Гирченко Юрий Викторович В Союзе все спокойно… (Неполная хроника мирной жизни отдельной воинской части)
Это литературное произведение нельзя считать сугубо
историческим документом. Кое-что вымышлено,
но суть одна: любой межнациональный конфликт –
это грязь, кровь и слёзы…
АвторГлава первая. Резня по дереву
1989 год. Сентябрь.
Местное население – мужская его половина – уже надело свитера и пиджаки. И несмотря на то, что температура окружающей среды 30 градусов выше ноля, оно одето именно так. Потому что так надо, потому что уже осень… Традиция. Все-таки мне думается, что не все жители этой республики так ревностно придерживаются правил ношения одежды по сезону. Но здесь дело обстоит именно так. Это Агдам, Азербайджан…
Город Агдам по местным понятиям большой населенный пункт. 70 тысяч населения, районный центр. Основной его достопримечательностью является Производственное Объединение по переработке винограда, а по-простому – Агдамский коньячный завод. Многие еще помнят портвейны «Агдам» и «777». Они делались именно здесь.
Но самое интересное заключалось в том, что Агдам располагался в 27 километрах от Степанакерта. А там уже стреляли. Граница же с Нагорно-Карабахской автономной областью была еще ближе, километра три. И поэтому выстрелы были хорошо слышны.
Первое время с непривычки по ночам я не мог уснуть. И в голову лезли мысли: что и кому я сделал плохого? И зачем меня сюда послали? Но солдат не выбирает поле битвы, где ему сражаться, жить и умирать. И хоть я не солдат, я – лейтенант, но сути дела это не меняет, ведь попал я сюда после окончания училища, по приказу.
* * *
1989 год. Октябрь.
К Агдамскому гарнизону относились две воинские части постоянной дислокации. Отдельный инженерно-саперный батальон, в котором я и проходил службу на должности начальника продовольственной и вещевой служб, и склад артиллерийских боеприпасов. Этот склад находился не в самом Агдаме, а в шести километрах от него, в поселке Узун-Дара. И вот из этого склада было похищено оружие. Ни много, ни мало, а 40 автоматов и карабинов. По Закавказью – не первый случай, но для нас это было событием. Через пару дней после случившегося приехала комиссия для выяснения причин пропажи. И вот что интересно, эта комиссия разместилась у нас в батальоне, а не на территории склада. Потому что там, за городом, не созданы условия для проживания генералов, а их приехало целых восемь штук. И вы представьте: каждый привез с собой свиту – шесть-семь офицеров. Да плюс следователи прокуратуры, милиция и прочие контролирующие органы. В общем, команда большая, а кормить-то ее нужно. А деньги на это не выделяют. Но ничего, выкрутимся, был бы прок… Генералы сами в Узун-Дару не ездили. А что там делать генералам? Нет там курортных условий для них. Они лучше здесь, у нас в батальоне в бассейне поплавают. Был у нас свой бассейн. Да и что за пользу могут принести генералы? Хотя они во все времена делают такой умный вид, будто что-то понимают. Пусть лошади думают, а генералу незачем – он уже генерал-
Так вот, пробыла эта комиссия у нас около двух недель и, может быть, еще осталась бы, да нельзя, у нас стреляют. И с каждым днем все ближе. Свернулась комиссия, и уехала. Потому что нельзя подвергать опасности жизни генералов. Очень мало генералов из боевых офицеров. В основном, как в анекдоте, генералы – это дети генералов.
* * *
1989 год. Ноябрь.
Официально Народный фронт Азербайджана был образован в январе 90-го. Но это там, в Баку, а у нас в Агдаме эти ребятки бряцали оружием с осени 89-го. И определенную роль в этом бряцании сыграло именно то, похищенное со склада оружие. Мы, офицеры саперного батальона, знали об этом с ноября. И все потому, что боевики этого не скрывали. Да, конечно, наш комбат доложил об этом вышестоящему начальству. Но командование никак не отреагировало, сказав, что не было никаких указаний от еще более вышестоящего командования. В общем, кто-то какое-то решение принимать должен был. Но кто и какое – никто не знал. Ведь всегда так было, чем выше начальник, тем меньше у него ответственности. Точнее, свою ответственность он всегда найдет, на кого переложить. Но в этот раз решение никто принимать и не пытался. Наверное, так было нужно. Наверное, это и было решение Москвы.
И в этой ситуации все доходило до маразма. Мы, военнослужащие Вооруженных Сил СССР, ходим без оружия, а бородатые джигиты всегда и везде с ним. На подобного рода вопросы нам отвечали, опять-таки высокое командование, что для наведения порядка на территории страны существуют внутренние войска и, следовательно, это их дело – ходить с оружием. А мы должны жить нормальной повседневной жизнью, не нагнетая обстановки.
Теперь немного о внутренних войсках. Ребятки приезжали к нам в командировку на 2-3 месяца. Неплохо вооруженные, в бронежилетах, одной из основных их целей была цель выжить. И поскольку терять им было нечего, ведь их родные и близкие остались там, на родине, они стреляли по любому поводу, да и без повода. На их месте я, наверное, поступал бы так же. Но нам было сложней, потому как семьи были с нами, ведь часть наша была постоянной дислокации. И своими необдуманными поступками мы, прежде всего, подвергали опасности жизни наших семей. Но, с другой стороны, для местного населения большой разницы не было – идет солдат ВВ или СА.
И может быть, так и продолжали бы мы ходить без оружия, если бы не один случай.
Местные джигиты избили одного нашего майора, да не просто избили, а со смертельным исходом. Тело майора этого сразу же забрали и увезли на родину представители вышестоящего штаба, а нам сказали не поднимать панику и не нагнетать обстановку. Наш комбат всегда выполнял указания начальства, но на этот раз плевать хотел на все это уродство, и в тот же день приказал выдать всем оружие.
* * *
1989 год. Декабрь.
Зима в Азербайджане вещь интересная. Нельзя сказать, что погода не зимняя. Погода зимняя и снег идет, и выпадает его много, но он мокрый. И вы представьте себе дороги. По трассам ездить еще можно, а вот грунтовки – это да– Нет, по ним тоже можно ездить, но лучше на гусеницах или на большегрузных машинах. А ездить по роду моей службы приходилось постоянно. По Агдаму было еще нормально, тут дороги были в основном заасфальтированные. Под нормальной ездой я подразумеваю дороги, но совсем не отношение местного населения. Местное население нас не любило. Сначала в нашу сторону выкрикивались угрозы, потом летели камни и палки, а в декабре начали раздаваться выстрелы.
В отличие от внутренних войск, снабжение моей части производилось от местных поставщиков. Министерство обороны своевременно перечисляло им деньги, но мне все равно приходилось уговаривать больших начальников местных мясокомбината, хлебозавода и заготовительной конторы, чтобы хоть что-то получить для кормления солдат.
Раз в неделю на своем ЗИЛ-131 – хлебовозке, вместе с водителем-бойцом мы ездили в Гянджу на Военный продовольственный склад. Там мы тоже получали продовольствие. Гянджа – большой и красивый азербайджанский город. Расположен он дальше от границы с НКАО, и поэтому с удалением от Агдама выстрелы затихали. В Гяндже было хорошо. В Гяндже было тихо. Но тихо было в декабре…
Два-три раза в неделю все на той же на хлебовозке, опять-таки с бойцом, мы ездили в Степанакерт. Ездили туда за молоком для солдат и семей офицеров. Вокруг дороги слышались выстрелы, взрывы. Честно говоря, не помню дня, чтобы было тихо. Но сама дорога не обстреливалась. Но это тоже было в декабре…
О дороге Агдам – Степанакерт стоит рассказать отдельно. Протяженность ее 27 километров. Вдоль нее сплошняком стоят населенные пункты, то с армянским, то с азербайджанским населением. Я перечислю наиболее крупные из них. Итак: Агдам – азербайджанцы, Аскеран – армяне, затем Ходжалы – азербайджанцы, и, наконец, Степанакерт – армяне. Уже было так. Народы определились, кому где жить, а иноверцы просто выселялись. Выселялись местным, значительно большим по количеству населением. А кто не хотел выселяться, того просто убивали. Возле дороги были еще несколько небольших сел со смешанным населением. Вот там и проходили разборки с применением оружия. На всем протяжении дороги, через каждые 4-5 километров, стояли блокпосты внутренних войск. И, наверное, только из-за этого дорога практически не обстреливалась.
Вот в такой обстановке мы в части и встречали Новый Год.
А Советский народ встречал его, радуясь тому, что наконец-то выведены войска из Афганистана, и больше не будут гибнуть солдаты неизвестно где и за что. Да не тут-то было…
* * *
1990 год. Январь.
До января 1990 года центральная пресса и телевидение практически ничего не говорили о положении в Нагорном Карабахе, а если и говорили, то все сводилось к небольшой ссоре нескольких семей. Не говорилось также, что с января здесь уже велись бои с применением артиллерии. Армянская Национальная Армия обстреливала из орудий приграничные с НКАО населенные пункты Азербайджана. Азербайджанцы в ответ начали депортацию армян со своей территории. Может там, в Баку, это и была депортация, но в Агдаме это была настоящая резня. За одну ночь бойцы Народного фронта Азербайджана вырезали всех армян в городе. На следующий день я своими глазами видел десятки трупов, которые увозили солдаты ВВ из города. Позже все это мы так и назвали – «резня по дереву», в смысле – «чурка» «чурку» режет.
15 января 1990 года было введено чрезвычайное положение в НКАО и прилегающих районах. В Степанакерте была образована Комендатура района чрезвычайного положения. Но мы об этом узнали не сразу…
Еще 8 января на совещании у комбата наш начальник особого отдела, старший лейтенант, сообщил, что в ближайшее время Народный фронт Азербайджана намечает нападения на воинские части с целью захвата оружия и техники. А у нас было, что взять. У нас в батальоне было большое НЗ.
Чтобы было понятно, скажу: по военному времени мы должны были укомплектовать три полка и четыре отдельных батальона, и вот все это имущество, техника и вооружение хранилось у нас на складах длительного хранения.
А рядом была Узун-Дара, где на военном складе хранилось несколько тысяч вагонов боеприпасов. В общем, мы были лакомым кусочком для боевиков.
С утра 9 января комбат сел в свой командирский УАЗ и поехал в школу-интернат, – там располагался полк внутренних войск – чтобы как-то скоординировать совместные действия. А вернулся назад ни с чем. Полк ночью покинул Агдам.
Командир бросился звонить на «Пловец», в штаб 4-й общевойсковой армии, в чьем в непосредственном подчинении был наш батальон, но там никто не отвечал. После стал звонить на «Фиалку» – позывной штаба Закавказского военного округа, в Тбилиси. Туда он все-таки дозвонился, но, услышав доклад комбата, высокое начальство повесило трубку, имитируя обрыв связи, и больше ее не поднимало.
Мы остались одни…
Комбат был в смятении. И я его понимаю. Человек, дослуживший до подполковника, делавший всегда и все по инструкции начальства, теперь лишился как инструкций, так и начальства. Теперь решение принимать нужно было самому. А ситуация была интересная: какое бы решение он не принял, отвечать ему. Да, можно часть ответственности переложить на заместителя, но это всего лишь часть. До этого в боевых действиях он участия не принимал. Но все-таки за плечами была академия, которую он окончил полгода назад, и навыки какие-то еще остались, не все выветрились из головы. Командир не выходил из кабинета – думал, но не могу с полной уверенностью сказать, о чем.
Мы, офицеры, сидели в курилке возле штаба и просто курили. Курили, пока к нам не подошел зам по вооружению, и не сказал, чтобы командиры подразделений шли в казармы и готовились к выдаче личному составу оружия, а все остальные офицеры шли на склад вооружения, и получали дополнительные боеприпасы – по два магазина патронов. Сказав это, он пошел в штаб к комбату.
Уважал я этого майора. Мужика невозможно было чем-то удивить. У него всегда и на все был готов ответ, и он никогда не терялся. Да и ко мне относился как к младшему брату, хотя ростом он был 166 см, а я 183. Как-то мы сразу с ним сошлись, хотя для многих офицеров он был строгим начальником. Жена его была сержантом и работала у меня в хозяйственной части делопроизводителем. Не подумайте ничего плохого, делопроизводитель – это как писарь, только классификация повыше.
Не знаю, что говорил зам по вооружению командиру, но через некоторое время комбат был похож на настоящего боевого командира.
К вечеру к нам в батальон приехал подполковник, командир артсклада из Узун-Дары. С ним приехали пять его офицеров. Командиры обсудили план взаимодействия. Хотя, какой собственно план: кто знает, что будет. И будет ли вообще. Настроили радиостанции, договорились о позывных. Я вместе со своим начальником, зам командира по тылу, выдал им с НЗ продукты на всю часть на двадцать суток. Почему выдал? А потому, что, во-первых, они стояли у нас в батальоне на довольствии, а во-вторых, мы все-таки были в городе, а они за ним в открытом поле. И если против них предпримут осаду, то деваться им будет некуда. Одно из двух: либо сдаваться, либо погибать.
Их было мало – солдат всего один взвод, да с десяток офицеров. Нам было жаль их… И возможно, мы видели этих ребят в последний раз. Все мы друг друга знали. Не сговариваясь, с шутками и прибаутками зашли в мою подопечную солдатскую столовую, разлили по кружкам и выпили…
Тут вы можете спросить – все солдаты да офицеры, а прапорщики где? Правильно и своевременно. Отвечаю. Все прапорщики, как в батальоне, так и на складе, были местные – азербайджанцы. И воевать со своим народом они не собирались. А если просто покинуть часть, то их могут судить, под трибунал отдать.
Что бы вы сделали на их месте? Ну вот… и они так решили, что проще заболеть. И в этот же день подали рапорта с просьбой освободить их временно от служебных обязанностей, кто по состоянию здоровья, кто в отпуск, а кто по семейным обстоятельствам.
Что оставалось делать командиру? Если посчитать их дезертирами, то по законам военного времени нужно расстрелять. Но разве сейчас военное время? На территории Советского Союза войны нет.
Если подписать все рапорта, то держать ответ перед самыми большими начальниками, которые обязательно будут задавать вопросы. Но, конечно, не сейчас, а после всего. А будет ли это «после»? И будет ли кому отвечать?
Командир собрал все рапорта и положил, не подписывая, в сейф. А прапорщики самостоятельно разошлись по домам. Вот и все… Не было у нас прапорщиков.
В десять часов вечера все семьи перебрались из жилого городка в часть и разместились в санчасти и по кабинетам в штабе.
Были назначены патрули. Три по части и два по жилому городку. Также были усиленны караулы. А у нас их было три. Первый непосредственно на территории части. Второй – в трех километрах от части, на самой границе с НКАО. Третий караул находился уже на территории Нагорного Карабаха, километрах в четырех в глубь области.
Мало, кто спал в ту ночь. Но все, слава богу, обошлось. Конечно, выстрелы слышны были, но где-то рядом, как обычно.
На следующий день в батальоне закипела работа. Началось строительство. Строили укрепления и огневые точки из всего, что можно, но в основном из бумажных мешков. Да, не удивляйтесь, из бумажных мешков. Они для этого и предназначены. В мешки насыпается земля или песок. И из них строится укрепление.
По всему периметру забора, с внутренней его стороны, растянули МЗП – малозаметное препятствие. Это такая путаная проволока, попав в которую без кусачек не вылезешь. А между МЗП расставлены сигнальные мины.
Все эти приготовления заняли у нас целый день.
И опять бессонная ночь.
И опять пронесло.
На третий день все семьи перешли назад в жилой городок, потому как строительство укреплений там было закончено. Жилой городок был совсем рядом с частью, метрах в двадцати от КПП.
В ночь с 11 на 12 января несколько пьяных вооруженных кардашей (это на азербайджанском языке означает «брат», так они друг друга и называли) обстреляли из автоматов и охотничьих ружей КПП части.
В ту ночь я был в резерве и спал в своей квартире. Услышав выстрелы, оделся, схватил автомат и, выбегая на лестничную площадку, отдал жене пистолет. Так, на всякий случай отдал. Вместе с другими офицерами я побежал к своему укреплению по боевому расчету. Добежал туда и приготовился к стрельбе, но перестрелка была в другом секторе… Пострелять не довелось, тем более что скоро стрельба прекратилась.
Те, кто в ту ночь принимал непосредственное участие в перестрелке, рассказывали, что кардаши, услышав ответный огонь, начали убегать в разные стороны, в переулки, кто куда. В кого-то все-таки попали, потому что наутро мы обнаружили несколько луж крови. У нас обошлось без потерь.
13 января было совершено нападение на артсклад в Узун-Даре. Бой там был посерьезней, и потери у джигитов были побольше: только убитых было шесть человек. А у наших и там обошлось без потерь, даже раненых не было.
Вечером 14 января двое кардашей попытались перебраться через забор нашей части возле склада вооружения, но запутались в МЗП и были расстреляны часовым. Через час после случившегося приехала местная милиция и забрала трупы, объяснив, что этих двух уголовников они давно разыскивают. Конечно, был составлен акт передачи тел и оружия – двух обрезов охотничьих ружей, без него было никак нельзя. Без акта попробуй потом докажи, что этих «мирных» людей мы не сами затащили на территорию части и там не прикончили. Начальник милиции пообещал всячески помогать нам и впредь не допускать подобного.
15 января опять был бой в Узун-Даре. Один солдат был ранен, но ранен легко, так что обошлись своими медицинскими средствами.
16 января у нас кончился хлеб. Нет, продукты были, запасы были большие и на продовольственном складе и на складе НЗ, да и на подсобном хозяйстве вместо пяти числящихся свиней бегало около сорока. Запас этот был создан не мной, а моим начальником, капитаном, зам по тылу. А знаете, зачем? А чтобы приезжающее начальство кормить, да и на дорожку поросеночка положить. Эх, любит это начальство…
Хорошо иметь неучтенный запас – пригодилось. Продукты были, а вот хлеб закончился.
Ну и по приказу комбата тронулся я в путь со своим бойцом на хлебовозке. Сопровождал нас БРДМ. А другой боевой техники у нас и не было. Вообще-то БРДМ в батальоне было две, но вторая не ездила – стояла на ремонте.
Вот так мы и отправились за хлебом. И получили его без проволочек. Согласитесь, что трудно отказать, если на тебя смотрит ствол крупнокалиберного пулемета.
Вернувшись в батальон, я доложил комбату, что вопросы все-таки решаются. Немного посмеялись над происшедшим, и я с тем же эскортом отправился на мясокомбинат, а зам по тылу с двумя бортовыми ЗИЛ-131 и двадцатью солдатами – в заготовительную контору. С пустыми руками никто не вернулся. Привезли все, что хотели, и сколько хотели. Оружие умеет убеждать.
Этой же ночью были взорваны тыльные ворота части. И все. За этим ничего больше не последовало. Наверное, это сделали для того, чтобы мы сильно не расслаблялись.
17 января мы восстановили ворота и установили там постоянный пост. Раньше охрана там осуществлялась патрулированием.
В тот же день комбат приказал поменять караулы. Все это время второй и третий караулы держались автономно. Новые усиленные смены были подготовлены за несколько часов, и колонна из двух машин и БРДМ тронулась в путь. Замена произвелась без казусов. Старые смены вернулись.
В ночь с 17 на 18 января двое кардашей предприняли попытку опять взорвать тыльные ворота. И были задержаны.
Ох, и побили их солдаты. А что вы думаете, солдаты строили ворота, потом после взрыва восстанавливали, а эти хулиганы опять хотят бойцам работы добавить. Чужой труд нужно уважать…
Утром снова приехала милиция, и опять по акту мы передали ей этих «взрывателей».
В ночь с 18 на 19 января была обстреляна воинская часть в Узун-Даре. Причем любопытно, как это происходило. Артиллерийский склад располагался в пятидесяти метрах от дороги Агдам – Евлах. Кардаши на машинах ездили по ней челночным методом и из автоматов обстреливали КПП и забор части. Продолжалось это около часа, пока из части не ответили пулеметным огнем, и не расстреляли одну легковую машину. В итоге она взорвалась и горела до утра. У наших потерь не было. А у них, как вы думаете? Я не знаю…
В эту же ночь было нападение на второй караул. Перестрелка длилась минут пять. У нас был ранен один солдат. Но ранен легко, можно сказать, что пуля просто прикоснулась к его щеке. А если бы пару сантиметров правее?..
19 января к нам в батальон вернулись из «отпусков» прапорщики. Причем все вернулись. Они сообщили, что больше нападений не будет. И действительно, в эту ночь было тихо. Знали, черти, знали…
20 января ближе к обеду заработала дальняя связь. На нас вышел «Пловец». И первым вопросом, который задал полковник из Баку, был: «Ну что, вы там еще живы?»
Моя жена тогда была рядовой СА и работала на коммутаторе. И вот именно ей довелось первой поговорить с этим «полководцем». Она у меня очень культурный человек, но сказала ему все, что думает о нем самом, его маме и всех его родственниках…
Потом с начальством поговорил комбат, и узнал, что Закавказье объявлено районом чрезвычайного положения, а в Баку введены дополнительные войска.
Ну, конечно, отсидевшись в Баку, в Сальянских казармах, прикрывая свои задницы целой дивизией, теперь – с введением комендантского часа – большое начальство осмелело. Да, теперь можно руководить.
А наш саперный батальон – просто незначительная боевая единица, которую и потерять не жаль.
Но мы остались в живых. Ну, просто получилось так…
Вечером в Агдам вошел полк внутренних войск, но уже совсем другой полк, не тот, что стоял здесь раньше. В городе был введен комендантский час, и жить стало немного легче…
Глава вторая. Дороги и мосты
1990 год. Февраль.
С введением чрезвычайного положения в НКАО и прилегающих районах обстановка понемногу стабилизировалась. Нет, нельзя сказать, что наступил стопроцентный мир, но выстрелы, как правило, раздавались одиночные и только в ночное время.
Однако на общем совещании у командира батальона было принято решение об эвакуации семей. Что интересно: пока мы только принимали это решение, замполиту вдруг срочно понадобилась машина в Баку, за получением наглядной агитации. Он так достал комбата, что тот все-таки выделил ему машину. Конечно, никакой наглядной агитации замполит не привез, зато благополучно загрузил свои вещи и вывез семью за пределы Азербайджана, в безопасное место.
Вся эвакуация проходила неорганизованно. Семьи отправляли – кому как удастся.
Начальник особого отдела, отправляя свою семью, взял с собой в УАЗ и мою жену. Они выехали в Степанакерт, чтобы там пересесть на вертолет.
Вечером ко мне в квартиру пришли два неразлучных друга – старший лейтенант и лейтенант. Оба командиры взводов инженерно-дорожной роты. Мы сели за стол, ну и, конечно, выпили. А повод был – семьи отправлены, теперь можно и повоевать…
Но через некоторое время дверь в квартиру открылась и на пороге показалась моя жена. Мы были поражены. Как так?
Оказывается, в том вертолете перевозили задержанных боевиков, а лететь с ними радости было мало. По дороге назад их УАЗик обстреляли.
Жена мне так и заявила: «Останусь с тобой…»
А через два дня мы узнали, что вертолет был сбит.
Весело…
К нам в батальон приехали с проверкой два полковника из штаба нашей 4-й армии. О, как они важно ходили по части, делая замечания, что построенные нами укрепления оборудованы неправильно! И что согласно инструкциям все должно выглядеть иначе. Оно, конечно, из кабинета в вышестоящем штабе виднее. И мы упорно делали вид, что да, допустили промах, и все после их отъезда обязательно исправим… Может быть, потом…
Вот так эти полковники поумничали два дня. А потом уехали.
Уезжая, они пообещали прислать нам для усиления несколько БМП. И стоит отметить, что слово сдержали. Через пару дней к нам в батальон действительно прибыли три БМП из 366 мотострелкового полка. Полк этот дислоцировался в Степанакерте. Причем машины прибыли как на выставку: БМП-1, БМП-2, БМП-3. Ну, прямо всех мастей…
БМП-1 была отправлена в третий караул. БМП-3 во второй. А БМП-2 осталась в батальоне. Да, конечно, получили не все, что хотели, но все-таки…
Во время январских событий был взорван автомобильный мост между Агдамом и городом Аскеран. По приказу из штаба 4-й армии на его восстановление выехал инженерно-дорожный взвод из нашего батальона во главе с капитаном, командиром инженерно-дорожной роты.
Днем они трудились на славу, а по ночам в их сторону раздавались одиночные выстрелы. На восстановление моста ушло дней пять. После этого мост передали под охрану частям ВВ, и капитан с солдатами вернулся в батальон.
С этого момента все в части занялись своей повседневной деятельностью. Ну, и мне нужно было пополнять запасы продовольствия. Подвозом продуктов от местных поставщиков занимались прапорщики моего отдела, а вот когда нужно было что-то получать за пределами Агдама, у них сразу находились веские причины не ехать.
15 февраля я собрался ехать за продуктами на продбазу в Гянджу. Со мной напросилась ехать жена. Она как раз в этот день была не на смене, да и что ей одной сидеть дома, ожидая моего возвращения. Ну, в общем, взял я ее с собой.
Выехали мы рано утром. Моросил такой мелкий, непонятный дождь. Боец-водитель внимательно всматривался в дорогу, а нас с женой что-то клонило ко сну. Я старался не спать, но выходило это с трудом. Ехали мы хорошо, на приличной скорости, все как положено в данной обстановке.
Проехали населенный пункт Мир-Башир, и километрах в семи от него наш ЗИЛ-131 обогнали «Жигули», шестая модель. Из заднего окна высунулся бородатый джигит с автоматом и начал стрелять по нам.
Боец стал инстинктивно выворачивать руль, уклоняясь от пуль. Машину занесло в кювет. Она перевернулась на бок и продолжала нестись по пашне. Скорость была большая, так что, когда машина врезалась в какой-то пенек, она просто замедлила ход, а я от толчка вылетел вперед, разбив лобовое стекло.
Все, что происходило дальше, для меня растянулось на долгие минуты, хотя прошло нескольких секунд.
Я летел впереди машины, а она неслась за мной. Полет мой остановило дерево… Я врезался в него головой, правым глазом. Упал на землю, развернулся и посмотрел назад. Увидев летящую на меня машину, откатился в сторону. Машина врезалась в «мое» дерево и остановилась.
Двигатель продолжал работать, издавая рев.
Я, ничего не соображая, бросился к машине. Сначала вытащил из нее водителя. А потом, уже вдвоем, мы вытащили мою жену. Голова ее была в крови. Мы перенесли ее на другую сторону дороги. Солдат побежал назад к машине и выключил двигатель, так как бак с горючим был пробит и из него тек бензин. Машина могла взорваться в любую секунду.
Жена сидела, полулежала на земле, положив голову мне на колени. Из головы текла кровь. Я пытался носовым платком остановить ее.
Боец собрал оружие, – мой автомат нашел на пашне, – и подошел к нам.
В это время по дороге возле нас проехал БТР внутренних войск. Солдаты сидели на броне, и все отлично видели, но БТР не затормозил, а наоборот, прибавив скорость, проехал мимо.
Мой боец истерически кричал вслед уезжающему БТР все нецензурные слова, которые знал. Потом он выскочил на дорогу и при помощи автомата остановил проезжающие мимо «Жигули», тройку. После чего мы сели в машину и поехали в Мир-Башир, в больницу. Там нам оказали первую помощь. Мне вымыли правый глаз от крови, которая натекла из разбитой брови. Жене на голову наложили четыре шва. А боец, как это бывает в кино, отделался легким испугом, только рука была поцарапана. И слава богу, что так все обошлось.
После этого мы добрались до расположения полка ВВ. Оттуда вышли по дальней связи на свой батальон и я доложил о случившемся.
Через два часа приехал к нам лейтенант – наш начмед – на своей машине, «таблетке», как мы ее называли. Но приехал не один, а с пятью солдатами и старшим лейтенантом – начальником особого отдела.
Начальника особого отдела я знал хорошо. Он был моим земляком, и все праздники мы отмечали вместе, семьями.
Жену мою посадили в машину, и начмед увез ее в часть, а нам – мне и солдату – особист сказал, что с нами хотят поговорить. И мы остались ждать…
Через некоторое время меня пригласил для беседы человек в гражданской одежде. Он долго и упорно объяснял мне, что на территории Советского Союза боевые действия не ведутся, и в конце беседы попросил меня запомнить, что это была просто авария. И что, если я внемлю его словам, то он забудет, что со мной в машине была моя жена, которой там не должно было быть.
Я согласился. А что мне оставалось делать?
Подобная беседа была и с бойцом, может быть, даже и с угрозами…
Наутро из батальона за нами приехал командирский УАЗ в сопровождении БРДМ.
И мы отправились в часть.
По прибытию в батальон мы с женой поболели три дня, а затем уехали в отпуск.
Вы можете представить, как встречала меня мать, такого «красавца», с синяком на пол-лица.
И что я ей мог рассказать?
Просто попали в аварию.
Отец не поверил…
* * *
1990 год. Март.
Как хорошо дома. Особенно хорошо осознавать, что весь кошмар и страх остались там, за Кавказским хребтом. Да, страх, я не оговорился. Ведь я не какой-то там Рембо, который ничего не боится, убивает всех плохих и всегда побеждает. А не боится, только потому, что это кино, и ничего больше. А в жизни…
Но всему хорошему приходит конец. И мне пора возвращаться в часть…
* * *
1990 год. Апрель.
В апреле по приказу из штаба 4-й армии в нашем батальоне была сформирована колонна из инженерной техники для отправки в город Шуша.
Шуша был в НКАО вторым по значимости городом после Степанакерта. Находился он высоко в горах. И после обстрелов там образовались большие завалы. Вот для расчистки этих завалов и предназначалась наша техника.
В Шуше стоял полк внутренних войск. Туда и повезли наши офицеры и солдаты технику и имущество.
Привезли, передали, а при возвращении назад колонна была обстреляна из автоматического оружия. А кто стрелял, армяне или азербайджанцы, пойди разбери… Через несколько дней был взорван мост Агдам – Шуша. И теперь добраться до Шуши можно было только через Степанакерт, а это не удобно и гораздо дальше.
Нашему батальону была поставлена задача – отремонтировать этот мост. На его восстановление поехал взвод из роты инженерных заграждений во главе с командиром этой роты, лейтенантом. На этот раз восстановительные работы велись под прикрытием внутренних войск. Мост был восстановлен за три дня и передан под охрану ВВ.
Но, наверное, охранять его им было неохота, так как через день он опять был взорван. После того, как он был второй раз восстановлен, вэвэшники поставили возле него блокпост… После январских событий в батальоне произошли значительные кадровые перестановки. Ух, я круто выразился… Если точнее, некоторые офицеры, глядя на все происходящее, начали переводиться из части в другие места службы, туда, где поспокойней.
И как вы думаете, кто уехал первым? Ну… правильно, – замполит. После него начальник штаба, а затем начальник финансовой службы и заместитель командира по тылу.
И всеми службами тыла в батальоне остался руководить я. Нет, прапорщики были на месте, и функции свои выполняли, но как планировать мероприятия, так и нести ответственность перед комбатом за выполнение приходилось мне одному.
Я не могу сказать, что замполит и остальные побежали из батальона, как крысы с тонущего корабля – нет, но что-то в этом было схожее…
В ночь с 29 на 30 апреля неизвестные лица начали бросать камни через забор на территорию части. Это происходило в районе поста, где хранилась техника НЗ. Часовой сделал предупредительный выстрел. И после этого в его сторону бросили гранату. Солдат получил осколочное ранение.
В ту же ночь были усилены караулы и опять назначены патрули по жилому городку.
Глава третья. Мародерство, воровство и трофеи
1990 год. Май.
Бой – это уже свершившийся факт. Гораздо больше утомляет ожидание его. Тем более, если неизвестно, когда он начнется, через минуту, час или неделю. Сначала ожидание угнетает. Потом входит в привычку. А после, что не самое лучшее, расслабляет.
Но мы в сложившейся ситуации расслабляться не успевали. И не только потому, что нас обстреливали, но и по другому поводу.
Как-то подошел ко мне начальник особого отдела и сказал, что по его сведениям, на вещевом складе части не все на месте. Я удивился его всеведению, но информацию к размышлению принял. И на следующий день, провел проверку вещевого склада НЗ.
Недостача была огромная. Не хватало пять с половиной тысяч комплектов полевого хлопчатобумажного обмундирования. По простому – «афганки».
Прапорщик – начальник склада – лепетал что-то несуразное о том, что он ничего не знает. Но все его отговорки были неубедительны. Его взяли под арест. Через пару дней отвезли в Баку, в военную прокуратуру и завели уголовное дело. О его дальнейшей судьбе мне ничего не известно.
Но с тех пор бойцы местного Агдамского Народного фронта Азербайджана были одеты в новенькое обмундирование.
Вот так, что не смогли взять с боем в январе, тихо-мирно взяли в мае-
В конце мая была обстреляна воинская часть в Узун-Даре. В результате был ранен часовой и убит один прапорщик.
Еще раз хочу подчеркнуть, что все прапорщики были азербайджанцы, и местное население знало это. Прапорщики были не ''пальцем деланные'' и для того, чтобы их не путали издалека, носили только повседневную форму. Хитрые ребята… И никакой силой нельзя было их заставить одеть, как и все, полевое х/б.
А тут был убит именно азербайджанец. Наверняка дело рук армян, пробравшихся со Степанакерта. А, может, все еще проще. Может, он кому-то мешал из своих. Кто разбираться будет? И вообще, ситуация была просто превосходная для выяснения личных отношений, кровавого выяснения…
Но служба службой, а солдатам, отслужившим положенные два года, нужно ехать домой. Мы увозили их, как можно, дальше от границы с НКАО. Кого в Гянджу, кого с попутными военными машинами в Баку, а кого сажали на самолеты Аэрофлота прямо в Агдаме. Вопрос отправки держался под контролем. А зачем лишний риск? Пусть парни возвращаются домой. Заслужили… Именно заслужили, а не отслужили. Служба у нас – это вам не в Москве траву и листья на деревьях красить перед приездом больших начальников. А они, начальники, по количеству этой краски и судят о боевой готовности данной воинской части. Маразм…
Но сейчас не об этом.
* * *
1990 год. Июнь.
В июне начали возвращаться семьи офицеров. Ну, в конце концов, сколько ж можно жить отдельно? Хорошо, будет веселей моей жене и еще нескольким таким же, которые не уезжали вовсе. Но в основном возвращались только жены, а дети оставались у родственников. Дети – это свято, и жизнь их, по моему мнению, гораздо ценнее жизни родителей…
По количеству личного состава наш батальон сократился примерно в три раза. И на место уволенных бойцов начали прибывать солдаты, подписавшие в своих прежних частях контракты о том, что они в добровольном порядке желают проходить службу в районах чрезвычайного положения.
Солдаты прибывали отовсюду. В хаотическом порядке. Хотя, какой же это порядок, если он хаотический. Многие приезжали с оружием, причем у некоторых даже не было аттестатов на него. И я не уверен – все ли довезли его, не продав по дороге. Ведь покупателей на оружие было много.
Каждый, хоть немного уважающий себя джигит, хотел иметь автомат или, на худой конец, пистолет, и не для того, что он был нужен для защиты семьи, а просто потому, что есть у соседа, а у него самого нет. Пусть это незаконно, но он – джигит, и все равно будет иметь свой автомат. Тем более, что и власти на все закрывают глаза. Вот так – правдами, но в основном неправдами, вооружался народ.
Подобный процесс происходил не только в Карабахе, но и во всем Закавказье…
Еще в мае по НКАО на машине с военными номерами ездить можно было свободно, не останавливаясь возле блокпостов ВВ. Но теперь ситуация изменилась. Документы проверялись у всех, в том числе и у военных. Происходило это не от праздного любопытства или от нечего делать, а потому, что на дорогах стали появляться боевики, переодетые в военную форму. Эти боевики останавливали проезжающие машины, грабили их, и брали заложников, уводя в неизвестном направлении.
Позже были задержаны несколько человек, занимавшихся такого рода захватом заложников, и оказались они армянами, а некоторые даже жителями не Нагорного Карабаха, а Армении.
Причем, что интересно, у этих боевиков были маски. Простые резиновые маски, с обычным человеческим лицом, но только обязательно со светлым париком. Мне показывали одну такую. Кто бы ее ни одел, натянув при этом на себя полевое х/б, выглядел, как простой солдат со славянским лицом. Конечно, если рассмотреть поближе, то становится понятно, что это маска. Но боевикам ведь, главное остановить проезжающую машину. А дальше дело техники. Неплохо?..
В конце июня был обстрелян блокпост ВВ на окраине Агдама. После этого, то ли кто-то из местных, то ли кто-то из солдат внутренних войск установил дорожный знак на выезде из города в сторону Степанакерта. На нем была надпись: «Якши йол!», перевожу – «Счастливого пути!»
Вроде и сарказм, но в жизни не видел более уместного применения этого лозунга…
* * *
1990 год. Июль.
Но, война – войной, а женщина всегда останется женщиной. Вот и моей жене вместе с моим делопроизводителем – женой зам командира по вооружению – захотелось пройтись на местный Агдамский рынок. А надо сказать, что рынок здесь был чудный. Купить можно было все. Ну, просто все, что душе угодно. И это в тот период, когда во всей стране уже чувствовался дефицит всего без исключения.
Так вот, были они на рынке, и там их пытались изнасиловать местные «чурки». Понятие у агдамских джигитов своеобразное, если женщина блондинка и в брюках – значит, проститутка.
Девчонки наши вырвались с трудом и бегом примчались в часть.
Узнав об этом, мы с майором долго не думали. Прыгнули на БРДМ, прихватив с собой человек пять бойцов, и поехали на рынок.
Конечно, мы уже не нашли насильников, но несколько носов и скул сломали. В том числе и одному местному милиционеру. Потому что очень уж он сильно возмущался…
Правительство СССР приняло постановление о роспуске незаконных формирований на территориях республик Закавказья. В этом же постановлении говорилось и о добровольной сдаче оружия.
Оговаривался в нем также вопрос об изъятии этого оружия.
В добровольном порядке народ оружие сдавать не хотел.
Задачи по изъятию оружия и боеприпасов у населения были возложены на внутренние войска МВД СССР.
Внутренние войска изъятое и трофейное оружие привозили к нам в батальон, а мы складировали его и хранили. Ох, чего там только не было! Автоматы, автоматические винтовки, карабины, пулеметы, гранатометы, гранаты, пистолеты разных марок из многих стран мира. От его количества просто волосы становились дыбом…
Согласно упомянутому мной выше постановлению, все незаконные формирования должны были быть распущены. И стоит отметить, что так, в принципе, и происходило. А за теми группами, кто не хотел добровольно «самоуничтожаться», по всему Закавказью гонялись спецназ ВВ и подразделения армейского ВДВ.
А дальше произошло вот что.
Для наведения конституционного порядка в местах с массовыми антиобщественными проявлениями правительством Азербайджана был создан республиканский ОМОН. Это подразделение подчинялось не МВД СССР, а – по документам – МВД Азербайджана. Но на самом деле руководил этим ОМОНом штаб бывшего, упраздненного, Народного фронта Азербайджана. То есть, по сути, боевики. Одетые в милицейскую форму, узаконенные, но боевики.
Получалось следующее. Если нельзя воевать незаконным формированиям, то теперь можно воевать законному ОМОНу. Могу с полной уверенностью сказать, что формировалось это подразделение из кого попало, в том числе и из бывших уголовников.
Ну, как вам такой Отряд Милиции Особого Назначения?
Вооружался и экипировался этот ОМОН за счет средств МВД Азербайджана. И это уже был не какой-то партизанский отряд, а подразделение милиции, получающее денежное довольствие за свои «труды». А они заключались в охране азербайджанского населения на территории НКАО, и – в то же время – в грабеже армянского населения этой области. Ну, если бы только грабеж, то еще полбеды, но происходили и убийства мирного населения со всеми элементами последующего мародерства.
А позже этот ОМОН начал грабить и своих родных азербайджанцев. А почему бы и нет? Война все спишет…
* * *
1990 год. Август.
За лето 1990 года перевелось из нашего батальона в другие части, или просто уволилось из Вооруженных Сил значительное количество офицеров. В том числе, перевелся и заместитель командира по вооружению. А жаль, хороший мужик, с ним вместе служить бы и служить.
Из двадцати восьми человек по штату в части осталось одиннадцать офицеров. И половина из оставшихся находилась в отпуске. Честно говоря, я устал через день заступать в наряд дежурным по батальону. Да и комбат постоянно «висел» на телефоне, уговаривая начальство прислать новых офицеров.
Начальство приказало назначать на вакантные должности в батальоне наших же офицеров. А также были присвоены очередные воинские звания.
Я специально останавливаюсь на этом, чтобы в дальнейшем не возникало путаницы.
Итак.
Командир инженерно-дорожной роты был назначен начальником штаба батальона, и получил звание майор.
Командир инженерно-саперной роты назначен заместителем командира по боевой подготовке, и тоже получил звание майор.
Парторг батальона был назначен заместителем командира по политической части, и получил звание капитан. И в дальнейшем поступал так же, как и его предшественник. И вообще, за все время службы, мне не приходилось встречать политработника, который был бы хорошим человеком и честным офицером. Наверное, их в училище учат быть такими, какие они есть…
А знаете, чем отличается замполит 80-х – 90-х от комиссара 20-х – 40-х? Рассказываю. Комиссар говорил: «Делай как я!», а замполит: «Делай, как я сказал!» Этим, по-моему, сказано все.
Мой земляк, начальник особого отдела, получил звание капитан.
Командир роты инженерных заграждений получил звание старший лейтенант.
Потом в батальон прибыли офицеры из других мест службы. Но их приехало всего четыре человека. Это капитан – на должность зам командира по вооружению, и три старших лейтенанта. Один на должность парторга, второй на должность командира инженерно-дорожной роты, и третий – начальника финансовой службы. Но начфин приехал не надолго, услышав первые выстрелы, он не только уехал из части, а сразу уволился из Вооруженных Сил. Позже на его место приехал молодой лейтенант, только из училища.
После приехали еще шесть молодых лейтенантов. И это все, штат так и не был заполнен до конца.
Что касается солдат, то если во всем Советском Союзе половина частей была не доукомплектована, то у нас было человек тридцать сверх штата.
Большое начальство из Баку обещало, убедительно стуча себя в грудь, прислать мне нового начальника – заместителя командира по тылу – по замене из Западной группы войск. Но, забегая вперед, скажу, что так никто и не приехал. А зачем ему, скажите, это нужно? Ведь лучше принимать участие в разграблении имущества при выводе войск из Германии, чем в каком-то Карабахе ходить под пулями…
12 августа я со своим бойцом-водителем ехал в Степанакерт на уже новой хлебовозке. И по дороге, где-то между городом Ходжалы и Степанакертом, мы увидели изуродованную, с многочисленными дырками от пуль машину ЗИЛ-130. Машина была гражданская, без номеров. Возле нее никого не было. Мы остановились. А когда открыли тент в кузове, то обалдели. Кузов был битком набит сигаретами «Кэмэл». И это, когда во всей стране дефицит с сигаретами. Мы перегрузили к себе в машину, что смогли, и поехали дальше.
Оценивайте, как хотите, можете назвать это мародерством, а я лично считаю, что это трофеи: теперь и мы будем курить приличные сигареты…
С начала августа в Узун-Даре, на территории части, начали оборудовать площадку для вертолетов. Да что там оборудовать. Просто выкосили траву и разровняли грунт. Сделано это было, во-первых, для того, чтобы большое начальство, надумав приехать к нам, не подвергало свои ценные жизни опасности передвижением по дорогам, а во-вторых, для эвакуации при необходимости. Да ну ее к черту, эту эвакуацию…
К концу месяца площадка была оборудована полностью, но вертолеты пока не летели…
Глава четвертая. Начальству видней
1990 год. Сентябрь.
В течение июля и августа внутренние войска привозили к нам в батальон изъятое оружие. Накопилось его много. Достаточно для того, чтобы кардаши начали подумывать, как бы совершить нападение на нашу часть с целью захвата этого самого оружия.
Все мы прекрасно понимали эту угрозу, и комбат доложил о сложившейся ситуации начальству.
Через пару дней прибыла рота ВВ, и мы передали изъятое оружие им.
Выстроилась колонна из десяти загруженных оружием машин, и отправилась в путь. Куда увезли его? А никто не интересовался.
И зачем интересоваться? У каждого свои задачи…
Оружие, которое хранилось у нас, увезли, а уже на следующий день приехали десантники с новой партией изъятого оружия.
Весь сентябрь по всей НКАО подразделения ВВ и ВДВ вели операции по уничтожению незаконных военизированных формирований. При этом, естественно, возникала потребность во временном хранении трофейного оружия. Начальство определило местом его накопления наш батальон. Вот его и везли, но уже не только вэвэшники, но и подразделения ВДВ…
Осень для начальника продовольственной службы в любой части – это, прежде всего, заготовка на зиму овощей. Обычно вся заготовка осуществлялась централизованно. Продовольственная служба округа заключала договора с местными поставщиками, и в указанные районы ехали представители воинских частей, чтобы загрузить и вывезти овощи к себе в часть.
Но в этот раз части централизованно обеспечивались только на 70 %, а остальное – своими силами, кто где найдет, кто как договорится. А найти нужно, солдаты тоже есть хотят.
Произошел этот казус потому, что уже не все хотели помогать армии. Да и во время прошедших событий мало кто работал. В основном стреляли и отстреливались, спасались, эвакуировались, угрожали друг другу. А в результате?..
Ну что ж, выделили нам картофель, – нужно забирать.
Во главе колонны из трех КАМАЗов, прихватив с собой бойцов, я поехал в Шамхор, в заготовительную контору. Это и было место, определенное продовольственной службой округа. По прибытию оформил документы, а грузиться нас отправили в поселок Даг Джеир. Загрузились нормально, без каких-либо происшествий. А вечером двинули назад.
Чтобы сократить путь, мы не возвратились в Шамхор, а стали по грунтовке выбираться на трассу Шамхор – Гянджа.
Возле небольшого населенного пункта, по-моему, Долляр, увидели изувеченный БТР, сожженную военную бортовую машину ЗИЛ-131 и несколько развалин, которые раньше были строениями, скорее всего, жилыми домами.
Наверное, недавно здесь тоже был бой, и бой сильный…
Проехали Гянджу, и возле Мир-Башира, этого клятого Мир-Башира, услышали перестрелку. Останавливаться не стали, а поехали прямо в Агдам.
Не наше дело встревать в бой. Там вэвэшники и без нас разберутся…
Картофель – это хорошо, но нужно и другие овощи где-то доставать. Долго не раздумывая, на следующий же день я сел в бортовой КАМАЗ, взял с собой двоих бойцов и отправился по ближайшим селам на поиски. Но все было безрезультатно. Нельзя сказать, что никаких овощей в округе не выращивали. Выращивали, но нам давать не хотели. А если и предлагали, то только в обмен на оружие. Причем, это говорилось смело, открытым текстом… Обнаглели…
Мне ничего не оставалось делать, как на следующий день с этими же солдатами поехать на территорию НКАО.
Да, там стреляли, но стреляли и у нас. Да, там брали заложников, но и на территории Азербайджана, впрочем, как и Армении, этим не брезговали. Боевики – они, по-моему, везде одинаковые. Только вот, как их отличить от остальных? Это вопрос! Ведь боевики не ходят днем с оружием, и лица у них совсем не такие, как у сказочного Бармалея. Хотя, как сказать…
За день мы объездили половину Нагорного Карабаха. Да, я не преувеличиваю, Нагорно-Карабахская автономная область, сама по себе, не очень большая.
Так вот, объездили половину Карабаха, а овощи нашли только под вечер в населенном пункте Горадиз. А это на самой границе с Ираном. Пограничники и подсказали, куда подъехать и к кому обратиться.
Загрузили машину свеклой. Договорились о том, что еще раз приедем, и в ночь отправились назад.
Ехали только по большим дорогам, там, где стояли блокпосты ВВ. Ехали быстро, чем черт не шутит. Проезжая участок дороги Физули – Мартуни, услышали, а потом и увидели недалеко от самой этой дороги бой.
Такой бой я до этого не видел и не слышал. Земля тряслась, машину подбрасывало при каждом взрыве, постоянные автоматные очереди превращались в сплошной гул, что-то там еще и горело…
Мы прибавили скорость, чтобы как можно быстрее проскочить этот участок, а то в этом кошмаре обстрелять нас могли, как одна, так и другая сторона…
Проскочили…
Правда, несколько пуль все-таки попали в кабину, но ничего – это ерунда. Главное – все остались живы…
На въезде в Агдам нас остановил патруль ВВ. Проверили документы и удивились тому, что мы так поздно разъезжаем.
Что отвечу вам, уважаемые вэвэшники – не ваше это дело…
Через два дня мы опять поехали в Горадиз. Но уже на двух КАМАЗах…
Загрузили одну машину свеклой, другую – луком, и как можно быстрей отправились в Агдам. На этот раз все обошлось без приключений…
* * *
1990 год. Октябрь.
В октябре опять приехала рота ВВ и увезла трофейное оружие.
После этого оружие еще привозили, но уже не в таком количестве, да и постреливать стали меньше и реже.
Понемногу обстановка стабилизировалась.
Ну, и тут… Знаете, как в семье не без урода, так в армии не без дураков. Кому-то из вышестоящего окружного командования «приспичило», а как еще это назвать, если прислали в Карабах топографов. Да, военных топографов из Казахского Топогеодезического отряда.
Хочу уточнить: топографов прислали не из Казахстана, а из азербайджанского города Казах, который расположен на границе с Грузией.
Значит, приехал старший лейтенант с тремя солдатами, на машине ЗИЛ-131 с кунгом. Им в своей части поставили задачу проверить состояние топографических знаков на территории НКАО. А то их могли и поломать во время боевых действий…
Да, дураков в армии еще много!
И командир этого топоотряда тоже молодец… послал к нам своих людей без оружия. Конечно, рисковать чужими жизнями – это не то, что рисковать своей…
Мы немного посмеялись над высокими «полководцами», а потом комбат приказал выдать этим ребяткам автоматы, конечно, из трофейных, и старлей со своей командой поехал выполнять поставленный приказ.
Дней через пять они вернулись, проклиная все и вся… Старший лейтенант рассказывал, что днем они работали спокойно, а по ночам в их сторону обязательно кто-то стрелял. Причем, стреляли, кто угодно. То чабан пройдет со стадом баранов, а отойдя подальше, стрельнет из ружья. То машина рядом проедет, и из нее автоматную очередь пустят…
Отдохнув денек после этого дурдома у нас в батальоне, забрал своих бойцов старлей, и поехал назад, в Казах…
С середины октября в батальон начала поступать гуманитарная помощь из стран, уже, скажем, не совсем далекого Запада. Точнее говоря, я сам ее привозил из Гянджинского продовольственного склада. Гуманитарная помощь состояла из снятых со снабжения продпайков армий стран НАТО. Стоит отметить, что их пайки гораздо вкуснее наших, и когда я стал выдавать их в караулы, как дополнительное питание, бойцы были просто в восторге. Да и офицеры получали их с удовольствием.
Хочу сказать, что эти пайки на складе в Гяндже мне давали без ограничения, по надобности, а я их брал и брал… Нет, не из жадности, я просто помнил январь 90-го…
Этой натовской гуманитаркой у меня в батальоне был заставлен весь продовольственный и половина вещевого склада. Ничего, запас не помешает. Да и на подсобном хозяйстве свиней стало около семидесяти штук… Никакая блокада не страшна.
А знаете, почему никому из солдат и в голову не приходило свиней продавать? А потому, что мусульмане свинину не едят, а жили мы в Азербайджане…
* * *
1990 год. Ноябрь.
В ноябре стало тихо. Выстрелы раздавались очень редко, два-три раза в неделю.
Нашему батальону была поставлена задача – разминировать участок дороги около города Мардакерт. Выполнять ее поехал саперный взвод с командиром взвода – лейтенантом, а старшим был назначен заместитель комбата по боевой подготовке. Процесс разминирования проходил долго. И не потому, что было много мин, а потому, что расставлены они были не кучно, а в полном беспорядке. Причем стояли они в самых неожиданных местах. Майор – замкомбата – так и говорил, что ставил эти мины либо профессионал, либо полный дилетант, которому чертовски везет. В общем, мины стояли не по-армейски.
Но, несмотря ни на что, с десяток мин в день ребята обезвреживали.
Высокое армейское командование из Тбилиси – штаба Закавказского Военного округа, топало ногами, кричало по телефону, что мы очень медленно производим разминирование. И еще был интересно поставлен вопрос, оказывается, мы своей медлительностью подрываем боеготовность всей 4-й Общевойсковой армии, более того – нагнетаем обстановку в регионе. Нас предупредили, что если и дальше работы по разминированию будут вестись такими темпами, то виновные будут отвечать перед военным трибуналом.
Так… Класс!.. Получается, что во всей этой поганой заварухе виновны мы?
Я думаю, что в то время подобные высказывания в свой адрес слышали многие командиры частей в Закавказье.
Здесь уже во всю действовал армейский принцип скалы.
Знаете, что это за принцип? Если с вершины скалы падает один маленький, незаметный камешек, то вниз он долетает лавиной.
Вот и в данной ситуации произошло нечто подобное. В Москве кто-то задумчиво произнес: «Хорошо бы ускорить процесс…» Министр Обороны сказал: «Нет проблем!» При этом косо глянув на Командующего округом. Тот, в свою очередь, напихал «пистонов» ближайшему окружению. Ну, а они уже стали искать виноватых, угрожая военным трибуналом…
Комбат тоже стал торопить события, но его понять можно, ведь его карьера военного и сама судьба висели на волоске.
Вот и доподгонялись… Подорвался на мине один сержант. Народная мудрость гласит, что торопиться нужно лишь при ловле блох и при поносе. А к народу нужно прислушиваться…
Но, как бы там ни было, закончили ребятки разминировать эту чертову дорогу. И назад, в батальон…
* * *
1990 год. Декабрь.
В начале декабря были закончены операции по ликвидации незаконных военизированных формирований. И поэтому были выведены с территории Нагорно-Карабахской автономной области подразделения ВДВ, и сокращен контингент подразделений внутренних войск.
Вот тут, по моему мнению, нашим «умным» правительством Советского Союза была допущена самая большая ошибка. Ошибка заключалась в следующем. Поддержание порядка в Карабахе было возложено на ОМОН МВД Азербайджана, на этих полу уголовников…
Вот тут, фактически, все и началось.
Эти омоновцы были во всех городах Нагорного Карабаха. Периодически появлялись и в селах, проводя депортацию местного населения, занимаясь грабежом и насилием. А почему бы и нет? Они омоновцы, власть…
Как-то ехали в Степанакерт на ЗИЛ-131 два старших лейтенанта с нашего батальона. Один из них – командир инженерно-дорожной роты, а второй его заместитель. Смотрят, на обочине дороги стоит «Москвич», а возле него три омоновца избивают безоружного человека.
Ну, наши ребятки остановились и спросили, в чем, собственно, дело.
Ответ был таким, что это, мол, наша земля и «вонючим вазгенам» тут нечего делать, а вы, вояки, езжайте своей дорогой. Кстати, азербайджанцы называли армян вазгенами потому, что каталикозом всех армян был Вазген Второй.
Омоновцы ответили грубо, выказав полное неуважение офицерам. А офицеры, настоящие офицеры, такое хамство не прощают. Оба наши старлея были по метр восемьдесят ростом, крепкие ребята… В результате доблестный ОМОН был разоружен, слегка побит – ну, для профилактики, – связан и доставлен в ближайшее – Ходжалинское – отделение милиции.
Знай наших!..
Глава пятая. Недоумение
1991 год. Январь.
Самым известным событием мирового значения в январе 91-го года было вторжение войск Ирака на территорию Кувейта. За этим последовала широко освещаемая средствами массовой информации операция армии США «Буря в пустыне». Эта операция началась 17 числа, и сразу половина офицеров батальона, в их числе и я, а также с десяток солдат написали рапорта с просьбой отправить их для оказания интернациональной помощи народу Ирака.
Да, я не оговорился, именно Ирака. А как же иначе? Ведь положение было таковым, что при проведении командно-штабных учений в Закавказском Военном округе условным противником всегда считались Турция и Иран, а потенциальным союзником – Сирия и Ирак.
А раз Ирак считается союзником, пусть и потенциальным, то СССР и должен помогать в отражении агрессии со стороны США, самого мощного потенциального противника.
Но произошло все совсем наоборот. Правительство СССР не стало вводить свои войска на территорию Ирака. Не буду долго обсуждать этот вопрос. Я не политик… Наверное, это все было правильно и уместно…
А в Закавказье события продолжали развиваться и развиваться все c большей скоростью.
ОМОН МВД Азербайджанской ССР продолжал заниматься депортацией армянского населения с территории Нагорно-Карабахской автономной области.
Происходило это примерно так. В армянское село входили подразделения ОМОН. Грузили местных жителей на машины и вывозили на территорию Армении, точнее, на границу с Арменией.
Если вас вот так вывести из квартиры, посадить в машину и увезти куда-то в поле, сказав при этом, что обратно домой дороги нет. Что бы вы сделали?
Наверное, попытались бы вернуться домой.
А если бы домой не пускали?
Вы все равно попытались бы вернуться, и для возвращения использовали любые доступные и недоступные, законные и даже незаконные средства… Разве не так?
Вот и армяне возвращались… Выбирали удобный момент, когда омоновцы покидали село, и возвращались… А вернувшись домой, обнаруживали, что их личных вещей уже в доме нет, все вывезено ОМОНом.
Ваши дальнейшие действия в этой ситуации?
Вы попытаетесь вернуть свое, родное, трудом и собственным потом нажитое добро. А как это осуществить?
Обратиться к власти? Так ведь представители этой самой власти в лице сотрудников ОМОНа вас и выселили. Незаконно выселили. А Закон молчит… И Правительство СССР на ваши проблемы не обращает никакого внимания.
А какие, собственно, проблемы? Нет никаких проблем! Есть только Единый Могучий Союз Советских Социалистических Республик, в котором люди живут хорошо, счастливо, веря в недалекое светлое будущее… А все, кто пытается нагнетать обстановку какими-то частностями, – предатели и провокаторы.
Нет тебе защиты нигде…
Вот и приходиться брать в руки оружие…
И армяне Нагорного Карабаха брали в руки оружие…
Вот где-то примерно в это время и начала создаваться Армия Самообороны Нагорного Карабаха. Но создавалась она скрыто, в тайне… Оружие для этой армии поставлялось в основном с территории Армении. А откуда оно бралось в Армении? Точно так же, как и в Азербайджане, – грабились военные склады. А помогали вооружать как одну, так и другую сторону, нечистоплотные на руку военные чинуши, получая при этом хорошее вознаграждение…
Армянская сторона стала вести обстрелы территории Азербайджана, проводить диверсионные операции, захватывать заложников.
По всей НКАО и в прилегающих к ней районах Азербайджана участились случаи обстрела и нападений на заставы и блокпосты ВВ и СА. Начинались плохо организованные, но уже конкретные боевые действия.
11 января над Степанакертом был сбит военный вертолет. Обломки его рухнули на окраине города, поломав несколько домов.
12 января был обстрелян наш второй караул.
13 января в Агдаме, в самом центре города было совершено нападение на патруль внутренних войск. Один солдат погиб, а второй получил ранение.
В ночь с 13 на 14 января опять был обстрелян второй караул, но уже не только из стрелкового оружия, а и из гранатометов. В результате двое солдат получили ранения, был подбит наш БМП-3.
15 января из батальона убежали трое солдат. Двое эстонцев и один литовец.
Вообще-то, дезертирство – массовое дезертирство – из воинских частей в Закавказье началось с первых чисел января, но у нас это был первый случай. Конечно, были предприняты меры по задержанию этих дезертиров, но все бесполезно.
18 января дезертировали еще двенадцать солдат разных национальностей. Двоих из них, курдов, нашли зарезанными на дороге возле города Евлах. Остальных так и не удалось найти.
Вечером 19 января два бородатых джигита обстреляли из карабинов КПП нашего батальона. Младший сержант, дежурный по КПП, не растерялся и открыл по ним огонь из автомата. Он застрелил обоих. Трупы этих кардашей солдаты затащили в часть.
Через час в часть приехали пять представителей Народного Фронта Азербайджана – как они представились, с требованием отдать им трупы их товарищей. Это была уже наглость – сначала обстрелять КПП, а потом, угрожая, требовать выдачи преступников, да еще приехав к нам в часть с оружием. Любезные, нужно меру знать!
Комбат приказал задержать эту «делегацию». Офицеры, находившиеся рядом с командиром, выполнили приказ. Правда, одному из кардашей удалось бежать, но четверых разоружили и до утра держали на гауптвахте. Утром приехала местная милиция, и мы передали нарушителей им, но без оружия. Все, хватит, незачем отдавать то, что может в любой момент выстрелить по нам же…
В ночь с 20 на 21 января я был дежурным по батальону. В четыре часа утра прогремел сильный взрыв. Я поднял по тревоге дежурный взвод. Но за взрывом ничего больше не последовало.
Утром мы узнали, что был взорван Агдамский автовокзал.
От автовокзала остался один огромный котлован, засыпанный обломками кирпича, бетона и прочего строительного мусора. И на расчистку этого хлама выехала рота инженерных заграждений с командиром роты во главе. Руководить работами был назначен майор, заместитель начальника мобилизационной группы нашего батальона. Этот майор был неплохой специалист – подрывник. Он высчитал места, где должны были, по его мнению, стоять тротиловые шашки, и составил план подрыва.
Все выходило точно – это была диверсия.
Но в средствах нашей массовой информации, как в прессе, так и по телевидению, прозвучало сообщение, что взрыв на Агдамском автовокзале произошел по причине утечки газа.
О чем вы говорите? Газ уже три дня, как был отключен.
Высокое начальство из штаба 4-й Армии нас предупредило по поводу взрыва, что мы в батальоне как бы ничего не видели, не слышали и молчали… А кто не будет молчать, и будет открывать рот, для того найдут способы его закрыть…
Ну, что ж, приказ есть приказ…
И мы молчали…
Работы по очистке результатов взрыва продолжались около недели. На этих работах бойцы, впрочем, как и офицеры, очень уставали, а местное население ходило рядом и только возмущалось на тему, какие все-таки плохие эти армяне. Но на этом все и заканчивалось. Помощи не оказывал никто. Хотя, по сути, это их Родина, и именно они должны нам помогать. Впрочем, скорее, они – работать, а мы – помогать…
25 января опять был обстрелян второй караул, но все обошлось без потерь. Да и боя-то особого не было. Так, постреляли немного и перестали…
В связи с тем, что обстановка обострилась во всем Закавказье, был издан Указ Президента СССР от 29.01.1991 года «О взаимодействии милиции и подразделений Вооруженных Сил СССР при обеспечении правопорядка и борьбе с преступностью».
Было введено совместное патрулирование милиции и воинских подразделений с применением БТР и БРДМ по всему Азербайджану.
Непосредственно в Агдаме патрулированием в основном занимался полк ВВ. И лишь изредка патрулировать приходилось нашему батальону…
* * *
1991 год. Февраль.
3 февраля я вместе со своим бойцом-водителем на хлебовозке поехал за продуктами на продовольственную базу в Гянджу. Туда доехали нормально, а вот в самом городе военные патрули нас останавливали раз пять, тщательно проверяя документы. Я спросил у одного из начальников патруля что, собственно, случилось. На что он мне ответил, что уже на протяжении двух суток происходят нападения на одиночных военнослужащих, как на офицеров, так и на солдат, и поэтому усилены патрули и ужесточен контроль движения транспорта и проверки документов.
Да, у них в Гяндже это была новость, а у нас в Агдаме уже вошло в привычку.
В эту же ночь в Гяндже опять было совершено нападение на патруль. И в результате два солдата были убиты.
5 февраля Правительство Армении сообщило по радио и местному телевидению о создании собственной Национальной Армии.
Правительство Азербайджана, в свою очередь, увеличило в два раза численность своего ОМОНа на территории Нагорного Карабаха. А после стало закрывать глаза на само существование Народного Фронта Азербайджана.
Вы, дорогие читатели, наверное, уже начинаете путаться в названиях и количестве всех этих военизированных формирований. Да, их было много. Стреляли они когда хотели, куда хотели и в кого хотели, иногда даже друг в друга. В смысле, союзник в союзника…
8 февраля был обстрелян пост на артиллерийском складе в Узун-Даре, и убит солдат – часовой.
9 февраля кардаши на машине ЗИЛ-130 на полном ходу пробили тыльные ворота и ворвались на территорию нашей части. Но тут же были обстреляны с двух сторон. С одной стороны сменой караула, возвращавшейся с постов, а с другой стороны патрулем. Кардаши в панике бежали. Они, наверное, не ожидали такого отпора.
В ночь с 10 на 11 февраля кардаши попытались пробраться на территорию нашего жилого городка. В эту ночь я был начальником патруля по части. Услышав выстрелы в жилом городке, я со своими солдатами занял определенные расчетом позиции.
Перестрелка в городке была недолгой. После чего кардаши побежали в сторону части, а тут уже мы их встретили огнем. Два джигита были ранены, но вместе с остальными убежали через соседние огороды.
13 февраля к нам в батальон позвонили из Баку со штаба 4-й Армии и предупредили комбата, что к нам собираются приехать журналисты. Так вот, этих журналистов в часть не пускать и интервью не давать. Комбат, соответственно, довел до нас распоряжение начальства.
14 февраля к нам для поддержания постоянной связи со штабом 4-й Армии прибыл ГАЗ-66 с радиостанцией Р-140. С радиостанцией прибыли два связиста – сержант и младший сержант срочной службы. Связь они установили довольно таки быстро, и она была всегда устойчивой… Что скажешь? Молодцы!
15 февраля для укрепления огневой мощи в часть к нам прислали танк Т-72. Его сразу отправили во второй караул.
В эту же ночь кардаши опять попытались напасть на второй караул. Но они не знали, что там танк. Танк выстрелил один раз… Бой сразу закончился…
После этого выстрела кардаши задумались на несколько дней…. Несколько дней у нас, да и в Узун-Даре, было тихо.
Но, несмотря на это, по приказу комбата началась эвакуация семей офицеров. В Узун-Дару должны были прилететь три вертолета для вывоза семей. Моя жена была записана на третий рейс. И что вы думаете? Вертолет сделал всего лишь два рейса, а в третий раз не прилетел. Жена, опять осталась со мной…
22 февраля из гранатомета была обстреляна Комендатура Чрезвычайного района в Степанакерте. А в это время в комендатуре находилась «важная шишка» из Москвы.
Через два дня в том же Степанакерте был взорван маршрутный автобус. По горячим следам было проведено расследование, в результате которого была установлена причастность ОМОНа Азербайджана к этим двум террористическим актам.
28 февраля Правительством СССР Внутренним Войскам была поставлена задача по вылавливанию отряда ОМОН Азербайджана и пресечению их бесчинств.
Вот когда в задницу клюет жареный петух, тогда и шевелятся наши Мудрые Правители. А если гибнет простой народ, так этот народ, по мнению Правителей, сам и виноват…
Глава шестая. Полный маразм
1991 год. Март.
Внутренние Войска МВД СССР получили задачу по обезвреживанию ОМОН Азербайджана, а вот выполнить эту задачу до конца им не удалось. Но не подумайте, что вээвэшники были настолько ленивы или игнорировали приказы. Совсем нет.
Просто сами поймите, как можно выполнять приказы, если их тут же отменяют или вводят различные уточнения, которые в корне изменяют ранее поставленный приказ?
Вот и в этот раз, приказ был отдан, а через пару дней в него были внесены изменения. И в результате ОМОН МВД Азербайджана был просто сокращен примерно в два раза, и оставшиеся омоновцы должны были поддерживать порядок только в населенных пунктах с азербайджанским населением.
Подчеркиваю – должны были…
На этом все и закончилось.
А дальше начались различные террористические акты, обстрел автомобильных дорог, захват заложников, депортация населения, как армян, так и азербайджанцев.
И было очень трудно разобраться, кто именно стоит за каждым случаем, ОМОН Аз. ССР или Освободительная Армия Карабаха, Народный Фронт Азербайджана или Армянская Национальная Армия, а может быть даже МВД СССР или КГБ СССР…
6 марта в четыре часа утра прозвучал взрыв возле офицерского общежития внутренних войск в пгт (поселок городского типа) Аскеран. Тот, кто нес взрывное устройство, не донес его до нужного места, – был остановлен окриком патруля и, убегая, просто выбросил «адскую машинку» в сторону…
7 марта был обстрелян блокпост внутренних войск возле Агдама.
8 и 9 марта повторились обстрелы этого же блокпоста.
10 марта подорвался на мине БТР внутренних войск возле пгт Ходжалы. Два офицера и трое солдат получили ранения.
16 марта со стороны НКАО велся обстрел территории Азербайджана из пушек и танков. Снаряды до расположения нашего батальона не долетали, но грохот стоял такой, что при разговоре друг с другом нужно было кричать…
В ночь с 17 на 18 марта ракетами системы «Алазань» был обстрелян Агдам.
«Алазань» – это не армейское оружие, и в обычной обстановке служит совершенно мирным целям. «Алазань» – это противоградовая система. Чтоб понятней было – тучи разгоняет…
Но все равно нашлись «умельцы» и приспособились вести обстрел и из этой системы. Позже, эти же «умельцы» научились к ракетам «Алазань» приделывать боеголовки. Но в этот раз на Агдам летели просто ракеты, без смертоносного груза…
Ракеты падали на Агдам, разрушая дома, и все что находилось в них. А находились в них спящие люди…
Две ракеты попали в жилой городок нашего батальона. Одна попала в забор, частично разрушив его. Вторая «шмякнулась» на детскую площадку…
В результате обстрела была сильно разрушена железнодорожная станция. А от железнодорожного моста Агдам – Шуша остались одни развалины…
20 марта наш начальник особого отдела вместе с двумя бойцами на машине ГАЗ-66 ехал в Степанакерт. Подъезжая к блокпосту возле пгт Ходжалы, машина была обстреляна. Ребята несколько раз выстрелили в ответ по нападавшим.
Солдаты ВВ из блокпоста тоже немного постреляли в сторону засады, и перестрелка прекратилась.
Вэвэшники рассказали, что вот так их периодически обстреливают уже второй день…
22 марта было совершено нападение на патруль внутренних войск в Агдаме. Один солдат был убит, а прапорщик и второй солдат получили ранения…
29 марта я вместе с лейтенантом – начальником автомобильной службы, двумя прапорщиками и тремя бойцами возвращался из Баку. Там, на Военной ремонтной базе мы получили комплект ПМП.
ПМП – это понтонно-мостовой парк. Состоит он из нескольких единиц специальной техники, но в этот раз мы ехали колонной из четырех КрАЗ-260Г.
Ехали не очень быстро, 40-50 км в час: попробуй полихачить, если одна такая «дура» весит 12 тонн.
Проехали город Евлах, и километрах в пятнадцати от него нашу колонну обстреляли из автоматического оружия.
Мы, не останавливаясь, стали отстреливаться… И, черт возьми, я в кого-то попал…
Нападавшие нас преследовать не стали… И к вечеру мы добрались в часть…
31 марта из полка внутренних войск, который находился в Агдаме, уехала целая рота на укрепление заставы около села Юхары-Аскипар. Застава эта уже несколько дней подвергалась нападениям… Там были жертвы…
* * *
1991 год. Апрель.
2 апреля ко мне в часть приехал майор, зам по тылу Степанакертского батальона химической защиты. Я неплохо знал этого офицера. Ну, все-таки некоторые вопросы по обеспечению вместе решали… Приехал майор и привез из Бакинской продовольственной базы гуманитарную помощь, присланную из Германии.
Почему я заостряю на этом внимание? А потому, что согласно накладной нужно было получить семнадцать коробок, а привез он только семь. Нет, он не украл, этого человека я хорошо знаю…
Эта гуманитарная помощь начала разворовываться с момента прибытия из Германии. Сначала на продовольственных складах в Москве, потом на складах в Тбилиси, ну и Бакинские «военные крысы» тоже кушать хотят… А списывать как?
А списывать просто… На Степанакертский мотострелковый полк, Степанакертский батальон химической защиты и на Агдамский саперный батальон… Потому что у нас стреляют, и случиться всякое может…
Ну, суки, когда вы уже «нажретесь»?..
3 и 4 апреля были бои в селе Татлы в Астаринском районе. Раненых оттуда привозили вэвэшники в Агдам, а из Агдама уже по госпиталям.
4 апреля солдаты внутренних войск вели бой с боевиками на мосту трассы Агдам – Шуша. Были раненые…
С 7 по 10 апреля внутренние войска вели бои на дороге Шуша – Лачин. Тоже не без потерь…
9 апреля был бой в районе села Чайкенд Ханларского района.
10 апреля в Степанакерте был обстрелян дом, где жили должностные лица Комендатуры района чрезвычайного положения. Караул принял бой. Бой был недолгим, где-то пятнадцать минут, хотя, какая разница, один может воевать несколько лет, набирая опыт и воинские заслуги, а другой погибнуть при первом выстреле…
Вот и здесь два солдата погибли, а старший лейтенант – начальник караула – получил ранение.
13 апреля опять был бой в районе села Чайкенд.
16 апреля по всей Нагорно-Карабахской автономной области внутренние войска и подразделения Степанакертского 366-го Мотострелкового полка провели обыски и изъяли значительное количество оружия. И в этот же день привезли к нам в батальон на хранение.
19 апреля опять был бой в селе Чайкенд… А знаете, почему так часто там были бои?
Возле этого села бродили армянские боевые отряды, и внутренние войска уже не один раз предпринимали попытки ликвидировать их. Но ничего не выходило, боевики всегда вовремя уходили…
И вот, после очередной неудачной попытки, по приказу Комендатуры района чрезвычайного положения 21 апреля внутренние войска были выведены из Чайкенда.
20 апреля было обстреляно из леса азербайджанское село Мартумашен. Там были жертвы…
24 апреля армянские вооруженные формирования обстреляли градобойными ракетами «Алазань» город Шуша. Были разрушения и раненые…
29 апреля со стороны армянского населенного пункта Киранц начался обстрел заставы внутренних войск у села Хейремли. Начался бой, который продолжался три часа. Потом все утихло… Но через два часа боевики подтянули градобойные орудия и продолжили обстрел. Обстрел продолжался еще три часа…
Вообще, в этот период подобных столкновений было столько, что все и невозможно перечислить, а о многих я даже и не знаю…
Но о чем я хотел бы рассказать поподробнее, так это о следующем…
29 апреля по приказу Командующего Закавказским Военным округом из нашего батальона уехали на разминирование майор – зам командира по боевой подготовке, лейтенант – начальник автомобильной службы и лейтенант – командир саперного взвода, вместе со своим взводом, в район села Чайкенд…
30 апреля они вернулись все взъерошенные и с круглыми глазами…
Рассказывали они следующее…
Вечером внутренние войска окружили село и наши ребятки начали проверять дорогу на предмет мин. «Сняли» пару штук, и больше ничего не найдя, отошли на исходные позиции. Затем вэвэшники провели обыск домов. Изъяли оружие… Которое нашли…
А потом, утром, в село вошел Азербайджанский ОМОН и начал издеваться над местными жителями. Именно так мне и рассказывали… Избивали мирное население, хотя кто здесь разберет, где мирное, а где нет… Грабили дома… Стреляли…
После этого вооруженные армяне – да, уже вооруженные, уже повытаскивали из укромных мест оружие, – захватили в заложники несколько вэвэшников.
Через некоторое время трое вооруженных армян, взяв с собой одного из заложников, подполковника ВВ, отправились на переговоры к руководителям операции. А стоит отметить, что руководил операцией целый генерал-полковник.
Армяне начали требовать вывести из села омоновцев… И, может быть, все прошло бы мирно, если бы омоновцы тут же не расстреляли всех троих армян. Стреляли омоновцы – лишь бы стрелять… Поэтому и подполковника ВВ ранили в ногу.
Вскоре начался отвод из села подразделений внутренних войск и ОМОНа. Отходя, омоновцы забрали с собой примерно человек пятьдесят жителей. А напоследок обстреляли из автоматов и из одного пулемета село…
А четырнадцать солдат внутренних войск так и остались в заложниках… Вот вам, блин, и ОМОН… Вот вам и Внутренние Войска… Вот вам и генерал… Полный маразм…
30 апреля, что-то подобное произошло в селе Карабулах. Там был подбит БТР внутренних войск и убиты два омоновца. Село было обстреляно из танков… Жители бежали в Чайкенд…
Но в Карабулахе наших не было, я имею в виду офицеров и солдат из нашего батальона. И писать об этом не буду…
В этот же день в Мирбаширском районе армянские боевики, переодевшись в форму милиции, расстреливали автомобили на дорогах. И тогда же были обстреляны села Сейсулан и Кармирован. А также произошли бои на заставах внутренних войск в населенных пунктах Юхары-Аскипар и Ашага-Аскипар.
Ну и денек!..
Глава седьмая. Беспредел
1991 год. Май.
Если сказать, что обстановка в Закавказье накалялась, то это будет неправдой. Она была уже накалена до предела. Точнее, уже до беспредела.
1 мая, несмотря на Всесоюзный праздник трудящихся, шли бои в Горисском районе. Уже не просто отдельные столкновения и перестрелки, а полномасштабные бои, с применением артиллерии и танков, в которых гибли и военнослужащие, и боевики, и мирное население.
3 мая с армянской территории велся массированный артобстрел азербайджанского города Казах.
6 мая вечером в Агдаме был обстрелян наш патруль по городу. В патруле был лейтенант – командир инженерно-саперного взвода, и три солдата с ним. Патрулирование происходило на БРДМ, и броня спасла… Правда, лейтенант в спешке неудачно закрыл люк в БРДМ, и сломал палец. Но это не в счет…
9 мая были бои в Лачинском районе… Никакого уважения к ветеранам Великой Отечественной…
11 мая из «Алазани» была обстреляна Джагазурская застава внутренних войск. Здесь к ракетам «Алазань» уже были приделаны боеголовки… Умельцы хреновы…
В ночь с 11 на 12 мая была перестрелка около Агдама. Причем, такая «солидная» перестрелка… Но внутренние войска утверждали, что они в эту ночь никаких операций не проводили. Наверное, армяне с азербайджанцами опять выясняли отношения…
14 мая в Степанакерте были взорваны, сначала один, потом второй маршрутные автобусы. В этот же день прошли многочисленные бои по всей территории НКАО и прилегающих районах Азербайджана с применением ракет и артиллерии. В самом Агдаме земля просто гудела…
15 мая было приостановлено движение транспорта по НКАО. Блокпосты внутренних войск просто останавливали все приближающиеся к границе области машины и дальше не пускали…
16 мая я вместе с сержантом – водителем КАМАЗа – собрался ехать на этом самом КАМАЗе в Тбилиси, на Окружной вещевой военный склад за бронежилетами. Бронежилеты у нас в батальоне были, но их было мало, только на личный состав караулов и дежурный взвод. Теперь же их нужно было подвезти еще семьдесят штук. Это, в принципе, не много, но ехать за ними нужно… Береженого, как говорят, бог бережет…
Комбат приказал взять с собой капитана, только что прибывшего в батальон на должность заместителя начальника штаба. По дороге назад мы должны были заехать в Марнеули, в ракетную бригаду, туда, где раньше служил капитан, и забрать его домашние вещи. Нужно – сделаем…
Утром мы тронулись в путь.
Стоит отметить, что за пределы Азербайджана нам запрещали выезжать с оружием. Ну вот мы и поехали с одним ножом, чтобы по дороге консервы открывать.
До Тбилиси добрались нормально. В тот же вечер получили и загрузили в машину бронежилеты, и заночевали в КАМАЗе. А утром выехали из Тбилиси в сторону Марнеули. Проехали населенный пункт Кода, а за ним, на посту ГАИ, нас остановил старшина – милиционер.
Он попросил нас выйти из машины. Мы с капитаном, не чувствуя никакого подвоха, – ведь это Грузия, а не Карабах, где всего можно ожидать, – вылезли из КАМАЗа. Но водитель остался за рулем, как и положено.
Тут же из-за ГАИшной будки выскочили несколько «чурок», схватили капитана и оттащили в сторону от машины, а мент выхватил пистолет и, быстро передернув затвор, приставил к моей голове. Капитана начали избивать, при этом громко ругаясь на азербайджанском матерном наречии… Поверьте, этот язык я узнаю из сотни языков… Ментяра тыкал своим ПМом мне в лоб, злобно ругаясь на грузинском…
Вы спросите, откуда в Грузии азербайджанцы? Отвечу. Город Марнеули расположен не очень далеко от границы с Азербайджаном, и поэтому много азербайджанцев проживало в этом районе. Был там еще такой город Шаумяни, так там, вообще, около семидесяти процентов населения составляли азербайджанцы.
Но я отвлекся…
Мент продолжал тыкать мне в лоб пистолетом… Ну, гад, больно же… А капитана продолжали избивать…
Тут один «чурка» полез в машину и хотел вытащить бойца. Сержант ударил его сапогом в лицо, хотя это очень культурное слово для перекошенной в злобе морды… «Чурка», крича, вылетел из кабины…
Милиционер отвел от меня взгляд, посмотрев на вытирающего кровь и истерически орущего «чурку»…
Тут я понял, что нужно что-то делать, или меня сейчас убьют…
Я со всей силы ударил мента в пах, и вырвал из его руки пистолет… Когда я вырывал оружие, грузин зацепил пальцем спусковой крючок… Прозвучал выстрел… Пуля ушла в небо…
Я направил пистолет в сторону бандитов. Хотя их и бандитами не назовешь, так, хулиганье, способное смелым быть только в толпе. А если выдернуть одного из этой толпы, то он сразу обделается в штаны…
Наступило оцепенение… Чурки перестали бить капитана…
Капитан не растерялся, вырвался и побежал к машине… Сержант завел двигатель… Мы с капитаном влезли в кабину, и сержант рванул с места…
До Марнеули мы ехали на огромной скорости, а за нами гнались ментовские «Жигули» с мигалкой… Наверное, хотел забрать свой пистолет… Нет, дорогой, раньше нужно было думать!
Когда мы стали приближаться к КПП бригады, жигуленок отстал… Мы без проблем въехали на территорию ракетной бригады…
Подъехали к дому, где жил капитан. Поднялись к нему в квартиру на третий этаж… Он сразу, не задумываясь, достал три бутылки коньяка, закуску… Мы сели за стол, все трое сели… И одну бутылку «приговорили»…
Субординация?… Какая, к черту, субординация… Чудом живы остались…
Потом сержанта отправили спать, ведь утром нужно ехать назад. А мы с капитаном принялись злоупотреблять оставшимся коньком…
Ну и лицо было у капитана – синее, все в ссадинах и кровоподтеках…
Утром загрузили машину, заправили ее горючим и поехали назад в Агдам.
Слава богу, доехали нормально…
В ночь с 19 на 20 мая кардаши обстреляли наш жилой городок. Патруль тоже пустил по ним несколько очередей… Все утихло…
В ночь с 20 на 21 мая произошел довольно таки неприятный случай. Два солдата из нашего батальона, насмотревшись всех безобразий, творящихся вокруг, ушли в самовольную отлучку и ограбили три магазина… На месте преступления их застала местная милиция… Их задержали… При задержании избили… Потом привезли в часть для составления протокола…
Протокол составили, а вот увезти милиции их с собой комбат не позволил… Мало ли что может с солдатами случиться… Солдаты – люди военные и заниматься ими должна военная прокуратура…
Утром этих солдат под охраной увез начальник особого отдела в Гянджинскую военную прокуратуру… По данному случаю было заведено уголовное дело, но о дальнейшей судьбе этих солдат мне ничего не известно…
22 мая был обстрелян блокпост внутренних войск на въезде в Агдам.
24 мая отслужив положенный срок уехал на дембель мой боец – водитель хлебовозки. Жаль было расставаться. Отличный солдат, настоящий воин… Но дома ждут родные… Да что там говорить, дома всегда лучше… Я поговорил с командиром батальона, и моему бойцу присвоили на дембель звание младший сержант… Удачи тебе, дружище!
Но не все дембеля уезжали без эксцессов… Уже получив все необходимые документы на руки, два наших бойца, один из них сержант, а другой ефрейтор, отправились на Агдамский железнодорожный вокзал. Купили билеты и ждали поезд…
Тут к ним подошла толпа местных кардашей… Солдат окружили и начали избивать… Затем сержанта бросили под проходящий рядом товарный поезд… Поезд проехал по ногам… Парень остался без обеих ног… А ефрейтору отрубили руку. Просто так, хладнокровно, взяли и топором отрубили руку…
Мы искали этих гадов, но – увы…
29 мая со стороны города Кафан целые сутки обстреливалось село Сейдляр.
30 мая была взорвана дорога Степанакерт – Шуша. Сама эта дорога горная и после взрывов была завалена камнями во многих местах. Проехать по ней было невозможно.
31 мая внутренними войсками, при помощи ОМОН МВД Азербайджана, был найден и обезврежен большой склад боеприпасов в селе Кылычбаг Аскеранского района. Найденные боеприпасы, конечно же, привезли к нам в батальон на хранение.
* * *
1991 год. Июнь.
1 июня подорвались на минах несколько машин около Степанакерта. В это же день в спешном порядке, по тревоге, на место взрывов выехал инженерно-саперный взвод из нашего батальона, во главе с майором, начальником штаба.
Дорогу обследовали и сняли еще шесть противопехотных и одну противотанковую мину.
4 июня велся двухчасовой артобстрел с территории Горисского района азербайджанских населенных пунктов Аравуз и Корнидзор.
6 июня был обстрелян блокпост внутренних войск в районе Агдама.
7 июня была обстреляна застава около поселка Юхалы-Джабеди.
9 июня в Агдамском районе подразделения ОМОН МВД Азербайджана вели перестрелки с боевиками. Хотя, честно говоря, я не уверен, что это были именно боевики. Может, омоновцам просто захотелось пострелять, а может, захотелось поохотиться… Но ничего с уверенностью утверждать не буду. Скажу лишь одно, стреляли они много раз и подолгу…
12 июня внутренние войска вели бой в населенном пункте Ханталгар Гадрутского района… Были раненые…
20 июня на дороге Шуша – Степанакерт был обстрелян УАЗ-469, в котором ехали офицеры из полка внутренних войск, дислоцировавшегося в Шуше. Двое из трех офицеров были убиты и один ранен.
25 июня была перестрелка в Агдамском районе с участием ОМОН МВД Азербайджана… Трое омоновцев было убито…
26 июня боевики армяне пытались захватить заставы внутренних войск в Шамшалинском и Горисском районах, а так же заставу СА в Красносельском районе. Но их попытки не увенчались успехом. Конечно же, были убитые и раненые как с одной, так и с другой стороны…
В этот же день была обстреляна застава внутренних войск в селе Шурнух.
27 июня была обстреляна застава внутренних войск в селе Хндзореск.
29 июня был взорван мост на трассе Степанакерт – Агдам. На его восстановление поехал инженерно-дорожный взвод из нашего батальона во главе со старшим лейтенантом, командиром инженерно-дорожной роты. Дорога обстреливалась, и еще даже не доехав до взорванного моста, один наш солдат был ранен…
Глава восьмая. Удача – штука временная
1991 год. Июль.
Взорванный мост восстановили примерно за неделю. Конечно, он был уже не таким, как раньше, но ездить по нему было можно.
А вокруг по-прежнему стреляли…
1 июля интенсивному ночному обстрелу подверглось село Карадаглы Мартунинского района.
2 июля боевики захватили село Карадаглы и расстреливали местных жителей.
В этот же день было совершено нападение на караул СА в городе Сисиан. Также был обстрелян пост СА в населенном пункте Ерас.
4 июля в течение дня было несколько боев около города Сисиан.
6 июля были бои у населенных пунктов Макашид и Бузлук. Причем, я хочу отметить, что указываю лишь те столкновения, о которых на ежедневных совещаниях нам говорил командир батальона. Всех этих непонятных событий было, мне думается, гораздо больше. Но о чем не знаю с полной уверенностью, о том не говорю.
7 июля был обстрелян наш второй караул.
8 июля было совершено нападение на все тот же второй караул. Личный состав караула атаку отразил, но получил серьезную травму старший сержант, начальник караула… А пацану через два дня на дембель…
9 июля был бой у населенного пункта Эркеч. И должен отметить, что после этого бои там были часто…
10 июля произошла перестрелка у села Хачинчай Мардакертского района.
В ночь с 10 на 11 июля был обстрелян артиллерийский склад в Узун-Даре. Причем обстреливался он по давно испробованной схеме. Тем же самым челночным методом. Уроки полуторагодичной давности кардаши, видимо, не усвоили. И как только они начали обстрел, то с территории артсклада, в ответ по ним, ударили сразу три пулемета… Кардаши потеряли три машины, человек пять джигитов было убито…
11 июля была перестрелка в селе Кичан.
12 июля был обстрелян блокпост внутренних войск около Агдама.
В этот же день были обстреляны военные вертолеты в городе Гянджа, и там же совершено нападение на военный патруль…
13 июля. Целый день жара… А под вечер дождик моросить начал. Я только что сменился с наряда и пришел домой. А жил я вместе с женой в двухэтажном ДОСе, доме офицерского состава. Зашел в квартиру. А жена ужин готовит… Все мирно, чинно… Я положил автомат в прихожей, временно положил… Ночью он всегда возле кровати, на всякий случай… Потом включил телевизор. О! Что-то показывают, но сильные помехи… Нужно срочно антенну поправлять…
Да, хотелось бы сказать, что трансляция телевизионных программ у нас, в Агдаме, была не очень часто. То в жилом городке электроэнергии нет, а то просто ничего не передают. И как только по телевизору шел какой-нибудь фильм или передавали новости, все просто прилипали к этому «ящику»… Ну, кино – это понятно. А вот в новостях почти ничего не говорили о событиях в Карабахе… Ну, блин, курорт у нас…
Так, антенну нужно поправить… А жена говорит, что и завтра это сделать можно, а то вечереет и дождик капает… Ну что ты, милая, ведь фильм будет, я же – герой… блин… Я пошел к соседу, лейтенанту. Вместе с ним мы влезли на чердак. Потом на крышу, поправили антенну… Класс! Будем кино смотреть…
И, может, все было бы нормально, но тут сосед бутылку с закуской достает…
Ну?.. Да без проблем! Сколько той жизни! Разлили по стаканам… И… Вдруг выстрел… Сильный удар в живот… Я потерял сознание и упал с крыши вниз, на землю, точнее, даже не на землю, а на кучу кирпича…
Как позже сказали, это был снайпер…
Ну а потом пять лет лечения в различных медицинских учреждениях, с периодическим, очень не долгим, пребыванием на службе… Но уже не в Закавказском Военном округе…
И увольнение из Рядов Вооруженных Сил…
Эпилог
До конца 1991 года с территории Нагорно-Карабахской автономной области были выведены все внутренние войска МВД СССР. Последними покидали Карабах – в начале 1992 года – остатки 366-го Мотострелкового полка и батальона химической защиты из Степанакерта, а так же моего Отдельного инженерно-саперного батальона из Агдама. Личный состав частей уезжал с пустыми руками… Оружие и техника по приказу вышестоящего командования осталась на месте… И понятно, что досталась она именно тем, кто потом продолжил войну…
Война в Нагорном Карабахе продолжалась до 1994 года…
Я не хочу сказать, что армяне победили. Нет, Нагорно-Карабахская республика до сих пор не признана суверенной. Но армяне изгнали из НКР азербайджанцев, а так же захватили Кельбаджар, Лачин, Кубатлы, Джебраил, Занзелан, Физули и Агдам с их окрестностями.
Армянская сторона официально признает Агдам территорией Азербайджана, но фактически он находится под властью армян…
366-й Мотострелковый полк, Отдельный инженерно-саперный батальон и батальон химической защиты после вывода были расформированы… Не нужны Правительству воинские части, которые видели конфликт с первого его дня… Таких частей быть не должно… Потому что ничего и не было… Потому что все хорошо…
В Союзе все спокойно…
Январь – Март 2001г.
Комментарии к книге «В Союзе все спокойно...», Юрий Викторович Гирченко
Всего 0 комментариев