«Депортация»

Депортация (fb2) - Депортация 586K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - МихайлоВ

МихайлоВ Депортация

Л. А. и м. Д. посвящается

Часть 1. Никарагуанец

Как вы относитесь к мухам-автостопщицам? Не знаю, как вы, а Никанор их любил. С ними дорога была быстрее и атмосфера веселее. Запускаешь муху к себе в салон машины где-нибудь в Крыму, а выпускаешь уже в столице. И получается муха уже не только автостопщица, но ещё и лимитчица. Вот и сейчас в салоне летала муха, которой он дал временное прозвище Союз-Аполлон. Такая локальная орбитальная станция внутри машины.

Но в данный момент Ник двигался не в столицу, а к морю, в маленький посёлок на отшибе цивилизации. В этот раз, после февральского Сингапура, ему захотелось чего-то простенького, без выпендрёжа, вроде картошечки с селёдочкой после жаркого из каракатицы.

* * *

За прошедшие пять лет ему доводилось пить кофе в разных городах мира, но место, в котором он оказался сейчас, выглядело не менее самобытным. После комфортной инфраструктуры крупных городов курортный посёлок на Азовском море казался обжитым не более, чем одинокие острова в Тихом океане. И в этом была своя прелесть. Даже многие труднодоступные уголки планеты уже были опутаны длинными щупальцами бестактной Цивилизации и хамоватой Глобализации, и Никанор искренне радовался, когда не обнаруживал в городах своего пребывания такого их олицетворения, как, например, «Макдональдс».

Он пил эспрессо, с трудом найденный в восьмой по счёту забегаловке, и понимал: «Сча-а-астье есть!» Месяц у Никанора случился напряжённый, и сейчас, вдыхая кофейный аромат, смешанный с морским бризом, он получал от жизни максимальное удовольствие.

«Как немного всё-таки человеку надо… Совершенно не обязательно быть миллиардером», – в очередной раз выводилась сама собой простая истина.

Вдруг в кармане замяукал котёнок… Это звонил мобильный Никанора. Он взял трубку.

– Ники, привет! Это я, – выплеснулся из динамика жизнерадостный девичий голос. Это была Лиза, его компаньонка по многим проектам.

– Бон джорно, сеньорита! Как погода в Занзибаре? – шутливо поприветствовал Никанор.

– Как погода? Да фиговая. Снег засыпает Килиманджаро. Слушай, у меня тут новый проект вырисовывается! Только уж очень он из общей массы выбивается. Слишком необычный.

– Неужели? Так у нас все проекты с прибамбасами, ты не заметила? – Разговаривая, Ник наблюдал за осой, которая нагло пыталась «отхлебнуть» из его чашки.

– Да. А этот ещё круче. Но для его запуска в работу ты должен срочно приехать.

– Вот вы никак не хотите, чтобы я одичал и поробинзонил. Ведь специально уехал от цивилизации к дикой природе на недельку отоспаться.

– Тогда надо было на Таймыр ехать. Оттуда труднее доставать.

– Ну да. В следующий раз так и сделаю. И мобильный отключу.

– Вот только не надо угрожать! – засмеялась Лиза.

Никанор положил трубку на пластиковый стол и сдул осу с чашки.

* * *

Восходящее солнце медленно ощупывало комнату, под потолком вокруг люстры суетилось несколько истеричных насекомых, за окном в кустах, по Ильфу и Петрову, «щебетала птичья сволочь».

За всем этим макромиром с дивана, едва проснувшись, с умиротворением наблюдал Никанор. Сегодня ему надо было выныривать из нирваны приморского посёлка, и он с упоением ловил оставшиеся мгновения своего туземного отдыха.

Вдруг в дверь постучали. Никанор встал, натянул шорты, думая, что это хозяйка пришла проверить порядок у отъезжающего квартиранта, толкнул дверь рукой и застыл… В дверном проёме стоял… никарагуанец. А точнее – Мигель Веласкес.

Мигель (если это был он) – его бывший сокурсник по университету, который, так и недоучившись два курса, уехал на родину. Конечно, отношения Никанора и Веласкеса в те времена были очень тёплыми, даже дружескими, но ведь прошло уже лет десять с тех пор, как Мигель вернулся в Латинскую Америку… Настоящий этнический потомок американских индейцев был среди студентов русского отделения филфака, как Дед Мороз в Сахаре. Как его занесло вместе с двумя арабами из Сирии именно на этот факультет, для Никанора до сих пор оставалось загадкой. Хотя приезжали они вполне официально в рамках программы помощи Советского Союза дружественным странам, выбравшим социалистический путь развития. Через год, в связи с развалом СССР, программу помощи свернули, и парням предложили платное обучение. Мигель, в отличие от наших арабов, был парнем бедным, практически нищим, оплату не потянул и через год, насобирав денег на дорогу, благополучно улетел к себе в Никарагуа. С тех пор они не виделись и не общались. Интернета тогда ещё не было, а международная телефонная связь была не по карману обоим.

Никанору вспомнилось несколько вечеринок в спальном районе, на которые приходил Мигель. Это были девяностые, когда иностранцы, а тем паче потомки краснокожих жителей американского континента, встречались на Украине совсем не часто, и он представил себе, сколь экзотично выглядел его приятель, пробираясь по пролетарскому району бывшего советского города. Не умея толком одеваться по-зимнему, Веласкес носил в стужу трёхцветную кроличью шапку-ушанку со спущенными ушами и невзрачную вельветовую куртку на тёплой подкладке и смотрелся во всём этом весьма неказисто, но всё же лучше, чем африканцы в клетчатых подростковых пальто из магазина «Детский мир». С тех времён у Никанора осталось несколько фотографий, на одной из которых они с Мигелем стояли на фоне солидного здания университета – такие разные и в то же время близкие: Никанор, высокий, импозантный, в тёмном импортном пальто с длинным белым шарфом и ироническим выражением лица, и Мигель, немножко полноватый, добродушно улыбающийся, одетый вразнобой. Его фигуру венчала серо-синяя шерстяная шапочка с маленьким бубоном. В руках Никанора был дипломат, а у Мигеля – потёртая, туго набитая общими тетрадями папка, которая делала его похожим на нерадивого ученика отечественной средней школы.

Когда Никанор познакомился с Веласкесом поближе, тот оказался на удивление скромным, порядочным и интеллигентным парнем, хотя приехал из глухой никарагуанской провинции. Понятно, что скромные и порядочные люди могут обитать где угодно, но уровень его знаний и поведение в обществе предполагали в нём как минимум жителя среднестатистического города, тронутого цивилизацией.

Сейчас Мигель был совсем не похож на того, со старой студенческой фотографии: подтянут, спортивен, хорошо одет и вообще выглядит как современный житель большого города, не забывающий о моде. Но самое удивительное, что в данную минуту, в которой соединились прошлое и настоящее, он стоял перед Никанором! Возникла ситуация, в которой Нику хотелось сказать себе фразу из анекдота: «Выдыхай, бобёр, выдыхай!»

* * *

– Варёные раки с красивыми добрыми глазами… – доносилось из маленького мегафона бредущего по пляжу торговца.

Ник с Мигелем сидели в прибрежной кофейне и, смеясь, вспоминали студенческие годы. Один альбом дружеских шаржей и карикатур Веласкеса чего стоил! Латиноамериканец неплохо рисовал, и скука лекций иногда выливалась у него в забавные наброски. По большей части альбомчик содержал шаржевые портреты преподавателей. Они были сделаны обычной шариковой ручкой, но достаточно умело выхватывали из живой реальности характерные детали: особенности выражения лица, настроение или предмет гардероба. Однажды преподаватель по языкознанию привёз из французской командировки бесподобные лакированные сандалии с бессчётным количеством дырочек и непомерно длинными острыми носками. В голодные девяностые они казались обувью из фантастического романа о другой планете и были немедленно отражены в шарже Веласкеса. Ещё Ник запомнил шуточный групповой портрет, где Мигель изобразил себя в центре их учебной группы в раскраске и оперении американского индейца.

Они проговорили около часа, но за это время Мигель так и не раскрыл загадку своего приезда. Потом в разговоре настала пауза, и Веласкес внимательно, словно оценивая надёжность товарища после десятилетнего перерыва в общении, посмотрел на Никанора своими тёмными проницательными глазами. Прошла ещё минута и Мигель заговорил. То, что он рассказал, действительно стоило длинного перелёта с другого континента.

* * *

Уже несколько лет Веласкес жил в Чикаго и работал на крупном телеканале. Как он попал в Штаты, Мигель не распространялся, но Ник догадывался, что изначально это было сделано не совсем легально. Он закрепился и, благодаря своему упорству, сделал отличную для эмигранта из Латинской Америки карьеру. На данный момент молодой человек считался хорошим тележурналистом и участвовал в разработке новых проектов. Мигель рассказал, что, вернувшись на родину, работал корреспондентом в небольшой столичной газете, потом безуспешно пытался открыть своё дело, а где-то через полтора года представилась возможность уехать. В Штатах, конечно, тоже не сразу всё сложилось. Пришлось изрядно побегать и хорошо потрудиться, но игра стоила свеч. У Веласкеса была теперь интересная работа, стабильное финансовое положение, опредёленная известность и профессиональный авторитет. Но что же снова занесло его в страну былого студенчества?

– Ты слышал что-нибудь про базу нацистов в Антарктиде?

– Что-то слышал. Довольно расплывчатая информация…

– В Чикаго я специализируюсь на журналистских расследованиях. Недавно ко мне через моего друга обратился один богатый человек, коллекционер. Как ты думаешь, что он коллекционирует?… Мировые загадки! Необычное хобби, правда? За приличный гонорар он попросил меня выяснить максимум информации, которая касается факта… или версии… присутствия Третьего рейха в Антарктиде. А ещё – побывать и лично отснять такие объекты, как бункер «Вервольф» на Украине и ставку «Орлиное гнездо» в Альпах. Мой заказчик богат и на своё хобби денег не жалеет, но стар и слишком далеко ездить не может. Кроме гонорара, почти без лимита оплачиваются накладные расходы. Если ты готов занырнуть со мной в мутные воды этой аферы – добро пожаловать! Но только стартовать нужно в самое ближайшее время.

– Тогда у меня два вопроса, Мигель.

– Говори, Ники.

– Во-первых, почему этот фриковатый тип обратился именно к тебе?

– У меня есть несколько весьма удачных журналистских расследований и исследований, о которых знают многие, и в том числе, конечно, профессиональный бомонд. Он спросил – ему порекомендовали.

– А почему ты решил задействовать меня?

– В этой части света ты самый близкий мой знакомый… грамотный… мобильный… А мне нужны подробные материалы по «Орлиному гнезду» и вашему украинскому бункеру. Хотя эти объекты второстепенны для заказчика. Одному, без компаньона здесь, мне сложно… Но самое главное, что этот знакомый, то есть ты, попадает под моё определение – «надёжный друг».

– Спасибо за доверие, Мигель. Не ожидал, что через столько лет в тебе не стёрлось такое отношение. Но прежде чем стартовать, мне нужно ещё в родном городе появиться. У меня там тоже проект какой-то завис. Ещё не знаю толком, о чём речь. Звонила компаньонка, просила срочно приехать.

Через час с небольшим они запрыгнули в автомобиль Ника, с заднего стекла которого подмигивал Адриано Челентано, и вырулили на трассу.

* * *

В приятных воспоминаниях о буйном студенчестве дорога пролетела быстро. Никанор, между тем, удивлялся, как хорошо говорит на русском его товарищ. Веласкес не только не разучился, а улучшил знание чужого языка и говорил с минимальным акцентом. Кроме того, он знал сленговые словечки, с которыми иностранцы обычно не дружат. Понятно, что он учился на русском филфаке, а до того окончил годичный подфак для иностранцев, но… Тут Мигель сам прояснил ситуацию:

– Хочешь, Ники, я тебе прикол расскажу?

– Давай!

– Живу я уже три года в Штатах, и вдруг в одно прекрасное утро звонок по телефону и голос – кого бы ты думал? – Насти с биофака. Ну ты с биологами нечасто общался, а у меня там два земляка учились. Мы на биологическом и познакомились, когда я к своим заходил. Она, оказывается, вышла потом замуж, и они к родственникам мужа в Чикаго уехали. А меня Настя по телевизору увидела и номер телефона нашла. С тех пор мы почти родственники, часто друг у друга бываем, я много времени в Чикаго с их компанией провожу. Поэтому и язык сейчас знаю со всеми вашими примочками.

Въехав в город, Никанор вышел из машины и первым делом набрал номер своей компаньонки Лизы. Поговорив минут пять ни о чём и потихоньку добравшись до дела, Никанор, всё сильнее прижимая телефон к уху, удивлённо замедлял шаг. Потом и вовсе остановился посреди тротуара, вызывая недовольство прохожих. До насторожившегося Мигеля стали долетать обрывки фраз:

– Какой бункер?… «Вервольф»!.. Так, и какую же информацию мы должны собрать?… А кто заказчики?… Представились международным фондом?

Ситуация начинала напоминать триллер.

– А конкретней?! Фамилии какие-то назвали?… Сказали, что сами перезвонят?… Приличный аванс?… Так, понятно. – Никанор оглянулся и упёрся взглядом в удивлённое лицо приятеля: – Мигель, ты слышал?

– Кое-что услышал.

– И что думаешь по этому поводу?

– Крайне удивлён. Ты даже не поверишь, насколько.

Друзья опять забрались в машину и отправились в гостиницу за вещами Мигеля. У обоих был озадаченный вид. Как-то шустро всё завертелось.

За окном, как в тумане, проплывал мегаполис – родной город Никанора, город их студенчества. Думая о своём, каждый краем глаза ловил знакомые контуры зданий, изгибы центральных улиц, памятники, скверы. Город дышал движением, шелестел зеленью парков, звенел трамваями, мигал светофорами, пестрел театральными афишами и рекламой, смеялся малышнёй на детских площадках, радовал влюблёнными на скамейках аллей, тусил студентами у институтских парадных. Город жил.

* * *

Приехав в гостиницу, парни обнаружили на ресепшене записку для постояльца Веласкеса. На родном языке Мигеля в записке предлагалось встретиться с неким земляком Веласкеса, который давно его ищет, и сообщалось, что для Мигеля у него есть какая-то информация. Под запиской стояла подпись – Диего.

– Ты его знаешь?

– Понятия не имею, кто такой Диего, – ответил Веласкес.

– Отлично. Ситуация всё больше интригует.

Друзья поднялись в номер. Солнце за окном мягко опускалось за горизонт, заливая комнату приятным тёплым светом. Никанор упал в кресло и попытался анализировать события:

– Что мы имеем? Первое – твой заказ из Латинской Америки от богатого и странного Буратино. Второе – наш с Лизой заказ от некоей международной организации, который почему-то почти полностью повторяет твой, но пока без Антарктиды. Третье – записка на ресепшене от твоего загадочного земляка, невесть откуда взявшегося и непонятно чего хотящего. А мы, заметь, ещё в город и полшага не ступили.

Раздался стук в дверь. Оба непроизвольно вздрогнули. В номер принесли кофе. Мигель распечатал пачку печенья, которая перелетела с ним через океан, и положил на блюдце.

– Давай проработаем наши ближайшие шаги. Сначала разузнаем максимум информации о заданных объектах – пока что на месте, никуда не выезжая, и дождёмся второго звонка от организации, которая вышла на Лизу – узнаем, что эти люди собой представляют. А ещё надо выяснить, что за персонаж оставил тебе записку. Это программа минимум.

– А программа максимум?

– А программа максимум… – Ник весело посмотрел на Веласкеса, – а программа максимум – отметить сегодня твой приезд, а то мы как-то бегом, бегом. Тебя всё-таки на этом материке уже лет десять не было.

* * *

Никанор допивал кофе, и его взгляд случайно остановился на обложке старого глянцевого журнала, вывалившегося из дорожной сумки Мигеля. На обложке был изображён Энди Уорхол.

– Ты всё так же увлекаешься нестандартными личностями, – Никанор показал на обложку журнала.

– Ну да, есть такая слабость, – подтвердил Мигель, улыбнувшись. – Ты знаешь, у меня уже реальная кипа материалов насобиралась, и практически все из редких источников, можно даже книгу издать, альтернативную моим рабочим темам. Того, что есть у меня, в Интернете не найдёшь.

– А кто тебе больше интересен?

– Смотря к какому времени обращаться. Вообще – все, кто масштабно выбивается из стандартов. Таких, к сожалению или к счастью, немного. К примеру, Че Гевара или Дин Рид мне интересны со своими нетипичными для среднего обывателя и даже алогичными поступками. Феномен таких неординарных персон я с удовольствием изучаю в свободное время. В качестве хобби. Мне импонируют эксклюзивные характеры.

– Ну да, помню твою комнату в общежитии, она сплошь была увешана такими героями.

Разговор прервал мяукающий котёнок. Привычным движением Ник достал из кармана элегантный недорогой телефон.

– Лиза приглашает на квартирник. Знаешь, что это? Ладно, собирайся, потом расскажу.

* * *

Пачка сигарет нашлась в холодильнике. На ней аккуратно лежала зажигалка. У всех проснувшихся был приличный сушняк и слегка растрёпанный вид. Особенно у Ганса, фана выступавшей вчера на квартирнике питерской группы, приехавшего поддержать земляков. Квартирники вновь вошли в моду через годы после развала СССР. Только в советские времена это были вынужденно подпольные концерты полулегальных групп, а сейчас – скорее возможность поближе увидеть музыкантов, пообщаться с ними в непринуждённой обстановке домашнего концерта. Познакомившись с Лизой, Ником и Мигелем и продегустировав с ними после выступления группы украинской перцовки, питерец попросил приютить его до поезда, который уходил на следующий день. Ребята не возражали и, подбросив Лизу домой, увезли питерца к себе. Мигелю, так и не побывавшему во время учёбы в советском Ленинграде, было очень интересно пообщаться с невским пришельцем. Кроме того, как выяснилось за перцовкой, Ганс водил дружбу с несколькими людьми, занимающимися в Санкт-Петербурге коллекционированием и изучением нацистской символики, что в данный момент было весьма актуально для Ника и Мигеля, знал множество полуреальных историй и откровенных легенд, связанных с тайнами Третьего рейха, и не скупился на рассказы.

Рассвет забрезжил неожиданно для всех. К пяти утра случайно пересекшиеся на квартирнике представители человечества уже подружились, а Мигель и Никанор даже немного продвинулись в теории актуальной для них сейчас темы. После чего компания вырубилась часа на два. За утренним чаем Ганс рассказал, что своё прозвище он получил именно от питерцев-коллекционеров. На немецкий лад.

Стряхнув конденсат с сигаретной пачки и похлебав чая, позвонили Лизе.

* * *

– Девушка! Девушка! А как вас зовут? – донеслись голоса, обращённые к изящной брюнетке, идущей по тротуару.

– Хавронья! – даже не оглянувшись, девушка продолжала цокать каблучками.

Мигелю понравился резковато-шутливый ответ девушки, и он вступил в схватку:

– Вы, к сожалению, дерзко врёте! Вас зовут Кэт, вы русская радистка, и за вами охотится гестапо.

Девушка бросила взгляд через плечо. В нём блеснул интерес:

– А вы почём знаете?

– А у вас рация из рюкзачка торчит.

– А вы что, гестапо, что ли? – улыбнулась незнакомка.

– Нет, мы – Второй фронт. То есть союзники-американцы, в смысле, Бэтмены.

– Ишь ты, вот ведь!

– Ну да, так и есть. Пытаемся вас спасти, а вы что-то не очень хотите.

– Я-то хочу, только на слово не верю.

– В смысле?

– Удостоверения покажите.

– Какие?

– Ну как – какие, бэтменовские.

Мигель вздохнул свободнее – разговор завязался.

– И вообще, что-то вы не очень на Бэтмена похожи, скорее на Виннету.

– Конечно, так и есть, это моя подпольная кличка в сообществе Бэтменов, а вот мой бледнолицый друг Верная Рука, – Мигель хлопнул по плечу Никанора. – А вы откуда немецкие вестерны знаете?

– Старший брат увлекался когда-то.

– Чудесно, а не составите ли нам сегодня компанию на ужин?

– А что будем есть? Жареную оленину или барбекю из бизонов? А может, салат из скальпов представителей вражеского племени?

Девушка явно нравилась Мигелю. И это уже чётко читалось по его лицу.

– Точно не скажем. Кого успеем подстрелить к вечеру.

– Не знаю, не знаю! Надо подумать.

– Ну, тогда позвольте оставить вам телефон. И имейте в виду, ради вас мы завалим самого сочного бизона во всей прерии, – сказал Веласкес, протягивая визитку чикагского телевидения. – Там с обратной стороны мой местный номер.

Девушка взглянула на неё мельком, ещё раз улыбнулась и, заныривая в подземку, махнула друзьям рукой.

– Я оглянулся посмотреть, не оглянулась ли она, чтоб посмотреть, не оглянулся ли я, – пропел Никанор слова известной песни Макса Леонидова.

Мигель с тоской смотрел вслед девушке.

– Ну вот, испарилась без следа, и неизвестно, вспомнит ли она про нашего бизона…

– Вспомнит, вспомнит, не хандри, – подбодрил Ник друга. – Такие, как мы, на дороге не валяются.

* * *

С Лизой встретились в центре города «под градусником». Градусник был размером в несколько этажей и висел на торцевой стене дома – достопримечательность не хуже Эйфелевой башни в Париже. Во всяком случае, не менее оригинальная.

– Культовое, кстати, место, – просветил Ник Мигеля. – Во-первых, одно из популярных мест встречи, во-вторых, здесь недалеко когда-то Эдичка Лимонов жил.

– Кто такой?

– Да так, писатель скандальный. В университете его не изучали, – улыбнулся Никанор.

Лиза пришла с туго набитой пластиковой папкой: это означало, что большую часть дня, а возможно, и ночи, она провела не впустую. Лизка была девушкой ответственной, энергичной и весёлой, способной на оригинальные идеи и неожиданные решения, что делало работу с ней продуктивной и увлекательной. А ещё она была надёжной, как китайская стена, египетские пирамиды и японские технологии вместе взятые. Ей можно было доверить всё что угодно, и Никанор это ценил. Он неплохо знал людей и понимал, что такие компаньоны и друзья, как Лиза, – ценный раритет. Кроме того, Лиза была очень смелая, если не сказать отчаянная, и в реальности боялась только тараканов и дураков.

Встретившись, все дружно двинулись на «конспиративную» квартиру. «Конспиративной» Лиза и Никанор называли квартиру-мастерскую знакомого скульптора, который уже года полтора, как оставил квартиру ребятам для присмотра и «дрейфовал» по Западной Европе, торопясь ознакомить заждавшееся человечество со своими шедеврами. Площадь у скульптора была просторная – фантазия художника, судя по обжитому пространству, не терпит тесноты и скученности. Это была находка, лучшее место для деловых встреч и праздных тусовок. Лиза с Никанором не раз благодарили в мыслях местного Микеланджело за столь комфортные, хоть и временные, дополнительные квадраты и желали ему всяческого успеха на Диком Западе. Мастерская, надо сказать, очень располагала к творческому мышлению и рождению всякого рода креативных идей. Особенно продуктивно идеи посещали голову Никанора, когда он сидел на подиуме для натурщиц.

Ребята расположились, включили чайник и принялись обсуждать текущие вопросы.

Разложив содержимое своей папки на столе, Лиза открыла ноутбук и подсоединила флешку.

– Материала много, но не очень ясно, где тут сказка, где реальность. Кроме того, присутствует множество повторений, дублирования информации в разных интерпретациях и в разных источниках. Думаю, процентов девяносто – это небылицы. Сейчас я в основном работала с Интернетом. До других источников ещё не добралась. Тут бы этот объём обработать качественно.

– Стоп, Лиза! Я тебя обрадую. Весь этот объём я обработал ещё в Чикаго. Причём потратил на это изрядный отрезок времени. Нам нужно просто сверить информацию, заполнить белые пятна, – сообщил Веласкес.

– Я, вообще-то, порывшись в теме, прямо увлеклась. Страсть как интересно. Сама по себе Антарктида – интереснейший континент, не говоря уже о всяких легендах и версиях по поводу немецкой базы. Раньше как-то и не слышала об этом.

– Ты ещё сейчас расскажи, что я родом почти с шестого континента, – заулыбался Мигель, – потому что южноамериканские Анды продолжаются в Антарктиде, а Антарктида с Южной Америкой в прошлом – одно целое.

– А если смотреть глубже, то все материки южного полушария в прошлом один суперконтинент – Гондвана.

– Ладно, умники. А сколько, Лиза, тебе времени нужно, чтобы обработать все источники и сравнить данные? – спросил Никанор.

– Сложно сказать. Мы же сейчас, как старатели на прииске – самородки из донного мусора вымываем. Через несколько дней видно будет, – ответила Лиза.

* * *

– Привет, Виннету, – раздалось в трубке Веласкеса. Никарагуанец ожил.

– Неужели это вы, о, прекрасная незнакомка? И уже готовы отведать бизоньего жаркого?

– Пожалуй, да. Если вы хорошо его приготовили.

– Куда подать экипаж?

– Думаю, часов в семь вечера, если сможете, заезжайте в городской дельфинарий.

– Ух! Так вы нимфа-дрессировщица?

– Нет, русалка-ведущая.

– Мы непременно заедем. – Мигель сунул трубку в карман и обратился к другу: – Ник, куда девушку ужинать поведём? Подскажи место поприличней и поромантичней.

– Видишь, позвонила! А ты боялся. В принципе, можно сходить в «Бельмондо». Есть тут у нас стильное заведеньице – пока кофе попьёшь, всю фильмографию Жан-Поля по стоп-кадрам на стенах изучишь. Ну и, как обещают, все его любимые блюда в меню присутствуют, если менеджеры заведения вместе с поварами, как водится, их сами не придумали. Но как по мне, то хоть котлеты из улиток предлагайте, лишь бы вкусно приготовили и не отравили.

– «Бельмондо» – это хорошо. А что-нибудь в стиле фольклорной Америки, ковбойско-шерифского интерьера: шляпы, кольты… Музыка кантри… Такое есть?

– Гм! А столик в сталактитовой пещере тебе не нужен? Может, проще поехать в кинокафе и заказать фильм «Лимонадный Джо»? Там тебе и шляпы, и кольты, и перестрелки – полный джентльменский набор. Хотя, конечно, в нашем замечательном и совсем немаленьком городе есть всё. Как в Греции. Поехали-ка мы на «Клондайк».

– Куда-куда? И почему «на», а не «в»? Это что за местечко у вас?

– Ресторан-паром. Он набирает посетителей и выплывает часа на два на середину реки, потом возвращается к причалу. Посетители выходят, сменяются другими, а кто захочет – остаётся гулять дальше. И сделано там всё внутри как раз в стиле ковбойских баров. Как ты и хотел. Иногда там даже драки бывают. Всё по-честному, как в Техасе.

– Надеюсь, драки бывают редко. Это нам сейчас некстати.

– Надеюсь, – усмехнулся Никанор.

* * *

Мигель заворожённо смотрел на приближающееся существо с умным, почти человеческим взглядом. Через секунду обтекаемый нос ткнулся в стекло огромного иллюминатора… Веласкес вздрогнул и осмотрелся. Он стоял в фойе дельфинария перед большим обзорным окном, которое выходило в бассейн с морскими красавцами.

Вдруг за его спиной раздался мужской голос:

– А ведь ещё неизвестно, кто кого изучает. – Рядом с ним стоял незнакомец в очках и наблюдал за скользящими в воде существами.

– В смысле? – не понял Мигель.

– Ну все говорят, что человек изучает дельфинов, да? А вы обратите внимание, как он сейчас на вас смотрит. И возникает вопрос: а мы ли их изучаем? Может, это они изучают нас? – сказав это, незнакомый мужчина растворился в толпе. А морское существо ещё минуту с интересом следило за Веласкесом медленно двигая плавниками.

На плечо Мигеля легла рука. Повернувшись, он увидел Никанора. Друзья двинулись внутрь помещения, чтобы утащить местную русалку ужинать.

* * *

Вечер весёлого общения в «Клондайке» закончился неожиданно: компания решила искупаться в Зеркальной струе. Изящное архитектурное сооружение, достопримечательность города с небольшим пристроенным водоёмом, приняла в свои тёплые объятия ночных романтиков. Девушка, которую звали Даниэлла, оказалась открытой приятной собеседницей и любительницей экспромтов. Она первой воплотила идею ночного купания в самом центре города. Смело прыгнув в воду, нимфа поманила за собой попутчиков. Молодые тела дружно рассекли тёмную гладь искусственного озера. Разлетелись брызги, и над водой зазвучал смех. Фонари, улыбаясь, подглядывали за купальщиками.

После купания все мокрые, но счастливые впрыгнули в машину Никанора и повезли новую знакомую в родные пенаты.

На десерт Ник с Мигелем получили от Даниэллы интересную историю, которая приоткрывала секреты её биографии. Мать девушки, как оказалось, была итальянкой, и Даниэлла тоже родилась в маленьком приморском городке Италии. У её мамы был обжигающий роман с нашим отечественным папой. По-видимому, папа Даниэллы был не менее темпераментен, чем молодые люди с Апеннинского полуострова, иначе итальянская мама Даниэллы просто не обратила бы на него внимания. Её звали Кьяра, его – Владислав. Это была интересная пара… Выглядело бы логичнее, если бы папа, а не мама, был итальянского происхождения, но тем необычней была эта романтическая история.

Детство Даниэллы было солнечным в прямом смысле этого слова. Помимо солнца и моря девочка была обласкана дружелюбными соседями и вместе с солнечными лучами зачерпнула полноценную порцию настоящего итальянского темперамента, чуть сглаженного генами своего украинского папы. В средней школе Даниэлла с выдумкой, немного хулиганя, проводила время в заводной компании ребят. Они купались, устраивали вечеринки, гоняли без водительских прав на жёлтом ретро-кабриолете по узким улочкам и набережной крохотного курортного городка, разыгрывали друг друга и горожан и развлекались в своё удовольствие. Всё происходило в благодушной атмосфере полного попустительства жителей местечка и даже его стражей порядка, ибо все здесь по-сельски друг друга знали и любили.

Отъезд из родных мест на Украину – родину отца, связанный с его переводом в украинский филиал итальянской фирмы, вызвал у Даниэллы психический срыв. После переезда её долго водили по врачам, отпаивали успокоительными. Какое-то время она восстанавливалась и адаптировалась, привыкала к новой стране и мегаполису, но ещё долго грустила и ни с кем не общалась. Только через год-полтора, после поступления в художественный институт, ей стало легче.

Главной нитью, связывающей её теперь с Италией, стал старший брат Даниэллы, который, в отличие от неё, родился ещё в Союзе. Окончив школу раньше сестры, он уехал работать из итальянской провинции в Рим и остался там. Они часто созванивались и подолгу разговаривали. Родители получали астрономические счета за связь, поскольку в новой стране проживания с Интернетом всё ещё были проблемы. Со своими друзьями из итальянского городка Даниэлла первое время разговаривала ежедневно целыми часами. Эти разговоры тогда были её единственной отдушиной в период адаптации в новой, незнакомой стране.

Через некоторое время после поступления в институт новая подруга, работавшая тренером-дрессировщиком, предложила Даниэлле параллельно с учёбой вести представления, которые проходили в дельфинарии. Точёная фигурка девушки вполне гармонировала с такими изящными существами, как дельфины. Жизнь стала налаживаться, и Даниэлла вновь обрела присущие ей оптимизм и весёлость.

Так рассказала девушка свою не совсем обычную историю новым знакомым.

Расставшись с Даниэллой, Ник и Мигель собрались на следующий день отправиться под Винницу осмотреть и отснять бункер «Вервольф».

* * *

Проснувшись утром, Мигель обнаружил на мобильном пропущенное сообщение: «Прошу встречи с Вами сегодня в 16:00 около памятника Шевченко. Очень важно. Касается вашей Миссии. Диего». Слово «миссия» было написано с большой буквы.

– Какой ещё миссии? – проворчал едва проснувшийся Мигель.

– Что? Интересное сообщение пропустил? – раздался из кухни голос Никанора, стряпающего омлет. – Вот к чему приводит богемный образ жизни!

– Слушай, а Диего – это кто? Кажется, записка у меня в отеле тоже была с такой подписью.

Никанор моментально возник в проёме двери.

– Там подпись Диего? Очень занятно. Вот и наш незнакомец проклюнулся, – сказал Ник, потирая руки.

Через минуту позвонила Лиза. Она обработала собранные данные.

– Теперь по печатным источникам поработай: архивы, пресса, научно-популярные журналы, книги на эту тему. В общем, максимум информации, откуда только возможно. Да, вот ещё важный сегмент – займись любителями этой тематики, фанами, коллекционерами. Попытайся таких найти и пообщаться. Эти люди дышат своим хобби, как кислородом.

Никанор отключился и вернулся к разговору с Мигелем:

– Пойдём на встречу вместе. Я покантуюсь на лавочках – их вокруг памятника достаточно – или зайду к себе в агентство, его окна напротив, а обзор со второго этажа отличный. Только не пропадай из моего поля зрения и ни в коем случае не соглашайся никуда ехать. Ещё неизвестно, что за птица этот Диего.

* * *

Мигель ждал. Начинающийся август вдохновлял курортной погодой. Монумент украинскому классику, окруженный клумбой, стоял на своём обычном месте. Мимо проносились эпохи, прогремела снарядами и бомбами война, проходили шеренгами поколения. А уж сколько свиданий и политических митингов видел вокруг себя бронзовый Тарас… А свадеб сколько…

Веласкес, ожидая незнакомого земляка, был немного напряжен и сосредоточен. Модные барышни, щебеча, порхали по дорожкам парка, отвлекая его от правильного течения мыслей.

«Прямо какой-то питомник женской красоты эта Украина и этот город в ней. И со времён моей учёбы он всё-таки прилично изменился». – Пока американец так размышлял, рядом с памятником, несмотря на наличие запрещающего дорожного знака, тихо припарковался пикап по развозке картошки фри с сочными картинками на боках.

* * *

Один из приятелей Никанора был совладельцем крупного рекламного агентства, и Ник был тяжёлой артиллерией его креативной группы. По пустякам его не дёргали, ибо Никанор предпочитал образ жизни свободного художника в широком смысле этого слова. От звонка до звонка он нигде принципиально не работал и практиковал вольный график. Сейчас Ника приглашали только на большие ответственные проекты, когда нуждались в реактивном генерировании оригинальной идеи для крупных заказчиков. В остальное время его берегли, холили и лелеяли, а трудовая книжка аккуратно лежала в сейфе главного бухгалтера. Собственно, такие условия были единственным шансом работодателя заполучить Никанора. Нику желательно было наличие официального трудоустройства, а рекламной конторе – его креативные мозги. Владельцы агентства понимали, что талант интересной импровизации, самобытные идеи и неординарное серое вещество – такая же редкость, как мясо в колбасе, и были людьми, способными оценить такие качества. Фирма процветала, ибо воздавала финансовое должное хорошим специалистам. В свободное от официальной работы время, которого было больше, чем рабочего, Никанор занимался собственными проектами.

Зайдя в офис, Ник рассказал новый анекдот секретарше, поболтал с сотрудниками на светские темы, потом подошёл к окну. Раздвинув жалюзи, он подсел к подоконнику и нажал кнопку кофейного аппарата.

Секретарша рекламного агентства Рита была неразминированной секс-бомбой. Её формы увлекали и притягивали всех признанных и непризнанных поэтов области, окрыляя на новые вехи творчества. Она пришла в агентство из управления культуры, где магнитила циркулирующий контингент эффектностью собственного рельефа и концептуальной бижутерией. Но уже который месяц после перехода в агентство Рита сохла по Никанору. Сейчас она наблюдала исподтишка за застывшим у подоконника молодым человеком взглядом влюблённого вампира. Возможно и даже скорее всего в этот момент её посетили мысли эротического содержания, но через несколько секунд их течение было беспощадно нарушено нестандартными событиями, произошедшими в офисе.

Ник невозмутимо пил кофе, поглядывая в окно. Вдруг его лицо напряглось, он привстал и практически влип лицом в стекло. В следующее мгновение он сорвался с места и, сбивая по пути офисную мебель, вылетел на лестничную клетку. Рита, вжавшись в кресло, часто захлопала накладными ресницами и обвела взглядом комнату. Весь персонал дружно смотрел на грохнувшую дверь. Стоп-кадр удался.

* * *

…Мигель Веласкес второй день не отвечал на звонки. Он испарился. Испаился без следа. Как влага с асфальта во время испанской сиесты. Никанор не находил себе места. Он анализировал, как упустил этот момент, и понимал, что лишь несколько глотков кофе и пятисекундный взгляд на красочный рекламный календарь на стене офиса стоили ему потери Веласкеса из виду. Когда Ник отвёл глаза от календаря и опять взглянул в окно – под монументом Тарасу Григорьевичу бродили только голуби и девушки. Вот тебе и Диего.

Да кто такой этот Диего? Откуда он взялся?

Ник злился. Сидя в кресле у себя дома, он нервно переключал телеканалы, тыкая пальцем в дистанционку, и не знал, что делать. Иногда вскакивал, ходил по комнате из угла в угол, как запертый тигр, через время опять валился в кресло. Утром, после тревожной бессонной ночи ему на мобилку пришло сообщение: «Не предпринимайте никаких действий. Ваш друг в безопасности. Скоро вы сможете его увидеть. Если попытаетесь искать – осложните ситуацию». Ник время от времени брал мобильный и, не моргая, смотрел на дисплей, в сотый раз перечитывая эсэмэску. Потом машинально поднимал глаза на мерцающий экран телевизора. По каналам гарцевали полуголые девицы и псевдомачо в бесконечных однообразных междусобойчиках. Ё-моё! Неужели на всё бескрайнее многомиллионное СНГ всего пятнадцать певцов, пять юмористов и пару дюжин сильно медийных лиц? Они показывают себя через день, через канал, во всех возможных ракурсах и, наверное, уверены, что каждое подобное шоу – счастье для населения. И вот удивительная штука: пахари эстрадных полей и подсофитных пространств, стенающие в бесчисленных интервью о напряженных гастрольных графиках и холодных гримёрках, отчего-то упорно не хотят идти в сталевары, токари или спускаться в угольные шахты. Уж там-то легче! А из кого, бляха-муха, героев делают? Обнять и плакать!

Яркая мигающая туфта безудержно лилась потоком со всех, за редким исключением, каналов. А в экстремальных личных ситуациях, какая сложилась сейчас у Ника, глобальная бессмысленность этого телекарнавала ощущалась особенно остро.

Ему названивала Даниэлла. Ведь Мигель молчал, а между ребятами уже, похоже, складывалось что-то романтическое.

Получив SMS, Никанор решил подождать ещё один день, хотя бездействие, когда друг в опасности, было совсем не в его принципах. В таких обстоятельствах он старался делать всё, что было в его силах, чтобы прояснить ситуацию и исправить положение. Он составил чёткий план действий, который собрался молниеносно реализовать в случае, если друг не появится через день. Даниэлле он сказал, что Мигель уехал к бывшему сокурснику в другой город.

Часть 2. В контакте

Веласкес открыл глаза и сразу уткнулся взглядом в роскошную золочёную люстру. Оглядев комнату, он понял, что находится в богатом особняке или роскошной квартире. Огромные окна с внешним затемнением, инкрустированный паркет, картины в массивных рамах, антикварная мебель – такая роскошь обескураживала. Рядом с постелью на мягком резном стуле – белый махровый халат и мужское бельё в нераспакованном пакете. Он понимал, что сейчас его могут пригласить либо к завтраку, либо на расстрел. Судя по тому, что лежало на стуле, была надежда, что пригласят всё же к завтраку. Веласкес соскочил на пол, погрузившись в ворсистый по щиколотку ковёр, и огляделся внимательнее. В дальнем углу обширной комнаты блестела лаком единственная дверь. За дверью обнаружилась ванная. Это было странно и смешно – единственная дверь в помещении вела в санузел.

– Так, ну если до сих пор цел, значит, можно спокойно почистить зубы, – подводил Мигель первые итоги собственного похищения. Обычно, такие итоги по долгу службы ему приходилось подводить на предмет чужих похищений.

Он повернулся к одежде, которая лежала на другом стуле и, пошарив по карманам, понял, что всё на месте. Даже мобильный телефон, только без симки и аккумулятора. Голова была ясной, кожа – без повреждений и синяков. Мигель двинулся в ванную и, переступив порог, ещё раз восхитился роскошью: большая комната была отделана тёмно-зелёным мрамором, краны и душ были медными, стилизованными под ретро и в ансамбле с мрамором давали царский эффект. На умывальнике были приготовлены все необходимые для личной гигиены принадлежности. Все они были без каких-либо маркировок и названий фирм-производителей. Это очень бросалось в глаза.

Мигель быстро умылся, привёл себя в порядок, распаковал новое бельё. И вдруг заметил за выступом ещё одну дверь внутри ванной. Это заинтриговало американца, он тут же распахнул её.

О нет, такого не бывает! Сортир был просто шикарный. Не всякий дворец выглядел так респектабельно, как этот туалет. Изумившись в очередной раз и вернувшись в комнату, он принялся внимательно изучать обстановку и попытался анализировать ситуацию. В задумчивости он подошёл к окну. Оно было странное: через него проникал свет, но сквозь стёкла ничего не было видно. Не факт, что свет был естественным. Никаких ручек на раме не было. Постучав по ней, Веласкес понял, что рама металлическая и только внешнее покрытие было сделано под дерево. Вытащив ключи от квартиры Никанора, американец попробовал царапнуть стекло. Никакого следа не осталось. Стекло, видимо, тоже непростое: можно запустить в него стул, молоток, гранату (хотя нет, насчёт гранаты погорячился) – и окно останется целым. Журналист вспомнил, как студентами они с Никанором дружили с одним художником. А тот свободное от творческого экстаза время посвящал свиданиям со спиртом «Royal», который в изобилии водился в тот смутный период на магазинных прилавках. Но однажды страсти захлестнули живописца, и в один вовсе непрекрасный день он уплыл в алкогольную невесомость или, если сказать менее поэтично, по-народному, «поймал белочку». Доброжелательные соседи быстро, посредством вызванных медиков и санитаров, локализовали его в психушку, а Никанор с Мигелем потом, до выписки художника, ходили его проведывать. В специальной комнате для посетителей стоял стол и несколько обшарпанных табуреток, и художник, человек творческий и склонный к эпатажу, однажды решил «включить шоумена» и показать крепость тамошних застенков на примере окон. Он просто запустил табуреткой в закрытое окно комнаты для встреч. Табуретка отлетела, как от стенки горох. С тех пор друзья хорошо усвоили, в какие места лучше не попадать.

Как бы там ни было, но в данный момент Мигель Веласкес находился в застенках не менее крепких, но гораздо более комфортабельных, чем психушка художника. Однако было ещё одно существенное отличие: здесь не было дверей наружу, даже наглухо закрытых.

Мигель Веласкес задумался, уселся на постель и уставился в угол комнаты. Вдруг его глаза расширились. Блики на полу перед ним заиграли, инкрустированный паркет начал раздвигаться и в нём образовалось отверстие. Мигель застыл. Из отверстия стала медленно выезжать голова, а потом и вся фигура элегантно одетого в классический тёмный костюм мужчины.

* * *

Погрузившись в тему, Лиза проглатывала всё новую информацию. Никогда раньше она не сталкивалась с исследованиями Антарктиды и сведениями о возможном присутствии на ней какой-то тайной базы или цивилизации. Вчера её познакомили с весьма интересным дядечкой предпенсионного возраста. Он посвятил изучению этих вопросов лет двадцать пять – тридцать. Основная работа давно ушла у него по значимости на второй план. А четыре года назад ему удалось добраться до Антарктиды в реале. Правда, не в составе научной экспедиции, а в качестве экстремального туриста, ибо поездка на такой слабоисследованный и удалённый от цивилизации континент уже сама по себе экстрим. Рассказывал он обо всём с небывалым энтузиазмом. Хотя туристические высадки на берег были весьма формальны и краткосрочны, но всё же они были, и дядя Яша по-настоящему ступал на поверхность белого материка. Сама того не замечая, Елизавета влюблялась в этот загадочный континент всё больше и больше, а вместе с ним – и в чудо-энтузиаста дядю Яшу. Бывают такие люди, которые одним лишь присутствием в жизненном поле уже поднимают настроение. Когда по утрам нужно было задать позитивный фон предстоящему дню, Лиза вспоминала о них, и настроение неизменно улучшалось. Метод был проверен неоднократно. Этих людей в жизни Лизы было не так много, как хотелось бы, но они находились, и это было по-настоящему здорово. Дядя Яша теперь принадлежал к их числу. Встречая Лизу, он всегда улыбался, был неизменно вежлив и доброжелателен. Девушка нашла «живую книгу», переполненную легендами и былями об Антарктиде. Лизе уже практически ничего не надо было делать. Лучший мировой «поисковик» по Антарктическому континенту был у неё в друзьях, о чём и было доложено неформальному шефу проекта Никанору.

* * *

Похожий на графа седовласый подтянутый человек поставил перед Мигелем чашку кофе, дымящийся омлет и блюдце с гренками. Трапеза была аппетитна и отлично сервирована. Мигель очнулся только тогда, когда голова визитера исчезла в проёме пола, паркет задвинулся, и о визите мужчины уже ничто не напоминало, кроме оставленного завтрака. Мигель поднялся, подошёл к месту исчезновения «призрака» и принялся ощупывать пол, но никаких швов и стыков не обнаружил. Паркет был идеально гладким. «Вот это работа, – подумал журналист. – Филигранно».

Однако все загадки оставались актуальными. Он был непонятно где, похищен непонятно зачем, и кто массовик-затейник этого мероприятия – неизвестно, если не считать мифической фигуры по имени Диего. Журналист не мог вспомнить момент встречи около памятника. А может, встречи и не было. Он вообще не помнил никаких лиц и никаких людей, приблизившихся к нему во время ожидания в назначенном месте. Помнил только слово «миссия» в SMS-ке своего мобильного и предупреждение Никанора никуда не выпадать из поля его зрения. Мысли опять закрутились по замкнутому кругу.

* * *

Разработчики интерьера «Красного кафе» были либо экстремалами, либо садистами, либо большими шутниками. На входе в заведение стоял символ революций и гражданских войн – здоровенный пулемёт «Максим», нацеленный в лоб входящему. Аппетит отшибало напрочь! Но другого общепита поблизости не было, и садисты-интерьерщики, видимо, этим пользовались. Народ пёр, вздрагивая, останавливался и опять пёр. Видимо, поняв, что в округе альтернативы нет и можно остаться голодным. Очутившись в зале и стоя в очереди за котлетами, можно было ознакомиться с настенной живописью в виде радикальных четверостиший батьки Махно:

У меня одна забота, Нет важней её забот… Кони вёрсты рвут намётом, Косит белых пулемёт.

Или:

Я не белый и не красный Не зелёный и ничей, Запрягай коней в тачанку, Атакуем сволочей.

Изучая фронтовую поэзию классиков гражданских войн, Лиза с дядей Яшей жевали куриные котлеты, запивая их томатным соком. Несколько прошедших дней Елизавета практически не расставалась с Яковом Сергеевичем и гигабайтами качала из него всю накопившуюся за три десятилетия информацию по интересовавшему её вопросу, тем более что дядя Яша не возражал и с удовольствием ею делился. Он был влюблён в Антарктиду, как в девушку. гуляя по городу и забредая в уютные места на глоточек кофе или глинтвейна, они параллельно блуждали закоулками дядияшиной памяти. Этот приятный и в чём-то уникальный человек прекрасно знал город и водил свою новую знакомую маленькими извилистыми улочками тихого центра с богатой историей и удивительной архитектурой. Многого из истории своего города Лиза, к своему стыду, не знала. И удивлялась, как много интересного люди порой не замечают в привычных улицах, даже если выросли здесь. Думают, что про свой родной город, где живут уже много лет, знают всё. Не-а! Ни-че-го не знают! Лиза теперь это ясно понимала.

Заходя в монументальные подъезды старого центра, Яков Сергеевич знакомил её с собирателями всякой всячины, имеющей отношение к разработке околоантарктической темы, чёрными следопытами, людьми, интересующимися историей Третьего рейха и знающими многое о его базах, экспедициях и научных разработках. Особой таинственностью веяло от упоминающейся в их разговорах организации «Аненербе». С ней, помимо всего прочего, была связана известная экспедиция нацистов на Тибет в конце 30-х. Этих людей было совсем немного, но все знали дядю Яшу. Для Лизы это знакомство стало огромным скачком в выполнении своего задания. Яков Сергеевич сэкономил Лизавете уйму времени и не грузил её лишними ненужными данными, выполняя роль главного модератора темы.

* * *

Пол разъехался. Из-под него медленно поднималась платформа с человеком. Когда она сравнялась с полом помещения, где находился Мигель, молодой, в отличие от первого статного пожилого посетителя, смуглый незнакомец ступил на ковёр и, пройдя несколько шагов пружинистым шагом в глубь комнаты, застыл. Он действительно был похож на жителя Южной Америки. Несколько секунд мужчины смотрели друг на друга: Мигель с некоторым удивлением и напряжением, незнакомец спокойно, уверенно, невраждебно.

– Здравствуйте, – проговорил незнакомец. – Прошу извинить за ваше вынужденное присутствие здесь. Вас зовут Мигель Веласкес, вы журналист чикагского телеканала, специализируетесь на журналистских расследованиях и заочно наняты гражданином Перу Аугусто Диасом для поиска информации о тайной базе Третьего рейха в Антарктиде и тщательного исследования этого вопроса на территории Европы. Прошу вас подтвердить эту информацию.

Мигель был всё-таки тёртым калачом и на всякий случай сделал попытку отрицать сказанное пришельцем. Но успел только подумать об этом. Сказать не успел. За него сказал незнакомец:

– Вам не имеет смысла что-то отрицать. Наша информация всегда достоверна.

– А зачем я здесь? И кто тут хозяева? – с некоторым раздражением спросил журналист.

– Сейчас я сообщу вам информацию, которая, возможно, изменит ваши планы, и вы откажетесь от дальнейших действий по изучению порученного вам вопроса.

– Что же вы хотите сообщить?

Незнакомец минуту помолчал, глядя в упор на журналиста, и ответил:

– Ваш заказчик из Перу – очень тёмная фигура в масштабе ближайшей истории. Работа на него может иметь для вас слишком серьезные последствия.

– И это всё, что вы хотите сказать? Для того что бы я всё бросил, вы весьма туманно выражаетесь.

– Вам виднее, наше дело поставить вас в известность.

* * *

Ник вздрогнул и открыл глаза. Дребезжал звонок домашнего телефона. Он схватил трубку, чуть не вырвав провод.

– Да, слушаю!

– Салют из Питера!

Ник узнал голос Ганса.

– Салют-салют, – мрачно поприветствовал он, стараясь спрятать напряжение.

Ганс учуял проблему и попытался выяснить суть, но Никанор промолчал.

– Ну раз проблем нет, тогда слушай. Вы, помнится, базой немцев в Антарктиде интересовались. Я тут инфу для вас нарыл. Через своих.

– Заинтриговал, говори.

– Мне телефон человечка подкинули, который на советской научной базе в Антарктике работал в семидесятые. Но не просто работал, а работал в тот момент, когда там происходили очень странные вещи.

– Какие именно?

– Это ты у него спроси.

– А откуда человек?

– Да у вас в Днепре живёт, не в реке, конечно – в городе. Если созвонишься и найдёшь общий язык…

– Я понял. У меня там сестра двоюродная… А представиться как, если звонить буду?

– Скажешь – от Ганса и Пули из Питера. Мы предупредим, что ты позвонишь. Его Эн Бэ зовут.

– Почему Эн Бэ? Это инициалы?

– Понятия не имею. Сам спросишь. Ну и с тебя причитается, – ухмыльнулся Ганс в трубку. Он был рад, что помог гостеприимным приятелям.

– Не то слово. Теперь у тебя есть повод приехать к нам на очередной квартирник со всеми вытекающими.

– Замётано.

* * *

Похищение Мигеля закончилось так же загадочно, как и началось: он открыл глаза и увидел перед собой монументальную фигуру Тараса Шевченко в окружении рабочих, колхозников и красноармейцев. Было впечатление, что он лишь вздремнул на десять минут. Американец сидел на скамейке, а вокруг всё так же сновали глобально контрастирующие с памятником голуби и девушки. Веласкес ничего не помнил. Точнее, не помнил, как был увезён от места встречи и каким образом опять сюда попал. У него ничего не болело, голова была ясной. Мигель был в своей одежде, она была чистая, не мятая, туфли блестели. Казалось, что на него воздействовали каким-то неизвестным препаратом. Подняв глаза, он увидел окна офиса Ника и вспомнил, что нужно позвонить друзьям. Похлопав ладонью по карманам, Мигель нащупал мобильный, который снова работал, показывая уйму пропущенных звонков, и набрал номер Никанора. Тот отозвался моментально:

– Ты где?

– Не поверишь. На скамейке напротив памятника Григорьичу.

– Цел?

– Да, вроде.

– Кто тебя украл? Зачем?

– Без понятия совершенно.

– Шутишь?

– Слушай, Ник. Давай встретимся, и я подробно расскажу то, что видел и запомнил. Не ручаюсь, что запомнил всё. И уж точно совсем ничего не понял.

– Жди. Сейчас я подъеду.

* * *

Они сидели и разговаривали в кухне-студии Никанора. Вообще, квартира Ника представляла собой интересное зрелище. Одна комната была девственно нетронута со школьных времён хозяина. Нетронута принципиально, как музей боевой славы и фронтовых воспоминаний. Все остальные комнаты и квартира в целом были сделаны интересно и современно. Конечно, во всём чувствовался характер и вкус владельца квартиры. Прихожая была чёрно-белым Нью-Йорком с самыми известными его панорамами. Кухню и одну из комнат разделяла прозрачная стена-аквариум. Но и тут была своя фишка: аквариум был морским, а не пресноводным, и рыбы в нём плавали совершенно радикальных цветов. В рабочей комнате стену украшала удивляющая своей неординарностью большая фотография с названием «Моржихи» якутского фотохудожника времен СССР Варфоломея Тетерина, где две изящные неодетые дамы, возлежали среди ледяных торосов, как на пляже. Эту фотографию в своё время купил президент Никсон, прислав в Якутию сотрудника американского посольства за негативом.

В квартире, однако, ещё оставался один невозделанный участок, видимо, оставленный для очередной Болдинской осени хозяина, когда его настигнет новая волна дизайнерского пыла. Этим участком была комната средней величины в дальнем конце квартиры. В ней творился строительный шабаш: стояли стремянка, банки с краской, лежали мешки со шпатлёвкой и цементом, валялись кисти, валики, обрывки газет и обоев. Учитывая разгул фантазии хозяина, можно было предположить, что здесь для пущего креатива разместится прозрачный бассейн с акулой, как у Дэмиена Херста, только не в формальдегиде, а, к примеру, в шотландском виски, который не брезгливым можно будет тут же зачерпывать и пить.

Как бы там ни было, жилище Никанора было достойно уважаемого креативщика.

Друзья пили чай, и Мигель пытался воспроизвести другу всё до мелочей, начиная от интерьера помещения, куда его привезли, внешнего вида и одежды людей, с которыми разговаривал, до попыток передать атмосферу особняка-призрака, который вполне мог быть огромной двух– или трёхъярусной квартирой. Всё это получалось неплохо, кроме момента похищения и возвращения Веласкеса обратно к месту встречи. В этих случаях он ничего не мог вспомнить. Вообще.

– А долго тебя везли? – спрашивал Никанор.

– Как я тебе скажу, сколько везли, если не могу даже вспомнить момент отключки? Ведь ни удара, ни каких-то разговоров с незнакомцами, ничего подозрительного не было.

– А сейчас никакой головной боли, как после каких-нибудь препаратов, никакого тумана?

– Да в том-то и дело! Загадка. Бермуды какие-то.

– И даже рассола после побудки не хотелось? – пошутил Никанор. – Хорошо. Этого ты не помнишь. А тот момент, когда в сознание пришёл, можешь описать?

– Ну как будто проснулся после глубокого хорошего сна и всё. Ничего не помню, ничего не слышал. Просыпаюсь, именно просыпаюсь, в каком-то «царском теремке» с роскошной обстановкой, дополненной антиквариатом. Входных дверей нет в принципе. То, что происходило дальше, напоминает мне атмосферу тайных орденов из книг.

Он заметил Нику, что его поразила исключительная вежливость и даже доброжелательность людей, с которыми он общался, особенно если учесть то, каким нестандартным способом он попал к ним «на чай».

– У меня было впечатление, – рассказывал Мигель, – что я либо в дипломатической миссии, либо в представительстве тайного общества.

Никанор задумчиво постукивал по столу торцом авторучки:

– А может, это два ингредиента в одном флаконе. Можно любые версии строить – мы понятия не имеем, где ты был. Вдруг они на частном самолёте тебя в другую страну возили? Но это вряд ли, конечно. Скорее всего, это местечко где-то рядом. Если не в городе, то в пределах двух-трёх часов езды на машине. Может, у тебя есть хоть какая-то зацепка по местности? Вспоминай.

– Никанор, ты шутишь? ну какая зацепка: я очнулся в закрытом помещении и никуда не перемещался, хотя бы потому, что нигде не было дверей, окна заблокированы, стёкла непрозрачные и, похоже, противоударные. Второй раз очнулся там, откуда меня забрали. В период перемещения в пространстве – полная амнезия. Может, они меня вообще в подъезд соседнего дома затащили.

– Кстати, почему бы и нет? – оживился Никанор. – Вполне возможный вариант. Хотя, ты же говоришь, помещение просторное, роскошное.

– А сталинки и расселённые коммуналки, тем более, если выкуплено пару этажей друг над другом, у вас не роскошные? Или пентхаусы в элитных новостройках? А при нынешних технологиях можно такую шумоизоляцию забабахать, что соседям не помешает даже наличие кегельбана или музея пыток инквизиции с озвучкой. Но это сейчас не самое важное: они же вернули меня в целости и сохранности. Важнее, что мы теперь узнали кое-что о заказчике, если это не утка. Есть и тема для размышлений: стоит ли выполнять заказ? А ещё интересно узнать: с какого перепугу этому «тайному ордену» сдался наш заказчик? И какая им польза от нашей дополнительной информированности, которую они обеспечили?

– Возможно, хотят, чтобы мы прекратили разработку этой темы, отказались от заказа.

– А в чём резон?

– Ну ты ж не знаешь, кто они такие. Может, для них резон и есть. С другой стороны, если верить этим «лесным братьям» и твой клиент такая масштабная тёмная лошадка, то на фига нам это нужно – всяким козлам помогать, даже за деньги? Ты же его даже ни разу не видел.

– Нет, не видел, но деньги на карточку поступают регулярно. Как и договаривались.

– С кем договаривались? Ты же с ним не виделся.

– Правильно, не виделся, но мы обо всём договорились сначала через посредника – моего знакомого, а потом детально по телефону и электронной почте. Хотя именно заказчик отклонил моё предложение прилететь к нему в Лиму и даже отказался общаться по скайпу. Но я не первый год знаю своего приятеля, и его предложения и рекомендации для меня не пустой звук. Он же не отвечает за моральные качества клиента и не проверяет их, он лишь гарантирует платёжеспособность. Этого для работы вполне достаточно. Мы же не занимаемся контрафактными алмазами, оружием…

– Но как заказчик выглядит, ты не имеешь понятия. Может, он вообще фантом, вымышленный персонаж. Как в русской литературе Козьма Прутков.

– Джон с фантомами не общается. Но вполне возможно – не знает всей его подноготной. Да он и не обязан. Просто не упустил случая подкинуть мне денежный и интересный заказ. И зачем тогда меня похищали и стращали, если он – фантом?

– Чтобы нам не скучалось! – ответил Никанор.

* * *

– Мигель, ты уже вернулся? – радовался в трубке мягкий голос Даниэллы.

– Да, извини, что не позвонил. Всё спонтанно как-то получилось. Сокурсника встретил, он в другой город в гости пригласил. А у меня телефон в сумке лежал и аккумулятор сел. Я и забыл про него.

– Слушай, давай в кино сегодня сходим. Поведу тебя в самый романтический кинотеатр на планете.

– Почему – самый романтический?

– Потому что первый. Этот кинотеатр был первым кинотеатром Европы.

– А почему – первым? Ведь кино изобрели и показали первыми, кажется, братья Люмьер, а они французы. И дело, по-моему, было в Париже.

– Всё верно. Но первым, специально построенным для стационарного показа кино зданием, был именно «Боммеръ». Его открытию предшествовала громкая рекламная кампания, анонс, полностью занимающий первую полосу газеты. Когда он открылся, здание не выдерживало наплыва посетителей.

– Интересно. Так, получается, это место не только романтическое, но и историческое?

– Ну да. Так что? Идём?

– Понятное дело, идём.

И они пошли. Чтобы подольше погулять, встретились специально очень далеко от места и не торопясь пошли в самый первый и самый романтический кинотеатр.

Они шли на вечерний сеанс по красивому большому городу, который Ник называл украинским Питером. Миновали узенькие улицы с архитектурными шедеврами, шли по широким проспектам с высотным конструктивизмом и монументальными сталинками, любовались мягкими изгибами набережной, улыбаясь, щурили глаза от блеска церковных куполов, брели аллеями зелёных парков… Прижавшись друг к другу, слушали джаз уличного саксофониста, затаив дыхание, смотрели на трюки скейтбордистов около оперного. Это был удивительный вечер. С каким-то особенным настроением.

Они пришли на Феллини. Мало где сейчас показывали Феллини. Тем более на большом экране. Точнее, нигде. А здесь показывали. Возможно, это было единственное место в стране, где такие фильмы можно было увидеть на экране кинотеатра.

Ну а что может сравниться с удовольствием посмотреть великолепный фильм великого мастера на большом экране? Стрекот киноаппарата, шуршание киноплёнки… Приглушённые, слегка поблёкшие цвета, лёгкие царапины – это не мешает… В этом шарм и атмосфера чего-то настоящего, несинтетического… Аромат старого кино…

Да, и ещё – отсутствие попкорна.

* * *

«Боевая группа» Никанора решила сделать паузу и «упасть на тишину». А если применить терминологию создателя одного из любимых романов Мигеля Веласкеса «Крёстный отец» Марио Пьюзо – «залегла на тюфяки». Учитывая, что никаких особых действий до этого предпринято не было, то и отменять особо было нечего. Нужно было просто продолжить анализ темы втихаря, не привлекая внимания и временно не вступая в контакты с новыми лицами. Лиза ограничила встречи с дядей Яшей, Мигель Веласкес решил плотнее окутать Даниэллу своими чарами, а Ник – совместить приятное с полезным и предпринять мотопоездку к двоюродной сестре Кате в город, где жил и тот самый Эн Бэ, познакомиться с которым рекомендовал питерский приятель Ганс. За два-три дня этого небольшого путешествия Ник должен был обдумать, что делать дальше и делать ли вообще. К возвращению нужно было обязательно принять решение. Мигель Веласкес доверил это решение своему другу и готов был остановить работу над заказом, если Ник сочтёт это правильным. Без Никанора он уже не хотел продолжать проект, понимая, что у того есть нужная хватка и целеустремлённость.

Сестру Ник давно не видел, хотя общались они с детства и весело проводили время во время школьных каникул, когда, бывало, гостили друг у друга.

Привычно оседлав мотоцикл, он вновь ощутил знакомый драйв. Всякий раз, когда ему удавалось запрыгнуть в седло своего друга-мотоцикла, он испытывал настоящее счастье. Однажды, выбрав свободное время, Ник даже предпринял двухколёсное путешествие в Амстердам и получил незабываемые ощущения от этой авантюры. Покрывая на большой скорости километр за километром, он чувствовал, как отрывается от бесконечной городской суеты. Когда за день сменялось несколько типов пейзажей, и всё это было не из окна поезда, а ощущалось всем телом: сила ветра, влага дождя, горный озон и городской смог, пыль дорог и мягкость травы, – новые ощущения обновляли душу и организм. В общем, как у «Любэ»: «Ветер в харю, а я шпарю». Шлейф условностей развеивался по просторам мелькающих стран. Ночуя под открытым небом, в палатке или кемпинге, Никанор находился в гармонии с собой и всем окружающим. Горячий чай и кусок сливочного масла на горбушке хлеба приобретали невиданный вкус и возвращали ощущения проголодавшегося беззаботного ребёнка. Для такой авантюрной человеческой особи, как он, подобный вид отдыха был, наверное, самым подходящим.

В дни его поездки на море мотоцикл стоял в гараже, хотя Ник и скучал по нему. Поэтому теперь он заводил «Хонду» с двойным удовольствием.

За спиной остались дома спальных районов, вслед за которыми следовала окружная. Важно было не проехать нужный поворот.

* * *

– Какой вам сегодня суп в детском саду давали?

– Не гороховый!

– Ну а какой?

– Не гороховый!

– Ну а всё-таки…

– Суп, в котором нет гороха.

– Светочка, тебе бы в разведке служить. Военных тайн не выдаёшь.

Никанор сидел на огромном диване в квартире кузины Кати и наслаждался разговором с её дочкой. Это был ребёнок-самородок. Перлы сыпались из её уст, как спелые абрикосы с июльского дерева. Взрослые не успевали перевести дух от смеха и удивления, а Светочка уже выдавала новый афоризм.

Её мама Катя не особенно отставала от ребёнка. Никанор обожал свою сестру за неуёмную весёлость и живой ум. Её прибаутки раздавались в течение дня из разных концов квартиры и пользовались одинаковым успехом у детей и взрослых.

Катя с мужем давно хотели девочку. Хотели девочку – получались мальчики. Хотели-хотели, старались-старались и достигли-таки желаемого: теперь у них четыре мальчика и одна девочка. Упорные!

Их финансовое положение, к счастью, было довольно устойчивое, учитывая нестабильность страны проживания, и позволяло им экспериментировать с демографической ситуацией в семье, хотя пятеро – это, признаться, звучало мощно: всё же до благосостояния Анжелины Джоли они существенно не дотягивали.

– Катя, – спрашивал сестру Никанор, – вот просвети, как это – пятеро детей? Какие ощущения?

– Ну как тебе сказать, – сестра на секунду задумалась, – как-то немного многолюдно. – Потом, взглянув на малышей, ласково улыбнулась. – Хотя муж сказал, что, начиная с третьего, прибывающие единицы почти перестаёшь замечать – сливаются с полком.

Никанор и его двоюродная сестра были большими любителями путешествий, но Катя сейчас почти не ездила, и Ник, чтобы её развлечь, вспомнил недавнюю поездку в Сингапур.

– Представь, Кэт, иду я вдоль реки, а на другом берегу автобус движется, и вдруг – вижу, как он через полминуты в реку на скорости съезжает. Я слегка даже присел. А он въехал себе в реку, а дальше, как ондатра – вплавь. После такой картинки я до конца поездки уже ничему не удивлялся. Оказалось, что это местные автобусы-амфибии. Вот это колорит – всякие Пизанские башни нервно курят в туалете. Можешь ты представить, что едет, к примеру, у вас троллейбус по набережной, а потом ныряет в воду и форсирует Днепр?

Сингапур вообще уникален. Нам бы в страну их правительство на несколько лет ангажировать. Они за два-три десятилетия из кучки хижин на болотах инопланетный город сделали. Оранжерею для бизнеса, газовую камеру для коррупции.

– А я сейчас всё больше телеком, увы, развлекаюсь? Тут тоже перлы попадаются. «Доктора Хауса» люблю посмотреть, оригинальный такой сериальчик. Там все случаи из его врачебной практики исключительные. Извращенка, скажи! Вот, представь: писаешь ты в Амазонку, а к тебе в гости по струе рыбка заплывает, только не золотая, а хищная и, зараза, маленькая.

– И что?

– Ну что-что. И отправляешься ты прямым ходом к доктору Хаусу. Он же мастак по сложным случаям. И говоришь: «Док, в меня рыбка заплыла».

Пока они говорили, а дети ползали и, визжа, кувыркались по Никанору, в квартиру вошли Гена и абсент. Зелёный напиток плескался в литровой ёмкости под мышкой, а в руках Геннадия были два битком набитых пакета с деликатесно-продуктовым содержимым. Никанор почему-то вдруг представил абсент в трёхлитровой банке из-под солёных огурцов, как первач, улыбнулся про себя и подумал, что это смотрелось бы креативно.

Понимая, что «живым» от Гены ему, скорее всего, не уйти, и минимум на день придётся отплыть в нирвану, Ник направился к телефону, чтобы заранее договориться о встрече с Эн Бэ.

* * *

Разговор с бывшим сотрудником научной станции в Антарктиде высветил неожиданные грани в вопросе, изучаемом «Ник энд Ко». Никанор понял, что не зря потратил время.

Ещё в самом начале семидесятых среди приверженцев версии существования антарктической нацистской базы промелькнула информация о какой-то проявившейся антарктической цивилизации, которую все они, естественно, связывали с этой самой базой. Информация была расплывчатая, сомнительная и фактами не подтверждённая. Услышав, что такая байка гуляла в среде интересующихся, питерские коллекционеры позднее вышли на человека, который работал на одной из советских антарктических научно-исследовательских станций в тот период. Этим человеком и был Эн Бэ, с которым встретился Никанор. Познакомившись поближе, он узнал от него, казалось, невероятную историю, напрямую связанную с этой байкой. Оказалось, что Эн Бэ был непосредственным свидетелем ситуации, из которой потом складывались всевозможные туманные слухи, домыслы и легенды. А дыма, как известно, без огня не бывает.

Эн Бэ любил чешское пиво, аквариумы и арт-хаусное кино. Аквариумы он не то чтобы любил – он их делал и на них зарабатывал. Его мастерская изготавливала самые невиданные конфигурации этих маленьких искусственных водоёмов и весьма в этом преуспевала. Чего только ни заказывали предпринимателю городские нувориши: и барные стойки в виде аквариумов, и стеклянные колонны для рыб, и настенные панно в гостиные, которые выглядели, как ожившие картины. А дома у Эн Бэ жил хамелеон Муля. Мулю он любил на контрасте. Всякая рыбная живность на фоне работы ему порядком надоела. Пока Муля грустил дома, Эн Бэ вспоминал его на рабочем месте. Это были чистые и высокие отношения.

Эн Бэ увлёк Ника в известные ему закоулки изучаемой темы и наслаждался реакцией собеседника на свой рассказ. Вытащив из анналов памяти факты и слухи об антарктической цивилизации, которые ходили среди любителей загадочного, Эн Бэ не на шутку ошеломил Никанора. Слухи гласили, что на рубеже шестидесятых и семидесятых на одной из советских антарктических станций произошло некое экстраординарное происшествие. Однажды вблизи станции сотрудники обнаружили обессилевшего полузамёрзшего человека.

– Как ты понимаешь, Никанор, – Эн Бэ тяжело взглянул на Ника, – в Антарктиде случайных прохожих не бывает. И неслучайных практически тоже. Представь себе прохожего на Марсе. Это был, что называется, подарочек похлеще НЛО. Наши охренительно-офонарительные рожи ты можешь себе представить. Это действительно было какое-то запредельное событие. Самое интересное, что человек, которого мы нашли, был, как бы тебе сказать, какой-то слишком чужой, слишком не наш. Отличался поведением, манерами, одеждой от всех людей, которых я когда-либо встречал. В том числе, иностранцев. С другой стороны, ничего инопланетного в нём не было. Человек как человек, вполне земной. Но всё, что было на нём и с ним – одежда, личные вещи – неуловимо отличалось от наших. Вроде бы всё то же, да не то. Такое впечатление, что всё делалось в изоляции от остального мира, и самого человека долго не было в суете современной цивилизации. По типажу он был, как сказали бы расоведы, истинный ариец. Находился в болезненном, в основном бессознательном, состоянии, периодически впадая в бред. В один из таких моментов мы услышали обрывки странной истории о каком-то городе-государстве, где было восстание, и восставшие захватили власть, свергнув правительство. Оказалось, пришелец отлично шпрехает на немецком. Но куски его фраз, можно было лишь приблизительно соединить в общую картину.

Каждый, однако, составил своё мнение об услышанном. Эта информация и попала потом на Большую землю в разных вариациях. О каком государстве говорил пришелец и где оно находится, никто так и не понял.

– А что с нежданным гостем произошло? КГБ спецрейсом к себе загрёб?

– Да нет, не успел. Наш «снежный человек» исчез. Мы даже не увидели его полностью пришедшим в себя. Однажды наш врач просто не обнаружил его на месте. Но самое интересное – до нас дошли слухи, что некие ариеподобные германоговорящие и испуганные единичные пришельцы были обнаружены и вблизи других, но уже несоветских научно-исследовательских станций Антарктиды. Это был какой-то немассовый исход неизвестных людей, которые выползали изо льдов и недр белого континента, как тараканы из протравленного буфета. Удалось ли кого-то из них доставить потом на большую землю и выяснить, кто же они такие, мне неизвестно. Как я понял, это событие представители других баз, возможно, получили указание замять, потому что, возвратившись в Союз, я не обнаружил никаких официальных упоминаний о похожих случаях на базах Антарктики.

Да, и вот ещё, – Эн Бэ открыл кожаный портфель и положил перед Никанором канцелярскую папку советского образца, – почитайте, что в ней! Мне она ни к чему, а вам эта информация может пригодиться. Папку забыл мой коллега по антарктической станции, когда возвращался на Большую землю. До нашей станции ему довелось поработать ещё на одной, где он вёл что-то вроде дневника.

* * *

Расставшись с Эн Бэ, Никанор отправился в парк. Присев на скамейку, он открыл переданную ему потрёпанную папку. В ней лежала тетрадь четвёртого формата в картонном переплёте. Ник с интересом заглянул в неё, открыв с конца – на предпоследней странице. «День восьмой» – было написано вверху… «Вышли к гряде скал. Скалы стоят как посадка, даже, скорее, как небольшой каменный лесок в антарктическом оазисе. Это место как будто подогревается чем-то снизу. Странное, свободное от снега огромное пятно оазиса выглядит кляксой на бумаге, аномально выбиваясь из матово-белого совершенства окружающих снегов и льдов. Скалы массивные, стоят близко друг к дугу, но между ними можно пройти. Сейчас мы устроили привал – перед тем как зайти туда и начать исследование… Допишу вечером, когда устроимся на ночлег».

Ник перевернул страницу, с интересом продолжая читать.

«Заходя в скалы, не ожидали найти ничего примечательного – скудную растительность вроде мха, возможно какие-то гейзеры… Но очень ошибались. Сегодня мы наткнулись на сенсацию, на абсурд, которого никак не должно было здесь быть. Мы обнаружили нечто, созданное, по всей видимости, человеком. Пишу дневник, а у меня дрожат руки: когда мы углубились в скалы, через некоторое время вышли на обширную площадь с широкой полосой, уложенной аэродромными плитами. Поскольку почва в оазисе прогрета, плиты были свободны от снега и увидели мы их сразу. Прошли вдоль полосы несколько сотен метров и подошли к громадной скале, от которой полоса шла. На скале угадывались контуры ворот из скалы или в скалу, но как они открываются – загадка. Контуры выглядят просто как гравировка, как рисунок на скале, настолько чётко всё подогнано. Плиты заходят прямо под скальную глыбу».

Далее тетрадные страницы были вырваны и клочки бумаги торчали из-под скоб, скрепляющих тетрадь. Никанор перелистал её к началу. Там сотрудник научной станции описывал дни подготовки к экспедиции внутрь континента и первые дни похода. Ник задумался. Всё было весьма интригующе, но главное – он держал в руках не распечатку из Интернета, не научно-популярный журнал, не доклад из третьих рук, а реальный первоисточник, оригинал с места действия. И кстати, почему из тетради вырваны листы?

Ник спрятал тетрадь обратно в папку и засунул её в рюкзачок, решив, что подробнее изучит рукопись дома.

* * *

«Хонда» летела по трассе, и Никанор, как обычно, жадно ловил в дороге ощущение безграничной свободы. Вдруг вдалеке на обочине он увидел какую-то потасовку. Никанор замедлил скорость, но совсем останавливаться не стал. Присматриваясь, он проезжал рядом с группой суетящихся людей, и ему показалось, что среди них мелькнула девушка: вдруг нужна помощь… Неожиданно из толкучки в Никанора полетели какие-то мелкие блестящие предметы. В следующую секунду мотоцикл под Ником швырнуло в сторону.

Сознание на мгновение возвратилось к Никанору от сильных ударов по туловищу. Открыв глаза, он увидел нескольких парней, активно работающих ногами. Его открыто «носковали». Подняться не было никакой возможности. «Хонда» валялась в нескольких метрах от него. Через несколько мгновений сознание Ника опять заволокло пеленой, и он отключился.

* * *

Небо. Глубокое прозрачное небо показалось сквозь туман бессознания. Рядом с Ником на корточках сидел крепкий красномордый дядька и шлёпал его по щекам, освободив от мотошлема. Вид на трассу загораживала длинная фура. По-видимому, дядька был дальнобойщик.

– Ты как, парень? – спросил он очнувшегося Никанора.

– Комси комса, – почему-то проговорил Ник по-французски и попытался пошевелиться.

– Не понял? – переспросил дальнобойщик.

– Так себе, – автоматически перевёл Никанор.

К ним подошёл второй водитель и протянул Нику баклажку с минералкой:

– На, хлебни!

Ник жадно сделал несколько глотков.

– Мерси! – сказал и подумал: «А что это меня на французский вдруг потянуло?»

– Ты чё – иностранец? – спросил один.

– Да нет, мужики, просто переклинило.

– А-а, бывает, – ответили в унисон напарники. – А что это у тебя за пазухой торчит? – Один водитель указывал на какую-то бумажку.

Никанор с удивлением нащупал за пазухой клочок бумаги. Вытащив, прочёл: «Не суй своё рыло, куда не надо». Внизу вместо подписи была пририсована свастика.

– Что с тобой произошло? Как ты с трассы съехал? – интересовались водилы.

– Вы думаете, я помню? Хорошо хоть голова в шлеме была.

– А сам-то, в принципе, цел: рёбра, ноги, руки?

– Ну как сказать, вроде ничего не сломано. – Ник привстал и попробовал двигаться. Тело сильно ныло, но функционировало. Он обрадовался. Потом подобрал лежащий рядом рюкзачок и понял, что папки от Эн Бэ в нём нет.

Измятую «Хонду» забросили внутрь фуры (дальнобойщики возвращались откуда-то пустые), Ника забрали в кабину, и мощный аппарат двинулся по трассе.

* * *

Никанор вернулся в родной город, вооруженный новой сногсшибательной информацией. И хотя его бока болели, а повреждённую «Хонду» пришлось отправить в ремонт, он понимал, что съездил не зря. Питерец Ганс оказал им неоценимую услугу.

Город встречал приятной погодой и заждавшимися друзьями. Лиза, собрала и отчасти систематизировала уйму полученной из разных источников информации по нужной теме. Мигель позволил себе романтический уик-энд с Даниэллой, забыв на два дня о начатой авантюре. Так или иначе, но сейчас команда собралась на «конспиративной» квартире скульптора и бурно обсуждала происходящие события.

Лиза без пауз, как истый энтузиаст темы, сразу с головой погрузила компаньонов во льды шестого континента. Антарктида оказалась вовсе не такой уж пустынной, как виделась со стороны. Пингвины, айсберги и полярные станции были лишь броскими туристическими ориентирами. На самом деле заснеженный континент был куда интереснее, с ним оказалась связана масса загадочных историй и событий. Белое безмолвие жило полнокровной жизнью, не слишком заметной для окружающей цивилизации, занятой своими проблемами. Во всяком случае, она была гораздо интенсивнее, чем можно было предположить.

Лиза перерыла массу источников, выискивая какие-то реальные зацепки и свидетельства деятельности нацистов на практически безлюдном материке. Поглощая бездну литературы, фильмов, материалов из Сети, она влюбилась в царственный ледяной континент предано и безоглядно. Её покоряли безудержное мужество исследователей девственного края земли, жестокая реальность санно-гусеничных походов, переходы по непредсказуемому прибрежному припаю среди торосов и трещин, сражения мощных ледоколов с многотонными стенами льда, путешествия на собачьих упряжках и существование в условиях аномальных морозов и снежных бурь, когда не видно порой даже вытянутой перед собой руки. Беспощадная суровость мест и их магнетическая красота притягивала новых поклонников. Это трудно понять, но на континент со сложнейшими условиями зимовки, на континент, где зафиксирована рекордно низкая температура на планете – почти минус 90, на континент, где в полярную ночь с некоторыми исследовательскими станциями транспортное сообщение вообще невозможно, многие полярники даже возвращались вновь. Их возвращала суровая, странная, но верная любовь к шестому континенту. Любовь без сантиментов! А дети Антарктиды… Ведь у Антарктиды уже есть свои дети. Первый – Эмилио, родился на аргентинской исследовательской станции. Потом были и другие. Антарктида стала их колыбелью. В общем, Лиза не на шутку увлеклась.

Девушка перечислила все найденные ею версии и истории, касающиеся исследуемой темы. Обработав немыслимое количество информации, она в который раз удивила Ника своей работоспособностью и произвела впечатление даже на опытного Мигеля, работавшего над темой ещё в Штатах. Были сведены воедино все доступные потоки информации, касающиеся легенд и фактов об Антарктиде, насколько это было возможно за такое сжатое время. К изучению других фигурирующих в проекте объектов Лиза ещё не приступала.

После ёмкого повествования Лизы Никанор рассказал о своей встрече с Эн Бэ и его неправдоподобной истории. Говорил он так восхищённо, будто сам столкнулся в лесу с дядюшкой Ау и они вместе объелись желудей. Только потом Никанор упомянул о случае на трассе и угрозе в письме со свастикой. Но это не убавило желания разобраться в тайне, над которой всё ощутимее витал дух блестящей авантюры. Нужно ли двигаться дальше? Этот вопрос уже казался риторическим.

* * *

Телефон звонил по-хамски долго, когда Лиза только ступила под тёплый ливень душа. Выходить не хотелось. Но, накинув полотенце, девушка всё же, выскочила из ванной и взяла телефонную трубку.

– Здравствуйте. Это из международного фонда. Мы звонили недавно. Вы подумали над нашим предложением?

С Лизы стекала вода. Она стояла мокрая посредине большой гостиной, как внезапно отключенный фонтан в центре Рима, и грациозно держала двумя пальчиками телефонную трубку. На ворсистом ковре вокруг девушки образовалось мокрое пятно. Она покрылась гусиной кожей и перебирала в голове все допустимые внутренней цензурой непристойные выражения. Внутренняя цензура от холода и досады пропускала многое.

В череде событий Лиза почти забыла о недавнем звонке этой организации. Поэтому вопрос застал её врасплох. Но сказать о своём недочёте собеседнику она не могла, поэтому пришлось выкручиваться.

– Да, конечно, мы обсудили ваше предложение. Но для того чтобы принять окончательное решение, нам необходимы подробности и ваши условия, – официозно выдала Елизавета. – И поскольку, как я поняла, вы находитесь неблизко, то, наверное, имеет смысл переслать ваши условия и предложения по и-мэйлу или факсу. Давайте обменяемся координатами. Продиктуйте, пожалуйста, ваши телефоны и адрес электронной почты.

– Диктуйте ваши, а мы сами перешлём информацию, – попытался завершить диалог мужской голос.

Лиза продиктовала и положила трубку.

«Упс! А с чего это он телефончики зажал?» – подумала компаньонка Никанора и сразу набрала его номер.

* * *

Человек, как и Антарктида, явление малоизученное, а человек с необъятных пространств бывшего Союза – тем паче. Вот и сейчас, увидев своего старого приятеля Васю, Никанор лишний раз в этом убедился. Василий загружал в багажник своего нового «лексуса» мешки с картошкой. Мешки были тяжёлые, и приятель Ника едва поднимал их до уровня багажника. Принимая в нутро очередной мешок, «лексус» тяжело содрогался. По сути, это был акт вандализма. Но наш человек всегда был сильнее логики.

Никанор подошёл к Василию, произведя в душе приятеля бурный эмоциональный фурор. Внешне это проявилось в мощных объятиях, широчайшей рязанской улыбке и нечленораздельных звуках, которые Вася издавал от счастья. Вообще, всё, что делал этот человек, было очень искренне, что и подкупало. Он ужасно не любил скользких людей, а уж если кого любил, то мог раздавить эмоциями. Кого-кого, а Никанора он обожал ещё с тех пор, как они школьниками попали на одну смену в пионерский лагерь. Потом об этой смене и о том, что они там вытворяли, в лагере слагались легенды.

Однажды их отряд повели на слёт конструкторов-любителей разных летательных аппаратов, проходивший неподалёку от их лагеря. Там взору удивлённых наблюдателей предстали самые разные модели аппаратов, сделанные силами участников всяческих кружков и студий. Среди них был небольшой и какой-то хлипкий воздушный шар. Приятели во время общего обеда тихонько приволокли с пастбища козу, привязали её к шару и запустили в воздух.

Эффект, произведённый ими на мероприятии, был грандиозен. Коза с квадратными глазами летела над банкетными столами, трепыхала копытами и громко блеяла. Круглые коричневые экскременты арахисом в шоколаде сыпались на тарелки ошеломлённым организаторам. Все провожали медленно улетающее ввысь животное удивлёнными взглядами. Это был триумф и трындец одновременно!

А однажды, прямо перед соревнованиями отрядов по плаванию, они покрасили воду в бассейне. У маленьких авантюристов всегда был большой размах и серьёзная подготовка, рассчитанная на широкий резонанс. На мелочи они не разменивались. Заранее приготовив большое количество упаковок с зелёнкой, юные хулиганы со смаком провели задуманную операцию. Надо было видеть, как в предрассветном тумане два «упыря», сидя на бортике лагерного бассейна, откупоривали резиновые пробки на множестве маленьких пузырьков раствора бриллиантового зелёного и сливали его в воду. Пробки чпокали, а силуэты пустых пузырьков, выстроенных в ряд, украшали утренний ландшафт. Через некоторое время водная гладь искусственного водоёма окрасилась в нужный ядовито-зелёный цвет с переливающимися радужными разводами. Общественный резонанс, как и ожидали авторы «проекта», оказался непревзойдённым. Дирекция была в трансе, вожатые – в шоке, пионеры – в восторге. Особенно девочки.

Перед самым окончанием смены Вася и Никанор решили по-взрослому отметить отъезд из лагеря и попытались во время дневного сна распить под одеялом бутылку портвейна. Финт не удался – бутылка разлилась прямо в кровати, надолго окрасив матрас и простыню в винные оттенки.

Встретившись в городе после смены и погостив по пару часов друг у друга, они решили, что культурная программа недостаточно насыщена, и решили перекрасить холодильники в своих квартирах: у Васи – в чёрный, у Никанора – в зелёный. Ох, не зря школьная музыкальная группа, в которой позже играл Никанор, называлась «Бедная мама».

Воспоминания Никанора о боевом детстве по увлекательности были сравнимы с фильмом «Неуловимые мстители», но к Васе он приехал совсем не для написания совместных мемуаров.

Всё дело в том, что Мигель внезапно вспомнил одну деталь своего похищения.

* * *

Веласкес привстал на кровати и посмотрел на светящееся табло электронных часов. Натикало два ночи. Он понял, что во сне неожиданно вспомнил важную вещь. В день похищения, когда он ждал в назначенном месте, в нескольких шагах от Мигеля, за секунды до потери сознания, остановился яркий, разукрашенный рекламой пикап. Он посмотрел на его разрисованные бока, увидел сочные, лоснящиеся маслом, соломины картошки фри с какой-то игривой надписью, распахнувшиеся створки грузового отсека и после этого выпал из реальности. Это неожиданное воспоминание было странным глюком сознания, как глючит, зависая, компьютер, а потом вдруг снова начинает работать. Мигель накинул халат и, пройдя в соседнюю комнату, растолкал Никанора. Тот живо заинтересовался галлюцинациями друга – они могли стать весьма полезными в прояснении ситуации. Произведя некоторое насилие над своим сонным мозгом, Ник вспомнил про старого друга Васю, который владел сетью забегаловок по продаже картофеля фри как профильного продукта и, безусловно, знал всех основных конкурентов в городе. Так Никанор в очередной раз угодил в объятия своего детского товарища.

Поговорив о новостях, друзьях и знакомых, Никанор плавно подрулил к основной теме встречи и попросил приятеля перечислить фирмы по адресной доставке картофеля фри в городе.

– Таких фирм не так уж много, всего три, – объяснил Василий. – Они занимаются, в основном, доставкой этого и некоторых сопутствующих продуктов – как другие развозят пиццу. Ну и, естественно, имеют свои цеха по приготовлению, сеть забегаловок. Сейчас это популярная еда, хотя, понятно, не слишком полезная.

– А транспорт с фирменной рекламой на кузове есть только у этих трёх фирм? – спросил Ник.

– Естественно. А мелким непрофильным фирмачам невыгодно кузов под конкретику оформлять.

– А расскажи мне, друг мой Вася, чем отличается оформление машин у всех этих фирм?

– Да практически ничем. Главная установка проста – вызвать у клиента слюнотечение. Всё должно лосниться жиром, быть ярким, сочным и аппетитно выглядеть. Но, правда, у машин «Картофельной линии», в отличие от других фирм, на картинках нет красоток. У них главную роль играет мультяшная, как бы ожившая, картошка. Она у них корчит рожицы и смеётся.

– Нормальный креатив – жареная картошка смеётся! Я оценил! – Никанор ухмыльнулся.

– Я слышал, они приглашали для этого какого-то киевского мультипликатора, который сделал им рекламный мини-мультик и выписал весь фирменный стиль. Они теперь успешно им пользуются.

– Спасибо, Васо, ты настоящий друг – Ник улыбнулся и обнял давнего и верного товарища.

* * *

Климат Перу напоминал контрастный душ: яркое солнце и холодный ветер парадоксально уживались друг с другом. Лима не жаловала мягкой теплотой своих объятий горожан и прибывающих путешественников.

Автомобиль представительского класса лениво передвигался по одной из центральных улиц города. Престарелый лощёный гражданин в чёрных очках, развалившись на заднем сиденье, разговаривал по телефону.

– Объёмы и качество поступающей от вас информации недостаточны. Прошу не забывать, что нужно добыть её по максимуму из всех возможных и разноязычных источников. Присылая сведения об объектах, аккуратно их систематизируйте и пишите подробные комментарии к материалам. Не забывайте, что любые неожиданные новости об объекте должны попадать только ко мне и ни к кому больше. Только я должен обладать всем объёмом полученной вами информации, потому что подозреваю – в этом деле могут всплыть самые неожиданные сюрпризы. – Тон господина был холодным, а детали указаний телефонному собеседнику выдавали в нём педантичность, не особо свойственную населению перуанской столицы.

– Почему вы так думаете? Ведь эту тему изучала уже масса людей, а часть из них – серьёзные исследователи, а не просто энтузиасты темы.

– У меня чутьё. Работайте, амиго Мигель, не теряйте времени, у вас жёсткие сроки. Сегодня на вашу карточку поступит очередная сумма.

Белая машина выехала из города и набрала скорость.

* * *

Осыпавшиеся абрикосы лопались под шинами автомобиля. Ник забавлялся, проезжая по жёлтым шарикам и, двигаясь по дороге вдоль двора, специально выруливал на места, погуще усыпанные спелыми фруктами. Они с Веласкесом ехали к Лизе, которая обещала по телефону новые сюрпризы, хотя их было уже в достатке. Девушка жила в центре города, в трёх кварталах от места, где Веласкес ждал мифического Диего.

После встречи с Васей стало ясно, что рядом с Мигелем останавливался пикап несуществующей компании. Из работающих в городе фирм никто не использовал в своих логотипах и символике большие буквы оранжевого цвета. А Веласкес запомнил именно такие. Видимо, фирменный автомобиль был имитацией и не имел никакого отношения к профильным фирмам и торговле картофелем фри. Но теперь хотя бы было ясно, что никакой связи с этими фирмами у похитителей Веласкеса не было. И вряд ли они когда-нибудь вновь увидят этот автомобиль на улицах города.

Лиза в спортивном костюме открыла дверь друзьям-компаньонам и сразу провела их в рабочую комнату. Там за ближайшие дни образовалась целая лаборатория, библиотека и фильмотека по изучению околоантарктических тем. Кругом лежали раскрытые и заложенные закладками книги, справочники, энциклопедии, CD– и DVD-диски, карты Антарктиды разных периодов на нескольких языках и даже какие-то старые видеокассеты. На журнальном столе были стопкой сложены распечатки отчетов по четырём антарктическим экспедициям Кусто, переведённые с французского. Половину комнаты занимала копия карты Антарктиды без ледяного покрова, разложенная на полу. Самое интересное, что это было древнее изображение, сделанное, как показывали исследования, задолго до официального открытия Антарктиды. Но главное было то, что люди, создавшие эту карту, видели континент без льда, а значит, и климат там был тогда совершенно иной. Лиза вдруг задумчиво подняла глаза к потолку и прошептала: «Представьте себе белый континент покрытый не льдом, а тропическим лесом, вместо поморников – попугаи, вместо редкого мха – лианы и пальмы, а в Южном океане плавают пёстрые теплолюбивые рыбы». Карта была на удивление качественной и достаточно подробно передавала рельеф и контуры Антарктиды того периода. Впрочем, по утверждению Лизы, которая уже изрядно вникла в тему, в настоящее время Антарктида представляет собой практически такой же по рельефу и контурам континент, только с другим климатом и, соответственно, скрытый льдами. Местами толщина льда достигала пяти километров, а его масса была настолько велика, что континент просел. Часть реального материка сейчас была ниже уровня океана и, в случае глобального таяния льдов, Антарктида, возможно, превратилась бы в архипелаг. Ледяной купол изобиловал трещинами и разломами, зачастую скрытыми, что делало передвижения по нему затруднительными и опасными. С другой стороны, на континенте присутствовали антарктические оазисы, подледниковые озёра, вулканы и пещеры. Скрытое под четырёхкилометровым слоем льда озеро Восток, вообще может содержать какие-то доисторические или неизвестные формы жизни, поскольку является изолированной экосистемой. Подо льдом Антарктиды обнаружен самый крупный кратер астероидного происхождения диаметром почти 500 километров.

– Хотя присутствия немцев это напрямую не касается, но тебе, Ники, для общего развития это знать не помешает, – констатировала Лиза, пробираясь между информационных развалов.

– Ну ты даёшь! Поглощаешь тему, как китовая акула планктон, – оценил деловой ландшафт комнаты неформальный шеф проекта.

– Вы лучше радуйтесь, что имеете такую боевую единицу, как я, – засмеялась Лиза, которой, безусловно, было приятно, что оценили её кропотливую работу.

– У тебя скорость, однако, как у землеройки. Мы, по сравнению с тобой, даже не черепахи, а камни, лежащие на дороге. Что интересного по базе накопала? Рассказывай.

– Постоянно что-то интересное всплывает. Вот вчера на книжной ярмарке наткнулась на несколько новых изданий по нашей теме. Пошла туда, чтобы порыться в самых свежих книжках – в библиотеки и большинство магазинов они поступают с задержкой. В одном издании даже прочитала версию о том, что база в Антарктиде начинала строиться как совместный проект двух государств. И как думаете, с кем совместный?… Германии с СССР! Версия парадоксальная, учитывая, что активная фаза строительства так называемой базы 211 приходилась как раз на период разгара войны Германии с Союзом.

– Лиза, тебе скоро с лекциями можно будет по стране ездить, – проговорил Никанор.

– И меня на подтанцовку возьми, – попросил Мигель.

– А что делать с пресловутой международной организацией, из которой мне звонили? – спросила Лиза.

– Подождём от них внятного сообщения с разъяснениями. Они ведь обещали прислать, – ответил Ник.

Обсудив все вопросы, Никанор с Мигелем вышли от Лизы. Спустившись по лестнице, Мигель нажал светящуюся кнопку домофона, толкнул металлическую дверь – и застыл. В следующую секунду нос Никанора уткнулся в спину друга. Мигель стоял в проёме подъездной двери и смотрел перед собой.

– Что такое? – поинтересовался Никанор и попробовал выглянуть из-за плеча.

Мигель молча указал рукой в сторону двора: прямо перед домом стоял припаркованный пикап с большими оранжевыми буквами на боках…

* * *

Даниэлла возилась у мольберта, рисуя с натуры дельфинов. Эти существа завораживали её. Она общалась с ними, как с друзьями, а они поддерживали её в трудные минуты и могли конкурировать с десятком психотерапевтов. Сделав очередной мазок кистью и закончив сеанс живописи, Даниэлла подошла к бассейну и села на бортик. Дельфин Элли подплыл к ней и уткнулся мокрым блестящим носом в её ноги.

– Как дела, Элли? – ласково заговорила девушка. – Скучаешь по морю? Да, море твоё далеко. Я тоже вот скучаю по своему родному городу. И по Мигелю уже соскучилась, хотя он недалеко. Пока недалеко. Мы недавно с ним познакомились, а я уже скучать начинаю, когда больше дня его не вижу. Как ты думаешь, Элли, я, наверное, влюбилась?

Морской друг издал какой-то звук по-дельфиньи.

– Думаешь, да?

Дельфин опять по-своему цвирикнул.

– Что же тогда делать? Он всё время занят, в делах каких-то.

Элли грустно смотрел на неё, высунувшись из воды, и это создавало впечатление его полного сочувствия ситуации. Даниэлла ласково погладила дельфина, потом обняла его мордашку ладонями и поцеловала в нос.

Дельфин опять что-то сказал. В ответ Даниэлла звонко по-детски засмеялась, зачерпнула рукой воду, брызнула на Элли и пошла собирать краски.

* * *

Никанор крепко схватил Веласкеса за куртку и рывком заволок обратно в подъезд. Взбежав по лестнице, они удивили подругу неожиданным возвращением.

– Мы только что видели машину, на которой похищали Мигеля, или очень похожую на неё. Сейчас постараемся забраться в грузовой отсек и проследить маршрут, а ты попробуй сфотографировать машину, её номер и водителя через окно, когда он появится. – Окна квартиры Лизы выходили как раз во двор дома, где стоял пикап.

Теперь во что бы то ни стало им нужно было проникнуть в автомобиль. Друзья быстро спустились на первый этаж. В этой ситуации Никанор сразу вспомнил свои детские похождения и одного школьного приятеля, благодаря которому приобрёл навыки с лёгким криминальным оттенком. Любимым занятием этого маленького проходимца было отмыкание почтовых ящиков в многоэтажках и частных домах. Газет и журналов, а тем более писем он никогда не брал – двигал им исключительно спортивный азарт: открою – не открою. Как бы там ни было, но побродив из интереса пару месяцев с этим оригиналом по близлежащим районам, Ник обрёл навыки по открыванию всяческих замковых механизмов. И сейчас, подойдя вплотную к грузовой дверце пикапа, он попытался открыть её. Замок оказался старый и несложный. Сигнализации в машине не было, и парни быстро заскочили в автомобиль. На их удивление грузовой отсек действительно был загружен бумажными пакетами с картошкой фри, которая испаряла запах жареного масла. Аккуратно прикрыв дверь, компаньоны застыли в ожидании, потеснив съестные запасы неизвестной фирмы. Когда Ник и Мигель совершенно упарились в масляно-картофельных запахах, кто-то подошёл к машине и, открыв дверцу, запрыгнул на место водителя. Пикап заурчал и, тронувшись, мягко выкатился со двора.

* * *

Лиза расположилась у окна, вооружившись чашкой с зелёным чаем и цифровой фотокамерой. Прошёл почти час. Внизу в очередной раз хлопнула дверь подъезда. Выглянув в окно, Лиза увидела, что к автомобилю приближается человек в тёмной одежде. Он, похоже, был ровесником Ника и Мигеля и ничем особенно не выделялся из окружающего социума. Разве что, как показалось наблюдательной девушке, держал себя с какими-то неуловимым достоинством. Нельзя было чётко определить, в чём это выражалось. Он подошёл к машине и открыл дверцу с водительской стороны – его вид сильно диссонировал с «картофельным» пикапом. Лиза навела на него объектив, сделала настройку в ручном режиме и нащупала кнопку затвора, заранее отключив вспышку. Окно она не открывала, но в ту секунду, когда девушка попыталась сделать снимок, человек около автомобиля вдруг застыл и медленно-медленно поднял взгляд на окно Лизы. Ровно две секунды его зрачки, к сильной досаде девушки, смотрели прямо на неё, глаза в глаза. Руки Лизы внезапно разжались, а фотоаппарат грохнулся на кафельный пол кухни.

Лиза нагнулась за ним, а когда выглянула опять в окно, во дворе не было ни незнакомца, ни пикапа.

* * *

Мигель с Никанором кувыркались среди пакетов с картошкой. На очередном ухабе Мигеля сильно подбросило, и он вышиб локтем ярус с бумажными упаковками. Жаренная картофельная соломка, высыпавшись из пакетов, обильно покрыла головы обоим приятелям. Вытаскивая из волос продолговатые палочки, Никанор зацепил коробку с расфасованным в маленькие пакеты кетчупом. Уйма блестящих пакетиков разлетелась по всему грузовому отсеку. Через пять минут пол пикапа напоминал поверхность дешёвой пиццы. Раздавленные пакетики и утоптанный картофель жёлто-красным месивом покрыли кузов.

Передвижная фритюрница тем временем, подпрыгивая на дорожных ухабах двигалась в неизвестном направлении. Чтобы не выдать своего присутствия, непрошеные пассажиры должны были держаться почти беззвучно, старались не разговаривать – каждый думал о своём. И Ник вернулся в мыслях к давней автобусной поездке в Будапешт. На смежном кресле ехала бывшая московская модель, рассказавшая ему жёсткую полудетективную историю из собственной биографии. Переезд был ночной, поэтому времени для рассказов было предостаточно.

…Приехав покорять столицу России из Полтавы, Юлия – так её звали, – обладая действительно интересной выделяющейся внешностью, достаточно быстро для юной лимитчицы сделала определённую модельную карьеру, пытаясь, насколько это возможно в такой среде, придерживаться принципов, привитых порядочными мамой и папой. Она не слонялась по ночным клубам Москвы в поисках свободных олигархов, а просто делала любимую работу, ту, к которой стремилась и считала интересной. В своём кругу она примелькалась и получила некоторую известность среди тех, кто интересовался показами.

Однажды ей позвонили на мобильный:

– Привет, Юлечка, – сказал хрипловатый, но молодой голос в трубке.

– Здравствуйте.

– Узнала меня?

– Нет, не узнала.

– Ну как же, я… – голос назвал известную фамилию крупного нефтяного чиновника, часто мелькавшего на обложках понтовитых деловых журналов. – Меня каждая собака в России знает, а ты, видишь, маху дала. Ну а я по ТВ за твоими дефиле иногда наблюдаю. Ты вот что… Слышь… Мы послезавтра с тобой встречаемся, если ты не знала. Хочу, чтобы ты мне сына родила. Понятно? Откажешься – Москва-река по тебе плачет. А сейчас пока! За тобой заедут.

Связь прервалась. По спине побежал холодок. Юля не знала, что делать. Попыталась анализировать разговор и ситуацию. Набрала номер кураторов своих показов и выступлений. Рассказала о звонке. Те отморозились. Сказали, что это, видимо, шутка, а если не шутка, то они ничем помочь не могут. И всё тут. По-настоящему близких людей у неё в Москве не было. Но надо было что-то делать.

– У меня как раз в назначенный день по контракту было вручение наград и грамот на каком-то большом военном празднике в центре Москвы. Меня и ещё одну девчонку из нашего агентства ангажировали как моделей вносить награды в зал, – рассказывала Юля Никанору в тёмном автобусе. – До этого день прошёл как в тумане, я всё думала-думала и ничего не могла придумать. Кто я и кто этот всемогущий кент из нефтегазового сектора. Ты знаешь, когда я только-только приехала в Москву и вообще никак не была пристроена, металась в поисках подходящего места, у меня порой возникало чувство, что я не человек, а какой-то газетный обрывок, бумажный сор, гоняемый ветром по Москве и пригородам: полное ощущение глобальности мегаполиса и абсолютной ненужности тебя в нём. Дикий дискомфорт, круглосуточная депрессия. Ни единого по-настоящему своего, близкого человека рядом. Хотя, по большому счёту, глобальные объёмы Москвы вообще делают любого человека практически пылью. Кем бы ты ни был – на фоне Москвы ты всё равно ноль. Даже если ты призрачно крут и значим, это видно только в момент твоего присутствия на шахматном поле: как только ты его покидаешь – место заполняется через секунду.

– И что же дальше? Ты хоть выпуталась? – спросил Ник.

– Организаторы торжества привезли меня в концертный зал. Естественно, заранее. Ну, макияж, то, сё. Что делать в такой ситуации, я не знала. Никто из моих более-менее серьёзных знакомых не хотел и не мог связываться с таким зубром: абсолютно разная весовая категория. А потом: кому ты в Москве нужен, если по-честному? Так вот, представь, работаю я на мероприятии, выношу награды, а у самой в голове вертится, что после концерта меня в какой-нибудь лимузин запихают – и привет. А с моим характером я скорее из окна сигану или ухайдокаю кого-то, чем подпущу к себе против воли. Я две ночи не спала – мысли бешено вертятся. Потом за кулисами от кого-то случайно услышала, что в зале есть курсанты из училища, где мой двоюродный брат учится. И тут у меня шальная мысль появляется: записку в зал передать, может, брат здесь. А я брата давно не видела, у меня и телефона-то его нет, и училище его где-то в Подмосковье. Написала записку, что попала в серьёзную ситуацию, без подробностей. Если захочет и сможет – отреагирует. Но эта записка была почти в никуда, «на деревню дедушке». Есть ли тут его рота, есть ли он сам? Передадут ли записку и попадёт ли она на ряды к курсантам? А за мной, чувствую, уже присматривают, чтобы никуда после мероприятия не свалила. И вот вынесла я на сцену очередную награду или грамоту, вручила её и сразу сунула записку награждаемому, вышедшему из зала, шепнув ему пару слов. На записке написала фамилию, имя и подразделение по памяти, на авось. То, что было дальше – заставило меня понять и поверить, что не всё у нас ещё так плохо: есть нормальные люди, есть традиции, есть дружба. Брата, как оказалось, в зале не было – он был в наряде, но было его подразделение, его друзья. Записка попала всё-таки к ним в руки. И они сразу отреагировали – позвонили брату. И заметь, какая цепочка случайностей сложилась, чтобы я выкарабкалась: во-первых, в зале оказались курсанты из училища брата; во-вторых, было именно его подразделение; в-третьих, награждаемый человек оказался не мудаком и передал записку; в-четвертых, записка попала в нужные руки; в-пятых, записку не сочли приколом и отнеслись к ней со всей серьёзностью. Далее всё было как в правильном кино: у входа стояли два внедорожника, принадлежащих военному ведомству и организованных курсантами (и курсанты, оказывается, бывают из непростых семей). Меня отвезли куда-то за город на охраняемые дачи, принадлежащие Министерству обороны, и поселили в солидном особняке. Позже я узнала, что это дача отца одного из курсантов – большой военной шишки.

То, что произошло, было практически чудом. На следующий день я всё ещё боялась брать трубку мобильного. А ещё через день вдруг зазвонил телефон, номер которого знала только мама. Я сняла трубку.

– Привет, Юля. по моей спине опять побежали мурашки – звонила эта мразь.

– Давай-ка забудем наш прошлый разговор. С этого момента мы просто хорошие знакомые.

– Хорошие? – Я посмела удивиться.

– Ну а какие же ещё? – голос в трубке усмехнулся. – Ты разве против?

* * *

Проезжая по дорогам разного уровня раздолбанности под мерное рычание пикаповского мотора, Никанор вспомнил эту историю и долгую дорогу в Венгрию. Вдруг его мысли прервал Мигель, который, видимо, стал скучать. Он шепотом вкрадчиво спросил:

– Ники, а куда делись все твои многочисленные девушки-подруги? Что-то я кроме твоей компаньонки Лизы никого рядом не заметил.

Никанор поразился вопросу. Даже скорее не вопросу, а тому, как параллельно текли мысли Мигеля с его мыслями. Однако удивления своего не показал.

– Всё-то тебе расскажи, – Ник как-то грустно улыбнулся. – Понимаешь, у меня ситуация особая. Моя девушка – стюардесса.

– Да ты что? – Веласкес закатил глаза. – Вот это романтика! Всегда мечтал завести знакомство со стюардессой. Но как-то не сложилось до сих пор. Хотя летаю достаточно. А у тебя, видишь, всё просто.

– Не совсем. Она сейчас в российской авиакомпании работает, в Москве, на международных рейсах. Мы почти не видимся.

– Печально. А как её зовут?

– Юля. Но познакомились мы вовсе не на авиарейсе, а когда ехали на автобусе в Будапешт. Она бросила карьеру модели и стюардессой только готовилась стать. Зато когда стала, я даже слегка завидовал: завтрак в Москве, обед уже в Париже или в Праге. Авиакомпания бросала их с рейса на рейс в разных направлениях, потому что новички работали в основном на чартерах. Но в этом и была фишка: сегодня ты можешь ещё не знать, в какой стране окажешься завтра. Вот где действительно романтика! Ну и труд большой, конечно. А ещё Юлька немножко японка. У неё есть какие-то очень дальние родственники по линии отца в Японии. Какие-то пра-пра-сколько-то-юродные бабушки или дедушки. Я иногда в шутку называю её «девушка из Нагасаки». Она очень необычная.

Мигель заслушался. Он, видимо, пытался представить себе Юлю… Какая она – эта девушка с облаков?

– А однажды, – улыбнулся Ник, – мы решили слетать в Стамбул на уик-энд, погулять по древней Византии, заглянуть в местные магазинчики, покататься на кораблике по Босфору. И представь – с нами случилось там совершенно нежданное экстремальное приключение: мы целовались в номере гостиницы, а тут – землетрясение. Небольшое, но мебель подпрыгивала и с дивана мы всё-таки свалились. И уж память о таком путешествии, поверь, на всю жизнь. Если бы я был креативным директором крупного туроператора, то заказывал бы для туристов такие малюсенькие землетрясения, крошечные, искусственные, для тонуса и памяти. Чтоб было о чём рассказать дома.

Некоторое время они проехали молча, а потом сознание незаметно куда-то поплыло, и Ник с Мигелем отключились, успев зафиксировать в памяти некое парящее состояние.

* * *

Проводив взглядом отъезжающий автомобиль, Лиза склонилась над осколками фотоаппарата и, немного покопавшись в стеклянно-пластиковой массе, взяла веник и сгребла всё на газету. Присела у окна, налила себе новую чашку чая и уставилась в облака, висящие над окном. Лиза, как Исаев-Штирлиц, в напряжённых ситуациях не паниковала, а полностью абстрагировалась и застывала, анализируя происходящее без глупой суеты. Её взгляд останавливался, и со стороны можно было подумать, что девушка находится в трансе. На самом деле в эти моменты мысль Лизы работала с гроссмейстерской интенсивностью. Но в данном случае, к сожалению, оставалось лишь ждать известий от ребят. Возможно, эти известия окажутся полезными для дела. Досадно было только, что человек из пикапа всё-таки увидел её в окне, да ещё с фотоаппаратом.

Просидев минут двадцать у окна и допив чай, девушка подошла к компьютеру и цокнула кнопку «Пуск». Пробежавшись пальцами по клавиатуре, она так и не увидела письма от международного фонда, который собирался с ней связаться. «Ничего, – подумала она флегматично, – в прошлые века почту ждали месяцами, а то и годами». Девушка собралась было выйти из сети, как вдруг на мониторе всплыла и замигала какая-то загадочная ссылка. Ссылка была набрана латинскими буквами и содержала слово «Антарктида», поэтому Лиза автоматически нажала «энтер».

На мониторе крупными буквами высветилась красная мигающая надпись:

«Внимание!

Ваши друзья находятся у нас. Им гарантирована полная безопасность.

Любые действия по их поиску осложнят для вас ситуацию.

Об их возвращении на территорию города вы сразу же узнаете».

Лиза «выбежала» из Интернета сверкая пятками: ещё какую-нибудь вирусную заразу занесут, все наработки по Антарктиде «слижут». Такой поворот событий выбивал из колеи. Возникал вопрос: «Так кто за кем следил?».

* * *

Ник очнулся. Рядом сидел Мигель и тряс его за плечо. Они находились в большом помещении, похожем на зал планетария или кинотеатра оригинальной конструкции, в котором белая сфера над ними и вокруг них, казалось, была сплошным экраном. В центре зала располагалось около восьми кресел по кругу, спинка к спинке. Кресла были полулежачие, по конфигурации чем-то напоминавшие пляжные шезлонги, но мягкие, из другого материала. Приглушённый свет в зале постепенно стал затухать, и они попали в центр некоего действия, напоминающего объёмный фильм, действия, которое происходило вокруг них. Видимо, это было нечто, близкое к состоянию героя кэмероновской ленты «Аватар», когда он проходил очередной сеанс в теле «гуманоида». Только местом действия здесь была не мифическая Пандора, а реальный земной континент – Антарктида.

Действо, завертевшееся вокруг Мигеля и Никанора, представляло собой объёмную инсталляцию – воспроизведение истории возникновения цивилизованного сообщества в Антарктиде, вернее подо льдами Антарктиды. Находясь внутри действа, молодые люди ощущали себя участниками событий. Всё, что они увидели, было необычно и малоправдоподобно.

А была это хронология освоения и застройки подземных полостей шестого континента, полная драматизма, насыщенная почти нереальными событиями, о которых мало кто знал на большой земле. В дальнейшем тех, кто знал о существовании большого подземного поселения, остались единицы, так же как и тех, кто участвовал в этом проекте, а потом оказался вне Антарктиды.

Перед глазами проплывали полуфантастические картины переброски людей, техники, строительных материалов, горнопроходческого снаряжения, научного оборудования на антарктический материк и далее в его подлёдные полости, которые их обитатели со временем превратили в цветущие жилые оазисы с автономным производством всего необходимого для существования человека. Для адаптации были максимально использованы научные достижения человечества. В основном всё необходимое доставлялось из Германии специальными подводными лодками, кое-что надводными кораблями. Это был тяжёлый период становления человека на малоисследованном и незнакомом континенте с условиями, слабо пригодными для существования людей. Речь шла не о постройке и вводе в эксплуатацию какой-то небольшой научно-исследовательской станции на поверхности земли, а о полноценном налаживании жизни людей и строительстве целого небольшого города в подземных пустотах, обнаруженных ранними экспедициями немцев. Учитывая, что абсолютно всё необходимое для строительства города и налаживания жизни человека нужно было доставлять сюда с нуля, адаптировать подземные пространства к существованию тысяч людей, создавать инфраструктуру и коммуникации – задача оказалась крайне сложной, опасной и имела труднопрогнозируемую перспективу. Кроме того, жизнедеятельность человека в недрах Антарктиды должна была быть качественно замаскирована. Ни спутники, ни авиация других землян не должны были обнаружить созданный город. К реализации проекта было привлечено много передовых учёных, в том числе пленных, захваченных нацистской Германией. Технические и финансовые средства организаторами проекта не экономились, ибо в случае военного фиаско лидерам нацизма нужно было надёжное укрытие, заповедник от всемирной охоты. Для того чтобы укрыться от возмездия на большой обжитой земле, потребовались бы виртуозные комбинации, а что может быть лучше для глобальной игры в прятки, чем отдалённый малоисследованный континент, который не принадлежит ни одной стране мира, практически другая планета. Но такой проект возможен только в случае, если удастся создать там нормальные условия. Жить в юртах и перенимать быт эскимосов и других народностей, живущих в экстремальных условиях, шефы рейха не собирались. Поэтому проект автономной суперсовременной базы в Антарктике стоял в списке приоритетных.

Ник и Мигель удивлённо созерцали происходящее вокруг, иногда пытаясь безуспешно потрогать мелькающие объекты или пригнуться от летящего в них предмета. Эффект присутствия был потрясающим.

* * *

К вечеру того же дня, включив в очередной раз компьютер, Лиза обнаружила, что вся информация, которую она так кропотливо собирала в ноутбуке по разрабатываемому ребятами вопросу, была начисто уничтожена неведомым вирусом. Видимо, вирусная программа была разработана таким образом, что из компьютера ликвидировалась вся информация, где применялась лексика и терминология, касающаяся Антарктиды, тайных структур Третьего рейха, его секретных бункеров, научных разработок и тому подобного. А обещанного письма от международного фонда всё не было. И тут на Лизу снизошло озарение: а не этот ли пресловутый фонд скачал, а потом уничтожил всю столь тщательно собираемую ею информацию? И не для того ли они взяли её электронные координаты, не оставив своих?

Наутро начались звонки Даниэллы. Её можно было понять – она вообще не была в курсе дел, и ей надо было что-то объяснять. Мигеля вторые сутки не было на связи, и Даниэлла решилась набрать Лизу. Импульсы её итальянского темперамента вонзались в окружающую среду, насыщая атмосферу истерическим напряжением и передаваясь окружающим. В облегчённой форме он передался и Лизе, и это подвигло её раскрыть карты. Она пригласила девушку Веласкеса на «конспиративную квартиру» скульптора и посвятила её в подробности дела, которым они занимались. До этой встречи Лиза толком не общалась с Даниэллой – ведь с Веласкесом Даниэлла познакомилась совсем недавно, а Лиза увидела друга Никанора тоже всего две-три недели назад. Поговорив друг с другом, девушки подружились. Тем более что Лиза по образованию была искусствоведом, а Даниэлла – студенткой художественного вуза. Проект, которым занимались Лиза, Никанор и Мигель, заинтересовал Даниэллу. Она предложила свою помощь. Но в данном случае лучшей её помощью было бы полное молчание.

* * *

Дорогая сигара дымилась в бронзовой пепельнице на антикварном арабском столе, источая едкий аромат. В кресле за столом сидел раздосадованный Аугусто (в далёком прошлом Вальтер) и пытался в очередной раз набрать чей-то телефонный номер. В трубке раздавался автоматический голос, сообщавший, что абонент вне связи. Аугусто звонил Мигелю вторые сутки и не получал ответа. Он был человеком капризным и отсутствие связи с исполнителем его задания, причём, хорошо оплачиваемого задания, дико выводило его из себя. Он терпеть не мог, когда всякие проходные исполнители нарушали его планы или испытывали терпение. К беспрекословному послушанию подчинённых он привык ещё тогда, когда служил в руководстве системы концлагерей Германии во время Второй мировой. В те времена он носил своё настоящее имя и у него не было причин его скрывать. Раздосадованный Аугусто решил отправиться на прогулку успокоить нервы и вызвал водителя.

* * *

Субмарины огромной тоннажности, загруженные под завязку, проделав сложный подводный путь из Европы к Южному полюсу планеты – Антарктиде, заходили в подводные проёмы под белым материком, проходили через лабиринтовую систему гигантских природных гротов и всплывали в больших подземных озёрах, на берегах которых строился город-база. Работы по выгрузке доставленных грузов и строительству городских объектов производились под светом гигантских прожекторов. С точки зрения конспирации и секретности, всё было хорошо продумано. Не имея схемы подземных каналов, которые кое-где были искусственно расширены для свободного прохода больших подводных судов и даже для внутреннего курсирования надводных лодок и катеров, и специалиста-лоцмана со специальной местной подготовкой, попасть в город-базу было практически невозможно. Строящийся город имел прекрасную внешнюю разведку и тщательно налаженное наблюдение за входными подводными воротами. Надводные суда использовали неохотно: отцы проекта хотели полной секретности, а учитывая цели и задачи тайного поселения, это было вполне логично. Внешне почти ничто не выдавало присутствия множества людей в Антарктиде.

Происходящее действо полностью поглотило внимание Мигеля и Никанора. Объёмная киномашина времени внезапно перебросила их в середину прошлого века и погрузила в холодную мерзлоту Антарктики. В голове Никанора вдруг всплыла мультяшная доисторическая белка из «Ледникового периода», бегающая за своим желудем по ледяным ландшафтам древней планеты.

Фрагменты тайной истории Антарктиды и новых переселенцев продолжали мелькать в сферическом помещении. «Гости студии» с интересом и удивлением наблюдали превращение безжизненных подземных пустот в комфортабельный город с хорошо продуманной инфраструктурой. Всё выглядело воплощением чуда, но проект был реализован благодаря применению ультрапередовых научных технологий, вниманию проектантов к научному наследию и достижениям древних цивилизаций, вложению громадных финансовых средств.

Архитектура возведённого города была, однако, своеобразной. Все здания были белого цвета и малоэтажные, напоминая некоторые арабские города, но исключительной чистоты. Небольшая высота зданий объяснялась подземным расположением города и, соответственно, ограниченностью пространства в любые стороны. Самым поразительным визуальным достижением разработчиков было создание над городом настоящего неба с облаками или звёздами, в зависимости от времени суток. Тонкостей наблюдающим не показывали, но этот эффект был достигнут за счёт каких-то продвинутых оптических технологий. Друзья в буквальном смысле увидели, как включается небо и зажигается солнце. Зрелище было похоже на экранизацию ненаучной фантастики. В тёмных пещерных пространствах с озёрами, прожекторами и построенными зданиями вдруг засияло небо с плывущими облаками и бескрайними горизонтами. Эта картинка ослепила своей нереальностью и надолго осталась в памяти Мигеля и Никанора. В целом, проектантам и строителям города-базы удалось создать пространство для полноценной и комфортной жизни человека под землёй, причем более комфортабельное, чем можно было ожидать.

Наблюдая трудовые подвиги горнопроходческих бригад в Антарктиде, Ник почему-то вспомнил образ бабы Королихи, обрисованный ему знакомым журналистом старшего поколения, основной период газетного стажа которого протекал в советской региональной многотиражке. Журналист с увлечением рассказал тогда Никанору о могучей женщине, которая проработала в угольных забоях Донбасса много десятилетий, а её «50 лет в забое» отмечал весь район в лучшем концертном зале, как юбилей какой-нибудь известной певицы. Из шахты на пенсию баба Королиха ушла в возрасте за восемьдесят. И, в отличие от немецких бригад, сверхсовременной техникой она не пользовалась.

* * *

Антарктический город раскинулся в нескольких грандиозных пустотах под землёй, которые, в свою очередь, были соединены друг с другом системой широких природных гротов-каналов, некоторые из которых были для удобства расширены строителями. Такая подземная антарктическая Венеция.

Прибывшие на континент люди занимались так же строительством и наладкой автономной промышленности, подготовкой научных лабораторий и институтов и решением прочих вопросов, необходимых для жизни в полной изоляции от внешнего мира. Для сохранения тайны города жителям не желательно было появляться и на поверхности материка. Работающие на проект учёные уже давно обнаружили в Антарктиде богатые залежи полезных ископаемых, которые позволили бы существовать подземному городу без внешней поддержки. А правильно ли организованы все системы жизнеобеспечения, могло показать только время. Такой большой и полностью изолированный населённый пункт, да ещё в условиях подземной Антарктиды – это, по сути, уникальный эксперимент в истории человечества. Неожиданностей и недоработок могло быть сколько угодно.

В объёмных исторических кинофрагментах несколько раз мелькали лица из высшего командования рейха, знакомые Нику и Мигелю по документальным фильмам и хронике. Судя по вкладываемым средствам, на этот «запасной аэродром» всерьёз рассчитывали многие вожди нацистской Германии, хотя можно не сомневаться, что у каждого из них имелось достаточно вариантов «собственного исчезновения». А какой из них получится воплотить в случае необходимости спрогнозировать было сложно. Поэтому городом-базой в Антарктике занимались ответственно. Даже если тайный пункт не пригодится как укрытие, он мог приносить огромную пользу Германии как научно-исследовательская база и сырьевой придаток.

Ник и Мигель увидели, из кого состояли отряды прибывших на антарктическую целину. Не считая экипажи подводных лодок и личный состав антарктического авиаотряда, это были, во-первых, непосредственные руководители проекта; во-вторых, многочисленный отряд учёных и инженеров, состоявший из свободных граждан, приглашённых иностранных подданых и пленных особого значения; в-третьих, рядовые исполнители, рабочие, строители из числа обычных граждан Германии и военнопленных. Все эти люди проходили перед отправкой на секретный объект разноплановую подготовку, включающую изнурительные тренировки по выживанию в экстремальных условиях. Руководители проекта предпочитали хорошо подготовиться к самым неожиданным ситуациям, возможным на строительстве в недрах Антарктиды.

При освоении и застройке подземных территорий в сложнейших условиях не обошлось без использования психических стимуляторов. Препараты применяли принудительно к тем, кто прибыл сюда из состава пленных и брошен на тяжелые работы. Свободные германцы и пленники, работая на одних участках, жили и питались отдельно. У научного состава всё было по-другому. Ученые считались вип-эшелоном, и для них были созданы особые условия. Больших различий между научными специалистами-немцами и учёными других национальностей, какими бы путями они ни попали в эту спецкоманду, практически не делалось. Быт и питание у всех учёных были очень хорошими, насколько могли быть в условиях подземной целины антарктического континента. Уж слишком многое в этом проекте зависело от правильности, грамотности и качества научных разработок. Разумеется, за привлечёнными специалистами, в отличие от своих, был гораздо более жёсткий присмотр, хотя такой масштабный секретный проект требовал глобального контроля за всеми.

Перед глазами Ника и Мигеля промелькнула краткая история освоения и заселения антарктических пустот немцами и теми, кто помимо них был причастен к операции. Понятно, что они увидели не всё, а только то, что им позволено было увидеть.

К 1945 году был воплощён уникальный замысел адаптации человека в подземных пространствах с минимальным ущербом для его организма и морального состояния, и город постепенно заполнился новыми жителями. Светлые умы, сконцентрированные немцами, чтобы осуществить проект, создали уникальный город, который, однако, визуально сильно отличался от стандартного города-европейца. В коммуникациях и инфраструктуре были задействованы принципиально новые технологии с учётом подземного расположения объекта. Ситуацию облегчало то, что место, выбранное под строительство, имело природные пустоты, которые не нужно было создавать искусственно. Приходилось лишь подгонять их под желания, задумки и идеи проектантов и заказчиков. Неизвестно, сколько продлилось бы возведение города, и возможно ли оно было вообще, если бы не эти значительно облегчающие работу факторы. Когда город принял всех, кто был в тайных списках планируемых жителей, он закрылся навсегда. И стал абсолютно автономным тайным населённым пунктом. Выходы на поверхность и поездки во внешний мир были доступны только разведке. Все внешние контакты за редчайшим исключением были прекращены. Это касалось даже контактов с отцами проекта и высшим руководством, оставшимися на большой земле. Постепенно эти контакты ослабевали, а со временем полностью сошли на нет. Кто-то обжился в другом месте и потерял интерес к антарктическому городу или опасался засветиться, кого-то поймали союзники, некоторых выследила «Моссад». С течением времени город во льдах стал совершенно самостоятельным.

Однако в городе продолжали существовать порядки и уклад, присущие нацистской Германии. Так сложилось, что основную часть населения составляли пленные специалисты, военнопленные и просто угнанные в Германию на работы люди, меньшую часть – привлечённые гражданские специалисты, учёные и лишь несколько процентов – верхушка Рейха, ради которой всё делалось.

Пленные и дети, рождённые в семьях пленных, были низшим классом города-государства. Город развивался, но права тех, кто прибыл сюда в статусе пленников, совершенно не изменились. Вернее, прав у них не было. Было только неплохое материальное обеспечение, нормальное питание, возможность обзаводиться семьями. Однако в целом они оставались такими же рабами. Нацистская верхушка управляла городом, как помещик крепостной деревней.

* * *

В большом помещении, похожем на отлично оснащённую научную лабораторию, собралось около десятка человек. Трое из них активно что-то обсуждали, остальные напряжённо слушали. Если бы кто-то наблюдал эту сцену со стороны, он сразу заметил бы предельную наэлектризованность момента. Разговор вёлся на немецком, при этом лишь один из трёх говорящих говорил чисто, остальные – с небольшим акцентом.

– У нас всё готово. Все направления проработаны, очень надеюсь что всё пройдёт без сбоев. Какие у кого вопросы – спрашивайте сейчас, – говорил высокий худощавый весьма энергичный человек лет пятидесяти пяти с сосредоточенным, умным взглядом. Все молчали.

– Это значит, что либо всё продумано идеально и мы через сутки полностью изменим суть существования города, либо навсегда сольёмся с белым безмолвием в виде утрамбованных в него туш. Уж профессионально утрамбовать они сумеют. Не мне вам рассказывать. Опыт обширный, практика богатая… – В помещении так же висела тишина. – Тогда остаётся один вопрос, – продолжал говорящий, – вы решили, что мы сделаем с их «элитой», если смещение наци пройдёт успешно? Неприкосновенность человеческой жизни – один из наших принципов, вы же знаете. Так что вопрос не простой.

– Он уже решён, – ответил один из собеседников. – Мы тщательно его продумывали. Все будут подвержены искусственной амнезии по специально разработанной технологии и депортированы во внешний мир как пациенты спецклиник. Это приемлимое решение – не нарушая наших принципов, оставив всех в живых, мы избавляемся от балласта представителей наци. Но и для внешнего мира они будут физически и политически обезврежены.

– Отлично, тогда начинаем.

Все быстро покинули помещение.

* * *

Ситуация стала накаляться, когда город приобрёл почти полную автономию. Тучи сгущались медленно, но уверенно. И однажды это произошло. Город в один миг смёл нацистскую верхушку. Ровно день понадобился тайному антарктическому городу, чтобы полностью поменять смысл существования. Переворот был так изящно организован, что не было пролито ни капли крови. Восставшие изолировали нацистское руководство – тех, кто не успел бежать, использовав тайные выходы на поверхность белого континента. Это как раз и был тот момент, когда представители международных антарктических станций увидели на поверхности льдов странников из подземелья.

Когда свастика в городе-государстве была растоптана, а у власти оказались люди-созидатели, он стал стремительно перерождаться. Его жители так скучали по солнцу, что воплотив проект искусственного неба в подземном городе, после свержения наци сразу официально назвали своё мини-государство Городом Солнца. В городе были приняты новые законы. Поскольку над ними работали интеллектуальные сливки общества, которые соприкоснулись с системой фашизма напрямую, знали его изнутри и, более того, имели в его структуре статус интеллектуальных и технических рабов, эти новейшие законы были выписаны филигранно. Социальная справедливость была генеральной линией преобразований, на фоне которой все остальные темы выглядели техническими деталями.

* * *

Светящаяся сфера исчезла, кресла начали какое-то странное передвижение вверх и плавно поднимались около минуты. В результате этой манипуляции Ник и Мигель оказались в полной темноте неизвестного пространства. Возникла жутковатая пауза, во время которой у двух человек в креслах было о чём задуматься. Зачем они здесь? Для чего им показывали это фантастическое историко-сферическое киношоу? Может, их к чему-то готовят? В мыслях постоянно мелькало слово «миссия», как двадцать пятый кадр в рекламно-экспериментальном кино.

Вдруг в темноте раздалось какое-то лёгкое шипение и пощелкивание, как будто включали динамики, и через секунду в окружающем пространстве раздался гулкий обволакивающий уверенный голос мужчины. Свет так и не включили, но, судя по всему, они находились в каком-то закрытом помещении над просмотровой сферой. Адреналин стрелял в кровь и разливался по телу.

– Приветствую вас! Вы находитесь в закрытом представительстве государства Город Солнца. Наши закрытые тайные представительства есть по всей территории земного шара. Как вы, наверное, поняли или почувствовали, мы не испытываем к вам враждебности и надеемся, что у вас нет никаких особых причин испытывать её к нам. Мы хотим предложить вам сотрудничество для выполнения очень важной гуманитарной миссии. Мир её оценит, однако не узнает, кто её авторы и исполнители. В суть этой миссии вы будете посвящены несколько позже, но можете поверить – она исключительно благородна и у вас не будет причин и желания от неё отказываться. Нашими специалистами-психологами для этого проекта были выбраны именно ваши психотипы как людей светлого и позитивного начал, решительных, не склонных к предательству, не алчных, хорошо образованных и способных к глобальному прогрессивному мышлению. Исходя из этого, миссия не только вам подходит, но будет для вас интересна и притягательна.

Вжавшись в кресла, похищенные молодые люди ощупывали изумлёнными взглядами вязкую темноту. Она была сплошной, поэтому сколь бы ни расширялись зрачки, они не воспринимали ни малейших деталей окружающего. Такую темноту можно было смело помещать в палату мер и весов как эталон абсолютной. Взгляд не цеплялся за предметы и не полз по стенам: их просто не было. А действительно, были ли здесь стены, или они пребывали в беззвёздную ночь в открытом космосе, лёжа в своих удобных креслах?

– Сейчас вас выведут из реальности и возвратят в ваш город. А ещё через некоторое время мы заберём вас для осуществления миссии. Вы официально побываете на нашей территории и познакомитесь с нашей мини-цивилизацией, ныне изолированной от вашего мира. До встречи!

Стаи мыслей хаотично метались в головах друзей. «Как замечательно сказано: выведут из реальности», – успел подумать Никанор, перед тем как тёмное помещение заполнилось сладковатым запахом.

* * *

Точный, хорошо поставленный удар в зубы отбросил беззащитного заключённого на несколько метров от общей шеренги узников концлагеря в истоптанную грубыми подошвами жижу.

Вальтер вразвалку подошёл к упавшему и приподнял за волосы. Сильно тряхнув голову узника, немецкий офицер, не трудясь поставить его на ноги, потащил, вырывая клочья волос, обратно в строй.

– Плюй, скотина! – истерично заорал Вальтер, пихая голову заключённого в медный таз, который держал в руках солдат, стоящий рядом.

Изо рта избитого вместе с кровавой слюной стали вываливаться осколки зубов вперемешку с золотыми коронками. Выпотрошив рот одной жертвы, герр Вальтер переходил к следующей. Собственноручное вышибание золота из ртов подопечных концлагерей было излюбленным развлечением садиста Вальтера во время инспекций внутри системы. Несмотря на высокое положение, он не брезговал подобными «развлечениями» и часто просто заменял ими очередную спортивную тренировку. При этом коронки исправно сдавались в казну рейха – Вальтера интересовал исключительно процесс. Зачастую вместе с двумя-тремя коронками немец выбивал полчелюсти и, ощущая хруст кости под кулаком, распалялся новым азартом.

Погода портилась, над лагерем сгустились сумерки. Вальтер на секунду закрыл глаза, а открыв их, с удивлением увидел, что окружающие люди – узники, охрана, офицеры – куда-то исчезли, и территория постепенно заполнилась горящими глазами. Он с ужасом понял, что это глаза гиен, светящиеся в темноте. Пятнистые существа постепенно приближались к нему, заполняя пустое пространство концлагеря. В невнятных звуках чувствовалась агрессия. Это было похоже на оцепление. Свободное пространство вокруг быстро сужалась. Рык приближался со всех сторон, сотни зрачков протыкали Вальтера пылающими иглами. За территорией лагеря зазвонил колокол. Вальтер дико закричал.

В расширенных от ужаса зрачках отразился лепной потолок спальни. В холле громко били старинные напольные часы. За окном брезжил перуанский рассвет. Аугусто лежал в огромной кровати, абсолютно мокрый от пота. Уже в течение нескольких лет его терзали ночные кошмары и здорово портили ему существование. Все сюжеты ночных триллеров сводились к его нацистскому прошлому.

* * *

Город гудел разноцветными голосами. Бронзовый Тарас нерушимо стоял на своём лабрадоритовом постаменте и взирал сверху на перманентную суету вокруг себя: скользили в воздухе птахи, лавировали барышни в микроминиюбках, суетились тинэйджеры, курсировали офисмены с портфелями, ликовала листвой буйная летняя зелень. Прояснившиеся глаза Никанора уткнулись в длинные ноги проходящей мимо блондинки. Сознание взбодрилось. На ближайших скамейках колоритная публика резалась в шахматы, завораживая своей пестротой. Моментами казалось, что шахматисты не покидали свои игровые места с 70-х годов, а некоторые даже не переодевались с тех времён. Кепки, узлы на галстуках, шахматные часы, стиль разговора были всё те же. Такой невольный экскурс в брежневскую эру.

Веки Мигеля тоже приоткрылись и зрачки осоловело сканировали пейзаж, медленно возвращаясь в действительность. Наконец, взгляды компаньонов встретились. Минуту они растерянно смотрели друг на друга. Потом Ник резко крутанул головой, как кот, которого только что облили водой, будто сбрасывая остатки насевшего миража, и поняв, что это бесполезно, машинально сказал:

– Пошли-ка, Мигель, кофейку бахнем. Тут рядом наша «конспиративная» квартира.

– Угу, – пробормотал придавленный фантасмагорическими событиями Веласкес, и поднялся со скамейки. Как после наркоза, слегка пошатываясь, они взяли курс к нужной улице. Шли молча и со стороны были похожи на лунатиков или укушенных безымянной чупакаброй. Весь путь до нужного дома они прошли, не проронив ни слова, ощупывая дорогу рассеянными взглядами. Только открыв квартиру скульптора и включив электрочайник, Никанор, присев на подиум для натурщиц, произнёс: «Что это было?»

* * *

Придя в себя, друзья первым делом встретились с Лизой и Даниэллой. А вечером решили встряхнуться и отправились в «Бристоль». Поставив машину на стоянку, по которой бегал парковщик – недовольный всем и всеми злобный матюкливый гномик – двинули в арт-клуб. Это было интеллигентное заведение, где показывали редкие фильмы и играли джаз. Заодно в нём можно было перекусить. Однако, как ни странно, там любили засветиться и мажоры, видимо, пытаясь показать свою интеллектуально-культурную продвинутость. Как раз в этот вечер компания прокололась: зал арендовали под «золотую» вечеринку. На мероприятие попадали два типа людей: самые хамовитые и те, у кого приглашения. Первых было больше. От входа доносился диалог двух мажоров:

– Что, серьёзно? Не хочет брать дорогую иномарку? Вот борзая! Ну так подари ей букет из одуванчиков.

Компания во главе с Никанором остановилась около заведения обсудить ситуацию: стоит ли идти сегодня в клуб и смешиваться с мажорной тусой. Вдруг Никанора кто-то окликнул. Ник оглянулся и узнал Мистера Твистера, с которым периодически сталкивался в медиапросторе.

Мистер Твистер был городским фриком из сословия состоятельных бизнесменов. Такие тоже встречаются. Умея зарабатывать и курируя ряд собственных бизнесов, «владелец заводов, газет, пароходов» самозабвенно пулял часть заработанных средств во всяческие околотворческие проекты типа организации выставок скандальных, но не особо талантливых художников или спонсировал гастроли всевозможных звёзд и звездулек, чтобы между делом засветиться с медиаперсонами. Мистером Твистером его прозвала местная богема, которой тоже время от времени что-то перепадало с барского стола. Помимо прочего он владел небольшой местной телекомпанией и любил устраивать «кастинги» и «мастер-классы» для новых девушек-дикторов. Это было его хобби, не лишённое эротического меркантилизма. Придя в студию на осмотр претенденток, он по традиции спрашивал: «А можете ли вы читать новости в экстремальных условиях? – и добавлял: Настоящий диктор должен уметь работать в любых обстоятельствах, даже когда рядом со студией извергается вулкан». Он усаживал девушек за стол ведущих и заставлял раздеться. Врубал софиты, включал камеры, давал текст новостей на листике, потом клал руку на обнажённое плечо или бедро приглянувшейся претендентке и заставлял с выражением читать, предложив абстрагироваться от окружающей обстановки и сосредоточиться исключительно на тексте новостей. Времена были нелёгкие, а зарплату, попутно со славой, хотели иметь многие, потому порой такие финты Твистеру удавались. Иногда Мистер Твистер просил вместо новостей почитать поэзию классиков, и, вытащив оголённую девицу в центр студии, манерно удивлялся: «Как? Вы не читали узбекского поэта Хамзу Ниязи? Девица растерянно лупала полуметровыми ресницами, не зная, что ответить. Но велись, конечно, не все, хотя издеваться он любил. Просто когда он получил лицензию, региональные телеканалы только стали появляться и конкурентов почти не было. Одна неробкая дама, которую Твистер интуитивно боялся, «чисто случайно» вылила ему чашку горячего кофе в область мотни, а другая, ширококостная весёлая девица, которую тот пригласил присесть ему на колени и почитать что-то из современных авторов, сначала присела, но через секунду выдала: «Анатолий Ильич, мне неудобно, у вас ноги костлявые». Операторы заржали, как кони, а Ильич, который действительно был метр в кепке и худой, как Кощей у Ромма, покраснел и активно зажевал челюстями «Орбитбезсахара». Пришедший опыт ему потом подсказывал разбитных соискательниц сторониться.

– Привет, Никсон. Чё вы как бедные родственники стоите, в клуб не заходите? Пригласительных, что ли, нет?

– Здравствуйте, Анатолий Ильич. А это вы народ собираете? Что за праздник?

– Ну как же. Двадцать лет как в кока-колу перестали добавлять коку. Шутка! А эти братцы-кролики с тобой? Пойдёмте я вас проведу. Как дела вообще? После мероприятия бери своих, и ко мне прокатимся. Проектик для тебя есть, расскажу. Заодно по пять капель примем, давно не виделись.

– Давайте прокатимся. И капли примем. Только я, возможно, скоро из страны уеду, и проектик ваш застопорится.

– А надолго ты?

– Да вот не знаю… Нет, честно не знаю, по-разному может сложиться. Боюсь что-то говорить…

– Вообще-то, проект ещё терпит. Ну а ко мне давай всё же заедем, заморским алкоголем вас угощу. Я тут недавно территорию около своего особняка модернизировал, тебе хочу показать. Ты же у нас креатор уважаемый. Оценишь или раскритикуешь.

– С удовольствием. Критиковать обожаю, хлебом не корми.

Все пошли ко входу в клуб. Там Ильич подозвал администратора и дал задание усадить компанию за удобный столик.

Сейшен прошёл в худших традициях мажорных вечеринок. Это не был вечер весёлых отдыхающих людей – мероприятие было похоже на бал раскрученных брендов: джинсов, пиджаков, маек, туфель, телефонов, часов, запахов и бриллиантовой ювелирки. Компания Ника чувствовала себя в этом глупом нагромождении понтов, как антиквары на животноводческой ферме. У некоторых танцующих девиц силиконовые губы перевешивали голову. Многие из них были красивы сами по себе от рождения, и попытка дальнейшего украшательства изначальной природной красоты делала объект уродливым. Вообще, самыми тошнотворными словами в словарном составе «нового» русского языка Ник считал псевдомодные «гламур» и «бренд». За ними стояла безнадёжно перекошенная система ценностей.

Довольно скоро компания заскучала среди фальшивой весёлости и собралась к Мистеру Твистеру. Все загрузились в его вместительный «Порше», смахивающий почему-то на дизайнерский чемодан, и отчалили в коттеджный посёлок, оставив свою машину на клубной стоянке. По дороге Ильич забавлял гостей историями. Рассказал о своих студенческих подработках на винзаводе, когда первый же рабочий день выдался полным впечатлений. Вновь прибывший разнорабочий осведомился о местонахождении туалета. Ему ткнули на какую-то открытую ёмкость и спросили:

– Тебе по-маленькому?

– Ну да!

– Тогда давай туда, чтоб далеко не ходить.

Студент расстегнул линию самца и с облегчением сходил в ёмкость.

Позже выяснилось, что ёмкость – с сырьём для шампанского, но «по-маленькому» все ходили именно туда. После этого юный и ещё бедный Твистер понял, почему директора пищевых предприятий не употребляют своей продукции: директора «шампанок» не пьют местного шампанского, а мясокомбинатов – не едят колбасы.

– А я вот сидел сегодня в «Бристоле», смотрел от скуки на «плазму» и вспоминал современные рекламные ролики. Иногда создаётся впечатление, что сценарии к ним пишут либо гении, либо неадекватные, либо неадекватные гении под воздействием психотропных веществ. Я даже по поводу нашей рекламы пару строчек набросал. Не судите строго! Ник достал из заднего кармана брюк мятую салфетку и, расправив её, продекламировал:

Шизоидное (современной рекламе посвящается)

Оранжевая трава, Зелёные облака, Сиреневые коровки. Все ли о’кей с головкой?

Потом бодрая компания решила сделать остановку и незлобно, для тонуса, подколоть кого-нибудь из полуночников.

* * *

Коммерческий ларёк, в котором работал Вован, стоял посреди спального микрорайона. Было полтретьего ночи, и он уже собирался закрыть защитные жалюзи и прилечь хотя бы часов до шести. После трёх-четырёх начиналось время стрёмной и весьма мутной публики, которая исчерпала к этому времени весь набор своих стандартных развлечений и пыталась найти затуманенным взором свежие приключения. К этому времени по-любому нужно было прикрыться, хотя теоретически киоск должен был работать круглосуточно. Однако какому киоскёру или хозяину нужны разбитые витрины и лишние проблемы?

То тут, то там по району периодически срабатывали и подвывали автосигнализации. Между домами медленно передвигались шатающиеся тени. Вдруг из темноты возник какой-то чудик в деловом костюме, белой рубашке, с галстуком и дипломатом. Он спокойно подошёл к киоску и интеллигентно постучал в стекло. Вовик неохотно открыл. Вопрос, который последовал за этим, мягко говоря, сильно удивил Вована:

– У вас солнцезащитные очки есть?

Вован принялся обалдело ковыряться в коробках с товаром.

– Ну есть! – наконец ответил он, протягивая каплевидные рембовские.

Человек примерил и, не снимая, произнёс:

– Отлично! Я возьму!

Последовала пауза. Потом он добавил: «Штук восемь».

Вован посмотрел на ночного клиента, как сова, ударившаяся в темноте о дерево.

Незнакомец достал бумажник, расплатился и растворился в темноте, оставив киоскёра Вована в полной прострации.

* * *

Когда Никанор открыл дверцу, народ в машине Мистера Твистера давился от смеха. Сцена перед киоском была хорошо видна из автомобиля. Твистер специально припарковался на удобное для созерцания место.

– Хорошо, что я у вас дипломат взял, Анатолий Ильич, – невозмутимо изрёк Никанор, – а то образ был бы неполным, – и он удобно устроился на сиденье.

Через некоторое время машина въехала в коттеджный посёлок и остановилась у внушающих уважение металлических ворот, похожих на две гигантские шоколадки. Ильич нажал кнопку ДУ, и ворота плавно разъехались. Автомобиль вкатил на ярко освещённую аллею, ведущую к огромному особняку. Твистер вышел, бросил ключи охраннику и пригласил гостей в дом. Однако непосредственно в доме компания не задержалась, а транзитом проследовала на территорию, находящуюся с тыльной стороны. Территория тыла была освоена совсем недавно и стала гордостью хозяина, поскольку представляла собой имитацию патио Сальвадора Дали в доме на мысе Креус. Этим и хотел блеснуть Мистер Твистер перед уважаемым богемой креативщиком. Там были все необходимые атрибуты: и бассейн в форме органа, определяющего пол мужчин, и щиты с рекламой автопокрышек «Pirelli» на стене, и имитация дивана в виде губ актрисы Мэй Уэст, вцементированная в стену музыкальная шкатулка в форме сердца, гигантская слоновья нога, лев, застывший в прыжке среди искусственных скал, и прочий креатив, придуманный много лет назад лично Дали для своего внутреннего дворика в испанском Порт-Льигате. Было видно, что обладатель дома с патио сиял от гордости. Украина, конечно, не Испания, и открытый дворик с ноября-декабря завалит снегом, но предметы интерьера и убрать можно на время, или крышу раздвижную сделать – с деньгами-то Мистера Твистера. Когда гости бегло осмотрели патио, Ильич не удержался:

– Ну как тебе идейка, Ник, и воплощение?

– Воплощение хорошее. Но в чистом виде креативом не является. Идея-то не ваша.

– Но ты хотя бы согласен, что в наших широтах патио Сальвадора Дали есть только у меня?

– Да согласен, согласен, – засмеялся Никанор. – Не обижайтесь, Анатолий Ильич. Я просто поборник чистоты креатива.

– Ну а раз согласен, – щедро улыбнулся Ильич, – то пойдёмте пить виски.

Все зашли в дом и уселись на огромный полукруглый диван в гостиной. Горничная уже накрыла стол. На скатерти красовался импозантный алкогольный дуэт: литровый виски и гигантская бутылка мартини. Стена над диваном была украшена гобеленом с изображением соколиной охоты. Ильич объяснил, что периодически ездит на охоту с соколами куда-то в Киргизию. Хотя никаким охотником, даже с соколами, Мистер Твистер, конечно, не был. Так, понтовался.

Пока открывали и разливали напитки, Мистер Твистер успел рассказать Нику о своём новом проекте и предложил поработать креативным директором телевизионного реалити-шоу, в которое он собирался вложить приличную сумму. У таких шоу был хороший потенциал, они были в моде, их смотрели, они приносили приличные доходы. Рискованно было лишь стартовать. Но если вы хотите пить шампанское в дальнейшем…

Для Ника это было интересно. Студентом Ник вертелся на телевидении, подрабатывал. После универа периодически делал рекламные ролики, музыкальные клипы. На телестудии он однажды и познакомился с Мистером Твистером.

Разговаривая с Ильичом о его проекте, Ник параллельно выхватывал из памяти обрывки реалити-шоу, которые волей-неволей видел по телевизору. Их было море. И все с комфортом гнездились в эфире, принося прибыли продюсерам.

«Уж если и делать такое ТВ-шоу, – думал Ник, – то нужно делать его единственным и неповторимым. Что-то своё, а не купленный формат. Хотя, конечно, с точки зрения бизнеса, купленный формат надёжнее. Это не кот в мешке, которого ещё поди раскрути. Но с точки зрения творческой, конечно, своё интереснее. Ты же лепишь с нуля, и когда получается – вдвойне приятно. Хотя пробивать, утверждать, запускать, раскручивать – нервотрёпка и тяжелый труд. Если запустил – считай, стену головой продолбил. А чужой формат – это, конечно, денежно, надёжно, но уныло. В творческом смысле уныло. На песенных шоу выходят эти мальчики, девочки, поют, за них голосует публика от четырнадцати до восемнадцати, как правило, девочки – за мальчиков. Леди тем временем вылетают, остаются мачо. И петь им уже вовсе не обязательно, главное – торс, фас и профиль, желательно, без лишнего веса. Когда выходит гражданин лет четырнадцати и соловьиным голосом с надрывом начинает загибать залу о сложных поворотах фортуны, это выглядит глуповато. Ты ещё «Мой путь» Фрэнка Синатры спой за пару месяцев до ломки голоса. Таким бы про первую любовь петь, желательно, про несчастную… И все девочки у экранов сразу своими эсэмэсками засыплют!»

В своё время, когда частное телевидение только начиналось, в студийных полуподвалах царил дух творчества и эксперимента. Пионеры альтернативного телевидения ваяли свои программы на аналоговых магнитофонах и пультах, не выходя из аппаратных круглыми сутками, записывая, стирая и вновь записывая события окружающей жизни на завезённые из-за бугра супервэхаэсы и бэтакамы. Народ спал, ел, потреблял алкоголь, крутил романы, рождая мелодрамы собственной жизни прямо в студии рядом с жужжащей телевизионной техникой. Параллельно с транслирующимися в эфир бразильскими сериалами в студиях кипела реальная жизнь простых украинских ребят. От счастья и желания работать щекотало внизу живота. Программы порой получались полукустарными и сырыми, но при этом были живыми, от них веяло энергетикой искренней увлечённости. И Ник был рад, что прикоснулся к этому процессу в начальный период. Сейчас телекомпании давно уже располагались в современных отремонтированных офисах с кожаными диванами и просторными студиями, но атмосфера творчества из них безвозвратно испарилась.

– А формат купленный, Анатолий Ильич?

– Сейчас решается. Есть идея вложить некоторую сумму именно в проект реалити-шоу. А в какое – нужно ещё определиться. Есть и свой вариант, но хлопотно. Головняка много, всё с нуля соображать нужно. А забугорный формат – хлоп – купил и запускайся. Всё за тебя буржуи придумали. Только бабосы заплати – и вперёд за персиками.

– Что да, то да. Ну а как же национальный продукт, патриотизм?

– О чём ты шепчешь, рыбка золотая? Какой национальный продукт? Все только о своём кармане думают. И о том, как нагреть соседа, прохожего и ближнего. Каждый считает себя умником, а окружающих – придурками. Знаешь любимую поговорку на рынке: «Дела не так уж плохи, пока в стране есть лохи!»? Вот и получается замкнутый круг.

– Почему же – все? Я вот не думаю. Во всяком случае, думаю не только о кармане.

Никанор замолчал и задумался.

– Скажи, Никанор, а какую бы ты программу запустил, если бы тебе деньги на собственный телепродукт выделили?

– Ну, например, «Миллионер-клошар» или «Миллионер на бюджете». Вырывал бы миллионеров и слуг народа из «золотых» особняков и лимузинов и, только по чесноку, задвигал бы их месяца на полтора в хрущёвку, с бюджетной зарплатой. Так, чтобы нужно было на работу обязательно на троллейбусе ездить и на тыщу двести без дополнительных доплат выживать. Килька в томатном соусе, дешёвые макароны, давка в общественном транспорте, районная поликлиника, вечера у телевизора на продавленном диване в двухкомнатной малогабаритке с двумя детьми без нянь и гувернанток, с обшарпанными обоями и хреновым отоплением. Такое бомбовое национальное реалити-шоу. Рейтинги были бы поднебесные. Представьте, если какого-нибудь водочного короля или газового магната в эти условия загнать, а в оцепление стаю озлобленных народных контролёров поставить, чтобы миллионеры правил программы не нарушали. Вот народ бы оттянулся.

* * *

Когда ему исполнилось двадцать восемь, он снял розовые очки и стал упаковывать чемодан. За много лет, прошедших после разрушения СССР, его страна, увы, так и не стала Европой, если брать во внимание не только географию. Времени для создания худо-бедно цивилизованного государства прошло достаточно, но на горизонте его признаки даже не появились. Никанор был патриотом, но не идиотом. Ему хотелось жить в своём городе и своей среде, ему нравился менталитет исторической общности людей, в которой он вырос, но он понимал, что страна идёт не вверх, а вниз. И «паровозом» управляют люди с хватательным рефлексом хомяков и полным отсутствием чувства меры.

За эти годы в стране изменился разве что архитектурный пейзаж крупных городов, включив в себя десять-пятнадцать претенциозных высоток и несметное количество ангароподобных монстров-супермаркетов, представляющих собой упрощённо модернизированные бывшие универмаги и универсамы. В некоторых городах построили никчемные стелы на площадях, кося под Европу, и, вымостив площади плиткой с вновь приобретённых, но уже сверхприбыльных плиточных производств жён или близких родственников мэров и губернаторов, решили, что построили европейскую державу. Удивляешься, однако, мощи и богатству бывшей империи: ведь воруют-воруют уже сколько лет, а разворовать так до конца ещё и не смогли. Это с нашими-то умениями!

В стране исчез как вид мудрый чиновник. А поскольку крайне трудно рассчитывать на абсолютную чиновничью честность и беззаветное служение народу, хотелось бы надеяться хотя бы на их особый чиновничий талант, который состоит, наверное, в том, чтобы и себе взять, и другим хоть какую-то пользу принести. Бывали же такие. И все, в общем, были довольны. Но полезная популяция мудрых чиновников «и себе, и людям» исчезла из страны, как остатки сумчатых волков с планеты Земля.

Из года в год, уже лет двадцать, переключая телеканалы, зритель натыкается на неизменно холёных, ухмыляющихся, самодовольных и самоуверенных капитанов страны, по очереди уверенно вещающих о «стабильности, повышении доходов граждан, неуклонном развитии производства». Дивный диссонанс с реальностью! Страна похожа на шхуну, с которой доворовывают снасти и уже начали пилить мачты на дрова. Но капитаны-то знают, что невидимая запасная шлюпка плещется где-нибудь во Флориде.

Все эти факторы не добавляли энтузиазма гражданам и перспектив для страны. Хотя, возможно, если бы в стране было больше радикалов, правительство было бы в большем тонусе.

Пошлявшись по Европе, но так и не приспособившись к менталитету французов, немцев и швейцарцев, Никанор через годок вернулся на родные чернозёмы. Немецкий педантизм и швейцарская холодность к нему не приклеились.

Ник услышал вопрос и отвлёкся от своих мыслей:

– Ник, а вот представь гипотетически, что тебя выбрали в президенты, – вдруг сказал Ильич.

– Что я вам плохого сделал? – забеспокоился Никанор и показательно отшатнулся.

– Ну а всё-таки? – прилип Твистер. – И допустим, что ты президент с реальной властью, не марионеточный. Что бы ты попытался сделать для страны в первую очередь?

– Вы как зарядите вопросик, Анатолий Ильич, хоть в библиотеку иди. Не люблю ни политику, ни политиков. А вопрос-то к чему?

– Нет, серьёзно, Ник. Вот ты толковый парень, продвинутый, образованный, молодой, и я хочу узнать, что думают такие люди, как ты, о возможностях и перспективах правильной власти, если такая возможна в принципе.

– Вот именно: такая в принципе невозможна – вы сами на вопрос ответили.

– Ну всё-таки, что ты думаешь о системе власти и о том, что можно сделать на верхах, если быть патриотом своего народа и страны, а не действовать по принципу вороватого директора постсоветского завода.

– Вот прямо с налёту вам и скажи. Я ж диссертацию по этому вопросу не готовил. Представьте кандидатскую по политологии, в которой тема звучит в условном наклонении: «Если бы я был президентом». Научная бомба просто! Хит среди кандидатских. Хотя, если уж очень хотите знать моё мнение, то, не вопрос, скажу.

– Вот и скажи, скажи. Я, может, тоже возвращусь через десяток лет из Штатов в Никарагуа, как блудный сын своего народа, и выставлю свою кандидатуру на выборах. Как раз воспользуюсь твоими рекомендациями на халяву, – засмеялся Мигель.

– А мы к тебе прямо в президентский дворец после выборов и эмигрируем, – подхватили девушки, – если ты нам, конечно, процветающую республику гарантируешь, апартаменты прямо в президентском дворце, плюс море, пальмы, бесплатные бананы и апельсиновые фреши.

– Легко, – не задумываясь, как водится у политкандидатов, гарантировал Мигель.

– Ты девушкам ещё коммунизм после своего прихода к власти пообещай. Главное, уверенным тоном, – усмехнулся Ник.

– Ладно Мигеля критиковать – он как прирождённый политик действует. Главное, побольше нагундеть – все подумают, что хоть десять процентов да выполнит: пообещал коммунизм – выдаст хотя бы бесплатные апельсиновые фреши. И то радость. С паршивой овцы хоть шерсти клок. А ты наверняка нарисуешь нам сейчас что-то креативное. Как нестандартный воображаемый политик, который мало трепется и много делает. Я ж потому и спросил. А мы возьмём на карандаш и при случае бесплатно воспользуемся. Да, Мигель? – подмигнул Веласкесу Ильич.

– Само собой. Ники с пелёнок эксклюзивы выдаёт.

– Слушайте тогда. Авторучки и прописи все взяли? А если серьёзно, то всё просто, как три копейки. Говорено-переговорено до нас тысячи раз. Есть три главные вещи, на которых, на мой дилетантский взгляд, зиждется любая вменяемая государственность, если она ориентирована на благо своих граждан. Как три слона, три кита, три столба – как хотите называйте. Если эти трое в порядке, значит, всё остальное исправимо. Эти три слона – система выполнения законов в государстве, система здравоохранения и социальной защиты и система школьного воспитания и образования. Правильное и бесперебойное функционирование этих систем – залог успешного государства, успешного не для высшей прослойки, а в целом для граждан. Эти системы должны правильно формироваться: жёсткие тесты соответствия профессии внутри этих основных систем, соответствующие профессии качества личности, отсутствие возможности пройти в систему без необходимых качеств, строжайший контроль за данными системами внутри каждой конкретной системы и извне. Если говорить чуть подробнее, то в системе выполнения законов – это, во-первых, изначальный тщательный подбор кадров на соответствие, во-вторых, пресечение малейших попыток коррупции (в данной области категорически принципиальный момент), а также невозможность попадания под стражу невиновного человека. Ну и главное – перед законом все равны. Депутат ты, сантехник или сын премьер-министра: насвинячил – выгребай. А в стране, где суд – примитивный фарс, исключительно борьба кошельков и связей, страшно жить даже богатым: сегодня твои люди при власти, а завтра в парламенте смена политдекораций – и ты, возможно, уже за решёткой, несмотря на деньги. Зато когда у власти ты или «твои» – можно проезжать на «феррари» сквозь людей просто в качестве развлечения. Никаких последствий. Только журналисты, суки, донимают.

Что касается здравоохранения, то здесь важно, в основном, одно: исключить попадание в систему случайных людей, не имеющих способностей и человеческих качеств, необходимых врачу. Для этого на этапе приёма на учёбу необходим жесточайший тестовый отбор кандидатов, в том числе психологический. Ну не должен в эту систему попадать человек, относящийся к лечению людей, как к ремонту принтеров.

А система начального и среднего образования во многом формирует нормальную полноценную личность.

Если эти системы работают на высоком уровне, то государство и его жители – в порядке! Остальные моменты – дело техники. Если же тренога гнилая, то это уже не государство, а рабовладельческая плантация, обыкновенная выкачка денег из населения в виде налогов, поборов разных в пользу царствующей прослойки. Всё самое сладкое и жирное – наверх. Налоги, как крем с торта, слизывают именинники. А кто у нас в стране именинники?

– Во как! Да ты прямо эталонное общество нам тут в теории построил. Стерильный социализм, – изрёк Твистер.

– Социализм здесь ни при чём? Это стандартный каркас, без которого любому государству каюк, как небоскрёбу на песочном фундаменте. Это мираж, а не государство получается. В целом, если поразмышлять, нарисуется фраза: «Любое государство – это способ угнетения масс». В большей или меньшей степени. Ну, или их обирания. Хотя, с другой стороны, полный хаос – это ещё хуже.

Если бы Никанор знал, что через совсем небольшой промежуток времени он увидит практически воплощённую модель идеального государства! И это будет не фантастический роман.

– Ник, ты так аккуратно всё по полочкам разложил, мы прямо увлеклись, – защебетали девушки. – А о чём бы был твой первый президентский указ? Ну если бы да кабы…

– Да мне даром ваше президентство не нужно, и даже депутатство. У меня другие приоритеты. Вот приклеились!

– Ну пожалуйста, – заныли Лиза и Даниэлла, – представь на пять секунд, что ты президент. – Ну на пять секундочек!

– От вас просто так не отцепишься. Такие вы въедливые.

– Да, мы такие, – в унисон пафосно и строго подтвердили девушки.

– Вот знаете, за что мне больше всего стыдно было, когда Союз распался и республики самостоятельными государствами стали? И до сих пор стыдно.

– За что?

– А за то, что наши великие и самостийные забыли про ветеранов войны. И сколько их там осталось? Я вот смотрю – им всем не сегодня-завтра по стольнику стукнет, оставшимся. Неужели нельзя было им нормальные пенсии дать? Я не говорю уже про других пенсионеров. Но хотя бы ветеранов можно было обеспечить. Они же за нас воевали. Это притом, что у депутатов зарплаты до сорока тысяч. Плюс бесконечные дополнительные выплаты и прочее. Им ком поперёк горла не становится в ресторанах осетрину жрать? Поэтому я первым указом сделал бы пенсии ветеранам войны по тысяче двести долларов, к примеру, и снял бы навсегда этот позор со страны, где защитники Отечества почти нищие ходят.

– Ладно, уважаемые господа, – загрустили Лиза и Даниэлла, – давайте сменим тему. Слишком уж вы серьёзные стали.

– Действительно, что-то мы из отдыхательной тематики вечера как-то выбились. Давайте возвращаться, – поддержал Мигель девушек.

– А запросто, – подхватил вдруг Ильич, делово поправил бабочку и, разбежавшись по паркету, как по взлётной полосе, распахнув в стороны руки и створки стеклянных дверей, ласточкой сиганул в членообразный бассейн. Ник и Мигель взяли виски и, выйдя в патио за нырнувшим Ильичом, уселись на край бассейна. Свесив ноги, они болтали ими в воде. Девушки тоже вышли и ждали, когда всплывёт хозяин особняка. Тот всплыл посреди бассейна и вальяжно подгребал к бортику. В своих мокрых длинных патлах местный олигарх был похож на плывущую по реке ондатру. Он подплыл к ступеням, выходящим из воды, и, шатаясь, поднялся на сушу. С костюма и брюк стекали бурные ручьи, материя дорогого брендового костюма прилипла к телу, и Ильич напоминал пугало после ливня. Его походка говорила о том, что шотландский завод по производству виски работает без брака. Девчонки весело хихикали в стороне, Ильич тоже слегка улыбался, будучи в хорошем расположении духа, а Мигель и Ник следили за падающими звёздами в ночном небе над патио. Мистер Твистер «морской» походкой подошёл к ребятам, присел рядом и меланхолично спросил:

– Пацаны, а хотите, я вам стишок прочитаю? – Сделал паузу и добавил: – Душевный.

– Хотим, хотим! – закричали девушки, стоявшие недалеко. – Вы их не спрашивайте, вы нас спрашивайте. Это мы поэзию любим.

– Почему это только вы? В вашем, Анатолий Ильич, исполнении, мы тоже готовы полюбить поэзию прямо сейчас, – ответили парни.

– Тогда слушайте, только он грустный.

Не пейте синее вино. Вам всё равно, каким упиться, А мне дорога вечно снится, И дали видятся в окно. Я сохраню глоточек сини, Когда решусь и укачу, Её с собой я захвачу, Как заклинанье от бессилья. Не пейте синее, прошу, Не пейте, синь – моя отрава! В неё я хлеба накрошу И сам состряпаю приправу. Один присяду у огня И синевой стакан наполню. Закружит пьяного меня Привычка нелюбимых комнат. В окно дорога, степь в окно, Мой загород, моё кочевье, В стакане синее свеченье… Не пейте синее вино.

– Вот где поэзия! Как наждачкой по душе. Или вот «Махорку» Чичибабина читали: «Меняю хлеб на горькую затяжку»? Каждый стих – рубец на сердце автора. И не забивайте себе голову всяким пафосным бредом с идеальной рифмой.

Мистера Твистера обволокли аплодисментами.

– Да, Анатолий Ильич. Вы не зря с богемой общаетесь. Просто золотой фонд отечественной поэзии. А автор кто?

– Владимир Мотрич. Был в среде городских авторов легендарной личностью. А этот локальный хит знали даже местные милиционеры, бывало забиравшие автора за не вполне трезвое состояние. Даже они кричали «Бис!»

Девушки, продолжая аплодировать, подошли ближе. Возвращение вечера в развлекательное русло удалось. Потом молодые люди вспоминали, как в разгар первого семестра второго курса их пригласил на свою свадьбу одногруппник. Обитал он в пригороде, и поэтому свадьба была сельской. Для Мигеля Веласкеса, который тоже был приглашён, украинская сельская свадьба была экзотикой, хотя, по правде говоря, и для Никанора тоже. Ник и до этого бывал на свадьбах в деревне, но не на украинских. Дальние родственники у него жили в российской глубинке и, ещё будучи школьником, он как-то ездил погостить к ним вместе с отцом. Это была настоящая российская деревня. Там ещё оставались бревенчатые избушки, и было даже два древних домика с соломенными крышами. Дороги были в основном просёлочные, не асфальтированные, а столбы вдоль них стояли не бетонные, а деревянные. Его впечатлило то, что в качестве свадебного транспорта там использовали обычный грузовик. Привязывали на капот куклу в белом платье, украшали кабину разноцветными лентами, гостей загружали в кузов, и таким образом два-три грузовика ехали по свадебным делам. Например, в сельсовет на роспись. Для городского Никанора зрелище было впечатляющим и в чём-то даже ошеломляющим. Привычным свадебным транспортом в городе были всё-таки «Волги», а не грузовики. Но украинская деревенская свадьба тоже была с изюминкой. Местная публика подкалывала заокеанского гостя и всё-таки развела на стакан водки без закуски, после чего латиноамериканец благополучно угодил ногой в выварку с оливье, заготовленную на веранде для продолжения банкета. Выварка перевернулась, а гость спикировал щучкой дальше, тормознув под полками с солениями, которые стали сыпаться ему на голову. Кто бы мог подумать, что потомок Чингачгука окажется вдруг не под градом пуль бледнолицых, а под солёными огурцами? Перевёрнутая кадушка с квашеной капустой довершила колорит картины, засыпав кудри лежащего Мигеля ошмётками витамина C.

Слушая рассказ о «свадьбе в Малиновке», девушки рыдали от смеха, представляя Мигеля, стряхивающего капусту с блестящих чёрных волос.

– Мигель, а ты ноту протеста потом через посольство не пытался предъявлять? – ржал, стоя на карачках, Ильич.

Народ минут восемь не мог остановиться от смеха. А после затишья снова раздался голос Никанора, который решил добить публику.

– А знаешь ли ты, Мигель, почему в городе исчезли тараканы? – пафосно начал он, устремив взгляд в мерцающие созвездия. – Жили-были себе в больших количествах целые колонии по квартирам – и вдруг исчезли. И никто не знает, почему.

Абсолютно серьёзный вид Никанора при этой фразе вызвал новый взрыв хохота.

– И почему же? Не томи нас, открой страшную тайну, – заорали все.

– Я слышал три версии по этому поводу, – говорил Никанор, внимательно рассматривая небо. – Первая версия гласит, что на них повлияло повсеместное распространение мобильной связи. Видимо, они не переносят излучения мобильных телефонов, что весьма правдоподобно.

– А вторая?

– А вторая предполагает их исчезновение из-за многократного увеличения использования химии в быту и в строительных материалах за прошедшее десятилетие. Ну там моющих средств всяких, шпатлёвок или синтетических обоев. Понятно, что это и человеку не полезно, а уж хрупким субтильным тараканам и подавно. – Никанор ухмыльнулся. – А третья…

– А что, есть и третья?

– А как же! И она самая оригинальная. Суть версии такова: тараканы – это засланцы с других планет, разведчики, то есть, которые были внедрены в семьи землян, чтобы познать их суть в самой близи, на уровне быта. И если учесть, что, Мигель, непосредственно с нами произошло не далее, чем вчера, то эта версия не кажется слишком фантастической. Выполнив свою разведывательную миссию в нашем галактическом регионе, они были удалены с планеты, оставив лишь единичных резидентов.

– А что это с вами вчера такое произошло, что тараканы-разведчики для вас уже не фантастика? – заинтересовался Твистер.

– Да это мы так прикалываемся, – осторожно замял тему Никанор.

* * *

Антарктида предстала перед ним прекрасная, как невеста в день свадьбы. Белоснежная фата, покрывающая горные вершины и равнинные пространства, била яркостью по глазам, заставляя надеть тёмные очки. Когда небольшой самолёт выкатился из ворот в скале на взлётную полосу и поднялся над пятном антарктического оазиса, от открывшегося ландшафта у Вальтера перехватило дыхание.

Через десять часов отряд подлодок отправлялся в Германию, и офицер, прибывший в антарктическую командировку на строящуюся базу с боссами проекта, возвращался на одной из них. На поверхности Антарктиды за это время Вальтер так и не побывал. Поэтому, получив разрешение от службы безопасности, он с сопровождающим и группой офицеров и гражданских специалистов поднялся с подземной стройки на поверхность, где их ждал небольшой самолёт. То, что он увидел, потрясло его навсегда.

Крайне переменчивая, суровая и даже безжалостная погода в этот день эпатировала редкой стабильностью. Под крылом проплывала труднопостижимая грандиозная красота пока ещё не тронутого хабалкой-цивилизацией континента. Девственные горы, ледяные плато, неохватные, совершенно дикие просторы причудливого природного рельефа шестого континента поражали своей фантастичностью.

Перед возвращением пролетели вдоль побережья и нескольких островов. Колонии пингвинов и лениво лежащие на берегах тюлени провожали летящий самолёт поднятыми головами. Над островами парили буревестники и поморники. Там, где кромка льда заканчивалась и открывался океан, изобилующий блуждающими айсбергами и льдинами, Вальтер увидел через иллюминатор несколько тёмных движущихся пятен. Это были киты. К тому моменту Вальтер уже знал, что в Антарктиде жили даже динозавры: научные группы немцев недавно обнаружили здесь их останки. Только климат в те доисторические времена кардинально отличался от нынешнего.

Когда приземлились, Вальтеру нестерпимо захотелось стать властелином этого бело-матового совершенства. И он пообещал себе через время возвратиться сюда и сделать всё, чтобы оказаться в высшем эшелоне власти антарктического подземелья.

* * *

«Вдруг в городские ворота постучали. И старый король пошёл открывать. У ворот стояла принцесса», – Катя читала очередную фразу из детской книжки облепившим её детям. Но тут в дверь действительно постучали, вернее позвонили. Катя отложила книжку и тоже пошла открывать. Но «у ворот» оказалась не принцесса, а двоюродный брат Кати Никанор.

– Привет, сестрица, – произнёс Никанор, выглядывая из-за двери и увешанный горой разнообразных игрушек.

– Привет, братец Иванушка, – под впечатлением солянки из сказок поздоровалась Катерина. – Ты вовремя: у меня тут как раз война кексов закончилась.

– В смысле? У вас в квартире кондитерские изделия воюют?

– Нет, в смысле, Куликовская битва детей. Еле эту кучу-малу растащила по углам. Сейчас успокоительную терапию сказками провожу. Ты появился как раз во время «Принцессы на горошине». Вдумайся в цитату: «Вдруг в городские ворота постучали. И старый король пошёл открывать». Интересно, кроме короля в городе некому открыть ворота? Сказки меня умиляют, в них такие перлы попадаются… Клондайк для диссертантов-филологов.

Пока Никанор освобождался от игрушек, в коридор ворвался целый букет цветов жизни. Самый маленький из цветов-кексов жевал булку так серьёзно, будто защищал диссертацию. Дегустатор в жёлтой каске подошёл к Никанору и напористо потянул за хвост торчащего из-под мышки крокодила. Пока он тянул, порвался кулёк с апельсинами, и два килограмма оранжевых шаров, живописно подпрыгивая на полу, рассыпались вокруг гостя. Ник плюхнулся на паркет и пытался подгрести фрукты к себе…

– Просто Чебурашка в апельсинах! – зачарованно проговорила Катя, всплеснув руками.

Малыши окружили Никанора в плотное кольцо, как патруль диверсанта. Паренёк постарше нацелил на него аппарат, очень похожий на фантастическое оружие из саги о звёздных войнах, который логично навевал священный ужас. Никанор сдался, не сопротивляясь, и плотный конвой джедаев проводил шпиона в гостиную.

Отконвоировав пленного в центр большой комнаты, звёздный десант со всех сторон облепил его с визгом и криками. Никанор с удовольствием поддался и грохнулся на мягкий ворсистый ковёр. Пока малышня муравейником копошилась вокруг него, он, улыбаясь, смотрел вверх, ему было солнечно и спокойно.

Катя, посмеявшись над зрелищем захвата диверсанта, вдруг преобразилась в грозного генерала, заставив вспорхнуть нападавших с так легко сдавшегося объекта нападения. Быстро найдя всем занятия, она пошла на кухню за перекусом для Никанора и попросила его присмотреть за малышнёй.

Ник перебрался с ковра в кресло и с интересом стал наблюдать за детьми, представив себя отцом большого семейства. Это было сложно – отцом большого семейства Ник не был: не успел и не спешил. Он смотрел на забавные проказы детей, а в голове почему-то возникал акварельный образ Юли. Всю неделю после событий, произошедших с ним и Веласкесом, Ник ходил словно под лёгким гипнозом, думая о произошедшем. Он пытался анализировать ситуацию, но иначе как фантасмагорией или наваждением назвать это было трудно. Ни наркоманами, ни алкоголиками они с Мигелем не были, поэтому списать это на фантастические галлюцинации он, естественно, не мог. День и ночь перемешались в его сознании из-за беспрерывного круговорота мыслей. Что произойдёт с ним и его компаньонами дальше, по-видимому, в самое ближайшее время, и на какой период он испарится из поля зрения своих друзей и знакомых, Ник не знал, поэтому решил нанести визиты самым близким и приятным ему людям перед странным путешествием в никуда. Он ощущал могущество, силу и грандиозные возможности людей, которые без труда вынули его из привычной реальности. Не имея серьёзной цели и плана её осуществления, вряд ли бы они стали светиться перед ними.

Первым из близких ему людей, по кому он скучал особенно, была, конечно, Юлька. Под окнами Катькиного небоскрёба стоял его японский мотоцикл. Мощь его двигателя охотно унесла бы Ника хоть в Мурманск, хоть в Ташкент, хоть во Владивосток – в любое место земной поверхности, куда были проложены более или менее сносные дороги. Но сейчас Нику больше всего хотелось в Москву. К той, тоскующей без него в Москве, в Риме, в Каире, в Стокгольме, в Афинах, в Лиссабоне, в Мадриде, в городах, куда забрасывали её рейсы родной авиакомпании. Самый романтический роман, роман расстояний, роман перелётов, роман мимолётных встреч и торопливых прощаний, становился всё крепче, интереснее и ярче. А обстоятельства и фортуна разводили и разбрасывали их в разные края света. И две души, как светлячки в ночном лесу, мигали и тянулись друг к другу, освещая замысловатые тропинки собственных биографий, улыбаясь, как дружелюбные смайлики в электронных письмах друзей.

Бежать, нестись, лететь в суете по поверхности планеты, потом вдруг встретиться глазами с ней, остановиться, забыть обо всём, что было прежде, и понять, что раньше ты ничего не понимал.

Из меланхолического оцепенения Ника вывел малыш, пожелавший сходить на горшок. Никанор организовал процесс и стал ждать, когда его нужно будет поднять с места дислокации. Однако процесс не шёл, и Ник вступил в дипломатические переговоры.

– Санька, почему ты не какаешь?

– Не хочу!

– Ты же только что хотел.

– Перехотел.

– А если я тебе мороженое куплю, ты покакаешь?

– Я не покакаю, я подумаю.

– О чём ты подумаешь?

– Я подумаю: не покакать ли мне.

Переговоры зашли в тупик. Ситуацию спасла вошедшая Катя, быстро разрулив проблему. Завидев маму, Санька шустро сделал дело, прекратив шантаж гостя. Катя принесла поднос с чаем, салатом и всевозможными бутербродами. Голодный, переволновавшийся среди детей, Ник с азартом принялся уминать угощение.

Брат особенно любил приезжать к Катьке в выходные, когда вся куча-мала находилась дома вместе. Обычно были все, кроме Гены, перманентно находящегося на работе.

– Ты не против выйти погулять с нами? – спросила Катя, когда Никанор перекусил с дороги. – А то у нас по режиму дня прогулка полагается.

– С удовольствием, – повеселел подкрепившийся Никанор.

Детский отряд высыпал из подъезда на улицу. Со стороны он слегка напоминал небольшую пасущуюся отару, где Екатерина была главным пастухом, а Ник скромным подпаском на взлёте карьеры.

Катькины киндеры носились по детской площадке, распугивая бабулек-орнитологов. Ник с сестрой присели неподалёку на скамейку и болтали о новостях, хотя Катя не забывала следить цепким соколиным взглядом за своими «цыплятами». Недалеко гулял мужичок с симпатичным маленьким щенком, который смешно и пискляво погавкивал на прохожих и резвящуюся малышню. Глаза у мужичка были отчего-то грустными, и чуть погодя он неожиданно подошёл к Кате и Никанору.

– Классно вам, у вас вон малышни сколько. Когда вы только успели? – произнёс он, думая, видимо, что Катерина и Никанор – семейная пара. – А вот у меня дети переженились, а внуками пока не порадовали. Некогда, говорят, деньги зарабатывать надо, карьеру делать. Тьфу! Зла не хватает. Вот я и купил себе внучка за 200 долларов. – Он подсадил пуделька на качели и стал с любовью его раскачивать.

* * *

Мигель и Даниэлла в своём разгорающемся романе парили над реальностью. Они почти не расставались, а если и расходились по квартирам, то ежечасно звонили друг другу по телефону. За трёхдневное отсутствие Никанора Мигель и Даниэлла успели насладиться общением и побывать в самых интересных местах города, не потратив впустую ни одной минуты. На второй день после отъезда Никанора Мигель устроил романтическую прогулку, заказав маленький вертолёт. Полностью стеклянная кабина воздушной машины давала ощущение висящих в облаках кресел. Пролетая над пастельным пейзажем украинских деревень, Мигель ощущал тепло нежных ладоней Даниэллы, вложенных в его руки, и дурел от счастья. В эти секунды он не думал ни о странных людях, изъявших его на время из действительности, ни об ожидавшем его странном путешествии-миссии, ни о своём заказчике из Перу, ни о проектах на чикагском телевидении, он думал только о девушке по имени Даниэлла, находящейся сейчас рядом с ним в облаках страны, такой далёкой от его и её родины. Воздушная машина вибрировала, кресла, в которых они сидели, медленно проплывали над лесами и лугами, а их мысли переплетались и медленно растворялись в яркой синеве неба, создавая неизученную химическую реакцию любви.

* * *

Лиза была в миноре. В её рабочей комнате царил хаос и начисто отсутствовало главное – материалы, собранные ею по Антарктиде. Все носители информации были изъяты. Из квартиры выгребли и унесли всё, на чём может сохраняться информация, начиная с книг и карт, заканчивая дисками и старыми видеокассетами. В центре комнаты на пустом полу что-то блестело. Лиза подошла ближе и подняла предмет. Это был металлический жетон с изображением свастики.

Постояв в замешательстве посреди своей комнаты, Лиза без сил опустилась на пол. Через пять минут, собравшись, она уже набирала номер Никанора. Но ни её друга-компаньона Ника, ни Мигеля на связи почему-то не было. Женский голос-автомат раздражающе бубнил в трубку и предлагал перезвонить позднее.

Часть 3. Миссия

Ник с трудом приоткрыл веки и увидел, что находится в прозрачной цилиндрической капсуле, похожей на огромную, горизонтально лежащую пробирку. Он повернул голову и заметил Веласкеса. Тот лежал с закрытыми глазами в такой же прозрачной конструкции. Обстановка вокруг напоминала научную лабораторию в минималистском стиле. Светлые стены, вместо столов – какие-то кубы разных размеров. Яркий искусственный свет заливал помещение.

Мигель тоже очнулся, повертел головой, насколько позволяло его положение в капсуле и, увидев Ника, слабо улыбнулся. Осмотревшись, друзья попытались выбраться из цилиндрических конструкций. Ник дотронулся рукой до прозрачной горизонтали над собой. Раздался жужжащий звук, и капсула начала автоматически открываться. Мигель сделал то же самое. Через несколько секунд обе капсулы полностью открылись. Жужжание прекратилось.

Никанор попытался встать, и ему это удалось. Какое время они находились в этих капсулах и что с ними происходило было неясно, но поднимался Никанор с трудом, ибо руки и ноги прилично затекли. Такое же состояние было и у Мигеля. Ступив на пол, парни попытались размяться. Как успел заметить Мигель, в помещении, где они находились в данную минуту, так же как и в комнате, в которой находился Веласкес во время первого похищения, отсутствовали двери. Но отличие было не только в обстановке и внутренней архитектуре – Веласкес не увидел также окон. Мигель посмотрел на капсулу, из которой только что выбрался: на нижней части корпуса мигало с десяток разноцветных микроскопических лампочек. В стене напротив капсул тоже было множество разноцветных светящихся устройств, в целом похожих на мерцающее панно или мелкую светящуюся мозаику из точек.

– Прям дискотеку нам тут устроили, – усмехнулся Мигель.

– Ага, дискобар «Встреча с гуманоидами»: а сейчас двери открываются и заваливают представители Альфа Центавра, зелёные и в чешуе. – Компаньоны повеселели.

– Так дверей нет. И окон, кстати, тоже.

– Ну тогда встреча отменяется: как же они к нам войдут? – и Никанор стал внимательно осматривать помещение.

Встреча, однако, состоялась, но перед ними появились не гуманоиды. Одна из стен плавно раздвинулась, и друзья увидели широкие ступени, по виду напоминающие парадную лестницу больших дворцов, уходящую вверх, на более высокий ярус… При этом комната, в которой они находились, уже смотрелась как вестибюль и составляла ярчайший контраст с помещением, открывшимся за раздвинувшейся стеной. По лестнице спускался человек, которого Веласкес неожиданно для себя узнал: он встречался с ним, когда его похитили первый раз. Мысленно он называл его Диего, помня записку, оставленную неизвестным в гостинице и ассоциируя появившегося человека с автором послания.

Друзья удивлённо смотрели на спускавшегося к ним молодого мужчину. Человек, приближающийся к ним, был, конечно, полной противоположностью зелёным чешуйчатым существам, описанным в фантастической прозе и газетных утках. Мужчина олицетворял образец элегантности и строгого вкуса и, скорее всего, не имел никакого отношения к инопланетным цивилизациям.

– Здравствуйте, господа. Позвольте представиться: меня зовут Диего, – произнёс незнакомец. – Рад приветствовать вас в Новом Городе Солнца.

«Так, всё-таки Диего», – подумал про себя Веласкес.

Человек движением руки пригласил Ника и Мигеля подниматься по лестнице. Куда конкретно приглашали, и что их ждёт дальше, они даже не предполагали. Но друзьям уже было не привыкать. Диего подождал, пока молодые люди преодолеют несколько ступеней, и пошёл вслед за ними.

Лестница была огромна, и чем выше поднимались Мигель с Никанором, тем грандиознее казались им окружающие пространства внутри неизвестного здания. Они шли, а лестница уходила своими ступенями всё выше и выше, в глубь воображаемого ими верхнего яруса. Стены, казалось, раздвигаются до небывалых размеров. Через некоторое время все трое оказались в очень большом, ярко освещённом зале, в центре которого находился оригинальный овальный стол из материала, напоминающего яшму. Вокруг стола в мягких креслах необычного дизайна находились несколько человек, безукоризненно одетых и внешне напоминающих топ-менеджеров транснациональных корпораций на деловом приёме или высший эшелон актёров Голливуда. От каждого из них веяло достоинством, уверенностью и силой. Все сидящие за столом развернули свои подвижные кресла в сторону вошедших. Ник и Мигель увидели людей разных поколений, у которых были строгие серьёзные лица, но, в то же время, как показалось Никанору, достаточно доброжелательные.

В некотором отдалении, на виду у сидящих за столом, были приготовлены два кресла для пришедших. Диего пригласил Никанора и Мигеля занять эти кресла, а сам подошёл к столу. Когда друзья заняли места в креслах, на некоторое время в зале повисла звенящая тишина. В этот момент невольные гости и хозяева территории изучали друг друга внимательными неторопливыми взглядами. Затем один из сидящих за столом встал, раздался его низкий уверенный голос:

– Мы приветствуем гостей нашего города и приносим свои извинения за то, что вы попали сюда не по своей воле. Мы не могли поступить иначе по нескольким очень важным причинам. Но миссия, которую мы хотим вам поручить, дело благородное и важное, поэтому, надеюсь, вы не станете сожалеть. Поскольку Диего, – говорящий взглянул в сторону человека, встретившего Ника и Мигеля, – является куратором проекта, связанного с вашим участием, прошу именно его продолжить рассказ о проекте-миссии.

– Я тоже хотел бы принести извинения за ваше невольное путешествие к нам, – сказал Диего. – Вы находитесь на территории Нового Города Солнца. Местонахождение города является строго закрытой информацией, его не имеют права знать люди не живущие здесь. Сейчас вы присутствуете на совещании Совета внешних контактов нашего города-государства. Все, кого вы видите за столом, являются членами Совета. Поскольку вы живёте на территории, не относящейся к Городу Солнца, а проект, осуществляемый при вашем участии, создавался для внешних территорий, то и находитесь вы в ведении именно этого Совета. Человек, говоривший с вами до меня – руководитель Совета. Его зовут Стив. – Тот вежливо кивнул.

– Вы – наши гости, и хотя до этого момента не всё делалось по вашей воле, с этой минуты ваше присутствие здесь предполагает именно такой статус. Проект, который мы решили осуществить, очень важен для стран внешнего от нас мира. Перед тем как объяснить вам суть проекта, в котором вы примете участие, мы хотим рассказать вам о себе. Хотя многое из нашей истории вы уже видели в сферическом зале нашего представительства. А потом можете задать вопросы, если они возникнут.

Изначально, как вам уже известно, наш город в подземных пустотах Антарктиды был построен как база для возможного укрытия верхушки рейха в случае поражения Германии в войне. Проект был тщательно продуман и качественно воплощён. После разгрома лишь некоторая часть руководства нацистской Германии воспользовалась этой базой. Но порядки и иерархия от этого не изменились. Многие люди, задействованные в строительстве города-базы, оставались фактически в рабском положении. Имея в целом возможность приемлемого существования, они были возмущены тем, что живут в городе с профашистским режимом. Хотя война давным-давно закончилась, над всеми ресурсами, научными достижениями и жителями города возвышалась и давлела небольшая группа людей, военных и политических лидеров разгромленного государства-агрессора. В тот момент, когда связи со сбежавшими лидерами в других странах окончательно ослабели и прочие основатели базы по разным причинам потеряли к ней интерес либо, опасаясь и страхуясь, прекратили с ней связь, база практически стала самостоятельным городом-государством со своими тайными представительствами и службами, разбросанными по разным странам и уголкам мира. В одном из таких тайных представительств в вашей стране вы и побывали. Наши представительства практически не входят в контакт с внешним миром и лишь отслеживают ситуацию и события, происходящие на планете.

Однажды ситуация внутри нашего города дозрела до свержения профашистского режима, и рядовые жители – учёные, специалисты, рабочие – мягко сместили фашистскую верхушку города. С этого времени принципы политического и социального устройства города кардинально изменились. Инициаторами смещения фашистского руководства была прослойка учёных. Поскольку эта прослойка была в своё время сформирована из светил научной мысли, то нынешние принципы существования Города Солнца построены и осуществлены очень грамотно во всех сферах. Эти принципы создавала лучшая часть интеллигенции, и поэтому были филигранно учтены малейшие нюансы социальной справедливости. Новое мини-государство явилось полной противоположностью предыдущего, и учло в новых законодательных актах все аспекты настоящего правового государства, а также моральные принципы, необходимые для процветания всех его граждан, а не только привилегированной управленческой верхушки.

В одно время у нас возникла острая проблема с численностью женщин, и необходимо было для продолжения существования нашего города поднять рождаемость. В тот период мы привезли и адаптировали некоторое количество молодых женщин из внешнего мира. В конце семидесятых годов в мире одновременно исчезло несколько тысяч человек женского пола. Чтобы не привлекать внимания, наши внешние службы отобрали здоровых девушек в разных частях света, проделав большую подготовительную работу. У всех девушек по тем или иным причинам отсутствовали близкие родственники. Их отбирали специально и очень внимательно, чтобы никому не причинить психологических травм.

Затем они были доставлены сюда, прошли спецпрограмму адаптации и благополучно влились в наше сообщество, создав семьи с мужскими представителями нашего содружества. С тех пор в нашем городе можно встретить жителей даже с необычными редкими именами. Ведь здесь есть представители самых разных национальностей.

– А почему вы так спокойно и откровенно нам рассказываете о вашем государстве? – решился спросить Никанор. – Ведь, как я понимаю, вы сохраняете тайну своего существования на планете и не хотите, чтобы мировое сообщество знало о вас?

– Это так: мы не хотим, чтобы о нас знали во внешнем мире, – ответил на вопрос Никанора глава Совета. – Но не боимся этого, потому что, во-первых, обладаем ультрасовременными технологиями для своей защиты, во-вторых, вы никогда не узнаете, в каком месте планеты вы побывали, и где Город Солнца сейчас находится.

– А разве мы не в Антарктиде? – удивлённо спросил Мигель.

– Новый Город Солнца находится не в Антарктиде, – продолжил глава Совета внешних контактов. – В определённый период к Антарктиде и, в частности, к немецкой базе, о которой, при всей засекреченности операции, в мире всё же знали, возник слишком пристальный интерес, который проявился не только в виде гражданских, но и в военных экспедициях в Антарктиду. Перед нами встал вопрос: либо мы остаёмся в тайной изоляции от внешней цивилизации, либо открываемся и сливаемся с внешним миром. Горожане приняли решение о скрытом существовании, хотя в этом был уже совершенно другой смысл, нежели при постройке города-базы. И тогда мы были вынуждены изменить место.

– Если ваш город сейчас находится не в Антарктиде, то что тогда стало с первым городом?

– Он существует, но в законсервированном виде. В случае нашего желания туда вернуться город всегда готов нас принять. Все коммуникации сохранены. Туда невозможно проникнуть чужакам – он охраняется с помощью специальной техники.

– А где же мы, всё-таки, сейчас?

– Где находится новый город, вы никогда не узнаете. Да и зачем это вам? После завершения гуманитарной миссии вы о нас больше никогда не услышите. Для вас это будет как исчезнувший мираж в пустыне, как галлюцинация, которая, однако, принесёт пользу людям, прогрессивной её части. Сейчас мы ознакомим вас с сутью нашего проекта.

Диего предложил гостям подняться с кресел. Продолговатые двери в стене напротив стола автоматически раздвинулись и в комнату вошли два человека, которые поклонились, поприветствовав всех присутствующих. Диего пригласил Ника и Мигеля пройти в проём, а двое вошедших присоединились к ним. Когда друзья вышли из помещения Совета внешних контактов, то неожиданно оказались в центре бурлящего движения некоей многоэтажной структуры-мегаполиса, какого-то многоярусного и многофункционального павильона или даже города. Окон нигде не было, небо тоже не просматривалось, но создавалось впечатление закрытого ультрасовременного города. От противоположных ярусов группу отделяло полое пространство, похожее на атриум в гигантском офисе, края яруса при этом были похожи на бесконечный балкон. Если бы Никанора попросили описать пространство, по которому они сейчас передвигались, он назвал бы его огромным небоскрёбом с центральным атриумом. Вот только потолка или прозрачной крыши видно не было. Ник и Мигель увидели много людей, которые шли по своим делам и не обращали на них никакого внимания. Люди имели, на первый взгляд, обычный внешний вид, но, тем не менее, отличались от современных европейцев. Группа во главе с Диего вскоре остановилась перед стеклянным входом. А через некоторое время сквозь стекло они увидели, как перед ними остановилась кабина аппарата, похожего на лифт, и проводник группы предложил всем войти. Двери закрылись, а спустя несколько секунд открылись на другом ярусе. Гости не знали с какой скоростью они двигались в этом аппарате и какое расстояние преодолели. Диего пропустил всех вперёд и указал им на ярко освещённый коридор, ведущий к роскошному входу с колоннами и монументальными ступенями из камня, похожего на мрамор. Они подошли, остановились, а через несколько секунд огромные двери растворились, как туман, открыв перед посетителями лабиринт из обширных залов. В первом же зале вошедшим открылось совершенно неожиданное грандиозное зрелище: стены пестрели множеством шедевров мировой живописи, исчезнувших после Второй мировой войны. Ник с Мигелем не верили глазам: на стенах залов находились полотна Рубенса, Рембрандта, Эль Греко, Диего Веласкеса, Тициана, Репина, тысячи картин, сотни скульптур знаменитых авторов. Произведения разных эпох наблюдали за пришедшими из массивных золочёных рам. Шершавые поверхности холстов гипнотически притягивали взгляд.

– Откуда это всё? – зачарованно произнёс Никанор.

С интересом понаблюдав за друзьями Диего наконец сказал:

– Сейчас мы находимся в хранилище шедевров мирового искусства, похищенных и вывезенных во время Второй мировой войны немецким командованием из разных стран мира. Оно занимает громадную площадь. В наш антарктический город тогда, конечно, было вывезено далеко не всё, а только часть шедевров. Остальные трофеи развеялись по миру и затерялись. Хотя что-то позже и было найдено. Сейчас перед вами оригиналы картин, которые мир не видел с начала 40-х годов.

Третий рейх серьёзно поработал в отношении экспроприации у других народов признанных шедевров мирового искусства. Если бы вы имели искусствоведческое образование и вплотную занимались этой темой, удивились бы глобальным объёмам украденного. Например, только лишь из государственного музея вашего родного города, Никанор, за время оккупации было вывезено больше трёх тысяч картин. В их числе полотна Репина, Мясоедова, Шишкина и многих других великих живописцев. На примере вашего городского музея можно говорить об объёме утраченного европейскими галереями в годы Второй мировой: до прихода немецких войск ваш музейный фонд насчитывал около четырёх тысяч картин, а после ухода немцев их оставалось около восьмисот. Вдумайтесь в цифру. Это статистика по одному лишь городу. В музеях многих других городов и стран, где побывали войска Германии – похожая картина.

– Да, циферки впечатляют, – согласился Мигель. – Получается, из музеев исчезала даже не половина картин, а много больше.

Ник в это время подумал про Лизу. У неё было искусствоведческое образование. Мигель прочитал его мысли:

– Твоя Лиза лишилась бы чувств в этом заповеднике.

– Это точно, – подтвердил Никанор.

* * *

Куратор пригласил друзей в другой зал. Переходя в следующее помещение, Ник и Мигель с трудом отрывались от грандиозных полотен гениев – взгляд словно прилипал к картинам. Когда они прошли в сопровождении Диего достаточно много залов, которые впечатлили бы своим содержимым даже самого малообразованного обывателя, их провожатый остановился около серебристых дверей. Он приложил ладонь к встроенному в стену экрану, и перед ними открылся вход в маленькое помещение, чем-то напоминающее барокамеру.

– Перед тем как войти в новый зал, нам нужно пройти процедуру биологической обработки, – сообщил сопровождающий. – Для объекта, который находится в следующем помещении, нужен особый микроклимат, и мы не должны его нарушать.

Когда процедура была пройдена, перед посетителями открылся ещё один вход. Никанор первым переступил порог нового зала и застыл в оцепенении. В центре помещения перед их ошалелыми взорами светилась Янтарная комната. Мигель Веласкес и Никанор были образованными людьми, интересовались искусством и прекрасно знали о загадке Янтарной комнаты, легендах и мифах, связанных с её исчезновением. Этот шедевр восемнадцатого века, созданный мастерами Европы, сейчас существовал только в копиях. Оригинал исчез из Кёнигсберга весной сорок пятого года и до сей поры не был найден. Поэтому её материализация в нескольких метрах от них казалась не реальностью, а миражом бедуина после долгого перехода по пустыне.

Янтарная комната находилась в прозрачном отсеке, похожем на аквариум. Видимо, ёмкость служила для дополнительной защиты этого хрупкого и уникального произведения искусства.

– Надо полагать, это тот самый оригинал, подаренный Фридрихом Петру? – спросил Ник.

– Да, это оригинал, можете не сомневаться, – ответил серьёзно сопровождающий.

Друзья изумлённо моргали, стоя перед шедевром, который всё послевоенное время сбившись с ног ищет человечество. Глобальная галлюцинация продолжалась. Через некоторое время Никанор нашёл в себе силы и спросил:

– Так в чём же всё-таки состоит наша миссия, для чего вы переправили нас сюда? – Слово «переправили» Никанор произнёс, потому что понятия не имел, каким образом они сюда попали, и какой способ транспортировки был для этого использован.

– Миссия проста. После свержения старой власти Совет жителей пытается создать идеальное государство, построить общество с эталонными условиями. Кстати, в чём-то похожее на то, которое было описано вами на ночной вечеринке у вашего городского магната Анатолия Сергулина. В этот момент Ник вопросительно посмотрел на сопровождающих.

– Не удивляйтесь, – поймав взгляд Никанора, сказал Диего. – С того момента, как Совет внешних контактов выбрал вас в качестве кандидатов для выполнения миссии, вы постоянно были в поле нашего зрения. Наши научные разработки позволяют без труда фиксировать любые ваши действия и перемещения, видеть и слышать вас в реальном времени беспрерывно. Но мы для вас практически инопланетяне, и наши знания о вашей личной жизни не могут нести никакого прикладного характера во внешнем мире. Это делалось только для пользы проекта. Так вот, идея построения эталонного общества не позволяет нам присваивать и использовать незаконно полученное имущество или предметы искусства. Поэтому мы решили осуществить миссию передачи захваченных рейхом шедевров мирового искусства – тех из них, которые были переправлены на антарктическую базу, а сейчас находятся в нашем новом городе – мировому сообществу. Мы считаем это важным.

– Я понимаю, что это нужная миссия, но вы же тоже люди. Разве жителям города эти произведения искусства не нужны? Вы, в принципе, тоже мировое сообщество, хотя и скрытое от внешнего мира, – произнёс Веласкес.

– Для нас, безусловно, эти бесценные произведения тоже важны и нужны. Но, во-первых, они украдены и, следовательно, согласно принципам Города Солнца, должны быть возвращены, а во-вторых, наши технологии позволяют воссоздать эти шедевры в полном объёме с макроточностью, другими словами, клонировать, так что даже лабораторный анализ не сможет отличить копию, сделанную по нашим технологиям, от оригинала.

Мигель и Никанор стояли, озадаченные информацией, которую неожиданно загрузили в их головы. И их разум, как перегретый компьютер, отказывался работать и зависал, перегруженный сенсационными файлами.

* * *

Уже несколько дней компаньоны находились в тайном городе в качестве гостей и готовились к выполнению порученной миссии. Им многое показывали, рассказывали о Городе Солнца, об укладе и традициях, которые успели сложиться у его жителей со времён основания и после свержения власти нацистов. Принимали их очень тепло. Гидом всегда выступал Диего. Поскольку он курировал проект, то занимался и его непосредственными участниками. На фоне бесчисленных чудес техники и архитектуры, даже вполне продвинутые и современные Ник и Мигель чувствовали себя как оленеводы на Пятой авеню. Передвигаясь по закрытым пространствам города, соединённым невообразимым количеством переходов, коридоров, туннелей и лифтов, они с интересом слушали рассказы своего проводника. Иногда Диего делился весьма неожиданной информацией, даже на фоне всей уникальности ситуации, в которой они оказались. Они услышали от него, что в городе бывали концерты выдающихся музыкантов внешнего мира, что здесь выступали Пол Маккартни, Боб Дилан, Лучано Паваротти.

– А как вам удалось их привезти без шлейфа последствий? Они же узнали о вашем существовании.

– Ничего они не узнали. Всё достаточно просто. Во всяком случае, проще, чем вы думаете. Наши представительства во внешнем мире устраивали контракт с артистом, в котором был пункт, что музыкант не будет знать и не претендует на знание места, в котором будет выступать, и согласен с любым способом доставки к пункту назначения в случае гарантии полной безопасности.

– А они прямо так и соглашались… Что-то с трудом верится!

– И тут проще, чем вы думаете, – сумма гонорара утраивалась. А когда речь о втройне космическом гонораре – и смелости добавляется, и лишние вопросы отпадают.

– А кто же контракт заключал?

– Контракт заключался на фирму-мираж, но гонорар выплачивался сразу.

– Круто. Ну а здесь как? Артист же всё видел.

– Здесь артист попадал прямо в гримёрку, а из гримёрки – на сцену, где нашими специалистами визуализировался обычный концертный зал европейского города. Хотя, конечно, зал был с другой, нашей архитектурой и дизайном, но в его поле зрения попадал визуализированный привычный евроинтерьер. Всё, что гастролёр видел во время приезда – это гримёрка, сцена и визуализированный еврозал.

– А как вы решаете вопрос внешних денег? Ведь для внешнего мира вас нет, следовательно финансовых операций и взаимоотношений тоже получается нет.

– Этой проблемы для нас не существует. Любые банкноты, ценные бумаги, акции и прочее легко и идеально воспроизводятся с помощью наших технологий. Наша копия – это ваш оригинал. Один в один.

Много чего во время прогулок по городу их поражало и удивляло. Конечно, им показывали не всё, в основном только развлекали, но даже за тот минимальный промежуток времени, пока Ник и Мигель находились здесь, они многое успели впитать и понять. Они усвоили то, что в этом мини-государстве действительно всё сделано для человека. Вся система государственности, как замкнутый круг, работала на горожан, и законы города не допускали иную трактовку власти.

В одну из прогулок по городу Ник задал Диего вопрос об их заказчике из Перу.

– А кто, всё-таки, этот человек, который оплачивал нам заказ? Что за тёмная личность?

– Он нацистский преступник, один из руководителей концлагерной системы, был непосредственно причастен также к проекту в Антарктиде. Этот человек лично курировал поиск высококлассных специалистов разных профилей в своих лагерях для отправки на белый континент.

– Видимо, понимал, что прятаться нужно по-взрослому, потому что нагадил конкретно, – проговорил Никанор задумчиво. – Только почему он потом в Перу смылся, а не на базу?

– Не всё так просто. На антарктической базе, как зафиксировано в наших архивах, он был – приезжал во время строительства вместе с отцами проекта один раз. А почему не укрылся там после разгрома Германии?… Видимо, что-то помешало или отговорили. После бегства он сначала оказался в Аргентине, пометался по Южной Америке, а уже через время осел в Перу. А зачем ему после стольких лет информация про базу оказалась нужна – мы не знаем. Даже в таких монстрах, как ваш фашист, иногда просыпается ностальгия по прошлому.

– Хорошо, с нацистом ясно, а что за организация обращалась по телефону к нам с Лизой и представлялась неким международным фондом?

– А-а, это отдельная история, – ответил задумчиво Диего. Как вы уже знаете, вся нацистская верхушка нашего подземного мини-государства была подвержена искусственной амнезии и депортирована во внешний мир. Эта история получила позже неожиданное продолжение.

– Вы не устаёте нас удивлять! – проговорил Мигель. – И какое же?

– Странное дело, – продолжил их сопровождающий, – но оказалось, что наши специалисты в чём-то просчитались, и к некоторым депортированным позже неожиданно вернулась память. – Он помолчал. – Для нас, как вы поняли, этот момент был чрезвычайным происшествием, ибо они уже находились вне нашего контроля и могли успеть совершить непредсказуемые вещи. Пока мы вычисляли, кому удалось выйти из состояния амнезии и возобновляли наблюдение, они успели создать свою тайную организацию. Ведь прошло определённое время, прежде чем до нас дошла эта информация и мы возобновили контроль.

С тех пор на протяжении многих лет они и их продолжатели действуют в основном на территории Европы, пытаясь найти пути возвращения власти в антарктическом городе.

– И что, никогда так и не подобрались к вам при всей их информированности?

– Они умышленно были помещены нами на низшую ступень социальной лестницы. Выбраться из клиник душевнобольных, как вы понимаете, не так просто. Кроме того, они утеряли, да и просто боялись восстанавливать какие-то связи, чтоб не засветиться. После Второй мировой тогда уже прошло больше четверти века, в мире всё поменялось, и они выползли на его поверхность, как слепые котята. Все их бывшие коллеги, партнёры, сослуживцы, тех, кого не вычислили или не захотели вычислить, залегли глубоко на дно и тоже вряд ли хотели с кем-либо контачить. Часть изначально оставшихся на Большой земле нацистов создали свою достаточно сильную организацию с разветвлённой сетью и мощной финансовой базой. А наши депортированные бонзы даже спустя время так и остались параллельной организацией. Возможно произошло столкновение амбиций и они не договорились, либо просто имели разные цели и не слились в одну организацию. Поэтому финансово наша депортированная нацистская элита осталась очень слаба, а вы знаете, что в современном мире без денег далеко не уедешь… При депортации мы умышленно не снабдили их документами, и когда к некоторым из них неожиданно возвратилась память, им пришлось выбираться из клиник и всё делать с нуля, придумывать версии своих биографий с новой внешностью, которая была им изменена ещё в Антарктиде перед депортацией. При такой их всесторонней слабости нашей разведке достаточно было просто наблюдать за ними. Под нашим внешним контролем они были безопасны. Мы не позволили им развиться. Новые поколения этой организации бродят «летучими голландцами» по миру, делая мелкие пакости и локальные акции под нацистскими лозунгами скорее уже по инерции, нежели по убеждениям. И сейчас пафос тайного ордена, перевешивает у них реальные дела.

– Вы всё время нагружаете нас сенсациями, – сказал удивлённый Мигель. – Если бы я как журналист выдал на своём канале даже десять процентов вашей информации, то уже вошёл бы в историю журналистики.

Диего невозмутимо продолжал:

– Эта тёмная организация зацепила и вашу дружную компанию, прикоснувшуюся к теме Антарктиды. Вы помните эпизод на трассе, когда Никанор ехал из другого города со встречи с бывшим сотрудником антарктической научной станции? Не без их участия он слетел с трассы. Вы же записку помните?

– Ещё бы! – воскликнул Ник.

– Сейчас к этому добавился ещё эпизод.

– Какой? Мы же сейчас здесь! Они что, и к вам добрались? – удивились друзья.

– Два дня назад, когда вы были уже у нас, у вашей подруги Лизы унесли из квартиры все носители информации об Антарктиде.

– Любите сюрпризы! – Ник и Мигель переглянулись и вопросительно посмотрели на Диего.

– Просто они сейчас, как, впрочем, и всегда, ищут пути выхода на антарктический город, но не знают, что там давно уже никого нет.

– Да, – вспомнил Мигель, – всё хочу спросить: имеет ли какое-то отношение к названию вашего города утопия Томмазо Кампанеллы?

– Во все времена люди мечтали о создании идеального государства. – улыбнулся Диего. – Но мы просто соскучились по настоящему солнцу, и хотели хотя бы в названии быть к нему причастными.

* * *

Низкая облачность окутывала величественные Анды, возвышающиеся над Тихим океаном. У Аугусто был морской променад на яхте. Небольшое современное судно болталось в визуальной досягаемости от побережья, а хозяин читал газету на его палубе, опираясь о поручни. Аугусто злился – Мигель опять не выходил на связь. Он периодически раздражённо набирал его мобильный номер, но связь не появлялась. Когда в очередной раз Аугусто отложил газету, набрал номер, а абонент не ответил, раздосадованный владелец яхты с размаху бросил телефон о палубу. Телефон был дорогой, с металлическим корпусом, поэтому он не рассыпался, в нём лишь раскрылся отсек с аккумулятором, который отлетел на корму. Немного постояв и успокоившись, Аугусто решил подобрать аккумулятор и вставить его обратно в телефон. Он прошёл на корму и, став спиной к поручням, нагнулся за батареей. Неожиданно яхту качнуло высокой сильной волной, накатившей из открытого океана. Аугусто пошатнулся и, не удержавшись за скользкий поручень, кувыркнулся спиной за борт. Матрос, возившийся с корабельными снастями, увидел это и мгновенно кинулся к корме, по пути схватив спасательный круг.

Аугусто был очень спортивным, хотя и очень старым мужчиной. Даже при его возрасте такое падение за борт не могло повлечь каких-то серьёзных последствий и являлось лишь неприятным инцидентом в ходе морской прогулки. Всплывая на поверхность, он досадовал на свою несдержанность и испарившегося со связи Мигеля Веласкеса.

Первым, что дон Аугусто увидел, показавшись на поверхности воды, была улыбка акулы.

* * *

Однажды, когда Мигель и Никанор, готовящиеся к выполнению миссии, уже немного ознакомились с Городом Солнца, их постоянный сопровождающий Диего с загадочным видом привёл их к красивым арочным воротам, видимо, ведущим в какой-то парк или место отдыха, куда с беззаботным видом стекались люди, в основном, семьи с детьми. Когда они вошли, перед ними возникло пространство, похожее на грандиозный океанариум. За прозрачной стеной они увидели глубины моря или, возможно, океана. Стена занимала колоссальную площадь. За ней простирался подводный пейзаж с флорой и фауной невообразимой красоты. Вряд ли это был океанариум. Для обычного бассейна-аквариума площадь была слишком и даже неправдоподобно велика. Но Диего быстро развеял их сомнения:

– Вы видите фрагмент океана за особым прозрачным сплавом, который позволяет выдерживать колоссальное давление. Этот сплав, создан нашими учёными, у вас во внешнем мире такого прочного нет.

Ник и Мигель смотрели, не мигая, на океан за «стеклом», а океан смотрел на них. В зрачках отражались его плавающие обитатели. Никанор в это время подумал, что рыбам и другим обитателям этого застекольного мира также любопытно наблюдать за людьми в городе, как и людям – за ними, люди тоже для них «за стеклом», как бы в аквариуме.

Не успели друзья прийти в себя от масштабного зрелища, как Диего, тронув их за плечи, указал в правую сторону. Гости застыли: навстречу им, вдоль прозрачной стены с видом на океанические глубины, шла Даниэлла.

* * *

Молодой мужчина и девушка сидели в помещении небольшого кафетерия в природной скале океанического парка.

– Извини, извини, извини меня, Мигель. Я должна была выполнить своё задание.

– И я был для тебя лишь поставленной задачей, заданным объектом, – Мигель почти плакал.

– С пятой минуты нашего знакомства это уже было не так, – Даниэлла добела сжала двумя руками кисть Мигеля. Они смотрели друг на друга зрачок в зрачок, и прямая между бликами их глаз проводила немыслимое напряжение. Мелькнул ещё миг, и они вжались телами друг в друга, крепко-крепко обнявшись. Но только Веласкес, прокусив зубами нижнюю губу, едва смог сдержать слёзы. Спина Даниэллы беззвучно задрожала под ладонями Мигеля, солёные капли покатились по её лицу. Морские обитатели беззвучно наблюдали человеческую мелодраму из темноты глубин.

* * *

Прошло минут пятнадцать в течение которых молодые люди молча смотрели в глаза друг другу. Первой заговорила Даниэлла.

– Мигель, тебе никто об этом не говорил, но я сейчас скажу: ты можешь остаться здесь.

– Как, Даниэлла? Разве это возможно? А наша миссия?

– Если ты согласишься, это возможно. Но только…

– Только что?

– Только это навсегда. Ты не сможешь возвратиться во внешний мир.

Пелена слёз размывала взгляд Даниэллы, и лицо Веласкеса плыло во влажном тумане.

– Только согласись. Только согласись, – повторяла про себя Даниэлла.

* * *

Все собрались в зале совещаний Совета внешних контактов. Висела атмосфера торжественной тишины. Людей было больше, чем обычно, – многие жители к тому времени познакомились с гостями и пришли их проводить.

– Теперь, когда мы обговорили все подробности, можно приступить к воплощению нашего проекта, – начал Стив. – Когда вы окажетесь на Большой земле, все произведения, которые мы возвращаем мировому сообществу, будут укрыты в одном из мест внешнего мира. В какую точку земного шара вы будете перемещены, мы не можем вам сказать. Необходимые документы, банковские карточки со средствами на расходы, письмо с детальным описанием ваших дальнейших действий и подробная карта будут находиться при вас. Останется только осуществить запланированную для вас финишную часть миссии: инсценировать обнаружение шедевров, украденных нацистами. Дать резонансную пресс-конференцию и обеспечить передачу всех нужных данных, точного перечня всех предметов искусства, которые вы якобы случайно обнаружили, во все нужные официальные инстанции и в средства массовой информации одновременно, чтобы исключить похищения. Карта и инструкции через пару часов исчезнут, так что можете не заботиться об их уничтожении. К тайнику вам выезжать не надо. Следы вашего пребывания в тайнике с шедеврами мы организуем. Наши внешние представительства обязательно подстрахуют вас, продублируют в случае необходимости ваши действия и проследят за тем, чтобы ни одно произведение искусства, переданное нами, в дальнейшем не осело в частных коллекциях. Мы же, наш город – реальные авторы миссии – останутся для всех тайной.

– Вы не опасаетесь, что мы захотим прославиться и сдадим полную информацию о вас прессе и властям государств во внешнем мире? – улыбнулся Никанор.

– Нисколько, – в ответ глазами улыбнулся Стив. – Во-первых, местонахождение нашего города для вас навсегда останется загадкой. Во-вторых, никто не готов поверить в такое безумие, как наличие в современном исхоженном вдоль и поперёк мире ещё одного полноценно функционирующего государства, совершенно скрытого от посторонних глаз.

– Да, что ни говори, но вы нам организовали самый уникальный тур, в котором я когда-либо был, если его можно так назвать. Так что я теперь – самый креативный турист. Вместе с Мигелем, разумеется.

* * *

– Проснуйся, однако. – Никанор увидел перед собой ухмыляющееся лицо то ли японца, то ли китайца в гостиничной униформе. – Сьто закажет господин? – спросил тот на английском языке с сильным акцентом.

– Где я?

– Бейгия. Брюссей. Отей «Конрад», – пробормотал японец.

– Бельгия. Брюссель. Отель «Конрад», – сам для себя «перевёл» Ник. – А где мой друг?

– Господин Вейаскес?

– Ну да. Он самый.

– Господину Вейаскесу снят соседний номер. Он уже проснуйся и заказывать кофе и кьюассан. У нас осень хойосый кьюассан.

– Хорошо, тащи мне круассан и эспрессо.

В номере замяукал котёнок. Ник оглянулся и, улыбнувшись, взял со стола мобильный.

– Приветик из Дели! Куда ты пропал, Ники? – запел телефон радостным голосом Юльки. – Я в Индии скучаю, наш рейс из-за погоды откладывают, а с тобой связи уже столько дней нет.

– Да я тут под Белгородом, на фазенде у однокурсника завис. Мы с Мигелем заехали на несколько дней погостить, пообщаться. Тут приём неуверенный, скоро обратно выезжаем. Как приедем, обязательно позвоню!

Никанор потрогал карманы брюк, в них что-то зашелестело. Он вытащил из них конверт фисташкового цвета. Там были подробная карта и письмо с инструкциями. Тайник с похищенными шедеврами находился на острове в Норвежском море. Ник внимательно прочитал письмо и сделал пометки в блокноте, лежавшем на столе, вспомнив, что через некоторое время переданные бумаги исчезнут. Внизу послания была приписка: «Вы всё-таки сейчас в Брюсселе – не забудьте сфотографироваться у Писающего мальчика. Рядом был впечатан жёлтый улыбающийся смайлик и стояла подпись: Диего.

2014

Оглавление

Часть 1. Никарагуанец

Часть 2. В контакте

Часть 3. Миссия Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg