«Осторожно, сало! (сборник)»

Осторожно, сало! (сборник) (fb2) - Осторожно, сало! (сборник) 1727K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Владимир Иванович Миркин

Владимир Иванович Миркин Осторожно сало

Часть первая Похождение Миколы из Горопашни (Юмористические рассказы)

Осторожно сало!

Угостили как-то Миколу салом, да таким вкусным и ароматным, что даже его есть, было жалко. И затрясся бедный Микола над этим национальным сникерсом, носится с ним, как с писаной торбой. Не знает, куда его положить. То понюхает, то лизнет, то нарежет маленькими кусочками, чтобы продлить удовольствие. Как говорится, жизнь хороша, когда сало ешь не спеша.

А его жена Нюрка, наоборот, так и норовит все сама съесть, так и молотит, так и молотит… Она была бабой нервной и могла в голодном припадке полкабана съесть… А тут ещё, как назло, Миколе надо было уходить вечером на ферму – на дежурство. И испугался не на шутку Микола: как бы его благоверная во время его отсутствия все сало не съела. Так и ушёл Микола на ферму с тяжелым сердцем.

Дежурит он час, два… Ау самого душа не на месте. Все о сале думает. Переживает, как бы его Нюрка сало не съела. Прошло еще немного времени, Микола совсем загрустил и решил сбегать до хаты, за Нюркой присмотреть… Прибегает домой и сразу в дверь стучать… А там молчок… Постучал еще раз – тишина… Миколу аж в пот бросило. Разные мысли полезли ему в голову…

– Нюрка открой! – громко крикнул Микола и стал неистово стучать в дверь.

– Ты чего разорался! – наконец раздался голос Нюрки. – Дверь сломаешь, соседей разбудишь.

– Я разорался?! – удивился Микола такой наглости. – Это где же такое видано, чтобы жена родному мужу дверь не открывала.

– Ничего страшного, – ответила Нюрка.

– Занята была…

– Занята?! В двенадцать часов ночи?! – удивленно произнес Микола и на миг замолчал, испугавшись собственных слов.

Воцарилась тягостная тишина.

– Ты это, Микола, вот что… только не волнуйся, – наконец нарушила молчание Нюрка.

– Я тут не одна… Мы тут с учетчиком Тетеркиным Иваном Кузьмичом к утренней политинформации готовимся… Одним словом, просвещаемся… А ты тут в дверь стучишь, как сумасшедший, мешаешь нам работать…

От этих слов Миколу словно током ударило.

– Так ты не одна, чертова баба! – воскликнул он. – Со счетоводом связалась! Я на ферму, а он ко мне домой! Ах ты, лысый черт! Интеллигент паршивый! Плешь всем проел своей политинформацией!

Микола с новой силой стал стучать в дверь.

– Отворяйте дверь или я за себя не ручаюсь.

Нюрка в страхе открыла дверь и Микола, как сумасшедший, вбежал в дом. Не обращая внимания на испуганного учетчика Тетеркина, он сразу направился к холодильнику и открыл дверцу.

– Фу, – облегченно вздохнул он. – Сало на месте… А то я, грешным делом, на вас подумал…

Лицо Миколы сразу смягчилось и просветлело. Он повернулся к Нюрке, и словно извиняясь за свое вторжение, стал глупо улыбаться и разводить руками.

– Черт попутал, – пробормотал он. – Извиняйте, если что не так. А политинформацией занимайтесь, я вам мешать не буду… Я против просвещения ничего не имею…

Микола осторожно, на цыпочках направился к двери, словно своим присутствием боялся помешать процессу просвещения. Около самой двери он опять повернулся к Нюрке и тихо произнес:

– Только сало не ешьте…

И исчез в темноте.

Как Микола решил стать звездой шоу-бизнеса

Приехал как-то Микола из украинского села Горопашни в Москву зеленью торговать. И прослышал он, что есть в Белокаменной один известный продюсер и музыкант по фамилии Глухой, который прилюдно заявил, что может из слепого, глухого и немого сделать звезду шоу-бизнеса. Эти слова глубоко запали в душу Миколы. И решил он поехать к этому самому Глухому прямо на студию – счастья попытать.

Приехал он на студию, видит: сидит за столом сам Глухой и что-то на калькуляторе подсчитывает. Микола подошел поближе к нему и с места в карьер спрашивает:

– Это правда, что у вас можно стать звездой шоу-бизнеса?

Глухой оторвался от калькулятора и удивленно посмотрел на Миколу.

– Вы из какой нефтекомпании? – спросил он.

– Я? – удивился Микола. – Из Горопашни…

– Из Горопашни? – задумчиво повторил Глухой. – Что-то не припоминаю такой компании…

Он отложил калькулятор, встал и ближе подошел к Миколе.

– Бензоколонок много? – поинтересовался он.

– Бензоколонок? – недоуменно пожав плечами, пробормотал Микола. – Бензоколонок нет. Зато водокачка есть!

– Какая водокачка? – всплеснул руками Глухой. – Ваш отец магнат? Или не магнат?

– Не магнат, – простодушно признался Микола. – Мой батька бригадиром… працюе.

– Бригадиром? – шепотом произнес продюсер. – Так бы сразу и сказали.

Он украдкой посмотрел по сторонам, как бы проверяя, не слышит ли их кто, и взял Миколу под руку:

– И что же курирует ваш уважаемый родитель?

– Ясное дело, что… Зелень собирает.

– Зелень! – воскликнул Глухой. – И много зелени?

– Да, когда как. Бывает, с хлопцами за день прицеп с гаком собирает. Бывает, и два…

– Два прицепа за день! – восхищенно прошептал Глухой. – Живут же люди! А тут за год и чемодана не соберешь…

Глухой на миг замолчал и внимательно посмотрел на Миколу.

– Вы петь-то умеете? – спросил он.

– Конечно! – подтвердил Микола. – У нас в Горопашне все спивают. Бывало, как запоем: «Запрягай те, хлопцы, конiв», так в соседнем селе кони ржать начинают. Но самый крепкий голос, признаюсь, не у меня, а у моей мамани. Случалось, в детстве загуляюсь где-то допоздна, а маманя как гаркне: «Микола, йди галушки iсть», так слышно аж на другом краю села. Так меня после того и прозвали: «Микола, иди галушки iсть».

– Ну, вы сильно не переживайте, Микола. Главное, чтобы ваш батяня побольше зелени собирал. А с голосом мы как-нибудь разберемся. Кстати, вы какой голос предпочитаете: бас, баритон или тенор?

– А что, можно и голос себе подобрать? – не поверил Микола.

– Конечно, – удивился Глухой наивности Миколы. – Какой хотите! На компьютере все можно…

Он взял Миколу под руку и подвел его к компьютеру.

– Ну-с, спойте нам что-нибудь, – попросил он Миколу и надел на него наушники и микрофон.

Микола запел неожиданно громким и диким голосом:

– Запрягайте, хлопцы, конiв…

Глухой испуганно дернул головой.

– Все. Все, – остановил он Миколу. – Не так громко. Я вас и так отлично слышу!

Он одобрительно похлопал Миколу по плечу.

– Голос у вас действительно громкий, но непонятный… Попробуйте еще раз, только не так сильно.

В это время зазвенел телефон, и Глухой побежал в соседнюю комнату. Воспользовавшись отсутствием продюсера, Микола шмыгнул в туалет, забыв снять беспроводной микрофон. У себя в Горопашне Микола любил спiвать украiнськi пiснi, часами просиживая в гальюне, что, как он считал, эффективно помогало процессу облегчения. При этом его голос звучал особенно проникновенно. Вот и сейчас Микола запел удалую украинскую песню, сопровождая ее подозрительно странными басовыми звуками и урчанием унитаза.

– Гениально! – вдруг закричал из соседней комнаты Глухой.

Услышав крики, Микола испуганно выскочил из туалета, не понимая, что случилось.

– То, что вы сейчас спели, – гениально! – повторил Глухой. – Сколько экспрессии и динамики я услышал в прекрасных звуках, которые вы только что издали!

– Да я, собственно… – застеснявшись, пожал плечами польщенный Микола.

– Ничего не говорите, – перебил его Глухой. – Мы вас принимаем! Вы достойно выдержали экзамен! Вы нам подходите!

Он похлопал Миколу по плечу.

– А теперь, дорогой Микола, поезжайте к себе в Горопашню и привезите мне побольше зелени! Мы из вас звезду делать будем. Приоденем, волосы отрастим…

Микола счастливый вышел из студии и побежал покупать билет.

«Уж зелени я ему не пожалею, – подумал он. – Привезу целый мешок. У мамани весь огород укропом зарос».

Как Микола от саломании лечился

Заболел как-то Микола саломанией. Очень сильно его на сало потянуло. И ест он это сало целый день, и думать ни о чем не может, кроме как о сале. И даже ночью снится ему это сало то с хреном, то с перцем. А мозоль на животе, сами понимаете, продолжает расти, морда лица, извините за выражение, уж в двери не влазит… Микола уже и не знает, что делать. На людях стыдно показаться. Да хорошо, тут бабулька одна посоветовала ему в местный салон магии обратиться, чтобы его от сала отвернуло…

Так Микола и сделал. Приходит он в этот салон, ходит себе по коридору и не знает, к какому магу обратиться. А там этих целителей и магов всяких видимо-невидимо. И вывески на дверях одна другой громче: «Сильнейший маг района», затем «Сильнейший маг города» и даже «Сильнейший маг и целитель мира». Но более всего поразила воображение Миколы вывеска на последней двери: «Сильнейший маг и целитель этого коридора!..» Ниже было напечатано более мелким шрифтом: «Потомственный колдун в пятом поколении Вальдемар Аполлонович Гулькин. Лечит ожирение двойным отворотом от еды. Авторский метод».

Микола сильно обрадовался этому объявлению и зашел в кабинет.

– Доктор, – обратился он к знаменитому магу. – Вы от сала отворотить сможете? Чтобы я и смотреть не мог на этот проклятый наркотик.

– За ваши деньги – что угодно, – отвечает ему Гулькин. – Только я, дорогой клиент, во-первых, не доктор, а потомственный колдун в пятом поколении. А во-вторых, – продолжил он насмешливым тоном, – вам не ко мне надо, а к хирургу.

– Это зачем же к хирургу? – пожав плечами, резонно заметил Микола. – Мне и без хирурга не плохо.

А маг ему и говорит, ухмыляясь во весь рот:

– А для того, дорогой клиент, чтобы вам рот зашить!

– Шутите! – удивляется Микола. – Как же я тогда кушать буду?

– А зачем вам кушать? – съехидничал маг. – Вам клизмы делать будут, чтобы есть не хотелось…

От этих слов, сами понимаете, настроение у Миколы резко упало, и решил он делать ноги, пока не поздно, и уже было направился к двери… Тут его догнал Гулькин и говорит:

– Что же вы, клиент, такой большой, а шуток не понимаете.

Он взял Миколу под руку и усадил в кресло.

– Ну-с, рассказывайте, на что жалуетесь?

– Понятно на что, – отвечает ему Микола. – На сало, конечно… Думаю о нем, проклятом, днем и ночью. И ничего с собой сделать не могу.

– Не может быть! – воскликнул маг. – Это же уникальный случай. Вас исследовать надо. Давайте проведем эксперимент. Закройте глаза и скажите мне, о чем вы сейчас думаете?

– О сале! – чистосердечно признался Микола.

– Поразительно! Я так и знал! – восхитился маг. – Ну а еще о чем, кроме сала?

– О хрене, – говорит ему Микола. – Точно! О хрене с салом!

– Ну а еще, еще…

– О горчице! – немного подумав, говорит Микола. – О горчице с салом!

– Все! Все! – покачал головой маг. – Мне все понятно! Редчайший случай в истории медицины! Полная… да, да… не побоюсь этого слова, полная наркотическая зависимость от сала.

– А это не страшно? – испуганным голосом спрашивает Микола.

– Науке это еще пока неизвестно, – не стал обнадеживать его маг. – Но у меня есть один метод: двойным отворотом называется… от еды! Труд всей моей жизни! Как раз для вашего случая подходит. Хотите попробовать?

– Конечно, – обрадовался Микола. – Если клизмы, конечно, делать не будете.

Тут маг, как коршун, закрутился вокруг Миколы, начал размахивать руками, произносить какие-то таинственные, непонятные слова. А затем неожиданно остановился, успокоился, положил руку на лоб Миколе и говорит:

– А сейчас, дорогой клиент, впадайте в транс.

– Куда, вы говорите, впадать? – не понял его Микола. – В кресло, что ли, впадать?..

– В транс впадай, я тебе говорю! – в самое ухо прокричал ему маг.

Микола вздрогнул на миг, затаил дыхание и замер, как бы ожидая прихода этого самого транса.

– А сейчас представьте себе, клиент, – продолжал маг, – что сало – ваш враг, сало – коварный убийца. А теперь повторите эти слова.

Микола послушно повторил:

– Сало – это враг, сало – коварный убийца.

– Прекрасно, – обрадовался маг. – А сейчас представьте, что сало – это дрянь, невкусная еда, его надо выбросить к чертям собачьим. – И просит Миколу повторить.

– Как же я могу такое повторить? – удивляется Микола. – Разве можно так обращаться с национальным продуктом?

А маг ему разъясняет:

– Это так надо для научного эксперимента.

– Нет, – воспротивился Микола, – хоть убейте, но про сало такое не скажу. Как же я людям в глаза после этого смотреть буду?

Маг, понятное дело, от этих слов поначалу осерчал, а потом подумал и говорит:

– Хорошо, тогда приступим ко второму этапу лечения – второму отвороту!

Он опять положил руку на лоб Миколы.

– А сейчас представьте, клиент, что сало – это дохлая крыса. Да! Да! Не удивляйтесь. Сало – это дохлая крыса. Так для эксперимента надо. И вот представьте себе, эта самая дохлая крыса приближается к вам, дорогой клиент, все ближе и ближе!

От этих слов, конечно, у Миколы все внутри похолодело. А тут еще маг для достоверности эксперимента вытащил из кармана кусочек кроличьего хвоста и для усиления эффекта провел им по губам Миколы… Эффект превзошел все ожидания. Микола с испугу принял кроличий хвост за дохлую крысу и в ужасе вскочил как ужаленный. Да как закричит на весь кабинет:

– Спасайте, люди добрые! Крысой кормят! А маг ему и говорит:

– Успокойтесь, клиент. Сеанс еще не закончился.

Но Микола никак в себя прийти не может, успокоиться не может, уж больно его эксперимент с дохлой крысой напугал.

– Нет уж, хватит! – И он решительно двинулся к двери. – Лучше я сало всю жизнь буду есть, чем такие эксперименты над собой проводить.

На этом и закончилось лечение Миколы от саломании. С тех пор обходит салоны магии десятой дорогой и другим то же советует.

Баллада о сале, или Диссидент из Горопашни

Решил Микола заняться литературой и написал балладу про сало. Хорошую такую балладу… жизненную, в корень смотрящую. Для начала решил показать свой литературный шедевр в районном центре Козуляки. Приехал он в район, где местная литературная организация заседает. А на стене висит плакат, на котором большими буквами написан девиз клуба: «Нам Москва до ср…ки, нам столица Козуляки». Познакомившись поближе с местным бомондом, Микола начал читать свою балладу о сале:

Сало – это яд? Или друг? Злой наркотик? Или просто продукт?

Все затаив дыхание слушали Миколу. А он поднял руку кверху и, как настоящий поэт, с пафосом продолжает:

– Но коль придется мне худать… – тут Микола сделал очень точное, хотя, возможно, и очень смелое, но простое сравнение:

То как же ср…ть, Если не жрать, И в то же время, как же жрать, Если не ср…ть…

Зал взорвался бурей оваций.

– Браво! – кричали местные литераторы. – Какая глубина мысли!!!

– Да, да, – согласился Микола.

– Возможно, это самый важный вопрос! – кричат литераторы. – Неразгаданный секрет мироздания! Есть или не есть – вот в чем вопрос, об этом еще древние философы говорили.

А один плешивенький старичок в очках обращается к Миколе с вопросом:

– Вы все-таки говорите честно, как на духу: вы за похудение или против него?

Микола на миг задумался, почесал затылок и отвечает:

– По-моему, лучше переесть, чем недоесть… И вообще, без сала никак нельзя…

– Ну, это самое настоящее свинство, Микола! – закричал один из литераторов. – Никак не ожидали от вас это услышать…

– Не позволю сало свинством оскорблять, – обиделся Микола.

– Отсталый элемент, – донеслось из зала.

– Да это самое настоящее притеснение инакомыслящих! – воскликнул Микола. – Да я на вас в Москву поеду жаловаться!

От этих слов в зале поднялся невообразимый шум, состоящий в основном из ругательных слов.

Микола попятился к выходу.

– Маргинал! – кто-то громко выкрикнул ему вдогонку.

– Попрошу не выражаться, – гордо ответил Микола и выскочил на улицу подальше от греха.

С тех пор стал Микола ощущать себя местным диссидентом, пострадавшим за правду, а точнее, за любимый народный продукт – сало. И решил Микола поехать в Москву искать правду.

Приезжает Микола в Москву – и сразу в Дом журналистов. А там секретарь сидит такой худенький, с козлиной бородкой. А Микола ему и говорит:

– Хочу выступить на пресс-конференции с докладом о роли сала в жизни человека.

– А кто вы такой? Представьтесь, – спрашивает его секретарь.

– Я местный диссидент из Горопашни. Пострадал за сало.

– Пресс-конференцию, конечно, можно собрать, – говорит секретарь. – Но только без фуршета никак нельзя.

– А, знаю, – догадался Микола. – Фуршет – это когда едят стоя, чтобы больше влезло.

– Ну что-то вроде этого, – подтвердил секретарь.

– Хорошо, будет вам фуршет, – согласился Микола.

На следующий день в Доме журналистов собралась огромная толпа народа: всякие ученые, журналисты, писатели. Многие из них любили подъедаться на такого рода мероприятиях.

Пресс-конференцию открыл сам секретарь.

– Дорогие друзья, – начал он торжественно. – Наш гость господин Микола, диссидент из Горопашни, затронул архиважный вопрос, играющий в жизни каждого из нас архиважную роль. Ведь представьте себе, дорогие друзья, коллеги, что бы мы делали без этого простого на первый взгляд продукта – сала… Хотя оно тоже бывает разное… Как раз об этом нам подробнее расскажет сам Микола.

Микола встал, поднял руку и начал свою балладу со слов:

Сало – сила, Спорт – могила!

Все зааплодировали.

Затем он сказал в своей балладе о том, что сало – оно и в Африке сало и что сало – это украинский сникерс. Он говорил о пользе сала для здоровья людей, о его роли в жизни нормального человека, о том, что нормальному человеку без сала – могила.

Микола говорил долго и даже немного вспотел от напряжения, и под конец он перешел на более печальные нотки и закончил балладу следующими строками:

Да! Была в мене Товста Зына, А ведь вона мене любила, Но часто ii мамо Доской била За то, що сало Много iла… А ведь без сало Iй могила…

– Браво! – раздалось из зала.

– Украинский Шекспир! Байрон! Гете!

– Господа! – прервал аплодисменты секретарь. – Слово для рецензии баллады о сале предоставляется нашему знаменитому академику Ивану Ивановичу Глухареву.

– М-да, – начал лысенький академик. – Микола, конечно, не Александр Сергеевич.

В зале появился недовольный ропот.

– Да, да… я повторяю – не Александр Сергеевич… – продолжал академик, – но в то же время, сколько экспрессии, а главное, какой колорит – настоящий народный характер… образ…

– Браво! Браво! – опять раздалось из зала. – Браво великому поэту из Горопашни!

После этих слов академик неожиданно перешел к непосредственному анализу произведения, затем к проблемам современной литературы и философии. Всем стало скучно. Неожиданно открылась дверь из банкетного зала – запахло салом, солеными огурцами и вареной картошкой. Все эти продукты Микола привез из Горопашни специально для пресс-конференции. Соблазнительные запахи возбудили присутствующих, все стали нетерпеливо посматривать в сторону банкетного зала. Но профессор ничего не замечал, продолжал читать свою нудную лекцию. А секретарь, который сидел за столом рядом с Миколой, шепчет ему на ухо:

– Господин Микола, вы ближе всех сидите к уважаемому академику, поэтому шепните ему на ухо, так, аккуратненько, чтобы лекцию побыстрее заканчивал… а то, знаете, время идет, а еще фуршет впереди…

Микола повернулся к академику и шепчет ему на ухо:

– Дорогой профессор, философия – оно, конечно, хорошо, но гости, знаете, слюной изошлись…

А профессор:

– Ась…

И дальше про свою философию рассказывает. Видимо, оказался туг на ухо. А Микола опять:

– Дорогой академик, гости кушать хочут…

К счастью, супруга академика все поняла и крикнула ему что-то на ухо, видимо, про сало… Академик сразу вскочил и говорит присутствующим:

– Философия-сложная наука, и сразу ее не поймешь… Но главное я рассказал…

После этого профессор взял под руку свою супругу и первым побежал в банкетный зал, а за ним и все остальные… Через пять секунд в лекционном зале никого не было. Микола последний зашел в банкетный зал, а там было самое настоящее светопреставление: стульев пятьдесят, а гостей в два раза больше. А секретарь ему кричит:

– Микола, огурцов соленых не хватает, и коньяк «с пяти свеклами» заканчивается!

– Не волнуйтесь, – отвечает Микола. – Я этого коньяка целую канистру привез, специально для конференции гнал.

И видит Микола, что его коньяк всем понравился. Они, эти ученые и журналисты в Москве, все какие-то поджарые… видимо, на диете сидят… к еде очень дюже сильные. Хватают закуски сразу двумя руками, чтобы другие не утащили. Тут, знаете, скорость рук не помешает, чтобы голодным не остаться, потому как приглашенных слишком много.

Минут через двадцать главный ему говорит:

– Дорогой Микола, провизии не хватает… Общество требует добавки…

Нечего делать, Микола вытащил из своих запасов три свиных окорока, полкадушки огурцов и бочонок коньяку «с пяти свеклами». И торжество продолжалось еще несколько часов. За это время съели двух поросят, бочонок капусты и десять окороков. Одним словом, все довольные, сытые, повеселевшие…

А Микола подходит к секретарю с козлиной бородкой и говорит:

– Вы мне обещали корреспондента из этой самой… империалистической враждебной Америки… из «Голоса свободы»…

– Я бы рад, – отвечает секретарь, – но тут небольшой конфуз получился… этот самый корреспондент… немного того…

– А где он? – спрашивает Микола.

– А вот тот лысенький… под столом сидит…

– Это ничего, – говорит серьезно Микола. – У нас председатель колхоза, когда на заседании нарежется, то с агрономом под столом многие государственные вопросы решает…

Микола к этому лысенькому корреспонденту шмыг… и коньяк с салом с собой прихватил.

Корреспондент уже сала не хочет, но коньяк выпил. Микола ему и говорит:

– Хочу, чтобы меня Америка услышала.

– Для вас, дорогой Микола, сделаем что угодно, – отвечает лысенький корреспондент и вытаскивает из сумки приемник с микрофоном. – Сейчас будете с Америкой разговаривать.

Микола обрадовался и кричит жене:

– Нюрка, лезь под стол, с Америкой разговаривать будем!..

– А почему под столом? – удивилась Нюрка.

– Так для конспирации надо, – отвечает корреспондент.

Нюрка залезла к ним под стол, а корреспондент, что-то подкрутив в приемнике, вдруг говорит в микрофон:

– Говорит «Голос Америки»… У нас в гостях известный диссидент и правозащитник Микола из Горопашни, который пострадал за правду. Что вы хотите сказать, Микола, для свободной Америки?

Микола не испугался и говорит в микрофон:

– Все нормально: лошади запряжены, даем стране угля…

– Прекрасно! – воскликнул лысый и отхлебнул глоток коньяка.

– Про сало можно? – спрашивает Микола.

– Валяйте.

Микола на миг задумался и начал с вдохновением:

На Украине е продукт, Его салом хлопци звуть, Хоть дае его свиння — Не волнуе це меня.

– Браво! – воскликнул лысый. – Ждите эфир через неделю! Из Америки!

С этим Микола и поехал к себе в Горопашню. А там целый месяц ловил по приемнику «Голос Америки».

– Видимо, у нас в Горопашне приемник не берет вражье радио… – говорил Микола.

Но никто в Горопашне ему не верил: и про пресс-конференцию в Доме журналистов, и про пьяного корреспондента из «Голоса Америки»…

– Отсталые люди… – в сердцах говорил Микола.

За это его и прозвали в деревне Диссидентом. Но Микола не обижался.

– Знатное прозвище! – с гордостью говорил он.

Сон Миколы

Приснилось как-то Миколе, что он сказочно разбогател и стал не кем-нибудь, а самым настоящим олигархом Осиновским. Будто бы живет он с Нюркой не у себя в Горопашне, а далеко за границей, имеет свои дворцы, виллы, самолеты и даже собственный флот где-то на Тихом океане. А Нюрка его превратилась из колхозницы в важную даму, имеет собственный дворец, где принимает персон самого разного калибра, начиная от жен министров, разных чиновников, депутатов и прочей шелупони и кончая самим президентом или каким-нибудь благородным отпрыском из королевских кровей…

И вот снится дальше Миколе, что приехал к нему во дворец один настырный корреспондент из Москвы, из какой-то скандальной газетенки, чтобы взять у него интервью.

– Хочу, – говорит он, – господин Микола, описать вашу личную жизнь, народ, знаете, интересуется, как живет в наше время обычный, рядовой миллиардер.

– Валяйте, – отвечает Микола, – мне нечего скрывать, все, знаете, нажито честным трудом…

И стал он водить этого корреспондента по своей скромной хатынке и все ему показывать.

– Я ничего не скрываю, – все время повторял Микола. – Все добро наживали честным трудом… Тридцать лет с Нюркой собирали… копеечку к копеечке…

А добра этого у Миколы было видимо-невидимо. И скромной его хатынке любой бы император позавидовал… Что ни комната, то янтарная или бриллиантовая… А туалеты – настоящее произведение искусств, все унитазы из чистого золота и платины…

– А это правда, господин Микола, – спрашивает его корреспондент, – что вы являетесь владельцем самого дорогого туалета в мире, что у вашей собаки бриллиантовые зубы и вам на обед специальным самолетом доставляют черепаший суп из Парижа?

– Эка невидаль, – отвечает Микола. – Пойдемте лучше ко мне в парадную, вы там еще не такое увидите…

Заходят они в огромную комнату, где всяких знатных гостей принимают, а там… мать родная… под прозрачным полом осетры двухметровые плавают.

– Что это?! – удивленно произнес корреспондент.

– Это? Матрац.

– Матрац?! А почему в нем рыбы плавают? Я даже вижу одну белую акулу!

– Что же тут удивительного, – невозмутимо ответил Микола. – Просто я заказал воду почище из самого дна Тихого океана… вот и зачерпнули случайно вместе с водой всякую подводную живность…

От удивления гость аж открыл рот, но не успел он его закрыть, как неожиданно в матраце открылся люк, и из него вылез водолаз.

– А это кто? – испуганно спросил корреспондент.

– Это? Жан Жак Кусто.

– Кусто?! – изумился корреспондент, все еще не веря своим глазам.

– А вы не удивляйтесь, – гордо ответил Микола. – Если надо, я могу и подводную лодку вызвать… Только скажите…

– Нет, нет, – торопливо пробормотал корреспондент. – Как-нибудь следующий раз… Вы лучше, господин Микола, мне свой личный гардероб покажите… Народ, как говорится, хочет знать…

– Ну что же… гардероб так гардероб, – соглашается Микола, – я, знаете, от народа ничего не скрываю…

Открывает Микола свой самый большой шкаф, а там… чего только нет… Одних смокингов разных – сто штук… Всяких шуб и курток заморских видимо-невидимо! От такой красоты корреспонденту чуть плохо не стало. Но особенно его удивил грязный порванный костюм, одиноко висевший в углу шкафа.

– А это что за костюм такой?! – спрашивает он у Миколы. – Может, это мода такая появилась у олигархов – в порванных костюмах ходить?

– Да, – признался Микола, – это мой самый любимый костюм… Я его у одного бомжа за сто баксов купил.

– Да зачем же он вам?

– Как зачем? – удивился Микола наивности корреспондента.

– Я в нем в налоговую хожу… чтобы лишний раз не завидовали…

– Поразительно… – пробормотал потрясенный корреспондент… – Я бы даже сказал – гениально!

На этом месте Микола неожиданно проснулся… все еще не веря, что все это было только сказочным сном… Царские палаты исчезли, золотых унитазов тоже не стало. А вместо личного гардероба на стене одиноко висел старый облезлый тулуп.

– И почему я не олигарх, – подумал расстроенный Микола, – и даже не магнат какой-нибудь завалящий… Обидно… Хотя, с другой стороны, – продолжал рассуждать Микола, – если бы какой-нибудь сумасшедший богатей купил бы у меня старый тулупчик, чтобы ходить в нем в налоговую инспекцию… Я бы, глядишь, и разбогател… Поросенка бы завели, Нюрке платье купили… Ох и зажили бы!

Если инспектора накормить, то он в лес не смотрит

Едет как-то Микола на своем железном коне «запорожце» и видит, что на обочине дороги стоит автоинспектор и палкой машет. Микола, понятное дело, остановился. Вышел из машины и спрашивает:

– Вас куда подвезти, товарищ инспектор?

Автоинспектор попался какой-то злой и почему-то отвечает сердитым голосом:

– Мне никуда! Меня здесь поставили.

– Так зачем же вы тогда палкой машете? – удивился Микола. Инспектор почему-то осерчал от этого вопроса и раздраженно спрашивает:

– Вы что, не видите у меня значок на груди? Что здесь написано?

– Дай… – неуверенно прочитал Микола.

– Не дай, а державна автоинспекция! Теперь вам понятно, для чего инспектор палкой машет?

– Денег просите?

– Что? – возмутился инспектор. – Да это оскорбление при исполнении. Вы забыли, с кем разговариваете.

Он приставил руку к козырьку и говорит:

– Я инспектор ДАИ лейтенант Сутранеснидов! Прошу предъявить ваши права.

– Не ели с утра, – удивился Микола, протягивая права лейтенанту. – Могу дать вам булочку.

– Что вы себе позволяете! – совсем осерчал инспектор. – У меня фамилия такая – Сутранеснидов. А за то, что не знаете, для чего инспектор машет палкой на дороге, будете наказаны. С вас штраф – двадцать гривен.

– Но позвольте, – возразил Микола. – Что я такого сделал?

– Вы не знаете правил дорожного движения, – рявкнул инспектор. – Вы вообще не знаете, где вы находитесь? С кем разговариваете?

– Не знаю, где нахожусь? – оторопел Микола.

– Вот именно, где?

– На улице.

– На улице! Ха! Ха! Вот именно, на улице с односторонним движением! А вы знаете особенности улицы с односторонним движением?

– Гм, – пожал плечами Микола.

– И вы говорите, вас не за что штрафовать! Да вы кандидат на пересдачу правил дорожного движения. Но это еще не все!

Инспектор критически посмотрел на старенький «запорожец» Миколы, как бы мысленно сравнивая его со стоящим рядом своим новеньким БМВ.

– Почему колеса не круглые? – вдруг спросил он.

– От плохих дорог, товарищ инспектор!

Лейтенант провел пальцем по капоту машины.

– А почему машина грязная?

– Это антикоррозийный слой, товарищ лейтенант.

– Антикоррозийный слой! – вспылил инспектор. – И это вы мне говорите! Будете оштрафованы еще на двадцать гривен.

Инспектор еще раз внимательно посмотрел на «запорожец».

– Да он у вас горбатый! – воскликнул он.

Он подошел к выхлопной трубе «запорожца» и попросил Миколу завести мотор и немного погазовать. Микола завел машину и газанул что есть мочи, от этого из выхлопной трубы вылетело огромное облако сажи и дыма. Инспектор в ужасе отпрянул от машины, но было уже поздно: в один миг его белая накрахмаленная рубашка стала грязной. Весь черный от сажи и злости, он подошел ближе к Миколе.

– И вы еще говорите, что вас не за что штрафовать! Да ваш драндулет просто загрязняет атмосферу… Сейчас мы поедем на пост ДАИ и измерим СО. Вы у меня узнаете, для чего инспектор ДАИ на дороге палкой машет.

Оставив своего напарника в БМВ, инспектор сел в машину Миколы. Микола стал заводить машину.

– Кстати, – не унимался инспектор. – Вернемся к заданному вам ранее вопросу. Так в чем же заключаются особенности одностороннего движения?

– Одностороннее движение – это когда можно вдарить сзади, – ответил Микола. При этом он тронулся с места и то ли с испуга, то ли по рассеянности врезался сзади в БМВ инспектора.

Какое-то мгновение инспектор как завороженный смотрел на Миколу, затем опомнился и выскочил из машины. К счастью для инспектора, БМВ не получила никаких повреждений.

– Ах так! – подскочил инспектор к Миколе. – Вы нарочно ударили мой новенький автомобиль. А вы знаете, как это называется? Покушение на имущество офицера ДАИ! Вы – зло, которое надо искоренять! Я лично добьюсь, чтобы вас лишили прав пожизненно!

Инспектор опять сел в машину Миколы и приказал ему ехать на пост ДАИ.

Микола опять тронулся с места, на этот раз более удачно, и, объехав БМВ, выехал на дорогу. Проехав несколько километров, он выехал на трассу с двусторонним движением.

– Ну а чем двустороннее движение отличается от одностороннего? – спрашивает опять инспектор.

– Га! Га! – засмеялся Микола, приняв вопрос лейтенанта за шутку. – Ясное дело, чем!

– Ну? И чем же? – допытывается лейтенант.

– А тем, что при двустороннем можно вдарить спэрэди! Га! Га!

– Что! – испуганно закричал побелевший от страха инспектор, увидев приближающийся к ним огромный КамАЗ. – Остановите машину! Остановите!

Не успел Микола до конца притормозить своего железного коня, как инспектор как пуля выскочил из него на ходу и стал кричать ему что-то вдогонку и махать руками.

– Опять инспектор палкой машет, – удивился Микола, удаляясь от него. – Видимо, чего-то хочет. Такой нервный попался, что даже «до свидания» не сказал. А все оттого, что сутра не ел…

Микола вытащил из сумки свой завтрак и с удовольствием скушал кусочек сала.

«Если бы я был министром, – подумал он, я бы издал указ, повелевающий насильно кормить всех инспекторов перед службой. Может быть, они тогда бы подобрели и не махали бы так палкой. Потому как если инспектора накормить, то он в лес не смотрит!»

Рыло в пуху, или плюрализм

Решил как-то Микола баллотироваться в районные депутаты. Другими словами, ударила ему, бедолаге, политика в голову. Да так сильно ударила, что решил он создать у себя в Горопашне партию любителей свеклы. Поэтому для начала он привлек для политической работы своего кума Степана, двух скотников из соседней свинофермы и несколько знакомых телятниц. Первое время собирались тайно около колхозной скирды, но в дальнейшем прятаться надоело, и решил Микола легализоваться и выступить на колхозном собрании со своей предвыборной программой.

Начал он свое выступление с нещадной критики местного начальства, то есть начал резать правду-матку.

– Это что же, – говорит, – дорогие односельчане, такое делается… и куда, как говорится, мы идем… Зарплата низкая, удой молока упал, куры плохо несутся, поля посохли… Но это не все, дорогие колхозники… Как это ни грустно вам сообщать, но в последнее время в нашем селе участились случаи, можно сказать, бессовестного воровства колхозной свеклы некоторыми несознательными элементами… которые без зазрения совести гонят не первоклассный первач, а какую-то бурду, которую и пить-то невозможно… А все почему? Потому что они – эти несознательные элементы – политически неграмотные, газет и журналов не читают, в нашу партию любителей свеклы не вступают…

– Когда же им вступать, – крикнул кто-то из зала, – если они целый день сивуху гонят…

– Вот, вот, – подтвердил Микола. – Травят нашего брата… Но я, – говорит, – как лидер нашей колхозной партии, хочу заявить всем любителям колхозного добра: не выйдет! Руки прочь от колхозной свеклы! Пора уже отличать свое от колхозного…

Микола на секунду замолчал и, довольный своей речью, выпил стакан воды.

– А ты, Петр Акимович, что молчишь? – обратился он к сидящему в первом ряду колхознику. – Разве ты самогонку не гнал?

– Я?.. А что? Когда? – испуганно пробормотал Петр Акимович. – Ты что такое болтаешь?..

– Да… – продолжал Микола, – мы так далеко не уедем. Пора уже, дорогие колхозники, как говорится, посмотреть правде в глаза… Я, знаете, не посмотрю на лица… Вот взять, к примеру, бабку Ульяну… Каждый знает, почем у нее стакан бормотухи… Потому как у нас сейчас, знаете, плюрализм…

– А ты не плюйся! – крикнула в ответ бабка Ульяна. – Я тебе не свинтухайло какая-нибудь! Если я когда и гнала, то из собственных яблочек… мне фелшер прописал от желудка…

– Фельдшер… от желудка… Нет, так дело не пойдет. Ты пойми своей головешкой, Ульяна, дело не в том, воруешь ты свеклу или нет или только собираешься воровать, а в том, чтобы ты, головешка бестолковая, научилась говорить правду колхозному собранию…

– Верно! – поддержал Миколу кум Степан. – Микола дело говорит. Я тоже за этот самый плюрализм… Пора уже всем во всем признаться, чтобы потом, как говорится, начать новую жизнь… Вот взять, к примеру, меня. Я ничего не скрываю… Я как гнал самогонку раньше, гоню сейчас и буду гнать дальше. Да вот и Микола меня поддержит. Мы вчерась с ним за ночь три мешка колхозной свеклы сперли… И ничего… не отказываемся… Правда, Микола?

От этих слов Микола покраснел как рак… как говорится, на воре и шапка горит. А среди присутствующих колхозников наступила, что называется, зловещая тишина, как перед надвигающейся бурей.

– Это как же понимать! – крикнул кто-то из зала. – Других критикуешь, а сам туда же…

Микола понял, что попался, поэтому не стал отпираться.

– Извините, – говорит, – дорогие колхозники… черт меня попутал… Снимаю свою кандидатуру с предвыборной гонки, потому как считаю, что не дорос еще политически до депутата…

На этом и закончилась политическая карьера Миколы, потому как нечего других воспитывать и учить хорошим манерам, когда у самого рыло в пуху.

Подействовало

Купил как-то Микола на базаре новые яловые сапоги и часы «Полет» со светящимся циферблатом. И показались эти часы Миколе самым настоящим чудом техники. Поэтому стал он носиться с ними как с писаной торбой: то послушает, как они тикают, то потрет шерстью никелированный корпус, чтобы лучше блестели. И так стало распирать Миколу от переизбытка чувств, что захотелось ему поделиться этой радостью со своими односельчанами-колхозниками.

Недолго думая, накинул он на себя тулуп и пошел в сельский клуб на людей посмотреть и себя показать. Заходит он в клуб, а там уже вовсю гопака пляшут. Стал Микола у двери, сапог новый вперед выставил, чтобы все видели, и все время на часы посматривает. Дескать, смотрите, какие у меня часы – настоящее чудо техники. Но никто почему-то не обратил на него никакого внимания. Микола постоял так несколько минут и перешел в центр зала, прислонился к стенке и опять выставил новый сапог и на часы посматривает. Но все только ногами кренделя разные выделывают, а в его сторону даже не смотрят.

Обидно стало Миколе за такое пренебрежение к своей персоне. Ведь он на эти часы полгода деньги собирал. Даже поганый Степка Морозюк – вечно пьяный и нечесаный – и тот на него не обращает внимания. А в это время как раз этот самый Морозюк проходил мимо него и ненароком посмотрел в его сторону. Микола понял, что это его шанс. Он подошел к нему поближе и громко гаркнул на весь клуб:

– Ты чего здесь ходишь пьяный! Шатаешься! Людям отдыхать не даешь.

Морозюк отшатнулся и испуганно посмотрел на Миколу.

– Чего бельмы свои вылупил? – еще громче крикнул Микола, чтобы все слышали. – Как дам тебе подзад новым сапогом…

При этом Микола демонстративно посмотрел на свои часы, чтобы все видели, и еще более громко крикнул:

– Так через пять минут протрезвеешь!

Танцующие остановились на окрик Миколы и удивленно посмотрели на его часы.

– Подействовало! – обрадовался Микола. – Все-таки не зря я собирал деньги.

Он гордо поднял голову, важно прошел в центр зала и принялся вместе со всеми плясать гопака.

Замученный клизмами

Объелся как-то Микола галушками и от этого у него в организме такая симфония началась, что его живот раздулся, как барабан. Одним словом, остановился процесс пищеварения окончательно и бесповоротно. И Микола почувствовал, что в его животе назревает настоящая катастрофа… но вот разрешится она никак не может. И заметался Микола, как говорится, в пищеварительном позыве… Помучался он так несколько часов, а к вечеру кое-как помылся, побрился, собрал харчей на три дня и поехал вместе с Нюркой в районную больницу искать помощи.

В приемном покое его встретила престарелая докторша, которую больные за её длинный рост и большой хищный нос за глаза называли Цаплей.

– Добрый день вашей хате, – обратился к ней Микола.

Докторша удивленно посмотрела на него и вытащила из стола историю болезни.

– Вы кто такой? – спросила она.

– Я Микола из Горопашни!

– Может быть, вы и Микола из какой-то там Горопашни, – строго сказала докторша. – Но здесь вы больной! И не забывайте об этом!

Докторша уложила Миколу на кушетку и стала мять ему живот, а затем сильно надавила ему на пупок.

– Ой! Как бы не пэрднуть! – вскрикнул Микола.

– Что вы сказали? – не поняла докторша.

– Я говорю, соседка гадюка, галушками накормила…

Цапля недовольно посмотрела на Миколу, но ничего не сказала. Она повернулась к столу и что-то записала в историю болезни.

– Туберкулезом болели? – спросила она.

– Я?! Туберкулезом? – удивился Микола, раздувая розовые щеки. – Разве я похож на туберкулезника?

– Может быть и не похожи, – согласилась докторша, разглядывая раздувающуюся «фотокарточку» Миколы. – Хотя внешность, знаете, обманчива…

На эти слова Микола сильно обиделся.

– Не хорошо, – говорит, – доктор, такие слова больным говорить… Бывает больные попадаются чувствительные… Может быть, мне от этих слов всякие мысли в голову лезут…

– Ничего, – говорит Цапля, – не умрете. Вам даже очень полезно помыслить… Может быть, хоть немного похудеете. И вообще, вы такой обидчивый… Прямо нервный какой-то… У вас, наверное, бред… Вас надо срочно дожить на операцию.

– Зачем же меня на операцию? – испугался Микола.

– Тогда помалкивайте и отвечайте правильно на вопросы. Свинкой болели?

– Это как? – не понял Микола.

– Ну, знаете, опухает лицо, круглым становится.

– А-а… – промычал Микола, прикидывая что-то в уме. – Припоминаю… прошлой зимой, так холку наел, что морда лица в двери не влазила… и была у меня эта часть морды не то что, как у свинки, а, как у самой настоящей годовалой свиньи!

– Что вы мелете? – перебила его докторша. – Какая свинья?! Какая морда?! Вы лучше правильно отвечайте на вопросы. Стул у вас есть?

– А вот стула у меня как раз и нет, – признался Микола.

– Давно? Сколько дней? – заинтересовалась «цапля».

– Сколько дней… Сколько дней… – подсчитывал в уме Микола. – Как к вам пришёл в больницу, так и оказался без стула. Откуда же стулья в больнице. У вас все больше кресла и табуретки.

– Я вам про другой стул говорю, – недовольно проворчала докторша. – В туалет ходите?

– В туалет хожу, но там тоже стульев нет.

– Вы, что, издеваетесь надо мной! – взорвалась Цапля. – Как вам ещё объяснить, что такое стул. – Вы дрыщите, не выдержала она, – когда ходите в туалет?! Или нет?!

– A-а… теперь понял, – ответил Микола. – Последний раз я дристал лет десять назад, когда соседской сливы объелся. Уж больно она слабительна…

Докторша в недоумении посмотрела на Миколу, не понимая, шутит он или нет.

– У вас, наверное, бред, – зло проговорила она.

– На лицо все признаки «острого живота», с явлениями интоксикации и помутнением сознания. Вас надо срочно госпитализировать.

От этих слов Миколе сразу сделалось как-то не по себе, от страха он даже изменился в лице.

– Доктор я выздоровлю? – испуганно спросил он.

– А почему бы и нет, – обнадежила его Цапля. – Очень даже возможно… Правда стопроцентной гарантии вам, конечно, никто не даст. В медицине, знаете, всякое бывает. А статистика упрямая вещь. По статистике, знаете, положены несчастные случаи… Тут уже ничего не напишешь… Если к примеру операционная сестра забудет после операции в вашем животе салфетку… то тут уже вам никто не гарантирует… Но это только к примеру. Мы за операционной сестрой внимательно наблюдаем. Хотя она очень рассеяна, так и норовит после операции в животе что-нибудь оставить…

Цапля неожиданно замолчала и пристально посмотрела на Миколу.

– Последний раз помню, – сказала она, – как у одного пациента, кстати, очень похожего на вас, у такого же розовощекого… тоже ножницы… или хирургический скальпель… в животе оставила…

– Что вы говорите? – взволнованно произнес Микола и испуганно провел рукой по животу.

– Но вы сильно не переживайте, – продолжала докторша. – Умереть можно не только от салфетки. Можно заразиться желтухой или дизентерией от пациентов инфекционного отделения. От этого никто не застрахован. У нас, знаете, часто санитарки посуду путают! И если вы, к примеру, покушаете из тарелки дизентерийного больного, то точно заболеете… Но это у нас редко бывает. Так что зря не беспокойтесь. Правда можно ещё заболеть воспалением легких… У нас здесь сильные сквозняки… А так, у нас все выздоравливают.

Микола с испугу открыл рот и несколько раз провел рукой по животу, словно ища там какой-нибудь медицинский инструмент.

– Доктор я умру, – с трудом пробормотал он.

– А как же! – невозмутимо ответила Цапля и, довольная своей удачной шуткой, повела Миколу в отделение.

Когда зашли в палату, докторша повернулась к медсестре и, как показалось Миколе, с некоторым злорадством проговорила:

– Есть не давать, пить не давать, а на ночь клизму… три дня…

– А как же вареники? – наивно спросил Микола, вытаскивая из сумки кастрюлю.

– Убрать! – рявкнула «цапля» и вышла из палаты. Толстая медсестра с удовольствием реквизировала у Миколы кастрюлю с горячими варениками. Но Микола долго не грустил, когда медсестра вышла из палаты, он подошёл к открытому окну и что-то крикнул своей Нюрке и уже через минуту вытаскивал из хозяйственной сумки новую провизию: кусок сала, головку чеснока, бутылку домашнего самогона, соленых огурцов и много всякой вкуснятины. Сосед по койке, толстый усатый пациент, страдающий от запоров, с завистью наблюдал, как Микола, забывший про свой живот, уплетал сало с чесноком.

Неожиданно появилась медсестра, Микола быстро спрятал сумку под кровать.

– Кто это чеснока наелся, – грозно спросила медсестра.

В палате воцарилась тишина. Микола покраснел, как бурак. А усатый сосед глазами указал медсестре под кровать Миколы.

– Кто вам позволил нарушать режим, – возмущенно произнесла сестра и вытащила из-под кровати сумку с провизией. – Ну, ничего мы вас вылечим. Готовьтесь к клизме…

– И к бессонной ночи, – сострил соседи громко рассмеялся.

Получив клизму, Микола заснул. А проснулся он среди ночи от боли в животе… И прихватила его «швидка Настя», а тут ещё туалет как назло был занят соседом с запором. И заметался Микола по отделению, как загнанный зверь. Медсестра с санитаркой куда-то ушли, в отделении – ни утки, ни горшка какого-нибудь… Микола уже начал чувствовать, как вчерашние галушки выпадают ему штаны…

В отчаянии Микола открыл холодильник, вытащил бикс для бинтов и справил в него нужду. Не зная, что делать с этим «добром», и ничего другого не придумав, он поставил бикс обратно в холодильник.

Когда он вернулся в палату, сосед с запором уже спал в койке. Недолго думая, Микола снял свои подпорченные штаны и подложил их под кровать соседа, а его штаны повесил себе на спинку кровати.

На следующее утро разгневанная Цапля сразу подошла к Миколе.

– Это вы сделали? – прямо спросила она Миколу.

– Я… а, – промычал испуганно Микола.

– Что вы ребенком притворяетесь? – продолжала наседать докторша. – Откуда тогда этот запах?

Она подошла ближе к Миколе и стала обнюхивать его пижаму, но запах привлек её дальше к койке соседа. Наконец, она вытащила из-под кровати «испорченные» штаны, издающие невыносимый запах.

– Что это? – грозно спросила докторша у соседа с запором. – Вы, я смотрю, уже вылечились…

При этом она бросила штаны на пол.

– Выписать! – рявкнула она медсестре.

– За что?! – в недоумении спросил сосед с запором.

– И он ещё спрашивает! – возмутилась медсестра. – Вас надо в Книгу рекордов Гиннеса, а не в отделение… Это ж надо столько наложить в трехлитровый бикс… по самую крышку…

– Ничего не понимаю, – оправдывался сосед.

– У меня же запор…

Вскоре после этого скандального инцидента Миколу вызвали в кабинет заведующего отделением, доктора Грелкина. Отделение работало до 18 часов бесплатно, а после 18 часов принимало больных как медицинский кооператив «Клизмолог», специализирующийся на глубокой очистке кишечника. На доске объявлений крупными буквами были написаны два девиза кооператива: «Клизмить, клизмить и ещё раз клизмить и скажи запорам – нет».

Осмотрев огромный живот Миколы, доктор Грелкин предложил ему сесть в кресло.

– Вы курите? – неожиданно спросил он у Миколы.

– Нет. А что? – удивленно переспросил Микола.

– Да нет ничего… Просто если бы вы бросили курить, то это помогло бы выздоровлению… Но это так к слову…

Грелкин на секунду задумался.

– Ну, а как на счет алкоголя? – продолжал он. – Запои бывают?

– Бог миловал, доктор… кроме коньяка с «пяти свеклами» в рот ничего не беру…

– Жаль… – разочарованно произнес Грелкин.

– Если бы вы бросили пить, это бы тоже помогло процессу лечения… Ну, а как наркотики? Неужели тоже не принимаете?

Микола тяжело вздохнул и печально опустил голову.

– А вот наркотики доктор, я как раз и принимаю. Вернее, один…

– Да, да… очень интересно, – обрадовался Грелкин. – Я записываю. Ну и что это за наркотик?

– Сало, доктор! – чистосердечно признался Микола. – Не могу без него и дня прожить… Все о нем только проклятом и думаю.

– М-да… – разочарованно произнес доктор. – Он посмотрел на огромный живот Миколы и о чем-то задумался. – Может быть, вам сесть на диету?

– Диета – это хорошо, обрадовался Микола. – Насчет диеты это я завсегда… можно… Я хоть и не Склифосовский какой-нибудь, а против науки ничего не имею. Если надо, то я завсегда… за здоровый образ…

Микола на миг задумался.

Вот только про сало забыли, без него доктор никак нельзя, – вдруг вспомнил он. – Может быть, я буду принимать вашу диету до или после сала. Тогда я согласен…

– Нет, нет, – поспешно произнес доктор. – Диета, скорее всего, вам не подходит. Но могу предложить вам другой метод. Давайте сделаем вас долгожителем.

– Это как? – не понял Микола.

– Очистить вам кишечник. Все болезни, дорогой Микола, происходят от загрязнения кишечника, от скоплений каловых камней.

– А это не больно?

– Что вы? – удивился доктор.

– Это же просто клизма… глубокое клизмирование… И путь к бессмертию вам обеспечен!

Микола вспомнил страшный рассказ о рассеянной операционной сестре и сразу согласился.

– Валяйте, – сказал он. – Только операцию не делайте… Через час Микола уже лежал на кушетке в специальном кабинете, где проводили глубокое очищение кишечника. Рядом с кушеткой стоял специальный тазик для сбора, так называемого «исследуемого материала».

После глубокого клизмирования Миколу так прорвало, что не хватило даже двух тазиков… Такого количества исследуемого материала доктор Грелкин ещё не видел в своей практике.

– Да вы гигант! – воскликнул Грелкин. – Вот это дух! Вот это размах! Хорошего человека должно быть много во всем!

Доктор с медсестрой стали взвешивать на весах исследуемый материал.

– Десять килограммов! – торжественно произнес доктор. – Это же почти рекорд Гиннеса! Одного килограмма не хватает. Вы уникум Микола! С таким мощным кишечником, как у вас, можно прожить 200–300 лет!

– У нас в Горопашне все такие, – согласился Микола.

От возбуждения доктор Грелкин стал ходить по кабинету и размахивать руками.

– Нет! Этого так оставить нельзя!

Предлагаю вам Микола пойти на рекорд Гиннеса. Прославитесь на весь мир. Покажем вас по телевизору…

Доктор ещё раз подошёл к Миколе и с удовольствием похлопал его по животу.

– Думаю, что там у вас дорогой Микола «исследуемого материала» можно собрать на два рекорда. Надо только трое суток не ходить в туалет и усиленно питаться.

– На счет поесть… я завсегда… – обрадовался Микола. – Вот только по телеку страшновато.

– А вы не бойтесь Микола… мы вас поддержать можем… – уверил его Грелкин.

И Микола пошёл на рекорд Гиннеса. Доктор установил ежечасное наблюдение за его животом. Он все время что-то измерял и по увеличению живота определял предполагаемое количество исследуемого материала. А Микола все ел, ел… и в туалет не ходил… От этого его живот достиг необъятных размеров. Он уже тяжело передвигался по отделению, с трудом удерживая в своем животе исследуемый материал…

– Держитесь Микола, – говорил ему Грелкин. – Ещё одну ночь… и рекорду нас в кармане…

Наконец, по подсчетам доктора, через трое суток предполагаемое количество исследуемого материала достигло пятнадцати килограммов. По этому случаю в районной газете вышла статья «Инопланетянин из Горопашни», в которой доктор Галкин сообщает, что возможно предки Миколы были марсианами и жили до 1000 лет! Все ждали рекорда.

В отделении собралось много народу. Пригласили телевидение и корреспондента из местной газеты. Миколу положили на кушетку и сделали глубокую очистку кишечника. Но к разочарованию присутствующих из Миколы вышло лишь 500 г «исследуемого материала».

– А где же все остальное?! – воскликнул доктор Грелкин, все ещё не веря свои глазам. – Мы же три дня шли на рекорд… копили материал… Он подошёл к Миколе и стал давить ему на живот, словно пытаясь выдавить из него исследуемый материал.

– Давайте сделаем ещё одну клизму, – предложил он медсестре. – Думаю, что весь исследуемый материал остался ещё у него в животе.

– Зря стараетесь, – недовольно ответила медсестра. – Весь ваш исследуемый материал давно уже в туалете…

– Как в туалете? – не поверил Грелкин и с удивлением посмотрел на Миколу.

Покрасневший от стыда Микола, виновато втянул голову в плечи, стараясь не смотреть на доктора.

– Это правда, Микола? – спросил у него Грелкин, все ещё не веря в происшедшее. – Неужели вы могли смыть, почти, можно сказать, уникальный инопланетный материал в унитаз…

– Так це ж не я… – жалобно промычал Микола. – Це ж Нюрка, гадюка, гороховым супом накормила… ну я и того… не удержал марсианский материал…

– Все! Я не могу! – закричал Грелкин, – и от возбуждения весь затрясся.

– Променять, можно сказать, открытие века на какой-то гороховый суп! Где такое видано?! Опозорить наш кооператив на весь район… с безукоризненной репутацией.

– Так це ж не я.

– Выписать из отделения! – не слушая Миколу, рявкнул Грелкин, и что есть мочи от злости затопал ногами.

– А как же марсианский материал? – робко спросил Микола. – Может быть, я марсианин?!

– Настоящие марсиане, Микола, рекорды Гиннеса в унитаз не смывают…

– Так це ж не я… це ж гороховый суп…

Но оправдания Миколе не помогли.

На следующий день его выписали из отделения. Он так и не стал рекордсменом, гороховый суп помешал. Но зато поправил свое драгоценное здоровье. На этом и закончились приключения Миколы в больнице.

Часть вторая Сеанс магии

Письмо к знаменитому доктору

Уважаемый доктор!

Привет Вам из далекой уральской глубинки. Пишет Вам давняя почитательница Вашего таланта, Ваша будущая пациентка, женщина, которая очень хочет похудеть! Дорогой доктор, вот уже много лет я слежу за Вашими успехами на поприще медицины, не пропускаю ни одного Вашего выступления по телевидению, а Вашу книгу «Как худеть?» я уже давно выучила наизусть! Ваш последний приезд наделал немало шума в нашем районном центре (дорогой доктор, это Вы были или Ваш ученик). Все только о Вас и говорят. К сожалению, я не смогла присутствовать на сеансе, но вот моя соседка Люба специально ездила к Вам вместе со своим мужем Лешей. Ее благоверный не страдает полнотой, но случайно оказался на сеансе. И произошло чудо: он стал худеть. Но есть одно но… Дело в том, что Люба подозревает своего супруга в неверности. Поэтому очень просим Вас ответить на вопрос: мог ли ее муж Леша похудеть после одного сеанса, или он все-таки гуляет? Напишите нам обязательно, ведь от этого зависит благополучие семьи. И вообще, дорогой доктор, у жителей нашего села к Вам появилось очень много вопросов. Например, уникальный случай произошел с собакой нашего директора, которая из-за непростительной легкомысленности своих хозяев также присутствовала на Вашем сеансе. Так вот, дорогой доктор, Вы не поверите! После Вашего сеанса у собаки совершенно пропал аппетит! Это настоящее чудо! Такого не было даже на сеансах Кашпировского. Вы настоящий уникум, доктор! Кстати, жена директора интересуется: можете ли Вы раскодировать собаку? И что для этого надо сделать? Признаюсь, дорогой доктор, я много думала об этом случае. Мне кажется, у Вас очень сильное биополе, о котором Вы даже не подозреваете, поэтому я думаю, что Вам обязательно надо объявлять о том, чтобы посторонние и собаки выходили из зала. А то у нас народ нынче пошел, всяк норовит бесплатно пройти лечение. Кстати, о лечении, совсем забыла самое главное спросить: все ли поддаются Вашему лечению? Например, моя старшая сестра Клавдия уже много лет страдает излишним весом, потому что давно работает в районе на продовольственной базе и у нее, как сказал один доктор, патологическая тяга к дефицитам. Так вот, к ним недавно на базу приезжал доктор из области лечить их сотрудников от полноты. Зная об их бешеном влечении к дефицитам, он решил резко посадить их на трехдневную голодовку. Однако эксперимент не оправдался. Через три дня все сотрудники пришли к доктору недовольные, заявив, что они опухли от голода… и поэтому поправились на три килограмма! Согласитесь, доктор, что это уникальный случай. Как говорится, есть пища для научных размышлений!

Кстати, о пище! В своей книге Вы пишете о вреде углеводов и жиров. Касательно первых я полностью с Вами согласна, но вот в отношении последних никак не могу с Вами согласиться. Хотя бы взять для примера то же самое сало. Ведь согласитесь, нигде не написано, что сало вредно для здоровья человека. Мало того, у нас на селе все давно заметили: если съешь на ночь сало, то обязательно заснешь, а если не съешь, начинается бессонница. Поэтому настоятельно рекомендую, доктор, включить сало в свою диету как успокаивающее средство. Только Вы, ради бога, не обижайтесь на меня за то, что я, темная, малообразованная женщина, осмелилась давать Вам советы. Но в то же время, благодаря своему жизненному опыту и тем испытаниям, которые пришлось мне перенести, я, дорогой доктор, тоже в некотором роде профессор в этой области. В свое время я перепробовала самые различные методы похудения: от кодирования до гемокода… И стрессом меня пугали, и отвращение к еде вызывали… Если бы Вызнали, сколько денег я потратила на гербалайф, пришлось порезать всех кур! И что в результате? Как только вечер наступает, как только тарелки или ложки на кухне зазвенят, так во мне зверь просыпается. И ничего сделать с собой не могу. Ем все подряд! Поэтому очень надеюсь, что Вы приедете к нам в районный центр и убьете во мне этого зверя. Наш сельский фельдшер недавно мне сказал, что я страдаю булимией. Оказывается, есть такое заболевание, при котором человек страдает от повышенного, неукротимого аппетита. Так вот, дорогой доктор, булимия охватила все наше село. И поверьте, это не от хорошей жизни. Ах, если бы Вы знали, как иногда хочется пойти в театр или на какой-нибудь концерт и, вообще, куда угодно, лишь бы убежать подальше от этой серой, скучной жизни. От скуки мы и жиреем, дорогой доктор! А театр у нас на селе один – корова и хозяйство, да еще кухня и мытье посуды в придачу. Но не будем говорить о плохом! Давайте лучше о хорошем. Приезжайте к нам, дорогой доктор! Все женщины нашего села с трепетом ждут Вашего приезда и давно готовы объявить беспощадную войну лишним килограммам!

Кстати, дорогой доктор, если же Вы все же надумаете к нам приехать, советую Вам быть построже с нашими дамами. Уж очень сильно они любят покушать. А для нашей сестры чем строже, тем лучше. Поэтому, дорогой доктор, захватите с собой большой дрын и отдубасьте их хорошенько, чтобы поменьше ели!

С уважением, жительница села Гуски.

Клавдия Ивановна Гуска.

Жду ответа, как соловей лета.

Сеанс магии

В Красногорске переполох. Из Москвы приехал известный маг и чародей, властелин магнетических флюидов Борис Александрович Палкин. По городу сразу поползли самые невероятные слухи о необычайных способностях магнетизера. Поговаривали, что он мог одним только взглядом исцелить больного, одним прикосновением руки излечить от слепоты и глухоты, мог специальным заговором или одной только энергией космоса выправить хромого и выпрямить кривого. Говорили также, что на самом деле все это не очень хорошо, потому что до конца не ясно, откуда у мага эта невероятная энергетика: от Бога или от каких других сил… Однако, несмотря на все эти домыслы и подозрения, на встречу со знаменитостью потянулись сотни страждущих и жаждущих исцеления.

К семи вечера зал был забит до отказа. Все ждали выхода целителя. В гримерную к знаменитости постучался организатор встречи, местный предприниматель Сергей Курочкин.

– Не дороговато ли будет, Борис Александрович? – обратился он к магу. – Скостить бы надо, хотя бы до трехсот рублей за билет. А то народ сильно волнуется… сомневаются – а вдруг не поможет.

Маг накинул на себя черный фрак и удивленно посмотрел на Курочкина.

– Какие поможет? – воскликнул он. – Генералам, министрам помогает! За месяц очередь занимают. И ничего. Не жалуются!

Палкин не без удовольствия посмотрел на себя в зеркало, любуясь своим новым фраком.

– Пятьсот, и ни на копейку меньше, – заявил он, гримасничая перед зеркалом, как бы тренируясь перед выходом.

Неожиданно в дверь постучали, и в гримерную вошла высокая, дородная дама лет сорока.

– Зинаида Ивановна Джопопаева, – представил ее Курочкин.

– Директор местной фирмы и очень уважаемый в нашем городе человек.

Зинаида Ивановна подошла к магу и взяла его за руки.

– Как мы ждали вашего приезда, Борис Александрович, – томно произнесла она, рассматривая лицо мага. – Ведь вы такая знаменитость! У вас все больше лечатся важные персоны, артисты… Наверное, и с самой примадонной на короткой ноге…

– Что вы, – заскромничал Палкин. – Если и встречались, то так… пару раз. Все времени нет. Работы непочатый край.

– Ну а с Кашпировским встречались? – затаив дыхание, спросила Зинаида Ивановна.

– С Кашпировским? – вяло переспросил Палкин. – Кашпировский нынче не в моде.

Он взял Зинаиду Ивановну за руку:

– Знаете, лечение рубцов, седины – все это вчерашний день. Не те масштабы. А у меня, Зинаида Ивановна, – продолжал он с пафосом, – целая система! Магия! Связь с космосом! Тысячи излеченных, спасенных людей! Да, да. Не побоюсь этих слов. Именно спасенных людей!

– О, как я вас понимаю, – доверительно шепнула Зинаида Ивановна. – Меня всегда тянуло к чему-то таинственному, неординарному.

– Да, но сколько стоит это душевных сил! – продолжал маг. – Сколько затрачено энергии! Но в то же время я хочу вам сказать, какое это приятное чувство: помочь ближнему… И таких примеров у меня тысячи.

Кстати, вот вам пример. Ко мне недавно на сеансе в Москве подходит милая такая женщина и говорит: «Дорогой Борис Александрович! Я как вас первый раз увидела на сцене на прошлом сеансе, так сразу и прозрела! Ах, – говорит, – какое это счастье, первый раз в жизни увидеть свет». Представляете, первый раз в жизни увидеть свет!

Зинаида Ивановна с недоумением посмотрела на Палкина:

– А как же она увидела вас, если она была слепая?

– Точно! – Борис Александрович хлопнул себя по лбу. – Я все перепутал. Это в Санкт-Петербурге ко мне подошла бывшая глухая… и говорит: «Я как увидела вас первый раз, так сразу стала слышать». А в Москве, наоборот, пришла слепая и как услышала меня первый раз, так сразу и прозрела.

– О, вы великий человек, – восхитилась Зинаида Ивановна.

– Только возвышенная натура может понять вас. Ведь вы отдаете себя всего без остатка. И все во благо других.

В дверь опять постучали и пригласили на сцену.

– Борис Александрович! – позвал Курочкин. – Пора! Народ ждет!

– Ну, если народ ждет, надо идти! – провозгласил Палкин и, поцеловав руку Зинаиде Ивановне, вышел из гримерной.

Когда он появился на сцене, зал на мгновение замер. Все ждали немедленного исцеления, чуда. К микрофону подошел Курочкин.

– Уважаемые жители Красногорска, – торжественно произнес он. – К нам приехал великий маг и волшебник, властелин магнетического флюида Борис Александрович Палкин! Слава о его целительных способностях облетела все уголки мира! Но, несмотря на свою занятость, он любезно согласился посетить наш городок. Поаплодируем, друзья!

Зал взорвался бурей оваций. Палкин взял в руки микрофон, и в зале опять воцарилась тишина.

– Дорогие друзья, – начал Борис Александрович, – я приехал к вам, чтобы помочь вам с помощью энергии космоса, магнетических флюидов исцелиться от скверны и болезней, являющихся порождением грехов и неверия. Всю свою жизнь я посвятил помощи страждущим людям, их исцелению.

От собственных слов Борис Александрович сильно расчувствовался, от волнения у него задрожал голос.

– Поверьте мне, друзья, – продолжал он, – делаю я это не ради денег, а ради любви к ближнему…

– Тогда верните деньги и лечите бесплатно, – неожиданно выкрикнул из зала красномордый гражданин с опухшей щекой.

Маг улыбнулся и с грустью покачал головой.

– Оттого у вас и болезни, что не о душе думаете, а о деньгах, – назидательно произнес он. – А деньги мне ваши не нужны, они пойдут в помощь сиротам России.

Слова мага возымели действие на публику. В зале поднялся гул возмущения.

– Хам! Невежа! – послышались нелестные эпитеты в адрес красномордого.

– Продолжайте, маэстро! – ободряюще крикнула седая дама с первого ряда. – Народ вас любит.

Борис Александрович поднял руку, и зал замер.

– Итак, прошу сосредоточиться на моих словах, – с напором произнес Палкин. – Я, магистр Белой магии, посредник между небом и землей, дарую вам энергию космоса, энергию Вселенной!

В голосе мага прорезались металлические нотки.

– А сейчас закройте глаза, – произнес он каким-то странным, потусторонним голосом и вдруг громко вскричал: – Вы немедленно впадаете в транс, – чем вызвал небольшой испуг у нескольких слабонервных дам. – Вы чувствуете, как энергия космоса вливается в ваше грешное неказистое тело, очищая его от скверны и грязных пороков.

От этих слов седая дама с первого ряда начала быстро вращать головой.

– Вы чувствуете, как тяжесть наливается в ваши руки, ноги. А вместе с ней приходит здоровье и исцеление, – вещал маг.

– Ой, что-то не наливается, – засомневался красномордый гражданин с флюсом.

Маг, не обращая на него внимания, продолжал:

– Вы чувствуете, как огонь исцеления проникает в ваш организм, в вашу кровь, в ваше тело. Слепые начинают прозревать, глухие слышать, немые говорить, неходячие ходить, старые молодеть.

Маг замолчал. Все открыли глаза. Седая дама с первого ряда посмотрела на себя в зеркало и восхищенно всплеснула руками.

– У меня седина прошла! – радостно воскликнула она.

– Но позвольте, – резонно возразила ей сидящая рядом дама.

– Вы же седая!

– Ну и что, что седая, зато у меня появились черные волосы! Их было гораздо меньше.

– И у меня появились черные волосы! – продемонстрировал свою седую шевелюру мужчина из центра зала.

– И у меня, и у меня, – стали раздаваться радостные возгласы по залу.

– А у меня зуб не прошел! – зло выкрикнул красномордый мужчина с флюсом. – Вранье все это! Я ничего не почувствовал. Верните деньги!

– И я ничего не почувствовал. И я! И я! – стали раздаваться недовольные возгласы по залу. – Шарлатан! Верните деньги!

Публика разделилась на два лагеря. Одни называли Палкина магом и волшебником, другие – шарлатаном и требовали вернуть им деньги. Поднялся невообразимый шум. Палкин властно поднял руку, и все замолчали.

– Это еще не все, – уверил он зрителей.

– Конечно, это еще не все! – ликующе повторила за ним седая дама с первого ряда.

– Это еще не все! – разнеслось по залу.

Публика успокоилась, все ждали дальнейших событий.

– А сейчас, – таинственно произнес Палкин, – заключительная часть сеанса.

В зале выключили свет. Маг зажег на столе свечку.

– Прошу сосредоточить ваше внимание на этой свечке и досчитать до ста. При этом вы почувствуете, как магнетические флюиды из этой свечки будут проникать в ваше тело. И произойдет чудо! Больные станут здоровыми, слепые прозреют, глухие услышат, немые заговорят, старые помолодеют.

Маг исчез. Весь зал внимательно смотрел на горящую свечку с надеждой, считая до ста. Стали появляться возгласы радости, удивления, возвещающие о происшедшем чуде, внезапном исцелении, омоложении. Видимо, в эти минуты кто-то прозрел, стал слышать, ходить…

Казалось, волна флюидов из отдаленных уголков космоса пронеслась по залу. Все настолько увлеклись процессом исцеления, что не заметили, как прошло уже пять, десять, пятнадцать минут…

Неожиданно на сцене появилась местная уборщица баба Нюра со шваброй в руке, зажгла свет, не обращая никакого внимания на зал, подошла к столику и погасила свечку… Все в недоумении застыли, не понимая, что происходит.

– Что вы себе позволяете! – первой нарушила тишину седая дама с первого ряда. – Вы мешаете работать великому мастеру!

– Уехал ваш мастер! – равнодушно ответила уборщица. – Еще десять минут назад. Сел в такси и уехал!

– Как уехал?! – недоумевала седая дама, все еще не веря услышанному.

– Как уехал?! – эхом раскатилось по залу. – А как же исцеление?!

На мгновение вся публика замерла, словно находясь в оцепенении. Такого «чуда» явно никто не ожидал. По крайней мере, в Красногорске раньше такого еще не видели. Затем шок прошел, и все ринулись к выходу ловить маэстро. Но маг уже был далеко от своих любимых клиентов. И уже готовил очередное чудо исцеления для новой партии страждущих. А чудо в России всегда было и будет… в цене!

Собрание в психбольнице

В кабинете главврача городской психбольницы проходит пятиминутка. В центре, за столом, сидит сам главный врач Борис Львович Горкуша. Над ним на стене висит портрет бывшего партийного вождя, рядом – плакат с разложившейся печенью алкоголика. С докладом выступает заведующая отделением Мурашкина-Кочергина.

– Уважаемые коллеги, – обращается она к присутствующим.

– Сегодня мы живем в необычное время, когда разгул гласности и так называемой демократии стал непомерным грузом для здоровья наших пациентов. Поэтому именно сейчас важно, чтобы ни один наш потенциальный пациент, как бы он ни маскировался, не ускользнул бы от зоркого ока психиатра и получил бы, соответственно, заслуженное лечение.

Мурашкина-Кочергина подняла указательный палец кверху и грозно им помахала.

– Мы не позволим психическому нездоровью, – с пафосом произнесла она, – косить ряды наших граждан. Как говорится, ударим по шизофрении, пьянству и алкоголизму.

В кабинете раздались дружные аплодисменты.

– И я вам хочу сказать, уважаемые коллеги, – продолжила Мурашкина-Кочергина, коллектив нашего отделения работал в отчетном периоде не покладая рук. Так, врач нашего отделения Кипятков разработал собственный экспресс-метод по выявлению наших будущих пациентов, маскирующихся под здоровых. А как вы знаете, никто не застрахован от возможности стать нашим больным. Как говорится, все зависит от того, когда и где представится этот случай. Поэтому новаторство доктора Кипяткова значительно улучшило заполняемость нашего отделения.

Мурашкина-Кочергина перевернула страницу и выпила стакан воды.

– Хочу также обратить особое внимание на работу младшего медперсонала. Так, санитары Дядькин и Перебейнос взяли на себя повышенное обязательство – повязать буйных пациентов в отчетном периоде на двадцать процентов больше, чем в предыдущем. А всем нам известный ветеран труда, новатор и наставник молодежи, многоуважаемый санитар Кувалда в совершенстве освоил методику вязания особо буйных пациентов морским узлом и передает свой опыт молодым санитарам Кулькину и Васько.

Мурашкина-Кочергина на мгновение замолчала, словно что-то обдумывая, а затем с волнением произнесла:

– Не могу не обратить также вашего внимания на тот факт, что разгул гласности и демократии и другие катаклизмы необычным образом отразились на картине заболевания наших пациентов. Так, содержание бреда последнее время стало носить почему-то экономический или даже криминальный характер. Судите сами. За минувшую неделю в отделение поступили два магната, три мафиози и один олигарх.

– Постойте, Лариса Петровна, – перебил ее главврач. – А как же депутат? Вы забыли сказать про депутата.

– Депутат? Ничего. Требует отдельную комнату для проведения предвыборной кампании.

– М-да. – Горкуша почесал себе затылок.

– Отдельную комнату мы ему пока предоставить не можем, а вот отдельную койку и смирительную рубашку организуем.

В это время открылась дверь и в кабинет вошла секретарша.

– Борис Львович, к вам целая делегация!

– Кто там? – устало произнес Горкуша.

– Новый русский, миллиардер Онасис, два Рокфеллера и какой-то Герасим. Горкуша на миг задумался.

– Слушайте меня внимательно, – обратился он к секретарше. – Миллиардера Онасиса и двух Рокфеллеров в целях воспитательной работы поместить в шестую палату к Ленину, а Нового Русского – в третью палату к рэкетиру.

– А куда Герасима? – спросила секретарша.

– А в какой палате находится Муму?

– В первой.

– Тогда давайте в первую.

Секретарша вышла. Борис Львович вытащил платок из кармана и вытер лоб.

– Ну и времена настали, – удивленно произнес он, обращаясь к врачам. – Если раньше поступали «космонавты» и «наполеоны», то сейчас все наши пациенты непременно хотят быть «новыми русскими».

– Ничего не поделаешь, Борис Львович, – оживилась Мурашкина-Кочергина. – Веяние времени… К нам недавно в отделение поступил Нефтяной магнат и обещал из нашей медсестры Зиночки сделать звезду шоу-бизнеса – Поющую бензоколонку.

– Поразительно! – изумился Горкуша. – До чего довела демократия наших пациентов.

– Ужасно! – продолжила его мысль Лариса Петровна. – Это при нашей-то зарплате, Борис Львович, с каким контингентом приходится работать. Ведь эти олигархи блохастые – на самом деле бомжи немытые. Раньше как было: все больше поступали писатели, изобретатели, диссиденты разные – в основном люди интеллигентные и чистоплотные. И я вам хочу сказать, вязать их, голубчиков, было одно удовольствие. Одним словом, приятно было работать. А сейчас – одна голытьба немытая. Всяк себя бизнесменом представляет.

– Да, нынче мода на богатых и крутых, – подтвердил Горкуша.

– Не то слово, Борис Львович, – вновь оживилась Мурашкина-Кочергина. – Катастрофа! Мир перевернулся! Короче, шизофрения наступает!

– Это в каком смысле? – испуганно пробормотал Горкуша.

– А я сейчас объясню, – заговорщицким тоном произнесла Лариса Петровна. – Я считаю, что наше общество еще не созрело для демократии. Да! Да! Слишком много вольницы дали. Ведь вы посмотрите, что делается: многих наших пациентов сняли с учета.

И куда они пошли? На завод работать? Нет! Многие из них пошли в шоу-бизнес, стали целителями, магами и колдунами. Людей лечат. Салоны свои пооткрывали! Деньги гребут лопатой. На «мерседесах» ездят! Но позвольте спросить: где же справедливость? Сумасшедшие живут лучше психиатров! Где же такое видано!

– Может, нам переквалифицироваться в сумасшедшие, – пошутил кто-то из врачей. – Мы тоже хотим ездить на «мерседесах»!

– Ничего не получится, – перебил его Горкуша. – Сумасшедшим надо родиться. Тут, знаете, особая фантазия требуется.

В это время дверь открылась и в кабинет опять вошла секретарша.

– Борис Львович, – обратилась она к Горкуше, – к вам посол из Доминиканской Республики.

– Делегацию для встречи подготовили? – спросил Борис Львович.

– Подготовили. Санитары уже ждут.

– Ну что же, принимайте дорогого гостя.

Секретарша закрыла дверь, и в коридоре послышалась возня. Затем все затихло.

– Что еще у вас? – спросил Горкуша у Ларисы Петровны.

– Батарея течет в пятой палате. Надо срочно сантехника.

– Где же я его возьму? – в сердцах воскликнул Горкуша. – Вот вы, Лариса Петровна, сколько уже работаете заведующей отделением?

– Десять лет!

– А решать внутренние проблемы отделения до сих пор не научились! А пора бы. Берите пример с заведующего наркологическим отделением Шайкина Николая Николаевича. У него в отделении что ни больной, то Кулибин. И свой сантехник, и свой плотник, и даже свой художник есть!

Горкуша вопросительно посмотрел на врачей:

– А где, кстати, Николай Николаевич?

– Проводит антиалкогольный рейд по предприятиям, – ответила старшая медсестра. – Так заработался, что уже неделю домой не является. Жена звонила несколько раз. Волнуется.

– Вот человек! Горит на работе! – воскликнул Борис Львович. – Совсем не жалеет себя. Учитесь, Лариса Петровна.

Он с укором посмотрел на Мурашкину-Кочергину.

– Кстати. Почему у вас в отделении лампочки в коридоре не выкручены? Я же вас просил экономить электроэнергию. Пациентам, понимаете, вредно читать по вечерам книги. Это их возбуждает и выводит из равновесия. И про разгрузочную диету не забывайте. Ее надо чаще назначать. Голод, знаете, лечит…

Горкуша на миг замолчал, как бы что-то обдумывая, а затем окинул беглым взглядом присутствующих.

– И вообще, дорогие коллеги, – обратился он к ним. – Не забывайте, в какое тяжелое время мы живем. Надо, понимаете, экономить каждую копейку. Надо, прежде всего, быть патриотом своей больницы. Берите пример с Клавдии Ивановны Зозули. Несмотря на свой преклонный возраст, она до сих пор работает врачом в отделении. А ведь ей уже скоро будет восемьдесят.

Услышав свою фамилию, Клавдия Ивановна неожиданно встала и вытянулась в стойку «смирно».

– Служу Советскому Союзу! – с пафосом прокричала она, вызвав тем самым недоумение у присутствующих.

– Пожилой человек, – улыбнулся Горкуша. – Живет старыми ценностями. Пятьдесят лет отдала медицине. Вот кто истинный патриот. Если больница сгорит, она придет на пепелище.

– Служу Советскому Союзу! – опять прокричала Зозуля, вызвав сдержанный смех среди своих коллег.

– Садитесь, Клавдия Ивановна, – сказал ей Моргуля. – Больница вас не забудет!

– Служу Советскому Союзу!

– Хорошо! Хорошо… Клавдия Ивановна. Я понимаю, что у вас склероз, но не до такой же степени…

Дверь открылась, и в кабинет опять вошла секретарша.

– Борис Львович, к вам посол из Парагвая.

– Делегацию подготовили?

– Да, но он требует личной встречи с президентом.

– Кто у нас сегодня президент?

– Доктор Петровский.

– Примите посла.

Доктор вышел, и после непродолжительной возни все затихло. Дверь опять открылась, и в кабинет зашел изрядно выпивший гражданин.

– Я же просил посла сюда не пускать! – возмущенно произнес Борис Львович.

– Это не посол, это доктор Шайкин – заведующий наркологическим отделением, – ответил кто-то из врачей.

– А, Николай Николаевич, – обрадовался Горкуша. – Дорогой ты наш, главный алкоголик города, где же ты пропадал? Совсем себя не жалеешь.

– Ки… Ки… Ки… – промямлил Николай Николаевич.

– Что он хочет? – спросил у присутствующих Горкуша.

– Может, ему воды дать… – предложил кто-то из врачей.

Шайкин продолжал стоять у двери, пытаясь сказать что-то важное.

– Ки… Ки… – начал опять он.

– Киров? Киев? – начал помогать ему Горкуша. – В Киев ездил Николай Николаевич?

– Ки… Ки…

– Кильку ел, в кино ходил, – стали предлагать свои версии врачи.

– Ки… Ки… Кирдык… – наконец, выговорил Шайкин.

– Какой кирдык! Чего вы мелете! – проговорил Горкуша и расхохотался от удовольствия.

– Кирдык нам, Борис Львович, – повторил Шайкин. – Комиссия из области приехала. Вас на первом этаже ищут.

– Как ищут? – пробормотал Горкуша, обомлев. – Ведь обещали приехать в марте.

На миг он застыл, как загипнотизированный. Затем постепенно пришел в себя, встал и прошелся по кабинету.

– Доктор Мурашкина-Кочергина, – произнес он начальственным тоном. – Приказываю вам – лампочки в коридоре вкрутить, раздать больным свежее белье, разгрузочную диету отменить… Я вам запрещаю экономить на здоровье пациентов! И вообще, прекратите свои опасные разглагольствования… Демократия, видите ли, вам не нравится… Надо жить в ногу со временем… понимаете…

Через минуту в кабинете никого не было. Все побежали готовиться к приходу комиссии. Остался один Горкуша.

«Вот так вот, – подумал он. – Нас голыми руками не возьмешь. Мы и не такое видели…»

Он снял со стены портрет бывшего вождя и, довольный собой, вышел из кабинета встречать комиссию.

Могучее слово

Известный московский литератор Ерофей Иванович Спиркин обедал в небольшом трактире на Неглинной вместе со своим приятелем – поэтом Борисом Семеновичем Гласовым. Они ели горячие русские блины с красной икоркой и рассуждали о проблемах современной русской литературы. При этом они запивали блины водкой и выдумывали новые оригинальные слова или словосочетания, ощущая при этом свою причастность к чему-то важному и великому.

– Как вам: ищу пузу пищу? – улыбаясь, проговорил Борис Семенович, натыкая на вилку сочный кусок семги.

– Гм… замечательно.

– Или вот, антипроктально… или еще лучше, антигеморроидально…

– Нет, знаете, Борис Семенович, надо настоящее, могучее, емкое слово.

– Где ж его взять? – пожал плечами Гласов. – Вы что, хотите русский язык изменить? Все уже придумали до нас… все, что возможно…

– Не скажите, Борис Семенович, – таинственно произнес Спиркин. – Есть у меня одно слово… Но…

– Но? Что, но?

– Я его не помню.

– Не помните! Ха! Ха! Как это может быть, Ерофей Иванович?

– Может быть… Очень даже… Я, когда последний раз, на юбилее жены, усугубил немного лишнего, то под действием Бахуса узрел что-то такое необычное, таинственное, что обычному человеку не дано увидеть.

– Интересно, – произнес заинтригованный Борис Семенович и налил себе рюмку водки.

– Да, да, именно в состоянии чистого виртуального ощущения мира я узрел слово, одно-единственное, отражающее всю нашу жизнь, придающее смысл существованию всего живого и неживого. Оно связывает Землю, Луну, звезды, Вселенную… И это слово такое простое, красивое…

– Ну и что это за слово? – с нетерпением спросил Борис Семенович.

Спиркин тяжело вздохнул.

– В том-то и все дело, – сокрушенно произнес он. – Когда я протрезвел на следующее утро, то все забыл… Я его зрею только под воздействием Бахуса. Когда протрезвею, помню, что оно было… А вот какое оно, вспомнить не могу!

– Не может быть! – воскликнул Борис Семенович. – Интересно! Оригинально! Прямо-таки загадка человеческого сознания. Может, вам к ученым обратиться? Исследовать вас надо.

– Да… я сам уже об этом думал. Мне кажется, узнай я это слово – оно произведет мировую сенсацию!

– Придумал! – вдруг воскликнул Борис Семенович. – Я из вас гения сделаю. Вы вот что, Ерофей Иванович, когда, как говорится, хорошо нарежетесь, то есть, извините, войдете в виртуальную реальность – напишите ручкой это слово на листке бумаги или на стене… Только заранее ручку приготовьте.

– Голова! – воскликнул Спиркин и хлопнул приятеля по плечу. – Так и сделаю.

Допив бутылку водки, друзья разошлись по домам.

На следующее утро Борис Семенович, заинтересовавшийся рассказом Спиркина, пришел к нему в гости. Дверь открыла жена писателя, а сам хозяин лежал на диване и стонал от головной боли. Было видно, что после трактира он хорошо добавил, чтобы войти в виртуальный мир.

– Ну, как эксперимент? – спросил его Борис Семенович.

– Ох, голова болит… ничего не помню. Ты ничего не принес?

Ерофей Иванович жалобно посмотрел на приятеля:

– Моя кочерга совсем озверела… всю водку спрятала…

Спиркин встал, пошарил под столом и вытащил пустую бутылку. Борис Семенович подошел к стене и радостно закричал:

– Сработало!

– Что сработало? – не понял Спиркин.

– Слово написано.

Друзья подошли ближе к стенке, на которой крупными корявыми буквами было написано слово «рейтузы».

– Это что, и есть могучее слово? – расхохотался Борис Семенович.

– Рейтузы… рейтузы… – пробормотал Спиркин. – Ничего не понимаю…

– Может быть, ты имеешь в виду рейтузы как связь с женскими органами… Матерью всего живого… Или как женское начало всего сущего…

– Не помню, – чистосердечно признался Спиркин.

– А может быть…

– Вспомнил! – вдруг радостно воскликнул Спиркин. – Моя кочерга ключ от бара в шкафу в рейтузы спрятала, а я подглядел… Вот и записал на всякий случай, чтобы не забыть.

Спиркин крадучись прошел в спальню и, сияя от удовольствия, вернулся с ключом в руках. Он тут же открыл бар и вытащил начатую бутылку водки. Друзья выпили водки, хваля силу слова, которое иногда может быть очень нужным и могучим…

Привет, Москва!

Смотрим мы как-то с Нюркой по телевизору «Поле чудес», слова всякие отгадываем. Настроение у нас по случаю зарплаты приподнятое, я бы даже сказал, мечтательное. А Нюрка мне и говорит:

– Вот гляди, Вань, как люди в столице живут. В передачах разных участвуют, в ток-шоу ходят… Не то что мы с тобой… – Нюрка тяжело вздохнула. – Это же надо, – говорит, – такое счастье! Вся страна на тебя по ящику смотрит. Даже привет можно кому-нибудь передать. А тут, – говорит, – кроме базара и коровы, ничего в жизни не видишь.

Грустно мне стало на душе, даже как-то обидно за Нюрку.

– А давай, Нюр, махнем в Москву, меня племяш уже десять лет в гости зовет. Кабанчика по осени заколем и махнем. У них там людей прямо на улицах или в магазинах, если кто желает, на разные передачи приглашают.

На том и порешили. Как только листья на березах пожелтели, закололи мы кабанчика и поехали, как говорится, «в Москву – разгонять тоску».

За две недели мы с Нюркой пол-Москвы обошли, все барахолки посетили, даже один раз в цирке были. Но, где бы мы ни ходили, на нас никто не обращал внимания, на телевидение нас не приглашали, и вообще, никто к нам не подходил.

Одним словом, ничего интересного в Москве мы не увидели. Так бы, наверное, и прошел наш отпуск, если бы на прощание мы не заглянули в ГУМ – около фонтанчика погулять. А цены сейчас, сами понимаете, космические. Вот мы с Нюркой и гуляем по ГУМу, как по музею. А вокруг жулья разного – тьма-тьмущая. Всякие агенты, представители фирм и другие подозрительные личности так и шныряют, к прохожим с разными вопросами пристают. А сами глазами так и шарят по толпе, жертву ищут. А если им какой неопытный гражданин попадется, который, может быть, и в Москве-то первый раз, так они ему сразу голову затуманят разными вопросами, так его бедолагу охмурят, что он, как закодированный, сам с радостью отдает последние деньги. Только мы с Нюркой все понимаем, за карманы держимся, бдительность не теряем. Но не успели мы подойти к фонтанчику, как к Нюрке уже подбегает представитель какой-то турфирмы, рыжий такой, с наглой улыбкой, и говорит:

– Мадам, не желаете ли в Кипр или на Канарские острова?

А моя дура совсем разомлела и отвечает:

– На острова не хочу. А вот в Эмираты поехала бы.

От этих слов рыжий аж подпрыгнул от удовольствия, а затем вытащил какой-то лист и давай нас выспрашивать: где работаем, ездили ли раньше за границу? Телефончик выспрашивает, адрес ему подавай… Понятно для чего!

Тут я не выдержал и говорю:

– Я, конечно, дико извиняюсь, товарищ агент, мы бы с женой и рады поехать за границу, да денег нет. Я бы, если бы деньги были, и сам поехал, хоть бы на Северный полюс. Да только, – говорю, – где их взять.

Асам про себя усмехаюсь и думаю: «Ну что, съел, рыжий? Получил дулю в нос! Денег нет – и крыть нечем».

Но рыжий, собака, не унимается.

– Зря, – говорит, – мистер, вы так волнуетесь. Нашей фирме от вас ничего не надо. – А сам сует Нюрке какой-то билет. – Поздравляю, – говорит, – вас, мадам, от лица всей нашей фирмы. Вы выиграли автомобиль! Наша фирма, – говорит, – приглашает вас с мистером на презентацию, где вы и получите свой выигрыш. Только, – говорит, – надо приобрести входной билет за сто долларов.

Я как услышал про сто долларов, таку меня внутри все похолодело.

«Ну, – думаю, – все – началось! Кодировать начали».

А моя Нюрка словно сбрендила. Без ножа меня режет.

– Вань, – радуется она, – какое счастье! Машину выиграли!

«Все, – думаю, – сгорели! Совсем у моей бабы крыша съехала. Видимо, здешний климат ей не в пользу».

А рыжий все напирает, в офис нас приглашает. Нюрку словно гипнозом к себе приворожил… А я еще, как назло, все деньги ей отдал. Тогда я решился на последнюю хитрость, притворился, что мне плохо, схватился за сердце и говорю:

– Ой, что-то мне плохо, душно. На воздух надо. Воздуха не хватает.

А сам Нюрку за собой к выходу тащу подальше от этого рыжего.

А Нюрка испугалась, побледнела.

– Вань, – говорит она, – может, тебе «скорую помощь» вызвать?

А я смотрю на нее внимательно и качаю головой.

– Эх ты, – говорю, – голова ты бедовая. Тебе «скорую помощь» надо вызвать! Ты, – говорю, – головешкой своей когда-нибудь думаешь? Ты долго еще меня без ножа резать будешь? Ну какие острова?! Какой автомобиль?! Лучше бы карманы крепче держала!

А Нюрка, чертова баба, совсем сдурела.

– Не желаю, – говорит, – тебя больше слушать. Ты мне шубу купил? Ты меня в Большой театр сводил? Я тебе, – говорит, – не рабыня Изаура. Что хочу, то и буду делать!

А сама отвернулась от меня и побежала к выходу из ГУМа. Ну а я, понятно, за ней. Так мы и вышли на Красную площадь. Нюрка впереди, а я – сзади. Не успели мы выйти на площадь, как к нам уже подходит какой-то бородач с микрофоном в руке.

– Здравствуйте, – говорит он нам с Нюркой. – Вас приветствует телекомпания НТВ и я – ее ведущий – Николай Неизвестный.

– А где же тогда ваша телекамера? – спрашиваю я его.

А бородач как бы и не обижается на мое замечание.

– А вы посмотрите внимательно на Кремль. Видите, на крыше окошечко?

Мы с Нюркой посмотрели на Кремль. Действительно, виднеется какое-то окошечко на крыше.

– Так вот там, – объясняет бородач, – и устроена скрытая телекамера НТВ.

– Точно, – подтвердила Нюрка. – Вижу, что-то блестит… Похоже на телекамеру…

– Вот-вот, – говорит бородач. – А сейчас, – говорит, – замрите. Снимать вас будем по телевидению.

А сам бегает около нас, все выбирает лучшее место для съемок.

– Станьте, – говорит, – здесь. Станьте там.

А я тихо Нюрке шепчу на ухо:

– Жулик он – этот бородач. Сматываться надо! А она мне:

– Колхозник ты, Вань, несчастный! К тебе, – говорит, – интеллигентный человек обратился. Приглашает тебя, дурака, перед всей страной выступить. А ты еще кочевряжишься.

Я еще раз посмотрел на бородача, а потом на окошко в Кремле. А сам думаю: «А хрен его знает! Может, Нюрка и права. Технический прогресс сейчас далеко пошел, за ним не угонишься. Да и бородач такой вежливый, обходительный. Не все же, – думаю, – вокруг жулики и проходимцы. Должны же быть и порядочные люди».

А в это время бородач объявляет начало съемок.

– Начнем, – говорит, – с небольшого приветствия. Прошу, – говорит, – повторить за мной громко и протяжно: «Привет, Москва!»

Мы с Нюркой как-то поначалу застеснялись, и приветствие какое-то у нас получилось тихое, неказистое. Бородач не унимается.

– Громче, – говорит, – еще громче!

Нюрка меня толкает в бок. Мол, чего молчишь, а сама во все горло как заорет:

– Привет, Москва! – да так громко, что вокруг нас сразу народ собрался. Видно, приняли нас за артистов.

А бородач повернулся к Кремлю, к тому самому окошечку, и обратился к скрытой телекамере:

– Дорогие телезрители. Я – Николай Неизвестный – веду репортаж с Красной площади. Хочу представить вам тысячного гостя нашей телекомпании… – он повернулся к Нюрке: – Представьтесь, пожалуйста, телезрителям.

А Нюрка моя не оробела, только платок немножко поправила.

– Я Нюра Гришковец – передовая телятница колхоза «Красный Октябрь». А это, – говорит, – мой супруг Ваня – передовой комбайнер.

Тогда бородач вытаскивает из сумки духи и импортный утюг.

– Это вам, Нюра и Ваня, презенты от нашей компании. Чтобы, – говорит, – не забывали Москву у себя в колхозе.

Взяли мы эти подарки, а бородач спрашивает:

– Может быть, хотите что-нибудь передать близким и друзьям?

– Как, прямо сейчас? – удивилась Нюра.

– Конечно, – подтвердил бородач. – Вам, как тысячному гостю нашей телекомпании, все можно.

– Какое счастье! – воскликнула Нюра. – Хочу передать привет всем жителям нашего села.

Она на миг замолчала, что-то прикидывая в уме.

– А еще, – говорит, – хочу передать привет куму Степану и его жене Евдокии, а также деду Николаю и его внучке Алене.

– Прекрасно, прекрасно, – обрадовался бородач.

– А еще хочу передать, – не унималась Нюрка, – своей подруге Люсе, что халат я бабе Дуне купила, а вот туфли деду Николаю нет, размера нужного не нашли. А так, – говорит, – все у нас хорошо.

– Чудесно, – заключил бородач, а затем опять повернулся к скрытой телекамере: – А сейчас, дорогие телезрители, я хочу объявить, что наши гости из Украины решили пожертвовать сто долларов для сирот России.

– Как сто долларов? – спрашиваю я бородача.

А Нюрка меня толкает в бок и бровями в мою сторону дергает: дескать, не позорься перед всей страной, а сама замечает:

– Сто долларов мы, конечно, дать не можем, но сто гривен для сирот не пожалеем.

И протягивает бородачу стогривенную. А он вытаращил глаза на Нюрку, как будто впервые ее увидел.

– Что, – говорит, – дамочка, вы мне даете?

– Гривны, – отвечает ему Нюра.

Бородач как-то весь в лице изменился и говорит обиженным голосом:

– Что же вы, дамочка, себе позволяете? Я вам одних подарков на тридцать долларов вручил. А вы мне хохлобаксы суете! Прошу, – говорит, – вернуть мне презенты.

Мы с Нюркой, конечно, отдали подарки, а сами ничего понять не можем.

– А как же репортаж? – спрашиваем мы у него.

– Временно прерывается, – отвечает бородач, – вследствие финансовой неувязки.

Мы с Нюркой открыли рот от удивления и продолжаем стоять, как остолопы. Ничего не понимаем! А тут как раз из-за угла появилась фигура милиционера. Бородач как-то весь засуетился, засобирался и рванул к ГУМу.

А Нюрка открыла рот от удивления:

– Куда это убежал наш тележурналист?

– Жулик, – говорю я ей, – твой журналист. Милиционера увидел и убежал.

– Как жулик?! – удивилась Нюрка. – А с виду такой обходительный, интеллигентный. Так хотелось с ним пообщаться.

– Тебе бы только пообщаться. Это все ты меня в эту глупость втравила. Дожили! Кому скажешь – не поверят. Со стенкой разговаривали. А все ты: «Привет, Москва! Привет, Москва!»

А Нюрка меня успокаивает:

– Да ты, Вань, сильно не переживай. Зато будет что вспомнить на старости лет!

«Может быть, Нюрка и права, – подумал я. – Каких только чудес не увидишь в Москве!»

«Белая смерть»

Позвонил как-то мне кум и говорит:

– Давай, Ваня, друг к другу в гости ездить, так сказать, поддерживать культурное общение. А то, – говорит, – скучно живем, ничего, кроме работы и пивной, не видим.

Ну, я, конечно, не против.

– Валяй, – говорю, – приезжай. Будем, как говорится, развивать культурное общение.

Вот кум и приехал и куму с собой прихватил. И живут они у нас на полном нашем обеспечении… День живут, неделю, две недели… Хорошо так живут, я не против. Я, наоборот, рад видеть каждый день дорогие для меня лица кума и кумы. Прихожу, бывало, с работы, а кум на моем диване лежит, футбол по телевизору смотрит и пиво мое пьет. Но мне не жалко… Однажды ночью просыпаюсь, слышу – кто-то громко хрустит на кухне и стулья скрипят. Я шибко испугался… думаю, кто же это ночью на кухне скребется… никак, какое привидение… или, еще хуже, воры… Я собрался с духом, подошел к кухне, а у самого душа в пятках… Включаю свет, а там кум колбасу ест…

Но я ничего…

– Кушайте, – говорю, – кумэ, на здоровье! У нас еды хватает. Мы, так сказать, не последние люди… Для дорогого гостя и колбасы не жалко.

Вот так и жили. За стол сядем – одного только хлеба уходит шестнадцать кусков. А когда моя жена на стол жареную курицу поставила, кума и говорит:

– Ой, я мясо уже полгода не ела.

А кум провел рукой по животу и говорит:

– Я хоть у вас отъемся, как в санатории…

Я, конечно, внимания на эти слова не обращаю, гости – это святое… Хотя, конечно, у нас тоже не откормочный цех. И мясо, извините, стоит по двадцать гривен за кило… А кум отъедается… С каждым днем морда лица становится все шире и шире. Совсем совесть потерял… Нет, я, конечно, за культурное общение. Но зачем же так много есть? Не подумайте, что мне жалко. Ради бога! Пусть едят, как говорится, от пуза! Хотя, с другой стороны, у кого еще какое пузо. А у моего кума пузо, как холодильник. А ведь это же вредно для здоровья! Так много есть! Это же, понимаете, самое настоящее самоубийство. Ведь еще, как говорится, в древности один философ сказал: «Есть, говорит, надо для того, чтобы жить, а не жить для того, чтобы есть…»

Но кум с кумой ничего этого не понимают, видимо, журналов и газет не читают, телевизор не смотрят.

Вот и давеча сели мы как-то всей семьей чай пить: кум с кумой и мы с детишками – всего восемь человек. Смотрю, а кум себе в чай сразу четыре ложки сахара положил. Я не выдержал и говорю:

– Нехорошо, кумэ, в чай сразу четыре ложки сахара дожить. Это, – говорю, – вредно для здоровья. Ведь сахар – это «белая смерть». Об этом каждый знает.

А кум почему-то обиделся и отвечает:

– Это поклеп и неправда. Я, – говорит, – никогда больше двух ложек в чай не кладу.

– Как же вы не кладете, – удивился я, – если я сам видел…

– Нет… это поклеп…

– Извините, кумэ, – говорю я, – давайте подсчитаем. Как по-вашему, сколько ложек сахара помещается в сахарнице?

– Откуда же я могу это знать? – удивленно произнес кум.

– А я знаю, – ответил я. – Ровно восемнадцать ложек. Я сам считал. А сколько, извините, человек за столом сидит? Восемь? А без вас, кумэ, – семь! А я каждому собственноручно по две чайные ложки сахара в чай насыпал. Вот и получается – четырнадцать ложек!

– Ну и что из этого? – в недоумении произнес кум и пожал плечами.

– А то, кумэ, что недостает четыре ложки. А так как сахарница в настоящее время пустая, то и получается, что эти четыре ложки сахара вы положили себе в чай.

– Ну знаете, – возмутился кум и выскочил из-за стола как ошпаренный. – Это черт знает что!

– Зря вы обижаетесь, кумэ, – говорю я. – Я ведь о вашем здоровье забочусь. Я, знаете, против «белой смерти». Переживаю, что вы много кушаете.

– А кто вам сказал, что я много кушаю? – вспылил кум.

– Как кто? – удивился я. – Все об этом знают. Да и ваши габариты, кумэ, извините, сами за себя говорят.

– Причем тут мои габариты? – обиделся кум. – У меня просто обмен веществ нарушен. Мне один знакомый доктор сказал. Что такого нарушенного обмена, как у меня, во всем районе нет.

– Нет, кумэ, обмен веществ тут ни при чем, – съязвила моя Нюрка. – Вы не обижайтесь, кумэ, но мне кажется, если вам дать ведро пирожков или пирожных, вы их приговорите и при этом глазом не моргнете!

– Это я съем ведро пирожков! – совсем распалился кум. – Спасибо. Не ожидал от вас такого услышать. Да у меня в поликлинике одних только амбулаторных карт – целых пять штук… А вы мне – жрать меньше надо… Как же я могу жрать, если я почти признанный врачами инвалид. У меня и справка есть из поликлиники… Я, может быть, пирожков и пирожных уже целый год не ел…

От волнения у кума заблестели глаза. Он, ничего не говоря, взял свою шляпу и вместе с кумой вышел на улицу прогуляться.

– Зря человека обидели, – говорю Нюрке. – Человек, может быть, без пяти минут инвалид… А мы ему – жрать меньше надо… Некрасиво получается…

– Вот и купи ему пирожок или пирожное, если так за него переживаешь, – раздраженно ответила Нюрка.

– О, это идея! – воскликнул я. – Давай ему купим пирожное к ужину. Пусть человек порадуется!

– Клизму ему надо. Ане пирожное, – возразила Нюрка.

Но я ее уже не слышал. Быстро одевшись, я выбежал на улицу. Когда я зашел в магазин, то сразу увидел кума, покупающего с десяток пирожных. Он с таким вожделением смотрел на свою покупку, что казалось: его глаза вылезут из орбит. Так обычно смотрит убийца на свою жертву. И я понял, что существовать этим пирожным осталось не более минуты. Ровно столько надо времени для того, чтобы дойти от магазина до скамейки, где его ждала кума.

– Так вы, кумэ, решили пирожных себе купить, – обратился я к нему.

Кум повернулся ко мне и покраснел, как буряк.

– Так вы еще и шпионите за мной, – с возмущением произнес он. – Спасибо за гостеприимство…

Он выскочил, как ужаленный, из магазина, при этом, правда, не забыл прихватить с собой пирожные. Пока я дошел до своей квартиры, кум с кумой успели собрать свои вещички и были таковы. Больше мы с ними не виделись.

С тех пор я дал себе слово не делать больше никому никаких замечаний по поводу злоупотребления сахаром. Потому как сахар – это, конечно, «белая смерть», но не каждый это понимает.

Тушите свет или трусы с сеткой для волос

Уверяю вас, я не подкаблучник какой-нибудь, но страсть как люблю ходить по магазинам. От того и терплю со стороны продавцов всякие неприятности и насмешки. Пора уже покупателю выдавать молоко за вредность, потому как продавец нынче пошёл малокультурный, так и норовит нахамить. Одним словом, плюнь в морду – драться лезет. А если, к примеру, вы оговорились или не дай бог сморозили какую-нибудь глупость, перепутали что-нибудь, так они вас обязательно поднимут на смех и опозорят на весь магазин.

А как тут не сморозишь глупость какую – нибудь, если моя жена любит мне записки писать с перечнем покупок. Бывало, столько напишет, столько нагородит, что в глазах рябит, да вдобавок у неё почерк непонятный.

Захожу как-то в магазин, а продавец из молочного отдела, мымра очкастая, кричит на весь магазин:

– Эй, мужик, опять в магазин со списком пришёл.

И при этом вырывает у меня из рук записку.

– Интересно, говорит, тут мой товар есть?

Я не выдержал такого глумления над личностью и говорю ей в ответ:

– Извините меня, но мы, кажется, с вами не знакомы. Поэтому попрошу вернуть мне мою записку. Вы не имеете права…

– Тоже мне правозащитник нашелся, – нагло отвечает продавщица. – Бери свои записки… Я прямо не могу…

И при этом бросает записку на прилавок. Я взял записку и то ли от волнения, то ли из-за плохого почерка моей жены, прочитал вместо слова актимель – антимоль. И при этом я произнес следующее:

– Дайте мне антимоль с мультивитаминами…

Смех и грех… А эта мымра очкастая на весь магазин как закричит:

– У вас, что жена моль?!

А я ей в ответ:

– Прошу без оскорблений. Ну, оговорился человек. Так зачем же об этом на весь магазин орать!

А ведь не объяснить хаму-продавцу, который регочет, как резаный, что у моей супруги почерк непонятный. Тут надо еще разобраться, может быть, я жертва плохого почерка и небрежности моей жены.

Вот, к примеру, три дня назад написала мне моя женушка записку с перечнем покупок. Смотрю в разделе аптека написано: «Олвис – 4 капли». Захожу в одну аптеку – нет таких капель, и не слышали… Захожу в другую – тоже не знают. Чего я только не делал: и с заведующим аптекой ругался, и грозился написать куда следует… Результат один и тот же… Никто раньше не слышал о таких каплях. Мистика! Приезжаю домой, спрашиваю у жены, что за капли такие интересные она написала в записке, что о них ни в одной аптеке ничего не знают.

А моя жена всплеснула руками и говорит:

– Да это же прокладки для критических дней. «Олвис», на которых нарисованы четыре капли…

Вот и получается, что из-за небрежности своей половины я на хороших людей напраслину наговорил. Вот так и живу.

Одним словом, картина вырисовывается невеселая, я бы даже сказал грустная, потому как на лицо полное отсутствие взаимопонимания между продавцом и покупателем. А если вы ещё покупаете сложный высокосортный товар, то пиши пропало… тушите свет, как говорится… Спросите где примеры? Пожалуйста. Вот вам пример. Не далее, как вчера я захожу в наш местный универмаг, естественно, с запиской от жены, читаю: женские трусы с сеткой для волос 56 размера. Поднимаюсь на второй этаж в отдел женского белья и спрашиваю у продавщицы:

– У вас есть женские трусы с сеткой для волос 56 размера.

А она:

– Такого в ассортименте не держим. Поднимитесь гражданин на третий этаж. Может быть там есть! Поднимаюсь на третий – там тоже нет. А я говорю:

– Позвольте, почему вы меня футболите? Это универмаг или не универмаг? У вас даже такого простого товара, как трусов с сеткой для волос, нет.

Тут на шум прибегает заведующий секцией:

– Не переживайте, гражданин, – говорит он, – мы для вас все сделаем. Покупатель, – говорит, – всегда прав.

– Прекрасно, говорю, я хочу для жены купить трусы с сеткой для волос 56 размера. А ваш продавец заявляет, что такого товара у вас нет.

Заведующий задумался и говорит:

– Вы знаете, уважаемый покупатель, трусов с сеткой для волос последнее время не поступало. Могу предложить высокосортный импортный товар: кальсоны шелковые французские с корзинкой.

А я говорю:

– А зачем жене кальсоны с корзинкой, да еще с определенным намеком… Это, – говорю, – оскорбление личности. Вы, – говорю, – на что намекаете?

А он мне:

– Ах, извините, если что не так сказал. Но это, – говорит, – очень модно. Это, если можно так сказать, писк моды! Носят как мужчины, так и женщины.

– И сколько же стоит ваш писк моды?

– Сто долларов.

– Сто долларов?! – удивился я. – Да, за моду надо платить.

А затем я подумал хорошо и говорю:

– Заворачивайте товар, сколько той жизни… для любимой жены не жалко!..

Приезжаю домой и говорю жене:

– Дорогая, тебе сюрприз. Трусов с сеткой для волос не оказалось, зато вместо них я купил тебе кальсоны шёлковые французские с корзинкой!

А жена моя, как распсиховалась…

– Чудак, говорит, ты на букву «М» с корзинкой. Я тебе что написала: отдельно трусы и сетку для волос – для головы! А ты что удумал?

Вот так я опростоволосился. С тех пор эти кальсоны с корзинкой я ношу сам. Кстати, очень теплые и по размеру подходят, сразу видно, что высокосортный заграничный товар!

Оконфузились

Признаюсь вам честно, я отчаянный домосед и свой диван не променяю ни на какие блага и удовольствия жизни. Моей же жене, наоборот, не сидится дома, всегда чего-то не хватает, куда-то ее тянет, одним словом, все время куда-то ее прет… От этого всегда происходят какие-то неприятности и беспокойства. Сколько раз я ей говорил:

– Сиди дома, отдыхай, «Санту-Барбару» посмотри, какого еще тебе рожна не хватает…

А она мне в ответ:

– Неинтересный, – говорит, – ты человек, привык на диване сидеть, телевизор смотреть и пиво пить. Скучно… Ничего в жизни не меняется. Нет чтобы в кино сходить, или в музей, или хотя бы на экскурсию съездить…

А я говорю:

– А зачем в жизни что-то менять, мне и так хорошо. От перемен одни неприятности и конфуз получаются.

Я тогда и не догадывался, что мои слова окажутся пророческими. Но давайте расскажу вам все по порядку.

Как раз через неделю после этого разговора приехал ко мне в Крым погостить мой племяш из Москвы, Васька Крюков. Захотелось ему сильно на солнышке погреться, «витаминов» наших накушаться от пуза. У них там в Москве хоть «зелени» и много, а вот природных факторов не хватает. А у нас в Крыму все как раз наоборот: солнца – хоть залейся, моря и воздуха – даром не надо, а вот с «зеленью» напряженка.

Но самое удивительное то, что он приехал не один. А с самым настоящим американцем, Максом Смитом. У них там в Москве совместный бизнес. А у моей жены, я вам скажу, особый нюх на этих самых американцев. Они только порог переступили, а она уже спрашивает у племяша:

– Где, Вася, ты этого американца откопал?

А американец удивился и спрашивает у нее на ломаном русском языке:

– Как ви догадалься, что я есть американец?

– Так ты же негр, Максимка, – отвечает ему моя благоверная. – Сразу видно, что не китаец…

Так мы и познакомились. А племяш налил шампанское в бокалы за встречу и говорит:

– Михалыч, поехали в Ялту. Хочу своему другу Максу Южный берег Крыма показать.

Я, конечно, удивился такому предложению, потому как мы хоть в Крыму уже живем много лет, но сами забыли, когда последний раз на Южном берегу были. Сами понимаете, нам нет времени по Ялтам разъезжать, на хлеб зарабатывать надо.

Но племяш поставил вопрос ребром.

– Михалыч, – говорит, – поддержи компанию, бери свою благоверную и махнем на Южный берег Крыма. Сколько той жизни…

У меня, конечно, охоты особой нет по жаре ноги бить, по всяким там Ялтам и музеям ездить… Стал я отказываться, да моя змея, как назло, поддержала племянника. Ее как заклинило.

– Хочу, – говорит, – в Ялту. Тридцать лет живем с тобой, иродом, света божьего не видела. Хочу хоть раз в жизни на Ай-Петри подняться.

Делать нечего, я согласился, так сказать, под давлением коллектива. И пошли мы на набережную билеты на экскурсию покупать. А там от турфирм в глазах рябит. Предлагают шельмы экскурсии во все уголки Крыма: от Алушты и до самого Фороса. Но мы остановились на одной маленькой фирме, там билетерша оказалась очень ласковая, с ангельским лицом. Таких, наверное, в фирмах специально подбирают, чтобы людям мозги пудрить или, иначе говоря, клиентов заманивать. Одним словом, предлагает она нам путевку на Ай-Петри с посещением музея.

– Берите билеты, – говорит, – не пожалеете. Вас будет обслуживать комфортабельный микроавтобус «мерседес». После краеведческого музея посетите дегустационный зал, а затем подниметесь по канатной дороге на Ай-Петри, где вам будет предложена татарская кухня, а также широкий ассортимент лучших крымских вин.

Конечно, сами понимаете, от такой насыщенной программы очень трудно отказаться. И мы решились!..

Рано утром мы собрались в назначенном месте, ожидая обещанного «праздника жизни». Правда, вместо «мерседеса» к нам подъехала старая «газель»; кресла, к сожалению, не откидывались, и кондиционеров тоже не было… Но эта малость совершенно не испортила нам настроение, потому как нас впереди ждали прекрасные виды на море, а также красоты Ай-Петри с шашлыками и крымскими винами. Сели мы тихонько в автобус, смотрим себе в окошечко на природу да экскурсовода слушаем. Правда, экскурсовод попалась дюже строгая и, видимо, из местных педагогов. Словом не дает перекинуться. Стоило мне сказать племяшу, так, не очень громко, о том, что давно уже в горле пересохло и уже пора его пивом промочить, как она на нас бельмами своими как зыркнет, а потом и говорит:

– А тех несознательных экскурсантов, которые будут своими разговорами мешать мне рассказывать о достопримечательностях и красотах Крыма, я пересажу на задние сиденья.

Мы повернулись с племяшом назад, а там, на задних сиденьях, другие экскурсанты сидят синие от духоты, как в какой-то душегубке. А единственное окно, которое открывалось в автобусе, находилось впереди, рядом с экскурсоводом. «И действительно, – подумал я, – чего я, собственно, разболтался, человеку мешаю работать. Если так каждый, кому не лень, будет своими дурацкими разговорами мешать экскурсоводу рассказывать о красотах природы, то как же тогда работать…»

Одним словом, сидим мы смирно. Никого не трогаем, все понимаем. Вдруг экскурсовод – эта мымра очкастая – заявляет:

– В связи с тем, что во второй половине дня на канатной дороге, по которой планируется подъем на Ай-Петри, большие очереди, предлагаю вам изменить маршрут. Начать экскурсию не с музея, а с подъема.

– Но позвольте, – возмутился мой племяш. – Когда мы покупали билеты, нам предлагали вначале музей, а потом шашлык на Ай-Петри. А вы нам предлагаете все наоборот: вначале шашлыки, затем музей. Кто же после шашлыков и дегустации крымских вин в музей ходит?

Экскурсовод после этих слов совсем осерчала и говорит:

– Ну что же, если в группе есть несознательные экскурсанты, поедем старым маршрутом. Хотя непонятно, – продолжала она, – зачем некоторые едут на экскурсию? Или им что-то другое надо?

Но мы на эти колкие замечания не обращали никакого внимания, смотрим себе в окошечко и любуемся красотами природы.

Наконец, мы приехали на перевал, а экскурсовод снова объявляет: если кто хочет в туалет, девочки, как говорится, – налево, мальчики – направо. Все ринулись в лес, а там, извините за выражение, «мин» с бумажкой под каждым кустом видимо-невидимо, ногу поставить некуда. Но мы люди привыкшие, нашли себе нужный кустик. А вот с Максимкой беда, бегает, как угорелый, по лесу, туалет ищет. Пока мы нужду справляли, не заметили, как Максимка пропал. Мы стали всей группой искать его по лесу. А племяш мой совсем расстроился.

– Это, – говорит, – пахнет международным скандалом! И все почему? Да потому, что интуристу туалет не предоставили! Я, – говорит, – буду жаловаться вашему начальству.

Экскурсовод ему отвечает:

– Жалуйтесь хоть в ООН, нам не жалко…

А в это время из лесу наконец появился Максимка, который так и не нашел туалет.

– Лес, – говорит он, – нашел, а туалет не нашел.

Тут мой племяш не выдержал и говорит экскурсоводу:

– Почему вы предлагаете остановку в непредусмотренном месте? Это если каждый автобус, понимаете, будет здесь останавливаться, то что же будет? Мы же весь лес «заминируем». А как же экология?

– Ох, и какой же нам нервный пассажир попался, – тяжело вздохнув, сказала экскурсовод. – Сколько лет работаю, а таких беспокойных еще не видела…

А водитель, рыжий черт, ей поддакивает:

– А те пассажиры, которые слишком капризные, могут дальше и на такси поехать…

После столь веского аргумента вопросы к экскурсоводу исчерпались сами по себе. Но мы не обижаемся, любуемся красотами природы. Так мы и приехали к подножию Ай-Петри, сели на фуникулер и поднялись на самую вершину. А там, кроме красот природы, – шашлыки, дегустация крымских вин, татарская кухня. Одним словом, погуляли мы на славу и не заметили, как программа наша подошла к концу. Сели мы в автобус, довольные поездкой, и поехали обратно домой. Настроение у нас приподнятое, а в голове еще звучит песня:

На Ай-Петри я выпью вина, Закружится моя голова, В черной речке найду эдельвейс И пойду засыпать в пьяный лес.

Вот так мы и ехали домой, любовались себе красотами природы да пивко себе попивали. А назад дорога дальняя, едем мы час, едем мы два, до дому еще и полпути не проехали и не заметили, как «пузырьки» наши от пива отяжелели. Племяш мне и говорит:

– После пивка до ветру сходить не мешало бы… Да только, – говорит, – экскурсовод и водитель на нас волком смотрят. Стыдно их попросить остановиться где-нибудь под кустиком, а предусмотренных остановок с туалетом, видимо, не предвидится.

Мы посмотрели на часы – оставалось еще четыре часа пути, а водитель, собака, как назло, медленно едет, как будто каждый километр вымеривает. Одним словом, прижало нас так крепко, что терпеть уже мочи нет. А племяш как бы сам себя успокаивает:

– Это что же будет, если мы в непредусмотренном месте остановимся и будем портить экологию. Если так каждый автобус будет останавливаться где попало, то что же будет с экологией…

Невозможно будет любоваться красотами природы, только и будут видны вокруг бумажки и другие «предметы»…

Но только от этих слов нам легче не стало, видим, уже американец заерзал и лопочет что-то по-своему… Но тут, к нашему всеобщему восторгу, одну экскурсантку укачало, и она попросилась на воздух. Только автобус остановился, мы пулей выскочили до ветру. Мы с племяшом еле успели до кустов добежать, чуть не опростоволосились… А американец, будь он неладен, только до заднего колеса успел добежать… А тут, как на грех, водитель, собака, из-за угла выходит и говорит ему:

– Вы что это себе позволяете? А еще иностранец! Портите имущество фирмы. Я, – говорит, – колеса руками мою. Мне, – говорит, – за это деньги не платят. А если каждый экскурсант будет портить имущество, то как же тогда, – говорит, – работать.

Племяш услышал все эти несправедливые выпады к гражданину иностранной державы и стал жаловаться экскурсоводу на грубое поведение водителя.

– Водитель, – говорит, – может быть, является лицом фирмы, а может быть, и всей страны, а позволяет себе такие неделикатные грубости… к гражданину другой страны… Американец ведь тоже человек, он же не виноват, что организм требует…

А экскурсовод, видимо, припомнила нам утренний инцидент и давай нас ругать:

– Какие все-таки нам неспокойные экскурсанты попались… капризные… Все вам не так… От вас, – говорит, – спиртным пахнет. Вы, наверное, выпившие…

– Но позвольте, – говорю я, – вы же сами нас к татарину на дегустацию водили…

– А это еще доказать надо, – отвечает экскурсовод. – Вы сами, – говорит, – по своей инициативе посещали кафе, поэтому выпившие и мешаете мне проводить экскурсию. Я, – говорит, – имею все основания сдать вас в милицию. Поэтому, если вы экскурсанты разумные, сидите себе и помалкивайте…

После этих слов мы с племяшом, конечно, притихли, крыть, как говорится, нечем, да тут еще налицо факт порчи имущества. Настроение у нас упало, пиво в глотку не лезет. Так и доехали до самого дома. С тех пор мы с племяшом зареклись ездить на экскурсии. Потому как на Ай-Петри – оно, конечно, хорошо, но мочевой пузырь, знаете, не резиновый!

Кому не сидится – пусть ездят, а мне и на диване неплохо.

Средство от сглаза

Прочитал я как-то в газете одну интересную статью про третий глаз. И ужаснулся. Это что же творится на белом свете. Оказывается, целая армия разных колдунов, вампиров и других «кровососов» спокойно себе разгуливает на свободе и никому до этого дела нет. И вот представьте себе, если такой кровосос, или, как его еще называют, энергетический вампир, высосет у вас или у кого-нибудь другого всю жизненную энергию. Что вы тогда будете делать? Куда пойдете жаловаться? Не знаете! А все потому, что еще не придумали таких органов, которые бы привлекали к ответственности этих энергетических агрессоров. Говорят даже, что эти вампиры могут маскироваться под порядочных людей, взять, к примеру, хоть нашу соседку – бабку Ульянку. У них все в роду глазливые. Для нее раз плюнуть – навести порчу на чужую скотину или кого-нибудь сглазить. Если, к примеру, Ульянка к нам во двор идет, мы с Нюркой сразу своей корове Зорьке к хвосту пустое ведро привязываем, чтобы молоко не пропало. Потому как от зловредного взгляда Ульянки не то что молоко пропадает, куры перестают нестись.

А недавно мой кум бычка своего привел ко мне во двор на вязку с нашей Зорькой. И знаете, бычка как сглазили – не может никак нашу Зорьку покрыть. Три часа промучились – бесполезно! И тут я вспомнил про бабку Ульянку. Меня от этой мысли словно электричеством прошибло. Поворачиваюсь, глядь, а бабка Ульянка из своего окна на нас своими черными глазищами, как какой-то удав, смотрит.

Вот, думаю, отчего у бычка мужская слабость развилась. Это что же, думаю, делается на белом свете, управы нет на эту Ульянку. Если так дело дальше пойдет, так она может со скотины перейти на людей.

С тех пор как Ульянка к нам заходит, я сразу себе в штаны для защиты фольгу засовываю. Говорят, это хорошо сохраняет мужскую силу от злой энергии. И при этом обязательно в правом кармане кукиш держу. Меня Нюрка научила.

И вот однажды сидит у нас дома Ульянка, я уже наготове: фольгу вставил и кукиш в кармане держу. Так и сижу, стараюсь на Ульянку не смотреть. А тут моя дура Нюрка говорит:

– Вань, что ты сидишь как истукан? Хоть орешек поколол бы нам с Ульянкой.

А я Нюрке мигаю, мол, у меня же защита, одна рука занята…

А Нюрку как прорвало.

– Хочу, – говорит, – Ульянку орешками угостить.

Делать нечего, вытащил я руку из кармана и уже без всякой защиты стал им орешки колоть… И наколол себе неприятности на свои собственные орехи… Потому как Ульянка, как назло, весь вечер лыбилась и пялилась на меня, а ночью, когда со стороны моей благоверной начались поползновения в мою сторону, я вдруг занемог и лежал всю ночь ни живой, ни мертвый. Ульянка – вражья сила – всю энергию у меня высосала…

– Ну все! – говорю Нюрке. – Хана мне! Сглазила меня Ульянка…

Нюрка испугалась и говорит:

– Езжай завтра в город, у них там специальный центр есть – «Белой магией» называется. Там тебя родимого и вылечат от сглаза.

Так я и сделал. Утром, как только корову подоили, сел я на первый автобус и прямехонько в город, а там напротив автостанции висит вывеска: «Центр белой магии». Захожу в центр, а там в кабинете сидят сразу три мага и на меня смотрят. Самым старшим из них был седой старичок с жиденькой бородкой и большой деревянной клюкой, рядом сидели толстая цыганка в разноцветном платье и какой-то мужик без рубашки с огромной цепью на шее.

– На что жалуетесь, деточка? – тихо спросил у меня старичок.

– Сглазили, – говорю, – меня, дедушка. Куры не несутся, корова не телится, а у меня, извините за выражение, бессилие…

– Отчего куры не несутся? – не понял меня старичок. – Оттого, что у вас бессилие?

– Да нет, – удивился я слабым познаниям дедушки в области птицеводства. – Это не я, это наш петух Петька оплошал.

– Ну а при чем тогда ваше бессилие?

– А при том, что и меня, и петуха, и соседского бычка – всех нас моя соседка Ульянка сглазила.

Старичок внимательно посмотрел на меня, а затем повернулся к остальным магам.

– Ну, что скажете, коллеги? – обратился он к ним.

– Пять! – вдруг громко крикнул мужик с цепями. – Пять больших и семь маленьких.

– Нет, восемь больших и десять маленьких, – возразила ему цыганка.

Старец неожиданно поднял кверху свою клюку, и все замолчали. Он подошел ко мне ближе и говорит:

– У вас, деточка, я вижу десять больших черных чертей и двенадцать маленьких чертенят.

– В каком смысле? – спрашиваю я у него, ничего не понимая.

Вдруг старец поднял кверху свою клюку и с силой ударил меня по лбу, да так сильно, что у меня аж искры из глаз посыпались.

– Что выделаете? – испуганно прокричал я. – Старый человек, а деретесь.

– Молчи, дурак, – зло прошипел старец, – я чертей из тебя изгоняю.

Он опять замахнулся на меня, но я увернулся и побежал вокруг стола, а старичок за мной. Так мы пробежали несколько кругов. Потом старец остановился. А я устало сел на стул.

– Ну что? – опять обратился старичок к коллегам.

– Восемь больших и десять маленьких, – отвечают хором маги.

Старец внимательно посмотрел на меня и спрашивает:

– Деньги есть?

Я отвечаю:

– Есть.

– Тогда выложи их на стол, – говорит старец. – От них все беды. Они-то и удерживают чертей.

Я вытащил из кармана кошелек и положил на стол пятьсот рублей. Старец опять схватил клюку и набросился на меня. Мы опять стали бегать вокруг стола. Наконец светопреставление закончилось. И я опять устало сел на стул.

– Сколько? – опять спрашивает старец.

– Двое больших и четыре маленьких, – опять отвечают маги.

Старец на миг замер и закрыл глаза.

– Деньги! – вдруг воскликнул он. – Деньги держат их.

Он открыл глаза, ближе подошел ко мне и говорит:

– Проверьте еще раз ваш кошелек.

Я расстегнул кошелек и вытащил последние сто рублей. В кошельке осталась только стодолларовая бумажка – Нюрке на сапоги. Ее зеленая полоска не ускользнула от взора старичка.

Он опять набросился на меня, и мы побежали вокруг стола. Неожиданно старец остановился и говорит:

– Появился еще один черт – очень большой и зеленый. Вы, – спрашивает, – все деньги выложили?

А я отвечаю:

– Есть еще сто долларов – жене на сапоги. Но это же валюта!

– Адово изобретение, – отвечает старец и забирает у меня стодолларовую бумажку.

Он опять закружился вокруг меня и начал выкрикивать какие-то заклинания. Затем остановился, ударил меня клюкой по голове и радостно воскликнул:

– Вы свободны, деточка! Мы изгнали из вас всех чертей. Можете идти домой.

От счастья я поцеловал ручку старцу и выбежал на улицу. Радость переполняла меня. Наконец-то Зорька отелится, куры станут лучше нестись, ну и я, конечно… не опростоволошусь. Ну и самое главное, мою жизнь теперь будет сопровождать только удача.

Но радость моя улетучилась, когда я приехал домой и обнаружил, что у меня по дороге украли кошелек… И вдруг я вспомнил, что утаил от старца пятьдесят рублей на автобус. Видимо, один маленький чертенок все-таки во мне остался… Но в салон белой магии я больше не пойду… Уж больно там страшно…

Рассеянный доктор

Какие только удивительные истории не происходят с людьми по причине их рассеянности. А если это еще касается медицины – пиши пропало. Бинты, ножницы, скальпели – все забывают в животе после операции… И все по рассеянности. Об этом даже в газетах писали.

Взять, к примеру, нашего доктора – Ивана Николаевича Очкарева. Умница, начитанный, в своей области любого профессора за пояс заткнет. Но рассеянный! Страсть какой рассеянный! О его рассеянности в районе ходят легенды. Говорят, свой прием доктор начинает с одного и того же вопроса:

– Где мои очки?!

– У вас на лбу, доктор, – невозмутимо отвечает ему медсестра.

А вообще медсестра у доктора была форменная язва. Как-то доктор измерил давление у одного пациента, а затем ему говорит:

– У вас повышенное давление… вам лечиться надо.

А эта язва ему говорит:

– Как же вы, доктор, можете давление определить, если вы трубку забыли в уши вставить…

Конфуз, да и только. Но больше всего проколов у Ивана Николаевича было с микрофоном. Пациенты уже привыкли к тому, что доктор часто забывал выключить микрофон, когда уходил в туалет. Но больше всего запомнился один случай, когда доктор проводил в местном клубе сеансы «похудения».

А было это так. Доктор, как всегда, отдыхал после сеанса в гримерной. Его ассистент Степан Полторыбатько, полный лысоватый мужчина, раскладывал на столе обед. Запахло жареной колбасой и горчицей. Доктор обедал и одновременно делал внушение по телефону. Раздается очередной звонок.

– Доктор, помогите! – доносился из трубки отчаянный женский голос. – Ничего не могу с собой поделать. Кушать очень хочется…

– Всем хочется, – промычал доктор, с трудом прожевывая колбаску.

– Но со мной что-то происходит необычное, – продолжал голос из трубки. – Это психоз, доктор… булимия… Я съела целый рулет, две булочки с маком, пять кексов, десять пирожных и килограмм конфет… А в холодильнике еще остался киевский торт… И если вы меня сейчас не остановите, то я за себя не ручаюсь… Что мне делать, доктор?!

– Как что делать?! – удивился Очкарев. – Рецепт всем известен! Надо меньше жрать!

– Но у меня же болезнь! Пищемания! Бич XX века!

– Я еще раз вам настоятельно рекомендую: надо меньше жрать!

Доктор положил трубку и, довольный собой, наколол на вилку жирный кусок колбаски. Когда он уже поднес его ко рту, опять зазвонил телефон.

– Последний вопрос, доктор, – раздался тот же голос.

– Ну что еще? – недовольно проворчал Очкарев, нетерпеливо посматривая на колбаску.

– Скажите, доктор, можно ли мне скушать на ночь немножко сладкого… хоть капельку… граммульку… организм требует…

– Еще чего! – рявкнул Очкарев. – Ни грамма, ни полграмма! Сладкое – это яд!

Он со злостью бросил трубку и, наконец, спокойно съел свою колбасу. Немного успокоившись, он вновь приступил к обеду.

– А колбаса-то у тебя отменная, – похвалил он Степана. – Не колбаса, а сказка! Пальчики оближешь.

– Для себя готовили, – скромно ответил Степан. – Из собственного кабанчика…

– Ну тогда этой колбасе цены нет! – воскликнул доктор. – Это уже не сказка, а самая настоящая симфония!

Он развернул сверток, где лежали соленые огурцы и сало.

– А это что? – воскликнул он. – Неужели настоящее украинское сало! Да еще с перцем! Ох, не могу! Ну ижинкау тебя! Настоящий клад! А это что? Огурчик! Ох, не могу! Помидорчик! Ох!

Очкарев вытащил из целлофанового пакета миску с горячими варениками, обжаренными в луке.

– Вареники с капустой! – восторженно произнес он. – От такого блюда грех отказаться. Я буду не я, если не съем лично всю миску! Ох, я не могу!

Доктор еще долго вздыхал и охал, пока все не съел. Закончив еду, он вышел из гримерной и направился в зал. К его удивлению, зал был пуст.

– Что случилось? – в недоумении спросил он у вахтерши. – Где все пациенты? Я же отлучился только на десять минут…

– Побежали есть колбасу – ответила вахтерша.

– Как – есть колбасу?! – не поверил Очкарев. – Не может быть!

– Очень даже может быть, доктор! Вы просто забыли отключить беспроводной микрофон. Он и сейчас у вас на пиджаке блестит…

– Ну и что из этого? – не понял доктор. – При чем тут микрофон?

– Как при чем?! – изумилась вахтерша. – Когда вы хвалили колбасу во время обеда, все было слышно в зале… Все ваши пациенты приняли это за приказ. Но когда вы еще заявили, что сами лично съедите целую миску вареников с капустой, никто уже не мог выдержать… Все рванули из зала… да так рванули, что чуть двери не вышибли! Одним словом, сила внушения!

– М-да… – с досадой произнес доктор. – Это все Степан, бес ему в ребро, надоумил меня купить это чудо техники.

Он отключил микрофон и снял его с пиджака.

– У меня к этому сомнительному аппарату никогда сердце не лежало… – продолжал он. – Особенно после того, как я на прошлой неделе по рассеянности зашел с ним в туалет… От него одни неприятности. Все, с меня хватит!

Доктор в сердцах швырнул микрофон на пол и пошел искать для себя новых пациентов.

Вот такой случай произошел с доктором. Хотите верьте, хотите нет.

Как «в Ригу не ходи», а выпить хочется

Приехал как-то к нам в район новый врач из области Сергей Иванович Моторный, прославился тем, что стал проводить среди своих пациентов новый метод лечения от водки: условно-рефлекторную терапию. Одним словом, «рыгаловку». От этого обстановка в наркологическом диспансере за последнее время резко изменилась. Каждый вечер целый взвод пациентов с тазиками в руках выстраивались в ряд по коридору. Пили водку с лекарством апоморфин и по команде доктора громко и с чувством «ходили в Ригу»… От этого запах в коридоре стоял пренеприятнейший… Все это вызывало справедливое недовольство у сотрудников диспансера. А регистратор Надежда Михайловна и санитарка баба Дуся заметили одну странную закономерность… Почему-то все пациенты отпрашивались у доктора именно до семи вечера! В это время закрывался вино-водочный магазин, расположенный в двух шагах от диспансера. Все это, конечно, наводило сотрудников на разные мысли… И вскоре эти справедливые подозрения подтвердились…

Как-то собралась на лечение группа из четырех человек. Под руководством доктора пациенты выстроились в ряд, выпили водки с лекарством и ждут, когда их потянет «в Ригу». Первым поехал «в Ригу» Коновалов Петр Иванович – слесарь из ЖЭКа. Хорошо так поехал… а потом и говорит доктору:

– Отпустите меня пораньше, Сергей Иванович… у меня жена, сердешная… заболела. Срочно в аптеку за лекарством надо!

Пожалел его Сергей Иванович и отпустил домой.

Следующим поехал «в Ригу» Дудкин Михаил Михайлович – водитель из местной автобазы. Да так громко и с чувством поехал, что даже заплакал… Чем вызвал немалое удивление и беспокойство у доктора.

– Что случилось? – спрашивает у него доктор.

На что Дудкин и отвечает:

– Мне, Сергей Иванович, так нравится ваш новый метод лечения. Я бы занимался им всю жизнь, такой он проникновенный, все внутри переворачивает! Но мне срочно надо в магазин! Жена попросила макароны купить и маргарин, потому как дома на ужин есть нечего. А мне без ужина никак нельзя, потому что язва открыться может… Вот я и не знаю, что делать, Сергей Иванович, – грустно произнес Дудкин. – Мне так нравится «в Ригу» ездить… Хорошо помогает от проклятой водки!

От этих слов Сергей Иванович сам чуть не заплакал и отпустил и Дудкина!

А время уже подходило к семи. От этого двое оставшихся, Потехин и Наливайко, еще громче и проникновенней стали «ходить в Ригу». Когда до семи осталось пять минут, Потехин неожиданно говорит доктору:

– Отпустите меня домой, доктор, вместе с Наливайко. У нас сегодня скачок… к семи часам надо… А хозяин не любит опозданий…

Лицо у Потехина вдруг сделалось грустное, даже печальное…

– Работы нигде нет, Сергей Иванович, – говорит он. – Детям есть нечего.

Доктор подумал, что новый метод уже начал действовать и налицо все признаки трудового перевоспитания и переоценки жизненных ценностей… И отпустил Потехина и Наливайко!

На следующий день в наркологический кабинет сообщили о том, что Коновалов, Дудкин, а также Потехин и Наливайко сразу после условно-рефлекторной терапии напились до чертиков и все четверо загремели в медвытрезвитель.

Вот так и получается: как «в Ригу ни ходи», а выпить хочется.

Демократии захотели…

В кабинете нарколога раздался звонок.

– Это товарищ Моргуля? – прогремел из трубки густой бас.

– Ну, – вяло промычал доктор, с трудом отрываясь от бумаг.

– Что «ну»! – грубо оборвал его голос, неожиданно срываясь на пол-октавы вверх. – Вы знаете, что на вас сигналы поступают от населения? Жалуются на ваше бесчувственное отношение к пациентам.

Доктор побелел от страха. Так обычно говорили очень большие начальники. Голос был властный. Поставленный, привыкший говорить инструкциями.

– А что случилось? – мертвым голосом пролепетал он.

– Что случилось… Вы извините меня за грубость, доктор… Вы газеты читаете, радио слушаете?

– Читаю, – испуганно ответил Моргуля.

– А вы знаете, что по всей стране развертывается волна демократии, ведется повсеместная борьба за свободу личности… А вы терроризируете своих пациентов средневековыми экзекуциями. Вы, кстати, за демократию, доктор?

– Я… – удивился Моргуля. – Конечно!!!

– Тогда непонятно, – продолжал голос, – почему вы даже за небольшую провинность своих пациентов так жестоко наказываете. Человек, может быть, нечаянно оступился, а вы ему сразу серу в четыре точки… Не гуманно это…

– Позвольте, – торопливо начал оправдываться доктор, весьма удивленный осведомленностью говорящего о его работе. – Я работаю по инструкции, у нас диспансеризация, так сказать, своя специфика.

– Для вас диспансеризация дороже человека, работаете старыми методами.

– Как старыми методами? – удивился Моргуля. – Наоборот, согласно новым веяниям, боремся с негативными явлениями… Как учит нас партия и народ… Одним словом, вы лучше меня знаете. Ведь вы из горкома? Я угадал?

– Сейчас ты у меня все угадаешь, – неожиданно грубым и бесцеремонным тоном ответил голос. – Я на тебя управу найду!

– Но позвольте! – обиделся доктор. – Я хоть и простой врач, но, извините, вам тоже никто не давал права разговаривать со мной в таком обидном тоне.

– А кто тебе давал право посылать письма ко мне на работу? Когда я уже отдохну от вашего учета?

Моргуля на миг оторопел.

– Так вы не из горкома! – наконец догадался он. – Вы – больной!

От злости лицо доктора покрылось красными пятнами.

– Что за дурацкие шутки! – неожиданно перешел он на крик. – Я вас на пятнадцать суток посажу! В ЛТП отправлю. В порошок сотру.

В ответ на брань доктора в трубке раздался дикий хохот. Моргуля поморщился, как от зубной боли.

– Вам смешно, – продолжал он. – Но вы зря радуетесь. Я вас узнал по голосу. Как вас зовут? Похмелкин Александр Андреевич… Угадал? Нет… Вспомнил… Наливайко…

– Иван Дудкин, – зло ответил голос и бросил трубку.

– Нет. Я такие могу! – воскликнул Моргуля и положил трубку. – Сколько это можно терпеть. Вот, Марья Ивановна, – обратился он к медсестре. – Дожили… Каждая хамская морда может мне звонить по телефону, говорить, что ему в голову взбредет… И ничего… Никакой ответственности! Вот вам ваша демократия! Свобода личности!

– Да вы не волнуйтесь, доктор, – сочувственно произнесла Марья Ивановна. – Это кто-то из пациентов хулиганит. Может быть, Хмырев, мы ему недавно письмо на работу послали. Два месяца голубчик на прием не являлся. А может быть, Кузькин. Вы ему недавно серу в четыре точки назначили. Так он вас так ругал… грозился на вас в суд подать за насилие над личностью.

– Кузькин, Муськин, – разозлился Моргуля. – Я этого Дудкина в бараний рог согну! Тоже мне Юрий Никулин нашелся. Я ему дам кузькину мать.

Дверь неожиданно открылась, и в кабинет вошел пациент Кузькин Николай Иванович.

– Александр Иванович, – обратился он плаксивым голосом к доктору, – отмените вы эту серу, у меня больное сердце, ночью не могу заснуть… Ведь я уже старый человек… – Кузькин скорчил страдальческое лицо, пытаясь выдавить слезу. – Неужели вы верите, что я мог пропить гарнитур, – продолжал он трагическим голосом, пытаясь расчувствовать доктора. – Неужели вы верите моей жене… Этой алкашке…

Моргуля поморщился:

– Чего вы хотите, Кузькин? Я же вам русским языком говорил, что лечение я отменять не буду.

– Серу отмените, Александр Иванович.

– Как же я могу ее отменить, – возмущенно произнес доктор, – если вы дебоширите по ночам, весь двор на уши поставили. Меня уже начальник милиции затретировал, просит принять меры. Уймите, говорит, вашего алкоголика. Везде только и слышишь: Кузькин да Кузькин. Сколько можно…

– Так это все враки, доктор, – возмущенно произнес Кузькин.

– Как враки? – удивился Александр Иванович. – Все знают: если вы выпьете, Николай Иванович, то диким человеком становитесь. Прямо Рембо местного масштаба.

– Это я дикий человек?! – обиделся Кузькин. – Это у вас, извините, Александр Иванович, методы лечения дикие, средневековые… Не зря говорят, вы как к нам приехали, так полгорода антабусом закормили.

Кузькин на мгновение оторопел, испугавшись собственных слов. Он понял, что допустил оплошность, – доктора в городе давно уже прозвали Антабусом за любовь к этому препарату. В кабинете воцарилась зловещая тишина.

Моргуля как-то весь изменился в лице и медленно встал из-за стола.

– Да, я люблю применять этот препарат! – с пафосом воскликнул он, отчего у него слегка замигал правый глаз. – И я этого не скрываю… Другого не придумали. А что мне прикажете делать с такими, как вы? Вот вы, Николай Иванович, – продолжал он, еще две недели назад вот в этом самом кабинете давали клятвенное обещание мне и лейтенанту Сундукову, что не будете больше пить и безобразничать… И что же вы сделали?

– А что я сделал? – удивленно пожал плечами Кузькин.

– Как? Вы не помните?

Доктор вытащил из стола справку из медвытрезвителя и замахал ею перед самым носом Кузькина.

– Это надо так напиться, чтобы испортить мундир собственному участковому… уважаемому человеку… лейтенанту Сундукову. У вас совесть есть?.. Вам что, фонарных столбов мало, так вам милиционеров подавай…

– А при чем тут я? – обиделся Кузькин. – Вы, Александр Иванович, не знаете, а говорите. У меня тогда голова сильно болела… от гриппа… Да еще жара сами знаете какая. А тут, как на грех, товарищ Сундуков пришел со своей воспитательной работой. Тут меня от жары и затошнило… Ну, я «в Ригу и поехал»… И прямо, как назло, товарищу лейтенанту на мундир… – Кузькин приложил ладонь ко лбу, как будто у него еще болела голова.

– Вы у меня не в Ригу, а в ЛТП поедете, без медицинской справки… по блату, – разозлился Моргуля.

Кузькин испуганно попятился к двери.

– Стойте, Кузькин.

Доктор подозрительно посмотрел в его сторону.

– Что-то одеколоном пахнет…

Моргуля стал принюхиваться.

– Кажется, «Шипр», заключил он.

– Ну вот, начинается, – попробовал возмутиться Кузькин. – Уже и одеколоном освежиться нельзя…

– И это вы мне говорите? – скривился Моргуля. Освежиться после бритья… Марш в процедурную! – гаркнул он во всю глотку.

– Серу в четыре точки.

Кузькин открыл дверь и пулей бросился в процедурную.

Моргуля немного успокоился и сел на стул.

– Ну и времена настали, – сказал он Марье Ивановне. – Свободы личности захотели, демократию им подавай! Совсем невозможно стало работать!

Шутник

Группу студентов-медиков впервые повели в психиатрическую больницу. Все были крайне заинтересованы, на ум приходили сюжеты из рассказов Эдгара По, ужасы психиатрических клиник. Больница находилась в старом одноэтажном здании. Когда зашли в отделение, перед студентами открылось необычное зрелище: по длинному темному коридору ходили возбужденные пациенты.

Они кричали, визжали, пели, танцевали, создавая тем самым невообразимый шум в отделении. Преподавателя группы отозвали по какой-то надобности, поэтому группа в недоумении застыла посреди коридора, молча наблюдая весь этот концерт.

Неожиданно из первой палаты вышел огромный рыжий детина, но почему-то не в пижаме, а в джинсовом костюме. Он исподлобья посмотрел на студентов, а затем как заведенный заходил вокруг них. При этом он почему-то говорил одну и ту же фразу: «Кусочек протезного Лондона, кусочек протезного Лондона». Это было бы даже забавно, если бы студенты не заметили, что детина стал уменьшать амплитуду своих кругов, необратимо приближаясь к ним. На миг в коридоре воцарилась напряженная ситуация, которую неожиданно разрядила подошедшая санитарка.

– Ты что собираешься делать, Федя? – спросила она детину.

– Бить, – громко ответил он и схватил в руки швабру.

От этих слов и действий студенты как по команде сделали два шага в сторону от психа и резво бросились к выходу.

– Куда вы? Куда вы? – закричала изумленная санитарка. – Это не псих! Это наш практикант Федя из медучилища!

Она тяжело вздохнула и укоризненно покачала головой.

– Он всегда так шутит с новичками.

Федя ехидно засмеялся и надел медицинский халат. Убедившись, что он действительно не псих, студенты успокоились и вернулись в отделение. Это было первое их знакомство с психиатрией.

Профессор

Студент-медик Иван Синицын приехал отрабатывать пропущенные лекции на кафедру психиатрии, которая находилась в здании новой областной больницы. Он долго блуждал по длинным коридорам, тщетно ища кабинет своего экзаменатора – профессора Бобрикова. Наконец он вышел в огромный зал, внешне напоминающий зимний сад. Среди искусственных пальм и комнатных цветов за столиками сидели пациенты, читали газеты и играли в шашки. Отделение больше напоминало не больницу, а дом отдыха. Даже пациенты ходили не в пижамах, а в обычной одежде. Врачи не носили халатов. И порой трудно было отличить врача от пациента.

Синицын слышал, что под руководством самого профессора Бобрикова в больнице проводили научный эксперимент, направленный на установление полного доверия между пациентами и медперсоналом. По сути, это был новый подход к лечению алкоголизма, настоящая революция в деонтологии. Ничто здесь не напоминало о казенной больничной обстановке. Все это, по мнению профессора Бобрикова, благотворно влияло на расшатанную нервную систему алкоголиков и способствовало их быстрому выздоровлению.

Поднявшись на второй этаж, Синицын наконец нашел кабинет профессора. Студент сильно волновался. И было из-за чего: он умудрился прогулять все лекции по психиатрии и раньше никогда не видел знаменитого профессора.

Синицын робко постучался в дверь и неуверенно зашел в кабинет. За столом сидел загорелый мужчина лет сорока и читал свежий номер газеты.

– Здравствуйте, профессор, – тонким голосом произнес Синицын. – Я студент Синицын, приехал к вам пересдать зачет.

Мужчина оторвался от газеты и удивленно посмотрел на студента.

– Вы профессор? – переспросил у него Синицын.

– Некоторым образом да, – неуверенно ответил мужчина. – И какая же у вас тема? – после некоторой паузы поинтересовался он.

– Алкоголизм.

– Алкоголизм! – оживился профессор. – Интересная тема!

Он неожиданно встал и прошелся по кабинету, как бы предвкушая удовольствие от предстоящего экзамена.

– С чего начнем, молодой человек? – хитро улыбаясь, спросил он.

– Если можно, с клиники опьянения, – наугад ответил Синицын.

– Прекрасный вопрос! – обрадовался профессор.

Синицын сделал серьезное лицо, немного нахмурил брови, многозначительно посмотрел на потолок, затем на профессора и, тяжело вздохнув, тихо начал:

– При первой степени опьянения появляется эйфория, затем покраснение лица… покраснение лица…

Синицын на миг задумался, словно напрягаясь что-то вспомнить. Профессор с удивлением посмотрел на Синицына:

– Вы что, никогда не пили?

– Бывало, – скромно признался студент.

– Тем более должны знать.

Профессор ближе придвинулся к студенту и заговорщицким тоном спросил:

– Какие напитки предпочитаете?

– В основном портвейн, – простодушно ответил Синицын. – Когда стипендию получаем. А когда денег поменьше – переходим на «Яблочное» или «Бело мицне».

– Ну что же, выбор неплохой, – заключил профессор. – Но я бы рекомендовал вам «Плодово-ягодное»… Хороший напиток! Да! Да! И для здоровья весьма полезный.

Профессор Бобриков слыл большим оригиналом и демократом среди студентов, поэтому Синицын ничуть не удивился его последним словам.

– Совершенно верно! – поддержал он профессора. – Мы тоже с ребятами заметили, что плодово-ягодное, с одной стороны, гораздо крепче… в смысле хорошо сшибает с ног, а с другой стороны, дешевле… И самое главное – голова не так гудит, как после вермута…

– Ну вот видите, у вас есть определенный опыт. Надо только все хорошо вспомнить… И попрошу побольше примеров.

– О, примеров сколько угодно! – воодушевленно произнес Синицын. – Вот хоть взять Петьку Квасина из нашей группы. Он как бутылку пива выпьет, так становится красным, как буряк. Но эйфория у него появляется только после пятой… А вот у Ерохина, наоборот, он уже после первой болтает всякую чушь!

– Например?

– Пожалуйста! Можно и пример. Как-то на лекции по анатомии профессор его спрашивает: «О чем вы думаете, когда смотрите на скелет?» А Ерохин не растерялся и отвечает: «О своих будущих пациентах!» Это ж надо так напиться!

– Оригинально! – рассмеялся профессор. – Ну а дальше?

– А дальше, если к пиву водочки добавить, то сразу вторая степень начинается… Всякие глупости в голову лезут. Например, мы как-то недавно с ребятами в четвертой столовой выпивали, так сдуру все ложки и вилки поворовали… Мало того, еще в придачу и фикус прихватили!

– А фикус-то зачем?

– А мы сами до сих пор не понимаем…

– Ну а третья?

– А третья была у студента с параллельной группы Васьки Непомнящего, когда он в пьяном виде подошел к декану и спросил, как пройти в библиотеку.

– Ну и что было?

– Исключили бедолагу.

– Да, жалко парня, – сочувственно вздохнул профессор.

– Да и не только его. У нас недавно Гришку Угарова выгнали только за то, что он на лекции по физиологии портвейн из бутылки через фонендоскоп пил.

– По пьяному делу чего не сделаешь, – сокрушенно произнес профессор.

– Не говорите… У нас один кадр, будучи подшофе, за десять рублей на спор перекусил живую лягушку…

– Прекрасно! – умиленно произнес профессор. – Все это напоминает мне мои молодые годы.

Синицын, совсем осмелев, придвинулся к нему поближе.

– Хочувам сделать признание, дорогой профессор, – заговорщицким тоном произнес он. – Был у меня один грешок…

– Да, да… Не стесняйтесь, говорите… – прошептал профессор.

– Кусок печени от трупа… откушал… в анатомичке… за двадцать пять рублей!

– Не может быть! – воскликнул профессор. – Ну и как? Пошло?

– Под портвейн – хорошо!

– Прекрасно! Прекрасно! – заключил профессор. – А теперь слушайте, студент, пока я жив, как я понимаю степени опьянения. Первая степень наступает, когда ты еще трезвый, но сильно хочешь побыстрей напиться. А вторая, наоборот, когда ты уже пьяный, но сильно хочешь быть трезвым.

– А третья? – спросил Синицын.

– А третья – это когда ты уже ничего не хочешь. И знаешь почему? Потому что к этому моменту, как правило, и денег нет, и магазин закрыт.

– Гениально! – воскликнул Синицын. – Как точно все подмечено! Какое глубокое знание жизни!

В это время за дверью послышались приближающиеся шаги. Профессор встрепенулся.

– Ну что же, коллега, – сказал он, вставая, – ставлю вам «отлично».

Синицын обрадовался и вытащил из портфеля зачетку.

– А вот с этим надо подождать… – торопливо произнес профессор. – Одну минутку… У меня срочное дело.

Он вышел из кабинета и тихо закрыл за собой дверь. Синицын от удовольствия закрыл глаза.

– «Отлично», – торжествовал он. – Наконец-то я всем доказал, что Синицын не дурак!

Размечтавшись, он не заметил, как в ординаторскую вошла медсестра.

– А вы что здесь делаете? – строго спросила она у Синицына.

– Профессора Бобрикова жду.

– Профессор Бобриков еще не приехал.

– Как не приехал?! – удивился Синицын. – А с кем же я тогда здесь только что разговаривал?

– Понятно с кем. С пациентом из шестой палаты. Он здесь окно красил.

– Так он не профессор?

– Профессор. Он у нас самый начитанный. Его за это Профессором в отделении и прозвали. Можно сказать, профессор в своем деле.

«Вот тебе и научный эксперимент, – с ужасом подумал Синицын. – Перепутаешь здесь: кто профессор – кто алкоголик. Хорошо хоть никто не видел этого позора».

Он привстал из-за стола и уже стал собирать свои вещи в портфель, как в кабинет стремительно вошел настоящий профессор Бобриков.

– Это вы – разгильдяй и прогульщик Синицын? – строго спросил он. – Готовьтесь к экзамену.

Синицын сел на стул, с ужасом ожидая экзамена. Настоящий профессор Бобриков совершенно не был похож на «доброго профессора», с которым он только что беседовал, а напротив, был очень сердитым и раздражительным. Такая резкая метаморфоза повергла бедного студента в шок и уныние. И он догадался, что оценку «отлично» он наверняка не получит.

Встреча

На привокзальной площади, прямо под часами железнодорожной башни, рядом с бойкой торговкой пирожками, стоял потный от жары толстяки самозабвенно уплетал чебуреки. Он так увлекся этим процессом, что не заметил, как к нему подошел бодрый загорелый мужчина в очках, одетый в шорты и майку, внешне похожий на курортника.

– Гриша, это ты?! – воскликнул мужчина в очках.

Толстяк перестал жевать и замер, словно пойманный на месте преступления. Он медленно повернулся к окликнувшему его мужчине и от удивления открыл рот.

– Михаил… Миша… совсем не изменился. Такой же стройный и звонкий, как и двадцать лет назад.

Старые друзья обняли друг друга и простояли так несколько секунд.

– Ну как ты? – начал Михаил. – Где сейчас? Кем работаешь?

– Я уже, Миша, старший терапевт… в третьей поликлинике. Высшую категорию имею.

– Как в третьей поликлинике?.. Это там, где ты на шестом курсе практику прогулял?! Экзамен чуть не завалил?..

– Да, было дело…

– Ну ты даешь! Кто бы мог подумать! Гришка, злостный прогульщик и разгильдяй… я бы даже сказал, хулиган! И через двадцать лет в этой же самой поликлинике – старший терапевт.

– Да, Миша, время летит… Ну, а как ты? По одежде вижу – отдыхать в Крым приехал. Куда ж тебя занесло? Неужто?..

– Да, Гриша, уже десять лет как в Москве.

– Невероятно! Вот молодец, Михась. Я всегда в тебя верил. Небось, в главврачах ходишь?

– Нет, Гриша, я уже давно забросил руководящую работу и перешел, так сказать, на частные хлеба!

– Кооператив открыл?..

– Бери выше.

– Неужели центр?

– Почти угадал. У меня, Гришенька, собственная медицинская фирма в Москве!

Гриша от удивления опять открыл рот, потом посмотрел на припаркованную иномарку.

– Слушай, – неожиданно спросил он. – А этот «мерседес» белого цвета, случайно, не твой?

– Мой.

– Твой?! А за рулем кто? Твой родственник?

– Нет. Мой личный шофер и телохранитель. Григорий удивленно посмотрел на Михаила, как будто впервые его увидел:

– Ну, ты меня удивил! Далеко пошел, расскажу ребятам с нашей группы… Пусть порадуются за тебя… Кто бы мог подумать?! Как сейчас помню, что ты на втором курсе в кожаной шляпе ходил. На ковбоя был похож. Курил кубинские сигареты «Партагас».

– Да, было время, – вздохнул Михаил. – Сколько лет прошло.

– А помнишь, – продолжал Гриша, – как ты на четвертом курсе слушал тоны сердца у молодой красивой пациентки в присутствии всей группы и профессора? По-моему, это было на кафедре факультетской терапии. Ты тогда так разволновался, что забыл фонендоскоп в уши вставить. А затем соврал профессору, что слышал систолический шум… Мы тогда все долго смеялись вместе с профессором.

– Да, было дело… признаюсь, – согласился Михаил. – Я в молодости был очень впечатлительным. Хотя и ты, Гриша, тоже большой оригинал! На пятом курсе отличился!

– Я? – удивился Григорий. – Это где же?

– Не помнишь? Пятый курс, государственный экзамен по акушерству и гинекологии. Тебе еще профессорша тройку хотела поставить. Ты бы тогда стипендии лишился. Ну, вспомнил?

– Нет, не понимаю, о чем ты говоришь, – удивился Григорий.

– Ну, как о чем? Ты же тогда сказал ей: «Не ставьте мне тройку, у меня бабушка беременная». Перепутал, видимо, или оговорился. Вместо слова «больная» сказал «беременная». А может, специально сказал, чтобы тройку профессор не ставила. Она тогда так рассмеялась – до икоты, что поставила тебе четверку. У тебя тогда еще долго на курсе спрашивали: «Ну что, бабушка родила?»

– Нет, этого не было, ты что-то путаешь, – возразил Григорий.

– Да ладно, не обижайся, Гриша. Ты лучше вспомни, как мы с тобой двадцать лет назад на этой же привокзальной площади в ресторане «Израиль» гуляли. Ты тогда еще черную куртку из дерматина носил. Молодые были. Курили сигареты «Партагас», пили «Кальвадос» и читали стихи. Ну и «накальвадосились». Я как сейчас помню: стояли мы с тобой вместе, Гриша, под этими вокзальными часами, держась друг за друга. И «ходили в Ригу» в унисон, если, допустим, ты начнешь «в Ригу ехать», то я вслед за тобою или наоборот. Помнишь?

– Помню! А может, давай повторим? – предложил Григорий.

– Ресторана «Израиль» уже давно нет, да и «Партагас» с «Кальвадосом» днем с огнем не сыщешь. А вот водочки, я думаю, мы найдем.

– Ну, что ж, Григорий, припарковывай свой «запорожец» к моему «мерседесу» – и вперед!

И они бросили все свои дела и, как двадцать лет назад, напились в одном из привокзальных ресторанов. И «сходили в Ригу» прямо под часами железнодорожной башни, как в старые, добрые времена!

Примитивная личность

Рано утром в ветлечебницу зашла телятница колхоза «Рассвет» Марья Ивановна Конева. В приемной сидел небритый мужчина с припухлым болезненным лицом и отрешенно глядел по сторонам. Это был ветеринарный фельдшер Иван Кузьмич Кукин. Говорили, что в свободное время он забывает про своих коров и тайно лечит местных жителей от водки, ожирения и бородавок.

– Чем обязан? – недовольно прохрипел он, обводя тяжелым взглядом богатырскую фигуру посетительницы.

Марья на миг оробела, но, спохватившись, вытащила из сумки большой бумажный сверток. Запахло самогоном и жареной свиной колбасой.

– Вы, это, Иван Кузьмич, – начала она неуверенно, – говорят, гипнозом от всех болезней лечите. В Акимовке, слышала, тоже одна старушка есть – от сглазу и порчи лечит.

– Эка удивила, – сказал Кукин. – Я, может, строго по науке работаю, систему Павлова знаю, а ты мне про какой-то сглаз рассказываешь… Темный ты после этого человек, Марья, если меня с безграмотной старухой равняешь.

Марья от удивления раскрыла рот и вплотную приблизилась к Кукину.

– Ну, а меня от лишнего весу вылечить сможете? – шепотом спросила она.

Кукин оценивающе осмотрел мощную фигуру Марьи и задумался, словно высчитывая что-то в уме.

– Хорошо, – наконец произнес он. – Только тут, понимаешь, специальный гипноз надо, психотерапией называется. Это тебе не старушка знахарка, а наука.

Кукин усадил Марью на стул и мгновенно заговорил:

– Сейчас я буду проверять твое магнитное поле. Для этого положи руки на вымя… То есть, тьфу, положи свои руки на грудь. Слушай меня внимательно. Я ввожу тебя в особое состояние, твои руки отрываются от вымени, то есть, тьфу… – Кукин вздохнул и вытер со лба пот. – Нет, этот метод тебе не подходит. Ложись-ка лучше на хребет и закрой глаза.

Кукин нагнулся над пациенткой и положил ладонь на ее лоб.

– А сейчас ты чувствуешь, как тяжесть растекается по всему твоему телу от головы до самого хвоста… То есть, тьфу, по всему телу разливается свинец…

– Ой, что-то нет свинца, – робко прошептала Марья.

– Молчи, – зло прошипел Кукин. – Ты мешаешь проводить научный эксперимент… И не болтай головой… Тебе хочется спать, спать…

– Ой, что-то не хочется спать, Иван Кузьмич, – не выдержала Марья.

– Какие хочется спать? – удивился Кукин. – Всем хочется, а тебе нет? Такого не может быть!

– Ну, как же не может быть, Иван Кузьмич, зачем же я врать буду…

– Нет, я так больше не могу работать, – застонал Кукин, хватаясь за голову. – Ты вот что, Марья, поднимайся. Тебя лечить никак невозможно…

– Это почему же невозможно? – забеспокоилась она.

– Потому как ты есть примитивная личность с низким интеллектом. Тебе гипноз противопоказан.

– Это у меня низкий интеллект?! – взорвалась Марья. – А у коров твоих высокий? Что же это вы себе позволяете, Иван Кузьмич? – обиделась Марья. – Над больной женщиной издеваться! Я думала, что вы специалист, а вы только знаете коровам хвосты закручивать.

– Дура! – закричал Кукин. – Ишь какие бока себе откормила. Есть меньше надо! А то ей, видите ли, гипнозу захотелось!..

– Вот вы какой! – взвизгнула Марья. – Думаете, я теперь не знаю, почему вы прошлой зимой половину телят моих порезали? Потому что не умеете лечить. Не зря вы на селе коновалом слывете.

Марья знала, что фельдшер не любил этого слова, и постаралась попасть в самое больное его место. Кукин побагровел и взялся за стул. Марья испуганно схватила сверток и выскочила на улицу.

– Колбасу… Колбасу-то оставь! – крикнул ей вдогонку фельдшер. – Эх! Примитивная личность!..

Случай на дежурстве

По мнению сержанта Шмонова, для его «фирмы» наступили неблагоприятные времена. После того как ввели хозрасчет, на глаза почему-то попадалась самая неплатежеспособная голь и рвань. Многих из них он даже подозревал в преднамеренном попадании в заведение, где они могли бесплатно принять освежающий душ и поваляться в чистой постели. Поэтому, следуя общеизвестной истине – волка ноги кормят, Шмонов вместе с водителем машины, младшим сержантом Вареником, колесили по городу в поисках клиентов. Около ресторана «Радуга» заметили полуинтеллигентного гражданина, мирно спящего на тротуаре.

– Это же надо так нарезаться! – восхищенно произнес Вареник, пытаясь привести неизвестного в чувство.

– Клиент созрел, – подтвердил Шмонов, вытаскивая у гражданина документы. – Дудка Иван Иваныч, – прочитал он. – Вот тебе и дудка! Проснется завтра, а ему: «С добрым утром!» Припрут к стене и спросят: «Кто такой, где работаешь и как докатился до такой жизни?» И «телегу» на работу! Бац! И полетят к чертям собачьим положение, авторитет… Был Иван Иваныч, и нету Иван Иваныча!

– Нет, этот выкрутится, – возразил Вареник. – Ты видел у него печатку на безымянном пальце, плащ импортный? Про таких в Одессе поют: у него все схвачено, за все заплачено… И физиономия какая-то начальственная: гладкий, розовый, как боров!

– Что-то есть, – согласился Шмонов. – Хотя постой! Тебе его фамилия ничего не напоминает? А? Не родственник ли он нашего Никанора Ивановича? И отчество совпадает.

Шмонов развернул паспорт и стал рассматривать фотографию.

– А главное, похожи, как родные братья!

– Очень даже может быть, – согласился Вареник. – Мне кажется, я его видел с Никанором Ивановичем под Новый год. Был он тогда в пальто и шляпе… Ай-яй-яй, – сокрушенно простонал он. – Такой человек – и в грязи! И никому дела нет… Никому нет дела… А может быть, он погибает? Нуждается в медицинской помощи?..

Дудку бережно подхватили под мышки и перевели в вертикальное положение. От резкого телодвижения его неожиданно стошнило.

– Черт! – в сердцах выругался Вареник. – Он мне, кажется, рукав замарал.

– Не это сейчас главное, младший сержант Вареник! Давайте лучше подумаем, чем мы ему сможем помочь.

– Ну, знаете, – запротестовал Вареник, – если каждая свинья будет мне портить имущество, то как же тогда работать…

Шмонов сердито посмотрел в его сторону:

– Прекращайте действовать старыми методами! От вас веет временем застоя! Вы что же думаете, если человек лежит на тротуаре и от него несет, так он уже и пьян? Нет! И еще раз нет! А может, он выпил сто грамм, да сердце схватило… А ты его в кутузку! Сейчас не те времена, Вареник! Чуткости у вас маловато!

– А я что… Я ничего, – смутился Вареник. – Я человек маленький.

При этом он так согнулся и втянул голову в плечи, что действительно показался Шмонову маленьким.

– То-то, – успокоился Шмонов. – Вытирай свой рукав и отправляй человека домой.

В этот момент к ним подошел постовой милиционер сержант Бобриков и стал с любопытством разглядывать объект внимания своих коллег.

– Это сантехник из первого ЖЭКа, – неожиданно заявил он.

– У нас в отделе краны чинил.

– Вот тебе и Иван Иваныч, – удивленно сказал Шмонов. – Дудка, да не та! Младший сержант, тащи его в машину. Я ему покажу, как по ночам валяться! Ресторана ему захотелось! Будет ему ресторан!

– А может, он и не сантехник, – продолжал размышлять вслух Бобриков. – Тот вроде помельче был. А у этого черты покрупнее, поблагороднее. По-моему, он у нас лекцию читал «За здоровый образ жизни». Начитанный такой, как академик!

Шмонов нервно заерзал плечами и поморщился, как от зубной боли.

– Младший сержант Вареник! – раздраженно крикнул он. – Долго я буду ждать такси? Человека надо срочно отправить домой. Некогда ему тут твою физиономию разглядывать!

В тот момент, когда Вареник уже хотел было сделать шаг вперед, чтобы исполнить приказание сержанта, все заметили, что так называемый больной стал приходить в себя. Он с трудом поднял голову и тупо уставился на Шмонова, пытаясь осмыслить происходящее.

– Это еще что за физиономия! – неожиданно прохрипел он, обдавая изумленного сержанта резким перегаром.

– Я бы вас попросил подбирать слова, – растерялся Шмонов.

– А еще интеллигентный человек! Пример другим должны показывать! Нехорошо!

На лице их новоявленного подопечного заиграла саркастическая улыбка, словно сержант сказал непростительную глупость.

– Ты чего, начальник, – недоуменно проговорил он. – Я уже свое отмагаданил и никому ничего не должен…

Служители порядка с молчаливым удивлением уставились на своего клиента.

– Так ты не академик… И даже не лауреат, – разочарованно протянул Шмонов.

«Полуинтеллигент» гордо поднял голову и мутным взглядом посмотрел вокруг.

– Почему не академик? – вдруг спросил он. – Академик и есть! Две академии прошел: пять лет по «химии» и десять лет по изучению достопримечательностей северного края…

Шмонов тяжело застонал и в отчаянии обхватил голову руками.

– Так вот ты что за Дудка! – вскричал он. – Как я от тебя устал! Младший сержант, уберите его от меня, иначе я за себя не ручаюсь!

Гражданина «погрузили» в машину, и она помчалась дальше на поиски новых клиентов.

Фаргелет

Жил у нас в селе учетчик Василий Терентьев. Мужичонка неприметный, даже неказистый, но отличался необычайной вредностью и ехидством характера. От этого с ним случались всякие неприятности, которые потом обрастали самыми невероятными историями и небылицами. Я же хочу вам рассказать истинную правду. И если у кого возникнут сомнения на этот счет, могу взять в свидетели все наше село Большие Дубки.

А началось все зимой, когда работы совсем мало. Можно и телевизор посмотреть, и, например, в клуб сходить. Вот в это самое тихое для нас время приехал к нам из города молодой лектор. Солидный такой, в ондатровой шапке, совсем как директор. И темау него была подходящая: о применении новых доильных аппаратов. Лекция оказалась такой «интересной», что почти все заснули и не заметили, как всем предложили задавать вопросы. Тут встает Василий Терентьев и спрашивает:

– Ане можете ли вы, гражданин лектор, ответить мне, темному человеку, что такое фаргелет?

Тот удивленно посмотрел на Василия, потом закашлялся, а когда пришел в себя, ответил:

– Как же не знаю? Это, товарищи, новый доильный аппарат, который разработало наше конструкторское бюро. Даю слово, что уже через год первые образцы будут действовать на ферме.

Услышав такой ответ, мы сильно обрадовались и, ничего не подозревая, разошлись по домам.

Но только на этом все не кончилось. Через месяц приехал еще один лектор. Тоже солидный и тоже в ондатровой шапке. Не успел он завершить свою лекцию, как наш Василий, подлая душа, уже тянет свою ручищу и спрашивает:

– Ане можете ли вы, товарищ лектор, разъяснить мне, что такое фаргелет?

Все таки ахнули. Но лектор оказался опытным и, видимо, знал ответы на все вопросы.

– Как же, – говорит, – знаю. Это новое кулинарное блюдо! Его рецепт очень прост. Надо только взять полкило баранины, жарить на медленном огне и, главное, не забыть побольше перца стручкового, сельдерея и петрушки…

Надо прямо сказать, что от такого ответа среди публики произошло некоторое замешательство. Просто неловко. Кому верить? Вот так и разошлись по домам в великом сомнении.

Когда приехал третий лектор, в клубе собралась почти половина села. Польщенный столь неожиданным вниманием, он распевал, как соловей, совсем не подозревая, какая для него готовилась ловушка. Наконец час Василия пробил, и он задал свой коварный вопрос. От волнения все даже с мест поднялись. Но лектор оказался политически грамотным человеком, и потому Василий не застал его врасплох.

– Товарищи, – раздалось с трибуны. – Мне очень приятно, что среди вас есть люди, интересующиеся этим понятием. Объясняю всем! Фаргелет – это развивающееся государство в Центральной Африке, делегация которого уже неоднократно посещала нашу страну.

В зале стало совсем тихо. Публика, затаив дыхание, вопросительно смотрела на Василия. Всех мучил один вопрос: что же все-таки такое «фаргелет»?

Первым не выдержал председатель колхоза и на следующий день вызвал Василия к себе.

– Что это, – говорит, – ты, Василий, за слово такое хитрое придумал? Людям образованным голову морочишь. Хоть сам-то понимаешь, что оно означает?

– А бес его знает, – ответил Василий. – Я, когда на базаре из пивной выхожу, то слева на вывеске всегда читаю: «фаргелет».

Председатель схватился за голову:

– Удивляюсь я тебе, Василий, ведь там написано «телеграф», а ты читаешь наоборот. Вот и получается: «фаргелет».

С тех пор и нарекли Василия Фаргелетом.

Часть третья Мистические рассказы

Перстень

I

Эта невероятная история произошла со мной много лет назад, когда я еще был молод, жил в Большой Ялте и сидел на шее у своих престарелых родителей. Жизнь моя в те годы складывалась не совсем удачно, я долгое время не мог найти работу, был беден, плохо одет и, страдая от скуки и безделья, целыми днями слонялся по городу, словно местный придурок. Иногда находил себе сезонную работу, разносил мороженое, работал грузчиком в порту, кассиром, даже спасателем на городском пляже, если везло, устраивался официантом в местную пивную. Пил не слишком много. Не хватало денег. Временами мной овладевали тоска и безнадежность. Я был типичным неудачником. Единственной моей отдушиной были мечты.

Я любил мечтать, часами гуляя по набережной, среди праздной толпы отдыхающих, ощущая себя частичкой этого пестрого курортного мира. Каждый вечер я спускался по крутым улочкам к гостинице «Ореанда» и направлялся через приморский парк в сторону порта, любуясь по пути сочной зеленью лавровых деревьев, украшавших городские аллеи на протяжении всей набережной. Не имея денег в кармане, я любил останавливаться у витрин дорогих магазинов, рассматривать модно одетые манекены, ювелирные прилавки с неслыханно дорогими украшениями. Проходя мимо шашлычной, я с жадностью вдыхал на голодный желудок нестерпимо вкусные запахи шашлыков, жареной кефали и печеных овощей. Здесь было много пивных, трактиров, дорогих ресторанов с яркими кричащими вывесками, заманивающими прохожих вкусной едой, изысканными напитками и живой музыкой. В небольших ресторанчиках, расположенных над морем под синим тентом, юркие официанты в белых фартуках, с бабочкой на шее и с прочесанным пробором по середине подавали на стол «соблазнительную» свиную ногу и жареную рапану с луком. Это был предел моих мечтаний! Я любил этот праздник жизни, хотя и был в нем всего лишь бедным наблюдателем.

Из любопытства я подходил к причалу и наблюдал, как под звуки оркестра богатые респектабельные пассажиры из столицы поднимались по трапу на бак огромного белоснежного теплохода и уплывали, как мне тогда казалось, в неизведанную для меня, счастливую даль. Публика была здесь самой разнообразной: от валютных проституток и мелких бизнесменов до приезжих знаменитостей и важных высокопоставленных особ. Это уже была не «ситцевая» и не «бархатная публика», а большей частью «новые русские». Толпа зевак, вытянув шеи, пожирали полуобнаженных женщин неземной красоты, грациозно гуляющих по верхней палубе. Из всей одежды у них были только очки и тонкая нить, прикрывающая лишь то, что было неприлично открывать. Они хохоча махали нам вниз рукой. От смеха у них блестели глаза, щеки горели румянцем. В этот момент меня охватывало волнение, и я верил, что когда-нибудь и мне улыбнется судьба: я обязательно разбогатею, стану знаменитым и так же, как гуляющие вокруг курортники, буду снимать фешенебельные номера в самых дорогих отелях и безалаберно прожигать свои деньги в многочисленных летних ресторанчиках и барах.

А пока я мог только видеть, как роскошные Porshe и черные Bentley подвозили к пятизвездочному отелю, расположенному у самого моря, богатых гостей: банкиров, нефтяников, депутатов, крупных чиновников и просто бандитов, увешанных золотыми цепями и браслетами. Более скромные из них – бизнесмены и депутаты – приезжали на одной машине с любовницей и водителем-охранником. Более крутые – крупные чиновники и другие высокопоставленные особы – подъезжали целым кортежем, состоящим из двух или трех лимузинов, в сопровождении личного секретаря и офицеров службы безопасности.

Однажды мне пришлось наблюдать приезд настоящего олигарха из Москвы – нефтяного магната, владельца «заводов, газет и пароходов», у которого, поговаривали, денег было, как у арабского шейха. В тот вечер я, как всегда, проходил мимо отеля «Ореанда», любуясь его приятным бежевым фасадом, обшитым внизу светло-коричневым мрамором. Багровый закат горел каким-то фантастическим сиянием на парапете крыши, отделанном в старом стиле листами меди зеленого цвета. К центральному входу подъехали две машины: впереди черный мерседес с охраной, а сзади белый линкольн с затемненными стеклами. Из линкольна выскочил шофер гориллообразного вида и открыл дверцу машины, из нее вышел мужчина средних лет, одетый не по-летнему в черный смокинг. У него были седые виски, свежее, хотя и немного полноватое лицо, светлые волосы от ветра легко отлетали в сторону. Движения плавные, даже вальяжные. Весь его облик выражал величие, власть и большие деньги. Встречающие смотрели на него с почтительным любопытством, порою даже переходящим в какое-то радостное изумление.

Приезжего звали Иван Николаевич Шульгин, он был москвич, холостяк и баловень судьбы. О нем ходили самые невероятные слухи. Говорили, что в прошлом, до того, как стать бизнесменом, он был известным мошенником и грабителем игровых автоматов. Про таких людей, как Шульгин, говорили: «Если он пожал вам руку, проверьте, все ли пальцы на месте». Он знал секрет беспроигрышной игры и за десять лет украл в казино около тридцати миллионов долларов. И при этом ни разу не сидел в тюрьме. Никто не мог доказать его жульничество и поймать за руку. Казалось, какая-то неведомая сила помогала ему срывать крупные Джек Поты и избегать разоблачения. Перед ним трепетали все известные казино столицы. Он стал настоящей угрозой игорного бизнеса. Несказанно разбогатев, он неожиданно прекратил свою игорную деятельность и занялся нефтяным бизнесом. И благодаря необычной удачливости, за несколько лет стал крупным нефтемагнатом.

Для многих он был загадочной фигурой. Всем казалось, что он знал какую-то тайну успеха и удачи. По крайней мере, его внешний вид и его поведение соответствовали тем невероятным слухам, которые ходили о нем. И в этот раз он не обманул ожидание любопытствующей публики. Выйдя из машины он пожевал сигару и, улыбаясь, помахал рукой встречающим его официальным лицам, но не дойдя буквально двух шагов до них, он вместо того, чтобы пожать им руку, резко повернул в сторону главного входа и быстро зашел в гостиницу. Чем немало удивил окружающих и поставил в неловкое положение двух важных персон. Но последние быстро пришли в себя и торопливо засеменили вслед за знаменитостью.

Необычная шутка олигарха произвела на меня сильное впечатление. Впервые в жизни я увидел открытое пренебрежение к тем, кого другие почитали и боялись. Я невольно зауважал Шульгина. Он казался мне фантастической и недосягаемой личностью, прилетевшей с другой планеты. В тот момент я почему-то был уверен, что больше никогда не увижу этого человека. Слишком большая пропасть разделяла нас. Однако судьба распорядилась по-другому. Уже на следующий день, гуляя в городском парке, я опять увидел Шульгина, сменившего смокинг на шорты и майку. Он бродил по тенистой стороне набережной в сопровождении своего здоровенного охранника и покупал местные сувениры и всякие безделушки. Думаю, что я с ним никогда бы не познакомился, если бы не господин случай. А произошло следующее: когда знаменитый олигарх покупал в небольшом магазинчике крымские сувениры, здоровенный рыжий детина залез ему в карман, и я это заметил. И когда вор уже вытащил из кармана его шорт толстый портмоне, я с криком схватил негодяя за обе руки и между нами завязалась борьба. Мы навалились на прилавок и опрокинули несколько керамических ваз, сильно испугав побледневшую продавщицу. Неожиданно портмоне выпал из рук моего оппонента из него выскочила толстая пачка стодолларовых купюр. Таких денег ни я, ни воришка раньше не видели. От удивления мы открыли рты.

Не разобравшись в ситуации, охранник хватанул меня своей огромной ручищей по шее, видимо перепутав меня с вором. Я вскрикнул от сильной боли и разжал руки. Воспользовавшись этим, воришка вырвался из моих объятий и выскочил из магазина и вскоре затерялся в толпе. Охранник еще раз замахнулся на меня, но Шульгин его остановил.

– Не бей его Семен, – обратился он к нему. – Этот парень только что спас мой кошелек.

Шульгин поднял свой портмоне и подошел ко мне поближе, внимательно рассматривая мое лицо.

– Еще не перевелись благородные люди, – сказал он мне. – Поразительно! А если бы он вас зарезал…

– Пустяки, – смущенно ответил я, с опаской посматривая на охранника. – Я просто хотел вам помочь.

– Вы видели! – воскликнул Шульгин, ударив себя по бедрам.

– Он просто хотел помочь… Удивительно! И вы это так просто говорите… Видимо мир еще не совсем испортился… Вы даете мне шанс молодой человек… окончательно не разувериться в жизни.

Он на миг замолчал, вспомнив о разбитых вазах, и протянул насмерть перепуганной продавщице стодолларовую банкноту. Это произвело огромное впечатление не только на продавщицу, но и на собравшуюся вокруг нас толпу, воспринявших щедрый жест олигарха не иначе как за чудовищную расточительность. Шульгин и на этот раз был не понят толпой.

– Вы любите свиную ногу? – неожиданно спросил он меня, не обращая внимания на любопытные взгляды зевак.

Я молча кивнул головой.

– Тогда пойдемте в ресторан.

Мы тотчас вышли из магазина и в сопровождении телохранителя направились в сторону порта в поисках нужного нам заведения. К моему удивлению выбор Шульгина пал на казино «Корона».

Мы зашли в огромный зал с настенными панно и малахитовыми колоннами. В центре зала играли в Джек Блэк, чуть дальше виднелись игральные автоматы. Шульгин подошел к крупье и заказал себе несколько фишек для игры в Джек Пот. Вокруг нас сразу же возникло какое-то оживление. Игроки и сотрудники казино с удивлением и даже с некоторой растерянностью смотрели в нашу сторону.

Было видно, что знаменитого олигарха узнали. Около его автомата стала собираться оживленная толпа. Он начал игру, и к всеобщему изумлению колесико раз за разом перемещалось на выигранные комбинации. С автоматом что-то стало происходить необъяснимое. Уже через несколько минут сумма Джек Пота достигла тридцати тысяч рублей. После очередной комбинации Шульгин сорвал еще более крупный куш. Окружающие захлопали в ладони.

– Браво великому игроку, – крикнул кто-то из зала.

– Все, все, – быстро проговорил Шульгин, словно успокаивая возбужденную публику. – Никаких поздравлений. Я больше играть не буду. Это так… вспомнил былые годы… молодость…

Под громкие аплодисменты игроков крупье принес на подносе выигранные деньги и книгу почетных гостей. Шульгин с удовольствием расписался в книге, а деньги отдал посетителям казино.

– Выпейте за мое здоровье, – сказал он им на прощанье, и мы пошли ужинать в бар-ресторан.

У барной стойки, украшенной орнаментом старой пекарни, он попросил две стопки коньяка и икры. Мы выпили и сели за столик у окна. К нам подбежал молодой официант приятной наружности. Шульгин заказал омары, белорыбицу, осетрину, свиную ногу, жареную рапану и фирменный коньяк «Ай-Петри».

Когда принесли горячих и алых, как пламя, омаров, он заметно оживился.

– Как вас отблагодарить молодой человек, – улыбаясь, произнес он и не спеша разлил в рюмки ароматный коньяк. – Что вам надо? Деньги. Знакомства? Связи? Не стесняйтесь. Может быть, я чем-нибудь вам помогу, по мере своих возможностей, конечно…

– Я даже не знаю… – с трудом промямлил я, чувствуя крайнюю неловкость. – Разве что сто долларов, не помешали бы… Я должен одному хмырю…

– Сто долларов?! Одному хмырю?! – громко рассмеялся Шульгин, привлекая своим хохотом окружающих нас посетителей. – Вы не перестаете меня удивлять молодой человек. Но с лучшей стороны. Заметьте. С лучшей.

Он разломал шейку омара и начал с удовольствием высасывать нежное белое мясо.

– Неужели вам никогда не хотелось иметь много денег? – продолжал он, вытирая салфеткой масленые губы. – А как же слава, престиж, красивые женщины?! Власть над людьми, в конце концов?!

– Хотелось бы конечно, – неуверенно пробормотал я, с жадностью поедая сладкую осетрину. – Но только где их взять? Много денег…

– Резонно, – согласился Шульгин. – Ну, а хотите я вам дам шанс круто изменить свою жизнь, разбогатеть, стать влиятельным человеком.

– Мне? Стать влиятельным человеком, – повторил я странные слова, еще не понимая, что имел ввиду Шульгин.

– Да, вам, – не унимался Шульгин. – Хотите или нет?

Я выпил залпом рюмку коньяка. От выпитого у меня немного закружилась голова, и все, что со мной происходило, казалось мне каким-то фантастическим сном.

– Конечно хочу, – немного осмелев сказал я.

– Вы уверены… А вы знаете для чего человеку надо много денег? Очень много!

– Если бы я имел много денег, может быть, и знал, – ответил я. – Хотя могу сказать. Если бы я имел много денег, очень много денег… я бы помог своим родителям, родственникам… может быть помогал бы бедным людям, всем, кто нуждается в деньгах…

– Поразительно! – воскликнул олигарх. – Неужели вы искренне верите в то, что помогали бы бедным людям, если бы имели миллион… Ничего-то вы в жизни не понимаете. А я вам скажу для чего человеку надо много денег… А нужны они ему для того, чтобы презирать людей. Понимаете – презирать! Быть выше других! Не верите?

– Не верю, – с жаром произнес я. – Не всегда так бывает. А как же российские меценаты – Сава Морозов, Мамонтовы… Мне кажется, на свете есть много богатых и благородных людей. Даже если взять, к примеру, вас. Вы же не презираете?

– А с чего вы так решили?

– Мне так показалось.

– Ну это еще неизвестно. Хотя речь сейчас идет не обо мне, а о вас, молодой человек. Я дам вам шанс иметь большие деньги и осчастливить человечество. Тогда посмотрим, что из вас получится и куда денется ваша любовь к ближнему.

Шульгин снял с безымянного пальца огромный золотой перстень с печаткой и протянул мне.

– Возьми этот перстень… Он приносит удачу и богатство. И выполняет любое желание. Испытайте эту волшебную палочку.

Я взял перстень и несколько раз повернул его на свету. Такой уродливой, но в то же время великолепной, вещицы я еще никогда не видел. Наверняка он был сделан из чистого золота девяносто девятой пробы. На печатке был выгравирован череп, украшенный в области глазниц двум крупными алмазами.

Шульгин быстро оглянул полупустой ресторан и нагнулся ко мне.

– Но будьте осторожны, – продолжал он. – Эта волшебная палочка может безжалостно сжечь вашу душу, все желания… Может наступить день, когда вы уже ничего не будете хотеть: ни ласки, ни славы, ни богатства… Потому что вы будете все это иметь. И все это проклинать… И только смерть будет вам желанна…

– Я буду проклинать богатство?! – удивился я. – Да если бы у меня были деньги и слава, разве я бы думал о смерти… Слишком долго я был беден, чтобы так думать… Вы, наверное, не знаете, что такое бедность, раз так говорите?

– Тогда берите перстень. Может быть, он принесет вам счастье и удачу.

Шульгин на миг замолчал и тяжело вздохнул.

– И вот еще, – тихо проговорил он. – Вы можете вернуть мне этот перстень, если почувствуете себя плохо. Но тогда вы опять обеднеете…

Расплатившись с официантом, Шульгин на прощание пожал мне руку и вместе с охранником вышел из ресторана. Я еще некоторое время не мог прийти в себя, воспринимая все это, как какую-то непонятную мне шутку. Допив рюмку коньяка, я вышел на улицу и еще долго гулял по набережной, временами не решаясь его одеть на палец. Так я прогулял до самой ночи, пока не решился его примерить. Я знал, что чудес не бывает, но почему-то надел перстень на безымянный палец, ожидая чудо. В этот момент меня вдруг охватило какое-то непонятное, неведомое мне ранее чувство. Я словно ощутил какой-то неизъяснимый прилив энергии и уверенности в себе. И тут со мной стали происходить самые настоящие чудеса. Проходя мимо небольшого коммерческого банка, я вдруг увидел под желтым фонарем, лежащую на тротуаре стодолларовую банкноту. Я быстро ее поднял, все еще не веря своим глазам.

– Вот она, волшебная палочка… – пронеслось у меня в голове.

Впервые в жизни я держал в руках приличные деньги. Не долго думая, я решил испытать судьбу и направился в ближайшее казино.

Перейдя на другую сторону улицы я зашел в небольшое стеклянное здание с яркой неоновой вывеской «Джек Пот». Поднявшись по винтовой лестнице на второй этаж, я сразу же оказался у входа в игровой зал. Меня поразило обилие золота и яркого света. Все здесь радовало глаз и казалось изящным и красивым. Толпы посетителей резались в карты, играли в рулетку, бросали кости. Я на минутку остановился перед зеркалом, поправил всклоченные волосы и нерешительно направился в центр зала. К моему изумлению на меня никто не обращал внимание, как будто я был постоянным посетителем этого заведения. В какое-то мгновение я даже хотел уйти, но любопытство останавливало меня. Я миновал барную стойку и подошел к огромному столу, накрытому зеленым сукном. Окружившие стол посетители играли в Джек Блэк. Один из них, пожилой мужчина в кожаном пиджаке, в сердцах бросил на стол несколько фишек. Его ставка в очередной раз не сыграла. Невзирая на это, я, едва скрывая волнение, купил у крупье несколько фишек и, сам не знаю почему сразу же сделал крупную ставку на 500 долларов. И к всеобщему удивлению набрал Джек Блэк.

– Счастливчик, – крикнул кто-то из зала.

В одно мгновение я стал объектом всеобщего внимания. Вокруг меня сразу же собрались какие-то люди, громко комментирующие мою игру. С трудом преодолевая охватившее меня волнение, я сделал еще одну крупную ставку на 500 долларов. Когда крупье открыл карты, я почувствовал аромат денег. Я опять выиграл. У меня было двадцать одно очко! Как сейчас помню, лицо крупье сильно побледнело, он явно заволновался и начал звонить кому-то по телефону. Не обращая на него внимания, я закончил игру и пошел в более просторный зал игральных автоматов. За мной последовала целая толпа зевак. Как только я бросил жетон в автомат, колесико сразу же переместилось на выигрышную комбинацию. В зале воцарилась тишина. Все ждали дальнейшего продолжения событий. Я бросил еще жетон, и опять колесико переместилось на выигрышную комбинацию. Перстень не подводил. Мне удалось сорвать куш в 1000 долларов.

Сумма Джек Пота росла и достигла пять тысяч долларов. Я решил забрать этот Джек Пот. Неожиданно ко мне подошел менеджер в сопровождении охранников. Один из охранников бесцеремонно обыскал меня, видимо приняв за грабителя автоматов. Но никакого мошенничества с моей стороны или жульнических приборов, чипсов, отмычек они не нашли. По их глазам было видно, что они мне не верят. Однако под давлением недовольных возгласов толпы они были вынуждены отступить. Толпа требовала от меня продолжение игры.

Я бросил жетон… и взял Джек Пот! В зале раздался крик восторга. Толпа неистовала.

– Счастливчик! Счастливчик! – кричали восторженные посетители казино.

Ошеломленный от происшедшего, я словно во сне подошел к менеджеру и попросил меня рассчитать. Под громкие аплодисменты мы вышли с ним из зала, миновали ресторан и подошли к маленькой каморке с окошечком и надписью «касса». Там у меня взяли паспорт, сделали ксерокопию и выдали семь тысяч долларов. Получив деньги, я вышел на улицу, все еще не понимая, что со мной произошло. Я еще долго брел по набережной, не веря в происходящее. Кое-как добравшись до дома, я, обессиленный от впечатлений, лег в постель и сразу же заснул.

II

На следующий день чудеса продолжались. Рано утром меня разбудил почтальон и вручил денежное извещение на крупную сумму от какой-то богатой тетушки из Америки, о существовании которой я и не подозревал. Я уже ничему не удивлялся и все воспринимал как должное. И главное я понял, что стал обладателем волшебной палочки – таинственного перстня, сулившего мне удачу и богатство.

И вскоре мои ожидания оправдались. Под влиянием перстня моя жизнь сказочно изменилась. Я быстро разбогател и уехал в Москву. В столице я открыл фирму, и деньги потекли рекой. Состояние мое росло не по дням, а по часам, и уже через год я владел крупной строительной компанией и стал очень богатым и влиятельным человеком. Я построил себе огромный дом на Рублевке с собственным кинотеатром и бассейном. Вокруг росли столетние дубы, и по лужайкам бежал ключ. Я приказал кругом посадить миллион роз, перекинуть мосты через ручьи и построить отель для гостей. Всю эту огромную территорию, в сорок гектар, огородили четырехметровой стеной. Слава о моем богатстве разнеслась по всей столице. Я приобрел дорогие яхты, автомобили, недвижимость в Европе. Мои счета в банке украшали 10-значные цифры. Однако за моим восхождением тянулся шлейф разорений, смертей и несчастных случаев. Каким-то образом фирмы, с которыми я работал, разорялись и плавно переходили в мои владения. У меня сформировалась целая команда помощников: финансистов, юристов и даже бывших сотрудников правоохранительных органов. Но несмотря на это, в мой адрес стали поступать угрозы от многочисленных конкурентов. Приходили бандиты, страшные неприятные люди с отмороженным взглядом, после чего плохо спалось по ночам. Я несколько раз пытался избежать встречи с ними. Наконец, они настигли меня и предъявили ультиматум. Через неделю их всех взорвали в машине… Я думаю, что за этим стоял перстень. Но от этого мой страх только усилился. Я увеличил свою охрану до сорока человек. Но и это не помогало. На меня было совершено несколько покушений, но всякий раз какая-то сила в последний момент спасала меня от смерти.

Во время одного из таких покушений мой любимый мерседес «Pulman» взорвался прямо у меня на глазах. По счастливой случайности я успел отойти от машины на несколько шагов, прежде чем сработало взрывное устройство… После этого случая меня стали называть счастливчиком. Это имя надолго прилипло ко мне.

Перстень оберегал меня. Все мои недруги в течение короткого времени исчезли с лица земли, так как имели дело с перстнем. Кто-то из них заболел, кто-то погиб при бандитских разборках или просто стал жертвой несчастного случая. Однако, несмотря на везение и удачу, новая жизнь не могла не оставить следы в моей душе. У меня развилась настоящая паранойя. В каждом человеке я видел потенциального киллера. Страх надолго сковал все мое существо. Всю зиму я не выезжал из дома, опасаясь новых покушений. Но с приходом весны неприятные воспоминания притупились, поблекли, и я вернулся к активной жизни. Никто уже не угрожал моему существованию, поэтому страх постепенно ушел. Я полностью доверился могущественной силе перстня.

Около меня или, вернее, около моих денег, все время крутились какие-то люди: всевозможные помощники, компаньоны, известные люди, общественные деятели и целая армия различных просителей и других сомнительных личностей. Но в этом море людей я всегда был одинок. Я не нашел ни одной души, которую бы не интересовали мои деньги. Но не только это делало меня одиноким. Что-то изменилось во мне самом. Перстень не только изменил мою судьбу, но и странным образом влиял на мой характер, на мое поведение. Стоило мне чего-нибудь захотеть и это желание тут же исполнялось. От этого я стал постепенно терять интерес к чему-либо. Перстень лишил меня удовольствия достигать цели, преодолевать препятствия, отчего цель уже становилась не такой желанной. Любая самая красивая женщина могла быть моей, если бы я только этого пожелал. Поэтому мне уже было все равно: добился ли я любви от несравненной красавицы или от простой дурнушки. Все они для меня были на одно лицо и, казалось, потеряли свою индивидуальность.

Неограниченная сила перстня вела меня к славе и богатству. Я уже имел свою империю, созданную из огромных денег, многочисленных компаний и фирм. И в то же время, я чувствовал, что взамен за это, перстень каждый раз забирал у меня частицу души, делал меня равнодушным и угрюмым человеком. Неожиданно для себя я сделал ужасное открытие: я потерял способность мечтать и желать, потому что все имел и всего достиг. Перстень забрал у меня все мои мечты и желания. Может быть я плохо переносил испытание славой и богатством, и мог жить только в своих мечтах? Не знаю… Но на вершине своего могущества и удачи, я вдруг потерял вкус к жизни. Она стала для меня унылой и серой. Ее суета и пресыщенность тяготили меня. Видимо я не был готов к столь резким изменениям в своей жизни. Мне вдруг стало казаться, что перстень попал ко мне не по назначению и мир, который он мне подарил, оказался для меня чужим.

Душа моя была больна… Я стал тяготиться жизнью и постепенно отошел от дел. Управление своей огромной империей я передал своим заместителям. А сам совершенно обленился, спал допоздна, утром не хотелось просыпаться. Даже сама мысль о том, что после сна надо что-то делать, приводила меня в ужас. Каким-то непостижимым образом перстень лишил меня всех желаний, какие только могут быть у человека. Он дал мне все, что я хотел, но взамен забрал у меня способность хотеть. Я уже не хотел то, что имел. Внутри у меня что-то надломилось, остыло… Свое уныние и тоску я пытался залить в вине, но это помогало ненадолго. Стали появляться мысли о бессмысленности жизни… Я стоял на грани какого-то страшного срыва… может быть даже гибели…

И тогда я вспомнил о своей прошлой жизни, когда я мечтал о куске хлеба, уютной квартире и красивых женщинах. Я был беден, плохо одет, но по-своему счастлив, у меня были свои мечты и желания. Я вспомнил о предостережениях Шульгина и, наконец, осознал всю правоту его слов. Мечта о волшебной палочке оказалась для меня губительной. И тогда я решил избавиться от нее. Я несколько раз пытался это сделать. Но к моему изумлению у меня ничего не получилось. Я выбрасывал перстень в местный пруд, в Москву-реку, просто в окно, торжественно закапывал его в лесу, но всякий раз, когда я возвращался к себе домой, он уже блестел на моем рабочем столе. Какая-то демоническая сила возвращала его обратно, и я уже не в силах был избавиться от него. Оставалась последняя надежда – вернуть его бывшему хозяину. И я решился…

Я долго искал Шульгина в Москве, по всей России, за границей, но все безрезультатно, он словно сквозь землю провалился… Когда я потерял всякую надежду найти его, я решил съездить на несколько дней в Ялту, чтобы поискать его там и заодно немного развеяться и отдохнуть.

И вот сбылась моя давняя и, возможно, единственная мечта – я приехал в родной город, как настоящий олигарх или арабский шейх, в сопровождении целого кортежа машин, личной охраны и милицейского эскорта. Мой приезд наделал немало шума в городе. Но это только вызывало у меня скуку и раздражение. Я был болен и меня ничего не радовало, даже ласковое море и веселая курортная жизнь. Я все равно думал о Шульгине, но и здесь о нем ничего не знали. Но случай все-таки свел меня с ним.

Как-то гуляя по набережной в сопровождении незаметной охраны, я забрел в небольшой сквер и, спасаясь от изнурительной жары, на минуту спрятался в тени иудова дерева. Было душно, как перед грозой, пахло скошенной травой на газонах. Вершины гор окутал надвигающийся голубой туман. Это место мне показалось знакомым. Все та же зеленая скамейка около газетного киоска, окруженная белыми розами, тот же парфюмерный магазинчик с зеркальными витринами и стеклянной дверью, и тот же старый фонтан с золотыми рыбками и потемневшим от времени дном, усеянным мелкими монетами.

Прежде я любил сидеть на этой скамейке и часами наблюдать за местной публикой. Ничего здесь не изменилось. Так же, как и раньше, мимо гуляли разомлевшие от жары курортники, между ними иногда скромно пробегали поджарые и загорелые ялтинцы. Все здесь напоминало мне о прошлой жизни: и знакомый запах моря, и полуденный зной, и тонкие кипарисы…

Напротив виднелось знакомое здание гостиницы «Ореанда». Я как и прежде стал с любопытством рассматривать приезжающих, вспоминая при этом свою прошлую жизнь, свои бывшие мечты, которые сейчас уже казались мне иллюзорными и пустыми и не вызывали в моей опустошенной душе каких-либо ощущений. В приезжающих богатеях я уже не замечал какой-то особой избранности и загадочности, мне виделись лишь праздные, сытые и немного ожиревшие лица. Я уже собирался уходить, как вдруг из толпы ко мне подошел какой-то небритый и плохо одетый пожилой человек и, невзирая на охрану, тронул меня за локоть.

– Подайте на бедность, молодой человек, – обратился он ко мне.

Знакомый голос заставил меня вздрогнуть. Я всмотрелся в незнакомца, что-то неуловимо знакомое проглядывалось в нем.

– Стойте! – крикнул я подбежавшей охране. – Я знаю этого человека!

Я продолжал в недоумении смотреть на него. Сомнений не было… Это был Шульгин… Но какие страшные изменения произошли с ним: из преуспевающего бизнесмена он превратился в жалкого оборванца. Он сильно постарел, осунулся, видимо сильно пил.

– Вы меня не узнали? – наконец вымолвил я, невольно разглядывая его старую, полинявшую от пота майку. – А я вас искал…

Шульгин удивленно посмотрел на меня все еще не понимая, о чем я говорю, и ничего не ответил.

– Ну как же, – волнуясь, продолжал я, все больше удивляя свою охрану. – Неужели не помните, Иван Ильич? Вас еще тогда чуть не ограбили… Ну вспомнили? Набережная, магазин сувениров, ваш портмоне, воришка… перстень, который вы мне подарили…

При упоминании перстня у Шульгина заблестели глаза, отступив немного, он с каким-то особым любопытством, даже с радостью, посмотрел на меня.

– Молодой мечтатель с набережной! – наконец воскликнул он, и, подойдя ближе, начал восторженно трясти меня за руку. – Признаюсь, честно ни за что бы вас не узнал! Вы сильно изменились! Хотя я ничему не удивляюсь. Наслышан о ваших успехах!

Он многозначительно посмотрел на моих охранников.

– Все сбылось, не правда ли…

Я молча кивнул головой.

– Вот вам и волшебная палочка, – продолжал он. – Но самое поразительное в этой истории – это то, что мы с вами поменялись местами. Даже хуже… для меня… С тех пор, как я вам отдал перстень, вся моя жизнь пошла под откос… На меня свалились все беды и неприятности, какие только могут быть у человека… В тот же день я обанкротился. В одночасье я потерял все: деньги, власть, семью… А дальше… вы сами все видите… Я скатился на самый низ: грязь, пьянство, вонь, ничтожество существования. Одним словом, сплошная гнусность…

Шульгин тяжело вздохнул, глаза его заблестели, было видно, что он с трудом сдерживает навернувшиеся слезы. С минуту продолжалось молчание.

– Послушайте, что же мы стоим посреди набережной, – первым прервал я молчание. – Разговор у нас некороткий. Давайте зайдем вон в тот ресторанчик у фонтана, там подают отличную свиную ногу.

Оставив охрану снаружи, мы зашли внутрь небольшого уютного ресторанчика. После яркого солнца в зале было темно, шумно работал кондиционер. Мы сели рядом на желтый кожаный диван, я заказал солянку, свиную ногу, жареную рапану с луком, два литра вина и фирменный коньяк «Ай-Петри».

Шульгин выпил залпом стакан красного вина и вытер грязным платком свой вспотевший лоб.

– Не умеют здесь готовить настоящую свиную ногу, какую я едал в «Метрополе», – говорил он, жадно глотая большие куски мяса. – Ее замачивали в специальном рассоле двое суток, затем готовили на медленном огне пять часов! Хорошее было время. А какой я пил коньяк! Какие курил сигареты!

Шульгин горестно покачал головой и стал корочкой хлеба подбирать с тарелки мясной соус. Он ел быстро, стараясь больше съесть и выпить.

– Кстати, вы, кажется, сказали, что искали меня, – спросил Шульгин, медленно и с наслаждением глотая коньяк. Он выразительно посмотрел намою правую руку, пытаясь рассмотреть перстень. – Неужели что-то не так… Появились проблемы?

Шульгин оторвал взгляд от перстня и пристально посмотрел на меня, словно ища в моих глазах ответ на свой вопрос.

– Неужели я был прав?

– Да… – тихо произнес я. – Вы оказались правы. Все так и случилось, как вы говорили… Волшебная палочка оказалась губительной для меня…

Шульгин быстро оглянул почти пустой ресторан и нагнулся ко мне поближе.

– Вы хотите вернуть мне перстень? – спросил он шепотом.

– Да Иван Ильич, – чуть слышно ответил я и снял с руки перстень. – Волшебная палочка не для меня… не по Сеньке шапка… А я просто хочу выздороветь… опять полюбить жизнь!

– Полюбить жизнь? – медленно проговорил Шульгин, словно что-то припоминая.

Он опять приблизил свое лицо к моему лицу и в упор посмотрел на меня.

– Что же это хороший повод отказаться от перстня, – опять заговорил он шепотом. – Но только имейте в виду, если вы это сделаете, то потеряете все: деньги, славу, власть, женщин… Готовы ли вы к этому?

Я на мгновенье задумался.

«Неужели я так быстро, прямо сейчас, сию минуту, расстанусь с перстнем… со своей волшебной палочкой… и с тем, что имею… Но в то же время мне необходимо сделать этот шаг на пути к выздоровлению… похожий на хирургический разрез, спасающий жизнь человеку».

Я в последний раз посмотрел на золотой перстень и вложил его в руку Шульгина.

– Так будет лучше, – тихо промолвил я. – Я хочу опять стать городским мечтателем и вернуть себе свои мечты… Перстень отнял у меня все желания… Даже желание жить…

От волнения Шульгин закашлял, прочищая горло. Кажется, он был сильно растерян. Он выпил еще рюмку коньяка и немного пришел в себя.

– Ну что же, – успокоившись произнес он. – Лечение началось. С этой секунды вы теряете все деньги… У вас опять ничего нет, молодой человек…

В этот момент зазвонил сотовый телефон и мне сообщили о том, что банк, в который вложил все свои деньги, «лопнул» и моя финансовая империя рухнула… Я стал банкротом…

– Вот вам и лечение… – на прощание сказал мне Шульгин и вышел из ресторана. Больше я его никогда не видел. Через несколько дней я узнал из газет, что известный бизнесмен и меценат Иван Ильич Шульгин скоропостижно умер в собственном номере гостиницы «Ореанда». Причины смерти неизвестны… Хотя мне кажется без губительного влияния перстня тут не обошлось.

А какова судьба перстня? О его дальнейшей судьбе мне ничего не известно. Хотя поговаривают, что в Ялте появился новый мультимиллионер, поражающий всех своим богатством и блеском. Не успел ли ему Шульгин передать перстень перед смертью? Это остается загадкой.

Ачтоже произошло со мной? После моего банкротства все мое многочисленное окружение сбежало от меня, и я остался один. Оставшиеся деньги я быстро проел, устроился на работу и живу простой жизнью обывателя. И также, как раньше, люблю гулять по набережной и наблюдать за жизнью заезжих олигархов.

Опыты профессора Иванова

Опыт первый

Вечером 18 августа 1992 года известный ученый и публицист, автор нашумевших статей о работе мозга, профессор Сергей Иванович Иванов принял 25 капель tincturae opii simplicis, сел за стол и приступил к работе. Спустя пять минут он заметил, что под действием опия и его собственного обостренного воображения, написанные им на бумаге буквы стали приобретать какие-то фантастические формы. Буква «а» как-то вытянулась, у нее появились глаза, нос, уши… Образовалась какая-то отвратительная рожа. Она нагло ухмыльнулась и подмигнула профессору.

Сергей Иванович в страхе бросил ручку, выскочил из-за стола и стал нервно ходить из угла в угол. Прошла целая неделя с тех пор, как он начал проводить научный эксперимент прямо в номере гостиницы. У него не было ни жены, ни детей, так как он полностью посвятил всю свою жизнь науке, а точнее, исследованию в области психиатрии. Каждый вечер он садился в кресло, закрывал глаза и ощущал внутри глаз рассеянное молочно-белое свечение. Затем перед его внутренним взором появились плавающие бледные пятна различных размеров, которые, как казалось ему, могли под влиянием его воли менять свою форму. Профессор пытался с помощью собственного воображения превратить их в яркие экзотические формы растений, животных, фантастических существ. И все это должно было происходить у него в голове, как на экране. Таким образом, он хотел ни мало ни много совершить революцию в психиатрии – доказать, что человек может с помощью воображения искусственно вызывать у себя галлюцинации, а затем управлять ими с помощью своей воли.

В номере было душно, профессор широко раздвинул шторы и открыл настежь окно. Гостиница, в которой он жил, была построена еще в прошлом веке в стиле модерн и находилась у самой набережной. Поэтому из окон было отчетливо видно, как серо-зеленые волны угрожающе надвигались на волнорезы и с шумом падали на них, превращаясь в бурную белую пену. Сергей Иванович сел в кресло, закрыл глаза и стал смотреть внутренним оком в направлении света, исходящего от огромной бронзовой люстры. Сквозь закрытые веки проникал слабый свет, и профессор увидел в темном поле зрения, как бы экран внутри себя. Спустя минуту перед его внутренним взором появились плавающие белые пятна. Он выбрал самое большое пятно в правом углу экрана и решил с помощью воображения превратить его в письменный стол. К удивлению Сергея Ивановича, пятно действительно начало увеличиваться, затем потемнело и стало приобретать какие-то конкретные черты, постепенно превращаясь в знакомый стол. От волнения у него застучало в висках. Он опять напряг свое воображение и рядом со столом увидел второе кресло, телевизор и край зеленой шторы.

– Получается! – воскликнул Сергей Иванович, не открывая глаз. – Я сделал невозможное!

– М-да, – тяжело прохрипел незнакомый голос, раздавшийся где-то внутри его головы. – Вы добились больших успехов профессор.

От неожиданности Сергей Иванович вздрогнул и открыл глаза. В комнате никого не было.

«Неужели я услышал это в голове», – подумал он и опять закрыл глаза.

Стол, кресла, шторы – все исчезло. Остались только плавающие пятна. В дверь постучали. Сергей Иванович открыл глаза. В комнату вошла молодая горничная в коротком зеленом платье. Она лукаво улыбнулась ему, а затем низко наклонилась, раскладывая на диване свежее белье. Своими соблазнительными формами она смутно напомнила ему одну голливудскую актрису с персидскими глазами, которую он видел в кино еще в далекой юности.

Разложив белье, горничная одарила профессора многозначительным взглядом и, кокетливо покачивая бедрами, вышла из номера. Сергей Иванович опять закрыл глаза и силой воображения стал превращать белые пятна в стол, стул, окна, шторы… Затем он мысленно представил горничную… Появились ее ноги, руки, спина, шея… Он хотел мысленно создать ее лицо, но у него ничего не получалось.

– Начинайте с глаз, профессор, – посоветовал ему тот же незнакомый голос, раздававшийся уже снаружи, где-то около окна.

От изумления профессор открыл глаза. В комнате никого не было, только зеленые шторы слегка покачивались от мягкого ночного бриза.

«Странно, – подумал он. – Неужели это слуховые галлюцинации… Я же вызывал только зрительные…»

Он опять закрыл глаза. На этот раз все предметы, созданные его воображением, сохранились, но самое поразительное заключалось в том, что посреди комнаты неподвижно стояла горничная, уже полностью воссозданная им. Все получилось, как на фотографии: руки, ноги, туловище, шея, голова и даже лицо с лукавыми персидскими глазами.

– Поразительно! – мысленно воскликнул профессор. – Я так и знал! Я всем говорил, что галлюцинации можно вызвать искусственно с помощью воображения. Это революция в психиатрии! В изучении мозга!

– И не только, профессор, – опять раздался тот же хриплый голос.

Сергей Иванович с испуга дернул головой, словно уклоняясь от удара.

– Кто это? – спросил он, обращаясь к неизвестному голосу.

– А вы не догадываетесь? – засмеялся голос.

– Нет… А, впрочем, вы, наверное, мое эго… мое подсознание…

– Вы очень проницательны, профессор, – ответил голос. – Только, что вы подразумеваете под своим подсознанием! Вы его когда-нибудь видели, ощущали?

– Его невозможно не видеть, не ощущать, – резко ответил Сергей Иванович. – Я этой теме посвятил двадцать лет своей жизни и в кое в чем разбираюсь.

– Вы так считаете, – опять рассмеялся голос. – Тогда позвольте мне рассказать вам одну притчу про врача и злого духа. А было это в древности. Много, много лет назад один лекарь решил изгнать беса, вселившегося в одного из его пациентов. Благодаря своему мастерству и завидному упрямству, ему удалось тщательно изучить и даже ближе познакомиться со злым духом. И когда он попросил беса освободить сознание и душу его пациента, злой дух согласился… и вселился в голову врача!

– Чепуха! – воскликнул профессор. Я не верю в эту чушь… Я разговариваю сам с собой. А этот голос – плод моего воображения и воздействия опия. Вас нет! Вы – галлюцинация, болезненное воображение.

– Как сказать, профессор, – ответил голос и вдруг громко рассмеялся, отчего в голове Сергея Ивановича зазвенело, как в церковном колоколе. Он в ужасе вскрикнул, пытаясь открыть глаза, и потерял сознание…

На следующее утро Сергей Иванович проснулся от сильной головной боли и неприятной рези в глазах. За дверью из коридора доносился какой-то шум и отдаленные крики. Он подошел к умывальнику и посмотрел на себя в зеркало. На него смотрело бледное, осунувшееся лицо, искаженное страданием и бессонницей. Кое-как умывшись, он вышел из номера и спустился на первый этаж. Около небольшой комнаты, приспособленной для отдыха персонала, столпилось много народа. Было очень шумно. Несколько жильцов гостиницы оживленно беседовали со старшим администратором. Рядом с ними какой-то худощавый мужчина в очках с помощью сильной лупы тщательно изучал полуоткрытые двери. Внезапно все умолкли, наблюдая, как два санитара в белых халатах вынесли из комнаты мертвое тело человека, накрытое белой простыней. Сергей Иванович подошел ближе к любопытствующей толпе.

– Ужасные новости, профессор, – обратился к нему администратор. – Минувшей ночью нашу горничную убили прямо в комнате для отдыха… Какую красавицу не пожалели… Кстати, вы должны были ее знать.

Порывшись в карманах, он вытащил фотографию убитой и протянул ее профессору. Сергей Иванович сразу же узнал молоденькую горничную с персидскими глазами, посетившую накануне его номер. Это было слишком для его нервов. Он был близок к обмороку.

– И что самое удивительное, – продолжал администратор, взяв профессора под локоть. – В момент приезда милиции комната была закрыта, и ключ был вставлен изнутри. Пришлось ломать дверь. Прямо я вам скажу чертовщина какая-то…

Он кивнул в сторону худощавого мужчину с лупой.

– Вся наша милиция в шоке, – шепотом произнес он. – Их мучает один вопрос: как мог убийца выйти из комнаты и закрыть дверь изнутри? Вылезти через окно он не мог. Сами понимаете, на первом этаже на всех окнах поставлены решетки. Тут дело нечистое, Сергей Иванович… Не могла же убитая сама закрыть дверь изнутри.

– Это ужасно, это ужасно, – с трудом пробормотал Сергей Иванович коснеющим языком и вытер платком вспотевший лоб.

Администратора поразила перемена происшедшая в нем. Его лицо побелело, как-то сразу осунулось, и, казалось, даже сморщилось. Сергей Иванович что-то еще невнятно пробормотал и, не простившись с ним, вялый и измученный побрел в сторону буфета. Кое-как проглотив завтрак, он вернулся к себе в номер. Весть об убийстве горничной его сильно подкосила. Его не покидало чувство чего-то недоброго, связанного с его опытами. Он целый день ничего не ел и до самого вечера пролежал на диване.

Опыт второй

19 августа в 20.00 профессор Иванов решил возобновить свои опыты. Он удобно уселся в кресло, принял опий и закрыл глаза. Он сразу увидел свою комнату и черный силуэт незнакомого мужчины, с затемненным лицом, сидевшего в кресле около окна. Тщательно вглядываясь в его лицо, Сергей Иванович с изумлением стал узнавать самого себя. Да, это было его лицо, только искривленное в какой-то жуткой демонической улыбке. Губы и нос казались более тонкими, глаза более злыми, а главное кожа приобрела темно-зеленый оттенок.

– Как самочувствие, профессор? Пришли в себя? – довольно четко произнес незнакомец.

– Вы мой двойник? – спросил обескураженный Сергей Иванович.

– Черный двойник, – уточнил незнакомец. – Я ваше второе я. Ваша темная половинка, которую вы тщательно пытаетесь скрыть от окружающих.

– Вы галлюцинация, которую я выдумал в своем воображении? – спросил Сергей Иванович.

– Вот мы и познакомились профессор. Только одного я не могу понять, зачем вы меня создали?

– Создал? – удивился Сергей Иванович. – Никого я не создавал. На самом деле вас нет. Вы плод моего воображения.

– Вы уверены в этом?

– Конечно. Стоит мне открыть глаза, и вы исчезнете.

– А если вы закроете глаза? Что будет?

– Вы меня запугиваете? – рассмеялся Сергей Иванович. – Напрасно. Когда я закрою глаза, я придумаю новую картинку.

– И какую же?

– Какую… Да любую…

Сергей Иванович на миг задумался. Идеи не приходили ему в голову. Наконец, он случайно обратил свое внимание на шум набегающих волн, доносившийся из открытого окна. И в этот момент великолепная идея пришла ему в голову.

– Я представлю море… бушующее море, – сказал он. – И вы исчезнете. Я вас породил, таинственный незнакомец, я же вас и уничтожу!

– Вы уверены?

– Уверен.

Сергей Иванович открыл глаза и посмотрел в сторону окна. Незнакомец исчез.

Сергей Иванович с облегчением вздохнул: «Ну, ничего, я от тебя избавлюсь, мой черный двойник», – подумал он и вновь закрыл глаза.

Комната исчезла, остались только белые пятна. Сергей Иванович стал прислушиваться к шуму разбушевавшегося моря и представлять в своем воображении ночную набережную, пирс, волнорезы, море… И тотчас перед его внутренним взором, словно на экране, стали появляться очертания морских волн, бетонной набережной, фасад гостиницы и окружающего пространства вокруг нее. Он почувствовал, что усилием воли может двигаться в этом пространстве, хотя все это происходило внутри его головы. Сергей Иванович продолжал критически относиться к происходящему, но от этого его любопытство только усиливалось. Ему хотелось знать, что будет дальше. Он собрал всю свою волю в кулак и напряг до предела свое воображение и мысленно сделал несколько шагов… и у него получилось… Он научился перемещаться в пространстве, но только не в реальном мире, а в созданном его воображением. Мысленно он двигался к концу пирса, и от этого окружающие его дома, деревья, пляж, торговые павильоны стали перемещаться назад. Затем он представил в своем воображении ночное море, освещенное лунным светом, и остановился, пораженный увиденным. Море горело… Было видно, как голубые столбы огня вылетали из глубины моря. От этого море было освещено, как в полнолуние. Все это походило на какой-то дивный сон. На горизонте появилась багровая тьма, надвигающаяся по морю на город. Эта страшная мгла изредка освещалась молниями, которые сопровождались сильными раскатами грома. Казалось, наступает конец света.

Неожиданно для себя Сергей Иванович увидел пловца, стремительно плывущего к причалу. На нем была обычная амуниция аквалангиста, но вместо маски с трубкой на лице виднелись огромные круглые очки, похожие на рыбьи глаза. Что-то было в этом пловце необычное, даже сверхъестественное. Вглядываясь внимательно в пловца, Сергей Иванович вдруг стал замечать невероятные метаморфозы, происходящие с его внешностью: волосы вдруг вздыбились, позеленели и начали превращаться в длинные змеевидные щупальца, способные самостоятельно двигаться на голове в разные стороны, а пальцы рук удлинились, стали темно-зелеными, между ними образовались перепонки, как у лягушки, на спине вырос плавник. Странное существо – получеловек-полумонстр – тянуло на длинной веревке какой-то груз. Присмотревшись внимательней, Сергей Иванович к своему ужасу стал различать человеческие очертания. Это был мальчик 10–12 лет. От увиденного Сергею Ивановичу стало не по себе. Страшная догадка пронзила его сознание – ужасный пловец тянул утонувшего мальчика. Он уже с трудом сдерживал желание открыть глаза и прекратить эксперимент. Но любопытство брало вверх. Тем временем пловец подплыл к берегу и положил утопленника на песок. Сергея Ивановича охватил животный страх, с трудом преодолевая внутреннюю дрожь, он напряг свое воображение и мысленно приблизился к берегу. Через несколько секунд он уже был в десяти шагах от берега и мог хорошо разглядеть морское чудовище. Тело получеловека-полурыбы было покрыто рыбьей чешуей и мерцало при луне нежно голубым светом.

– Дьявол! – воскликнул Сергей Иванович. – Морской дьявол!

Чудовище повернуло в его сторону голову и в нем он к своему ужасу узнал своего двойника. Только сейчас его лицо стало более темным и зеленым, как морская пучина. Несмотря на весь ужас происходящего, что-то родное и знакомое увидел Сергей Иванович в этих страшных немигающих глазах. Ему вдруг показалось, что это искаженное злобой лицо отражает все его явные и скрытые пороки, всю теневую сторону его личности. На мгновение ему стало страшно. Но когда он случайно посмотрел в воду и увидел добычу пловца, ему стало еще страшнее. Он буквально похолодел от ужаса. Перед ним предстала кошмарная картина: к поясу черного двойника была прикреплена длинная веревка, уходящая вглубь в море, на которой висела целая вереница утопленников всех возрастов – от стара до велика… Сергей Иванович вскрикнул и открыл глаза.

В комнате от сильного ветра поскрипывала форточка. С улицы доносились какие-то голоса. Он вышел на балкон и с облегчением вдохнул свежий вечерний воздух, насыщенный запахом морских водорослей. Внизу на набережной, около самой гостиницы, он увидел машину скорой помощи, окруженную со всех сторон толпой зевак. Сергей Иванович в пестром халате, с непричесанными волосами спустился вниз и подошел ближе к оживленной толпе. Рядом со «скорой» он увидел лежащее на носилках бездыханное тело мальчика и сразу же в нем узнал маленького утопленника из своих видений.

– Зачем? Почему? – пронеслось в голове профессора.

У него внезапно появилось много вопросов. И он знал, кому их задавать. Вернувшись к себе в номер, он принял опий и сел в кресло. От воздействия опия его тело быстро расслабилось, он ушел в кресло, выставил дряблый живот и прикрыл веки. На «экране» опять появились знакомая комната, стол, кресла, окно…

– Вы меня ищите, профессор? – прозвучал знакомый голом в голове Сергея Ивановича.

В правом углу внутреннего взора неожиданно нарисовалась фигура двойника.

– Зачем вы убили мальчика? – напрямую спросил его профессор.

– Это не я… Это вы, – криво усмехнувшись ответил двойник. – Ваше подсознание… темная сторона вашей личности… А я ее орудие…

– Вы орудие?! Вы чудовище! Вы монстр!

– Я монстр? Возможно… Но только давайте вернемся к несчастному мальчику. Вспомните городской пляж, где вы отдыхали прошлое воскресенье, девочек с которыми вы познакомились… Вспомнили? А теперь вспомните маленького вихрастого мальчика лет десяти – этакого непоседу, корчившего вам рожи и смеявшегося над вами. Он даже бросал в вас камни… Вы тогда на него очень сильно разозлились… Даже обозвали гаденышем…

– И что из этого?

– А то, профессор, что ваша злость на этого мальчика осталась в вашем подсознании и во время ваших опытов переросла в материальную силу.

Сергей Иванович вдруг вспомнил жаркий день на пляже и назойливого мальчика, бросавшегося песком и камнями.

– Какая же здесь связь с утонувшим мальчиком? – растерянно спросил он.

– А вы так и не поняли… Все очень просто. Несчастный мальчик из ваших видений и есть тот мальчик с пляжа, испортивший вам настроение.

От этих слов Сергей Иванович в отчаянии обхватил свою голову.

– Но это же бред. Мало ли кто на кого злится. В конце концов, это просто невозможно…

Сергей Иванович на мгновение замолчал и пристально посмотрел на своего двойника.

– Кстати, – продолжал он. – Объясните мне как ученому, как вы можете убивать, если вы просто плод моего воображения. Вы не материальны, вас на самом деле нет.

От этих слов двойник громко расхохотался, от чего в голове у Сергея Ивановича появился сильный шум и нестерпимая боль. Двойник неожиданно замолчал, лицо его вытянулось, сильно потемнело, в глазах появился устрашающий злой огонек.

– Это вам так кажется, профессор, – зловещим голосом произнес он. – Мысль материальна и, поверьте мне, порой бывает более материальна и опасна, чем автоматы и пушки, придуманные человечеством. Но людям пока еще рано об этом знать.

– И поэтому вы их убиваете? Чем же они заслужили вашу немилость?

– Вы сами виноваты, профессор. С помощью своих опытов вы материализовали свою темную сторону и вместе с ней выпустили злые силы из другого неведомого вам мира.

– И что мне делать?

– Смириться. Другого выхода у вас нет. Темные силы уже овладели вами.

– А понимаю, – глухо произнес Сергей Иванович. – Это опий и его последствия.

– Возможно, но это уже ничего не меняет, – ответил двойник и исчез.

Сергей Иванович открыл глаза и неподвижно просидел несколько минут в кресле, все еще не веря в происходящее.

Опыт третий. Война

На следующее утро Сергей Иванович проснулся с твердым намерением вести более здоровый образ жизни и полностью отказаться от опия. Весь день у него из головы не выходил черный человек и утонувший мальчик. Иногда ему казалось, что он сходит сума. Везде ему чудился двойник…

«Это все опий, это все опий…» – успокаивал себя Сергей Иванович, со страхом ожидая услышать в своей голове знакомый скрипучий голос.

Последнее время его самочувствие резко ухудшилось. По утрам он вставал с тяжелой головой, из-за сильной слабости с трудом передвигал пудовые ноги и долго не мог прийти в себя, и только холодный душ на некоторое время приводил его в чувство. Слишком поздно понял Сергей Иванович одну простую истину: с опием шутить нельзя, и поэтому в своих экспериментах с ним он зашел слишком далеко. Незаметно для себя он стал увеличивать первоначальную дозу. Это не замедлило сказаться на его здоровье. Появились сильные головные боли и бессонница. Он несколько раз обращался за помощью к местному гипнологу, доктору Мельникову. Сеансы гипноза немного успокоили Сергея Ивановича, улучшили его сон и даже позволили ему уменьшить дозу опия. Но полностью отказаться от него он уже не мог, так как уже страдал зависимостью…

В этот день Сергей Иванович с утра ощущал сильную слабость, и только длительная прогулка по набережной немного освежила его. Он вернулся в отель и сразу же принял опий. Через несколько секунд Сергей Иванович стал ощущать приятную истому и сонливость. Он сел в кресло и закрыл глаза. Перед его внутренним взором появились светящиеся белые пятна, которые стали увеличиваться и постепенно превращаться в зеленую штору, письменный стол, стеклянную вазу и край входной двери. Двойника не было…

Он мысленно представил в своем воображении набережную, небольшое кафе, пирс, волнорезы… И наконец он увидел огромное сверкающее море. Сергею Ивановичу казалось, что он не только видел ослепляющую панораму моря, но и слышал плеск волн, крик летающих чаек, ощущал запах водорослей, смешанный с ароматом степных трав. Море произвело на него такое сильное впечатление, что он даже несколько раз вскрикнул от восторга…

Внимание Сергея Ивановича привлек странный предмет, приближающийся к двум девушкам, заплывшим далеко за буек. Он мысленно приблизился к нему и увидел огромную зеленую змеевидную голову с человеческим лицом и длинной шеей, поднимающейся из воды… Это был его двойник, превратившийся в огромного морского змея. Его руки сильно удлинились и стали похожими на огромные щупальца-присоски.

Неожиданно одна из девушек вскрикнула и ушла под воду, затем опять выплыла и начала кричать, судорожно глотая воздух. Странное существо-монстр обхватило ее ноги своими щупальцами и стало тянуть на дно. От увиденного Сергея Ивановича стало трясти, как в лихорадке. Он вдруг начал испытывать сильнейшее возбуждение, внутри его головы что-то щелкнуло… Он на мгновение потерял сознание… и очнулся в воде рядом с тонущей девушкой. Каким-то необъяснимым образом Сергей Иванович попал внутрь воображаемого мира и отчетливо увидел перед собой огромное двадцатиметровое чудовище. В руках у него вдруг оказался огромный кухонный нож. Недолго думая, он подплыл ближе к монстру и ударил несколько раз ножом в огромное щупальце, обвившее ногу несчастной девушки. От боли у двойника исказилось лицо, он издал ужасный звук и отпустил ногу несчастной. Было видно, как из щупальца обильно текла кровь, окрашивая воду в красный цвет. Чудовище еще несколько секунд извивалось от боли, а затем бесследно исчезло под водой.

Сергей Иванович почувствовал резкую боль в правой руке и открыл глаза. Он по-прежнему был в воде, но только уже не в море, а в ванной, до краев наполненной водой. Из его правого предплечья хлестала кровь, сильно кружилась голова… Он попытался приподняться и потерял сознание…

На следующий день, ближе к обеду, профессора нашли мертвым в ванной комнате. Он умер от большой потери крови… Мораль сей истории такова: не всякое познание добро…

Визит с того света

Историю эту я услышал пять лет назад, когда отдыхал летом в Крыму. Как-то в конце августа я возвращался на частном такси из Симферопольского аэропорта в Евпаторию. Жара тогда стояла неимоверная, духота не отпускала до глубокой ночи, и лишь к утру наступало кратковременное облегчение. Автомобиль на большой скорости пересекал желтую от жары степь. Вдоль трассы приветливо зеленели акации, грецкий орех, черешни и вишневые деревья. Из окна автомобиля было приятно рассматривать неповторимые пейзажи степных просторов. Воздух казался хрустальным и был настолько чист и прозрачен, что, казалось, можно было рассмотреть на большом расстоянии каждый отдельный листочек на акации или на грецком орехе. Такая особая прозрачность, связанная с сухостью крымского воздуха.

– Нравится здешняя природа? – обратился ко мне таксист.

Это был крепко сбитый детина средних лет.

– Живу здесь уже сорок лет, – продолжил он. – Но прекрасней природы, чем в Крыму, нигде больше не видел.

– Удивительный край, – согласился я.

– Не то слово! – продолжал водитель. – Один из лучших уголков мира! А какой воздух! Здесь даже в жару легко дышится. Если бы еще грошей побольше, так я вам хочу сказать: лучше места не сыскать. Главное, как устроишься… Я ведь тоже когда-то свое дело имел. С братом начинали в начале девяностых. Вот тогда мы с ним большие деньги зарабатывали.

– И где же брат? – спросил я, подстрекаемый любопытством.

От моего вопроса таксист изменился в лице.

– Брат в сырой земле, – грустно произнес он. – У нас в Саках на Владимирском кладбище есть целая Аллея Славы из новых русских и бандитов… Сам туда чуть не угодил… Было дело… Но Бог помиловал! И я сказал себе: «Гриша, зачем тебе все это…» – и бросил.

Гриша замолчал, видимо думая о чем-то своем.

– Да, было время, – подхватил я беседу. – Вначале девяностых лихо закрутилась жизнь. Кооперативы и фирмы, как грибы росли… А потом появились крыши, бандиты, киллеры…

– Да, страшное дело, – вздохнул Григорий. – Хотите, я вам расскажу, в какой переплет попал я четыре года назад…

Водитель на миг замолчал, словно что-то вспоминая.

– Вы верите в сверхъестественное, в привидения?.. – неожиданно спросил он.

Я удивленно посмотрел на него.

– Честно говоря, я в это не очень верю, – признался я.

– Я тоже не верил, – вздохнул Григорий и многозначительно посмотрел на меня. – Пока сам не увидел… Ну что, рассказывать? – спросил он улыбаясь.

Я кивнул, и Григорий начал свой рассказ:

– Было это четыре года назад в Саках, или, как в шутку называют этот городок, в Мочегорске. Мы тогда со старшим братом Василием держали магазин на вокзале. Мы вообще-то с ним из спортсменов. В своем районе всех гоняли.

Он повернул ко мне свою бычью шею и спросил:

– Я похож на хиляка?

– Нет, конечно!

– Так вот, брат мой был намного крепче и выше меня. Мы имели первые разряды по ручному мячу и боксу, занимались атлетикой. Короче говоря, качались. И имели среди местной шпаны определенный авторитет. Но дело свое вели честно, никого не притесняли. Все шло хорошо, пока не наехали «быки» из области. Стали права качать, крышу предлагать. Одним словом, столкнулись наши интересы. И назначили они нам стрелку. И где бы выдумали? На Владимирском кладбище! Ночью! Мы с братом не хотели идти, а тем более в такое место… считая это кощунством. Но Бельбомс, их главный авторитет, считал по-другому… Встреча была назначена прямо у Аллеи Славы. Два джипа включили свет. Братки чувствовали себя уверенно, не боялись даже кладбища. Казалось, сам мир – этот и потусторонний – трепетал перед их силой.

Григорий вытащил из бардачка сигарету и смачно закурил.

– Мы с братом в сопровождении двух знакомых корешей подошли к джипу, где стоял сам Бельбомс в окружении своих горилл. После недолгих обсуждений мы узнали, что к нам имеет претензии друг Бельбомса – Грек, который сам держал несколько магазинов и хотел крышевать на вокзале. В то время бандитское движение только еще набирало силу и такого беспредела, который мы наблюдаем сейчас, не было. Поэтому из уважения к моему брату Бельбомс предложил решить нам спор кулачным поединком. Один на один. С нашей стороны вызвался мой брат, как самый сильный и опытный боец в драке. Грек вместо себя выставил своего кореша – Сергея Мазуренко, по кличке Носорог. Свои бойцовские навыки он приобрел в тюрьме, а кличку Носорог получил потому, что во время драки всегда действовал по прямой. Так и сейчас, с самого начала поединка он сразу же накинулся всей своей мощью на брата. Он обладал тяжелым и размашистым ударом. Но все его удары пролетали мимо цели. Василий же старался двигаться быстрее, пытаясь замотать противника. И он не ошибся, уже через несколько минут от быстрого темпа Носорог, будучи тяжелее брата килограммов на двадцать, стал задыхаться. Чувствуя, что так долго не продержится, он кинулся под левую руку брата и обхватил его за спину, а затем левой ударил его по печени.

Брат пошатнулся, но выстоял. Тогда Носорог применил свой излюбленный грязный трюк. Когда они вошли в клинч, он с силой боднул брата головой и рассек ему бровь. Правый глаз Василия залило кровью. Было страшно на него смотреть. Однако он держался мужественно. Учтите, что эти парни весили за сто килограммов, и каждый их удар мог быть последним… Поэтому Носорог, учуяв скорую победу, стал размашистее наносить удары, стараясь попасть брату в голову. Во время одного такого удара брат успел увернуться и нанес ему сокрушительный правый хук в голову. Носорог покачнулся и присел на колено. Носорог был повержен. Однако брат из благородства не стал его добивать. Он повернулся к Бельбомсу, ожидая, что поединок будет остановлен. В этот момент Носорог стал приходить в себя и неожиданно ударил брата со всей силы в пах. Брат вскрикнул от сильной боли и упал на оба колена. Я пытался помочь ему, но телохранители Бельбомса преградили мне дорогу. Носорог подскочил к брату и ногой несколько раз ударил его по голове, пока брат не рухнул на землю. В это время какой-то жуткий звук донесся из глубины кладбища, словно покойники были возмущены таким издевательством и глумлением над человеческим телом. На какое-то мгновение наступила тишина. Все смотрели на корчащегося от боли брата. В этот момент Носорог с вызовом посмотрел на меня, ожидая, что я встану на место брата.

– Ну, кто еще выйдет? Я жду! – громко крикнул Носорог и ударил себя в грудь.

– Я! – неожиданно раздался жуткий голос из глубины кладбища.

Все повернулись и увидели около огромного памятника, сделанного из черного габбро, темную фигуру в капюшоне. Всех охватила оторопь, как будто повеяло ледяным холодом. К всеобщему ужасу казалось, что эта фигура была без лица. Кроме того, его ноги на середину голени были в асфальте. Чудилось, что это существо шло по другому уровню земли.

– Что это за урод! – неожиданно нарушил тишину Носорог и на какое-то мгновение вывел всех из оцепенения.

Носорог подумал, что это розыгрыш, и громко рассмеялся. Неожиданно он почувствовал, что кто-то дышит у него за спиной. Носорог с криком повернулся, но сзади никого не было. Когда он повернулся обратно, фигура с капюшоном уже стояла передним. На какое-то мгновение мне померещилось, что под капюшоном проглядывается бледное лицо с двумя черными впадинами вместо глаз. У меня мурашки поползли по спине. Все это напоминало какой-то кошмарный сон. Фигура вдруг поднялась в воздух и стала в боксерскую стойку, затем вдруг стала летать из стороны в сторону вокруг Носорога, как на боксерском ринге.

– Посмотрите на меня! – вдруг закричал Носорог.

Его ноги оторвались от земли – это призрак приподнял его… Мы все стояли в оцепенении, как завороженные, никто не мог шелохнуться. Затем призрак отпустил Носорога. Тот упал на землю и дико закричал. А с ним закричали все мы и кинулись врассыпную. Братва запрыгнула в джип и рванула с кладбища. Мы с братом бежали без остановки до самого города. При этом всю дорогу у нас было жуткое ощущение, как будто кто-то сзади все время смотрит на нас. Так мы и добрались домой.

Григорий тяжело вздохнул и замолчал. Было видно, что он устал от собственных воспоминаний. Вечер уже катился к закату. Мы проезжали поселок Червонное. Неожиданно дорога вывела нас на небольшую возвышенность. Внизу был виден город Саки, за ним озеро Чокрак, а дальше тоненькой полоской поблескивал Каламитский залив.

– Ну что, не верите? – нарушил тишину Григорий.

– Ну почему не верю, – ответил я. – Бывают случаи, когда у людей под влиянием сильного стресса могут возникать зрительные или слуховые галлюцинации. И все выглядит вполне реально и правдоподобно.

– Галлюцинации?! – удивился Григорий. – Но ведь призрака видели сразу десять человек.

– Это вполне возможно, – продолжал я. – В тех местах, где проходит линия геологических разломов или, например, высоковольтная линия электропередач, у людей под действием магнитных изменений повышается электрическая активность мозга.

Клетки человеческого мозга становятся чувствительными к явлениям невидимого мира.

– Интересно, – тихо произнес водитель. – Как раз около кладбища проходит высоковольтная линия электропередач… Может, она и вызвала призрака… Хотя, честно говоря, я чувствую сердцем, что все дело в другом. Мне кажется, мы тогда на стрелке что-то переступили… Вы меня понимаете?.. Совершили страшный грех… Забыли, что, кроме силы, есть еще что-то. Вот и поплатились!

– Поплатились?

– Да, с тех пор проклятие витает над всеми участниками стрелки. Видимо, мы нарушили покой духов… совершили тяжкий грех…

Григорий опять замолчал. Видно было, как на его глаза навернулись слезы.

– Брата моего через год расстреляли прямо около магазина. Через два года Бельбомса и всю его братву взорвали в кафе. Один я остался жив…

Григорий закурил сигарету и больше уже не разговаривал. Он сидел за рулем грустный и задумчивый. Таким я его и запомнил. Больше я его никогда не видел. Через год я узнал, что он разбился в автокатастрофе где-то около Владимирского кладбища…

По смородину или грабители-спасители

С тех пор прошло уже более тридцати лет, а мне все кажется, что я помню каждую мелочь, каждую деталь той, другой жизни, название которой – детство. Это далекое и удивительное время почему-то всегда связывается в моем сознании с жарким летом, купанием в «балке», с набегами на колхозный баштан, сад и, конечно, с походами по смородину… Но из всех этих незабываемых и неповторимых страниц детства особенно ярко врезалась мне в память одна почти невероятная история, которая произошла со мной и моими приятелями в те годы…

Может быть, это связано с теми драматическими событиями, которые чередовались в тот день, как в детективном жанре: от разгула стихии и банального ограбления до неожиданного чудесного спасения… Но самым поразительным было в этой истории то, что благородными спасителями оказались… (ни за что не поверите) все те же грабители… Но начнем все по порядку.

В то утро мы собрались в центре деревни, у любимого местной детворой «пацанского» дерева – огромной развесистой акации, растущей около старого заброшенного клуба. Нас было четверо: Митька, самый старший из нас и на голову выше всех, был самым крепким и выносливым и, несмотря на свои мускулистые плечи и руки, был очень строен, сказывалась привычка много ходить пешком; Жорик, мой одногодка и троюродный брат, был веселым малым и душой компании; Розуваев, самый младший из нас и по возрасту, и по внешнему виду, был совсем малец; и, наконец, я – ваш покорный слуга, в то время ученик пятого класса. Наша небольшая компания часто собиралась на этом месте, прежде чем пойти купаться на балку или собирать смородину в Белой лесополосе. В тот день мы взяли с собой небольшие холщовые мешочки с провизией, состоящей в основном из аккуратно нарезанных корочек пшеничного хлеба, макухи-выжимки из семечек и недозревших кислых яблок, а также небольшие эмалированные бидончики, до краев заполненные водой.

Солнце еще только встало, а вдали за колхозным садом, у самого горизонта, уже синел Чатыр-Даг. Казалось, он просыпался вместе с зарей. Утренняя прохлада быстро уступала место надвигающейся жаре. Вокруг еще разносился ночной запах цветущей акации, стояла какая-то торжественная тишина, словно в ожидании грядущего летнего дня.

Мы вышли к почерневшей от времени колхозной скирде, прошли мимо коровников и оказались на краю села. Справа от пыльной дороги, покрытой разбросанной соломой и силосом, желтело пшеничное поле. Тяжелые золотистые колоски сгрудились сплошной стеной. Воздух словно застыл. Солнце уже поднялось довольно высоко и стало напоминать о себе горячими лучами, обжигавшими наши загоревшие плечи. Мы шли босиком по мягкой, как пух, дороге, рвали степные цветы, ели паслены, срубали прутиком колючку и молочай, наблюдая при этом, как из срубленных стеблей выделялся необычный белый сок, напоминающий молоко.

Мне трудно сейчас передать словами те ощущения, которые мы все испытывали тогда, двигаясь вдоль блестящей от солнца серебристой лесополосы, состоящей в основном из дикой маслины и шелковицы. Принято считать, что крымские степи представляют собой безжизненные, унылые пейзажи. Об этом даже писал кто-то из классиков. Но я не осуждаю их. Видимо, у них было очень мало времени для того, чтобы понять всю неповторимую красоту крымской степи. Степь можно полюбить и понять, если долго жить в ней. И, однажды полюбив, ее уже никогда не забудешь. Видимо, это связано с солнцем, которого очень много в крымской степи, и от этого краски природы особенно насыщенны. Небо кажется особенно синим и очень высоким, воздух – прозрачным, как хрусталь, а зелень деревьев светится на солнце особым изумрудным светом. И когда вы из города неожиданно попадаете в степь, вы вдруг ощущаете какую-то особую тишину, которая сопровождается негромкой степной симфонией, состоящей из пения птиц и стрекота цикад.

Все это может на мгновение прерваться коротким порывом ветра, случайно залетевшим со стороны моря. А затем, когда все затихнет, вновь воцаряется неповторимая тишина южной степи, когда можно услышать каждый шорох в траве, неожиданный писк перепелки, доносившийся из пшеницы, пение какой-нибудь диковинной птицы, спрятавшейся в кроне деревьев. Вся эта степная симфония поражает наше воображение и приводит к мысли, что жизнь на самом деле намного прекрасней, чем мы о ней думаем, сидя в городской квартире.

Но особое впечатление здесь производят бескрайние степные просторы. Если вам придется когда-нибудь проезжать по степной дороге, то из-за хорошего обзора вы можете увидеть где-то очень далеко, у самого горизонта, как на картине, какие-то дома, улицы, деревни… Хотя на самом деле вы там никогда не были, но после нескольких поездок вы можете запомнить расположение каждого дома, каждого дерева, куста, забора…

И если вы вернетесь сюда лет через десять, двадцать… и опять будете проезжать по этой дороге, то, к своему удивлению, заметите, что ничего не изменилось – все та же картина, все те же виноградники, придорожные акации… И все они, словно нарисованные на картине, виднеются вдалеке… где-то там на горизонте, где вы никогда не были и не будете… И все это кажется каким-то психологическим миражем и придает степи какую-то особую непостижимость и загадочность… Но вернемся к нашему рассказу.

Наконец мы поднялись на первый бугор. Было видно зеленое гороховое поле, цветущее нежными белыми цветами, за ним синел колхозный баштан. На горизонте виднелись высокие деревья Белой лесополосы. Они находились на расстоянии трех километров и от мерцающего потока теплого воздуха казались живыми и двигались, словно волшебные часовые из какой-то далекой сказочной страны.

Пройдя по дороге еще метров двести, мы приблизились к гороховому полю и, как разведчики, спрятались в кустах, оценивая обстановку. Никого не было. Только вдали, примерно в пяти километрах от нас, где-то в районе Куликовки, глухо работал комбайн. Перескочив через поливочный канал, заполненный холодной артезианской водой, мы стали лихорадочно собирать сладкий, сочный горох. Вдруг в районе второго бугра появилась одноконная бедарка.

– Ложись! – крикнул Митька. – Колобок едет…

Все легли… Колобком мы называли управляющего отделением Васищева – грозу всех местных пацанов, набегающих на сады и огороды. Мы по-пластунски доползли до канала и залезли в ледяную воду… Наконец бедарка поравнялась с нами. Все замерли. Васищев гордо восседал на бедарке и издалека казался нам действительно похожим на хозяина полей, садов и огородов.

Его в деревне побаивались, но в то же время уважали. Хотя порой он поступал с нашим братом весьма жестоко. Пойманных воришек он обязательно раздевал наголо и заставлял их родителей приходить в сельсовет за одеждой.

Когда бедарка скрылась за бугром, мы, наконец, синие от холода, вылезли из воды и, выкрутив одежду, продолжили свой путь. До Белой лесополосы нам осталось пройти еще два больших бугра. Мы поднимались все выше и выше. Уже была видна узкая полоса моря и небольшой кусок соленого озера Сасык. Всю дорогу мы говорили о смородине, шелковице, о любимом колхозном коне Баяне. Жорик вытащил из мешочка небольшой кусок макухи и стал с удовольствием его жевать.

– Слыхали, что вчерась случилось в Лесновке? – неожиданно спросил он. – Говорят, Мишку Коротуна во время грозы молнией трухануло… около консервного цеха, да так, говорят, трухануло, что у него, братцы, не поверите… изо рта голубой огонек пошел…

– Не может быть! – удивленно воскликнул Розуваев тонким голосом. – Я же его вчера около клуба видел… Живой себе… здоровехонек… он еще в липака с ребятами играл…

– Ну и что, что здоровый! Эка удивил! Но только почему он живой и здоровый? А потому, я сам слышал, вчера бабы в магазине говорили, что его сразу в землю зарыли и так держали бедного несколько часов… пока земля из него весь электрический ток и не вытянула. Он и ожил…

– Да… гроза, братцы, нынче опасна, – поддержал разговор Митька. – А уж если это шаровая молния, то тут уже полная смерть… Если, скажем, только она человека даже краем коснется – все, ему конец… сгорит, как спичка, одни угли и останутся…

– Да поди ты, – удивился Розуваев. – Неужели одни угли? Поди, сам ее и видел…

– А почему не видел? – загадочно ответил Митька. – Видел… лет пять назад… Гроза тогда была страшная, такие бывают только у нас в Крыму. Все небо обложило черными облаками, а ливень – вода по ногам текла, молнии так и сверкали… А я сижу в летней кухне и считаю секунды между молнией и громом. Говорят, одна секунда равняется километру. Иначе говоря, если молния сверкнула, а гром прогремел, к примеру, через пять секунд после молнии, то и получается, что на самом деле молния ударила в пяти километрах от меня. Вот я сижу и время высчитываю. Только смотрю, братцы, это самое время стало сокращаться. «Н-да, – думаю, – дела хреновые. Грозовая туча ко мне приближается. А разница между вспышкой молнии и громом до двух-трех секунд сократилась. Наступила полная темнота, вода весь огород залила. А тут пошел град, не поверите, с куриное яйцо… Мне шишку на голове набило».

Митька пальцем показал на затылок.

– Испугался я, братцы, не на шутку, – продолжал он. – Закрыл все двери, окна и форточки. А время между вспышкой молнии и громом сократилось до нуля. Как сверкнет проклятая – так и гром! Ох, и страха я тогда натерпелся. А дома как раз никого не было, кроме племяша моего… Он тогда грудной был и мирно себе в люльке спал. А раскаты молнии все сильнее и сильнее. Одна зараза как ударит и прямо в столб, в чашечки… искры только полетели.

Митька на мгновение замолчал, казалось, что он пытается вспомнить какие-то детали.

– Неожиданно все затихло, – продолжал он. – Наступила какая-то противоестественная тишина… Вдруг вижу, как сквозь закрытое окно выплыл голубой огненный шар размером с резиновый мяч… Я от страха оцепенел… не могу пошевелиться, только чувствую, как волосы дыбом стали… А шар, как назло, к коляске детской плывет… У меня сердце как заколотилось… Ну, думаю, все, конец… несчастье сейчас произойдет… Вижу, шар подплыл к самому изголовью коляски и остановился… А племяш себе спит и посапывает. Я от страха закрыл глаза… А затем собрался с духом и открыл их. Смотрю, а шар неожиданно двинулся вправо и выскочил через дверь на улицу. И сразу за дверью раздался такой страшной силы взрыв, от которого выбило все оконные стекла на кухне, попадали все консервации с полок, а наш Шарик от страха забился в собачью будку и полдня из нее не вылезал… А племяш все посапывает себе как ни в чем не бывало… Он у нас такой спокойный с детства. На минуту все замолчали.

– Что-то я не слышал об этом раньше, – прервал тишину Розуваев.

– Не слышал?! – удивился Митька. – Да об этом вся Лесновка знает. Не веришь? Спроси у моего брата Васьки. Он тебе покажет то самое место на летней кухне, где от шаровой молнии обгорелое пятно осталось.

– А я верю, – проговорил Жорик. – У нас в Крыму грозы особенно страшные… говорят, это от сильного зноя. Солнце у нас сильно горячее…

За разговором мы не заметили, как подошли к Белой лесополосе. Это был целый лес, насаженный местным лесхозом. Сама лесополоса состояла в основном из дикой маслины и шелковицы. Параллельно ей с двух сторон высадили грецкий орех, смородину, алычу и дикий абрикос. Мы выпили воду из бидончиков и начали быстро собирать смородину. Уже через час наши бидончики были наполнены пахучей красной ягодой. Закончив сбор, мы вышли на узкую дорогу, которая проходила вдоль лесополосы.

Пройдя метров сто, мы увидели, как на дорогу неожиданно вышли три незнакомца. Внешне они были похожи на охотников, так как держали в руках ружья. Но когда они подошли ближе, я понял, что это никакие не охотники, а вокзальские… Так мы называли местную шпану, жившую в районе городского вокзала. Я их знал еще по шестой школе, где вместе с ними учился.

Самый старший из них – здоровенный парень по прозвищу Корявый – еще год назад закончил восемь классов и пользовался авторитетом среди местной вокзальской шпаны. Он нес в руках обрез и всем своим грозным видом вызывал к себе невольное уважение. Рядом с ним шел приятель Марыпа. Это был вертлявый худой парень лет шестнадцати с неприятным, буравящим взглядом, первый хулиган и забияка на вокзале. Позади них шел незнакомый мне рыжий паренек и нес за плечом старое охотничье ружье.

– Чего несешь, деревня? – насмешливым тоном произнес Корявый.

Мы невольно остановились в растерянности, не зная, что сказать ему в ответ.

– Что украли, мужики? – размахивая обрезом, повторил Корявый.

– Да ничего мы, дяденька, не крали, – неожиданно ответил ему шедший впереди Розуваев. – С чего вы взяли?

– Не крали? – зло прохрипел рядом стоящий Марыпа и ткнул ему самопалом в грудь. – А это что?

– Смородина… – робко ответил ему Розуваев.

– Смородина! Ха! Ха! – рассмеялся довольный собой Марыпа. – Да ты, я вижу, пацан, от страха в штаны наложил.

Он вытащил из кармана спичку, зажал ее между зубами и демонстративно стал жевать ее белый край.

– Мужик, дай спичку, – с наглой улыбкой обратился он к Розуваеву и еще раз ткнул его самопалом в грудь, отчего тот сильно побледнел и, казалось, вот-вот заплачет.

– Мужик, дай спичку, – угрожающе повторил Марыпа и вплотную придвинулся к нему.

Митька, стоявший рядом с Розуваевым, неожиданно загородил его собой и сжал кулаки. Было видно, как от волнения и внутреннего напряжения на его груди и спине запрыгали мышцы, как у боксера перед решающим боем. Марыпа измерил его презрительным взглядом и повернулся к приятелю.

– Ты видел, братан, как этот мужик, деревня, сжал кулаки, – наигранно удивленным тоном произнес он.

Корявый изучающе посмотрел на Митьку, а затем на Марыпу.

– Оставь пацана, – хитро прищурившись, ответил он. – Он же деревня! Не понимает, с кем разговаривает!

При этом он поднял обрез и выстрелил в воздух. От неожиданности мы все застыли, словно прикованные к земле. Воспользовавшись нашим замешательством, Марыпа выхватил у Розуваева бидончик со смородиной и отдал его Корявому. Тот попробовал смородину и сплюнул.

– А смородина-то кислая, – с насмешкой произнес он, но смородину не отдал.

Через минуту троица так же быстро исчезла, как и появилась, затерявшись в зеленой гуще лесополосы. А мы стояли еще несколько минут, находясь под впечатлением произошедшего, и не заметили, как небо нахмурилось и начал накрапывать небольшой дождь. Большие теплые капли поднимали дорожную пыль, от этого в воздухе разносился необъяснимый смешанный сладкий запах поднявшейся пыли и быстро испарявшейся дождевой воды. Со стороны Лесновки грозно надвигались, словно орды кочевников, темные, свинцовые тучи. Мы засобирались домой и побежали вдоль лесополосы к полю. Хлынул настоящий ливень, но мы продолжали бежать. Наконец мы выбежали из лесополосы и поднялись на третий бугор. Перед нами предстала необычайная картина: вместо Лесновки мы увидели надвигающуюся на нас стену дождя, представляющую собой сплошную белую массу воды. Эта стена двигалась с большой скоростью, было видно, как она покрывает водонасосную башню, затем первый бугор, второй… Стало темно, как ночью, дождь уже шел сплошной стеной. Стали раздаваться сильные раскаты грома. Неожиданно сильная молния ударила в высоковольтный столб, посыпались искры…

– Бежим к прицепам! – крикнул Митька.

И мы, как по команде, побежали не в сторону Лесновки, а к двум прицепам, одиноко стоявшим среди поля. Спрятавшись под их днище, мы просидели с полчаса, пока гроза не утихла. Небо неожиданно просветлело, и из-под туч опять появилось ласковое солнце. Через несколько минут на небе не было уже ни одного облачка, как будто и не было никакой грозы. Выйдя из укрытия, мы, к великому своему удивлению и радости, увидели несколько крупных арбузов; подойдя ближе, мы поняли, что находимся рядом с колхозным баштаном.

– Налетай, братва! – радостно воскликнул Митька и, вытащив перочинный нож, разрезал пополам огромный полосатый арбуз.

Началось настоящее пиршество. Мы разбивали арбузы и с радостным гиком ели сладкую, сочную мякоть. Арбузы были разных сортов: полосатые, белые, черные, огромные и маленькие. От радости мы бегали по полю, бросали друг в друга кусками разбитых арбузов и не заметили, как со стороны балки к нам выехал объездчик.

– Сухой! – крикнул Жорик, и вся наша компания повернулась в сторону приближающегося всадника.

К нашему ужасу, это был действительно Сухой – самый лютый объездчик в колхозе. О его злости ходили легенды. Мы побежали прочь из баштана, но уже через несколько минут объездчик нагнал нас и стал хлестать кнутом так, что на спине появились красные рубцы. Сухой как коршун летал между нами на гнедом жеребце Огоньке и изрубал каждого из нас как капусту! Спас нас Митька. Он подбежал к Огоньку и схватил его за узду, не давая объездчику управлять им. Сухой в бессильной злобе стал хлестать Митьку, от этого его спина превратилась в кровавое месиво. Удары объездчика становились все сильнее и злее. Он уже не мог остановиться. И в тот момент, когда настоящий ужас охватил наши детские сердца, со стороны Белой лесополосы раздался выстрел… Мы повернулись и увидели вокзальских, которые быстро бежали к нам и размахивали обрезами.

Сухой повернул коня в их сторону и от неожиданности застыл, не зная, что делать дальше. Когда троица подошла ближе, Корявый еще раз выстрелил вверх.

– Эй! Дядя! Не тронь зазря пацанов! – крикнул он объездчику и угрожающе помахал обрезом.

Сухой сильно побледнел, что-то невнятно пробормотал и, развернув поводьями коня, помчался в сторону балки.

Корявый вместе с приятелями подошел к Митьке и стал рассматривать на его спине еще свежие багровые рубцы.

– Ну, ты попал, мужик! – сочувственно произнес он. – На тебе же живого места нет…

Он повернулся к стоящему рядом Розуваеву и отдал ему бидончик со смородиной.

– У вас что, все в деревне такие отмороженные? – продолжал он. – Как в старину, за кусок арбуза людей секут… как крепостных каких-то…

– Не… Это только Сухойкнутом балует… он у нас один такой… перед Васищевым выслуживается, – с трудом ответил Митька, все еще не пришедший в себя от боли.

– Да он у вас прямо граф Дракула какой-то, Иван Грозный!

– возмущенно произнес Корявый. – Как вас располосовал! Я бы его не простил. Что будешь делать? Пойдешь в сельсовет свой жаловаться? Или так отомстишь? – Корявый тяжело вздохнул.

– Слышь, а у тебя отец есть или братуха, постарше?

– Батя? Есть…

– Так скажи ему, пусть он этому Сухому рыло начистит… одним словом, даст ему в дыню…

– Да нет… мы сами виноваты, – с трудом проговорил Митька. – Черт нас попутал… Все из-за грозы… не заметили, как на баштан попали. А Сухой что? У него работа такая: за баштаном следить.

– Ну ты, брат, даешь! – удивился Корявый. – Да ты спину свою видел? Да на ней же живого места нет. А ты урода этого защищаешь… Он тебя не пожалел!

– Не… не… нельзя, – твердил Митька, словно оправдываясь перед Корявым. – Батю в сельсовет вызовут, трудодни отберут…

– Трудодни отберут?! Ха! Ха! Эх, деревня ты, деревня… Да из-за таких, как ты, и появляются всякие Сухие… Слабак ты… тряпка! Я бы на твоем месте его не простил…

От этих слов у Митьки заблестели глаза, было видно, как он напрягает всю свою волю, чтобы не заплакать. Было жалко и больно на него смотреть. В тот момент мне показалось, что лицо у Корявого дрогнуло и даже смягчилось… Возможно, ему впервые в жизни стало стыдно и неловко за свои слова. Он подошел к Митьке и взял его за руку.

– Ладно, брат, не обижайся, – попытался ободрить он Митьку. – Живи, как знаешь… У каждого своя правда… Но на баштан больше не ходи!

Корявый на прощание пожал всем нам руку и направился с приятелями в сторону Белой лесополосы.

Мы удивленно смотрели им вслед, никак не понимая, почему именно они – эти вокзальские хулиганы – пришли к нам на помощь. Видимо, иногда бывают такие моменты в жизни, когда и у самых отпетых хулиганов где-то в глубине души появляется чувство сострадания и справедливости… И это чувство человеческого сострадания, видимо, объединяет всех нас – людей.

Вот так закончилась эта история. Наши бывшие грабители стали нашими спасителями. С тех пор прошло много лет, некоторых участников этого происшествия уже нет в живых, кто-то сидит в тюрьме, кто-то процветает. А кто-то так и живет в Лесновке и ходит по смородину…

Танкист

Несмотря на свой преклонный возраст, Михалыч слыл среди своих знакомых настоящим оригиналом. А все благодаря своему неугомонному и задиристому характеру. Внешне ничем не примечательный, небольшого роста с козлиной бородкой, он носил старый военный китель с орденскими планками и при этом любил всем рассказывать различные небылицы про войну. Особенно он любил вспоминать о своем боевом танке Т-34, на котором он дошел до самого Берлина и протаранил не один немецкий «тигр». Правда, в это мало кто верил, но прозвище «танкист» за ним закрепилось надолго.

А один раз из-за своего упрямства и отчаянности он чуть не загремел в тюрьму. Случилось это лет десять назад, в лихие девяностые, когда по всей стране пышным цветом расцвело бандитское движение. В то время в нашем городе хозяйничала банда Гришки Прошкина, по кличке Грыня. Под его крышей находились все заправочные станции и мойки города. И вот на одну из таких моек заехал Михалыч на своем стареньком москвиче. Не успел он занять очередь на мойку, как нагрянул этот самый Грыня со своими дружками. Подъехали они на двух джипах и давай порядок наводить. Всем дают указания, на окружающих страх нагоняют. Особенно свирепствовал Грыня.

– А подайте мне сюда хозяина, – кричал он. – Почему грязь на мойке?! Забыли, с кем разговариваете?!

С испугу все мойщики во главе с седовласым хозяином выстроились по стойке смирно.

– Я вас заставлю себя уважать! – продолжал Грыня. – Вы еще меня узнаете!

Он эффектно вытащил из кармана толстую пачку денег и на глазах всей очереди протянул ее ошеломленному хозяину.

– И хорошо мотор помойте… с мылом…

Грыня презрительно посмотрел на очередь и смачно сплюнул окурок сигареты.

– Мойте не спеша… часа три, четыре… И смотрите мне, чтобы чисто было как в аптеке.

– Будет сделано Григорий Иванович, – подобострастно ответил хозяин и по-лакейски прогнулся перед ним.

– А как же мы? – спросил кто-то из очереди. – Мы уже тут три часа торчим.

– Вы?! – удивился хозяин заданному вопросу и сделал вид будто первый раз увидел очередь на мойку. – Мойка на сегодня закрывается по техническим причинам, – неожиданно объявил он.

– Мойку закрывают! – пронеслось по очереди. – Опять Грыня мотор мыть будет…

А один шустрый, худощавый паренек, в кожаной кепке, вылез из своего запорожца и, набравшись смелости, подошел поближе к Грыне.

– А не кажется ли вам, господин хороший, – обратился он к нему. – Что ваше место в конце очереди. Мы вас здесь раньше не видели.

– Меня раньше не видели, – удивился Грыня смелости парня и откинув голову закатился мелким веселым смехом. – Да ты знаешь кто я?! У меня, может быть, весь город – вот где…

Он показал парню здоровенный кулак и несколько раз махнул им.

– А ты мне: раньше не видел… Ну, деревня!

– Вот именно! – поддержал его хозяин и с укором посмотрел на парня. – Ты хоть понимаешь, с кем ты споришь, дурак!

– С Грыней.

Хозяин махнул рукой и покрутил пальцем около виска.

– Какой он тебе Грыня. Это же Григорий Иванович Прошкин. – Известный в нашем городе бизнесмен и меценат! Уважаемый человек!

– А по мне, хоть папа римский, – не унимался парень. – Но место свое я все равно не уступлю…

От этих дерзких слов все присутствующие в страхе опустили глаза и замолчали, стараясь не смотреть на бандитов. Нарушил тишину сам Грыня. Он подошел вплотную к парню, измерив его тяжелым взглядом.

– Ты кто такой? – спросил он, надвигаясь на него всей своей массой.

– Вася.

– Вася?! – рассмеялся Грыня и хлопнул себя по бедрам. – Мнхась, – обратился он к здоровенному парню в кожаной куртке, – объясни Васе, где его место в очереди.

Васю вывели за ворота. Раздался шум глухих ударов. Затем все затихло. Прошло несколько минут. Наконец из-за ворот показался Вася, весь окровавленный, с порванной рубахой и подбитым глазом. Он с трудом добрался до своей машины и вытер побитое лицо грязной тряпкой. Водители стали разъезжаться. Через минуту во дворе мойки уже никого не было, кроме старенького москвича и одинокой фигуры Михалыча.

– Что же вы делаете, бусурмане, – обратился он к бандитам.

– Паренек то еще совсем молодой, а вы его по лицу… Его же молодуха дома ждет.

– А это еще что за фрукт такой, – рассмеялся Грыня, с любопытством рассматривая военный китель Михалыча. – Ты бы лучше дед помалкивал, пока и тебе не накостыляли.

Михалыч встрепенулся, словно его укололи в самое живое место. От волнения у него даже затряслась борода.

– А ты меня не пугай, – задыхаясь от злости сказал он. – Я немцев не боялся, а вас иродов и подавно… Понацепляли на себя цепей, как в цирке, и ходите тут…

– Михась, – обратился Грыня к своему дружку. – Здесь кажется был какой-то шум? Или мне показалось?

– Вам показалось Григорий Иванович, – ответил Михась и, схватив Михалыча за шиворот, вытолкнул его с мойки. Михалыч споткнулся и ударился об угол стенки. В глазах у него потемнело, по щекам потекла кровь. С трудом поднявшись, он молча сел в машину и под громкий хохот бандитов выехал со двора.

– Ничего, – подумал он. – Стерплю… не впервой…

Михалыч вдруг вспомнил фронт, своих боевых друзей, не доживших до победы и от этого у него не глазах навернулись слезы.

– А зачем я должен терпеть, – вдруг мелькнуло в его сознании. – И нужно ли терпеть?

Сам не понимая, что творит, Михалыч вдруг развернул машину и направил в сторону мойки.

«Зачем терпеть? Зачем терпеть?» – мысленно повторял он.

Какая-то невиданная до сих пор, сила, вдруг охватила все его существо. Может быть, это была уязвленная гордость, или обостренное чувство человеческого достоинства, или просто ощущение безвыходности… Но остановиться он уже не мог… Когда он подъехал к мойке, черный джип только въезжал в бокс. Михалыч нажал на газ и как раньше на своем Т-34 таранил немецкие танки, так и сейчас на полном ходу въехал в правое крыло джипа. Раздался сильный грохот. Михалыч на какое-то мгновение увидел побелевшее от ужаса лицо Грыни и от сильного удара потерял сознание…

Затем его арестовали, долго судили и оправдали… А за произведение боевого тарана в мирное время, все в городе к его прозвищу «танкист» стали добавлять слово «народный»…

Легенда о «черном капитане»

На пересечении улиц Пушкинской и Горького резко притормозила черная девятка и остановилась у края тротуара. Из нее вышел высокий худощавый мужчина, лет тридцати, в форме капитана милиции и уверенной походкой двинулся в сторону центра. Несмотря на впалые щеки и необычную бледность лица, у него была бодрая, пружинистая походка, в каждом его движении чувствовалась четкость и сила. Одет он был в черную кожаную куртку, опоясанную белым ремнем с кобурой. Весь его облик имел довольно-таки внушительный и даже грозный вид. Он прошел метров сто и остановился у входа в банк «Оваль». Напротив, рядом с модным магазином «Полина», стоял новенький серебристый «мерс», в пяти метрах от него возвышался огромный черный джип. Капитан надел черные солнцезащитные очки и подошел к «мерседесу» со стороны водительского окна. Он вытащил из ремня полосатый жезл и несколько раз постучал им по крыше автомобиля. В проеме окна появилась рыжая голова водителя.

– Ну и что будем делать? – обратился к нему капитан. – Сам уедешь или номера снимать будем.

Внутри послышалась какая-то возня и из машины вылез огромный рыжий детина, нагловатого вида, и презрительным взглядом смерил офицера.

– Ты чё, командир, не знаешь, чья эта машина?

– Нет, не знаю, – холодно ответил капитан, в упор рассматривая рыжее лицо водителя.

Детина хотел что-то ответить, но внезапно замолчал. Его взгляд устремился в сторону банка. Капитан повернулся и увидел приближающихся мужчин в белых рубашках. Самый крупный из них шел впереди и нес в руке кожаный портфель. Это был известный криминальный авторитет и бизнесмен, один из самых богатых и влиятельных людей в городе. Двое других были его охранники. Они с трудом успевали за ним. Через несколько секунд их шеф уже стоял около автомобиля.

– Что здесь происходит? – раздраженно спросил он. – Я депутат местного горсовета двух созывов… лицо неприкосновенное…

– Да вы не волнуйтесь, шеф, – постарался успокоить его водитель. – Капитан видно новенький… ему не нравится, где вы машину поставили, говорит в неположенном месте…

Авторитет с опаской посмотрел на капитана, словно чувствуя какой-то подвох или опасность для себя.

– Ваше служебное удостоверение, – хриплым голосом проговорил он и испытующим взглядом впился в его лицо. – Посмотрим, какой вы капитан…

– Пожалуйста, – улыбаясь, ответил офицер и полез в служебную сумку.

Неожиданно для всех он вместо удостоверения вытащил пистолет и приставил его к голове авторитета. Время на миг остановилось. Казалось, капитан раздумывал убивать или не убивать. Авторитет сразу поверил в то, что его убьют, как убивали по его приказу. Воспользовавшись паузой, он предпринял отчаянную попытку к собственному спасению.

– Я депутат местно совета, лицо неприкосновенное… Вы не посмеете…

Но последние слова авторитета только вывели капитана из оцепенения. Он нажал на курок и раздался глухой хлопок, от которого кровь брызнула на лобовое стекло машины, а шеф упал, как подкошенный. Охранники и водитель, очнувшись от шока, бросились наутек в сторону магазина. Капитан не обратил на них внимания и спокойно пошел в сторону своей машины. Через несколько минут черная девятка выехала на улицу Горького и на огромной скорости помчалась в сторону вокзала.

Весть об убийстве известного бизнесмена быстро разлетелась по всему городу. Никто раньше не мог допустить и мысли, что кто-то захочет убивать авторитета такого ранга. И, главное, убийца был переодет в форму офицера милиции. А это противоречило всем законам криминального мира. Узнав о случившемся, местная братва пребывала в шоке. Всех интересовал один вопрос: кто это мог сделать?

Ближе к вечеру милиция арестовала предполагаемого исполнителя преступления. Однако, когда стемнело, стало известно, что на выезде из города был убит еще один крупный коммерсант. Убийца, переодевшись в форму капитана милиции, остановил машину бизнесмена и хладнокровно расстрелял его, оставив в живых водителя. Со слов последнего, капитан был в темных очках и в шлеме и одет в черную куртку, опоясанную белым ремнем. Появилось подозрение, что эти два убийства были совершены одним и тем же человеком, переодетым в милицейскую форму. По городу поползли слухи, что на дорогах орудует то ли маньяк, то ли призрак, то ли спецагент, член организации «Белая стрела». Обстановка накалилась. В каждом темном переулке мерещился (вид…) «черный капитан». Бизнесмены и авторитетные мужи теперь уже выезжали только в бронированных машинах и только в сопровождении охраны, вооруженной до зубов.

Так родилась легенда о «черном капитане». Говорят, что его много раз видели ночью. Одиноко стоящий на обочине дороги, он останавливал только криминальных авторитетов и крупных бизнесменов, после чего те бесследно исчезали. Правда это или вымысел до сих пор никто не знает. Но с тех пор еще долгие годы многие громкие убийства и исчезновения на дороге связывали с «черным капитаном».

Вернись, сынок!

Непривычные для юга морозы сковали землю. В сумерках на улицах села пронзительно свистел ветер, обдавая редких прохожих колючим снегом. На отшибе, у косогора, виднелись окна дома. Тусклый электрический свет едва пробивался сквозь серую заметь.

От этих не заклеенных на зиму окон в горнице гуляли сквозняки. Печь с утра не топилась. Хозяйка дома Вера Михайловна лежала в постели, укрывшись поверх одеяла старенькой с вытертым ворсом шубой. Рядом хлопотала соседка, бойкая круглолицая женщина лет тридцати пяти.

– Совсем не жалеет вас сын, – сокрушалась она, торопливо разжигая печь. – Мыслимое ли дело – такой холод!

Поправив сползающий с плеча пуховый платок, покачала головой:

– И к супу вы не притрагивались…

– Спасибо, Варвара, что-то не хочется, – тихо проговорила Вера Михайловна.

До еды ли тут? Девять лет назад сгорел в запое ее муж. А теперь вот и сын – единственная ее надежда – так редко бывает трезвым…

– Что-то Алексея долго нет… – вздохнула Вера Михайловна. – Не случилось ли чего? У меня, Варвара, веришь ли, когда он где-то задерживается, внутри все обрывается. Не знаю, – продолжала она, – или люди раньше не те были, или время было другое, а только пили тогда намного меньше. На все село один пропойца и был Савелий. Уж такой гармонист, ни одна свадьба, бывало, без него не обходилась, и тот по пьяному делу в сугробе замерз. Ну а мы, молодежь, вина тогда и не знали…

– Так, так, – закивала, вытирая руки о передник, Варвара. – Многое, видать, с тех пор поменялось. Ваш Алексей, он ведь тоже еще молодой.

– Тридцать уже…

– Ну и что? А ведь какой парень был! Сколько ладных девок по нему сохло. А теперь совсем до ручки себя довел. Вот и вы через него хвораете.

Варвара не заметила протестующего жеста Веры Михайловны.

– Видела его днями, – продолжала она, – околачивался с дружками у магазина… Пропадает, ох, пропадает парень! Скольким эта пьянка жизнь сгубила! Сегодня, говорят, у переезда какого-то пьяницу поезд задавил, насилу опознали…

Вера Михайловна так и обмерла.

– Да что вы, бог с вами, – перепугалась Варвара. – Причем тут Алексей ваш! Это же вон где было, да и не сегодня вовсе. Разболталась я тут, – засуетилась она, – мелю что попало.

Соседка ушла. А Вера Михайловна долго еще не могла успокоиться. В голову лезли мысли одна другой чернее. В вое ветра за окнами, в бряцании дверной щеколды слышались нетвердые шаги запоздавшего сына…

Незаметно задремала. Снилось родное село, не нынешнее, а то, каким оно было тогда, в пору ее юности, и сама она, легкая, стремительная, бежит по росистой траве, едва касаясь ее ногами. Мгновение – и взлетает высоко над землей, птицей плывет над весенней березовой рощей, над петлистой речушкой с песчаными островами. Вместе с подругами кружится в хороводе, выискивая глазами среди разгоряченных кадрилью парней своего, единственного, в синей сатиновой рубахе. Неожиданно вместо него – Савелий, гармонист, дурашливо кланяясь, зазывает ее в круг. Она пристально вглядывается в его лицо и в страхе отшатывается: ведь это ее муж – покойный Федор!

Потом все разом исчезло. Покрылось сплошной снежной пеленой. Теперь она, проваливаясь в сугробы, бежала куда-то незнакомым лесом, угрюмые стволы все теснее обступали ее. Случайная ветка больно хлестнула по лицу… Вскрикнув, Вера Михайловна открыла глаза, словно хотела убедиться, что эта боль лишь наваждение, кошмарный сон, но боль не отпускала, становилась острее, и, чтобы уйти от гнетущей душу яви, Вера Михайловна снова прикрывала веки и проваливалась в забытье. Стволы деревьев вновь надвигались. Она падала, снег забивался в рукава, сыпался за воротник, стекая тонкими струйками по спине.

Впереди мелькнула знакомая фигура. Алексей! Но сын, не слыша ее, уходил все дальше и дальше… Протяжно загудел паровоз, она увидела железнодорожный переезд и сына, бегущего по шпалам. «Сынок! Вернись!..»

Пробуждение было тяжелым. Алексей все не приходил. Вдруг на дворе стукнула калитка, сердце матери сжалось: вот-вот скрипнет под ногами снег на крыльце… Не выдержав, она с трудом поднялась и, накинув платок, вышла на улицу. У ворот в сугробе что-то чернело. Алексей! Ноги у Веры Михайловны подкосились. Не помня себя, она стала трясти его за плечи: «Встань, сынок, проснись!»

Алексей поднял тяжелую, будто налитую свинцом, голову: «Где я?» Увидел лежащую на снегу мать. Хмель мигом слетел с него. Бросился к ней, поднял на руки и бережно понес к дому. Уложил в кровать. Негнущимися, словно чужими, пальцами растирал ее лицо, руки… Он словно впервые увидел эти истомленные, до боли родные черты. Страшно и стыдно: ведь он совсем забыл о ней! Мучительно захотелось все вернуть, исправить теперь же, немедленно. Собственная жизнь показалась пустой и никому не нужной.

Вера Михайловна открыла глаза: «Жив, сынок…»

Алексей не выдержал. Давясь слезами, он умолял мать простить его, обещал начать все заново… он не сможет больше жить, если она ему не поверит. И мать поняла это. Она тоже плакала, и ей тоже становилось легче, словно вместе со слезами уходило все то страшное, что было в их жизни. Может, и впрямь образумится, думала она. Затеплившаяся надежда понемногу перерастала в уверенность, согревала душу. Не вечно же лютовать холодам. И к ним в окно заглянет долгожданное весеннее солнце.

Специалист

В острое отделение городской психбольницы привезли буйного больного. Это был огромный детина лет сорока, свирепый вид которого внушал окружающим неподдельный ужас. Пациент настолько огромен, что два сопровождающих его сержанта милиции в сравнении с ним казались пигмеями. Они вздрагивали при каждом его движении и все время находились от него на приличном расстоянии. Пациента надо было привязать к кровати, но никто не знал, как это сделать.

Детина стоял посреди коридора и дико озирался по сторонам, до конца не догадываясь, для чего его сюда привезли.

– Позовите доктора, – потребовали сержанты. – Нам за усмирение дураков деньги не платят.

Через пять минут в отделении появился дежурный психиатр Козловский.

– Пациент, – обратился он тонким голосом к детине. – Ложитесь, пожалуйста, в кровать. Вам сейчас сестра инъекцию сделает, и вы успокоитесь.

– Нет, нет… – забеспокоился детина. – Не дамся! Вы привязывать к кровати будете…

При этом он стал размахивать руками, чем сильно испугал доктора. Последний в страхе отскочил от него и спрятался за спиной сержанта.

Наступила тягостная пауза. Все находились в замешательстве и не знали, что делать дальше. Разрядила обстановку санитарка баба Нюра. Это была маленькая юркая женщина – метр с кепкой.

– Вася, – обратилась она ласково к грозному пациенту. – Ты чего буянишь… доктора не слушаешься…

При этом она решительно схватила детину за руку и потянула в палату. Такая смелость маленькой беззащитной женщины оказала обезоруживающее воздействие на свирепого богатыря.

– Что вы делаете? Что вы делаете? – испуганно произнес он, не зная, что противопоставить напористости санитарки.

Но баба Нюра буквально повисла на огромной руке пациента.

– Что выделаете? Что выделаете? – продолжал лепетать богатырь, увлекаемый ею в палату.

Доктор и сержанты с удивлением наблюдали, как маленькая опытная санитарка расправлялась с буйным пациентом: привязав одну руку к кровати, она затем привязала другую… и детина был повержен…

Вот так бывает в жизни: маленькая пожилая женщина сделала то, что не могли сделать трое сильных мужчин. И так каждый день! Кто-то же должен эту работу выполнять… Есть еще в России такие бабы Нюры… Внешне неприметные, но совершающие подвиги каждый день!

Чужая боль

Студент-медик Алексей Ваганов ожидал прибытия электропоезда, ежеминутно поглядывал на часы, садился на скамейку, затем вскакивал, нервно прохаживался вдоль перрона, затем опять садился. Своим томлением он невольно притягивал к себе внимание прохожих. Алексея нельзя было назвать красавцем, но в эти минуты он был прекрасен благодаря той редкой выразительности и непосредственности, которые бывают у людей от ожидания счастья или, наоборот, полной безнадежности и которые придают лицу одухотворенность и неповторимость. Он уже три года был безнадежно влюблен в студентку из параллельной группы – Зою Беловежскую. Однажды весной на занятиях по микробиологии он слишком часто любовался ее красотой. И не заметил, как пропал в пучине ее бездонных глаз. И уже все остальное, что не было связано с этим демоническим взглядом, казалось ему лишним и ненужным. Действительно, Зою можно было назвать первой красавицей на курсе. Она нравилась многим студентам. Алексей три года встречался с Зоей, закрывая глаза на ее популярность. Но последнее время отношения между ними испортились. Их встречи становились все более редкими и прохладными. Говорят, Зою видели в обществе преподавателя с кафедры научного коммунизма, прозванного за любовь к студенткам Самцом.

Объявили о прибытии электропоезда. Алексей вздрогнул… Страх предстоящей неудачи на мгновение лишил его сил. Словно приговоренный, он лихорадочно высматривал среди толпы знакомую фигуру, заранее обдумывая самые убедительные и ласковые слова. Наконец на перроне показалась она… Алексей не видел Зою уже два месяца и в первый момент даже ее не узнал. Новое голубое платье, облегающее ее стройную фигуру, еще более подчеркивало красивую спину и грудь. Черные густые волосы были окрашены в рыжий цвет и уложены на затылке в большой пучок, открывая маленькие красивые уши. Даже ее огромные карие глаза стали более холодными и высокомерными. Зоя порывисто прошла мимо Алексея, стараясь не смотреть на него. У Алексея потемнело в глазах. Его навязчивость, видно, раздражала Зою, она с досадой остановилась и через силу улыбнулась.

– Это ты, Алексей?.. – сквозь зубы процедила она. – Извини, что сразу не узнала… Как твои дела? – Она говорила тихим равнодушным голосом, как будто не догадывалась, или не желала догадываться, зачем он сюда пришел.

Алексей умоляюще на нее посмотрел.

– Нам надо серьезно с тобой поговорить, Зоя, – чужим голосом произнес он.

Сейчас, как никогда, он казался Зое жалким, беспомощным, и даже его голос представился ей плаксивым. Она зло улыбнулась.

– Не надо, Алеша, не надо… – с нарастающим раздражением произнесла она.

Алексей попытался схватить ее за руку, она резко вырвалась и быстро исчезла в толпе…

Словно оглушенный, Алексей брел по вокзалу. Постепенно оглушенность переросла в острую душевную боль, будто у него в груди ныл огромный комок нервов. Чувство одиночества вдруг резко охватило Алексея. Он ясно увидел огромную пропасть между собой и Зоей… Ему казалось, что весь мир наполнен дыханием лета и любви, что запах акации и весь мир существуют только для любви, для их любви… Но Зоя ничего этого не ощущала и не понимала. Все эти цветы, деревья, небо жили своей жизнью, не осознавая собственной красоты, и были совершенно равнодушны к ощущениям и страданиям Алексея…

Машинально, сам не зная для чего, Алексей зашел в пивную. В баре было темно, сильно пахло табаком и кислым пивом.

Алексей подошел к стойке и залпом выпил бокал пива. С непривычки закружилась голова. Ему вдруг стало невыразимо жаль себя, он с ожесточением смотрел на красные небритые лица, отупевшие от беспробудного пьянства. Весь мир ему вдруг показался серым и ужасным.

Неожиданно его окликнули. Из-за ближайшего столика встал здоровенный детина и расставил для объятий руки. Алексей узнал своего бывшего сокурсника Вадима Шлыка, исключенного из института за неуспеваемость.

Поговаривали, что он давно нигде не работает и водится с сомнительными компаниями.

– Алешка, ты! – воскликнул Шлык. – Ну, брат, не ожидал тебя тут увидеть… Ты же не пил раньше, старина… – Он обнял за плечи Алексея и усадил за свой столик. – Выпьем за встречу! – предложил он, вытаскивая бутылку водки.

Они встали и, как раньше это делали на студенческой пирушке, выпили на брудершафт. Вадим тяжело вздохнул. От выпитого его сильно развезло, глаза заблестели. Он уткнулся в плечо Алексея и неожиданно заплакал от избытка чувств и выпитой водки.

– Ты думаешь, я не знаю, старик, какого черта ты здесь потерял… Эх, дурачок ты, Алексей, дурачок… Ведь я все видел! Брось ее! Забудь!

Он нагнулся к самому уху Алексея:

– Ты вот что, дружище, выкинь ее из головы и айда ко мне на хату. У меня есть две крали на примете…

Алексей залпом допил водку и встал из-за стола.

– Ну что же… может быть, это и к лучшему: на хату так на хату… Сейчас мне все едино: краля или черт в юбке…

Пошатываясь, друзья вышли из пивной.

Было уже темно. Шлык жил в старом привокзальном квартале города. Пройдя площадь, они свернули в узкий переулок со странным названием Ломаный. Многоэтажные дома сменились низкими одноэтажными, с почерневшими от времени стенами и мрачными окнами, прикрытыми решетками и тяжелыми ставнями.

Неожиданно до их слуха донеслись грубая площадная брань, возня и гулкие удары по телу, раздававшиеся где-то впереди. Было видно, как в конце переулка мелькали неясные человеческие силуэты. Похоже, кого-то избивали… Когда они подошли ближе, две мужские фигуры отделились от темноты и поспешно скрылись за поворотом, оставив на тротуаре сидевшего на корточках здоровенного парня. Скорчившись от боли, он поддерживал безжизненно свисавшую руку. Приятели помогли ему подняться на ноги и выйти из темноты. При свете фонаря обозначилась мрачная квадратная физиономия с мутными глазами. Несмотря на высокий рост и широкие плечи, какая-то болезненность и чрезмерная усталость сквозили в его неподвижном, маскообразном лице. К счастью, парень жил совсем рядом и настойчиво указывал рукой на зияющие, как пасть, черные ворота. Недолго думая, Алексей поднырнул под его левую руку, и троица медленно вошла в узкий темный двор.

Позвонили в квартиру. За дверью раздались чьи-то торопливые шаги, было видно, как потемнел глазок, затем щелкнул замок, и в просвете показались огромная блестящая лысина и маленькие водянистые глазки.

– Это ты, Валет? – раздался густой низкий голос.

Вместо ответа, парень глухо застонал, обнаружив на скривившемся лице невыразимое страдание.

Наконец дверь открылась, и на пороге появился хозяин. Свет хорошо освещал его огромный облысевший лоб, круто нависавший над глубоко посаженными глазами и скошенным подбородком. Желто-серая кожа на щеках была изрыхлена и усыпана огромными темно-бурыми прыщами, при этом она блестела, словно смазанная салом. Все это придавало лицу неопрятный, поношенный вид.

Лысый вороватым взглядом оглянулся по сторонам и пропустил приятелей на квартиру. В глаза бросился беспорядок. Грязный истоптанный пол был везде усеян пеплом и окурками. Прихожая, поражавшая глаз голыми ржавыми стенами и полным отсутствием какой-либо мебели, была пропитана затхлым запахом сырости и несвежего белья.

Вошли в небольшую комнату. Она была плотно заставлена старым диваном и двумя железными кроватями. В углу металась, как в лихорадке, девушка лет шестнадцати. Необычайно худая, без кровинки в лице, с растрепанными, прилипшими ко лбу волосами. Она беззвучно шевелила губами, словно умирала. Однако по поведению жильцов чувствовалось полное безразличие к ее состоянию, что, в свою очередь, производило тягостное впечатление.

Валета уложили на стол. Алексей лег рядом с ним, крепко схватил его за руку и пяткой нежно надавил на головку плечевой кости. Она медленно подалась вперед и после слабого щелчка вправилась в сустав. Все облегченно вздохнули. Валет недоверчиво пощупал плечо, все еще не веря в такой легкий исход. В это время девушка тихо застонала, ее несколько раз вырвало.

Алексей подошел ближе к девушке, взял ее за запястье. Его взгляд невольно скользнул по всей руке. По ходу вен виднелись бурые, красные рубцы от внутривенных инъекций.

«Шахты…» – промелькнуло в сознании Алексея. Краем глаза он увидел на столе закопченную кастрюльку, в которой было налито какое-то бурое варево, издающее незнакомый ему специфический запах, тут же лежали два десятикубовых шприца, несколько игл-«капиллярок». От волнения Алексея бросило в жар, словно он случайно вторгся в страшный, чуждый ему мир. Все вдруг стало понятным: и странная болезнь этой девочки, и неестественный блеск глаз у парней, и эта ужасная квартира, в которой ему уже чудился запах смерти. Минуту Алексей стоял, словно оглушенный.

– Что с вами, молодой человек? – окликнул его лысый.

Алексей с трудом овладел собой и повернулся к нему.

– Что с вами? – повторил лысый, озабоченно разглядывая его лицо.

– Со мной ничего, – с трудом ответил Алексей. – А вот у девчонки крайне тяжелое состояние…

– Вы находите? – воскликнул лысый, прикидываясь изумленным.

– Да, да… я нахожу, – раздраженно ответил Алексей. – Все это для нее может плохо кончиться… Вы понимаете, что… у больной уже развивается кома!

Лысый слегка побледнел, в его бесцветных глазах загорелись злые огоньки. В это время Вадим интуитивно почувствовал надвигающуюся опасность и несколько раз дернул Алексея за рукав.

Пойдем домой, Алексей, – тихо сказал он. – Тут и без нас разберутся… И «скорую» вызовут, если надо… Правильно я говорю?

Он значительно посмотрел на лысого.

– Совершенно верно, – согласился лысый. – Мне кажется, ваш друг слегка преувеличивает. Хотя я понимаю: профессиональный долг превыше всего. Все это похвально, молодые люди! Но в данном случае девчонка просто пьяна и не позже чем завтра утром будет совершенно здорова. Так что вы можете с чистой совестью идти домой.

– И вы еще смеете говорить о совести!.. – возмущенно произнес Алексей, не обращая внимания на настойчивые одергивания Вадима. – Брось, Вадим! Я все равно скажу этим негодяям, что если они сейчас же не вызовут «скорую», то это сделаю я…

Лысый побагровел, на его насупленном лбу грозно прорезались две крупные багровые вены.

– Я не люблю, молодой человек, когда меня берут за горло! – зло прорычал он.

– Вы подлец! – воскликнул Алексей.

Внезапно он откинулся назад и с грохотом рухнул на спину. Лысый нанес ему короткий боксерский удар в подбородок. Наблюдавший эту картину Вадим схватился за табуретку и тут же отскочил назад, увидев в руке Валета блестящий нож. Неожиданный страх сковал его. Он был уже не в силах что-либо предпринять и стоял так, словно навсегда потерял способность двигаться. А в это время Алексею связали руки и усадили на диван. Мрачная фигура лысого нависла над ним. В его равнодушных глазах Алексей прочитал сосредоточенность на самом себе, на своих страданиях, которые присущи людям обреченным и крайне одиноким. Лысый на миг задумался. Он всегда умел отыскивать в душах людей их слабости. Но глаза Алексея смотрели враждебно и на редкость спокойно, зарождая в душе лысого неприятное беспокойство. Словно очнувшись от мучивших мыслей, он вспомнил о Вадиме и подошел ближе к нему, вытаскивая из заднего кармана блестящий складной нож.

– Что же мне с вами делать?! Хлопцы вы молодые, интересные… Боюсь только, заложите вы нас, друзья мои, в самой ближайшей конторе…

Что-то жалкое, трусливое появилось на лице Вадима. Он судорожно повел трясущимися плечами, глотая от сильного волнения воздух.

– Конечно, конечно… то есть нет, наоборот… – бессвязно бормотал он, одаривая лысого ласково-преданным взглядом. – Я вам обещаю, даю слово… и в мыслях нет…

Вадим говорил торопливо, словно боясь опоздать, чувствуя на себе ледяной холод стали.

– Зачем доходить до крайности, мы можем всегда договориться, ради бога, что надо, скажите.

Лицо лысого исказила мерзкая улыбка, и он стал дико хохотать.

– Хорошо, – наконец сказал он. – Только не дрожи так. Я тебе верю.

Он на мгновение замолчал.

– Но вот что делать с твоим приятелем, ума не приложу.

Вадим немного успокоился и подошел к Алексею, пытаясь говорить с ним как можно увереннее:

– Брось артачиться, Алексей… Ничего ты все равно не докажешь… Девчонка сама избрала себе такую судьбу. Дай им слово – и они нас отпустят.

Алексей удивленно посмотрел на Вадима, затем отвернулся, не желая продолжать разговор. В комнате воцарилась тягостная тишина.

– Вот видите, Вадим, – нарушил молчание лысый. – Ничего не получается. Ваш товарищ – на редкость твердый человек.

– Что же делать? – в отчаянии спросил Вадим.

– Да, собственно, пустяк… Пару кубиков снотворного… Мы сделаем свои дела и отпустим вашего друга. – Он протянул Вадиму небольшой пятикубовый шприц.

– Нет, нет!.. Только не это, – взвизгнул Вадим и попятился к двери.

Валет в два прыжка догнал его и сильно ударил ногой в живот. Вадим как подкошенный упал на пол. Лысый поднял его и подставил к горлу булатный нож.

– Бежать, падла, вздумал, – зло прохрипел он. Вадим побелел и упал на колени.

– То-то, – прошипел лысый и указал ему глазами на стол.

Вадим встал и дрожащей рукой схватил шприц. На мгновение он застыл, осознавая весь ужас случившегося. Наконец, преодолев себя, направился к Алексею, который уже лежал, связанный, на диване.

– Не волнуйся, Алексей, это только снотворное, так надо, понимаешь… – шептал он. – Потом тебя отпустят…

– Уйди, иуда. – Алексей плюнул ему в лицо. Вадим зло сжал губы и схватил его левое предплечье…

Алексей почувствовал, как игла легко вошла в вену, и в этот момент испытал легкое оглушение, словно получил изнутри мягкий удар в голову. В глазах резко потемнело, только впереди появились светящиеся точки. Все поплыло перед глазами, сознание проваливалось в какую-то бездну. Неожиданно он вздрогнул от резкой кинжальной боли в груди, мир опрокинулся, завертелся, понесся куда-то вниз – в черную мглу…

– А студент-то наш, кажется, хвоста заломил, – испуганно промычал Валет, в ужасе ощупывая ледяные руки Алексея.

– Ты что, черт гугнявый, – зло проговорил лысый. Он подошел к Алексею и начал сильно трясти его безжизненное тело. – Точно, готов…

От волнения он провел рукой по лбу.

– Ты что ему дал?

– Ширки немного… из кастрюльки.

– Идиот… Ты же ему сердце посадил…

Лысый зло посмотрел на Вадима.

– Черт, на мокруху раскрутились… – с досадой сплюнул он. – Уходить надо…

– А Сонька как же? Ведь помрет одна…

– Ты что, Валет, из-за нее магаданить собираешься?.. Из-за кого, из-за девки?.. Брось, ей все равно одна дорога…

Через час в квартире никого не было. Второпях забыли закрыть дверь. Казалось, вместе с ветром по квартире гуляла сама смерть. Лишь только частое, прерывистое дыхание девочки напоминало еще о слабых отголосках несдававшейся жизни. Прошло еще несколько часов. Алексей почувствовал резкую головную боль, вокруг которой сосредоточилось все сознание. Боль разрасталась все более и более, наливая собой, словно свинцом, все тело, лишая его способности двигаться.

Алексея затошнило, и он открыл глаза. «Жив…» – пронеслось в голове. Он попытался встать и застонал от боли в руках, замлевших от тугой веревки. Все плыло перед глазами, неприятные позывы к рвоте все чаще подкатывали к горлу. Его вырвало. Кое-как добравшись до окна, он с силой надавил плечом на стекло, раздался треск и в комнату ворвался свежий воздух. В это время послышался приглушенный стон… Алексей вспомнил о девочке и стал пилить веревку о стекло, рискуя сильно изрезать руки…

Освободившись, он завернул в одеяло девочку и двинулся к выходу. Неожиданно хлопнула наружная дверь… Алексей замер с ношей в руках. Ему стало обидно вот так умереть, когда спасение было рядом. Он напряженно вслушивался в каждый подозрительный шорох. Раздался еще один хлопок. Затем второй, словно кто-то открывал и закрывал двери. Неожиданно догадка промелькнула в его сознании. Собрав все свои силы, он решительно направился навстречу судьбе. В прихожей никого не было… Настежь распахнутые двери громко скрипели, раскачиваемые порывами ветра. Алексей вышел на улицу, прижимая к себе слабое, трясущееся тело…

Случай в морге

На самом краю села Березовка показались двое мужчин. Они только что вышли из старой одноэтажной больницы и поднимались по поросшей травой дорожке на небольшой зеленый пригорок, где находилось патологоанатомическое отделение. По бокам дорожки росли густые кусты сирени, жимолости, окруженные выгоревшей колючкой и желтыми полевыми цветами. Высокий, широкоплечий мужчина в коричневой кепке и в резиновых сапогах – это был сам главный врач районной больницы Сергей Иванович Селизар. Его крупное, не лишенное красоты, доброе украинское лицо с черными глазами украшали сползающие до самого подбородка роскошные посеребренные усы. Несмотря на довольно зрелый возраст, он еще сохранял могучее здоровье. При первом знакомстве его можно было бы принять за шеф-повара какого-нибудь преуспевающего ресторана, и только привычная деловитость и хорошее знание латыни выдавали в нем медицинского руководителя. Его спутник, только что приехавший из области новый патологоанатом Константин Иванович Ознобин, худощавый молодой человек лет тридцати с острой козлиной бородкой и желтым утомленным лицом, носил маленькие круглые очки. Он глубокомысленно щурился на главврача и казался похожим в этот момент на молодого профессора.

Прошло всего два года, как в Березовке организовали районный центр, поэтому справа от больничного забора все еще виднелись молочные фермы, телятники, одиноко золотились соломенные скирды. Было слышно, как с поля гнали ревущее колхозное стадо. Легкий ветерок стряхивал с придорожных трав сверкающие капельки только что выпавшего дождя, принося вместе с освежающей прохладой запахи скошенной люцерны, силоса, смешивающиеся с ароматом парного молока.

Всю дорогу Сергей Иванович хмуро поглядывал на съежившуюся фигуру своего спутника. Невзирая на ранние холода, Ознобин был без пиджака, в одной белой сорочке с узким черным галстуком и в легких остроносых туфельках, которые глубоко увязали в грязи. Его бледное нервное лицо, вся его субтильность и утонченность, казалось, не вписывались в местный колорит и вызывали смутное недовольство в душе Сергея Ивановича. Он знал, что Ознобин долгое время работал в областном отделении судебной экспертизы, затем поступил в аспирантуру на кафедру патологической анатомии, написал несколько научных статей, готовился к защите диссертации, как вдруг неожиданно уволился и попросился в район. Константина Ивановича многие считали странным человеком. Еще в школьные годы он поражал своих товарищей терпением и усидчивостью, поэтому всегда был бледен и худ. Его детство и юность протекали не в играх и развлечениях, характерных для этого возраста, а за чтением книг, размышлением о жизни и своем предназначении в ней. Эти свойства характера вполне можно было бы назвать замечательными, если бы за ними не скрывался затаенный страх перед жизнью, стремление все учесть, предопределить, оградить себя от непредвиденных обстоятельств и опасных поворотов судьбы. Он не принимал жизнь такой, какой она была, а пытался ее загнать в четкие схемы, запрограммировать на много лет вперед. По намеченному плану закончил мединститут, готовил себя к научной работе. Поступил в аспирантуру. И как ломовая лошадь тянул многолетнюю лямку. Бессонные ночи, изнуряющий труд подорвали его и без того некрепкое здоровье, забрали у него силы и энергию. И когда он однажды оглянулся назад, то вдруг ясно понял, что искусственно придумал для себя такую жизнь. Таланта ученого у него, пожалуй, никогда не было, а его статьи и научные работы не представляют никакой ценности и никому не нужны. Но Константин Иванович сумел спокойно принять это понимание, поэтому не озлобился на весь белый свет, не ударился в черную тоску и печаль, наконец, попросту не запил, а решил сменить на время окружающую обстановку. И вот, прожив всю жизнь в областном центре, в маленькой коммунальной квартире, привыкнув к городским удобствам и услугам, он, не зная деревенской жизни, едет в Березовку, мечтая о здоровом воздухе и целительной тишине.

Когда подходили к отделению, уже вечерело. Солнце буквально на глазах превращалось в огромный шар и медленно опускалось за горизонт. Оно то сияло между узкими, длинными тучами, то вновь погружалось в их розовый туман, добавляя к пылающему закату темно-синие, свинцовые оттенки. Впереди под развесистой кроной грецкого ореха показалось небольшое каменное строение, чем-то напоминающее старый колхозный склад с обшарпанной и темной от сырости штукатуркой, с мокрой черепичной крышей и закрашенными окнами.

– Вот и наша часовня, – с грустью сказал Селизар, вытаскивая из кармана огромную связку ключей.

Ознобин недовольно поморщился и побледнел, не в силах скрыть свою досаду и разочарование. Он не рассчитывал увидеть в этой глуши крупную прозектуру с большим секционным залом, специальными кабинетами для врачей и лаборантов, с отдельной лабораторией и моргом, но заброшенность и мизерность этой нанесли сокрушающий удар его самым скромным ожиданиям.

Дверь заскрипела, и Сергей Иванович шагнул вперед, приглашая за собой Ознобина. В отделении было темно. Включили свет. Их взору предстала небольшая комната, заставленная медицинским оборудованием, с низким серым потолком, цементным полом и влажными крашеными стенами. Это была секционная, где обычно проводили вскрытие. В центре комнаты стоял большой секционный стол, на котором лежал, вытянувшись, желтый, как лимон, труп мужчины.

В глаза бросались теснота и беспорядок. Ознобин в полном смятении осматривал пыльные полки, заставленные грязной стеклянной посудой и немытыми инструментами. В воздухе ощущался слабый запах формалина и разлагающегося тела.

Зашли в соседнюю комнату, где, по всей вероятности, находилась лаборатория вместе с моргом. Рядом с небольшим медицинским столиком, плотно заваленным наборами реактивов, пробирками, микроскопами, стояло несколько каталок. На одной из них лежало еще одно тело, прикрытое белой простыней. На препарировальном столике рядом с зондами, ножами и пилами, приготовленными для вскрытия, стояла пустая бутылка из-под дешевого крепленого вина и валялись обглоданные кости копченой рыбы.

– М-да, – с горечью произнес Сергей Иванович, брезгливо дотрагиваясь указательным пальцем до пустой бутылки. – Опять Брыкин, бес ему в ребро… Как врач умер, так и порядка нет.

Он, недовольно покачав головой, повернулся к Ознобину:

– Ну все, Константин Иванович, принимай отделение. Правда, извини, голубчик, за беспорядок…

Он сочувственно похлопал коллегу по плечу.

– Сам понимаешь, доктора полгода не было… – и неуверенно заглянул ему в глаза.

В эту минуту худое бледное лицо Ознобина с впалыми щеками и блестящими глазами казалось совсем маленьким и ушедшим в редкую рыжую бородку и усы.

– Извините, Сергей Иванович, – произнес он неожиданно плаксивым бабьим голосом. – Вы мне обещали прозектуру… А это… – он в отчаянии развел руками, – я даже не знаю, как это назвать…

Сергей Иванович нахмурился и отвернулся к окну, словно уличенный в каком-то тяжелом преступлении.

– Чем же эта вам не подходит? – тихо спросил он, словно не видел всего безобразия, царившего вокруг. – Обычное отделение… В других больницах и этого нет. Там все вместе: и секционная, и лаборатория, и морг…

Ознобин нервно засмеялся и весь покрылся красными пятнами.

– Поймите меня правильно, – медленно заговорил он. – Я работал под руководством известного профессора Иванова, у меня есть научные работы… Поэтому я полагал… я надеялся увидеть здесь хотя бы элементарные условия.

От волнения у Ознобина подрагивал голос.

– Поверьте мне, – продолжал он, – я приехал сюда не только ради воздуха и тишины, для того чтобы поправлять свое здоровье… но и заниматься научной работой… понимаете, наукой!

– Понимаю, понимаю… – с горечью произнес Сергей Иванович, возвращаясь в секционную.

Он стал раскладывать на препарнровальном столике нужные ему инструменты. Красный от духоты, в нарукавниках поверх халата и водонепроницаемом переднике, внешне чем-то похожий на мясника, он с досадой отгонял от себя больших зеленых мух.

– Село, оно, конечно, и есть село, – словно в оправдание заключил он. – Но согласитесь, коллега, и здесь кто-то тоже должен работать.

Ознобин немного успокоился. Ему вдруг стало неловко перед Сергеем Ивановичем за свою несдержанность. В его душе возникло острое чувство вины перед этим добрым и сильным человеком, который безропотно прожил всю свою жизнь в этой глуши, ничего за это не требуя. Ознобин хотел даже сказать что-то одобряющее Сергею Ивановичу, но на ум не приходили нужные слова.

Начали вскрытие. Сергей Иванович вытащил из кожаного портфеля три бутылки водки. Увидев недоумение на бледном лице Ознобина, он рассмеялся.

– Это родственники покойного передали, – пояснил он. – В здешних местах существует такая традиция – бальзамировать покойника водкой, чтобы замедлить процесс разложения. И, вы знаете, помогает…

Селизар внимательно посмотрел на Ознобина.

– Кстати, ваш предшественник из-за этого сгорел… – продолжал он. – Говорят, последнее время в труп только одну бутылку вливал, а все остальное – в себя. Бывало, до анекдота доходило: приезжают родственники за покойником… И представьте себе, вместо мертвого тела своего родственника обнаруживают пьяное тело доктора! Скандал, да и только.

Селизар тяжело вздохнул, словно о чем-то сожалея.

Вскрытие уже подходило к концу. Вспомнив, что в отделении нет воды, Сергей Иванович, громыхая ведрами, отправился в больницу. Ознобину было непривычно работать одному, и к тому же давно стемнело. В памяти невольно всплывали кошмарные истории из фильмов ужасов. Словно в подтверждение этих мыслей, за дверью в соседней комнате раздался шорох. Ознобин вздрогнул всем телом. На мгновение ему стало жутко, затем, переборов страх, он внутренне засмеялся, стыдясь внезапно обнаруженного в себе суеверия.

Чего только не взбредет в голову от страха, подумал он.

И в этот момент за дверью раздался грохот такой силы, что у Ознобина от неожиданности выпал из рук скальпель. Не помня себя, он механически схватил в руки стоящую около двери швабру и двинулся в морг. Ознобин знал, что мертвые не встают, но, несмотря на это, его сковал безотчетный страх. Он с трудом открыл дверь, в комнате было темно. Вглядываясь до рези в глазах в кромешную тьму, он медленно входил в комнату. От нервного напряжения сильно стучало в висках. Шаря руками по стенке, он долго не мог найти выключатель. Неожиданно его рука наткнулась на что-то мягкое, теплое… Кто-то взял его за руку… Ознобин почувствовал, что теряет самообладание. От ужаса он закричал диким голосом и, как ужаленный, выскочил вон…

Пахнуло ночной прохладой. Вокруг все было залито лунным светом: и безмолвно застывшее поле, и дорога с тускло поблескивающим мокрым гравием, и слабо трепетавшие серебром огромные контуры грецкого ореха, склонившегося над отделением, словно сказочный великан. Стены казались белоснежными, словно их выкрасили в белую флюоресцирующую краску; крыша, спрятавшись под тенью деревьев, сливалась с ними в одно черное пятно, придавая всей постройке таинственный вид. Вокруг ни звука, ни шороха, лишь неугомонные сверчки наполняли воздух убаюкивающим стрекотом. Внизу тускло светились окна больницы.

Наконец на пригорке показалась знакомая фигура Сергея Ивановича. Рядом с ним мелко семенил негнущимися ногами ночной сторож Трофимыч – хитрый старичок с жиденькой седой бородкой, неизменно носивший и зимой, и летом один и тот же засаленный полушубок, зеленую военную фуражку и старые кирзовые сапоги. Они подошли ближе и в недоумении посмотрели на испуганного Ознобина, стоявшего у входа в морг.

– Там кто-то есть, – произнес деревянным голосом доктор.

На мгновение все замерли, пораженные нелепостью и абсурдностью произнесенных слов.

– Это домовой, – прервал паузу Трофимыч, смешно шамкая беззубым ртом. – Он еще при покойном докторе завелся… Говорят, покойник последнее время ходил как в воду опущенный…

Сергей Иванович от удивления разинул рот и повернулся к сторожу.

– Ты что, дед, и в черта веришь? – не без иронии спросил он.

– А ты откель знаешь, что его нет? – сердито произнес Трофимыч, закусив от злости нижнюю губу.

Его тонкая бородка затряслась и смешно вздыбилась вверх.

– Ну ладно, дед, – примирительно махнул рукой Сергей Иванович, – сейчас узнаем, что за нечистая сила у нас завелась. Я как-никак главный врач и должен знать свои штаты.

Он весело подмигнул Ознобину и решительно направился в отделение. Как и ожидал Сергей Иванович, в секционной никого не было. Зашли в морг. Включили свет. Там одиноко лежало мертвое тело, накрытое простыней. Все облегченно вздохнули.

– Вы всегда такой впечатлительный, доктор? – засмеялся Сергей Иванович.

Он подошел поближе к медицинскому столику и стал рассматривать реактивы. Неожиданно его лицо помрачнело. Он поднял со стола пустую бутылку «Столичной» и удивленно посмотрел на Ознобина, словно подозревая его в самых страшных грехах.

– Константин Иванович, – тихо спросил он, – вы водку в покойника вводили?

Ознобин отрицательно покачал головой. Воцарилась тягостная тишина.

– Может быть, покойник сам выпил? – предположил Трофимыч.

Все удивленно посмотрели на него.

– Ты что, дед, рехнулся? – разозлился Селизар.

– А вот смотрите, нога шевелится! – воскликнул Трофимыч.

Сергей Иванович внимательно посмотрел на каталку и действительно заметил, как под простыней, где лежало мертвое тело, что-то зашевелилось. Вдруг простыня откинулась и из-под нее показалась страшная всклокоченная голова мужчины, бессмысленно рассматривающего комнату. У Трофимыча от ужаса перекосило беззубый рот и мелко затряслась борода.

– Чур меня! Чур меня! – пронзительно закричал он и выскочил из морга.

Сергей Иванович и Ознобин невольно отступили назад.

– Вы живой?! – глупо спросил Ознобину головы.

– Со вчерашнего ни жив, ни мертв… – хрипло ответила голова, обдав присутствующих резким перегаром, какой бывает только от самого скверного самогона.

Жирные волосы торчали во все стороны, придавая его опухшему лицу дикий, сумасшедший вид.

Первым опомнился Сергей Иванович, узнав в ужасной голове лаборанта Брыкина.

– Это ты, Брыкин, – пробормотал он, хватаясь за сердце. – Черт… как напугал… Какой же ты страшный с перепоя. Родная мать не узнает.

Брыкин неуверенно сполз с каталки и виновато отошел к стене.

– Так вот как ты выполняешь свои обещания, – грозно произнес Сергей Иванович, вплотную подступая к нему. – Водку ты выпил?

– Грешен, Сергей Иванович, – жалобно промычал Брыкин. – Не удержался с похмелья…

– Эх, дрянной ты человек, Брыкин, – резонно заметил Сергей Иванович. – Сколько раз я тебе говорил, паразит ты эдакий, не пить на работе. Вот как ты, подлец, встречаешь нового доктора… напугал его чуть не до смерти!

Сергей Иванович повернулся к двери, ища глазами Ознобина.

– Константин Иванович, где вы? – позвал он.

В дверях показалась сгорбленная фигура Трофимыча.

– Сбежал ваш Константин Иванович, – сказал он, – бежал без остановки до самой деревни… Я сам видел.

Сергей Иванович от удивления открыл рот и застыл посреди комнаты.

– Не может быть! Не может быть! – в сердцах воскликнул он. – Такого доктора потеряли! Без пяти минут кандидат наук!

Сергею Ивановичу вдруг стало невыразимо жалко себя, свою больницу, всю свою жизнь.

«Завтра же поеду в область – требовать денег на новую больницу…» – подумал он и, обреченно махнув рукой, вышел из отделения.

Лабиринт

Это было десять лет назад. В то время я еще был студентом и любил каждое лето путешествовать по Крыму. Закончив свой отдых на Южном берегу, я решил напоследок заехать на два дня в Евпаторию. Добравшись на троллейбусе до Симферопольского вокзала, я сел в забитую до отказа электричку и уже через несколько минут несся в душном вагоне по степным просторам Крыма. Вдоль дороги росли кусты можжевельника, блестели изнывающие от жары серебристые заросли дикой маслины, а в пожелтевшей траве кокетливо мелькали голубые глаза бессмертника.

После станции Саки, около древнейшего кургана Кара-Тебе, поезд въехал на небольшую возвышенность, с которой на расстоянии десяти километров были хорошо видны порт и набережная, омывающиеся ласковым Каламитским заливом. Это была Евпатория – древнейший город, известный еще в античные времена как Керкинитида и прозванный во времена правления турков Гезлевом, или Козловом. От жаркого воздуха изображение причалов, кораблей, мечетей, домов и улиц казалось расплывчатым и мерцало, словно какой-то огромный мираж или призрак на воде. Но, несмотря на это, можно было отчетливо рассмотреть гуляющих по набережной беспечных курортников.

Около станции Морское поезд остановился, пропуская местную электричку. Неожиданно небо нахмурилось, и со стороны степей стали быстро надвигаться грозовые свинцово-фиолетовые тучи. Было видно, как серые полосы дождя приближались к городу. Они надвигались седым туманом, захватывая вначале горизонт, затем пригородные деревни, окраины города, заполняя собой все пространство; наконец, они приблизились к поезду, и первые крупные капли дождя весело застучали по раскаленной крыше вагона, неожиданно превращаясь в настоящий летний ливень.

Наконец поезд тронулся и помчался по пересыпи – узкой полоске песка шириной не более двухсот метров, отделяющей Черное море от огромного соленого озера Сасык. Было видно, как пляжники, спасаясь от ливня, хватали на ходу одежду и прятались под дикими маслинами – единственными деревьями, растущими на песке.

Когда поезд подъехал к вокзалу, гроза неожиданно отошла и из-под туч опять выглянуло горячее крымское солнце. На перроне выстроилась шумная толпа встречающих. Многие из них сдавали жилье для отдыхающих: дома у моря, квартиры под ключ, отдельные комнаты. Я сделал свой выбор на бойкой хохлушке с отдельной комнатой. После непродолжительного знакомства мы двинулись с перрона на привокзальную площадь. Как в любом приморском городке, здесь буйным цветом кипела торговля. Продавали урюк и алычу, сорванные в ближайшей лесополосе, горячую татарскую самсу, вареные креветки и только что выловленную свежую черноморскую кефаль. При этом цены были до смешного низкие. Каждый обладатель нескольких сотенных долларовых купюр мог ощущать себя здесь настоящим миллионером Корейко.

Хозяйка жила в старом городе, за несколько кварталов от вокзала, поэтому мы вышли на дорогу и остановили старую «копейку». Таксист, молодой татарин с хитрым лицом, согласился нас отвезти за шесть гривен.

– Шесть гривен, – возмутилась хохлушка. – Да за шесть гривен у меня вся ж…па в мыле…

– Зачем ругаться, – невозмутимо ответил татарин. – Давай свою цену…

Сторговавшись на пяти гривнах, мы поехали в старый город. Погода стояла жаркая. Все было залито белым южным солнцем. Это придавало узким улочкам, домам и деревьям особую южную красоту. Казалось, выгоревшие от зноя дороги и каменистая земля, дома, побеленные белой известью, горели на солнце каким-то особым неоновым светом. Проехав центральный рынок, мы попали в старый город с замысловатыми узкими улочками и татарскими переулками. Наконец подъехали к небольшому домику с высоким каменным забором и тенистым двором. Это и был дом у моря с отдельной комнатой.

Отдохнув с дороги пару часов, я решил поближе познакомиться с городом. Выйдя из дома, я повернул налево в небольшой переулок и уже через сто метров неожиданно вышел на набережную. Передо мной открылась огромная синяя бухта с желтыми песчаными пляжами и причалами для кораблей. Воздух был насыщен запахом морских водорослей, смешанных с терпким ароматом степных трав. У самой набережной, словно сады богов, простирались тенистые рощи софоры и белой акации, были насажены ряды платанов и иудова дерева. Здесь тоже кипела торговля. На лотках продавали шкатулки, украшенные морскими ракушками, ожерелья из лакированных раковин и бутылочки с наклеенным пляжным песком и надписью: «Привет из Евпатории».

Так я бродил по набережной около часа. Вокруг гуляли толпы отдыхающих. На какое-то мгновение я почувствовал себя частичкой этого пестрого курортного мира. Это расслабляло. Здесь был настоящий рай для курортников. Среди огромных вековых деревьев и тенистых аллей умудрились расположиться сотни маленьких ресторанчиков с живой музыкой. Здесь готовили черноморскую камбалу, жарили рапаны и мидии. Я зашел в небольшой кафе-бар «Шторм», судорожно глотая слюну от соблазнительного запаха шашлыков. У стойки бара толстый бармен с красным буряковым лицом разливал вино по бокалам.

Я заказал у него бокал пива, затем сел за стол и стал ожидать официанта. Разглядывая посетителей бара, я обратил внимание на то, что за первым крайним столиком сидела симпатичная шатенка лет двадцати пяти. Я бы даже сказал, настоящая красавица. Таких я в Москве не видел. Все в ней было божественно: и великолепная точеная фигура, и густая копна рыжих волос, и главное – глаза, огромные и искристые. Я чувствовал, как они пронизывали меня и одновременно тянули к себе, как магнит. Заметив мое внимание, шатенка улыбнулась мне в ответ, и я почувствовал, как приятная дрожь пронеслась по всему моему телу.

Увлекшись разглядыванием соседки, я не заметил, как прошло около двадцати минут. Я вспомнил про пиво и помахал официанту. Ко мне подошел невысокий вертлявый молодой человек с неприятно бегающими глазами и рыжей шевелюрой.

– Вы про меня забыли? – вежливо спросил я. – Я заказывал пиво.

– У нас много заказов, – невозмутимо ответил официант. – Если спешите, можете выпить пиво в соседнем баре.

– Позвольте, – возмутился я. – Мне бармен предложил посидеть за столиком, я уже двадцать минут жду заказа… Вот и девушка – свидетель.

Я кивнул в сторону шатенки. Соседка в знак солидарности улыбнулась мне.

– Это правда, – подтвердила она, чем придала мне уверенность в моей правоте.

– Я хочу видеть вашего администратора, – возмущенно произнес я, стараясь не ударить в грязь лицом перед шатенкой.

– Пожалуйста, – криво улыбнувшись, ответил официант.

Я встал, и мы оба подошли к бармену.

– Будет вам пиво! – неохотно произнес толстяк.

Видимо, он слышал наш разговор. Я, довольный столь скорой победой, повернулся обратно к своему столику и, улыбаясь, кивнул шатенке.

– Быстрый, как понос, – бросил мне вслед официант, и сзади меня раздался хохот.

Я, не выдержав такой наглости, развернулся и схватил его за ворот рубашки. Я был настроен очень решительно и хотел всерьез разобраться с обидчиком. От страха у официанта побелело лицо.

– Барсетка! Держите барсетку! – вдруг закричала шатенка.

Я повернулся и увидел, как небольшой мальчонка лет двенадцати в красной майке схватил мою барсетку и выскочил из бара. Я с ужасом вспомнил о своих документах и деньгах, лежавших в барсетке. Я побежал за мальчонкой, с трудом выделяя его из толпы по красной майке. Но в плотной толпе отдыхающих я не мог угнаться за ним. Он был более юрким и умело проскакивал между людьми. Так мы добежали до аттракционов. А потом, к моему ужасу, я потерял его из виду. Расстроенный, я продолжал двигаться вперед. Вдруг около гостиницы «Украина» я опять увидел знакомый силуэт в красной майке. Он повернул в сторону старого города и побежал вдоль аллеи. Казалось, у него были ноги на пружинах. Я продолжал его преследовать, но догнать никак не мог. Взбежав вслед за воришкой в старый город, я не заметил, как оказался в лабиринте узких улиц.

В этот момент маленький воришка шмыгнул в зеленую калитку с низким проемом – я за ним. Это оказался проходной двор. На какое-то мгновение мальчик исчез. Я опять вышел на узкую улицу и побежал вперед наугад. К своему удивлению, я опять прибежал к зеленой калитке. Я понял, что попал в настоящий лабиринт узких улочек, спланированных так, чтобы незваный гость поскорее заблудился, растерялся и уперся в тупик. Поэтому я решил не заходить в зеленую калитку и побежал дальше. И не ошибся. Неожиданно из-за угла выскочил притаившийся воришка. Я побежал за ним. Расстояние между нами стало сокращаться. Мы побежали к какому-то заброшенному храму. Мальчонка заскочил в открытые ворота. Это была, скорее всего, заброшенная мечеть. Свет не горел ни во дворе, ни внутри храма. Я стал всматриваться в темноту, пытаясь разглядеть воришку. Неожиданно скрипнула входная дверь в мечеть, и я увидел, как мальчонок шмыгнул внутрь. Я последовал за ним. С трудом передвигаясь в темноте, я вышел в узкий коридор и увидел мерцающий свет. Казалось, где-то раздавались какие-то голоса, тихо звучала восточная мелодия. Пройдя еще шагов тридцать, я увидел яркий свет, исходящий из приоткрытой двери. Было уже более четко слышно какое-то пение, чем-то напоминающее молитву. Набравшись храбрости, я открыл дверь и вошел в огромный квадратный зал, вымощенный мраморными плитами. Вдоль стен сидели монахи-дервиши в белых одеждах и в красных колпаках и слушали главного монаха, сидящего в центре зала. К моему удивлению, я не увидел ни одной электрической лампочки, вместо них в зале горело множество свечей. По знаку главного дервиша остальные встали и начали крутиться вокруг правой ноги, при этом они многократно повторяли имя Аллаха. Тела дервишей наклонялись то влево, то вправо. Затем темп усилился. И монахи начали плясать, повторяя имя Аллаха. Затем повторяемые восклицания «Аллах» стали все быстрее и быстрее.

Я стоял около двери, как загипнотизированный, боясь шелохнуться. Было странно, что на меня никто не обращает внимания, как будто я был невидим. В то же время я увидел какое-то движение за кафедрой. Это был воришка. Он схватил золотую чашу со стола и двинулся к выходу. И тут началась настоящая фантастика. Там, где была дверь, оказалась стена. Мальчонка в ужасе бросил чашу и мою барсетку, и, к моему изумлению, дверь опять появилась. Я стал протирать глаза. Все это казалось каким-то сном. Воришка схватил мою барсетку, и дверь исчезла, вместо нее стояла сплошная стена. На лице мальчонки появилась гримаса ужаса, он бросил барсетку и с воплем выскочил в появившуюся дверь. Не обращая никакого внимания на монахов, я схватил свою барсетку и помчался за пацаном. Я выбежал из мечети, но воришки уже не было. Я судорожно открыл барсетку и вытащил паспорт. Денег не было…

Я знал, что воришку я уже не догоню. Оставалась последняя надежда – поискать деньги в мечети, в зале около кафедры. Возможно, они выпали, когда я поднимал барсетку. Я опять двинулся во мглу – в темный коридор, ожидая появления света. Но света не было. Я зажег спичку и подошел к заветной двери. Но, к моему удивлению, в зале не было света. Крадучись я сделал несколько шагов внутрь зала и никого не увидел: ни монахов, ни кафедры. Вместо них зал был заложен какими-то досками и ящиками и был больше похож на склад. Я подумал, что попал не туда, и еще раз пробежался по коридору. Других комнат не было. Мне стало не по себе. Я вдруг ясно осознал, что в заброшенной мечети, кроме меня и крыс, больше никого не было. Меня охватил безотчетный страх. Я уже не мог находиться в темном коридоре ни одной секунды. Ничего не понимая, я как пуля выскочил на улицу… И бежал еще несколько минут подальше от этого странного места. Ласковый ночной воздух немного успокоил меня. Я перешел на шаг, на этот раз без труда вышел из лабиринта улиц и добрался до набережной. Уставший и расстроенный, я побрел к своему новому жилищу. Добравшись до своей комнаты, я сразу же замертво упал на кровать и забылся глубоким сном.

На следующее утро я проспал до одиннадцати часов и встал совершенно разбитый. Настроение у меня было прескверное. Мое сознание никак не могло смириться с потерей денег. К счастью, хорошо порывшись в дорожной сумке, я нашел пятьдесят долларов и обратный билет в Москву. Позавтракав у хозяйки комнаты, я вышел погулять по набережной. Из головы не выходило ночное происшествие. Чтобы как-то успокоить себя, я решил сходить в мечеть и еще раз поискать деньги.

При дневном свете мечеть казалась еще более древней. Шестигранная башня минарета была сплошь покрыта строительными лесами. Внутри двора рабочие замешивали цементный раствор. Было видно, что они проводят реставрационные работы. Подойдя к одному из них, я спросил, как пройти в молитвенный зал. Меня интересовало то место, где я видел пляшущих монахов.

– Шутите, дядя, – рассмеялся рядом стоящий бородач в клетчатой рубахе. – Мечеть уже двести лет как не работает!

– Какие работает! – воскликнул я. – Я собственными глазами вчера видел здесь пляшущих монахов.

Все удивленно посмотрели на меня. Как на сумасшедшего.

– Вы, наверное, из Москвы? – спросил у меня бородач. – Год назад сюда приезжал один профессор из Москвы – искал могилу странствующего дервиша.

– Ну и нашел?

– А вот она в углу двора, под кустами сирени. Мы подошли ближе. На небольшой каменной плите было что-то написано на тюркском языке.

– Существует легенда про пляшущего дервиша, – продолжал бородач. – Говорят, его призрак появляется по ночам в мечети и пляшет под звуки восточных мелодий. Говорят, при жизни, а это было в шестнадцатом веке, он однажды во время танца, находясь в состоянии экстаза, так близко подошел к Богу, что не удержался и воскликнул: «Я самодостаточен, а значит, я и есть Бог!» За эту дерзкую мысль он и был казнен. С тех пор его душа не может найти покоя. А знаете, что написано на его могиле? – продолжал бородач. – «Когда влюблен, стыжусь всего, что о любви сказал». Это о любви к Богу, если хотите, к Истине. Вращаясь вокруг правой ноги, странствующие дервиши впадали в экстаз. При этом они выкрикивали суры из Корана и стихи поэтов, ощущая приближение к Богу. Так и душа дервиша, похороненного в этой могиле, не может успокоиться и по ночам пляшет в этой мечети.

– Откуда вы все это знаете? – удивился я. – Вы ученый?

– Нет, я сотрудник музея, – ответил бородач. – Помогаю реставрировать разрушенный минарет, представляющий историческую ценность.

– А можно посмотреть зал, где собирались дервиши? – спросил я.

– Пожалуйста. Но, кроме крыс и досок, вы там ничего не увидите.

Мы зашли в знакомый уже мне узкий коридор, пройдя шагов тридцать, подошли к полуоткрытой двери и зашли внутрь. Было темно. Бородач зажег спичку, и осветил зал, в котором я видел дервишей. Все здесь было по-другому. Не было кафедры, половина зала была заставлена досками и какими-то ящиками, покрытыми толстым слоем пыли. Трудно было представить, что вчера здесь плясали дервиши.

«Неужели это все мне привиделось…» – подумал я.

От этой мысли мне стало не по себе. Раньше со мной такого не случалось… Поблагодарив бородача за интересную лекцию, я вышел из мечети и побрел в сторону городского парка, все время пытаясь найти объяснение всему случившемуся.

Так я дошел до гостиницы «Украина». Около трамвайной остановки меня окликнул женский голос. Я повернулся и увидел вчерашнюю шатенку – невольного свидетеля моих неприятностей.

– Поймали воришку? – спросила она у меня. Я обреченно махнул рукой:

– Поймаешь ветра в поле… Хорошо, хоть барсетку с документами бросил. А вот деньги – тю-тю…

– Так вы без денег! – озабоченно воскликнула шатенка.

– Пятьдесят долларов и билет домой – вот все мое богатство.

– Уже легче, – подбодрила меня шатенка. – В вашем положении это целое состояние.

Ее искрящий взгляд начал оказывать на меня тонизирующее воздействие. Я готов был часами слушать ее бархатный голос. Собравшись с духом, я предложил ей погулять по набережной. К моей радости, она согласилась. Мы медленно шли по городскому парку, вокруг сновали ошалевшие от жары курортники. Бойкие торговки продавали вареные креветки в стаканчиках, шашлыки из рапанов, вареную кукурузу. В ходе разговора я узнал, что мою спутницу зовут Зоей. Она местная жительница и студентка медицинского института. Любуясь ее точеной фигурой, я уже не жалел, что приехал в этот город. Зоя казалась мне местной Афродитой, созданной из морской пены. Возможно, ее род восходил из далеких времен, когда город еще назывался Гезлевом. И ее предками были красивые женщины-рабыни, захваченные в плен жестокими кочевниками.

Мы долго гуляли по набережной, катались на катамаране и загорали на городском пляже.

– Пахлава, пахлава… Сладкие медовые трубочки! – кричали молодые татарки.

Их голоса прерывались ласковым шепотом набегающих волн и звонким детским смехом. Вся эта симфония пляжных звуков успокаивала, убаюкивала и поднимала настроение. Вечером мы зашли на квартиру к Зое. Выпили красного вина и, сидя на старом диване, несколько раз поцеловались. Ничего не говоря, Зоя встала и вышла из комнаты. Через несколько минут она вернулась в одной короткой рубашке. Я почувствовал, как кровь ударила мне в голову. Зоя выключила свет и сняла рубашку.

– Не бойся меня, – прошептала она.

Густая копна ее пышных волос упала с головы и рассыпалась по голой спине. Лунный свет переливался на ее пышном обнаженном теле. У меня перехватило дыхание, и легкая сладкая дрожь пробежала по всему телу. Я не в силах был сопротивляться искушению. Ее пышные бедра, мягкий живот и развитая грудь неумолимо влекли к себе. Зоя была старше меня на пять лет. Но от этого влечение к ней усиливалось. Она потянула меня к себе, увлекая на кровать…

К десяти вечера мы вышли на набережную. Было грустно. Я знал, что уеду и наверняка ее больше не увижу. Мы зашли в небольшой пивной бар около пирса и заказали пиво с креветками. Рассматривая посетителей бара, я вдруг заметил около стойки знакомый силуэт в красной майке. Это был вчерашний воришка. Он стоял ко мне спиной и разговаривал с барменом. Я молча указал на него Зое. Она его сразу узнала. Мы притаились. Не заметив нас, воришка вышел из бара. Мы последовали за ним. Видно было, что он куда-то спешит. К моему удивлению, мы опять шли к старому городу. Через десять минут мы уже брели по лабиринтам узких улочек, прошли зеленую калитку… Мое удивление нарастало… Неужели он опять идет к мечети?! Мои догадки оправдались. Свернув направо, воришка шмыгнул во двор мечети. Переждав пять минут, мы с Зоей прокрались во двор и зашли в мечеть. Я зажег зажигалку, и мы с Зоей, держась за руки, шли по коридору.

Как и прошлой ночью, вдали появился мерцающий свет, исходящий из приоткрытой двери в зал. От волнения меня охватила нервная дрожь. Зоя ничего не знала о призраках, поэтому была более спокойная. Мы зашли в полуосвещенный зал. Призраков не было. Лишь в противоположном углу зала, среди досок и ящиков, копошились какие-то люди, не обращая на нас никакого внимания. Приглядевшись, я узнал своих обидчиков из бара «Шторм» – толстяка бармена и официанта. Рядом с ними стоял маленький воришка. Мы с Зоей, не ожидавшие такого поворота, зашли в тень и притихли, ожидая, что будет дальше. Толстяк стал разбирать доски. Под ними оказалось несколько ящиков сортовой текилы и виски.

– Контрабанда из Турции, – сказал он официанту. – Пересчитай бутылки.

Официант вместе с мальчонкой стали вслух пересчитывать бутылки. В это время я нечаянно зацепил ногой за стоявший около двери пустой ящик. Раздался предательский скрип.

– Там кто-то есть, – сказал толстяки включил фонарик. Луч света скользнул по моему лицу.

– Ба, кого мы видим! – воскликнул рыжий официант. – Господин, быстрый как понос, собственной персоной. А мы думали, призрак объявился. Здесь, говорят, призрак монаха бродит.

Рыжий схватил железный прут и двинулся к нам. Я взял за руку побледневшую от страха Зою, пытаясь ее успокоить. Криминальная троица, ощетинившись палками и железными прутьями, неотвратимо приближалась к нам. Я схватил лежащую под ногами палку и приготовился к отражению.

Неожиданно что-то грохнуло на крыше. Троица на мгновение остановилась. Затем опять раздался какой-то оглушительный треск на крыше, полетели с окон разбитые стекла. Зоя в страхе прижалась ко мне. Было видно, как побледнели наши оппоненты. По мечети пронесся вихрь, сопровождаемый каким-то мерцающим светом. Страшный гул наполнил всю мечеть. Дальше началось какое-то сверхъестественное явление. По залу начали летать доски, бутылки с текилой. Толстяк пытался поймать одну бутылку, но промахнулся. Ощущалось чье-то присутствие. Казалось, что кто-то спускается по лестнице в башне минарета. Шаги приближались. Стало вдруг холодно, как будто кто-то открыл огромную морозильную камеру. Кто-то сильно ударил по двери. Стало страшно и жутко.

– А! А! – вдруг пронзительно закричал мальчонка и показал пальцем на входную дверь.

В проеме стояла какая-то темная зловещая фигура в капюшоне. Какой-то неизъяснимый мерцающий свет делал эту фигуру нереальной. Она как бы не касалась земли. Это было нечто похожее на человека с контурами тела и головы, но без лица и без ног. Его кривые руки болтались вдоль туловища. Лицо коричневое, без черт и без глаз… вместо глаз две впадины. Страх и холод охватил всех присутствующих. От ужаса у меня волосы встали дыбом… я почувствовал, как у меня снимают скальп… и появилось желание бежать куда угодно… Когда призрак доплыл до середины зала, мы с Зоей выскочили в дверь и пулей пробежали через темный коридор. Вслед за нами с душераздирающими криками бежали наши оппоненты. Когда мы выбежали во двор, вся троица кубарем вылетела из мечети, толкаемая какой-то неведомой силой, и с визгом упала в огромную бадью с цементным раствором. Раздалась громкая площадная брань. Придя в себя, все трое, перемазанные цементом, как настоящие привидения с криком выскочили на улицу, наводя ужас на случайных прохожих.

Мы уже хотели последовать за ними, как я услышал сзади знакомый голос:

– А вы куда собрались, товарищ студент?

Я повернулся и, к своему ужасу, увидел, как темная фигура сняла с себя капюшон и направилась ко мне. В лунном свете я узнал знакомое лицо бородача – сотрудника музея, с которым разговаривал сегодня днем в этой мечети.

– Так это вы, – удивился я, рассматривая его раскрашенное флюоресцирующей краской лицо.

– Да… Решил припугнуть негодяев. Надоело… Исторический памятник в склад превратили… Кто они? Жулики? Контрабандисты? Этим еще займется милиция.

– А как же летающие доски, бутылки… ветер, наконец…

– А это дело техники. Бутылку и две доски я привязал, подвесил к потолку и закрепил их крючком около двери. Стоило мне незаметно отвернуть крючок, как они стали раскачиваться и летать по залу.

Бородач на миг замолчал и внимательно посмотрел на меня.

– Ну а ветер… это просто… – продолжал он. – В стене есть вентиляционные колодцы, так вот в одном из них я спрятал переносной вентилятор и включил в нужный момент. Он-то и вызвал порыв ветра внутри зала.

– А разбитое окно?

– Пришлось разбить, чтобы напугать проходимцев.

– Невероятно! – воскликнул я. – Ведь я почти поверил в привидение.

– У страха глаза велики, – ответил бородач и, пожав на прощание мне руку, вернулся в мечеть.

Мы с Зоей вышли на улицу. С моря потянуло свежей прохладой. Пришла пора расставаться…

Вот так я отдохнул в Евпатории десять лет назад. Меня обокрали, напугали, хотели избить… наконец, я видел пляшущих дервишей. Что это было? Призрак… Или плод моего воображения… Галлюцинация… До сих пор я не знаю ответа на этот вопрос. Но самое главное – я нашел здесь свою любовь. Через год Зоя стала моей женой. Вот такая история. Хотите верьте, хотите нет!

Оглавление

Часть первая Похождение Миколы из Горопашни (Юмористические рассказы)

  Осторожно сало!

  Как Микола решил стать звездой шоу-бизнеса

  Как Микола от саломании лечился

  Баллада о сале, или Диссидент из Горопашни

  Если инспектора накормить, то он в лес не смотрит

  Рыло в пуху, или плюрализм

  Подействовало

  Замученный клизмами

Часть вторая Сеанс магии

  Письмо к знаменитому доктору

  Сеанс магии

  Собрание в психбольнице

  Могучее слово

  Привет, Москва!

  «Белая смерть»

  Тушите свет или трусы с сеткой для волос

  Оконфузились

  Средство от сглаза

  Рассеянный доктор

  Как «в Ригу не ходи», а выпить хочется

  Демократии захотели…

  Шутник

  Профессор

  Встреча

  Примитивная личность

  Случай на дежурстве

  Фаргелет

Часть третья Мистические рассказы

  Перстень

    I

    II

  Опыты профессора Иванова

    Опыт первый

    Опыт второй

    Опыт третий. Война

    Визит с того света

  По смородину или грабители-спасители

  Танкист

  Легенда о «черном капитане»

  Вернись, сынок!

  Специалист

  Чужая боль

  Случай в морге

  Лабиринт Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg