«Анелия любит Короля!»

Анелия любит Короля! (fb2) - Анелия любит Короля! 1486K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Кайрат Сапарбаев

Кайрат Сапарбаев Анелия любит Короля!

Посвящается моим матерям.

Кларе Каратаевне Каратаевой – родившей пятерых детей, подарившей нам свое материнское тепло и ласку, раскрывшей наши детские души – Добру и Свету, ушедшей в мир иной в сорок лет – молодой и красивой.

Раисе Раимбековне Ахметовой – принявшей нас пятерых, продолжившей добрые семейные традиции, отправившей нас в мир зрелой, взрослой жизни благосклонно и по матерински мудро, научившей нас прозорливо смотреть в будущее.

От автора

Сказание. Сказка. Сказ. Рассказчик. Сказочник. Сказитель. Из всех этих производных, родственных слов, мне больше по душе, ближе слова – Сказитель и Сказ.

Все мы родом из детства. И всегда остаемся детьми. Отличие сказителя от сказочника – я пишу сказки для взрослых, зрелых детей и только.

Я не волшебник, и не могу повлиять на ход событий, не могу предсказать или выправить ситуацию.

Я просто просматриваю «Книгу судеб». Да, да, именно просматриваю. Вглядываюсь, всматриваюсь, наблюдаю, если по нраву, то пересказываю для Вас.

Вы, должно быть, поразились смелости автора, который почти по толстовски начал предисловие и который даже просматривает «Книгу судеб» – ведь это прерогатива Всевышнего, ну разве, что ближайшие помощники Вседержателя имеют к ней доступ.

Не думайте, что я запросто вхож в Небесную канцелярию, конечно же, это не так.

В обычной жизни каждый из нас в какой-то мере сказитель. Мы выходим из дому и окунаемся в мир, который я называю «Книга судеб». Если чья-то «книга жизни» очень занимательна, мы не опережая события, наблюдаем, смотрим за ней. Начинаем искать начало, предугадываем конец.

В «Книге судеб» некоторые истории нам безразличны, за некоторыми мы какое-то время следим, однако затем можем закрыть – их темы жизни нам не интересны.

Просматривая «Книгу судеб», я обнаружил одну очень интересную историю. И чем больше познавал ее, тем больше она занимала, завораживала меня.

И, пожалуйста, милый читатель, пусть мое посвящение настроит Вас, если не на философский, то хотя бы на лирический лад.

Ваш Сказитель из «Книги судеб».

1

Любовь не знает упоенья,

Как сладкий сок, в одно мгновенье.

Зальет все сердце вдохновеньем,

Наполнив тело наслажденьем.

Маленькому человечку шел четвертый годик. Он лежал в летнем саду на огромном топчане и вглядывался в безмерное ночное небо. Оно было усыпано бесчисленным количеством маленьких огней. Сон, подбиравшийся к малышу со всех сторон, решил не забирать его в свои объятия, а подарить прелестную возможность окунуться в созерцание своего первого сказочного полета. Сверчки-кузнечики заиграли мелодию волшебной симфонии. Только дети способны слышать, чувствовать и понимать эти волшебные звуки – нам, взрослым, уже никогда не расслышать и не разгадать волшебную тайну этих ночных звуков…

Маленький человек облетел галактику, побывал на Луне, познакомился с очень юной принцессой. Наловил и подарил ей кучу звезд-светлячков. Удивил ее своим волшебством – он превращал звезды в дворцы, в разноцветные камни.

Заглянул в другую незнакомую галактику. Увидел много непонятного и неразумного, быстро покинул ее. На обратном пути он изрядно попрыгал, вдоволь накувыркался на белых и пушистых облаках.

Медленно, совсем незаметно его сказочный полет перенесся из яви в сонное царство.

Проснувшись утром, малыш решил не раскрывать взрослым своей тайны. Он взглянул на небо, звезды – подружки покинули его, и только Луна и одна большая звезда – светлячок оставались на своем месте. «Верные друзья», – решил малыш, – «остались, чтобы попрощаться». Луна и звезда услышали малыша и первыми решили встретить его вечером.

А ведь когда-то все мы были маленькими волшебниками и все без исключения владели секретами волшебства. С годами же, стремясь быстро повзрослеть, добровольно покинули страну чудес под названием детство.

Воробьи, стрекозы, головастики, муравьи, жуки, камни, деревья, цветы и травы – все кто окружал малыша после этой дивной ночи, все стали неразлучными друзьями и спутниками. Только с ним одним они вели разговор, и только он понимал и мог слышать их голоса.

Звали малыша Алдан. Родился он в семье рабочих, трудившихся на железной дороге. Жила семья в одноэтажном казенном бараке у железнодорожного разъезда. Вскоре в жизни малыша произошло второе замечательное событие – появился друг Петя, Петька. Оба были теперь бесконечно счастливы, рады, ведь жизнь теперь пошла по новому, более интересному пути. Петька, как и Алдан, оказался волшебником. Они были погодками и теперь вместе мечтали, фантазировали, сочиняли. Какой волшебник не любит сочинительства и фантазии, ведь это основные качества волшебника. Они взахлеб рассказывали друг другу о пережитых ночных полетах, о своих «прожитых» приключениях.

– А я, а я взлетел на дерево и спрятался там, на макушке от одного страшного такого, одноногого, одноглазого дядьки! – голосил Петька Алдану.

– Дядька одноногий стал трясти дерево, я тогда перелетел на другое. Он заметил меня и там. Подошел и стал трясти снова. Затем полез ко мне и еще как закричал: «А-а-а, поймался, украду, заберу тебя, а-а-а». Знаешь, как было страшно. «А-а-а». А я взял и как написел ему на голову. Пс-с-с-с!

Оба залились смехом.

– А надо, а надо, надо было палкой по башке ему – бац! – вставил Алдан.

– Да, нет же, нет. А-а-а, а я ему, как, как выстрелил из лука, и стрела точно попала в попу.

Оба снова залились смехом.

– Он как закричал, как закричал: «Ма-ма! Ма-ма! А-а-а!»; упал с дерева и убежал от меня.

– На одной ноге, – не унимался Алдан.

– Да, представляешь, Прыг! Прыг!

– А я вот видел, видел ночью страшную, старую «бабаешку». Она как погналась за мной, – стал теперь в свою очередь рассказывать небылицы Алдан.

Я спрятался на большой горе. Она искала меня, искала. Я взял саблю и отрубил ей башку. Башка катилась, катилась и упала в яму. Бабаешка побежала за своей башкой. А я в это время слез с горы и убежал домой.

– Да, ух как здорово! А где, где та сабля? – с азартом и интересом произнес Петька, глаза его искрились.

– Сабля, сабля? – сделал паузу Алдан, – ну ее дед забрал. Приедет, покажу тебе обязательно…

Малышей окружало жуткое время конца тридцатых годов двадцатого столетия. Однако они еще не могли знать этого. Они жадно, с наслаждением познавали жизнь, воспринимая скудную, мрачную обыденность благосклонно и благожелательно.

Ленин. Сталин. НКВД. Красный террор. Враги народа…

Все, что было связано с «красной заразой» – для Запада представляло смертельную опасность, угрозу. Была ли жизнь внутри этого ядра, внутри этого мирового зла, захватившего одну шестую часть суши? Как там и что там происходило все эти долгие годы? Наблюдая за жизнью маленьких детей, мы незаметно, проникли и заглянули вовнутрь этого ядра.

В июне сорок первого на железной дороге все было относительно спокойно, поезда шли по графику, никакой спешки, загруженности, напряжения. Июль оказался очень знойным. Все стремительно переменилось. Расписания движения поездов были сбиты, товарники перегруженные "людским ресурсом" один за другим шли на Запад, шли на войну.

Сказитель «Книги судеб»

Провожая глазами эти составы, люди в далеком, глубоком тылу еще не осознавали всей тяжести пришедшей беды, не осознавали ее и те, кто ехал на эту страшную, злую войну.

«Кремлевские мечтатели» хотели построить прекрасную коммунистическую страну, где слова «Братство, Свобода и Равенство» были бы выбиты золотыми буквами. А пока, пока был переходный период и народ, не разгибая спины, строил никому невиданное доселе общество. Отцы этих детей с утра до ночи угрюмо пропадали на железной дороге. О чем думал этот угрюмый люд? О чем мечтали «люди-муравьи»? Мечтали сытно поесть. Думали только об одном – как бы не потерять работу, паек, боялись упасть в голодный обморок во время адского труда. Прятали свое возмущение, безысходность. Боялись смотреть в глаза начальству, чтобы те ненароком, не разглядели в их глазах недовольство жизнью. Если появлялись люди в штатском, в военной форме, – сердца замирали, не «загребут» ли на этот раз тебя, не пришла ли твоя очередь. Люди боялись себя, своих мыслей, своей собственной тени. Запрещалось верить в бога, необходимо было верить только в светлое коммунистическое будущее. А если потребуется, то и отдать за него свою жизнь. Не была под запретом только любовь.

Петя и Алдан – было им уже по семь лет.

Основным занятием подросших пацанов было чудесное времяпровождение на свежем воздухе, состояло оно из купания в грязной арычной воде, копания пещер в оврагах, постройки "жилищ" из деревянных конструкций снегозадержателей. Появилось в их жизни и изобразительное искусство, которое выражалось в рисовании на песке и глине. Апогеем их творчества было выкладывание различных фигур из разноцветных осколков стекол. Стекла эти тщательно натирались, промывались, их блеску могли бы позавидовать окна современных фешенебельных гостиниц.

"Собирательство" также было одним из обязательных процедур их игр. Оно преследовало чисто деловые "коммерческие" цели и было основной статьей их "доходов" и пополнения "материальных ценностей". После каждого прошедшего эшелона с людьми, они тщательно обходили железную дорогу. Стекла попадались им очень редко, чаще они находили жестяные баночки от консервов, из которых делали котелочки, кружечки, поварешки, миски, чашечки и украшали ими свои "жилища".

Алдан с Петей искупались в арычной воде. Времени было предостаточно. День был в самом разгаре. Ребятишки решили попробовать себя в роли чертенят. Грязь была черной, липкой. Они искатались в ней, приобрели подобающий вид. Затем привязали веревочные хвосты. На голове из волос накрутили рожки. Уже ничто не отличало их от чертенят. Они строили гримасы, гонялись друг за другом.

На дороге показался старик, ехавший на осле. Было видно, что он едет с базара. За спиной старика виднелся баул, забитый овощами, дынями и прочими товарами. Бахилы старика были изрядно покрыты пылью.

Ребята были голодны. Балясничать со стариком, просить у старика чего-либо съестного было бесполезно, они хорошо знали, что старик был жадный и бессердечный.

Вислозадый осел, на котором ехал старик, еле плелся. Жара уморила обоих. Старик время от времени слегка похлопывал вислоухого плетью. Летний зной и долгая дорога притомили старика, он был в легкой полудреме.

Алдан с Петей спрятались за холм. Ребята договорились, что Алдан незаметно подберется сзади и из рогатки выстрелит по ослу. А затем Петя должен внезапно выбежать из-за бугра. Если осла взбулгачить, то была вероятность того, что из баула что-нибудь вывалится. Оставалось бы только подобрать добычу и дать деру с места события. Старик их не узнает, они запачканы грязью. Да и не нагонит никогда, прыти этим агницам не занимать. Решили не медлить – голод давал о себе знать, толкал на "подвиг".

Алдан пристроился за ослом, незаметно приблизился и выстрелил в осла. Удар попал точно в цель и возымел результаты. Осел рванул, поскакал галопом. Старик чуть было не слетел с осла. Алдан бежал вслед за ослом, из баула ничего не выпало. Тогда Алдан решил нагнать осла и самому выдернуть из баула что-либо. Он погнался за ослом. Вдруг старик заметил Алдана-чертенка. Старый скряга обладал плохим зрением, поэтому он и впрямь, на самом деле, принял Алдана за черта.

– Уай, кудай сакта [1] , – выкрикнул старик от неожиданности и испуга.

Что есть мочи ударил осла плетью и как в молодые годы привстал на стремена. Осел стал еще резвее выбивать галоп. Получилось смешное зрелище – седобородый старик, несся как всадник на взбелененном осле. Алдан преследовал беглецов, не догадываясь, что старик его приметил. Неожиданно на холме появился второй чертенок.

– Второй шайтан [2] , – подумал старый аспид, – астапр-алла, спаси меня, Аллах. Спаси, астапр-алла, спаси меня, – не унимался бородатый «джигит» – наездник.

Петя стремглав стал сбегать с бугра, перерезая путь убегавшим. От визга и крика Пети вислоухий почувствовал испуг и резко рванул в сторону от него. И на этот раз скряга удержался в седле, видно хорошим наездником был в молодости.

Петя, войдя в раж и видя, что старик испугался, запищал еще истошнее. Теперь уже два дьяволенка преследовали грешную душу и бренное тело старика. Они уже, было, нагнали беглецов, как осел на бегу стал брыкаться задними копытами. Старик держался в седле как настоящий паладин. От брыкания осла на землю повалился баул. Из него рассыпалась долгожданная добыча. Освободившись от тюка, осел поскакал свободнее. Алдан с Петей прекратили преследование. Они взбежали на встречный холм, продолжая кричать и орать, затем начали прыгать и кувыркаться на земле. Старик бил осла, продолжая побег от чертей. Так, скачущий, он и исчез из виду.

Поняв, что старик не собирается возвращаться за потерянным тюком, "чертята" оприходовали его. Добыча была по-королевски богатой. Внутри басона оказались лепешки, брынза, масло, лук, чеснок, морковь. Все это они перенесли подальше от людей и зверей, в свое укромное жилище, надежно спрятали. Затем как баричи вдоволь откушали добытой пищи. Запасов им хватило надолго.

Домашним решили не говорить, не рассказывать о содеянном поступке-грабеже, так как могло обоим не поздоровиться.

Прибыв в свой аул, старик поведал о случившейся беде. Молва быстро разнеслась по округе. Никто не усомнился в происшедшем. На следующий день старик зарезал барана, приготовил большой казан шурпы и раздал аульчанам.

Старик-скряга потряс аул своим поступком. Он никогда не был щедрым, был очень вредным, постоянно ворчал и язвил, а добрым и мудрым, как полагается старцу, никогда не был.

После этого происшествия односельчане заметили, как старик изменился в лучшую сторону. Старик воспринял этот случай, как знак свыше. Он действительно был страшно, смертельно перепуган. Он не переставал благодарить Аллаха за свое спасение. О тюке он и не вспоминал, решив, что тюк выпал по воле Аллаха, и им он откупился от чертей.

– Они чуть не заскочили мне на шею, – говорил он, – и я чуть не подарил, не отдал им свою жизнь.

Это место старик объезжал и никогда больше не ездил по этой дороге, вдоль двух холмов.

* * *

Большая беда бесчинствовала, бродила по земле, со страшной силой поглощая человеческие жизни. Аулы, селения, города отправляли своих отцов, мужей, сынов и дочерей в неизвестную страшную даль. Тревога, безысходность, стали неотъемлемой спутницей жизни людей.

Пока «гнусный», «уродливый капитализм» тридцатых боролся с «красной заразой», на его загривках развилась «коричневая чума» – зло больших размеров.

Алдан быстро взрослел, взрослело все его поколение. Люди жили надеждой, что их дом очаг обойдет беда. Но беда появлялась неожиданно. Насытившись человеческой скорбью, слезами, уходила в другие места, чтобы затем снова вернуться.

В дом Алдана приезжал погостить дед Сауранбай. С его приездом весь разъезд оживал, все обожали деда, так как он привозил не только гостинцы, но и хорошее настроение. Его веселый нрав, умение заставить забыться, отвлечься от тяжелых мыслей и тревог, притягивали людей. Дед Сауранбай, родившийся в прошлом веке, не только много прожил, но и много повидал.

Сказитель «Книги судеб»: Господь всемилостив и милосерден – в самые трудные времена он одаривает и посылает мудрых и оптимистичных людей, чтоб не зачерствели души наши. Во времена больших потрясений, вселенского голода выживали только те, кто привыкал, приобщался к трудностям, затем и вовсе их не замечал. Многие из его ровесников ушли в мир иной только по одной лишь причине, что слишком долго носили в себе бремя пройденных страшных тяжелых испытаний, не сумев очистить души от разрушающего яда тревог.

Вечер. Комната, полная людей; все пьют чай за гостеприимным дастарханом. Алдан, прислонившись к деду, вместе со всеми слушал его рассказы.

– Это было, если мне не изменяет память, где-то в году тысяча девятьсот двенадцатом, еще при царе, да. Но когда это было, не имеет значения, а важно, что произошло. Был у меня приятель Сексенбай, и была у него жена, еще та зануда. Мучался с ней Сексенбай, мучался, да и решил после очередного скандала проучить. Но как? – дед сделал паузу. – Только он мог до такого додуматься. Зашел в сарай, да и повесился!

В комнате воцарилась тишина. Одна из женщин, слушавших деда Сауранбая, прервала тишину:

– Ну и шуточки у этого вашего Сексенбая. Кому он хуже-то сделал, – рассмеялась она, ее подхватила женская часть слушающих.

– В том то и шуточки, – дав испытать всем жути, да и веселья, продолжил дед, – что повесился он не по настоящему, а сотворил фокус, привязав себя веревкой за пояс и накинув ложную петлю. А когда жена лебедушкой вплывет в сарай – испытала бы ужас и боль утраты по милому. Затем он оживает, и она воспылает страстными чувствами к нему. Вот так он хотел проучить ее. Двери сарая оставил открытыми, чтоб неблагодарная быстрее нашла его. Висит, значит, висит. Ждет, а жены все нет и нет. Вдруг в сарай заглядывает сосед. Видит "повесившегося" Сексенбая. От страха и неожиданности падает на свое мягкое место.… Приходит в себя и мигом вылетает из сарая. Ищет, носится по двору, зовет жену Сексенбая: "Сания, Сания!" Однако ее не оказывается ни дома, ни где-нибудь поблизости. Видно ушла куда. Зовет свою жену: "Сюда иди, Кулипа!"… Оба причитают, ходят по двору. Сосед снова заходит в сарай, смотрит на "покойничка". И что вы думаете, Сексенбай от соседа слышит? "Кулипа, – проворковал он своей жене, – посмотри, не видно ли Сании?" Та ему в ответ: "Нет, не видать". "Точно, не видать?" "Да, точно, точно". В сарае новоиспеченного "покойничка" сушилась – вялилась конская колбаса, хранились мясо, сыры и прочие съестные продукты. Так вот, этот соседушка спокойно-преспокойно при хозяине – "покойничке" стал эти припасы снимать и перекладывать в таз. "Смотрю я сквозь дымку, – рассказывал Сексенбай, – и глазам своим не верю. Решил, значит, мой драгоценный соседушка, что колбаска то мне больше и не пригодится. Злость охватила. Набрал полный таз моих-то припасов, «нелюдь».

Слушатели деда, так и лопались, падали от смеха. Люди истосковались по смеху, по обыкновенной человеческой радости. Держался за живот и хохотал, что есть мочи и Алдан. Дед дал вдоволь всем насмеяться, и когда смехомор поутих, продолжил:

– Слушайте дальше, что было с Сексенбаем. "Ну, паразит ты этакий, – думал Сексенбай, – розыгрыш с женой отложу до лучших времен, подождет зануда такая – рассякая, а тебя, соседушка, я проучу, не дам тебе забрать моего добра". Когда сосед поравнялся с ним, Сексенбай схватил его за шиворот. "Никогда не забуду этого момента", – говаривал Сексенбай.

Компанию залила новая волна хохота, смеялись уже громче и до слез, каждый представил себе эту сцену. Повеселился со всеми дед Сауранбай. Как только шум от гогота стал стихать, дед продолжил рассказ от лица Сексенбая:

– Видел бы ты его глаза, физиономию в этот момент. Его как будто ошпарило кипятком. Он отбросил от себя таз с мясом с такой силой! И как кот, убегающий от клыков собаки, с ужасным криком "ой бай!" кинулся к двери.

– Воротник рубашки остался в руках "покойничка". Признаться и сам Сексенбай был ошеломлен и испуган ужасным криком и состоянием соседа. "Ой, бай! Ой, бай!" – не унимался сосед – воришка. Он был напуган до смерти. "Что случилось? Что случилось?" – кричала ему вслед жена. Она ничего сразу и не поняла. Она была шокирована, испугана поведением мужа. Сексенбай стал развязывать себя. В это время он болтался в воздухе. Жена соседа увидела через дверной проем барахтающегося "мертвеца" и с жутким, рвущим воздух воплем, понеслась вслед за мужем-грабителем.

– Вот такая вот история произошла с моим приятелем Сексенбаем. Он долго никому не рассказывал эту историю. С его соседом случился нервный припадок, он не хотел возвращаться домой, плакал, никого не слушал. Говорил, что Сексенбай, "покойник", его не простит. Никто ничего не мог понять. Сам Сексенбай не стал ничего объяснять, а тихо уселся на скамейке возле своего дома. Аульчане, успокоив и приведя в чувство соседа, пытались отвести его домой. Но при виде сидящего на скамейке Сексенбая – "покойника" с соседом вновь случился нервный припадок. Так повторилось несколько раз. Сосед еще долго не мог оправиться от нервного потрясения. Оправился ли вообще – неизвестно, через какое-то время он покинул эти места…

Утром следующего дня дед Сауранбай забрал внука с собой. Алдан был безмерно счастлив. Он любил ездить с дедом. Деда в округе знали, уважали и часто приглашали в гости. У него было много друзей. Везде его встречали и потчевали как дорогого гостя.

Вернулся Алдан домой через полтора месяца. Для него это было время незабываемых детских впечатлений, его первого, самого большого путешествия! Алдан поправился, подрос. Дед одел его во все новое. Как ураган ворвался он в дом с самым большим желанием обрадовать маму своим появлением. В руках у него был баул, набитый гостинцами. Ему не терпелось вручить все это и рассказать о путешествии своим самым близким на этой земле людям – папе и маме. Он видел себя рассказчиком, как и дед. Он поведает им множество смешных замечательных историй. Он знает теперь и историю своего рода….

Дети, они всегда дети…. На любой войне, при любых обстоятельствах – дети остаются детьми! Мать обняла Алдана, прижала к груди и долго не отпускала. Следом зашел дед Сауранбай. Он поздоровался с Асией. На женском лице появились слезы. Дед Сауранбай почувствовал неладное.

– Что случилось, доченька? Говори, не томи душу.

Асия зарыдала. У Алдана перехватило дыхание…

– Аскара забрали на фронт, на войну! – первым нарушил тишину дед.

Асия утвердительно кивнула головой. Она была не в состоянии что-либо произнести.

Воцарилось гробовое молчание. Ноги старика подкосились, он свалился на скамейку. Бесцеремонно, безжалостно, ворвался и проник в сердце старика, холодно-леденящий, гнетущий страх. Внезапная боль, словно вихрь, охватила все его тело, покрыв мраком душу, сознание, зрение. Алдан испуганно взглянул на мать, затем на деда. Деда он не узнал – это был не его дед, это был мертвец в облике деда, сидящий на скамейке. Алдану стало жутко. Он бросился спасать деда: обнимал его, тянул за бороду, уши – ему удалось выгнать мертвеца. Асия подавила плач. Первым нарушил гнетущую тишину дед Сауранбай. Он превозмог боль – на него смотрит внук, невестка. Заговорил тихо, еле слышно:

– Не плачь, возьми себя в руки, келин [3] . Не мы одни провожаем на войну. Вернется Аскар, вот увидишь, вернется, – посмотрел на внука, каждое слово давалось старцу тяжело, нельзя размякнуть, он сдерживал слезы горести и подкатившийся к горлу ком, – героем вернется твой отец, героем.

Страх Алдана прошел, главным для него было то, что отец жив.

– Мама, не плачь, прошу тебя, не плачь. Мы с тобой, – стал успокаивать Алдан. Алдан представил образ отца. Так толком он и не попрощался с отцом: услышав, что его отпускают с дедом, от радости обо всем позабыл.

Отец поднял его на руки, опустил, прижал к себе, хотел поцеловать, но Алдан увернулся от поцелуя. Затем резво вырвался от отца и побежал к деду. При воспоминании об этом у Алдана сжалось сердце. Сейчас, стоя возле плачущей матери, Алдан сожалел о своей спешке. Разве мог он знать, что, вернувшись, не застанет отца. Никогда мы не можем знать, что с нами произойдет завтра. И одному лишь богу известно, какую судьбу он нам уготовил, какую жизнь он нам предначертал. Говорим лишь одно:

– Пусть конец будет хорошим, а жизнь долгой и счастливой!

Дед забрал к себе в аул Алдана и Асию. Война продолжалась, в колхозе не хватало рабочих рук, и Асия пошла работать в колхоз. Все отправляли на фронт. Люди работали, не покладая рук, во имя одной большой Победы. Мать уходила на работу рано утром и возвращалась поздно ночью. Алдан не спал, обязательно дожидался ее прихода. Но когда просыпался утром, то ее уже не было в постели.

Беда пришла и в этот дом, не захотела она обойти стороной эту прекрасную семью. "Рядовой Исмаилов погиб смертью храбрых", – коротко было написано в похоронке. Горе, большое горе, поглотило душу ребенка! Он в миг повзрослел…. Беда разрушила ангельское счастье и безвозвратно забрала сказочное очарование жизнью. Волшебная страна, под названием детство, исчезла. Жизнь оделась в черно-белые тона.

Летом Алдан помогал матери в колхозе. Злая война забирала все новые и новые жизни. Народ в тылу прилагал неимоверные, адские усилия, чтобы пришла победа. Оставшиеся в тылу старики, женщины, дети работали без отдыха, падали в голодные обмороки, но никто не покидал рабочих мест. По утрам, не застав матери, Алдан сушил ее подушку, ставшую тяжелой от женских слез.

Май 1945 года. Победа! По-бе-да! Это сладкое слово Победа! Люди, все до единого, плакали, обнимали друг друга. Это были слезы радости. Это были горькие слезы сладкой Победы! Алдан лег спать, долго не мог заснуть. Украдкой рыдал. Он ведь так и не попрощался с отцом!

Мать рассказала Алдану, как отец, перед уходом на фронт, долго всматривался в дорогу, в надежде увидеть возвращающихся домой отца и сына. Повестка из военкомата пришла внезапно. На сборы дали три дня. Аскар пытался отыскать отца с сыном, но все было тщетно и безрезультатно. Времени у него оставалось мало, а степь такая бескрайняя. Он долго вглядывался в степь, в дорогу – он ждал чуда. Но чудо не свершилось. Он ждал, жаждал увидеть отца и сына, обнять на прощание, поцеловать обоих.

Алдан плакал в подушку, вспоминая отца, его родное лицо, походку и все, все, все. Он вспоминал, как тогда, уезжая с дедом, напоследок отец поднял его, хотел поцеловать, и как он увернулся от отцовского поцелуя. Алдану было горько осознавать, что никогда, никогда больше не увидит его. Зачем, зачем он увернулся от крепких отцовских объятий и поцелуя? Зачем?

Сказитель «Книги судеб»:

Время не стоит на месте, жизнь диктует свое. Род человеческий движется вперед. Люди продолжают жить, – мечтая, надеясь, любя! Мир, оправлялся от войны, фашизма и нацизма, залечивал свои раны. Люди восстанавливали разрушенную экономику, налаживали жизнь. Народный энтузиазм был как никогда силен и велик. Предстояло из пепла воссоздать, построить новые города. Добро и зло! Добро в который раз победило зло! Фашизм – такого зла человечество никогда не видывало.

Сатана проиграл битву за человеческие умы и сознание. Добро победило! Но какой ценой! Видно так было написано в книге судьбы рода человеческого – так ему было предначертано свыше.

* * *

Алдану все давалось легко и непринужденно. Он успевал везде: по дому, по хозяйству – и в огороде, и в саду, и скотину покормить, летом в колхозе поработать, и с друзьями вечером на танцы в соседнее село сгонять. Алдан учился в русской школе. Там были прекрасные учителя. Откуда они были родом и как они попали в казахские аулы? "О, времена, о нравы!" – отвечу я вам афоризмом древних мудрецов.

Не всех богатых и зажиточных удалось расстрелять большевикам, не всех уничтожить.

Большевики ссылали неблагонадежных в Казахстан. Казахстан, как и Сибирь, слыл ссыльным местом.

"О времена, о нравы!" – говорили древние. Алдан, а вместе с ним и большая часть казахской молодежи того поколения получали в аулах, городах самое, что ни на есть высшее светское обучение, воспитание и манеры. Повезло!

Классный руководитель Алдана Романова Мария Ивановна, муж ее Иван Романович Романов, биолог Раевская, математик Оболенская, физрук Князев. Большинство фамилий из благородных. И это тоже судьба!

Для них, высланной знати и интеллигенции, не поддержавших большевиков, это была величайшая трагедия! Для казахов большой образовательный прорыв вперед. Ибо по традиции и сейчас Казахстан считается среди государств СНГ одним из самых образованных, динамично развивающихся стран. Так было предначертано сверху всевышним, в книге судеб моего государства.

2

А страсть не знает состраданья,

Она не терпит созерцанья.

Разлука ей не по карману,

И в ночи лунной так желанна.

– Какая великолепная гусиная кожа, даже сквозь загар проглядывает.

Дрожащим от переохлаждения голосом девушка ответила:

– Нет, это просто я перекупалась, замерзла, сейчас пройдет.

Парень продолжил:

– Две стихии – холодная вода и ты, кто победит?

– Как получится, – ответила та.

Немного подумав, продолжила диалог:

– Мы с тобой вообще-то незнакомы, но я о тебе наслышана, со стороны, конечно.

Немного помолчав, добавила:

– Мне почему-то легко с тобой и не хочется, чтобы ты молчал. Говори.

– Меня зовут Алдан.

– А меня Анелия.

Он смотрел на нее, нельзя было ею не любоваться. И ему с ней было легко, тепло. "Божественно красива, – подумал Алдан, – и такая простота".

Подперев руками подбородок, мокрая купальщица обсыхала на песке, под лучами солнца. На ней был купальник в горошек. Лежала она на животе, по-детски разводя ногами.

– Анелия, у тебя кожа как у ребенка.

– А я и есть большой ребенок, и этого не скрываю, – каждое слово, сказанное ею, так мягко плюхалось в его сердце, что он еле сдерживал нахлынувшую нежность.

"Надо держаться – сделай равнодушный вид, держись", – дал себе команду Алдан.

– Ты студентка?

Она кивнула головой:

– Да, – послышался в ответ, звонкий, заводной, словно звук клавесина, голос.

– В нашем университете?

– Да, исторический факультет, первый курс.

– Я тоже историк. Тебе интересна история?

– Пока не знаю, – ответила девушка не лукавя.

У Анелии были слегка вьющиеся, роскошные, густые, черные волосы. Большими локонами они прикрывали нежные девичьи плечи. Алдан любовался ею.

И он знал ее, наблюдал за ней и где-то в мечтах желал знакомства с ней. Однако никак не ожидал встретить ее здесь, на пляже, с подругами. Не думал, не гадал, что вот так легко, само собой, все произойдет. Она приляжет рядом.

«Обладать божественной красотой и при этом сохранить теплоту в общении, остаться доступной, мягкой, не зазнаться».

Внезапно он прервал свои мысли и произнес:

– Анелия, ты счастливый человек!

– Откуда ты знаешь? – сказала она.

– У тебя такое богатство.

– И какое же это у меня богатство?

– Твои волосы. Я не могу оторвать глаз от них, можно мне их потрогать, – Алдан поразился тому, как чудно он заговорил.

– А, волосы? Волосы, как волосы, только много хлопот с ними, трудно расчесывать. Иногда хочется подстричься под мальчишку.

Она улыбнулась ослепительной улыбкой. Его взору открылись чувственные девичьи губы, окрашенные в пурпурный цвет, ожерельем окутавшие, будто сотворенные из фарфора красивые белые зубы. Неожиданно для себя Алдан понял – в его крови загорелся огонь плотских желаний.

Анелия, как послушный ребенок, выполнила его просьбу.

– Конечно, подержи, но не тяни, – она слегка наклонила голову в его сторону.

Он прикоснулся к ее волосам. Пальцы рук внезапно затряслись. "Хорошо, что она этого не видит", – подумал он. Волна трепета захлестнуло дыхание. "Эй, парень, возьми себя в руки, а то все испортишь", – приказал ему внутренний голос. Чудное ангельское создание лежало на песке, он нежно перебирал локоны ее волос. Пальцы рук затряслись сильнее. Алдан убрал руку. Волна блаженства прокатилась по всему его телу. Он понял, что желает ее, желает всем сердцем. Он прилег на песок, испугавшись своих физиологических изменений, которые произошли ниже пояса и которые к тому же стали чересчур очевидным свидетельством его порочных, плотских желаний. Анелия, посмотрела ему в глаза и с почтением произнесла:

– Я знаю тебя давно, ты учишься на три курса старше. Тебя все наши девчонки знают. Ты наш кумир.

"Алдан, возьми себя в руки, – твердил внутренний голос, – ответь так же непринужденно, не показывай волнения и переполнивших тебя чувств, будь самим "мистером Спокойствие"".

– Нет, никакой я не кумир, просто на самом деле я такой же как все. У нас много классных ребят, студенческая жизнь иногда обязывает быть заметным. На тебя начинают обращать внимание.

Анелия посмотрела ему в глаза, на ее лице появился озорной взгляд:

– Не наговаривай, ты другой, у тебя на лице написано, ты хороший дядя – старшекурсник.

Не отводя взгляда, она продолжила:

– Кажется, я тебе нравлюсь, не так ли?

Алдан растерялся. Он не ожидал такой откровенности. Милое, красивое, нежное создание. Ангелок, большое дитя. Легко переходит с темы на тему. "Она, она – моя любовь", – забарабанило внутри. «Как быстро я это понял, нет, почувствовал. Она одной фразой смела все барьеры между нами. Без позерства, без кокетства и жеманства. Я не безразличен ей. Она – так красива, мила, весела и общительна! Не сон ли это?!»

– Пойдем купаться. Холодная вода в жару – в самый раз. Что ты сказал мне вначале? – Две стихии – холодная вода и ты, кто победит?

Слово в слово повторила она его слова. Он ей небезразличен. Незаметно для него они поменялись ролями. Он почувствовал себя маленьким ребенком, а она, юная прелестница, в роли зрелой соблазнительницы.

Анелия по-мальчишески вскочила на ноги, игриво взмахнула головой – копна черных роскошных волос совершила великолепный пируэт, переливаясь и фосфорицируя на солнце. Инициатива была на ее стороне.

Лукаво взглянув на Алдана, прощебетала:

– Алдан, догоняй, я познакомлю тебя со своими подругами, они все влюблены в тебя.

Юная красавица побежала к воде. Все, кто был на пляже, не могли не любоваться ее грацией, красотой и молодостью. Любовался и Алдан. Он готов был отдать все на свете, чтобы встать и побежать вслед за ней. Но не мог, лежал, как вкопанный, не мог последовать за ней. Свинцовая тяжесть, заполнившая гульфик, не проходила, несмотря на все задания и приказы. "Почему так много людей, почему все мельком, теперь смотрят на меня? Нет, полежу еще", – решил он, сетуя на то, что его тело так по предательски обошлось с ним. Алдан сильно возмужал. Мышцы красиво резвились по телу. Его анатомия скорее напоминала античного атлета, нежели анатом культуриста. Мускулатура была упругой и эластичной. Красивый бронзовый загар покрывал кожу, неторопливая и величественная походка напоминала походку льва.

Сказитель «Книги судеб»:

Благородная походка и стать даются человеку от рождения или не даются вообще. Походка отражает характер человека. Ее возможно изменить, но не всегда это выглядит удачно, скорее будет позерство. Алдана же природа одарила всем сполна, редко так она одаривает простых смертных. Это невозможно не заметить даже среди равных ему людей. Трудности бытия не отражаются на этих людях. Они только закаляют их. Таким людям господь бог посылает много испытаний, но только испытания делают из них зрелых мужчин. Оптимизм, жизнелюбие, добро никогда не покидают их. Глядя на них, чувствуешь силу человеческой плоти. В любви и дружбе они искренни. Любовь дополняет их, она их заряжает, но не разрушает и не превращает в душевнобольных.

Анелия вместе с подругами плескалась на воде. Ей было приятно осознавать, что такой парень, как Алдан, на которого заглядывались и о котором грезили многие первокурсницы, обратил на нее внимание. "И, кажется, он не просто обратил внимание, а даже, быть может, испытывает симпатию!" – фантазировала Анелия. Ох, ух эти девичьи мысли.

Нежная красавица Анелия, из-за молодости и неопытности еще до конца не осознавала силу своей красоты, силу своего божественного телосложения, своей завораживающей наготы. Пляж – это как раз то райское место, где можно, нужно, необходимо лицезреть эту красоту. Место, где невозможно не заметить, а, подметив, запретить, ею восхищаться. Ну, конечно же, она об этом еще не знает. Сила этих молодых особ в их наивности, в невинности, но в этом и их слабость.

Анелия резвилась с подругами, брызги летели во все стороны, не умолкал девичий смех. Девушку распирала гордость оттого, что такой интересный и красивый парень, как Алдан, бывший мужским идеалом ее сверстниц, обратил внимание на нее. Ей хотелось, чтобы он обязательно подошел к ним, тогда бы она утерла нос своим подружкам. «Он не только хорош собой, но, кажется, неплохо воспитан, чуточку покраснел, разговаривая со мной». Анелию поглотило чудное настроение, было весело, празднично. Хотелось бегать, прыгать, скакать, кукарекать! Она чувствовала себя изумительно, как в сказке, ведь на нее обратил внимание сам Принц, а может и Король, к тому же галантный кавалер. Анелия почувствовала во взгляде Алдана напор и силу, ум и такт. Анелия была молода, но неглупа.

Она поделилась с подругами своей новостью. По сиянию глаз Анелии они поняли, что и радостью. Эта радость передалась и им. В этом возрасте червь зависти еще не поражает юные души. Каждая девушка мечтала познакомиться с Алданом, необычайное волнение и возбуждение охватило их, дыхание распирало, сердце готово было выпрыгнуть из груди – Ур-а-а-а!!! Переполнявшие их чувства вылились в крик, шум, визг – скрыть неописуемый восторг от ожидания встречи с НИМ никто не мог и не хотел. Ах ты, молодость, молодость!

Зрелище было неописуемым. Неожиданно, молодые, красивые, прелестные девушки, создали своим весельем и радостным настроением необыкновенную, сказочную ауру. Все прекрасно – впервые! Первый поцелуй, первая любовь! Первое письмо, первые цветы, первые сумасбродства!

В их девичьем мироздании с Алданом могли конкурировать только маститые знаменитости – герои – челюскинцы, летчики-истребители, герои Великой Отечественной войны. Но так как этих знаменитостей поблизости не было, и видели девушки их только на фотографиях в журналах, да по голубому экрану, – то Алдану равных на факультете не было.

Алдан почувствовал, ситуация «облегчилась», спало «напряжение», приковавшее его к земле. Он встал и направился к озеру. Его глаза отыскали Анелию. Девичья компания, увидев приближение парня, заворковала еще веселее. Все мы, божьи создания, похожи. Что куры в курятнике при виде петуха кудахчут громче, что голубки при виде голубя воркуют сильнее.

Подойдя к берегу, Алдан остановился, он не хотел нарушать магического озорства, как и все на пляже, он стал любоваться происходящим. Девушки гонялись друг за другом, затем, взявшись за руки, стали водить хоровод; а под занавес представления дружно выстроились в ряд и, как по команде, нырнули, вернее, плюхнулись на воду.

– Алдан, иди к нам, я познакомлю тебя с подругами! – раздался голос Анелии.

Алдан вошел в воду. Сударыни-лебедушки для знакомства стали протягивать свои крылышки.

– Даша, Гуля, Мира, Люда, Роза, Настя,…– знакомила с подругами Анелия.

– А это мой новый знакомый, Алдан. Я Алдану выдала сокровенную тайну. Ну, конечно, не страшную, но нашу тайну. Я сказала ему, что все мы влюблены в него, и он – наш кумир.

– Ну, да ладно, – сказал Алдан, не ожидавший такого поворота.

– Вы действительно Чемпион? – прощебетала девушка, представленная, как Даша.

– Вообще-то, да. Но это так неинтересно.

– И, что вы можете шайке хулиганов надавать по шее, – провещала теперь уже Настя.

– Не дай-то бог, – ответил Алдан, – девчонки, а давайте о другом.

Алдан ненавязчиво хотел поменять тему разговора. Но не тут-то было.

– А вот говорят, что вы на танцах двадцать хулиганов отлупили, – продолжала Настя.

– Ну, не двадцать, конечно. В общем, так, девчонки, предлагаю поплавать, – не дожидаясь ответа на свое предложение, Алдан сделал мощный прыжок и нырнул в воду.

"Он необыкновенно ныряет, он очень мил и обаятелен", – подумала каждая из девушек. "Он мой!" – решила Анелия. Одна за другой девушки последовали примеру Алдана.

Алдану хотелось плыть и плыть, погасить страсть, дать волю эмоциям – холодная вода как никогда была кстати. Он был хорошим плавцом – проплыв кролем метров сто, перешел на брасс. Дав вволю порезвиться мышцам и дыханию, он сбавил темп, затем, медленно давая круг, пошел на разворот. Никто, кроме Анелии, не рискнул последовать примеру моряка, так как тот уплыл слишком далеко от берега. Алдан сразу же узнал в женском силуэте знакомые черты. Его поразила ее смелость. Они подплыли друг к другу так близко, что чуть не соприкоснулись лбами. Их глаза светились и искрились чувствами, обман был невозможен. В них пылала страсть и царила любовь, и только любовь! И он, и она осознали, что слова здесь не уместны.

Записи из дневника Алдана

– Я начал писать!!! И я счастлив!!! А почему? А потому! Не думал, не гадал?! Но вот она пришла. Кто она? Ее величество любовь! А как зовут любовь мою? Мою любовь зовут – АНЕЛИЯ!

Да, да – АНЕЛИЯ!

Да, да – А – поцелуй,

Н – поцелуй,

Е – поцелуй,

Л – поцелуй,

И – поцелуй,

Я – поцелуй.

Бумага, милая моя, терпи мои признания! Нет сна, есть только запах предо мной – ее волос! Очарованье милых глаз. Улыбка, губы, все, все, до маленьких ногтей на мизинце, все, все люблю.

Алдан. 10.08.1959 г.

– Дорогой я сам! Делюсь только с тобой! Думаю, ты меня простишь за столь откровенные излияния и признания. Но я действительно влюблен и продолжаю любить. Любить Анелию – гражданку самой большой моей Вселенной! Смог бы ты поступить так же, как и я? Не знаю. Перечитывая эти же записи через некоторое время, ты будешь по-разному оценивать мой поступок. Но я хочу писать правду и только правду, без единого слова вранья. Писать именно то, о чем я думал, о чем переживал, не прикрываясь лжеморалью, лженравственностью, то есть то, что чувствует каждый из нас, когда он находится наедине с самим собой и не думает о том, что эти его мысли частично или в целом могут быть аморальны. Признайтесь себе, это так. Неужели никто из нас в мечтах не раздевал возлюбленную, не соединялся с ней в страстных объятиях, поцелуях, не желал единения с ней в любовном экстазе? Конечно, да. Я не первый, я и не последний, и, может быть, хватит обманывать себя, жить двойной жизнью и продолжать стесняться своих естественных человеческих желаний? Сказитель «Книги судеб»:

Записи моего героя Алдана сохранены в той последовательности, в которой они заносились в его дневник. Они писались длительное время, под разным настроением. Иногда его мысли противоречивы, я не стал их переделывать.

Конечно же, художественная проза должна нести некую магию, языковое колдовство. Здесь же вы не всегда найдете это. Не идет, конечно, речь о языковых украшательствах, иногда проза может быть предельно скупой, как у Чехова или Бабеля. Или откройте наугад любую страницу Антона Павловича – «Скрипку Ротшильда», например, или «Даму с собачкой», просто для сравнения прочтите несколько фраз и, как говорят, почувствуйте разницу. Однако, пусть записи нашего героя останутся такими, какими он их перечувствовал и пережил.

– Мои записи – это записи об истории моей любви к Анелии. Может быть, когда-нибудь я дам ей прочитать их. Об истории, которая привела меня к…. Не буду предвещать….

– Сегодня я просто счастлив потому, что могу сказать, что я люблю ее.

Алдан.

Заранее отвергнутый и непонятый тобой. Шутка?!

– Ей восемнадцать. Она молода. Но уже поразительно чувственна. Как хочешь, так и понимай, мой друг. Еще она стройна, красива. Нет, даже очень и очень стройна, «бессовестно» красива. Хрупка, сочна, слаба и вместе с тем упруга. А что за ножки – они растут – пропущу – от головы.

Она смугла, она бела, волосы черны, глаза огромны.… Да, нет, не то, ее надо увидеть, ее надо познать – хватит ли жизни?

Она знает цену себе и своим прелестям, или «дуреха» (это я, любя) совсем ничего не знает, не ценит себя, позволяя мне открыто и цинично пользоваться собой. Стоп, пора спать! А, может быть, уйти в мечты.

– А дальше я тебе не напишу ничего! До встречи!

Алдан. 29.09.1959 г.

И вот я, кажется, снова влюблен в нее, я без ума от нее! Разве можно не любить ее? А кто сказал, что нельзя! Я сам! Чепуха все это! Большая ерунда! Наоборот, советую тебе, Алдан, еще раз вкусить этого «бессовестного» аромата. Хотя, конечно, это дело только твоего вкуса. Кто запретит любить ее? Кто? Я прощаю ей все. Наверное, я глуп, жалок, смешон и, что там еще можно придумать о себе, … Может быть.

Алдан. 02.10.1959 г.

Она инопланетянка. Нет, она иностранка. Точнее, из штатов. Любовь моя, быть может, временна.

Она пройдет, но пока я хочу любить ее, восхищаться ею.

Первая встреча. Было много веселья и искренней неподдельной радости, мы перемешались. Обе стороны хотели друг другу понравиться, это получилось. Я сразу… полюбил, не то слово, сразу окунулся в ее глаза, нет, в волосы, я просто задохнулся!

Побежал на перерыв! Большая перемена! Закончилась вторая пара!

Алдан. Лекция 05.10.1959 г.

… Она очень красиво танцевала, чувствовала ритм, музыку. На ней была легкая, почти прозрачная юбка белого цвета с ярко-красными полосами и блузка с большим вырезом без рукавов. Красивые плечи и шея были обнажены. Тело было покрыто ровным, мягким уже осенним загаром.

В который уже раз она, словно магнит, притягивала к себе мое внимание.

Вот уже несколько месяцев мы с Анелией вращаемся в кругу моих друзей и сокурсников.

Почему мне нравится писать о тебе, Анелия? Я стараюсь особенно открыто не глазеть на тебя. У меня, кстати, большой опыт по подавлению своих инстинктов и чувств. Ты для меня всего лишь прелестная девчушка. Вот какой я суровый! Если бы это было так!

Ты выбрала меня, парня, парня из другой планеты.

Зачем только я тебя встретил?

Завидую себе. Бывает!

Алдан.

* * *

Моя беда в том, что нас отличает не только разное происхождение – она инопланетное создание, как я уже писал, но нас отличает еще и мое дурное отношение к самому себе. Она же относится ко мне гораздо лучше.

Алдан. Сказитель «Книги судеб»: Так в жизни бывает. И это отрадно! Легко познакомившись, быстро поняв свои чувства, влюбленные – долго не могут почувствовать нежности и очарования губ друг друга.

В один из ласковых солнечных дней Алдан с Анелией шли по вечернему городу. На встречу им вышла старушка, – похожая на добрую старую фею. Может, старушка и была той феей. Судьба часто читает наши мысли и дарит нам волшебство. Бабушка заговорила, низким, бархатным голосом:

– Откушайте, голубчики, черешенки! Смотрю я на Вас и не налюбуюсь! Какая пара, словно два лебедя. Совет вам да любовь, голубчики!

Алдан не мог отказаться от такого угощения. Он взял пакет с черешней. Черешня оказалась в нашей сказке большой, пребольшой.

– Спасибо, бабушка, спасибо! Да, как нам отблагодарить-то Вас?

Да, никак, голубчики! Ешьте на здоровье.

Сказитель «Книги судеб»:

Бабушка эта пережила немало на своем веку. И Батюшку Царя, и Первую, и Вторую Революции, и Первую войну, и Гражданскую! И Вторую Мировую!

У людей той эпохи было больше человеческого добра, поступки были искренними, бескорыстными, не требовавшими взамен отдачи!

– Увидела Вас, на душе так потеплело.

Старушка взглянула на Анелию. Было видно, что она любуется ею.

– Красивая, статная!

– Спасибо, бабушка, спасибо! Мне тоже на душе так стало хорошо. Своих деда да бабу вспомнила!

– Вы откушайте, откушайте-то черешенки. Да что ты глядишь на дивчину свою? Угощай, ухажер!

Алдан взял черешню, оторвал ножку ягоде. Пальцы его коснулись губ Анелии. По телу пошла волна блаженства, породившая на коже изумительную дрожь. Глаза Анелии излучали очарование. Бабушка умиленно смотрела на молодых.

– Не уходите, голубчики, поговорите-то с бабкой.

– Конечно же, бабушка, – пролепетала Анелия.

– Меня зовут Анелия, – протянула для рукопожатия свою руку. – Моего друга – Алдан.

Затем Анелия поправила:

– Моего парня!

– А меня величайте просто баба Аниса.

Она лукаво посмотрела на Анелию.

– Да и тебя, доченька, дай бог, в старости тоже будут величать Аниской-то.

– Да, даже как-то не задумывалась, баб Аниса, – Анелия рассмеялась.

– А мне понравилось. Правда, Алдан, красиво слышится – баба Аниса.

– Ну, да, конечно, красиво.

Все дружно улыбнулись. Всем на душе стало светло и радостно.

Сели на скамейку. Завязалась теплая беседа. Говорили о разном. Выяснилось, что у бабы Анисы с фронта не вернулись пятеро сыновей. Однако похоронок не было, сыновья числятся без вести пропавшими. Вот она и ждет их.

Из дневника Алдана

Вчера встретил – мать!

Иссохшую, ставшую ближе к земле.

Седую, вернее, белесую от ожиданья.

Безмолвие стало б словесным.

И вечность, если б могла

Земной ей поклон

Отдала бы без сожаленья!

Что ей мне отдать?

Как мне ей помочь?

Как счастье вернуть ей?

Как высеять грусть?

Сказала мне прямо и сухо старушка:

– Их пять у меня,

Ушли и должны вот вернуться.

Сказали с победой придут —

Победа пришла,

А они запоздали вот что-то.

Сказала – люблю их.

Да, именно так!

Сказала, что жду.

Да, именно так.

И все в настоящем,

Но не в прошедшем,

И не ушедшем навеки времени.

– Придут, не оставят меня-то, старушку.

И я вот их жду.

Не дождавшись, уйти не могу я со свету.

Я им обещала, я мать им.

И слово должна я сдержать, раз давала.

Их пять у нее.

Пять здоровых, красивых.

Придут они к ней,

Обласкают, обнимут.

Вернут ей и радость,

Сыновью заботу,

Вернут ей и счастье,

Которого так ей давно не хватает.

Когда уходил,

Слезы вдруг просочились.

Когда уходил,

Молиться вдруг стал я на чудо.

Когда уходил,

Решил остаться за сына.

А мать мне сказала:

– Сынок, приходи к нам на праздник.

И дети вернуться,

И будет веселье и пляска!

Увидишь, где их,

Скажи, что жду не дождусь я.

Пусть едут скорей,

Да пусть будут в пути осторожны.

Я видел ее,

Иссохшую, ставшую в пядь от земли.

Седую, вернее белесую от ожиданья.

Безмолвие стало б словесным,

И старец любой,

Земной ей поклон, отдал бы по чести.

Сказитель «Книги судеб»: Сколько человеческих судеб погубила война, сколько зла принесла она. А ведь старушка-мать не озлоблена. Она живет надеждой! И эта надежда дает ей силу жить.

* * *

Алдан не мог забыть тех ощущений, которые он испытал от прикосновения к Анелиным губам.

Он водил кончиками пальцев по своим губам, завидовал им. Они раньше его губ, познали прикосновения губ возлюбленной. Все решено. Поцелую при свидании! Так дальше продолжаться не может – подумал Алдан.

Но как только промелькнула эта мысль, холодная испарина покрыла лоб Алдана.

«Что со мной? Я испугался? Что за изморозь? Или так изморился, истощал, искушен? Вот так, дорогой – любовь любого Геракла может превратить в жалкого труса».

Алдан купил черешни и направился на свидание с возлюбленной.

– Ой, Алдик, спасибо. Ба, какой ты у меня внимательный и добрый рыцарь!

Анелия подхватила пакетик с ягодами. Ночным планам Алдана был поставлен конец. Он сам хотел накормить ее черешенькой. Да, неувязочка вышла та. Бац тебе! И черешенька-та уплыла из под пальчиков.

– Алдан! Ты весь не свой! Уа! И покраснел! О чем ты думаешь? Ну-ка признавайся?!

– Нет, нет, все нормально, – пробубнил бедняга – альтруист.

– Да, нет же, ненормально! А ну-ка, открой свой ротик. Теперь моя очередь покормить тебя!

– Анелия, спасибо! Я сам могу поесть.

– Не выдумывай! Знаю я тебя. Закрой глаза! Закрыл?! А теперь открой рот!

Алдан услышал смех Анелии. Земля пыталась ускользнуть из-под ног.

– Открой пошире! Ну, давай же, Алдан! – скомандовала принцесса.

Алдан почувствовал запах черешни, саму черешню, прикосновение пальчиков Анелии. Все повторилось вновь, снова…И вдруг Алдан почувствовал на губах – что-то очень мягкое, нежное и теплое. То были губы Анелии. И это был их первый поцелуй. Поцелуй с запахом и вкусом черешни. Это был самый долгожданный и самый лакомый момент. Аллилуйя!

В предгорьях Заилийского Алатау, вокруг Алма-Аты, множество яблоневых садов. Яблоко на казахском – «алма». В переводе означает «не бери». Яблоневый сад – Сад, где нельзя ничего брать! Не предупреждал ли господь Адама – не бери, не рви яблока?!

В один из яблоневых садов забрели и наши влюбленные. Алдан нежно обхватил Анелию, усадил ее на колени. Их губы встретились и уже через мгновение стали «судорожно» пожирать друг друга. Затем у них выросли крылья и они «улетели». Они «летали», «витали», «парили» в облаках любви и неги «целую вечность». А когда настало утро, то первое единственное утро, после той единственной первой «вечности», то оба осознали, что познали тайну вселенной любимого. Теперь они знали все друг о друге. И не было роднее и ближе людей!

Яблоневый сад – где нельзя ничего брать! Однако же, сколько влюбленных «гуливали» в яблоневых садах! Видно так устроен наш мир. Запретный плод – ну, ох, как сладок!

Алма! – Не бери! Но разве запрещено в яблоневых садах любить друг друга!

* * *

Из дневника Алдана

Я напишу книгу, нет философский трактат, мудрую сказку.

Познавая Анелию, я познаю себя, свою мужскую суть, свою страсть. Она "манна", она манная женщина. Я то вспыхиваю, то загораюсь, то …

Более того, если устроить всемирный конкурс мисс "Манная женщина", то она обязательно взойдет на самую высшую ступень пьедестала. Это говорю я!

И ты не можешь себе поверить?! А видел бы ты ее со стороны! Когда она что-либо делает, просто сидит на стуле, причесывает волосы, вот она моет посуду, да, да, она прекрасная хозяйка, или перебирает крупинки риса, в ее руках они словно россыпи жемчуга. Ты постоянно опьянен ею. И самое важное, ты всегда хочешь быть рядом, в ее околдованном, манном пространстве. Может быть, мои рассуждения покажутся банальными. Однако эта банальность насыщенна прелестью момента, многие ищут и не могут найти это очарование моментом.

Я, СЧАСТЛИВ, по человечески счастлив и рад, что встретил ее. Благодаря ней познаю великую человеческую страсть под названием ЛЮБОВЬ. Познал бы я эти чувства с другой?

– Нет, никогда!

Я видел многих, даже иногда любил, но это все не то, это совсем другое. А Анелия – это некто!?

Шекспир заставил задыхаться Ромео в объятиях Джульетты. Она его счастье, пойманная птица, найденная изюминка, – но что Джульетта по сравнению с моей Анелией!

А если все же образ есть Джульетты, то тело все-таки Анелии!

Кто все же видел Джульетту? Никто. А я встретил Анелию.

Алдан.

* * *

Молодые очень сильно привязались к старушке. По выходным обязательно наведывались к ней.

Старушка жила в уютном доме. Для тех времен, дом был добротный. Состоял из веранды, коридора, четырех небольших комнат. В первое же посещение, она показала спальни своих сыновей.

– Вот здесь спальня старших двух сыновей. А вот здесь жили – не тужили средний, вот его кровать, ну и двое младших.

Каждый раз она рассказывала одни и те же истории из своей прошлой жизни. Супруг умер после войны, так и не дождавшись своих богатырей.

И каждый раз раскрывала семейный альбом, вспоминала когда, где и при каких обстоятельствах была сделана та или иная фотокарточка.

Во дворе цвели вишни, черешни, сливы, яблони. У каждого дерева была своя история. Алдан принялся ухаживать за садом и огородом. Анелия помогала по дому, по кухне.

Сказитель «Книги судеб»:

Люди после страшной войны тянулись друг к другу. Война коснулась всех – не было семьи, кому она не принесла бы горе и беду. Люди с полуслова, с полужеста понимали друг друга.

– Переходите ко мне жить, места в моем доме хватит всем, – уговаривала баба Аниса.

– Не тяните с женитьбой. Куй железо, пока горячо!

– Вот и мои сыновья меня не слушали. Да, что теперь об этом говорить.

Бывало, что оставались на ночлег. Баба Аниса была без меры счастлива. Однако переезжать не решались, уж слишком далеко было добираться до учебы и до работы, да и безденежье давило на обоих.

Из дневника Алдана

Она понимает меня с полуслова, с полужеста. Она читает мои мысли по глазам. Откуда у нее такое свойство, такой дар?

С ней можно действительно забыться, с ней хо-ро-шо!

Она умна и вместе с тем как будто бы глупа. Ты понял, думаю, меня. Ты не глупец, мужчины все меня поймут.

Кто ее создал?

Большое ему от меня сыновнее спасибо!

* * *

Не знаю, что влечет ее ко мне. Она так же без ума от меня – выходит и я, по-своему, "манн".

Мы до сих пор не признавались друг другу в своих чувствах.

При наших отношениях мне, кажется, это будет уже лишним – без того все ясно.

Слова здесь неуместны, они как грубое неотесанное приложение.

Во всяком случае, у нас с ней так.

Алдан.

* * *

Испив любви глоток из чаши, вы сна лишитесь на года,

Но если вы осушите сполна, покоя не видать вам никогда.

Не пейте ж никогда до дна любви наполненную чашу,

Любовь сразит смертельно вас и истерзает душу вашу.

Опустошили оба чашу – до гроба им нести свой крест.

Алдан

* * *

Новогодний бал-маскарад.

О, как она благопристойно воздействует на общество!

С первых минут своего появления поражает окружение! Зачаровывает не только мужчин, но и женщин, многие из которых не могут оторвать глаз. Это шоковое состояние проходит не сразу. С момента ее появления, происходящее вокруг приобретает торжественность, возвышенный ритм и стиль. Ее красота, обаяние, грация наполняют окружающую атмосферу эйфорическим состоянием, в котором люди становятся добрее, начинают остроумничать и любезничать – даже невежды и хамы проявляют чрезмерную тактичность и вежливость. Все как во сне!

Поистине обладать такой женщиной – настоящее, большее удовольствие! Должно быть и счастье.

* * *

Ей приятно общаться со мной. Ей интересно познавать мой быт, мою внутреннюю культуру, мою жизнь.

Она пытается войти в мои интересы, проблемы, многие их которых ей не понятны, многие диковинны.

Я так же познаю ее, пытаюсь вникнуть в ее стиль размышлений, понять поведение, внутренний мир, мягкую психологию. И чем больше познаю, тем интересней. До этого было, наоборот, через некоторое время интерес, бывало, падал, а затем и вовсе пропадал.

Анелия – приятный рассказчик, увлекаясь разговорами, почти всегда жестикулирует, у нее это мило получается. Как-то, вспоминая детство, показывала совершенные ею оригинальные движения и действия, кто как кричал, кто, как смешно падал, или вводил в конфуз, совершив непредвиденную для него выходку. Одно удовольствие наблюдать за ней в это время. Нам обоим сейчас "приятственно" и это чудесно.

Я люблю ее и люблю так, как никогда никого не любил!

Алдан.

* * *

Баба Аниса копошилась у себя в огороде. Мысли ее были овеяны старческими мечтами о встрече с сыновьями. Вся ее жизнь осталась там до войны. А после, только мечты о встрече с сыновьями. Эти мечты, эти ожиданья чуда дарили старухе свет, радость и не давали умереть.

– Мама, – услышала старуха знакомый сыновий голос. Обернулась.

– Мама, я вернулся, мама!

Мать пыталась разглядеть сына, слезы покрыли глаза. Она не могла тронуться с места, пошевелиться, ноги не слушались ее.

Сын подбежал к матери, обнял ее и как пушинку стал кружить вокруг себя.

Сказитель «Книги судеб»:

Радость, простая человеческая радость пришли в этот дом.

Добро и Зло. Оно всегда где-то рядом, в мгновенье от тебя. Господь бог подарил этой старой женщине, за ее Веру и Надежду – Добро. Большое и неуемное.

Степан, так звали среднего сына, получил контузию, попал в плен. Был освобожден из плена войсками Американской Союзнической Армии и передан советским войскам в январе 1945 года. В НКВД посчитали, что Степан завербован иностранной разведкой, предатель родины и «определил» его в лагеря. Искупить свою вину за плен и контузию он должен был в сибирских лагерях.

Это сейчас об этом можно писать и говорить. Тогда же считалось по-иному, попасть в плен было равносильно предательству, измене Родине. Сотни тысяч судеб были исковерканы и погублены.

3

И лебедь игриво вспархнет за тобой,

И нежно родится в душе твой прибой,

И трепет проснется росой на заре,

И крикнет душа – я так влюблена!

И так весела!

И лира наполнит тебя в этот миг,

И все берега твои поглатит.

И эхом откликнется в сердце твоем, Душе в унисон – любви перезвон!

Сказитель

Все когда-нибудь заканчивается. Закончил свое обучение в институте и Алдан. По распределению он попал преподавать историю в город Черновцы на Украине.

Разлука. Для них это были, пожалуй, самые трудные, но вместе с тем, страстные годы. Они обменивались письмами, переписка была бурной. Оба превратили это занятие в священный ритуал. Они исповедовались друг другу, делились впечатлениями, переживаниями, радостями.

Закончила обучение и Анелия. За эти пять лет она обрела более женственные формы. Любовь к Алдану приросла к ней. Почитателей ее красоты было множество, но никто не мог занять в ее душе место Алдана. Она гордилась им, боялась потерять его. Мечтала быстрее закончить обучение, вернуться к нему.

Анелия получила красный диплом и первым делом дала телеграмму Алдану.

"Милый Алдан, красный диплом ждет тебя. Жду и я, Анелия. Целую. До встречи".

Получив эту телеграмму, Алдан был от счастья на седьмом небе. Он снимал квартиру, хозяйка квартиры баба Клава, знавшая почти все об Анелии, с радостью вручила ему телеграмму. Алдан расцеловал бабу Клаву и вихрем понесся на почту маленького украинского городка. Содержание послания Алдана:

"Анелия, моя прелестница, поздравляю тебя с окончанием института. Хочу купаться в твоих объятиях. Жди. Твой Алдан".

Она встречает его на перроне вокзала. Ранее лето, поздняя весна. В руках Алдана подтертый кожаный саквояж, она с ромашками в руках. Встречаются взглядами. Оба в легком трепетном замешательстве. Словно два лебедя, они плавно плывут друг к другу навстречу. Останавливаются почти одновременно. Он любуется, пожирает ее глазами. Его глаза искрятся от радости. Сквозь ромашки, влажные затуманенные глаза Анелии.

Минута счастья, минута обожания, минута ради которой влюбленные готовы перевернуть весь мир! Нега настигает их тела и души. Вокзальная суета, снуют пассажиры, встречи и прощания. И только они оба не замечают этой вокзальной суматохи, суеты.

Первым отходит от райского блаженства Алдан. Сдерживая нахлынувшие эмоции, подходит к Анелии, обнимает, окунается лицом в пряди ее волос.

– Не сон ли это, – говорит еле слышно Анелия. – Я долго ждала этой минуты.

В ответ слышно бурное дыхание сердца Алдана.

* * *

Выпускники повыписывались из общежитий и квартир. Документы, дипломы в карманах. Свобода! Щекочущая душу радость создала ауру, атмосферу доброжелательности, раскованное настроение. Выпускники решили отметить окончание студенческой жизни и получение дипломов поездкой на пикник в горное озеро. Алдан знал многих сокурсников Анелии. Многие подруги вышли замуж, сокурсники женились. Образовалась большая разношерстная компания.

Выехали рано утром на автобусе ГАЗ-51. По дороге было достаточно веселья, смеха, пели песни. К десяти часам прибыли на место. Часть пути преодолели пешком. Автобус уехал в город, чтобы снова вернуться к одиннадцати часам вечера. Минуя один за другим живописные склоны гор, компания добралась до горного озера. Передохнув с дороги, начали приготовления к трапезе. Обязанности были быстро распределены, часть мужчин дружно разбрелась по окрестности в поисках дров, другая выкладывала из булыжников приспособления для кухонной утвари. Девушки занялись приготовлением пищи. Кто чистил картошку, кто готовил салаты….

Озеро величественно вписывалось в горную низину, цвет воды, полученный от растений и горных отложений на дне, местами давал рубиновые и бирюзовые окрасы. Прозрачная талая вода предоставляла возможность насладиться подводным миром, неистовыми картинами и красками.

Беседы были на разные темы, чаще вспоминали веселые, каверзные случаи. Хрупкая когда-то Роза превратилась в статную даму. Носила большие очки, однако, легкий характер и веселый нрав остались.

Солнце подходило к зениту…. Горная прохлада сменилась на легкую жару. Это закономерность горного климата. Первым разделся Андрей, однокурсник Анелии. Андрей был хорошим рассказчиком анекдотов. Слыл хохмачом, имел забавный, уморительный, потешный вид. Умел не только рассказывать, но и показывать анекдоты, в нужное время вставить реплику. Был душой компании, заводилой. Со словами: "Не жалел в учебе живота своего, пацаны, не пожалею его и сейчас", – нырнул с каменного обрыва в воду, на живот. Многие ребята последовали примеру Андрея. Горная вода обжигала тела. Невозможно было находясь в ней не издавать воплей, криков.

Незаметно подошло время обеда. Произносили тосты, где были заверения в дружбе и признания в любви, где лилась философия, и слышались счастливые предречения судьбы. Много пили, этому сопутствовало все – настроение, природа, время, повод.

После застолья, компания разбрелась. Кто загорал, кто пел песни, кто травил анекдоты. Анелия с подругами Розой, Людой, Дашей принялись наводить порядок.

На Анелии был купальник цвета бордо, талию обтягивал шелковый лилово-сиреневый платок. Волосы искрились на солнце, кожа была не тронута загаром.

Сидя на камнях, Алдан любовался возлюбленной. На него нахлынула волна приятных воспоминаний.

– Анелия, две стихии – ледяная горная вода и ты, кто победит, – произнес он, вдруг вспомнив слова пятилетней давности.

– Алдик, помнится, и ты еле усмирил себя в тот первый раз, – ответила Анелия.

Лукавым взглядом взглянула на Алдана.

– Такое ощущение, что это было вчера, как быстро пролетело время, – сказал Алдан.

– Но, все же лучше, что оно пролетело! И мы снова рядом! Господь сберег тебя, – Анелия посмотрела Алдану в глаза, взяла его правую руку и прижала ее к своей упругой груди, – сберег для меня! Спасибо ему за это!

Алдан почувствовал на своей ладони, биение ее сердца. Волна блаженного тепла пошла по его телу.

– Анеличка, пойдем остудим пыл, искупаемся. Не то, как тогда, придется долго отлеживаться на песке.

– А, ты слабак, Алю-ля, – сказала Анелия шутливо.

– Да, да еще какой, – ответил Алдан и направился к озеру, залез на камень и нырнул в воду.

Анелия последовала его примеру.

* * *

Зеленая трава, на расстеленных полотенцах лежат Алдан и Анелия. Голова Анелии на груди Алдана. Он нежно гладит, перебирает пряди ее волос.

– Алдан, а что за этим холмом?

– За этим холмом райские сады, висячие сады Семирамиды, – ответил он. – Там цветут яблони. Огромные, огромные яблоки. На них птицы удачи, птицы счастья поют песни.

– Там только нет тебя и меня!

– Да, но это можно исправить.

– А что, давай заглянем – вдруг там и, в правду, райские яблоневые сады!

– Лады, пойдем, изведаем из райского сада запретного плода.

Алдан надел брюки и башмаки, рубахой обтянул торс, Анелия – мокасины и шляпку.

– Алдан, угадай, что я сейчас напишу на спине, – умиленно произнесла Анелия и начала указательным пальцем выводить буквы на спине Алдана.

– А-лю-ля, – проговорил Алдан.

– Да, угадал! А, что я сейчас нарисую.

Анелия стала нежно выводить художества. Кожа Алдана испытала столько удовольствия, что покрылась мелкими пупырышками.

– Мистер гусь! Какая у вас великолепная гусиная кожа! Не замерзните, сударь! Вас что мои прикосновения не греют? Так, все. Угадай, что я изобразила?

– Кажется, ты нарисовала дом, солнце, меня и себя.

– Да, угадал, Алдик, угадал! – восторженно проговорила Анелия.

– Ну, что, пойдем, изведаем из райских садов запретные плоды.

– С тобой хоть на край земли, хоть за край, Алдик.

Взявшись за руки, они по тропе отправились к райским садам.

– Анелия, смотри туда, видишь скалу, – Алдан показал направление, – как она похожа на замок. А вон каменная верблюдица.

Действительно каменное изваяние было похоже на замок, и каменный силуэт – два горба, голова – вылитый каменный верблюд.

– Легко говорится, мечтается в горах, Алдан, не правда ли?

– Да, моя прелестница, моя А-лю-ля, моя Анелия! А еще в горах неплохо любится, неплохо "чуйствуешь" свои чувства, душу-грушу, сердце выделывает кренделя!

– Анелия любит короля! – продолжила Анелия, – А-лю-лия! И еще Анелия стала принцессой благодаря королю! И скоро, после нашей свадьбы принцесса станет королевой. АЛ-ДИ-К – АЛдан – ДИвный Король! Вот как я расшифровала твое имя.

– Свадьба! – как мелодично и мило звучит это из уст принцессы. Ты дождалась меня, я тебя. Какие мы с тобой терпеливые. И вправду мы персоны особых кровей, особых кролей.

– Алдик, ты принадлежишь моей вселенной, ты мой спутник. Нет, ты – земля, а я – твоя луна! Где же наши райские сады? – спросила Анелия. – А вон, Алдан, и птица счастья, синяя птица, видел, как она пролетела? Эта птица и есть предвестница райских садов. Я загадала желание! Загадай и ты!

– Загадал! – ответил Алдан.

– Давай через год поделимся сокровенными желаниями!

– Давай, моя прелестница.

– Алдан, яблоня!

Анелия вспорхнула и полетела в сторону яблони.

– Хочу, хочу вкусить запретного плода. Сорви мне его, он бессовестно красив этот плод.

– Любое твое желание, любой каприз.

Алдан подошел к Анелии сзади, обнял, поцеловал в шею, запах прекрасных девичьих волос опьянил его. Анелия медленно повернулась к Алдану, их губы слились в страстном поцелуе.

Огромное красное яблоко сорвалось с дерева и упало на голову Алдана.

– Тебе не больно, Алдик, оно не набило тебе шишку?

Анелия нежно, кончиками пальцев погладила голову Алдана, то место, куда упало яблоко.

– Это яблоко упало в нужном месте и в нужный час. Мы этого запретного плода вкусим чуть позже. А, пока же, я желаю вкусить аромата твоих прелестных губ.

– Я думаю, этот плод давно созрел для тебя и он не запретен тебе, он принадлежит тебе и только тебе. Я так долго хранила и берегла, вкуси их ….

Их губы встретились…. Яблоня, райский сад, Анелия, Алдан. Два молодых счастливых сердца, два молодых жаждущих, влюбленных божьих созданья. Их поглотила страсть!..

4

Стол. Серый хлеб.

Амбал, на руке наколка – "Тюрьма – мой дом родной". За столом шесть человек. Амбал забрал полбуханки хлеба, поставил возле себя. Тоже проделал с маслом и другими продуктами. Остальная четверка разобрала оставшееся. Алдану ничего не осталось, одна похлебка. Он спокойно взял хлеб, присвоенный амбалом. Его железный взгляд, наполненный, внутренней силой, остановил амбала от поспешных непредсказуемых действий. Детство, где постоянно приходилось бороться за выживание, служба на флоте, занятия спортом, – все это сформировало у него умение быстро собраться в экстремальной ситуации. Алдан невозмутимо разделил все на шестерых и приглушенно-хрипловатым голосом произнес:

– С этого момента будет так.

Амбал разглядел во взгляде Алдана твердость и решительность, ничего не предпринял, отмолчался. Правда была не на его стороне.

По тюремной столовой прошел легкий гомон. Алдан обвел всех взглядом, окружающие потупили взоры. Зеки старались не смотреть прямо в глаза. И только зоновские лидеры не отвели дерзких взглядов. Алдан выдержал этот напор. Первыми сдали авторитеты – их взгляды подобрели. Они проделали то же, что и Алдан – разделили поровну хлеб, масло и прочую еду. Другого исхода быть не могло. У Алдана была мощная харизма, излучавшая несгибаемую природную силу и энергию, которая давала понять противнику одно – в ярости этот человек смертельно опасен. В моменты гнева, он никогда не отводил взгляда, как бы предупреждая – давай лучше разойдемся мирно, в противном случае будешь повержен.

Без единого удара, одним поступком он поменял сложившуюся тюремную практику.

Из дневника Алдана.

Жизнь не уходит, она присутствует во всей своей "черной наготе", здесь за колючей проволокой.

Люди в вынужденных условиях, выработали тюремную мораль и законы, и согласно им осуществляют свое бытие. В своем большинстве здешний люд необразован, неорганизован, эмоционален и неуравновешен. С годами их глаза, взгляды уходят в себя и как бы глубоко вовнутрь, и даже когда они улыбаются, они обжигают, режут тебя своим пристально пронзительным взглядом, который больше сверлит, выдавая опаску и тревогу, нежели радость и тепло. Однако, они тянутся ко мне. Им всем, без исключения, не хватает жизненной силы. Насколько у меня получается, настолько я помогаю им, обрести эту саму силу и мудрость, даря Веру и Надежду. Они смотрят на меня как на мощный источник энергии. Стоит мне прихворать или быть не в настроении, как всех охватывает тревога. Щадя, без того потрепанные, их души и нервы, мне приходится всегда быть подчеркнуто энергичным и здоровым. Они не подозревают, что у меня на душе муторно, серо, хмуро и тоскливо.

Однако надо жить! Настанет день и все прояснится.

О, всевышний, дай силы, чтобы встретить этот день в здравии и полном рассудке. Не дай, бог, гнусным обстоятельствам съесть меня, вывести из жизненного ритма, деградировать. Не озлобляйся, Алдан! В моей ситуации страшнее смерти ничего нет. Умирать нельзя, не познав, не повидав, не встретив праведного дня.

Не удручай себя. Живи. Надейся.

Алдан.

Я люблю тебя, жизнь!

5

Как нежно, поглащает нас любовь.

Как хрупко, душу окружает.

Убережем ли, пронесем,

Всю прелесть мига познавая.

Прогулка продолжилась…. Незаметно для себя они забрели далеко в горы, они снова были счастливы.

– Алдан, достань мне вон тот цветок, он будет моим талисманом, ангелом-хранителем, он будет всегда напоминать о нашем пребывании в райском яблоневом саду.

– Служу Советскому Союзу! – пропел Алдан и полез на вершину.

Ему пришлось изрядно покарабкаться, поднапрячься, однако цель была достигнута. Посмотрев вниз, он увидел счастливые глаза Анелии.

– Лови, он твой.

Алдан сбросил цветок. Анелия ловко поймала его и окунулась в аромат семицветника.

– Алдан, он пахнет вечерней росой.

Алдан медленно, осторожно начал спускаться.

– Алдик, не торопись, осторожней! А вон еще такой же цветик – семицветик.

Анелия полезла на скалу, сорвала цветок, махнула им Алдану, поскользнулась о мокрый камень и внезапно исчезла из вида. Алдан расслышал легкий крик….

Алдан бросился к любимой, пролезая сквозь заросли и камни. Страх и тревога овладели Алданом.

– Анелия, Анелечка, как ты?!..

– Мне больно, Алдан, очень больно.

Анелия посмотрела на свою руку.

– Алдан, осторожно, боль невыноси-м-а-а-я.

– Держись, Анелия, держись.

Он снял с себя рубашку, сделал перевязку.

– Ой, мама, мамочка, – заплакала от невыносимой боли Анелия.

– Старайся не двигать рукой, Анелия, потерпи. Как нога? – Алдан ощупал ногу.

– Я не чувствую ее, мне больно, Алдан.

– Все уладится, уладится, Анелия.

– Мне страшно, Алдан, что это со мной?

Алдан нашел сухую, замшелую корягу, наложил шину на правую ногу. Осторожно обхватил ее и как ребенка приподнял на руки.

– Мне больно, Алдан, – стиснув зубы, сквозь слезы произнесла Анелия.

– Потерпи, дорогая, потерпи.

Алдан шел, выверяя каждый шаг, стараясь амортизировать движения ног и пытаясь не совершать резких движений.

«Как далеко мы ушли?»– пронеслось в голове у Алдана.

Через некоторое время пот полил ручьями по всему телу, он взмок. Мышцы рук свело, дыхание расперло, кровь свирепо била в виски, и только сознание твердило: «Надо идти, идти….» Анелия, закрыла глаза.

– Анелечка, Анелия, держись, – твердил Алдан.

Дорога, тревога делали свое дело. Мышцы Алдана стали выбивать дробь, дрожь охватила все его тело. Спина, ноги, руки – окаменели.

– Алдан, передохни, – тихо сквозь пелену прошептала Анелия.

Алдан нежно уложил ее на холм, покрытый сочной горной травой.

– Какая красивая поляна, – произнесла Анелия.

Алдан огляделся, действительно поляна была сказочно красивой – большая сочная трава, цвели цветы зверобоя, тысячелистника.

Левая рука Анелии, пальцы на ней, сильно опухли, под нежной девичьей кожей, появились черно-синие кровоподтеки.

– Я не чувствую руки, Алдан, мне страшно!

– Держись, Анелия, держись, – ласково и любя ответил Алдан.

Алдан продолжил путь с драгоценной ношей. Медленно, очень медленно покорялась ему дорога. Быстро, очень быстро, бежало солнце к закату, летело время.

Миновав холм, впадину, оказавшись в низине, Алдан совершил очередной привал. Закатное золото солнца озарило горизонт.

«Пятнадцать-двадцать минут, и наступят сумерки», – сработало в голове Алдана, – «мы движемся очень медленно. Решай быстрее, без суеты. Нужны носилки, сложный участок позади. Ребята недалеко, уже рядом».

Анелия обрела уверенность, ушли смятение и страх, пропала боль. Бледный лик озарил румянец. Организм сработал на подавление стресса и боли.

– Алдан, я люблю тебя, ты такой сильный. Мне не страшно с тобой.

– Анелечка, ты у меня молодец! И я люблю тебя, – он поцеловал ее волосы.

– Мне стало лучше, – и словно читая его мысли, продолжила, – сбегай к ребятам, пусть помогут тебе. В темноте сложнее будет искать дорогу. А мы ведь и половины пути не одолели.

Анелия улыбнулась. Подарок был воспринят – Алдан одарил улыбкой в ответ. Страх отошел, боль стихла, обоих переполнило блаженство. «Как хорошо быть вместе – в трудную минуту»– подумали оба.

– Ты меня извини, трусиху. Ох, и напугала я тебя, – улыбнулась Анелия.

Увидев ее румянец, Алдан успокоился, тревога отлегла.

– Ты права, нельзя терять время, – он стал обустраивать ее ложе, – Анелечка, ни о чем не думай, ничего не бойся. Не вздумай двигаться и вставать, в твоем положении это опасно. Все, малышка, держись молодцом-храбрецом, я мигом вернусь.

– Алдан, ты у меня такой сентиментальный, – просмеялась Анелия, – много говоришь. У меня все в порядке, не волнуйся. Все, беги, беги к ребятам.

– Да, да! Не тревожься и не унывай! До встречи, любимая! – пропел Алдан, поцеловал любимую. "Вспорхнул крыльями" и полетел. Его полет среди камней над низиной, между кустарниками, елями и зарослями был неистов. Анелия проводила его полет любящим взглядом. Ей было приятно осознавать заботу такого мужчины, как Алдан.

Алдан летел, окидывая взглядом места, холмы, можжевельники, подмечая приметы местности и запоминая маршрут. Вихрем ворвался в лагерь. Компания разбрелась, всем перед расставанием, было о чем поговорить, что вспомнить. Им было хорошо и весело. Увидев мирно отдыхающих друзей, Алдан остудил пыл, перевел дыхание.

«Не надо паники, пусть отдыхают», – решил Алдан.

Единственным мужчиной, оставшимся у догорающего костра и составившим компанию нескольким девушкам, был Марат.

Подойдя к ним, Алдан сказал: "Марат, можно тебя на минуту".

– Да, конечно, Алдан, – откликнулся Марат. Оба отошли от девушек.

– Марат, нужна помощь, Анелии, – как можно спокойнее произнес Алдан, чтобы сидевшие у костра не могли расслышать, – она упала, упала с камня, вывихнула ногу, сломала ключицу, словом, нужна помощь.

– Не может быть, – сказал Марат.

– Может, – ответил Алдан, – только не шуми ты, говори тише.

– Ну, дела, – произнес Марат. Он был сильно пьян, но, услышав столь неприятную весть, попытался трезво рассудить.

– Все, идем, Алдан, идем. Конечно же, идем.

– Подожди, побудь здесь, не говори девчонкам. Нужны носилки – я что-нибудь быстро соображу.

Поднимаясь к озеру, Алдан видел дом егеря.

– Марат, ты дождись меня здесь, если подойдет кто-нибудь из ребят, то скажи тому, кто потрезвее, может потребоваться и его помощь. Но прошу, не поднимай раньше времени шум, понял?

– Да, понял, Алдан, понял.

Алдан устремился вниз по ущелью к дому егеря.

Из глиняного дома вышел мужчина-казах лет шестидесяти.

– Ассалам – алейкум [4] , аксакал, – приступил к разговору Алдан.

– Алейкум – ассалам, – сухо произнес аксакал.

– Аксакал, как зовут Вас? – спросил по-казахски Алдан.

– Мамырбек, дорогой, – ответил тот.

Далее следует разговор на казахском языке.

Носилок не оказалось. Аксакал проникся тревогой за девушку. Конечно же, он поможет в беде. Таков горный обычай. Старик открыл сарай, достал доски, гвозди и прочие инструменты. Алдан начал мастерить носилки.

– Рахмет, Мамырбек-ага. Никогда не забуду доброты вашей.

– Да, что ты, сынок, не благодари, в беде мы все равны. Беги, спасай девушку.

Алдан вернулся в лагерь, Марата не было.

– Где Марат? – спросил у сидящих возле костра девушек.

– А это еще что за дерево, для костра, что ли отыскал, – пролепетала Роза.

– Да, так.

– Ясно, ясно, приспособление для любовных утех, – Роза была навеселе, ей хотелось шутить. Алдан всегда нравился ей.

– Получается, что для любовных, Роза, для любовных.

– Ну, и проказник ты, Алдан. От кого – от кого, но от тебя….

– Ладно, Розочка, хватит шутить, где Марат?

– Марат? Марат, ушел туда, – Роза махнула рукой в сторону гор.

Алдан направился догонять Марата. Он осмотрел округу, желая встретить еще кого-нибудь из ребят. Никого поблизости не оказалось. «Ждать некогда». Алдан нагнал Марата.

– Держись меня, Мара. Не зевай. Догоняй, не отставай!

– Да, ладно, не отстану.

Алдан взглянул на закат. Солнце перекатило за хребты. Марат постоянно отставал – выпитое вино вперемешку с водкой, давали о себе знать. Алдан убегал намного вперед, приходилось регулярно окрикивать Марата. Марат в ответ твердил: "Слышу я тебя, слышу. Не отстану, иду за тобой".

Дорога, горный подъем разбили Марата окончательно. Он решил передохнуть, не выдержав темпа Алдана, присел на камень, перевел дыхание. Вокруг все полетело, он не мог сосредоточиться, алкоголь делал свое дело. Марата стало рвать, мутить. Алдан удалился от Марата. Несколько раз окрикнул того. Тот не ответил.

«Нагонит, надо быстрее добраться до Анелии».

Опустились сумерки, Алдан вгляделся в окрестности, вслушался в тишину, постарался найти знакомые ему приметы. Но их скрыла темень. Стал окрикивать Марата. Тишина. Затем Анелию! Тишина.

Решил двигаться инстинктивно, согласно чутью, интуиции, внутреннему компасу. Пройдя некоторое расстояние, забрел в заросли непроходимого кустарника, затем наткнулся на скалы, ушел в низину. Стало очень темно. Луны, звезд не было.

«Поляна, где та поляна? Она сейчас появится».

– Анелия! Анелия! – эхо быстро прерывалось. Эхо не отвечало ему.

«Она должна услышать, она где-то рядом». Алдан удалялся по другому горному ущелью, удалялся все дальше и дальше от Анелии. Она не могла его слышать. Горы так устроены, они могут прятать наши голоса, ведь они не могут знать наших чувств и сопереживать нашей беде. Сколько тайн они хранят?

Марат сбился с пути. Разум, сквозь алкогольное опьянение, приказывал ему нагнать Алдана. Он не знал куда идти. Кромешная тьма запутала его. Марат заблудился.

А в это время, у озера собралась вся компания. Все были пьяны, навеселе. Задача собраться до темна была выполнена, оставалось добраться до автобуса. С гор повеяла горная ночная прохлада. Девушки укладывали кухонную утварь, одеяла. Ребята принялись пить на посошок, заиграла гитара, ее поддержала гармонь. Роза заметила, что не достает Анелии, Алдана и Марата.

– Марат, Марат!!! – дружно стали зазывать опаздывающих.

– Алдан, Алдан!!! – сменили клич.

– Анелия, Анелия!!!

Наиболее голосистые закричали:

– Пора домой!

– Мы устали вас ждать!

Андрей подвел итог:

– Мы пошли вниз к автобусу. Ребята, мы будем ждать вас у автобуса!

Никто не откликнулся.

– Эй, вы там, в горах! Мы ждем вас у автобуса!

Поголосили еще некоторое время. Затем пьяная веселая компания отправилась к автобусу.

– К десяти надо было быть у автобуса, а уже половина двенадцатого. Как бы нам самим не опоздать, – "прокудахтала" Даша.

– Да, надо успеть на автобус, – ответила ей Роза, и как бы в оправдание продолжила, – попросим водителя задержаться, подождем их в автобусе.

Автобус стоял на условленном месте. Молодежь продолжила петь песни. Водитель согласился подождать. Прождали еще полчаса. Взрослые же ребята, зачем испытывать наше терпение, – сказал Андрей.

– Любовь любовью, но и про нас забывать нельзя, – продолжила тему Даша.

– Мы их же ждали? Ждали, не дождались! Вот пусть и остаются в горах. Семеро одного не ждут! – вставила Мира.

– Запомнятся им эти приключения. – Лукаво улыбнувшись, сказала Даша.

– Этот горный роман запомнится им на всю жизнь, – поддержала Дашу жена одного из сокурсников.

– Совет да любовь!

– Вообще-то чего мы ждем, люди они взрослые, доберутся до города сами! – подвела итог тучная дама по имени Гульдана.

На том и порешили.

Алдан всю ночь провел в поисках Анелии, но так и не нашел ее.

Марат далеко за полночь спустился к озеру, подбросил дров, развел огонь.… У костра его одолел сон.

Утром Алдан продолжил поиски. Твердо решив, что пока не найдет Анелию, не спустится к озеру.

* * *

Марат проспал до обеда. Искупался в озере. Ни Алдана, ни Анелии не было. Он побрел в сторону гор в надежде встретить друзей, побродил часа два, затем снова спустился к озеру. Нашел картофель, развел костер, забросил картофелины в огонь. Полакомился ими. Алдана и Анелии все не было.

«Может, в мое отсутствие они спустились с гор? Давно дошли до дороги, да и рванули в город?»

Картофель не погасил, а, наоборот, сильнее подогрел аппетит, разжег чувство голода. От перепитого спиртного трещала, раскалывалась голова. Марат побрел к дороге, изредка оглядываясь назад. К вечеру он уже был в городе.

Алдан оставил носилки. В поисках любимой он облазил все склоны. «Где та поляна? Где же она?»

Однако Анелии, он так и не нашел. К вечеру он спустился к озеру. Увидел еще не потухший костер, рядом была разбросана обгорелая кожура картофеля.

«Не встретили ли Анелию ребята, Марат? Подобрали ее, уехали в город. Кто-то же ждал меня, но не дождался».

Ситуация была безвыходной, Алдан не знал, что дальше делать, что думать:

«Да, да, Марат отстал от меня, он мог раньше встретить Анелию. Дурная моя голова!»

Алдан побежал к дороге.

6

Следствие делало запросы. Были найдены и опрошены почти все члены той горной студенческой компании. События того дня были установлены до мельчайших подробностей. А также было установлено, что гражданка Сибирякова Анелия Михайловна, родившаяся 16 ноября 1941 года, уроженка города Донецка, Украина. До отъезда на учебу проживавшая вместе с бабушкой и дедушкой в поселке Лесное Алтайского края, в родные места не вернулась. В числе разыскиваемых и пропавших без вести не числится. Однако местопроживание и местонахождение не известны. В какой-либо контакт, переписку со своими подругами после окончания института не вступала. Никто о ней ничего не слышал. Из родных никого не осталось. Об отце было известно одно, что он пропал без вести на фронте. Мать угнали в концлагерь, судьба не известна. Дед с бабкой вместе с внучкой чудом спаслись от немцев. Были эвакуированы в Алтайский край, где их приютили в маленьком поселке Лесное. Дед с бабкой похоронены в этом же поселке. Гражданка Сибирякова Анелия в родном селе не появлялась, не было ее и на похоронах близких ей людей.

* * *

… Общежития были пусты. В них никого не было. Выяснилось, Анелия, подписав обходной лист, уже как неделю выписалась из общежития. Спросить было не у кого, все давно разъехались, кто уехал навсегда, а кто уехал на каникулы.

Алдан не знал ни телефонов, ни адресов сокурсников Анелии. Он не знал и домашнего адреса самой Анелии.

За два дня он объездил все больницы. Поиски закончились безуспешно. Анелии нигде не было.

Два года Алдан не был в этом городе. Город почти не изменился, однако без Анелии опустел.

Алдан осунулся, он не мог есть, пища не шла. Он не мог спать. Не знал, что и думать.

«Что с ней, где она?» В учебной части института он узнал адрес ее дедушки с бабушкой? У них она воспитывалась после войны. Долго думал над текстом телеграммы. Наконец послал со следующим содержанием:

"Анелия, я люблю тебя. Где ты, жду, твой Алдан".

* * *

Новое известие еще сильнее потрясло город. Никто не сомневался, что за этим преступлением стоит хладнокровный академик-убийца. Ангел-хранитель отвернулся от него. Алдан молчал на допросах, от адвоката он отказался в самом начале. Один господь бог был свидетелем того, что Алдан не совершал этих преступлений. Антон так же был твердо убежден в невиновности друга. В сентябре Алдана привезли для следственного эксперимента в горы. Показали место, где был найден и распознан труп женщины. Алдан не мог простить себе одного, почему он оставил ее одну, почему ушел. Не уйди он с этой поляны, жизнь прошла бы совсем по-другому. А теперь, как смириться с мыслью о том, что – ты повинен в смерти своей возлюбленной. Что, что страшное произошло после того, как он покинул ее. От чьей руки его возлюбленная получила смерть? Кто надругался над ней? Алдан лег на пожелтевшую траву и тихо зарыдал. Он целовал землю, бывшую последним пристанищем его возлюбленной.

* * *

Алдан вновь отправился в горы. Посетил егеря, поведал свою историю. Егерь снарядил лошадь, вместе с Алданом отправил на поиски своего сына – Есбола. Они объездили всю местность. Его радовало одно – они не нашли тела Анелии, значит ее все же нашли и вывезли. Огорчало другое: «Где она, что с ней, кто ее вывез, кто ей помог? Помог ли? Как встретить? Где отыскать ее?»

Никто ничего не знал, не слышал. Ни чабаны, ни жители близлежащих аулов.

Алдан вернулся в город. Еще неделю блуждал по улицам города в надежде встретить кого-либо из членов студенческой компании. Но не встретил никого. Ни слуха, ни духа.

Посланная Алданом телеграмма адресата не нашла. На почте пояснили:

– Адресат выбыл, по этому адресу таковые не проживают.

Звонил к своей квартирной хозяйке в Черновцы, на Украину. Может быть, Анелия дала телеграмму ему на квартиру? Хозяйка квартиры баба Клава сказала ему, что никаких телеграмм и вестей от Анелии не поступило.

* * *

1980 год. Талгарское районное управление милиции

Кабинет следователя Талгарского РОВД Алма-Атинской области. Следователь лет пятидесяти, среднего роста, голова покрыта сединой. Перед ним находится егерь Есбол.

– Есеке, посмотрите, пожалуйста, повнимательнее на эту фотографию, – следователь протягивает фотографию Есболу, – прошло много времени, но постарайтесь вспомнить, этот ли человек тогда в 1963 году разыскивал в горах некую гражданку по имени Анелия.

Егерь внимательно рассмотрел фотографию с изображением Алдана.

– Да, это он, сильно не изменился.

– Вы сможете это подтвердить письменно, – потирая от воодушевления ладони, говорил следователь, на лице было написано явное удовлетворение.

– Да, конечно же. Вы думаете, это все-таки он, – спросил Егерь.

– Следствие и суд установят истину. Однако на профессиональном языке это называется почерк убийцы.

В конце июля на стол прокурора Алма-Атинской области легла служебная записка от УВД Алма-Атинской области.

...

Служебная записка

В 1965 году, 17 апреля, в окрестностях Заилийского Алатау, в двух километрах от горного озера Айнаколь егерями Исабековым Е., Дурменовым А., Ивановым Б. был обнаружен труп человека.

Экспертизой установлено: труп принадлежит женщине, ориентировочно 21–23 года, волосы черные. Фрагментов одежды не обнаружено. На голове черепно-мозговая травма, полученная от удара твердым тупым предметом. Рост 168–170 см. Повреждения и переломы костей правой руки, правой ноги, вывих ключицы и другие повреждения костей скелета. Экспертизой установлено также, что тело могло находиться в земле 22–26 месяцев.

Один из свидетелей, обнаруживших тело жертвы, егерь Исабеков Е. признал по фотографии гражданина Исмаилова А.А. По словам Исабекова Е. подозреваемый двумя годами раньше, летом 1963 г. вместе с ним выезжал на поиски потерявшейся девушки. Гражданин Исмаилов А.А. рассказал гражданину Исабекову Е., что не может найти свою девушку гражданку Сибирякову А. По версии Исмаилова А. он оставил Сибирякову А. в горах, где она от падения получила переломы и увечья. Ей необходима медицинская помощь. Он оставил пострадавшую, чтобы принести носилки. Однако тогда гражданка Сибирякова А. не была найдена вышеназванными гражданами.

В 1966 году были взяты письменные показания свидетеля Исабекова Есбола и подшиты к уголовному делу. Однако это уголовное дело в 1967 году было прекращено, так как не могли установить личность подозреваемого. Просим Вас дать разрешение на открытие и возобновление уголовного дела за № 9471/31 от 18 апреля 1966 года.

Зам. начальника по следственной работе

УВД Алма-Атинской области

полковник Ануфриев С.Л.

7

Алдан умел управлять своими мыслями, действиями. Но последние события не поддавались никакому анализу.

Алма-Ата – город парков и скверов. Алдан забрел в один из таких парков, сел на скамейку. Стоял летний зной. Взгляд Алдана набрел на детишек, они безмятежно плескались в водах фонтана, носились друг за другом. Образ Анелии не отпускал его. «Кошмарный сон, что происходит, куда она подевалась с горной поляны?…»

– О-хо-хо, – раздалось сквозь эхо, – ба-а, Алдан, ты, не ты?

Алдан почувствовал мощный хлопок по плечу, обернулся и сквозь дремоту пытался опознать незнакомца.

– Ты что, не узнаешь меня?

Он сразу узнал баритон своего старого флотского друга Антона!

«Друзья, друзья, как много в этом слове…».

Вот и сейчас, после стольких лет разлуки, судьба вновь свела Антона с Алданом. Алдан поднялся со скамейки. Антон несколько раз, в обхвате, по-борцовски подкинул Алдана. Радость встречи отодвинула тревожные мысли.

– Ты где обитаешь, Алдан, ни слуху, ни духу! – продолжал лопотать Антон, – ты, я смотрю, все цветешь. Возмужал, чемпион!

– На себя, Антона – батона, посмотри, вон брюшко какое отрастил, – пропел в ответ Алдан.

– Да, есть такое! Вот так неожиданно встретить тебя здесь, в столице, – продолжали светиться глаза Антона. – А я здесь проездом, решил задержаться, да вот и нарвался на тебя.

– Где ты, у себя в Караганде? – спросил Алдан друга.

– Да, у себя, в краю шахтерском. Учусь на заочном в физкультурном, тренирую детишек. Уже результаты пошли. Ну, что стоим, пойдем пройдемся, отметим встречу, что ли, – наивно по-детски произнес Антон – батон.

– Пойдем….

За кружкой холодного разливного пива они рассказали друг другу все о послеармейской гражданской жизни. Рассказал Алдан Антону и о последних событиях. Антон успокоил Алдана:

– Не надо истязать себя. Жива она и здорова. Разыграли тебя ребята. Лежит она сейчас где-нибудь забинтованная, вся в синяках. Неудобно даме показываться в таком виде любимому на глаза. Объявится, не переживай, – произнес уверенным тоном Антон.

– Ты домой к себе в Хохляндию позванивай, она тебя здесь и при желании не найдет.

Не расставались друзья два дня, сходили в кинотеатр на премьеру очередной советской киноленты, беседовали о жизни, вспомнили службу, армейские самоволки, драки, танцы, первых подруг и друзей. У Алдана отлегло на душе. Друзья твердо решили больше не терять связь друг с другом, обменялись адресами, телефонами.

Антон активно агитировал Алдана переехать из Украины на родину в Казахстан, и не просто вернуться на родину, а переехать жить к нему в Караганду. По рассказам Антона, Караганда, предстала Алдану молодым растущим городом, городом новостроек и больших перспектив, городом шахтеров и большой индустрии. Рядом стремительно строится город спутник Темиртау, не только казахстанская Магнитка, но и в перспективе общесоюзная.

Антон умело убеждал, рассказывал, будоражил сознание друга: «Открывается много новых училищ, техникумов, институтов. Скоро, совсем скоро Караганда будет не только индустриальным, но и научным центром. Много, очень много молодых ученых нужны Караганде. Я возьму на себя твое трудоустройство в институте. Работа будет не хуже, если не лучше».

Стоя на перроне, Алдан понял, что он не хочет расставаться с другом.

– Антон, я думаю, твоя идея должна понравиться и Анелии. Как только отыщу, встречу ее, так сразу и приеду. Приедем вместе, там и сыграем свадьбу. Лады!

– Лады, Алдюха, лады!

Алдан долго смотрел вслед уходящему поезду. Спешить некуда!..

8

Алдан вернулся на Украину. От Анелии не было вестей. Ничто больше не держало его здесь. Ни студенты, ни полюбившийся ему город, ни мостовые, ни красивая архитектура, ни сказочные леса, луга и нивы.

Антон сдержал свое слово перед Алданом, нашел ему подходящую работу на кафедре карагандинского пединститута.

Алдан сдержал слово наполовину, он приехал в Караганду без Анелии.

Чтобы окончательно не свихнуться, он с головой погрузился в работу, занялся научными исследованиями, активнее продолжил работу над монографией. Дни были до однообразия похожи – лекции и семинары до обеда, после обеда библиотеки и архивы, по вечерам – почтовый ящик, нет ли вестей из Украины, от бабы Клавы, и снова до поздней ночи книги, книги, книги.

По субботам и по воскресеньям они с Антоном катались на лыжах, играли с коллегами в футбол, волейбол.

Внешне Алдан был спокоен, дружелюбен, весел. Обрел много новых друзей. Студенты охотно посещали его лекции. Девушки-студентки, молодые незамужние аспирантки-преподавательницы, многие из них были влюблены в него. Кто тайно, а кто открыто выказывал ему свои чувства.

Его шарм и обаяние, пройдя шлифовку и огранку через душевные нивелиры тоски и грусти, усилились.

Он ждал вестей, он жил ожиданием встречи с Анелией. И в правду говорится: "Надежда умирает последней!"

Вера!

Надежда!

Любовь!

* * *

Прошел год, вестей не было. Начались каникулы, студенты разъехались, потянулись долгие летние дни. Алдан сидел на берегу плеса. Антон с друзьями играл в карты.

На берегу ворковала молодая пара. Девушка легла на песок, парень кончиками пальцев выводил на ее спине забавные художества. Алдан вспомнил Анелию, ее дивные пальчики – по его коже побежали мурашки.

«Анелия, Анелия, – твердил в который раз Алдан, – где ты? Человеческие судьбы смешиваются, растворяются. Был ли между нами обман? Не уж то любовь моя останется безответной? Не может быть, этого не может быть! Была же у нас огромная, неистовая любовь, куда она подевалась? Куда? Куда исчезла Анелия?»

Из дневника Алдана

Ее он не застал.

Лишь в мыслях отписал —

Я вас любил, люблю,

Любить, быть может, буду.

Не встретилися судьбы, разошлись.

Не встретилися судьбы, разминулись.

Он не любим остался,

Но любовь при нем,

Она любима,

Без любви осталась.

Не встретилися судьбы, разошлись.

Не встретилися судьбы, разминулись.

Алдан. Караганда.

Вечер. Вьюга. Тоска. Анелии нет рядом.

* * *

Спустя неделю в Караганду прибыли следователи прокуратуры из Алма-Аты. С ним прибыл для опознания егерь Исабеков Есбол. Он опознал в Алдане того самого парня по имени Алдан. Страшная весть, услышанная из уст следователей, потрясла Алдана:

– Не может быть, этого не может быть! Кто, кто это сделал? Анеля, Анелечка, прости меня. Я не должен был оставлять тебя одну, не должен! Я не верю, не верю этому. Этого не может быть.

Последние слова Алдан произнес очень тихо. Он замолчал, по нему было видно, что он надломлен. Тело Алдана сникло. Он не в состоянии был что-либо говорить, ушел в себя. Ему задавали вопросы, однако вопросов этих он не слышал, не понимал. Весь мир перевернулся. Страшная весть, которую он услышал, поглотила его всего, разум не воспринимал сигналов извне.

* * *

Весна. Незаметно пролетел год. Алдан закончил аспирантуру, защитил кандидатскую диссертацию. На его кафедре проходил специализацию очередной поток студентов. Среди них появилась и студентка по имени Аида. Алдан особо не выделял ее среди других. Были обычные отношения наставника с ученицей. Они подолгу беседовали. Она была настырна, всегда умела находить тему для бесед.

Разговоры были ни о чем, где-то даже глупые. Девичья настойчивость понравилась Алдану. Занятый мыслями об Анелии, он оставался безучастным к ее ухищрениям. «Уходит, не оставляя тени», – подумал Алдан. О существовании девушки-милашки он вспоминал вместе с ее появлением. И не желая обидеть, вступал в разговор. Это общение больше развлекало.

Подошел очередной выпуск, очередная защита дипломов. Незаметно энергичная милашка перебралась в квартиру Алдана. Ей то не хватало первоисточников, то не клеились глава, абзац, параграф в ее дипломной работе. Она засиживалась допоздна. Ему приходилось провожать ее. Как-то они просидели за работой – болтовней до трех часов ночи, автобусы уже давно не ходили. Он, как воспитанный и галантный мужчина, не мог выставить ее за порог, а затем, как и всякий тоскующий мужчина, не смог противостоять ее настырству.

Утром Алдан осознал – он допустил оплошность. «Что было, то прошло», – решил он. Сделанного не исправишь…

Аида продолжала настойчиво писать дипломную работу….

Все выпускники защитили дипломные работы, защитила дипломную работу на «хорошо» и Аида.

Однако осенью она появилась вновь, будучи на четвертом месяце беременности.

В сентябре состоялась свадьба. Антон был дружкой. Свадьбу провели в студенческой столовой. Было много гостей. На свадьбе у молодого доцента была вся факультетская профессура, сам ректор, подруги Аиды. Свадьба получилась задорной и веселой. О свадьбе много говорили. Все удивлялись и восхищались тем, как это молодоженам удалось умело скрыть от окружающих свои чувства и любовь.

Любви не было, были обязательства и обстоятельства. Аида призналась Алдану, что любила его все это время. Хотела, желала его.

– Алдан Аскарович, вы не обижайтесь на меня, я люблю Вас! Я сама не ожидала, что так выйдет.

– Аида, никогда не оправдывайся, ты мать моего ребенка. Я отец. Мы должны беречь и любить друг друга. И, малышка, я теперь для тебя не Алдан Аскарович, а просто Алдан.

– Да, Алдан Аскарович!

– Ну, хорошо, моя маленькая! – рассмеялся Алдан и обнял Аиду, мать его будущего ребенка.

Из дневника Алдана.

Анелия, Анелия…. Не хочу думать, просто не хочу верить, что тебя…. Я больше не увижу…

Счастлива ли ты? Любима ли ты? Искренен ли я в своих чувствах к тебе? Кажется, искренен. Время залечивает раны, вымывает чувства, даже самые сильные. Идет время, а моя любовь к тебе не остывает. Не могу говорить "любовь", это скорее очарованность, околдованность тобою. И это состояние притягательнее любви. Познала ли ты это состояние? Хорошо это или плохо, что мы так и не узнали друг друга в полной мере? Не испили сию чашу до дна. Не унасладились друг другом. Почему? Судьба?

Зачем я не остался всеми правдами и неправдами в Алма-Ате, зачем уехал тогда на Украину? Зачем?

Грустно все это, грустно. Так и буду жить этим чувством, лелея надежду встретить, отыскать тебя.

Так и буду жить: я в своей к тебе очарованности, ты в неведении, в незнании меня. Ты в своей, для себя, может быть, счастливой жизни.

Могли мы…?

Да были обязаны, но этого не произошло. Анелия, ты была так земна, так реально ощутима и вместе с тем так сказочно красива. А сейчас остался лишь твой образ. Счастлива ли ты? Любима ли ты?

Написал – от души отлегло.

Где-то пасмурный день – не беда.

Осень лихо в усладу тебе

Подарила ключи от себя.

Вмиг и дождь стал симфонией лить,

Серый плед потеплел, побелел.

Вихрь скуку развеял, шутя

И блудница чар не тая,

Улетела в другие края.

Волчья комната хмуро рыча,

Поглотила б давно и тебя.

Но желанья свои отложа,

Лишь себя позабавить смогла.

Осень сон не навеет тебе.

Осень вдруг объяснится в любви.

И полюбишь, останешься с ней,

Златокрылой и озорной,

Чуть прикрытой лиловой листвой.

Изменил ли ты летнему дню,

Белолицей пушистой зиме,

И погожему февралю?

– Не меняла я, не купец.

Мне любимы и дождь и пурга,

И рассвет на июльском ветру.

И закат озорной на снегу

Написал – от души отлегло.

Где-то пасмурный день – не беда,

Осень лихо в усладу тебе

Подарила ключи от себя

Сразу, вмиг, твоя комната вся

Озарилась и света полна!

9

1978 год. Алдан – доктор исторических наук, профессор, действительный член-корреспондент Академии наук Казахской ССР, проректор института по науке. Автор монографий, статей. Антон заведует кафедрой физического воспитания. Доцент.

У Алдана растет сын, ему 12 лет. Сына он назвал Тимуром в честь легендарного завоевателя и правителя Востока – Амира Тимура.

Деятельный человек, купаясь в радости повседневного бытия, забывает о времени. Проходят годы, а он все там – все на тех же высотах и широтах. Кто эти люди, которые идут от цели к цели, от вершины к вершине? Почему им не спится? Все им мало покоренных высот? Зачем им это? Кто они? Можно ли их соблазнить тихой семейной гаванью? И зачем им совершать поступки и плыть к новым берегам?

* * *

Алдан слушал речи общественных обвинителей, речи привлеченного психиатра. Все это время думал об Анелии, о сыне, об Аиде. Особо переживал о дальнейшей судьбе сына. Не повлияет ли происшедшее на его психическое развитие. Ему было больно не за себя, страшно и больно за сына. Однако, ничего изменить не мог.

Прокурор Асетов Мейрам был неудержим:

– И в первом и во втором случае, прослеживается одна и та же аналогия, одна и та же манера поведения. Обвиняемый, чтобы скрыть преступление, отвести от себя подозрение, приступает вместе со свидетелями к поиску пропавшей и навязывает таким образом, свою версии произошедшего. Согласно его версии – они пропадают: в первом случае он уходит, во втором случае он уезжает, оставляя на некоторое время свои жертвы, затем обязательно возвращается со свидетелями, приступает к активным поискам. Однако, они не находят оставленных им людей. Преступник, сам не осознавая, после совершения преступления машинально делает одни и те же действия. – Прокурор сделал многозначительную паузу, посмотрел на судей, на обвиняемого, на зал, затем, придав голосу важность, продолжил.

– Свою оценку действиям подозреваемого дал и психоаналитик. Он очень ясно, аргументированно, на известных фактах из имеющейся практики, изложил и раскрыл поведенческо-психологическую связь двух этих событий. Вывод тот же, что и у следствия: человек неосознанно повторяет, делает одни и те же действия – в жизненных схожих экстремальных ситуациях. Товарищи судьи, на профессиональном языке это называется почерком преступления, прошу учесть вас эти обстоятельства. В первом случае обвиняемый так и не признал своей причастности к смерти гражданки Сибиряковой А., он всячески отвергает сотворенное им преступление, надругательства. Первое преступление было раскрыто случайно – труп был обнаружен собаками егерей только через два года. Во втором случае, обвиняемый вновь отказывается от признательных показаний. Однако его супруги нет, где она? Она пропала без вести? Где ее тело? Следствие установило, что пропавшая гражданка Исмаилова А. не находилась с кем-либо из соседей по даче, соседей по городской квартире или вообще с кем-либо из знакомых, родственников в неприязненных отношениях. После произошедшей ссоры ее больше никто не видел! Кроме ее супруга к даче вообще никто не подъезжал! Никаких подозрительных и иных шумов не было. Конечно же, это право обвиняемого ничего не говорить, ничего не показывать. Однако его молчание, не уведет следствие в сторону.

По залу пошел одобрительный людской гул. Все было против Алдана.

Прокурор:

Обвиняемый утверждает, что кухонный нож подбросил ему кто-то другой, истинный убийца. Однако на ноже только отпечатки подозреваемого гражданина Исмаилова А. Убийца, если бы таковой был, не стал бы проделывать долгий, опасный трюк. Зачем ему прятать нож? Вывозить тело, прятать его? Его могли обнаружить, его действиям могли помешать соседские собаки. Однако, собаки не лаяли, значит чужака не было.

Он после совершенного преступления, скрылся бы, оставил бы все на своих местах: и труп, и нож. Не понятен мотив мнимого убийцы, ничего из личных вещей, ценностей не тронуто. Убийство ради убийства? Ключ от дачи был только у обвиняемого, дубликаты находились в сейфе на работе. Никто другой не мог проникнуть на дачу, ворота были заперты. Так кто же этот убийца? Кто совершил преступление? Убийца и есть сам гражданин Исмаилов Алдан Аскарович.

По аудитории прошла волна негодования.

* * *

Сказать, что все эти годы Алдан понимал Аиду, или Аида понимала его, ничего не сказать. Со стороны все было благопристойно. В этом браке Алдана больше держал сын, он был благодарен ей за него. Аиду он вообще не мог прочувствовать, понять. Она сильно изменилась: внешне потучнела, внутренне истощилась.

– Ты меня никогда не любил и не полюбишь. Если хочешь, давай разойдемся, – будто зазубренное твердила она в моменты размолвок.

– Не надо так говорить, все у нас нормально, все наладится, найди себе занятие по душе, – отвечал ей Алдан.

Аида пыталась работать в школе, в училище, в институте, но нигде долго не задерживалась. Везде происходило одно и тоже: коллектив не тот, ее преследуют, ее не любят.

Атмосфера в доме накалялась. После долгих уговоров, бесед она успокаивалась. Для Алдана и Тимура это были всегда лучшие времена. Ее настроение не поддавалось прогнозу, иногда в минуты депрессии, она могла изречь «несусветное»:

– Если бы мы его не зачали, не мучилась бы так.

Свою жизнь она готова была сравнивать с каторгой. И виновниками этому были все.

Алдан понимал, что где-то она права. Прояви он стойкость той ночью, может, не было бы этих проблем. Однако она подарила ему сына. Этим он обязан ей. Иногда Алдан думал: «Может действительно, она не любила меня никогда, может в силу обстоятельств, ей нужен был только диплом, она не хотела заполучать меня. И забеременела не от желания, а случайно. У нее были свои планы на жизнь, свой парень – такая же натура, как она, свой круг, где она была бы понята и счастлива. Может, забрал я у нее это счастье. Счастье жизни, с ее колокольни, с ее мировоззрением и пирогами. Я живу той жизнью, которую выбрал, которую хочу, понимаю. Она же обязана жить по моим правилам, по моим понятиям и традициям. Может, ей претит такое положение вещей, эти заумные разговоры и рассуждения, этот этикет и правила, она действительно не знает, как в этой среде вести себя, не ее это среда».

Алдан в своих рассуждениях был прав, он почувствовал это сразу же после свадьбы – они были разными друг для друга людьми. Они представляли противоположные состояния. Он пытался подарить ей мир, к которому она не принадлежала, мир, к которому она никак не могла приобщиться, он был ей чужд.

Алдан, как человек мудрый, смог приспособиться под нее. Она же с годами все больше отдалялась от него. Аида перепробовала все – ходила к гадалкам, читала разную чушь, верила в переселение душ, общалась с религиозными сектантами, неказистыми бабками – повитухами и прочими необразованными людьми. Там, среди них она чувствовала себя комфортно. Алдан понимал, что ей с ними интереснее, чем с ним, она чувствовала с ними себя более комфортно.

Он не выказывал пренебрежения к ее предрассудкам, однако, во время вечерних чаепитий мягко, непринужденно пытался вразумить жену.

Аида чаще и чаще выказывала недовольство своей жизнью. Алдан старался избегать семейных ссор, семейных перепалок.

«Пути Господни неисповедимы».

Алдан жил своей жизнью, Аида своей. Его не покидали боль, чувство утраты и тоски по Анелии. Где она сейчас? Что с ней? Жива ли она? – Он не знал ответа. Он чувствовал за собой вину – зачем он оставил ее одну, беспомощную и слабую? Зачем? Чтобы окончательно не сойти с ума, он погрузился в работу.

Аида переживала – она не получала от мужа так необходимой ей мужской ласки, тепла и заботы.

Алдану же казалось, что в семье все благополучно, имеется постоянный, растущий материальный достаток. Однако, увы, этого мало для семейного счастья. Он сам отдалял от себя Аиду. И это была невидимая, неосознаваемая им ошибка.

Аида в первые годы была счастлива. Алдан бережно ухаживал за ней во время беременности, рождения ребенка. Первые пять – шесть лет были самыми счастливыми в ее жизни. Тимур пошел в школу. Теперь, казалось, у них будет больше свободного времени для совместных путешествий, для любви, для общих увлечений. Однако Алдан все больше погружался в свои дела и заботы. Придя домой, поужинав и уделив Аиде незначительное время, он запирался в своем кабинете.

– Алдан, когда закончишь работать – пойдем, прогуляемся, сходим в кино, в гости.

– Да, дорогая, обязательно сходим, но не сегодня.

Алдан никогда не говорил слова «нет», однако был плохим мужем и все делал, в конечном счете, по-своему.

Аида нервничала, не спала по ночам. Алдана раздражало такое поведение жены. Он выговаривал:

– Аида, дорогая, чего тебе не хватает? Все живы, здоровы. Никто не болеет. Займись чем-нибудь, найди себе занятие по душе. Пойми, мне действительно некогда. Сходи к подругам, сходи с ними в кино, в театр.

– Нет, Алдан, они все с мужьями ходят в кино. Все с мужьями ездят по гостям. Один ты у меня такой занятой.

После каждого подобного объяснения с мужем Аида получала на какое-то время долгожданное внимание. Но, в конце концов, она перестала упрекать мужа, выговаривать ему свои обиды.

– Зачем я ему мешаю? Дура, я дура! Не любит он меня! Это видно невооруженным глазом. Это же и так понятно– сама женила его на себе, вот теперь и мучаюсь. Терпи теперь, терпи.

Она не могла занять себя чем-либо, так как навыки выживания, инстинкт самосохранения напрочь покинули ее. Она снова в который раз устраивалась на работу – но так как до этого нигде она толком не работала, и у нее не было ни профессиональных навыков, опыта, ни элементарной дисциплины, она не задержалась на новой работе.

Последнее увольнение подействовало на нее удручающе. Аида стала чувствовать себя ущербной, очень переживала, нервничала, впала в сильную депрессию. Алдану удалось на какое-то время успокоить ее, вывести из этого состояния. Любовь к мужу, чувства к нему остыли. К работе Аида так и не приобщилась.

Неожиданно для всех единственным утешением и спасением для Аиды стала их загородная дача. Аида не любила зиму, но как только наступала весна, она оживала, расцветала, уезжала за город, чтобы проводить все свое свободное время на дачном участке. Здесь она почувствовала себя морально удовлетворенной, потребной в жизни. Алдан был рад – жена была чем-то занята, тоска и безысходность оставили ее.

Подходя к дому в один из зимних дней, вернувшись из командировки за полночь, он обнаружил горящий свет в окнах своего рабочего кабинета. Обычно, кроме него, ночью там никто не сиживал. Он позвонил в дверь. Аида долго не подходила к двери. Затем дверь все же распахнулась. Он увидел жену и ужаснулся. Под зареванными глазами плавали большие мешки, волосы растрепаны, не расчесаны.

– Аида, – сказал настороженно Алдан, входя в квартиру, – все ли в порядке, что-то случилось!

Алдан старался говорить негромко, его охватила тревога за сына.

– Все нормально? Почему не спишь, вид неважный, растрепанный?

– Ты спрашиваешь у меня, что случилось? Почему не сплю? Ничего не случилось. – Пошли в кабинет, – решительным голосом проговорила Аида.

– Что-то с Тимуром, заболел? Отвечай! – с тревогой в голосе произнес Алдан. Он снял пальто, повесил его, затем последовал за ней.

Повсюду в кабинете – на кресле, на столе, на полу, везде лежали листки из его дневников, записей, писем Анелии.

«Я оставил открытым сейф», – успел сообразить Алдан.

В глубине сейфа он хранил свои бумаги, память о не проходящей боли – письма Анелии, свои дневники – все самое сокровенное. Это был его мир, он прятал его! Прятал от себя, скрывал от Аиды.

– Кто она? Я знала, что ты меня не любишь, не любил никогда! Скотина! Козел! – Аида была расположена к ссоре, она к ней готовилась.

– Кто она, твоя любовница? Ты с ней встречаешься, ты с ней живешь? Спишь! Спишь, да! Скотина!

– Ух, – отошло от сердца у Алдана, он был рад, что это письма, он перепугался за Тимура.

– Ну, ты меня напугала! – пробурчал, успокаиваясь, Алдан, – я уже думал, что что-то случилось!

– Уж лучше бы случилось! Уж лучше бы меня переехала машина.

– Хватит, не шуми, не говори глупостей. Тимура разбудишь, – пытался урезонить Аиду и поменять тему разговора Алдан.

– Кто она? Что за шлюха? – агрессивно продолжила Аида.

– Аида, дорогая, это старые, старые письма. Это было давным-давно. Я так понял, ты все прочла. Да, я любил ее когда-то. Но, как видишь, женился на тебе. Не стоит тебе из-за этой писанины расстраиваться. Аида, успокойся, ничего здесь страшного нет. Повторяю, это всего лишь письма – давние, давние.

Алдан подошел к Аиде со спины, нежно обнял ее.

– Ну, здравствуй, что ли?

Аида не унималась:

– А почему ты не порвал, не уничтожил их?

– Зачем, это же просто письма. Это моя молодость. Аида, ну перестань.

– Нет, не перестану, ты соберешь их и при мне все сожжешь. Если ты хочешь, что бы я не ушла от тебя, то это сделаешь сейчас же. Если ты этого не сделаешь, ноги моей в твоем доме не будет. Я обещаю тебе, ты, ты…

– Аида, успо-о-кой-ся! – как можно спокойней и ласковей произнес Алдан, – не говори глупостей, пойдем спать, утро вечера мудренее.

– Выпусти меня, – Аида стала грубо вырываться.

Алдан разжал руки. Аида зло взглянула на Алдана.

– Ты испортил, исковеркал, скотина, всю мою жизнь! Ты порвешь эти письма, ты сожжешь их, если ты этого не сделаешь, я обещаю тебе, ты об этом сильно пожалеешь. Я испорчу тебе жизнь, тебе, козел паршивый!

– Замолчи, хватит, – вырвался хрипловатый рык, – замолчи, я сказал. Не говори глупостей.

– Я, глупая, я всю жизнь глупая, это ты меня сделал глупой и тупой. А теперь еще затыкаешь?

Вдруг в проеме дверей показался Тимур. Он все слышал. В глазах было волнение и переживание за родителей.

– Все молчим, идем спать, Аида! – произнес Алдан, подавив нахлынувшие было эмоции.

– Привет, Тимур, больше не будем ругаться, даю тебе честное слово. Что стоишь, иди ко мне.

Тимур подошел к отцу, он понял ситуацию. Ему было жаль мать, но отца он не винил.

Алдан поздоровался с Тимуром, обнял его.

– Иди спать, Тимур, спокойной ночи. Ты у меня большой джигит. Мы с мамой не поругались, не переживай, такое бывает в жизни, ты мне сам летом рассказывал, помнишь?

– Да, папа, помню, спокойной ночи! Мама! Спокойной ночи! Я вас обоих люблю, давайте ложитесь спать. Не ругайтесь, хорошо! – Тимур ушел в свою комнату.

Аида закрылась на кухне. Алдан собрал письма, тетради, все положил обратно в сейф. Не мог, не мог сжечь письма. Это все, что у него осталось в память об Анелии, об их чистой и большой любви.

* * *

Не удивляйся такому началу, но я сильно скучаю по тебе. Я привыкла, что ты всегда рядом. И вдруг тебя нет. Мне бывает в такие минуты страшно и одиноко. Однако я, твоя прелестница, держусь молодцом.

Пишу тебе письмо с археологической практики, с городища Актобе в Чуйской долине. У нас очень жарко и скучно. Все живут ожиданием скорейшего возвращения домой, хотя жить нам здесь еще до 21-го июля.

А как твои дела? Как новое место? Тебе, наверное, трудно?

Со скуки мы празднуем каждый день какой-либо праздник, например: 8 июля – мы справляем 8 марта, а 9 июля – 9 мая, День Победы, то есть, если сегодня у нас 10 – то День Милиции и т. д.

Копаем по прохладе, археологическая практика – чистая формальность, главное во время прийти и вовремя уйти с работы.

Сессию я сдала на одни "5". Археологию мы сдавали глухому Оразову, такой балдежный дядька, но ужасно привередливый. У нас многие у него получили тройки. Ты, наверное, его знаешь? Мы через дверь подсказывали друг другу, так как он глухой, это сделать было довольно легко. Все в основном засыпались на дополнительных вопросах, которых он задает, как минимум пять. Мы с ним весело поболтали, когда я отвечала, он мне рассказал о годах учебы в Москве, как еще студентом МГУ снимался в массовке фильма "Джамбул". Смешной такой, он принял меня за уйгурку. А узнав, что я русская и наполовину украинка, не поверил. Сессия пролетела так быстро.

Алдик, у меня появилась игрушка, ежик, а назвала я его Тепой, от слова "тепать" или топать. Я взяла его с собой на археологическую практику. Такой хорошенький, мягонький, курносенький, в зеленых туфельках. Это был мой подарок себе, когда получила стипендию. Все его так затискали, а мы с ним вместе спим, чтоб ночью было не страшно.

Я взяла с собой почитать книгу "Княжна Тараканова" Г.П. Данилевского, но даже не открыла ее. Мы спим, весь день с 12–00 до 17-00, а больше ничего не делаем.

Алдан, красивый ли город Черновцы? Как Украина, моя вторая Родина? Я никогда не была в Черновцах. Мечтаю попасть.

Я скучаю по тебе. Ладно, не буду расстраивать ни себя, ни тебя.

Люблю. Целую. Твоя Анелия.

* * *

А как обличал на суде Алдана его сосед по даче Григорий. Был Григорий среднего роста, волосы масляные, прилизанные. Тонкий почти писклявый голос. Лицо, как и волосы, было масляным, небольшое брюхо на животе.

– Я отчетливо слышал, как в тот вечер он издевался над супругой. Все соседи по даче и я, в том числе, сожалеем о том, что не вмешались в конфликт. Вмешайся мы тогда, не было бы этой трагедии. Товарищ судья, мы не уберегли эту замечательную женщину, мать. Надо признать, что я тоже несу ответственность за ее смерть. Мое малодушие, наше равнодушие, которое поразило все общество, – вина тому.

Судья прервал его:

– Говорите по существу, не надо аллегорий, какие еще подозрительные звуки вы слышали в этот вечер?

– Я точно утверждаю, я видел сквозь занавески их окна, как Алдеке избивал свою жену. Аида звала на помощь, она долго звала нас, были ясно слышны звуки ударов. Я не ожидал такого от Алдеке. Он долго бил, она звала на помощь, потом вдруг внезапно замолчала. Алдеке через некоторое время вышел во двор. Все смолкло. Я даже свет потушил. Затем минут через двадцать завелась машина. Алдеке копошился в доме, затем во дворе, в сарае. Я не мог разглядеть всего того, что происходило в его дворе, но была слышна какая то возня, шум, вроде что-то волокли, переносили. Затем кажется он, что то загрузил в машину. Товарищ судья, я не могу точно это утверждать. Но, то что он долго копошился у машины, двери дома то открывал, то захлопывал, ходил в сарай – я это подтверждаю…

Суд шел две недели. К концу процесса страсти накалились. В зале не было мест. Все приходили посмотреть на иуду-оборотня, академика-убийцу. Все пытались заглянуть в его глаза, глаза убийцы.

Из речи прокурора Асетова Мейрама:

– По счастливой или несчастливой случайности я оказался заядлым дачником. Более того, выясняю, что я был знаком не только с соседями, дающими показания в суде, но и с самой исчезнувшей, без вести пропавшей гражданкой Исмаиловой А. Однако, прокурор беспристрастное лицо в суде. Я представитель стороны обвинения, и не могу давать каких либо комментариев и оценок семейной жизни четы Исмаиловых. Однако, как сосед по даче я был невольным свидетелем скандалов этой семейной четы.

И все это доказывает суду правоту стороны обвинения, и нет ни одного факта в пользу защиты подозреваемого….

Прокурор:

– Чистосердечное раскаяние и признание облегчило бы участь обвиняемого и строгость наказания. Однако мы этого не видим, не слышим. Я взываю судей прибегнуть к высшей мере наказания и вынести обвиняемому смертный приговор.

Судья задал вопрос Алдану:

– Вы признаете себя виновным в совершении тяжких преступлений, а именно, по первому пункту обвинения, в убийстве гражданки Сибиряковой Анелии Михайловны.

Алдан посмотрел на судью. Во взгляде Алдана судья разглядел покаяние.

– Да, признаю, я повинен в ее гибели.

Судья:

– Вы отвечайте по существу заданного вопроса. Это вы убили гражданку Сибирякову Анелию Михайловну?

– Я вам ответил.

Судья:

– Вы отказываетесь отвечать по существу. Вы не хотите раскаяться в содеянном?

– Я повинен в гибели Анелии. Анелия, …, прости, если сможешь! – ему с трудом давались эти слова.

– Вы признаете себя виновным в совершении второго убийства?

– Нет, не признаю!

– Вы раскаиваетесь?

– Если его совершил кто-то другой, да, раскаиваюсь.

– Вы можете показать, где вы захоронили труп вашей жены? Где он находится? Я повторяю перед вынесением приговора, вы можете чистосердечно признаться. Суд учтет это. Все улики против вас. Больше никого в этот вечер, ночь, на следующий день после вас в доме не было. Глупо отпираться. Так вы, повторяю, можете показать нам это место?

– Я виноват перед Аидой в том, что поднял руку на нее. Я не убивал ее. Я отказываюсь отвечать на оставшиеся вопросы.

Судья:

– Вы имеете на это право. Право на молчание. Подсудимый Исмаилов А.А., ваше последнее слово.

– Пусть простят мои поступки Анелия и Аида. Я не должен был оставлять их. Я не прошу у Вас, судей, помилования. Пусть будет так, как вы решите, как решит ваша совесть. Моя же совесть, чиста – последние слова Алдан произнес очень искренне. Что ему уготовила судьба, он не знал. Он не боялся потерять жизнь, испытал страх за сына.

Из дневника Алдана

Человек ко всему привыкает, привык и я. К сырости, холоду, долгим сибирским ночам, коротким сибирским дням. К угрюмой, постылой обыденности.

"Встать, суд идет", – со мной ли это произошло? Все произошло быстро и непонятно. Одно обстоятельство трагичнее другого, одна весть страшнее другой. Трагическое стечение обстоятельств? Рок? Что случилось с Аидой? Неужели эта страшная тайна так и не будет раскрыта. Кто стоит за преступлением?

Аида? Странная она все же была, со своими странными убеждениями. Да, я чувствовал, что теряю ее, она удалялась все дальше и дальше. И чем ближе я хотел ее приблизить, тем дальше она отстранялась, удалялась. Чем больше желал ее понять, тем меньше это получалось. Почему?

Почему я приносил ей только боль и страдания? Или она не способна была жить в радости? Неужели я способен приносить людям только боль, страдания и непонимание? Странная она или все же я? Не могу понять. Остались лишь одни вопросы.

Мне казалось, что она любила меня. И я полюбил ее, нет, скорее привык к ней.

Как мило она улыбалась на первых встречах, в первые годы супружеской жизни. Ее улыбка была искренней. Виноват я, вина моя в том, что не отвечал ей взаимностью. Прости, прости меня за это, Аида, прости, господь бог.

Все должно было бы быть искренне, взаимно.

Не хочу верить, что случилось с ней что-то страшное, непоправимое. Не хочу!

* * *

Суд удалился из зала для принятия окончательного приговора.

От него отвернулись все – и Роза, и Люда, и Марат. Что он мог им сказать в свое оправдание, как он мог оправдываться в несовершенном преступлении?

Прокурор потребовал высшей меры наказания. Требовали это все. Одни повторяли слова его жены – Иуда, другие говорили – гнусный убийца, перерожденец, а кто и просто плевал в его сторону. Многим нравилось это действие, сработал стадный рефлекс. В душе они злорадствовали, вот он, академик, светило – в клетке, а как маскировался, убийца.

Суд приговорил Исмаилова А.А. к пятнадцати годам лишения свободы с отбыванием наказания в колонии строгого режима. Зал был в негодовании. Антон сквозь слезы сдерживал радость. Униженный, оклеветанный и проклятый людской молвой, непонятый и поруганный Алдан этапируется в Сибирь.

– В очередной раз Всевышний решил испытать меня. Так дай мне силы выдержать эти испытания. Один ты свидетель моих страданий, моей невиновности. Антон, спасибо тебе за все, – сказал, прощаясь с Антоном, Алдан.

– За сына не переживай, Алдан, он будет жить у меня. Да поможет нам Создатель.

10

Незаметно наступило лето. Тимур отбыл в пионерский лагерь. Аида почти безвыходно находилась на даче. К вечеру на своей машине Алдан подъехал к даче. Разгрузил привезенные продукты, занес их в дом. Часть разложил в холодильнике, часть по полкам шкафа.

Вышел во двор, Аида с тяпкой в руках ковырялась в огороде. Все это время она даже не взглянула на мужа. Алдан обошел дачный участок.

– Здравствуй, Аида! – сказал Алдан.

В ответ тишина.

"Снова не в духе", – подметил он.

На соседних дачных участках были видны фигуры отдыхающих. Сосед слева поприветствовал Алдана.

– Здравствуй, Алдеке, как поживаешь?

– Здравствуйте, Заке, спасибо, хорошо! – ответил Алдан соседу.

– Хороший урожай картофеля будет на этот год! – продолжил сосед.

– Да, конечно же, – ответил Алдан.

Алдан подошел к беседке, сел на скамейку, всей грудью вдохнул свежего дачного воздуха.

Аида закончила свою работу, отряхнула об землю тяпку, прислонила ее к яблоне. Прошла мимо беседки, зашла в дом.

Алдану необходимо было вернуться в город, возникли обстоятельства. Алдан зашел вслед за Аидой в дом.

– Аида, как идут дела? Я слышал хороший урожай картофеля получим!

– Да как-нибудь без тебя управимся, без твоих советов, – отрезала Аида.

Алдан не стал перечить жене.

– Аида, мне нужно снова вернуться в город. Необходимо встретить друга, он прилетает ночью. Завтра с ночевкой приеду.

– Катись куда хочешь!

– Зачем ты грубишь, Аида?!

– Кто грубит, я грублю?… Так я же глупая, мне можно. Это ты у нас такой умный и культурный!

Выдержав паузу, Аида продолжила монолог, но уже агрессивнее.

– Друзья, друзья, работа, – тебе это важнее, чем я, мы с тобой практически не видимся, вот и сейчас, не успев приехать, ты снова куда-то уезжаешь?

– Аида, я же тебе объяснил. Так надо! Ну, хорошо, как встречу, размещу, так сразу и приеду.

– Если ты сейчас уедешь, то можешь больше не приезжать, катись ко всем чертям, понял! – ее голос перешел в крик. Она будто бы наслаждалась этими воплями.

– Не кричи, услышат соседи! Да, что с тобой случилось, Аида, успокойся!

– Не кричи, говоришь, соседи. Ах, какой ангелочек скромненький, чудненький, пушистенький. Пусть слышат! – не унималась Аида.

– Ты всю кровь мне попил, все жилы вытянул, интеллигент паршивый. А теперь вот помолчи. Ни хрена тебе, не помолчу – и показала мужу дулю.

– Замолчи, я тебе сказал, – как можно тише произнес Алдан, – ладно, я ночью подъеду, я поехал.

Алдан направился к выходу.

Аида, неожиданно для Алдана, загородила выход.

– А никуда ты не поедешь, что уставился, козел паршивый.

– Да что с тобой, Аида, выпусти.

– А вот хрен я тебя выпущу.

В ругани, вряд ли кто мог превзойти ее. Казалось, это было ее призванием.

Алдан попытался отодвинуть ее. Однако она уверенно заняла оборону.

– Не поедешь ты никуда, ясно, только через мой труп!

– Хватит, я сказал, – раздраженно заговорил Алдан.

– А не боюсь я тебя, что, что сделаешь?! Бить меня будешь?! Ну, бей, бей! Что не мужик, не мужик что ли?!

Алдан оторвал ее от двери и вышел во двор. Аида кинулась за ним вслед. Попыталась вцепиться в волосы, однако короткие волосы мужа не дали этого сделать. Тогда от злости, что есть мочи, она стала бить Алдана по спине.

– Скотина, скотина, сукин сын, – не унималась Аида, оскорбления продолжались сыпаться в адрес Алдана.

Алдан повернулся к Аиде, она стала беспорядочно махать руками, пытаясь нанести удар по лицу. Алдан только и делал, что успевал уворачиваться от ударов.

– Скотина, ах ты, сукин сын, – осыпала его бранью Аида.

Женщина в гневе не предсказуема, ей этого показалось мало, она ухватилась за рубашку Алдана, дернула, пуговицы не выдержали, разлетелись, показалась майка.

Алдан перехватил ее руки. Она стала бить ногами, он развернул ее спиной, прижал к себе, приподнял и понес в дом.

– Уймись, угомонись, – перешел он на повышенный тон.

Она прокусила ему руку. Пошла кровь, Алдан выпустил ее. Аида в прыжке развернулась, кинулась на него, желая ногтями разодрать его лицо. Она почувствовала вкус долгожданной победы, она унизила его, унизила перед всеми соседями. Все эти долгие годы он унижал ее. А вот ее, долгожданный миг победы.

Алдан не стал уклоняться, сработал инстинкт самозащиты, его ладонь нанесла сокрушительную пощечину по разгневанной физиономии. Аида изо всех сил заголосила:

– Спасите, убивают, люди, убивают!

– Закрой рот, замолчи, – крикнул Алдан.

Аида не унималась. Она отбежала от него.

– Я не боюсь, не боюсь тебя!!! Скотина, безмозглый осел!

Затем снова кинулась на него. Алдан нанес несколько оплеух. С носа Аиды брызнула кровь. Она перестала кричать, подошла к дивану, упала на него и стала рыдать. Сквозь слезы она произнесла:

– Ты пожалеешь, ты горько пожалеешь об этом! – Алдану стало не по себе, на душе был грязный осадок. Он вышел во двор.

– Что за кошмарный вечер! – выкрикнул Алдан.

– Что с ней стряслось? Откуда в ней столько ненависти в словах и в поступках? – Как бы оправдываясь перед собой и перед соседями, закончил вслух свои мысли Алдан.

Аида перестала рыдать. Ему было жаль ее. Он осознал безысходность жизненной ситуации, безысходность для нее и для себя.

Алдан зашел в дом, она лежала в том же положении, было слышно ее непрерывное дыхание и всхлипывания.

Алдан переждал еще минут пятнадцать, вышел во двор, прошелся по двору, машинально, неосознанно для себя вошел в сарай. Ему необходимо было время, чтобы успокоиться….

Стояла тихая летняя ночь, невольными свидетелями ссоры оказались не только соседи по даче, но и вся округа.

* * *

Студенческий вечер. Танцы. Играет духовой оркестр. У Анелии было романтическое настроение, накануне она получила письмо от Алдана. К ней подошел парень, пригласил на вальс.

– Как Вас зовут? – эти простые слова незнакомец еле выдавил из себя. Было видно, как он волнуется. Кавалер был среднего роста, немного полноват, желтоват.

«Интеллигент, отличник, – подметила Анелия. – Утиный нос, глазки хитрюсенькие».

– А-лю-ля, – весело ответила она.

– Неужто серьезно, – удивился незнакомец.

– Да, серьезно, А-лю-ля, – ответила Анелия.

А про себя продолжала делать выводы: "Да и к тому же, зануда".

Анелия представила Алдана, ее лицо озарила улыбка, мысленно предназначавшаяся Алдану, нежели этому незнакомцу.

– А меня Мейрам, – сказал он.

– Мейрам с казахского переводится как праздник?

– Да, праздник, А-ля-ля.

"Как-то невыразительно и незвучно произнес алданово творение – не "А-ля-ля", а "А-лю-лия". Зачем я ему так представилась? Он исковеркал мое прозвище. Нет, только Алдик имеет право произносить и называть меня так – "А-лю-лия", – спохватилась Анелия.

– Праздник, а, праздник, меня зовут Анелия. А-не-лия. Ты извини, пожалуйста. Но А-лю-лией больше не называй. Хорошо?!

– Хорошо, хорошо! Буду величать Анелией.

«Нет, в подметки он не годится Алдану, – сделала окончательный вывод Анелия. – И зачем я согласилась выйти на танец. Скучный, неинтересный, и, кажется, неискренний».

– Анелия, у тебя есть парень?

– Конечно же, есть! – молниеносно ответила Анелия. – Это он называет меня Алюлией, А-лю-ля. Расшифровываю – А – А нелия лю – Лю бит ля – коро ля . Король – мой парень. В общем, Мейрам, я люблю короля!

Анелия окунулась в созерцание, ее мысли были целиком посвящены Алдану. Глаза ее искрились, сияли. Она не смогла скрыть внезапно возникших чувств.

Мейраму же показалось, что это он источник девичьего вдохновения, оживления. Он приободрился, воспрянул духом.

«Она божественна красива».

– Анелия, ты неплохо танцуешь, чувствуешь ритм, – увереннее заговорил Мейрам.

– Ты так думаешь?

– Да, да, Анелия. Ты такая обаятельная.

Он продолжил свой лепет, но Анелия не слышала его, в мыслях она давно была рядом с Алданом, вспомнила его последнее письмо.

– Можно я буду твоим другом? – прибегнул к хитрости Мейрам.

– А почему бы не забыть меня? – без утайки, ответила Анелия, решив прекратить дальнейшее знакомство.

– Анелия, не торопись с ответом, не говори так, ну прошу, прошу тебя, – затараторил Мейрам.

– Ну, хорошо, но знай, я не люблю зануд.

– А, кто тебе сказал, что я зануда?

– Да, нет, никто, – Анелии захотелось побыстрей избавиться от назойливого кавалера, но присущая обходительность и такт не позволили ей обойтись с ним грубо.

– Нет, я не зануда, я очень буду тебе интересным, приятным другом. Вот увидишь Анелия, ты во мне не разочаруешься.

– Да, Мейрам, быть может.

– Нет, нет, – не унимался Мейрам, – просто я необычайно взволнован. Я, как маленький мальчик, распереживался.

Он говорил что-то еще. Анелия приняла равнодушный, скучный вид. Однако настырный зануда и не думал отступать.

К ним подошли подруги Анелии.

– Мейрам, знакомься, мои подруги – Роза, Даша, Гуля, Гульдана, Люда, – стала знакомить с подругами Анелия.

– Мейрам, а у тебя есть девушка? – с ходу пропела Людмила.

– Если честно, то нет, – ответил Мейрам. Лука сидевший в нем, заставил его покраснеть.

– Да, все вы так говорите "Нету, нету", – не унималась Людмила.

– Нет, серьезно, нет девушки!

– Да, дай-то бог, – сказала Людмила, – ты мне сразу приглянулся, парень! Я свободна, абсолютно свободна. Я всю жизнь мечтала о таком парне как ты. Следующий танец за мной. Хорошо! Я думаю, вы не откажете, такой обаятельной даме, сударь!

– Конечно же, конечно же, нет – пробубнил Мейрам.

– Людка, – кончай издеваться над парнем, не видишь, он по уши втюрился в Анельку! – весело подшутила Мира.

– В Анельку? Эй, парень, держись подальше от нее! Она занята! У нее есть парень. Да не просто парень, а целый Чемпион! По боксу! Так, что выбери лучше меня, – сказала Людмила и расхохоталась. – Не пожалеешь!

Духовой оркестр заиграл мелодию "Брызги шампанского". Людмила взяла за руку Мейрама и уволокла на танцплощадку.

– Большой зануда! – сказала Анелия подругам – А, может, и не зануда.

– Людка из него все занудство выбьет, быстро выбьет, – сказала Роза.

– Не всем кавалеры как Алдан выпадают, – с легкой девичьей досадой в голосе произнесла Мира, – кому-то и зануда, как манна небесная.

– Да, Мира права, – ответила Анелия, – счастлива я, девчонки, не скрою!

* * *

Скромный зануда Мейрам стал активно приходить в общежитие и посещать девичьи гнезда. Анелия, Роза, Люда жили в одной комнате, в соседней комнате – Мира, Дарья, Гуля. Он злил, раздражал Анелию, но после слов Миры "Кому и зануда, как манна небесная" Анелия не выказывала недовольств Мейрамом.

"Может и сведет его судьба с кем-либо из подруг. Все может быть. Зачем мешать?" – успокоила себя Анелия. Он засыпал девчонок вниманием, подарками: сладости, пряности, фрукты, лимонад, шампанское.

Мейрам был сыном влиятельного чиновника. Деньги у него водились всегда, он не зарабатывал их, поэтому и не знал им цену.

Учился он на юридическом факультете университета. Девчонки привыкли к нему. "Ходит и ходит себе, никому не помеха", – говорили они после очередного угощения или похода в кино, где все расходы брал на себя Мейрам.

– Пришел Мейрам, – говорила Людмила, – значит, грядет праздник. Ура, девчонки! Гуляем!

«Я буду ждать твоей руки и сердца ровно столько, сколько ты пожелаешь, Анелия! – признался ей Мейрам в одной из поздравительных открыток. – Я люблю тебя, обижайся ты на это или не обижайся! Ничего с этим своим чувством поделать не могу. Я люблю тебя, Анелия. Я белой завистью завидую Алдану! Он самый счастливый мужчина на земле. Но я его не боюсь! Ради тебя, Анелия, я готов на все. Прости меня, твой Мейрам – Праздник. С Праздником тебя, Анелия! С 8 марта! Не отвергай меня! Прошу тебя! Не отвергай! Мейрам. Март, 1962 год.»

Впервые в жизни Анелия не смогла побороть в себе чувство злости. "Какая наглость", – думала Анелия. И когда в очередной раз появился Мейрам, она вызвала его тет-а-тет.

– Мейрам, ты знаешь, я люблю другого! Ты, понимаешь, мы любим друг друга! Я и Алдан.

– Да, я знаю, но мне безразличен твой Алдан, я люблю тебя! Понимаешь, я люблю тебя! – перебил ее Мейрам.

Анелию прорвало:

– Ты мне противен. Все мне в тебе не нравится– лощеный вид, ехидный смех, наглое поведение, подкуп сладостями внимания моих подруг, все, все противно, и низко с твоей стороны! Мейрам, такими поступками, этими выходками ты никогда никого не покоришь! Ты мне не нравишься. Ты понял!

Мейрам спокойно проглотил услышанное, он не изменился в лице, было видно, что он готов был к такому обороту, готов был к худшей реакции со стороны Анелии.

– Да, я виноват, я чувствую, что мерзок тебе, я чувствую, что я делаю все как-то неправильно, не так. Я знаю, что ты меня не любишь, где-то презираешь. Не знаю, полюбишь ли? Но, Анелия, ничего я с собой поделать не могу! Ты знаешь, Анелия, даже самый последний грешник имеет право на жизнь, имеет право на любовь! Не думаю, что на этой земле, я последний грешник и злодей. И я люблю тебя, Анелия, прошу, выслушай меня до конца. Я люблю тебя, это мое право, ты не можешь мне запретить любить тебя. Ты не даешь мне надежды и возможности любить тебя по большому, романтично, красиво! Не даешь возможности проявить себя. Я болею тобой, я не сплю, я забыл покой. Я теряю рассудок. Я борюсь с собой, но ничего не выходит, не получается. Я ненавижу Алдана. Извини, я готов убить, убить его. Да, да, убить!

– Не говори глупостей, замолчи, Мейрам, замолчи! Не говори больше ничего. Если ты меня любишь, то ты возьмешь сейчас себя в руки, и больше не будешь преследовать меня. Иди, я прошу тебя, оставь меня!

– Анелия, я исполню все, все, что ты попросишь, но разреши приходить хотя бы к твоим подругам, я не буду больше совершать глупостей, писать признания в любви. Разреши просто изредка смотреть на тебя, иногда видеть тебя.

– Нет, Мейрам, прошу тебя, не надо! Не приходи больше в общежитие. Не приходи!

Анелия развернулась и пошла в комнату. Девчонки, получившие от Мейрама в дар очередной пирог, конфеты, лимонад, ничего не успели сообразить.

– Что случилось, Анелия, ты такая бледная. Ты, что повздорила с Мейрамом? – спросила Мира.

– Да, повздорила, и не хочу его видеть!

– Ну, это ты не хочешь видеть его, – ответила Мира, – а мы причем? Ты не обижайся, а я пойду позову его, я хочу его видеть и общаться с ним!

– Не делай этого, прошу!

– "Не делай, не зови"! Хватит, красавица, не одна ты здесь! – Мира вышла. Через некоторое время зашла обратно.

– Он ушел, не стал ничего слушать. Просто ушел, дождалась своего, красавица! Выгнала его и сидит!..

– Анелия, Мира, не ругайтесь, пойдемте лучше чаевать. Ушел, не ушел, какая разница? – сказала Роза.

После некоторой паузы первой решила разрядить обстановку Мира:

– Извини, Анелия, погорячилась, – улыбаясь, сказала она, – жалко стало мне парня. А вообще, на то он и мужик, чтобы терпеть от нас, девчонок, разные неприятности.

– Да, Мира, на то он и мужик, – успокоившимся голосом ответила Анелия. – Вы пейте чай с пирогами. А я его пироги есть не буду.

– Да брось ты, Анелька, пойдем, такой вкусный пирог.

– Нет, нет, спасибо! Не хочется.

* * *

Алдан все же решил ехать в город в аэропорт, встречать друга.

По дороге у него спустился баллон. Запасное колесо тоже было спущено, оно лопнуло по дороге на дачу. "Что за денек, выпал мне сегодня!" – разговаривал с собой Алдан. Ночью все машины проносились мимо, никто не останавливал Алдану. Степь, темнота, растрепанный вид не внушали проезжавшим водителям доверия.

Алдан не встретил товарища в аэропорту. До утра он проторчал у машины. На рассвете ему остановился дряхлый "Москвич". На нем добрался в город, вулканизация была закрыта. И только к одиннадцати часам утра он вернулся к машине.

Приехал в город, в квартиру, сбросил с себя порванную рубашку, принял ванную, побрился. К обеду нашел московского коллегу. Весь день у Алдана было плохое настроение, его московский коллега Василий Степанович сразу обратил на это внимание.

– Что-то ты, Алдан Аскарович, сегодня сам не свой, не похоже это на тебя, что-то случилось, батенька! Не приболел кто?

– Василь Степанович, всю ночь простоял на дороге, кого хочешь, выбьет это из колеи. Да к тому же и глаз не сомкнул, – оправдался, как мог, Алдан.

– Это вы, извините меня, голубчик, это я вам все расстройства и неудобства привнес.

«Да, – подумал в душе Алдан, – Василь Степанович прав, не было бы его приезда, не было бы и этой ругани на даче».

Вечером они отужинали в ресторане.

Алдан решил не возвращаться на дачу. Решил ехать на другой день: – "Утро вечера мудренее, да и дам время утихомириться Аиде".

Из дневника Алдана

Сегодня на душе у меня, как на большой помойке – грязно, неуютно, мерзко!

Почему все так получилось? Неужели должно все плохо кончиться? Один из студентов, отвечая в анкете на вопрос: "Как вы понимаете, слова "Семейные обязанности без любви"?", ответил:

– Семейные обязанности без любви – это когда оба мучаются, мучают друг друга, и из этого редко что-либо хорошее получается.

Я тогда не обратил на это внимание, думал, так себе – юношеские мысли, что этот юноша может знать? Оказалось, нет. Это чуть ли не истина! Нам надо больше не видеться, нам необходимо расстаться. Все к этому идет, вернее это уже так. Но я не хочу такого исхода, не хочу и все. Ответ этому – наш сын.

Я виноват в большей мере, я идиот, я подлец, я самый и самый… последний подонок!

Я причинил ей боль, я позволил распустить себе руки, я унизил ее. Своим поведением я опустился в ее глазах. Не знаю, как все это вышло. Я не узнал самого себя. Неужели я способен только на такие чувства? Странная она? Это ее парадокс, ее тайна.

Любила ли она меня? Вот, что мне не дает покоя. Относится ли сейчас она ко мне, так же как и я.

Нет, она не любила меня. Видимо, я ей когда-то нравился, но оказалось этого мало. Я не уберег ее чувств. Я любил только сына, себя, да свою работу. Я эгоист! Смогу ли я без нее?

А иногда мне кажется, что ей нужен был повод.

Повод она нашла. Она давно не питает теплых чувств ко мне. Она нашла повод, и мы разругались очень и очень некрасиво!

Я не хотел сделать ей больно. Но я сделал это. Я не хотел ее унизить, но я унизил ее.

А что она? Простит ли она мне это? Как она смотрела на меня. Это были не ее глаза. Сколько злости, ярости, гнева. Откуда? Что дальше? Что дальше?

А пока я подавлен, растерян. Я проиграл семейные отношения, я проиграл эту партию. Я не любил ее. И это мне возвернулось с лихвой. Думал, все наладится само по себе, все будет нормально. А что вышло? Она была готова убить меня, нет, конечно, не убить, но так не смотрят.

Странная женщина? Странный взгляд? Что будет с сыном? Не хочу даже думать. Возможно, ссора забудется. Я ей все прощу!!!

Простит ли она меня?

Сегодня на душе как на большой помойке – грязно, неуютно, мерзко.

Ложись спать, Алдан. Утро вечера мудренее.

Алдан. 1979 год.

Алдан проводил московского приятеля. К трем часам дня приехал на дачу. Валялась побитая посуда, стекла от бутылок. Аиду он не обнаружил.

Прождал до вечера, расспросил соседей, не видели ли они супругу. Оказалось, что никто ее после той ссоры, после той ночи не видел. Он прошелся по дачным участкам, заглянул во все арыки и овраги. Аиды не было.

Вернулся в город, обзвонил друзей, подруг Аиды, но ни к кому она не звонила, не приходила. Ночью вместе с Антоном они продолжили поиски, но безрезультатно.

Утром другого дня они заехали на дачу. На даче она не появилась. Поехали к сыну в пионерский лагерь в надежде встретить ее там или получить какие-либо вести о ней. Однако Тимур, не подозревавший о пропаже матери, сказал, что мамы не было.

Алдан с Антоном вернулись в город. Он позвонил к ее родным в Петропавловск, справился об их здоровье, самочувствии, поинтересовался о дочери, однако, там тоже о ней ничего не знали.

– Алдан, не везет тебе с бабами, – в сердцах произнес Антон, – куда – то бегут они от тебя, пропадают!

Алдану нечего было ответить другу, только и произнес:

– Да не говори, Антон, какой-то кошмар.

Алдан поведал другу о последней ссоре. Антон понимал, сочувствовал. Оба понимали, не время рассуждать, необходимо найти Аиду. Оба переживали за нее.

– Не надо было в таком состоянии оставлять ее, – сказал Антон.

– Да, понимаю, Антон, виноват. Сам чую неладное. Боюсь даже думать. Не натворила бы глупость. Поставили в известность милицию. Прошло три дня, вестей не было.

За эти дни Алдан с Антоном вместе с капитаном милиции Сериковым объездили все больницы, морги. Милиция опросила соседей по даче, друзей Алдана.

В институте быстро узнали о происшедшем. Еще бы, проректор, большая семейная ссора, пропала супруга. Кто сочувствовал, искренне старался поддержать товарища, кто злословил. На четвертый день к розыску присоединился следователь из прокуратуры. К вечеру он допросил заявителя. Следователь прокуратуры повторно произвел осмотр дачи. При осмотре в сарае, под инструментами, был найден кухонный нож, завернутый в тряпье, со следами запекшейся крови.

Произошло то, чего никто не ожидал. В шоке были все. Алдана охватил холодный пот, дыхание распирало, он не мог поверить своим глазам. Следователь прокуратуры, в присутствии понятых, задал вопрос Алдану:

– Вам знаком этот нож?

– Да, – кое-как выдавил из себя Алдан. – Это кухонный нож, он был в доме.

Алдан не узнал свой голос.

– Как он попал сюда, вы знаете? – задал вопрос следователь, буравя взглядом Алдана.

– Вы, что, хотите сказать, – пауза, Алдан не верил происходящему, – я его сюда спрятал.

– Я пока ничего не хочу сказать. Я только задаю вам вопрос.

Здесь в разговор вмешался капитан милиции Сериков.

– Ага [5] , у кого еще могли быть ключи от ворот дачи, кроме вас?

– Ключи, – повторил Алдан, – ключи?… Запасные в сейфе на работе, а эти всегда со мной в связке, а еще одни были у Аиды.

* * *

Вечером следующего дня Алдан был взят под стражу. Было открыто уголовное дело, ему было предъявлено обвинение по подозрению в убийстве. Новое обстоятельство всколыхнуло умы и души обывателей. Что творилось, все только об этом и говорили. «Убил, зарезал свою жену! Академик – убийца».

Следствие установило следующие факты:

– На теле задержанного, на правой руке, близ локтя имеются телесные повреждения, в виде небольшого овала. По словам задержанного ранение было получено от супруги, укус от зубов, в результате произошедшей в этот вечер ссоры.

– Ткань, в который завернут кухонный нож, был оторван от халата гр. Исмаиловой А. – супруги задержанного гражданина Исмаилова А. В этом халате, в этот день, ее видели допрошенные соседи.

– Соседи утверждают, что слышали шум, крики. Крики, призывающие о помощи. Отчетливо были слышны слова: «Помогите, убивают!»

– На месте ссоры супругов, в комнате отдыха, обнаружена кровь на следующих предметах и вещах: на диване, ковре, деревянном полу.

– В квартире задержанного Исмаилова А. обнаружена рубашка белого цвета с пятнами крови.

– У задержанного гражданина Исмаилова отсутствует алиби, никто не может подтвердить, где он находился после отъезда с дачи, после происшедшего инцидента с супругой, приблизительно с 23–00 часов вечера 12 июня 1979 года до 9 часов утра – 13 июня.

Экспертиза установила:

– Кровь на лезвии кухонного ножа, принадлежит гражданке Исмаиловой А.Б., супруге задержанного.

– Отпечатки пальцев, обнаруженные на рукоятке ножа, принадлежит задержанному гражданину Исмаилову А.

– Рубашка принадлежит задержанному гражданину Исмаилову А.

– Пятна крови на ней принадлежат супруге задержанного, другие пятна крови принадлежат задержанному гражданину Исмаилову А.

* * *

Алдан не верил происходящему, все факты были против него. Сын тоже отказывался верить. Он считал, что мама обязательно найдется, и отца отпустят. Тимур не верил, что отец мог пойти на такой шаг. Тимур переехал жить в дом Антона. Антон ограждал его от разговоров и пересудов. Поиски Аиды продолжались, но ни она сама, ни ее тело не были найдены. Были допрошены соседи по даче, соседи по квартире, друзья, коллеги – все, кто знал Алдана и Аиду. Следователей интересовало, были ли ссоры раньше, их взаимоотношения, буквально все – все о семейной жизни, работе, быте и прочем.

Подруги Аиды давали следствию разноречивые показания, но все они были не в пользу Алдана. С их слов следователи установили следующую картину: гражданин Исмаилов А. – погубил жизнь супруги, она постоянно испытывала мучения и страдания. Супруг все эти годы издевался морально ….

Был вызван и опрошен московский друг Василий Степанович. В своих показаниях он написал, что не верит версии об убийстве. О ссоре Алдан ему ничего не поведал. Однако отметил, что Алдан был чем-то встревожен, подавлен, таким он его никогда не видел. На вопрос Василия Степановича: «Почему он так выглядит?», Алдан ответил: «Всю ночь простоял у машины, от этого и такое настроение».

Василий Степанович написал следствию всю правду и только правду. По-другому он не мог.

Через некоторое время приехал следователь из Москвы. Он еще жестче, чем местные следователи начал допрос: «Чистосердечное признание и раскаяние будет учтено судом. У Вас большие заслуги в научном мире, и если вы добровольно признаете свою вину, вас не приговорят к высшей мере наказания. Если же вы не раскаетесь в содеянном преступлении, не покажете место, где вы ее захоронили, то никто не может гарантировать вам сохранение жизни».

* * *

1980 год. Май. Зал суда. На суде Алдан молчал, понурив голову, слушал о совершенных им гнусных преступлениях, написанных следователями из Москвы, Алма-Аты, Караганды. Слушал обвинительные речи прокурора – Асетова Мейрама. Судьба продолжала дарить неожиданные сюрпризы. Алдан не знал его, никто не рассказал ему тогда о зануде – ухажере Мейраме, посчитали ненужным. Может, правильно поступили? Как знать?

* * *

«Я люблю ее! Да люблю! Что эта юная дева может знать о любви? Совершенно ничего. Влюбилась в хулигана, в боксера. Что он из себя представляет? Может быть, что-то и представляет.

Заморочил голову – груда мышц. Мое милое создание, что ты можешь знать о любви? Что? Знала бы ты, что тебя ждет впереди, если во время не отрезвеешь и не уйдешь от него.

Молодуха, молодуха, что ты можешь знать о жизни?

Губишь ее вот так запросто. Любовь, любовь. Любовь глупа – полюбишь и козла!

Как, как ей раскрыть глаза на это. Милая. Нежная моя. Она моя, она создана для меня.

Нет, нахрапом здесь брать нельзя. Надо проявить такт и терпение.

Будь рассудителен, Мейрам! Будь любезен. Забудь свои капризы. Нет недоступных крепостей. Любую крепость можно покорить длительной осадой.

Удачи тебе, Мейрам. Не отступай. Да, ты, я вижу, по уши влюблен. Да, да, влюблен! Я люблю тебя, Анелия! Ты будешь моей. Ты обязательно, рано или поздно будешь моей.

Мне, кажется, она любит меня. Только скрывает это тщательно, маскирует. Как она зачарованно смотрела на меня в первый раз. Дурак, сам все испортил». – Мейрам был влюблен, он не спал еще долго. Светлые чувства не давали покоя, только не дано было ему проявить, высветить их так же ярко, красиво, сильно. Душа его, дала чувствам, совсем другое преломление.

Мейрам выдержал без Анелии неделю. Он не стал приходить в общежитие, но регулярно, каждые три дня через посыльного передавал букет гвоздик. Посыльный не говорил, кому он предназначается, говорил только от кого цветы. Подруг Анелии это забавляло.

– Уж лучше бы печенье, пироги присылал, – пробурчала Дарья, – слаще жилось бы. Что девчонки, может, торговать цветами будем?!

Мейрам стал появляться на этаже исторического факультета. Он не подходил к Анелии, только кивал ей головой. Она не реагировала на его кивки. К нему подходили ее подруги, им было жаль влюбленного "горемыку". Ничего поделать подруги не могли. Они знали одно – тот, кто испытал чары Анелии, пропащая душа! И соблазнять его было занятием бесполезным, никого, кроме Анелии, он больше замечать и видеть не будет.

– Подошла бы, Анелия, поддержала мужичка-то, – не переставала совестить Дарья, – высохнет, ой высохнет мужичок-то.

– Тряпка – не тряпка, мужик – не мужик, нюня – не нюня! Зануда! Да, да, зануда – не дай бог жить с таким-то, – перебила Дарью Людмила, – правильно делаешь, что не подходишь! Поволочится, поволочится, да и отстанет. Нет, точно, ненормальный какой-то. А я его соблазнить хотела, вдруг, думаю, женится на мне. Родители-то у него знатные. Да, нет, не нужен он мне такой – зануда бесхребетный! – сделала вывод Людмила.

– А мне его жаль, девчонки, – не унималась Дарья, – жаль и все. Нормальный он, статный, видный. Влюблен просто. По уши влюбился мужичек и все тут! Мается он.

11

В университет приехала женщина лет пятидесяти. Представилась родственницей Алдана. Имени она своего называть не стала. Выяснив, что Алдана нет, и что как год уехал на Украину по распределению, сильно удивилась. Узнав, что на факультете есть девушка, которая встречалась с Алданом и переписывается с ним, напросилась на встречу. Анелия услышав, что ее ищет родственница Алдана, сразу же отозвалась.

– Как тебя зовут, доченька? – спросила женщина. Взгляд у нее был "мыльный", лицо полное, румяное, одежда по-деревенски опрятная.

– Анелия.

– Сколько тебе лет, Анелия, доченька?

– Двадцать. А вы кто будете?

– Я не буду говорить тебе своего имени. Алдан мне может этого не простить. Придет время, может я и скажу, кто я. А пока я скажу лишь то, что я с аула Алдана, родственницей прихожусь, а какой пока не скажу.

– А зачем я вам понадобилась? Зачем вы искали встречи со мной?

– Счастья я тебе хочу, доченька, только счастья!

– Спасибо. Я внимательно слушаю вас.

– Слушай меня, Анелия, доченька, да не перебивай. Ты молодая! На чужом несчастье своего счастья не построишь.

У Анелии екнуло сердце, на душе стало неспокойно. «Что эта женщина хочет сказать? Что?» – Анелия не перебивала, набралась терпения.

– Так вот, значит, в кого влюбился Алдан. Да, ты очень красива, статна, любой мужчина голову потеряет. Так знай, доченька, как бы горько тебе не было, знай! У него в ауле осталась жена да двое детей.

У Анелии потемнело в глазах, сердце учащенно забилось, его удары, казалось, были слышны этой незнакомке. Анелия пыталась переварить услышанное.

– Он сбежал от них, понимаешь, сбежал! Оставив их без средств к существованию! Я теперь поняла, почему он не остался в Казахстане, не вернулся в родные края и почему уехал на Украину. Бог его за это не простит. Понимаешь, доченька, не простит! При живом-то отце дети растут сиротами.

Анелины глаза наполнились слезами – ей было горько, досадно, она не могла понять, что с ней происходит. Она не хотела верить словам этой женщины, не могла она быть обманута, не могла!

– Я смотрю, доченька, ты плачешь, не знала, значит, про жену и детей! Не знала. Да и откуда ты могла знать. Нет, не виновата ты. Ответь мне перед богом, ты и вправду не знала, что у Алдана есть семья?

Анелия отрицательно замотала головой, не смогла выдавить ни слова. Язык не подчинялся.

– Не плачь, доченька, не плачь. Не расстраивайся. Бог простит тебя! Одна просьба, ты теперь все знаешь, не бери грех на душу, не лишай детей отца, а жену – мужа. Бес попутал его. Вернется! Вернуться должен. Добрый он, добрый. Никуда не денется. Все от тебя теперь зависит, доченька, от тебя!

Анелия не могла далее слушать незнакомку, ноги понесли ее прочь.

– Доченька, доченька, постой, … – пыталась остановить ее незнакомка.

Анелия не слышала ее.

* * *

Анелия брела по городу, в горестном забвении, она оказалась совершенно беспомощна в своей беде. Только слезы напоминали ей о том, что она еще жива. Не поняла, не помнила, когда и как оказалась в своей комнате. Подруги были перепуганы. Анелия молчала, в ответ еще больше рыдала. Так прошла ночь, под утро она заснула беспамятно-унылым сном. Во сне Анелия плакала, стонала, всхлипывала. Подруги были встревожены и напуганы ее состоянием, однако, решили не задавать вопросов, время – лучший лекарь. Наступит время – сама все расскажет, поделится болью и проблемами. Анелия пролежала неделю.

Мейрам каждый день присылал огромные букеты цветов. Все привыкли к этим цветам. Они были везде, напоминая всем: "Это я, Мейрам, Мейрам, Мейрам,… Я везде! Это мои запахи, это мои цветы, это мой аромат! Таков мой стиль, моя любовь, таковы мои причуды!" ….

Она упоенно прочитала последнее письмо Алдана. Затем вновь перечитала его. Окончив чтение, свернула и положила письмо под сердце.

– Не верю я этой женщине, ой, не верю. Почему она не назвала своего имени? Почему нашла меня? Почему я должна ей верить? Почему я не должна любить Алдана? Почему я не должна верить ему? И почему ее грязь я должна передать Алдану. Не такой он человек, не такой, – произнесла вслух Анелия.

– Анелия, ты права! – сказала Роза.

– И я верю Алдану, не мог он оставить детей и жену. Не такой он человек! – сказала Людмила, – нет у него жены и детей. Чепуха все это, выдумки! Столько лет учиться и столько лет все скрывать. Столько лет никто его не искал, и вдруг на тебе, появилась, не запылилась какая-то баба, родственница, да еще и безымянная!

– А мне кажется, это чистая провокация, девчонки, чистая подстава! – подозрительным голосом сказала Роза.

– Да, да, точно! – ответила встревоженно Людмила и продолжила, – кому нужно было облить грязью Алдана? Кому? – выдержала паузу, – только ему, Мейраму! Да, да, лицемеру Мейраму!

Все разом посмотрели на цветы.

– Ишь, задаривает! Каждый день по копне! А откуда вдруг внезапно нахлынувшее внимание? Сговор это, все совпадает. Именно после встречи Анелии с этой женщиной началось усиленное внимание со стороны зануды, – сказала Людмила.

– Это он! – коротко подвела итог Анелия.

На душе отлегло. Девчонки кинулись собирать цветы. Набралась большая охапка роз и гвоздик.

– Я выброшу их на помойку, – сказала Роза.

– Я помогу тебе, Роза, – поддержала Людмила.

Цветы были не просто выброшены, они были растоптаны Розой и Людмилой.

– Ишь, ты паршивец! Какой паразит! Двуличный зануда, интеллигент! Интригу, какую интригу закрутить захотел. А ведь мог и погубить Анелию. Как долго она оправлялась от удара? – возмущалась Люда.

– Да, вот оно коварство! Надо же выдумать такое! Хорошо во всем вовремя разобрались, – поддержала подругу Роза.

На другой день подруги устроили Мейраму большой шумный наезд и разборку. Приметив его в фойе, они пригласили интригана в пустую аудиторию, закрыли дверь.

– Иуда, подлец, лицемер! – начала Люда, – мы предупреждаем тебя, чтобы ты больше не присылал нам своих цветов, навсегда забыл об Анелии. Иначе мы устроим тебе прилюдную казнь! Мы набьем тебе морду! Опозорим тебя перед всеми, публично!

– Девчонки, что случилось? – пытался оправдаться Мейрам, – почему вы позволяете себе так со мной разговаривать!

– Молчи, Иуда, лицемер! Сказала бы я тебе, – вдруг загремела Мира, обычно молчавшая и всегда жалевшая Мейрама. – Ты подлец, других слов я не нахожу. Ты чуть не погубил Анелию. И не надо делать вид, что ты не в курсе событий. Мы пришли сюда не для того, чтобы что-нибудь доказывать тебе. Мы точно знаем, что это ты прислал к Анелии эту женщину. Она оклеветала Алдана. По твоему расчету, после этого события, Анелия должна была отвергнуть Алдана и достаться тебе. Это твоих рук дело. Не вышло! И твой мерзкий ход не удался. Ты жалкий подонок! Только подонки могут так завоевывать сердце женщины. Слов не могу найти подходящих, чтобы оскорбить тебя и унизить!

– Вы что себе позволяете, это уже слишком! – пытался противостоять натиску Мейрам.

– Молчи уж, Иуда! В общем, так, мы тебя предупредили. Еще раз появишься в наших краях – опозорим, понял?! – твердо и решительно заявила Людмила.

– И еще, моли бога, чтоб об этом никогда не узнал Алдан, – он точно башку тебе снесет! – вошла в раж Людмила.

– Зря вы так! Не знаю, о чем вы сейчас говорите. В чем вы меня подозреваете, на что намекаете? Я никого не просил наговаривать или что там еще? В общем, не моих рук это дело!

– Ты говори, что хочешь, твои оправдания нам не нужны! Мы тебя предупредили! – подвела черту Людмила.

Подруги дружно повернулись и удалились.

Мейрам прекратил свои ухаживания за Анелией. Наезд, устроенный ему подругами, подействовал на него отрезвляюще. "Они меня унизили", – кипело в душе Мейрама. "Они об этом еще горько пожалеют! А ты, красавица, красавица! Не дам я тебе так спокойно уйти от меня. Не дам! Не достанешься ты никому, не достанешься!"

"Спокойно, Мейрам, спокойно!" – не мог успокоить себя Мейрам.

"Опозорю тебя! Нет, ты будешь моей, будешь! Как бы там не было, я овладею тобой, завладею! Ты поймешь, кто я, ты полюбишь меня. Ты еще будешь бегать за мной, просить извинения! Не любит меня. Да, кто ты такая!" – не унимался Мейрам. Что только он не передумал, в долгие ночные часы.

Его самолюбие было растоптано, он был в ярости. Его план не сработал, мало того, раскрыт! Они его разоблачили и всем рассказали. Он был унижен и оскорблен! Этого баловня судьбы, любимчика родителей еще никто с рождения так не унижал и не оскорблял.

Еще долгие месяцы не спал Мейрам. Обида засела в нем. Простим ли мы нашему влюбленному его пороки? Каждый способен любить. И каждый переносит отказ, разрыв, унижение по-своему. Согласитесь, унижение всегда болезненно.

Сказитель «Книги судеб»

Одно удручает – эти люди не всегда умеют прощать, они долгие годы вынашивают планы мести, лелея зло в своих душах.

* * *

Это приходит к нам с молоком матери?!

Или это приобретается с годами?

Или так предначертано судьбой?

Или это недостатки, издержки воспитания?

Одному Господу Богу все известно!

Совершив единожды плохой поступок или деяние, преодолев единожды угрызения совести, человеческое дитя привыкает, а затем со временем и вовсе оправдывает свои мерзкие поступки.

«Каждой твари по паре».

А что же роду человеческому – лица людские?!

А в разум, души и сердце испытание соблазнами?

А кто не выдержит, поддастся искушению иль греху – того и в твари?! В Аспиды?!

Мейрам привык пасовать перед трудностями. Он уверовал в то, что проще покупать людей, покупать отношения. Кого легко купить, не жалко и продать. Он уяснил для себя, что это удобно. Этого никто не замечает или не желает замечать. Все идет гладко, своим чередом. Нет врагов, если они появляются, ты их покупаешь, задабриваешь.

Мейрам все рассчитал и просчитал. У него есть приятели, друзья – он со всеми выстроил хорошие отношения.

Человек так устроен – улыбнись ему, похвали, польсти и он твой навеки. А когда вдруг обнаруживается, что он не нужен, не при делах, забудь его. И когда обманутый «тварью» обнаруживает фальшь – то бывает обычно поздно что-либо изменить. Поздно повлиять на ход событий – ведь ты не при делах. Просчитался малый, просчитался.

Наш Мейрам жил припеваючи. У него удачно складывалась жизнь, удачная, как и у большинства «божьих тварей»

12

Жизнь продолжалась. Алдан исправно работал, много читал. Был справедлив. Тюремный народ понемногу стал тянуться к нему, многие брали с него пример.

Его стало уважать и тюремное начальство.

Люди приходили к нему за успокоением, за поддержкой. Никому он не отказывал в совете, в добром слове. Своим поведением и оптимизмом он давал заключенным веру. Дарил добро. Жизнь в тюрьме менялась в сторону добра и тепла.

Оклеветанный, всеми преданный в том мире, в этом тюремном мире он продолжал жить, стараясь не лелеять свою боль и горечь.

Мир несовершенен, но по-своему прекрасен, и раз такое случилось, произошло, необходимо найти силы и жить дальше. Не грешил он перед господом богом, не совершал преступлений. Однако косвенным образом он сопричастен к гибели Анелии. Простит ли бог ему это?

Алдан с детства верил в бога, в своего бога. Религия была запрещена в Советском Союзе. Пропагандировался атеизм.

Сказитель «Книги судеб»

Для него не было ни аллаха, ни пророка Мухаммеда, ни Иисуса Христа. Он не различал эти понятия. В детстве он просто не знал об их существовании. Для него бог был един. Бог для него был добрым дедушкой на небесах. Он обязательно выведет его на большую светлую дорогу, он обязательно поможет ему, главное не делать плохих поступков и не совершать мерзостей.

Сейчас же, находясь в тюрьме, Алдан связывал имя и понятие бога со справедливостью. Он верил, что рано или поздно справедливость восторжествует. Он будет услышан богом. Нельзя терять веру в добро и справедливость.

* * *

Алдан нарушил сложившуюся тюремную жизнь и быт. Не все были рады новым переменам, не все были к ним готовы.

Тюремный авторитет по кличке «Рябой» собрал совет из уголовных авторитетов зоны: «Седого», «Штыря», Кузьмича.

– Что думаете, братья, о новом постояльце? – осторожно начал тему «Рябой». Был он небольшого роста, крепко сложенный. В области шеи и рук были видны пятна от ожога, от чего и привязалась за ним в уголовной среде кличка «Рябой».

Все молчали. Первым тишину нарушил авторитет по кличке «Седой». Его возраст перевалил за шестьдесят. Седая голова. Лицо было перепахано глубокими морщинами. Этот человек больше половины сознательной жизни провел в колониях и лагерях.

– Смотрю я на него, наблюдаю. Человек вроде неплохой. Видно, что много повидал на веку своем то. Единственное, что смущает в нем – шибко образованный он, шибко грамотный интеллигент. Как-то не приходилось мне с таким якшаться.

– А ты что думаешь, «Штырь»? – обратился «Рябой» к «Штырю», сдерживая злость и раздражение в голосе, не думал он, что «Седой» возьмет сторону нового постояльца.

– Что, что! Проверить надобно, вдруг гнидой окажется. Не пройдет проверку, тогда и опустим, не просто опустим, опустим на парашу. Будет мне на сон грядущий сказки тарабанить.

– Правильно «Штырь» говорит, проверить надобно. А если окажется не петухом, то посмотрим, – он посмотрел в лицо «Седого». – Жизнь-то у нас здесь, ох, какая длинная. Спешить-то некуда. Вот мы, значит, затем, это значит, посмотрим. – Высказал свое мнение Кузьмич. Был Кузьма выходцем из крестьян, прост в общении, уважал «Рябого», но и «Седого» обидеть не хотел. Высказался нейтрально.

– Хорошо, братья, – подвел итог «Рябой». – Проверка, так проверка. Кто сказал «проверка» – «Штырь». Ты этим, «Штырь», завтра и займись.

– Да, «Штырь», – подметил Кузьмич, – ты мастер на разного рода проделки, – завтра и проверь-ка этого интеллигентика. – Академичка.

– Заметано! – коротко процедил «Штырь». – Как решили, так и будет. Ваши слова для меня закон. Будет сделано.

– Смотри, не перегни палку, понял? – предупредил его «Седой».

– Не перегну, не перегну. А перегну, так поломаю. Я думаю, «Седой», ты переживешь такую потерю. – «Штырь» ехидно улыбнулся.

– Много базаришь, «Штырь», как знать. Смотри, сам не надломись, – отрезал его «Седой». …

На другой день вечером «Штырь» дает распоряжение своей «шестерке» Сидору:

– Как все лягут спать, встанешь и разбудишь новичка, понял?

– Ну, да, понял, – сказал Сидор, – а дальше то что?

– Дальше, скажешь, чтоб лез спать на твое козлиное место, на второй этаж. Понял? Скажешь, что на первой полке тебе, петуху, спать хочется.

– А если он не полезет на мое место?

– Если не полезет, то плюнешь ему в рожу, понял? Затем врежешь. Затем мы тебя поддержим. Главное, мы должны его опустить перед всей честной братвой.

– Понял, Штырь, все усек.

– Не дурак, хоть и кукарекаешь. В общем, козлить будем. А затем и петушить, я так думаю. Да, козлить будем. Через тебя козла и начнем его козлить.

– Неплохой козел из него получится.

На этом и порешили.

* * *

В камере дали отбой, все разлеглись по «нарам». В камере было душно, никто не засыпал.

– Брат мой, Алдан, расскажи что-нибудь, развей тоску, – попросил его сосед по нарам. Звали его Аваз, был он азербайджанцем по происхождению, но бродягой по душе.

– Аваз, – тихо начал Алдан, – любишь ли ты мечтать?

– Мечтать? – переспросил Аваз, – как-то не думал об этом.

– А о чем ты тогда больше всего думаешь?

Все в камере слушали разговор этих двух. Заключенные заметили, что постылые, нудные дни стали куда-то исчезать с приходом этого человека. Время проходило не так постыло и нудно. Нового постояльца не только интересно было слушать, он был внимательным, душевным собеседником. Вот и сейчас он завел разговор с Авазом – молчуном. Вот так дела!

– О чем думаю? – Пауза, затем Аваз продолжил, – думаю о том, как я попался на последней краже, зачем вернулся обратно. Зачем снова замахнулся на сторожа. Ведь лежал, не шевелился. Не замахнись второй раз, не проломил бы череп. А так убил его. Теперь убийца я, – с тревогой в голосе рассуждал Аваз. – Убил человека. Вот так просто взял и убил. Веришь, Алдан, не хотел я его убивать. Вот и думаю об этом постоянно, мой брат. Вот о чем думаю. Дети у сторожа сиротами остались, сын и дочка. Об этом я на суде узнал. Мать умерла за год до этого. О каких мечтах здесь можно говорить? О каких, не знаю даже…

Алдан не перебивал его, он почувствовал – этому человеку необходимо высказаться, выговориться, может и покаяться.

Аваз закончил, воцарилась тишина. Каждый в камере думал о своем, о прошлом.

Тишину прервал Алдан:

– Дочь и сын, говоришь, остались. А ты узнал, что с ними?

– Ты, что, брат, как так, – я же убийца их отца. Не простят они мне этого никогда!

– Может, и не простят, но ты, если хочешь грех смыть, инкогнито им помогай.

– Как это инкогнито? – недоуменно произнес Аваз.

– Инкогнито – это значит, что им будет поступать помощь от неизвестного человека. Имей в виду, ты, может, вину и не искупишь перед богом и перед ними, но хотя бы хоть как-то облегчишь им существование. Сделай этот шаг, Аваз. И увидишь, у тебя появится мечта – зарабатывать деньги, пусть и небольшие – и помогать сиротам. Ведь по твоей вине они оказались сиротами. Верю я тебе, не хотел ты убивать отца их и кормильца. Но это случилось и ты маешься. Начнешь помогать, хоть как-то облегчишь себе душу.

Никто в камере не нарушил тишины. Все в душе были согласны с мнением и советом Алдана.

– А ведь ты прав, Академик, – благодарно произнес Аваз, – и как это я раньше не думал. Спасибо. Спасибо, брат. Дай, обниму тебя.

Аваз и Алдан встали с кроватей, Аваз крепко обнял Алдана.

– Вот тебе моя братская рука, – Аваз сильно пожал руку Алдана, – считай меня с этого момента твоим братом. Имей в виду, Аваз – мужик, цену дружбе знает.

Оба вернулись в кровати. Аваз ерзал в своей кровати, в его сердце проснулась искорка надежды на покаяние. Он ушел в свои мечты.

Каждый в этой большой барачной камере переоценивал свои поступки и хотел найти свою мечту, свое покаяние.

Со второй полки спрыгнул Сидор и направился к Алдану. Все в камере обратили на это внимание, привстали, недоумевая, что это Сидору не спится. Сидор, заметив, как все отреагировали на его продвижение по камере, занервничал. Подойдя к Алдану, он остановился как вкопанный. И только «Рябой» со «Штырем» знали, что сейчас должно произойти.

Алдан спокойным голосом сказал Сидору:

– Ты что хочешь спросить, Сидор?

Сидор до того переволновался, что не мог заставить себя действовать. Все планы улетучились, он не мог вспомнить, зачем пришел к Алдану.

– Так, что случилось, Сидор Петрович? Вы не больны? Может, Вам помочь? Вам, кажется, плохо? – с тревогой в голосе заговорил Алдан. Он привстал с кровати и посадил рядом Сидора. – Садитесь, садитесь, вы видимо, слушая нас с Авазом, разволновались.

Сидор махал головой в знак согласия с Алданом.

– Так что же случилось? Говорите, Сидор Петрович, – дружелюбно сказал Алдан.

– Я боюсь высоты, я боюсь спать на второй полке. Но никто меня здесь не понимает. Я думаю, ты поймешь меня, – выдавил из себя дрожащим голосом «шестерка» Сидор.

– Конечно же, конечно, я с большим удовольствием залезу на второй ярус, – ответил ему Алдан.

– Нет, мой брат, – вдруг вмешался в разговор Аваз, ты оставайся здесь, не годится моему брату на втором этаже париться. А если Сидору действительно страшно, – Аваз хотел было пинком или оплеухой отправить Сидора на место, но не решился, уважение к Алдану не давало поступить так, по – тюремному просто, – эй, молодой, как тебя – Ванек, уступи место Сидору.

– А почему я этому козлу должен уступать. Козлу и козлиное место на втором ярусе, – воспротивился было Ванек.

– Тебе что Аваз сказал, быстро прыгай наверх, – вдруг в разговор вмешался «Седой». Слова «Седого» были законом.

Все было исполнено. Сидор занял место Ваньки. Он так и не смог выполнить указания «Рябого» и «Штыря». Да, достанется завтра ему от них.

«Да, уж лучше от них, чем я оскорблю этого новичка. Ведь он единственный за все это время по-человечески обошелся со мной. Да, еще и по батюшке назвал. Путевый оказался человек. Легко с ним. Буду держаться возле него, чего бы мне это ни стоило», – решил Сидор Петрович.

«Рябой» был взбешен, но понимал, что против большинства не попрешь. Интрига не удалась. «Рябой» со «Штырем» затаили злобу. Их не устраивало все. И то, что от них с каждым днем уходит авторитет, как снежный ком весной, тая на глазах. И то, что Академик не любит интриг. Они понимали, что необходимо что-то предпринять. Но что и когда?…

* * *

Анелия, моя Анелия!

Можно я иногда буду называть тебя Алюля! Алю-лия! Мне нравится это звучание! А-лю-лия!

Ты просила написать о Черновцах. Этот город все называют "Маленький Париж". Я не был в Париже. Но если Париж похож на Черновцы, то это действительно красивый, прелестный город. Он очень специфичен, своеобразен. Сказать, что он похож на прибалтийские города – города католиков, и да, и нет. Ничего не сказать. Что он похож на другие города Украины – православные города – и да, и нет! Есть в нем турецко-мусульманский отпечаток. Его надо обязательно увидеть. Он как ты, Алюля, если увидишь, то обязательно полюбишь. Улицы здесь из черного лощеного камня. Дома разные, с богатыми фасадами, крыши черепичные, но не слишком острые, как в Прибалтике. Здесь чувствуется наслоение культурных, религиозных, архитектурных традиций различных народов, завоевателей, побывавших здесь, на земле по-своему обетованной.

Были здесь и австрийцы, и венгры, и румыны, и турки, и немцы, и русские.

Красив город во все времена суток. Ночью и под утро – это сказочный город, он как игрушечный. Город из моих детских снов и грез. Дома строили как будто для сказочных сюжетов. Везде уют, порядок, ухоженность.

Очень важное дополнение, он расположен на холмистой местности. Здесь непривычные для равнинного степного жителя крутые спуски и подъемы дорог, тротуаров. Каменные пешеходные мостики, мосты. Здесь и православные церкви, и католические, и мусульманские, и море других мелких религиозных конфессий.

Алюля, люблю я только тебя, но справедливости ради скажу, что девушки здесь твоих кровей. Твои сестры очень привлекательны, красивы, стройны, высоки. Видимо, сказался богатый генетический фонд. В своем большинстве это кареглазые, смуглолицые хохлушки. Светлых волос почти нет. Пишу тебе как внимательный посторонний наблюдатель, а не как герой – любовник, или участник любовных утех этой реальной действительно красивой жизни в Черновцах.

Вокруг города – красивейшие леса, озера, хвоя, зайцы, лисы, живность, грибы. И, что удивительно, совершенно нет комаров.

Конечно, лучше приедешь ко мне и увидишь сама красоту этих сказочных мест. Люблю тебя, Анелия, моя Алюля!

Анелия, помнишь Есенина: "Шаганэ, ты моя Шаганэ!"

Я продолжу по иному:

Алюля, ты моя Алюля!

Мне бы петь при луне, при тебе.

Чтоб душа не скучала твоя,

И была вся сияньем полна,

Алюля, ты моя Алюля!

Потому, что ты с севера что ли,

Где нет лета и вечно зима!

Где нет света, одна лишь пурга.

Алюля, ты моя Алюля!

Потому видно с юга и я,

Где земля вся травой зелена,

Где нет осени, вечно весна,

Алюля, ты моя Алюля!

Анелия, я скучаю по тебе. Написал для забавы!

Усмиряю свои чувства на листе бумаге. В разлуке любовь крепчает, набирает выдержку, как игривое вино. Не зря вино считается любовным напитком. И то, и другое бьет в голову, пьянит, будоражит.

Из письма Алдана к Анелии.

* * *

Здравствуй, Алдан!

Ну, зачем ты уехал так далеко. Это нечестно. Я не могу без тебя, я скучаю. Не то слово. Я люблю тебя. Ты мой! Никому тебя не отдам!

Сижу на лекции. Время не идет, потому что тебя нет рядом. Вспоминаю, как мы ходили в зоопарк и в цирк – так было здорово! А помнишь, кролика в клетке с удавом! Этого кролика давным-давно съел этот ужасный удав! Сижу и вспоминаю…. А в цирке, помнишь клоунов, я вообще-то не люблю клоунов, а тогда смешно было! Ну, вот вспоминаю свое беззаботное прошлое.

Сижу на семинаре по Новейшей истории. Преподаватель, нет чтобы зачет провести, ведет до конца занятие. "Кто хочет зачет сдать, пусть останется после третьей пары". А у нас еще комсомольское собрание. А я еще есть хочу!!!

А знаешь, что сказал Антуан де Сент-Экзюпери про любовь: "Любить – не значит смотреть в глаза друг другу, а значит, смотреть в одном направлении". Вот я и смотрю постоянно в твоем направлении в сторону Украины. Глаз то я твоих не вижу. Я скучаю по тебе. Я люблю тебя. Приезжай, как только получится. Я думаю, и ты смотришь в моем направлении. Твоя, только твоя Анелия.

* * *

Слесарные мастерские. Перерыв на перекур.

Алдан присел на скамейку. Сзади со спины на слесарном столе, чуть повыше него расселись «Штырь», «Рябой», Ванек и Кузьмич. Выждав момент, когда мастерскую покинул надзиратель, Ванек закинул за шиворот робы Алдана бумажный сверток. Алдан привстал, развернулся. Вытряхнул из-под робы бумажный сверток. Сидящая четверка залилась хохотом.

Алдан не сразу понял подвоха. Сверток упал на землю и раскрылся. Всем предстала следующая картина – в бумаге оказались человеческие испражнения.

– Кто это сделал? – спросил Алдан.

Те в ответ загоготали еще сильнее. Это был вызов, открытый циничный вызов. Алдан это понял. Не раз и не два в жизни ему приходилось отстаивать свою честь и достоинство.

Зеки, находившиеся в мастерской, затаив дыхание, наблюдали за происходящим. Что же произойдет? Как себя поведет новичок? Всем было интересно. По тюремным законам, во время вызова, каждый обязан сам отстаивать свою честь. Не отстоишь – пиши, пропало!

– Я в последний раз спрашиваю, кто это сделал?

В ответ послышалось еще более сильное «лошадиное ржание» четверки. Ближе всех к Алдану оказался «Штырь». Алдан ухватил рукой штанину «Штыря» и с силой приподнял его ногу к верху. Тот опрокинулся через себя и упал на пол. Оставшаяся тройка прекратила ржание. Теперь это был вызов со стороны Алдана. В полете «Штырь» ударился затылком о стол. Такого оборота никто не ожидал.

«Штырь» вскочил на ноги и завопил:

– Убью, убью, сука, – бросился на Алдана.

Алдан увернулся от двух его ударов. Мощные удары «Штыря» только сотрясли воздух. Затем Алдан нанес пару ударов по корпусу здоровяка. Перебил ему дыхание.

– Ух, – выдохнул «Штырь» и машинально прикрыл живот руками. Ему не хватало воздуха. Алдан нанес свой коронный удар – правый в челюсть. «Штырь» рухнул на пол.

Тройку охватило оцепенение и замешательство. Такой короткой и эффектной драки еще никто из них не наблюдал. Они хотели зрелища – они получили его!

– Кто из вас имеет против меня еще что-либо? – жестко произнес Алдан, – давайте разберемся раз и навсегда, здесь и сейчас.

В ответ тишина.

– Ты, «Рябой», ничего не хочешь мне сказать? Сейчас, при всех! – Алдан пронзительно посмотрел на «Рябого».

«Рябой» не выдержал прямого взгляда Алдана. На лице не было испуга, однако он выдавил из себя доброжелательную улыбку и произнес в ответ:

– Брат, прости меня, если сможешь, я был действительно не прав! – Такого поведения, а тем более словесного извинения никто не слышал из уст «Рябого».

– Что я могу сказать, братан? Что? Если по справедливости, то и я не прав. – Сказал Кузьмич. – Я должен был остановить братву от этого беспредельного поступка, остановить. Прости меня, если сможешь. Бес попутал.

Алдан посмотрел на Ванька.

– Браток, это я подкинул тебе «парашу». Не хотел, так вышло.

Он подошел к Алдану, встал напротив:

– Если держишь зло, ударь.

– Да, нет, – расслабил голос Алдан, – не держу зла. Прощаю вас. С кем не бывает? Я это говорю от чистого сердца. Мне противно кого-либо унижать. Но знайте, не люблю, когда меня унижают или кого-то при мне.

– Академик прав, – поддержал «Седой» Алдана.

– Да, да, верно говорит! – послышались одобрительные возгласы со всех сторон.

– Одним миром живем, братва, давайте и дальше всё миром и путем решать, – подвел итог «Седой».

* * *

«Здравствуй, Анелия, Анелечка!

А-лю-ля! Моя прелестница!

Пишу тебе ночью, днем бывает некогда! Получил твое письмо на десяти страницах. И как будто бы поговорил с тобой. Спасибо за стих. Спасибо за письмо – забавно, задорно, весело, чуть – чуть грустно. Я представил, как тебе одиноко в больших аудиториях, где нет меня.

Не грусти, прошу, не надо,

Не хворай, не угасай.

Знай, любовь – лишь сердцу рана,

Всякий раз не зазывай.

Сейчас в Черновцах 3 часа 47 минут. А у вас сейчас утро, 6 часов 47 минут. И ты, по всей видимости, еще в общежитии, но скоро выйдешь и пойдешь на остановку. На улице тебя встретит утренняя алма-атинская горная прохлада. Будешь трястись в автобусе № 10 или № 16. И совсем не подозревать о том, что я, где-то на западе страны сижу и пишу тебе письмо. Вчера днем мне вспомнилась ты, и та телефонная будка, на переговорном пункте. Да, та самая – наша с тобой будка. Вот только номера ее не помню, то ли 13, то ли 15. Как было все прекрасно, таинственно, загадочно.

Да, да, да, – ты для меня была загадкой. Если честно, ты до сих пор остаешься для меня загадкой.

Анелия, какие только мысли не приходят ночью. Так, что, читая мое послание, делай скидку на то, что пишу я его ночью.

Анелия, ты очень прекрасно изъясняешься в письмах. В них ты вся! В каждой букве, в каждом слове я чувствую тебя, твои чувства – "чуйства"!!!

В последнем письме ты сравниваешь нашу переписку с перепиской лейтенанта Шмидта. Кстати, я был в музее Шмидта, вот только не помню, он то ли в Очакове, то ли в Херсоне. Правда, я еще тогда не подозревал, что я его будущий прототип, а то бы более внимательно прислушивался к гиду-экскурсоводу.

* * *

Милая,

Юная,

Старая —

Девочка,

Женщина,

Фея!

Слабость твоя не утрачена.

Участь твоя —

Обладание.

Тысячу од ниспровергну,

Тысячу стонов услышу,

Памятник Еве воздвигну,

Слово "Любовь" прославляя!

Щедрое, мягкое тело

Вам подарила природа!

Чистое, светлое слово,

Дарим мы вам благочтенно!

Милая,

Юная,

Старая —

Девочка,

Женщина,

Фея!

Слабость твоя не утрачена.

Участь твоя —

Обожание.

Анелия, ты пишешь, что отпускаешь, отращиваешь волосы. О, какое великолепие меня ожидает при нашей с тобой встрече! Давай договоримся, пусть даже это будет моей просьбой к тебе: "Не подстригай волосы, А-лю-ля, до моего приезда". И еще, Анелечка, старайся не прилизывать их, ладушки! Вообще, то сейчас ходи, как тебе нравится. Но когда приеду, обязательно распусти – взъерошь их. Обещаешь?

Открою небольшой секрет. Мы, мужчины, всю жизнь живем с теми первыми впечатлениями и образами, они нам всегда бывают, близки и дороги.

И если же, тот первый образ исчезает – мы скучаем по нему, ищем, желаем, хотим.

У меня до сих пор тот первый твой образ – на озере.

Ты была так очаровательна, проста, пленительна.

Анелечка, это есть любовь с первого взгляда!

Я счастлив.

Где-то я слышал или читал следующее. "У меня была вторая, третья, четвертая любовь, но первую я так и не встретил". Не грустно ли, правда? Не каждый в жизни может найти свою первую любовь. Я же ее нашел.

Я люблю тебя, Анелия, моя прелестница. Ты моя первая любовь!

Апрель 1962 года.

* * *

Мне тесно в этом маленьком

Аллюрном городке.

И суетно несказанно

В чужой, большой стране.

К тебе б, на миг вернуться,

И мягко окунуться,

В твои объятья нежные,

В твои глаза безбрежные.

В тиши б не затеряться,

В стихах не заплутать,

Без ласк твоих мне грустно,

И жизнь – не благодать.

Мне тесно в этом маленьком

Аллюрном городке.

И суетно несказанно

В чужой лесной стране.

Из письма Анелии к Алдану.

Алдик, тебе и только тебе!

Что подарить Вам – сердце, душу!

Что пожелать – любви большой?

Чем позабавить в этот вечер —

Лукавством, песней иль стезей?

Чем Вам ответить —

Благородством, безумством или волшебством?

Как мне любить Вас – нежно, страстно,

Игриво, шумно, клокоча?

Кем быть при Вас – подругой, другом,

Соседкой с заднего двора?

Как жить без Вас —

страдая, веря или молчание храня?

Кто для меня Вы —

Вдохновенье, Обман, Надежда иль Мечта?

И кто Вас выдумал,

не я ли – ища, желая и любя!

Твоя Алюля, Анелия.

Да, я согласна быть для тебя хоть кем. Алюля, так Алюля. Я представляю, как ты произносишь – А-лю-ля! И волна блаженства проносится по моему так истосковавшемуся по тебе телу.

* * *

Из письма Алдана

Любовь не знает упоенья,

Как сладкий сок, в одно мгновенье.

Зальет все сердце вдохновеньем,

Наполнив тело наслажденьем.

А страсть не знает состраданья,

Она не терпит созерцанья.

Разлука ей не по карману,

И в ночи лунной так желанна.

Что ей король иль королева,

Что ей сатрап иль кабальерос!

Захватит шумно окруженье,

Заполнит в миг воображенье!

Любовь и страсть полны соблазна!

Проникнув в душу,

В час нежданный,

Прогонят скуку окаянно!

Постигнув буйное влеченье,

Забудешь скромное смиренье.

Оставишь стыд, и в упоенье,

Познаешь радость прегрешений.

И не печалься о мгновеньях,

Которые отдал ты стремлениям!

О них ты вспомнишь в день ненастный,

И отлучишься от напастей!

Любовь не знает упоенья,

Как сладкий сок, в одно мгновенье

Зальет все сердце вдохновеньем,

Наполнив тело наслажденьем.

13

Авторитет Алдана стал непререкаем. Его не боялись, его уважали. Уважали простые заключенные, зауважала и часть авторитетов. Уважали за то, что мог дать давал ответ на многие вопросы. В тюрьме многие становятся беспомощными, как дети, тоска не покидает души. Они не находят выхода, не знают как думать, как вести себя в тюрьме. Многие озлобляются, кто-то теряется психологически, затем деградирует. Алдану удавалось разводить конфликты по-людски. Многие за это были благодарны ему. Он был поводырем, отцом, братом, опорой, наставником, – всем в одном лице.

Алдан не стремился заработать авторитет. Он по-другому просто не мог жить.

Под его харизму подпало и тюремное начальство. Оно намного терпимее стало относиться к заключенным. Условия содержания не стали лучше, но стали мягче. Алдан выписывал книги по истории, археологии, этнографии, культуре, психологии, художественную литературу.

Тюремное начальство разрешило Алдану читать лекции, если это так можно назвать. Всех собрали в клубе. И только на первую лекцию зеки были собраны по приказу начальства, потом эти беседы они уже ждали. Лекции любили слушать как заключенные, так и сотрудники тюрьмы. Алдан был великолепным оратором. Он умел вести беседу доступным, понятным языком. Древний Рим, Египет, Ассирия, судьбы великих людей…. До его появления у заключенных была огромная тоска, ему удалось эту тоску развеять, пусть даже на небольшое время.

– Я люблю тебя, жизнь, – поется в одной из наших песен. Так почему мы не любим ее здесь в тюрьме? Нас лишили свободы, но нас не лишили достоинства, не лишили разума, не лишили чувств. Да, первое время муторно на душе. Но нельзя муторно жить дальше.

Зеки внимательно слушали его, была идеальная тишина.

Он задавал риторические вопросы слушающим зекам, начальству. Все старались отвечать, старались размышлять. Многие научились позитивно мыслить, ситуация хоть и медленно, но менялась к лучшему. Он объединял всех. Многие перестали стесняться своих мыслей и стали рассуждать, открыто вслух. Людям необходимо было выговориться, и эта возможность у них появилась.

– А если тебя незаконно осудили, – задал вопрос один из заключенных, – как с этим жить, как с этим смириться?

Алдан глубоко вдохнул воздух в легкие, не спеша, выдохнул. Все слышали его дыхание, и все ждали ответа.

– На все воля Всевышнего. Так он нас проверяет, испытывает на прочность. Не сломаемся ли мы, не озлобимся ли, не почерствеет ли душа наша? Если ты невиновен, чист перед своей совестью и перед Создателем, не суетись, не переживай. Продолжай жить, любить жизнь, любить ближних.

А тем, кто совершил преступление, плохие деяния, – время покаяться. Но каяться, не истязая душу, не нанося непоправимых ран.

* * *

За Алданом с Анелией в горах у озера, за их идиллией наблюдал Мейрам. Он прибыл сюда днем раньше с небольшой компанией. Их палатки были разбиты на другом берегу озера, среди деревьев небольшой рощицы.

Мейрам не ожидал встретить влюбленных, здесь, в студенческой компании. Сердце его учащенно забилось. Волна неприятных воспоминаний нахлынула на него. Ребята из его окружения решили выбраться из рощицы и пойти знакомиться с соседями. Мейрам отговорил их от этой затеи.

Влюбленные не догадывались, что за ними тайно и жадно наблюдал завистник их чистой и большой любви. Не дано ему было изведать большой любви, и только дано было судьбой испытать огромную черную зависть!

Мейрам смотрел на них, он был вне себя от злости. Он хотел уйти, но не мог. "Она отдала свое сердце другому. Она отвергла меня", – не отпускала мысль-злодейка и напомнила ему о поражении.

"И это тот самый Алдан, которому она отдала предпочтение? Ишь, какой прыткий. И что она в нем нашла? Ты еще пожалеешь Анелия, ох как пожалеешь, что отвергла меня! Да и с тобой, красавец, я рано или поздно разберусь. Встретишься ты на моем пути, обязательно встретишься, вот тогда и отквитаюсь, ох как отквитаюсь!" – говорил себе Мейрам.

* * *

Прошел год. Аваз одним из последних покидал слесарные мастерские. Вот уже, как девять месяцев, по совету "Академика" он инкогнито высылал деньги сиротам. И действительно, в его жизни появилось облегчение, у него была цель – улучшить жизнь детям погибшего сторожа. «Не хотел я смерти этому бедолаге, так вышло. Грех на мне, страшный грех. Смыть я его не смогу, однако хоть как-то облегчу жизнь его деткам». – Эти мысли не покидали грешную голову Аваза. Вот и сейчас он задержался в слесарных мастерских, так как заканчивал изготовление детских сувениров. Маленькой девочке он изготовил деревянную, красивую, музыкальную шкатулку, внутри которой сидела кукла, на внутренней стороне крышки было вмонтировано маленькое зеркальце. Мальчонке он изготовил шахматную доску с вырезанными из красного дерева фигурами.

Аваз оказался невольным свидетелем диалога "Рябого" со "Штырем". Аваза они не приметили, были за деревянной перегородкой.

– Нашел подходящий кабель? – проскулил "Рябой".

– Да, нашел, – прошипел сквозь зубы "Штырь".

– Смотри, ошибаться больше нельзя.

– Понял, "Рябой", понял. Мне этот "Академик" вот где сидит, – "Штырь" провел рукой у горла. – В гробу я его видел, в белых тапочках.

"Штырь" с "Рябым" вошли в слесарные мастерские, Аваз пригнулся, спрятался за слесарным станком.

"Штырь" на электрощите отключил общий рубильник, подошел к слесарному станку, за которым работал Алдан….

Через некоторое время все было готово, оба удалились. Аваз вылез из убежища, осмотрел слесарный станок, мотая головой, произнес: «У-у, черти! Жбанные. Бляхи недобитые! Это напряжение и слона убьет!».

Расчет был прост: утром Алдан должен был взяться рукой за металлическую рукоять слесарного станка, и тысячу вольт должны были сделать свое роковое дело.

Утро другого дня.

Алдан подошел к станку, взялся за металлическую рукоять, начал работу.

Аваз наблюдал за недоуменными физиономиями сговорившихся.

"Рябой" зло взглянул на "Штыря".

– Что происходит, твою мать?

"Штырь" пожал плечами.

– Разберись, во время перекура понял?

– Сам разберись "Рябой", нечистая сила! А, что еще может быть?

– Разберусь, разберусь, – прошептал "Рябой" – сам ты нечистая сила!

Во время перекура "Рябой" направился к слесарному станку Алдана. Взялся за рукоять, мощнейшие заряды электричества прошли через тело злоумышленника. "Рябой" пал замертво. Сбежался народ.

– Что это с "Рябым"? – прокричал Кузьмич.

– Амба! Нет "Рябого", – подвел Аваз.

– Как нет, этого не должно было бы быть, – простонал "Штырь".

– А с кем должно было бы быть "Штырь"? А? Что молчишь?

Язык проглотил! Или это должно было бы произойти с "Академиком"?

Зеки обнаружили потайной кабель.

– Все ясно, не рой чужому могилу, сам в нее попадешь, – заключил авторитет по кличке "Седой".

– А, как с тобой порешать, "Штырь"? – глядя на "Штыря", держа в руке "заточку", произнес Аваз. – Интрига не удалась, да?

– Не надо его трогать, пусть живет, – сказал Алдан.

– На этот раз, тебе повезло "Штырь". Что произойдет с "Академиком", буду считать, твоих рук дело – убью! Понял, морда беспредельная. – Жестко сказал Аваз.

– Аваз прав, кто тронет "Академика" не будет тому жизни! – подвел итог "Седой".

Сказитель «Книги судеб»:

Это были самые тяжелые, тусклые дни в жизни Алдана. Но писать о них надо. Их было много, очень много, несчитанно много.

День своей обыденностью и нищетой походил на такой же, другой. Ночь на ночь. Скучное тоскливое однообразие, сменяло другое скучное тоскливое однообразие.

Много люда необразованного, озлобленного, страдально-мытарного, больного, неблагодарного повидал Алдан.

Много было и жлобных тупых завистников, просто отморозков. Опаснее, конечно, были они.

Без родины и флага, без принципов, просто шестерки и трусы, просто брехуны и предатели. Просто шизики и психопаты. Сколько интриг пережил Алдан. Свою философию и право на жизнь приходилось отстаивать кулаками. Каждый вновь прибывший авторитет видел в Алдане конкурента, пытался подчинить, поломать, покалечить, убить.

Алдан познал все «прелести» тюремной жизни.

Любой ночной шорох, хождение могли означать смертельную опасность, любая неосторожная нерасторопность – шило в бок.

Сложно было морально.

Алдан ждал спасительных добрых вестей. Он не мог до конца поверить, что жизни Анелии и Аиды трагически оборвались. Надежда и Вера на справедливый исход не покидала его. Эта Вера и Надежда придавала в моменты отчаяния силу. Возвращала его к жизни. Дарила свет душе и разум рассудку.

Встретил Алдан на зоне и преданных друзей, живших правдиво, пусть и по воровским понятиям. Не все так плохо в наших тюрьмах.

Из писем Алдана

Здравствуй, Антон!

Получил твое письмо, большое спасибо! Кстати о письмах. Раньше скептически относился к ним, ты знаешь об этом. Но сейчас, когда все так произошло, это занятие приобрело совершенно другой смысл и понимание. Тоже самое, думаю, думаешь и ты. Я очень рад, что у тебя все ладится. Что ты жив и здоров. Рад за Тимоху, за его достижения в учебе и спорте. Пытайся не затрагивать в беседах тему обо мне, если он этого не хочет. Она будет травмировать его.

Да, Антон, вот так бывает! Вот так и раскидала нас жизнь. Разве знали мы тогда на флоте, что все так сложится. Что я буду вот так "служить" в Сибири. – Нет, не знали. В самом кошмарном сне не приснилось бы. Теперь я узнал, что такое друг, настоящий друг. И что такое рок. Говорят, лучше учиться на чужих ошибках, да не говорят о судьбе ничего! Желаю тебе, Антон, избежать такого, будь осторожен, пусть бережет тебя господь, бережет ангел-хранитель и судьба.

Я знаю тебя, знаю, что ты бываешь, доверчив, как ребенок, но и бываешь горяч. Но все же постарайся беречь себя. Теперь, когда я вспоминаю все, что было, кто помог мне в трудную минуту, кто действительно оказался другом на деле, а не на словах, мне хочется сказать спасибо именно тебе, Антон, за помощь и поддержку. И никому больше. Дружба познается в беде. Извини за сантименты, я знаю, что можно было и не писать слова благодарности. Но прости, они уже написаны. Спасибо тебе!

Я считал себя сильным. И считал, что рядом со мной много сильных друзей. Однако, остался ты один. И за это спасибо судьбе.

До встречи. Обнимаю. Твой Алдан.

Сказитель «Книги судеб»

Оазис. Залитый солнцем оазис. Сколько путников спасал он на своем пути от жажды, голодной смерти.

Отрар, Сайрам, Туркестан, Тараз, Сауран, Дженд, Суяб… – города, где когда-то бурно текла жизнь. Великий шелковый путь пролегал в этих местах, шел через эти города, соединял средневековый Запад со средневековым Востоком. Караван-сараи, муллы, паломники-мусульмане, одинокие путники, путешественники, беки, бии, ханы, эмиры с их многочисленными воинами и свитой – кого только не повидала эта земля, этот путь.

Жизнь, казалось, никогда не покинет эти величественные, известные на весь свет города. Но то, что не в состоянии разрушить время, способен разрушить сам человек. Кочевники, пришедшие с Востока, из Центральной Азии, стерли с лица земли цивилизации Сайрама, Отрара, Тараза, Саурана, Суяба и многих других городищ Южного Казахстана. Пришли в упадок культура, искусство, наука, были уничтожены многие ремесла, угнаны великие мастера, а вместе с ними исчезли и многие секреты их "волшебства". Жизнь, казалось, не вернется обратно. Но жизнь возрождалась вновь. На месте одних обескровленных оазисов, вырастали и цвели сады других.

Вода была здесь всем. Уходила, исчезала вода – уходило, исчезало все. Текла, струилась, журчала вода – и ничто не в состоянии было уничтожить жизнь… Многое, очень многое повидали эти места: и войны, и разрушения, и засуху, и голод, и нищету.

И по сей день здесь цветут сады и огороды. Урюк, персики, виноград, слива, алыча, яблоки, дыни, арбузы… всего не перечислишь. Поистине плодородна здесь почва, трудолюбив народ.

Аул. Название аулу дала речка, на которой стоит он.

Ак-су – Белая вода. Хрустальна, чиста вода этой речушки. В горах рождается она. Старожилы села рассказывают, что когда-то это была большая река. Весной, выходя из берегов, она заливала поля, луга, затапливала мосты и в самое знойное время никогда не убывала. Какой только рыбы не встречалось в ней. Водились даже сомы, размеры которых иногда достигали человеческого роста.

Много, что еще говорят и вспоминают старожилы. И не поверить сказанному нельзя, и поверить отказывается разум от увиденного. Не назовешь ее сейчас рекой, да и речушкой-то трудно назвать. Разве, что на карте она сохранилась. Сохранится, быть может, для наших потомков – не рано ли хороним, не рано ли причитаем. Хотелось бы верить – дай бог.

На южной окраине этого селения стоит дом. Хорошо ухоженный сад, огород, двор. Вдоль "живой" изгороди растут огромные тополя. Дом находится на возвышенности. С его высоты можно обозревать всю местность – колхозные луга, поля, реку-речку с ее многоголосицей русел, ответвлений, которые то сходятся, то вновь расходятся, образуя на своем пути водную паутину.

В доме открылась дверь. Дверь открыла старческая рука, сухая блеклая кожа которой обтягивала кости. Кожа, кости, да непомерно раздутые вены – вот, что должно было возникнуть в сознании человека впервые увидевшего эти руки. Из дверей вышел хозяин рук. Годы, время оставили свой отпечаток на всем его существе. Он был одет в белые шаровары и рубаху, на ногах были калоши. Неспешной, степенной походкой старик пришел в сад. Миновав его, открыл калитку, остановился, долго рассматривал горизонт, ухватившись обеими руками за край калитки. Затем, покинув пределы сада, пошел все той же неспешной походкой в направлении небольшого холма, расположенного неподалеку от дома. Поднявшись на него, старик остановился. Дышал он часто, звучно, были слышны присвистывания. Отдышавшись, старик сел на землю, сложив по-восточному ноги.

Хорошая вещь бинокль. Смотришь вдаль обычным взглядом, ничего тебе не открывается, посмотришь в него, так сразу столько интересного открывается, – думал Алдан, глядя в бинокль. Он приехал домой перед отъездом на Украину. Сидя на крыше, он рассматривал окрестности аула.

"На противоположном берегу реки, купаются мальчишки лет девяти-десяти. Приехали на велосипедах, которые стоят облокотившись друг на друга. Вот по шоссе, в направлении аула движется легковой автомобиль марки "Победа". Рядом с водителем сидит молодая особа, очень приятная на внешность. Ровесница моя, а может и моложе? Кто она ему? Сестренка, жена, девушка? Что-то есть в ней притягательное, привлекательное".

Алдану вдруг очень сильно захотелось оказаться на месте водителя, он прогнал эти мысли, вспомнил Анелию. Остановил свой взгляд на старике, сидевшем на холме спиной к нему.

«Что он там сидит?» Согнутая спина, седые волосы.

«Кто это? Что за старик? Повернулся или прошелся бы что ли, определил бы тогда по лицу или по походке, кто это».

В ауле старых людей было немного. Их знали все. Люди старшего и среднего возраста, знали друг друга по именам. Молодые именам не придавали особого значения.

Любопытство не покинуло Алдана.

«Так кто же это? Над округой господствуем мы, – я и он. – Догадывается ли он, что я за ним наблюдаю? Странные люди, эти старики, о чем можно столько думать? Ну, сел бы и думал у себя на скамейке во дворе. Нет, надо за аул выйти, да на холм подняться. Если не повернется, подойду, узнаю кто это. Подожду».

Старик сидел на своем месте, величаво склоненная седая голова, так и не повернулась. Алдан спустился с крыши, любопытство сделало свое дело.

«Кто же это? Так кто же это?»

Алдан занес бинокль в дом и направился к старцу. Поднимаясь на холм, Алдан кашлянул, чтобы старец заметил его приближение. Старик вздрогнул, резко повернулся.

Сказитель «Книги судеб»

Через многое прошел и много повидал этот старый человек. Он родился давно, в прошлом веке, видел баев, был батраком. Спина его до сих пор помнит удары байской плети – глубокие шрамы остались на спине в память о ней. Да только ли от одной байской плети там шрамы?

– Цоп – цобэ, цоп – цобэ, – так погоняли быков, когда те тянули плуг.

– Цоп – цобэ, цоп – цобэ, – так погоняли быков, когда те тянули повозку с ячменем, рожью, пшеницей.

– Цоп – цобэ, цоп – цобэ, – прикрикивал бай или байский прихвостень, размахивая плетью, погоняя батраков.

Байскую плеть сменила плеть колхозного бригадира. Конечно, камча бригадира била по спине реже, но все же била.

Била, когда он от усталости во время вспашки земли засыпал на ходу; била, когда скотина переставала слушаться, не хотела вставать, отказывалась работать, скотина ведь не человек, не выдерживала.

Как было убедить скотину, что пахать надо, хлеб нужен. Бил со зла бригадир, но не из-за бессердечья плетью разбрасывался. План колхозу спускали, попробуй, не выполни. Трудные времена были. Бригадира того, давно уж в живых нет. А был ведь почти ровесник старца, на два-три года старше. Умер в начале пятидесятых. Вроде как недавно умер, пусть пухом земля ему будет.

Читать, писать научили. Спасибо учителям, не давали покоя, бегали.

– Ликбез, – говорили, – ликбез.

– А что такое ликбез? – спрашивал немолодой уже тогда старик.

– Ликвидация безграмотности, – поясняли ему. Не до них ему было, времени не хватало. Утром чуть свет уходил, вечером в девять, в десять, а иногда и за полночь возвращался, валился от усталости, ног под собой не чуя.

– Ликвидация безграмотности, – говорили, – ликбез, ликбез!

Сам не зная, когда и как, выучился старик читать, писать. Считать он умел.

Лицо старика было задумчивым. Какое-то время он разглядывал Алдана. Затем, на лице появилась улыбка, свидетельствовавшая о том, что он признал его.

– А, это ты, сынок, – сказал старик.

– Ассалам-алейкум [6] , аксакал [7] .

– Алейкум-ассалам, Алдан. Рад тебя видеть.

Они поздоровались, старик при этом слегка привстал с места.

– Я тоже рад вас видеть. Как ваше здоровье? Как дела?

– Спасибо, неплохо, сынок. Для моего преклонного возраста все неплохо. Утром проснулся, могу встать, уже неплохо. Вас молодых вижу, могу улыбкой встретить, разговором занять, тоже неплохо. А, как ты, сынок, как учеба? В ауле гордятся тобой.

– Дела в порядке, аксакал. Окончил обучение, скоро уезжаю по распределению на Украину. Вот приехал родных и близких навестить.

Старика Алдан знал хорошо, жил он на его улице. С детства помнит, то в поле встретит – сено старик косит, то на арбе увидит – корма везет, то на свадьбе односельчан – на месте для почетных гостей сидит. Односельчане уважали старика, преклонялись перед его возрастом, удивлялись трудолюбию. Звали старика Бекет.

– Присаживайся, Алдан, что стоишь, в ногах правды нет.

Алдан присел. Старик замолчал, было видно – он снова окунулся в мир воспоминаний.

«И почему это я сразу не признал Бекет – аксакала?» – подумал Алдан.

Старец заговорил спокойно, по-старчески размеренно:

– Время, годы взяли свое, Алдан. Умру я скоро.

– Не говорите так, аксакал.

Последние слова, стали полной неожиданностью, показались слишком мрачными. Он понял, какие мысли одолевали старика все это время.

– Хочешь послушать бредни старика? Что молчишь? А то, что мои слова слух режут, верю.

Алдан подумал: "Уж лучше бредни выслушать, чем снова о смерти толковать".

– Правда ваша, аксакал. Бредни, так бредни, говорите.

– Я прожил большую жизнь. Все было на моем веку.

– А чего было больше? – вдруг вырвалось у Алдана. – Хорошего или плохого?

– Хорошего или плохого? Зачем тебе это? Поживешь – увидишь.

Ветер играл его седой бородой, рубахой такой же белой, как и борода.

– Я родился рабом, батраком. Я им и остался. Время сделало меня таким. Тебе не привычно слушать такое? Как я жил? Чем я жил? Что видел, что сделал? Всю жизнь казалось, что вот-вот кончатся мои мучения. Я разогну спину. Но она так и не разогнулась. Да не я один такой, нас было много. Нас и сейчас хватает. Плохо это или хорошо? Тебе жить после меня, после нас, ты и скажешь завтра, плохо мы жили или хорошо. И еще страх, он с рождения не покидал меня. Страх перед засухой, голодом, баями. Затем страх перед тем, что может вернуться прошлое. Страх перед начальством. Да, да, он был, и он не покидал меня – я раб, я не изжил раба в себе. Трудно, очень трудно было. Были, конечно, и радости, были и праздники. Но тревога всегда была где-то рядом. Жили ожиданием лучших времен. Правду говорят – верой жив человек.

Грустным показались Алдану признания старика.

– От того еще, сынок, такое говорю, надоело мне все это, вся эта полуправда жизни. Молчать всю жизнь учили, так спокойней было. Мудрость, говорят, с годами приходит. А мне стыдно перед вами, перед тобой, какую мудрость передал тебе, детям своим? Чему научил? Солнце тихо катилось к горизонту, рождался закат. Красные лучи падали на землю, на всю округу. Не обошли лучи и старика с парнем.

Старик заметил муравья.

– И у этого свои заботы, – сказал старик, показывая на муравья – только вот запаздывает?

Старик представил жизнь муравья, подземные лабиринты…. И труд, труд, кропотливый каждодневный труд. Ценит ли муравей свою жизнь? Оплакивает ли он своих умерших собратьев? Где спит, что ест?…

Алдан наблюдая за стариком, строил предположения, что заставило замолчать старика и уставиться в одну точку.

– Должно быть, он счастливое существо, – продолжил о муравье старик после некоторого молчания. Было видно, что он больше говорил себе, чем Алдану, – раз ему не страшно умереть, а вернее, и не предполагать, что такое вообще есть. Да и голод, что ему голод. Даже в самый голодный, холодный год ему живется легче, чем нам.

Алдан принял слова старика за старческую прихоть.

– На чем мы с тобой остановились?

– На том, аксакал, что вы хотели у нас у молодых поучиться. Вы по-прежнему так считаете?

– Да, Алдан, как не печально осознавать, но это так. Вы больше знаете, чем мы.

– Я не согласен. За вашей спиной, годы, опыт, знание жизни.

– Какой жизни? Эти мозоли, – старик протянул руки ладонями вверх, так, чтобы он увидел его старческие мозоли. И еще разгоряченней продолжил, – что они могли дать мне для ума? Разве что сознание моей ничтожности.

– Зачем вы так, аксакал?

– Я знаю, что говорю. Все, что знал до этого, все, что слышал, все чему верил, оказалось полуправдой, а то и вовсе ложью. Оказалось, что мы жили в одной большой полуправде. Из честных людей делали врагов народа, и мы верили. Мы работали, пахали, а вокруг возникали все новые и новые враги. Их находили везде, чуть ли не в каждом селении. Мы верили, да и как было не верить. Мы боялись, да и как было не бояться. Народ должен всегда кого-то бояться, чего-то бояться. Кто сказал такие жестокие, бездушные и страшные по своей сути слова?

И сейчас кое от кого это слышишь – кто от небольшого ума, от незнания говорит, кто действительно осознанно желает этого. Скотину у народа поотбирали. А что взамен Голощекин народу дал? – Колхозы. Сколько жизней забрал джут и голод начала тридцатых? Не сосчитать. Похоронить по-человечески не могли. Дороги, аулы были усыпаны умершими. Страшное, страшное время, сынок, было. Без войны, в мирное время смерть миллионы жизней забрала. Выжил тот, кто был живуч. Нас было двенадцать в семье, а сколько осталось – четверо, и это был лучший исход.

Старик на время замолчал, задумался. Затем продолжил разговор:

– Сейчас, правда, жизнь намного изменилась, куда лучше живем. Говорят, даже о чем хочешь вслух говорить можно, Хрущеву спасибо. Раньше тоже говорили, но только каждый сам с собой разговор позволял. Да, все по-другому стало. Соли сколько хочешь, и хлебом наедаться стали, и деньги в глаза увидели.

– Ну вот, аксакал, значит, стоило жить? – удачно вставил Алдан.

– Жить то всегда стоит. Да душа растоптана, больная у меня душа. Нет ей выздоровления. Тебе не понять этого, не был в моей шкуре. Все переменилось. Где мои идеалы? В кого верить? И стоит ли в кого-то верить, кому-то верить? А вдруг снова все растопчут? В моей жизни это было не раз, – и уже, как бы разговаривая с самим собой, старик продолжал, – мы всю жизнь за кем-то шли, кому-то верили. Оказалась напрасной эта вера. А кто виноват? Я виноват, что верил в Сталина? Они виноваты?! Что я должен был, по-твоему, делать – предвидеть все это? Не только растоптана, но и заплевана у меня душа, не отмывается. И сейчас я часто встречаю игру слов. Что, неправду говорю?

– Но, аксакал, по крайней мере, хоть говорим о своих ошибках?

– Говорим мы о своих ошибках. Разговоры это одно, – а в жизни видим совсем другое. И что от нашего базара изменилось? Люди врать меньше стали? Нет, еще умнее и хитрее врать стали. Я не обо всех говорю, есть честные, правильные люди, труженики, пахари, на ком все держится. Но живы и те, кто измывался надо мной, над всеми, они и поныне здравствуют. Как погоняли, так и погоняют. А если и не они сами, так их дети, продолжают погонять.

– Зря вы так, аксакал, – сказал Алдан.

– Не из-за плохих побуждений эти разговоры веду. Я свой век прожил, вам жить, вам и решать, как жить. Прозрел я под старости лет. Да кому такое прозрение нужно. Многое могу сгоряча наговорить, может и неверно, что скажу. Зато свои слова скажу и то, что именно я думаю. Ошибки были, от них мы не застрахованы. Плохо только то, что эти ошибки сверху идут, и поздно мы о них узнаем. Они есть и сейчас, и впредь допускаться будут, учти мои слова. Вот как только сделать, чтобы их как можно меньше на нашем пути было. Часто об этом думал, да умом своим до ответа, до истины не дошел. Одно твердо знаю, убежден, у каждого хорошего начинания должно быть хорошее продолжение, вот это главное. Хороших мыслей плодить на дню по сотне, а то и больше можно, но то ведь мысли только, пусть и очень хорошие, полезные, но мысли. А то нет же, почти всегда в любом деле палку перегибаем. Все одним концом, да по одному и тому же мягкому, хорошему месту бьем. На этом, увы, часто наши дела заканчиваются. Каждый сейчас при своем, при себе, у себя на уме. Это вроде и надо бы у себя на уме быть, но не так, чтобы с совестью не в ладах жить. Да и о совести то сейчас говорить не приходится. Ой, много о чем говорить можно, Алдан, будет ли прок? Поговорим с тобой сейчас и расстанемся, ты при своем останешься, уйдешь, я при своем. Жизнь-то для тебя и для меня по-разному видится, а, следовательно, и поворачивается. Если в тебе, что плохое заложено, то при благоприятных условиях, оно это плохое обязательно о себе знать даст. Значит, выходит, веры нет тебе. Не обижайся, не принимай близко к сердцу, не о тебе конкретно говорю, к примеру. А до этого, до поры до времени плохое таилось, не давало знать о себе окружающим. А в жизни всякое бывает, хорошего или плохого всегда хватает, отсюда и все превратности, странности жизни.

Живет так каждый из нас, в себе не разберется до конца, да и разберется ли когда-нибудь? Все время у распутья ходим, находимся – и там соблазн, и там хорошо; и туда хочется, и сюда хочется, да колется или не по карману выходит.

Работаем, каждый семью кормит, жить лучше хочет, а лучше не получается. Иногда думаю, удивляюсь, как это некоторые и работать не переработали, и отдохнуть красиво успели, и жить красиво живут – не то, чтобы красиво, чересчур, значит, роскошно живут. Воруют, думаешь – и правильно думаешь. Открыто воруют, а кто открыто и при этом "законно" ворует, все знают, догадываются, но молчат. Умеет жить, говорят, – пусть живет. Умеет "делать деньги" – пусть себе потихонечку делает, главное, чтоб на глаза не бросался своей наглостью. Даже из кожи вон некоторые лезут, чтобы так же жить. И ничего, с совестью все в порядке. Больше того, тебя при случае посовестить не постесняются. «Законно» живут, «законно» воруют, «законно» и детей своих воспитывают.

Сказитель «Книги Судеб»

Хрущевская оттепель. Да, да, та самая хрущевская оттепель.

Раб заговорил! То поколение вынуждено было быть рабами. Всю жизнь молчать – всю жизнь! И заговорить. Кто не умел молчать и говорил, те давно уже покоятся под безымянными холмами, оврагами, болотами, вечной мерзлотой.

«Счастье надо выстрадать!»

Выстрадали ли наши предки для нас наше счастье? – Сполна!

Нельзя бояться говорить правду! Не бойтесь! Как просто? Просто ли?!

Солнце ушло за горизонт. Наступили сумерки, момент обмена, когда свет еще полностью не покинул землю, а вечер не стал полноправным хозяином. Постепенно в окнах домов, стали загораться огни.

Алдан представил себя старцем. Старость – не радость, вспомнилась ему всем известная мысль – истина. Нет хуже человеческого положения, чем положение, когда осознаешь разумом близость физического конца. Только одно предчувствие хоть как-то успокаивало Алдана, в нем он был твердо уверен, предчувствие того, что он не доживет до старости, умрет или может быть даже погибнет гораздо раньше, как-нибудь легко и незаметно. Во-первых, не придется пережить смерть близких ему людей, во-вторых, не придется ощутить и самой старости. В этом он видел какую-то необыкновенную, но осознанную прелесть, это его успокаивало и отвлекало от огорчительной мысли, столь нежелательной старости. Такой конец, такой уход показался ему предпочтительным.

Старик снова заговорил. Голос его изменился, он потерял привкус желчи, было видно, что всплеск эмоций прошел. Говорил он теперь размеренно и степенно, как и подобает старцу.

– Уйду я, уйдет со мной и мое время. Умирать не страшно, осознавать смерть страшно.

Алдану показалось, что старик прочел его мысли, разгадал их, и теперь пытается ответить на них сам.

– Помню, в молодости не думал о смерти, что думаю думать о ней, вот бай Ерназар и тот при его богатстве помер. Не помогло ему богатство, а ведь ох, как жить Ерназар хотел. Говорил: – я бессмертный, – смерть задобрить деньгами, богатством хотел, не получилось, не вышло. Сейчас, быть может, и костей от него не осталось. Распахали то место в конце тридцатых. Хорошо там трава растет – силу той траве усопшие дали. Так и я, когда-нибудь силу молодой траве дам, в потомках своих жить буду.

Вот как только умирать буду? Не болел, не хворал я никогда. Разве, что под старость немного прихварывать стал. Уйти бы на тот свет без мучений. Заснуть, а проснуться там. Глядишь, и встречу кого из родных, близких. Конечно, встречу, обязательно встречу. Мать, отца, братьев, сестер, друзей, бригадира, бая Ерназара – интересно, как они живут на том свете?

Старик снова задумался, продолжил.

– Революция, коснулась ли она их там? Думаю, нет, ведь жизнь у них там совсем иная. Душа ведь наша там, не мы сами. Да и кто, что может знать, никто ведь оттуда не возвращался. Это мы туда попадем – все там будем. А если ничего там нет? Не должно так быть. Ведь душа, мысли должны куда-нибудь деться. Думаю скоро узнаю, есть ли жизнь после смерти или нет. Жаль вот только тебе об этом, сынок, от меня ничего узнать не придется.

Не хотел Алдан, воспитанный на атеизме, на кодексе строителя коммунизма, перебивать старика и пояснить ему, что нет загробной жизни. Что вместе со смертью физической, умирает, гаснет, уходит в небытие мысли, разум человеческий, сознание – и если уж всю правду ведать, то и душа человеческая. Да не важно это, что дадут ему мои разъяснения?

– А, как вы относитесь к такому человеческому чувству, как любовь? Любили ли вы когда-нибудь? Любите ли?

«Не к месту задал вопрос», – подумал Алдан. Но он задал его, ему хотелось узнать, любил ли когда-нибудь этот старый человек. Было ли у него это чувство? Хоть что-то должно же было у него быть светлое, в этой тяжело прожитой жизни?

И старик не ожидал от Алдана такого вопроса. «В мои-то годы рассуждать о любви», – подумал он. – «Выкладывать юнцу свои чувства».

Старик улыбнулся, затем улыбка исчезла, – «А почему бы и не рассказать о своей любви? Раз хочет послушать, пусть послушает. Кому и когда еще поведаю об этом».

И уже вслух произнес:

– Пусть этот разговор останется между нами Алдан, договорились.

– Конечно, аксакал, об этом разговоре никто никогда не узнает.

– Никому об этом я еще не ведал. Любил ли я когда? И что это вообще за чувство? Любил, конечно, любил. Может, любовь к ней и выжить помогла в те трудные годы. Подозревала ли она? Думаю, подозревала. Любила ли она меня? Вот чего не знаю, того не знаю. Но то, что нравился, это точно, а как же по-другому, – старик немного оживился, сказав это. – Это я сейчас старая коряга, а тогда, тогда здоровье было, кровь горячая в жилах текла, молодая. Всю жизнь любил ее, любовь к ней питал и умру, любя ее.

Вспомнил старик ее огромные, карие, слегка раскосые глаза, улыбку, которая не давала покоя:

– Задорная, шебутная была девчушка. Работаю, бывало, в поле, от усталости валюсь с ног, сил нет. Передохнуть хочется, а еще лучше поспать часок-другой. Мысли только об отдыхе, голова тяжелая, веки как будто свинцом налиты, слипаются. И вдруг вдали знакомый девичий силуэт – задорный, игривый. И все как рукой снимает, сила, бодрость появляются. Спина выпрямляется, походка становится более резвой. Не украшает молодца вялость, дряблость, хандра и слабость. Мелькнет и исчезнет этот хрупкий, тонкий девичий силуэт, а заряд во мне остается. Кажется, что следит издали она за мной, именно из-за меня не подходит. Совсем девчонка была, а какой азарт в ней сидел. Всякие мысли посещали меня тогда, одна приятней другой.

«Молодость тем и хороша– подумал Алдан, урывками продолжая слушать рассказ старика, – что богатство фантазии помогает жить, заменяя бедность самого бытия. Чем раньше человек перестает фантазировать, мечтать – тем раньше он дряхлеет, погружается в мир иной, блеклый и скучный, любая неудача, большая или малая, может выбить его из колеи, вывести из душевного равновесия. Мир, окружение кажутся менее интересными, менее привлекательными; преподносят массу неразрешимых проблем.

– Лишь только ей исполнилось шестнадцать, как ее украли, – услышал Алдан, оторвавшись от своих мыслей, – украл сын знатного городского чиновника, жалованье от самого русского генерал-губернатора получал. Была свадьба. Счастливая, говорят, образовалась семья. Для меня кошмарный сон. Верил в то, что кончится этот кошмарный сон и случится что-то необычное. Вернется она. Не суждено было сбыться этому желанию, так больше и не увидел ее. Слышал только, что переехала с мужем в Ташкент, учился он там, а позднее, после революции, большим человеком стал, в правительстве где-то. Не поверил. Но поверить пришлось, позднее, еще позднее так оно все и вышло. Эти люди и при царе жили, не тужили, и при новой власти удобно устроились. Вот так то. Образованных то мало среди казахов. Значит, сгодился. В родные места он приезжал, пышный прием устроили, как никак почетный гость, земляк, в Алма-Ате, в столице государственными делами ведал. Говорили умнейший человек. Так ли это, откуда знать мне, простому смертному. Раз где-то там наверху, значит действительно толковый и умный, там дураков не держат. Долгое время пытался забыть Аннет, так ее звали, но не смог. Больше никого так и не полюбил. Всю жизнь искал такую же, как она, хотя бы похожую – не встретил. Не судьба мне, значит, была жить с ней, не судьба. Женился. Жена была любящая, работящая. Весь дом, все хозяйство на ней держалось, привык. Померла она, шестнадцатый год как схоронил. Сейчас вторая жена ухаживает за мной. На девятнадцать лет моложе. Дети, внуки привыкли к ней, слушаются. Нельзя мне, старому, одному без старухи оставаться.

А Аннет, где она сейчас, что с ней? Жива ли? Вспоминает ли детство, юность свою? – Старик говорил очень тихо, но теперь рассказ его был скорее не откровением Алдану, а беседой с ней, с Аннет, далекой и близкой, все такой же любимой.

– Вспоминаешь ли юность, детство свое? – повторил он. – Аул родной? Была ли ты действительно счастлива? Помнишь ли меня? А я ведь жив. Ты любила наблюдать, смотреть за моей работой. Везде по пятам ходила, маленькой была, неразумной. Воды приносила, развлекала меня, строила рожицы. Шло время, ты взрослела, росла. И чем взрослей, тем реже появляться стала – да и я при твоем появлении неловко начинал чувствовать себя.

Старик вдруг опомнился, прервал мнимую беседу с ней, посмотрев на Алдана, сказал: "Увидеть бы ее, вспомнит ли меня, узнает ли? Да что это сейчас изменит?"

Вечер стал полноправным хозяином, аул засветился множеством огней. Люди к этому времени почти все возвратились с работы, были дома. В большинстве домов аула семьи собирались за один большой стол, чтобы отужинать вместе в теплом кругу. Эта семейная трапеза сопровождалась установленными в каждой семье, неписаными традициями. Общее было одно – старшие возглавляли стол, без них ужина не начинали. Уважение к старшим, старикам в этих домах прививалось с раннего детства. В последствии, где бы они не находились, где бы не жили привычку эту, ставшую второй натурой, сохраняли, передавали детям.

– Думаю, пора закругляться, Алдан, – сказал старик после некоторой паузы, – спасибо, что выслушал старика. Уметь выслушать нас старых, это большое дело, особый дар нужен.

– Мне то за что спасибо? Это вам спасибо. Мало мы знаем о вас, о вашем поколении, о вашем времени, ох, как мало, вернее порой вообще ничего не знаем. Беда это наша, стыдно перед вами.

– Ну, может быть, и не беда это ваша, знать то вы и так много знаете. Скорее, это недостаток ваш. И я вас в этом не виню. Ну, да ладно, пойдем.

Алдан хотел помочь старику встать, протянул ему руку, но старик отказался от этой помощи, сказав:

– Не надо помогать мне, Алдан, сам встану. Мне с годами необходимо привыкать все самому делать, с беспомощностью своей бороться. Не хочу старости сдаваться, эдак мы и привыкаем к ней.

Старик встал, они спустились с холма. Алдан проводил старика к дому. Старик, прощаясь, сказал:

– Алдан, есть ли у тебя девушка, время подошло, только честно скажи, не скрывай от меня.

– Есть, аксакал. Она не из наших мест, студентка, как и я, в городе живет, – ответил Алдан.

– В счастливое время живете, остается только настоящую любовь встретить. Да не упусти, не прозевай, Алдан. Женись, женись, не тяни. Никогда не откладывай, не отодвигай. Не дразни судьбу, джигит. В хорошее время живете. Мне бы сейчас молодую удаль. Ладно, иди домой, до свидания. Хорошо устроиться тебе на новом месте.

– До свидания, Бекет аксакал! Всего доброго!.

Алдан заснул под утро, думал, рассуждал о жизни старика, уж очень глубоко засел в душу весь этот разговор. И жалость, и понимание бессилия что-либо изменить в жизни старца – век прожит. А как хотелось Алдану отнять все это тяжелое прошлое, подарить обыкновенное человеческое счастье, которого ему так не хватало в этой жизни, и которое он сполна заслужил. "Каждому по труду, каждому по заслугам", – говорим мы – не всегда оно так выходит. Не он один свой век так прожил, вот что еще больше угнетало, огорчало Алдана, не давало покоя. – «Из таких людей и судеб состоит советский народ, именно этот народ воздвиг все то, что мы сейчас имеем. Мы часто слышим их разговоры. Но никогда при этом не придаем серьезного значения им. Все вы старики на одно лицо, говорим мы. Все научить жизни хотите, все нравоучения читаете. – Так из одних ли нравоучений состоят их рассказы, всегда ли это так?

А ведь все гораздо проще получается. Выложить себя, всю свою жизнь, всю свою душу хотят. Всего лишь это – ни больше, ни меньше».

Еще несколько раз, встречал Алдан старика. Старик встречал Алдана очень тепло. Теперь же больше предпочитал слушать, больше задавал вопросов. Дальше этого их разговоры не заходили.

Вскоре Алдан уехал на Украину. Осенью он узнал из письма родственника, что старик по имени Бекет скончался. На похоронах старика было много народу. Лег спать, говорили, а утром не проснулся.…

Алдан представил похороны старика: многолюдно, много добрых слов говорится в адрес умершего, множеством слез проводили его в последний путь. Алдан вспомнил разговор со стариком на холме, его признания….

«Все эти скорбящие люди, – подумал Алдан, – пришедшие почтить память, пришедшие поделить горе с его семьей, что они знают о нем? Что они знают обо всех его внутренних старческих переживаниях, о его мыслях, мытарствах. Ушел из жизни, унес с собой всего себя, все самое сокровенное, весь свой мир. Судьба старика лишь маленькая капля в океане людских судеб. Жизнь, как шла, так и будет идти».

Сказитель «Книги судеб»

Только в день кончины мы иногда по настоящему задумываемся о человеке.

Умирает дитя – мы искренне плачем, скорбим.

Умирает юноша – мы искренне рыдаем, искренне скорбим.

Умирает старец – мы искренне сожалеем, скорбим. Но искренни ли в слезах?

– Хорошо, много прожил, – говорим мы.

– Дай бог и вам столько прожить.

– Много хорошего оставил он после себя.

– Дожив до таких лет, можно спокойно помереть. Куда еще жить то?

Звучит и зловеще, и верно. Немного цинично все это, но выходит, что так оно и есть на самом деле. Мы отдаем умершим старикам низкий поклон в знак уважения и признательности – и слезы, если они есть, также искренни.

Алдан часто, очень часто вспоминал в тюрьме слова старца: – В счастливое время живете, остается только настоящую любовь встретить. Да не упусти, не прозевай, Алдан. Женись, женись, не тяни. Никогда не откладывай, не отодвигай. Не дразни судьбу, джигит.

* * *

В тюрьме поменялось начальство. Пришел полковник Цыколо. "Цыколо-прицыкало" – окрестили, вернее, дали ему «погонялово» тюремщики.

– Распустили здесь, понимаешь ли, лирику, товарищи офицеры! Что это за «лектории» такие здесь устраиваете! – истерично кричал он. – Впредь я запрещаю этому серийному убийце пудрить мозги публике! Вам ясно товарищи офицеры! Не слышу!

– Ясно, товарищ полковник! – ответил майор Никонов.

– А вы что молчите?

– Ясно, ясно. – Послышались, приглушенные голоса надзирателей.

С камеры Алдана были убраны все книги, тетради.

Цыколо невзлюбил Алдана. Он презирал заключенных, возможно и все человечество, однако Алдана презирал особо. Устроил ему невыносимые человеческие условия. Враги Алдана были в блаженстве:

– Скоро «Академик» скрючится, не долго осталось. – Сказал «Штырь»

– Не злорадствуй, «Штырь». Без твоего базара на душе муторно. – Жестко отреагировал «Седой».

В мастерские влетел Цыколо.

– Что за перекур вы здесь устроили? Развели разгильдяйство! Приступить к работам!

Заключенные неохотно выполнили приказ.

Цыколо подошел к «Академику», стал наблюдать за его работой.

– Ну, что интеллигент паршивый, не работается?

Алдан молча продолжал работать.

– Я не понял, «быдло вонючее», почему не рапортуешь начальству? Ишь гордый какой! А, как баб мочить – мастак! Устрою я тебе жизнь!

Алдан еле сдержал гнев.

– Я кому говорю, почему молчишь паршивец?

Алдан отключил станок, повернулся к Цыколо. В его глазах была нескрываемая ярость.

– То, что ты начальник, не говорит еще о том, что ты имеешь право оскорблять меня.

– Ты, что мне тычишь! – прокричал Цыколо. – Ты что о себе возомнил? В карцер его, в карцер! Сейчас же!

– Козел ты паршивый! – не выдержал Алдан. – Понял! Сам «быдло вонючее»

Цыколо замахнулся на Алдана кулаком. Алдан увернулся от удара. Полковник провернулся вокруг своей оси, не удержал равновесие и рухнул на пол. Зеки взорвались смехом, не сдержали удовольствия и надзиратели. Майор Никонов подбежал к Цыколо, помог ему подняться.

– Я с тобой разберусь! Сгною! Не таких ломал! Узнаешь еще, кто такой полковник Цыколо! Кровавыми слезами будешь у меня плакать! – шумно ступая, покинул мастерские.

Алдана поместили в карцер.

Сказитель «Книги судеб»

Ранняя детская дружба – ангельская дружба. Проходит время, проходят десятки лет, а память о своем первом друге, память о нем, ты хранишь в сердце и проносишь ее через всю свою жизнь.

Первый двор, первая зима, первая снежная баба. Твой самый первый дождь, первая гроза, твоя самая первая лужа и первые сапоги, рукавицы. Начинаешь наблюдать, замечать смену времен года, считаешь зимы. Удивленно узнаешь, что год очень большой и длинный, учишься размышлять, делаешь открытия.

Недалеко от железнодорожного полотна находился колодец. Верхняя часть сруба, возвышавшаяся над землей, была обновлена. Она была сбита из свежих бревен и досок. Обновленный колодец был гордостью этих мест и единственным украшением. Приходя за водой, мужчины и женщины подолгу задерживались здесь, любуясь плотническим творением. И ребятня любила играть в этой округе. Несмотря на строгий запрет родителей, покидывала камни внутрь колодца, слушая затем, доносившиеся звуки.

Жара постепенно стала поглощать окружение, приближая полдень. У колодца Петя с Алданом выкладывали узоры из стекол. На разъезде остановился товарняк, набитый солдатами. Вагоны его были старыми. На них, то тут, то там виднелись заплаты из досок, наложенные в свою очередь на другие более "древние", начинающие прогнивать, дощатые заплаты ….

– Мужики! – крикнул, заметив колодец, один из солдат с поезда. – Колодец! Вода! Живем!

Был этот солдат невысокого роста, крепко сложен, славянского происхождения.

– Ох, и напьемся мы водицы!

Сказав это, он взял солдатскую фляжку, котелок, выпрыгнул из вагона и, припрыгивая, побежал к колодцу. Реакция азиатско-славянского коктейля была мгновенна, со всех сторон к колодцу побежали страждущие напиться водицы. Солдаты в большинстве были по пояс раздеты, наголо остриженные головы отражали лучи солнца, галифе и сапоги были новыми. Привыкшие к труду, мощные, загорелые торсы окружили колодец.

Солдаты обнаружили, что колодец без ведра.

– Эй, кто еще не в пути! – крикнул все тот же "всевидящий" солдат. – Захватите реквизит, нечем кашу черпать!

– Что, что?! – крикнул с поезда угрюмый на вид рекрут. – Какую еще кашу?!

– Да, ведро захвати! Тупая твоя голова! Ведро говорю!

– Так бы и сказал, что ведро! – донесся в ответ обиженный голос. – А то какой-то "резивит". И вообще, сам тупой, воду кашей называешь!

Взрыв смеха последовал после слов "угрюмого". Через некоторое время "угрюмый" подал ведро "всевидящему". Ведро исчезло в пасти колодца. Солдаты, протягивали котелки и фляжки, переступая с ноги на ногу, с нетерпением ждали самую желанную, самую живительную в этот миг воду. Появилось ведро, его влаги оказалось недостаточно. Оно снова занырнуло в колодец, пошло на третий заход…

Один за другим донеслись два длинных, продолжительных паровозных гудка, означавших одно – состав скоро тронется. Пошла спешка, те, кто еще не успел набрать воды, торопили, бранили набиравших. Ни к чему путному спешка не привела – ведро заглотил колодец. Состав медленно соскользнул с места. Бритоголовые новобранцы, изливая эмоции матерыми словами, побежали к своим вагонам. Поезд ушел.

За солдатским "водопоем" вместе с Алданом и Петей наблюдала, пришедшая за водой, мать Пети, Анастасия. Она подошла к колодцу, сняла с плеч коромысло с ведрами, плюхнула их наземь. Заглянув в колодец, долго вглядывалась во тьму, затем глянула вслед ушедшему составу. Покачала головой, давая понять Алдану и Пете, а может быть, больше себе самой, как это, мол, легко и просто вояки отрешились от совсем еще нового, ни разу не битого и не царапанного, покрашенного в зеленый цвет, солдатского ведра.

– Ведро, ведро, – забормотала она, – новое, совсем еще новое. Уронили ироды, оставили. Что же делать?

Анастасия снова заглянула в колодец, долго всматривалась в его кладовые.

– То бишь добро упало, а! Вокруг бесхлебица, а здесь тако добро пропадать будет!

Настороженно-тревожным взглядом посмотрела по сторонам, будто опасалась, что ее могут услышать или заметить. Дрожащими от волнения руками она взяла коромысло, затем цепь от колодца, на конце которой была проволока и что-то наподобие крюка. Быстро, спеша куда, стала по центру коромысла наматывать цепь, затем проволоку…. Закрепив коромысло, она проверила надежность – бросила коромысло на землю, наступила на него ногами и несколько раз сильно дернула за цепь. Друзья внимательно наблюдали за действиями Анастасии. Окончательно убедившись, что коромысло закреплено, она вновь посмотрела по сторонам, глянув на Петю, позвала:

– Петя, подойди сюда.

Петя подошел к матери.

– Сынок, ведерочко на дне. Тебе надобно достать его. У нас вот эти, – она показала пальцем на стоящие ведра, – никудышные два ведра. Одно протекает, сколько не чини, а другое и ведром то не назовешь. Вот отец обрадуется, увидев дома новое, да и к тому же солдатское ведро.

– Да, мам, – сказал растерянно Петя, – но ведь ведро упало в колодец. Его уже не достать.

– Петя, его можно достать. Ты сядешь на коромысло, покрепче ухватишься за цепь, а я тебя потихонечку, полегонечку опущу на дно. Ведро, может быть, и не затонуло, ты пошарь там руками. Даже если оно затонуло, то это пустяки, должно быть неглубоко, достанешь.

Пете стало страшно. Страх его усиливался и возрастал при мысли о том, что ему одному-одинехонькому предстоит опускаться в эту бездну. Петя побледнел, по коже поползли мурашки. Он хотел преодолеть страх, но ничего не вышло. Дрожащим, жалостливым голосом бедняга произнес:

– Мама, мне страшно. Мне очень страшно. Я не полезу, я боюсь. Зачем нам это ведро, не нужно оно нам. Мам, мне страшно.

– Петя, это не страшно, – прощебетала та в ответ, – ты главное покрепче ухватись за цепь.

– Нет, мама, я боюсь, мне страшно, – выкручивался сынок.

Мать продолжала говорить, но уже более истеричным тоном:

– Хватит, Петя, мне надоело талдычить тебе. Достанешь ведро, понял.

Она рванула его за руку. Поняв, что мать не отступит и будет настаивать на своем, Петя попытался вырваться. Попытки были тщетными, мать цепко держала его. Петя заплакал, стал умолять, упрашивать:

– Мама, мама! Мамочка! Не надо, мне страшно. Я не хочу, я боюсь! Мама! Ма… – ма!

Белена покрыла глаза Анастасии, она не в состоянии была внимать просьбам. Яростно стукнула ладонью по сыновнему заду, зло закричала:

– Ах ты, анафема, что это ты здесь разорался! Замолчи! Я кому говорю, замолчи! Бестолочь этакий, ишь разорался. А, ну замолчи!

– Я не пойду, мама … мамочка! Я не хочу… я не хочу… мамочка… я боюсь мама…мама…

Алдан почувствовал, как его охватывает страх. Он попятился назад, отошел на безопасное расстояние. К нему пришла неприятная мысль:

«А, что если эта остервенелая тетка передумает сажать Петьку, возьмет, да и поймает меня, да и привяжет к этому коромыслу?»

Алдан приготовился в любую минуту дать деру с этого места.

Анастасия, не подчиняясь уговорам сына, силой усадила его на коромысло. Петя забунтовал активнее, теперь он уже не умолял жалостливым голосом, а что есть мочи кричал.

– Не полезу я в колодец! Мама, пожалей меня, мне страшно! Не полезу! Отпусти меня, отпусти!

Разъяренная поведением сына, Анастасия стала беспорядочно шлепать его по голове, щекам.

– Да замолчишь ты или нет! Бестолочь! Скотина безмозглая! – зашипела аспидка.

Неожиданно Петя перестал сопротивляться, залез на коромысло и дрожащими от страха руками ухватился за него. Слезы, смешавшись с грязью, размазались по лицу мальчика, волосы взъерошились, и весь он стал похож на испуганного, потрепанного воробышка. Безысходность сделала свое дело. Он изредка всхлипывал и вздрагивал, пытаясь изо всех сил подавить дрожь, однако независимо от его воли, судороги пробегали по детскому телу.

К горлу Алдана подступил ком, ему стало очень страшно. Было жаль друга, босоного Петьку, но ничем он не мог помочь ему. Их детское волшебство оказалось бессильным, безжалостная колдунья, вселившаяся в Петькину мать, оказалась куда сильнее.

Правой рукой мать обхватила Петю, подняла над колодцем, левой ухватилась за рукоять ворота. Провернула ворот, натянула цепь.

– Ты, стервец, держись покрепче, – хрипло прорычала аспидка. В глазах воробышка застыла трагическая безысходность.

– Мама, я боюсь, – прервал свое молчание Петя, – мне страшно.

– Хватит, – отрезала его мать, – не хочу слышать!

Медленно вращая ворот, стала опускать родимого в бездну. Петя исчез из виду. Из колодца доносились всхлипывания. Алдан страстно желал заглянуть в колодец, но страх перед разъяренной бабой остановил его. Ее волосы были растрепаны, как у колдуньи, затуманенный дурной взгляд впился в колодец. Ее тело заколотило, руки тряслись так, что от этого ворот начал вздрагивать. На лице Анастасии застыла нервная, истеричная улыбка. Обезумев от своей идеи, она, казалось, потеряла разум, ощущения реальности и опасности.

Издавая ржавый скрежет, цепь все дальше уходила вниз. Алдану казалось, что эти леденящие душу звуки не кончатся никогда. Из пасти колодца изредка доносился жалобный голос Пети.

– Мама, мамочка, мне страшно, – повторяло эхо колодца слова мальчика, – не хочу быть здесь… Ничего не вижу… Мама, мамочка, подними обратно…

Цепь медленно начала вращаться вокруг своей оси. Вращение стало усиливаться. Хныканье Пети переросло в плач. Стали доноситься звуки ударов коромысла о стенки колодца. Чертова круговерть охватила цепь, она бросала Петю и била его легкое тело о стенки колодца. Где-то на середине пути вращения прекратились, цепь замерла, началось вращение в обратную сторону, но уже более интенсивное. Снова послышались глухие звуки ударов коромысла о колодец. Анастасия приостановила вращение, заглянула в колодец – лишь черная бездна и детский плач… Было слышно как что-то сорвалось и полетело вниз, плач перешел в остервенелый ребячий крик, послышался удар о воду. Мать замерла, затем проскулила:

– Петя, Петенька, что с тобой?

– Коромысло сорвалось ма…, – кричал из последних сил Петя.

– Не может быть, я его хорошо закрепила, – провыла, но уже беспомощно, растерянно, женщина.

Цепь по-прежнему выплясывала чертову круговерть.

– Мама, мамочка, – кричал Петя.

Анастасия рванула рукоять ворота обратно. Через мгновение послышался истошный, обреченный крик, удар о воду… тишина. Петя ослаб, резкий рывок цепи вверх сделал свое роковое дело, и Петю поглотила бездна. Не веря происшедшему, Анастасия продолжала вращать, теперь уже облегченный, лишенный драгоценного груза ворот. Показался долгожданный обрубок цепи – на нем не было ни Пети, ни коромысла.

– Петя, Петенька! Родненький, родной! – заголосила Анастасия. – Петя, родненький, ты жив?! Петя!

Мать-убийца упала на землю, стала ошеломленно бичевать себя, биться головой о колодец, рвать на себе волосы, одежду, истошно вопить.

Алдан не знал, что предпринять, что делать. Ноги, тело не слушались, не подчинялись ему. «Беда, это беда», – возникло в его детском сознании. Он чувствовал, что сейчас на его глазах, произошло что-то страшное, непоправимое. Произошло то, чего обычно боятся взрослые, от чего они обычно плачут, и от чего обычно бывает жутко. Он не раз видел, как плакали взрослые, и сам начинал плакать.

«А сейчас, что произошло сейчас?» – не переставал глотать воздух Алдан. «Петя, Петя?! Что с ним? Где он? Почему не появляется? Почему плачет его мать? Что же, что же такое случилось? Что все это значит, что происходит?»

Ему захотелось бежать, бежать прочь с этого страшного места, бывшего еще недавно лучшим в мире, самым сказочным и прекрасным.

Вдали показался человек, он шел к ним. Алдан узнал в нем своего отца. Звали отца Аскар. Лицо Аскара было встревоженным, вскоре его быстрая походка переросла в бег. Был он среднего роста, хорошо сложен, лет тридцати. Имел усы, был одет в рабочую железнодорожную робу, лицо и руки отливали бронзой.

– Что случилось, Анастасия? – подбежав, спросил бронзовый человек в робе. Голос его был встревожен. – Анастасия, что случилось?

Аскар посмотрел на сына. Никогда он не видел отца растерянным. Алдан заплакал.

– Петя, Петя мой там! – сказала Анастасия.

Отец Алдана посмотрел на цепь, заглянул в колодец.

– Не может этого быть, как это так! – протрубил он тревожным басом – Петя, Петя там? Как он мог упасть туда?

Посмотрев вдаль, громко крикнул:

– Эй, сюда! Быстрее сюда!

На железной дороге показались рабочие.

– Да, быстрее же! Бегом! Бегом я говорю!

Почувствовав неладное, рабочие побежали. Прибежав, столпились возле плакавшей Анастасии.

– Петя, Петенька! – Произносила Анастасия, голос ее стал хриплым, осипшим. – Петенька, Петенька, родной, родименький! Что я наделала?! Я погубила тебя, погубила тебя!

На крики прибежала и мать Алдана, Асия.

– Иван, – сказал Аскар одному из рабочих, – принеси из дому какую-нибудь веревку.

Иван сбегал за веревкой. Аскара стали привязывать к цепи. Привязали туловище, руки и ноги были свободны.

– Обвязывайте так, – повторял все время Аскар, чтобы внизу я мог быстро высвободиться, выпутаться из нее.

После того, как его обвязали, он залез на колодец, затем, упираясь ногами в бревна сруба и помогая себе руками, стал опускаться в колодец. Иван стал вращать рукоять ворота так, чтобы цепь была все время натянута, и часть веса Аскара приходилась на нее. Аскар благополучно достиг дна.

– Здесь совсем нечем дышать! – крикнул он.

Воцарилась тишина. Было слышно, как внизу возится Аскар. Почти у всех наверху возникла мысль-надежда: «Дай бог, чтобы был жив, дай бог, чтобы был жив». Но никто, будто боявшись спугнуть желаемое, не осмелился сказать это вслух.

– Поднимайте! – донеслось снизу.

Медленно, осторожно стали вращать ворот. Анастасия перестала плакать…. Из пасти колодца показались привязанные друг к другу ведро, коромысло и окровавленное, бездыханное, обезображенное от падения тело Пети. Одежда его была пропитана кровью, тело окрашено в алый цвет.

Мать бросилась к телу сына, не дойдя до него потеряла сознание и рухнула на землю. Падая, ударилась лбом о бревна колодца. Люди пришли в замешательство. Первой вышла из оцепенения, пришла в себя, грузная женщина.

– Что вы уставились? Что стоите? Развязывайте Петю! А вы, Кедей и Алпамыс, поднимите Анастасию, несите ее в дом! – кричала она, пытаясь криком привести в чувство других. – Да вы что оглохли, что ли?

Мужчины послушно повиновались ее приказам. Развязав Петю, они понесли его в дом, понесли и Анастасию. В этой суматохе люди забыли об Аскаре, находившемся в колодце. Асия не двигалась, она как вкопанная стояла у колодца. Затем, словно ошпаренная, кинулась к колодцу, заглянув в него, крикнула:

– Аскар, как ты там?!

– Вы что с ума там посходили, что ли? Долго мне здесь еще торчать? – кричал Аскар. – Здесь дышать нечем, еще немного и я задохнусь.

Асие в голову полезли дурные мысли. Напуганная словами мужа она, что есть мочи, крикнула уходившим людям:

– Эй, вы! Вернитесь хоть кто-нибудь! Мы же забыли вытащить Аскара, Аскара – моего мужа!

Никто не оглянулся. Асие показалось, что она лишилась твердой опоры, из-под ног стала уходить земля. Предчувствия беды стали сжимать сердце.

– Эй, Иван, Алпамыс, Марья! Да что же это такое?!

Не выдержав, Асия заплакала.

Она взяла ворот, стала вращать его, опуская цепь вниз.

– Сейчас дорогой, сейчас мы тебя достанем! Подожди, потерпи, сейчас!

Подбежал Алдан, чтобы помочь матери вращать ворот. Хотел было ухватиться за него, но мать не дала сделать этого.

– Подожди, сынок, не мешай, – сказала она, – я сама спущу, мне нетрудно. Вот как только отца поднимать будем.

Цепь достигла цели. Аскар, уцепившись за цепь, крикнул:

– Асия, давай тяни! Поднимай!

Асия стала вращать ворот. Вращение было медленным, давалось с трудом. Снизу доносились ругательства. Алдан принялся помогать матери. У Асии вспотели ладони рук, при мысли о том, что рукоять ворота может выскользнуть, ее бросало в дрожь, сердце сжималось еще сильнее. Время шло медленно, казалось, не будет конца.

– Когда же кончится эта бесконечная цепь? Когда же, когда же появится он? – думала Асия.

Силы были на исходе, перед глазами пошли черные круги, еще немного и … Появился Аскар, уцепившись за край сруба, он подтянул и перевалил свое тело через борт колодца. Было видно, что и он отдал подъему свои последние силы. Обессиленный, он сел на землю, уперся спиной в колодец. Плакала Асия, Алдан не плакал. Аскар был в крови, то была кровь Пети, капавшая на него сверху, когда поднимали тело.

Петю похоронили на небольшом кладбище, находившемся за железной дорогой, в миле от разъезда. Мальчишки часто бежали за Анастасией по ее дороге на кладбище. Она ложилась у могилы, подолгу плакала.

– Сына, сына, проснись, мама пришла, – говорила она, – сына, сына! Петенька, Петенька, проснись. Это я, твоя мать, пришла. Проснись, сынок. Оставляя еду, уходила.… В сорок третьем году Анастасия сошла с ума.

Сказитель «Книги судеб»:

Мать, не желавшая смерти сыну, убивает его собственным поступком, сын, любивший мать, погибает, так и не выполнив желание матери.

* * *

Благодаря «стараниям» полковника Цыкало, Алдан три раза, в течение месяца, побывал в карцере– камере одиночке. С последней отсидки, с диагнозом двухстороннее воспаление легких, попал в тюремный лазарет. Состояние здоровья было критическим. Врачи не сразу сбили высокую температуру.

– Крэпыс, Акадэмик, крэпыс! – приговаривал с прибалтийским акцентом врач, старший лейтенант Адамаускас.

– Нэ одного тэбя, это сволеч не любыт! Рождаются жэ на свэт такыэ паразыты. И как их толко земля сносэт или тэрпит. Как правылно будэт сказанно. А?

Алдан рассмеялся.

Полковник Цыкало был неутомим, без того паскудная, серая жизнь – превратилась в ад. Зеки, недовольные условиями содержания, вскрывали вены. После каждого акта неповиновения, непослушания, проводили жесткие карательные акции – карцер, лазарет были переполнены. Неуравновешенный полковник Цыкало принялся наводить порядок и среди своих подчиненных.

Алдан вошел в камеру. Болезнь отняла много сил, здоровья. Из старых постояльцев остались «Седой», «Штырь», да шестерка Сидор. «Седой» вышел на встречу Алдану, обнял.

– Где, остальные, где Аваз, где Кузьмич? – поинтересовался Алдан.

– Раскидали по камерам, личный приказ Цыкало.

«Седой» был взволнован, Алдан почувствовал неладное.

– Знакомься Алдан, это Волков – «Волк». Пришел по-этапу.

«Волк» впился глазами в Алдана «Неприятный взгляд, очень злой» – подметил Алдан, протянул руку для знакомства:

– Алдан.

Волков не торопился с ответом, он продолжал пристально смотреть на Алдана.

– Это ты и есть «Академик», – зло сквозь зубы процедил Волков.

Алдан убрал протянутую руку.

– Я и есть, – ответил Алдан, развернулся, направился к кровати, – что-то не важно себя чувствую «Седой», прилягу.

Прочувствовав недружелюбный настрой новоселов, «Седой» прекратил дальнейшие знакомства. Алдан лег на кровать.

– «Академик», ты что это морду от меня воротишь, – прервал тишину «Волк».

– «Волк», не горячись, «Академик»– наш брат, – сказал «Седой».

– Я «Седой» о тебе наслышан, однако брат мне не требуются переводчики. Я не к тебе обращаюсь, у него, что метла отсохла, пусть ответит, что морду от меня воротит, а?

Алдан не громко произнес:

– «Волк», слышу я тебя, слышу. Давай брат, завтра обо всем потолкуем.

– Завтра? – не унимался «Волк» – а, почему бы не сегодня? А?

– Что ты хочешь? – прервал его раздраженно Алдан.

«Седой» поддержал Алдана:

– Брат, объяви, что ты хочешь?

– Хочешь что-либо предъявить, предъяви! – поддержал «Седого» «Штырь», – Что ты хочешь предъявить нашему брату? Что?

В камере воцарилась напряженная тишина. По тюремным правилам и законам, авторитет авторитету имел право предъявлять обоснованные претензии, но, просто «быковать» или «наезжать», как на «шестерку» не полагалось.

«Волк» ушел в раздумье, он не знал что предъявить.

* * *

Привет, мое солнышко, Алдик! Я люблю тебя не меньше, если не больше!!!

У тебя чудесные письма, спасибо тебе за них. Они помогают мне во всем. Я перечитываю их помногу раз. Мне посчастливилось встретить тебя. Каждый раз ты предстаешь в новом для меня свете. Мне интересно все, что ты пишешь. Все твои мысли ясны. Ты поглотил меня всю, я читаю тебя, читаю тебя снова и снова. И чем больше я это делаю, тем больше ты поглощаешь меня.

Алдан, ты – большая непрочитанная книга. Я читала бы ее и читала, листала бы и листала! Скажу честно – мне все завидуют, конечно же, по белому. Я беру с тебя пример. Такая же отличница, как и ты. Много занимаюсь, читаю, а теперь вот и пишу стихи:

Мой серый, милый, сонный город.

Твой зной и стужа мне знакомы.

Твой люд хоронится в квартирках,

И все красавцы так не милы.

Вершины гор седеют быстро.

Вода обломками чернится.

И я грустна, и мне не спиться

Мой сокол ясный не резвится.

Его смогла бы прилелеять,

Свить счастье, быть ему нектаром,

Быть ветром, только лишь попутным.

Быть властелиной, лишь ему желанной.

Мой серый, милый, сонный город.

Твой зной и стужа мне знакомы.

Твой люд хоронится в квартирках,

Твои ж красавцы так не милы.

Алдан, я ревную тебя к Украине, к Черновцам. Они даже и не понимают, какого счастья они удостоились! Ты великан, ты добрый рыцарь, и ты живешь в этом сказочном городе.

Ты так хорошо его описал. Все! На каникулах я приеду к тебе!!! Я уже влюблена в твой город. К тебе, принц, приедет твоя принцесса.

Чем сильнее разлука, тем теплее встреча. Звучит, избито, банально. Но это выражение для нас с тобой как никогда кстати.

В Алма-Ате сегодня холодно, идет дождь со снегом. В такую погоду лучше дома сидеть в тепле, с "Тепкой" рядом, а того лучше лежать и читать….

Получила твою фотографию, страшно обрадовалась. Меня смутило лишь одно: "А что ж вы, сударь, такой мрачный?" Ты пишешь о красотах города, окружающей природы, а сам….

Прогулки на свежем воздухе в лесу, близ лесного озера, явно не пошли тебе на пользу! (Шучу!).

Я знаю, почему ты на фото такой мрачный, хмурый.

С тобой рядом нет меня, твоей А-лю-ля. Я расшифровала мое новое прозвище.

А – Анелия

ЛЮ – ЛЮбит

ЛЯ – короЛЯ.

Вот как классно. Тебе понравилось, я знаю!

Твоя прелестница, Анелия, А-лю-ля.

Из письма Анелии к Алдану. Февраль 1962 года

* * *

Искусственную интригу в этой камере, затеял полковник Цыкало. Он знал коварный нрав уголовника, по кличке «Волк». Знал, что нельзя в одной камере держать сразу двух тюремных авторитетов. «Волк», смотрящий из другой зоны, был «выписан» и переведен «стараниями» полковника Цыкало. Все знал, но все подстроил.

Знал, что «Волк» будет люто драться за новую территорию. Смотрящим за этой зоной был «Седой». Их битва была предрешена.

«Волк» предъявил претензии «Седому» через неделю.

Предъява оказалась незамысловато прямолинейной: «Седой» должен был добровольно сложить свои полномочия и торжественно передать их новому смотрящему – «Волку».

История закончилась печально. В тюремной котельной «Штырь» забил «Волка». Изуродованное тело, «Кузьмич» и «Сидор», с десятиметровой высоты выкинули на свалку. Умер ли он от побоев «Штыря», или смерть забрала его после падения, не известно. Интрига Цыкало, направленная против Алдана не удалась. «Кузьмичу» и «Сидору» – соучастникам преступления дали по три года. Они были оставлены в этой зоне. «Штыря» осудили на пять лет, перевели в другую зону.

После участившихся массовых вскрытий вен, из Москвы приехала большая комиссия, в состав, которой входили известные журналисты, правозащитники, народные депутаты СССР. Общественное сознание, мораль менялись. В стране набирала темпы горбачевская перестройка. Расследование инцидента произвело большой общественно-политический резонанс. Полковник Цыкало был отправлен в отставку, затем и вовсе уволен в запас.

14

Алдан досрочно выходит из заключения осенью 1993 года. Вокруг бурлила иная, новая жизнь. Алдан решил остаться в Сибири, не возвращаться домой. Что ждет его там – дурная слава и молва.

Первое время сын не верил в случившееся, не верил, что отец виновен в пропаже матери. Он надеялся, что мать найдется. Однако к годам двадцати твердо уверовал, что это дело рук отца. С дядей Антоном, эту тему они не обсуждали, оба ее избегали, с годами она превратилась в табу. Сын не искал отца, сам прервал с ним связь, не отвечал на письма, да и не читал их вовсе.

Алдан не стал тревожить сына, не стал навязывать своих отношений, усугублять их в худшую сторону. На все воля всевышнего.

Алдана встретил Антон. Они заключили друг друга в объятия.

– Как ты? – первым прервал молчание Антон.

– Как видишь, цел и невредим, – ответил Алдан.

– Поехали отсюда побыстрее, – сказал Антон.

Стояли три машины. Антона сопровождали люди его возраста и помоложе. Они по доброму смотрели на Алдана. Антон усадил его в машину марки BMW. Алдан на таких никогда не ездил.

– Алдан, пока ты сидел, все изменилось.

– Да, я это уже почувствовал, только и делал, что наблюдал за происходящими в стране переменами – Алдан улыбнулся, хлопнул рукой по сиденью автомобиля, – хорошая машина, умеют же делать!

– Прошло столько лет, а ты Алдан все тот же. Я всегда восхищался тобой, вот и сейчас. У меня такое ощущение, что мы с тобой и не расставались, – Антон смотрел на Алдана, его глаза искрились истинной дружбой.

– Господь бог велик! Твоей жизнью и судьбой он распорядился вот так, – Алдан показал рукой вокруг себя, – я думаю, ты не в обиде на него за это!

Антон кивнул отрицательно:

– Не – а, наоборот, благодарен!

– А со мной он поступил вот таким образом, и я, Антон, на него тоже не в обиде, благодарен за все – в этом даже есть своя философия. А вообще, Антон, я благодарен судьбе за то, что она свела меня с тобой.

– Спасибо за добрые слова, Алдан. Скажу честно, я беру с тебя пример. Когда мне бывает трудно, я вспоминаю тебя.

– Антон, я рад видеть тебя живым и здравствующим. Ты сильно изменился.

– Алдан, и ты мало изменился, единственно, что лицо подкачать. Ничего, еще наешь себе рожу. Жизнь только начинается. Я мало встречал таких оптимистов как ты, верней вообще не встречал.

– А знаешь, Антон, приятно, черт побери, слушать такое, спасибо! Знаешь, никогда не поздно, вот мой девиз. Все у меня впереди, говорю я себе. А, что мне остается, только верить, верить в сказку, в невероятное. Я верю, что рано или поздно я восстановлю свое честное имя, – улыбка спала с лица Алдана, лицо стало серьезным. Оставшуюся часть пути оба молчали.

* * *

Вечер. Ресторан. Играет музыка. За одним столом Алдан и Антон, рядом за соседним столом сидят приятели Антона, они прилетели вместе с ним.

– Бизнес, коммерция, – я не до конца это понимаю, мне необходимо время, – говорил Алдан.

– Завтра же летим в Алма-Ату, пойдешь ко мне на фирму. Никогда не поздно – это твои слова, Алдан. Я знаю тебя, ты быстро вникнешь в суть происходящего.

Антон, в Казахстан пока не поеду, это для тебя Казахстан суверенное государство. Для меня, как в той песне – "Мой адрес не дом и не улица, мой адрес – Советский Союз", – Алдан сделал паузу, задумался, затем продолжил, – мне нужно время, Антон. Я во всем должен разобраться, перестройка, демократия. Нет СССР. Горбачев, Ельцин, Назарбаев. Жизнь другая стала. Я приеду в Казахстан в следующем году, приеду к тебе в Алма-Ату, даю тебе слово. Как только разберусь во всем, так сразу же приеду. Я не хочу, чтобы твои работники на фирме смотрели на меня, как на свалившегося с неба. Не уговаривай, я уже решил.

– Ты, как всегда прав, Алдан. Все, не уговариваю. Россия, так Россия. Советский Союз, так Советский. Однако настаиваю на одном, постигать премудрости будешь у моих российских компаньонов по бизнесу. Завтра же вылетаем в Златоград. Лады?

– Лады, – согласился Алдан.

* * *

Златоград. 1994 год. Весна. Прошло полгода. Алдан работает у друзей Антона в должности советника директора. Антон договорился с друзьями так, чтобы Алдан мог приходить в любое время, мог вообще не ходить. Они выплачивали ему хорошую зарплату, оплачивали комфортабельное жилье. Алдан приходил раньше всех, уходил очень поздно. Брался за любую порученную работу. Никогда не спешил. Ему было интересно все, изучал законы, бизнес – проекты, делопроизводство. Поглощал полезную информацию, ненужное отделял, отсеивал.

Друзья Антона вначале восприняли его, как обузу, которую необходимо временно потерпеть. Однако со временем он влился в коллектив и был, по-своему, незаменим.

В России, как грибы, появлялись преступные организации, занимавшиеся рэкетом, вымогательством, запугиванием.

Чаща сия не миновала фирму, в которой работал Алдан.

К Виктору Ивановичу, директору фирмы, нагрянули подозрительные посетители.

Алдан сидел в своем кабинете. К нему зашел Александр Петрович, заместитель директора по общим вопросам. Пытался что-то сказать Алдану, но у него это не получилось. Он дрожал, как кленовый листок, лицо было пурпурно-красного цвета.

– Что случилось, Александр Петрович, – спросил Алдан, – Вам плохо? Алдан встал со стула и посадил туда Александра Петровича.

– Там, там, – показывал рукой в направлении кабинета директора Александр Петрович.

Алдан понял, что Петрович сильно возбужден.

– Александр Петрович, меня вызывает директор. Не волнуйтесь, скажите только, да или нет.

Александр Петрович перевел дыхание, на короткое время он овладел собой.

– Алдан Аскарович, вы должны быть там. Понимаете, там просто хамство какое-то, меня они выставили за дверь, – снова задрожал Александр Петрович.

– Возьмите себя в руки, не переживайте, выпейте лучше успокоительного.

Алдан проследовал в приемную директора фирмы. На красивом, очень выразительном лице секретарши Светланы было заметно волнение, прятался испуг.

– Кто там, Света? – спросил Алдан.

– Я их пыталась задержать, но они даже не взглянули в мою сторону. Алдан Аскарович, их прошло туда сразу пять человек. Мне кажется, это бандиты.

Алдан улыбнулся Свете.

– Прямо-таки и бандиты, Светочка.

– Да, бандиты, Алдан Аскарович. Не верите, зайдите, сами посмотрите. Может, милицию вызвать?

– Никуда не звони, подожди, пока не выйду.

Алдан открыл дверь, прошел в кабинет директора. В тюрьме он насмотрелся на разные рожи, знал все тонкости бандитской психологии. Входя, он ожидал увидеть отъявленных, прожженных братков с отмороженными харями. Однако его ожидания не оправдались. Сидели желторотики. Были они в спортивной форме и кроссовках. Вначале они не обратили на него внимания. На Викторе Ивановиче не было лица, в противовес своему заместителю Александру Петровичу, он был бледен как полотно.

Алдан сел напротив главаря, взглянул в его глаза, затем обвел взглядом остальных. Главарю было лет тридцать, остальным лет по двадцать – двадцать пять. Они свирепо смотрели на Алдана, пытаясь дать понять, что за свирепым взглядом могут стоять и свирепые поступки.

– Виктор Иванович, будьте любезны, оставьте нас наедине с джентльменами, – Алдан не стал обострять ситуацию.

– Да, да, – обрадовался директор, он был рад не просто покинуть этот кабинет, он был рад вообще убежать из этого города.

– Алдан Аскарович, они здесь по поводу "общака". Оказывается, весь город помогает заключенным в тюрьме. И только мы, каким-то образом, до сегодняшнего момента не помогали им. Я уполномочиваю вас от имени фирмы переговорить с ними. Если надо помочь, конечно же, мы поможем.

– Спасибо за доверие, – сухо произнес Алдан. – А теперь, можно все же оставить нас одних, Виктор Иванович?

– Да, да, я удаляюсь, Алдан Аскарович, – директор вышел, очень тихо и аккуратно прикрыл дверь.

Алдан намеренно, подчеркнуто хрипловатым голосом, начал разговор, используя блатной жаргон:

– Я не знаю, какие зоны вы греете – это раз! Во-вторых, не знаю, чьих вы будете, и не хочу это знать. В-третьих, пусть черканет мне положенец с местной зоны, и назовет того, кто здесь рулит общаком. И передайте всем, кто должен знать, по воровской почте привет от «Академика»! Пока только прошу любить и жаловать! Вам ясно?! На все про все даю два дня! Свободны.

Что случилось с ребятишками? Они опустили глаза, поникли. Они не слышали об «Академике», но мозгами своими поняли, что именно сейчас, ничего не стоит говорить. Что надо встать и просто убраться, чтоб завтра не попасть в косяк перед воровской братвой. Так, таким тоном простые смертные не разговаривают. Ну и дела, ну и попали. Им стало страшно, где-то даже очень страшно! Потому что, на самом деле они очень смутно представляли зоновскую жизнь и вообще «не грели» зону. Да, надо «делать ноги». Быстро, тихо, очень тихо и очень быстро они удалились, вернее испарились.

– Алдан Аскарович, что это такое вы им наговорили? – зашел радостный Виктор Иванович, – они вышли шелковыми, я их не узнал. Мало того, попросили у меня прощения за свое некорректное поведение. Прямо ангелочки.

– Виктор Иванович, я попросил у них дневники, их у них не оказалось, тогда я попросил их сбегать за родителями. Вот они и побежали, – отшутился Алдан.

– А если серьезно, Алдан Аскарович?

– А если серьезно, то дня через два они объявятся. Вы их к себе не заводите. Пусть ждут в приемной. Я постараюсь быть здесь, если вы не возражаете, проведу еще одну беседу.

– Конечно же, конечно, Алдан Аскарович. Прошу вас никогда нас не покидать. Мы все так благодарны вам. Поверьте, я их действительно испугался.

А об «Академике» ребятам – рэкетирам молва донесла следующее: «Академик» – непререкаемый авторитет, авторитет, которого признал весь воровской мир. От короны вора он отказался, но его почитают, уважают и прислушиваются в воровском мире все. Его авторитету и популярности мог бы позавидовать любой коронованный вор.

– Да, – сказал главарь местной преступной группировки, – мы влипли.

– Откуда мы могли знать?

– Должны были знать! А теперь, теперь поехали с повинной. Сделаем ноги – везде через братву найдет. Лучше с повинной.

Через два дня рэкетиры пришли и во всем покаялись. Главарь признался, что о положенцах и ворах слышал, но ничего лично не знает. Он и его команда готова служить ему.

– Во-первых, вы мне не нужны, – сказал Алдан начинающим рэкетирам, – во-вторых, кто будет устраивать беспредел в городе, будет наказан, в-третьих, создайте охранную фирму, если не хватает мозгов и охраняйте. Предприниматель – коммерсант сам вас отблагодарит. Но не вымогайте. Вам ясно, орлики? Все, свободны.

И действительно, по велению Алдана этот маленький город миновал бандитский беспредел. Не только директор, но и коллектив фирмы были признательны Алдану. Ему повысили зарплату. Об Алдане заговорил город Златоград. За короткое время завели знакомства мэр города, начальник милиции, прокурор, бизнес-элита. Все хотели, жаждали спокойствия. Тогда как в других регионах России царил хаос, бандитский беспредел, люди беспощадно отстреливали друг друга.

Алдан понимал всю анекдотичность ситуации. Он не стремился к такому авторитету. Однако разумом понимал, что никто другой не сможет отрегулировать ситуацию.

– Как быстро поменялись нравы, признался он как-то в телефонном разговоре Антону, – еще в недавние времена я был бы изгоем в обществе, я был бы человеком с запачканной репутацией, с кем никто не сел бы за один стол. А что, Антон, происходит сейчас, со мной стремятся познакомиться, всем начихать на мое прошлое, все считаются со мной. И политики, и банкиры, и бандиты. «О времена, о нравы»!.. Я устраиваю их, их устраивает моя биография. Я даже стал знаковой фигурой, Антон. А у нас там, в Казахстане, так же?

– Да, нет, Алдан. Такого у нас нет. Есть где-то на уровне базаров да барахолок рэкетиры, бандиты объявляются. Но в больших масштабах нет. У нас сильный президент. Да и силовики не сдают.

– Слава богу! Тогда, Антон, жди, скоро вернусь! Я разобрался в новых реалиях!

– Давно пора, жду тебя. "Мой адрес не дом, и не улица, – мой адрес Советский Союз", – съехидничал другу Антон.

Алдана долго не отпускали на родину – Виктор Иванович, элита города. Его авторитет был огромен и непререкаем. И только летом следующего года ему удалось вырваться в Алма-Ату.

– Алдан Аскарович, если вдруг в Алма-Ате не пойдут дела или как, мы вас всегда ждем обратно, – прощаясь в аэропорту, произнес мэр.

15

Алдан не узнал Алма-Ату, город своей молодости. Все бурлило, "дикий рынок" брал свое.

Антон имел солидный офис в центре города, его фирма владела сетью автозаправок, ресторанов и баров, строился супермаркет. Он не ожидал от Антона такого размаха. Антон по-царски встретил друга. В честь него устроил пышный банкет, на банкете вручил ключи от квартиры, гаража, машины модели «Форд-Скорпио».

На банкете Антон представил его друзьям и коллегам другом молодости, ни разу, ни словом не обмолвился о его прошлом.

На другой день, после банкета, Алдан спросил Антона:

– Где сейчас Тимур, Антон!

– О, Тимур, твой сын, сейчас крутой бизнесмен. У него своя фирма в Санкт-Петербурге. Свой офис в Москве, Иркутске. Он занимается продажей леса.

– Скажи честно, Антон, он интересовался, спрашивал обо мне?

– Честно, нет.

– Подожду еще.

– Может, стоит тебе самому с ним связаться, – посоветовал Антон.

– И что я ему скажу. Не хочешь ли ты меня видеть, скучаешь ли ты по мне? Я твой отец. Объявился, не запылился. Нет, Антон, столько лет ждал, подожду еще. Не я, не он, мы оба – не готовы к встрече.

Антон усадил Алдана в машину.

– Свожу тебя кое к кому, – тихо произнес Антон.

– Свози, свози, только хотелось бы узнать к кому?

– Не торопи события. Увидишь сам.

Антон заехал на кладбище.

– К Анелии? – спросил Алдан.

– Да, к ней.

– Так и осталась для меня загадкой ее смерть, Антон.

– Для меня тоже – загадкой и тайной.

Внушительная надгробная плита была сделана из красного гранита. Надгробная стела из черного гранита. На граните был высечен портрет Анелии и надгробная надпись:

Сибирякова Анелия Михайловна 16. II.1941 – 6.VII.1963

"И только груз всю жизнь несу!

И грусть – что не познал любви твоей!

Прости, за ту любовь мою,

Прости, за ту любовь мою

Прости, твой праздник, твой Мейрам".

– Кто этот Мейрам, Антон?

– Тот самый прокурор! Помнишь, на суде?

– Конечно же, помню. Он, что, знал Анелию?

– Да, знал. Какое-то время пытался ухаживать, понравиться ей. Это было, когда ты жил на Украине. Но Анелия в грубой форме отвергла его. Мне об этом после суда ее подруги поведали. По их словам прокурор в нее был по уши влюблен. Вот так-то, Алдан! Поэтому-то он и невзлюбил тебя, еще тогда в студенческие годы. Поэтому он и настаивал на высшей мере наказания для тебя.

Алдан прочитал вслух надпись на плите. Читал он медленно, делая паузы в словах.

"И только груз всю жизнь несу!

И грусть – что не познал любви твоей!

Прости, за ту любовь мою,

Прости, лишь так любить я мог!

Прости, твой праздник, твой Мейрам".

Алдан на некоторое время замолчал, затем с горечью в голосе продолжил: – Так что? Что же случилось в горах, Антон, в мое отсутствие? Что же случилось с Анелией? Кто, кто надругался над ней? Так и живу, Антон, с этой болью в душе. Так и живу. Зачем, зачем я оставил ее одну, совсем беспомощную и ослабшую?!

* * *

Стремительно пролетел год. Антон помог открыть фирму Алдану. Алдан успешно вел посреднические операции, дела шли в гору. Он выкупил на аукционе магазин, перестраивал его под супермаркет.

Алдану во сне приснился сын Тимур.

Во сне сын укоризненно посмотрел на отца и произнес:

– Чего ты ждешь, отец? Ты первый должен протянуть мне руку.

Отец протянул ему руку, Тимур улыбнулся, однако руки своей не подал. Затем вдруг оказался на скале.

– Лови меня, папа!

– Не прыгай, разобьешься, – крикнул Алдан во сне сыну.

– А ты лови меня, лови!

Сын прыгнул со скалы, отец подпрыгнул, пытаясь поймать его, однако сын исчез.

Алдан проснулся в холодном поту.

«Еду, еду к сыну, – твердо решил Алдан, – чего жду, чего медлю, завтра же вылетаю! Пусть будет, что будет. Пусть говорит, что хочет!»

На другой день они вместе с Антоном вылетели в Москву. В московском офисе сообщили, что Тимура Алдановича нет. По всей видимости, он в головном офисе в Санкт-Петербурге. Из Москвы на скором поезде выехали в Санкт-Петербург. В Санкт-Петербурге в головном офисе не хотели долго говорить, где находится шеф. Однако после долгой беседы секретарша выболтала Антону: «что Тимур Алданович отбыл для подписания договора в Иркутск». Алдан с Антоном, пробыв в Петербурге два дня, дождались рейса и отбыли в Иркутск. В Иркутском офисе пояснили, что если они хотят встретиться с Тимуром Алдановичем, им необходимо подождать до вечера следующего дня, так как он уехал вместе с бизнесменами из Китая на лесоповал.

Антон оставил секретарше записку следующего содержания: "Дорогой Тимоха, привет! Приехал специально навестить тебя. У меня все хорошо. Жду тебя по адресу: улица Парковая, 19, квартира 4. Твой дядя Антон. До встречи". Роспись.

Тимур вернулся с лесоповала, прочитал записку и поехал по указанному адресу.

16

Сказитель «Книги судеб»:

Хорошее и плохое, добро и зло, всегда где-то рядом, в мгновении от тебя.

Мечты, надежды, грезы, стремления, тоже всегда где-то рядом в секунде от тебя.

Так и у нашего героя Алдана. Служба в Военно-Морском Флоте дала ему много нового, доброго, прекрасного. Впервые в жизни степняк увидел настоящее большее море, огромный безмерный Тихий океан, он был потрясен.

Молодежь сороковых-пятидесятых мечтала служить на доблестном Флоте. О моряках, об их героизме, проявленном во время Второй мировой войны, ходили легенды. Весь командный состав флота – бывшие боевые офицеры. Ордена и медали на груди морских офицеров, черные кортики, морские мундиры, эполеты, красивая морская форма – все это оставило на душе, неизгладимые впечатления.

Узнав, что у Алдана есть разряды по легкой атлетике и боксу, его определили в спортивную роту. Он попал в руки известных тренеров. Упорство, с которым занимался Алдан на тренировках, природная сила, заложенная в нем от предков, восхищали и радовали наставников. Им не пришлось долго ждать результатов. Через год Алдан стал чемпионом по боксу Тихоокеанского Военно-Морского Флота, а еще через полгода Чемпионом вооруженных сил СССР. Его включили в сборную команду. Алдан был счастлив. Добро было рядом. Он простой провинциальный юноша из далекого Казахстана – и в сборной страны.

Регулярные спортивные сборы, сопровождавшиеся поездками, обогатили Алдана яркими жизненными впечатлениями, опытом.

Благодаря большому спорту Алдан побывал в Москве, Ленинграде, Одессе, Ялте, Сочи, Пятигорске, Севастополе, Риге, Таллинне и многих других красивейших городах Союза.

«Но тобой я привык гордиться, И всегда повторяю слова: «Золотая моя столица, Золотая моя Москва», – напевал Алдан слова известной песни, гуляя по Красной площади. Забили колокола кремлевских курантов. Алдан замер. Он почувствовал гордость за свою страну, за свою столицу. Внезапно возник образ отца, последняя встреча, чувства смешались….

В 1955 году Алдан снова становится Чемпионом Вооруженных сил СССР. Приближалась Олимпиада 1956 года. Вся боксерская элита страны прибыла на отборочный турнир в Ленинград. В этом городе его поразило все. В первую очередь сами ленинградцы, пережившие блокаду. Он зачарованно ходил по городу, его улицам, по набережной Невы… Город-сказка, город, неподдающийся описанию. Ленинградцы были невероятно добрыми и вежливыми.

«Ленинградцы, дети мои! Ленинградцы, гордость моя!» – вспомнились ему слова казахского поэта Джамбула.

– Алдан, боксируй, обращая внимание на защиту, отходы, не атакуй, береги силы, еще раз повторяю, поработай на отходах, отрабатывай технику защиты. Поработай вторым номером. Для тебя этот поединок тренировочный. Старший тренер сборной страны возлагает на тебя большие надежды. Будем готовить тебя, если не подкачаешь.

– Алдан, – сказал в раздевалке Геннадий, его соперник, шедший под номером два в сборной страны, – просьба, не покалечь, наслышан я про твои реактивные удары.

– Да, ладно, Гена, не преувеличивай, ты боксер не хуже, если не получше меня, да и опыта у тебя побольше, – ответил ему Алдан.

Алдан отбоксировал спарринг на "отлично". Не пропустил ни одного удара, задачу тренера выполнил – защищался великолепно. Однако, два раза, голова соперника "наткнулась" на его удары, и Геннадий успел побывать в нокдауне.

Не хотел Алдан, так вышло. На отходах Алдан отбрасывал от себя кулак. Удары были невидимыми, резкими, Геннадий их и не усек.

Для Геннадия это был хороший показательный урок, из которого он сделал выводы.

Сборная Союза выехала на сборы в Кисловодск. После изнурительного горного кросса боксеры выполняли упражнение на резкость, рубили дрова. Сколько нарубили, было известно одним лесникам – большая куча дров оставалась после каждой тренировки.

Хорошее и плохое, добро и зло всегда где-то рядом, в мгновенье от тебя.

Здоровенное полено отлетело от боксера-тяжеловеса и вонзилось в лицо Алдана. От удара он потерял сознание, его доставили в госпиталь. Была сделана операция. Предстояла еще одна. Для выздоровления необходимо было 6–7 месяцев, и еще неизвестно как срастется нос? Носа-то практически и не было, он был вдавлен поленом, хрящ был раздроблен. Врачи собрали его из ничего. Важно было восстановить лицо, ни о каких нагрузках не могло быть и речи, не говоря о занятии боксом в ближайшие годы. И не говоря о поездке на Олимпийские игры.

Судьба-злодейка? Рок? Роковая случайность. До Олимпиады остались считанные месяцы, недели. А он, номер один, – в госпитале, с сильнейшим сотрясением. Олимпиада для Алдана была закрыта.

На Олимпийские игры в составе сборной поехал Геннадий. И он, номер два, становится Олимпийским чемпионом – номером один в мире.

Сказитель «Книги судеб»:

Мечты, надежды, грезы, стремления, тоже всегда где-то рядом, в секунде от тебя. Эта секунда сработала для Геннадия. Для Алдана сработало мгновение в сторону Зла. Так уж было написано в книге жизни Алдана. Судьба вновь захотела испытать его на прочность.

Алдан слушал радио, читал газеты. Страна встречала героев Олимпиады.

Он был рад за Геннадия. Но где-то внутри гнетущая, страшная тоска разъедала душу, сознание, нервы. Он лежал на больничной койке, одинокий герой, забытый всеми, никому ненужный. В госпитале Алдан получил известие о кончине матери.

* * *

Квартира, где остановились Алдан с Антоном, принадлежала друзьям-компаньонам Антона и предназначалась для приезжих гостей.

На стенах спальной комнаты были прикреплены плакаты с обнаженными женщинами, с могучими торсами культуристов, с героями западных кинобоевиков. Все это было безвкусно расклеено. На гвозде висели боксерские перчатки, палочки-нунчаки.

Был июльский "средний" вечер, часов десять, Алдан сидел на диване-кушетке в комнате, которая служила залом, и смотрел телевизор. Антон в соседней комнате, разместившись в кресле, читал журнал.

Во дворе раздались голоса молодых и, как Алдан позже понял, подвыпивших парней. Алдан подошел к раскрытому окну. Пестрая компания шестнадцати – восемнадцатилетних парней расположилась на скамейках. Алдан разглядел эти лица, их роднил отпечаток хмельной человеко – звериной радости.

Окно комнаты, где находился Алдан, было на втором этаже. В метрах тридцати от окон расположилась эта компания. Алдан слышал их голоса ясно и отчетливо.

Двор был сквозным, проходным, почему-то хорошо освещенным. Вернее даже, это был не двор, а проход между двумя домами.

Компания пополнялась, к ней присоединились "щеглы". Разговоры были о бабах, о сексе и прочем в том же духе.

Пара "щеглов" приспособила, пустую бочку, стоявшую у стены, под скамейку.

– Нехилый поджопник! – сказал один другому и пнул ногой по бочке.

– Да, нехилый подсрачник! – ответил второй.

Алдан встал со стула, отошел от окна, прилег на диван. Вспомнил свою "щегловскую" юность…. Стал засыпать, как его разбудили крики. Алдан снова подошел к окну.

– Кто этот бедный прохожий? – На бетоне лежал человек, которого жестоко и методично избивала кучка пацанов.

– Твари, – кричал лежащий человек, – гнилая свора! Шакалы!

Лексикон его был богат. «Он, по всей видимости, был блатной, но с другого района – "волк-одиночка"» – подумал Алдан.

Вскоре он замолчал.

– Тормози, – крикнул кто-то.

Все остановились, подались назад. Хозяином мерзкого голоса оказался амбал с детскими чертами лица, длинными, кучерявыми волосами. Он пнул жертву по голове, удар был сильным – лежавший колесом "волк-одиночка" прокрутился вокруг своей оси. Все заржали. Удар был явно всем по душе. Амбал продолжал демонстрировать зрителям удары ногой.

– Красавчик! – кричали "щеглы" с бочки, горя от страсти, и выплескивая набегавшие искренние эмоции.

Лица зрителей были захвачены зрелищем, а мордашки щеглов вдвойне выдавали радость, они видели это живьем, не по видео.

После каждого удара "волк – одиночка" издавал истошные вопли и стоны.

Алдана охватила тревога, ему стало жаль избиваемого человека. К нему подошел Антон.

– Что происходит? – спросил Антон.

– Бьют кого-то беспощадно, – ответил Алдан, – надо что-то предпринять, Антон.

Алдан прошел на кухню, выдвинул ящик стола, увидел ножи. Один из них внушил ему доверие, он взял его, остальные бросил за шкаф.

Вернулся в комнату, взял палочки-нунчаки, они показались ему легкими. Бросил палочки на диван. Подошел к окну. Избиение продолжалось.

– Ты что делаешь, Алдан? – спросил Антон, – зачем тебе нож? В твоем положении тебе не нужны неприятности. Мы приехали повидать Тимура. Не дай бог, случится непоправимое и все может пойти наперекосяк.

Антон забрал нож у Алдана, закинул его под диван.

– Ты прав, – сказал Алдан, – это у меня машинально сработало. Никогда не брался за ножи, старею. Нам и в правду, надо воздержаться, неприятности сейчас не нужны.

А в это время на улице амбал отошел от жертвы. Самодовольная улыбка пылала на его дебильном лице, он был героем.

– Добейте гниду! – крикнул он, придавая голосу хрипоту и важность.

Избиение вновь переросло в коллективное. Каждый хотел отличиться. В эту игру включились и некоторые щеглы….

– В этом городе нет советской власти?! Где милиция? Почему нет милиции? – произнес Антон. Он посмотрел на окна противоположного дома, заметил нескольких опиравшихся на подоконник мужчин, они спокойно раскуривали сигареты….

– Значит, здесь так принято, – сказал он Алдану.

– Глаз, мой гла-а-а-а-з! – завопил нечеловеческим голосом "волк-одиночка".

Вопль был настолько ошеломляющим и страшным, что все "шакалы" отбежали на пять-шесть метров. Даже туша – амбал – прыжком отскочил от добычи.

"Волк – одиночка", закрыв левый глаз, продолжал орать. Лицо его было изуродовано. Из-под прикрывавшей глаз ладони сочилась струйка крови. Какая-то неимоверная сила пробудила его, он встал. Парень по кличке "Измена", который до этого комментировал "выступление" амбала, проскользнул за угол дома. Щеглы застыли, полуоткрыв рты, перестав грызть семечки. В их глазах, да и в глазах всех "шакалов" ярко высвечивался испуг.

– Глаз, мой глаз, – простонал "волк – одиночка". Вокруг воцарилась мертвая тишина. "Шакалы" стали медленно отходить.

"Волк" сделал несколько шагов по направлению к столбу с фонарем. Поднял правую руку, указательным пальцем показывая на лампу фонаря. "Шакалы" и щеглы смотрели то на него, то на фонарь.

Мрачную тишину нарушило пение кузнечика. В доме напротив кто-то громко чихнул. Все оглянулись в сторону звуков экстазного чихания. Но никто не пожелал "Будьте, здоровы!" Затем снова повернули свои "кочаны" в прежнее положение.

"Волк" стал медленно убирать ладонь с глаза. На месте глаза показалась рассеченная, обезображенная кровью, бровь. Кровь продолжала стекать на лицо. "Волк" помог пальцами раскрыть веки левого глаза. Затем правой рукой прикрыл правый зрячий глаз.

Тишина … и внезапный крик – радость, крик – спасение:

– Вижу! Вижу!

Щеглы закричали в порыве искренней радости:

– Ура! – даже некоторое время хлопали. "Шакалы" стали ржать. Стресс, шок были сняты! И "волк-одиночка" выдавил из себя смех!

Амбал первым перестал балдеть. Дебильное лицо нахмурилось, на нем появился стыд за пережитый испуг.

– Че ржете?! А ты, свинья, че гогочешь? Козел паршивый!.. Я тебе ща оба моргала выколю. – Он подошел к "волку". – А ну заткнись, сука!

"Волк" продолжал смеяться.

– Заткнись, сука! – И ударил его по животу.

Тот не прекратил смеха, амбал повторил удар, "волк" повалился на землю….

Здоровенный детина продолжил избиение, правда, уже избегая ударов по голове. Испуг сошел с лиц "шакалов", все обошлось.

– Антон, так продолжаться не может, – сказал Алдан, – он забьет его до смерти. Надо остановить его.

Алдан направился к выходу.

– Ты прав, Алдан, и что же мы медлим?

Алдан с Антоном выбежали на улицу.

– Прекратите, вы забьете его, – выкрикнул Алдан.

Все обернулись в сторону Алдана и Антона.

– А это еще кто такие? – сказал амбал, – вам, что, жить надоело?

Сказав это, амбал направился в их сторону. Разогретая избиением и безнаказанностью, компания набросилась на Алдана с Антоном. Завязался кулачный бой. От сильного удара Алдана амбал рухнул на землю. В большинстве "щеглы" сами нарывались, натыкались на их удары. Через некоторое время часть компании лежала на земле. Досталось и Алдану с Антоном. Однако годы и опыт взяли верх. Остальные "шакалы", видя ожидавшую их перспективу, позорно бросились наутек, оставив своего главаря.

Алдан с Антоном подошли к "волку-одиночке". "Волк-одиночка" сидел на земле, его лицо было в ссадинах, кровь испачкала лицо и рубашку.

– Дядя Антон, – произнес "волк-одиночка", – откуда вы здесь взялись?

– Тимур, это ты? – произнес Антон, – не может быть!

Антон помог подняться с земли Тимуру, крепко обнял его. У Алдана перехватило дыхание, перед ним был его сын, его кровинушка. Антон крепко обнял Тимура.

– Ну, твою мать, – не смог сдержать эмоций Антон, – твою мать, как они надавали тебе! Слава богу, что все обошлось, Тимоха. Отцу спасибо скажи. Это он надоумил заступиться за прохожего.

Тимур повернулся к отцу, он не ожидал этой встречи. Алдан направился к сыну, обнял его. Через мгновение Тимур отстранился от отца. Алдан, понимая состояние сына, не стал перечить.

Состояние Тимура было неважным. Он почувствовал сильную головную боль. Лицо медленно заплывало от полученных ударов. Алдан с Антоном отвезли Тимура в больницу.

* * *

Лежа на больничной койке, Тимур холодно сказал отцу:

– Обо всем поговорим позже, – пауза. – Не думал, что при таких обстоятельствах встретимся.

– Хорошо, Тимур, до встречи! Выздоравливай, – сказал Алдан.

– И еще, не приходи в больницу….

Молчание.

– Как пожелаешь, Тимур, – сказал Алдан сыну.

Он был готов к такому поведению сына, готовился к этому все последние годы. Слова Тимура его не огорчили. Главное – то, что он спас, спас жизнь сыну!

– Антон, это судьба. Я рад. На этот раз всевышний был благосклонен ко мне! Понимаешь, я чувствовал, чувствовал что-то неладное может произойти с Тимуром. Какое совпадение, ведь мне приснился сон, во сне Тимур куда-то исчез! – возбужденно говорил Алдан.

– Кто знал, Алдан, я не оправдываюсь, но вышли бы немного пораньше на помощь, было бы намного меньше травм на Тимохе.

– Не говори, не говори. Подонки, д…бы! Ты настоящий друг! В тот момент все делал верно, поступил правильно. Спасибо всевышнему, у Тимура все в порядке со здоровьем – легкое сотрясение. А остальное заживет, организм молодой. Нас похлеще в молодости метелили.

Сказав это, Алдан почувствовал облегчение, на душе стало тепло, глаза окутала влага – то были слезы, слезы радости. Алдан отвернулся от Антона, чтобы тот не заметил его скупых, мужских слез.

* * *

Прошла неделя. Тимура посещал Антон. Алдан в больницу не ходил. Без работы Алдан никогда не сидел. Дни тянулись долго. Алдан готовился к встрече с сыном. Он не знал, что говорить сыну. Дальше так жить было нельзя. Алдан это понимал. Думал ли так Тимур?

Алдан брел по вечернему городу, увидел у соснового бора небольшое кафе с летней площадкой, прошел за столик, сел.

К нему подошла молодая миловидная официантка пышных форм. Он заказал прохладительные напитки, легкий десерт, есть не хотелось.

По парку в направлении кафе шла женщина. Ее фигура и походка показались Алдану знакомыми. Она подошла к кафе, по-хозяйски стала давать советы официантке.

– Хозяйка кафе, – подумал Алдан.

Они были в метрах двадцати от Алдана. Он невольно наблюдал за их разговором, стал вглядываться в черты этой женщины, вслушиваться в ее голос. Затем хозяйка кафе повернулась лицом в его сторону, продолжая что-то объяснять официантке.

Алдан продолжал наблюдать за этой женщиной. Он не мог отвести от нее взгляд. Что-то екнуло у него внутри. Эта женщина ему знакома. По телу пробежала волна тревожного возбуждения.

– Не может быть, этого не может быть, – думал Алдан.

Его прошиб озноб, тело покрылось мурашками, затем стало очень холодно. Он стал дрожать. Он не мог оторвать взгляд, он буквально впился глазами в эту женщину. Женщина, которая стояла в двадцати метрах от него, была его бывшей женой. Да, да, это была она – Аида, пропавшая без вести семнадцать лет назад.

Второе потрясение Алдан испытал, когда из кафе вышел мужчина. В мужчине Алдан узнал соседа по даче – Григория.

Алдан сразу вспомнил суд, допросы, где активнее всех и больше всех, этот самый Григорий, мерзким тонким голосом давал показания….

Алдан не мог остановить волнение, тело выбивало мелкую дрожь, конечности ног и рук похолодели. Ладони рук покрылись холодным потом.

Он еле удерживал нахлынувшую ярость. Ему хотелось забить их как зверей, забить обоих. Забить здесь, забить насмерть. Нелюди! И только разум едва сдерживал накатывающее буйство. Подошла официантка, принесла прохладительные напитки, десерт. Он машинально попросил счет, кинул на стол деньги. И ушел от греха подальше.

* * *

Антон пришел из больницы. Посмотрел на Алдана. Было видно, что Алдан много выпил. От него разило коньяком. Алдан в питье знал меру, и никто никогда не видел его пьяным.

– Ты это с какой радости-то выпил, Алдан? – стал задавать вопросы Антон. – Ну, давай, поделись.

Алдан молчал. На столе стояла пустая бутылка из-под коньяка, на тарелке ломтики лимона, шоколад, овощи, фрукты. Антон открыл холодильник, достал еще бутылку коньяка, распечатал.

– Ну, что сам выдул бутылку, меня не дождался. Так, давай теперь со мной рюмку выпей.

Алдан одобрительно кивнул головой. Антон разлил коньяк. Оба чокнулись рюмками, выпили. За час они распили бутылку коньяка.

Алдан не проронил ни слова, рассуждал Антон. Антон думал, что Алдан переживает за будущую встречу с сыном. Поэтому всячески веселил, рассказывал анекдоты, отвлекал от грустных мыслей. Алдан пил, чтобы погасить ярость, гнев, зародившиеся в его душе. Алкоголь притупил чувства гнева и ярости. Алдан заснул под утро….

…. На другой день ноги сами привели Алдана в кафе «У соснового бора». Он не понимал, не осознавал, что делает, бессонная ночь дала о себе знать. Лицо было распухшим, отекшим, щетина выступала на лице, придавая лицу грозный вид. Он остановился у кафе, вдруг его затрясло, заколотило. Он захотел уйти, но разум, ноги не слушались его.

«Нельзя, нельзя этого делать», – говорил он себе. Но ноги сами завели его в кафе. Он зашел в помещение…. Кроме Григория и Аиды, там никого не было. Он закрыл дверь. Дыхание распирало легкие. Он не узнавал себя, свой голос.

– Ну, что голубки, воркуете?! – это был не его голос.

Они сразу узнали, признали в вошедшем человеке Алдана. Аида бросилась к дверям кухни, но не тут то было. Алдан мощным ударом снес ее на пол. Изо рта ее хлынула густая алая кровь, было видно, что он поломал ей челюсть.

Он долго бил ее. Григорий стоял, как заколдованный, загипнотизированный. Затем настала очередь Григория. Вот она, вот она настоящая расплата!

Алдан ничего не помнил, он не мог остановиться. Единственное, что он помнил, так это ярость и гнев, выпущенные им наружу. Ничего он не чувствовал, кроме ярости и гнева, никого в этот момент он уже не боялся, никакой боли и сострадания не воспринимал.

Обе жертвы не издавали никаких звуков, а затем и вовсе перестали двигаться. Закончив избиение, Алдан сел рядом с телами, на стул. Было много крови, лица были обезображены, тела бездыханны.

В этот момент в кафе ворвалась милиция.

Алдан сдался, не сопротивляясь.

* * *

Пути, дороги, перемены в судьбе – каковы?

После ссоры произошедшей из-за писем и дневников Алдана Аида твердо решила жить своей жизнью, своей – не алдановской.

Можно ли понять эту женщину, нужно ли?

Нам нужно понять эту женщину, понять для того, чтобы не совершать ошибок нашего героя.

Алдан, считавший себя мудрым, степенным, не смог разглядеть зарождавшуюся жизненную трагедию жены. Нет, он не был эгоистом, но поступил, как эгоист. Не каждый из нас может бороться с полученной душевной травмой или обидой, забыть, оставить ее во вчерашнем дне. Даже если мы выживаем от яда обид, продолжаем ощущать ее горечь и желчь.

Нам кажется, что если мы сильны духом и телом, то и все вокруг также сильны. Нет, друзья, это большое заблуждение. Не всегда это так.

Аида ударилась в садоводство и огородничество. Утешением – стала отшельническая жизнь на даче. Григорий был тем единственным человеком, который попытался понять Аиду. Они подолгу беседовали, пили чай. Их жизненные философии сошлись. Оба жили обыкновенными радостями, не помышляя в своей жизни о чем-то большем и великом.

Григория Аида поразила с первого дня знакомства, он привязался к ней. Ценил каждое оброненное с ее уст слово, был солидарен во всем.

Они подружились, затем после ссоры и вовсе «породнились». Аида была счастлива, она встретила того единственного, которого ждала всю свою сознательную жизнь.

Григорий был прост, по-своему деловит и умен. Он не блистал в обществе, да ему и не надо было этого. Он никогда не стремился к лучам славы и успеха. Счастье свое находил на рынке, торгуя выращенными на даче овощами и фруктами. Любил ездить на рыбалку, на охоту, знал все грибные места. Был разведен. Женился он поздно. Молодая жена быстро разочаровалась в нем. Она хотела лучшей жизни, а у него не было цели, идеи. Оказался обыкновенным работягой, простым мужиком.

– Ты, Гриша, никогда человеком не будешь! Как ты живешь? Все вокруг к чему-то стремятся, чего-то хотят. Вон Нюрка-то, Нюрка жила в нищете, в обносках ходила. А сейчас вот разъезжает по курортам. А мы, мы – мы все по грибы на твоем долбаном драндулете ездим.

Вот так Гриша с женой и не сошлись характерами. На этой не мажорной ноте и развелись. Квартиру молодая жена оставила за собой, дачу – за бывшим мужем.

Аида нашла свою вторую половину. Им было хорошо вместе, они были счастливы. Она почувствовала себя женщиной, любимой женщиной. Ей было прелестно с Гришей и в постели. Она никогда не испытывала такого блаженства. Он разбудил в ней женщину.

Да, они имели право на счастье, и они были счастливы.

Аида планировала развод с Алданом. Была к нему готова. Алдан стал чужим, совсем чужим. Все в нем раздражало. Она попросту избегала его. Вот и в тот, злополучный день, он появился довольный собой, своей персоной, не вовремя появился. Все в ней вскипело, взбурлило. Она накинулась на него. Она готова была разорвать его на мелкие куски. Она не сдерживала себя, она дала волю эмоциям.

Когда Алдан уехал, Григорий залечил ей раны. Оба были так разъярены и настолько охвачены гневом, что казалось, они сгорят и истлеют, от переполнявших их чувств.

К утру созрел идеальный план наказания. Да, да, наказания – нет, не мести, наказания! Аида была отправлена поездом на родину Григория – в Забайкальск. Григорий должен был прибыть позже – после осуществления наказания.

У влюбленной пары все получилось. Возмездие было исполнено. Мучитель был наказан и повержен. Шли годы. Аида с Гришей были счастливы. Никто на новом месте особенно не интересовался их жизнью.

Они желали детей. Но Аида не смогла подарить Григорию наследника. Она часто, очень часто вспоминала сына, мучилась угрызениями совести, но вернуть сына не могла – боялась судебного возмездия.

Ни чувства вины, ни тяжести на душе, за то, что по их «милости», ни в чем неповинный человек, сел в тюрьму, они не испытывали. И только страх разоблачения присутствовал в их жизни. Изредка, по ночам, с Аидой случались нервные припадки, ей снились ужасные сны, мучили кошмары, к утру же жизнь возвращалась в привычное русло.

«Что-то я сделала не так, не по-людски». С годами эта мысль все чаще не давала покоя Аиде. Она даже признавалась в этом Григорию.

– Может, надо было развестись, как все?

– Да, надо было, надо! Но, что теперь можно изменить, Ада? Что?

– Нет, Гриша, ничего!

* * *

На суде Алдан рассказывает и подтверждает, все как было, на духу.

Суд выносит следующий приговор:

«Учитывая все обстоятельства происшедшего, учитывая чистосердечное раскаяние и признание в содеянном преступлении. Учитывая, что у него было сильное душевное волнение, и он находился в состоянии аффекта, в результате которого не мог управлять своими поступками. А так же особо учитывая, что он уже отсидел за данное содеянное преступление, суд постановляет:

– Оправдать гражданина Исмаилова Алдана Аскаровича и освободить из-под стражи.»

Зал ликовал и аплодировал решению судьи. И лишь только Тимур через весь зал крикнул отцу:

– Ты мне больше не отец. Ты понял?! Забудь, что у тебя есть сын! У тебя больше нет сына! Ты убийца, самый обыкновенный убийца!

От крика Тимура зал замолчал. Тимур выбежал из зала суда….

* * *

Тимур считался маленькой копией отца, такой же веселый, заводной и задорный. Он подражал отцу, везде был первым – в учебе, в спорте. Был не по годам самостоятельный и рассудительный.

Тимур вернулся из пионерского лагеря. В лагере он был впервые, море ощущений привез с собой. Так повелось, что сын первым делился впечатлениями с отцом. Они поудобнее устроились на диване. У Алдана была четырехкомнатная квартира в кирпичном профессорском доме, так коммунистическая партия поощряла ученых мужей. В квартире все комнаты были большими и светлыми. Была у Алдана и голубая мечта всех советских обывателей – белая автомашина "Волга" марки ГАЗ – 24.

Немного о символах того времени: Леонид Ильич Брежнев, Динмухаммед Ахмедович Кунаев, Байкало-Амурская Магистраль, Союз – Аполлон, Андрей Сахаров, Мухтар Ауэзов, «АЗиЯ» Олжаса Сулейменова, шоколадное масло, ливерная колбаса, мини-бикини, брюки клеш или колокола, Алла Пугачева, простокваша, кефир, «Бони – М», «АВВА», Булат Окуджава, Владимир Высоцкий, «Машина Времени», «СС-20», «Джентльмены Удачи», «Кавказская Пленница», «Транссибирский Экспресс», Шакен Айманов, ВДНХ, «Цебо», Ирина Роднина и Александр Зайцев, Владимир Третьяков, Николай Озеров, Людмила Турищева, Нелли Ким, «А, зори, здесь тихие», «Кабачок – 12 стульев», Иосиф Кобзон, Людмила Зыкина, Роза Багланова, Бибигуль Тулегенова, «Москва слезам не верит», «Война и мир», Иннокентий Смоктуновский, Чингиз Айтматов, «Современник», «В мире животных», «Голубой Огонек», Ермек Серкебаев, Алибек Днишев, «Время», Никита Михалков, «Малая Земля», «Целина», Красный галстук, «Ирония Судьбы, или с легким паром», Роза Рымбаева, «Семнадцать мгновений весны», Мавзолей В.И. Ленина, «Кока-Кола», «Экипаж», «Медео», «Жигули».

* * *

«Папа, я хорошо отдохнул, было здорово. У меня появились новые друзья, – Тимур почесал затылок, затем продолжил, – я был в третьем отряде, первые дни так тянуло домой, но потом я привык. Было классно. Был мальчик по имени Талгат старше всех нас на два года, не воспитанный такой, постоянно матерился. В общем, за футбольным полем пришлось с ним подраться, было немного страшновато, но на меня смотрели все мои друзья, они все его недолюбливали и боялись. Я вышел победителем, он первым сдался, – в глазах Тимура зажглись искорки, это были его первые самостоятельные поступки вне школы и двора.

Затем, как-то на вечерней линейке, ко мне подошла наша лагерная директриса. Я выше всех, стою первым в ряду. В общем, она спросила у меня: "Посмотри-ка, Тимур, кто не вышел на линейку в вашем отряде". Я обернулся, разглядел отряд, сразу же назвал имя своего друга, я сказал: "Нет Каната." Канат никогда не выходил на линейку, его сестра была у нас пионервожатой, она его всегда оставляла. Директор пересчитала нас по головам и сказала нашей пионервожатой: «Гала, в отряде по путевке тридцать детей отдыхает и здесь тридцать. Кто этот Канат?»

Моя пионервожатая покраснела и сказала, что у Каната нет путевки и что он ее младший брат. Так я об этом честно не знал, папа, никто об этом не знал, просто я стоял первым, на моем месте каждый назвал бы Каната. Да и директриса у нас строгая, я сказал, как было. Директриса сказала моей пионервожатой, чтобы та после линейки зашла к ней.

А Гала, – продолжал свой рассказ Тимур, по-детски переживая те события, – посмотрела на меня и сказала – не ожидала я от тебя такого, Тимур, ты, оказывается, стукач. Вот, так и обозвала. Я не знал, что сказать, единственное, что я ответил: "Извините, пожалуйста, меня, я не знал, что он без путевки, честное слово". Однако, как раз сзади стоял тот самый Талгат, которого я побил. "У, стукач, стукач, предатель", – сказал он. За ним стали повторять все остальные. А одна девчонка пнула меня ногой.

В общем, все поддержали вожатую, поддержали и другие вожатые. Теперь весь лагерь смотрел на меня как на предателя. На линейку позвали и Каната, моего лучшего друга. Он был старше меня, но ростом ниже, рубаха-парень. Он пользовался, как и я, авторитетом, хорошо играл в футбол, теннис, хорошо плавал, пел, танцевал. Директриса при всех отругала Галу и его. Закончилась линейка, все разошлись, весь отряд отвернулся от меня. Друзья старались не смотреть в мою сторону, другие просто не подходили. Так я превратился в стукача и предателя. Сам наказывал трусов и предателей».

Тимур пересказывал случившееся. Он как будто заново переживал то свое состояние. Алдан слушал, стараясь не перебивать.

– Хорошо, Тимур, а что было дальше?

– А дальше я не мог заснуть, пионервожатая после кабинета директрисы вышла вся зареванная, в общем, и она не смотрела в мою сторону. Папа, все в нее были влюблены – и мальчишки, и девчонки. Папа, знаешь, какая она у нас классная, красивая.

Правда, папа, через три-четыре дня все об этом позабыли. Мой друг Канат мне ничего не сказал. А Талгат на другой день на танцах первым попросил извинения. Вот так вот!

– Да, Тимур, хороший ты у меня рассказчик. А скажи честно, с девчонками то ты танцевал?

Тимур заерзал, его щеки порозовели.

– Ну, давай, рассказывай, ты же от меня никогда ничего не скрываешь. Давай, давай, смелее, Тимоха, – Алдан погладил сына по макушке.

– Ну, папа, … На танцах, после быстрых танцев мы танцевали вальс, – начал Тимур, – там обычно приглашают девчонок. Я всегда, каждый вечер, – сделал паузу Тимур, думая говорить ли дальше, – стал приглашать Лену. Ни с кем, кроме меня, она потом танцевать не стала. Папа, она одна из самых красивых девчонок нашего лагеря, – стал медленно расходиться Тимур.

Было видно, как полегчало Тимуру после того, как он произнес имя девочки. Чувствуя, что отец внимательно слушает, Тимур продолжил:

– А Канат начал танцевать с ее подружкой Афиной. Лена и Афина – две подружки, они были в другом отряде. Я научился быстрым танцам. «На французской стороне, на чужой планете» – классная песня Тухманова папа. Когда мы играли в футбол с их отрядом, девчонки болели за наш отряд.

Тимур замолчал, его глаза искрились. Алдану было по отцовски приятно слушать сына, это его первые отроческие переживания, первые впечатления и душевные порывы.

– Да, Тимоха, – заполнил паузу Алдан, – так, где же живет твоя знакомая?

– Она из другого города приехала, папа, из Уральска.

– Так это нестрашно, переписывайтесь, перезванивайтесь, продолжай дружить, общаться.

Алдан посмотрел на сына, у Тимура изменилось настроение, глаза наполнили досада и грусть.

– Ты что загрустил, Тимоха, – Алдан потеребил рукой волосы Тимура.

– А как, папа, ведь адреса я не знаю?

– Как это "не знаю"? Она, что не дала адреса?

– Да дала бы, просто так получилось, папа, под конец, некрасиво.

– Поругались, что ли или ушла с другими танцевать, – рассмеялся Алдан.

– Да, нет, папа, ладно, это неинтересно, давай о чем-нибудь другом поговорим.

– Нет, ты уж давай, не увиливай, какие это от меня секреты, давай уж все рассказывай, до самого конца.

– В общем, папа, я сам виноват, Это я пригласил на танец другую. Затем был быстрый танец, затем снова медленный. Я стал искать ее на танцплощадке, а ее не было. Афина сказала мне, что Лена ждала меня, а когда я пригласил другую, то убежала в лагерь. Афина сказала, чтобы я пошел за ней. А я не пошел, не побежал искать ее. После танцев все пошли в лагерь. Там я и узнал вместе со всеми, что Лена перед коттеджем споткнулась о ступени. Очень сильно бежала, вот и споткнулась, упала и поломала руку. Вызвали скорую помощь и увезли в больницу. Папа, это я виноват, что она поломала руку. Через два дня из лагеря вещи Лены забрала ее бабуля! Я спросил адрес у Афины. Афина адрес ее не дала, сказала, что не знает. Вот, так вот, папа.

Тимур закончил свой рассказ. Алдан побледнел. «Не может быть, что это, судьба? Судьба сына повторяется? О, всевышний, избавь его от судьбы моей», – взмолился Алдан. Посмотрев на Тимура, увидев, что тот не сильно переживает о случившемся, а только сожалеет, у Алдана отлегло на душе, полегчало.

– Тимоха, извлеки урок из этой ситуации. Старайся больше с девочками так не поступать, хорошо? Договорились?

– Да, папа, я сам переживал о случившемся, больше не буду, точно, я поумнел.

– Вот и лады.

– Лады, папа. Можно во двор к ребятам?

– Да, Тимоха, иди, да смотри, к ужину не опаздывай. А то от мамы тебе достанется.

Тимоха умчался.

– Да, – подумал Алдан, – хорошо, что это произошло с сыном в детстве, где все быстро забывается, все быстро проходит, любая рана заживает уже к утру.

Однако на Алдана нахлынули воспоминания, душевная рана снова дала о себе знать.

«Анелия, Анелия, где ты сейчас? Моя прелестница, душа моя. Куда, куда ты?» – в который раз он заходил в тупик и не мог найти продолжения мысли, не мог найти ответа – «куда она исчезла с той злополучной поляны?»

* * *

…..Алдан проснулся в холодном поту. Голова трещала от выпитого спиртного. Он оглядел комнату, встал. В соседней комнате спал Антон. «Ба, хорошо, что это только сон», – обрадовался Алдан.

«Какой страшный сон», – вертелась мысль в голове Алдана. Алдан залез под душ. Ему необходимо было прийти в себя.

Алдан к полудню пришел к кафе «У соснового бора». Ноги сами привели его сюда. В голове крутился этот дурацкий, кошмарный сон. Он всячески гнал его от себя. Как хорошо, что это был лишь сон!

Он сел на то же место, что и вчера. Подошла официантка, Алдан поздоровался, затем спросил:

– Кто эти люди, с которыми ты вчера вечером разговаривала, хозяева?

– Да, это хозяин и хозяйка кафе.

– А как их зовут?

– Хозяина – дядя Гоша – Григорий, хозяйку – тетя Ада, полного имени не знаю.

– А где они сейчас?

– В кафе.

– Позови их, пожалуйста, скажи, что гость приехал, – Алдан сделал паузу, – долгожданный гость.

Через некоторое время появились знакомые грешники. Подошли к столу, за которым восседал Алдан.

– Здравствуйте, вы нас спрашивали, – начал было резво Григорий.

Однако он был внезапно сломлен. Обоих, мужчину и женщину, как будто вкопали, забили в землю. Немая сцена нарушил Алдан.

– Садитесь, голубки, – приказал он. – Садитесь!

Оба сели. То, что происходило с Алданом от ярости вчера, сегодня происходило с ними, только уже от страха и ужаса, их затрясло. Лицо Аиды нервно передергивалось, руки не слушались, тряслись. Она побагровела. Было такое ощущение, что она вот-вот лопнет. Григорий не мог поймать дыхание, он задыхался. Алдан почувствовал отвращение к этим людям. Они испортили ему судьбу, еще вчера он готов был убить их. Сейчас же наблюдал это жалкое зрелище. Ему стало тошно. Он просто решил уйти.

– Я прощаю вас. Живите, жалкие существа!

Алдан встал, ему нечего было сказать. Напрасная трата слов. Алдан твердо решил одно – сыну он говорить ничего не будет. Назначит встречу в этом кафе. «Пусть все увидит, все поймет, и все решит сам», – думал Алдан по дороге домой.

* * *

Алдан сидел на диване. Мысли о последней встрече не давали думать и заниматься чем-либо другим.

Пришел Антон и поведал ему, что завтра ближе к обеду врачи выписывают из больницы Тимура.

– Ты не переживай, Алдан. У Тимура хорошее настроение. Мне кажется, он завтра тебя поймет, и вы вновь подружитесь.

– Антон, спасибо, завтра… Завтра, дай бог, я вновь обрету своего сына, – в голосе Алдана была надежда и вместе с тем чувствовалась уверенность.

– Да, Алдан, ты прав, завтра, дай бог, и Тимур вернет себе отца. Достойного отца!

17

В это время две божьи твари, Аида с Григорием, не спали. Они боялись наказания, покаяние на суде их страшило, пугало.

– Зачем он приехал сюда? – говорила Аида. – Как он нас нашел? Нет, что-то тут не ладно. Он решил нам отомстить. Гриша, ты слышишь? За этим он сюда приехал, в такую даль.

– Ада, ты права! И взгляд у него был нездоровый. Чую неладное. Нашел же, скотина! – Григорий расхаживал по комнате.

Они закрыли двери, ставни, выпустили во двор собаку. Притушили свет. Страх и ужас все больше охватывал их души.

– Тьфу, ты, – сплюнула Аида, – думала, помрет в тюрьме скотина. Сгниет, сгинет, а-а-а… Нет, выжил, выжил собака, – глаза Аиды сверкали от злобы.

– Что у него там в голове? Нашел же, нашел же нас, – повторял Григорий, – нашел же…. Зачем? Что затеял? Нет, не простил он нас, Ада, не простил. Коварство замышляет, коварство.

– Не дам, не дам я ему отомстить, Григорий! Всю жизнь мне испоганил. Вот и сейчас за этим явился. Не выйдет.

Сатана давно овладел их душами. Зло медленно покоряло их и на этот раз. Сдерживать эмоции им было не под силу. В очередной раз Алдан совершил ошибку.

* * *

На другой день Антон уехал в больницу за Тимуром. Алдан объяснил Антону, что будет их ждать возле кафе "У соснового бора". Алдан пришел к половине первого. На летней площадке сидели люди, мест не было. Алдан прошел в кафе. Внутри была тишь и благодать. Никого не было. Алдан прошел за столик, сел.

В зал вышла Аида. Она сразу приметила Алдана и тут же удалилась. Алдан заметил ее присутствие.

Через некоторое время вошла официантка, мило улыбнулась:

– Здравствуйте! Что-то вы часто ходите к нам, да как-то быстро уходите. Да и ничего не заказываете? Или вам не нравится наше кафе?

Девушка мило улыбнулась.

– Здравствуй, здравствуй, малышка, – сказал Алдан, – кафе мне, может быть, и не по душе, зато ты здесь главное украшение. Вот из-за тебя то я и хожу сюда, – раззадоривал девушку Алдан.

Комплимент подействовал, щеки девушки покрылись румянцем. Она сразу же подала меню. Есть Алдану не хотелось, пить тоже, но чтобы не обидеть девчушку – официантку, он взял меню. Прочитал его. Посмотрел в окно, не идут ли Антон с Тимуром. Подошла официантка:

– Ну, что, вы что-нибудь выбрали?

– Да, не знаю, что ты мне посоветуешь отпить прохладительного?

– Есть компот, отваренный из свежей ягоды, – брусничный, клубничный.

– Хорошо, – сказал Алдан, – посмотрел веселыми глазами, – полагаюсь на твой выбор. Принеси мне по своему усмотрению – компотик, салатик, да и на первое чего-нибудь.

Девушка-официантка ушла. Через некоторое время она подала охлажденный компот в графине, стакан, два вида салата, щи холодные и прочие угощения.

Алдан залпом выпил пару стаканов компота. Компот действительно оказался замечательным и вкусным. Открылся аппетит – он отобедал. Прошло минут сорок, девушка-официантка уже успела прибрать на столе.

На горизонте показались Антон с Тимуром. В кафе вошел сначала Антон, затем Тимур. Отец встал, посмотрел на Тимура. С лица Тимура сошли следы побоев. Оно приобрело нормальный вид, и только слегка были видны следы швов над бровью. Тимур остановился в метрах пяти от Алдана.

Алдан не выдержал паузы, сам подошел к Тимуру. Обнял сына, но сын отвернул от него голову, холодно разжал объятия. Алдан сделал шаг назад. Тимур первым прервал молчание.

– Отец, нам лучше не видеться. Не могу я, не могу простить тебя.

– Не говори больше ни слова, – перебил его Алдан, – не в службу, а в дружбу, – он посмотрел в сторону официантки и сказал ей, – это тебе по счету, малышка, сдачи не надо.

Лицо девушки-официантки засияло.

– Не в службу, а в дружбу, – повторил он, – позови хозяев, скажи, что жду, хочу поблагодарить за все. Беги.

В зал вошли Григорий с Аидой. Аида не сразу признала сына. А когда распознала от неожиданности присела на стул.

– Я погуляю по сосновому бору, Тимур, Антон! Господь вам судья! Не натворите глупостей. – Алдан покинул кафе.

Антон и Тимур не верили своим глазам, каждый по-своему пытался осмыслить увиденное.

– Мама, мама, – Тимур сделал несколько шагов навстречу матери.

Затем взглянул на Григория. Он узнал его, так как долгими днями в детстве наблюдал за его работой на смежном дачном участке.

– Ты, ты, ты обменяла нас на него?!

– Я, я никогда не любила твоего отца. Я его ненавидела, – лицо Аиды задергалось, руки затряслись, – прости, прости меня, сынок. Он испортил мне жизнь, он погубил ее.

Она не знала, как оправдать себя, свой поступок.

Тимур обнял мать.

– Мама, ты жива. Это главное.

Мать, почувствовав объятия сына, зарыдала. Она долго пыталась похоронить, заглушить чувство вины от греха, содеянного ею по отношению к сыну незаслуженно.

– Прости меня, сынок, прости, если можешь. Бес попутал, бес. Не любила я твоего отца, не любила. Вот и попутал бес. Грешна я перед тобой, грешна.

Тимур нежно гладил мать по голове. «Она жива, и это главное».

– Мама, мама, конечно же, я прощу тебе все! Ты понимаешь, все тебе прощу.

Мать рыдала. Сыновние объятия воротили ее к жизни.

Она посмотрела на сына.

– Ты простил меня, сынок? Простил.

Она стала целовать его лицо, руки.

– Родненький, родненький! Дура, я дура! Какая я дура! Не жить мне, не жить.

– Мама, прошу, не надо. Возьми себя в руки. Ты не понимаешь, как я счастлив. Ты, ты жива!

Григорий сидел на стуле, подперев руками голову.

Антона прошибла слеза. Он был искренне рад за Тимура, за Алдана. Возмездие, о нем никто и не помыслил. Антон посмотрел на Григория, ему стало жаль этого человека – он сотворил низкий, подлый поступок. «Бог ему судья!»

Мать пришла в себя.

– Сынок, найди отца, найди отца! Срочно найди отца! Не хочу брать грех, еще один грех на душу! Его еще можно, можно спасти!

Последние слова врезались в сознание Тимура и Антона тяжелым обухом.

– Я, твоя мать, отравила твоего отца. Понимаешь, отравила. Дура, я дура!

– Твоя мать не в своем уме, – сказал Антон Тимуру, – пойдем отсюда.

– Я в своем уме, в своем. Прошу, найдите его, его еще можно спасти.

Антон побежал к выходу.

– Тимур, что стоишь! Пошли отсюда!

– Мама, это правда?

– Да, правда, сынок, правда! Горькая, но правда.

«Эта сумасшедшая женщина способна на все!» – промелькнуло в голове у Антона.

– Тимур нельзя терять ни минуты, ты беги ищи отца, а я вызову скорую.

* * *

Алдан, выйдя из кафе, пошел гулять по сосновому бору. Он уходил все дальше и дальше вглубь. На душе было так легко. Все эти долгие годы на нем висело подозрение в убийстве.

И вот сегодня его сын узнал всю правду, спасибо за это Всевышнему! А его близкий друг Антон, который не предал его, который все эти долгие годы верил, что наступит день, и истина восторжествуют, дождался этого момента.

И вот он, этот день справедливости, настал! Алдан с главной аллеи свернул на боковую тропинку. Тропинка привела его к небольшому пруду. Он снял туфли, носки, расстегнул ворот, лег на траву и мыслями улетел ввысь.

– Господь бог, даровав мне надежду и веру, вернул мне доброе имя. Спасибо ему за это!

Через некоторое время Алдан почувствовал, что куда-то улетает, он не мог сосредоточиться.

– Головокружение от счастья, – подумал Алдан, – вот оно, состояние истинного счастья!

Алдан впал в астению, он умирал медленно, тихо…

Тимур искал отца, как когда-то, давным-давно, в горах искал свою красу один юноша.

Сын пробежал в десятке метров от отца. Судьбою было предначертано – пройти мимо, не заметить Тимуру стало страшно. Впервые в жизни он почувствовал обезоруживающую силу страха. Страх разрушал все, он проникал в сознание, затем прожег душу, ворвался в миллиарды клеток, где произвел миллиарды атомных взрывов.

Тимур почувствовал во рту жжение, неприятный горьковатый привкус. «Что же это?! Да что же это?! Возьми себя в руки, не поддавайся панике! Ты должен найти отца, ты должен спасти его! Должен! Помоги мне, господь бог, помоги же…» – взмолился Тимур.

Сказитель «Книги судеб»

Как плохо, что к Господу Богу мы обращаемся и вспоминаем его только тогда, когда нам плохо, очень плохо!

Алдан умирал медленно, тихо, красиво. Так предначертано?! Как он жил? Было ли всё? Была любовь, была разлука, была потеря!!!

За что бы ни брался он – всё получалось. Всё получалось?

Однако, где же счастье?

Да, Господь Бог – где справедливость?

Где та справедливость, о которой говорят добрые люди? О которой так много написано. Где справедливость? Добро? К которому стремятся, увы, немногие.

Неужели Господь Бог одаривает лучших сынов своих неимоверными испытаниями?

Да. Именно сильных и именно праведных – он одаривает испытаниями и мытарствами!

И вы, сильные, и вы, праведные, – вы знаете об этом.

Остальным же дано совершать грехи земные, да познавать слабости мирские.

* * *

На пороге палаты показался мужчина. Красивый, хорошо сложенный, в матросской форме, брюках-колоколах, бескозырке.

– Кто здесь Алдан? – протрубил моряк. И пошел матросской походкой, вразвалочку, по палате в поисках Алдана.

Алдан встал с койки.

– Антон, старик, ты как здесь очутился?! – радостно воскликнул Алдан.

– Ну и рожа у тебя, Алдан, – сказал Антон. Обнял друга, взглянул повнимательнее в лицо, затем не выдержал и расхохотался.

Гомерический хохот товарища, привел Алдана в чувство и к душевному равновесию. "Жизнь не стоит на месте, хватит тосковать", – твердо решил Алдан.

Антон вновь взглянул на лицо и снова, с еще большей энергией, принялся хохотать.

Алдан взял с тумбочки соседа зеркальце, взглянул на себя, действительно он очень смешно и потешно выглядел– в бинтах с перевязанным носом. Впервые за последние месяцы рассмеялся. Смех так и лился из Алдана, затем он перерос в хохот.

Так произошла встреча двух флотских друзей, друзей по боксерской дружине. Антон появился в нужный момент, в самое трудное для Алдана время.

– Прибыл в госпиталь, – сказал, отсмеявшись, Антон, – забрать тебя, вместе поедем обратно в воинскую часть. Алдан, все, кто тебя знает, и так считают тебя чемпионом! Ты – чемпион Вооруженных сил СССР. Миллионы пацанов мечтают об этом. Ты и так их кумир! Вот я такой же боксер, как и ты. Но не чемпион и, что из этого, жизнь остановилась для меня, что ли? Или я перестал радоваться ей? Наслаждаться ею? Конечно же, нет! А что же ты, тебе все медалей мало? Не возгордился ли ты?

– Да, нет, Антон, с твоим появлением не перестала мне жизнь казаться хорошей! Ты прав. Спасибо тебе, дружище, ты вправил мне мозги.

– Мозги то я тебе, может, и вправил. Но вправили ли тебе правильно на место твой нос, – Антон вновь взорвался смехом.

Поддержал его и Алдан. Антон любил шутить, из любой ситуации выходил с шуткой, даже очень сложная ситуация не смущала его.

– Да, Алдан, – смеясь, продолжил Антон, – ты лучше за "шнобель" свой переживай, а не за медали. Это мужское достоинство посильнее в жизни пригодится, "шнобель" нужнее! Им хоть и не едят, но, как я догадываюсь, им еще по ночам дышат!

И снова обоих разобрал смех.

– Или полено тебе все выбило? Лечись, не то быть тебе Панглосом.

– Да, нет, Антон, не все, – Алдан почувствовал легкость и непринужденность.

Антон придерживался золотого правила "жалость унижает человека", внешне не жалел, умел в нужное время подобрать правильную здоровую шутку, доброе слово, одарен был умом, колким и насмешливым, ну панегирик и только!

"Слово лечит, но слово и калечит". Антон умело пользовался этой простой истиной. Понял, взял ее на вооружение и Алдан.

Он стал быстро восстанавливаться от душевной психологической травмы, и в этом была немалая заслуга его друга.

Жизнь не стоит на месте, время залечивает любые раны.

Большой спорт, служба во Флоте закалили Алдана, укрепили веру в себя, в свои силы и возможности. "Моя судьба в моих руках" – настраивал и вместе с тем успокаивал себя Алдан. «Наметь себе другую цель. Ее достижение зависит только от тебя. Что было, то прошло – все, что не происходит, все к лучшему».

Алдан ставит высокую цель и достигает ее. Он поступает в один из престижных ВУЗов Казахстана, в Казахский Государственный Университет имени С.М.Кирова, на исторический факультет.

После занятий Алдан подрабатывает. О его трудовой деятельности никто не знал и не догадывался. Многие воспринимают его как баловня судьбы, не догадываясь, что за внешней легкостью и непринужденностью стоит состоявшаяся зрелая личность, повидавшая и прошедшая через многое.

* * *

Сквозь кусты, высокую траву Алдан заметил приближающегося сына, улыбнулся. Улыбка показалась ему слишком тяжелой и увесистой. Она застыла на лице. Алдан попытался встать, но руки, ноги, тело отказались подчиняться ему. Попытался позвать сына – губы, язык так же не захотели исполнить волю хозяина.

Тимур пробежал рядом; сквозь кустарники и траву тело отца не проглядывалось. Алдан проводил сына глазами.

Сказитель «Книги судеб»

Добро и зло. Оно всегда где-то рядом. В минуту от нас, в секунду.

«Что это? Я умираю? Вот так? Вот здесь? Встретив сына.… Пришло мое время? Мне страшно…? Надо преодолеть страх….

Мне страшно?! Вот так это происходит? Воздух вокруг жидко – кристаллический? Запах – сладковато – приторный? Вот так это происходит!»

Самые яркие эпизоды жизни стали вырисовываться в сознании Алдана. Он не мог двинуться, сознание медленно погружалось во тьму.

* * *

Алма-Ата, как много красивых женщин знала и лицезрела она. Без этой красоты Алма-Ата давно бы потускнела, и не стремился бы попасть сюда мужской люд.

Все, кто впервые оказывается в этих чудных местах, зачаровывается не только красотами гор, рек, садов, но и поражается красотой женщин.

Евразия. Каких только кровей здесь нет. Во времена второй мировой войны сюда эвакуировали целые коллективы научных институтов, московских театров, целый "Мосфильм", "Ленфильм" художников, творческую элиту.

Двадцатый век, век великого этносоциального перемещения для государства Казахстан.

Здесь Евразия, и красивейшие из красивых, благороднейшие из благородных, умнейшие из умных нашли здесь приют, очаг и вторую Родину.

Мы привыкаем к красоте, мы нуждаемся в ней и с годами становимся добрее. Красота учит не только добру, но и мудрости, рассудительности. А красота, помноженная на образованность, дает народу терпимость и возможность пережить невзгоды с достоинством.

Коммунисты называли Казахстан лабораторией Дружбы. И поэтому во времена распада СССР Казахстан миновал национальный раздор, шовинистический беспредел, межрелигиозные столкновения. Мы идем к рынку с не запачканными кровью манжетами! И это заслуга всего Казахстана.

Анелия – один из тех изумрудных камней, который украсил собой большое людское ожерелье Алма-Аты. Она расцвела. Ее красоту лицезрела земля, небеса, вода, сады, горы, люди.

* * *

Тимур не знал, в каком направлении искать отца. Страх вырос до вселенского размаха. Страх не застать в живых отца.

– Отец, отец! Держись. Я найду, я найду тебя. Я должен найти тебя. Я спасу тебя.

Тимур расспрашивал прохожих. Кто-то видел – показывал направление. Кто не видел, тот просто озирался по сторонам, шарил глазами, пытаясь разглядеть по описанным приметам. Тимур пробежал по главной аллее. Он то приближался, то удалялся от отца.

Появилась скорая помощь. Антон по выражению лица Тимура понял, что поиски его пока тщетны.

– Где уже прошел? – спросил Антон у Тимура. – Вон там врач, говорит, есть озеро, я обследую там. А ты прочеши вон там.

Антон побежал с доктором к озеру на поиски друга. Поиски длились недолго, он все же нашел своего друга. Антону показалось, что прошла целая вечность. Доктор пощупал пульс Алдана.

– Живой! – с радостью в голосе произнес доктор. – Быстро в больницу! Дорога каждая минута!

«Скорая» помчала Алдана в больницу.

18

Три дня врачи боролись за жизнь Алдана. Все эти дни Алдан находился в коме. К сыну из Москвы прилетела невеста Арина. Арина дежурила у кровати отца. На четвертый день Алдан сквозь дремоту открыл глаза.

«Сон, бред. Я на том свете», – рассудил Алдан.

Сквозь дрему он увидел силуэт Анелии. Его губы попытались что-то прошептать. Силы покинули его.

На другой день Алдан пришел в сознание, жизнь вернулась к нему, ему стало намного лучше. Тимур находился рядом, он поглаживал руку отца.

– Папа, сейчас я познакомлю тебя со своей невестой. Ее зовут Арина. Она тебе обязательно понравится. Я хотел бы, чтобы ты благословил нас здесь.

В палату зашла Арина. Алдан посмотрел на нее, от удивления даже приподнял голову.

«Не может быть, – подумал он. – Передо мной Анелия, моя любовь, мой потерянный мир».

Тимур заметил удивление и тревогу на лице отца, сжал его руку и произнес:

– Папа, познакомься, это и есть моя невеста – Арина.

Арина протянула Алдану руку. Он нежно коснулся ее, разглядел, погладил, поднес к губам и нежно поцеловал.

Арине понравилась чувственность отца, она улыбнулась. У Тимура отлегло на душе, ведь вначале, он увидел некоторое удивление и тревогу на лице отца.

– Как зовут твою маму? – приглушенно, сипловато произнес Алдан.

– Анелия!!!

Лицо Алдана озарила легкая улыбка.

– Она жива и здорова?

– Да, жива и здорова!

– Вы с ней очень похожи – как две капли воды, не правда ли?

– Да, я ее повторение!

Сказитель «Книги судеб»

Свершилось чудо. Добро и Зло. Они всегда где-то рядом – в секунду, в мгновенье от тебя. Это мгновение сработало в пользу Добра. Господь Бог умеет творить чудеса. Надо только верить. Уметь любить и уметь ценить жизнь.

Да, друзья мои, – уметь ценить жизнь, ее каждое мгновение, ее каждое прикосновение.

– Тимур, Арина, я благословляю ваш союз. Сегодня я самый счастливый человек на земле. Передай маме следующие слова: "Две стихии – огонь и вода! Кто победит?" И больше ничего. Она все поймет сама.

– Вы знаете мою маму? – обаятельно улыбаясь, произнесла Арина.

– Да, знаю. Больше того, Арина! Я ее боготворил когда-то, в молодые годы! Я любил ее! Жизнь научила меня говорить правду тогда, когда это необходимо. Сегодня вы оба должны знать об этом.

Сделав паузу, подумав, Алдан продолжил:

– А почему я говорю, что любил Анелию? Я люблю ее! Передай эти слова маме. И я ждал ее всю свою жизнь.

Из дневника Алдана

Господь Бог так мудро сотворил человека, воздал ему «множественно». Надо только в течение одной человеческой жизни уметь воспользоваться и сохранить это творение, это богом данное множество.

Детство! В эти первые годы мы воспринимаем жизнь очень радужно, красочно. Ничто нас не может огорчить надолго. Все, что нас пугает во взрослой жизни, в детстве не оказывает ровно никакого значения. Оно быстро выветривается, забывается, буквально через короткое время.

Мы взрослеем, получаем образование, набираемся мудрости, опыта – однако, все это не всегда помогает. Казалось бы, мы наполняем свое множество для дальнейшего обретения счастья – однако, получив множество, становимся более уязвимы.

«Устами младенца глаголет истина!» И только сейчас я улавливаю мудрость этого выражения. Видимо, и сам Всевышний говорит устами младенца. Видимо, и все святые писания написаны для детей. Разве для нас?

Чем больше живем и познаем, тем дальше отходим от «детских божьих истин». Дети, не обремененные знаниями, не знающие о существовании святых писаний, больше ангелы, нежели мы, взрослые.

* * *

Встреча Алдана и Анелии в аэропорту Москвы. Долго стоят друг против друга, как тогда в молодые годы. Алдан обнял Анелию. Запах волос, перемешенный с нежным ароматом духов, опьянил его. Он чувствовал ее тело, он слышал ее сердцебиение. Анелия, почувствовав объятия Алдана, заплакала. Она плакала от переполнявшего ее счастья.

– Анелия, ты моя жизнь, – единственное, что смог выдавить из себя Алдан.

Сказитель «Книги судеб»:

Возможно ли, было Алдану избежать всего этого? Нет, невозможно! Черная несправедливость, которая в тот момент бродила по земле, через злой рок, сконцентрировалась на Алдане и сделала свое дело. Зло и добро, два вечных противостояния, встретились в жизненном пространстве Алдана. Всевышний одарил его всем и сполна! Сатана же, через рок судьбы, сделал в свою очередь все, чтобы сломить Алдана.

В этой схватке победу одержал Алдан, и через него Господь Бог, а значит добро и справедливость. Никогда не сдавайтесь злым обстоятельствам, неприглядным ударам судьбы! Не бойтесь препятствий, не озлобляйтесь и не впускайте в душу хворь, злобу и темноту.

Не закрывайте души перед радостью бытия, радостями жизни – ведь господь бог создал нас для жизни и большого пути! Одарив нас в этой жизненной дороге Верой, Надеждой и Любовью.

Кто забывает это в трудные времена, кто поддается воле рока, бывает, повержен низменными обстоятельствами! И навсегда теряет обыкновенное человеческое счастье, подаренное нам с рождения, самим Господом Богом.

* * *

– Когда ты ушел, Алдан, – начала Анелия, ее голос был ровным, все таким же нежным и манным, – мне стало плохо, я потеряла сознание. Когда пришла в себя, то уже была на больничной койке. Практически вся в шинах, в гипсе, с ног до головы перевязанная. Оказывается, я очнулась на другой день. Мне объяснили, что я нахожусь в военном госпитале….

Алдан слушал рассказ Анелии, он был безмерно счастлив и рад видеть ее живой и здоровой. Быть рядом, рядом с ней.

«Я больше никогда, никогда не оставлю тебя. Ни на минуту, ни на мгновение. Дай мне, господь бог, эту радость, и не забирай ее, ведь я заслужил это счастье», – повторял он, себе мысленно, слушая ее рассказ.

Военное спецподразделение, выполнив боевое учебное задание, возвращалось в часть. Солдаты заметили лежащую без сознания девушку. Капитан, командовавший подразделением, отдал приказ об оказании первой медицинской помощи. Ей ввели обезболивающие средства, наложили шины, погрузили на носилки и понесли к машине. Затем на машине отвезли в Алма-Ату, в военный госпиталь. Обследование Анелии показало, что полученные переломы опасны для жизни. Был поврежден позвоночник, защемлен нерв. Повреждены другие жизненно важные органы. Консилиум военных врачей решил сразу же преступить к операции. Было сделано несколько операций, все тело было в повязках, шинах, швах, гипсах. Ей было запрещено не только двигаться, но и разговаривать. Через месяц военно-транспортный самолет перевез ее в Москву. От ее кровати все это время не отходил молодой капитан. Еще в горах, увидев Анелию, он был сражен ее красотой. Это была любовь, любовь с первого взгляда. Этот любовный недуг, подаренный амуром, не поддается лечению.

Капитан оказался сыном известного военачальника, имевшего славное военное прошлое. По образованию военный врач. Звали спасителя Анелии Платон. Так судьба свела Платона с Анелией. Перевести Анелию из Алма-Аты в Москву была идея Платона, он убедил отца. Отец дал добро – девушку военным самолетом перевезли в Москву.

Анелия пролежала в гипсе и повязках восемь месяцев. Затем началась реабилитация. Она заново училась двигать конечностями, ходить, мышцы не слушались, были дряблыми. Все это продлилось еще полгода. Как только смогла держать в руках карандаш, она сразу же отправила письмо на Украину Алдану.

Из письма Анелии к Алдану

Мой АЛДИК!

Мой милый, дорогой!

Где ты? Я так страдаю без тебя? Я ведь так люблю тебя! Приезжай, забери меня!!! Я в Москве, в военном госпитале. Меня буквально собрали, буквально…. Но об этом расскажу отдельно.

За мной хорошо ухаживают и смотрят. Не дали мне зачахнуть и погибнуть. Бог меня любит. А спасла меня наша любовь. Любовь большая и чистая! За мной ухаживает одна прекрасная, замечательная семья. Тебе они обязательно понравятся. Если б не они, не знаю, как все сложилось бы. Алдик, ты у меня один на всем белом свете. Я очень хочу к тебе и очень скучаю по тебе. Приезжай скорее, забери меня. За тобой поеду хоть на край земли, хоть за край. Прости за почерк. Рука уже устала. Мышцы рук не слушаются. Учусь всему заново. Я люблю тебя! Жду! Твоя А-лю-лия!

Анелия.

Москва. Вечер. Тоска. Не хватает тебя! Твоей ласки, заботы!

Все. До встречи. 1964 год.

Письмо было отправлено до востребования. Почтальон спросил у соседей, кто может получить и передать адресату письмо. Баба Клава была в отъезде, она уехала в деревню, чтобы накопать свеклы, картофеля. Соседи, узнав, кому предназначалось письмо, отказались принять его и расписаться, так как адресат выбыл, а куда – они не знали. Письмо вернулось к Анелии обратно с надписью: "Адресат выбыл в неизвестном направлении".

Анелия подружилась с Платоном. Платон оказался поистине доброжелательным парнем. Кроме него у нее в Москве никого не было.

Единственной отдушиной было общение с Платоном. Платон часто кормил ее с ложки, приносил сладости, овощи, фрукты. Читал книги, стихи.

Он многое сделал для ее выздоровления, для того чтобы кости нормально, правильно срослись. Постоянная гимнастика, массаж способствовали тому, чтобы ушла мышечная дистрофия и Анелия снова поднялась на ноги и пошла.

Вторыми, почти родными, после Платона, стали его отец и мать. Мать навещала Анелию чуть ли не каждый божий день. Отец обязательно наведывался раз в неделю. Анелии они были по душе. Мать Платона была образованной женщиной, из старых дворян. В разговоре, в интонации, в манерах чувствовалась внутренняя культура, такт.

Платон с первых же дней не стал скрывать от Анелии своих чувств. Он чем-то напоминал Анелии Алдана. Эта его схожесть, как внешняя, так и внутренняя, со временем привела к последствиям.

Во время одной из их прогулок по аллеям госпиталя Платон предложил Анелии свою руку и сердце.

– Платон, – сказала ему Анелия, – у меня есть парень, его зовут Алдан. У меня с ним был серьезный роман. Я люблю его, мы любим друг друга.

Платон спокойно отреагировал на сказанное.

– Анелия, ты не раскрыла мне тайны. Тебя просто невозможно не любить. Я думаю, – он лукаво посмотрел на Анелию, улыбнулся и продолжил, – у меня достойный соперник. На слабаков ты просто смотреть не стала бы.

– Да, серьезный и очень серьезный, – отшутилась Анелия.

– Анелия, скажи честно – ведь где-то мы с ним похожи? Он, думаю, не уступает мне. Он, как и я, самый добрый человек в мире, – Платон бесхитростно улыбнулся. Улыбка озарила лицо.

Анелия любовалась им. «Действительно», – подумала она, – «Платон достойный соперник».

– Да, Платон, вы похожи, как два брата близнеца. У вас много общего. Но одно качество вас роднит очень сильно. Вы два великих хвастуна, – а теперь уже Анелия в ответ одарила Платона обворожительной улыбкой. Слово "хвастун" в ее устах прозвучало как самая большая похвала.

Анелия так и не смогла понять, куда пропал Алдан. Не знала, что думать, где искать. Обычно всегда он появлялся сам. Она не знала ни адреса его друзей, ни адреса его родных.

Анелия стала все чаще вспоминать женщину-незнакомку, ее рассказ о том, что у Алдана есть жена и двое детей. «Не уж-то, правда?! Неужели Алдан скрывал от меня, не договаривал? Неужели обманывал меня? Почему пропал из Украины, где он? Почему не ищет? Куда выехал? Вернулся к семье, к детям, к жене. Нашла его эта женщина!»

Слова женщины-незнакомки не выходили из головы:

"Одна просьба, ты теперь все знаешь, не бери грех на душу, не лишай детей отца, а жену – мужа. Бес попутал его! Вернется! Должен вернуться!"

Анелия вспомнила о том, как ее подруги отчитали Мейрама. Ей стало стыдно за себя, за подруг. Ей стало стыдно за их подозрения.

"Бедный Мейрам, незаслуженно досталось ему. Ой, незаслуженно! Прости нас дурех! Прости, господь, если это возможно. Ой, прости. Прости, Мейрам, прости!"

"Ну, зачем я сама не спросила, не задала вопрос Алдану. Зачем? Вот теперь мучаюсь. – Ты женат, ты был женат? У тебя есть дети? И все. Ну, зачем, зачем не спросила?!"

Письмо из деревни Анелии от бабы Маши

Здравствуй, Анелия!

Держись, не плачь! Такова воля божья! Все там будем, аминь. Твой дед с бабкой померли. Вначале захворал дед, затем бабка. Помер дед утром, следом в ту же ночь померла и бабка. Хоронили всей деревней. Спасибо председателю колхоза Симачеву, да агроному Федору. Помогли. Хату заколотили. Мой тебе совет – ищи счастья там, в большом городе. Сгоришь ты здесь, сгоришь. Ты молодая, красивая, статная. Одним словом, видная ты у нас девушка. Послушай меня, старуху то. В деревне все спокойно. Получили трактор. Наш агроном Федор все интересуется тобой. Уж видно сильно ты ему приглянулась. Остальное узнаешь сама по приезду. С богом, доченька!

Баба Маша.

Анелия не в шутку, а всерьез была обижена на Алдана. «Где он, почему не ищет? Почему пропал?» В течение долгих тоскливых месяцев она лежала прикованная к кровати. Шла долгая, упорная и утомительная борьба за жизнь.

Анелия привыкла к Платону. Она нуждалась в его заботе, внимании, нежном обращении. Его семья стала близкой и желанной. Во время бесед с Платоном она разглядывала его лицо и ловила себя на мысли, что черты лица Платона благородны и выразительны. Его добрый и теплый взгляд зачаровывал и околдовывал Анелию. Он постоянно шутил. Анелия поняла, он ей нравится, она влюблена в него. Она ругала себя, пыталась похоронить эти мысли, считала – она предает Алдана.

Во время восстановительного периода ее перевели в отдельную одноместную палату. Платон массировал ей шею, ноги. Она привыкла к его рукам, к его прикосновениям.

Платон все больше очаровывал ее. Во время его посещений в палате воцарялась атмосфера оптимизма и радости. Он приносил с собой хорошее настроение, веру в то, что все будет хорошо. Словно волшебник, он передавал эту веру Анелии – она быстро шла на поправку.

В один из тихих летних вечеров мир перевернулся – страсть поглотила обоих… Она изменила Алдану. Анелия не помнила, не контролировала себя.

На другой день ей было стыдно за проявленную слабость. Но страсть уже заглотила их, и остановить близость было никак невозможно.

Сознание Анелии двоилось – одна половина постоянно ругала Алдана, обижалась на него, другая твердила: «Что ты творишь, Анелия? Как тебе не стыдно? Как ты будешь жить дальше, когда появится Алдан? Простит ли он измену? А ты, как поступила ты?»

Первая половина успокаивала ее и перечила другой: «Никакая ты не распутница. Ты полюбила Платона. Никто ни в чем не виноват. Виноват лишь Алдан. Где он, рыцарь твоего сердца? Куда сбежал, почему не ищет? И чем он лучше Платона? Платону все известно об Алдане и он любит тебя такую, какая ты есть. А что Алдан, сможет ли Алдан простить твою слабость? А если не простит, то как жить дальше?»

– Анелия, я сделаю все, чтобы ты была счастлива. Я не знаю, где сейчас Алдан. Если ты будешь счастлива с ним, я сделаю все, чтобы отыскать, найти его. Даю слово офицера.

Платон нежно поцеловал Анелию. Анелию охватила грусть. Она не ответила Платону. Некоторое время спустя Платон тихо произнес:

– Ты можешь мне ничего не говорить. Решай сама. Но поверь, я люблю тебя и хочу, чтобы ты была счастлива. Свое же счастье я связываю только с тобой. Если ты решишь по-другому, я сделаю все, как ты захочешь. Выберешь Алдана, – Платон сделал паузу, – найду ли я счастье еще где-либо, не знаю. Но за меня не переживай.

Платон был взволнован и пытался скрыть это волнение. У него это плохо получилось.

– Ничего не говори. Я не прощаюсь. До завтра, до встречи Анелия.

Анелия ждала Алдана, вестей от него. Она решила не просить Платона найти Алдана. Сердце твердило: «Не обижай Платона, не отвергай его чувств».

– Платон, пусть все идет, как идет. Не надо искать Алдана. Это его путь ко мне, он должен сам пройти этот путь. Я люблю тебя, Платон. Но сейчас я не могу найти правильного решения. Прошу, не говори больше об Алдане, ты заставляешь меня страдать. А я не хочу страдать.

Анелия вспомнила слова незнакомки: «Так знай, доченька, как бы горько тебе не было, знай! У него в ауле осталась жена, да двое детей». «Неужели все эти годы он обманывал меня? Неужели? Но мы любим друг друга! Любил ли он? Да любил и любит! Но он вернулся к семье, семейный долг дороже. Рано или поздно его тайна раскрылась бы. И тогда я не смогла бы жить счастливо с ним, зная, что где-то страдают его дети. Не смогла бы!».

Анелия продолжила рассуждения: «Дам ему время. Захочет, найдет. А нет, так нет. Нельзя навязываться ему. Пусть решает сам. Подожду еще, время терпит».

Платон на время перешел в военный госпиталь, поближе к возлюбленной. Он был хорошим врачом. Последние месяцы они с Анелией были неразлучны.

* * *

Все врачи, весь медперсонал госпиталя нежил Анелию. Все тайно желали Платону удачи. Он это заслужил. Анелия согласилась выйти замуж за Платона. Возвращаться ей было некуда, ее никто нигде не ждал. Они поехали на Кубу выполнять интернациональный долг. Все было под мощным оком и надзором КГБ СССР. Им выдали паспорта на чужие фамилии и имена. Взяли подписку, о не разглашении военной тайны, переодели под туристов и отправили на остров Свободы. Такое было время – время «холодной войны».

На Кубе они пробыли пять лет, затем вернулись в Москву. Через год они уже были в Берлине, в ГДР. Там проработали четыре года, затем Чехословакия, Алжир, Сирия.

Так они объездили почти весь соцлагерь. Зачем КГБ меняет паспорта врачу и его супруге, оставалось только догадываться. Какую тайну они могли знать? Тайну знал только супруг Анелии, Платон.

Анелия везде, при посольствах или военных базах, учила детишек, одновременно была и библиотекаршей.

Еще на Кубе у них родилась дочка – назвали ее Ариной. И Арине в свою очередь во время переездов дали второе имя – Джульетта, Джулия.

Когда стал вопрос о втором имени, Анелия не задумываясь, назвала ее Джулией, Джульеттой, в память о большой любви – ведь когда – то в письмах Алдан сравнивал ее с Джульеттой.

Вот так они интересно жили – не тужили.

В воинских подразделениях, в которых служил Платон, в шахты монтировались ракеты с ядерными боеголовками. Это и было военной тайной. Как врачу ему приписывалось следить за полученными дозами радиации у военных. За военными он углядел, не усмотрел лишь за собой.

Платон до последнего момента скрывал от семьи, что облучен, что болеет лучевой болезнью. До последнего, не хотел огорчать близких ему людей.

Происходило чудо, организм сопротивлялся коварной и невидимой болезни.

Апрель 1986 года. Авария на атомном реакторе Чернобыльской АЭС. Платон, как профессионал, понимал, на что идет. Однако принял решение быть там. Его опыт, знания и рекомендации необходимы – они спасут множество жизней. Платон в числе первых добровольцев уехал в Чернобыль. Он скрыл от семьи свою командировку.

Сказитель «Книги судеб»

Только безрассудное мужество таких людей, как Платон, участвовавших первыми в ликвидации аварии атомного реактора, спасло мир от большой беды и трагедии. Они знали, что обречены, шли сознательно и добровольно.

Вечная им слава!

И на этот раз Платон верил, что выкарабкается, надеялся на чудо. Однако чуда не произошло. Платон умер зимой, в январе 1987 года.

Анелия с дочкой переехали на московскую квартиру Платона. Арина-Джулия поступила в институт иностранных языков имени Мориса Тореза. Анелия устроилась на работу в одну из московских школ.

Анелия заканчивала рассказ. Алдан слушал ее, ни разу не перебил. Он снова с ней, Анелией, он счастлив. Он нисколько не ревновал ее к Платону. Наоборот, даже в душе где-то был рад, что именно этот благородный человек встретился ей в трудные минуты и дни, спас ее от неминуемой гибели или инвалидности, и что именно он предложил ей руку и сердце.

Три месяца спустя. Октябрь 1996 года. Алма-Ата. Свадьба. Тимур с Ариной. Алдан с Анелией, дружка Антон, подруга Роза.

Легкая седина покрывала голову Алдана. Ему вдруг вспомнился Бекет аксакал. Старик улыбнулся и подмигнул ему. Алдан мысленно повел с ним разговор:

«Бекет ата, а я встретил свою любовь. Вот она, стоит рядом – моя Анелия, моя А-лю-ля. О, сколько я ждал этого мгновения, этой минуты, какой большой путь преодолел! Сколько интересного изведал на этом большом пути! И знаете, Баке, я ни о чем не жалею! Раскрою вам секрет, я не чувствую своих лет. Я счастлив, как тогда, в те молодые годы. Даже счастлив вдвойне, потому что со мной находится мой сын, моя кровинушка. Я рад вдвойне. Я счастлив вдвойне.

Скажу честно, Баке, если бы мне сказали, как бы я хотел прожить свою жизнь, если бы представилась возможность прожить ее заново, я хотел бы себе именно такой середины. Не знаю для кого как, а для меня жизнь только начинается! Мое счастье настояно на десятках лет веры, надежды и любви! Я часто в жизни вспоминал ваш рассказ. Думал, что судьба моя будет повторением вашей судьбы! Часто проводил аналогию. Но спасибо всевышнему, спасибо судьбе – я оказался счастливей вас, Баке! Я думаю, вы рады за меня. Я встретил свою первую любовь. Если бы это произошло и в вашей судьбе, то я был бы так же рад за вас, Бекет ата».

– Объявляю вас мужем и женой….

«Со мной ли это? Спасибо, господь бог! Спасибо тебе за веру, которой одарил ты меня, и которая вывела меня на путь добра и света, когда я почти был слеп. Спасибо за надежду, которая не дала мне потонуть, сгинуть, погибнуть, когда я был слаб. Спасибо за любовь, которая не дала очерстветь душе, сердцу, разуму, спасла меня от разрушения и погибели! Спасибо за все!»

* * *

Верховный суд Казахстана полностью снял все обвинения с Алдана. Ходатайство гражданина Исмаилова Алдана Аскаровича об облегчении меры наказания к подсудимым гражданину Калиткину Григорию Семеновичу и гражданке Калиткиной Аиде Максимовне судом были учтены.

Иркутский областной суд выносит следующий приговор:

«Гражданин Калиткин Григорий Семенович приговаривается к трем годам лишения свободы условно.

Гражданка Калиткина Аида Максимовна приговаривается к трем годам лишения свободы условно».

19

Из дневника Алдана

В пять лет весь мир для тебя – папа, мама, бабушка, дедушка, да твой друг Петя.

В девять лет сын сказал мне:

– Я из своей спальни только дошел до столовой и мне уже пять лет. А дальше неинтересно, я уже стал взрослым. Как жаль, что детство быстро прошло.

В шестнадцать мы думаем, что ближайшие пять лет – это целая вечность, и мы станем такими древними.

В двадцать лет мы теряем друзей, бывает одиноко и скучно. Пишем стихи, открываем науки, любим, мечтаем. Подводим итоги – как мало мы успели сделать, думаем мы. Кажется, что много, очень много знаешь о жизни. Не грусти, не все еще потеряно, говорим мы себе.

В двадцать пять кое-как работаем, больше спим. Лень. Хандра. Однако по вечерам грезим о большом. Первые шаги в нужном направлении. Поиск себя продолжается. Чувствуем, свое призвание встретим где-то впереди.

В тридцать весь мир у наших ног. Нам все известно, все покоряется. О, какие перспективы, и сколько предстоит сделать, сотворить. Катастрофически не хватает времени. Тоскуем по близким и любимым.

Тридцать пять – разбор полета. Куда летим? Зачем? Философские вопросы. Работа, жена, дети. Стараешься все предвидеть, рассчитать, спланировать. Иногда теряешь смысл слов, мельтешишь.

В сорок – переоценка ценностей. Какой же я ханжа!

В сорок пять – вера, надежда, борьба за жизнь! Не хватает энергии.

В пятьдесят – уйма вопросов. Жизнь не бьет ключом. Что подарит будущее?

В шестьдесят – как много предстоит переосмыслить. Как много перемен.

В шестьдесят пять – начинаю все заново. Жизнь прекрасная штука. Жаль, что время летит очень быстро.

Быть может, в семьдесят?

Не знаю, как у других, а у меня еще все впереди! Хочу многое успеть. Вперед, дерзай. А дальше – дальше зрелость.

И еще:

Когда боишься смерти, значит у тебя все в норме. Жить будешь!!!

Только сумасшедший не боится смерти.

Алдан.

* * *

Прения в парламенте Республики Казахстан.

Из выступления депутата Исмаилова Алдана Аскаровича: "Об отмене смертной казни в Республике Казахстан":

– Время и нравы не подвластны нам. То, что сегодня очевидно, как преступление, завтра, может быть очевидным, как вполне оправданное эмоциональное деяние. Само понятие цивилизация каждый из нас понимает по-разному.

Я выступал, и буду выступать за отмену смертной казни. Забрать жизнь, пусть даже и судом присяжных, пусть решением судьи, – аморально. Никто из смертных, ни облеченный в мантию судья, ни палач, не способны смыть грех за совершенное преступление, кроме самого преступника. Мы все равны перед богом. Мы имеем право, забрать свободу. Забрать свободу для того, чтобы дать время и место для покаяния. Не дав же возможности для покаяния в своем грехе, лишая преступника жизни, мы сами совершаем равный грех.

Ни в коей мере я не оправдываю злодеяние человека. Я лишь говорю простую истину. Бог одарил нас жизнью, бог нас и покарает за грехи, бог в нужное время и день забирает наши жизни обратно. И только плоть человека предается бренной земле.

Не дав же покаяться душе, не дав преступнику возможности разобраться в сотворенных злых деяниях, лишая его жизни раньше положенного, отведенного богом времени и часа, мы берем на душу не меньший грех.

* * *

Из дневника Алдана

«О счастье»

Счастье – что это? Когда я был счастлив – сейчас, в молодости, в зрелые годы? Когда ухаживал за Анелией?

Был ли я счастлив в тюрьме?

– Да, был! Потому что я жил верой в добро и справедливость.

У меня была любовь, у меня была вера. Мне было трудно, мне было больно, и именно в тот момент я продолжал познавать счастье.

Счастье – это и тогда, когда тебе много и многого не хватает.

Почему все мученики счастливы? А когда мучения заканчиваются, не все находят силу жить дальше!

Счастлив ли я сейчас, когда восстановил доброе имя, вернул сына, любимую? Не жалею ли я о прожитом, что именно так обошлась со мной жизнь, судьба, рок, господь бог?

Нет, конечно же, не жалею! Я живу, я тружусь. Любовь мне помогла выжить. Десятки лет прошли как одно мгновение. Я понял, важно не благополучие, важен не комфорт. Сколько еще мне отпущено – знает один Господь Бог.

Все это пространство, которое ощущаю с утра, мое. Это мое время, мое сердцебиение. Я не могу его расширить, раздвинуть, но я в нем. Единственное, что в моих силах, так это насытить, наполнить его.

Постараться сделать, успеть сделать еще что-нибудь Великое. Пусть Великое для одного человека, для одной судьбы. А что это Великое – поступок ли великий? Помощь ли, слово ли? Необязательно, чтоб осталось в памяти тысяч и навеки! Нет, необязательно.

Прожил жизнь? В надежде. Так и ничего не успел сотворить большего. Ни в делах, ни для сына, ни для любимой.

Что делал? Только и делал, что искал, надеялся, ждал, затем боролся за жизнь. Как бы только для себя и жил, за себя и боролся. Видать, для этого и появился на свет. Для этого ли?

Я по-прежнему люблю Анелию! Я горжусь сыном, внуком!

Я воспитаю внука, может это и есть моя миссия на земле! Мое великое призвание и предназначение!

Алдан.

* * *

Сказитель «Книги судеб»

Полковник Цыкало был другом Мейрама, оба учились на одном факультете. Мейрам поведал ему всю правду об Алдане, попросил о свершении возмездия, справедливости. Все мы, где-то через раз друзья или сватья.

А что же Мейрам, как сложилась его судьба? Пришло новое время, новые люди, пришли перемены. Пришла энергичная молодежь.

Он никогда особо не чтил, не соблюдал служебной этики, не берег репутацию, доброе имя. Новые люди легко, быстро и без сожаления расстались с ним.

Настали и в его жизни «ненастные» времена. В новых реалиях он не разобрался. Пороки не позволили. Трудиться он особо не любил, не перетруждал себя.

Неожиданно вокруг образовалась пустота. Его перестали искать, звонить, его забыли. Когда-то он поступал также, легко избавлялся от ненужного и никчемного балласта. О том, что придут другие времена, не предполагал, не задумывался.

Рано или поздно за все приходится платить. Только смерть спасет от расплаты.

Если ум ленив, хитрость и лукавство покоряют его и уже не уступают место зрелости и мудрости.

Хитрость и лукавство, жадность и коварство могут предвосхищать и предвкушать только свои удовольствия, и только на короткое время.

Сбережения семьи Мейрама поглотила гиперинфляция. Из-за постоянной нехватки средств он продал машину, затем квартиру, переехал в тесное и неблагоустроенное жилище. В настоящее время Мейрам с супругой влачат жалкое существование, доживают свой век, тратя пенсии на лекарства и пропитание.

Помощь от сына не поступает, нет приличной, высокооплачиваемой работы. Однажды ему удалось устроиться в солидную фирму, однако, разглядев в нем отцовские черты, коллектив быстро избавился от него. Молва идет далеко впереди. «Яблоко от яблони недалеко падает». Зачем помогать неблагодарному агнцу, испытывать свою судьбу, зачем повторять ошибки других. Пусть выбивается сам.

Дворовые детишки дали Мейраму прозвище «Алдар Косе», что в переводе с казахского означает «Безбородый Обманщик». «Хитрый, жадный, вредный». – Даже дети, дети разглядели, распознали его. Однако ему самому не дано распознать своих пороков. Не дано.

Сказитель «Книги судеб»

В начале этого повествования было сказано: «Пусть будет хорошим конец».

Зная эту народную мудрость, каждый, из нас идя по жизненной дороге, будет обязан думать не только о дне предстоящем, но и думать, как он закончит дни свои последние.

Какими будут они эти годы, месяцы, дни и часы? Славные? Бесславные? Известность, популярность, власть, деньги. Все это – ничто по сравнению с твоим уходом, с твоими поступками в конце жизни! Страх перед богом – значит не сотворить такого, что привело бы тебя к черствости и слепоте, затем и к гибели души твоей. Пусть будет у каждого из нас счастливый, славный конец – неважно, был ли труден и тернист твой путь!

Примечания

1

Уай, кудай сакта – спаси меня бог!

2

Шайтан – черт.

3

Жена сына.

4

Ассалам – алейкум – Здравствуйте (на казахском языке).

5

Уважительное обращение на казахском по отношению к старшему, в переводе – старший брат.

6

Ассалам-алейкум – на Востоке у мусульман приветственные слова.

7

Аксакал (казах.) – белобородый.

Оглавление

От автора

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg