«Кошка с Собакой»

Кошка с Собакой (fb2) - Кошка с Собакой 994K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Алексей Свешников (10метровахуительногопровода)

Кошка с Собакой

В книге полностью сохранен авторский стиль

Охраняется Законом РФ «Об авторском праве и смежных правах». Воспроизведение книги любым способом, в целом или частично, без разрешения правообладателей будет преследоваться в судебном порядке.

1. Утро

Утро как всегда начинается с поиска чистых носков. Такова плата за холостяцкую свободу – ещё одного демократического завоевания современной эпохи, в моём представлении находящееся где-то между горой грязного белья и стопкой DVD с порнухой. Но все сравнения и аналогии меркнут, если вы с бодуна. И с какого! Перманентное состояние двуногой материи: емцэквадрат плюс цэдваашпятьоаш. Ходячий заряд отрицательного позитива и потенциального сблёва. В том, что не помнишь вчерашнего – благо! Ибо не стыдно. Горе всякому, кто с утра пытается расковырять свою больную черепушку в попытке восстановить похождения прошедшей ночи. Ничего интересного там стопудово нет. И надо это мне?

– Надо! – упрямо отвечает внутренний голос и поднимает меня в вертикальное положение.

Внутренний компас чётко выводит на линию «кровать – ванная» и тут же включается внутренний автопилот. Необходимо дотянуть!

Вы не пробовали чистить внутренние зубы и при этом внешне спать? Уверен, что пробовали, поэтому поймёте о чём я. Но мне на ваше понимание – насрать, голова болит что твой пиздец. То есть очень сильно. И не болит даже, а трещит как старая покосившаяся трансформаторная будка, стоящая в забытом всеми посёлке, где-нибудь в середине европейской части нашей страны и мечтающая о веерном отключении как о конце всех мучений на этом свете…

И ещё меня нереально выворачивает от слова «внутренний»!

– Есть носки чистые? – Превозмогая головную боль, кричу в пространство.

– Опять нажрался, скотина?

Моя кошка… очень интересный человек! Она всегда находит нужные и точные слова для объяснения любой ситуации. Даже, скажу больше – всегда, как выразился классик, «зрит в корень», заглядывая в самую суть своими кошачьими глазами, бездонными, как египетская ночь. Но у меня на полемику сил нет и поэтому я хриплю последний, как мне кажется, в этой жизни раз:

 – Носки.

Вложив всё, что оставалось, в этот зов о помощи, окончательно слабею, да так, что хватаюсь руками за раковину. Но поздно – бьюсь лбом о зеркало, оставляя на гладкой беспристрастной поверхности жирный отпечаток. Хорошо хоть не разбил… Фокусируюсь на своём отражении. То ли из-за жирного пятна, то ли из-за чего-то ещё, но выгляжу очень мутно. Всматриваюсь, напрягая глаза так, что начинаю бояться, как бы они не лопнули.

Наконец, в зеркале начинает проступать до боли знакомое лицо. Прекрасно понимаю, что даже если побреюсь, моложе оно не станет. И от этого почему-то грустно. Но бриться надо, на работе нужно быть в форме. Руки дрожат и во всём теле присутствует соответствующая моему состоянию расхлябанность и раскоординация. Причём на всех уровнях, от физического до умственного. Но задуманное не остановить – рискуя освоить профессию пластического хирурга, кое-как скоблю щетину. После – под душ.

Когда вылезаю, на табуретке волшебным образом появляются носки и трусы. Чистые и выглаженные. Они лежат аккуратным столбиком, а сверху их заботливо прикрывает полотенце. Из кухни тянет крепким кофе.

Такой кофе может сварить только собака. Бля буду, бог есть, и у него – четыре лапы.

За столом уже более-менее начинаю соображать.

– Как я вчера?

Вопрос философский. Тем более что ответ известен заранее. Как, как? В говно, естественно!

 – В говно, как же ещё.

Это собака. Говорит спокойно и торжественно, как будто читает вслух газетный заголовок. Тем более что как раз газету она перед собой и держит.

 – Понятно… А в газете какие новости?

Собака отрывается от чтения и смотрит на меня поверх газетного листа:

 – Про тебя ничего.

 – Ну и, слава богу!

 – Рубрика «Цирроз. Первое знакомство.» за тобой зарезервирована, не расстраивайся. – Ободряет кошка.

 – Какое «первое»? – Собака не согласна, – Там уже разведение белочек в домашних условиях. Профессию скорняка не желаешь освоить или, может, таксидермиста?

 – Всё, на что меня хватит – это на жилетку. Из ваших шкур. А если будете доставать, то дальше варежек никаких реинкарнаций.

Но всё это – не по злобе. Если у вас сложилось впечатление, что в моих отношениях с ними пробежала кошка, категорически заявляю – это не так. Они переживают за меня, не хотят, чтоб я скатился в пропасть. Останавливают, когда надо и когда не надо. Приходят на помощь в нужный момент и в ненужный особенно. А что до разговоров, то, конечно, может и перегибают местами, но ведь искренне! Я же просто стараюсь не остаться в долгу.

– Кофе – зашибенный! Как ты его умудряешься делать?

– Секрет фирмы.

 – А кроме шуток?

 – Ты когда зёрна кофейные покупаешь в магазине – на цену смотришь?

 – Нет.

 – А если бы смотрел, то знал бы, что они самые дорогие.

 – Так ты же мне всегда говоришь какие брать…

 – Поэтому и говорю, чтоб говна не покупал…

 – Ну, теперь вкратце по вчерашнему вечеру – что было? – я начал постепенно пододвигать беседу к чёрной дыре, зияющей в моём мозгу.

 – Значит так, – кошка кладёт морду на стол и, растекаясь в улыбке как масленичный блин, начинает рассказывать, – пришёл сам, и даже (!) на своих двоих.

 – Ура!

Я очень искренне обрадовался, как пионер, которому сообщили, что он принёс больше всех макулатуры.

 – Но сразу же упал.

Чёрт, это уже хуже. Я потрогал нос – вроде, не болит.

 – Не рожей, а бочком, вдоль косячка.

 – Какого косячка? – подозрительно спрашиваю.

 – Дверного.

 – И всё?

 – Ну как же всё? Карту Европы заблевал, что в коридоре на стенке висела, чем-то тебе страны Бенилюкса не угодили особенно. А теперь начинается самое интересное. Штаны в студию!

Кошка изображает лапами барабанную дробь, а собака извлекает из корзины с грязным бельём штаны, брезгливо отворачиваясь. Пропадают в них драматические актёры…

Смотрю на штаны, в том месте, где ширинка, всё подозрительно испачкано.

 – Что это? – осторожно спрашиваю.

 – Штаны… – выдерживает паузу кошка, а у самой от удовольствия аж глаза щурятся.

Медленно считаю до одного и спрашиваю ещё раз:

 – Вижу, что не костюм химзащиты, что за инородная палитра? – и пальцем показываю, для верности.

 – Это не палитра, а помада, Кустодиев ты наш.

 – Ну, помада – это очень даже ещё ничего. – Пытаюсь оправдываться.

Сам же думаю – ну и хорош же я вчера был! И ведь не помню ни херища! Как Шилов.

 – Тётю с собой приволок? – пытаюсь всё же добиться более конкретной информации.

 – С собой, с собой… Между прочим, где ты её нашел?

 – Не помню, – честно признался я. – Может, сама прибилась…

Мохнатые начинают ржать.

 – Ладно, хватит, где она? В смысле, тётя.

 – Ушла, что ей с тобой делать? Тирольский храп выслушивать или песни? – продолжая хохотать, отвечает собака.

 – Песни?

Они проигнорировали мой вопрос.

 – Но сначала, как честная женщина, она, конечно, сделала всё, что могла, – и кошка, тыкая лапой в штаны, загоготала ещё больше.

 – Баста! Больше не намерен выслушивать ваше издевательство.

Я быстро (насколько позволял внутренний гирокомпас) оделся.

 – За руль не садись! – напутствует собака.

 – Кто сказал, что у меня руль? У меня штурвал!

И захлопнул дверь.

И нос к носу столкнулся с соседкой. Вроде Мариной зовут. Замужем. Опять же по неподтверждённым данным.

– Привет! – Марина очень симпатичная, даже с бодуна. С бодуна, естественно – я.

 – Здрасьте… – я на всякий случай отвечаю осторожно, мало ли она вчера видела меня. Дышать тоже стараюсь куда-то в бок и вверх.

 – Не вы вчера песни пели ночью?

 – Вряд ли, – ни хуя себе! Думаю. – У меня слуха нет.

 – Да? – Марина очень недоверчиво смотрит. – Как раз это мне и запомнилось…

Конфуз, однако… Что же я мог петь?

 – А что за песня была?

 – «Вставай проклятьем заклеймённый.»

 – Я даже слов таких не знаю, может, телевизор у кого-нибудь? Или соседи из семьдесят третьей?

Соседи эти, кстати, могут меня спасти. Племя синегалов в резервации, корпункт агентства Синьхуа. У Марины с ними стена общая, а мне повезло.

Но ей, видимо, не повезло ещё и со мной:

 – Может, конечно, и соседи, но только, если вы их к себе в гости приглашали.

 – Это исключено, у меня высокие моральные и этические устои.

 – Может вчера они пошатнулись?

 – Устои? – уточнил я и сам немного пошатнулся, как вчерашний устой. А если и дальше продолжить эту игру в слова, то как раз «устоя» вчера и не было, был «упадок». И какой упадок! Полное падение индексов. Обвал! По всем роутерам. Насдаки, Никкеи, Доу Джонсоны – все поросли медным тазом.

 – Ну, не знаю, что там у вас ещё шатается, мы про устои разговариваем… Марина очень кстати прервала мой поток сознания – меня уже начинало уносить.

 – Всё под полным и абсолютным контролем. Даже больше скажу, – я доверительно понизил голос, – никаких отклонений от генеральной линии!

 – Ну-ну. – И она пошла к лифту.

Неудобно получилось с Мариной. Выходит это я ещё и хороводы водил. Как же так я в таком отрубоне-то оказался? И ведь не первый раз, наверное, у меня такие залёты. Как теперь с ней разговаривать на общие темы после такого? Надо срочно исправлять положение! Как гласит старая китайская пословица – «выбирай не дом, а соседей». Раз, получается, соседи у меня уже есть, то хотя бы надо, чтоб отношения были человечьи…

Чтоб не дышать на неё перегаром, пошёл по лестнице. Очень высоко я живу – внезапно до меня дошло. Давление поднялось, а я ещё и кофе пил. Не подвёл бы мотор.

На улице посмотрел Марине вслед, сквозь кусты. Надо будет как-нибудь извиниться. Песню может ей заказать?.. На радио?..

На машине я, естественно, не поехал – поймал тачку. Стёкла запотели сразу.

– Употребляли? – с завистью спросил водитель, мужичонка лет сорока в ядрёных очках.

 – Было. – Я не хотел развивать эту тему. Не выходил из головы мой внезапно проснувшийся вокальный дар. Да и воспоминания об алкоголе вызывали желудочные судороги.

 – Эх, – водила сглотнул слюни, – А я уже десять лет не пью.

 – Что так? – зачем-то спросил я.

 – Завязал!

 – Совсем что ли? – я не поверил.

 – Ни капли! Раньше, конечно, пил будте-нате! А потом решил, что хватит, здоровье – одно.

 – Поступок! А я вот пока не созрел.

 – Не дай бог прижмёт эт самое, – он похлопал себя слева по ребрам, имея в виду сердце. – Сразу созреете.

 – Лучше без напоминаний со стороны организма.

 – Это точно! Но у нас ведь как? Пока гром не грянет… Верно же говорят: В России неожиданно наступила зима. Это ж менталитет, тут не попрёшь – гены! У нас либо кнут в виде палки, либо полный развал в виде перестройки. Нет середины! Откуда у нас слово «экватор»  – то в языке? Случайно занесли, наверное, как заразу какую…

На такой неожиданной философской ноте мы приехали.

На работе меня сразу атаковали со всех сторон. В порту зависли документы на пять контейнеров, фуры под погрузку не приехали, не вышла уборщица, кто-то опять смотрел порнуху через инет. Я молча прошёл в кабинет и сделал вид, что изучаю почту.

Когда дурнота унялась, предпринял попытку работы. С порнухой всё было просто – её смотрел я. С уборщицей тоже не проблема, срать меньше надо. С машинами уже хуже. Какой-то пидарас в Москве так составил договор, что теперь клиент имеет право ебать нас за любое отклонение в графике. Скорее всего, за такие выдающиеся логистические успехи московский мудак получил хуеву гору бонусных конфет и пряников, с чем я его, конечно же, от души поздравлю, при случае, если когда-нибудь до него доберусь. И с тех пор попытки перефутболить счета превращаются в извечный геморрой с переменным успехом. Везде работают жадные и умные люди. Спасает только хорошее отношение с моим «визави» у клиента. Собственно, с ним я вчера и начал нажираться. Снимаю трубку:

 – Виктора Георгиевича, пожалуйста.

 – Соединяю.

О-о-очень долгая пауза и опять женский голос:

 – А кто его спрашивает? У него сейчас совещание.

 – Алексей Николаевич его спрашивает, у которого тоже сейчас совещание.

 – Хорошо, попробую ещё раз. Не вешайте трубку.

Наконец, слышу Витькин голос.

 – Да?

 – «Ну, здравствуй, Афанасий, здравствуй, голубчик».

 – «Проверка – она всем проверка».

 – На дорогах… Как состояние?

 – Чувствую возраст.

 – У нас тут полное биде, не успеваем тебя отгрузить.

 – Что такое?

 – Динамят транспортники.

 – На всех направлениях?

 – Воронеж – хуй догонишь – в смысле сломался прям у нас на территории, – начал я придумывать сходу, – На далёкий город Апатиты, замена нужна – протекает контейнер.

 – А какой объём там?

 – Двадцатка…

 – А по остальному чего?

 – Остальное, в принципе, не особо критично. Но с этими двумя однозначно не успеем.

 – Хуёво, что «железка» подвиснет… Воронеж подождёт.

 – Давай я с Гепатитами напрягусь, как герой олимпиады, а Воронеж мы табаним?

 – Идёт…

Разобравшись с делами, перехожу к наболевшему:

 – Опохмелился уже?

 – Ага, у меня на работе есть НЗ, да и секретарша – лапочка.

 – Везёт. Мы вчера на какой ноте расстались?

 – До диез – ты «с», а я «без». С Клавой какой-то ты усвистал, не помнишь?

 – Не-а. Досадная потеря памяти. Ладно, давай, если что изменится – позвоню.

С контейнером у меня был запасной вариант, его я и использовал, а Воронеж в который раз был отодвинут на завтра. К обеду всё пришло в свою норму, и я стал засыпать. Так и промаялся до вечера. По дороге домой зарулил в магазин. Продуктовая корзина – коньяк и сосиски. Засмотрелся на тётку за кассой – очень неплохая кассирша работает, когда-нибудь я до неё доберусь.

Дома уже порядок, всё постирано, поглажено, убрано. От вчерашнего беспредела и следа не осталось. Я удовлетворённо пофтыкал на такую благодать.

– Как дела? – кричу с порога.

 – В Багдаде всё спокойно. Зло перевезли в Гуантанамо. Чую сосиски? – отзывается собака.

 – Верно. Нюх старого охотника всё также тонок.

 – Это кто у нас «старый»? Сам-то уже как пескоструйный аппарат.

 – А я ещё и коньяк чую, – язвит кошка.

 – Коньяк – это святое, «ром – молоко солдата».

 – Как на работе?

 – «У Манохина трубы лопнули», как может быть на работе? Тяжело.

 – Опохмелялся?

 – Не, я не умею.

 – Значит, ещё не всё потеряно! Разум пытается сделать из тебя гомо-сапиенса.

 – Вот только «гомо» не надо!

 – Это латынь!

 – Я только «по-французски» понимаю.

 – Штаны, кстати, плохо отстирались, полиглот.

 – Хуй с ними, новые куплю.

 – Ты без нас и кольцо парашютное не дёрнешь, а с тобой в примерочную мы не пойдём.

 – Без сопливых обойдусь.

 – Без сопливых-то, может, и обойдёшься, а вот без нас тебе на ногах точно не устоять!

 – Всё время забываю, что вы на четырёх по жизни…

 – Ну ты тоже на двух не всегда…

 – Вчера особенно… – заржала кошка.

 – Хватит уже стыдить! Я морально самоуничтожался на работе почти девять часов. Проводил внутренние духовные изыскания с пользой для общего дела, между прочим! Удваивал ВВП, невзирая на лица. Разрешал потенциальные конфликты и искал выход из затруднительных ситуаций.

 – И в чём польза от твоих Достоевских самокопаний?

 – Как в чём? Осознал… Встал на путь исправления. Впредь обязуюсь и так далее…

 – Ты-то?

 – Я-то!

 – Нам только не заливай. Проходили уже твою морально-этическую перестройку не раз.

 – «Перестройка» для меня синоним слова «предательство», – я вспомнил сегодняшнего очкастого водителя, – И не только для меня кстати.

 – Сейчас не об этом… И что за манера всё в одну кучу смешивать?

 – Это он из-за нецелостности натуры, – объясняет собака. – Да и после таких жертвоприношений Бахусу трудновато держать какую-то одну линию рассуждения. «Ментальный тремор», как я это называю.

 – И это всё я выслушиваю в своём доме! – я театрально воздел руки к небу.

 – И актёришка так себе, – добила, оглядев меня, кошка, – хуёвенький…

Наконец я добрался до кухни. Достал из холодильника кастрюлю макарон, я всегда варю макарон побольше, чтоб хватило на неделю. Очень удобно. Идею позаимствовал у художников Митьков. Только у них зельц был с хлебом, да ещё и на целый месяц, а я решил на макаронах остановиться. Чтоб за копирайт не платить. С удовольствием поужинал макаронами с сосисками да под коньячок. Естественно, вместе с животными. Те прутся от этих сосисок со страшной силой. Макароны тоже едят, но без фанатизма. Как говорит кошка – «чисто для углеводов». Уже после чая меня окончательно отпустило, и я обрёл кондиции нормального человека. Теперь можно и ящик зазырить.

Вечерний просмотр телевизора обычно начинается с дебатов. Дело в том, что у нас разные вкусы. Кошка любит футбол, собака обучающие каналы, я телик ваще не смотрю. А вместе они любят передачи про рыбалку. Этой рыбалкой они меня заёбывают до фиолетового заикания. Информация о том, что плотва лучше клюёт после того как пять пьяных рыбаков поссут с лодки за борт, меня абсолютно не цепляет. Да и к ловле жереха нахлыстом я тоже равнодушен. Эти же спорят до усёру, даже несколько раз порывались позвонить на передачу с целью внести коррективы, явить, так сказать, миру своё видение данного вопроса. По-моему, тогда речь шла об окуне, или краснопёрке?

В этот раз почему-то все воткнулись в новости. Посмотришь – всё заебись. На улицу выйдешь – хуй знает, где они снимают свои репортажи… Мы как раз на сюжет про взятки попали, кто-то кому-то какие-то деньги даёт, его потом хватают, он эти деньги съесть пытается. Долбоебизм. Я, когда такие вещи (про взятки) смотрю, один вопрос себе задаю:

Где, блядь, эти люди?! Почему мне никто никаких взяток не даёт?

Хотя есть такое поверье, что если тебе начали взятки давать, то, значит, бабы давать перестали. А к этому вопросу я очень чувствительно подхожу.

 – Футбола нет? – осторожно спрашиваю.

 – Через час «Мясо» с «Конями». – Кошка от нетерпения даже хвостом заколотила по полу.

 – За кого болеешь?

 – За Питер болеем, – с лёгким упрёком отвечает кошка и объясняет тут же. – То есть за ничью и за жёлтые карточки.

 – А за красные-то чего ж не болеем? – язвительно спрашиваю.

 – Вслух не говорю, чтоб не спугнуть. Фарт – это дело такое…

 – А ты как, тоже будешь смотреть? – к собаке обращаюсь.

 – Посмотрю, матч – больно важный.

 – Сговорились?

 – Почему сразу во всём надо искать заговор? Это вам надо, батенька, к психиатру!

 – Вы доведёте!

 – Если бы не мы, то ты бы уже давно там был.

 – Ни фига подобного, я чертей по квартире ни разу не гонял!

 – Это вопрос времени, а на данный момент основную нагрузку по терапии несём мы. Мы – тот самый сдерживающий фактор, заставляющий балансировать на краю бездонной пропасти.

 – Ну, чего уж сдерживать? Толкайте… Как Садко – пня под жопу и за борт. Гусли только не забудьте дать с собой и самоучитель.

 – Жить негде будет, а мы привыкли к хорошему. К теплу домашнего очага, так сказать.

 – А ко мне, значит, не привыкли?

 – Ну куда мы без тебя?

У меня потеплело на сердце. Понятно, что, конечно же это просто трёп, но всё равно приятно, даже такому асоциальному типу, как я.

Подумал о подруге, от которой осталась только помада на штанах:

 – Тётя-то хоть не страшная была?

 – Как обычно.

 – А какие обычно?

Кошка состроила гримасу, мол, ну и дела, с кем приходится жить.

 – Каков поп таков и приход!

 – Вижу, от вас ничего не добьёшься, пойду я спать, телик только убавьте, чтоб не орал.

 – Перед сном не споёшь?

Ну что про них сказать?… Это не звери – это сволочи!

2. Знакомство

Как же всё это началось? Попробую вспомнить. И главная трудность тут не в плохой памяти, а в том, что в то время я очень много сил отдавал борьбе с «зелёным змием». Битвы были тяжелые, в основном, оборонительного характера. Естественно силы противника превосходили мои. Приходилось отступать. Иногда отползать. Все даты и события спутались. Осталось только общее ощущение происходившего. Было – и всё! А когда конкретно, при каких обстоятельствах… Деталей я и не помню. Даже год точно назвать не смогу! Ну, ничего, главное ведь, как говорят японцы с китайцами, не цель, а путь. Готовы? Тогда начнём.

Так получилось, что была ранняя осень и по совместительству – день рождения одного моего старого друга. Отмечали мы его с размахом, по полной программе – с рестораном, сауной и блядями на сладкое. Когда вся компания (включая и меня) уже конкретно набралась, я решил прогуляться по району. Дело было в центре, буквально в нескольких кварталах от дома, в котором прошло моё детство. Я резко проникся воспоминаниями. По «синей клавише» меня частенько пробивает на ностальгию. И чем старше становлюсь, тем сильнее это чувство.

Описать моё состояние можно, используя литературный штамп «вечерний город околдовал меня» (в кавычки взял, потому что этот оборот, наверняка, использовали раз пятьсот, хотя кто и где не помню).

Я долго бродил по маленьким улочкам, два раза доблестные сотрудники милиции проверяли у меня документы. По-моему, это был один и тот же экипаж. В одном дворике мне, наконец, «приспичило». Найдя подходящее место, я забурился между гаражами. Отлив, я понял, что хмель стал спадать. Пора было возвращаться к товарищам. Проходя мимо какого-то подвала, услышал чей-то разговор. Что меня остановило? Любопытство? Наверное. Я притормозил и услышал примерно следующее:

 – Не, я бы тем, кто придумал сосиски в полиэтилен заворачивать, – яйца под трамвай! – гневный обличительный голос.

 – А с чего такая уверенность, что это именно мужская идея была? – флегматичный вопрос, заданный для начала словесного пинг-понга, с целью убить время, выдающий философский способ мышления.

 – Пол не важен, главное – возмездие. Если нет этих самых яиц, то всё равно можно чего-нибудь придумать! Но чьи-нибудь яйца всё равно под трамвай.

 – Ладно, соглашусь, с сосисками люди, конечно, много чего не учли. Опошлили идею.

 – Во-во, бывало, с голодухи роешься в помойке, и такое откапываешь!!! И вроде пахнет, и сожрать нельзя! Ну не блядство?

 – Согласна…

Вдоль стены крался подозрительного вида кошак, с явной целью попасть в тот же подвал, из которого раздавались голоса. Разбитое окошко было одно, и я стоял как раз рядом с ним. Кошак посмотрел на меня, видимо, прикидывая различные варианты развития событий, наконец, почувствовав, что угрозы я не представляю, быстро юркнул в дырку. И тут же я услышал:

 – Эй! А ну пошёл отсюда!

И тут в подвале кто-то гавкнул. И это был самый настоящий «собачий» лай. Кошак пулей вылетел на улицу и пустился наутёк. Через несколько секунд из разбитого окна высунулась кошачья морда и, не замечая меня (я стоял с другой стороны), прокричала ему вслед:

 – Ещё раз появишься, будешь забит на жертвенном камне имени Кецаткоатля!

И кошка, дико заржав, добавила:

 – Ну мудачьё! Позорят ДНК.

И также быстро, не заметив меня, убралась обратно в подвал.

Я стоял в крайнем удивлении, мобилизовав свою нервную систему в железобетонный монолит. С одной стороны, я был всё ещё пьян. Я это знал твёрдо. Но я также знал (как может знать только действительно пьяный человек), что пьян я НЕНАСТОЛЬКО, чтоб ловить такие глюки. К тому же черти ко мне ни разу ещё не приходили. Может быть, вот так и бывает в первый раз? Наверное взрослею ещё. Или уже старею?

Пока стоял и соображал, из подвала продолжали доноситься какие-то голоса, разобрать я ничего не мог, но там явно о чём-то спорили. Наконец, вполне отчётливо я услышал:

 – Надо к зиме что-то потеплее искать, а то здесь можем лапы отморозить…

 – Помнишь тот подвал на Чайковского? Во были апартаменты!

 – Да, – восторженно протянул голос, судя по всему принадлежащий кошке. – Пять звёзд!

 – Если бы не эти предприниматели чёртовы… Все путные места под магазины да бары позанимали!

 – Не говори! Коммерция – главный наш враг. Раньше и еды больше выбрасывали. Теперь на эти крохи ещё и бомжи своей ордой набегают. Помнишь драку? Возле Мальцевского рынка? Нашему брату почти вообще ничего не остаётся.

 – Ну, нам ещё грех жаловаться. Мы-то хоть можем придумать чего, а простые четвероногие?

 – Я считаю, что бездомным животным необходима социальная защита.

 – Ну, давай, ещё партию организуй или лигу говорящих меньшинств. Тебя сразу в институт, на научные эксперименты, и пиши пропало. Будут в голову электроды вживлять. Током хуярить с нечеловеческим упорством, но зато во имя науки. А потом, вместо большого человеческого «спасибо», может, памятник поставят, чтоб голубям было где срать…

 – В голову – ещё ладно, главное, чтоб не в жопу. Хотя, конечно, смотря как кормить будут.

 – Ты это брось!

 – Да, я так, прикололась, типа…

 – А знаешь анекдот про Змея Горыныча? Старый, правда, боянистый…

 – Ну?

 – Две головы меж собой базарят, пока третья спит:

« – Слышала, говорят, третья голова, пока мы спим, в рот берёт?

 – В рот ладно, главное, чтоб в жопу не давала!»

 Раздался дружный хохот. Я тоже не вытерпел и заржал. В подвале тут же отреагировали:

 – Это кто там ещё? – голос спросил почти шёпотом.

Я не вытерпел и, присев на корточки, спросил в темноту:

 – Слушайте, это у меня «белочка», или всё наяву?

Мне очень долго не отвечали, но я слышал, что какое-то шушуканье имеет место быть. Наконец, моё терпение было вознаграждено:

 – Сам ты – «белочка»! Кошек что ли живых не видел?

 – Хм, – я почему-то сразу отнёсся ко всему этому сюрреализму, как к само собой разумеющемуся явлению, как будто я на выставке Сальвадора Дали. – Живых-то видел, а вот чтоб ещё и говорящих… Давайте, вылезайте, чёрт с вами. Куплю вам нормальных сосисок.

 – Не врешь?

Что было ответить в такой нелепой ситуации?

 – Бля буду!

Первым я увидел кошку. Она была отощавшей, подранной, как броненосец, вышедший из неравного боя, но всё равно, гордо несущая свой хвост – как дым из трубы. Да и цвет сильно смахивал на шаровую краску. По всем статьям выходил реально корабельный кошак!

Собака вылезла следом. Размером она была побольше эрдельтерьера, масти – тёмно-рыжей, с небольшими светлыми пятнами, оказавшимися, как выяснилось впоследствии, обычным авитаминозом и окончательно пропавшими за полгода. Держалась она солидно, но с некоторым недоверием, которое сразу читалось по глазам.

Я внимательно посмотрел на них и, чтоб ещё раз удостовериться, попросил:

 – А ну-ка, пизданите чего-нибудь по-нашему!

 – Про жабу говорящую знаешь анекдот? – сразу среагировала кошка.

Анекдот я знал, идею её подъёбки понял.

 – Вам сюда подать обед?

 – Не, с тобой пойдём, а то ещё какого-нибудь говна соевого купишь…

 – Тогда вот что, при других ума хватит рты не раскрывать?

 – А если припрёт? – вопросом на вопрос ответила собака.

 – А если припрёт, то уж старайтесь на своих языках выражать эмоции.

 – На каких это, своих? – продолжала явно стебаться кошка.

 – Ну как там у вас: мяу-мяу, гав-гав, разберётесь, в общем.

Тут они заржали и долго, минуты две, не могли успокоиться. Я тоже рассмеялся над идиотизмом ситуации. Наконец, поостыв, мы двинулись в сторону, предложенную зверьём. Там находился магазин, где продавались, по их заверению, самые качественные сосиски в районе.

 – А откуда про Кецаткоатля знания? – как бы между прочим, я задал мучавший меня вопрос.

 – Слышала от собаки.

Я удивлённо посмотрел на неё. Та гордо кивнула, мол, знай наших!

«Похоже, тут лучше ничему не удивляться», – решил я. На выходе из двора, в арке, мне быстро объяснили чем сосиски, которые «лучше», отличаются от тех, которые «хуже». По улице мы бодро маршировали организованным гуськом. Замыкала кошка. Конечно, было бы разумнее нести её на руках, но меня сразу предупредили, что блох у неё на всю футбольную команду «Зенит» хватит. «Ну, этим-то, как раз блохи и не помешали бы. Может побыстрее тогда забегали бы» – подумал я. Дойдя до магазина, прикинул, что заходить всей честной компанией нельзя.

 – Подождите здесь, я быстро, – пообещал я.

 – Гав, – чётко выговаривая каждую букву, ответила кошка.

 – Мяу, – поддержала её собака.

Слава Богу, дверной трафик отсутствовал, или, говоря по-русски, никто не входил и не выходил в этот момент из магазина!

Внутри очереди не было. Одна, непонятно что делавшая в столь поздний час, бабка – разве очередь? Но я ошибался. Сначала она долго сдавала пустую посуду. От нечего делать я даже пересчитал количество бутылок, обратив внимание, что люди больше пьют пива, чем водки. Впрочем, хорошенько подумав, понял, что в этом нет ничего удивительного. Водка – напиток серьезных людей. От размышлений над логическими нестыковками меня спасла бабка – стала затариваться харчами. Тут всё и началось. Продавец, какой-то студент, тоже не особо торопился. На пару с бабкой они представляли уникальный тандем, в котором один постоянно тормозил, а другая не догоняла.

 – Ты мне не той ли колбасы вешаешь, что в прошлый раз?

 – Что попросили, то и вешаю.

 – Ну, а ты не помнишь?

 – Я, что, должен всех помнить?

 – Я вчера у тебя покупала, забыл? – по тону, бабка больше убеждала, чем спрашивала.

 – Я вчера не работал. – Флегматично отвечал студент.

 – Как не работал? – бабка встала в лёгкий ступор. – А когда же я тогда покупала-то?

 – Бабушка, вы не торопитесь? – Встрял я, не выдержав всей этой канители.

 – Нет, – был её мне ответ.

Она произнесла это «нет» таким искренним тоном, что я понял, бабка – обычная съехавшая с катушек старушка.

 – Студент, давай ты тогда резвее работай. – Вполне, как мне показалось, вежливо попросил я.

 – Как платят, так и работаю. – Без всяких эмоций отвечал продавец. Я начал медленно закипать и, чтоб отвлечься, представил, как в оставленной мной сауне веселятся кореша. Почему-то это возымело совсем противоположный эффект, и я стал лихорадочно пытаться успокоиться, твердя про себя: «Я спокоен, я абсолютно, блядь, спокоен, я спокоен как, ебаный в рот, хуй знает кто».

 – Не… Это много, это мне тогда ещё и на завтра хватит. – Продолжала меж тем бабка, покупавшая двести грамм какой-то дешёвой колбасы. Тут мне стало неловко, я сжал зубы и решил дождаться своей очереди, не прибегая к физическому насилию. Хотя за грубость студенту, конечно, стоило дать в ухо…

Это были пятнадцать минут кошмара. Когда, наконец, бабка удалилась, за мной стояло уже пять человек. У всех пятерых горели трубы, и каждый проводил старушку крепким выражением, но та и бровью не повела, оставаясь абсолютно безучастной. Я был несколько удивлён, ожидая какой-то реакции с её стороны, но сообразил, что люди, стоящие за мной, поставщики пустой посуды. Налицо замкнутая экологическая система.

 – Сосисок мне, вот тех, два килограмма.

Продавец медленно, рассматривая чуть ли ни каждую сосиску, как будто мысленно с ними прощаясь, отпустил мне товар. Из очереди не вытерпели:

 – Да не еби ты мозги, не пизду рассматриваешь!

Я дал студенту денег, получилось очень удачно – без сдачи, и быстро вышел наружу.

Ни собаки, ни кошки…

«Может, всё-таки белка?»

Я растерянно стоял посреди тротуара. Выскочивший почти сразу же за мной мужичонка, прятал в карман бутылку водки. Заметив мой потерянный вид, интерпретировал его по-своему, спросив меня:

– Менты что ль где?

– Да нет, забыл куда шёл.

– А-а-а! – уважительно протянул он, сразу приняв меня за «своего», что в принципе было не лишено правды. – Ну давай, вспоминай. Если что, мы у Натахи киряем. Потом, задумавшись на секунду, сообщил:

– Надо было две брать! Ну да и хуй с ним, ещё раз сбегаю.

И он стал удаляться быстрым шагом. Я обратил внимание на странность его походки – метров десять он шёл довольно прямо, а потом вдруг резко уходил на метр-полтора в какую-либо сторону, после чего опять ложился на прежний курс и двигался строго по прямой. Это было похоже на то, как боевой самолёт выполняет противоракетный маневр. Почему-то я пошёл за ним, взяв направление на маячивший невдалеке скверик. Тем более, что там, среди кустов, вроде как промелькнула какая-то собаченция. Уже на полпути я узнал свою новую знакомую. «Значит, не белка». – Обрадовался я.

– Ну, тебя только за смертью посылать! – оглядываясь по сторонам, сказала кошка.

– Все респекты бабушке и продавцу. – Честно сдал виноватых я.

– Старушка-норушка. – Уточнила собака.

– Норушка?

– Да вечно на помойке таких ходов нароет… Как крот. Ландшафт после неё меняется, как после бомбёжки.

– Ну, бывает.

Я вспомнил старушечьи двести грамм колбасы и не стал развивать тему.

– Кому сколько? – Я обратился к обоим сразу.

– А ты что, боишься, что тебе не хватит?

– Да вроде как сыт…

– Кто сыт, в кустах не ссыт, – схохмила кошка. – Давай, сам попробуй тоже, поймёшь, что такое настоящие сосиски!

– Ешь обязательно с кожурой! – Напутствовала собака.

– Она ж грязная, наверняка, её не пойми кто трогал!

– Это самое первое заблуждение, – уже жуя, стала мне объяснять кошка. – Делать больше всем нехер, как чужие сосиски трогать.

Получилось двусмысленно, и мы все загоготали.

– Атас, кто-то слева на десять часов, – предупредила собака.

Кошка успела быстро обнюхать несколько сосисок и шепнула:

– В этой гирлянде четвёртую можно смело есть, первые три людям лучше не надо.

– Неужели так всё плохо?

– Да нет, не плохо, но их как раз потрогали от души – понос обеспечен, – и как бы извиняясь, кошка закончила. – Бывает такое, даже с хорошими сосисками…

Я послушно откусил от прошедшей «госприёмку» сосиски солидный кусок. И вправду вкусно! Тем временем, даже я услышал приближающиеся голоса. Не спал райончик!

Из кустов, быстро, используя элемент внезапности, выскочили милиционеры. С разных сторон – прямо как группа захвата.

– Распиваем?

«По-моему, я их уже в третий раз сегодня встречаю», – прикинул я.

– Да нет, решил покормить животных, – как можно более дружелюбным тоном начал я.

– А-а-а, гражданин. – Разочарованно протянул первый милиционер.

(Для удобства я их так и буду называть: первый, второй и третий.) По его тону я понял, что не ошибся. Встречались уже сегодня.

– Сосиски? – спросил второй.

– Они самые, вкусные очень, – откровенно признался я.

– Дайте-ка попробовать, а то мы чего-то сегодня ещё не жрали, – довольно нагловато попросил третий.

– А вот держите, я как раз отсюда брал, тут аккурат три штуки осталось.

Я протянул им своеобразный мясной «тройной цеп» – оружие китайских боевиков.

Те быстро поделили сосиски между собой и проглотили их в момент, как чайки.

– Спасибо, счастливо отдыхать, – поблагодарив меня, менты так же быстро пропали, как и появились.

Глядя им вслед, в просвет между листьями, я увидел, как по другой стороне улицы, явно в направлении магазина, шёл уже виденный мной «синяк». Тот самый, который «кирял у Натахи». Не иначе послали за добавкой. Да… Надо было ему две брать!

– Ну, эти своего не упустят! – ехидно прошипела кошка.

– И поделом! Пускай теперь дрищут, – успокоила мою совесть собака. – Халява – вот где у них слабое место: всегда старайся найти слабое место в людях!

Меж тем с улицы донеслись обрывки разговора на повышенных тонах. Я высмотрел в листве щель, через которую начал наблюдать, как незадачливого гонца грузят в козелок.

– Да у Натахи я! – кричал он. – Пустите, паскуды, там ведь люди ждут!

– Давай, не бузи, а то сам знаешь…

«Вполне миролюбивые менты», – подумал я. – «Хотя бывает, что и не на таких нарвёшься!»

– Чё за Натаха-то? – спросил я у собаки.

– Да есть тут одна, королева, блин, бензоколонки…

– Ну и как?

– Гопница, – резюмировала кошка.

Мы посидели молча. Мне вдруг показалось, что я всю жизнь запросто мог разговаривать с животными. Как Данди Крокодил. Не хотелось, чтоб они, вот так волшебно появившись, вдруг пропали из моей жизни. Те, явно чувствуя мои мысли, тоже не торопились уходить.

– А живёшь где?

– На «комендани»… А вы, в том подвале?

– Пока там, но надо к зиме на другую хавиру перебираться – в этой холодно будет.

– Тяжеловато на улице?

– А ты попробуй, тогда не будешь глупости спрашивать!

– Да я не хотел обидеть вас, понятно, что житуха – не сахар.

– Не сахар, – вздохнула собака.

– Знаете, давайте ко мне.

– А не боишься последствий? Мы же не какие-то там лесси с барсиком.

– Да уж, вижу, – усмехнулся я.

– Ну тогда, – кошка взглянула на собаку, та кивнула. – Вот что:

– С кормёжкой без «динамы», пожалуйста, – попросила собака вежливым тоном.

– Ну, тогда будете хозяйство вести, – пошутил я.

– Не женат что ли?

– Официально нет, периодически тёти разные появляются, но чего-то не задерживаются…

– Поддаёшь, наверное, исправно?

– Бывает…

Животные посмотрели друг на друга. Быстро чего-то решили на каком-то астральном уровне.

– Заебок! Считай, что мы в команде! – наконец вынесла окончательное решение кошка.

Пока добирались до дома, я успел вздремнуть в машине. Везти такой зоосад долго никто не хотел. Наконец, нашёлся один, но цену заломил будьте-нате!

Делать нечего, не пешком же идти. У меня тем более с отходняка жбан начинал трещать. Лучше в это время дома находиться, а не где-нибудь в ебенях.

– Смотрите, чтоб собака слюнями велюр не испачкала, – хамовато заявил водитель.

– За своими слюнями следи, – попросил я.

«Денег дали – вези и не выёбывайся, по-моему всё логично. Не хочешь – не вези, но раз вписался – будь любезен!», – с такими мыслями я уснул.

Проснулся от крика. Довезя нас до нужного адреса, водила, видя, что я сплю, решил залезть мне во внутренний карман. Бывает такое с людьми. Бес попутал. Ну тут собака его и «взяла с поличным». Отработала сосиски, ничего не скажешь.

Дал я водиле на прощанье по морде. Деньги правда не забрал. Довёз ведь… Всё по-чесноку.

Дома первым делом животным – мыло, и отправил в ванную. Как-то сами справились. По крайней мере, проблемы блох не возникло впоследствии. Показал, как пользоваться сральником. В смысле объяснил. Поняли сразу. Дарвин бы точно охуел со своими вьюрками галапагосскими.

Собственно, такова история знакомства. Прям, сказка «Теремок», бля.

3. Новая надежда

– Надо что-то тебе с бабами решать!

Только кошка может так беспардонно вмешиваться в личную жизнь.

– Что не так?

– Да всё вроде так, только вот какие-то они у тебя постоянно разные.

– Вы зато одинаковые! И вас, между прочим, предупреждали.

– Смотри сам, но я бы на твоём месте тормознулась. Годы уходят, здоровье перед собой гонят. Ну, мы, понятное дело, не бросим, еды приготовим, бельё постираем, наскоку войдём в горящий холодильник, но хозяин в доме всё-таки – ты.

– И что с того?

Кошка задумалась.

– А чёрт его знает, к чему я всё это развела?

– Конечно, хозяйка, я имею в виду, женщина – необходима, – это уже собака начала «сказку про белого бычка». – Но тут появляются различные острые моменты. В ней мы все должны быть уверены, причём на все сто. Риски надо максимально исключить или, как сейчас модно говорить, – минимизировать: если узнают, что у тебя собака и кошка разговаривают, – житья нам не будет.

– Да, иногда довольно трудно молчать! Помнишь, эту, Надю, которая деньги чуть не спёрла в большом количестве. – Кошка обратилась к собаке, ища поддержку.

– Да! – Собака сразу же вскочила и нервно прошла по кухне пару кругов. – Я могла бы с ней просто поговорить, а так, сразу кусать пришлось. А всё из-за чего? Потому что тащишь в дом всех, кого не попадя!

Я вспомнил эту историю и заржал. Дело было так.

Не помню уже, где я её подцепил. Вроде на улице. Видимо, мама её не предупреждала об опасности таких знакомств. Да и судя по всему, девочкой она была не особо послушной. Или нет? Не, не помню, как всё было с этим знакомством… Ну, короче где-то пересеклись наши пути-дорожки. Сразу пошли мы с ней в кино. Какой фильм – тоже не помню, хоть убейте. Потом ужин при свечах, естественно, в ресторане, далее, как у классиков – ночные катания на тройке. Тройка – это третья модель жигулей. Поймали где-то на Невском, и так это ретро нас впёрло, что часа четыре нас возили по городу. Круче всего, конечно, были горбатые мостики. Романтика, одним словом. Шарман, бля.

Водила попался с юморком:

 – Везёт мне на влюблённых, – рассказывает. – Вчера тоже таких же катал, вроде вас, только кавалер там старый был уже и к утру кони двинул. Девчонка ему попалась – ух! Перетискала видать сердечный клапан.

 – Кошмар какой! – Надя вся аж охладела ко мне резко.

 – Денег-то вначале заплатили? – Я как человек практичный, поинтересовался этой стороной истории.

 – Как ты можешь про деньги в такой ситуации! – Надежда уставилась на меня, выпучив глаза. Типа такая вот она… Ну-ну. Тогда я ещё порадовался за чистоту её сердца.

 – Да хуй там был! Ой, девушка, простите, ради Бога, – водила выдал в сердцах. – Они как начали тискаться, мне уж и неудобно было, а потом не до денег, сами понимаете. Баба орёт, этот посинел как баклажан, я, понятное дело, сам пересрался. Ещё скажут, что я его завалил, пойди потом докажи.

 – У тебя в машине окуклился?

 – Не, иначе точно пиздец бы был. Успел до больницы дотянуть. Летел как Шумахер. Меня бы в тот момент на трассу, «за честь страны», я бы им такой рекорд поставил, не поверили бы, что эта машина может так летать.

 – Вы так хотели спасти человека? Как это благородно! – Надя явно прониклась таким рыцарством, однако водила сразу вернул её на землю:

 – Да мне на этого чахоточного – насрать и закопать. Опять прошу прощения, дама. Я свою жопу спасал!

 – Быстро говоришь ехал? – смеясь (ну смех и грех, хули говорить), спросил я.

 – Ещё и ногой левой в форточку отталкивался!

Водила явно уже отошёл от вчерашнего стресса и как это часто бывает после конкретного пересёра – словил бесшабашного удальства. Такое состояние, когда всё тебе по херу. Как сапоги болотные.

 – Ну, а в больнице как?

 – А хули в больнице? Залетаю во двор, ору, у меня, мол, человек отходит, хорошо там экипажи от скорых тусовались. Они ко мне. Ромео мой, ещё хрипит, царствие ему небесное. Баба его орёт. Я так понял, что он ей тоже ни хуя не заплатил, – тут водила злорадно хохотнул. – Врачи, ясное дело, начали его электричеством хуярить. Ну и видать добили всё-таки. Ничего не скажешь – наука!

В общем, весело мы с Надей погуляли в городе. Ну и под утро, когда все нормальные люди идут на работу, поднимаемся на лифте. На площадке перед дверью нос к носу столкнулся с соседкой. Зовут её Марина. Говорил про неё, кажется? Вроде замужем, но мужа я ни разу не видел. Поздоровались. Надя сразу губки надула. Мне такие моменты, пиздец, как не нравятся в женщинах. Матриархат этот совсем не для меня. Знакомы меньше суток, а уже, видать, планы на меня какие-то.

Маринка – девчонка простая, всё это кривлянье, конечно, видит, но она баба умная, бровью не повела. Подмигнула мне, только когда Наде за спину зашла, мол, давай, веселись, все на работе.

Дома тоже «холодная война» – недовольные косые взгляды. Я сразу Надю в ванную. Пока она там была, мне кошка всю плешь прошипела:

 – Мы салат приготовили, ждали тебя. Холодильник даже специально научились открывать с помощью системы рычагов.

 – Ну вы даёте! – поразился я звериной соображалке.

 – Голод не тётка, – важно добавила собака.

 – Слушайте, а что это выражение значит?

Я решил и тему разговора перевести, и словарь свой обогатить.

 – Ну, во-первых, зубы нам не заговаривай, а, во-вторых, это значит, что сильный голод в отличие от родственника может подтолкнуть к плохому поступку.

 – Чего ж в открытом холодильнике плохого?

 – Есть потери…

 – Какие ещё потери? – я начал понимать, куда они клонят, но надеялся, что всё это несущественно.

 – Твой кий сломали… – с деланным чувством скорби произнесла собака.

 – Бильярдный?!

 – Ну, наверное, не «брючный»? – тут уже кошка острить начала не по делу.

 – Он же денег стоит, пиздец, как много!

 – Деньги – вещь абстрактная и нам не понятна.

 – Я на этот кий мог грузовик сосисок купить!

 – Вот как… – Кошка явно растерялась. – Скорбим, но жрать нам тоже хотелось.

 – Но кий-то зачем брать было? Он же даже в футляре был! Да как вы вообще его нашли?!

 – Мы понюхали, какую вещь из тех, что нам подходит, ты меньше всего юзал.

Тут они меня уели.

 – И правда, давненько я не катал шары, – разочарованно произнёс я.

 – Ничего, сегодня накатаешься, – подбодрила кошка.

 – Да ну вас в баню.

 – Что за тётя, хоть?

 – Тётя как тётя. Руки-ноги, всё на месте.

 – Ну, эти-то части тела тебя не особо волнуют.

 – Слушайте, вы что, мой моральный облик хотите обсудить?

 – Сейчас уже некогда, вода выключилась, – и собака юркнула в комнату.

Кошка, задержавшись в дверях, бросила:

 – Удачи! – и, хохотнув, поскакала следом.

Я пошёл на кухню и увидел конструкцию, в которой с изумленьем разглядел часть кия, металлические трубки от пылесоса, двухпудовую гирю (её-то они как приволокли с балкона?), верёвку и мои подтяжки от Hugo Boss. Вся эта хуерага открывала холодильник при минимальном давлении на одну из трубок. Я стоял, разинув рот, когда сзади меня кто-то нежно обнял за талию. Разумеется, это была Надя. На «устройство для открывания холодильника» она посмотрела с меньшим удивлением, чем я. Эх, не знала она, кто это соорудил! Но тем не менее спросила:

– А это что у тебя?

 – Вчера всё думал, как мне наиболее по-идиотски бильярдный кий сломать.

 – Ну и как же?

 – С помощью холодильника…

Проснулся я часов в пять. Надя отчалила ранее по каким-то своим делам. Я побрёл на кухню, где опять узрел чудо инженерной мысли. Кий угробили! Вот сукины дети! Вспомнил про животных и пошёл в комнату. Они смотрели телевизор, как ни в чём не бывало. Что-то про рыбу. Меня сразу начало мутить. Мысли в голове путались и мешали сами себе. Хороший холодный душ вернул меня в реальность. Она была такой привычной, что если бы не крики из комнаты, то и приходить в неё было бы излишне. С удовольствием вспомнил, что у меня сегодня выходной. Жениться что ли?

Позвонила Надя, спросила, ехать ли ей ко мне? Пусть, думаю, едет. Может, правы мои «родственники» четвероногие? Пора создавать семейный очаг со всеми последствиями. Несколько настораживало странное потребительское отношение к этому вопросу. Причём именно с моей стороны. Как-то всё больно ловко выходило, захотел жениться – нате вам невесту на выданье. Так не бывает в жизни, я это ещё в армии усвоил…

Ну вот, только подумал об армейке, и сразу начались воспоминания. Служил я в РВСН, в Тверской области. У нас там было два кота, клички соответствующие – Гептил и Амил, вот это были два паскудника! «Подпол» наш их ненавидел лютой ненавистью. Война у них шла не на жизнь, а насмерть. Коты из-за этого постоянно находились в повышенной боевой готовности, чтобы в случае чего адекватно отреагировать на возможные угрозы и провокации. Как-то Гептил подъедался в столовой. Повар их баловал обоих, добряк был, татарин Марат Гайбидулин. Ну и влетает «подпол». Марат сидит на корточках и умилённо смотрит, как кот пожирает кусок мяса. Повар при виде подполковника вытянулся и стоит, молчит. Забыл с перепугу, что надо говорить. А «подпол» подлетает и со всей дури кота сапогом! Тот свечой в небо, как «Тополь», ушёл, но не выпуская мясо изо рта.

Подполковник поворачивается к Марату и как заорёт:

 – Почччему?!!

 – Виноват! Трщ подполковник.

 – Как зовут?!!!

Марат стоит – ни жив, ни мёртв. Молчит. Подполковник аж позеленел весь.

 – Я спрашиваю, имя какое!!!

Марат моргает и, наконец, выдаёт:

 – Гептил.

Ну, а дальше прямо как у Шаламова:

 – Рядовой Гептил – два наряда!!!

И убежал. С тех пор кота иначе как «рядовой Гептил» никто не называл. Так они и жили, коты срали и ссали везде, где по их предположениям была сфера влияния подполковника, а тот, в свою очередь, безбожно гонял их при любой возможности. Демобилизовался я, так и не узнав, чем их противостояние закончилось. Почему-то мне кажется, что коты победили.

От мыслей меня отвлекла собака:

– Там пока реклама какая-то мутная. Ты бы устроил нам ликбез про деньги.

 – Какой ликбез?

 – Ну, у нас плохо развито абстрактное мышление, трудно нам понять, что такое деньги. Объясни хотя бы, что сам понимаешь, мы уж потом расширим кругозор.

 – А, это запросто, неси кошелёк и кошку тоже зови.

Собака исчезла в коридоре.

– Значит так. На деньги можно купить всё, – начал я, когда благодарная аудитория уселась напротив.

– Совсем всё?

 – Абсолютно! И это основная проблема человеческого общества. Считать же вы умеете?

 – Умеем, – отвечали они хором.

 – Ну, тогда смотрите и запоминайте, – я стал доставать купюры из лопатника.

 – Это «десятка», ни хера незначащая купюра.

 – Ты нам говори, сколько эта бумажка сосисок стоит!

«Оригинальный способ измерять деньги», – подумал я.

 – Сосисок? Это смотря каких…

 – Ну вот тех, которыми ты нас в первый раз угощал.

Я задумался, цифра получалась неудобная, с тройкой в периоде.

 – Если в этих сосисках, то приблизительно одна, ну чуть поменьше, может быть.

 – Отлично, начинает проясняться, – ликовало зверьё.

 – Это «полтинник», – продолжал я.

 – Пять сосисок, – гордо доложила кошка.

 – Совершенно верно!

 – А машина сколько твоя стоит?

 – В сосисках?

 – Да говори уж в рублях, мы сами пересчитаем «по курсу». Потренируемся заодно.

Назвал я им цифру, те прикинули. Собака покачала головой.

 – Очень много сосисок, ну очень много!

 – Мне почему-то кажется, что «много сосисок» не бывает, – возразила кошка.

 – Ладно, сосискоеды, пора мне в магазин, а то в вашем банке маловато валюты.

 – Бери побольше, мы проценты не снимаем! – успокоила собака.

 – Неужели они вкуснее, чем кусок мяса?

 – Нет, не вкуснее, но просто это сейчас модно.

 – У кого!? – я слегка прихуел.

 – У тех, кто голодный.

Всё в мире перевёрнуто кверху жопой. Даже у собак и кошек сосиска круче, чем кусок нормального мяса!

Я, не спеша, оделся, наказал собаке, чтоб вели себя хорошо и пошёл за сосисками. Соседи – «синяки» продолжали ругаться. Живёт у меня рядом такая заноза. Контингент, бля. Пару раз бил бубен мужской особи, только ему это абсолютно до фонаря. Когда ж они отравятся чем-нибудь (прости Господи)? Каждую ночь хороводы водят. У Марины с ними, вообще, общая стена. Точно! Она и просила меня помочь. Тогда я Валере этому и дал пиздюлей. Блин, бить алкаша, конечно же, не правильно, но что делать, когда другого выхода нет?

Да и не бил-то особо, сунул пару раз.

Зазвонил телефон, смотрю – бухгалтерша с работы.

 – Алексей Николаевич, у нас проверка в понедельник ожидается, вы не забыли?

Блин, ваще из головы вылетело!

 – Да помню, конечно! – отвечаю бодрым голосом, всё и вся помнящего и знающего начальника.

 – Я на всякий случай вам звоню, вы уж простите, что в выходной день…

 – Что ты, Валя, молодец, что позвонила! Мало ли что со мной может быть!

Я убрал трубу в карман. Надо ехать в офис. Хорошие люди предупредили, что возможен незапланированный визит одной из государственных контролирующих организаций, а у нас в сейфе налика непонятного тыщ сто зеленью. Как-то автоматически прикинул это в сосисках. Лучше такие вещи не засвечивать. Пришлось возвращаться домой за большой спортивной сумкой.

 – Сосиски не забудь! – всё-таки успела крикнуть кошка.

Дежуривший охранник удивлённо уставился на меня.

– Алексей Николаевич! Не ждали вас…

По-моему, он чутка струхнул. Наверное, в кваку резался на рабочем месте. Я подмигнул ему ободряюще:

 – Кроссовки забыл, с утра хочу в фитнес заскочить, а то совсем расклеилось здоровье.

Какую хуйню приходится про себя придумывать…

Перегрузив деньги в сумку, я прикрыл их газетой и поставил сверху кроссовки. Давно хотел их забрать. Появились они у меня тоже довольно интересно.

Как-то в середине недели секретарша сообщила, что собирается в декрет. Я напряг голову, но так как у меня с ней ничего не было абсолютно стопудово, то в конечном итоге порадовался за неё. Задал стандартные вопросы и получил такие же стандартные ответы.

Потом позвонил знакомой, работавшей в конторе по найму, попросил подыскать замену. Всякие приходили на «смотрины», но я всё не решался выбрать. А выбирать было из кого! Я-то, вообще, падкий до буферных зон и коротких юбок. И вот день эдак на десятый пришла очередная симпатичная девушка с большим полиэтиленовым пакетом в руках. Почему-то я этот пакет запомнил.

 – Здравствуйте, я на собеседование.

И глазёнками – хлоп-хлоп.

 – Здравствуйте, садитесь.

Я указал на стул, и тут мне позвонили.

Звонок был очень важный, и чтоб не гонять человека туда-сюда, я, извинившись, сам вышел из кабинета. В порту подвисала большая партия контейнеров из-за косяков в сопроводительных документах. Само собой разговор был очень нервным и долгим, надо ли говорить, что о девушке с хлопающими ресницами я напрочь забыл! По-моему, у меня даже батарея в телефоне разрядилась. После разговора я решил, не возвращаясь в кабинет, поехать и обдумать всё, о чём договорился, за обедом. Так вот всё это время человек меня ждал! Часа два! Надо ли говорить, как хуёво я себя почувствовал, когда вернулся!

 – Извините, очень срочное дело… – попытался я оправдываться.

 – А мне показалось, что вы про меня просто забыли.

Я почему-то решил, что возьму её. Не потому, что она тихо и преданно ждала, и не потому, что почувствовал себя виноватым – Боже упаси! А именно за вот эту её фразу. Почему? Хрен знает… Загадки человеческого мозга.

И я не ошибся, работала она надёжно и хорошо. Но я всегда помнил про эти два часа и как-то спросил её:

 – Яна, что бы вы хотели в качестве компенсации за те самые два часа?

 – Кроссовки для занятия спортом, – ответила она мгновенно. Потом подумала и уточнила. – Чтобы бегать.

 – Кроссовки?

 – Ага.

 – Размер и фирма?

Она сообщила все нужные данные, и на следующий день я торжественно вручил ей подарок. Поблагодарив меня, она, как бы между делом, спросила, какой размер у меня и что бы я выбрал. На следующий день она вручила мне подарок. Тоже кроссовки.

С тех пор я всегда держал её подарок на виду в кабинете.

По-моему, она была самым умным и порядочным человеком в нашей конторе…

После меня, естественно.

Приехав домой, я убрал сумку в диван.

– Сторожите. Тут денег – тьма, – обозначил я задачу кошке с собакой.

 – Сколько?

 – Много.

 – А нам купил харчей?

 – Забыл, да и с таким кошельком лучше не пижонить в людных местах. Знающий человек по щщам сразу выкупит.

 – Как всегда! – театрально заявила кошка. – Вместо еды – отмазки.

 – Да не нойте вы, сейчас всё будет, вы только приглядывайте в четыре глаза.

Тут в дверь позвонили. Я скорчил недовольную рожу.

 – Надя, – понюхав воздух, сообщила собака.

Открываю – точно Надя. Сразу с порога – бросилась мне на шею. «Любимый… Хуё-маё…»

 Объяснил ей, что надо купить еды животным.

Хочешь – со мной поехали, хочешь – телик смотри или лучше картофан почисти.

Вернулся – и часа не прошло, а когда вошёл в комнату, то увидел следующую картину:

Надя, забравшаяся на кресло, перед ней собака, порыкивающая для острастки, тут же раскрытый диван и пачки денег на полу. Хули тут объяснять…

Ещё и картофан не почистила. Вот так мы с Надей и расстались.

4. Финляндия

Сижу как-то на кухне. Думаю. Есть такая слабость, чего скрывать. Приятно иногда побездельничать. Ну и приходят эти двое.

Садятся напротив, и телефон сразу звонит. Как они чувствуют, что он должен зазвонить?

Снимаю трубку – Вован:

– Здравствуй, это я, – это он из «Ноль семь», Высоцкого.

Ещё у него есть привычка интересная в дверь звонить семь раз. Не больше, не меньше.

– Ну, привет!

– Лёха, есть план махнуть в чухляшку.

– На хуя?

– Это второй вопрос, ты главное ответь, ты с нами?

– С кем это, «с нами»?

– Пока я и ты, ну так ты с нами?

– Надолго?

– На выходные, может, больше, но неделя – максимум.

– А не много?

– Посидим – побухаем, без осложнений, на природе. Финны, они заботливые, в беде не бросят! Никаких приключений!

– Я и тут могу побухать.

– Ну, напряги мозг, Финляндия – это недалеко, вспомни уроки географии! – Вован был какой-то подозрительно настойчивый.

– У меня в школе пятёрки только по бутылковедению были.

– Вот и закрепишь заодно. Повторенье – мать ученья.

– А зверей куда я дену?

– Пиздоболов-то своих?

Надо сказать, что Вован – единственный человек, кто знал про их способность говорить. Всегда приносил им вырезку и спорил до хрипоты, что она полезнее сосисок. Под определённым градусом эти споры вызывали у меня приступы смеха.

– Ну, их естественно!

– Перекантуются на консервах.

– Не, я так не могу.

Животные, тревожно слушавшие весь разговор, синхронно закивали головами.

– Говорил я тебе, что жениться пора! Жена бы сидела с ними.

Животные опять закивали, а я вдруг подумал о соседке Марине.

– Слушай, у меня идея есть, если получится, перезвоню.

– Паспорт-то есть у тебя?

– Заграничный?

– Нет, для Ленинградской области!.. Естественно, заграничный!

– Паспорт есть, визы нет.

– Виза – хуйня, у меня знакомец в консульстве всё оформит в лучшем виде. Без очереди.

Далее Вован перечислил мне, что из документов нужно для визы.

– Мне некогда с этой хуйнёй мотаться! – запротестовал я.

– Да не ссы ты! Мужик сказал – мужик сделал. Заеду послезавтра к тебе, ты только собери всё в одну кучу и водки не покупай! – Вован загоготал. – Да и ещё, фотка для визы у них спецовая, на синем фоне!

– Чё, серьёзно? Это, типа, подтекст такой?

– Не знаю, наверное, без подсознания не обошлось, они сами – те ещё алкаши.

– Вован, ну ты точно сам всё сдашь?

– Ага, сдам, как анализы! Кстати, хохма про анализы: никогда не знаешь, кто кого больше сдаёт, ты их или они тебя… Сам придумал! Копирайт, типа.

Вован опять заржал.

– Ну всё, бывай, братуха!

Не люблю такие разговоры в стиле «хуё-маё». Всё так быстро и просто, а потом, хуяк, ты уже в самолёте и пьяный. Животные прервали мои размышления:

– Далеко собрался?

 – Отпустите за бугор?

 – Бедные финны!

 – Без карканья, культурно-массовая программа исключает алкоголь.

 – Рассказывай больше!

 – Хочу Марину попросить за вами присматривать. Что скажете?

 – Молодец, хорошо, хоть не хронь из семьдесят третьей.

 – Не, я серьёзно? Как насчёт Марины?

 – Ну что с тобой делать, давай, попробуем Марину, хотя мы могли бы и сами продержаться.

 – У советских собственная гордость?

 – Ладно, согласны.

Звоню в дверь к Марине. Открывает типичный фикус в очках. Пивное брюхо. Муж, наверное. Марину звать неудобно, ещё муж подумает чего.

– Здрастье, я – сосед ваш, хочу попросить помочь мне в одном вопросе.

 – В каком? – а сам не поздоровался, я это отметил про себя.

 – Я планирую уехать на неделю, но у меня живут кошка с собакой, хотел попросить… – я не успел договорить, как сосед меня перебил.

 – Говно что ли убирать за них? – и рожу такую состроил, как будто я его на хуй послал.

 – Вы не дослушали, – я, пиздец, как не люблю, когда меня не дослушивают.

 – Что там, кто там? – это уже Марина кричит откуда-то из недр квартиры.

Фикус чуть отворачивает голову в сторону и орёт:

 – Сосед. Шаляпин наш. Будешь говорить?

Закатать бы ему в бубен, думаю. Хуй с ним, пусть живёт. Появляется Марина, почему-то улыбаясь.

 – Хорошо, хоть у вас настроение хорошее, – пытаюсь сразу втереться в доверие.

 – Оно у меня всегда хорошее, пока в дверь не позвонят.

«Очки» уходят, даже не попрощавшись. Марина вышла со мной на лестницу.

 – Чего стряслось?

 – Муж ваш – невежливый, – начал я издалека.

 – Я знаю, – перебивает она. – Что хотели?

Я быстро объяснил ситуацию, особо подчеркнув, что животные очень чистоплотны и в туалет ходят сами. Грязи от них никакой.

 – Надо же, первый раз такое слышу! – искренне удивилась Марина.

 – Только пожрать им готовьте, а остальное они сами, – заверил я её.

 – Ну, хорошо.

 – Пойдёмте, я вам всё покажу.

Мы прошли в мою квартиру. Я быстро провёл ей на кухню:

 – Вот – газ, вот – холодильник, – стал я объяснять, как идиот.

Мохнатая пиздобратия ходила вокруг, так и норовя попасть под ноги.

 – Денег я вам оставлю на всё, про всё.

 – Ну, это само собой, – по-хозяйски закивала головой Марина.

Блин, сиськи (третий размер точно) тоже закивали.

Я на них уставился, пока кошка на ногу не наступила.

 – Когда уезжаете?

 – Через неделю планирую. Сколько пробуду – не ясно, может, дня три, может, и больше.

 – Отлично, не забудьте ключи занести, и можно на «ты».

И она ушла, покачивая бёдрами.

 – Аминь! – это уже кошка ляпнула, когда за Мариной дверь закрылась.

 – Может, отобьёшь у муженька?

 – На хуй эти разборки!

 – А, по-моему, она – то, что надо.

 – Иди руки помой, на улице почти был, – напомнила кошка и, проходя мимо ванны, сказала явно с подъёбкой. – Вот кран.

С Вовкой мы друзья ещё со школы. Сидели за одной партой. В армию вместе пошли, я – в ракетчики, а он – «за речку». Ему повезло, мало того что вернулся без единой царапины, так ещё и остался таким же неунывающим весёлым парнем, которого я знал с детства. Я, правда, тоже не изменился, разве что приобрёл определённый иммунитет к алкоголю. Определённый – это когда точно знаешь, что «ещё сотку и пиздец». В последнее время (лет пять уже) виделись мы всё реже – все стали деловыми, да и жизнь, чем ты старше, тем быстрее летит. Начинаешь «не успевать». Но пару раз в году всё-таки находили время и место для того, чтоб тряхнуть стариной. Как правило, подтягивали ещё кого-нибудь из «наших», снимали сауну с женским полом и вперёд! А тут – Финляндия! С чего бы это он? Я почувствовал, что ему что-то надо от меня, а раз другу требуется помощь, то какие могут быть вопросы?

– Фотографии делаете?

Я стоял в каком-то фотоателье на Старо-Невском. Все стены были увешаны снимками. С них мне улыбались незнакомые люди. Я зачем-то улыбнулся им в ответ.

В углу потрескивал прибор для сушки фотобумаги. В полумраке высился древний, на деревянном штативе, фотоаппарат. Фотоаппарат внушал полное доверие.

 – Разумеется! И проявляем, и печатаем, и даже деньги за это берём. Фотограф оказался молодым парнем с чувством юмора.

 – Мне надо «на синем фоне».

 – «Столичную» будете?

 – Да нет, мне для визы.

 – В чухляшку что ли?

 – Ну да.

 – Жаль, а то я после вчерашнего, – фотограф сделал определённый жест, щелкнув себя пальцами по шее, – одному как-то неудобно…

 – Ну, давай по полста.

 – О! Наши люди!

И он убежал в недра мастерской.

Вован заехал вечером. Естественно, в дверь позвонил семь раз. Долго смотрел на фотографии:

– Что-то снимки какие-то нечёткие…

 – Сам ты «не чёткий», на самом что ни на есть натуральном синем фоне!

 – По чём фоткался?

 – Да как сказать…

 – Так и говори!

 – Рублей сто или, может, сто пятьдесят.

 – Больно цифры подозрительные.

 – Подозрительно, что мы без баб заграницу собираемся.

 – Всему своё время, – Вован положил все мои документы в отдельную папочку, папочку убрал в портфель. – Ну, давай, буду держать тебя в курсе событий, ты только это, смотри не сорвись. Будь в полной боевой готовности!

 – Есть!

 – На жопе шерсть!

И мы оба загоготали.

 – Салют, тунеядцы! – Вовка приветствовал вышедших к нам животных.

 – Здрасте, дядя Вова, – первая реагировала собака.

 – Здорова! – Это Вован уже персонально кошке.

 – Пися у Николая второва, – в тон продолжила та.

Мы загоготали ещё больше, Вовка сквозь слёзы попросил:

 – Давай, я её к себе на работу устрою, секретарём? Будет у меня на телефонные звонки отвечать, всяких мудозвонов табанить!

 – У меня трудовой книжки нет и прописки.

 – Нет, ну ты посмотри, на всё готов ответ! Красава, тебе цены нет, не бережёт вас ваш алкоголик.

 – Не волнуйся, если он по пьянке дуба врежет, то к тебе переберёмся.

 – Не дождётесь! – я замахал кукишем у них перед носом.

 – Как у тебя с бабами? – Вован решил сменить тему разговора.

 – Да как обычно, ничего постоянного, сейчас одна прибилась, иногородняя.

 – Люблю иногородних, у них такая пассионарность.

Собака уважительно кивнула.

 – Как поедете? Самолётом? – кошка решила сменить тему.

 – Не, самолёт стрёмно, с финбана паровоз ходит.

 – Знаю, – собака почесала за ухом. – Называется «Кобелиус», вроде.

 – Сибелиус, – поправляю. – Композитор ихнёвый. А ты всё о кобелях мечтаешь?

 – Законы природы-то никто не отменял.

Вован вдруг встрепенулся:

 – Слушайте, я же вам мясца привёз!

Вован полез в портфель.

 – О, бля, протекло!

 – Ты мне документы необфоршмачь! – взвился я.

 – Шутка юмора! – тут же ответил он, как когда-то в школе, и захохотал.

 – Говядина, между прочим, – понюхав воздух, сообщила собака.

 – Ага, – Вован был абсолютно счастлив. – Держите.

Зверьё потащило пакет на кухню. Точнее потащила его собака, а кошка просто барражировала рядом как истребитель прикрытия.

 – У меня вчера, прикинь… Захожу в подъезд, двое торчков. – Вован начал рассказывать, понизив голос. – Типа, давай денег! Прикинь! В моём подъезде!

 – Ну и ты чего?

 – Успокоил обоих.

 – Как?

 – Лаской…

 – Ласка – это название электрошокера, – кошка кричит из кухни.

 – Всё знает! – восхищённо покачал головой Вован. – Ну, полечу я, давай.

Мы пожали руки и я закрыл за ним дверь.

Если всё идёт хорошо, то вы что-то упустили. Народная мудрость оказалась верной и на этот раз. Это я понял в четыре утра, когда проснулся, не понимая какого хрена я это сделал в такую рань, но сразу же ощутил настолько сильную зубную боль, что даже растерялся. Что делать? Сожрав кило анальгина, кое-как дотянул до утра. В зеркало было страшно смотреть: полрожи опухло, даже глаз заплыл. Стал абсолютно непохож на фотографию на финской визе. А вот на коренного финна, наоборот, стал чем-то смахивать…

Кошка как всегда ободрила:

 – Я бы предложила тебе водкой прополоскать, да боюсь, что ты увлечёшься.

Собака была более милосердна и просто проштудировала справочник на предмет ближайших зубоврачебных клиник. Делать было нечего, как ни ненавистна эта процедура, но придётся к ней прибегнуть. Охая и ахая, я оделся и помахал зверям рукой.

 – Если что, я на том свете.

– Простите, кто последний?

Мужчина в очках, типичный интеллигентный мудак, еле слышно задал вопрос сразу всем.

 – У вас номерок?

Бабка в платке, явно ёбнутая, встревавшая во все разговоры людей в очереди, причём «ни хуя не последняя», влезла и тут.

 – Нет, у меня «с острой болью».

 – Тут у всех с острой болью! У меня вон всё отекло, наверно, рвать придётся, и так уж зубов нет, мне надо ещё к внукам успеть, ой, такие внучатки, такие внучатки…

 – Я – последний, – дождавшись окончания очередного словесного поноса, сказал неунывающий старичок.

 – Но, – продолжил он, – если у вас с «острой», то можете без очереди, по крайне мере, я вас пропущу.

 – Спасибо, но я могу потерпеть.

Интеллигент благодарно посмотрел на старичка, тот пожал плечами, не хочешь, мол, как хочешь.

 – Значит, не острая боль у вас, что же вы нас обманываете, ишь решил проскочить без очереди.

Разумеется, бабка в платке не могла не прокомментировать.

 – Отстаньте вы от человека, он, вообще, ничего не говорил про это, сами всё навыдумывают вечно и сидят потом обсуждают не пойми что! Это взорвалась нервная женщина, явно с острой болью, которая с самого появления ёбнутой бабки крайне негативно реагировала на её высказывания.

 – А что ты его защищаешь? Если такая добрая, то пропусти его перед собой.

 – А что ты мне тычешь, что ты тычешь, дома тыкай, внукам своим, ведьма.

Ну, всё, началось, как всегда интеллигенция своим соплежуйством начала разброд и шатания, вылившиеся в народный бунт.

 – Я войну прошла, чтобы ты тут мне хамила при людях?!

 – Да закройте вы обе рот, хуже собак, честное слово. Итак тошно, вы ещё тут рты поразевали. Дождитесь очереди, там и разевайте!

Это дал просраться обеим здоровенный мужик с красным лицом и судя по всему маялся он не только от зубной боли. Бабка с нервной женщиной на время прекратили взаимные упрёки, повернулись в его сторону.

 – А вы что лезете? Голова болит после вчерашнего?

 – Я войну прошла, чтоб ты вот сидел тут!

 – Я к врачу прихожу не для того, чтобы меня оскорбляли!

 – Хорошо внуков нет, не видят этот позор, взрослый мужик, креста нет на тебе!

 – Да идите вы на хуй обе!!!

 – Мужчина, прекратите выражаться! – вступила интеллигенция.

 – И ты иди на хуй! Смычок…

Кошки не хватает… Её стихия. Подумал я.

«Интеллигенция» открыла рот, лампочка на кабинете призывно моргнула, встала молодая девчонка, еле сдерживая смех.

 – А ты что ржёшь, прошмандовка?

Бабка не могла снести позора, и, так как мужика она уже побаивалась, то выбрала для атаки самую незащищённую из очереди.

Девчонка юркнула за дверь.

 – Вы не знаете сколько у них врачей принимают? – обратился почему-то ко мне неунывающий старичок.

 – Три вроде, но ощущение, что один.

 – Спасибо.

 – Пожалуйста…

 – Это же надо до такого дожить, распустили народ, при Сталине такого бы не было! – не унималась бабка.

 – Ну, а что, при Сталине лучше было?

 – При Сталине порядок был!

 – При вашем Сталине полстраны сидело! – дама с портфелем и родинкой на щеке гневно обернулась к бабке.

 – Сидели те, кто должен был сидеть!

 – Я, между прочим, сидел при Сталине, кому-то что-то не то сказал, и написали, куда следует, люди добрые. А порядок, действительно, был, но сидело не «полстраны», а сажали, потому что писали друг на друга. Так что не надо на Сталина всех собак вешать. Народец такой был, да такой же и остался…

Все с уважением посмотрели на старичка.

 – Отец, я бы половину оттянул за тебя, но сам условно… – мужик, подбадривая, подмигнул и извиняюще развёл руками.

Бабка попеременно шарахнулась сначала от одного, потом от другого.

 – Как мир тесен! – тихо проговорила, явно поражённая ситуацией, дама с портфелем.

 – И повоевать тоже успел, на Ленинградском, кстати.

Все с ещё большим уважением посмотрели в сторону старичка.

 – Всё равно, так выражаться не следовало! – интеллигенция не может оправиться.

 – Да ладно, голова трещит, зубы болят, а тут как сороки галдят над ухом. Ну, войдите в моё положение…

Мужик с красным лицом идёт на мировую.

 – Предупреждать надо о своём состоянии, – нервная женщина тоже начинает успокаиваться.

 – Как они долго…

Бабка переключает всех на общего врага…

В очереди опять тишина и покой.

Доктор заглянул мне в рот и присвистнул:

– Ого!

 – Что там? – с тревогой спрашиваю.

 – Зубы, что ж ещё!

 – Весело? – я почему-то не оценил этого незатейливого юморка.

 – Лечим или рвём?

 – Лечим.

 – Давайте на снимок сначала.

Мы пошли на снимок.

 – Знаете, а зуб-то не спасти…

Доктор долго изучал негатив, иногда шевеля губами, как бы беззвучно споря о чём-то сам с собой.

 – Совсем без шансов?

 – Проще потом мост поставить или даже имплантант.

 – Хоть не силиконовый?

 – Нет, конечно, – заулыбался доктор.

 – Ладно, дёргайте, а то совсем уже мозги спеклись.

 – Сильно болит?

 – А как вы думаете? Я к вам просто так зашёл, на огонёк?

 – Вот потому и болит, что ходите к врачам только когда припрёт. Раз в год ходите на осмотры, столько проблем можно избежать!

 – Давайте уже дёргать… Быстро хоть вырвите?

 – Десять минут! – бодро пообещал врач.

Мне поставили два укола и эскулап принялся за дело. Я лёг на кушетку, ассистентка стояла наготове у меня за головой. Тут я понял, почему доктор развеселился от моей шутки про силикон. Её массивные сиськи угрожающе нависали надо мной, как утёс. Доктор долго приноравливался, пытаясь захватить зуб получше. Наконец, по тому, как напрягся его лоб (всё остальное было скрыто маской), я понял, что сейчас он начнёт тянуть. Но что-то явно пошло не так. Доктор начал пыхтеть, попросил ассистентку держать меня за голову, потому как дёргал он уже так, что голова отрывалась от лежака. Нежные, заботливые женские руки мягко обхватили меня за лоб и прижали к кушетке. Сиськи стали совсем близко, если бы не чужие руки у меня во рту, я бы, наверное, мог дотянуться до них, чтобы укусить. Меж тем, доктор явно начинал нервничать. Я тоже – сиськи, всё-таки! Наконец, после очередного рывка он спросил:

 – Вы не врач случайно?

Я отрицательно замахал головой. Вслед за моим движением сиськи тоже качнулись влево – вправо. Это завораживало настолько, что я ещё покачал головой, хотя меня уже никто ни о чём не спрашивал.

 – Обычно все проблемы либо с врачами, либо с родственниками, – извиняясь, объяснил доктор и с новой силой принялся за дело.

Я изо всех сил помогал ему, сам, дёргая головой на противоходе, при этом, не сводя глаз с пышных форм ассистентки, которая уже практически легла мне на голову. И тут, когда наши совместные усилия достигли апогея, у меня во рту взорвалась граната. Осколки зуба разлетелись по всему кабинету. Доктор огорошенно смотрел то на щипцы, то мне в рот.

 – Да что ж такое! – наконец воскликнул он.

Наконец, после долгого рассматривания остатков зуба и негатива зубной полости, он произнёс:

 – Четыре корня.

 – А обычно сколько? – еле-еле спросил я.

 – Три. Вы точно не врач? – с невесёлой усмешкой ещё раз поинтересовался он.

Я опять замотал головой. Говорить было очень трудно, рот свело наркозом.

 – Сейчас я разрежу их и выну по-одному, потом наложу швы.

И уже обращаясь сам к себе:

 – Блин, ну и геморрой!

Десять минут превратились в час.

Когда я выходил, очередь смотрела на меня с лёгким ужасом.

Вован не подвёл, все документы были готовы к концу недели. Я провёл с Мариной ещё один инструктаж, отдал ей ключи и поехал на вокзал. Кошка напутствовала меня словами: – В поезде хотя бы не напейся. В Европу всё-таки едешь!

В пути мы держались молодцами. О чём могут говорить двое старых дружбанов? Вспоминали детство, травили байки, естественно, громко смеялись к явному неудовольствию соседей – в основном, финнов. Я до этого момента даже и не подозревал, что среди жителей Питера бродит такое количество представителей этой страны! Но финны оказались тёртые калачи: как только поезд тронулся, половина пассажиров тут же ломанулась в вагон-ресторан. Некоторые чинно бухали на своих местах, тактично отпивая из горлышка. Вот он, настоящий «финский залив». Когда приехали в Хельсинки, полвагона было уже «в лёгкое мясцо». Как это было ни странно, но абсолютно трезвыми были только мы с Вовкой и ещё штук пять, непонятно чьих уже детей. На вокзале нас ждал микроавтобус, который Вован называл «трансфер», хотя это был обычный Ford Transit. С нами в автобусе оказалось ещё две семьи: молодые пары, счастливые и глупые. Вован поглядывал на них с каким-то подозрительным умилением. Я опять задумался. Зачем же он меня пригласил? Ладно, подождём, в конце концов, всему своё время.

Водитель был финн. Это мы поняли, как только тронулись.

 – Финны все такие «стремительные»? – тихо спросил я.

 – Тише едешь – дальше будешь, – философски изрёк Вован и закрыл глаза.

Я тоже решил поспать, ехать нам предстояло часа три.

Молодые пары знакомились друг с другом и несли какую-то околесицу про зимние лыжи.

Естественно, поспать в автобусе толком не получилось, поэтому первым делом по приезду мы пошли в сауну и хорошенько там наподдавали, игнорируя значок на стенке – рука с ковшиком, перечёркнутая красной полосой. А уж после бани разбрелись по своим номерам, где уже уснули как убитые.

Утро показалось мне божественным. Я чистил зубы и не понимал, как ещё возможна другая жизнь кроме этой? Проблемы на работе? Нервы и прочая обыденная хуита? Не-е-е! Не так должен жить человек! А вот тут, в чужой стране, понимаешь, что порядок и уважение к законам – залог того самого состояния, которого нам так не хватает у себя дома. Ну чем же мы хуже них? Я набрал в рот воды и внимательно посмотрел на себя в зеркало. Решительно ничем! И немедленно сплюнул.

Вовка уже ждал меня за большим деревянным столом. Вчера я как-то совсем упустил из виду архитектурные решения нашего временного жилища. Теперь с интересом вертел головой по сторонам.

– Заебись строят… – заметив мой взгляд, высказался Вован.

 – Да, неплохо. И главное – поддерживают состояние «с иголочки». Как будто вчера только объект сдали.

 – Ничего не скажешь – молодцы финны.

Я вспомнил свои утренние мысли и нахмурился. Вован довольно усмехнулся:

 – Во-во, и я о том же подумал. Давай, заглушим тоску по Родине старым проверенным методом.

 – Давай! – я махнул рукой. Действительно, чего зря тянуть.

Когда мы скушали первую поллитровку, к нам заглянули хозяева. Вован выбрал частный пансиончик на берегу небольшого озера. Владела им семейная пара, уже в летах. Муж был типичный финн, а вот жена, я был уверен, наша. В подтверждение моей догадки она тут же обратилась к нам на чистом русском:

– Доброе утро! О! Я вижу вы уже отдыхаете? – но без испуга, а наоборот, как бы подбадривая.

Её муж тоже не проявлял никаких признаков беспокойства, видимо, уже давно привык к русским туристам.

Мы представились друг другу.

 – Не шокирует? – на всякий случай спросил я, указывая на бутылку водки.

 – Да нет, что вы, я сама русская. Уехала в семьдесят восьмом.

 – Мы поженились, – гордо, но с диким акцентом, добавил её муж.

 – Выпустили спокойно?

 – Спокойно, ну, конечно, пришлось справки собрать всякие, но это же нормально…

 – А вы русский откуда знаете? – Вован задал вопрос её мужу.

 – По работе пришлось: работал строителем, – за него ответила его жена, а финн кивал головой в такт её словам.

В итоге, проболтали мы с ними около часа, даже махнули все вместе по рюмочке, «за знакомство». Уходя, женщина подмигнула нам:

– Это у нас проверенный агент, – она положила на столик какую-то бумажку. – Звоните, он специализируется на русских туристах. Девчонки у него – ураган…

И они вышли.

 – Ну что я тебе говорил? – Вован, прихохатывая, повертел в руках бумажку. – Сервис!

 – Вова, ты же не за этим меня сюда привёз. Что у тебя стряслось?

Вован не спешил отвечать. Продолжая крутить в руках визитку, он прохаживался по холлу. Наконец, остановился у камина и бросил туда бумажку.

– Вот как? – нахмурился я.

 – Да, Лёша, – он как бы последний раз всё мысленно взвесил. – Жениться собираюсь.

 – А бумагу-то зачем в печку? Я-то не женюсь!

 – Извини, душевный порыв…

 – Но сюда ты зачем меня приволок?

 – Мы друг друга знаем не первый год, оба – те ещё распиздяи. Хочу всё взвесить и выслушать совет от доброго старого друга.

 – Это любовь?

 – У нас с тобой? – Вован с ужасом посмотрел на меня.

 – Да ты ебанись! У тебя с ней?

 – Думаю, да.

 – «Любовь» и «думаю», по-моему, несовместимые слова.

 – Иногда ты умнее, чем кажешься.

 – Зовут как?

 – На-та-ша. – Вовка пропел из песни «Звуков Му».

 – Ты давно с ней знаком?

 – Года два.

 – Уверен?

 – Точно два года!

 – В ней уверен?

 – Я в себе-то не уверен…

 – Если бы я был женат, я бы может и посоветовал что-нибудь, но пока я могу только посочувствовать.

 – Мне?

 – Ей.

 – Сволочь.

К вечеру пришлось идти к хозяйке за номером телефона. Но только для меня, Вован всё-таки выбрал женитьбу.

А дома всё оказалось спокойнее, чем можно было ожидать, и целая неделя с моими домашними совсем не состарила Марину. А я вот, наоборот, подустал. Когда забирал ключи, мои руки немного дрожали, да и всего меня слегка потряхивало.

– Как отдых? – явно с намёком спросила Марина, прослушав мои благодарности за её помощь.

 – Отдых? – переспросил я и тяжело вздохнул.

Марина осуждающе покачала головой.

 – Как маленький, ей богу!

Я решил поменять тему разговора:

 – Как мои? Не шалили?

 – Слушай! Они у тебя просто сказка какая-то. Не звери, а люди, честное слово! – восхищённо зашептала она.

 – А шепотом-то чего говоришь? – удивился я тоже шепотом.

 – Мне кажется, – продолжала она шептать, – они всё понимают…

 – Как это?

 – Как-как…

Марина разозлилась на мою непонятливость.

 – Почём я знаю как!

Я ещё раз поблагодарил её и вернулся домой. Пока шёл до кухни по коридору, за мной кралась кошка и шептала, охая и подвывая, как маленькое четырехногое привидение:

 – Я всё понимаю, я всё понимаю, я всё понимаю.

Сволочь…

5. Жена

Статистика – это всего лишь один из многочисленных способов скрыть сермяжную правду. Только масштаб соответствующий. Большой. Если взять и посчитать всех моих знакомых, то неженатым оставался только я. Минус в этой ситуации был один: всё чаще приходилось пить в одиночку или со случайными женщинами, в святости которых можно было засомневаться после первой оброненной ими фразы. Статистика должна была оставить меня холостым, чем ещё раз укрепить себя в глазах всего прогрессивного человечества. Сделать меня тем самым исключением, на которых зиждутся все правила. Но, когда, казалось бы, материальное уже вовсю торжествует над духовным, и происходят те моменты, которые в сказках называются словом «чудеса».

Пятница. Вечер. Время, когда прекрасное начинает проступать из ночных сумерек, принимая облик таинственных незнакомок. Я сидел дома и прикидывал – чем или точнее кем заняться? Кошка убиралась на кухне, собака сортировала бельё для стирки. Дома – порядок и благодать. Набрал пяток телефонов: все не могут – у кого месячные, у кого ещё какие проблемы. Придётся выходить на свободную охоту, как лётчику-истребителю. Помню, смотрел по телику Жванецкого: тот сетовал, что такая «профессия» как бабник стала исчезать. Прогресс нанёс по ней сокрушительный удар в лице салонов массажа и прочих VIP-саун, ICQ вкупе с многочисленными сайтами знакомств. Ответственно заявляю – пиздёшь! Я – классический представитель старого доброго «Что вы делаете сегодня вечером?»

Побрился, поискал на антресолях гондоны, почему-то не нашёл. Неужели так быстро закончились? Я всегда такие компрометирующие вещи храню повыше (бабы – они как правило не высокие – им до антресолей не достать). Да и как гласит пословица: «Подальше положишь – поближе возьмёшь». Кошка вышла из кухни, молча понаблюдала за моими приготовлениями:

 – Ну что, «сборы были не долги»?

 – Скучно…

 – Книжки читай, научно-образовательные программы смотри! Шагай за горизонт познания! Тянись к свету!

Собака выглянула из ванны и вставила:

 – После тридцати самое время для индивидуального ренессанса.

 – Вы ёбнулись на пару обе две?

 – Сердце болит за тебя. Может остепенишься, жену заведёшь?

 – Вас хватает с поучениями.

 – С твоим образом жизни запросто можно раньше времени с Богом познакомиться.

 – Говорят, неплохой мужик. К тому же за вас словечко замолвлю…

 – Ну как знаешь…

 – Телик не врубайте громко.

И я пошел в бляди.

Вечерний город прекрасен для каждого по-своему. Мне нравится центр. Центр – это Невский. Если вы, гуляя по Невскому, не закадрите какую-нибудь бабищу, то вы – либо безнадёжный заика, либо просто пидарас.

Случайный хачик довёз меня до Дворцовой площади. Есть много вариантов с какой стороны Невского проспекта начинать движение: с чётной или нечётной. Для меня это – не принципиально. Я не спеша побрёл по той, где вылез из машины. Не через дорогу же метаться? Погода – прекрасная. Осталось найти такую же принцессу, как говорится, под стать. Для разгона необходим лёгкий допинг. Надо совсем чуть-чуть, самую малость, я называю эту дозу – «языковые», по аналогии с «наркомовскими». «Наркомовские» придают храбрость, а «языковые» облегчают общение. Но есть и подводные камни: надо следить, чтобы «языковые» не перешли в «наркомовские», а те, в свою очередь, не повели за собой на правое дело. Потому что для любого нормального мужика правое дело – ЛЕВОЕ.

В кафе играет музыка, интимный полумрак и молодые девчонки-официантки мечутся между столиками, как нерпы в сетке. Кадрить официанток – это ошибка: они на работе, им не до тебя. Максимум, что можно сделать – это взять телефон. И тогда, как правило, может получиться, но это надо куда-то звонить, о чём-то договариваться, и всё это не сразу. Вывод – не профессионально. Ложка хороша к обеду, а у нас планируется большая жратва.

Вернёмся к «языковым». Как я уже говорил, главное не переборщить. Для каждого доза сугубо своя, тут совета дать не могу, мне, например, надо сто пятьдесят вискаря и потом каждый час закидывать по полста. Раньше, кстати, хорошее место было на Ваське, рядом с Биржевым мостом, там теперь какой-то модный клуб. Туда тётки спецом со всего города приезжали, когда ночь на дворе, а спать одной страшно. И всё это абсолютно бесплатно! Золотые времена, где вы?

Отвлёкся я на воспоминания, вернёмся в сегодняшние реалии. После того, как алкоголь начал действовать, можно сразу и начинать прямо там, где накрыло. Главное, чтобы бабы были. Монополии в этом бизнесе нет, выбор большой, надо только не спешить, а внимательно изучить предложение. Вот тут надо ещё один момент помнить. Под градусом они все – красавицы, но утром возможна остановка сердца. Помните – ваше здоровье в ваших руках, не бросайтесь на первую встречную!

Вот, уже вижу: у окна сидит, скучает. И фигура, и всё остальное в порядке, но спешить не стоит. Её хахаль, явно, отошёл поссать. Можно и отбить, но для этого нужно резко поднять градус, что чревато приключениями. Нам нужно, чтоб всё было культурно. Нет, я не настаиваю, конечно. Хотите экшена – флаг в руки, но я сегодня не настроен на подвиги. Дальше сканируем помещение. Молодые студентки – эти сами не знают ещё, чего хотят, да и самомнение у них, как правило, всегда больше размера сисек. После изучения местности прихожу к выводу, что ловить тут нехуй. Подмигиваю официантке и выхожу. Настроение боевое, шаг твёрдый, глаз острый.

В районе Гостиного Двора попадается неплохой экземпляр. Приближается, о чём-то на ходу болтая по мобильному. Я сбавляю шаг. Не вклиниваться же в разговор, вдруг она детям спокойной ночи желает? Боги на моей стороне. Шагов за двадцать телефон убирается в сумочку. Надо действовать, пока он опять не зазвонил.

 – Простите, пожалуйста!

Вежливость – вот главное оружие или, как говорит собака, слабое место.

 – Да…

Естественно, первая реакция – подозрительное недоумение.

 – Не подскажите, как тут до Красной площади дойти?

И главное рожу посерьёзней.

Тётя, сначала, напряжённо соображает, но, наконец, из недр её лица, подлинные черты которого грамотно скрыты косметикой, проступают эмоции в виде улыбки.

Я тоже широко улыбаюсь и пытаюсь изобразить невинную застенчивость:

 – Вас увидел и подумал, если не заговорю, то какой я после этого мужчина!?

 – И как? Не разочаровались?

Сразу отмечаю для себя – реагирует она очень хорошо, потому что продолжает разговор. Могла бы ведь и на хер послать…

 – Вам в ту сторону двигаться?

Я кивнул головой по ходу её движения.

 – Ну, в общем, да.

 – Я только что оттуда, он вас не дождался…

Она засмеялась.

 – Никакого «его» не существует.

 – А, может, я на что сгожусь? Ну, хотя бы, проводником.

 – Я уже полдороги прошла.

 – Ну, буду полупроводником.

В общении с женщиной главное – постоянный юмор. Шутка на шутке, главное, чтобы они доходили.

Я плавно перешёл на разговор о работе. Оказалось, что занимается рекламой. Звать – Светлана. Как завод. Тут же стал с интересом спрашивать, что да как. Узнал много нового про откаты, про которые казалось и так всё знаю. Аккуратно приблизились к семейному положению. Не замужем. В принципе, настало время вводить в бой кавалерию.

 – Как-то неестественно, если прямо так сразу и расстанемся… – грустно сообщаю ей.

 – Давайте ещё прогуляемся.

 – Вы не голодны?

 – Хотите пригласить поужинать?

 – Тут неплохой ресторанчик есть.

А сам думаю: «Ни хуя тут нет.» Забрели в какую-то глушь.

 – Ну, давайте сходим, только ненадолго, мне завтра надо в аэропорт.

 – А к какому времени?

 – К часу.

 – Так это уже в другой жизни будет!

 – Всё равно, боюсь проспать.

 – Я могу подвезти. Мне завтра всё равно делать нечего.

 – Посмотрим, – отвечает уклончиво.

С непонятной уверенностью я повёл её ещё дальше от оживлённых улиц в надежде, что хоть что-нибудь стоящее да и попадётся по дороге. И когда вдалеке замаячила какая-то вывеска, уверенно взял курс на неё.

 – Это то самое место? – спросила моя спутница.

 – Оно!

А сам думаю: «Сейчас окажется бомжатником, вот же я обосрусь!» Но всё равно я поставил на интуицию и импровизацию, следуя совету джедаев всегда «доверять силе».

И правильно! Боги любят отважных. В моём случае все тревоги оказались напрасны, в найденном заведении всё соответствовало определению «милое и маленькое». И народу почти никого. Я заказал вина и ещё кучу всяких ништяков. К концу ужина в наших отношениях проступили тёплые тона. Я всё ждал момента для главного вопроса («мы ждали так долго, что может быть глупее, чем ждать»), и, наконец, аккуратно, как бы ни на чём не настаивая, сказал:

 – Можно продолжить у меня, к тому же и в аэропорт успеете.

Светлана поломалась больше по заложенной в генах программе, чем по собственному желанию, и согласилась.

 – А теперь давайте быстро убежим, потому что у меня денег нет за всё это пиршество платить, – напоследок пошутил я.

А вот этой шутки она не поняла, ну что тут поделать. Не всё ж коту масленица. Я тут же махнул официантке, чтоб успокоить Свету.

 – Хочу предупредить, у меня дома живут собака с кошкой, не волнуйтесь – очень воспитанные.

 – Здорово!

Посмотрим ещё насколько это здорово.

Встречала нас одна кошка. Я по привычке спросил её: «Как дела?» – но она только фыркнула в ответ.

– Как будто понимает, только ответить не может! – восхитилась Света.

«Не может, – думаю, – ну-ну.»

Я повесил в прихожей одежду и проводил Свету в ванную. Конечно, всё это выглядело как намёк, но ей же завтра в аэропорт, дорог каждый час…

 – Собака где? – тихо, чтоб Света не услышала, спрашиваю.

 – Спит уже, – сказала, зевая, кошка.

 – Как экземпляр?

 – Никак. Но одно радует – не шалава.

 – Точно?

 – Точно. Только знаешь что, – тут кошка потянула носом и хохотнула.

 – Обломись, у неё, похоже, месячные начались.

 – Ой! – раздалось из ванной.

 – Блядь!!! – сорвалось у меня.

Такая у нас со Светой была первая ночь. Надо сказать, что утром я её всё-таки отвёз по её делам. Нет, не по тем «делам», которые раз в месяц, а по служебным. Я почему-то решил, что это ей куда-то лететь надо. Ни хуя подобного. Как оказалось, надо было встречать коллегу по работе. В аэропорту на моих глазах состоялась передача важных документов, после чего курьер тут же отправился на регистрацию к стойке «Убытие». Затем забросил её домой.

– Извини, что так всё.

Она поджала губы.

 – Да ладно. Даже забавно, – заверил её я.

 – Звони на недельке.

 – Знаешь, может я раньше позвоню. Ничего?

 – Ничего…

Пока я ехал домой, подумалось: «А не жениться ли мне?» Хорошая баба, что ещё надо? Конечно, не знаю про неё толком ни хуя, но и она же про меня тоже ни хуя не знает.

Решил позвонить Вовану.

 – Ну, как супружеская жизнь?

 – О, привет. О тебе вспоминал вчера.

 – У меня тут те же проблемы, только в Финляндию не поеду.

 – Никак жениться собрался?

 – Рано ещё говорить, пока только намётки, неосознанное стремление к суициду.

 – Давно познакомились?

 – Вчера. Вован заржал.

 – Подожди хотя бы месяц, а потом ещё полгода. Живите вместе, если хочешь, но всё-таки так сразу не стоит. Я бы, по крайней мере, не рискнул.

 – Ну, спасибо, бывай! Привет семье!

– Ты ёбнулся? – довольно сдержано реагировала кошка.

– Почему сразу «ёбнулся»? Чем я хуже других? В конце концов, сами говорили, что моё блядство заебало. Баб вожу не – нравится, жениться собрался – опять не угадал!

 – Но не так же сразу! Ты ж совсем не знаешь, кто она и что она!

 – Поживём вместе, пооботрёмся – узнаю.

 – По-о-ботрёмся, – передразнила кошка. – Мозги уже стёр, похоже!

 – Если хочешь знать, – встряла собака, – то сейчас ты ведёшь себя как примат.

Я начал тихо свирепеть, а она продолжала.

 – Тоже мне завоеватель, Юлий Цезарь сраный. Veni, vidi, vici?

 – Чего?

 – Дурень, это латынь!

 – На карту поставлено моё здоровье, которое, я надеюсь, под постоянным и неусыпным контролем женщины будет улучшаться!

 – «На карту» ты блевал. Забыл уже?

В конце концов, кто в доме хозяин, я или они?

 – Короче, если Света согласится, то со следующей недели, как говорится, прошу любить и жаловать.

 – Поспешные решения на тёмную сторону увести могут, – выложила кошка последний аргумент.

 – Фонарик куплю!

И закончил этот разговор.

Света согласилась, и стали мы вместе жить-поживать. Однако зверьё не спешило раскрывать свой чудный дар. Это меня настораживало. В конце концов, они лучше разбираются в людях, я это не первый раз замечал. Мне, поперваку, тоже приходилось трудновато: во-первых, как бы их не «спалить» своими вопросами, во-вторых – про других королев пришлось забыть. И если с последним можно было как-то бороться с помощью самодисциплины, то первый пункт вызывал серьёзные трудности, мозгом-то я всё понимал, а вот заставить себя молчать было труднее. Да и во время трансляции футбольных матчей пришлось Свету уводить подальше. От греха.

Было чем озадачиться, одним словом. Но были и явные плюсы. Качество питания улучшилось. Появился регулярный секс. Что насторожило – соседку Марину Света невзлюбила сразу, видимо, сработало что-то сугубо женское.

Началось всё в субботу вечером со звонка в дверь. Открыла Света и, зайдя в комнату, недовольно сказала:

 – Тебя.

Я поднялся. Кого там ещё чёрт принёс? Оказалось соседка.

В отличие от меня животные это сразу поняли и ломанулись к дверям.

Всё-таки она их неделю кормила!

 – Лёш, привет!

Я тоже поздоровался, покосившись в сторону комнаты. Марина прекрасно поняла мой жест и усмехнулась.

 – Чем могу?

 – Соседи мои, из семьдесят третьей, совсем офонарели: орут, шумят, музыка у них громко играет. Не поможешь по старой дружбе?

От этой «старой дружбы» у Светы уши вытянулись как у ослика Иа, я это спиной почувствовал.

 – А «твой» чего? – интересуюсь больше для прояснения ситуации.

 – В командировке.

 – А это кто? – беззвучно, одними губами спрашивает Марина.

«Своеобразный обмен информацией», – думаю.

 – Света, иди, пожалуйста, сюда, – громко позвал я, чтобы решить недоразумение.

 – Знакомься, это – Марина, наша соседка.

 – Очень приятно, – явно с подозрением ответила Света.

 – А это – Светлана. Моя жена.

 – Взаимно, – отозвалась Марина.

 – Ну. Пойдём к синеморам!

Стучу в дверь (звонок, естественно, не фурычит). Сначала рукой, потом, когда уже понятно, что никто меня не слышит, ногой. Наконец, хватает ума взяться за ручку и повернуть – дверь вообще не заперта. Захожу. Типичная «нора». Бывал уже пару раз тут. Рассказывал, вроде, уже? Вонища, грязь кругом. Вот ведь послал Бог соседей. Сразу понятно, что никакие мирные переговоры не подействуют, придётся использовать силовое решение вопроса. Провести локальную антитеррористическую операцию. Принудить к миру. С такими мыслями решительно иду на звуки музыки. В комнате, за столом, сидят двое мужиков и баба. Сразу поднимаю за грудки того, что поздоровее, чтобы потом не мешал, и накатываю ему со лба. Потом, длинно размахнувшись, припечатываю второго «кавалера» – тот улетает к стене вместе со стулом и оба они затихают. Далее вырываю шнур питания каким-то чудом ещё не пропитого телевизора и в полной тишине присаживаюсь напротив испуганной девахи.

Она же, насколько я помню, является и хозяйкой квартиры.

 – Значит так, если ещё раз услышу, как хотя бы мышь здесь зашуршит – тебе придёт пиздец, мгновенный, как ракета-перехватчик. Ясно?

Фрося кивнула.

 – Ну вот и отлично, теперь пакуй своих бой-френдов и чтобы духу их тут не было.

Решение вопроса заняло не более пяти минут. Когда я вернулся к себе, помимо благодарного взгляда Марины, я получил ещё и ледяной взгляд жены. Надо было, конечно, тогда ещё насторожиться, но любовь ослепляет.

6. Ремонт

Что нужно для того, чтобы милые и любимые вам люди, являющиеся членами вашей семьи, вдруг превратились в ненавистных и злобных инопланетян? Правильно. Нужно начать ремонт. Наверное, женщина более готова к таким потрясениям (потому что она их и провоцирует в подавляющем большинстве случае), то есть способна добровольно шагнуть в неизвестность, чтобы потом появиться словно Афродита из морской пены новой ванны – чистой и прекрасной. Только вот пена у нас была ни хуя не морская, а монтажная, и главный Посейдон, то есть я, должен был гробить свой отпуск на то, чтобы выполнять очередные архитектурные и дизайнерские заёбы своей горячо любимой супруги, не разгибая спины.

– Как то уж больно быстро начала она хозяйничать? – спросил я у кошки.

– Сверли быстрее. Я не могу долго это слушать.

Даже верные твари божьи и те подгоняли меня. Не было места в моей квартире, где бы меня не поджидали дрель, молоток или гипрок. В мой словарь уже навечно вошли такие слова как дюбель, стусло, шуруповёрт и мифический термин «заподлицо». Им я выражал несбыточную мечту об окончании ремонта. В моём личном пантеоне слов это приближалось к таким вершинам как «абсолют» и, может быть, даже «вечность».

– Надо стол здесь к стене привернуть на уголках.

Дальше начинается спор, какие должны быть уголки. Наконец, я не выдерживаю:

 – Ты много понимаешь в уголках?

 – Да!

 – Ночью поставлю тебя «уголком» и проверю.

Естественно Света сразу же надула губы.

Этот диалог очень характерен. Он является шаблоном для сотен ему подобных. Уголок можно поменять на плинтус, или на испанскую кафельную плитку – суть не изменится.

Ремонт начался с туалета и ванной. Через три дня я взбунтовался и отказался участвовать в проекте как ручной привод Светиных фантазий. Вован сосватал мне каких-то не то туркменов, не то таджиков.

– Вова, а что наших нет?

 – Не поверишь, но это большая проблема. И это я тебе ещё самых надёжных советую, уже давно работают, можно сказать – опытные люди.

Я их как увидел, так сразу подумал, что лучшее, что было для них – это советская власть. Без неё они пропадут. Нашёл сообразительного белоруса Гену, в качестве ответственного за качество, и за неделю они мне эту тему раскрыли. Белорус спросил меня, как я хочу, чтобы всё было. Я ответил, что хочу, чтобы всё было «заподлицо». Тот охуенно озадачился. И, чего уж там греха таить, сделали они в результате всё заебись.

Потом пришла очередь кухни. Это был самый тяжёлый момент. О завтраках пришлось забыть, днём выручали рестораны, а вот ужинать пришлось в сухомятку. Целых две недели животные тихонько выли, но деваться было некуда. Сидя вечером перед телевизором, кошка крыла Свету на чём свет стоит.

 – Я не могу жить в такой квартире. Мне нужно дышать чистым воздухом! Чистым! А не этой строительной пылью! Во что превратили наше милое жилище? – патетически вопрошала она, обращаясь к нам с собакой.

 – Во что? – удивлялась та.

 – А мне очень нравится термин «наше милое жилище». Ведь, небось, своим помоешным кавалерам рассказываешь, что мы у тебя домработники, – сказал, подмигнув, я собаке.

 – Вы всё хотите превратить в милую шутку? Ну что ж, продолжайте. Только, когда вам это надоест самим, на меня можете не рассчитывать!

 – Отлично, – подытожил я. – Ремонт затеяли не мы, но спрос почему-то с нас!

 – Я, между прочим, изначально была против этой Светы.

 – Ну, скажем прямо, я тоже была не «за», – внезапно ударила меня в спину собака.

 – Да вы что? Это-то здесь причём?

 – Ещё устроит она тебе семейную жизнь, помяни наше слово! – взвилась кошка.

Видимо, мои шутки про кавалеров задели её кошачье сердце.

 – Я что-то не пойму. Сначала вы мне мозги промывали, чтобы я остепенился. Теперь, когда, буквально наступив на горло собственной песне, я шагнул на зыбкую почву супружеских отношений, выясняется, что всё, что вы говорили до этого – херня! Зато есть этакий дуралей, который в очередной раз не внял советам умудрённых жизнью родственников, правда по хуй знает чьей линии, и он опять стал во всём виноват! Так, по-вашему, выходит?

 – Ну-ну, кипяток, зачем так сразу называть вещи своими именами? Это не толерантно. Не в духе сегодняшней европейской моды.

 – Идите вы на хер с вашими подъёбками, заумь шерстяная! Когда мне ещё говорить? Подождать пока Светик вернётся? При ней дебаты начать?

 – Све-тик!

Кошка фыркнула от недовольства. Собака тоже поморщилась. И тут я сообразил в чём дело.

 – А может вы приревновали?

Звери ошалело переглянулись.

 – Типичная мания величия! – наконец подобрала нужное отображение своих мыслей кошка.

 – Ага, комплекс Цезаря, – поддакнула собака.

 – Час принудительных хозработ по уборке территории!

Это было всё, что я мог возразить.

А кипучая натура моей любимой супруги начинала поражать масштабами. Если бы ей довелось жить во время Хеопса, то пирамиды в Гизе явно прибавили бы в размерах. Конечно, при условии, что Хеопсом был бы я.

Внезапно ей понадобилось поменять цвет кухни, и это тогда, когда кухню уже вместе выбрали и заказали! Она клялась, что увидела новый цвет во сне, и теперь, как Менделеев, была полна решимости доказать всем и вся, что сон можно сделать явью. Конечно, всё станет «явью», если рядом есть такой безотказный спонсор как я. А на Свету было любо-дорого смотреть. Как будто только сейчас в её жизни появилось что-то стоящее! То, что можно разрушить, а потом воссоздать. Ренессанс на обломках моего былого блядства. Попытка перечеркнуть моё бесполезное, с её точки зрения, прошлое внушала уважение. Наверное, она свято верила, что таким образом спасает меня от себя, «себя» в смысле «меня». То есть, помогает забыть то, что было, и с оптимизмом смотреть в будущее.

Пока что я только смотрел на груду стройматериалов, ждущих, когда заботливые руки туркменских рабочих предадут ей очертания, как минимум, Тадж Махала.

Пунктуальный белорус начинал тихо ехать крышей от идей моей супруги. Всё бы ничего, но идеи эти рождались, когда было выполнено более пятидесяти процентов работ и для их воплощения приходилось рушить половину воздвигнутого. Туркмены, или кто они там были на самом деле, напротив, безропотно сносили все перепитии строительства. Даже пытались давать советы жене. Они явно были заинтересованы в затягивании сроков ремонта. Иногда мне очень сильно хотелось их придушить. Жена же, как женщина доверчивая, внимательно слушала, ни хуя ни понимая. И, слава Богу, если бы она хоть на секунду повелась на эти идеи новоявленных Растрелли и Воронихиных, то наша квартира превратилась бы в подобие юрты. Именно такие очертания должна была принять наша квартира, если следовать жестам туркменского бригадира.

Их бригадир – это отдельный разговор. Жертва ПВО. Сейчас поясню. Дело в том, что ещё в СССР он отслужил в армии. И придя туда, абсолютно не зная русского, приобрёл очень характерный «армейский» диалект. На нём и разговаривал, изрядно нашпиговывая свою речь словами своего языка, отчего та превращалась в народный эпос, о чём бы он в этот момент не говорил. Он же был единственным, кто из всей этой шайки умел писать по-русски, правда, своеобразно. Дело в том, что в ПВО таких вот, как он, определяли на очень важный и конкретный пост – наносить оперативные данные на большую стеклянную доску, именуемую «планшет». Вы, наверняка, видели такую в различных фильмах с милитаристическим уклоном. Но есть там один нюанс, дело в том, что писать на ней нужно, мало того, что справа налево, так ещё и в зеркальном отображении. Так как у обычных людей развивались на этой почве различные мозговые расстройства, то людей, русским письменным не владеющих, сразу учили писать так, как надо, то есть, наоборот. Это было и удобно, и с блеском доказывало, что армейская смекалка до сих пор является важным стратегическим фактором даже в эпоху превентивных ядерных ударов.

Я не знал этого, естественно, но после того, как попросил его написать мне список материалов, необходимых для дальнейшего строительства и, глянув в бумажку, – охуел. Тот, видя, что у меня возникли трудности с пониманием, тут же пришёл на помощь. Кое-как я овладел секретом этой тайнописи, но всё равно осведомился у Вована, в какой школе так учат. Он и раскрыл мне глаза на этот способ обучения личного состава.

– Значит так, дорогой! Зелёного цвета на кухне не будет!

Это Света, ворвавшись, как комета в мои мысли, разметала их по кусочкам.

 – Жаль, его вроде выбирают гениальные натуры.

 – Твои гениальные натуры шагают рука об руку с клинической шизофренией.

 – Так уж и с шизофренией?

Собака уныло кивнула мне под столом:

 – Теория доктора Ломброзо, – шепнула она.

 – Я читала в женском журнале очень полезную статью. Кстати, очень интересный журнал, советую тебе иногда обращать внимание на него. Расширишь кругозор.

 – Спасибо, я привык по старинке – телевизор, газеты.

 – В средствах массовой информации все статьи куплены!

 – А в твоём журнале, что, не куплены? – искренне удивился я.

 – Может быть, конечно, и есть там материалы, проспонсированные для определённых целей, но не в таком масштабе как на телевидении, я уверена.

 – Ну раз ты в этом уверена, тогда, конечно, я – осёл, что предположил подобную чушь. Только вот вчера ты также была уверена, что стены в кухне нужно красить именно зелёной краской!

 – Дорогой! Почему ты всегда недоволен? Не будь меня, ты бы так и сидел в своём блевотно-желтом оттенке.

 – Я ничего не имею против этого оттенка. Он, между прочим, успокаивает. В этот цвет даже психбольницы красили.

 – Оно и видно.

Она бросила сумочку на кресло рядом и ушла в комнату переодеваться. Скоро должна была придти бригада «ух». Я увидел торчащий из сумки журнал. Достал его и пролистал страницы. Журнал открылся на статье «Зелёный цвет – причина мужской импотенции». Я плюнул и засунул его обратно. Надо будет взорвать редакцию к чертям собачьим.

 – А что мне делать с зелёной краской? Мы же десять литров купили, – поинтересовался я.

 – Отдай кому-нибудь из знакомых. Лучше тем, кто тебе денег должен.

 – Я в долг не даю, друзей не хочу терять.

 – Это как это?

 – Если дал в долг денег, то отношения портятся. Доказано личным опытом. А у тебя что, в журнале про это статьи ещё не было?

 – Не было, значит будет. Они рано или поздно до всего доберутся, надо же чем-то кроме рекламы столько страниц заполнять?

 – Надо чем-то мозги таким вот, как ты, заполнять. Если они завтра напишут, что срать в унитаз – это прямая дорога к раку груди. Ты, что, поверишь?

 – Они пишут проверенную информацию. Иначе, их же по судам затаскают!

 – Кто? Люди, которые, прочитав очередной фуфел, побегут срать в парк под ёлочки? Из сумасшедшего дома иски не принимают.

 – Ты во всём ищешь негатив. Это отличительная черта твоего характера! Надо это исправлять!

 – Знаешь, в чём главная ошибка супругов? Никогда не надо переделывать друг друга.

 – Даже если это пойдёт на пользу?

 – На пользу кому? Инициатору перековки?

 – Тебе на пользу!

 – А откуда ты знаешь, что пойдёт мне на пользу, а что нет?

 – Ну, есть определённые нормы, которые должны соблюдаться!

 – Я что, по-твоему, не соблюдаю нормы? Я не мою руки после туалета? Или козявки по обеденному столу раскатываю?

 – Слава Богу, нет. Но у тебя в доме живут животные. Это потенциальный источник различных глистов и блох!

 – Но-но, полегче! Для меня это такие же члены семьи, как и ты!

 – Ах, вот как?

 – Вот так!

На этом сегодняшние прения по вопросам ремонта были закончены. Скажу по совести, заебал меня этот ремонт!

Утром следующего дня свою лепту внёс электрик.

– У вас же проводка слабая!

 – Что значит «слабая»?

 – Ну вот, вы техники, я вижу, новой накупили, она же жрёт, дай Бог! Может всё коротнуть, к ебени матери, да и пожар может случиться. Вас мне, конечно, не жалко, а техника – хорошая.

Ещё один юморист нашелся, – подумал я, но электрик мне пришёлся по душе, и вот почему: технику выбирал я. Хорошо, хоть электрик это оценил. А вот Светик, почему-то, не поняла мою тягу к немецкому качеству. На её взгляд корейские агрегаты более подходили по фэншую. Ещё один заёб для домохозяек! Хорошо было нашим предкам! Всё имущество – каменный топор, которым при случае можно было запросто решить проблему брака в свою пользу. К тому же, никакого фэншуя. Да и какой, в пизду, фэншуй в пещере, в которой до этого, не обламываясь, жил саблезубый тигр или пещерный медведь? Я в задумчивости взвесил в руке молоток, поглядывая на супругу. Но скользя взглядом по книжной полке, вовремя прочитал надпись на книжном корешке «Уголовный кодекс». Вспомнил О. Бендера – УК надо чтить… Не, пусть уж будет ремонт.

Электрик продолжал ходить по квартире, высматривая и, что самое главное, находя различные доводы в пользу переделки всей проводки. Естественно, ему хотелось решить проблему в комплексе, чтобы потом его уже не дёргали. Электрик он и в самом деле был не плохой.

– Я лучше всё сам сделаю от начала до конца, зато буду уверен, что всё будет работать как надо.

 – А как надо? – восторженно спросила Света, но я ответил за электрика:

 – Надо – «заподлицо»!

На следующий день, придя с работы, я увидел в прихожей странного человека. Во-первых, он представился мне как Эдуард, что меня уже насторожило. Во-вторых, он стоял, поставив ногу на мой любимый стул, так как если бы это был личный барабан Наполеона, а он (Эдуард), соответственно, и был великим корсиканцем. Взгляд его был устремлён ввысь. На всякий случай, я проигнорировал его протянутую руку и вопросительно взглянув на вышедшую встречать меня кошку, изображая одними губами вопрос: «Что это, мол, за хрен с горы?» Но тут же появившаяся Света сразу представила мне гостя по всей форме.

– Это Эдик, наш новый дизайнер.

Почему-то сам Эдик сказать этого мне не мог?

«Эдик – педик», – сразу пронеслось у меня в голове.

 – А чем тебе Гена не угодил?

 – Твой Гена разве дизайнер?

 – Он – толковый и исполнительный человек, который многое может сделать своими руками. К тому же, его Вовка посоветовал.

 – Ещё один алкаш, – презрительно отвечала жена.

 – Этот «алкаш», между прочим, за Родину кровь проливал, – поправил её я.

Света поджала губы, как бы закрывая этот вопрос.

Я брезгливо покосился на Эдика, даже не пытаясь представить, что он может делать своими руками. Света тем временем продолжила:

 – У твоего Гены нет чувства стиля!

Как и всё сказанное ею, в последнее время я нашёл этот довод нелепым.

 – Хорошо, что нового принёс в наш дом товарищ Эдуард?

Говорят, что в присутствии человека говорить о нём в третьем лице – некультурно, но почему-то самого Эдуарда мне спрашивать не хотелось. Сразу у меня к нему антагонизм образовался.

 – Он предложил поменять кафель в туалете и ванной на бирюзовый! – восторженно воскликнула Света.

Видимо, это был мощный козырь, являющий всю гениальность нового дизайнера.

 – Стоп! Мы ведь уже закончили с ванной и туалетом?

 – Да, но вы же видели, что в результате получилось! – откуда-то из-за спины встрял проникновенным шёпотом сам Эдуард. Я аж отпрянул.

 – Ну и что там в результате получилось? – откровенно удивляясь, переспросил я.

 – Безвкусица! – подвёл черту Эдуард.

Судя по выражению Светиного лица, я понял, что она разделяет эту точку зрения.

– Давай пройдём в комнату, – попросил я жену.

В комнате на меня с мольбой во взгляде смотрели кошка и собака. Значит, уже в курсе новых веяний.

– Света, где ты откопала этого задрота?

– Это очень модный и популярный дизайнер! И что у тебя за манера оскорблять человека, когда он ещё ничего тебе не сделал?

– Если он мне попытается что-нибудь сделать, я его просто молча угандошу!

– Ты что, не хочешь переделывать ванную и туалет?

– Разумеется, нет!

– Но Эдуард может отказаться! Он делает всё в комплексе, чтоб смотрелось как единое целое, иначе нет гармонии!!!

– Вот и отлично! Пускай отказывается, тем более, что, насколько я понимаю, от объёма ремонта зависит его зарплата, что и является, на самом деле, основным фактором, а вовсе не мифическая «целостность» и «гармония».

Собака незаметно кивала головой, кошка просто с ненавистью смотрела на Свету.

– Ты как был быдлом, так и хочешь им остаться!

Сильный аргумент, но я почему-то не обиделся:

– Иди, Света. И ванную с туалетом не трогай. Считай, что я воспользовался своим правом «вето».

Когда она вышла, животные принялись вполголоса наперебой выражать одобрение моим действиям.

– Кремень! – хвалила собака.

– Молоток! – вторила ей кошка.

– Я вас прошу, не перечисляйте ничего, что имеет отношение к этому сраному ремонту! – взмолился я.

– Как же хочется на всё это дело положить большой, а главное, – человеческий хуй! – подытожила наши общие мысли кошка.

Тем временем, модный Эдуард решил всё-таки остаться, видимо, чтобы доказать мне, неразумному, что такое настоящая красота. Тут и Гена подъехал.

Белорус был очень расстроен. Недовольство выражалось в неподражаемой мимике его усов. Я и не подозревал до этого, что усами, вообще, возможны какие-либо движения. Решил сразу успокоить его:

 – Ген, всё в порядке, ты в теме.

Но всё равно, Гена продолжал недовольно сверкать глазами, усы всячески подчёркивали его отношение к происходящему.

Эдуард недовольно поджал губы. Я с невинной улыбкой воззрился на супругу:

 – Подытожим. Геннадий осуществляет командование над бригадой из братской республики и контроль над качеством работ, Эдуард и Светлана доходчиво и внятно объясняют Геннадию, что вы хотите и из каких материалов это должно быть сделано. Я проверяю смету, плачу деньги и, в конечном итоге, моё мнение является решающим в спорных вопросах, если таковые будут появляться. Вопросы есть?

 – У меня нет, – окончательно успокоился Геннадий.

 – Я не знаю, будет ли жизнеспособна такая сложная иерархическая система, – замямлил Эдик.

 – Будет, – заверил его я, подтвердив ответ выразительным взглядом.

Света молча изобразила недовольство, но всё же кивнула головой.

 – Ну, тогда вопрос объявляю закрытым. Все свободны.

Я так устал от этой канители, что решил прошвырнуться. Так получилось, что вышли мы вместе с Геной.

 – Геннадий, как насчёт «сбросить нервное напряжение»?

 – Да не удобно… – замялся Гена.

 – Давай, я приглашаю своего прораба на брифинг. Такая формулировка устраивает?

 – Хорошо, только мне завтра с утра к вам надо. «Эти», – Гена дёрнулся как от удара током, – наверняка, придумают что-нибудь!

 – Конечно придумают! Будь уверен!

Мы направились в ближайший ресторанчик, по пути я пытался поднять Гене настроение, рассказывая боянистые анекдоты. Это возымело действие – когда мы садились за стол, его усы уже не так понуро свисали с лица.

 – Что-нибудь выпить и то же самое на закуску.

Официантка задумалась:

 – Водка, коньяк?

Тут уже я задумался, действительно, чего же надо? Посмотрел на Гену:

 – Водочки?

Уж больно коньячок не соответствовал ситуации.

 – Не откажусь.

Заказав по-быстрому всё в таких случаях полагающееся, мы сразу приняли по «полста».

В самом начале разговора я решил снять одну напрягавшую меня проблему:

 – Ген, у меня к тебе большая просьба, давай будем на «ты»? Идёт?

 – Идёт! – отвечал он.

Когда позвонила Света, мы уже были тёпленькие:

– Какая, блядь, столешница?

Я не сразу понял, о чём она мне тараторила.

 – Мраморная столешница на кухню.

 – Это Эдуард насоветовал? – подмигнул я Гене.

Тот напрягся, как ракета перед стартом.

 – Да, он мне всё нарисовал, смотрится просто блеск!

 – Спроси, сколько она весить будет, эта столешница его?

 – Эдик говорит, что уже устанавливал такие, всё будет нормально, перекрытия выдержат!

 – Я деньги имею в виду!

 – Он говорит, что смотря какой мрамор! – и тут она заподозрила неладное. – А ты где?

 – Сижу рядом, в «пескарях».

 – А что ты там делаешь?

 – Ужинаю! Дома ведь мрамор один, а он плохо переваривается, да и понос от него…

 – Вот дома и поговорим!

Подозвав официантку, я заказал ещё «полбанки». Гена попытался протестовать, но я был неумолим:

 – Тебе завтра таджиков на скульпторов перековывать. Сможешь?

 – Я как представлю, что этот пиздюк наворотит, мне уже сразу не по себе.

 – Чёрт с ним, пускай жена балуется, а надоест, так мы его в мусоропровод спустим. А знаешь, кто от этой ситуации выигрывает?

 – Кто?

 – Рабочие!

 – Ну да, опять всё растянется на неопределённый срок, – Гена сокрушенно закачал головой. – Я не люблю, когда вот так вот, по ходу пьесы начинают придумывать что-нибудь. Вечно какая-нибудь залепуха в конце вылезет.

 – Ладно, шут с этим ремонтом! – я решил прекратить упаднические настроения.

Посидев ещё с часок, мы постепенно перешли на разговоры, волнующие, в конечном итоге, всех нормальных мужиков.

– Я вот только сейчас женился и то, похоже, неудачно. А ведь когда собирался, была романтика там, любовь-морковь, – объяснял я Гене свою ситуацию.

 – А я уже больше пятнадцати лет женат, детей двое – мальчик и девочка. Леночка и Василий.

 – А сам из какого города?

 – Мстиславль. Есть такой город рядом с Оршей.

 – О, так ты прям в центре партизанского движения?

 – Ну да, толку от этого правда никакого. А хочется иногда взорвать всё к такой-то матери!

Потом незаметно Гена начал рассказывать про футбол. И тут меня преследовала эта игра!

Оказалось, что болеет он за Зенит, потому что все нормальные люди, по его мнению, живут либо в Сибири, либо в Питере, ну и в Мстиславле, конечно!

 – В Питере тоже говна хватает! – горячо запротестовал я, вспомнив про Эдуарда.

 – Да, – согласился Гена, – но у вас хороших людей больше!

Похоже, мы уже порядочно нарезались, разговор медленно скатывался на: «Ты меня уважаешь?»

 Неожиданно Гена провёл параллель:

 – Секс – это командная игра. Я жене своей всегда так говорю. Ты, мол, подруга, стоишь на воротах, а я забиваю. Ну или ещё можно какое-нибудь сравнение подобрать, сейчас что-то ничего в голову не лезет.

 – Ты нападаешь, а она защищается? – предложил я.

 – Во-во, именно так и получается, она, вроде, как страдает от этого! Помню, как-то лежим, я практически всю душу вкладываю в процесс, а она: «Когда потолок будем белить?»

Я заржал, а Гена продолжал в расстроенных чувствах:

 – Ну, мама дорогая, нельзя же так в самом деле?!

Говорили мы уже, судя по всему, громковато, соседние столики бросали на нас недовольные взгляды. Я понял, что пора уходить. Расплатившись по счёту и упаковав Геннадия в такси, я побрёл домой, надеясь, что не застану там Эдуарда.

На пороге меня встречала собака:

– Я худею! – Это у неё такой свой метод заменять ругательные выражения. – Нарезались вы батенька!

 – Жизнь заставила! – попытался я хоть что-то высказать в своё оправдание. – А где наша дизайн-группа?

 – Решили поехать посмотреть на мраморную столешницу.

 – А не поздновато?

 – Ревнуешь?

 – К Эдичке? – я загоготал, рискуя вызвать недовольство соседей.

 – Да уж, к этому вряд ли. Тем более, что бабами от него не пахнет.

 – Что ты имеешь в виду? – уставился я на собаку.

 – Пидор он… – вышла в прихожую кошка. – А ты шёл бы спать.

Утром двое туркменов не вышло на работу. Кошка предположила, что «у них короткая скамейка». Я поражался её умению внедрять в обычную разговорную речь специфические футбольные выражения. Гена тоже был, мягко говоря, «не в форме». Пока выяснял судьбу пропавших работников, чуть не уронил телефонную трубку из трясущихся рук. Всё это не ускользнуло от взгляда Светланы и Эдуарда, которые понимающе переглянулись, но, слава Богу, промолчали.

И сделали они это очень своевременно, потому как ночью мне в голову пришла неплохая идея по поводу внезапно свалившейся на нас, как надгробная плита, мраморной столешницы. Мой ответ был таков: великое русское « А на хрена?»

 После того, как я официально вынес этот вопрос на обсуждение, никто мне на него внятно ответить не смог. Так и не начавшись, многообещающий проект был свёрнут. Я отправился завтракать в приподнятом настроении.

Вечером, сидя перед телеком, мы с животными решили выработать единый план сопротивления захватчикам. Кошка чуть-чуть прибавила громкость, чтоб наши голоса сливались с общим фоном глупой развлекательной передачи, и взяла слово:

– Предлагаю первый удар нанести по Эдуарду.

 – Каким образом? – удивился я.

 – Собака может его покусать.

 – Да ну, мне противно эту гадость в рот брать! – возмутилась та.

 – Нет, всё надо делать гораздо тоньше, надо саботировать процесс возникновения их бредовых идей.

 – Точно! – кошка подпрыгнула от возбуждения. – Жёсткий прессинг по всей квартире!

 – Главное, чтобы Гена под раздачу не попал. У него как раз должен быть режим максимального благоприятствования. Иначе этот ремонт никогда не закончится!

Я взял листок бумаги и карандаш. Быстро набросал повестку собрания и основной тезис.

 – Значит так, вы, – я посмотрел на зверей, – вертитесь под ногами и всячески отсекаете наших генераторов идей от театра военных действий, как говорят по телику – рассеиваете группировку. А уж я буду их добивать по очереди.

 – Помощи нам ждать неоткуда, вся надежда на собственные силы. Поэтому, действуем жёстко и наверняка!

 – «Заподлицо» и ниепёт! – поддакнула кошка.

 – Наверное, приблизительно так же был создан первый триумвират Цезаря, Помпея и Красса, – задумчиво подытожила собака.

Боевое крещение случилось на следующий день.

– Дорогой, эту плитку надо съездить и поменять.

– Пуркуа?

Кошка начинает тут же бегать Свете поперёк дороги, ловко укрывая корпусом открытое пространство, а когда Эдик пытается ворваться в свободную зону, собака, как бы невзначай, садится в дверном проёме.

Пытаясь не наступить на кошку, жена отвлекается от своих мыслей и замолкает. Эдик жмётся в коридоре. Собака, не отрываясь, смотрит на него. У меня на лице неподдельное внимание и сочувствие. Эдакий ангелок, только без крыльев. Наконец, «дизайнер от Бога» набирается храбрости и пытается перешагнуть через собаку, но та останавливает его утробным рыком. Эдик окончательно пасует и уходит страдать куда-то вглубь. Света злобно смотрит на меня:

 – Ты всё это специально придумал!

 – А, по-моему, плитка очень даже ничего…

 – Значит так: или новая плитка, или делай всё без меня!

 – А можно без тебя и без плитки?

Через неделю Эдуард был списан в расход за ненадобностью. Света окончательно решила, что я натура неромантическая и дремучая, а кошка заметила только: – Баба с возу – меньше навозу…

7. Выигрываете вы – выигрывает спорт

Как говорит народная мудрость – беда не приходит одна. Ещё не просохли последние мазки краски нашего междоусобного ремонта, более всего напоминавшего гражданскую войну, как Свету долбанула очередная идея. Началось это в выходные. Мы возвращались с прогулки. У подъезда меня отозвала в сторону баба Нюра. Жила она на первом этаже и я частенько видел её, сидящей у окна кухни, откуда она смотрела на мир.

Иногда, выбегая утром на работу, я встречал её на улице – любила она спозаранку прогуляться вдоль дома неторопливым шагом. Насколько я понимал, родственников у неё не было. Может поэтому она всегда радостно здоровалась со мной и с удовольствием обсуждала слухи, подхваченные от других пенсионеров.

– Сынок, вот скажи мне, правильно я сделала или нет?!

– В чём дело, баб Нюра?

– Вчерась: звонок в дверь, я спрашиваю: «Кто?». Оказалось, агитаторы. Спросили, за кого голосовать буду.

– А у нас выборы были?

– Вот те раз! Лёша, ну уж ты-то, вроде, грамотный человек?! – баба Нюра была крайне удивлена моей политической неосведомлённостью.

– Ну и? – я решил не расстраивать старушку своими взглядами на весь этот балаган.

– Ну вот, я им говорю, что ещё не решила. Мол, изучаю, эту, – старушка напряглась и, наконец, вспомнила, – предвыборную программу.

– Молодец, баб Нюра!

– Ну и они мне говорят, что если я пообещаю проголосовать за их кандидата, то мне триста рублей дадут. Я подумала – подумала и согласилась.

– Что и деньги дали?

– Сразу дали! Я им, правда, открывать не стала, они снизу под дверь просунули. Ты дальше слушай! Через час опять звонок, пришли за другого кандидата агитировать.

– Что, те же самые?

– Да нет, конечно! Другие! Господи! Что у них, совсем совести нет что ли? Но и эти тоже триста рублей предложили. Я опять подумала – подумала и опять согласилась!

– Ну и чем кончилось?

– Чем, чем… Почти тысячу заработала! Ты мне вот скажи, правильно я сделала или всё-таки грех это?

– Баб Нюра, ты мега-человек! Только так с ними и надо! Я хоть и не поп, но готов на себя твои грехи взять, если что.

– Вот спасибо, Леша. Ну иди, а то твоя там всё недовольно косится.

У самой парадной я обернулся:

– Баб Нюра, а за кого проголосовала-то?

– Всех повычёркивала, к лешему.

Я показал ей поднятый вверх большой палец.

За обедом Света неожиданно объявила:

– А знаешь, дорогой, ты, между прочим, теряешь форму!

 – В каком смысле?

 – Живот растёт, отдышка.

 – Ну что поделать? Образ жизни от сидячего к пердячему. Всё логично.

 – И ты с этим ничего не собираешься делать?

 – А что с этим сделаешь? Пойти что ли в спортзал гантели дёргать или на диету сесть? Я что, идиот?

 – А почему бы и нет?

 – Ты о первом или о втором?

 – Я считаю, что занятия спортом тебе необходимы!

 – Ну знаешь, дорогая, всему есть предел. Я вот хотел бы остаток дней провести в покое, а не с вылезшими от натуги венами на лбу, ногах, геморроем в жопе и с язвой желудка.

 – Неужели тебя устраивает текущее положение вещей?

 – Меня устраивает всё, кроме непонятно откуда взявшихся идей!

Я покосился на валяющийся на кушетке очередной дамский журнал. Наверняка, очередная статья сподобила мою супругу на революцию.

 – Ну ты же хочешь на себя в зеркало смотреть и при этом не морщиться?

 – Ты знаешь, я даже не понимаю, при чём тут мои физические кондиции? В зеркало, например, я смотрюсь, только когда бреюсь, а это происходит тогда, когда я ещё плохо соображаю – утром. До всего остального, – я махнул ладонью от шеи до земли, – мне дела нет. И, имей, пожалуйста, в виду, что зеркальные самолюбования меня, вообще, не греют. По этому вопросу тебе Эдуард больше подойдёт. Света напряглась: ремонт всё ещё оставался больной темой в нашей жизни. В глубине души она не могла простить, что всё, в конце концов, вышло по моему сценарию.

 – Значит так, я настоятельно тебе советую заняться своим здоровьем!

 – Это что, типа, ультиматум?

 – Понимай, как хочешь!

И она ушла гордой, решительной походкой.

Молчавшие до этой поры животные, подождав, пока жена хлопнет дверью, оживились:

– Куда пойдём? «Трудовые резервы» или «Динамо»? – спросила собака.

 – А я предлагаю сразу же в профессиональный бокс, – предложила кошка.

 – Шли бы вы на хер обе, – вежливо отвечал я.

 – Я тебя предупреждала, что эта Света – та ещё штучка! – не могла успокоиться кошка.

 – Ничего. Пережили ремонт – переживём и это! – решила не терять оптимизма собака.

 – Ясен хрен, переживёте, спорт ведь только меня касается, вы тут никоим боком не задействуетесь!

 – Ну хоть в чём-то повезло.

 – В чём-то? Да вы уже совсем совесть потеряли. Раньше хоть хозяйство вели, а теперь хвостом даже пыль не смахнёте! Жрёте от пуза, телевизор смотрите целыми днями, мне, между прочим, Марина жалуется постоянно на орущий ящик.

 – Так чемпионат же по футболу, эмоции… – развела лапами кошка.

 – Но не на полную же громкость!

 – Хорошо, будем отслеживать, – сдалась та.

 – А Света, между прочим, тоже в чём-то права, – внезапно прозвучал на кухне голос собаки.

Я даже не поверил, что это она сказала.

 – Ты что это такое говоришь, предательница?

 – А вот смотри, спорт – это здоровье, а здоровье – это всё, чем мы можем оттянуть старость.

 – Я себе ничего «оттягивать» не собираюсь!

 – Это, потому что ещё относительно молод, а будет под полтинник, тогда всё изменится.

Логика в её словах, конечно же, была, но всё равно нельзя вот так предательски менять точку зрения. А собака, как бы поняв ход моих мыслей, продолжала:

 – Вся беда в том, что мы излишне негативно относимся к Свете, считая, что ничего хорошего для нас её идеи принести не могут. Однако, в данном случае я вынуждена с ней согласиться. Да и твоё здоровье от этого ведь точно не ухудшится, если, конечно, не захочешь стать разрядником.

Я задумался. Почему бы не походить пару раз в недельку в спортзал? В молодости я, вообще-то, был спортивным малым – неплохо играл в футбол. Вот интересно, когда я последний раз навешивал в штрафную? Я подсчитал в уме – вышло около пятнадцати лет назад! Ужас! А друзья мои не забросили. Кто на лыжах всю зиму с гор носится, кто в бассейн каждые выходные. Вован каждый вечер в зале железо ворочает. Выходит, что только я такой неспортивный, как судейский свисток.

 – А бильярд за спорт можно считать? – попытался сфилонить я.

 – Мы всё равно кий сломали, – безжалостно отрезала собака.

 – Сволочи.

Я вспомнил кий.

 – Неумышленно. Голодные же были… – поспешила извиниться кошка.

 – Ладно, чёрт с вами, попробую с понедельника начать новую жизнь, – сдался я.

Вот мне и пригодились кроссовки, подаренные Яной.

Но всё равно идти одному было стрёмно, и я взял с собой собаку. На поводке она смотрится очень элегантно, как фотомодель. Пошёл в ближайший фитнес-клуб, ещё не хватало мне ездить за тридевять земель!

В приёмной сразу попал под чары симпатичной и очень спортивной девочки.

 – Здравствуйте, – говорит.

 – Привет, красавица, – отвечаю я ей.

Собака тоже чего-то гавкнула в полголоса, типа «привет». Слава Богу, по-своему.

 – У нас с животными строго очень, – сразу начала красавица. – А меня зовут Аня.

 – Зато у меня с ними полный ералаш, – я криво усмехнулся. Но поспешил тут же успокоить девушку. – Не переживайте, это я её для храбрости взял, вдруг от бодибилдеров придётся отбиваться.

 – А, тогда понятно! – обрадовалась Аня.

 – Девушка. Аннушка. Я, по словам моей жены, совсем потерял форму, хотелось бы её восстановить.

 – Кого восстановить? – не поняла Аннушка.

 – Жену, – не моргнув глазом, ответил я.

 – Жену?

Тут я, пожалуй, с вашего позволения сделаю маленькое отступление. Наверняка, каждый считает себя человеком вполне врубным в юмор. Более того, все, кого не спроси, гении озорной шутки и могут практически с нихера выдать мега-каламбур на любую из общеизвестных тем. С игрой слов, разумеется, у всех тоже всё в порядке. А как же иначе? Язык Пушкина с подачей Жванецкого. Конечно, я тут не хочу ставить знак равно между этими двумя деятелями от литературы! Боже упаси!

Но почему же тогда столько тупняка кругом?! Пошутишь, а тебе в ответ либо глаза камбалы, либо, что гораздо хуже, обида и грубость как следствие непонимания. Стыдно! Стыдно, что мы, столь прогрессивная в большинстве современных вопросов (нефть, газ, коррупция, выборы опять же) нация при столкновении с кем-то, изрыгающем шутки, как вулкан Везувий, переходим к осуждению оного. Ведь зачастую люди вынуждены постоянно шутить в силу внутренних причин, сокрытых в них самих. Психологи всё это давно уже разложили по полочкам и используют эти знания для выколачивания денег из простодушных и доверчивых граждан. Согласно их теориям, всё это не более чем защита закомплексованных людей перед суровой действительностью. Хотя я почему-то с этим не согласен. Мне кажется, что юмор – продукт чистой и доброй души.

И конечно же хочется надеяться, что в итоге каждый получит то, во что верит. В этой связи психологов даже жалко. Но я отвлёкся.

– Жену можно только сменить, чем я, похоже и займусь в ближайшее время, а к вам я пришёл за здоровьем и спортивной фигурой.

– Ну, тогда вы по адресу!

И тут Аннушка принялась рассказывать мне о том неземном счастье, в которое я окунусь, если всерьёз возьмусь за занятия. Я не разделял её оптимизма. Собака, вообще, зевала, поглядывая по сторонам.

 – Можно я её отпущу, пусть побегает пока? – спросил я, чтоб прервать рассказ.

 – Ой нет, вы что, вдруг она покусает кого-нибудь?!

 – Ну, меня она точно кусать не будет, – заверил я девушку.

 – А я? – спросила она с искренним испугом.

 – Видишь, подруга, – обратился я к собаке. – Сиди на поводке.

Та презрительно почесала за ухом и показательно зевнула, громко захлопнув пасть.

Аннушка продолжила, но с меньшим энтузиазмом.

 – Сначала врач.

 – Какой врач?

 – Перед началом тренировок вас проверит наш специалист, выяснит, какие нагрузки вы можете выдерживать. Вы когда спортом последний раз занимались?

 – Лет пятнадцать назад, – не стал врать я.

 – Во-о-от… – поучительно и даже с какими то материнскими нотками протянула Аня.

«Хули вот?!» – думаю. А вслух говорю:

 – Духи у вас хорошие, – перевожу разговор.

 – Спасибо, – кокетливо заулыбалась Аннушка и продолжила. – Потом инструктаж и только после этого занятия.

 – Прям как на заводе!

 – Нам же не нужны несчастные случаи! – и вдруг Аня весело засмеялась.

Её смех так контрастировал со сказанным, что я уставился на неё, как прозревший Будда на цветок лотоса. Видимо, этой красотке ещё не доводилось видеть в своей жизни «несчастные случаи».

«Да она же идиотка!» – вдруг дошло до меня. Чтоб проверить свои подозрения, я посмотрел на собаку. Та кивнула головой.

 – Ну и когда я могу начать?

 – Хоть сейчас! Форма у вас с собой?

 – С собой у меня только собака и … – я хотел сказать что-то вроде «хуй», но собака вовремя пихнула меня в ногу.

 – Тогда, когда будете готовы – милости просим.

 – Я через часок вернусь. Без собаки.

 – До свидания.

Дома кошка встречала, с порога пропев старую народную частушку:

– «Две старушки на печи ждут омоложения,

Одной – восемьдесят лет, другая – без движения».

– Поехали с нами за формой.

Я никак не отреагировал на её глум.

 – Поехали!

И мы, уже втроём, выдвинулись к стоянке.

Из окна первого этажа мне помахала баба Нюра. Видимо, уже ждала следующих выборов. Дай Бог ей дожить!

Мы взяли курс на ближайший спортивный магазин, где я купил два комплекта формы и на всякий случай ещё одни кроссовки. Продавец попался толковый и всю амуницию подобрал мгновенно.

 – Вам для чего?

 – Вроде как для спорта…

 – Тут два варианта, это при условии, что совсем дешёвое мы не рассматриваем. Я правильно понял?

 – Правильно.

 – Ну тогда, либо вы для понтов покупаете, либо, чтобы удобно было, то есть действительно для занятий.

 – Чтобы удобно. Для занятий.

 – Тогда будем выбирать…

«Может, спорт – это здоровье?» – подумал я уже в машине, глядя в зеркало заднего вида. На всякий случай покосился на собаку. Та молча кивнула. – Ну, поехали к победам, – сказал я, врубая передачу.

Начав честно выполнять все упражнения, я понял, что форму я, действительно, подрастерял.

– Это ещё ничего! – утешала меня инструктор, симпатичная девушка по имени Настя. – Вам, главное, сейчас не отбить охоту!

 – И ноги тоже, – хрипел я, роняя гантелину на пол.

 – Советую вам ходить по понедельникам, средам и пятницам. Очень хороший график – вся неделя в тонусе.

Не знаю, что такое этот самый тонус, но всю неделю с языком на плече – это уже слишком. К тому же, пятница – традиционно «синий день». Так я думал в раздевалке, пытаясь завязать шнурки и не находя сил, чтоб нагнуться, да и руки тряслись. Но всё равно твёрдо решил, что буду появляться в зале не реже двух раз в неделю.

Занятия спортом – штука, прежде всего, самодисциплинирующая. Если силы воли у вас нет, то остаётся только нанять инструктора, чтобы стоял рядом и, как на галерах в старину, отмерял ритм ударами в барабан. Желательно гимнастической палкой по хребту. Тогда будет толк. Я поступил по-своему: за пять занятий мне рассказали и показали, какие тренажеры могут убить сразу, а какие ещё помучают перед смертью, и, в принципе, дальше я был готов к самостоятельной работе. Самоё большое разочарование принесла беговая дорожка – выяснилось, что я не могу пробежать и пяти минут! Похоже, Света и примкнувшая к ней собака были правы – спорт мне был необходим. Что ж, и не такое проходили. В конце концов, мужик я или нет? Хотелось ответить утвердительно, но при этом ни хуя не делать. Жаль, что я уже настолько взрослый, что понимаю – нихуянеделание бывает только у студентов, депутатов и Кастанеды.

Тем временем, появилась возможность для некоторого социологического исследования – с интересом наблюдал за посещающим зал контингентом. Абсолютно разношерстная компания. Были и парочка совсем непонятных деятелей. Я вот не люблю, когда к тебе начинают лезть с разговорами. Эти двое были как раз из породы тех, кто постоянно ездит по ушам. Рот у них не закрывался ни на секунду. Неважно, что собеседник не слушает или просто демонстративно отходит в сторону. В этом случае внимание сразу переключается на другого. Ужас был в том, что, когда один уходил, заканчивая тренировку, вконец заебав всех своими рассказами, то другой как бы подменял его, и всё начиналось по новой. Видимо, так негласно они делили сферы влияния. Народ быстро просёк фишку и стал приходить позже или раньше. Но те, заметив, что слушателей становится меньше, тоже стали менять график. Я ходил всегда в одно и то же время, аккурат посередине, и мог наблюдать все перипетии со стороны.

Всё это вполне определенно проявилось на рядовых посетителях через месяц – все разговоры в зале велись о том, как «эти двое нас всех заебали». В довершении всего, один из этой двоицы ещё и вонял. Вонял физически, то есть «пахнул козлами» или ещё какими-то животными. Короче – полный марамой. Как-то, когда в зале остался только я, он завёл свою шарманку у меня над ухом. Видимо, то, что нас было только двое, сподвигло его на своеобразное излияние души.

– Вот никак не пойму, почему, как симпатичная девушка, так ничего не получается?

 – Мыться не пробовал? – сурово отвечал я.

 – Да не в этом дело, мне кажется…

 – Ну, это тебе кажется.

По-моему, он обиделся и резко нырнул под штангу. Такие нырки делает водитель маршрутки Рафик Маклазян, когда видит на остановке поднятую руку.

Остаток времени я занимался под излишне громкое пыхтение и сопение. Но это всяко было лучше, чем его сага «ниачом». Ушёл он, даже не попрощавшись. Почему-то угрызения совести меня не мучили.

– Ну, как успехи сегодня?

Инструктор Настя, приветствовала меня так почти каждый раз.

 – К ближайшей олимпиаде вряд ли успею набрать необходимую форму, – отвечал я.

 – Надо почаще появляться! Я заметила, вы не больше трёх раз в неделю ходите. Это мало!

 – Это вам мало, а у меня и после двух – на полшестого, – отыграл словами я.

 – Фу! – Настя, якобы, смутилась, но при этом улыбаясь во весь рот.

 – Ну что за непонятные намёки!

 – Какие уж тут намёки! В смысле непонятности как раз всё понятно, ещё немного и «физкульт-привет», в плане «до свидания».

Я покосился на то место, в котором у меня ожидался этот самый «физкульт-привет».

 – Все мужчины озабочены одним и тем же, – с игривым упрёком отвечала мне Настя.

 – Так и вы тоже!

 – А вот и не правда! Ну, то есть правда, конечно, но только не столько мы уделяем внимания, сколько вы хотите об этом думать. И спорт тут совсем не причём!

Для физкультурницы её мысль была слишком разветвлённой и глубокой, я даже подумал, что за её плечами что-нибудь помощнее Лезгофта.

На разговор подтянулся пахучий спортсмен, до этого уныло махавший руками где-то в другом конце зала. Настя поморщилась, а я банально обломался, так как он сбил всю дальнейшую охоту дискутировать.

 – Я, когда служил в армии, – начал он очередную побасенку, – тоже думал, что там бромом всяким еду обрабатывают. Знаете, ничего подобного. После полосы препятствий и марш-бросков никакого брома не надо!

 – А служил где?

 – Я-то? В автобане, под Гомелем.

«Жаль, что тебя там «Уралом» не переехали», – подумал я.

Но в ответ только лицемерно кивнул.

К счастью, моя тренировка заканчивалась, и я оставил Настю на растерзание.

– Как успехи? – спросила кошка, прямо как инструктор Настя.

– Стараюсь.

 – Сегодня финал, как бы нам так его посмотреть, чтобы Света не мешала?

 – Может, ей укол какой поставим? – съязвил я.

 – А можно?

 – Не, ну вы совсем уже съехали с катушек! Разумеется, это был сарказм.

 – А-а-а, глумление, насмешка, – разочарованно вставила собака.

Кошка посмотрела на неё с благодарностью и восхищением.

 – Господи! Ты что весь толковый словарь знаешь? – это я спросил, потому что тоже удивился познаниям.

 – И не только, испанский вот начала учить.

 – Испанский? – это уже кошка переспросила, оторопело смотря на собаку.

 – Si.

 – Может, тогда и Свету сама нейтрализуешь?

 – Con mucho gusto.

Собака ушла на кухню, оставив нас с кошкой морально раздавленными.

 – Надеюсь, она хоть в институт не засобиралась?

 – Откуда я знаю? Сидит, точнее, лежит постоянно, что-то читает, да и памятью Бог её не обидел, – отвечала кошка.

 – Представляю её на выпускном, в магистерской шляпе.

 – Да уж, «шляпа» полная.

Вернувшаяся с работы Света долго бродила где-то в районе кухни. Наконец, после умоляющих взглядов кошки (до матча оставалось минут двадцать), я встретился с ней в коридоре.

– Привет, дорогая.

 – Привет, как успехи на спортивном поприще?

 – Поприще ещё не порвал.

 – Странно, я думала, что и эту мою идею ты довольно быстро изничтожишь.

 – Надо уметь различать хорошее даже в плохом.

Света поджала губы:

 – В плохом, значит? То есть я, которая пытается заботиться о тебе, ещё и плохая?

 – Зачем так сразу провоцировать конфликт? Ты же понимаешь, что я хотел сказать!

 – А что ты хотел сказать?

«А что я, действительно, хотел сказать? Собаку бы с её книжной лавкой в голове – отмахнулся бы какой-нибудь цитаткой»

 – Ну что молчишь? – продолжала Света. – Сказать нечего?

 – Ну вот что ты нарываешься?

 – Ладно, проехали. Знаешь, мне в последнее время кажется, что я совершила ошибку.

 – Какую ещё ошибку? – я сделал вид, что не понимаю.

 – Обоюдную.

Мы помолчали. Как-то нелепо весь этот разговор произошёл. В коридоре.

 – Помоги мне платье купить, – наконец, нарушила она молчание.

 – Когда? – я напрягся и, прищурившись, посмотрел на Свету.

 – Сейчас! Настроение поднять надо.

 – Не, ну сейчас футбол…

 – Сегодня последний день распродажи, а ты же знаешь, я одна никак не могу решиться, всё время кажется, что на мне плохо сидит.

 – А раньше чего же ты молчала про эту распродажу?

 – Только сегодня заметила в журнале. Представляешь, лежит на кухне и открыт как раз на нужной странице, я даже подумала, что ты начал эти журналы почитывать.

Мимо нас проплыла собака, гордо помахивая хвостом.

Ясно, значит, откуда такая случайность!

– Ладно, – говорю я. – Поехали.

А сам незаметно успел прописать собаке пня.

«Мы начинаем прямую трансляцию…» – донеслось из комнаты.

Тут же в прихожую буквально ворвалась кошка и, как миноносец, принялась носиться между ног, явно умоляя сматываться быстрее.

Уже в машине Света, долго молчав, наконец, сказала:

– Как быстро иногда мы принимаем решения, и как долго потом не можем исправить их последствия.

– Слово «да», вообще, приносит больше вреда, чем пользы.

В окно вдруг резко подул непонятно откуда взявшийся холодный ветер.

8. Кошка с собакой

Соль кончилась. Всегда была, а тут – «на тебе».

– Я без соли жрать не могу, – сказала собака.

– Соль и ниепёт, – поддакнула кошка.

Сам я тоже ощутил охуенный недостаток этого минерала в организме, а главное, в еде, которую пытался готовить. Раньше за пополнением природных ресурсов следила жена, но уже месяца три, как мы разошлись. Она съебала к молодому и прыщавому студенту, заканчивающему последний курс престижного вуза и, судя по всему, имеющим прекрасное будущее и шанс через пару лет стать менеджером крупного звена. Я сострил, что крупы бывают у лошадей, но жена только самодовольно хмыкнула, после чего получила по еблу, что стало моим разрешением на расторжение брака. Забрала с собой все свои шмотки, диски какого-то Брайана Ферри, явного гомосека. Знал бы раньше, что она эту хуйню слушает – сжег бы их собственноручно (её и диски). И ушла. А что соль в доме заканчивается, не сказала. Я, как натура подверженная лёгким запоям, тоже не отследил этот вопрос.

Пока с горя пьянствовал, кое-какой хавчик готовили кошка с собакой.

– Теперь сам за своими выблядками убирай! – ещё один из упрёков, брошенных мне Светой перед уходом.

«Выблядки», кстати, вели себя достойно, тут она напиздела. И чистоплотные очень были. Ну вы в курсе… Пока я неделю куролесил, даже не напоминали о себе. Чем питались? Хуй его знает…

Вообще, они у меня самостоятельные: душ принимают регулярно, в телик фтыкают, в основном, правда, про Ивана Затевахина, но хоть не МТV ебучее. «Диалоги о рыбалке» они вдвоём смотрят. Обсуждают чего-то потом до хрипоты. Кошка футбол любит.

Ну так вот, пока я зажигал коньячные звёзды, они тихо паслись где-то на вольных хлебах. А как у меня отходняки начались, то засуетились, смотрю, кошка мне бульончик несёт, собака за кефиром сбегала. Одно слово, достойно себя проявили, не то что жена бывшая. Вот какого, спрашивается, хуя она съебалась? Деньги я нормальные зарабатываю, любовь – по графику, на маникюры с соляриями всегда реагировал положительно (следи за собой и будешь любима), в затяжное блядство не пускался. Ремонт этот, будь он неладен, закончили наконец. Нет же, захотелось ей прыщей молодых подавить. Да и хуй на неё.

Стал я за солью собираться. Оделся. Сказал собаке, чтобы громко телик не врубала и вышел. Утро выдалось морозным. Пожалев, что забыл про шапку (да и про зиму тоже как-то забыл), я потрусил к ближайшему магазину. Надо вам сказать, что кассиршей там работает пресимпатичнейшая баба. Лет так за тридцатник, но типаж просто блеск. Я уж давно хотел её на бефстроганов пригласить, да как-то не срасталось. И вот иду я и даю себе слово, что в этот раз заведу знакомство. Купил соль, шампанского пару флаконов, какой-то романтической закуски типа морских ракообразных, ну и просто еды. Подхожу к кассе. Сидит Она. И народу никого.

– Доброе утро!

 – Здравствуйте.

 – Как настроение?

 – Как обычно.

 – Вы до скольки сегодня работаете?

 – До восьми.

 – Я могу за вами заехать?

 – Зачем?

 – С целью пригласить на приятный вечер.

 – У меня дела.

 – В смысле месячные?

 – Мужчина, вам пошутить не с кем?

 – Какие уж тут шутки. Встретил женщину своей мечты – иду ва-банк.

 – Вы у меня уже два года коньяк покупаете и только теперь мечту разглядели?

 – Да всё коньяк мешал.

 – Наверное, с пивом мешали!?

 – Да нет, с любовью к вам.

 – А что так долго собирались?

 – Пропорцию не мог подобрать! Это же, как лак Страдивари…

 – Ну ладно, приходите после восьми, – внезапно согласилась она, крепко задумавшись над моей последней фразой.

Ворвался в квартиру, кричу:

– Генеральная уборка!

Пять часов мы приводили хату в порядок. Собака перемыла всю посуду, кошка бельё перегладила. Я тоже принимал активное участие, главным образом, безжалостно уничтожая воспоминания о супруге.

 – Ну что, сегодня ебаться будешь? – кошка такие моменты просекает на раз два.

 – Планирую, вы только сразу человека не пугайте своими разговорами.

 – Чё, молчать весь вечер? – собака из кухни кричит.

 – Ну хотя бы вначале помолчите, а то опять про рыбную ловлю начнёте пиздеть, и слова не вставить будет.

Приготовил салат оливье. Ракообразных отварил. Посолил всё. Соль-то теперь есть, хули.

 – Цветы купи, долбаёб, – кошка, как всегда, дело говорит.

Побежал к метро за букетом. Долго выбирал. Хотелось покорить даму. Решил удивить её розами. Когда принёс букет домой, зверьё морды скривило.

 – Это чего, типа, нестандартный ход?

Кошку эту убью когда-нибудь!

 – Вам ни хуя не нравится, я погляжу? – разозлился я не на шутку.

 – Купил бы понеобычней чего-нибудь.

 – Чего?

 – Хризантемы или ирисы, баб эти розы уже заебали.

Делать нехуй, побежал опять к метро. На этот раз купил хризантем охуенно яркой расцветки. На контрасте с сугробами смотрелось очень даже ничего. Дома тоже одобрили.

 – А чего с розами делать будешь? – собака интересуется с ухмылкой.

 – Пойду соседке отдам, у неё вчера день рождения был.

 – Толковая мысль! – собака уважительно почесалась за ухом.

Звоню к соседке в дверь.

– Кто там?

 – Марина, это я.

Открывается дверь, на пороге Марина. Тоже, кстати, ничего себе баба.

 – У тебя праздник был. И вот с опозданием, но всё же вручаю букет!

 – Ух, ты! Спасибо! Проходи.

 – Да ну – муж ревновать начнёт.

 – Какой муж? Я уже в разводе почти год!

 – Да не, извини, некогда, завтра заскочу.

 – Своей скажи, чтобы телик не врубала на полную.

 – Да у нас что-то тоже не сложилось…

 – Чего это вдруг? Ты же, вроде, не безобразничал? – и так с прищуром на меня смотрит.

 – Другого нашла.

 – Ну и дура! А ты точно зайти не хочешь?

Во поперло-то… Ну хули ей сказать? Ясен пень, хочу я к ней зайти, да только вот в другой раз придётся.

 – В другой раз, извини, никак сегодня не получается.

 – Ну ладно, буду ждать, спасибо ещё раз за цветы.

Так и пошёл я к себе со стоящим хуем. Пока ходил, животные хлеб порезали, колбасу твёрдого копчения, сыр. Открыли банку селёдки и начали вынимать из неё кости. Надо сказать, что лучше кошки это никто не делает. Чувствуется полное знание предмета.

– Лук порежь, – собаке говорю. – А то я от него плачу.

 – А я, типа, смеюсь…

 – Ты время не проеби, уже без пятнадцати, – кошка напоминает.

Ломанулся в ванную, побрился на скорую руку. И в восемь я был готов.

Тётя нервно перетоптывалась недалеко от магазина.

– А я думала, что вы на машине заедете… – разочарованно протянула она, обиженно оттопырив нижнюю губу.

 – Да тут до меня недалеко! – главное, чтобы она оглобли не завернула. Сила и натиск.

 – А я думала, что мы в ресторан поедем… – опять разочарование.

«Что ж ты, сука, так много думаешь-то?», – я в свою очередь подумал.

 – У меня замечательный ужин приготовлен, я – кулинар по призванию, – засераю ей мозги, как могу. Она ни с места.

 – Ну не знаю, надо подумать…

Пиздец, она похоже мама Буратино, деревянная напрочь.

 – А чего думать? Пошли!

Я под руку её «цап» и волоку ненавязчиво, она рядом идет, как маринованная минога, ощущение, что мысли, которые думает, где-то позади остались, а только тело пошло.

 – А что за ужин?

Мысли похоже догнали.

 – Так, креветки, ну… салатик, шампанское, селёдочка под водочку…

 – Я водку не пью! – как-то нервно она меня перебила.

 – Беременные? – галантно подшучиваю.

 – Почему сразу беременные, просто не пью!

 – Есть красное вино, чилийское.

Вот ведь, блин, какая дура оказалась, не угодишь. Может и зря веду, не обломится мне ничего у такой.

Заходим ко мне. Встречать выходят сначала собака, потом кошка. Появляются с паузой в пару секунд из кухни, потом садятся и смотрят. Гостья, глядя на них, произносит два слова, первое, когда выходит собака:

– Собака…

Второе, когда выходит кошка:

 – Кошка…

Я смотрю, у кошки язык аж чешется чего-нибудь пиздануть. «Молчи», – думаю, а то тётю сразу в «карету» загрузим.

Показал, где ванная, вернулся к «своим». Кошка ушла в комнату, а собака сидит, меня ждёт.

– Знаешь, – тихо мне говорит, – она, конечно ничего, но с интеллектом проблемы.

 – Главное, чтобы дала, а остальное, в принципе, неважно, а то у меня после развода такой сухостой… – высказываю свою мысль я.

 – И, по-моему, мы с кошкой её тоже особо не вдохновили.

 – Идите, смотрите телевизор и постарайтесь не ляпнуть чего-нибудь.

 – Ага, нет ничего обычнее, чем кошка и собака, которые смотрят телик.

И собака, прихохатывая, убралась в комнату.

 – С кем ты там говоришь? – удивлённый голос из ванной.

 – Сам с собой, привычка от армии осталась.

 – А где служил?

 – РВСН.

 – Что это такое?

 – Ракетчики…

 – Ой как интересно, а говорят там у ракетчиков радиация сплошная?

 – Где? Там? – как меня заебали эти вопросы про радиацию.

 – В ракетах, наверное, да и вокруг ракет.

 – Нет там ничего, и ракет уже нет, одна бутафория.

 – Как это нет? А если война?

 – С кем?

 – С американцами.

 – У них тоже бутафория, ракеты пластмассовые, а внутри отходы жизнедеятельности.

 – А что это такое?

 – Это? Говно!

Мысленно я начал подвывать на воображаемую луну от безысходности. Из комнаты доносилось сдавленное сопение, и только тётя хлопала глазами и ничего не понимала.

 – Фу, как грубо, – сказала она, наконец.

Всё-таки, когда она за кассой сидела, казалась поостроумнее. Проходим в комнату. Я сажаю гостью на почётное место, сам открываю шампанское. Кошка с собакой, как истуканы, вперились в телик. По телику футбол. Я, бля, дурень на автомате спрашиваю:

 – Кто играет?

 – Наши и не наши, – кошка острит будь здоров!

Тётя – хуяк – и сразу с копыт. Лежит без движения, как Ленин.

 – Ну что?!! – кричу кошке. – Спасибо, бля, поебался от души! Собака ломанулась за нашатырём. Орёт из кухни:

 – Где эта вонючая бутылочка?

Звонок в дверь. Ебать – колотить! Это ещё кто припёрся?

 – Кто там?

 – Я, – голос бывшей жены.

 – Тебе какого хуя надо? Иди к своему хуесосу, Брайана Ферри ему в жопу засунь!

 – Я забыла кое-что, хочу забрать, а он, кстати, рядом стоит, а то я боюсь, что ты меня уничтожишь физически, в состоянии аффекта.

Собака подбежала, шепчет, чтобы я не открывал, а слал её на хуй (вниз по лестнице).

Тётя глаза приоткрывает, ни хуя не понимая, крутит головой, одним словом, возвращается из комы. Кошка ей протягивает стакан воды:

 – Выпейте, поможет, бля буду…

Как же она заорала… Кошка аж зашипела с испугу, проявила естественную животную реакцию. Кричит мне:

 – Она – ёбнутая, орёт громче телевизора.

 – Нехуй языком молоть потому что!

Я, пиздец, какой злой. Кассирша, тем временем, опять отрубилась.

 – Что, уже блядей навёл? – довольным голосом жена из-за двери подъёбывает. И кто-то вторит ей прыщавым голосом.

Распахиваю дверь (откуда у меня бутылка шампанского в руках оказалась, хуй его знает) и сразу Брайану Ферри бутылкой по голове, так, на всякий случай, чтобы не мешал потом.

Бывшая тоже заорала. Вбегает в комнату:

 – Телефон! Где телефон? Скорую срочно… – визжит.

В коридоре стоит собака, и, глядя на неё, спокойным голосом просит.

 – Не звоните никуда, бутылка всё равно не разбилась. Значит, соскользнула, а сознание он от страха потерял, потому как молодой ещё. А вы забирайте, что забыли и уёбывайте по-хорошему. У нас и без вас полна жопа огурцов.

Та аж засипела и тоже в отрубон. Из комнаты футбольный комментатор орёт «Го-о-ол!!!». Суки, забили, когда не надо. Слышу, дверь на лестнице открывается, Марина кричит:

 – Да убавь ты свой телик, орёт же как подорванный, ещё и дверь расхлебястал!

Вот только её не хватало тут ещё. Кошка с собакой подходят:

 – Ты извини, но мы на балкон съёбываем, а то слишком жарко становится, как в мартеновской печи.

 – Уёбывайте, сталевары.

Выбегаю на лестницу. Там Марина с интересом разглядывает будущего менеджера крупного звена.

 – Этот что ли?

 – Что «этот»?

 – Новый избранник.

 – А-а-а. Ага, он, пидарас.

 – Живой хоть?

 – Собака сказала, что ничего страшного.

 – Кто?!

 – Тьфу, блин, ну, одним словом, всё нормально, по касательной задел.

 – Тогда пойду успокою твою…

Марина шагнула в прихожую, я молча ждал реакцию.

 – Ни хуя себе… Прямо ледовое побоище! А это-то кто?

 – Так, знакомая, зашла в гости…

 – Так это же кассирша из нашего магазина, она-то тут за каким бесом? Твоя её вырубила?

 – Да.

 – Ты вот что, иди на балкон, перекури, а я тут их приведу в чувство.

Выхожу на балкон, – сидят мои красавцы, морды довольные. Я закурил. Через минут десять заходит Марина.

 – Всё, все разъехались. Эта, из магазина которая, бегом убежала. Быстро так, наверное, спортом занималась в детстве.

 – Спасибо за помощь. И, кстати, не хочешь ли шампанского?

9. Работа

И опять началась прежняя жизнь. Свобода выбора и передвижений! Ночные приключения и знакомства. Короче, началось то, что в русском языке называется ёмким словом – блядство. Многие находят такой образ жизни недостойным нормального человека. Старинная, веками проверенная мудрость гласит: «Излишества никогда не доводят до хорошего». Тут спорить, разумеется нечего. Но, чёрт побери, как же те, кто ратуют за такой образ жизни, внутренне мечтают прожить хотя бы один денёк как я. Вечером – жорево, ночью – порево, утром – серево. Чем не модель национальной идеи, упорно отыскиваемой в последнее время? Да почему только национальной? Межнациональной! От Северного до Южного полюсов, все народности и племена, все национальности и меньшинства – все, все хотят этого!

И это, естественно, мы всего лишь люди.

Но по-русски это всё равно называется блядство.

Я даже спорт отодвинул на неопределённое время. Но с оговоркой – поклялся светлой памятью барона Пьера де Кубертена, что при первой возможности вернусь в спортзал. Осталось дело за малым – дождаться этой самой возможности. Однако было в моей жизни нечто более неудобное – работа. Её отодвинуть никакой возможности не было. Это был вынужденный компромисс на жизненном пути и, в отличие от брака, этот союз человека и работы разрушить было практически невозможно. Наверняка, каждый попадал в ситуацию, когда приходилось выбирать между работой и собой. И всегда побеждала работа, которая в подавляющем большинстве случаев воспринимается как каторга! Существует, конечно, незначительный процент людей, для которых работа – это часть их натуры и вне её они себя не мыслят. Я же всё время относился к ней как просто к способу заработать хоть какую-то независимость от обстоятельств. Работа давала деньги. На деньги покупалась свобода. Так было и будет во все века. Вот и вся демократия. Но по-русски это всё равно называется блядство.

Я бы даже так обрисовал исходные понятия – «противостояние человека и работы». Именно так и никак иначе. Скольких людей эта самая работа, которую Маркс называл «трудом» (суть дела это не меняет), что называется «вгоняла в гроб»?

Но, справедливости ради, надо заметить, что работа тоже бывает разной: для выживания и для обогащения. Причём обогащаются люди определённого склада, ну а выживает за счёт работы тоже вполне определённый контингент. Выживают неудачники, как принято считать по западным меркам. И этим самым своим выживанием создают материальные блага, которыми во всю пользуются более ушлые представители рода человеческого.

В далёком будущем население планеты будет делиться не по нациям, а именно по этому признаку. Будет черта, за которой ты «никто». Она, конечно, есть и сейчас, но это стыдятся признать. Её именуют «чертой бедности», «средний класс», или ещё как-нибудь – неважно. Но в будущем религией окончательно и уже «навек, бесповоротно», станет бизнес, а он не признаёт эмоций. И все окажутся в глубокой жопе.

Но по-русски это всё равно будет называться блядство.

Такие идеи в начале рабочего дня постоянно сверлят мою голову. Так бы продолжалось и дальше, но вездесущая работа пролезает даже в святая святых – мои мысли. Сейчас она материализовалась в телефонный звонок.

– Да?

 – Алексей Николаевич? Это Сергеев. Я бы хотел к вам подойти по личному вопросу…

 – По-личному? – машинально переспросил я. – Ну, давай после полудня.

 – Спасибо!

Потом позвонили ещё три человека, и всем нужно было «по-личному». Что за ерунда? Неужели в массах пошла какая-то движуха, о которой я ничего не знаю. Одно можно сказать точно: разговоры пойдут про деньги, про зарплаты или премиальные или ещё про что-нибудь, что так или иначе связано с деньгами. Короче, про блядство… Но почему же все сразу? Чтобы раньше времени не гадать, я опять погрузился в свои мысли. С бодуна я всегда думаю много.

Вот недаром же люди делятся на тех, кто идёт вперёд, и тех, кто, наоборот, не стремится ни к чему. Что заставляет первых изобретать, творить, не спать ночами, а вторых, соответственно, сидеть на больничных, «отбывать номера», филонить и просто забивать на всё? Почему кто-то из нас является двигателем, а кто-то якорем? И ведь последних подавляющее большинство, да что греха таить, я и сам такой. Ну, может, разве что мне повезло больше чем другим: попал в струю и теперь не особо напрягаюсь. А если бы всё пошло по-другому в моей жизни? Хотя… Что значит по-другому? Все мои шаги – вполне сознательные. Я знал, что надо учиться, дружить с хорошими людьми, больше слушать и делать, меньше говорить. Но это скорее всего моя натура, и потому для меня это естественно. Хотя есть и у меня «ахиллесова пята» – бабы и алкоголь. Но до сих пор как-то удаётся мне балансировать и не скатываться в какую-либо сторону.

Опять звонок. На этот раз Яна:

– Черкасов жаждет общения, хочет на следующий месяц объёмы знать.

 – Спасибо, Яна, соединяй.

Поговорив с Черкасовым – огромным по размерам мужчиной, с удивительно неподходящим для его внешности голосом и рассказав ему сказку про объёмы, которых ещё никто в глаза не видел, я опять погрузился в размышления.

Где-то читал, что мозг наших предков начал расти после того, как они стали жрать в больших количествах галлюциногенные грибы. Потом их попёрло так, что до сих пор нас ещё вставляет иногда. Интересная теория, знал про неё Маркс или нет? Муравьи ведь тоже пашут от зари до зари, однако разум у них не появляется… Правда, и наркоту они тоже не жрут. Или, может их просто не торкает?

Да что муравьи… Сколько раз слышал от людей, что они на своих работах тупеют. Охранники, например, стоят по двенадцать часов и им даже книжки читать нельзя. Поневоле крыша съедет в сторону примата. С наркотиками этими тоже непонятно. Я бы запретил, причём, жестко. Вплоть до расстрела. Можно и гуманно – наркоманов лишать гражданства: пиздуй в Голландию, садись на пособие и, пожалуйста, – всё тебе бесплатно. И никого убивать не надо будет, никаких мафиозных наркоструктур. Иди – шыряйся. Но только в пределах периметра. А к нам доступ закрыть наглухо. Цинично, наверное, с первого взгляда, зато, по-моему, это единственный способ разобраться с проблемой.

Опять звонок. На этот раз Москва – столица нашей Родины. В Москве всегда всё лучше знают. Там всегда готовы дать совет и пожурить, если надо. Могут даже совсем запугать, пообещав приехать и разобраться на месте. Все эти разборки заканчиваются только пьянками. Но на этот раз там просто уточняли объёмы на следующий месяц. Что им всем дались сегодня эти объёмы? Так бывает частенько: один тебя спросит про что-нибудь, потом другой. И ты уже начинаешь думать, что всё это неспроста, что есть глубокая и пока невидимая связь. А потом оказывается, что всё это – совпадения и ни хрена более.

Про Москву подумалось. Не знаю, как у вас, а у нас очень любят всякие отчёты. В Москве, особенно: Чтобы филиалы, значит, им эти отчёты слали, а они уж там будут видеть всю картину. Идея, конечно же, правильная, более того – логически необходимая. Но если вы осуществляете стратегическое управление, а именно это они и должны делать по законам нашей конторы, на кой чёрт им лезть в нашу тактику? Понятно, что там боятся возникновения мафии или, выражаясь по-русски, «как бы чё не спиздили». Да только вот они же сами в этих отчётах путаются. И ничего уже понять не могут. Опять звонок.

– Да?

– Это я! Кошка.

 – Чего стряслось?

 – Не забудь жратвы – почти неделю на подножном корму. Ты до дому когда планируешь добраться?

Бляха-муха! Я ж дома уже дней пять не ночевал!

 – Ждите сегодня и спасибо, что про харчи напомнили…

 – Ну бывай!

Вот возьмём кошку. Ей конкретно – на всё насрать. Она не работает, смотрит целый день телик… Одним словом, хорошо живёт. Или собака… Та вечно что-то читает, занимается самообразованием. Тоже, прямо скажем, живёт неплохо. И я. Живу, в принципе, заебись, но в отличие от них не делаю ваще ни хуя. Работа, разумеется, не в счёт. Сами видите, чем я на работе занимаюсь. Спорт забросил, жену просрал, никаких интересов жизненных, наподобие хобби. Слово тоже мне придумали – хобби. Не то «хобот», не то «хоббит». А вот интересно у кого хуй больше был – у мамонта или у слона? Помню, в зоологическом музее в детстве видел слона, у него ещё собаки хуй сожрали. Или нет? Не, не слон это был – мамонт. И не с хуем, а с хоботом. В смысле, хобот ему сожрали собаки. Хотя, наверняка, полярники с голодухи схавали, а свалили на собак. Неплохо так «суп из мамонтятинки»… Хотя, наверняка, хуёвый суп. Опять звонок прервал мои мысли.

Сразу же жрать захотелось. И чего я дурак не поехал на обед? Всегда так, сначала сморозишь хуйню, потом думаешь – зачем?

В дверь сначала постучал, а потом протиснулся Сергеев. Как он так протискивается? Я не раз видел, как он не открывает дверь, а оставляет себе небольшую щель, в которую потом пролезает. Как змея. Выглядит всё это жалобно – Акакий Акакиевич ни дать ни взять. Я глянул на часы, оказалось, что уже почти полвторого. Нихрена себе я размышлял, прямо Спиноза.

 – Ну, вползай уж. Что там у тебя? – я подбодрил Сергеева, который процентов на восемьдесят уже находился в кабинете.

 – Алексей Николаевич… – начал тот.

 – Садись.

Я указал на стул.

 – Спасибо! Я о чём… Алексей Николаевич, вы ни за что не догадаетесь по какому я вопросу.

Точно, змей! Нет, чтобы прямо сказать, зачем пришёл. Вечно что-то крутят-мутят, слухи-сплетни распускают. Всё оттого, что много свободного времени на работе, вот и занимаются всякой ерундой. Сериалов насмотрятся и начинают потом внедрять на производстве передовые методы взаимоотношений.

 – Про объёмы?

Я ляпнул первое, что пришло в голову. Не зря же мне все с утра мозг ебут этими объёмами.

 – Про объёмы… – протянул Сергеев. Явно его выбила из седла моя проницательность. Я же сразу постарался изобразить всё понимающую рожу.

 – Ну и что с объёмами?

 – Так, это… Растут!

 – Ну?

 – У нас в этом месяце, – он достал из кармана пиджака сложенную вчетверо бумажку и, развернув, принялся читать, – на двадцать процентов выросли объёмы!

 – На двадцать? – переспросил я, понимая, куда он клонит. Если и следующие ходоки по этому вопросу, то, значит, сговорились.

 – Я всё подсчитал, – заверил Сергеев.

 – Ну хорошо, пусть будет двадцать, – согласился я.

К тому же объёмы выросли не на двадцать, а на двадцать два процента. Невнимательно считал, аналитик хренов.

 – А в следующем месяце ещё на тридцать процентов вырастут объёмы!

 – Ну и дальше что? – я прикинулся шлангом.

 – Итого получается около пятидесяти процентов, и это без тенденции к снижению!

Во чешет, сукин сын!

 – Так это хорошо – больше денег контора заработает.

 – Вот тут как раз к сути и подходим, – лицо Сергеева приняло плутовато озабоченный вид.

Я ждал, когда он это, наконец, произнесёт.

 – Алексей Николаевич, – начал Сергеев, понизив голос, как бы боясь, что нас могут подслушать враги, – зарплата-то не растёт…

Лирическое отступление. Дело в том, что этот бизнес мне когда-то свалился на голову в лице моего старого друга Витьки. Теперь он, конечно, Виктор Александрович. А когда-то давно, в армии, мы были молодыми и зелёными духами, вместе переносившими все тяготы армейской службы. Так получилось, что из новобранцев мы оказались вдвоём и на почве этого конкретно сдружились. Это к вопросу о том, что, среди прочего, армия даёт человеку. После дембеля продолжили поддерживать отношения. Правда, Витька был москвич, а я из Питера. Как-то на год он пропал у меня из виду, а потом объявился и предложил взять под себя небольшую фирмочку. У меня было некоторое количество денег на тот момент, небольшое, но достаточное, чтобы войти к Витьке в долю. Так мы и завертели всю эту карусель. Стоял он на столице плотно, с серьёзными людьми. И за пару лет контора так поднялась, что Витька и сотоварищи полностью перешли на западный манер ведения бизнеса – набрали топ-менеджеров и прочей модной пижни. Сами отошли от дел, но периодически поёбывали обладателей красных дипломов за неудачные решения. Я же продолжал рулить, ничего особо не меняя. Естественно, были у меня толковые ребята, но отдать им полноту власти я не рискнул, не столько из-за недоверия, а просто, чтобы люди не испортились. То, что я являюсь акционером питерского филиала, знало только несколько человек в Москве. Для всех своих подчинённых, я был обычный директор, которого, как они думали, можно так же уволить как и их. Я не разочаровывал их в этих фантазиях.

И вот теперь, змей – Сергеев в своё рабочее время, когда он должен отрабатывать зарплату, которую плачу ему я, приносит мне свой помятый тетрадный листок, написанный опять же в рабочее время, и просит поднять ему зарплату! Вот вкратце вся ситуация.

 – Не растёт…

Повторил Сергеев и развёл ручками в стороны.

 – А с чего ей спрашивается расти, у тебя что «сделка»?

 – Нет…

 – Ну и в чём вопрос тогда? Работать не хочешь?

 – Нет, что вы! Я боюсь, как бы мы не начали торопиться и ошибаться!

Ух ты, какой заботливый.

 – Качество ведь сейчас во всём мире выходит на первый план, – продолжал змей.

 – Вот что. Пока у тебя будет возможность высчитывать наши объёмы, которые, кстати, ты высчитал неправильно, в течение своего рабочего дня, значит, есть ещё резерв.

И скажи следующим, кто собирался меня посетить, что если они по этому же поводу, то пускай сразу оглобли заворачивают. У меня нет времени по пять раз на дню слушать, что денег не хватает.

 – Извините.

 – А если будешь продолжать развивать свои антирабочие настроения, заставлю тебя в Power Point презентацию по творчеству Марка Аврелия забабахать. И буду требовать, чтобы получилось ненавязчиво, но убедительно, одним словом … корпоративненько.

Сергеев выскользнул из кабинета гораздо быстрее, чем заполз в него.

Всё-таки все люди одинаковые. Все хотят денег побольше и работать поменьше. Я не рассердился на Сергеева, на его месте я бы, наверное, тоже пытался как-нибудь повлиять на ситуацию. Но получилось так, как получилось. Надо ли кого-то винить, что я – начальник, а он – подчинённый? Разумеется, нет! Но и повышения он не получит. А это уже его личная заслуга. Я опять задумался. Вот ситуация из жизни – дорожная пробка. Все стоят как люди, но всегда найдутся самые умные, которые начинают вылезать на встречку и переть по ней. Это – потенциальные революционеры. Пускай дураки стоят, я же не такой! В результате пробка, которая хоть как-то, но двигалась, встаёт колом. И дебилы, в конце концов, упираются во встречный поток! Теперь они начинают влезать, бибикая и делая страшные глаза. При этом они ещё и очень недовольны. Ну, с недовольством понятно – естественная реакция. Не себя же любимого признать идиотом, другие есть. Вот так устроен человек. Думает, что он умнее всех, а ничего подобного.

Заглянула Яна и положила мне на стол бумаги на подпись. Вот она, например, молодец-девчонка. Знает несколько языков, умная и не карьеристка. Я от неё никогда ни сплетен не слышал, сидит себе, работает. Вот такие, как она, могут рассчитывать на карьеру, по крайней мере, у меня. Но это я так думаю, потому что доверчивый и глупый, а надо по-другому… Надо по-западному! Как в бизнес-школах учат. Или как в конторах с иностранным капиталом. Там, например, начальник под себя умного подчинённого ни вжисть не возьмёт, потому что будет бояться, что тот его подсидит. Это у них развито на генном уровне! Если умный – значит подсидит! В результате наверху, в руководящем аппарате, собирается такая шушера – мама не горюй! Подонки и скоты. И если нормальный человек оказывается в этом гадюжнике, то «тушите свет». Работа превращается в форменный ад, и, в конечном итоге, это болото его отторгает. Повезёт ещё, если без подстав. Знаю кучу примеров такого корпоративного братства через букву «л». Но, слава Богу, сам не попадал в такой переплёт, а то бы морду набил кому-нибудь. В такой ситуации решение вопроса «вручную» единственное, если можно так выразиться.

Судя по тому, что до конца рабочего дня больше меня никто не тревожил, народ понял бесперспективность кавалерийских наскоков. Значит, надо ждать флангового удара. Тут несколько вариантов: могут побухтеть и потом успокоиться, могут продолжить работать спустя рукава, и, наконец, могут накатать подмётное письмецо кому-нибудь в Москву. Первый вариант меня устраивал. Второй устраивал даже больше первого, так как кто-нибудь в погоне за рекордом «нихуянеделания», наверняка бы напортачил, а за это пришлось бы его публично выебать, и всё бы завертелось как раньше. Вариант третий был самым неприятным, потому что пришлось бы уволить храбреца, решившегося на открытый бунт. Но так как он требовал взятия на себя большой ответственности и смелости в написании письма, то третий вариант был самым маловероятным. От меня требовалось подождать с недельку и, если ничего не произойдет, подарить от лица фирмы какой-нибудь бонус. Вот и вся наука управления персоналом.

Я глянул на часы – рабочий день закончился. Надо было посидеть для приличия ещё с полчасика, начальник всё-таки, и затем уже двигать до хаты. В дверь постучали. Это оказалась Яна.

– Алексей Николаевич, можно я вас отвлеку минут на пять?

 – Разумеется!

 – У меня вот какое дело…

«Только бы не ты, – думаю, – с идеями про объёмы и зарплаты».

Но высшие силы не позволили мне разочароваться в своём лучшем работнике.

 – Я хочу поступать в институт, на второе высшее, но боюсь мне трудно будет совмещать с работой, особенно, когда надо будет экзамены сдавать.

 – Собираешься увольняться?

 – Боже упаси! Где я себе ещё такого начальника найду! – лукаво улыбнулась она.

Умеет льстить, ничего не скажешь!

– Ну и что предлагаешь?

– Может, вы мне подскажете, как быть?

И смотрит как зайчик.

– Тебя, Яна, надо дипломатом в страны с непростыми отношениями направлять, тогда у нас куча проблем пропадёт. А с учебой не волнуйся. Главное, предупреждай заранее, когда тебе надо, всё утрясём.

– А с бухгалтерией как?

– Не надо ничего! Считай это поощрением за хорошую работу.

– Спасибо!

Яна расплылась в улыбке.

– До свидания! – и упорхнула.

Сразу ощутил прилив положительных эмоций, а заодно и опять задумался. Сколько человеку надо для счастья? Всего лишь, чтобы кто-то ценил его. Это ведь так важно – быть кому-то нужным. Чтобы кто-то ждал дома, пускай хоть и, как у меня, два вечно недовольных волосатых создания на четырёх ногах. И тут я подумал, а пугает ли меня одиночество? Тщательно обдумав этот вопрос, понял, что, по-настоящему одному мне быть не приходилось. Но не приходилось по одной простой причине – одиночества я всё-таки боюсь. Боюсь быть действительно один. (Это оставило во мне непонятное чувство. Прожив уже половину жизни, я вроде как что-то не успел, причём такое, что лежало буквально в двух шагах. Можно ведь корить себя, что не забрался на Эверест, не покорил Южный полюс, не дал денег на храм Христа Спасителя, но это всё было не то.) Задумался я настолько сильно, что только придя домой, вспомнил про сосиски. На вопрос кошки, где же еда, я только недовольно хмыкнул и молча отправился в магазин. Естественно, в одиночестве.

10. Дружба народов

Тяжело… Медленно верчу головой по сторонам. В постели – женское тело, в полном отрубоне. Вроде, не страшная. Сдёргиваю одеяло, чтобы проверить. Вау!

Сажусь, свесив вниз бледные ноги с синими полосами вен. Вены, как татуировки – настолько ярко они выделяются. Жбан трещит по швам. На правом виске сидит дятел и усиленно долбит кость, пытаясь добраться до мозга. Ха-ха-ха, мозга то и нет!

Левая рука не слушается – подруга отлежала. Осторожно встаю на ноги… Дурнота подступает к горлу и явно не собирается останавливаться. Приходится рвануть в туалет. Успеваю в последний момент.

Медленно, по стеночке, перебираюсь из туалета в ванную. Под душем становится полегче. Но я знаю, что это временно. Сейчас желудок поднакопит кислоты, и всё повторится. Сквозь зубы в какой уже раз шепчу слова заветной клятвы: «Больше ни грамма, ни капли, даже не взгляну!»

– Ну нельзя же так! – встретила меня в кухне кошка.

– Как видишь, можно…

 – Это до поры до времени, не может организм столько выдерживать!

 – Собака где?

 – В комнате.

 – Как зовут девчонку?

 – Аня, но уверенности нет, у вас обоих вчера язык еле ворочался.

 – Какие-нибудь данные на неё ещё есть?

 – Вроде, в институте учится, на ин. язе.

Хоть что-то, думаю.

 – Красивая… – попытался я настроить себя на позитив.

 – Да, ничего… Я даже удивилась.

 – Как я себя вёл вчера?

 – Ты? Как зайчик…

 – Это как это?

 – Ушами шевелил, кору грыз.

 – Какую кору?

 – С огурцов.

 – Ясно. Звонил кто-нибудь?

 – Я телефон отключила.

 – Это правильно… Но можно уже включать, – я кивал головой, как будто со всем согласен. – И ещё кофе свари, а то я на молекулярном уровне.

Тут же пришлось сорваться с места – желудок брал своё, точнее отдавал чуждое.

После вернулся на кухню, где уже началось спасительное кофейное движение.

 – Немец как. Уехал?

 – С немцем всё нормально, его дядя Вова унёс.

 – Как это унес?

 – На плече.

 – Ну и замечательно… Значит, цель достигнута.

История эта началась за двадцать четыре часа до этого диалога. Я сидел на работе. Четверг, полный расслабон. Всё вертится без моего участия. Рай да и только. Тут прозвонился Вован:

 – Привет работникам умственного труда.

 – И вам того же…

 – Нужен твой талант…

 – Это какой это? Просвети, а то я чего-то до сих пор о нём ничего не слышал.

 – К нам приезжает немецкий друг и не просто друг, а, скажу больше, партнёр по бизнесу. У него есть мечта детства – побывать на русской пьянке…

 – Странное детство у него было…

 – Мне на его детство – дедовскими гусеницами наехать! Мне надо, чтобы его мечта осуществилась. Сказка стала былью…

 – Явью, – поправил я. – Тебе-то с этого чего?

 – Мне с этого партнерские отношения с элементами полного доверия. Скидки… Даже жена зелёный свет дала!

 – Во как. А я, значит, печень должен на западном фронте оставить?

 – Я ж с тобой буду!

 – Вова, поверь мне, это будет мегаблудняк!

 – Контора платит!

 – Это не аргумент, а, наоборот, предостережение для того, кто умеет просчитывать ситуацию наперед.

 – То есть ты пас?

Я задумался. Бросать старого друга в таком сложном деле? Нет, это не в моих правилах… Тем более, что контора платит…

 – Он как? Дородный?

 – Здоровяк – такого тяжело будет перепить.

 – Когда он появится в нашем воздушном пространстве?

 – Самолёт через пять часов, и мы его сразу сажаем на стакан. Такой у меня план для начала.

 – Прям в аэропорту?

 – А чего тянуть-то? Всё по ихнёвой науке, Блицкриг, ёбаный в рот… Он реально может ведро вылакать, эдакий классический немец. А нам очень надо хотя бы к воскресенью глаза продрать. У нас с понедельника вся движуха по первому совместному объекту начинается. Попробуй порули с квадратной головой…

 – Ещё не легче… Володь, может, ну его на хуй?

 – Ну, хочется ему! Что я могу сделать?

 – На речном трамвайчике его прокати, своди в музеи, Гергиева небритого покажи…

 – Да видел он это всё тысячу раз, кроме Гергиева, наверное… Ему экстрима хочется.

 – Зовут-то как его?

 – Ойген. Ойген Дайс.

Прямо как Йохан Вайс, думаю.

 – Давай, тогда ты его встречай и вези куда-нибудь, а я подъеду.

 – Добро. Ты только не грузи его «Гитлер капутами»! У них психологическая травма до сих пор. Переживают больно сильно. Хотя мне кажется…, ладно, потом обсудим, если подвернётся в разговоре.

 – Не боись. Пить будем в жёстких рамках современной геополитической обстановки, не переходя зыбкую грань политкорректности.

Я позвонил Витьке в Москву, предупредил, что завтра буду «на задании» и, скорее всего, буду там до воскресенья. Потом делегировал всё, что нужно, всем, кому можно. После этого попытался озадачить кошку, чтобы не ждала.

Ага… Щас… Как бы ни так…

– Жратва по нулям! – протестовала та.

 – Не успеваю – ищите сухпаёк.

 – Дудки! Иначе дверь не откроем и всю квартиру засрём!

 – Сами же задохнётесь!

 – Харч и ниепёт!

Пришлось наобещать полную чашу. Прикинул, время, в принципе, успеваю, только бы пробок не было.

– Колбасы, вон той, – показывал я продавщице. – Сосисок таких и таких по два кило.

– Ещё что?

Возьму-ка я и себе чего-нибудь, вдруг занесёт нелёгкая по пьянке домой.

 – Давайте, твердокопчёной, только нашинкуйте, пожалуйста, в смысле порежьте. Ещё ветчины и сыра с плесенью. Колбасок мюнхенских тоже давайте.

 – Сыр с плесенью не режем.

 – А тогда ещё и того, который режете, и порежьте, разумеется.

В результате затарился, как на выходных, даже больше. Одному за неделю столько в жизни не сожрать. Водки взял три литра, конины – литруху и, на всякий случай, вина. Оглядел количество жрачки и присвистнул. Месячную осаду выдержать – как два пальца…

Собака одобрительно кивала, когда я заполнял полки холодильника:

– Ветчину далеко не зарывай…

 – Ветчина – мне!

 – Всё по справедливости – так учат нас все религии мира.

 – Я вам сосисок купил четыре кило.

 – Это похвально, но разнообразия тоже хочется!

 – Предупредили бы!

 – С кем вечеринка?

 – Вован просит составить компанию.

 – Вдвоём?

 – А труа… Будет бизнес-партнер из Германии.

 – У нас? Интурист?

 – Нет, конечно. Но нельзя исключать, что мы с Вованом потеряем контроль над ситуацией и припрёмся ко мне. И никакой он не турист, Вовка с ним работает, а у него мечта – побухать с русскими…

 – Бывают же желания! – удивилась собака.

 – Подсознание какое-то вылезает не иначе… или гены…

 – Тогда ждём вас в гости, – мрачно предрекла собака. – Будет ему подсознание… Только блядей не везите!

 – Это как получится, – честно предупредил я.

Я подъехал в неприметный кабачок где-то в центре. Там уже стоял дым коромыслом: Вован, пара ребят с его работы, Олег и, кажется Коля, и, разумеется, «блюдо дня» – немец, как свадебный генерал, во главе стола. Высокий, морда круглая, в плечах шире меня. На столе – графин с водкой, выпитый уже до половины. Закусон.

Я мысленно собрался. Опьянение принципиально зависит от психологического настроя. Хотя, если ты «на нерве», то тоже можно много выпить, практически не теряя контроля.

 – А вот и лучшие люди! – заметил меня Вовка.

Я подошёл и был представлен как «близкий друг». Что, в принципе, соответствовало правде. Я пожал всем руки и скромно присел с краю. Немец подбадривающе подмигнул мне, широко улыбаясь:

 – Я люблю большие компании, – начал он почти без акцента. – У нас в Баварии большая семья…

 – Здорово говорите по-русски, – озадаченно сказал я немцу.

 – Я специально учился на интенсивных языковых курсах. Россия – самое перспективное направление для строительства, тут мы с Владимиром имеем общие интересы. Хочу вести с вами дела на одном языке!

 – Россия – для всего самое перспективное направление, – авторитетно поддакнул я.

Тем временем Вован, на правах хозяина, быстро организовывал мне посуду.

 – Я заказал тебе котлет из телятины. Надеюсь, нет возражений?

 – Спасибо.

Я кивнул, как-то всё ещё чувствуя скованность.

Скорее бы выпить, думаю. Немец начал что-то дальше развивать про перспективы. Так как меня это мало касалось, я, вежливо улыбаясь и слушая вполуха, оглядел заведение.

Много свободных мест, кроме нашего только один столик был занят.

Видимо, дороговато тут кормят. Приоткрыл меню, сориентировался по цифрам – так и есть.

Тем временем мои собутыльники подняли рюмки. Я быстро подцепил на вилку какой-то скользкий гриб и вернулся в беседу. Тост двинул один из Вовкиных корешей:

 – За знакомство!

Я выпил с удовольствием, уж больно напряжённо было на душе. Закусил грибом. Замечательно…

 – Грибы – это вкусно, – обратился ко мне немец.

 – Да, люблю грибы. И собирать, и есть.

 – Собираете? Сами?

 – Ага, у нас это называется «тихая охота».

 – Я охоту не люблю – жалко зверей. Негуманно, – немец, видимо, не понял, о чём я, но я не стал объяснять. Зачем человека грузить нашими традициями?

 – У вас водку любят?

 – Водку – нет. В основном, пиво. В Баварии лучшее пиво и вино.

 – У нас тоже водка стала сдавать позиции, – поддержал разговор Вовка. – Хотя есть ниши, где она традиционно удерживает лидерство.

 – Какие? – поинтересовался Ойген.

 – Строительство, – засмеялся Коля.

Немец вежливо поддержал, хотя было видно, что шутка ему не очень понравилась. Вовка это тоже заметил и, пользуясь тем, что немец смотрел на Колю, одними губами сказал всё, что думает по этому поводу.

Сконфуженный Коля неловко замолчал, а я продолжил за него:

 – Строительство – это, конечно, шутка. У нас водка может употребляться за обедом в качестве аперитива. А так, чтоб сильно зашибать…

 – Зашибать? – переспросил Ойген. Видно было, что этот термин он не проходил на своих интенсивных курсах.

 – Употреблять алкоголь. Сленг, – пояснил я. – Ферштейн?

 – А-а, понимаю.

 – Ну, а так чтобы сильно, то у нас уже нет такого, да и не было, в принципе. Пили, конечно, но абсолютно столько же, сколько и другие нации, а, может, и меньше, чем некоторые. Вон тех же финнов возьмите…

Немец, смеясь, погрозил мне пальцем:

 – Вы патриот, это хорошо.

 – За общность взглядов! – подытожил Вован, поднимая рюмку.

После второй мне реально полегчало, яд начал действовать. Подошла официантка и поменяла пепельницы. Вовкины дружбаны дымили как паравозы. Я тихо спросил, когда будет горячее, меня также тихо заверили, что через пять минут всё принесут.

 – В России многое изменилось, – заметил наш наблюдательный немецкий друг.

Поскольку возразить было скорее глупо, чем трудно, то я решил промолчать. Олег начал рассказывать про перемены и его к ним отношение. Я продолжал молчать. Вовка тоже не стремился вступать в дискуссию, и вдруг я понял почему. Олег с Колей – это первая линия обороны, а Вовка и я насядем на немца, когда тот уже обмякнет. Но немец мне показался дружелюбным, и я решил, что буду пить честно. Как раз пришло время накатить по третьей. В конце концов, как-то даже неудобно выходило, как будто заговор какой-то… и тут (после третьей) мне окончательно полегчало. Разобравшись со своими тараканами, я вернулся в беседу. Олег уже закончил рассказ о далёком прошлом и теперь пересказывал истории со своего недавнего места работы. Немец слушал с искренней заинтересованностью. Я почему-то за него порадовался. Хороший мужик. И чего мы с ними воевали?

 – Я работал с такими залепушниками – тушите свет! – рассказывал Олег.

 – Залепушники? – переспросил немец, напряжённо морщась.

 – Ошибались постоянно. По мелочам, по-крупному – всюду.

Немец кивнул. «Неплохо он обогатит свой словарь, пообщавшись с нами», – подумал я.

 – Мы для одного завода гнали продукцию, и постоянно то одного не было, то другого. Зато собрания каждый день, конференции. А сами даже производственную линию не могли запустить без геморроя. Экономили на всём, потом удивлялись – почему не работает? Директор как-то что-то такое там проебал, что потом за его же деньги ему привозили и передавали в аэропорту какие-то то ли шайбы, то ли хуяйбы…

 – Хуяйбы?

 – Универсальный крепёж, – пояснил я. Немец опять понимающе кивнул.

Неожиданно вокруг нас возник настоящий вихрь из официанток. У меня даже чуть-чуть голова закружилась. Когда всё улеглось, напротив каждого из нас появилась тарелка с божественно пахнущим горячим.

 – Класс… – оценил я. – А чего он за свои деньги-то шайбы вёз?

 – Боялся, что узнают наверху, что у него ни хуя не получается наладить процесс.

 – Смотри какой ответственный товарищ попался…

 – Помню, надо было нам две трубы сварить, – продолжал Олег, – и потом их там обжимали. Ну, короче целая морока. Я смотрю труб – разные количества. Надо дозаказать, говорю, должно же быть «папа-мама», наверняка, – Олег продублировал немцу жестами загадочную «папа-мама». – Мне отвечают, что нормально, надо пятьсот – у нас даже чуть больше. Я им говорю, что вместе-то их пятьсот, только одних больше в два раза, логистика перепутала.

Всем насрать. Когда начали варить, спохватились, бегут ко мне: «Где трубы?».

«Вот они», – говорю, – «ровно столько, сколько и было.»

 «А нам вторая часть нужна.»

 «А нету второй части! Когда спрашивал – всем было похуй. Вот теперь сами и разъёбывайтесь!»

 – Разъёбывайтесь?

Тяжеловато немцу, смотрю.

Объяснили ему всем столом, что значит «разъёбываться». Кивнул, что всё понял.

 – У вас очень интересный язык, – говорит. – Всё очень красочно передаёт.

«Погоди, – думаю, – дай нам поднабраться, такие палитры увидишь – Ван Гог отдыхает…»

– Очень вкусно, – похвалил немец еду.

С этим все согласились безоговорочно.

 – Хорошая водка, – опять похвалил Ойген. – Я уже пьян.

И опять все закивали.

После этого нам несколько раз приносили «хорошей водки», пока она не стала «замечательной». Наконец, все решили освежиться и посмотреть город.

 – Ты ж говорил, что ему это всё не интересно? – шепнул я Вовану.

 – Я только слежу за общей безопасностью, – самоустранился он.

 – Тогда речные трамвайчики?

 – Трамвайчики… – кивнул Вован, соглашаясь. – Но чур за борт не ссать – немец плавает плохо и тонет хорошо.

На набережной нас обнял приятный ветерок. Город был обалденно красив, немец это тоже оценил. Он стоял, смотря через Неву, на Петропавловку и что-то бормотал на своём баварском наречии.

 – Нравится… – кивнул в его сторону Олег.

 – Красиво? – подошёл я к Ойгену.

 – Очень красиво! – ответил немец.

 – Дас ист фантастиш! – вставил Коля.

Немец показал в ответ большой палец, оценивая Колькин прононс.

 – Очень хорошо говоришь! – похвалил он.

 – В телевизионной передаче выучил, – похвастался тот, ухмыляясь.

Так как мы были уже порядочно набравшись, то сумели оказаться на маленьком, но очень симпатичном кораблике, как-то незаметно миновав очередь из желающих прокатиться. Там же, качаясь на волнах в непередаваемой по своему романтизму обстановке, распили ещё бутылку, заботливо прихваченную из ресторанчика. Прихватить закуску, разумеется, никто не додумался.

Тут собственно всех и накрыло. Странно, что мы ещё так долго держались, успел подумать я, пока разум отходил на второй план. Далее какое-то время после плаванья мы ходили по центру, заглядывая в каждое из возникавших на нашем пути заведений. И нас всё дальше уносило в открытое море. Где-то на этом маршруте я и познакомился с Аней.

Произошло это так: я иду, что-то громко рассказывая абсолютно счастливому Ойгену, и к концу фразы понимаю, что левой рукой обнимаю нежные женские плечи. По-моему, я её просто выхватил из встречного потока пешеходов, как медведь лосося из речки. Но так как никто не возражал, и, что самое главное, она тоже не возражала, то мы продолжили путь вместе. Потом потерялись Коля с Олегом. Мы остались вчетвером. Тогда-то я, естественно, и предложил ехать ко мне домой. Почему-то очень непонятно долго ловилось такси, но, в конце концов, мы все дружно загрузились в большую блестящую машину, марки которой я уже никогда не вспомню, и нас повезли в нужном направлении.

Поковырявшись в замке, я понял, что надо звонить. Сам открыть дверь я был не в состоянии. Оглянулся на гостей. На заднем плане Вовка прикладывал палец к губам, выпучивая глазищи, всем видом говоря: «Ну сейчас будет». Я решительно позвонил семь раз. Надеясь, что зверьё сообразит что к чему.

Раздался звук отпираемых замков. Я повернул ручку, за дверью никого не было. Ойген удивлённо уставился в дверной проём, ожидая увидеть того, кто открыл дверь. Но Вован не дал ему времени осознать, что что-то не вытанцовывается, и, обхватив всех руками, как бульдозер, впихнул в дверь. В результате мы с хохотом и грохотом заполнили переднюю.

 – Проходим на кухню, обувь не снимайте.

А сам заглянул в комнату. Как и ожидалось, животные сидели там.

 – Ну ты хорош, нечего сказать… – оценила моё состояние собака.

 – Вы ещё немца не видели, – гордо ответил я.

 – Нам и тебя достаточно, – отрезала она.

 – Как немец, кстати? – поинтересовалась собака.

 – Немец – молодцом. По-нашему шпарит в полный рост, мы ему ещё немного обогатили словарный запас.

 – Догадываюсь даже какими словами…

 – Давайте к нам! Там всё равно никто уже ни хрена не соображает, что происходит, а Вовка и так про вас всё знает, – предложил я.

 – За нас не переживай, мы разберёмся, когда и что нам делать. Появимся в нужный момент.

 – По крайней мере, я вас звал, – на всякий случай уточнил я и удалился.

Вовка уже по-хозяйски колдовал над извлечённой из холодильника закуской. «Как же здорово, что я столько всего накупил», – довольно думал я, улыбаясь своим мыслям. Девушка Аня весело болтала с Ойгеном на немецком.

– У тебя огненная вода есть? – заметил меня Вовка.

 – В морозилке обойма.

Вовка открыл морозилку:

 – Ого! Ты гений просто.

 – Я – прожженный до мозга костей логист.

 – Как твои, не пригласил к столу? – косясь на Ойгена с Аней, понизив голос, доверительно поинтересовался Вован и тихонько икнул. – Вот, блин, началось не вовремя…

 – Пригласил. – ответил я. – Сказали, что появятся в нужный момент.

 – Кто появится? – переспросила Аня.

 – Глюки, – пошутил я.

 – Всё, всем занять места по боевому расписанию, – скомандовал Вовка.

Если немец думал, что он участвовал в русской пьянке, то его ждало откровение – пьянка только начиналась. Вовка хлопнул Ойгена по плечу:

 – Ну как?

 – Замечательно! Я только не помню, как мы тут оказались…

Вовка победно посмотрел на меня мутным взором. Я решил помочь немцу:

 – Это мой дом. Майн хаус. Велком! – я развёл руки в стороны, обнимая весь белый свет.

Ойген, постоянно кивая головой, огляделся, как будто и не сидел тут уже полчаса:

 – Очень хорошо… У вас немецкая техника на кухне. Мне приятно…

«Его уже клинит слегка», – подумал я. Вовка подмигнул сначала мне, потом Ойгену и, наконец, Ане:

 – Ну что? Врежем рок-н-ролл?

И понеслась. Через два часа даже мы с Вовкой были в мясо, но немец не сдавался, он хоть и напоминал одетый в пиджак кусок желе, но продолжал гордо сидеть на стуле и при этом даже пел какие-то песни. Правда, разобрать слова было уже невозможно, а единственный человек, который мог нам в этом помочь – Аня, вырубилась, откинувшись на диване, и теперь спала, запрокинув голову.

Судя по тому, что в кухню вошли кошка с собакой, настал «нужный момент».

 – О! Лохмачи! – бросился обнимать их Вовка.

 – Привет, дядя Вова. Что ж вы так поднажрались-то? – с упрёком обратилась к нему собака.

Ойген смотрел на это, дико вытаращив глаза и явно отказываясь понимать происходящее.

 – Здорова, немчура, – прыгнула ему на колени кошка. И, дождавшись, когда он переведёт свои глаза с собаки на неё, проорала прямо в изумлённое лицо Ойгена. – Ахтунг! Покрышкин в небе!

Потом прыгнула с него на спинку дивана.

 – Майн Гот! – захрипел немец.

 – Действительно, молодец, – проговорила собака. – Держится, как Роммель в Африке.

Тут немец попятился как сидел – вместе со стулом и, не удержавшись, рухнул на пол.

 – Алес капут, цурюк нахаус, – вынесла приговор кошка.

 – Стул сломался, – заметил я, блаженно улыбаясь. Было видно как один из винтов, крепящих ножку, не выдержав такого давления, лопнул.

Кошка заботливо макнула лапу в стакан минералки и окропила бедного немца. Тот не сразу открыл глаза, а когда, наконец, смог это сделать, сразу же попытался подняться. Это было довольно комично, потому что его шатало во все стороны как стебель на ветру.

Я, продолжая улыбаться, показал ему на стул:

 – Стул сломался. Ничего страшного. Невермайнд… – и замахал руками, чтобы он не волновался.

Но Ойген нашёл взглядом кошку и принялся таращиться на неё.

 – Сейчас чинить будем, – отвечала та и, спрыгнув на пол, уселась рядом с собакой.

 – Импосибал, – бормотал Ойген. – Я пьян… Я пьян!

Вован тем временем что-то обсуждал с собакой. Я решил их прервать:

 – Гляньте. Как стул можно починить?

 – Куда тебе сейчас чинить? – искренне удивилась кошка.

 – Завтра забудем, сядем и привет…

 – Надо болт новый, и всего делов. Болт, винт и шайба, – быстро изучив поломку, ответила собака.

 – Хуяйба, – эхом отозвался Ойген.

 – Ловко вы его поднатаскали… – восхитилась она.

 – Ну и память! – поразился я в свою очередь с немца.

Вовка разлил остатки водки, и мы выпили. Немец уронил голову на грудь и затих.

 – Не вынес стресса, – констатировала собака.

Когда на следующий день мне позвонил Вован, я уже пришёл в себя, даже познакомился с Аней ещё раз. Чтобы закрепить. И как настоящий джентльмен, побрёл для неё на кухню за водой. Но всё равно мысли ворочаются, как жернова. Тут меня и настиг Вовкин звонок.

– Старик, ты как? – спрашивает явно с трудом.

 – Только-только начинаю соображать…

 – Молодец, я тоже ещё трудный.

 – Как немец?

 – Я звонил в гостиницу, говорят – пока в коме. Твои его добили.

 – Они обещали в нужный момент. Как говорится, распишитесь в получении.

 – Передавай им привет.

 – От немца?

 – Я думаю, будет лучше, если для него они останутся говорящими глюками.

 – Я тоже так думаю. Он ведь всё равно получил, что хотел.

Подошла собака:

 – Дяде Вове респект – повеселились от души.

Я передал ей трубку:

 – Сами разговаривайте.

У меня в спальне лежит красивая девушка, а я тут теряю время с говорящими глюками!

11. Вводы и выводы

Мы с Аней сидим на ступеньках, ведущих к Неве. Стоит очередной божественный питерский летний вечер, наверное такой же, как тогда, когда мы выгуливали вовкиного немца. «Наверное», потому что тот вечер я, к сожалению, помню плохо. Точнее, совсем не помню. Всё, что у меня от него осталось – это Аня. Но даже если бы она и не сидела сейчас рядом, всё равно забыть её было бы нереально. Давно я не встречал таких обалденно красивых женщин. Конечно, немного сумасшествия в ней присутствовало, иначе как объяснить то, что она отправилась на прогулку с совершенно незнакомыми людьми, к тому же ещё и вдрызг пьяными? Но это, судя по всему, был единственный её недостаток. Во всём остальном это была не девушка, а стопроцентная мечта поэта! Жаль, что я не поэт…

Когда она смеялась, слегка запрокидывая голову назад, то кожа на её шее натягивалась, и Аня становилась похожа на античную статую. Наверное, более идеальной женской шеи мне видеть ещё не доводилось. Хотя, чего уж там, какой я, к лешему, специалист по женским шеям, разве что только по шейкам… матки…

И так мы сидим на набережной, прямо на ступеньках. В метре от нас плещется ленивая Нева, разомлевшая от жаркого дня. Сильно загорелая женщина с мегафоном в руках настойчиво зазывает всех желающих на экскурсию по рекам и каналам. Я взираю на происходящее с удовлетворением сытого кота. Ранее, попав в огромную пробку и почти выйдя из себя от неподвижности и жары, дойдя до состояния, когда градус безумия подпрыгнул до исторического максимума, я решил, наконец, просто сбежать из машины, чтобы прийти в себя, а заодно и прогуляться вдоль одетых в гранит берегов. Разумеется, прихватив с собой Аню. И теперь, когда злоба схлынула так же внезапно, как и появилась, пришло состояние покоя и умиротворения. Мы вели неторопливую беседу, иногда прерываясь на романтический поцелуй. С течением времени беседы становились короче, а поцелуи – длиннее.

– Я всё равно не понимаю, как можно знать столько языков…!

– Первый язык учить трудно, а каждый последующий всё легче и легче!

Как мне удалось выяснить ранее, Аня свободно говорила на немецком, английском и испанском. Сейчас усиленно изучала французский. Просто киборг какой-то, а не женщина…

 – Ни в жись не поверю!

 – И совершенно напрасно! – засмеялась она, демонстрируя мне магию своей шеи.

 – По крайней мере, без куска хлеба ты не останешься. Переводчики всегда нужны.

 – Это точно. Только очень трудно. Я переводила на одних переговорах сразу на трёх языках: русский, английский и немецкий. Через час перестаёшь адекватно соображать. Переводчик – очень вредная профессия. Многие с ума сходят.

 – «Нельзя так с переводчиками…»

 – Тем не менее…

 – А какая альтернатива?

 – Учителем можно быть, или тексты переводить. В идеале, конечно, – научная работа.

 – А учитель это, типа, не вредная профессия… – я вспомнил своих школьных учителей и в который раз пожалел их.

 – Не в школе, – запротестовала Аня, понимая, что я имею в виду, – Можно вести курсы для менеджеров всяких, для директоров.

 – Ну, это, конечно, получше… – я представил себя за партой. – Вот меня, например, уже вряд ли чему можно научить…

 – Если будешь серьёзно относиться – можно и тебя научить, – она прищурилась и хитро на меня посмотрела.

 – Что? Смотришь как на потенциального ученика?

 – Я тебе в учителя не гожусь.

 – Это с чего же?

 – У меня от тебя живот начинает болеть…

 – А вот это просто замечательно!

 – Кому как…

 – Это льстит моему самомнению. Оно разрастается просто как на дрожжах.

 – Смотри не лопни от важности!

Я привлёк её к себе, и мы поцеловались.

 – Как жаль… – прошептала она тихо.

 – Что такое?

 – Я уезжаю через неделю.

 – Далеко?

 – В Москву. Буду там работать.

 – Если занесёт нелёгкая, навещу… Ну а если серьёзно, то какая в зад, Москва?

 – У меня там жених…

Так вот в чём дело! Жаль, конечно, но против лома нет приёма. А другим ломом быть, если честно, не хочется.

 – Ты рад? – удивилась Аня.

 – За тебя – рад, – поспешил я исправить прорвавшиеся эмоции. – А так, конечно, это трагедия всей моей жизни!

Она пристально на меня посмотрела:

 – Вот это было, ну совершенно не искренне…

 – Ты зато у нас образчик верности и честности.

 – Зачем ты так говоришь? – опять зашептала она, только на этот раз обиженно и даже надула губки.

 – Ладно, не сердись. У нас ещё целая неделя.

 – И как мы её проведём?

 – Есть предложения…?

Я всегда так говорю, чтобы не зависеть от чужого выбора. Привычка, выработанная годами.

Выбор, конечно, есть, но он получается каким-то абстрагированным от меня, что удобно, ведь выбирают другие.

 – Например, ты можешь меня отбить, но… – она грустно улыбнулась, – Это вряд ли возможно…

 – Зачем тогда предлагаешь?

 – Сама не знаю. Дура потому что…

 – Неужели можно столько всего знать и при этом так вот запросто называть себя дурой?

 – Получается, что можно.

 – Иногда можно… – поправил я.

 – Я же не об частных вариантах говорю! Ты же понимаешь, о чём я?!

 – Ага, понимаю, когда вынимаю…

 – Дурак!

 – Не обижайся, – я засмеялся, стараясь интонацией смеха показать, что это был просто каламбур. – Это же игра слов, в рифму да ещё и смешная…

 – Самомнение у тебя просто безразмерное какое-то!

 – Ну ведь, действительно, получилось и в тему, и смешно?

 – Да, – наконец пожалела она меня, – и в тему, и смешно, но только совсем не обязательно.

 – Больше не буду! Честное пионерское!

 – Ври больше…

 – Больше уже тоже не могу…

 – То-то!

 – Жених твой чем занимается? – решил я перевести разговор на другие рельсы.

 – Программист. Очень способный, фирму открыл свою. Пишут программное обеспечение на Запад.

 – А для нас чего не пишут?

 – Там платят больше.

 – Ну вы просто два интеллектуала… Нашли друг друга.

 – Давай не будем об этом говорить? А?

 – Не будем – так не будем… Давай, вон, о корабликах поговорим, – я махнул головой в сторону проплывавшего мимо катерка, полного восторженных туристов.

 – О корабликах тоже не хочу.

Вот ведь блин ёпрст…

 – Тогда пошли прогуляемся.

Мы не спеша двинулись по набережной. Шли, думая каждый о своём. Аня – о женихе и английских неправильных глаголах, а я обо всём сразу и ни о чём в результате.

Так мы шли довольно продолжительное время. Дорога становится длинной, когда мысли заканчиваются, а путь ещё остаётся. «А по длинной дороге лучше ехать, чем идти», – решил я, как дитя своего века, посмотрев на часы. Пора было возвращаться к машине. Как раз пока дойдём, на улицах станет посвободнее.

 – Назад? – предложил я.

Аня молча кивнула.

 – Слушай, а вы с женихом своим созваниваетесь как-нибудь?

 – Конечно! Как же не созваниваться? И письма пишем электронные, и в аське треплемся, и смски шлём.

 – Эпоха, когда расстояния утратили свою власть.

 – Почему утратили?

 – При развитии современных средств связи можно жить где угодно, и заниматься чем угодно, в каком угодно месте.

 – А представляешь, что будет в будущем?

 – Что?

 – Будет всё в тыщу раз круче! Мы даже представить сейчас не сможем.

 – Ну тогда и не хрен голову заморачивать.

 – Неужели не хочется заглянуть, хоть на секундочку?

 – Хочется, только у меня в жизни и так чудес хватает.

 – Каких?

 – Волшебных… – я угрюмо вздохнул.

 – Опять врёшь! – и Аня озорно засмеялась. Не могла она поверить, что в жизни такого обычного человека, как я, может быть что-то, не вписывающееся в рамки обыденности.

Тем лучше. Я не особо расстраивался. Гораздо хуже, что у такой замечательной девушки есть какой-то московский жених, ещё и программист. И он – жених, и отношения с ним более важны для неё, чем со мной. Не жизнь, а сплошные испытания для чувства собственного достоинства. Зачуханый программёр и – на белом коне! Ненавижу всю эту ай ти шоблу-ёблу.

 – Ты что помрачнел? Неужели расстроился, что у тебя скучная серая жизнь?

И не дав мне ответить что-нибудь резкое, она продолжила:

 – Брось, ты такой хороший. Вот у меня есть жених, он богатый и молодой, – я сразу оценил, что «богатый» стоит на первом месте, – но пустой какой-то. Нет, конечно, я его люблю. Он замечательный, внимательный, чуткий, но уже новой формации! Все современные люди – они снаружи блестящие, как дорогие игрушки в магазине, но в сравнении с вашим поколением – примитивные. Вы образованнее и начитаннее, вы – благороднее. Я бы сказала, что современный молодой человек более специализирован, а вы все сплошь – академики без диплома.

«Круто», – подумал я.

«Любой гасконец с детства академик.»

 – И ещё, молодые, все такие смешные, – продолжала Аня. – Точь-в-точь как дети.

 – Замечательные слова, – поблагодарил я. – Мои седины склоняются в низком поклоне.

 – Ты, правда, очень хороший, но, прости меня, я ведь тоже из современных детей, хоть и понимаю ситуацию лучше, но сделать тоже ничего с собой не могу. Вот ты читал Ремарка?

Читал ли я Ремарка? Дикий вопрос. Каждый ребёнок читал Ремарка!

 – Разумеется, в детстве мы все читали… «Три…

 – Вот! – она не дала мне договорить. – А сейчас живёт куча людей, даже не знающих кто это!

 – А ты читала? – осторожно спросил я.

 – Разумеется, я же филолог.

 – Но ведь Ремарка надо читать не из-за того, что ты филолог, а чтобы вырасти хорошим человеком… И, вообще, книги – это фундамент цивилизованного общества. Если строить цивилизацию, то надо это делать на Достоевском, Манне, Сервантесе, Шекспире, Пушкине, Маркесе, на Астрид Линдгрен, наконец, на Марке Аврелии (я с благодарностью вспомнил собаку) – на вечных книгах. А если читать современную популярную литературу, то далеко не уедешь. Идея, что потребление – это цель развития общества, до добра не доведёт.

 – Я, слава Богу, это понимаю, но время, когда «что такое хорошо, а что такое плохо» закладывалось государством на уровне подсознания, уже ушло. И его больше не будет, никогда не будет! Вы – последние могикане на сломе эпох, и поменялось абсолютно всё, социальный и экономический строй, понимание вечных ценностей, язык. В старости вы останетесь совсем одни, вас даже понимать не будут – не смогут!

Бляха-муха! Хоть не доживай до пенсии! Задвигает покруче, чем собака…

 – Тебе с одним человеком пообщаться, нашли бы общий язык. Даже спелись бы.

«Или слаялись», – думаю.

 – Ты так думаешь?

 – Уверен.

 – А он тоже много читает?

 – Она, – автоматически поправил я, и напрасно, Аня гневно вздёрнула брови.

 – Не ревнуй, она мой старый друг, да и если я ничего не путаю, у тебя тоже вроде жених имеется, как штампик на пелёнке.

 – На какой пелёнке?

 – Проехали… А касательно того, о чём ты говорила, мне кажется, что ты права. И мне очень жаль это осознавать.

 – Мне тоже жаль. Я же вижу, что ты даже со своими зверями домашними, как с людьми общаешься. Этот образ мысли, это воспитание, его ничем не убить, никакими социальными и прочими потрясениями.

 – Сосисок надо не забыть купить, а то мы всё сожрали, – вспомнил я.

 – Вот видишь! – Аня мило улыбнулась. – Ты хороший человек. Такие сейчас не выживают.

 – Ну, здрасьте-жопа-новый-год!

 – И ругаешься ты тоже по-доброму!

Я подвёз Аню до дома, ей нужно было выйти на сеанс связи с суженым-ряженым. Любовь – серьёзная штука, и даже расстояния над ней не властны, что уж обо мне говорить…

– Ты прямо как подводная лодка, подвсплываешь для радиообмена.

 – Вечером я вернусь в вашу гавань, а пока сохраняйте радиомолчание.

– Куда сосисок-то столько? – вместо благодарности услышал я с порога от кошки.

– А разве мы не всё подытожили?

 – Сосисок ещё на пару дней хватает. Ну, раз купил – не назад же их отвозить…

Собака тоже подошла:

 – Что, пришёл в себя?

 – Сухой, сухой как лист.

 – А где Аня, ты, вроде, с неё глаз не сводил?

 – Занята моя зазноба, сейчас вкручивает своему жениху про любовь до гроба, а потом приедет.

 – А жених не приедет провожать?

 – Жених в городе Москве.

 – Как ты их всех находишь с такими сложными жизненными сюжетами?

 – Сам не знаю… Но такова моя стезя, и мне сойти с неё нельзя, – срифмовал я.

 – Умная девчонка. Жаль, что ты её прошляпил.

 – Насчёт ума – согласен. А вот насчёт «прошляпил» – ни фига подобного. Она же не от меня сбежала, а была таковой, в смысле, почти замужней, уже на момент нашего знакомства.

 – Всё равно, олух.

 – Ну что ещё от вас услышишь? Сосисок привёз – много, бабу обручённую шпекнул – олух.

 – С тобой бы она обречённая была бы, – продолжала атаковать меня кошка.

 – А ты её сама спроси, какой бы она со мной была! Она сегодня в наши нейтральные воды зайдёт.

 – К нам пришёл сегодня в порт броненосец «Раппопорт», – не сдавалась мохнатая бестия.

 – И она, между прочим, не еврейка!

 – А мне всё равно.

Я посмотрел на собаку.

 – Мне тем более… – ответила та на мой взгляд.

Да что ж за наказание-то такое?!

 – Между прочим, Аня сказала, что моё поколение внутри лучше, чем снаружи.

Вспомнил я хоть что-то в свою защиту.

 – Это ты к чему? – переспросила собака.

 – Была беседа у нас непростая. Я бы сказал даже – душевная.

 – Тогда ещё раз и более развёрнуто, а то получается какой-то похмельный отголосок эпохи неолита.

 – Мы сравнивали моё поколение и идущее на смену. Молодые, они снаружи лучше, чем внутри, а мы, соответственно, наоборот, внутри лучше, чем снаружи.

 – Чем лучше?

 – Чем снаружи!

 – А таких чтобы и внутри, и снаружи идеальные были, таких нет?

 – Ну, таких людей сразу в правительство забирают. Причём, прямо из колыбели, и вместо молока их вскармливают углеводородами.

 – А сравнивали как?

 – Как, как… в разговоре!

 – Нет, по каким параметрам? А то получается, что это говно менее говно, чем то.

 – По человеческим параметрам.

 – О, как! Ну и что конкретно в тебе более человеческого, чем в ком-то другом?

 – Печень у тебя явно хуже, даже спорить не пытайся, – в серьёзном разговоре без кошки никуда.

 – Имеется в виду не физиология, а вещи духовного порядка.

 – Так тебе отвечу, в большинстве своём люди – стадо, исключение – единицы, и ты в их число не входишь, не надейся даже. А от молодых тебя отличает жизненный опыт, этого не отнять, и тут твоя Аня права – опыт этот, естественно, внутри, а проступает он, как шаблонная модель поведения, но модель более разветвлённая и, следовательно более приспособленная, более изменчивая, это если по Дарвину. И эта модель, понятное дело, внушает уверенность самке. Для неё ты подсознательно выгоден, как отец общих детей, но только потому, что твой жизненный опыт богаче, чем у пришедших тебе на смену. Правда, заслуга в этом не твоя, а той социальной системы, которая тебя воспитала и, разумеется, «эпохи перемен», в которую тебя угораздило жить. Ты зацепил то, что для других, родившихся позже, уже навсегда останется «непознанным». Можно сказать, заглянув в глаза тоталитаризму, ты получил неплохую порцию халявного экспириенса, – тут собака заржала, но, быстро справившись с собой, продолжила. – Ньютон сказал: «Я видел далеко, потому что стоял на плечах титанов». А вы своих титанов просрали, с чем я вас и поздравляю! Зато теперь, безусловно, круче всех!

 – Ну так-то зачем?..

 – Ну разве не вы всё прошляпили? Хоть сами себе-то признайтесь!

 – Ну да, согласен, – сдался я, наконец.

Потом стал загружать еду в холодильник. Действительно, сосисок оказалось многовато. Странно, я был уверен, что мы почти всё подъели. Значит, уже что-то путается в нейронных схемах. Завязывать надо… Заварил чаю, сел, смотря в стену. Так просидел довольно долго, слава Богу, зверьё было занято своими делами. Мысли само собой упорядочились вокруг последних разговоров с Аней и собакой. Неужели всё так печально? Вот любого вменяемого человека спроси, все скажут, что променяли великую страну на колбасу. Но куда же мы смотрели тогда, когда что-то можно было сделать? А может просто вместо того, чтобы делать, мы как раз и смотрели?

12. Болезнь кошки

Сижу как-то в выходной, – пью чай на кухне. Размышляю над общими вопросами бытия в лёгкой и непринуждённой форме. Собака рядом читает газету. Кошка в комнате лежит на диване. Дело уже к вечеру. В общем, мир и покой.

– Что-то мне кошка не нравится… – собака говорит ни с того ни с сего.

– В каком это смысле? – не понял я, но на всякий случай насторожился.

– В смысле здоровья, – объясняет.

И тут же:

– Ого! Учёные не отрицают возможность открытия антигравитации в ближайшие пятьдесят лет!

– Меня кошка больше волнует, – говорю, – Чего там с ней?

– Сама не говорит, и это всего подозрительней.

– Ты точно уверена, что что-то не так? Или это у тебя на почве прочтения газетных статей воображение разыгралось?

– Сто антигравитационных пудов.

– Вот, блин, не было печали! Как бы нам узнать, но так, чтобы осторожно?

– Может, пойдём и спросим? Вдруг у неё обычные глисты, и она просто стесняется?

– Стесняется? Она?

– Ну что она, не человек? В смысле, стесняться не может?

– С чего это?

– С чего это глисты, или с чего это стесняется?

– Естественно, глисты!

– Глисты – это, между прочим, не так уж и естественно…

– Ближе к кошке, давай?

– В книгах написано, что у животных это довольно распространённое заболевание, после беременности, правда… Хотя беременность не заболевание…

Я аж чаем поперхнулся:

– Не дай Бог, она беременна! Я повешусь тогда!

– Что, топить рука не подымется? Или, может, «твои»?

– Ну тебя! – я махнул на неё рукой. – Но по-любому глисты – лучше. Как говорят в рекламе – наш выбор!

– Я тоже к глистам испытываю тёплые чувства, но если всё-таки не глисты?

Мы оба призадумались. Наконец, я нарушил молчание:

– Не, ну так сидеть и ждать у моря погоды нечего. Надо идти.

Но с места не сдвинулся.

– Иди, – собака говорит, – а я тут пока посижу, покараулю.

– Чего ты покараулишь?

– А что хочешь! Ты мне дай команду «охранять», я буду сидеть охранять. Хочешь – холодильник с сосисками, хочешь – газету с антигравитацией.

– Ну уж нет, давай-ка ты иди, подруга всё-таки.

– Это нечестно! – запротестовала собака. – Ты же её знаешь, если она в плохом настроении, то нужен нестандартный ход.

– Может, музыку какую включим, для поднятия настроения?

– Можно и музыку.

– Что она в последнее время слушает?

– Этот… Как его… Фрэнк Синантроп.

– Иди ставь, а я через пару минут появлюсь, будто бы не при делах.

Собака ушла, а я лихорадочно соображал, что делать, если кошка всё-таки беременна. Куда девать эту ораву? А вдруг они тоже говорящие будут!? У меня голова кругом пошла. Сам виноват! Надо было интересоваться чужой личной жизнью. Есть же, наверняка, для кошек какие-нибудь противозачаточные средства. Гондоны, конечно, вряд ли, у них когти – изорвут в лоскуты, пока напялят. Господи! О чём я думаю? Это же животные!!! Но таблетки должны существовать! Хоть что-то должно же быть! И тут же сообразил, что кроме кастраций и стерилизаций, вроде, ничего не существует. Во, блин, попали! А отец-то кто? Вот кого я точно кастрирую собственноручно! Стоп!

Я поймал себя на мысли, что уподобляюсь персонажу сказки, про не рождённого ребёнка, которого заочно оплакивает дура-мамаша. И откуда это во мне столько в высшей степени подозрительно правильных и благородных чувств? Я же сугубо аморальное существо, причём небритое и на двух ногах. Но выходило, что я в ответе за тех, кого приручил. От этой мысли лучше на душе не стало.

Я глянул на часы, время вышло – надо было выдвигаться. Нехотя, но всё же я пошёл. В комнате висел, как дым от сигары, голос Синатры – «Stranger in the night». Собака забралась в дальний угол комнаты и как ни в чём не бывало читала свою газету. «Предательница», – подумал я. Пока я решал, с чего бы начать, кошка меня опередила:

 – Ну что ты смотришь на меня глазами кастрированного бассета?

 – Э-э-э.

 – Что-то мне не здоровится…

 – Вот я и думаю, как об этом спросить потактичнее! А то некоторые, – я выделил этих «некоторых» многозначительной интонацией, – предполагают другое развитие сюжета.

 – Это какое? – удивлённо кошка спрашивает.

 – Да! Какое там? Не напомнишь? – глядя в угол, перевёл стрелки я.

Повисла небольшая пауза. «Некоторые» чинно оторвали взор от газеты, окинули взглядом пространство. Делая это так, как будто перед ними не комнатушка двадцати квадратных метров отроду, а поле, усеянное морковкой от края до края.

 – Мы, – так и сказала «мы», – предположили, что ты, может быть, беременна. Теоретически…

Видели ли вы, как смеются кошки? Не просто ухмыляются фотошоповской улыбкой, а натурально ржут, катаясь на спине по полу и тряся в воздухе всеми четырьмя лапами да ещё и помогая себе хвостом.

 – Теоретически беременна… – задыхаясь шипела она. – Господи, Боже ты мой!

 – Похоже, глисты, – наблюдая за этим, сказала собака.

 – Теоретически беременна глистами… – глумилась кошка, продолжая перекатываться.

 – Похоже, что и не глисты, – заметил я.

Когда кошка, наконец, успокоилась и запрыгнула на диван, но без той грациозной лёгкости, с которой она делала это раньше, а как-то непривычно тяжело, я, наконец, прямо спросил:

 – Ну так что там у тебя?

 – Заболела. Чем – сама не знаю. Нездоровится. Это если одним словом охарактеризовать состояние моего организма. А по научному не скажу, врач нужен, ветеринар.

 – Будет тебе врач.

Я схватил телефонный справочник и начал названивать по первым обнаруженным телефонам ветеринарных клиник:

 – Алло! У меня кошка заболела.

 – Привозите – посмотрим.

 – А на дом можно врача вызвать?

 – Можно, но за отдельную плату.

 – Деньги – не вопрос…

 – Завтра сможет врач подъехать.

 – А сегодня, сейчас?

 – Нет, сегодня никак…

Я набрал следующий номер:

– Здравствуйте, у меня кошка…

 – Стерилизованная?

 – В смысле кастрированная?

 – Кошек не кастрируют, а стерилизуют.

 – Нет, у неё всё на месте.

 – Стул какой?

 – Какой у тебя стул? – затыкая трубку, спрашиваю кошку.

 – Нормальный, обычный кошачий стул, – отвечала она.

 – Нормальный стул – говорит, – на автомате репетовал я.

 – Кто говорит? Кошка? – пошутила трубка.

 – Жена, она за стул ответственная, – нашёлся я.

 – Температуру мерили?

 – Кошке?

 – Ну, не жене ведь…

 – Нет…

 – Нос какой?

 – Розовый…

 – Да нет! Сухой, мокрый, холодный, горячий?

 – Чёрт его знает…

 – Ну потрогайте! Она рядом с вами?

 – Да, рядом.

И кошке уже:

 – Давай сюда нос свой.

Потрогал нос. Горячий, вроде, и сухой. Обстоятельно объяснил всё по телефону.

 – Градусник ставьте в задний проход.

 – Куда?

 – А куда вы думали? Под мышку, небось? Хотя если уговорите, то – пожалуйста. Адрес давайте – врач будет через два часа.

– Ну что будем с градусником делать? – спрашиваю я у кошки.

– А что? Предложили в жопу засунуть?

 – Ага.

 – Альтернатива есть?

 – Под мышку. Но это, если я тебя уговорю.

 – Считай, что уговорил…

Померили температуру, для верности выдержав градусник пятнадцать минут. Собака разлиновала лист бумаги, чтобы в разных графах писать время и соответствующие этому времени температурные данные. Решили осуществлять замеры с часовым интервалом. Собака объяснила, что это нужно для статистики, которая сможет помочь, если медицина зайдёт в тупик. Я положил кошку на кресло, подумал и укрыл шерстяным шарфом. Под голову подсунул подушку. Нашёл по телеку какой-то футбол и ушёл на кухню. Кошка не протестовала. Похоже, было что-то действительно серьёзное…

– Я вот чего меркую… – говорит мне на кухне собака, – Главное, чтобы она при враче бредить не начала.

– Ну я думаю, с этим обойдётся… – неуверенно предполагаю я.

 – Блажен, кто верует.

 – Может, пожрём пока?

 – Чего-то не хочется…

 – Ну, выпей что-нибудь, чтобы нервы подуспокоились. А то развёл суету предынфарктную.

Я сжал зубы. Вот как бывает: заботишься, переживаешь, а всегда найдутся те, кто всё переиначит по-своему и обосрёт в результате!

 – А скажи, тебе было бы неприятно, если бы я о тебе так заботился?

 – Конечно, было бы! Но это же не обо мне забота…

 – Да что ты в самом деле?!

 – Шучу я, шучу. Саечка за испуг! – успокоила меня собака. – Ты – молодец, на самом деле. Спасибо!

Я сразу и размяк, как гиперчувствительный тюфяк. Есть где-то внутри что-то такое, что снаружи не видно, потому что именно это и хотят всегда распять в первую очередь наши друзья, родственники, сослуживцы и просто – случайные люди. Вот и прячем в себе всё самое человеческое, а вылезает это, когда кошка заболеет! Такая вот херня.

Собака понюхала воздух:

– Идут вроде, пахнет чёрти чем, – потом добавила. – Сюжет смахивает на иллюстрацию к песне Чистякова.

 – Да, действительно, – согласился я. – Есть общие моменты.

В дверь позвонили.

 – Ты, давай, дуй к больной, объясни ей ещё раз правила техники безопасности, чтобы нам доктора не вывести из строя раньше времени.

А сам пошёл открывать. Врачей оказалось двое. Симпатичные, аккуратные девушки. Той что повыше – на вид было лет тридцать, может чуть старше, но не намного. Вторая была явно помоложе.

 – Здравствуйте.

 – Здравствуйте, – обменялись мы приветствиями.

Представились друг другу. Молодую звали Надя, а ту, что постарше – Люда.

 – Где у нас больной?

 – В комнате, телевизор смотрит. Только не больной, а больная.

 – А что показывают?

 – Футбол.

 – Ого! Странный вкус.

 – Так, болеем… – удачно сыграл словами я.

 – Ванная где у вас?

Мы прошли в комнату. За всё это время кошка даже не изменила позы. Так и лежала, укутанная в шарф.

– Выделения из носа есть? – с ходу начала та, что постарше.

 – Как сказать… – начал я тянуть время, а сам украдкой смотрел на кошку, ожидая какого-нибудь знака. Та, наконец, незаметно кивнула.

 – Вроде есть.

 – Скорее всего, это грипп.

 – Вот не думал, что кошки им болеют.

 – Ну что они, не люди по-вашему?

 – Мои-то точно люди.

Собака меня незаметно толкает и глазами что-то хочет сказать. Я пытался сообразить и, наконец, сдался:

 – Я сейчас… – и вышел на кухню. Собака за мной.

– Ну? Чего тебе?

– Спроси, незаразно ли это?

 – Испугалась?

 – Дурень! Профилактика – основа здоровья!

Мы вернулись в комнату.

 – А скажите, пожалуйста, это незаразно?

 – Нет, – успокоила меня молоденькая. – У вас к тому же и форма не тяжёлая. Пара дней – и всё будет в порядке.

 – О, как хорошо. А чем лечить?

 – Мы сейчас введём вакцину.

 – Укол? – уточнил я.

 – Ага. Надо, чтобы вы её держали.

Кошка вскочила и нервно забегала по креслу.

 – У вас, видите, она какая чувствительная. Как будто понимает, что о ней речь.

«Да уж», – подумал я.

 – Вот что. Сейчас я кое-что уточню.

Я взял кошку на руки и унёс на кухню, собака поскакала за нами. Со стороны смотрелось явно подозрительно, но мне было не до этого. Врачихи проводили нас непонимающими взглядами.

 – Ну ты как, сможешь достойно выступить? – у кошки спрашиваю.

 – Боюсь уколов, – честно отвечает. – Вдруг инфекцию занесут.

 – Да-да, – лезет собака, – Проверь, чтобы всё было одноразовое!

 – Твоё-то какое собачье дело?

 – Я, между прочим, всегда думаю о последствиях!

 – О еде ты думаешь. Да ещё как от работы по дому отлынивать.

 – Сейчас не время, – кошка шипит. – Под угрозой моя жизнь, а вы тут развели коммунальную склоку!

 – А что ты испугалась уколов ни с того, ни с сего?

 – Во-первых, у меня в жизни ещё такого не было, а всё новое пугает с психологической точки зрения. Во-вторых, и это не менее важно, я – за гомеопатию.

 – Чего?!

 – Подобное-подобным и в малых дозах.

 – Слушайте, я сейчас обмотаю тебя изолентой, и на этом вся демократическая гомеопатия закончится.

 – Изолента это, конечно, выход, но уж больно какой-то садистский.

 – Доведёте, – предупредил я, стараясь придать голосу решимость и скрытую угрозу.

Мы вернулись к начинавшим проявлять нетерпение врачам.

 – Колите, – вынес я приговор.

 – Прям так?

 – Обещала, что всё будет в порядке.

 – Ну нет, я, конечно, понимаю, что вам не хочется в этом участвовать, но придётся.

Старшая врачиха была очень недовольна, а вот молодая вроде ещё не определилась.

 – Ну, давайте попробуем, если всё пройдёт нормально – я вас чаем угощу с пряниками.

 – Видите? – старшая протянула мне свои руки – все в царапинах. – У меня и без вас хватает экстрима! Хотите, чтобы мне сухожилие перекусили ради ваших пряников?

 – Да нет! Что вы… Но официально заявляю, что все расходы по возможным, точнее по невозможным, эксцессам я беру под свой контроль.

 – Это вы сейчас берёте, а потом сразу забудете все клятвы. Все вы мужики одинаковые.

«Ну, только этого не хватало», – думаю.

 – Это-то здесь причём? – запротестовал я.

 – А это всегда «причём».

«С такой логикой трудно будет её убедить», – подумал я.

Если в разговоре с женщиной начинают проскакивать искры неудачно сложившейся жизни, то, скорее всего, из них разгорится пламя феминизма. Таких бы пригреть, обнять и глядишь – к утру от всей этой шелухи ничего не останется.

 – Такое предложение: я вам сейчас, каждой, по сто баксов, а вы идёте на осознанный риск.

 – Вы думаете, что деньги – это главное в жизни? – продолжала держать оборону умудрённая жизнью врачиха.

 – Нет, поэтому и отдаю, – смотря на неё самым невинными глазами, отвечаю я.

Я достал из кармана две зелёных купюры и положил на журнальный столик:

 – Пока они ещё мои, но всё в ваших руках. К тому же, на кухне вас ждёт ароматный чай и свежие пряники.

Не знаю, что победило, но так как я всегда думаю о людях только хорошее, то, наверное, это были пряники.

 – Ладно, Надя, бери деньги, – скомандовала врачиха.

 – Все?

 – Разумеется, все. Бьют – беги, дают – бери, – философски изрекла Люда. За её плечами чувствовался недюжий житейский опыт.

 – Я на кухню, – решил устраниться я. Всё-таки, а вдруг кошка выкинет какой-нибудь фортель?

 – Нет уж, будьте рядом! – отрезала Люда.

 – Рядом, так рядом…

Пришлось остаться в комнате и наблюдать за работой медиков. Быстро и деловито они извлекли всё необходимое из своих сумок.

 – Вы извините, но я бы хотел, чтоб всё было одноразовое, – мягко намекнул я.

 – Не переживайте, всё при вас вскроем и распечатаем.

Кошка незаметно и благодарно кивает. Тяжело ей сейчас, надо бы подбодрить:

 – А мы сначала думали, что беременная или глисты…

Врачихи обе посмотрели на меня с лёгкой тревогой во взоре:

 – Кто это «мы»?

 – Ну, я и жена…

 – А вы женаты?

 – Вообще-то, нет. То есть был, но развёлся. Неудачный брак получился. Не сошлись характерами, по официальной версии.

 – А жена дома сейчас?

 – Нет, она, вроде, в Москве живёт, – я окончательно запутался.

 – С кем же вы думали про глисты?

 – Сам с собой. Размышлял на досуге.

Врачихи многозначительно переглянулись. Видимо, я показался им не вполне нормальным. Тем временем, Люда ловко набрала в шприц какой-то жидкости и повернулась к кошке.

 – Ну-с, больная, постарайтесь соблюдать спокойствие.

И быстро воткнула шприц. Всё произошло настолько мгновенно, что не только я, но и кошка дёрнулась уже после того, как шприц выдернули.

 – Ну, вы спец… – только и смог сказать я.

 – А теперь пряники, – гордо ответила Люда, явно довольная эффектом, который произвела.

Пока доктора мыли руки, я расставил чашки. Достал из холодильника колбасу и сыр. Пряники разложил в большой тарелке. Надя с Людой сняли халаты, и это произвело должный эффект – пропала атмосфера строгости и официальности. Теперь это были две симпатичные девчонки, зашедшие в гости поесть пряников перед сном. Под халатами у них скрывались две отличные фигурки. Я бы даже сказал – идеальные. Собака сразу почуяла, куда ветер дует:

– У тебя глаза загорелись, как у пещерного человека.

– Ага, не знаю с какой начинать.

– Тут я тебе не советчица.

– Кошку позови. Может, с нами посидит?

Собака ушла, а медики как раз пошли на кухню.

– Как у вас здорово! – не скрывая восхищения, сказала Надя.

Я кивнул, мол, знай наших.

– Присаживайтесь, – говорю. – Всё съедобное.

– Вы у нас последний вызов, а за сегодня мы, по-моему, так и не поели толком, – Люда повернулась к Наде, как бы прося её подтвердить сказанное.

– С утра только по йогурту выпили, – поддержала Надя коллегу.

– Может супа?

– Нет, спасибо, мы так поклюём как птички.

– Вы знаете, когда я вас увидел без халатов, то понял смысл выражения «врачебная тайна».

– А что, без халатов никаких тайн? – загадочно улыбаясь, спросила Люда.

– Тоже хватает, только уж больно они вам строгость придают нечеловеческую.

– Так мы ветеринары! – отвечала Надя с хохотом.

– Ой, у нас сегодня такой вызов был – жуть! – продолжила она, но на всякий случай спросила у Люды. – Я расскажу?

– Это про колли?

Надя кивнула.

– Ну, расскажи.

– Приезжаем, где-то на Охте. Райончик так себе: старые дома, всё разваливается, – начала Надя.

– А кто вас возит? – перебил я.

– Сами. У нас права у обоих, а машина от конторы. Машина, правда, не очень… Ну и вот, звоним в дверь, никто не открывает долго, даже хотели уезжать.

– Про парадное расскажи, – поправляет Люда.

– Парадное – жуть! Лестница вся проволокой обмотана, чтобы не упала, наверное. Страшно по такой подниматься. Хорошо – этаж второй.

Я достал из буфета коньячок и вопросительно взглянул на девчонок. Те, переглянувшись, кивнули. Быстро расставив рюмки, я налил. Надя прервалась на коньяк и потом опять продолжила:

– Открывает мужик. Пузо – во! – Надя развела руками и очертила в воздухе что-то безразмерное.

– Мы проходим, – продолжала она. – У, какой коньяк хороший!

– Спасибо, – поблагодарил я.

– Ну и спрашиваем, что случилось? Мужик говорит, что у него собака уже два дня лежит – не встаёт. Он не знает, что такое. Мы помыли руки, проходим. В углу лежит собака, порода – колли, и сразу видно, что что-то не так.

– Я так сразу поняла, что там не так, – уточнила Люда.

– Ну и подходим, а она уже сдохла, – Надя дальше рассказывала. – И по всей видимости уже дня два.

– Да, неплохой рассказ, – похвалил я вежливо.

– Не к столу, наверное… – спохватилась Надя.

– Да ничего. Давайте, я вам тоже расскажу про животный мир. У меня есть друг Володя, старый мой приятель. Он работал в охранных структурах когда-то, и у него остались друзья с тех времён. Периодически они встречаются, со всеми вытекающими. А был там у них один парень – фанат попугаев. Мечтал о натуральном какаду. Копил, копил и купил, наконец. Около штуки баксов, по-моему, этот какаду ему стоил. По тем деньгам это чуть ли не годовая зарплата выходила. Ну и сидели они, квасили на кухне. Какаду обмыли, клетку для какаду тоже обмыли, ну и нарезались под это дело. А тогда как раз начинали продавать газовые пистолеты. Прямо все тогда с ума посходили от этих пистолетов. И не знаю уж как, но зашёл у Вовки с собутыльниками про эти самые пистолеты разговор. Про какаду уже забыли, курлыкает себе на холодильнике – его уже не слушает никто. И что-то там никак не могли решить, что лучше – револьвер или автоматический пистолет. Ну и спорили, спорили… Наконец, этот фанат попугаев вскакивает и кричит:

«Вот смотри, никаких осечек», – выхватывает из-за пояса газовик, тут же шмаляет – и прямо в какаду. Тот с копыт. Они из кухни – вонища жуткая, пока в себя приходили, вспомнили про этого какаду сраного, схватили его, а он уже пластмассовый. Парень – за голову!

– Ой, какой кошмар, и что они дальше сделали? – спросила Надя.

– Поминки справили сразу. Главное же повод…

– А пистолет какой был?

– Это история умалчивает.

Пришла собака, посмотрела на бутылку коньяка и ушла.

– У вас животные какие-то странные. Вот смотришь на них, и не покидает уверенность, что всё понимают.

 – Есть такое, – я налил ещё по одной.

Мы выпили, помянув какаду с колли.

 – А кошка ваша, это что-то конечно. Я первый раз вижу, чтобы вот так уколы переносили.

 – Она у меня, вообще-то, сообразительная.

 – И в туалете я не заметила, куда она у вас ходит по естественной надобности.

 – А туда же, куда и я. Они у меня обе, что собака, что кошка, в этом вопросе соображают как надо.

 – Удивительно!

Мы ещё посидели.

 – Слушайте, а с машиной вашей как? – внезапно вспомнил я.

 – Постоит до утра, я тут недалеко живу, – ответила Люда.

Я налил по третьей.

 – Мне – последняя, – замахала руками Надя.

 – Тогда до краёв.

Далее события развивались по знакомому сценарию. Посидев ещё немного, мы все втроём выдвинулись на прогулку. На лестнице столкнулись с Мариной, которая осуждающе посмотрела на нас. К счастью, никто этого, кроме меня, не заметил. Проводив Надю до такси, мы с Людой вернулись. Этому возвращению предшествовал небольшой разговор в таком стиле:

– Ну, чем займёмся дальше?

 – Моей кошке нужен постоянный уход, я не могу надолго отлучаться.

 – Помощь специалиста не требуется?

«А потом качалась ночь на каблуках».

13. Отпуск

В отпуск так в отпуск. Ебись оно всё конём! Решил съездить на юга, дикарём. В одиночестве. На хуй «пассажирок», только я и животные. Куда же я без них? Пропаду, к хуям собачьим! Эти не подведут, помогут добрым советом, может, и покусают кого в критической ситуации.

– Я на самолёте не полечу, – сказала собака.

– Поезд и ниепёт, – поддакнула кошка.

Всё время эти бестии мной помыкают.

Ну, тут уж ничего не поделаешь, поезд так поезд. Поехал в кассы, взял билет до нужной станции. Из-за зоосада моего пришлось купе целиком выкупать. Да оно и к лучшему. Начнут ещё пиздаболить на людях.

– Тебе надо будет на поводке и в наморднике ехать, – говорю собаке.

– Во, приплыли! Я ж не кусаюсь!

 – Это ты ещё всему вагону объясни!

 – А мне как? В корзинке, с бантиком? – кошка не может промолчать.

 – Если хочешь, – говорю, – организуем.

 – Ладно, не остри, Куклачёв на выезде.

 – И справки нам не забудь ветеринарные, – собака напоминает. А то высадят на безымянном полустанке.

Так и собирались.

Приехали на вокзал, стоим в очереди на посадку в вагон. Рядом семейства разнообразные, все в основном с детьми. Мамаши на собаку косятся. Одна не выдержала:

– Какой пёсик… Не кусается?

 – Да нет, тем более, что в наморднике это проблематично.

 – А вы в каком купе едете?

 – В седьмом.

 – Лаять не будет? А то мы рядом.

«Лаять-то, как раз ерунда. Главное, чтобы стихи читать не начала…», – думаю.

 – Нет, она – немая с детства, родовая травма.

Собака на меня смотрит: ну-ну, типа, ты ещё попизди. И тут как гавкнет. Мамаша любознательная, аж сумку выронила.

 – Вы же говорили, что она немая.

 – Чудеса медицины! Я её на прогревания водил. Видимо, подействовало.

А сам думаю: «Ну доберёмся до купе, жрать не дам.»

 – А там кто у вас? Кошка? – ещё одна показывает на контейнер.

 – Кошка, кошка… – подзаебало меня уже это. Да и жарко. Дети ещё многочисленные активизировались, лезут поближе.

 – Не нервируйте собаку… Да и кошку тоже.

 – Отойдите, дядя же сказал.

 – Ваши билетики – я и не заметил, как моя очередь подошла.

Протягиваю проводнику паспорт, билеты и справки.

 – Не шумные? – проводник кивает на животных.

 – Пока не выпьют, вроде ничего. А так песни любят петь или про рыбалку поговорить, – честно ответил я.

Проводник хохотнул:

 – Проходите.

В купе я разложил вещи, отстегнул собаку с поводка и, наконец, к огромному облегчению последней, снял намордник. Потом открыл переносное КПЗ и выпустил кошку. Та сразу всё обнюхала и сиганула на верхнюю полку:

– Хороший вид отсюда.

 – Чего же здесь только не возили! – собака тоже носом повела.

 – Про всякую дрянь мне лучше не рассказывайте!

 – О дряни, между прочим. Коноплю тут исправно переправляют.

 – Так, хватит откровений.

В дверь постучали. Кого ещё там несёт?

 – Да?

 – Можно? – мамаша, из любопытных, просунула голову в открытую дверь. – Ой, без намордника! – испуганно вырвалось у неё.

 – Не бойтесь, не укусит.

 – Вы не поможете? У нас багажа много, можно я к вам один чемодан положу?

 – Валяйте.

Я и договорить не успел, а она сразу же чемодан коричневый начала пропихивать. Заранее приволокла. Наглость – второе счастье.

 – Только если кошка написает, не обессудьте…

Кошка недовольно засопела сверху.

 – А вы положите туда, где не подобраться, – сказала мамаша, имея в виду рундук.

 – Я туда свои вещи положил.

Нет, ну вот же ж наглая!

 – А-а-а, ну тогда будем надеяться, что всё нормально будет.

И улыбаясь, она исчезла.

 – Незамужняя, – подождав, говорит, собака.

 – Кольца что ли нет?

 – Ну, кольцо, это, во-первых. А во-вторых, мужиком от неё не пахнет. Да и сама ничего…

 – Детей у неё вроде двое.

 – Тебе ж не жениться, узнай, может, в один город едете.

 – Без советчиков обойдусь.

Опять стук.

– Да?

 – Это я опять, а вы ещё один чемодан не возьмёте, а то я посмотрела, есть ещё местечко…

Я только руками развёл. Что тут скажешь, плохо быть вежливым.

 – Давайте.

 – А вы всегда вещи под замком держите? – вопрос явно с целью продолжить беседу.

 – Да, привычка от армии осталась.

 – А где служили?

 – РВСН.

 – А что это?

 – Ракетчики.

 – А говорят, там радиации много?

Господи!!! Как же меня з-а-е-б-а-л-и эти вопросы про радиацию!

 – Вы не кассиршей работаете?

 – Не-е-ет, – недоумённо проблеяла она. – А почему вы спрашиваете?

 – Так, аналогии. И ещё вопрос можно?

 – Да, пожалуйста.

 – Вы замужем?

 – Нет, в разводе. А это зачем?

 – Спор вышел небольшой.

 – С кем? – изумлённо спрашивает.

 – С самим собой.

 – Спасибо, – ледяным тоном отчеканила она и вышла.

Я понял, что проголодался. Открыл сумку.

– Тебе два часа без еды – штраф за гавканье на платформе, – говорю собаке.

 – Может, все вместе поедим, а то как-то не по-людски, – кошка сверху заступается – Да и чемодан могу обоссать.

 – И, между прочим, если ты забыл, то так называемое «гавканье» – это мой родной язык, – тактично напоминает собака.

 – Ладно, чёрт с вами, садитесь.

Только расселись, опять стук в дверь. На этот раз проводник пришёл проверить билеты. Был он в приветливо-поддатом состоянии.

 – Ого! Прям как дрессированные! – удивился он.

Действительно, «картина маслом»: у кошки с собакой только что салфетки на коленях не постелены.

 – Решили покушать, а то с этими дорожными сборами недосуг.

Собака недовольно рыкнула. Не любит, когда про сук говорят.

 – Чая с бельём вам попозже принесу… Тута… Это… Пока то-сё, – попытался он, как мог, передать суть своей работы, и под конец тирады, изобразив рукой ельцинскую загогулину, отправился дальше по вагону.

Поезд тронулся. Перрон и многочисленные провожающие, в основном мужики, проплывали мимо нас, махая руками как идиоты. Видимо, из вагонов им отвечали дети и жёны. Пиздато отправить семью куда-нибудь подальше – к тёще, а самому…

Я раскрыл газету и пробежал передовицу.

– Мы есть будем или где? Нам-то чая ждать не надо! – бесцеремонно осведомилась кошка.

 – Да, давайте пожрём, – я закрыл газету.

Пока мы уничтожали каждый своё, было слышно только наше жевание и стук колёс. Когда ощущение голода прошло, кошка кивнула на дверь:

 – Шпингалет отстегни, а то опять чемодан принесут.

И дальше они с собакой изобразили мой разговор с незамужней мамашей, копируя наши голоса. Потом заржали. Я тоже посмеялся, очень уж похоже у них получилось. Когда поели, я сгрёб остатки трапезы со стола в полиэтиленовый пакет.

За окном пролетело Купчино, и пошёл сельский пейзаж. В дверь постучали.

– А вот и чаёк! – входя весело провозгласил проводник. – Ой, я вам хотел три кружки дать, больно у вас животные человекоподобные.

Собака только хмыкнула.

 – Оставляйте, оставляйте, – попросил я. – Я с детства дорожный чай люблю.

 – Вы это… Если им там по делам естественным надо, то уж я не знаю, стоянка первая через несколько часов, – проводник почему-то понизил голос.

 – Не волнуйтесь, они у меня чистоплотные, – заверил я его.

 – Ну, тогда, как говорится, счастливого пути!

И он вышел. А я решил лечь спать.

Разбудила меня собака.

– Через десять минут станция, нам бы выйти надо.

Я пристегнул её на поводок, нацепил намордник. Кошку решил взять на руки.

За окном темнело. Это и хорошо, меньше глазеть будут на мой зоопарк. Я открыл дверь, и мы пошли в тамбур. Проходя мимо проводника, подмигнул ему:

 – Без нас не уезжайте.

 – Десять минут стоим, – реагировал он.

Впрочем, всё прошло без эксцессов. Когда шли по вагону назад, какой-то карапуз попросил погладить собаку.

 – Дяденька, а можно к вам зайти потом?

 – У папы разрешения спроси только! – напутствовал я.

 – А мы с мамой едем…

«Замечательно, – думаю. – Да здравствует психология.»

Когда вернулись, собака сказала, что это ребёнок той самой мамаши, чемоданы которой едут с нами в одном купе. Хорошо иметь такой нюх. Как-то давно я уже позавидовал ей, на что она изрекла сакраментальную фразу: «Это для вас запахи, а для нас-то – вонь!».

Кошка запрыгнула наверх и свернулась калачиком, собака улеглась на полу. Я тоже прилёг с книжкой в руке. В дверь постучали. Я закрыл шпингалет и открыл дверь.

– Можно мне собачку погладить? – опять тот же карапуз.

 – Проходи, только у неё спроси, вдруг она не захочет?

 – Собачка, можно я тебя поглажу? – застенчиво и тихонечко малыш обратился к собаке.

Собака подняла голову с пола, посмотрела на меня.

 – Ну гладь, что ж с тобой сделаешь… – устало ответила она ребёнку.

 – Она говорящая… – зачарованно прошептал он – Дяденька, она у вас говорящая?

И повернул ко мне своё изумлённое лицо.

 – Ну, сам ведь слышал, – я не смог не улыбнуться, хоть и не одобрял собачий поступок.

 – Нет, ну правда, говорящая? – малыш отказывался верить в такие чудеса.

 – Значит так, – вмешалась собака. – Иди к маме и скажи, что хочешь покормить собачку колбасой, дядя тебе разрешил.

 – И на меня тоже захвати, – успела крикнуть с верхней полки кошка.

Малыш помчался по вагону со скоростью пули и с криком «Мама, мама, у нас есть колбаса?»

 – И не стыдно вам, сиротки? – я укоризненно посмотрел на животных.

 – Ну а чё? Минусовать тут в четырёх стенах? Хоть пожрём на халяву, – ответила кошка, спрыгивая вниз.

 – Ты, когда мамаша придёт, если, конечно, решит проверить, скажи, что – чревовещатель. Заодно и полезный контакт заведёшь.

 – Посмотрим ещё.

В дверь влетел ребёнок, прижимая к груди бумажку, в которую явно была завёрнута колбаса.

– Докторская? – спросила кошка.

 – Не знаю… – пролепетал малец.

И, развернув кулёчек, замер.

Кошка, ловко подцепив кружочек на коготь, отправила его в рот.

 – Докторская, – констатировала она, прожевав.

 – А можно собачке дать? – спросил малыш почему-то у кошки.

 – Ей вредно – у неё диета, – заржала кошка.

 – Давай-давай, не слушай её, – обеспокоенно вмешалась собака.

Через минуту кулёчек опустел.

 – Иди за добавкой.

 – А можно мне сестре сказать? – малыш явно не хотел уходить.

 – Всем скажи, но возвращайся только с колбасой! – напутствовали две мохнатых негодяйки.

Ребёнок умчался в своё купе. А я укоризненно посмотрел на наглецов.

 – Совести у вас нет!

 – Нам не положено, мы – животные, – парировала кошка.

 – Совесть, любовь и прочая муть – это ваша прерогатива, а у нас только инстинкт и слюни, – поддержала её собака.

За дверью нарастала какая-то суетливая возня.

 – Смотрите, не переигрывайте, – шепнул я и дёрнул за ручку.

 – Мама не верит, что они разговаривают! – разочарованно начал малыш с порога. Мама стояла позади, скептически поджав губы. Тут же находилась и дочка, на вид старше брата на пару лет.

 – Покормите пока собачку, – сказал я и вышел из купе.

Прикрыв дверь, я обратился к мамаше.

 – Я чревовещатель. Пусть, думаю, детишки порадуются… – начал я.

 – А я уж думала, что такое! Прибегает, глаза как блюдца: «Там, у дяди собака разговаривает!»

 – Вы колбасы много не давайте, это я пошутил так.

 – Да ладно, не жалко колбасы. Тем более, я её много взяла, а она портится быстро. Лучше же, если кто-то её съест, чем выбрасывать.

Я кивнул в знак согласия.

 – А можно мне посмотреть тоже, как это получается? – попросила женщина.

 – Что получается? – не понял я.

 – Ну, это, ваше чревовещание…

Я открыл дверь и жестом пригласил её войти. Незаметно подмигнул собаке.

 – Очень вкусная колбаса. Спасибо, дети, – произнесла она.

 – Ух ты, прямо действительно будто сама говорит! – вырвалось у мамаши.

 – Давайте познакомимся, вас как зовут? – перевёл разговор я.

 – Таня, – представилась она.

Я назвал своё имя. Собака удовлетворённо кивнула.

 – Ну дети, собачке пора спать, – решил я свернуть весь этот ажиотаж. – Приходите завтра, когда проснётесь.

Дети нехотя попятились, оглядываясь на маму.

 – Давайте-давайте, – Таня взяла их за руки и повела. – Собачкам тоже надо спать, а говорящим – особенно.

 – Если чего, заходите, – успел сказать я ей.

После чего мы все дружно добили трофейную колбасу.

– Ты бы это, к Тане-то сходил бы… – лениво прозевала кошка.

– Припрёт – схожу. Только всё равно негде.

 – Ну мы можем выйти, типа, погулять.

 – Вообще, это вариант, подожду, пока дети уснут.

Я порылся в сумке и достал колоду карт.

 – Пулю распишем?

Животные охотно закивали. Я сдал карты. Собака держала колоду двумя лапами, аккуратно и ловко доставая нужную карту зубами, кошка же раскладывала их перед собой на столике, прикрывая листом газеты. Когда надо было достать нужную карту или прикинуть комбинацию, приподнимала газету одной лапой. Довольно быстро кошка стала выигрывать.

Тихо и медленно открылась дверь – на свою беду решил заглянуть проводник (эх, блин, забыл я шпингалет отщёлкнуть) и, видя, как мы сидим за картами, замирает с разинутым ртом. Кошка, будучи сосредоточенной только на изучении карточного расклада, не отрываясь от карт, медленно произносит:

 – Ми-зер.

Какое уж тут, в пизду, чревовещание… Короче, спалились по полной.

Проводник так и стоял, вцепившись в дверную ручку, пока я не сообразил, наконец, спросить его как можно более равнодушным голосом:

 – Да?

 – Стаканы… хотел… забрать… – с паузами после каждого слова, тихо объяснил он – Да вижу не вовремя.

И также медленно закрыл дверь.

Несмотря ни на что, мы всё-таки доиграли до конца. Кошке просто нечеловечески везло, и она загнала меня и собаку в глубокий минус. Заметно стемнело. Я засмотрелся в зыбкие очертания ландшафтов за окном.

– Ну играть-то будем ещё? – без энтузиазма спросила собака. Проигрывать она не любила.

 – Знаешь, чего-то расхотелось.

 – Да и дети похоже уснули, – намекнула кошка.

 – Схожу я на разведку, а вы не шумите.

В каком же она купе? Говорила, что где-то рядом. Я тихо постучался. Дверь приоткрылась, и выглянула Таня.

– Пойдём ко мне, – сразу начал я.

Она думала недолго и через минуту мы уже сидели у меня. Я предупредил проводника, что зверюшки потусуются в коридоре, что это, мол, необходимый моцион для поддержания формы. При виде меня проводник нервно дёрнулся, но ничего не спросил.

Таня оказалась приятной собеседницей, вполне эрудированной (например, она знала, кем был Гауди и величину валентности водорода). Разговор с ней вёлся просто и натянутых пауз не возникало. Выяснилось, что муж Тани оказался честным обеспеченным человеком: честным – потому что, уйдя от неё к секретарше, добровольно выплачивал «бывшей» деньги на содержание, а обеспеченным, потому что сумма была нехилой. Относилась она ко всему по-философски. Всё своё время проводила с детьми и немного скучала по мужскому вниманию.

Мы не спеша выпили бутылочку вина. Отношения явно начинали перерастать в следующую логическую фазу. И тут началось. Кто-то настойчиво заскрёб в дверь.

 – Ну, что у нас там? – я недовольно высунул голову в проход.

 – Извини, подруга, – глядя на Таню, отрапортовала собака. – Не до конспирации.

И тут она (собака) как заорёт:

 – Кошка отстала от поезда!!!

 – Бля!

Я вскочил. На бегу попадая ногой в кроссовки, всё-таки запутался. Ёбнувшись на пол, пробил коленкой коричневый танин чемодан, охуенно грамотно торчащий из-под нижней полки.

 – Ой! Мой чемодан!

Я проигнорировал её возглас. Какой может быть чемодан в такой момент?!

 – Когда, где? – это я уже собаке.

 – Только что была остановка, или вы не заметили?

 – Сейчас нас интересует стоп-кран, – я оставил её намёки без внимания.

 – Тогда – нам в тамбур.

И мы выбежали под звук упавшего тела.

Когда Архимед изобрёл рычаг, он произнёс: «Дайте мне точку опоры, и я переверну Землю». Если бы он изобрёл стоп-кран, он бы охуел от того, сколько всего можно перевернуть.

– Объясни всё проводнику, – пробегая мимо его купе, сказал я собаке.

– Идея, конечно, не самая лучшая, но другой всё равно нет, – успела предупредить она.

Я пронёсся в тамбур и дёрнул красный рычаг. Хоть я и был готов к торможению, но всё равно не устоял на ногах. Представляю, что было в вагоне-ресторане! Или если кто-то пристроился на толчке. С такими мыслями я полетел в конец поезда. Добежав до последнего вагона, я разыскал офонаревшую проводницу и сказал ей, чтобы открывала дверь. Поезд уже остановился, и мы спрыгнули на насыпь.

 – Кто отстал? – с тревогой спросила она.

 – Кошка.

 – Кто?

 – Хуй в пальто! – не мог же я объяснять ей, что это за кошка!

 – Будете платить штраф, идиот, – и она полезла обратно в вагон.

Я всматривался вдаль, уехали мы недалеко – должна догнать.

 – Молодой человек, это вы сорвали стоп-кран?

 – Да, я. А вы кто?

 – Я – бригадир поезда. Должен предупредить, что если отсутствует веская причина, то ваше действие будет классифицироваться как хулиганская выходка, и вы должны будете выплатить штраф.

 – Причина веская, на штраф согласен.

Я продолжал всматриваться вдаль.

 – А сейчас я попрошу вас залезть в вагон, и мы продолжим движение.

И тут я увидел её: вдалеке подпрыгивал маленький пушистый комок.

 – Давай, родная, жми… – прошептал я.

 – Это, что, ваша кошка бежит? – удивлённо спросил бригадир стоявшего по моей вине поезда.

 – Да.

 – Первый раз в жизни такое вижу… – растерянно пробормотал он.

Со всего маху кошка прыгнула мне на руки.

 – Извини, – дыша как компрессор, сказала она. – Решила пописать в кустиках.

И глядя на вытянувшееся лицо бригадира:

 – А это чё за окунь?

Появившийся наряд милиции помог мне загрузить в вагон бесчувственное тело.

– Бежал за поездом. Видимо запыхался так, что сознание потерял, – объяснил я лейтенанту.

 – Так это ж бригадир!! – изумлённо вытаращился тот.

 – То-то и оно! – понижая голос, многозначительно произнёс я и начал пробираться к себе, пока представители власти приводили его в чувство.

Таня уже ушла в своё купе. Проводник привёл её в чувство после того, как собака привела в чувство его. И все вместе они побежали к её детям. Там и подружились окончательно. Слава Богу, всё обошлось. Да и в масштабах поезда особых потерь не было. Только какой-то хмырь из СВ сломал руку. Пока разбирались кто и зачем дёрнул, страсти поулеглись. И я честно выложил пять сотен бригадиру для окончательного решения вопроса. Час спустя, мы уже сидели в нашем купе, на этот раз к нам присоединился проводник и бригадир поезда. Кошка развлекала всех своими хохмами.

– А как узнать сколько лет ежу? – спрашивала она у аудитории, явно кайфуя от такого внимания. И тут же отвечала:

 – Нужно распилить ежа и посчитать годичные кольца!

Ну и в таком духе.

К сожалению ко мне Таня потеряла всякий интерес. Даже про чемодан свой она у кошки спросила.

 – Ой, а чем же мне дырку-то заделать?

 – У вас есть что-нибудь коричневое, желательно не говно? – под общий смех обратилась кошка к проводнику.

 – Найдём! – отвечал бригадир.

Я вышел и, пройдя в тамбур, закурил. Через пару минут пришла кошка.

 – Спасибо, что не бросил.

 – Ты же знаешь, мы своих не бросаем.

 – А, между прочим, едете вы с Таней в один город.

 – Давай сначала доедем без происшествий.

Я затушил бычок.

Поезд свистнул, проносясь через переезд. Отпуск ещё только начинался…

14. Синяки

– Ты знаешь, что-то телевизор наш мелковат.

– Что значит мелковат?

– Диагональ уже не та…

– Ты о чём это? С чего это она уже не та? Усохла что ли?

Я внимательно посмотрел на кошку. Знаю я, для чего эти разговоры заводятся. Раньше всё устраивало, теперь, значит, телек не тот.

– Весь мир переходит на плазму, ну или там на ЖК, диодная технология на подходе.

– Ну, пусть весь мир и переходит. Нам-то что с того? Мы идём другим путём, как завещано великим октябрём и невеликим февралем.

– Ты – лицо незаинтересованное, для тебя телевизор просто ненужная вещь. А некоторые черпают из него много полезного.

– Например, что?

– Эмоции. Футбол трудно смотреть на маленьком экране – не видны драматические моменты матча.

– Что там драматического? Двадцать два шаромыжника по полю ходят, лучше бы лопатами копали. Тем более, что все говорят, что Москва всё покупает.

– Вот потому тебе и бесполезно объяснять. Тем более, ты можешь просто пойти и купить, как Москва. Тем самым сберечь, так сказать, нервные окончания и себе, и мне.

– Я-то положим могу, но это должно быть моим желанием, а не навязываемым непонятно кем.

– Мы тебя, между прочим, обслуживаем – живёшь, как в гостинице. Ешь, пьёшь, всё всегда постирано, поглажено, чистота кругом не земная.

– Ты себя не замуж ли выдаешь? А то прямо как рекламная кампания.

На разговоры подтянулась собака. Теперь будет ещё тяжелее, если, конечно, не попробовать переманить её на свою сторону.

– Слышала? Наша кошка хочет окно в мир. Но такое, чтобы со стенку было.

Собака молчала – думала.

– Эмоций ей не хватает, – продолжал я.

– Эмоции – это хорошо, – отмёрзла, наконец.

– Э-э-э, подруга, ты чего это? – я заволновался, что могу потерять союзника.

– Научно-образовательные программы по большому экрану тоже весьма лучше…

– Усваиваются, – вставила кошка, помахивая хвостом.

«Грамотно прессуют», – думаю…

– Я не против, – высказала, наконец, собака своё мнение.

– Ладно, а старый телек куда девать?

– А старый можно на кухне подвесить под потолок.

– Я вижу ты всё продумала…

– Карабкаюсь всеми четырьмя лапами на вершину эволюционной пирамиды.

– Когти только не сломай, – остудил я её.

– Маникюр оплатишь?

– Ещё чего!

Собака дождалась, когда мы с кошкой поутихнем.

– У меня тоже есть пожелание, оно, правда, не совсем обычное.

– Здрасте – началось, а тебе-то что надо? Ноутбук?

– Ноутбук мне, как говорится, был вчера нужен.

– А сегодня что?

– Хочу высшее образование получить.

Я оторопел. Не, ну, конечно, за проведённые совместные годы я уже ко многому привык, но «вышка» – это был полный пипец!

– Ты как? Сразу на дневное в универ? Или, может, что попроще? Политех там или на вечернее в техноложку?

– Хватит острить, если думаешь, что такой умный, могу обломать. Кто был соправителем при Марке Аврелии?

«Чёрт, вот ведь зараза начитанная», – думаю. Но в грязь лицом падать не хотелось, тем более, что имя явно знакомое, я даже козырял им как-то. Но сколько не напрягался, ничего в голову не лезло.

– Ну? – сдержанно торжествуя поторопила собака.

– Август? – наугад предположил я.

– Хуявгуст.

– Ну, кто тогда?

Собака выждала дембельскую паузу, ожидая, когда всеобщее внимание будет сконцентрировано на её персоне.

– Император Антоний Пий усыновил Марка Аврелия и Луция Вера, правивших впоследствии совместно до смерти последнего в169 г.

– Хватит-хватит, – остановил я собаку. – На какой факультет собралась?

– Исторический.

– А скажи, пожалуйста, зачем тебе это?

Собака задумалась.

– Хочется, – ответила, наконец.

– Достаточно, – остановил я её жестом руки и продолжил, выкладывая, с моей точки зрения, последний, но самый убойный козырь. – А какие документы будешь подавать?

– Я уже всё обдумала. Единственный вариант – это ты.

– То есть, что значит я? В каком смысле?

– Твои документы подадим, как бы по бумагам ты будешь учиться. Прикинь, всё по-шпионски! «Никогда не говори никогда» и прочие подвиги разведчика.

– Не, ну ты совсем сбрендила? Какой из меня историк? Я максимум, что могу, это в гинекологии, и то на пальцах.

– Тебе делать ничего не придётся, я все рефераты и курсовые сама буду писать.

– А экзамены?

– Применим мобильную связь.

– Ну, в натуре, детский сад, – попытался я отказаться в последний раз.

– Зато я твой союзник на всю оставшуюся.

Это был веский аргумент, но кошка и тут влезла:

– Тогда мне телек и ниепёт!

– А нам с тобой (уже «нам»!) для учёбы нужен ноутбук с инетом. И провод для модема не забудь, надо метров десять.

– Какой провод?

– Какой, какой… Ахуительный конечно!

«Только этого ещё не хватало», – думаю, но спорить не стал.

– Ладно, согласен на всё, – сдался я.

Назавтра решил разобраться с телевизором, а пока оно не наступило – вышел на балкон и с непонятно откуда взявшейся силой задумался о вечном. Сначала мысли носились хаотически. Я попытался их структурно упорядочить и закурил. Надо бы бросить, подумал. Тут же как-то само собой прикинул свои шансы на «дожить до пенсии». Взвесил все «за» и «против». Сделал это придирчиво и тщательно, как в рискованном бизнес-проекте, с применением злоебучей матрицы и правила Паретта. Вроде, должен успеть огорчить государство бесплатным проездом в общественном транспорте по пенсионному удостоверению…

Перегнувшись через перила, плюнул «трубочкой» – как в детстве. Тыщу лет не плевал, а тут вдруг приспичило. К чему бы? Вернулся в комнату и включил Вангелиса, тему из «Бегущего по Лезвию», как раз ту, где Гаррисон Форд на балкон выходит. Ваще круто стало. Вместе с волнами электронной музыки накатили живые сентиментальные чувства. И тут я как бы между делом пришёл к выводу, что живу асоциально. То есть не участвую в жизни общества и страны, не говоря уж об остальном человечестве. На выборы не хожу, даже не знаю, когда они и кого они. Радио не слушаю, газеты не выписываю – как Афоня. Только мусор выношу, но это санитария, вроде, а никак не гражданский долг.

Тоже вот «гражданский долг», ну, ведь хуйня чистой воды – развод на лоха. Если уж допёрло до социума, что человек рождается свободным, то почему бы не сделать следующий шаг в том же направлении – человек от рождения ни хуя никому не должен. Это уж потом он начинает брать на себя повышенные обязательства, в кредиты влезать с различными вариантами погашения и, вообще, уничтожать свою индивидуальность всеми изобретёнными способами. Родину любить надо и защищать, а остальное от лукавого. Хотя гражданский долг вроде в этом и состоит?…

Опять же с собакой. Ну, хочет учиться – на здоровье! Мне ведь только плюс. Два высших образования у меня будет, причём одно на халяву. То, что она поумнее большинства двуногих, я не сомневался, главное, чтобы не было открытий никаких, тогда опозорюсь. Еще на Нобелевскую научится, отвечай потом в этом Стокгольме…

– Это последняя модель, берите – не пожалеете! – гордо и даже несколько воинственно выдал продавец. Это был молодой парень, судя по всему, только закончивший школу, и для доказательства сказанного несильно шлёпнул по пластмассовому корпусу.

– Последняя, в каком смысле? Самая новая или одна штука осталась?

 – Новая, разумеется…

 – А откуда такая уверенность, что не пожалею? – осторожно осведомился я, как всегда боясь, что меня хотят наебать.

 – Ну, во-первых – зачем мне вас обманывать? – выдал он свой железный аргумент. Видимо, до меня он всегда срабатывал, но тут был не тот случай.

 – Как это зачем? Чтобы продать! – логично предположил я.

 – Неужели вы думаете, что мы тут стоим и впариваем всем всякую заваль?

 – Вообще, если честно, то я именно так и думаю…

Парень слегка напрягся от раздумий.

 – Ладно, – наконец, что-то решил он про себя. – Пойдёмте туда.

И он повёл меня мимо рядов телевизоров, показывающих различные рекламные ролики из жизни этих самых телевизоров.

«Самоедство какое-то», – подумал я. – «Скоро им и люди не нужны будут.»

 – Во, – парень указал на огромный плоский экран. – Рекомендую, реально неплохая вещь.

«Опять наёбка», – подумал я, но спросил:

 – А конкретнее?

 – Во-первых, фирма. Ну и по остальному сами смотрите… – он начал перечислять всевозможные фичи, я ухватился только где-то в конце. – Триста каналов! Телевидение повышенной чёткости! Картинка в картинке!

 – Это что за хрень?

 – Вот смотрите вы любимый сериал, а по другому каналу футбол. Что делать?

 – Не знаю, – честно признался я – ситуация была просто нереальная. Во-первых, «любимый сериал», во-вторых – футбол. Я лихорадочно искал выход, а продавец тем временем торжественно продолжал:

 – Вот смотрите, раз… и вы смотрите и то, и другое!

Действительно, на экране поверх основного изображения появилась маленькая рамка, в которой правда ни хуя не было видно, но сам факт того, что там теоретически показывают футбол, меня поразил.

 – А не окосею? – с тревогой спросил я.

 – Ну что вы! Это же для экстренных случаев. И помимо этой функции ещё будильник, телетекст, входы для видео и усилитель сигнала.

 – А чем он лучше, чем все остальные?

 – Да всем! – парень вошёл в раж. – Например, вы решили, что какая-то программа вам не нужна, тогда можете её удалить, и больше она не будет вас раздражать. Да и мне он самому нравится, но денег нет, а то бы купил.

 – Ладно, – говорю. – Заворачивайте…

Телевизор привезли вечером. Мы (я и животные) уже и не ждали. Ну, раз привезли, значит привезли. Надо настраивать, а то ж живьём сожрут. Первым делом, меня заставили внимательно прочитать инструкцию. Я пытался всё свалить на собаку, как будущего светила отечественной истории, но ничего не вышло. Из-за большого объёма прочитанного сразу же всё забыл, но перечитывать не стал. Решил действовать согласно обстановке. Проверил, подсоединён ли провод к розетке, всунул антенный кабель и нажал на кнопку включения. Поначалу телек ничего мне показывать не стал. Я сообразил, что надо настроить каналы. Тем более, что об этом сразу же напомнили. Я в ответ вежливо попросил поискать друг у друга блох. Нашёл на пульте управления необходимую кнопку и, произнеся про себя заклинание «ёб твою мать», нажал на неё. Телек начал честно искать всё подряд. Чего-то явно находилось, мне стало даже интересно, как грибнику – много ли он найдёт. Наконец, таинство поиска каналов закончилось, и я нажал на кнопку под цифрой 1. Сразу же увидел во весь экран часы. Было без одной минуты двенадцать.

– Давай дальше! – заверещала кошка.

 – Держи – сама щёлкай.

Кошка ловко пробежала по всем программам и, разумеется, нашла свой футбол.

 – Ого, – сказала она. – Футболисты прямо в натуральную величину!

Я вспомнил продавца и попытался восторженно объяснить про то, что осело в голове – «картинку в картинке».

 – Ну ты и деревня, это уже даже в Эфиопии на еду не меняют… – подивилась с меня кошка.

 – Бля, вы хоть скажите, нормальный телек?

 – Телек шикарный. Практически лучший. Bang&Olofsen – неплохая фирма. Пойдёт… – успокоила меня кошка.

 – Громко только не делайте, я спать пошёл.

Но поспать у меня не получилось. Где-то через час, я только-только задремал, раздался звонок в дверь. Чертыхаясь и проклиная всё и вся, я поплёлся открывать. На пороге стояла Марина.

– Привет, извини что так поздно, но у меня соседи опять разбуянились.

 – Что там у них?

 – Как всегда – пьют, гуляют.

 – Ладно, сейчас.

Я надел ботинки и вышел на площадку. Сразу же стали слышны пьяные крики.

«Как она с такими рядом ещё не очумела?» – стало мне жалко Марину.

 – Иди пока у меня посиди на кухне.

Не став тратить времени на разговоры, первым делом подошёл к щитку и вырубил у синяков пакетник. Потом подошёл к двери и стал ждать.

Через несколько минут дверь открылась, я, успев только увидеть, не женское ли это тело, сразу врезал. Далее, пройдя по квартире как войска первого белорусского, вернулся к себе.

 – Ну как? – осторожно спросила Марина, глядя на мои руки.

 – Вызывай ментов, про меня только не говори. Скажи, что слышала драку…

 – А что? – испугалась она.

 – Да всё нормально, они там все лыка не вяжут. Но все живы и здоровы.

Проводив Марину, заглянул к «своим».

 – Что там у тебя? Синие мира сего диктуют свою волю?

 – Уже не диктуют.

 – Не лез бы ты в эти разборки.

 – Да Марину жалко. Не повезло ей с соседями.

 – Себя имеешь в виду?

 – Спокойной ночи.

Где-то через неделю, выходя с огромной коробкой из-под телека, которую, наконец, собрался выбросить, я увидел на площадке огромного человека. Он стоял и, как мне показалось, думал.

– Не подскажите, – заметил он меня, – в этой квартире живут Ивановы?

 – Скорее, «синяковы».

 – Хм, а у меня информация, что Ивановы…

 – Это шутка была.

 – Я спортсмен, – непонятно к чему предостерег он.

 – Мне в спорте только бобслей нравится, и то из-за названия, – ответил я.

Спортсмен никак не прокомментировал услышанное. Наверное шутки про спорт ему не нравились.

 – Я чего-то звоню им, звоню… Вроде как на девять договорились?

Ничего не пойму, – бормотал он себе под нос.

 – А вы не звоните, – я подошёл и повернул ручку. Дверь открылась.

 – О как! – удивился он.

 – А что у вас к ним?

 – Хочу квартиру купить – цена подходящая, теперь вот вижу почему.

 – На ремонт угорите.

 – Ну, это по-любому, что у таких покупать, что у других.

 – Тогда, будем рады, а то эти давали жизни!

 – Это телевизор у вас такой здоровый? – кивая на коробку, опять невпопад спросил спортсмен.

 – Ага, футбол здорово смотреть по такому.

 – Да, футбол – это спорт. Спорт – это хорошо!

«Во, пиздец, бревно» – подумал я.

Подъехал лифт.

 – Удачи с переездом!

Я оставил спортсмена с его трудными мыслями.

На улице начинал накрапывать классический питерский дождь. Обычно к нему всегда добавлялся порывистый ветер, норовящий отправить хорошую порцию осадков за воротник, но сегодня почему-то с неба просто капало сверху вниз, или, как сказала бы собака, вертикально. У подъезда стоял навороченный джипак – по всему видать, спортивное достижение нашего будущего соседа. Хорошо, если въедет – Марина обрадуется, что алкашей не будет. Хотя ещё неизвестно, что этот фрукт из себя представляет. Может, он любитель о стену гантели покидать? Всякое же бывает в мире стероидов и высоких результатов. Пока ехал до работы, попал в пробку на Ушаковской набережной. Задумался о градостроительстве. Как избежать пробок? Получалось, что надо убирать трамваи, засыпать каналы, сносить кварталы и строить скоростные магистрали. Хорошо, что я не мэр…

День прошёл как обычно. Везде, к кому бы я не подошёл, – обсуждали вчерашний футбольный матч. Только я, как всегда, был не в теме. Больше всех распылялся наш самый продвинутый болельщик, бывший вчера на стадионе и сорвавший голос. В который раз я слышал его возмущённый хрип:

 – И судья – как будто не видит! А стоит нашим мяч выбить, в чистом подкате, как сразу жёлтая карточка.

Все дружно кивали головами и поносили московское судейство, каждый на свой манер: кто – тактично намекая, что всё куплено, кто – просто ограничивался репликами о том, что все судьи пидарасы.

 – Шел бы ты, Вася, работать, – прервал я очередное хриплое проклятье.

 – Так ведь обед, Алексей Николаевич!

 – Осталось пять минут от твоего обеда, – напомнил я.

 – Сейчас, про штрафной только расскажу, – умоляюще посмотрел он мне в глаза.

Все дружно бросились объяснять мне важность Васиной точки зрения. Я в ответ показал растопыренную пятерню.

 – Пять минут, – ещё раз напомнил я.

 – Ну и короче… Вторая минута добавленного времени, и тут этот мудак…

Я ушёл, не дослушав. Дома всё то же самое, но в более доходчивых выражениях, мне предстоит выслушать от кошки. Пропади они все пропадом с этим футболом.

Спортивный сосед оказался шустрым малым. Вечером под окнами уже стоял грузовик с ещё не пропитым барахлом уже бывших соседей. Весь дом удовлетворённо наблюдал в окна, как те, кто мешал нам жить, отправляются в неизвестность. Самого будущего соседа я встретил на площадке. Он удовлетворённо наблюдал, как двое потных грузчиков кантуют старый шкаф.

 – Давайте-давайте, – торопил он. – У меня уже завтра ремонт начинается!

 – Тяжелый как противовес! – оправдывались те.

 – Ты боком, боком, – давал дельные советы спортсмен.

 – Да каким боком, когда не лезет по габаритам! – злились в ответ грузчики.

Один из них, коренастый и без одного пальца на левой руке, наконец, сдался:

 – Всё, ставим. Надо дверь с петель снимать…

Грузчики тут же достали сигареты и задымили. Спортсмен негромко выругался и тут заметил меня:

 – Морока как на отборочных…

 – Зато квартира большая, – подбодрил его я.

 – Это только и радует.

 – Женаты?

 – Я?

«Тяжёлый человек», – думаю.

 – Вы.

 – Ну да, – и, глядя на грузчиков, наконец, не выдержал. – Эй! Вам деньги платят за то, что курите?

 – Нам за всё платят, – с философской невозмутимостью отвечал коренастый.

Было в его ответе что-то от итальянских мафиози. Я невольно улыбнулся, всё-таки грузчики – это непередаваемое состояние души! А опытные грузчики – это просто отдельный разговор. У меня был случай в жизни с одним знакомым, он работал на складе, рассказывал такую историю:

– Приехали мы на погрузку в какую-то дыру. Надо было забрать кубов пять говна какого-то. Подъезжаем, значит, я взял своих двоих грузлонов. Обоим за сорок, бывшие регбисты, вроде. Опытные ребята, где надо лишнего не поднимут. Ну а там, куда приехали, как всегда никто ни хера не знает. Я звонить своим – те отвечают, что не могут найти местное начальство. И такая тягомотина на три часа. Наконец, всё утрясли, нашли кого надо, те отзвонились своим, появился какой-то странный начальник склада с двумя охламонами и повели меня показывать, что я должен забрать. Ищем, ищем – нету! Ещё час проискали – не могут найти. А мои сидят, курят на поддонах. Короче, часов пять в общей сложности убили на всё про всё. Наконец, когда у местных уже ум за разум зашёл, ко мне подходят мои:

– Командир, а что мы ждём?

 – Не могут они найти, что грузить надо.

 – Ну, это они не могут, а мы-то уже давно всё погрузили, – и ведут меня к нашему ЗИЛку.

Я смотрю – точно, всё, что надо по накладным, присутствует.

 – Вы когда успели? – своих спрашиваю.

 – Да у ребят поинтересовались, где наше барахло на пять кубов, а у них такого объёма только один заказ и был.

 – Ну вы даёте!

Ребята пять часов курили, а деньги шли! Профи! Заканчивал мой кореш этот рассказ всегда одной фразой: «Грузчики – короли склада».

Я рассказал эту историю спортивному соседу. Тот выслушал молча, в конце сказал:

– Это ж дзен буддизм.

Тем временем, дверь сняли с петель, и шкаф стал протискиваться в дверной проём. Все страшно оживились, и в воздухе стали витать мажорные нотки.

 – Идёт, идёт! – кричали грузчики, явно довольные собой.

 – Погоди, упёрлись!

 – Поднимай угол!

 – Заноси, заноси, я тебе говорю!

И всё в таком духе. Дело явно спорилось.

 – А вы здесь давно живёте? – поинтересовался спортсмен.

 – Больше десяти лет.

 – Привыкли?

 – К чему? – не понял я.

Сосед молча посмотрел на меня. Я даже напрягся внутренне. Чёрт его знает, что у него на уме?

 – В смысле переезжать не планируете?

Мутный какой-то вопрос, с подтекстом.

 – Да нет…

 – Тогда давайте знакомиться, – и он протянул мне руку.

Ах, вот оно что! Но на всякий случай я пожал осторожно, а будущий сосед, явно повеселев от своих непонятных для меня мыслей, продолжил:

 – Я квартиру искал, надо было и метраж неплохой, и чтобы стадион рядом был – не мог найти. Потом случайно этот адрес в газете нашел.

 – В газете? – удивился я.

Что-то не мог я поверить, чтобы бывшие соседи газеты читали!

 – Вот и хозяева говорят, что тоже не давали никаких объявлений. Прям чудеса какие-то…

Пожелав соседу удачи, я пошёл к себе. Появились у меня кой-какие догадки.

Дома меня с порога атаковала собака.

 – Я собрала все бумаги, надо ехать до конца следующей недели.

 – Погоди, – и спросил в лоб. – Ты объявление давала?

 – Какое?

 – По квартире соседней?

Собака подумала пару секунд:

 – Я, – наконец, созналась она.

 – Молодец, здорово придумала! Теперь давай, что ты там хотела?

 – Повторяю, я собрала все бумаги, надо ехать до конца следующей недели.

 – Куда ехать?

 – Документы подавать, на второе высшее, или забыл уже?

 – Да нет, помню-помню. Погодите, дайте сумки разобрать со жратвой.

 – Времени в обрез, ты и так ненадёжный человек – можешь усугубить.

 – Могу, – поддержал я её, чтобы позлить. – А могу и проявить сознательность, если, конечно, никто не будет давить блохастым авторитетом.

 – Мы – самые чистоплотные в этом доме, городе…

 – Стране! – наигранно поддержал я.

 – Шутишь? А, между прочим, много ты знаешь собак, способных доказать теорему Пифагора?

 – А много ты знаешь людей, способных терпеть издевательства и постоянную расовую дискриминацию со стороны четвероногих?

 – Не надо изображать жертву апартеида!

 – А какое отношение имеет, например, Пифагор к гельминтам?

 – Гельминты – это глисты, а то слово, которое ты ищешь – скорее всего, педикулёз.

 – Всё равно, подозрительное слово – вызывает нездоровые ассоциации.

 – Завтра едем в универ!

 – Ты со мной что ли?

 – Одного тебя отпускать нельзя.

 – Ну, спасибо за доверие.

На шум подтянулась кошка.

 – Что вы всё делите? Мантию бакалавра?

 – Тебя ещё не хватало…

 – Вчера зря футбол не смотрел, судья – урод московский…

 – Хватит! Мне на работе уже все уши прожужжали этими разборками! Если бы играли нормально, то никакой бы судья не смог повлиять на результат.

 – Тогда у меня к тебе просьба.

 – Какая ещё просьба? – я покосился на кошку.

 – Очень хочется посмотреть футбол вживую, на стадионе…

 – Чего? – у меня челюсть отпала до пола, наверное.

 – Может, как-нибудь сходим на «Петровича»?{Стадион Петровский.}

 – Да ты в своём уме? Этого ещё не хватало!

 – Я тихо буду сидеть, – пообещала кошка.

 – Ты себе как это представляешь? Я же тебя знаю. Прикинь, ты там начнёшь орать:

«Андрю-ю-юша, в раз-рез!» или твоё любимое: «Гарик, отдай!». Ты представляешь, что там начнётся? А если ещё судья из Москвы?

Кошка поджала губы.

 – Да, тут ты прав. Могу не сдержаться.

 – Ну, слава яйцам, что хоть тут понимаем, что к чему.

Собака вежливо подождала, пока мы замолчим:

 – Так как насчёт завтра?

 – Ладно, поедем.

На лестнице раздался чудовищный грохот, судя по всему шкаф, для протискивания которого было предпринято столько трудов, решили спустить по ступенькам.

 – Что там происходит сегодня? – спросила собака.

 – Соседи наши поменялись, – приоткрывая дверь, ответил я.

Первое, что увидел, точнее услышал, был отборный мат, разносившийся на весь подъезд. «Дело мастера боится», – вспомнил я старую народную мудрость. Марина тоже выскочила.

 – Что тут стряслось?

 – Соседи твои переезжают.

Я хотел добавить, что теперь шума будет меньше, но как-то после такого грохота не рискнул.

 – Как-то они это громко делают, – пробормотала она.

 – Как жили, так и уходят.

 – А это кто так убивается, что солнце меркнет?

 – Это наш сосед новый. Вообще-то, он показался мне очень сдержанным человеком, я бы даже сказал – задумчивым. Видимо, что-то действительно серьёзное спровоцировало такой бенефис.

 – Главное, чтобы он так пореже солировал.

Подойдя к лестнице, я, наконец, понял причину столь эмоциональных тирад.

 – Мне кажется, что это единичный случай, к тому же я бы сам в его положении выражал свои чувства похожими терминами, – поспешил я вполголоса успокоить Марину.

Вытащив шкаф на лестницу и убедившись, что в лифт он точно не пролезает, бригада решила переть его единственным доступным путём – по лестнице. Бедолага сосед зачем-то спустился на пролёт ниже, один из грузчиков полез за сигаретами, не предупредив коллегу, и тот, не удержав шкаф в одиночку, просто спустил его вниз – прямиком на спортсмена. Вывод из этой ситуации я сделал следующий: наш новый сосед – крепкий орешек. От шкафа остались только незначительные деревянные моменты. Сам сосед, смотря вверх, продолжал изливать душу явно не спортивными терминами. Грузчики так и стояли под градом его глагола, заканчивающегося на «ать», в глупых позах, недвижимы как жители Помпеи, когда их настиг поток раскалённого воздуха, пепла, лавы и прочего вулканического говна.

– Солидно излагает, – оценила кошка, когда Марина закрыла дверь, будучи не в силах слышать такую родную речь.

 – Тренер, наверное? – предположила собака.

 – Волейбольный, типа Карполя.

 – Не, – собака принюхалась. – Что-то из борьбы или бокса.

 – Валим отсюда, – посоветовал я.

Когда звуки переезда остались в прошлом, мы уселись перед телевизором.

 – За телек – спасибо ещё раз! – поблагодарила кошка.

 – И хорошо, что соседи съехали, – оптимистично предположила собака.

 – Погодите, ещё не ясно, что это за кузьмич.

 – Ну ты же знаешь, если что – перекуём в своего. У нас не забалуешь…

 – Ладно, можешь идти на кухню, а то сейчас повтор вчерашнего матча.

 – Давай, я тоже посмотрю что ли, – неожиданно сказал я.

Кошка удивлённо уставилась на меня:

 – Ты хоть знаешь, в каких футболках наши?

 – Вряд ли в красных…

 – Ну, тогда «Вперёд, Зенит! Вперёд – за Питер!»

15. Братья по оружию

– Вот что, подруг…

– Кто?

– Ну, если бы ты был женского пола, то надо было бы сказать «подруга», а так как ты пола мужского, тогда «подруг».

– Послушай, собак…

– А меня вот хрен переделаешь, – гордо вставила кошка.

Я напряг жбан, аж загудело где-то справа. Вот ведь зараза! Действительно, не переделать! Разве что «кошак», но это слово уже есть, и поэтому не считается.

– Опять вывернулась?

– Семь жизней…

– Так вот «собак», я крайне не советую меня так называть.

– Как скажешь, мне просто была интересна твоя реакция.

– Опыты над людьми запрещены Женевской конвенцией.

– А я – животное! – и заржала, как лошадь.

– В Бобруйск отправлю.

– В таком состоянии вряд ли.

Тут она была права. Состояние было, прямо скажем, не первой свежести. Неделя плотного запоя плюс ещё какая-то баба в кровати.

Я поворочал пересохшим языком, чуть ли не снимая с гортани стружку.

– Как зовут женщину?

– Я так и не поняла.

– А ты поняла? – я вопросительно посмотрел на кошку.

– А я и не пыталась. У нас к тебе разговор, кстати. Как раз по таким вот красавицам.

– Воспитывать будете?

– Воспитывать тебя уже поздно, мы тебя пугать будем.

– Меня? Чем?

– Ну, венерические болезни к тебе уже не пристанут – они в спирту не выживают, а вот что-нибудь посерьёзней при таком образе жизни вполне можешь намотать.

– Свинку? – я икнул.

– Не маленький – понимаешь, о чём мы.

Естественно, я – не маленький. С лёгкой опаской осмотрел поле ночной битвы. К великой радости обнаружил две разорванные в клочья упаковки от презервативов. Кое-как дополз до них и принялся трясти ими перед зверьём.

– Видали??!

– Видали – видали… от самосвала педали.

Всё-таки мне с ними повезло. Конечно, с первого раза кажется, что жизнь моя – это ад кромешный. Не, всё не так, абсолютно не так. Благодаря этим четвероногим, жизнь имеет хоть какой-то смысл. Если вы в зрелом возрасте решите жениться, а потом спустя каких-то три года поймёте, что ошиблись в выборе, и начнёте планомерно с горя закладывать за воротник, то единственные, кто будут помогать вам на этом трудном и скользком пути, на этой обледенелой дорожке, ведущей к обеспеченной одинокой старости, это они – кошка с собакой.

Был последний день моего отпуска, нужно было срочно приводить себя в норму.

Кое-как растормошив безымянную тётю и объяснив ей, что она опаздывает на самолёт, я, пока она не очухалась, вытолкал её на лестницу практически нагишом.

 – На какой самолёт? – ничего не понимая, спросила она.

 – Из клёпаного алюминия.

 – Почему?

 – Потому что вибрации…

Очень сильно болела голова, наверное, сильнее чем у Брюса Виллиса в «Крепких орешках».

– Тебе срочно необходимы кислородные ванны.

 – Не грузите меня, кофе давайте, а то блевану.

 – Тётю успел разглядеть?

 – Успел, лучше бы этого не делал. Страшная, как ночной кошмар.

 – После кофе надо прогуляться.

 – Может, не надо? Ей-богу, очень хуёво!

 – Надо-надо, – собака была непреклонна. – Ты с нами? – спросила она кошку.

 – Не, давайте без меня.

Посмаковав божественный напиток, я закинулся парой таблеток и исчез в ванной. Но даже после стольких оздоровительных процедур я всё равно оставался абсолютно никаким.

Собака критически осмотрела меня:

 – И надо было доводить себя до такого состояния?

 – Об одном прошу, – умоляюще обратился к ней я, – давай без мозгоклюя!

 – Ничего, сейчас я тебя поставлю на ноги: в ЦПКиО погуляем, на лодочке покатаемся и к вечеру придёшь в себя. Вода, она оттягивает.

До парка нас довёз молодой парень, остановившийся на мою поднятую дрожащую руку.

Узнав, что нам в ЦПКиО, удивлённо покосился на меня, но я был слишком разобран, чтобы заподозрить неладное.

 – А вы где служили?

 – Ракетные войска, – с трудом отвечал я.

Довёз он нас быстро:

 – Удачи! – как то уж больно сердечно попрощался он.

Мы не торопясь побрели по аллейкам. Собака, всю дорогу радостно помахивавшая хвостом, как-то поутихла и понуро побрела рядом. Я, наоборот, потихонечку приходил в себя:

– Ты чего загрустила?

 – Да так, что-то как-то прохладно стало. Может, в другое место поедем?

 – Чего это вдруг? Мне и тут хорошо.

Я обвёл окрестности просветленным взором и внезапно понял причину собачьей грусти.

 – Сегодня что, второе августа?

 – Да.

Представьте картину – человек со страшным похмельным синдромом, ракетчик, с собакой на поводке стоит посредине огромного парка, заполненного пьяными в хлам десантниками.

 – Ты за что ж подставила-то так? А?!

 – Уходим огородами…

 – Это же крылатая гвардия – они нас в момент сейчас накроют, только повод дай!

 – А ты не давай!

Легко сказать! Но делать нечего, я стал выбирать дорожки, наименее нашпигованные десантурой. Но они были повсюду. Береты гуляли так же, как и воевали – на всю катушку.

 – Ты кто? – подозрительно оглядывая меня, вдруг спросил проходивший мимо фактурный десантник, расписанный по всем законам сегодняшнего праздничного дня.

 – Ракетчик, – ответил я ему, надеясь, что он отстанет от меня ко всем чертям.

 – Ну всё, приплыли… – пробормотала собака.

 – Ракетчик? – переспросил он, покачиваясь.

 – Ракетчик, – повторил я, понимая, что отступать уже некуда.

 – Ракетчик! – уже утвердительно и несколько недобро опять проговорил ВДВ-шник.

 – Ракетчик, – повторил я, но почему-то, начиная улыбаться. Уж больно дебилова-то всё это выглядело.

 – Ракетчик – миньетчик, – ответил мне на это десант и встал в стойку.

Десантура с соседних дорожек повытягивала головы как страусы. Как они всё это чувствуют? Сидели бы бухали дальше! А некоторые, самые активные, сразу же заработали ногами в нашу сторону.

Я зло посмотрел на собаку. Та виновато забегала глазами.

«Вот ведь втравила меня в блудняк, сейчас ведь насуют так, что не унести».

 – Ну, что делать будем? – я сквозь зубы тихонько спросил собаку.

 – Бантик, – чуть слышно отвечала она.

 – Что? – не понял я.

 – Десантник – бантик.

 – Спасибо, подруга, помогла я ебу как!!! – я вложил весь сарказм, который у меня на тот момент оставался, в эти слова.

Десант с трудом, но стоял и ждал ответа, буравя меня взглядом. Алкоголь явно мешал ему понять, почему я так долго его игнорирую.

 – Ну? – нетерпеливо поторопил меня он.

 – Десантник – в жопе бантик.

Таким образом все необходимые формальности были соблюдены. Дальше десант не стал оценивать мой литературный талант и сразу пошёл в атаку. Мне очень сильно повезло, что он был сильно выпивши. Попадись я на его удар правой – шансов бы не было. Всё-таки это дело у них поставлено хорошо. Между тем, оценивать боевую подготовку десантных войск дальше было некогда, я резко принял влево, заходя ему за спину, десантура, не устояв на ногах, завалился по инерции, увлекаемый силой своего могучего удара.

Я выхватил из кармана мобилу и рванул на прорыв. С обеих сторон от меня уже гремели сапоги.

Кто-то истошно заорал, как будто его резали:

 – Держи Карацупу!

 – Окружают, – выдохнула собака. – Давай к кустам!

 – Погоди ты с кустами, надо «в разрез» выходить, собрать их в кучу – это основное правило стратегии, а потом уже, на оперативном просторе, постараемся что-нибудь замутить.

 – Тогда не останавливайся! Жизнь танкового подразделения в тылу врага напрямую зависит от его мобильности.

 – Где ж ты раньше была с твоими познаниями?

 – Извини! Проспала разведка! Кому звонить будешь?

 – Есть только один человек, который может нам сейчас помочь. Вован…

Я на бегу нашёл его номер в записной книжке. Обстановка тем временем резко осложнилась, нас с преследователями разделяло уже несколько метров. Я прибавил ходу и вовремя. Два отряда практически смяли друг друга, столкнувшись. Мы ускользнули чудом. В спину нам раздались многочисленные проклятья и обещания страшной смерти.

 – Вован! Здарова, старик!

 – Неужели первый раз за столько лет уважил ветерана! – Вован начал разговор неторопливо.

 – Вован, извини, некогда! Ты сейчас где?

 – Как где? Еду к парку, сегодня ж день ВДВ! Ты что, мне не по этому поводу звонишь?

 – По этому, по этому, ещё как, блядь, по этому! Далеко ты от ЦПКиО?

 – Да уже почти подъехал!

 – Мне срочно нужна эвакуация! Слышишь, Вова? Срочно! Практически под кинжальным огнём!

 – Погоди не кипишуй, ты сам где?

 – В ЦПКиО вашем ебучем, где ж я ещё могу быть сегодня со своей-то кармой?!

 – Ты совсем безбашенный?!

 – Об этом позже, подруливай к центральному входу, за мной тут погоня – будь готов!

Мы с собакой ловко использовали ландшафт, и на какое-то время преследователи потеряли нас из виду.

 – Пробираемся к выходу! Дома – шкуру спущу!

 – Погоди, Иван-царевич, может, я тебе ещё пригожусь.

Для справедливости надо признать, что отступали мы вынужденно – перед значительно превосходящими нас силами, и делали это крайне достойно – по всем правилам военной науки.

Я уже видел главный вход, когда из кустов выпрыгнул особо резвый боец. И тут собака среагировала мгновенно: бросилась в ноги и сбила его. Потом, нависнув над ним, выдохнула:

 – Дёрнешься – яйца откушу.

Это подействовало. Вот значит, где у десантника слабое место – яйца! Запомню на будущее…

Мы выиграли ещё несколько минут, пока огорошенный боец сидел и ошалело глядел нам вслед.

Последние метры мы преодолели очень быстрым шагом, но не переходя грань, за которой гордость стратегического отступления заканчивается и начинается позор бегства. Володя уже ждал нас, раскрыв двери. Я плюхнулся на штурманское сиденье, собака сзади.

 – Поехали от греха, – тяжело дыша, попросил я.

Вован рулил, прихохатывая:

 – Ну, как у тебя ума хватило сегодня так учудить!

 – Туда все вопросы, – я махнул рукой на заднее сиденье.

 – Это я лажанула, дядя Вова, мой косяк, – честно призналась собака.

 – Ну, вы даёте, конечно! Пьяные десантники – это же стихия!

Я с благодарностью посмотрел на Вовку и только сейчас заметил, что он одет в военную форму – на груди блестели ордена:

 – С праздником тебя, мужик! Извини, что так получилось…

 – Ничего… Я сейчас вас до дома доброшу, потом вернусь, с однополчанами повидаюсь, а вечерком заскочу.

Когда Вовкин джип скрылся вдали, а мы остались стоять у подъезда, собака спросила:

– Похмелье-то твоё как?

 – Ты знаешь, абсолютно ни в одном глазу. Как рукой сняло.

 – Я ж говорила, что пригожусь…

 – Ты молодец! Так отважно бросилась на того чумахода.

 – К сожалению, это была вынужденная контратака, скорее по необходимости, чем от храбрости.

 – Всё равно лихо погуляли.

 – Славная была охота.

Мы ещё постояли. Я поздоровался с бабой Нюрой, вышедшей на прогулку. Потом с каким-то жильцом, живущим выше меня этажом, хотя абсолютно не знал, как его зовут – иногда только виделись в лифте. Наконец, мы успокоились до состояния, когда можно было спокойно идти домой.

 – Надо ещё прибраться после твоих вчерашних похождений – вечером дядя Вова в гости приедет, – напомнила собака.

 – Ну, я вроде вчера особо не свинячил?

 – Убирать надо не в связи с чем-то, а на систематической основе.

 – А тогда зачем нужно было мои вчерашние похождения приплетать?

 – Чтобы ты задумался, наконец!

 – Кто прошлое помянет – тому глаз вон.

 – Тогда ты дуй в магазин, а мы с кошкой марафет наведём, в смысле – порядок.

Мы поднялись на этаж, и я запустил собаку в квартиру.

 – Как погуляли? – спросила кошка.

 – Душевно, пара часов, и я как огурец! – с легкой иронией ответил я.

Но кошка не заметила скрытого подтекста:

 – Вот видишь, что значит свежий воздух и спокойная пешая прогулка!

 – Да уж, на всю жизнь запомню!

Я не спеша направился в лабаз. Так как за руль мне садиться было категорически нельзя, то пришлось идти пешком. Бродя между полками, заполненными всевозможными продуктами, пытался сообразить, что собственно купить? В результате за час хождения по магазину в корзинке у меня появился хлеб с булкой, колбаса, сыр и сосиски. Подумав, я взял ещё бутылку водки, лимонад и несколько пучков зелени. В последний момент вспомнил про помидоры, огурцы и сметану.

Дома всё уже блестело. Квартира сияла чистотой, и ничто не указывало на то, что живёт в ней человек не очень твёрдых моральных устоев. Кошку я застал на кухне за мытьём пола. Почувствовав движение, она подняла голову:

 – А-а, герой!

 – Уже рассказали?

 – Да, вляпались вы, ничего не скажешь! Но молодцы, не посрамили!

 – Собака где?

 – На балконе решила прибрать.

Я прошёл в комнату, перед балконной дверью стояла большая картонная коробка, в ней был свален разнообразный хлам, историю появления которого я не всегда мог вспомнить.

 – Это надо выбросить, – категорично заявила собака, оторвавшись от работы.

 – Но это же всё – история! – попытался протестовать я. – Всё это будут откапывать археологи много веков спустя. Представляешь как они обрадуются, когда всё это найдут?

 – Не переживай, если тебя это утешит, то и нас с тобой тоже когда-нибудь найдут, и даже, может быть, будут радоваться.

 – Это вполне вероятно…

 – Еды купил?

 – Разумеется, я же не в музей ходил!

 – Чего добыл?

 – Чего-чего… Сыр, колбаса. Колбаса, кстати, хорошая.

 – Ты говна принесёшь, и то будешь нахваливать.

Я решил промолчать.

 – Ещё чего надыбал? – продолжала собака.

 – Петрушки, укропа, хлеба с булкой, разумеется, к чаю там по мелочи…

 – Готовить-то что?

 – Не знаю, вы сами решайте, моё дело поляну обеспечить.

 – Сметаны взял?

 – Да.

 – Замесим в сметане помидоры с огурцами. Это просто и гениально, как кобальтовая сетка.

А ты не стой, как славянский идол – бери коробку и неси на помойку. Шапка зачем тебе эта?

Собака сунула мне под нос найденную в недрах балкона старую выцветшую пыжиковую шапку.

 – Оставь её – воспоминания детства.

 – Ладно, шапку оставляем, а остальное – в печку!

Я оттащил коробку к входным дверям. Заглянул на кухню к кошке поинтересоваться не надо ли ей что-нибудь выбросить. Кошка вытаскивала лапой из-под холодильника всевозможные закатившиеся туда предметы, изогнувшись, как змеевик. Я постоял, посмотрел:

 – А у тебя ловко получается!

 – Получается, когда ниже колена качается… – злобно прошипела она.

Я решил ей не мешать.

Часов в шесть позвонил Вован:

– Буду через час, – отрапортовал он.

 – Ждём, даже стол сообразили.

Ровно в семь, а точнее в девятнадцать ноль-ноль, Вован уже стоял на пороге.

Четвероногие бросились его радостно приветствовать. Он погладил каждого подхалима по голове:

 – Сегодня ничего не привёз, извините, никак не получилось, только-только от своих.

Мы уселись вокруг стола на кухне. Вован окинул глазом еду:

 – Ты-то хоть поучаствовал в приготовлении стола или как всегда мусор выносил?

 – Мусор выносил, – отвечал я.

 – Доверили самое ответственное, – объяснила кошка.

 – Теперь рассказывайте, какого лешего вас понесло сегодня на подвиги?

 – Да, я вчера усугубил, вот меня чуть тёпленького утречком и поволокли выгуливать.

 – Герои, ничего не скажешь! – Вовка захохотал и принялся рассказывать кошке:

 – А я еду, звонок. Ну, думаю, неужели вспомнили про меня? И начинаю с благодарностей, а тут мне: «Требую эвакуацию!».

Мы с собакой наперебой стали ещё раз пересказывать события сегодняшнего дня. Я особо подчеркнул мужественный бросок в ноги. Вован заливался от смеха.

 – А я вот тоже расскажу сейчас – обхохочетесь. У меня у жены отца брат двоюродный живёт где-то на периферии. Вот тот чудит! Там у них речка какая-то, и мост наведён понтонный, рядом всегда рыбу ловят мужики деревенские. Он как-то подходит – деловой как штангенциркуль, достаёт рулетку и начинает этот мост мерить и так, и сяк, бормочет чего-то, записывает на бумажку. Мужики ему: «Чё мол такое?», а тот с серьёзным видом: «Вы чё? Не в курсе? Мост будем строить нормальный, а понтоны эти на хуй отсюда.» Мужики естественно: «Зачем, мол, на хуй, может, можно нам оставить, пригодятся в хозяйстве.»

 – А зачем им понтоны? – удивился я.

 – Вот сам думал, не мог понять. Ну, ты же знаешь, как у нас, халява есть халява, и хлорка как сахар. Короче, родственничек этот говорит: «Ладно, хер с вами, давайте две полбанки и делайте что хотите с понтонами этими.» Те скинулись, ломанулись в продмаг, отдали ему водяру, и он срыл восвояси. С утра председатель едет на работу – моста нет! Еб вашу мать! Кипешу было!

 – И чего ему было за такие подвиги?

 – Да ничего, как с гуся вода всё.

 – Чувак – жестянщик! Ему в правительство надо, вот там он развернётся!

 – Не говори… У него спрашивают, почему не работаешь? Он им:

«Я накапливаю потенциал, чтобы разрядиться в каком-нибудь проекте».

 – Неплохо разрядился, только дёшево как-то мост продал.

 – Э-э, не скажи, дороже если – то подозрительно, да и жаба может задушить, а тут с детства устоявшаяся такса. Психологически всё грамотно сработано!

 – Водку будем?

 – Давай, совсем символически – мне за руль ещё.

Я достал бутылку, разлил «на донышке». Мы чокнулись и выпили.

 – Дальше про него тоже хохма. Жена его ему: «Наколи дров». Тот: «Давай полбанки». Та пообещала. Он наколол дров, приходит: «Давай бутылку.» Она ему: «Ты охерел совсем? Где я тебе её достану?» «Ах, так!», – говорит. Пошёл и все наколотые поленья назад гвоздями сбил. Такие вот кадры пропадают…

Так, за разговорами, мы просидели часа три. После чая Володя засобирался домой.

Я спустился с ним к машине, мы пожали руки. Он что-то вспомнил и улыбнулся:

 – Ну, давай, ракетчик.

 – Давай, десантура.

Мы подняли головы – в окне кухни на подоконнике сидела кошка и махала нам лапой.

16. Рыбалка

Подруга очередная, Катя, как-то говорит:

– Может, в Баден-Баден слетаем, развеемся?

– На хуй-на хуй, – говорю.

Она улетела, а мы остались. Пару дней покиросинил, но не до соплей, а так, для тонуса. На третий день выкинул тормозной парашют, да хуй там был: кореш в гости зашёл, принёс два литра и стропорез. Ну, а на пятый день собака меня уже за шиворот в ванную волокла. Заебалась горемычная. Кое-как они с кошкой привели меня в чувство.

– Знаешь, дорогой, пора тебе на природу, подлечить здоровье, – кошка говорит.

А я в очень хуёвом состоянии, руки ходуном, постоянно сблёвываю не пойми чем, хотя вроде и не жрал ничего… По квартире перемещаюсь, как афробиоробот. Увидел пустые бутылки, аж мотор клинить начало. Действительно, пора на природу.

– Я на рыбалку хочу… – сказала собака.

– Рыба, и ниепёт! – поддакнула кошка.

 – Какая рыба? На улице минус пять!

 – Самая погода для зимней рыбалки, корюшка сейчас прёт.

 – Это вам Затевахин наплёл что ли?

 – Тебе ли не всё равно, как раз спирт выветрится на морозе.

Короче, уломали они меня на рыбалку. Только вот я не был ни разу на «зимней». Рыбаков-то встречал, по городу их много бывает навалено, у метро в основном. Но как говорится: «Для рыбалки мало страсти – нужны снасти». Стал вспоминать, кто у меня из знакомых маньячит по этому делу. Звоню Вовану:

– Вован, привет!

 – Здорова! Толик тут к тебе заходил на днях, говорит, не помнит, как ушёл.

 – Через дверь ушёл.

 – Только проснулся в вытрезвителе – и Вован заржал. – Сам-то как?

 – Да, моя опять решила мир повидать – полетела в Баден-блядь-Баден, на хуй.

 – «Твоя» какая, Света или Лена?

 – Катя. С двуспальной кровати…

 – А ты как всегда, на стакан, значит?

 – Слушай, давай без касания морального облика, а?

 – Мне-то чего не позвонил, я бы тоже врезал, а то работа заебала, я такой новый шалман знаю на 7-ой Советской…

 – Вова, мне хуёво.

 – Ну, всё, извини, чего хотел?

 – Ты, вроде, рыбак у нас. Мне удочки нужны и этот, как его, альпеншток что ли.

 – Ледобур, наверное, ещё пешня и шумовка.

 – Это чего такое?

 – Лунку сверлить.

 – Да бля, не даун я, про ледобур можешь не объяснять, пешня с шумовкой, чё за херня?

 – Пешня, типа лома, лёд проверять или долбить, а шумовка, это для того, чтобы, когда суп варишь, пенку снимать. Так это то же самое, только для вылавливания льда из лунки.

 – Наука!

 – А ты думал! Тут всё по Сабанееву. На какую рыбу хочешь?

 – Вроде, говорят сейчас корюшка попёрла… – неуверенно говорю я.

Собака с кошкой энергично кивают.

 – Про мормышки спроси, – напоминают.

Затевахина убью, вместе с Сабанеевым, разумеется.

Короче, пообещал Вовка мне помочь со снаряжением. Не имей сто рублей.

На домашнем консилиуме решили ехать на Залив.

– Водку брать?

 – Возьми полбанки, но не больше.

 – Холодно будет ведь! – я искренне возмутился.

 – Если заснёшь по пьянке, то замёрзнешь.

 – А вы на что?

 – Может, ещё нарты возьмём, а ты нас впряжёшь?

 – Это мысль, – говорю.

Самое трудное в рыбалке – это рано просыпаться. Разбудил меня Вован, притащивший всю рыбацкую шлоебень ни свет, ни заря. Худо-бедно, но в десять мы уже были на Финбане. Вокруг сновали такие же долбаёбы, как и я. Попадались даже те, кто был уже на хорошей кочерге. Из ларька истошный женский вокал орал про то, что «была любовь». Кошка сидела в сумке. Ей пришлось смастрячить что-то наподобие маленькой меховой квартиры, пожертвовав на это дело какую-то старую шубу. Собака чинно трусила рядом на коротком поводке.

– Ты-то не замёрзнешь? – спросил я у неё.

 – Да брось, у меня шерсть тёплая, на крайняк иглу сложим – жилище эскимосов, – отвечала та.

Электричка не спеша несла нас по заснеженным ландшафтам. О чём я думал в эти минуты? Не блевануть бы. Но доехали без приключений, я даже покемарил чутка. Выходить решили с первой группой рыбаков. Я поплёлся за ними следом. Судя по их общению, все они друг друга знали, и разговоры вели про мормышки, прикормку и прочую рыбацкую атрибутику. Должен сказать, что в большом количестве данная тема очень сильно заёбывает.

День обещал быть хорошим. Ветер отсутствовал, солнце припекало довольно сильно и вкупе со свежим морозным воздухом производило благоприятнейший эффект на моё самочувствие. Когда вышли на лёд, группа сразу же разделилась на три колонны. Каждая взяла свой курс. Я интуитивно пошёл налево. Минут через тридцать мои поводыри сбились в кучу. Пока они размахивали руками и о чём-то спорили, я их нагнал.

 – Чего стряслось? – спросил я.

 – Да вон, льдина откололась, вчера ветер был сильный.

 – И чего? Может унести?

 – Теоретически, да.

 – Так ветра же вроде нет?

Все посмотрели на меня, как на полного мудака.

 – Ты давно рыбачишь? – наконец спросил мужик в пыжиковой шапке, такой же, как у меня на балконе. Форма у них такая что ли?

 – Первый раз, – с достоинством ответил я.

 – Тогда понятно, – засмеялся он, и все тоже заржали как лошади. – Когда почувствуешь, что ветер подымется, чистой воды уже метров сто будет.

 – Ладно, хуй с ним, – сказал ещё один рыболов и решительно перешагнул через трещину.

Надо сказать, что если бы не это сборище, я бы и не заметил никакого подвоха, так бы и топал до Котлина. Все тоже пошли следом за отважным рыбаком. Делать не хуй, пошёл и я. Хоть очко и поигрывало, но позориться прилюдно не хотелось. Протопав ещё с полчаса, все вдруг разбежались в разные стороны как тараканы. Я остался один и, пока водил жалом по сторонам, вокруг с остервенением бурили лёд.

 – Давай, может и мы рыбу половим? – тактично спросила собака.

 – Красота-то какая, – высунувшись из сумки, сказала кошка.

Я беспомощно повернулся в одну сторону, потом в другую. Заметив это, мужик в пыжиковой шапке махнул рукой. Я осторожно подошёл к нему.

 – Туда отойди метров на тридцать и можешь сверлить, – сказал он покровительственно и добавил. – На что ловишь?

 – Хуй знает, какие-то червяки.

 – Мотыль, – назидательно поправил он и саркастически пробормотал себе под нос, – Червяки… Ишь, рыболовы пошли.

Я побрёл в указанном направлении и через указанных тридцать шагов скинул с плеча заебавший ящик.

– Всё, нефть здесь!

Кое-как собрав ледобур, начал бурить. Когда бур провалился, аккуратно извлёк его и положил рядом. Шумовкой прочистил лунку. Пока всё получалось неплохо. Из ящика достал удочку, банки с наживкой.

 – Мотыля убери опять в ящик, а то замёрзнет, – напомнила кошка.

 – Сама смотри не задубей.

Собака понюхала лунку.

 – Чё-то рыбой не пахнет… – разочарованно протянула она.

Я хуйнул одну банку червей в лунку.

 – За что ты их так? – кошка непонимающе уставилась на меня.

 – А что, Затевахин с Сабанеевым против?

 – Да нет, просто у нас всего две банки было, теперь может не хватить.

 – Если вы думаете, что я тут до утренней зорьки, то вот уж хуй!

Размотав леску и нацепив мотыля, я опустил снасть в лунку.

 – Я посмотрю чего у других делается, – сказала собака и, не спеша, побежала прочь.

– Доволен хоть, что выбрался на природу? – спросила кошка.

– Есть свои плюсы, но ноги тоже уже подмерзают, – сказал я и, привстав, стал перетаптываться.

 – Не шуми – рыба всё слышит, – укоризненно сказала кошка.

 – Что ж мне теперь, без ног, как Маресьеву, оставаться?

 – Смотри сам, только мне рыбы свежей хочется.

И тут кивок на удочке резко нагнулся.

 – Подсекай! – зашипела кошка как безумная.

Я схватил удочку и со всей дури дёрнул вверх. Потом скинул варежки и трясущимися руками стал выбирать леску. Не пизжу, но холода в тот момент я не чувствовал. Когда, наконец, из лунки на лёд вылетел и заиграл на солнце небольшой окушок, мы с кошкой издали победный кличь. Я отцепил трофей, насадил мотыля и опять погрузил снасти в воду. Следующая рыбина оказалась корюшкой.

 – Ножом её порежь и на неё же и лови, – посоветовала кошка.

 – Откуда же ты такая умная? – удивился я.

 – Самообразование, – с достоинством отвечала она.

И началось. За десять минут я поймал семнадцать хвостов. В основном, это была корюшка, хотя попалась одна приличная плотва и ещё три окуня. Подбежала собака.

– Ого, вы наколотили! Максимум, что видела – это пять рыбин.

 – У кого?

 – У этого, в пыжиковой шапке. Видать, «бывалый».

 – Новичкам везёт, – подмигнул я.

Через полчаса количество рыбин дошло до тридцати пяти.

 – Давай, ещё с полчаса посидим и домой. А то для первого раза как-то подозрительно кучеряво, – говорю я животным.

Те неожиданно согласились. Хотя мне просто показалось, что подмёрзла моя меховая братия.

За следующие полчаса попался только в усмерть укуренный ёрш. Я сложил рыбу в ящик, смотал удочку и взвалил всё это на плечо.

 – Ну пошли, Сабанеевы!

Проходя мимо «пыжиковой шапки», я поймал на себе неодобрительный взгляд.

 – Как улов? – спросил я со скрытым чувством ликования.

Но тот почему-то молчал. «Может, не услышал?», – предположил я. И переспросил:

 – Клюёт хоть?

Рыбак скривил недовольную рожу и махнул рукой, чтобы я не мешал.

«Да и хрен с тобой», – подумал я и пошёл к берегу. Когда отошли на расстояние, с которого нас было не слышно, собака сказала:

 – У него мотыль во рту.

 – Чего? – не понял я.

 – Чтобы мотыль не замёрз, он его во рту греет. Рыбацкая хитрость…

И тут я блеванул. Когда спазмы в желудке закончились, я обтёр рожу снегом, достал водку и прополоскал горло. Пару секунд поколебался – сплюнуть водку или проглотить, но всё-таки выплюнул. Без происшествий мы добрались до берега и по протоптанной дороге вернулись на станцию. Назад ехали в почти пустой электричке. Когда добрались до города, я понял, что очень устал. Тяжесть поклажи, свежий воздух, мороз – сделали своё дело. Но хоть и велик был соблазн добираться до дому на тачке, я, логично предположив, что рыбака хер повезут, поплёлся в метро.

 – С собакой нельзя, – замахала мне рукой тётка в будке и добавила. – Без намордника!

Я так заебался, что, повернувшись к собаке, сказал:

 – Ответь ей что-нибудь, у меня сил нет.

Та повернулась к бдительной работнице метрополитена:

 – Я вегетарианка, но если будете провоцировать, могу и за ляжку цапнуть.

Мы прошли, не заплатив, мимо бесчувственного тела. Хоть какая-то польза от звериного пиздобольства.

Дома решил пригласить Марину на жареную рыбу. Точнее, чтобы она пожарила, а потом мы вместе сожрали. Кошка с собакой вытребовали себе сырую. Дал им всё, кроме корюшки. Помылся и пошёл.

Звоню. За дверью шаги.

– Кто?

 – Да я это…

Дверь открылась. И куда я раньше смотрел? Такая классная баба!

 – О, привет, чего стряслось?

 – Рыбу я ловил, – ответил я голосом Леонова из «Джентльменов удачи».

 – Какую рыбу? – не поняла она.

 – Да на рыбалку ездил, – объяснил я. – Ты корюшку любишь?

 – Свежую?

 – Ну, ясен пень, не маринованную!

 – Вообще-то, да.

 – Тогда пошли ко мне, заодно и пожаришь.

 – А приставать не будешь? – игриво спросила она, заулыбавшись.

 – Буду, – честно признался я.

 – Тогда грех не зайти, – констатировала она.

Секс после корюшки… Что может быть прекраснее? Так я думал, пока Марина колдовала на кухне, а мы (я и животные) смотрели «ящик».

По требованию большинства пришлось зырить Затевахина. Незаметно я заснул.

Разбудила меня собака.

 – Телефон!

И точно, из прихожей доносились настойчивые звонки.

Я поковылял на звук.

 – Телефон! – крикнула Марина из кухни.

 – Да слышу я, слышу, – недовольно проворчал я и снял трубку.

 – Алло!

 – Уже нарыбачился?

Звонил Вован.

 – Да.

 – Ну и как, снасти не проебал?

 – Нет, утопил, – серьёзным голосом ответил я.

 – Да ты что!!! Я ж тебе почти коллекционные удочки дал и титановый ледобур!!!

 – Не ссы, – успокоил я его, наконец. – Всё заебок! Корюшки привёз.

 – Ну, бля, ты и мудило, – обрадовался он.

 – За снасти спасибо, больше всех поймал.

 – А где ловил?

Я рассказал приблизительно где, так как название станции напрочь забыл.

 – А давно приехал?

 – Да уже часов шесть.

 – Везучий! Там как раз льдину оторвало.

 – С рыбаками?

 – Сейчас любая льдина с рыбаками.

Из кухни раздался Маринин голос.

 – Всё готово, можно к столу.

 – Ты там не один? – навострил уши Вован.

 – Да, к корюшке ещё русалку зацепил.

 – Могу приехать. Только у жены отпрошусь…

 – Э-э-э! Тормозни… Разрушишь атмосферу доверия и корюшки. И жена ко мне не отпустит.

 – А твою русалку как зовут?

 – Марина.

 – Марина – значит «морская». Похоже, точно русалка! – завистливо присвистнул Вован. – Тогда не буду мешать. Рад, что вовремя свинтил.

И он повесил трубку.

Конечно, по уму надо было его пригласить на улов, всё-таки удочки-то были его. Но поймите меня правильно – Марина-то одна.

Что ни говори, а жареная корюшка – это пиздато! Превозмогая себя, я налил по полста коньячку. Мы чокнулись. Марина выпила залпом, я же чуть пригубил и тут же быстро поставил рюмку на стол.

– Не можешь уже? – кивнув на бутылку, спросила она.

 – Да чего-то не идёт.

 – Видать хорошо погулял?

 – Неплохо.

 – Твоя-то, эта, которая очередная, – тут Марина засмеялась, – когда должна вернуться?

 – А хрен знает, вроде на неделю улетала.

 – А какого числа?

 – Какого числа что? – всё ещё не понимая, куда она клонит, спросил я.

 – Улетела какого числа?

 – А сейчас какое?

 – Двадцатое…

Я посмотрел на батарею пустых бутылок, прикинул в уме количество выпитого, рассчитал дни запоя, накинул день на рыбалку.

 – Ебать!

В прихожей раздался звонок.

 – Ебать!!! – повторил я.

Марина всё сразу поняла.

 – Вот и поели корюшки…

Из комнаты прискакали животные. Слава Богу, молча.

 – Может, мне на балкон пока? А потом незаметно выскочу?

 – Ага, разве что с балкона.

Кошка начинает тихо подхихикивать. Не ляпнула бы чего…

 – Так куда мне? – Марина растерянно стояла посредине кухни, испуганная и красивая.

 – Хуй с ним, давай на балкон.

Я ломанулся в коридор открывать.

Подруга выглядела отдохнувшей и обрушила на меня прямо с порога лавину важной и нужной мне информации. Из этого потока я понял, что: у неё отрубили телефон, потому что роуминг очень дорогой (пиздеть надо меньше, подумал я); отдохнула она прекрасно, в городе очень много «наших»; жаль только, деньги быстро кончились.

– Ты же четыре штуки взяла? – изумился я.

 – Знаешь, оказывается Достоевский однажды проиграл там всё, что у него было, даже обручальные кольца!

«Ага», – думаю. – «Так же как и ты, идиотка…»

 – А чем это так пахнет?

 – Пиздюлями это пахнет, – говорю. – Ты что, все деньги просадила?

 – Почти. А что такое?

«Вот ведь сука!»

 – А то, что зарабатываю их я.

 – Ты же разрешил… – она присела на стул в прихожей.

 – Слушай меня стоя! Я разрешил взять деньги с собой и потратить на дело! Шмотки-хуётки, ещё какие-нибудь ваши бабские замороки, но не проёбывать их как Достоевский. Ты хоть его читала?

 – В школе проходили, – пролепетала она.

Подошла кошка. Долго смотрела на нас, потом зевнула.

 – Киса, киса, – подруга протянула к ней руку, чтобы погладить и заодно снять нервное напряжение.

 – Киса у тебя в штанах, – отбрила её та, и не спеша, прошла в комнату.

Как она заорала!

 – Что это, что это? – наконец, прекратив истерику, залепетала подруга.

 – Это моя кошка, а ещё собака есть, не забыла за неделю?

 – Она, что, тоже говорит?

 – А ты у неё и спроси.

 – Боюсь.

 – Ладно, иди в ванную, смой тлетворное влияние Запада.

Когда из-за двери раздался шум воды, я бросился к балкону. Марина уже задубела основательно.

 – Пойду я тоже в ванную… – прошептала она. – Греться.

И мы на цыпочках сквозанули к дверям.

На лестничной площадке она спросила:

 – А чего это она у тебя так орала?

 – Обрадовалась встрече, – уклончиво ответил я.

 – Жаль, что так вышло всё, – Марина хлопнула расстроенными глазами. – Ну, ты всё же не забывай…

 – Постараюсь, – я обнял её за плечи и прижал к себе.

«Куда уж тут забыть», – думаю.

 – Пусти, пора мне, – сказала она, не делая попыток вырваться.

 – Ага, – я отстранился, но только, чтобы посмотреть ей в глаза.

 – Ну, хватит уже мучить! – она, улыбаясь, выскользнула и исчезла за дверью.

Совсем как русалка.

Я прошёл на кухню, маханул стопку, тут же налил до краёв следующую.

 – Посуду убери лишнюю, а то видно, что не один ты тут корюшку ел.

Собака кивнула на стол.

 – Ты будешь?

 – Давай, выручу.

Я поставил перед ней Маринину тарелку. Стопку ополоснул водой из-под крана и убрал в буфет. С полотенцем на голове в кухню вошла Катя.

 – Ты сердишься?

 – Нет, я негодую, – и выпил вторую, налив сразу же третью.

 – Я думала, у нас серьёзные отношения, – начала она, но я прервал эту лирику.

 – Сериалов не надо, давай, шмотки собирай и проваливай.

 – Куда?

 – А куда хочешь! Можешь – в библиотеку, можешь – к маме в Екатеринбург.

 – Зачем в библиотеку?

 – Достоевского почитаешь.

 – Значит, ты меня не любишь?

Я знал, сейчас выпью третью, и будет полегче. Будет уже похуй на эти сопли. И я выпил.

 – Так любишь или нет?

Катя стояла, надув губки, и ждала ответа.

Вместо её, я спросил собаку:

 – Как корюшка?

 – Вкусно, – ответила та, облизываясь. Катя аж подпрыгнула.

Вошла кошка, посмотрела по сторонам, строго зыркнула на подругу.

 – Вроде и мокрая, а всё равно не русалка, – и ушла.

 – А ты умеешь корюшку жарить? – теперь я спросил Катю.

 – Нет…

 – Ну, тогда – до свидания.

Как я понял, животным тоже больше нравилась Марина.

Не хочется описывать последовавшую за этим часовую истерику. Но когда Катя вышла, наконец, на лестницу, и я закрыл дверь, стало мне так хорошо, что ни в сказке сказать, ни пером описать.

Я вышел на балкон и стоял, пока от холода не начало трясти. Выглянула собака:

– Шёл бы в дом, заболеешь ведь…

 – Сейчас, – отвечал я ей стуча зубами.

 – Я не шучу, холодно же, а ты в одной футболке. Воспаление лёгких получить легче чем вылечить.

 – Говорю же, сейчас приду.

 – Ну как знаешь, потом не говори, что тебя не предупреждали!

Наконец доведя себя до температуры абсолютного нуля, я вернулся в комнату. Залез под одеяло и сидел, пока не отпустило. «Какой же я идиот!». Так бывает в жизни, когда ты начинаешь думать о том, что сделал, и не находишь оправдания каким-то из своих поступков. Но иногда есть вещи, которые ещё можно исправить. Важно одно – принять решение и начать действовать. Похоже, что решение я принял. Осталось встать и направиться к входной двери.

 – Куда это ты? – глядя на меня с тревогой спросила кошка.

 – Туда.

 – Удачи…

Долго звонить не пришлось, Марина открыла дверь и с удивлением посмотрела на меня:

 – Что там у тебя опять стряслось?

 – Ты стряслась…

Утренние лучи пробивались через занавеску, выхватывая внутрикомнатную действительность. В одном из таких светлых пятен было плечо Марины, безмятежно спящей на моей кровати, в другом – кошка, свернувшаяся калачиком у неё в ногах. Собака спала на полу рядом. Ну что ж, похоже пришло время, когда мне, наконец, придётся бросить пить. Хотя бы на несколько лет.

17. Выходные

Бывает, что всё идёт не так. Бывает, что это «всё» начинается прямо с утра, в тот самый момент, когда понимаете, что проснулись не от будильника, а сами, и при этом подозрительно выспались. Короткий взгляд на часы, и всё становится понятно – вы опоздали. Куда – не важно, тут описывается сама ситуация. Просто проспали, как Ельцин в самолёте. И ведь никого не интересует, что уже целую неделю вы не вылезаете с работы, практически живёте там, и что дома вас хватает только на то, чтобы от душа доползти до кровати. Жена уже начинает подозрительно коситься, предполагая не весть что, а у вас нет сил даже аргументированно возразить и в результате вы засыпаете под её подозрительный взгляд. Термин «засыпаете» тоже не совсем верен, точнее будет слово «проваливаетесь». Именно проваливаетесь, как в полынью, и мгновенно тонете в том, что даже нельзя сном назвать. Просто омут какой-то. Может, именно такова та самая вечность, в которой рано или поздно мы все окажемся?

Я вхожу в состояние автоматизма ко вторым выходным после безостановочной работы. Таково защитное свойство моего организма – перегорают предохранители внешних реакций. У меня пропадает интерес к происходящим событиям, становлюсь апатичен ко всему, на чём нет налёта бизнес-процесса. Мысли всё время крутятся вокруг рабочих проблем, разыскиваются решения и пути, хотя я давно уже сижу не у себя в кабинете, а на кухне, и смотрю не в экран монитора, а в тарелку с супом. Собака откровенно избегает общения со мной в такие моменты – она умная. Кошка, как человек испытывающий за меня тревогу, ищет случая вывести мой мозг из этого состояния с помощью различных словесных трюков. Очень рискует при этом, прошу заметить!

Итак, тот день начался с того, что я проспал.

 – Разбудить некому было? – недовольно набрасываюсь я на мохнатых.

 – Предупреждать надо, – обрубает собака и сразу же свинчивает в другую комнату.

 – Ну, что ты в самом деле? Мы-то откуда знаем, во сколько у тебя запланировано пробуждение? – пытается примирительно решить вопрос кошка.

Я судорожно хватаю всё подряд: носки, штаны, рубашку.

 – Марина во сколько ушла? – спрашиваю кошку, скача по спальне как гиббон.

 – Ты спал… – невинно отвечает эта сволочь.

 – Да уж не бодрствовал! Ёб вашу мать! Я время имею в виду.

 – А мы что, вахтенный журнал ведём?

 – Не пизди-ка ты, гвоздика! Вы всегда в курсе всего, а тут время сказать не можешь?

 – Не, ну правда, не отсекла такой момент! Может, собака в курсах?

 – Стрелки переводишь? Ты же знаешь, что она со мной не общается, когда я трудоголю.

 – А ты попробуй найти нужные слова.

 – Может, я без твоих советов справлюсь! А если, например, подвешу тебя над конфоркой и время узнаю с точностью до секунды!

 – Это уже перегиб.

 – В коллективе перегибы позволяют вскрыть конфликтную ситуацию и в конечном итоге помогают решить проблему.

 – А что за проблема?

Конечно, эта засранка намекает на то, что проблема, в первую очередь во мне и ни в ком больше. Надо найти выход, чтобы не потерять лицо. Выход, естественно, был один:

 – Сходи, спроси у собаки, а я пока оденусь.

Кошка удалилась, ворча. По её мнению я выбрал самый неправильный – человеческий, путь. Звериные тропы психологии оставались для меня неисповедимы.

Почистив зубы и наспех побрившись (естественно, порезавшись), я выскочил из ванны прямо на ждавшую меня кошку.

 – За час до твоего пробуждения… сэр, – отчеканила она, и удалилась.

«Ну, Марина! Знала же, что у меня завтра, то есть сегодня, миллион важных встреч!» – догоняя кошку на пути в кухню, думал я.

 – А мне кажется, что Марина правильно сделала, что не разбудила тебя, – прочитала мои мысли кошка.

 – Почему?

 – Ты когда много работаешь, то замыкаешься в контур, а тут встряхнулся и уже на себя похож.

 – Про контур ты точно сказала.

 – Во! Начинаешь обращать внимание на окружающий мир. Первый признак, что на правильном пути.

Но я почему-то не разделял её оптимизма. Теперь мне придётся ехать с превышением скоростного режима, а я этого не любил. Причём, получаться это будет подсознательно, несмотря на то, что, зная о такой своей слабости, я специально буду сдерживаться и стараться не особо давить на гашетку. Однако стоит чуть задуматься, и пожалуйста – на спидометре сотня с лихуем. Так всё и произошло, ну а раз день не задался, то тормознувший меня гаишник был закономерным продолжением. Лишившись пятихатника, я всё же добрался до офиса, опоздав всего на час. День начался.

Описывать его не хочу, уже делал это как-то, но тогда всё было легко и весело. А вот сегодня белыми играли обстоятельства, поначалу никем не воспринимаемые всерьёз. Обстоятельства – штука капризная, и чем они меньше и незаметнее, тем важнее их влияние на какой-нибудь ключевой момент. Так получилось, что сегодня по вине всяких таких «ненужных» мелочей за целый день ничего не сдвинулось с места. Я был зол как сто чертей, но на исход дела повлиять не мог. Со всех сторон мне докладывали, что:

– никак не могут договориться по цене – забыли учесть расходы по упаковке.

 – экспедитор поменял тарифы – ну, об этом-то нельзя было не знать!

 – вагоны пришли, но пол – полное говно. Надо чинить самим, потому что их и так достали за взятку, а других нет и не будет.

 – получатели говорят, что много боя – естественно, много, когда вместо того, чтобы закрепить всё как следует, положили на это хуй. Одной рукой теперь надо лепить отказы, а второй ебать виноватых.

 – не хватает людей – это всегда говорят, тут можно не слушать.

 – в таможне проебали бумаги – уже неделю они их, якобы, ищут, а по факту, ждут денег.

И всё в таком духе.

Домой приехал уставший и неудовлетворённый. В моральном смысле. Марина уже приготовила ужин, что-то вкусное – ещё в лифте почувствовал. Тут же и вспомнил, что за целый день так и не пообедал. Дверь открываю – животные ходят с довольными рожами. Мне бы их заботы… Киваю кошке:

– Чё на ужин?

 – Баранинка.

 – А гарнир?

 – За мацой в ОВИР.

Я успел дать ей несильный пендаль. Следующей появилась собака. Молча взглянула на меня, оценивая состояние, но ограничилась кивком головы. Видать, по её критериям я ещё не готов к нормальному общению.

Когда я, наконец, появился на кухне, Марина доставала из духовки огромную стеклянную латку. У меня сразу же усилилось слюновыделение. Поздоровались, я галантно чмокнул её в щёчку, дождавшись сперва, пока она радостно огласит мне вечернее меню.

 – Дорогая, ты сегодня, впрочем, как и всегда, образец спокойствия и символ домашнего уюта.

 – Может, мне не работать вовсе?

 – Это по твоему выбору, только сама не выдержишь.

Это была правда, как-то уже мы поднимали этот вопрос, и инициатором был я, но Марина чётко обозначила позицию: работать ей нравилось. Правда, когда надоест, она с удовольствием воспользуется моим предложением.

 – Ещё не время, – смеясь, отвечала она.

 – А скажи мне, радость, что это ты меня сегодня не разбудила?

 – Рука не поднялась, ты уже вторую неделю пашешь. Пусть, думаю, хоть сегодня поспит, перед выходными.

 – А у нас завтра выходные?

 – «У нас»? У всех, включая и тебя. А если ты забыл, то на завтра у нас запланирован театр.

 – Что, прям с утра? – испугался я.

 – Вечером, разумеется. Но сначала мне надо сходить к косметологу и в парикмахерскую. Тебе, кстати, тоже не помешает.

 – Косметолог?!

 – Парикмахер!

 – Может, ещё в театр и зверьё подтянем? Пусть поаплодируют талантливым и самобытным актёрским дарованиям.

 – Откуда в тебе столько сарказма?

 – От жизни. У меня крайне интересная и насыщенная жизнь, особенно в последние пару недель. Вот и компенсирую, чем могу.

 – Ну, по поводу того, что ты там чего-то можешь, это мне не рассказывай. Мне главное, чтобы ты сегодня вечером смог.

 – Предлагаю перенести, в связи с эмоциональной истощённостью.

 – Тогда ужин не получишь!

 – Это шантаж, причём не прикрытый! Я буду жаловаться в Европейский суд по правам человека.

 – Тогда выбирай, на этой стороне стола – аппетитная баранина, а на другой – демократические завоевания современного общества. Итак, ваш выбор?

 – Баранина. Тут и думать нечего.

 – Отлично.

 – Тебе конечно «отлично».

 – А мне одной это надо?

 – Что «это»?

 – То самое, которое там, – Марина засмеялась и несильно прихватила за святое.

Мы перешли на поцелуй и пошли бы дальше, но кто-то сосредоточенно зашуршал за спиной. Пришлось прерваться. Оказалось – собака. Невинно посмотрев в глаза, она подошла к Марине, всем видом показывая, что на кухне Марина – главная.

 – Твои четвероногие – это что-то, – Марина не могла не купиться на этот трюк. – Держи.

Достав хороший кусок мяса, она положила его в собачью миску. Естественно, тут же прискакала и вторая психологически подкованная бестия, сходу начав тереться Марине об ноги.

 – Да уж, чувствуют доброе женское сердце.

Разумеется кошка тоже получила то, что хотела.

 – Балуешь ты их, – говорю Марине.

 – Да брось ты, смотри какие они хорошие… чистоплотные, умные.

Марина погладила собаку, затем кошку. Обе довольно выгибали спины и всячески демонстрировали ответную любовь.

 – Ну, так как я чувствую себя лишним, то зайду попозже, заодно и помоюсь. Я ведь тоже претендую на звание чистоплотного.

На следующее утро Марина уехала ни свет, ни заря. Я нехотя поднялся и принялся бесцельно бродить по квартире.

– Что ты мечешься как поплавок? Сядь, посиди, телевизор посмотри.

 – А что там?

 – Таймень.

 – Что?

 – Рыба такая.

 – Давайте, нейтрально-актуальный сюжет – про погоду на сегодня.

 – У нас семейный выход в свет? Боимся промокнуть?

 – У кого выход, а вот у кого и вход.

 – Протестую.

 – Отклоняю.

Кошка выдохлась, иногда можно и её переспорить. Но есть и второй недовольный:

 – Что-то скорость соединения скачет. И дозвон плохой – всё время слетает.

 – Позвони в поддержку.

 – Всё самой, – вздохнула собака.

 – Мне за тебя экзамены сдавать, – напомнил я.

Усевшись в кресло, я сразу узурпировал пульт и начал щёлкать всё подряд. Нашёл прогноз погоды и убедился, что дождя не ожидается. Потом наткнулся на старый фильм про войну и стал с удовольствием смотреть, параллельно игнорируя вопли про тайменя. Собака в углу что-то бубнила в телефонную трубку про переустановку драйверов. Кошка запрыгнула на подоконник под солнечные лучи. Тут и чувство голода проснулось:

 – Эй, домочадцы! Может, кто подсуетится насчёт завтрака?

 – У меня важный разговор, – отвертелась собака и продолжила свой высокотехнологичный бубнёж.

 – А у меня солнечные ванны.

 – А у меня тапок.

 – Вместе пошли, – сдалась кошка.

 – Пошли вместе, – согласился я. – Это справедливо.

 – Телек только вырубите, – попросила собака.

 – А что такое?

 – Мешает.

Я поставил на огонь вчерашнюю баранину и наказал кошке, чтобы следила. Сам же закрылся в ванной. Пока мылся – размышлял о завтраках. Вот я люблю, чтобы завтрак был, как обед – плотный, вкусный, одним словом, нажористый. Есть всякие взгляды на это, причём, противоположные. Кто говорит, что завтрак вообще не нужен, кто, естественно, утверждает, что утром надо хорошо поесть. Народная мудрость на стороне последних, кстати – «завтрак съешь сам». На мой взгляд, это правильно. Постепенно голову стали одолевать мысли по работе. Что бы сделать, чтобы сегодня хотя бы не думать об этом? Опять попытался переключиться на завтрак. Понюхал воздух, аромат баранины разносился по квартире. Всё-таки Марина – умница, готовит обалденно. С этими мыслями я вышел, чистый и готовый к приёму пищи.

Завтракали мы с кошкой вдвоём. Собака предпочла разбираться с ноутбуком. За столом, к моему явному неудовольствию, возникла беседа на политические темы. Говорили в частности о следующем: американская экспансия, страны бывшего соц. лагеря и их взаимоотношения с Россией, пути развития последней и ещё много о чём. Когда разговор стал стихать, подтянулась собака, и всё началось по новой. Моё мнение было, что «доиграются». Кто и во что, я не уточнял, чтобы иметь больше шансов оказаться правым. Кошка утверждала, что несмотря ни на какие протесты и попытки, всё движется по сценарию мирового теневого правительства. Собака заявила, что никаких сценариев вообще не существует, просто люди тешат себя тем, что могут чего-то контролировать, а потом приходит кризис и все задним числом пытаются доказать, что предупреждали и предвидели.

– А социология тогда зачем?

 – Ну вот смотри. С помощью математики и физики можно открыть новые планеты, которых даже в телескоп не видно, а с помощью социологии даже революцию невозможно предсказать.

 – Как это невозможно? А как же семнадцатый год? А все эти оранжево-розовые обсосы?

 – А что? По семнадцатому году все красивые теории появились позже. А революция случилась из-за немецких денег и банального предательства. При чём тут социология? А с обсосами всё то же самое, только деньги американских налогоплательщиков.

 – Ну и кто кого предал тогда в семнадцатом году?

 – Во-первых, царь – это тем, что слюнтяй, алкоголик и отрёкся до кучи. Во-вторых, вся эта интеллигенция – эти предали царя, так как на народ им всё время насрать было. Ну и, в-третьих, народ предал сам себя.

 – А народ-то чем?

 – Тем, что позволил себя, необразованного и глупенького, запутать лозунгами. Кто мешал ему получать образование? Кто мешал ему отличать плохое от хорошего?

 – Народ, значит, тоже виноват?

 – Естественно, но всё же в меньшей степени…

 – Может, по-твоему и Сталин не при чём?

 – Сталин «при чём», но несколько не в том контексте, в котором ты это произносишь. Именно такой человек и должен был быть вместо Николая II. Сталин – мощнейшая историческая личность, и, смею заметить, одна из самых цельных и честных за всю историю не только России, но и всего мира. Со своей главной задачей, главой государства, он справлялся прекрасно, по крайней мере, людей такого уровня за всю мировую историю можно по пальцам одной руки сосчитать.

 – А репрессии?

 – Сталин доносы писал?

 – Не он, конечно, но с его же ведома всё происходило.

 – Прежде чем предполагать что-либо, нужно владеть информацией. А если черпать её из современных обличительных передач и статей, то ничего кроме лжи ты там не увидишь. А вот, что касается Сталина, то с его ведома войну выиграли, а репрессии и инициировали, и исполняли обычные люди, добрые и хорошие. Народ сам себя предал! Это же так очевидно!!!

 – Дайте вы поесть спокойно! – взмолилась кошка.

 – Вот типичная либеральная позиция, – тут же воспользовалась этим собака.

 – Ладно, хватит, – оборвал её я.

Как ни парадоксально, но собака была права. Наши человеческие чувства и поступки животными воспринимались в истинном свете, без шелухи.

 – Может, тебе как раз социологией заняться, ты же в человеческих отношениях дока?

 – Неинтересно.

 – А чем история лучше?

 – История помогает понять, что действительно вечное, а что забудется навсегда.

 – А это зачем?

 – А это помогает правильно оценивать настоящее.

Такой вот получился завтрак.

Когда я складывал посуду в посудомойку, появилась Марина.

– Проснулся?

 – Даже позавтракал.

 – Смотри, – она гордо продемонстрировала причёску.

Ну что сказать, причёска как причёска. Видно, что поколдовали куафёры над ней.

 – Хорошая причёска.

 – И всё?

 – А что ещё надо говорить?

 – Что я красавица!

 – Ты для меня с любой причёской – красавица.

 – Никакой романтики, – вздохнула она.

 – Завтракать будешь?

 – Не откажусь.

Я полез в холодильник.

 – Сыр будешь?

 – Буду. И колбасу буду, и кофе.

 – Романтики порезать?

 – Только не много. Оставь на вечер.

 – Ты знаешь, я по поводу вечера подумал. Может, ну его, этот театр?

 – Это нечестно, мы же договаривались!

 – Тогда альтернатива – съездим загород, поедим шашлыков?

 – Это завтра можно, а спектакль сегодня. И вообще, его раз в месяц показывают.

 – Ладно, только если я усну, не буди.

 – Если храпеть не будешь.

 – Я не храплю! – соврал я.

 – Это тебе кто сказал?

 – Домовой.

 – Глухой твой домовой.

Марина принялась с аппетитом поглощать завтрак. На звук открывающегося холодильника подтянулись кошка с собакой. Поводили мордами, но я сделал отрицательный жест рукой: хватит, мол, для сегодняшнего утра. Постояв какое-то время, они ушли.

 – Надо же, как будто понимают всё!

Я предпочёл отмолчаться. Когда-нибудь ей придётся узнать правду, хотелось бы, чтобы было без потери сознания. Раздался звонок. Смотрю – Вован, месяц, наверное, не звонил.

 – Привет, куда пропадал?

 – Не поверишь, болел ветрянкой.

 – Чем?!

 – Ветрянкой!

 – Это ж в детстве вроде болеют?

 – А у меня вот только сейчас, взрослею медленно.

 – Тебе так скоро водку начнут продавать.

 – Не остри, думал сдохну, лежал неделю в полной темноте – температура под сорок, глаза не открыть – от света больно было. В общем, труба!

 – Угораздило тебя… Жена как?

 – Молодцом, ухаживала, как Крупская за Ильичом. Ну, это всё уже в прошлом, дело к тебе у меня.

 – Говори.

 – Не хочешь сегодня вечерком в бильярдик сгонять? А то я после всей этой канители хочу вкус к жизни обрести, вернуть прежние ощущения.

 – У меня тоже две недели было – врагу не пожелаю, так что я с удовольствием. Только, – тут я вспомнил про театр, – у меня сегодня семейный поход в театр. Марина резко захотела культуры.

Я подмигнул ей, чтобы не волновалась.

 – Может, на завтра перенесёшь?

 – А может, бильярд перенесём?

 – У меня завтра на новом объекте начало строительства – первый камень там, я красную ленточку разрезать буду, короче никак.

 – Ты мог хотя бы раньше предупредить?

 – Раньше я был в объятиях ветрянки. Не хотел тебе рассказывать, пока всё не обойдётся.

 – А как только выздоровел, значит, сразу за бильярд?

 – Ну, кому мне ещё, как ни старому другу, звонить по такому поводу?

Да, давненько я не гонял шаров. А, блин, у меня же кия нет!

 – Вова, я ж кий сломал!

 – Как? Зачем? Об кого?

 – Долго рассказывать. Мне по-любому кий нужен.

 – Давай, я за тобой через часок заскочу, поедем в магазинчик один, у меня там знакомый работает, подберёт нам кий, без сучков, фартовый!

Я оказался перед выбором.

 – Перезвоню.

 – Марин, во сколько твой спектакль?

 – В семь вечера, а что?

 – Вовка позвонил, переболел ветрянкой. В его возрасте, сама понимаешь… Ну и приглашает сегодня раскатать партию.

 – А ветрянка тут при чём?

 – Это, чтобы разжалобить твоё чувствительное женское сердце.

 – Хоть тут не врёшь. После театра – пожалуйста.

 – Марина, ты – удивительная женщина.

Я чмокнул её в щёку и набрал Вована.

 – Володь, таможня дала добро, но после двадцати одного. Устроит?

 – Спрашиваешь! Жди меня, через час буду.

Вовка заехал, когда Марина уже убежала на маникюры.

– Я беру печёнку всю, – с порога проорал он.

Животные радостно встречали его одобрительными возгласами.

 – Учись! Наш человек, – кивнула мне кошка.

 – Скрипач не нужен, дядя Вова, – вторила ей собака. Скрипачом, естественно, был я.

Выделив каждому по куску трофейной печенки, я заткнул эти хвалебные посылы в адрес Вована.

 – Слышь, что у тебя сосед новый?

 – Спортсмен-то?

 – Ага, видел сейчас на лестнице, ну и рама!

 – Да, здоровый, собака.

 – Интересно, пьёт?

 – Не замечал, он вообще такой спокойный, вроде. На него помню шкаф упал, вот тогда он проявил спортивный характер! Но насчёт этого дела, – я щёлкнул себя по горлу, – не замечал.

 – Шкаф?

 – Переезжали когда, – я накинул куртку и крикнул в кухню. – Мы поехали, смотрите, чтобы всё пучком было.

 – Мячик купи нам, – отозвалась кошка на прощание.

 – Ты слышал? – разводя руками, обратился я к Вовану.

 – Повезло тебе с ними.

К вечеру я был уже при параде и с кием. Парад – для Марины, кий – для бильярда. Сначала, на парад. Кий, разумеется, оставил дома, погрозив животным кулаком, смотрите, мол!

Спектакль наблюдал с интересом, но без фанатизма. Кино лучше. Понравился момент, когда прожектор освещает актрису, и у неё сиськи просвечивают, но это длилось несколько секунд. Хорошо ещё, что на сцену смотрел в это время, мог бы вообще ничего не увидеть. Публика в конце долго и лживо аплодировала. Я хлопнул пару раз для порядка, чтобы не баловать. Забросил Марину домой, и тут же отправился в бильярдную.

Вован был уже там. Приглушенный свет очень грамотно камуфлировал пятна от зелёнки, но всё равно смотрелось комично.

 – Шутки оставь для дома, – сразу же предупредил меня Вова.

 – Да что ты, что ты! – горячо замахал я двумя руками. Хотя язык чесался.

Поиграв пару часиков, мы уселись в тёмном уголке.

 – Как жизнь?

 – Да всё как обычно, почти женатый человек.

 – Официозом будешь проводить? В смысле по бумагам?

 – Да хрен знает, я уже один раз рубанул с плеча, больше не хочется.

 – Ошибаться не хочется, – поправил меня Вова.

 – Ну да, само собой.

 – А по-моему, Маринка – то, что надо. Не знаю, чего ты голову ломаешь?

 – Ладно, хватит про меня. Давай, вон про бильярд, – я решил сменить тему. – Ты сегодня хороших свояков толкал.

 – Это как в жизни – всех своих по лузам разложишь, все в шоколаде, а ты где был, там и остался.

 – Чего-то ты заминусовал? Вова?

 – Плюсиков на кладбищах полно…

Я подозвал официанта.

 – Принеси нам томатного сока пакет литровый.

 – И всё? – разочарованно оттопырил губу халдей.

 – Всё, когда уйдём, – отрезал Вова.

Официант молча отошёл.

 – Закрытый сок чтобы был, – крикнул Вовка ему вдогон. И тут же пояснил мне:

 – Ещё плюнет…

 – Что-то ты крен взял опасный.

 – Ну, крен не хрен, – загоготал он.

Я поддержал. Наше ржание всколыхнуло сигаретный дым, клубившийся в свете ближайшей к нам лампы.

 – Ты до сих пор в завязке?

 – Да. И не тянет даже, – соврал я.

 – Здорово. Может, тебя твои втихаря закодировали по фотографии какой?

 – А похуй.

 – Вот это правильно. Слушай, у меня на работе мой зам рассказывал, ща упадёшь.

Появившийся из сумрака недовольный официант поставил на столик пакет сока и два стакана.

 – Закрытый, – показал он на пакет.

 – Топай, – попросил его Вова.

Тот отошёл, явно не рассчитывая на чаевые с нашего стола.

 – Да брось ты Вова, чего ты на него взъелся? Пони – тоже кони, – бросился я на защиту официанта.

 – Всё. Извини, просто похож он на идиота одного. Слушай:

 – Короче, Димон, зам мой, у него тесть – пасечник. Пчёлы-хуёлы, мёд-хуёт. Началось с того, что тесть бухал по-чёрному. Ну и жена Димкина с тёщей его всё доставали, чтобы, значит, помог. Тот ему чё только не делал: гипноз, и уколы, и акупунктура – когда всего иголками тыкают – всё перепробовал. Тесть как жрал, так и продолжает. Что делать? Тогда Димон говорит ему: «Что ж ты, сука жрёшь-то?» А он отвечает: «Делать нехуй, вот и жру!»

 «Хорошо, если я тебе дело найду, бросишь?»

 «Легко! Слово дворянина.»

 Короче, забились они. Дима ходил голову ломал, чего бы такое ему придумать и купил в результате десять ульев с пчёлами племенными, всё серьёзно, ну и домик где-то под Сестрорецком. Тесть переродился. Одно стало плохо – мёда, хоть жопой ешь! Везде мёд. Не знаю, что он там с этими пчёлами делал, только неслись они у него, или как там это называется, – Вова запнулся подбирая термин, но так и не вспомнив махнул рукой, – не важно. Он им привозил мёд этот – бидонами, они его раздавали всем, у меня даже до сих пор ещё литров десять на антресолях заныкано. Да я тебе даже привозил, помнишь?

Я кивнул. Мёд был очень вкусный.

 – Но зато тесть не пьёт. И года четыре они охуевали от этого мёда, пока не стали у них в деревне ставить мобильные вышки. Одну въебали прямо рядом с его ебучей пасекой.

В один прекрасный момент, выходит тесть за мёдом, открывает улей, а там ни пчёл, ни мёда, ни хуя. Первая мысль – естественно, спиздили. Устроил засаду – никто ничего. Да и кому это надо? Он и так всем этот мёд бесплатно раздавал, заебал всех этим мёдом, деревня от него бегала, как от прокаженного. Ну тесть – думать. Черепил, черепил, без вариантов. И случайно прочитал в газете, которую в электричках разносят коробейники, что пчёлы от мобильников глохнут. У них там свои сигналы какие-то на общей частоте или «свой-чужой» слетает, короче, какая-то матанга. Где-то в Австралии учёные это просекли. Тесть – «эврика»! И как Архимед прям из электрички – в офис к телефонщикам. Те с ним даже говорить не стали, просто послали на хуй. Тесть – боевой, ломанулся к экологам. Экологи прониклись со страшной силой и обещали, что вместе они победят. Месяца два проходит – ни хуя. Димон только доволен – мёда нет. Тесть опять к экологам: «Что там слышно по моим пчёлам?» Те ему отвечают, что пока это научное явление не подтверждено нигде, и никаких рычагов воздействия нет.

Ну и что ты думаешь тесть? Пошёл, накосил сена гектара два, сложил всё под этой вышкой и спалил её к ебеням. Димон – на конкретный минус, думал, что всю семью положат, чуть сам тестя не убил под горячую руку. А телефонщики приехали, жалами поводили, рукой махнули и в другом месте воткнули свою башню. А тесть полгода прожил после этого и помер, царствие ему небесное. Во, бля, что бывает! Так что вся эта херня из-за выпивки началась, и ты правильно, что завязал, – подвёл черту Вован.

Загруженный Вовкиным детективом приехал домой. Марина – в спальне, животные – перед телеком. Неужели она ещё не просекла про них?

Помылся, заглянул к четвероногим.

 – Как тут?

 – Ток-шоу. Ищут национальную идею.

 – А вы чего посоветуете?

 – А чего тут советовать?! Хуй вам – вот и вся идея.

 – Ясно. Спокойной ночи.

Марина читала в кровати. Свет от торшера освещал половину её лица, получалось, что она будто вырезана из кости.

– Маринка, какая же ты красавица!

Она улыбнулась.

 – Ну, как Володя? – спрашивает.

 – Да как… Всё у него нормально.

 – Семья как?

 – Не жаловался… Значит, тоже хорошо.

 – А ты не жаловался? – заигрывающим голосом интересуется.

 – На тебя? Я что, совсем сумасшедший!

Я поцеловал её. Она обхватила меня руками и долго не отпускала. Было здорово!

Когда мы угомонились, Марина откинулась на подушку: – Мне сегодня подруга звонила, ещё со школы. Семь лет назад уехала во Францию, на ПМЖ.

– Ну и как там, среди эскарго и турэфелей?

– Вышла замуж за какого-то художника, оказался гомосеком. Теперь разводятся.

– Стоило из-за этого уезжать?

– Она ведь влюбилась …Искусство, талантливый живописец.

– А в результате русским бабам всегда достаётся вся скорбь мира. Может хоть денег с него снимет.

– Она ж не этого хотела. Уехала, чтобы жить с нормальным человеком, семью завести.

– И надо было это в результате?

Марина не ответила, а продолжила развивать свою мысль:

– Ты знаешь, мы вместе хотели уехать, только я в последний момент передумала. А ведь если бы уехала, мы бы с тобой никогда не встретились, и достался бы мне какой-нибудь педик из «бц бж»! Я сейчас даже представить такое боюсь…

– Маришь, если я сейчас скажу, что люблю тебя, это не будет лишним?

– Разве может быть лишним то, о чём мечтаешь?

18. Кошка и классика

По дороге домой опять пробил колесо. Второе за два дня. Не иначе сглазили… Хотя если дороги вовремя ремонтировать, то, говорят, ни какие сглазы не действуют… Пока менял, испачкался, как трубочист. Но это не все огорчения: Марина на неделю уехала в Екатеринбург, типа в командировку, а я тут колёса меняю. Дома кошка, оглядев меня, спросила:

– На шиномонтаже подрабатываешь?

– Хочешь в долю?

– Вот ещё! Я на вредные производства ни ногой, точнее ни лапой.

– Работать ты просто не любишь, да и не хочешь, да и не работала ни разу в жизни.

– Я – интеллектуал.

– Я тоже интеллектуал, только при этом деньги зарабатываю.

– Не смеши, а то мяукну всё, что думаю.

– С меня хватит лающего интеллектуала. Как у неё, кстати?

– Сессия на носу. Сидит, не вылезая, за книгами, даже есть меньше стала.

– Вот видишь, это я понимаю. А твой интеллектуализм в чём выражается?

– В чём? – кошка задумалась. – Например, полистала тут Пушкина на днях, пришла к интересному выводу – достаточно просто соблюдать рифму и размер тогда получится не хуже.

– Что получится?

– Стихи.

– Не хуже, чем у Пушкина? Ты что же это у нас, решила в поэты податься?

– Ну, почему бы и нет? Я – образованная, начитанная, с юмором. Подтяну только грамматику с орфографией и пожалуйста…

– А кроме этого, по-твоему, для стихов ничего не надо?

– Ты про талант?

– Ну и про него тоже.

– Это ваши человеческие отмазки, чтобы собственную лень оправдать, таланты эти, вдохновения. Сидит себе какой-нибудь гипотетический Алябьев…

– Алябьев композитор вроде?

– Не важно… – продолжала она, – в носу ковыряет, спросишь – а у него, видите ли, вдохновения нет. А посмотришь скептически – обезьяна обезьяной.

– Всё-таки ты излишне самоуверенно судишь о людях. И обезьянами обзываться – тоже не хорошо. Типа расизм и всё такое.

– Имею право, наша раса придёт вам на смену.

– Только этого не хватало.

– Прогресс не остановить. Полёты в космос, небоскрёбы, нанотехнологии – всё это в конечном итоге достанется нам.

– Кому нам? Помоешной сверхрасе?

– Что тут у вас? – собака подошла.

– Мечты о мировом господстве. А у тебя?

Собака махнула лапой:

– Прогуляться хочу, от компьютера уже в глазах двоится.

– Пошли, пройдёмся, только рожу умою.

– А мне, значит, сидеть в четырёх стенах? – с деланным недовольством взвилась кошка.

– А ты онанотехнологией занимайся.

– Не, ну так в самом деле не пойдёт! Я требую свободы.

– Ну, что с тобой сделаешь? Пошли с нами.

Сели в машину, спрашиваю:

– Куда едем?

 – Загород, вестимо, – это кошка входит в поэтическое настроение.

 – Вестимо? Это которое, «из лесу»?

 – Ага, оно самое.

 – И ты, наверное, думаешь, что достаточно пару раз это «вестимо» всунуть и готово дело?

 – Не надо утрировать в свойственной вам бескомпромиссной манере. Я этого не говорила! Главное рифма и размер, остальное – дело техники. Как в музыке – ритм есть и достаточно.

 – И что у тебя получится в результате? Сказка про хуй и нитрокраску?

Собака слушала с интересом. Но и она не вытерпела, вставив свои пять копеек:

 – С технической точки зрения, кошка – права.

 – И ты туда же.

 – А что ты так взъелся? Ты чего защищаешь?

 – Людей защищаю. Я – последний, можно сказать, оплот на вашем пути к мировому господству.

 – Скромности тебе не занимать.

 – Поедем-то куда? – заволновалась кошка.

 – Пусть «оплот» сам решает.

 – Попрошу без оскорблений, а то завезу в тёмный лес, будете горе мыкать.

 – Ещё кто кого завезёт… – пробормотала кошка.

В результате мы неплохо отдохнули на заливе. Я поспал на свежем воздухе, пока животные носились по просторам. Когда конкретно завечерело – стали собираться назад.

Дорога надо сказать – неудобная: во-первых, узкая, а, во-вторых, извилистая, как штопор (я-то их за свою жизнь насмотрелся – и дорог, и штопоров, а всё равно, когда за рулём, – постоянный напряг). А перед самым городом мы ещё и нагнали велогонку.

 – Этих ещё не хватало… Тур де Франс, твою мать… – я пристроился в конце колонны.

Было видно, как спортсмены, не спеша, накручивали свои километры, при этом весело переговариваясь и даже иногда смеясь всем своим велосипедным стадом.

 – Вот сволочи, – процедил я сквозь зубы. – Им ещё и весело.

Как будто в знак солидарности со мной, колонна автомашин гневно загудела.

 – А ты чего не поддерживаешь?

 – А я инертный, как газ.

 – Аргон или ксенон?

 – Похуйзон…

 – Не, ну серьёзно?

 – А чего гудеть? Я, что, мудозвон?

 – Тебе же не звенеть предлагают…

Я хотел что-то ответить, но тут велостадо, организованно следуя за вожаком в желтой майке, свернуло с главной дороги.

 – Пристегнитесь, – предупредил я и надавил на «гашетку».

Машина прыгнула вперед.

Так как выспался я на заливе, то вечером сон, что называется, не шел. Для сонного рефлекса даже полистал газету. Прочитал всю и даже не зевнул. Стало тревожно. Решил попить сладкого чаю, потому что слышал, что помогает заснуть. Ну, а где чай – там и пожрать чего-нибудь не лишнее… Следуя зову желудка, полез в холодильник. На звук открываемой дверцы тут же появились ходоки:

– Не спится?

 – А вы пришли сказку почитать?

 – Сказку не сказку, а жрать – давай.

 – Не треснете?

 – Ты же не трескаешься!

Делать нечего, сели все вместе пить чай. Собака кивает на газету:

 – Проблемы со здоровьем?

Я пробежал заголовок: «Советы уролога».

 – Да нет, – говорю. – Просто, чтобы уснуть.

 – А уролог – это хуёлог или жополог? – кошка спрашивает с серьезным видом.

 – У собаки спрашивай, я не в теме.

 – А я что? Раз в институте учусь, так и всё знать обязана? Хорошо ещё без очков, а то бы вообще всех собак на меня вешали!

 – На тебя повесишь…

 – А всё-таки как насчёт уролога?

 – Да почём я знаю?

 – Жополог, значит, – определилась кошка.

Далее она опять завела свой разговор про роль русского языка в мировой литературе. Запомнился такой пассаж:

 – Все эти прилагательные, по большому счёту, абсолютно левая тема. Есть же запахи… Собака с этим, правда, не согласилась и привела в пример Вергилия. Мы с кошкой понимающе закивали… Мол, Вергилий, хули тут ещё говорить…

Ну и остальное в подобном ключе. Я слушал, иногда кивая, но не от согласия, а лишь бы не приставала.

Спас меня позвонивший Вован.

 – Не спишь?

 – Бессонница…

 – Слушай, у меня сегодня такая хохма была. Короче, должна была бригада новая выйти на объект. Её не я выбирал, а зам мой, Димон. Помнишь, у которого тесть мобильной связи войну объявлял?

 – Помню.

 – Ну и его с утра не было, а мне звонок: «Бригада спитых прибыла», – говорят.

Я охуел немного, понятное дело, что не все трезвенники, но чтобы вот так… Еще думаю: «Ну, Димон, сучара, нашёл кого выбрать!»

 Но переспросил на всякий случай: «Каких?» А там человек обиженным голосом:

«Не «каких», а «кого» СпитЫх – это фамилия…»

 Мы поржали, кошка недовольно покосилась, но ничего не сказала. Вован повесил трубку, и сразу опять звонок – на этот раз Витька.

Витька был категоричен.

– Леха, ноги в руки и на первом же самолёте – в Москву. Так как взносы ты платишь исправно, то партия решила оказать тебе доверие – надо целину осваивать.

Я попытался вяло отбрыкнуться, но Витя был неумолим:

 – Совет анонимных акционеров и я лично видим только одну кандидатуру – тебя. Все возражения только после выполнения миссии.

И он заржал в трубку, как конь.

 – Вы там в подпитии?

 – Не, настроение хорошее. Ну и поддали, конечно, чего уж там.

 – И чего мне перепадёт?

 – Всеобщий «зачёт» и малиновые штаны. Мало?

 – Ты же знаешь, я материальные блага презираю, работаю практически за еду.

 – И за баб иногда?! – Витька опять заржал.

 – Не, это всё уже в прошлом.

 – Да ну?

 – Всё. Подшился. В смысле, женился. Точнее женюсь.

 – Вроде как было уже?

 – Теперь уже край, за которым только нафталиновая вечность.

 – Ну ни фига!

Витя искренне удивился:

 – Короче, ждём тебя, там и похвастаешь.

В быстрых сборах в дорогу есть свои плюсы – некогда думать, и как результат – отсутствие лишнего в багаже. Но есть и нюанс – появление в том же багаже чего-то совсем неожиданного. Но существующий риск нахватать ненужных предметов в чемодан – это для натур нецелостных и подверженных дуалистическим противоречиям. Я – личность неприхотливая: ром, свиная грудинка, яичница, чистый воротничок плюс немного женского внимания. Последнее с возрастом вообще отходит на второй план, и хотя эта перспектива, с одной стороны, не радует, с другой, она несомненно служит на пользу общему делу – крепости семейных отношений.

– Надолго собрался?

– Надеюсь, «туда-сюда».

 – Повышение по службе?

 – Относительное. Вы, главное, продержитесь пару дней без взрослых. Сможете?

Кошка презрительно фыркнула.

Витька забрал меня из Домодедово:

– Как долетел?

 – По воздуху.

Пока ехали, повспоминали армейку. Добравшись до работы, перешли к делам.

В общих чертах ситуация была такая: мне предложили возглавить контору в городе Х. Там раньше было градообразующее предприятие, но оно пошло по пизде в связи с демократическими переменами, и теперь весь город оказался в заднице. Я мрачно подумал, что предприятие в результате оказалось задообразующее. От перспективы стать мега-боссом на двух стульях отбрыкивался – как мог. К сожалению, главный довод, что не поеду из-за кошки и собаки, привести не мог. Но и без него занял твердую и незыблимую позицию. В результате предложил наведываться несколько раз в месяц с целью контроля ситуации, а на постоянной основе там окопается московский камрад, толковый и, по нашим меркам, непьющий. Дальше рассказывать нечего, ибо скучно.

После дел праведных поехали отметить встречу. Понравилось качество пива, почему-то боялся, что будет хуже. Не понравилось ощущение тотального фаст-фуда. Для Москвы это очень показательно. В любом месте ты знаешь, что до тебя уже тут был миллион человек и ещё больше будет после. Москва пропитана этим, и возврата назад нет. От этого становится немного грустно.

– У меня знакомый один – вратарь. Натуральный такой вратарь, футбольный. Играет в высшей лиге в одной нашей команде московской, – рассказывал Виктор.

Самолёт ещё был не скоро и мы могли не спеша травить байки:

 – Ну и рассказывает такой случай. Как-то перед игрой, прямо в раздевалке, сидит он и думает. А накануне познакомился с одной козой. И, естественно, думает о ней. Коза, что важно, ему не дала, даже когда узнала, что он вратарь. Может, он, конечно, как вратарь, не очень, пропускает много или пенальти не берёт, но коза оказалась железобетонной, а он запал на неё. Ну и сидит он, значит, страдает, и тут бац – у него штырь встал. И тут их всех на поле – идите, бегайте, кто умеет – играйте, но не сидите только тут в прокуренном помещении.

Это неспортивно нихуя и вредно для здоровья. Он встаёт со скамейки, а у него такой бушприт, я ебу! Ну как с таким на поле? Даже шагнуть трудно. Но делать нечего – спорт высоких достижений безжалостен ко всем. Выходит на поле, встаёт в рамку. Ну и стоит, как истукан, своим успел сказать, чтобы на него особо не пасовали. И тут такая херня, получают они пенальти. Воротчик решил в этот момент что Бога нет. Весь стадион на него смотрит, он красный, как вареный рак, стоит и думает: «Не буду я ни в какие углы прыгать».

И тут ему бьют. Он как стоял, не шелохнувшись, так и остался, а тот, который бил, приложил со всей дури аккурат по центру. Ну и разумеется, прямо по стояку.

Тренер после матча говорит: «Ну и реакция у тебя! Как ты увидел, что он по центру будет бить? Он же явно в угол показывал». Тот отвечает: «Секреты мастерства…»

Когда я вернулся в Питер и уставший поднялся на свой этаж, то хотелось мне только одного – побыстрее принять душ и завалиться спать. Но всё было не так просто – дверь не открывалась. Что-то случилось с замком. Встревоженный не на шутку я стал трезвонить дверь.

– Кто? – раздался осторожный кошкин голос.

 – Второстепенный персонаж, – отвечаю.

 – Слушай, у нас ЧП, тебе звонить не стали, чтобы не отвлекать…

 – Что стряслось?

 – Воришки пытались замок вскрыть, но в результате только сломали.

 – А вы чего не лаяли? Они бы с пересёру убежали сразу.

 – Во-первых, кошки не лают, а во-вторых, сидели в засаде, подпускали поближе, как Анка-пулеметчица.

 – Это собака такую выигрышную стратегию разрабатывала?

 – Ну и я помогала, чем могла.

 – Вот что, генштаб без армии, я пошёл по соседям. Может, вскроем чем-нибудь, а вы сидите молчком!

Перед дверью спортсмена пару раз вдохнул-выдохнул, как перед спортивным снарядом.

Звоню. Открывает его жена. Сразу же улыбается – рада первому встречному. Тяжелая, видать, жизнь. Сразу же за спиной появляется муж. Я стою с чемоданом, прикинут довольно неплохо, одним словом, проситься пожить пришёл, хорошо ещё без цветов.

 – Вечер добрый. Вы не слышали, мне тут замок сломали. Вроде, как залезть хотели?

 – Не слышал… – спортсмен тактично оттеснил жену корпусом как в хоккее. – Иди, дорогая, проверь курицу.

 – Тогда, может, у вас есть фомка или лучше, конечно, лом…

 – Нет ничего. Хотя я плечом могу попробовать…

 – Не, плечо явно не поможет, – говорю, а сам думаю: «Даже такое». – Дверь железная и открывается на лестничную площадку.

 – А когда пытались залезть?

 – Меня часов двадцать не было – летал в Москву. А сейчас дверь не открыть.

 – Дома никого?

 – Относительно…

Спортсмен недоверчиво скривился.

 – Собака с кошкой, – пояснил я, чтобы он не мучался мыслями.

Мы как раз подошли к дверям.

 – Да надо что-то делать, пока они не нагадили в квартире, – задумчиво произнёс сосед.

За дверью раздалось гневное шуршание.

«Только бы на самом деле не насрали сейчас для правдоподобности легенды», – думаю. – «С этих станется!»

 – Есть у меня телефончик. Сейчас принесу.

Спортсмен ушел к себе и вернулся через минуту. Пока он ходил, я услышал от кошки много интересного о нашем соседе.

 – Странно, мне показалось, что кто-то говорил из-за двери, – удивился он. – Вот звоните, зовут Андреем.

 – А кто он?

 – Специалист…

Андрей приехал через полчаса. Был он худощав, с тяжёлой золотой цепью на жилистой шее и с ещё более толстым браслетом на запястье.

– Что стряслось? – осведомился он после того, как мы поздоровались, и он проверил мой паспорт на предмет прописки в этой квартире.

 – Видимо, хотели зайти гости в моё отсутствие, но не вышло.

 – Понятно, – он как-то хитро улыбнулся. – Может и хорошо, что не вышло?

 – Да просто замечательно…

Присев на корточки, Андрей заглянул в замочную скважину, светя туда фонариком.

 – Так-так, – пробормотал он. – Ну кто ж так открывает? Всю личинку изувечили…

 – Ключики не дадите?

 – Пожалуйста! – я протянул связку.

 – Отлично, – шептал он больше замку, чем даже самому себе.

 – Замок у вас хороший, я его даже спасу. Будет работать как часы – отвечаю. Такой только специалисты могут вскрыть.

Он на секунду замолчал, резко провернул ключ, и дверь открылась. Получилось очень эффектно.

 – Заходите…

На пороге уже скакал зверинец.

 – Ого, у вас тут целый зоосад! Что ж не лаяли-то?

 – Сам-то давно из зоосада? Там небось подвывал? – отрезала кошка.

Андрей стал, как вкопанный, моргая глазами, ставшими с чайные блюдца, и даже рот открыл.

 – Сколько с меня? – я прикинулся, как будто ничего не было.

 – Тысяча, – тихо отвечал специалист.

Я протянул деньги:

 – Держите, вы прямо шаман…

Закрыв за Андреем дверь, я устало присел на стул в прихожей.

– Ну и надо было тебе это? – посмотрел я на кошку.

 – Жизнь за решёткой одинаково неприятна и людям, и животным.

«Опять права, засранка», – подумал я.

 – У меня такое чувство, что я что-то забыл… – пробормотал я вслух.

Телефон предательски зазвонил. Звонила Марина.

 – Дорогой, ты где?

 – Дома…

 – А как же меня встретить? Забыл?

 – Ты уже прилетела что ли?

 – Да, только-только сели.

 – Лечу, дорогая! Подожди, не убегай с первым встречным…

Когда вся канитель закончилась, и Марина уже спала, я сидел на кухне и пил чай. Напротив села кошка:

– Это ещё не всё, – вкрадчиво начала она.

 – Послушай, хватит уже впечатлений для одного дня. Растяни на год. Он большой – не лопнет.

 – На, читай, – протянула она мне несколько листков.

 – Это что? – осторожно спросил я.

 – Как что? Стихи, вестимо!

Я взял первый лист:

Когда от старости курганы

Уже незримы. По степи

Осенний ветер, да джейраны

Пыль с прахом вечным разнесли.

В предтечи бури знаменитой,

От глаз людских в ночи, сокрыто,

Бежал преследуем, гоним

Полудержавный властелин,

Гнезда властителей Тибета

И жертва древнего обета.

Беды своей не осознав,

Просторы родины сменяв

На пыль дорог и на чужбину,

Как на поддельную картину,

Лежит, забывшись нервным сном.

Кто он? Еврей? Жидо-массон?

Ответа быстрого читатель

И мой, надеюсь, почитатель

Не жди. Не ясен пятый пункт.

И общий строй душевных струн

Его. Нам точно не покажет

Стремленья дерзкого юнца.

Но всё со временем расскажет

Тебе, мой друг, рука моя.

Привычно бегать по бумаге,

Зажав меж пальцами перо,

От бога видно ей дано.

Но так и быть, опустим трепет,

Сквозь сон мы слышим тихий лепет:

– Пусти меня презренный мавр,

Не то сразит тебя двутавр.

Сей оборот нам не понятен.

И право слово, неприятен

Для слуха русича. Его,

Презренней нету, разговора,

Но, видимо, сама природа

Берёт над варваром своё.

В поту от страха просыпаясь,

Сморкаясь громко и ругаясь

На непонятном языке,

Он одинок в своей тоске.

И видно взглядом, вскользь пущённым,

Своей надеждой окрылённый,

Он в путь бросается смело,

Лицо его храбро, свежо,

Морщин оно ещё не знало

Не то бы мудрость древних лет

Ему бы тотчас подсказала,

Единственный найдя ответ.

Но млад, горяч, неосторожен

И как обычно обезвожен

Он гонит степью скакуна.

Лишь одинокая луна

Его стремленья постигает

И всё же недопонимает,

Зачем он мести посвятил

Свои, ещё младые годы

И душу дьяволу скормил,

Как псам возвышенной породы.

Живых людей кидают в час

И крик охватывает нас,

Как жесточайшие оковы,

И только лишь ночные совы

Во тьме лесной разносят глас.

Но вот, лишь солнце показалось,

Над степью длани разостлав

Своих огней. Трава прижалась,

Под ветром стебли распластав.

И вдалеке у горизонта

Погони виден пыльный хвост,

Как злой дракон в огромный рост

Без колебаний, нагло, смело,

Своё вытягивает тело.

И наш мальчонка ошалело

В лучах родившегося дня

Стегает бедного коня.

Уж морда в пене, но мерзавец,

От страха разум растеряв,

Лицом почти как Лени Кравец

В одно мгновение представ,

Мелькнул пред нашими очами,

В мгновенье ока пролетел,

И следом чёрными грачами

Летят пучки калёных стрел.

Погони этой пересказ

Я предоставлю сей же час,

Но, видно, надо нам прерваться

И размышлению предаться,

А после может и опять

Для вас начну повествовать.

Судьба его тревожит душу,

И я надежду вашу рушу,

Как недостроенный сарай.

Ну, впрочем, дальше. Наливай!

За часом час погоня длилась,

Безбрежной степью пыль клубилась,

Повсюду стрелы на скаку

Пускали в спину дураку,

Но наш дурак был сам не промах,

Он в город мчался, во хоромах

Его млада ждала княжна

Младенцем отяжелена,

Но видит Вышний – всё напрасно

И три стрелы – снаряд фугасный

На части сердце разнесли,

И пал с коня отец ребёнка,

Копыта лошади печёнку

Галопом носят по степи

Тут и хирургам не спасти.

Его спокойно схоронили

И хладный труп его зарыли

В тени могучего ствола,

И лишь медведи коалА

Листву у дерева поели,

И время отжив, поседели

Попадав наземь по зиме

К моим ногам, и стало мне

В душе не смутно, не жестоко,

А словно странная морока

Меня вскружила в тот же миг,

Я в воду глянул, и старик

Оттуда на меня воззрился,

Я на колени опустился

И испустил отчайнья крик.

Вот правда старой этой были Её аулами ещё – передают,

Но уж забыли

Народы севера её.

– Ну как? – гордо спросила кошка.

– Я вообще-то не спец в ямбах и хореях… – начал я заводить рака за камень.

 – Ну это мне можешь не рассказывать. Ты по существу говори.

 – А что по существу?

 – Нравится, не нравится.

 – Нравится… Только евреев-то зачем всунула?

 – А какая же русская классика без еврейского вопроса?

19. Право налево

– Всё, что делается вокруг нас – нереально.

Собака оторвалась от монитора и обратилась в пространство.

– «Ложки не существует»? – уточнил я.

– Не, не в этом смысле. Реальность, как таковая, безусловно есть. Но наполнение этой реальности, причём, не физическое, а именно взаимодействия объектов внутри реальности – нереальны.

– Ничего не понял, – я замотал головой и, ища поддержку, посмотрел на кошку.

Та среагировала мгновенно:

– Меня не впутывайте в это. Сегодня футбол. Он – реален.

– Поясню, – сжалилась собака. – Всё, что мы делаем – бесполезно и никому не надо.

– Как-то слишком просто и потому примитивно.

– Всё подчиняется закону сохранения энергии, отсюда и простота.

– Ну и как к этому относятся человеческие реакции? Они же выше и сложнее обычных физических законов…

– Ерунду сказал.

– Я психологию имел в виду… – нашёлся я.

– Опять глупости несёшь… Данная область вообще не изучена, а все попытки это сделать заканчиваются тем, что ученые объясняют свои личные комплексы придуманными теориями, подгоняя факты под конкретную биологическую модель – эго.

– Интересная точка зрения…

– Ничего интересного! Обычное наблюдение. Вся беда в том, что теорию эволюции постоянно смешивают с моралью, совестью и прочими дополнительными дивайсами нервной системы примата.

– Жрать не дам, – на всякий случай припугнул я.

– Примат – это не оскорбление. Так же как и упоминание о национальной или расовой принадлежности.

– Ага, поди объясни это негру в Гарлеме.

– А я туда и не поеду. К тому же их такими болезненно-ограниченными делает их же собственная государственная машина. Быдлом удобнее управлять. Но тот, кто управляет…

Я перебил:

– Кто ими управляет? У них там сплошные уличные банды!

– Ну и что? Главари управляют гопниками, а сами сотрудничают с полицией и так далее до самого верха. Всё очень грамотно. Ты просто недослушал, важно – кто ими управляет!

– Но ведь, говорят, что они там тупые все!

– Ты больше слушай, что говорят… Америка правит миром, так кто же после этого тупой? Как у них говорят: «Если ты такой умный, то где твоя большая машина?». Пойми, ты, наконец, что управлять можно не только порядком, но и хаосом. И он, в свою очередь, таковым является только с определенной точки зрения. Какая-нибудь гипотетическая амеба, лишенная морали, наоборот, увидела бы в подобной системе абсолютное иерархическое совершенство. А если учесть, что западное общество выходит корнями из римской империи, то и методы, с помощью которых они будут добиваться доминирования, уже давно известны.

– А я думал, что порядок – это самое главное. Как у муравьев.

– Как у муравьев тоже неплохо.

– В президенты тебя надо.

– Не, не смогу.

– Почему?

– Либеральная общественность будет против. А я страсть как боюсь травли в демократической прессе.

– С чего бы это?

– А я не такая, как они. Я – за власть народа, а либеральная общественность – первый враг демократии. Сразу уточню – имеется в виду демократия в том значении, в котором она была когда-то придумана в Афинах. То есть средство, с помощью которого… а не цель, ради которой… Улавливаешь разницу? Люди очень часто грешат множественным толкованием одних и тех же слов. От этого и проблемы. Но вернёмся к частностям – все либералы считают, что их мнение, и это мнение меньшинства, прошу заметить, имеет больший вес, чем мнение народа, который почему-то и к явному неудовольствию либеральной общественности всегда является мнением большинства.

– Ну и в чем же тогда дело? Раз их всё равно меньшинство? Народ, уверен, будет за тебя!

– Программы у меня нет, тезисов апрельских. Да и опыта публичных выступлений тоже. Так что не искушай. Прошу, как человек человека. Тут уже кошка не выдержала:

– Вы сейчас договоритесь до зияющих высот. Давайте, лучше на более реальные темы – например, про скорейший ужин.

– А что у нас на ужин? – сразу же переключился я.

– У «нас»? – с издёвкой переспросили сразу обе.

– Да, у нас!

– Сосиски.

Тут раздался спасительный звонок в дверь.

Открываю. Стоит сосед – судя по выражению лица, размышляющий с чего бы начать беседу.

Вежливо здороваюсь и не менее вежливо жду начала диалога.

– Соль кончилась.

Я аж вздрогнул. Но спортсмен этого не заметил, так как внимательно разглядывал свои ботинки.

– У меня имеется запас. С некоторых пор.

– Такая ситуация – мясо почти готово, а тут вдруг соль. Я не могу без соли есть. Говорят, вроде, от стероидов тупится вкус. Хотя ничего подобного, сейчас химия чудеса делает. Вот из вас, – он критично окинул взглядом мою фигуру, – за год можно разрядника сделать.

«Как у него мысли скачут, прямо конкуром».

– Не, спасибо, высокие результаты не греют.

Я удалился на кухню.

– Чё там у нас? На олимпиаду зовут?

– На хуяду.

Прошипел я, роясь в шкафу. Ага, вот эта соль йобаная.

– Ему открывашка к коробке не нужна?

– Хуиндрблиндрдашка!!!

– Вот.

Я протянул пачку.

 – Много! Удивился сосед.

То ему мало, то много… Пачка соли смотрелась у него в ладони как спичечный коробок.

 – У меня ещё есть, – пришлось успокоить. Правда, он и не особо волновался.

 – Я отсыплю пару горстей.

 – Слушайте, – меня подутомило это солевое противостояние, – пачка соли – не такая большая потеря для моего бюджета. К тому же, я повторяю – имею необходимый запас.

 – Запасы – это хорошо. Запасы – это … – он нихуево призадумался, глядя куда-то в свои спортивные высоты. – Это логистика, – наконец, сформировал он свои мысли вслух.

«Ни хера себе», – я посмотрел на него с опаской:

 – Есть что-то общее…

Закрыв дверь, на всякий случай посмотрел в глазок. Потом вернулся на кухню. Чтобы отвлечься, спросил о чем-то кошку.

 – Футбол. Извини.

И она замерла перед экраном. Я перевел взгляд на собаку:

 – А ты, что, тоже предательски сбежишь за книги?

 – Нет. Могу поддержать беседу.

 – Давай, поддерживай…

 – Как сосед наш?

 – Нормально наверное… Чего ему будет? Лбом КрАЗ остановит и не поморщится.

 – Метафорично! – похвалила собака.

 – Не только же ты у нас кладезь знаний. Хотя некоторые твои идеи переворачивают мое представление об окружающей действительности.

 – Например?

 – О том, что управлять можно и порядком, и беспорядком.

 – Идея, мягко говоря, не нова. В известном смысле она перекликается со знаменитым «Разделяй и властвуй» – основной идеей человеческой политики на сегодняшний день.

 – Не сомневаюсь. А что думаешь о геополитике?

 – В политике и в гео и в негео всё просто – тот, кто сильнее, делает то, что ему надо.

 – А остальные?

 – Либо поддакивают и получают возможность урвать что-то, как шакалы у тигра, либо обиженно уходят в сторону и помимо пролёта мимо кормушки, на них ещё все пальцем показывают и дразнятся.

 – Здорово объясняешь!

 – Наша беда в том, что в потенциале мы, Россия в смысле, вроде как умнее. А когда доходит до конкретных шагов и действий – постоянно лажаем. Из-за этого «потенциала» все проблемы. Нас надо постоянно отвлекать от возможности развития, чтобы мы, не дай бог, не стартанули. Чтобы этого не допустить применяются простые, как «колумбово яйцо», методы, например: нам постоянно говорят о том, что сейчас в первую очередь мы должны сфокусировать все усилия на подрастающем поколении или ещё чего-нибудь…

 – А разве это не главное?

 – Главное, но ты смотришь тактически, а стратегия этой афёры такова, что подрастающее поколение подрастает всегда.

 – Не понял…

 – Надо не это. Надо людей, которые за родину живота не пожалеют, а уж они позаботятся о правильном воспитании, но главное, сделают это в контексте множества других задач. Понял?

 – Не совсем…

 – Нас заставляют катить Сизифов камень. Мы начинаем не с того, точнее нам сужают рамки задачи, и из-за этого сужения решение становится невыполнимым! Так нам вбивают в головы, что мы сами ничего не можем. Но вернёмся к первоначальной мысли. Чтобы поддерживать в нас иллюзию неполноценности, нам надо постоянно об этом напоминать, вот тут всевозможные шестёрки (тут, конечно, очень пригодились наши «братья-славяне» и прочие бывшие друзья) нас задирают по поводу и без. Ну а мы в лучшей своей манере вместо тонкого, «гроссмейстерского» хода – рубим с плеча. И заканчивается всё это вполне конкретным мордобоем.

 – С амерами?

 – Нет. Те, как всегда, пожертвуют пешками. Это для них естественно.

 – Понятно. Ну, а сама как думаешь, что надо людям, чтобы жить хорошо?

 – На Руси? – хохотнула собака.

 – Да везде. От Севильи, так сказать, до Гренады.

 – Это в Испании, значит? – уточнила она с ухмылкой (я уже различаю ухмылку у собаки!).

 – Не умничай.

 – В первую очередь, надо отменить выборы правительств, президентов и прочей шушеры.

 – Как это? Отменить…

 – А так! Сама идея выборов базируется не на том.

 – А что надо?

 – Сейчас дойдём и до этого. Но сначала я про то, что не надо, расскажу.

Вот смотри, кого выбирают? Того, кто популярнее. А что такое популярность? Слово латинское, а к нам пришло из французского языка в значении – «народный». Конкретно в нашем, русском, варианте значит – «любимый народом». А там, где появляется любовь, кончается логика. Моё мнение, что любая руководящая должность – это работа. Сам посуди, что получается: на работу, где требуется высококвалифицированный специалист, приходит какой-нибудь актер или спортсмен, вон, – собака махнула мордой в сторону квартиры нашего нового соседа, – типа такого.

 – А откуда специалистов брать?

 – Оттуда брать… Вот теперь о том, что надо. Чем была хороша династийная монархия? Как раз тем, что с младых ногтей была возможность выращивать мегауправленца. Но тут одно «но» – монарх должен иметь право на тиранию, это предохранительный клапан данной системы! Когда это право было отобрано, и тут, кстати, сыграла роль «просвящённая Европа», всё накрылось медным тазом. Ну и Николашка, конечно, тот ещё фрукт попался! Но идея не умерла, и потом её здорово сапгрейдили большевики и конкретно Сталин. Можно по-разному относиться к тем средствам, которыми они к этому пришли, но оспорить очевидное невозможно – они вывели целую систему по производству людей, которые могли бы управлять процессом. Любым! Вот такие институты и нужны, и из таких людей, и только из них, должны производиться будущие начальники различных уровней.

И не на основе выборов, а на основе экзаменов и опыта предыдущей работы. Первая страна, которая до этого дочухает, совершит шаг вперед. Похожая ситуация произошла именно у нас в СССР в тридцатых. И это целиком и полностью заслуга Сталина. Смеявшиеся над нашими технологиями немцы, на которых работала вся «просвещенная Европа» (!), в сорок первом году были в шоке от наших тридцатьчетверок и КВ. Они не могли даже предположить, что мы способны совершить такой технологический скачок, а дальше была победа в войне, водородная бомба, первый спутник, Гагарин и много ещё всего остального.

 – То есть это заслуги системы?

 – Системы и генетического фундамента нации, на котором эта система заработала.

 – А почему в результате просрали-то всё?

 – После смерти Сталина прекратилась селекция управленцев, своеобразный естественный отбор, и логичная деградация верхушки закончилась Горбачёвым. Любая система несовершенна, отсюда и революции, а могли бы просто вводить «предохранительные клапаны».

 – Террор в смысле?

 – Да почему сразу террор? Для каждого конкретного случая существует своё уникальное решение. Тут как в шахматах – иногда жертвуешь фигуру, а иногда делаешь рокировку.

 – А с исторической точки зрения? Тоже всё так?

 – История – это точка зрения одного времени на другое. А точка зрения – вещь предвзятая.

 – Ты – очень умная собака…

Из комнаты раздались крики.

 – О! Наши забили! Пойду тоже смотреть.

Я посидел ещё, обдумывая сказанное собакой. Почему же мы, люди, не замечаем такие очевидные вещи?

Мои размышления прервал звонок в дверь. Кого же там ещё несёт?

Оказалось, что это Анатолий или, как говорит кошка, «Толик, положи хуй на столик».

 – Едем? – вместо приветствия спросил он.

 – Куда?

 – В баню! Все собрались уже.

 – Вы бы хоть предупредили. Телефон изобрели как раз для таких вот моментов. Да и не пью я больше.

 – Ну, больше всё равно никто не нальёт. А звонить не стали, потому что хотели, чтобы сюрприз был.

Перспектива открывалась заманчивая. Во-первых, давно уже не виделись, с последней поездки за грибами, а во-вторых, Марины всё равно не было. Да и давненько я что-то не встречался со старыми корешами.

– Вы, пиздец, дайте хоть полчаса на сборы.

 – Ждём внизу, в тачке.

Я судорожно стал собираться. Судя по тому, что кошка вышла из комнаты, в матче начался перерыв. Постояв и посмотрев на меня пару секунд, изрекла:

– Ибо слаб человек…

И потом уже добавила более сердечным тоном:

 – Гондоны возьми.

Я решил не отвечать. Но всё равно долго молчать не смог:

 – Где полотенце?

 – В шкафу, где же ещё? – и уже вышедшей из комнаты собаке. – Люди в шкафах хранят полотенца или ещё по веткам развешивают?

Та кивнула:

 – Уже в шкафах.

 – Жаль, времени нет у меня, а не то бы я вам устроил эволюционную катастрофу.

Ещё раз проверил, всё ли я захватил и махнул зверью рукой:

 – Не скучайте! Звоните, если чего…

Открываю дверь и нос к носу сталкиваюсь с соседом-спортсменом.

Тот даже не моргнул.

«Чего же ему ещё надо?», – думаю.

 – Уходите?

 – Убегаю.

 – Я соль возвращаю, спасибо.

И пачку протягивает. Половину где-то отсыпал, успел я заметить.

 – Сейчас некогда, вы потом занесёте как-нибудь. Пускай у вас полежит. Или если вы заняты будете, жене своей скажите – пусть она вернёт.

При упоминании о жене спортсмен сжал губы. Ревнует, значит! Вот, где у него слабое место!

 – Ну, ладно… – промямлил он.

А сам стоит, загораживает проход. Я протиснулся, как перс через Фермопилы. Дверь закрыл и дунул по лестнице, лифт не стал ждать, чтобы он мне эту соль с собой не всучил. Нахуя мне в бане соль?

На улице вся банда курила у машины.

 – Ну, тебя ждать, как в чистом поле срать.

 – Это что за параллель такая? – не понял я.

 – А хуй знает, просто в рифму, – объяснил Толик.

Толик всю жизнь, сколько я его знаю, был жутким матюжником и умудрялся любое предложение, даже если состояло оно из трех слов, так нашпиговать непечатными словами, что иногда я думал, что это у него просто дар божий. Помню один его рассказ, про то, как он всей семьей ходил за грибами. Начал он его так:

 – Пошли как-то в лес. Тёща, блядь, жена, блядь и я, ёбаный в рот…

Далее всё в таком же стиле.

В машине все заговорили сразу, и первые несколько минут стоял дикий гвалт. Наконец, я не выдержал:

– Слушайте, кто-нибудь чего-нибудь понимает? Я, например, ни хуя не слышу, потому что все сразу орут.

Кое-как беседа перешла в человеческий формат. Слово взял Толик:

 – Пиздец, я хуею с баб! У меня сейчас живет одна подруга – ебала вся округа. Так она жрать не может приготовить! Буквально ни хуя! Даже хлеб пожарить не может, сожжёт к ебеням и сковородку ещё испортит. У меня – антипригарная, так она её ножом так располосует, как будто на коньках по ней каталась! Там же, блядь, написано для таких, как она – устриц маринованных – «Не соскребать ножом!» Она хуярит и хуярит, уже четвертую сковородку на помойку отнёс! Я ей говорю как-то: «Ты хоть книгу почитай что ли, передачу посмотри, сейчас их до хуя по телику.». Всё – бестолку…

 – Ну и зачем тебе такая спутница жизни?

 – Да прибилась, как кошка.

 – Вот сколько себя помню, у тебя что ни баба, так караул!

 – Судьба такая, еби её в бога душу мать.

После Толика слово взял Михаил.

 – Мы тут пока тебя ждали, всё про баб разговаривали. Готовили себя морально, типа индульгенция от душевных мук в свете грядущих измен. Толик вон про жратву, а у меня – другой вариант. С работы приду, помоюсь, там, хындыр-мындыр, в кровати говорю своей: «Давай, чё-как.»… А она мне: «Я устала». А я не устал? Ну и слово за слово, происходит напряжение обстановки – Сектор Газа отдыхает. В конце концов, она мне открытым текстом: – «Хуй тебе». Да хуй-то у меня, вроде как есть, говорю. Странно, только, что он тебе не нужен …»

 – Вадик, а ты как? – спрашиваю у Вадима, сосредоточенно рулившего и слушавшего нас в пол-уха.

 – А у меня всё – нормалёк, – как всегда флегматично отвечал он. – Жена в порядке. Я, в основном, по командировкам мотаюсь. Видимся за месяц неделю. Так толком и не привыкли ещё друг к другу. Зато она за мной, как за каменной стеной. Даже не знает, что дорого, что дёшево в магазинах.

 – Заебись устроилась! Леха, а ты как?

 – Развелся уже и, вроде, как опять собираюсь жениться. Первый раз не попал. Надеюсь, что сейчас наверняка.

 – Оптимист.

 – А ты, значит, не веришь в истинные чувства? – спросил я Толика.

 – Все последнее «хорошее» во мне убили антибиотики, – заржал он в ответ.

Потом Толян опять завёл свою шарманку про «все бабы – дуры», Мишка вторил ему, но несколько странно, а именно: «дуры и бляди», а «бляди», потому что «не дают».

Я крепко задумался над этим. И не в контексте алогизма сказанного, а просто эта фраза, как катализатор, долбанула мне по мозгам. Сейчас приедут девчонки, красивые, чуткие, хоть женись сразу. Но всё это обман, это, как опен джи эль с тридээфиксом в одном флаконе. Подмена реальности. Вот интересно Марина… Смогла бы она так сделать? И почему-то я был уверен, что нет. И тут я понял, что больше не имею права на всё это. Повзрослел я или постарел или может поглупел? Появилось во мне что-то другое, то, что раньше, конечно, тоже было, но где-то глубоко. И вот теперь вылезло, и что-то надо с этим делать… Причём срочно…

Так за разговорами мы подъехали на место. Вадик заглушил авто. Это был как раз тот район, где я познакомился с кошкой и собакой.

– Ты-то как насчет бабья? – поинтересовался Вадик.

– Да даже не знаю, как-то не хочется даже, – осторожно начал я.

 – А меня тоже заебало. Одно и то же всё время, и нихуища не меняется. – потом повернулся к Мишке, который уже заказывал по телефону женский пол. – Мне блондинку желательно…

И тут я понял, что реально, а что не реально. Почему-то все оправдания, которые я пытался придумать, неизменно упирались во взгляд Марининых глаз. Да и как бы это дико не звучало, было стыдно перед животными.

Как бы тактично свалить отсюда?

И тут у меня зазвонил телефон.

 – Ну, как дела?

 – Так себе.

 – Вот по этому и отвлекаю, – и кошка продолжала. – Распорядись с умом этим звонком.

И повесила трубку.

 – Чё там у тебя?

 – Вот что мужики, у меня очень срочное дело – надо ехать. Вы уж извините.

 – Да ты чё? Неужели такой срочняк? Лёха, ну ё-моё…

 – Буквально «жизнь и смерть.»

 – Смотри, завтра расскажем, если, конечно, помнить будем, – загоготал Мишка.

Я поймал тачку и поехал к себе.

– Что-то случилось? – спросил водитель, посмотрев на меня.

 – Не успело случиться…

Так получилось, что мне никто не перезвонил. Видимо, погуляли они всё-таки капитально! А может, забыли в запарке. Может, просто некогда было, хотя это одно и тоже. И тут позвонил Зайцев. «Поехали, – говорит, – за грибами на дачу к Сереге, а то он уже три года зовёт.» И я, конечно же, согласился. Надо было отвлечься от угрюмых мыслей – и грибы собирать я любил, опять же полезно для здоровья, если в меру, конечно. А выпить мне захотелось очень сильно. Договорились на утро, я ему напомнил, чтобы компас взял, а то я в тех местах не был ни разу. «Не ссы, – говорит. – Я ориентированием занимался пять лет, не заблудишься!» «Ну, ты может и не заблудишься, а мне всё-таки захвати.» Короче, утром он должен заехать ни свет ни заря, заберём по дороге Сенцова Серёгу – и под Выборг. Там грибов – тьма. Много и разных.

«Может, действительно, чего-нибудь соберём», – подумал. По крайней мере, взял только одну бутылку. Потом подумал ещё и взял фляжку, чтобы наверняка. В лесу за добавкой не сбегаешь. Достал с вечера сапоги с антресолей, корзинку приготовил. Спать лёг пораньше.

 – Ты из огня, да в полымя, – намекнула кошка.

 – В лесу никаких баб не будет, только грибы.

 – Тебе виднее. Вернёшься когда?

 – Завтра буду, к обеду.

 – Энцефалит не подцепи.

 – Я же сказал – никаких баб!

 – Энцефалит, в смысле – энцефалит.

В пять Зайцев уже был под окнами. Начал издалека:

– Я вот, знаешь, чего думаю? Может, всё это зря?

 – Чего зря? – я спросонья страсть как не люблю такие ребусы.

Он помолчал, воткнул передачу и философски изрёк.

 – Да всё и зря.

Так мы и поехали.

Сенцов уже ждал с банкой джина в руке.

 – Уже? – спрашиваю.

 – Так, и две во лбу, – он заржал. – Вы б ещё дольше ехали!

 – Тебе только повод дай.

 – Опыт семейной жизни. У меня даже в туалете заначка есть. Но это уже на совсем крайний случай.

Дальше я закемарил под разговоры о футболе.

Дача оказалась вполне приличной: печка, парнички, баня, удобства на улице. Когда я проснулся, Сенцов уже уснул. Для него грибы закончились. Я же твёрдо решил хоть чего-нибудь найти. Взял компас и честно ходил по лесу три часа. Насобирал почти корзину, тут зазвонил телефон. Звонил Заяц:

 – Ты где?

 – Ёб твою мать, в лесу, где же ещё!

 – Я, типа, тоже. Только вот не знаю куда идти.

 – А ты сориентируйся, – съязвил я.

 – Вот тебе и звоню. Не знаешь в какой стороне эта блядская дача?

 – Если еблищем к солнцу встанешь, то от меня направо, почти на девяносто градусов.

 – «Еблище» сейчас на даче массу давит.

 – Там и встретимся! Звони, если чего.

Через сорок минут опять звонок.

 – Чё-то я не дойду никак.

 – А ты далеко упиздовал?

 – Порядочно…

 – Ручей перешёл?

 – Ручья не было, канава была, я в неё наебнулся – весь в говне каком-то по пояс, и грибы проебал.

Я припомнил, что канава была, а ручей стало быть начинался где-то между нашими маршрутами.

 – Короче, – говорю, – дальше иди, там садоводство большое – не промажешь. Не выйдешь к домам, так на дорогу наткнёшься.

 – Иду-иду, как водяной за пивом.

Я уже выходил к домам, когда он в третий раз позвонил.

 – Вышел на дорогу, в какую сторону идти?

 – Если ручей не переходил, тогда направо.

 – А если переходил?

 – Тогда – мудак!

 – Печку растопите, обсохнуть мне надо.

Было очень забавно видеть его появление: действительно, водяной – весь в тине, в листьях каких то. Лягушки в его корзинке были бы уместнее. Мы, тем временем, растопили печку, пропустили по стопарю, подготовили закуску. Первым делом «водяной» налил стопку и тут же, держа в руке корзинку, выпил.

 – Я в рот ебал эти грибы.

Мы, молча, смаковали момент – всё-таки пять лет ориентирования.

 – Вы что, сволочи, молчите?

Он отошёл к печке, поставил корзинку на лавку и присев на неё же, стал стягивать сапоги, при этом напрягался так, что на лбу выступили капли пота.

 – Ну и молчите, дураки вонючие!

 – Да мы вот думаем… Кому назад рулить? Ты же сейчас с горя нажрёшься!

Далее само собой родилось решение, что ехать назад надо завтра с утра «как проспимся», то есть к вечеру. Я прилёг на топчан, прикрыл глаза, до меня доносились голоса, звон посуды. Незаметно я уснул. Когда проснулся, была уже ночь. В доме все спали. Я осторожно, почти бесшумно, вышел на крыльцо. Звёзды усыпали небо, было тихо и обалденно хорошо. Закурив сигарету, я прислушался к тишине. Вдалеке простучала электричка, последнее эхо растворилось в лесу, и опять всё смолкло. Сигарета медленно тлела меж пальцев. Я подумал, что никогда никто не сможет передать этот момент с помощью букв и слов. На крыльцо вышел Серёга:

 – Блин, встал поссать, – как бы оправдываясь, сказал он.

«Ну всё, – думаю, – конец романтике. Вот она – правда жизни!»

 Он, переваливаясь, скрылся в темноте. Были слышны чертыхания, когда он сбивался с тропинки. Наконец, скрипнула невидимая для меня дверца – дошёл. Я затушил хабарик в консервной банке, приспособленной под пепельницу. Серега вернулся, повеселевший, встал рядом, достал сигарету, прикурил от бензиновой зажигалки, которую всегда носил с собой, сильно затянулся.

 – Жаль, что всё выжрали, – выдохнул он с дымом, обращаясь больше к звёздам, чем ко мне.

 – У меня ещё фляжка есть, – так же глядя куда-то наверх, ответил я. – Как раз для таких моментов.

 – Неси, обстановка больно поэтическая.

 – Тогда сочини пока какую-нибудь закусь.

 – Рука – к перу, перо – к бумаге!

Он аккуратно положил сигарету в банку-пепельницу, в доме он не курил, и первым бросился к дверям.

 – Следопыта будем будить?

 – Пусть спит – ему завтра за руль.

Я поспотыкался о сапоги, рюкзаки, корзинки и не говорящую кошку, пока глаза не настроились на новое освещение. Наконец, нашел фляжку. Почти пол-литра. Вынес на крыльцо. Там уже колдовал хозяин, на широких перилах эргономично разместилась тарелка с торопливо нарезанным хлебом, открытая банка шпрот и какой-то, ядовитого цвета, лимонад. Как говаривал один мой знакомый: «Начал запивать – бросай пить». Я всегда запиваю. Говорят, это вредно для желудка, тем более, если запиваешь чем-нибудь газированным. Увлеклись медициной – одно расстройство от неё.

Я налил «по пятьдесят». Мы, молча, выпили. Я, естественно, запил лимонадом. В голове мелькнула робкая мысль, что, может быть, я всё-таки не алкоголик. Серёга закурил новую сигарету:

 – Вот скажи, как по-твоему, есть жизнь на других планетах?

 – Если сейчас нет, то к концу фляжки появится.

 – Нет, я серьёзно. Ведь если там всё так бесконечно расширяется, в пространстве и времени, то где же тогда Бог живёт?

 – Есть, наверное, какая-то у него секретная точка дислокации, а светиться среди грешников ему, я думаю, понта нету. Опять же и свои не поймут.

 – Ангелы что ли?

 – Ну, типа того…

 – А инопланетяне грешники?

 – Погоди, мы ещё не доказали их существования, – говорю, показывая на фляжку.

 – Ну тебя! Вечно всё обхаешь, – Серега обиженно замолчал. Стало слышно, как не говорящая кошка что-то остервенело чесала.

 – Вряд ли Бог на Земле, – ответил я, наконец. – Его один раз здесь уже распяли, и теперь он где-то там, в своих измерениях, ждёт, пока мы все нагрешим, чтобы вкатить нам на всю катушку.

 – А инопланетяне?

 – А хуй их знает. Скорее всего, есть, слишком уж обидно было бы, если бы мы одни так мудохались.

 – Я вот тоже думаю, что есть они где-то там, смотрят на нас в свои иллюминаторы.

 – Делать им больше нечего! Мы же только-только друг друга жрать перестали, а некоторые до сих пор не брезгуют.

 – Не такие уж мы и серые! Дрозофил уже спариваем… Выделяем ДНК…

 – С кем спариваем?

 – С другими мухами. Мамонтов хотим клонировать, и они на нас так же смотрят, как на эксперимент.

 – Давай-ка лучше жахнем.

Когда фляжка опустела, я решил отправиться спать. Теология вкупе с инопланетным разумом не была моим коньком.

 – Хорошо, – Серёгу понесло на разговоры. – А вот почему у нас коммунизм не построили?

Я вспомнил о собаке: «Её бы сейчас, она б живо всё объяснила».

 – Тебе честно ответить, что думаю?

 – Ну да…

 – Из-за предательства.

Я замолчал, не хотелось дальше говорить. Нашёл взглядом Полярную звезду, попытался представить себе расстояние до неё.

 – Пойду я спать, Серёга, глаза слипаются.

 – Но Бог-то есть? – спросил он, когда я уже входил на веранду.

 – А он тебе нужен?

 – Нужен. Чтобы хоть какая-то справедливость была.

 – Ну и делай так, чтобы он был.

Я закрыл дверь и в темноте наступил на не говорящую кошку.

20. Новый год

– Новый год на носу, а у нас ни ёлки, ни оливье, – сказала собака.

– Ёлка и ниепёт, – поддакнула кошка.

Смотрю на них – натуральные засранцы. В переносном, конечно, смысле. С гигиеной у них почище, чем у некоторых двуногих. А вот по части разводилова – это колбасой не корми!

– Вы же майонез не жрёте!

– Нам ёлка нужна, а оливье – это для тебя, чтобы спать помягче было.

– Без намёков! Я пить, между прочим, бросил.

– От темы не отходим, вернёмся к зелёной красавице, – поправляет кошка.

– Ну, собирайтесь. Пойдём за ёлкой.

– Не, мы в тылу останемся.

– Предатели!

– Ёлки обычно возле станций метро продают, – намекает собака.

– Метро – это под землёй, – подсказывает кошка.

Делать нечего, придётся Марину подключать. Одному-то идти не хочется.

Давно уже зима не баловала хорошей погодой. Всегда у нас слякоть под тридцать первое число. А тут, как у Пушкина – «мороз и солнце, день чудесный». Правда, это из окна.

Бужу Марину.

– Вставай, подруга, труба зовёт.

– Может, хватит уже?

Но без злобы, а с лучезарной такой, сонной улыбкой.

– Не, за ёлкой пойдём.

– У тебя одни ёлки-палки на уме.

– Палки вечером, – говорю, – а утром – ёлки!

Морозец грызанул за щёки. И мы с Мариной бодро поскакали в направлении предполагаемого ёлочного базара. Кругом сновали гружённые сумками, ёлками и прочей хернёй, горожане. Я, вообще, не сторонник всего этого удалого размаха, с каким у нас принято праздновать, что бы то ни было. Хотя Новый год уважаю. Есть в нём что-то бесконечно домашнее и сентиментальное. Последние года, правда, я банально просыпал торжественный бой курантов. И не по причине синевы, как могли бы предположить многие. Просто перестал относиться к этому с детской надеждой на лучшее. Привычка быть кузнецом своего счастья слишком рано победила во мне Деда Мороза.

– Вон там ёлки, – Марина махнула рукой.

Я послушно повернул направо, и через пять минут мы стояли среди множества кричащих детей, молчаливых ёлок, очумевших родителей, двух хачекянов и одной автомашины марки Жигули блевотно-зелёного цвета, выкрашенной маховой кистью. Это многообразие животного и растительного мира нашей планеты предстало передо мной во всей предновогодней красе. Мне стало немного тошно.

 – Ёлку подбери нам по-пушистее, – попросил я ближайшего ко мне продавца.

 – Э, дарагой, всэ как на падбор!

Я сплюнул и покосился на Марину. Та, напротив, очень весело взирала на этот дурдом.

 – Тогда ты помоги – я буду добытчик, а ты критик.

И шагнув в хвойную массу, как в лес, я вынул первую жертву.

 – Да ну, – Марина замахала руками. – Какая-то она драная, как хвост у твоей собаки.

«Хорошо, что она не слышит, – думаю. – А то бы Марина запросто могла про себя что-нибудь новенькое узнать. Хотя, конечно, вряд ли». Друг к другу они относились со взаимной симпатией.

Когда через мои руки прошло ёлок двадцать, я убедился, что они действительно были «всэ как на падбор», а именно – уёбищные.

 – Вы их что, из бараньих рогов клонируете? – в сердцах бросил я продавцу, выбираясь, по проделанной мною просеке, к Марине.

 – Ну, чего делать будем? – спросила та.

 – В лес поедем.

 – За ёлкой?

 – Нет, за дедом морозом!

 – А разве можно рубить самим?

 – Тебе ёлка нужна или нет?

 – Мне не помешает, но, вообще-то, с ёлкой ты муть поднял. А точно ведь! Это же четырёхногие меня спанталыку сбили.

 – Что, ни адна нэ падашла? – удивлённый хачекян подал голос откуда-то справа, из хвойных зарослей.

 – Полный дерибас с твоими ёлками.

 – Ай, нэправда, зачем абижаешь?

«Хули я с ним, мудаком, разговариваю», – подумал я и, взяв Марину под руку, порулил к дому.

На подходе отдал ей ключи, попросив подогнать машину со стоянки:

– Я зимой не ездила ни разу.

 – Попрактикуешься.

 – Да ну тебя, ещё, не дай Бог, чего!

 – Хорошо, вместе пошли.

«Действительно, – думаю, – чего это я?»

Сижу в машине. Марина вокруг порхает, сгребает снег, раскраснелась – согрелась, видать. Дублёнку на заднее сиденье скинула. Натуральная снегурочка. Я же злой на весь белый свет, замёрзший – кутаюсь в воротник, как подмосковный немец.

– У тебя телефон.

А я и не слышу. Кому я ещё нужен? Смотрю – номер домашний. Ну, сейчас будет цирк.

 – Да?

 – Как там с ёлкой? На проводе кошка.

 – Мимо.

Надо говорить, так как-то, чтобы ещё Марина не пропасла, с кем это я там базарю.

 – Кто это? – ревниво затыкала она меня в бок. Ну вот, началось.

 – Вован это, – ей говорю.

 – Слышь, Зорге, мы тут с собакой чуть-чуть похулиганили.

 – Что там у вас?

 – Решили оливье забацать и случайно всю колбасу схомячили.

 – Что-о-о?! – Марина аж подпрыгнула, как я заорал. – Там же кило с довеском!

 – Нам показалось сначала, что она подпорченная.

И тему развивать нельзя, Марина беспокоится уже, снегурочку нельзя расстраивать – растает.

 – Ладно, я учту.

Говорю, как можно более равнодушно. Сам на Марину кошусь, та строит недовольные рожи. Пытаюсь жестами показать, что Вован «на кочерге». Получается не очень. Рядом чувак какой-то тоже прогревается на «классике», на мою пантомиму смотрит через замерзшие стёкла с явной классовой неприязнью.

 – Давай, теперь для легенды про алкоголь чего-нибудь, – советует кошка.

 – Не, выпить никак. Извини, Вован!

 – Скажи ему, что ты не пьёшь больше! – шипит на ухо Марина. – Он пьяный – поймёт!

Господи! Женщины хоть понимают, что они иногда говорят?

 – Не-не, я не могу, у меня… эта… абстиненция!

 – Попринимай трихопол!

И, захохотав, кошка повесила трубку. Вот ведь сволочь! Ладно, сейчас вам будет ёлка с колбасой…

– Подожди в машине, я мигом. Тебе взять чего-нибудь?

– Косметичку захвати.

 – Мы в лес едем.

 – Да шучу я, термос возьми с чаем.

А вот это мысль! Я бы и не вспомнил о таком благе цивилизации.

Захожу в квартиру. Сидят перед дверями, вурдалаки.

– Значит так, будете отрабатывать колбасу на лесозаготовках.

 – Это как это? – подозрительно спрашивает собака.

 – С кайлом в зубах.

 – А если поймают?

 – Скажу, что я у вас в заложниках. Рубил под угрозой расправы.

 – А с колбасой как быть?

 – А ну хватит ахинею нести, быстро собираемся!

 – Ты пилу возьми. Стук топора издалека слышно, а пила почти не шумит, – советует кошка. Ну, вот в кого они такие умные?

 – А влезет ёлка в машину? – собака тоже проявляет подозрительное участие.

 – Мы же не сосны корабельные едем валить. Рубанём что-нибудь в районе метра.

 – Жалко!

 – А колбасу не жалко?

 – Но и ты пойми, хотели-то как лучше!

Я махнул рукой и полез за инструментом.

Машин на дороге было мало. Собака пялилась в окно, кошка дремала у Марины на коленях. Я настроил «климат», чтобы на неё дул горячий воздух, и она откровенно балдела. Мы с Мариной, посмеиваясь, вспоминали наш неудачный поход за ёлкой, я как бы невзначай стал гладить её по коленке. Кошка сразу же недовольно зафыркала. Я рукой тёплый воздух перекрывал. Сказать бы ей что-нибудь, да боюсь ответит…

Отъехав прилично (от города), я свернул на какую-то лесную дорожку, благо снега на ней было немного. Пришлось углубиться на приличное расстояние, чтобы машину не было видно с трассы. Зимой, оказывается, лес так хорошо просматривается!

– Так! Я – в лес, вы сидите в машине.

 – Может, выпустить животных прогуляться?

 – Хорошо, только если что, ты их искать будешь.

 – Да не убегут они. Я, вообще, иногда думаю, что они у тебя всё прекрасно понимают.

 – Даже чересчур.

Взяв пилу, я побрёл в лес. Вот как раз там-то снега было достаточно. Ходил я, наверное, с час. Пару раз провалился в припорошённые окопы, матеря себя на чём свет стоит за неуклюжесть. Снег набился в ботинки. Елок не было. Нет, конечно, ёлки были, но совсем не те, какие бы хотелось мне. Чтобы их везти, нужен был лесовоз.

 – Эй, мужик, ты чего тут с пилой?

Я обернулся на окрик. Двое деятелей в полушубках, на лыжах и с немецкой овчаркой.

 – Поссать пошёл.

 – Ага, пизди-пизди. Ёлку ищешь?

При упоминании о ёлке собака зарычала. Натасканная, видать. Надо бы её нейтрализовать на всякий случай. Я свистнул.

 – Чего свистишь?

Мужики явно теряли спокойствие.

 – А вы сами-то кто?

 – А сам не видишь? Патруль ёлочный, таких, как ты ищем. Я лесник, а это… – тут говоривший замялся, показывая на своего кореша, – в общем, тоже лесник.

Вот блин! Небось на весь лес только эти двое мудозвонов и патрулируют, и надо же было прямо на них нарваться. Чего ж им пиздануть-то?

 – Не, ребята, я – не ваш. И ёлки у меня тоже нет.

 – Давай-давай, оглобли заворачивай. Денег что ли не хватает на ёлку?

Меж деревьев я увидел собаку. Она прыжками приближалась к нам, то, проваливаясь в снег по брюхо, то выскакивая из сугробов, как пробка от шампанского. Было это похоже на полёт ласточек перед дождём.

 – Это твоя бежит? – нервно выкрикнул один из мудозвонов.

 – Моя. Не боись, не укусит.

 – Да мы-то не боимся, – усмехнулся он. – Как бы наш её сам не задрал.

 – Это вряд ли, – говорю.

Собака подбежала и села справа.

 – У нас тут недопонимание, – её говорю. – Уболтай собрата по экологической нише, чтобы не кусал.

Та кивнула и смело направилась к рвущемуся с поводка кобелю.

 – Слышь, держи своего, а то сцепятся! – закричали лесники. Последовала серия обнюхиваний и виляний хвостами. Иногда проскакивали какие-то не то порыкивания, не то повизгивания. Наконец, собака повернулась ко мне.

 – Порядок, нас не укусят. А эти двое, – она махнула мордой на лесников, – просто на бутылку стреляют, ходят тут, лохов кошмарят. Юридических прав не имеют ни хуя.

Лесник, державший собаку, аж поводок отпустил. Второй просто сел в сугроб с выпученными глазами.

 – Бля, завязываю, – прошептал оставшийся на ногах.

 – Ну чего, бириндеи, позвольте откланяться.

Я развернулся и, не спеша, пошёл по своим же следам к машине. Собака в скорости присоединилась ко мне. Незадачливые лесники всё ещё оставались без движения, сколько я их мог наблюдать меж веток и стволов. И только кобелёк жалостно поскуливал нам вслед.

 – Охмурила, значит, да ещё и при исполнении, – подъебнул я собаку. – Не влюбилась сама-то?

 – Есть немножко…

 – Может, вам «чё-как», погулять пока?

 – Не, холодно, обещала, что летом заедем, так что с тебя причитается.

 – Замётано! А ты ведь сегодня хорошее дело сделала.

 – Какое?

 – Из-за тебя два человека пить бросили…

Марина дремала. Кошка балдела. Собака романтически молчала, думая, видимо, о лете. Ёлки не было.

Выехав на трассу, я, не спеша, развернулся и взял курс домой. Надо было торопиться, если стемнеет, то точно ни хера не найти будет. А, может, и к лучшему, расхотелось мне рубить!

Вскоре меня тормознул гаишник. Предполагая обычное вымогательство перед Новым годом, я негромко ругнулся сквозь зубы. Кошка привычно повела ухом во сне. В принципе меня нахлобучивать было не за что, но время терять не хотелось. Перепрыгивая через снег, смёрзшийся у обочины в небольшие горные хребты, ко мне приближался гаишник. Шапка была лихо сдвинута на затылок. Пару раз он чуть не наебнулся.

– Слы, зёма, тут такая канитель… Горючка – «ёк», своих – никого на дороге этой бляцкой, похоже, хуй не ночевал, – обрушил он на меня свой словарный запас. Вся живность, включая Марину, вынырнула из сна и уставилась на эту суету.

– У меня дизель.

 – Ох, бляха-муха, – зачесал он затылок и, заметив Марину, всё-таки поправился. – Пардон!

Я вежливо ждал. Наконец, гаишник, видимо, проведя нехуёвую рекогносцировку своего серого вещества, предложил другое решение.

 – Зёма, ты меня подбрось до поста, а то я без связи тут…

И, спохватившись, добавил:

 – С наступающим вас, япона мать!

Делать нечего, пришлось подвозить. Всё-таки Новый год.

 – У-у, какой барбос!

 – Садитесь, не съест.

 – Да я сам сейчас, кого хошь, сожру. Понимаешь, часа два уже тут скачу. Не согреться. С утра не жрал, а на холоде сами понимаете…

 – И, что, кроме нас никого на дороге? – удивлённо спросил я.

 – Да на дороге-то я минут двадцать, а так всё по лесу шоркался.

 – А в лес-то тебе на кой? – я незаметно перешёл на «ты».

 – Да за ёлками маханул. Ещё летом присмотрел тут. Знак мы вывешивали периодически, ну и дежурили, так сказать «за превышение»…

Я только покачал головой.

 – Ёлки-то срубил?

 – А как же!

У меня стал созревать коварный план.

 – Далеко до твоего поста?

 – Километров пятнадцать, дорога только дрянь. Меня, пока ехал, два раза кидануло, – он осторожно, косясь на собаку пытался устроиться поудобнее, – Правда, я на летней…

 – Гнать не будем тогда, – сбавляя скорость, ответил я. – Там у меня на задней полке пакет, согреться не хочешь?

 – Водка?

 – Вискарь!

 – Ух, ты! Прямо точно Новый год.

 – Стаканы там же. Пластиковые, правда. А! И шоколадка ещё где-то должна быть. Марин, глянь в «бардаке».

Та подозрительно косясь на меня – чего это я расщедрился – достала закусон и протянула гайцу.

Тот уже, маханув в два приёма грамм сто, бодро захрустел шоколадом. «Такая, видать, у них натура хозяйская», – подумалось мне.

 – А я вот тут женился недавно, – начал он ни с того, ни с сего.

Смотрю – собака мне в зеркало подмигивает, мол, поняла уже, что к чему.

 – Ну и как? – спросил я, не оборачиваясь – дорога и впрямь была паршивая.

 – Да как? – гаец задумался, потом выпил ещё. – Да никак!

Собака рыкнула. Судя по тому, как кошка вскочила, выгнув спину, то позвала именно её.

 – Ух, ты, ещё и кошара! Ну, у вас тут прямо зоопарк!

Кошка, выразительно глянув на меня, перепрыгнула к собаке.

«Ну всё, пиздец гайцу», – почему-то весело подумал я и прибавил печку.

Тем временем наш пассажир «поплыл». Видимо, мороз и голод сыграли с ним плохую шутку. Расстегнув куртку, он продолжил беседу:

– Я ведь, бляха муха, не только на своей свадьбе побывал. Приглашали меня, бывало, и друзья-товарищи. Даже подруги приглашали. Зачем? Ни тогда, по молодухе, понять не мог, ни теперь тем более.

Всё это стало походить на театр одного актёра, гаец рассказывал, повернувшись к животным, отчаянно жестикулируя и корча всевозможные рожи. Те сидели и с трудом, я это спиной чувствовал, сдерживались, как бы чё не пиздануть.

– Но одна была непруха, – продолжал гаец, – драки не было. Не везло ни хуя. Я, как воспитанный на традициях вековых, был уверен, что если свадьба, то непременно кто-то кому-то должен ебач своротить. Такое вот у меня было социалистическое воспитание. Теперешней молодёжи не понять. Романтика пятилеток. Смычка стройотрядов. «Догнать и перегнать». Последнее, естественно, про самогон. Стоп – Машина, отвлёкся как хуёвый танцор на блядину-балерину. Короче, если позагибать пальцы рук и ног, то из всего этого грибкового великолепия, символизирующего свадьбы, на которых я отметился как гость, ни одна не была омрачена мордобоем. И как-то я уже махнул на это всё рукой (если уж с коммунизмом наебали, что уж тут об такой херне печалиться), как забросила меня судьба в один ничем неприметный городок. Надо сказать, что и оказался-то я там, хуй знает почему. Типа на спор, кто дальше по пьянке на паровозе уедет. Молодость! Ну и я, как мудак, победил. Но не из-за решимости и воли к победе, а пьяный был в сосиску. И весь свой победный марафон хрючил как свинья, распугивая мерзким храпом культурных пассажиров. И даже майка в те минуты была у меня ни хуя не жёлтая. До сих пор помню минуту пробуждения. Открываю глаза – свет и тошнота. Закрываю – тошнота и потеря ориентации (в пространстве!). Отсюда делаю вывод, что в начале времён была только тошнота, и так боженьке, видимо, хуёво было, что он единым порывом всю эту канитель земную и отрыгнул вместе с палёной водкой. Ну, он-то отрыгнул и забыл, ему можно, а мне на перрон пиздовать, как на голгофу. И только там уже родил и я свою маленькую вселенную.

Я, признаться, охуел от такого изложения материала. В гайце явно пропадал актёр с писателем.

– Опять увлёкся – лиричное, бля, настроение. Ну хули, стою как Гойко Митич. Торжественно и качаясь. По сторонам смотрю. Смотрел-смотрел и, махнув рукой, побрёл в направлении вокзала. Шаг мой был тяжёл, а думы ваще неподъёмные. Есть в градостроительстве такой термин – архитектурная доминанта. Она ещё в музыке тоникой называется.

Тут я уже, не выдержав, заржал, а работник гос. автоинспекции продолжал:

– Так вот эта самая доминанта моих мыслей была такова: «На хуя мне этот блудняк?!!» и без всякой музыки. Карманы вывернул, они висят как уши у кролика. Пустые. До дна. А какого хера я хотел? За что пил, то и получил. В пизду Максима Горького!

Тут его речь прервала икота, которую он победил хорошей порцией алкоголя.

 – И станция ещё так называлась! Дно! Во бля, бывает же. Я побродил, побродил, да и сел в первый паровоз до Питера. Собственно, к чему вся эта история-то?..

Гаец явно забыл, к чему вёл свой рассказ.

 – А! Вот на обратной дороге я познакомился с кренделем, ехавшим к корешу на свадьбу. Ехал он из приличных ебеней. Всю дорогу, естественно, пил, и планка у него периодически падала. Но меня он похмелял исправно. Выслушав мою побасенку, проникся чувством сострадания и твёрдо решил, что к его корешу на свадьбу мы вместе должны идти. Единым фронтом. А если я ещё и подруг боевых организую, городских и начитанных, чтобы семечки не лузгали в общественных местах, то ваще миру – мир, Богдану – титомир. Ясен пень, подруг я ему пообещал безотказных, как трёхлинейки.

 – Чё страшные такие? – спросил я.

Марина демонстративно смотрела в окно, а гаишник полностью ушёл в творчество:

 – Да не, пиздатые бабцы! Кое-как добрались мы до дома, – продолжал гаец. – Вскрыв заначку, я честно вернул всё, что он на меня потратил в паровозе, и начал этих «пиздатых бабцов» вызванивать. Ну и в результате завалились мы на эту свадьбу…

Гаец уже окончательно потерял нить.

 – Ну и?

Я решил не сбавлять темпа повествования.

 – Там я и подрался…

Гаец спёкся. Он так и уснул, откинув голову с пустым стаканом в руке. А жаль, рассказ его меня повеселил. Но шибко расстраиваться я не стал, а, резко развернув машину, погнал назад. Главное, чтобы этот «генерал свадебный» не проснулся.

– Давай, бери след, где он эти ёлки спрятал, – подлетая к одинокой гаишной машине, сказал я собаке. Марина удивлённо обернулась, но собаченция, не моргнув глазом, выскочила и поскакала в лес. Я за ней. Ёлки нашлись мгновенно. Я загрузил их в багажник. Благо, он у меня большой. Отдельно постарался положить, приглянувшуюся мне.

 – Кесарю – кесарево, слесарю – слесарево, – пробормотал я. Собака одобрительно глянула на меня и тихо, чтобы не слышала Марина (заднюю дверь я уже закрыл), сказала:

 – Ну, ты – стратег!

 – Не те ребята! – гордо отвечал я.

До поста гаишник так и не проснулся. Я бодро забежал в стеклянный аквариум, где уже явно витал запах алкоголя.

– С наступающим! Гляньте, не ваш там у меня?

Гаишники, подозрительно косясь, всё же пошли со мной.

 – Вот это да, а мы уж думали пропал без вести! – заржали они. – Где ты его нашёл такого?

 – На дороге, где ж ещё. Забирайте и ещё там две ёлки ваши.

 – Ух, ты, вот спасибо!

Кое-как, под руки, они отволокли его к себе. Я выложил прямо на обочину пару ёлочек. Подбежал гаишник.

 – Спасибо тебе, выручил! Если, что… Ну там, проблемы, заезжай, поможем! И с наступающим!

Я тоже поздравил его и, сев за руль, наконец-то улыбнулся. Хорошо, когда под Новый год случается что-то хорошее. Хотя смутно мне всё же казалось, что что-то я забыл. И только уже приехав, домой, вспомнил, что термос с горячим чаем остался в машине, и колбасы мы так и не купили.

Но это уже другая история…

21. Родня

Необычно рано проснулся. Марина чему-то улыбалась во сне. Глянул на прикроватный будильник. Ёпэрэсэтэ! Полшестого. Неприятные ассоциации… Чтобы отвлечься накинул халат и выполз на балкон. Дождь накрапывал, тихо шурша в начинающих желтеть листьях. Внизу ртутью поблёскивали лужи. Слышался звук шагов – кто-то торопился к станции метро, срезая путь через двор. Не спится же кому-то в такую рань! Я живу высоковато, на двенадцатом этаже, в связи с этим видимость отличная. Можно, в случае чего, корректировать огонь батарей или любоваться пейзажем, в зависимости от потребностей современного общества. На моё счастье умею и то, и другое – так что при любом раскладе не пропаду. Но тревожило не это, – непонятно с какого болта, началась утренняя бессонница. И ещё на законных выходных! Так я стоял, пока не озяб. Так же можно и простуду схватить, в погоне за внутренней гармонией. Сразу подумал о горячем кофе, засосало под ложечкой – захотелось немедленно что-нибудь съесть. Осторожно, чтобы не шуметь, пробрался на кухню. Крался как диверсант через границу. Тихо-тихо приоткрыл дверцу главного идола этого святилища – холодильника. Достал колбаску, сыр, ветчину. Повернулся к столу, чтобы всё разложить. В дверном проёме – две зевающие морды. Разумеется, от них не скрыться.

– Что-то рановато сегодня… – бормочет кошка.

– Зачем разбудил? Я сегодня в три часа ночи уснула! – возмущается собака.

– Я разбудил?

– Конечно, ты. Грохотал, как бульдозер.

– Я был тих, как мышь под веником! – шепотом стал оправдываться я. – Сами припёрлись, утилизаторы ходячие!

– Мы рабы инстинктов. Доказано академиком Павловым. И шептать необязательно – нас разбудил уже, а Марина, как убитая спит.

– Вы – рабы желудков.

– Жрать давай!

– Проявляйте хоть каплю уважения к тому, кто вас приручил. Я несу большую ответственность…

– Перед кем и куда?

– Перед совестью и по жизни.

– У тебя вместо совести – эгоизм.

– А у вас желудочный сок.

– А нас больше!

Я аж дар речи потерял от таких заявлений. Совсем обнаглели! Может, их в профилактических целях подержать на строгой диете недельку? Пока я собирался с мыслями, чтобы достойно ответить, собака нанесла превентивный удар:

– Ну, хватит уже фальшивого драматизма. Раз спать не даёшь, хоть кормить не забывай.

– А тебе кто мешал, как все люди, вовремя спать ложиться?

– Мне? – переспрашивает собака, чтобы выиграть время.

– Тебе-тебе.

– В отличие от некоторых, – продолжает она тут же, многозначительно ухмыляясь, – я максимально использую свободное время для самообразования.

– Я в курсе.

– А вот о чём ты, видимо, «не в курсе», так это о том, что у меня через две недели экзамены, и так как я – лучшая студентка на потоке, то ниже задранной планки опуститься не имею права. Отсюда и недосып.

– Так что давай, – вставила свои «пять копеек» кошка, – накрывай поляну, и не стой на пути у науки. Прогресс не остановить.

– Словесный понос тоже. – нашёлся я, и тут же спохватился. – Позвольте, по официальным документам – на потоке лучший студент, а не студентка. И этот человек, заметьте – человек, я!

– Человек, значит… – задумалась собака. – Ну, что ж, это звучит гордо, но тогда учти, человек! То, что в бумагах стоит твоя фамилия, не больше, чем досадная формальность для обхода понятно каких трудностей, и на твоём месте я бы не права качала, а испытывала чувства глубокой благодарности и даже уважения.

– Слушайте, вы уже совсем оторвались от реальности в своих диалогах, платоны хуевы! – взорвалась кошка и, недовольно размахивая хвостом, запрыгнула на стул. Деловито распотрошила завёрнутую в бумагу колбасу и скептически принюхалась.

– Ближе к насущному моменту нужно быть, – скуксила она недовольную морду. – Не, колбасу не буду – ветчину давай, она посвежее.

Пришлось положить перед ней ещё один бумажный свёрток.

– Колбасу, получается, мне? – ехидным голосом осведомился я.

– А есть другие кандидатуры? – как ни в чём не бывало отвечала кошка. Испортили такое утро!

Но дальше меня ждало ещё большее испытание. Началось оно, как и весь пердюмонокль в этом доме, со звонка в дверь. Может, отвинтить этот звонок к едрене-фене? Оказалось – телеграмма. Читать не стал, потому как не мне, а Марине. Отнёс бумажку в спальню. Положил рядом с ней на тумбочку. Потом прилёг рядом, пригрелся и… уснул.

Проснулся от того, что Марина толкает меня в бок. Спросонья ни хуя понять не могу.

– Чё такое?

 – Это откуда телеграмма?

 – Я утром получил, со сранья.

 – Родители в гости собрались…

 – Какие родители?

 – Мои!

 – Ну и куда их девать?

 – Поживут пару недель в моей квартире, в музеи сходят.

 – Музеи тоже у тебя в квартире?

 – Дурак! В Эрмитаж сходят!

 – Удачно, там как раз распродажа…

После того, как Марина ушла на работу, на кухне разгорелся диспут.

– Старпёров нам не надо! – кошка сразу обозначила свою позицию. – Свобода и ниепёт!

 – Действительно, зачем нам лишние едоки? – поддержала её собака.

 – Да вы вдвоём за неделю жрёте больше, чем мы с Мариной за месяц! – я попытался пойти в контратаку. – Кто под Новый год всю колбасу сожрал? Пушкин?

 – Хуюшкин!

И кошка ушла в комнату.

 – А ты что? Тоже, значит, боишься отощать, блокадница?

 – Ну, как сказать, тут ведь не только еда, а в большей степени проблемы комфорта.

 – То есть попиздеть не получится?

 – Опять же таки и этот фактор.

 – При Марине умудряетесь же как-то сдерживаться?

 – Это до поры, до времени. Когда-нибудь и с ней случится «пдыщ».

 – Слова-то такие откуда?

 – Интернет – источник знаний…

 – Да вас же кроме футбола и мормышек ваших ни хера не волнует? Ну разве что ты со своей наукой исключение…

 – Уверен? А еда?

И собака тоже гордо покинула кухню.

Пошёл на работу злой как черт. На площадке встретился с соседкой.

– Здравствуйте! – радостная такая.

Я тоже поздоровался. Всё-таки Санкт – Петербург за окном.

Пару слов об их семье. Муж у неё – спортсмен: то ли боксёр, то ли борец – не помню. Здоровенный, как книжный шкаф. Как-то (лифт был сломан) встретились на лестнице: я из магазина сумки пёр, пыхтя и потея, а он как палубный истребитель на форсаже мимо просвистел с двумя рулонами линолеума. Я тогда ещё охуел. Потом тоже как-то видел его во дворе: они с женой холодильник купили невъебенный (видимо, жрёт он, как бомбардировщик), грузчики понятное дело – «до подъезда». А ему – похуй пыль, обхватил его, как трелевочник и поволок к себе.

Теперь о соседке. Ничё так. Марину всё доёбывала, как, мол, у нас совместная жизнь получилась?

Чего-то она ей отгрузила такое, что теперь, когда соседка меня увидит – всё время улыбается. Естественно, когда мужа рядом нет. Тот с ней, видимо, строг.

А, вот ещё, важная деталь, она – блондинка. Причём, такая, что в гараж только через автосервис въезжает.

 – Мой уже ушёл, а у меня лампочка перегорела…

Вот чего она хочет? Попросить меня лампочку заменить или сообщить, что мужа нет?

 – Ну? – я вопросительно смотрю на неё, ожидаю чего-нибудь более конкретного.

 – Вы можете поменять?

 – Мужа?

Она испугалась:

 – Нет, зачем?

 – Ну не знаю, на еде сэкономите…

Смотрит на меня, ни хуя не понимает, шучу я или нет.

 – Ладно, где ваша лампочка?

 – Там, на потолке.

«Ясень-плесень, – думаю, – что не в голове у тебя лампочка».

Прошёл за ней в квартиру, попытался снять ботинки, но соседка запротестовала.

 – У нас всё равно домработница убирает!

Ещё один мазок к портрету.

 – Подождите, я лестницу принесу.

И пошёл к себе за стремянкой. Животные уже в дверях встречают.

 – У неё муж боксёр! – заботливо напоминает кошка.

 – Знаю.

 – Не боксёр, а борец! – Поправляет собака.

 – Не важно, кто он, главное, чтобы последствий не было…

Тут я уже не вытерпел:

 – Лампочка у неё перегорела!!!

 – Слышали… – кошка, закатив глаза, отвечает.

Я не стал ввязываться, взял лестницу из чулана и пошёл к соседке.

 – Ой, я не знаю, где у нас лампочки хранятся, – вдруг она вспомнила.

«Конечно! – думаю про себя. – Откуда тебе знать?»

 Возвращаюсь к себе за лампочками.

 – Чё, гондоны забыл? – кошка подъёбывает.

 – Хуй забыл!!!

Иду опять к соседке. Молча залезаю (на стремянку), выкручиваю старую, вкручиваю новую лампочку. Эта дура свет не выключила, и мне по глазам как уебёт сто пятьдесят ватт. Стою и сам на себя злюсь. Тоже ведь, мудило – мог бы и проверить! А этой – хоть ссы в глаза – всё божья роса.

 – Ой, как теперь светло!

Я думал, она сейчас в ладоши захлопает. В дверях уже спрашиваю:

 – А муж у вас боксёр?

 – Нет. Он борьбой занимается!

 – «Классик» или «вольник»?

 – Не знаю, спрошу у него…

 – Ну, до свиданья, тогда.

И я вышел. Пока ставил стремянку, подошла кошка.

 – Ну, так «классик» или «вольник»?

 – Тебе-то что?

 – Интересуюсь в целях безопасности.

 – Сплюнь.

На работу я почти не опоздал.

На следующий день, вечером, мы с Мариной поехали на вокзал. Встретили её родителей, проехались по городу с обзорной экскурсией. «Это Аврора, это Невский проспект», и так далее… Я старался не вникать в беседу. Сплошные «лючки и парнички». Садоводы, блядь.

Дома родственнички недовольно покосились на животных.

 – А что это у вас? – с претензией спросил Маринин отец. – Кошки-собаки в доме?

Кошка отпустила ему полный презрения взгляд и ушла, даже не обнюхивая.

«Ну, теперь пиздец тебе дедушка», – подумал я.

 – Вы в моей квартире будете жить, а мы – здесь. Животные вам не помешают, – попыталась загладить потенциальный конфликт Марина.

 – Всё равно, не дело! – упорствовал старик.

Мать Марины укоризненно посмотрела на мужа, но промолчала.

За семейным ужином животные демонстративно отсутствовали. Я извинился перед всеми и прошёл в комнату.

– Ну, чё вы как не родные? – шёпотом спрашиваю у них.

 – Боюсь вступить в дискуссию, – Собака серьёзно отвечает.

 – О чём с ними можно говорить? – кошку понесло. – «Животные – не дело»! Ишь, блин, деловой!

 – Ладно, потерпите пару недель, Марина ведь тоже переживает.

 – Потерпеть мы, конечно, потерпим, – примирительно заверила собака. – Но пускай этот поборник чистоты не провоцирует.

 – Попробую объяснить, – пообещал я им.

Вернувшись к столу и прослушав получасовую лекцию о том, что «всё уже не так», я начал клевать носом. Потом вспомнил, что обещал «своим» урегулировать вопрос.

– Иван Иваныч (забыл сказать, что Маринин отец – Иван Иванович, а мать – Екатерина Ивановна), я по поводу животных… Они у меня очень чистоплотные и умные. Всё понимают, – я выделил голосом слово «всё», чтобы надавить на подсознание, но Иваныч только закряхтел недовольно, как будто я ему на мозоль надавил. Екатерина Ивановна ответила за него:

 – Ваня у нас очень категоричен, а я животных люблю. Раз они у вас такие умные, вы им скажите, что со мной можно дружить, – и она засмеялась над своей шуткой.

Из коридора раздалась ободрительная возня, явно там живо обсуждали подслушанное.

Ну, вроде как порядок с этим вопросом.

Оставив Марину с роднёй, я решил покемарить в кресле. В комнате уже работал телик. Кошка смотрела футбол. Правда, в одиночестве. Собака лежала у батареи на полу и читала «Старик и море», привычно переворачивая страницы языком.

 – Молодец, не провалил миссию, – подбодрила меня кошка, не отрываясь от экрана.

 – Но дед всё равно потенциально опасен… – задумчиво сообщила собака.

 – Ну, мы его, если что, перевоспитаем! – заверила кошка и тут же заорала. – Куда ты пас даёшь?! Я, выпив валерьянки, хвостом точнее отпасую!

Марина что-то крикнула из кухни, и я вернулся.

 – Слушай, у нас на завтра совсем еды нет, не съездишь?

– Давай.

Я оделся, проверил ключи и деньги. Раз вечер пропал, хоть прокачусь перед сном.

На лестнице столкнулся с выходящим из лифта соседом – борцом. Мы поздоровались по спортивному – кивками, как приветствуют друг друга каратисты перед боем. Не хватало только «Хаджиме».

Ездил я часа два. Вернулся, думая, что все уже собираются спать. Но не тут то было. В прихожей меня встретила Марина с тряпкой в руке.

– Что стряслось? – подозрительно спросил я.

 – Потоп! – и она умчалась в туалет.

Быстро раздевшись, я ворвался в комнату. Там сидели: Екатерина Ивановна – явно чем-то расстроенная, Иван Иванович – подозрительно-испуганный, кошка – сияющее-ликующая.

Я взглядом показал ей «на выход», надеясь, что это останется незамеченным. Та, не спеша, встала и, выгнув спину, продефилировала в коридор. Я, чтобы ускорить процесс, поддал ей под зад ногой. В спальне уже сидела собака, уныло смотря в окно.

 – Ну, что тут у вас? Оставил на два часа…

 – Пенсия сральник сломала.

 – То есть как это? – я не понял даже сначала о чём речь.

 – Расколол бачок и толчок, мудило, – продолжала кошка. – Хорошо ещё посрать не успел!

 – Иван Иванович? Чем?!

 – Да уж не хуем, старенький ведь! Полез проверять, какой у тебя инструмент в шкафчике, ну и выронил разводной ключ.

 – Ебическая сила!

 – Эпическая, так культурнее, – поправила меня собака и оптимистично подытожила. – Всё ещё только начинается…

 – Сидите здесь, от греха…

Я бросился в туалет на подмогу Марине. Совместными усилиями мы собрали всю воду в таз.

– Как же угораздило папу твоего? – со злорадством начал я, когда авария была ликвидирована.

Марина расстроено махнула рукой, и я решил больше её не пытать, а примирительно чмокнул в щеку.

 – Не расстраивайся и объясни им, что мы теперь в твою квартиру «до ветра» будем ходить. Только заостри внимание, что животные тоже приучены к человеческим удобствам.

 – Хорошо, и спасибо, что не злишься.

Пока я возился с тряпками, тазами и «не злился», Марина по-тихому переправила семейство к себе. Когда я вынес осколки на помойку, стало уже совсем темно и мы, наконец, сели на кухне пить чай.

– Надолго они? – как бы невзначай спросил я у Марины.

Кошка с собакой навострили уши.

 – Я думаю на пару недель. Может, меньше.

И посидев ещё немного, она пошла в ванную. Потом ушла собака, и мы с кошкой остались вдвоём.

 – У Марины в шкафчике над унитазом ничего тяжёлого нет? А то мы с завтрашнего дня запросто можем начать во двор срать ходить.

Я тяжело вздохнул и отправился спать.

Утром меня разбудил настойчивый звонок в дверь. Открываю и вижу соседа. Стоим, смотрим друг на друга. Тот, наконец, решил поздороваться:

– Я – «вольник»…

Сказал бы сразу: «Я – пиздец».

 – ?

 – За лампочку спасибо.

А у самого желваки играют.

 – А-а-а, – протянул я. – Пожалуйста. Перегорит – обращайтесь!

 – А чё, так уж часто перегорают?

 – Естественно, это ж обычная лампочка. Если хотите, поменяйте на современные, скрученные такие, как внутриматочная спираль. Те – вечные, как Федя Костров.

 – А кто это? – не понял сосед.

 – Фидель Кастро. Вождь кубинского народа.

Бляха-муха, зря я про эту спираль. Напрягся богатырь.

 – Хо-ро-шо, – по складам отвечает. Получилось, как у Маяковского.

Соседка выглядывает. Глаза уставшие – не выспалась, похоже. Ревнивый муж, наверное, всю ночь её в партер ставил. За лампочку мстил.

Не помню как уже, но закончили мы этот разговор, и я пошёл чистить зубы.

 – Чего этот компрачикос хотел? – кошка спрашивает.

 – А хуй его знает… Наверное, чтобы я его с «классиком» ненароком не спутал.

 – Не забудь сегодня сантехнику купить.

 – Шла бы ты телик зырить!

 – Там профилактика, по всем каналам только «бой муравьёв».

 – Кроссворд тогда отгадывайте.

 – А вот это мысль!

И она удалилась.

Пока я собирался, собака вызвала сантехника на завтра. На сегодня все «короли говна и пара» были уже заняты.

 – Неужели ко всем родственники приехали? – вслух подумала собака.

Успев перехватить кружку кофе, я заглянул в комнату попрощаться. Пиздобратия и вправду разгадывала кроссворд. Я быстро пробежал глазами вопросы – охуеть! Половина про рыбалку, половина про футбол! Один вопрос ваще ебанутый «Что объединяет рыбалку и футбол?»

На работе пришлось задержаться, и в магазин сантехники я ворвался перед закрытием.

– Унитаз нужен.

 – Какой?

Не знаю, что хотел продавец: повыёбываться или он так шутил…

 – Чтобы срать! – рявкнул я.

После всех проблем дома, ещё и на работе мозгоклюи заебали. Этот ещё тут. Хохмач, бля!

 – Какой фирмы? – видимо, всё-таки продавец не шутил и не выёбывался, но меня уже понесло.

 – Bang&Olofsen!

 – Нет таких!

 – Тогда вон тот и всю требуху, которая может понадобиться.

Вечером, когда, как говорится, «ничто не предвещало беды», Иван Иванович полез в конкретную залупу. Проблема всплыла при попытке сходить всем табором в толчок.

– Зверей на улицу! – безапелляционно заявил он.

Я взглянул на Марину, та жестом попросила меня подождать минут пять и удалилась на проработку.

 – Дело принимает серьёзный оборот, мы же не ангелы, в конце концов, – напомнила мне собака.

Кошка была более лаконична:

 – Команчи будут мстить!

Меня вдруг как-то резко это всё заебало, и я решительно направился в Маринину квартиру.

 – Ни кошек, ни собак! – пенс разорялся, аж на лестничной площадке было слышно.

Я вошёл, за мной гурьбой скакала группа поддержки, как пехота за танковым клином.

Марина с красными от расстройства глазами беспомощно развела руками.

 – Попробуй ты убеди… И ушла в нашу квартиру.

 – Дедушка, – начал я вежливо, – Вы лишили нас санузла и теперь узурпировали запасной!

 – Речь не о вас, а об этих! – дед махнул рукой на «команчей».

 – Они члены нашей семьи, такие же, как и вы. Не надо устраивать скандала из ничего.

Дед разнервничался и схватился за стакан с водой.

Я хотел ещё что-то аргументированно изложить в устной форме, но меня опередили:

 – А я ща ему в галоши насру, вот тогда по-другому запоёт.

Это могла сказать только кошка.

Дед как стоял, так и ёбнулся прямо со стаканом. Хорошо Екатерина Ивановна была в самой дальней комнате!

 – Стакан не выронил – старой закалки человек, – восхитилась собака.

А я бросился за нашатырём, хорошо запас есть, но на лестнице меня ждал «вольник».

 – Такая нормально?

«Что ж тебе-то от меня надо?», – в сердцах подумал я.

 – Какая «такая»?

 – Лампочка.

Я осознал, что всё это он произносит, крутя у меня перед носом этой ёбаной лампочкой. Как будто мне в глаз её хочет вкрутить! Пока я думал, что ему ответить, бежавшая «вторым темпом» кошка на ходу бросила:

 – С дороги, «протеин». Понаебут же уродов!

Интересно, сколько же он весил? Потому что, когда он плашмя пизданулся об пол, дом ходуном заходил. Лежит как покойник со свечкой, только вместо свечки – лампочка. Хули говорить – хайтек. Я реально удивился, что лампочка при этом не разбилась, наверное, произведена по последней хитровыебаной технологии. Надо будет таких же купить что ли?

Тут же вспомнил, что совсем забыл об отдающем концы Иваныче. Найдя нашатырь и открыв его, набегу отлил немножко (нашатыря) в ноздрю «вольнику». Он подскочил, как ракета из шахты и, ошалело крутя головой, ломанулся к себе.

«Хуй с ним, объясню потом, что глюки из-за анаболиков», – думал я, приводя в чувство старика.

Тот, открыв глаза, долго молчал.

 – Чего-нибудь скажите уже! Сиси не мните… – попросил я.

 – Это правда?

 – Что «это»?

 – Она говорит?

 – Вы о чём?

 – О кошке, мне показалось, что она мне обещала в калоши насрать.

 – Если не пустите в туалет, то вполне возможно, что вы угадали её желания.

 – Пускай идут…

И дед, кряхтя, удалился.

Всё это время Марина была на балконе.

– Ну, как там? – с тревогой спросила она. – Что-то так грохнуло, я испугалась даже!

 – Наши победили, – успокоил её я.

 – Как всегда?

 – Как всегда!

22. Знание – сила

И всё-таки приболел. Сначала начался кашель, сухой, как «Монастырская изба». Потом нос заложило, в ломбард имени Гиппократа, и в финале конечно же нарушилась температурная составляющая – подло и низко поползла вверх. Ненавижу такое состояние. Вечером надеялся, что за ночь отойду, не в мир иной конечно, а в смысле поправлюсь. Напился чая с мёдом, наелся чеснока с луком. Однако с утра пришлось с грустью констатировать, что народная медицина не помогла, видно вирус серьёзный попался, генномодифицированый, или, того хуже – нанотехнологичный. Подло сбежавший из секретных лабораторий «НИИ гриппа» через систему вентиляции. Естественно по причине отсутствия государственного финансирования, распиздяйства персонала и врождённой способности передаваться по воздуху в капельножидкой форме. А уж вырвавшись из шкатулки Пандоры, тут же начал выкашивать город квартал за кварталом. Далее, следуя азбуке революционной науки, захватил телеграф, мосты и вокзалы, добрался до поездов дальнего следования и пошло-поехало… Бабушкины средства такую дрянь уже не берут, слишком далеко мы ушли от старых добрых времён. Теперь всё вокруг молодое и злое. Естественно такой объект, как я, пал одним из первых, где-то между телеграфом и мостами. Марина расстроилась ужасно.

– Мне на работу убегать… Ты тут справишься один?

– Я, честно сказать, тоже хотел на работу…

– В своём уме? Ты же больной! В твоём возрасте простуды на ногах переносить нельзя ни в коем случае!

– Да знаю я…

– А если знаешь, что тогда говоришь глупости.

Она погладила меня по голове.

– Температуру меряй и не забудь, сегодня врач должен быть.

– Куда я денусь с подводной лодки?

Животные, дождавшись пока Марина уйдёт, тоже пришли выразить сочувствие.

– Сморю на тебя, – кошка говорит, – живого места нет. Измордовала тебя болезнь. Скрутила, как рулон рубероида.

Я молчу. Не отвечаю на провокации. Проявляю чудеса нечеловеческой выдержки.

– Всё потому, – решает открыть мне глаза собака, – что абсолютно не занимаешься профилактикой.

– Я пить бросил. – Напоминаю я в оправдание.

– Кто о чём… – рассеянно отвечает она.

– Ему бесполезно объяснять, – встревает кошка, – ему вот так надо, чтобы температура под сорок, чтобы озноб, прочие прелести постельного режима…

– Спасибо! – говорю им. – От всего сердца спасибо! Чтобы я делал без вас? Где бы сейчас был? С кем бы собирал бутылки?

Звери молча слушали мой монолог, готовя каждая свой ассиметричный ответ, а я продолжал:

– Слова поддержки, вами сказанные, тронули моё сердце от левого желудочка до правого, аж весь холестерин осыпался.

– Всегда, пожалуйста. Ты же знаешь, мы всегда рядом в трудную минуту.

– Как говорят, и в радости, и в горе пишем слово на заборе…

Вот как с ними быть? И ведь всё с такими серьёзными мордами произносится. По-взрослому…

Я кряхтя и охая вылез из-под одеяла и ёжась, побрёл на кухню – очень хотелось пить.

– Лежи. Я принесу… – кошка опередила меня и стрелой метнулась из комнаты.

– Может морсик лучше? – поинтересовалась собака.

– Клюквы нет, – ответил я, залезая назад в постель.

– Тогда погоди, сейчас мы чай с малиной и мёдом замутим, и ещё с лимончиком.

– Мне бы воды простой, пить хочется…

Кошка принесла воду.

– Пей, но дело разумей.

Собака ушла заниматься чаем, кошка забрала у меня пустой стакан и тоже решила присоединиться ей в помощь. Я закутался в одеяло и попытался уснуть, к счастью мне это очень быстро удалось. Приснилась страшная мутатень. Пятый сон Настасьи Филиповны, после принудительного лечения галоперидолом. Когда проснулся, почувствовал, что весь вспотел. Рядом с кроватью сидела собака.

– О, проснулся…

– Я мокрый как мышь, – всё ещё находясь в плену остаточных сновидений, сообщил я.

– Сейчас новое бельё принесу, – сказала она.

И как без них? А, главное, всё с такой заботой делается. Как с ребёнком они со мной…

Пока переодевался в сухое, кошка принесла чай. Всё как было обещано – мёд, лимон, малина. Я цедил обжигающий напиток, заставляя себя верить, что он выжигает из меня заразу. В лечении, главное – желание поправиться, без этого даже самые сильные лекарства не помогут. Думая так, я выпил огроменную кружку и опять закутался как мумия.

– Ну, как? – поинтересовалась кошка.

– Пока никак, надеюсь, что опять усну и пропотею…

– Может таблеток каких принять?

– Врач придёт и скажет, что надо, что не надо.

– Врач этот твой ещё хрен знает когда придёт… Давай я посмотрю, какие лекарства нужны, – отрезала собака.

– Я против! – попытался я сопротивляться. – Без рецепта нельзя таблетки есть.

– Тебе сколько лет? – пристыдила меня кошка.

– Достаточно, и я хочу чтобы счётчик и дальше щёлкал.

– Мы берём ситуацию под полный контроль, – заявила кошка, пока собака шерстила Интернет.

– Смотрите, если угробите меня, то второго такого не будет.

– Знаем, знаем… – делово успокоила меня кошка.

Тем временем собака приволокла коробку с лекарствами. На пару с кошкой стала перебирать.

– Тут больше половины выкидывать пора. Закончился срок годности.

– Выкидывайте.., только не в меня…

Кошка унесла просроченные медикаменты в помойку, а собака скептически оглядела горку оставшихся.

– Не богато…

– Слушай, оставь ты эти лекарства в покое. А ещё лучше, засуньте их туда, откуда достали. Пускай и эти там стухнут.

– Да тут остались такие, которые не портятся, только ядрёнее становятся с возрастом, как коньяк.

– Не ври, – я поневоле засмеялся, – нет таких.

Раздался строгий и настойчивый звонок в дверь.

Собака принюхалась:

– О, вот и врач. Иди встречай.

Я пошёл открывать, а животные, естественно, следом за мной. Врач оказался женщиной лет тридцати, немного полноватой и с лёгкой грустью во взгляде. Я вкратце описал, на что жалуюсь. Она быстро прослушала лёгкие, постучала по рёбрам, заглянула в горло и выписала больничный, заодно объяснив чем и как лечиться.

– Я тут написала, чтобы вы не забыли.

– Спасибо, – поблагодарил я.

– Выздоравливайте, – пожелала она уходя.

– Есть у нас что-нибудь из необходимого? – спросил я у собаки, когда доктор удалилась.

– Вообще ничего. Вот если бы она йодовую сетку прописала…

Я позвонил Марине и попросил заскочить в аптеку, перечислив ей список лекарств, а сам опять залез в кровать и не вылезал оттуда уже до самого вечера.

Так прошло четыре дня и болезнь, наконец, отступила. Но радовало меня не это, а то, что вирус не зацепил ни Марину, никого из четвероногих, хотя я так и не знаю до сих пор, болеют они человеческими болезнями или нет? А у меня наступил самый приятный этап, когда ты уже фактически здоров и можешь спокойно заниматься всем, чем хочешь. Вот тут и наступил кризис жанра. Что делать? Извечный вопрос… На работу нельзя – я ещё опасен как переносчик заразы. С друзьями видаться не следует по той же причине.

– Книги, – сказала собака.

– Футбол, – расширила ассортимент кошка.

– Плоско мыслите, – ответил я и пошёл на кухню.

Видимо заинтриговал я их здорово, потому как через минуту обе были уже рядом.

– Ты что это задумал? – осторожно спрашивает кошка.

– Хочу Марине сюрприз приготовить… – подмигиваю им заговорщицки.

– Чайник решил вскипятить? – уточняет собака.

– Очень смешно…

– Не смешно, а тревожно. Озарения – они вещь такая, может на благо, а может и нет.

– Хочу приготовить что-нибудь особенное, – говорю, – из еды.

– Своевременное уточнение. Помощь нужна?

– Конечно.

– А что готовить будем? – оживилась кошка.

– Ещё не решил, давайте вместе выберем. Только так, чтоб не особо сложно и без всяких там – «25 грамм майорана» или «полстакана цедры».

– Тогда я опять «вскипятить чайник» предлагаю.

Я выразительно посмотрел на собаку:

– Тебе не уняться?

– Ну хорошо, хорошо, – сдалась она. – Давайте думать…

– Я уточнить сразу хочу… – посмотрела на меня кошка.

– Чего уточнить? – спросил я, чуя подвох.

– Слово «чайник» сегодня можно произносить или это теперь табу?

– Только в правильном ключе.

– Всё… – кошка подняла вверх обе лапы, показывая, что более вопросов не имеет.

Я взял поваренную книгу и, положив её на стол, стал листать. Животные позапрыгивали на стулья и тоже с интересом разглядывали страницы. Книга была большая, красочная, с огромными цветными фотографиями готовых блюд.

– Красиво сработано, – оценила собака.

– Да, со вкусом, – согласился я.

– Как раз без вкуса, – поправила кошка и, видя мой непонимающий взгляд, пояснила, – Фотки «как живые», а не попробовать. Вот вкуса и нет… Игра слов!

– Это что за экибана? – удивилась собака с какой-то фотографии.

– Салат из креветок, – прочитал я.

– Осилишь?

– Не, не рискну. Да и вонь от этих креветок будет стоять неделю…

– Больше, – опять уточнила кошка.

– Ах да. Вы же с нечеловеческими носами.

– А насчёт этого как?

– Грибы нужны…

– А у нас что, нету?

– А с чего им быть? Вы собирали?

– Ты собирал.

– Когда это было? Тем более, сразу и сожрали всё…

– Тогда, что у нас есть, чтобы знать, на что рассчитывать? Соль?

– Если какая-то критичная позиция – ничего, я съезжу – куплю недостающее звено, мне на улицу можно выбираться, даже полезно для иммунитета.

– Может тогда грибов и купишь?

– Не хочу, грибы надо только свои есть, откуда ты знаешь, где люди их собирают?

– Да ведь это же шампиньоны. Они промышленно добываются, на шампиньоновых плантациях. И с поганками их ни за что не спутаешь!

– Всё равно не хочу.

– Вот упрямый как баран… – пробурчала кошка.

Собака продолжила изучение литературы.

– А вот насчёт этого как? – поинтересовалась она.

– Не…

– Не угодишь на тебя!

– Может пирог какой? – осторожно предложил я.

– Банально. Ещё блины напеки…

– Всё, у меня кончилась фантазия! – капитулировал я.

– Слабак! – кошка решила не сдаваться и бешено листала книгу.

– О! То, что надо.

– Что там такое ты нашла? Чего нам надо? – я встревоженно уставился на открытый разворот.

– Лазанья!

– Не, у меня такое не получится! – замахал я руками.

– Не ссы, поможем! Одевайся и дуй в магазин за ингредиентами.

Я ещё раз попытался остановить набиравший силу маховик, но кошка была неумолима:

– Сам же спасибо скажешь…

Пока я шарахался по прихожей, напяливая на себя одежду, животные составили список необходимых покупок.

– Имей в виду, что для лазаньи нужны специальные макароны. Пластинами…

– Разберусь – не лох.

– Помидоры бери не сухие, а такие, чтобы сока было больше.

Когда сумки с продуктами были распакованы, их содержимое критически изучено и одобрено, кошка объявила второй этап операции. Моя функция сводилась к «подай-принеси», «помой-почисти», «убери-вытри».

– Растирать надо, чтобы не было комков, – назидательно поучала кошка, мешая ложкой соус.

– И шерсти, желательно, тоже… – парировал я, заливаясь слезами. Резать лук доверили естественно мне.

– Не более трёх штук за раз! – прямо таки орала кошка, подпрыгивая на столешнице, когда я варил пластины лазаньи в кастрюле. – Следи, чтобы не слиплись!

Наконец всё было выложено на противень, по какому-то адски хитрому алгоритму. Сначала листы, потом фарш, протушеный с луком и помидорами и пропитанный мясным бульоном, потом опять листы, потом опять фарш, потом листы…

– Теперь осталось сверху натереть пармезана… – восторженно шептала кошка облизываясь. – И в духовку.

– В духовку – духовку – духовочку, – пропела она и, проскакав по всей столешнице, прыгнула на диван, перекувырнувшись в воздухе от восторга.

– Если этот ритуал входит в рецепт, то сразу предупреждаю – я как ты не смогу.

– Натирай давай.

– Сейчас… – я открыл шкаф в поисках тёрки. Потом другой. Потом третий…

– Где же тёрка-то…

Я перерыл всю кухню – тёрки не было. Кошка тревожно наблюдала за моими метаниями.

– Плохо дело, – наконец произнесла она.

– Давай я этот сыр так порежу, тонко-тонко.

– Дурень, это пармезан, он плохо плавится, поэтому его и трут.

– Надо было другой сыр брать!

– Рецептура – это святое! Про лак Страдивари слышал?

– Если в течение пяти минут ставим в духовку, то как раз к приходу Марины будет готово, – напомнила собака, следившая за всякими техническими моментами, в том числе и за хронометражем.

Я ещё раз внимательнейшим образом перерыл всю кухню сверху – донизу и справа – налево.

– А вы что сидите, как говно на именинах? Тоже ищите!

Животные нехотя присоединились ко мне. Но тщетно – тёрки не было нигде. Наконец собака озвучила очень интересную мысль:

– А она вообще была?

Все крепко призадумались, но так чтобы точно – никто ничего сказать не мог. «Вроде была»… как люстра в елисеевском магазине. Я всё-таки более склонялся к тому, что была. Кошка заняла антагонистическую позицию, собака поддерживала мудрый нейтралитет.

– Была! Я же сыр тёр на ней! – доказывал я кошке.

– Когда ты чего тёр? – отбрыкивалась она, и тут же обращалась к собаке:

– Ты помнишь, чтобы он чего-нибудь тёр?

– Яйца чесал, но это без тёрки…

– А кто когти точит? – не выдержал я, идя в атаку.

– Это моя природа! – защищалась кошка.

– А яйца, это, между прочим, тоже моя природа!

– Тихо, тихо, – успокоила нас собака, – Тёрки-то всё равно нет. Хоть с яйцами, хоть без яиц…

– Марина всё ближе… – напомнила кошка, – сюрприз может не состояться.

– Ну что мне, к спортсмену идти?

– Придётся. С тобой сходить, для усиления состава?

– Ага, и про протеин не забудь ему напомнить!

– Я думаю, что он не забыл.

– Я тоже так думаю…

Как ни не хотелось, а похоже надо было выдвигаться. Я собрался с мыслями и решительно направился на площадку. Храбро затрезвонил в соседскую дверь, но в последний момент всё же отступил на шаг назад. Открыл сосед. Пару секунд смотрел на меня, что-то соображая своею спортивной головой.

– Добрый вечер, – начал я.

– Привет… – приглушенно и подозрительно медленно ответил он.

– У меня проблемка небольшая… надо сыр натереть, а тёрки нет в доме. Куда-то запропастилась, никак найти не могу…

– Сейчас. – Спортсмен скрылся в недрах квартиры, а я остался стоять на лестнице.

Из открытой двери моей квартиры высунулись две мохнатые головы, явно очень интересующиеся происходящим. Я зашикал на них:

– Уйдите… Уйдите с глаз долой, – шипел я, махая рукой, чтобы они убирались.

Ну и естественно увлёкся, когда обернулся, в дверном проёме уже стоял сосед, протягивая мне тёрку.

– Устроит? – как ни в чём ни бывало спрашивает.

– Наверное… Я вообще-то не специалист в готовке, – начал я зачем-то рассказывать первое, что пришло в голову, – хочу жене сюрприз сделать, приготовить еды. Спохватился – тёрки нет…

Сосед кивал, соглашаясь.

– Без тёрки трудно, – наконец согласился он, и видя, что я явно не понимаю, что он имеет в виду, пояснил:

– Иногда…

– Конечно… – я начал отступать, стараясь не смотреть ему в глаза. – Я минут через пятнадцать верну, мне только сыр натереть и всё…

Так, без эксцессов, я, наконец попал в свою квартиру.

– Ну что стоишь? – сразу набросилась на меня кошка, – три быстрее! Марина скоро будет.

Я бросился на кухню, но собака перегородила дорогу:

– Руки сначала вымой.

Наконец злосчастная лазанья была торжественно отправлена в духовку, и я плюхнулся на стул.

– Тёрку не забудь вернуть.

«Ах да», – спохватился я. «Спортсмен»…

Вернул я ему эту тёрку… А всё-таки, куда же моя-то подевалась? Если она была, конечно…

Мы сидели на кухне и наблюдали, как за окном из жаропрочного стекла лазанья покрывалась румяной корочкой. Как по команде все трое потянули носом.

– Ах, какой волшебный запах, – облизнулась кошка.

– Да, – согласился я, – Здорово пахнет.

– Это не запах, – благоговейно поправила собака, – это аромат.

Потом подумала и добавила:

– Как у кварков…

Мы с кошкой многозначительно переглянулись. Но что-либо сказать не успели – пришла Марина.

– Лёша, – закричала она с порога, – Я сегодня хочу приготовить такое…

– Какое? – вышел я к ней на встречу.

Марина принюхалась:

– А чем это так вкусно пахнет?

– Пока ты собираешься, я уже приготовил… – ответил я, загадочно улыбаясь.

– Ты? Не может быть! И что это за волшебное блюдо, потому что если судить по запаху – оно именно такое.

– Лазанья.

– Не может быть…

– Почему это сразу «не может»?

– Потому что я хотела её приготовить!

«Вот так сюрприз…», – думаю. – «Ну, кошка! Знала ведь, наверняка!»

– Милый, ты прямо как чувствовал. – Марина прямо ела меня влюблёнными глазами.

Естественно сразу подошла кошка, всем видом говоря, что самое время говорить ей спасибо. Марина тут же погладила её по голове. Кошка ещё раз выразительно поглядела в мою сторону и чинно проследовала в комнату. «Точно знала!»

– Я чего вспомнил! – начал я, чтобы отвлечься, – Ты не знаешь, куда у нас тёрка делась?

– Я в свою квартиру уносила, когда родители приезжали, наверное, так и не принесла…

– Была тёрка! – рубанул я по воздуху ладонью, радуясь, что оказался прав.

– Эмоций-то сколько! – удивилась Марина.

– Главные эмоции вложены в еду.

– Это какие, если не секрет?

– Любовь, разумеется…

– Когда дегустация?

– Ты проходи пока, руки помой, а я обеспечу полянонакрытие.

Сам тут же дёрнул в комнату к собаке:

– Когда готова будет? – зашептал я, косясь на дверь.

– Через десять минут.

Я благодарно кивнул и ушёл на кухню. И только придя туда, вспомнил, что на плите, как раз для таких целей, существует таймер.

«Учите мат. часть…»

Пошёл, рассказал об этом собаке. Намекая при этом, что неплохо бы и ей это знать.

– Неплохо, неплохо… Только не мне, а тебе, – отвечала она, – Я-то этот таймер как раз установила, так что когда запищит, не пугайся, а нажми любую кнопку – он отключится.

И видя мой глуповатый вид, добавила поучительным голосом:

– Знай и умей. Запомни это словосочетание, и одно без другого не делай.

Пока я расставлял тарелки, в кухню вошла Марина. Сразу же заглянула в духовку.

– Ну, ваще!

– Стараемся.

Я открыл белое вино и разлил по бокалам.

– Что за праздник-то такой? – спросила Марина, садясь за стол.

– Ты так хлопотала над больным мной, что, будучи здоровым, я решил воздать по заслугам, – я тоже присел.

– А пить за что будем?

– За тебя.

Мы взяли бокалы в руки.

– Лазанью будешь доставать? Или она у тебя как предмет декора, для создания соответствующей обстановки?

– Ждём звукового сигнала.

– Ты смотри! – восхитилась Марина, – Освоил, наконец, технику.

– Давай-ка уже выпьем, наконец, – попросил я.

Я отпил немного. Вино я не любил. Кислятина и есть кислятина, а всех разглагольствований про «букеты» и ароматы, пусть даже как и у таинственных кварков, я не понимал.

– Вкусное вино, что ты морщишься? – пристыдила меня Марина.

– Извини мне мою серость, не догоняю я в этом вопросе, может придёт с возрастом…

Запищал таймер. Я достал противень и невольно залюбовался, до чего же аппетитно всё получилось. Аккуратно отделив два куска, разложил их по тарелкам. Потом отрезал кусочки поменьше и положил в миски животным.

Можно было с чистой совестью пробовать. Я подождал пока Марина не выскажет своё мнение, впрочем, её долго ждать не пришлось:

– Потрясающе вкусно…

Я самодовольно хмыкнул и подлил ей вина.

– Марина, ты случайно не помнишь, что такое кварки?

– Чего? – Марина даже сначала не поняла о чём это я.

– Да так, знакомое слово, а где слышал – не помню…

– Вечно ты себе голову всякой ерундой забиваешь! Бери пример с братьев наших меньших, им все эти вещи до фонаря, и живут как-то.

– Ага, – подтвердил я, отрезая себе часть поподжаристей, – Именно до фонаря.

В кухню вошли кошка с собакой. Быстро опустошили свои миски и ушли. Молча.

– Видишь? – Кивнула в их сторону Марина, – И никаких кварков…

23. Марина

– Подождите, подождите, подождите! – поднял я обе руки сразу, чтобы защитить себя от мощной словесной атаки.

Кошка и собака замолчали и недовольно засопели.

Пользуясь очередным отсутствием Марины, животные начали приводить в исполнение очередной дьявольский план, созревший в их мохнатых мордах. На этот раз по их авторитетному мнению совершенно необходимо было обзавестись домиком на природе, чтобы – озеро поближе, место тихое и, разумеется, лес без конца и края за околицей.

– Вы хоть знаете, что такое «околица»?

– Зубы не заговаривай, нам нужна загородная вилла, будем жить по примеру римской знати.

– Виноград тоже будете возделывать?

– В нашем климате заменим его картошкой.

– На всякий случай напоминаю, что рабство отменено.

– Рабство отменено в смысле эксплуатации человека человеком, а у нас другой коленкор. Наши условия – людей поменьше и чтобы рядом озеро было или река. Ну, в общем, чтобы рыбу можно было ловить. И экология чтобы была на уровне.

– На каком уровне?

– На горизонтальном. А учитывая то, что ты ленивый, как дохлый лев…

– Раз ленивый, то не дождётесь… И не ленивый, а спокойный. Не передёргивайте!

– Сам же спасибо скажешь!

– Это ещё бабушка напополам произнесла. Вам палец дай – по локоть отхватите руку.

– Мы из тебя всего за несколько лет человека сделали! Теперь в качестве компенсации за безвозвратно загубленные нервные клетки хотим заслуженную награду в виде приусадебного хозяйства. Хотим достойно встретить старость.

– А я с вами выходит только морально и физически обновлялся? То есть с моей стороны никаких психических затрат? Все тяготы были на ваших хрупких плечах?

– Вроде того…

– Ну, знаете… Завещание тоже на вас составлять?

– О таком повороте событий мы, по правде говоря, ещё не думали, но за свежую идею – спасибо.

В лоб их не взять… Я решил поменять тактику:

– Хорошо, подумаю над вашим предложением, только для начала с Мариной посоветуюсь.

И чтобы не наговорить лишнего, спросил:

– Как насчёт развеяться?

В городской черте мы практически не гуляли, всегда ездили на природу. В основном, на залив. Хотя в последнее время и это стало проблематично – слишком много машин на дорогах. То есть то, что машин много это, конечно, хорошо – больше обеспеченных людей, здоровее общество. Но вот отсутствие положенной для такого автопарка дорожной сети сильно осложняло дело. Как всегда власти запаздывали в решении проблем насущных. Впрочем, наверняка, у них были более важные задачи.

Но сегодня мы на редкость удачно доехали до места. Я неторопливо ел шашлык в каком-то прибрежном ресторанчике, пока зверьё носилось по пляжу. Кроме меня никого не было, да и весь персонал ресторанчика состоял из повара и официантки с табличкой «Наташа» на груди. Засмотревшись на залив, я и не заметил, как официантка подошла ко мне – слишком бесшумно она передвигалась. Спросила, не желаю ли я чего-нибудь ещё, я отрицательно качнул головой.

 – Давно у вас кошка с собакой живут?

 – Порядочно…

 – Прям, как друзья настоящие. Вон идут, – она показала рукой в их сторону.

На фоне солнца звери брели вдоль береговой кромки и явно о чём-то спорили.

 – Как будто разговаривают меж собой! – восхищённо заметила официантка.

 – Вполне вероятно, – честно признал я.

 – Я вам не надоедаю разговорами? – опомнилась Наташа.

 – Нет, не беспокойтесь. Я люблю с людьми поговорить.

 – А то сегодня народу почти никого. Даже заскучала! На выходных носишься, как электровеник, думаешь: «Да сколько же вас? Что вас жены дома не кормят?». А сегодня как-то… и непривычно даже.

 – У вас животные есть дома?

 – У меня? Только муж, – она засмеялась. – Это наш ресторан, я – официантка, а он – повар.

 – Давно уже так работаете?

 – Лет семь. Я сама рядом живу, местная, а муж – питерский. Продали его квартиру, на эти деньги и поднялись. Начинали с ларька, потом – кафешка у дороги, и вот, наконец, этот ресторанчик.

 – Хлопотно?

 – Хлопотно, конечно. Сами понимаете, всякое случается. Сейчас поспокойнее стало, раньше нервотрёпки было больше. А работаем хорошо. К нам, в основном, люди, если один раз приедут, то потом с удовольствием возвращаются. Готовим мы вкусно, продукты всегда свежие. Живём летом почти всё время тут, а зимой рядом – в моей квартире, отсюда на машине двадцать минут.

 – Бизнес зимой как?

 – Зимой, конечно, не так, как летом. Но у нас постоянных клиентов хватает, чтобы зиму пережить, – она опять засмеялась.

Весёлый, жизнерадостный человек.

 – Я тоже к вам стараюсь заезжать, если мимо еду, – мне очень захотелось сказать ей что-нибудь, что, наверняка, её обрадует.

 – А я вас помню, вы у нас один такой с котом и собакой.

 – Кошкой, – поправил я.

 – Только вы редко бываете.

 – Скоро может буду чаще. Решил вот себе домик за городом купить, правда, ещё не знаю где.

 – Тут много продают, но, в основном, их агентства сразу перекупают и свою цену ставят, сейчас все как с ума посходили с этой недвижимостью. Но если хотите, я поспрашиваю.

 – Был бы очень признателен.

 – А мне-то от этого прямая выгода – будете у нас чаще появляться.

Я оставил ей телефон для связи. Мы пожелали друг другу всего хорошего, и она ушла.

Подошли животные. Собака запрыгнула на стул напротив, кошка тоже последовала её примеру и свернулась калачиком на стуле справа от меня. «Со стороны – убойное зрелище», – подумал я. Собака протяжно зевнула. Кошка понюхала воздух:

 – Что-то я проголодалась.

 – Для вас меню нет.

 – Не жмотись! Наверняка колбаса у них водится.

 – Да не жмотюсь! Но как ты это себе представляешь? «Дайте мне, пожалуйста, колбасы для моей кошки?»

 – А я, значит, не участвую в пиршестве? – обиженно подняла голову с лап собака.

 – Ещё нелегче…

Я пошёл к стойке, выполненной из брёвен, покрытых бесцветным лаком.

 – У вас не будет колбасы или ещё чего-нибудь, чтобы животных покормить?

 – Конечно, будет!

Мне навалили полную тарелку всевозможных колбасных и мясных обрезков, Наташа проявила такой энтузиазм, что пришлось даже уговаривать остановиться.

 – Всё бесплатно! – крикнула она мне вслед. – За счёт заведения!

– Ого! Вот это подгон! – оценивающе кивнула кошка.

– Да, и качество на высоте, – понюхав воздух, поддержала собака.

 – Я тут поговорил с официанткой – она местная, сказала, что поспрошает насчет дачного домика.

 – Молодец, не теряешь времени даром.

 – Конечно, заслуга-то в этом, естественно, только ваша. Я – слепое орудие в ваших лапах.

 – Дай поесть спокойно! В смысле, без сарказма. Мы тебе не мешали, между прочим.

 – Ещё какие замечания будут?

 – Сообщим в своё время.

Я дал кошке лёгкую затрещину, чтобы не наглела, и продолжил любоваться видами. Когда тарелка опустела, откуда-то сверху, где по заверениям различных религий находится рай, на наш столик снизошла всепримиряющая благодать и спокойствие. Кошка умиротворённо дремала, собака спала, я тоже чувствовал, что ещё чуть-чуть и отключусь. Хоть и очень не хотелось, но пора было ехать домой.

 – Подъём, банда! Нас ждут великие дела! – попробовал я всколыхнуть всеобщее сонное царство. Царство реагировало предсказуемо: потягиваниями и ворчанием. Не торопясь, добрели до машины. Ехали очень плавно и аккуратно.

 – Что-то меня так поднакрыло, – сказала кошка.

Собака согласилась с ней, и (редкий случай!) я тоже был согласен.

Дома всеобщее оцепенение только усилилось. Все двигались по квартире как в замедленной съёмке. Казалось, что если подбросить в воздух ботинок, то он опустится на пол, как воздушный шарик. Даже воздух был какой-то густой как перед грозой.

Лениво зазвонил телефон:

 – Алло, у аппарата… – лениво сняла трубку кошка по громкой связи.

 – Кто это? – испуганно-удивлённый Маринин голос.

Ёб твою мать! Как же сразу всё ускорилось!

 – Какого хера! – я, шипя, ворвался в комнату.

Кошка сидела с оторопело глупым видом, понимая, что сморозила злокачественную хуйню. Собака в кресле обхватила голову лапами и качала головой как бы говоря: «Всё – приплыли».

 – Н-А-Х-У-Я! – одними губами произнёс я, в отчаянье глядя на кошку.

Та сидела, как прибитая, и только хвост нервно барабанил по спинке кресла.

 – Кто это говорит? Лёша, я слышу, что телефон на громкой связи, кто там у тебя? – голос Марины не оставлял никаких шансов.

 – Мариш, привет, – я схватил трубку с базы и отрубил проклятый интерком, пытаясь при этом говорить самым невинным голосом.

 – Здравствуй, – ледяной тон Марины явно не предвещал ничего хорошего. – Ещё раз спрашиваю, кто там у тебя?

«Что бы придумать, что бы придумать?», – Я лихорадочно искал выход, как присыпанный шахтёр. В поисках поддержки и от отчаяния, посмотрел на животных, но те разводили лапами и всем своим видом констатировали полный провал нашей конспирации. Вот ведь спалились, так по-нелепому!

 – Лёша, у тебя там женский голос. Что ты молчишь, кто это?

 – Мариш, всё хорошо. Это не то, о чём ты думаешь! – горячо затараторил я.

 – А о чём я по-твоему сейчас думаю?

 – Не знаю…

 – Да нет, знаешь прекрасно! Как ты мог?

 – Я клянусь тебе, что я всё объясню, когда приедешь.

 – Я прилечу завтра утром. Можешь не встречать, поговорим вечером, но сразу предупреждаю – разговор будет очень короткий.

И она повесила трубку. Я присел на стул и уставился в пространство. Животные тоже молчали. Кошка – виновато, собака – удрученно.

 – Ну, что делать будем? – наконец, нарушил молчание я.

 – Такой был вечер… Ну, почему в мире нет золотой середины? Всегда какие-то крайности во всём? – сокрушенно произнесла собака.

 – Сейчас не время причитать, надо разруливать, – ожила кошка.

 – Ты уже разрулила, практически в три приёма через двойную сплошную!

 – Ну, обосралась, с кем не бывает? Зато надо по максимуму использовать это в нашу пользу!

 – Что бы ты не сказал, Марина ни во что не поверит. Поверит она только в одно.

 – Во что?

 – В правду.

 – Мне тоже так кажется.

 – Значит, ждём Марину и во всём признаёмся?

Животные синхронно кивнули головами.

 – Я бы на твоём месте обязательно её завтра встретил, только не надо все эти цветы и прочее. Это ещё больше её заведёт. Просто встреть, желательно без лишних разговоров, и сразу домой. Тут мы выступим с концертом самодеятельным, и всё само собой разрешится.

 – Встретить-то я её, ясен-пень, встречу. Но как бы она меня там не прибила…

 – А ты не провоцируй!

 – А ты не учи!

 – Не лайтесь! – рявкнула собака.

Все разбрелись по своим углам и замолчали. Я в очередной раз представил, на какой иррациональной хуйне держится мир. Странно, что атомной войны до сих пор не случилось. Тут бытовуху-то не знаешь, как наладить, а в масштабах государств?

О чём я думаю?! Какие, в пизду, государства? Как же мне хотелось сейчас объяснить Марине всю правду, чтобы не мучалась она, не гоняла эти думки по голове. Уж она-то прекрасно знает, что я был за человек! О чём ей ещё думать, услышав у меня женский голос? Это мне расплата за блядство моё беспросветное. Но только вот она-то здесь при чём? Неправильно. Несправедливо. Как бы сказал мой сосед – неспортивно.

Очень сильно захотелось выпить. Я пошёл на кухню и налил себе пятьдесят грамм коньяку. Вышел на балкон и, глядя в ночное небо, начал, не спеша, пить. Через пару минут пришла собака и села справа. Потом появилась кошка и запрыгнула на зимние колеса с другой стороны. Если бы я был режиссером и снимал кино, то сейчас бы камера показывала нас на этом одиноком балконе, а потом начала бы, ускоряясь всё быстрее и быстрее, удаляться в космос так, как это я видел множество раз в различных фильмах, и всё бы закончилось картинкой одинокой маленькой планеты в бесконечном космосе.

Мы долго стояли, не произнося ни слова, и такая сквозила в нашем молчании тоска, что хоть на Луну вой.

 – Где будем Марине признаваться в наших грехах? – решил я нарушить тишину, потому что молчание становилось совсем уж невыносимым.

 – На кухне надо, – отозвалась собака.

 – Почему именно на кухне?

 – Там для хозяйки своя территория, Марине там подсознательно спокойнее.

 – Хорошая идея.

 – Во сколько она завтра будет?

 – В обед ждите нас. Если я, конечно, выживу…

 – Ты уж постарайся, а то будет как у Ромео и Джульетты.

 – Надеюсь, до таких страстей вряд ли дойдёт.

Мы помолчали ещё немного. Наконец, собака ушла, напомнив что «утро вечера мудренее». Следом за ней тихо, как тень, исчезла кошка. Я опять остался один. Коньяк почти закончился, и я допил остатки залпом. Больше пить не следовало. Алкоголь полезен только в малых дозах. Окинув взглядом свой двор, задумался о хрупкости счастья. Не одну тысячу лет люди задаются эти вопросом. Куда мне со своим рылом? Я посмотрел на хлам, валяющийся на балконе. Увидел старую пыжиковую шапку.

Шапка эта появилась у меня, когда мне было лет семнадцать, причём, я её ни разу не надевал, было это так.

Я пересаживался в метро на Техноложке. Чтобы пересесть с Кировско-выборгской линии на Московско-петроградскую в другом направлении нужно подняться по довольно крутым ступеням. Вот после этого подъёма, явно забравшего последние силы, и лежал «рыбак – зимник». Раскинув руки, без варежек и ноги в унтах. Прям как морская звезда. Варежки он потерял раньше, наверное, в электричке. А сейчас рядом валялся ящик с уловом, льдобур и пыжиковая шапка. Рыбак безмятежно спал. Ему всё было похуй: веселящиеся прохожие, склонившиеся над ним менты, сочувствующие старушки. До сих пор помню один из комментариев: «Давно, наверное, лежит… Вон как храпит, рыба бы не стухла…»

 Менты методично и буднично шмонали по карманам. Наверное, искали хоть какие-то документы. Вдруг один подпрыгнул и заорал. С ужасом взглянув на свою руку, он увидел торчащий из пальца крючок. Стоящие рядом и проходящие мимо люди заулыбались – мелочь, а приятно. Рыбак тоже улыбался во сне. Может быть ему снился невьебенный судак или хорошая поклёвка. Ничего, кроме крючка, не найдя, менты решили перетащить его в обезьянник, чтобы выпотрошить в домашней обстановке. Двое подцепили рыбака под руки и поволокли к эскалатору, третий страж порядка, взвалив на себя пахнущую рыбой и водкой амуницию, поплёлся следом. Унты волочились по полу, оставляя мокрые следы. На месте осталась только пыжиковая шапка. Не знаю почему, но я решил её взять себе. Вот такой вот сувенир из детства. Спасибо тебе, неизвестный рыбак, затерявшийся во времени и пространстве! Твоя шапка отвлекла меня от грустных дум.

По двору торопились возвращающиеся с поздних посиделок люди – метро закрывалось через тридцать минут. Где-то в соседнем доме выясняла отношение молодая семейная пара. Тоже ищут счастья… Я ещё раз окинул взглядом двор и решил последовать примеру собаки – уснуть.

Скажу сразу – утро не добавило оптимизма. Собирался я в мрачных думах.

– Мы приберём всё, чтобы сияло, – попробовала поднять настроение собака.

 – Как приедете, сразу веди её на кухню, – ещё раз напутствовала кошка.

 – Может, ей всё-таки переодеться в домашнее? – засомневался я.

 – А если она не будет? Может, она хочет зайти, рубануть с порога и к себе…

 – Это вполне вероятно. Надо придумать что-то, чтобы ей надо было на кухню зайти.

 – Предложить ей блинов испечь, типа в последний раз? – съязвил я.

 – Принимаются только конструктивные идеи.

 – Вы думайте пока, а я поеду, если что – звоните на трубу, не стесняйтесь. Сейчас уже не до игр в «рыцарей плаща и кинжала.»

 – Присядем на дорожку, – напомнила собака, когда я уже собирался выходить.

Мы сели рядком, как птички на проводе. Судя по нашим лицам, по проводу этому бежал электрический ток высокого напряжения. Выждали секунд двадцать.

 – Ну, с Богом, – выдохнула кошка.

В ожидании Марины я места себе не находил. Столько лет я жил, не зная, что рядом со мной, буквально в нескольких метрах, живёт человек, который станет для меня самым родным на всём белом свете и что вот так запросто – по глупости – я могу её потерять. Упустить как птицу-счастья, которую почти держал в руках. Я клял себя последними словами за глупость, неискренность, короче, за всё то, что казалось мне причиной возможной катастрофы.

Женский голос объявил, что рейс, на котором прилетает Марина, заходит на посадку.

Потянулась вечность. Я стоял и смотрел на двери, откуда должна была появиться она.

Пошли первые пассажиры. Марины не было. Хлынул основной людской поток и где-то посередине я, наконец увидел её. Красивая, с плотно сомкнутыми губами, она шла как будто отдельно от толпы. Я дёрнулся ей навстречу:

 – Марин, я здесь.

Она замерла, ещё плотнее сжала губы и ничего не сказала. Мы забрали багаж и, не произнося ни слова более, направились на стоянку. Стараясь соблюдать инструкции, данные мне животными, я молчал. От этого становилось совсем невмоготу. Но делать нечего, план для того и придумывается, чтобы его соблюдать. Однако первой тишину нарушила Марина:

 – Ну, а ты что молчишь?

 – Не хочу задеть тебя ненароком.

 – Задеть? Да ещё и ненароком?! Какая чуткость…

Я представил собаку. Чтобы она ответила на это?

 – Марина, любые твои умозаключения неверны, потому что исходят из ложных предпосылок. Поэтому сейчас нам лучше доехать до дома, там ты сразу всё поймёшь.

 – Сразу, значит? – саркастически уточнила Марина.

Я вспомнил обычную человеческую реакцию на говорящих кошек и собак:

 – Ну, может не сразу… Но сама того не подозревая, ты спровоцировала «момент истины». Так что пути назад уже нет.

 – Ещё бы «на перёд» ты уже себе путь нашел…

 – Марина, я тебя очень прошу, не надо распаляться. Я клянусь, ты для меня – самый любимый человек. Что-либо добавить мне сейчас нечего, ты всё равно находишься в плену своих фантазий.

 – Выходит женский голос в трубке, да ещё в таком хозяйском тоне, это фантазии?

 – Ещё раз говорю, дома ты всё поймёшь. Только потерпи и не пори сейчас горячку.

 – Поверь мне, я – разумная женщина и очень много могу тебе простить, но есть вещи, которые прощать нельзя. Если бы ты не удержался и гульнул где-то на стороне, то даже на это я смогла бы закрыть глаза, хотя мне было бы очень больно. Но пустить в наш дом какую-то шалаву – это чересчур. Дом – это всё, что у нас есть, это самое дорогое, что есть у человека. Наверное, ты ещё не готов к тому, чтобы это осознать.

 – Я готов, и уже давно не такой, каким был раньше. И, я тебя умоляю, пожалуйста, Мариша, не спеши с выводами!

 – Да как мне не спешить?! Как не спешить?! Ты что, ты не понимаешь, что этому

нет

никаких объяснений?! – и она заплакала, но не навзрыд, как обычно плачут доведенные жизнью женщины, а сдерживаясь какими-то неимоверными усилиями. Как будто слёзы, прежде чем выйти из неё на свет Божий, должны были пробить бетонную стену.

Я не мог видеть, как она страдала, но и сказать ей, что она разговаривала с кошкой, я тоже не мог! Это был бы полный финиш!

 – Марина, не плачь, дома тебя ждут ответы на многие вопросы.

 – Не утруждай себя придумыванием небылиц.

 – Клянусь, я не замарал себя в тех грехах, которые ты мне приписываешь.

 – Я очень устала, у меня была тяжёлая командировка. Давай, доедем молча?

В гробовом молчании мы ехали минут сорок. Во время движения это ещё не так напрягало, но в пробке просто рвало мозг. К счастью, всему приходит конец, закончился и этот «путь на Голгофу». Мы поднялись на лифте. В прихожей я помог Марине раздеться.

– Пойдём на кухню, – я сразу взял быка за рога.

 – Я вымою сначала руки? – ледяным голосом ответила Марина.

 – Идиот… – прошипела кошка, когда Марина скрылась за дверью, и сама юркнула на кухню.

«Кругом обложили», – подумал я.

Наконец, Марина вышла и прошла туда, куда я её минуту назад зазывал. Я двинул следом.

 – Садись на стул, – попросил я.

 – Нет, я постою. Долго это не продлится, уверяю тебя.

 – И всё-таки сядь, это очень важно.

 – Хорошо, – сказала она, присаживаясь, – раз важно…

Итак, мизансцена была такова: посреди кухни на стуле – Марина, перед ней сидят собака с кошкой, я – позади на лихом коне, то есть на лёгкой измене и кислых щах.

Животные молчат, только нервно переминаются. Марина с безразличным видом разглядывает стены. Я корчил страшные морды животным, те не реагировали.

 – Ну? – наконец, не выдержал я.

Марина удивлённо проследила мой взгляд, и, увидев кому адресован вопрос, не выдержала:

 – Если тебе нечего сказать, то зачем устраивать весь этот цирк? Чудес не бывает! – сказала она, повернувшись ко мне.

 – Бывают, – наконец, произнесла собака.

 – Нет, не бывает, дорогой, – всё также глядя на меня, отчеканила Марина, и тут же сообразив, что это сказал не я, широко открыла глаза.

 – Кто это сказал? – тихо спросила она, боясь обернуться.

Я глазами показал ей на животных.

Нечеловеческим усилием Марина собралась с духом и резко обернулась.

Кошка нажала на лежащую перед ней на полу трубку телефона:

 – Алло, у аппарата…

Марина сидела неподвижно, выпучив глаза. Собака метнулась за стаканом воды. Марина приняла стакан из её лап, как будто это был комок гремучих змей. Тут я решил взять слово:

 – Видишь ли, дорогая, всё это время мы скрывали от тебя одну маленькую тайну, которая чуть было не привела к самым роковым последствиям. Но уж коли случилось то, что всё равно случилось бы рано или поздно, то теперь ты знаешь всю правду…

Тут кошка закончила за меня:

 – Мы умеем разговаривать.

Собака тоже не захотела оставаться в стороне:

 – И не просто разговаривать, как попугаи, а ещё и думать, читать и многое другое, что не свойственно животным в человеческом понимании.

 – Телевизор смотреть, – вставила кошка.

 – Я с ума схожу… – тихо пролепетала Марина.

 – Ты знаешь, я тоже иногда от всего этого почти ехал крышей. Не переживай, теперь станет намного легче.

Когда Марина немного отошла, я спросил:

 – Теперь я надеюсь, ты поняла, кто ответил тебе по телефону?

Марина, молча, показала пальцем на кошку. Та кивнула, сияя как начищенный пятак.

 – Наши разногласия в прошлом? – продолжал уточнять ситуацию я.

 – Да. Извини меня за всё, но такого я никак не могла представить.

 – Это ты меня извини. Мы все так боялись за твою психику, вот и дотянули до кризиса.

 – Так всегда бывает. Это как в экономике, – напомнила собака.

 – Да-да-да… – всё ещё с некоторой оторопью согласилась Марина и для убедительности закивала головой.

 – Мы пойдём к телику, а то сегодня Зенит… – сказала кошка.

Я кивнул.

 – Представляешь, – выходя, кошка объясняла собаке, – теперь можно совершенно спокойно кричать «го-о-ол!» Я даже не верю до сих пор…

 – «Гол» спокойно не кричат, – поправляла её собака.

 – Так и я как раз об этом!

Я сидел и смотрел, как Марина отхлёбывала воду из заботливо поданного собакой стакана. Мне казалось, что вот так сидеть и смотреть на неё я способен всю оставшуюся жизнь.

– Ну, как ощущение? – спросил я.

Марина отреагировала не сразу, а когда заговорила, то отвечала медленно, обдумывая каждое слово:

 – Непонятная смесь счастья и сна…

 – Тогда давай выкинем будильник…

©

Оглавление

1. Утро

2. Знакомство

3. Новая надежда

4. Финляндия

5. Жена

6. Ремонт

7. Выигрываете вы – выигрывает спорт

8. Кошка с собакой

9. Работа

10. Дружба народов

11. Вводы и выводы

12. Болезнь кошки

13. Отпуск

14. Синяки

15. Братья по оружию

16. Рыбалка

17. Выходные

18. Кошка и классика

19. Право налево

20. Новый год

21. Родня

22. Знание – сила

23. Марина Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg