кто его так?

— Не важно, кто. А ты бы принес ему апельсинчиков.

Официант принес выпивку. Я подняла стакан:

— Ну, давай выпьем. О наших с тобой разногласиях пока никто не знает. Но если ты будешь продолжать в том же духе, мы просто будем вынуждены все рассказать Гарику.

— Ладно. Нет проблем. Делайте что хотите.

«Господи, как легко их напугать», — думала я. Мой расчет оказался верным, тот, кто действует с помощью угроз, обычно боится сам.

— Давай тост, я тебя не трогаю, а ты меня, — я подняла свой бокал.

— Хорошо, — рука с черными волосками чокнулась со мной.

— Пойдем, Вика, я думаю, он все понял, — Андрей достал бумажник и бросил деньги на стол.

Я поднялась и направилась к выходу ленивой походкой, сопровождаемая Андреем.

У кафе стояла машина Андрея. Он галантно распахнул мне дверцу, помогая сесть. Я обернулась и в окне увидела Али, который внимательно наблюдал за нашими церемониями.

Глава 20

С тех пор мы стали неразлучны. Я больше не чувствовала себя одинокой, у меня появились друзья, с которыми я могла сходить куда-нибудь повеселиться или провести праздники, но самое ценное — это были люди, на которых я могла во всем положиться. Мы вместе работали и вместе отдыхали, танцевали на дискотеках и осваивали новые рынки сбыта. Месяц проходил за месяцем, мы открывала новые точки торговли и нанимали продавцов. В тот период у нас в головах рождалось много идей. В общем, это было маленькое предприятие, работающее очень дружно и слаженно. Крупных неприятностей больше не было, Али вел себя более чем корректно.

Деньги теперь текли если не рекой, то маленьким уверенным ручейком. Так что мне удалось скопить денег на машину. Заодно пришлось купить и права, восемнадцати лет мне еще не было. Машину водить научил меня еще папа, а Андрей выезжал со мной вечерами, чтобы я смогла попрактиковаться в городе, и я скоро изучила нужные мне маршруты. А еще я накупила себе много красивой модной одежды. Впервые в жизни у меня было несколько пар сапожек, осенних и зимних, натуральная шубка, много всяких брючек и кофточек. Изменилась я и внешне, мой образ жизни способствовал моему взрослению, что и отразилось у меня на лице. Взгляд стал строже, исчезла припухлость щек, я научилась пользоваться косметикой и одеваться со вкусом. Никто из новых знакомых не давал мне моих семнадцати. Но больше всего я гордилась своей фигурой. Когда я беззаботно жила с родителями, я ела все подряд и особенно много сладкого, так что была пухленькой. Теперь же ежедневные тренировки с гантелями и полуголодный образ жизни с вечной беготней изменили мою фигуру к лучшему. Двигаться стало легче, а одежда сидела просто великолепно.

Итак, все было хорошо, кроме одного. Я отчаянно скучала по маме, по Вадику, Ольге и своим прежним знакомым. Они снились мне ночами, и я отчаянно хотела вернуться туда, в свою квартиру, откуда были видны золотые купола Новодевичьего, в прежнюю жизнь с мамой и папой.

Как-то мне приснился сон, в котором мама звала меня домой, и я после долгих сомнений и раздумий решила вернуться. Теперь, когда я смогла наладить свою жизнь и самостоятельно встала на ноги, я была готова к серьезному разговору. Я решила приехать без звонка, выбрав время, когда, по моим расчетам, мама должна быть дома.

Припарковав машину у подъезда, я с бьющимся сердцем поднималась по знакомым ступенькам, по старой привычке не пользуясь лифтом. Я нажала на звонок, не решившись открыть дверь своим ключом. Мужчина, с мокрыми волосами, открыл мне дверь. Этого я ожидала меньше всего. «Неужели это ее Коленька?», — подумала я, молча рассматривая его. Тот, кого я видела сейчас перед собой, выглядел как-то не так.

— Вы к кому, девушка? — вежливо осведомился он, запахивая папин халат.

— Мне нужна мама, — зло буркнула я.

— А, так ты, должно быть, Виктория, — ехидно пропел он и принялся нагло меня рассматривать.

— Может быть, вы меня все-таки впустите в дом, — разозлилась я.

— А что тебе здесь делать, девочка? Мамы здесь нет.

— Где она? — закричала я.

— Не кричи на меня, детка. Ты здесь никто, чтобы кричать.

— Это мой дом, — я оттолкнула его и вошла в квартиру.

Из спальни родителей вышла полуголая девушка лет двадцати и уставилась на меня.

— Коля, а кто это? — капризно запищала она. — Ты меня обманул. Ты говорил, что у тебя я одна.

— Иди в комнату, дура, это не твое дело, — он затолкал ее в спальню и закрыл дверь.

Я в оцепенении стояла посреди коридора и отказывалась верить своим глазам — в нашей квартире чужой мужик в папином халате с какой-то девкой.

— Пошли на кухню, раз уж пришла, — рявкнул он мне.

Я молча последовала за ним. В кухне царил жуткий беспорядок, стол был завален грязной посудой и остатками еды, а пол не мыли целую вечность. Даже окна были какими-то грязными. Я ничего здесь не узнавала, хотя мебель была определенно наша.

Он по-хозяйски уселся на папино место и кивком указал мне на стул. Я села, пытаясь собраться с мыслями.

— Зачем пришла? — начал он первым.

— Где мама? Что здесь происходит?

— Не знаю где ты шлялась столько времени, но выглядишь ты очень соблазнительно, — он откровенно рассматривал меня.

— Где мама? — повторила я.

— А что же ты раньше о ней не вспоминала? Где же ты была столько месяцев, а теперь пришла разыгрывать хорошую доченьку?

— Это не ваше дело. Где мама?

— Заладила. Где мама? Где мама? В психушке твоя мама.

— В какой психушке? — я опешила.

— Больница такая, ее еще дуркой называют, знаешь такую? Тронулась умом твоя мамочка.

— Что с ней?

— Неизлечимо больна от любви ко мне, — он противно захохотал, а я внезапно поняла, что он говорит правду.

В ярости я рванулась к нему и вцепилась в горло, я так хотела задушить его, эту сволочь, которая испортила мне жизнь и отняла у меня все. От неожиданности он не сразу смог разжать мои руки, и будь я сильнее, я бы его задушила. Он грубо оттолкнул меня.

— Дура, ненормальная, — прохрипел он, растирая шею. — Точно такая же, как и твоя мамаша.

Я молча пошла к выходу, не обращая внимания на матерные слова, сыпавшиеся мне вслед.

На лестничной площадке я вытащила сигарету из пачки и кое-как прикурила дрожащими руками. Все тело бил озноб. В голове ничего не укладывалось. Мама в больнице, в нашей квартире чужой мужик с какой-то девкой развлекается. Мысли крутились в голове с жуткой скоростью. Как такое могло случиться? Что же делать? К кому можно обратиться за помощью и где искать маму? Я не заметила, как спустилась с шестого этажа. Когда я начала осознавать окружающее, оказалось, что я уже сижу в машине, а руки судорожно сжимают руль. Я включила зажигание и медленно тронулась с места. Я решила поехать к Ольгиной маме, и я надеялась, что она сможет ответить на все мои вопросы.

Глава 21

Дверь мне открыла Олечка. В ее глазах застыло удивление, как будто я была выходцем с того света. На самом деле мы не виделись только полгода, но за это время она ничего не слышала обо мне.

— Вика, ты? — только и смогла сказать она, отодвигаясь в сторону, чтобы дать мне пройти.

Я вошла в такую знакомую прихожую, передо мной стояла моя лучшая подруга, которую я так давно не видела. Чуть помедлив, мы бросились друг другу на шею. Слезы навернулись на мои глаза.

— Прости, что я тебе не звонила, — прошептала я ей на ухо. — Я не могла ни с кем общаться.

— Ну что ты, что ты. Мы думали, что тебя уже нет в живых. Ну не плачь, дай я на тебя посмотрю, — Ольга чуть-чуть отодвинулась. — Какая ты стала!

Я опять уткнулась ей в плечо. Так нас и застала Вера Ивановна, которая вышла в прихожую, посмотреть, что происходит.

— Господи, Вика! Наконец-то! Да где же ты была? Здесь столько всего произошло. Да ладно, потом. Пошли на кухню, поговорим.

Она оторвала Ольгу от меня и повела нас на кухню. Здесь ничего не изменилось с тех самых пор, когда я забегала к Ольге поболтать, а она поила меня чаем с конфетами. Как же давно это было.

Мы уселись за стол, Ольга поставила чайник, а я, честное слово, предпочла бы что-нибудь покрепче, например, рюмку коньяка. Но здесь еще никто не знал о моих новых привычках.

— Где ты была? — строго спросила меня Вера Ивановна.

— Я все расскажу, только скажите, что с мамой? Я была дома, там этот ее Николай с какой-то девкой. Они занимаются этим прямо в родительской спальне, — я всхлипнула и спрятала лицо в ладонях.

— Когда ты уехала, твоя мама очень переживала. Она приходила ко мне, плакала, чувствовала себя виноватой во всем. Она даже обвиняла себя в смерти твоего отца, хотя это был несчастный случай.

— Не думаю, — вырвалось у меня.

— Вика, это был несчастный случай, он оступился на горном перевале.

— Он просто не хотел больше жить, поэтому и устроил этот несчастный случай. Сначала человек принимает решение уйти из жизни, а потом происходит то, что другие считают несчастным случаем.

— Вика, прекрати! Надеюсь, ты не говорила это своей маме, — возмутилась Вера Ивановна.

— Я никому это не говорила.

— И правильно, и выкинь эти мысли из головы.

Я молча кивнула, жалея о своих словах.

— Так вот, у твоей мамы случился нервный срыв, она была в отчаянии, все валилось у нее из рук, она постоянно плакала и обвиняла себя во всем. Ты куда-то пропала, оставив странную записку, что ты уехала на юг. И этот тип, Николай, переехал к ней, чтобы ухаживать за ней. Хотя, на самом деле, я думаю, что это был хорошо продуманный план, жертвой которого стала твоя мама. Любовь была только с ее стороны, а он хотел просто развлечься. Потом, видя, что твоя мама потеряла из-за него голову, он решил воспользоваться этим. Тем более, что сама судьба помогла ему в этом — муж погиб, а дочь исчезает в неизвестном направлении. Остается обезумевшая от горя женщина, подчинить которую себе не составляет особого труда.

— Что вы имеете в виду? — почти шепотом спросила я.

— Он начал охотиться за квартирой. Для этого он женился на твоей маме и прописался в вашей квартире. Осталось только избавиться от жены.

— Мерзавец, сволочь, — я сжала кулаки на коленях.

— Подожди, это еще не все. У твоей мамы был тяжелый период, и он начал накачивать ее спиртным, а еще мне кажется, он подмешивал туда какие-то транквилизаторы. Дело закончилось тем, что за несколько месяцев она превратилась в алкоголичку, потеряла работу.

— Мама больше не выступала?

Вера Ивановна грустно покачала головой.

— О чем ты говоришь? Скоро сама увидишь. Когда ее уволили с работы, ее психическое состояние ухудшилось, да еще к тому же она стала думать, что ты умерла, а до этого она надеялась, что ты вернешься.

— Но я же писала ей? — выкрикнула я.

— Она не получала никаких писем, кроме письма, в котором ты сообщила, что уезжаешь на юг. Она все время говорила о тебе, о том, что тебя нет в живых, и постепенно убедила себя в том, что она в этом виновата, а когда чувство вины стало совсем непереносимым — она выпила несколько упаковок снотворного.

— Мама хотела… — я не могла выговорить эти страшные слова.

— Ее нашла соседка, та, которая у вас убиралась, у нее был ключ, и она вовремя вызвала скорую помощь. Ее успели спасти. Но она больше жить не хотела, и сделала еще одну попытку — хотела прыгнуть с балкона, но кто-то опять помешал. Тогда-то Николай и упрятал ее в сумасшедший дом. Двух попыток суицида оказалось вполне достаточным для этого.

— Какой ужас, этого не может быть. Это не мама. Мама всегда была такой… — я замолчала, не найдя слов.

— Сейчас она в больнице, ей колют какие-то сильные препараты, она никого не узнает и ищет новые способы уйти из жизни. Вся беда в том, что у нее нет больше желания жить.

— А Николай?

— О чем ты говоришь?! Он к ней даже не приходит. Посещает только лечащего врача.

Вера Ивановна замолчала, а я неожиданно вспомнила, как мама выходила на сцену, гордо садилась за рояль, пальцы бегали по клавишам, и лилась чудесная музыка. Больше она не играет. Оказывается, последние слова я произнесла вслух.

— Она больше не живет, — тихо сказала Ольга.

— Господи, это все из-за меня. Если бы я тогда не уехала, все было бы иначе. Во всем моя вина, — я закрыла лицо руками и тихо заплакала.

— Вика, не надо брать на себя лишнее. Это ее вина, она в ответе за все, и если бы она была сильным человеком, то не сломалась бы так легко, — спокойно сказала Вера Ивановна.

— Но если бы я осталась дома…

— Не думаю, что ты смогла бы что-то изменить. Ты была там, где была и теперь уже слишком поздно говорить о том, что могло бы быть, — на глазах Веры Ивановны появились слезы. — И боюсь, что слишком поздно ее спасать. Мы потеряли ее.

— Нет! — закричала я и вскочила со стула. — Не говорите так! Я должна ее спасти! Я сделаю это любым путем, иначе я не смогу простить этого себе до конца жизни.

Я начала метаться по кухне. Вера Ивановна и Олечка грустно наблюдали за мной.

— Сядь, Вика, — попросила Вера Михайловна. — И расскажи нам, где же ты была.

Я послушно села и задумалась. Рассказать?! Каким пустым и ненужным показалось мне все, к чему я стремилась: моя самостоятельность, деньги, о которых я мечтала. О чем рассказывать? Самым странным образом прошли все мои обиды на маму. Если бы только можно было вернуться в прошлое, я бы поступила по-другому. Я бы не поехала на юг с Вадиком, я осталась бы дома, как бы тяжело мне там ни было и, возможно, уговорила бы маму подождать со свадьбой. Я же предпочла убежать от всего, как будто можно убежать от воспоминаний. Они часть меня, и какая разница, где я находилась, я все равно думала об этом.

Я начала рассказывать обо всем, но коротко, в основном о работе. И они, конечно, удивились, особенно Вера Ивановна, она спросила:

— И сколько же ты зарабатываешь на этих цветах?

Я ответила честно. Она присвистнула — ее зарплата главного инженера была в несколько раз меньше моей.

— Господи, что же в мире творится, — вздохнула она. — Но ты молодец. Я не ожидала. Просто бизнес-леди.

— Вика, а на машине покатаешь? — совсем по-детски спросила Олечка.

— Конечно, хочешь прямо сейчас?

— Ну уж нет, давайте завтра, уже поздно. Вика, оставайся у нас ночевать. Куда ты поедешь так поздно, — вмешалась Вера Ивановна.

— Спасибо вам, но мне надо ехать, — я с трудом встала. — Мне завтра очень рано вставать, и я не хочу вас беспокоить.

— Рано, это во сколько? — спросила Оля.

— В пять.

— Ничего себе, — охнула Вера Ивановна. — Конечно, такие деньги легко не достаются.

Я записала адрес больницы и уехала, пообещав больше не пропадать и держать их в курсе дел.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ Мудрость

Глава 22

Всю ночь я не сомкнула глаз и утром встала, зареванная и сонная. По дороге в больницу я так волновалась, что чуть не попала в аварию, а когда вышла из машины, то никак не могла унять дрожь в коленях. Унылое здание грязно-желтого цвета с решетками на окнах стояло передо мной, и где-то там была мама. Мне было страшно, я боялась увидеть ее. Медленно я поднялась на второй этаж. За столом сидела молоденькая девушка в халатике. Я подошла к ней.

— Вы к кому? — спросила она.

— К Алябьевой.

— К Алябьевой? — переспросила она, и ее глаза стали большими. — А вы кем ей приходитесь?

— Я ее дочь.

— Дочь, — м-м-м., - ее милое личико выдавало замешательство, она не знала, что делать. — Я не уверена, что врач разрешит посетить ее. Вам лучше пройти сначала к врачу, он в кабинете, прямо по коридору.

— Что с ней? Она умерла?

— Нет, что вы, — испугалась девушка. — Она жива, но к ней нельзя.

В этот момент по коридору протопала, шаркая ногами, старушка с детским пластмассовым ведерком и совком, видимо впавшая в детский маразм.

Уставившись на нее, я отвлеклась от девушки, которая начала звонить по телефону. Появилась другая больная, которая, раскинув в стороны руки, как крылья, с отрешенным лицом парила мимо нас.

— Что это она делает? — спросила я девушку.

— А-а, — девушка улыбнулась. — Это наша тетя Маша, она себя бабочкой представляет, вот и летает здесь иногда. Да вы не бойтесь, она тихая.

— Девушка, вы дочь Алябьевой? — передо мной вырос мужчина в белом халате лет тридцати пяти. Козлиная бородка, жиденькие прилизанные волосы, достаточно неприятный тип.

— Да.

— Я ее врач. Пойдемте в кабинет. Сначала нам нужно поговорить.

Я послушно пошла за ним. В кабинете он уселся за стол и указал мне на стул.

— Иван Иванович.

— Виктория, — нехотя отозвалась я.

— Сколько вам лет, Вика? — неожиданно спросил он.

— Послушайте! У меня нет времени на светскую беседу. Только вчера я узнала, что маму отправили сюда. До моего отъезда она была совершенно здорова и никогда не страдала психическими расстройствами. Я хочу ее увидеть и разобраться, почему она здесь, — выпалила я на одном дыхании.

— Просто вы показались мне слишком молоденькой, а ваша мама серьезно больна, и я боюсь, как бы это не оказалось слишком сильным для вас потрясением, — вкрадчиво проговорил он, не глядя мне в глаза.

— Я могу вынести что угодно. И если это все, то идемте.

— Еще минуточку. Как я уже сказал, ваша мама, к моему великому сожалению, очень больна, и мы к ней никого не пускаем, но мы сделаем для вас исключение. Мы поместили ее в отдельную палату, дело в том, что она постоянно пытается свести счеты с этой жизнью. Она отказывается от еды, поэтому мы вводим ей питательные вещества внутривенно, и она… — он запнулся. — Мы были вынуждены ее привязать, чтобы она не натворила чего-нибудь. В целях ее же безопасности, понимаете?

Я закрыла глаза — это не может быть правдой, этого не может быть.

— Вам плохо? — участливо проговорил Иван Иванович.

— Все нормально, продолжайте, — я заставила себя посмотреть ему в глаза.

— И она… Я думаю, что она очень изменилась с тех пор, как вы видели ее последний раз. Вы понимаете, о чем я?

— Нет, — покачала я головой. — Когда мы встречались в последний раз, она выглядела цветущей женщиной тридцати пяти лет.

— Я думаю, может быть, вам не стоит тогда сегодня ее навещать.

— Стоит, — я вскочила со стула, подумав, что этот странный врач почему-то препятствует моему посещению, и это вряд ли было продиктовано заботой обо мне.

Ему пришлось тоже подняться.

— Я хотел, как лучше. И еще, обещайте мне, никаких истерик. Вы не должны ее волновать.

— Обещаю.

Длинным коридором мы подошли к палате. Он вошел первым, я следом. Кровать была одна, так что ошибиться было невозможно, иначе я бы никогда не узнала этого лица. То, что безжизненно лежало на кровати, окутанное сетью трубочек, никак не могло быть моей мамой. Я подошла ближе, ее глаза были закрыты, видимо она спала. Я медленно опустилась на стул, который стоял рядом. К сожалению, это была моя мама, вернее то, что от нее осталось. Отчаяние и безнадежность нахлынули на меня. Не знаю, сколько я просидела, вглядываясь в родное лицо. Врач дотронулся до моего плеча.

— Вы еще останетесь?

Я кивнула, и он тихо вышел. Мы остались вдвоем — мама и я. Как же долго мы не виделись, слишком долго. Кошмарный сон, может быть, я проснусь, и все будет по-прежнему — любящие друг друга родители, уютный дом и тихие семейные вечера. Я закрыла глаза, открыла, ничего не изменилось, все та же больница, и мама все в таком же положении, и во всем этом моя вина. Я не должна была так поступать, я не должна была оставлять ее одну. Вадик был совершенно прав, когда называл меня эгоисткой, но сейчас не время думать об этом. Надо что-то делать! Мне захотелось взять маму за руку, и я немного откинула одеяло — руки были привязаны к кровати. Я отшатнулась и вспомнила, что меня предупреждали об этом. Я положила ей руку на лоб, и она открыла глаза, мутные и отсутствующие.

— Мама, это я, Вика, я здесь, я пришла к тебе.

Мама попыталась посмотреть на меня, но, видимо, одурманенное наркотическими лекарствами, сознание ей не подчинялось. Ее взгляд остановился безучастно на мне, но она меня не узнавала.

— Мамочка, посмотри на меня. Ты меня не узнаешь?

— Вика умерла, — прошептала она, и две слезинки медленно поползли по щекам.

— Мама, я жива, — почти закричала я. — Я здесь.

Но было похоже, что она так меня и не услышала. Ее глаза закрылись, и она опять отключилась. Я просидела еще час, но она так и не пришла в себя. Мне было ясно одно, пока ее будут накачивать этими лекарствами, она никогда не поправится.

Я без стука зашла к врачу. Он сидел за своим столом и даже не поднял головы при моем появлении.

— Я хочу с вами серьезно поговорить, — твердо сказала я. — Я требую, чтобы вы прекратили давать маме все лекарства, парализующие мозговую деятельность.

Он удивленно поднял глаза:

— Что значит, вы требуете? Ей назначено соответствующее ее болезни лечение. Все согласовано с ее мужем, он платит за все дорогостоящие лекарства.

— Ах, вот оно что. Ее так называемый муж хочет ее убить, а вы ему в этом помогаете. И я вас предупреждаю, если вы не прекратите колоть ей эту гадость, я подам на вас в суд и, поверьте мне, у меня хватит денег упрятать и вас, и ее муженька за решетку.

— Но вы же ничего не понимаете в медицине, ее состояние…

— Может быть, я ничего и не понимаю в медицине, но зато я понимаю, что вы в сговоре с ее мужем. Сколько он вам платит, чтобы держать ее здесь? Сколько? — закричала я.

— Тихо, тихо, успокойтесь, — он был напуган. — У вас нервный шок после посещения, я вас предупреждал.

Я молча смотрела на него. Он нервно теребил ручку, пальцы дрожали. Похоже, я попала в точку. Я почувствовала свое преимущество и продолжила.

— Завтра я приду снова. И запомните — никаких лекарств, только витамины.

— Ей же будет хуже, сами пожалеете, — мрачно буркнул он.

— Хуже некуда, — сказала я и вышла.

Медсестра сидела все там же за столом, я подошла к ней.

— Девушка, пожалуйста, мне нужна ваша помощь.

— Я вас слушаю, — сказала она без всякого выражения.

— Можно с вами поговорить, где нам никто не помешает?

Она пожала плечами и еще раз посмотрела на меня.

— Вы уже были у врача?

Я кивнула.

— Хорошо, ждите меня на улице, я выйду на пять минут.

Наташа, так звали медсестру, прониклась ко мне сочувствием и действительно помогла, правда прежде я сунула ей несколько бумажек в карман халата, после чего она стала более разговорчивой и даже написала названия лекарств, которые давали моей маме.

Все оказалось так, как я и предполагала. Николай приходит к врачу раз в неделю. Один раз Наташа видела, как он передавал Иван Ивановичу деньги. К сожалению, в их больнице существовала такая практика, некоторые родственники договаривались с лечащим врачом и больному назначались сильные препараты, которые действовали разрушающе на нервную систему, и они впадали в полусонное, заторможенное состояние. В таком состоянии их держали в больнице годами, что значительно развязывало руки их родным, отпадала необходимость забирать их домой и заботиться о них. Сами же больные превращались постепенно в некие растительные существа, не понимающие кто они и почему они здесь.

Наташа ушла, а я села в машину, и попыталась проанализировать полученную информацию. Видимо, именно это и собирался сделать этот негодяй с мамой, если еще не сделал, потому что Наташа подтвердила, что те лекарства, которые кололи ей, очень сильные. Единственная надежда была в том, что прошло еще не так много времени, и ее мозг еще можно спасти. Нужно было спешить. Волна ненависти к Коленьке нахлынула на меня. Один мерзкий человек испортил жизнь моим родителям, но я не собиралась сдаваться. Я окинула взглядом желтые стены маминой тюрьмы и прошептала:

— Я вытащу тебя отсюда, мамочка, обещаю тебе и накажу этого подонка, который так поступил с тобой. Я просто обязана это сделать, иначе никогда не смогу уважать себя.

И опять мысли побежали по знакомому кругу: если бы я только знала, я бы… Нет, остановила я себя, сейчас не было смысла обвинять себя и стучать кулаками в грудь, я должна сделать то, что возможно.

Глава 23

Прошло три дня, и Наташа уверяла меня, что маме отменили все назначенные ранее препараты, оставили лишь самое необходимое, что поддерживало ей жизнь, но она по-прежнему не узнавала меня. Я была в панике, я сидела около нее часами и разговаривала с ней, но все было бесполезно, я понимала, что она не слышит меня. Ее глаза теперь были открыты, но их выражение было абсолютно бессмысленно. Ее мозг был по-прежнему отключен. Я должна была как-то добраться до ее сознания, но не знала как. В этот раз я пришла как обычно после работы. Мама лежала на спине, глаза были закрыты, спутанные, давно немытые волосы, разметались по подушке. Лицо было бледное, чужое и старое. У постели стояла капельница. Я открыла форточку и села рядом на стул:

— Здравствуй, мамочка.

Ответа не было, глаза были закрыты, казалось, что она спала.

— Мама, посмотри на меня. Это я, твоя Вика, — я взяла ее за руку и крепко сжала. Ее рука безвольно лежала в моей, чуть вздрагивая, пульс был слабым. Я потрогала лоб, он был холодным — температуры не было. Я попробовала поговорить с ней снова, все было бесполезно, передо мной лежало тело, мамино тело и лишь до некоторой степени живое.

Отчаявшись, я вскочила со стула и стала метаться по палате. Я знала, что именно сегодня я должна что-то сделать. Устав ходить, я облокотилась на спинку кровати и стала разговаривать с мамой, не обращая внимания на то, что она была без сознания. Я обращалась к ней, к ее душе или к ее мозговому центру, я не знаю, как это называется, но неожиданно поняла, что это может сработать. Я обращалась к ней, я убеждала ее, что она неправа, желая уйти из жизни, она нужна мне и другим людям, она должна играть и радовать других своей музыкой. Я просила у нее прощения, говорила, что люблю ее, и она не может оставить меня одну, и вообще жизнь прекрасна и дается лишь раз. Я говорила с такой силой и убеждением, и мне даже казалось, что я слышу ответы. Каким-то образом, не с помощью разговорной речи, а мысленными концептами, которые появлялись в моем мозгу, я понимала то, что она мне хотела сказать. Она уверяла меня, что испытав такие душевные муки, она не может вернуться в этот мир, и смерть — это ее единственное спасение. Она чувствовала себя виноватой перед нами и просто не могла жить с этим грузом вины. Я попросила у нее прощения за то, что бросила ее тогда после смерти отца и снова и снова убеждала ее, что она нужна мне. Неожиданно я осознала, что стою на коленях у кровати, и держу маму за руку, а слезы струятся по моему лицу. И тут я поняла, что в комнате произошли изменения. Я подняла глаза и встретилась с мамой взглядом, она смотрела на меня вполне осознанно. Она вернулась, вернулась. Мне удалось ее вытащить оттуда, где она была. Ее губы еле слышно прошептали мое имя.

— Пообещай мне жить, мамочка, — прошептала я и почувствовала, как ее пальцы слабо сжали мою руку, а на лице появилась что-то вроде улыбки. Потом она заснула, так как была еще очень слаба, а я сидела рядом и просто смотрела на нее. Неожиданно жуткая усталость навалилась на меня, я начала зевать и, еле передвигая ноги, вышла из палаты и с трудом добралась до машины. Устроившись в кресле, я тут же заснула, а проснувшись, обнаружила, что проспала целых два часа. Усталости как не бывало, и настроение было впервые за долгое время хорошим. Домой ехать не хотелось, и я решила заехать к Ольге — поделиться радостью. По дороге я купила бутылку шампанского и коробку конфет. Наверное, я ехала слишком быстро, поэтому, резко затормозив перед подъездом, я чуть не сбила парочку влюбленных. Не заглушив мотора, я выскочила из машины и закричала:

— Смотреть надо куда идете, а не только друг на друга! Да что же это такое — прямо под колеса лезете. Хорошенькая девчушка испуганно смотрела на меня, а парень, лица которого я не видела, потирал ушибленную ногу. Видимо, я все-таки его задела бампером.

— Вам больно? — спросила я уже тише, подходя ближе к парню.

Он поднял голову, и я сразу узнала его.

— Вадик! Ты! — я не могла скрыть своего удивления.

Он улыбнулся.

— Привет. Какими судьбами? — спросил он, как будто мы столкнулись на улице.

— Ты почему на дорогу не смотришь? — строго спросила я. — Я ведь могла вас не заметить — на улице темно.

— Мы заговорились, — вежливо вставила девушка — И не заметили машины.

— Я так рад тебя видеть, — неожиданно сказал Вадик.

— А я тебя нет! Всю жизнь мечтала увидеть тебя под колесами своего автомобиля.

— Эх, ты горе-водитель. Не знаешь, что в темное время суток нужно ездить с включенными фарами.

Я посмотрела на машину, действительно, я забыла включить фары.

— Правила дорожного движения написаны явно не для тебя, у тебя есть свои собственные, — продолжал ехидничать Вадик.

— А мои правила тебя не касаются, — отрезала я, тем не менее чувствуя себя виноватой. Конечно, если бы я включила фары, то обязательно заметила бы их раньше.

— Ну ладно, Вадим, пойдем, ничего же не случилось, — девчушка потянула его за рукав.

Я посмотрела на нее. Милая мордашка, гладко зачесанные волосы, собранные в хвостик, полное отсутствие косметики. Наверно, скромная и тихая, именно такая и нужна Вадику.

— Подожди, — отмахнулся он от нее как от мухи. — Мы еще не все выяснили с Викторией.

— Мы с тобой уже все выяснили очень давно, — разозлилась я и пошла к машине.

Я села за руль и выключила зажигание, забрала шампанское и конфеты. Они еще стояли на том же месте и о чем-то тихо разговаривали. Я щелкнула сигнализацией и, не обращая внимания на них, пошла к подъезду.

— Вика, подожди, — Вадик загородил мне дорогу. — Где ты теперь живешь?

— Это не твое дело. Твое дело вон, — я показала на девушку.

— Ну, ты же не можешь просто так исчезнуть. Я так переживал, когда понял, что ты не вернулась домой.

Я усмехнулась.

— Ты так переживал, что завел себе эту малолетку.

— Я все объясню.

— Не надо, — я обратилась к девушке, которая одиноко стояла в стороне. — Девушка, заберите его, пожалуйста.

Девушка подбежала к нам и взяла его за локоть.

— Вадим, ну пойдем же, нас ребята ждут, — заканючила она.

Я обошла их и скрылась в подъезде. В лифте я расплакалась. Почему-то мне стало очень обидно, хотя прошло уже больше полугода как мы расстались. Все-таки он был моим первым мужчиной, а до этого был моим лучшим другом.

Так я и ввалилась к Ольге, со слезами на глазах и шампанским в руках.

Ольга, в халатике, открыла дверь.

— Вика! — обрадовалась она. — Что-то случилось? — спросила она, когда заметив мои слезы.

Я покачала головой и сунула ей шампанское и конфеты.

— Ничего не понимаю, если все плохо, то почему шампанское?

— Все хорошо, — уверила ее я. — Поставь шампанское в морозилку и дай мне пять минут привести себя в порядок. У меня хорошая новость — мама сегодня пришла в сознание и узнала меня.

— Ой, как здорово. А почему тогда ты плачешь?

— Просто я встретила одного человека, с которым я… ну, в общем, это теперь неважно.

Я прошмыгнула в ванную и заперлась. Глупые слезы застилали мне глаза. Ну почему, именно сегодня, нужно было его встретить. У меня было такое хорошее настроение. Неужели я ревную? Я так долго старалась его забыть, и у меня почти получилось. Почему же тогда так больно от того, что он теперь с другой?

В дверь постучали, и встревоженный Ольгин голос спросил:

— Вика, у тебя все в порядке?

— Да, — ответила я и взглянула в зеркало на свое красное лицо.

— Открой дверь или я взломаю замок, — услышала я решительный голос.

Мне стало смешно.

— Сейчас иду, только умоюсь.

Я вышла из ванной.

— Ну что ты не даешь мне поплакать?

— Я ужасно боюсь за тебя, ты стала такой странной. У нас же раньше не было секретов друг от друга, — обиженно сказала она.

— Я все тебе расскажу. Я просто встретила Вадика с девушкой.

— Подожди, ты плачешь из-за него?

Я молчала.

— Так это ты с Вадиком жила там, на юге?

Я кивнула. Ольга опустилась на стул с изумлением:

— Так вы с ним…ну ты понимаешь… как муж и жена?

— Как муж и жена, и даже свекровь была, — рассмеялась я, вспомнив, как мы жили у него на Погодинской.

— И его мама знала?

— Конечно, она даже приняла меня как невестку, только все время беспокоилась, что я недостаточно люблю Вадика.

— Ну, ты даешь. Ну и как он?

— Что как? Ты же его знаешь, он же в нашем классе учится, между прочим, — издевалась я.

— Ну, Вика, ты же знаешь, что я имею в виду?

— Не понимаю о чем ты, — мне доставляло удовольствие подшучивать над Ольгой.

Она посмотрела на меня с обидой.

— Ты хочешь спросить, как он в постели?

Моя подружка до сих пор не встречалась не с одним мальчиком. Не знаю, в чем тут было дело, то ли в ее неземной красоте, то ли в застенчивости, но факт оставался фактом.

— Вика, прекрати!

— Ладно, но ведь ты именно об этом спрашивала.

Ольга сидела напротив меня, ее щеки пылали. Мне стало ее жалко.

— Олечка, не сердись. Я тебе так скажу: пока мы жили на юге, все было прекрасно, а когда начали работать, пошли проблемы, и мы расстались. Вадик вернулся в школу, а я пошла на рынок. Остальное ты знаешь.

— Надо же, — удивлялась Ольга, — кто бы мог подумать? Ты и Вадик. Ты же всегда считала его своим другом.

— Да, считала, и знаешь, лучше бы нам остаться друзьями. И давай не будем о нем, ладно? У него есть девушка, у меня есть работа. Каждый получил то, что хотел. Все равно у нас бы ничего не получилось, мы такие разные.

На мое счастье пришла Вера Ивановна с работы, так что я шепнула Ольге:

— Как-нибудь потом расскажу, — и выскочила в коридор.

Вера Ивановна снимала пальто и очень обрадовалась, увидев меня.

— Здравствуй, Вика! Как дела?

— Все хорошо, мама пришла в сознание, и она узнала меня и даже чуть-чуть улыбнулась.

— Слава Богу! Счастье-то какое, — Вера Ивановна обняла меня. — Аллочка, бедная, как настрадалась.

— Давайте пить шампанское, мамино выздоровление нужно отметить, — улыбнулась я и подумала, что хорошо, что у меня есть они — Олечка и Вера Ивановна. С ними я забывала о прошлом и чувствовала себя прежней беззаботной девчонкой.

Вечер удался, мне даже удалось выбросить из головы встречу с Вадиком. Мы пили шампанское и вспоминали старые добрые времена, когда мы собирались вместе, чтобы отметить праздник или чей-нибудь день рождения.

Нашу беседу прервал телефонный звонок, и Оля вышла из кухни. Вера Ивановна посмотрела на меня и спросила:

— Вика, а как же школа?

— Наверно, еще стоит на старом месте, — отшутилась я.

— Будь же серьезной. Я на правах маминой подруги настаиваю, чтобы ты закончила десятый класс.

— Снова одеть школьную форму и выслушивать нотации учителей? — возмутилась я. — Благодарю покорно. Это исключено, к тому же у меня совершенно нет времени. Маме нужно хорошее питание и уход, я должна платить за квартиру.

— Но Вика, тебе же нужно образование. Ты же не собираешься всю жизнь продавать цветы.

— Конечно, нет. Когда у меня будет необходимая сумма, я открою магазин или кафе.

Какое-то время мы молчали. Потом Вера Ивановна продолжила:

— Когда-нибудь ты можешь захотеть учиться дальше. Все твои сверстники в этом году будут поступать в институты. А ты?

— Буду продавать цветы, но у меня будут деньги, а они будут выпрашивать у мамы на мороженое и кино, а к тому времени, как они окончат институт, я уже открою какой-нибудь свой магазин.

— Ты стала очень упряма, — возмутилась Вера Ивановна. — На тебя просто невозможно повлиять.

— Лучше и не пробовать, — засмеялась я. — Не волнуйтесь, я что-нибудь придумаю. На самом деле я купила учебники и сама занимаюсь, только времени мало. Возможно, если бы мне разрешили, я бы могла сдавать экстерном. Только кто будет со мной возиться после уроков?

— Хорошая мысль, — отозвалась Оля. — У нас есть один мальчик, который так учится с восьмого класса, он чем-то болеет и к нему учителя приходят на дом.

— Предоставь это мне, я все устрою, — ухватилась за эту идею Вера Ивановна. — Я поговорю с директором и классным руководителем. Они должны пойти тебе навстречу.

— Вера Ивановна, но только экстерном, я не сяду больше за парту и не надену школьную форму.

— Хорошо, пусть будет экстерном. А ты сможешь все сама-то учить?

— Она очень способная, я буду ей помогать, — вступилась за меня моя подружка.

— Да, смогу, — я сделала паузу и добавила: — если захочу.

— Вика, представь, что будет с мамой, когда она узнает, что ты не учишься. Ты должна это сделать ради нее.

— Я думаю, что маме еще долго будет не до меня.

— Давайте выпьем за Вику, она у нас такая необыкновенная. Я горжусь тобой, — Ольга подняла бокал.

— За тебя! — отозвалась Вера Ивановна. — Видимо, творческие натуры твоих родителей передались тебе в виде деловой хватки.

— Спасибо, даже не знаю, чтобы я без вас делала, — я выпила шампанское залпом и достала из кармана сигареты.

Вера Ивановна и Оля молча смотрели на меня круглыми глазами.

— Вы не прогоните меня, если я закурю? — улыбнулась я.

— Виктория, девочки не должны курить!

— А я уже не девочка, — глупо хихикнула я и затянулась.

За столом воцарилось молчание. Потом Вера Ивановна потянулась к моей пачке за сигаретой. Она курила, только когда была очень взволнована.

— Господи, если бы твой отец был жив, он бы этого не допустил, — выдала Вера Ивановна после нескольких затяжек.

— Если бы мой отец был жив, то ничего этого бы не было. Я могла бы жить с ним, но ему не нужна была только я, ему нужна была моя мама и ее любовь, а без нее он жить не хотел, поэтому и придумал якобы случайно оступиться.

— Что ты говоришь? — возмутилась Вера Ивановна. — Это же был несчастный случай.

— Просто он представил это как несчастный случай, — твердо сказала я. — Он не хотел, чтобы мама винила себя в его смерти и больше всего он не хотел выглядеть слабым. А самоубийство — это слабость.

— И у тебя есть доказательства? — спросила Вера Ивановна.

— Нет, он не оставил записки, если вы об этом. Просто когда он прощался со мной, он говорил такие слова, как будто уходил навсегда. Он уже тогда все решил. А еще я слышала, что Сергей Петрович, тот, что был с ним в экспедиции, рассказывал на кухне, что все это было очень странно, участок был очень легким, а он как будто нарочно поскользнулся.

— Господи, как все это страшно, — Вера Ивановна посмотрела мне в глаза. — Ты не рассказывай это маме никогда, хорошо?

— О чем вы?! Конечно. Маму я буду беречь теперь от всего. Знаете, я когда ее увидела на этой койке с привязанными руками, то сразу ее простила. Я же обвиняла ее во всем, поэтому и ушла, просто не могла ее видеть, — я вытерла глаза.

— Ну ладно, ладно, — успокаивала меня Ольга. — Все уже позади. Надеюсь, твоя мама поправится, а ты больше не будешь так необдуманно поступать.

— Ладно, — улыбнулась я сквозь слезы. — Мне пора, завтра рано вставать на работу.

Я спустилась на лифте, и у двери столкнулась нос к носу с Вадиком.

— Что ты здесь делаешь? — удивилась я.

— Жду тебя, — он подошел ближе.

— По-моему это глупо, я могла бы остаться здесь на ночь.

— Ты бы вышла утром.

— И ты бы ждал меня до утра?

Он кивнул, глаза у него были как у побитой собаки.

— Что ты хочешь? — спросила я жестко.

— Я просто хотел увидеть тебя.

— Ну, вот посмотрел и хорошо, я пойду, — я попыталась обойти его, но он взял меня за руки.

— Прости меня.

— Больше всего на свете мне хотелось уткнуться в его такое родное плечо и поплакать, а он бы гладил меня по голове как когда-то давно, когда мы были друзьями, но вместо этого я спокойно сказала:

— Все к лучшему, дай пройти.

— Вика, я дурак, я себе места не находил, я…

— Перестань, не надо ворошить прошлое…

— Но нам же было так хорошо вместе.

— У нас разные дороги. Тебе нужно одно, а мне другое.

— Я люблю тебя, — он опустился на колени и спрятал лицо в моих ладонях. Я не знала, что делать, я все еще тянулась к нему, но в то же время понимала, что нельзя снова допустить этого. Я освободила руки и присела рядом.

— Не надо стоять на коленях, тебе это не идет.

— Я виноват, прости меня. Что мне сделать, чтобы ты вернулась?

Я вздохнула и решила сказать ему правду.

— Я не та девушка, которая тебе нужна, и я не люблю тебя.

— Не любишь? — вид у него был как у обиженного ребенка. — Но ты же говорила…

— Говорила, потому что ты хотел это слышать. Я знала, что мне не надо было это начинать, повторяю тебе — я не та девушка, которая тебе нужна.

— Нет, это я не тот парень, который тебе нужен, — он отпустил меня так резко, что я покачнулась. — Я все понял. Будь счастлива, — он развернулся и почти бегом побежал от меня прочь как от прокаженной.

Я села на ступеньки и заплакала. Мне надо было сказать ему это еще давно, мне не надо было ехать с ним на юг. Мне вообще не надо было уезжать, тогда бы не случилось всего этого. А все из-за того, что я думаю только о себе, я — страшная эгоистка. Так, хлюпая носом и кляня себя последними словами, я добралась до машины.

Глава 24

Вера Ивановна поговорила с директором школы, и для меня сделали исключение, во-первых, простили, что я пропустила две с лишним четверти, а во-вторых, разрешили сдавать материал постепенно, изучая его самостоятельно. Так что теперь дел у меня прибавилось, в свободное от работы и посещения больницы время я сидела над учебниками, пытаясь в сжатые сроки выучить то, что другие уже давно прошли. Не знаю, как бы я справилась, если бы не постоянная поддержка и помощь со стороны Андрея и Лены. Надо сказать, что мы не стояли на месте, а постоянно расширялись, находя новые места для торговли и нанимая новых продавцов. Теперь, больше чем раньше, мне были нужны деньги на лекарства и витамины для мамы, а также приходилось делать подарки нянечкам и медсестрам. Маме становилось лучше с каждым днем, но до полного выздоровления ей было еще далеко. Она все еще чувствовала себя очень подавленной и особенно больно ей было от того, что она находится в психушке. Мама избегала разговоров со мной на эту тему, поэтому всю правду маленькими порциями мне рассказывала Вера Ивановна. Мама очень много плакала, но слава Богу, больше не думала о том, чтобы уйти из жизни. Она всегда была достаточно сильным человеком, поэтому я надеялась, что у нее все получится. В ее палату я принесла телевизор, который отвлекал ее от мрачных мыслей. Как-то раз, после ужина, она посмотрела мне в глаза и спросила:

— Вика, я действительно тебе нужна?

— Конечно, а что?

— Это все так неинтересно для тебя возиться со мной. Ты должна встречаться с мальчиками, ходить в кино и на дискотеки, а не проводить все вечера у моей постели.

— Я еще все успею, мамочка. Сейчас главное — поставить тебя на ноги, а потом я буду развлекаться.

— Не знаю, — мама опустила глаза. — Я очень тебе благодарна за все, но мне не хотелось бы быть обузой для тебя.

— Не думай об этом, чем быстрее ты поправишься, тем скорее я начну развлекаться.

Она вздохнула.

— Я не знаю, что буду делать, когда меня выпишут.

— Мы придумаем тебе занятие, — сказала я бодрым голосом, понимая, что она говорит о работе.

— Что тут можно придумать?! Она посмотрела на свои руки, — Я никогда не смогу больше играть.

— Давай подождем с выводами. Ладно? Главное, что мы снова вместе.

— Ты простила меня?

Я молча кивнула и обняла ее.

— Как только ты встанешь на ноги, я буду требовать назначения медицинской комиссии, чтобы тебя признали здоровой и выписали.

— А если не признают — я останусь здесь надолго.

— Перестань, все будет хорошо, в крайнем случае, мы купим эту комиссию. У нас все покупается и продается.

— Жаль, что так происходит, — мама покачала головой, — раньше были другие люди и другие времена. Был какой-то смысл в жизни, а вашему поколению тяжело жить, одна только погоня за деньгами. Вот и ты у меня пошла работать на рынок. Я как представлю тебя там — у меня сердце кровью обливается.

— Да ладно тебе, мам, мы другого не знаем. Это ваше поколение за идею работало, магистрали там всякие строили, к коммунизму стремились. Мы дети другие, поэтому перестраиваемся быстро. Мне нравится работать, тем более, я же не стою на рынке, а руковожу процессом.

— Но ты же стояла до этого.

— Это было недолго, всего месяца три, наверное.

— Ты очень изменилась, — мама внимательно смотрела мне в лицо, видимо искала прежнюю Вику. — Ты стала сильно краситься, и выглядишь от этого взрослее.

— А помнишь, ты хотела, чтобы я взялась за ум и ругала меня, что я целыми днями только гуляю?

— Как давно это было, — мама отвела взгляд, ей тяжело было вспоминать о прошлом. — Мне бы хотелось другой жизни для тебя, я во всем виновата.

— Давай не будем снова, мамуль, мне очень нравится моя жизнь. Мне нравится быть взрослой, мне нравятся деньги, и я люблю их тратить.

— Ну, кто бы мог подумать?! Раньше я думала, что тебе нравятся только мальчики.

— Я поняла, что в жизни есть более стоящие занятия, чем встречаться с тремя парнями одновременно.

— А как поживает твой дружок, Вадик?

— Наверно, хорошо.

— А что, вы больше не дружите?

Я вздохнула.

— Мне некогда, да и не хочется. Сейчас мне интереснее общаться с ребятами постарше, например, с Леной и Андреем.

— Ну что ж, это хорошо. Честно говоря, мне твой Вадик никогда не нравился.

Я улыбнулась и подумала про себя, что мамины вкусы не изменились.

— Я согласна с тобой теперь, — знала бы мама, после каких событий я это поняла, — Он мне действительно не подходит. Надеюсь, я когда-нибудь познакомлю тебя с хорошим парнем, который тебе понравится.

Интересно, что сказала бы мама, если бы узнала, насколько близкими у меня с Вадиком были отношения.

Было очень хорошо, что мама не заговаривала со мной о Коленьке. По какой-то странной рассеянности она не спрашивала меня, где я живу. Наверное, полагала, что я живу дома, а он убрался восвояси или просто не желала думать о нем. Как бы не так! Этот негодяй по-прежнему жил в нашей квартире, а я продолжала снимать однокомнатную в Коломенском. Несколько раз я, надеясь на то, что он уехал, звонила домой, но он неизменно оказывался дома. Юридически он оставался мужем моей мамы и, соответственно, обладал правом проживания. Конечно, можно было подать на него в суд, но это должна была сделать моя мама, и в лучшие времена далекая от судебных дел, а сейчас и подавно. Так что, этим вопросом в любом случае надо было заниматься мне, а я еще была несовершеннолетней, что значительно осложняло дело. Вернуть квартиру для меня было делом чести. Это была моя память о любимом отце, о счастливом детстве и о нашей дружной семье. К тому же я просто устала жить в чужом доме.

Глава 25

Как-то раз, вечером, мы с ребятами проезжали недалеко от Коломенского, и я пригласила их зайти. Мы уютно уселись в комнате за журнальным столиком и закурили. Лена подошла к окну.

— Ой, красота какая. Андрюшка, ты посмотри. Речка блестит, и даже пароходы плавают.

Андрей подошел к окну.

— Да, здорово. А у нас из окна только двор и дома видны, неинтересно.

— Да разве это вид, — обреченно махнула я рукой. — Вот из моей прежней квартиры видна и река и озеро и Новодевичий монастырь. Как выйдешь на балкон — сразу настроение улучшается.

— А почему ты там не живешь? — спросил Андрей.

— Да там у меня гиблое дело. Даже не знаю, как выгнать одного человека оттуда.

— А ну-ка рассказывай, — потребовал Андрей.

— Неохота, — я уже начала жалеть, что сболтнула лишнее.

— Давай-давай, — настаивала Лена. — У Андрея есть какой-то бывший одноклассник, который занимается квартирными делами.

— Да ну тебя, Лена, — махнул он на нее рукой. — Он страшный человек. Рассказывай, — Андрей посмотрел на меня.

Так слово за слово они вытянули из меня всю историю про маму и Коленьку, только об отце я умолчала, да это и неважно было для дела.

— Надо гнать мерзавца, тут все средства хороши. А то куда ты мать перевезешь после больницы?! — задумался Андрей.

— Не знаю, я уже все передумала. Убить его, что ли, самой или киллера нанять?! Ненавижу мерзавца — всю жизнь нам испортил, — я закурила.

Ребята последовали моему примеру, и некоторое время мы молча пускали дым.

— Андрей, — первой прервала нашу паузу Лена, — а давай Вику познакомим с Сергеем. Может, он поможет или совет какой даст, к кому обратиться?

— Как бы он ее тоже без квартиры не оставил, — хмыкнул Андрей. — Ты же знаешь, чем он занимается!

— И чем же? — поинтересовалась я.

— Да, — Андрей махнул рукой — Находит алкашей, спаивает их, а потом выселяет куда-нибудь в деревеньку с ящиком водки вместо доплаты.

— Здорово, — засмеялась я. — Хороший мальчик.

— Очень хороший. Уже не знает, какую тачку себе купить. Только и меняет квартиры, девок и машины.

— А по-моему, он ничего, — возразила Лена. — Ты просто ему завидуешь.

— Завидую? — разозлился Андрей. — А когда он даже к тебе клеиться начал, хотя знал, что ты моя?

— Да ладно тебе, — рассмеялась Лена, — Это тебе показалось с пьяных глаз, он сделал мне всего пару комплиментов, просто он такой обходительный.

— Обходительный, — проворчал Андрей, — Вот и обходит всех.

Мне надоел их спор, и я вмешалась:

— Слушайте, ну мне же не замуж за него. Какое значение для меня имеют его моральные принципы. Он или поможет мне или нет, поэтому давайте позвоним и спросим.

— Давай, звони, — Лена подала ему трубку телефона. — Ради Вики!

Не выдержав нашего натиска, Андрей набрал номер.

— Будь с ним осторожна, — увещевал он меня, как будто мы должны были встретиться через полчаса.

— Нашел глупенькую школьницу, — фыркнула я.

Андрей быстро с ним поговорил и повесил трубку.

— Завтра в семь часов он будет в нашем кафе.

— А что ты по телефону не спросил, может он помочь или нет? — расстроилась я.

— Он все дела решает, только глядя клиенту в глаза. Правило у него такое.

— Ну ладно, подождем до завтра, — согласилась я. — Это хотя бы будет первый шаг навстречу решению проблемы.

Не знаю почему, но мне казалось, что я на правильном пути, несмотря на предостережения Андрея.

Глава 26

День выдался тяжелым и неудачным. Торговли не было, поэтому мы долго перебирали розы, пытаясь спасти то, что еще можно будет реализовать завтра. Потом разбирались с одной продавщицей, которая приносила маленькую выручку, видимо, работала на себя. Наши поставщики подняли закупочные цены, на одной точке забрали разрешение на торговлю, а под вечер заявилась наша «крыша», которая нас как бы охраняла, а на самом деле просто забирала деньги. В общем, к тому моменту, когда мы попали в наше кафе, которое находилось недалеко от нашего подвала, я была вымотана до предела и с тоской думала, что дома меня ждет романтический вечер с учебником физики.

Лениво потягивая коктейль, с исколотыми, без маникюра, руками, в грязных джинсах и непричесанная, я сидела напротив входной двери. Вдруг, в кафе вошел, можно даже сказать влетел, молодой парень в белой выглаженной рубашке и светлых брюках. Белый цвет прекрасно оттенял бронзовый загар. Светлые, прямые волосы были аккуратно подстрижены и уложены волосок к волоску. Он остановился посередине зала и оглядывал столики. Андрей помахал ему рукой и через минуту нас уже представляли друг другу. Если бы я только знала, что Сергей, так он представился, будет таким, я бы навела полный марафет и встречала бы его во всеоружии. Чувствуя себя не лучшим образом, я не принимала участия в общей беседе и изо всех сил старалась не смотреть на него слишком часто. Обмен общими фразами быстро закончился, и ребята попрощались, надо было принимать выручку и остатки цветов. Мы остались одни, я смотрела в окно, с трудом представляя себе наше дальнейшее сотрудничество. Ни разу в жизни я не чувствовала такого смущения перед мужчиной. Сергей дотронулся до моей руки.

— У меня есть предложение, — начал он.

С большим усилием я заставила себя посмотреть ему прямо в глаза и заметила, какие у него были длинные ресницы, а глаза были зеленые и насмешливые.

— Давай уйдем отсюда?

— А чем тебе здесь не нравится? — спросила я удивленно.

— Это какое-то дешевое заведение, к тому же здесь очень шумно и накурено.

Я возмутилась:

— Мы здесь, кажется, не для того чтобы развлекаться. Я не займу у тебя много времени. Ты или берешься за мое дело или отказываешься. Так что давай останемся и решим вопрос.

Он расхохотался так, что на нас обратили внимание окружающие.

— Браво, Вика. За весь свой опыт не видел более строптивой клиентки. Сейчас мне еще больше хочется пригласить тебя куда-нибудь. Уверен, что с тобой не заскучаешь.

— У меня был очень тяжелый день, и нет сил на развлечения, — сказала я твердо.

— А кто говорит о развлечениях? Мы просто спокойно поужинаем и обсудим твой вопрос.

— Я не одета, — сказала я.

— Знаешь, — он посмотрел на часы, — я могу завезти тебя домой переодеться, а сам быстро смотаюсь посмотреть одну квартирку. — Ты где живешь?

— В Коломенском.

— Тогда давай пойдем, — он опять посмотрел на часы, — У тебя будет час привести себя в порядок. Обещаю вкусный ужин и хорошую музыку. Я приглашаю.

— У тебя всегда такой подход к клиенту?

— Нет, — усмехнулся он. — С некоторыми я работаю на дому.

— Это те алкаши, которые продают свои квартиры за домик в деревне и ящик водки, — вспомнила я рассказ Андрея.

— Вижу, ты уже обо всем знаешь, ничуть не смутился он. А ты подумай, что этим алкашам делать в столице? В красивом городе должны жить красивые люди. Ну вот, например, такие девушки как ты.

— Зря стараешься, я равнодушна к комплиментам.

— Ну что ж, — он пожал плечами — Спасибо, что предупредила. Так мы едем?

— Едем, я уже поняла, что с тобой бесполезно спорить, только… — я вспомнила про физику.

— Что только?

— Электромагнитные волны, — назвала я главу из учебника.

— Какие волны? Ты уверена? Я что-то ничего не чувствую, — он удивленно озирался по сторонам и от этого стал менее уверенным.

— Они не здесь, они в учебнике физики, — засмеялась я, вставая.

— А-а, — его лицо прояснилось. Ничего, успеешь, мы ненадолго, мне еще надо к клиенту заглянуть вечерком, — он мне подмигнул. — Москва должна стать чистым городом.

Припаркованный у тротуара двухместный черный «Мерседес» сиял в лучах заходящего солнца. Сергей галантно помог мне сесть и заставил пристегнуться.

— Мы что, собираемся побить какой-нибудь рекорд скорости?

— Просто я привык ездить быстро.

Мое уставшее тело утонуло в кожаном сидении. «Интересно, сколько он берет за свои услуги?»- подумала я. Его стиль вождения был даже не наглым, а очень наглым. Он уверенно лавировал между машинами, и каждый раз мне казалось, что кто-нибудь врежется в нас, но слышался только визг тормозящих сзади машин. К тому же для него отсутствовали запрещающие знаки и сигналы светофора. Когда он лихо затормозил у моего дома, я уже несколько раз попрощалась с жизнью.

— Ты не очень испугалась? — он отстегнул мой ремень безопасности и заглянул мне в глаза.

— Если ты хотел произвести на меня впечатление, то тебе это удалось, — хмуро отозвалась я.

— Нет, я всегда так езжу. А произвести впечатление на девушку есть другие способы.

— Думаю, что в кафе я лучше доберусь на своей машине.

— Я буду ехать тихо, не сердись.

Я выбралась из машины и хотела хлопнуть дверью, но бесшумные замки лишили меня и этого удовольствия. Сергей крикнул мне в окно:

— Жду тебя здесь через час.

— Надеюсь, у тебя отберут права и отгонят машину на штрафстоянку, — ответила я.

— Не надейся, гаишники мои лучшие друзья, без таких, как я, они жили бы на одну зарплату, — он послал мне воздушный поцелуй и укатил.

Больше всего мне хотелось послать его к черту, но, к сожалению, пока я еще не решила с ним вопрос. Если он так крут, как старается казаться, то, вероятно, он сможет мне помочь. Любыми путями мне нужно освободить квартиру к маминому выходу из больницы. Я приняла душ, накрасилась и надела скромное черное платье, купленное недавно за совсем нескромные деньги. Платье сидело идеально и придавало мне особый шарм. Времени хватило даже на маникюр. Глядя на свое отражение, я улыбнулась себе. Теперь я чувствовала себя значительно лучше, чем в старом вытянутом свитере и грязных джинсах. А может, я и согласилась с ним поужинать только потому, что хотела предстать перед ним во всей красе? Да, в обаянии ему не откажешь. Очень опасный тип, Андрей был совершено прав на его счет. Ну ладно, посмотрим, у нас просто деловая встреча. Я выглянула с балкона и увидела, что он уже внизу. Я заторопилась, чувствуя повышенное сердцебиение.

— Замечательно выглядишь, — заметил он, помогая мне сесть в машину.

Ресторан был уютным и очень дорогим. Я даже не знала, что бывают такие цены на обычные блюда, не говоря уже про напитки. Я закрыла меню и сказала свою коронную фразу:

— Полагаюсь на твой вкус, уверена, ты закажешь все самое лучшее.

Эта моя фраза приводила в недоумение некоторых моих кавалеров, но в то же время давала им возможность не выходить из бюджета.

Сергей кивнул и подозвал официанта. Официант назвал Сергея по имени, и из их разговора я поняла, что он часто здесь бывает. Конечно, квартиры обходятся ему дешево, а продает он их по рыночной цене. Я огляделась, везде были зеркала, темно-бордовые скатерти и свечи на столах. Женщины были в вечерних платьях, мужчины в дорогих костюмах. Высшее общество, да и только.

— Часто бываешь здесь с клиентами? — спросила я.

— С клиентами я пью дешевую водку у них на квартирах, а здесь бываю с друзьями после сделок.

— Неужели обязательно пить? — удивилась я.

— Конечно, мы и с тобой сейчас выпьем.

К нам подошел официант с бутылкой шампанского в ведерке со льдом.

«А потом я тоже окажусь на сто первом километре», — мрачно подумала я.

— Не бойся, Вика, он накрыл мою руку своей, — словно прочитал мои мысли, — Ты для меня необычная клиентка, ты знакомая Андрея, а я его должник. Он один раз меня здорово выручил, так что я не собираюсь зарабатывать на тебе деньги. Помогу просто так, если это вообще будет возможно. А деньги делать я буду на других клиентах.

Он отпустил мою руку и взял бокал.

— Давай выпьем за тебя, — он смотрел мне в глаза, и я боялась, что мое сердце, которое билось, как ненормальное, выдаст меня своим громким стуком. Сама не знаю, почему я так волновалась.

Мы чокнулись и выпили. Мне стало легче после его слов, не знаю почему, но я ему поверила, просто поверила и все.

— А сейчас, пока нам готовят, давай я буду задавать тебе вопросы.

Он достал кожаный ежедневник и ручку. Половины ответов я не знала, более того, я не знала таких слов, как ответственный квартиросъемщик и понятия не имела, приватизирована у нас квартира или нет. Видя мое смущение, он заметил:

— Это нормально, Вика. Люди у нас не знают ни законов, ни своих прав, поэтому и много теряют в жизни. Тебе это простительно, ты еще девочка. Кстати, сколько тебе лет?

— А ты как думаешь?

— Уж никак не меньше восемнадцати.

— Будет семнадцать через месяц.

— Ничего себе, — удивился он. — А выглядишь так по взрослому. Так ты еще школьница.

— К сожалению, но я не хожу в школу, а учусь сама, а потом сдаю учителям темы.

— А-а-а. Ну да, ты же говорила про физику, но я думал ты учишься в институте, — он выглядел явно ошарашенным.

— Я тебя расстроила?

— Да нет, скорее удивила. Так Андрей говорил, что ты их вроде это, начальница?

— А что тут такого? Почему у девушки не может быть мозгов и деловой хватки?

— Ну не в таком же нежном возрасте?! Я просто удивлен.

— Так сложились обстоятельства, — пожала я равнодушно плечами. — У каждого свой возраст и это не всегда совпадает с тем, что написано в документах.

— Знаешь, я много думал об этом. Особенно… — он замолчал.

— Что особенно? — спросила я.

— Мой брат… Он погиб, когда ему было семнадцать лет. Это выглядело так, как будто он решил умереть сам, но… — он посмотрел на меня, а потом залпом выпил бокал. — Вряд ли ты поймешь, я зря начал об этом…

— Нет, пожалуйста, — неожиданно для себя я схватила его за руку. — Мой отец все обставил как несчастный случай, я никому не могла рассказать об этом, но это выглядело так, как будто он решил умереть. Он не хотел больше жить, понимаешь? А все остальное было потом.

Его горячая рука больно сжала мои пальцы.

— Все так. Странно, но ты меня понимаешь или мы оба сумасшедшие, — я опустила глаза. — Расскажи, как это произошло?

— Моя мама полюбила другого, а отец, может быть, сейчас это звучит банально, не мог без нее жить. И когда она его разлюбила, он поехал в очередную экспедицию, и сорвался со скалы. Но он решил это еще в Москве! Он решил, что умрет. Я точно знаю, вернее, знаю теперь, а тогда, когда он прощался со мной, просто не отдавала себе отчета. А твой брат?

— Он был младше меня, но всегда казалось, что он уже устал от жизни. Он выглядел маленьким старичком и очень много болел с самого детства. А потом он выбросился из окна. После этого я ушел из дома, я просто не смог там быть.

— Я тоже ушла из дома после похорон.

— Мы удивительно похожи, — он отпустил мою руку. — Давай помянем их. Пусть земля будет им пухом.

Мы выпили и долго молчали, как будто каждый из нас понял, что рассказал слишком много и уже жалел об этом.

— А ты давно занимаешься недвижимостью? — спросила я, когда молчание стало совсем тягостным.

— Да, с тех пор как ушел из дома. Надо было зарабатывать на жизнь. Я пришел из армии, учиться было некогда, да и желания не было. Я хотел вырваться из их душного мирка, и мне казалось, что только деньги могут в этом помочь. В деньгах я видел свою свободу, я не хотел жить так, как живут все, от зарплаты до зарплаты. Я хотел купить весь мир.

— Ну и как?

— Никак, — грустно вздохнул он. — Мир по-прежнему не у моих ног, хотя некоторые красивые девушки не отказываются со мной поужинать, — он лукаво посмотрел на меня.

— Я думала, у нас деловая встреча.

— Деловая встреча у нас будет завтра, в ДЭЗе. Встретимся, побеседуем с паспортисткой, и выясним, что с твоей квартирой. Того, что ты мне рассказала явно недостаточно, чтобы решить, смогу я тебе помочь или нет. А сейчас я приглашаю тебя потанцевать.

— Хорошо, — легко согласилась я.

Сергей уверенно вел меня. В отличие от школьных кавалеров, он не переминался с ноги на ногу под звуки медленной музыки, а перемещался по площадке. Мне было легко подстроиться под него, для этого нужно было просто его слушать. Мои ноги шли вслед за ним как будто мы танцевали не первый раз.

— Умница, — прошептал он мне на ухо. — С тобой хочется танцевать всю жизнь.

— Ты хорошо ведешь, — решила я сделать ему комплимент.

— А ты заводишь, — не остался он в долгу.

О неожиданности я сбилась с ритма и, наступив ему на ногу, едва не упала. Он подхватил меня и какое-то время танцевал, держа меня на руках. Почувствовав пол под ногами, я вырвалась и пошла к столику. Да что он себе позволяет?!

— Не сердись, — его взгляд был озорным.

Сердиться на него было невозможно, он был так обаятелен и дерзок. Я молча чокнулась с ним, а губы уже против воли складывались в улыбку.

Вечер закончился невинно. Сергей довез меня до дома, мы договорились встретиться на следующий день в ДЭЗе, и уехал. Почти расстроенная, я поднималась по лестнице. Он даже не сделал попытки напроситься на чашечку кофе и даже ни разу меня не поцеловал.

Упав на диван, я долго пыталась сосредоточиться на физике, но учебник падал у меня из рук. «Наверное, я влюбилась», — подумала я.

Глава 27

— Ну, как все прошло? — спросил утром Андрей, когда мы ехали на базу за цветами.

— Знаешь, он очень славный, этот твой маклер. Даже не верится, что всем этим занимается, — задумчиво ответила я.

Со вчерашнего вечера я прибывала в каком-то странном состоянии, моя жизнь начала казаться мне серой и скучной.

— Так он поможет тебе или нет? — спросил Андрей.

— Не знаю пока, мы об этом мало говорили.

— Так о чем же вы говорили, черт возьми?

— Ну, о разном. Мы были в одном симпатичном ресторанчике, танцевали, — я улыбнулась.

— Вот козел, — ругнулся Андрей.

— Почему козел? — удивилась я. — С его стороны это было очень мило пригласить меня туда.

— Очень мило, — передразнил он меня. — Ты это… даже и не думай о нем.

— О чем ты?

— Решай с ним свой квартирный вопрос и все, поняла?! И не вздумай с ним встречаться.

— Это еще почему?

— Потому что он — бабник, понимаешь?! Он умеет красиво ухаживать, а потом поиграет с девушкой и бросит.

— А хорошо играет? — невинно спросила я.

— Тебе это зачем? Тебе что, парней мало? Встречайся с кем угодно, только не с ним, — Андрей говорил неохотно, чувствовалось, что он что-то не договаривает.

— Не понимаю, чего ты так разошелся. Даже смешно. По-моему, он даже очень ничего, мне было не скучно.

— Да уж, с ним скучно не бывает, это точно. Короче, Вика, выброси его из головы и точка.

— Так ничего же не было. Он подвез меня к подъезду, даже на чашку кофе не напрашивался, а то я бы пригласила, — мне нравилось дразнить Андрея, я никак не могла понять, почему он так злился.

— Короче, я понял! Вы, бабы, все курицы, я сам с ним поговорю, скажу, что ты моя двоюродная сестра, и что я ему башку оторву, если он будет тебя охмурять.

— Не волнуйся ты так и не надо ничего ему говорить. Я взрослая девочка и сама разберусь. Слушай, а сколько ему лет?

— Он мой ровесник, двадцать два ему стукнуло. Старый он для тебя, поняла?

Понять-то я поняла, более того даже была полностью согласна с Андреем, но почему же так сладко сжималось сердце при одной только мысли о нем?

Вечером я сидела у Ольги.

— Слушай, а я, кажется, влюбилась, — призналась я ей.

— Ты же говорила, что никогда не влюбишься?

— Я ошибалась.

— Да ну?

— Насколько я знаю, тебе всегда нравились быстрые головокружительные романы с бурным окончанием. Он только успеет к тебе привыкнуть, а ты уже ускользнула к другому. Я так не могу, — вздохнула Ольга. — Мне кажется, если я кого-нибудь полюблю, это будет на всю жизнь.

— Ты у нас девушка серьезная, может оно так и будет. Но, знаешь, милая подружка, я изменилась. После Вадика в моей жизни только работа и учеба.

— Мне кажется, он грустит о тебе до сих пор.

— Ничего, погрустит — перестанет.

Надо отдать должное, воспоминания о Вадике перестали причинять мне боль. По сравнению с Сергеем он казался глупым мальчишкой.

— Он всегда будет любить тебя. Ты разбила ему сердце еще в песочнице, где он впервые тебя увидел, — Ольга засмеялась.

— Лучше бы он в тебя влюбился, — вдруг сказала я. — Ты такая же серьезная, как и он. Жили бы долго и счастливо. Может, вам стоит познакомиться поближе?

— Ну, конечно. Ты его бросила, а подруга забирай, — Ольга обиженно надула губки.

— Ну не дуйся. Олечка. Я почему тебе предлагаю Вадика, потому что хорошо его знаю. Я же с ним жила. И как мужчина, — я хихикнула, — Он очень даже ничего.

Оля совсем смутилась и уставилась в пустую чашку.

— Да ладно тебе, не смущайся, слушай старшую подружку.

— Какая же ты старшая, если ты меня младше на полгода?! — возмутилась она.

— Мне уже давно тридцать в душе, пришлось рано повзрослеть.

— Да уж, пережила ты всего много. Зато как интересно. А мне тебе даже рассказать нечего — школа, уроки, курсы английского. Тебе, наверно, скучно со мной?

— Да ты что! Ты моя самая лучшая подруга, которой я могу все рассказать. У меня никого нет кроме тебя, — горячо возразила я. — А, что касается того, что жизнь скучная, так можно все изменить.

— И что я могу? Да у меня смелости не хватит.

— Много смелости здесь не надо, ты же не банк собираешься грабить, а изменить свою жизнь, это не противозаконно.

— Ну и что мне делать?

— Познакомиться с кем-нибудь.

— У тебя одно лекарство от всех бед, — вздохнула Ольга.

— Ну почему же одно? Есть еще два, но они тебе не подходят.

— Какие?

— Сменить место жительства или пойти на работу.

— Нет, — вздохнула Ольга. — Боюсь, я ни на что не способна, кроме учебы. Парни на меня не смотрят, уехать из дому, как ты, я никогда не смогу, а на работу меня никто не возьмет.

— Какой пассив, — от души рассмеялась я. — Человек сам хозяин своей судьбы. А ты строишь из себя пессимистку — здесь не смотрят, тут не получится, этого боюсь. Так нельзя.

Ольга посмотрела на меня так, что мне показалось, она сейчас заплачет. Я уже забыла, какой ранимой и беззащитной она была.

— Я тебе сейчас все объясню. — начала я поспешно. — Парни на тебя смотрят, но ты кажешься им недоступной со своей красотой и примерным поведением. Они и в мыслях не могут себе представить, как тебя пригласить куда-нибудь, потому что уверены, что ты откажешь.

— Но тебя-то они не боятся. А ты очень красивая, да теперь еще и одеваешься так модно.

— Ну, я — это другое дело. Просто я не делаю различий между парнем и девушкой и всегда могу подойти и просто поболтать. К тому же, если я хочу с кем-то познакомиться или начать встречаться, я подаю ему знаки.

— Какие знаки, руками что ли? — Оля недоуменно посмотрела на меня.

— Ну почему руками?! Можно глазами или еще как-нибудь, смотря по обстоятельствам. Вот, например, прихожу я в кафе…

— Я не хожу в кафе, у меня нет денег, — недовольно прервала она меня.

— Ну, хорошо, ты ходишь на курсы при институте. Хочешь узнать, что бы я делала, если бы была на твоем месте?

— Ну? — в ее глазах вспыхнул огонек интереса.

— У вас там есть симпатичные ребята?

— Да, есть.

— Ты с ними общаешься?

— Да нет, просто сидим в одной аудитории.

— Просто сидеть никогда не надо, сидеть надо со смыслом. Выбираешь момент, как бы случайно оказываешься рядом с ним и просишь его что-нибудь тебе объяснить.

— Зачем, если я все понимаю?

— Глупая, чтобы познакомиться. Он тебе объясняет, ты его благодаришь, садишься с ним рядом, иногда смотришь на него, когда занятия заканчиваются, вы вместе выходите, он провожает тебя домой и просит у тебя телефон.

— Ну а если не провожает?

— Значит он дурак, или у него кто-то есть, ну или ты неправильно себя вела.

— Так я же тогда от стыда сгорю, сама навязалась, а он еще и отказал.

— Да ерунда все это. Подумаешь, отказал, на нем клином свет не сошелся, считай, что ты просто потренировалась на нем как на снаряде и плавно переходишь к другому. Возможно, ты взяла слишком большой вес. В следующий раз переходишь к объекту номер два с другим заданием и все.

— У меня не получится. Этому нельзя научиться, это должно быть в крови, как у тебя, — Ольга задумчиво опустила голову, а я с энтузиазмом продолжала.

— Научиться можно всему, даже медведи в цирке обруч крутят при полном отсутствии талии. А как, ты думаешь, парни знакомятся? Он идет по улице и пристает ко всем подряд со своим «давайте познакомимся», и кто-нибудь обязательно откликнется. Всегда помни, что им тоже трудно сделать первый шаг, и если ты ему улыбнешься, ему будет проще.

— Тебе надо лекции читать об отношении полов, — засмеялась она. — Тебя послушаешь, так все становится просто.

— Так оно и есть. У тебя все получится, да они с рук у тебя будут есть. Давай так, ты делаешь первую попытку завтра, а я вечером тебе звоню, и ты мне все рассказываешь.

— Завтра? Нет! Я не смогу. Я не готова. Я боюсь. Лучше буду одна, — выпалила она в одну секунду.

Я рассмеялась.

— От комплексов надо избавляться, знаешь, как они мешают в жизни.

— Ты говоришь как моя мама.

— А знаешь, что? Давай пари, — я протянула руку. — Ты делаешь все это в течение недели, а я покупаю шампанское, и мы празднуем победу над твоими комплексами, независимо от того познакомилась ты или нет.

Ольга смотрела на мою руку как на врага.

— А если не делаю? Если я не смогу?

— Тогда ты один день, в воскресенье, работаешь у меня на рынке.

— Зачем? — удивилась она.

— Потому что стоять на виду у всех и продавать цветы помогает вылечиться от застенчивости. Это уж я точно знаю. Кроме того, ты жаловалась, что у тебя нет денег, вот и заработаешь. Ну что идет?

— На рынке? Я? Я не могу, — в ее глазах был страх.

— Ну, я же смогла, мне тоже было страшно, — я улыбнулась и рассказала ей историю как я сидела под прилавком, а Вадик знакомился с девушкой. — К тому же у тебя есть выбор, ты можешь просто попросить симпатичного мальчика объяснить тебе задание или целый день простоять на рынке за прилавком, — сказала я страшным голосом.

Ольга затравленно посмотрела на меня.

— Ты загнала меня в угол.

— Давай, — настаивала я. — Это ты себя загнала в угол своей дурацкой застенчивостью. Такая красивая девушка, а сидит и скучает дома одна. Давай руку!

Оля протянула свою холеную ручку с безупречным маникюром. Пари было заключено.

Я встала и собралась уходить. Уже в дверях Ольга вспомнила:

— А ты мне так и не рассказала, в кого ты влюбилась?

— Он занимается очищением Москвы, — засмеялась я, вспомнив про алкоголиков.

— Он что, дворник?

— Нет, конечно. Но я тебе потом расскажу, а то мне уже пора бежать в ДЭЗ.

Я чмокнула ее в щеку и убежала. Если бы она только знала, в чем заключается это очищение.

Глава 28

В ДЭЗе было полно народу, глухой гул чем-то напоминал пчелиный улей, с той лишь разницей, что состоял из людей. Какие-то старушки никак не соглашались с очередным повышением квартплаты, поэтому пытались доказать свою правоту в бухгалтерии. В паспортном столе толпились за выписками из домовой книги и оформляли прописку и регистрацию. Было жарко и душно, все стулья были заняты, а очередь, казалось, не имела конца. Паспортистка восседала на своем стуле в окне как на троне и презрительно поглядывала на очередную физиономию, возникающую перед ней. Далее она говорила пару фраз, и физиономия с еще более унылым видом отчаливала оплачивать свою задолженность в сберкассу, с тем, чтобы потом опять занять свое место в хвосте очереди и попробовать еще раз получить необходимую бумажку. Некоторые везунчики, впрочем, отходили, помахивая выпиской, как только что пожалованной королевской грамотой. Я ловила ртом воздух, чертыхалась, когда мне очередной раз наступали на ногу, и цеплялась за Сергея как утопающий за соломинку. Он же, напротив, чувствовал себя в своей стихии и, крепко держа мою руку, пробился почти к самому окошечку, успев на ходу узнать имя паспортистки.

— Зоенька, здравствуйте! — произнес он ей как своей лучшей знакомой, хотя видел ее впервые.

Она удивленно захлопала накрашенными ресницами, видимо, пытаясь его вспомнить.

А он, не давая ей опомниться, продолжал:

— Мне бы выписку, Новодевичий проезд…

— Паспорт? — буркнула она.

Я достала паспорт из сумки и протянула ей.

— Зоенька, пожалуйста, очень нужно, — сказал он, очаровательно улыбаясь, и сунул мой паспорт в окошко.

Его улыбка не возымела должного действия.

— Пусть родители приходят, — равнодушно произнесла она.

— Отец умер, а мама в больнице, — разозлилась я.

— Вот выйдет и пусть приходит, — отрезала королева паспортного стола.

— Вот документ, на основании которого она может получать любые документы, — сказал Сергей и ловко подсунул в окошечко свернутый пополам лист бумаги, через который явно просматривалась денежная купюра.

Зоя отработанным движением схватила бумажку, продемонстрировав хищные, накрашенные красным лаком ногти.

— Этого недостаточно, — жестко заявила она, направив глазки-буравчики на Сергея.

— А у нас есть еще один документ, — сказал он с улыбочкой и быстро выхватил из папки другой листочек белой бумаги с купюрой внутри.

«Интересно, сколько он их заготовил?» — подумала я.

— Ну, это уже кое-что, — она посмотрела на Сергея с подобием некого уважения. — Для чего нужна выписка?

— Понимаете, вот эту девушку отчим выселил из квартиры. Хотелось бы узнать прописан ли он там?

— Адрес?

— Новодевичий проезд, дом 2, квартира 70.

— Так, минуточку. Прописан один человек — Соболев Николай Иванович.

— Как один? — охнула я. — А где же я? А мама?

— Фамилия, — она удостоила меня почти нежным взглядом.

— Алябьева Виктория.

— Так, посмотрим. Убыла во Владимирскую область вместе с матерью — Алябьевой Аллой Викторовной.

Тихо охнув, я впала в столбняк, и дальнейшее слышала как бы во сне.

— Зоечка, — начал Сергей, — сейчас очень много народу. Могли бы мы побеседовать, когда у вас будет время в неприемные часы. Естественно, мы были бы вам очень благодарны. Как вы уже поняли — у нас большие проблемы, и нам нужна ваша помощь.

— Хорошо, приходите завтра к 11.

— Спасибо, — Сергей улыбнулся ей лучезарной улыбкой и, подхватив меня за плечи, начал проталкиваться к выходу.

Он бережно усадил меня в машину и куда-то повез. Я не спрашивала, мне было все равно, я устала бороться, во всяком случае, на тот момент. В пустой голове крутились обрывки мыслей, я никак не могла собраться. Значит, он выписал нас из квартиры и теперь является полноправным хозяином, а мы с мамой остались на улице. А Сергея это ничуть не удивило, наверняка он сам проделывал что-то подобное. За окном мелькали дома и люди, вечно спешащие куда-то по своим делам. Сергей быстро, обгоняя других и постоянно вылетая на встречную полосу, вел машину. А я вспоминала папу, как он гулял со мной, как решал ненавистные задачи по математике. «Папа, папочка, зачем же ты покинул нас? Я совсем не знаю, что мне делать!» Сергей лихо завернул в какой-то двор, и резко затормозил. Я безучастно сидела, не выходя. Он обошел машину и, открыв дверь, подал мне руку. Я вышла, оглядываясь по сторонам. Вряд ли я могла сказать, в каком районе мы находимся, да это и не имело значения. Меньше всего сейчас я бы хотела остаться одна.

— Где мы? — на всякий случай поинтересовалась я.

— Пойдем, — он обнял меня и дотронулся губами до моих волос.

Как загипнотизированная я шла, прижимаясь к нему, как к своей единственной защите.

Он открыл дверь квартиры, и мы вошли. Однокомнатная, очень уютная, заставленная дорогой мебелью. Я опустилась в кресло и закрыла глаза. Сергей ушел на кухню, и я услышала звяканье стаканов. Через пять минут он появился со стаканами и вазочкой конфет.

— Я понимаю все, что ты сейчас чувствуешь. Думаю, что тебе не помешает выпить.

Он протянул мне высокий стакан.

— Что это?

— Мое любимое средство от печали, — он улыбнулся и опустился в кресло напротив.

Я послушно выпила полстакана. Коктейль был крепким, сладким и вкусным. Тепло медленно опустилось до желудка, а потом ударило в голову.

— Может быть, с этим можно что-то сделать? — спросила я его про квартиру.

— Ты же знаешь — безвыходных ситуаций не бывает, но не буду скрывать, что ситуация скверная.

— Знаю, — я опустила глаза. — И почему только за последнее время на меня столько всего навалилось? — вырвалось у меня, хотя я не собиралась жаловаться.

Он подошел ко мне и сел рядом. Его рука ласково обняла меня за плечи.

— Я сделаю все, что смогу, обещаю.

— Зачем тебе это? — спросила я и посмотрела ему в глаза.

Он не отводил ласковых, но печальных глаз от моего лица.

— Я уже тебе объяснял, за мной должок Андрею.

— Только из-за этого?

— Нет, даже если бы не было Андрея, я сделал бы для тебя все, что смог.

— Но почему?

Его близость смущала меня. Я потянулась за стаканом, и он убрал руку.

— Потому что я всегда мечтал о такой, как ты, — он опустил глаза.

— Что? — переспросила я, думая, что ослышалась. От неожиданности мое оцепенение прошло. — Ты же меня не знаешь?

— Я знаю тебя лучше, чем ты сама себя. Как только я тебя увидел, я подумал, что ты создана для меня.

— Когда ты меня первый раз увидел, я выглядела не очень.

— Ты была очаровательна в вытянутом свитере и без косметики, даже лучше чем в вечернем платье.

— Неужели? Тебе не понравилось мое платье?

— Понравилось, почему же. Просто мне больше нравится, когда ты в джинсах и без косметики.

«Странные существа мужчины», — подумала я. «Мы тратим деньги на косметику и платья, чтобы понравится им, а им это вовсе не надо».

— Ты думаешь, что я странный, да? — неожиданно спросил он.

Я вздрогнула, как будто он меня поймал.

— Ты что, читаешь мысли?

— Иногда. Ты тоже можешь попробовать. Посмотри мне в глаза и скажи, что я думаю.

Я посмотрела и тут же их опустила, такая нежность была в его взгляде.

— Ну что же ты? — он поднял мое лицо.

— Я не могу.

— Можешь, но боишься, — теперь он смеялся надо мной.

— Я боюсь? Я ничего не боюсь. Ты думаешь обо мне.

— Думаю, думаю, но лучше бы не думать. — он резко встал и подошел к окну. Потом обернулся ко мне: — Я принесу еще выпить.

— Я больше не буду, я уже пьяная.

— Я же говорю, что ты боишься.

— Да чего же мне бояться? Тебя, что ли? Тоже мне, злодей.

— Ты права, я не злодей. Мы еще выпьем, и я отвезу тебя домой. Ничего не будет.

— Почему? Может, я не против? — я хитро посмотрела на него.

— Я против, — он сделал ударение на «я». — Я не имею права, — он отвернулся.

Я краем глаза наблюдала за ним. «Поиграет и бросит», — очень кстати я вспомнила Андрюшины слова.

Я собиралась с силами, чтобы уйти, но больше всего хотела остаться. Моя интуиция, которая редко меня подводила, подсказывала мне, что надо бежать. Я все-таки встала:

— Мне надо идти. Спасибо за поддержку и коктейль. Мне уже лучше.

— Не уходи, — он подошел ко мне. — Давай еще выпьем.

— Мне надо побыть одной, — сопротивлялась я.

— Ладно, я тебя отвезу. Ты права, не надо было привозить тебя сюда.

— Почему?

— Не спрашивай, я не могу тебе это объяснить.

Меня вновь охватило желание остаться. Как со стороны я услышала свой голос:

— А, может, правда, еще по коктейльчику?

— Вика, — он подошел ко мне близко-близко. — Ты не знаешь, что ты со мной делаешь.

— Как часто ты это говорил другим девушкам?

Он отошел от меня и сел.

— Ты права, очень часто, но это было до тебя. Сейчас все по-другому. Ты мне очень нравишься, и я не знаю, что мне с этим делать.

Это были те же самые слова, которые он часто говорил другим девушкам, но я хотела ему верить, поэтому снова села и послала интуицию к черту, в конце концов, она может ошибиться.

— Ты мне тоже нравишься, — сказала я.

Он рванулся ко мне, случайно задев журнальный столик с коктейлями, но ни страшный грохот, ни звук разбившейся посуды, не могли нам помешать. Впервые в жизни я испытывала неистовое желание принадлежать этому мужчине, несмотря ни на что. Я хотела слиться с ним воедино, стать его собственностью. Меня уже не существовало, я растворилась в нем без остатка.

Весь день до вечера мы провели в постели. Утром я проснулась первой и долго смотрела на него, спящего. Никогда раньше я не испытывала такой нежности к другому человеку. Я поняла, что люблю. Это была та любовь, из-за которой бросают семьи и уходят из жизни. Мне стало страшно, сейчас, когда все закончилось, я чувствовала себя полностью беззащитной и потерянной, вернее потерявшей себя. Больше я не была себе хозяйкой, я зависела от мужчины, которого, в сущности, совсем не знала. Я вспомнила маму, вернее ее неуемную любовь к Коленьке. Сейчас понять сложившуюся ситуацию мне было проще, теперь я уже не так осуждала бы мать. Я быстро нашла разбросанную одежду и, захлопнув дверь, выскочила на улицу. Мне нужно было побыть в одиночестве. На этот раз я отдала мужчине не просто свое тело, а еще и душу. Светило солнце, начинался новый день, люди спешили на работу, по дорогам бежали автомобили, все было как раньше, изменилась только я. Я смешалась с толпой и оказалась у метро «Алексеевская». Через полчаса я была уже дома, приводила себя в порядок и постоянно думала о нем. Что он будет делать, когда проснется? Позвонит ли сразу мне? Любит ли он меня также как я его?

Я взяла телефон в ванную, чтобы не пропустить звонок. Телефон зазвонил, когда я пила кофе. С быстротой молнии я схватила трубку, но это был всего лишь Андрей, который собирался заехать за мной, чтобы ехать на базу за цветами. Я оделась и заняла свое место у телефона, пытаясь читать, но не могла понять ни строчки, мои мысли были только о нем. Осознав, что я только переворачиваю страницы, не понимая смысла, я бросила книгу.

Глава 29

Он так и не позвонил, ни в этот день, ни в последующие. Мне трудно было вставать утром, трудно было работать и общаться с людьми, свои и чужие заботы стали казаться мелкими. «Куда я иду и зачем?» — все чаще и чаще стала я себя спрашивать. «К чему мне моя независимость, если я так зависима от одного человека?» Вопросы теснились в моей голове и не давали мне покоя. Мое спасение было только во сне — я полюбила спать. Сон обволакивал меня, лишал мыслей. О, если бы можно было не мучиться от ожидания, а проснуться от его телефонного звонка. Мой маленький мирок стал казаться мне пошлым и потерял смысл. Мне больше не к чему было стремиться, у меня не было желаний. Когда я была дома, я не расставалась с телефоном и всегда снимала трубку после первого звонка.

Конечно, он позвонил, но к этому моменту я уже была сломлена морально. Его голос был просто вежливым, когда он узнавал как у меня дела. А у меня не было никаких дел, точнее у меня не было жизни без него. Об этом мне хотелось кричать!

— Вика, у тебя странный голос! — неожиданно заметил он. — У тебя неприятности?

«Да, я умираю без тебя!» — хотелось мне сказать, но я молчала.

Не дождавшись ответа, он начал сам:

— Кстати, я знаю, как решить твою проблему, я нашел хорошего адвоката.

— Спасибо, — едва выдавила я.

Квартира и все остальное перестало беспокоить меня. Почувствовав разочарование в моем голосе, он сказал нежнее:

— Не обижайся и ничего не спрашивай. Я безумно скучал.

— Неужели? Я этого не заметила.

— Можно я приеду? — вдруг мягко спросил он.

Интересно, куда исчезает женская гордость и обида, накопившаяся в душе в такие минуты, когда мы соглашаемся на встречу с тем, кого надо гнать в шею.

— Ты действительно этого хочешь? — спросила я, оттягивая момент согласия.

Да, к сожалению, я знала, что не смогу ему отказать, желание посмотреть в его глаза было сильнее, чем чувство обиды и попранная гордость.

— Скажи мне свой адрес, — спросил он.

Я назвала адрес и, бросив трубку, вихрем понеслась в ванную. Нужно было успеть принять душ, подкраситься и одеть что-нибудь домашнее, но соблазнительное. Я выбрала черный шелковый халатик, под которым ничего не было, кроме меня самой. Едва я успела переодеться, как в дверь позвонили. Он бросился ко мне с порога, крепко целуя и обнимая. «Как же я соскучился, милая моя», — услышала я нетерпеливый шепот. Я собрала остатки гордости и отодвинулась:

— Где ты был? Почему не звонил всю неделю?

— Я был очень далеко, там нет телефона.

— Дешевая отмазка, — я сделала еще шаг назад.

Мы прошли в комнату. Он сел рядом со мной на диван и взял меня за руку.

— Не дуйся, тебе не идет. Ты же знаешь, какой у меня бизнес — частые поездки необходимы.

Он привлек меня к себе.

— Давай ты не будешь задавать мне вопросов, я этого не люблю.

— А я не люблю, когда со мной так обращаются, — я встала и отошла к окну. — Ты бы мог позвонить мне и сказать, что уезжаешь, тогда я бы не сидела у телефона и не ждала.

«Зачем же я призналась, вот дура», — ругнула я себя. Все, абсолютно все с этим человеком выходило у меня из-под контроля.

— Ты ждала моего звонка? — он подошел ко мне и нежно обнял. — Прости, я не хотел тебя обидеть. — его руки гладили меня по волосам как маленькую. — Кстати, а почему ты убежала тогда, утром?

— Хотела прийти в себя.

— А что, все было так плохо?

— Нет, тогда было хорошо, а вот потом, когда ты не звонил, было плохо.

— Ну, прости, прости. Давай ты не будешь на меня обижаться, я такой человек, к сожалению. Ты простишь меня?

Вместо ответа я обняла его. Он легко поднял меня на руки и бережно опустил на диван.

Глава 30

Наши встречи были редкими и всегда неожиданными. Он звонил мне, и я летела к нему по первому зову. Мы проводили вечер в каком-нибудь ресторане, а потом он отвозил меня домой, и, поцеловав, оставлял одну, ссылаясь на дела, или он приезжал ко мне, проводил со мной несколько часов, а потом уезжал. А иногда было еще хуже, он говорил, что приедет, и не приезжал, или приезжал поздно ночью, когда я, измотанная ожиданием, засыпала на диване. Я так хотела быть рядом с ним, что научилась не задавать вопросов. Я приняла его правила игры, сдавшись без боя в самом начале. Конечно, все это не лучшим образом отражалось на мне, я похудела, постоянно не высыпалась, и часто грустила. Я чувствовала, что все идет неправильно, но не могла найти в себе силы изменить это. Андрей несколько раз озабоченно спрашивал, что со мной, но я отмалчивалась. Я должна была разобраться сама в наших отношениях. Рано или поздно, я смогу разорвать этот порочный круг. Но проходили дни и недели, и сама мысль, что я могу потерять его, казалась мне невыносимой. «Ладно, пусть пока так, — решила я в конце концов — Но я не позволю этому чувству взять надо мной верх». Я заставила себя вернуться к работе и учебе. А по вечерам, когда упорно молчавший телефон донимал меня сильнее обычного, я выходила в парк, рядом с домом, и бегала до полного изнеможения, это помогало мне заснуть и отвлечься. Ну и, конечно, выздоровление мамы радовало меня все больше и больше. С каждым днем ей становилось лучше. В ее больших карих глазах все чаще появлялся интерес к жизни. Я купила ей плеер и ее любимые альбомы концертов, она слушала их и читала книги. Мне удалось договориться, чтобы она осталась в одноместной палате, так что ее контакт с больными был сведен к минимуму. Так шаг за шагом, мы вместе шли к выздоровлению, и уже недалек был срок ее выписки. А однажды между нами состоялся очень интересный разговор. В этот день я чувствовала себя особенно уставшей, и дело было не в работе, Сергей опять пропал, я ждала его и ничего с этим не могла поделать. В подавленном состоянии я пришла к маме. Она внимательно посмотрела на меня и неожиданно сказала:

— Что-то произошло с тобой, доченька? Я чувствую, что тебе плохо.

Слезы брызнули у меня из глаз, и я рассказала ей все про Сергея. Свой рассказ я закончила фразой, что только теперь я поняла ту боль, которую испытывала она. В общем, мы обе расплакались и обнялись.

— Доченька, постарайся поговорить с ним, — посоветовала мне мама, когда мы обе успокоились. — Я не буду делать никаких выводов, но ты сама чувствуешь — он что-то скрывает от тебя. Как бы ни было больно, надо это выяснить. Между двумя любящими людьми не должно быть тайн. Правда, какая бы она ни была горькая, лучше, чем пребывание в неведении или подозрения. Попробуй вызвать его на откровенный разговор, и если он любит тебя, то вы вместе что-нибудь придумаете.

— Да я… — я замялась, а потом решила договорить, — Я, к сожалению, вообще не уверена, что он воспринимает меня всерьез. Он много раз говорил мне, что я свободна в своих действиях.

— Это плохо, — вздохнула мама.

— Но в то же время, я убеждена, что он любит меня.

— К сожалению, не у каждой любви есть право на существование. Бывают обязанности перед другими людьми, и тогда эту любовь нужно вырвать из сердца. Время, как известно, лечит, а ничего нет хуже утраты собственного достоинства и осознания вины перед близкими. Если бы я поняла это раньше, то многих бед можно было избежать.

Мама провела рукой по моим волосам:

— Ты должна с этим разобраться, дочка. Ты сильная и сможешь это пережить.

— Ах, мамочка, если бы я была сильной…

— Но ты такая и есть, просто сейчас ты наступаешь на себя, отсюда твоя подавленность и упадок сил. А вспомни, раньше, пока ты его не встретила, какой ты была? Да ты могла покорить весь мир — так сверкали твои глаза. А посмотри на себя сейчас? Так зачем тебе нужен человек, который подрезает тебе крылья. А если тебе нужен пример — то, пожалуйста, он перед тобой. Посмотри, сколько всего сделала я. Из-за меня погиб твой отец.

— Но, мама, это был несчастный случай…

— Вика, перестань, — прервала меня мама. — Ты так не думаешь, ты все время думала, что он сделал это нарочно, да?

Я молчала, опустив глаза.

Мама приподняла мне подбородок и посмотрела мне в глаза:

— Будь же откровенна со мной. Ты думала так, потому и ушла, потому что тебе невыносимо было находиться рядом с убийцей, так?

Я кивнула, но потом сказала то, о чем постоянно думала.

— Но ты знаешь, папа тоже был неправ. Он мог бы жить ради меня. Он мог бы…

— Речь не о нем. У него свой суд. Я не договорила. Так вот, я потеряла мужа, а потом я потеряла дочь, ты ушла из дома, и я не знала, жива ли ты.

— Но я писала… — мама жестом заставила меня замолчать и продолжила:

— Я также потеряла работу, которая была для меня смыслом моей жизни, а потом я потеряла себя. Я пыталась покончить с собой, много раз и безуспешно. Я не очень верю в Бога, но все же думаю, что кому-то там, — она подняла глаза вверх, — Нужно было преподать мне урок и заставить меня жить со всеми грехами, которые я совершила, но все же он сжалился надо мной и вернул мне дочь. Я благодарна ему за это и больше ничего не прошу. Я знаю, что мне больше не суждено играть, — мама посмотрела на свои руки, — Но я постараюсь найти себя и попытаюсь искупить свою вину. Так вот, это я все сказала к тому, чтобы ты не позволяла никому подрезать тебе крылья. Потому что любовь, когда это действительно любовь, поднимает тебя над землей, озаряя окружающий мир ярким светом и каждый день, проведенный рядом с любимым, делает тебя счастливой. Не случайно многие великие произведения были написаны после того, как их создателей посетила их самая большая любовь.

Мама замолчала и откинулась на подушки, видимо, она устала. Но в глазах продолжал гореть огонь.

— Иди, дочка, мне надо отдохнуть, а тебе подумать. Я верю, что ты сделаешь все правильно. Поговори с ним.

— Хорошо, — я поцеловала маму и вышла.

Я вышла из больницы быстрым шагом. Перед тем как сесть в машину, я остановилась и посмотрела вокруг. Несмотря на холодный март, в природе чувствовалось дыхание весны, новая жизнь зарождалась и вступала в свои права. Пора действовать, мама совершенно права. Я вызову Сергея на откровенный разговор и заставлю все рассказать.

Глава 31

Я приехала домой и решила сразу позвонить ему. Вдруг я сообразила, что не знаю его номера телефона. Это было смешно, мы встречались около полугода, а я до сих пор не узнала, как связаться с человеком. Он всегда звонил мне сам или являлся без предупреждения, уверенный, что я его жду. Нельзя сказать, что моя участь была завидной, и если бы кто-нибудь раньше нарисовал бы мой портрет сейчас, я бы рассмеялась ему в лицо. Как же получилось так, что я дошла до такой жизни? У меня получилось выстроить свой бизнес, я смогла помочь своей матери встать на ноги, я мужественно переносило все беды, свалившееся на меня за последний год, я смогла заставить себя забыть Вадика, но я не смогла сохранить свое достоинство в отношениях с любимым человеком. И дело было даже не в достоинстве, дело было в том, что я потеряла себя, позволив себе увлечься. Да что же он сделал со мной?! Я опустила свою голову на руки и задумалась. Неужели я повторяю мамины ошибки? Я совершаю в точности то, в чем обвиняла ее. Как тут было не вспомнить поговорку «не судите, да не судимы будете».

Я заставила себя позвонить Андрею и буквально вырвала у него домашний телефон Сережи, наврав что-то про наши квартирные дела. Глубоко вдохнув, я набрала его номер, после нескольких гудков трубку сняли, и раздался молодой женский голос:

— Алло.

Я растерялась, этот голос никак не мог принадлежать маме, обладательнице этого голоса можно было дать не больше двадцати.

— Я слушаю, — повторила девушка.

— Будьте добры Сергея, — выдавила я из себя.

— Его сейчас нет. Что-нибудь передать?

Вдруг я услышала детский голосок «мама, мама».

— Алло, одну минуточку, только пересажу ребенка, — девушка положила трубку на стол.

Все похолодело у меня в груди, сначала я хотела бросить трубку, но потом успела придумать свою версию.

— Извините, вы что-то говорили? Дети такие беспомощные и все время требуют внимания, — доверительно сообщила она мне.

— Я — клиентка Андрея, он обещал мне выяснить один вопрос, мне он срочно нужен, — как можно увереннее сказала я.

— Понятно. Позвоните после семи, он должен быть.

— Это точно? — на всякий случай спросила я.

— Абсолютно, я сегодня учусь, а он укладывает дочку спать, — поведала мне словоохотливая девушка.

— Спасибо, вы мне очень помогли, — вежливо сказала я и повесила трубку.

Сердце в моей груди колотилось как бешеное. Я налила себе рюмку коньяка. Итак, я должна заставить себя поверить в это. У него есть жена и дочка, маленькая девочка, лет двух-трех, которая любит и ждет папу. Видимо, он еще и хороший отец, раз жена может оставить на него ребенка и уйти вечером. Вот и вся разгадка его редких приходов и нежелания объяснять свое отсутствие. Какой мерзавец! Ненавижу! Я сжала кулаки — сделать из меня любовницу! Ситуация срочно требовала решения. Я налила себе вторую рюмку и забралась с ногами на диван. Нам надо расстаться. А память услужливо подсовывала картинки наших встреч с Сережей. Вот я его вижу первый раз — он кажется мне тем героем, о котором мечтают все девчонки, вот мы едем в машине, он несется с бешеной скоростью, забавляясь моим страхом. Сергей с большим букетом, когда я открываю дверь, его нежные руки, застегивающие золотую цепочку на моей шее. Родное лицо, любимые глаза, я вижу его как будто он рядом. Отчаяние охватывает меня, да как же мне выбросить его из моего сердца? Я не могла ни делить его ни с кем, ни оставить ребенка без отца, слишком хорошо я знала, как нужен девочке отец. Я налила себе третью рюмку, мне хотелось все хорошенько вспомнить, чтобы потом постараться забыть навсегда. Слезы текли по моему лицу, размазывалась косметика, почему-то я вспомнила папины слова «девочки с именем Виктория не плачут — они рождены, чтобы побеждать». Я взяла его портрет с журнального столика. «Папа, папочка ты хотел, чтобы я была сильной, а я оказалась глупой и слабой, а сейчас плачу, потому что мне больно», — разговаривала я с ним. «Но я тебе обещаю, что я справлюсь с этим, и эти слезы о нем последние. Завтра я буду другой, я найду в себе силы выбросить его из моей жизни и из моего сердца».

Я так увлеклась, что не сразу услышала звонок в дверь. «Это не может быть Сергей, раз сегодня он должен быть дома», — пронеслось у меня в голове. Я открыла дверь. Он стоял на пороге собственной персоной, улыбаясь мне. На какой-то момент в моем воспаленном мозгу мелькнула мысль, что все это ошибка. Я посторонилась, он включил свет и сразу заметил мои заплаканные глаза.

— Что с тобой? — он подошел, собираясь меня обнять, но я отскочила от него.

— Что, твоя жена не пошла учиться или теща пришла посидеть с ребенком вместо тебя? — выпалила я.

Он сразу сник, по лицу прошла тень, даже его уверенность пропала.

— Откуда ты узнала? — глухо спросил он.

— Позвонила тебе домой, и твоя жена мне рассказала, какой ты заботливый папа.

Он казался удивленным:

— Как это она тебе рассказала? Ты что, сказала ей, кто ты?

Я ехидно рассмеялась.

— Не волнуйся, я представилась твоей клиенткой. А кто я? — нервно спросила я, чувствуя слезы на щеках. Я — никто, никто, понятно?! Так что убирайся!

— Вика, — он попытался подойти ко мне.

— Не приближайся, а то я буду кричать.

— Вика, перестань, ты просто пьяна. Давай я тебя уложу. Тебе завтра будет плохо.

— Ничего, хуже уже не будет.

— Давай поговорим, — мягко предложил он. — Можно мне пройти?

— Нет, я уже тебе сказала — убирайся — вон! Вон!!! — заорала я и бросилась на него с кулаками, пытаясь открыть дверь и вытолкнуть его.

Злость и выпитый коньяк придавали мне силы, так что он не сразу справился со мной, а когда справился, то отвел в комнату и посадил в кресло. Сам сел напротив.

— Вика, помолчи пять минут, я все объясню.

Я демонстративно посмотрела на часы.

— Не буду оправдываться, я виноват. Сначала все произошло так неожиданно, ну ты помнишь? Я даже собирался отвезти тебя, а потом все случилось. Потом я не звонил, я пытался справиться с собой, выкинуть тебя из головы, но все было бесполезно. Твои глаза стояли передо мной. Я разрывался между тобой и женой, я знал, что это не будет вечно, но я был так счастлив с тобой, что просто не находил в себе сил все прекратить. Я правда люблю тебя.

— Почему ты мне не сказал о жене и дочке? — спросила я.

— Ты не спрашивала, — усмехнулся он. — Ты не спрашивала, а я не мог.

— Не мог! — скривилась я. — А врать про загородные командировки ты мог? А дурить мне голову? Да сколько раз я пыталась выяснить, почему ты не звонил по целым неделям, а ты просил не задавать вопросов?

— Прости, — глухо сказал он, не глядя на меня.

— У жены своей прощения проси, у вас семья и ребенок, а я уж как-нибудь переживу. И еще — никогда больше не звони, не пиши и не приходи. Я никогда, слышишь, никогда не буду встречаться с женатым мужчиной.

Он молча смотрел на меня, в его глазах была тоска и боль. Больше всего мне хотелось обнять его и заплакать. Никто не виноват, когда приходит любовь, но иногда любовь не имеет права на жизнь, как сказала мама. У нашей любви такого права не было, значит надо ее забыть. Я посмотрела на часы.

— Пять минут прошло, уходи.

Он послушно поднялся, потом посмотрел на меня, видимо, собираясь поцеловать. Потом передумал и пошел к двери. Я молча шла за ним, чтобы запереть дверь. Он обернулся.

— Тебе позвонит Венский Иван Сергеевич. Он хороший адвокат, я говорил с ним о тебе, он поможет.

— Спасибо, ты очень любезен, — сказала я холодно.

Мы подошли к двери и остановились. Он еще раз посмотрел на меня:

— Ты уверена, что поступаешь правильно?

— Да и еще раз да! — сказала я твердо.

— Хорошо, если я буду тебе нужен — ты знаешь, где меня найти.

— Ты не будешь мне нужен!

Я открыла дверь, бросив на меня еще один взгляд, он вышел. Захлопнув дверь, я прижалась к ней спиной и зарыдала.

Глава 32

Я провела ужасную неделю, пытаясь забыть его. Я запретила себе думать о нем, в общем, все было как тогда с Вадиком, только гораздо труднее. На что стала похожа моя жизнь? На сплошную борьбу с самой собой, ежечасную и ежеминутную. Но я победила тогда, с Вадиком, значит смогу и сейчас. Моя рука сама собой тянулась к телефону. «Позвони, и он вернется». «Нет, — кричала я сама себе, — Я никогда не буду любовницей!». Каюсь, один раз я набрала его номер, он сам подошел к телефону, я услышала его голос, а потом бросила трубку. Мама говорила, что все будет в порядке, и всячески поддерживала меня. Я записалась в тренажерный зал и стала кокетничать с инструктором, просто так, чтобы не потерять форму, а еще я сходила на пару свиданий и сдала все хвосты в школе.

Гром грянул неожиданно. В один ничем непримечательный вечер я сидела в подвале. На моем рабочем столе мурлыкал приемник, а я считала деньги, вдыхая, ставший родным, аромат роз, настроение у меня было почти хорошее. Я подняла глаза, услышав звук шагов. Андрей, а это был он, был чем-то расстроен.

— Что случилось? — спросила я.

Он сел напротив и отвел взгляд.

— Да в чем дело, Андрей? — нетерпеливо повторила я.

— Ты еще не знаешь?

— Что «не знаешь»? Перестань говорить загадками.

— Я зря… Я же не хотел… Я зря вас познакомил, — лепетал он.

— Послушай, расскажи по порядку, — сказала я, уже понимая, о ком речь.

— Сергея арестовали, — выпалил он.

— Как? За что? — охнула я.

— Ну, он же всегда с этими квартирами махинации проворачивал, вот и попался. Не жилось ему как всем.

— А за что в тюрьму-то?

— Вика, это же мошенничество в чистом виде, я говорил ему, но он только смеялся. Надеялся, что ему это сойдет с рук.

— Расскажи, — потребовала я.

— Ладно, — согласился он. — Объявился родственник одного алкаша, которого он отправил вместо трехкомнатной хаты на Чистых прудах в деревянный домик под Тулой и какой-то там смешной доплатой в рублях. Теперь его обвиняют в том, что он прикарманил все деньги.

— Столько денег?! Эта же квартира стоит… я даже не знаю сколько, — остановилась я.

— В том-то и дело. Хуже всего, что работал он ни один, а с дружками, большая часть денег осталась у них. Просто квартира была оформлена сначала на него, а потом он перепродал ее кому-то. Они поделили деньги и разошлись, а следователь вышел на Сергея. Его опознали соседи.

— А где дружки?

— Их ищут, но думаю, это бесполезно. Парни уже далеко. А нашего дурачка замели, к тому же соседи против него показания дали. Он каждый вечер ходил к алкашу с бутылкой и закуской. Так что все ниточки сходятся к нему.

— И что же делать?

— Да ничего тут не сделаешь, будет суд, дадут срок, будет сидеть, — обреченно развел руками Андрей.

Я представила моего любимого в тюрьме, и сердце сжалось от боли.

— Он мне давал телефон адвоката, — я полезла в сумку и нашла визитку. — Вот — Венский Иван Сергеевич. Может, он ему поможет?

— Помочь ему никто не сможет, — махнул рукой Андрей.

— Подожди, нельзя терять надежду, — горячо сказала я. — Ты видел Сергея после ареста?

— Да, он мне позвонил, после того как все его друзья, с которыми он ходил по кабакам, отказались иметь с ним дело. Знаешь, когда человек оказывается в тюрьме, он перестает быть интересным, более того становится опасным иметь такого товарища.

— А жена? — спросила я.

— Откуда ты знаешь про жену? — насторожился Андрей.

— Уже неважно. Так что жена? Приходила ли к нему?

— Его жена — дочка богатых родителей, очень богатых и влиятельных. Им этот скандал не нужен, поэтому они съехали с квартиры, и оформляют развод задним числом. Сергей не может с ней связаться и не знает, где она. Ее предки, оказалось, понятия не имели, чем он занимается, наивно считали, что в агентстве недвижимости можно заработать такие деньги. Выглядел он прекрасно, машина, шмотки, апломб. Выдали за него дочку. Я разговаривал с ее отцом, то есть с тестем Сергея, он не хочет даже слышать о нем и собирается лишить его родительских прав.

— А это тут причем? — удивилась я.

— Да кому нужен родитель-зэк? Тем более в тех кругах. Там нужна репутация. Это на цветах можно работать с судимостью.

Я задумалась. Страшная картина предстала перед моими глазами. Его бросили все друзья, жена, и даже дочку он больше не увидит. Один, в тюрьме, обманутый и преданный всеми.

— Как он выглядит, то есть, как он держится? — вдруг спросила я.

Андрей засмеялся.

— Нормально, он еще в школе умел проигрывать. Всегда говорил, каждая неудача лишь приближает победу.

— То есть он не жалуется и не сломлен?

— Нет, в этом отношении он молодец, трезво оценивает ситуацию и даже клянется, что тюрьма его не пугает, более того, считает, что он все это заслужил. Все бравада, конечно, но он всегда красуется. Да, кстати, — Андрей пытливо посмотрел на меня: — он просил передать тебе письмо, ответа он не ждет. Кстати, Виктория, какие у вас были отношения? Я тебя предупреждал, чтобы ты с ним ни-ни. У вас что-то было?

Я грустно посмотрела на него.

— Андрей, ты же мне не отец, так меня допрашивать. Давай письмо.

— Я старше тебя, и я знаю Сергея как облупленного. А еще я люблю тебя.

Я не смогла удержаться от ехидного замечания:

— А Ленка согласна тебя отпустить, или ты будешь у нас один на двоих?

— Дурочка ты, Вика. Я люблю тебя как… как…

— Как друга, — закончила я за смутившегося Андрея. — Я просто пошутила. Давай письмо.

— Сначала скажи, у вас что-то было?

— А почему ты у него не спросил?

— Я спросил и, знаешь, что он мне ответил?

— Что? — от нетерпения я подалась вперед.

Андрей с явным неодобрением покачал головой, пристально глядя мне в глаза:

— Ты действительно хочешь это знать?

«Он просто издевается надо мной», — подумала я, поэтому снова откинулась на стуле и равнодушным голосом произнесла:

— Не хочешь, не говори, — я сделала вид, что рассматриваю тетрадку со своими расчетами.

— Он сказал, что любит тебя, но ты его бросила.

— Что?! — закричала я.

— Любит он тебя, — повторил громче Андрей.

— Так и сказал?

— Вика, я не буду это повторять.

От избытка чувств я подлетела к Андрею и расцеловала его.

— Да, — покачал он головой, — плохо дело совсем. Он сказал, что ты его бросила.

— Не бросила, а рассталась с ним навсегда, когда узнала, что он женат.

— Тогда объясни мне, дураку, чему ты сейчас радуешься?

— Просто я даже не могла поверить, что он меня… Я думала, что он со мной развлекается, а он меня любит. — я мечтательно закрыла глаза. — Никогда бы не подумала, что я смогу его увлечь.

— Думаю, у тебя больше не будет соперниц, — сказал Андрей.

— Думаешь, у него это ко мне на всю жизнь?

— Нет, просто в тюрьме нет женщин, — с ехидной улыбочкой произнес Андрюшка.

— Вот черт, я и забыла о тюрьме! — расстроилась я.

Я стукнула кулаком по столу и добавила решительно:

— Мы должны его вытащить!

— Тогда ты снова не будешь единственной! — не унимался он. — Как только он выйдет из тюрьмы, он сразу расправит хвост.

Я молчала, отказываясь шутить.

— Вика, он должен около трехсот тысяч долларов. Ты не вернешь их за него? Неужели ты думаешь, что кто-то простит такой долг.

— Но он же не брал денег!

— Он брал, — устало сказал Андрей. — Он брал и в этот раз, и в предыдущие. Он наворовал столько, что уму непостижимо. Тем более, что все повисло на нем одном.

— Может, найдут его дружков?

— Может, и найдут, но ему от этого легче не станет, — он встал и достал письмо из кармана.

— Вот тебе письмо, читай, и разбирайтесь, как хотите. Я устал и хочу домой.

Я развернула тетрадный листок и прочла:

Милая девочка!

Прости меня за все. Я все равно люблю тебя, что бы ты ни думала. Я благодарен судьбе за встречу с тобой. Ты — лучшее, что было в моей жизни. Но я сам во всем виноват и теперь расплачиваюсь за свои ошибки. Прощай.

Сергей.

Андрей не ушел, он, прислонившись к двери, наблюдал за мной. Я посмотрела на него и сказала:

— Мне надо встретиться с ним.

— Сергей сказал, что это прощальное письмо. Он что, опять наврал?

— Нет, нет, — горячо сказала я. — Он действительно попрощался со мной в этом письме, — неожиданно я почувствовала, что сейчас расплачусь, — Это я не хочу прощаться с ним.

— Вика, не порти себе жизнь. Ты молодая, красивая девушка, зачем тебе он?

— Я люблю его, — сказала я твердо.

— Но вы же расстались?!

— Да, но все изменилось сейчас. Тогда у него была жена и ребенок. А сейчас он свободен.

— Свободен, — в четырех стенах камеры, — горько возразил он.

— Я не могу бросить его в беде. Неужели мало того, что все отвернулись от него, так ты и меня уговариваешь!

— Хорошо, хорошо, — Андрей поднял руки. — Я сдаюсь. Делай, что хочешь.

— Ты же поможешь мне? — тихо спросила я. Андрей смотрел в сторону. Я подошла к нему ближе: — Андрюшенька, мы не можем бросить его!

Он посмотрел мне в глаза и кивнул.

— Хорошо, будем делать все, что в наших силах. Я и не собирался его бросать, просто я не хотел, чтобы ты в этом участвовала.

Глава 33

Так уж случилось в моей жизни, что в последнее время я побывала во многих заведениях — вот и до тюрьмы дошло. Несколько раз мы пытались пробиться к Сергею, но безуспешно. В конце концов, мы купили очередь и добрались до заветного окошечка.

Милиционер посмотрел на нас строгим, почти неподкупным взглядом и сурово спросил:

— Кем приходитесь осужденному?

На секунду я засомневалась — а вдруг он не из тех, которые берут взятки? Но потом решила рискнуть. Я полезла в сумку и подала ему чистый лист бумаги с купюрой внутри.

— Вот, здесь написано! — твердо сказала я, пристально наблюдая за его выражением лица.

— А-а, другое дело, — обрадовался он и пробормотал: — А другие, идиоты, паспорта суют.

Я улыбнулась, хотя мне было грустно. И почему только я подумала, что этот милиционер не окажется таким же взяточником как другие?

— Что это ты ему дала? — удивленно спросил Сергей, когда нас беспрепятственно пропустили.

— Двадцать баксов, завернутые в чистый лист бумаги.

— Ну, дела, — покачал он головой. — Как ловко у тебя получилось.

— У меня были хорошие учителя, — засмеялась я, вспомнив Сергея.

Мы миновали проходную и оказались на территории тюрьмы. Мрачное, серое здание чем-то напомнила мне психушку. Только здесь не было врачей в белых халатах.

Бедный Сережка! Как ему там плохо.

Следующий мент, услышав фамилию Сергея, долго водил пальцем по спискам:

— Не разрешено Ковалеву свиданий, — буркнул он.

— Почему это? — начал разбираться Андрей, а я молча полезла в сумку. Мои сомнения, что здесь я увижу что-то иное, уже исчезли — везде действовал один единственный закон.

Молоденький лейтенант ловко схватил мой заранее заготовленный чистый лист бумаги с купюрой внутри и отработанным движением убрал в ящик стола.

— Если только в виде исключения. Но только пятнадцать минут, пока начальство не нагрянуло.

Нас провели в комнату для свиданий. Надзиратель проинструктировал нас и ушел за Сергеем. Медленно тянулись минуты, наконец, дверь открылась, и надзиратель буркнул:

— Пятнадцать минут.

Мы без слов смотрели друг другу в глаза. Я заметила, что он похудел, осунулся, под глазами залегли темные круги, но так он мне был еще роднее. Он первым сделал шаг ко мне, и мы обнялись.

— Милая моя, — он покрывал поцелуями мое лицо. — Любимая.

Я почувствовала, что сейчас расплачусь, и отстранилась. Тогда он просто взял меня за руки.

— Ты не должна была приходить сюда! Ты не должна.

— Но я пришла, — сказала я шепотом, и снова прижалась к нему, пытаясь скрыть слезы.

Он гладил меня по волосам.

— Ну не надо, я не стою твоих слез.

Мы простояли бы так все отпущенное нам время, но Андрей растащил нас.

— Ну, хватит уже, ребята! У нас всего пятнадцать минут.

Мы послушно сели на стулья, по-прежнему глядя друг на друга.

Андрей постучал по столу.

— Я понимаю ваши чувства, но нам многое нужно обсудить, к тому же я так тронут, что сейчас расплачусь, а последний раз я плакал, когда мне было лет пять. Но к делу. Сергей, тебе нужен хороший адвокат, но для этого нужны деньги. Его услуги стоят около десяти тысяч долларов. Ты располагаешь такой суммой наличных?

— А зачем мне адвокат? — неожиданно спросил он.

— Тебе светит лет десять!

— Годом меньше, годом больше, а тюрьмы все равно не избежать. Может лучше пустить деньги на дело?

— Ну, ты вообще! Ты это что, совсем умишком здесь тронулся? — возмутился Андрей. — Неделя в камере — и ты сдался? Руки опустил? Или тебе здесь нравится?

— А что, кормят, поят, компания, — улыбнулся Сергей.

— Прекратите! — спокойно сказала я. — Завтра я поговорю с адвокатом, визитку которого ты мне дал. Возможно, он возьмется за оба дела и сделает нам скидку.

— Согласен, — спокойно сказал Сергей, — Но с одним условием.

Мы с Андреем удивленно посмотрели на него, а Андрей иронично добавил:

— Он даже здесь условия ставит.

— Это хорошее условие, — сказал он мягко и нежно посмотрел на меня, — Я просто хочу заплатить за оба дела сразу. Это самое маленькое, что я могу для тебя сделать, и я прошу тебя принять это от меня.

— А если я откажусь? — с интересом спросила я.

— Значит, не надо мне никакого адвоката.

— Он тебя защитит! — сказал Андрей. — Подумай хоть раз не только о себе.

— Это шантаж! — сказала я.

— Конечно, — он ласково улыбнулся. — Ты же имеешь дело с преступником.

— Ладно, хорошо, будь по-твоему, — согласилась я.

— Умница, — бросил он мне, — ты все понимаешь правильно. Я позже расскажу тебе, как связаться с человеком, у которого мои деньги.

Дверь распахнулась, и вошел надзиратель.

— Свидание окончено.

Сергея увели, а мы уныло поплелись к выходу. Похожее чувство я испытывала после посещения психушки первый раз — отчаяние, боль за близкого человека и страстное желание помочь.

— Что думаешь обо всем этом? — нарушил мое молчание Андрей, когда мы уже подъезжали к моему дому.

— Сначала надо созвониться с адвокатом. Как ты думаешь, он сможет его вытащить?

— Не думаю, Вика, — покачал головой Андрей. — Кажется, сейчас он сел крепко. Кончилась его красивая жизнь. Я никогда не верил в легкие деньги, это всегда криминал. А ты все-таки подумай, Вика, зачем он тебе? Может, ты отойдешь в сторону?

— Ни за что. Мой папа всегда учил меня помогать людям. Ты только подумай, у него же кроме нас никого нет. А потом покажет время, расстаться нам или вместе быть.

— Ты молодец, — похвалил меня Андрей. — В тебе есть стержень. Ты никогда не отступаешь.

— Стараюсь, но иногда бывает, — я посмотрела на часы. — Слушай, подвезешь к школе, а то я опаздываю. Сегодня договорилась с физичкой — контрольную писать.

— Ты что, еще успеваешь в школе учиться? — удивился Андрей.

— Да, сдаю экстерном. Мамина подруга уговорила закончить десятый класс.

— Просто обалдеть, — он покачал головой. — А зачем тебе это? Ты же и так зашибаешь хорошо — никакого образования не надо.

— Учиться нужно всегда, так папа мой говорил. — я взяла сумку и повернулась к нему:

— До встречи, вечером в подвале.

Вид у Андрея был озадаченный — я никогда не рассказывала о школе.

— Успехов в школе, — он шутливо покрутил пальцем у виска.

Глава 34

На следующий день я отправилась к адвокату. К походу готовилась особенно тщательно, нужно было произвести хорошее впечатление. Я слегка подкрасилась, сделала строгую прическу и надела черный брючный костюм. Покрутившись перед зеркалом, я осталась довольна. Я выглядела именно так как хотела, скромно и по-деловому. Я быстро добралась до конторы, которая находилась в большом сером здании рядом с кинотеатром, на Пушкинской.

Контора Венского Ивана Сергеевича производила приятное впечатление. Мебель была подобрана со вкусом и гармонировала со стенами. Венский, маленький человечек, чем-то напомнил мне гномика. Симпатичная секретарша принесла нам кофе. Я старалась держаться уверенно, но маленькие прищуренные глазки адвоката буравили меня насквозь, заставляя вжиматься в кресло. Усилием воли я заставила себя выпрямиться и положила ногу на ногу. «В конце концов, я здесь клиентка», — напомнила я себе.

— Давно у меня не было таких приятных посетительниц, — сказал он неожиданно. — Вы напомнили мне мою дочь, которая сейчас за границей. Рассказывайте, я слушаю.

— Мне порекомендовал обратиться к вам Сергей Ковалев, — начала я. — Вы его помните?

— Да, конечно, — сразу вспомнил он. — Очень амбициозный молодой человек, хотя не лишен обаяния. Мне не очень нравился его род деятельности, но каждый волен выбирать сам.

— Боюсь, вы правы, — согласилась я с ним. — У него большие неприятности, его арестовали.

— Боже правый! — его брови поползли вверх, придавая ему комичный облик. — Хотя я знаю, все это было не вполне законно. Он уже привлекался один раз, вы знаете? — спросил он.

— Нет, — я покачала головой.

— Но это была сущая ерунда, мы выстроили хорошую защиту, нашли свидетелей, разыграли все как по нотам, и он вышел сухим из воды.

— Значит, вы можете и сейчас ему помочь? — обрадовалась я.

— Пока не знаю. Рассказывайте.

Я коротко изложила суть дела.

Венский слушал меня, не перебивая, по-прежнему не сводя с меня глаз, но меня это уже не беспокоило, я прониклась к нему симпатией.

— Кто он вам? — неожиданно спросил он, когда я замолчала.

— Просто друг.

— Вы вместе работаете?

— Нет, ничего общего.

— Живете вместе?

— Нет, — покачала я головой. — А почему вы спрашиваете?

— Хочу узнать, можете ли вы что-то рассказать о его знакомых.

— Нет, я никого не знаю.

— Понятно. Надо беседовать с ним. Где он?

— В Бутырке, — я вздохнула.

— Хорошо, организуйте нам встречу на этой неделе. Он посмотрел в свой ежедневник. — Лучше всего в среду. Какое второе дело?

Я рассказала свою историю, стараясь придерживаться фактов и не вдаваться в подробности. Он опять не перебивал.

— Так ваша мать до сих пор в психиатрической клинике? — спросил он.

— Да, но она поправляется, на днях будет комиссия, и я надеюсь, что ее признают дееспособной, и она вернется домой.

— Я тоже надеюсь, потому что в противном случае, над ней нужно оформлять опекунство.

— А я могу быть ее опекуном? — на всякий случай спросила я.

Он засмеялся.

— Я работаю и могу ее содержать.

— Сколько вам лет, милая девушка?

— Почти восемнадцать.

— Вы еще учитесь в школе?

— Учусь экстерном и работаю. Я могу доказать, что могу обеспечить маме хороший уход и питание.

— К сожалению, этого недостаточно для суда, но давайте дождемся комиссии, может быть она сможет сама выступить в суде.

— Хорошо, но мне бы не хотелось, чтобы она ходила по судам. Ее нельзя сейчас беспокоить, а все это будет так волнительно.

— Если она передаст все полномочия мне, я буду представлять ее интересы, и этого можно будет избежать. Но вам все равно придется присутствовать как свидетелю и давать показания и, возможно, придется еще привлечь ваших знакомых.

— Хорошо, — я кивнула, — Я все сделаю. Скажите, а можно ли надеяться на успех?

Он улыбнулся:

— Исход возможен только один, если все обстоит так, как вы рассказали. Брак между вашей матерью и гражданином Соболевым будет признан незаконным, соответственно, вы и ваша мама возвращаетесь домой, прописка будет восстановлена. Кстати, я бы рекомендовал вам приватизировать квартиру, чтобы больше никто не мог оспаривать ваши права.

— А что будет с ним?

— Это зависит от желания вашей матери, будет ли она подавать на него в суд и доказывать, что она оказалась в психиатрической больнице по его вине или нет. В этом случае, должен вас предупредить все будет гораздо сложнее, хотя если очень постараться, то можно упрятать его в тюрьму или получить какую-то денежную компенсацию.

— Нет, не будет, я уверена в этом, — перебила я его. — Для нас главное — чтобы он исчез из нашей жизни, ну и, конечно, из квартиры тоже. А что касается наказания, то пусть его жизнь накажет.

— В этом случае все просто, ваше дело будет легким.

— Значит ли это, что мы можем рассчитывать на вас? — спросила я с энтузиазмом.

— Милая девушка, мы еще не обсудили сколько…

— …Будут стоить ваши услуги, — закончила я за него.

— Верно.

— По этому вопросу к Сергею.

Адвокат удивленно поднял брови:

— Он платит и за вас?

— Да.

— В таком случае, поскольку он знает мои расценки, я даю свое предварительное согласие. — Но, — поднял он предостерегающе палец, — Если в вашем случае я почти уверен в успехе, то с Сергеем, возможно, все, что я смогу сделать для него — это уменьшение срока заключения.

— И все-таки так бы не хотелось, чтобы он сидел! — горячо сказала я.

— Я вас понимаю, он очень обаятелен, но мой вам совет — держитесь от него подальше.

— Мы просто друзья, — зачем-то соврала я. — И я не могу оставить его в беде.

— Хорошо, если это так, но почему-то я сомневаюсь в этом, — он внимательно посмотрел на меня и улыбнулся. — Рад был знакомству.

Глава 35

Я рассказала обо всем Ольге, когда мы встретились. Не знаю, зачем я это сделала, наверное, мне нужно было просто выговориться.

— Вот это история, — озадачено сказала она после моего сбивчивого рассказа. — Как же все нехорошо. Ты, наконец, влюбилась, а он оказался… — она замолчала, не решаясь произнести вслух то, что было у нее на языке.

— Ты хочешь сказать обманщиком и вором?

— Может и так. Послушай, а может быть, тебе просто бросить его и все? Он виноват перед тобой — не сказал, что он женат?

— У меня была такая мысль, — вздохнула я, — Но я сразу же отбросила ее. Если даже не принимать в расчет, то, что я его люблю, я в любом случае не могу бросить его одного. Сначала я сделаю все, чтобы ему помочь, а обо всем остальном подумаю позже. Я не в силах сейчас думать о будущем. Сейчас я просто друг, и я отбросила все обиды и эмоции.

— Может ты и права, — медленно сказала Ольга. — Но, я надеюсь, если его посадят, ты не будешь ждать его освобождения. Это же так нехорошо связать свою жизнь с уголовником.

— Его не посадят, дадут условно. У него будет хороший адвокат. Пойми, он же не убивал никого.

— Я боюсь за тебя, — сказала Оля. — Он мне кажется страшным человеком. Представь, сколько человек пострадали по его вине.

— Он работал только с алкашами, — защищала его я, — Можно сказать, очищал наш город от отбросов общества.

— Не все те, кто пьют, отбросы общества. Некоторых еще можно было бы спасти, а он лишал их дома и отправлял в деревню, где они точно закончат жизнь с бутылкой. А сам в это время ездил на дорогой машине и кушал в лучших ресторанах. Как же ты можешь оправдывать его?!

— Оля, ты просто еще не знаешь жизни, — возмутилась я. — Пока ты учишься в школе, и в твоей жизни все гладко и легко, можно быть хорошей и честной. А вот когда ты выходишь в жизнь, где никто не ждет тебя с распростертыми объятиями, а наоборот, все только притесняют, поневоле начинаешь отодвигать в сторону более слабых или нарушать какие-то запреты.

— Но можно же жить честно, как наши родители, наконец.

— Можно, но в этом случае ты будешь считать копейки, плохо питаться и одеваться. Ты же сама жалуешься, что у твоих родителей нет денег, а на дачу вы ездите на электричке.

— Ну, это уже слишком, — крикнула она. Ты… ты…

— Я злая, прости меня, — я улыбнулась. — Просто ты еще ребенок. Я тоже была такой раньше. К сожалению, а может и к счастью, я изменилась и сейчас больше готова к этой жизни.

— Да что хорошего в этой твоей жизни? — запальчиво воскликнула Ольга. — Эти твои цветочные дела, рынки — такой ужас. А одно твое окружение чего стоит!

— Какое окружение?

— Да эти Андрей с Леной с тремя классами образования, да Сергей — уголовник.

— Андрей с Леной — замечательные ребята, а то, что без образования — так не это главное в жизни. Сколько у нас профессоров полы моют, потому что зарплаты даже на хлеб не хватает. Зато я на них могу положиться, а это важно. А Сергей, — я помолчала, не зная, что сказать в его оправдание, — Так сердцу, как говорится, не прикажешь — кого любить. И вообще, зря я тебе все это рассказала.

— Знаешь, Вика, деньги тебя испортили. Ты раньше не была такой.

— Какой, Оля?

— Жестокой и циничной, — высказалась моя подружка.

— Мне пришлось стать такой, — ответила я ей. — Зато я твердо стою на ногах, и не питаю иллюзий, что все люди хорошие, и жить надо по правилам. Среди людей есть очень плохие, а правила иногда приходится нарушать.

Я ехала домой и думала о нашем разговоре. Вот уж не ожидала, что моя лучшая подруга окажется такой. Не скрою, что мне было обидно. Я рассчитывала на понимание и поддержку, а получила только критику в адрес людей, с которыми общалась. «Ну что ж, зато теперь я получила представление, как будет реагировать общество, если я останусь с Сергеем». Но, к счастью, мнение окружающих никогда не беспокоило меня, я привыкла поступать так, как считала нужным, считая, что люди все равно не могут до конца понять ситуацию.

Глава 36

На следующий день я отправилась к Сергею одна. «Нужно согласовать время встречи с адвокатом» — говорила я себе, хотя на самом деле я отчаянно хотела его видеть. То обстоятельство, что он находился под следствием, только подогревало меня. Говоря образно, он нужен был мне и в горе и в радости. На этот раз я быстро попала к нему, и мне даже удалось договориться на получасовое свидание.

После объятий и поцелуев я усадила его на стул.

— Мне нужно поговорить с тобой.

Он кивнул.

— Как ты мог скрыть, что у тебя есть жена и ребенок? — прямо спросила я. Этот вопрос очень мучил меня. — И когда ты вообще женился?

Он замялся, опустил глаза, затеребил пуговицу на рубашке.

— Давай не будем, — попросил он.

— Нет, будем, — жестко сказала я. — Я хочу, чтобы между нами была полная ясность.

Он вздохнул:

— Это длинная история, я бы рассказал тебе позже.

— Ничего, будь краток, — я посмотрела на часы. — У нас еще есть двадцать минут.

— Ладно, слушай. Я начну с самого начала. Мы познакомились, когда учились в институте, на первом курсе.

— Ты еще и в институте учился? — не удержалась я от иронии.

— Да, но бросил после первого курса. Не перебивай, а то я не успею. У нас, как и положено у беззаботных студентов, была своя компания, в которой была и моя жена. Я знал, что ей нравлюсь, но не хотел иметь с ней ничего общего. Она была девочкой из богатой семьи, квартира собственная, машина с водителем. Короче, я не хотел с ней связываться, да и не нравилась она мне. А как-то раз отмечали мы праздник, кажется 8 Марта, настроение у меня было скверное, выпил я лишнего и заснул. А отмечали мы в ее собственной квартире, папа ей купил на совершеннолетие. Просыпаюсь я ночью, вечеринка уже закончилась, гости разошлись, а она легла ко мне в постель. Ну а что я? Мне восемнадцать лет. А рядом лежит женщина, она меня обнимает, всякие глупости шепчет на ухо. В общем, недолго она меня уговаривала. Я думал, что переспали и все — сколько раз так было и никаких обязательств потом. А она как с ума сошла после этой ночи, стала ходить за мной как привязанная, уговаривала жить у нее. Я не мог ее оттолкнуть, думал — пройдет, жалко мне ее было, а через месяц она мне объявляет: «Я беременна, ты должен на мне жениться». Я начал кричать на нее, она в слезы, кинулась мне в ноги: «Отец убьет меня, если ты не женишься». Я хотел, чтобы она аборт сделала, но она боялась. Короче, проплакали мы с ней пару дней, а на третий день явился я к ее родителям с цветами и шампанским — делать предложение. Нас быстро расписали, и ребенок появился в срок, разве что чуть-чуть недоношенным. Ну, вот и все. Любви никакой у меня к ней не было, институт я бросил, дружок пристроил меня в недвижимость, нужно было семью кормить, у ее папаши я деньги сразу отказался брать.

Я молча смотрела на него. Мысль, что он жил с другой женщиной, причиняла мне жуткую боль.

— Ну что ты молчишь, Вика? Скажи мне хоть что-нибудь.

— Зря ты мне сразу не рассказал, — с трудом произнесла я.

— Я как тебя тогда увидел, все в душе перевернулось. Вот, думаю: «Сережа, пришла твоя любовь! Да только слишком поздно, слишком много ошибок». Он опустил глаза и замолчал.

Я посмотрела на часы — оставалось еще пять минут. Удивительно, как мало времени надо, чтобы рассказать несколько лет из жизни.

— Кстати, — усмехнулся Сергей, — Я теперь свободен. Тесть пообещал, что я больше никогда не увижу ни жены, ни дочки. Жена мне не нужна, а Машку жалко. Я только ради нее и жил. Знаешь, сидишь на вонючей кухне с алкашом, пьешь с ним, слушаешь всякие глупости, которые он несет, в доверие входишь, так сказать, и думаешь о Машке. Так легче становилось — жизнь не казалось такой поганой.

— Ты сможешь ей потом все рассказать, когда она вырастет.

— А зачем ей отец-зек? Пусть уж лучше она считает, что я умер. Я сам к ней не подойду больше.

Нашу беседу прервал охранник. Сергей послушно протянул руки для наручников, а я, еле сдерживая слезы, направилась к выходу.

На душе было скверно, как никогда. Промозглый ветер с дождем встретил меня на улице. Я натянула капюшон и вдохнула свежий воздух. Каждый раз после посещения мамы в больнице, а теперь и Сергея в тюрьме, я снова и снова осознавала, что жизнь прекрасна, и с любыми бедами можно справиться, если обладаешь свободой и здоровьем, а все прочие депрессии и тому подобное — просто выдумки от неумения понять самого себя.

Глава 37

И вот, наконец, долгожданный день настал. Я боялась его, но в то же самое время подгоняла время, чтобы он скорее пришел. Сегодня медицинская комиссия официально признала маму полностью дееспособной. Уже был назначен день ее выписки из больницы, ей осталось пройти небольшой курс витаминов и укрепляющих лекарств. Мы обнимались и целовались, вытирая друг другу слезы. Я достала шампанское, купленное специально для этого случая, и наполнила два пластиковых стаканчика.

— За тебя, мамочка! За то, что ты смогла все это выдержать и победить.

— Без тебя я бы не смогла, — улыбнулась она, глядя мне в глаза.

Сегодня мама выглядела почти как раньше. Карие глаза сверкали, каштановые волосы были аккуратно уложены, только седые ниточки в волосах и морщинки в уголках глаз выдавали пережитое.

— Спасибо тебе, доченька, если бы не ты — меня бы уже не было на свете.

— А ты знаешь, после чего ты пошла на поправку? — спросила я.

— Кажется, знаю. Мне приснился сон — ты разговаривала со мной. Я лежала в палате, а ты стояла вон там, — она показала рукой точно в то место, где я находилась в тот памятный день. — Ты просила меня выздороветь, приводила разные умные доводы, спорила со мной, говорила, что я нужна тебе. Так что тебе удалось убедить меня начать жить заново.

— Все правильно, мамочка. Только это был не сон, это было на самом деле. Ты была без сознания, не узнавала меня, не реагировала на мои слова. И тогда я перестала обращать внимание на твое тело и стала говорить с тобой. Я была уверена, что какая-то часть твоего мозга слышит меня. Я даже получала твои ответы, только они просто приходили в мою голову сами. Я до сих пор не понимаю, как это было, но ты стала поправляться после этого общения.

— Интересно, а я думала, что это сон, но странным образом после этого сна я поняла, что ты жива и что ты простила меня.

— Я писала тебе письма, но он они до тебя не доходили, поэтому ты и не знала, что я жива.

— И все равно, то зло, которое принесли нам мои необдуманные поступки, невозможно исправить.

— Не думай об этом сейчас, скоро ты будешь дома. У нас замечательный адвокат, который нам поможет.

— Вика, — вдруг спросила меня мама, — А как ты решила вопрос с Сергеем?

Я вздохнула и поставила пустой бокал на тумбочку.

— Надеюсь, ты поймешь меня правильно, хотя я не уверена.

В нескольких фразах, не вдаваясь в подробности, я рассказала все, что произошло.

Мама посмотрела мне в глаза:

— Ты правильно поступаешь, чтобы там не говорили. Ты хороший человек, который не бросает людей в беде. Твой отец поступил бы так же.

— Ты не осуждаешь, что я взяла у него деньги? — спросила я, этот вопрос мучил меня больше других.

— Нет, он сам тебе это предложил. Вероятно, он считает себя обязанным тебе или просто тебя очень любит. Другое дело, что ты накладываешь на себя дополнительные обязательства по отношению к нему. Так что, если ты расстанешься с ним — деньги нужно будет вернуть. Но это должна сделать я, а не ты.

— Но откуда ты…

— Все потом, — махнула она рукой. — Лучше наливай еще шампанского — я хочу выпить за мою замечательную дочь.

Глава 38

Через два месяца состоялся суд. Адвокат выступал как мамин поверенный, а мама, к моему великому облегчению, осталась дома. После окончания лечения я перевезла ее на съемную квартиру в Коломенское, где ей очень понравилось. Она с удовольствием совершала прогулки в парке в одиночестве и иногда заходила в церковь.

Вера Ивановна и Ольга были приглашены как свидетели. Как великолепен был Венский в своей обвинительной речи и как был жалок и мерзок Николай. От бывшего лоска не осталось и следа, это существо умоляло о снисхождении, все отрицало и клялось в вечной любви к моей маме. Пару раз я чуть не рванулась выцарапать ему глаза, и только сильные руки Веры Ивановны удержали меня в кресле. «Бедная крошка, лишенная семьи и дома», как назвал меня Венский, готова была удушить и судью, если он оставит квартиру этому мерзавцу.

К счастью, все обошлось. Суд принял решение прописать нас обратно в нашу квартиру, а Коленьку выписать на прежнее место жительства в Рязанскую область.

Он выскочил из зала суда как ошпаренный. «Надеюсь, он побежал собираться», — злорадно подумала я. Вера Ивановна и Ольга вышли в коридор, а я подошла к Ивану Сергеевичу.

— Вы были великолепны, — сказала я. — Большое спасибо. Вы даже не представляете, как я вам благодарна.

— Вы тоже держались молодцом. Единственное, чего я боялся, что он не доживет до окончания суда.

— Почему?

— У меня было впечатление, что вы убьете его раньше.

— Меня удерживала Вера Ивановна, — хмыкнула я. — Когда я услышала о его любви к маме, я перестала себя контролировать. Это наглая ложь, он чуть не угробил ее.

— Ладно, ладно, — он похлопал меня по руке. — Все в прошлом.

— Если бы вы так же защищали Сергея, — начала я, но он перебил меня.

— Понимаешь, Вика, ваше дело, как говорится, было правое, его выиграть было легко. Но в случае Сергея, все гораздо сложнее. Милиция никак не может найти его сообщников, так что пока все обвинения висят на нем. К тому же это не первый случай, он уже привлекался, и это тоже все вспомнится. В общем, не питай иллюзий, что его выпустят. Моя цель — добиться уменьшения срока.

Я нахмурилась.

— Может быть, нужны еще деньги?

— Ты готова подкупить весь мир ради него, верно? А стоит ли он того? Ты не думала об этом? Ведь наказание иногда бывает и справедливым.

— Но он хороший, — я опустила голову. — И если бы не он, я бы не смогла оплатить ваши услуги.

— Я знаю, как он к тебе относится, да и не может быть иначе. Он у меня тоже, несмотря ни на что, вызывает симпатию, он страшно обаятелен, но я бы не хотел, чтобы моя дочь встречалась с таким человеком, и пошел бы на все, чтобы удалить его из ее жизни. Ты понимаешь, о чем я?

— Да, — ответила я, пытаясь не дать ему понять, как меня задевает этот разговор.

— Это твоя жизнь, конечно. Это просто совет старика молоденькой девушке. Ты же не будешь ходить к нему в тюрьму на свидания лет, эдак, пять?

— Пожалуйста, — я схватила его за руку, — Испробуйте все средства, чтобы этого не случилось. Только не тюрьма, пусть условно.

Он мягко пожал мне руку и покачал головой:

— Я сделаю все, что в моих силах, обещаю тебе.

— Сделайте больше, у вас получится, — улыбнулась я.

* * *

Через неделю мы вернулись в нашу квартиру. Я зашла в свою комнату и, несмотря на грязь и беспорядок, почувствовала облегчение, что какая-то часть моей жизни встала на место. Я подошла к окну — по-прежнему отливали золотом купола монастыря, и искрилось озеро, а на деревьях шелестели зеленые листочки. Прошел почти год с тех пор, как я уехала с Вадиком на юг, а потом так и не нашла в себе сил вернуться. Какой длинный путь я прошла за это время и сколько всего пережила. Я выжила сама и научилась помогать другим, я не позволила неудачам становиться у меня на пути, потому что сама управляла своей жизнью. Думаю, что папа гордился бы мной.

Странная тишина в гостиной привлекла мое внимание, и я решила посмотреть, что делает мама. Она стояла перед роялем. Ее глаза были полны слез — она боялась подойти к нему. Я подошла к ней и обняла ее за плечи. Я понимала ее чувства.

— Ну же, мамочка. Не бойся, он всегда был твоим другом. Ты сможешь. Садись.

Она покачала головой. Уверенно держа ее плечи, я заставила подойти ее к высокому табурету.

— Сделай это для меня. Я столько мечтала об этом, — сказала я тихо, открывая крышку рояля. Ряды белых и черных клавиш искушали прикоснуться к ним.

Мама послушно села и правой рукой дотронулась до клавиш, как бы пробуя их. Они ответили мелодичным переливом. Она посмотрела на меня — в ее глазах отразились отчаяние и боль.

— Я не смогу. Никто не верит, что я смогу играть. Пальцы как чужие.

— Я верю, — сказала я твердо. — Просто представь, что ничего не было — ты снова та, прежняя. Сегодня обычный день, тебе нужно заниматься, готовиться к концерту — и ты садишься и играешь. Ничего не было, слышишь?!

Моя уверенность передалась ей.

— Ладно, попробуем.

Уверенным движением она бросила руки на клавиши, и они отозвались чудесной музыкой Бетховена. Я узнала ее сразу — соната № 17, очень жизнеутверждающая и очень техничная. Я с замиранием сердца ждала трудных мест, но мамины руки порхали над клавишами быстро и уверенно как в былые времена.

Никто потом не мог мне объяснить этого феномена — как человек, бывший в таком тяжелейшем состоянии и принимавший столько лекарств, в течение многих месяцев не садившийся за рояль, мог сыграть практически без ошибок. К тому же ее исполнение было глубоко прочувствованным. Раньше она так не играла, в ее игре появилась страсть. С такой силой мог играть только музыкант, прошедший через все душевные муки и вернувшийся к жизни полностью перерожденным.

Глава 39

Я сидела у Сережки на коленях, забыв обо всем на свете. Он нежно покрывал поцелуями мое лицо.

— Я люблю тебя, — прошептал он мне.

— Я тоже тебя люблю, — я запустила руку в его волосы, и, ласково их перебирая, прижалась к нему еще крепче.

Время остановилось — мы были вдвоем, снова вдвоем. Как долго я этого ждала. Неожиданно он отстранился.

— Сядь напротив, мне надо поговорить с тобой, — попросил он.

— Говори, — промурлыкала я.

— У нас мало времени, это важно, — он аккуратно снял меня с колен.

Серые стены тюрьмы вновь надвинулись на меня и грубо вернули в действительность.

Я села на стул.

— Как Венский? Вчера приходил?

— Да, — он равнодушно пожал плечами. — Пытается придумать новую версию, чтобы спасти меня.

— Не шути так. Ты должен верить в победу.

— Не смейся, Вика. Какая победа? Я же не на войне.

— Мне не нравится твое настроение, — возмутилась я. — Ты должен бороться.

— Меня посадят, так или иначе. А если не сейчас, то позже, когда я возьмусь за старое, и меня снова поймают.

— Ты можешь придумать что-нибудь новое, совсем необязательно заниматься этим всю жизнь.

— Вот, — он поднял палец. — Уже придумал, и ты можешь мне помочь. А что касается моего наказания, то я уже решил для себя, что буду сидеть, я это заслужил.

— Нет, так нельзя, — я с трудом сдерживалась, чтобы не заплакать.

Конечно, было глупо верить, что его отпустят, но только моя вера поддерживала меня. Мне казалось, что если я буду верить, то его не посадят.

— Слушай, перестань, а? У меня к тебе дело. Ты же — деловая девчонка, в конце концов.

— Говори, — я заставила себя слушать, хотя мне хотелось просто прижаться к нему, и так сидеть, забыв обо всем, пока не зайдет надзиратель и не разлучит нас.

— Помнишь, ты как-то мне рассказывала, что вы втроем собираетесь открыть кафе и собираете деньги?

— Помню, я до сих пор этого хочу, но денег пока не хватает. Столько ушло на больницу и лекарства, да и у Андрея с Леной были большие траты.

— Замечательно, теперь вы можете это сделать. Я финансирую ваш проект или вхожу в долю, как хотите.

— Нет, я не могу брать у тебя деньги. Ты мне уже с квартирой помог.

— Да, кстати, как там дома?

— Лучше не бывает. Я даже не подозревала, сколько для меня значила эта квартира, пока не потеряла ее. Мама тебе очень признательна за все. Только папы очень не хватает, мы оставили его кабинет таким, каким он был прежде. Я прихожу туда, забираюсь в его кресло и советуюсь с ним.

— Ну вот, — обрадовался он. — Я хотя бы одно дело хорошее сделал, думаю, — он посмотрел наверх, — Мне это там зачтется. Теперь хочу второе дело сделать, а ты говоришь, что не можешь взять денег.

— Не могу, — сказала я твердо.

— Так мне это будет выгодно, вы раскрутитесь. Я пока сижу — мне бабки капают. Класс! Пойми, деньги должны или работать или приносить удовольствие. Потратить их по-другому я не могу, а здесь сразу и людям помогаю, и зарабатываю. Ты что, хочешь лишить меня заработка?

— Нет, но я пока не готова это обсуждать.

— Очень даже готова.

— У тебя что, так много денег, что ты ими так раскидываешься? — спросила я подозрительно.

— Я хорошо зарабатывал, — он рассмеялся.

— Вряд ли это можно так назвать.

— Я, милая, работал очень черным маклером. Так какой будет твой ответ?

— Я должна подумать и обсудить это с ребятами. Может, они не согласятся?

— Они согласятся, — он подмигнул мне. — От денег еще никто не отказывался.

Я внимательно посмотрела на него. Тюрьма его не изменила, он по-прежнему был готов шутить и обсуждать деловые вопросы. Он не пал духом и не жаловался, он принял наказание как должное. Я постоянно приносила ему книги, он читал быстро и много. У него был сильный характер, его интерес к жизни не был потерян. Он даже строил планы на будущее.

— Твоя жена не появлялась? — с опаской спросила я.

— Нет, более того, вчера мне передали письмо от тестя, в котором он меня уведомил, что я разведен и лишен родительских прав. Видишь, как быстро они все решили. Большие деньги могут творить чудеса.

— Мне очень жаль, — я опустила глаза, пытаясь сдержать вздох облегчения — теперь он был разведен.

— Действительно? — он подошел ко мне и заглянул мне в глаза. — Тебе жаль, что я разведен? А я почему-то думал, что ты обрадуешься.

— Я не могу радоваться, что ты потерял дочь, да и твоей свободой в нынешних обстоятельствах трудно воспользоваться, — парировала я.

— Я верну дочь, когда буду на свободе, если смогу встать на ноги. А я смогу, — сказал он твердо. — Ты веришь мне?

— Да, — честно ответила я. Я была в нем уверена, таких, как он, жизнь не поставит на колени.

Он сидел передо мной на корточках, глядя на меня снизу вверх. Даже сейчас, в тюремных стенах, небритый и нестриженный, в мятой одежде он вызывал у меня желание. Я потянулась к нему за поцелуем, но отпрянула, услышав скрежет открываемой железной двери. Свидание было окончено.

Глава 40

На следующий день я обсудила предложение Сергея с Леной и Андреем. Как он и предполагал, оно было принято с восторгом. Ребятам уже давно надоели цветы, и они хотели заняться чем-нибудь другим. Конечно, я бы предпочла дождаться собственных денег, но Андрей строго сказал:

— Виктория, не будь эгоисткой. Нам уже за двадцать, не можем же мы до старости заниматься цветами. И вообще, шанс дается только раз. Нельзя упустить его.

Я вопросительно посмотрела на Лену:

— Я с радостью. Знаешь, как трудно получить кредит в банке, а это просто подарок судьбы.

Наступило молчание, я смотрела на розы, на подвал. Андрей перехватил мой взгляд:

— Неужели ты хочешь остаться в этой грязи и постоянно ходить с исколотыми руками. Другое дело — хозяйка кафе. Сделаешь себе накладные ногти, и будешь заправлять официантами.

Все это, конечно, было заманчиво, но мне было жаль бросать хорошо налаженное дело, приносящее хорошие деньги. Неизвестно, что еще будет с кафе? Вдруг туда никто не будет ходить, или арендная плата будет съедать весь доход? Я была в полной растерянности пока мне в голову не пришла мысль, как можно это совместить.

— Хорошо, я согласна, но с одним условием — мы не бросаем цветы.

— Да как же мы успеем? — удивился Андрей.

— Все очень просто, каждый найдет себе достойную замену. Например, Лену может заменить Катя, она будет принимать выручку, а Андрей найдет кого-нибудь, кто будет ездить за цветами вместо него. Короче, попробуем привлечь еще людей, которые будут делать нашу работу, за деньги, конечно.

— Ну а мы? — спросила Лена.

— Мы будем контролировать, и получать деньги, как организаторы дела.

— Умно придумано, только как это сделать? — задумался Андрей.

— Постепенно, шаг за шагом и с каждым днем все ближе к цели, а цель — победа, — уверенно сказала я. — Организацию беру на себя. Сейчас я займусь поиском подходящего помещения, вы мне пока не нужны — работайте как раньше. Хорошие варианты будем смотреть вместе — советоваться. Потом мы делаем ремонт, нанимаем персонал — здесь мне одной не обойтись. Значит, к этому времени уже нужно будет подыскать вам замену или хотя бы одному из вас. А пока времени достаточно, будем ходить по другим забегаловкам, выяснять, что и как. Книжки умные почитаем. Так что?

— Ну, ты просто… — Андрей развел руками, не в силах подобрать слово. — Тебе бы мужиком родиться с твоим складом ума и способности к организации.

— Была бы я мужиком, кто бы нам денег дал, — я кокетливо поправила волосы. — Нет, девушкой быть тоже неплохо. К тому же, может Сергея не посадят, и он сам будет участвовать?

— Сомневаюсь в этом, — грустно сказал Андрей. — Слишком плохи его дела.

— Давайте не будем о грустном, — предложила я. — Всегда лучше действовать, чем хныкать. Я иду за газетами, потом сяду обзванивать объявления и назначать просмотры, а вы занимайтесь цветами и узнайте цены на оборудование и продукты. Я еще выясню, во сколько нам обойдется персонал — бухгалтер, шофер, официанты.

— Бухгалтер нам не нужен, — сказала Лена, — я как-то работала в фирме, могу все вспомнить.

— А я могу снова побыть шофером — ездить за продуктами, общаться с оптовиками.

— Это называется менеджер, — поправила его Лена.

Я развела руками.

— К сожалению, в этом деле у меня нет никакого опыта, но думаю, что быстро разберусь во всем.

— А в этом никто не сомневается! — сказал Андрей.

Глава 41

Новое дело пришлось мне по душе. С утра, обложившись газетами, я начинала обзванивать объявления о сдаче помещений в аренду. Интересное оказалось дело. Самой популярной газетой стала газета «Из рук в руки», все стоящие предложения помещались в ней. Другой вопрос, который меня озадачил, заключался в том, что каждым вариантом занимался один агент, и дальше начиналась детективная история по поиску этого агента. Агент, мужчина или женщина, могли быть на даче, у любовницы или сидеть дома с больным ребенком. В этом случае объект, сдаваемый в аренду, не показывался и никто не мог его заменить. Иногда я записывала десяток телефонов, прежде чем мне удавалось выяснить, что помещение уже сдано, при этом агентство недвижимости, которое давало рекламу, ничего об этом не знало. «Да как же вообще они работают, эти риэлторы?», — воскликнула я в сердцах и запустила газетой в угол.

Вопрос решил Сергей, которому я пожаловалась на то, что уже в течение двух недель сижу на телефоне, а до сих пор посмотрела лишь один клоповник на первом этаже, который подходил больше под склад, чем под кафе.

— Вот видишь, зачем нужен черный маклер, — сказал Сережка и засмеялся.

Я пожала плечами:

— Знаешь, если так пойдет, то я брошу это гиблое дело.

— Дорогая, где ты смотрела объявления?

— «Из рук в руки», — самая хорошая газета, в смысле рекламы.

— Из… куда? — переспросил насмешливо Сергей.

— «Из рук в руки», — терпеливо повторила я. — Ты, что не знаешь такой газеты?

— Вот и передавали из рук в руки. Вика, но это же газета для чайников, там самые накрученные цены. Хорошие помещения уходят по другим каналам. Короче, пиши телефон, это мой хороший знакомый, он тебе поможет. Да, прежде чем что-нибудь подписывать, дай мне почитать договор.

Я позвонила Сережиному знакомому, и за день мы посмотрели пять вариантов, кстати, их не было в газете, я проверила. Один подвальчик, на улице Усачева, очень приглянулся мне. Я так и видела там молодежное кафе. Я показала его Андрею и Лене, и мы решили, что это наш вариант. К тому же там была низкая арендная плата, не требовалось большого ремонта, а еще помещение находилось недалеко от моего дома, и на этот счет у меня были свои мысли.

В свободное время мы часто ходили по разным забегаловкам, пили кофе, осматривались, слушали и просчитывали. Мы жадно впитывали информацию, касающуюся интерьера, посетителей, ассортимента блюд и напитков.

Открытие кафе я хотела приурочить к выпускному балу. Мне хотелось отпраздновать окончание школы здесь, это разом убивало двух зайцев — приносило первый доход и было рекламой заведения. Долгое время я держала это в секрете, но удобный случай представился незадолго до открытия. Я пришла к Светлане Павловне, она с четвертого класса была нашим классным руководителем, писать контрольную по алгебре. Проверив мою контрольную, она улыбнулась и сказала:

— Молодец, Вика, ты стала учиться просто на одни пятерки. Как тебе это удается?

— Наверное, я поумнела, и школьные задачи перестали быть сложными для меня. В жизни все намного сложнее.

Она посмотрела на меня и пожаловалась:

— А мои оболтусы даже не могут выбрать, где отпраздновать окончание школы. В школе теперь нельзя отмечать. И никто не хочет заниматься этим вопросом. Все им надо на блюдечке принести — никакой инициативы, а мне некогда этим заниматься. Да я и не знаю ваших молодежных мест. Надо же чтобы и дешево было и на всю жизнь запомнилось.

Я затаила дыхание — это был поистине удобный момент.

— У меня есть хорошее предложение, — сказала я бодро.

— Ну-ка расскажи, деточка, — заинтересовалась классная дама.

— Мои друзья открывают молодежное кафе, я тоже в этом участвую. Уже почти все готово. Если вы не возражаете, то мы могли бы отметить праздник там, это совсем близко, на улице Усачева, умеренные цены, уютное место. Можно пригласить какой-нибудь ансамбль, кроме нас никого не будет, а всю организацию праздника я беру на себя.

Выпалив все это залпом, я стояла перед ней с бьющимся сердцем, страшно боясь отказа.

Светлана Павловна смотрела на меня широко-открытыми глазами с минуту, потом предложила мне присесть.

— Да, видно ребята правду рассказывали, что ты стала настоящей бизнес-леди.

— Еще нет, но я стремлюсь к этому, — скромно ответила я, недоумевая, кто мог ей такое наболтать.

— Замечательная идея, Виктория. Могу я как-нибудь взглянуть на ваше заведение?

— Конечно, в любое время. Если вам понравится, мы можем обсудить меню, и я рассчитаю, сколько денег нужно будет собрать, а обзвонить всех может Ольга.

— Тебя просто Бог мне послал, — с облегчением сказала Светлана Павловна, поправляя прическу.

— У меня только единственная просьба к вам — не рассказывайте ребятам, что это моя идея. Пусть это будет сюрпризом.

— Хорошо, так даже лучше, — легко согласилась классная.

Радостная, что все получилось так легко, я летела домой, спеша поделиться с мамой хорошей новостью. Мне было весело, как в детстве, не в силах ждать лифта я поднялась пешком и, едва открыв дверь, бросилась к маме на шею.

— Получилось, получилось, у меня все получилось, — я чмокнула ее в щеку и закружилась в танце по комнате. Мама с улыбкой смотрела на меня. Не останавливаясь, я выпалила:

— Мы будем отмечать наше окончание школы в кафе, где я буду хозяйкой, а об этом никто не будет знать. А потом я им скажу, — я остановилась. — Представляешь, какие у них будут глаза? Вот потеха будет. А Вадик-то как вытаращит свои глазенки!

Мама покачала головой:

— Представляешь, как будут тебе завидовать? А что это ты вдруг вспомнила о Вадиме?

— Нет, конечно, просто приятно будет утереть ему нос.

— Хорошее дело, — одобрила мама.

Глава 42

— Что ты наденешь на выпускной? — спросила меня Ольга, вертясь перед зеркалом в моем новеньком джинсовом костюмчике.

— Черное платье с глубоким вырезом, — ответила я, наблюдая за Ольгиным отражением в зеркале. «Все-таки она очень красивая», — решила я в который раз.

— Ты с ума сошла? — Ольга оторвалась от зеркала и обернулась ко мне.

— Вовсе нет.

— Девчонки будут в розовых, голубых, ну белых в конце концов, а ты вырядишься в черное? Это так не празднично.

— Это будет траур по уходящему детству.

— По-моему, твое детство уже давно ушло, поэтому можешь одеть что-нибудь повеселее.

— Я подумаю, — ответила я ей, а про себя подумала, что обязательно куплю себе черное платье. — А ты в чем будешь?

— В розовом. Знаешь, такая широкая юбка с кринолином, множество воланов, очень воздушное. Что скажешь?

— В другом я тебя не представляю.

«Наверно, все так вырядятся, цирк, да и только», — подумала я. «Конечно, на выпускной вечер есть повод нарядиться, как в девятнадцатом веке, да только смешно выглядят в этих платьях девчонки, которые не умеют их носить. Тем оригинальнее я буду выглядеть — не такая как все, да и роль у меня будет другая».

— И как я тебе? — Ольга повернулась ко мне. Джинсовый костюмчик ладно подчеркивал ее длинные ноги и был ей удивительно к лицу.

— Тебе идет, можешь взять поносить. Твои парни на курсах умрут от восторга.

— Ой, правда? Вот спасибо, — Ольга подпрыгнула от радости, — А то мне носить совсем нечего, у мамы опять зарплату задерживают, денег нет. Везет тебе — у тебя столько нарядов.

— Ну, Олечка, поработала бы на цветочках, тоже бы себе что-нибудь купила, да и маме бы помогла.

— Ну вот, ты меня упрекаешь, что я у мамы на шее сижу, — она села на диван и надулась.

— Я не упрекаю, а предлагаю тебе работу. Кстати, завтра воскресенье, у меня сменщица заболела — можешь выйти вместо нее.

Ольга посмотрела на меня:

— Завтра? Выйти на рынок?

— А что здесь такого?

— Пойми, я просто не могу себя заставить, и я не представляю, как буду стоять у всех на виду и торговать цветами. А вдруг кто увидит? Стыд какой!

— А как же я этим занималась?

Меня неприятно поразил снобизм моей лучшей подруги. Не может быть, что она так думала на самом деле?!

— Так ты только деньги собираешь, а другие на тебя работают.

— Это сейчас, а начинала я с того, что стояла за прилавком. Помнишь, я тебе рассказывала? Руки были исколоты шипами до такой степени, что я не могла держать горячую чашку с чаем, а ноги болели и распухали так, что я не могла носить ничего кроме тапочек. Но мне никогда не приходило в голову мысль, что это стыдно. Стыдно, это сидеть без копейки денег, а работать не стыдно.

— Ты обиделась на меня? — спросила она, заглядывая мне в глаза.

— Нет, я не обиделась, я давно отучила себя обижаться. Я хочу тебе сказать, что в нашем возрасте надо начинать работать как можно раньше. И чем раньше ты начнешь — тем больше успехов ждет тебя впереди. Я очень довольна тем, чего я достигла — я начала с самого низа, я работала продавцом цветов на рынке, но я прошла через это и смогла организовать все так, что теперь уже другие работают под моим началом. Пройдет еще немного, и я начну другое дело, более интересное и выгодное. Посмотри, в этом году я только заканчиваю школу, а у меня уже есть свое дело, в отличие от тебя и всех остальных ребят.

— Так ты посмотри, с кем ты общаешься? — воскликнула уязвленная Оля.

— Я общаюсь с нормальными людьми.

— Это рабочий класс, и ты опустилась до их уровня. Да и дружок твой — уголовник.

Вот этого я уже не могла вынести.

— Да что ты понимаешь, сидя с учебниками под родительским колпаком, — закричала я на нее. — Этот дружок-уголовник помог мне вернуть квартиру, а сейчас вкладывает деньги, чтобы я могла начать новое дело.

Я посмотрела на ее испуганное лицо и, сбавив тон, добавила:

— Ты просто еще глупая.

С этими словами я пошла к двери — наша встреча явно не получилась, самое правильное было уйти.

Я хлопнула дверью и понеслась вниз пешком. «Лучшая подруга, называется, видеть ее больше не хочу», — бормотала я, перепрыгивая через ступеньки.

Чарующие звуки ноктюрна Шопена встретили меня на пороге дома. «Какое счастье, что мама снова играет», — подумала я и тихо закрыла дверь. Мама продолжала играть — она не слышала моего прихода, а я села на стул в прихожей и вслушивалась в музыку. Постепенно я почувствовала, что обида и гнев ушли, оставив место прощению и пониманию. Неизвестно сколько времени я могла так просидеть в темноте, как вдруг раздался телефонный звонок, и мама вышла в прихожую.

— Вика, что с тобой? — спросила она. — Я не слышала, как ты пришла. Почему ты сидишь здесь одна в темноте?

— Я слушала, как ты играешь.

— Ты плакала? — спросила она, внимательно вглядываясь в мое лицо.

— Нет, не знаю, — я подошла к зеркалу и вытерла следы от осыпавшейся косметики. — Я просто расстроилась из-за того, что поссорилась с Ольгой.

Я вкратце передала маме наш разговор.

— Ты просто стала взрослой, конечно, у тебя будут проблемы с одноклассниками. Они же еще, в сущности, дети. Ты должна это понимать.

— Я понимаю, — вздохнула я. — Но Оля — моя лучшая подруга, и она осуждает меня за мою работу, а Сергея называет уголовником.

— Но, милая, он же действительно находится под следствием и если ты уверена, что поступаешь правильно, то тебя не должны ранить ее слова.

— Мам, а ты тоже осуждаешь меня? — спросила я хмуро.

— Нет, успокойся, — мама положила руку мне на плечо. — Но я бы тоже осуждала тебя раньше. Сейчас я считаю, что родилась заново второй раз, и этой своей новой жизнью я обязана тебе. Я пересмотрела многие свои взгляды на жизнь — у меня было время подумать, и сейчас я отношусь к тебе и ко всем другим людям с большим пониманием и терпением. Нам всем свойственно ошибаться, и мы должны научиться не осуждать других людей, а протягивать им руку помощи там, где необходимо. Я понимаю твое отношение к Сергею, и знаю как это важно для тебя. Судя по твоим рассказам, он не самый плохой человек на свете, и, конечно, я очень благодарна ему, что мы снова здесь.

— Спасибо, мам. Я не знала, что ты на моей стороне. Я думала, что ты просто не хочешь расстраивать меня, поэтому и не высказываешь своего мнения.

— Кстати, а когда будет суд?

— Все время откладывают, Сергей уже весь извелся. Никак не могут найти тех других, кто смылся с деньгами.

— Надеюсь, что найдут. А как он держится?

— Знаешь, очень хорошо. Многие на его месте опустились бы, а он читает книги, делает гимнастику в камере, пытается следить за своим внешним видом, — с удовольствием сказала я.

— Значит, у него сильный характер. Возможно, это испытание ему нужно, чтобы что-то понять в жизни, произвести переоценку ценностей. Потом выйдет, будет жить по-другому.

— Вот и он говорит то же самое.

— А ты постарайся не расстраиваться из-за необдуманных слов твоей подружки. Вот увидишь — завтра же она прибежит к тебе с извинениями.

— Я уже не сержусь на нее. А что ты сегодня делала? — спросила я, наблюдая за тем, как мама хлопочет у плиты, разогревая мне ужин.

— Я нашла двух учеников — мальчика восьми лет и девочку шести. Они такие милые, и у девочки очень хороший слух.

— Учеников? — я переспросила я удивленно. — Ты будешь заниматься с учениками? Ты же всегда считала это бесперспективным занятием.

— Я изменила свое мнение. Во-первых, я не могу больше выступать, а во-вторых, я хочу приносить пользу, и в-третьих, я просто не могу больше сидеть без дела, когда ты столько работаешь.

Не скрою, меня очень порадовало, что мама возвращается к работе. Я с удовольствием посмотрела на нее и в который раз восхитилась ее красотой. Сейчас, после пережитой болезни, в ее лице появилась одухотворенность и мудрость.

— Ты очень красивая, мамочка, — я подошла к ней и поцеловала ее.

— Я тебе о работе, а ты… — сказала мама, но я видела, что ей были приятны мои слова.

— Я очень рада, что ты будешь заниматься с детишками, надеюсь, что они тебя полюбят.

— Я тоже надеюсь, я даже купила книжку, как учить детей. Ведь я ничего не знаю об этом.

Некоторое время мы молчали, а потом мама неожиданно сказала:

— Вика, я бы хотела съездить завтра на кладбище, к папе. Я же не была там с самых похорон. Я столько раз просила у него прощения, а теперь хочу это сделать там, на могилке. И еще — надо посадить там цветы.

— Хорошо, завтра поедем. Я скучаю без него.

— Я тоже, — сказала мама и закрыла лицо руками.

Я молча подошла к ней и обняла.

Глава 43

Всю ночь накануне суда над Сергеем я проворочалась с боку на бок, пытаясь заснуть, но сон пришел лишь под утро. Противный дребезжащий звонок будильника возвестил о начале нового дня, тоскливого и серого. Солнца не было, накрапывал мелкий дождик, и темное свинцовое небо нависло над городом. Я вышла на балкон и посмотрела на монастырь.

— Помоги ему, Господи, пусть все, что угодно, только не тюрьма. Придумай ему другое наказание, но верни его мне. Я не смогу без него, я уже погибаю.

Наверно, это было мое первое обращение к Богу, хотя думаю, что вошла бы и в сговор с дьяволом, чтобы только его спасти.

— Вика, иди завтракать, — услышала я мамин голос.

Наливая себе кофе, я разбила чашку, бутерброды остались нетронутыми. Мама, подперев голову, грустно наблюдала за моими беспорядочными действиями.

— Вика, может, на метро поедешь?

— Зачем? — удивилась я.

— Ты машину-то сможешь вести? А то ты не в форме сегодня.

— Вести машину я смогу в любом состоянии, — успокоила ее я и пошла собираться.

Стоя перед зеркалом, я тщетно пыталась сделать гладкую прическу из своих непокорных кудрей, но у меня то падала расческа, то распались шпильки, то разваливался пучок. В конце концов, мама не выдержала и причесала меня сама. Черный брючный костюм подчеркнул мое измученное лицо и синяки от бессонницы.

— Да не волнуйся ты так, — пыталась успокоить меня мама. — Давай я поеду с тобой?

— Нет, ты уже не успеешь собраться.

Я схватила ключи от машины и поплелась к лифту, спускаться пешком у меня не было сил. В довершении всего машина не хотела заводиться, а потом я не заметила светофора и проскочила на красный свет, лишь чудом избежав аварии. «Надо было ехать на метро», — мрачно подумала я, пытаясь сосредоточиться на дороге. В зал суда я попала одной из последних. Я села в первом ряду, поближе к тому месту, где за барьером должен был сидеть обвиняемый. Иван Сергеевич с бумагами, проходя мимо, кивнул мне. Я бросилась к нему, но он сказал, чтобы я оставалась на месте. Привели Сергея, и он чуть заметно улыбнулся мне. На этот раз он был в костюме, чисто выбрит и подстрижен, и если бы не подергивающийся уголок глаза, можно было сказать, что он спокоен. Я не могла отвести от него глаз — он был здесь — совсем рядом и в то же время так далеко.

— Встать, суд идет!

В зал набилось много народу, и почти не было свободных мест. Судья зачитал обвинение истца, сынка того алкоголика, который оказался в деревянном домике под Тулой, со смешной суммой денег в размере двухсот долларов вместо трехкомнатной квартиры на Чистопрудном бульваре. Двое напарников Сергея после получения денег скрылись в неизвестном направлении. Квартира была перепродана гражданину Кошкину, который тоже присутствовал на суде. Кошкин, пухленький, маленький, с животиком, грозил Сергею, требуя возврата денег, если квартира будет возвращена горе-алкоголику. Во всем этом деле был один нюанс — цена квартиры была указана по оценке бюро технической инвентаризации и составляла двести сорок тысяч рублей, а Кошкин купил ее по коммерческой стоимости, которая не соответствует оценке БТИ. Естественно, Кошкин, как и многие другие граждане, хотел сэкономить на комиссионных нотариусу и к тому же не хотел показывать налоговой инспекции, откуда у него такая сумма денег, поэтому он в договоре купли-продажи показал стоимость по справке БТИ. Таким образом, десятки тысяч долларов повисли в воздухе. Обстановка была крайне напряженной. Свидетели давали показания, Иван Сергеевич четко вел линию защиты. Иногда мне казалось, что все пропало, иногда, что Сергея отпустят, и мы вместе выйдем из этого мрачного здания. В любом случае я была совершенно неопытна в этих вопросах, и не всегда понимала, о чем идет речь.

Судья предоставил слово адвокату обвиняемого. Иван Сергеевич изложил свою версию. Согласно ей, Ковалев Сергей был представлен таким неопытным маклером, который первый раз взялся продавать квартиру и попал. Два его напарника, они были названы как директор и менеджер агентства, в которое пришел работать бедняга Сергей, занимались квартирами, где собственниками являлись одинокие пьющие люди. Сергею была поручена ответственная часть дела — подпоить хозяина квартиры и добиться от него согласия продажи квартиры в обмен на коттедж в Тульской области с доплатой, которой должно хватить до конца дней его. Сергей работал за вознаграждение в размере трехсот долларов, а бумагу, которую он должен был подписать, он даже не читал. Все было так хитро придумано, что Сергей был выставлен чуть ли не жертвой этой операции.

Мой любимый сидел на скамье подсудимых, скромно опустив глазки или закрыв лицо руками, всем своим видом выражая смирение и раскаяние. Только иногда, когда он был уверен, что на него никто не смотрит, он бросал на меня насмешливый взгляд, как бы спрашивая меня: «ну как спектакль?».

Когда ему дали слово, он встал и тихим бесцветным голосом подтвердил, что никогда не занимался продажей недвижимости, понятия не имеет, кто получил деньги, его задача была только уговорить хозяина-бедолагу и подписать с ним какие-то бумаги, а какие именно, он не вникал. За работу получил обещанные триста долларов. Слушая его, я с трудом удержалась от смеха, вспомнив про новенький «Мерседес» и ужины в дорогих ресторанах.

Единственное, о чем я молилась, чтобы не объявился еще какой-нибудь свидетель, который бы дал показания против него, но судья объявил перерыв, и суд удалился на совещание. Я пробилась к Ивану Сергеевичу.

— Вы были великолепны, впрочем, как всегда, — сделала я ему комплимент.

— А ты плохо выглядишь, — он обнял меня за плечи. — Пойдем в буфет — выпьем кофе, а то ты очень бледная, еще в обморок упадешь.

— Его выпустят? — спросила я, когда мы уселись за столик.

— Тсс, — он обеспокоено посмотрел по сторонам. — Совсем не выпустят, но если все будет так, как я предполагаю, ему дадут всего года два.

— Два года! — вскрикнула я. — Этого не может быть.

— Что такое два года в вашем возрасте. Считай, что его просто в армию забрали.

«Я умру за два года», — мрачно подумала я, внезапно осознав, какой глупой оптимисткой я была, что надеялась выйти с ним под руку из здания суда.

— Ну же, Вика, перестань, — Иван Сергеевич не отрывал от меня внимательных глаз. — Давай дождемся решения суда. Он посмотрел на часы и поднялся: — Нам уже пора.

С замиранием сердца я слушала слова судьи: «Суд приговаривает Ковалева Сергея Ивановича к двум годам лишения свободы в колонии общего режима».

«Вот и конец надеждам», — подумала я и подняла на Сергея глаза, в его взгляде была странная покорность. Он долго смотрел на меня, видимо прощаясь, пока его не увели. Люди медленно расходились, а я все сидела в кресле, пытаясь смириться с тем, что я должна жить дальше, а Сергей будет в тюрьме целых два года. А кто знает, что будет через два года? Я никогда не пыталась заглянуть в будущее.

Иван Сергеевич сел рядом со мной, положив свою теплую ладонь на мою руку, сжимавшую подлокотник кресла.

— Вика, я сделал все что мог, но его не могли отпустить.

— Я знаю, знаю, — я не смотрела на него.

— Два года пройдут быстро, если ты будешь его ждать, — продолжал Иван Сергеевич, — Только вот стоит ли. Тебе еще так мало лет, а он вернется оттуда, скорее всего, сломленным и злым на весь мир, а тебе нужен хороший светлый мальчик, вроде тебя самой. Я уже говорил тебе, что не хотел бы, чтобы моя дочь была на твоем месте, но почему-то хотел бы, чтобы она была похожа на тебя.

— Значит, я не так уж и не права, — улыбнулась я через силу.

— Ты права во всем, девочка, просто хочется для тебя лучшей судьбы! — он вздохнул и поднялся, подав мне руку: — Пойдем, я провожу тебя до машины.

Дома я наверно час принимала горячую ванну, слез не было, но отчаяние сжимало меня, как в тисках. Мама несколько раз подходила к двери и заговаривала со мной, видимо чего-то боялась. Потом я вышла и легла на диван, мама села рядом, она не пыталась меня успокаивать, просто спросила:

— Что мне сделать для тебя?

— Ничего, — устало махнула я рукой. — Мне никто не поможет, кроме меня самой.

Неожиданно мой взгляд упал на рояль:

— Мам, а ты можешь мне поиграть?

— Конечно, — сразу согласилась она. — А что ты хочешь услышать? — спросила она, перебирая ноты.

— На твой выбор, только начни с Бетховена. Он хорошо на меня действует.

Мама опустила руки на клавиши и полилась музыка, я закрыла глаза, стараясь следить за мелодией и ни о чем не думать.

Глава 44

Дни летели так быстро, что я не заметила, как наступил июнь и начались выпускные экзамены. Я с трудом успевала штудировать учебники, готовить кафе к открытию, да еще иногда ездить за цветами в совхоз. Спала я не больше шести часов в сутки, но чувствовала себя удивительно бодро, дела шли хорошо. Мама занималась с учениками. Смешные мальчики и девочки приходили к нам домой, с благоговением подходили к роялю и извлекали ужасные, как мне казалось звуки, но мама называла их способными и гордилась их успехами. Я была рада, что она занята делом, вид у нее был довольный, она много занималась самостоятельно, отрабатывая технику, видимо все-таки не оставляла мечты вернуться к выступлениям, хотя никогда не заговаривала об этом. Наши отношения стали еще теплее — мама стала моей лучшей подругой. Не самую последнюю роль сыграло в этом то, что она была единственным человеком, кто не отговаривал меня ждать Сергея, и я была ей очень признательна за это. Сергея отправили из Москвы в Архангельскую область и теперь, лишенная возможности его видеть, я жила только его письмами. Он с юмором описывал жизнь заключенных, и о его тоске я лишь могла догадаться между строк. Какими смешными теперь мне казались мысли, что я никогда не полюблю. Я полюбила, но судьбе было угодно разлучить меня с любимым, а возможно, само чувство требовало проверки на прочность. Изо всех сил я старалась гнать плохие мысли из головы и занималась делом по шестнадцать часов в сутки. Свободного времени у меня не было, и как-то раз Андрей обеспокоено сказал:

— Слушай, возьми, наконец, выходной — сходи куда-нибудь развлекись. Ты стала просто трудоголиком.

Я в это время изучала журнал, пытаясь определиться с ценами на продукты и спиртное. Я недовольно подняла глаза на Андрея:

— Лучше вы сходите с Ленкой в театр, а я не хочу. Работа для меня лучший вид отдыха.

— Вика, — Андрей взгромоздился на мой стол и вырвал у меня журнал из рук, — тебе всего семнадцать. Тебе нужно гулять, ходить на дискотеки, встречаться с молодыми людьми. А ты превратила свою жизнь в кошмар. Почему ты отказываешься от приглашений? Сейчас у тебя есть такая возможность, а ты сидишь здесь или дома за учебниками. Неужели тебе никто не нравится?

— Нет, — грустно покачала я головой. — Боюсь, что я стала совсем непригодна для общения. А может быть дело в том, что я уже выросла из возраста, когда интересно ходить на свидания и зажиматься по углам, я этим занималась, когда мне было четырнадцать. К тому же действительно все это, — я обвела взглядом кафе, — Надо закончить к выпускному вечеру. Я не могу подвести людей.

— Вика, не обманывай себя. Я же знаю, что ты все ждешь его. Пойми, ты ему уже ничего не должна, ты ему помогла, поддержала его, теперь все!

— Андрей, — холодно сказала я, — это только мое дело, и я не нуждаюсь в советах.

Андрей молча встал и пошел к выходу, видимо обиделся. «Ну и пусть обижается», — подумала я, — «в следующий раз не будет лезть с советами». Я закурила сигарету и прошлась по помещению. Аккуратные столики, покрытые синими скатертями, и стойка бара с высокими табуретами выглядели достаточно уютно, а подняв голову вверх, можно было увидеть небо и звезды, конечно, не настоящие, а нарисованные на потолке. Вообще само кафе было выполнено в морском духе, на стенах висели картины с изображением моря, было несколько аквариумов с рыбами, но главным украшением были пальмы. Здесь их было около десятка, и они были настоящими и достаточно большими. На столах вместо пепельниц я планировала поставить морские раковины, а посуда была тоже заказана в морском стиле. Интерьер помещения я придумала сама, а сейчас размышляла, понравилось бы это Сергею. Мне очень хотелось, чтобы придя сюда через два года, он понял, что не зря вложил деньги в наше дело, а еще мне бы хотелось, чтобы он гордился мной, хотя я допускала и то, что когда он освободится, мы изменимся настолько, что все это будет уже неважно.

Я тщательно разработала меню для выпускного вечера, заказала ансамбль и придумала конкурсы, в том числе и тот, где выбирали королеву бала. Диск-жокеем согласился быть Андрей, когда-то раньше он работал на дискотеках, пока ревнивая Лена не поставила его перед вечным выбором: или дискотеки или она. Развлекательную программу я взяла на себя, ну и, конечно, я купила черное платье, специально для этого вечера. Как жаль, что все это не сможет видеть Сергей, с его обаянием и красотой он покорил бы всех девчонок, но танцевал бы только со мной. «Как бы мне все завидовали, а Вадик бы просто лопнул от злости», — вздохнула я, и подошла к зеркалу, критически себя оглядела. Достаточно симпатичная девушка, с кудрявыми волосами в дорогом бежевом костюмчике с короткой юбкой. Очень даже ничего. Только вот глаза грустные из-за этих всех последних событий. «Наверно пошла в папу», — подумала я и вдруг меня посетила гениальная идея. Я, наконец, поняла, кем я хочу стать. Я хочу продолжить его дело. Хочу ездить в экспедиции, изучать природу и животных. Может быть, тогда и исчезнет моя вечная неудовлетворенность. Странно, но я даже не знала, как называется эта профессия, но я точно знала, что это мое. «Надо будет спросить у мамы, какой институт он заканчивал», — решила я. Я совершенно не боялась вступительных экзаменов, я была уверена, что смогу хорошо подготовиться. Не пугало меня и то, что это не женская профессия. «Но я же не такая как все», — сказала я вслух и рассмеялась.

Глава 45

И вот настал наш выпускной вечер. Сегодня мы последний раз придем в школу, простимся с учителями и ребятами, которых будем лишь изредка встречать во дворе. Я вдвойне волновалась, для меня это было еще и открытие нашего кафе. На вечер в школу я шла с мамой.

— Сюрприз, — сказала я и появилась перед ней в черном платье с высоким разрезом сбоку, открывающим при ходьбе ноги почти до бедра.

— Боже мой! — охнула мама. — Неужели ты собираешься пойти в этом?

— И не думай заставлять меня переодеваться, другого все равно нет, — быстро сказала я. — Посмотри, разве плохо сидит? — я прошла легкой походкой на высоких шпильках до двери и повернулась. — Ну?

— Сидит хорошо, даже слишком, — с трудом сказала мама, — но это не выпускное платье. Так можно пойти… — мама задумалась. Видимо вариантов, куда можно пойти в таком виде было не много.

— В ресторан? — подсказала я.

— Наверно, — согласилась она, не отрывая глаз от моего разреза.

— Замечательно, — бодро сказала я. — Значит для кафе оно подходит, а учителя пусть понервничают, все равно оценки выставили.

Мама ходила вокруг меня, видимо, пытаясь привыкнуть к моему виду, и вздыхала. А я, тем временем, залюбовалась ее темно-синим платьем, которое ей очень шло. Мама выглядела очень хорошо, волосы были уложены в высокую прическу. Глаза, лишь немного подчеркнутые косметикой, сияли. Никто бы не подумал, что еще несколько месяцев назад ее единственной мыслью было покончить с собой.

— Ты хорошо выглядишь, — сказала я. — Может, ты тоже сделаешь мне комплимент? — я шутливо присела в реверансе.

— Ты всегда была необычной девочкой, — вздохнула она. — Ты очень красивая, но выглядишь очень вызывающе. Думаю, в школе все будут на тебя смотреть, и твое платье станет предметом всеобщего обсуждения.

— Это именно то, чего я и добиваюсь, — сказала я.

— Уверена, что ты достигнешь своей цели, впрочем, как всегда, — засмеялась мама.

В школу мы безнадежно опоздали — торжественная часть уже началась, и мы тихо и незаметно сели на предпоследний ряд. Выступал директор нашей школы — Александр Иванович, маленький седенький человечек, одетый в строгий черный костюм, который делал его еще меньше и старше. Актовый зал был заполнен выпускниками и их родителями. Везде виднелись розовые, голубые, белые и всяких других нежных оттенков платья выпускниц и строгие костюмы наших мальчиков. Директор говорил те общие фразы, к которым никогда не прислушиваешься, как вдруг мое внимание привлекли его следующие слова:

— У нас принято сначала поздравлять сначала медалистов, как самых лучших и достойных, но сегодня мне бы хотелось нарушить эту традицию и вызвать на сцену девушку, чьи успехи мне бы хотелось отметить особенно. Ее судьба сложилась так, что к десятому классу она была вынуждена уйти из школы и начать работать, и она блестяще совмещала работу и учебу. Эта девушка смогла самостоятельно пройти весь курс десятого класса и сдать экзамены на четыре и пять. Я горжусь тем, что она из нашей школы и восхищаюсь ее упорством и трудолюбием.

Он сделал паузу, и в зале стало совсем тихо. — Для торжественного вручения аттестата приглашается ученица десятого «А» класса Алябьева Виктория.

Услышав свою фамилию, я от неожиданности вцепилась в кресло. Да разве я могла подумать, что буду первой, кого вызовут для вручения аттестатов? Мама толкнула меня локтем.

— Вика, тебя вызывают.

Я встала и, расправив плечи, гордой походкой направилась на сцену. Пока я шла по проходу, в зале шептались. Слегка взволнованная, я подошла к директору. Александр Иванович смотрел на меня в упор, всеми силами пытаясь скрыть нахлынувшие на него эмоции при виде столь оригинального выпускного наряда. Я улыбнулась ему. К моему удивлению, он не просто пожал мне руку, а еще и поцеловал меня в щеку, а в микрофон пошутил:

— Забыл добавить, что ко всем прочим достоинствам, Виктория еще и красавица.

В зале раздались робкие аплодисменты, а Александр Иванович сунул мне микрофон, чтобы я сказала несколько слов.

Я была совершенно не готова к публичному выступлению, поэтому молча стояла с микрофоном и смотрела в зал. Взглядом я нашла маму, и она чуть заметно кивнула мне. Неожиданно страх прошел. Почему бы мне и не сказать несколько слов моим бывшим одноклассникам?

— За этот год я прошла длинный путь и поняла, что чем больше делаешь, тем больше успеваешь. А еще никогда нельзя сдаваться и опускать руки, каждая неудача — это лишь еще одна ступенька к победе, и нужно идти вперед через поражение, слезы и критику, и верить в себя, даже если никто в тебя не верит, и тогда все получится. У меня получилось, вы тоже можете попробовать.

В зале раздались аплодисменты и вдруг, совсем близко, во втором ряду, я увидела Вадика — он пожирал меня глазами. «1:0 в мою пользу», — подумала я, — «смотри же теперь, ты называл меня самовлюбленной эгоисткой, другие думают иначе». Директор вручил мне аттестат, и пока я шла через зал, то чувствовала, что на меня снова все смотрят. Только теперь меня это не волновало. «Смотрите. Это мой праздник, моя победа, и я могу себе позволить отличаться от других».

Когда я села на место мама шепнула мне:

— Я горжусь тобой.

Я улыбнулась ей и стала наблюдать за продолжением вечера. Ольга была очень красива в своем розовом воздушном платье с широкой юбкой. Как нарядная бабочка вспорхнула она на сцену и смущенно убежала. После нашей ссоры мы так больше и не разговаривали и, скорее всего, наши пути уже разошлись. Многие девчонки были красивы, а ребята выглядели взрослее в своих деловых костюмах вместо надоевшей школьной формы. Услышав фамилию Вадика, я вздрогнула и уставилась на сцену. Его походке не хватало уверенности, а костюм был чуть-чуть великоват. А в остальном — он был несказанно хорош.

— Никогда не могла понять, что ты в нем нашла? — сказала мне мама, наблюдая за Вадиком.

— Я уже это потеряла, — ответила я ей в тон, хотя в душе не могла себе признаться, что он мне полностью безразличен. У меня осталась к нему и теплота и нежность. Ко всему этому примешивалась обычное сожаление, что нам больше не быть просто друзьями.

Не дожидаясь окончания, я побежала в кафе, чтобы убедиться, что все готово. Андрей и Лена, принаряженные носились между столиками, поправляя то бокалы, то тарелки. Увидев меня, Лена бросилась ко мне:

— Тебя можно поздравить с окончанием школы?

— Поздравляйте, — я скинула легкий плащик.

Увидев мое платье, ребята открыли рты и воцарилось молчание. Первым пришел в себя Андрей:

— Ничего себе выпускница, — высказался он.

— Да-а-а… — протянула Ленка. — А ну-ка, пройдись, — попросила она.

Я попыталась скопировать походку манекенщиц и прошла, покачивая бедрами.

— Класс, одобряю, — сказала Лена. — Но это же какая смелость нужна, чтобы в таком виде прийти в школу на выпускной. Слушайте, давайте выпьем. Я без ума от нашей Вики.

Андрей притащил шампанское, и мы выпили за успешное окончание школы.

Минут через сорок пришли мои одноклассники вместе с нашей классной дамой и еще двумя учителями. Я рассаживала ребят за столики, ансамбль готовился к выступлению. Два длинноволосых парня, Саша и Вася, и девушка Настя настраивали инструменты, что-то тихонько наигрывая. Пели они замечательно, я слышала их в одном кафе, и большой удачей было уговорить их выступить у нас. Все это время я чувствовала тоскливый взгляд Вадика, но делала вид, что не замечаю его. Что было, то прошло. Ольга сидела, не поднимая на меня глаз, и я поняла, что она не хочет со мной разговаривать, а возможно, ей было стыдно за свои слова. Я убедилась, что все усажены, а шампанское и легкие закуски поданы и направилась к небольшому возвышению, которое можно было назвать и сценой. Взяла микрофон.

— Дорогие друзья! Я рада приветствовать вас в нашем кафе. Сегодня наш первый день, и мы надеемся, что вам здесь понравится. Мы будем пить шампанское, танцевать и всю ночь с нами будет замечательная группа «Ребята с нашего двора». Еще я предлагаю избрать тайным голосованием королеву нашего бала. Каждый из вас напишет на листочке имя и фамилию девушки, которую считают самой красивой сегодня, а мы подсчитаем голоса и объявим победительницу, которая получит специальный приз нашего кафе. Эта девушка выбирает себе принца из всех присутствующих и приглашает его на танец. Конкурс шуточный, у нас все девушки настоящие красавицы. Итак, начинаем веселиться.

Ансамбль заиграл веселую мелодию, в зале захлопали пробки шампанского, а я с большим удовольствием удалилась в подсобку, чтобы перевести дух и выкурить сигаретку.

— Ну что, нелегка твоя доля? — пошутил Андрей.

— Я и не думала, что так тяжело выступать на сцене. Не понимаю, почему в театральный такой конкурс?! Коробки с цветами таскать легче.

— Бедняга, — Ленка провела салфеткой по моему мокрому лбу.

После подсчета голосов выяснилось, что самой красивой девушкой оказалась моя подруга Ольга, и я порадовалась за нее. В розовом платье, с уложенными волосами она была похожа девушку из девятнадцатого века.

Андрей вышел на сцену.

— Дамы и господа! С радостью сообщаю, что королевой нашего бала избрана, — он сделал интригующую паузу, — Головлева Ольга. Ольга, прошу на сцену.

Смущение и замешательство отразилось на Ольгином красивом личике, она всегда была очень застенчива и боялась выходить даже к доске. Уютнее всего она чувствовала себя лишь в каком-нибудь укромном уголке, где на нее никто не обращал внимания. Этого ее феномена я никогда не могла понять. Умница и красавица, казалось бы, кому как не ей быть на виду и упиваться успехом?! Вот и сейчас она явно не хотела выходить на сцену, но ребята вытолкали ее из-за стола, несмотря на протесты. Вся красная от пристального внимания, она подошла к Андрею, который поцеловал ей руку и сообщил в микрофон:

— О боже, я погиб.

Ольга еще больше смутилась, а я вынесла ей большой букет цветов и плюшевого медведя — обещанные подарки от кафе. Но лучше подарков было, конечно, осознание факта, что сами ребята признали ее красоту. Раскрасневшаяся и довольная, она стояла рядом с Андреем, который продолжал острить:

— Очаровательная Ольга, вы должны выбрать кого-нибудь из присутствующих здесь молодых людей и пригласить его на танец. К сожалению, я не участвую в конкурсе, поэтому, — он приложил руку к груди слева, — мое сердце разбито навеки.

Мы с Ленкой наблюдали сбоку за происходящим, а после его слов она зашипела мне на ухо:

— Вот козел! Ну, я покажу ему разбитое сердце, пусть только слезет со сцены.

Я засмеялась.

Заиграла медленная музыка, настало время выбора прекрасного принца. Мне было интересно — на ком же Ольга остановит свой выбор. Несколько секунд она внимательно рассматривала столики, а потом уверенно пошла и пригласила… Вадика. Мне не было видно выражение его лица, но, видимо, он отказывался, потому что Андрей сказал в микрофон:

— Молодой человек, вы не имеете права отказать королеве. Пожалуйте на сцену.

Вадик нехотя поднялся и пошел. Все это ему явно не нравилось. «Зачем она это сделала?» — думала я. — «Хотела отомстить мне или он ей давно нравился? Не может быть, чтобы все это время она скрывала от меня свое чувство».

Я наблюдала за ними, танцуя, Ольга прижалась к нему, но Вадик посматривал по сторонам. Я пошла на кухню, а по дороге встретила Лену.

— Смотри, подруга твоя какого пацана выбрала. Губа не дура. А они — красивая пара.

— Да это же Вадик, я тебе о нем рассказывала. Мы с ним на юг ездили, а потом цветы продавали. Помнишь?

— Так это твой, так сказать, первый? — удивилась Лена.

— Да, первый, — вздохнула я, — да не последний, к счастью.

— Да ты что, Вика! Он же красавец, я бы с ним…

— Что ты бы с ним? — неожиданно послышался голос Андрея сзади.

— Да ты вообще уйди, маньяк. Видела я, как ты на эту королеву малолетнюю смотрел!

— Какая же она малолетняя, она уже школу закончила. А ты тоже хороша, про кого сейчас говорила, а?

— Да перестаньте, вы! Ну, как дети, — не выдержала я. — Давайте Вадику приз вручайте. Танец заканчивается.

Вадик получил в подарок две бутылки шампанского и со вздохом облегчения сел за свой столик. Я вернулась к своим делам в подсобном помещении, как вдруг, почувствовала пристальный взгляд. В дверях стоял Вадик.

— Тебе сюда нельзя, — сказала я, выходя к нему. — Почему ты ушел из зала?

— Хочу пригласить тебя на танец, — его глаза умоляюще смотрели на меня.

— Извини, я занята, скоро будем подавать горячее. И вообще, ты не имеешь права танцевать ни с кем, кроме Ольги, — шутливо добавила я.

— Я прошу тебя — один танец…

К нам подошла Лена.

— Есть проблемы? — спросила она меня.

— Я объясняю Вадику, что мне некогда танцевать.

— Конечно, иди. Я здесь и одна управлюсь, это же твой праздник, — она вытолкала нас в зал.

Вадик положил мне руки на талию.

— Помнишь, как мы танцевали на юге? — спросил он.

— Только над нами были звезды, — ответила я.

— Сейчас над нами тоже звезды, — он показал на потолок.

— Да, только те звезды были настоящими, да и мы были другими. С тех пор целый год прошел.

— Я все тот же, это ты изменилась, — он чуть-чуть отстранился, чтобы посмотреть мне в глаза. — Тебя все хвалят: ты школу закончила, маму из больницы вытащила, кафе открыла, даже этот праздник, и то ты устроила. Кстати, как цветочный бизнес?

— Все хорошо. У нас шесть торговых точек на разных станциях метро, двенадцать продавцов, свой офис, водитель, — сказала я с гордостью.

Нельзя сказать, что мое сообщение его порадовало, он загрустил еще больше. И тогда я решила добить его еще больше.

— А помнишь, Вадик, мы начинали с тобой вместе, только ты тогда испугался и все бросил, а я осталась. Мне было нелегко, я была совсем одна, но справилась. Я до сих пор помню эту ночь, когда мы с тобой поссорились. Знаешь, куда я пошла? На вокзал. Бросила вещи в камеру хранения, а потом каталась на такси по ночной Москве. Тогда я решила, что не сдамся, добьюсь своего любой ценой. И добилась, заметь — даже школу закончила. А ты боялся остаться за прилавком на всю жизнь без образования!

Мне было приятно поставить его на место.

— Я не знаю, как объяснить тебе, что тогда произошло, я же хотел как лучше, хотел, чтобы ты вернулась домой, к маме. Я искал тебя тогда, но ты исчезла.

— Не очень-то ты искал. Я была все там же, на рынке, и если бы ты хотел, ты мог найти меня там в любой день. Когда ты вернулся в школу, мне пришлось работать без выходных.

— Я не догадался, — пробормотал Вадик.

— Да ладно тебе. Ты просто боялся, что у тебя будут неприятности! Ты оказался не готов к такой жизни, — заключила я.

— Ты можешь мне не верить, но я до сих пор люблю тебя, — вдруг сказал он.

— Не надо о любви, Вадик. Ты еще не созрел для этого, ты просто играл в любовь, когда тебе это было приятно, а когда появилась ответственность, ты испугался. Школа закончилась, я перестану попадаться тебе на глаза, и ты все забудешь.

Только тут я заметила, что музыка стихла, а мы все еще стоим в центре зала.

— А еще знаешь, я все равно бы от тебя ушла!

— Почему? — спросил он тихо.

— Потому что я никогда не любила тебя.

В его глазах отразилась боль, но я не ощутила жалости, я сказала то, о чем думала долгими ночами, стараясь его забыть.

Оставшись одна, я выскочила из кафе и осторожно прикрыла дверь. Уже светало — начинался новый день. Я пошла вдоль набережной — мне захотелось увидеть восход солнца. Дул свежий прохладный ветер, мне было немного грустно, но я знала, что поступила правильно. Мое сердце уже давно отдано другому, и Вадику лучше не питать никаких надежд. Я не знала, что ждет меня дальше, но будущее не пугало меня, я была уверена, что все будет хорошо, так или иначе. Девочки с именем Виктория рождаются, чтобы побеждать. Единственное, о чем я жалела, так это о том, что на моем празднике не было моего отца. Уверена, он бы гордился мной.

Оглавление

ПРОЛОГ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ Отречение

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

ЧАСТЬ ВТОРАЯ Мудрость

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Глава 27

  Глава 28

  Глава 29

  Глава 30

  Глава 31

  Глава 32

  Глава 33

  Глава 34

  Глава 35

  Глава 36

  Глава 37

  Глава 38

  Глава 39

  Глава 40

  Глава 41

  Глава 42

  Глава 43

  Глава 44

  Глава 45 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg