«Отелок котелка»

ФЕОФАН ЗЛОПРАВДОВ

ОТЕЛОК КОТЕЛКА

Психоделическая фантаскошмария

1

Смерзелось. Над крышами тянулись багряные тучи. Западный горизонт еще не захлопнулся, оставалась узкая влажная полоска, как приоткрывшаяся от желания щель. Но стало совсем темновато, а фонари мигали, но не желали разгораться, точно сырые дрова в печке. Не светят и не греют.

Он стоял на обочине и мочился на проходящие машины, как павиан. И хрюкал по-обезьяньи. Скучно. И грустно. Гручно. Скустно...

Очередная машина осветила его фарами, пока он стряхивал последние капли. Из нее визгливо рассмеялись. Машина обдала нас выхлопами и уехала, унося с собой желтый свет фар. Опять темнота, тра-та-та, тра-та-та!

Мне стало жалко его, как он не может застегнуть ширинку, потому что не заправил длинный, как высунутый язык. Подол рубахи. Я подошел и обнял понурые плечи.

- Пойдем, - сказал я. - Не стоит грустить. Тут рядом живет чувинка-картинка, я вас познакомлю.

- Да-а? - Меня он, по-моему, не видел, хотя уставился во все глаза. И все упорно застегивал ширинку - ширялся. - А она налье?..

- Нальет, нальет, - успокоил я бедолагу. - Нальет, если повезет. В смысле, если у нее есть.

- А у нее е?..

- В принципе, у нее все есть, - вздохнул я. - И что пожрать, и где поспать, и переспать. И даже недоспать, если она очень постарается. Так что топаем.

- Бе-е! - громко сказал он и, нависнув краном над мостовой, пешил напугать проезжавшую мимо "тойоту" обильным ужином. И напугал, потому что попал в опущенное по летней прохладце окошко. Напуганная "тойота" завизжала и резко остановилась. Из нее вылезли три напуганные жлоба. Я их, понятно, не знал, но по мордам сразу видать - жлобы. Почти одновременно вылезла жлобиха и тут же принялась исполнять полустриптиз, вытирая морду полой сарафана. Что-то она там одновременно говорила6 но что - за сарафаном было не слышно. Из салона на нее падал свет, так что стриптиз получался с подсветкой. Стриптиз был с подсветкой, а я люблю быть под Светкой... А ножки у нее ничего, с глупой ухмылкой отметил я. Ножки, как кошки, просят немножко... Дальше я не успел. Жлобы надвинулись на нас.

Мой новый приятель как раз расстался с ужином и выпрямился. И принял. Сразу от двоих. Высоко летит, подумал я, дождя явно не будет. И ошибся. Потому что очнулся от ливня. Не просто капало, а прямо-таки неплохо лило мне в морду. Дождик, дождик, перестань, я поеду... Но тут я расчапил рухлые глаза и ехать сразу же расхотелось. Это был не дождь. Это мочился мне в морду один из жлобов. И нежно улыбался при этом.

Какая досада, мелькнуло в голове, уж лучше бы это была жлобиха. Эстетическое удовольствие...

Разом хлопнули дверцы, матерно проворчала по-японски отъезжающая "тойота". Я собрал свои раскиданные по травке части и поднялся, тряся головой, как собака после купания. Пахло "гамбургером", но может, я опять ошибался. В жизни не нюхал гамбургера.

Справа ворочалось и хлюпало в темноте, как свинья в луже. Это когда ж меня успели в деревню укатать?.. Но тут потянуло матом, и я понял. Это не деревня и не свинья. Это мой новый знакомец.

Я нащупал его в темноте. Он тоже попал под дождь, так как был мокрый. Почему-то у жлобов всегда хорошо работают почки, подумал я. Даже отлично работают. Но тут разгорелись, наконец, финари, и я увидел, что под дождь он не попадал. То была его собственная юшка. Что-то много я сегодня ошибаюсь. Ночь ошибок. Ошибочная ночь. Ошибала...

Пока мой знакомец собирал себя по частям, разбрасывая такие колоратурные маты, каких я не слышал даже в американских фильмах про русскую соц.действительность, я вышел в свет фонаря, чтобы ощупать свою харю. Ничего, харя как харя, только под глазами что-то набухло, да губа с сочную оладью. Но жить можно. Девицы ныне любят пухлогубых...

- Вперед, - прогубошлепил я подползшему знакомцу. - Нас нынче ждут приятные сюрпризы и антрепризы...

2

Дальше почему-то провал, который придется заполнять, чем под руку попало. И странно, ведь я-то был ни граммулечки. Очевидно, это заразное настроение я подхватил от наклюкавшегося знакомца. Интересный ассоциативный ряд: знакомец, подлец, удалец, молодец, молод-еще-и-глуп, не-видал-больших (зонтиков), пуп (очевидно, Земли), корабли-поплыли-по-мели, не мели, уеб... Словом, все сходится. Именно так все и было, хотя не было еще ничего.

А ночь вставала и вставала, словно над гоодом высился половой гигант с ночью вместо того, что положено. Вот и меня положили, умыли, а утереть позабыли. Дело житейское. Вечно у нас что-нибудь да забудут... А после такой встряски нужна женская ласка. Из чего следует, что не стоит мне переться к чувинке-картинке, не стоит, хотя и стоит. Она щедрая - дает всем. Кроме меня. Из принципа, говорит, и чтоб не подумали, будто я никому не отказываю. Интересная логика. Никто ж не подумает, все и так это знают... Вообще встречаются такие, с интересной логикой. Нам, мужчинам, не понять. Мы с тобой останемся друзьями, сказала одна. Из чего должно следовать, что в постель она ложится только с врагами...

А ночь вставала с покрывала, и что-то сладко замирало... Дурацкие стишки. В жизни как раз все наоборот. Шел теленок в огород, в жизни все наоборот... Поцелуй же меня, шепчут нежные губы, а как начнешь выполнять - возмущения. И губы не те, и сам ты не тот, не красавец - урод, не мужчина - а кот...

Я почему-то вечно все усложняю, хотя люблю простоту. В отношениях с женщинами тоже. Особенно в отношениях с женщинами! Ведь как было бы здорово: встретились, поговорили, и есть куда пойти, и есть что выпить, и обоим хорошо до самого утра6 и единственное, чего нет у обоих - одиночества. Одиночество, одиночество, по ночам ты мое пророчество... Но так бывает не у меня, а только у других, если верить их рассказам. У меня же: вечное желание и вечные сомнения, а вдруг она не хочет, а вдруг оскорбится, обидится, а вдруг у нее любимый или муж, или еще хуже - любимый муж, который тоже оскорбится и обидится, а вдруг у любимого мужа любимая любовница, которая оскорбится, потому что оскорбился он, и так до бесконечности, до самого рассвета, когда остается лишь прошептать: "Светает, Света. Быстро ночь минула..." И тут она взаправду оскорбляется: "Черт побери, мы проболтали до утра. А я-то думала..." Что она думала, навсегда остается тайной, потому что она уходит, хлопнув дверью, из твоей жизни и долго еще остается в мечтах и воспоминаниях. А знаете, в чем разница между мечтами и воспоминаниями? В мечтах девушки всегда обнаженные, страстные и доступные. В воспоминаниях же зачастую наоборот. По забору ходит кот, все везде наоборот...

3

Чувинка-картинка оказалась дома. Причем не одна. Она оказалась аж втроем. Но дверь открыла. Сначала открыла дверь, а потом - глаза. Из чего не следует, что дверь она открывала, зажмурившись. Просто глаза у нее открылись еще раз6 выше всех допустимых пределов. Если существует рекорд Гиннеса по широте открывания глаз, то она его переплюнула раза в два с половиной.

- Фефик, - тихонько сказала чувинка-картинка, - тебя проглотила мусорка?

- Но тут же выплюнула, - успокоил я ее, втаскивая знакомца через порог. - Это мое "альтер эго" на сегодняшнюю ночь. В отличие от меня, он все будет делать наоборот. Правда, он немножко облеванный и побитый, но вы быстро подружитесь. Ты одна? - добавил я, впихивая знакомца в комнату.

Ответа не последовало, но он был излишним. Я уже увидел, что она втроем.

Вторая сидела в самом глубоком кресле, уютно положив ноги... пардон, выдающиеся ножки!.. на стол и была почему-то в купальнике. При виде меня с "альтер эго" она мило улыбнулась.

А третий...

- Эллочка, - спросил, вставая, третий чувинку-картинку, - их выкинуть в дверь или в окно?

- А третий лишний, - бодро сказал я.

Он не поверил. Пришлось прислонить "альтер эго" к телевизионному столику и доказать свой тезис. Третий оказался упрямым спорщиком. Тогда я прибегнул к веским аргументам в виде зачем-то лежавшей на столе скалки. В окно выкидывать его не стал - все-таки третий этаж, разобью ненароком стекло, лететь будет звонко, два нижних этажа разбудит. Аккуратно вывел в дверь, помог спуститься с лестницы, прислонил во дворе к чьей-то "тойоте" и сел на крылечко покурить и понаблюдать.

Когда третий пришел в себя после моих неоспоримых аргументов и попрощался со мной, высказав пожелание встретиться в другом месте, оказалось, что "тойота" его собственная, потому что он залез в нее и укатил. Вот и славненько...

Я задумчиво выкурил еще одну сигарету, глядя на далекие и недоступные, как девственницы, звезды и наслаждаясь доносящимся с крыши кошачьим роком. Ей-богу, не хуже "Кремотария" наяривали. Судя по тональности, кот наяривал "Крематорий" перед своей дамой. Потом оборвал на пронзительной ноте. Видать, перешел к даме. И я решил, что настало мое время. Пора приближаться к моей даме в купальнике. А то меня сегодня наяривали, а я еще - никого. Непорядок!

Дама в гостиной оказалась одна и в том же купальнике. Развалилась в кресле, ножки на столе, и зажмурилась, словно загорала. Я сделал к ней шаг. Под ногой сухо треснул пистолетный выстрел. Я осторожно опустил глаза. И увидел бренные останки радиолампы. Вообще на полу было подозрительно много радиодеталей. Давно не мели, что ли? Я скосил глаза налево и в них бросился неприлично голый в своей пустоте телевизионный столик, куда я недавно прислонял своего знакомца.

Вот так "альтер эго", растерянно подумал я. Когда же он успел телевизор-то разобрать? В пределах слышимости не было ни его, ни чувинки-картинки. Телевизор у Эллочки был цветной, очень красивый и очень дорогой. Я сразу же предположил, что моего знакомца тоже разобрали на составные, но так как оторванных рук и ног по комнате не валялось, то сделали это в другом месте. В туалете, например. И сразу воду смыли. Жаль...

Я сделал еще шаг к купальной девице.

- Играем в черноморское побережье? - осведомился я.

- Ага. - Она лениво приоткрыла правый глаз. - Но только успела задремать, как помойкой пахнуло.

- Жаль, что не в Пакокобану, - вздохнул я.

Она приоткрыла глаз пошире.

- Почему?

- А там все голыми загорают.

- А-а...

- Разрешите к вам присоединиться? - учтиво спросил я.

- Загорать голым?

- Нет, в смысле, посидеть рядом на диване.

Она открыла второй глаз и оглядела меня бинокулярно.

- А диван не придется отдавать в стирку?

Я тоже взглянул на себя. Да-а, в стирку пришлось бы отдавать не только диван, но и бетономешалку, вздумай я посидеть на ней.

И тут в комнату вошла чувинка-картинка, таща на буксире мое "альтер эго". Сжалилась, видать, и собрала обратно. Но вот кто будет собирать несчастный телевизор?

- Эллочка, лапочка, - осторожно спросил я, - а что случилось с твоим теликом? Он возомнил себя лягушкой?

- Какой лягушкой? - фыркнула она. - Он в ремонте. Марш в ванную! И чтоб через пять минут явился как поросенок. В смысле, такой же розовый...

Получив информацию, что "альтер эго" телевизора не разбирал, а всего лишь столкнул со столика коробку с радиодеталями, я моментально возлюбил весь мир и на крыльях этой любви полетел в ванную.

В пять минут я уложился, но рубашку и брюки бесполезно было приводить куда угодно, кроме свалки. Поэтому в гостиную явился я в плавках. Видел, кстати, лозунг в металлургическом цехе: "Вся сила - в плавках".

- Буду тоже играть в пляж, - объявил я с порога.

- В Пакокобану? - ядовито осведомилась особа в купальнике.

- Увы, мадам, за границу меня не выпускают, придется ограничиться родными берегами.

- Жаль... - протянула особа.

- Жаль, что родными?

- Жаль, что не выпускают. Уж лучше бы выпустили, а впустить обратно забыли.

Пока я приводился в порядок, в гостиной произошли некоторые перемены. Особа в купальнике перекочевала с кресла на диван и даже сняла ножки со стола. В кресло было сгружено мое "альтер эго" и осоловело глядело вокруг. А на столе дымилась огромнейшая кастрюля, из которой хозяйка заведения наполняла тарелки огромнейшими порциями пельменей.

Я без дальнейших приглашений и уговоров плюхнулся на диван рядом с купальником. Диванчик у Эллочки маленький, на полтора сидячих места, поэтому волей-неволей я оказался прижатым к бедру любительницы позагорать. Бедро было вполне пристойным, мягким и в меру теплым. И я даже почувствовал, как что-то зашевелилось у меня внутри.

- А на сухую-то пельмешки в горле застрянут, - протянул я в пространство и пощекотал одним пальцем животик соседки у самой резинки трусиков. Она громко хихикнула. - Устами младенцев и обнаженных дев глаголит смеющаяся истина, - провозгласил я, не убирая палец, чувствуя, что сразу за резинкой начинается восхитительный островок поросли, но не решаясь туда переправиться под бдительным взором Эллочки.

- Хоть бы раз с собой притащил, - проворчала чувинка-картинка, хлопая на стол "белоголовку".

- А то я не таскал! - искренне возмутился я.

- От тебя дождешься! Все, что ты таскаешь, это всяких охламонов, которых если вперва не постирать, то приходится потом стирать простыни...

Я ничего не ответил, потому что занимался головкой. Бутылочной, разумеется.

Пока разливал по рюмкам, в голове плясали радостную сарабанду. Наконец-то можно отставить пассивный алкоголизм вдыхания паров от своего знакомца и заняться экспериментальной проверкой совокупления пельменей и водки в моем желудке!..

4

Дальше почему-то опять провал. Заполняю. Смутные кривлялись тени на обшарпанных ступенях, белоснежные колени я ласкаю языком... Вот это уже неплохо. Обидно будет, если забуду. Впрочем, что там неплохо - гениально! Сам от себя не ожидал. Не хуже, чем "Шелковый, тревожный шорох в пурпурных портьерах, шторах полонил, наполнил скоро смутным ужасом меня..." Феофан Аллан Зло...

И полумрак в комнате, и огромная луна за окном, и почесаться охота, но неприлично, и мысли, мысли... голубые, пурпурные, круглые, колючие, как небритый ежик, мысляны-великаны и мыслютки-малютки... Все разные, но все об одном. Неуели такова участь поэтов, к коим я имею скромность себя причислять: писать о жизни, думать о жизни, но самому, практически, не жить?

Впрочем, провал заполнен. Поехали!..

5

Была Эллина комната для гостей. Был включенный ночник на столике в углу. И был полумрак.

Должно быть, мы играли в Пакокобану6 поскольку лежали рядком на нерасстеленной кровати и жмурились на воображаемое солнце во мраке под потолком. То есть, мы - это я и любительница загорать. Моя рука по-братски покоилась на ее грудке, поигрывая твердым соском. А я лежал и пытался вспомнить, оправдал ли ее надежды или все еще впереди?.. Проклятый склероз!

Тогда я решил послушать, что она там говорит. И послушал...

- Проезжали мимо, а какая-то сволочь как рыганет в окошко. Прямо на меня. Сарафан я замочила у Эльки, вонища от него, как от ликеро-водочного завода, слученного с фабрикой тухлой селедки. Толик, конечно, притормозил, вышел с парнями и разобрался с этими жлобами. Толик - это которому ты доказывал, что его жена дома ждет...

Она захихикала, а мне было не до смеха.

Это же я, выходит, жлоб, с которым разобрался Толик... Ну, жизнь-поганка, как все перекореживает! Нет в жизни счастья, как нет и смысла. Не жизнь, а детская считалка: "Вышел фраер из тумана, взял членкора из кармана, неужели это сон, раз уж встал - то вышел вон..." Бессмысленная считалка, бессмысленная, как жизнь. Впрочем, все считалки и жизни бессмысленны по природе своей...

За стенкой глухо взревел бык, потом пошла звенеть, трещать и крушиться мебель. Дает мое "альтер эго", подумал я. Они там с Эллочкой всю спальню разнесут. Я вот на такое не способен. Я с девушками любвеобильный, но нежный, как облако. В данном случае, без штанов. Но пора бы мне начать проявлять свою нежность. И любвеобильность.

Не успел. Считалка-жизнь повернулась другой гранью. Из тумана вышли три фраера, одним из которых был вышеупомянутый Толик, а других я узнал, когда они стали меня месить. Вазо-моторная память... За стенкой ревело бугаем мое "альтер эго" и визжала Эллочка. Ничего уже не трещало, видно, трещать было нечему. Подружка моя пакокобанская молчала, по-моему, месили и ее. Или любви учили - мне было уже не видно. А потом небо стало в алмазах...

ФИНИТА ЛЯ...

Еще больше смерзелось. Над темными крышами тянулись погасшие тучи. Мы с "альтер эго" лежали на мягком, но колком. И пахло почему-то опять помойкой. Ну и страна! Сплошная помойка!..

Соображение вливалось в меня по частям, отрывистыми толчками, словно водка, если пить ее из горла. На небе мерзели зловонные черные тучи, меж ними рыгала луна, как бездонная яма... Хорошо все-таки быть поэтом! Ответы на все жизненные ситуации давно готовы.

И виноват во всем конечно же я. Входя в последний раз, забыл замкнуть дверь. А может, у Толика был свой ключ. С чувинки-картинки все станется! Короче, это не важно, а важно то, что пора сползать с колкого и расходиться по домам. Занавес опущен. Финита ля...

Я сполз, и оказалось, что мы лежали у мусорки в углу дворика чувинки-картинки. То-то пахло помойкой! А я думал опять от меня. Был я почему-то в плавках, но сила в них иссякла. На свете счастья нет...

У ног захихикал вдруг мой знакомец. Я наклонился к нему. Судя по светлеющему и белеющему, он тоже был голый.

- Что это тебя разобрало?

- Да знаешь... А он ее муж, - выдавило между приступами мое "альтер эго".

- Кто? И чей?

- Да мордатый этот... Толик... Эллочкин муж, разумеется, не твой же... А я его облевал.

- Опять? - изумился я способностям "альтер эго".

- Да нет, в машине еще.

- Тогда ты не его облевал, - разочарованно вздохнул я. - Ты любовь мою облевал... А чувинка-картинка, к своему сведению, не замужем.

- Замужем, - уперлось "альтер эго". - Они на прошлой неделе свадьбу сыграли. Теперь развод, наверное, сыграть придется. После сегодняшнего...

Я чуть не сел. Да, отбилась от рук чувинка-картинка, любовь моя платоническая. На две недельки забросил всего - и уже отбилась. Ладно. С этим мы потом разберемся. И с ее Толиком тоже. Сейчас же пора по домам.

- Пора по домам, - пробурчало мое "альтер эго", вставая на четыре кости. - Поздно уже... Меня Любка потеряла.

- Меня потеряла любовь, - ответил я. - Или я ее - поди разберись. Пошли, пока поздно, а то скоро будет совсем рано.

- Пошли, - согласилось "альтер эго", ткнулось мордой в кучу мусора и захрапело.

Будить я не стал. Пусть себе спит. На дворе лето и очень тепло. Все равно я чувствовал, что мне с ним не по пути. И с чувинкой-картинкой тоже, пока у нее этот Толик. А может, и потом. На вечные времена.

Выйдя на середину двора, я вдруг понял, что жизнь прекрасна и удивительна. И стоя посреди двора-колодца, глядя на спящие окна, я крикнул с самого темного дна:

- Люди! Я вас люблю!

Мне никто не ответил. Видно, и эта моя платоническая любовь не страдала взаимностью. Платонические любви, как я давно заметил, взаимностью вообще не отягощены. В наш нервный век никто не хочет любить платонически.

И я пошлепал босиком к себе домой, а в голове вертелись дурацкие смешные строчки: "Вот намяли мне бока - отелок у котелка..." Но повторяя их, я все больше чувствовал, что отелок случился не у какого-то там котелка, а у меня самого.

Финита ля... Занавес!