«Поколение iP»

Антон Казун Поколение iP

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

©Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ( )

Пролог

Когда-то в нашей стране жило поколение, довольствовавшееся стабильной работой, небольшой квартиркой и несколькими глотками холодного Pepsi на праздник. Сейчас, сидя в баре с Long Island Ice Tea за 400 рублей, я пытаюсь понять, как получилось, что мое поколение пошло совсем другим путем? И что такого в этом неправильно приготовленном напитке может стоить как 10 литровых бутылок Pepsi? Ответ кроется не в пафосе или «понтах» – слове более характерном для прошлого поколения. Для них это действительно все еще понты, но не для нас.

За соседним столиком напротив меня как раз сидит представитель предыдущего поколения, очень яркий его представитель – господин Н. Когда-то в 90-ых он был одним из тех, кто управлял нашей страной, а сейчас довольствуется местом в авангарде оппозиции. Нисходящая вертикальная мобильность не сделала его беднее – он поселился в президентском люксе за 80 тысяч в сутки, тогда как другие участники данного форума, в том числе и я, живут в лагерных (пионерско-лагерных) условиях всего за 2400 за уик-энд. Человек прошлого разглядывает меня, пытаясь понять, что я тут делаю. Или возможно он оценивает, не стоит ли ждать от меня неприятностей? Нет, не стоит – он отворачивается в сторону своего бокала.

Я не бросаюсь за автографами, хотя мимо меня прошли многие известные политики. Они именно прошли мимо, им незачем замечать таких людей как я. Мы не гоняемся за автографами. Мое поколение в лучшем случае просит сфотографироваться на iPhone, хотя лично я и фотографии не коллекционирую. Но согласитесь, что фотография со знаменитостью дает ее владельцу даже больше, чем автограф. Автограф ляжет в стол и будет доставаться лишь в определенный момент, когда, например, надо «принимать гостей». Мы не принимаем гостей, нам негде их принимать. Зато мы выкладываем фотографии в социальные сети, чтобы их увидели все наши знакомые.

Итак, мы с господином Н. пьем примерно одно и то же, я даже склонен заметить, что мой напиток дороже, чем его. Но у меня нет больших денег, нет работы, нет людей, которые бы оплачивали мою праздность. Так какого черта я здесь делаю? Какого черта мы, поколение iP, делаем в непосредственной близости от сильных мира сего? Уж не для того ли мы здесь, чтобы полюбоваться на реликвии прошлого и убедиться в том, что прошлое неотвратимо клонится к своему закату?

Я никогда не понимал молодых людей, покупающий продукцию Apple. Для них цена может означать не месяц и не два работы, но никто не считает зазорным потратить все, что было нажито непосильным трудом, на дорогое воплощение современности. Бизнес-буки покупают бизнесмены и представители поколения iP. Коктейли за 400 рублей покупают бизнесмены и представители поколения iP. Что же мы, черт возьми, такое за поколение, научившееся находиться там, где ему не положено быть? Пусть непостоянно, пусть ненадолго, но каждое следующее наше приближение к вершине все более продолжительно.

В этом коктейле намешано само время. Я понимаю, что точно такой же коктейль мог стоить и 200 и 2000 рублей в зависимости от того, где он подается. Я даже знаю, что коктейль этот приготовлен неправильно, поскольку мне есть с чем сравнивать. Но это не имеет значения. Куда более неприятно, когда Long Island Ice Tea приходиться пить быстро. Никто не будет покупать кучу коктейлей и пить их также как водку. Разве что представитель другого поколения, для которого они все еще значат лишь показную праздность.

Что же мы такое? – задаю я себе этот непростой вопрос. Проще сначала ответить на вопрос – что я сам такое? Мне 21, я с отличием закончил бакалавриат, у меня нет постоянной работы, но за последние полгода я заработал порядка 100 тысяч. Для представителя поколения iP – это неплохой результат. По крайней мере, этот результат дает право на членство в iклубе. Вот только я в него сознательно не вхожу, по крайней мере, пока не вхожу.

Впрочем, не нужно ограничивать членство в поколении iP счастливыми обладателями яблочной продукции. Это поколение гораздо масштабнее даже в сравнении с огромными продажами Apple в прошлом году. И это поколение уже наступает, вдалеке слышен стук, означающий его приближение – стук тысяч и тысяч пальцев по клавиатуре. Они уже раскидали в Angry Birds всех свиней и теперь на уровне «Inferno» охотятся на самого дьявола, скоро им этого окажется мало, и они свергнут какое-нибудь правительство. Я знаю, что такое поколение iP, все мы это прекрасно знаем, хотя немногие рискнули бы называть себя именно так.

Раздается звонок. Номер не определился, но я знаю, кто звонит. Я редко запоминаю телефонные номера, даже номера своих телефонов выучиваю болезненно долго. Я не записывал этот номер в телефон, но цифры надежно отпечатались в моем сознании.

Мне страшно поднимать трубку, но одновременно мне очень хочется ответить. У некоторых людей среди знакомых есть «злой гений» – тот, кто одновременно похож на тебя, но в тоже время тратит твои таланты на вещи, противоречащие твоим убеждениям. С такими людьми общаться одновременно и приятно и опасно. Именно такой человек сейчас мне звонит. Я беру трубку.

Мой личный «профессор Мориарти» по ту сторону трубки говорит мне очень странные вещи. Он предлагает встречу на мосту (практически у водопада…) Я без колебаний соглашаюсь на эту встречу для того, чтобы завершить свою книгу.

Часть 1. Generation

iШерлок

В последнее время снова обострился интерес публики к творчеству Артура Конана Дойля, что повлекло за собой рождение новых книг, фильмов и сериалов, смело трактующих классический сюжет. Особенно замечателен сериал «Шерлок», смотря который, представители моего поколения заново открывали для себя «дедуктивный метод». Думаю, что образ гения всегда будет пользоваться спросом, будь то Шерлок Холмс или анимешный детектив L. Аналогичным спросом будут пользоваться и не менее гениальные злодеи, так после просмотра 6 серии «Шерлока» мои знакомые один за другим начали рассуждать о «своем личном Мариарти». Неужели это такой распространенный феномен? Или просто все настолько самонадеянны, что видят в себе гений знаменитого сыщика? На мой взгляд, ответ на второй вопрос должен быть положительным.

На самом деле данная дискуссия не имеет ни малейшего отношения к той истории, которую я собираюсь рассказать, хотя если бы не было игры в Шерлока Холмса, то значительная часть событий просто не произошла бы.

Честно говоря, я всегда считал «дедуктивный метод» авторской спекуляцией, не имеющей отношения к реальности. Нельзя по столь незначительным фактам делать точные выводы – большинство рассуждений неминуемо были бы ошибочными. Посмотрите на людей – можете ли вы сказать о них хоть что-нибудь? В основном они сливаются в безликую и анонимную массу. Но любой навык приходит с опытом. Начав наблюдать за людьми, я понял, что «дедуктивный метод» не столь уж невозможен. Ниже я изложу некоторые общие принципы игры в Шерлока Холмса, к которым я пришел в ходе своих наблюдений.

Первое, на что нужно обращать внимание – это обувь. Никакая другая деталь одежды не расскажет вам о человеке больше, чем его обувь. Она имеет три ключевых параметра – цена, новизна, чистота. Дайте ответ на несколько простых вопросов. Сколько примерно стоит обувь объекта (если ответ дать непросто, походите немного по магазинам и рынкам – в мире не так много вариантов обуви, как кажется)? Как давно она куплена? Как часто он ее чистит? Вы вполне способны дать ответы на эти вопросы, но что они нам дают?

Сами по себе ботинки, как и любая другая деталь гардероба, почти ничего не значат без контекста. Это правило номер № 1 – всегда учитывать контекст. Какая на улице погода? Был ли дождь? Если на обуви засохшая грязь, то почему? Человек едет из дома, и он не обратил внимания на то, что его обувь в грязи? Или сейчас вечер и он возвращается с работы? Это уже что-то, но далеко не все. Достаточно ли тепло человеку в такой обуви? Если нет, то почему он одет не по погоде? Ответов на эти вопросы мы не получим до тех пор, пока не переместимся немного выше.

Рассуждать об одной только обуви можно почти бесконечно. Анализ необходимо начинать с нее еще и потому, что ни у кого не вызывает подозрений, когда незнакомец смотрит тебе под ноги. Пристально разглядывать другие части тела иногда может быть неприлично. В любом случае обувь дает нам некоторую «зацепку» для дальнейшего анализа.

Допустим, что объект носит джинсы. Насколько потертой является их нижняя часть? (сами по себе джинсы нас, как правило, не волнуют). Джинсы загнуты, подшиты или куплены в соответствии с ростом? Если загнуты – то это сразу означает для меня очень многое. Рассмотрев сотни людей, которые не обрезают нижнюю часть джинсов, а загибают ее, я пришел к выводу, что так ведут себя «интроверты». Это один из самых простых и точных выводов, которые можно сделать о человеке, хотя даже само деление людей на интровертов и экстравертов является неточным. Делая такой вывод, нельзя забывать, что некоторые люди из-за роста никогда не могут найти подходящий размер, а потому загнутые джинсы в их случае могут не означать ничего.

Почему интроверты носят загнутые джинсы? Я точно не знаю, но они их носят. Возможно, для них внешний вид значит не очень много, а от джинсов требуется лишь их утилитарное свойство. Возможно, они чувствуют неловкость при походе в ателье, возможно в самом магазине им не хватает терпения, чтобы подобрать нужный размер. Вариантов объяснения может быть немало, но «дедуктивный метод» не даст ответа.

Следующий шаг после осмотра обуви – классификация. Разумеется, классификация наблюдаемых объектов тоже приходит с опытом, но некоторые типы людей встречаются достаточно часто. Например, часто встречаются «one color man» – человек, одетый исключительно в один цвет (как правило, черный), если цвета только два – то это тоже некоторая отличительная черта. Далее можно выделять стили – спортивный, клубный (как ни странно, в крупных городах он также является отличительной чертой гастарбайтеров), деловой, хипстерский, урбанистический и др. Бывают и очень тонкие типы, например в метро часто можно увидеть женщин, нарядно одетых сверху, но с совершенно пугающей нижней частью тела. Таких людей я называю «человек-прилавок», поскольку по моей гипотезе они работают за прилавками или кассами, а клиенты могут видеть только верхнюю часть их тела.

Размышлять по поводу классификации людей я мог бы практически бесконечно. Наверно, стоило бы написать об этом отдельную книгу, хотя гораздо интереснее лишь заинтриговать читателя и предложить ему продолжить анализ самостоятельно.

Стоит оговориться, однако, что большинство выводов о людях, которые можно сделать, пользуясь дедуктивным анализом, окажутся неверными, да и проверить их зачастую невозможно. Но можно развлекать себя придумыванием биографий для прохожих – занятие не хуже, чем чтение какой-нибудь глупой книжки.

Идеальным местом для упражнений в дедуктивном методе является метро. За время поездки ты можешь беспрепятственно разглядывать людей, а чтобы твои наблюдения сильно не бросались в глаза, необходимо лишь регулярно менять объект. Но иногда человек замечает, что за ним наблюдают…

Однажды и я сам замечаю, что на меня пристально смотрят. Напротив сидит девушка и с интересом разглядывает меня. Причем разглядывает она меня по-особому, именно так, как я разглядываю других – я научился отличать дедуктивно блуждающий взор от обычного интереса.

Я уже изучил нескольких людей, сидящих напротив, но девушку приметил только сейчас. Когда ты поглощен анализом одного объекта, то часто не замечаешь, что происходит вокруг – можно даже увлечься и проехать свою станцию. Девушку видимо тоже заинтересовал мой блуждающий взгляд.

Есть еще один тип людей, который крайне часто встречается в начале «игры в Шерлока», но очень редко появляется в конце – это «никакие» люди. Ты смотришь на ботинки, одежду, детали гардероба, но не можешь зацепиться ни за что. Когда встречаешь таких людей, по спине пробегают мурашки. Иметь «никакой» образ в толпе, поддающихся классификации людей, весьма непросто. Создать «никакой» образ гораздо труднее, чем просто создать хороший образ…

Чаще всего «никакими» оказываются мужчины (в рамках своей игры я всегда называл их шпионами или агентами спецслужб), но тут я впервые встречаю девушку. Хуже того, эта девушка весьма пристально разглядывает меня.

Моя остановка. С немалым облегчением я выхожу, а девушка едет дальше.

И что на меня нашло? Обычная девушка – просто любопытная, как и я.

Последним этапом первичного осмотра человека является поиск необычных деталей одежды. Это может быть что угодно – кольцо на большом пальце, яркая заколка, хипстерский шарфик поверх делового костюма, порванная сумка и т. д. Этот предмет должен стать еще одной «зацепкой» и отправной точной для конструирования биографии наблюдаемого объекта.

Есть еще несколько полезных приемов, которые я выработал, наблюдая за людьми. Первый из них – «дорисовать образ»: часто анализ объекта начинается со спины и бывает трудно определить пол или возраст человека. Но я все равно делаю соответствующие предположения, а потом обгоняю человека и смотрю, совпали ли мои догадки с реальностью. Если совпадения не произошло – то почему? Быть может, человек одет немного не по возрасту или женщина выбирает «мальчиковый» образ. Этот прием дает нашему разуму дополнительный толчок, поскольку не все элементы образа можно сознательно увидеть.

Второй прием – «сравнить со знакомыми». Допустим, вы выделили несколько «зацепок» и даже отнесли человека к определенному типу, но что дальше? Дальше можно покопаться в своей памяти и вспомнить, кто из ваших знакомых обладает похожими характеристиками. Быть может, между наблюдаемым объектом и вашим знакомым есть еще что-то общее?

Я выхожу из метро и двигаюсь в направлении вуза. Звонит телефон. Номер звонящего не определяется. Что ж – это может быть кто угодно. Беру трубку, хотя я и не люблю отвечать, если не знаю, кто звонит.

– Алло.

– Здравствуй, Антон.

– Здравствуйте, а кто это?

– Мы 20 минут назад разглядывали друг друга в метро.

Это такой высокий пилотаж, что мне и не снилось. Как эта девушка меня вычислила? Возможно, она знает меня, но я не знаю ее. В моем вузе меня знают многие студенты, но в тоже время я не могу запомнить всех.

– Чем могу быть полезен?

– Ты даже не спросишь, как я тебя вычислила? – удивляется девушка.

– Я думаю, что знаю, – отвечаю я.

– Тогда давай встретимся. В кафе «N» около твоего вуза, после занятий.

Я спокойно договариваюсь о встрече. Тот факт, что девушка упоминает мой вуз и знает, когда у меня заканчиваются занятия, окончательно убеждает меня в верности моих предположений.

Дедуктивный анализ – это процесс, который требует большого умственного напряжения. Как правило, уже после 20–30 минут напряженного изучения людей мозг начинает уставать и отказываться от дальнейшей работы. Для того чтобы некоторым образом стимулировать его работу, сам процесс изучения нужно делать интересным. Так названия придуманных типов людей должны быть яркими и запоминающимися. Помимо названного выше «человека-прилавка» в мою классификацию входят «выдра», «красный барон», «невидимка», «пьяная вишня» и другие. Такие названия позволяют моему мозгу не забыть их, хотя и формулировки я беру не с потолка. Например, «пьяными вишнями» я называю девушек с раскрасневшимся лицом, вульгарной косметикой и доминирующим красным цветом в одежде, которых часто можно встретить вечером возвращающимися в подвыпившем состоянии домой.

Последний этап анализа – конструирование биографии. Разрозненные «зацепки», контекст и все прочие детали необходимо соединить вместе, чтобы создать связную картину. Что делал этот человек, когда пришел домой? Если он собирался в спешке, то почему? Ждет ли дома супруг? Кем он может работать? Много ли зарабатывает? Вопросов, которые вы можете себе задать – великое множество. Но не на все из них одежда способна давать ответы. Главный вопрос, на который вы должны получить ответ: «Какое «сообщение» передает образ человека?» Иными словами, как он позиционирует себя в пространстве? О чем он думал, выбирая в магазине тот или иной элемент одежды? Выбирал ли он его сам – или его ему купила девушка/мама?

– Меня зовут Кира, – представляется девушка.

– Тогда меня зовут L, – шучу в ответ я. – В любом случае ты уже знаешь, как меня зовут и, возможно, уже внесла мое имя в свою тетрадь.

– С этим я пока не спешу, – смеется Кира. – Несмотря на мою нелюбовь к сериалам, именно этот я считаю вполне приличным.

Речь идет об аниме-сериале «Тетрадь смерти».

Так и началось наше знакомство. Наступило молчание, которое нарушилось лишь тогда, когда мы делали заказ. Все это время мы продолжали разглядывать друг друга.

– Ты точно понял, как я тебя вычислила? – интересуется, наконец, Кира, – Я думала, ты удивишься.

– Я удивился и даже испугался, – отвечаю я. – Но ты наверно учишься где-то в моем вузе и, вероятно, видела меня раньше.

– Ах вот оно что, – хмурится девушка, – Я то думала, что ты просчитал ход моих мыслей, а все так просто. Что ты ответишь, если я скажу, что видела тебя в поезде в первый раз в жизни?

Я задумался.

– Если так, то, во-первых, ты должна была связать меня с вузом, – начинаю размышлять я. Кира одобряюще улыбается, но молчит. – У меня на сумке висит значок – по нему ты и догадалась. По идее этого уже достаточно, чтобы меня вычислить, просматривая страницы в социальных сетях всех студентов мужского пола… Но этот способ долгий, а ты позвонила уже через 20 минут при том, что часть времени провела в метро.

– Ход мыслей пока верный, – кивает Кира, – Продолжай.

– Ты определенно нашла меня «В контакте», так как именно там есть номер моего телефона, – начинаю я рассуждать с другой стороны. – Но как ты смогла сократить число возможных вариантов?

Девушка еще раз улыбнулась, но подсказывать мне, по всей видимости, не собиралась.

– Тебе нужно было узнать, по крайней мере, мой факультет, – предполагаю я после минутного молчания, – Но как?… Ты знала станцию, на которой я вышел. Время было учебное, а я ехал с сумкой. У моего вуза есть несколько зданий. В ближайшем здании к станции метро, на которой я вышел, находится лишь два факультета, причем небольших. Это сильно сокращает диапазон вариантов.

– Браво, – радостно хлопает в ладоши Кира.

– И ты посмотрела расписание, – добавляю я. – Но расписание ты нашла уже после того, как обнаружила мою страницу.

– Почти все верно, – улыбнулась Кира, – Еще я начала именно с факультета социологии, поскольку ты не очень похож на политолога. Я сначала промахнулась, посчитав, что ты на курс младше, но в итоге все равно быстро нашла. Хорошо, что твоя аватарка более-менее соответствует действительности.

– Здорово, – восклицаю я. Вся эта история кажется мне весьма забавной. Вот уж действительно век высоких технологий. – К сожалению, про тебя я почти ничего не могу рассказать.

Описанная выше процедура знакомства является, пожалуй, одним из наиболее ярких примеров успешного использования «дедуктивного метода» на практике. Действительно, нужно лишь связать человека с вузом и контекстом, чтобы узнать его имя. В моем случае «зацепкой» был значок на сумке – без него вся процедура опознания оказалась бы невозможной.

Так или иначе, Кира оказалась гораздо более успешным Шерлоком Холмсом, чем я. Мы много часов обсуждали различные возможности «дедуктивного метода», а также современных людей, влияние новых технологий и другие темы, совсем нетипичные для пары молодых людей, сидящих в кафе.

– Перед уходом я задам один простой вопрос, – говорит мне Кира, – От ответа на него будет зависеть то, встретимся мы с тобой еще раз или нет.

– Хорошо, – киваю я, – Хотя не понимаю, зачем такие трудности.

– Какое свое качество ты считаешь главным? – спрашивает девушка.

– Любопытство, – в ту же секунду отвечаю я. Именно на этот вопрос у меня давно есть честный и готовый ответ.

– Всего доброго, – улыбается Кира и быстро уходит.

Но я почему-то знаю, что мой ответ был правильным.

В последнее время в толпе я начал замечать новый тип людей, тех самых которых в этой книге я называю поколением iP. У них недешевая обувь нечерного цвета (возможно, как неосознанный протест против массы), хипстерский или урбанистический стиль одежды, пальто, гаджеты в руках и некоторые другие детали, которые могут варьироваться. Их возраст колеблется примерно от 16 до 35. Очень часто они являются студентами или молодыми преподавателями, но могут также не иметь работы, а жить с родителями. За плечами многих художественные или музыкальные школы, театральные студии, а также сотни часов компьютерных игр и тысячи часов, проведенных в Интернете. Вот такой он – очень беглый набросок представителя поколения iP. В реальности все гораздо сложнее.

Погоня за личной жизнью

Письмо в техподдержку Apple:

«Уважаемая служба технической поддержки, я уже более трех лет пользуюсь самой новой продукцией от Apple. Купил iPhone 3, потом поменял на iPhone 3S, купил iPad – поменял на iPad 2. Наконец, все это поменял на iPhone 4S и iPad 3.

Вопрос: почему мне до сих пор не дают?»

Известный анекдот

Наше поколение знает о сексе больше и раньше всех остальных. В этом практически нет сомнений – разве что следующее за нами поколение знает еще больше и еще раньше. Другой вопрос, как часто это знание применяется на практике?

Для нашего сексуального воспитания интернет сделал больше, чем родители или двор. Формула сексуальности поколения iP рассчитывается как количество часов секса, деленное на количество часов порно, из расчета, например, за год. Чем больше данный показатель, тем более «реальную» половую жизнь ведет человек. Хорошо еще, если при расчете по этой формуле получится число больше 1/10 (даже у порно актеров этот показатель будет ниже единицы). Казалось бы, если поменять числитель и знаменатель местами, то можно получить более осмысленную цифру, но проблема возникнет в том случае, когда придется делить на ноль. В первом же варианте на ноль делить не придется никогда, поскольку найти человека старше четырнадцати, не смотревшего порно, достаточно проблематично.

Поколение iPorn все меньше и меньше интересуется реальными людьми. Нам гораздо проще проводить время в компании виртуальной Siri, чем заводить реальные знакомства. Даже собираясь заняться сексом, мы, как бы отдавая дань виртуальному пространству, начинаем с просмотра порно. Кто-то скажет, что это не так, но и iPhone есть не у всех – иными словами, не всем обязательно идти в авангарде поколения.

Странно, что мальчики и девочки еще не ревнуют свои вторые половинки к смартфонам. Ведь со смартфоном мы проводим гораздо больше времени. Он всегда лежит в кармане рядом с гениталиями. С ним мы, не задумываясь, пойдем в постель, с ним мы даже рискнем пойти в ванну, хотя в силу временной боязни воды именно здесь реальному партнеру предоставляется возможность перехватить инициативу. Смартфоны не столько smart, сколько sex. В гаджетах есть что-то эротичное, что-то сексуальное. Сколько раз за день мы гладим эти штуки? Возможно, кого-то даже возбуждает их вибрация? Мы не ревнуем наших любимых к ним лишь потому, что давно изменяем сами.

У реального секса появилась очень серьезная конкуренция. У порнографии не бывает плохого настроения, у нее не болит голова, за нее не надо платить (по крайней мере, в России), после нее никогда не бывает стыдно (возможно первые 100–200 раз, но не более). Жизнь все сильнее и сильнее подталкивает человека к чему-то искусственному.

Итак, секс перестал быть потребностью, которую нельзя удовлетворить в одиночку. Это случилось еще в прошлых поколениях, но в наше время вышло на новый и глобальный уровень. Стоит задуматься о том, зачем нам вообще нужны отношения?

Мальчики и девочки сами уходят в виртуальное пространство, развлекая друг друга флиртом, смайликами, сексом по Skype. Аватарки в социальных сетях, откровенные фотографии с отдыха на море или вечеринок – насколько же все это далеко от реальности! К реальному никто и не стремится. Нашему поколению часто предлагают шутливый вопрос: отказались бы мы от секса ради интернета? С логической точки зрения «секс» и «интернет» никак не связаны. С другой стороны, для многих второе включает в себя первое. Так или иначе, нельзя спрашивать человека, от руки или от ноги он хочет отказаться. Без секса можно прожить – без интернета поколение iP не выживет. Мы потеряем друзей, не сможем учиться, окажемся отрезанными от мира. Виртуальный мир для нас окончательно слился с реальностью.

Трагедия состоит в том, что планка, заданная виртуальной реальностью, настолько высока, что ей теперь не соответствует никто (кроме, возможно, наших виртуальных Я). Молодые девушки бесконечно сидят на диетах – они, возможно, еще не понимают, что их борьба с лишним весом продлится всю жизнь или закончиться победой последнего. Их автарки в социальных сетях, как правило, фиксируют короткий момент максимальной победы над лишним весом, желательно в бикини – и не важно, что было это позапрошлым летом. Юноши пошли несколькими путями, либо тем же что и девушки, либо ушли в борьбу за так называемый «успех» (который, впрочем, не обязательно выражается в деньгах). Иными словами, существует два варианта – либо продавать тело, либо его покупать. Можно конечно вообще не участвовать в рыночных отношениях и быть как два любителя Warcraft, занимающихся сексом «по интересам». Однако рынок сексуальности давно уже здесь – он ждет нас на полках вместе с продукцией Apple и Calvin Klein.

Тем не менее, именно наше поколение максимально приблизилось к рекламно-виртуальному миру за стеклом. Именно наши 18-и летние девушки будут украшать обложки всех модных журналов, и наши спортсмены станут рекламировать сумки Louis Vuitton. Наше поколение получит все – и идеальное тело и маргинальный стиль жизни, вот только в жизни одного человека, как правило, бывает что-то одно.

У измотанного до истощения либидо есть и обратная сторона. От реальности все сложнее и сложнее получить удовольствие – срочно требуется что-то еще. Вечеринки и наркотики все еще сохраняют актуальность, но в большинстве случаев представитель поколения iP предпочитает спокойную обстановку домашней виртуальности. За сексом больше не надо охотиться. И каждый сам выбирает, чем заполнить пустоту – путешествиями, садомазохизмом, политическими протестами или WOW. Мы видели все, что можно было увидеть, все, на что мы отважились взглянуть. Хотите жертву, у которой каннибал съел половину лица? Хотите онлайн-трансляцию повешения? Все это доступно прямо сейчас.

Наше поколение вырастил свободный интернет. Когда будут расти наши дети, мы очень сильно подумаем, хотим ли мы, чтобы они имели те же возможности.

Каждый день вокруг себя я вижу толпы скучающих людей. У них одновременно есть все и нет ничего. Взгляните на тысячи плаксивых статусов в Facebook (правильнее произносить как [факбук]). Это ведь целая коллективная философия, которая, впрочем, уже стала объектом насмешек со стороны культуры Comedy Club.

На улице, в общественном транспорте, в кафе – десятки раз я наблюдал следующую картину: молодая и красивая пара гуляет/едет в метро/сидит в кафе, в руках у каждого по смартфону/планшету – они задумчиво листают страницу за страницей, лишь изредка одаривая друг друга улыбкой. Я десятки раз вел себя точно также, пока не увидел картину со стороны. Вы еще удивляетесь, почему через месяц эта красивая пара распадется?

– Почему это красивая пара распадется из-за iPhone? – удивленно спрашивает М., выглядывая из-за моего ноутбука.

– Не из-за iPhone, а из-за отсутствия энтузиазма к чему-то реальному, – отвечаю я, – Хотя по правде говоря, это просто мысли, которые не подкреплены почти ничем.

– Я помню, как в школе перекидывалась через телефон картинками с соседом по парте, который мне очень нравился, – замечает М., – Отправить картинку с сердечком – казалось, это такой важный шаг. Возможно, это был первый шаг к тому, что мы получили сейчас.

– Ты пробовала посчитать свой iPorn?

– Без комментариев.

Поделюсь с вами своей теорией. Она может показаться одновременно и странной и банальной, но поверьте – очень немногие живут, принимая ее в расчет. Есть четыре простых постулата. Первое – мы живем в мире неопределенности. Второе – из-за этой неопределенности мы регулярно совершаем ошибки. Третье – из-за той же самой неопределенности, совершая ошибки, мы не всегда знаем, что совершили ошибки. Четвертое – в связи со всем этим нас окружают социальные «пузыри» (по аналогии с финансовыми «пузырями»), которые рано или поздно лопнут. Я думаю, тезис достаточно прост, чтобы большинство читателей с ним согласилось.

Мы ведь знаем, почему произошел финансовый кризис 2008 года. Это представители старшего поколения могли не вдаваться в детали, а поколению iP в вузах рассказали, что одной из причин стал финансовый пузырь на ипотечном рынке. Когда стало понятно, что ипотечные активы с учетом рисков переоценены, они сильно потеряли в цене – далее все рухнуло по цепочке. По тому же принципу работают и человеческие отношения. Мы встречаем человека, производим первичную оценку и, если считаем его перспективным, делаем вложения времени, эмоций, денег. Но ведь наши инвестиции часто основываются лишь на первом впечатлении. Почему же мы потом удивляемся, что наш социальный «пузырь» лопнул? Впрочем, этот самый «пузырь» неизбежен, ведь во время свиданий его усердно надувают с обеих сторон.

Кажется, что в отношениях полов со временем ничего не должно было поменяться. Если не брать в расчет виртуальную сторону вопроса, то необходимы все те же ухаживания, что и 20 лет назад. Вот только мир вокруг нас изменился, и теперь на свидании присутствуют не два человека. Ты слушаешь девушку, параллельно читая новости из Ливии и набирая ответ своему знакомому в Германии. В довершении всего, пораженный нелепостью ситуации, ты пишешь об этом в свой твиттер. Технологии торжествуют. Проще было назначить свидание по Skype и завершить его безудержным виртуальным сексом, поскольку реальное свидание такого формата точно ничем не закончится. Нам просто не хватает энтузиазма, чтобы сделать шаг навстречу друг другу.

Я уже не помню, скольких девушек водил в кино, сбился со счета после второго десятка. Я почти не помню содержание бесчисленных разговоров в кафе (вообще ходить в кафе – это любимое занятие поколения iP). Вернее сказать, я помню содержание, но не могу отделить одну встречу от другой, поскольку они уж очень похожи друг на друга. Знаете, какова мечта всех современных девушек? Открыть свой маленький бизнес – кафе, ресторан, магазин handmade игрушек, хостел для креативных людей и т. д. Я прекрасно понимаю, почему желание именно таково. Эта та самая страсть к особой атмосфере, желание зайти в Starbucks и никогда оттуда не выходить. Здесь стремление заработать деньги вторично, многих устроила бы даже самоокупаемость. Предыдущее поколение выкинуло нас на обочину, забрав все ключевые посты. Нам остается только создавать свои маленькие уютные миры и ждать пока все эти твари умрут от старости или же выйти на улицы, пытаясь ускорить процесс.

Кира, узнав, как неравнодушно я отношусь к теме смартфонов и связанных с ними изменений, пригласила меня в гости. Никогда я не видел зрелища более необычного и в тоже время более подходящего для моей теории.

Как выяснилась, моя новая знакомая занималась коллекционированием. На полке за стеклянной дверцей в одном ряду красовалось семь мобильных телефонов, пять из которых с яблочком. Сами по себе телефоны не представляли собой ничего особенного – все эти модели можно многократно увидеть на улице. Интрига была в том, что к каждому телефону была приставлена фотография молодого человека, а на обороте каждой фотографии помещалась надпись вроде «Санкт-Петербург, метро Пушкинская, дата».

– Придумал объяснение тому, что ты видишь? – осведомилась Кира.

– Ты любишь получать в подарок телефоны? – предположил я, – А также достаточно часто менять парней.

– Не угадал, – покачала головой девушка. – Они никогда не были моими парнями.

– Ты воруешь телефоны? – сделал я вторую попытку. По крайней мере, несколько телефонов выглядели неновыми.

– Я разве похожа на воровку? – обиделась собеседница, – Но направление мысли верное. Ты когда-нибудь слышал пикап-story следующего содержания: подкатил к девушке, попросил номер телефона, она отказалась его оставить, тогда со словами «номер я знаю» отдал ей свой телефон?

– Да, помниться что-то такое читал, даже постановочное видео смотрел, – припомнил я.

– Вот, а я участвовала в этом в реальности, – засмеялась знакомая. – Только после получения телефона я вынула и выбросила симку. Телефон остался на память. Фотографию владельца вынула из него же.

– Это один раз, а другие шесть? – изумился я.

– Ну, контекст был разным, в иной раз я сама провоцировала парней, – улыбнулась девушка. – Они сами виноваты!

– А ты никогда не хотела дождаться звонка? – поинтересовался я. – Все-таки, судя по фотографиям, парни не самые плохие, да и готовность расстаться с дорогим телефоном о чем-то говорит.

– Только о том, что они меня хотели, – вздохнула девушка. – Иной раз я думала дождаться, но у меня нет проблем с парнями, чтобы знакомиться таким способом. К тому же я принципиально не подпускаю близко тех, кто носит iPhone.

– Таким образом, ты изобрела понятие iфригидность, – улыбнулся я.

– Возможно, – кивнула знакомая. – Хочу получить еще три для ровного счета.

Если классическое свидание погибло, как же тогда представители поколения iP начинают встречаться, занимаются любовью, вступают в браки? Ведь чтобы показатель iPorn можно было использовать, необходимо, чтобы числитель был больше нуля. Ответов на этот вопрос, конечно, великое множество, но, на мой взгляд, есть один очень распространенный вариант.

История моя начинается со слова «event», что переводится на русский язык как «мероприятие» или «событие». Еще до прихода iP-поколения events изобрели для того, чтобы развлекаться, тратить и зарабатывать деньги, находить друзей, заниматься сексом. Для iP-поколения events стали жизненно необходимыми. Не надо путать events с простой пьянкой, в конце которой девушки, лишенные лишних принципов, сильно повышают числитель своего iPorn. Поход в театр или кино также едва ли можно назвать event. Event – это всегда событие, о котором будут долго и много говорить, и считается неудачей, если после него никто не потерял/разбил/утопил iPhone, не лишился девственности, жизни или хотя бы здоровья. Без events не существует поколения iP, также как events не существуют без нашего поколения.

Events

Я не перестаю удивляться, читая биографии людей, которым в 90-ые было примерно столько же, сколько и мне. Естественно речь идет не о простых людях, а о ком-то, чье жизнеописание, как минимум, не будет удалено модераторами Википедии. Раньше в 21 год можно было стать генеральным директором собственного банка, фонда, издательской компании – иными словами чего-то такого, куда сейчас после вуза непросто устроиться даже на самую начальную позицию. Сегодня все эти быстро разбогатевшие, взлетевшие на самую вершину люди сидят в просторных кабинетах (кто-то, конечно, лежит на кладбище – но это лишь побочное последствие B2B), и никто из них уже наверно не помнит, какой была их дорога на вершину. Она, безусловно, была опасной и требовала особых талантов, но при этом путь оставался приемлемо коротким.

За двадцать лет все лифты сломались (теперь они ездят исключительно вниз), а пятиэтажки превратились в небоскребы. Если раньше от койки секретарши до кресла генерального директора было от трех до пяти этажей, то теперь необходимо преодолеть, по меньшей мере, десяток. Нашему поколению любезно предложено занять место улыбающегося швейцара у двери банка или консультанта, объясняющего старушке, как перевести деньги внуку. Все правила были придуманы до нас, и, согласно этим правилам, молодым тут не место.

Разумеется, в предыдущих двух абзацах есть изрядная доля преувеличения, но одна мысль давно доказана социологами – элиты закрылись. Короткий момент времени, когда в закрытый клуб можно было попасть буквально с улицы, безвозвратно упущен. При этом наше поколение не менее талантливо, образованно и амбициозно – даже, скорее всего, мы более талантливы, образованы и амбициозны, ведь именно за деньги предыдущего поколения мы получили шанс стать теми, кто мы есть (шанс, которого, возможно, не будет у наших детей). Огромная энергия теперь сосредоточена на нижних этажах корпоративно-бюрократической машины и, кажется, что вот-вот произойдет настоящий взрыв, если бы не одно «но» – events.

В тоже время нас нельзя назвать очередным «потерянным поколением». Нас отличает то, что мы умеем организовываться. В нашем смартфоне сотни контактов, десятки из которых готовы выслушать наше предложение прямо сейчас. И это предложение будет более конструктивно, чем просто выпить или заняться сексом. Обезумевшие от наркотиков рекламщики, нагишом бегающие по лесу, остались в прошлом – они все либо заливают свою грусть в дорогих иномарках, либо лежат, закопанными в том самом лесу. Лицо нашего поколения – склонившийся над планшетом хипстер, присевший в кафе посреди авангардной выставки около надписи «склонившийся над планшетом хипстер, присевший в кафе посреди авангардной выставки.

«. Даже наши политические протесты интеллигенты до определенной черты. И мы безумно удивляемся, когда покупая в разгар такого протеста стаканчик кофе, на выходе из ресторана обнаруживаем поджидающих нас омоновцев. Ведь протест – не более чем антураж, центр нашей вселенной – это чашка кофе, за которой мы собственной и пришли. Руки прочь от нее!

Возможность организоваться порождает envents. В моем университете сейчас открылась магистерская программа по «экономике впечатлений» – точнее ведь и не назовешь. Будь то гостиничный бизнес или загадочные «связи с общественностью» – все это не более чем следствие необходимости трудоустроить представителей поколения iP. Мы сами устраиваем себе праздники, вечеринки, выставки, спортивные соревнования. Мы знаем, что если сами не позаботимся об этом, то умрем со скуки или от передозировки бутирата. Среди нас слишком много людей, обладающих дипломом «менеджера», чтобы ничего не организовывать. Энергию нужно направлять в творческое русло, а не в русло разрушительное. Возможно, у нас просто еще не достаточно сил для того, чтобы действительно что-то разрушить.

Мы взираем на окружающий мир из-за стоек информации, ресепшена, барных стоек (но никогда из какого-нибудь ларька или киоска!). Мы первые, кто встречает вежливой улыбкой сильных мира сего. Мы единственные, кто терпит их цинизм и надменность (ибо до нашего цинизма им еще далеко). Наши расчеты очень просты – когда-нибудь мы окажемся по другую сторону этих стоек.

Короли нашего поколения – это не ди-джеи или модные фотографы. Подлинными королям стали создатели eventns. Способность аккумулировать вокруг себя тусовку и связывать различные ниточки воедино так, чтобы получилось настоящие событие – вот тот талант, который сейчас в топе. Event-менеджеры выпивают со звездами, event-менеджеры спят с проигравшими участницами конкурса «Мисс мира», event-менеджеры решают, кого выгоднее всего включать в VIP-списки. Если какая-нибудь звезда вдруг решит, что она тут самая главная и оскорбит event-менеджера из-за розовой кофточки, суд (общественности) тут же поставит звезду на место. В наши дни королям сцены не стоит посягать на владения королей закулисья.

Человек поколения iP больше не является автономным субъектом. Когда-то в капиталистическом обществе существовала модель самоуверенного человека, отвергающего любую помощь и поддержку, добивающегося всего исключительно самостоятельно. Некоторые энтузиасты продолжают действовать подобным образом, но успеха добиваются все реже и реже. Представитель поколения iP – это что-то вроде сетевого узла, через который проходит множество связей, знакомств и контактов. Мы как маленькие паучки плетем свои сети, собирая уникальную выборку из друзей, знакомых, новостей, проектов и организаций. В эту сеть включено все от людей, до наших смартфонов – стоит удалить хотя бы один элемент (не только аккаунт в одной из социальных сетей, но и удобное кресло перед нашим компьютером), и целостность системы будет критически нарушена.

Чем больше ниточек приходит к нам, тем сильнее наша способность мобилизовать ресурсы (прежде всего человеческие). Власть проявляется именно в способности за короткие сроки собрать проектную группу, массовку или просто привлечь к определенному событию внимание большого числа людей, набрать нужное число просмотров на YouTube.

Конечно, читатель может заметить, что такое понятие как «связи» существовало всегда. Есть знакомые, есть знакомые знакомых, и они могут помочь нам, например, найти работу. Да – вы, безусловно, правы. Но никогда ранее вся эта сеть не находилась в состоянии постоянной активности. Попробуйте на сутки выключить свой телефон, не предупреждая об этом никого (этим нас пугал вполне типичный продукт нашего времени – клякса Freeman). Попробуйте на время удалить себя из социальных сетей.

В силу своего любопытства я не мог не провести подобный эксперимент. Я как вполне типичный представитель поколения iP нахожусь «онлайн» практически целый день, исключая сон. Что же случиться, если выпасть из эфира, скажем, на неделю?

– Что вы думали, когда увидели, что я удалил свою страничку Вконтакте? – спрашиваю я у своих друзей.

– Я подумала сказать тебе, что ты придурок, – отвечает М., – Но ты как-то почти сразу восстановился, так что ничего страшного.

– Вообще-то я удалился на 10 дней, – возражаю я.

– И главное, не понятно, что и думать, – жалуется А., – Девушка бросила или покончить с собой захотел…

Удаление своего виртуального «Я» действительно сродни самоубийству. Первые дни я буквально физически ощущал, как перестаю существовать. А если мне кто-то написал? Быть может, пришло письмо от девушки, которое я так давно ждал, а теперь она подумает, что я ее игнорирую? А если написали по поводу учебы? Как расценили мое исчезновение те, у кого я числюсь в топе друзей? Не воспользуются ли моим удалением те, кто давно хотел отписаться от меня? Скольких подписчиков я потеряю – 50, 100? Как выяснилось, за 10 дней я не потерял ни одного. Никто не верит в удаление из виртуального пространства, все верят во временную депрессию.

Мои размышления прерываются проверкой. Пришел «небольшой начальник». Вернее сказать, это такой же сотрудник АТЭС, как и мы, только у него красный бейдж и он работает на постоянной основе.

– Растащили уже ручки, да? – говорит он, подходя к нашей стойке информации.

– Это все участники форума разобрали, – отвечаем мы.

Правильно, я же не могу сказать, что АТЭС проспонсировал мои канцелярские расходы до конца года. Я же не виноват, что ручки со «Всероссийской Переписи 2010» уже подходят к концу, а до следующей переписи еще целых 8 лет.

В стаканчике только три ручки, а раньше было несколько десятков. Коробочка из-под ручек тоже пуста, а работать еще несколько дней. Наш «небольшой начальник», конечно, тоже понимает, куда делись ручки, и более того, АТЭС обеспечила канцелярией и его. Да и не только канцелярией – он ведь «небольшой начальник».

– Ладно, бог с ними с ручками, зонтиков сколько осталось? – обращается он с вопросом к девушке, отвечающей за наш объект.

– Не знаю, два-три наверно, – отвечает она.

– А куда остальные делись? – удивляется начальник.

В ответ недолгое молчание, потом моя соседка замечает, что у нее зонтик недавно забрал делегат, когда она провожала его до машины (и неважно, что дождя не было). Это вполне легитимное оправдание, хотя и выдумка.

– Хорошо, – соглашается «начальник».

Далее следует недолгий и несодержательный разговор о работе (поскольку работы по факту нет, то разговор это по определению бессодержательный). Мы даже перестали спрашивать предыдущую смену, как прошел день – итак понятно, что никак.

Для поведения таких «небольших начальников» мы давно придумали диагноз – «синдром делегата». Поскольку они много времени провели среди министров и миллионеров, им начинает казаться, что он тоже должны пользоваться большим уважением и всеми лучшими благами цивилизации. Они катаются на корпоративных мерседесах, а всю зарплату тратят на iPhone или Mac. Все тут работают на iPhone. АТЭС – наверно крупнейший спонсор Apple в Санкт-Петербурге. Да и не удивительно, с учетом того, что слабость к яблочной продукции испытывают даже многие видные представители российского правительства.

Пофлиртовав немного с девушками, «небольшой начальник» уходит к другой стойке. После его ухода у меня только один вопрос – КУДА ДЕЛИСЬ ЕЩЕ ДВЕ РУЧКИ? В этот момент я понимаю, почему он «небольшой начальник», а мы лишь рядовые сотрудники. По части присвоения корпоративной собственности он достиг большего мастерства чем мы. Следите за руками, или хотя бы за ручками…

Детство и память

В VIP-зале аэропорта «Пулково-1» можно увидеть две категории клиентов: родители с детьми и люди, у которых слишком много денег. Можно понять стремление состоятельных родителей облегчить своим детям ожидание в аэропорту. Обойдется это в 8000 рублей за человека, но отдых не будет омрачен духотой или толкотней общего зала.

Дети таких родителей очень похожи друг на друга. Они раньше других детей знакомятся с продукцией Apple, но в тоже время раньше других узнают, что семья – явление не априорное. iPad должен скрашивать им одиночество, в то время как отец сидит совсем рядом. Их детство будет очень непыльным, а когда они вырастут, то поступят в дорогие зарубежные университеты, на совершеннолетие получат личную машину, а при женитьбе красивую и просторную квартиру. Когда они отправятся на отдых со своими детьми, то тоже пройдут через VIP-залы. Это ли не счастливое детство?

Девушка, которая работает со мной на стойке информации, делится наблюдением: в коридоре, ведущем в общий зал, она видела молодую пару. Даже судя по сумкам, они не очень состоятельные люди. Их ребенок будет ожидать самолета вместе с ними в общем зале, и ему не принесут дорогие игрушки по первому требованию. Тем не менее, ребенок счастлив. Да, он просто одет, у него не будет личной машины в 18 лет, но он радуется лишь от того, что бегает по коридору взад и вперед. Социальное неравенство ему еще незнакомо, а потому он способен извлекать счастье из любого момента, лишь бы родители были рядом. На лице этого ребенка счастья больше, чем у сдержанных и печальных не по годам детей, коротающих время в VIP-зале.

Одна небольшая дверь отделяет людей с очень разными судьбами. Мы же, поколение iP, хотя и тяготеем в массе своей к общему залу, получаем право ходить между залами и находиться рядом с более состоятельными людьми.

Скучая у стойки информации за 200 рублей в час, я пытаюсь понять, какое детство было у нашего поколения. Ведь самое, на мой взгляд, удачное определение для понятия «поколение» – это группа людей, с общим социальным опытом и общей памятью. Какова же она, наша память?

Нужно начать с технологических изменений, произошедших за последние двадцать лет. На наших глазах компьютеры проникали в повседневную жизнь. Робкой поступью в виде неуклюжих прямоугольных блоков они попадали в наши дома и школы (в школах они, вероятно, останутся в этом виде еще долго). Я еще помню времена, когда мощность любого компьютера измерялась в границах от Pentium 1 до Pentium 4. Могли ли мы тогда представить, что маленький гаджет весом менее 100 грамм будет умнее, чем эта груда аппаратуры?

Хотя этому никто уже не удивляется, наш внутренний ребенок все еще восхищен. Именно поэтому смартфоны и макбуки вызывают у нас почти священный трепет, которого не будет у поколения, идущего вслед за нами.

Не только смартфоны, но и телефоны появлялись на наших глазах. Поколение iP с самого детства лишили независимости. Родитель, работодатель или научный руководитель может найти нас в любую минуту, и нет ни малейшей возможности спрятаться от внешних дел хотя бы на пару дней. Отсутствие свободы выливается в публичные депрессии, выплескивающиеся на страницы социальных сетей. Почему мы удивляемся откровенности нашего поколения? Наша откровенность носит вынужденный характер – это как упрекать подопытных кроликов из клетки в том, что они, не стыдясь, спариваются на людях.

И все равно иногда мы убегаем – не отвечаем на телефонные звонки, не читаем электронные письма, игнорируем сообщения в социальных сетях. Я давно уже не обижаюсь на подобные вещи, поскольку прекрасно понимаю, что человеку нужно побыть одному. Молодые люди поколения iP еще не успели окончательно превратиться в сетевые узлы, но трансформации уже неизбежны.

На глазах моего поколения мир был опутан паутиной Интернета (когда-то это слово писалось только с большой буквы). Нам не остается ничего иного, кроме как эволюционировать (или деградировать) до пауков. Но выбирая между эволюцией и деградацией, я все-таки останавливаюсь на позитивном аспекте наших трансформаций. Виртуальная реальность вступает в свои права. Сидеть весь день перед компьютером – это больше не патология, патология – весь день играть во дворе в футбол.

Населения становится больше и больше, свободного пространства критически не хватает. В этом контексте появление виртуального пространства как нельзя кстати. Теперь, чтобы «жить», достаточно иметь кресло и ноутбук с доступом к сети. Скоро даже кресло станет лишним, да его и некуда будет поставить.

– Не хочу я, чтобы в будущем мы жили лишь в виртуальном пространстве, – возражает мне очаровательная Ю.

– Мы уже в нем живем, – улыбаюсь я своему смартфону. – Ты кстати читала мой последний пост в контакте?

– Нет, а что там? Надо посмотреть…

Итак, мир на наших глазах сжался до размеров маленькой коробочки и в тоже время вырос до масштабов планеты. Произошло настоящее чудо – почему же никто не радуется этому? Не удивительно, что вся сущность нашего поколения сводиться к этой маленькой коробочке, с которой мы теперь проводом все свое время. В наших руках сама вселенная, подобная шарику на ошейнике кошки из «Людей в черном». Смартфон и интернет – вот все, что требуется для того, чтобы начать плести свою паутину.

Тут мои размышления в очередной раз прерываются. К стойке информации подходит прилично одетый мужчина и спрашивает, сколько стоит посетить VIP-зал. Хотя к службе зала я не имею никакого отношения, я ему отвечаю. Узнав цену, мужчина спешит удалиться. Есть много более рациональных способов потратить такие деньги. Люди, которые покупают право находиться в VIP-зале, при этом не имея при себе детей – это совершенно особая категория. Я полдня пытался понять, откуда знаю лицо одного из таких гостей, и лишь потом осознал, что это один из российских олигархов, которого я видел в журнале Forbes. Странно, что он летел не на своем самолете.

В основном ко второй категории гостей относятся бизнесмены или знаменитости: ведущий телепрограммы на СТС, мастер по Фэн-шуй, спортсмен-олимпиец (мои размышления происходили как раз во время Олимпиады в Лондоне), владелец сети по продаже техники, топ-менеджер сотового оператора большой тройки и т. д. Все эти люди одновременно и интересны и скучны.

Часто VIP-гостей сопровождают изящные спутницы-куклы. По 10-и бальной шкале этим девушкам всегда можно дать не меньше 9. Но при этом внимания оплачивающей VIP-зал стороны они получают еще меньше чем дети, о которых шла речь выше. Роль у кукол, сопровождающих бизнесменов, весьма проста – сидеть рядом и повышать статус своего кавалера. Раньше я слышал об этом только в теории, когда на занятиях мы проходили теорию праздного класса Т. Веблена, сейчас же я убедился в справедливости теории своими глазами. iPad получает больше внимания со стороны VIP-гостя, чем его сногсшибательная VIP-девушка. В нее же не встроен iTunes, да и 3G в ней, конечно же, не найти… Эта девушка – не более чем дополнение к красивому костюму, живой манекен, который говорит о том, что у его владельца все хорошо.

Мы – сотрудники саммита АТЭС – тоже не более чем манекены. Наша задача за 200 рублей в час изображать активную деятельность и периодически бросаться в глаза посетителям. Конечно, формально у нас есть и более важная функция, я, например, занимался транспортной логистикой – но фактически мы мало чем отличаемся от живых рекламных щитов, что ходят около метро. Только живые рекламные щиты не получают 200 рублей в час, у них нет удобного кресла и ноутбука с выходом в интернет. Они стоят там в любую погоду и в дождь и в жару, а у нас в VIP-зале постоянно включен кондиционер. В этом и состоит вся разница между работой, на которую соглашаются представители поколения iP, и работой, которую получают постаревшие представители старшего поколения. Мы профессионально занимаемся «подставной праздностью» – наберите в Google, если не знаете, что это такое.

Хотя поколение iP хорошо образовано, знает как минимум два языка и имеет, по меньшей мере, одно высшее образование (кто-то его, конечно, только получает), энциклопедические знания нам давно не нужны. Ответ на любой интересующий нас вопрос наверняка известен Google. И нет ничего зазорного в том, чтобы не знать какую-нибудь известную дату или факт. Когда родился Александр Сергеевич Пушкин? Если вы не ответите на этот вопрос, то представители поколения наших учителей начнут недовольно ворчать, твердя о всеобщей безграмотности. Но еще до того, как они дойдут до проклятий в адрес ЕГЭ и ностальгии по разрушенной системе советского образования, они к своему удивлению получат от молодого человека исчерпывающий ответ. Еще 30 секунд назад он не знал правильного ответа, а теперь он может точно назвать год издания любого произведения российского классика.

Вместе с Википедией мы стали знать больше, чем любой школьный учитель. Где же теперь пролегает граница между знанием и незнанием? Конечно, знание в интернете «пассивно», мы только потенциально можем получить его. Мы не руководствуемся потенциальным знанием в нашей повседневной жизни, поскольку его у нас фактически нет. Должны пройти еще годы (я не берусь предсказывать, сколько именно) до того, как граница между нашими собственными знаниями и интернетом исчезнет окончательно. Когда это случиться, кому-то придется писать книгу не о новом поколении, а о новом виде.

Конечно, на экзамене все еще можно добиться того, чтобы человек остался наедине со своим заданием. Многие еще не осознали, что смартфоны и компьютеры значат для поколения iP так много, что без них мы фактически инвалиды. Некоторые навыки уходят из жизни навсегда – например, письмо от руки. Когда ты много лет к ряду набираешь текст на компьютере, очень трудно вернуться к ручке. Но теперь мы лезем в смартфон даже, когда необходимо сложить два двухзначных числа. Впрочем, для выживания в городских джунглях совсем не имеет значения, ориентируешься ли ты по памяти или с помощью своего навигатора. Потому даже запоминание дороги, местности, любых обстоятельств из внешней среды у представителей поколения iP притуплено. Реальный мир стал неинтересным, а во многом и противным.

Поколение iP обязано своим рождением, пожалуй, именно стремлению человека создавать свою собственную маленькую среду обитания. Тогда еще не было ни смартфонов, создающих целые внутренние империи, ни провалов в бешеном ритме городской жизни, организованных Starbucks. Тогда появились лишь первые плееры. Не случайно, что Apple начала именно с iPod, ведь это самый первый и элементарный шаг для создания индивидуального маленького мира. Но даже кассетные аудиоплееры, которые, безусловно, были важной составляющей детства/юности любого представителя поколения iP, уже делали огромный шаг на пути к реальности, которую мы получили на данный момент. Девиз прошлого – «Много людей – одна вселенная», девиз недалекого будущего – «Много людей – много вселенных». Microsoft стремилась обеспечить компьютером каждую семью т. е. занималась выполнением задачи во многом технической (хотя и здесь нельзя отрицать изрядную долю революционности). Apple и более того, те компании, которые придут ей на смену (ибо наше поколение прекрасно знает, что ни одна империя не бывает вечной), ставят себе совсем другие цели. Задача ближайшего времени – привнести маленькую внутреннюю империю в каждого человека. Задача эта уже не столько техническая, сколько идеологическая и философская. Никто не будет воспринимать персональный компьютер как часть себя, тогда как смартфоны уже фактически стали частью нашего тела (даже не обязательно вживлять их на физиологическом уровне, психология уже сделала свое дело).

Я убежден, что существенной составляющей поколения iP стала дополнительная внутренняя виртуальная реальность. Эта реальность еще мала, но она стремительно растет и скоро вступит в переходный возраст, когда конфликт с родительской реальностью обострится до предела. Человек от природы наделен фантазией, и все без исключения поколения от адамова ребра до нашего первого колена обладали внутренним маленьким миром. Он претерпевал изменения с течением истории и именно сейчас подошел к той точке, когда у него появилась легитимная возможность конкурировать с внешним миром.

Мы наблюдаем две, казалось бы, противоречивые тенденции. С одной стороны, происходит расцвет индивидуального, с другой – появление гиперсоциального. Маленькая коробочка одновременно и наше внутреннее и наше внешнее. Именно за счет сочетания этих двух вещей мы получили поколение iP.

Местоимение «i» выбрано не случайно, оно становится олицетворением нашего слияния с чем-то другим: плеером, телефоном, порнографией. Мы потеряли свою автономию от окружающего мира, стали переходной формой от человека к терминатору. Попробуйте намеренно оставить дома свой мобильный телефон, и вы поймете, насколько зависимыми мы стали. Будучи узлами в сети, мы более не имеем права называть себя свободными.

В детстве нас отгоняли от экранов телевизоров, теперь мы сами презираем эти ящики потому, что они слишком примитивны. А придет ли кому-то в голову прогнать нас от наших смартфонов? Родители сами купят своим чадам телефоны, чтобы те оставались на связи. Наличие достаточного количества игр на телефоне когда-то могло иметь решающее значение при покупке, теперь от решения о покупке остался только бренд и дизайн.

В оправдание своих размышлений о сексе со смартфонами, я хотел бы обратить внимание читателя на так называемую процедуру «unboxing», при которой слегка заикающийся молодой парень снимает на камеру свой первый секс с новым девайсом. Вернее сказать, он всего лишь открывает коробку и рассказывает, что же находится внутри, но при этом процедура эта завораживает так, как будто на экране разворачивается любовная сцена. Иногда парень начинает сравнивать один прибор с другим, и тогда начинается настоящая оргия. Видео набирает тысячи просмотров. Могли ли вы представить 10 лет назад «unboxing» телевизора?

Поколение, которое идет вслед за нами, заворожено современными гаджетам также сильно, как мы когда-то стремились заполучить игровые приставки. Итог такого интереса к компьютерам технологиям – повальная слепота. Если сравнить среднюю остроту зрения у современного человека и человека 50 лет назад, то мы получим существенную разницу. Мы – поколение очкариков, которые предпочитают носить линзы. Очки носить неприемлемо постольку, поскольку они напрямую напоминают нам о нашей инвалидности. Впрочем, поскольку плохое зрение стало массовым явлением, очкам тоже не осталось ничего другого, кроме как превратиться в модный аксессуар.

Плохое зрение – это еще одно очко в пользу виртуальной реальности. Реальный мир теперь расплывается, уходит в другом направлении от нас. В ушах наушники, в глазах линзы – осталось только лишиться обоняния. Запахи окружающего мира действительно отвратительны – зачем нам они? Ответ, пожалуй, лишь в том, что технологии пока что не предложили для этого чувства никакой альтернативы, кроме, возможно продукции парфюмерной индустрии.

Представляли ли мы в детстве, что станем теми, кем мы стали? Лично я не представлял. Я уже не помню, что написано в моем письме счастья, вскрыть которое нужно только в 2016 году, но там точно нет ничего о том, чем я занимаюсь сейчас. Неопределенность – вот последняя и самая главная черта нашего поколения.

В разное время неопределенность имела разные размеры, во время войны никто не мог быть уверен даже в завтрашнем дне. Сейчас же неопределенность вышла на структурный уровень – стала нормой повседневной жизни. Пора вычеркнуть из наших анкет глупые вопросы о том, кем я вижу себя через 5-10 лет, и отправить на бижу труда тех людей, кто задает такие вопросы. «Никем не вижу». Нельзя увидеть себя через 5 лет, поскольку наш мир изменяется гораздо быстрее. Мы не будем работать по специальности – потому не можем знать, кем будем работать. Мы постоянно перемещаемся – потому не можем знать, где останемся жить. Мы часто меняем свои вторые половинки – потому не можем быть уверенными в том, будет ли у нас крепкая семья.

Технологический прогресс и неопределенность шествуют рука об руку. Чем больше мы покоряем природу, тем труднее нам контролировать инструменты, которые используются для покорения.

За окном напротив меня периодически взлетают самолеты – это ли не символ того, как мы отдаем наши жизни в руки современных технологий. Мы уже привыкли к таким жертвам настолько, что не замечаем их. Только маленький ребенок плачет, чувствуя какой-то подвох.

У современных детей уже никогда не будет того детства, какое было у нас, а в их памяти останутся совсем другие вещи. Вопрос лишь в том, будет ли иметь значение детство и память, или технологии сделают нас гораздо более похожими, чем это могло быть раньше.

iMac

Наше поколение без преувеличения выросло в Макдональдс. Конечно, сейчас среди нас можно найти немало сторонников здоровой пищи и ярых противников фаст-фуда, но они тоже выросли в Макдональдс. Итак, прошли многие годы с того момента, как огромные толпы людей впервые выстроились у дверей ресторана. Что же изменилось с тех пор?

Сейчас Макдональдс есть почти везде, а я помню, как когда-то открывался самый первый ресторан в Санкт-Петербурге, как потом долгое время туда выстраивались очереди, выходившие на улицу. Тогда же родились одновременно и детская мечта и самый неприятный страх.

– Извините, это место свободно? – интересуется женщина у ребенка.

– Нет, оно занято, моя мама сейчас придет, – отвечает ребенок.

– А что, если я успею поесть до того, как твоя мама вернется? – упорствует женщина…

С этим можно идти к психотерапевту.

Проблема поиска свободного места – это то, что всегда будет отличать фаст-фуд от кофеен, подобных Starbucks. Макдональдс не смог решить ее до сих пор. Этот конвейер претендовал на создание особой атмосферы, и мы даже могли почувствовать ее. Маленькие дети желали во что бы то ни стало продлить это действительно короткое удовольствие, возвращаться снова и снова. Походы в Макдональдс превращались в особые события, которые заранее планировались.

Теперь все изменилось. Макдональдс, KFC, Burger King и т. д. – все это стало не более чем средством ненадолго набить желудок. Помню, что мне понравилось замечание французского философа Ж. Бодрийара, сделанное относительно Америки много лет назад: очень печально видеть, когда человек принимает пищу один. В самом деле, часто ли мы видели, чтобы кто-нибудь приходил в Макдональдс один? В самом начале истории это было бы немного странно, да и стратегически неверно – кто-то должен стоять в очереди, пока другой ищет место. Теперь людей, одиноко поглощающих гамбургеры, стало значительно больше. Просто Макдональдс – не то место, в котором можно долго и уютно посидеть. Люди по привычке еще приходят сюда, принимают свою дозу наркотика, но его действие заканчивается почти мгновенно. В этом одновременно и успех и проблема Макдональдса.

Разумеется, маркетологи этой гигантской компании предприняли попытки вернуть этому месту былое очарование. В частности они попытались отменить то неформальное соглашение между рестораном и клиентами, которое существовало всегда – есть нужно быстро. Появился Wi-Fi и теперь вроде как можно посидеть за компьютером, продлив свое пребывание в ресторане. Однако очевидно, что такой возможностью не должны пользоваться слишком часто, а потому и Wi-Fi в таких местах подозрительно часто пропадает. Но огромные прибыли остались, Макдональдс и Starbucks находятся в разных ценовых сегментах.

Я стараюсь писать свои размышления о местах, имеющих значение для нашего поколения, по возможности находясь в них самих. Но в случае с Макдональдсом это у меня получается крайне тяжело, сама атмосфера и суета вокруг не способствуют моим раздумьям. Другое дело – различные чайные и кофейни.

Известный социолог Дж. Ритцер очень удачно сравнивал Макдоналдс с Холокостом. Эти два предприятия объединяет формальная рациональность. И то и другое переносит священное в разряд профанного. Человеческая жизнь теряет ореол священности, также как процесс принятия пищи становится чем-то низменным. Кто-нибудь пробовал молиться в Макдональдс перед едой?

Макдональдс превратил прием пищи в конвейер, на гамбургерах осталось только помимо калорий указать рекомендованное количество укусов и пережевываний. Совсем немного, и «мы» получим замятинскую утопию. Впрочем, если в этой утопии будет Макдональдс, то может быть все и не так плохо.

Рестораны быстрого питания перенесли в разряд профанного и напиток прошлого поколения – Pepsi. Как можно было додуматься до того, чтобы давать клиентам возможность безлимитно наливать себе этот напиток и тем самым ненавязчиво давать понять, какова себестоимость его производства на самом деле? Теперь Pepsi – напиток для всех. Даже беспризорные дети теперь обзавелись стаканчиками KFC, чтобы забегать за бесплатным напитком. Вся романтика, которая была присуща этому напитку, беспощадно уничтожена. Парадокс лишь в том, что прибыль от этого не пострадала.

Интересно, что между «Pepsi» и «Apple» есть своеобразная символическая преемственность, поскольку Джон Скалли был переманен Стивом Джобсом на должность генерального директора в 1983 году именно из Pepsi. Уже тогда был заложен первый камень в строительстве моста, разделяющего ныне наши поколения.

Другой

Ни одно поколение нельзя понять, если не установить людей, которые совершенно точно в него не входят. Проблема тут даже не в том, чтобы прочертить какие-то возрастные границы или установить iценз. «Другие» остаются другими, даже держа в руках iPhone, учась или работая в нашем университете.

Впрочем, чтобы не усложнять ситуацию, начнем с коробочек.

Я неоднократно замечал, с какой ненавистью смотрят на смартфоны кондукторы в общественном транспорте. И у вас бы тоже вызывало неприязнь то, что какой-то молодой человек, возможно никогда не работавший, держит в руках, по меньшей мере, две твоих месячных зарплаты. Более того, этот наглец еще и не хочет платить за билет или же интересуется, сколько стоит проезд (как будто ездит исключительно на машине!). Дело тут не только в зависти, но и в том, что произошло столкновение разных поколений. Для них смартфон – это все еще игрушка.

Игра в «зайца» и кондуктора тоже весьма показательна. С одной стороны поколение iP не будет в нее вступать, поскольку 23 рубля не являются для нас деньгами. С другой стороны, мы можем сыграть в нее исключительно ради игры. Вы даже не представляется себе, как много людей ездит на общественном транспорте бесплатно! Они делают это не потому, что им жалко денег, а потому, что это немного щекочет нервы. Ты проезжает зайцем раз, два, потом десять. На двадцатый раз у тебя уже есть определенная стратегия, к пятидесятому ты видишь и других «зайцев», пользующихся твоим набором стратегий. Самый верный способ не платить – это делать вид, что ты заплатил, гордо и спокойно занимать свое место так, как будто ты сидишь тут уже давно, да еще и с билетом. Если кондуктор посмотрит на тебя, ты не отвернешься, не спрячешься в капюшон, не замотаешься в наушники – просто посмотришь насквозь так, как будто никакого кондуктора тут нет.

И вы сильно ошибаетесь, если думаете, что предыдущий абзац был лишь о «зайцах» и кондукторах.

– А о чем был этот абзац? – спрашивает девушка Н., сидящая напротив меня.

– О том, что мы – это поколение безбилетников, – отвечаю я и делаю глоток кофе. – Мы находимся там, где нам не положено быть.

– Ты имеешь ввиду дорогие рестораны? – удивляется Н., – но ведь мы бываем там совсем нечасто.

– Я имею ввиду наши мысли, – как всегда уклончиво отвечаю я, но Н. почему-то понимающе улыбается….

Выходя из торгового центра, я чуть не сталкиваюсь с бомжеватым типом. Ни он, ни я не удостаиваем друг друга и взглядом. Никто никогда не замечает бродяг. Но скажем себе «стоп» – ведь этот человек тоже «Другой» для нас, более того, он «Другой» по отношению почти ко всему миру, который мы знаем. Интересно, как же он смотрит на этот мир?

Мы всегда сравниваем себя с окружающими, иногда завидуем, иногда снисходительно улыбаемся. Так устроены люди. Но мы точно никогда не оказываемся в самом низу пирамиды – всегда есть кто-то, кто беднее, толще, уродливее, глупее. Но бродяги вообще вне этой пирамиды. Им нет смысла сравнивать себя с нами, поскольку они не вовлечены в постоянную гонку за статусом и деньгами, они не имеют возможности приобщиться к поколению iP. Мы приходим к себе домой, принимаем душ, меняем одежду с грязной на чистую и идем ужинать. У них нет дома, нет чистой одежды и возможности принять душ, не всегда есть «ужин». Бродяга смотрит мимо нас, а мы мимо него – наши реальности не пересекаются. Ты можешь дать ему пару монет, и он тут же о тебе забудет.

– Простите, вы знаете, сколько стоит четвертый iPhone? – из спортивного любопытства спрашиваю я у бродяги. Я знаю, что худшее, что мне грозит, это молчание в ответ.

– Отвали, пацан.

– Наши реальности точно не пересекаются, – думаю я вслух.

– Сорок тысяч на вибратор с картинками, – бормочет мой собеседник, залезая в урну.

– Видимо, немного пересекаются, – додумываю я уже про себя, отходя в сторону.

Поколение iP отражается во многих зеркалах, хотя мы и сами не всегда осознаем, насколько сильно мы являемся продуктом окружающего мира. Бегство в индивидуальность затруднено, отсрочено на неопределенный срок. Наша сущность – это iPhone – дорогой аппарат в дизайнерской обертке, который имеет одну и ту же начинку. Взгляните, как велика индустрия чехлов (это слово даже не очень подходит для iPhone) – ведь они являются единственным способом для того, чтобы оставить себе хоть какую-то частичку индивидуальности.

В один из дней работы на саммите АТЭС моя коллега несколько часов выбирала себе чехол для iPhone. Оказалось, что вариантов «одежды» для аппарата сотни и тысячи. Есть даже чехлы-мозаики, на которых можно выложить собственный узор. Вот такая сложилась двойственная мода – с одной стороны элитарный клуб для обладателей одинаковых смартфонов, с другой стороны стремление каждого к индивидуальности. Впрочем, по моим наблюдениям первый мотив все же доминирует. Об этом говорит то, что многие носят «голые» смартфоны. Конечно, как же с ними иначе спать?

Не стремятся к индивидуализации своих смартфонов и представители высших слоев общества. Многие успешные бизнесмены пользуются продукцией Apple, зарегистрированы во всех социальных сетях, но при этом едва ли относятся к поколению iP. Это и не удивительно – у них есть секретарша и любовница, им некогда спать еще и с iPhone. Кроме того, цена аппарата для них почти не имеет значения – они не должны беспокоиться о его потере или порче, ведь легко купят ему замену. Это для нашего поколения iPhone означает несколько месяцев работы, длительное откладывание денег или долгожданный подарок от родителей. Как ни крути, субъективная ценность этого вибратора с картинками оказывается значительно выше.

Раньше я часто приходил на одно и то же место в парке около пруда, которое был укрыто от случайных глаз, но в тоже время находилось почти у всех на виду. И вот как обычно я пролезаю сквозь ветки деревьев и вижу, что мое излюбленное место занято. Там сидит какой-то мальчик, хуже того, этот мальчик плачет.

В любом другом месте я, возможно, не стал бы интересоваться у него что случилось, а предпочел бы остаться в стороне. Однако это было мое место, а значит – я чувствовал свою причастность к тому, что здесь происходит.

– Почему ты плачешь? – спрашиваю я мальчика, присаживаясь рядом с ним.

– Уходи, оставь меня в покое, – злится сквозь слезы мальчик, даже не взглянув на меня.

– Я не могу уйти, поскольку это мое место, – спокойно отвечаю я.

Здесь пришло время мальчику удивленно посмотреть на меня.

– Простите, я принял вас за другого… – извиняется он.

– И ты меня прости за то, что потревожил, – отвечаю я. – Просто это мое место для раздумий и здесь обычно никого не бывает, а тут…

– Я не знаю, зачем сюда забрался, – говорит мальчик, вытирая слезы, – просто я хотел побыть один.

– Именно за этим я обычно сюда и прихожу, – улыбаюсь я. – Почему ты плачешь?

– Плачу… потому, что я… потому что я другой, – неразборчиво бормочет мальчик и снова начинает плакать…

– Почему ты другой? – удивляюсь я, – У тебя вроде все на месте – две руки, две ноги. Может, ты болен или с родителями что-то не так?

– С родителями, да, – отвечает мальчик. – Почти у всех ребят в моем классе есть смартфон, а дома у них стоят компьютеры… а у меня, у меня нет ничего. Потому что мои родители не могут себе этого позволить…

– Поверь, это не те вещи, о которых следует печалиться, – отвечаю я после небольшой паузы. Мня очень удивила названная мальчиком причина. «Другой»… это страшно, но я понимаю, почему так произошло.

– Да как же не плакать! – почти кричит мальчик, – Они дразнят меня! А когда не дразнят, то обсуждают игры… а я… ничего не могу об этом сказать. Лучше бы я не рождался.

Категоричность суждений молодого человека меня напугала. Неужели с такими проблемами сталкиваются многие дети?

Мы разговаривали еще полчаса, прежде чем я решился сделать свое предложение.

– Необеспеченность еще долго будет преследовать тебя, – отвечаю я мальчику. – Но сейчас я в состоянии тебе помочь. Держи.

Я вынимаю из сумки конверт, в который упакованы iPhone и зарядное устройство, и протягиваю его мальчику. Он непонимающе смотрит на конверт.

– Там лежит то, что по твоему мнению играет такую существенную роль. Практически новый iPhone. Он не принадлежит мне, но он и не краденный – так что пользуйся, я дарю его тебе.

Мальчик еще несколько минут непонимающе хлопает глазами, потом неуверенно открывает конверт (тот не запечатан) и достает оттуда вожделенный девайс.

– Спасибо, – с сияющими глазами говорит мне ребенок. – А тебе он не нужен? У тебя еще есть?

– У меня нет другого такого, более того, я никогда раньше ничем подобным не пользовался, – качаю головой я. – Я не платил за него, но он не краденый – это подарок. Но тебе он нужнее… Бери.

Мы обменялись телефонами, и я попросил мальчика написать мне, если ему снова будет тяжело…

Через 5 минут я отправил СМС «Твой подарок уже пристроен. Есть человек, которому он нужнее». Я ожидал вопросов, но в ответ незамедлительно пришло сообщение: «Молодец!!!».

Как же я жалею, что поступил тогда именно так! Благими намереньями вымощена дорога в Ад…

Этот мальчик не был «Другим» в том значении, какое я придаю этому слову. У многих молодых людей в основном в силу финансовых причин еще нет смартфонов. Но ключевой фактор принадлежности к поколению iP – это само желание принадлежать к нему.

Часть 2. «I»

iПаутина

Никогда не доверяйте смартфону, который сможете утопить

Житейская мудрость.

Я уже перестал удивляться, когда на собеседованиях задают вопрос о том, в каких социальных сетях я зарегистрирован и сколько у меня там друзей. Вполне разумным также представляется и то, что после собеседования они заглянут на мои странички в социальных сетях, чтобы дополнить свое представление обо мне. Интернет перестал быть игрой понарошку – теперь ставки стали реальными. Ты не можешь отказаться от аккаунта, иначе тебя сочтут подозрительным. Еще могут вспомнить Брейвика и американского Джокера, у которых не было персональных станиц в социальных сетях. Ты не можешь создать мертвую страницу, поскольку это тоже вызовет подозрения. Уход за своим виртуальным «Я» более не является чем-то добровольным, теперь это составная часть твоего успеха. Выбери правильную аватарку, заведи нужное количество друзей, не выкладывай компрометирующие тебя фотографии, не ставь глупых статусов, не пиши «привет, как дела?» и т. д. – запретов появилось действительно много.

– Вы зарегистрированы в социальных сетях? – спрашивает рекрутер.

– Да, Вконтакте, Facebook, Twitter, – отвечаю я.

– И сколько у Вас в среднем там друзей, – без интереса спрашивает интервьюер.

– Вдвое больше, чем у Вас, – отвечаю я.

Лицо рекрутера меняется. Он не может понять, откуда я его знаю.

– Откуда Вы знаете, сколько у меня друзей? – удивляется, наконец, он.

– Я нашел ваш профиль, пока ждал своей очереди – отвечаю я. – У Вас на столе табличка с именем.

– Понятно, – кивает он. – Продолжим… хм… Прорекламируйте мне эту бутылку воды.

Он резко толкает в меня бутылку воды, которая стояла рядом с ним.

– Лучше бы спросили, почему люки круглые, – отвечаю я. Этот вопрос знают все рекрутеры, поскольку он из разряда «е2-е4».

– Вы что, не хотите получить эту работу? – поднимает брови интервьюер.

– Я думаю, что я ее уже не получил, – отвечаю я. – Я ведь Вам не подхожу.

– С чего это вы взяли? – еще сильнее удивляется рекрутер.

– Вы делаете отбор в одном общем зале, – отвечаю я, – Я сидел в первом ряду и видел, как до меня с вами разговаривали еще человек десять… И есть два момента. Во-первых, вы со мной очень мягки и много шутите. Это плохой знак. Во-вторых, я не подхожу на должность «живого манекена» из-за внешности. Эти два момента заставили меня думать, что я попал в ситуацию «живого трупа», когда вы вынуждены задавать мне все стандартные вопросы, хотя решение давно принято.

Рекрутер ежится и смотрит на одного из своих товарищей, который сидит за соседним столом в пяти метрах от него. Напарник рекрутирует девушек, потому взгляд моего рекрутера немного завистливый и направлен скорее на очередную длинноногую блондинку, сидящую напротив его коллеги.

– Зачем Вы тогда пришли на собеседование? – спрашивает, наконец, рекрутер.

– Я хотел поучить опыт общения с вами, – отвечаю я, – Да и надежа на работу все-таки была, до определенного момента. Но я минут сорок наблюдал за тем, как собеседование проходили другие ребята, и это было весьма интересно. Спасибо.

– Вы бы могли работать на моем месте, – задумчиво говорит рекрутер, – Но я Вас больше не задерживаю.

– Не забудьте убрать из открытого доступа фотографии на пляже, – улыбаюсь напоследок я. Бутылку, которая все еще в моей руке, я уношу с собой. Хоть от одного глупого вопроса спасу других претендентов.

Я редко веду себя так нагло, но в этот раз у меня был хороший день, да и немного алкоголя в крови придавали храбрости. Пора было возвращаться на вечеринку, с которой я отлучился ради этого собеседования.

У меня перед глазами две странички – на одной мальчик, на другой девочка. Мы никогда «не были в друзьях» и никогда не встречались лицом к лицу. Они тоже никогда не были знакомы друг с другом. Девочка, правда, училась в моем вузе и могла даже быть моей однокурсницей, но не случилось. Мальчик весьма хорош собой – высокий, спортивный, на фотографиях обнимает симпатичных девушек. Страницы в социальной сети тоже заполнены правильно, друзей больше, чем у меня. Со стороны, кажется, что у ребят вся жизнь еще впереди, если бы не одно «но»…

Ее несколько лет назад неизвестные изнасиловали и убили. Он же покончил с собой, выбросившись из окна, судя по предсмертной записке, из-за несчастной любви. Хотя эти два события не взаимосвязаны, эффект в социальных сетях они вызвали большой. Но самое пугающее то, что их странички продолжают жить – на них оставляют комментарии, туда заходят родные и близкие.

Когда-нибудь социальные сети превратятся в огромные кладбища. Это сейчас число живых превышает число мертвых, а что будет через 100 лет? Конечно, есть вероятность, что через 100 лет социальных сетей не будет. Но представьте, что они уцелеют, и вот уже у наших правнуков спрашивают: «А где похоронен твой прадедушка?» «Как это похоронен?» – изумляется наш правнук, «он по-прежнему с нами – вон на той флэшке» (конечно, и этот носитель информации к тому времени устареет также как наши тела).

Социальные сети запомнили сотни и тысячи разговоров, многие из которых мы сами уже не помним. Одно время я развлекал себя чтением самой ранней переписки с теми, кого сейчас считаю друзьями. Социальные сети хранят в себе наше прошлое, на данный момент лишь несколько лет, но скоро в их памяти останутся целые жизни. Кто-то вырастет в социальных сетях и умрет в них же. Останется только придумать программу, которая сумеет скомбинировать реально существовавшие диалоги и превратить их в аналог личности. «Я регулярно общаюсь со своим прадедушкой», – скажет мой правнук. – «Иногда я спрашиваю у него совета».

Диалоги за десятки лет, новости, видео, любая активность – все это уже сейчас возможно сохранить, а в перспективе обработать и превратить в почти реального человека. Таких почти реальных людей будут миллионы и мы, поколение iP, обретем бессмертие первыми.

– Мне становится страшно от такого будущего, – говорит моя собеседница, после того, как я пересказываю ей эту идею.

– А меня это напротив воодушевляет, – возражаю я. – Хотя и пугает тоже, надо признать.

– Страшно, что мое виртуальное Я никогда не умрет, а при желании даже не состарится, – продолжает Н. – Я, наверно, даже начну ревновать к ней и захочу уничтожить ее…

Мы не должны бояться неизбежного. Предыдущие поколения могли только мечтать о вечной жизни, мы же научимся хотя бы сохранять свою память. Бесконечное число крестражей уже отлиты в огне Роковой Горы, для этого даже не пришлось никого убивать – мы лишь принесли в жертву частичку своей реальной жизни.

Впрочем, социальные сети полезны не только после смерти. Они существенным образом облегчают нам нашу повседневную жизнь. Создатель теории «шести рукопожатий» и автор одного из самых жестоких социальных экспериментов С. Милгрэм искренне удивился бы тому, что теперь наш «маленький мир» стал еще меньше. Нам не нужно отправлять письмо через 6 рук, чтобы достигнуть нужного человека. Скорее всего, у адресата уже есть аккаунт в социальной сети, а если не у него, то, как минимум, у кого-то из его близких. Нам нужно всего одно рукопожатие, один клик.

Некоторые романтики собирают тысячи репостов под сообщением типа «видел в метро девушку, хочу ее найти». Это может стать началом неплохой истории любви, которой, безусловно, не случилось бы, если бы предприимчивый романтик просто попытался завести знакомство в метро. Потерять, чтобы найти – настоящая магия. Некоторые найденные мной люди удивляются, как я сумел это сделать. Хотя зачастую для поиска человека достаточно знать его имя и место учебы. Однажды я нашел в интернете девушку по одному лишь учебнику, который она держала в руках. Однажды я был найден сам. В этом есть что-то таинственное, хотя подобные забавы быстро наскучивают.

Если бы я встретился с Цукербергом или Дуровым, то непременно поинтересовался бы, зачем они внедрили опознавание людей, странички которых мы хотим видеть, чтобы потом предъявлять их нам многократно. Это действие превратило огромный виртуальный мир в такой же маленький, как и реальный. Задача структурирования огромного количества информации упрощена – мы читаем и видим ровно то, что хотим увидеть. К этому быстро привыкаешь, и не все осознают, что имеют дело не с прежним огромным и неструктурированным виртуальным миром, а лишь с очень маленькой его частью, заботливо подготовленной для нас. Потому люди, выходящие на протесты, уверенны, что их большинство, потому люди, не выходящие на протесты, также уверенны, что составляют большинство. Поколение iP успешно живет сразу в нескольких параллельных вселенных. Вселенная Warcraft почти не пересекается со вселенной Lineage.

Социальные сети неизбежно породили своих собственных профессионалов и знаменитостей. Профессионалы собирают огромное количество подписчиков, набирают множество просмотров, зарабатываю на этом неплохие деньги. Однако в целом коммерческий потенциал социальных сетей представляется слабо раскрытым. Реклама – это далеко не все, на что способны сети. Шпионаж – тоже далеко не все.

Социальные сети подчинили нас. С одной стороны они принадлежат нам, с другой стороны мы принадлежим им. Попробуйте предположить, что случиться, если наше виртуальное я окажется в руках у другого человека? Вся наша переписка, все наши контакты, даже некоторые тайны станут доступны какому-то злоумышленнику.

Не буду отрицать, что несколько раз я получал доступ к чужому аккаунту в социальной сети. Раньше это было достаточно просто, если неосторожный пользователь забывал выйти со своей странички. Конечно, не зная пароль, максимум, что ты можешь сделать, это написать какую-нибудь смешную фразу в статусе.

Как узнать пароль? Очень просто, если жертва также забыла выйти из почты, а еще, если именно к этой почте был привязан аккаунт. Как же так приключилось – я забыл пароль от социальной сети, пусть мне его напомнят. Раз – и письмо на почтовом ящике. Страничка теперь твоя. Хорошо, что сейчас тебе уже не напоминают старый пароль, а просто предлагают ввести новый, иначе тебе отдали бы и почтовый ящик (недалекие пользователи ставят один и тот же пароль на все, что можно).

Итак, у тебя в руках чужая виртуальная личность. Что с ней делать? На этом фантазия моего криминального мозга всегда иссякала. Люди зачастую скучны, потому аккаунт можно смело вернуть, заботливо написав человеку как не допустить повторения такого несчастья.

– У тебя очень бедная фантазия, – говорит мне Л., когда я рассказываю про получение доступа к чужим страницам, – Один мой знакомый, я не могу называть его имя, зарабатывает на таких любопытных людях как ты немалые деньги и просто неплохо развлекается.

– Что ты имеешь ввиду? – удивляюсь я.

– Смысл в том, что получив таким хитрым способом доступ к страничке чужого человека, злоумышленник, будет слепо доверять той информации, которую он найдет в чужой переписке, – начинает свой рассказ Л. – Мой знакомый нарочно оставляет открытыми странички в социальных сетях в разных интернет-кафе и тому подобных местах. Допустим, какой-нибудь умник получает доступ к этой странице и начинает по ней шарить. Где-нибудь на самом верху он находит переписку, в которой узнает о выгодном предложении – например, полузакрытом конкурсе на стажировку, скидке на поездку или чем-то подобном. Такие письма обычно попадают в спам, но здесь совсем другое дело… Он радостно идет по предложенной ссылке и попадает на страницу, которая заботливо предлагает ему зарегистрироваться.

– И эта странице поддельная, – додумываю я.

– Верно, – кивает Л. – Но это очень хорошая подделка. Страница всегда очень простенькая, но правдоподобная. Дальше схема возможных действий различается. Например, страница может упорно не принимать его пароль при регистрации, говоря, что он введен не верно, но при этом она записывает все попытки. Психология человека устроена таким образом, что он со временем начинает вводить другие варианты паролей, в том числе уже действующий пароль от почтового ящика или страницы в социальной сети. Другая возможность – спросить номер кредитной карты. Так или иначе, любопытный злоумышленник незаметно для себя превращается в жертву.

– Интересная история, – говорю я. – Надо мне быть осторожнее со своим любопытством.

В ситуации, когда виртуальная жизнь становится очень значимой, мы должны научиться беречь и защищать ее почти также как нашу реальную жизнь. Об этом же нас предупреждает и известный мошенник, а теперь переспевающий консультант, Фрэнк Абигнейл. Кража личности может иметь самые серьезные последствия для нашего благополучия. Скоро потерять кошелек будет не так страшно, как потерять свою виртуальную личность, хотя и способы ее защиты будут совершенствоваться.

Ночь

«В любой непонятной ситуации ложитесь спать»

Народная мудрость

Улица, фонарь… где, черт возьми, аптека?

Мы ночное поколения. В это время суток честные граждане засыпают, а просыпается мафия. Мы же даже не утруждаем себя тем, чтобы попытаться уснуть. Последние четыре года я ложусь спать в лучшем случае в три часа ночи, в худшем это происходит уже под утро. И дело не в том, что я провожу это время на вечеринках или где-то еще – я продолжаю учиться, работать, общаться, беспорядочно путешествовать по интернету. В 3 часа ночи я встречу гораздо больше друзей «онлайн», чем в 8 часов утра. Смещение времени – существенный фактор жизни нашего поколения.

А можно ли ложиться спать нормально? Нет – ни в коем случае. Поздний отход ко сну настолько стал нормой, что на тех, кто пытается лечь спать до полуночи, будут смотреть крайне удивленно. За последние годы я посетил уже пять летних и зимних школ, и ни на одной день не заканчивался до полуночи. Те немногие несчастные ребята, которые привыкли ложиться спать «нормально», оказались исключёнными из жизни Школы, более того, они просто не могли участвовать в подготовке финальных проектов.

После окончания любой Школы у меня всегда оставались минимум 2–3 друга и еще с десяток новых друзей в контакте, в то время как ребята, ложившиеся спать «нормально», уехали со школы лишь с совершенно непонятными знаниями о том, как бороться с коррупцией или организовывать events. Кому это надо? Лучше иди играть в лесенку! Кстати говоря, как звали тех ребят, которые ложились до полуночи? Я и не помню. Так или иначе, они оказались в меньшинстве.

Конечно, есть надежда на то, что когда (вернее даже если) мы устроимся на нормальную работу, то нам придется вести нормальный образ жизни. Это не черта поколения – скажете вы, – это черта возрастного периода.

Я сомневаюсь, что мы готовы так легко отказаться от ночи. Ночь имеет свои плюсы, которых не бывает днем. В частности, все взрослые люди спят (хотя спят ли?) – это делает наше поколение хозяевами мира, пусть лишь на пару часов, но нет никого, кто помешал бы нам делать то, что мы хотим…

Есть мнение, что люди делятся на сов и жаворонков. Конечно, бывают еще дятлы, из-за которых совы рано встают, а жаворонки поздно ложатся, но дятлом быть не безопасно. Эволюция повернула в сторону бабочек с черными крыльями, это новое условие естественного отбора – не спать ночью. Дело даже не в том, что многие events, о роковом значении которых я говорил ранее, происходят ночью. Ночью происходит много чего еще – в социальные сети выливаются огромные потоки информации, юмора и флирта. Утром все это было бы невозможно, не только потому, что ты уже опаздываешь, но и потому, что впереди нет ночи, чтобы стереть из твоего мозга всю эту чушь. Ночь расширяет границы дозволенного, она действует на нас как алкоголь.

Недостаток сна пьянит – я не раз ощущал это на себе, когда не спал вторые-третьи сутки. Если вокруг тебя таких людей несколько, то в определенный момент со стороны их бывает не отличить от изрядно выпившей компании.

Зачастую, именно ночью мы отваживаемся написать понравившейся девушке/парню или нахамить преподавателю/начальнику. Если бы социальные сети подвели анонимную статистику по использованию мата или признаний в любви, то мы, безусловно, увидели бы, что значительная их часть приходится на ночное время, даже если нормализовать этот показатель по количеству посетителей. А что удивляться? Ночь – наше время суток. Виртуальное пространство – наша среда обитания. 2:0 в нашу пользу. Утром в реальной жизни мы превращаемся в жалких и зависимых созданий, вынужденных подчиняться всем и каждому. Только ночь дает нам почувствовать себя свободными.

Линия жизни нашего поколения похожа на азбуку Морзе, передающую сигнал SOS – она постоянно прерывается дедлайнами. Школьникам, студентам, молодым профессионалам необходимо 48 часов в сутки, чтобы справится с нагрузкой, заботливо возложенной на нас сверху. Недостаток часов нам приходится красть у Морфея, а лишние часы сна у скамейки в электричке.

Есть и обратная сторона ночной жизни – ночью мы совершаем глупости, расстаемся с телефонами, теряем жизни. Это неизбежное последствие нашей ночной власти, ведь мы сильно рискуем. Вы помните, когда в последний раз гуляли ночью по опасному району – особенно, будучи трезвым, поскольку алкоголь притупляет чувство опасности? А некоторые люди, в том числе и я когда-то, совершают такие прогулки специально. Чтобы стать свободным, нужно пережить этот страх.

– Если бы я был маньяком, то неплохо бы тут зарабатывал, – сказал мой спутник во время одной такой прогулки, – Ты прячешься за кустом, бьешь сзади. Тело оттаскиваешь на пути, и поезд скроет за тебя все у лики.

– Какой ужас, – возмущаются девушки, которые зачем-то идут с нами.

Я вздрагиваю от мысли о возможной опасности и почему-то одновременно радуюсь этой мысли. Мы все радуемся… до той поры, пока опасность не становится реальной.

Ночью с нами происходят трансформации. Мы совершаем детские поступки для того, чтобы повзрослеть. Я уже не соглашусь на опасную ночную прогулку, хотя отказываться от своей ночной жизни не собираюсь. Для меня ночь стала самым эффективным временем суток, сон – это лишь дешевая альтернатива.

Если бы у меня не было дополнительных трех-четырех часов, отнятых у ночи, то я едва ли получил бы красный диплом. Допускаю, что получить диплом в принципе было бы тоже непросто. Если вычеркнуть из последних четырех лет моей жизни воспоминания о ночных часах, то я недосчитался бы значительной части своего «Я». Со многими людьми я бы не познакомился, многих я знал бы значительно хуже, чем сейчас. Не было бы многих интересных мыслей, некоторых проектов… Для сравнения вырежем из моей жизни воспоминания о первых четырех утренних часах. Что я пропускаю? Толкотню в транспорте и полусонные утренние лекции. Конечно, в эти часы тоже происходило что-то интересное, но значимость этих событий гораздо ниже, чем то, что случалось ночью.

Утро – это, безусловно, обратная сторона ночной жизни. Культ кофе – одно из последствий нашей бессонницы. Поколение iP по утрам представляет очень жалкое зрелище. Сонные, не накрашенные, опаздывающие, выключающие будильник снова и снова, чтобы продлить свой короткий сон. Если вы хотите поразить ахиллесову пяту поколения iP, то поставьте экзамен или важное совещание на утро понедельника. Поколение, которое придет нам на смену, получит хорошие шансы на победу, если научится сохранять сбалансированный режим дня.

Поколение iP – это дети. Нас научили чистить зубы и завязывать шнурки, даже рассказали, что вредно есть много сладкого, но некому было показать, как правильно обращаться с интернетом так, чтобы не уничтожить свой режим дня. Получив свободу мы утратили самодисциплину – от того мы всегда мечемся между праздным образом жизни и напряженной работой непосредственно перед дедлайном. Опыт по самодисциплине мы должны создать сами, но это получается у нас с очень переменным успехом.

Вечеринки – это, пожалуй, наиболее легитимное оправдание для отсутствия сна. Рефераты можно писать днем, а переписываться с друзьями вечером. Ночь – это время для открытий. Любопытство – это то качество, которое должно подтолкнуть нас к вышеназванным опасностям.

Кира предложила мне присесть, а сама ушла ставить чайник. Усевшись на указанное место на диване, я почувствовал под собой что-то твердое. Под подушкой лежал дневник – аккуратненькая серая книжка, перетянутая розовой лентой. По всему было видно, что дневник исправно велся на протяжении долгих месяцев.

Но что с ним делать? Положить обратно под подушку и сделать вид, что не заметил его? Но как я мог не заметить дневник, когда я буквально сел на него? Кира потом найдет его и поймет, что я его нашел, но не подал виду. А раз не подал виду, значит, открывал и читал. Тогда следует положить его на столик перед собой. Впрочем, этот ход тоже наверняка вызовет мысль о том, что я его читал.

В любом случае Кира будет думать, что я его читал, а раз так, то быть может правда дать волю своему любопытству? Впрочем, она скоро вернется. Читать чужие дневники неправильно – там можно найти что-нибудь лишнее, тем более, если его писала такая девушка как Кира.

Стоп, – говорю я себе, – в этом доме ничего не бывает просто так. Кира не оставила бы дневник на видном месте, не посадила бы меня на него и не оставила бы с ним наедине. Ее нет уже 10 минут и дело уже точно не в чайнике. Она хочет, чтобы я его прочитал.

Я помню, чем закончилась история про Синюю Бороду. Если Кира меня провоцирует, то я не буду его читать. В дневнике, кстати, лежит закладка, что лишний раз подтверждает мои опасения – Кира хочет, чтобы я что-то увидел. Я уже платил за свое любопытство. Некоторые книги нельзя читать.

Но почему? Что в этом дневнике может быть такого? Разве что… я вспоминаю историю про заботливо оставленные открытые станицы в социальных сетях. Дневник – подделка?

Если Кира умная девушка, то она не будет делиться своими мыслями с тетрадкой. А Кира слишком умна, чтобы допустить даже гипотетическую возможность кражи своих мыслей. Если бы она вела дневник, то, как минимум, прятала бы его лучше.

Как можно понять, что дневник фальшивка, не заглядывая в него? Тем более, книжка выглядит потрепанной, а страницы пожелтели на 2/3.

Открываю и листаю, не вчитываясь в текст. На последнем листе вижу: «Пригласила сегодня к себе А. Хочу показать ему свою коллекцию и поведать свой небольшой секрет». Над записью стоит вчерашняя дата. Если бы дневник был поддельным, то его трудно было бы вести каждый день. Возможно, поддельной является лишь страница с закладкой.

Открываю страницу, которую Кира хотела мне показать. Что-то в ней должно быть не так. Кстати, почерк очень разборчивый, более разборчивый, чем в других местах, как будто все специально подготовлено для непрошеного читателя.

Неожиданно я улыбаюсь, находя «зацепку» – дата. Явно подправлен год и месяц. Листаю дневник дальше и убеждаюсь в своей догадке – даты проставлены не везде. Сначала аккуратно датируется неделя, потом много записей без дат, снова неделя с датами, снова без дат. Наконец, проставлены даты для текущей недели. С чего бы вести такой избирательный учет времени? Объяснение найти просто, если дневник фальшивый. Подбрасывая его человеку, нужно создать видимость того, что он ведется здесь и сейчас, потому проставляются даты для последних событий.

Чтобы окончательно себя убедить, убираю закладку. Раскрываю дневник одним движением руки. Я попал в точку. Читателю снова предлагается ознакомиться со страницей с исправленной датой. Сомнений больше не остается – Кира хотела, чтобы я увидел эту страницу.

Читаю. Речь идет о человеке, к которому Кира испытывает влечение. Она хочет… Откуда?.. Такого не ожидаешь увидеть, даже если читаешь поддельный дневник.

Человек, к которому она испытывает влечение – женщина, и тут вопросов у меня не возникает. Девушке нравится девушка – ничего пугающего современного мужчину в этом нет. Однако, исходя из содержания текста, Кира не просто девушка – у нее есть нечто, что роднит ее с мужчиной, и это нечто она хочет поместить в объект своего обожания.

Если бы я начал не с дедукции, а с чтения страницы, то был бы наверно немного шокирован. Хочет показать мне свой небольшой секрет? Наверняка, там дальше есть что-то про желание сделать то же самое с мужчиной…

Читаю и убеждаюсь, что дальше она вскользь упоминает о таком случае: «Увидев мой небольшой секрет, связанный М. испугался, но бежать было уже некуда. Надо было и ее сначала связать! Она не знает, от какого удовольствия отказывается…» Сомнений в подделке больше не остается. Такие вещи не хранят в открытом дневнике, да и повтор «небольшого секрета» слишком явный.

Зачем ей убеждать меня в том, что она озабоченный гермафродит?

Мои размышления прерываются – Кира заходит с чаем и в одном полотенце. Она успела принять душ. Я едва успеваю захлопнуть дневник и кинуть его на стол. Ни закладку, ни розовую ленточку вернуть на место не получилось.

Кира едва уловимо улыбается краешком рта, а потом надевает свою обычную добродушную улыбку.

– Извини, что так долго с чаем, – говорит она, – Хотела принять душ. Сильно скучал?

– Нет, не очень, – неуверенно отвечаю я.

Кира садится совсем близко ко мне, и я, кажется, понимаю, что она задумала. Она кладет руку мне на коленку. Я кладу свою руку ей на бедро. Она вздрагивает и пристально смотрит на меня.

– Ты не читал дневник? – строго спрашивает Кира.

– Твой поддельный дневник? – переспрашиваю я. – Немного полистал, я же любопытный.

Лицо Киры выражает удивление, но вскоре появляется улыбка.

– Как ты понял? – интересуется она.

– Много причин, – отвечаю я, – Не верю в совпадения. Слишком ровный почерк. Не до конца проставлены даты.

– Ты наблюдателен, – хвалит меня Кира, – И ты первый, кто раскрыл подделку.

– Однако я не смог понять, зачем тебе это нужно, – спрашиваю я, – Ты хотела меня проверить? Но зачем тогда такие усилия?

– Почти никаких усилий для тебя лично. Этот дневник я использовала уже много раз, – поясняет Кира. – Тебя я действительно хотела проверить, хотя и не ожидала, что ты так хорошо справишься. Кстати, ты можешь уже убрать руку с моего бедра.

Я убираю руку и отодвигаюсь немного в сторону.

– Как ты использовала его раньше? – требую разъяснений я.

– Однажды я жила в общежитии с одной противной девушкой, – начинает рассказ Кира, – Все бы хорошо, но она была непробиваемой тупицей, а к тому же любила совать свой нос не в свои дела. Тогда я и придумала этот дневник. Прочитав его, она два дня не подавала виду, а потом сообщила, что переезжает от меня в другую комнату.

– Хороший ход, – улыбаюсь я.

– Ко мне подселили вторую соседку, – продолжает Кира, – Она была уже более умной, но я тоже подложила ей свой дневник уже из любопытства. Бедняжка сначала сбежала от меня на три ночи неизвестно куда, а потом тоже съехала. В итоге я жила до конца семестра одна.

– Любопытство опасно, убеждаюсь в этом в очередной раз, – подвожу итог я.

– Любопытство опасно при отсутствии интеллекта, – уточняет Кира.

Я рассказываю ей историю про незакрытые страницы в социальных сетях, на что Кира отвечает, что думала и о таком способе, но еще не успела его реализовать.

– За свою сообразительность ты заслужил небольшой подарок, – говорит мне Кира перед моим уходом и протягивает конверт. – В нем лежит тот самый ненавистный тебе аппарат. Он не был выкраден у какого-то мажора, его мне просто подарили. Но я не в состоянии пользоваться этой штукой. Используй его, подари или выбрось – мне он в любом случае не нужен. Только сохрани его у себя до следующей недели – он тебе еще понадобится…

Ночь. Любопытство. Глупость. Слепота. Четыре слова составляют формулу опыта поколения iP. Четыре причины, объясняющие большинство действий, совершаемых нашим поколением.

iParty

Вечеринка была в самом разгаре. Вы, безусловно, бывали на том или ином мероприятии, которое можно назвать вечеринкой. Но в качестве кого? Являться участником вечеринки и ее организатором – две совершенно разные вещи. У простого участника меньше шансов зацепить красивую, малознакомую девушку уже в первый час после начала праздника.

– А если нас кто-нибудь увидит! – недовольно восклицаю я, пытаясь выбраться из объятий. Клуб действительно маленький, комната для организаторов хоть и находится за сценой и после небольшой лестницы, все же расположена крайне неудобно для того, чтобы в ней можно было уединиться.

– И что с того? – удивляется она. Для первокурсницы в ней слишком много азарта и уверенности, для выпускника во мне всего этого слишком мало. Впрочем, как ни крути, успехом на любом мероприятии является именно этот момент. Ведь я ничего не заработал, а значит должен довольствоваться… побочными эффектами.

Вечеринки – пожалуй, самый доходный вид молодежных мероприятий, если посмотреть на соотношение прибыли, усилий и рисков.

Если собрать достаточно людей на вечеринке, то можно положить себе в карман несколько десятков тысяч рублей, что для неработающего студента является весьма неплохой суммой. Конечно, для этого нужно собрать нужное количество студентов – для самой скромной вечеринки окупаемость начинается от 100 человек. Кроме того, билет не должен стоить всего 100 рублей, как это сделал я. Впрочем, мои расчеты оказались верными и доходы в этот раз все же превысили расходы, при этом превысили не настолько, чтобы меня мучила совесть о присвоении каких-то денег.

А если мы возьмем крупный вуз и вечеринку от 300 человек по цене билета в 500 рублей? Я даже не хочу считать, сколько можно на этом заработать, чтобы не расстраиваться. Если правильно договориться, то в определенный момент (например, после 150 человек) доход перестает делиться между организатором и клубом, целиком отходя организатору. Впрочем, у хорошей вечеринки много организаторов, и они также делят свою «добычу» между собой. Они же делят между собой риски, связанные с недостаточным количеством проданных билетов или непредвиденными инцидентами во время праздника. Но награда стоит того. Впрочем, меня не волнуют эти расчеты, просто нужно понимать, что организаторы events всегда получают два вида добычи – деньги и связи. Это правило работает как со студенческими вечеринками, так и с мероприятиями масштаба АТЭС или ПМЭФ.

– Просто за пять минут до твоего прихода сюда заходил фотограф, – отвечаю я девушке. – Он пытался сфотографировать, как я считаю деньги – хороший был бы кадр. Никто не стал бы разбираться, что эти деньги я отдаю за аренду клуба… А теперешняя сцена предложит газете еще более интересный сюжет: «Председатель студенческого совета совращает молоденькую студентку…» Хотя, по факту все наоборот.

Она ничего не отвечает, только целует меня.

На самом деле настоящая ценность вечеринок не в деньгах, а в контактах. Даже не заработав ничего сегодня, можно получить выгоду в дальнейшем. Например, примерно половина гостей клуба вообще не платила за билет: все на разных основаниях – кто-то выступает, кто-то дружит со мной. Включать в VIP-список половину гостей – это конечно слишком много, список не должен быть большим, чтобы у бесплатного прохода осталась некоторая уникальность, пусть входной билет и стоит копейки, несравнимые с расходами на выпивку. Гости, один раз приглашенные бесплатно, могут потом пригласить тебя на свои мероприятия – так и складывается относительно постоянный кружок event-мейкеров, которые приглашают друг друга на свои мероприятия.

Меня всегда забавляло, когда организаторы вечеринок намеренно обзванивали своих знакомых, спрашивая, собираются ли они прийти и нужно ли включить ли их в VIP-список. Это беспроигрышная стратегия, даже если им ответят «нет». И это очень правильно, ведь так они давали понять этим людям, что ценят их несколько больше, чем остальных. Для организаторов events крайне важно выделить VIP-друзей, но при этом сделать это так, чтобы не обидеть всех остальных. Так же как на конференциях бывают основные докладчики, которым отдается больше времени, так и на вечеринках бывают особые гости. Как на конференциях организуются круглые столы (они же пленарные заседания), так на каждой party всегда есть укромные места, где организаторы могут выпить принесенный с собой алкоголь. В каждом клубе есть пространство, доступ в которое имеют только организаторы и их друзья. Приведи туда свою подругу, и одно только это сильно добавит тебе очков. Все хотят почувствовать себя исключительными.

– Мы не можем продолжить здесь, – отстраняю я девушку. – Мне надо быть внизу с гостями.

Нужно немного поломаться, при этом рассчитав все так, чтобы не перегнуть палку. Вообще, я действительно должен быть с гостями. Это как-никак новогодний праздник нашего факультета, на который пришли и преподаватели. Есть еще десятки мелких вопросов, а также сотни откровенно глупых вопросов, которые всегда получает организатор чего бы то ни было. Нужно быть доступным для всех этих вопросов, чтобы сберечь нервы тех, кто не привык решать проблемы самостоятельно. Впрочем, меня спасает моя команда. Снизу не происходит ничего, что может без меня развалиться. Есть кому встречать гостей, следить за музыкой, контролировать порядок выступающих – можно расслабиться, но девушке об этом знать не обязательно…

– Мы же тут всего пять минут, – ворчит девушка. – Нас никто не побеспокоит, не переживай…

В эту самую минуту слышатся шаги. Я окончательно сбрасываю девушку с себя. Из-за двери появляется какой-то незнакомый мне парень.

– Извините, вы не находили iPhone? Черного цвета…

– Нет, – раздраженно отвечаю я. Как будто дополнение «черного цвета» сильно поменяло картину! – А что он может делать в гримерке?

– Не знаю, просто я его где-то потерял… – с неподдельной печалью в голосе отвечает мальчик. – Может его кто-нибудь нашел и занес сюда?

– Не ты первый, не ты последний, – пожимаю плечами я, – Здесь его точно нет.

Юноша спускается вниз, постоянно озираясь по сторонам, как будто его телефон может быть где-то на стене.

Каждую (абсолютно каждую) вечеринку кто-нибудь теряет iPhone. Причем очень редко кто-то заявляет о пропаже HTC или Samsung. Видимо яблочная продукция как кольцо всевластия обладает собственной волей и способностью покидать владельца после того, как она в достаточной степени его поработила. Продукция Apple как бы состоит в сговоре с компанией – приворожив человека, она покидает его для того, чтобы тот приобрел новую модель. Вероятность присвоения красивой игрушки случайно или неслучайно нашедшим ее человеком также максимально велика. Мне жалко мальчика – он выглядел скорее стремящимся к пафосу официантом, чем мажором с богатыми родителями.

– Видишь, о чем я говорю! – киваю я девушке, – Нам не дадут уединиться даже на 5 минут. Этот клуб слишком мал для того, чтобы здесь нашелся хоть один укромный уголок. Да и вообще, поиграли и хватит…

– Ну как знаешь, – обижается девушка. – Хотя есть еще такое предложение – поехали ко мне?

– Только после окончания вечеринки, – пожимаю плечами я. – Не может организатор пропасть в разгар своего же события. Нужно убедиться, что все останутся живы…

Здесь мы подходим к обратной стороне роли организатора – ответственности. Отчасти риск форс-мажоров снижается за счет грамотной организации, но значительная часть успеха зависит и от удачи. Нельзя предсказать все: возможны драки, стрельба, наркотики, не дай бог, пожары… Возможно многое, и ответственность лежит в первую очередь на организаторе мероприятия.

Я не специалист по тому, как справляться со всеми этими рисками. Организация вечеринки на 150 человек – мой единственный и на данный момент последний опыт. К счастью, вечеринка, несмотря на ее зловещее название («Последний новый год» – «последним» он был назван потому, что происходил ровно за 1 год до конца календаря майя), прошла без происшествий.

После ухода жаждущей новых ощущений первокурсницы я ненадолго остался в гримерке один. Почему-то не хотелось спускаться вниз. Конечно, я действовал вопреки правилам. Хороший хозяин мероприятия должен обойти всех гостей и лично поздороваться с каждым из них, по крайней мере, со всеми, кого он знает по имени. Нужно набирать контакты, как знать – быть может, в зале присутствует кто-то, кто в будущем станет очень влиятельным человеком? Или хотя бы очередная первокурсница, жаждущая приключений.

Вместо этого я сижу и размышляю. Мысленно закрепив в голове несколько важных мыслей, часть из которых на следующий день мне показалась совсем пустяковыми, я надеваю улыбку и отправляюсь в зал.

Кира пригласила меня на необычную вечеринку. Она обещала, что iPhone мне понадобится, и я терпеливо хранил его целую неделю в конверте.

Применение iPhone оказалось, однако, необычным – он служил пропуском на вечеринку. Вечеринка проходила в загородном коттедже под Питером и была рассчитана человек на 30–40. Из всех знал я одну только Киру, но она убедила меня, что мне ничего не угрожает. И в самом деле – чего можно ожидать от клуба любителей яблочной продукции?

До определенного момента все шло замечательно. Я познакомился с несколькими юношами и девушками, которые помимо сильной симпатии к гаджетам, не выделялись ничем особенным – были студентами разных вузов, молодыми менеджерами, художниками и т. д. Публика в целом была достаточно интеллигентной.

Позже я заметил, что на вечеринке присутствовали несколько девушек, которые почему-то ходили в масках.

– Зачем на них маски? – поинтересовался я у Киры.

– Это условие конкурса, – отвечает Кира.

– Какого конкурса? – недоумеваю я.

– У них нет своего iPhone, – поясняет Кира, – Условием присутствия на закрытой вечеринке для таких девушек является маска. Кроме того, в самом конце пройдет конкурс. Собственно, из-за него я тебя и пригласила. Будет материал для размышлений.

Кира умела интриговать, и в ближайшие несколько часов я едва сдерживал любопытство. Поинтересовавшись у одной из девушек с маской, каковы условия розыгрыша, я получил ответ, что она сама еще не знает этого.

Наступала ночь, публика была уже изрядно подвыпившей – трезвыми оставались только обладательницы масок, которым пить было запрещено по условиям розыгрыша. Я в тот вечер тоже ничего не пил.

В центр зала вышли шесть девушек, лицо каждой из которых скрывала маска. Все маски были разных цветов – красный, зеленый, синий, черный, белый и золотой. Ведущий объявил, что розыгрыш будет состоять из тех туров. В первом туре выбывают двое, во втором еще двое, в третьем остается один победитель. Победитель получит последнюю и самую дорогую модель iPhone.

– По условиям первого тура вы должны раздеться до нижнего белья, – сообщил ведущий.

Зал одобрительно зашумел, а я начал предчувствовать что-то нехорошее. Поискав в толпе Киру, я ее не обнаружил. Факт ее отсутствия обеспокоил меня еще сильнее. Конкурсантки тем временем обнажились – в этом смысле маски были, наверно, кстати.

– Быть может, это вас обрадует, но первый конкурс никак не связан с вашим обнажением, – сообщил ведущий, – Эта мера предпринята для разогревания публики.

Кира сказала, что такие собрания проводятся уже не в первый раз. Значит, большей части зрителей известны условия конкурса. Тем временем ведущий обошел девушек и раздал им шарики. Маски скрывали лишь верхнюю половину лица, потому с их надуванием проблем не возникало.

– Каждая из Вас уже получила свой долгожданный приз, – продолжил ведущий, – Он лежит в этом шарике. Тем не менее, оставит телефон у себя сможет лишь одна из вас. По условиям первого конкурса вы должны надуть шарик так, чтобы он лопнул. Но вам следует быть осторожными – внутри лежит iPhone, и вы должны быть достаточно ловкими, чтобы его поймать. Держать телефон рукой до того, как лопнет шарик, запрещается. Побеждает та девушка, которая раньше других сумеет лопнуть шарик и при этом удержит его содержимое. Мы же не любим, когда iPhone падает на пол, а для вас это равносильно дисквалификации. В следующий тур проходят первые 4 девушки или любые 4, которые смогли справиться с заданием, не уронив iPhone. Если телефон уронят больше двух девушек, то в следующий тур попадут трое. Если с заданием справятся двое, то мы назначим сразу третий тур, если одна… нет, победительницей она не станет, для нее все равно будет третий тур. Все понятно?

Девушки дали утвердительный ответ. Я только сейчас заметил, что некоторые люди в толпе зрителей делают савки. Все ставки записывал толстый мужчина, по габаритам напоминавший ведущего. Они вместе с ведущим являлись хозяевами коттеджа или как минимум хозяевами этой вечеринки. Мне тоже предложили сделать ставку, но я воздержался.

Конкурс начался. Девушки стремительно начали надувать шарики. Выполнить задание оказалось не так просто. Придерживать шарик обеими руками было нельзя, потому что иначе не понятно, как потом ловить iPhone. Гаджет хотя и был легким, оттягивал шарик вниз. Конкурсантки вскоре догадались наклонить голову в сторону пола и надувать шарик перпендикулярно полу, а не параллельно.

Хлоп. Первый iPhone падает на пол. Зал шумит. Конкурсантка в золотой маске отправляется в зал. В качестве утешения ей теперь разрешается выпить.

Второй шарик лопается и появляется первый победитель. Девушка в белой маске, та самая, с которой я немного успел пообщаться, ловко ловит iPhone. Зал аплодирует.

Далее с небольшим диапазоном лопаются третий, четвертый и пятый шарики, и как ни странно, все девушки ловят iPhone. Конкурс закончен. Последняя девушка в синей маске так и не смогла надуть шарик до необходимой величины.

– Как жаль, – говорит ведущий, отправляя конкурсантку в зал, – Зато вы избавили нас от тяжкого зрелища падающего на пол телефона!

Одевайтесь и идите к бару. Все коктейли теперь к вашим услугам, не расстраивайтесь.

В коттедже имелись и бар и бармен. Кроме того, все напитки были довольно дешевыми – потому не удивительно, что многие напились. Проигравшим девушкам полагалось по три бесплатных коктейля.

– А наша игра продолжается, – с воодушевлением продолжил ведущий. В зале снова зашумели – делались новые ставки. – А для следующего конкурса наши очаровательные девушки должны снять лифчики.

Зал снова воодушевленно зашумел. Девушки в масках немного колебались, но в итоге все обнажили свои груди. Последней это сделала скромная девушка в белой маске. Пожалуй, что я болел за нее. Киры по-прежнему не было видно.

– Как вы поняли, я попросил девушек обнажиться опять же лишь для поддержания горячей атмосферы, – сообщил ведущий, – И лично мне уже очень жарко. Надеюсь, второй конкурс вас порадует. Это соревнование на скорость и интеллект. Перед вами листок с загадками. В каждой строчке зашифрована цифра. Цифры складываются в номер телефона. Ваша задача, как можно скорее расшифровать этот номер и дозвониться по нему до меня. Напоминаю, что в следующий тур проходят только две из вас. После того, как я получу первый звонок, у остальных претенденток останется только три минуты до завершения конкурса. Все понятно?

Девушки кивают.

Задание второго тура не кажется мне очень уж страшным. Не правильно было раздевать девушек, но задачки на сообразительность – это значительно лучше, чем глупый конкурс с шариками. Впрочем, задачи эти наверняка не самые сложные.

Девушка с черной маской закончила расчеты первой и набрала номер. У ведущего на телефоне заиграла «We are the champions». Первая победительница определилась. Остальные девушки ускорили темп. Красная закончила расчеты и набрала номер – безрезультатно, где-то в ее расчетах была ошибка. Я болел за девушку в белой маске, но она все не решалась сделать попытку. Девушка в зеленой маске сделала свою первую попытку, но тоже неудачно, вторую попытку сделала девушка в красной маске – и опять мимо.

Ведущий начал обратный отчет. Когда он досчитает до десяти, у девушек заберут задания. Если вторая конкурсантка не определится, то в финал попадет только девушка в черной маске.

Наконец, девушка в белой маске заканчивает расчеты и судорожно набирает номер.

– Четыре… три… два… – отсчитывает ведущий.

«We are the champions». Ура! Моя фаворитка прошла в финал.

– Похлопаем нашим финалисткам, – говорит ведущий.

Расстроенные девушки в красной и зеленой масках забирают одежду и уходят со сцены.

– Объявляю начало финала, – выкрикивает ведущий, – Но прежде чем мы начнем, догадайтесь, что я хочу у вас попросить?

Мужчины в зале заулыбались. Мое сердцебиение участилось. Неужели это то, о чем я думаю?

– Да, да, девушки, я попрошу вас снять трусики, – ласковым голосом продолжает ведущий.

Девушки переглядываются. Та, что в черной маске медленно спускает трусики, кидает их в сторону и даже не пытается прикрыть свои интимные места руками. Глядя на нее, девушка в белой маске тоже медленно расстается с последней деталью одежды. Зрители аплодируют.

– Итак, финал начался, – закричал ведущий и зал ответил одобрительным гулом. – Конкурс этот отличается от предыдущих, и потому каждая из конкурсанток может в любой момент отказаться от выполнения задания. Повторяю, вы добровольно можете отказаться! Более того, ваш отказ не будет означать победу вашего соперника. iPhone заберет только тот, кто выполнит все условия конкурса. Однако я вас обрадую, что победительница этого конкурса не только заберет обещанный приз, но и станет VIP-членом нашего клуба, что откроет дополнительные привилегии, о которых я расскажу позже. Вам понятны условия?

Девушки кивнули. Видно было, что девушка в белой маске сильно дрожит и волнуется. В отличие от девушки в черной маске, она прикрывала руками грудь и промежность.

– В трех метрах от вас белая линия, которую вам предстоит пересечь – начинает формулировать задание ведущий, – Пересечь линию вы должны в любом случае, либо с вашим призом, либо без него. Но чтобы оставить iPhone у себя, вы должны пересечь линию особым способом…

В зале повисло молчание. Я не знал, чего и ожидать, но то, что я услышал, превзошло даже самые худшие мои опасения.

– Вы должны пересечь линию вместе с iPhone, но он не должен находиться у вас в руках, – продолжил ведущий. – Он не должен находиться у вас в зубах, и вы не можете просто зажать его между ног… На этот раз раздеты вы были не для того, чтобы загорячиться толпу, а для того, чтобы освободить инструмент, который может привести вас к победе… Понимаете о чем я?

Девушки выразили непонимание.

– По условием нашего конкурса победительница должна поместить свой iPhone внутрь себя и пройти с ним через белую линию, – поясняет ведущий. – Телефон должен оказаться внутри не менее чем на половину, иначе победа не засчитывается. Придерживать его рукой нельзя, если уроните на пол – дисквалификация… На выполнение задания или отказ от него у вас есть 10 минут. Время пошло.

Наступило молчание, в зале были слышны лишь короткие перешептывания. Девушки переглядывались между собой, но ничего не предпринимали.

Таймер показывал, что прошло четыре минуты.

– Идите вы к черту со своим конкурсом, – заявила, наконец, участница в черной маске, – Извращенцы!

С этими словами она пересекла белую линию, взяла одежду и исчезла за дверью.

Девушка в белой маске продолжала неподвижно стоять. Неужели она сделает попытку? Надо сделать так же, как поступила ее соперница. Вокруг одни извращенцы и я среди них. Мне хочется уйти, но ноги отказываются, потому я продолжаю смотреть. Теперь я понимаю, почему Кира не осталась наблюдать за конкурсом.

Девушка в белой маске осторожно раздвигает ножки и прикладывает к промежности iPhone. Когда я писал о сексе с гаджетами, я и представить себе не мог, что нечто подобное возможно в реальности.

iPhone тем временем проталкивался внутрь. Девушка издала приглушенный стон, а лицо ее исказилось от боли.

– Хватит, прекрати, неужели тебе настолько нужен этот приз, – не выдерживаю я. Меня за плечо тут же берет толстый мужик, принимавший ставки, и делает знак молчать.

iPhone продолжал свой путь в женское лоно. По всему было видно, что девушка испытывает сильную боль, но она почему-то продолжала…

«Надеюсь это не ее первый раз» – мелькнула в голове страшная мысль.

– Осталось две минуты, – беспощадно произнес ведущий.

Девушка сделала резкий точек, и тут же из ее груди вырвался крик. Мне показалось, что я заметил струйку крови, сбегающую по ноге девушки.

Девушка в белой маске сделала несколько неуверенных шагов вперед и, сильно сжимая ноги, проковыляла через белую линию. Зал разразился овациями. Мне сделалось дурно. Когда девушка вынимала свой «приз», сомнений уже не оставалось – кровь была.

Толстый мужик, наконец, убрал руку с моего плеча. Я молча развернулся к стойке бара.

– Long Iceland Ice Tea, – бормочу я бармену, – Хотя нет, лучше водки с колой… Или даже без колы.

– В первый раз здесь? – улыбаясь, спрашивает бармен, – Меня тоже изнасилование телефоном в первый раз впечатлило. Отвечаю на твой предполагаемый вопрос – этот раз не был исключением из правил. В прошлом году обе девушки эту штуку в себя засунули – представляешь, какое унижение чувствовала проигравшая? А в другой раз победительнице пришлось вызывать скорую помощь из-за сильного кровотечения. Но когда девушки видят, что до желанной цели осталось всего несколько шагов, они почему-то теряют остатки здравого смысла.

– Отвратительно это, – фыркаю я, залпом выпивая водку. – Повтори мне.

В опыте поколения iP есть страшные вещи, которые неприятно вспоминать, но про которые нельзя не рассказать. Все стремятся попасть в VIP-список, но некоторые неправильно рассчитывают приемлемую для себя цену. Что лучше, 10 минут анонимного унижения или 2 месяца скучной работы? Обе цены, на мой взгляд, слишком велики.

Я перечитываю то, что записал после организованной мною вечеринки. Теперь эта запись не кажется мне такой уж глупой:

«Поколение iP нуждается лишь в букве «V», чтобы стать поколением VIP, но проблема в том, что «V» для нас часто значит вендетту со всем миром. Лишь немногие рассматривают свою «V» как Victory, победу в чем-то реальном. Мы, как и любое поколение, обеспокоены двумя вещами – нашим личным статусом и статусом всего нашего поколения. Те из нас, кто решил первую проблему, иногда забывают про вторую, другие же напрямую связывают решение первой задачи с решением второй – и именно здесь начинается вендетта»

Вендетта

Товарищ, верь: взойдет она, Звезда пленительного счастья, Россия вспрянет ото сна, И на стаканчиках Старбакса Напишут наши имена! Демотиватор

Люди выходят на улицы, затем что-нибудь случается, но люди возвращаются снова. Сегодня уличный протест стал важной формой участия в общественной и политической жизни страны.

Во многом второе дыхание у протестных движений появилось благодаря интернету. Митинги оцифровываются и обретают вечность. Если мы почитаем работы Тарда, ЛеБона и Московичи, то увидим, что характерной чертой толп прошлого была анонимность, а также безнаказанность действий коллективных акторов. В наше время протест индивидуализируется. Речь идет даже не о том, что благодаря камерам можно установить личности всех нарушающих закон граждан – хотя это тоже крайне важно. Наиболее важна возможность быть услышанным – чтобы все узнали именно твою историю, а не только коллективные требования «хлеба и зрелищ».

Оглянитесь вокруг и посмотрите, какие разношерстные группы выходят на улицу вместе. Некоторые предлагают свои коллективные истории (например, студенты против реформы образования), другие индивидуальные (например, уволенная по политическим мотивам учительница). И эти люди пришли поведать свою историю не просто сотне человек, которые стоят рядам – они обращаются к огромной аудитории интернета. Их протест, марш, митинг будет оцифрован, его можно будет показывать внукам через 50 лет.

Среди протестующих очень много представителей поколения iP. Что же они делают на улицах? Им хватает денег на еду, у них еще не успели отнять работу, более того, они достаточно умны и образованны, чтобы иметь неплохие шансы на светлое будущее. В руках они держат «игрушки», стоящие как несколько зарплат рабочего на заводе. Есть ли у них вообще право на протест?

Разумеется, есть! Молодые люди очень хорошо чувствуют свои коллективные интересы. Правила игры придуманы до них, все самые лучшие места заняты – необходимо переломить ход событий, заставить элиту впустить в себя новые кадры. Да, им нужна власть! Только получат ли они ее таким способом?

Вероятно, не все согласятся с тем, что протесты и вечеринки для поколения iP являются вещами одного порядка. С этим просто нельзя соглашаться, ведь это противоречило бы протестному дискурсу и в первую очередь идее о сотворении новой истории. Но от фактов трудно уйти – протест по природе своей все тот же event. На митингах, в «авозаках», на политических собраниях и т. д. молодые люди знакомятся с такими же как они. Протесты не хуже конференций позволяют увидеть, насколько умным является тот или иной человек, насколько адекватны его взгляды. На улице складывается крепкая дружба, контакты, которые через годы могут превратиться в могущественные политические связи. И после этого кто-то считает, что поколение iP выходит на протесты для забавы?

Доля развлечения в протестах, как и в любом event, безусловно, есть. И после митинга многие расходятся по барам и кофе, чтобы обсудить только что пережитые ощущения. Один event плавно переходит в другой – это закономерное явление. Более того, некоторые участники протеста устраивают один event внутри другого, заходя на время в кафе или просто располагаясь на импровизированный пикник.

Не знаю, можно ли называть политические протесты королями среди events, но они, безусловно, являются одной из самых важных форм. Каждый event соединяет и генерирует определенные виды ресурсов. Вечеринки – сексуальность, конференции – академические знания, протесты – гражданскую активность. Эти ресурсы доступны нашему поколению и именно сейчас у нас появились способы масштабного сбора и использования таких ресурсов.

Нигде в другом месте нельзя увидеть столько представителей поколения iP сразу, как на протестах. Здесь уже не вечеринка на 500 человек – здесь все серьезно. Разумеется, мое поколение составляет не более трети от общей массы митингующих, однако это наиболее креативная и организованная ее часть. Да, они ищут справедливости, каких-то политических свобод, но в первую очередь в этой толпе они пытаются найти друг друга.

Наша вендетта, моя вендетта обращена не только в политическую жизнь, но и к успеху вообще. У многих где-то глубоко в подсознании засела песня, которая так часто звучала в нашем детстве: «Выбери меня, выбери меня, птица счастья завтрашнего дня». Хотя поколение iP и не слушает старых песен, в нас все еще живет этот маленький ребенок, ищущий свою птицу счастья. И очень хорошо, что мы еще не отчаялись и что этот ребенок еще существует. Но что же мы придумали для того, чтобы получить наше личное счастье завтрашнего дня?

Продать себя. Целиком и полностью. Поколение iP щедро выложило свои товары на рынке счастья.

Гулять по городу с плеером в кармане и наушниками в ушах опасно по двум причинам. Первая – тебя может сбить машина. По крайней мере, она может попытаться это сделать. И очень обидно, если тебя собьет Лада-Калина, уж если смерть, то под колесами чего-нибудь посолиднее, например, Бентли.

В этот раз Бентли совершило попытку сбить меня, неожиданно дав задний ход. Дорогая машина остановилась всего в сантиметре от меня.

Настроение было плохим, песня в ушах играла грустная, потому спокойный в обычных ситуациях я громко выругался и легонько пнул машину по колесу.

Вторая проблема наушников состоит в том, что ты не можешь рассчитать громкость, с которой ты говоришь. Возможно, мое восклицание оказалось слишком громким. Возможно, не стило трогать колесо. Как бы там ни было, дверь со стороны водителя открылась, и оттуда с руганью вывалился здоровый мужчина. Я успел только вынуть наушники из ушей и мысленно попрощаться с жизнью.

– Послушай, пацан, ты в своем уме? – злобно надвинулся на меня водитель. – Ты представить себе не можешь, кому принадлежит эта машина… Ты… Антон?

Такого развития событий я никак не мог ожидать. Много ли Бентли можно пнуть, чтобы оттуда вылез человек, который знает тебя по имени? Естественно знал меня не владелец дорогой машины, а его водитель. Кроме того, на мое счастье в машине никого кроме водителя не было.

Откуда я могу знать водителя Бентли? Во время работы транспортным координатором на Петербуржском Международном Экономическом Форуме я много времени проводил в общении с водителями, а с некоторыми из них даже успел подружиться. Они все были достаточно простыми людьми, отличительным качеством которых был лишь безупречный водительский опыт. Часто они соревновались, кому достанется чиновник покрупнее, чем сильно напоминали нас самих. Они тоже хотели приблизиться к чему-то значимому, чтобы потом рассказывать друзьям в баре о своем общении со знаменитостью.

Вот мы уже сидим в Кофе Хаусе, который оказался неподалеку от подземного гаража, в котором мой знакомой водитель оставил машину.

– Ты извини, что я чуть не сбил тебя, да еще и накричал, – извиняется водитель, – Ты хороший парень. Просто день сегодня непростой.

– Да у меня тоже плохой день. В хорошие дни я не попадаю под колеса, – отвечаю я.

– Меня уволили, – продолжил водитель, – Поезжу еще несколько дней, пока мне не найдут замену, а потом… не знаю даже, не хочу больше такую работу.

– Ответственность за машину? – спрашиваю я. Я знаю, что для частных водителей сохранность машины шефа является сильной головной болью. Они получают большие деньги, но царапина на этой машине может стоить больше зарплаты.

– К ответственности я уже привык, – отмахивается знакомый, – Проблема в хозяине. Поскольку ты не знаешь, на кого я работаю, то я, наверно, могу тебе рассказать, почему меня уволили…

– Если эти сведения могут навредить мне или тебе, то лучше не продолжать разговор, – уточняю я. В тоже время во мне не на шутку разыгрывается любопытство.

– Все они похотливы до безобразия, – продолжает водитель. Я вижу, что он очень хочет выговориться и потому не препятствую. – Проститутки в машине уже давно стали нормой, и я не обращаю на это внимания. А тут молоденькая студентка-практикантка… Вызвался подвезти ее до дома, угостил коньяком и начал приставать. Он еще и не закрыл перегородку – настолько водителей за людей не считает… А девушка очень умная, порядочная, проходила у него стажировку. Но трудно сопротивляться, когда настаивает такой человек, да и атмосфера роскоши и комфорта притупляет способность защититься…. Ну я не выдержал и сказал, чтобы начальник прекратил… А он на меня как на пустое место посмотрел и выругался, что дескать я не имею права голоса… Девушку он тем не менее отпустил. Правда сказал ей, чтобы она к нему на квартиру в гости приехала… Меня уволили – и бог с ним, но я почему-то чувствую, что она все равно придет к этому мерзавцу, а он сделает с ней все, что захочет…

– Очень печальная история, – отвечаю я. – Но Вы достойно поступили. Таким людям как Ваш начальник нельзя позволять такие вещи.

– Бесполезно, – отмахнулся водитель, – На моем месте ведь 9 из 10 водителей просто бы промолчали. Даже если бы он изнасиловал ее прямо на моих глазах, я бы едва ли что-то мог сделать. Для людей, которые ездят в Бентли, написаны совсем другие законы…

Наша вендетта направлена не только в политическое поле, но и в социальное. С одной стороны, поколение iP служит богатым людям. Некоторые действительно продают им свое тело, а иногда и душу. Другие становятся жертвами, но все равно покорно молчат. Россия все еще то место, где «девы юные цветут для прихоти бесчувственной злодея», и все это прекрасно понимают. Поколение iP может лишь поискать, где предложат лучшую цену, но сам факт купли-продажи наверняка состоится. С другой стороны, поколение iP ждет, когда появится возможность для мести. Мы не хотим отнять и разделить, достаточно просто отнять. Многие ждут лишь удачного случая для того, чтобы выкинуть из дорогих машин всех насильников и педофилов.

Единственный вопрос, не дает мне покоя – как известно, уничтожая памятники, нужно беречь постаменты, поскольку те могут еще пригодиться. Кто влезет в Бентли вместо прежнего владельца? Не перевернет ли роскошь и власть сознание победителя так, что он снова поставит себя выше закона? А если трансформация победителей неизбежна, то как выйти из порочного круга?

Allegro

Вы еще не читали эпилог? Да, именно тот, который в конце этой книги. Проблема в том, что описанные в нем события уже произошли для меня, а загадка поколения iP еще не разгадана.

Место № 3, вагон № 6, скорость 197 км. в час. Появляется вдохновение и надежда на то, что эта история когда-нибудь будет закончена. В ушах музыка, справа на меня таращится Эйнштейн с высунутым языком – обложка для загранпаспорта, подаренная хорошей подругой. И пусть таращится. Если посмотреть налево, то я увижу в отражении свое лицо. До Эйнштейна мне далеко.

Среди четырех мест вокруг, занято только мое. Это дает возможность для раздумий. Скорость прекрасна, даже время не надоедает.

Конференции – это интересная часть современной жизни. Академический туризм – это путь, который выбирают наиболее активные представители iP-поколения. Это очередной доступный нам вид подставной праздности. Ты не платишь ни за дорогу, ни за еду, ни за жилье, разве что есть расходы на сувениры. В остальном все твои затраты возместит университет. Некоторые предприимчивые академические туристы даже умудряются зарабатывать, получая возмещение расходов, как с принимающей стороны, так и со стороны своего университета. Но я далек от этого, да и в академическом туризме почти новичок.

Никто из академических туристов не питает излишних иллюзий относительно академической ценности своих поездок. Это разве что дополнительная строчка в резюме, но не более того, а если ты академический турист со стажем, то даже эта строчка тебе не очень нужна. Гораздо больше академических туристов волнует гастрономическая ценность конференций. Мой попутчик по дороге в Хельсинки – академический турист с большим стажем – вывел обратную закономерность между академической ценностью конференции и ее гастрономическими качествами. Но, честности ради, стоит сказать, что только что закончившаяся конференция оказалась достаточно сильной и сбалансированной в академико-гастрономическом плане.

«Близка неизбежность, так мало любви и так много слов…. Стоит у перил моста, безумно гладя на воду… Кто-то мчался…» Не поспеваю за песней, но она очень соответствует настроению моей книги.

Конференции – это не меньшие events, чем вечеринки, хотя аудитории этих мероприятий редко пересекаются (в основном пересекаются девчонки из Гарварда, которых я уже не раз встречал на таких мероприятиях). Allegro – лишь мчащийся с большой скоростью Starbucks, если вы понимаете о чем я. Декорации меняются, а поколение остается прежним.

Жизнь в Москве сильно отличается от жизни в Санкт-Петербурге. Твои амбиции больше не считаются чем-то ненормальным, особенно твои финансовые амбиции.

Учителя зарабатывают деньги, которых едва хватает на жизнь. Прогрессивные молодые ученые и заядлые академические туристы могут зарабатывать в разы больше, прилагая при этом значительно меньше усилий. Мне всегда не нравилось слово «грантоежка», которое часто используют сторонники прекращения любого финансирования ученых из-за рубежа. И хотя я сам отчасти уже становлюсь грантоежкой, должен признать, что слово это действительно очень подходит для академической части поколения iP.

Надо признать, что продукции Apple на конференции было немного, да и пользоваться прогрессивными методами презентации умеют далеко не все. Но это никому и не нужно. Единственное, что осталось выполнить для того, чтобы сделать свои конференции максимально привлекательными – это отменить доклады.

Утром второго дня взгляните внимательно в зал. Вокруг спящие молодые люди, которые хорошо провели вчерашний вечер. Тот, у кого удалась еще и ночь, не пришел вовсе. Кто сказал, что ботаники не умеют хорошо проводить время? На мой взгляд, многим мажорам есть чему поучиться у академических туристов.

Реальная наука редко волнует кого-то. Да, возможно познакомившиеся друг с другом люди вместе проведут исследование или напишут книжку, но это случиться не на конференции. Более того, на конференциях зачастую наиболее интересными оказываются доклады, основанные на минимальной академической базе. Красивая презентация и чувство юмора решают все.

Какую академическую ценность имеет огромное количество вина, предлагаемого в конце дня? Очень непредсказуемую ценность! Все успешные академические туристы и «грантоежки» знают, что все решает тусовка. Забудь сомнения, говори «да» любому предложению выпить, и вскоре ты станешь успешным ученым. Хотя, конечно, твои знания и навыки важны – никто не хочет общаться с глупым человеком, никто не пригласит его на конференцию. Крайне важны знания языка – иначе ты просто окажешься вне основной тусовки. Ты можешь говорить плохо, но начать диалог ты обязан.

Во всех этих размышлениях для меня нет ничего нового. Я знал это уже давно, хотя ни успешным академическим туристом, ни успешным молодым ученым еще не стал. Полагаю, что возможность для движения по этому пути еще не закрыта. А сейчас же мой путь лежит в Санкт-Петербург.

Если сравнивать академические events со всеми прочими, то академические мероприятия гораздо более элитарны. Барьеры на вход не сводятся к простому знакомству с организатором (более того, вы удивитесь, но на научное мероприятие можно попасть и со стороны – свежая кровь нужна всегда). Кроме того, такие events часто оказываются интернациональными. Чем больше разных точек земного шара объединяет конференция, тем ценнее она с точки зрения знакомств и опыта. Хотя, знакомство с интересным исследованием является скорее неожиданным исключением из правил – настолько неожиданным, что даже не совсем понятно, что с ним делать.

Академически туризм способен захватить человека достаточно быстро. Ты едешь на одну конференцию, находишь там знакомых, добавляешь строчку в резюме, после чего попасть на следующую конференцию становится проще. И так далее. Это не учитывая того обстоятельства, что многие конференции являются ежегодными и попасть туда во второй раз уже не составит трудностей.

Вечеринки в клубах, научные конференции, фестивали на открытом воздухе, пьянки на квартире у едва знакомого приятеля, распитие кофе в Starbucks – все это ключевые элементы жизни поколения iP, все это элементы одного порядка. Во все времена люди общались – здесь нет ничего, что было бы изобретено поколением iP. Наше поколение лишь поменяло атмосферу, добавило подставной и показной праздности. За удовольствие надо платить, но кто сказал, что платить за него должен ты сам?

Представители старшего поколения должны возмутиться. Они вынуждены работать, у них не было возможностей для столь масштабного академического туризма, не было комфорта Allegro или Starbucks, не было наших возможностей. Но в сложившейся ситуации виноваты не мы, мы лишь подобрали то, что лежало под нашими ногами.

Слева от меня мужчина и женщина ведут интимный разговор, прикрываясь словом «орротаж». Конечно, нормальные люди не знают, что это такое. Даже Google выдает не так много ответов. Но я слишком долго общался с юристами, чтобы не знать этого, и поэтому едва могу сдержать свою улыбку. Интересно, они тоже юристы? Мужчина и женщина с подозрением смотрят на меня:

– Ты знаешь, что такое орротаж? – спрашивает мужчина.

– Да, отвечаю я. – Я с юридической конференции возвращаюсь.

– До отвращения образованные молодые люди пошли, – улыбается женщина.

Вы когда-нибудь видели дождь на скорости более 200 км/ч? Он становится горизонтальным. Капли маленькими змейками ползут по стеклу. Это зрелище завораживает. Никогда не видел ничего подобного, хотя я раньше никогда и не двигался по земле со скоростью в 200 км/ч. Горизонтальный дождь – можно ли придумать метафору лучше для того, чтобы описать необычность нашего нового состояния!

Конференции

Настоящая конференция начинается в столовой. Только здесь, в неформальной атмосфере без принуждения со стороны модераторов или регламента происходит реальный обмен действительно интересными идеями.

– А та девушка с докладом про гендерные стереотипы была ничего, – отмечает мой сосед по столу.

– Да что ты, я терпеть не могу эту изъезженную тему, – отмахиваюсь я, – вообще не понимаю, как люди еще продолжают изучать что-то вроде «гендерных стереотипов в рекламе». Всем давно уже все про это известно.

– Да причем тут «гендерные стереотипы», – улыбается собеседник, – Я про саму девушку. Ты видел ее ножки!

Мы смеемся. Подходит та самая девушка и садится за наш столик.

– Я даже не знаю, обрадоваться мне комплементу в адрес моих ножек или огорчиться критикой в адрес моего выступления, – улыбаясь, говорит девушка.

Я немного растерялся. Вообще не в моих привычках обсуждать кого-то, не будучи полностью уверенным, что он не стоит за твоей спиной.

– Не обижайтесь, – выдавливаю я из себя. – Но тема мне правда не нравится.

– Что ж, меня она тоже не очень интересует, просто нужно было с чем-то выступить, – пожимает плечами девушка, – Не знаете, где в вашем городе можно развлечься?

Впрочем, большинство диалогов за столом посвящены содержанию конференции или научным интересам того или иного участника. Хотя академические туристы не скрывают своего цинизма, они довольно часто являются весьма интересными и талантливыми учеными. Настолько талантливыми, что если это девушка, то можно даже вызваться показать ей город.

Неформальное общение – это душа любой конференции, а формальные секции и круглые столы – это семь кругов ада, которые ей необходимо пройти. Для того чтобы мучения были не слишком сильны, нужно занять стратегически верное место, а в идеале запастить ноутбуком, подключенным к интернету. Если интернета нет, то можно, например, написать небольшое эссе про конференции, чем я собственно и занимаюсь. Стратегически верное место означает расположение вблизи двери, чтобы всегда оставалась возможность незаметно выскользнуть из аудитории и также незаметно вернуться обратно в конце секции. Впрочем, никого не волнуют люди, убегающие с конференции, поскольку одна часть зала напряженно слушает доклад, а другая часть зала спит или тоже обдумывает план побега. Но сбежать может лишь тот, кто подготовился к побегу заранее.

На этот раз вылазка прошла успешно. Я полтора часа прогулял по городу, а вернулся к самому кофе-брейку. Более того, маневр получился настолько удачным, что никто не заметил моего отсутствия.

– Как Вам последняя секция? – интересуется у меня за кофе организатор конференции, – Мне кажется, некоторые доклады должны быть очень полезными для Вашей научной работы.

Проблема общения с организаторами конференции состоит в том, что ты не можешь прямо признаться, что пропустил все эти доклады.

– Да, конечно, они были весьма интересными, – киваю я, – Хотя многие идеи показались мне спорными и были недостаточно аргументированы.

– Пожалуй, я с вами соглашусь, – отвечает организатор, – Но все-таки может быть вы доработаете какую-нибудь из этих идей и представите свои результаты на следующей конференции.

– Я взял эти доклады на вооружение, – улыбаюсь я, а про себя думаю, что надо хотя бы не забыть прочитать аннотацию к этим докладам.

Впрочем, на этом наш диалог с организатором оказался исчерпанным. Организаторы – очень занятые люди и им редко удается долго говорить с кем-то одним. Я же на практике доказал, что содержание докладов можно обсуждать и без присутствия на них. «Бродского я не читал, но как советский человек заявляю…».

Научные конференции – это лишь очередная форма общения. Они всегда были чем-то средним между омертвевшим и бесперспективным знанием и спекулятивным и амбициозным незнанием. Трудно сказать, что из этого хуже для науки, но я, как и все представители поколения iP, делаю выбор в пользу незнания. Мы не стесняемся того, что чего-то не знаем, поскольку знаем способы восполнения пробелов. Возможно, мы изменим науку, возможно, мы не справимся и покинем ее в пользу других events.

Часть 3,14

Нищета

Если говорить начистоту, то мы не очень бережливое поколение. Более того, зачастую многие из нас попросту не умеют обращаться с деньгами. Если сравнивать нашу юность с юностью наших родителей, то финансовых ресурсов у нас наверняка больше, также как и возможностей для их применения. Вот только не воспитали в нас то, что называется «бережливостью». А ведь согласно данным исследования World Value Survey более половины россиян хотели бы, чтобы их дети обладали таким качеством. Что ж, не суждено их надеждам сбыться.

Подставная праздность стоит денег, посещение events тоже стоит денег. Даже создание events на первом этапе требует некоторых вложений, которые совсем не обязательно окупятся. Чтобы съездить куда-то в качестве академического туриста изначально тоже нужно выложить кругленькую сумму в надежде, что в течение полугода твоя организация возместит ее. Но все это благие цели, на которые не так уж стыдно тратить деньги – гораздо хуже обстоит дело с нашим образом жизни.

Вспомним коктейль за 400 рублей. Ах, девушке тоже нужно купить коктейль? Как, она еще хочет второй? А девушка хотя бы скажет, как ее зовут?

Многие девушки в клубах занимаются ничем иным как флиртом в обмен на выпивку. Они приходят в клуб почти без денег, а выходят наполненные кучей дорогих жидкостей. Причем секс случается не так часто, как кажется. Для многих моих знакомых речь идет лишь о компании, хорошо проведенном времени, а иногда исключительно о выпивке. Секс рассматривается как маловероятное продолжение в том случае, если наливающий парень ну очень сильно понравится. Спонсоры же зачастую, напротив, страшненькие, маленькие, иногда еще и неуверенные в себе, хуже того – встречаются девственники. Все остальные уже давно обзавелись девушками.

Более того, не все молодые люди знают, но некоторые клубы специально нанимают девушек для того, чтобы те провоцировали мужчин на покупку дорогой выпивки. Зарплата этих девушек напрямую зависит от того, как много закажет их новый знакомый. Мужчине же в лучшем случае достанется лишь короткий миг надежды, а в худшем дополнительное подкрепление комплекса неполноценности.

Коктейли – не самое дорогое, на что мы тратим деньги. Хотя, если увлечься, то за ночь в клубе можно спустить почти любую сумму денег. Чуть более упорядочены расходы на кафе и рестораны (как правило, быстрого питания или суши, но иногда и нормальные рестораны). За несколько приятных часов в кафе можно заплатить дневную зарплату школьного учителя, а то и больше. Но без этих расходов никак – чайные и кофейни уже давно стали неотъемлемой частью жизни нашего поколения. Сколько замечательных бесед в них произошло!

Еще мы очень любим дорогие вещи. Мы вообще во всем стремимся приблизиться к высшей прослойке населения, пусть и на мгновение, пусть и в отдельных вещах. Если наручные часы, то Calvin Klein – такие, которые скромные и без лишних украшательств, но по цене около 10 тысяч. Мы же не можем позволить себе Rolex, а носить подделки – это вообще не по адресу.

Вообще, любую сумму денег можно спустить не только в клубе, но и в магазине. Причем, как правило, это происходит именно в магазине. Все-таки удовольствие в клубе слишком непродолжительно, а вещи будут радовать глаз как минимум один сезон, кроме того они способствуют нашему правильному позиционированию в пространстве.

Не забудем, конечно, iPhone, iPad и прочую недешевую продукцию. Мне кажется, психологический барьер относительно цены на гаджеты сильно вырос. Раньше людям казалось неприемлемым потратить на них треть зарплаты, теперь они почему-то готовы выложить три. Одно из объяснений, конечно, остается прежним. Люди вкладываются в символы. Вы знаете, что в некоторых районах Африки мобильных телефонов было продано больше, чем размещено розеток в домах? Это немного странное обстоятельство. А еще лет пять назад жители крупных городов поражались тому, что в деревнях люди ходят с очень дорогими телефонами при том, что среднемесячная зарплата в этих районах гораздо ниже городской. Жители деревень вкладывались в единственно доступную статусную вещь. Им не приходится надеяться на квартиру и даже машину, так почему бы не позволить себе хотя бы такую слабость? Наше поколение тоже похоже на этих деревенских жителей.

Я уже писал выше, что iPhone для поколения iP – это больше, чем статусный символ. Яблочная продукция уже давно перестала быть простым пафосом, превратившись в культ, образ мысли, сексуальный стимулятор и протез. Мы покупаем дорогие смартфоны не просто потому, что хотим выделиться – этим уже никого не удивишь. Мы просто не хотим отставать.

На одном из Форумов со мной работал молодой парень, который очень хотел купить себе MacBook. Никакие разумные доводы не действовали – он просто хотел его и точка. При этом зарплаты, которую мы получали по итогам Форума, разумеется, не хватало. Я буквально чувствовал, с какой болью этот юноша воспринимает эту проблему. Как маленький ребенок, которому родители не хотят купить игрушку – только все во много раз серьезнее.

Возможно, мне повезло. Принуждения к яблочной продукции со стороны моего окружения не случилось, однако, в некоторых коллективах (например, студенческих группах) количество iPhone на один квадратный метр достигает критического уровня, после которого появляется мода, принуждение, осуждение – все что угодно. А почему у тебя нет этой игрушки? Правильнее задать обратный вопрос – почему она есть? Почему есть не только она – почему мы вообще живем не по средствам.

В конце рабочего дня мне приходит СМС: «приходи в пятницу на тоже место к 14 часам». Нет никаких пояснений или объяснений, но я знаю, что должен прийти. На душе отчего-то тревожно.

Я пришел на 10 минут раньше назначенного срока, но мальчик уже сидел на прежнем месте, на том самом, где мы с ним познакомились чуть больше недели назад. Мальчик плакал.

– Почему ты снова плачешь? – спрашиваю я мальчика и не могу скрыть своего испуга, когда вижу его лицо. Под глазом чернеет синяк, губа разбита, на щеке следы от ногтей, как будто его наотмашь била женская рука, лицо распухло от слез…

– Зря ты отдал мне iPhone, – только и выдавил из себя мальчик и снова заплакал.

– Расскажи мне, что с тобой случилось, – настойчиво спрашиваю я. – Тебя обокрали?

– Хуже… – всхлипывает мальчик. Я молчу и даю ему некоторое время, чтобы он успокоился, после чего он продолжает. – Меня обвинили в воровстве. Сначала в школе. Все ведь знают, что мои родители не могут себе этого позволить. В то, что телефон мне подарили, никто не поверил…

Я молчу и не замечаю, как уже до крови расцарапал себе большой палец правой руки – так бывает, когда я нервничаю.

– Они вызвали в школу родителей, – продолжает сквозь слезы мальчик. – Мать тоже мне не поверила. Потребовала вернуть телефон туда, где я его взял. Но… у тебя был выключен телефон.

Я вспомнил как из-за работы долгое время был не доступен по номеру, который оставил мальчику. Даже то, что я получил его СМС – счастливая случайность. Теперь кровь из пальца залила всю мою руку, но я продолжаю этого не замечать.

– Кто тебя бил? – интересуюсь я.

Мальчик мне не ответил. Он сильно стукнул меня по плечу и побежал прочь из моего убежища. Я немного растерялся, а когда хотел последовать за ним, зацепился за ветку и поранил себе лицо. Мальчик уже пропал из виду.

И вот я сижу на своем любимом месте, лицо и правая рука в крови, но мысли гораздо хуже моего облика. Как я мог совершить такую глупость?

Я должен закончить эту книгу – даю я себе обещание.

Больше я никогда не приходил на это место и никогда не видел мальчика, о котором мне почти ничего не известно. Окончание истории так и осталось для меня загадкой – били ли его родители или, может, сверстники. Я с готовностью допускаю обе эти возможности. Зачем мальчик предложил встретиться, если так мне ничего и не рассказал? Быть может, он просто не решился рассказать свою историю до конца. От недосказанности вся эта ситуация становится только страшнее.

Так в моей истории появился еще один безликий персонаж, опыт которого служит предупреждением. Чтобы стать частью поколения iP, недостаточно обладать красивой игрушкой – нужно «заслужить» ее, нужно чтобы она органически вписалась в твою жизнь, а иначе она только станет источником дополнительных проблем.

Deadline

– Любишь кого-то? – Пиши диплом.

Демотиватор

Представители поколения iP прекрасно знают, каково это, когда на часах половина двенадцатого, работу нужно сдавать через полчаса, а потратить на нее надо еще минимум часа четыре. В такой ситуации в голову приходят несколько возможных решений.

Первый вариант для хитрых – взять какой-нибудь непонятный файл, присвоить несвойственный ему формат, назвать его «ВКР_ИВАНОВ. rar» и отправить. Файл этот конечно не откроется, но как знать – быть может, он повредился при отправке. Студент ведь не должен нести ответственность за корректную работу почтового клиента. Так или иначе, предприимчивый молодой человек выигрывает для себя от нескольких часов до нескольких дней.

Для тех, кто не наделен такой наглостью или сообразительностью, есть второй, мученический способ – провести бессонную ночь (к таким ночам нам все равно не привыкать), кое-как закончить работу и с искренними извинениями отправить ее по назначению. Если получатель не очень принципиален, то работу все равно оценит, а возможно и закроет глаза на нарушенные сроки.

К сожалению, далеко не всегда проблему можно решить мученическим способом, а хитрый вариант не во всех случаях решишься использовать. Остается последний способ – путь покаяния. В данном случае приходится надеяться на прощение и позволение доделать работу позже, или как минимум есть надежда на смягчение наказания. Хотя в слове «deadline» и присутствует смерть, от его нарушения еще никто не умирал. Другое дело, что равно как от его выполнения, так и от его нарушения, наша нормальная и здоровая жизнь точно не удлиняется.

Мы несемся на огромной скорости к неизвестности, теряя на поворотах свое здоровье и свои нервы. Хотя, надо заметить, что наличие у человека высшего образования удлиняет ожидаемую продолжительность его жизни. Профессора по экономике вообще практически вечны. Но вечность – это точно не про нас. Мы не просто получаем знания, проходя дедлайн за дедлайном, мы каждый раз жертвуем маленькую частичку себя для того, чтобы избежать этой загадочной «смерти», поджидающей нас после полуночи.

Поколение iP живет дедлайнами не только потому, что его представители являются студентами. Кстати говоря, даже само понятие «студент» вскоре будет отражать гораздо более неопределенную возрастную категорию, чем это было еще 10 лет назад, ведь все идет к тому, что учеба будет продолжаться всю жизнь. Но и дедлайны подстерегают нас за пределами учебных заведений, например, на нашей будущей работе – отчетность, проекты, переводы, заявки. Даже организация events – это ни что иное, как цепочка дедлайнов. Попробуй вовремя не заказать клуб, и все твои приготовления окажутся впустую. Попробуй не согласовать время, и ты потеряешь половину выступающих. Dealine – это то, что заменяет нам минутные деления на циферблате и праздники в календарях.

Конечно, ритм жизни в современном городе неизбежно накладывает жесткие сроки на многие виды деятельности. Обломовщина запрещена, Штольц торжествует. Но в тоже время далеко не все занятия и профессии предполагают жизнь по дедлайнам. Довольно часто работа представляет собой рутину, границы которой лежат между звонками будильника, зарплатами и отпусками, но не дедлайнами. Водитель, электрик, библиотекарь – все они, безусловно, попадают в ситуации, когда нужно быстро закончить что-то, но дедлайны для их жизни – это все равно что-то необычное. После работы они смело могут усесться перед телевизором или взять книгу, не беспокоясь более ни о чем.

Проблема в том, что поколение iP не выбирает такую работу. Мы занимаемся тем, что требует интенсивной работы, выходящей за пределы стандартного 8-и часового дня. Мы не хотим приходить на работу и делать на ней тоже, что мы делали вчера и позавчера, и что нам придется продолжать завтра. Мы хотим свободы и азарта, хотим неопределенности. Пусть это будет проект или часть проекта, пусть начальник будит нас в три часа ночи и ломает нам планы на выходные, пусть отсутствие сна в течение нескольких дней становится нормой.

Вершиной того, чего может достигнуть представитель поколения iP до того, как он превратиться во что-то принципиально иное – это стать помощником какого-нибудь важного человека. Это именно то занятие, в котором может реализоваться и наш интерес к проектам, и наша подставная праздность, и наше стремление нарушить правила. Да, в социальные лифты поодиночке нас не пускают, но никто не помешает нам подняться, если рядом нас сопровождает человек, едущий на верхний этаж к себе на работу. И взамен мы будем отвечать на звонки в любое время суток, заказывать начальнику билеты, ездить на переговоры, подбирать съемную квартиру в Париже или искать крем для обуви за тысячу евро. Кто-то даже будет спать с ним или с его супругой. Все это даже не столько из-за денег, сколько из-за той прекрасной панорамы, которая открывается нам с верхнего этажа.

Наше поколение оказалось пред непростым выбором: нажать на газ или ударить по тормозам. Мы как пассажиры поезда, несущегося с огромной скоростью навстречу пропасти. Ты можешь ехать в СВ или в общем вагоне – впереди все равно пропасть…

Нам дали хорошую машину, указали дорогу, пусть ухабистую, но гораздо более длинную, чем дорога, по которой прошли наши предшественники. И в конце этой дороги нас поджидает пропасть. Вернее впереди мы видим лишь туман, создающий некоторую иллюзию светлого будущего, но дорога за ним совершенно определенно заканчивается ничем. Нам даже точно известна длина этой дороги – от четырех до шести лет, в зависимости от того, где мы учимся. Некоторые из нас настолько не хотят узнать, что скрывает этот туман, что будут продлевать свой путь снова и снова, заканчивая аспирантуру или получая степени PhD. Где одна степень, там и другая.

Работа для нас попросту не предусмотрена. Нет советского распределения – по нему многие вздыхают, но я скорее рад тому, что оно уже в прошлом. Нет рабочих мест, которые бы соответствовали той специальности, свидетельство о получении которой мы приобретаем в конце пути. Больше половины, а по некоторым оценкам вообще абсолютное большинство выпускников пойдут работать не по специальности. И столкновение с рынком труда будет страшным, мы все боимся его, хотя, возможно, и не говорим об этом напрямую. Неопределенность пугает.

Некоторые из нас предполагают, что в конце пути нас ждет не пропасть, а стена. В этом случае нужно лишь пристегнуться и набрать скорости – возможно, нам удастся ее пробить, а уж за ней-то нас и ждет светлое будущее. Я даже готов согласиться с тем, что за туманом неопределенности нас ждет потенциально преодолимое препятствие. Проблема в том, что нас к нему не готовят, мы даже не знаем, что это за препятствие, и потому воспринимаем его как пропасть.

– Почему ты получаешь второе высшее образование? – спрашиваю я у своего знакомого, который потратил на высшее образование более шести лет.

– Я просто не знаю, что мне делать с первым. Да и вообще не знаю, что мне делать, – честно отвечает мне знакомый.

– А что будет, когда ты получишь второй диплом? – интересуюсь я.

– Не знаю, я уже шесть лет ничего не знаю о будущем…

Я знаю, что таких, как мой знакомый, в нашей стране немало. Кто-то даже устраивается на работу, но все равно не понимает, куда он движется. Продолжая метафору с машиной, я сказал бы, что они нажали на тормоза и либо вообще остановились, либо с небольшой скоростью продолжили свое движение в тумане.

Очень многие талантливые молодые люди попадают в ловушку инерции. Дело в том, что вплоть до получения диплома о высшем образовании у нас фактически не было никакой возможности для самореализации вне стен учебных заведений. Талант мог найти себя в спорте, единицы начинали работу, но абсолютное большинство талантливых людей было способно лишь на одну вещь – получать хорошие оценки: в школе, в вузе, в науке. Преодолевая препятствия за препятствием, курс за курсом, конкурс за конкурсом мы снова и снова доказывали себе, что чего-то стоим в этой жизни. Есть очень большой соблазн продолжить делать это и дальше, особенно потому, что тебе еще и начинают платить… Но скажем себе «стоп». В какой-то момент произошла невидимая подмена. Университет – это более не единственное место, где талантливый человек может найти себе применение. Более того, иногда это совсем не то место, где нужно оставаться. Часть людей просто должна набраться храбрости и бежать.

Бегство за пределы теплых университетских стен не будет легким. Правила игры в корпоративном мире немного другие – здесь нет лекций и семинаров, теперь знания нужно добывать самостоятельно и из источников, которые нельзя прочитать или выучить – в них, скорее всего, вообще ничего не написано.

Посмотрите, где мы работаем! Events – это наше собственное изобретение, благодаря им мы справляемся с тем, что можно назвать когнитивным диссонансом, возникающим от противоречия между длинной дорогостоящей дорогой и бесславным финалом, что ждет нас в конце пути. Те, кому повезло, зарабатывают на events, остальные идут носить подносы, готовить кофе, перекладывать бумаги, возить пакеты, разговаривать по телефону или целый день играть в косынку на компьютере. Творческой (в самом широком смысле этого слова) работы, к которой стремится большинство (если не все) из нас, катастрофически нахватает. Нас используют как кофеварки, принтеры, автоответчики и т. д. – вся эта работа не то что не требует высшего образования, она зачастую не требует даже наличия человека. Зачем нам давали такие возможности, если впереди нет ничего, что стоило бы их?

Тем не менее, годы образования не ушли впустую. У высшего образования есть забавный побочный эффект, который заключается в формировании определенной ценностной картины мира, а также формы мышления, которая неминуемо требует преобразования окружающего мира. Виртуальный мир в этой ситуации становится буфером между нашими ценностями и реальностью. Именно благодаря смартфонам и социальным сетям мы еще не успели ничего разрушить. Виртуальный мир – это наша территория, новая область, в которой мы можем проявлять свои качества, а также выплескивать туда свои деструктивные порывы.

Однако поколению iP становится тесно. Реальность давит и все еще остается важнее того, что происходит в сети. Поэтому мы создаем многочисленные events, поэтому мы пытаемся приблизиться к сильным мира сего, хотя бы на мгновение. Но и этого нам не хватает. И тогда мы выходим на улицы. К чему именно приведет наша вендетта, я не рискну предположить, но мир определенно должен измениться.

Будущее

Куда же идет наше поколение? Это очень непростой вопрос с учетом того, сколько различных факторов влияют на процесс формирования нашего будущего. Тем не менее, рискнем заглянуть на 20 лет вперед. Многое должно измениться и в тоже время многие из нас, вероятно, доживут до того момента, когда мы сможем проверить, насколько верны были наши гипотезы.

Как известно, будущее уже наступило – оно просто распределено по нашему миру неравномерно. Для кого-то iPhone являются настоящим, для кого-то будущим, кто-то уже видит в них прошлое. Футурологи любят рисовать различные варианты развития нашего общества, такие как, например, «катастрофа», «стагнация», «экологический вариант» и т. д. Чем больше вариантов, тем выше вероятность, что хотя бы один из них окажется близок к цели.

Итак, что же ждет поколение, которому я присвоил этикетку iP?

Самое потрясающее, что ждет нас в будущем – это революция в образе жизни. Гигантские города, задыхающиеся в пробках, окажутся в прошлом. Индивидуальные машины исчезнут с улиц подобно конным экипажам. Подумайте, разве рационально – машина весом в несколько тонн, везет объект, вес которого обычно не превышает 100 килограмм?

Нам не придется тратить по несколько часов в сутки на дорогу, поскольку само перемещение в пространстве станет лишним. Все, что нам нужно – уже перед глазами. Компьютер и интернет – то, что эволюционирует очень быстро, и что, в конечном счете, уничтожит наши прошлые представления о пространстве.

Пробки перестанут быть отговоркой. Чтобы вовремя прийти на работу или учебу, нужно будет лишь включить свой компьютер. Виртуальные 3D совещания и 3D лекции – это то, что ждет нас уже в ближайшем будущем. Ведь будущее уже наступило – мы видим его в самых передовых университетах мира. Профессора будут общаться не с десятками студентов, а с сотнями и тысячами свободных слушателей. И образование станет бесплатным – конечно, на нас по-прежнему будут зарабатывать, но платить мы будем не за посещение виртуальных лекций.

Раньше вы ездили по выходным в гипермаркет и по полчаса стояли в очереди с огромной тележкой покупок. Почему бы не заказать все, что вам нужно в интернете? Почему бы не продумать ваши покупки на неделю или месяц вперед и в нужное время просто встречать посыльного или забирать их в пунктах выдачи, которые находятся в шаговой доступности от вас?

Вам все еще нужно ходить к друзьям? Виртуальные бары и сауны к вашим услугам. Я уж не говорю про виртуальных девушек, которые сделают для вас все или почти все. Это будущее не ново – оно уже описано в многочисленных романах утопиях и десятках фильмах. Более того, некоторые его элементы уже наступили в отдельных частях земного шара.

Виртуальные миры станут основным досугом для людей всех возрастов. Зачем вам виртуальный или реальный бар, если можно путешествовать с друзьями к другим планетам, пожить в мире «Звездных войн» или «StarCraft»? Не исключено, что благодаря новым технологиями, мы сможем погружаться в эти миры целиком и на многие дни.

– Ты большой оптимист, – говорит мне Кира. – Но не только будущее уже наступило, но и прошлое еще никуда не ушло. Тезис о том, что будущее неравномерно распределено по нашему миру, предполагает также, что неравномерно распределено и прошлое.

– Я знаю, – киваю я. – Где-то люди борются с ожирением, а в где-то умирают от голода. Где-то можно 3 часа сидеть в ванной, а где-то тебе трудно достать и капельку воды. То, что для бедного человека является серьезной болезнью, легко может быть вылечено за большие деньги. И так далее…

– Я имела в виду не только это, – говорит Кира. – Прошлое не так далеко, как ты думаешь. За ним не надо ехать в Африку или в российскую глубинку. Оно прямо здесь.

– Где же? – не могу понять я.

– Да твое пресловутое поколение iP, – восклицает Кира, – Ты разве не видишь, каких людей ты описываешь? Ты думаешь, что это люди будущего?

– Вообще то, да, – отвечаю я.

– Ты же социолог, – восклицает Кира так, как будто это должно давать ответы на все вопросы. Я вообще заметил, что люди слишком много смысла вкладывают в это слово. – Я разочарована в тебе…

– Прошлое распределено неравномерно, – пытаюсь размышлять я после некоторой паузы. – Неравномерно распределены наши ценности. Кто-то живет в прошлом веке, кто-то в нынешнем. Что же в ценностях поколения iP может быть не так?

– То, что в любое время и в любом месте является знаком прошлого, – произносит Кира, но от этого не становится проще.

– Вообще-то проблемой поколения iP как раз является отсутствие четкой ценностной картины мира, – размышляю я. – Я встречал очень немного людей, у которых была бы развита внутренняя моральная система координат, на которой можно было бы четко разместить доброе и злое. Мы просто не знаем, где добро, а где зло…

– В точку! – восклицает Кира, – Кажется, кто-то называл это аномией, хотя может быть это и неверное слово. Но во все времена отсутствие ценностей способствовало исключительно разрушению. То, что ты пытаешься описывать – events, смартфоны, ночную жизнь – все это не более чем маска. Ты помнишь людей на той вечеринке? Какими они были?

– Образованными, молодыми, небедными, перспективными, – перечисляю я.

– А как они вели себя по отношению к той девушке? – спрашивает Кира.

– Как толпа на ипподроме, – вздыхаю я. Теперь я понимаю, к чему клонила Кира. – Какими бы ресурсами, каким бы интеллектом, технологиями и возможностями не обладали люди, все это не стоит ни гроша без моральных ценностей. Все эти вещи важны, они как бы сложным образом определяют величину коэффициента нашего развития, только ценности гораздо сильнее – они ставят знак перед этим коэффициентом… Плюс или минус.

– Хорошо сказано, – замечает Кира. – Видишь, как ты быстро соображаешь, когда я говорю, что сомневаюсь в тебе.

– Кстати, я забыл спросить тебя про ту вечеринку… Где ты была во время конкурса? – спрашиваю я.

Кира улыбается.

– Я уже видела этот конкурс ранее, но и отказать своему любопытству не могла, – отвечает Кира. – Ты не видел меня?

– Нет, – пожимаю плечами я.

– Девушка в черной маске, – отвечает Кира. – Только помимо маски был еще парик и голос я слегка видоизменила. Не наблюдательный ты.

Новая информация меня поразила. Как я мог не узнать Киру? Возможно, мой мозг просто не рассматривал такую возможность.

– Но это значит… – выдавливаю я из себя какую-то бессвязную мысль.

– … что ты видел меня голой? – смеется Кира. – Как ты мог заметить, я не очень стеснительная.

– Но зачем ты решила в этом участвовать? – спрашиваю я. – Ты ведь явно не хотела побеждать в последнем туре.

– Нет, не хотела, – качает головой Кира, – Но я хотела посмотреть на все это глазами конкурсанток и найти для себя ответ на вопрос «Почему?».

– И каков ответ? – интересуюсь я.

– Мне кажется, что причина та же, что и для толпы, – отвечает Кира. – Отсутствие каких-либо моральных ценностей. Цена, престиж – это все понимают. Унижение, боль – это можно и потерпеть. Безумное поколение. Но самое страшное знаешь что?

– Что? – спрашиваю я и удивляюсь, видя, что на глазах моей собеседницы выступают слезы.

– Самое страшное, что у меня этой внутренней «системы координат» нет, – говорит Кира. – Я тоже часто не вижу разницы между добром и злом и тоже способна легко нарушить любые нормы и правила…

– И я тоже, – отвечаю я. – В наше время моральной системы координат нет почти ни у кого. Но мы с тобой как минимум пытаемся действовать на ощупь, мы знаем, что где-то должны быть эти границы, и потому нам пока удается не выходить за них.

Кира хотела что-то добавить, но промолчала. На этом тема про поколение iP была закрыта.

Будущее вселяет тревогу. Мы действительно стоим на перепутье. Наделенные способностями, знаниями, интеллектом, мы не понимаем, куда можно все это приложить. Единственный ответ, который дает себе поколение iP – это успех и власть. Печальный ответ, если учитывать, что к нему же приходили многие поколения до нас, имея изначально меньшие ресурсы.

Вместо того чтобы строить новый мир, мы просто хотим повторить его. Не разрушить, чтобы создать, а разрушить, чтобы повторить. У нас нет никакой великой идеи, подобной тем, что владели умами в XX веке. Мы судорожно перебираем идеи прошлого, провозглашая себя либералами, либертарианцами, коммунистами – кем угодно еще, но не понимаем, что ведем раскопки на кладбище. Я не имею ничего против различных политических идеологий, религиозных убеждений, сексуальных ориентаций и т. д. Я не имею ничего против разного рода археологии. Какая бы ни была идея – это уже хорошо. Отсутствие идей – вот это серьезная проблема.

Проблема в том, что в мире, в котором оказалось поколение iP, нет ни либералов, ни коммунистов, ни националистов, ни патриотов – есть лишь продавцы и покупатели. В идею никто не верит, поскольку все знают, что ее можно искусственно сконструировать или внушить. В университетах нам рассказали, что нации сконструированы, этничности как таковой не существует, а СМИ играют на стереотипах.

Поколение iP любит размышлять о «зомбоящиках» и о свободомыслии, хотя ему следовало бы лучше подумать о том ценностном вакууме, в котором мы все отказались. «Все люди лгут» – говорил популярный герой сериала. Мы взяли на вооружение этот принцип, но еще не поняли, что жить с ним невозможно. Каких персонажей берет на вооружение наше поколение? Безумца в костюме клоуна, который легко играет жизнями. Умирающего расчетливого маньяка, придумывающего страшные и кровавые ловушки. Страдающего раздвоением личности неудачника, организовывающего бойцовские клубы. Профессор Мариарти по сравнению с ними ребенок, но он является прототипом всех этих «героев». А объединяет их одно – пустота внутри, очень изощренная система координат, на которой добро и зло могут сложным образом перемешиваться, на которой таких слов как «добро» и «зло» может в принципе не оказаться.

Мы обладаем огромной силой, которая способна сломать любое правительство, любую идеологию, любое пространство – в этом не сомнений. Как минимум, у нас есть больший запас времени, чем у наших начальников. Проблема состоит в том, что у нас нет цели. Разбогатеть или остаться в истории – это не цель. Голый рационализм как оголенный провод опутывает наш «маленький мир». Кто-то уже тренируется зарабатывать на events, а потом те же фокусы будет проделывать в масштабах страны. Только на этот раз мы не досчитаемся уже не двух шариковых ручек, а чего-то гораздо более значимого. Не буду писать, что мы не досчитаемся школ и больниц – это важные вещи, но и не к ним сводится наше благополучное будущее.

На смену булгаковской «разрухе» в наши головы вошло упорядоченное безразличие. Нам скучно от того, кем мы стали. Мы не знаем, куда идем, но просто на всякий случай движемся в сторону власти и денег. Мы не знаем, что ждет нас через год или два, хотя распланировали все на десять лет вперед. Мы не верим никому. Мы поколение iP.

iEnd

«Что можно предложить поколению, которое росло, узнавая, что дождь отравлен, а секс – смертельно опасен?» – не нашему поколению был задан этот вопрос. Его задали задолго до нас, но разве что-нибудь с тех пор изменилось? Вокруг отравлено все – дождь, воздух, земля, мужчины и женщины, даже наши мысли… Отравлен и я, и писать эссе, находясь в этом состоянии достаточно необычно.

Продукты, которые мы покупаем в супермаркете, опасны. Никогда не забуду, как на моих глазах одна продавщица ругала другую потому, что та продала ребенку просроченное молоко.

– Как ты могла? – источала праведный гнев продавщица. – Мы же сами вчера перебивали даты!

И никого не волнует, что на кассе стоят люди, и что некоторые из них регулярно ходят в этот магазин за молоком…

Наши предки могли избежать отравления. Мы же живем под постоянным и практически неизбежным излучением компьютеров, смартфонов, множества других приборов. Задумайтесь – ведь долгосрочные последствия технологического скачка еще никому не известны. На земле не было ни одного человека, кто дожил бы до ста лет, постоянно таская в кармане смартфон. Нет ни одного человека, кто носил бы его хотя бы пятьдесят лет, даже двадцать лет. Поколение iP – это первые люди, которые узнают результат техногенной лотереи. Возможно, наши внуки будут, смеясь, вспоминать на уроках истории о глупых людях начала XXI века, которые постарели и облысели раньше срока лишь потому, что слишком многое оставили на волю технологий. Мы, как когда-то первооткрыватели радиации, не очень понимаем, что же за открытие мы совершили.

Отравление – это постоянное состояние нашего поколения. Дело даже не в алкоголе, табаке или вредной пище, которую мы принимаем регулярно. Среди нас есть и те, кто ведет здоровый образ жизни, занимается спортом, отказывается от мяса. Есть также экологи и люди, поддерживающие экологию. Но мы все понимаем, что это лишь несущественный самообман. Вокруг нас давно развернулся настоящий паноптикум. По средневековым городам гуляли холера и мор, по нашим городам гуляют Apple и Philip Morris. И у нас нет спасения, бежать некуда, поскольку мы не можем жить без них.

Два пути доступны моему поколению – путь самосохранения и путь саморазрушения. Если учесть тот факт, что в России до сих пор не произошел демографический переход, связанный с заботой людей о своем здоровье, то не нужно объяснять, какая из альтернатив нам ближе. Разрушение в духе «бойцовского клуба» – лишь очередная длинноносая маска, прикрывающая обезображенное лепрой лицо. Мы больны, хотя среди всех остальных людей на планете мы пока еще остаемся самыми здоровыми. Это очередной парадокс поколения iP.

На страницах этой книги я писал о том, что поколение iP обретет бессмертие. Вот только бессмертие наше будет, к сожалению, лишь виртуальным. Наши тела мы спасти не успеем. Медицина идет вперед, но индустрия саморазрушения развивается гораздо быстрее. Эко-движение, вегетарианство, возврат к природе – все это не более чем современные секты, обещающие спасение людям, которые утратили веру во все остальное.

Пора становиться параноиками. Бросать пить, курить, перестать заниматься случайным сексом. Начать по 100 раз за год проверяться у врача. Нужно совершить iпотлач. Иначе нам не выжить!

Проблема в том, что эти условия попадают под разряд невыполнимых и даже противоречивых. Ты не можешь поставить решетки на окна первого этажа из соображений (требований) пожарной безопасности, но в тоже время ты обязан поставить их из соображений безопасности физической. Не многие люди знают, каково это – чувствовать, когда к тебе кто-то настойчиво ломится через окно. А ваш покорный и отравленный автор этих строк прекрасно знает об этом чувстве. Уж лучше решетки, чем страх.

Что лучше – посадить себя в клетку или жить в постоянном страхе? Это иллюзорный выбор, ибо находясь в клетке, мы не уничтожаем источник нашей проблемы. То, что не вошло через окно – придет через дверь. Причем эту дверь мы откроем сами. Нам бы выйти на улицу и что-нибудь изменить… беда только в том, что, как правило, мы хотим лишь занять место тех, кто нам не нравится. Как в старой китайской сказке о драконе, или как в англосаксонской поэме о Боевульфе, мы обречены на то, что изменить нам не удастся ничего кроме наших благих намерений.

Мы играем со страхом. Мы даже придумали для себя «Конец Света», установив четкую дату для внеочередной пьянки. Мы не очень боимся всеобщего конца, поскольку не верим ни во что. Бог или пустота? Поколение iP нечасто задается этим вопросом, хотя в нашей жизни есть и то и другое. Хуже всего, что эти два понятия для многих сливаются воедино, доводя нигилизм до предела.

То, чего мы действительно боимся – это персонального конца света. Не страшно, если умрут все – страшно умереть в индивидуальном порядке. Страшно потерять что-то в то время, когда другие сохраняют все. Именно поэтому в центре нашей «паутины» все равно стоит одинокое «Я». Без этого единственного узла вся сеть не имеет значения. Когда мы что-то теряем, паутина рвется и наше «Я» становится меньше, испытывая боль и отвращение.

Конец света не наступил. Все это знали, хотя все равно есть некоторое разочарование. Это мог бы быть главный event в нашей жизни. Но вместо него мы как обычно пошли на учебу или работу, а вечером дружно заняли очередь в супермаркете. Все понимающе переглядывались, видя алкоголь в корзинках друг у друга. Пятница – это всегда маленький конец света. Я давно сделал это наблюдение. В России пьют все – социальный статус определяет лишь качество алкоголя. А поколение iP выбирает хороший алкоголь.

Пока нам есть ради чего собираться, пока на это хватает сил, пока в кармане есть деньги на алкоголь, конец света не наступит. Только скука и трезвый рассудок способны нас погубить.

Эпилог. iПотлач

– Есть упоение в бою, и бездны мрачной на краю… – ветер срывает слова и уносит прочь от чужих ушей. – Все то, что гибелью грозит… для сердца сметного таит неизъяснимы наслажденья…

Я уже кричал это раньше, много лет назад. Разница состоит в том, что сегодня я кричу не один… Еще более странно делать это не на берегу Финского залива, а в самом центре Петербурга, стоя на одном из мостов через Неву.

Впрочем, крик в таком месте – не самый страшный поступок, который мы должны совершить сегодня.

Когда моя знакомая позвонила мне и рассказала о том, что собирается сделать, я был одновременно и удивлен и заворожен ее идеей. Но в тот момент я понял, что книга про поколение iP будет закончена именно здесь.

– Знаешь, а в этом что-то есть, – замечает Кира. – И как ты до этого додумался?

Ветер по-прежнему уносит слова прочь, и, чтобы вести диалог, нам приходится говорить очень громко.

– Просто я всегда хотел делать то, чего нельзя, – отвечаю я. Опасаясь, что ветер унесет часть моих слов, я слегка приобнимаю свою спутницу и продолжаю говорить ей на ухо. – Современный человек не может кричать. Этого нельзя сделать дома. Нельзя сделать на улице… Даже студенческое «халява приди» и то нечасто услышишь… Хуже того, если ты уедешь в деревню, то тоже не сможешь покричать без того, чтобы обратить на себя внимание… Выход прост – либо уехать туда, где нет людей, либо дождаться штормового предупреждения и выйти на улицу… Я, наверно, говорю как какой-то ненормальный?

– Нет, что ты! – шепчет мне на ухо девушка. – Ты самый нормальный из всех. Люди кричат от страха, от боли, еще ты забыл про футбольные стадионы,… но почти никто не кричит для того, чтобы почувствовать себя свободным.

– Ты уверена, что хочешь этого? – в очередной раз задаю я этот вопрос. Поступок, который в современном мире кажется безумным, снова требует, чтобы я задал этот вопрос.

– Я не уверена, – пожимает плечами знакомая. – Но я знаю одно – то, что я собираюсь сделать, не сделал бы никто другой.

– Что ж, пусть будет так, – пожимаю плечами я.

Девушка тянется к сумке, потом неожиданно останавливается и боязливо озирается. Мимо проносятся машины, людей нет – дождь и ветер слишком сильны, чтобы кто-то решил перейти через Неву по мосту. Даже если кто-нибудь пойдет мимо – какое ему дело до пары молодых людей, боязливо глядящих в воду?

– Я надеюсь, ты не собираешься писать об этом в своей книге? – интересуется знакомая.

– Честно говоря, я собирался закончить ее этим эпизодом, – признаюсь я. – Но тебе не о чем волноваться.

– А вдруг ты реально допишешь свою книгу? Хуже того, вдруг ее кто-нибудь решит прочитать? – без малейшей иронии спрашивает девушка.

– Ты боишься за себя? – удивляюсь я. – Боишься, что кто-то из тех неудавшихся соблазнителей захочет тебя найти?

– Вдруг кто-нибудь из них узнает в твоем персонаже меня? – озвучивает свои опасения девушка.

– Все очень просто, – отвечаю с улыбкой я. Ответ на этот вопрос я придумал уже очень давно. – Даже если я допишу эту книгу, а ее прочитает кто-то из тех, кого ты боишься, не случиться ровным счетом ничего. Тебя просто не существует. Ты – лишь плод фантазии автора, маленькая ложь среди красивой истории. Никто не поверит в твою историю, а значит и в твое существование.

Девушка хмурится, а потом улыбается. Похоже, объяснение ее устроило. Она достает из сумочки фирменный пакет Louis Vuitton. В нем лежат те самые смартфоны, которые девушка продемонстрировала мне полгода назад.

– Вова, – говорит девушка, беря в руки черный Apple iPhone 3S.

– Странно, что ты называешь телефон именем владельца, – замечаю я. – Ты ведь хочешь сделать это не с Вовой, а с iPhone.

– Нет, ты не прав, – кричит мне на ухо девушка. – Речь идет именно о Вове. О его свободе от рабства. О его безмерной глупости, которая должна была ненадолго вернуть ему разум. Хотя я сомневаюсь в его просветлении.

– Все-таки мне хочется думать, что этот символический акт направлен именно против смартфона, а не против человека, – отмечаю я. – Но я согласен. Ты будешь видеть в этом жесте ответ неудавшимся соблазнителям, а я ответ современности.

– Хорошо, – кивает моя спутница. – Готов?

– Я то готов, – вздыхаю я. – Вопрос, готова ли к этому ты?

Вместо ответа девушка с размаху бросила iPhone в воду.

– Первый пошел, – подытожила она, когда смартфон скрылся в Неве.

– Что ты сейчас чувствуешь? – интересуюсь я.

– Да ничего особенного, – пожимает плечами девушка. Я же за него не платила. – Хочешь попробовать?

Я молча протягиваю руку и беру белый iPhone 4S.

– Он принадлежал мальчику? – удивляюсь я.

– Этот мальчик был очень похож на девочку, – хихикает моя спутница. – Его звали Стас.

Между тем за последние 10 минут, которые мы провели на мосту, ветер усилился. Казалось, что небо вот-вот разразится ливнем.

– Пошел старик к синему морю. Не спокойно синее море, – произнес я и был вознагражден улыбкой. Классика всегда оказывается к месту. В наше время сказка действительно начиналась бы не с корыта, а с iPhone, и заканчивалась бы она тоже разбитым смартфоном, ну или утопленным.

Я посмотрел вниз, вытянул руку с телефоном вперед и разжал пальцы. Сердце екнуло, а потом по телу распространилась приятная теплота. Плюх. Телефон скрылся в воде. Второй пошел.

– Ты пробовала посчитать, сколько стоит то, что мы собираемся утопить? – интересуюсь я. – Уже больше 50 тысяч пошло на корм золотым рыбкам.

– Не надо считать, – качает головой моя спутница. – Очень много.

– Знаешь, то, что мы делаем, чем-то напоминает мне потлач, – озвучиваю я только что пришедшую мне в голову мысль. – Индейцы на северо-западе Северной Америки выбрасывали в воду ценные предметы, и чем ценнее были уничтоженные вещи, тем большее уважение они приобретали в результате ритуала. Только в отличие от нас они уничтожали свои ценные вещи и делали это на глазах у многих людей. А мы уничтожаем чужое и тайком.

– Я слышала про потлач, – кивает моя спутница. – Это хороший пример. А разница между нами и индейцами не так велика, как кажется. Эти телефоны мои, и я могла бы подарить их или продать. Ты напишешь об этом книгу, а значит, у нашего действия будут зрители, хоть и спустя некоторое время. Да и топить их посреди Питера – не самое тайное мероприятие… Это ведь антропологи предположили, что племена стремились к авторитету. Но почему именно таким способом? Возможно, они демонстрировали этим не столько количество имеющихся у них благ, сколько свою готовность без них обходиться? Именно этим мы с тобой и занимаемся.

– Я уже часть поколения iP, и ты тоже, – возражаю я. – Мы не обходимся без этих благ, у нас есть свои смартфоны.

– Ты не хочешь бросить и их тоже? – спрашивает Кира.

Вот теперь мое сердце действительно сжалось. Я понимаю, что такой шаг был бы логичным, но не могу на него пойти.

– Нет, – качаю головой я, – для меня уже все кончено. Я стал частью iP-поколения, даже несмотря на отсутствие у меня iPhone.

– Ладно тебе, я шучу насчет телефона, – улыбается девушка. Она достает из сумки сразу несколько телефонов. – Знаешь, а с момента нашей встречи я все-таки добрала нужное количество телефонов, теперь их двенадцать, десять от Apple.

– У тебя талант, – шепчу я на ухо девушке.

Буря усиливается. Начинается дождь, а с телефонами нужно прощаться. Мы делаем это без лишних слов – одни за другим смартфоны отправляются вниз. Я подумал, что неплохо бы проверить, будут ли они подобно плоским камушкам прыгать по воде, но было уже поздно – моя спутница утопила последний телефон, причем громко, под музыку, включив на нем мелодию из Титаника.

Мы смеемся. Начинается дождь. Кира обнимает меня и целует.

– Реальность все еще побеждает, – прошептала она мне на ухо и поцеловала еще раз.

– Только теперь точно никто не поверит, что ты существовала! – вздыхаю я.

Оглавление

Пролог Часть 1. Generation

  iШерлок Погоня за личной жизнью Events Детство и память iMac Другой Часть 2. «I»

  iПаутина Ночь iParty Вендетта Allegro Конференции Часть 3,14

  Нищета Deadline Будущее iEnd Эпилог. iПотлач Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg