«Гипнопотам»

Дмитрий Сорокин

Гипнопотам

рассказ

0.   В славном городе Лопотарске никогда не было зоопарка. Причин тому было несколько: во-первых, не такой он и большой, этот Лопотарск, во-вторых, резко континентальный климат не очень полезен для большинства животных, и, в-третьих, город "открыли" совсем недавно: раньше под Лопотарском находился военный завод, производивший ракеты с той же примерно скоростью, с какой мясокомбинат выдает на-гора сосиски. Так что до последнего времени лопотарские дети видели всяких там львов и крокодилов исключительно по телевизору.

Наконец, свершилось чудо: в Лопотарск приехал зверинец. Множество вагончиков, сборных павильонов и аттракционов мигом превратили главную городскую площадь в развеселый городок, место ежедневного паломничества детей и их родителей. В огромном железном шаре крутил "мертвую петлю" мотоциклист. Было совершенно непонятно, как он умудряется не падать с потолка; и очень болела голова от выхлопных газов оглушительно ревущей двухколесной машины. В "комнате смеха" было не столько смешно, сколько жутковато: из кривых зеркал на зрителя смотрели такие уроды, что не дай бог ночью приснятся... Клоуны, фокусники бродили там и сям, развлекая "почтеннейшую публику".

И звери. Звери грустно глядели на мир из тесных вольеров, и хотелось взять того же крокодила, и выпустить в ближайший солончак. Помрет, конечно, но хоть на воле...

1. Сергей всю неделю яростно отбивался от сотрудников, наперебой взахлеб рассказывавших, как "Андрюша подошел вплотную к клетке льва, и, представляешь? Ничуть не испугался!" "А Маша, Маша-то моя! Как зебру увидала - кричит, мол, мама, там лошадь крашеная!" "А на той карусели такие лошадки потешные...". Дел было невпроворот: компьютер, краса и гордость отдела, ломался каждые полчаса, что, в общем-то, было совершенно неудивительно, учитывая более чем солидный возраст "двушки". Кроме того, вечерами они с Валеркой клеили бумажную модель старинного биплана, и по всему выходило, что сидеть сегодня Сергею на работе до упора, то есть до десяти вечера, и сын снова на него обидится. Разговоры о бродячем зверинце назойливо лезли в голову, изгоняя оттуда благочестивые помыслы, касаемые реанимации системной платы электронного ветерана, и Сергей злился все больше и больше. И в момент, когда он уже готов был взорваться вихрем праведного гнева, и подробно растолковать сослуживцам, что он думает о них и, в особенности, об этом кретинском зверинце, невесть какими путями забредшем в этот идиотский забытый богом городок...

...В общем, в этот самый момент его позвали к телефону. Звонила жена, и в голосе ее сквозила вселенская тоска. Нет, не тоска по чему-то ушедшему или несостоявшемуся, а просто так, безадресная неизбывная тоска. Жена поведала, что, по последним агентурным (от бабок у подъезда полученным) данным, зверинец завтра снимается с места, чтобы раствориться в неизвестности окружавших Лопотарск бескрайних степей. Валерка белугой ревет, рвется в волшебный табор, а саму ее скрутил нежданный-негаданный приступ мигрени, так что, не будет ли любезен многоуважаемый светоч науки, повелитель радиоламп, транзисторов и микросхем, снизойти до ее нижайшей просьбы и продемонстрировать несчастному ребенку доступные по сходной цене чудеса света? Сергей выматерился про себя, понимая, что сейчас не тот момент, когда можно отказать - только вчера удалось вернуть семейную жизнь в более-менее мирное русло после недельной ссоры, дурацкой и совершенно беспричинной. Поэтому, положив трубку, он вздохнул, затушил окурок в переполненной пепельнице и поплелся к начальству.

Начальство в лице завотделом Мариции Артамоновны и ее боевой заместительницы Ноябрины Пантелеймоновны ("Господи, что за имена, нарочно рассмешить захочешь кого - ни в жизнь такого не придумаешь" - думал Сергей, идя по коридору), как раз бурно дискутировало на таборные темы. Легко догадаться, что отпроситься с пол-дня Сергею не составило никакого труда, так что, лишь наступил обеденный перерыв, он собрался и пошел домой.

За полдня дома ничего не изменилось: все так же вздыхала жена, делая вид, что не замечает, что кто-то замечает, что она вздыхает. Все так же колбасой носился Валерка, умудряясь ничего не разнести вдребезги в крохотной квартирке. Все так же уныло бороздил мутные воды давно не чищенного аквариума последний оставшийся в живых телескоп. С мученическим ликом жены декабриста жена поставила на стол обед, и Сергей постарался проглотить его как можно быстрее. Не потому, что был сильно голоден, а просто чтобы не видеть этот самый лик. Пока он пил травянистый якобы Краснодарский чай, жена выдала Валерке парадный костюм и тщательно проследила, чтобы он оделся с максимальным тщанием. Увидев сына во всем блеске, на который только оказались способны отечественная легкая промышленность и семейный бюджет, отягощенный вечным дефицитом, Сергей вздохнул и достал из шкафа пиджак. Расставаться с джинсами он наотрез отказался, презрев вялые увещевания жены. Валерка радостно приплясывал у двери, предвкушая сказку со всеми возможными и невозможными чудесами, и ничего не осталось, кроме как окончательно разорить семейную казну и выйти, держа сына за руку, на свежий воздух, навстречу празднику.

3. Ветер, ветер, ты действительно могуч, не наврал поэт. Ты способен напугать до полусмерти, ввергнуть в панику единственным ураганным порывом, ты можешь легким дуновением донести аромат цветущего жасмина и романтические грезы и воспоминания вместе с ним; наконец, ты, о ветер, можешь дунуть как бы в полсилы, и начисто вымести из головы хлам повседневных забот, оставив... Да если даже и не оставив ничего взамен, что с того? И, после того, как чело очистилось от горьких дум, Сергей глянул на сына и удивился: как же он вырос! Казалось, еще вчера держал на руках нечто пищащее, завернутое в ворох тряпок, а сейчас второклассник резво скачет, засыпая отца бесчисленными "почему?", "зачем?", "а как это?", и Сергей не без удивления поймал себя на том, что исправно отвечает на вопросы Валерки, но делает это совершенно автоматически, бездумно. "Что это я так?"- появилась недоуменная думка, и следом следующая, горькая: "Дожил, блин. С сыном как автоответчик разговариваю! Куда все...? Ведь еще в институте... Кем я тогда... И как... А, разве это важно? Кем я был, кем я стану? Здесь и сейчас - вот, если вдуматься, все, чем я в данный момент располагаю!". И, внезапно остановившись, Сергей улыбнулся сыну:

- А что, Валерик, слабо до площади наперегонки? - И, не дожидаясь, пока обалдевший ребенок ответит, побежал вприпрыжку. Валерка взвизгнул счастливо и помчался следом.

4. Они ворвались на площадь подобно смерчу, которые, кстати, нередки в Лопотарске практически в любое время года. Взрослые косились на Сергея неодобрительно, толстомясые матроны презрительно поджимали губы, а дети улыбались ему. Классно, когда у тебя такой папка, с которым можно запросто пробежаться по городу со свистом и улюлюканьем, а ведь, поди, еще и в войнушку сразиться можно, и в банки сыграть, не говоря уж про футбол! Эх, читалось в мальчишеских глазах, мне б такого батю!

Заплатили за вход, вошли.

- Ну, с чего начнем? - деловито осведомился Валерка.

- С начала! - улыбнулся Сергей. И они начали с самого начала. В самом начале стоял рыжий клоун в заплатанных клетчатых штанах и огромных башмаках, отчаянно просивших каши. Этот оборванец умудрялся ловко жонглировать семью... нет, девятью булавами, и при этом еще рассказывать всякие потешные байки! Впрочем, когда он остановился на минутку, перекурить ( своего курева у него не было, и Сергей угостил рыжего сигаретой), стало видно, что у него всего три булавы.

Потом была комната смеха. У Сергея чуть было снова не испортилось настроение, но Валерка упоенно хохотал, рассматривая их отражения в кривых зеркалах, и не улыбнуться было просто нельзя.

- Ой, пап, смотри, какой ты толстый! - всхлипывал Валерка, - а голова, голова... Ой, не могу! Та-такая ма-аленькая!

- А ты на себя посмотри! - И они засмеялись на два голоса.

Потом была старая цыганка. Она нагадала Валерке блестящее будущее за пустяшную плату, и у ребенка появился новый повод для радости. На руку Сергея она взглянула, вернула плату, вздохнула:

- Не стану я тебе гадать, дурачок бедный... Иди с богом.

Настроение совсем испортилось. Он хотел было пристать к гадалке, выпытать, что же такое страшное, или же глупое она усмотрела в его линиях жизни-любви-и так далее, но махнул рукой и послушно пошел за сыном, который рвался к каруселям. Десятки хватило на три заезда, и, пока Валерка наслаждался поездкой на облезлом деревянном мустанге, Сергей закурил, огляделся по сторонам. Дальше начинались клетки с животными. Первым встречал бесконечный поток посетителей грустный слон с усталыми глазами. Дальше просматривался жираф, потом еще какие-то клетки, а в самом конце зверинце собралась небольшая толпа. Оттуда доносился надрывный голос зазывалы:

- Почтеннейшая публика! Спешите видеть! Глотание и изрыгание огня, распиливание девиц и прочие леденящие душу трюки! Свободный полет сознания! Ясновидение и чревовещание! И все это умеет один-единственный человек потомственный дервиш и факир Фарух Гильотиндинов!

Сигарета курилась с трудом - табак оказался сыроват. Зато в глотке пересохло. Валерка как раз поехал на второй круг, и Сергей огляделся: вроде бы, краем глаза он видел тут какой-то лоток? Точно, вон он, и второй рядом. Тэк-с, что тут у нас? Мороженое и дуделки с дурацкими "тещиными языками". Не то. А вот и лимонады-мармелады.

- Девушка, попить есть что?

- Пиво, минералка, коктейли. Фруктовая кончилась.

- А что за коктейли?

- Слабоалкогольные: джин-тоник, виски-кола, водка-лимон и "Индиго Дрим".

- Индиго, простите, что?

- Дрим. Мечта то есть. Это по-английски.

- И сколько эта ваша мечта стоит?

- Семь рублей.

Заплатив требуемую сумму, Сергей получил третьлитровую алюминиевую банку, действительно, индигового цвета. Золотые звезды обильно обрамляли золотую же надпись "Indigo Dream. Cocktail that will refresh your brain". С английским у Сергея было все в порядке, и он усмехнулся, вскрывая банку. Напиток на вкус так себе, пивали и получше; зато цвет, какой цвет! Настоящее индиго!

5. Валерка был уже не на седьмом, а на двадцать седьмом небе от счастья.

- Пап, а можно я еще на карусели покатаюсь?

- Можно. Зверей-то смотреть станем?

- Ну, давай, что ли.

Сломался Валерка уже на слоне.

- Пап, мне его жалко. Можно я не буду больше смотреть зверей? Они такие несчастные... Что за радость смотреть на грустных зверей?

Сергей с удивлением - в который раз за день! - посмотрел на него, но не сказал ни слова, а протянул одиннадцать рублей. С тем рублем, что остался у Валерки от прошлого червонца, хватит на четыре карусельных заезда. Ребенок, на миг благодарно повиснув на отцовской шее, умчался к аттракционам, а Сергей медленно побрел вдоль  клеток. Полинялый, тусклый жираф, ничуть не изысканный, что бы там некогда ни писал Гумилев... Это в его время, сто лет назад, можно было увидеть изысканных жирафов, так тогда и время было такое... изысканное. А сейчас годины стоят обыденные, и все  мы обыденные, включая жирафов.

Тигр. Лежит, не по-кошачьи возложив голову на вытянутые лапы. Похож он, скорее, на собаку. Большую грязную дворнягу, каких навалом в любом городе, не исключая злосчастный Лопотарск.

Медведь. Мелкий, вонючий и дурной: без устали пляшет на задних лапах, хотя никаких дрессировщиков поблизости не наблюдается. Пляши, пляши, дурачина. Хотя, наверное, плясать все же лучше, чем тигрообразно тонуть в собственной депрессии, уронив умную голову на лапы.

Орангутанг. Закрыл голову тряпкой и сидит, медитирует. Молодец, дружище. Правильно. Когда нет сил смотреть на бесконечные толпы безликих посетителей, досаждающих криками и швыряющих всякую гадость, нужно просто от них абстрагироваться. Меня здесь нет, понятно? Вас тоже нет, ибо я вас не вижу. Ничего нет. Пусто. Пусто место свято не бывает...

Бегемот. Синий. Цвета индиго.

6. - Красивый, правда?

Сергей оглянулся. Сзади стоял невысокий мужичок в малиновой мантии и некогда белом тюрбане. Больше не было никого.

- Фарух Гильотиндинов, потомственный факир, - отрекомендовался он. Правда, красивый гиппопотам?

- Правда... - одними губами прошептал Сергей, снова впиваясь ненасытным (это еще мягко сказано) взглядом в невиданную зверюгу.

- Уникальное животное, смею заверить. Почти исчезнувший вид. Африканские негры многих племен имеют схожие легенды о Великом Синем Бегемоте. Будто бы, если сумасшедшего подвести к такому зверю и заставить пялиться на это чудо во все глаза, к бедняге вернется его заблудившийся разум... Чушь, разумеется, но красиво. Там еще, конечно, что-то про нецелованных девиц, но это уж, скорее, дань традиции... На сегодня достоверно известно о трех - всего о трех! - индиговых гиппопотамах. Один в Африке, украшает собой зоосад какого-то тамошнего правителя. Второй в Америке, в Майямском зоопарке. Третий - у нас. Говорят, где-то в Кении еще можно увидеть особь-другую, но, думаю, это враки. Видели когда-нибудь что-нибудь подобное?

- Нет... впервые...

- Смотрите, смотрите! Доведется ли еще... - и факир замолчал, а Сергей не обратил внимания на нечаянную двусмысленность его последней реплики.

Он смотрел. Во все глаза смотрел на чудо из чудес, на индигового гиппопотама.

7. Ты идешь по неземной красоты бархатному коридору изумительного цвета - цвета индиго. Он мягкий и те-о-плый, те-о-плый и тяже-о-л-лый. Долго, далеко шагаешь ты, а усталости нет. Наоборот, хочется идти вперед, еще и еще. И ты идешь.

Коридор потихоньку начинает вилять из стороны в сторону, и ты со спокойной душой следуешь всем поворотам и загибам, ибо знаешь: там все равно ничего нет. Вот тут ты ошибаешься: как по заказу из-за очередного поворота выныривает боковая дверь. Ты можешь войти в нее, а можешь пройти мимо. Поразмыслив, ты идешь дальше. Ты идешь.

Ты идешь, упрямо игнорируя двери, а коридорчик-то не глупее тебя оказывается: в один прекрасный момент он заканчивается просторным холлом, из которого ведут куда-то аж пятнадцать дверей. Максимальный выбор - награда за принципиальность. Или за упрямство. Чтобы двигаться дальше, ты должен выбрать. Двигаться хочется. Выбирать - нет. Но что остается? Хорошо, крайняя левая дверь. Как это заперта?! А следующая? Тоже?! Что, все? А, одна все-таки открыта? Да, хорошенький же выбор! А если взломать одну из запертых? Просто очаровательно: сразу за дверью - синий монолит стены. После четвертой двери ты прекратил эксперименты и пошел единственно возможным маршрутом. Ты пошел.

Успокаивающие синие стены истончились и сошли на нет. Вокруг шумит бескрайний яблоневый сад в самом цвету. Где-то в отдалении слышится перезвон детских голосов, чуть ближе вяло погавкивает собака. Никого пока не видно лишь яблони. Ты идешь по дорожке, посыпанной песком, жмуришься от яркого света. Навстречу начинают попадаться люди. Миловидный молодой человек с гитарой. Идет, тренькает потихоньку, песенку мурлычет, да улыбается. Просто так улыбается - всему, что вокруг. Солнцу, саду, детским голосам, собачьему лаю, себе, тебе... Проходишь мимо. Высокая стильно одетая девушка. Посмотрела на тебя - оценивающе, улыбнулась - ободряюще. Мимо. Люди, еще люди, всегда разные, но что-то их объединяло. Наверное, то, как они на тебя смотрели. С пониманием, с ободрением, с готовностью протянуть руку дружбы или распахнуть объятия любви. Ты миновал всех. Сад поблек и постепенно перетек в уже знакомый индиговый коридор. Уже здесь, в коридоре, навстречу прошел смешной маленький старичок. Перед тем, как навсегда с тобой разминуться, он стащил с плешивой головы засаленную кепку и потешно развел руки в стороны. А дверь оказалась всего одна, так что выбора не было, и ты вошел. Ты вошел.

Ничего особенного, все тот же коридор, все такой же глубоко синий. Некоторое время ничего не случалось, потом навстречу попалась веселая компания то ли студентов, то ли недавних выпускников, все в полинялых робах стройотряда, и, как водится, с гитарой: "Едем мы, друзья, в дальние края...". Пели они слаженно и задорно, и так захотелось бросить все и с ними, в дальние края! Так захотелось, аж сердце защемило. Но ты почему-то знал, что с пути сворачивать нельзя, и ты мимо прошел, в очередную дверь. На этот раз было две двери, и ты выбрал левую. И ты прошел.

...чтобы увидеть сцену, которую давил в своей памяти, жег каленым железом, заливал водкой, и, казалось, залил, да вот... Хрупкая девушка с огромными карими глазами входит в обитую кожей дверь с надписью "Аборты". А вот и ты сам, только несколько моложе, лет этак на семнадцать. Стоишь, подбоченясь, и суровый взгляд твой выражает... А, сколько же можно?! Ты идешь к самому себе, только молодому, чтобы дать ему - себе! - по морде, чтобы возопить: "Какого ж хрена ты, падла, делаешь?!", только... Только туман вдруг накатывает, заливает тебя со всех сторон, чтобы развеяться через полминуты и явить взору твоему уже другую картинку. Ее ты тоже долго гнал из памяти, да, видать, не до конца вытравил... Некогда хрупкое тело искорежено до неузнаваемости колесами грузовика. Только лицо - то же. И огромные карие глаза, не мигая, смотрят в небо. ...А ты все идешь.

8. Интересно, кончится ли этот коридор когда-нибудь? Нет, что вы, я не против - он такой синий, приятный на цвет и ощупь. Мягкий, плюшевый. На вкус, правда, пробовать не хочется. Я все иду и иду, и все встречаю какие-то фрагменты своего прошлого, какие-то, вероятно, в свое время не реализованные возможности... А зачем? Зачем?! Втемяшилась же в голову эта кретинская мысль: дойти до конца! Хотя я уже догадываюсь, к чему приду.

Я миновал уже почти все вехи своей жизни. И тот кретинский проект, который на короткий срок меня возвысил, чтобы мне потом больнее было падать... И жалкую попытку открыть свой "бизнес", и много еще что. Но отчего-то мне надо дойти. Может быть, дойдя, я сумею что-то понять? Может быть. Я иду.

9. Сергей шел по синему коридору, а коридор вновь менялся. Повороты сделались резкими, расстояние между стенами неуклонно уменьшалось. Выбора дверей больше не было, да и сами двери попадались все реже и реже, и никого и ничего за ними не попадалось, лишь пыль, дым, следы бывших и не бывших людей и событий.

Путь окончился внезапно. Просто дверью, еще более безликой, чем все, через какие он сегодня проходил. Перед дверью лежал драный коврик для ног. Подумав, Сергей вытер ноги и достал из кармана ключи. Конечно же, они подошли.

Уныло коротал свои последние дни телескоп в мутном аквариуме, бормотала свой вечный страдальческий речитатив жена, перемежая слова вздохами, которые, как она полагала, не слышны никому, текли краны, текло с потолка...

- А... а сын где?  - спросил Сергей.

10. - Пап, ты что?! Вот же я! Ну, очнись, пап! Тебе плохо, да? Папа!!! - Сергей обнаружил себя стоящим возле клетки с бегемотом самого что ни на есть затрапезного вида и самого нормального бегемотьего цвета, ничуть не синего. Валерка тряс отца за ногу, и на лице ребенка был испуг пополам с уверенностью: конечно же, папка его разыгрывает! - Пап, ну, давай, хватит! Или тебе и взаправду плохо?

- Нет, Валерик. Мне хорошо. - улыбнулся Сергей, и, увидев эту его улыбку, ребенок испугался уже по-настоящему. - Мне хорошо. Пойдем домой?

Когда Валерка проснулся  следующим утром, отца дома не было. Телескоп в аквариуме плавал кверху брюхом, а на кухне в голос рыдала мать.

00. (Из газеты Мичиган Обсервер, №65 за 2001 год).

- Профессор, а не случалось ли с вами в Африке чего-нибудь этакого, ну, курьезного, что было бы интересно нашим читателям?

- А как же, было дело! (Профессор Нэш отхлебывает пиво и довольно потирает руки). В Кении ко мне пристал какой-то сумасшедший русский. Все спрашивал, не встречал ли я какого-то голубого бегемота... На неплохом, кстати, английском...