«Неделя зимы»

Неделя зимы (fb2) - Неделя зимы (пер. Ирина Дмитриевна Голыбина) 1565K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Мейв Бинчи

Мейв Бинчи НЕДЕЛЯ ЗИМЫ

Дорогому, щедрейшему Гордону, который делает жизнь прекрасной день за днем

Чикки

На ферме Райанов в Стоунбридже у всех были свои обязанности. Мальчики помогали отцу в поле, чинили изгороди, пригоняли коров на дойку и копали картофель; Мэри кормила телят, Кэтлин пекла хлеб, а Джеральдина занималась курами.

К Джеральдине никогда не обращались по имени: сколько она себя помнила, ее всегда звали Чикки — серьезную малышку, которая сыпала зерно цыплятам и собирала только что снесенные яйца, приговаривая «чикки-чикки-чикки» и поглаживая взъерошенные перышки. Всем своим подопечным она придумывала имена; никто из домашних не решался сообщить ей, когда одна из кур отправлялась на кухню, чтобы стать главным блюдом на субботнем обеде. Они утверждали, что курицу купили в магазине, но Чикки прекрасно все понимала.

Летом Стоунбридж на западе Ирландии был настоящим раем для ребятишек, но лето пролетало незаметно, а в остальное время Атлантическое побережье казалось диким и безлюдным. Однако оставались пещеры, которые можно было исследовать, скалы, чтобы на них взбираться, птичьи гнезда и дикие бараны с витыми рогами — объект неиссякаемого интереса. Иногда три мисс Шиди, преклонного возраста сестры, владевшие домом на отшибе, приглашали ее поиграть и позволяли наряжаться в свои старые платья.

Чикки наблюдала за тем, как Кэтлин садилась в поезд, уезжая в Уэльс, чтобы работать медсестрой в тамошнем госпитале; Мэри к тому времени получила должность в страховой компании. Ни одна из этих профессий не казалась Чикки привлекательной, однако ей тоже предстояло найти себе занятие. Земля не могла прокормить всю семью Райанов. Двое мальчиков уже покинули родительский дом и пробивали себе дорогу в больших городах на Западе. Только Брайан остался на ферме и помогал отцу.

Мать Чикки всегда выглядела усталой, а отец — встревоженным. Оба они испытали облегчение, когда Чикки получила работу на трикотажной фабрике. И не просто рабочей или надомной вязальщицей, а в конторе управляющего. Ее обязанностью было отправлять заказчикам готовые изделия и вести учетные книги. Конечно, такую должность нельзя было назвать престижной, но по крайней мере Чикки могла жить дома, а ей только этого и хотелось. В Стоунбридже у нее было много друзей, и каждое лето она влюблялась в следующего из сыновей О’Хара, однако из этого так ничего и не вышло.

А потом в один прекрасный день Уолтер Старр, молодой американец, явился на фабрику, чтобы купить узорчатый свитер. Чикки попросили объяснить ему, что фабрика — это не магазин и что свитера здесь вяжут для дальнейшей отправки на продажу.

«Тогда вы много теряете, — ответил Уолтер. — Люди приезжают в этакую глушь и хотят купить у вас свитер — прямо здесь, а не в каких-то других местах».

Уолтер был очень привлекателен; Чикки он напомнил Джека и Бобби Кеннеди в юности, с такой же широкой улыбкой и великолепными зубами. Он был загорелым и сильно отличался от ее приятелей из Стоунбриджа. Ей хотелось, чтобы он задержался на фабрике подольше, и сам он тоже не спешил уходить.

Чикки вспомнила, что у них остался один свитер, который снимали для рекламы. Может быть, Уолтер захочет его купить — свитер практически новый.

Уолтер ответил, что это его вполне устроит.

Он пригласил ее прогуляться по пляжу и сказал, что это одно из самых прекрасных мест на земле.

Только представьте себе: он побывал в Калифорнии, даже в Италии, и все равно находил Стоунбридж красивым. И Чикки тоже. Он сказал, что она очень хорошенькая со своими темными кудряшками и большими голубыми глазами. Они использовали любую возможность для встреч. Уолтер собирался провести в Стоунбридже всего день или два, но теперь ему не хотелось никуда уезжать. Если только она не поедет с ним.

Поначалу сама мысль о том, чтобы бросить работу и сообщить родителям, что она пускается в путешествие по Ирландии с первым встречным американцем, казалась Чикки просто смехотворной. Да это же все равно что объявить всем, будто она летит на Луну!

Уолтеру ее сопротивление показалось трогательным и очаровательным.

«У нас всего одна жизнь, Чикки. Родители не могут прожить ее за нас. Надо жить своим умом. Ты думаешь, моя семья одобряет, что я путешествую и наслаждаюсь жизнью? Нет, конечно! Они мечтают, чтобы я вступил в загородный клуб и играл в теннис с дочками их знакомых, но, как видишь, вот он я — там, где мне хочется быть. Проще некуда».

В мире, где жил Уолтер Старр, все было просто. Они любят друг друга, так почему же не заняться любовью? Это ведь совершенно естественно. Они оба знают, что правы, так зачем усложнять себе жизнь, задумываясь над тем, что скажут или подумают другие люди? Господь добр, он всегда на стороне влюбленных. Отец Джонсон, принявший обет никогда не влюбляться, — против них. Им не нужны никакие дурацкие бумажки и церемонии, так ведь?

Через шесть упоительных недель, когда Уолтер стал подумывать о возвращении в Штаты, Чикки была готова ехать с ним. Ее решение вызвало целую бурю сплетен и донельзя расстроило всех членов семьи Райан. Однако Уолтер об этом ничего не знал.

Отец Чикки рвал и метал: вся округа станет болтать о том, что в его доме выросла шлюха.

Мать выглядела еще более усталой и расстроенной, чем обычно: одному Господу и Пресвятой Деве известно, что она делала неправильно, раз вырастила дочь, которая собирается навлечь на них такой позор.

Кэтлин сказала, что ее помолвка случилась очень вовремя: после такого скандала ни один мужчина не захотел бы жениться на ней, зная, из какой она семьи.

Мэри, которая работала в страховой компании и встречалась с одним из сыновей О’Хара, заявила, что дни ее романа сочтены, — все из-за Чикки. О’Хара — уважаемая семья, они наверняка не одобрят такого поведения.

Брайан только ниже опустил голову и не произнес ни слова. Когда Чикки спросила, что он думает, брат ответил, что у него нет времени думать. Ему надо работать.

Подруги Чикки — Пегги, работавшая с ней на трикотажной фабрике, и Нуэла, служившая у трех мисс Шиди, — считали, что это самое удивительное и волнующее приключение, о каком им когда-либо доводилось слышать; как удачно, что у нее уже есть паспорт — благодаря школьной поездке в Лурдес.

Уолтер Старр собирался поселиться у друзей в Нью-Йорке. Учебу он бросит: юриспруденция совсем не его призвание. Будь у него несколько жизней, тогда ладно, но тратить свою единственную жизнь на бессмысленную зубрежку он не станет.

Вечером накануне отъезда Чикки попыталась поговорить с родителями по душам. Ей двадцать лет, вся жизнь впереди, она очень любит свою семью и хочет, чтобы и они любили ее, несмотря на принесенное разочарование.

Лицо отца осталось мрачным и суровым. Она никогда не переступит порог дома, на который навлекла такой позор.

Мать была в отчаянии. Она повторяла, что Чикки совершает ужасную глупость. Их отношения не продлятся долго — не могут продлиться. Это не любовь, а просто увлечение. Если бы Уолтер любил ее по-настоящему, то согласился бы подождать, дал бы ей дом и свое имя, обеспечил бы будущее — вместо романтических бредней.

Атмосфера в доме Райанов накалилась до предела.

Поддержки сестер Чикки так и не дождалась. Однако она была непреклонна. Они понятия не имеют, что такое настоящая любовь. Она не изменит своих планов. У нее есть паспорт. Она уезжает в Америку.

«Пожелайте мне счастливого пути», — умоляла она родителей перед отъездом, однако они отвернулись от нее.

«Не будьте так жестоки ко мне, чтобы у меня остались хорошие воспоминания!» Горькие слезы катились у Чикки по лицу.

Мать тяжело вздохнула: «Жестоко было бы сказать езжай и наслаждайся жизнью. Мы желаем тебе только добра. Хотим, чтобы ты была счастлива. Это не любовь, а какое-то безумие. И не жди нашего благословения — мы против твоего отъезда и не собираемся притворяться».

Не дождавшись благословения, Чикки уехала без него.

В аэропорту Шэннон родители провожали детей, отправлявшихся в Америку, в новую жизнь. Чикки никто не провожал, но им с Уолтером было все равно. Перед ними лежала целая жизнь.

Ни правил, ни обязательств, никаких соседей и родственников, перед которыми надо держать лицо. Полная свобода — свобода работать, где хочется, и жить на свои средства. Свобода от родительских ожиданий: что она выйдет за богатого фермера, а Уолтер — как надеялась его семья — станет преуспевающим адвокатом.

Друзья Уолтера, обитавшие в огромной квартире в Бруклине, встретили их весьма радушно. Все они были молодые, общительные, жизнерадостные. Одни работали в книжных магазинах или барах, другие были музыкантами. Они приходили и уходили когда вздумается. Это было так непохоже на Стоунбридж. Влюбленная пара вернулась с побережья, в дальней комнате поселилась девушка, писавшая стихи. Один парень, мексиканец, играл на гитаре в местном баре.

Все жили мирно и беззаботно — Чикки это казалось удивительным. Никто ничего не требовал. По вечерам они собирались на кухне и совместными усилиями готовили на ужин большую кастрюлю чили. Никаких обязанностей, никаких понуканий.

Иногда кто-нибудь вздыхал по своей семье, не проявлявшей должного понимания, но тут же забывал о ней. Постепенно стали меркнуть и воспоминания о Стоунбридже. Тем не менее Чикки каждую неделю писала домой, с самого начала решив не поддаваться враждебным настроениям.

Если одна сторона станет вести себя, будто ничего не случилось, вскоре и вторая ответит тем же.

Она переписывалась с подругами, через которых получала вести из дома. Пегги и Нуэла рассказывали о том, как течет жизнь в Стоунбридже, — собственно, там ничего не изменилось. Благодаря им она сумела поздравить Кэтлин с грядущей свадьбой — сестра выходила за Майки, но промолчала о другой новости: роману Мэри с Сонни О’Хара настал конец.

Мать в ответ присылала коротенькие записки, спрашивая, назначена ли дата свадьбы и есть ли в ее приходе ирландский священник.

Чикки ничего не рассказывала о жизни в чужой большой квартире в окружении разношерстной компании, о постоянных отъездах и приездах, бренчании на гитаре. Ее родным никогда этого не понять.

В письмах она рассказывала о художественных выставках и театральных премьерах. Чикки читала о них в газетах; иногда они и правда ходили на утренники или покупали дешевые билеты на прогоны через друзей, которым было поручено заполнить зал.

У Уолтера появилась работа: он помогал составить каталог библиотеки, принадлежавшей пожилой чете, знакомым его отца. Семья надеялась таким образом вернуть блудного сына — по выражению самого Уолтера — «в академическую среду»; собственно, занятие было совсем неплохое. Родные оставили его в покое и больше не докучали своими проповедями. Чего еще можно желать от жизни?

Чикки быстро поняла, чего именно желал от жизни Уолтер. Она не наседала на него с вопросами о том, когда он познакомит ее с родителями, когда они снимут свою квартиру и вообще, что будут делать дальше. Они были вместе, в Нью-Йорке. Разве этого недостаточно? Собственно, в каком-то смысле этого и правда было достаточно.

Она нашла себе работу в кафе. График оказался подходящим: Чикки вставала чуть свет и уходила из дома, пока все еще спали. Она являлась к открытию, отрабатывала свою смену, подавала завтрак и возвращалась домой, когда остальные только поднимались с кроватей. Чикки приносила молоко и булочки, оставшиеся после завтрака в кафе. Обитатели квартиры привыкли к тому, что она бесплатно доставляет припасы.

До нее по-прежнему доходили новости из дома, но со временем он становился все более и более далеким.

Кэтлин вышла за Майки и теперь ждала первенца; Мэри встречалась с Джеем-Пи, фермером, над которым они еще совсем недавно посмеивались, считая унылым стариком. У Брайана начинался роман с одной из дочерей О’Хара — семья Чикки его всецело одобряла, однако О’Хара были настроены куда менее восторженно. На одной из проповедей отец Джонсон сказал, что Пресвятая Дева проливает слезы при любом упоминании об ирландском референдуме по разводам, но часть прихожан возмутилась, считая, что он зашел слишком далеко.

Всего через несколько коротких месяцев Стоунбридж стал для Чикки совсем далеким, почти нереальным.

Такой же нереальной была их жизнь в большой квартире, где все постоянно приезжали и уезжали, где то и дело говорили о друзьях, перебравшихся в Грецию или Италию, или игравших ночи напролет в подвальных барах Чикаго. Ее реальностью стал вымышленный мирок, в котором они существовали посреди делового, оживленного, процветающего Манхэттена.

Жители Стоунбриджа не ездили в Нью-Йорк — над ней не висела угроза разоблачения и нового разочарования. Чикки никак не могла сообщить родителям правду: что Уолтер бросил работу и больше не составляет каталог библиотеки. Ему наскучили постоянные напоминания стариков о том, что пора бы съездить на выходные домой, повидаться с родителями.

Чикки была отнюдь не против такого визита, однако, видя настроение Уолтера, поддержала его решение отказаться от работы и взяла дополнительную смену в кафе, чтобы они могли оплачивать квартиру.

В последнее время Уолтер не находил себе места, раздражаясь по малейшему поводу. Он хотел видеть рядом с собой прежнюю Чикки — влюбленную и радостную. Такой она и старалась быть. На самом деле Чикки ужасно устала и постоянно волновалась, однако Уолтер не должен был этого видеть.

Каждую неделю она писала домой и сама начинала верить в свою вымышленную историю. Ей приходилось записывать подробности в тетрадке — Чикки боялась, что случайная ошибка может выдать ее.

Чтобы немного утешиться, она сообщила родным, что они с Уолтером поженились. Скромная гражданская церемония. Их благословил францисканский священник. Новобрачные уверены, что для обеих семей это очень радостное событие. Чикки написала, что родители Уолтера не смогли присутствовать на церемонии, так как находились за границей, но благословили их брак.

В какой-то момент она даже поверила, что пишет чистую правду. Это оказалось легче, чем поверить в то, что Уолтер уходит от нее.

Разрыв их отношений произошел очень быстро; оказалось, все вокруг считали его неизбежным. «Это было прекрасно, но всему приходит конец», — мягко сказал ей Уолтер.

Подвернулась интересная возможность: знакомый предложил Уолтеру работу у себя в баре. Смена обстановки. Свежие впечатления. Другой город. Он уезжает в конце недели.

Чикки не сразу поняла, о чем он говорит.

Сначала она решила, что все это шутка. Или какая-то проверка. В груди у нее была пустота, провал, ширившийся с каждой минутой.

Это не может закончиться. Только не их любовь. Она плакала, умоляла; пускай он только скажет, что не так, — она готова все изменить.

Заботливо и терпеливо он раз за разом объяснял ей, что тут нет ничьей вины. Конечно, это очень грустно, но что поделать. Они обязательно останутся друзьями и сохранят теплые воспоминания о времени, прожитом вместе.

Ей ничего не оставалось, кроме как вернуться в Стоунбридж, бродить по диким берегам, где они когда-то гуляли вместе, и предаваться воспоминаниям об утраченной любви.

Но Чикки не вернулась домой.

Обратной дороги нет — то был факт, незыблемый и неизменный среди зыбучих песков, в которые превратилась ее жизнь. Она не могла дальше жить в той же квартире, хотя остальные ее обитатели очень на это надеялись. Кроме них, она не завела себе друзей; Чикки была слишком сдержанная, у нее не было в запасе любопытных историй или необычных воззрений, чтобы ими делиться. Теперь ей нужно было найти новых знакомых, которые не задавали бы вопросов и не строили предположений.

А еще ей нужно было найти работу.

Чикки решила уйти из кафе. Хозяин уговаривал ее остаться, но после разрыва с Уолтером она не хотела больше показываться там, где жила прежде.

Неважно, что это будет за работа. Ей все равно. Надо просто найти заработок, который позволит ей продержаться, пока она опять не встанет на ноги.

После ухода Уолтера Чикки перестала спать.

Она пыталась, но сон к ней не шел. Она усаживалась в кресло в комнате, которую делила с Уолтером эти пять месяцев счастья — и три месяца тревоги.

Он сказал, что до этого ни разу не жил на одном месте так долго. Сказал, что не хотел причинить ей боль. Уговаривал Чикки вернуться в Ирландию, где они познакомились.

Она лишь улыбалась ему сквозь слезы.

Ей понадобилось четыре дня, чтобы найти себе новое жилье и работу. Один из рабочих, трудившихся на стройке рядом с кафе, упал с лесов и его принесли к ним, чтобы оказать первую помощь.

— Прошу, не надо везти меня в больницу, — повторял он. — Позвоните миссис Кэссиди, она знает, что делать.

— Кто такая миссис Кэссиди? — спросила Чикки у строителя; он говорил с ярко выраженным ирландским акцентом и до смерти боялся лишиться работы.

— Хозяйка моего пансиона, — ответил тот. — Очень хорошая женщина. Всегда полагается только на себя. Прошу, позвоните ей поскорее.

Он оказался прав. Миссис Кэссиди взяла все в свои руки.

Она оказалась невысокой, очень деловитой, с зорким взглядом и волосами, стянутыми в тугой узел на затылке. Не из тех, кто впустую растрачивает время.

Чикки смотрела на нее с восхищением.

Миссис Кэссиди договорилась, чтобы пострадавшего перевезли к ней в пансион. Она сказала, что ее соседка — медсестра, поэтому при необходимости они смогут быстро доставить мужчину в госпиталь.

На следующий день Чикки позвонила в пансион.

Сначала она поинтересовалась здоровьем мужчины, которого принесли со стройки в кафе. Потом попросила принять ее на работу.

— Почему вы решили обратиться ко мне? — спросила миссис Кэссиди.

— Мне сказали, что вы всегда полагаетесь только на себя. И не обсуждаете других.

— У меня нет на это времени.

— Я могу заниматься уборкой. Я сильная и совсем не устаю.

— Сколько вам лет? — спросила миссис Кэссиди.

— Завтра исполняется двадцать один.

Годы, проведенные в трудах и наблюдении за другими людьми, научили миссис Кэссиди быстро принимать решения.

— С днем рождения, — сказала она. — Собирайтесь и сегодня же переезжайте в пансион.

На сборы ушло совсем немного времени: Чикки сложила вещи в небольшую сумку и покинула просторную квартиру и ее многочисленных обитателей, с которыми жила бок о бок вместе с Уолтером, пока он не уехал из города, оставив ее одну.

Так началась ее новая жизнь. Крошечная, похожая на монашескую келью спальня под самой крышей, ранние пробуждения, чтобы успеть начистить кастрюли, вымыть лестницу и приготовить завтрак.

В пансионе миссис Кэссиди было восемь постояльцев, все ирландцы. Они не привыкли по утрам питаться хлопьями с молоком. Мужчинам, работавшим на стройке или в метро, требовалась сытная яичница с беконом, чтобы не проголодаться раньше времени; на ланч Чикки готовила им сандвичи с ветчиной, которые заворачивала в вощеную бумагу и выдавала с собой, когда жильцы расходились из пансиона.

После этого надо было стелить постели, мыть окна, прибирать в гостиной; потом Чикки вместе с миссис Кэссиди ходила за покупками. Та научила ее, как вкусно приготовить недорогое мясо: его надо предварительно замариновать; как сделать самое простое блюдо красивым и аппетитным. На столе у них всегда стоял букет цветов или растение в горшке.

Миссис Кэссиди обязательно переодевалась к ужину, и жильцы быстро переняли у нее эту привычку. Все они надевали чистые рубашки перед тем, как сесть за стол. Стань образцом хороших манер, и другие охотно последуют за тобой.

Чикки всегда называла свою хозяйку миссис Кэссиди. Она не знала ее имени, биографии, не знала, что случилось с мистером Кэссиди, да и был ли он вообще.

Та в ответ точно так же не задавала ей никаких вопросов.

Такие отношения полностью устраивали обеих женщин.

Миссис Кэссиди настояла на том, чтобы Чикки получила вид на жительство и зарегистрировалась в городском совете; так у нее появилась возможность голосовать за представителей ирландской общины, которых пока что было маловато в составе городских властей. Она объяснила Чикки, как завести на почте абонентский ящик, позволявший вести переписку, сохраняя в тайне свое место жительства и род занятий.

Она пыталась уговорить ее вести не такой замкнутый образ жизни. Чикки — молодая женщина, а город, в котором она живет, полон восхитительных возможностей. Но тут Чикки воспротивилась. Нет, нет и нет. Ей не нужны ни пабы, ни ирландские клубы, ни разговоры о том, каким отличным мужем мог бы стать тот или другой постоялец. Миссис Кэссиди больше не настаивала.

Тем не менее она рассказала Чикки о курсах для взрослых. Чикки выучилась на кондитера и делала большие успехи. Однако она и думать не хотела о том, чтобы покинуть пансион, и отказалась даже от предложения местной кондитерской, куда ее были готовы нанять на полный день.

Чикки почти ничего не тратила; у нее появились кое-какие сбережения. Если у нее выдавалось время, свободное от работы в пансионе, она брала частные заказы. Чикки готовила еду для парадных обедов по поводу крестин, первого причастия или выхода на пенсию.

Каждый вечер они с миссис Кэссиди сидели во главе стола в пансионе.

Чикки по-прежнему ничего не знала о жизни хозяйки пансиона, а та не задавала вопросов ей. Поэтому она ужасно удивилась, когда миссис Кэссиди внезапно сказала, что Чикки надо бы съездить в Стоунбридж повидать родных.

— Езжай сейчас, пока прошло не так много времени. Позже вернуться будет куда трудней. Если ты поедешь в этом году, пускай ненадолго, все пройдет гораздо легче.

Все действительно оказалось легче, чем она себе представляла.

Чикки написала в Стоунбридж о том, что Уолтеру пришлось на неделю поехать в Лос-Анджелес по делам, а она решила использовать это время, чтобы проведать семью в Ирландии. Она ждет не дождется этой поездки и надеется, что и родные хотят повидаться с ней тоже.

Пять лет прошло с тех пор, как ее отец сказал, что она больше не переступит порог родительского дома. За это время многое изменилось.

Отец стал совсем другим человеком. Несколько шрамов на сердце заставили его понять, что не он правит миром, — собственно, ему неподвластна даже собственная судьба.

Ее мать уже не так опасалась того, что скажут или подумают соседи.

Ее сестра Кэтлин, теперь уже жена Майки и мать Орлы и Рори, забыла о брошенных в запальчивости словах о позоре, который Чикки навлекла на всю семью.

Мэри вышла замуж за Джея-Пи, чудаковатого фермера с дальнего холма, и тоже заметно смягчилась.

Брайан, до глубины души уязвленный тем, что О’Хара сочли его неподходящим женихом для своей дочери, с головой ушел в работу и практически не обратил внимания на то, что сестра вернулась домой.

Визит прошел на удивление гладко, и с тех пор каждое лето Чикки возвращалась на родительскую ферму, где ее принимали с распростертыми объятиями.

В Стоунбридже она каждый день проходила по много миль пешком и беседовала со знакомыми, которым рассказывала подробности своей вымышленной жизни по другую сторону Атлантики. Люди из этих краев никогда не бывали в США, так что ей не приходилось опасаться нежданных гостей. Ей не грозило разоблачение со стороны земляка, свалившегося как снег на голову в ее несуществующую квартиру.

Вскоре все привыкли к ее ежегодным наездам домой.

Она обязательно виделась со своей подругой Пегги, которая рассказывала ей о последних событиях на трикотажной фабрике. Нуэла давным-давно уехала из Стоунбриджа и поселилась в Дублине; они ничего о ней не слышали.

«Мы точно знаем, что наступил июль, раз Чикки опять бродит по берегу», — говорили сестры Шиди.

На лице у нее всегда была счастливая улыбка; она всем дарила свою теплоту и говорила, что ни один уголок мира, сколько бы там ни было красот, не сравнится с их Стоунбриджем.

Людям это очень нравилось.

Приятно было слышать, что они поступили мудро, оставшись там, где и были, — в Стоунбридже.

Члены семьи расспрашивали об Уолтере и с удовольствием выслушивали рассказы о его успехах и достижениях. Они сожалели о том, что недооценили его, хотя и не говорили этого вслух.

Однако вдруг все переменилось.

Старшей из ее племянниц, Орле, исполнилось шестнадцать. На следующий год они с Бриджит О’Хара собираются в Америку. Не могли бы тетушка Чикки и дядюшка Уолтер приютить их ненадолго? Они не причинят никаких неудобств.

Ни один мускул не дрогнул у нее на лице.

Конечно же, Орла и Бриджит могут остановиться у них; она ждет не дождется их приезда. Какие могут быть неудобства! В голове у нее царила полная неразбериха, но никто не должен был этого заметить. Ей надо сохранять спокойствие. Она должна делать вид, что ей не терпится принять у себя племянницу с подругой, и радоваться предстоящему визиту.

Орла спросила, чем они займутся в Нью-Йорке.

— Дядя Уолтер встретит вас в аэропорту Кеннеди, вы приедете домой и немного передохнете с дороги, а потом я отвезу вас на прогулку на катере вокруг Манхэттена, чтобы вы полюбовались видами. На следующий день поедем на Эллис-Айленд и в Чайна-таун. Мы отлично проведем время.

Хлопая в ладоши и рассказывая о предстоящих развлечениях, Чикки сама верила в правдивость своих слов. Она так и видела, как добродушный, снисходительный дядюшка Уолтер с легким сожалением говорит о том, что у них нет собственных дочерей, — чтобы баловать и ублажать их. Это тот самый Уолтер, который бросил ее после нескольких совместно прожитых месяцев в Нью-Йорке и направился куда-то на запад, через весь необъятный североамериканский континент!

Потрясение к тому времени давным-давно прошло, воспоминания о нем мало-помалу становились все более размытыми. Даже в мыслях она редко обращалась к их счастливым денькам. Зато вымышленная жизнь, ее фантастическое существование постепенно выкристаллизовывались, становясь все яснее и четче.

Это было то, благодаря чему ей удалось выжить. Сознание того, что все они в Стоунбридже оказались неправы, а она, Чикки, в свои двадцать лет приняла верное решение. У нее счастливый брак, успешная, деятельная жизнь в Нью-Йорке. Все лишилось бы смысла, поведай Чикки о том, что Уолтер ее бросил, а она вынуждена скрести полы, драить ванны и подавать еду постояльцам миссис Кэссиди, экономить каждую копейку, чтобы раз в год на неделю приехать в Ирландию.

Вымышленная жизнь была ей наградой.

Но что же делать с Орлой и Бриджит? Неужели после стольких лет ее обман раскроется? Она не должна беспокоиться об этом сейчас. Нельзя портить себе отдых. У нее еще будет время что-нибудь придумать.

Однако и после возвращения в Нью-Йорк никакого подходящего решения Чикки придумать не смогла. Вряд ли кто-нибудь в Стоунбридже мечтал о такой жизни, которую она вела. Чикки не представляла, что сказать Орле и Бриджит, одной из представительниц многочисленного рыжеволосого племени О’Хара. Почему они не выбрали Австралию, как многие другие ирландские подростки? Неужели им обязательно ехать к ней в Нью-Йорк?

Впервые за много лет, прожитых под одной крышей с миссис Кэссиди, Чикки нарушила негласный уговор, который до этого обе неуклонно соблюдали.

— У меня неприятности, — просто сказала она.

— Поговорим об этом после ужина, — ответила миссис Кэссиди.

Миссис Кэссиди налила им по рюмке портвейна, и Чикки выложила ей все, о чем так долго молчала. С самого начала. Она словно снимала шелуху с луковицы, слой за слоем, объясняя, как получилось так, что вся ее родня поверила в существование дяди Уолтера, который только того и ждет, чтобы познакомиться с ними поближе.

— Боюсь, Уолтер погиб, — медленно произнесла миссис Кэссиди.

— Что?

— В автокатастрофе на Лонг-Айленде. Столкнулось несколько машин. Тела были сильно изуродованы, их даже с трудом опознали.

— Мне никто не поверит.

— Такое происходит каждый день.

Как всегда, миссис Кэссиди оказалась права.

Все прошло как по маслу.

Скоропостижная кончина, ужасная трагедия, автокатастрофа. Семья в Стоунбридже шлет ей свои соболезнования. Родные собрались было приехать на похороны, но она сказала, что церемония пройдет в узком кругу. Уолтер хотел бы именно так.

Мать плакала по телефону:

— Чикки, мы ужасно с ним обошлись! Бог нас никогда не простит!

— О, я уверена, что он давно вас простил, — спокойно отвечала она.

— Мы действовали в твоих же интересах, — говорил отец. — Нам казалось, мы разбираемся в людях. Теперь, конечно, слишком поздно, чтобы признать, что мы были неправы.

— Поверь мне, он это знал.

— Может, нам написать его родителям?

— Я уже передала им ваши соболезнования, папа.

— Бедняги! Сердце у них наверняка разбито.

— Они держатся молодцом. Говорят, он прожил достойную жизнь.

— Стоит, наверное, поместить объявление в газете?

Нет, это лишнее. Чикки сказала, что для того, чтобы справиться с горем, ей надо начать новую жизнь. Лучшее, что они могут сделать, это вспоминать об Уолтере с теплотой и оставить ее наедине с собой до тех пор, пока рана не заживет. Следующим летом она навестит их как обычно.

Начать новую жизнь.

Для родных, читавших ее письма, это прозвучало странно. Может, она немного не в себе от горя? Конечно, они здорово ошибались насчет Уолтера Старра. Пожалуй, надо выполнить ее просьбу, хотя бы из уважения к нему. Друзья поняли ее желание побыть в одиночестве. Она надеется, что и семья тоже ее поймет.

Орла и Бриджит, которые спали и видели, как явятся в роскошную квартиру на Седьмой авеню, были в отчаянии.

Мало того, что добродушный дядюшка Уолтер не встретит их в аэропорту, — поездка вообще отменяется. Тетушка Чикки не сможет прокатить их на катере вокруг Манхэттена. Она, видите ли, собирается начать новую жизнь.

О путешествии в Америку больше никто не заговаривал. «До чего же не вовремя все произошло!» — вздыхали они.

Чикки поддерживала переписку с семьей и была в курсе местных новостей. О’Хара словно взбесились: они скупали недвижимость в окрестностях Стоунбриджа и строили коттеджи для отдыхающих. Две из трех старых мисс Шиди зимой умерли от пневмонии. «Добрый друг стариков» — так называли эту болезнь, которая уносила жизни тихо и незаметно.

Мисс Куини Шиди была все еще жива, хотя, конечно, стала немного странной и совсем погрузилась в себя. Стоун-хаус постепенно приходил в упадок. Поговаривали, что у нее не осталось денег на оплату счетов. Похоже, вскоре ей придется продать большой дом на холме.

Чикки казалось, что эти новости доходят до нее словно с другой планеты. Тем не менее на следующее лето она купила билет в Ирландию. На этот раз она захватила больше темных вещей. Никакого официального траура, который пришелся бы по душе ее родным, но все-таки меньше ярко-желтых и красных юбок и блузок, больше серого и темно-синего. И обязательно удобные туфли.

Она проходила по двадцать километров в день по берегу и утесам близ Стоунбриджа, по лесам и мимо строительных площадок, на которых рабочие, нанятые О’Хара, возводили летние коттеджи в испанском стиле, с черными коваными решетками и открытыми террасами, гораздо более уместными в жарком средиземноморском климате, чем на продуваемом всеми ветрами Атлантическом побережье Ирландии.

Во время одной из таких прогулок она повстречала мисс Куини Шиди, которая показалась ей ужасно одинокой и беззащитной. Обе выразили друг другу свои соболезнования по поводу перенесенной утраты.

— Ты собираешься вернуться домой, когда твой муж отправился на небеса? — спросила мисс Куини.

— Не думаю, мисс Куини. Я уехала слишком давно. К тому же, я уже немолода и отвыкла жить с родителями.

— Я понимаю, моя дорогая, что ты этого не планировала, так ведь? Но я всегда надеялась, что ты вернешься и будешь жить в нашем доме. Это была моя мечта.

Так все началось.

Мисс Куини предложила ей купить большой дом на холме. Стоун-хаус, в саду которого она играла ребенком, на который смотрела, купаясь в море, в котором ее подруга Нуэла работала прислугой у чудесных сестер Шиди.

Это могло стать реальностью. Уолтер всегда говорил, что человек сам определяет свою судьбу.

Миссис Кэссиди говорила: «Если могут другие, почему я не смогу?»

Мисс Куини утверждала, что идея просто гениальная.

— Но я не смогу заплатить вам столько, сколько предлагают другие, — ответила Чикки.

— Ну и зачем мне в таком возрасте нужны деньги? — спросила мисс Куини в ответ.

— Я слишком долго жила вдалеке отсюда, — сказала Чикки.

— Значит, пора вернуться — ты же любишь приезжать в наши края, ты черпаешь здесь силу, к тому же, тут столько света и небо все время выглядит по-разному. Тебе будет очень одиноко в Нью-Йорке без мужа, с которым вы прожили столько лет; вряд ли ты захочешь остаться там, где все напоминает тебе о нем. Переезжай прямо сейчас, а я займу «утреннюю гостиную» на первом этаже. Мне уже тяжело подниматься по нашей старой лестнице.

— То, что вы говорите, просто смешно, мисс Куини. Это ваш дом. Я не собираюсь отнимать его у вас. Да и что мне делать с таким большим домом одной?

— Устроить в нем отель, что же еще? — для мисс Куини это было очевидно. — Семейка О’Хара уже много лет уговаривает меня продать дом. Они хотят его снести. А мне этого совсем не хочется. Я помогу тебе превратить его в отель.

— Отель? Вы серьезно? Мне управлять отелем?

— Он будет совершенно особенным. Для таких людей, как ты.

— Боюсь, таких чудаков найдется немного.

— Ты удивишься, но на свете их сколько угодно, Чикки. В любом случае я вряд ли протяну еще долго; очень скоро я окажусь рядом с сестрами, на церковном кладбище. Поэтому решайся и возьмемся за дело сейчас. Вместе спланируем, как вернуть Стоун-хаусу былую красоту.

Ошарашенная, Чикки не знала, что ответить.

— Видишь ли, я была бы очень рада, если бы ты переехала до того, как я умру. Мне ужасно хочется поучаствовать в обустройстве, — умоляющим тоном сказала Куини.

И они вдвоем уселись за стол на кухне Стоун-хауса, чтобы все обсудить всерьез.

В Нью-Йорке миссис Кэссиди выслушала новости, одобрительно кивая в ответ.

— Вы правда считаете, что это мне по силам?

— Я буду скучать, но ты и сама понимаешь, что это огромный шаг вперед.

— А вы приедете меня проведать? Погостите в моем отеле?

— О да, непременно приеду. Как-нибудь зимой на недельку. Мне нравится Ирландия зимой — в сезон там ужасно шумно и повсюду снуют туристы.

Миссис Кэссиди никогда не ездила в отпуск, тем более удивительными были ее слова.

— Думаю, я должна переехать, пока Куини еще жива.

— Надо все организовать и открыть отель как можно скорее. — Миссис Кэссиди терпеть не могла всяких проволочек.

— Но как я это объясню… другим людям?

— О, они нуждаются в объяснениях гораздо меньше, чем тебе кажется. Просто скажи, что купила дом на деньги, которые оставил тебе Уолтер. В конце концов, это почти правда.

— Правда?

— Ну да. Из-за Уолтера ты оказалась в Нью-Йорке. Он тебя бросил, ты пошла работать и сумела накопить нужную сумму. В каком-то смысле он действительно оставил их тебе. Не вижу в этом никакой лжи.

По решительному выражению лица миссис Кэссиди Чикки поняла, что она больше не намерена возвращаться к этой теме.

В следующие несколько недель Чикки перевела свои сбережения в ирландский банк. Начались бесконечные переговоры с банками и адвокатами. Надо было все как следует спланировать, договориться со строителями, урегулировать вопросы с государственными органами и налоговой инспекцией. Она и не представляла, сколько всего ей предстоит решить, прежде чем можно будет широко объявить о сделке. Пока что они с мисс Куини держали ее в секрете.

Наконец бумаги были готовы.

— Дальше откладывать нельзя, — сказала Чикки миссис Кэссиди, убирая со стола посуду после ужина.

— Жаль будет расстаться с тобой, но ты должна ехать. Прямо завтра.

— Завтра?

— Мисс Куини не может ждать долго, да и тебе пора бы уведомить семью. Надо сделать это, пока они не услышали новости от кого-нибудь другого. Так будет лучше.

— Но как же я соберусь за один день? Мне же нужно уложить вещи, со всеми попрощаться…

— Вещи ты можешь сложить за двадцать минут. У тебя их почти нет. Жильцы этого дома не сильны в торжественных речах и пышных проводах с цветами, да и я тоже.

— У меня сердце разбивается от того, что я вас покидаю, миссис Кэссиди.

— Нет, Чикки, оно разобьется, если ты не уедешь. Ты всегда умела пользоваться случаем.

— Возможно, мне было бы лучше, если бы я не сбежала из дома с Уолтером Старром, — безжалостно сказала Чикки.

— Серьезно? Ты предпочла бы получить повышение на трикотажной фабрике? Выйти за чудаковатого фермера и родить шестерых детей, а потом сходить с ума, подыскивая им работу? Нет, думаю, ты поступила правильно. Ты приняла решение, обратилась ко мне в поисках работы и она устраивала тебя в течение двадцати лет. Ты правильно сделала, что приехала в Нью-Йорк, а теперь ты возвращаешься на родину и покупаешь самый большой дом в округе. По-моему, это просто великолепная карьера.

— Я люблю вас, миссис Кэссиди, — сказала Чикки.

— Лучше уж возвращайся к своим туманам и сумеркам из кельтских сказок, чем говорить такое, — ответила миссис Кэссиди, но взгляд у нее был куда мягче, чем обычно.

Семья Райан была потрясена новостью, преподнесенной им Чикки.

Она возвращается в Ирландию навсегда? Покупает дом Шиди? Открывает отель, который будет работать круглый год? Их первой реакцией было изумленное недоверие.

Единственным, кого рассказ Чикки порадовал, был ее брат Брайан.

— Неплохой щелчок по носу этим О’Хара, — сказал он, ухмыляясь. — Они столько лет мечтали его купить. Хотели снести дом и построить на его месте шесть роскошных коттеджей на продажу.

— Как раз этого мисс Куини опасается больше всего, — ответила Чикки.

— Вот бы увидеть их лица, когда им сообщат твою новость, — сказал Брайан.

Он так и не смирился с тем фактом, что О’Хара не сочли его достойным руки их дочери. Зато ее нынешний муж успешно просаживал деньги О’Хара на скачках, о чем Брайан частенько с удовлетворением упоминал.

Мать никак не могла согласиться с тем, что Чикки уже на следующий день переедет к мисс Куини.

— Видишь ли, мне надо постоянно находиться на месте, — объяснила та. — К тому же, будет очень неплохо, если кто-нибудь сможет время от времени наливать мисс Куини чашку чая.

— А еще варить кашу и угощать ее печеньем, — добавила Кэтлин. — Майки недавно видел, как она собирала ежевику возле леса. Она сказала, что ягоды бесплатные.

— Но ты уверена, что дом принадлежит тебе, Чикки? — отец, как всегда, был встревожен. — Она не позвала тебя работать служанкой, как Нуэлу, в обмен на обещание завещать его тебе?

Чикки успокоила родных, заверив их, что дом действительно ее.

Мало-помалу они начали осознавать, что Чикки говорит серьезно. Какие бы аргументы семья ни выдвигала, у нее на все был ответ. За годы, прожитые в Нью-Йорке, Чикки стала неплохим бизнесменом. Прошлый опыт подсказывал им, что ее не стоит недооценивать. Они не собирались во второй раз совершить ту же ошибку.

Семья заказала еще одну заупокойную мессу в память об Уолтере, так как Чикки не присутствовала на первой. Она сидела в крошечной церкви в Стоунбридже и гадала, слышит ли их сейчас Господь.

Почему-то это казалось ей маловероятным.

Однако все были убеждены в обратном. Весь приход собрался, чтобы помолиться за упокой души Уолтера Старра. Интересно, как отреагировал бы сам Уолтер, узнай он об этом? Рассмеялся? Или был бы шокирован косностью обитателей маленького городка на побережье Ирландии, где у него когда-то случился курортный роман?

Теперь когда она вернулась домой, Чикки понимала, что должна будет снова ходить в церковь. Ей это было не в тягость — миссис Кэссиди в Нью-Йорке каждое воскресенье посещала утреннюю мессу. Это была еще одна тема, которой они никогда не касались.

Чикки обводила взглядом церковь, в которой ее крестили, где она прошла конфирмацию и первое причастие, где венчались ее сестры и где в данный момент возносили молитвы за упокой души человека, который и не думал умирать. Все это было очень странно.

И все же она надеялась, что кому-то где-то их молитвы пойдут на пользу.

Подготовка к открытию отеля напоминала ходьбу по минному полю. Чикки должна была убедить многочисленных домовладельцев, сдававших отпускникам комнаты или летние коттеджи, что не собирается отбирать у них хлеб. Она повела искусную дипломатическую кампанию, объясняя им, что планирует создать нечто совершенно новое, а не еще один пансион, который лишит их доходов.

Она посещала многочисленные пабы в округе и рассказывала владельцам о своих планах. Ее гостям захочется осмотреть холмы и утесы в окрестностях Стоунбриджа. Она будет рассказывать им, где они смогут увидеть настоящую Ирландию; станет рекомендовать традиционные пабы и бары. Так что, если там ее постояльцам подадут суп и другие простые блюда, она с удовольствием направит их в эти заведения.

Строителей она наняла из другой части страны, так как не хотела делать выбор между О’Хара и их основными конкурентами в строительном бизнесе. Так было гораздо проще. То же самое касалось закупок. Окажи она предпочтение какому-нибудь одному поставщику, и остальные начали бы роптать.

Чикки стремилась к тому, чтобы как можно больше местных жителей получили пользу от ее проекта. Она всегда была прекрасным организатором.

Ее первоочередной задачей был выбор архитектора и строительной команды. Позднее ей понадобится управляющий — пока время для этого не пришло. Надо будет найти кого-нибудь, кто смог бы жить в отеле и помогать ей с готовкой, но и это тоже потом.

Чикки прочила на эту должность Орлу, свою племянницу. Девушка оказалась деловой и сообразительной. Она любила Стоунбридж и образ жизни, который вели его обитатели. Энергичная, спортивная, Орла обожала виндсерфинг и занималась альпинизмом. Она окончила в Дублине компьютерные курсы и получила диплом по маркетингу.

Чикки могла бы обучить ее готовить. Племянница показалась ей очень живой и доброжелательной к людям. Стоун-хаус — идеальное место для такого человека. К сожалению, Орла, похоже, собиралась поехать в Лондон, чтобы поступить на еще какие-то курсы. Она не вдавалась в объяснения — просто сообщила, что уезжает. «В ее время все было совсем по-другому», — думала Чикки. Орла не нуждалась в разрешении или благословении семьи. Предполагалось, что она уже взрослая, и родные не имеют права вмешиваться в ее жизнь.

Планы постепенно оформлялись в чертежи. В доме будет девять спален и одна большая кухня со столовой, где гости смогут поужинать за общим столом. Чикки отыскала гигантский старомодный стол, который надо было скоблить ножом каждое утро — но он был подлинный. Ей ни к чему фальшивое красное дерево, подставки под тарелки или толстые ирландские льняные скатерти. Все должно быть настоящим.

У местного столяра она заказала четырнадцать стульев; краснодеревщику поручила отреставрировать старинный буфет, чтобы хранить в нем фарфор. Вместе с мисс Куини они объезжали многочисленные аукционы и распродажи по всей округе, покупая нужные бокалы, блюда и тарелки.

Им посчастливилось найти мастеров, которые согласились починить старые ковры из дома Шиди и заменить растрескавшуюся кожу на антикварных столиках.

Эта часть подготовки нравилась мисс Куини больше всего. Она все время повторяла, как чудесно, что их семейные сокровища получат новую жизнь. Ее сестры наверняка бы очень обрадовались, знай они об этом. Мисс Куини верила, что они смотрят на Стоун-хаус с небес и шлют им свое благословение. Она так и видела, как сестры, счастливые, дожидаются, пока откроется отель, и следят за всеми преобразованиями.

Единственное, что слегка раздражало Чикки, были частые упоминания мисс Куини об Уолтере Старре. Она утверждала, что тот вместе с двумя покойными мисс Шиди с одобрением наблюдает за своей мужественной и стойкой вдовой.

Чикки держала членов своей семьи в курсе событий, чтобы они заранее знали о ее планах. Внезапно Райаны оказались на привилегированном положении в Стоунбридже: они могли вскользь упомянуть о том, что власти одобрили проект перепланировки, что возле дома вскоре появится огород, а в комнатах — центральное отопление, поскольку Чикки собирается установить там масляный котел.

Чикки подумала, что им, пожалуй, потребуется профессиональный дизайнер. Хотя им с мисс Куини и кажется, что они знают, как должен выглядеть дом, рисковать нельзя: они собираются зарабатывать серьезные деньги, поэтому интерьер отеля должен быть подобающим. Возможно, представления Чикки об элегантности далеки от идеала; что, если другим ее идеи покажутся устаревшими?

Хотя она и пересмотрела все журналы об интерьере загородных домов и отелей, практического опыта в дизайне у нее нет. Пансион миссис Кэссиди, надо признать, не был образчиком стиля.

Ей предстоит масса работы: надо создать веб-сайт, чтобы принимать бронирование он-лайн — эти слова звучали для нее, словно иностранные. Задача как раз для ее племянницы Орлы — не задумай та ехать в Лондон. Чикки дважды разговаривала с девушкой по телефону, но та не проявила никакого энтузиазма. Сестра Чикки Кэтлин сказала, что у Орлы отвратительный характер и с ней ни о чем невозможно говорить.

— Она еще упрямей, чем была ты, — со вздохом сказала Кэтлин, — а это что-то да значит.

— Однако посмотри, какой трезвой и практичной я стала теперь, — рассмеялась Чикки в ответ.

— Не забывай, что отель еще не начал работать, — тон сестры явственно выдавал дурные предчувствия. — Посмотрим, останешься ли ты такой практичной и трезвой, когда прибудут первые постояльцы.

Только миссис Кэссиди у себя в Нью-Йорке и мисс Куини верили, что отель откроется и будет иметь успех. Все остальные добродушно поддразнивали Чикки и желали ей удачи, однако ясно было, что их пожелания сродни надеждам на долгое жаркое лето или на победу ирландской футбольной команды на мировом чемпионате.

Иногда по вечерам Чикки выходила на берег и смотрела на океан. Это придавало ей сил.

Люди садятся в крошечные утлые суденышки и отправляются в плавание по его бурным водам, не зная, что их ждет впереди. Разве так уж трудно управлять небольшим отелем? Потом она возвращалась домой, где мисс Куини готовила им по кружке какао, повторяя, что не была так счастлива с юности, когда они с сестрами ездили на охотничьи балы в надежде найти там подходящего кавалера и выйти за него замуж. Тогда их надежды не сбылись, но теперь все получится. Стоунхаус получит новую жизнь.

В ответ Чикки похлопывала ее по руке и говорила, что вскоре о них узнает вся страна. И говоря это, сама начинала верить. Ее тревоги постепенно рассеивались. Благодаря то ли прогулкам на свежем воздухе, то ли горячему какао, то ли счастливому лицу мисс Куини, а может, всему этому вместе, но по ночам она спала сладким и крепким сном до самого утра.

Чикки просыпалась полная энергии и это было очень кстати, так как ближайшие месяцы сулили ей немало событий, к которым стоило быть готовой.

Риггер

Риггер никогда не знал своего отца: его мать, Нуэла, ничего о нем не говорила. Она вообще была очень молчаливой, много работала и совсем не любила рассказывать о своей прошлой жизни на западе Ирландии, в крошечном городке под названием Стоунбридж. Риггер знал, что она была служанкой в большом доме, у трех пожилых леди, мисс Шиди, но о своей семье мать практически не упоминала.

Ему оставалось только пожимать плечами: этих взрослых все равно никак не поймешь.

У Нуэлы никогда не было ничего своего. Она родилась последней и донашивала одежду за старшими братьями и сестрами. Родители их не баловали: Нуэле не купили даже платья для первого причастия. Когда ей исполнилось пятнадцать, ей подыскали работу — в Стоун-хаусе, прислугой у сестер Шиди. Те оказались просто чудесными — настоящие леди, все три.

Работа была нелегкая: Нуэла драила каменные полы, скребла деревянные столешницы, полировала старую мебель. Ей выделили крошечную комнатку с простой кованой кроватью. Однако комната была ее собственная — просто роскошь по сравнению с тем, как они жили дома. У трех мисс Шиди не было ни гроша за душой; в доме царила сырость, постоянно случались протечки, плоховато работало отопление, а стены давным-давно следовало перекрасить. Ели они совсем немного, словно птички, но Нуэла к этому скоро привыкла.

Она изумлялась тому, как неукоснительно они поддерживали привычный домашний уклад: салфетки на столе должны были лежать в специальных кольцах, а к столу всех собирал удар гонга. Ей казалось, что она участвует в театральной пьесе.

Иногда мисс Куини интересовалась, нет ли у нее возлюбленного, но остальные сестры сразу же шикали на нее, словно это была неподобающая тема для обсуждения со служанкой.

Правда, обсуждать было особенно нечего. Стоунбридж отнюдь не изобиловал потенциальными женихами. Все приятели ее братьев уезжали в Англию или Америку в поисках работы. Что касается О’Хара и прочих богатых семей, то их сыновьям и в голову не пришло бы обратить на нее внимание. Она надеялась, что однажды летом познакомится с юношей, приехавшим к ним на каникулы, он влюбится в нее — как один американец влюбился в Чикки, — и ему будет все равно, что она работает прислугой.

И она действительно познакомилась с таким юношей. Его звали Дрю — сокращенное от Эндрю. Он был приятелем О’Хара, и они вместе играли на пляже в мяч. Нуэла сидела и смотрела на девушек в красивых купальных костюмах. Как, наверное, здорово ходить по магазинам и покупать себе всякие элегантные вещи, яркие пляжные сумки и разноцветные полотенца.

Дрю подошел к ней и предложил присоединиться к игре. Через неделю она была по уши влюблена. Через две они стали любовниками. Все получилось настолько естественно, что она никак не могла взять в толк: почему другие девочки в школе хихикали и краснели, когда речь заходила о подобных вещах. Дрю говорил, что обожает ее и будет писать ей каждый день, когда вернется в Дублин.

Он написал лишь однажды, чтобы сказать, что это было волшебное лето, которое он никогда не забудет. Обратного адреса на конверте не было. Нуэла не собиралась обращаться к О’Хара и разыскивать его — даже когда поняла, что у нее опаздывают месячные и что она, по всей вероятности, беременна.

Беременность подтвердилась. Нуэла понятия не имела, что делать дальше. Наверняка эта новость разобьет матери сердце. Никогда в жизни она не чувствовала себя так одиноко.

Нуэла решила рассказать все сестрам Шиди.

Она тщательно прибрала со стола после скромного ужина и только потом поведала свою историю. Она говорила, не поднимая глаз от каменного пола кухни, чтобы не встречаться взглядом со своими хозяйками.

Сестры Шиди были потрясены; они пришли в ужас от того, что все это случилось с Нуэлой, пока она жила под их крышей.

— Что же ты теперь будешь делать? — со слезами на глазах спросила ее мисс Куини.

Мисс Джессика и мисс Беатрис были куда менее снисходительны, но и они не могли предложить никакого решения.

Да и на что, собственно, она рассчитывала? Что они предложат ей и дальше жить у них и растить ребенка? Что малыш в доме поможет им снова почувствовать себя молодыми?

На такое Нуэла даже не надеялась; единственное, чего ей хотелось — это несколько слов поддержки, проблеск надежды, напоминание о том, что небо не рухнет на землю, если она родит ребенка вне брака.

Сестры сказали, что постараются навести справки. Возможно, им удастся подыскать место, где она сможет пожить до тех пор, пока ребенок не появится на свет, после чего его можно будет отдать на усыновление.

— Я не собираюсь его отдавать, — ответила Нуэла.

— Но ты не можешь оставить его, Нуэла, — убеждала ее мисс Куини.

— У меня никогда не было ничего своего — кроме комнаты, которую вы мне дали, и моей кровати.

Сестры переглянулись. Похоже, их молоденькая прислуга даже не представляет, что ее ждет: груз ответственности, позор, сплетни…

— Сейчас 1990-е, — сказала Нуэла, — а не Средние века.

— А этот молодой человек не мог бы… — начала испытующим тоном мисс Джессика.

— Ведь если он друг О’Хара, то должен быть достойным человеком и исполнить свой долг… — согласилась мисс Беатрис.

— Нет. Он написал мне письмо: прощай, это было волшебное лето.

— Ну конечно, дорогая, мы понимаем, — ласково ответила мисс Куини, не обращая внимания на неодобрительные взгляды двух других сестер.

— Родителям я сказать не могу, — твердо заявила Нуэла.

— Тогда надо поскорей отправить тебя в Дублин. Там знают, что делать. — Мисс Джессика хотела избавиться от нее как можно скорее.

— Я наведу справки, — сказала мисс Беатрис; из всех сестер у нее был самый широкий круг знакомств.

Старший брат Нуэлы Нэйзи давно жил в Дублине. В семье он был белой вороной — очень тихий, «молчун», говорили остальные со вздохом. Он работал в лавке мясника и вроде бы неплохо устроился в жизни.

Старый холостяк, он жил один, но обратиться к нему Нуэла не могла. Он слишком давно уехал из дома и совсем ее не знал; вряд ли ему захочется брать на себя такую ответственность. На всякий случай у нее был его адрес, однако видеться с ним она не собиралась.

Сестры Шиди подыскали для нее пансион, где еще несколько девушек в таком же положении дожидались своего срока.

В основном они работали в супермаркетах или помогали по хозяйству. Нуэла привыкла к тяжелой работе и находила свои новые обязанности совсем легкими по сравнению с поддержанием жизни в постепенно разрушающемся Стоун-хаусе. Ее рекомендовали знакомым; хозяйки находили ее очень приятной и трудоспособной. Ей удалось скопить достаточно, чтобы снять комнату для себя и ребенка, который должен был вот-вот родиться.

Она написала домой, что работает в Дублине, рассказала о семьях, которым помогает по хозяйству, но ни словом не обмолвилась о своих посещениях женской клиники. Сестрам Шиди Нуэла писала правду; только им она сообщила о появлении на свет Ричарда Энтони — идеального со всех точек зрения малыша весом шесть с половиной фунтов. Они отправили ей в подарок пятифунтовую купюру, а мисс Куини прислала сверток с крестильным платьицем.

Ричард Энтони был в нем на крестинах в церкви на берегу реки Лифи в числе еще шестнадцати младенцев.

«До чего же жалко, что с тобой не было в тот момент остальных членов семьи, — писала ей мисс Куини. — Может, твой брат был бы рад встретиться с тобой и с племянником?»

Нуэла в этом сильно сомневалась. Нэйзи всегда держался отстраненно — насколько она могла помнить.

— Подожду, пока малыш подрастет, прежде чем их знакомить, — говорила она.

Теперь Нуэла соглашалась только на такую работу, куда могла брать ребенка с собой. Поначалу это было непросто, однако после того как люди поняли, что она трудится с прежним усердием, а ребенок не причиняет никаких неудобств, предложения снова посыпались.

Нуэла внимательно наблюдала за жизнью в домах, где ей приходилось работать. Ей встречались семьи, в которых жены как будто ежедневно сдавали экзамен на звание идеальной хозяйки. В некоторых семьях муж с женой с трудом удерживались от откровенной грубости. Видела она и детей: избалованных до предела и все равно постоянно недовольных.

Однако попадались ей и добрые, приятные люди, относившиеся с теплотой к ней и ее маленькому сыну и искренне благодарившие Нуэлу, когда она по собственному почину решала приготовить для них картофельную запеканку или начищала до блеска старую латунную кухонную утварь.

Когда Ричарду исполнилось три, брать его с собой стало сложнее. Он стремился обследовать все уголки дома, ему хотелось побегать. Одной из любимых клиенток Нуэлы была чудесная леди, которую все звали Синьора, — она преподавала на курсах итальянского. Она одевалась в необыкновенные струящиеся наряды, а свои длинные волосы, в которых мешались седые, рыжие и темно-ореховые пряди, завязывала ленточкой в хвост.

Сама она в помощи не нуждалась, а Нуэлу наняла, чтобы та два раза в неделю убирала у ее матери. Та отличалась тяжелым характером и совсем не одобряла свою дочь, говоря, что Синьора всегда была сумасбродной и что из ее затеи с курсами ничего не выйдет.

Но Синьора, насколько Нуэла могла судить, не обращала на это внимания. Именно она рассказала Нуэле о небольших частных яслях, которые держала ее знакомая.

— Для меня это слишком дорого, — грустно вздохнула та.

— Думаю, они с удовольствием возьмут Ричарда, если ты взамен пару часов в неделю будешь там убирать.

— Но другим родителям это может не понравиться. Ребенок уборщицы вместе с их детьми…

— Вряд ли они будут против, к тому же они ничего не узнают. — Тон у Синьоры был решительный. — Ты же хочешь ходить в ясли, правда, Ричард? — Синьора всегда разговаривала с детьми как со взрослыми, не сюсюкая и не коверкая слов.

— Я Риггер, — ответил мальчик. С тех пор его называли только так.

Риггеру понравилось в яслях, и никто не знал, что он приходил на два часа раньше остальных детей, чтобы его мать успела как следует вымыть полы и протереть пыль, подготовив помещение к рабочему дню.

Благодаря Синьоре Нуэла нашла еще несколько мест работы по соседству. Она убирала в парикмахерской, где к ней относились как к полноправной сотруднице и даже бесплатно красили волосы дорогущей краской. Несколько часов в неделю она работала в ресторане «Эннио», где ее тоже очень полюбили и всегда предлагали перекусить отменной пастой на ланч. После работы она забирала Риггера и вела его на прогулку вместе с еще несколькими малышами, за которыми присматривала; обычно они отправлялись в Стивенс-Грин кормить уток.

Семья Нуэлы понятия не имела о существовании Риггера. Так ей было проще.

Как часто происходит в больших семьях, дети, уехавшие в другие города, считались отрезанным ломтем. Иногда под Рождество она скучала по Стоунбриджу и по чудесным денькам, когда украшала елку для сестер Шиди, а они рассказывали ей историю каждой елочной игрушки. Нуэла представляла себе родителей, рождественского гуся в центре стола и то, как семья молится за родных, находящихся вдали от дома, — за ее сестер в Америке, брата в Бирмингеме, за нее и Нэйзи в Дублине. Однако она не чувствовала себя одинокой. Да и кому было бы одиноко рядом с Риггером? Они жили друг для друга.

Она не могла точно сказать, почему вдруг решила повидаться с Нэйзи. Возможно, ее подтолкнуло к этому письмо мисс Куини, которая всегда отличалась оптимистическим взглядом на жизнь. Она писала, что Нэйзи, по всей вероятности, ведет в Дублине очень одинокую жизнь и, вполне возможно, обрадуется появлению сестры.

Нуэла почти не помнила брата. Он был самым старшим, а она — самой младшей в семье. Вряд ли он будет обескуражен наличием у нее сына, который вот-вот поступит в школу.

В любом случае, ей следовало попытаться.

Нуэла вошла в лавку мясника, где работал Нэйзи, ведя Риггера за руку. Она сразу же узнала брата: в белом халате, он стоял за прилавком и ловко разрубал большим топором баранью грудинку.

— Я Нуэла, твоя сестра, — просто сказала она, — а это Риггер.

Риггер поднял на мужчину испуганные глазенки; Нуэла, не отрываясь, глядела на брата. Лицо Нэйзи расплылось в искренней улыбке. Он и правда был рад ее видеть. Теперь она жалела, что откладывала их встречу целых пять лет, опасаясь, что тот не захочет ее знать.

— Через десять минут у меня перерыв. Подождите меня в кафе через дорогу. Мистер Мэлоун, это моя сестра и ее сын Риггер.

— Идите сейчас, Нэйзи. Вам наверняка есть о чем поговорить, — добродушно ответил мистер Мэлоун.

Им действительно было о чем поговорить.

Нэйзи оказался на удивление нелюбопытным. Он ничего не спросил об отце Риггера, не стал допытываться, почему она не пришла повидаться с ним раньше. Он поинтересовался, где она работает, а потом сказал, что Мэлоуны ищут помощницу по хозяйству и что это очень достойная семья. Будет здорово, если Нуэла им подойдет. Он поддерживает отношения с еще одним племянником, Динго, — тот вырос хорошим парнем, только очень уж много мечтает. Занимается доставкой товаров на собственном грузовичке. Нэйзи живет один, но его окружают приятные люди и ему нравится слушать их рассказы. Он очень рад познакомиться с Риггером.

Нэйзи спросил, как дела дома, но Нуэла ответила довольно расплывчато.

— Про Риггера они не знают, — добавила она. Однако этого можно было и не говорить — Нэйзи уже все понял.

— Не стоит обременять людей лишней информацией, — сказал он, одобрительно кивая.

Нэйзи упомянул о том, что никого подходящего для себя не нашел, но все-таки надеется, что это рано или поздно случится. Ему не нравится знакомиться с девушками в пабах, а где еще их найти? Он уже не в том возрасте, чтобы ходить по танцам и ночным клубам.

С той первой встречи он стал важной частью жизни Риггера и Нуэлы.

Нэйзи оказался идеальным дядей: у него был знакомый служитель в зоопарке, он научил мальчика кататься на велосипеде и впервые сводил на футбольный матч. Когда Риггеру исполнилось одиннадцать, Нэйзи сообщил Нуэле, что тот связался с плохой компанией в школе и их неоднократно уличали в мелких кражах в магазинах.

Нуэла пришла в ужас, а Риггер лишь пожимал плечами. Все вокруг так поступают — и в магазинах знают об этом. Обыкновенное дело.

Вскоре он попался на еще одном проступке: вместе с другими подростками они нападали на стариков и, с угрозами, отбирали у тех еженедельную пенсию. За поимкой последовал суд и условный приговор.

Когда через некоторое время его поймали на складе, откуда он воровал телевизоры, это означало исправительную школу.

Раньше Нуэла и не представляла, что способна столько плакать. Она была потрясена до глубины души. Что стало с ее маленьким сыном? Когда он так изменился? Жизнь ее лишилась всякого смысла. Работа стала для Нуэлы просто способом обеспечить себе жизнь.

Она больше не участвовала в беседах в парикмахерской Кэти, в ресторане «Эннио» или в доме Мэлоунов на Сент-Джалат-Кресент — там, где еще недавно была так счастлива, так открыта.

Она решила раз в неделю обязательно писать сыну, но понятия не имела, чем интересовался Риггер.

Может, футболом? В газетах она искала сообщения о разных матчах и о фильмах, которые могли бы ему понравиться. Нуэла писала, не пропуская ни одной недели; иногда сын отвечал, иногда нет, но она продолжала слать ему весточки.

Нуэла сообщила, что ее отец заболел и умер, так что она ездила в Стоунбридж на похороны. Она удивлялась, каким маленьким показался ей городок после тринадцати лет отсутствия. Она почти никого не узнавала, а сестры и братья были для нее словно незнакомцы. Мама выглядела совсем крошечной и старой. Столько всего изменилось — они как будто побывала в совсем другом месте.

На это Риггер ответил:

Очень жалко, что умер твой отец. А почему мы их не навещали? Почему не ездили в твой город? Ребята здесь все время говорят про своих бабушек и дедушек.

Нуэла написала сыну в ответ:

Когда ты вернешься домой, мы с тобой поедем в Стоунбридж и ты сам все увидишь. Это долгая история, и мне будет легче рассказать ее тебе лично, а не в письме.

Когда Риггер вернулся из исправительной школы, ему было шестнадцать; к тому времени мать Нуэлы уже умерла.

На этот раз Нэйзи ездил на похороны. Нуэла осталась дома. На похоронах отца ей пришлось нелегко: Нуэле постоянно казалось, что соседи странно посматривают на нее, а сестры, приехавшие из Америки, сердятся, что она редко бывает у родителей. Брат из Бирмингема прочел ей весьма унизительную лекцию о том, что пора бы уже остепениться и завести семью, а не развлекаться направо и налево в Дублине.

Нэйзи сообщил родным, что время от времени видится с Нуэлой — и ничего больше. Он по-прежнему считал, что не стоит обременять людей излишней информацией. От него Нуэла узнала новости: две старых мисс Шиди умерли, мисс Куини осталась одна.

Позднее до них дошло известие о том, что Чикки Старр возвращается из Америки и покупает Стоунхаус. Мисс Куини будет по-прежнему жить там, они вместе переделают дом в отель.

Нуэла прекрасно помнила Чикки. Они вместе учились в школе. Чикки вышла замуж за американца по имени Уолтер Старр и переехала в Нью-Йорк Ее бедняжка муж погиб в автокатастрофе. Конечно же она ежегодно наезжала домой.

Да, Чикки предстоит немало работы, если она и правда собирается превратить расползающийся по швам старый дом в отель, за который люди захотят платить.

Риггер, вернувшийся из исправительной школы, мало рассказывал о годах, проведенных там. Говорил, что кое-чему обучался: немного тому, немного другому. Однако профессии он не получил. В школе они часто занимались строительными работами — в одну неделю штукатурили, в другую копали. Нэйзи сказал, что спросит у мистера Мэлоуна, не возьмет ли тот племянника на работу в мясную лавку, но времена были уже не те. Люди все чаще покупали дешевое мясо уже упакованным, в супермаркетах.

Синьора спросила у Нуэлы, не хочет ли Риггер вернуться в школу. Она могла бы позаниматься с ним, чтобы он догнал своих ровесников, однако тот отказался.

«Хватит с меня учебы», — заявил он.

Нуэла надеялась, что путь к старому для него закрыт раз и навсегда, что сын найдет себе новых друзей и заживет нормальной жизнью.

Однако Риггер не пробыл дома и несколько недель, когда Нуэла поняла, что он снова связался с теми же парнями, из-за которых попал в переделку несколько лет назад. Некоторые из них уже сидели в тюрьме, некоторые были в бегах — скорее всего, в Англии; за остальными пристально следила полиция.

Риггера неоднократно предупреждали о том, что в случае нового преступления его привлекут к суду уже как взрослого.

Он рано уходил и поздно возвращался, не отчитываясь перед матерью о том, где пропадал целыми днями. Однажды ночью она услышала на улице крики и топот ног, а потом грохот захлопывающейся двери, и лежала, дрожа, в темноте, думая, что вот-вот на улице раздастся вой полицейской сирены. Однако полиция не появилась.

На следующее утро она была бледной и встревоженной, зато Риггер прекрасно выспался и ничуть не беспокоился. Она испытала громадное облегчение, когда сын сказал, что собирается подыскать себе работу.

Нэйзи сильно удивился, когда увидел, как Риггер с еще двумя приятелями входит в мясную лавку. Удивился, и не особенно обрадовался.

Оказывается, племянник пришел спросить, нет ли для них временной работы. Может, они могли бы подмести двор?

Обрадованный тем, что племянник наконец проявил интерес к работе, Нэйзи обратился к мистеру Мэлоуну, попросив того дать подросткам временную работу. К их чести, они справились с ней отлично, о чем Нэйзи с удовольствием рассказал Нуэле. Парни выполнили работу, получили несколько евро и ушли очень довольные собой.

Нуэла наконец смогла вздохнуть полной грудью. Возможно, она беспокоилась понапрасну.

Пару ночей спустя Нэйзи решил прогуляться перед сном и прошел мимо мясной лавки. Автоматически он бросил взгляд на рычажок охранной сигнализации и, потрясенный, понял, что она отключена. Никогда раньше он не уходил из лавки, не поставив рычажок в положение «Работает». В ужасе он распахнул дверь лавки и услышал шум, доносящийся из холодильной камеры.

В камере было трое парней: они перегружали говяжьи туши в грузовик, припаркованный на заднем дворе.

Нэйзи бросился к ним; увидев его, один из парней отбросил в сторону кусок мяса и двинулся вперед с ломом в руках.

— Что вы делаете? — закричал Нэйзи.

Грабитель уже замахнулся на него, но тут откуда-то раздался голос:

— Не трогайте его, не трогайте, не надо!

Парень опустил лом и Нэйзи понял, кто вступился за него. Его племянник, Риггер.

— Как же так, Риггер! — Нэйзи чуть не плакал. — Тебе заплатили за работу, а ты вернулся, чтобы обокрасть лавку!

— Замолчи, Нэйзи, старый болван! Скорей убирайся отсюда. И запомни: тебя здесь не было, и ты ничего не видел. Иди домой и помалкивай.

— Но я не могу! Не могу допустить, чтобы товар мистера Мэлоуна пропал вот так…

— Да у него все застраховано, Нэйзи. Не беспокойся за него, старик.

— Нет, так нельзя. И потом, что вы собираетесь делать с тушами?

— Разрубим и продадим в коттеджном поселке на горе. Там будут рады купить мясо по дешевке. Нэйзи, прошу, уходи отсюда!

— Я не уйду и я не собираюсь молчать.

— Риггер, быстро заткни ему рот или я сам это сделаю, — сказал кто-то из парней.

Риггер начал выталкивать Нэйзи за дверь; он почувствовал горячее дыхание племянника у себя на щеке.

— Господи, Нэйзи, ты что, совсем ничего не соображаешь? Они вот-вот свернут тебе шею! Убирайся отсюда! Беги. Беги!

Нэйзи бегом бросился к Нуэле и рассказал ей обо всем, что произошло. Бледные как полотно, они сидели за столом с кружками горячего чая.

— Даже если я не скажу мистеру Мэлоуну, он все равно все поймет. Он же не дурак. Кто еще мог проникнуть в лавку, отключить сигнализацию и обчистить холодильник, кроме этой троицы? К тому же он знает, что Риггер мой племянник.

— Мне так жаль, Нэйзи! — плакала Нуэла.

— Надо решить, что делать с ним дальше. Он может попасть в тюрьму, — сказал Нэйзи.

— Это я во всем виновата. Надо было получше присматривать за ним. Я слишком много работала, чтобы накопить ему на образование. А теперь оно ему не понадобится.

— Перестань! Это не твоя вина.

— А чья тогда?

— Сейчас не время об этом думать. Мы должны спрятать его. Полицейские явятся за ним сюда.

— Может, отослать его в Стоунбридж? — Нуэла была в полном отчаянии.

— Но кому мы поручим его там? Ты же не хотела, чтобы о нем узнали.

— Сейчас главное, чтобы он не попал в тюрьму. Знают о нем или нет — больше не имеет значения.

— Никто из нашей родни в Стоунбридже с ним не справится, — сказал Нэйзи. — Если бы найти место, где он сможет жить и работать…

Внезапно Нуэлу осенило.

— А что, если отправить его к Чикки, в Стоун-хаус? Мисс Куини недавно прислала мне письмо — там сказано, они ищут кого-нибудь себе в помощь.

— Вряд ли он станет им хорошим помощником, — покачал головой Нэйзи.

— Станет, если будет знать, что единственная альтернатива — тюрьма.

— Тогда звони Чикки, — ответил Нэйзи.

Он не стал слушать их телефонный разговор. Нэйзи вышел на улицу, чтобы дождаться, пока Риггер вернется домой. Вскоре он увидел, как племянник бежит по улице. Лицо у него было белое, руки тряслись. Однако своей вины в том, что случилось, Риггер по-прежнему не признавал.

— Если меня посадят, Нэйзи, то только по твоей вине. Остальные меня прогнали. Сказали, что моей доли мне не видать. Но это же нечестно! Ведь это я впустил их внутрь!

— Я так и думал, — мрачно сказал Нэйзи.

— Я говорил им, что ты не станешь на нас доносить, но они не поверили. Сказали, ты первым делом побежишь в полицию. А ты там был?

— Нет, — ответил Нэйзи.

— Ладно, и на том спасибо. Ну почему ты просто не ушел?

— Я ушел. Побежал — как ты мне сказал.

— И ты никому не скажешь? — совсем по-детски спросил Риггер.

— Мне и не надо говорить, Риггер. Мистер Мэлоун все равно поймет.

— Да перестань ты! Вечно: мистер Мэлоун, мистер Мэлоун! Только послушай себя! — презрительно воскликнул Риггер. — Вон ты какой здоровый, да еще и старый — давно пора стать самому себе хозяином, а ты только долбишь «да, сэр, конечно, сэр» и все!

— Тебя найдут, даже если я буду нем как рыба, — сказал Нэйзи.

— А теперь закрой рот, Риггер, и слушай внимательно, — внезапно раздался голос Нуэлы.

Потрясенный, он посмотрел на мать. Ее лицо было суровым, брови нахмурены. До этого она ни разу не разговаривала с ним таким тоном.

— Ты сегодня же уедешь из Дублина. И больше не вернешься.

— Что?

— Этой ночью в Стоунбридж едет грузовик. Шофер согласился взять тебя с собой. Он отвезет тебя в Стоун-хаус.

— Что за Стоун-хаус? Опять школа? — Риггер здорово испугался.

— Твоя мама работала там в молодости. Она уехала из Стоун-хауса, когда должна была родить тебя — много лет назад. Тогда она надеялась, что ты станешь ее гордостью, ее отрадой, — с горечью произнес Нэйзи.

Риггер попытался что-то сказать, но дядя не дал ему вымолвить ни слова.

— Сейчас же собирайся, отдавай мне свой телефон и никому не говори, куда едешь. К тому времени как откроется лавка мистера Мэлоуна, ты будешь уже в Стоунбридже.

— Но ты же сказал, что полиция все равно меня найдет.

— Не найдет, если тебя здесь не будет, и никто не будет знать, куда ты подевался.

— Мам, ты тоже так считаешь?

— Чикки согласилась оказать мне услугу. Она переговорила с шофером. Ты побудешь у нее неделю, пока все не прояснится. Если вернешься к своим старым проделкам, она сразу же позвонит в полицию и ты окажешься за решеткой прежде, чем успеешь хоть что-нибудь предпринять.

— Мам!

— Не называй меня так! Я никогда не была тебе хорошей матерью. Мы только изображали из себя семью, но сегодня этому пришел конец.

— Нэйзи?

— Что?

— У тебя будут неприятности? — Это был первый случай, когда Риггер задумался о чей-то еще судьбе, кроме своей.

— Пока не знаю. Там посмотрим. Я скажу мистеру Мэлоуну, что очень сожалею о случившемся — не надо было мне просить его дать тебе работу. Мне действительно очень, очень жаль.

— Но тебя же не посадят в тюрьму?

— Кто знает… Надеюсь, что нет. Долгие годы работы… Одна-единственная ошибка.

— А остальные парни?

— Как ты сказал, они прогнали тебя, отказались делиться. Они не думали о тебе. Ты тоже не обязан думать о них.

— Но что если их поймают?

— Поймают, но ты уже будешь далеко. И поступишь на работу. — Нэйзи говорил холодно и спокойно.

Дальше все произошло очень быстро. В полном молчании Риггер собрал свой рюкзак. Подъехал шофер на грузовике. Не говоря ни слова, он указал Риггеру на переднее сиденье. Похоже, он не собирался развлекать попутчика разговорами по дороге через всю Ирландию.

Когда Риггер попытался поцеловать мать на прощание, та отвернулась. Его глаза наполнились слезами.

— Мне очень жаль, мам, — сказал он.

— Знаю, — ответила Нуэла.

Потом они уехали. Риггер и не представлял себе, что поездка будет такой долгой. Он понятия не имел о том, что ждет его впереди. Ему приказали ничего не обсуждать с водителем. Риггер смотрел в окно на пробегавшие мимо темные клочки полей по обеим сторонам дороги. Как могут люди жить в такой глуши? Кое-где на дороге валялись дохлые кролики и лисицы. Он хотел было спросить, что заставляет их бросаться под колеса машин, однако вспомнил, что ему запретили говорить с шофером, и стал слушать радио — музыку кантри, в которой пелось о разных неудачниках, пьяницах и несчастной любви.

К тому времени когда они добрались до Стоунбриджа, настроение у Риггера было хуже некуда.

Шофер высадил его у ворот Стоун-хауса. Его мать работала здесь. Жила в этом доме. Неудивительно, что ей не хотелось возвращаться. Интересно, есть ли у него родственники в этих местах? Может, тут живет его отец? Наверное, он женат на другой.

Риггер и сам не знал, почему никогда не спрашивал мать о нем. Черт, что он будет делать тут, пока не утихнет заварушка в Дублине? И сколько ему ждать?

Он подошел к двери и постучал. В ту же секунду ему открыла женщина с короткими вьющимися волосами — она прижимала палец к губам.

— Заходи потихоньку и не разбуди мисс Куини, — шепотом, с легким американским акцентом произнесла она.

Кто такие эти Чикки и Куини?..

Что он делает в этом холодном сарае? Риггер прошел в старенькую кухню с дровяной плитой, возле которой грелся крошечный котенок. Он был белый, с маленьким треугольным черным хвостом и черными ушками. При виде Риггера котенок жалобно мяукнул.

Риггер взял его на руки и погладил по голове.

— Как его зовут?

— Он оказался у нас только сегодня, как и ты. Его принесли около часа назад.

— Вы его оставите? — спросил он.

— Это будет зависеть… — Чикки Старр была немногословна.

Риггер впервые отважился посмотреть ей прямо в глаза.

— Зависеть от чего?

— От того, насколько хорошо он будет работать, ловить мышей, беречься от неприятностей и быть вежливым с мисс Куини. Примерно так.

— Я понял, — сказал Риггер. И это было правдой. — Что я должен делать?

— Думаю, для начала позавтракать, — ответила Чикки.

Так началась его новая жизнь.

Поначалу идея превратить старый дом в отель показалась ему сущим безумием. Кто согласится ехать в такую даль? Правда, это был бы единственный настоящий отель во всем городке.

Котенка, как выяснилось, принесла в Стоун-хаус мисс Куини. Он был последним из помета, принесенного кошкой на одной из ферм у подножия холма, и его жизнь находилась под вопросом, пока мисс Куини не посадила малыша к себе в карман и не вернулась с ним домой. Она держала его на ладони и тихонько нашептывала что-то ему на ухо, а котенок пристально смотрел на нее своими огромными серо-зелеными глазами. Это оказалась кошка; мисс Куини объявила Риггеру, что назовет ее Глорией. Довольно быстро он понял, что мисс Куини — нечто вроде персонажа из черно-белого кино: она старалась поддерживать в доме старые традиции, например, чтобы к столу всех созывал гонг, а сервировка была по всем правилам. Старушка никогда не выходила на улицу без аккуратной шляпки и перчаток.

Она относилась к Риггеру как к старому знакомому, который пришел к ним на помощь в сложный момент. Она подолгу рассказывала ему о каких-то Беатрис и Джессике и других людях, давным-давно лежащих в земле. С виду она казалась безобидной, но Риггер подозревал, что пожилая леди отнюдь не так проста.

Памятуя о словах Чикки, Риггер старался быть как можно любезнее с мисс Куини. По утрам он готовил ей чай и приносил в комнату, которую она называла «утренней гостиной». Одновременно он ставил и блюдце с водой для Глории.

Мисс Куини прочитала, что кошкам не надо наливать молоко, — им нужно побольше воды и немного кошачьего корма; похоже, Глории этот рацион подходил, поскольку она росла очень активно. Большую часть дня она спала; выдающимся интеллектом Глория явно не отличалась, так как продолжала считать, что ее хвост на самом деле отдельное живое существо, постоянно следующее за ней по пятам. Мисс Куини говорила, что Глорию нельзя за это винить, в конце концов, ее хвост совсем другого цвета. Она поставила для кошки корзинку на кухне возле дровяной плиты. Мисс Куини могла часами наблюдать за тем, как Глория дремлет на своей подстилке.

Чикки была менее разговорчивой. Она много работала и ждала того же от него. У нее не оставалось времени на болтовню.

Он до боли в спине махал лопатой, перекапывая запущенные, неухоженные клумбы и грядки возле Стоунхауса. Кожа его обветрилась от соленого бриза. Почва была твердая, каменистая, она вся поросла шиповником и ежевикой. Хотя он и старался работать аккуратно, его руки покрывали царапины и порезы. Риггеру нравилось, когда Глория составляла ему компанию, — она являлась на огород, гордо задрав свой маленький треугольный черный хвост, и обнюхивала перекопанную землю. Кошка играла с сухими листьями, жевала веточки и неоднократно оказывалась на волосок от гибели, когда Риггер, взмахивая лопатой, разрубал колючие ежевичные плети. Ее любопытство было ненасытным; она неутомимо продолжала свои поиски, пока он работал. Стоило Риггеру остановиться передохнуть, опираясь на черенок лопаты, и кошка укладывалась на спину, разглядывая его снизу вверх.

Когда на побережье налетали ветры с Атлантики и отвесной стеной лил дождь, они занимались расчисткой чердаков, перестановкой мебели, покраской стен. В старых хозяйственных постройках работали строители; Риггер помогал им: подносил кирпичи, доски и камни. Он рубил дрова на растопку, по утрам чистил камины, а потом наливал воду Глории и заваривал чай для мисс Куини.

Она была к нему очень добра — не от мира сего, конечно, но совершенно безобидная. Ей все было интересно; она рассказывала ему длинные истории о тех временах, когда еще были живы ее сестры. Они мечтали о теннисном корте, но у них не было денег на его обустройство.

— Твоя мама была просто чудо, когда работала у нас. Мы очень скучали по ней после того, как она уехала, — говорила мисс Куини. — Никто не умеет так готовить картофельную запеканку, как ее делала Нуэла.

Риггер про себя удивлялся — дома у них никогда не бывало картофельной запеканки.

Риггеру выделили комнатку за кухней, где он, обессиленный после дневных трудов, сразу же валился на кровать и спал беспробудным сном по семь часов, до самого утра. В субботу Чикки выдавала ему деньги на автобус до города, на билет в кино и на гамбургер.

Никто не заговаривал с ним ни о том, почему он оказался в Стоунбридже, ни о причинах, по которым ему пришлось удариться в бега. Знакомств в округе он не завел, поскольку работа совсем не оставляла ему свободного времени, — собственно, так было только лучше. Чем меньше людей будут знать о нем, тем безопаснее.

Потом Нэйзи позвонил по телефону и сообщил долгожданные новости.

Двоих парней из той компании арестовали за кражу мяса из лавки. Суд уже состоялся — им дали по шесть месяцев тюрьмы.

Полицейские несколько недель следили за домом Нуэлы, но поскольку Риггер не показывался и никто не знал, где он находится, наблюдение сняли.

— Как их поймали? — шепотом спросил Риггер.

— Кто-то сообщил в полицию, что в коттеджах на холме парни продают мясо с фургона, и их взяли с поличным.

Риггер понял, что этот «кто-то» — наверняка сам Нэйзи, но ничего не сказал.

— А что с твоей работой, Нэйзи?

— Все в порядке. Мистер Мэлоун сочувствует мне — из-за того, что ты сбежал. Как-то раз он даже сказал, что тебе лучше пока не возвращаться в Дублин.

— Ясно.

— Думаю, он прав, Риггер.

— Спасибо тебе, Нэйзи. А как мама?

— Все еще потрясена. Она так ждала твоего возвращения из той школы, прямо-таки дни считала. У нее были на тебя большие планы, а теперь оказалось, что всему конец.

— О нет, вовсе не конец. Все ведь уже позади. Я же могу вернуться домой, раз те парни сидят в тюрьме, правда?

— Нет, Риггер, остались их дружки. Это целая банда. Я бы посоветовал тебе не возвращаться домой как можно дольше.

— Но я же не могу остаться тут навсегда! — взмолился Риггер.

— Пока что тебе придется остаться, — твердо ответил Нэйзи.

— Почему мама не пишет мне? Она писала, когда я был в школе.

— Думаю, она пока не готова тебе писать. Слишком рано. Но ты сам можешь писать ей, — сказал Нэйзи.

— Да, пожалуй…

— Ну, хорошо. — Нэйзи повесил трубку.

Возможно, мисс Куини поможет ему написать матери.

Она и правда помогла — подсказала, какие новости могли бы заинтересовать Нуэлу: что продали старый гараж, а новые дома, построенные О’Хара, благодаря которым те рассчитывали стать миллионерами, стоят пустые и их никто не покупает. У отца Джонсона появился новый викарий, который выполняет большую часть работы в их приходе.

Риггер так и не узнал, сочла ли мать эти новости интересными, поскольку не получил от нее ни одного ответного письма.

— Как вы думаете, почему она не пишет мне? — спросил он мисс Куини.

У пожилой дамы не было никаких соображений на этот счет. Ее бледно-голубые глаза смотрели тревожно и грустно; одной рукой она гладила кошку, лежащую у нее на коленях. Молчание Нуэлы казалось ей очень странным, ведь раньше она так гордилась сыном и даже прислала им его фотографии с крестин и первого причастия. Может, Чикки знает?

Он обратился к Чикки с тем же вопросом — та резким тоном ответила, что у Риггера слишком радужные представления о жизни, если он рассчитывает на столь скорое прощение.

— Ей нелегко было позвонить мне среди ночи. Мы не виделись почти двадцать лет, а тут вдруг оказалось, что я единственный человек на свете, который может ей помочь. Вряд ли ей было приятно говорить такое. Мне бы это точно не понравилось.

— Да, я знаю, но может вы скажете ей, что я уже изменился? — просящим тоном сказал он.

— Я говорила.

— Тогда почему она не отвечает на мои письма?

— Потому что думает, будто сама во всем виновата. Она не хочет иметь с тобой ничего общего. Мне жаль тебе это говорить, но ты сам спросил.

— Да. Я сам спросил. — Риггер был потрясен.

Постепенно Риггер убедился, что план переделки старого дома в уютный отель, поначалу показавшийся ему полным сумасшествием, вполне реален, и живо им заинтересовался. Работы по расчистке территории были окончены, пришло время для перестройки. В дело вступила профессиональная строительная бригада. Он с изумлением изучал схемы центрального отопления и санузлов, разложенные на кухонном столе, с которыми пыталась играть Глория. Слышал о встречах с банкирами и страховщиками, о том, что в дальнейшем планируется пригласить дизайнера по интерьерам.

Однако Риггер никак не ожидал, что Чикки предложит изменить ему условия работы.

— Ты здесь уже шесть месяцев и очень нам помогаешь, Риггер, — сказала она как-то вечером, когда мисс Куини уже ушла спать.

Ее слова доставили ему огромное удовольствие. Впервые за долгое время Риггер слышал похвалу в свой адрес. Он с нетерпением ждал, что последует дальше.

— Когда через несколько недель строители приступят к работе, я не смогу возить мисс Куини на машине к доктору Дэю и в клинику, поэтому мне понадобится помощь. Ты умеешь водить машину?

— Да, умею, — ответил Риггер.

— А права у тебя есть? Ты сдавал экзамены?

— Боюсь, что нет, — признался он.

— Тогда первым делом ты должен взять несколько уроков вождения у Динни, а потом сдать экзамен. Ты любишь работать на огороде?

— Каком огороде?

— Мы собираемся разбить рядом с домом огород, выращивать собственные овощи и фрукты. И еще завести кур.

— Вы это серьезно? — Иногда Риггеру казалось, что Чикки немного не в себе.

— Абсолютно. В отеле должна быть особая атмосфера; пусть наши гости знают, что мы сами производим продукты, которые подаем к столу, а не просто ездим в город и закупаем их в супермаркете.

— Понимаю, — сказал Риггер, хотя на самом деле пока ничего не понял.

— Поэтому я подумала, что могла бы поручить тебе должность менеджера и платить соответствующую зарплату, чтобы у тебя была настоящая работа. Чтобы Стоун-хаус был для тебя не просто временным пристанищем, где можно спрятаться, а местом, с которым связано твое будущее.

— Будущее? Здесь, в Стоунбридже? — Риггера поразило то, что кто-то может связывать его будущее с этой глушью.

— Да. Здесь, в Стоунбридже. Похоже, в ближайшее время ты никак не сможешь вернуться в Дублин. Я надеялась, что ты захочешь осесть здесь, пустить корни, попытаться чего-то добиться.

— Я, конечно, очень вам признателен, но…

— Но что, Риггер? Тебя ждет блестящее будущее в Дублине? Будешь воровать говяжьи туши и избивать законопослушных мясников, пытающихся защитить хозяйское добро?

— Я никого не бил! — с вызовом ответил он.

— Знаю. Только поэтому я и согласилась выручить тебя. Нэйзи сказал, ты спас ему жизнь. Он хотел дать тебе возможность начать с чистого листа. Я пытаюсь сделать то же самое, но ты сам противишься.

— Как вы ко мне относитесь, Чикки?

— Ты мне нравишься. Я и сама не ожидала, но это так. Ты добр с Куини, ты заботишься о кошке, у тебя много достоинств. Ты очень молод. Я бы хотела, чтобы ты чему-то научился и встал на верный путь. Ты же упираешься и продолжаешь считать, что жизнь в наших краях ничего не стоит. Поэтому я, если честно, сейчас немного растеряна.

— Просто я не так представлял себе свою жизнь.

— Я тоже представляла свою жизнь совсем по-другому, но бывает так, что нам приходится мириться с некоторыми обстоятельствами и приспосабливаться к ним.

— Вы хотя бы не были виноваты в том, что с вами произошло, — сказал Риггер.

— Была… в каком-то смысле. — Она отвела глаза.

— Но ведь ваш муж погиб в автокатастрофе — вашей вины тут точно нет.

— Да, ты прав.

— Я буду очень рад работать у вас менеджером, если ваше предложение все еще в силе, — произнес он.

— Тогда завтра утром мы начинаем вскапывать огород, а завтра после обеда у тебя первое занятие с Динни. Вечером начинай учить правила дорожного движения. Мисс Куини тебе поможет.

— Я готов, — ответил Риггер.

— А я открою на почте сберегательный счет на твое имя и каждую неделю буду вносить на него половину твоей зарплаты, а половину выдавать тебе наличными. Чтобы ты мог купить себе красивую одежду и время от времени приглашать девушек на танцы.

— А можно мне сообщить об этом маме и Нэйзи?

— Ну конечно сообщи. Правда, я не питала бы излишних надежд насчет твоей матери.

— Это будет первая хорошая новость, которую она услышит обо мне, — сказал он.

— Нет, она была очень счастлива, когда ты родился. Она написала мисс Куини подробное письмо: что ты идеальный малыш, а вес у тебя шесть фунтов. Правда, с тех пор многое изменилось. Нэйзи говорит, ей надо бы сходить к доктору, — похоже, у нее что-то вроде депрессии, но она и слышать об этом не хочет.

Чикки показалось, что в глазах Риггера действительно блеснули слезы? Кто знает…

Уроки вождения проходили на ура: Динни говорил, что Риггер ничего не боится, но немного торопится, что у него отличная реакция, но он слишком нетерпелив. С правилами было труднее, но мисс Куини обязательно занималась с ним каждый вечер.

— Что означает перечеркнутый круг при выезде из города? — спрашивала она.

— Что можно ехать с той скоростью, с какой хочешь, — отвечал Риггер.

— Неправильно, что можно развивать любую скорость в пределах ограничений для загородных трасс, — торжествующе восклицала мисс Куини.

— Я так и сказал.

— Ты сказал, можно ехать с какой хочешь скоростью. На экзамене ответ бы не засчитали.

Он сдал экзамен без проблем.

С тех пор Риггер возил мисс Куини повсюду: на прием к доктору Дэю, в госпиталь на обследования, в ветеринарную клинику — стерилизовать Глорию.

— Какая жалость, что у нее не будет собственных котят, — сказала мисс Куини, поглаживая кошку, лежащую у нее на коленях.

— Но мы бы только тем и занимались, что подыскивали для них хозяев, мисс Куини. Нельзя же, чтобы у нас был полон дом кошек, когда начнут прибывать постояльцы. — Риггер внезапно понял, что стал думать о себе как о части их общего проекта.

— А тебе хотелось бы когда-нибудь иметь детей, Риггер? — Она нередко задавала слишком откровенные, прямые вопросы, на которые не решался никто другой.

— Если честно, то нет. Они требуют от родителей гораздо больше, чем отдают взамен. А в конце концов только разочаровывают их.

Риггер не смог скрыть горечи и попытался замаскировать ее смешком. Мисс Куини, казалось, ничего не заметила.

— А вот мы мечтали иметь детей — Джессика, Беатрис и я. Представляли, как они будут играть вокруг Стоун-хауса. Глупо, правда? Ведь если бы мы вышли замуж, то уже не смогли бы жить там. В любом случае, это были лишь мечты.

— А у вас был человек, за которого вы согласились бы выйти замуж, мисс Куини? — неожиданно вырвалось у Риггера.

— Был один юноша… О, я очень хотела выйти за него, но он болел туберкулезом и не мог жениться.

— Почему?

— Потому что это серьезное заболевание легких, оно заразное и может передаваться детям. Бедняжка, он умер в санатории. Я до сих пор храню письма, которые он мне писал.

Риггер похлопал ее по руке, а потом, смущенный, погладил заодно и кошку. Остаток пути до ветеринарной клиники они проделали в молчании.

— Не беспокойся, Глория. Ты ничего не почувствуешь, дорогуша. Поверь, в жизни есть масса всего интересного, помимо секса и котят, — утешала кошку мисс Куини, передавая ее с рук на руки ветеринару.

Врач с Риггером обменялись многозначительными взглядами. Необычное замечание для приемной ветеринара.

В ожидании конца операции Риггер с мисс Куини отправились за покупками, вооружившись списком, который дала им Чикки. Риггер поражался тому, как много у него завелось знакомых в Стоунбридже и окрестностях. Мать наверняка порадовалась бы, узнай она, что ее сына любят и принимают в тех местах, где она выросла.

Однако она упорно отказывалась отвечать на его письма.

Он писал Нуэле о том, что они купили цыплят, которых надо было оберегать от Глории, стремившейся испытать на них свои охотничьи навыки, писал, как тяжело копать ямки под картофель. Рассказывал, как строители запросили огромную цену за сооружение стены вокруг сада, поэтому Риггер выстроил ее сам, камень за камнем, и навозил земли для грядок. Как всякий раз, когда он выкапывал ямку, являлась Глория и забиралась в нее, а потом смотрела на него оттуда задумчивым взглядом. Теперь возле стены растут кустарники и деревья — это называется «на шпалерах». На грядках они посадили горошек, кабачки, разные сорта салата и ароматические травы.

Правда, в письмах Риггер не упоминал об очаровательной девушке по имени Кармел Хайки, которая готовилась к выпускным экзаменам, но иногда соглашалась сходить с ним в кино или прокатиться на машине по побережью.

Некоторые из соседей, в частности семья Кармел, не одобряли того, что Риггер живет в Стоун-хаусе под одной крышей с двумя женщинами.

Чикки в ответ только смеялась. Кому-то это может показаться странным — ну и что? Не стоит обращать на них внимание. Они втроем прекрасно уживались и очень много работали. Чикки учила Риггера готовить блюда, которые нравились мисс Куини: лепешки и омлеты. Он быстро их освоил — парень все схватывал на лету.

Иногда Риггер спрашивал у Чикки совета насчет того, что может понравиться девушке. Он старался баловать Кармел. Что, по мнению Чикки, ее бы порадовало?

Чикки предложила свозить Кармел на ярмарку, которую каждый год устраивали в соседнем городке. Там будут фейерверки и автодром, колесо обозрения и множество других развлечений.

Кармел ярмарка действительно понравилась.

Очень трогательно было наблюдать за тем, как Риггер, принарядившись, усаживался в их старый фургон, чтобы отвезти ее на свидание. Чикки вздыхала, глядя, как машина уезжает вдаль по холмам. Риггер не употреблял спиртного, так что ей нечего было опасаться. Однако она и представить не могла, какую новость он преподнесет ей пару месяцев спустя.

Кармел была беременна.

Кармел Хайки, семнадцати лет от роду, готовившаяся к выпускным экзаменам, носила под сердцем ребенка Риггера, которому только-только исполнилось восемнадцать. Они любят друг друга, поэтому собираются сбежать в Англию и там пожениться. Риггеру очень жаль, что он так подвел Чикки, а теперь бросает ее, но другого выхода у них нет. Об аборте не может быть и речи, а родители Кармел их убьют, если узнают. Терпимость не присуща их семейству.

Чикки выслушала его довольно спокойно.

Первое, что она сказала, никому ничего не говорить. Ни одной живой душе.

Кармел должна готовиться к экзаменам, как будто ничего не происходит. Потом, через три недели, когда экзамены будут позади, они поженятся прямо здесь, в Стоунбридже.

Риггер посмотрел на нее как на сумасшедшую.

— Чикки, вы не представляете, что они сделают! Да они с меня живьем кожу сдерут! Они строят грандиозные планы на ее счет: что она сделает карьеру, выйдет замуж за какую-нибудь большую шишку, а тут она собирается выйти замуж за такого оборванца. Они никогда на это не согласятся, даже через миллион лет. Нам придется сбежать.

— Слишком уж много побегов, — сказала на это Чикки. — Твоя мать сбежала отсюда. Я сбежала. Теперь бежишь ты. Этому пора положить конец. Почему бы не сейчас?

— Но что я могу предложить Кармел?

— У тебя есть работа, хорошая работа, и сбережения на счете. Я передам в твою собственность коттедж в конце сада. Будете жить в нем. Ты станешь нашим поставщиком — будешь выращивать овощи и фрукты для Стоун-хауса и на продажу. Ты же прирожденный бизнесмен! В наши дни не так-то просто найти для дочери жениха, который так крепко стоял бы на ногах и даже имел собственный дом.

— Нет, Чикки. Вы не знаете, что они за люди.

— О, прекрасно знаю! Я знаю Хайки всю свою жизнь. Я не утверждаю, что они будут рады, однако стоило ли однажды бежать от полиции, чтобы теперь спасаться от разгневанных родителей невесты?

— Так вы предлагаете нам пожениться здесь? В Стоунбридже?

— Если вы действительно этого хотите, то да. Конечно, вы еще очень молоды и могли бы подождать со свадьбой, но так тому и быть. Отца Джонсона я возьму на себя.

— У нас ничего не выйдет.

— Выйдет, если сохранить все в тайне и начать побыстрее ремонтировать дом. Он должен быть готов к тому моменту, когда Хайки узнают, что Кармел беременна, — чтобы вы могли его им показать.

— Чикки, будьте благоразумны. Даже если вы правы, мне не успеть отремонтировать дом за три недели.

— Я прикажу строителям заняться Стоун-коттеджем в первую очередь. Мебель можно подобрать из той, которая хранится здесь, на чердаке.

Впервые в глазах Риггера затеплилась надежда.

— Вы правда так считаете?..

— У нас нет времени на пустую болтовню. Кстати, матери ничего не сообщай. Пока не надо.

— Господи, она с ума сойдет. Снова плохие новости.

— Вовсе нет, если правильно их преподнести. Что плохого в том, что у тебя будет дом, хорошая работа и невеста? Разве не этого она всегда хотела?

Кармел Хайки оказалась на удивление благоразумной. Она пообещала полностью сосредоточиться на экзаменах и говорить всем, что собирается изучать бухгалтерский учет. Она напоминала Риггеру о том, что он должен направить максимум усилий на ремонт Стоун-коттеджа. Похоже, у нее камень с души упал, когда она узнала, что им не придется спешно бежать из дома и начинать все с нуля в незнакомом месте.

Кармел полностью доверяла Чикки — она поверила даже, что той удастся переманить на их сторону отца Джонсона.

И не без оснований. К моменту когда экзамены завершились, отец Джонсон пребывал в полнейшей уверенности, что обвенчать такую молодую пару, у которой ребенок будет еще не скоро, — его святой долг.

Когда же Хайки начали возмущаться и протестовать, он гневно осадил их и напомнил о необходимости чтить промысел Божий.

Посетив Стоун-коттедж, Хайки заметно смягчились — теперь они увидели, что Риггер сам себе хозяин, а не просто мальчик на побегушках у Чикки. Они признали, что дом очень удобный и «вполне презентабельный».

Глория решила почтить их своим присутствием: она уселась возле плиты и стала умываться лапкой, что придало кухне обжитой вид. Старые лампы, которые так любили сестры Шиди, были отполированы до блеска, полы украшали половички, нарезанные из протертых ковров, стены сверкали свежей краской.

Свадьба должна быть скромной. Жених и невеста не хотят никакой показухи.

Нуэла написала короткую записку и один раз позвонила по телефону, чтобы пожелать им всего наилучшего и сообщить, что не приедет на свадьбу.

— Мама, мне бы так хотелось, чтобы ты познакомилась с Кармел и увидела наш дом! — Риггер поверить не мог, что мать отказывается приехать.

— Я не могу, Риггер. Никак не могу. Я желаю вам счастья. Когда-нибудь потом я обязательно вас навещу.

— Но ведь свадьба у меня не потом, а сейчас!

— А у меня ее не было вообще, — сказала на это Нуэла.

— Почему ты все еще против меня, мама? Я поступил так, как хотели вы с Нэйзи. Начал новую жизнь. Я много работал. Больше не делал никаких глупостей. Почему ты не хочешь приехать ко мне на свадьбу?

— Потому что я подвела тебя, Риггер. Я неправильно тебя воспитала. Я не смогла наставить тебя на правильный путь. Позволила сломать себе жизнь. Ты стал другим без моего участия. Ты всего добился сам, без меня.

— Не говори так. Если бы не ты, кем бы я был? Просто идиотом, который никого вокруг не слышит. Прошу, приезжай, мама!

— Не сейчас, Риггер. Может быть, когда-нибудь.

— И еще, по поводу ребенка… Если родится девочка, мы хотим назвать ее Нуэлой.

— Нет! Прошу, не делайте этого. Я знаю, ты хотел порадовать меня, но я, честное слово, этого не хочу.

— Почему мама? Почему ты так говоришь?

— Потому что я этого недостойна. Когда и что хорошего я сделала для тебя, Риггер? Когда я тебе помогла? Раз за разом я задаю себе эти вопросы и не нахожу ответа.

Она прислала в подарок дорогую стеклянную вазу с вложенной в нее карточкой, где просила извинить за то, что не смогла приехать и поздравить их лично.

Кармел все поняла.

— Надо дать ей время. Когда родится ребенок, она прилетит сюда словно молния и ты сможешь ей показать, что оправдал все ее ожидания.

Свадьба прошла даже лучше, чем они ожидали. Поздравить их из Дублина приехали Нэйзи с двоюродным братом Риггера, Динго.

Нэйзи сообщил семейству Хайки, что мать Риггера очень хотела приехать, но, к сожалению, не смогла этого сделать по состоянию здоровья. Она шлет всем свои наилучшие пожелания.

Наедине он сказал Чикки, что его сестра становится все более и более странной.

Он не собирается расстраивать племянника печальными новостями, но, похоже, она полностью открестилась от сына.

Мисс Куини была великолепна в вечернем платье из вишневой парчи, которое надевала в последний раз тридцать пять лет назад, и шляпке в тон, украшенной цветами. Чикки по такому случаю купила себе элегантное темно-синее платье с жакетом. На голове у нее красовалась элегантная соломенная шляпа с бело-синей лентой по тулье. Хайки не пожалели денег, чтобы разодеться на свадьбу в пух и прах.

К столу в Стоун-коттедже подали каре ягненка, а Чикки испекла свадебный торт, которому в подметки не годились торты из лучших пятизвездочных отелей, — правда, Хайки вряд ли смогли это оценить, поскольку никогда не бывали в подобных местах. Медового месяца не планировалось: юная чета была полностью поглощена работой на ферме. Риггер с Кармел ремонтировали загородку для кур и строили новый коровник. Недавно они купили на местном рынке трех коров, которые уже паслись рядышком на лугу. Стоункоттедж собирался поставлять в отель молоко, йогурт и экологически чистое сливочное масло. Им предстояла большая работа.

Кармел помогала Чикки выбирать обои и ткани для спален. У нее оказался отличный вкус, к тому же она знала, где что можно купить. У нее не вызывали доверия дизайнеры по интерьерам, требовавшие громадных гонораров за свои рекомендации.

— Честно говоря, Чикки, они понимают в этом не больше нашего. Даже меньше, потому что вы хотя бы помните, как этот дом выглядел раньше. Они же пытаются просто переделать его по собственному вкусу.

Однако Чикки сказала, что они и так тратят большие деньги; расходы на дизайнера погоды уже не сделают. По крайней мере, они смогут понять, в каком направлении им лучше двигаться.

Племянница Чикки Орла тоже колебалась, но в конце концов согласилась с ее решением. Надо дать дизайнерам шанс. Орла как раз приехала домой из Лондона на каникулы.

Однако пока она так и не дала согласия принять участие в проекте тетки.

— Я не хочу возвращаться в Стоунбридж сейчас, пожив в Лондоне. К тому же мать просто сводит меня с ума. Чикки, а можно мне пожить у вас, в Стоун-хаусе? Тут же полно места, — обратилась к ней Орла.

— Нет, я и так уже доставила семье массу неприятностей в прошлом. Не хочу, чтобы теперь меня обвинили в том, что я похищаю тебя. Отправляйся назад и спи в родительском доме.

— Но я не хочу туда! Мама постоянно донимает меня упреками: почему я не нашла себе банкира, как Бриджит О’Хара? Чем я занималась в Лондоне, если до сих пор не помолвлена с каким-нибудь толстосумом, как она?

— Я не хочу, чтобы Кэтлин и меня донимала упреками. Тебе придется с этим смириться, Орла. Если же ты все-таки решишь приехать и работать у меня, тебе надо будет обзавестись собственным жильем. Вокруг полно небольших коттеджей, которые продаются практически за бесценок. Купи один и отремонтируй как следует.

— Но это будет означать, что я навсегда остаюсь в Стоунбридже.

— Вовсе нет. Ты всегда сможешь сдать его внаем или продать. У меня ты пройдешь полный курс обучения. Будешь готовить как бог. Но я против того, чтобы ты жила в Стоун-хаусе. У тебя должна быть возможность переключаться, отвлекаться от работы по окончании рабочего дня.

— Да вы настоящий диктатор, как я погляжу.

— Нет, просто у меня достаточно жизненного опыта, — ответила Чикки.

Риггер и Кармел, решительно настроенные доказать окружающим, что смогут добиться успеха, трудились от зари до темна, воплощая свои планы в жизнь. Риггер собирался развозить овощи и фрукты по дальним фермам близ Роки-Ридж, но Кармел предупредила его, что ее двоюродные братья, владевшие в тех краях зеленными лавками, вряд ли одобрят эту затею: наверняка они скажут, что Риггер и Кармел отбирают у них хлеб. Вместо этого она предложила торговать вареньем и джемами, расфасованными в красивые баночки с изображением Стоун-коттеджа на этикетке.

Как и Никки, им надо было найти себе дело, не затрагивающее интересов остальных жителей округи: придумать услугу, которой не существовало раньше.

Вскоре многие отели и туристические магазины начали приобретать их продукцию, спрос на нее постоянно рос.

Кармел отыскала несколько старинных поваренных книг и научилась готовить чатни, маринованные овощи и очень вкусный карагеновый мусс на основе местных красно-бурых водорослей, которые выносило волнами на берег. Чикки припоминала, что во времена ее юности в Стоунбридже и правда делали такой мусс, больше похожий на странный водянистый пудинг, однако у Кармел он получался совсем другим: с добавлением белков, лимона и сахара мусс выходил легким как перышко, а подавать его надо было со взбитыми сливками, сбрызнув ирландским виски.

Мисс Куини с большим интересом относилась ко всему, что касалось будущего ребенка; она была первой, кому Риггер и Кармел, вернувшись из госпиталя, сообщили потрясающую новость: ребенок будет не один, они ждут двойню.

Доктор Дэй Морган, уроженец Уэльса, приехавший временно заменить местного врача лет тридцать назад, да так и осевший в Стоунбридже, был за них очень рад.

— Двойное удовольствие за один раз, — сказал он будущим родителям, которые никак не могли прийти в себя от потрясения.

— Как чудесно! Сразу большая семья за один присест, к тому же детки смогут играть друг с другом, — захлопала в ладоши мисс Куини.

Именно в таких словах нуждались сейчас Риггер и Кармел: потянуть даже одного ребенка им будет нелегко, двоих же — практически невозможно.

Переубедить Кармел оказалось нелегко, однако постепенно юные супруги согласились с тем, что на их долю выпала редкая удача.

Недели шли за неделями. Чемоданчик Кармел был упакован и стоял у дверей; Риггер подскакивал чуть ли не до потолка, стоило ей только поглубже вздохнуть.

Все произошло посреди ночи. Риггер сохранял спокойствие; он позвонил доктору Моргану, который велел скорее разбудить Чикки и попросить ее все подготовить. Похоже, в госпиталь ехать поздно. Он будет у них через десять минут. Не успели они и глазом моргнуть, как он уже стучался в дверь Стоункоттеджа.

Чикки тоже пришла по первому зову, вооружившись чистыми полотенцами и самообладанием, от которого у всех стало легче на душе. Младенцы — мальчик и девочка — появились на свет еще до зари и были переданы на руки Кармел.

Когда мисс Куини вышла к завтраку, то увидела Чикки и доктора Дэя, — они сидели за столом и пили кофе с бренди.

— Я все пропустила, — разочарованно произнесла она.

— Вы можете пойти и посмотреть на малышей. Где-то через полчаса. Сейчас у них медсестра. С новорожденными все в полном порядке.

— Слава Господу! Пожалуй, я тоже выпью глоточек бренди, чтобы отпраздновать это событие.

Весь день они забегали в Стоун-коттедж проведать младенцев.

Хотя им было всего несколько часов от роду, мисс Куини уже заметила в них родительские черты. Мальчик — просто копия Риггера; у девочки глаза Кармел. Ей до смерти хотелось поскорей узнать, как родители собираются назвать малышей.

Чикки хотела было сказать, что им, наверное, понадобится время, чтобы придумать имена, однако Риггер и Кармел позаботились об этом заранее. Мальчика будут звать Маккен, как отца Кармел, а девочку — Розмари. Сокращенно Рози.

— Откуда вы взяли это имя? — спросила Чикки.

— Да ведь так зовут мисс Куини! При крещении ее назвали Розмари, — ответил Риггер.

Чикки улыбнулась ему сквозь слезы. Подумать только, Риггер, угрюмый раздражительный подросток, представший перед ней в ночи на пороге Стоун-хауса, проявил такое уважение и доброту, подумав о старушке мисс Шиди и назвав ее именем свою дочь! Жаль, что Нуэла не может разделить с ним эту радость. Чикки как будто взяла на себя ее роль, став второй бабушкой малышам. Нуэла должна была бы приехать и соперничать за любовь внуков с бабушкой Хайки, а не сидеть в одиночестве в Дублине, терзаясь чувством вины и загоняя себя в гроб бесконечной работой.

Зато мисс Куини была вне себя от радости. Дети занимали все ее мысли.

— Никогда не думала, что такое может случиться, — счастливая, потрясенная, восклицала она. — Видите ли, наши дети так и не родились, поэтому у меня не было племянниц, которых можно было бы назвать в мою честь, а теперь это произошло.

Растроганная мисс Куини высморкалась в носовой платок, откашлялась и внезапно спросила:

— Наверняка Нуэла ужасно рада, что малыши родились?

Нуэла…

Ей же никто ничего не сообщил.

— Может быть, я могла бы… — начала было Чикки.

— Нет, я сам позвоню, — сказал Риггер.

Он подошел к телефону и набрал номер матери.

— А, Риггер… — Голос ее прозвучал устало, но, вполне вероятно, она правда устала. Кто знает, в скольких домах она успела убрать за день.

— Я подумал, ты захочешь это знать. Дети родились сегодня: мальчик и девочка.

— Это хорошая новость. У Кармел все в порядке?

— Да, все хорошо. Роды прошли быстро, дети здоровы. Отличные малыши. Весят по четыре с половиной фунта. Они такие красивые, мама!

— Не сомневаюсь. — Однако радости в ее голосе он не заметил.

— Мама, когда ты рожала меня, это было долго или быстро?

— Долго.

— И ты была в больнице одна?

— Да нет, там были сестры и другие женщины, которые рожали детей.

— Но с тобой никого не было?

— Нет. Какое это теперь имеет значение? Столько времени прошло с тех пор.

— Наверное, тебе было ужасно одиноко.

Она промолчала.

— Мы назовем их Рози и Маккен, — сказал Риггер.

— Хорошие имена.

— Ты сказала, что не хочешь, чтобы мы назвали девочку Нуэлой.

— Да, Риггер, сказала, и остаюсь при своем мнении. Не надо извиняться. Рози — прекрасное имя.

— Она — лучший ребенок на земле, мама. Она и ее брат.

— Ну конечно.

Нуэла повесила трубку.

Как могла она столь равнодушно отнестись к появлению на свет своих внуков? С ней явно что-то не так. Собственно, она была не в себе с того самого эпизода в мясной лавке Мэлоуна. Неужели из-за него она сошла с ума?

Нельзя позволить дурным воспоминаниям омрачить этот день — лучший в его жизни.

Он этого не допустит.

Поток желающих посидеть с детьми не иссякал; их домом стал не только собственный коттедж, но и Стоун-хаус. Они сладко спали в своей колыбельке, пока Чикки с Кармел листали каталоги и просматривали образцы тканей на кухонном столе. А когда все расходились по делам, мисс Куини усаживалась рядом и смотрела на крошечные личики. Она обязательно приглашала Глорию к себе на колени — чтобы та не вздумала ревновать.

От Нэйзи из Дублина пришло приглашение на свадьбу — он женится на чудесной женщине по имени Айрин и надеется, что Риггер и Кармел смогут приехать.

Они все как следует обсудили. Конечно, сейчас не время уезжать из дома, но они просто обязаны поддержать Нэйзи, как он когда-то поддержал их. К тому же им до смерти хотелось познакомиться с этой Айрин. Они-то думали, что Нэйзи так и проживет холостяком до конца своих дней. Будет очень удобно повидаться с Нуэлой на нейтральной территории.

— Она наверняка придет в восторг, увидев детей, — сказал Риггер.

— Но мы не можем взять Рози и Маккена.

— Не оставлять же их здесь!

— Почему? Нас не будет всего сутки. Чикки и мисс Куини присмотрят за ними. И моя мать тоже. Целая дюжина людей готова нам помочь.

— Но я хочу, чтобы мама посмотрела на них. — Риггер говорил словно шестилетний ребенок.

— Она посмотрит, когда будет готова. Момент еще не пришел. И вообще, с близнецами мы станем главными героями вечера, а ведь это свадьба Нэйзи и Айрин.

В конце концов Риггер признал ее доводы разумными, хотя у него и было тяжело на сердце оттого, что мать не сможет повидаться с внуками. Он знал, что Кармел права. Время для этой встречи еще не настало: достаточно того, что он сам увидится с ней. Надо двигаться вперед постепенно.

При встрече Риггер с трудом узнал мать, так она постарела. На ее лице появились морщины, которых он не помнил, а при ходьбе она шаркала ногами.

Как такое могло произойти за столь короткое время?

С Кармел Нуэла держалась очень вежливо, но настолько отстраненно, что это казалось пугающим. Во время застолья в пабе Риггер отвел в сторону своего кузена Динго.

— Скажи, что случилось с моей мамой? Она сама не своя.

— Она такая уже давно, — ответил Динго.

— Кажется, будто мыслями она витает где-то далеко.

— Угу. Она немного не в себе. Нэйзи говорит, это от потрясения… ну, после того случая…

Динго не хотел пробуждать плохие воспоминания.

— Но она должна была давно прийти в себя, — чуть не плакал Риггер. — С тех пор все изменилось.

— Похоже, она винит себя за то, что плохо тебя воспитала. Так Нэйзи сказал. Он никак не может убедить ее, что это чепуха.

— Может, мне попытаться?

— Нет, тут дело в ее собственном мнении о себе. Знаешь, она вроде тех людей, которым кажется, что они ужасно толстые, и они морят себя голодом чуть не до смерти. У них нет четкого представления о себе. Наверное, ей лучше пойти к психиатру, — сказал Динго.

— Боже, неужели все так плохо! — Риггер был в ужасе.

— Слушай, давай закончим этот разговор. Сегодня праздник Нэйзи и Айрин. Ну-ка, сделай радостное лицо!

Риггер, хотя и с трудом, сделал радостное лицо и даже спел «Балладу про Джо Хилла», сорвав бурю аплодисментов.

А когда Нэйзи произносил торжественную речь, он обнял за плечи Риггера и Динго и сказал, что у него самые лучшие племянники во всем мире.

Риггер в этот момент смотрел на мать. Лицо ее по-прежнему ничего не выражало.

Кармел все заметила и поняла без всяких объяснений. Это было несложно. Она попыталась поговорить со свекровью о вещах, не касающихся Риггера и их семьи. Однако запас тем быстро иссяк. Не имело смысла обсуждать телевизионные программы — у Нуэлы не было телевизора. В кино она ходила очень редко. Времени на чтение не оставалось. Нуэла согласилась, что найти хорошую работу из-за кризиса стало тяжелее. Все платили по минимальной ставке. Женщины больше не отдавали помощницам свою одежду — они продавали ее по Интернету.

Нуэла отвечала так, словно она на допросе в полиции. Кармел никак не удавалось завязать с ней обычный человеческий разговор. Она ни разу не спросила про своих внуков — только выразила надежду, что в Стоунбридже все в порядке.

— Может, выпьете что-нибудь, Нуэла? — спросила Кармел.

— Вообще-то я совсем не пью.

— Риггер тоже не пьет, что довольно-таки удивительно для молодого парня, а я вот время от времени позволяю себе бокал белого вина. Может, я и вам принесу тоже?

— Ну что ж, принеси, — согласилась Нуэла.

Кармел принесла два бокала вина и поставила их на столик.

— За жениха и невесту, — сказала она.

— За новобрачных, — Нуэла механическим жестом подняла бокал.

— Может быть, я лезу не в свое дело, но я должна вам кое-что сказать. Я люблю Риггера всем сердцем. Он образцовый муж и отец. Вы этого не знаете, потому что не видели его в этой роли. Он работает от темна до темна. Но он хочет быть еще и сыном. А сейчас у него нет такой возможности. Ему хотелось бы больше узнать о своем отце — ведь теперь он сам отец, — но он ни за что на свете не станет вас расспрашивать. Но, самое главное, ему нужна мать. Он мечтает, чтобы вы стали частью его новой жизни.

Нуэла, потрясенная, во все глаза смотрела на нее.

— Но я же не умерла, — сказала она.

— Прошу, дайте мне закончить. Я обещаю, что больше никогда не вернусь к этой теме. Он не ощущает себя целостным человеком. Вы — тот фрагмент головоломки, которого ему не хватает. Он никогда не считал вас плохой матерью. Он говорит о вас с глубочайшим уважением. Я могу только мечтать, чтобы мой сын Маккен когда-нибудь говорил так обо мне. Вам ничего не надо делать, Нуэла. Можете забыть все, что я тут наговорила. Риггеру я ничего не скажу. Он хотел привезти на свадьбу детей, чтобы вы посмотрели на них, но я его отговорила. Сказала, когда-нибудь они обязательно познакомятся со своей бабушкой Нуэлой, но сейчас время еще не пришло. Вы говорите, что чувствуете себя виноватой за то, что позволили ему испортить себе жизнь. А он чувствует себя виноватым за то, довел вас до депрессии и сломал вашу.

— До депрессии?

— Ну, это же так называется, насколько я знаю? Вы не можете справиться со своими чувствами. Вам нужен кто-то, кто поможет это сделать. Это такая же травма — вроде сломанной ноги. Она не заживет, если ее не лечить.

— Мне не нужен врач.

— Он всем нам бывает нужен. Почему бы вам не попробовать? Если не поможет, так тому и быть, но хотя бы попытайтесь!

Нуэла ничего не ответила.

Кармел решила, что пора заканчивать разговор.

— Мы всегда будем вас ждать. Риггер очень хочет, чтобы у него опять была мать. Это все, что я хотела вам сказать.

Она с трудом осмелилась посмотреть Нуэле в глаза. Кармел понимала, что зашла слишком далеко.

У этой женщины не все в порядке с головой. Она живет в собственном мире. А Кармел только сильней ее расстроила.

Однако девушке показалось, что изборожденное морщинами, напряженное лицо слегка переменилось. Нуэла по-прежнему сидела молча, однако поза ее стала менее натянутой, а руки уже не так сильно сжимали край стола.

А может, ей только показалось?

Кармел знала, что и так сказала больше, чем следовало. Продолжать не имело смысла. Ей казалось, что они просидели в молчании очень долго, хотя на самом деле прошло не больше минуты или двух. Гости вокруг распевали «Встань рядом с ним».

Риггер подошел к их столику.

— Новобрачные уезжают через пару минут. Хотите посыпать их конфетти? — спросил он.

И тут Кармел заметила, что выражение лица Нуэлы действительно изменилось. Она смотрела на своего радостного, оживленного сына совсем другими глазами. Это отнюдь не был подросток со сломанной судьбой: перед ней стоял молодой мужчина, гордый, уверенный в себе, надежный, как скала.

— Присядь на минуту, Риггер. Зная Нэйзи, вряд ли они уедут так быстро.

— Конечно. — Он был удивлен и очень обрадован.

— Я хотела спросить, с кем вы оставили Рози и Маккена? — поинтересовалась Нуэла.

— С Чикки и мисс Куини. У них есть наш мобильный телефон. Чикки звонила где-то час назад, сказала, что все уже спят: и близнецы, и мисс Куини, и Глория…

— Глория?

— Наша кошка. Она обожает поспать.

— Но она не заберется к ним в кроватку? — Нуэла вдруг забеспокоилась.

— Нет, она слишком ленива, чтобы взбираться на такую высоту. К тому же за ними постоянно присматривают.

— Это хорошо.

— Чикки хотела узнать, как у нас тут дела, — сказал Риггер.

— И что ты ответил? — Его мать снова задавала вопросы, стремилась что-то узнать!

— Сказал, что свадьба получилась замечательная.

— Вы будете звонить ей еще сегодня вечером? — спросила Нуэла.

— Обязательно. Мы же в первый раз оставили близнецов на ночь, — сказала Кармел.

— Тогда скажите, чтобы она хорошо за ними присматривала. А еще скажите, что я скоро приеду на них посмотреть. Мне только надо будет сходить к врачу, посоветоваться кое о чем, а потом я обязательно вас навещу.

Риггер не мог найти подходящих слов — он боялся все разрушить. Но для слез и объятий момент был явно неподходящий.

— Они будут рады это слышать, мама, — наконец сказал он. — Очень, очень рады.

Гости уже толпились у дверей. Жених с невестой действительно уезжали.

Кармел бросила взгляд на Нуэлу. Она хотела сказать, что сейчас та снова вернула сыну уверенность в себе.

Но ей не пришлось ничего говорить. Нуэла знала и так.

Орла

Когда Орле исполнилось десять лет, в школе при монастыре Святого Антония появилась новая учительница. Ее звали мисс Дэйли, у нее были длинные рыжие волосы, и она нисколько не робела ни перед монахинями, ни перед отцом Джонсоном, ни перед родителями, которые мечтали, чтобы их дочки получили первоклассное образование и поступили в университет. Она учила их английскому языку и истории, и на ее уроках всегда было интересно. Девочки сразу же влюбились в нее и все как одна мечтали быть похожей на мисс Дэйли, когда вырастут.

У нее был гоночный велосипед, на котором она стрелой проносилась по сельским дорогам, бешено крутя педали. Они все должны заниматься физкультурой, говорила она, иначе со временем превратятся в старые развалины. Здоровый человек получает больше радости от жизни. Внезапно все ученицы школы Святого Антония стали поклонницами спорта. Мисс Дэйли организовала утренние занятия танцами, и они с восторгом бежали туда перед уроками.

Мисс Дэйли сказала, что очень глупо отказываться от уроков компьютерной грамотности, потому что за компьютерами будущее — это их пропуск в современный мир. Даже самые неусидчивые и непослушные ученицы вроде Орлы и ее подружки Бриджит О’Хара прислушались к ней и согласились, что учительница права. Они организовали комитет по сбору средств на покупку дополнительных компьютеров для школы.

Их родители питали к мисс Дэйли смешанные чувства. Конечно, они были рады, что она положительно влияет на детей и управляется с ними так, как до этого не удавалось никому из учителей. С другой стороны, она каталась на велосипеде в слишком коротких шортах и выглядела слишком здоровой — постоянно с мокрыми волосами, как будто только-только вышла из моря, в любую погоду. Она пила пиво в местных пабах, чего женщины обычно себе не позволяли.

Однажды престарелый владелец бара намекнул ей на это, сказав, что леди не пьют пиво из кружки. Мисс Дэйли ответила, что он либо нальет ей пива, либо будет иметь дело с комиссией по защите прав потребителей, — на его усмотрение, так что он предпочел первое.

Мисс Дэйли не всегда появлялась на воскресных мессах, однако проводила в школе больше времени, чем кто-либо другой из персонала. Она приходила за полчаса до начала уроков, вела танцевальную разминку, а после последнего звонка в четыре часа шла в компьютерный класс, чтобы поддерживать и подбадривать своих учениц. Целое поколение девочек в школе Святого Антония считали ее примером для подражания. Она говорила, что все дороги для них открыты, и они верили ей всей душой.

Когда Орле исполнилось семнадцать, мисс Дэйли объявила, что уезжает из Стоунбриджа. Она сообщила всем, в том числе монахиням, что познакомилась с прекрасным мужчиной по имени Шейн из Керри. Ему двадцать один год и он собирается организовать садоводческий центр. Он хорош собой, на двенадцать лет моложе и без ума от нее. Она собирается помогать ему в организации центра.

Монахини были потрясены и очень жалели, что она уезжает.

Мать-настоятельница, не сдержавшись, намекнула на то, что брак с мужчиной намного моложе себя грозит некоторыми сложностями. Мисс Дэйли успокоила ее, сказав, что и не думала о замужестве, — она считает брак отжившим и старомодным.

Мать-настоятельница была в шоке, но мисс Дэйли не поддавалась ни на какие уговоры.

— Посмотрите на себя, матушка! Вы ведь тоже отказались от него, не так ли?

Девочки устроили для мисс Дэйли прощальный пикник — костер на берегу океана июньской ночью. Она показывала им фотографии Шейна из Керри и настаивала, чтобы в будущем они обязательно поездили и повидали мир. Она хотела, чтобы они каждый вечер читали по одному стихотворению и размышляли о его смысле, а оказавшись в новом месте, старались побольше разузнать про его историю.

Она сказала, что пока они еще молоды, им обязательно надо научиться кое-каким вещам: играть в бридж, менять колесо у машины и укладывать феном волосы. Сами по себе эти навыки не особенно значительны, однако впоследствии они помогут им сэкономить массу времени и денег.

Она дала им свой электронный адрес и попросила писать ей три-четыре раза в год. Она надеется, что все они добьются больших успехов. Они плакали и просили ее не уезжать, однако она снова показала им фотографию Шейна и спросила, какая женщина в здравом уме упустила бы такого парня?

Орла регулярно писала мисс Дэйли, рассказывала о курсах, которые окончила в Дублине, и о медали, которую получила в конце года. Она говорила, что ее мать стала совершенно невыносимой со своими предрассудками; стоило Орле приехать домой из Дублина, как между ними вспыхивали ужасные ссоры из-за каких-то пустяков вроде ее одежды или позднего возвращения домой. Отец просил Орлу об одном: не нарушать покоя в доме. Тетя Чикки, приехавшая из Америки, совсем на них не похожа. Она сумела вырваться на свободу; Орла надеется, что их с Бриджит отпустят в Нью-Йорк к ней в гости. Орла всегда спрашивала мисс Дэйли о Шейне и их садоводческом центре, однако та никогда не отвечала. Она интересовалась жизнью учениц, но ничего не рассказывала о своей.

Потом Орла написала, что путешествие в Нью-Йорк отменилось: дядя Уолтер погиб в ужасной автокатастрофе. Мисс Дэйли в ответ напомнила, что ее жизнь находится в ее руках. Она должна сама принимать решения.

Почему бы не найти себе работу в другом городе и приезжать домой лишь с короткими визитами? Вокруг нее огромный мир, не стоит ограничиваться поездкой в Дублин.

Орла объявила, что они с Бриджит уезжают в Лондон.

Бриджит нашла себе работу в рекламном агентстве, основным клиентом которого был известный регби-клуб, благодаря чему у них появилась возможность встречаться с интересными людьми. Орла устроилась в компанию по организации выставок. Выставки были на самые разные темы: от здорового питания до старинных автомобилей. Джеймс и Саймон, двое приятелей, владевшие компанией, были трудоголиками; у них Орла научилась общаться даже с самыми сложными клиентами. Через месяц она уже могла авторитетно и твердо разговаривать с людьми, которых раньше боялась до смерти.

К ее удивлению, и Джеймс, и Саймон находили Орлу очень привлекательной, каждый из них попытался за ней приударить. Она разве что не рассмеялась им в лицо — более неподходящих ухажеров надо было поискать. Оба женатые, проводящие все время на работе, они были заинтересованы разве что в том, чтобы увести выгодный контракт у соперничающей компании. Ясно, что им нужна только короткая интрижка.

Они восприняли отказ без всякой обиды. Орла постаралась забыть об этом инциденте и продолжала осваивать свою работу.

Она написала мисс Дэйли, что та могла бы ею гордиться. Работа сама по себе была для нее образованием; она быстро становилась экспертом в области налогов, компьютера и цифровых технологий — помимо организации выставок.

Орла и Бриджит вдвоем снимали квартиру в Хаммерсмите. По сравнению с домом они пользовались полной свободой. Перед ними открывалась масса возможностей. По вторникам они ходили в Ковент-Гарден заниматься чечеткой. По понедельникам в обеденный перерыв Орла посещала класс каллиграфии.

Поначалу Джеймс и Саймон были против ее занятий. Видимо, она не слишком интересуется своей работой, раз уходит из офиса, чтобы учиться красиво писать. Орла не обращала внимания на их замечания. Раз уж она вынуждена зарабатывать на жизнь в условиях постоянного давления, спешки и суеты, ей необходим творческий импульс в начале рабочей недели. Больше они к этой теме не возвращались.

По вечерам Орла и Бриджит ходили в театр, на выставки, которые организовывала ее компания, или на приемы. Они были молодые, живые, раскованные и нравились мужчинам. Правда, никого близкого у них пока не было, но они и сами не стремились к серьезным отношениям.

Пока на горизонте не появился Фокси Фаррелл.

Фокси был из той породы мужчин, которых обе девушки терпеть не могли. Шумный, самоуверенный, на дорогой машине, в дорогом замшевом пиджаке, на высоком посту в коммерческом банке, с громадным самомнением. Однако это не помешало ему по уши влюбиться в Бриджит. Как ни странно, подруга уже не считала его таким невыносимым, как при первом знакомстве.

— Вообще, он неплохой парень, Орла, — как-то раз осторожно заметила она.

— Да уж, — не раздумывая, ответила та. — Но ты можешь хотя бы представить себе, что просыпаешься рядом с ним по утрам?

— Уже просыпалась, — просто ответила Бриджит.

— Не может быть! Когда?

— В прошлые выходные, когда ездила в Хэррогейт. Он поехал следом, чтобы повидаться со мной.

— И ты, значит, решила дать ему шанс… — Орла никак не могла оправиться от потрясения.

— Он правда очень хороший. Честное слово. А ведет себя так только потому, что так принято в его кругу.

— Ну конечно, если узнать его получше… — попыталась исправить ситуацию Орла.

— У меня как раз будет такая возможность. В следующие выходные мы улетаем в Париж, — хихикнула Бриджит.

— Мы же собирались вместе в Стоунбридж! — Орла была возмущена.

— Я помню. Тебе придется что-нибудь придумать, чтобы меня прикрыть.

— А вы с Фокси не можете полететь в Париж немного позже?

— Нет. Это особый случай.

— И что, по-твоему, я должна всем сказать?

Орла не скрывала своего недовольства. Они вместе ездили домой три-четыре раза в год. Это была цена их свободы. Всего-то пара выходных.

— О, пока ничего не надо рассказывать. — Бриджит старалась, чтобы ее слова звучали как можно обыденней. — Не хочу, чтобы они начали строить далеко идущие планы.

— Далеко идущие планы? Насчет Фокси? — Недоверие в голосе Орлы могло показаться Бриджит весьма нелестным, но она предпочла его не заметить.

— Ну конечно. Он — отличная партия. Они меня со свету сживут, если я упущу такого жениха.

Итак, Орла поехала в Стоунбридж одна, а про Бриджит сказала, что той не удалось вырваться с работы.

Стоунбридж нисколько не изменился. Орла успела забыть, как красиво в родных краях, как здорово бродить по тропинкам среди утесов, любуясь длинными песчаными пляжами и прикасаться рукой к морщинистой поверхности скал.

Ее тетка Чикки была поглощена переустройством Стоун-хауса; старая мисс Куини суетилась вокруг нее, без умолку болтая и хлопая от удовольствия в ладоши. Риггер, помогавший Чикки в делах, уже не казался таким мрачным. Он выучился водить машину и, встретившись с Орлой на дороге, всегда останавливался и предлагал ее подвезти. Как-то раз он спросил, не помнит ли Орла его мать. Орла не помнила. Она слышала о какой-то Нуэле, но та уехала в Дублин еще до ее рождения.

— Думаю, Чикки должна знать про нее, — предположила Орла.

— Я ни о чем ее не спрашиваю, — ответил Риггер. — А она в ответ не задает вопросов мне. Так проще нам обоим.

Орла приняла это к сведению. Она-то как раз собиралась расспросить Риггера о его прошлой жизни. Предупреждение было получено вовремя.

Вместо этого они заговорили о переделке в Стоунхаусе, о новом огороде и планах на будущее. Риггер считал, что отель ждет большой успех и радовался тому, что вступил в дело с самого начала.

Мать Орлы, однако, не разделяла их энтузиазм. Чикки всегда была такой — носилась с какими-то чудными идеями, вот и в Америку сбежала, не послушав родных.

— И оказалась права, не так ли? — Орле стало обидно за тетку, которая всегда обращалась с ней, как с равной. — Вышла замуж за прекрасного человека, и он оставил ей достаточно денег, чтобы купить Стоунхаус.

— Только странно, что он ни разу сюда не приехал, — Кэтлин не так-то легко было разубедить.

— Мама, прошу, перестань! Тебе вечно что-нибудь не нравится.

— И не без оснований, — заметила мать. — Сейчас про нее опять ходят сплетни: она ведь живет под одной крышей с этим парнем, наедине, если не считать старушку Шиди. Разве так можно?

— Мама! — Орла чуть не задохнулась от смеха. — Как ты себе это представляешь? Ты что, думаешь, Риггер ублажает тетю Чикки на огороде, а время от времени они приглашают мисс Куини разбавить компанию?

Лицо матери побагровело.

— Не смей разговаривать со мной так грубо, Орла! Я всего лишь повторила то, что говорят все в деревне, только и всего.

— И кто же эти «все»?

— Да хотя бы О’Хара.

— Ну, они-то просто злятся, что мисс Шиди не продала свой дом им.

— Ты такая же, как твой дядя Брайан: вечно набрасываешься на них. А ведь Бриджит твоя лучшая подруга.

— Да, а дяди у нее — алчные мошенники. Она и сама это знает.

— Кстати, а чем таким важным она занята, что не поехала навестить семью?

— Работает не покладая рук, чтобы обеспечить себя, мама. И я тоже, так что тебе повезло больше, чем О’Хара, ведь семья для меня на первом месте.

Мать не нашлась что на это ответить.

Орла старалась проводить как можно больше времени с Чикки. Несмотря на бурную активность в Стоун-хаусе, тетка сохраняла редкостное спокойствие. Она не донимала Орлу расспросами о ее бойфрендах и не спрашивала, собирается ли та остаться в Лондоне навсегда. Она не говорила, что люди не одобрят ее коротких юбок, или длинных юбок, надетых поверх рваных джинсов, или прочих нарядов, которые она носила в то время. Чикки нисколько не занимало, что скажут или подумают другие. Она никак не вмешивалась в жизнь племянницы.

Поэтому Орла была очень удивлена, когда тетка как-то раз спросила, умеет ли она готовить.

— Немного умею. Мы с Бриджит готовим что-нибудь по рецептам два-три раза в неделю. У нее хорошо получаются блюда из рыбы. Правда, там она совсем другая — не такая костлявая и не так воняет рыбьим жиром, как местная, которую как ни приготовь, все равно на вкус получится обычная треска.

Чикки рассмеялась.

— Ну, все совсем не так плохо. А печь ты умеешь?

— Нет, это слишком сложно. Хлопотно.

— Я могу тебя научить. Станешь настоящим шеф-поваром, — предложила Чикки.

— А вы сами хорошо готовите?

— О да, как ни удивительно. Сама не ожидала от себя такого, но я обожаю готовить.

— А дядя Уолтер тоже хорошо готовил?

— Нет, этим занималась я. Он был слишком занят.

— Понятно. — Орла всегда чувствовала, когда Чикки старалась свернуть беседу.

— Почему вы хотите меня учить? — спросила она.

— Видишь ли, я надеюсь, что когда-нибудь — не сейчас, но, может, немного погодя — ты вернешься домой и поможешь мне управлять отелем.

— Я не собираюсь возвращаться в Стоунбридж, — сказала Орла.

— Знаю. — Чикки, похоже, ее неплохо понимала. — Я тоже не хотела возвращаться, однако теперь я здесь.

В тот день она научила Орлу печь очень простой и вкусный ржаной хлеб и варить суп из пастернака с яблоками. Это оказалось совсем легко; они съели суп с хлебом на ланч. Мисс Куини сказала, что никогда раньше не ела таких удивительных блюд, пока Чикки не переехала к ней.

— Только представь себе, Орла, пастернак мы вырастили у себя на огороде, а яблоки набрали в старом саду. И Чикки сумела приготовить из них такую вкуснотищу!

— Знаю, она настоящий гений! — ответила Орла с улыбкой.

— Именно. По-моему, нам очень повезло, что она вернулась назад, а не осталась в Соединенных Штатах. Кстати, а как тебе живется в Лондоне?

— Неплохо, мисс Куини. Конечно, я много работаю и сильно устаю, но в целом живу прекрасно.

— Жаль, что я мало путешествовала, — заметила мисс Куини. — Правда, меня всегда тянуло обратно домой.

— Что же вам так здесь нравится, мисс Куини?

— Океан, покой, воспоминания. Здесь я чувствую себя на своем месте. Как-то раз мы ездили в Париж и еще в Оксфорд. Очень, очень красивые места. Мы с Джессикой и Беатрис потом часто их вспоминали. Только нам все время казалось, что все вокруг нереально. Понимаешь, о чем я говорю? Мы как будто исполняли роли в театральной постановке. Здесь все совсем по-другому.

— Да, я понимаю, мисс Шиди. — Орла заметила, что Чикки бросила на нее благодарный взгляд. Она понятия не имела, о чем рассуждает мисс Куини, однако была рада, что дала нужный ответ.

В своей лондонской квартире Орла приготовила суп из пастернака с яблоками и ржаной хлеб, чтобы отпраздновать возвращение Бриджит из Парижа.

— Бог мой, ты заинтересовалась домашним хозяйством! — воскликнула Бриджит.

— А у тебя наверняка есть что мне рассказать, — парировала Орла.

— Я выхожу за него замуж.

— Потрясающе! И когда?

— Через год. Конечно, если ты согласишься быть подружкой невесты.

— Соглашусь при одном условии: никакой лиловой тафты или желтого шифона.

— Ты рада за меня?

— Как я могу не радоваться, когда ты так счастлива. Я в полном восторге. — Орла постаралась вложить в эти слова максимум энтузиазма.

— Ты больше не считаешь его придурком?

— О чем ты говоришь! Конечно нет. Я считаю его счастливчиком! Расскажи, как и где он сделал тебе предложение?

— Видишь ли, я правда его люблю, — сказала вдруг Бриджит.

— Знаю, — солгала Орла, глядя в лицо своей подруги Бриджит, которая по какой-то необъяснимой причине собралась замуж за Фокси Фаррелла.

После этого события развивались с головокружительной быстротой.

Бриджит ушла с работы и проводила большую часть времени с семьей Фокси в Беркшире. Свадьба должна была состояться в Стоунбридже.

— Как жаль, что отель Чикки еще не откроется к этому времени. Здорово было бы арендовать его для свадьбы. Фарреллы будут в ужасе от Стоунбриджа, — сказала как-то Бриджит.

— Честно говоря, я думаю туда вернуться, — заметила на это Орла.

— Ты же несерьезно? — Бриджит была потрясена. — Только вспомни, как тяжело было оттуда выбраться!

— Это пока что всего лишь мысли.

— Так избавься от них поскорее. — Бриджит говорила очень решительно. — Ты не выдержишь там и двадцати минут, сразу захочешь сбежать. И вообще, где ты собираешься работать? На трикотажной фабрике?

— Нет, в отеле у Чикки.

— Но у этого места нет будущего. Ей не продержаться и года. Она будет вынуждена продать отель. Все это знают.

— Чикки так не думает. И я тоже. Эти слухи распространяют твои дядьки и то потому, что не смогли сами купить дом.

— Я не собираюсь ссориться с подружкой невесты, — сказала Бриджит.

— Поклянись, что не нарядишь меня в лиловую тафту, — напомнила Орла, и между ними снова все стало, как было. За одним исключением: Орла по-прежнему не верила, что хоть одна женщина в здравом уме согласилась бы выйти за Фокси Фаррелла.

Как бывало в трудную минуту, Орла написала мисс Дэйли и попросила у нее совета.

«Как, по-вашему, это и правда безумие — вернуться в Стоунбридж? Может, это просто моя реакция на свадьбу Бриджит с этим болваном? Вам было очень скучно жить здесь?»

Вскоре от мисс Дэйли пришел ответ.

Мне нравилась моя работа. Вы были замечательными ученицами. Я просто обожала Стоунбридж. Я до сих пор с удовольствием вспоминаю о тех временах. Здесь тоже красиво, и я могу ездить на машине к морю, но в Стоунбридже было по-другому: океан там плескался прямо у ног. Почему бы тебе не вернуться на один год? Скажи тетке, что не строишь долгосрочных планов. Кстати, спасибо, что не спрашиваешь о Шейне. Он решил немного отвлечься, заняться чем-то более интересным, чем наши отношения, но он скоро вернется. И я приму его обратно. Мы живем в очень странном мире. Стоит это понять, и тебе сразу станет легче.

В компании Джеймса и Саймона, на которых работала Орла, дела шли неважно. Экономика переживала кризис, что бы там ни говорили политики. Это было очевидно. Люди больше не бронировали стенды на выставках, как раньше. Ярмарки стали гораздо менее масштабными, чем в прошлом году. Перспектива казалась неутешительной. Они возлагали большие надежды на Марти Грина, большую шишку в выставочном бизнесе. Джеймс и Саймон пригласили Марти на коктейль в их офисе, чтобы произвести на него впечатление.

— Пригласи свою подружку, ту, красивую, с рыжими волосами, чтобы она поддержала компанию, — попросил Орлу Джеймс.

— Бриджит уже помолвлена. Вряд ли она согласится развлекать гостей на вашей вечеринке.

— Так пусть возьмет с собой жениха. Надеюсь, он достаточно презентабелен?

— Вы хуже ее и моей матери, вместе взятых. Конечно, более чем презентабелен и богат, как Крез, — ответила Орла.

Бриджит и Фокси решили, что это будет забавно, и явились в полном блеске. Марти Грин был покорен столь приятным обществом и, похоже, их шансы здорово поднялись. Больше всего он заинтересовался Орлой, которая разоделась в пух и прах: на ней было алое шелковое платье, купленное по случаю в комиссионном магазине, и действительно дорогие черно-красные лаковые туфельки на высоких каблуках. В таком наряде она обносила гостей белым вином и изысканными канапе.

— Очень вкусно, — одобрительно заметил Марти Грин. — У кого вы их заказывали?

— Я все приготовила сама, — улыбнулась Орла в ответ.

— Правда? Значит, вы не только красавица, но и мастерица на все руки?

Марти явно был под впечатлением, ради чего, собственно, они и устроили этот прием. Однако Орла чувствовала, что он гораздо больше заинтересовался ею, чем компанией.

— Очень мило с вашей стороны, мистер Грин, однако мои обязанности заключаются не в том, чтобы готовить канапе и улыбаться. Мы все очень много работаем, и, как Джеймс и Саймон уже говорили, это приносит свои плоды. Мы прекрасно разбираемся в ситуации на рынке. И очень рады лично обсудить ее с вами.

— А я очень рад лично от вас это услышать. — Он не сводил глаз с ее лица.

Орла отошла, но продолжала чувствовать на себе его неотрывный взгляд. Он пялился на нее, пока Джеймс показывал свои статистические выкладки, Саймон говорил о тенденциях рынка, Фокси хвалился посещениями самых модных ресторанов, а Бриджит спрашивала, не интересуется ли он регби, — она могла бы достать хорошие билеты.

В конце концов Марти Грин спросил, не согласится ли Орла с ним поужинать.

Она увидела, как Джеймс и Саймон облегченно улыбнулись друг другу, и внезапно страшно разозлилась. Все было очень просто: ее предлагали Марти Грину. Она была вынуждена нарядиться, потратить свой обеденный перерыв на готовку — заворачивать спаржу в полоски теста, смешивать соус, раскладывать перепелиные яйца на лодочках из листьев салата, — а теперь выступить в роли жертвенного агнца, отданного на заклание этому самому Марти.

— Большое спасибо, мистер Грин, но у меня на сегодняшний вечер другие планы, — ответила Орла.

Он сумел сохранить лицо — ничего страшного, возможно, как-нибудь в другой раз.

Все по-прежнему улыбались, но уже совсем по-другому: улыбку Орлы словно гвоздями приколотили к лицу, а у Джеймса и Саймона улыбки напоминали оскал туземных масок. Улыбка Бриджит с трудом скрывала шок от того, что Орла упустила возможность познакомиться поближе с таким богатым и обходительным мужчиной, как Марти Грин. Улыбка Фокси была такой же бессмысленной и глуповатой, как обычно.

Марти Грин ушел, пообещав держать связь. Орла налила себе выпить.

— С какой стати ты обошлась с ним так грубо? — спросил Саймон.

— Вовсе не грубо. Я поблагодарила его и сказала, что у меня другие планы.

— Об этом я и говорю. У тебя нет никаких планов.

— Очень даже есть. Я планирую не пойти вечером в ресторан с навязанным мне бизнесменом, словно девушка из эскорта или проститутка.

— Брось, об этом и речи не шло, — вступил в разговор Джеймс.

— Да у вас все на лбу написано, — зло сказала Орла. — Сходи с этим чудесным парнем в ресторан, обласкай его и получи для нас контракт.

— Но мы же работаем вместе! Нам казалось…

— Почему вы не приказали установить тут шест, прямо в офисе, чтобы я скинула платье и покрутилась на нем? Вдруг это бы помогло?

— Тебя всего лишь пригласили на ужин, — сказал Саймон.

— О да, а в конце этого дорогущего ужина я должна была просто встать и сказать «до свидания, мистер Грин, и большое вам спасибо»? В каком мире вы живете? Если бы я согласилась поужинать с ним в ресторане, а потом не пошла бы в его отель, он бы был в ярости. Это же просто обман. А так мы хотя бы сохранили лицо. По крайней мере, некоторые из нас.

— Да ладно, Орла, что тут особенного, — внезапно произнес Фокси.

Бриджит пронзила его испепеляющим взглядом, но он ничего не заметил.

— Я хочу сказать, тебя же ради этого и пригласили.

— Ты как всегда прав, Фокси, — ответила Орла.

На следующий день Джеймс и Саймон приготовились каяться. Они все обсудили между собой — пожалуй, у нее действительно был повод на них сердиться. Тем не менее они ни в коем случае не заставляли ее… ну, делать то, что она подумала.

Орла вежливо выслушала их сбивчивые оправдания. Потом заговорила сама.

— Это ни в коем случае не от обиды. Я уже давно подумывала уйти. Моя тетка открывает отель на западе Ирландии. Мне надо было принять решение, и вот теперь я его приняла. Только не думайте, что это шантаж или наказание вам за вчерашнее. Ничего такого. Я не собираюсь уходить немедленно и готова отработать месяц до увольнения — в благодарность за то, чему у вас научилась.

Никакие уговоры не могли изменить решения Орлы. В конце концов Джеймс и Саймон согласились ее отпустить.

Орла сказала Чикки, что соглашается поработать у нее год, только до тех пор, пока отель не откроется и не начнет работать.

— Наверное, это не стоит твоих усилий по обучению меня кулинарии.

— Обучение кулинарии всегда того стоит.

— Ты могла бы открыть кулинарные курсы и брать за это деньги, — предложила Орла.

— Главное, что мы предлагаем гостям, — это потрясающие виды. Учиться готовить они могут где угодно, — ответила Чикки. — И вообще, свои секреты лучше держать при себе.

— И как только я выдержу причитания матери, когда вернусь домой… — вздохнула Орла.

— Живи отдельно, — посоветовала Чикки.

— А можно мне поселиться у тебя?

— Нет. Это только спровоцирует конфликт. Тебе надо подыскать собственное жилье. Например, Лоджхаус. Риггер может его отремонтировать. У тебя будет свой небольшой домик. Предоставь это мне. Когда ты сможешь приехать?

— В любой момент. Мне не обязательно отрабатывать месяц. Начальники собираются найти мне замену, с частичной занятостью. Скажи, Чикки, я сумасшедшая, если иду на такое?

— Как ты сама сказала, это только на год. Ты и не заметишь, как он пролетит.

На момент приезда Орлы Риггер был полностью поглощен перестройкой старого коттеджа за огородом для себя и Кармел Хайки. Он сказал, что старый домик садовника годится для проживания: крыша там целая, а внутри совсем нет сырости. Его надо просто как следует прибрать, и можно въезжать.

Новый дом Орлы был готов к заселению.

— Надеюсь, ты не уподобишься мисс Дэйли и не станешь притчей во языцех для всего города, — сказала Орле мать в ее первую ночь дома.

— Ну что ты, мама, конечно нет, — помотала головой Орла. Она заметила, что Чикки прячет улыбку.

— Мы с отцом никак не возьмем в толк, с какой стати тебе жить в этом старом сыром коттедже. У тебя здесь отличный дом. Люди решат, что это очень странно.

— Перестань, мама, никто так не подумает. Они ничего не заметят, — автоматически сказала Орла.

Как правы были мисс Дэйли и Чикки, когда говорили о необходимости быть независимой. Орле оставалось только надеяться, что ее решение вернуться домой оправдает себя, а не окажется минутным помрачением.

Однако думать об этом у нее не было времени. Она сразу же с головой погрузилась в работу. Орла заметила, что вспоминает о времени, проведенном в офисе Джеймса и Саймона, как о приятных каникулах. Она и не представляла, сколько всего ей предстоит организовать.

Финансовая отчетность Чикки оставляла желать лучшего. Бухгалтерия содержалась в полном порядке… но она не была компьютеризирована. Чикки никогда не пользовалась бухгалтерскими программами, используя вместо них гроссбухи и картонные папки — как полвека назад. Поэтому первым делом Орла решила подыскать место для офиса. Помещение, где они с Чикки смогут установить компьютер и принтер и поставить бюро для хранения папок и чертежей.

Чикки предложила одну из больших кладовых, отходивших от кухни. Орла упросила Риггера на пару часов отвлечься от ремонта его собственного дома, которому он посвящал все свое время, рассчитывая произвести впечатление на родителей Кармел, чтобы покрасить стены и прибить полки в новой конторе.

— Вот увидите, так будет гораздо лучше, — настаивала она. — Нам не придется постоянно раскладывать документы на кухонном столе, а потом собирать их обратно.

Орла приобрела для них компьютер и установила необходимые программы. Потом настояла на том, чтобы Чикки пришла и с самого начала обучилась пользоваться ими.

— Нет-нет, это твоя сфера, — протестовала та.

— Прошу прощения? Вчера я потратила два часа на то, чтобы выучиться готовить заварное тесто. Я не говорила, что это твоя сфера. Сегодня тебе придется освоить бухгалтерскую программу. Это займет всего сорок пять минут, если как следует сосредоточиться.

Чикки сосредоточилась.

— Очень неплохо, — сказала Орла в конце. — Завтра мы установим систему бронирования, а еще через день я научу тебя делать покупки через Интернет.

— А ты уверена, что мне надо… — Чикки опасалась того, что, проводя слишком много времени в офисе, не сможет справляться с повседневными делами.

— Совершенно уверена. Предположим, ты хочешь закупить оборудование для кухни. Только представь, сколько времени ты сэкономишь, если не будешь обзванивать поставщиков и сама ездить за покупками.

— Наверное, ты права, — неуверенно ответила Чикки.

Однако вскоре она согласилась, что гораздо удобнее делать покупки дистанционно. Когда Орла решила устроить ей небольшой экзамен и попросила отыскать в системе бронирования гостя, который зарезервировал комнату на следующий месяц и хотел бы продлить свое пребывание еще на несколько дней, Чикки успешно справилась с этой операцией. Одновременно Орла училась готовить соусы, волшебным образом преображающие любое мясо, и отделять филе рыбы от костей, да так аккуратно, что позавидовал бы любой шеф-повар.

Они справлялись с трудностями по мере их возникновения.

О’Хара в отчаянии попытались воспрепятствовать выдаче Чикки разрешения на открытие отеля. Чикки удалось исправить положение — при этом ни с кем не поругавшись, что само по себе было чудом. Они наладили отношения с борцами за экологию, которые были обеспокоены тем, что новый отель может разрушить среду обитания местных птиц и другой живности. Им предложили чай со сладкими лепешками, а потом пригласили на экскурсию по окрестностям, чтобы продемонстрировать, что окружающей среде не нанесено никакого вреда.

Они ушли полностью удовлетворенные.

Строителям каждый день подавали сытные домашние обеды; ровно в час Чикки накрывала на стол, а в половине второго они опять приступали к работе. Большинство мужчин, которые раньше питались только принесенными с собой сандвичами, воспринимали этот обед как главное событие дня. Возвращаясь домой, они рассказывали женам, что у мисс Старр ирландская похлебка или капуста с беконом получаются совсем по-особенному, не так, как дома, отчего те здорово ревновали.

Ландшафтные работы начинали приносить результат; старая мисс Куини говорила, что дом теперь выглядит так, как в ее детстве — до того, как у них кончились деньги.

Кроме Стоун-хауса в порядок приходил и Стоункоттедж. Все они радовались за Риггера. Орла знала, как сильно он волновался перед встречей с семьей Хайки, когда их собирались поставить в известность о будущей свадьбе, но у Чикки она научилась не обсуждать подобных вещей.

Это сильно отличалось от их жизни с Бриджит, когда они обсуждали и разбирали по косточкам любые новости. Правда, те времена давно прошли. Бриджит очень изменилась. Она была полностью поглощена подготовкой к свадьбе, составлением списков гостей и покупок, планами рассадки и рассчитывала, что Орла возьмет на себя обязанности устроителя свадьбы, раз уж находится на месте, в Стоунбридже.

Не могла бы Орла заглянуть в церковь и решить, какие букеты нужны для украшения скамей перед алтарем? Напрасно Орла возражала, что в Стоунбридже никто о таком и не слыхивал. Бриджит пребывала в предсвадебной лихорадке, и ее невозможно было остановить.

В отчаянии Орла обратилась за советом к Чикки; та все как следует обдумала.

— Скажи, что ее семья тоже хочет поучаствовать в подготовке, и что они горят желанием взять эти вещи на себя.

— Но она им не доверяет — говорит, они деревенские болваны.

— Пожалуй, она права, но ты можешь на это ответить, что ее родные враждебно относятся ко всем в Стоун-хаусе и тебе не очень удобно вмешиваться в семейные дела. Так ты сможешь выпутаться.

— Ты напрасно растрачиваешь здесь свои силы. Тебе надо работать в ООН, — восхищенно сказала Орла.

Бриджит дважды наезжала в Стоунбридж, встревоженная и возбужденная.

— Можно мне остановиться у тебя в коттедже? — упрашивала она Орлу. — Я убью свою мать, и свадьба пройдет без матери невесты, если я останусь дома.

Но Орла не согласилась приютить у себя подругу. Это наверняка вызвало бы резкое неодобрение всей семьи, к тому же Орла волей-неволей оказалась бы вовлечена в круговерть предсвадебных хлопот.

— Я не могу принять тебя, Бриджит. Ко мне приезжает мисс Дэйли.

— Мисс Дэйли? Наша мисс Дэйли? Из школы?

— Да, все уже договорено.

— Господи, ты стала ужасно странной с тех пор, как вернулась в Стоунбридж.

— Знаю. Это все морской воздух.

— С каких пор вы стали подругами с мисс Дэйли?

— Всегда были.

— По-моему, общение с мисс Куини плохо на тебя влияет, Орла. Ты стала ужасно эксцентричной.

— Но не до такой степени, чтобы вырядиться в канареечно-желтый. Ты уже решила, какого цвета должно быть платье подружки невесты?

— О, надевай что хочешь. Ты все равно так поступишь.

— Прекрасно. У меня есть один вариант: золотое платье с кремовыми кружевами. Неброское, но очень изысканное.

— Оно длинное?

— Само собой.

— И где оно? Может, посмотрим, пока я тут?

— Оно у меня.

— Ты его уже купила? — Бриджит была в ярости.

— Мне не обязательно надевать его на свадьбу. Ты просто взгляни на него.

— Но что ты будешь делать, если платье не подойдет? Его можно сдать обратно?

— Я смогу надевать его по другим случаям.

— По каким? Станешь мыть в нем кастрюли в вашей гостинице? Бог знает, Орла, что с тобой творится!

— Бог знает, — согласилась она.

Главной задачей Орлы было не дать Бриджит прознать, что платье принадлежало когда-то мисс Куини: шестьдесят лет назад она блистала в нем на охотничьем балу. Оно сидело на Орле так, будто было сшито специально для нее.

Мисс Дэйли выглядела в точности так же, как всегда. Она привезла с собой два чемодана и велосипед.

— Как хорошо, что вы смогли так быстро приехать. — Орла была благодарна бывшей учительнице за то, что та откликнулась на ее призыв.

— Приглашение оказалось очень кстати. Временная отлучка Шейна оказалась более постоянной, чем мы предполагали.

— Мне очень жаль, — сказала Орла.

— А мне нет. Всему на свете когда-то наступает конец. Мне требовался последний толчок.

— И вы его получили?

— О да, в виде восемнадцатилетней беременной девушки и слов «ты же понимаешь, как важно иметь ребенка» — в таком вот роде. Мне необходимо было уехать на несколько дней, чтобы немного прийти в себя.

— Этим вы и займетесь, пока будете здесь?

— Да, тут прекрасно думается. На берегу океана чувствуешь себя не такой важной и значительной — все сразу встает на свои места.

— Жаль, что это не касается Бриджит, — вздохнула Орла.

— Тебе кажется, что ты лишилась подруги? — с сочувствием спросила мисс Дэйли.

— Честно признаться, да. Мы дружили с десяти лет. По-моему, это просто ее очередное увлечение. Знаете, мы с ней когда-то ходили на уроки чечетки — надевали трико и отбивали ритм: скольжение-прыжок-шаг, удар-носок-поворот… Но это же на всю жизнь! И с кем — с Фокси!

— Может, она его любит.

— Нет. Если бы она его любила, то не сходила бы сейчас с ума, пытаясь произвести впечатление на его семью.

— А может, просто нуждается в защите.

— Бриджит? Она прекрасно умеет постоять за себя.

— А ты сама когда-нибудь любила, Орла?

— Нет. Влюблялась — это да.

— По крайней мере, ты понимаешь разницу — значит, уже продвинулась дальше, чем большинство из нас. Давай-ка я помогу вам с посадками вокруг Стоун-хауса. Половина растений, которые высадили вы, зимой вымерзнет.

Мисс Дэйли проехалась по округе на велосипеде и посетила местные пабы, выпив везде по кружке пива, чтобы «пометить территорию». Когда Бриджит в очередной раз приехала домой, та задала ей вопросы, которые не решалась задать Орла. Чем Бриджит собирается заниматься по окончании медового месяца, если не хочет возвращаться на работу? Они планируют сразу же завести детей? Сколько времени она будет проводить с родными Фокси?

Ответы были малоутешительными: Бриджит мечтала только о том, как будет блистать на скачках, и о поездке к сестре Фокси в Испанию. Правда, были в их беседе и светлые моменты: Бриджит пришла в восторг от платья мисс Куини, которое одобрительно назвала винтажным. Сестра Фокси тоже будет в винтажном платье — очень кстати.

Свадьба оказалась ужасной, как и предполагала Орла. Преувеличенно пышная, в гигантском шатре, с навязчивой демонстрацией вновь обретенного богатства.

О’Хара пошли на громадные расходы и отремонтировали несколько домов, купленных во время жилищной лихорадки и с начала кризиса стоявших пустыми. Их спешно привели в надлежащий вид и заново обставили, чтобы разместить там членов семьи Фаррелл, которые очень одобрили такой прием.

Лучший друг жениха Конор — такой же клоун, давным-давно позабывший о своих ирландских корнях, но все еще говоривший с акцентом, — произнес донельзя вульгарную речь, в конце которой заметил, что, как друг жениха, обязан провести ночь с подружкой невесты: мол, на сей раз это будет даже приятно. Фокси разразился громовым хохотом. Орла сидела словно каменная, стараясь не встретиться взглядом с Чикки.

Чикки шепнула своему брату Брайану, что тому повезло не связать свою жизнь с этой семейкой. Однако Брайан, так и не оправившийся после того, как О’Хара его отвергли, по-прежнему вздыхал по Шейле О’Хара, которая к тому времени успела развестись со своим мужем-игроком.

После того как жених с невестой отбыли в аэропорт Шэннон, Конор подошел к Орле.

— Я слыхал, у тебя тут свой дом, — сказал он.

— Ты сегодня был в ударе, — жизнерадостно ответила та. — Наверняка все девушки в тебя влюбились.

— Мы не говорим обо всех, только о тебе. Как насчет сегодняшней ночи? — спросил он, приняв ее слова за чистую монету.

Изумленная Орла уставилась на него. Конор даже не понял, что она вежливо давала ему от ворот поворот. Если они с Фокси — банкиры, неудивительно, что западная экономика в таком плачевном состоянии.

— Даже если бы я умирала от желания узнать, что такое секс, то ни за что не связалась бы с таким придурком, как ты, Конор, — сказала она, лучезарно улыбаясь ему в лицо.

— Лесбиянка, — оскалился он.

— Ну и пускай, — так же жизнерадостно ответила Орла.

— Ну и ладно, не очень и хотелось. Я спросил только потому, что так положено.

— Я так и поняла, Конор, — мягко сказала она.

Мисс Дэйли отправилась в длительную поездку по горам, чтобы не идти на свадьбу. Она познакомилась с парой французских дантистов, проводивших каникулы в Ирландии. На следующий день они собирались в Донегал. Мисс Дэйли решила ехать с ними. У них был небольшой фургон — в кузове прекрасно помещался ее велосипед.

Орла выслушала новость, сидя с открытым ртом.

— Я знаю, Орла, что мир делится на таких людей, как я, и таких, как Бриджит. Тебе очень повезло: ты смогла удержаться от крайностей.

Времени на размышления у Орлы не оставалось — свадьба Риггера была уже на носу. Все надеялись, что это торжество окажется куда приятней.

Чикки собиралась подать гостям каре ягненка; они испекли великолепный торт для Риггера и Кармел. По сравнению с гигантским шатром и взаимным позерством Фарреллов и О’Хара вторая свадьба была совсем не напыщенной и очень милой.

Когда праздник остался позади и Хайки, довольные, уехали домой, Чикки, Орла и мисс Куини сели и поздравили друг друга с тем, что все прошло так хорошо.

К тому времени основные строительные работы в Стоун-хаусе были уже закончены, оставалась внутренняя отделка и декор. Чикки хотела нанять профессионалов, но Орла настояла на том, чтобы сначала познакомиться с их работами и только потом платить аванс и заключать контракт. На самом деле она считала, что Чикки прекрасно справится сама. В конце концов, у них был бесценный источник информации — мисс Куини, которая могла поведать, как выглядел дом в былые времена.

Чикки, конечно, имела представление о комфорте и стиле, но все-таки колебалась, не решаясь положиться исключительно на собственный вкус.

— Мы собираемся брать с людей серьезные деньги за проживание в нашем отеле. Мы же не хотим, чтобы отель показался им старомодным или невзрачным, правда?

— Я встречалась с кучей дизайнеров в Лондоне, — отвечала на это Орла. — Некоторые были действительно мастерами своего дела, но большинство из них — обычные мошенники, как портные из сказки про новое платье короля. Нам придется следить за каждым их шагом.

Они остановились на супружеской чете — Говарде и Барбаре, которых рекомендовала Бриджит. Они с Фокси познакомились с ними на вечеринке в Дублине.

Орла возненавидела эту парочку с первого взгляда. Обоим было чуть за сорок, оба говорили очень выспренно, обращались ко всем подряд «дорогуша» и отвергали любые идеи со словами «разве можно».

— Дорогуша, разве можно оставлять эти древние часы здесь, в холле? Они же будут мешать гостям спать!

— Но эти часы всегда стояли тут, — мягко заметила мисс Куини в ответ.

— Хэлло! Мы ведь собираемся сделать дом пригодным для гостей, не так ли? Иначе ради чего мы здесь, дорогуша?

Они поселили Говарда с Барбарой в одной из лучших комнат с большими окнами и балконом с видом на океан. Осматривая ее, те постоянно фыркали. Спускаясь вниз, они обменивались многозначительными взглядами. Они пожимали плечами при виде вещей, которые им не нравились, — в их числе оказался и каменный пол на кухне. Его надо разобрать и заменить качественной половой доской. Орла сказала, что каменный пол настелили еще при постройке дома, в 1820-х.

— Тем более, — ответил на это Говард, — пора от него избавиться.

Однако тут в дело вмешалась Орла. Пол останется каменным — это не обсуждается.

Барбара и Говард не одобрили «утреннюю гостиную», которую называли комнатой мисс Шиди. По их мнению, она была слишком приторной — а мы ведь не хотим, дорогуша, чтобы гости сочли приторным весь ваш отель. Собственную комнату они бросили в полном беспорядке, с мокрыми полотенцами на полу в ванной и грязными кофейными чашками, рюмками и полными пепельницами на столе, — хотя их несколько раз предупредили, что курение в отеле запрещено.

Они были не в восторге от обнесенного стеной огорода — слишком доморощенный, гостям захочется более изысканного ландшафтного дизайна. Оба брезгливо скривились при виде Глории, заявив, что негигиенично держать кошку там, где подается еда. Напрасно мисс Куини, Чикки и Орла пытались убедить их, что у Глории безупречные манеры и она никогда не приблизится к столу во время приема пищи. К сожалению, Глория ошибочно приняла ногу Говарда за столбик, о который можно почесать когти, а когда он громко вскрикнул, залезла к нему в штанину и попыталась вскарабкаться на колени. Барбара с визгом бросилась на бедняжку, и той пришлось спрятаться за диваном, где Глория и отсиживалась, пока к ней на помощь не пришла мисс Куини. К тому моменту Орла была не единственной, кто возненавидел Говарда и Барбару.

Потерпев поражение от сторонников Глории, парочка повела кампанию против Кармел, беременность которой стала уже очевидной. Они надеются, что к моменту рождения ребенка ее здесь не будет. Последнее, чего хотят гости, дорогуша, это слышать детский плач. Разве можно допустить, чтобы он их тревожил?

Они ни разу не поблагодарили Орлу и Чикки за изысканные блюда, которые подавались к столу; вместо этого они настаивали на том, чтобы устроить в Стоун-хаусе настоящий винный погреб, а после каждой еды требовали по большой порции бренди.

Орла решила взять все в свои руки. На второй день после завтрака она сказала, что супруги, надо думать, уже готовы дать им практические советы касательно декора, материалов и цветовой гаммы, а также рекомендации по закупке всего необходимого.

Барбара и Говард были немного удивлены таким поворотом событий. Они рассчитывали пожить здесь подольше, пропитаться, так сказать, духом этого места. Именно этого Орла и опасалась. После завтрака она налила кофе в большой кувшин, принесла его в офис, поставила рядом с компьютером и уселась за столом, выжидающе глядя на дизайнеров.

— Дом построен в позднем георгианском стиле, — уверенно сказала она. — В Интернете я отыскала фотографии подобных домов и распечатала их, чтобы обсудить с вами. Теперь мне хотелось бы посмотреть на материалы, которые подготовили вы — для сравнения.

Парочка обменялась встревоженными взглядами.

— Ну, мы ведь и так знаем, как выглядят классические георгианские дома, — начала Барбара. Неуверенность Орла чувствовала за километр.

— Это понятно, но данный дом — не классический. Это маленькая аристократическая резиденция, скорее викторианская, чем чисто георгианская. Я хотела бы видеть цветовые решения, которые вы предлагаете для интерьера.

— Все зависит от того, что взять за образец, дорогуша. Понимаете? Разве можно так сразу сказать, какие цвета вам подойдут, — напыщенно заговорил Говард.

— А где вы предлагаете закупать ткани? — Орла перебирала стопку своих распечаток. Барбара и Говард снова обменялись взглядами.

Чикки присоединилась к ним.

— Конечно, у нас есть собственные идеи, но мы предпочитаем руководствоваться мнением профессионалов. Тем более что у вас значительный опыт и наверняка больше контактов, чем у нас.

— Я и не знала, что вы так хорошо знакомы с компьютером, — холодно заметила Барбара, обращаясь к Орле.

— Как и все мое поколение, — улыбнулась та. — Кстати, я хотела спросить — почему у вас нет своего сайта?

— Он нам не нужен, — буркнула Барбара в ответ.

— Тогда как заказчики находят вас? — с невинным видом поинтересовалась Орла.

— По рекомендации.

— Да, так можно узнать ваше имя, но как понять, что вы уже делали?

Лицо у нее было по-прежнему невинным, но в словах явственно звучал вызов.

К концу встречи стало ясно, что на этом их пути расходятся.

Барбара напомнила, что им должны оплатить потраченное время. Чикки и Орла, не веря своим ушам, уставились друг на друга. Говард предложил расстаться друзьями. Они желают успеха их предприятию. Судя по тону, он не верил, что Стоун-хаус продержится хоть неделю, если откроется вообще.

Риггер отвез дизайнеров на станцию.

Позже он говорил, что всю поездку они просидели в молчании. Когда он спросил, вернутся ли они назад, чтобы наблюдать за процессом, те ответили, что таких планов у них нет.

— Что ж, надеюсь, вы хорошо провели время, — сказал Риггер.

— Ну, это сильно сказано, дорогуша, — ответили супруги, пока он грузил их чемоданы в вагон.

Чикки и Орла в тот же вечер выбрали образцы красок и тканей; на следующий день работа уже кипела. Они извлекли для себя важный урок: возможно, где-то и есть отличные дизайнеры, но им такие не попались. На новые попытки времени не было. Придется полагаться на самих себя.

Постепенно отель обретал законченный вид.

Веб-сайт уже работал: там были выложены фотографии Стоун-хауса и полное описание предоставляемых услуг. Они получили несколько запросов, но бронировать комнаты гости пока не спешили.

Орла написала пресс-релиз, который постаралась опубликовать во всех журналах и газетах, а также озвучить по радио. «Неделя зимой» в Стоун-хаусе должна была стать призом в нескольких состязаниях — это делалось в рекламных целях. Орла купила большой альбом и попросила мисс Куини вырезать все публикации, касающиеся их отеля. Она связалась с аэропортами и туристическими агентствами, с книжными клубами, экологическими обществами и спортивными организациями, завела аккаунты в твиттере и на фейсбуке.

Чикки была очень довольна тем, что из своего крошечного кабинета в Стоун-хаусе может связаться с любой точкой мира. Они досконально проработали меню и разместили его на сайте; у них были заключены договоры с поставщиками, так что о снабжении беспокоиться не приходилось. Постепенно у них появились окончательные бронирования, а когда Стоунхаус готовился принять первых гостей, на свет родились близнецы.

Мисс Куини сказала Орле, что никогда не была так счастлива. В Стоун-хаусе столько всего происходит, и она живет в самом центре событий. «Утреннюю гостиную» официально переименовали в комнату мисс Куини. На стенах там висели отретушированные фотографии из их детства — на них была она сама и ее сестры, Джессика и Беатрис. Мисс Куини перезнакомилась практически со всей округой, в то время как раньше знала лишь двоих-троих человек. Кто бы мог подумать, что в старости ее жизнь сделает такой крутой поворот?

— Я беспокоюсь о Чикки — слишком уж много она работает, — как-то раз сказала мисс Куини Орле в доверительной беседе, покачивая головой. — Она ведь еще молода — по крайней мере, для меня. На нее заглядываются мужчины, но она никого не рассматривает в качестве кандидата в мужья.

— А как насчет меня, мисс Куини? Обо мне вы не беспокоитесь?

— Нет, Орла, нисколько. Ты поработаешь у Чикки год, как и обещала, а потом уедешь отсюда и покоришь весь мир. Это написано у тебя на лице.

Вместо того чтобы порадоваться столь оптимистичному прогнозу, Орла внезапно почувствовала себя очень одинокой. Ей совсем не хотелось уезжать из Стоунбриджа и покорять мир. Ей хотелось остаться и посмотреть, что будет дальше.

— Я вовсе не тороплюсь отсюда уехать, мисс Куини, — услышала она собственные слова.

— Задерживаться здесь надолго опасно для девушки. Мы же не можем выходить замуж за чаек или альбатросов, — сказала мисс Куини.

— Но разве вы сам не говорили, что никогда не были счастливей, чем сейчас?

— Я во всем старалась видеть положительную сторону и действительно была счастлива. Очень, — ответила мисс Куини.

На следующее утро когда Орла принесла пожилой леди чай, то с первого взгляда поняла, что мисс Куини умерла во сне. Она лежала в постели, сложив руки на груди. Лицо покойной было безмятежно. Она выглядела на двадцать лет моложе, словно артрит и постоянные боли больше не тревожили ее.

Орла еще ни разу не видела мертвых. Это оказалось совсем не страшно.

По-прежнему держа в руках чашку, она вошла в спальню Чикки.

Та уже проснулась. Ей достаточно было посмотреть на лицо Орлы, чтобы понять, что произошло.

— Поверить не могу, что Бог допустил, чтобы она умерла до того, как откроется отель. Это так несправедливо! — плакала Чикки.

— А может, оно и к лучшему, — заметила Орла.

— Что ты имеешь в виду, Орла? Она же так хотела увидеть все своими глазами.

— Нет. Она очень нервничала. Несколько раз спрашивала меня, придется ли ей сидеть за столом вместе с гостями.

— Ну конечно, она сидела бы вместе со всеми.

— Она боялась, что постояльцы сочтут ее слишком старой и бестолковой… Это ее слова, не мои.

— Как ты можешь быть так спокойна? Бедная Куини. Бедная, дорогая Куини. Она так толком и не пожила.

Орла протянула тетке руку.

— Пойди и посмотри на нее, Чикки. Просто загляни ей в лицо. Ты поймешь, что она прожила хорошую жизнь — во многом благодаря тебе.

Вместе они вошли в комнату, где мисс Куини спала больше восьмидесяти лет. С 1930-х, когда Ирландия всего десять лет как стала самостоятельным государством.

Глория нырнула следом за ними. Она не стала запрыгивать на кровать, а осталась возле двери, словно понимала, что произошло что-то грустное. Они немного постояли, глядя в лицо покойной. Потом Чикки наклонилась и прикоснулась к ее холодной руке.

— Ты будешь нами гордиться, Куини, — сказала она, а потом они закрыли дверь и пошли сообщить Риггеру с Кармел и оповестить доктора Дэя.

Весь Стоунбридж собрался попрощаться с мисс Куини Шиди. У крыльца Стоун-хауса собралась огромная толпа, которая последовала за гробом в церковь.

На отпевании отец Джонсон сказал, что следующее воскресенье станет первым за многие десятилетия, когда в церкви не будет никого из семьи Шиди. Еще он сказал, что на прошлой неделе мисс Шиди заходила к нему и просила спеть «Короля танца» на ее похоронах — когда придет время. Отец Джонсон ответил, что сам отправится в мир иной прежде, чем настанет ее черед, однако пути Господни неисповедимы — она присоединилась к своим возлюбленным сестрам, оставив о себе добрую память.

Хором прихожане запели «Короля танца». Они сморкались и утирали слезы, вспоминая, как мисс Куини ласково смотрела на них самих и их детей много лет — сколько они себя помнили.

Риггер с тремя мужчинами вынесли гроб на церковный двор. Лицо у него было печальным: он постоянно думал о том, как старая леди приютила его в своем доме и так радовалась всему новому: восстановленному огороду возле Стоун-коттеджа, поездкам на их стареньком фургоне, рождению близнецов.

Он ужасно жалел, что у Рози и Маккена не будет такой замечательной бабушки. Они обязательно расскажут им о ней. Когда-нибудь, когда его вот так же понесут хоронить, они, в свою очередь, расскажут своим детям об удивительной мисс Куини, очевидице бурного прошлого их родной Ирландии.

Родственников у Шиди не осталось, поэтому Риггер первым бросил горсть земли поверх гроба. За ним последовали Чикки и Орла. Толпа горожан стояла в молчании, пока доктор Дэй мощным баритоном уроженца Уэльса пел «Пребудь на небесах»; потом, вытянувшись цепочкой, они пошли вниз по холму.

В Стоун-хаусе им подали чай с сандвичами.

Глория, повсюду разыскивавшая мисс Куини, бросила свои попытки и теперь сидела перед входной дверью, ожесточенно умываясь лапой.

Орле пришлось обносить гостей закусками; как только она немного пришла в себя, то с изумлением поняла, как много народу собралось на похороны. Из Лондона приехали Бриджит с Фокси. Мисс Дэйли узнала от кого-то новости и вернулась с одним из французов, который к тому времени стал ей близким другом. Забыв о былых разногласиях, в полном составе явилась семья О’Хара; здесь же были многочисленные строители, поставщики, местные фермеры, работницы с трикотажной фабрики и даже Эйдан, адвокат из ближайшего городка, кажется, пытавшийся приударить за Чикки.

Мисс Куини наверняка захлопала бы в ладоши и сказала: «Посмотрите только, все они пришли ради меня! Как мило с их стороны!»

Эйдан отвел Орлу в сторону, чтобы сообщить ей, что на прошлой неделе мисс Куини написала завещание. Все свое имущество она оставила Чикки, за исключением небольших денежных сумм, завещанных Риггеру и Орле.

Он также спросил, что она думает по поводу ужина, на который он собирается пригласить Чикки, — согласится та или нет.

Орла ответила, что ему, пожалуй, лучше обождать с приглашением до тех пор, пока Стоун-хаус не начнет принимать гостей. Сейчас все мысли Чикки заняты исключительно отелем. Тем не менее у Эйдана есть все шансы — ни с кем другим ее тетка не встречается.

— Я не собираюсь причинять ей неудобства, — заметил он.

— Что ж, это отличное начало, — сказала Орла, недвусмысленно окинув взглядом родственников Бриджит О’Хара и ее бесцеремонного Фокси.

— Должен сказать, Барбара с Говардом здорово тут поработали, — одобрительно заметил тот.

— И правда, — согласилась с ним Чикки.

Риггер открыл было рот, чтобы сказать всем, что от дизайнеров не было никакого толку, но тут заметил выразительно сдвинутые брови Орлы. Жизнь коротка. Чикки сделала свой выбор — что же, так тому и быть.

Оставалась всего пара дней до прибытия первых гостей. Практически все комнаты были заняты, кроме одной, последней. Орла и Чикки вечерами снова и снова просматривали список гостей. Они прибывали из Швеции, Англии и Дублина. Некоторые на поезде, некоторые на машине. Риггер уже знал, когда и какие поезда ему предстоит встречать.

Они заново проходились по меню, проверяя, запаслись ли достаточным количеством продуктов. Пытались представить себе, как гости будут усаживаться за стол по вечерам, как станут собираться на завтрак каждое утро. В комнате мисс Шиди стояли наготове журналы и книги; они заранее закупили карты, путеводители и справочники по диким птицам. В гардеробной гостей ждали резиновые сапоги, плащи и зонтики.

Глория оправилась от кратковременного траура по мисс Куини и снова усаживалась у огня с мурлыканьем, способным утешить даже самое растревоженное сердце.

— Теперь ты можешь с полным правом требовать расчета, Орла, — в последний вечер сказала Чикки.

— Я всегда могла это сделать, — ответила Орла.

— Я только хотела сказать, что не стану тебя удерживать. Ты сделала все, что обещала, и даже больше.

— Почему все хотят избавиться от меня? — воскликнула девушка. — Куини говорила точно так же. Вечером накануне своей смерти она сказала, что мы не можем выйти замуж за чаек и альбатросов в Стоунбридже.

— И была права, — согласилась Чикки.

— А как же ты?

— Орла, я тебя умоляю!

— Могу поспорить, Уолтер был бы рад, выйди ты снова замуж.

— Наверняка.

— И?

— И что? Отбить доктора Дэя у супруги? Заставить отца Джонсона отречься от церкви? Дать объявление в Интернете: «Вдова с собственным бизнесом…»? — Чикки рассмеялась. — Мы говорим о тебе. У тебя только одна жизнь, Орла.

— И что плохого, если я поживу тут еще немного? — спросила она. — Как я смогу уехать после того, как мы столько трудились бок о бок, чтобы открыть отель?

Чикки откинулась на спинку кресла. Глория одобрительно потянулась.

Старинные часы в холле пробили полночь.

Наступал день, в который Стоун-хаусу предстояло распахнуть двери для первых постояльцев. Бог знает, когда они в следующий раз смогут посидеть на кухне вот так, наедине.

Они подняли бокалы, желая друг другу удачи, а за окном волны разбивались о прибрежные утесы и шумели под ветром деревья.

Винни

Конечно, Винни хотела бы выйти замуж. Или хотя бы завести постоянного мужчину. А кто не хочет иметь человека, который заботился бы о тебе. Кого-то, с кем можно идти по жизни, а со временем и завести детей. Ясно, что ей этого хотелось. Но не любой же ценой!

Она никогда не вышла бы за пьяницу, как одна ее подруга — у той муж напился прямо на свадьбе и вел себя так, что у Винни до сих пор мурашки бегали по телу при одном воспоминании.

Не вышла бы за сухого педанта или за недотепу. В конце концов, большинство ее подруг нашли себе достойных, приветливых, воспитанных мужчин и жили счастливо.

Может, на ее долю таких уже не осталось?

А если они еще есть, то как их найти? Винни пробовала знакомиться по Интернету, ходила в клубы и на вечера знакомств. Ничего не помогало.

Когда ей перевалило за тридцать, Винни предпочла оставить эти попытки. У нее и без того немало дел: она медсестра, работает от агентства — один день здесь, другой там — в разных госпиталях Дублина. Ходит в театр, встречается с друзьями, посещает кулинарные курсы, читает книги…

Ее жизнь нельзя было назвать грустной или одинокой. Вовсе нет, но в глубине души ей все равно хотелось встретить мужчину и понять, что он — тот самый. Хотя бы просто понять.

Винни была оптимисткой. В больницах про нее всегда говорили, что она отличная медсестра и с ней приятно работать, потому что она во всем видит положительные стороны. Пациенты ее любили: она умела их поддержать, убеждала, что им гораздо лучше, рассказывала об успехах современной медицины. Она не тратила времени на посиделки в кафетерии больницы и горькие рассуждения о том, что в Ирландии не осталось приличных мужчин. Она давно с этим смирилась.

Правда, Винни до сих пор верила в любовь — разве что не чаяла больше ее найти.

В свой тридцать четвертый день рождения она познакомилась с Тедди.

Вместе с тремя подругами — все трое замужем, все — медсестры — они отправились поужинать в ресторан «Эннио» на набережной Лиффи. Винни нарядилась в черный жакет с серебряной отделкой. Парикмахер убедил ее попробовать новую, очень дорогую процедуру ухода за волосами. Подруги сказали, что она великолепно выглядит, но они всегда говорили так. К сожалению, найти спутника жизни это не помогало.

Вечер прошел великолепно: в конце весь персонал ресторана окружил их столик, распевая «Нарру Birthday», а хозяин угостил девушек редким итальянским ликером за счет заведения. Двое мужчин, сидевших за соседним столиком, периодически поглядывали на них. Они с таким энтузиазмом подхватили «Нарру Birthday», что хозяин приказал подать ликер и им. Мужчины оказались очень вежливыми — они не хотели навязываться.

Питер сказал, что владеет отелем в Россморе, а его друг, Тедди Хеннесси, там же управляет сыроварней. Они приезжают в Дублин каждую неделю, потому что жена Питера и мать Тедди любят ходить в театр. Мужчины же предпочитают проводить это время в ресторане — каждый раз в новом. В тот вечер выбор пал на «Эннио».

— Почему же ваша жена не ездит с вами в Дублин? — многозначительно поинтересовалась Фиона.

Винни почувствовала, как ее щеки заливает краска. Фиона явно щупала почву: вызнавала, женат ли он. Тедди, похоже, ничего не заметил.

— Нет, я не женат. Слишком много времени провожу на сыроварне, как все говорят. Я совершенно свободен.

У него было мальчишеское оживленное лицо, мягкие светлые волосы падали на глаза.

Винни почувствовала на себе его взгляд.

Нет, это просто глупо. У нее слишком бурное воображение. Интересно, он заметил, что из них четырех только у нее нет на пальце обручального кольца?

Беседа текла легко и непринужденно. Питер рассказал о своем отеле, Фиона вспомнила несколько забавных случаев из ее практики в кардиологии. Барбара поведала о проблемах, с которыми столкнулся ее муж Дэвид, решив организовать собственное гончарное производство. Анья, девушка из Польши, только недавно получившая сертификат медсестры, показала им фотографии своего малыша.

Тедди и Винни говорили мало, но часто обменивались взглядами; единственное, что они знали друг о друге, это то, что им было приятно в сложившейся компании. Потом настало время мужчинам забирать своих дам из театра. Обратный путь в Россмор занимает около двух часов.

— Надеюсь, мы с вами еще увидимся, — сказал ей Тедди на прощание.

Три другие подруги преувеличенно любезно прощались с Питером.

— Я тоже надеюсь, — ответила Винни.

Ни один из них не попытался спросить у другого номер телефона или адрес.

В конце концов это сделал Питер.

— Может быть, я дам вам свою визитную карточку, и если вы узнаете о еще каком-нибудь хорошем ресторане вроде этого, то сообщите нам его название? — сказал он.

— Конечно, Питер. Кстати, Винни, а у тебя нет с собой карточки? — с нажимом спросила Фиона.

Винни записала адрес своей электронной почты и номер телефона на обороте открытки с рекламой столового вина. После этого мужчины ушли.

— Честное слово, Фиона, с таким же успехом ты могла бы повесить мне на лоб неоновую вывеску «Хочу замуж», — возмутилась Винни.

Фиона пожала плечами.

— По-моему, он очень милый. Что, надо было дать ему уйти?

— Сыроварня, — задумчиво произнесла Барбара. — Вполне достойное занятие, на мой взгляд.

— Миссис Хеннесси… Звучит неплохо, — с улыбкой заметила Анья.

Винни вздохнула. Конечно, он очень мил, однако она давно перестала возлагать излишние надежды на случайные знакомства.

Тедди позвонил ей на следующий день. В выходные он снова едет в Дублин — может быть, Винни согласится выпить с ним кофе или куда-нибудь сходить?

Они проговорили весь вечер, сидя в большом, залитом солнцем кафе. Винни рассказала о своей семье — трех сестрах и двух братьях, разлетевшихся по всему миру. О встречах и прощаниях в аэропорту, о слезах и уговорах непременно их навестить. На самом деле ей вовсе не хочется лететь в Австралию или Америку. Она настоящая домоседка.

Тедди одобрительно кивал головой. Он и сам такой: совсем не хочет уезжать далеко от Россмора.

Когда Винни было двенадцать, ее мать умерла, и свет словно ушел из их дома. Через пять лет отец женился повторно на приятной, но слишком сдержанной женщине по имени Олив, которая делала украшения и продавала их на ярмарках и рынках по всей стране. Сложно сказать, понравилась ей Олив или нет. Она вела себя отчужденно, словно жила в каком-то своем мире.

Тедди был единственным сыном в семье, его мать давно овдовела. Отец погиб в результате несчастного случая на ферме много лет назад. Она пошла работать на местную маслобойню, чтобы обеспечить сыну хорошее образование. Ему нравится жить дома, правда, мать немного разочарована тем, что он не стал доктором или адвокатом. Это было бы ей наградой за тяжкий труд.

Ему нравится варить сыр. Его продукция получила несколько призов, бизнес приносит доход и процветает. Он встречается с разными людьми; благодаря ему в Россморе появились рабочие места и теперь местным жителям не надо покидать родные края в поисках работы. Мать со временем стала настоящим бизнесменом: она ведет для него бухгалтерию и участвует в управлении сыроварней.

Винни рассказала о своей работе медсестрой и объяснила, что значит быть приписанной к агентству. Ты в буквальном смысле не знаешь, где окажешься на следующий день. Тебя могут отправить в один из роскошных новых частных госпиталей или в городскую больницу, а то и в родильное отделение или дом престарелых. В каком-то смысле это хорошо, потому что она любит разнообразие, однако есть тут и минусы, например у нее не хватает времени привыкнуть к пациентам и узнать их получше.

Оба они ездили в Турцию в отпуск, любили читать триллеры и неоднократно оказывались жертвами благих намерений друзей, которые пытались устраивать для них свидания и вовсю занимались сватовством. Это может случиться, а может и нет, понимающе кивали они друг другу. Однако оба знали, что вскоре встретятся снова.

— Я отлично провел время, — сказал Тедди на прощание.

— Может, в следующий раз я сама приготовлю для вас ужин?

Его лицо озарилось улыбкой.

После этого он стал частью ее жизни. Пускай и не главной, но с тех пор они виделись по крайней мере два раза в неделю.

Поначалу он всегда уходил от нее до полуночи и проделывал долгий обратный путь до Россмора. Затем как-то раз Тедди спросил, не позволит ли она ему остаться до утра. Винни сказала, что ничего не имеет против.

Один или два раза они даже проводили вместе выходные, но только субботу и воскресенье. Она вскоре поняла, что никто и ничто не заставит его мать изменить свои планы. Тедди никогда не был свободен по пятницам, потому что в этот вечер они с матерью обедали у Питера в отеле.

«Да, каждую пятницу», — как бы извиняясь, сказал он. Для него это сущий пустяк, зато мама так радуется! Она ведь столько лет жертвовала собой ради него…

Винни постаралась объективно все взвесить. Тедди не похож на маменькиного сынка, однако явно нервничает при мысли о том, что когда-нибудь ему придется познакомить ее с матерью. Он как будто боится, что мать ее не одобрит. Впрочем, все это только ее фантазии. Он — взрослый мужчина. Просто не надо торопить события.

Вместо этого она сосредоточилась на другой идее: съездить с ним вместе в небольшой отпуск.

Винни прочитала об одном отеле, недавно открывшемся на западе — он назывался Стоун-хаус. Фотографии в буклете выглядели очень симпатично. На одной был снят большой стол, вокруг которого гости станут собираться по вечерам, на другой — забавная черно-белая кошка возле камина; реклама обещала великолепную домашнюю еду, максимум комфорта, прогулки, наблюдение за птицами и возможность насладиться впечатляющими пейзажами побережья.

Прекрасное место, чтобы поехать туда с Тедди. Удастся ли ей уговорить его, заставить нарушить традицию и отказаться от пятничного ужина с матерью?

Его мать!

Лучше было бы дождаться, пока он их познакомит, прежде чем воровать ее драгоценного сыночка и везти на побережье Ирландии. Однако, с другой стороны, отель выглядел очень заманчиво — она боялась, что может опоздать с бронированием. Тедди наверняка его одобрит, а в крайнем случае, если ничего не выйдет, бронь всегда можно отменить.

И вот наконец он пригласил ее познакомиться с матерью — с той самой женщиной, которая посвятила ему всю свою жизнь, а он в ответ неизменно посвящал ей свои пятничные вечера. Мама попросила Тедди пригласить его подругу Винни из Дублина на их традиционный пятничный ужин в отеле, а на следующий день — на ланч у них дома.

Винни постаралась подобрать гардероб, который миссис Хеннесси бы одобрила.

Пожилая дама редко выезжала из Россмора. Вряд ли ей понравятся слишком современные наряды.

Черный жакет с серебряной отделкой чересчур броский. Лучше надеть строгий синий брючный костюм.

— Я немного побаиваюсь встречи с ней, — откровенно призналась она Тедди.

— Перестань! Вы сразу же подружитесь, вот увидишь, — отозвался он.

Захватив небольшую сумку, Винни села в поезд до Россмора. Питер и его жена Грета пригласили ее остановиться у них в отеле в качестве гостьи. Миссис Хеннесси не будет знать, спит она с Тедди или нет, — так всем удобнее.

— Мы решили поселить тебя в нашей лучшей комнате. Тебе понадобится максимум комфорта после встречи с этой зверюгой, — сказал Питер.

— А я-то думала, она вам нравится! — Винни была поражена.

— Она потрясающая женщина, это факт, и отличный собеседник, однако даже львица так не защищает своих детенышей, как Лилиан — Тедди. Она распугала всех его девушек, одну за другой, — рассмеялся Питер.

Винни предпочла не обращать внимания на его слова. Она не собиралась начинать военные действия. Тедди — взрослый мужчина, способный принимать собственные решения.

Он встретил ее на железнодорожной станции.

— Мама созвала гостей на завтрашний ланч, — радостно сообщил Тедди. — Говорит, надо принять тебя как следует, раз уж ты проделала ради нас такой путь.

— Как это мило с ее стороны, — промурлыкала Винни. — И я наконец-то увижу твой дом.

Она позаботилась о том, чтобы захватить небольшой подарок для миссис Хеннесси. Знакомство должно было пройти идеально.

В отеле Питер и Грета приветствовали ее с большим энтузиазмом.

— Ты, наверное, хочешь подняться в свою комнату, переодеться к ужину? — спросила Грета.

— Нет-нет, я пойду прямо так, — ответила Винни. Она знала, что миссис Хеннесси славится своей пунктуальностью и не хотела заставлять ее ждать.

— Ну, как хочешь, — с сомнением в голосе сказала Грета.

Винни направилась в бар отеля «Россмор», горя решимостью очаровать пожилую даму и расположить ее к себе. Надо просто дать ей понять, что Винни ей не враг, не соперница. Они обе желают Тедди счастья.

В больших креслах возле бара не оказалось ни одной престарелой леди. Возможно, слухи о пунктуальности миссис Хеннесси были слегка преувеличены. И тут Тедди помахал рукой самой роскошной женщине, сидящей на высоком табурете возле стойки.

— Вот ты где, мам! Опередила нас, как всегда. Познакомься, это моя подруга Винни.

Винни не верила своим глазам. Вместо согбенной морщинистой старушки перед ней предстала женщина чуть за пятьдесят, идеально ухоженная, тщательно накрашенная, немыслимо элегантная: в золотом парчовом жакете и шелковом платье цвета красного вина, с прической, уложенной волосок к волоску, будто она только что вышла от парикмахера. Туфли и сумочка у нее были из дорогой мягкой кожи, украшения — модные и очень дорогие.

Должно быть, тут какая-то ошибка.

Винни глотала воздух словно рыба, выброшенная на берег. Всегда разговорчивая, она внезапно лишилась дара речи.

Миссис Хеннесси справилась с собственным изумлением куда быстрее и с большим достоинством.

— Винни, как я рада с вами познакомиться! Тедди мне столько про вас рассказывал! — Она смерила девушку взглядом с головы до ног и обратно.

Винни немедленно пожалела, что надела свои немного тяжеловесные устойчивые туфли. И какого черта она вырядилась в этот ужасающий темно-синий костюм?! Она выглядела так, словно пришла в отель передвигать мебель, а не ужинать с местной иконой стиля.

Тедди лучезарно улыбался им обеим, наблюдая за тем, о чем давно мечтал: знакомством матери с его девушкой. В таком же приподнятом настроении он пребывал весь вечер, пока его мать откровенно унижала Винни, издевалась над ней и чуть ли не смеялась ей в лицо. Тедди Хеннесси ничего не замечал. Единственное, что он видел, — это они трое, собравшиеся семейным кругом за столиком в ресторане.

Миссис Хеннесси сказала, что Винни, конечно же, должна звать ее просто Лилиан — они ведь теперь подруги.

— Вы оказались совсем не такой, как я себе представляла, — восторженно заявила она.

— Правда? — Бедняжка Винни показалась себе до ужаса бестолковой и неуклюжей.

— О да! Когда Тедди сказал, что познакомился с хорошенькой медсестрой в Дублине, я решила, что эта девушка должна быть совсем молоденькой и, скорее всего, глупенькой. Как хорошо, что вы на самом деле такая зрелая и разумная.

— Вы так считаете?

Винни прекрасно понимала, что та имеет в виду: зрелая и разумная означало толстая, скучная, невзрачная и старая. Она уже слышала вздох облегчения, вырывающийся из идеально накрашенных губ Лилиан. Эта Винни для нее не соперница. Тедди, ее золотой мальчик, не может всерьез увлечься такой простушкой.

— Как славно, что Тедди в Дублине встречается с положительными людьми, — с преувеличенной восторженностью продолжала Лилиан. — С теми, кто не даст ему сбиться с пути и завести неподобающие знакомства.

— Да, я как раз такая, — пробормотала Винни.

— Вы уверены? — впилась в нее глазами Лилиан.

— Ну, мне тридцать четыре и я никогда не заводила неподобающих знакомств.

Лилиан восторженно ахнула.

— Вы просто прелесть! А поскольку Тедди всего тридцать два, мы обе должны за ним как следует присматривать, — подмигнула она.

Лилиан была знакома с большинством посетителей ресторана, которым периодически кивала или махала рукой. С некоторыми она знакомила Винни, представляя ее как «нашу старую, очень старую знакомую из Дублина». Она выбрала вино, обратила внимание Тедди на то, что сыры Хеннесси были не слишком выигрышно разложены на сырной тарелке и по собственной инициативе закруглила вечер, заговорив о завтрашнем приглашении на ланч.

— Я всю голову сломала, решая, кого позвать вместе с вами, но теперь, когда мы познакомились, я вижу, что вы прекрасно ладите с любыми людьми. Так что вам придется потерпеть компанию всяких старых зануд. Конечно, мы тут ужасные провинциалы по сравнению с Дублином, но я уверена, что вы найдете среди гостей несколько родственных душ.

Лилиан уже стояла в фойе, притопывая носком изящной туфельки, и дожидалась, пока Тедди проводит Винни до лифта.

— Я был уверен, что все пройдет замечательно, — сказал он.

А потом, коротко поцеловав ее в щеку, бросился к матери, чтобы отвезти ее домой.

В своей комнате Винни прорыдала до тех пор, пока у нее не иссяк запас слез. Из зеркала на нее глядело заплаканное, опухшее, постаревшее лицо — таких только и знакомить со старыми провинциальными занудами. Всю голову она, видите ли, сломала… Откуда только его мать берет такие фразочки?

Винни плакала по Тедди. Что же это за мужчина, который бросил ее у лифта и побежал к своей разодетой, напыщенной мамаше? Неужели он просто марионетка? Может, у него и не было никаких серьезных планов на ее счет?

Она ни за что не пойдет на этот жуткий завтрашний ланч. Придумает какой-нибудь предлог и сядет в первый же поезд до Дублина. Пусть живут как хотят. Последние несколько месяцев все шло слишком хорошо — она могла догадаться, что тут что-то нечисто, в ее-то годы!

Кстати, о возрасте: из уст Лилиан упоминание о том, что Тедди тридцать два, прозвучало так, будто он еще ребенок. Но ведь через две недели ему исполняется тридцать три. Он всего на год и два месяца моложе Винни. Между собой они смеялись над этой разницей в возрасте. Для них она не имела никакого значения. Лилиан же выставила все так, будто Винни — зрелая матрона, охотящаяся на юного беззащитного Тедди.

Впрочем, какая разница! Она больше не собирается встречаться ни с матерью, ни с сыном.

Винни плохо спала в эту ночь и проснулась с сильной головной болью.

Грета стояла у ее постели с подносом в руках.

— Что это? Я не заказывала…

— Боже, Винни, ты ведь ужинала с Лилиан! После такого тебе надо бы сделать переливание крови или электрошок, но я решила ограничиться кофе, круассанами и «Кровавой Мэри», чтобы вдохнуть в тебя силы.

— Ничего не нужно. Я уезжаю в Дублин первым же поездом. Я больше не позволю ей издеваться надо мной. Поверь, я знаю, когда лучше отступить.

— Сначала выпей «Кровавую Мэри». Давай же, Винни, пей. В ней куча всего полезного: лимонный сок, и сельдереевая соль, и табаско…

— И водка, — сказала Винни.

— Крайняя ситуация — крайние меры. — Грета протянула ей стакан, и Винни выпила.

— Почему она меня так ненавидит? — в ее голосе сквозило отчаяние.

— Она тебя не ненавидит. Просто боится потерять Тедди. Лилиан выпускает когти всякий раз, когда кто-то пытается отнять его у нее. Эта ее сторона проявляется, только когда она в панике. Но на этот раз ее трюк не пройдет.

За кофе Грета сообщила, что сегодня в отеле проходит свадьба, поэтому у них под рукой есть парикмахер. Она попросит его зайти к Винни и сделать ей прическу, а потом пришлет еще и визажиста.

— Какой теперь в этом смысл, — простонала Винни. — Она видела меня такой, какая я есть. Я специально не взяла никаких модных вещей — не хотела ее смущать. Смущать ее! Боже, я должно быть, сошла с ума.

— У меня есть отличный свитер, который я могу тебе одолжить. Она его никогда не видела. Очень дорогой — от Миссони. Дизайнерская вещь. Я купила его в одном аутлете. У нее глаза вылезут на лоб.

— Я не хочу, чтобы у нее вылезли глаза. Мне плевать и на нее, и на ее сына.

— Может, тебе и плевать на нее, но не на Тедди. Мы все его очень любим. Ты единственная, кто может его спасти. Прошу, Винни, всего один ланч. Ты можешь это сделать. Веришь ты мне или нет, но в общем и целом она очень достойная женщина.

Удивляясь самой себе, Винни приняла душ, а потом отдалась на милость парикмахера и визажиста. Ей выщипали брови, нанесли на щеки легкие румяна, а на веки тени в цвет роскошных лиловых и аквамариновых узоров дизайнерского свитера из Италии.

— Ни в коем случае не сдавайся без борьбы, — напутствовала ее Грета, любуясь результатом.

— Прошу, Грета, не трать на меня время. Занимайся свадьбой — это же ваш заработок.

— Свадьба меня ничуть не заботит. Для нас гораздо важнее вытащить Тедди из-под каблука этой женщины. Видишь ли, Винни, она, конечно, наш друг, но Тедди должен жить собственной жизнью, и ты можешь ему в этом помочь. Не знаю как, но можешь.

— Я не собираюсь ставить ему ультиматумы. Пусть сам решает, хочет он быть со мной или нет.

— О, Винни, если бы все в жизни решалось так просто! У нас в отеле свадьбы каждую неделю, круглый год — ты и представить не можешь, какой извилистой порой бывает дорога к алтарю!

— Я предпочитаю более прямые пути — простые и понятные, даже если приходится идти по ним одной, — ответила Винни.

— У тебя все получится! Вперед, Винни! — подбодрила ее Грета.

На ланч у Лилиан собралось больше дюжины гостей. К столу подали лосося в мятном соусе с молодым картофелем и горошком. В качестве закуски предлагались изысканные салаты со спаржей и авокадо, грецкими орехами и рокфором.

Винни обвела глазами гостиную: она была очень уютной и комфортабельной, с паркетным полом, устланным коврами, массивными диванами и креслами, семейными фото на журнальных столиках.

Оранжерея, где были накрыты напитки, выходила в ухоженный сад. Это было царство Лилиан.

На Винни все произвело впечатление, но она не собиралась восторгаться. Вместо этого она обратила внимание на других гостей: помимо воли ей очень понравились друзья Лилиан.

За столом она сидела рядом с местным адвокатом, который рассказывал о том, что ирландцы в последнее время стали ужасными сутягами и судятся по любому поводу. Он развлекал гостей забавными случаями из своей практики. По другую руку от нее оказались Ханна и Честер Ковач, основатели и руководители частной клиники, — они говорили о проблемах здравоохранения. Напротив сидел приятный джентльмен по имени Недди, управлявший домом престарелых, и его жена Клер — директриса местной школы; их друзья, Джуди и Себастиан, вспоминали о том, как когда-то открыли в центре города газетный киоск, а теперь владели большим супермаркетом на главной улице Россмора. Они были сильно обеспокоены, когда власти решили строить обходную дорогу, — боялись, что их бизнес может пострадать, однако со временем это обернулось неожиданной удачей, так как жители Дублина стали покупать себе летние коттеджи в Уайтхорн-Вудз.

Все они казались вполне адекватными, доброжелательными людьми и прекрасно чувствовали себя в компании Лилиан Хеннесси. Наверняка у той была и другая сторона, которую она не показывала Винни.

Девушка заметила, что Лилиан время от времени бросает на нее любопытные взгляды. Она наверняка обратила внимание не только на внешние, но и на внутренние изменения, которые произошли с Винни за прошедшую ночь. Поглощенная своими мыслями, Винни совсем упустила из виду то обстоятельство, что любезный адвокат постоянно подливал ей в бокал «превосходное», по его словам, шабли. К тому моменту когда на стол подали клубнику, голова у нее была далеко не такой ясной, как хотелось бы.

Она обнаружила, что неотрывно смотрит Тедди в лицо, думая о том, какой он обходительный и симпатичный. Винни восхищалась друзьями их семьи и стремлением Тедди угодить гостям. Он тоже часто посматривал на нее и улыбался, как будто исполнилась мечта всей его жизни и она наконец-то была с ним.

Лилиан проявила себя великолепной хозяйкой — Винни не могла этого не признать.

Она помогала гостям общаться, непринужденно подводя их друг к другу. Винни наблюдала за ее перемещениями по гостиной, готовясь подняться и пройти в ванную прежде, чем Лилиан доберется до нее.

Однако она упустила момент.

— Какой чудесный свитер от Миссони, — с восхищением обратилась к ней Лилиан.

— Благодарю вас, — сказала Винни.

— Могу я поинтересоваться, откуда он?

— Это подарок, — ответила Винни, пресекая дальнейшие расспросы.

— Надеюсь, вы не очень скучаете? Боюсь, у нас вы чувствуете себя в глухой провинции.

Лилиан в своем льняном платье цвета сливок и элегантном жакете выглядела так, будто собиралась на светский прием.

— Мне очень понравился ланч, Лилиан. У вас чудесные друзья.

— Уверена, что у вас в Дублине тоже полно друзей.

— Да, это правда. Как и вы, я наслаждаюсь обществом других людей, поэтому у меня много друзей. — Собственный голос казался Винни слишком тонким; он как будто звучал откуда-то издалека. Похоже, она немного пьяна. Надо вести себя осторожнее.

Прищур Лилиан слегка ослабел, однако взгляд был по-прежнему пронзительным. С ужасом Винни поняла, что Лилиан, судя по всему, по-настоящему ее ненавидит. Именно так: ненавидит. Сражается за свою территорию. Она не позволит Винни украсть своего золотого мальчика. Мать будет бороться за него. Она же слишком устала, чтобы вступать в войну. Ночные слезы, утомительные утренние сборы, «Кровавая Мэри» на завтрак и вино за ланчем лишили ее последних сил. Какой смысл начинать битву, в которой ей не суждено победить?

Но тут Винни увидела, как Тедди восторженно улыбается ей с другого края стола. Он любит ее. Ему она не кажется ни старой, ни скучной. Он слишком хорош, чтобы отдать его без борьбы.

— У вас очаровательный дом. Тедди повезло, что он рос в таком месте.

— Спасибо, — взгляд Лилиан был таким же холодным, как накануне вечером. Она больше не пыталась скрыть враждебность.

— Я понимаю, почему вы не очень любите путешествовать. У вас все есть здесь. — Винни прилагала максимум усилий, чтобы продолжать улыбаться.

— О нет, я люблю ездить — посещать разные места, осматривать достопримечательности. А вы, Винни? Какие у вас планы на отпуск в этом году?

Тедди встал из-за стола и подошел к ним. Он улыбался им обеим. Все шло даже лучше, чем он предполагал. Неожиданно для себя Винни начала описывать им обоим Стоун-хаус.

Лилиан сразу заинтересовалась.

— По-моему, звучит великолепно. И с кем же вы планируете поехать? Наверняка у вас найдутся подходящие спутники, если там действительно так хорошо. Я и сама не прочь отправиться в подобное место; судя по описанию, отель подойдет даже для весьма искушенной клиентуры. У вас есть на примете подруги, которым там может понравиться? Кто-нибудь из медсестер? Или они предпочитают греться на солнышке? — Лилиан вцепилась в нее, словно бульдог.

— Отчасти вы правы, но не все стремятся в теплые края, когда у нас наступают холода, — сбивчиво начала Винни. — Я, например, люблю ветер и дождь, если отель красивый, а в конце дня меня ждет горячая ванна и хороший ужин. Думаю, у меня найдется немало единомышленников.

— Не сомневаюсь, что кто-нибудь согласится составить вам компанию, — высокомерно произнесла Лилиан.

— Вообще-то я рассчитывала, что Тедди поедет со мной, — расхрабрившись от выпитого вина, выпалила Винни.

— Тедди! — Лилиан растревожилась так, будто при ней упомянули имя преступника, разыскиваемого полицией по всему миру.

— Какая потрясающая идея! — Тедди был в восторге. — Эта часть страны совсем нетронутая — зимой там наверняка гораздо красивее, чем летом, когда полно туристов. Как ты думаешь, мы сможем забронировать номер?

— Никаких проблем, — ответила Винни.

Тедди выглядел так, будто раньше срока настал его день рождения.

— А почему бы нам всем не поехать туда? — воскликнул он. — Описание просто чудесное, и теперь, когда вы познакомились, разве не здорово будет отдохнуть втроем?

Он переводил взгляд с матери на Винни, вдохновленный тем, что все развивается так гладко.

Обе они, ошарашенные, замолчали, однако он по-прежнему ничего не замечал.

— Это было бы для меня лучшим подарком, — сказал Тедди, еще раз бросив взгляд по очереди на Винни и на свою мать.

Лилиан справилась с собой первая.

— Но, дорогой, ты же сам говоришь, могут возникнуть проблемы с бронированием, — осторожно начала она.

Теперь была очередь Винни. Однако ей ничего не пришло на ум, кроме как сказать правду.

— Вообще-то, я уже забронировала номер — на всякий случай.

Взгляд Винни был устремлен в пол.

— Разве это не прекрасно?! — с упоением воскликнул Тедди. — Значит, решено. И когда мы едем?

Запинаясь, Винни назвала даты. Этого не может быть! Неужели он и правда собирается взять мать с собой в их совместную поездку? Значит, если они поженятся, он пригласит ее на медовый месяц? Боже, пускай даты окажутся неподходящими!

Она увидела, как по лицу Тедди пробежала тень.

— О нет! Неделя съезда сыроваров! Единственная неделя в году, когда я никак не могу освободиться.

Винни от всего сердца возблагодарила Господа, клятвенно пообещав уделять Ему в будущем больше внимания.

— Глупо с моей стороны было бронировать отель без предупреждения, но это всего лишь предварительная договоренность. Я позвоню им и все отменю… — Винни говорила виноватым тоном, надеясь, что они не заметят облегчения в ее голосе.

— К тому же там наверняка будет холодно… и сыро, — быстро добавила Лилиан.

Однако Тедди снова осенило.

— Вы должны поехать вдвоем!

Лилиан поперхнулась, однако сделала вид, что обдумывает его слова.

— Нет, дорогой, мы подождем до следующего раза.

— Без тебя нам нечего будет там делать, — сказала Винни с принужденной улыбкой, боясь, что ее лицо похоже на ритуальную маску.

— Будут другие каникулы, другие места, — взмолилась Лилиан.

— И думать не хочу о том, чтобы ехать без тебя, — Винни чуть не разорвала пополам лучшую льняную салфетку Лилиан.

— Но я был бы страшно рад, если бы вы поехали отдохнуть вдвоем. Познакомились как следует. Две женщины, которых я больше всего люблю. — Искренность его слов подкупала!

— Конечно, Тедди, мы тоже были бы рады познакомиться поближе, только нам не хочется, чтобы ты лишился отпуска, — вступила Лилиан.

— Твоя мама может приехать в Дублин и мы сходим с ней куда-нибудь, пока ты будешь на съезде, — слабым голоском произнесла Винни.

— Это место вам очень подходит, к тому же номер уже забронирован. Вы просто обязаны поехать, — решительно сказал он.

— А что, если там соберутся люди совсем другого возраста? Вдруг в отеле окажется одна молодежь? — Лилиан цеплялась за соломинку. — Хотя, конечно, такое путешествие не совсем подходит для молодых, — ни с того ни с сего добавила она.

— Да, мы можем прийтись не ко двору, — Винни кивала так ожесточенно, что ее бедная усталая голова грозила вот-вот оторваться от шеи.

Однако это были лишь пустые отговорки. Винни и Лилиан посмотрели друг на друга. Обе они понимали, что, отказавшись, рискуют потерять его. Ни одна не собиралась уступать.

Лилиан первой дала задний ход.

— Ну, если ты действительно так хочешь… Что ж, в конце концов, очень неплохое предложение. Я с удовольствием съезжу с тобой, Винни.

— Что? — Винни словно получила пулю в живот.

— Тедди прав. Мы должны ближе познакомиться друг с другом. Я с радостью поеду с тобой. Думаю, мне там очень понравится.

Винни показалось, что комната начинает кружиться вокруг нее.

Она должна немедленно что-то придумать, иначе ей придется провести недельный отпуск вдвоем с этой мегерой! Однако в горле у нее пересохло, и никакие слова не шли на ум. Она смогла только молча кивнуть в ответ. Винни была словно утопающая, над головой которой смыкаются воды, а она ничего не может сделать. Она понимала, что молчанием обрекает себя на поездку на побережье с Лилиан Хеннесси.

Маленькое презрительное личико Лилиан было совсем близко от нее. Она собиралась использовать эту неделю для того, чтобы разрушить все, что могло бы сложиться между Винни и ее сыном.

Винни выпрямила спину.

В голове у нее язвительно звенело «давай-давай, посмотрим, чья возьмет», однако вслух она произнесла:

— Отличная идея, Лилиан! Уверена, мы замечательно проведем время. Я подтвержу бронирование для нас с вами.

По завершении ланча Тедди подвез ее до станции.

— Будем держать связь до отъезда, — с порога дома крикнула ей на прощание Лилиан.

— Ну, что я тебе говорил? — спросил Тедди. — Я так и знал, что вы поладите.

— О да, твоя мама была очень добра. И дружелюбна.

— И вы вместе едете в отпуск — разве это не чудо?

— Да. Она сказала, что по описанию ей очень понравился Стоунбридж.

— Мама не поедет отдыхать с кем попало — будь уверена. Она очень избирательна в том, что касается компании. Похоже, она тебя полюбила с первого взгляда.

— Замечательно, — ответила Винни.

Она чувствовала себя опустошенной, обессиленной, к тому же похмелье уже давало о себе знать. Она получила урок на всю жизнь: нельзя перебарщивать с вином за ланчем. Жаль только, что урок оказался запоздалым…

Винни смотрела в окно поезда, катившегося по холмам Ирландии. Что за люди жили здесь: пасли стада на крошечных заплатках лугов, вскапывали твердую как камень почву под посевы. Одно она знала наверняка: эти люди не пили за ланчем вина. И ни за что не согласились бы поехать на неделю в отпуск с самой отталкивающей женщиной в мире. Она попыталась заснуть, однако, когда ее глаза уже готовы были сомкнуться под убаюкивающий перестук колес, раздался сигнал мобильного телефона: пришло смс-сообщение.

Сообщение оказалось от Тедди.

Ужасно скучаю по тебе. Ты была звездой нашего ланча. Остальные гости от тебя без ума. И я тоже. Мама в полном восторге. Только и говорит о ваших будущих каникулах. Ты великолепна, и я тебя люблю.

Его слова ее нисколько не порадовали. Наоборот, сделали только хуже. Ей не восемнадцать лет. Она уже не девочка. Винни понимала, что разрушила свое счастье. Через два месяца ей придется ехать в Стоун-хаус с Лилиан Хеннесси. Это было вроде чая у Безумного Шляпника — как страшный сон, глупый и пугающий одновременно.

Подруги Винни заметили, что она сильно изменилась. В ответ на расспросы о поездке в Россмор она лишь пожимала плечами. Они едва отваживались спрашивать о новых посещениях Тедди. Винни отказывалась обсуждать с ними предстоящие каникулы.

Фиона и Деклан уговаривали ее приехать пожить в летнем домике, который они арендовали в Вексфорде. Там полно места, и они будут очень ей рады. Винни не хотела ничего слышать. Отказалась она и от автобусного тура по Италии с Барбарой и Дэвидом, отправлявшимися в Европу. Анна показывала ей фотографии лодки, которую они арендовали, чтобы спуститься по реке Шэннон, но и они не вызвали у Винни никакого интереса.

— Но куда-то же тебе надо съездить в свой отпуск, — в отчаянии сказала Фиона.

— Я и поеду. Зимой, на неделю. На запад. Это будет великолепно. — Из ее уст эти слова прозвучали так, будто Винни предстоял тяжкий труд.

— А Тедди поедет с тобой? — набралась смелости поинтересоваться Барбара.

— Тедди? Нет. В эту неделю у него какое-то собрание, которое он посещает ежегодно. Для сыроваров.

— А ты не могла выбрать другое время? — спросила Фиона.

Винни сделала вид, что не слышала вопроса.

Тедди по-прежнему приезжал к ней и ночевал в маленькой квартирке Винни один-два раза в неделю. Он был все таким же оживленным и жизнерадостным, а предстоящие каникулы считал естественным продолжением дружбы, стремительно зародившейся между двумя женщинами. На такое развитие событий он не смел и надеяться — как здорово, что так получилось. Тедди был идеальным другом, идеальным любовником, идеальным спутником жизни — во всех смыслах. Он уже поговаривал о свадьбе. Винни старалась перевести все в шутку.

— Всему свое время, — смеясь, говорила она.

— Я все продумал. Нашей компании необходим офис в Дублине, поэтому мы будем жить половину времени здесь, а половину — в Россморе.

— К чему такая спешка, Тедди?

— Как же иначе! Я мечтаю устроить грандиозную свадьбу в Россморе и похвастаться тобой перед всеми.

Винни ничего не ответила.

— Конечно, если ты хочешь, мы можем пожениться в Дублине и пригласить твоих друзей. Это твой день. Тебе решать, Винни.

— Разве нам плохо и так?

Винни знала, что все их планы, скорее всего, рухнут после возвращения со злополучных каникул в Стоун-хаусе с его матерью.

Лилиан время от времени присылала ей письма и смс-сообщения, иногда звонила. Винни приходилось собирать в кулак всю свою волю, чтобы не крикнуть в трубку, что она совершила ужасную ошибку.

Потом Тедди поехал на свою конференцию, а на следующее утро Винни села в машину и покатила на запад от Дублина. В то же время Лилиан Хеннесси выехала из Россмора на северо-запад.

Они встретились у Стоун-хауса. Как ни удивительно, обе прибыли одновременно и припарковали свои машины. Винни вылезла из своего старого разбитого драндулета, который купила по случаю у одного санитара из госпиталя. Лилиан прикатила на новеньком «мерседесе».

У Винни была с собой одна большая парусиновая сумка, которую она тащила сама. Багаж Лилиан состоял из двух дорогих кожаных чемоданов — она оставила их возле машины.

Миссис Старр встретила их на пороге. Это оказалась невысокая женщина слегка за сорок, с короткими вьющимися волосами, приветливой улыбкой и легким американским акцентом. Она тепло приветствовала гостей; потом взяла багаж Лилиан и пригласила их в большую теплую кухню. На столе был накрыт чай, а к нему теплые лепешки с маслом и джемом. В камине полыхали поленья, у окна стояла большая плита. Все выглядело в точности как на фотографиях в буклете.

Им предложили сесть за стол.

— Вы мои первые гости, — сказала миссис Старр. — Остальные прибудут в следующие несколько часов. Что вы предпочитаете — чай или кофе?

За несколько минут миссис Старр узнала о Лилиан и Винни больше, чем им самим было известно друг о друге. Лилиан рассказала про своего мужа, который погиб, когда их единственный сын был еще совсем ребенком, про тот день, когда ей сообщили страшную новость. Винни упомянула о своем отце: он женат на очень приятной женщине, которая делает украшения, а также о братьях и сестрах, живущих за границей.

Если миссис Старр и показалось, что эти двое не совсем подходящая компания для приятного отпуска, она никак этого не показала.

Винни настояла на том, чтобы Лилиан заняла спальню с видом на океан. Это была просторная теплая комната с окном от пола до потолка. Она была оформлена в зеленых тонах, без телевизора, но с небольшой ванной. Там стояла очень красивая мебель. Комната Винни оказалась похожей, но чуть меньших размеров; окно выходило на парковку за домом.

Винни внезапно осознала, насколько она устала. Поездка была долгой, погода сырой, а дороги в окрестностях Стоунбриджа оказались извилистыми и узкими. Она решила прилечь и отдохнуть. В комнате была одна большая кровать и одна поменьше. Если бы они с Лилиан действительно были подругами — как это предполагалось, — то могли бы запросто поселиться вдвоем; сейчас они готовили бы чай, ведь на подносе имелось все необходимое: чайник, чашки и даже печенье, а потом взялись бы рассматривать книги, карты и брошюры о местных достопримечательностях, разложенные на прикроватном столике.

Винни было все равно, что подумают другие. Миссис Старр — хозяйка отеля, деловая женщина. У нее нет времени строить предположения насчет странной парочки, оказавшейся ее первыми гостями.

Винни уже дремала. Она слышала негромкие звуки разговоров, когда прибывали следующие гости. Почему-то их голоса казались ей успокаивающими. У нее было такое ощущение, будто она оказалась дома, в полной безопасности. Как много лет назад, когда ее мама была жива, а дом был полон братьев и сестер.

Миссис Старр предупредила их, что за двадцать минут до ужина прозвонит в гонг. При трех сестрах Шиди, которые жили в этом доме, храня достоинство даже в бедности, в гонг звонили каждый вечер. Часто на ужин у них были только тосты с сардинами или консервированной фасолью, однако звон гонга неизменно разносился по дому. Так хотели их мама и папа.

Мелодичный звук гонга и разбудил ее. Боже! Теперь придется вынести разговоры за столом, когда Лилиан станет всех унижать и издеваться над другими гостями — и так шесть вечеров подряд в этом диком, заброшенном месте. Она сошла с ума, раз дала событиям зайти так далеко. Да, это было чистым безумием.

Перед тем как выйти из комнаты, Винни получила смс-сообщение.

Желаю приятного вечера! Как жаль, что я не могу быть сейчас вместе с вами. Раньше мне нравились эти съезды, но сейчас я очень скучаю по вам обеим. Опиши мне, что за место этот отель. С любовью, Тедди.

Остальные гости собирались на ужин. Миссис Старр предложила им всем познакомиться, пока она занимается едой. У нее была молоденькая племянница Орла, помогавшая накрывать на стол.

Винни увидела Лилиан, разодетую в пух и прах: та включила свое светское обаяние и старалась очаровать всех вокруг. Она уже поведала молодому человеку из Швеции о том, что они с Винни старые, старые подруги, что они давно не виделись и мечтают о длинных прогулках и задушевных разговорах.

Она поговорила с вышедшей на пенсию учительницей по имени Нелл — недельные каникулы были подарком от ее коллег, которые сочли, что ей тут понравится. Сама Нелл не была в этом уверена. Лилиан понизила голос и сказала, что тоже поначалу сомневалась, однако ее старая, старая подруга Винни была так убедительна! Пришлось Лилиан согласиться — правда, тут оказалось действительно неплохо.

Винни говорила с Генри и Николой — доктором и его женой из Лондона. Они отыскали отель в Интернете; им хотелось отдохнуть где-нибудь в спокойном местечке. Винни показалось, что они пережили сильное потрясение. Оба выглядели бледными и слегка отрешенными, однако, возможно, ей это только показалось. Была там еще одна супружеская пара — те казались слегка разочарованными и говорили совсем мало. За столом сидели еще несколько человек; пока что у Винни не было возможности познакомиться с ними.

На ужин подали копченую форель с хреном и сливками на домашнем черном хлебе, а потом каре ягненка, которое ловко нарезала миссис Старр. Были там и вегетарианские блюда, а также большой яблочный пирог. Вино разливали из старинных хрустальных графинов. При сестрах Шиди в графины наливали апельсиновый сок и лимонад; это были прекрасные антикварные изделия, как нельзя лучше соответствующие духу всего дома.

Винни не могла не оценить того, как гладко прошел вечер. Гости свободно общались. Миссис Старр была права, когда не стала специально их знакомить. Незаметно убрали со стола; молоденькая Орла сложила посуду в посудомойку и отправилась домой. Миссис Старр присоединилась к гостям за кофе.

Она сообщила, что с утра для них будет накрыт шведский стол; те, кто хочет получить горячий завтрак, должны собраться к девяти часам. Всем отправляющимся на длинные прогулки она даст с собой готовый ланч, также гостям предоставляется список местных пабов, где можно перекусить. На улице стоят велосипеды, а в гардеробной их ждут зонты, резиновые сапоги и бинокли. Она рассказала о пеших маршрутах, которые стоит опробовать, и местных достопримечательностях. Поблизости есть красивые ущелья и заливы, которые можно осмотреть, если погода будет спокойной. Есть маршруты по скалистым утесам, где надо ходить с осторожностью. Есть прибрежные пещеры, но перед тем как отправляться туда, надо обязательно свериться с графиком приливов и отливов. Очень красиво в пещере Маджеллы — летом туда устремляются многочисленные влюбленные. Пещеру быстро отрезает приливом, поэтому тем, кто окажется там не вовремя, приходится сидеть и ждать, пока океан отступит и выпустит их…

После ужина Винни написала Тедди, что отель очаровательный, совершенно особенный, и что они прекрасно проводят время. Она добавила, что тоже очень его любит. Правда, теперь она сама не знала, так это или нет.

Что, если их любовь — всего лишь фантазия? Может, она просто играет роль? Роль, которую в случае благоприятного исхода ей придется играть всю жизнь — старой, старой подруги своей будущей свекрови. Винни быстро заснула и проспала до тех пор, пока ее не разбудил громкий стук в дверь.

Лилиан в полном обмундировании стояла на пороге.

— Я решила, что ты захочешь съесть горячий завтрак, — сказала она. — В наши годы нам необходим хороший старт для нового дня.

Винни почувствовала, как ее охватывает гнев. Лилиан что, правда считает, что они одного возраста?

— Я спущусь через десять минут, — сказала она, протирая глаза.

— Ой, надо же, у тебя комната без вида на океан, — заметила Лилиан.

— Окно выходит на горы — я их обожаю, — сквозь стиснутые зубы прошипела Винни.

— Как славно. Вот что мне нравится в тебе, Винни, — тебе так легко угодить. Увидимся за столом.

Винни прошла в ванную и встала под душ. Неделя, маячившая впереди, казалась ей бесконечной, и в этом некого было винить, кроме самой себя.

Молодой швед куда-то ушел с энергичной женщиной по имени Фреда. Генри, английский доктор, и его жена попросили жареную макрель. Остальные гости изучали карту, которую дала им миссис Старр, и с жаром обсуждали, куда лучше отправиться. Среди них был один американец по имени Джон — он никак не мог привыкнуть к новому времени и выглядел очень усталым.

Погода выдалась на загляденье: никакой необходимости в зонтах и резиновых сапогах. Ланчи на вынос были уже готовы и обернуты в вощеную бумагу. Также гостям предлагалось захватить с собой список пабов.

К десяти часам гости разошлись из Стоун-хауса и появилась племянница миссис Старр Орла — ей предстояло делать уборку в спальнях. Все выглядело так, будто отель работает уже много лет, а не открылся в первый раз.

Винни и Лилиан решили прогуляться по берегу. Четыре мили великолепных видов, а потом они окажутся в Вест-Харбор. Там можно поесть в баре Брэди, а после ланча сесть на автобус, который каждый час отправляется в Стоунбридж.

Винни с любовью оглянулась на Стоун-хаус.

Как здорово было бы вернуться назад, посидеть за столом с миссис Старр, выпить еще чаю, поесть свежеиспеченного домашнего хлеба, поговорить о чем-нибудь. Вместо этого ей предстояло полдня отражать нападки Лилиан Хеннесси. Однако к тому моменту когда они добрались до бара Брэди, на душе у Винни полегчало. Виды и правда оказались потрясающими, а Лилиан — хвала Господу! — была на удивление молчалива.

Однако в баре к ней вернулась ее обычная язвительность.

— Прогулка получилась неплохая, однако слишком уж легкая, — объявила Лилиан.

— Тут очень красиво. Небо такое огромное — глаз не оторвать, — ответила Винни.

— Пожалуй, но завтра надо будет пойти в другом направлении, на юг. Миссис Старр сказала, там есть что посмотреть. Всякие ущелья, заливы. Можем заглянуть в пещеры.

— Похоже, этот маршрут не из легких. Давайте подождем, пока кто-нибудь другой не сходит туда. — Винни решила проявить осторожность.

— О, наши соседи ужасные трусы. Ни за что не решатся на настоящее приключение. А ведь мы ради этого сюда и приехали, Винни! Последнее приключение перед тем, как наступит бальзаковский возраст.

— Вам-то это точно не грозит, — буркнула Винни.

— Мне нет, а вот ты, как я погляжу, от него в опасной близости. Где твой дух авантюризма, Винни? Завтра мы с тобой берем ланч на вынос и идем исследовать южное побережье Стоунбриджа.

Винни улыбнулась, делая вид, что соглашается. Она не собиралась подвергать свою жизнь опасности только потому, что Лилиан вздумалось геройствовать. Утро вечера мудренее. Пока же лучше сохранять спокойствие и стараться не перечить старой ведьме. В конце концов, на кону стоит Тедди.

Прошу, Господи, пусть он окажется этого достоин!

Они вернулись в Стоун-хаус на автобусе вместе с остальными гостями, собиравшимися после экскурсий. В камине горел жаркий огонь. Все пили чай и ели лепешки. Казалось, что они жили такой жизнью всегда.

За ужином Винни сидела напротив Фреды, которая сообщила, что работает младшим библиотекарем. Винни в ответ сказала, что она медсестра.

— У вас есть кто-нибудь постоянный? — спросила Фреда.

— Нет, я работаю от агентства — каждый день в разных больницах.

— Вообще-то, я имела в виду дела сердечные.

Лилиан слушала, навострив уши.

— В нашем возрасте о сердечных делах думать поздновато, — подмигнула она.

— Ну не знаю… — лицо у Фреды было задумчивое. — Мне так не кажется.

— Какая-то она странная, — позднее шепнула Лилиан на ухо Винни.

— А по-моему, очень приятная, — ответила та.

— Как я уже говорила раньше, ты, Винни, до смешного нетребовательна. Удивительно, сколь малым ты готова довольствоваться.

Винни заставила себя улыбнуться.

— Да, такова уж я, — выдавила она. — Как вы справедливо заметили, мне несложно угодить.

Гости обсуждали прогноз погоды на завтра. Миссис Старр сказала, что с юга надвигается шторм, следует быть особенно осторожными. Ущелья и пещеры быстро заполняются водой; даже местные жители порой ошибаются с приливами и отливами. Винни с облегчением вздохнула. Похоже, грандиозным планам Лилиан не суждено осуществиться.

Однако на следующее утро, когда они забрали приготовленный для них ланч и вышли на улицу, Лилиан направилась прямиком по тому маршруту, от которого их особо предостерегли. Винни на мгновение задержалась. Она может отказаться и остаться в отеле. Однако, вполне возможно, Лилиан права. Миссис Старр специально их пугала, чтобы снять с себя всякую ответственность.

Винни справится. Черт побери, ей всего тридцать четыре. Лилиан же по меньшей мере пятьдесят три. Она и так многим пожертвовала, потратила столько времени и душевных сил — невозможно сейчас выйти из борьбы!

Поначалу прогулка и правда была замечательной. Им в лицо дул соленый ветер, а над головой, темные и суровые, возвышались прибрежные скалы. Из-за криков птиц и шума прибоя разговаривать они не могли. Две женщины шагали бок о бок; время от времени они обращали взор на воды Атлантики, думая о том, что ближайшая земля, Америка, находится в трех тысячах миль от них.

Потом они обнаружили вход в пещеру Маджеллы, о которой рассказывала миссис Старр. Там можно было ненадолго спрятаться и передохнуть от пронизывающего ветра. Они присели на большой валун и развернули свой ланч: сандвичи с сыром и термос с супом. У обеих щипало глаза, щеки раскраснелись от ветра и морского воздуха. Они чувствовали прилив бодрости, сил и — аппетита.

— Я рада, что мы все-таки добрались сюда, — сказала Винни, — оно того стоило.

— А ты ведь не хотела идти, — торжествующе заметила Лилиан. — Думала, это чистое безумие.

— Да, мне так казалось, но я была неправа. Иногда неплохо немного пересилить себя.

Винни внезапно ощутила у себя на щеке шлепок морской пены — в глубь пещеры залилась высокая волна. Как ни странно, она не отступила обратно в океан, как обычно; вместо этого за ней последовали новые волны, и вот вода уже плескалась прямо у них под ногами. Женщины быстро вскарабкались повыше. Однако холодные темные воды продолжали прибывать, не давая отступать предыдущим. Молча, они взобрались на следующий уступ. Здесь они будут в безопасности, воде не добраться так высоко.

Но волны все наступали, и в попытке забраться на очередной валун Лилиан нечаянно уронила в воду две холщовые сумки с их провизией, мобильными телефонами и сухими теплыми носками. Они беспомощно смотрели, как океан уносит их пожитки.

— Сколько нужно времени, чтобы наступил отлив? — спросила Лилиан.

— Думаю, около шести часов, — резко ответила Винни.

— К тому времени нас уже найдут, — решила Лилиан.

— Никто не знает, что мы здесь, — сказала девушка.

Разговор оборвался. Остался только шум ветра да рокот волн, наполнивших пещеру.

— Интересно, кто была эта Маджелла? — после долгого молчания поинтересовалась Винни.

— Я что-то слышала про святого Джерарда Маджеллу, — с сомнением в голосе произнесла Лилиан. Впервые за время их знакомства она говорила без своего обычного апломба.

— Может и так, — кивнула Винни. — Остается надеяться, что у него неплохой опыт по вызволению заблудших из беды.

— Ты сама пошла за мной. И сказала, что иногда надо пересиливать себя.

— В тот момент я правда так думала.

— Ты умеешь молиться? — спросила Лилиан.

— Не особенно. А вы?

— Молилась когда-то. Но теперь нет.

Больше говорить было не о чем, и они сидели в молчании, прислушиваясь к грохоту волн и завываниям ветра. Оставался один, последний уступ, на который можно было забраться, если вода поднимется еще выше.

Обе замерзли, промокли и были сильно напуганы.

Они ничем не могли друг другу помочь.

Винни думала о том, что, скорее всего, сегодня они умрут. Она вспоминала Тедди — интересно, как миссис Старр сообщит ему эту новость? Он никогда не узнает, что последние часы ее жизни были наполнены холодной ненавистью к его матери и горькими сожалениями о том, что она позволила втянуть себя в эту идиотскую игру, которая явно должна была плохо кончиться. Только кто мог подумать, что настолько плохо?

Она не видела лица Лилиан, но слышала, как та дрожит и стучит зубами. Наверняка она тоже испугана — по собственной вине. И все-таки, раз они оказались тут вдвоем, выкарабкиваться придется вместе.

После долгого молчания Лилиан внезапно заговорила.

— Конечно, теперь это неважно, но почему мы поехали вдвоем? Сюда, в Стоунбридж? Ты ведь возненавидела меня с первого взгляда. Единственная причина, которая приходит мне на ум, это Тедди. Ты его любишь?

Впервые за все время их знакомства она заговорила о любви. В глухой пещере Маджеллы, когда они рисковали утонуть или умереть от переохлаждения. До этого Лилиан обращалась с Винни как со старой девой на пороге климакса, которая по доброте душевной присматривает за Тедди ради них обеих.

— Я люблю Тедди, — громко произнесла Винни. — А он любит вас, поэтому я старалась узнать вас получше и подружиться с вами. Вот и все.

— Но у тебя ничего не вышло, так? — мрачно заметила Лилиан. — Наша поездка — дурацкое стечение обстоятельств. Я хотела ехать отдыхать с тобой не больше, чем ты со мной. Ты сама отыскала это место, Стоун-хаус, и сама увязалась за мной сегодня. И вот где мы в результате оказались.

В пещере снова воцарилось молчание.

— Скажи что-нибудь, спроси меня о чем-то, — взмолилась Лилиан.

— Сколько вам лет, Лилиан?

— Пятьдесят пять.

— Вы выглядите гораздо моложе.

— Спасибо.

— Почему вы говорили всем, что мы одного возраста? Вам был двадцать один год, когда я родилась.

— Потому что хотела избавиться от тебя. Хотела, чтобы ты оставила Тедди в покое. Со мной.

Снова тишина.

Внезапно Винни произнесла:

— Что ж, теперь он не достанется ни одной из нас.

— Ты думаешь, нам отсюда не выбраться? — Голос Лилиан прозвучал надтреснуто, от прежней самоуверенности не осталось и следа.

В душе у Винни мелькнул проблеск сочувствия. Она попыталась его подавить, но безуспешно.

— Говорят, в экстремальных ситуациях надо не поддаваться панике и сохранять позитивный настрой, — сказала Винни, усаживаясь поудобнее.

— Позитивный настрой? И как его сохранять в таких условиях?

— Ну, мы могли бы что-нибудь спеть.

— Спеть? Винни, у тебя с головой все в порядке?

— Вы сами спросили.

— Ладно, тогда начинай.

На мгновение Винни задумалась. Любимой песней ее матери был «Керрикфергюс».

Приезжай-ка в Керрикфергюс, Вдалеке от Бэллигранда. Океан переплыла бы До тебя, до Бэллигранда.

Винни остановилась. И тут, к ее величайшему изумлению, Лилиан подхватила:

Только воды тут глубоки, И нет крыльев за спиною. Где же ты, мой милый лоцман, Забери меня с собою.

Обе замолчали, размышляя над словами песни.

— Пожалуй, выбор не самый подходящий, — извинилась Винни.

Впервые она услышала, как Лилиан искренне рассмеялась. Не хихикнула и не фыркнула с уничижительным видом. Ей и правда было смешно.

— Надо было спеть «Холодные быстрые воды», — сквозь смех произнесла она.

— Теперь ваша очередь, — ответила Винни.

Лилиан запела «Как ты сегодня хороша». Оказывается, отец Тедди пел ей эту песню в их последний вечер, накануне своей гибели.

Винни спела «Одиночку». Эта запись попалась ей вскоре после того, как ее отец женился на странноватой, замкнутой женщине, которую интересовало только ее ремесло — ювелирные украшения. Потом Лилиан исполнила «Вечную любовь» и сказала, что после смерти отца Тедди надеялась встретить кого-нибудь еще, но так и не встретила. Она работала с утра до ночи, чтобы добиться для них достойного положения в Россморе. На любовь просто не оставалось времени.

Винни спела «Блюз из Сент-Луиса». Когда-то с этой песней она победила на конкурсе талантов — конкурс проходил в пабе, а призом была баранья нога.

— А что, если мы посадим голос и не сможем в нужный момент позвать на помощь? — забеспокоилась Лилиан. Она спрашивала так, будто действительно хотела знать, что скажет Винни.

— Думаю, нас все равно никто не услышит. Наша главная задача — не терять оптимизма. Как насчет «Битлз»?

Вместе они спели «Хей, Джуд».

Лилиан сказала, что ее мать терпеть не могла «Битлз», потому что они носили длинные волосы. Винни на это ответила, что ее мачеха о них понятия не имела, да и отец разве что слышал название группы. С ними вообще было сложно разговаривать.

— Они знают, что ты здесь? — спросила Лилиан.

— Никто не знает, что мы здесь. В этом-то и проблема, — вздохнула Винни.

— Нет, я имею в виду на западе Ирландии. Они в курсе про Тедди?

— Нет. Они не знакомы практически ни с кем из моих друзей.

— Может, стоит познакомить его с ними? Он говорил, что еще не встречался с твоей семьей.

— Как-нибудь, при случае… — Винни пожала плечами, стараясь показать, что не придает этому большого значения.

— Он же познакомил тебя со мной.

— О да!

Воспоминания об их первом знакомстве заставили Винни содрогнуться — слишком они были живы. Она проклинала себя за попытку одержать верх над его ведьмой-мамашей, померяться с ней силами, подружиться — только чтобы завоевать Тедди. Подумать только, куда это ее завело! Она сидит в пещере, рискуя утонуть или — в лучшем случае — серьезно простудиться.

— Поначалу мне совсем не понравилась эта идея, — призналась Винни после новой паузы.

— Мне тоже, но ты же так хотела поехать на каникулы.

— Только я не приглашала вас с собой. Я просто рассказала про Стоун-хаус и про то, что хочу поехать вместе с Тедди, не более того. Вы сами себя пригласили.

— Меня пригласил Тедди. Ты разве забыла?

— Собственно, это уже не имеет значения, — сказала Винни упавшим голосом.

— Прошу, не сдавайся! Я боюсь! Мне больше нравилось, когда ты крепилась. Может, вспомнишь еще какие-нибудь песни?

— Нет, — безразличным тоном произнесла Винни.

— Но ты же наверняка знаешь еще.

— Как насчет «На реках Вавилонских»?

Оказалось, что Лилиан как-то раз была на венчании в церкви Святого Августина в Россморе и жених с невестой выбрали эту песню в качестве одного из свадебных гимнов. Священник-поляк решил, что это старинная ирландская традиция, и начал подпевать им.

Винни сказала, что однажды ей досталась смена в госпитале на Рождество; весь персонал выстроился в цепочку, и они двинулись по отделению, отплясывая конгу, чтобы развеселить больных. Даже угрюмая старшая сестра говорила потом, что получилось очень здорово.

Лилиан вспомнила еще одну свою любимую песню, «Отель разбитых сердец». Винни ответила, что ей нравится «Подозрение» Элвиса, но она помнит только одну строчку — там поется про какую-то ловушку. Они выкрикивали эту строчку раз за разом, пока ее слова не потеряли для них всякий смысл.

Во время исполнения «Прогулки по порту» Отиса Реддинга обе заметили, что уровень воды понизился. Они едва осмелились заговорить об этом вслух, боясь, что вот-вот накатит новая волна. Однако вскоре стало ясно, что начинается отлив. В горле у них саднило от песен и соленых брызг. Повинуясь внезапному порыву, они сцепили руки. Замерзшие, промокшие и дрожащие, они стояли так несколько секунд. Слова были ни к чему — они бы только разрушили хрупкую надежду и неустойчивый мир, которого им с таким трудом удалось достичь.

Оставалось только ждать.

Когда стало ясно, что две гостьи пропали, миссис Старр вызвала Риггера. Он организовал поисковую партию, в состав которой вошли оба зятя Чикки.

— Я говорила им не ходить на южные утесы, так что они, скорее всего, именно туда и отправились, — срывающимся от волнения голосом сказала Чикки.

Риггер спросил, не рассказывала ли она гостям о каком-нибудь конкретном месте. Чикки сразу все поняла. Она помнила, как изменилось лицо Лилиан Хеннесси, когда та услышала прогноз. От ее внимания не ускользнуло, что этим утром, уходя из дома, Лилиан ни словом не обмолвилась о том, куда хочет отправиться.

Мужчины решили первым делом осмотреть пещеру Маджеллы; они позвонят, как только будут новости.

Однако еще раньше позвонил Тедди Хеннесси: он представился сыном Лилиан, из Англии. Тони извинился за беспокойство — дело в том, что он не может дозвониться по мобильному телефону ни до матери, ни до Винни. Наверное, они выключили аппараты.

Чикки Старр была профессионалом своего дела. Веских оснований для тревоги нет — значит, не стоит попусту его беспокоить. На всякий случай она записала номер Тедди.

— Они пошли прогуляться по берегу и скоро вернутся, мистер Хеннесси.

— Им у вас нравится? — Похоже, ему очень хотелось услышать утвердительный ответ.

— О да. Жаль, что их пока нет, они сказали бы об этом лично. Уверена, обе будут расстроены, что пропустили звонок.

— Прошлым вечером Винни прислала мне сообщение. Написала, что отель просто восхитительный.

— Я рада, что им понравилось. — Миссис Старр ощутила в горле комок. — Как славно, когда старые друзья встречаются снова…

(Боже, пусть только мне не придется через несколько часов сообщать ему страшную новость!)

— Лилиан, как вы уже знаете, моя мать. Они поехали отдохнуть вместе, чтобы получше узнать друг друга. Я ужасно рад, что все идет гладко.

Голос его был полон надежд и энтузиазма. Как могла она сказать, что его нетерпимая, категоричная мамаша не ладит с Винни, которая, как оказалось, приходится тому невестой. Ни одна из женщин об этом не упомянула. Что будет, если с ними случится самое худшее?

Она застыла у телефона, прижав руку к груди. Из ступора ее вывела Орла, подергав за рукав: племянница спрашивала, подавать ли ужин или еще подождать. Чикки взяла себя в руки и пригласила гостей к столу. Все беспокоились за Лилиан и Винни, поэтому атмосфера за ужином была напряженной.

— Я уверена, что с ними все в порядке, — внезапно произнесла Фреда. — Все хорошо. Не беспокойтесь. Они скоро придут — замерзшие и голодные, но в полном здравии. — Она говорила очень убедительно, однако события текли словно в замедленной съемке, пока не зазвонил телефон.

Обе гостьи в безопасности. Поисковая партия отвезет их к доктору Дэю, хотя, похоже, они просто замерзли и сильно испугались. Не выдавая своего облегчения, Чикки Старр сообщила остальным, что Винни и Лилиан застиг врасплох прилив, им потребуется горячая ванна, и они вряд ли поспеют к ужину.

Когда Винни и Лилиан, бледные, завернувшись в одеяло, вошли в дом, их приветствовали радостными возгласами.

Лилиан держалась так, будто ничего особенного не произошло.

— Итак, вы все видели меня без косметики — мне этого не пережить! — смеялась она.

— Значит, вас застал прилив? — Фреде хотелось знать все подробности.

— Да, но мы знали, что он скоро кончится, — сказала Винни. Она дрожала, но не собиралась делать трагедию из их приключения.

— Вы сильно испугались? — беспокоились доктор из Англии и его жена.

— Вообще-то нет. Винни была великолепна. Она все время пела, чтобы поднять нам настроение. Кстати, у нее прекрасно получается «Блюз из Сент-Луиса» — надо будет как-нибудь вечерком попросить ее исполнить его на бис.

— Только если вы споете «Отель разбитых сердец», — сказала Винни.

Тут в разговор вмешалась миссис Старр.

— Лилиан, звонил ваш сын. Из Лондона. Я сказала, вы перезвоните ему, когда вернетесь.

— Сначала я приняла бы ванну, — ответила Лилиан.

— А вы сообщили ему… — начала Винни.

— Я только сказала, что вы немного задерживаетесь, ничего больше.

Обе с признательностью посмотрели на нее.

Лицо Лилиан стало задумчивым.

— Винни, а почему бы тебе ему не позвонить? Он же твой жених. И поговорить он хотел, скорее всего, именно с тобой. Скажи, я позвоню в другой раз.

Она решительно направилась в свою комнату.

Только Чикки Старр и Фреда О’Донован поняли истинное значение этих слов. Обе чувствовали, что благодаря долгим часам, проведенным в пещере на берегу Атлантики в ожидании отлива, в отношениях между Винни и Лилиан произошел перелом. Конечно, впереди была еще долгая дорога, однако, как и погода, эти отношения с утра претерпели весьма благоприятные перемены.

Джон

Джону приходилось напоминать себе, что это обращаются к нему, когда он слышал собственное имя. Много лет никто не называл его так, хотя на самом деле именно под этим именем его давным-давно записали в сиротском приюте.

Весь мир знал его как Корри.

В детской книге, которую монахини читали детям по вечерам, был такой персонаж, Корри — очаровательный малыш, которого все обожали. Джон захотел, чтобы и его звали так — монахинь это очень позабавило.

В приюте был садовник — старик родом из деревни Салинас. Он частенько говорил воспитанникам, что это лучшее место на земле, и когда он накопит достаточно денег, то вернется туда и купит себе домик.

Корри раз за разом повторял название деревни: Салинас. Оно ему очень нравилось.

Своей фамилии у него не было. Он решил, что его фамилия будет Салинас.

Он стал Корри Салинасом и в шестнадцать лет устроился на свою первую работу — в сандвич-бар.

У бара был контракт на поставку ланчей для съемочных групп, и Корри довольно быстро обратил на себя внимание. Дело было не только в темных глазах над орлиным носом, вьющихся волосах и умных глазах, в которых плескался потаенный юмор, — он с первого раза запоминал, кто предпочитает арахисовое масло, а кто — обезжиренный сыр. Он всегда был к услугам клиента; даже самые избалованные и капризные звезды, которые постоянно меняли свои заказы и говорили, что им доставили не тот сандвич, были покорены.

— И откуда у тебя столько терпения! — удивлялась Моника, работавшая вместе с ним.

— Тут полно сандвич-баров. Мы хотим, чтобы клиенты выбирали нас, поэтому поначалу надо приложить чуть больше усилий, — жизнерадостно отвечал Корри.

Он не боялся тяжелой работы. Корри жил в комнатке над прачечной и по утрам мыл там полы вместо арендной платы.

Ему не приходилось тратиться на еду, поскольку в сандвич-баре всегда было чем перекусить. Корри откладывал каждую копейку; все деньги шли на уроки актерского мастерства. Невозможно жить в Лос-Анджелесе и не мечтать попасть в кино.

Потом у них с Моникой завязался роман.

Благодаря привлекательной внешности Корри легко мог стать статистом. Однако он даже не рассматривал такую возможность. Это означало болтаться целыми днями на съемочной площадке и зарабатывать в разы меньше, чем торгуя сандвичами. Нет, ему нужна роль со словами и, пожалуй, собственный агент.

Вот о чем он мечтал.

У Моники была совсем другая мечта: чтобы они переехали в отдельную квартиру и открыли собственный ресторанчик. Какой смысл горбатиться с утра до ночи, чтобы сделать хозяина еще богаче?

Однако Корри стоял на своем. Он хочет быть актером. Ему не нужен ресторан.

Монику это сильно расстраивало. Она повидала в жизни немало людей, растративших молодость в погоне за голливудской мечтой. Ее отец был одним из таких. Однако Корри стал любовью всей ее жизни — красивый юноша с чувственным лицом, уверенный в том, что его ждет успех в кино. Она не собиралась давить на него, рискуя потерять Корри навсегда.

И тут Моника забеременела. Она не знала, как сообщить об этом Корри; больше всего она боялась, что он сразу же ее бросит. В их паре за предохранение отвечала она. Моника забыла вовремя выпить таблетку — совсем непредумышленно. День за днем она гадала, как сообщить ему эту новость, чтобы Корри не рассердился. В конце концов он обо всем догадался сам.

— Почему ты не сказала мне раньше? — Корри был на седьмом небе от счастья.

— Я не хотела лишать тебя мечты.

— Теперь у меня две мечты: семья и карьера в кино, — ответил он.

Они поженились три недели спустя, и Моника переехала в комнату над прачечной. Оба подыскали себе дополнительную работу, чтобы немного подкопить. Уроки актерского мастерства стоили недешево; знакомые говорили им, что на ребенка потребуется куча денег.

Когда на свет появилась Мария-Роза, у Корри Салинаса был собственный агент и его отобрали на роль одного из трех поющих официантов в высокобюджетной музыкальной комедии. По словам агента роль была небольшая, но перспективная. Звездой фильма была стареющая актриса, прославившаяся своим капризным нравом. Если он произведет положительное впечатление, съемки могут оказаться первой ступенью блестящей карьерной лестницы.

Корри сделал все, чтобы понравиться. Он был внимательным и бесконечно терпеливым все долгие-долгие часы съемок. Он обращался с первым ассистентом режиссера так, словно перед ним сам господь бог. Для стареющей звезды Корри готовил свежевыжатые соки по собственным рецептам. Она говорила всем, что он — милашка.

Два других поющих официанта порой не могли сдержать раздражения, Корри же всегда оставался приветливым и улыбчивым. Усилия окупились: к концу съемок у него уже было предложение сняться в новой ленте.

Мария-Роза была самым очаровательным ребенком в мире.

Родные Моники охотно помогали им; они надеялись, что ее муж вскоре бросит свою затею с кино и найдет себе хорошую работу с достойной оплатой. У Корри не было родных, но он частенько клал малышку в коляску и отправлялся с ней в приют, где когда-то вырос, — там ему всегда были рады. Он неоднократно пытался расспросить монахинь о своих родителях, однако получал один и тот же ответ: о них ничего не известно, его нашли у дверей приюта в возрасте трех недель вместе с запиской на итальянском, где монахинь просили присмотреть за ним и дать ему хорошую жизнь.

«Вы и правда дали мне хорошую жизнь», — неизменно отвечал Корри.

Монахини очень его любили. Многие их воспитанники покидали приют с ожесточившимся сердцем, сожалея о том, что выросли без семьи. Времена сейчас другие: дети свободно могут посещать кино и театр. Они обещали Корри, что будут ходить на все его фильмы и даже организуют его фан-клуб.

Моника заметила, что ей становится все труднее поднимать коляску с ребенком на второй этаж над прачечной, но Корри отвечал, что пока им нельзя переезжать. Актерская карьера переменчива. У их дочки обязательно будет красивый дом — только чуть позже.

Сценарий второго фильма, в котором Корри играл трудного подростка, а капризная актриса — его мачеху, писался специально для стареющей звезды. Критики были единодушны: ее время прошло. Но молодой актер! Это настоящее открытие! Предложения валом посыпались на Корри.

Он купил дом, о котором так мечтала Моника. Однако к тому времени как Марии-Розе исполнилось три, их отношения стали трещать по швам. Он все больше времени проводил в холостяцкой квартире, которую снимала ему студия. Ему было необходимо присутствовать на приемах, в ночных клубах и на благотворительных вечерах.

В желтой прессе его имя все чаще связывали с Хайди, молодой актрисой, с которой они вместе снялись в нескольких фильмах. Моника тоже об этом прочла; в следующие выходные, когда Корри приехал домой на целых два дня, она напрямую спросила его, есть ли правда в том, что написано в колонках сплетен.

Корри попытался объяснить ей, что информация такого рода необходима для поддержания его популярности.

— Но это правда или нет? — настаивала она.

— Ну, я с ней спал, но это не имеет никакого значения. Для меня существуешь только ты и Мария-Роза, — ответил он.

Развод был быстрым; ему разрешалось видеться с Марией-Розой по субботам и брать ее на десятидневные каникулы каждый год.

Корри Салинас не женился на Хайди, как предсказывали желтые газеты. Хайди негодовала: она направо и налево раздавала интервью, в которых выставляла себя жертвой коварного соблазнителя.

Моника хранила молчание. Ее никогда не было дома в те моменты, когда Корри заезжал за Марией-Розой; отец или мать Моники передавали ему ребенка, ограничиваясь кратким приветствием, и вид у них был разочарованный.

Иногда Корри чувствовал себя очень одиноким и просил Монику вернуться к нему. Ответ всегда был одинаковый: «Я не держу на тебя зла, но, пожалуйста, в дальнейшем обращайся ко мне только через моего адвоката».

Его карьера продолжала набирать обороты, годы шли своим чередом.

В двадцать восемь он женился на Сильвии. Эта свадьба была совсем не такой, как первая. Сильвия, единственный ребенок в богатейшей семье, сделавшей состояние на гостиничном бизнесе, привыкла ни в чем не знать отказа; когда ей захотелось получить роскошную свадьбу в качестве подарка на свой двадцать первый день рождения, она ее получила.

Корри был поражен, что такая ослепительная девушка выбрала его. Он был согласен на все требования, выдвинутые ее семьей. Его единственная просьба, чтобы Мария-Роза в числе других девочек пошла перед ними к алтарю, рассыпая цветочные лепестки, была решительно отвергнута. Настолько решительно, что больше он об этом не упоминал.

Адвокаты Сильвии и Корри составили брачный контракт. О грядущей свадьбе постоянно упоминалось в прессе; газеты и журналы боролись за права на эксклюзивный репортаж.

День свадьбы прошел как в тумане. Пару раз Корри с легкой грустинкой вспоминалась его первая тихая свадьба: им с Моникой по восемнадцать, они полны надежд, — но потом он выкинул ее из головы. Это было давно, не сейчас.

«Сейчас» продлилось недолго. Корри по-прежнему проводил все свое время на студии, примерках, в рекламных турах, на зарубежных кинофестивалях. Сильвия начала скучать. Она много играла в теннис и занималась благотворительностью.

На тридцатилетие Корри Сильвия запланировала грандиозную вечеринку. В тот момент как раз выходил на экраны его последний фильм, где он играл врача, перед которым стоял сложный моральный выбор. Реклама фильма была повсюду: задумчивое лицо Корри, решающего, как ему поступить. Женщины мечтали встретиться с ним, прогнать печаль из этих прекрасных глаз.

Корри просмотрел список приглашенных. Голливудские звезды, магнаты отельного бизнеса… Его дочери в списке не было.

На этот раз Корри был настроен решительно.

— Ей двенадцать лет. Она прочтет о празднике в газетах. Она должна присутствовать.

— Это моя вечеринка, и я не хочу, чтобы она была здесь. Она часть твоего прошлого, а не настоящего, и уж конечно, не будущего. К тому же, по-моему, нам пора завести собственного ребенка.

Сильвия не собиралась отступать. Со своей падчерицей Марией-Розой она виделась не больше пяти-шести раз; Сильвия утверждала, что не знает, как вести себя с девочками-подростками: они ужасно глупенькие и постоянно хихикают по пустякам.

Она говорила таким уничижительным тоном, что Корри стало ясно: Сильвия будет всегда настаивать на том, чего хочет она. Ее губы, некогда напомнившие ему бутон розы, теперь сжались в неодобрительную гримасу.

Он сделал еще одну попытку: почему бы не пригласить на праздник монахинь из приюта, вырастивших его?

— Но, Корри, дорогой, они будут тут совсем не к месту. Уверена, ты понимаешь.

— В моей жизни для них всегда найдется место. Они вырастили меня, сделали тем, кто я есть.

— Ну, пошли им деньги или организуй сбор средств — это будет гораздо полезней, чем смущать их приглашением на вечеринку, где они будут чувствовать себя белыми воронами.

Корри и так регулярно посылал приюту деньги. Он входил и в состав комитета по сбору средств, но дело было не в том. Монахиням, которых он называл ангелами в белых одеждах, наверняка понравилось бы на изысканном парадном вечере. Как могут эти женщины, заботившиеся о нем с тех самых пор, как его подбросили к ним на порог, где-то прийтись не к месту?

Корри почувствовал, как у него на лбу начала пульсировать жилка; голова слегка кружилась. Собственный голос доносился как будто издалека. Слова звучали словно чужие.

— Мне не нужна вечеринка, на которую нельзя пригласить мою дочь и людей, которые воспитывали меня, кормили и одевали.

— Ты слишком устал, дорогой. У тебя столько работы, — сказала Сильвия.

— Я и правда много работаю, но это тут ни при чем. Я говорю серьезно. Как никогда в жизни.

Сильвия сказала, что лучше пока оставить эту тему.

— Мы оставим ее, только если ты пошлешь им приглашения.

— Не смей меня шантажировать! Ты не заставишь меня делать то, чего я не хочу.

— Отлично, — ответил Корри, и их браку наступил конец.

Развод был практически безболезненным. Адвокаты Корри и Сильвии все уладили между собой. Соглашения были достигнуты. Однако вскоре Сильвия обнаружила, что ее светская жизнь без Корри Салинаса быстро пошла на спад. Она стала раздавать интервью, в которых рассказывала об их якобы бурной и скандальной семейной жизни.

Корри читал газеты и не верил собственным глазам. Все было совсем не так.

Он попытался объяснить своей дочери, Марии-Розе, что жизнь с Сильвией напоминала череду постановочных сцен, проходивших словно в аквариуме, — чтобы все могли наблюдать за ними, восхищаться и завидовать. Между ними ни разу не было скандалов и ссор, о которых рассказывала Сильвия. Корри ей всегда уступал. Правда заключалась в том, что они с Сильвией практически не знали друг друга.

— Почему ты женился на ней, папа? — спросила Мария-Роза.

— Думаю, из тщеславия, — просто ответил он.

Мария-Роза была мудра не по годам, к тому же то же самое она слышала от матери, поэтому дочь поверила ему.

В следующие двадцать лет слава Корри Салинаса достигла грандиозных масштабов. Его знали не только в США, но и за рубежом. Фильмам, в которых он снимался, был гарантирован успех. Его видели в компании самых роскошных женщин на светских приемах, кинопоказах, бродвейских премьерах, открытиях выставок, на дорогих яхтах в Средиземноморье. Желтая пресса связывала его имя с многочисленными кинозвездами, наследницами крупных состояний и даже с одной принцессой, однако свадьбы так и не последовало.

Мария-Роза выросла такой же темноглазой и мечтательной, как Корри, и одновременно практичной и уравновешенной, как Моника. Она унаследовала от родителей их трудолюбие, стала учительницей и много лет работала волонтером в самых бедных странах. Образ жизни ее отца, звезды мировой величины, ее ничуть не привлекал. С самого детства она считала славу врагом семейного счастья.

В юности ей приходилось скрываться от папарацци и держать язык за зубами, чтобы у прессы не было возможности в искаженном виде преподнести публике ее слова. Для дочери Корри Салинаса были открыты любые двери, но она не стремилась в них войти.

Тем не менее Мария-Роза никогда не питала враждебности к отцу и не упрекала его. Оказавшись в Лос-Анджелесе, она обязательно звонила ему, приглашая в пиццерию или мексиканский ресторанчик, где они могли спокойно посидеть в дальнем углу, на время избавившись от постоянного преследования, к которому Корри уже привык.

От дочери он узнал, что Моника вышла замуж во второй раз — за симпатичного мужчину по имени Харви, владельца цветочного магазина. Мария-Роза говорила, что ее мать еще никогда не была так счастлива; Монику расстраивало только отсутствие перспективы стать тещей и бабушкой. Но, вздыхала дочь, она пока не встретила того самого мужчину, к тому же она неоднократно становилась свидетелем того, как распадались даже самые счастливые браки.

Корри частенько приходилось слышать разговоры о том, как несправедлива жизнь: почему мужчины с годами выглядят только лучше? Он по-прежнему играл романтических героев, в то время как его ровесницам приходилось бороться даже за характерные роли. Однако Корри понимал, что так будет не вечно.

На пороге шестидесятилетия он четко осознал, что должен сыграть свою коронную, незабываемую роль. Мощную и серьезную. Роль, которую всегда будут ассоциировать с ним. Но таких предложений почему-то не поступало.

Его агент Тревор по кличке Неутомимый пытался уговорить его сняться в телесериале, но Корри об этом и слышать не желал. В самом начале своей кинокарьеры он усвоил распространенное убеждение: на телевидении снимаются актеры, которые выпали из обоймы. Ему нужно только кино — и точка!

Тревор в ответ тяжело вздыхал.

Корри отстал от времени, говорил он. Наступает золотой век телевидения. Лучшие сценаристы давно перекочевали туда. Ему предлагают роль президента Соединенных Штатов — мощней и серьезней некуда! Корри рубит сук, на котором сидит. Главное правило успеха — способность адаптироваться, повторял Тревор. Но Корри ничего не хотел слышать.

О смене агента речь не шла. Слишком поздно. Тревор и так рыл носом землю, чтобы добыть идеальную роль для своего самого успешного клиента. К тому же Корри помнил старую пословицу о том, что менять агента — все равно что переезжать из каюты в каюту на Титанике.

Корри всегда был добродушным и уступчивым. Но тут проявил редкостное упрямство: ему лучше знать, в какой роли сниматься, и плевал он на агентов, студии и индустрию вообще.

Когда-то он не послушался монахинь, уговаривавших его стать священником, потом отказал владельцу сандвич-бара, который предлагал ему постоянную работу. Он не обращал внимания на тех, кто говорил, что уроки актерского мастерства слишком дороги, а у него мало денег. Он всегда принимал собственные решения.

Скоро ему исполнится шестьдесят. Тревор хотел, чтобы юбилей Корри совпал с выходом какого-нибудь громкого фильма с его участием, однако из предложений у него были только телесериалы.

— Это же просто жемчужина, а не роль, — умолял он Корри. — Ты будешь играть итальянца, который считает, что смертельно болен, и возвращается в Италию, чтобы заново обрести свои корни перед смертью. Там он знакомится с женщиной… Ты не поверишь, какие актрисы претендуют на эту роль! Они в очередь становятся, узнав, что ты будешь сниматься.

— Никаких сериалов, — отрезал Корри.

— Сейчас все по-другому, поверь. Ты давно был на церемониях вручения призов? Их теперь отдают телезвездам!

— Тревор, нет!

Их споры продолжались несколько недель.

Корри рассказал обо всем Марии-Розе.

— А почему бы тебе не попробовать, папа? Мои друзья давно не ходят в кинотеатры. Они смотрят телек или скачивают сериалы в компьютер. Все так изменилось. Честное слово.

Мария-Роза оказалась права. Все действительно изменилось.

Из-за кризиса дела у поверенного Тони, распоряжавшегося его финансами, пошли неважно. Инвестиции не приносили дохода, поэтому пришлось делать новые вложения — весьма рискованные. Все вскрылось в тот день, когда поверенный погиб в автокатастрофе.

Он покончил с собой, въехав в бетонную стену; дела остались в таком запутанном состоянии, что не разобраться за несколько лет.

Впервые за долгое время Корри приходилось делать выбор, основываясь на финансовых соображениях. Большая часть его собственности могла уйти с молотка.

Тревор был по-прежнему неутомим; он старался изо всех сил, чтобы слухи о финансовых затруднениях Корри Салинаса не просочились в прессу. В который раз агент заговорил о телесериале. Теперь Корри был вынужден к нему прислушаться.

Инвесторы собираются встретиться во Франкфурте. Они хотят, чтобы Корри присутствовал там, — это будет означать, что он согласен на съемки. Это поможет им исправить положение. Гонорар огромный, Корри сможет выкупить свою собственность назад.

— Я только хочу оставить достаточно средств для дочери, — мрачно ответил Корри, готовясь паковать чемодан и лететь в Германию.

Корри всегда сажали в самолет последним, втайне от других пассажиров, за несколько минут до взлета. Он старался проскользнуть на сиденье в первом классе, не привлекая к себе внимания. Так было и на этот раз; если кто-то в салоне его и узнал, то не подал виду. Корри захватил с собой распечатку сценария нового сериала; сейчас он с неохотой начал его листать. Сердце его совсем не лежало к этому проекту, хотя Тревор Неутомимый и утверждал, что сериал принесет ему гору денег и еще большую славу, чем сейчас. После прилета во Франкфурт он примет душ, переоденется, передохнет в отеле и только потом будет решать. Корри слишком устал; просидев несколько минут в мягком удобном кресле, он незаметно для себя задремал.

Проснувшись, Корри понял, что самолет все еще не взлетел. Стюард предлагал пассажирам апельсиновый сок. Произошла задержка — кое-какие неполадки, но теперь все в порядке, и они скоро вылетают.

Корри посмотрел на часы; в это время из динамиков раздалось объявление. Самолет никуда не летит. Рейс отменен. Пассажиров отправят завтра этим же рейсом. Те, кому надо лететь срочно, могут воспользоваться другими перевозчиками, но полет будет с пересадкой. Лететь на следующий день Корри было поздно, он пропустил бы встречу. Об отдыхе в отеле речь больше не шла. Боже, Тревор ни за что ему не поверит! И никогда не простит.

В аэропорту пассажиры метались в отчаянии, пытаясь пересесть на другие рейсы; в конце концов оказалось, что только вылетев в Ирландию, в аэропорт Шэннон, Корри еще может успеть во Франкфурт вовремя. У него оставалась пара минут, чтобы позвонить Тревору, который должен был встретить Корри в аэропорту. Тревор обещал пригласить журналистов, чтобы они сняли, как он выходит из самолета. Корри сообщит о задержке рейса, даст несколько интервью и поедет прямиком на встречу. Что бы ни случилось, он должен появиться. Все рассчитывают на него.

Что ж, если все и правда рассчитывают на него, он постарается. К сожалению, придется опоздать, но Корри приложит все усилия. Волноваться не имело смысла — самолет все равно не полетел бы быстрее, поэтому Корри сладко проспал все время, пока они летели на восток, до самой Ирландии.

Он рассматривал зеленые заплатки полей далеко внизу. В стороне был виден океан. Мария-Роза как-то раз ездила в Ирландию со студенческой группой. Она рассказывала, что ей очень понравилось. У всех, с кем они встречались, была какая-нибудь интересная история. Он подумал, что неплохо было бы съездить в отпуск вдвоем с дочерью. Ей недавно исполнилось сорок лет; Мария-Роза превратилась в красивую женщину, увлеченную своей работой: она одинаково уверенно чувствовала себя как в цветочной лавке с матерью и Харви, так и на коктейлях с отцом в самых изысканных отелях Голливуда.

Она никогда не рассказывала о своих романах; на любые вопросы Корри дочь только смеялась, и постепенно он перестал их задавать. Может, ей даже понравится отдыхать вместе с ним. Как только он вернется домой, обязательно ей позвонит и предложит.

Корри еще раз взглянул на часы. Стыковка получалась очень короткой. Ему придется бежать, чтобы успеть на рейс в Германию.

Однако бежать не пришлось. Корри стоял на поле и смотрел, как самолет во Франкфурт улетает без него.

Тревор будет встречать его в аэропорту в сопровождении журналистов; наверняка они уже сейчас дожидаются самолета, в котором его нет. Он набрал номер мобильного Тревора и отставил трубку от уха, пока агент выплескивал на него свое возмущение и жарко протестовал. В конце концов запал его иссяк и агент заговорил спокойнее.

— И что ты теперь собираешься делать? — спросил он.

Корри ответил:

— Я устал. Смертельно.

— Ты устал? — Голос Тревора снова опасно поднялся. — Тебе не от чего было устать. Это мы все выбиваемся из сил, пытаясь найти объяснения тому, что невозможно объяснить!

— Это все авиакомпания… — попытался оправдаться Корри.

— Только не надо все сваливать на авиакомпанию! Если бы ты хотел приехать, то был бы уже здесь.

— А встречу нельзя перенести на вечер? Или на завтра?

— Конечно нет! За кого ты принимаешь этих людей? Они же специально прилетели! Им почему-то удалось сесть в самолеты, которые не застряли на взлетной полосе! — бушевал Тревор.

— Тогда я останусь здесь на недельку. Раз на встречу мне все равно не попасть, то ну ее к черту. Хочу немного передохнуть.

— Нет-нет, старина, сейчас не время… Я же все устроил!

— И я пытался успеть, но самолеты подвели. Пока, Тревор, поговорим через неделю.

— И куда ты собрался? Что ты будешь делать? Ты же не можешь бросить меня вот так!

— Я уже взрослый. Даже старый, о чем ты мне регулярно напоминаешь. Я могу позволить себе неделю отдыха — даже месяц, если захочу. Увидимся в Лос-Анджелесе.

Корри захлопнул мобильный телефон и переключил его в режим приема сообщений.

Потом он пошел и купил себе кофе. Свобода такого рода была ему в новинку. Корри избежал встречи, которой так боялся. Он мог делать что угодно, не спрашивая никаких помощников, менеджеров или агентов. Он принадлежал сам себе.

Авиакомпания оказала ему большую услугу.

Но куда же ему отправиться? Наверное, стоит купить путеводитель или обратиться в туристическое агентство. На столиках рядом были разложены брошюры с разными предложениями: в числе прочего там рекламировался банкет в средневековом замке, тур на живописный утес Моэр, якобы претендующий на звание восьмого чуда света, отель с большим полем для гольфа. Все это его не интересовало.

Однако тут Корри на глаза попался небольшой буклет, «Неделя зимы»: проживание в теплом гостеприимном доме, песчаное побережье, скалы, дикие птицы… Он набрал номер, чтобы справиться, остались ли свободные комнаты.

Приятный женский голос сообщил, что комната для него есть; он может арендовать машину и ехать на север. Добравшись до Стоунбриджа, он должен будет позвонить еще раз, уточнить дорогу.

— Насчет оплаты… — попытался спросить Корри; он не хотел выдавать свое имя и в глубине души надеялся остаться неузнанным — какое это было бы счастье!

— Мы поговорим, когда вы приедете, — ответила миссис Старр. — Ваше имя?..

— Джон, — без запинки выпалил Корри.

— Отлично, Джон, не спешите и будьте осторожнее с ирландскими водителями — они частенько пренебрегают сигналом поворота. Помните об этом и доберетесь без помех.

Корри почувствовал, что плечи его немного расслабились. Теперь он — обыкновенный турист, у него обыкновенные каникулы. Не будет ни пресс-конференции, ни толпы папарацци, следующих за ним по пятам.

Утро выдалось ясное и холодное. Корри Салинас погрузил чемодан в багажник арендованной машины и двинулся на север.

Главное теперь не забыть, что его зовут Джон.

Другие гости, похоже, уже приехали. Дом выглядел в точности как на фото в буклете. Джон поднял воротник, чтобы хоть частично закрыть лицо.

Он привык, что люди, увидев его, начинали присматриваться внимательней, а потом восклицали: «Надо же, вы Корри Салинас!», — но в Стоун-хаусе его никто не узнал. Возможно, Тревор Неутомимый был прав, когда говорил, что слава Корри Салинаса вот-вот канет в небытие.

На вежливые расспросы Корри ответил, что он бизнесмен из Лос-Анджелеса, решивший недельку передохнуть. Вскоре ему стало ясно, что закрывать лицо воротником не имеет смысла. Если эти люди его и узнали, они не собирались ничего говорить. А еще верней, они и понятия не имели, кто он такой.

Еда была восхитительная, беседа приятная, но он чувствовал себя немного странно. Корри привык играть роли, участвовать в представлениях. Здесь этого не требовалось, что само по себе было большим облегчением, однако в то же время он слегка растерялся. Кого ему надо играть?

Корри первым встал из-за стола. Он просит остальных его извинить: все претензии к изобретателю часовых поясов. Гости в ответ посмеялись и любезно пожелали ему сладких снов.

Он и правда спал очень сладко: уснул, как только улегся в теплую уютную кровать, однако, продолжая жить по калифорнийскому времени, проснулся в три ночи, готовый к трудам нового дня.

Он заварил себе чаю и стал смотреть в окно, где разбивались о гранитные утесы могучие волны. Ему хотелось позвонить Марии-Розе. В Америке сейчас вечер, наверное, она уже вернулась с дневных уроков.

Он взял в руки мобильный телефон, но прежде чем набрать номер, секунду помедлил. Будет ли ей интересно слушать про его внезапный отпуск? Она всегда держалась с отцом вежливо, но немного отстраненно, как будто все, что случается с ним, происходит в нереальном, вымышленном мире, состоящем из статей в светской хронике, рейтингов и рекламы. В глазах Марии-Розы все это не имело связи с реальностью.

Он велел себе прекратить все анализировать.

Корри набрал номер.

— Мария-Роза? Это папа.

— Привет, папа. Как ты?

— Неплохо. Застрял в Ирландии — можешь себе представить? Пересаживался на самолет в Германию, но опоздал.

— Ирландия — не самое плохое место.

— Я знаю. Тут хорошо. Правда, я заехал в самую глушь, на побережье Атлантики.

— Наверное, там холодно?

— Да, но в отеле тепло. Я собираюсь пожить тут недельку.

— Хорошая мысль.

Интересно ей говорить с ним? Или скучно? Сложно понять, когда находишься за шесть тысяч миль.

— Я просто подумал, что стоит тебе сообщить.

— Я рада, что ты позвонил.

Оба замолчали. Ему казалось, что дочь пытается завершить их разговор.

— Я тоже рад тебя слышать. — Корри не хотелось вешать трубку. — Слышишь, как шумит океан? Волны просто огромные. И грохот как от гигантского барабана.

— Сколько у тебя сейчас времени? — спросила она.

— Три часа ночи.

— Тогда тебе лучше поспать, — сказала его единственная дочь.

Корри попрощался и дал отбой. Никогда в жизни он не чувствовал себя таким одиноким.

После этого ему удалось ненадолго задремать; к завтраку он спустился заспанный и мрачный. Несколько постояльцев уже сидели за столом; они сочувственно кивнули в ответ на его замечание о привыкании к новому времени. Молодая женщина по имени Винни, медсестра, дала ему несколько здравых практических советов, и он пообещал им последовать, а потом согласился отведать сытный горячий завтрак в качестве альтернативного средства. Миссис Старр поставила перед ним кофейник с кофе и предложила угощаться.

После завтрака он остался сидеть за столом с очередной чашкой кофе, пока Орла убирала посуду, а миссис Старр раздавала гостям карты, бинокли и готовые ланчи. Когда последний из постояльцев ушел, он заметил, как спина ее расслабилась, и понял, что на самом деле хозяйка отеля сильно волнуется.

Она заметила его взгляд и догадалась, что все это время он наблюдал за ней.

— Мы работаем первую неделю, — объяснила она.

— Но вы явно не новичок в этом бизнесе.

— Вы правы, но до этого я была наемным работником. Не хозяйкой. Теперь вся ответственность на мне. Итак, Джон, чем бы вы хотели сегодня заняться? Может, выпьем еще по чашке кофе, и я расскажу вам, что у нас тут можно посмотреть?

Они посидели, беседуя и попивая кофе, словно старые знакомые, а потом Джон, полный сил, вышел на улицу, где ярко сияло солнце, чтобы совершить неспешную прогулку.

Следуя рекомендации Чикки, он выбрал дорогу, идущую прочь от берега. Он шел один, в тишине; иногда ему попадались крупные овцы с черными мордами и витыми рогами. А может, это были козы? В юности у него не было времени наблюдать за природой. Он вообще многое в жизни упустил.

На дороге стоял небольшой паб; из холодного солнечного дня Джон попал в полусумрак обеденного зала. В камине горел торф; с полдюжины посетителей подняли головы от пивных кружек, заинтересовавшись незнакомцем, заглянувшим к ним.

Джон дружелюбно поздоровался. Хоть его и не спрашивали, он счел нужным представиться: приехал из Америки, остановился в Стоун-хаусе. Миссис Старр сказала, что в этот паб стоит заглянуть.

— Очень хорошая женщина Чикки Старр.

Владелец паба, польщенный его замечанием, принялся с удвоенным рвением протирать полотенцем стаканы.

— Она долго жила в Америке, — заметил один старик. — Вы с ней там познакомились?

— Вообще-то нет. Я просто увидел вчера буклет в аэропорту Шэннон, и вот я здесь.

Неужели это было вчера? Ему вдруг показалось, что он оторвался от своей прошлой жизни уже давным-давно.

Толстяк в кепке сверлил Джона любопытным взглядом. У него было круглое красное лицо и прищуренные острые глазки.

— Знаете, а я вас где-то видел. Вы точно не бывали тут раньше?

— Никогда. Я впервые в Ирландии. Вам повезло — удивительная страна.

Это их удовлетворило. Джон ловко отвлек внимание от себя, похвалив край, в котором им посчастливилось родиться.

— Чикки Старр была замужем за янки. Он погиб в автомобильной аварии, бедняга, — сказал краснолицый.

— Упокой Господь его душу, — в унисон откликнулись остальные.

— Какой ужас, — вздохнул Джон.

— Да, она сильно горевала. Но потом взяла себя в руки. Вернулась назад, на родину, и купила старый дом Шиди. Долго все там переделывала. Вы не поверите, сколько труда ей пришлось вложить в эту развалюху.

— Сейчас там очень уютно, — сказал Джон.

— Когда вернетесь домой, вы будете рекомендовать ее отель своим друзьям в Америке?

— Ну конечно. — Правда, он с трудом мог себе представить, чтобы кто-то из его лос-анджелесских знакомых согласился поехать в такую глушь.

Они оставили его в покое, наедине с тарелкой супа и кружкой «Гиннесса». В их компании Джон чувствовал себя на редкость комфортно; до него доносились разговоры о каком-то старом Фрэнке Хэнратти, который выкрасил свой фургон в ярко-розовый цвет, чтобы легче было отыскать его на стоянке. Фрэнк садился за руль в очках с толстенными стеклами, но даже так мало что видел. Правда, он ни разу не попадал в аварии. Пока.

Фрэнк никогда не был женат, но его жизнь была насыщенней, чем у них у всех; он разъезжал по округе, заглядывая то туда, то сюда, и везде ему были рады. Он обожал кино и каждую неделю проделывал на своем ярко-розовом фургоне по тридцать миль, чтобы добраться до большого города и посмотреть новый фильм.

Слушая разговоры местных жителей, Джон представлял себе, какую мирную, размеренную жизнь ведет этот самый Фрэнк Хэнратти, вполне довольствуясь выпавшей ему судьбой. Джон думал было угостить всех выпивкой — именно так поступали его герои в кино. Но жизнь — не кино. Этих мужчин подобный жест наверняка бы задел. Он улыбнулся им своей широкой обаятельной улыбкой и пообещал заглянуть еще раз.

— Куриный суп — просто объеденье, — сказал Джон.

Владелец паба был польщен.

— Еще вчера утром эта курица бегала у меня на заднем дворе, — гордо ответил он.

Пешая прогулка сделала свое дело, и в ту ночь Джон спал как убитый. Он проснулся в шесть и с удовольствием полежал в постели, прислушиваясь к шуму волн и ветра, — со вчерашнего дня ветер определенно усилился. Похоже, ветер переменился и теперь изо всех сил колотил в окно; когда Джон наконец поднялся, то увидел, что океан потемнел и выглядит угрожающе.

За завтраком миссис Старр несколько раз напоминала гостям об осторожности — надвигался шторм. Он подумывал прогуляться по побережью и осмотреть несколько скалистых бухт, но с учетом ее предупреждений решил изменить маршрут. Не зная, куда направиться, он опять задержался за столом с чашкой кофе, пока остальные гости толпились в холле; когда последний из них ушел, Джон улыбнулся Чикки Старр и, подняв бровь, предложил ей присоединиться к нему.

— Я слышал, вы когда-то жили в Нью-Йорке, — начал он.

Джон с нетерпением ждал их утренних бесед. Было что-то удивительно успокаивающее в том, чтобы просто разговаривать с людьми, которые ничего не знали о нем и ничего от него не ждали. На другой день Джон опять засиделся за завтраком. Он смотрел, как Орла убирала тарелки; потом она ушла застилать постели.

— Как хорошо, что родственники могут вам помочь, — сказал он.

— Да. У Орлы были другие планы, однако кое-что изменилось, и она решила поработать у меня. Я очень рада, что она здесь — по крайней мере, пока. — Обычно миссис Старр никуда не торопилась, но сегодня лицо у нее было слегка озабоченным.

— Я вас задерживаю, миссис Старр?

— Извините меня, Джон. Дело в том, что я немного обеспокоена. Сломалась моя машина, и Динни из гаража сможет починить ее не раньше сегодняшнего вечера. Риггер, наш менеджер, уехал к доктору со своими малышами — им надо сделать прививку. А нам с Орлой пора за покупками. Вот я и думаю, как бы так устроить…

— Давайте я вас подвезу, — немедля предложил он.

— О нет, это невозможно. Вы — наш гость.

Орла уже вернулась на кухню и услышала их разговор.

— Ну же, Чикки, соглашайся! Джон не против. Да и проехать-то надо всего пятнадцать минут. Я доеду с ним, а обратно меня подвезет кто-нибудь еще.

На том они и сошлись.

Джон повез Орлу в город. Она была молодая, немного старше двадцати, красивая и общительная.

— Конечно, нельзя было просить вас — вы же гость, но отель работает только первую неделю. У Чикки и без того голова крутом идет. Надеюсь, вы не сердитесь.

— Нет. Я искренне рад помочь. Кстати, я бы с удовольствием пошел вместе с вами. Люблю ходить по магазинам, — сказал Джон.

Ему и правда было приятно наблюдать за тем, как Орла беседует с мясником и молочником, как выбирает овощи на прилавке зеленщика. Вскоре продукты были закуплены и оплачены.

Орла от всей души поблагодарила Джона.

— Огромное вам спасибо! Обратно меня подвезет кто-нибудь из О’Хара, так что вы можете ехать и наслаждаться отдыхом.

— Вообще-то я собирался выпить еще кофе, — признался Джон. — На той стороне улицы есть симпатичное кафе. Может, сложите покупки в машину, и мы зайдем туда минут на десять?

Они запросто беседовали: Орла рассказала, как уже собралась в Нью-Йорк навестить дядю Уолтера и Чикки, но тут произошла авария и бедняга Уолтер погиб.

Она училась в Дублине, а потом вместе с Бриджит, своей лучшей подругой, поселилась в Лондоне и устроилась на работу. Сначала ей там нравилось, но потом подруга вышла замуж, а сама Орла начала тосковать по родным утесам и скалам Стоунбриджа. Чикки предложила ей работу. Вообще, в Стоунбридже есть что-то целительное. Здесь можно отдохнуть душой.

— Думаю, я понимаю, что вы имеете в виду, — отозвался Джон. — Я пробыл у вас совсем немного, но успел ощутить это на себе.

— Наверное, наша жизнь сильно отличается от той, к которой вы привыкли.

— Это правда, — сказал он, не вдаваясь в объяснения о том, к какой жизни привык.

— Думаю, у себя вы вряд ли можете вот так зайти в кафе выпить чашку кофе…

Он бросил на нее острый взгляд.

— Что вы имеете в виду?

— Джон, конечно, мы знаем, что вы — Корри Салинас. Поняли сразу, как только увидели вас — и Чикки, и я.

— Но вы ничего не сказали… — Он был поражен.

— Вы назвались Джоном. Хотели сохранить инкогнито. С какой стати мы должны были что-то говорить?

— А остальные гости? Они тоже знают?

— Да. Молодой человек из Швеции узнал вас в тот же вечер, а англичане Генри и Никола потихоньку спросили у Чикки, почему вы остановились под чужим именем.

— Вообще-то, я говорил вам чистую правду. Я действительно летел на деловую встречу в Германию и действительно решил остановиться у вас совершенно спонтанно.

— Ну конечно. И вы можете называть себя как угодно, Джон, — это ваша жизнь и ваш отпуск.

— Но если все вокруг знают?.. — с сомнением в голосе начал он.

— Видите ли, они вполне понимают ваше желание побыть обыкновенным человеком. К тому же у них достаточно собственных проблем.

— Хорошо, если так. Мне просто хотелось отрешиться от той жизни, хотя бы ненадолго, провести некоторое время без всего этого багажа…

— Наверное, очень утомительно постоянно отвечать на разные вопросы и рассказывать, знакомы ли вы с Томом Крузом или Брэдом Питтом.

— О, никто не считает меня птицей такого высокого полета. Зато многим кажется, что я в точности такой, как мои герои. Мне всегда жаль разочаровывать людей.

— Ну что вы, перестаньте! Все вас находят очаровательным. И я тоже. Вообще, я успела разочароваться в мужчинах, но, глядя на вас, думаю, что не все еще потеряно.

— Вы смеетесь надо мной. Я стар, очень, очень стар, — рассмеялся он.

— Я совсем не смеюсь, можете поверить мне на слово. Вот только я думаю, что вы могли бы получать больше удовольствия от своей славы, от того, что все вокруг любят вас. Если бы я добилась того, чего добились вы, то была бы страшно собой горда и ходила повсюду с самодовольным видом.

— Это всего лишь работа, — сказал он. — В своей обычной жизни мне совсем не хочется притворяться.

Орла серьезно взвесила его слова.

— Но ведь в кругу семьи вы можете быть самим собой? — спросила она.

— У меня нет семьи, только дочь. Вчера ночью я звонил ей в Калифорнию.

— Вы рассказали ей про Стоун-хаус? Может, она приедет сюда со своими детьми?

— У нее нет детей. Она учительница.

— Наверняка она очень вами гордится. Вы заходите к ней в школу побеседовать с учениками?

— Боже, нет. Никогда.

— Думаете, они не хотели бы познакомиться с кинозвездой? — удивленно спросила Орла.

— Нет, Марии-Розе это не понравится, — ответил он.

— Не может быть. Вы спрашивали ее?

— Нет. Не хочу навязываться.

— Ну надо же — вы просто идеальный отец. И почему мои родители не похожи на вас?

Корри снова был готов слушать — это у него всегда прекрасно получалось.

— У вас с ними сложные отношения? — сочувственно поинтересовался он.

— Честно говоря, да. Они по-другому представляли себе мое будущее. Им кажется, что я рано обзавелась собственным домом. Они говорят, что я растрачиваю молодость на мытье посуды в кухне у Чикки, — так они воспринимают мою работу. Им бы хотелось, чтобы я вышла за одного из этих чертовых О’Хара и поселилась в вульгарном особняке с колоннами по фасаду и с тремя санузлами.

— Они вам так сказали?

— В этом нет необходимости, их неодобрение висит в воздухе, словно ядерный гриб.

— Думаю, они желают вам добра, просто не знают, как правильно подобрать слова…

— О, у моей матери слов в избытке, чтобы регулярно сообщать мне, что я понапрасну трачу молодые годы.

— Хм, а если не брать в расчет этих самых О’Хара, неужели нет ни одного мужчины, к которому вы питаете симпатию? — Джон говорил мягко, не допытываясь, — просто интересовался.

— Нет. Как я уже сказала, я в них разочаровалась.

— Какая жалость. Среди нас встречаются вполне достойные экземпляры. — У него была восхитительная улыбка: слегка ироничная, полная скрытого юмора.

— Мне не хочется испытывать судьбу. Уверена, вы меня понимаете.

— Понимаю. Я дважды был женат и крутил романы со множеством женщин. Не могу сказать, что по-настоящему всех их понимал, но разочароваться в женщинах вообще — такого со мной не случалось.

— Ну конечно. У вас всегда был неограниченный выбор.

— Глядя на вас, сложно поверить, что вы испытываете сложности с выбором.

— И тем не менее это так. В лучшем случае мои отношения с мужчинами были компромиссом. В худшем — превращались в кошмар.

— Вы когда-нибудь любили?

— Положа руку на сердце? Нет. А вы?

— Да. Монику, мою первую жену. Мы были очень молоды, жизнь казалась нам прекрасной, у нас родилась Мария-Роза… Это и правда была любовь.

— Значит, вам повезло больше, чем мне.

— То есть вы уже не надеетесь, что сможете полюбить?

— Не совсем так, просто не хочу, чтобы из меня делали дуру или снова склоняли к компромиссам. С меня довольно. Мои отец и мать почти не разговаривают друг с другом. Моя тетка Мэри вышла замуж за столетнего старика только потому, что он сказочно богат, но ее муж не знает даже, какой день на дворе. У Чикки был брак по любви, но потом ее муж погиб в автокатастрофе. Поэтому я к любви не стремлюсь.

— Может, вы просто прячетесь в панцирь и не даете мужчинам шанса получше вас узнать, — предположил он.

— Возможно. Понимаете, я вовсе не синий чулок — ничего подобного. Просто так складывается жизнь.

— Я ничего такого и не думал.

— Моя настоящая проблема — это родители. Они слишком интересуются моей жизнью. Мне все труднее скрывать от них свое раздражение.

— О, родители вечно суют нос в дела детей. Такова их натура, — несчастным голосом откликнулся Джон.

— Но вам с вашей дочерью, похоже, удалось урегулировать этот вопрос.

— Ничего подобного. Я мечтал о совсем другой судьбе для нее. Я хочу, чтобы у нее было все самое лучшее, но понимаю, что не могу ничего изменить. Я и так много всего натворил.

— А какие родители были у вас?

— Никаких. Я понятия не имею, кто мой отец, а мать бросила меня и так и не вернулась.

— О, простите. Мне очень жаль. — Орла протянула руку и накрыла его ладонь своей. — Я такая глупая! Я не знала. Извините меня.

— Ничего страшного. Я просто пытаюсь объяснить, почему придаю такое значение семье, — ответил Джон. — О своей матери я знаю только то, что она говорила на итальянском и шестьдесят лет назад оставила меня, завернутого в одеяльце, на пороге приюта. Я постоянно думал о ней: надеялся, что она жива, и пытался понять, почему она от меня отказалась.

Рука Орлы все еще лежала на его руке. Она стиснула его пальцы в своих в знак солидарности.

— Я уверена, что она тоже думала о вас. Я это знаю. Посмотрите только, каких вершин вы достигли! Она могла бы вами гордиться.

— Правда? Как вы совершенно справедливо заметили, я достиг славы, но она не приносит мне ни радости, ни счастья. Думаю, моя мать предпочла бы для меня жизнь более спокойную. И счастливую.

— Давайте заключим сделку, — предложила Орла. — Я постараюсь быть более снисходительной к мужчинам. Не буду заведомо считать их всех занудами или негодяями. Применю ваш американский прием: воспринимать посторонних так, будто они твои друзья, с которыми ты просто пока что незнаком.

— Прием не только американский… — осторожно заметил Джон.

— Хорошо-хорошо. В общем, я перестану с отвращением отвергать даже мысль о том, чтобы куда-нибудь пойти с одним из ужасных братьев или дядьев О’Хара. Попробую дать им шанс. Как по-вашему, это будет правильно?

— Вполне. — Он улыбнулся ее прямоте.

— Вы же, в свою очередь, станете наслаждаться своей славой. Людям приятно познакомиться со знаменитостью, Джон. Видите ли, жизнь обывателя довольно скучна. Встреча со звездой для нас — большое событие. Попробуйте это понять и проявляйте больше душевной щедрости.

— Обещаю. Я не смотрел на это с такой стороны.

— Да, что касается вашей дочери: думаю, вам стоит поговорить с ней о любви — как вы только что говорили со мной. Мне бы ужасно хотелось, чтобы мой отец мог говорить вот так.

— Раньше и я так не говорил, — ответил он.

— Нет, но сейчас самое время начать. Попробуйте сказать, что хотели бы познакомиться с ее друзьями, если это не смутит ее или их. Могу поспорить — ей будет приятно.

— Признаться честно, я боюсь, что она меня отвергнет.

— Но я-то собираюсь дать шанс мужчинам, которые могут отвергнуть меня. Это же сделка, забыли?

— Ладно. Но вы должны стать помягче и к родителям тоже. Ваши предки, конечно, сводят вас с ума, но они искренне желают вам добра.

— Я попытаюсь. Конечно, за такое меня надо будет при жизни возвести в ранг святых, но я попробую, — рассмеялась Орла.

Они скрепили свой договор рукопожатием, а потом сели в машину и покатили обратно в Стоунхаус.

Их путь лежал мимо местного гольф-клуба. Несколько особо рьяных игроков уже бродили по полю. У ворот был припаркован ярко-розовый потрепанный фургон.

— Ну надо же, Фрэнк уже тут — пьет свой горячий виски, — вздохнула Орла.

Внезапно Джон резко затормозил.

— Пожалуй, я тоже не откажусь от горячего виски, — сказал он.

— Вам нельзя, вы не член клуба. К тому же, сейчас еще утро.

Но Джон уже припарковал машину и решительно шагнул в главные двери.

Встревоженная Орла бросилась за ним.

За стойкой бара на табурете сидел всклокоченный старик, читавший газету через большую лупу. Когда входная дверь с шумом распахнулась, он поднял глаза и увидел, как в бар входит какой-то незнакомец чуть за пятьдесят, в дорогой кожаной куртке.

— Так-так, а вот и он, старина Фрэнк Хэнратти, не сойти мне с этого места! — сказал тот.

— Хм… Да? — Даже люди, прекрасно знавшие Фрэнка, редко заговаривали с ним, не говоря уже о незнакомых.

— Как поживаете, Фрэнк, дружище?

Фрэнк осмотрел его с головы до ног.

— Вы Корри Салинас, — воскликнул он, не веря собственным глазам.

— Ну да. Кто же еще!

— Но откуда вы знаете меня?

— Вчера подслушал один разговор в пабе. Там говорили, что вы большой поклонник кино, и вот сегодня я наткнулся на вас в клубе.

— Но как вы узнали, что я здесь? — Бедняга Фрэнк был потрясен.

— Разве это не ваш фургон во дворе? — из уст Джона это звучало как нечто само собой разумеющееся.

Фрэнк задумчиво кивнул. Объяснение его удовлетворило.

— Угостить вас горячим виски, хм… Корри? — предложил Фрэнк.

— Вообще, по утрам я стараюсь воздерживаться от алкоголя. Но я бы с удовольствием выпил чашечку кофе. Вы знакомы с моей подругой Орлой?

Они присели и заговорили о кино; молоденький официант подал им кофе.

— Не могу поверить, что вы захотели повидаться со мной. — Еще никогда в жизни Фрэнк не был так счастлив.

Орла и Джон обменялись многозначительными взглядами.

Сделка начинала приносить свои плоды.

Генри и Никола

Когда Генри получил диплом врача, родители попытались уговорить его продолжить обучение и пройти специализацию, например, стать хирургом. Его мать и отец, оба доктора, сожалели, что не стали учиться дальше. Ты только подумай, сколько возможностей у тебя будет, — убеждали они сына.

Но Генри стоял на своем. Он станет терапевтом.

Он не собирался претендовать на практику родителей — они с Николой поищут себе какой-нибудь уголок, где смогут прижиться и стать своими. У них родятся дети; они будут частью местного общества.

Генри познакомился с Николой сразу после поступления на медицинский факультет. Хотя оба были очень молоды, уже через несколько недель они поняли, что нашли свою судьбу. Родители с обеих сторон отговаривали их от свадьбы — пускай роман идет своим чередом, к чему спешить. Четыре года спустя они объявили, что не собираются больше ждать.

Очаровательная свадьба в тесном кругу состоялась в родном городке Николы. Гости неоднократно повторяли, что в современном мире, полном тревоги и смут, Генри с Николой стоят словно две скалы среди бурного моря, непоколебимые в своей любви.

Они вместе готовились к будущей карьере семейных врачей: полгода проработали в родильном доме, потом в кардиологической клинике и в педиатрии. Когда стало ясно, что они имеют полное право повесить на дверях медную табличку со своими именами, Генри и Никола начали искать место, где им хотелось бы поселиться, и одновременно попытались завести ребенка. Время пришло.

Найти подходящее место жительства оказалось нелегко, зачать — еще сложнее. Они ничего не понимали. Оба были врачами и знали все об оплодотворении и женских циклах. Медицинское обследование не выявило никаких проблем. Им посоветовали стараться дальше, что Генри с Николой делали и так. Через год они попробовали искусственное оплодотворение — безрезультатно.

Им приходилось терпеть оброненные, словно невзначай, замечания родителей о том, как они мечтают понянчить внуков, и предложения друзей посидеть с их будущими детьми.

Чему суждено произойти — произойдет. Вместе они справятся с чем угодно. Они уже пережили страшную трагедию: прямо у них на глазах в отделении скорой помощи, обезумевший от наркотиков юноша застрелил свою подругу и застрелился сам.

Со стороны могло показаться, что Генри с Николой ни на минуту не утратили самообладания: впоследствии им вынесли благодарность за то, как они справились с ситуацией и бросились на защиту других пациентов. Однако оба пережили глубокий шок; им никогда не забыть, как однажды утром прямо перед ними, на расстоянии нескольких шагов, трагически оборвались сразу две жизни. Они привыкли сталкиваться со смертью, но эта была слишком кровавой, бессмысленной и жестокой. Потрясение не прошло бесследно. Они не хотели искать практику и о ребенке сейчас не думали. По сравнению с тем кошмаром, свидетелями которого они стали, все казалось мелким, теряло смысл.

Однажды Никола увидела в газете объявление: на круизный лайнер, курсирующий по Средиземному морю, требуется врач. Оба посмеялись — что за работа: настольный теннис, коктейли с капитаном, а из болезней разве что солнечные ожоги да несварение желудка. Сплошной праздник! Внезапно будто что-то щелкнуло у них в головах. С ранней молодости они много работали; у них ни разу не было возможности съездить в отпуск за границу. Пожалуй, это именно то, что им нужно.

Солнце, покой, смена обстановки. Возможно, им наконец удастся стереть из памяти тот злополучный день, избавиться от чувства вины за то, что они не предугадали намерений разбушевавшегося наркомана.

Они отправили свои резюме и получили приглашение на собеседование.

Судоходной компании требуется только один врач, но они могут ехать вместе, если второй подыщет себе какое-нибудь занятие на корабле.

Никола предложила обучать отдыхающих бриджу и отвечать за судовую библиотеку.

— Хочешь, ты поедешь как доктор, — предложил Генри, — а я займусь чем-нибудь еще.

— Они заставят тебя танцевать с разными престарелыми дамами. Так что лучше оставайся в медицинском кабинете, — смеясь, отвечала Никола.

Контракт был подписан.

На корабле их сразу же полюбили; жизнь там текла непринужденно и легко. Пассажиры были преимущественно восторженными и неискушенными; их проблемы со здоровьем обусловливались разве что пожилым возрастом. Им требовались ободрение и поддержка, и тут Генри не было равных.

Никола тоже прекрасно адаптировалась в их новом маленьком мирке. Она даже начала преподавать компьютерную грамотность: учила пассажиров правильно пользоваться новомодными мобильными телефонами, «скайпом» и еще кое-какими программами.

Они повидали такие места, где и не надеялись оказаться. Как бы еще им удалось побывать на базарах Марокко, в казино Монте-Карло, на руинах Помпей и Эфеса? Они стояли у Стены Плача в Иерусалиме и купались в бирюзовых бухтах Крита.

Первоначально контракт заключался на полгода, однако, когда компания предложила его продлить, Генри с Николой не смогли противиться искушению. Они наслаждались покоем и обществом друг друга, у них было достаточно времени поговорить и поделиться впечатлениями. У обоих — впервые за долгое время — было легко на душе. Воспоминания о выстрелах в отделении «Скорой помощи» постепенно стирались.

Им предстояло совершить еще один круиз — на Карибские острова. Такая возможность выпадает только раз в жизни. Разве можно от нее отказаться! Они подписали контракт.

Прогуливаясь по старинным плантациям на Ямайке и сидя среди буйства цветов на Барбадосе, они поздравляли себя с удачей, выпавшей на их долю. Иногда они поговаривали о том, чтобы вернуться к «настоящей» медицине и усыновить ребенка. Однако темы эти всплывали нечасто. Пока что им было хорошо и так.

К тому же их работа не была сплошной синекурой. Они честно выполняли свои обязанности. Присматривали за пассажирами на борту. Генри спас жизнь ребенку, вовремя диагностировав разрыв аппендикса и вызвав вертолет медицинской службы. Никола применила прием Геймлиха[1], когда пожилая женщина чуть не задохнулась, подавившись за столом. Когда к Генри обратилась шестнадцатилетняя девушка с подозрением на беременность, он подтвердил ее опасения, а потом помог сообщить новость родителям. Никола четыре часа просидела с женщиной, страдающей от депрессии, которая хотела во время круиза покончить с собой. Позже та написала владельцам судоходной компании благодарственное письмо: впервые в жизни к ней проявили столько заботы и теперь она чувствует себя значительно лучше.

Генри и Николе предложили следующей весной отправиться в круиз по Скандинавии.

У Николы возникла идея, которой она поделилась с помощником капитана, ответственным за круизную программу. Почему бы не нанять парикмахера, который будет давать мужчинам уроки по укладке волос. А моделями будут их собственные жены.

Помощник был озадачен.

Никола настаивала. Женщинам понравится, что их мужья и партнеры будут заботиться о них. Мужчины с радостью воспримут эту идею, поскольку она позволит сэкономить.

— Разве не проще сходить в обычный салон? — спросил помощник.

— В салон обычно ходят только стричься. Поверьте, пассажиры будут довольны. Вот увидите.

Она оказалась права: уроки парикмахерского мастерства стали одним из самых популярных развлечений на корабле.

Генри и Никола были очарованы побережьем Норвегии от Бергена до Томше. Они стояли бок о бок, опираясь о поручни, и любовались великолепными фьордами, открывавшимися перед ними. Солнце светило здесь по-другому. Пассажиры, как обычно, представляли собой смесь опытных путешественников и новичков, потрясенных небывалым выбором развлечений, еды и напитков на борту.

На третий день круиза Беата, одна из стюардесс, зашла в кабинет к Генри. Хорошенькая блондинка из Польши, она сказала, что ей надо поговорить на очень щепетильную тему.

Генри посоветовал ей не торопиться и рассказать все по порядку. Он от души надеялся, что она не собирается посвящать его в собственные проблемы, но тут Беата сложила руки на груди и, не глядя ему в глаза, поведала совсем другую историю.

Речь идет о Хелен Моррис, пассажирке из каюты 5347. Она путешествует с матерью и отцом. Беата сделала паузу.

Генри ободряюще кивнул.

— Да, семейная каюта, все верно. И что с ними не так?

— Дело в родителях, — отвечала Беата. — Отец слепой, а у матери старческое слабоумие.

— Но это невозможно, — возразил Генри. — Перед тем как подняться на борт, все пассажиры уведомляют страховую компанию о своем состоянии здоровья. Это обязательная процедура!

— Она запирает мать в каюте и выводит отца погулять по палубе, чтобы он подышал воздухом, а потом запирает его и выводит мать. Они никогда не сходят на берег на экскурсии. И всегда просят подавать еду в каюту.

— Но почему вы решили сказать об этом мне? Может, стоило обратиться к капитану или к его помощнику по круизам? — в недоумении спросил Генри.

— Потому что их высадили бы на берег в первом же порту. Капитан не станет рисковать, оставляя таких стариков на борту. — Беата покачала головой.

— А что могу сделать я?

— Мне просто хотелось рассказать кому-нибудь. Я не могла и дальше хранить эту тайну одна. Вы и ваша жена очень добрые люди. Вы обязательно что-нибудь придумаете.

— А эта женщина, Хелен Моррис… Сколько ей лет?

— Думаю, около сорока.

— Как вы считаете, она сама здорова? С точки зрения психики, я имею в виду.

— О да, она очень славная женщина. Я ношу им в каюту еду. Она мне доверяет. Говорит, это была единственная возможность свозить родителей отдохнуть. Надеюсь, вы решите, что делать.

Тем же вечером Генри обо всем рассказал Николе. Оба знали, как должны поступить: уведомить капитана о том, что пассажирка ввела страховую компанию в заблуждение насчет состояния здоровья ее родителей-инвалидов. Если с ними что-то случится, компания откажется платить.

Ну и разговор ему предстоит!

— Почему бы тебе не пойти побеседовать с ней? — предложила Никола.

— Я не хочу, чтобы меня втянули в конфликт.

— Ты все равно поступишь так, как решил. Но пусть она будет для тебя не просто именем в списке пассажиров. Прошу, Генри, поговори с ней.

Генри еще раз заглянул в список. Там ни слова не говорилось об инвалидности одного или обоих родителей Хелен Моррис. Рядом с ее фамилией был указан адрес в Западном Лондоне, где они жили все вместе.

Генри постучал в дверь каюты 5347. Хелен открыла ему — она была бледная, с длинными прямыми волосами и большими испуганными глазами.

— Доктор? — встревоженно поздоровалась она.

В руках Генри держал список пассажиров.

— Обычный плановый визит. Я навещаю всех наших гостей старше восьмидесяти, проверяю, все ли у них в порядке. — Он почувствовал, что голос его звучит преувеличенно бодро и жизнерадостно.

— У моих родителей все хорошо, доктор, благодарю.

— Может, вы позволите мне осмотреть их — на всякий случай.

— Видите ли, мама спит, а отец слушает музыку, — отвечала Хелен.

— Прошу прощения?

— Зачем вы на самом деле пришли? — Хелен нахмурила лоб.

— Ваши родители не выходят из каюты; я подумал, вдруг у них морская болезнь?

— Вам никто ничего не говорил? — голос у нее был испуганный.

— Нет-нет, — поспешно отозвался Генри. — Плановый осмотр. Часть моей работы. — Он улыбнулся, ожидая приглашения войти.

Несколько секунд Хелен молча смотрела ему в лицо. Потом приняла решение.

— Входите, доктор, — сказала она, распахивая дверь каюты.

Генри увидел старика, сидящего в качалке с наушниками на голове; он постукивал ногой по полу в такт какой-то музыки. Невидящий взгляд его блуждал по каюте. Напротив в иллюминаторе медленно проплывали великолепные пейзажи норвежских фьордов, которые он не мог оценить. Его жена сидела на кровати, держа в руках куклу. «Крошка Хелен, крошка Хелен», — монотонно повторяла она, убаюкивая ее.

Генри судорожно сглотнул. Он не представлял, что все будет так. Ничего себе «плановый осмотр». Он откашлялся.

— Вам придется рассказать про нас? — Она умоляюще смотрела на него покрасневшими глазами.

— Да, придется, — прямо ответил он.

— Но почему, доктор? Я прекрасно справлялась эти четыре дня. Осталось еще девять.

— Все не так просто. Видите ли, у компании на этот счет очень четкая политика.

— И эта политика не позволяет мне свозить родителей отдохнуть? Подышать свежим воздухом, а не сидеть в тесной квартире в Хаммерсмите, где можно гулять разве что по лестнице? Это моя единственная возможность, доктор.

— Но вы скрыли правду.

— Я не могла ее сообщить. Нам не разрешили бы ехать.

Генри молчал.

— Послушайте, доктор. Я знаю, что вы живете счастливо и все у вас идет гладко. Я рада за вас, но не всем так везет. Я — единственный ребенок. У моих родителей никого больше нет. Они были ко мне очень добры. Дали мне образование, я стала учительницей. Я не могу бросить их сейчас. — Она сделала паузу, стараясь взять себя в руки. Потом продолжила: — Я работаю на дому, проверяю работы студентов дистанционного обучения. Это очень тяжелый и однообразный труд, но у меня есть возможность ухаживать за ними. А ведь им надо так немного… Неужели это преступление — свозить их в отпуск? И отдохнуть самой, повидать красивые места?

Генри не знал что ответить.

Хелен сидела, сложив на коленях руки с судорожно переплетенными пальцами. Ее отец улыбался, слушая музыку; мать продолжала укачивать куклу, напевая и называя ее Хелен.

— Поверьте, я прекрасно вас понимаю, — беспомощно сказал Генри.

— Но вы все равно все расскажете, и нас высадят?

— Компания не может идти на риск… — начал он.

— А вы можете пойти на риск, доктор? Вы, счастливчик, с великолепным образованием, с очаровательной женой? Я видела вас вместе. У вас потрясающая работа — сплошные каникулы. Вы не представляете, как живу я. Ваша жизнь всегда была легкой. Неужели вам недостает доброты, чтобы пойти на риск ради нас? Я буду очень осторожна, поверьте! Честное слово!

Генри захотелось рассказать ей, что его жизнь отнюдь не была легкой. Им не удавалось зачать ребенка, которого оба так хотели. Прямо у них на глазах погибли двое молодых людей, и эту смерть они с женой, проявив большую решительность, могли бы предотвратить. Они были неустроены и постоянно ощущали вину за свой образ жизни на круизном лайнере. Однако их проблемы не шли ни в какое сравнение с тяготами, выпавшими на долю этой женщины.

— Как же вы нашли деньги, чтобы… — спросил он.

— Умер брат отца. Он оставил наследство — десять тысяч фунтов. Я решила, что другой такой возможности у нас не будет, и купила билеты.

— Ясно.

— И до этого дня все шло прекрасно. Просто великолепно! Лучше, чем я смела ожидать. — В ее голосе появилась надежда.

— Нам придется нелегко, — сказал он.

Наградой ему стала ее улыбка. Генри внезапно подумал, был ли у нее хоть кто-нибудь, с кем она могла бы разделить свою ношу, человек, который поддержал бы ее, вдохнул силы и оптимизм.

— Никола поможет нам, — сказал Генри, и договор был заключен.

На самом деле это оказалось не так уж и сложно. Никола проводила в каюте некоторое время, пока Хелен выводила отца на прогулку; несколько раз они даже купались в бассейне. Потом Генри брал с собой бумаги и работал у них, присматривая за стариком, а Хелен с матерью, которая так и не расставалась со своей куклой, гуляли по палубе.

Хелен ловко избегала разговоров с другими пассажирами. С каждым днем она выглядела все крепче и спокойней.

Генри ничего не рассказал Беате о соглашении, к которому они пришли, но знал, что она в курсе и высоко ценит его доброту.

Несколько раз они чуть не попались. Во время ежедневной летучки помощник капитана вспомнил, что вчера ему доложили об одном пожилом пассажире, который шел по палубе, сильно шатаясь. Что известно об этом доктору Генри? У них проблемы?

Генри солгал очень гладко: да, есть один старик со слабыми ногами, но дочь прекрасно ухаживает за ним.

В другой раз, когда Никола сидела с матерью Хелен, в каюту постучал старший стюард. Он явился в сопровождении Беаты.

Никола сглотнула; надо было заставить себя сохранять спокойствие.

— Я провожу персональный урок компьютерной грамотности, — широко улыбаясь, ответила она.

К счастью, в тот момент старушка ненадолго прервала свою бесконечную колыбельную. Старший стюард отправился в следующую каюту, одобрительно заметив, что уроки компьютера требуются всем после сорока.

— О, заходите ко мне в кабинет, и мы назначим время для вас тоже, — предложила Никола. — Я постараюсь приспособиться к вашему графику.

На коктейле у капитана гости обратили внимание, что не присутствует ни один из пассажиров каюты 5347.

— Они сегодня поужинали немного раньше, — объяснила Никола.

— Избегают шумных компаний, — добавил Генри.

За девять дней они неплохо узнали Хелен. Она рассказывала им, что скучает по школе; ей нравился ее класс, нравилось объяснять детям что-то новое. Она от всего сердца благодарила их обоих и говорила, что они прекрасные люди, заслуживающие счастья, которое выпало на их долю. Генри и Никола осторожно интересовались, что она станет делать, когда вернется домой.

— Заживу как раньше, — печально отвечала она. — По крайней мере теперь мне будет что вспомнить. Деньги потрачены не зря.

— Больше наследств пока не намечается? — пошутил Генри, пытаясь разрядить обстановку.

— Нет, но у меня еще осталась тысяча фунтов. Смогу баловать их время от времени. — Она снова улыбнулась своей грустной улыбкой.

Лайнер подошел к причалу в Саутгемптоне. Никола и Генри вздохнули с облегчением.

Хелен взяла в аренду машину, чтобы добраться с родителями до Лондона. От причала до офиса, где их ждала машина, они собирались ехать на такси.

Новые знакомые обменялись адресами.

— Отправьте мне открытку из вашего следующего круиза, — сказала Хелен, как будто они случайно разговорились на корабле, а не были сообщниками девять долгих дней.

— Да, а вы напишите нам, как идут дела, — таким же обыденным тоном ответила Никола.

Их с Генри жизнь опять возвращалась на круги своя.

Офицеры и команда выстроились на палубе, прощаясь с пассажирами. Никола и Генри обняли Хелен на прощание, и она пошла вниз по сходням, держа родителей под руки, с прямой спиной, высоко подняв голову.

На корабле началась уборка; Генри и Никола приготовились сходить. Им предстояло вернуться домой и провести десять дней в компании родственников и друзей, прежде чем отбыть в новый круиз, на этот раз на Мадейру и Канарские острова.

Они прощались с помощником капитана, когда услышали страшную новость. На выезде из Саутгемптона произошла автокатастрофа, погибли три человека: все трое — пассажиры с их круиза. Генри и Никола, потрясенные, посмотрели друг на друга. Они все поняли еще до того, как помощник капитана сообщил подробности.

— Похоже, это было самоубийство. Женщина вела арендованную машину и въехала прямиком в стену. Машина разбилась в лепешку — все умерли на месте. На чемоданах нашли метки с нашего корабля, поэтому полиция связалась с нами. Судя по всему, это та самая Хелен Моррис из каюты 5347 с родителями.

— Думаю, произошел несчастный случай, — кое-как выдавил из себя Генри.

— Вряд ли. Свидетели говорят, она остановила автомобиль, сдала назад, а потом рванула прямо в стену. Господи, почему она это сделала?

— Но мы же не уверены, что это нарочно, — заговорила Никола.

— Как раз наоборот. Полиция уже здесь, они опрашивают команду. Нам придется отвечать на вопросы. У нас нет поводов для волнения, Генри? Вы не замечали ничего подозрительного? — многозначительно спросил помощник капитана.

Генри показалось, что прошла целая вечность, прежде чем он смог ответить, хотя на самом деле пауза длилась не больше пары секунд.

— Нет, с ней все было в порядке. Она держалась молодцом. — Помощник капитана вздохнул с облегчением, хотя и был все еще встревожен.

— А что старики? Как они себя чувствовали?

— Соответственно возрасту, но она прекрасно за ними ухаживала. — Эту ложь им с Николой пришлось повторить в тот день еще множество раз.

Перед тем как они покинули судно, Генри отыскал Беату. До нее дошли новости? Да, всем уже известно. Беата смотрела Генри прямо в глаза.

— Очень жаль бедняжку и ее родителей, но все-таки хорошо, что в конце жизни они совершили такое замечательное путешествие.

Взглядом она умоляла его никому ничего не говорить. Если вскроется правда, ей грозят большие неприятности.

Он поцеловал девушку в щеку на прощание.

— Встретимся в следующем круизе, доктор Генри?

— Вряд ли, — ответил он.

Генри чувствовал, что их время на корабле подошло к концу. Он знал, чем отныне хочет заниматься: лечить людей, облегчать им жизнь, а не нарушать правила из соображений сентиментальности, а потом казнить себя за смерть трех человек.

— Она все равно бы это сделала, — сказала Никола, когда они ехали назад в Эшер.

Генри молча смотрел вперед.

— Она точно так же могла поступить в Бергене или Тромше — где угодно…

Снова молчание.

— Ты подарил ей девять счастливых дней. Вот и весь твой проступок. Точнее, наш.

— Я нарушил правила. Возомнил себя Господом Богом. Это непростительно!

— Я люблю тебя, Генри.

— И я тебя люблю, но это не отменяет того, что произошло.

Они никому не стали рассказывать о случившемся. Не стали объяснять, почему отказались от работы, о которой другие могли только мечтать. Оба записались волонтерами на программы по предупреждению самоубийств и лечению депрессии. Они почти не общались с друзьями и членами семьи. Генри и Никола нашли себе временные должности в госпиталях. О практике в тихой деревушке они больше не мечтали. Наверное, такая жизнь не для них. Они прошли тестирование и ожидали результатов, чтобы начать работу волонтеров.

В этот момент родители Генри решились с ними поговорить. Разговор состоялся после очередного воскресного ланча у них дома, прошедшего в унылом молчании.

— Вы сильно изменились с тех пор, как ушли с круизного корабля, — начал отец.

— Мне казалось, вы нас одобрили. Ты же сам говорил, что это — не настоящая медицина, — раздраженно откликнулся Генри.

— Я говорил и продолжаю говорить, что тебе требуется специализация. Подумай только, сейчас ты был бы консультантом, мог бы выбирать…

— Мы просто хотим, чтобы ты был счастлив, дорогой. Только и всего, — вмешалась мать.

— Да кто вообще сейчас счастлив! — воскликнул Генри и вышел в сад бросать палку их старой собаке.

Родители решили переговорить с Николой. Они нашли ее на кухне — она сидела с отсутствующим видом и потягивала из кружки чай.

— Нам очень неловко вмешиваться, Никола, дорогая, — начала мать.

— Я знаю. Вы никогда ничего нам не навязывали, и мы вам за это благодарны, — автоматически ответила Никола, гадая, удастся ли ей избежать того «но», которое явно должно было последовать.

— Просто мы беспокоимся… — Отец Генри не хотел, чтобы разговор завершился, не начавшись.

Но Никола так и сидела с пустым, ничего не выражающим лицом.

— Ну конечно, — кивнула она, — все родители беспокоятся за своих детей.

— Вы колесили по миру больше двух лет, но так ни к чему и не пришли. Я понимаю, что мы вмешиваемся не в свое дело, но мы очень встревожены. — Отец Генри молил, чтобы она его услышала.

Никола повернулась и посмотрела ему в лицо.

— Что вы хотите, чтобы мы сделали? Скажите прямо. Вполне возможно, мы именно так и поступим.

В ее лице было нечто такое, что заставило его испуганно отступить. Ни разу в жизни он не видел Николу в таком состоянии. Отец Генри попытался исправить положение.

— Я всего лишь говорю… хотел сказать, что… что… вам надо отдохнуть, отвлечься… — Последние слова он произнес совсем тихо, почти шепотом.

— Отдохнуть! — Идея привела Николу в какой-то истерический восторг. О да, она совсем не против отдыха. — Забавно, что вы это предложили. Мы сами как раз подумывали об отпуске. Я поговорю с Генри, и мы сообщим вам о наших дальнейших планах. — И, прежде чем родители Генри успели что-то сказать, она выбежала из кухни.

Тем вечером по дороге домой Никола упомянула об отпуске в разговоре с мужем.

— Мне кажется, у меня недостаточно энергии, чтобы ехать в отпуск, — ответил он.

— У меня тоже, но я должна была что-то сказать, чтобы успокоить их.

— Извини. Твои родители не наседают на нас, как мои.

— Еще как наседают — просто не при тебе. Они слегка побаиваются своего зятя — можешь себе представить?!

— А тебе хочется в отпуск, Никола?

— Я бы съездила куда-нибудь на недельку перед тем, как наступит зима, но, честно говоря, не представляю, куда именно, — ответила она.

— Ну, на Канары мы точно не хотим, — заметил Генри.

— И горные лыжи меня не привлекают, — сказала Никола.

— Автобусный тур — не мой вариант.

— И не Париж. Там будет слишком холодно и сыро.

— Похоже, мы стали старыми занудами, которым очень трудно угодить, при том что нам еще нет и сорока, — внезапно сказал Генри. — Бог знает в кого мы превратимся, когда правда постареем.

Она с любовью посмотрела на мужа.

— А что, если мы сейчас пройдем эту фазу и к старости станем нормальными? — Она старалась говорить весело, но в голосе у нее помимо воли проскользнула тоска.

— Я знаю, как мы поступим, — решил Генри. — Мы поедем туда, где можно много гулять пешком.

— И куда?

— Куда-нибудь, где мы никогда не были. В Шотландское высокогорье или на пустоши Йоркшира.

— А может, в Уэльс?

— Может быть. Как только приедем домой, начнем искать.

— Но нам же не придется останавливаться в молодежных хостелах? — забеспокоилась Никола.

— Конечно нет. Мы найдем отель с хорошим отоплением, горячей водой и прекрасной кухней.

Никола откинулась на спинку пассажирского сиденья и глубоко вздохнула.

Впервые за два года ей показалось, что они приблизились к решению проблемы. Конечно, неделя каникул не избавит их от всех тревог, однако может положить начало возвращению к нормальной жизни.

В темноте они доехали до своего дома в Эшере. Внутри стоял холод; Генри развел огонь в маленьком камине — впервые за два года. Никола была удивлена.

— Раз уж мы собираемся принять важное решение и выбрать, куда поедем в отпуск, надо нарушить и остальные традиции тоже, — объяснил он.

Никола принесла горячий шоколад — еще одно нарушение традиций. Обычно после визитов к родителям они возвращались домой усталыми и опустошенными, однако сегодня оба испытывали прилив сил. Они поставили ноутбук на столик возле камина и приступили к поискам.

Предложений было сколько угодно — в том числе самых необыкновенных. Фермерский дом в Уэльсе за много миль от любого жилья. Пожалуй, это чересчур. Не хотелось бы оказаться в полной изоляции. Деревянные коттеджи в Нью-Форест, где можно наблюдать за дикими пони. Неплохо, но не утомят ли их эти самые пони через день или два? Бывшее здание почтовой станции у самого Адрианова вала. Отличный вариант — хотя надо бы еще немного подумать.

И тут они увидели фотографию дома на западе Ирландии — большого каменного дома, стоящего прямо на утесе над Атлантическим океаном. Долгие пешие прогулки, наблюдение за дикими птицами, великолепная кухня. Предложение подкупало с первого взгляда.

— Возможно, в рекламе все немного преувеличено… Этого нельзя исключить, — Никола была очарована, но боялась проявлять излишний энтузиазм.

— Да, но фотографии не подделаешь — только посмотри на эти волны и пустынный пляж… А какие птицы!

— Может, попробуем позвонить? Как зовут хозяйку? Ах да, миссис Старр.

Им ответил женский голос с легким американским акцентом.

— Стоун-хаус, чем могу помочь?

Никола объяснила, что им с мужем за тридцать, они много работали, а теперь нуждаются в отдыхе и смене обстановки. Не могла бы она побольше рассказать о своем отеле.

Чикки Старр рассказала, что дом у нее совсем простой, но местность вокруг обладает, на ее взгляд, целительным действием. Когда-то она жила в Нью-Йорке и приезжала в Ирландию каждый год на каникулы. Она много ходила пешком, смотрела на океан, а когда возвращалась в Америку, чувствовала, что способна горы свернуть.

Она надеется, что то же самое испытают и ее гости.

Все звучало настолько хорошо, что просто не верилось.

— А нам придется петь песни? Ну, как в ирландских пабах? — осторожно поинтересовался Генри.

— О нет, ни в коем случае, — рассмеялась Чикки. — Конечно, за ужином мы будем подавать вино, но для тех, кого интересует ночная жизнь, существуют местные пабы — там с музыкой все в полном порядке.

— А гости ужинают все вместе?

От Чикки не укрылся подтекст, спрятанный в вопросе.

— У нас соберется одиннадцать или двенадцать человек, и все будут ужинать за одним столом, но я приложу максимум усилий, чтобы совместные ужины не превратились в испытание выносливости для гостей. Перед тем как открыть собственный отель, я много лет работала в пансионе. Обещаю, что мы никого не будем принуждать к веселью насильно, можете мне поверить.

Они поверили — и сразу же забронировали комнату.

Родители Генри очень обрадовались.

— Никола сообщила, что у вас появились кое-какие планы, — сказала мать. — Мы совсем не хотели на вас давить; она сказала, что вы сами подумывали об отпуске.

— Не волнуйся, мама, вы тут ни при чем, — солгал он.

Родители Николы были удивлены.

— В Ирландию? — недоумевали они. — А что не так с Британией? Есть тысячи мест, где вы еще не были.

— Так решил Генри, — на ходу сочинила Никола.

Больше эта тема не поднималась — ее родители действительно слегка побаивались своего зятя.

На самолете они долетели до Дублина, а потом пересели на поезд и двинулись на запад. За окном бежали поля, мокрые от дождя коровы и городки с незнакомыми названиями, написанными на двух языках. Они чувствовали себя так, словно оказались за границей, хотя все вокруг говорили по-английски.

Автобус до Стоунбриджа действительно подъехал к станции, как только прибыл поезд — в точности как и говорила Чикки Старр. Она обещала встретить их на автобусной остановке и отвезти в отель на машине.

— Как мы вас узнаем? — обеспокоенно спросил Генри.

— Я сама узнаю вас, — ответила миссис Старр.

Так и произошло.

Она оказалась миниатюрной женщиной, которая приветственно помахала им рукой, а потом усадила в машину и, развлекая приятной беседой, повезла в Стоун-хаус.

Дом выглядел точно так же, как на фотографии в Интернете. Квадратной формы, он стоял в конце засыпанной гравием подъездной дорожки. Солнце садилось, и окна полыхали в закатных лучах. На одном из подоконников, свернувшись в крошечный черно-белый клубок, сидела симпатичная кошка; из клубка торчали только уши да лапы.

Сразу за домом тяжелые волны в хлопьях белой пены разбивались о темные прибрежные скалы — зрелище было величественное и умиротворяющее одновременно.

Чикки угостила Генри и Николу чаем с лепешками, а потом проводила в приготовленную для них спальню; там оказался небольшой балкончик с видом на океан.

Она не задавала никаких вопросов об их жизни или о причинах, заставивших выбрать именно этот отель. Единственное сделанное ею замечание касалось остальных гостей — некоторые из них уже прибыли и, похоже, все они очень милые люди. Генри с Николой прилегли на кровать и задремали. Сиеста в пять часов пополудни! Этого они себе не позволяли уже много лет.

Если бы не мелодичный перезвон гонга, они бы так и проспали до самого утра. Генри и Никола, не торопясь, спустились вниз познакомиться с другими гостями. Первым их внимание привлек американец по имени Джон: его лицо показалось им очень знакомым, хотя они не сразу поняли, кто он такой. Он сказал, что приехал, подчинившись внезапному порыву, так как опоздал в аэропорту Шэннон на самолет. Рядом с ним за столом сидела бойкая медсестра по имени Винни — она путешествовала с подругой, женщиной постарше, Лилиан. Обе были ирландками и, похоже, не слишком ладили между собой, хотя с остальными гостями вели себя очень приветливо. Еще там была Нелл, молчаливая пожилая дама с пристальным взглядом, державшаяся немного особняком, и молодой швед, имени которого они не расслышали.

Еда оказалась потрясающей, рекомендации, касающиеся прогулок — самыми подробными. Никто не собирался играть на скрипке или аккордеоне или распевать ирландские песни. После того как племянница миссис Старр Орла убрала со стола, гости стали расходиться по своим комнатам, не вдаваясь в долгие разговоры и прощания на ночь. Поднявшись в спальню, Генри и Никола готовы были поздравить себя с удачным выбором — однако из осторожности воздержались. В последние несколько лет удача столько раз ускользала от них.

Боясь спугнуть ее, они обменялись от силы парой реплик, а потом легли и сразу же глубоко заснули, и грохот волн, разбивающихся о скалы, их ничуть не тревожил, а наоборот, убаюкивал.

На следующее утро задул штормовой ветер, стремительно разгоняя на небе облака; проснувшись, Генри с Николой подумали, что чего-чего, а свежего воздуха у них будет хоть отбавляй. Отношения с остальными гостями у них установились приязненные, но не слишком тесные, чтобы опасаться неуместных вопросов. Когда на следующий вечер пропали Винни и Лилиан, Генри хотел присоединиться к поисковой партии на случай, если женщинам понадобится медицинская помощь, но миссис Старр попросила их с Николой остаться дома — вдруг те самостоятельно вернутся назад. Местный доктор Дэй Морган уже предупрежден и дожидается у себя в кабинете.

— Дэй Морган? Имя не очень-то ирландское, — заметил Генри.

— Нет, он приехал из Уэльса. Временно заменить местного доктора Барри, когда тот заболел. Это было тридцать лет назад. Бедняжка доктор Барри умер, и Дэй решил остаться. Вот так просто.

— А почему он так решил? — спросила Никола.

— Потому что все здесь его полюбили. И любят до сих пор. Дэй и Энни прекрасно прижились. У них родилась дочка Бетан, которой у нас очень нравится. Кстати, она тоже выучилась на врача, можете себе представить?

На следующий день Дэй Морган заглянул в Стоун-хаус, чтобы удостовериться, что несколько часов, проведенных в пещере, не сказались на здоровье Винни и Лилиан. Чикки угостила его кофе за большим кухонным столом и оставила наедине с Генри и Николой, которые в то утро спустились к завтраку последними.

Доктор оказался крупным широкоплечим мужчиной за шестьдесят с приветливой ободряющей улыбкой.

— Чикки сказала, мы с вами коллеги, — заметил он.

Супруги сразу же насторожились. Меньше всего им хотелось сейчас рассказывать о том, чем они занимались раньше или как поднимались по служебной лестнице. Но и грубить этому симпатичному мужчине не хотелось тоже.

— Это правда, — ответила Никола.

— Расплата за грехи, — пошутил Генри.

— Ну, бывают профессии и похуже, — усмехнулся Дэй Морган.

Они вежливо улыбнулись в ответ.

— Я буду скучать по здешним местам, — внезапно сказал он.

— Вы уезжаете? — Вот так сюрприз… Чикки ничего об этом не говорила.

— Да. Решил на этой неделе. Моя жена Энни больна. Диагноз уже подтвержден. Она хочет вернуться назад, в Суонси. Там живут ее сестры и мать — старушка скачет, как блоха, хотя ей далеко за восемьдесят.

— Мне очень жаль, — сказала Никола.

— Все действительно так плохо? — спросил Генри.

— Ей осталось несколько месяцев. Мы проконсультировались с несколькими специалистами, к сожалению, ошибки быть не может.

— И как она к этому отнеслась?

— О, Энни — настоящий бриллиант. Она прекрасно держится. Никаких слез, никаких трагедий — она просто хотела бы провести это время с семьей.

— А потом? — спросил Генри.

— Я знаю, что не смогу вернуться сюда. Стоунбридж стал нашим домом. Без нее здесь все будет не так.

— Вас тут любят. И как человека, и как врача, — сказала Никола.

— И я люблю это место, но один здесь жить не смогу.

— Когда же вы уезжаете?

— Перед Рождеством, — просто ответил он.

Генри с Николой говорили о докторе, сидя в пабе на холме, в двери которого время от времени заглядывали овцы со смешными черными мордами. Как странно, что доктор с женой забрались так далеко от дома, пустили здесь корни, прожили много лет, а сейчас решили вернуться назад.

Они говорили о нем, пока шли по длинному пустому пляжу, где не было никого, кроме них. Почему доктор Дэй решил остаться в этом маленьком, уединенном городке, не зная ни своих будущих пациентов, ни их семей?

Они говорили о нем вечером в своей спальне под шум волн, разбивающихся об утесы.

— Ты понимаешь, что на самом деле мы говорим не о докторе? — спросил жену Генри.

— Да, мы говорим о себе, а не о нем. Смогли бы мы обрести мир в местечке, подобном этому, как сделал он?

— Да, ему это удалось, но удастся ли нам?

— Я думаю, что должно найтись место, где мы могли бы прижиться, делать что-то, а не пытаться вписаться в систему. — В глазах Николы светилась надежда.

Генри наклонился и взял лицо жены в ладони.

— Я очень тебя люблю, Никола. Хелен была права. Я очень счастливый человек и у меня счастливая жизнь — все потому, что ты со мной.

С каждым днем они все больше ждали очередной беседы с Дэем Морганом. Ему, похоже, тоже нравилось их общество. Они не заговаривали с ним о болезни жены, понимая, что любые утешения в данном случае прозвучат фальшиво. Супруги стали общаться более откровенно, не так настороженно, как при первой встрече. Со временем они поделились с ним своими надеждами найти какое-то место, где смогли бы приносить людям пользу — как это делал он.

— О, я много всего упустил, — вздохнул доктор Морган. — Если бы можно было повернуть время вспять, я многое изменил бы.

— Что, например? — Вопрос Генри не был продиктован любопытством: он искренне хотел знать.

— Нашел бы управу на одного бугая из коттеджей за городом. Меня дважды вызывали туда: он говорил, что у Бриджит, его жены, какие-то головокружения. Один раз она упала с лестницы, второй — из машины. У нее были ушибы и переломы. Мне показалось, что он ее избивает. Он мне не нравился, но что я мог поделать? Жена клялась, что упала. На третий раз мои опасения подтвердились, но было слишком поздно. Она умерла.

— Боже мой… — выдохнула Никола.

— Да уж. Где был этот самый Бог, когда ублюдок набросился на нее в третий раз? Я не заявил в полицию, потому что у меня не было никаких доказательств, — только моя интуиция. Я не стал на нее полагаться и вот результат — Бриджит больше нет.

— Но потом вы дали делу ход? — в глазах у Николы стояли слезы.

— Я попытался, но семья Бриджит была против. Ее собственные братья и сестры сказали, что не допустят, чтобы имя покойной было опорочено. Пускай покоится в мире, как возлюбленная жена и счастливая мать, иначе получится, что ее жизнь не имела смысла. Я не мог этого понять. До сих пор не понимаю. Однако если вернуть все назад, я не стал бы молчать еще в первый раз.

— А что случилось с ним? С ее мужем?

— Он остался здесь и жил дальше. Пролил немного крокодиловых слез, пару раз вспомнил о своей «бедняжке Бриджит». А потом женился на другой, только она оказалась совсем не такой покладистой, и стоило ему раз поднять на нее руку, тут же заявила в полицию. Его судили за избиение. Он отсидел полгода и с позором уехал из Стоунбриджа. Семья Бриджит списала все на его скорбь по покойной жене. Такой вот результат. — Лицо у доктора стало мрачным.

— Вы часто вспоминаете о том случае? — спросила Никола.

— Раньше вспоминал чаще. Каждый день, проходя мимо кладбища, где похоронена Бриджит. Каждый, глядя на их дом, я видел ее словно наяву — как она клялась мне, что упала с лестницы. Но потом Энни сказала, что эти воспоминания мешают мне жить дальше, что я не смогу помогать другим людям, если их не преодолею. Так что я сделал над собой усилие и в каком-то смысле смог избавиться от них.

В ответ на его слова супруги кивнули, выражая истинное понимание и сочувствие, и доктору казалось, что они сами переживают нечто подобное.

Он осторожно добавил:

— Энни сказала, что я слишком много на себя беру. Считаю любые проблемы своими проблемами, любые события — результатом своего вмешательства. Или невмешательства. А ведь есть масса прочих обстоятельств: тот бугай, например, всю жизнь был жестоким ублюдком, скорым на расправу, но его жена все это терпела. Я что, ангел мщения, которому дано право судить? И я согласился с ней.

— Вы простили себя? — спросил Генри.

— Дело в том, что тогда случилось еще кое-что. Как-то раз я был у себя в кабинете, и тут ко мне доставили одного из ребятишек О’Хара. Мать сказала, что у него разболелся живот и началась рвота. Потом он стал сонливым, поднялась температура. Я сразу заподозрил менингит и позвонил в госпиталь. Они сказали, надо как можно быстрее привезти ребенка к ним. У нас не было времени дожидаться «скорой»; я спешно посадил мать с ребенком к себе в машину и помчался в город. Я гнал изо всех сил — в госпитале нас уже ждали. Ребенку сделали анализы, сразу же начали вводить антибиотики, и нам удалось его спасти. Сейчас это здоровенный парень и, кстати, не дурак выпить. Но очень славный. Он обожает своего младшего брата Шэя. Отлично заботится о нем. Каждый раз, когда я прохожу мимо, он говорит: «Вот идет человек, который спас мне жизнь», — а я прошу его назвать хоть одну причину, по которой это должно меня радовать. Но я знаю, что действительно его спас, и это все меняет.

— Я уверена, что этот случай не единственный, — сказала Никола.

— Может и нет, но то было искупление, в котором я так нуждался.

В тот вечер, сидя у себя в спальне в ожидании гонга к ужину, Генри и Никола вспоминали слова доктора Дэя.

— Искупление… Возможно, это именно то, чего ищем и мы с тобой, — сказала она.

— Что же, попросим его у Санта-Клауса.

В его словах не было цинизма. Генри искренне улыбнулся и взял жену за руку.

К ужину они спустились первыми.

Чикки и ее племянница Орла готовили для гостей поднос с напитками. Они говорили о чем-то серьезном.

— Но что они могут сделать, Чикки? Приковать его цепью к кровати?

— Нет, но они не должны позволять ему разгуливать по ночам.

— И как его остановить? Он все равно сбежит…

Заметив Генри и Николу, они сразу замолчали. Чикки строго придерживалась профессиональной этики: домашние вопросы никогда не обсуждались при гостях. Жизнь в отеле текла спокойно и плавно, но за этим стояли труд и тщательная подготовка. Чикки с Орлой поинтересовались, как супруги провели день. Они вынули с полки справочник по диким птицам, чтобы отыскать в нем гуся, попавшегося Генри с Николой во время прогулки по заболоченным лугам у озера. У гуся были розовые лапки и большой оранжевый клюв.

— Думаю, это серый гусь, — сказала Чикки, перелистывая страницы Птиц Ирландии. — Смотрите, такой?

— Да, — кивнули супруги.

— Они прилетают к нам из Исландии. Только представьте!

— Как здорово было бы знать о птицах столько, сколько знаете вы. — Никола немного завидовала Чикки и ее такому искреннему восхищению.

— О, я всего лишь любитель. Мы-то надеялись пригласить сюда настоящего знатока. Поблизости живет один парень, Шэй О’Хара; он каждую птицу, пролетающую по небу, знает до последнего перышка. Правда, у нас ничего не вышло.

— А ведь ему это могло бы пойти на пользу. — Орла печально покачала головой.

Чикки поняла, что должна дать гостям какое-то объяснение.

— Видите ли, Шэй в последнее время сам не свой. У него депрессия. Никто не может до него достучаться. Остается надеяться, что это пройдет само собой.

— Депрессия у молодых — это очень серьезно, — сказал Генри.

— Да-да, я знаю, и доктор Дэй тоже в курсе, но Шэй не хочет принимать лекарства или посещать психотерапевта. Он вообще никого не слушает, — вздохнула Чикки.

В кухне начали собираться остальные гости и беседа прервалась.

Никола сидела рядом с импозантным американцем, который по-прежнему называл себя Джоном; оказалось, он завел себе нового друга, местного чудака по имени Фрэнк Хэнратти. На своем ярко-розовом фургоне тот свозил Джона в горы, где жил один кинорежиссер, удалившийся от дел много лет назад. Им оказался очень симпатичный и приветливый джентльмен, угостивший их крапивной похлебкой.

— Он вас узнал? — неосторожно поинтересовалась Никола.

До сих пор за столом ни разу вслух не говорили о том, что Джон на самом деле киноактер — большая знаменитость.

Джон воспринял ее вопрос спокойно.

— Да, он был очень любезен. Сказал, что знает мои работы. Удивительный старик. Он держит кур, разводит пчел. И у него есть коза. А в доме полно книг; по-моему, это самый счастливый человек из всех, кого мне довелось знать.

— Потрясающе! — задумчиво отозвалась Никола. — Как, наверное, хорошо быть счастливым.

Джон бросил на нее острый взгляд, но ничего не сказал.

Перед тем как лечь в постель, супруги вышли на улицу подышать воздухом. Орла уже садилась на свой велосипед, чтобы ехать домой.

— Вам здесь не надоедает? — спросил ее Генри.

— Нет, я ужасно скучала по Стоунбриджу, когда жила в Дублине. Некоторым наши виды кажутся печальными. А мне — нет.

— Как насчет того юного любителя птиц, о котором вы говорили? Ему они тоже кажутся грустными?

— Шэю все кажется грустным, — ответила Орла и покатила домой.

В три часа утра Генри и Никола проснулись от птичьего крика. Однако было еще слишком рано для обычного рассветного хора или утренней переклички чаек. Может, какая-то больная птица попала к ним на балкон?

Они встали и подошли к окну.

На фоне залитого луной океана четко выделялся силуэт подростка в свитере, который стоял, обхватив себя руками за плечи, с запрокинутой головой, и громко рыдал.

Скорее всего, это и был Шэй. Шэй, которому все кажется грустным.

Не сговариваясь, они схватили свои куртки, сунули ноги в ботинки и вышли на лестницу. За дверью их встретил холодный ночной воздух.

Глаза юноши были крепко закрыты, лицо скривилось. Он рыдал, приговаривая что-то, но они не могли разобрать ни слова. Он весь дрожал, худенькие плечи поникли от отчаяния. Шэй стоял в опасной близости от края утеса.

Они осторожно двинулись в его сторону, разговаривая между собой, чтобы их появление не стало для него неожиданностью.

Юноша открыл глаза и увидел их.

— Вы все равно меня не отговорите, — сказал он.

— Знаю, — согласился Генри.

— Правда?

— Ну конечно. Я и не собираюсь тебя отговаривать. Если ты не сделаешь этого сейчас, то сделаешь завтра или на следующей неделе. Я это знаю.

— Тогда зачем вы пытаетесь меня остановить?

— Остановить? Мы об этом даже не думали. Правда, Никола?

— Само собой, нет. Каждый человек имеет право делать то, что хочет.

— А что вы тогда тут делаете?

Его широко распахнутые глаза были полны ужаса, по телу пробегала дрожь.

— Хотели спросить тебя про серого гуся. Мы видели его сегодня. В книге написано, они прилетают из Исландии.

— Нет ничего удивительного в том, чтобы увидеть серого гуся. Их тут полным-полно. Вот если вам повезет наткнуться на снежных гусей, это будет событие, — сказал Шэй.

— Снежных? Они тоже прилетают из Исландии? — Никола медленно обходила подростка сбоку, стараясь беззаботно глядеть вдаль, будто надеясь рассмотреть в свете луны снежного гуся.

— Нет, они из Арктической Канады, из Гренландии. Их можно посмотреть в Вексфорде, на восточном побережье. Сюда они залетают редко.

— А ты сам их видел? — поинтересовался Генри.

— Да, много раз, но, как я говорил, не здесь. А в прошлом году мне попался гуменник. Очень редкая разновидность гуся.

— Гуменник! — Генри постарался произнести это с изумлением и восторгом.

Юноша улыбнулся.

— Может, пойдешь с нами в дом и покажешь его в справочнике? — спросила Никола, будто по внезапному озарению.

— Нет. Чикки опять начнет уговаривать меня сходить к доктору. Ненавижу докторов!

— Понятно. — Никола закатила глаза, словно была полностью с ним согласна.

— Да вы и сами можете его найти. У Чикки сколько угодно книг.

— Ну, одно дело искать самим, а другое — когда кто-нибудь тебе объяснит…

— Нет, я не пойду.

Подросток сделал шаг назад. Никола уже стояла у него за спиной. Она мягко положила руку ему на плечо.

— Пожалуйста, пойдем с нами. Видишь ли, Генри никак не может уснуть. Ты бы помог нам отвлечься.

— Ну ладно, пойдем. Только ненадолго, — сказал Шэй и прошел за ними на кухню Стоун-хауса.

Они дали ему теплую клетчатую куртку вместо свитера, который повесили сушиться на батарее. Никола заварила чай, отыскала немного хлеба и сыр. Шэй как раз объяснял им, как отличить гуменника от черной казарки, когда прибежали запыхавшиеся О’Хара, громко выкрикивая его имя.

Они прочли записку, которую Шэй оставил на столе, в ней говорилось, что ему очень жаль, но он не видит другого выхода. Пробираясь по утесам, они молились, чтобы не было слишком поздно.

Отец Шэя сел за стол на кухне у Чикки и разрыдался, как ребенок.

Они позвонили матери юноши, которая была так потрясена, что не смогла броситься на поиски вместе с остальными. Чикки спустилась вниз; она вела себя совершенно спокойно, словно выполняла свою обычную работу.

— Надо позвать доктора, — сказала сестра Шэя.

Шэй, встревоженный, поднял голову.

Чикки хотела было сказать, что в кухне и так двое докторов, но Генри выразительно покачал головой.

— Наверняка доктор Дэй его навестит, — сказал он.

— Он знает, что делать, — кивнула Никола.

Чикки все поняла.

На следующее утро за завтраком эта тема не поднималась. Орла уже была в курсе. Все жители Стоунбриджа знали, что ночью двое туристов-англичан отговорили Шэя О’Хара от самоубийства. Накрывая на стол, Орла с признательностью посмотрела на них.

Некоторым гостям показалось, что ночью они слышали какие-то крики.

«Наверное, птицы», — ответила Чикки, и разговор вернулся к планам гостей на сегодняшний день.

Позднее они заглянули к доктору Дэю.

— Благодаря вам на земле сегодня одним человеком больше, — сказал он.

— Надолго ли? — спросил Генри. — Что, если парень попытается снова?

— Может, и не попытается. Он согласился лечь в больницу на обследование. Говорит, будет принимать лекарство и ходить на психотерапию. Конечно, ему предстоит долгий путь, но все же…

Генри и Никола посмотрели друг на друга.

Дэй продолжал:

— Мне надо поспешить с отъездом. Сегодня же начну извещать своих пациентов. Поэтому я подумал спросить… Конечно, это может показаться поспешным, но я думал…

Они уже знали, что он собирается сказать.

— Мне понадобится замена на пару месяцев. Как вам такое предложение?

— Но люди не смогут нам доверять. Мы для них пришлые, чужаки.

— Я тоже был чужаком.

— Не настолько. Про нас они не знают вообще ничего.

— Люди знают, что вы спасли жизнь Шэя О’Хара. Неплохо для начала, — заметил Дэй Морган.

Им надо было столько всего обсудить, наметить множество планов…

— Вам не обязательно задерживаться тут на тридцать лет, как случилось со мной, — сказал на прощание доктор Дэй.

Генри и Никола стояли бок о бок в лучах зимнего солнца, счастливые как никогда раньше.

— Может, вы захотите остаться еще дольше, — улыбнулся он.

Андерс

Когда Андерс учился в школе и его спрашивали, кем он хочет стать, он неизменно отвечал, что будет финансистом, как его дед и отец. Он поступит на работу в процветающую семейную компанию с роскошным офисом в Стокгольме. «Алмквист» — одна из старейших компаний в Швеции, с гордостью говорил он.

Андерс рос забавным озорным мальчишкой со светлой челкой, падающей на глаза. С самого детства он обожал музыку и в пять лет уже неплохо освоил пианино. Став постарше, он попросил купить ему гитару и самостоятельно научился играть на ней. Вечер за вечером он просиживал в своей комнате; как только с домашней работой было покончено, Андерс всецело отдавался музыке. Потом фру Карлссон, их домоправительница, познакомила его с никельхарпой — народным шведским музыкальным инструментом, напоминающим скрипку с клавишами. Инструмент некогда принадлежал ее деду, который и научил ее на нем играть, а она, в свою очередь, научила Андерса. Он быстро запомнил несколько старинных шведских песен и влюбился в никельхарпу с ее неземным звучанием.

Он жил с родителями — Патриком и Гуниллой Алмквист, фру Карлссон и их собакой Ривой в прекрасной квартире, окна которой выходили на Дьюргардсканален. Андерс всем говорил, что его школа — лучшая в Швеции, а Рива — лучшая собака на свете. Отцовская фирма была еще одним предметом гордости семьи. Двое его кузенов, Клара и Матс, уже работали там — набирались опыта, одновременно изучая бухгалтерский учет. Матс держался немного заносчиво, зато Клара трудилась не покладая рук, и уже неплохо знала бизнес изнутри. Оба понимали, что Андерсу, главному наследнику, скоро придется бросить свои увлечения, фортепиано и никельхарпу, и поступить в университет, чтобы подготовиться к будущему, которое его ожидает. Они же тем временем станут приглашать его на кофе и рассказывать о тонкостях их дела и о клиентах, с которыми им приходится сталкиваться.

Крупные бизнесмены, известные спортсмены и артисты были частыми гостями в отцовском офисе. Первым лицам компании приходилось участвовать в важных совещаниях, обедать с клиентами в частных кабинетах лучших ресторанов. Все в офисе прекрасно одевались; Матс всегда красовался в дизайнерских костюмах и идеальных сорочках, а Клара выглядела чрезвычайно элегантно. Хотя обычно она являлась на работу в офисных костюмах приглушенных тонов, вид у девушки был такой, словно она вот-вот выйдет на подиум. Трудолюбие, умение держать язык за зубами и стиль — таковы были три кита компании «Алмквист». Матс и Клара в точности соответствовали всем требованиям; Андерс гадал, сможет ли он когда-нибудь стать таким, как они.

Камнем преткновения для него был стиль. Он не обращал внимания на то, во что одеты другие люди, а сам одевался так, чтобы было удобно. Он не признавал важности сшитой на заказ обуви, дорогих швейцарских часов и галстуков из чистого шелка; в мире фольклорной музыки, которая так его привлекала, им не было места.

Мать ласково посмеивалась над ним.

— Качественные вещи делают тебя привлекательней, Андерс. Девушки будут восхищаться тобой, если ты станешь хорошо одеваться.

— При чем тут одежда? Или я им нравлюсь, или нет.

Ему было пятнадцать, и он выглядел немного нескладным и неуверенным в себе.

— Ты очень ошибаешься. Конечно, ты должен понравиться им как человек, но как заставить их обратить на тебя внимание? Первое впечатление решает все. Поверь, я уж знаю.

Гунилла Алмквист всегда выглядела идеально. Она работала на телевидении, где стилю придавали огромное значение. Перед тем как выйти из дома, она тщательнейшим образом готовилась к предстоящему дню. На работу мать отправлялась в кроссовках и шла два километра пешком, а в офисе ее ждали элегантные туфли на высоких каблуках, расставленные на полке, — не меньше семи пар.

Она прикладывала массу усилий к тому, чтобы заинтересовать Андерса дизайнерской одеждой, пыталась привить ему вкус, которым сын пока не блистал. Когда ему исполнилось восемнадцать, Гунилла заговорила более серьезно.

— Это больше не шутки, Андерс, — заявила она. — Поступи ты в армию, тебе пришлось бы носить форму. На дипломатической службе ты был бы вынужден соблюдать дресс-код. В «Алмквист и Алмквист» свои правила, которым необходимо следовать.

— Но я же не отказываюсь изучать финансы — разве это не главное?

— Только отчасти. Кроме этого, ты должен научиться уважать семейные традиции, соответствовать ожиданиям. — В ее голосе прозвучали немного странные, непривычные нотки.

Андерс поднял глаза.

— Ты же не серьезно, правда? Разве одежда решает что-то в жизни?

— Если ты не запомнил всего того, о чем я твердила тебе много лет, запомни хотя бы это. Я согласна, что в общем и целом стиль одежды не так уж важен, но следование ему сильно облегчает жизнь. Вот и все. Я хочу, чтобы ты как следует запомнил мои слова.

Почему она говорит так странно?

— Как я могу забыть, если ты постоянно мне об этом напоминаешь? — с умоляющей улыбкой Андерс посмотрел на мать. Больше всего ему хотелось, чтобы все стало, как раньше.

Но этого не произошло.

— Меня больше не будет рядом с тобой, — сдавленным голосом ответила она. — Вот почему очень важно, чтобы сейчас ты меня послушал. Я уезжаю. Ухожу от твоего отца. Этой осенью ты поступаешь в университет. Пора изменить нашу жизнь.

— А отец знает, что ты уходишь? — прошептал Андерс.

— Да. Мы договорились, что я дождусь, пока ты закончишь школу. Я еду в Лондон. Мне предложили там работу, и там же я собираюсь жить.

— А тебе не будет одиноко?

— Нет, Андерс. Одиноко мне было здесь. Мы с твоим отцом уже давно перестали быть парой. Он женат на своей компании. Не думаю, что он станет по мне скучать.

— Но… Я буду скучать по тебе! Нет, это неправда! Как я мог жить, ничего не замечая?

— Мы старались это скрыть. Считали, тебе незачем знать.

— У тебя в Лондоне кто-то есть? — Он понимал, что говорит как семилетний ребенок.

— Да. Очень заботливый, добрый и симпатичный человек по имени Уильям. С ним мне хорошо. Я надеюсь, что со временем ты с ним познакомишься и он тебе понравится. А пока я очень тебя прошу, постарайся уделять больше внимания своей внешности. Одевайся элегантно. Это значительно облегчит тебе жизнь.

Андерс отвернулся, чтобы не показывать матери, насколько он потрясен. Она уезжает в Лондон к мужчине по имени Уильям, с которым ей хорошо. И о чем они говорят на прощание? Об одежде! О каких-то чертовых тряпках! Ему казалось, что мир перевернулся с ног на голову, будто фокус сместился у него в голове.

Его отец с матерью не могут разойтись. Только в пятницу у них была вечеринка. Папа поднял бокал и сказал: «За мою красавицу жену». И все это время он знал, что она собирается жить с этим Уильямом.

Как такое возможно?

Мать стояла рядом, не решаясь дотронуться до него из страха, что сын сбросит ее руку.

— Я люблю тебя, Андерс. Может, сейчас тебе трудно в это поверить, но я говорю правду. И отец тоже любит тебя. Очень сильно. Он этого не показывает, но очень любит тебя и гордится тобой.

— Гордость и любовь — не одно и то же, — сказал Андерс в ответ. — Тобой он тоже гордился или все-таки любил? — Пораженный новостями, Андерс впервые решился посмотреть матери в лицо.

— Он был доволен тем, что я соблюдаю условия сделки. Я прекрасно вела дом, сопровождала его на званых обедах, принимала гостей. Я родила ему сына. Думаю, он был мной доволен.

— А как же любовь?

— Андерс, я не знаю. Мне кажется, что за всю жизнь он любил только свою компанию и тебя.

— Непохоже, что он меня так уж любит. Он всегда держался со мной отстраненно.

— Такой он человек. И всегда будет таким. Но я наблюдаю за вами с самого твоего рождения и знаю, что отец любит тебя. Просто он не умеет выражать свою любовь.

— А если бы он умел выражать любовь к тебе, ты бы осталась?

— Странный вопрос. Все равно что спросить, что было бы, стань квадрат крутом, — ответила она.

Андерс поверил ей, распахнул объятия и она еще долго всхлипывала у него на груди.

После этого события развивались очень быстро.

Гунилла Алмквист собрала свои вещи — фру Карлссон, глядя на ее сборы, неодобрительно фыркнула, — но оставила все до единой драгоценности. Прессе сообщили официальную версию событий: Гунилле предложили отличную должность в Лондоне на спутниковом телеканале. Было бы преступлением упустить такой шанс. Андерс поступает в университет; муж всецело поддерживает ее решение. Так ему удалось избежать сплетен о сбежавшей жене и развале брака. Нельзя было допустить, чтобы на репутацию компании «Алмквист» пала хоть малейшая тень.

Патрик Алмквист продолжал вести себя сдержанно и отстраненно. В разговорах с сыном он ни разу не коснулся этой темы. Тем не менее отец одобрил новую короткую стрижку Андерса и его визит в дорогое ателье для снятия мерок.

Большую часть времени отец проводил в офисе.

Вечером накануне отъезда Гуниллы они втроем ужинали в ресторане. Патрик поднял бокал за свою жену. «Надеюсь, в Лондоне ты найдешь то, что искала», — сказал он.

Андерс не верил своим глазам. Два десятилетия совместной жизни летели в тартарары, а родители продолжали разыгрывать свои роли. Что, если так поступают все вокруг? В тот момент ему казалось, что он никогда не сможет никого полюбить. Любовь бывает только в стихах, песнях и мечтах. В реальной жизни ее нет и не может быть.

На следующий день он отправился в Гётеборг в университет. Так началась его новая жизнь.

Через три недели Андерс познакомился с Эрикой, студенткой с факультета текстильного дизайна. Она подошла к нему на вечеринке в общежитии и пригласила танцевать.

Позднее он решился спросить, почему в тот вечер она выбрала именно его.

— Ты был хорошо одет. Не выглядел неряхой, как остальные, — ответила она.

Андерс был разочарован.

— Неужели одежда имеет значение?

— Имеет, потому что по ней можно судить о том, насколько ты следишь за собой и пытаешься ли произвести положительное впечатление на людей. Мне ужасно надоели неряхи, — сказала Эрика.

Они быстро подружились. Эрика любила готовить — но только по вдохновению и только те блюда, которые нравились ей самой. Она часто собирала друзей в своей квартире, а когда узнала, что Андерс играет на никельхарпе, сделала ему выговор за то, что он не захватил инструмент с собой в университет. Он должен обещать, что в следующий раз, когда поедет домой, обязательно ее привезет. Тогда она организует у себя домашний концерт и угостит всех чудесным ужином.

Эрика была миниатюрная и привлекательная и считала, что борьба за права женщин и мода прекрасно сочетаются. Ей нравилось красиво одеваться, и она всякий раз поражала Андерса своими нарядами — Эрика неизменно оказывалась самой красивой девушкой в компании. Им было легко друг с другом, и вскоре они стали неразлучны.

Вдруг накануне Пасхи она объявила ему, что никогда не выйдет за него замуж, потому что считает брак разновидностью рабства, но будет любить Андерса до конца своих дней. Эрика объяснила, что хочет быть честной с самого начала — пускай между ними не останется никаких недомолвок.

Андерс был потрясен. Он не просил ее выходить за него. Их отношения его вполне удовлетворяли, так что он предпочел с ней не спорить.

Эрика пригласила Андерса к себе познакомиться с родителями.

Ее отец управлял небольшим ресторанчиком, мать была водителем такси. Они встретили Андерса очень тепло; глядя на их семью, он позавидовал, что сам рос в совсем другой обстановке. Сестра и брат Эрики, близнецы, которым только-только исполнилось двенадцать лет, участвовали во всех разговорах и, не стесняясь, спорили с родителями на любые темы: от карманных денег до силиконовой груди, от Господа Бога до королевской семьи — в его семье таких предметов вообще не принято было касаться. Близнецы спросили у Эрики, когда она познакомится с родными Андерса. Прежде чем он успел ответить, она быстро сказала, что это может подождать. Она — девушка на любителя; людям требуется время, чтобы привыкнуть к ней.

— Что значит «на любителя»? — тут же спросил ее брат.

— Посмотри в словаре. — С близнецами Эрика не церемонилась.

Позднее Андерс сам вернулся к этой теме.

— Я хочу, чтобы ты приехала погостить в доме моего отца.

— Ну уж нет. Не хватало, чтобы у него случился сердечный приступ. Но я с удовольствием поехала бы вместе с тобой к твоей матери в Лондон.

— Не думаю, что это хорошая идея…

— Ты просто не хочешь знакомиться с Уильямом, потому что знаешь, что он спит с твоей матерью.

— Это неправда! — воскликнул он, а потом, понимая, что не хочет ей лгать, добавил: — Ну, не совсем правда.

— Давай-ка подумаем, как нам съездить в Лондон. Надо записаться на какой-нибудь студенческий проект. Мы сможем усовершенствовать свой английский, посмотреть город, а заодно познакомиться с твоим отчимом.

Наступил апрель, и они отправились в Лондон. В парках и скверах уже расцвели нарциссы, город выглядел сияющим и обновленным. Гунилла и Уильям жили в элегантном особняке неподалеку от Имперского военного музея; оттуда было рукой подать до Темзы и основных лондонских достопримечательностей. Впервые они увидели Лондон во всем его разнообразии и многолюдье. Оглушенные шумом и толчеей, Андерс и Эрика с энтузиазмом погрузились в его водоворот, стремясь не упустить ни одной драгоценной минуты.

Гунилла встретила их весело и радушно. Если у нее и зародились какие-то сомнения насчет Эрики как спутницы для будущего главы «Алмквиста», она держала их при себе. Уильям был очень гостеприимен и даже взял три дня отпуска в своей телевизионной компании, чтобы показать Андерсу с Эрикой настоящий Лондон. Он отвез их на смотровую площадку, откуда открывались виды на много миль во всех направлениях. Он отыскал в городе несколько клубов, где играли фольклорную музыку, чтобы по вечерам они могли там отдохнуть. К огромной радости Андерса Уильям даже узнал, что в одном из пабов неподалеку от их дома, в Бермондсли, планируется скандинавская вечеринка с игрой на никельхарпе.

Андерс обнаружил, что ему стало гораздо проще общаться с матерью. Она больше не сокрушалась по поводу его внешнего вида. Наоборот, Гунилла была в полном восторге.

— Эрика просто очаровательна, — сказала она Андерсу. — Ты уже познакомил ее с отцом?

— Пока нет. Сама понимаешь…

Мать предпочла оставить его намек незамеченным.

— Не затягивай с этим надолго. Познакомь их как можно скорее. Она прелесть.

— Но ты же знаешь, какой он сноб, как беспокоится о том, что люди делают и что собой представляют. Ты забыла, что это за человек. А Эрика никому не дает спуску. Она ненавидит большой бизнес. И терпеть не может людей из этого круга.

— Она достаточно воспитанна, чтобы этого не показывать.

Андерс не был в этом так уж уверен.

Гунилла хотела побольше разузнать о компании. Андерс заходит туда, когда бывает дома?

— Вообще-то, я почти не заезжал домой, — признался он.

— Тебе надо защищать свою территорию, свое наследство, — сказала она. — Твоему отцу это понравится.

— Он никогда меня не приглашает и не предлагает ничего подобного.

— Тебе не требуется его приглашение, — ответила мать.

Когда они вернулись в Швецию, Андерс позвонил отцу. Беседа была формальной: со стороны могло показаться, что Патрик Алмквист разговаривает со случайным знакомым. Тем не менее, как понял Андерс, отцу понравились его планы пожить летом дома и поработать в компании.

— В каком-нибудь отделе, где я не смогу причинить слишком большой ущерб, — пошутил Андерс.

— Все охотно бросят свои дела, чтобы тебе помочь, — ответил на это отец.

Так и вышло. Андерс был слегка смущен тем, что любой сотрудник компании действительно бросал свои дела, если ему требовалась помощь. К нему обращались с уважением, которое никак не соответствовало его нынешнему статусу стажера. В компании он был наследным принцем. Никто не хотел переходить ему дорогу. За ним стояло будущее.

Даже его кузены Матс и Клара изо всех сил старались продемонстрировать ему свое расположение. Они постоянно сообщали Андерсу о своих успехах и подчеркивали, сколь многого смогли добиться. Оба стремились угадать, что может заинтересовать молодого Алмквиста. Он не ходил по дорогим ресторанам, не проявлял любопытства к сплетням, не радовался провалам конкурентов… Для них Андерс остался загадкой.

Его отцу также не удалось разобраться, в какой сфере лежат интересы сына. Он задавал ему вежливые вопросы о жизни в университете. Есть ли у преподавателей опыт в бизнесе, а не только ученая степень.

Однако отец ни разу не заговаривал с ним о любви или о музыке, не спрашивал, играет ли Андерс по-прежнему на никельхарпе и кто его друзья. По вечерам они сидели в квартире в Остермальме и беседовали о работе и клиентах, с которыми встречались в течение дня. Иногда они ужинали в любимом ресторане Патрика, а в остальные дни ели холодную говядину и сыр под неодобрительным взглядом молчаливой фру Карлссон. Чем больше отец говорил, тем меньше Андерс его понимал. Похоже, у этого человека не было другой жизни, кроме его компании.

Андерс пообещал матери, что постарается найти взаимопонимание с отцом, но это оказалось сложней, чем он ожидал. Как-то раз он заговорил об Эрике.

— У меня есть девушка, отец. Мы вместе учимся.

— Это хорошо. — Патрик кивнул с таким видом, будто Андерс сообщил ему, что купил новый ноутбук.

— Я ездил познакомиться с ее семьей. Может, ты разрешишь пригласить Эрику сюда на несколько дней?

— Сюда? — удивился отец.

— Ну да.

— И что она будет тут делать?

— Осматривать город, а потом встречаться со мной за ланчем. Я мог бы взять пару дней отпуска, чтобы куда-нибудь ее сводить.

— Ну конечно, если ты хочешь… Само собой.

— Она ездила со мной в Лондон, когда я навещал маму.

— Правда?

— Все прекрасно прошло. Эрика нашла себе массу занятий.

— Ну, в Лондоне это нетрудно. У нас все немного по-другому. — Тон отца был ледяным.

— Она мне очень нравится, папа.

— Хорошо-хорошо.

Андерсу показалось, что отец избегает любых эмоций, направленных в его сторону.

— Знаешь, мы собираемся жить вместе. — Наконец-то он это сказал.

— Не знаю, как ты сможешь осилить плату за жилье.

— Я хотел обсудить этот вопрос, пока нахожусь здесь. Значит, я могу пригласить Эрику на следующей неделе?

— Да, если хочешь. Договорись обо всем с фру Карлссон. Она должна будет приготовить спальню для твоей гостьи.

— Мы собираемся жить вместе, отец. Думаю, здесь она могла бы поселиться у меня в комнате.

— Я считаю, что не стоит демонстрировать такое отсутствие моральных принципов перед фру Карлссон.

— Отец, дело не в моих моральных принципах. На дворе двадцать первый век.

— Я знаю, но даже твоя мать, как бы далека она ни была от реальности, понимала, что личную жизнь необходимо держать в секрете. Фру Карлссон приготовит комнату для твоей подруги. А уж где вам спать, решайте сами.

— Ты сердишься на меня?

— Ни в коем случае. Я ценю твою прямоту, но надеюсь, что и ты сможешь понять мою точку зрения. — Отец говорил точно так же, как у себя в офисе, не повышая голоса и сохраняя непоколебимую уверенность в собственной правоте.

Эрика приехала на поезде в первую неделю июля. Она засыпала Андерса историями о своих попутчиках. На ней были джинсы и ярко-красный пиджак, а за спиной — громадный рюкзак с учебниками. Она сказала, что собирается заниматься по утрам, а потом обедать с ним вместе каждый день.

— Отец наверняка захочет пригласить нас в какой-нибудь роскошный ресторан, — нервно заметил Андерс.

— Тогда тебе надо будет приодеться, — сказала она.

— Я говорил не о себе, я имел в виду…

— Не беспокойся, Андерс. У меня есть и туфли, и платья, — ответила девушка.

Это оказалось правдой. Эрика выглядела сногсшибательно в маленьком черном платье с накинутым поверх него палантином цвета фуксии и лодочках на высоком каблуке, входя в любимый ресторан Патрика Алмквиста. Она внимательно слушала и задавала умные вопросы, не стесняясь, рассказывала о своей семье — о чертенятах-близнецах, о маминой работе в такси и об отцовском ресторане, где подавали тридцать семь разновидностей маринованной селедки. Она непринужденно упомянула об их поездке в Лондон и о том, какой гостеприимной хозяйкой оказалась мать Андерса. И даже открыто говорила об Уильяме.

— Вы, вероятно, не знакомы с ним, мистер Алмквист — ну, из-за всех этих обстоятельств, — но он очень приятный человек. Специально отыскал для нас паб в Бермондсли, где играли на никельхарпе, потому что Андерс ее любит. Мы вместе ужинали в ресторане — там был потрясающий потолок из золотой мозаики. Он владеет телевизионной компанией, вы это знали? К сожалению, Уильям настоящий капиталист, и он против социальных выплат: называет их ярмом у себя на шее. Но с нами он был очень щедр и заботлив. Это лишний раз доказывает, что нельзя предвзято судить о людях.

Андерс тревожно поглядывал на отца. Мало кто мог позволить себе говорить с главой компании «Алмквист» в подобной манере. Обычно его собеседники не затрагивали в разговоре социальное неравенство и привилегии. Однако Патрик был традиционно невозмутим. Он словно беседовал со случайной знакомой. Ни разу отец не поинтересовался учебой Эрики, ее мечтами и планами на будущее.

Андерс гадал, существуют ли вообще какие-то темы, кроме их компании, которые могли бы его увлечь.

Эрика осталась довольна знакомством.

— Твой отец просто немного зашоренный, — сказала она. — Как и все его поколение. Моего папашу интересуют исключительно налоги на алкоголь да отток клиентов в Данию — они ездят туда на пароме за дешевым спиртным. Мама бредит идеей организации женского такси. Твой предок зациклен на налогах, ценных бумагах, трастах и тому подобном. Это их образ жизни. Перестань все драматизировать.

— Но ведь так жить нельзя! — настаивал Андерс.

Эрика пожала плечами.

— Почему же нет. Твой отец так живет, жил и будет жить. Важно тебе понять, чего хочешь ты.

— Уж точно не превратиться в его подобие. Не хочу жить только компанией. Быть зашоренным — так ты сказала?

— Значит, избавляйся от шор. Может, сходим куда-нибудь вечерком, послушаем музыку?

Эрика смотрела на вещи реально. Она совершенно спокойно восприняла необходимость притворяться перед фру Карлссон, что они спят в разных спальнях. Проявление уважения — вот как она это назвала.

Неделя пролетела как один день, и вот Андерс с отцом снова оказались вдвоем в пустом доме и возобновили ежевечерние разговоры об аудите и новых клиентах, с которыми сталкивались на работе. Андерс обнаружил, что стал получать некоторое удовольствие от деловых бесед, однако ему ужасно хотелось вернуться в университет и переехать в свою новую квартиру вместе с Эрикой. Он чувствовал, что его кузены ждут не дождутся, когда он уедет. Отец никак не комментировал его отъезд; он пожал сыну руку и официальным тоном заявил, что возлагает на него большие надежды касательно внедрения современных методов управления бизнесом в компании «Алмквист».

По возвращении в университет Андерсу стало казаться, что последние несколько месяцев он жил в каком-то другом, нереальном мире.

Недели летели за неделями. Выполняя данное матери обещание, Андерс периодически общался с отцом. Он звонил ему раз в десять дней; все их разговоры сводились к обсуждению персонала «Алмквиста» или новых клиентов, которых фирме удалось заполучить. Иногда он рассказывал отцу о бизнес-стратегиях или интересных моментах налогового законодательства, с которыми столкнулся в последнее время, об уикенде на Майорке, куда ездил с Эрикой и ее родителями. Однако прощаясь, Андерс всегда чувствовал облегчение и подозревал, что отец испытывает то же самое.

Снова приближалось лето; Андерс написал отцу, что они с Эрикой собираются провести два месяца в Греции. Если Патрик и рассчитывал, что его сын опять приедет в столицу, чтобы поработать в компании, он никак не дал этого понять. Тем не менее Андерс почувствовал его неодобрение.

— Я очень много учился. Мне нужен отдых, отец.

— О да, — холодным тоном заметил тот.

Они провели волшебное лето на греческих островах: купались, смеялись, пили вино, а по ночам танцевали в тавернах под переборы гитары.

Потом Эрика поделилась с ним своими планами. После получения диплома она будет работать в недавно основанном фонде по сохранению исторического наследия — заниматься старинным текстилем. Она мечтала об этой работе. И где же будет базироваться фонд? Прямо у нас, в Гётеборге. При Музее всемирной культуры.

Андерс не знал что сказать. Он-то надеялся, что она найдет работу в Стокгольме. Они снимут на двоих небольшую квартиру на одном из островов в центре города. Они не поженятся, поскольку Эрика продолжала называть брак узаконенным рабством, но будут жить вместе; он возглавит «Алмквист» и у них родятся двое детей.

Похоже, у Эрики были совсем другие планы. Андерс решил ничего ей не говорить, пока не обдумает все как следует.

— Ты какой-то молчаливый. Я думала, ты порадуешься за меня.

— Я рад.

— Но?..

— Но я думал, что мы будем жить вместе. По-твоему, я эгоист?

— Конечно нет, но мы же оба хотели решить, чем собираемся заниматься. Ты пока не определился, поэтому я первой посвятила тебя в мои планы, чтобы ты мог к ним подстроиться. — Эрика казалась слегка обеспокоенной.

— Мы оба знаем, чем мне предстоит заниматься. Я буду управлять семейным бизнесом.

Эрика изумленно посмотрела на него.

— Ты ведь не серьезно? — спросила она.

— Очень серьезно. И ты это знаешь. Ты была у меня. Ты в курсе положения вещей. Мне придется это сделать. Я ничего не могу изменить.

— Но ты же не хочешь! — воскликнула Эрика.

— Я не хочу жить, как мой отец, это правда. Но я собираюсь последовать твоему совету и избавиться от шор — я уже это делаю. Я не стану посвящать компании всю свою жизнь целиком, как он.

— Ты же так хотел вырваться на свободу! Разве не ради этого ты поехал на все лето в Грецию, а не тянул лямку в компании? — искренне недоумевала Эрика.

— Мы оба знаем, что мне придется вернуться, — сказал он.

— Ничего еще не решено. У тебя только одна жизнь, и ты не должен проводить ее в офисе, общаясь только со своими кузенами и коллегами по работе.

— У меня нет другого выхода. Я — единственный сын. Будь у меня братья, которые могли бы… — он оборвал фразу на полуслове.

— Или сестры, — автоматически поправила его Эрика. — Будет честно с твоей стороны сейчас объявить обо всем отцу, а не тратить его время — и твое время тоже.

— Я не могу. По крайней мере, я должен попытаться. Для отца это будет как пощечина. Ты ведь сама говорила об уважении — так вот, я должен проявить уважение к отцу.

Был теплый вечер, они сидели в таверне на берегу моря. За соседними столиками раздавался смех. Их окружали счастливые люди, приехавшие на каникулы. Музыканты начали настраивать свои инструменты.

Андерс и Эрика сидели друг против друга, ощущая, как между ними разверзается пропасть.

От них больше ничего не зависело. Будущее, которое еще полчаса назад казалось таким лучезарным, перестало существовать.

Они пытались спасти остаток каникул, но безрезультатно. Тень разлуки уже нависла над ними: Андерс знал, что ему придется посвятить свою жизнь компании, а Эрика считала, что ему еще предстоит решить, чем он хочет заниматься в будущем. К тому времени как они вернулись в Швецию, оба поняли, что отныне пойдут разными путями.

Они по-дружески разделили общие книги и диски. Андерс переехал в комнату в студенческом общежитии. Он сообщил отцу, что они с Эрикой расстались.

Реакция отца была примерно такой, как если бы Андерс сказал, что опоздал на поезд. Он вскользь заметил, что подобные вещи порой происходят в жизни и переключился на другую тему.

Андерс посвящал все свое время учебе. Иногда по дороге из библиотеки он видел Эрику в кружке смеющихся молодых людей и девушек и неизменно ощущал острый укол разочарования. Они сердечно здоровались друг с другом, иногда Андерс даже ходил вместе с ее компанией выпить пива в баре.

Друзья не могли понять, что между ними произошло. Они прекрасно ладили. Внешне ничего не изменилось, они просто больше не были вместе.

Его мать прислала письмо по электронной почте: ей очень жаль, что они с Эрикой расстались. Наверное, Эрика написала ей. Гунилла говорила, что им с Уильямом Эрика показалась очаровательной девушкой, — Андерс должен помнить: даже если дверь и закрылась, ее еще можно открыть. Она советовала ему уделять время музыке, научиться играть в теннис, бридж или гольф — заняться чем-нибудь, не связанным с финансами и компанией «Алмквист». Может, ему снова начать играть на пианино? Никельхарпу он забросил с тех пор, как расстался с Эрикой.

Андерс был тронут, но у него не оставалось времени на хобби. Надо было готовиться к выпускным экзаменам; он не сможет занять подобающее место в компании, если не окончит с отличием университет. Пора поднапрячься и показать, на что он способен.

Каждый месяц Андерс приезжал домой и по нескольку дней проводил в офисе, чтобы быть в курсе событий. Он научился выражать свое мнение и принимать решения. В бизнесе он обладал редким чутьем, персонал компании постепенно начинал воспринимать его всерьез. Андерс больше не был сыном и наследником старшего Алмквиста, он стал самостоятельной единицей. Он решился переговорить со своим кузеном Матсом, у которого возникли проблемы с выпивкой; поскольку тот был членом семьи, сотрудники компании не осмеливались поднимать эту тему. Андерс повел разговор напрямую, без обиняков. Он не осуждал кузена, но предупреждал. Матс взял себя в руки, и проблема была решена.

Если отец об этом и узнал, то предпочел промолчать. Однако он все больше и больше полагался на Андерса. Андерс же, в свою очередь, опирался на Клару. Она охотно приходила к нему на помощь, что было очень кстати, особенно в преддверии экзаменов.

Солнечным июньским днем Патрик Алмквист со своей женой Гуниллой сидели на церемонии вручения дипломов. Уильям остался дома, отговорившись делами. Андерс понял, что это дипломатический ход. Он опасался, что встреча родителей пройдет не совсем гладко, однако с радостью заметил, что не только хорошие манеры заставляли их улыбаться друг другу в тот день. Теперь, когда Гунилле и Патрику не надо было жить вместе, они могли позволить себе расслабиться. К своему удивлению, Андерс осознал, что родителей связывает искренняя дружба и что оба от души радуются достижениям сына.

За ужином они обсуждали его будущее: уже давно было решено, что после окончания университета Андерс на год поедет в Америку, чтобы поработать в одной крупной финансовой компании, очень уважаемой и известной, где сможет многому научиться за довольно короткий срок. С владельцами компании все было улажено, Андерсу не терпелось скорее отправиться за границу. Клара связалась со своими знакомыми в Бостоне и обо всем договорилась. У Гуниллы тоже оказались там связи; она обещала сыну, что он не будет скучать на новом месте. Прогуливаясь с родителями по улицам Гётеборга, Андерс чувствовал, что его жизнь постепенно входит в нужное русло.

На следующее утро Патрик Алмквист упал без сознания в холле отеля.

У него случился сердечный приступ.

Ничего страшного, заверили их в госпитале; мистер Алмквист вне опасности, но ему потребуется отдых. Андерс и Гунилла провели у его постели несколько дней. Потом мать улетела обратно в Лондон, а Андерс с отцом отправились домой, в Стокгольм.

Фру Карлссон немедленно взяла на себя заботы о больном; Андерс мог быть уверен, что его отец в надежных руках. Надо было договориться о медицинском наблюдении на дому, но тут отец спутал ему все карты.

— Ты не можешь лететь в Бостон, — сказал он. — Тебе придется взять компанию на себя. Будешь моими глазами и ушами. Пришло твое время.

Нет, еще совсем не его время! Он слишком молод. Он еще даже не начал жить.

Бостон отменился. Вскоре Андерсу уже казалось, что он управлял компанией всегда: он не боялся трудностей, хотя и понимал, что без помощи преданной Клары ему пришлось бы туго. Она снабжала его необходимой информацией перед совещаниями, рассказывала об особенностях работы с каждым из клиентов. В обеденный перерыв он ходил в бассейн — вместо того чтобы, как предыдущее руководство, усаживаться за стол в темной столовой, отделанной панелями из натурального дерева. Раз в неделю Андерс посещал концерты фольклорной музыки, однако в остальные вечера ужинал с отцом; после того как фру Карлссон убирала со стола, он рассказывал обо всем, что произошло в компании за день.

Силы к мистеру Алмквисту постепенно возвращались — но не в той мере, что раньше. На работе он теперь показывался лишь ненадолго, чтобы поучаствовать в собраниях, которым его присутствие придавало больший вес. Недели складывались в месяцы.

Иногда Андерсу казалось, что судьба обошлась с ним несправедливо; он вспоминал о том, что где-то есть реальный мир, в котором люди занимаются тем, что им нравится, или тем, что считают важным, или тем и другим одновременно. Однако понимал он и то, что ему повезло оказаться в столь привилегированном положении. В современном мире с его безработицей и экономической нестабильностью ему посчастливилось занять высокий пост, заниматься работой, которая ежедневно ставила перед ним новые интересные задачи. Привилегии влекли за собой ответственность — он всегда это знал. Андерс исполнял свой долг.

И тут отец заговорил с ним об отпуске.

Он сказал, что Андерс слишком много работает; ему пора «зарядить батареи». Андерс понятия не имел, куда хочет поехать. Йохан, его приятель из фольклорного клуба, сказал, что лучше всего отдыхать в Ирландии. Можно ехать в любом направлении — ты всегда найдешь себе интересное занятие и какие-нибудь достопримечательности для осмотра.

Андерс забронировал билет в Дублин и вылетел в Ирландию, так и не определившись с дальнейшими планами. Это могло показаться немыслимым, ведь в семье Алмквист было принято планировать все до секунды и скрупулезно изучать необходимую информацию, прежде чем отправиться куда-либо. В аэропорту он вспомнил об Эрике. Отсюда они летали в Лондон, в Испанию, в Грецию. Теперь Андерс летит один.

И как только он допустил, чтобы они расстались?

Однако у него не было другого выбора. Андерс не мог остаться с Эрикой в Гётеборге, где ее ждала великолепная карьера. А она не собиралась жить в тени Алмквистов и довольствоваться ролью идеальной жены, как его мать.

Он надеялся, что сможет ее забыть; у него не было недостатка в желающих сходить с ним куда-нибудь поужинать или потанцевать. Будучи наследником компании «Алмквист», он считался завидным женихом, но ни одной девушке не удалось всерьез его заинтересовать. Он посещал светские мероприятия, но никем не увлекался настолько, чтобы завязать серьезные отношения. Андерс с радостью узнал о том, что и у Эрики не было никаких романов. И тут, в аэропорту, ему вдруг захотелось позвонить ей и сообщить, что он едет в Ирландию. Эрика сразу же сняла трубку; судя по голосу, она была искренне рада его слышать. Ей было интересно все, что он говорил; правда, Эрика всегда интересовалась всем и вся. Вряд ли ее интерес касался лично его.

— Ты едешь с друзьями? — спросила она.

— Я не хочу ехать с друзьями, — уныло ответил он. — Я хочу поехать с тобой.

— Ты что это, пытаешься меня разжалобить? Перестань! У тебя куча друзей. И ты сам выбрал такую жизнь. — Слова ее, хотя и сказанные с улыбкой, прозвучали очень веско. Он сам выбрал такую жизнь. — Ты познакомишься с кучей людей в Ирландии. Я иногда хожу в ирландский бар по соседству. Там играют отличную музыку. С ирландцами легко заводить знакомства.

— Ладно, отправлю тебе открытку из ирландского бара, если отыщу такой.

— Думаю, тебе не придется долго искать. Но все равно, отправь.

Она правда хотела получить от него весточку или дело просто в ее характере — ведь это Эрика, всегда веселая, общительная и одновременно очень серьезная?

В еще более мрачном настроении Андерс сел в самолет.

Эрике наверняка понравился бы отель в Дублине, очаровательный и слегка обветшавший, где он остановился. В отеле Андерсу посоветовали съездить на автобусную экскурсию, а также порекомендовали традиционный ирландский паб неподалеку. На следующее утро, сидя за завтраком, он познакомился с группой американцев ирландского происхождения, которые собирались арендовать лодку и пройти по реке Шэннон. Аренда оказалась дороже, чем они предполагали; им требовался еще один человек, чтобы поделить расходы. Может, он захочет поплыть с ними?

«Почему бы нет», — подумал Андерс. В буклете все выглядело очень привлекательно: живописные озера, широкая река, маленькие порты. Андерс не успел опомниться, как уже был на пути в Атлон, в сердце Ирландии, где им предстояла прогулка на яхте с мотором и урок навигации. Вскоре вся компания плыла мимо зарослей камыша, небольших бухт, старинных замков и деревень с крошечными гаванями и длинными названиями. Светило солнце, и жизнь замедлила свой бег.

Вместе с ним плыли пятеро друзей, мужчин и женщин, работавших вместе в страховой компании в Чикаго. Они собирались заняться поиском своих предков и родни, однако не слишком об этом беспокоились; гораздо больше их привлекали хорошая ирландская музыка и ирландское пиво. Андерс разделял их интересы.

На почте он купил три открытки и отослал их матери, отцу и Эрике.

Он долго думал, прежде чем подписать открытку, предназначенную отцу. Андерс не представлял, что может его заинтересовать. В конце концов он написал, что из-за кризиса экономика страны серьезно пострадала. Это, по крайней мере, Патрик способен понять.

Когда плавание по реке подошло к концу, американцы собрались в пятидневный тур по гольф-клубам. Они звали его с собой, но Андерс отказался. В сплаве по Шэннону от него было мало пользы; еще меньше ему хотелось разочаровать бывалых игроков своей неопытностью в гольфе.

Вместо этого Андерс поехал в автобусное турне по западной части страны.

Джон-Пол, жизнерадостный краснолицый водитель автобуса, объявил, что знает все самые лучшие музыкальные пабы на побережье и что каждый вечер они будут ходить на великолепные концерты. Джон-Пол был лично знаком со всеми музыкантами и рассказывал участникам турне об истории групп и их репертуаре, прежде чем вечером вести их на концерт.

— Попросите Микки Мура исполнить для вас «Мою красавицу» — вот увидите, у вас мурашки побегут по спине, — говорил он.

Джон-Пол всегда первым узнавал, что какой-нибудь ушедший со сцены волынщик собирался тряхнуть стариной и дать пару концертов. Андерса это очень увлекало.

Оказалось, что Джон-Пол сам играл на волынке. Но не на такой, в которую надо дуть. Это шотландская волынка, а настоящая — ирландская — с мехами. В нее не дуют, а сжимают мехи локтем. Называется иллиан — локтевая волынка, потому что «иллиан» по-ирландски «локоть».

Музыка оказалась завораживающей — Андерс был ею покорен.

Джон-Пол сказал, что, будь у него достаточно денег, он открыл бы собственный паб и приглашал туда лучших музыкантов.

— Тут, на западе? — спросил Андерс.

— Возможно, но мне бы не хотелось отнимать хлеб у людей, которые уже владеют здесь пабами. Все они мои друзья, — ответил тот.

Джон-Пол и Андерс много беседовали о Боге и судьбе, о зле, о воображении. Андерс спросил, сколько их водителю лет. Тот удивленно посмотрел на него.

— Ты так хорошо говоришь по-английски, я и забыл, что ты не из наших краев. Я родился в 1980-м, через девять месяцев после того, как в Ирландию приезжал папа Иоанн Павел. Большинство младенцев мужского пола, родившихся в тот год, окрестили в его честь, Джон-Пол.

— И ты собираешься всю жизнь водить свой автобус? — продолжал расспрашивать Андерс.

— Нет, рано или поздно мне придется вернуться домой к моему старику. Мои братья и сестры давно разъехались, устроили свою жизнь. А я, недотепа, так и остался один. Отцу все труднее управляться с фермой самому. Похоже, скоро наступит момент, когда мне надо будет обосноваться в Стоунбридже и заменить его.

— Это тяжелый труд, — посочувствовал Андерс.

— Чепуха! Разве плохо иметь собственный дом и стадо на поле, и хозяйство, которое дожидается тебя? Большинство в Ирландии душу бы продали за такую жизнь. Просто это не то, чего бы мне хотелось. Я не очень-то мечтал бродить по лугу, отыскивая овец, лежащих кверху брюхом, и поднимать их на ноги. Я ненавижу все эти квоты на молоко и указания Европы что нам сажать, а что нет. Некоторые мечтают о собственной ферме, для меня же она — тяжкая ноша, но все-таки это верный хлеб. И даже с маслом.

— А как же твой паб и музыканты?

— Придется отложить до следующей жизни, Андерс.

Его большое, круглое, обветренное лицо было исполнено решимости.

В последний вечер турне все его участники собрались вместе и пригласили Джона-Пола на ужин. В благодарность он сыграл им несколько мелодий на волынке. Они сделали групповое фото, а на обороте каждый написал свое имя и электронный адрес. На следующее утро Андерс присел рядом с Джоном-Полом в баре — в последний раз выпить с ним кофе.

— Я буду скучать по нашим разговорам, — сказал Андерс. — Мне не приходилось встречаться ни с кем, кто так же мудро рассуждал бы о жизни и судьбе, как ты.

— Ты что, шутишь? Ведь шведы же все как один философы и музыканты!

Андерс был до смешного польщен тем, что его сочли философом и музыкантом.

— Может, оно и так. Правда мне они почему-то не попадаются.

— Надо получше искать, — убежденным тоном произнес Джон-Пол. — У нас тут много шведов путешествуют, и они все играют на разных инструментах и поют «Дикий тимьян». Да ведь сам Джо Хилл родом из Швеции!

— Наверное, ты прав. Я тебе сообщу, если встречусь с кем-то из них.

— Обязательно пиши, Андерс. Ты хороший человек, — сказал Джон-Пол.

Однако стоило Андерсу вернуться на работу, как он был вынужден усомниться в том, что и правда хороший человек. В первый же день ему сообщили, что его кузен Матс, некогда страдавший пристрастием к алкоголю, вернулся к прежним привычкам — и с еще большим размахом. Один из крупнейших клиентов компании сбежал с молоденькой секретаршей и значительной суммой денег за неделю до аудиторской проверки.

Отец выглядел еще более суровым и сосредоточенным, чем всегда. Уже через пару часов после возвращения Андерс ощутил, что от положительного эффекта каникул, проведенных в Ирландии, не осталось и следа. Дома он включил музыкальные записи, которые привез с собой. Он слушал, как плачет волынка, как к ней присоединяется стройный хор голосов, и вспоминал те беззаботные дни и задушевные разговоры. Он понимал, что все это не может длиться вечно. Андерс, как ребенок, хотел, чтобы день рождения не кончался.

Отец не проявлял ни малейшего интереса к подробностям его поездки, сколько Андерс ни пытался поделиться с ним.

— Хочешь, я покажу тебе фотографии? — предлагал он. — А может, послушаем вместе музыку? Я привез диски с потрясающими ирландскими песнями…

— Да-да, очень интересно, Андерс, но это всего лишь каникулы. Ты как фру Карлссон, которая вечно пытается рассказать, что ей приснилось ночью. Какой в этом смысл?

Именно тогда Андерс решил выехать из отцовской квартиры. Снять себе собственное жилье, разорвать замкнутый круг работы и разговоров о ней с утра до ночи.

Он надеялся, что ему хватит выдержки для подобного шага. Наверняка все станут его отговаривать. Зачем переезжать из комфортабельной, шикарной квартиры, которая однажды перейдет к нему? Зачем нарушать заведенный фру Карлссон распорядок? Зачем покидать отца, когда его долг — стать компаньоном?

Андерс вспоминал Джона-Пола, который собирался заботиться о своем отце и поднимать овец, лежащих кверху брюхом, отказавшись от планов посвятить себя музыке в пользу сыновнего долга. Тем не менее Джон-Пол наверняка нашел бы время, чтобы поиграть на волынке. Он не стал бы говорить об овцах до глубокой ночи.

Будь у Андерса собственный сын, он с самого начала советовал бы ему прислушиваться к зову сердца, а не готовил бы из мальчика будущего главу компании «Алмквист». Однако, судя по всему, вряд ли у него когда-нибудь будут дети. Он не хотел заводить семью ни с кем, кроме Эрики. А она для него потеряна навсегда.

И все-таки он позвонил ей рассказать о поездке в Ирландию.

Эрика оживленно расспрашивала его и делилась своими познаниями в ирландской музыке. Оказывается, она недавно купила ирландскую дудку и училась на ней играть.

— Приезжай ко мне на выходные, и я свожу тебя в «Голуэй». Тебе понравится, — предложила она.

Поехать на выходные, отвлечься от компании, от проблем кузена с выпивкой, от клиента, сбежавшего с деньгами и молоденькой подружкой, от отцовской тревоги, от экономического спада… Это было именно то, в чем он так нуждался.

Катя в машине по направлению к Гётеборгу, где студентом он был так счастлив, Андерс гадал, поселит ли его Эрика у себя в квартире. Они это не обсуждали; возможно, она забронировала ему место в отеле. А если все-таки он остановится у нее, то лягут ли они спать вместе? Положить его на полу на матрасе будет ханжеством с ее стороны. Ни у него, ни у нее на данный момент никого нет, так что об измене речь не идет.

Однако и на восстановление прежних отношений надеяться не приходилось. «Поживем — увидим», — со вздохом подумал Андерс.

Эрика выглядела великолепно; с блестящими глазами, оживленная, она рассказывала ему о том, что проект оказался очень успешным, что их достижения заметили и выделили им большой грант. Она приготовила для него ужин: шведские фрикадельки, которые у них считались праздничным блюдом. Квартира почти не изменилась; Эрика разве что сменила занавески да добавила еще книжных полок. У стены Андерс заметил запасной матрас.

После ужина они отправились в «Голуэй», паб, где Эрику приветствовали как завсегдатая. Она познакомила Андерса с посетителями и барменом, а вскоре заиграла музыка. Он словно в одночасье перелетел назад, на запад Ирландии, где бились о берег волны и каждый вечер новые музыканты играли на скрипках, волынках и аккордеонах. Музыка захватила его.

Ему очень захотелось побеседовать с музыкантами, особенно с Кевином, волынщиком.

— Вы играете тему из «Путешествия Брендона»? — спросил Андерс.

— В принципе, да, но очень редко — когда я играл ее в Лондоне, люди в баре плакали.

— Я под нее тоже плачу, — сказал Андерс.

Эрика, удивленная, подняла глаза.

— Ты никогда не плачешь, — заметила она.

— В Ирландии такое бывало, — со вздохом ответил он.

— Почему-то эта мелодия всех огорчает, — мрачно сказал Кевин. — Приходите завтра вечером, и я сыграю ее для вас, а потом мы всплакнем вместе над кружкой пива.

— Договорились, — с готовностью согласился Андерс.

Вернувшись в квартиру Эрики, они выпили еще пива и доели остатки ужина. Она зажгла свечи на маленьком столике, и они сели по обе стороны, с неожиданной остротой ощутив близость друг друга. Эрика серьезно посмотрела ему в лицо.

— Ты изменился, — сказала она.

— Но я по-прежнему очень хорошо к тебе отношусь, — ответил он.

— Я тоже, но ты все равно будешь спать на матрасе, — рассмеялась Эрика.

— Очень жаль, — отозвался Андерс, улыбнувшись.

— Да, но я не собираюсь потратить еще несколько месяцев на сожаления о том, что могло бы между нами быть.

— Ты потратила несколько месяцев на сожаления?

— Ты и сам знаешь, Андерс.

— Но ты все равно не хочешь переехать ко мне и смириться с моей работой в компании?

— А ты не хочешь бросить компанию и жить со мной. Послушай, давай не будем ворошить прошлое. Все давным-давно решено.

— Ты же знала, что у меня есть определенные обязательства.

— Все дело в том, что ты, дружище, сам не в восторге от них. Ты несчастен. За все время ты ни разу не упомянул о делах компании. Это моя единственная претензия. Знай я, что компания — смысл твоей жизни, я могла бы пересмотреть свое решение.

— Ты назвала меня другом! — сказал он.

— Ты и правда мой друг. Мы продолжим дружить, даже если будем в браке с другими людьми.

— Этого не произойдет. Я пробовал — мне никто не нужен.

— Надо просто получше искать. А теперь расскажи мне об Ирландии.

Он рассказал об американцах, с которыми сплавлялся по реке Шэннон, про Джона-Пола, который должен был заботиться об отце. Потом Эрика постелила ему в нарядной гостевой. Но Андерс еще долго не мог заснуть.

На следующий день они с Эрикой пришли в «Голуэй» послушать, как Кевин играет на волынке. Андерсу снова казалось, будто за стенами ревут волны Атлантики. Внезапно его с головой накрыла тоска. Собственная жизнь показалась бесконечной чередой повторяющихся дней, когда он будет вставать, надевать костюм, ходить на работу, потом возвращаться в пустую квартиру, ложиться в постель и опять вставать… Ответственность. Преданность интересам компании. Долг. Традиции. Необходимость оправдывать ожидания. Семья. Когда музыканты сделали паузу, Андерс попытался объяснить Эрике, почему он не может бросить компанию, но нужные слова никак не шли на ум. Он запинался, не в силах изложить свои доводы.

— Все дело в том… — начал он и замолчал. — Так заведено у нас в семье. Я хочу сказать, если я… От меня ожидают определенных действий… Это мое предназначение. Я должен справиться. Я уже справляюсь. Я — следующий Алмквист. Люди рассчитывают на меня. Я всю жизнь… Короче говоря, если я — не я, то кто я?

— Андерс, прошу, прекрати. Как ты не понимаешь — я не против того, что ты работаешь в отцовской компании. Просто ты ее ненавидишь и всегда будешь ненавидеть. Но ты ничего не собираешься менять. Это твое решение, а не чужое. И твоя жизнь. Ты должен делать то, что хочешь сам. По крайней мере, подумай, чем еще ты мог бы заняться. А когда придумаешь, реши — оставаться тебе или уходить.

Она погладила его по руке.

— Не обязательно делать это прямо сейчас.

— Иными словами, не обязательно вообще это делать, — грустно ответил он.

— Ты не в первый раз идешь по этому пути и всегда оказываешься на распутье. Может, тебе повезет натолкнуться на что-то, чего ты захочешь сильней, чем свою работу. Когда этот день настанет, вспомни мои слова.

Ему так и хотелось сказать, что Эрику он хочет сильней, чем работу, но это была не вся правда. Он не мог бросить компанию, и они оба это знали. Они обнялись на прощание, и Андерс поехал домой.

Он сидел за рулем с тяжелым сердцем, слушая свою любимую музыку. Пора прогнать пустые мечты, избавиться от воспоминаний о прошлом. Наивно думать, что он мог бы начать новую жизнь.

Неделя шла за неделей, но отец по-прежнему не одобрял решения Андерса поселиться отдельно. Фру Карлссон не скрывала своего недовольства. Она даже попыталась добиться от него обещания ужинать с отцом каждый вечер.

Однако Андерс приходил к себе, разогревал готовую еду в микроволновке и открывал банку пива. Где-то там, в их просторной квартире, в одиночестве сидел за столом его отец.

Раз в неделю Андерс навещал его, внутренне подобравшись, чтобы отражать нападки и давление, которое неизбежно оказывали на него. Отец и фру Карлссон не уставали ему напоминать, что его комната готова и он может остаться на ночь. Они сетовали на пустоту семейных апартаментов. Отец говорил, как тяжело держать под контролем дела компании, в которой он может проводить в день не больше нескольких часов; Андерс, дескать, предается ночным утехам, вместо того чтобы являться к нему с отчетом.

Андерс часто вспоминал Джона-Пола: интересно, тот уже переехал назад на ферму? И как ему там живется: лучше, или хуже? Оправдала ли себя его жертва? Что, если Джон-Пол впоследствии пожалел о своей откровенности и о признаниях, касающихся заботы об отце? Скорее всего, он не захочет возвращаться к этой теме.

Однажды вечером Андерс нашел в Интернете Стоунбридж — место, куда собирался переехать Джон-Пол. Это оказался небольшой живописный городок на самом берегу океана, оживавший только в летние месяцы и пустынный зимой. Тем не менее Андерсу попалось на глаза объявление об открытии нового отеля: он стоял прямо на скале и назывался Стоун-хаус. В объявлении рекламировалась «Неделя зимы» на Атлантическом побережье: красивые виды, прекрасная кухня, пешие прогулки и наблюдение за птицами. Гости, интересующиеся музыкой, смогут посещать концерты в местных пабах. Понимая, что это полное сумасшествие, Андерс тем не менее забронировал себе комнату на неделю.

Отца он уведомил о предстоящей поездке в двух словах — просто короткий зимний отпуск. Патрик, конечно, ни о чем не спросил, разве что вскользь дал понять, что не одобряет столь внезапного отъезда.

Эрике Андерс ничего не сказал. Их последняя встреча стала своеобразным водоразделом. Не было смысла сообщать ей, что он едет в Ирландию; она все равно не согласится поехать с ним. Она снова скажет, что он понапрасну растрачивает свою жизнь. Ей не понять, что у него просто-напросто нет выбора. Ему не хотелось заново начинать этот разговор.

Андерс долетел до Дублина и сел на поезд, отправляющийся на запад.

Чикки Старр встретила его на станции. Она не видела ничего особенного в том, что молодой шведский финансист явился в такую глушь, чтобы провести свой отпуск. Она сделала Андерсу комплимент по поводу его замечательного английского. По ее мнению, скандинавы вообще легко усваивают иностранные языки. Когда-то она жила в Нью-Йорке — удивительно, как быстро эмигранты из Дании, Швеции и Норвегии адаптировались к тамошней жизни.

Андерс ощутил умиротворение и покой еще до того, как они приехали в старый дом, где ему предстояло познакомиться с другими постояльцами. Один американец был как две капли воды похож на Корри Салинаса, актера, и даже говорил в точности, как он. Андерс не мог понять, что голливудская звезда может делать в этих краях. Он незаметно обменялся взглядами с доктором-англичанином, который тоже узнал Корри. Собственно, какое им дело? Любому человеку порой нужен отдых, смена обстановки — в этом он не отличается от остальных гостей, собравшихся здесь. Никто не собирался ему докучать.

За ужином Андерс разговорился с симпатичной женщиной по имени Фреда, которая, похоже, удивилась, услышав о его увлечении музыкой. Он приехал в нужное место, заметила она; музыка здесь прямо-таки витает в воздухе. Она и сама не прочь послушать хороших музыкантов.

— Вы тоже играете, — сказала Фреда.

Это было утверждение, не вопрос. Андерс рассказал ей про никельхарпу и свою любовь к музыке.

— А чем же вы зарабатываете на жизнь? — спросила она.

— Я просто скучный бухгалтер, — хитро улыбнулся он.

— Бухгалтеры не скучней остальных людей, — ответила Фреда, — но если ваше сердце не лежит к этой работе, почему не последовать своему призванию? — Взгляд ее был устремлен куда-то вдаль.

— О нет, — быстро произнес он, — я прекрасно знаю, в чем мое призвание. Я унаследую отцовскую компанию и буду ею управлять. Это детище всей его жизни. Раз или два в неделю я стану ходить в маленький клуб и играть для десятка гостей. Вот какое будущее меня ждет. — А потом, чтобы слегка развеселить свою собеседницу, он улыбнулся и добавил: — Но сейчас я в отпуске и собираюсь послушать лучших музыкантов в округе. Хотите присоединиться ко мне?

Они договорились встретиться за завтраком на следующий день и отправиться на поиски клубов, где играют музыку.

Вечер прошел гладко; Андерс был рад, что выбрал это место. Ложась в кровать под шум океана, залитого лунным светом, он уже знал, что его ждет крепкий спокойный сон. Он не будет просыпаться два-три раза за ночь, терзаясь сомнениями и тревогой. Одного этого было достаточно, чтобы приехать сюда.

На следующее утро Андерс расспросил Чикки Старр о музыкальных пабах.

Она знала два — оба славились на всю округу хорошей музыкой. В одном подавали на ланч восхитительные блюда из морепродуктов — на случай, если им захочется отведать местной кухни.

Пока они беседовали, в кухню спустилась Фреда — она горела желанием отправиться в путь. Денек выдался погожий, поэтому, не тратя времени даром, они вдвоем отправились в город. Андерс захватил с собой рюкзак, где лежали путеводители и карта. Они шли мимо беленных известкой коттеджей, ферм и хозяйственных построек. Сначала дорога бежала вдоль берега по утесам; их лица обдувал соленый ветер, неся с собой морские брызги. Деревья по обочинам стояли искореженные, искривленные атлантическими бурями. Потом дорога повернула, и океан пропал из виду. По мере приближения к городу аккуратно вспаханные поля сменились рядами недавно построенных коттеджей — почему-то они остались безжизненными и пустыми.

Главная улица Стоунбриджа состояла из домов в два-три этажа, выкрашенных в разные цвета. Найти пабы не представляло никакой сложности, но сначала Андерс с Фредой решили заглянуть в маленькое кафе. Они оживленно беседовали, делясь впечатлениями об остальных постояльцах Стоун-хауса.

Андерс заметил, что Фреда ни разу не упомянула о причинах, по которым решила поехать в отпуск, однако проявила недюжинную наблюдательность в отношении других гостей. Доктор с женой, сказала она, покачав головой, очень грустят — недавно им пришлось пережить чью-то смерть. Она сама не могла объяснить, откуда это узнала. А та симпатичная медсестра — как, кстати, ее имя? Ах да, Винни — так вот, она совсем не ладит со своей подругой Лилиан, но эта поездка им поможет.

На ланч они отправились в один из пабов; там им подали по громадной миске мидий, источающих великолепный аромат, и свежий хрустящий хлеб. Потом, словно по какому-то молчаливому сигналу, коренастый краснолицый мужчина, сидевший в углу, вышел на сцену со скрипкой и заиграл. Концерт начался.

Поначалу количество музыкантов превосходило число посетителей паба, однако постепенно стали подходить новые гости. Главное веселье ожидается вечером, но многие любят поиграть после обеда, и двери паба открыты для всех. Музыка, поначалу тихая и ненавязчивая, становилась все ритмичнее и громче. Какая-то пара вышла танцевать, и вот уже Андерс попросил гитару и сам сыграл и спел несколько шведских песен. Он научил остальных словам, и все с энтузиазмом принялись ему подпевать.

Немного стесняясь, Андерс сказал, что привез с собой один традиционный шведский инструмент, на котором может сыграть завтра вечером. Конечно, если им интересно его послушать…

Когда Андерс вернулся за их столик, Фреда бросила на него загадочный взгляд.

— Один-два раза в неделю для десятка человек? — сказала она так тихо, что он едва разобрал ее слова за общим шумом. — Очень сомневаюсь.

Очень быстро Андерсу начало казаться, что он прожил в этих краях уже много лет. Американец и правда оказался Корри Салинасом — он путешествовал инкогнито и представлялся Джоном. Две женщины, Винни и Лилиан, на второй день путешествия чуть не утонули и их пришлось спасать из пещеры; Андерс все пропустил, так как вечером играл в пабе на никельхарпе. Его много раз вызывали, требуя исполнить новые мелодии. Джона-Пола он так и не встретил, хотя заглядывал по очереди в оба паба.

Наконец, в один из визитов он спросил у морщинистого старика, игравшего на ирландской дудке, не знает ли он одного местного парня по имени Джон-Пол.

Конечно, знает. Его все знают — очень славный человек. К их беседе немедленно подключились еще четверо музыкантов. Все они знакомы с беднягой Джоном-Полом. Тот безвылазно сидит на своей ферме в Роки-Ридж с отцом, которому как ни старайся, все равно не угодишь. Старик вечно твердит о том, что надо было ему эмигрировать много лет назад, и ругает всех на чем свет стоит.

— А разве Джон-Пол не приезжает в город поиграть на волынке?

— Он не показывался тут уже несколько месяцев, — заметил один из мужчин, печально качая головой. — Как-то раз мы все вместе заехали за ним на фургоне, но он сказал, что не может оставить отца одного.

На следующее утро Андерс узнал у Чикки, как добраться до Роки-Ридж и попросил упаковать ему ланч с собой.

— Наверняка Джон-Пол захочет вас угостить, но на всякий случай лучше захватить немного еды, — ответила она.

Путь оказался длиннее, чем он ожидал; Андерс сильно устал, пока добрался до большой, немного неряшливой старой фермы. На дворе не было ни души. Пока он шел к двери, несколько кур с возмущенным квохтаньем разлетелись в разные стороны, недовольные тем, что их потревожили.

За столом на кухне сидел старик, читая газету сквозь увеличительное стекло. У его ног лежала лохматая овчарка. Она больше напоминала коврик, чем живого пса.

— Вы не скажете, где мне найти Джона-Пола… — начал Андерс.

— Понятия не имею. Похоже, полстраны ищет его. Он уехал с самого утра и с тех пор от него ни слуху ни духу. Кстати, я Мэтти, его отец, и я до сих пор не обедал, хотя уже три часа.

— В таком случае я Андерс, и у меня с собой ланч, так что мы можем перекусить.

Андерс развернул вощеную бумагу, в которую Чикки упаковала для него еду.

Там оказалась холодная курица, сыр и приправа чатни. Андерс заварил чай, сел за стол, и они с невозмутимым видом принялись за еду — со стороны могло показаться, что для отца Джона-Пола нет ничего удивительного в том, чтобы его угощали ланчем туристы из Швеции.

Они говорили о сельском хозяйстве, которое сильно изменилось за последние годы, об экономическом кризисе и о коттеджах, построенных недальновидными О’Хара и теперь стоявших пустыми; напрасно те были такими жадными и самонадеянными. Мэтти рассказывал о других своих детях, устроившихся за границей. Он сказал, что Шеп, их пес, от старости ослеп, но для него всегда найдется место в их доме.

Он поинтересовался состоянием сельского хозяйства в Швеции, и Андерс ответил, как мог, объяснив, что плохо разбирается в этом вопросе. В душе он, скорее, городской житель.

— Тогда что же привело вас сюда? — удивился Мэтти.

Андерс объяснил, что познакомился с Джоном-Полом во время автобусного турне.

— Он любил свой старый автобус, и работа ему нравилась: раскатывал себе по пабам, свободный словно птица. Он даже хотел открыть собственный паб, но потом передумал — решил заявиться сюда, чтобы выжать последние шиллинги из этого места, — фыркнул старик, неодобрительно тряся головой.

Андерс почувствовал, как злость закипает у него в душе. Вот, оказывается, какая благодарность ждала Джона-Пола за то, что он принес в жертву собственную жизнь. До чего же несправедливо устроен мир!

Сдерживая раздражение, Андерс попытался объяснить, что на самом деле Джон-Пол просто хотел помочь отцу.

Мэтти, прищурившись, глянул ему в лицо.

— Вы, часом, не собираетесь купить нашу ферму?

— Вообще-то нет. А что, вы ее продаете?

— Продал бы, если б мог. Сегодня же вечером ноги бы моей тут не было.

— И куда бы вы отправились, Мэтти?

— В пансион Святого Иосифа. Это вроде дома для престарелых, в городе. Меня навещали бы знакомые, я бы жил не один. А вместо этого я торчу тут, в Роки-Ридж, с Джоном-Полом, который вкалывает от зари до темна, и ради чего? Каких-то жалких крох!

— А вы говорили с ним об этом?

— Не могу. Он любит это место. Он ничего не добился в жизни, но у парнишки доброе сердце, так что надо дать ему шанс — пускай попытается наладить дела на ферме. Я не могу продать ее вот так, через его голову.

Минуту Андерс сидел, не в силах вымолвить ни слова. Мэтти привык к молчанию. У него под стулом мирно похрапывал Шеп. Что, если подобное недопонимание встречается на каждом шагу?

Джон-Пол вернулся в Роки-Ридж, чтобы заниматься фермой, которую терпеть не мог, в то время как его отец мечтал переселиться в уютный, теплый дом, куда смогут приходить гости и где в час дня ежедневно подают обед. Каждый был убежден, что другой стремится любой ценой сохранить старую ферму.

А вдруг и у него в Швеции такая же ситуация?

Вдруг отец хочет передать компанию другим людям, освободить сына от обязанностей, которые не приносят ему никакой радости? Или Андерс выдает желаемое за действительное? Может, его аналогия ложна?

Проблемы не решаются сами собой, благодаря стечению обстоятельств. Решения принимают люди. Эрика не раз говорила так, но он считал ее обыкновенной максималисткой. Оказывается, она была права. Оставляя все как есть, он тоже принимал решение — просто не понимал этого.

Небо начало темнеть; Шеп заворочался во сне. Андерс приготовил еще чаю, отыскал коробку с печеньем. Мэтти рассказал ему про мужа Чикки, который погиб в автокатастрофе в Нью-Йорке. Он оставил ей денег, так что она смогла вернуться и купить старый дом Шиди. По словам Мэтти, Чикки была очень упорной и всегда могла за себя постоять. Многие мужчины проявляли к ней интерес, но она без обиняков отвечала, что романы ее не интересуют. Ей нужна независимость.

Однако человек предполагает, а Бог располагает. Что, если еще какой-нибудь американец остановится в отеле и похитит ее сердце? Кстати, а сейчас там такого нет?

Андерс ответил отрицательно. В принципе, в отеле имелся один симпатичный американец, но без всяких романтических намерений.

— Это, часом, не Корри Салинас? Я слышал, он остановился у Чикки, — сказал Мэтти.

— Серьезно?

— Да, он вроде пытался сохранить инкогнито, но его сразу узнали. Фрэнк Хэнратти повсюду болтает, что этот парень заявился в гольф-клуб, чтобы угостить Фрэнка выпивкой; он, видите ли, заметил его розовый фургон на парковке. Но Фрэнк у нас горазд на всякие россказни.

Тут они услышали, как к дому подъехал грузовик, и в кухню влетел Джон-Пол.

— Пап, коровы проломили изгородь на верхнем лугу и разбрелись по дороге. Доктор Дэй пытался загнать их обратно в дыру свой клюшкой для гольфа. Правда, у него ничего не вышло. А пока мы нашли плотника, чтобы починить изгородь… — тут Джон-Пол заметил Андерса. Его круглое лицо растянулось в улыбке.

— Андерс Алмквист! Приехал нас навестить! — обрадованно воскликнул он. — Пап, это мой товарищ…

— Мы уже познакомились. У нас было достаточно времени, пока мы дожидались тебя; я теперь знаю, почему шведам лучше с их кронами, а не с евро, — пробурчал Мэтти.

Джон-Пол с открытым ртом смотрел на них обоих.

— А еще он угостил меня обедом, — объявил отец.

Андерс поднялся из-за стола, достал еще одну кружку и налил Джону-Полу чай.

Они никуда не спешили. Впереди было достаточно времени, чтобы обо всем поговорить.

Джон-Пол подвез Андерса обратно в Стоун-хаус.

— Поверить не могу, что ты приехал сюда и явился в Роки-Ридж повидаться со мной! — повторял он.

— Я надеялся встретиться с тобой в одном из местных пабов и послушать, как ты играешь, но мне сказали, что у тебя слишком много работы и ты сильно устаешь.

— А я уж подумал, ты приехал сказать мне, что наконец-то бросил старую работу, — сказал Джон-Пол.

— Нет. Пока нет.

— Но ты думаешь об этом? — Джон-Пол был искренне рад за друга. — Значит, чудеса случаются.

— Подожди, пока я не расскажу тебе, чего твой отец хочет на самом деле, а потом поговорим о чудесах, — ответил Андерс.

Пробираясь на свое место за большим обеденным столом на кухне Чикки, Андерс принес ей свои извинения.

— Прошу прощения, я немного опоздал, — сказал он, усаживаясь рядом с доктором и его женой.

— Ничего страшного. Сегодня на ужин утка — я оставила вашу порцию в духовке. И как дела у Джона-Пола?

— Неплохо, неплохо. Кстати, а что это за пансион Святого Иосифа?

— Очень приятное место. Если бы можно было уговорить Мэтти переехать туда! Ему бы наверняка там понравилось. Моя тетка живет в этом пансионе: представьте, она с трудом находит время переговорить со мной, когда я заглядываю ее навестить.

— На самом деле он мечтает переехать туда. А вот Джон-Пол сомневается.

— Ну, мы его запросто переубедим. Неплохо было бы ему куда-нибудь съездить, отдохнуть, развеяться. А его братьям и сестрам — уделять побольше внимания отцу. Навещать его время от времени, а не сваливать все заботы на плечи Джона-Пола.

— У меня тут появилась одна идея…

— Если это связано с тем, чтобы дать Джону-Полу шанс изменить свою жизнь, то я обеими руками «за».

— Я подумываю открыть в Швеции ирландский бар. Хочу попросить его заняться музыкальной частью. Организационные вопросы я беру на себя.

— Вот, значит, зачем вы приехали! Примерно так я и думала. — Чикки, похоже, была рада, что правда открылась сама собой и ей не пришлось его расспрашивать.

— На самом деле я приехал не поэтому. Идея родилась уже здесь.

— О, здесь и правда рождаются новые мысли. Я неоднократно за этим наблюдала. Наверное, все дело в морском воздухе.

— Вот только мне придется рассказать обо всем отцу.

— Он станет возражать? — мягко спросила Чикки.

— Я постараюсь ему объяснить. Буду вежлив, но непреклонен, как он сам. Я не собираюсь рушить его мечты — просто скажу, что они не мои. — Голос его звучал гораздо увереннее.

Чикки одобрительно кивнула. Она уже видела, как Андерс открывает собственный бар.

— Когда будете нанимать персонал, попробуйте пригласить мою племянницу Орлу в качестве шеф-повара. Хотя бы на год. Ваш паб сразу же прославится лучшей кухней, а она избежит печальной участи стареющей помощницы своей сумасшедшей тетки.

— Ну, такая-то участь ей точно не грозит! — рассмеялся Андерс.

Он надеялся, что сумеет все объяснить отцу и что тот будет не слишком разочарован. Компанией может управлять Клара. Она такой же член семьи, как и Андерс, а что касается ее компетенции и преданности компании — тут он ей и в подметки не годится. Оставалось только убедить Патрика в том, что женщина может стоять во главе «Алмквист». Кто мог бы ему помочь найти аргументы? Андерс отыскал карандаш и начал составлять список дел. Первым пунктом в списке стояло: «Позвонить Эрике».

Уоллы

Они никогда не представлялись как Энн и Чарли, а при знакомстве неизменно говорили: «Очень приятно, Уоллы».

Рождественские открытки они подписывали с любовью от Уоллов, а отвечая на телефонный звонок, объявляли: «Дом Уоллов».

Пожалуй, все дело было в том, что они практически не разлучались. Их редко можно было встретить порознь, а на вечеринках они всегда стояли рядом. Похоже, общество друг друга супругов не утомляло; они даже работали вместе у себя дома, в Дублине — проверяли работы студентов дистанционного обучения. Оба были учителями и некогда преподавали очно, однако потом сочли работу на дому более привлекательной и менее напряженной. В доме у них имелся небольшой кабинет, в который они входили в девять утра и выходили в два часа пополудни. Уоллы утверждали, что при надомной работе очень важна дисциплина. Дай разок слабинку, и целый рабочий день будет потерян.

После обеда они ходили на прогулки, работали в саду или делали покупки, а в пять наступало время для их излюбленного хобби — участия в конкурсах.

Они побеждали уже множество раз; конкурсы были самые разные: от придумывания имени для пасхального зайца из шоколада до сочинения лимериков в честь садовой метлы. Уоллы выиграли путешествие по югу Франции за лучший слоган для рекламы новых духов, получили набор дорогих чугунных кастрюль за то, что точно угадали вес индейки. Благодаря конкурсам в их доме появились телевизор последней модели, дорогая микроволновка, мужской и женский спортивные велосипеды, бархатные портьеры и еще куча мелких призов вроде новомодных электрочайников и альбомов для фото в кожаном переплете. Редко выдавалась неделя, когда они не выигрывали ничего. Они не гнались за призами — супругов привлекал азарт состязания.

Двое сыновей играли в жизни Уоллов совсем незначительную роль. Так было всегда. В школе они обычно ходили играть к своим друзьям: Уоллам не нравилось развлекать толпу мальчишек Старший сын, Энди, стал игроком знаменитого английского футбольного клуба; младший, Рори, нанялся водителем-дальнобойщиком и теперь колесил по всей Европе.

Супруги не одобряли занятий, которые выбрали сыновья: они не понимали, почему те не захотели поступить в университет, а Энди и Рори, в свою очередь, поражались родителям, перерывающим журналы и газеты в поисках конкурса с очередным никчемным призом типа электрического тостера.

Однако Уоллы были довольны своей жизнью. Конкурсы они выбирали очень тщательно и участвовали только в тех, где действительно могли победить. Они никогда не покупались на викторины по телевизору, в которых надо было, например, ответить на вопрос, столицей какого государства является Вена — а) Андорры, б) Австрии или в) Австралии. Супруги прекрасно знали, что это не настоящие конкурсы, а просто выкачивание денег из телезрителей через дорогие телефонные линии. Ни один уважающий себя любитель состязаний не клюнул бы на такое.

Они также знали, что слоганы не должны быть слишком мудреными. Ориентироваться надо на среднего потребителя. Уоллы проверяли придумки друг друга, следя за тем, чтобы там не оказалось никаких заумных слов. Лучше придерживаться расхожей лексики. До сих пор это правило их не подводило.

Однажды вечером они сидели у себя в саду на скамейке, которую выиграли, расписав по месяцам сезоны цветения разных растений, и пили вино из бокалов «Уотерфорд», полученных в качестве приза за лучшую «Оду хрусталю». Приближалась двадцать пятая годовщина их счастливого брака. Оба в тот вечер были на вершине блаженства; они планировали выиграть какую-нибудь по-настоящему роскошную награду в честь предстоящей серебряной свадьбы. Как вариант супруги рассматривали, в частности, круиз по Аляске. Правда, конкурс был международным, так что участников могло оказаться слишком много. При таком раскладе сложно всерьез рассчитывать на победу. Была у них и альтернатива: кулинарные курсы с проживанием в Италии. Еще в одном журнале предлагалась неделя в замке в Шотландии. В общем, возможностей хоть отбавляй. Супруги не нуждались в деньгах и вполне могли позволить себе оплатить любое путешествие, однако им хотелось его не купить, а выиграть, поэтому они заполняли бланки и сочиняли слоганы с еще большим энтузиазмом.

И тут им на глаза попалось предложение мечты. Недельный отпуск в Париже в отеле класса люкс. В их распоряжение предоставляется лимузин с шофером, на каждый день запланированы развлечения и экскурсии: Версаль, Шартр, обзорный тур по городу, ужины в известных на весь мир ресторанах. Такой шанс выпадает раз в жизни.

Супруги решили, что будут бороться. Конкурс организовал дорогой журнал, издававшийся совсем небольшим тиражом, что их весьма обнадежило, — это означало, что миллионы читателей не начнут строчить письма в надежде победить. Им предстояло написать небольшое сочинение и объяснить, почему именно они заслуживают этого приза.

Уоллы прекрасно знали, какой тактики следует придерживаться. Судьями в конкурсе выступали главный редактор журнала, туристическое агентство и представители отелей в Ирландии и Британии, предоставившие второй и третий призы. Все это серьезные люди; они не потерпят никакой фамильярности. Писать следует очень обдуманно.

Супруги остались довольны получившимся сочинением. Простыми словами они объяснили, что после двадцати пяти лет счастливого брака им хотелось бы вернуть романтику в их отношения. Они никогда не стремились к роскоши, но, как и многие другие, мечтали привнести в свою жизнь немного волшебства. Оборот «привнести немного волшебства» они уже использовали в нескольких слоганах, и он прекрасно сработал. Уоллы надеялись, что так выйдет и на этот раз.

Они были почти уверены, что главный приз достанется им, поэтому испытали настоящий шок, когда узнали, что заняли второе место, — это означало поездку в какую-то глушь, на Атлантическое побережье, на другой конец страны. Обескураженные, Уоллы посмотрели друг на друга. Не на такое вознаграждение они рассчитывали, сочиняя свое душещипательное послание о мечтах и волшебстве.

Женщина, позвонившая, чтобы уведомить их о результатах конкурса, ожидала, что супруги придут в восторг от выигрыша — второе место, неделя в Стоун-хаусе, — а поскольку Уоллы были людьми воспитанными, то постарались изобразить надлежащий энтузиазм. Однако на душе у них кошки скребли при мысли, что кто-то другой сядет в их лимузин в Париже и будет ужинать за их столиком в пятизвездочном ресторане.

Энн Уолл заранее подготовила гардероб для парижского турне. Помимо прочего, она собиралась взять с собой дизайнерскую сумочку и шарф от «Гермес», выигранные в предыдущих состязаниях. Чарли неохотно отложил путеводитель, купленный им для того, чтобы заранее ознакомиться с парижскими достопримечательностями и не выглядеть совсем уж несведущим во время поездки.

Супруги кипели праведным гневом — не может быть, чтобы кто-то их обошел! Они были готовы на все, чтобы узнать, что за сочинение написал обладатель первого приза, и рассчитывали непременно это выяснить.

Уоллы созвонились с Чикки Старр, владелицей Стоун-хауса, чтобы обсудить предстоящий визит. Она оказалась очень приветливой; объяснила, на какой поезд лучше сесть и обещала встретить их на станции. Супруги не могли не признать, что владелица отеля — женщина, приятная во всех отношениях. Если бы они сразу боролись за поездку в Ирландию, то были бы сейчас очень довольны. К сожалению, миссис Старр не знала, насколько слабым утешением эти каникулы были для Уоллов.

Она поинтересовалась, не вегетарианцы ли они, и посоветовала захватить с собой теплые свитера и непромокаемые куртки. Энн поняла, что дизайнерский шарф и сумка ей больше ни к чему. Чикки обещала выслать им информационные брошюры, чтобы супруги заранее решили, чем хотят заняться. Их ждут велосипедные прогулки, наблюдение за дикими птицами и новые знакомые, единомышленники, с которыми им будет приятно посидеть за столом по вечерам.

Единомышленники? Уоллы в этом сильно сомневались.

Вряд ли кто-то еще из постояльцев отеля ехал туда в таком же глубоком разочаровании.

Миссис Старр сказала, что не будет сообщать другим постояльцам, что Уоллы выиграли свою поездку: пусть они сами решат, говорить об этом или нет. Уоллы были удивлены. Обычно они с удовольствием рассказывали всем о своих победах и о том, что не потратили на отдых ни копейки. Тем не менее очень любезно со стороны миссис Старр их предупредить.

С тяжелым сердцем они записали время отправления поезда и автобуса и без особой искренности заверили ее, что ждут не дождутся, когда придет пора отправляться в путь.

Двое сыновей Уоллов приехали в Ирландию, чтобы отметить их серебряную свадьбу. Они пригласили родителей в «Квентин», один из самых модных дублинских ресторанов.

Уоллы с удивлением обнаружили, что оба сына ничуть не стесняются в роскошной обстановке. Энди, успевший привыкнуть к обеспеченной жизни игрока премьер-лиги, бегло просмотрел меню, словно ужинал в таких местах каждый вечер; Рори, хотя и бывал в основном в придорожных кафе, где можно перекусить на скорую руку, прежде чем снова сесть за руль, чувствовал себя не менее комфортно.

Со слегка преувеличенным интересом они расспрашивали родителей об их последних победах. В числе призов Уоллам достался набор дорогих кожаных чемоданов, садовые светильники и деревянная миска для салата с такими же приборами.

Энди и Рори что-то одобрительно пробормотали в ответ. Они говорили о своей жизни; Уоллы, не особенно вдаваясь в подробности, выслушали сообщение Энди о переводе его команды в другую лигу, а потом рассказ Рори о том, что новое законодательство вот-вот задушит автомобильные перевозки, и о деньгах, которые ему предлагают за транспортировку в грузовике нелегальных эмигрантов. У обоих случились перемены в личной жизни: Энди теперь встречался с супермоделью, а Рори жил с испанкой по имени Пилар.

Уоллы сообщили сыновьям, что через неделю уезжают в отпуск на запад Ирландии. Они описали отель и перечислили его достоинства. Сказали, что миссис Старр, владелица отеля, похоже, очень приятная женщина.

К вящему удивлению супругов, оба сына живо заинтересовались новостями.

— Как хорошо, что вы решили сменить обстановку, — радостно заметил Энди.

— И здорово, что вы сами выбрали, куда поехать, а не выиграли путешествие, как обычно, — одобрил родителей Рори.

Уоллы предпочли оставить правду при себе. Никакого обмана: они просто умолчали о том, что получили очередной приз. В некоторой степени их молчание объяснялось пережитым разочарованием, но прежде всего — неожиданной радостью сыновей по поводу их поездки в этот медвежий угол.

Супруги хотели насладиться их одобрением, а не загубить его на корню, назвав реальную причину своего вояжа на запад.

Энди сказал, что его девушка-супермодель тоже хотела поехать куда-нибудь на побережье, где можно подолгу гулять пешком, так что пускай родители проторят им дорогу. Рори вспомнил, что Пилар раз десять смотрела фильм «Тихоня» и мечтала оказаться в тех краях. Возможно, им тоже стоит поехать в этот отель.

Впервые за долгое время Уоллы оказались на одной волне со своими детьми. Это было очень приятно.

Неделю спустя, когда они сидели в поезде, катившем через всю страну, к ним вернулось прежнее подавленное состояние. Непрерывно лил дождь; без всякого удовольствия супруги смотрели в окно на мокрые поля и серые горы. А ведь в этот самый миг победитель должен был приземлиться в аэропорту Шарля де Голля. Там уже ждал шофер на лимузине; на заднем сиденье лежали пледы на случай, если дорогие гости замерзнут. Для них был готов номер в роскошном пятизвездочном отеле «Мартиник», в ведерке со льдом охлаждалось шампанское. Обладателям первого приза предоставлялась не просто комната, а настоящий люкс. Сегодня они должны были поужинать в отеле, выбрав блюда из меню, которое заранее изучили по Интернету. Вместо этого их ждал какой-то захудалый пансион с завтраками. Наверняка там кругом сквозняки и даже в комнате приходится сидеть в пальто. Целую неделю им предстоит ужинать на кухне у миссис Старр.

На кухне!

И это в то время, когда они уже настроились на ужины при свечах в парижских ресторанах.

По мере продвижения на запад поля за окном становились все мельче, а дождь все сильней. Супругам не надо было ничего говорить — они понимали друг друга без слов. Каждый знал, что думает другой. Впереди у них долгая неделя сплошных разочарований.

На станции они сразу узнали Чикки Старр, которую видели на фотографии в буклете. Она тепло поздоровалась с ними и отнесла их чемоданы к фургону, одновременно рассказывая о здешних краях и их красотах. Чикки объяснила, что в городе ей надо было сделать кое-какие покупки; на глазах у Уоллов их дорогие кожаные чемоданы оказались на крыше фургона. Чемоданы выглядели неуместно на фоне холщовых мешков и бумажных пакетов, принадлежавших Чикки Старр.

Похоже, она была знакома со всеми в округе. У водителя автобуса Чикки поинтересовалась, много ли народу на рынке, потом поздоровалась с ребятишками в школьной форме и расспросила их о футбольном матче, состоявшемся утром. Она предложила подвезти какого-то старика, но тот ответил, что за ним должна заехать невестка; он лучше посидит на скамейке и подождет ее.

Уоллы с интересом смотрели по сторонам. Им казалось странным, что человек может знать всех вокруг. Конечно, тут есть свои плюсы, но жизнь в столь тесном окружении не для них. О мистере Старре пока не было сказано ни слова. Энн Уолл решила сразу же все прояснить.

— Ваш муж помогает вам управлять отелем? — с улыбкой спросила она.

— К сожалению, он умер много лет назад. Но он наверняка одобрил бы мое начинание с отелем, — просто ответила Чикки.

Уоллы почувствовали себя пристыженными. Вопрос был неделикатным.

— Вам повезло жить в таких красивых местах, — неискренне произнес Чарли.

— Да, этот край особенный, — кивнула Чикки Старр. — Я много времени провела в Нью-Йорке, но каждый год приезжала сюда в отпуск. Мне казалось, тут у меня заряжаются батареи. Надеюсь, мои гости тоже это ощутят.

Уоллы сильно сомневались, однако предпочли пробормотать что-то одобрительное в ответ.

По прибытии Стоун-хаус их приятно удивил. Отель оказался очень теплым и комфортабельным. Их спальня была красиво отделана, а большое окно смотрело на океан. На столике стояли два хрустальных бокала и ведерко со льдом, а в нем — бутылка шампанского.

— Это поздравление от отеля в честь вашей серебряной свадьбы. Вам очень повезло прожить в счастливом браке столько лет и еще больше повезло сознавать это, — сказала Чикки.

От удивления супруги не могли найти слов.

— Мы и правда прожили четверть века в счастливом браке, — сказала наконец Энн Уолл, — но откуда вам это известно?

— Прочла в вашем сочинении. Оно меня очень тронуло: как вы находите удовольствие в простых вещах, но мечтаете о волшебстве. Я искренне надеюсь, что и у нас вы сможете найти это волшебство.

Ну конечно, она читала сочинение.

Они забыли, что Чикки была в жюри. И все равно, как бы глубоко она ни была тронута, миссис Старр не проголосовала за них — за путешествие их мечты.

— Так вы читали сочинения всех конкурсантов? — спросил Чарли.

— Только финалистов. Их было около тридцати.

— А победители…

— Мы выбирали из пяти кандидатур, — сказала Чикки.

— Но я хотела спросить о людях, получивших первый приз. Что за сочинение написали они? — настаивала Энн Уолл.

Какие слова нашли те, кто поехал в Париж вместо них?

Чикки помедлила, словно решая, отвечать ей или нет.

— Вообще-то, оно было довольно своеобразное. Совсем не похоже на ваше. В стихах. На мотив песни «Я люблю Париж весной».

— В стихах? На мотив песни? Но в условиях конкурса ничего не говорилось о песнях. Там было сказано «сочинение», — Уоллы с трудом сдерживали ярость.

— Ну, как вы понимаете, люди могли интерпретировать условия по-разному.

— Но слова на чужую мелодию — разве это не нарушение авторских прав? — На их лицах явно читалось потрясение.

Чикки пожала плечами.

— Стихи были умные, душевные… Они понравились всем.

— Это в оригинале слова умные и душевные, а они написали пародию, и за это поехали в Париж! — Супруги больше не скрывали разочарование и злость.

Чикки переводила взгляд с Энн на Чарли.

— Ну, раз уж вы здесь, будем надеяться, что вам понравится у нас, — безнадежно промолвила она.

Уоллы попытались взять себя в руки, что потребовало немалых усилий.

Чикки решила, что лучше оставить их одних. Судя по всему, для супругов эти каникулы стали не призом, а жестоким ударом.

— Если это вас немного утешит, должна сказать, что судьи, хотя и отдали первый приз Флеммингам, сочли ваше сочинение очень проникновенным. Мы все позавидовали вашим отношениям, — Чикки сделала последнюю попытку.

Но и это не помогло. Уоллы были не просто разочарованы — теперь они знали, что их обошли мошенническим путем. С таким невозможно смириться!

Им потребовалось приложить немало усилий, чтобы обуздать свое возмущение. Они пытались беседовать с другими гостями, делать вид, что им интересно, о чем те говорят. Компания подобралась весьма разношерстная: молодой парень из Швеции, библиотекарша по имени Фреда, парочка англичан-докторов, чопорная дама с поджатыми губами — Нелл, американец, опоздавший на самолет и внезапно решивший устроить себе каникулы, и две подружки, Винни и Лилиан. Что они все тут делали?

Еда оказалась великолепной; ее подавала Орла, симпатичная племянница хозяйки. Собственно, жаловаться было не на что, за исключением того факта, что некие Флемминги — или как их там? — украли их путевку в Париж.

В ту ночь оба супруга спали плохо. В три часа они встали и приготовили у себя в комнате чай. Уоллы сидели, слушая завывания ветра и дробь дождя за окном, рев волн, разбивающихся о прибрежные утесы. Им казалось, что сама природа тоскует и жалуется, сочувствуя им.

На следующее утро остальные гости оживленно обсуждали, куда им хотелось бы отправиться. Уоллы пошли куда глаза глядят и вскоре оказались на длинном безлюдном пляже.

На свежем воздухе они сразу ощутили прилив сил. Оба не могли этого не признать. Вокруг открывались потрясающие виды.

Но это был не Париж.

Они добрались до одного из пабов, которые посоветовала им Чикки, и заказали по тарелке супа.

— Мне кажется, я не выдержу еще шесть таких дней, — сказала Энн, отбросив в сторону ложку.

— А мне нравится, — заметил Чарли.

— Я не про паб говорю, а про то, что мы сейчас не там, где хотели быть.

— Знаю. У меня такое же чувство.

— Они победили нечестно. Даже Чикки это признала. — Энн Уолл кипела праведным гневом.

— Интересно, как им нравится там, в Париже? — задумчиво сказал Чарли.

— Мне тоже интересно. Я и хочу и боюсь это узнать.

Они добродушно посмеялись друг над другом.

Женщина за стойкой бара одобрительно взглянула на них.

— Боже, до чего приятно видеть супругов, которые ладят, — сказала она. — Только вчера вечером я говорила моему Падди, что парочки приходят сюда, сидят, уставившись в свои стаканы, и ни словечком не обмолвятся. Падди сказал, наверное, они давным-давно исчерпали запас тем.

Уоллы были польщены: уже во второй раз за двадцать четыре часа им говорили о том, какие у них чудесные отношения. Раньше они не находили в этом ничего необычного. Чикки сказала, что судьи им даже позавидовали. Жаль, этого оказалось недостаточно, чтобы отдать им главный приз…

Они сообщили женщине за стойкой, что приехали в отпуск из Дублина и поселились в Стоун-хаусе.

— Чикки здорово потрудилась над этим местом, — ответила та. — Прекрасный пример для всех местных. Когда ее бедняжка муж — упокой Господь его душу — погиб в той жуткой автокатастрофе в Нью-Йорке, она решила вернуться сюда и начать новую жизнь. Открыть отель, чтобы работал и зимой тоже, и немного оживить бизнес в наших краях. Мы все желаем ей удачи.

Очень жаль, что ее муж погиб, согласились Уоллы. И все равно, на душе у них кошки скребли оттого, что им приходилось сидеть в ирландской глуши, в то время как мыслями они были далеко-далеко.

Они не говорили остальным гостям о том, что выиграли отпуск в Стоун-хаус, до ужина на третий вечер. По вечерам, собираясь за столом, гости позволяли себе немного расслабиться. К этому времени Уоллы уже поняли, что практически все постояльцы не совсем те, кем хотели казаться. Две женщины, Лилиан и Винни, вряд ли были старыми подругами; на второй день они чуть не утонули, и их пришлось спасать. Пара докторов отговорила местного подростка от самоубийства — он пытался спрыгнуть с утеса. Американец оказался кинозвездой, у шведа обнаружилась страсть к музыке, а библиотекарша по имени Фреда безошибочно предсказывала людям судьбу. Нелл по-прежнему сидела с чопорным видом — хотя бы она была себе верна. Однако теперь они вели себя как старые знакомые, а не группа чужаков, случайно собравшихся вместе.

Всех гостей увлек рассказ супругов о победе в конкурсе. Они-то думали, что все это обман и у участников практически нет шансов.

Уоллы перечислили некоторые призы, доставшиеся им, и были вознаграждены восхищением, охватившим остальных постояльцев.

— Может, у вас есть какие-нибудь хитрости? — принялась расспрашивать Орла. Она мечтала выиграть мотороллер и путешествие по Европе.

Уоллы щедро делились советами: дело не в хитрости, скорее, в настойчивости, главное — писать простыми словами.

Гости загорелись идеей выиграть какой-нибудь конкурс. Надо срочно отыскать подходящий! Чикки и Орла принесли целую кипу газет и журналов, и все немедленно приступили к поискам.

По условиям первого конкурса, который попался им на глаза, участники должны были придумать имя для животного в зоопарке. Уоллы объяснили, что это конкурс для детей, поэтому изо всех уголков страны посыплются горы писем. Шанс победить ничтожно мал. Они высказывались авторитетно, с видом опытных игроков в покер, которые с ходу могут сказать, каковы ваши шансы собрать стрит или флэш. Остальные слушали супругов словно зачарованные.

Потом в ирландской газете они обнаружили конкурс «Придумай фестиваль».

Уоллы внимательно изучили условия. Надо было придумать фестиваль, который привлек бы туристов зимой на запад Ирландии.

Конкурс был что надо. Какой фестиваль можно устроить в Стоунбридже?

Гости с сомнением переглядывались. Они-то рассчитывали, что им придется придумывать слоганы или сочинять лимерики… Фестиваль — это, пожалуй, сложновато.

Уоллы думали по-другому. Тут есть масса возможностей, убеждали они остальных. Конечно, раз фестиваль зимний, ни о каких купаниях и тому подобном речь не идет, иначе бедолаги-участники замерзнут до смерти. Фестиваль устриц уже проходит в Голуэе, так что этот вариант отпадает. Серфинг и сплав на каяках прекрасно развиты в соседних регионах.

Альпинизм — слишком специфическое занятие. Конечно, существует народная музыка, однако Стоунбридж никогда не являлся ее центром, как Дублин или Милтаун Молбэй в графстве Клэр, и никто из легендарных волынщиков или скрипачей не был родом из этих мест. Фестиваль пешего туризма уже есть; Стоунбридж не связан с именем ни одного из известных писателей, чтобы устроить тут зимнюю школу.

Художники его тоже не жаловали. Тут не было местного Джека Йейтса или Пола Генри.

— А как насчет фестиваля сказок? — предложили Генри с Николой, молчаливые врачи из Англии.

Все согласились, что это хорошая идея, однако выяснилось, что такой праздник уже давно проводится в соседнем графстве.

Андерс подумал о фестивале самоучек, где можно было бы освоить ирландскую музыку, однако остальные сказали, что в Ирландии и так полно туристов, изучающих игру на дудке и ложках или на ирландском барабане бодран.

Американец, которого почему-то называли то Джоном, то Корри, сказал, что было бы неплохо устроить фестиваль генеалогии. Можно пригласить ученых, специализирующихся в этой области, чтобы люди поближе познакомились со своими корнями. Ему возразили, что в Ирландии и без того существует целая индустрия по отслеживанию генеалогии и поиску предков.

Винни предложила кулинарный фестиваль — пускай местные жители учат туристов, как печь черный хлеб и картофельные лепешки, и — самое главное — готовить тот вкусный мусс на основе водорослей, который им подавали на десерт прошлым вечером. Однако кулинарных школ на побережье было хоть отбавляй — нет смысла конкурировать с ними.

Гости решили лечь спать, а на следующий день за ужином обсудить новые идеи. Вечер прошел чудесно; Уоллы, хотя и неожиданно, получили от него большое удовольствие.

Вернувшись к себе в спальню, они опять вспомнили про Париж Сегодня победителям предстояло побывать в опере. На лимузине они должны были проехать по ярко освещенным парижским улицам; по возвращении в отель их приветствовал бы персонал, с которым к тому времени они наверняка бы уже подружились. Метрдотель пригласил бы их выпить по коктейлю в пиано-баре, прежде чем подняться к себе в люкс. Вместо этого супругам пришлось объяснять, как победить в конкурсе, сборищу посторонних людей, не имевших об этом ни малейшего представления.

Настроение у обоих стремительно портилось.

— Уверен, они нисколечко не ценят, что победили, — мрачно сказал Чарли.

— Наверняка отменили оперу и пошли в какой-нибудь паб, — язвительно отозвалась Энн.

Внезапно ей в голову пришла блестящая идея.

— А давай позвоним туда и спросим, как они проводят время. По крайней мере, будем точно знать.

— Но как мы их найдем? — Чарли ничего не понимал.

— Мы знаем название отеля и фамилию — найти их будет проще простого. — У Энн все было легко.

Уоллы заранее записали все подробности, связанные с поездкой в Париж, в своем ежедневнике; был там и телефон отеля «Мартиник». Прежде чем Чарли смог придумать новые отговорки, Энн набрала номер на своем мобильном.

— Мсье и мадам Флемминг из Ирландии, сильвупле, — звонким девичьим голосом произнесла она.

— А кем ты собираешься представиться? — испуганно прошептал Чарли.

— Решу по ходу дела. — Энн держала все под контролем.

Чарли тревожно прислушался к щелчкам в трубке.

— О, миссис Флемминг, я звоню узнать, как проходит ваш отпуск. Вы довольны?

— Ну… В общем-то да… То есть, я хочу сказать, большое спасибо… — голос женщины звучал как-то неуверенно.

— Вам нравится в отеле? — настаивала Энн.

— Вы звоните по поручению руководства отеля? — нервозно спросила та.

— Нет, я из Ирландии. Хотела убедиться, что у вас нет никаких проблем.

— Вообще, кое-какие проблемы есть. Конечно, нам грех жаловаться, тут ведь и правда очень дорогой отель. Мы все понимаем, но это не совсем то, на что мы рассчитывали.

— Мне ужасно жаль это слышать! А что же конкретно не так?

— Видите ли… Во-первых, нас поселили совсем не в люксе. Нам дали крохотную комнатку рядом с лифтом, а он целую ночь ездит туда-сюда. И в ресторан мы не можем ходить — наши приглашения распространяются только на буфет: его тут называют снэк-бар.

— Ну надо же. В условиях конкурса говорилось совсем другое, — неодобрительно заметила Энн.

— Мы пытались жаловаться, но на нас смотрят, как на пустое место. Пожимают плечами и говорят, что так написано в договоре организаторов с отелем — они тут ни при чем. — Голос у миссис Флемминг был расстроенный.

— А лимузин с шофером?

— Мы проехались на нем всего один раз. Он прикреплен к отелю и постоянно занят vip-клиентами. На нас у водителя времени нет. Нам выдали билеты на автобусную экскурсию в Версаль, но мы вернулись оттуда совсем без сил — пришлось целую вечность топать пешком по брусчатке. А в Шартр мы не ездили вообще.

— А ведь вам гарантировали поездки туда! — Энн неодобрительно поцокала языком.

— В том-то и дело. Конечно, нам не на что жаловаться… Это очень щедрый приз… Но, понимаете… Просто…

— А как же лучшие рестораны? В них-то вы побывали?

— Да, но, видите ли, мы могли выбирать только из ограниченного набора блюд — это называется сет-меню, а там были только потроха или крольчатина, ну и наподобие этого. Мы такое не едим. Нас заверили, что мы будем ужинать а-ля-карт, выбирать, что захотим, но это оказалось обманом.

— И что же вы собираетесь делать?

— Вот именно, я не знаю, что делать! Как чудесно, что вы нам позвонили. Вы из журнала?

— Не совсем, но связана с ним, — сказала Энн Уолл.

— Мне ужасно не хотелось бы звонить туда и надоедать со своими жалобами, это было бы страшной неблагодарностью. Просто мы ожидали совсем другого.

— Я вас прекрасно понимаю, — Энн была полна сочувствия.

— В принципе, персонал в отеле очень приветливый и доброжелательный, но у них другие договоренности с организаторами, нежели было написано в журнале. Нам обещали роскошный отпуск, а предоставили бюджетный вариант. Как, по вашему мнению, мы должны поступить?

Уоллы обменялись недоуменными взглядами. И правда, как?

— Наверное, вам лучше связаться с организаторами конкурса, — сказала Энн первое, что пришло на ум.

— А вы не могли бы сделать это вместо нас? — Миссис Флемминг определенно была не из тех людей, что способны требовать своего.

— Думаю, вам лучше позвонить самим, раз уж вы непосредственно на месте, и вообще… — Энн изо всех сил пыталась переложить ответственность на Флеммингов.

— Но вы ведь были так добры, позвонили нам, спросили, как идут дела. Кстати, кого вы все-таки представляете?

— Просто читательскую аудиторию. — Дрожа, Энн Уолл бросила трубку.

Итак, теперь они были в курсе событий.

Сначала супруги испытали восхитительное чувство облегчения. Волшебные каникулы в Париже обернулись сущим кошмаром. Они еще счастливо отделались. В самом деле: им повезло очутиться на побережье Атлантики, которое сначала их так разочаровало.

Здесь они получили в точности то, что было обещано. Возможно, на самом деле им достался как раз главный приз.

Они решили на следующее утро позвонить организаторам конкурса и сообщить, что в отеле «Мартиник» все идет не так, как ожидалось.

Впервые с момента приезда Уоллы крепко проспали всю ночь. Они не проснулись в три часа и не сидели за чаем, сетуя на несправедливость жизни вообще и жюри конкурса в частности.

Уоллы захватили с собой упакованный ланч и двинулись вдоль скал к развалинам старинной церкви; Чикки сказала им, что там очень красиво и можно устроить замечательный пикник. Местечко было закрыто от океанских ветров; где-то далеко, за тысячи миль, лежала Америка.

Они радостно смеялись, разворачивая щедрые ломти пирога с курятиной и отвинчивая крышки термосов с супом. Только подумайте: Флеммингов ждал еще один ланч с потрохами и кроликом в Париже.

Энн Уолл оставила организаторам конкурса анонимное сообщение на автоответчике, попросив их проверить, как идут дела у Флеммингов в «Мартинике», иначе они могут получить очень нежелательную рекламу. Супруги чувствовали себя как школьники, нежданно отпущенные на каникулы. Они собирались как следует насладиться оставшимися днями.

Вечером за ужином постояльцы Чикки горели нетерпением скорей покончить с едой и приступить к обсуждению идей касательно фестиваля. Лилиан, лицо которой в последнее время немного смягчилось, сказала, что в наше время основное требование к праздникам, как бы ужасно это ни звучало, «развлекательность». Все глубокомысленно покивали в ответ и согласились, что этот фактор немаловажен.

Чикки сказала, что люди во всем мире стремятся обрести чувство общности. Молодые сначала бунтуют против всех и вся, но потом объединяются между собой.

Орла предложила организовать нечто вроде воссоединения семей. Определение им понравилось, но как его правильно истолковать? Идет ли речь о том, чтобы собрать вместе всех родственников, или о том, чтобы вернуть в лоно семьи тех, кто когда-то отдалился от нее? Лилиан считала, что неплохо бы организовать фестиваль в честь Самой Лучшей Бабушки. «Каждая женщина мечтает стать бабушкой», — твердо заявила она. Винни бросила на нее короткий взгляд. Раньше эта тема между ними не поднималась.

Генри с Николой думали, что неплохой темой для фестиваля станет здоровый образ жизни. Люди в наши дни заботятся о своем питании, занимаются спортом. Для всего этого в Стоунбридже имеется масса возможностей. И тут Андерс предложил устроить фестиваль в честь дружбы. Мероприятие для старых друзей, которые долго не виделись или просто хотели провести время вместе. Остальные призадумались. Чем больше они размышляли, тем лучше им казалась его идея.

Сюда можно включить и родственников, и членов семьи. Сестра или тетка точно так же может быть вашим другом.

Большинство людей порой ощущают, что хотели бы наверстать упущенное с кем-то, кого редко видят, но любят всей душой.

В рамках фестиваля можно предложить самые разные занятия — все идеи, высказанные ранее, вполне подойдут. Надо устроить и кулинарные классы, и спортивные игры, и пешие прогулки, и наблюдение за птицами, и чаепития на ферме, и песенные вечера, и любительский театр, и уроки чечетки…

Уоллы с нарастающим азартом смотрели за тем, как гости, сидящие за столом, предлагали все новые варианты, делали записи, придумывали программы. Похоже, главный приз был у них в руках.

Они еще раз заглянули в газету: что за награду обещали победителю?

Это был чек на 1250 евро, которые предлагалось потратить на шоппинг в большом универсальном магазине в Дублине.

Уоллы предложили разделить его следующим образом: по сто евро на каждого из двенадцати участников, а Андерсу пятьдесят евро сверх — за идею. Все согласны?

Постояльцы были в восторге.

А как им назваться? Может, «Синдикат Стоун-хауса»? Идеально! Орла распечатает их письмо на компьютере и каждому выдаст по копии. Они будут следить за результатами — те должны появиться в газете за неделю до Рождества.

А когда фестиваль будет организован, они все соберутся снова и отпразднуют это событие. И, самое главное: им оставалось еще несколько дней в этом чудесном доме, где волны разбиваются о берег прямо у ног. Там, где они получили не только то, что было обещано, но гораздо больше.

Да, это было не совсем волшебство, которое Уоллы хотели привнести в свою жизнь, но нечто более глубокое: чувство собственной значимости и полного удовлетворения.

Мисс Нелл Хоув

Провожая мисс Хоув на пенсию, девочки в школе Вуд-Парк полагали, что ей не меньше восьмидесяти лет. На самом деле ей было шестьдесят. Какая разница — все равно очень много. Они ни на секунду не задумались о том, чем она станет занимать свои дни после ухода из школы. Наверное, как все старики, будет ворчать и жаловаться на все на свете. Они понятия не имели, насколько она боится этого дня, насколько ее пугает приближение сентября, когда она, впервые за сорок лет, не переступит школьного порога, полная планов и замыслов на будущее.

Им казалось, что мисс Хоув работала в школе всегда. Она была худая, высокая, с волосами, зачесанными наверх со лба, со своим неизменным старомодным гребнем. Под профессорской мантией она носила темные костюмы. Когда-то она учила их матерей и теток, но потом, став директором, редко заглядывала в классы, проводя практически все время у себя в кабинете.

Вызов к директору приводил их в ужас. Во-первых, обычно это означало неизбежный выговор, нотации или наказание. Но дело было не только в этом. У кабинета не было души. Ее рабочее место было исключительно функциональным, на столе царил порядок мисс Хоув терпеть не могла никакого хаоса.

Вдоль стены стояли дешевые стеллажи с книгами по среднему образованию. Никаких деревянных полочек, которые больше подошли бы для женщины, много лет преподававшей в школе. Другую стену занимали расписания, приказы, диаграммы и планы. Главными предметами в ее кабинете были два тяжелых стальных шкафа, содержавшие, по всей видимости, личные дела нескольких поколений учениц Вуд-Парка и большой компьютер. На окнах висели темно-коричневые занавески. На стенах не было ни фотографий, ни картин — никаких намеков на то, что у директрисы есть какая-то жизнь за пределами школы. Здесь она беседовала с будущими ученицами и их родителями, с кандидатами на учительский пост, с инспекторами из Департамента образования, и — совсем редко — с выпускницами, которые добились определенных высот и теперь хотели финансировать устройство новой спортивной площадки или библиотеки.

У мисс Хоув была секретарша по имени Айрин О’Коннор, тоже проработавшая в школе немало лет. Айрин, общительную и дружелюбную, называли «человеческим лицом директрисы». Она не обращала внимания на то, что та скорее гавкает, чем разговаривает с ней. Мисс Хоув редко благодарила Айрин за работу и не скрывала раздражения, когда та входила в директорский кабинет посреди разговора и предлагала посетителю чай с печеньем.

В кабинете мисс Хоув не было ни одного цветка, поэтому Айрин решилась поставить туда каланхоэ в красивом латунном горшке. Очень кстати этому растению практически не требовалось ухода; мисс Хоув никогда его не поливала, если замечала вообще. Айрин приходила на работу в ярких блузках под темным пиджаком. Она словно пыталась привнести хоть немного цвета в траурные тона офиса, не разозлив при этом начальницу. Короче говоря, Айрин была просто святая и заслуживала прижизненной канонизации.

Ее собственный небольшой кабинетик отражал индивидуальность владелицы: там цвели герани, а к пробковой доске на стене были пришпилены открытки, присланные друзьями. На столе стояли фотографии в рамках, на полках — сувениры, привезенные из путешествий по Испании, и ее собственный снимок в юбке с оборками и широкополом сомбреро. Все они свидетельствовали о насыщенной, счастливой жизни — по контрасту с аскетичной кельей, которой так гордилась мисс Хоув.

В обеденный перерыв Айрин каждый день ходила домой: она жила вместе с больной матерью и племянником Кенни, сыном своей сестры. Айрин с матерью заботились о Кенни, и он рос чудесным мальчуганом.

В учительской частенько удивлялись терпению Айрин и ее неизменно хорошему настроению. Учителя порой выражали ей свое сочувствие, но она ни разу не сказала о директрисе худого слова.

— Просто у нее такой характер, — отвечала Айрин. — На самом деле у мисс Хоув золотое сердце, так что с работой мне очень повезло. Честное слово!

Между собой учителя говорили, что на каждую мисс Хоув найдется своя Айрин, которую та будет терроризировать. И что она имеет в виду, говоря «у нее такой характер»? Разве характер — это не человек? Как еще можно судить о людях?

У мисс Хоув в школе было прозвище Сама Себе Врагиня. Исподтишка посмеиваясь над ней, учителя уже не так ее боялись; правда, они всегда следили за тем, чтобы дети не узнали прозвища директрисы.

За год до выхода мисс Хоув на пенсию начались разговоры о том, кто заменит ее на этом посту. Среди нынешнего персонала школы не было ни одной подходящей кандидатуры — никто из учителей не обладал ее опытом и авторитетом. Мисс Хоув никому не передоверяла ни одной своей обязанности. Скорее всего, директора назначат со стороны. Учителям это совсем не нравилось. Они привыкли к Врагине. Они знали, как себя с ней вести, кроме того, у них была Айрин, которая сглаживала острые углы. Кто знает, каким человеком окажется новая директриса. Лучше знакомое зло, чем навязанное со стороны, да еще совсем неизвестное.

Они беспокоились и об Айрин. Останется ли она при новой директрисе? Будет ли и для той придумывать оправдания в своей обычной манере? А что, если ее уволят?

Они совсем не хотели перемен.

Потом встал вопрос о подарке для мисс Хоув. Никто из учителей понятия не имел, что ей может понравиться. Из обрывочных разговоров в начале учебного года им не удалось сделать никаких выводов. Мисс Хоув не делилась историями о том, как провела каникулы, никогда не упоминала ни о семейных торжествах, ни о ремонте дома, ни о работе в саду. Расспрашивать ее они не решались.

Однако надо же подарить директрисе что-то в память о годах, проведенных в Вуд-Парке? Она точно не оценит ни круиз на корабле, ни неделю в СПА, ни набор хрустальных бокалов или красивое кресло. Вкус у мисс Хоув исключительно утилитарный: если вещь выполняет свое назначение, она ей подходит.

Учителя умоляли Айрин придумать что-нибудь.

— Вы видитесь с ней каждый день. Постоянно разговариваете. Вы должны иметь хоть какое-то представление о том, что ей может понравиться, — настаивали они.

Однако Айрин отвечала, что знает не больше их. Мисс Хоув никогда с ней не откровенничала. Они вообще не говорили ни о чем личном.

Родительский комитет обратился к Айрин с тем же вопросом. Они хотели отметить это событие, но не знали, как. Айрин решила, что должна и правда что-то придумать, а для начала побольше узнать о жизни своей начальницы.

У нее был адрес мисс Хоув, поэтому первым делом Айрин отправилась взглянуть на ее дом. Он находился в квартале под названием Сент-Джарлаф-Кресент. Маленькие домики, в которых когда-то жили рабочие, позднее были облагорожены и перестроены в таунхаусы, правда, сейчас цены на них упали из-за экономического кризиса. Ухоженные садики украшали пестрые клумбы, под окнами висели ящики с цветами.

Садик мисс Хоув оказался самым скромным: он представлял собой аккуратно подстриженный газон с парой цветущих кустарников. Краску на двери, калитке и подоконниках следовало бы обновить. Дом не выглядел запущенным — просто хозяйке было все равно. Пока что Айрин никуда не продвинулась.

Она решила набраться смелости и проникнуть внутрь. С этой целью на следующее утро Айрин спрятала очки мисс Хоув в свою сумочку, а вечером явилась к директрисе домой, сказав, что та якобы забыла их на рабочем столе.

Мисс Хоув встретила ее холодно.

— Не стоило беспокоиться, Айрин, — ледяным тоном сказала она.

— Я подумала, что без них вы не сможете вечером читать, — запинаясь, объяснила та.

— У меня есть запасные. В любом случае, благодарю. Очень любезно с вашей стороны.

— Можно мне войти, мисс Хоув? — Айрин готова была упасть в обморок от собственной смелости.

Мгновение Врагиня молчала.

— Прошу вас. — Она широко распахнула дверь.

Дом оказался голым и безликим — в точности как кабинет директрисы в Вуд-Парке. Никаких фотографий и картин, примитивный стеллаж, маленький старый телевизор. На столе стоял поднос с ужином: сыр, помидор и два куска хлеба. Дома Айрин ждали спагетти с аппетитным томатным соусом. Айрин учила Кенни готовить: сегодня он собирался опробовать рецепт пюре из ревеня со взбитыми сливками. Они будут играть в скраббл, потом Айрин с матерью сядут смотреть сериал, а Кенни, которому уже исполнилось восемнадцать, пойдет встретиться с друзьями.

Никакого сравнения с этим безжизненным, бездушным жилищем.

Однако раз уж она набралась смелости прийти, нельзя сейчас сдаться.

— Мисс Хоув, у меня есть одна проблема, — начала Айрин.

— Да? — Тон Врагини был по-прежнему ледяным.

— Видите ли, учителя и родители просят меня посоветовать, что подарить вам по случаю выхода на пенсию. Всем хотелось бы найти подарок, который вам понравится. Поскольку я ваша помощница, они решили, что я могу знать. Но я не знаю. Я в полной растерянности, мисс Хоув. Может быть, вы подскажете?..

— Мне ничего не нужно, Айрин.

— Но, мисс Хоув, дело же не в этом. Они сами хотят вам что-нибудь подарить — что-нибудь нужное, подходящее…

— Почему?

— Потому что уважают вас.

— В таком случае пусть лучше оставят меня в покое, а не устраивают всякие сентиментальные церемонии.

— Понимаете, мисс Хоув, у них немного другое мнение.

— А у вас, Айрин? Что думаете вы?

— Думаю, они считают меня плохим другом и коллегой, если после двадцати лет работы вашим секретарем я не знаю, какой прощальный подарок вам бы подошел.

Несколько томительных секунд мисс Хоув молчала.

— Но Айрин, вы мне не друг и не коллега, — выдержав паузу, произнесла она. — У нас совершенно другие отношения. Люди не имеют права ожидать от вас знаний обо мне такого рода.

Айрин несколько раз открыла и закрыла рот.

Когда в учительской обсуждали мисс Хоув, называя ее за глаза Сама Себе Врагиня, она заступалась за эту женщину. Теперь Айрин уже не понимала, почему. У директрисы не было ни сердца, ни души; не было друзей, не было никаких интересов. Пускай покупают ей корзину для пикника или пылесос — ей все равно. Айрин наплевать, какой будет подарок.

Она взяла сумочку и пошла к двери.

— Думаю, мисс Хоув, мне лучше уйти. Я не стану больше вас беспокоить и отрывать от ужина. Я только хотела занести очки.

— Я не оставляла их у себя на столе, Айрин. Я никогда ничего не оставляю на столе, — сказала мисс Хоув.

Айрин заставила себя твердым шагом дойти до калитки. Но стоило ей оказаться на улице и немного удалиться от дома директрисы, как колени у нее предательски подкосились.

Все эти годы она работала на мисс Хоув, выгораживала ее перед разгневанными родителями, недовольными учителями и взбунтовавшимися ученицами. А та в ответ заявила ей в лицо, что не считает Айрин ни другом, ни коллегой. Она просто ее секретарша.

Как Айрин могла быть такой слепой?

Она схватилась за ограду, чтобы удержаться на ногах. Молодая женщина вышла из дома и обеспокоенно взглянула на Айрин.

— Вам плохо? Вы бледная как полотно…

— Ничего страшного. Просто голова закружилась.

— Зайдите ко мне и присядьте. Кстати, я медсестра.

— Я вас знаю, — тяжело дыша, ответила Айрин. — Вы работаете в больнице Святой Бригитты, в кардиологии.

— Вы наша пациентка?

— Нет, не я. Моя мать, Пегги О’Коннор.

— Да-да, конечно. Я Фиона Кэрролл. Пегги всегда говорит о вас — как вы к ней добры.

— Я рада, что хоть кто-то это ценит, — сказала Айрин.

— Проходите, мисс Коннор, я угощу вас чаем.

Фиона взяла ее под руку, и Айрин с благодарностью вошла в ее дом, который как небо от земли отличался от жилища мисс Хоув. Фиона и два ее сынишки накрыли чай, угостили Айрин шоколадным пирогом, и на душе у нее заметно полегчало.

Привыкшая за долгие годы быть лояльной к начальнице, Айрин удержалась от соблазна выложить все этой славной Фионе, которая наверняка в курсе тяжелого характера соседки и, возможно, разделяет разочарование своей гостьи.

Однако от старых привычек не так-то легко избавиться.

Айрин считала, что, работая на кого-то, не имеет права обсуждать этого человека с другими у него за спиной. Она ничего не стала рассказывать о своем незадавшемся визите к мисс Хоув. Заверив Фиону, что головокружение прошло, она собралась сесть на автобус и отправиться домой, но тут в дверь позвонил мужчина по имени Динго — он доставил землю в мешках и цветочную рассаду. В выходные они всей семьей собираются поработать в саду, объяснила Фиона. Мальчики будут сажать собственные клумбы.

— Динго подвезет вас до дома, мисс О’Коннор, — настаивала она. — Ему по пути.

Динго полностью одобрил ее предложение.

— До чего славное семейство, — сказала ему Айрин, усевшись в кабину фургона. — А у вас есть жена и дети, Динго?

— Нет. Я старый холостяк, — ответил он. — Дело в том, мисс О’Коннор, что не всем везет так, как Фионе и Деклану. Бывает, супруги себя ведут хуже врагов. А вы сами замужем?

— Нет, Динго, и никогда не была. Однажды чуть было не вышла, но он оказался игроком, и я испугалась, к тому же надо было ухаживать за мамой — вот и не сложилось. — Айрин почувствовала, как в ее голосе помимо воли прозвучали грустные нотки, что было совсем на нее не похоже. Вот до чего довел визит к мисс Хоув!

Динго сосредоточенно смотрел вперед; он не обратил особого внимания на ее слова.

— Мой дядя Нэйзи в точности, как вы. Говорит, у него была одна женщина много лет назад, но он упустил свой шанс. Все время просит меня подыскать для него кого-нибудь, лет до пятидесяти. Вам же немного за сорок, мисс О’Коннор?

— Можно сказать и так. Только не задавайте мне этот вопрос на следующий год — ответ будет отрицательный.

— Значит, надо поскорей вас познакомить, — смеясь, сказал Динго.

Айрин вернулась домой и стала накрывать к ужину. Она ничего не рассказала матери и Кенни. Не стоит им знать, что годы ее преданной работы только что были перечеркнуты холодным, жестоким приговором директрисы.

Точно так же они не знали, что в тот самый момент, когда вся семья собралась за ужином, Динго бросил все силы на то, чтобы устроить личную жизнь своего дяди и Айрин. Он немедля позвонил Нэйзи и сообщил, что у него имеется отличная кандидатура для знакомства и ей как раз сорок девять лет. Он так ее расхваливал, что Нэйзи согласился познакомиться с Айрин поближе.

Вскоре учителя в школе Вуд-Парк обратили внимание на то, что Айрин как-то изменилась. Когда остальные обсуждали прощальную церемонию в честь мисс Хоув, она только пожимала плечами. То же самое касалось и подарка.

— Думаю, это не имеет значения, — говорила она и тут же меняла тему.

Наверное, беспокоится за свое место, решили они. Что, если новая директриса решит нанять кого-нибудь другого?

Айрин работала так же старательно, как и всегда, но без всякого энтузиазма. Если мисс Хоув это и заметила, то не подала виду. Айрин больше не подавала чай с печеньями во время встреч. Она забрала пожухлое каланхоэ, подкормила удобрением и поставила у себя в кабинетике. Прошли те дни, когда она пыталась делиться с начальницей забавными историями из своей жизни.

Теперь у нее появились новые дела, о которых мисс Хоув понятия не имела. Нэйзи позвонил и сказал, что его увалень-племянник прекрасно отзывался о ней: может, Айрин согласится как-нибудь сходить с ним в кино? В другой раз они пошли в боулинг, потом на караоке. Его настоящее имя — Игнациус, объяснил он. Лучше уж Нэйзи, чем Игги, как звали одного мальчишку у них в школе. Нэйзи работал в мясной лавке мистера Мэлоуна, которого считал очень достойным и уважаемым человеком.

Время от времени он заходил к Айрин и приносил с собой отличные бараньи отбивные или свиную вырезку. Ее мать Пегги очень его полюбила и не упускала возможности похвалить дочь.

— Я это знаю, миссис О’Коннор, — говорил Нэйзи в ответ на ее слова о том, какая замечательная женщина Айрин. — Вам не надо мне напоминать. Я и без того у нее на крючке, — улыбался он, и Пегги краснела от удовольствия, слушая его.

Нэйзи родился на западе Ирландии, в Дублине у него было несколько родственников, в том числе племянник Динго, с которым Айрин уже познакомилась: он водил фургон и брал кое-какие заказы. Нэйзи упоминал также о сестре по имени Нуэла и ее сыне Риггере — мальчишкой он попал в дурную компанию и оказался в исправительной школе. Позднее его отправили на запад, где Риггеру удалось встать на ноги. Он нашел себе славную девушку, выращивал овощи и разводил кур. Риггер работал кем-то вроде управляющего в маленьком отеле, который должен был вот-вот открыться; он назывался Стоун-хаус. Отель стоял на вершине утеса, и оттуда открывался потрясающий вид. Нэйзи обещал, что однажды обязательно отвезет туда Айрин и ее мать. Им там наверняка понравится.

Кенни тоже полюбил Нэйзи; он всегда соглашался посидеть дома и присмотреть за бабушкой, если голубки, как он их называл, хотели выйти в город.

Наконец после шести месяцев ухаживания Нэйзи сделал Айрин предложение. Они решили, что свадьба будет скромной. Когда Айрин рассказала об этом Кенни, тот сразу предложил повести тетку к алтарю. Но той надо было еще кое-что ему сообщить. Айрин дождалась, пока Пегги уляжется в постель.

— Мне надо поговорить с тобой, Кенни, — начала она.

— Я давно все знаю, — просто сказал он. — Я узнал, что ты моя мать, когда мне было девять.

— Почему ты мне не сказал? — Она была потрясена.

— Это не имело значения. Я был уверен, что ты никогда меня не бросишь.

— Может, ты хочешь меня о чем-нибудь спросить? — Голос у Айрин задрожал, на глаза навернулись слезы.

— Тебе было страшно? Одиноко? — спросил он, садясь рядом и обнимая ее за плечи.

— Да. Видишь ли, тот человек был несвободен. У твоего отца была жена. Я не могла разбивать семью. Потом Морин в Англии умерла и мы сказали всем, что ты — ее сын. Ради мамы. У мамы был внук, мой сын жил со мной — все устроилось как нельзя лучше. — Сквозь слезы Айрин улыбнулась ему.

— А Нэйзи знает?

— Да. Я сказала ему практически сразу. Он ответил, что ты, наверное, давно догадался — надо же, Нэйзи оказался прав!

— Он переедет к нам?

— Если ты не против, — ответила Айрин. — Он так добр к твоей бабушке!

— Мне ли не знать! Достаточно посмотреть, как вы втроем играете в бридж, — прямо казино Лас-Вегаса. Уморительное зрелище!

Потом Кенни сказал, что у него есть еще один повод радоваться переезду Нэйзи к ним: теперь он сможет повидать мир. Ему давно хотелось путешествовать. Есть шанс поехать в Америку. Благодаря замужеству матери он получит возможность строить собственные планы.

Восемнадцать лет Айрин с ужасом представляла, как сообщит Кенни эту новость, а прошло все на удивление безболезненно. До чего все-таки странная штука жизнь!

Айрин пришла на работу с обручальным кольцом; мисс Хоув никак это не прокомментировала, а она сама не собиралась ничего с ней обсуждать. Однако учителя, конечно же, заметили кольцо — Айрин сообщила им, что посаженной матерью будет Пегги, а племянник Нэйзи Риггер приедет из Стоунбриджа на западе Ирландии, чтобы выступить в роли свидетеля жениха. Свадьба состоится в последнюю субботу августа, потом будет прием в небольшом пабе с закусками и тортом — все учителя приглашены. Они с восторгом принялись обсуждать, что подарить молодоженам.

С Айрин все было просто: ей понравится любой подарок, будь то отпуск в Испании, садовые качели, картина с пейзажем Коннемары, уикенд в старинном замке, набор чемоданов на колесиках, комплект для игры в крокет, большое зеркало в тяжелой раме с херувимами — всё это порадует ее.

А вот с подарком для мисс Хоув в школе до сих пор не определились.

Учителя настойчиво допытывались у Айрин, что все-таки купить, она же в ответ говорила, пусть покупают что угодно, однако в глубине души ей хотелось выручить и их, и родительский комитет. Надо предложить хоть какую-нибудь идею, чтобы всех не разочаровать.

Здорово было рассказывать Нэйзи по вечерам о том, что произошло за день. Узнав о подарке, он обещал как следует подумать. А пока что у него есть новость: звонил Риггер, племянник.

— У них там, в Стоун-хаусе, настоящая паника. До сих пор нет ни одного бронирования на ту неделю, когда открывается отель. Они с Чикки страшно тревожатся: что, если все их труды пойдут прахом?

— Знаешь, — ответила Айрин, — попроси Риггера отправить нам несколько буклетов. Я раздам их в школе. Мне кажется, многие наши учителя с удовольствием бы поехали.

— А почему не отправить туда мисс Хоув? — с торжествующим видом воскликнул Нэйзи.

— Но она такая ужасная — мы не можем так с ними поступить!

— Может, за пределами школы она будет вести себя по-другому. Станет ходить на прогулки, никто ее и не увидит.

Врожденная доброжелательность не позволяла Нэйзи плохо говорить о начальнице Айрин.

— Возможно, ты и прав. Действительно, неплохое решение, — сказала она.

— Давай держать пальцы крестом, чтобы отель не закрылся в первую же неделю, — улыбнулся Нэйзи.

И они вернулись к разговору о свадьбе.

Учителя заметили, что Врагиня в последнее время стала еще более нетерпимой и придиралась к сотрудникам и ученицам сильнее, чем в предыдущие годы. Она больше беспокоилась за результаты экзаменов, чем за будущее своих выпускниц, и не шла ни на малейшие уступки.

Ее машина допоздна простаивала на школьном дворе по вечерам, а по утрам она приезжала раньше остальных. В сутки мисс Хоув проводила за пределами Вуд-Парка не больше семи-восьми часов.

Это было ненормально.

Наконец директриса заговорила с Айрин о свадьбе.

— Кто-то из родителей обмолвился, что вы собрались замуж, Айрин, — ухмыльнувшись, сказала мисс Хоув. — Это правда?

— Совершенно верно, мисс Хоув. Свадьба в конце августа.

— Почему вы мне не сказали? — раздраженно спросила она.

— Видите ли, как вы сами заметили, мы с вами не коллеги и не друзья. Я просто работаю на вас. Поскольку свадьба должна состояться в каникулы, я не видела смысла уведомлять вас.

Хотя Айрин говорила достаточно вежливо, в ее тоне промелькнуло нечто, заставившее мисс Хоув бросить на секретаршу короткий пронзительный взгляд. Сейчас был самый подходящий момент сказать, что она очень рада и желает Айрин счастья. Может, даже признаться, что на самом деле она все-таки считает ее своей коллегой и другом.

Ничего этого директриса не сказала. Не зря много лет назад ее окрестили собственным врагом — мисс Хоув ухмыльнулась опять.

— Думаю, вряд ли вы собираетесь обзаводиться детьми в столь зрелом возрасте, — сказала она со смешком, словно эта мысль ее страшно забавляла.

Айрин встретилась с директрисой глазами, но не улыбнулась в ответ.

— Действительно, мисс Хоув. У меня уже есть сын. Ему восемнадцать. Мы с Нэйзи не собираемся заводить еще детей.

— Нэйзи! — все с той же ухмылкой пробормотала директриса. — Это что, его имя? Потрясающе!

— Да, его так зовут, и потрясающе — именно то слово, которое к нему подходит. Он и правда потрясающий. Он очень добр ко мне, моему сыну Кенни и моей маме. Он работает мясником — на случай, если вам и это покажется сметным.

— Прошу, Айрин, держите себя в руках. Что за истерика? Подумать только, после стольких лет я такое про вас узнаю!

— Я предпочитала не рассказывать о ребенке, потому что была не замужем.

— А Нэйзи, значит, восстановит вашу репутацию?

Айрин поражалась тому, что терпела эту женщину целых восемнадцать лет, да еще придумывала для нее всякие оправдания. Как может мисс Хоув быть такой бессердечной!

— Моя репутация в этом не нуждается. Люди меня уважают, и я сама уважаю себя. А вот вы, мисс Хоув, совсем меня не знаете и никогда не знали.

— Думаю, вам хотелось бы остаться и продолжать работать в школе после этой вашей… с позволения сказать… свадьбы? — Глаза мисс Хоув метали молнии.

— Да, безусловно. Я люблю эту школу, учителей и учениц.

— Тогда следите за своим языком, Айрин, если планируете получить хорошую рекомендацию. Вряд ли моя преемница захочет иметь секретаршу, не уважающую начальство!

— Пишите что хотите, мисс Хоув. Вы все равно так и сделаете.

— Айрин, вы очень недальновидны.

— Благодарю вас, мисс Хоув. А теперь я пойду и займусь своей работой, пока она у меня есть.

Не оглядываясь, Айрин вышла из кабинета.

Она села за свой стол, дрожа всем телом, и едва нашла в себе силы ответить на звонок мобильного телефона.

Звонила Пегги с потрясающей новостью: Нэйзи заглянул к ним в обед и научил ее пользоваться Интернетом, чтобы она могла выбрать себе наряд матери невесты. Ей очень понравились темно-синее платье с белой отделкой и такой же жакет. Конечно, если Айрин не возражает.

Мало-помалу к ней возвращалось хорошее настроение и предвкушение будущего торжества. Неприязнь к мисс Хоув, оставшейся за дверями своего офиса, похожего на тюремную камеру, больше не тревожила Айрин.

Вся школа собралась попрощаться с мисс Хоув. Она вышла на крыльцо, как делала каждое утро уже много лет. По-прежнему в черной профессорской мантии, с тем же гребнем в волосах. Лицо у директрисы было непроницаемое.

Учителя произносили речи, превознося достижения мисс Хоув; следом за ними выступили одна из старшеклассниц и представительница родительского комитета — она выразила мисс Хоув благодарность от лица всех девочек, учившихся в Вуд-Парке. Правда, никто не сказал ни слова о заслуженном отдыхе или о том, что только сейчас и начинается ее настоящая жизнь. Под конец в знак признательности ей передали конверт — там лежало приглашение провести неделю в новом отеле под названием Стоун-хаус на западе Ирландии. Мисс Хоув не поблагодарила коллег за подарок; когда вслух объявили, в чем он заключается, на ее лице не отразилось никаких эмоций.

Новый директор был уже назначен: миссис Уильямс, вдова, ранее руководившая престижной школой для девочек в Англии, которая решила вернуться к семье в Ирландию. Она собиралась обставить директорский кабинет привезенной с собой мебелью; что касается сотрудников, она ничего не собирается менять. Айрин проработает июль и часть августа, поможет миссис Уильямс устроиться на новом месте, а потом уедет в отпуск на три недели, чтобы вернуться к началу учебного года.

Миссис Уильямс получила приглашение на прощальную церемонию, но решила не приходить. Она объяснила это тем, что не хочет привлекать к себе внимание. Это день мисс Хоув.

На самом деле люди были бы рады присутствию миссис Уильямс. Она наверняка разрядила бы обстановку на мучительной церемонии и нескончаемом приеме с сыром и вином, последовавшем за ней. Гости постоянно посматривали на часы, молясь, чтобы скорей наступило время, когда можно уйти. И почему минуты тянутся так медленно? К чем все эти речи о неуместности новаторства в образовании, о важности дисциплины в школе, о зубрежке, об устоях, которые не поколебать новомодными выдумками?

Учителя, весь год прилагавшие массу усилий, чтобы сделать перегруженную программу увлекательнее, родители, радующиеся втихомолку тому, что их дочери наконец окончили школу и поступили в университет, ученицы, которые ждут не дождутся каникул… Все мечтали поскорее сбежать.

Айрин зашла к себе в кабинет, чтобы кое-что забрать. Она спешила домой рассказать Нэйзи, какой подарок придумали для них сотрудники Вуд-Парка. Они получат уличную газовую печь для барбекю, а строительная фирма соорудит для нее у них во дворе небольшое патио со стеной, защищающей площадку от ветра. Теперь они каждое лето смогут наслаждаться обедами и ужинами на природе.

И тут, к своему удивлению, Айрин услышала какой-то звук из кабинета директрисы. Она постучала в дверь. Мисс Хоув, одна, стояла у себя за столом, на котором не было ничего, кроме ключей от машины. Через окно ее кабинета, занавешенное коричневыми шторами, был виден опустевший двор школы.

— Я только хотела проверить, не зашел ли сюда кто-нибудь чужой. — Айрин поспешно отступила назад.

— Задержитесь на минуту, Айрин. Я хочу передать вам свадебный подарок.

Такого она никак не ожидала.

— Вы очень добры, мисс Хоув. Очень, очень добры.

Директриса протянула ей красивый пакет. Он весь переливался блестками — невозможно было представить, чтобы мисс Хоув купила такой. Айрин лишилась дара речи.

Первым делом ее охватило чувство вины. Она не участвовала в сборе денег на прощальный подарок для мисс Хоув, не подписала открытку, не пожелала ей удачи на прощание. Айрин было ужасно стыдно.

— Ничего особенного — просто маленький сувенир, на память.

— Я никогда не забуду, как работала с вами, мисс Хоув.

— Я надеюсь, что миссис Уильямс решит сохранить за вами это место.

— Я тоже надеюсь. То есть это уже решено. И еще раз спасибо за подарок. Мне открыть его сейчас?

— Прошу, не надо… — Мисс Хоув отшатнулась с таким видом, словно распечатывание подарка могло оскорбить стены ее опустевшего офиса.

Книги с дешевых стеллажей были убраны; на следующий день стеллажам тоже предстояло покинуть кабинет, хотя мисс Хоув этого не знала. Она проработала в этом кабинете много лет, но не оставила в нем ни малейшего следа.

— Хорошо, я открою его сегодня вечером, но позвольте заранее поблагодарить вас за то, что вы нашли время и выбрали его для нас. Я это очень ценю. — Айрин говорила от всей души.

Мисс Хоув поежилась от такой неслыханной фамильярности.

— Надеюсь, он вам пригодится. Подарки вообще нелегко выбирать. А уж тем более на позднюю свадьбу.

— Прошу прощения?

— Я хотела сказать, у вас ведь уже все есть. Вы же не как молодежь, которая приходит в восторг от перспективы устроить свой дом.

Айрин решила пропустить ее колкость мимо ушей, чтобы не омрачать предстоящий вечер.

— Нет, конечно, но все равно для нас это в новинку и мы очень счастливы. Ни я, ни Нэйзи раньше не состояли в браке.

— Ну да, — мисс Хоув неодобрительно поджала губы.

— Что же, желаю вам всего хорошего, мисс Хоув. Уверена, у вас множество планов на будущие годы.

Мисс Хоув могла бы поблагодарить ее за добрые слова. Могла бы кивнуть и туманно согласиться — мол, у нее и правда имеются планы. Однако Нелл Хоув не собиралась изменять себе.

— У вас на любой случай найдется какая-нибудь банальность, Айрин. Вы смотрите на мир сквозь розовые очки. — Она взяла со стола ключи от машины и покинула кабинет.

Айрин видела в окно, как Нелл Хоув садится в свою маленькую машину и уезжает из школы, которая составляла смысл ее жизни столько лет. Она следила за ней, пока машина не выехала за ворота Вуд-Парка. Что мисс Хоув будет делать сегодня вечером и в следующую бесконечную череду вечеров? Ужинать одна в своей стерильной гостиной? Есть ли у нее хоть кто-то, чтобы скрасить ее одиночество?

На приеме в ее честь не присутствовало никого из членов семьи или друзей директрисы. Как она прожила свою жизнь, если ей некого пригласить на свой прощальный вечер?

Айрин всегда отличалась широтой души. Даже теперь ей не хотелось думать плохо о женщине, которая много лет оскорбляла ее и даже напоследок пыталась поставить в неловкое положение. Мисс Хоув купила ей свадебный подарок — несмотря ни на что. И, что еще важнее, если бы Айрин тогда не пошла к директрисе домой, она не встретила бы Динго, который познакомил ее с Нэйзи.

Она вздохнула и отправилась на остановку автобуса, сжимая в руках переливающийся блестками пакет.

Они открыли подарок за ужином. В пакете оказалась чайная скатерть, отделанная кружевами. По краю скатерть украшала вышивка — чудесные розовые бутоны. Айрин рассматривала ее, не веря своим глазам. Не может быть, чтобы мисс Хоув пошла в магазин и купила это. Скатерть была старомодная, непрактичная, но все равно ужасно мило с ее стороны.

Потом на дне пакета Айрин заметила конверт с открыткой. Она вытащила ее и прочла: Дорогой мисс Хоув с благодарностью за то, что наша дочь встала на правильный путь. Открытка была подписана родителями одной из девочек, которая недавно получила стипендию в престижном университете. Мисс Хоув передала ей подарок, даже не заглянув внутрь. Не стала открывать конверт, не прочла, что написали родители…

Айрин быстро смяла открытку в кулаке.

— Что там сказано? — Пегги О’Коннор хотела знать все до малейших деталей.

— Обычные пожелания счастья, — сказала Айрин.

Про себя она поклялась, что никогда больше не вспомнит о мисс Хоув. Надо прогнать ее из своих мыслей, из своей жизни. Эта женщина не заслуживает, чтобы о ней помнили.

Однако неделю спустя, когда миссис Уильямс уже воцарилась в директорском кабинете, Айрин пришлось вспомнить про мисс Хоув. При миссис Уильямс кабинет настолько изменился, что его невозможно было узнать.

Изящный ноутбук заменил громоздкий старый компьютер; на рабочем столе ручной работы стояли красивые ящички для бумаг из ротанга, разноцветные папки и фотография мистера Уильямса. Новые книжные стеллажи заполняли книги, между которыми были оставлены промежутки для сувениров и небольших растений в горшках. У миссис Уильямс была даже небольшая лейка, чтобы поливать их.

Жесткие стулья сменились более гостеприимной мебелью. Миссис Уильямс придерживалась обычного графика работы, не просиживая сутками в кабинете, как ее предшественница. Она была очень довольна Айрин, постоянно благодарила ее за усердие. Для Айрин такое отношение было внове, поскольку раньше она могла надеяться разве что на мрачное молчание мисс Хоув.

Однажды, когда они составляли план на следующий день, миссис Уильямс внезапно подняла голову и спросила:

— Кстати, почему вы мне не сказали, что выходите замуж?

— Просто не хотела вам докучать своей болтовней. Честно говоря, я бываю слишком разговорчивой, — с виноватой улыбкой сказала Айрин.

— Но если не позволять себе поговорить о собственной свадьбе, о чем вообще тогда стоит разговаривать? — Миссис Уильямс выглядела искренне заинтересованной. — Расскажите-ка мне обо всем!

И Айрин рассказала про Нэйзи, что он работает мясником и собирается продать квартиру и переехать к ней. Они пристроят к дому дополнительную ванную… Она вся светилась, надеясь, что свадьба пройдет отлично, без всяких там глупостей и всего такого…

Миссис Уильямс взглянула на фотографию у себя на столе и сказала, что помнит свою свадьбу во всех подробностях, словно это было вчера, — она прошла замечательно.

Айрин спросила про погоду: день выдался солнечным?

Миссис Уильямс не могла сказать точно — да и какое это имело значение. Они были очень счастливы — это самое главное.

И тут внезапно зазвонил телефон. Прямая линия. Айрин застыла на месте. Она никогда не слышала, чтобы по этому номеру кто-нибудь звонил. Телефон установили для удобства директрисы, чтобы она могла звонить напрямую. Подчиняясь кивку миссис Уильямс, Айрин подняла трубку.

Мужской голос попросил к телефону Нелл Хоув.

— Мисс Хоув вышла на пенсию и больше здесь не работает. Если вы хотите поговорить с миссис Уильямс, нынешним директором, пожалуйста, представьтесь.

— А вы не знаете, где она живет? — спросил он.

— Боюсь, мы не разглашаем адреса сотрудников.

— Вы сказали, она на пенсии.

— Прошу прощения, я ничем не могу вам помочь. Мы не поддерживаем связь с мисс Хоув, поэтому я не предлагаю вам оставить сообщение, — сказала Айрин, и мужчина дал отбой.

Айрин и миссис Уильямс недоуменно посмотрели друг на друга.

За неделю до свадьбы Айрин, проходя по улице, заметила на другой стороне Нелл Хоув. Не сдержавшись, она бросилась через дорогу.

— Мисс Хоув, рада вас видеть.

Нелл Хоув посмотрела на нее отсутствующим взглядом, а потом, словно сделав над собой усилие, равнодушно произнесла:

— Айрин…

— Да, мисс Хоув. Как ваши дела? Я собиралась вам позвонить.

— Да? И почему не позвонили?

— Как вы думаете, мы можем выпить по чашке кофе? — предложила Айрин.

— Зачем? — Мисс Хоув была раздосадована ее настойчивостью.

— Мне нужно вам кое-что рассказать.

— Похоже, здесь нет подходящих мест. — Мисс Хоув обвела улицу презрительным взглядом.

— Вот в этом симпатичном кафе делают великолепный кофе. Прошу вас, мисс Хоув…

Словно смирившись с неизбежным, мисс Хоув согласилась. За чашкой крепкого кофе с молочной пенкой Айрин рассказала ей о предстоящей свадьбе и запланированном медовом месяце. Потом поинтересовалась, строит ли мисс Хоув планы насчет предстоящей недели на побережье зимой.

— Кому придет в голову мечтать о поездке в такую глухомань? — услышала она в ответ.

Айрин сменила тему. Какой-то мужчина звонил по телефону, он говорил немного странно.

— Вы не знаете, кто это мог быть? — спросила она. — Он не оставил сообщения и своего номера не дал тоже.

— Это был мой брат, — сказала мисс Хоув.

— Ваш брат?

— Да, мой брат Мартин. Мы с ним не виделись несколько лет.

— Но почему?

Сердце отчаянно колотилось в груди. Она была потрясена тем, как спокойно мисс Хоув об этом говорит.

— Почему? Ну, это давнее дело. Очень давнее.

Ее лицо не выражало никаких чувств.

— И кстати, вас оно не касается. Вы закончили? Больше ничего не хотите мне сказать?

Холодно кивнув, мисс Хоув встала и вышла из кафе.

Свадьба прошла великолепно. Кенни подвел невесту к алтарю, а Пегги выглядела так, будто вот-вот лопнет от гордости. Динго, принарядившийся по такому случаю в новенький костюм, был в числе друзей жениха; он произнес тост, сказав, что очень гордится своей ролью в судьбе Нэйзи и Айрин, которых так удачно познакомил.

Кармел и Риггер нашли возможность выбраться на денек в Дублин; мать Риггера Нуэла присутствовала тоже. Солнце сияло с утра до самого вечера. Миссис Уильямс присоединилась к гостям в пабе и легко влилась в компанию учителей, мясников из лавки мистера Мэлоуна, друзей и соседей — мисс Хоув это не удалось бы и за тысячу лет.

Айрин ждал медовый месяц в Испании, а потом возвращение в Вуд-Парк, где при новом директоре работа обещала стать гораздо более приятной и легкой.

Риггер и Кармел только и говорили, что про Стоунхаус. Приглашение, отправленное мисс Хоув, натолкнуло их на новую идею: они предложили разыграть «Неделю зимы» в качестве приза на конкурсе в одном журнале. Список гостей рос; похоже, в первую неделю в отеле у Чикки не будет свободных мест. Стоун-хаус ждет большое будущее. Риггер сказал, что его мать должна обязательно их навестить — и как можно скорее. Она не была в Стоунбридже с ранней юности.

Ей не хочется останавливаться в большом доме? Нет-нет, Риггер с Чикки настаивают. Это благодарность Нуэле за все, что она сделала для сына.

Айрин попыталась предупредить их, что мисс Хоув очень тяжело угодить.

— Мы справимся, — весело ответил Риггер. — Для нас это будет неплохая практика. После Говарда и Барбары ваша мисс Хоув вряд ли нас чем-то удивит.

Мисс Хоув приехала с последним поездом; Риггер встречал ее на вокзале. Он увидел высокую чопорную даму с маленьким чемоданчиком, раздраженно обводившую взглядом перрон. Наверняка это она.

Риггер представился и взял у нее чемодан.

— Мне сказали, меня встретит миссис Старр, — сказала дама.

— Она в отеле, приветствует остальных гостей. Я Риггер, менеджер. Я живу при отеле, — ответил он.

— Вы уже называли мне ваше имя. — Судя по тону, она была очень недовольна.

— Надеюсь, вы проведете здесь чудесный отпуск, мисс Хоув. Дом очень комфортабельный.

— Хотелось бы верить, — отрезала она.

Риггер решил, что постарается улучить момент и предупредить Чикки — похоже, с этой клиенткой не оберешься хлопот.

Предупреждение не потребовалось. С первого взгляда Чикки поняла, что угодить мисс Хоув будет нелегко. Она стояла, вся подобравшись, с непроницаемым лицом, среди гостей, столпившихся в натопленной просторной кухне. Отказалась выпить рюмку шерри или вина, попросив взамен стакан тоника со льдом и лимоном. Когда ее представляли другим гостям, она молча кивала головой.

Мисс Хоув заявила, что не станет подниматься в комнату и приводить себе в порядок; поскольку она приехала одной из последних, то не хотела бы задерживать ужин. У нее был редкий дар одной фразой на корню обрубать любую беседу.

Она не проявила никакого интереса к рассказу Чикки о местных достопримечательностях и пешеходных маршрутах. Поначалу остальные гости пытались заговаривать с ней, но потом, один за другим, отказались от этих попыток.

Американец спросил, чем она занимается, но мисс Хоув ответила, что в их стране, в отличие от США, людей не судят по их профессии.

Молодой человек из Швеции начал рассказывать, что это его второе посещение Ирландии, но не успел закончить и одного предложения, как ее лицо скривилось от скуки.

Медсестра по имени Винни поинтересовалась, бывала ли мисс Хоув на западе раньше, на что та пожала плечами и сказала, что не помнит. Любезная чета английских докторов восторгалась красивыми видами — мисс Хоув перебила их, сообщив, что приехала поздно вечером и пока что не увидела ничего примечательного.

Когда Орла, убирая со стола, спросила, понравился ли ей ужин, она кивнула и добавила, что в противном случае немедленно бы на это указала. Критика пойдет им только на пользу.

Когда после ужина Чикки Старр провожала мисс Хоув в ее комнату, то надеялась, что та немного растает при виде красивой мебели, чистейшего белья на постели, подноса с лучшими фарфоровыми чашками и блюдцами… Все так ими восторгались!

Мисс Хоув ограничилась коротким кивком.

— Наверняка вы устали с дороги, — сказала Чикки, стараясь не показать своего разочарования и не обращая внимания на раздражительность гостьи.

— Ничего подобного. Я просто сидела в вагоне. — Мисс Хоув была неумолима.

В последующие дни мисс Хоув, единственная из всех гостей, никак не выражала своих восторгов по поводу красивых пейзажей или вкуснейших блюд, которые Чикки с Орлой каждый вечер подавали к столу.

Чикки садилась рядом с этой странной, замкнутой женщиной, чтобы избавить других постояльцев от необходимости поддерживать с ней беседу. Даже для нее самой, проработавшей столько лет в нью-йоркском пансионе, где селились строители, до смерти устававшие на работе, это было нелегкой задачей.

Мисс Хоув не задавала никаких вопросов и не делала замечаний. Если в ее жизни случился какой-то перелом, он наверняка очень тяжело сказался на ней.

На утро третьего дня, когда мисс Хоув в очередной раз не проявила интереса к прогулкам по побережью, Чикки обратилась к Риггеру с просьбой взять ее с собой в город на рынок.

— О, Чикки, а это обязательно? От ее присутствия у меня молоко свернется в бидоне.

— Прошу, Риггер, иначе она весь день просидит на кухне, пялясь на меня, а мне надо готовить.

Риггер решил взглянуть на это с другой стороны. Если не считать мисс Хоув, их первая неделя проходила великолепно. Гости были в полном восторге и превозносили новый отель до небес. Стоун-хаус ждал успех, о котором они столько мечтали. Один день с мисс Хоув его не убьет.

Все вопросы о том, как ей у них нравится, разбились, словно о каменную стену, поэтому Риггер принялся оживленно рассказывать о своей собственной жизни. Упомянул и о детях — близнецы Рози и Маккен, — с гордостью кивнув головой в сторону их фотографий, прикрепленных на приборной доске.

— Внешностью они пошли в мать, — одобрительно заметил он. — Надеюсь, что и мозги у них тоже в нее. Со стороны отца в этом смысле похвастаться нечем.

— Ваши родители глупы? — спросила мисс Хоув. Голос ее был холоден, но она впервые проявила хоть какой-то интерес к беседе.

— Мать — нет. А отца я никогда не знал, — ответил Риггер.

Большинство людей сказали бы, что им очень жаль или попросили прощения, но мисс Хоув промолчала.

— А ваши родители были умные, мисс Хоув? — вдруг спросил он.

Она сделала паузу, словно решала, отвечать или нет. Потом сказала:

— Нет. Совсем нет. Мою мать нельзя было подпускать к детям. Она сбежала из дома, когда мне было одиннадцать, а отец не смог этого пережить. Он лишился работы, спился и умер.

— Да уж, нелегко вам пришлось. Может, у вас были братья или сестры, которые могли за вами присмотреть?

— Был брат, младший, только он пошел по кривой дорожке. Сломал себе жизнь.

— И некому было ему помочь?

Снова пауза.

— Да, очевидно так.

— Очень жаль. А вы были еще маленькая и не могли ничего для него сделать. Мне повезло. Я тоже связался с дурной компанией, но мама всегда присматривала за мной, а когда я попал в исправительную школу, писала мне каждую неделю. Она была на все готова ради меня — даже отправить на другой конец страны, сюда. Я, правда, так и не доучился. Не получил аттестат, но зато исправился и встал на ноги.

— Почему мать не настояла, чтобы вы получили аттестат?

— Она знала, что профессором мне не стать. Ей приходилось работать целыми днями, чтобы у нас на столе была еда. А мне было тяжело смотреть, как остальные купаются в деньгах, когда у нас их совсем нет.

— И вы опять что-то совершили? — Мисс Хоув поджала губы, словно зная, каков будет ответ.

— Сошелся со старыми дружками. Они неплохо жили, хотя, конечно, не зарабатывали честным трудом — вы понимаете, что я имею в виду. Они говорили, что можно сделать деньги очень легко и никто тебя не поймает. Но мой дядя Нэйзи вытащил меня из их компании. Решил, что мне будет лучше начать с чистого листа тут, на западе. Мне совсем не хотелось ехать. Я боялся коров и овец и вообще думал, что здесь будет ужасно скучно по сравнению с Дублином. Но моя мама жила в Стоунбридже в молодости, и ей очень нравилось.

— Тогда почему она уехала? — Мисс Хоув не терпела недомолвок.

— Она попала в беду, а мужчина не захотел жениться на ней.

— Вы приезжали с ней сюда?

— Нет. С тех пор она ни разу здесь не бывала, но теперь собирается приехать. Очень скоро.

На рынке было многолюдно. Мисс Хоув смотрела, как Риггер продавал яйца и сыр, приготовленный из козьего молока. Он загрузил мешки с овощами в багажник фургона, туда же отправились большие куски мяса. Еще Риггер купил двух утят, объяснив, что они не для готовки, — это подарок его ребятишкам.

Казалось, он знаком с каждым на площади. Люди спрашивали у него про Чикки Старр, про детей и Орлу. После рынка Риггеру надо было заехать к родителям жены, завезти им немного сыру и яиц. Мисс Хоув сказала, что подождет его в фургоне.

— Они станут угощать меня чаем с пирогом, — ответил он.

— Ради бога, Риггер, ешьте и пейте. Я с удовольствием посижу одна, соберусь с мыслями.

Через окно она видела людей в кухне большого фермерского дома, но не испытывала ни малейшего желания зайти туда и поддержать вежливую беседу с какими-то незнакомцами.

Вряд ли их выезд можно было назвать успешным, но Чикки все равно была благодарна Риггеру.

— Ты что-нибудь о ней узнал? — спросила она.

— Немного, но это было что-то вроде откровений со случайным попутчиком. Наверняка она уже жалеет, что рассказала мне.

— Тогда лучше молчи, — ответила Чикки.

На следующий день мисс Хоув явилась в дом Риггера и Кармел в конце сада. Кармел, будучи в курсе ситуации, приветствовала ее более тепло, чем было в ее привычках. Она познакомила мисс Хоув с детьми, которые радостно улыбались и пускали пузыри; вместе они пошли посмотреть на кроликов, черепашку и двух утят, которых окрестили Принцессой и Дружком.

Мисс Хоув выпила чаю из кружки, но не сказала ни слова одобрения в адрес Стоун-хауса и своего отпуска в целом. Кармел изо все сил старалась держать себя в руках, даже когда мисс Хоув назидательным тоном принялась читать ей лекцию о пользе зубрежки.

Внезапно она спросила, где у Риггера и Кармел находится библиотека.

— Видите ли, мы с мужем не особенные книголюбы, — начала Кармел.

— Тогда вы подаете своим детям очень плохой пример, — отрезала та.

— Мы делаем для них все, что в наших силах.

— Нет, если у вас в доме не найти ни словарей, ни атласов, ни сборников стихов. Как они поймут, что человек должен учиться, если дома у них ничего для этого нет?

— Они будут ходить в школу, — упрямо ответила Кармел.

— О да, давайте взвалим все на школу и ее же будем винить, если что-то пойдет не так.

Тон мисс Хоув был уничижительным; она словно разговаривала с провинившейся ученицей, а не с женщиной, у которой находилась в гостях и которая пыталась сделать ее пребывание в отеле хоть чуточку приятным.

— Мы не будем никого винить. Мы не такие люди.

— Но что вы можете им дать? Зачем вообще рожать детей, если вы не можете с самого начала подготовить для них хороший старт? Вы же не хотите, чтобы они остались такими же невеждами, как их отец, и кончили в исправительной школе?

Кармен не собиралась больше это терпеть.

— Ну вот что, мисс Хоув, я никому не позволю оскорблять моего мужа! Если он рассказал вам о своем прошлом, — а это наверняка он, потому что Чикки не могла этого сделать, — то уж точно не для того, чтобы вы потом набрасывались на него с обвинениями.

Кармел понимала, что говорит резко, но не могла дальше сдерживаться. Да что эта женщина себе позволяет!

— Мне очень жаль, но я вынуждена просить вас уйти. Немедленно. Я слишком рассержена и могу сказать что-то, о чем потом буду жалеть. Я ничего не знаю про вас и вашу жизнь, не знаю, почему вы так ужасно обращаетесь с другими людьми, но кто-то должен вас остановить. Это надо было сделать давным-давно.

И тут лицо мисс Хоув сморщилось. Она уронила голову на стол и зарыдала так, что все ее тело тряслось.

Кармел застыла на месте. Мгновение она думала, как лучше поступить, потом попыталась в утешение обнять мисс Хоув за плечи.

Вздрогнув, та сбросила ее руку. Когда мисс Хоув подняла голову, на ее бледном вытянутом лице горели красные пятна.

Кармел заварила свежий чай и села напротив своей незваной гости, молча глядя на нее.

Медленно, запинаясь, мисс Хоув начала рассказывать.

— Это случилось в 1963-м. Мне было одиннадцать, Мартину девять. Мы остались дома одни. В тот день в Ирландию прилетал президент Кеннеди, и мы собирались пойти на проспект приветствовать его.

Кармел не верила собственным ушам — мисс Хоув говорила про свою жизнь, пересказывая события пятидесятилетней давности.

— Я вспомнила, что не заперла ставни на первом этаже. Это была моя обязанность. В доме никого не было. Отец ушел на работу, а мать — к сестре. Они всегда следили за тем, чтобы ставни были заперты. Поэтому, хотя мне и не хотелось, я бросила замечательное место, которое мне досталось, и побежала домой. В доме я услышала какие-то звуки: стоны, словно от боли. Я поднялась наверх и увидела мою мать в постели с каким-то мужчиной. Оба были голые. Я подумала, что он хочет ее убить, попыталась его оттащить… А потом мать упала передо мной на колени и стала умолять ничего не рассказывать отцу. Она обещала всегда хорошо со мной обращаться, если я сохраню это в тайне. Мужчина быстро одевался, а она все повторяла: «Не уходи, Ларри. Нелл все понимает. Она уже большая, ей одиннадцать лет. Она знает, как поступить». Но я выбежала из дома и позвонила отцу на работу. Сказала, пускай идет скорее домой, там какой-то Ларри мучает мать, а она запрещает мне об этом говорить. Отец пришел домой и…

— Вы были всего лишь ребенком, — попыталась утешить ее Кармел.

— Нет, я все понимала. Я знала, что мать поступила плохо и заслуживает наказания. Я не собиралась хранить ее тайну. Я хотела, чтобы она получила по заслугам. Я понятия не имела, что Ларри — приятель отца. Но даже если бы я знала, все равно бы рассказала. Я была неправа.

— А что сделал ваш отец?

— Мы так и не узнали. Мы с братом помахали президенту Кеннеди, а когда вернулись домой, матери уже не было. Больше она не вернулась.

— Куда же она пошла? — Кармел пыталась не показать обуявшего ее страха.

— Отец нам не сказал. Он пытался заботиться о нас, но у него ничего не получалось. Потом он начал пить. И все время благодарил меня за то, что разоблачила его жену-шлюху, а Мартина бил без всяких причин. Мартин связался с плохой компанией, бросил школу. Я зажимала уши руками и училась с утра до ночи. Я получила стипендию, и когда отец спился и умер, мне удалось как-то выкарабкаться. Мартин говорил, что я дважды сломала ему жизнь: в первый раз, когда из-за меня мать ушла из дома, второй — когда умер отец.

— Он вас так и не простил?

— Нет. Из него ничего не вышло. Мы не виделись много лет. Недавно он позвонил в школу, неизвестно зачем. Я не хочу его знать.

— Значит, с тех пор вы были совсем одна? — грустно спросила Кармел.

Ей отчаянно хотелось завершить этот разговор и не слушать дальнейших откровений мисс Хоув. Наверняка впоследствии та пожалеет о своей слабости и возненавидит Кармел. Видимо, эти мысли отразились у нее на лице, так как мисс Хоув все поняла.

— Вы сказали, чтобы я уходила. Я и уйду. Мне все равно.

Кармел протянула руку, чтобы погладить ее по плечу.

— Я желаю вам всего наилучшего.

— Всего наилучшего? Наилучшего? Боже ты мой! — презрительно воскликнула мисс Хоув. — И этим вот пошлым банальностям вы собираетесь учить ваших детей? Мне их жаль! Я заранее оплакиваю их будущее.

— Оплакивайте сколько вам угодно. Мы любим Рози и Маккена и будем всегда заботиться о них. Наших детей ждет замечательная жизнь! — резко бросила Кармел в ответ.

— Думаю, вы с мужем еще до вечера разнесете слухи обо мне по всей округе, — горько съязвила мисс Хоув.

— Нет, мисс Хоув. Ничего подобного. Мы с Риггером — достойные люди, а не какие-нибудь сплетники и подстрекатели. То, что вы рассказали, останется между нами.

Мисс Хоув вышла, и Кармел, дрожа, опустилась на стул. Риггер будет вне себя, Чикки станет сердиться. Ну почему она не сумела удержаться? А эта мисс Хоув — она никогда не простит Кармел за то, что теперь той известно о ее прошлом.

— Я не хочу больше видеть мисс Хоув в нашем доме, — заявила Кармел Риггеру, когда он вечером возвратился домой. — Она назвала нас плохими родителями. Сказала, что ей жаль Рози и Маккена.

— Ну, тогда она такая одна, — ответил Риггер. — Все остальные от них в восторге. Кого волнует, что думает мисс Хоув.

Кармел улыбнулась мужу. Он был прав. Сейчас она расчешет волосы и они пойдут прогуляться по пляжу. Будут ходить по мокрому песку и подбирать раковины, наслаждаясь соленым ветром, дующим в лицо. Они дадут сыну и дочери все самое лучшее — все, что будет в их силах.

Перед ужином тем же вечером Риггер шепнул Чикки, что должен ее предупредить: между Кармел и мисс Хоув состоялась небольшая стычка.

— Не беспокойся, — ответила Чикки. — Она все равно вряд ли сделала бы нам рекламу. Мисс Хоув сказала, что завтра уезжает обратно в Дублин. Через пару часов ее и след простынет. Скажи Кармел, чтобы не расстраивалась.

— Чикки, ты великолепна!

— Нет. Просто я счастливый человек. И вы оба тоже. А мисс Хоув несчастна.

— Мы сами всего добились.

— Пожалуй, но мы прислушивались к другим людям, которые пытались нам помочь. Она — нет.

На следующее утро Чикки погрузила чемоданчик мисс Хоув в фургон.

— Надеюсь, вам хоть немного у нас понравилось, мисс Хоув, — сказала она на прощание. — Может быть, вы захотите вернуться сюда, когда будет немного теплее? — Чикки старалась быть вежливой до конца.

— Не думаю, — ответила мисс Хоув. — Такой отдых не по мне. Я и так всю жизнь разговариваю с разными людьми. Для меня это тяжкий труд.

— Ну, надеюсь, вы будете рады вернуться к себе домой, в покой и тишину, — сказала Чикки.

— Да, пожалуй.

Эта женщина всегда говорила то, что думала. В том-то и заключалась ее главная ошибка.

— Вам удалось открыть для себя что-то новое в наших краях? Здесь такое случается со многими.

— Я обнаружила, что жизнь несправедлива и мы ничего не можем с этим поделать. Вы со мной не согласны, миссис Старр?

— Пожалуй. Но только отчасти.

Мисс Хоув, удовлетворенная, кивнула. Даже в последний момент перед отъездом она умудрилась испортить кому-то настроение. Ей предстоял обратный путь на поезде до Дублина, возвращение в пустой, холодный дом. Все время, что Риггер вез ее до станции, мисс Хоув просидела молча.

Фреда

Когда Фреде О’Донован было десять, одна из подруг ее матери, собравшихся на чай, предложила погадать по ладони. Миссис Скалли предсказывала всем счастливую жизнь, удачное замужество и много детей. Она видела заграничные путешествия, наследства, доставшиеся от дальних родственников. Вечеринка прошла очень успешно, все остались довольны.

— А мое будущее вы можете предсказать? — попросила Фреда.

Миссис Скалли внимательно всмотрелась в ее ладонь. Она видела высокого симпатичного парня, свадьбу и троих прелестных малышей. Видела каникулы за границей — Фреде нравится кататься на лыжах? «А потом вы будете жить долго и счастливо», — закончила она, улыбнувшись девочке.

Повисла пауза. Помолчав несколько секунд, Фреда глубоко вздохнула. Хотя мать была довольна услышанным, Фреда чувствовала какое-то беспокойство. Она знала, что все это неправда.

— Я хочу знать, что со мной будет на самом деле, — настаивала она. В глазах у нее стояли слезы.

— Да что с тобой такое? Тебе не понравилось твое будущее? — расспрашивала ее мать, удивляясь столь бурной реакции на это шутливое гадание.

Но Фреда ничего не хотела слышать и рыдала все сильнее. Предсказание — сплошная ложь. Она в этом уверена. Иногда Фреда заранее знала, что должно произойти, только она умела держать язык за зубами и не рассказывать об этом.

Не будет у нее никакого мужа и троих детей. Они не будут жить долго и счастливо. Фреда опять зарыдала.

Мать никак не могла взять в толк, из-за чего она так расстроилась. Она уже жалела, что убедила миссис Скалли предсказать судьбу дочери, да и вся затея с гаданием была ни к чему.

Миссис Скалли больше никогда не гадала по ладони у них в доме. А Фреда так никому и не сказала, что обладает даром предвидения.

Семья их жила тихо и небогато. Отец Фреды и двух ее старших сестер умер еще молодым; у них не было денег на роскошь вроде центрального отопления или заграничных поездок. Мама работала в химчистке, а Фреда училась в школе, где без всякий усилий делала успехи, так что под конец получила стипендию и поступила в университет. Она мечтала стать библиотекарем; ее лучшая подруга Лейн хотела работать в театре. Они с Лейн были неразлучны.

Фреда не помнила, когда впервые осознала, что у нее порой бывают необычные «озарения». Они не поддавались описанию; внезапно какие-то сцены вставали перед ней, словно наяву. Не помнила Фреда и момент, когда поняла, что «озарения» случаются отнюдь не у всех людей. Когда она о них упоминала, окружающие расстраивались, поэтому она не обсуждала свои видения даже с Лейн.

Ее любовная жизнь была не слишком насыщенной: студенткой Фреда захаживала в клубы и бары, встречалась с парнями, однако ни один из них не заставил ее сердце забиться чаще. Мать вечно лезла к ней с расспросами и не скрывала своего разочарования, в очередной раз узнав, что Фреде нечего рассказать.

Фреда любила книги — когда она получила диплом и устроилась на работу помощницей в местную библиотеку, то почувствовала, что добилась всего, о чем мечтала. Сестер тем не менее смущало отсутствие у Фреды матримониальных перспектив.

— Неудивительно, что у тебя не получается найти ухажера, — фыркала Марта. — С тобой же не о чем поговорить, кроме книг.

— Ты могла бы выглядеть лучше, если бы постаралась, — вздыхала Лаура.

Фреду эти замечания огорчали, и сестры чувствовали себя пристыженными.

— Я же не говорю, что у тебя вообще нет шансов, — поправлялась Марта. Она переживала многотрудный роман с молодым человеком по имени Уэйн и готова была вот-вот разочароваться в мужчинах.

— Тебе повезло устроиться на работу — теперь сможешь обеспечивать себя сама, — мрачно, но справедливо замечала Лаура. Сестра встречалась с напыщенным клерком из банка по имени Филипп, для которого на первом месте были репутация и внешнее благополучие.

Никаких практических рекомендаций от сестер не поступало.

Новое озарение случилось у Фреды в последние недели перед Рождеством. Они собрались за ланчем, чтобы спланировать предстоящий праздник Фреда, конечно, оставалась дома; Лаура предполагала, что Филипп пригласит ее к родителям на торжественный обед. Марта сильно беспокоилась из-за того, что Уэйн до сих пор не определился с планами на Рождество. Как можно быть таким легкомысленным!

Мать предложила им не отвлекаться от темы. На обед будет запеченная индейка; они соберутся за столом в три часа пополудни; все, кто захочет, могут присоединиться.

Лаура поерзала на стуле: ей надо кое-что им сообщить. Она, конечно, не совсем уверена, но, похоже, Филипп собирается на Рождество сделать ей предложение. Он так туманно говорил про обед у родителей — это при том что он обожает расписывать все в мельчайших деталях и заранее рассказывать ей, кто приглашен на этот раз. Видимо, его голова занята чем-то другим. Лицо Лауры разрумянилось от воодушевления.

И тут совершенно внезапно Фреда поняла — не заподозрила, а поняла, — что Филипп накануне Рождества собирается порвать с Лаурой; он объявит ей, что другая девушка ждет от него ребенка. Она видела это ясно, словно заголовок на первой полосе газеты. Фреда почувствовала, что бледнеет.

— Ну же, скажите хоть что-нибудь! — Лаура рассердилась, что ее новость и высокое доверие, оказанное родным, не произвели должного эффекта.

— Это будет замечательно, — сказала мать.

— Везучая, — откликнулась Марта.

— Ты точно знаешь? — спросила Фреда.

— Господи, ну конечно не точно! Я уже жалею, что поделилась с вами. А ты злишься из-за того, что я тебе сказала: мол, у тебя никогда не будет парня. Это просто зависть.

— Вы с Филиппом хоть раз говорили о свадьбе? — снова спросила Фреда.

— Нет. Мы говорили о любви! Ладно, Фреда, хватит. Что ты вообще в этом понимаешь!

— Может быть, ты что-то не так поняла?

— Перестань быть такой злюкой!

— Вы еще будете встречаться с ним до праздников?

— Да, сегодня вечером. Он собирался зайти ко мне в семь.

Фреда предпочла промолчать. Сегодня он все ей скажет. Неприятное ощущение вроде несварения преследовало ее весь день; казалось, будто она проглотила что-то, с трудом протолкнув в глотку. В девять часов Фреда позвонила сестре.

Она с трудом узнала голос Лауры.

— Ты знала об этом все время, так? Знала и смеялась надо мной. Ну что, теперь ты довольна?

— Честное слово, я ничего не знала, — умоляющим тоном воскликнула Фреда.

— Я тебя ненавижу! Никогда тебя не прощу.

В следующие несколько недель, даже месяцев, Лаура держалась с сестрой очень холодно. Она долго рыдала, когда на Рождество Филипп объявил о своей помолвке с девушкой по имени Люси — свадьба должна была состояться в январе.

Марта сказала, что Лаура до своего смертного часа будет считать, будто Фреда знала про Люси. А как еще это можно объяснить?

— У меня было предчувствие — только и всего, — объясняла Фреда.

— Предчувствие! — фыркала Марта в ответ. — Если у тебя когда-нибудь появится предчувствие насчет меня и Уэйна, будь добра, предупреди заранее!

— Не думаю, что я еще хоть раз в жизни кому-нибудь об этом расскажу, — в запальчивости бросила она.

Первое собрание Общества друзей библиотеки на Финн-роуд состоится в четверг, 12 сентября, в 18:30, в помещении библиотеки. Приглашаются все желающие. Персонал библиотеки будет рад услышать любые идеи и пожелания касательно ее работы.

Стоило Фреде распечатать это объявление на библиотечном принтере, как она поняла, что с ее задумкой все будет не так просто. Не надо обладать даром предвидения, чтобы это понять: на лице мисс Даффи читалось явственное неодобрение. Библиотеке не нужны друзья, было написано на нем. У нас не клуб знакомств. Люди приходят сюда брать книги и, что еще важнее, возвращать их. Всякие сборища тут ни к чему. Ее затея, мягко говоря, неуместна.

Фреда заставила себя улыбнуться. Утром она собрала свои длинные темные вьющиеся волосы в хвост на затылке и перевязала лентой, чтобы выглядеть более серьезно, готовясь к разговору с начальницей. Вид у нее должен быть деловой. Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы между ними возникли серьезные разногласия. Если на этот раз заведующая библиотекой откажет, Фреда будет пытаться еще и еще.

Не стоит показывать мисс Даффи, насколько решительно она настроена открыть библиотеку для широкой публики, привлечь больше читателей, особенно из числа тех, кто никогда раньше не переступал их порога. Тех же, кто был к ним записан, Фреда мечтала активнее вовлечь в библиотечную деятельность. У мисс Даффи устаревшие взгляды: в ее времена люди мечтали, чтобы рядом с их домом была библиотека, и одного ее наличия им было вполне достаточно.

— Мисс Даффи, вы помните, когда я поступала на работу, вы сказали, что одной из моих обязанностей будет привлечение новых читателей?..

— Читателей — да, но не друзей. — Мисс Даффи умудрилась придать этому слову оскорбительный оттенок.

Фреда гадала, всегда ли начальница была такой, или когда-то она тоже возлагала большие надежды и ожидания на старенькую пыльную библиотеку.

— Если люди будут приходить сюда как друзья, им скорее захочется нам помочь, — осторожно возразила Фреда. — Например, организовать сбор средств или убедить писателей выделять нам свои книги бесплатно… В этом роде.

— Как вы уже говорили, вреда от этого не будет. Но где вы собираетесь их рассадить, если они все-таки придут?

— Моя подруга Лейн может одолжить нам стулья из своего театра. В этот вечер они ей не нужны.

— О, из театра! Да-да.

Мисс Даффи считала ниже своего достоинства обсуждать крошечную экспериментальную студию, находившуюся в конце улицы.

Фреда подождала немного. Она не могла повесить объявление на доску, не заручившись одобрением мисс Даффи; пока же однозначного согласия не прозвучало.

— Я могу взять на себя роль ведущей: представлю вас гостям как заведующую библиотекой, вы произнесете пару слов, а потом я приглашу их в зал… ну, друзей, которые соберутся. — Фреда задержала дыхание.

Мисс Даффи откашлялась.

— Ну, раз уж вам так не терпится, повесьте объявление — посмотрим, что из этого выйдет.

Фреда сделала глубокий вдох. Потом пошла и пришпилила объявление к доске. Важно было не торопиться и не показывать начальнице, что она в восторге от одержанной победы. Убедившись, что мисс Даффи как следует уселась за своим столом, Фреда потихоньку набрала на мобильном номер Лейн.

— Лейн, я не могу говорить громко.

— Правильно, ты же в библиотеке, — отозвалась подруга.

— Мне удалось протолкнуть идею с Обществом друзей у мисс Даффи. Мы победили! Собрание состоится.

На расстоянии нескольких десятков метров от нее, в конце улицы, Лейн подняла голову, оторвавшись от писем с просьбой пожертвовать средства на поддержку маленького театра.

— Красота! Молодец, Фреда! Ты у нас библиотекарь-суперагент.

— О нет, радоваться еще рано. Вдруг это будет полный ужас? Что, если вообще никто не придет? — Фреда была довольна, что ей удалось зайти так далеко, и одновременно напугана грузом ответственности.

— Быть такого не может! Хоть кого-нибудь мы точно залучим. Я приведу к тебе всю свою труппу, а заодно повешу объявление о собрании рядом с нашей афишей, чтобы зрители могли его видеть. Слушай, а ты не хочешь вместе пообедать? Отметить, так сказать… — Лейн хотелось максимально насладиться радостным моментом.

— Прости, не могу. Совсем нет времени. Надо разобраться с бюджетом на следующий месяц. — Надо же, а ведь многие думают, что работа библиотекаря заключается просто в учете книг! — Но вечером мы встречаемся у тетушки Евы, как запланировано. Договор в силе.

Ева О’Донован всегда радовалась, когда Фреда с Лейн собирались заглянуть к ней на ужин. Это означало, что ей придется взбодриться и не тратить времени даром. Сначала надо закончить очередную заметку для «Перьев» — ее еженедельной колонки, посвященной наблюдениям за дикими птицами, в местной газете. Ева давно заметила, что если она будет подавать материал вовремя, а еще лучше заранее, и в аккуратно отредактированном виде, то сможет избежать язвительных замечаний начальства.

Потом надо будет поискать в холодильнике что-нибудь из еды, чем можно накормить подружек. Они никогда толком не обедали и приходили ужасно голодными. Не хватало еще, чтобы они свалились с ног от первого же коктейля «Алабама». Она окинула взглядом содержимое холодильника.

В морозилке нашлось что-то вроде запеканки с рыбой и помидорами. Надо будет поставить ее в духовку перед приходом девочек, а потом посыпать базиликом. Она разморозила французский багет. Ничего сложного: к чему тратить кучу времени на готовку, когда можно все заранее запасти?

Нажав на кнопку «Отправить» рядом с письмом, в которое была вложена статья о большой стае свиристелей, прилетевшей к ним из Северной Европы, Ева отправилась выбирать себе наряд. Нарядившись в яркий казакин и нацепив на голову шляпку, она принялась расставлять бутылки на столике для напитков. Начиналась самая приятная часть дня.

Ее дом под названием «Каштановая аллея» не подошел бы никому, кроме нынешней хозяйки: он находился в полном упадке и стоял посреди одичавшего, заросшего сада. Трубы проржавели, проводка регулярно перегорала. Она не могла себе позволить содержать такое жилище, поэтому самым разумным выходом было бы его продать, но разве Ева когда-нибудь принимала разумные решения? Кроме того, в саду было полно птиц; они вили там гнезда, давая отличный материал для ее колонки.

На стенах рабочего кабинета висели фотографии птиц и отчеты, присланные различными группами натуралистов и защитников природы со всей страны. Полки были забиты книгами и журналами. На столе, наполовину похороненном под ворохом бумаг, стоял ноутбук. В кабинете, как и во всех остальных комнатах, имелся удобный диван, на котором могли разместиться гости, внезапно решившие остаться на ночь, — там и правда частенько кто-нибудь спал.

Повсюду висела ее одежда: на крючках, прибитых к стенам, были развешаны разноцветные дешевые платья, часто с длинными накидками, и шапочки в тон. Ева откапывала их на блошиных рынках, в магазинах подержанных вещей и на распродажах. Она никогда не покупала «нормальные» платья в «нормальных» магазинах. Цены на дизайнерские вещи она считала безосновательно завышенными — какой смысл столько платить?

«Как могут женщины добровольно включаться в гонку за брендами и последними коллекциями?» — искренне недоумевала Ева. Что касается одежды, ее требования были просты: та должна быть яркой и простой в уходе. При всем том Ева выглядела великолепно и к месту одетой на любом мероприятии.

Она расставила на подносе бокалы для коктейлей, выровняла бутылки с «Саутерн Комфорт», «Амаретто» и джином. Она всегда держала богатый бар, хотя сама пила совсем мало. В подготовке к вечеринке и в смешивании коктейлей ей чудилось нечто театральное, с налетом декаданса.

Фреда и Лейн вошли в заднюю калитку «Каштановой аллеи» и двинулись к дому через запущенный сад. Там не было ни четко очерченных цветочных клумб, ни лужаек, ни грядок, ни террас; вместо этого повсюду буйствовали кустарники да колючие плети ежевики, о которые в сумерках можно было запросто споткнуться и упасть. Тут и там из травы выглядывали поздние розы. В целом сад выглядел так, что его можно было снимать для телепередачи, в которой ландшафтные дизайнеры облагораживают заброшенные приусадебные участки.

— До чего непохоже на сад моих родителей, — воскликнула Лейн, наклонив голову, чтобы не зацепиться за свисающую над тропинкой ветку с хищными шипами. — Такое впечатление, что они постоянно участвуют в конкурсе садоводов.

— В том, что их сад в идеальном состоянии, есть свои плюсы, — рассмеялась Фреда. — Там, по крайней мере, не рискуешь свернуть себе шею.

— Да, но мама не разрешает папе сажать его любимые овощи в местах, где их могут увидеть. Что скажут соседи, если заметят картошку и бобы!

Они уже подходили к дому, и Ева выбежала им навстречу. На ней был терракотового цвета казакин, волосы перевязаны шарфом из того же материала. Она напоминала экзотическую птицу, которую можно увидеть разве что в зоопарке. В своем наряде Ева неплохо вписалась бы в толпу на марокканской свадьбе, костюмированной вечеринке или на открытии Галереи современного искусства.

— Сад в это время года — просто чудо, правда? — воскликнула она.

Вряд ли слово чудо подходило для описания диких зарослей, через которые с трудом удалось продраться Фреде и Лейн, однако теткин энтузиазм был заразителен.

— Тут есть очаровательные цветовые контрасты, — вежливо заметила Лейн.

— А как смотрятся ветки на фоне неба — я просто наглядеться на них не могу! — Ева проводила подружек в гостиную и начала смешивать коктейли.

— Итак, Фреда, дорогая, за библиотеку и за то, чтобы у нее появилось много-много друзей!

Ее радость была такой искренней, что Фреда даже растрогалась. Ни один человек, за исключением Лейн и тетушки Евы, не поддержал ее затеи; никому не было дела до того, удастся она или нет. Какое счастье, что у нее есть эти двое! Скольким людям на свете не с кем разделить свою радость, не с кем отпраздновать вместе.

Она сделала первый глоток — коктейль прямо-таки сбивал с ног. Фреда осторожно поставила на столик бокал. Ева любила, чтобы гости как следует распробовали ее произведение, оценили все оттенки вкуса. «В сегодняшнем, — думала Фреда, — примерно пять ингредиентов, и все они алкогольные, за исключением разве что апельсинового сока. Впредь надо быть с ним поаккуратней».

Ева хотела во всех подробностях знать, как прошел разговор с начальницей. Мисс Даффи возражала? Была недовольна? Уступила, но дала понять, что не одобряет ее затею? Какие функции будет выполнять Общество друзей библиотеки, когда в нем наберется достаточно членов?

По сравнению с неутомимой, восторженной Евой Фреда и Лейн чувствовали себя медлительными и скучными. Если бы тетка заведовала библиотекой, здание бы увивали гирлянды разноцветных фонариков, а изнутри неслась бы музыка. С нее станется устроить даже коктейль-бар в фойе! Жизнь Евы напоминала ее дом — разноцветный хаос, калейдоскоп, где все возможно, стоит только захотеть.

Мисс Даффи, хотя и отвечала на вопросы посетителей касательно Общества, делала это весьма неохотно. Она раздавала интересующимся листовки, подготовленные Фредой, и говорила, что на собрание могут приходить все желающие, однако не могла объяснить, ради чего оно все-таки затевается.

Некоторых интересовало, надо ли делать вступительный взнос или платить за членство. «Нет-нет, членство бесплатное», — говорила мисс Даффи. Правда, Фреда что-то упоминала про сбор средств.

Один мужчина хотел узнать, будут ли они обсуждать книжные новинки. Мисс Даффи не могла сказать. Две девушки спрашивали, надо ли проходить вступительные тесты или членом Общества может быть кто угодно? Мисс Даффи ответила, что никаких тестов нет, однако на слова «кто угодно» неодобрительно нахмурилась.

Потом пришел нервозный юноша, поэт, — в школе он несколько раз получал призы за свои стихотворения. Он подумал, что, возможно, Общество даст ему шанс устроить публичные чтения. Юноша был крайне застенчив и смотрел на мисс Даффи так, будто опасался, что за подобную дерзость она немедленно велит ему покинуть библиотеку.

Мисс Даффи укреплялась в своем убеждении, что Общество — очень плохая идея.

— Вот и вы, мисс О’Донован, — воскликнула она, когда Фреда переступила порог, хотя та явилась на полчаса раньше.

Фреда с тревогой взглянула на нее.

— Столько народу расспрашивает о вашем Обществе — это начинает мешать работе библиотеки.

Лицо Фреды от радости вспыхнуло.

— Прошу прощения, мисс Даффи! Но ведь это такая хорошая новость! Значит, люди все-таки заинтересовались.

Фреда повесила пальто и сразу же принялась за работу.

Мисс Даффи сдалась. Сложно было не порадоваться такому отношению к делу, ведь Фреда, помимо своих обычных обязанностей, брала на себя немалый груз, но, похоже, была ему только рада.

— Вы хорошо провели выходные, мисс О’Донован? — Мисс Даффи хотелось показать, что она больше не сердится.

Удивленная Фреда подняла глаза. Улыбаясь, она ответила, что выходные прошли прекрасно, но она очень рада снова вернуться на Финн-роуд. Именно такого ответа та и ждала.

Мисс Даффи не нужны были детали — она просто сделала примирительный жест.

Фреда просмотрела список вопросов: она позвонила мужчине, который спрашивал про новые книги, и ответила, что они, конечно, смогут их обсуждать, если будут желающие. Девушкам Фреда сообщила, что никаких тестов не предусмотрено, собрание — это своего рода развлекательное мероприятие, так что они могут пригласить еще подруг. Молодому поэту по имени Лайонел она предложила зайти в библиотеку и переговорить с ней лично.

Фреда старалась не замечать возникшего тревожного чувства, которое подсказывало, что вот-вот должно случиться нечто важное.

Следующее собрание Общества друзей библиотеки на Финн-роуд состоится 9 октября в 18:30. Тема: История края, плата за участие не взимается. Приглашаются все желающие!

На несколько дней основной темой их разговоров стало первое собрание. Оно прошло настолько успешно, что даже мисс Даффи была впечатлена.

Пришли все: молодой поэт Лайонел прочел чудесное стихотворение о безмолвных лебедях. Он был совершенно счастлив, когда остальные начали аплодировать; еще больше поэт обрадовался знакомству с тетушкой Евой. Еще бы — сама автор «Перьев»!

Поначалу мисс Даффи с подозрением смотрела на шестерку молоденьких девушек, явившихся вместе, но они покорили ее своим предложением о создании групп для чтения вслух.

— Должна сказать, я не представляла, что наша инициатива их так заинтересует, — сказала она на следующий день. После собрания Фреда и Лейн тщательнейшим образом прибрали в библиотеке и вернули стулья назад в театр. Пожаловаться мисс Даффи было не на что, поэтому она решила выказать благосклонность, даже признательность.

Фреда давно решила для себя, что не станет претендовать на лавры основательницы Общества, хотя знала, что за любую оплошность шишки посыплются только на нее.

— Вы это полностью заслужили, — ответила девушка, словно инициатива принадлежала целиком мисс Даффи. — Вы столько лет посвятили нашей библиотеке — совершенно справедливо, что ваши достижения оценены по заслугам и люди вам благодарны.

Мисс Даффи, принимая ее слова как должное, благодушно кивнула.

Пора было приниматься за повседневные дела. Ей предстояло столько всего переделать! Надо проверить «Выданное» — список изданий, находящихся на руках, и отправить уведомления читателям, задержавшим книги. Надо убедиться, что книги, которые у них заказали, скоро будут доставлены, и отчитаться о видах заказов. Вечером им предстоит обсуждение библиотечного фонда: персонал библиотеки соберется в кабинете мисс Даффи, чтобы решить, какие новые издания следует приобрести. Надо пролистать книги, высланные им на одобрение, изучить предложения книжных магазинов. Ни минуты на воспоминания о прошедшем собрании, не говоря уже об организации следующего. Помимо воли Фреда ощущала легкое разочарование. Событие, о котором ей нашептывало предчувствие, так и не произошло.

Мисс Даффи сильно удивилась, когда в библиотеку доставили большущий дорогой букет цветов. К нему прилагалась карточка: Я уже стал другом библиотеки… А теперь хотел бы подружиться с библиотекарем. Конечно, вечер прошел с большим успехом, но кто стал бы благодарить ее подобным образом? Единственным человеком, когда-либо посылавшим мисс Даффи цветы, была сестра, но та, скорее, отправила бы фиалку в горшке. Так от кого же этот букет? Она еще раз полюбовалась цветами. Надо попросить мисс О’Донован поставить их в вазу, если у них найдется такая большая.

Фреда, конечно же, отыскала вазу. Она сбегала в кладовку и принесла огромный стеклянный кувшин. Цветы, наверняка, стоили целое состояние. Кто, интересно, мог их прислать?

Мисс Даффи отвечала расплывчато: букет от знакомого. Время от времени она поглядывала на свое отражение в застекленной двери и поправляла прическу. Взгляд у нее был затуманенный.

Фреда решила больше не гадать.

Переставляя цветы, чтобы головки роз лучше смотрелись на фоне зеленых листьев папоротника, она обнаружила среди них карточку.

… Теперь я хотел бы подружиться с библиотекарем. Цветы предназначались ей! Шок от осознания был почти физическим. Но от кого они? И почему этот человек не написал имени Фреды, тем самым введя в заблуждение мисс Даффи? Ей казалось, что время замедлило ход, а мир вокруг стал как будто нереальным. В голове кружилась масса вопросов. Вот бы сейчас оказаться одной, попытаться понять, откуда вдруг эта скованность и почему она вся дрожит.

Лейн позвонила Еве: ей срочно надо узнать, какого цвета лапы у тупика.

Ева не колебалась ни секунды.

— Оранжевые, — ответила она. — А что?

— Так, а клюв? Мы рисуем декорации. Расскажи про клюв: форму я знаю, но какого он цвета?

— Синий с желтым и оранжевым. Только смотри, чтобы цвета располагались в нужном порядке.

— Я не имела в виду всяких экзотических тупиков. Мне нужен самый обыкновенный, ирландский.

— Я как раз про такого и говорю. Заходи в библиотеку — я сама на полпути туда. Я покажу тебе тупика на картинке.

— Пожалуй, зайду. Птица с клювом синего, желтого и оранжевого цвета! И это у нас в Ирландии!

Они встретились на ступенях.

— Мы рисуем здоровенный задник для новой пьесы, — объяснила Лейн. — Мне надо точно знать, какие у тупика лапы и клюв. Он что, действительно всех цветов радуги, или ты просто пошутила надо мной?

— Клюв трехцветный, лапы оранжевые — в брачный сезон. Зимой они бледнеют, — подтвердила Ева.

— Господи всемогущий, экая экзотика!

— Ну, если когда-нибудь выберешься с нами на Атлантическое побережье, увидишь собственными глазами. Их там целые стаи, — заметила Ева в ответ. — Там есть одно местечко, Стоунбридж. Надо нам обязательно съездить.

Войдя в фойе, они увидели Фреду: та стояла за стойкой и разговаривала с посетителем. Он держал в руке листовку, а Фреда смеялась и качала головой. Глаза у нее сияли; она выглядела радостной и оживленной — особенно на фоне мрачноватой библиотечной обстановки. Мисс Даффи была в своей обычной темно-синей кофте и белой блузке с кружевным воротничком — солидная дама, исполненная ощущения собственной важности. Фреда щеголяла в черных брючках и алом свитере; вьющиеся темные волосы она собрала в хвост и перевязала широкой красной лентой. Лейн подумала, что подруга напоминает яркий тропический цветок. Неудивительно, что посетители выстраиваются к ней в очередь.

Следующим стоял мужчина в кашемировом шарфе поверх дорогого, изящно скроенного пальто. Он пристально разглядывал Фреду.

Лейн внезапно отступила назад. Сама не зная почему, она ощутила странную неловкость.

— Что случилось? — спросила Ева.

— Вон тот мужчина, который стоит в очереди к Фреде, — прошептала Лейн.

— Я его не вижу, — жалобно ответила та.

— А ты подвинься немного — теперь видишь? Похоже, не стоит ее сейчас отвлекать.

От их взгляда не укрылось, как изменилось лицо Фреды, когда мужчина заговорил с ней. Слов с такого расстояния было не разобрать, но реакция девушки говорила сама за себя. Кем бы он ни был, мужчина сказал ей что-то важное.

Лейн возненавидела его с первого взгляда.

— Вам понравились цветы?

— Вы прислали их мисс Даффи, заведующей? Они очаровательны. Позвать вам ее?

Он сделал паузу, вдыхая аромат роз.

— Я прислал их вам, Фреда. — Он был очень красивый, с обезоруживающей теплой улыбкой.

Она не смогла удержаться и улыбнулась в ответ, хотя давно уже ни с кем не флиртовала и даже опасалась, что забыла, как это делается.

— Вы не были на собрании Общества, — сказала она. — Я бы вас запомнила.

— Вообще-то был. Я ничего не знал о собрании, просто хотел спрятаться от дождя. Я стоял сзади, вон там. — Он показал на колонну у задней двери.

— Почему вы не сели?

— Мне надо было только переждать ливень; к тому же я боялся, что собрание окажется скучным, — тут же библиотека.

— И как? — Она словно коснулась языком больного зуба.

— Ничего подобного. Вечер был замечательный. Столько заинтересованности, и энтузиазма, и идей! Потому-то я и остался.

То же самое ощущала и она. В тот вечер ей показалось, что для друзей библиотеки, присутствовавших на собрании, открылись новые горизонты. Им хотелось найти себе какое-то занятие, принять участие в чем-то интересном. Они горели желанием помочь. Фреда молча глядела незнакомцу в глаза.

— Я пришел пригласить вас поужинать со мной.

Она заметила, что шея у него слегка покраснела. Внезапно тон его стал неуверенным:

— Я хотел сказать, это не обязательно должен быть ужин, — мы можем прогуляться, выпить кофе, пойти в кино. Решать вам. О, как же я забыл — мое имя Марк. Марк Мэлоун. Ну как, вы согласны?

— Ужин — неплохая идея, — услышала Фреда собственный голос.

— Отлично. Значит, я могу забронировать столик на сегодняшний вечер?

Фреда не сразу заставила себя ответить.

— Хорошо. Сегодня вечером, — наконец произнесла она.

— Куда бы вы хотели пойти?

— Я не знаю… Куда угодно. Мне нравится «Эннио» на набережной. Мы иногда ходим туда с подругами.

— Мне не хотелось бы вторгаться туда, где вы привыкли бывать женской компанией. Как насчет «Квентина»? Тоже неплохое местечко, правда? В восемь часов вам подойдет?

— Вполне, — ответила Фреда.

Он широко улыбнулся, а потом осторожно взял ее руку и поцеловал.

Когда Марк вышел за дверь, Фреда медленно подняла руку и прижала ее к щеке. Она не замечала, что на нее во все глаза смотрят ее тетка Ева, Лейн, мисс Даффи, поэт по имени Лайонел и молоденькая девушка, которая хотела устроиться на работу уборщицей.

Все они видели, как Фреда отняла руку от щеки и приложила ее к губам. Руку, которую мужчина поцеловал. У них на глазах только что произошло нечто очень важное.

Остаток дня Фреда провела как в тумане.

Лейн спросила:

— Ты ничего не хочешь мне сказать?

— Про тупиков?

— Нет, про мужчину, который поцеловал тебе руку.

— Завтра, — пообещала Фреда.

Марк уже сидел за столиком, когда она вошла в ресторан. Он был в темно-сером костюме и белоснежной сорочке — ухоженный, импозантный. Пока Бренда, владелица и менеджер ресторана, провожала Фреду к столу, он с улыбкой поднялся, чтобы приветствовать ее.

— Я подумал, вы не откажетесь от бокала шампанского, но больше ничего заказывать пока не стал, — заговорил он.

— В обоих случаях вы были правы, — улыбаясь, сказала Фреда. — Я и правда не против выпить шампанского, и спасибо, что оставили выбор за мной.

— Именно так я всегда поступаю, — ответил он. — Очень рад вас видеть. Выглядите великолепно.

— Благодарю, — просто сказала она.

— Знаете, хоть вы и сногсшибательно красивы, я пригласил вас не поэтому.

— А почему? — ей и правда хотелось знать.

— Потому что не мог перестать думать о вас. Мне очень понравилось, как вы сказали про стихотворение того парня — про его элегантную грусть. Кто-нибудь другой распинался бы минут пять, чтобы выразить эту же мысль. Потом вы так живо восприняли идею этих девчушек с группами чтения вслух, так горячо их поддержали. Вы вся светились энергией, от вас исходил такой азарт! Я заметил это с первого мгновения, как вошел в библиотеку, вижу и теперь. Мне захотелось, чтобы частичка этой энергии досталась и мне. Вот и все.

— Даже не знаю, что на это ответить. Мне очень повезло: я довольна своей работой, своей жизнью, вообще всем…

— А вы рады, что сидите сейчас здесь? Со мной?

— Очень, — сказала Фреда.

Они беседовали непринужденно, легко.

Он хотел знать о ней как можно больше. Про школу, колледж, про дом, где она жила с родителями и сестрами. Про работу в библиотеке на Финн-роуд. Про ее крошечную квартирку на чердаке старинного викторианского особняка. Про эксцентричную тетку, которая уже много лет ведет колонку «Перья» и вывозит Фреду на выходные полюбоваться дикими птицами.

— То есть ее профессия — запускать газетных уток? — с серьезным лицом поинтересовался он.

— Точнее сказать, крачек, — хихикнула она. И они дружно расхохотались.

Его интересовало все, чем она когда-либо занималась в жизни. Потом они заговорили об отпусках: стоит ли выезжать к морю всего на неделю и надо ли быть хорошим спортсменом, чтобы кататься на горных лыжах. Удивительно: оба отдыхали на одном и том же греческом острове. Не правда ли, до чего тесен мир? Им нравились одни и те же фильмы, одинаковые песни. Марк читал все ее любимые книги.

Фреда в свою очередь спросила, чем занимается он. Их встреча чем-то напоминала свидание вслепую: ничего не зная друг о друге, они каким-то образом оказались за одним столиком в одном из лучших дублинских ресторанов. Он вырос в Англии, в ирландской семье. Родители до сих пор живут там, и брат тоже. Нет, видятся они редко, печально заметил он. В ответ на сочувственную реплику Фреды он делано пожал плечами, но она видела, что затронула больную тему.

Марк окончил в Англии университет, изучал маркетинг и экономику, однако это было ничто по сравнению с опытом, который он получил, работая в сфере услуг. Он занимался прокатом машин и яхт, ресторанным бизнесом, накапливал знания о том, как функционируют разные предприятия. Работал в Лондоне, Нью-Йорке, а теперь в Дублине. Хотя ребенком он приезжал сюда на каникулы, город все равно для него новый. Сейчас он представляет крупную гостиничную сеть, которая собирается инвестировать средства в отель «Холли»: они хотят превратить его в большой развлекательный комплекс.

— Боюсь, это звучит ужасно скучно, но на самом деле работа очень интересная, и дело тут совсем не в деньгах, — с жаром уверял Марк. — Мне хотелось бы больше узнать об истории края. Надеюсь, вы сможете мне помочь.

Он пока не подыскал себе жилье и временно ночевал в отеле. Очень удобно жить там же, где работаешь. Одновременно можно глубже изучить, как в отеле ведутся дела. Местечко очень тихое — людям нравится открывать для себя такие уголки. Персонал сразу запоминает твое имя и делает все, чтобы тебе понравилось у них. Неудивительно, что отель имеет успех.

В тот дождливый вечер у него была встреча с представителями строительной компании. Они засиделись допоздна, и он как раз вышел на Финн-роуд, когда хлынул ливень. По счастливой случайности библиотека была открыта, и Марк решил ненадолго спрятаться в фойе. Тут-то он и заметил ее. А что, если бы он пошел по другой улице? Или встреча закончилась бы вовремя и ливень его бы не застал?

— Мы могли так и не встретиться. — Он шутливо поежился, словно одна мысль об этом приводила его в ужас.

Фреда чувствовала, как внутреннее напряжение понемногу спадает. Ей нравился отель «Холли» в его нынешнем виде: там можно было устраивать чудесные праздники, и идея превратить его в «развлекательный комплекс» отнюдь не казалась ей удачной. Но какое это имело значение, если Фреде выпал шанс познакомиться с этим красавцем, который по абсолютно непонятным причинам не на шутку ею увлекся. От удовольствия она глубоко вздохнула.

Марк улыбнулся, и Фреда почувствовала, как сердце ее тает.

Она надеялась, что он не захочет подняться к ней в квартиру. Там царил страшный беспорядок, к тому же это было первое свидание — вдруг он решит, что она слишком доступна? — да и на уборку в квартире требовалось не меньше недели. А что, если Марк предложит поехать к нему в отель?

Нет, вряд ли. Он слишком хорошо воспитан.

А может, ему не очень-то и хочется?

Из ресторана они вышли последними. Метрдотель заказал для них такси.

Марк сказал, что отвезет ее домой. Когда машина остановилась, он вышел проводить ее до двери.

— Чудесное место — что-то в этом роде я себе и представлял, — сказал он, потом поцеловал ее в обе щеки и сел обратно в такси.

Фреда вскарабкалась по лестнице и вошла в свою квартирку, которая выглядела так, будто подверглась нападению грабителей, хотя на самом деле она сама оставила ее в таком виде. Она присела на край кровати, ощущая одновременно облегчение и разочарование. Почему все-таки он не зашел?

Когда Фреда рассказывала про библиотеку, он ловил каждое ее слово, как будто в мире не существовало никого, кроме нее. Но что, если Марк так ведет себя со всеми? Она действительно понравилась ему? Нет, этого не может быть. Она обычная библиотекарша, а он такой красавец, да к тому же объездил весь мир.

Внезапно Фреда почувствовала себя страшно одинокой. У нее нет даже кошки, с которой можно было бы поговорить.

Ева отсоветовала ей заводить кошку, сказав, что все кошачьи — враги птиц, к тому же хозяева домашних животных уже не могут позволить себе свободно путешествовать. И все-таки Фреда была бы рада, если бы сейчас кто-то мурлыкал у нее на коленях. Если бы была хоть одна живая душа, кроме нее, в квартирке на чердаке старинного дома.

В ту ночь она спала плохо: раз за разом ей снилось, что она пытается успеть на паром, но тот отплывает от берега и она не может подняться на борт.

— Ну же, Фреда, я хочу знать все подробности, — сказала Лейн за кофе в своем театрике на следующее утро.

— Я и рассказываю тебе все подробности. Вплоть до меню. Кстати, в конце были шоколадки в форме буквы «К», — с видом оскорбленной невинности ответила Фреда.

— Я спрашиваю не про меню, а про него. Он тебе понравился? С ним было интересно?

— Он очень приятный. Галантный, обаятельный. Работает в гостиничном бизнесе.

Лейн недоверчиво хмыкнула.

— Они собираются инвестировать большие деньги в «Холли». Хотят его расширить.

— «Холли» не нуждается в расширении. Там и так очень хорошо. А вы…?

— Нет.

— И он не хотел?

— Тоже нет. Я могу считать, что ответила на все вопросы сексуального свойства? — съязвила Фреда.

Лейн с обидой взглянула на нее.

— Мы же все рассказываем друг другу — я только поэтому спросила.

— Так я ведь все и рассказала. Ничего не было. Nada, zilch.

— Ладно, но ты ведь скажешь, когда будет, что рассказать? — взмолилась Лейн.

— Поживем — увидим, — с напускной беззаботностью ответила Фреда.

— Слушай, а если я скажу, что этот парень, Марк, мне совсем не понравился? — внезапно серьезно спросила Лейн. Что-то в этом человеке ее сильно тревожило, хотя она и не могла сформулировать своих опасений. — Что, если я скажу, что ему не следует доверять? Ты ничего о нем не знаешь, он может обманывать тебя. Если бы ты услышала от меня такое, мы перестали бы дружить?

— Тебе не от чего меня предостерегать — один букет, да и тот достался мисс Даффи, один ужин… Романом тут и не пахнет.

— Пока что, — мрачно заметила Лейн. — Он вернется. Я в этом уверена.

Джо Дагган, парень, с которым Фреда познакомилась в колледже пять лет назад, позвонил и пригласил ее на вечеринку. Фреда не горела желанием провести вечер в компании незнакомцев с приятелем, которого почти не помнила, однако с присущей ей вежливостью поинтересовалась, чем он занимается в последнее время.

— Преподаю компьютерные технологии, преимущественно новичкам, — сказал он. — Знаешь, тем, кто опасается разной техники, но все-таки хочет идти в ногу со временем. Вообще, у меня неплохо получается; я говорю им, что машины глупые, и это их немного успокаивает.

— Джо, у меня, похоже, есть для тебя отличная работа. Ты не мог бы заглянуть в пятницу в библиотеку переговорить со мной?

Похоже, намечалась неплохая тема для следующего собрания Общества друзей.

Очень кстати.

Выражение лица мисс Даффи не сулило ничего хорошего.

— Может быть, вы наконец закончите устраивать свою личную жизнь, мисс О’Доннован, и уделите немного времени библиотеке? Смотрите, сколько народу собралось за стойкой!

Первым в очереди стоял Марк Мэлоун. Он ничего не говорил, только смотрел на нее.

— Разве вам не надо на работу? — спросила она, чтобы прервать молчание и заставить его перевести взгляд.

— Я работаю не покладая рук, — ответил он. — Порой до поздней ночи, но сегодня утром я выкроил время, чтобы прийти повидаться с вами.

— Большое спасибо за ужин, — сказала Фреда. — Я хотела написать вам записку, поблагодарить за вчерашний вечер.

— И что бы вы написали?

— Что он очень удался, и что я вам признательна. — Она говорила так, будто собиралась закруглить их знакомство — один ужин в ресторане и прощание, с благодарностью и без сожалений.

— Вы говорили, что завтра у вас выходной, — произнес он.

Обычно Фреда посвящала выходные «житейским делам», как они с Лейн это называли: относила белье в прачечную, закупала продукты в супермаркете, обедала где-нибудь в кафе. Иногда отправлялась на выставку или бродила по городу, рассматривая витрины. Могла привести в порядок цветочные ящики, высадить в них луковицы первоцветов, а вечером сходить с друзьями в бар.

Только не завтра. Завтра будет совсем не такой день.

Марк спросил, не согласится ли Фреда поехать с ним в графство Уиклоу. Ему нужно встретиться с мисс Холли; заодно они там пообедают. Стоя под душем, Фреда представляла себе их поездку. После обеда они погуляют, потом он привезет ее домой, а она приготовит для него ужин. А может, Марк пригласит ее к себе в «Холли». В любом случае он скажет, что она очень красива. Заключит ее в объятия.

«Я не могу больше ждать», — скажет он или: «Мне не вынести еще одну ночь без тебя». Что-нибудь. Что угодно. Ей все равно.

Она гадала, как это будет. Надеялась, что Марк сочтет ее достаточно сексуальной. Что она сможет доставить ему наслаждение. Фреда не была особенно опытной, к тому же она давно ни с кем не встречалась.

В последний раз отношения были у нее два года назад: курортный роман с симпатичным парнем из Шотландии по имени Энди, который обещал писать и еще раз приехать в Ирландию повидаться с ней. Он не написал и не приехал. Она не расстроилась; у Энди вся жизнь была распланирована наперед: работа в банке, дом неподалеку от родителей и братьев, игра в гольф.

Фреда не могла понять, почему вдруг вспомнила о нем, — возможно, дело было в ее страхах. Что, если она была недостаточно хороша в постели? Вдруг именно поэтому он и не стал ей писать? Она сполна наслаждалась теми волшебными летними днями и думала, что Энди получает удовольствие тоже. Правда, в таких делах никогда не знаешь до конца.

Немного одобрения со стороны бывшего любовника было бы сейчас очень кстати. Фреда хихикнула: вот будет потеха, если она позвонит Энди прямо в банк спустя два года после их стремительного романа и спросит, как она понравилась ему в постели.

Непохоже, чтобы Марк так уж гнался за плотскими утехами. Или да? Женщины наверняка вешались ему на шею еще с юношеских времен. Жаль, что ей так мало известно о нем и его желаниях.

И вдруг, когда она меньше всего ожидала, Фреда вновь испытала одно из своих озарений. Оно явилось к ней ясное, словно фотография в каталоге недвижимости: просторная квартира, гостиная с книжными стеллажами, кухня, две большие спальни, кабинет с заваленным бумагами столом… На пороге миниатюрная женщина с короткими светлыми волосами, на шее — очки для чтения на золотой цепочке. Легкая, слегка встревоженная улыбка.

— О, это ты, дорогой! — говорит она тому, кто стоит за дверью. — Как хорошо, что ты дома! — К кому обращены эти слова?

Фреда почувствовала, что ей не хватает воздуха, голова закружилась, колени ослабели. Неужели это Марк?

Нет, не может быть. Тут какая-то ошибка. Предчувствие ее обмануло. Она не видела мужчину, не знала, кто вошел в дверь. Это не Марк Только не он.

Дрожа всем телом, Фреда оделась. Трясущимися руками подкрасила ресницы и губы. Расчесала волосы, надела изящные ботинки. Все, она готова. Ее бил озноб. Хорошо, что она никому не рассказала про это свидание.

Раздался пронзительный писк интеркома. Марк ждал ее у входа.

— Я уже спускаюсь, — ответила она в трубку.

Марк с восхищением смотрел, как Фреда идет по ступенькам.

— Вы выглядите великолепно! — сказал он.

Фреда все еще дрожала. Ей хотелось отшутиться, слегка сбить градус его восторгов. Она не привыкла к тому, чтобы ею так откровенно восхищались, не привыкла принимать комплименты как должное. В результате она произнесла первое, что пришло ей на ум.

— Вы тоже прекрасно выглядите. Просто потрясающе. Честное слово.

Запрокинув голову, Марк расхохотался.

— Как мило с вашей стороны сказать такое! А теперь давайте прекратим восхищаться друг другом и сядем в машину. На улице страшный холод.

Он распахнул перед ней дверь темно-зеленого «мерседеса».

Поездка до Уиклоу прошла как в тумане. Фреда почти не помнила, как они добрались туда, о чем говорили по дороге. Она не могла отвести взгляд от лица Марка, сосредоточенно смотревшего на дорогу. Время от времени он поворачивал голову и улыбался ей.

Пока Марк находился на переговорах с мисс Холли и ее адвокатами, Фреда сидела в гостиной отеля у камина в большом уютном кресле. Она не притронулась ни к журналу, лежавшему у нее на коленях, ни к чашке кофе рядом на столике. Вместо этого Фреда смотрела на огонь и размышляла о том, что с ней происходит. Но тут из этой задумчивости стали вырастать смутные образы, постепенно складывающиеся в картину. Она пыталась отогнать их, зажмуривала и широко распахивала глаза, но они все равно стояли перед ней. Марк находился в комнате с другими людьми, которые громко кричали. Мисс Холли, в слезах, сидела в углу. Лицо Марка было холодным и невозмутимым; он говорил ей что-то очень страшное, жестокое. Все это было ошибкой, огромной ошибкой.

Она изо всех сил старалась отогнать видение. Оно не имело смысла, ничего не означало. Она просто задремала и ей приснился дурной сон. Фреда глубоко вздохнула, пытаясь избавиться от тягостного предчувствия. Голова у нее опять кружилась, в мыслях царил сумбур.

Вскоре Марк пришел за ней.

— Как все прошло? — поинтересовалась Фреда.

— Не спрашивайте. Расскажу, когда выберемся отсюда. Поехали. Мы с вами свободные люди, никто нас не хватится. Можем ехать, куда захотим.

— Но я должна вернуться. Завтра моя очередь открывать библиотеку, так что мне надо быть дома не позже восьми.

Он улыбнулся ей в ответ.

— Хорошо. Тогда сейчас мы с вами пообедаем. Только уговор: ни слова о работе. Ни о моей, ни о вашей. Согласны?

— Согласна, — кивнула Фреда.

В машине оба молчали; Фреда пристально вглядывалась в его лицо, но Марк выглядел совершенно довольным и счастливым. Она готова была поверить, что просто видела дурацкий сон. Он помог ей вылезти из машины, а потом поцеловал, и весь ужин она не могла думать ни о чем, кроме этого поцелуя.

В ту ночь они впервые занимались любовью.

На следующий вечер Марк пригласил ее в кино. Фреда не запомнила, о чем был фильм; в памяти осталось только прикосновение его плеча. Потом они поднялись к ней в квартиру.

В пятницу они собирались пойти на концерт, но у Фреды была назначена встреча с Джо Дагганом, специалистом по компьютерам. Она сказала, что не сможет пойти. Лицо Марка помрачнело, он выглядел ужасно разочарованным. Фреда обещала что-нибудь придумать.

Она позвонила Лейн.

— Проси все, чего пожелаешь. Что угодно. Я могу мыть полы у тебя в театре…

— И кого мне надо прикончить? — поинтересовалась Лейн.

— Никого. Помнишь того парня, Джо Даггана, который будет читать лекцию в библиотеке на следующей неделе? Я не могу сегодня встретиться с ним. Не могла бы ты меня заменить? Расскажешь ему про Общество.

— Фреда! Нет.

— Я тебя умоляю!

— Не могу. К твоему сведению, я работаю в театре. Это ты у нас библиотекарь.

— Но ты же в курсе всех дел. Это обычная беседа, ты прекрасно справишься.

Секунду обе молчали.

— Лейн?

— Это совсем на тебя непохоже и это не обычная беседа. Ты условилась о встрече. Другие люди полагаются на тебя.

— Честное слово, только один раз. Первый и единственный. Я скажу Джо, что позвоню ему в понедельник утром.

— А если я откажусь?

— Тогда я просто не знаю, что делать. — В голосе Фреды сквозило отчаяние.

— По-моему, это самое отвратительное, что мне когда-либо доводилось слышать, — сказала Лейн.

— Но ты мне поможешь?

— Да.

— Спасибо тебе, Лейн! От всего сердца, огромное, огромное спасибо…

— Пока, Фреда.

Она набрала номер Марка.

— Ну как? — спросил он.

— Я свободна, — ответила Фреда.

— Я так и думал.

Концерт был восхитительным, а за ужином Марк сказал, что в мире нет ни одной женщины, похожей на нее. Он восхищался ее работой, даже дал пару советов касательно работы Общества. Он мечтает все время быть рядом с ней, наверстать все упущенные годы. Фреда не могла ему сопротивляться: Марк казался таким заботливым, ласковым, и она как воск таяла в его руках.

Она говорила себе, что все произошло слишком быстро, слишком внезапно. Но ведь люди могут встретиться при разных обстоятельствах. Что бы изменилось, познакомься они на танцах, в клубе или в баре? Конечно, в глубине души она боялась бросаться в омут с головой. Но все равно: стоило Марку позвонить, стоило им встретиться, как Фреда забывала обо всех своих страхах.

Общество друзей библиотеки приглашает всех, кто не умеет работать на компьютере, но хотел бы научиться. В пятницу вечерам Джо Дагган будет консультировать людей любого возраста, стремящихся идти в ногу со временем.

Когда Марк предложил вместе уехать на выходные, Фреда была удивлена. Он не смог бы поехать с ней, будь он женат, — как бы он это объяснил? Однако видения продолжались. Лицо женщины с короткими светлыми волосами по-прежнему преследовало ее. Она знала, что женщина обращается к Марку, и отчетливо видела обручальное кольцо у нее на руке.

Но если он женат, то как объяснит жене свою поездку в горы близ Дублина в компании Фреды? Фреда совсем запуталась. Однако она не собиралась отказываться от поездки, сулившей ей ни с чем не сравнимое счастье.

Когда она позвонила Лейн и попросила ее еще раз прикрыть ее с Джо, Лейн была крайне немногословна. Она выслушала подругу и коротко согласилась.

— Ради Джо, а не ради тебя, — ледяным тоном добавила она.

Фреда огорчилась, но потом подумала про выходные с Марком. Она ему нужна, в этом нет никакого сомнения. Нужно ее общество, дружба, ее поддержка — не только секс. Он любит ее — Марк сам это сказал. Брак, если он и существует, наверняка заключен по расчету.

Ева надеялась, что вскоре страсти поулягутся и Фреда сможет думать о чем-то другом, помимо Марка Мэлоуна. Племянница была прямо-таки помешана на этом человеке — правда, Ева отлично понимала почему. Он вел себя так галантно, так нежно. Во многих смыслах он очень подходил Фреде. Но Ева также понимала, что они очень разные. Марк гораздо жестче: он готов добиваться поставленной цели любой ценой, в то время как Фреда привыкла довольствоваться тем, что имеет.

Лейн от него не в восторге, но со временем это пройдет. Она сразу невзлюбила Марка; Лейн неоднократно жаловалась Еве, что из-за него Фреда потеряла интерес ко всему: к своей работе, друзьям, к собственной жизни. «Она словно загипнотизированная, — говорила Лейн. — Он контролирует каждый ее шаг».

Они несколько раз встречались с ним, но Лейн по-прежнему не доверяла Марку.

Глупая, беспокойная старая наседка, корила себя Ева. Не имеет смысла искать рациональные объяснения поступкам молоденьких девушек. Но все равно она беспокоилась за племянницу. Похоже, на горизонте собирается буря. Лейн недолюбливала Марка и постоянно критиковала его. Впервые мужчина стал причиной раздора между Фредой и Лейн. До этого в любовных делах они неизменно подбадривали и поддерживали друг друга.

Фреда говорила, что за Лейн и так постоянно ходит целая толпа кавалеров. Лейн смеялась и отвечала, что все они — безработные актеры; единственное, что им от нее надо, это две недели работы в ее театре. Потом она говорила, что знает как минимум трех парней, которые являются в библиотеку только для того, чтобы увидеть Фреду. А она не обращает на них внимания и продолжает предлагать им книжки…

То, что одна из подруг так сильно увлеклась Марком, а вторая возненавидела его, было для них очень нехарактерно.

Поскольку лекция Джо Даггана «Компьютеры — это просто» прошла с большим успехом, Общество друзей библиотеки на Финн-роуд постановило проводить два раза в неделю занятия по компьютерной грамотности.

Фреда позвонила Еве и попросила одолжить ей черное расшитое бисером болеро. Ее пригласили на вечеринку с коктейлями, которая состоится через пару недель в отеле «Холли». Марк собирает журналистов и туроператоров. Это часть его далеко идущего плана: он хочет переманить прессу на свою сторону, чтобы та поддержала расширение отеля.

Ева пригласила Фреду остаться на ланч.

— О Ева, — с виноватым лицом ответила племянница, — я никак не могу. У меня совсем нет времени — сейчас столько дел.

Ева посмотрела ей в глаза.

— И каких именно?

— Ну, вся эта круговерть в библиотеке… В Обществе друзей до того увлеклись Джо Дагганом — просто надышаться на него не могут.

— Но не благодаря тебе.

— Ты о чем? — остолбенела Фреда.

— Ты не встретилась с ним в библиотеке — это сделали мы с Лейн. А в тот вечер, когда он должен был читать первую лекцию, вы с Марком уехали на выходные.

— Да. — Племянница смотрела в пол.

— Так что освоиться на месте ему помогали дамочка с причудами и менеджер экспериментального театра. Представь, какой успех имела бы лекция, если бы ему помог настоящий библиотекарь.

— Вы с Лейн прекрасно справились. Я очень вам благодарна.

— Но тебя там не было. — Ева решила идти до конца.

— Ну, ты же все знаешь… знаешь, как обстоят дела.

— Вообще-то нет. Почему ты не поехала со мной посмотреть на дятлов? И почему нельзя было позвать с нами Марка?

— Знаешь, Ева, я тебе очень признательна, но, как я уже говорила, у меня масса дел. Мне надо залатать кое-какие дыры — если ты понимаешь, что я имею в виду.

— О да. Я понимаю.

Фреда знала, что ее тетка права. Что касается Лейн, то их словно разделил невидимый занавес. Разговаривая с Фредой, она надевала маску напускной любезности, что злило ту еще больше, чем откровенное недовольство. Подруга держалась с ней холодно, отстраненно.

Лейн не забыла, как Фреда сбежала из города в тот вечер, когда Джо Дагган читал первую лекцию.

Фреда считала отношение Лейн обидным и несправедливым. Лекция имела большой успех Джо Дагган будет проводить в библиотеке курс занятий. За все предыдущие годы работы Фреда ни разу не уезжала вот так. К тому же это не входило в ее обязанности: она организовала Общество на добровольных началах ради общего блага.

Джо все понимал. Он сказал, ему повезло, что Фреда договорилась с такой приятной девушкой, которая подменила ее. Так что она вовсе не пустила дела на самотек.

Они поднимают шум на пустом месте.

Марк на несколько дней уехал в Лондон, поэтому Фреда решила пригласить Еву и Лейн поужинать в «Эннио». Она надеялась, что они поймут ее чувства. Все будет хорошо.

Фреда, Лейн и Ева прекрасно провели время в ресторане, поглощая пасту и наверстывая упущенное.

Ева планировала очередную поездку для наблюдения за птицами — на этот раз на запад Ирландии. Через пару недель на побережье должен открыться новый отель: он стоит на утесе над Стоунбриджем. Идеальное место для любителей птиц. Ева уже забронировала место.

Она сделала театральную паузу, а потом провозгласила тост.

— Вы двое не должны больше ссориться, — сказала она. — Я этого не допущу. Особенно из-за мужчин.

Фреда и Лейн хором рассмеялись.

— Ты принимаешь все слишком близко к сердцу, Ева, — сказала Фреда. — Мы вовсе не поссорились.

— Я никогда не разругаюсь с Фредой, — пообещала Лейн.

— Вот и хорошо.

Лейн и Фреда переглянулись.

— Моя тетка — королева драмы! — хихикнула Фреда.

— И почему вдруг она решила, что мы с тобой в ссоре? — спросила Лейн.

— Потому что я люблю Марка Мэлоуна, а ты говоришь, что он мерзавец… Думаю, у нее имеются некоторые основания.

— Я никогда больше не скажу о нем ничего подобного. Я просто жалела, что ты не присутствовала на лекции Джо. Правда, все и так прошло отлично. Кстати, он пригласил меня на свидание, так что я тебя прощаю.

Фреда наклонилась через стол и похлопала подругу по руке. И тут в разгар беседы ее пригласили к телефону. Официант проводил Фреду до небольшой стойки, где лежала книга с записями о бронировании столиков и стоял телефонный аппарат.

— Алло? — Фреда понятия не имела, кто может ей звонить.

— Чао, белла, — сказал мужской голос.

— Марк!

— Просто хотел, чтобы ты знала: я скучаю. Как глупо, что мне приходится торчать на одном дурацком ужине, а тебе на другом, в то время как мы могли бы быть вместе.

— Мой ужин вовсе не дурацкий. Я же тебе говорила: я ужинаю с подругами, — сказала она. — Да и потом, ты же завтра вернешься.

— К сожалению, нет. Придется задержаться еще немного. Опять переговоры. Надеюсь, это ненадолго; я постараюсь вырваться к тебе как можно скорее.

Улыбка сползла с ее лица.

— О, а я-то уже забронировала нам ресторан.

— То есть я должен отказаться от работы? Это тебя устроит? Хочешь, чтобы я отменил свои деловые встречи? — Голос у него был раздраженный.

— Извини. Я ничего такого не имела в виду, — смутилась Фреда.

Марк выдержал паузу.

— Ладно, — своим обычным тоном произнес он. — Ты тоже меня прости. Мне и так приходится нелегко. Поговорим завтра. Тогда я буду знать точнее.

— Хорошо, до завтра, — дрожа, ответила она. И тут, повинуясь внезапному импульсу, спросила: — Марк, почему ты не позвонил мне на мобильный?

— Я не захватил свой, поэтому у меня не было твоего номера, — без запинки ответил он. — Ты говорила, что будешь в «Эннио», вот и я позвонил — нашел номер в телефонном справочнике.

— Ладно, до завтра, — сказала Фреда.

Когда она вернулась за стол, Лейн спросила:

— Это был он?

Фреда улыбнулась.

— Представь себе, да.

— Почему он не позвонил на мобильный? Он что, проверяет, где ты?

Ева бросила на нее внимательный взгляд.

Лейн не придавала вопросу особого значения, но Фреда внезапно вся напряглась. Она только что спросила Марка о том же самом. Вот только не стоит признаваться в этом подруге.

— Ну конечно проверяет. Он меня ужасно ревнует, — сказала она с притворным смешком.

— Тебя что-то беспокоит? — спросила Ева.

— Ничего, — солгала она. — Просто ему придется еще задержаться в Лондоне.

Впервые с того дня, как Фреда поступила на работу в библиотеку, ей не хотелось туда идти. Всем было что-то от нее нужно. Лейн никак не признавала Марка; Ева тоже начинала терять терпение. Они ничего не понимают! Мисс Даффи наседала на нее с сортировкой книг. «Если книга не на своем месте, можно считать ее потерянной», — словно мантру повторяла начальница.

Какая-то толстуха пожаловалась, что книга, которую ей посоветовали, — порнография чистой воды, а она-то ее рекомендовала своему читательскому клубу в Честнат-корте! Кто-то возмущался отсутствием в библиотеке романов Зейна Грея. Надо было обязательно позвонить Джо Даггану и извиниться за отсутствие на его лекции.

Фреда бы с легкостью расправилась с делами, если бы не вчерашний телефонный разговор. Ночью ей опять снилась та блондинка; теперь она была уверена, что Марк женат. Фреде было все равно. Он ее любит. Он сам так говорил множество раз.

Она распрямила плечи и медленно пошла вверх по лестнице, по которой обычно взлетала, перепрыгивая через ступеньку.

Несколько дней спустя Ева пригласила Лейн к себе на ланч.

— Мне прислали данные о том, что на другом берегу Хоута видели большую стаю турпанов обыкновенных. Среди них могут попасться редкие подвиды.

— Турпаны необыкновенные? — пошутила Лейн.

— Ну да. Бархатные — это официальное название.

— Бархатные турпаны? Звучит великолепно.

— Это такие морские утки: самцы угольно-черные с ярко-желтыми клювами, а у самок белые шейки и темно-серые клювы. Зимние гости. Поехали со мной на моей машине; по дороге перекусим сандвичем где-нибудь в пабе, — предложила Ева.

— А что мне надеть?

— Что-нибудь не очень яркое, чтобы их не спугнуть. Не знаю, какая будет погода, но, думаю, теплая куртка, свитер и шарф придутся кстати. Ну и рюкзак с карманами.

Лейн была свободна и решила согласиться. Фреда в последнее время постоянно была на взводе: Марк договаривался о встрече, но в последний момент все отменял, а она сидела и неотрывно смотрела на телефон, дожидаясь звонка. Лейн сказала, что с удовольствием поедет.

Когда они свернули с главной дороги и покатили в сторону моря, Ева начала показывать стаи недавно вернувшихся перелетных птиц: белолобых гусей, уток, лебедей и водоплавающих, добравшихся к ним из Арктики. Но главное было впереди.

Ева сосредоточилась на оживленном движении.

— Пожалуй, надо остановиться у паба, где-нибудь, где есть своя парковка, — сказала она; вот почему они выбрали тот маленький темный винный бар на самом берегу моря.

Там-то они и увидели Марка Мэлоуна, якобы отбывшего в Англию на переговоры.

Он сидел за столиком у окна напротив симпатичной блондинки в джинсах и толстом вязаном свитере. Между ними устроилась маленькая девочка. Женщина выглядела очень молодой и очень счастливой. Это была идеальная семья — казалось, они не замечают никого, кроме друг друга.

Марк и блондинка кормили друг друга спагетти с вилки и весело смеялись. Девочка смотрела на родителей и хохотала вместе с ними. Между ними чувствовалось единство и теплота — никакого сомнения, что этих людей связывают семейные узы.

Ева и Лейн, потрясенные, уставились на их стол.

Выйти из ресторана незамеченными им не удалось. Марк поднял голову и заметил их — лицо его застыло, превратившись в злобную маску.

Ева и Лейн посмотрели друг на друга и в один голос воскликнули: «Вот ублюдок!». Потом, не добавив ни слова, вышли из бара, сели в машину и поспешили обратно в город.

По дороге Лейн спросила:

— А птицы тоже так поступают? Я имею в виду — изменяют своим женам.

— У них все сложно.

— Не сомневаюсь.

— Мы должны сказать? — волновалась Ева.

— Само собой. Не знаю только, кому из них. Фреде или Марку?

— Если бы мы не поехали… — начала Ева.

— Перестань, мы уже поехали. И видели его. Нельзя позволить ему и дальше делать из нее дуру.

— Но ведь это будет унизительно, если мы скажем ей… — Ева пыталась пощадить чувства племянницы.

— Еще унизительней будет, если мы не скажем, — горячо возразила Лейн.

— Но мы же не знаем точно…

— Как это не знаем? Это не его коллега и не сестра. Ребенок точно его. Если бы ты увидела моего любовника с женой и дочерью и не сказала мне, я бы решила, что ты плохая подруга.

— Это ты сейчас так говоришь! Окажись ты на ее месте, может, ты бы думала по-другому.

— В любом случае я предпочла бы знать. Так мяч был бы на моем поле. Я бы решала, каков будет следующий ход.

— Но мы не можем сказать ей, Лейн! Прошу, подумай хорошенько!

— Надо же, какая предусмотрительность: он дал себе труд состряпать эту ложь, сказал, что едет в Лондон, выбрал крошечный бар, где у него практически нет шансов встретить знакомых…

— По крайней мере, он на это надеялся, — сказала Ева. — Лейн, не надо ей говорить! Это ее убьет.

— Мы не можем молчать. Она вольна принять его обратно, если захочет, но у нее есть право знать.

— Ладно. Давай пока оставим эту тему.

В конце концов никто из них так и не решился сказать Фреде. Это сделал Марк.

Это случилось во время приема в «Холли». Весь день он ей не звонил, но Фреда знала, что Марк ужасно занят. Она надеялась, что на приеме он будет ею гордиться. Черное болеро Евы смотрелось на ней сногсшибательно; к нему она надела алую шелковую юбку и свои лучшие черные с красным туфли. Она знала, что Марку придется общаться с гостями, а ей держаться в стороне, но позднее у них будет возможность остаться вдвоем.

Когда Фреда приехала в отель, прием был в самом разгаре. В зале раздавался мерный гул голосов; официанты разносили подносы с изысканными канапе.

Она смешалась с толпой и вдруг заметила Марка: он стоял в центре группы смеющихся людей у окна. Она отошла на другую сторону зала и стала наблюдать за ним. Он держался очень приветливо, стараясь вовлечь всех стоящих рядом в оживленный разговор. Непринужденно улыбаясь, Марк кочевал от одной группы гостей к другой.

Нет, нельзя стоять тут словно мебель и пялиться на него. На приеме она полноправная гостья.

Несколько человек показались ей знакомыми: ведущий телевизионного шоу, известная журналистка, популярный репортер. Прием явно удался: Марк сумел собрать всех нужных людей. После он наверняка будет в ударе.

Она непринужденно беседовала с людьми, стоящими вокруг, понемногу отпивая из своего бокала. Ее представили мужчине, отвечавшему за телекоммуникации в крупной компании. Он согласился с мнением Фреды о том, что постоянное обновление оборудования ведет к большим затратам. Технологии развиваются с невероятной скоростью. Фреда спросила, что они делают со старыми компьютерами, и настоятельно посоветовала обратить внимание на ее библиотеку. Она рассказала о компьютерных лекциях, и ее собеседник, похоже, очень заинтересовался. Но тут Фреда заметила, что Марк бросает на нее злобные, раздраженные взгляды, и немедленно перевела разговор на достоинства отеля. Это просто жемчужина — все, кто останавливается здесь, считают, что открыли райский уголок.

— Вот почему нельзя допустить, чтобы отель перестроили, — сказал на это мужчина.

— Но ведь так ему будет обеспечено процветание, постоянный приток клиентов… — повторила Фреда аргументы Марка.

— Существуют десятки отелей с залами для конференций, СПА, развлекательными комплексами. «Холли» отличается от них — он должен сохранить свою индивидуальность.

— Но что, если его вытеснят с рынка? Если его разорят другие отели, не испугавшиеся преобразований?

— Похоже, вы купились на рекламные слоганы, — сказал мужчина. — Вы уже на их стороне, а ведь еще даже не было официальной части с дурацкими речами.

— Я не совсем понимаю, о чем вы.

— Ну, обо всей этой болтовне, замаскированной под теплый прием: рады приветствовать вас в этом старинном здании, скоро мы тут камня на камне не оставим.

— Это правда? — Фреда с трудом могла дышать.

— Скорее всего, — ответил он. — Некоторые члены совета директоров хотят, чтобы все осталось как есть; другим видится радужное будущее и строительство сети отелей «Холли» по всему миру. Они-то как раз и стремятся все тут переделать. А весь этот цирк созвали, чтобы переманить на свою сторону журналистов, — поддержка прессы поможет получить разрешение на строительство. Впрочем, я что-то слишком разошелся. Как, вы сказали, называется ваша библиотека? Это на случай, если мы решим отправить вам несколько компьютеров.

Они обменялись контактными данными. И в этот момент рядом с ними словно из-под земли возник Марк.

— Вы, значит, пришли на мой прием, чтобы подыскать спонсоров для своей библиотеки, мисс О’Доннован?

— Это целиком моя идея, Марк Эта юная леди посвятила себя очень достойному делу — большая редкость в наши дни.

Марк схватил ее за локоть и потащил в сторону.

— Кто это? — шепотом спросила она.

— Неважно. Какого черта ты тут делаешь? — прошипел Марк ей в ухо. — Пытаешься саботировать мой проект? И кто тебя надоумил? О, ясно, две эти стервы…

— Марк? — недоуменно уставилась на него Фреда. Выражение его лица ее напугало. Что, ради всего святого, происходит?

— Вот, значит, как ты решила поступить? — Глаза его метали молнии. — Прийти на прием и начать сыпать обвинениями? Разрушить все мои планы? — Он говорил резким, отрывистым тоном, с натянутой улыбкой на лице толкая ее к дверям.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — растерянно сказала она, пытаясь высвободить свой локоть из стального захвата его пальцев. — Не знаю, что случилось. Но я обязательно позвоню тебе завтра, и мы перенесем свои сегодняшние планы на завтрашний вечер. Хорошо? — Собственный голос эхом отзывался в ее голове. — А может, ты позднее заедешь ко мне и мы обо всем переговорим? — Фреда надеялась, что эти слова прозвучали не слишком умоляюще.

— Вот это вряд ли, — язвительно бросил он. — Слишком поздно, дорогуша! Как тебе в голову пришло подсылать подружек шпионить за мной? Почему ты не могла просто наслаждаться жизнью? Дура, чертова дура! Ты все разрушила! А ведь я так любил тебя, шел ради тебя на такой риск…

Теперь ей стало по-настоящему страшно.

— Прошу, объясни мне, в чем дело? Что я сделала не так? Уверяю, все это какая-то ужасная ошибка. Если я в чем-то виновата, то прошу у тебя прощения…

Они уже дошли до центрального входа отеля. Фреда была в отчаянии, но Марк, все с тем же холодным лицом, выволок ее за дверь.

— Не звони мне больше! Никаких писем, никаких СМС. Тебе нет места в моей жизни. И если еще хоть раз ты или твои подруги приблизятся к моей жене и дочери…

Фреда, беспомощная, молча смотрела, как он разворачивается и идет прочь от нее, обратно в отель. Двери захлопнулись.

Она прошла мимо цепочки такси, не заметив их. В глазах у нее стояли слезы. Потом, отойдя на несколько шагов от отеля, Фреда остановилась, оперлась о парапет, и разрыдалась. Она стояла одна посреди улицы в вышитом болеро Евы и заливалась слезами.

Прохожие озабоченно поглядывали на нее. Некоторые останавливались и спрашивали, чем ей помочь, но Фреда лишь рыдала еще сильнее. Потом она почувствовала чью-то руку у себя на плече — это был тот самый мужчина, с которым она говорила на приеме о компьютерах.

— У вас есть к кому пойти? — доброжелательно спросил он.

Нет-нет, с ней все в порядке, это личное, обыкновенные глупости, она справится, уверяла Фреда сквозь слезы.

Может быть, стоит позвонить кому-то из ее родственников или друзей?

Хотя Фреде всегда казалось, что у нее уйма друзей, внезапно она поняла, что звонить некому.

Мужчина посадил ее в такси; позднее Фреда осознала, что он же заплатил водителю. Двадцать минут она просидела, глядя в пространство, на заднем сиденье такси. В крошечной квартирке царил идеальный порядок: на столиках расставлены красивые свечи, в камине растопка, которую остается только поджечь. В холодильнике дожидаются еда и вино, на подоконнике благоухает букет душистых лилий в большой вазе.

Уютный, гостеприимный дом. Словно насмешка над ее надеждами и ожиданиями.

Ей показалось, что стены падают и она не может дышать.

Проснувшись среди ночи, Фреда на мгновение подумала, что все это ей приснилось. Прием в отеле «Холли», весь тот вечер — что, если она увидела их во сне? Она считала, что знает Марка, как никто другой. Он был заботливым, обаятельным, любящим. Не мог он провести с ней столько времени, если бы не любил — а он клялся, что любит.

Еве и Лейн пришлось поведать их историю. Поездка на побережье, ланч, Марк, блондинка, ребенок. Ребенок. У него есть дочь. Она перебирала в памяти видения, которые раньше пыталась отогнать: маленькая девочка ни разу в них не появлялась. Но она же видела его жену! Та блондинка, что стояла у нее перед глазами, действительно оказалась его женой. Фреда видела ее, но ничего не сделала.

Девушка худела на глазах: лицо ее осунулось, глаза запали.

Ева серьезно тревожилась; первоначальное сочувствие к племяннице переросло в беспокойство, а потом и в страх.

— Я чувствую себя бессильной, потому что не могу тебе помочь, — грустно говорила она.

— Я не представляю, что мне теперь делать, — рыдала Фреда. — Я так его любила! И думала, что он тоже любит меня. Как мне жить дальше?

— Ты чувствуешь себя виноватой, — отвечала Ева. — Тебе не за что себя винить, но ты все равно винишь. Тебе хотелось бы все исправить, но ты не можешь. Ты должна не оглядываться назад, а смотреть в будущее.

Ева приняла решение. Фреде надо отвлечься, сменить обстановку. Дома все напоминает ей о Марке, так она не оправится никогда. Ева сделала два звонка: один миссис Старр в Стоун-хаус на западе Ирландии, чтобы изменить фамилию в бронировании, второй — мисс Даффи. Фреда неважно себя чувствует. Ей потребуется несколько дней, чтобы прийти в себя…

Подъезжая к отелю, Фреда думала, что совершает очередную ошибку. Поездка ничем ей не поможет. Она никого не знает в здешних краях; единственное, чем она сможет заниматься, это вспоминать о временах, когда она была так счастлива, и заново переживать свое разочарование. Зачем она согласилась? Ее преследуют не призраки или фантазии, а реальные воспоминания об утраченной любви.

Миссис Старр приветствовала Фреду очень радушно. Она проводила ее в нарядную комнату в боковой части дома, сообщив по дороге, что Ева просила ее рассказать Фреде о прекрасных возможностях наблюдения за птицами на побережье. Фреда встала у окна, бесцельно глядя вдаль. Ветер шевелил ветви дерева, росшего напротив. «Падуб, — подумала она. — Вечнозеленый дуб, священный дуб». Воспоминания о пережитом унижении с новой силой захлестнули ее.

Ветер стих, теперь на дереве колыхалась только одна ветка. Фреда, застыв на месте, увидела, как среди листьев показалась маленькая черно-белая мордочка, загадочно посмотрела на нее и снова скрылась в листве. Она задержала дыхание, наблюдая за тем, как кошка карабкается вверх по дереву: то тут то там среди ветвей мелькали черно-белые пятна.

— Не беспокойтесь, — сказала Чикки Старр, проследив направление ее встревоженного взгляда. — Это Глория. С ней все в порядке. Она не боится. Да и тот, за кем она, по ее мнению, охотится, наверняка давно сбежал. Она прекрасно найдет дорогу назад. Если хотите, могу вас познакомить. Спускайтесь в кухню, я дам вам кошачий корм, который она обожает. Только не давайте ей больше трех кусочков.

Внизу, в кухне, Чикки отворила боковую дверь и негромко свистнула. Через пару секунд Глория появилась на пороге. Взгляд у нее был заинтересованный. Она обвилась вокруг ног Чикки и вдруг неожиданно плюхнулась на пол, чтобы произвести неотложную процедуру вылизывания задней лапы.

— Три кусочка, — напомнила Чикки, передавая Фреде коробку с кормом. — Не верьте, если она станет утверждать, что можно дать ей больше.

Фреда присела у камина, и Глория тут же прыгнула ей на колени, громко мурлыча в предвкушении лакомства. По одному Фреда скормила ей кусочки сухого корма; Глория с редкой деликатностью брала их у нее с руки. Подкрепившись, она свернулась плотным клубком и немедленно заснула.

«Вот бы, — мечтательно думала Фреда, поглаживая кошку по голове, — просидеть у огня всю неделю, с этим теплым маленьким меховым комочком на коленях!» Никуда не идти, ни с кем не знакомиться, не поддерживать беседу. Она ужасно боялась встречи с остальными гостями.

Чувство это усилилось, когда все постояльцы собрались в кухне Чикки на коктейль перед ужином. Они были довольно приятными людьми, но Фреда, глядя на них, понимала, что у каждого из гостей есть свои секреты. На сердце у нее было тяжело, говорить совсем не хотелось. Может, если она станет помалкивать, ее оставят в покое?

Но к концу ужина все изменилось. Чикки Старр была очень гостеприимна и приветлива; в камине ярко горел огонь, за столом царила доброжелательная и теплая атмосфера, а беседа лилась словно сама собой. Неожиданно для себя Фреда осознала, что разговоры с соседями не доставляют ей никаких неудобств; на некоторое время к ней даже вернулась прежняя радость жизни.

Она разговорилась с симпатичным молодым мужчиной из Швеции, который, как оказалось, интересовался ирландской музыкой. Не успела Фреда опомниться, как уже дала согласие пойти с ним завтра утром в город и поискать хороший музыкальный паб. С соседкой, сидевшей по другую руку, которая оказалась директором школы на пенсии, она завела дискуссию об уровне образованности современной молодежи. Фреда с воодушевлением, удивительным для нее самой, рассказала мисс Хоув об Обществе друзей библиотеки на Финн-роуд и о девушках с их идеей групп для чтения вслух.

Ночью, лежа в постели, она перебирала в голове события прошедшего дня. Потом, повинуясь внезапному импульсу, встала и тихонько приоткрыла дверь. На столике в холле горел ночник; коридор был пуст. Фреда негромко свистнула. Сначала ответа не было, но через секунду до нее донесся слабый стук, а потом быстрый шелест лапок по коридору.

Фреда так и проспала всю ночь с Глорией, свернувшейся клубком у нее под боком. Утром она вышла из Стоун-хауса вместе с Андерсом. Его энтузиазм оказался заразителен; за ланчем она уже хохотала над его историями, а потом растрогалась до слез под звуки ирландской музыки.

Фреда постепенно приходила в себя. За ужином на второй вечер от ее былой скованности не осталось и следа. Правда, она промолчала о своих снах про надвигающуюся бурю. Не было смысла никого предупреждать. Фреда испытала большое облегчение, когда Винни и Лилиан нашли целыми и невредимыми.

На четвертый день Чикки обнаружила Фреду и Глорию, свернувшуюся клубком у девушки на коленях, у камина в комнате мисс Шиди. Глория сладко спала, подергивая во сне розовыми лапками и приглушенно фыркая. Фреда гладила ее шерстку и о чем-то размышляла.

Чикки принесла в комнату поднос с чайником и двумя чашками. Удивленная Фреда смотрела, как она усаживается за столик напротив нее. Глория, пристыженная, спрыгнула на пол, где улеглась на спину, болтая лапами в воздухе и обводя комнату хитрым взглядом.

— Я подумала, вы захотите выпить чаю, — заговорила Чикки. — Глория знает, что ей сюда нельзя, но вы, похоже, стали неразлучны.

Это была правда: Глория теперь ходила за Фредой по пятам. Она сопровождала ее не только в доме, но и на прогулках по саду. Они успели прогуляться к Кармел, восхититься близнецами и были формально представлены двум новоприбывшим уткам: Принцессе и Дружку. Глория пристально рассмотрела их с безопасного расстояния, а потом запрыгнула на забор и принялась озабоченно умываться лапкой.

Чикки рассказала Фреде про мисс Куини: как та спасла Глорию и принесла ее домой в кармане пальто. Риггер решил тогда, что старушка выжила из ума, — собственно, большинство народу в округе думало так про них обеих. «Эта комната, — сказала она, — названа в честь мисс Куини».

— Я не знаю, правда это или нет, — продолжала Чикки, — и я так и не решилась спросить у нее, но ходили слухи, будто какая-то предсказательница, туристка, когда-то нагадала, что все три сестры будут несчастливы в браке. Вот почему они не приняли ни одного предложения…

И тут Фреда рассказала Чикки Старр о своих озарениях, о том, как делилась с другими людьми и всегда жалела об этом, и как решила никогда больше о них не упоминать. Даже если у нее бывали предчувствия, она предпочитала молчать. Ее слова все равно ничего не меняют; люди только раздражаются или злятся в ответ. Скажет она или нет, ей никто не поверит.

Потом она поведала про Марка Мэлоуна — как не захотела обратить внимания на видения, которые подтверждали, что он женат.

Чикки внимательно слушала. Она не судила Фреду: похоже, она не видела ничего удивительного в том, что из-за любви к Марку та не хотела обращать внимания на свои предчувствия.

— Почему вы так боитесь рассказывать про эти видения? — спросила она.

Фреда была готова полюбить Чикки всей душой за то, что та полностью принимала сам факт их существования. Ни на секунду она не попыталась убедить Фреду в том, что это всё игра воображения, фантазии, совпадения.

— Потому что они ничего не приносят, кроме горя.

— Предположим, у вас было бы видение на мой счет. Вы бы мне сказали?

— Не думаю. Нет.

— И позволили бы мне слепо идти вперед? Даже если бы я могла чего-то избежать?

— Поймите, я сама не могу смириться с тем, что обладаю такими способностями. Мне кажется, если я буду о них молчать, они пройдут сами собой. В любом случае, видения возникают неожиданно — это тоже ужасно нервирует!

Чикки слушала Фреду, качая головой. Ей еще многое хотелось сказать, но из кухни вдруг донесся шум: это Риггер привез овощи для ужина. Пора приниматься за готовку. Чикки потрепала Фреду по плечу и оставила наедине с Глорией, которая внезапно решила что бахрома на коврике у камина нуждается в тщательном расчесывании.

В тот вечер Генри и Никола сообщили остальным гостям радостную новость: они остаются в Стоунбридже работать докторами. Фреде было приятно ощущать себя частью такой чудесной группы; спать она легла радостной и спокойной.

На следующее утро случилось нечто неожиданное. Мисс Хоув решила досрочно уехать. Риггер должен был отвезти ее на станцию. Она отбыла, не сказав ни слова остальным постояльцам. Грустно было смотреть, как мисс Хоув, с опущенными плечами, залезала в машину. В ее отъезде Фреде почудилось нечто тревожное.

Тем не менее каникулы шли прекрасно, и каждый день сулил что-то новое: дивные виды, походы в город с Андерсом, вкусные блюда и интересные беседы по вечерам и как минимум восемь часов сна каждую ночь. С каждым днем Фреда чувствовала себя бодрее и крепче.

В последний день каникул незадолго до ужина Чикки позвала Фреду на кухню.

— Я хотела с вами поговорить. Похоже, мне удалось найти решение вашей… скажем так… проблемы.

— Правда?

— Думаю, вам надо сменить тактику, — сказала Чикки, накрывая на стол. — По вашим словам, вы боитесь рассказывать людям о своих способностях и держите их в секрете.

— Я не хочу признаваться никому, даже самой себе, в том, что мои предчувствия могут оправдаться.

— В этом-то и проблема! А не попробовать ли вам сообщать людям при первой же встрече, что вы экстрасенс, способны видеть будущее и знаете, что когда произойдет. Предлагайте гадать им по ладони, на кофейной гуще, на картах. Перестаньте скрываться!

— И как мне это поможет?

— Это лишит ваш дар налета тайны, загадки. Возможно, кто-то сочтет вас странной, но таким образом вы как бы обесцените свои способности. Вы ведь к этому и стремитесь?

— Пожалуй.

— Тогда вперед! Рассказывая направо и налево о своем таланте, вы сбросите его с пьедестала. Никто не станет принимать его всерьез, никто не будет прислушиваться к вашим словам, обращать внимания на предчувствия.

— Вы хотите, чтобы я с ходу объявляла людям, что являюсь прорицательницей?

— Называйте это как хотите. Сообщайте им что-то туманно-положительное про их будущее. В конце концов, именно этого они и ждут. Так вы сами перестанете придавать излишнее значение своим видениям. В конце концов, это просто мысли, а мысли есть у любого человека.

Стоя посреди кухни Стоун-хауса, Фреда обводила ее глазами и не могла узнать. Все как будто встало на свои места. Она испытывала огромное облегчение и одновременно чувство утраты. Она всегда считала, что Марк любит ее. А почему? У нее не было никаких оснований полагать, что она для него нечто большее, чем просто увлечение. Она чувствовала себя свободной, но свобода эта шла рука об руку с печалью.

— Я расскажу им за ужином, — сказала Фреда.

— Что ж, я уверена, вы справитесь, — ответила Чикки. — Все правильно, Фреда. Давайте, поразите нас всех!

Тем же вечером, когда гости Чикки сидели за последним своим ужином в Стоун-хаусе, Фреда сообщила этим людям, с которыми познакомилась совсем недавно, что обладает даром предвидения. Все сделали в ответ вежливые замечания с разной степенью заинтересованности.

Джон, американец, сказал, что многие его друзья в США регулярно консультируются с ясновидящими; доктора восприняли ее слова без особого энтузиазма, но все же с интересом. Винни обрадованно заявила, что хотела бы записаться к ней на прием, а Лилиан заметила, что, к ее большому сожалению, большинство так называемых экстрасенсов — безусловно, за исключением присутствующих, — обыкновенные шарлатаны. Андерс рассказал про одного из клиентов отцовской компании, который не сделает ни одной инвестиции, пока не посоветуется со своим астрологом.

Фреда была удивлена такому оживленному отклику на ее слова. Эти люди проявили к ней гораздо больше интереса, чем когда она представилась библиотекарем. Снедавший ее страх постепенно отступал.

Вечер прошел очень весело. Гости заговорили о проекте ирландского фестиваля, отправленном на конкурс; потом кто-то попросил Фреду погадать всем по руке. Она испуганно оглянулась. Это не входило в их планы. Чикки немедленно пришла к ней на выручку.

— Возможно, Фреда приехала сюда, чтобы отдохнуть от своей работы. Давайте не будем настаивать.

Фреда увидела на их лицах разочарование; она вспомнила, как Чикки советовала ей давать туманные прогнозы и обещать людям счастливое будущее. Фреда обвела комнату глазами. Ничего не случится, если она скажет им, что впереди у них много хорошего.

Она по очереди рассматривала у каждого ладонь и говорила разные приятные вещи: предсказывала успех, интересную работу, новые романы.

Винни в ближайшем будущем ждет свадьба, а потом долгие счастливые годы брака. Лилиан на свадьбе кое с кем познакомится — возможно, это будет даже роман, но уж точно верная дружба. Лицо Лилиан разрумянилось от удовольствия.

Пока что все шло гладко.

На ладони у Генри она увидела начало новой, удивительной жизни.

А у Николы — ребенка. Неужели? — не могла поверить та. Ребенок? Совершенно точно. И тут, помимо воли, Фреда сказала: «Вы уже беременны. Это девочка. Я ее вижу. Она красавица!» Фреда как будто видела маленькую девочку, обхватившую руками шею Николы. Словно по волшебству морщинки на лбу у Николы разгладились, и она широко улыбнулась. Фреда поняла, что впервые в жизни принесла людям подлинную радость.

Джону, или Корри, она предсказала большие перемены, новую работу и новый дом. Жить он станет проще, к тому же у него скоро появится внук, которому он будет посвящать львиную долю своего времени. Фреда была тронута, увидев слезы у него на глазах.

У Андерса в жизни есть любовь; ему надо скорей ехать домой и просить эту девушку выйти за него замуж. Только тогда он добьется успеха в своих начинаниях.

Уоллам Фреда предсказала замечательный круиз. Куда-то в теплые страны: она видит воду и яркое солнце.

Наконец, очередь дошла до Чикки Старр. Фреда взяла ее руку и постаралась сосредоточиться. Ничего. Она помедлила мгновение, а потом осторожно сказала, что Стоун-хаус ждет большой успех и что вскоре Чикки встретит мужчину — он приедет в качестве гостя.

И тут Фреда все поняла. Не было никакой записи. И никакой свадьбы. Но это не имело значения: у Чикки все будет в порядке. Она улыбнулась. У них у всех все будет прекрасно.

Гости были покорены. Неделя заканчивалась великолепно. Они обменялись телефонами и адресами электронной почты. По очереди постояльцы поднимали тосты за Чикки, за Риггера с семьей, за Орлу и за Стоун-хаус.

Все они оставили в книге гостей теплые послания. График отъезда на завтра был уже распланирован. Гостям, отбывающим на поезде, Риггер и Чикки вызовут такси до станции. Кармел приготовила для каждого по баночке домашнего варенья.

Перед сном Фреда подошла к окну полюбоваться на облака, проплывающие мимо на фоне луны. Как только она вернется домой, сразу же позвонит Еве и Лейн. Надо пригласить их в «Эннио». Им предстоит о многом поговорить.

Утром гости столпились в холле, прощаясь друг с другом. Чикки Старр махала всем; с особенной теплотой она обняла Фреду, которая выглядела гораздо счастливей, чем в первые дни после приезда.

Пора было готовиться к прибытию новых гостей — они появятся уже через пару часов. Кармел отправилась прибирать в комнатах и менять постели. Чикки собиралась приготовить жаркое — пускай себе томится в духовке, пока не придет пора подавать его на стол. К нему она испечет свежий домашний хлеб, а на десерт будет шоколадный мусс.

Чикки знала, что будет скучать по людям, съехавшимся в Стоун-хаус в его первую неделю, и одновременно не могла дождаться приезда следующей партии гостей с их надеждами и ожиданиями. Глубоко вдохнув свежий морской воздух, она поняла, что готова.

Глория вилась возле ее ног. Чикки взяла кошку на руки и почесала за ушком. А потом они вдвоем вернулись в Стоун-хаус.

Об авторе

Мейв Винчи (1940–2012) родилась в Дублине. По профессии — историк. С 1969 года вела колонку в газете «Irish Times», и ее остроумные статьи пользовались большим успехом у читателей. Первый роман Винчи, «Зажги грошовую свечу», вышел в свет в 1982 году. Ею написано более десятка романов и рассказов и несколько пьес. Произведения Винчи популярны во всем мире. Телеспектакль «Глубоко скорбим», поставленный по ее пьесе, получил целый ряд престижных наград, в том числе и приз Пражского кинофестиваля; романы, как правило, становились бестселлерами, многие из них экранизированы, а их автор не раз получала премии британских книгоиздателей. Три романа Винчи вошли в пятерку лучших книг, изданных в Ирландии в XX веке. В чем же секрет писательницы? Мейв Винчи рассказывает о простых людях, живущих в небольших ирландских городках; она создает яркие, удивительно живые характеры, и просто невозможно оторваться от ее романа, не дочитав до конца и не узнав, как сложатся судьбы героев. А закончив одну книгу, снова хочется встретиться с писательницей и ее персонажами.

Примечания

1

Резкий удар под диафрагму для удаления инородных тел из дыхательных путей. (Прим. переводчика)

(обратно)

Оглавление

Чикки

Риггер

Орла

Винни

Джон

Генри и Никола

Андерс

Уоллы

Мисс Нелл Хоув

Фреда

Об авторе Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg