«Карадаг-68, Из книги 'Радиоэссе'»

В. Аксенов

Карадаг-68. Из книги "Радиоэссе"

Время от времени я буду рассказывать утомленному проблемами современной жизни читателю разные забавные истории; думаю, что он заслужил эти маленькие призы. Ручаюсь, однако, что истории эти будут содержать гораздо больше правды, чем вымысла, во всяком случае, все они будут иметь реальную основу, то есть базироваться на действительно имевших место событиях - ну, а если они вызовут не только улыбку, но и размышление, то в этом, полагаю, будет не моя вина, а читателя.

Вот одна из подобных историй, случившаяся в Крыму...

Вижу уже иронический взгляд и спешу оговориться: дело было в настоящем Крыму, на полуострове Крым, а не на каком-то воображаемом острове, в Крымской области Украинской Советской Социалистической Республики, а не в каком-то мифическом государстве, и происходило это, совершенно отчетливо помню, в августе 1968 года.

В том месяце того года, как многие еще, должно быть, помнят, вооруженные силы Варшавского пакта оккупировали своего собственного союзника Чехословакию. Сенсация была невероятная, шуму - на весь мир, и никто в мире не заметил, что параллельно с этой гениальной операцией произошла другая, не менее гениальная, хотя и тихая, в ходе которой была оккупирована еще одна республика, впрочем, не состоявшая в Варшавском пакте.

Я жил в то лето в Литфондовском доме, в Восточном Крыму, в знаменитом литературном поселке Коктебель. За неделю до захвата Праги над всей Европой стояло безоблачное небо, а мы тогда входили в Европу, в том смысле, что полагали себя ее частью. Происходили всевозможные купания, ныряния и возлияния. Как всегда в Коктебеле нашу компанию начинал постопенно охватывать волошинский артистический дух, средиземноморское возбуждение сродни шампанскому. Прозрачнейшее море содержало плывущие на разных уровнях тела людей и дельфинов.

По ночам в соответствии с законами августа в море и на горы сыпались звезды. Контуры Карадага, Святой горы и Сюрюкая то плыли над нами, то вдруг с лунной четкостью закреплялись в пространстве, создавая волшебную коктебельскую иллюзию свободы и молодости. Впрочем, мы и в самом деле были тогда еще довольно молоды.

Однажды из соседней Феодосии приехали два журналиста и взялись брать интервью у писателей. Дошла очередь и до меня. Журналисты эти комсомольские были донельзя скучными провинциальными пареньками. Мы сидели на веранде, я вяло отвечал на вопросы, наблюдая проходящих мимо девушек. И вдруг один из них сказал:

- У нас тут в ближайшем будущем намечается большое комсомольско-молодежное мероприятие. И даже не без участия милиции и войск погранохраны. Республику тут одну будем брать.

- Какую же это республику? - вскричал я, пораженный. - Уж не Чехословакию ли?

- Ну, уж вы тоже скажете, Василий Павлович, - вежливо захихикали журналисты. - Чехосллвацкая народная республика ведь суверенное социалистическое государство. Это у нас тут на Карадаге появились такие друзья, такую объявили подозрительную республику.

Донельзя заинтригованный, я стал их расспрашивать. Оказалось, что в неприступных с суши бухточках под отвесными скалами образовалась самая настоящая буржуазная демократия.

Буржуев в общем-то там пока не видели, но многопартийная система, вот что страшно, существует. Выборы там, понимаете ли, провели, такие циники. Избрали себе парламент и президента, такого амбалистого парня с жуткой мускулатурой. Подняли, можете себе представить, свой собственный флаг, что, конечно, вы же понимаете как писатель, настоящим является издевательством над государственным флагом нашей страны.

В общем, решено было с этим разгулом реакции покончить.

Будем республику эту брать и передавать соответствующим органам...

- А вы, значит, писать об этом будете? - спросил я. - Освещать будете эту гениальную операцию?

Журналисты опять захихикали. Они почему-то все время хихикали не без шкодливости.

- Ну что вы, Василий Павлович! Это же тема не газетная. Это же просто суровая необходимость по охране окружающей среды.

Я хорошо знал некоторые из этих бухточек, ставшие территорией Свободной Республики Карадаг: Малая Лягушка, Большая Лягушка, Сердоликовая, Львиная, Разбойничья, Сад Чудес... По берегу до некоторых из них невозможно было добраться, тропинки обрывались на отвесных каменных стенах.

Нужно было плыть, а так как лодки в тех местах запрещались погранохраной, то плыть, стало быть, приходилось самому или, в крайнем случае, на надувном матрасе, тоже, впрочем, запрещенном. Можно было, конечно, спускаться в бухты с вершины Карадага, но для этого нужно было быть тренированным альпинистом и скалолазом и иметь соответствующее оборудование.

Жители этих бухт как раз и были таковыми - альпинистами, пловцами, ныряльщиками, кроме того они почти все были певцами, гитаристами, оглашали ущелья Галичем и Высоцким, кроме того, многие из них были кандидатами математических или физических наук, некоторые докторами. Образовательный ценз в Республике был даже выше, чем в Израиле.

С борта проходящих мимо Карадага прогулочных пароходиков туристы могли видеть крохотные, покрытые кманями и галькой пляжики этих бухт и загорелые фигуры республиканцев. Экскурсоводы предупреждали туристов:" Не старайтесь туда попасть, там живут опасные люди".

Мы как-то раз туда попали, всей нашей большой компанией, однако не по собственному желанию, а по воле стихий. Отправились как-то с женщинами и детьми в последнюю доступную по суше бухту, все утро там загорали и плескались, как вдруг начался ужаснейший шторм; такие случаи в Коктебеле бывают. Тропинка, по которой мы приползли, скрылась в ревущих валах, от нашего пляжика осталось три-четыре квадратных метра; мы стояли, прижавшись спинами к скале, и держали детей, боясь и думать, что случится, если шторм наберет еще парочку баллов.

И вдруг пришла помощь, это как раз были карадагские республиканцы. Они приплыли за нами на своих надувных матрасах, или как пограничники их называли в запретительных инструкциях "плавсредствах, пригодных для любой цели" и стали спасать "страхом обуялый и дома тонущий народ". Парни были крепкие, белозубые на подбор, даже в беснующихся волнах от них исходила некая веселая надежность. Они переправили нас в столицу Карадага Седьмую Сердоликовую бухту, и к этому времени шторм вдруг стих и начался замечательный вечер.

В тот вечер, после захода солнца назначены были там выборы Мисс Сердолик. Семь красавиц предстали перед жюри и населением, которое насчитывало, пожалуй, более сотни. С Карадага спущено было продовольствие и горючее, так называемое "Украинское Белое", похожее по вкусу на "Калифорнийское шабли". Загорелся костер, заработали аппараты по улавливанию буржуазной культуры, то есть радиоприемники. Не отставали и гитары.

Я вспомнил, что среди массы вздора, который мы все в ту ночь несли, были и разговоры о том, что эти выборы только первые в череде других, что будет учреждена Республика с Парламентом и Президентом. Именно отсюда начнется возрождение отечественной демократии! - возопил там однажды огромный русский мужик по имени Грант. Некоторые его, однако, оспаривали, предлагали выход из состава, присоединение к Греции, разумеется, к древней, а не современной, предлагали немедленно подать заявление в ООН и примкнуть к неприсоединившимся странам. Присоединение к неприсоединившимся - какой восторг! Кто мог подумать в ту ночь, что развитием событий на Карадаге будет так озабочена наша родная коммунистическая партия в лице ее Феодосийского горкома.

Слухи о готовящемся вторжении на Карадаг поползли по деревне, по пляжам Коктебельской бухты. Говорили, что разработана уже диспозиция: сверху на хребет выйдут дружинники и милиция, дорожки Библейской долины перекроют джипами, а снизу, с моря бухты Свободного Карадага заблокируют катера погранохраны с десантниками на борту. Население волновалось: в курортный сезон в обществе всегда нарастает либерализм. Патрули пограничников встречали косыми взглядами. Возникали сомнительные дискуссии.

Подумать только, товарищи, а ведь мы когда-то этих славных воинов-пограничников идеализировали, романтизировали. Защитники священных рубежей! Помните, в детстве-то как восхищались - пограничник Карацупа и его верная собака Индус! Еще бы не помнить! На этом росли! Пограничник Карацупа, собака Индус, ну и еще Павлик Морозов... А это еще кто такой? Что-то не помним такого Павлика. Да как же вы не помните такого героического мальчика, который своего папу выдал, да то же был для всех детишек пример для подражания. Ах да, ах да! Между нами говоря, есть предположение, что такого мальчика вообще в природе не существовало, а вся история - это просто перевод с немецкого или что-то вроде пересказа аналогичной нацистской истории для Гитлер-югенда. Ну, это уж вы слишком, какие вы, право, стали маловеры! Почему же вы не верите, неужели вы думаете, что у нас не могло возникнуть своего мальчика? Не верим, потому что очень много тогда, знаете ли, врали. Вспомните, про того же пограничника Карацупу писали, что он за месяц поймал больше трехсот нарушителей границы. Ну ведь это же ни в какие ворота не лезет!

Триста шпионов в месяц - это значит десять шпионов в день без выходных, товарищи! Позвольте усомниться. В самом деле что-то напоминает истории барона Мюнхаузена. А вот и зря сомневаетесь, братцы-кролики, я знаю из достоверных источников, что цифра триста не взята с потолка, она близка к реальности. Один мой друг, будучи в командировке от своего журнала, интервьюировал отставного полковника Карацупу в наши дни и убедился, что именно по триста человек он и вылавливал каждый месяц, а то и больше, но не шпионов, братцы-кролики, а нарушителей границы - большая, пардон, разница. И нарушали-то они совсем не в ту сторону, о которой мы в детстве думали, а в противоположную, то есть не к нам пробирались с диверсионной целью, а от нас пытались убежать. Это просто, братцы-кролики, мужички-крестьяне от колхозов драпали, а пограничник Карацупа и его верная собака Индус их и цапали. Ах, товарищи-товарищи, как горько расставаться с детскими идеалами, как горько в этих вот пограничниках видеть не стражей, а охранников, товарищи, ведь эдак можно дойти до того, что просто лагерными вохровцами их считать, а самих себя полагать как бы внутри зоны... Ну, эту тему, братцы-кролики, лучше не развивать.

Такие опасные разговорчики имели место тогда в сомнительном 1968 году на пляжах Коктебеля, а несчастные солдатики с зелеными погонами не понимали, почему девушки смотрят на них презрительно, а парни свистят вслед. Понимали-непонимали, однако исправно гоняли по ночам с пляжа влюбленных, мощнейшими прожекторами освещали бухту и темный массив Карадага с профилями Волошина, Твардовского и Пушкина.

Возбуждение нарастало. Говорили, что Республика готовится к сопротивлению. Передавали слова Президента Гранта (впрочем, может быть, его звали Флинт или Герберт), якобы сказанные на заседании Парламента:

- У меня пятьдесят бойцов, и все это мужчины, а не маменькины сынки. Если они высадят десант, нет никаких сомнений, что мы его сбросим в море.

В Литфондовском доме кто-то взялся за составление письма в адрес Брежнева (копия Луи Арагону) с просьбой приостановить карательную операцию и вместо этого провести в жизнь соответствующие мероприятия, направленные на упорядочение досуга молодежи.

Неизвестно, как бы повернулись события, если бы в ночь на 21 августа армии Варшавского блока не вторглись в Чехословакию. Внимание всего человечества было отвлечено; повсюду, втом числе и на Коктебельских пляжах говорили теперь только о Дубчеке и Смырковском. Республика Карадаг была брошена на произвол судьбы, и, как я узнал через неделю, оккупирована феодосийскими карательными отрядами без всякого шума. Таким образом оккупация Чехословакии послужила как бы дымовой завесой, мир не узнал о падении другой свободной страны в то же самое время, и Мисс Сердолик пролила "невидимые миру слезы".

Впрочем, эту операцию нельзя признать столь же успешной, как штурм беззащитной Праги. По совершенно точным сведениям Президенту и Парламенту удалось бежать (они оказались явно более тренированными людьми, чем ЦК КПЧ), и феодосийской армаде удалось захватить всего лишь несколько ничего не подозревавших и спавших в своих спальных мешках "дикарей" - туристов.