«Исповедь»

Неонилла

ИСПОВЕДЬ

"...Кто из вас без греха, брось первый на нее камень..."

Евангелие от Иоанна, гл.8, ст.7

Глава первая

Свернув с шоссе на первом попавшемся ей повороте, Мария с бешеной скоростью понеслась по грунтовой дороге через поле. Двигатель ее мощного "Ягуара", подаренного ей отцом по окончанию университета, мерно гудел, помогая английским колесам играючи преодолевать ухабистые километры Незалежной Украины. Вскоре дорога утонула в высокой пшенице. Ветер, проносясь над хлебным полем, клонил к земле тугие колосья, а потом вновь высоко вздымал их, уподобляя окружающее пространство морской глади с пробегающими по ней волнами. Дорога сделала крутой поворот, и Мария стиснула зубы: впереди показалась телега, неспеша тащившаяся прямо посреди дороги. Объехать ее было невозможно. Резко дав по тормозам, Мария нажала клаксон, яростно сигналя задремавшему вознице. Кони испуганно вскинулись и понесли по дороге загрохотавшую на ухабах телегу. Проснувшийся возница привстал, изо всех сил натягивая на себя вожжи. Мария остановилась. Пыль, густым облаком нагнала и окутала ее машину. Постояв немного, Мария выехала из пыльной завесы, и медленно двинулась по дороге, наблюдая, как возница, уже успокоивший коней, правил к обочине. Остановив телегу, он повернулся, глядя на приближающуюся шикарную машину Марии. Подъехав к телеге, Мария притормозила позади нее, и взглянула через лобовое стекло на возницу. Им оказался здоровенный молодой парень с рыжими вихрами. Спрыгнув с телеги, парень неспеша направился к ее машине, поглядывая исподлобья. "Терпеть не могу рыжих, но извиниться придется", - поморщилась Мария и, не дожидаясь, когда он подойдет, вышла из-за руля и встала, опираясь на дверцу. - Вы меня, ради Бога, простите, - сказала она. - Я не хотела пугать ваших лошадок, но вы так неожиданно появились посреди дороги... Приблизившись к ней, парень сначала оглядел любопытным взглядом ее "Ягуар", а потом ее саму, и произнес густым басом: - Это кони... - Какая разница? - оторопела Мария. - Примерно такая же, как между тобой и мной, - пророкотал он и замолчал, продолжая внимательно разглядывать ее. Разговор явно зашел в тупик. Под пристальным взглядом этого парня Мария чувствовала себя не в своей тарелке. "Нужно завершать", - подумала она и сказала вслух: - Простите меня еще раз, мне нужно ехать, - и добавила, улыбнувшись: Обещаю, что больше так не буду. Сев в машину и захлопнув за собой дверцу, она посмотрела на парня через стекло. Тот сделал два шага в сторону, давая ей проехать. Сдав немного назад, Мария объехала телегу и покатила вперед по дороге. Взглянув в зеркало заднего вида, Мария улыбнулась: рыжий возница все еще стоял рядом со своей телегой и смотрел ей вслед. "Странный парень, - подумала она, - другой бы обложил меня на чем свет стоит, а этот только полом своих коней озаботился!" Стараясь больше не лихачить, Мария проехала хлебное поле, и, миновав заградительную лесную полосу, поехала вдоль второго - засеянного кукурузой, а там и следующего - с клевером. Вскоре поля закончились, и потянулись поросшие травой пустоши. Минут через десять Мария заметила, что дорога плавно пошла под уклон, вгрызаясь между двумя холмами, засаженными редким акациевым лесом. На обочине появился знак, предупреждающий об опасном спуске. Сбавив скорость, Мария медленно поехала вниз. Но вот холмы расступились, и перед ней неожиданно открылась грандиозная панорама - чуть ниже дороги, среди высоких холмов, поросших лесом, раскинулась долина, то тут, то там зеленеющая купками деревьев и белеющая стенами хуторков с мазаными хатами под шиферными, а кое-где еще и соломенными, крышами. Вдали, поблескивая и переливаясь под лучами яркого солнца, текла меж камышей небольшая речушка. А посреди всего этого живописного великолепия, слева от дороги, стояла белая церковь, вознесясь стройной колокольней в небо. "Куда же это я заехала? Ну, прямо "Вечера на хуторе близ Диканьки"! родилась ассоциация у Марии. - Ван Гога на них нет!" Совершенно очарованная, Мария медленно съехала в долину и покатила по направлению к церкви. Остановив машину на обочине дороги недалеко от церкви, она подождала, пока осядет пыль вокруг, и вышла. Рядом с церковью, которая вблизи оказалась еще более величественной, стоял небольшой домик, утопающий в зелени сада. Яркие подсолнухи перевешивали свои тяжелые головы через плетеную изгородь, окружающую домик. "Ух ты, настоящий плетень!" - поразилась восхищенная Мария, впервые воочию увидившая этот почти забытый шедевр заборостроения. Поколупав плетень изучающе пальцем, Мария медленно пошла вдоль него к церкви. Дверь в церковь была открыта, и из глубины ее темного зева тускло мерцали свечи перед невидимыми с улицы образами. Вспомнив, что нужно прикрыть чем-то голову, она вернулась к машине, и, достав из сумки шарфик, повязала его на голову на манер платка. "Хорошо, что я с утра надела юбку, а не шорты", - подумала она, поднимаясь по ступеням и входя в прохладу церкви. В церкви было сумрачно, безлюдно и тихо. Лишь потрескивание горевших свечей и лампад нарушало эту торжественную тишину. Постояв немного у порога в ожидании, пока глаза привыкнут к полумраку, Мария огляделась, невольно проникаясь атмосферой Божьего Храма и словно возвращаясь в свое раннее детство, когда была еще жива ее верующая бабушка, которая иногда брала ее с собой на службу и к Святому Причастию. "Боже мой, как давно я не была в церкви! Даже не помню, как исповедоваться..." - огорчилась она, подумав, что даже об ее венчании с Геннадием договаривался отец - у него был знакомый настоятель, которому он в свое время помог с кровельным железом на купол храма... Мария вздрогнула, услышав в тишине внезапный стук двери. Из алтарной части появилась темная фигура в облачении и пошла навстречу Марии. Мария отступила, пытаясь в полумраке рассмотреть идущего к ней священнослужителя, и не зная, как себя вести. Священник приближался, и вдруг из глубины ее памяти выплыла почти забытая фраза. - Благословите, батюшка, - произнесла Мария, и, склонив голову в поклоне, сложила перед собой лодочкой руки. - Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа, - произнес над ее головой низкий глубокий голос, большая рука осенила ее крестным знамением, и длинные теплые пальцы легли в ее правую ладонь. Мария наклонилась, и, поцеловав руку священника, сделала шаг назад, выпрямляя спину. Подняв голову, она взглянула священнику в лицо и ошеломленно попятилась... Свет, падающий из открытой двери храма, осветил фигуру и лицо священника в обрамлении темных волнистых волос на нее смотрел строгий лик древнерусских икон - те же пронзительные глаза, прямой точеный нос, темно-русая бородка... "Таких лиц в природе не бывает!" - в смятении подумала Мария, не в силах отвести взгляд от его лица. Священник удивленно посмотрел на нее, потом, сдержанно улыбнувшись, спросил: - Что случилось, вы как чудо неземное увидели? "Воистину!" - пронеслось в голове Марии. У нее вдруг стали прорываться старинные слова, в последний раз слышанные от бабушки лет пятнадцать назад. Не добившись от Марии ответа, священник терпеливо спросил: - Вас что-то важное привело сюда? Служба уже закончилась. Мария стояла безмолвно, как истукан, и только смотрела на священника широко открытыми глазами. Он обвел ее обеспокоенным взглядом, потом осторожно взял под локоть и вывел из храма на крыльцо. Щурясь от яркого света, Мария прикрыла глаза рукой. - У вас что-нибудь случилось? - вновь прозвучал над ней низкий глубокий голос. Отвечать, не видя его лица, оказалось легче. Мария, набрав в грудь побольше воздуха, сказала: - Да нет, ничего не случилось. Просто, ехала мимо и подумала: "Дай, зайду"... - Мария бросила на священника настороженный взгляд, проверяя, не рассердился ли он ее такому бесхитростному ответу. - Заглянули к нам, значит... - строгое лицо священника осветилось ироничной улыбкой, залучившись морщинками у глаз. - И куда же вы путь держите, матушка? Мария вскинула глаза от такого необычного обращения, а потом, вновь опуская взгляд, сказала: - Да вот, скитаюсь по жизни, место свое ищу. Не поможете ли советом, батюшка? - и она с надеждой вновь посмотрела на священника. - Ну что же, пойдемте в дом, расскажете мне за обедом, что вас беспокоит, - пригласил он и начал спускаться с церковного крыльца. - Спасибо, батюшка, да неудобно мне как-то, - начала отказываться Мария. - Обедать не хотите или разговаривать со мной? - остановившись, спросил ее священник. - Ой, ну что вы! Мне просто неудобно отягощать вас своим нежданным присутствием. Окинув ее насмешливым взглядом, он спросил: - Вы откуда? У вас все так в миру чинно разговаривают, или вы исключение? Как вас звать-то, раба Божия? Покраснев, Мария отвела взгляд в сторону и смущенно ответила: - Это все обстановка. У меня церковь всегда ассоциировалась с таким языком, бабуля моя так говаривала. А зовут меня Марией. - Марией? - изменившимся голосом переспросил священник, и лицо его неожиданно побледнело. - Хорошее имя... - помолчав, он добавил: - Так вот, Мария, меня хоть и зовут отец Кирилл, но я - обычный человек, и в школу так же, как и вы, ходил. Так что перестаньте напрягаться и разговаривайте со мной нормальным языком. И пойдемте, все-таки, пообедаем, чем Бог послал, - и он решительно направился к своему дому. Мария послушно последовала за ним, теребя концы шарфа и не зная, можно ли его теперь снять или так и придется в нем сидеть за обедом. Идущий впереди в какой-то задумчивости батюшка оглянулся, и словно разгадав ее мысли, одним движением спустил шарф с ее головы на плечи. Открывая калитку перед домиком, который был обнесен так понравившимся ей плетнем, он посторонился, пропуская Марию вперед. - А кто сделал этот плетень? - невольно вырвался у нее вопрос, и она тут же рассердилась на себя за свое глупое любопытство. - Не знаю, - улыбнувшись, сказал отец Кирилл, закрывая калитку, - он был здесь еще до меня... А теперь давайте помоем руки, летом у нас все удобства на дворе, - и он показал ей в угол двора, где на столбе висел зеленый рукомойник. Мария быстро вымыла руки, и отец Кирилл, стоящий рядом с ней, подал ей льняной рушник. Потом она стояла и ждала с рушником в руках, глядя, как он смывает мыло со своих больших красивых рук. Принимая у нее полотенце, он взглянул на нее благодарным открытым взглядом. Мария, отчего-то смутившись, отвела глаза в сторону. Сделав приглашающий жест, отец Кирилл переступил порог и провел ее через тесные сени в горницу. Мария с любопытством осмотрелась. У двери стоял большой сундук, на котором она с удивлением увидела аккуратно сложенные детские игрушки. Вдоль стен притулились узкие деревянные лавки. Глинобитный пол, выкрашенный коричневой краской, был покрыт домотканными половиками. На стенах в рамах, убранных по украинской традиции вышитыми рушниками, висели репродукции картин на библейскую тему. В правом углу перед старыми потемневшими иконами теплилась лампадка. Посреди горницы стоял круглый стол, на котором уже пыхтел самовар и было накрыто к обеду. Отец Кирилл, оглядев стол, громко позвал кого-то: - Матрена Евлампиевна! Из-за двери, ведущей в соседнюю комнату, выглянула маленькая полная старушка в платочке, с кокетливо торчащими кончиками, завязанными в узелок надо лбом, вышитой кофте с завернутыми рукавами и длинной юбке. Приложив палец к губам, она колобочком вкатилась в комнату и, аккуратно прикрыв за собой дверь, сказала шепотом: - Тише, батюшка, ребятишек разбудите - еле их сегодня уложила. Отец Кирилл, снизив голос, попросил ее: - Матрена Евлампиевна, принесите нам, пожалуйста, еще один прибор, у нас гостья... Мария, - и добавил, уже обращаясь к Марии: - А это моя хозяйка, незаменимая Матрена Евлампиевна. Старушка окинула Марию быстрым цепким взглядом, а потом улыбнулась ей, от чего ее лицо, белое с румяными щеками, подернулось мелкой сеточкой мягких морщинок. "Не лицо, а просто наливное яблочко!" - восхищенно подумала Мария. Меленько закивав, Матрена Евлампиевна засеменила к выходу и тут же принесла из кухни глубокую тарелку, вилку и деревянную ложку. Выдвинув стул, отец Кирилл указал Марии на почетное гостевое место. Она подошла, но не стала садиться, а интуитивно остановилась в ожидании, и, как оказалось, правильно сделала: отец Кирилл, бросив на Марию испытующий взгляд, произнес: - Попросим благословения у Господа нашего на вкушение хлеба насущного и возблагодарим его, - и начал читать "Отче наш". Мария, склонив голову, вслушивалась в старые слова, звучащие словно из глубины веков, и в душе у нее что-то жалостно зашевелилось. Стоящая чуть позади нее Матрена Евлампиевна едва слышным шепотом вторила батюшке, истово крестилась и кланялась, от чего ее одежда шуршала при каждом движении. Прочитав "Отче наш", отец Кирилл перекрестился и произнес еще одну молитву, крестя уже стол: - Очи всех на Тя, Господи, уповают, и Ты даеши им пищу во благовремении, отверзаеши Ты щедрую руку Твою и исполняеши всякое животно благоволения. Мария, стоящая со склоненной головой, украдкой следила за действиями отца Кирилла и старалась вторить ему, осеняя себя крестным знамением и кланяясь вслед за ним. Очень уж ей не хотелось выказывать себя невежей. Сейчас она сильно жалела, что за давностью лет забыла все наставления бабушки. Она словно оказалась в другом мире, в другом времени, в другом - параллельном, пространстве, где бытовал свой уклад, и где даже рядовое потребление пищи являлось сакральным действием. Для нее же эта сторона жизни была совершенно неизвестной, скрытая покровом некоей тайны, и, как все таинственное, немного пугала. Прочитав молитву, отец Кирилл сказал: - Садитесь, Мария, пообедаем. Вы, я вижу, приехали издалека. Мария, опустившись на свое место, кивнула в ответ, но ничего не сказала. Матрена Евлампиевна, суетясь, разлила по тарелкам холодный борщ и подвинула ближе к Марии деревянную миску, в которой лежал нарезанный толстыми ломтями домашний хлеб. Они принялись за еду. - Как вкусно! - восхитилась Мария, попробав первую ложку и, чувствуя, что она, оказывается, очень проголодалась. - Матрена Евлампиевна у нас знатная повариха! - похвалил отец Кирилл, с любовью глядя на свою хозяйку. - На здоровье, дитятко! Холодный борщик в жару - самая, что ни на есть подходящая еда, - ответила польщенная старушка. Быстро управившись с борщом, отец Кирилл чуть откинулся на стуле, и, глядя на Марию, полюбопытствовал: - Так, все-таки, как вы в наши края попали - по делу или как? Мария отложила ложку. Это был нелегкий вопрос, в двух словах на него и не ответишь... Да и не очень-то ей хотелось отвечать на него. Помолчав, Мария подняла глаза на отца Кирилла, ожидающего ее ответа, и коротко сказала: - Сбежала я... Матрена Евлампиевна, направившаяся, было, в кухню за вторым, остановилась и изумленно воззрилась на Марию. - От кого, дитятко? - вырвалось у нее. - От всех, - вздохнув, ответила Мария, - от отца, от жениха, и от бабки здесь, - и замолчала, нахмурившись и опуская глаза. Отец Кирилл строго посмотрел на Матрену Евлампиевну, и та тут же убежала на кухню, оставляя их одних. Мария сидела молча, не поднимая глаз, уткнувшись взглядом в искусную вышивку на скатерти, покрывающей обеденный стол. - И что же вы теперь намерены делать? - осторожно спросил отец Кирилл. - Мне нужно время, чтобы со всем разобраться, - тихо ответила Мария, отсидеться что ли, подумать... Она опять замолчала, а в это время Матрена Евлампиевна принесла из кухни большую миску, полную дымящейся молодой картошки, присыпанной укропом, и обложенной по краям сочными ломтиками селедки. Насыпав Марии на тарелку горку рассыпчатых картофелин, она протянула ей плошку с постным маслом: - На вот, дитятко, полей сама картошечку олией по вкусу, и селедочку бери - свеженькая, утром в лавку завезли. - Спасибо, - поблагодарила Мария, с наслаждением вдыхая аромат этой простой, незатейливой пищи. Словно понимая, что Мария сейчас не готова к расспросам, отец Кирилл не стал ее больше ни о чем спрашивать, и обед продолжался в молчании, иногда прерываемом замечаниями хлебосольной Матрены Евлампиевны, суетящейся вокруг стола. По окончании обеда, отец Кирилл поднялся и произнес: - Благодарим Тебя, Христе Боже наш, яко насытил еси нас земных Твоих благ: не лиши нас и Небеснаго Твоего Царствия. Мария вскочила, перекрестилась вслед за ним, бросив взгляд в угол с иконами, а потом, повернувшись к Матрене Евлампиевне и не зная, можно ли еще поблагодарить и ее, шепнула: - Спасибо большое! - На здоровьечко, дитятко, - так же тихо откликнулась старушка. Отец Кирилл улыбнулся, бросив украдкой на них взгляд, но в это время из соседней комнаты раздался детский плач. Матрена Евлампиевна метнулась туда, и через несколько минут вышла, неся на руках полуторагодовалого мальчика в рубашечке, которая едва прикрывала его розовую пухленькую попку. Малыш недовольно всхлипывал, потирая заспанные глаза ручками. Матрена Евлампиевна гладила его по спинке и приговаривала: - Ну, ну, Олесик, не плачь! Погляди: вот твой батюшка. А я тебе сейчас чайку сварю, хочешь чайку? - Тайку... - повторил малыш, успокаиваясь, и обвел присутствующих повеселевшим взглядом. Увидев Марию, он на мгновение замер, раздумывая заплакать ли ему снова или нет, а потом, вдруг протянул к ней руки и сказал: - На!.. В первый момент растерявшаяся Мария сделала шаг навстречу Матрене Евлампиевне и взяла у нее малыша. Он тут же прижался к ней, утыкаясь ей носом в грудь и обвивая ее шею руками. Мария стояла не дыша, бережно прижимая к себе нежное маленькое тельце, пахнущее молоком и чем-то еще детским. Малыш шевельнулся, откинул голову, и, лукаво взглянув на нее, со смехом опять спрятал лицо у нее на груди. Мария подняла глаза на отца Кирилла и Матрену Евлампиевну, которые, удивленно переглядываясь, смотрели на них. - Ни к кому же не шел... - наконец вымолвила старушка в полном изумлении, и всплеснула руками. Ошеломленный тем же отец Кирилл произнес: - Мария, познакомьтесь, это мой младший сын - Александр. Матрена Евлампиевна зовет его по-местному: Олесик, он тут родился... И почему-то помрачнев, он резко замолчал, но потом, подойдя к Марии, ласково позвал малыша: - Сынок, иди ко мне... Но мальчик, выкрикнув: "Ни!...", еще сильнее стиснул ручонками шею Марии и крепче прижался к ней. - Не хочет, - виновато глядя на отца Кирилла, сказала Мария. Тот пронзительно взглянул на нее потемневшим взором и отвел глаза в сторону. Ей показалось, что в них промелькнула скрытая боль. - Ну не беда, значит, понравилась ты Олесику, - успокоила Марию Матрена Евлампиевна. - Подержи-ка пока его, а я со стола приберу. А вы, батюшка, посмотрите, как там Илюша... Отец Кирилл молча вышел в другую комнату. Матрена Евлампиевна принялась хлопотать вокруг стола, вынося грязную посуду на кухню. Мария, сосредоточившсь на ребенке, которого она держала на руках, вдруг почувствовала, что она, сама того не замечая, покачивает его и что-то нашептывает ему ласковое на ушко. Осознав это, Мария пораженно остановилась: "Неужели в ней проснулся материнский инстинкт?" Она ведь никогда не отличалась особой сентиментальностью, а тут стоит, замерев от счастья, с чужим ребенком на руках... Чудеса! Матрена Евлампиевна веретеном носилась из комнаты в кухню, споро наводя порядок после обеда. Мария, оглянувшись на дверь в соседнюю комнату, остановила ее и тихо спросила: - А где мать Олесика? - Померла родами, - сделав большие глаза, шепотом ответила та и перекрестилась: - Упокой, Господи, ее душу... А второй раз жениться-то батюшке не положено. Вот и помогаю ему, как могу, ростить ребятишек. Олесика, как без матушки остался, еле выходили, он совсем слабенький был. Да отмолили всем селом, слава Богу... Мария вздрогнула и прижала к себе притихшего ребенка. "Так вот отчего в его глазах была такая боль!" - поняла она, вспомнив взгляд отца Кирилла. А тот как раз входил в комнату, ведя за ручку мальчика постарше - лет трех. Подойдя к ним и присев перед ними на корточки, Мария устроила Олесика на колене и спросила, обращаясь уже к старшему мальчику: - А это кто у нас? - А это - Илья Кириллович, - ответил отец Кирилл, поворачивая Илью лицом к Марии. Мальчик постоял, внимательно глядя на нее пронзительными отцовскими глазами, а потом придвинулся к ней совсем близко и спросил: - Тётя, а мы с тобой на Камышинку пойдем? Мария растерянно посмотрела на отца Кирилла. - Это наша речка, - подсказал он. - Ну, если папа разрешит, - осторожно ответила Мария, и глянула на отца Кирилла, стараясь понять, как тот отнесся к этому мирскому званию из ее уст. Илья молча поднял умоляющий взгляд на отца и дернул его за рясу. Отец Кирилл посмотрел на Марию. - Я - с удовольствием! - поспешила она заверить его. - А вы никуда не торопитесь? - спросил он, и, испугавшись, что она подумает, что он ее гонит, быстро добавил: - Я имею в виду, что у вас могут быть другие дела, кроме как заниматься с моими детьми. - Отец Кирилл, - впервые обратившись к нему по имени, сказала Мария, - я никуда не тороплюсь, и с удовольствием схожу с вашими мальчиками на Камышинку. Только вы расскажите, как туда дойти. - А Илья дорогу хорошо знает, - ответил он, - да и я вам, пожалуй, компанию, составлю. - Батюшка, - раздался вдруг голос Матрены Евлампиевны, - может, лучше я схожу с ними? И она посмотрела в глаза отца Кирилла предупреждающим взглядом. Тот вздохнул, и как-то виновато опустив глаза, сказал: - Да, так будет лучше... Мария недоумевающе посмотрела на него. - Здесь - деревня... - коротко пояснил он ей. Она поняла, что он имел в виду, и слегка покраснев, отвела от него смущенный взгляд. "Даже священникам здесь нужно блюсти свою репутацию... или тем более священникам... - подумала она. - Он же вдовец, могут пойти разные разговоры из-за меня..." Эти простые мысли вдруг заставили ее взглянуть на отца Кирилла совсем другим, новым, взглядом. Она словно в первый раз увидела в нем не только священнослужителя, но мужчину - статного, сильного, молодого (ему было едва ли больше тридцати), до времени скрытого от нее целомудренностью облачения и традицией, настолько возносящей священников выше других, обычных, мирских мужчин, что они почти переставали восприниматься таковыми, превращаясь в некий отдельно стоящий род человеческих существ. И теперь, глядя в глаза отца Кирилла, она увидела глаза обыкновенного живого человека, с такими же, как у нее, чувствами - ликующего в радости и страдающего в горе... Она вдруг осознала, что строгие иконоподобные черты его лица, которые ее так поразили, когда она впервые его увидела, уже не пугают ее, смягчившись, освещенные доброй человеческой улыбкой. Отец Кирилл молча смотрел на нее, и в его темных пронзительных глазах Мария вдруг увидела свое отражение - себя, держащую на руках его ребенка. И было в этом образе что-то настолько вечное и святое, что она вздрогнула. Очнуться и отвести взгляд друг от друга их заставил кашель Матрены Евлампиевны. Укоризненно взглянув на Марию, старушка подошла к ней и потянула на себя Олесика. Тот захныкал, вцепившись в Марию, но Матрена Евлампиевна прикрикнула на него: - Тихо, Олесик, не кричи! На Камышинку пойдем, на Камышинку. А тебе штанишки надо надеть, давай-ка, иди ко мне. Забрав Олесика, Матрена Евлампиевна поспешила с ним в другую комнату, сказав Марии на ходу: - А вы ждите нас на дворе, мы сейчас быстро управимся. Не зная, куда деть опустевшие руки, Мария наклонилась к Илье: - Ну что, Илюша, пойдем на улицу? Мальчик доверчиво всунул ладошку в ее руку и молча повел ее к выходу. Отец Кирилл остался стоять посреди комнаты, глядя им в след. Мария чувствовала его взгляд, и ей вдруг стало его очень-очень жалко. Она обернулась на пороге и, взглянув на него с теплой улыбкой, сказала: - У вас чудесные дети, я о таких бы мечтала... Наверное, вы очень счастливый отец... Он грустно улыбнулся ей в ответ и тихо согласился: - Да, я очень счастливый... Прикрыв дверь за собой, Мария вышла с Ильей в палисадник. Вырвав ручку из ее руки, мальчик побежал вперед, и, распахнув калитку, выглянул на улицу. Солнце по-прежнему жарко светило, ветерок кружил пыль по дороге. Недалеко, в дрожащем мареве, неуместным для этого мира фантомом виднелась машина Марии. Илья подбежал к "Ягуару", с восхищением погладил его бок и тут же отдернул руку. - Голячая, - поморщившись, сообщил он подошедшей Марии. Та потрогала дверцу - машина, действительно, сильно нагрелась на солнце. - Тебе не больно? - обеспокоенно спросила она, и, присев, быстро осмотрела его руку. С ладошкой все было в порядке, мальчик ее только слегка запачкал, дотронувшись до запылившегося бока машины. - Мне не больно, - сказал Илья, отнимая у Марии руку и пряча ее за спину. В это время из-за калитки появилась Матрена Евлампиевна с Олесиком на руках. Со сгиба ее правой руки тяжело свисала набитая чем-то кошелка. Мария поторопилась предложить ей свою помощь. Олесик в маечке и трусиках и, как девочка, повязанный от солнца платочком, тут же перебрался на руки к ней. А Матрена Евлампиевна, приблизившись к машине Марии, обвела ее взглядом, потом, обойдя вокруг нее, сказала: - Первый раз вижу такое чудо! Это твоя машина? И где ж ты, дитятко, такую взяла? Мария улыбнулась, с любовью и гордостью окидывая взглядом "Ягуар", и ответила: - Папочка подарил к окончанию университета в этом году. Она совсем новая. - Батюшка-то твой, похоже, большой начальник? - с любопытством спросила Матрена Евлампиевна. - Ба-альщущий... - вздохнув, подтвердила Мария и добавила, улыбнувшись: И командовать очень любит. Я у него единственная дочь, вот он обо мне и заботится по-своему, как считает нужным. - А матушка? - Маму я не помню, - грустно покачала головой Мария. - Она умерла, когда я была такой же, как вот Илюша сейчас. Я у них была поздним ребенком - мама родила меня почти в сорок пять лет и вскоре умерла. А папа один растил меня. Так больше и не женился... На следующий год ему исполняется семьдесят лет. Мария посмотрела на жалостливо слушавшую ее Матрену Евлампиевну, улыбнулась и предложила: - Хотите, на машине поедем до Камышинки? Это далеко? Матрена Евлампиевна обрадовалась, расцветая улыбкой: - Ой, а давай, дитятко! На таких машинах я не ездила. Только, вот, боюсь, до самого берега не доедем, там такие буераки... А напрямки, пешком, так совсем здесь близко. - Ничего, - успокоила ее Мария, открывая одной рукой машину, а другой поддерживая сидящего на ее бедре Олесика. - Мы доедем сколько сможем, а там оставим машину и пойдем пешочком. - Да как бы сорванцы ее не попортили, там же у речки ребятишек полно, засомневалась старушка. - Ничего, ничего, разберемся! Садитесь, - распахивая перед ней заднюю дверцу, пригласила Мария. Матрена Евлампиевна, кряхтя, забралась в салон и села, расправляя свою юбку на всю ширину кожаного сидения. Мария передала ей Олесика, и помогла залезть в машину Илье, который сразу радостно запрыгал на пружинящем сидении. В салоне было очень жарко. Сев за руль, Мария быстро завела двигатель и включила кондиционер. Прохладный ветерок, мягко обдувая пассажиров, мигом разогнал духоту, что несказанно удивило Матрену Евлампиевну. - Ты смотри! Придумают же умные люди! - воскликнула она с уважением. Мария тронула машину, и, выехав на дорогу, спросила: - В какую сторону ехать и куда? Следуя указаниям Матрены Евлампиевны, к речке они доехали быстро, она, действительно, оказалась недалеко, но машину все-таки пришлось оставить метрах в ста от берега - посадка у "Ягуара" была довольно низкой, так что по кочкам проехать ближе вряд ли бы им удалось. Мария поставила машину на сигнализацию, и хитро улыбнулась, увидев бегущих к ним мальчишек. Подождав, когда дети обступили ее "Ягуар" и замерли, восхищенно его разглядывая, она предупредила их строгим голосом: - Машину не трогайте! Это опасно: может укусить! Подхватив на руки стоявшего все это время рядом Олесика, и сумку со своими вещами, Мария поспешила за Матреной Евлампиевной, которая ушла вперед, ведя за ручку Илью. Расположившись недалеко от воды, где бултыхались такие же карапузы, как Илья, Мария посадила Олесика рядом с собой на одеяльце, расстеленное Матреной Евлампиевной, и огляделась. Речушка была неширокая, с глинистыми берегами, поросшая кое-где густыми камышами. Тот берег, на котором сидели они, был очищен от камышей и даже засыпан песочком. Здесь было красиво. Олесик, сидя на одеяльце, стаскивал с себя одежду, пыхтя, как медвежонок. А Илья, уже давно скинувший с себя все, смеялся над неуклюжими движениями братика. - Давай, давай, Олесик, раздевайся, - подбадривала малыша Матрена Евлампиевна, - побегаете с Илюшенькой по водичке. Мария, спрятавшись за кустом, растущим неподалеку, сняла с себя юбку, и, скатав ее в трубочку, чтобы не мялась, быстро переоделась в шорты. Футболку она снимать не стала, а просто завязала ее подол узлом на поясе. Получился вполне пляжный костюм. Вернувшись, она увидела, что голенький Олесик ковыляет за Ильей на своих пухленьких ножках к воде, а позади них, как наседка, семенит Матрена Евлампиевна. Догнав их, Мария подхватила завизжавшего от восторга Олесика и подкинула его пару раз над собой. Илья обхватил руками ногу Марии и запросился тоже: - Тётя, и меня, и меня! Смеясь, она подняла на руки и его, и, схватив обоих ребятишек в охапку, побежала к воде. Матрена Евлампиевна с облегчением присела на песок, наблюдая, как Олесик и Илья плескаются на мелководье под присмотром стоявшей по колено в воде Марии. Идиллия длилась недолго - откуда-то, со стороны дороги, раздался громкий дикий рык, эхом прокатившийся над речкой, а за ним послышались визг и вопли детей. - Батюшки-святы! - подскочила на месте перепуганная Матрена Евлампиевна, и попыталась разглядеть из-под руки, что там происходит у дороги. Мария, подхватив малышей, вынесла их на берег, и, посадив на колени к старушке, побежала в сторону дороги, откуда все это время ужасающе рычал какой-то злобный зверь. Детвора и родители на берегу притихли, испуганно оглядываясь по сторонам. Но вот рычание, как-то хрюкнув напоследок, захлебнулось и смолкло. Через несколько минут Мария вернулась. - Не волнуйтесь, - успокоила она Матрену Евлампиевну, - это всего лишь сигнализация, папа мне специально такую поставил. Во-первых, очень убедительно, во-вторых, не спутаешь ни с какой другой машиной. Детей оттуда, как ветром, сдуло! Думаю, они больше не полезут к машине. - Нет, это не дело, дитятко! - укоризненно покачав головой, сказала старушка, - так можно людей заиками сделать... Это кто же так рычит? - Это синтезированный звук, - объяснила Мария, - сын папиного приятеля делает. - И-и-и, это у него такой голосина?! - изумилась Матрена Евлампиевна, понятия не имеющая о синтезаторах и прочей подобной технике. - Да нет! - рассмеялась Мария. - Это компьютер такой звук делает, он записывается на пленку, а потом включается, если кто-нибудь тронет автомобиль. Например, ночью, какой-нибудь грабитель захочет залезть в мою машину, а тут вот такая сигнализация срабатывает - и я сразу пойму, что именно мою машинку грабят, выскочу на улицу - и грабителя за жабры! - Так то оно так... Да вот бедные соседи, что же им-то делать? - покачала головой старушка. - Думаю, у них тоже дело найдется - перины менять, - раздался над ними мужской голос, и они увидели отца Кирилла. - Мария, вы всю деревню переполошили! Я вышел и не пойму, что за рев: то ли бык ревет, то ли зверь какой?.. Думал, сердце выпрыгнет, пока до вас добежал. Уж вы лучше отключите свою сигнализацию. - Да я уже отключила, - виновато сказала Мария. - Я не думала, что так громко получится. Мария Евлампиевна передала Олесика отцу Кириллу, и тяжело поднявшись, сказала: - Ну ладно, батюшка, коли вы уже пришли, то я пойду в лавку за солью схожу, а вы с ребятишками побудьте. - Может, вас на машине отвезти? - предложила Мария, но старушка отмахнулась, сказав, что она быстро управится сама. Отец Кирилл отнес Олесика на одеяльце, сел рядом с ним, и, подтолкнув к сыну игрушки, повернулся к Марии. Ей стало неловко под его изучающим взглядом. Пытаясь как-то прикрыть свои стройные ноги, показавшиеся ей сейчас слишком оголенными в коротких шортах, она присела перед Ильей, стоящим рядом с ней, и предложила: - Пойдем, Илюша, еще в водичку? - Посли, - согласился он, и, радостно подбежав к воде, остановился, поджидая ее. Мария поспешила к нему, чувствуя на себе смущающий ее внимательный взгляд отца Кирилла. Войдя в воду, она встала на колени, чтобы сравняться ростом с Ильей и протянула к нему руки. Мальчик медленно зашел в воду, а потом, вдруг подпрыгнул и зашлепал ногами, поднимая вокруг себя фонтан брызг. Мария вскочила, со смехом пытаясь увернуться от водяного душа, но было уже поздно. "Ой, как же я на берег-то выйду?!" - ужаснулась она, бросив взгляд на свою мгновенно вымокшую футболку, через которую просвечивал тоненький кружевной бюстгалтер, почти не скрывающий ее груди. Повернувшись к берегу спиной, Мария еще какое-то время играла с Ильей, одновременно пытаясь выжать футболку и отлепляя ее от тела. Но расшалившийся малыш не давал ей этого сделать, продолжая брызгаться и прыгать по воде, и вскоре промокшая насквозь Мария вынуждена была выхватить его из воды и крепко прижать к себе. Илья недовольно кряхтел, пытаясь освободиться, но Мария держала его крепко и смеялась: - Попался, попался! Заметив, что Илья как будто собрался заплакать, Мария ослабила объятия и сказала ему серьезно, кивая на свою одежду: - Смотри, Илюша, я вся мокрая, мне нужно переодеться. - Мокая, - подтвердил Илья, пошлепав ладошкой по влажной ткани на ее груди. - Пойдем, переоденем меня? - спросила его Мария. - Посли, - согласился малыш. Мария повернулась лицом к берегу, и, прикрываясь, насколько это возможно, телом Ильи, пошла в сторону отца Кирилла, рядом с которым лежала ее сумка. Отец Кирилл играл с Олесиком в машинки. Заметив, что Мария с его сыном идут к ним, отец Кирилл поднялся навстречу и протянул руки, чтобы забрать Илью. Мария быстро отдала ему ребенка, и, метнувшись к сумке, схватила ее, прижав к своей груди. Отец Кирилл удивленно посмотрел на нее, и ей пришлось, краснея, объяснить свои действия: - Мне переодеться нужно... Отец Кирилл, поняв в чем дело, мельком бросил взгляд на ее грудь и отвел глаза, смутившись, похоже, не меньше Марии. "А ведь ему тяжело, - подумала Мария, пробираясь вдоль берега к кустам, где можно было спокойно переодеться, - супруга его умерла полтора года назад, и вряд ли у него за это время кто-нибудь был. Здесь, в деревне, он, действительно, очень на виду, да и положение его вольностей не позволяет за "прелюбы деяние", кажется, сана лишают". Стянув с себя мокрую футболку и бюстгалтер, Мария быстро переоделась, натянув на еще влажное тело широкую кофту с юбкой. Белье она решила надеть потом, по пути, в машине, когда отъедет куда-нибудь подальше от деревни. И тут Мария неожиданно поняла, что ей совершенно не хочется уезжать отсюда. Эта долина, отгороженная от внешнего мира высокими холмами, вдруг представилась ей тем самым прибежищем, которое позволило бы ей немного прийти в себя... И отец ее здесь вряд ли найдет. К встрече с ним она была еще не готова. Она не могла представить, как сможет рассказать ему о той мерзости, которая вторглась в ее жизнь... Задумавшись, Мария медленно возвращалась к пляжу. Услышав радостные возгласы детей, она подняла глаза и увидела, что отец Кирилл уже одел их, и они ждут ее, готовые к обратной дороге домой. Олесик, прислонясь к широкой отцовской груди, осоловело помаргивал длинными ресницами. "Сморился, бедняжка", - умилилась Мария и опять удивилась, не узнавая себя - раньше она вряд ли бы на это так бурно среагировала... Она всегда не любила детей с их вечным шумом, визгом, шалостями и капризами. Она также с детства не любила детские песни и танцы, и была счастлива, когда стала взрослой и избавилась от всей этой нудятины, навязываемой педагогами, которые считали, что лучше самих детей знают, что им должно быть интересно... Вручив Илье свою сумку, Мария подхватила его на руки и пошла к машине. Отец Кирилл шел следом за ней, неся засыпающего Олесика и свернутое под мышкой одеяльце. Через пять минут они уже подъезжали к дому отца Кирилла. Мария заглушила мотор и помогла своим пассажирам выбраться из машины. Олесик уже спал, и его густые ресницы отбрасывали длинные тени на розовые щечки. Бережно забрав его из рук отца Кирилла, Мария направилась к дому, осторожно ступая, словно несла хрупкую стеклянную вазу. Отец Кирилл придерживал перед ней калитку и двери, пока она не занесла малыша в комнату, где у стены стояла детская кроватка с боковинами из веревочной сетки. Положив мальчика в кроватку и прикрыв его простыней, Мария постояла над ним, любуясь и чувствуя непривычное тепло в груди, а потом вышла из комнаты. - Спит, - ответила она на вопрошающий взгляд отца Кирилла, и вдруг заторопилась: - Ну что же, отец Кирилл, спасибо за все, но мне пора ехать. - Может быть, чаю на дорожку выпьете? - спросил он. - Чаю?.. - с сомнением переспросила Мария, заколебавшись, но потом решительно отказалась: - Спасибо, я все-таки поеду. Благословите меня, пожалуйста... Отец Кирилл кивнул и перекрестил ее с напутственными словами. Целуя его руку, Мария почувствовала, как рука отца Кирилла, дрогнув под ее губами, поспешно отстранилась. - Мария, а вы мне так и не рассказали, что же вас беспокоит... - на прощание посетовал отец Кирилл. - Заезжайте к нам еще как-нибудь. Милости просим... - На самом деле вы мне очень помогли, отец Кирилл, спасибо вам за все! Я надеюсь, что когда я приеду в следующий раз, у меня уже все наладится, ответила Мария. Поцеловав Илью, Мария села в машину. Помахав из окна рукой, она крикнула напоследок: - Попрощайтесь за меня с Матреной Евлампиевной! - и, тронувшись с места, выехала на дорогу. Отступив в сторону от облака тут же поднявшейся пыли, отец Кирилл с сыном остановились на обочине дороги, глядя в след машине. Почти до самого поворота Мария видела в зеркало их фигуры. Отец Кирилл неподвижно стоял, положив руку на плечо сына, а Илья еще долго махал ей в след своей маленькой ручкой.

Глава вторая

Несколько часов спустя Мария с тяжелым сердцем подъехала к городку, где жила ее бабка по отцу. Вечернее солнце грозилось резко пасть за горизонт, уступая место всегда внезапно нападающей темноте украинской ночи. На улицах, привычно ожидающих этого нападения, уже зажигались фонари. Было тепло и тихо. Редкие прохожие спешили по домам. Правда, завидев машину Марии, они останавливались и долго провожали ее взглядом. В городке происходило не так уж много событий. Все его жители знали друг друга с детства, и потому любой мало-мальский семейный спор здесь разбирался всем миром, выносившим решение, обязательное к исполнению провинившейся стороной. Не важно, был ли это муж, жена, или досадивший всем малец-сорвиголова... В таких маленьких городках общественное мнение представляло собой несокрушимую силу, порой превышающую даже силу официальной власти. Жизнь здесь текла неспешно и спокойно, в раз и навсегда заведенном русле, которое не могли изменить даже политические пертурбации. Именно поэтому каждый новый человек вызывал здесь пристальное внимание, ну, а уж приезд внучки сварливой Никитичны, тем более не мог остаться незамеченным. Подъезжая к дому бабки, Мария еще издали увидела, что все окна в доме освещены. Не иначе, как у бабки были гости... Заметив стоящий рядом с воротами джип дяди Кондрата, Мария сразу же поняла, кого она сейчас встретит... Поднимаясь на крыльцо веранды и внутренне напрягаясь, Мария постаралась настроить себя на нелегкий разговор с отцом. Распахнув дверь, она увидела сидевших за столом бабку в ее неизменном черном одеянии, отца и дядю Кондрата - папиного двоюродного брата. - Явилась... - поджала губы бабка, подняв на нее обличительные, суровые глаза. - Баб, вот за что ты меня так не любишь?! - взорвалась Мария. - А за что тебя любить-то? - окинув ее презрительным взглядом, бросила та. - Отца бы пожалела, уж не мальчик он бегать за тобой через полстраны! Она все еще по старой памяти считала одной страной пространство огромной, в прошлом, державы, растащенной теперь на национальные лоскуты. Мария перевела взгляд на отца. Тот молча смотрел на нее и ждал, что она ему скажет. - Пап, мы с тобой поговорим наедине, - решительно сказала она и направилась в комнату. Но ее догнал, словно ударивший в спину, голос бабки: - А ты чего это тут распоряжаешься? Ты тут, покамест, не хозяйка! Ишь ты, "наедине"! Мы, чай, с Кондратом тебе тоже не чужие люди... А коли такая гордая - ступай со двора! Поезжай в свой дом, там и разводи секреты... - Мамо... - прозвучал укоризненный голос отца. - Чего "мамо"?! Распустил девку до крайности, ниверситеты, машины, квартиры, женихи богатые, вот она теперь перед тобой хвостом и крутит. Перед людями стыдно! Мария, замершая после первых же слов бабки и стоявшая все это время спиной к своим "не чужим людям", медленно повернулась, и, посмотрев долгим взглядом в глаза отцу, сказала ему: - Хочешь говорить со мной, я тебя жду в машине. Ровно пять минут... - и вышла, в три шага покрыв расстояние до двери. Через несколько минут следом за ней вышел отец, и, открыв дверцу машины, где, угрюмо нахохлившись, сидела Мария, сел с ней рядом. Вытащив из кармана "сердешное" лекарство, он молча выдавил из плена фольги одну таблетку и сунул ее под язык. - Ты на бабушку не обижайся, она переживает за тебя, - неожиданно мягко сказал он. Мария недоверчиво покачала головой: - Ты, наверное, забыл, как она меня в детстве доводила, а потом объясняла, что ей нравится смотреть, как я плачу? - Как же, помню, - вздохнул он. - Но тогда почему ты приехала к ней? - А куда мне было еще ехать? Дядя Кондрат меня тут же бы выдал... А мне хотелось побыть одной, где-нибудь на краю земли... - и помолчав, добавила: - Да, честно говоря, я и не особо думала тогда, побросала в сумку на скорую руку вещи и рванула сюда, подальше от всего... - А ко мне ты не могла прийти? - спросил отец, и лицо его обиженно помрачнело. - Разве я когда-нибудь тебя подводил? Уловив ее отрицательное покачивание головы, он добавил: - Я до сих пор не знаю, что у вас там произошло. Геннадий так ничего толком и не смог рассказать. Твердит, как заведенный: "уехала", и все. - Да? - с интересом спросила Мария. - И он тебе ничего не сказал? - А что он должен был мне сказать? - в свою очередь заинтересовавшись, посмотрел на нее отец. - Ага, значит он не сказал... - протянула Мария. - Ну что же, тогда я тебе расскажу про твоего любимого Геночку... Во сколько мы должны были венчаться, помнишь? - В четыре часа, а что? - Расписались мы в двенадцать дня, верно? - Ну... - поторопил ее отец. - А к часу нам пришлось вернуться ко мне домой - пересидеть до отъезда в церковь. Если помнишь, дождь тогда хлестал как из ведра, какие уж там возложения цветов и прогулки по городу! Генка со своим свидетелем, высокородным Мишелем, решили выпить коньячку для снятия свадебного стресса, а мы с Викой отказались - впереди еще предстояла церемония в церкви, нужно было оставаться в форме. Да и не принято, вообще-то, невесте с женихом на свадьбе выпивать... Ну вот. Генка с Мишелем выпили, а потом началось что-то очень странное... Мария замолчала. - Слушай, не тяни резину...- недовольно проворчал отец, перекатывая во рту еще не рассосавшуюся таблетку. - Что дальше-то произошло? - А дальше мы с Викой решили чуточку прилечь - устали очень, рано ведь встали, прически, то да се... Ну вот... Проснулась я от того, что чувствую - кто-то легонько касается моих губ. Думаю: "Неужно Генка осмелел?" Пап, ты представляешь, он ведь меня за все это время даже ни разу не порывался поцеловать... Только цветами и конфетами задаривал. А так придет в гости, чмокнет куда-то в районе уха - и в видик уставится, объясняя свою пассивность в ухаживаниях тем, что очень устает на работе, готовясь к зарубежной деловой поездке... Так вот, открываю глаза, а это, оказывается, перышко вылезло из подушки, ну из той, что бабка подарила, и, шевелясь от моего дыхания, щекочет мне губы. Никого больше нет, только Вика моя крепко спит рядом в кресле. А в доме стоит какая-то странная тишина... Я поднялась с дивана. Куда, думаю, Генка с Мишелем запропастились? Хожу по квартире, ищу их: ни на кухне нет, ни в спальне, ни в гостиной, ни в ванной - тоже... И тут распахиваю в каком-то озарении дверь в лоджию, и вдруг слышу какое-то пыхтение. Я шаг-то сделала, а как увидела их, словно каменная стала, ноги - ни туда, ни сюда не несут. Свидетель наш, Мишель, облокотился на подоконник и вроде как в окно смотрит. Вот только тело его как-то очень уж по-кошачьему взад выгнулось, да брючки ненароком сползли на сорок два цуня ниже пояса, драпировочкой упав на его туфли. А мой благоверный так рьяно раскачивает свое нефритовое копье, с размаху вставляя его в яшмовые ножны Мишеля... Не иначе, как полирует, чтобы не затупилось... - Марию начинало нести. - Прекрати... - тихо попросил отец. Взглянув на него, Мария испуганно смолкла. Лицо отца налилось темной кровью, что бывало с ним в редкие минуты ярости. - Убью! - коротко и оттого страшно прозвучало его обещание. - Не надо, пап! - сказала она. - Не стоит он того! Пусть катится в свою заграницу. Хотя неженатых туда не очень-то отпускают... - А вот это я тебе гарантирую, - сказал отец, - покатится и еще как, нам такой мрази в стране не нужно! И Мишеля этого пусть прихватит с собой, этим я тоже займусь, - и, взглянув на Марию, он вдруг порывисто обнял ее и прижал к себе: - Ты прости меня, дочура, что я тебе такого урода подсунул. Думал, будешь у меня пристроена в жизни. Генка, вообщем-то, из хорошей семьи, не дурак, обеспечен. А меня ведь скоро могут и на погост позвать... Как, думаю, тебя оставить тут одну? Я как только представлю, что за тобой за одно твое наследство начнется охота, как начнут тебя на части рвать разные прощелыги и любители денег, так сердце кровью и обливается. Да и не скрою - внучат хочу страшно... Старый ведь я у тебя. Эх...прости меня, Марусенька. - Пап, ну ты что? - возмутилась она. - Все были бы такими старыми! Да и не виноват ты, откуда тебе было знать-то? - Ладно-ладно, не утешай, - усмехнулся отец. - Проверить нужно было, такие вещи не утаишь... - и, помолчав, добавил: - Думаю вот что, поехали-ка в речную гостиницу, там пара приличных номеров есть. А завтра я тебя в пансионат пристрою, прямо на берегу Днепра. Поживешь там недельку-другую, а я пока в Питере разберусь с делами, и к тебе приеду. Твой развод я беру на себя, даже следов не оставлю от этого брака... Эх, брак и есть... сокрушенно покачав головой, констатировал он. - И пусть этот гад теперь помучается, решая свои карьеристские брачные проблемы, а тебе отдохнуть надо после всего этого дерьма, - отец скривился, словно у него разом заболели все зубы. - Я тут вот что подумал, если ты за границу работать ехать не хочешь, то давай, может, мы тебе фирму какую-нибудь организуем, а? Будешь работать, сама себе хозяйка, а я тебе помогать буду? - Пап, я сейчас тебе ничего сказать не могу, может, я в монастырь уйду... - высказала она только что пришедшую ей в голову мысль. - Что?! - в ужасе выдохнул отец и треснул по обшивке сидения кулаком: Только через мой труп! Ты что, с ума сошла заживо себя хоронить?! Тебе еще жить да жить, детишек рожать и растить. - Детишек рожать - муж надобен, или, по крайней мере, носитель нефритового жезла... - Дались тебе эти нефритовые жезлы! - рассердился отец, а потом, спохватившись, пошутил: - Ни цвета, ни тепла, от них только японцы каменные и могут уродиться. А мы тебе найдем нашего, российского, богатыря. - А вот это уже хватит, наотнаходились, баста! - вскинулась Мария. - Все, я спать хочу, сегодня километров пятьсот отмахала. Ты едешь со мной в гостиницу или здесь остаешься? Виновато посмотрев на нее, отец сказал: - Погоди, пойду бабушку предупрежу. Он грузно вылез из машины, и пошел к дому тяжелой походкой уже давно немолодого человека. Мария почувствовала, как ее охватывает жалость и нежность к отцу. Он, действительно, был стар, а она была его единственной дочерью и отрадой, вот он ее и оберегал, пытаясь все время подстелить соломку, да, как видно, не всегда удачно. Да и наличие соломки не уберегает от самого падения, хотя, может, и смягчает удар... Вскоре послышались голоса, на крыльце появился отец, за которым шли дядя Кондрат и ругающаяся на чем свет стоит бабка. - Что скажут люди? - доносился до Марии ее возмущенный голос. - Мне же из дому выйти стыдно будет! Лучше бы вы вообще уехали, чем... - Мамо, ша! - вдруг твердо сказал отец Марии. - Я так решил! Бабка смолкла на полуслове и даже остановилась от неожиданности. Потом, не говоря больше ни слова, только осуждающе махнув рукой, повернулась и ушла в дом. - Поехали, - сказал отец, усаживаясь рядом с Марией. Она резко тронула с места, дробью сыпанув по забору щебенкой, вырвавшейся из-под колес. Дядя Кондрат, усевшийся за руль своего джипа, едва успел завести мотор, и теперь спешно догонял их, пытаясь пристроиться сзади и не отставать.

Устроившись в гостинице в номере "люкс", Мария долго не могла уснуть. Перед ней калейдоскопом мелькали события минувших дней. И среди всех этих видений: ЗАГС, Медный всадник, голая оттопыренная задница Мишеля со спущенными брюками, закинутое, искаженное похотью лицо ее жениха, и дорога, дорога, дорога, вдруг выплыло и заняло все пространство внутреннего экрана лицо отца Кирилла. И вновь замелькал калейдоскоп, но уже другой: плетень, церковь, деревянная миска с хлебом, голая розовая попка Олесика, Матрена Евлампиевна, Камышинка, большие руки с длинными пальцами, осеняющие ее крестом, и опять дорога, дорога, дорога... "Зачем я оттуда уехала?" - подумала Мария и вдруг ужаснулась: она ведь даже не знает названия этого места... Даже письма послать не сможет... разве что: "На деревню, отцу Кириллу"... Вскочив с кровати, Мария кинулась к сумке, надеясь разыскать в ней атлас дорог, но, вспомнив, что оставила его в бардачке машины, чертыхнулась. Тут же спохватившись: "Господи, прости!", она накинула халат и как была в тапочках, побежала по лестнице вниз к стоянке машин. Лихорадочно нащупав замок ключом, она распахнула дверцу, и быстро отключив сигнализацию, (чтобы жильцам гостиницы не пришлось "менять перину"), рванула на себя крышку бардачка. Выхватив оттуда атлас, она стала листать страницы, нервничая, словно лишняя секунда могла лишить ее памяти, а заветная долина превратится в таинственную Землю Санникова. Найдя нужный квадрат, она прочертила пальцем сегодняшний маршрут, несколько раз сомневаясь в поворотах, но все же постепенно продвигаясь в правильном направлении. Странные названия, помеченные в карте, останавливали взгляд: Букрин, Глинча, Пищальники, Грищенцы, Канев... В Каневе она бывала - там жил папин фронтовой друг и были похоронены два знаменитых литератора - Тарас Шевченко и Аркадий Гайдар. Мария вспомнила, как она карабкалась по многоступенчатой лестнице (куда там Потемкинской лестнице в Одессе!) к Тарасовой могиле, которая находилась на высокой горе над Днепром. До вершины народ добирался, почти задыхаясь, но вид оттуда был красивейший. Рядом с могилой находилось большое здание музея Шевченко, перед которым по праздникам устраивались концерты, где вживую играли настоящие бандуристы. С именем Аркадия Гайдара ее связывало большее, нежели обычный литературный интерес. Для нее Гайдар был не просто автором "Тимура и его команды", "Голубой чашки", "РВС" и других повестей, которыми она зачитывалась в детстве - дедушка Марии по отцу воевал в одном партизанском отряде вместе с Аркадием Гайдаром недалеко от Канева, под Леплявой, и погиб спустя несколько дней после гибели своего командира. Правда, могилу его так и не удалось найти, хотя ее отец предпринял все меры, чтобы разыскать хоть какой-нибудь след. Мария всегда останавливалась у могилы Неизвестного Солдата, и, вглядываясь в типовую посеребренную фигуру, склонившуюся над могилой, думала, что так же где-то может быть похоронен и ее дедушка. "Надо будет обязательно заехать в Канев", - подумала она, проползая пальцем очередной поворот, приближающий ее к цели. "Вот! - обрадовалась Мария, наконец, найдя свою долину. - А деревня-то, оказывается, называется Остаховка, и это совсем недалеко от Канева". Успокоенная удавшимися поисками, Мария отправилась спать, твердо решив, что перед отъездом домой она обязательно еще раз навестит священника и его детей.

Глава третья

Неделя после отъезда отца пролетела незаметно. Устроив Марию в пансионат, Николай Дмитриевич улетел в Питер, обещая вскорости вернуться и присоединиться к ней. Они давно вместе не отдыхали, а отдых сейчас был необходим им обоим. Отец все чаще начал болеть... Мария совершила набег на пансионатскую библиотеку, и теперь целыми днями лежала на берегу Днепра, обложившись горой книг, запоем читая все подряд от фантастики и приключений до детективов. Любовные романы она, не глядя, отложила в сторону еще на библиотечном прилавке, очень удивив этим пожилую библиотекаршу. В таких местах подобные романы всегда пользовались большим спросом... Но Марии сейчас совсем не хотелось читать о неизменно благородных красавцах с мускулистым телом, которые навечно влюблялись в не менее ослепительных красоток, даря им непередаваемый экстаз в первую же ночь и продляя его на всю оставшуюся жизнь... Вся эта идеальная мишура совершенно не соответствовала ее настроению и реальности, в которой все было гораздо хуже. Да и жених ее бывший хоть и был красавцем с мускулистым телом, но оказался не очень мужчиной... Ее пугали навязчивые сравнения, и она всячески старалась отвлечься, пытаясь не дать коварным мыслям окончательно ее доконать. Правильно сказал отец: "Жизнь не кончилась", нужно только это пережить. Ведь это даже хорошо, что она тогда все увидела своими глазами. Рассказали бы - не поверила бы никогда! Во что могла превратилась ее жизнь, не узнай она все вовремя!.. Слава Богу, что в паспорте штамп еще не успели поставить, а запись в ЗАГСе отец постарается удалить. И все будет по-прежнему, как будто ничего не случилось. Вот только на сердце почему-то лежал какой-то грязный тяжелый камень... Мария, погружаясь в прозрачные волны Днепра, часами плавала, словно пытаясь вымыть из себя всю эту грязную тяжесть. Иногда в ее голове всплывало старое слово: "испытание". А может, и правда, это было испытанием? Может, не за того она шла, вот ее и отвели с ложного пути? Ведь в их отношениях с Геннадием не было любви, так - простая симпатия, замешанная на дружбе отцов и общности их дел... Марии никто не мешал предаваться ее невеселым размышлениям - в пансионате отдыхали пожилые люди и семейные пары, в основном занятые собой. Спать Мария ложилась рано. А по утрам, на заре, пробежав километра три вокруг пансионата, выходила на берег Днепра встречать солнце. Вскоре, несмотря на подавленное настроение, она почувствовала себя бодрее и умиротворенней. Вода и солнце сделали свое дело. Ее бледное, слегка сутуловатое, тело типичной студентки-отлич-ницы загорело и на глазах наливалось здоровьем. Приходя в бикини с пляжа, она все чаще вертелась перед зеркалом, с удовольствием разглядывая подтянувшиеся мышцы живота и бедер. Даже спина ее будто бы выправилась от многочасового плавания, постепенно приобретая горделивую осанку. Печальные события понемногу отступали в тень, подергиваясь дымкой нереальности.

Через десять дней к ней приехал отец. Поцеловав Марию и опустив ей на колени охапку ее любимых пионов, Николай Дмитриевич молча протянул дочери подарок. Развернув бумагу, Мария достала небольшую коробочку и открыла ее. На белом атласе лежал отливающий зеленью, искусно вырезанный из нефрита мужской орган со всеми прилагающимися к нему деталями. Несколько опавшие формы наводили на мысль об унылом настроении его носителя. - Бог ты мой! - залилась краской Мария. - Пап, да ты что? Что ты мне такое привез?! - Я, конечно, не в буквальном смысле эту штучку у него оторвал, - не смущаясь, серьезно ответил отец, - хотя очень хотелось, но считай, что это заслуженный трофей - символ того, что нужно делать с изменщиками. Мы с Генкиным отцом не хуже разобрались с его сыном... Да, кстати, Павел Владимирович прислал тебе свои извинения. Очень переживает, даже похудел на нервной почве. Он сам вызвался аннулировать ваш брак, как только узнал, что произошло. Так что теперь ты снова не замужем. - А что вы с ним сделали? - с любопытством спросила Мария, имея в виду своего бывшего мужа-жениха. - Не женского это ума дело! - отрезал отец. - Пусть тебя это теперь не беспокоит. Мария еще раз посмотрела на подарок, и, грустно улыбнувшись, вернула его отцу: - Спасибо, пап, но он мне будет все время напоминать обо всей этой гадости, а я, наоборот, забыть все хочу. - Ну ладно, Марусенька, - сказал отец, засовывая коробочку обратно в карман. - Забудем Герострата... Рассказывай, как ты тут жила, что делала? - Да ничего особенного не делала, ела, спала, читала, загорала, купалась... Вот и все... - ответила Мария. - А что мы с тобой делать будем? - и, помолчав, попросила: - Пап, а давай съездим в Канев? Навестим дядю Гришу. Помнишь, как мы с ним ходили на Тарасову могилу? - А давай! - в тон ей ответил отец. - Мы, действительно, с Григорием давно не виделись. Только подъем к Тарасовой могиле я теперь уже не осилю, а вот по городу погулять и в музей Гайдара заскочить - можно.

Несколько дней они провели в пансионате, предаваясь простому отдыху. Много гуляли, купались, играли в большой теннис, причем, несмотря на возраст, отец все время вел в счете. "Хотя дыхание у него уже не то", - с грустью заметила Мария. В один из дней, встав с утра пораньше, они собрались в Канев. Позвонив обрадовавшемуся папиному другу, они предупредили его, что приедут к вечеру в гости, и, сев в машину, отправились в путь. До Канева при хорошей скорости было часа три езды. По обеим сторонам дороги то и дело мелькали деревушки с садами, огородами и неизменными подсолнухами. Иногда приходилось притормаживать, пропуская коровье стадо, лениво бредущее с одного поля на следующее, лежащее по другую сторону шоссейки. Несколько раз они проезжали мимо пасущихся у обочины, привязанных к колышку коз, которые поднимали свои рогатые головы, и, не переставая жевать, провожали задумчивым взглядом их машину. - Вот, сатана! - воскликнул отец, встретившись взглядом с недобрыми глазами черного козла, охраняющего двух белых козочек, мирно пощипывающих травку на обочине дороги. Козел, грозно глянув на их машину, наклонил голову, выставляя рога, и взблеял мерзостным голосом. Мария хмыкнула, и, нажав на газ, рывком послала машину вперед, проехав совсем рядом с воинственным животным. Козел в испуге отскочил, чуть не затоптав одну из своих козочек. - Маруська! - шумнул на нее отец, - не хулигань, а то у него потомства не будет! Мария рассмеялась. По пути они миновали Белую Церковь, с любопытством разглядывая город, издавно считавшийся одним из центров ворожей и белых магов на Украине. Правда, по улицам ходили вполне нормальные люди. Только один раз они заметили человека с помелом в руках, да и тот оказался обыкновенным дворником. И вот, наконец, они достигли "пункта назначения". Канев раскинулся вдоль берега Днепра, наползая новыми кварталами на холмы, покрытые зеленью. Это был милый, почти полностью восстановленный после войны, старинный украинский городок. В нем не было бы ничего особенно примечательного, если бы здесь не были похоронены два знаменитых писателя. Оставив машину на площади недалеко от музея Гайдара, Мария с отцом неспеша прошлись по парку, где среди деревьев были разбросаны яркие, разноцветные клумбы с чернобривцами, маргаритками, анютиными глазками и прочими цветами. Вдруг над парком поплыл колокольный звон. Мария оглянулась. Невдалеке, среди деревьев, она увидела местную церковь, у которой толпился народ, и в душе у нее что-то встрепенулось. Она вспомнила отца Кирилла и прикинула про себя, что до его деревни отсюда не больше часа пути на машине. "Надо заехать", - подумала она снова. - Пап, давай в церковь зайдем, свечку поставим, - окликнула она отца. Но тот, посмотрев на толпящийся у входа народ, воспротивился: - Давай как-нибудь в другой раз, смотри сколько народу! Терпеть не могу толкаться. Может, сегодня какой-то церковный праздник? Мария растерянно развела руками - знаток в этих вопросах из нее был никакой. Поэтому они молча свернули в другую аллею и пошли по направлению ко входу в музей Гайдара. Побродив около часа по его тихому прохладному залу, с грустью вглядываясь в лица на фронтовых фотографиях, они вышли на улицу и почувствовали, что проголодались. Нужно было найти какое-нибудь кафе или ресторан. Люди группками тянулись от церкви в сторону площади, на которой была остановка автобусов. Служба, видимо, уже закончилась. Мария с отцом влились в этот поток и неспеша пошли, слушая доносившуюся со всех сторон украинскую мову. Перейдя площадь, они добрались до своей машины, которая радостно пиликнула при их приближении, когда Мария нажала кнопку снятия с сигнализации. Мария очень любила этот звук, ей всегда казалось, что ее "Ягуар" так по-своему, по-машиньи, приветствует ее. Мария открыла дверцу и только хотела сесть, как ее что-то остановило. Она оглянулась, и, не веря своим глазам, замерла. Из толпы, идущей со стороны церкви, отделилась знакомая высокая фигура и пошла от площади вниз по улице. "Отец Кирилл!" - ахнула Мария, узнавшая его с первого взгляда, несмотря на то, что сегодня он был одет в цивильный костюм, а не в рясу. Оставив дверцу открытой и ничего не объясняя отцу, Мария бросилась через площадь вдогонку за священником. Подбежав к нему почти вплотную и сдерживая дыхание, она позвала его запыхавшимся голосом: - Отец Кирилл! Тот повернулся, и, увидев Марию, чрезвычайно удивился. - Мария! Откуда вы здесь? - воскликнул он. - Мы с папой приехали повидать его фронтового друга, а заодно и на экскурсию, - ответила она, чувствуя, как в ней от звука его знакомого низкого глубокого голоса поднимается волна необъяснимой радости. - А вы здесь какими судьбами? Как там Олесик, Илюша, Матрена Евлампиевна? закидала она его вопросами. - Да все Слава Богу, спасибо! А меня сегодня пригласили в здешнем храме отслужить - сегодня же престольный праздник. Была праздничная служба, служило несколько священников - со всех близлежащих храмов. - Ага, понятно. А сейчас вы домой едете? - поинтересовалась Мария. - Да, поеду домой. Пришлось от обеда отказаться - иду вот на пятичасовой автобус, а то вечерний отменили, а я не могу оставаться здесь на ночь дети, сами знаете, да и служба завтра с утра... - Отец Кирилл, а мы с папой только что собрались идти обедать. Может, вы присоединитесь к нам, а потом мы вас домой отвезем на машине, мигом домчим! - предложила Мария, и, увидев сомнение на его лице, быстро добавила: - Вы же меня обедом угощали, теперь - моя очередь! Пойдемте... Поколебавшись, отец Кирилл все-таки принял ее приглашение, и они пошли обратно к площади, где у машины их ждал ничего не понимающий отец Марии. Подойдя к нему, Мария представила отца Кирилла: - Пап, познакомься, это отец Кирилл... Отец Кирилл - а это... - А это - отец Марии, Николай Дмитриевич, - улыбнувшись, прервал ее отец, и, пожав руку священнику, спросил: - Я вас тоже должен называть отец Кирилл? Или, может быть, по имени-отчеству? - Пап, ну что ты говоришь? Ты же называешь отца Бориса отцом Борисом, укоризненно сказала Мария. - Так ему лет больше, чем мне, - весело возразил отец, - а тут передо мной вьюнош... - Ну, не такой уж я и вьюнош!.. - улыбнулся отец Кирилл, - но если вас что-то смущает, то можете называть меня просто - батюшка. Отец хмыкнул, отчего его густые седые усы "аля Рудской" встопорщились, и согласился: - Да, так, действительно лучше... - Пап, я пригласила отца Кирилла пообедать с нами, а потом мы его отвезем домой. Ты увидишь, в каком замечательном месте живет отец Кирилл, и какие у него чудесные дети! - сказала Мария. - Отлично, - одобрил Николай Дмитриевич, - тогда чего же мы ждем? Нам к вечеру еще к Григорию поспеть надо. По коням... - и приглашающим жестом открыл перед отцом Кириллом дверцу. Дожидаясь, пока отец Кирилл сядет в машину, отец бросил на Марию вопрошающий взгляд, который должен был обозначать: "Откуда ты все про него знаешь?" "Потом объясню", - одними губами ответила Мария и села за руль. В ресторане, который они заметили по пути, было довольно прилично и тихо. Сев за столик, они заказали себе обед, причем отец Кирилл ограничился овощным салатом и отварной рыбой, сославшись на пятничный пост. Отец же заказал себе жирный борщ с пампушками и свинину на ребрышках. А Мария, с оглядкой на отца Кирилла попросила жульен с грибами и десерт. Ожидая пока им принесут еду, Николай Дмитриевич достал пачку своего любимого "Кемела", и, испросив разрешения у Марии и отца Кирилла, закурил, окутываясь дымом. Расторопная официантка тут же принесла пепельницу с гербом Украины. - Батюшка, - слегка задержавшись на этом слове, обратился Николай Дмитриевич к отцу Кириллу, - и давно вы здесь служите? - Уже пятый год, как семинарию закончил, - ответил тот. - А где семинарию заканчивали? - В Одессе. А через год, даст Бог, закончу и Петербургскую Духовную Академию. Я учусь там заочно. - Ну?! - поразился Николай Дмитриевич. - Как тесен мир! - Вы тоже заканчивали эту Академию? - окинув его изумленным взглядом, спросил отец Кирилл. - Да нет, мы с Марией просто живем в Петербурге. Вы же, наверное, знаете... - Не знал, Мария не успела мне про это рассказать, - покачал головой отец Кирилл и посмотрел на Марию. Николай Дмитриевич тоже бросил вопрошающий взгляд на дочь. Та отвела глаза. - Ну и какие у вас планы? - продолжил свои расспросы Николай Дмитриевич. - Дальше служить... - коротко ответил священник. - А куда вас распределят? Отец Кирилл улыбнулся про себя такому мирскому термину и сказал: - У меня уже есть приход, в нем и останусь. - На всю жизнь?! - не поверил Николай Дмитриевич. - А это - как Бог даст... - ...или начальство решит, - с пониманием кивнул отец Марии. - А в Питер перевестись не пробовали? - Это другая епархия, да и нет там у меня никого, кроме друга. К тому же у меня на руках двое детей, - и заметив непонимающий взгляд Николая Дмитриевича, пояснил: - Вдовец я, матушка моя умерла полтора года назад. - О-о-о, как же вы с ними справляетесь? Я вот тоже Марусеньку один растил... Когда ей было три года, наша мама умерла. Они оба опять посмотрели на Марию, которая молча слушала их разговор, и примолкли тоже, каждый погрузившись в свои невеселые воспоминания. Потом Николай Дмитриевич, извинившись, встал и отошел, сказав, что ему нужно позвонить. Мария и отец Кирилл остались одни. - Прошу прощения, отец Кирилл, - обратилась к нему Мария, - можно я задам вам личный вопрос? - Извольте... - разрешил священник. - А почему вы больше не женитесь? Вам же было бы легче... Он удивленно посмотрел на нее и ответил: - Священнослужителям не положено второбрачие по канону. У меня может быть только одна жена. - Как же так? Вы же не виноваты, что остались один! Вдовство это же не развод, когда пожили, а, не сойдясь характерами, разбежались... удивилась Мария. У нее в голове не укладывалось, что церковный закон мог требовать от совсем еще молодого человека отказаться от своего мужского естества после того, как он стал вдовцом, и посвятить себя только служению Церкви и детям. Ведь отец Кирилл, выбирая путь священника, выбирал также семейную жизнь, а не монашескую. Кто же знал, что он лишится супруги? - Неужели ваше начальство не осознает, что вам было бы легче служить, если бы вы снова женились, и ваши детки были бы под присмотром... - Начальство, как вы говорите, решает на основании церковного канона, а он гласит, что после принятия сана в брак вступать не разрешается, - объяснил отец Кирилл. - Да и матушку свою я очень любил... - добавил он, опуская потемневшие от тяжелого воспоминания глаза. - Да, конечно. Простите. Я просто подумала, что мужчине одному тяжело без женской помощи и заботы поднимать ребят. - Я не просто мужчина, я - священник. Многие овдовевшие священники вообще уходят в монастырь... Был бы я один, наверное, тоже бы прошение подал, но у меня двое детей... Так что я даже и не помышляю о другой жене, - сказал отец Кирилл, и, помолчав, добавил: - А сыновей мне Матрена Евлампиевна помогает растить, вы же знаете. - А у вас что, родных нет, кто бы взял заботу о мальчиках? - спросила Мария. - Матрена Евлампиевна все же не родственница вам, да и старенькая уже... - Дальние родственники есть, но они далеко - в Мурманске живут, - ответил отец Кирилл. - К тому же, я не хочу никого беспокоить... Ничего, мы и сами хорошо справляемся. А если Матрене Евлампиевне тяжело станет, так возьмем экономку ей в помощь. Кстати, Матрена Евлампиевна нам больше, чем родственница. Она была с нами, когда моя супруга умирала, и практически это она выходила новорожденного Олесика. Я тогда едва силы находил, чтобы отслужить воскресную службу. Мария сочувственно посмотрела на отца Кирилла. Он, заметив ее взгляд, посмотрел ей прямо в глаза и кивнул, сознаваясь: - Было такое дело, было... В отчаяние впал тогда, а это, как известно, грех большой... - Как же тут не впасть в отчаяние, если вы ее любили... - тихо сказала Мария. - И сейчас люблю... - так же тихо признался отец Кирилл, и голос его прозвучал глухо и печально. Мария вздохнула, не зная, что ей на это сказать. "Горе - горе и есть..." В это время к их столику подошла официантка и принялась расставлять тарелки с их обедом. Вернулся Николай Дмитриевич, и, окинув внимательным взглядом притихших отца Кирилла и дочь, сообщил Марии: - Я звонил Григорию. Он жутко обрадовался, что мы уже здесь, и подозреваю, что он сейчас уже мчится сюда. Отец Кирилл бросил на него напряженный взгляд и спросил, наклонившись к Марии: - Я нарушаю ваши планы? - Нет, нет! Мы собирались к дяде Грише только вечером, но теперь, естественно, он захочет как можно быстрее увидеть папу - они старые друзья, еще с фронта. - Вы воевали? - удивился отец Кирилл, повернувшись к Николаю Дмитриевичу. - Сколько же вам тогда было лет? - Лет тринадцать. - Кто же вас в таком возрасте отправил на фронт? - непонимающе спросил отец Кирилл. - Никто, - ответил Николай Дмитриевич. - Когда началась война, мы с матерью были в Ленинграде, в гостях у ее родной сестры, тети Нюры. Узнав о том, что немцы разбомбили Киев, тетя Нюра уговаривала маму остаться у нее. Но моя мать не согласилась, и, надеясь, что мы сможем прорваться домой, где нас ждал отец, заторопилась в дорогу. Мать знала, что он будет проситься на фронт, и боялась, что больше его не увидит. В принципе, так и получилось. А под Гомелем наш поезд разбомбили. Мама попала в госпиталь, а я к партизанам. В отряде я и познакомился с Гришей, он был кем-то вроде сына полка, сирота. Ему тогда было без малого шестнадцать лет. Так мы с ним вместе всю войну и прошли, - глубоко затянувшись сигаретой, Николай Дмитриевич выпустил дым и продолжил: - О матери я не имел никаких сведений, поэтому сразу же, как только война закончилась, поехал домой. И нашел уже овдовевшую мать - отец, оказывается, погиб в конце 1941 года где-то в этих краях, да и меня она уже не чаяла увидеть живым. А Гриша потом приехал ко мне в гости, ему было, в общем-то, все равно куда податься, да так и остался у нас. Вместе закончили вечернюю школу. Потом он женился, а когда я собрался в Питер на учебу, он переехал сюда, в Канев - его Галинка была родом отсюда. Канев после войны нужно было восстанавливать, а после Гриша работал здесь на строительстве ГЭС. А я так и осел в Питере. Выучился, женился на Марусиной маме, - он ласково погладил Марию по голове, - и теперь редко вижу друга. Работа и прочая суета... - Да, суета разводит людей, - задумчиво сказал отец Кирилл. - Батюшка, а вы сами-то откуда родом? - поинтересовался Николай Дмитриевич. - Из Мурманска. - А как вы оказались в Одесской семинарии, ведь Питер гораздо ближе? удивился отец Марии. - Вот именно поэтому, - улыбнувшись, сказал отец Кирилл. - В Ленинград поехал учиться мой лучший друг, он никак не хотел примириться с моим выбором, и вряд ли оставил бы меня в покое... У него насчет меня были совсем другие планы. А когда я закончил семинарию, наоборот, уговорил меня поступать в Академию в Питере. Мы с ним поддерживаем тесные отношения, и, подумав, добавил: - Да и на Украину, наверное, хотелось посмотреть, я здесь до этого никогда не был, а моим любимым писателем всегда был Гоголь ... - Понятно, - протянул Николай Дмитриевич и поинтересовался, хитро улыбнувшись: - Не разочаровались? - Ни в коем случае! И ночь здесь, действительно, тиха - думается хорошо... - рассмеялся отец Кирилл. В этот момент в конце зала раздался чей-то возглас. Николай Дмитриевич повернулся и радостно поднялся - у входа стоял могучий бородатый старик. Направившись навстречу друг к другу с распахнутыми руками, они оба одновременно задорно выкрикнули: - Микола! - Грицько! Обнявшись, друзья расцеловались, увесисто шлепая друг друга по плечам. Григорий Петрович был на три года старше Николая Дмитриевича, но выглядел он довольно браво и даже попытался на радостях приподнять друга, сжав его в борцовском захвате. - Грицько, та ты шо, люди ж дывятся! - перейдя на украинский язык, рассмеялся Николай Дмитриевич, вырываясь из медвежьей хватки Григория Петровича. Мария тоже встала, и, улыбаясь, подошла к Григорию Петровичу. Повернувшись к ней, тот ахнул: - Ты дывы, яка гарна дивчина стала! Здравствуй, донечка! - и, сграбастав ее в свои объятия, трижды расцеловал в щеки. Потом, обняв ее и Николая Дмитриевича за плечи, заторопился: - Все, все, бросайте казенные харчи, та поихалы. Галинка вже вареники з вишнею робит, вы ж з Марийкой любите. Мария в восторге взвизгнула, но потом, опомнившись, посмотрела на молча сидящего за столом отца Кирилла. - Ой, дядечку Гриша, познакомьтесь: это отец Кирилл, он служит неподалеку, в Остаховке. А это - папин друг, Григорий Петрович. Отец Кирилл встал и с чувством пожал руку Григорию Петровичу. Тот, прищурившись, посмотрел на отца Кирилла и вдруг воскликнул: - Батюшка, так це ж вы венчали мою Катеринку! Отец Кирилл развел руками, мол, он многих венчал, а потом, вдруг припоминая, спросил: - А вы тогда еще из церкви убежали весь в... - и он остановился, виновато глядя на Григория Петровича. - Точно! Ревел, як белуга, аж уся борода мокра була! Не каждый же день ридну внучечку за чоловика виддаю! Ну, все! Поихали до хаты! Батюшка, будьте гостем! - Да мне домой нужно ехать, хозяйка моя волноваться будет, - попытался возразить отец Кирилл, но Мария бросилась его уговаривать: - Я отвезу вас через два часа, поедемте!.. Она взяла его под руку, умоляюще заглядывая в глаза. Отец Кирилл слегка напрягся при ее прикосновении, и, осторожно отодвигаясь от нее, согласился на часок заехать в гости. - Вот уважили, батюшка! - обрадовался Григорий Петрович, и, потом, обняв Николая Дмитриевича, повел их всех к выходу из ресторана. - Пап! - окликнула отца Мария, напоминающе указывая взглядом на стоящую у стойки официантку. - Маруся, все в ажуре! - успокоил ее отец. Пристроившись на своей машине в хвост к "Ниве" Григория Петровича, Мария с отцом Кириллом быстро домчались до его дома. Дом у Григория Петровича был добротный - из белого кирпича, в два этажа и с подземным гаражом. На окнах красовались резные ставни, расписанные петухами и прочими украинскими узорами. Загнав в гараж вслед за дядей Гришиной "Нивой" своего "Ягуара", Мария вышла с отцом Кириллом из машины. Из дома к ним навстречу спешила полная пожилая женщина в полосатом переднике. Это была Галина Степановна, жена Григория Петровича. Расцеловав дорогих гостей и прослезившись при этом, она глянула на отца Кирилла, и, с любопытством повернувшись к Марии, спросила: - Марийка, это твой чоловик*? ____________________ * Чоловик (укр.) - муж, супруг.

Мария покраснела, и, бросив смущенный взгляд на отца Кирилла, тихо ответила: - Нет, тетя Галя, это наш знакомый, отец Кирилл из Остаховки. Но та, уже сама признав его, всплеснула руками, извиняясь за свою оплошность, и попросила у отца Кирилла благословения. Тот с невозмутимым видом благословил ее. Николай Дмитриевич и Григорий Петрович, стоявшие неподалеку, молча переглянулись и уставились на все еще пунцовую Марию и спокойного отца Кирилла. - Он вдовец, - шепнул на ухо Григорию Николай Дмитриевич. - Хочешь, шоб Марийка стала попадьей? - так же шепотом поинтересовался Григорий. - Не знаю, - растерялся Николай Дмитриевич. - Поживем-побачим, - здраво рассудил Григорий Петрович и повел друга в дом. Галина Степановна повела за ними следом Марию и отца Кирилла. Все еще смущенная Мария, поднимаясь по ступенькам в дом, бросила быстрый взгляд на отца Кирилла, невозмутимо идущего с ней рядом. В доме уже был накрыт стол. Из холодильника появились миски с холодным вишневым киселем, который здесь по обычаю ели ложками. А на кухне уже кипела кастрюля, ожидая первой партии вареничков...

Через час, когда они все еще сидели за столом, наслаждаясь кулинарными шедеврами Галины Степановны и отвечая на шумные вопросы хозяев, Мария заметила, что отец Кирилл начал украдкой поглядывать на ходики, висевшие на стене. Решив больше не удерживать его, Мария встала, и, поблагодарив Галину Степановну за вареники, кисель и другие вкусности, объявила, что ей нужно отвезти отца Кирилла домой. Хозяева вначале запротестовали, но отец Кирилл подтвердил, что дома его ждут дети и ему, действительно, уже пора ехать. Прочитав молитву и поблагодарив хозяев за гостеприимство, он на прощание благословил Галину Степановну и пожал руки мужчинам. Они вышли на улицу проводить их. - Марусенька, будь осторожна на дороге. И не задерживайся очень, тут быстро темнеет, и я буду волноваться, - попросил Марию отец. - Не волнуйся, пап, я мигом обернусь. Сев за руль, Мария осторожно вывела машину из гаража. Отец Кирилл сидел рядом с ней на переднем сидении, и теперь, развернувшись, ответно помахал рукой машущим им вслед старикам. - Хороший у вас отец, - задумчиво сказал отец Кирилл, повернувшись к Марии, когда они отъехали от дома Григория Петровича и свернули на центральную улицу. - Хороший, просто замечательный, - подтвердила Мария и осторожно спросила: - А ваши родители? Взглянув на Марию, отец Кирилл сказал: - Я вырос с мамой, она умерла несколько лет назад. А отец погиб на охоте, когда мне было шесть лет. - Скольких близких вы потеряли... - сочувствующе сказала Мария. - Да, - грустно согласился отец Кирилл. Они замолчали. Проезжая мимо магазина, Мария вдруг притормозила. - Отец Кирилл, вы посидите минут пять, - попросила она. - Я быстренько заскочу в магазин, куплю мальчикам чего-нибудь вкусненького... Отец Кирилл попытался ее остановить, но Мария не дала ему даже слова вымолвить: - И не возражайте, не возражайте, я не могу прийти к детям с пустыми руками, - сказала она и убежала. Оглядев в магазине стеллажи, она сгребла в пакет груду понравившихся ей упаковок с печеньем и конфетами. Пройдя мимо полки с соками (кому в деревне нужны консервированные соки?), она увидела галантерейный отдел. Среди разных бытовых вещей, типа скатертей, полотенцев, белья, игрушек, висели большие праздничные платки разнообразной расцветки. "Возьму вот этот Матрене Евлампиевне в подарок", - мгновенно решила Мария, увидев платок с кистями, на котором по сочному зеленому фону вились красные розы. Ее бабка такие большие платки обычно называла "плат" и носила его по праздникам, накинув поверх своего черного платка, который никогда не снимала с тех пор, как стала вдовой. Олесику Мария приглядела толстого пушистого зайца, и улыбнулась, представив, как малыш будет уютно спать с ним в обнимку. А Илье она купила большущий грузовик, в кузов которого тут же с облегчением поставила тяжелый пакет, и повезла за собой на веревочке. "Ну, коли всем подарки нашла, то надо и отцу Кириллу что-нибудь купить на память. Что же мне ему подарить?" - задумалась Мария, оглядывая магазин. Она представления не имела, что может пригодиться священнику. "Может быть, ремень подарить, хороший, кожаный? Он же брюки даже под рясой носит, значит, будет одевать и вспоминать. Хотя нет, слишком личная вещь получается - обвивать талию священника..." И тут Мария увидела красивый малахитовый чернильный прибор. Вещь была дорогая и долговечная. "Вот это, наверное, то, что надо - письма пишут все", - обрадовалась она. Неся под одной рукой зайца, а под другой - коробку с чернильным прибором, Мария вышла из магазина, осторожно выкатив за собой игрушечный грузовик, нагруженный остальными покупками. Отец Кирилл, увидев ее в окно, поспешно вышел из машины и направился ей навстречу. - Напрасно вы это, Мария, ничего не нужно было покупать! Зачем ребят баловать! - укоризненно сказал он Марии, снимая тяжелый пакет с грузовика. Открыв дверцу машины и укладывая подарки на заднее сидение, Мария спокойно ответила: - Затем, что обычно жизнь людей не балует, так пусть хоть в детстве порадуются! Бросив взгляд на ее роскошную машину, отец Кирилл недоверчиво посмотрел на Марию. Она правильно поняла его взгляд. - Это не жизнь меня балует, - усмехнувшись, сказала она, - а папа, и это разные вещи... Ну ладно, поехали? Отец Кирилл кивнул и сел в машину. Они выехали из города и помчались по шоссе. Увидев через полчаса знакомый поворот, за которым расстилались поля, Мария удивилась, насколько же это оказалось близко от Канева. Сообрази она это раньше, могла бы у дяди Гриши погостить, а не возвращаться к бабке. Хотя, с другой стороны, у бабки ее ждал папа. Так что, нет худа без добра... Свернув на повороте, Мария сбавила скорость и медленно поехала по дороге между обступившего их с двух сторон хлебного поля. Колосья за эти две недели еще больше поднялись и набрали силу. Вспомнив, как она тут в прошлый раз чуть не наехала на телегу басоголосого рыжего возницы, Мария рассказала об этом отцу Кириллу. Тот улыбнулся и предположил, что это был, судя по описанию, Тимофей, работающий в колхозе фуражиром. - По воскресеньям он поет в нашем в церковном хоре, - сказал он. - Голос у него замечательный. - Наверное, на фоне его баса тоненькие голоса ваших старушек звучат совсем по-ангельски, - предположила, улыбаясь, Мария. - В общем-то так, хотя на выходные сюда приезжает молодежь, которая работает в Каневе и в других ближайших городах. И многие приходят на службу со своими родителями или бабушками. И вообще, народу к нам много съезжается, особенно по праздникам. - Правда? А как же огород, скотина и прочие сельские заботы? - удивилась Мария, представляющая жизнь в деревне чем-то вроде добровольной каторги. Перед ее глазами стояла ее бабка, хоть и живущая в городке, но вечно копающаяся в огороде и хлеву, где у нее постоянно жила парочка кабанчиков. Мария ненавидела приезжать к ней на каникулы, потому что о телевизоре можно было забыть, а насчет погулять - так на это просто сил не оставалось. - Всему свое время... - ответил отец Кирилл. - К тому же вы не забывайте, что для деревенских жителей, у которых жизнь в основном сосредоточена на работе с землей и животными, приход в храм является не только обращением к Господу, но и общением друг с другом, это часть их культурной жизни, и даже отдыха, если хотите. Мария с удивлением посмотрела на отца Кирилла. Ей такая точка зрения не приходила в голову, ведь ее бабка в церковь не ходила. Николай Дмитриевич сказал как-то, что мать разуверилась в боге после того, как узнала, что ее муж погиб на фронте. Незаметно за разговором Мария и отец Кирилл подъехали к спуску в долину. Сбавив скорость и осторожно направляя машину по дороге между холмами, Мария ждала того памятного мига, когда взгляду откроется так поразившая ее в прошлый раз панорама. Отец Кирилл, взглянув на часы, предостерег Марию. - Будьте осторожнее, в это время внизу на дороге могут быть коровы, сейчас стадо как раз гонят с поля. И действительно, как только они спустились ниже, и холмы, наконец, расступились, открывая во всей красе долину, Мария увидела бредущих по шоссе и его обочинам коров. Она сбавила скорость до минимума, стараясь не очень приближаться к животным. Коровы, степенно несущие полные молока вымячки, неспеша шли перед лениво покрикивающим на них пастухом, следовавшим за ними с перекинутым через плечо длинным батогом*. ______________ * Батог (укр.) - кнут.

То с одной, то с другой стороны к стаду подходили хозяева, чаще всего ребятишки с хворостинами, и направляли коров по своим домам. Вдруг Марию что-то очень поразило. Она даже ойкнула. Отец Кирилл удивленно посмотрел на нее. - Отец Кирилл, поглядите: какой-то сумасшедший бедному теленку намордник одел! Он что - кусается? Священник посмотрел на теленка, который весело трусил за своей мамашей. На его симпатичной мордочке, и правда, был надет намордник с торчащими вверх двумя металлическими усами. Отец Кирилл рассмеялся: - Да нет, он не кусается. Он просто все молоко у матери на поле высосет, если его без намордника выпустить. А так она ему не дастся: как только он подлезет к ней с этими рожками, ей станет больно и она его отгонит. - Изуверство какое, бедная корова! - возмутилась Мария. - Да и теленка жалко, он что же, весь день бродит голодный? - Ну зачем же! Он травку щиплет - намордник ему при этом не мешает. Да и недолго ему ходить с таким украшением - до тех пор, пока не приучится есть только траву. - Нет, я бы так мучить животных никогда не смогла бы! - осуждающе покачав головой, сказала Мария, и внимательно поглядывая на коров, прибавила газу. - Можно я посигналю, может, они расступятся и пропустят нас? - Лучше не стоит, они могут испугаться. Да нам и не так далеко осталось, сказал отец Кирилл. Но в это время пастух, оглянувшись на их машину, снял кнут с плеча, и, шлепая им по земле, сам быстренько очистил шоссе, согнав коров на обочину. Мария, благодарно помахав ему рукой, нажала на газ, спеша оторваться от стада, и покатила по направлению к церкви. Подъехав к дому отца Кирилла, они остановились и вышли из машины. Мария забрала с заднего сидения подарки и вручила пакет и грузовичок отцу Кириллу, сунув себе под мышку зайца и тяжелую коробку с чернильным прибором. Нагруженный отец Кирилл осторожно открыл спиной калитку и придерживал ее, пока Мария не протиснулась мимо него, на мгновение прикоснувшись к нему. Ощутив прикосновение к бедру отца Кирилла, Мария, как ошпаренная, отскочила от него. Сам же отец Кирилл то ли не придал этому значения, то ли сделал вид, что ничего не заметил... По крайней мере, он спокойно проследовал в дом. Открыв двери, они вошли в горницу, в которой никого не было. Из-за полуприкрытой двери в соседнюю комнату доносился голос Матрены Евлампиевны, напевающей колыбельную. Мария прислушалась, удивляясь, что та так рано укладывает детей спать. Котя, котя, коточек, З'ив сметанки вершочек, Тай божиться - то не я, Мабуть кицынька моя, а-а-а... пела Матрена Евлампиевна. Мария подошла к двери, и, приоткрыв ее пошире, заглянула в комнату. В углу, на матрасике, сидел Илья и строил из кубиков дом, а Матрена Евлампиевна носила на руках Олесика, покачивая его и напевая. Отец Кирилл тоже подошел к двери, и через плечо Марии заглянул в комнату. Илья заметил их, и, вскочив на ноги, радостно побежал к ним навстречу. Мария отступила в сторону, пряча за спину зайца. Отец Кирилл, быстро поставив пакет и грузовик на пол, подхватил Илью на руки, и обнял его, а потом шутливо затормошил, отчего тот пронзительно заверещал. Мария с улыбкой смотрела на них и вздрогнула, когда сзади, у ее уха, раздалось не менее оглушительное: - На, на, на!.. Повернувшись, она увидела, как Олесик, у которого сна не было ни в одном глазу, тянул к ней свои ручки. - Олесенька, - умилилась Мария, и, положив на стол зайца и коробку с подарком отцу Кириллу, подхватила малыша на руки. Тот, крепко обняв Марию, положил голову ей на плечо, но тут же отстранившись, посмотрел на нее огромными глазами и перевел взгляд на стол - на зайца. Указав пальцем на игрушку, Мария спросила Олесика: - Дать? - Дать! - согласился тот и даже пальчиками зашевелил в нетерпении. Мария поднесла его к столу и наклонила к игрушке. Олесик вцепился обеими руками в зайца и прижал его к себе, зажмурившись. Они были почти одного роста. - Что сказать надо, Олесик? - спросила Матрена Евлампиевна. - Сиба, - выдохнул мальчик. Мария поцеловала его в щечку. - На здоровье, солнышко. И тут она заметила, что ножка Олесика перебинтована. - Что случилось? - обеспокоенно спросила она у Матрены Евлампиевны. - Ничего страшного, только что упал, разбил коленку, - успокоила ее Матрена Евлампиевна. - Я промыла, положила травки и завязала, чтобы она держалась. Крику, правда, было!.. Пришлось качать его. Ничего, до свадьбы заживет. Ну-ка, Олесик, покажи бабе Мотре, кто это у тебя такой? - Не! - малыш, прижав зайца к себе, отвернулся, загораживая его телом. Мария укоризненно сказала ему: - Олесик, ай-яй-яй, покажи бабушке зайчика. Где у зайчика ушки? - Осё, - быстро показал Олесик длинное ухо игрушки и тут же спрятал его себе под мышку. - А у Олесика где ушки? - смеясь, спросила Мария. Мальчик на мгновение задумался, а потом, прижав зайца животом к груди Марии, поднял обе руки и потянул себя за уши: - Осё, маиньки... - И, правда, маленькие... - рассмеялся отец Кирилл, который стоял рядом, держа Илью на руках. Мария села на лавку, и, усадив Олесика вместе с зайцем себе на колени, посмотрела на Илью: - Илюша, а что это там стоит на полу? Илья повертел головой и увидел грузовик. - Масина... - восхищенно ответил он. - Ба-а-альсая... - и запросился с рук отца Кирилла на пол. Отец Кирилл опустил его рядом с грузовиком. Мальчик присел на корточки перед игрушкой и осторожно тронул ее пальцем. - Возьми веревку, машинку можно катать, - предложила ему Мария. Илья взял веревку и потянул ее на себя, грузовик легко сдвинулся с места и подъехал к Илье. Олесик, сидящий на руках Марии, изумленно вскрикнул, и, выгнувшись, быстро сполз с ее коленей на пол. Крепко прижимая к себе своего зайца и путаясь в его свисающих до пола ногах, он побежал к игрушке. Приблизившись к ней, Олесик остановился, а потом повернувшись спиной к грузовичку и оглядываясь на него, оттопырил попку, примерился и сел прямо в кузов. Илья шумно запротестовал, но Мария тут же вмешалась, стремясь предотвратить ссору: - Илюша, подожди, эта машина должна перевозить грузы, поэтому ее и называют грузовик. Отвези-ка Олесика вон туда - там у вас будет остановка. Мальчик недоверчиво посмотрел на Марию, потом на Олесика, восседавшего с довольным видом в кузове вместе со своим зайцем, и кивнул. Потянув веревку, он немного поднатужился и сдвинул грузовик с места. Мария хотела ему помочь, но Илья боком отодвинул ее: - Сам! - и покатил грузовик в соседнюю комнату, где в углу на матрасике лежали игрушки. Олесик восторженно закричал: - Ехаю, ехаю!.. Когда они добрались до матрасика, Мария подошла к ним. - А теперь нужно посадить в машину вот этих пассажиров, - она указала на резинового мишку, белочку с пушистым хвостом и другие игрушки, - и их тоже покатать. Олесик с готовностью выбрался из кузова, посадил в него своего зайца, и принялся помогать Илье усаживать рядом с зайцем остальные игрушки. Оставив детей заниматься своими делами, Мария вернулась в горницу. Подняв с пола пакет, она поставила его на лавку, достала из него сверток с платком и повернулась к Матрене Евлампиевне. - Вам я тоже привезла подарок, - сказала она, протягивая сверток старушке. Матрена Евлампиевна изумленно приняла сверток из ее рук и развернула. - Ой, спасибо, дитятко! - воскликнула она, и, сняв упаковку, встряхнула платок, который тут же расправился во всю ширь. - Пойду, в зеркало погляжусь, - смущенно добавила она и поспешила в соседнюю комнату. Повернувшись к отцу Кириллу, Мария посмотрела на него, и, улыбнувшись, сказала: - И вам, отец Кирилл, я тоже хочу оставить кое-что на память... Примите от меня вот это, - и она указала на лежащую на столе коробку. - Мария, - недовольно покачал головой отец Кирилл. - Напрасно вы потратились. - Не обижайте меня и примите мой подарок, - тихо попросила она. Отец Кирилл вздохнул, и, молча подойдя к столу, принялся развязывать коробку. Открыв ее, он развернул бумагу и заглянул внутрь. Марии не было видно его лица, поскольку он стоял к ней спиной, она только заметила, что спина его вдруг напряглась. "Неужели не понравилось?" - расстроилась она. Наконец отец Кирилл повернулся к ней, помолчал, внимательно разглядывая ее, а потом сказал: - Благодарю вас! Пойдемте со мной... Взяв коробку с подарком, он направился к еще одной двери, выходящей в горницу, и, толкнув ее, вошел в темную комнату. Мария, следовавшая за ним, остановилась на пороге. Единственное окно, почти полностью скрытое листвой растущей под ним яблони, едва пропускало свет. Отец Кирилл зажег настольную лампу, и пораженная Мария увидела совершенно не вписывающийся в стиль деревенского дома настоящий кабинет, почти такой же, как у нее - вдоль стен тянулись полки с многочисленными книгами, в углу стоял большой шкаф, а у окна - письменный стол, обтянутый темно-зеленым сукном, и два кожаных кресла. - Проходите, - пригласил ее отец Кирилл. Мария вошла в кабинет, с любопытством оглядывая обстановку. В воздухе знакомо пахло старой кожей и книгами, это был особый, библиотечный, запах, с детства любимый ею. - Священник должен много читать, - сказал отец Кирилл, заметив ее реакцию, и улыбнулся. Осторожно вытащив чернильный прибор из коробки, он поставил его на стол, и оглянулся на Марию. Она поразилась: - Как будто здесь и был! И, действительно, малахитовый прибор утвердился на зеленом сукне стола так, словно он стоял здесь всегда. Полюбовавшись на него, отец Кирилл отошел к шкафу, открыл заскрипевшие дверцы и достал с верхней полки большую коробку. Поставив ее на стол, он вынул из нее иконку в серебрянном окладе, связку расписанных свечей и маленькую коробочку. Вернув коробку на место, он плотно закрыл шкаф и повернулся к Марии. Глянув на нее, он задержал взгляд на ее груди. Мария инстинктивно прикрыла грудь рукой и отступила. Отец Кирилл спокойно перевел взгляд на ее лицо и спросил: - Вы, я вижу, крестик не носите? Крестика у Марии, действительно, не было - она потеряла его, когда срывала с себя ставший ей ненавистным свадебный наряд. Выскочив тогда раздетая на площадку, благо на нее выходила только дверь ее квартиры, она скрутила платье и фату в тугой узел и сбросила их в мусоропровод. И только потом, уже в пути, не почувствовав знакомого ощущения на груди, она поняла, что сорвала крестик вместе с платьем. - Не ношу, - подтвердила Мария. - Вернее, сейчас у меня его нет, но я крещенная. Удовлетворенно кивнув, отец Кирилл открыл маленькую коробочку, достал из нее крестик на витой золотой цепочке, и подошел к Марии. Зайдя ей за спину, он бережно отвел в сторону волосы с ее плеч и застегнул цепочку, слегка прикоснувшись к шее Марии теплыми пальцами. Это мимолетное прикосновение почему-то сильно взволновало ее. Она смущенно глянула на отца Кирилла, и, прошептав слова благодарности, опустила взгляд к себе на грудь - золотой крестик, украшенный мелкими рубинами, уютно устроился в ложбинке у нее на груди. Отец Кирилл отошел к столу, взял в руки свечи и иконку, и, протянув их Марии, сказал: - Примите от меня эти подарки. Я привез их из самого Иерусалима, они освящены в Храме Гроба Господня. Вот здесь тридцать три свечи по числу прожитых лет Господом нашим Иисусом Христом на нашей многогрешной земле. А это иконка Божьей матери. И да хранит Вас Господь. Вручив подарки Марии, он перекрестил ее. Мария с благодарностью склонила голову и поцеловала его руку. - Спасибо, отец Кирилл, - прошептала она, прижимая иконку и свечи к груди. Улыбнувшись и посмотрев в ее искренние благодарные глаза, отец Кирилл вдруг наклонился и поцеловал ее в лоб, погладив при этом ее по волосам. Она ошеломленно посмотрела на него и залилась румянцем. - Гляньте на меня, чем я не молодыця! - раздался за спиной Марии голос Матрены Евлампиевны. Повернувшись, Мария увидела старушку, которая подбоченясь, стояла на пороге кабинета с накинутым на плечи подаренным платком, почти полностью скрывавшим ее маленькую округлую фигурку. Глаза Матрены Евлампиевны по-молодому сияли, щеки горели румянцем под цвет розам, вытканным на платке. - Эх, кума не журыся, туды-сюды поверныся! - притопнула старушка ногой в шутливом танце, и уголки повязанного на ее голове домашнего платка встрепенулись у нее надо лбом. Мария и отец Кирилл рассмеялись. - Вам очень к лицу! - признала Мария, довольная тем, что не прогадала с подарком. - Носите на добрую память! - Спасибо, дитятко! - ответила Матрена Евлампиевна, и, подкатившись к Марии, поцеловала ее в щеку. - Ой, да что это я! Обед-то готов, сейчас вот только чайку заварю, и стол накрою. - Нет, нет, нет, - заторопилась Мария. - Мне ехать пора, а то папа будет беспокоиться, да и обедали мы уже. - Не беспокойтесь, Матрена Евлампиевна, мы, действительно, пообедали в городе, - подтвердил ее слова отец Кирилл, и, повернувшись к Марии, он спросил: - Может быть, вы побудете еще немного? - Нет, нет, спасибо, я поеду, - сказала она. - Вы же помните, что папа просил меня приехать засветло... Кивнув, отец Кирилл развел руками: - Ну что ж, был очень рад вас повидать. Передавайте поклон вашему батюшке, я был очень рад с ним познакомиться, и спасибо, что довезли меня домой. И за подарки тоже большое спасибо... - Ну что вы, отец Кирилл, не стоит благодарности, - сказала Мария, выходя из кабинета в горницу, где Олесик и Илья уже увлеченно занимались разгрузкой своего грузовика. Вспомнив, что в пакете, который она оставила на лавке, лежат еще конфеты и печенье, Мария повернулась к Матрене Евлампиевне и тихо сказала, указав на пакет: - Там еще ребятам гостинцы сладкие. Подойдя к детям, она присела рядом с ними на корточки, и протянула руку: - До свидания, мальчики. Илья, отвлекся от машины, и, посмотрев на Марию, серьезно пожал ее руку. Олесик же продолжал возиться со своим зайцем, сосредоточенно пытаясь вновь усадить его в грузовик так, чтобы его длинные ноги не свисали с кузова. Мария погладила малыша по русой головке и поднялась. Но когда она направилась к двери, Олесик оглянулся, и, сообразив, что Мария уходит, побежал за ней. Обхватив руками ее ногу, он повис на ней и громко заплакал. Мария от неожиданности остановилась. - Олесенька, да что ты, маленький, не плачь! - попыталась она его утешить, но он только сильнее расплакался. Сунув в руки отцу Кириллу иконку и свечи, которые она все еще прижимала к груди, Мария подхватила Олесика на руки, и, положив его головку к себе на плечо, стала шептать ему что-то на ушко. Мальчик затих, судорожно обхватив ее шею руками. Повернувшись к молча стоявшим рядом отцу Кириллу и Матрене Евлампиевне, Мария растерянно посмотрела на них, спрашивая взглядом, что делать. Старушка повела вокруг опытным взглядом, ища, чем бы отвлечь малыша, а потом, найдя идеальное решение, подхватила пакет с гостинцами с лавки, унесла его в соседнюю комнату и высыпала содержимое на матрасик. Вернувшись в горницу, она позвала ребят, издалека показывая им яркую пачку печенья: - А поглядите, что у бабы Мотри есть? Илья заинтересованно поспешил к Матрене Евлампиевне. Олесик тоже повернул голову и посмотрел на печенье заплаканными глазами. - Пойдем, Олесенька, посмотрим, - предложила ему Мария. Он протянул руку к Матрене Евлампиевне, держащей печенье. Мария поднесла малыша к старушке, та быстро перехватила его к себе на руки со словами: - Ну-ка, ну-ка, пойдемте, посмотрим, а что это там у нас в уголочке лежит... Пропустив в комнату Илью, который уже радостно спешил к лежащей на матрасике красочной груде, Матрена Евлампиевна закрыла за собой дверь, сказав напоследок: - Счастливого пути, дитятко! Приезжай до нас еще. Храни тебя Господь! Проводив Марию до машины, отец Кирилл вернул ей иконку и свечи, которые она тут же бережно уложила в сумку. Усевшись на водительское место, Мария посмотрела на священника долгим прощальным взглядом и спросила: - Отец Кирилл, вы позволите мне вам написать? - Да, конечно, буду очень рад, - ответил он, серьезно глядя на нее. - И даже обещаю вам ответить, тем более, что у меня теперь есть такой замечательный письменный прибор. - Тогда я вам сразу же напишу, как только вернусь в Петербург. Спасибо вам за все, - сказала она, невольно накрывая рукой висящий на груди подаренный им крестик. Он проследил взглядом за ее рукой, улыбнулся и кивнул, отступая от машины. Мария захлопнула дверцу и завела мотор. Развернувшись, она помахала отцу Кириллу рукой, и выехала на дорогу. В зеркало заднего вида она увидела, как он поднял руку и перекрестил ее вдогонку. "Это самый удивительный человек из всех встреченных мною за последние годы!" - подумала она, чувствуя, как у нее впервые за эти дни просветлело на сердце. Глядя на проносящиеся мимо холмы, поля и деревни, Мария все время возвращалась мыслями к отцу Кириллу. Каждый раз прикасаясь к крестику, она чувствовала, как этот согревшийся на ее груди кусочек металла, хранящий тепло рук отца Кирилла, наполняется для нее не только религиозным смыслом поклонения Богу, замученному на кресте, но и становится символом духовной связи людей друг с другом. Связи, которую единственно и можно назвать человеческой, когда человек человеку человек, а не средство для достижения своих целей.

Подъехав через час к дому Григория Петровича, Мария коротко посигналила и вышла из машины. На дворе было тихо, но в окнах дома гостеприимно горел свет. Мария поднялась на крыльцо, и, постучав, открыла дверь. - Пап, тетя Галя! - позвала она. - Я вернулась. - Марийка, я тут. Проходь в комнату, - отозвалась Галина Степановна. - А я думала то соседи гудят... Сидай, я тоби чайку зараз налью. А може ты повечеряешь? - Нет, спасибо, я есть не хочу, а вот чаю я с удовольствием выпью, сказала Мария, садясь за стол, и спросила: - А папа где? - А батька твий з дядькою Григорием пишли у город. Пидчипили друг друга пид ручку, та десь гуляють... Мария представила эту картинку и улыбнулась. Галина Степановна налила ей большую кружку чаю, и, сняв рушничок с миски, подвинула ее, полную румяных коржиков, к Марии. - Ешь, донечка, я зараз ще сметанки до коржиков дам, - сказала она и вышла на кухню. Вернувшись с глечиком* сметаны и пустой миской, она поставила миску перед Марией, сыпанула туда горсть коржиков и залила их сметаной. _______________ * Глечик (укр.) - глиняный кувшин без ручки.

- Нехай трошки настояться, - сказала она удивленно наблюдавшей за ее действиями Марии. Через пять минут, Мария с наслаждением жевала сладкие коржики, пропитанные сметаной, запивая их чаем. Ей вспомнилась колыбельная про котика и сметанку, которую сегодня пела Олесику Матрена Евлампиевна. Вспомнила она и несчастного теленка. - Представляете, тетя Галя, а я сегодня видела теленка в наморднике с металлическими шипами! Отец Кирилл сказал, что это для того, чтобы корова его не подпускала к вымени. Но это же какое-то зверство! - Донечка, а шо ж робить, колы вин усе молоко ссосёт? Корову с поля пригонят, а доить нема чого! Я, правда, нашей Квитке тильки дойки навозом мазала... - Фу-у-у, - поморщилась Мария, представив ощущения бедного теленка, попробовавшего эдакий деликатес вместо маминого молочка... - Яко там фу! - отмахнулась Галина Степановна. - Друго теля оближет навоз за милу душу, а потом, як насос все молоко с коровы и вытягнет. Наш аристикритичней был, с навозом не брал. Так сама Квитка чудила... Пригонят ее с поля, а она молоко держит, не выпускает в вымя, пока теля к ней не подпущу. Покормит его трошки, тильки потим дае себя подоить. Так тут треба ще его вовремя отогнать... Цела морока з малыми! Напившись горячего чая с коржиками, Мария почувствовала, что ее начало клонить в сон. Они сегодня с отцом рано поднялись, да и несколько часов, проведенных за рулем, начали сказываться. - Донечка, да ты зовсим зморилась, пишлы, я тоби постелю, лягай спать, а то поки наши хлопцы возвернуться! - сказала Галина Степановна, глядя на клюющую носом Марию. Мария поплелась за ней в соседнюю комнату. Кое-как раздевшись, она легла на перину, и, провалившись в ее жаркие объятия, мгновенно погрузилась в сон. Спала она безмятежно, не проснувшись даже тогда, когда через час к ней в комнату на цыпочках зашел отец и накрыл ее одеялом, сброшенным ею на пол.

На следующий день Мария проснулась бодрой, в прекрасном настроении, которое было обычным в ее досвадебной жизни. Помывшись, Мария вышла к столу, что-то вполголоса напевая, и радостно перечмокала отца, Григория Петровича и Галину Степановну. Отец, оценив ее настроение, многозначительно посмотрел на Григория Петровича. Тот ухмыльнулся в бороду и тут же сделал невинное лицо, увидев, что Мария подозрительно посмотрела на них. - Как довезла вчера отца Кирилла? - спросил ее Николай Дмитриевич. - Все было хорошо! По дороге накупила его детям подарков, они так радовались! Пап, у него такие замечательные дети! - Дети все замечательные, - добродушно заметил отец. - Я бы не прочь получить от тебя парочку внучат-карапузов... Мария, помрачнев, посмотрела на него и тихо сказала: - Пап, не надо... Ты сам знаешь, кто для этого нужен... - Все, все, не буду, не буду... - виновато поднял руки Николай Дмитриевич, поняв, что эта тема пока необсуждаема. - А мне отец Кирилл на память иконку подарил, свечи из Иерусалима, и вот этот нательный крестик, - вновь повеселев, похвасталась Мария, демонстрируя крестик на груди. - А який гарный! - восхитилась Галина Степановна, надев очки и внимательно рассматривая отблескивающий рубиновыми бликами крестик. - Я таких николы и не бачила! А Николай Дмитриевич с Григорием Петровичем вновь молча переглянулись, заметив, как светлеет лицо Марии, при упоминании отца Кирилла.

Проведя два дня у Григория Петровича и Галины Степановны, Мария и Николай Дмитриевич засобирались домой. Нагрузив бедного "Ягуара" под завязку разносолами, хозяева взяли с Николая Дмитриевича и Марии обещание, что на следующий год они обязательно снова приедут к ним в гости. Доставив отца в аэропорт Борисполя, Мария проводила его на самолет, а сама, заправив полный бак, неспеша двинулась домой своим ходом, благо трасса на Петербург была хорошей. Двигаясь по направлению к дому, Мария вспоминала события последних недель и думала о том, что пришла пора отпустить прошлое и начать строить новую жизнь. Университет ею уже закончен, семейной жизни не получилось, значит, нужно решать, чем ее заменить. Может, и правда, как советует отец, открыть свою фирму и начать работать... А там видно будет... "Решено! Да будет карьера!" - твердо сказала себе Мария, и, притопив педаль газа, понеслась по трассе, уже горя желанием быстрее приступить к осуществлению своих планов.

Глава четвертая

Прошло почти полгода. Поздняя дождливая осень плавно переползала в слякотную зиму, погружая петербуржцев в полусумеречное существование под серым клубистым небом, как будто навечно зависшим над самой головой. Досадуя на Вику, Мария ехала после работы домой к отцу за вином. Теперь ей еще придется сломя голову мчаться к себе на квартиру и готовить стол, чего ей совершенно не хотелось делать в этот промозглый вечер. Но принимать Вику с ее новым другом в папином доме ей было неудобно. Вике же просто загорелось показать своего приятеля Марии, словно та была экспертом по ее мужчинам. Вокруг красивой Вики всегда вились парни, а теперь, когда она почти в неглиже снялась в клипе одного из известных певцов, от мужчин просто не стало отбоя. Вот Вика, совсем растерявшаяся от обилия поклонников, и решила обратиться к подруге за советом. А дело было в том, что недавно на съемках Вика познакомилась с парнем, который не стал традиционно увиваться за ней, а, наоборот, вроде как даже снисходительно позволил ей обратить внимание на себя. Уставшая от назойливости своих кавалеров, Вика даже обрадовалась, посчитав, что наконец-то встретила спокойного и достойного человека. "Возможно, это мое счастье", - сказала она Марии, договариваясь с ней о встрече. Выйдя из лифта, Мария только-только начала отпирать дверь, как вдруг из-за нее послышалась трель телефонного звонка. Распахнув дверь, Мария, сбрасывая на ходу сапоги и путаясь в длинных полах пальто, побежала к телефону. - Алло! - запыхавшись, выкрикнула она в трубку. - Добрый вечер, будьте добры Николая Дмитриевича, - прорвался сквозь треск телефонной связи густой мужской голос и вдруг, после секундной паузы, спросил: - Мария?.. - Да, это я, - подтвердила она, а потом, осознав, чей это голос, ошеломленно воскликнула: - Отец Кирилл, неужели это вы?! Вы где? - Я здесь, в Петербурге. Звоню вам пятый день, никто не подходит, вот решился вашего отца побеспокоить. - А я временно жила у папы, он тут приболел, сегодня первый день, как вышел на работу. Вы надолго? Почему не написали, что едете? Где вы сейчас? Где вы остановились? - продолжала закидывать его вопросами Мария, чувствуя, как у нее почему-то вдруг начало колотиться сердце. Дождавшись паузы в потоке ее вопросов, отец Кирилл ответил: - Я остановился у приятеля. А сейчас я в метро "Площадь Александра Невского". - Никуда не уходите! Прямо замрите на месте! Я сейчас приеду и заберу вас! Вы на какой станции? - Там, где гостиница "Москва", - сообразив, о чем она его спрашивает, ответил он. - Все, ждите меня в вестибюле, я скоро буду! - решительно сказала Мария, и, не оставляя ему шанса возразить, быстро повесила трубку. Заметавшись по квартире, она лихорадочно соображала, что ей нужно сделать в первую очередь. "О Господи! Вика же еще!" - с досадой вспомнила она и огорчилась возможности отменить встречу уже не было. "Ладно, постараюсь их побыстрее принять", - решила она и побежала на кухню за продуктами. Распахнув холодильник, она вытащила две бутылки французского вина "Шатонеф дю Пап". - Chateauneuf du Pape, - с удовольствием произнесла она его название по-французски, которое, как ей казалось, вкусно перекатывалось во рту, оставляя после себя кисловато-освежающий привкус этого замечательного красного вина. Вот только "du Pape" ассоциировалось у нее с оливкой, но оливки были "из другой оперы", они ведь подавались, в основном, с мартини... Подумав об отце Кирилле, она добавила к двум бутылкам еще бутылку белого "Шабли Премьер Крю", побросала в пакет несколько свертков и упаковок с разными деликатесами, которыми ее отец, обожавший поесть, доверху забивал холодильник, и потащила все это к выходу. "Так, надо еще папе записку оставить, чтобы не ждал меня сегодня", мимоходом подумала Мария, и, поставив пакеты у двери, торопливо направилась к отцу в кабинет за ручкой и бумагой. Наконец собравшись, Мария распахнула дверь, но, вспомнив о самом главном, повернулась к зеркалу и критически оглядела себя. "Вид несколько взъерошенный, но ничего", - решила она, и, захлопнув дверь, побежала вниз, перескакивая через две ступеньки и игнорируя лифт, не желая ждать "три часа", пока он перестанет елозить между этажами, развозя ленивых или нагруженных покупками соседей. К площади Александра Невского Мария пригнала своего, замызганного "по уши" грязью, "Ягуара" в совершенно рекордные сроки. В возбуждении, то ли от дорожной гонки, то ли от предстоящей встречи, она бросилась ко входу в метро, оскальзываясь на как будто специально сберегаемых дворниками потеках льда. Вбежав в вестибюль станции метро, она быстро огляделась в поисках отца Кирилла, и тут же узнала его высокую фигуру. "Ох..." - как-то по-женски вырвалось у нее, и она почувствовала, как ноги сами понесли ее в его сторону. Отец Кирилл стоял у стены и что-то читал, изредка поглядывая на вход. Густые кудри, ощутимо подросшие с их последней встречи, разметались по плечам его темного пальто, делая его похожим скорее на мятежного поэта, чем на умиротворенного священника. В руках у него был букет темно-красных роз. Мария замедлила свой шаг и тихо подошла к нему. Подняв глаза, отец Кирилл увидел ее, и лицо его осветилось широкой улыбкой. Одновременно сделав шаг навстречу, они вдруг оказались так близко друг к другу, что Мария даже уловила уже знакомый ей запах отца Кирилла - что-то среднее между воском, ладаном и розовым мылом. Подняв лицо, она сказала: - С приездом, отец Кирилл, я так рада вас видеть! - и привстав на цыпочки, троекратно поцеловала его в обе щеки. Отец Кирилл, замерший, было, в начале от неожиданности, на третьем поцелуе сделал движение навстречу Марии, и тоже поцеловал ее в щеку, слегка коснувшись ее лица своей мягкой бородкой. Также одновременно они отступили друг от друга и замерли, глядя в глаза и словно не в силах отвести взгляда. Как по волшебству смолк шум вокруг, перестали существовать окружающие люди. Только их глаза жили в этом заколдованном пространстве, задавая и отвечая на вопросы, которые еще не решились бы задать их губы... Спохватившись, отец Кирилл вручил Марии букет роз, и время вновь скачками побежало вперед, завертевшись ускоренной кинолентой: вот они сели в машину, вот уже мчатся по улицам, а вот уже входят в ее квартиру, затаившуюся в темноте вечера на третьем этаже сталинского дома по Московскому проспекту. - Проходите, отец Кирилл, милости прошу в мою обитель, - пригласила Мария, включая свет в холле. Отец Кирилл, держащий в руках многочисленные пакеты, которыми нагрузила его у машины Мария, с любопытством окинул обстановку взглядом. Холл ее квартиры был совершенно не похож на привычные типовые прихожие во-первых, был просторным, во-вторых, вдоль его стен разместилась старинная мебель - высокое, от пола до потолка, зеркало в раме с золотым левкасом и двумя бронзовыми подсвечниками по бокам, небольшой овальный деревянный стол на одной ножке с орлиными лапами в основании и кожаное кресло в углу. Простенки между несколькими дверьми занимали стеллажи с книгами. В углу, справа от входа, стояла вешалка из гнутого дерева с подставкой для зонтов, куда, наверное, в свое время ставили и трости. На полу раскинулся большой палевый ковер. И даже телефон, стоящий на столе под настольной лампой с кремовым абажуром, был стилизован под старину. Так и казалось, что сейчас войдет лакей и с изысканным поклоном предложит принять у них верхнюю одежду. Мария положила розы на стол и быстро сняла сапоги. Сунув ноги в домашние туфли с помпонами, она забрала у отца Кирилла пакеты. - Раздевайтесь, пожалуйста, я сейчас, - сказала она и понесла пакеты в кухню, скрывающуюся за одной из дверей, выходящих в холл. Отец Кирилл снял пальто, и, повесив его на плечики, озадаченно покосился на свою забрызганную грязью обувь. Мария, появившаяся из кухни с вазой для цветов, поняла его замешательство. Поставив вазу на стол и опустив в нее розы, она быстро сняла и повесила свое пальто на вешалку, после чего скрылась за второй дверью и вынесла оттуда мужские тапочки. - Посмотрите, подойдет вам размер? Это папины... - Да, спасибо, думаю, будут в самый раз, - поблагодарил ее отец Кирилл, снимая обувь. Мария, тщательно скрывая свое удивление, окинула взглядом его дорогой и стильный темный костюм - отец Кирилл как будто сошел с обложки журнала мод. "Вот это да! Не представляла, что священники могут так одеваться!" восхитилась про себя Мария, осознавая мужскую привлекательность его высокой и стройной фигуры. - Ну что, может быть, я сначала покажу вам мою квартиру? - дождавшись, когда он переобуется, несколько смущенно спросила его Мария. - С удовольствием посмотрю. У вас тут очень необычно и красиво, словно в прошлый век попал, - ответил отец Кирилл, снова окидывая взглядом холл. - Я выросла в старинной обстановке бабушкиной квартиры, и моя мечта была иметь свой собственный дом в том же стиле. Папа купил мне эту квартиру шесть лет назад, когда я поступила в университет. Постепенно я здесь все сделала так, как мне мечталось. Распахнув дверь в одну из комнат, Мария включила свет, и отец Кирилл восхищенно замер: восьмирожковая старинная хрустальная люстра осветила роскошную гостиную. Переливаясь всевозможными цветами и оттенками, искрились грани хрусталя в горке, где среди фарфоровой посуды и статуэток, высились потрясающей красоты затейливые бокалы. В углу стоял небольшой салонный рояль, оформленный "под орех". В другом углу стояли большие напольные часы с маятником и тумба с телевизором, видеомагнитофоном и музыкальным центром. Посреди гостиной расположился круглый стол, окруженный шестью стульями с резными спинками. На стенах висели три старинные картины в богатых рамах. Все это великолепие подчеркивалось толстым ковром кофейного цвета, почти полностью покрывающим светлый паркет, и тяжелыми кремово-золотистыми бархатными портьерами, нижнюю часть которых скрывала спинка мягкого дивана с валиками по бокам. - Какая красота! Как в музее... И вы тут живете? - поразился отец Кирилл. - Раньше в так называемых музеях тоже люди жили, - рассмеялась Мария. Хотя не скрою, стоит это все недешево. - Надо думать! - согласился отец Кирилл, и, подойдя к роялю, едва касаясь, провел тыльной стороной ладони по его полированной поверхности. - Вы играете? Мария, в это время вытаскивающая из нижней части горки белую накрахмаленную скатерть, ответила: - А как же! Я вообще получила разностороннее образование - помимо университета за спиной еще музыкальная и художественная школы. Мы с папой никак не могли определить, к чему меня больше тянет - к музыке или рисованию, и, в конце концов, решили не рисковать и заняться и тем, и тем. Вот эта картина - моя копия работы одного итальянского художника... Я сделала ее лет шесть назад. - Ну?! - поразился отец Кирилл, подходя поближе и изумленно рассматривая холст, практически неотличимый для неискушенного взгляда от старых полотен. - Да вы талантливы! И что же, вы продолжаете писать? Расстилая скатерть на столе и разглаживая линии сгиба рукой, Мария отрицательно покачала головой: - Сейчас практически нет. Выяснилось, что у меня есть еще и третья страсть - языки. Последние годы я занималась, в основном, ими, они потребовали меня всю, без остатка. Кстати, можете меня поздравить, я поступила в аспирантуру. Через две недели уезжаю в Мюнхен на три месяца в деловую командировку, заодно на месте смогу начать собирать материал для диссертации, который отсюда не найти даже через интернет. Знаете, что такое интернет? - Наслышан от своего друга... У него как раз рекламное интернет-агентство. А насчет аспирантуры, действительно, поздравляю! Однако, как вы это будете совмещать с работой? Насколько я понял из ваших писем, вы открыли свою фирму? - Да, папа помог. Мы открыли агентство бизнес-перевода. - И чем конкретно вы занимаетесь? - Опираясь на папины связи, я обеспечиваю фирмы переводчиками для переговоров здесь. А иногда выезжаю с клиентами за рубеж на международные встречи. Папины друзья-бизнесмены любят брать "туда" своих, проверенных, переводчиков. А поскольку многие из наших клиентов знают меня не один год, то это вносит в наши деловые отношения уверенность и доверие даже в щекотливых ситуациях. Озабоченно посмотрев на Марию, отец Кирилл заметил: - Однако знание этих щекотливых ситуаций может быть для вас небезопасным... - Ой, ну что вы! Они ничем таким особенно тайным и рискованным не занимаются, хотя, конечно, свои секреты есть в каждом деле... - с улыбкой возразила Мария, а потом добавила: - И мы гарантируем сохранность этих секретов... Ну что, пойдемте дальше? - Пойдемте. Выйдя обратно в холл, Мария открыла еще одну дверь. - Здесь находятся мой кабинет, а за ним спальня. Бросив мельком взгляд в дверной проем спальни, и заметив небольшую кровать, застеленную цветным покрывалом, отец Кирилл быстро отвел глаза и сосредоточился на кабинете. Здесь тоже царил мир книг. Все три стены кабинета занимали книжные шкафы. Корешки книг с русской классикой сменялись корешками с иностранными названиями. Отец Кирилл с удивлением заметил среди английских и немецких наименований, греческие и даже санскритские издания. Во всю ширину окна разместился старинный письменный стол, на котором вполне органично смотрелся монитор и клавиатура компьютера. Поскольку стол был большим, как говорится: "мечта поэта", на нем оставалось еще достаточно много места для бумаги и других необходимых письменных принадлежностей... Вдруг отца Кирилла заинтересовала лежащая на столе толстая книга в яркой целлофанированной обложке. - Игнат Филаретов. "У страха глаза рыси"... - прочел он вслух и вопросительно посмотрел на Марию. - Потрясающая вещь! Я даже подумывала, а не предложить ли мне автору ее перевести... Хоть и детектив, но безумно интересный и, главное, познавательный, и без этих традиционных луж крови с горами трупов. Мне вообще нравится этот автор, у меня есть все его книжки. А открыл мне его мой папа. Года три назад он заболел и попросил купить ему что-нибудь легкое почитать. Я выбрала на лотке одну книжку, мне название понравилось, а потом отец звонит - в диком восторге, и говорит: просто зачитался! Вот с тех пор и собираем книги Филаретова. Похоже, он очень образованный, интересный человек и хорошо разбирается в жизни и людях. - Да, я тоже знаком с этим автором, мне его книги даже чем-то близки... задумчиво перелистывая книгу, произнес отец Кирилл и бросил на Марию какой-то странный взгляд. - Вполне вас понимаю! Главный герой очень неординарная личность. Причем автор, показывая в своих книгах неизменное торжество справедливости, умудрился ни разу не впасть в идеализм и сентиментальщину. Просто у его героя, похоже, как сейчас говорят, "самая крутая крыша": Господь Бог, который все видит и обязательно метит шельму. Наверное, вот эта вера главного героя в высшую справедливость вам и близка. - Думаете? Что ж, вполне возможно... - улыбнувшись, согласился отец Кирилл, и положил книгу на стол. - А теперь я вам покажу кухню. Могу признаться, что это мое самое любимое и теплое место в доме. И не только потому, что я женщина и обязана ее любить... Остановившись на пороге кухни, отец Кирилл обвел ее взглядом, и сказал: - Все понятно, без слов... Они словно перенеслись из дворянской квартиры XIX века в теплую русскую избу того же времени. Стены кухни были обшиты деревянными панелями, на которых были развешаны полотенца, резные ложки и расписные доски. Вся мебель была из светлого дерева. Вместо стульев, у большого обеденного стола, разместившегося в углу кухни, стояли узкие деревянные сундуки с разбросанными по ним мягкими подушками. И даже вся техника - холодильник, электроплита с вытяжкой, мойка и прочее, были тоже отделаны под дерево. На полках, развешанных по периметру кухни, громоздились старые самовары, чайники, чугунки - медные и керамические, глиняные миски и кувшины, и даже латунный таз для варки варенья. Такой таз отец Кирилл видел у Матрены Евлампиевны, которая говорила, что он ей достался от прабабки. У окна висели косицы лука и чеснока. - У меня есть еще одна комната, там иногда спит папа, но я ее вам потом покажу, а то скоро придут Вика с другом, нужно еще стол накрыть, да и вы, наверное, голодны. Давайте, я вас, для начала, чаем с бутербродом подкреплю? Садитесь. Сев на один из сундуков, отец Кирилл расслабленно откинулся на подушки, наблюдая из-под полуприкрытых век за Марией. Помыв руки, Мария налила свежую воду в стоящий на столе самовар и подключила его в сеть. А потом принялась хозяйничать над принесенными свертками. - Может быть, я чем-то могу помочь вам? - спросил отец Кирилл, наблюдая, как она ловко управляется с продуктами, нарезая и раскладывая их по тарелкам. - Помочь? Да нет, спасибо, отдыхайте. Хотя, впрочем... Вы не принесете с лоджии банку с огурцами? - попросила она, стараясь с памятного дня своей злополучной свадьбы не выходить лишний раз на лоджию - она все еще не в силах была забыть увиденное там гадкое зрелище. - Конечно, принесу. Где у вас лоджия? Мария показала в сторону окна. Отец Кирилл подошел к нему, отдернул портьеру и слева в углу увидел дверь, выходящую в лоджию. Через минуту он уже появился на кухне с банкой огурцов в руках. Мария, приняв ее, показала на этикетку - там было написано: "Папины огурчики". - Это папина работа. Он на старости лет стал "консерватором" - обложился книжками и консервирует все: от овощей и грибов до фруктов и трав. Причем, пытаясь освоить все рецепты, он делает такие запасы, что нам их вдвоем за всю зиму не съесть! Так он соседкам стал предлагать свои услуги, а те и рады-радехоньки. Приносят ему сырье, банки, и забирают уже готовый продукт. Так что по осени у папы дома открывается экспериментальный мини-консервный завод. - Ну что же, совсем недурное занятие, - улыбнулся отец Кирилл и опять предложил: - Давайте, я все-таки, вам помогу. - Да вы чайку сначала попейте, - посмотрев на закипающий самовар, сказала Мария, и, достав из шкафчика пакетики с английским чаем, сахарницу и чашку с блюдцем, поставила их перед отцом Кириллом. - Я сейчас все приготовлю, а потом вы мне поможете это отнести в гостиную, хорошо? А пока наливайте чай, а то у меня уже все руки в ветчине, добавила она, выставляя перед ним тарелочку с бутербродами. - Ну хорошо, - согласился отец Кирилл и наполнил чашку шипящим кипятком. Бросив в чашку пакетик с чаем, он поднялся: - Мария, можно я позвоню, пока чай заваривается? - и пояснил ей: - Надо друга предупредить, что я в гостях, а то он будет меня ждать и волноваться. - Да-да, конечно, что вы спрашиваете! Можете отсюда или из холла позвонить, а можете и из кабинета. Кивнув, отец Кирилл решил выйти в холл, но дверь за собой закрывать не стал. - Боря, это я, - раздался через несколько секунд его голос. - Ты не волнуйся, со мной ничего не приключилось. Я просто в гостях... У знакомых... Нет, не жди меня, занимайся своими делами. Я еще позвоню... Ладно... До встречи. Мария, невольно прислушивающаяся к разговору, замерла, но, услышав, что отец Кирилл возвращается, быстро отошла к плите и поставила на нее кастрюлю с водой. Делая вид, что очень занята приготовлением пищи, и ничто ее больше не волнует, она принялась сосредоточенно чистить картошку. Вернувшийся отец Кирилл понаблюдал за ней несколько секунд, потом решительно снял пиджак, закатал рукава белой рубашки и, обвязавшись вокруг пояса полотенцем, отобрал у нее нож. - Картошку я в состоянии почистить и сам, займитесь чем-нибудь более сложным, - с улыбкой приказал он. Попытавшаяся в очередной раз возразить, Мария передумала, согласно махнув рукой, и работа закипела. Через какое-то время Мария, радостно снующая по кухне, неожиданно почувствовала, что наслаждается этими совместными с отцом Кириллом кухонными хлопотами. На душе у нее сделалось светло, и она впервые за все эти месяцы ощутила себя вполне счастливой и спокойной. Посмотрев на отца Кирилла, который ответил ей теплым взглядом, она подумала: "Словно мы всю жизнь вместе! Вот как должно быть, наверное, в семье. Вот о чем можно мечтать! Как же повезло в свое время его супруге, Царствия ей небесного..." Звуки гонга у входной двери прервали ее мысли. - Неужели это уже Вика с приятелем пришли?! - всполошилась она. - А у меня еще стол не накрыт! Вытирая на ходу руки, Мария побежала открывать дверь. Это действительно оказались Вика с другом. С какими-то преувеличенно-радостными возгласами заходя в дом, Вика вручила Марии торт и пакет с фруктами, а ее приятель молча протянул букет белых роз. Стоя перед ним с занятыми руками, Мария замешкалась, глядя на розы. Тогда Викин приятель не нашел ничего лучшего, как положить букет сверху на коробку с тортом. Оторопевшая сначала Мария сделала шаг назад, а потом, положив подношения на стол, повернулась к гостям. Расстегивая шубу, Вика представила Марии своего приятеля: - Мари, познакомься - это Юрий, - и, полуобернувшись к нему спиной, замерла в ожидании, что тот поможет ей снять шубу, но так и не дождалась никем не поддержанная шуба сползла с ее плеч и мягко опустилась на пол. - Очень приятно, - хмыкнула Мария, помогая Вике поднять шубу с пола, и с усмешкой глянула на Юрия. Тот же спокойно стаскивал с широких плеч дорогую кожаную куртку, даже не обратив внимания на создавшуюся неловкую ситуацию. "Сама галантность! - хмыкнула про себя Мария. - Ну что же, открываем счет: минус один, хотя не скрою - парень весьма симпатичный и одет со вкусом". - Проходите, пожалуйста, располагайтесь, - пригласила Мария, распахивая перед ними дверь в гостиную. Юрий вошел в гостиную и, окинув ее удивленно-завистливым взглядом, с интересом посмотрел на Марию. "А ты дорого стоишь!" - промелькнуло в его глазах меркантильное уважение. "Да уж, недешево, только тебя это не касается!" - ответил ее сердитый взгляд. Мария терпеть не могла таких людей. "Нет, этот самовлюбленный красавчик не подходит Вике", - вынесла она свой приговор, мгновенно утрачивая всякий интерес к Юрию. Повернувшись к подруге, она сказала: - Ну, вы тут посидите, посмотрите видик, а я сейчас быстро стол накрою, и, понизив голос, тихо добавила: - Я немного задержалась - у меня еще один гость приехал... - Где, кто такой? - заинтересовалась Вика, украдкой бросив взгляд на Юрия, который внимательно оглядывал обстановку - картины на стенах, старинную посуду, выставленную в горке. - Я тебе потом расскажу, - отмахнулась Мария и вышла из гостиной. Забирая из холла торт и пакет с фруктами, она сунула розы под мышку и осторожно открыла ногой дверь на кухню. Отец Кирилл закончил чистить картошку и раскладывал вымытые белые картофелины на разделочную доску. - Я не знал, что вы хотите с ней делать, - сказал он. - Ее нужно резать? Сунув торт в холодильник, а цветы - в заранее приготовленную вазу, Мария положила пакет с фруктами в раковину и подошла к плите. - Картошку мы отварим, вода уже закипела, - сказала она, открывая крышку на булькающей кастрюле. - Разрежьте ее, пожалуйста, на четыре части, а я пока вымою фрукты. Пока Мария мыла и раскладывала на старинном блюде груши, яблоки, персики и виноград, отец Кирилл быстро разрезал картошку и засыпал ее в кастрюлю. Накрыв кастрюлю крышкой, он вымыл руки и подошел к Марии. - Что еще нужно сделать? - А вот это блюдо, если можно, отнесите в гостиную, заодно я вас познакомлю с гостями. А все остальное я отвезу туда на сервировочном столике. - Да, водитель вы замечательный, - улыбнулся отец Кирилл, принимая у нее из рук блюдо с фруктами, - вам можно доверить любой транспорт. Мария рассмеялась и, достав из холодильника бутылки с вином, пошла в гостиную. Отец Кирилл, неся блюдо перед собой, следовал за ней. Юрий, не обращая внимания на Вику, которая с потерянным видом сидела на диване, все еще стоял у одной из картин, как раз той, что была написана Марией, и внимательно рассматривал ее. - Познакомьтесь, господа, это отец Кирилл, - провозгласила Мария, - а это моя подруга Вика и ее друг Юрий. - Отец?.. - удивленно переспросила поднявшаяся с дивана Вика. Окинув взглядом отца Кирилла, она изумленно остановилась, глядя в его необычное лицо. Отец Кирилл, все еще держащий блюдо с фруктами в руках, покосился на Марию. "Наверное, вспомнил, как я на него в первый раз вот так же воззрилась в церкви", - улыбнулась Мария. Поставив бутылки с вином на стол, она забрала у отца Кирилла блюдо и поместила его в центре стола. Приятель Вики, наконец, оторвавшийся от созерцания картины, подошел к отцу Кириллу и ленивым жестом протянул ему руку. - Юрий, - веско представился он. - Отец Кирилл, - в тон ему ответил отец Кирилл и улыбнулся, увидев на лице Юрия привычное для светских компаний удивленное выражение. Юрий никак не отреагировал на его улыбку и только уставился на него недоумевающим взглядом. - Отец Кирилл - священник, приехал с Украины сдавать в нашей духовной академии заключительные экзамены, - пояснила Мария, пытаясь привести в чувство гостей, которые беззастенчиво разглядывали отца Кирилла, словно тот был диковинным существом. - Ой, как интересно, - защебетала Вика. - Мари, пойдем, я тебе помогу, а мужчины пусть поговорят, - и она потащила Марию из комнаты. Втолкнув ее в кухню, Вика возбужденно принялась допрашивать Марию: - Ты где его нашла? Где вы познакомились? - О! Ты лучше успокойся и скажи - где ты откопала своего красавца? спросила ее Мария, делая акцент на "ты". - А! - отмахнулась Вика, попытавшись вновь засыпать Марию вопросами об отце Кирилле, но та ее прервала: - Ага, значит уже "а"?.. - возмущенно передразнила она подругу. - Тогда какого беса ты притащила его ко мне домой? "Ах, возможно, это мое счастье!" Что-то больно легко ты к этому счастью относишься! Сделай одолжение, больше никого ко мне не приводи. Захочешь в следующий раз с кем-нибудь познакомить - организуй встречу где-нибудь в другом месте. Вика виновато улыбнулась, но, не совладав с любопытством, снова спросила: - А все-таки, Маш?.. - Я познакомилась с ним на Украине, этим летом, - смилостивилась Мария и добавила помрачнев: - Когда ездила к бабке... после свадьбы. - Ясненько, - понимающе отвела глаза Вика. Они никогда не обсуждали с Марией те памятные события. При всем своем любопытстве, Вика проявила в этом деле редкий такт. И вообще, она была хорошей и доброй девчонкой. Мария дружила с ней еще с шестого класса, и, не смотря на то, что после школы у них возникли разные профессиональные интересы - Вика пробилась в Театральный институт, а Мария поступила на филфак Петербургского государственного университета, они до сих пор часто встречались и делились друг с другом своими секретами. Вот только несостоявшаяся семейная жизнь Марии оказалось настолько болезненной проблемой, что даже Вика боялась затрагивать эту тему. - Ладно, давай все отнесем на стол, а то мужчины там, наверное, заждались, - сказала Мария и принялась переставлять тарелки с закусками на сервировочный столик. Вика стала помогать ей, бросая на нее вопрошающие взгляды, но Мария молча продолжала делать свое дело, оставляя Викины взгляды без внимания.

Ужин прошел несколько напряженно. Все началось с замешательства, когда после приглашения Марии садиться за стол, отец Кирилл остался стоять, привычно приготовившись прочесть благословляющую молитву. Обратившись по привычке взглядом в правый угол, где в верующих семьях обычно висели иконы, отец Кирилл не найдя их, вздохнул и начал читать молитву, глядя в окно. Юрий, уже было усевшийся за стол, нехотя поднялся и стоял с каким-то перекошенным лицом, пока отец Кирилл не смолк и не пригласил всех садиться и приступать к трапезе. Вика, которую судьба впервые свела со священником за одним столом, все время глазела на отца Кирилла, спохватываясь только тогда, когда тот, не выдерживая этого пристального разглядывания, поднимал на нее свои темные глаза. Тогда она быстро отводила взгляд, и, переключаясь на своего приятеля, начинала заботливо подкладывать ему еду. Юрий, благосклонно принимая ее ухаживания, ел молча, иногда поглядывая на Марию, и было совершенно непонятно, зачем он пришел в гости вместе с Викой, если не обращает на нее должного внимания. Мария тихо злилась и, сдерживая раздражение, молчала. Сидящий рядом с Марией отец Кирилл чувствовал напряженность обстановки и прилагал все усилия, чтобы ее разрядить. Старательно ухаживая за дамами, он подкладывал им закуски и, наполняя их бокалы вином, произносил замысловатые тосты "за доброе здравие", "за сопутствующее благополучие" и "Божье вспомоществование в делах". Мария, признательная отцу Кириллу за его усилия, опять поймала себя на мысли, что они с ним похожи на семейную пару, стоически принимающую не очень приятных гостей. Глядя с благодарностью на отца Кирилла, она встречалась взглядом с его темными глазами, и чувствовала, что ей хочется, чтобы эти мгновения длились как можно дольше. Злость ее, вызванная не очень вежливым отношением Юрия к Вике, бесследно прошла, вытесненная новыми и приятными переживаниями: Мария просто упивалась взаимопониманием, которое установилось у нее с отцом Кириллом. Смакуя понравившееся ему "Шабли", отец Кирилл смотрел на Марию поверх бокала, и глаза его понимающе улыбались. Когда пришла пора подавать кофе, Мария встала из-за стола, собирая грязные тарелки. Отец Кирилл тоже поднялся и принялся помогать ей, чем несказанно удивил Вику, которая тут же вскочила в стремлении присоединиться к ним. - Вика, отдыхай, - остановила ее Мария, - мы сами справимся. Это "мы" Мария произнесла с особым удовольствием, и, сделав вид, что не замечает удивленно-изучающего взгляда Вики, направилась на кухню в сопровождении следующего за ней с горой тарелок отца Кирилла. Войдя на кухню, она отобрала у отца Кирилла посуду, и начала загружать ее в моечную машину. - Терпеть не могу мыть посуду после ухода гостей, - пояснила она, - а если делаю это во время приема, между делом, то мне кажется, что это вроде понарошку. Короче говоря, пытаюсь сама себя перехитрить. Она выпрямилась и посмотрела на отца Кирилла. Он улыбнулся и отвел прядь волос, упавшую Марии на щеку. Это почти интимное движение смутило их обоих. Мария быстро отошла к столу. Подключив самовар, она стала вытаскивать из шкафа кофейные чашки. Расставляя их на подносе, она чувствовала спиной взгляд отца Кирилла, и не решалась повернуться. Когда она все расставила, он сам подошел к ней и, забрав у нее поднос, понес его в гостиную. Мария, рассеянно глядя на уже шумевший самовар, думала о том, что, похоже, она начинает по-настоящему влюбляться в этого человека. Вернувшись на кухню, отец Кирилл подошел к пыхтевшему на столе самовару. - Отнести его в гостиную или сначала помочь разрезать торт? - спросил он у Марии. Та, очнувшись от своих мыслей, спохватилась: - Отнесите, пожалуйста, самовар, а торт я сама принесу. Вика, посмотрев на вернувшихся "какими-то не такими" Марию и отца Кирилла, сделала вывод, что между ними что-то произошло. Она тут же заторопилась домой, заставив недовольного Юрия буквально проглотить кофе и кусок торта... Проводив гостей, Мария устало оглядела разоренный стол и принялась собирать чашки и другую посуду. Отец Кирилл стал помогать ей, вынося все это на кухню. В четыре руки они быстро управились. Освободив стол, Мария отнесла скатерть в ванную для стирки, а потом начала мыть оставшуюся после десерта посуду. Отец Кирилл пристроился рядом с полотенцем и вытирал за ней мокрые чашки, сразу же убирая их на полку в шкаф. Холодильник тихо урчал, за окном почти стих городской шум, и им было настолько хорошо вдвоем, что они не решались прервать эту уютную тишину словами. Вдруг зазвонил телефон. Мария, быстро вытерев руки, взяла трубку. Звонил отец. - Что у тебя там случилось, что ты так неожиданно сорвалась? - спросил он. - Привет, пап! Да ничего не случилось, просто Вика решила познакомить меня с новым приятелем. А встречу хотела провести непременно у меня, в домашней обстановке, - объяснила Мария. - Ну и как? - рассмеялся отец. - Да ну! - отмахнулась Мария. - Такой же пижонистый, как все ее парни... И где она их выкапывает, прямо как на подбор! Я ей сказала, что в следующий раз буду знакомиться с претендентами на ее счастье только в ресторане или еще где-нибудь на нейтральной территории, а то слишком много посторонних приходит в мой дом. - Ты, как я понимаю, там уже одна? - спросил Николай Дмитриевич. Перемываешь посуду? Замешкавшись, Мария почему-то солгала отцу: - Да, одна... Но я останусь здесь на ночь, устала. Но он, кажется, все-таки что-то заподозрил, потому что быстро закруглил разговор: - Ну ладно, Марусенька, спокойной ночи! Пошел я спать. Включи на ночь дополнительное отопление, обещают понижение температуры. - Хорошо, пап, включу. Целую, спокойной ночи! - попрощалась Мария и положила трубку. Отец Кирилл, дотирая последние чашки, посмотрел на Марию и сказал, указывая на настенные часы: - Пожалуй, и мне пора. - Я никуда вас не отпущу! - сказала Мария. Ее лицо и голос были настолько решительными, что отец Кирилл не стал ничего возражать, лишь удивленно посмотрел на нее. - Я никуда вас не отпущу, - повторила она, отбирая у него полотенце, и, отбросив его в сторону, стремительно обняла отца Кирилла, прижимаясь лицом к его груди. Растерявшись в первый момент, он замер, а потом попытался осторожно отстраниться от нее, но Мария с такой силой воскликнула: "Нет!", что он вновь замер в нерешительности. - Мария, - тихо позвал он. Она отрицательно затрясла головой, еще сильнее прижимаясь к нему лицом. - Машенька, - дрогнувшим голосом прошептал он, - нам нельзя этого делать... - Да?! А кто это сказал?! - взметнулось ее сведенною болью лицо. - Почему нельзя? Почему вы должны хоронить себя?! Вы же мужчина! Вы же еще молоды! - Я - священник, - попытался напомнить ей отец Кирилл. - И что? Вы боитесь, что я вас "оскверню"? Боитесь, что "погрязнете со мною в грехе"? Так я не могу осквернить вас, я - чиста! Еще ни один мужчина не прикасался ко мне! - О Господи! Мария, что ты со мной делаешь?! Я - не толстовский отец Сергий, и палец рубить себе не стану. Но ты же должна понимать, что искушаешь меня! - Поцелуйте меня, пожалуйста, - попросила его Мария и потянулась к нему. Ее тело в ожидании прикосновения отца Кирилла затрепетало, словно туго натянутая тетива. Отец Кирилл вздохнул, поцеловал Марию в лоб и отодвинулся. - Нет!.. - простонала она. - Не так! - и уже не дожидаясь его действий, прильнула к нему всем телом и прижала свои губы к его губам. Почувствовав, как под неопытным, но страстным натиском губ Марии, его покидают остатки самообладания, отец Кирилл запротестовал, обрывая поцелуй: - Мария, нет! Как мужчина я уже умер, не искушай меня больше! - Нет, неправда, вы живы! А если вы собрались умирать, то пусть ваша смерть мужчины родит во мне женщину! Прошу вас, сделайте это для меня! Я никого не смогла бы попросить об этом, только вас... - билась она об него всем телом, то отстраняясь, то прижимаясь к нему и обвиваясь вокруг него лозой. Решительно отодвинув ее от себя, отец Кирилл молча взял ее за руку и, как маленькую, вывел из кухни. Включив в гостиной свет, он усадил Марию на диван, потом сел с нею рядом и сказал: - Давай поговорим! Мария прерывисто дышала, обратив на него напряженный взгляд, в котором смешалось отчаяние и мольба. Отец Кирилл несколько секунд пристально смотрел на нее, потом встал, выключил свет и вернулся к дивану. В незадернутые шторы тут же проник свет уличных фонарей, но лиц в темном сумраке было не видно, только силуэты. Так разговаривать было легче. - Мария... Машенька, послушай... - осторожно начал отец Кирилл. - Я еще в прошлый раз заметил, что тебя что-то гнетет... И не меня ты сейчас добиваешься, а словно пытаешься спрятаться от чего-то! Мария шевельнулась. - Нет, нет, не перебивай! - остановил ее рукой отец Кирилл. - Я же чувствую, что ты пытаешься что-то или кого-то забыть. Кто тебя так обидел? Мария судорожно вздохнула, но промолчала, и, опустив голову, сгорбилась, словно ее разом покинули все силы. Ей совсем не хотелось сейчас ни о чем таком вспоминать и говорить. Ее сердце рвалось прочь от этих воспоминаний! Забыть... забыть!.. Для этого ей нужно было так много и так мало. Она хотела любить и быть любимой. Она хотела семью и тихого человеческого счастья. В этот вечер ей показалось, что она поняла, каким должно быть ее счастье. Но счастье на то оно и счастье, чтобы чаще всего оказываться недостижимым... Словно почувствовав ее состояние, отец Кирилл обнял ее за плечи и привлек к себе. Мария, прислонившись к его боку, уткнулась носом ему в плечо и всхлипнула. - Ну, ну, вот только плакать не надо, - попросил отец Кирилл, успокаивающе погладив ее по голове. - Лучше расскажи мне, что у тебя произошло. Не отрывая лица от его плеча, Мария, все еще всхлипывая, стала рассказывать ему о своей жизни, Геннадии, злополучной полусвадьбе с последующим расторжением брака, о том страхе и неверии, которые с тех пор поселились в ее душе. Отец Кирилл молча слушал ее, не перебивая, лишь изредка поглаживал ее вздрагивающие плечи, когда в ее голосе особенно прорывалось волнение. - Я даже на какое-то время потеряла смысл жизни. Мне кажется, если у меня все не залаживается, то это потому, что я какая-то ущербная, непутевая. - Ну уж и непутевая! - не выдержав, перебил ее отец Кирилл. - Выпало на долю одно испытание, так это же не конец света! - Да если со мной такое произойдет еще раз - я не выживу! - воскликнула Мария. - Выживешь, Машенька, не такое люди переносят... Я не говорю, что это легко, но ты сможешь это преодолеть. Ты сильная, я это вижу, только тебе нужно поверить в свои силы. - Поверить в свои силы или поверить в Божью помощь? - Мудрые люди не зря говорят: "На Бога надейся, да сам не плошай", усмехнулся отец Кирилл. - Бог дал тебе всё: жизнь через твоих родителей, твои дарования, этот мир. Тебе лишь нужно научиться жить в этом мире, с благодарностью пользуясь тем, что дал тебе Господь. - Ну почему у меня не может быть, как у всех нормальных людей: семья, дети?.. - с горечью воскликнула Мария. - Все еще будет... Это только со стороны, Машенька, кажется, что у тебя все плохо, а у остальных все прекрасно. И у этих "нормальных людей", как ты их называешь, уйма своих бед и горестей, и не позавидуешь. Я, порой, такого наслушаюсь, что просто оторопь берет! В каждой избушке свои погремушки, Машенька. Только духом падать нельзя. Уныние - грех великий, низводящий человека до уровня камня лежачего. А человек создан по образу и подобию Божию, а значит, должен перенять от него стремление к действию, к творчеству. Ведь под лежачий камень вода не течет! Но и клин клином вышибать тоже с умом нужно. Ну не тем человеком оказался твой Геннадий, так это не значит, что ты должна заткнуть эту брешь первым попавшимся человеком. Всё еще придет к тебе. Нужно только жить и спокойно ждать своего "чоловика", как говорят на Украине. Его обязательно пошлет тебе Господь, ведь браки совершаются на небесах. А без любви и уважения создавать семью и рождать детей нельзя! Тебе же не просто галочку о наличии нужно поставить: семья - есть, дети - есть. Это же твоя жизнь... - Мне кажется, у меня уже ничего хорошего не будет, - понурившись и как-то обреченно, сказала Мария. - Геннадию я была нужна только из карьерных соображений, а не сама по себе. Вот и вы меня отвергли... Отец Кирилл вздохнул. - Не отверг я тебя, Машенька. Но я не тот человек, с которым ты могла бы связать свою жизнь. Мой удел теперь в служении Господу, в моих детишках, пастве... Я уже говорил тебе, что второбрачие для священника недопустимо. - Но ведь это не так! Я помню, вы мне об этом уже говорили. Но я потом специально спрашивала, и мне сказали, что во втором томе "Настольной книги священнослужителя" С.В.Булгакова говорится, что священнику, оставшемуся вдовым с двумя малыми детьми с разрешения епископа может быть позволен второй брак. Правда, жениться он должен только на вдовице с детьми... И даже добавлено, что, если свой епископ не решит этого вопроса, то позволено обращаться выше, вплоть до самого патриарха. Да и сейчас, как я выяснила, среди священников много второбрачных и даже не вдовцы, а просто разведенные. Отец Кирилл молчал. - Отец Кирилл, ну что же вы молчите? - окликнула его Мария. - Хорошо, Машенька, - каким-то изменившимся голосом сказал отец Кирилл. Я расскажу тебе, как мы жили с матушкой. Может, тогда ты сможешь понять, почему я не хочу ничего предпринимать и не мыслю замены для моей супруги. Ее никто никогда не сможет мне заменить. Она была удивительной женщиной. Мария невольно отодвинулась и посмотрела на отца Кирилла, чувствуя, как его признание отзывается в сердце тянущей болью. Но, вслушиваясь в его тихий голос, повествующий о его семейной жизни, она постепенно освободилась от этой боли, проникаясь сочувствием к отцу Кириллу, который, действительно, перенес большую потерю, лишившую его любимой женщины, жены и матери Олесика и Ильи. Прильнув опять к плечу отца Кирилла, Мария слушала и тихо плакала по той, которую никогда не видела, но чувствуя к ней любовь и уважение, передававшиеся ей от печального голоса отца Кирилла. А он еще долго рассказывал ей о том, как пережил свое горе, и как нужно терпеливо жить и принимать все, что посылает нам Господь, ведь все свершается по Его воле. "Может быть, и это случилось, чтобы мы встретились с отцом Кириллом?" мелькнула у нее в голове кощунственная мысль, заставив ее поежиться от сразу же охватившего ее раскаяния. Последнее, что она почувствовала перед тем, как провалиться в неожиданно подступивший к ней сон, это то, что голова ее, затуманенная слезами, стала вдруг совсем тяжелой, и, соскользнув с плеча отца Кирилла, опустилась ему на грудь.

Утром ее разбудил звонок. Машинально глянув на часы, на которых было чуть больше девяти утра, Мария потянулась за телефоном. На панели высвечивался незнакомый номер. Потерев лицо рукой, Мария сняла трубку. - Алё, доброе утро, - раздался в телефоне незнакомый мужской голос. Можно попросить отца Кирилла? - Отца Кирилла? - обескураженно переспросила Мария, не сообразив спросонья, почему звонят к ней, а потом, все вспомнив, прислушалась - в квартире стояла тишина. Выбравшись из-под покрывала и ежась от утренней прохлады, Мария выбежала в холл - пальто отца Кирилла с вешалки исчезло. Забравшись с ногами в кресло, она растерянно сказала в трубку: - Вы знаете, а он уже ушел... - Когда и куда? - нетерпеливо спросили в трубке. - Я даже не знаю... - А есть кто-нибудь, кто знает? - продолжали ее допрашивать. - Прошу прощения, а с кем я разговариваю? - напряглась уже совсем проснувшаяся Мария. - Это его друг, Борис. Он у меня остановился. А сегодня, вот только что, ему звонили из Академии. Неожиданно назначили экзамен на сегодня, просили подъехать к двенадцати часам. - Ой, это ужасно, но я не знаю, во сколько и куда он ушел, я спала. В трубке воцарилось молчание. - Алло?.. - окликнула она невидимого собеседника. - Да-да, я здесь, просто задумался, - ответил ей ни с того, ни с сего повеселевший голос. - Это интересно... Но где же его искать? - А может, он сам поехал в Академию? - предположила Мария. - Не знаю... - произнес Борис и вдруг обрадованно воскликнул: - Кто-то звонит в дверь, наверное, это он. Спасибо, извините за беспокойство! - и на том конце провода положили трубку. - Алло, подождите! - запоздало крикнула Мария, но, услышав короткие гудки, с досадой опустила трубку. Побежав в спальню, она схватила карандаш, и, поколдовав над АОНом, записала высветившийся номер на листочек. Помедлив несколько секунд, она набрала номер. Там было занято... Мария расстроенно положила трубку на базу и опять потерла лицо руками. Да, нужно вставать, мыться и собираться на работу. Она хотела к обеду заехать в фирму - в четыре часа у нее были переговоры, которые она переводила для одного важного клиента. Тут Мария с недоумением увидела свое отражение в зеркале - она была полностью одета. Одежда, в которой она вчера принимала гостей, была нещадно измята. Видно, отец Кирилл не захотел ее будить, когда она уснула у него на груди, а просто перенес ее в спальню, и, накрыв покрывалом, оставил ее досыпать в одежде. Сняв с себя мятые кофту и юбку, Мария пошла в душ. В голове у нее проносились обрывки их долгого разговора, оставившего у нее в душе какой-то неясный осадок. А, может быть, это был осадок от того, что отец Кирилл ушел не попрощавшись... Увидятся ли они еще? Приняв душ, Мария с тяжестью на сердце пошла на кухню и включила самовар. И тут она заметила лежащую на столе книгу Игната Филаретова. Обложка книги была немного оттопырена, как будто под ней что-то лежало. Пододвинув к себе книгу, Мария открыла ее и увидела, что в ней заложены ручка и лист бумаги, на котором ровным мелким почерком было что-то написано. Она вытащила лист из книги, и сев на сундук, стала читать.

"Моя дорогая девочка, - писал отец Кирилл, - я ухожу не попрощавшись, потому что чувствую, что прощание будет тяжелым, а я не хочу причинять тебе боль. Сегодня я подам прошение ректору о быстрейшем завершении всех экзаменов, и поеду домой, к детям. Наша обоюдная исповедь этой ночью неожиданно открыла мне, что мы очень близки, и при других обстоятельствах наша судьба, возможно, сложилась бы иначе, но нам, к сожалению, не суждено быть вместе. И чтобы не мучить друг друга, нам лучше не иметь ничего общего. Поэтому не нужно нам больше ни видеться, ни писать. Я уже избрал свой путь, ты же его еще выбираешь... Ты молодая, красивая, умная, добрая, нежная, ты еще встретишь достойного человека и обретешь свою семью и своих детей. А я буду молиться за тебя. Прощай и благослови тебя Господь. Отец Кирилл".

Мария медленно опустила лист на колени и уставилась невидящим взглядом в пол - как странно складывается ее жизнь: сначала брак без любви, теперь любовь без брака... Взяв в руки книгу, она машинально открыла обложку, и изумленно встрепенулась - на титульном листе тем же мелким почерком было написано: "Милой Марии от автора с пожеланием счастья в память о нашей встрече". Дальше стояло: "Санкт-Петербург", подпись и сегодняшнее число. Мария оцепенело смотрела на эти строчки, и у нее в голове все медленно становилось на свои места. Ну конечно же! Только священнослужитель мог написать такие книги. Похоже, что многие сюжеты он черпал из исповедей, ведь через него проходило столько людей! Вероятно, не смог он это все удержать в себе и выплеснул на бумагу вереницей образов и ситуаций, не придуманных, а представленных самой жизнью. Вот откуда и это устойчивое и несвойственное для других его коллег упование на высшую справедливость и вера в неминуемое наказание, неотвратимо настигающее всякого преступника. Интересная вещь получилась: наша жизнь с ее закрученными ситуациями была пропущена через призму православного взгляда, и описанная неплохим русским языком и приправленная богатейшей фантазией в результате родила книги, которые буквально расхватывались с лотков читателями, не подозревающими, кто стоит за псевдонимом "Игнат Филаретов". "Нет, будет у нас с вами Общее, отец Кирилл... - решила Мария, прижав его книгу к груди. - Я переведу ваши детективы и добьюсь, чтобы их напечатали на западе. Пусть там тоже читают и обретают веру, даже если это и не дорастет до веры в Бога, то, по крайней мере, это станет верой в человека, творящего Добро. Переведу, а там, даст Бог..."

Глава пятая

Прошло восемь месяцев. Обычно дождливое северное лето обернулось в этом году своим южным собратом, и нещадно накалило улицы, доводя до полуобморочного состояния непривыкших к жаре петербуржцев. Открыв дверь, Мария вошла в квартиру, и устало опустилась в кресло, поставив на пол сумку и чемодан. Дома было не жарко, хотя застоявшийся за время ее недельного отсутствия воздух был неприятен, пропахнув пылью, которая успела улечься ровным слоем на мебель. Последняя командировка далась ей нелегко. Обслуживая переговоры одного из своих постоянных клиентов, в этот раз у нее оказалось работы гораздо больше, чем она ожидала, да еще и с очень напряженным графиком. Правда, за два дня до окончания командировки, когда она была почти что на последнем издыхании, ей придало сил радостное возбуждение после разговора с Эриком Майнкопфом - владельцем и главным редактором мюнхенского издательства, носящего его имя и выпускающего, в частности, зарубежные детективы. Герр Майнкопф был приятелем папиного немецкого друга, герра Шнайдера. Два месяца назад Мария обратилась к герру Шнайдеру за советом, кому из немецких издателей можно показать ее перевод одного русского детективного романа. Тогда-то герр Шнайдер и познакомил ее с герром Майнкопфом, устроив их встречу за ужином в знаменитом литературном кафе "Alter Simpl" в центре Мюнхена, где собирались литераторы, деятели театра и кино, пресса и политики. Герр Майнкопф оказался очень высоким светловолосым мужчиной, чье озорно выступающее над брючным ремнем брюшко и цвет лица выдавали большого поклонника пива. Он произвел на Марию неизгладимое впечатление своей шумной жизнерадостностью и неожиданными для такого весельчака галантными манерами. С первых же минут герр Майнкопф засыпал Марию комплиментами, постоянно шутил и несколько раз приглашал ее танцевать. Крепко обнимая Марию за талию, он закруживал ее в неком подобии вальса до такого состояния, что потом был вынужден поддерживать ее, когда она, усталая, но очень довольная, направлялась неверным шагом к их столику. Герр Шнайдер, с улыбкой наблюдая за другом, между делом подтрунивал над ним и предостерегал Марию, что "этот герр Майнкопф - очень опасный и коварный сердцеед". На что тот отшучивался не менее прозрачными намеками в сторону герра Шнайдера и все время пытался опуститься перед Марией на одно колено в клятве вечной любви и верности. Смеющаяся Мария подхватывала его под руку, заставляя сесть на место и бросая виноватые взгляды вокруг. Впрочем, никто из публики не обращал на них особого внимания, не менее весело развлекаясь в собственных компаниях. В конце концов, Мария, так сильно волновавшаяся перед встречей, к завершению ужина совсем расслабилась и смогла, улучив минутку, когда герр Майнкопф перестал дурачиться, спокойно изложить ему суть дела, ради которого и затевалась эта встреча. Протянув ему папку с рукописью, она извинилась, что несколько нарушает этикет, но поскольку она завтра улетает, у нее не остается возможности привезти эту рукопись ему в издательство. - Не беспокойтесь об этом, фройляйн Мария, - успокаивающе похлопал он ее по руке и серьезно пообещал: - Я обязательно прочту вашу рукопись и выскажу свои впечатления. И вот, три дня назад, герр Майнкопф, наконец, связался с ней по сотовому телефону. Узнав, что она как раз в Мюнхене ("О-о, какое удачное совпадение!"), он очень обрадовался и попросил ее заехать к нему в издательство. С большим трудом выкроив два часа свободного времени, Мария помчалась в "Майнкопф". Герр Майнкопф принял ее с распростертыми объятиями, с порога объявив, что его издательство бесконечно благодарно Марии за открытие нового имени. - Das ist fantastisch! - восторгался он. - Ваш Игнат Филаретов оказался настолько неожиданным и увлекательным автором, что я уверен - его книга будет иметь колоссальный успех у наших читателей! - А как мой перевод? - робко поинтересовалась Мария, боявшаяся поверить такому счастью. - O, sehr gut! Конечно, вам нужно будет поработать с нашим редактором фрау Кюнцер, но все очень, очень хорошо для русского переводчика. Мария приложила руку к бешено бьющемуся сердцу и прикрыла глаза. Герр Майнкопф рассмеялся: - Фройляйн Мария, не надо так волноваться! Давайте лучше решим, как нам теперь оформить договор с автором. - Договор? - переспросила Мария и задумалась. - Скорее всего, мне имеет смысл захватить с собой форму вашего договора с предлагаемыми условиями. Я передам его автору, и он сам свяжется с вами. - Сколько времени это займет? - Я постараюсь сделать это быстро, однако... - Мария замялась в нерешительности. - Понимаете, герр Майнкопф, автор ничего не знает о наших с вами переговорах... - То есть как? - удивился он. - Дело в том, что я сделала перевод этого романа по собственной инициативе и хотела узнать, заинтересует ли он немецкого читателя. Мне не хотелось обнадеживать автора раньше времени, а вдруг бы вам его роман не понравился! - Да, но не может ли теперь получится так, что автор откажется от издания своей книги у нас? - недовольно нахмурившись, спросил герр Майнкопф. Мария улыбнулась: - Герр Майнкопф, вы не очень представляете себе ситуацию с книгоизданием в России... Ни один автор не откажется сейчас издаваться зарубежом... По крайней мере, я думаю, что с Игнатом Филаретовым такой проблемы не возникнет. - Хорошо. Если вас не затруднит, сообщите мне сразу же его решение. Нам бы хотелось побыстрее закончить оформление всех бумаг и приступить к работе над книгой. И передайте автору, что мы обязательно пригласим его на презентацию. - Обещаю вам, что постараюсь сделать все как можно быстрее. Я вам так благодарна! - сказала Мария, протягивая ему руку. Пожимая ее руку, герр Майнкопф сказал: - И мы вам очень благодарны. Оставьте мне, пожалуйста, ваши реквизиты для подготовки договора. На днях мы вышлем вам факс с двумя договорами - на произведение - для автора, и для вас - на перевод. Вытащив из сумочки свою визитку, Мария быстро вписала туда свои паспортные данные и домашний адрес. Подчеркнув адрес электронной почты, она передала визитку герру Майнкопфу. - Единственная просьба, герр Майнкопф, нельзя ли в договоре с автором указать в графе с фамилией переводчика, если у вас таковая предусмотрена, мой псевдоним, а не реальную фамилию? Герр Майнкопф удивленно поднял свои светлые брови, но потом, вернув ей визитку, сказал: - Допишите, пожалуйста, свой псевдоним. Подумав несколько секунд, Мария написала: "M. Ignatova" Забрав у нее обратно визитку, он прочитал ее псевдоним, и, сопоставив его с именем автора, улыбнулся: - Здесь кроется какая-то тайна? - Страшная тайна, как в самом мрачном детективе... - рассмеялась Мария. - Расскажете мне ее когда-нибудь? - подходя к ней ближе, спросил герр Майнкопф, и, положив ей руки на плечи, шутливо заглянул Марии в глаза. - Обязательно! - пообещала Мария и в порыве прощальной благодарности чмокнула его в щеку. Герр Майнкопф сделал вид, что теряет сознание от нахлынувших чувств, закатил глаза, и, схватившись за сердце, попытался обвиснуть на руках у Марии. Мария, задыхаясь от смеха и еле сдерживая вес его большого тела, вскрикнула: - Герр Майнкопф, вы же нас уроните! Перестав оседать, он приоткрыл один глаз, и, посмотрев на Марию карим оком, недоверчиво спросил: - В самом деле? А как же тогда... - и он добавил на русском языке: "...конья на скаку остановьит"? Мария рассмеялась, и, выбравшись из-под его рук, ответила: - Это о женщинах в русских селениях, а я - девушка городская, слабая... - Фройляйн Мария - вы чудесная девушка и я буду долго о вас вздыхать! сделав горестное лицо, сказал герр Майнкопф. - Спасибо, - серьезно поблагодарила его Мария и протянула ему на прощание руку. Он поцеловал ей руку, и, проводив до самого выхода из офиса, пожелал ей счастливого пути, напомнив, что будет теперь с нетерпением ждать от нее известий. И вот сегодня, когда она уже сидела в аэропорту, герр Майнкопф снова позвонил ей по сотовому телефону и сообщил, что отослал ей по электронной почте проекты договоров. Мария пообещала, что как только она прилетит домой, посмотрит их и даст ему ответ. Сняв босоножки, Мария босиком прошла в кабинет, с наслаждением ступая по прохладному полу уставшими от высоких каблуков и жары ногами. Подключив компьютер, она вышла в интернет и "кликнула" по кнопке приема электронной почты. Пока компьютер принимал накопившиеся за время ее отсутствия сообщения, она пошла на кухню. На столе, прислоненная к вазе с гроздьями ее любимого черного винограда, стояла записка отца, в которой он радовался ее возвращению и сообщал, что "в хлебнице лежит свежая булка, а в холодильнике кое-что из продуктов". "Папочка, голубчик..." - с нежностью подумала Мария, открывая холодильник. Конечно же, его "кое-что" занимало все полки холодильника... Мария, улыбаясь, отщипнула от ветки сочную виноградину, и, подключив самовар к сети, пошла в ванную. Приняв душ, она вернулась на кухню, где самовар уже изображал из себя паровоз, и сделав толстый бутерброд с разносолами, принесенными отцом, налила себе большую кружку чаю. Составив все это на поднос, она пошла в кабинет. Почта уже была получена. Просмотрев ее, Мария нашла сообщение от герра Майнкопфа и углубилась в чтение. Условия, предлагаемые издательством "Майнкопф", были просто фантастическими и для нее, и для отца Кирилла! Мария даже почувствовала некоторую неловкость за себя, поскольку делая перевод, совершенно не думала о деньгах, а оказалось, что ее работа была весьма высоко оценена. "Передам гонорар для церкви отца Кирилла", - решила она, и, вспомнив ее белоснежные стены, подумала, а не вложены ли уже туда гонорары самого отца Кирилла, ведь он, наверняка, получает приличные деньги от своих романов. Скорее всего, это так и было, иначе, как объяснить, что в их небольшом селе церковь была в таком хорошем состоянии. Вряд ли это было результатом трудового вклада сельчан-энтузиастов... Мария распечатала договор на немецком языке, а потом, тщательно вчитываясь в каждый пункт, принялась переводить его на русский язык, жуя в сухомятку бутерброд и совершенно забыв о чае. Перевод занял у нее часа три. Закончив переводить последний абзац, она набрала русский текст договора на компьютере, и, запустив его в печать, довольно потянулась. Еще в самолете у нее созрел план действий. Полистав записную книжку, Мария отыскала номер телефона Бориса, который звонил ей в то памятное утро, представившись другом отца Кирилла. Набрав номер, она долго вслушивалась в длинные гудки. "Никого нет дома, наверное, он на работе, - подумала Мария, - придется вечером перезвонить". Уже почти собираясь положить трубку, она услышала щелчок, и чей-то сонный голос сказал ей в ухо: - Алё... - Добрый день, - поздоровалась Мария, сразу забывшая, с чего она хотела начать разговор. - Добрый, - согласились на другом конце провода и зевнули. - Это Борис? - спросила Мария. - Он самый, к вашим услугам, с кем имею честь? - продолжая зевать, поинтересовался он. - Ой, прошу прощения, лег сегодня в девять утра... Я вас слушаю. - Возможно, я не вовремя, может быть, мне перезвонить? - почувствовав себя неловко, спросила Мария. - Нет уж, дудки, раз разбудили, говорите в чем дело! - запротестовал Борис. - Это Мария. Помните, у меня зимой был в гостях отец Кирилл, и вы мне звонили? - Мария?.. - вспоминая, переспросил Борис, а потом, видимо, сообразив, воскликнул: - Ах, да-да, конечно. Помню, помню. Как поживаете, Мария? - Спасибо, поживаю замечательно, - ответила она. - Мне очень нужно с вами поговорить. Мы не могли бы встретиться? - А что случилось? - насторожился Борис. - Ничего плохого не случилось, но я не хотела бы говорить об этом по телефону. - Ну, хорошо... - согласился он. - А где мы встретимся? Помедлив, Мария решила, что ей совершенно не хочется встречаться в городе в эдакую жару, и спросила: - А вы не могли бы приехать ко мне? Я живу на Московском проспекте. - Подождите минутку, я возьму ручку, - попросил Борис, и, вернувшись через несколько секунд, сказал: - Давайте ваш адрес, записываю. Продиктовав ему адрес и объяснив, что нужно сказать охраннику на входе, Мария спросила: - Когда вы сможете ко мне приехать? - А давайте прямо сегодня. Я все равно проснулся, сейчас побреюсь, кофейку глотну и поеду, - предложил Борис. - Чудесно, - обрадовалась Мария. - Тогда я вас жду. Положив трубку, она по местной связи предупредила охранника о посетителе, и пошла на кухню, решив соорудить какое-нибудь угощение гостю, пока он едет. Борис приехал через час. Открыв дверь и пригласив его войти, Мария отступила в сторону. Борис оказался довольно милым невысоким человеком, с живыми глазами и совершенно налысо бритой головой. Его забавно подкрученные кверху и черные, как смоль, усы сразу напомнили ей старые цирковые плакаты, где красавцы-силачи в полосатых трико, выпятив грудь, демонстрировали свои мышцы. Сходство с ними еще больше подчеркивалось непропорционально широкими плечами Бориса. Возможно, он, действительно, имел какое-то отношение к спорту. - Вот и я! - сказал Борис. - Очень рада, спасибо, что приехали, - поблагодарила его Мария и пригласила в гостиную, где на столе уже стояли чайные приборы и вазочки с десертом: - Проходите, пожалуйста. Бросив взгляд на пол, Борис одним движением скинул с ног легкие сандалии, и, аккуратно обходя ковер, с удовольствием прошлепал босиком в гостиную. Усевшись за стол, он быстро огляделся, и, кивнув, словно согласившись с чем-то у себя в голове, поднял взгляд на Марию: - Что стряслось? Сдвинув в сторону бумаги, лежащие на другом конце стола, она указала на оказавшуюся под ними книгу "У страха глаза рыси". Бросив на Марию проницательный взгляд, Борис коротко спросил: - Вы знаете?.. Она кивнула, и, открыв титульную страницу, показала ему автограф, оставленный отцом Кириллом. - Понятно, - сказал Борис. - Ну и?.. Пододвинув его чашку к самовару и наливая в нее чай, она спросила: - Вам покрепче? - Да, если можно, - попросил он и бросил на нее нетерпеливый взгляд. Поставив перед ним чашку, Мария указала на вазочки с десертом: - Угощайтесь. - Спасибо, - поблагодарил он, и, подозрительно посмотрев на содержимое вазочки, спросил: - А что это? - Это бананы со сметаной и сахарной пудрой. - Бананы со сметаной? - удивился Борис. - Никогда не ел... - и он, осторожно подцепив кончиком чайной ложки немного белой массы, отправил ее в рот. Задумчиво пожевав, он зачерпнул уже полную ложку, и принялся уплетать десерт за обе щеки. Мария с улыбкой наблюдала за Борисом. Потом, спохватившись, взяла тексты договора на обоих языках и положила перед ним. Тот, продолжая жевать, с недоумением посмотрел на документы. Заметив знакомую фамилию, он замер, и, отодвинув вазочку в сторону, потянул на себя русский текст договора. - Что это? - спросил он. - Почитайте, - тихо сказала Мария, и, налив себе чаю, стала пить, молча наблюдая за реакцией Бориса. Когда он дошел до финансовых условий договора, брови его удивленно поползли вверх. - Ничего себе! - воскликнул он. - Вы мне можете объяснить, что это такое и как это оказалось у вас? Посмотрев на него, Мария грустно ответила: - Это мой прощальный подарок отцу Кириллу... - Рассказывайте! - потребовал Борис, и, залпом выпив чай, сам налил себе вторую чашку. Мария ему рассказала все - и об их знакомстве с отцом Кириллом, и об их последней встрече, и о том, как она начала тосковать по нему, находя отдушину лишь в работе и переводе его книги. Борис внимательно слушал ее, прихлебывая, наверное, уже десятую чашку чая. Завершая свое повествование рассказом о главном редакторе издательства "Майнкопф" и его предложении, Мария сказала: - Борис, мне нужна ваша помощь. Тот возбужденно вскочил и забегал по гостиной, ударяя кулаком по ладони. Мария удивленно следила за ним. Наконец, Борис остановился и расхохотался. Потом, подскочив к Марии, он присел перед ней на корточки, и, схватив ее руку, принялся ее трясти, радостно поблескивая глазами: - Мария, да вы же умница! Вы даже не представляете себе, какую вещь вы провернули! Мария, глядя на него сверху вниз, улыбнулась: - Почему же, очень даже представляю. Я, знаете, как обрадовалась! - Нет, не представляете! Это же признание! Эх, Кирилл, Кирилл, пошел ты в гору! Говорил я тебе! - продолжал радоваться Борис. - Вы не знаете, Мария, скольких трудов мне стоило убедить его, чтобы он продолжал писать! Как он тогда упирался! Не по сану, твердил, это. А он ведь еще в школе начал писать замечательные рассказы, даже собирался в Москву - поступать в Литературный институт, а потом вдруг в семинарию пошел. А ведь теперь его вся страна читает, а тут еще и немцы! Ух!.. - и он, подскочив, выдал ногами что-то разухабистое, дробно-народное, от чего бокалы в горке возмущенно зазвенели. Мария рассмеялась. - Прошу прощения, - воскликнул Борис, усаживаясь обратно за стол, и тут же поинтересовался: - Ну, так что нам нужно делать? Чем я могу помочь? - Вы, как я понимаю, его литературный агент? - Правильно вычислили, уже седьмой год веду за него переговоры. Ему, как вы сами понимаете, светиться особо ни к чему... - В таком случае, прошу вас взять переговоры с отцом Кириллом на себя и завершить оформление документов. Их, наверное, нужно еще показать юристам... - Ой, да какие с ним переговоры! Он будет просто счастлив! Да и деньги ему сейчас нужны, он опять затеял какую-то очередную реставрацию в церкви. - Борис, послушайте меня, - остановила его Мария. - Я не хочу, чтобы отец Кирилл узнал, что переводчиком его книги являюсь я. - Почему?! - изумился Борис. - Потому что, уходя в прошлый раз из моего дома, он навсегда попрощался со мной и даже написал, что нам нельзя иметь ничего общего, чтобы не мучить друг друга... Он хотел забыть меня. - Глупости! - яростно воззразил Борис. - Ничего он не забыл, - и, осекшись, быстро взглянул на Марию. - Что? Что вы хотите этим сказать? - встрепенулась она, глядя на него с надеждой. - Он вам что-то сказал? - Нет, он ничего не говорил, не такой он человек. Но я же и сам не слепой, вижу... За последние полгода он мне прислал аж целых два романа, и оба пронизаны такой грустью, какой не было в других его вещах. Я недавно ездил к нему, отвозил ему очередной гонорар, так он мне, между делом, сказал, что хочет попытаться перевестись в нашу епархию. А ведь раньше даже слышать об этом не хотел! Не знаю, как там к этому его начальство отнесется... Ведь при отце Кирилле старая, разваливающаяся, церковь была полностью приведена в образцовый порядок... и, вообще, он очень хороший священник, кому захочется терять такого пастыря? Помолчав, Борис добавил: - Нет, его, действительно, что-то терзает, он таким понурым не был, даже когда умерла его Мария. - Ее тоже звали Марией?! - воскликнула Мария, обессиленно привалившись к спинке стула, и потрясенно глядя на Бориса. - Вы не знали? - удивился Борис. - Он что, вам о ней не рассказывал? - Рассказывал, - тихо сказала она, - только имя ее я не спрашивала, а он не называл... Боже мой, так вот почему он так не хотел... Имя ему, как укор... Все зря... - Так, ну-ка перестаньте придумывать! - строго приказал Борис. - Мало ли кого еще Мариями зовут, не менять же вам имя теперь из-за этого! Все, успокойтесь! Давайте лучше дело будем делать! - Да, да, - согласилась Мария, пытаясь взять в себя в руки, но уже чувствуя, как глухая безнадежность змеей заползает в ее сердце. - Значит так, я покажу эти бумаги юристам, потом поеду к Кириллу, принялся намечать план действий Борис. - В принципе, я имею от него доверенность сам подписывать все договоры, но ради такого дела не жалко и время лишний раз потратить на дорогу. Так, ну он подпишет, а дальше что? - Дальше я переправлю документы в Мюнхен и начну работать с их редактором над моим переводом. Когда книга выйдет, будет устроена презентация, на которую издательство намерено пригласить отца Кирилла в Германию за свой счет. - Вы будете присутствовать на презентации? - спросил Борис. - Думаю, да, - ответила она, и, предугадывая, о чем он хотел ее спросить, сказала: - Эта встреча будет моим последним шансом... Помолчав, Борис тихо спросил: - Вы его очень любите? - Да, - твердо ответила Мария. - Но вы же знаете, что ему не разрешат жениться на вас? Им второй брак запрещен. - В жизни всегда есть выход, - устало отмахнулась Мария. - В конце концов мы могли бы просто расписаться, без венчания... Тогда и я была бы замужней женщиной с законорожденными детьми, и он не совершал бы второго брака с точки зрения церкви. Но он сам не хочет ничего менять. Он мне так и сказал, что жену его ему никто не заменит... Борис промолчал. Мария тяжело поднялась из-за стола. - Пойдемте, я распечатаю вам еще несколько экземпляров договора, мало ли, пригодятся. Передав Борису все документы и вручив ему свою визитку, Мария попросила его на прощание: - Держите меня в курсе, а когда поедете к... туда, поцелуйте за меня Олесика и Илюшу, - и вдруг, что-то вспомнив, повлекла Бориса за руку за собой в спальню. Открыв шкаф, она вытащила большой пакет, доверху забитый детскими вещами и игрушками. - Вот, привозила им из каждой командировки, а отослать так и не решилась... Возьмите, отдайте это от себя, ладно? Борис сначала решил отказаться, но, взглянув в ее умоляющие глаза, все же согласился и забрал пакет из рук обрадованной Марии. Когда Борис ушел, для Марии потянулись часы и дни ожидания. Намеренно погрузившись с головой в работу, Мария едва находила время даже для ежедневных встреч с отцом. Она ему ничего не рассказала о своем успехе и издательских планах, более того, он до сих пор не знал, что Игнат Филаретов это отец Кирилл. Мария скрыла это, понимая, что отец не сможет устоять перед искушением встретиться со своим любимым писателем. И тогда ей придется рассказать отцу и о том, что произошло между нею и отцом Кириллом. Хотя, в сущности, ничего особенного и не произошло, если не считать того, что его дочь полюбила мужчину, оказавшегося одновременно и скромным священником, и известным писателем. Узнай об этом отец, тогда держитесь епископы! Он бы, наверное, лично перекрыл крыши всех храмов в обеих епархиях, лишь бы перевести отца Кирилла в Питер, и помочь обрести счастье своей дочуре. Мария представила отца на крыше храма с молотком и листом железа и грустно улыбнулась.

Через неделю, подъезжая к дому, она заметила стоящую рядом с ее парадной темно-синюю "Volvo". Притормозив, она припарковалась за ней. Выйдя из машины и закрыв дверцу, она забрала из багажника сумки с продуктами, и пошла по направлению к двери в парадную. Из парадной тут же вынырнул охранник Женя, и подскочив к Марии, заботливо забрал у нее из рук сумки. Он всегда старался помочь Марии донести вещи до лифта, если она шла чем-то нагруженная. Кажется, он ей очень симпатизировал, но субординация не позволяла ему переступить черту определенных отношений. Вдруг сзади громко хлопнула дверца автомашины, и мужской голос окликнул Марию: - Мария, подождите! Она повернулась. Женя настороженно наблюдал за спешащим к ним подозрительным бритым мужчиной с манерными усиками. - А я вас в брюках не узнал! - сказал Борис, подходя к Марии. Мария радостно поприветствовала его, и, повернувшись к охраннику, успокоила его: - Женечка, это ко мне. - Позвольте, сударь? - спросил Борис и протянул руку к Жене, намереваясь забрать у него пакеты Марии. Тот молча отдал их и отступил, открывая перед ними дверь в парадную. Зайдя в лифт, Мария с нетерпением повернулась к Борису: - Ну?.. - Докладываю: в Багдаде все спокойно, можем приступать ко второй стадии нашей секретной операции, - вытянувшись во фрунт, шутливо козырнул Борис. - Согласился?.. - А як же ж! А кто-то сомневался?! Вот только, должен признаться, мне пришлось кое в чем приврать, мы же с вами забыли придумать версию, откуда немцы пронюхали о его романе... Пришлось сказать, что это я, такой хороший, отослал им рукопись, а уж они сами подсуетились с переводом. Эх, обманул священника и приписал себе чужие заслуги, грех-то какой! сокрушенно покачал головой Борис, явно дурачась. - Ну, ну, Борис, не ёрничайте! - остановила его Мария. - Да я же шучу! - виновато подняв руки вместе с ее сумками, попытался оправдаться Борис. - И кстати, врать я совсем не умею... Боюсь, вычислит он нас, ведь не даром же детективы пишет, а не любовную лирику... - Ну что ж, вычислит, так вычислит, не будем загадывать, - сказала Мария, открывая ключом дверь в квартиру. Войдя в холл, она удивилась, увидев включенный свет. В воздухе пахло табачным дымом. Мария недоуменно насторожилась. Из кухни появился ее отец. - Пап, слава Богу, это ты! А я уже, было, испугалась. Ты же не предупредил меня, что приедешь сегодня. И Женя внизу ничего не сказал. Что-нибудь случилось? - Привет тебе, дочура... и вам, молодой человек, - чмокнув ее в лоб, поздоровался отец и тут же добавил возмущенно: - Ничего не случилось! Что, я не могу просто так навестить свою собственную дочь? - Можешь, можешь, - рассмеялась Мария. - Пап, познакомься, это Борис. Он приехал ко мне по делу. - Очень приятно. Здравствуйте, Борис, - торжественно протянул он руку показавшемуся совсем маленьким по сравнению с ним Борису. - А я отец этой леди, Николай Дмитриевич. Ну, не буду вам мешать, делайте ваши дела, добавил он и стремительно скрылся на кухне. - Мне тоже очень приятно, - запоздало сказал Борис, глядя в исчезающую за дверью спину Николая Дмитриевича, и удивленно протянул: - Это же Бекешев! - Да, а что, вы знаете папу? - Кто же в городе не знает юриста Бекешева?.. Это же настоящий зубр!.. - А вам что, приходилось с ним сталкиваться по делам? - Отец Кирилл и дети чувствуют себя хорошо, - круто меняя тему, сказал Борис, проходя в кабинет. - Малыши, кстати, были в полном восторге от ваших подарков, - и добавил, улыбаясь: - Кирилл, правда, разворчался, что я балую мальчишек, и что я, наверное, подворовываю из его гонораров, если могу позволить себе накупить такую гору дорогих подарков... Так что я чувствовал себя очень неловко, принимая их благодарности. К тому же, меня никто раньше не называл воришкой... Мария хмыкнула: - Меня тоже... - Я совсем не имел в виду, что вы подворываете... - смутился Борис. - Ладно, бросьте вы, я и не думала принимать это на свой счет. Вытащив из дипломата бумаги, Борис разложил их на столе. - Так... Вот, я привез вам документы обратно. Мы согласовали с Кириллом все пункты договора и кое-что в него добавили. Вот, например, пункт, где оговаривается обязательное сохранение в тайне реальной фамилии и имени автора. Ну, это понятно почему... Комментировать не надо? Мария отрицательно покачала головой. - И еще... Вот: "Автор настаивает на том, чтобы в рекламной компании книги, в частности, на презентации, ни издательство, ни пресса не использовала его фотографии". То есть нужно убедить издателя, что если на презентацию книги с участием Кирилла будет приглашена пресса, то ей должно быть запрещено фотографировать автора - только голые интервью с ним. Иначе Кирилл туда не поедет... Короче говоря, Мария, это нужно перевести и отправить им на согласование. Если издатель согласится с нашими требованиями, то договор мы тут же подписываем и - "Вперед, Франция!". - Да, о фото я и не подумала... Это же может сразу же перекочевать к нам. Попадет статья в интернет и все, а здесь уж наши постараются... Как же! Раскрылось инкогнито знаменитого детективщика! Да и с интервью может оказаться все не так просто. Как же он будет выкручиваться? Ведь журналисты обязательно начнут его расспрашивать о его жизни, семье, образовании, чем он занимается, ну и так далее... - Ничего! Скажет, что закончил специальное учебное заведение и занимается работой с людьми... - Да...- рассмеялась Мария. - Под это определение могут попасть все - от психологов до работников ФСБ. Ну хорошо, я сегодня переведу ваши поправки и отправлю по электронной почте в Мюнхен. Если их все устроит, то вам придется опять ехать к отцу Кириллу за подписями на договоре на обоих языках, вы готовы к этому? - Это не проблема! В конце концов, мы можем встретиться с Кириллом в аэропорту в Борисполе. Он подпишет, и я сразу же улечу обратно. Кстати, а мы не можем объединить обе языковые версии в одном договоре, набрав текст двумя параллельными колонками? - В принципе можем, - ответила Мария. - Единственное, что нам, наверное, придется поставить печать какой-нибудь переводческой фирмы, подтверждающей адекватность перевода тексту оригинала. Борис выжидающе посмотрел на нее. - Нет, печать моей фирмы ставить не будем, - возразила она на его молчаливый намек. - Он сразу же все поймет... Я лучше поговорю с гильдией переводчиков. - Ну, тогда мы все обсудили. Я поехал. Буду ждать от вас известий, вернее, вестей с неметчины. Мария рассмеялась и пошла провожать Бориса в холл. Он потоптался у порога, глядя в ожидании на дверь кухни, но оттуда никто не появился. Тогда он попрощался с Марией и ушел. Мария, закрыв за ним дверь, вернулась в кабинет, и принялась разбирать бумаги, откладывая в сторону те, на которых были пометки. Но потом, вспомнив об отце, собрала бумаги в стопку, и, положив их в стол, пошла на кухню. Судя по количеству табачного дыма, с которым не справлялась даже вытяжка, отец Марии курил одну сигарету за другой. - Пап, ты чего так надымил-то? - удивилась она, распахивая окно. - Марусенька, ты меня любишь? - неожиданно спросил Николай Дмитриевич. Мария изумленно повернулась к отцу: - Конечно! Ты почему спрашиваешь? - И доверяешь?.. - Пап, ну ты чего? - уже обеспокоенно спросила Мария, садясь рядом с ним. - У тебя что-нибудь случилось? - Случилось... Мария испуганно охнула: - Что? Ты заболел? - Нет, я здоров, как бык. Но моя дочь перестала со мной делиться своими горестями и радостями... - Что ты имеешь в виду? - спросила Мария, уже догадываясь, откуда дует ветер. - Я имею в виду, что вчера мне звонил Шнайдер и поздравлял меня с талантливой дочерью, а я чувствовал себя полным идиотом, потому что никак не мог понять, о чем именно идет речь. - Пап, я не хотела тебе раньше времени рассказывать, пока не доведу дела до конца, - виновато сказала Мария. - Еще рано было говорить, вот вышла бы книжка, тогда... - Какая книжка, откуда она взялась? Когда ты ее написала? - возмущенно перебил ее отец. - Мы же с тобой почти каждый день видимся, а ты мне даже пару изо рта об этом не выпустила! Почему я обо всем должен узнавать от чужих людей? Между прочим, ты уже второй раз скрываешь от меня происходящие в твоей жизни важные события. Чем я заслужил подобное отношение? Я что, что-нибудь тебе запрещал, препятствовал твоим желаниям? - Ну, пап, успокойся, это долгая история, но я тебе сейчас все расскажу, попыталась обнять его Мария. Отец отмахнулся: - Поздно! Не ставишь ты своего отца ни во что! Если я тебе уже не нужен, так и скажи. Я хоть и стар, но из ума еще не выжил! - Пап, да ты что несешь-то?! - расплакалась Мария, нервы которой, давно бывшие на пределе, не выдержали. Закрыв лицо руками, Мария согнулась, и, почти уткнувшись лицом в колени, зарыдала, раскачиваясь в стороны. Николай Дмитриевич от неожиданности растерялся. Его возмущение как рукой сняло. Обхватив дочку за плечи и привлекая ее к себе, он попытался ее успокоить: - Марусенька, дочура, да ты что? Ты же никогда не плакала! Ну, прости ты меня, дурака старого! Но Мария вырвалась, и, уже на пороге повернувшись к нему с залитым слезами лицом, выкрикнула: - Не железная я! - и убежала, хлопнув дверью, к себе в спальню. Бросившись ничком на кровать, она поплакала, жалея себя, а потом как-то незаметно уснула. Николай Дмитриевич, тихонько подойдя к двери в ее спальню, постоял на пороге, глядя на ее свернувшуюся калачиком фигурку. Потом, осторожно накинув на нее край покрывала, вышел, тихо прикрыв за собой дверь. Проснулась Мария, когда за окном совсем стемнело. Голова была тяжелая, как всегда, когда засыпаешь во время захода солнца. Чувствуя себя совершенно разбитой, Мария поплелась в ванную. По пути она заметила пробивающуюся из-под двери в гостевую комнату полоску света. Значит, отец не ушел домой, оставшись у нее. Почувствовав жалость к нему, Мария со вздохом прошла мимо его комнаты, и, войдя в ванную, разделась, сбросив с себя одежду прямо на пол. Включив прохладный душ, она шагнула в ванну, с наслаждением подставляя гудящую голову под освежающие струи. Выйдя из душа, Мария почувствовала себя гораздо бодрее. Вытерев мокрые волосы, она оделась и открыла дверь. На пороге гостевой комнаты стоял ее отец. Подойдя к ней с видом побитой собаки, он положил Марии руки на плечи и спросил: - Ну что, ты успокоилась?.. Мир?.. - Мир... - согласилась Мария и уткнулась носом ему в шею. Постояв так немного, они пошли, обхватив друг друга за талию, на кухню. - А знаешь что, дочура, давай выпьем, а? Я сегодня заезжал к Саше Ершову в "Шаровню на Аптекарском", он тут достал для нас "Шато Вильмарин" урожая 1994 года с виноградников Grand Cru Classe... Так что у нас есть, что выпить! Что-то же нам нужно обмыть, не даром же Шнайдер поздравлял меня? - Не даром, - согласилась Мария и направилась к холодильнику. Быстро нарезав и разложив на тарелочке сыр, она высыпала из пакета в плетеную корзинку сухое печенье "Мария", которое любила макать в вино, и понесла все это в гостиную. Отец шел за ней с бокалами и бутылкой эксклюзивного французского вина. Поставив все на столик, Мария забралась с ногами на диван, уютно устраиваясь в уголке. Сколько вечеров провели они так с отцом... Практически, между ними никогда не возникало ссор. Сегодняшнюю вспышку Мария объясняла своими расшалившимися нервами. Эх, нужно было отцу сразу все рассказать, но тогда ей не хотелось, чтобы он опять переживал за нее или начал бы вмешиваться в ее дела, пытаясь помочь. Ей хотелось самой разобраться со своей жизнью. - Ну, так ты мне расскажешь, что ты там придумала? - усаживаясь с ней рядом и протягивая ей бокал с вином, спросил у нее отец. - Расскажу, расскажу, - успокоила его Мария, и, помолчав, спросила: - Ты помнишь книгу Игната Филаретова "У страха глаза рыси"? - Конечно помню! Первоклассный детектив... - Вот его-то я и перевела на немецкий язык. А герр Шнайдер познакомил меня со своим другом-издателем - герром Майнкопфом, и тот, прочитав мою рукопись, загорелся издать книгу у них, в серии "Зарубежный детектив". Вот собственно и все. А сейчас мы оформляем документы... - Мда... и всего-то делов! - иронически хмыкнул Николай Дмитриевич. - Но нужно же еще получить разрешение автора... Ты об этом не думала? Интересно, какой он человек?.. - Замечательный человек, - вырвалось у Марии. - А ты откуда знаешь, вы уже с ним встречались? - поинтересовался отец. Мария, стряхнув какую-то невидимую пылинку с брюк, помолчала, а потом, решившись, тихо сказала: - Пап, и ты с ним тоже встречался... - Где? Когда? - удивился Николай Дмитриевич. - В Каневе... Отец, нахмурив брови, сосредоточился, припоминая. - Ты... Ты хочешь сказать, что это... отец Кирилл?! - потрясенно воскликнул Николай Дмитриевич, и поднявшись с дивана, расхохотался: - Во дает батюшка!.. Вот молодец!.. Игнат Филаретов!.. Ха-ха-ха... Да за это все просто необходимо выпить! Чокнувшись бокалами, они дружно сделали по большому глотку, посмаковали вино во рту и закусили его сыром. - Нет, ну ты только представь!.. - никак не мог успокоиться Николай Дмитриевич, восхищенно качая головой. - Но это, пап, большой секрет! - улыбаясь, предупредила Мария отца. - Само собой! Я буду нем, как могила! - демонстративно закрывая себе рот рукой, пообещал Николай Дмитриевич, но тут же отвел руку, чтобы задать ей очередной вопрос: - А ты это уже в Каневе знала? Чувствуя, что ступает на зыбкую почву, Мария замешкалась, но, решив идти до конца, ответила: - Нет, там я ничего не знала. Это я потом узнала. А так мы с ним случайно познакомились. - Хороша случайность! Из почти трехсот миллионов человек познакомиться именно с известным писателем! Ну и когда ты узнала, что он Филаретов? - Когда он приезжал сюда в начале декабря сдавать экзамены в академию. - Так вы с ним встречались? - Да, - Мария опустила глаза, глядя в свой бокал и взбалтывая в нем остатки вина. - Помнишь, когда Вика приводила ко мне своего приятеля познакомиться? Вот, в тот вечер и отец Кирилл был у меня в гостях. Он мне ничего не сказал, просто оставил автограф на своей книге, которую случайно увидел в моем кабинете. Кстати, он не знает, что переводчиком его книги являюсь я... - Еще не лучше, прямо какие-то тайны Мадридского двора! Почему ты это от него скрыла? - А вот об этом, пап, я бы пока говорить не хотела, - бросив на отца быстрый взгляд, сказала Мария. - У меня есть свои соображения, по которым я не хочу до поры, чтобы он что-нибудь узнал. - Ну, хорошо, хорошо, но потом-то расскажешь? Мария кивнула. - Ну, давай праздновать. Не каждый же день такие события в жизни происходят! - сказал Николай Дмитриевич, наливая им еще вина. Глядя, как отец наполняет ее бокал, Мария остановила его: - Хватит, хватит, мне еще срочно нужно перевести поправки к договору, я хотела их сегодня же отправить в Мюнхен. - Ничего, пара-тройка бокалов только тебя подкрепят. Кстати, показала бы мне, что они вам там предложили... - Сейчас... Мария вскочила с дивана, и, сбегав в кабинет, принесла отцу договоры. Поставив бокал на столик, отец надел очки и принялся читать. Прочитав сначала договор с автором, и молча отложив его в сторону, он принялся читать договор с Марией, хмыкнув при этом: "тоже мне, конспиратор!", видимо наткнувшись на ее псевдоним. Закончив чтение, он снял очки, и, изучающе посмотрев на дочь, заключил: - Не слабо! - Правда же? - обрадовалась Мария. - Я тоже, когда прочла, не поверила своим глазам. - Все! - хлопнув в ладоши, приказал отец. - Сворачиваем пьянку гурманов и за работу! Погоняй в кабинет переводить! Время - деньги, нечего уважаемых людей заставлять ждать. И словно услышав слова отца, по всей квартире затрезвонили телефоны. Мария подскочила от неожиданности, а потом бросилась к трубке. Это была фантастика - звонил герр Майнкопф... Услышав, как дочь отвечает по-немецки, Николай Дмитриевич сделал жест рукой, типа: "Я же тебе говорил!" Мария, показала рассмеявшемуся отцу язык и отвернулась, отвечая на вопросы далекого собеседника. Переговорив минут пять, она положила трубку. - Ну? - вопросительно спросил отец. - Ты был прав, он спрашивал, почему мы так долго не отвечаем и не появились ли у нас какие-нибудь проблемы с автором... - И что ты ему ответила? - Пап, ну чего ты прикидываешься, ты же все слышал! - Мало ли слышал! Я же не говорю по-немецки. - Может и не говоришь, зато все прекрасно понимаешь, уж мне-то не рассказывай! - рассмеялась Мария. - Ты обо мне, как о собаке: все понимаю, да сказать не могу, - проворчал с улыбкой отец. - Ладно тебе! Я до сих пор помню лицо того немца, который сидел с нами за столиком в санатории и обсуждал со своим приятелем твои уши, думая, что ты не понимаешь по-немецки... Отец тогда, действительно, отчебучил номер! Ему видимо надоело слушать разнообразные комментарии о своих ушах, которые у него, действительно, были выдающимися, поэтому он решил подшутить. Смачно полив кетчупом большой пельмень, он незаметно стащил его из тарелки и зажал в руке. А потом схватил нож и невозмутимо начал изображать, что отрезает себе ухо. По щеке, из-под сжатой ладони живописным кровавым ручейком пополз кетчуп вперемешку с пельменным соком. Оторопевший немец в ужасе выпучил глаза, и, открыв рот, наблюдал за страшными действиями сотрапезника. Тогда отец, обратившись к нему на чистом немецком языке, сказал, что хочет сделать ему презент, и вложил ему в руку пельмень. Немец глянул в свою ладонь, на которой лежал вымазанный кетчупом пельмень, и видимо, приняв его за отрезанное ухо, молча упал в обморок. - А чего там было понимать? Он так красноречиво поглядывал на мои уши, что и без перевода было понятно, что он хотел меня обидеть... - Ой, обиженный, ха-ха-ха, - рассмеялась Мария. - А кто же тогда пересел за другой столик и обходил нас за три версты? Ты или он? - Ну ладно, ладно, беги работай, я тут сам приберу, - прервал ее Николай Дмитриевич и хлопнул ее ниже талии. Мария возмущенно вскрикнула и выскочила из гостиной. Закончив работу над договорами только к трем часам утра, она сразу же вышла в интернет и отправила документы электронной почтой герру Майнкопфу. После чего рухнула в постель и сразу же провалилась в сон. Утром она, конечно, проспала все мыслимые сроки, забыв поставить себе будильник. А отец, уходя, видимо, не захотел ее будить, решив, что ей нужно выспаться. Часы показывали двадцать минут двенадцатого. Мария вскочила с постели и побежала мыться. Сквозь шум воды, она услышала телефонный звонок. Обернувшись полотенцем, она выскочила из ванной в холл и схватила трубку. - Фройляйн Мария, почему такая таинственность? - поздоровавшись, и сразу же переходя к делу, спросил ее герр Майнкопф. - Потому, что автор здесь занимается очень специфичным бизнесом, и даже российские читатели ничего о нем не знают. Герр Майнкопф, я думаю, что такой гениальный человек, как вы, сумеет извлечь из тщательно охраняемого инкогнито автора большую рекламную пользу. Представьте, как это можно обыграть! Вы выпускаете книгу таинственного автора, произведениями которого все зачитываются, но никто не знает его в лицо, даже в нашей стране, и он впервые, подчеркиваю: впервые, соглашается приехать на презентацию своей книги, в данном случае, пообщаться с немецкой общественностью. И выставляет только одно условие - сохранить свое настоящее имя и лицо в тайне... - Он что, будет в маске, как Зорро? - пошутил герр Майнкопф. - Да нет же, он просто попросил запретить проносить с собой на презентацию фото- и телекамеры. Это же может создать вокруг нашей книги особую, таинственную атмосферу, которая замечательно впишется в детективный жанр. - Вы меня убедили, я подумаю и дам вам знать, - согласился герр Майнкопф и попрощался. Окрыленная Мария, позвонила Борису, сказав, что вроде бы издатель не выказывает принципиального несогласия с их условиями, и похоже, скоро нужно будет договариваться с отцом Кириллом о новой встрече. - Это классно, - обрадовался Борис, - потому что он мне только что звонил и сказал, что послезавтра хочет сам прилететь в Питер. У Марии упало сердце. - Он догадался?.. - Не думаю, скорее всего, он просто решил облегчить мне задачу в подписании договора, а, может, у него здесь какие-то свои, церковные, дела... Послезавтра все узнаем. - Борис, только не выдавайте меня, я еще не готова к встрече с ним, попросила Мария. - О чем речь! Я же вам обещал, значит, буду молчать, - развеял он ее опасения. - Спасибо. Я вам перезвоню, как только получу назад документы. - Договорились, до встречи, - попрощался Борис. На следующий день, утром, перед уходом на работу, Мария на крайний случай заглянула в электронную почту, и сразу же обнаружила среди других сообщений послание из "Майнкопф". На официальном бланке издательства было написано, что все поправки к договору с автором и его форма на двух языках принимаются, и если у автора и переводчика больше нет возражений, то издательство готово выслать по почте подписанные со своей стороны договоры, ожидая ответной почты от них. Мария тут же бросилась звонить Борису, но не застав его дома, написала ответ в издательство и отослала его со словами благодарности за оперативность. После чего распечатала договоры и поехала в гильдию переводчиков, где работали несколько ее однокурсниц. Получив их печать, она созвонилась с отцом и помчалась к нему в офис. Влетев в его кабинет, она повисла у него на шее. - Они согласились! - Поздравляю, дочура! - обрадовался отец и закружил ее по кабинету, во все горло распевая мелодию вальса Штрауса "На голубом Дунае". Испуганная секретарша, было, всунула свой нос в кабинет и тут же спряталась обратно, плотно закрыв за собой дверь. - Ну и что теперь? - спросил Николай Дмитриевич. - Завтра приедет отец Кирилл, Борис у него подпишет договор и мы отошлем его герру Майнкопфу, а мне еще придется поработать с их редактором, фрау какой-то, забыла ее фамилию. - Борис это тот парень с пышной шевелюрой, который к тебе приходил? - Шевелюрой? - недоуменно переспросила Мария, а потом, сообразив, что отец шутит, укоризненно покачала головой: - Да, это он, и он - литературный агент отца Кирилла. - Не отца Кирилла, а писателя Игната Филаретова, - поправил ее Николай Дмитриевич и добавил: - А почему бы тебе самой не слетать в Мюнхен? Отвезешь договоры и поговоришь с редактором... Кстати, ты в отпуске не была, возьми пару недель и проведи их в Германии. Думаю, что тебе эта работа будет лучше всякого отдыха. - Пап, это мысль! Мне она, почему-то в голову не пришла. Надо только посмотреть график заказов... Если нет ничего серьезного, то поеду, а на простые переговоры я могу поставить кого-нибудь из моих сотрудников. - Ну вот видишь, - удовлетворенно сказал Николай Дмитриевич, - не такой уж я у тебя дурак! - А кто говорил?! - шутливо возмутилась Мария, и, чмокнув отца в щеку, выскочила из кабинета. Пробегав весь день по делам, Мария вернулась домой совершенно взмыленная, но довольная. Хорошее настроение не покидало ее целый день, единственное, что ее огорчало, так это то, что она никак не могла дозвониться до Бориса. Да и то, что завтра отец Кирилл окажется в Петербурге и будет находиться совсем рядом с ней, ее тоже волновало, но она гнала это волнение от себя, не желая питать лишних надежд. Если он ей позвонит, в чем она сомневалась, вспоминая его прощальное письмо, - это будет прекрасно, но ждать его звонка она себе запретила. Аккуратно разложив документы на столе и придвинув к себе два экземпляра договора на оплату сделанного ею перевода, Мария достала из коробочки настоящий паркер и, высунув от старания кончик языка, поставила свою подпись. "Нужно запомнить этот момент! - подумала она, отложив ручку в сторону и глядя на документ. - Это мой первый издательский договор. Кто знает, может быть, и не последний". В девять вечера объявился Борис. Позвонив откуда-то поблизости, он обрадовался, услышав хорошие новости, и сказал, что может через полчаса подъехать к ней за договором отца Кирилла. Мария, подумав о том, что если отец Кирилл прилетает завтра, то Борису лучше иметь заранее договор на руках, а не бегать за ним при авторе, согласилась, и пошла ставить самовар. Весь следующий день Мария провела в хлопотах, готовясь к поездке. Она позвонила герру Майнкопфу, и, сказав, что как только автор подпишет договор, а сделать он это должен сегодня, она готова вылететь в Мюнхен для завершения всех юридических формальностей, а заодно и поработать с их редактором над ее переводом. - Отлично, фройляйн Мария, это лучший вариант, какой только было можно представить! - обрадовался герр Майнкопф. - Мы будем ждать вас с нетерпением. Вечером ей позвонил Борис, и, не называя ее по имени, коротко доложил, что все сделано, и он готов привезти ей подписанный договор. - Приезжайте, - сказала Мария, и, положив трубку, откинулась в кресле, чувствуя, как от волнения у нее подрагивают руки. "Он приехал... Он здесь", - билась в мозгу будоражащая мысль. Взяв себя в руки, она набрала справочную службу аэропорта, чтобы узнать расписание самолетов в Германию. На завтра был как раз удобный рейс. Позвонив своей секретарше домой, Мария попросила ее с утра съездить в представительство "Люфтганзы" и приобрести для нее билет. Приехавший через час Борис сразу же почувствовал ее состояние. Передавая ей бумаги и глядя в ее побледневшее лицо, он утешительно сжал ее руку: - Я ничего ему не сказал и не скажу, не волнуйтесь. Хотя не могу гарантировать, что он вам сам не позвонит. Кирилл приехал в каком-то странном настроении. - Я завтра улетаю в Мюнхен, - сообщила ему Мария. Удивленно посмотрев на нее, Борис промолчал, а потом кивнул, принимая к сведению ее сообщение. После отъезда Бориса, Мария подошла к телефону и задумчиво посмотрела на него. Она не знала, чего она больше боялась: того, что ей может позвонить отец Кирилл, или того, что она не выдержит и сама позвонит ему. Мария не любила автоответчики и принципиально не ставила их у себя дома. Но сидеть и слушать, как надрывается телефон, и гадать, кто же это может быть, она тоже не хотела... Приняв решение, Мария прошлась по квартире и отключила все свои телефоны. Последним она отключила сотовый. Утром она улетела в Мюнхен.

Глава шестая

Презентация была намечена на семнадцать часов в большом книжном магазине Крюгера. Стопочка авторских экземпляров уже лежала на столе в гостиной, поблескивая яркими обложками с лицом главного героя. Немецкий вариант книги получился несколько необычным - уж больно странно читалось по-немецки русское имя "Игнат Филаретов". Мария глянула на циферблат, до начала еще оставалось два часа. Нервы ее были на пределе. Отец Кирилл, судя по всему, уже должен был прилететь. Хорошо, что его встречает кто-то из сотрудников издательства - в самом герре Майнкопфе Мария была не уверена. За последние месяцы они очень сдружились, и, как однажды шутливо пожаловался Марии герр Шнайдер, она не сходила с языка герра Майнкопфа, неуемно восхваляющего ее характер, таланты и другие бесчисленные достоинства, которые он видел в Марии. Встретившись с отцом Кириллом, он мог бы просто проговориться о ней... Значит, если ничего не случится, через два часа она встретит его... Прошло чуть больше года с их последней встречи... Какой то будет новая?.. Накладывая макияж, Мария в который раз критически оглядела себя в зеркало. Высокая прическа, которую ей сделала дочь фрау Кюнцер, Ева, оказавшаяся, замечательным стилистом, открывала ее стройную шею и создавала вокруг ее головы ореол из темных густых волос, придавая Марии гордый и торжественный вид. Лишь две, слегка завитые, пряди, выпущенные по бокам, смягчали эту торжественность и добавляли облику девушки некоторую кокетливость. Это было очень красиво. Даже сама Мария восхищенно ахнула, когда Ева, закончив работу, отступила в сторону и предложила ей посмотреться в зеркало. Мария выбрала для презентации белый французский костюм с узкой удлиненной юбкой и небольшим разрезом сзади. Она очень надеялась, что в этом празднично-строгом одеянии поразит отца Кирилла, и он не сможет так легко отказаться от нее, как в прошлый раз. Или, в худшем случае, не скоро ее забудет. Надев костюм, она поправила на груди крестик, который она носила, не снимая с тех пор, как отец Кирилл надел ей его на шею. Отойдя в глубь комнаты, Мария взглянула на себя в зеркало издали. Из зеркала на нее смотрела элегантная молодая женщина, выглядевшая очень уверенно, вот только несколько тревожные глаза выдавали ее волнение. Мария, подойдя к туалетному столику, слегка дрожащей рукой коснулась ресниц щеточкой, добавляя немного туши. Теперь глаза ее казались огромными на слегка бледном лице. Она была готова. До презентации оставался еще час, но Мария решила ехать. Даже если она доберется до магазина Крюгера намного раньше начала, ей будет легче ожидать встречи с отцом Кириллом среди людей, чем сидя здесь, в квартире дочери герра Шнайдера, Марты, у которой она всегда останавливалась. Сама Марта почти все время отсутствовала, разъезжая по всему миру с разными археологическими экспедициями. Она была талантливым фотожурналистом и делала репортажи для специальных иллюстрированных журналов. Взяв сумочку, Мария пошла к двери, но ее остановил телефонный звонок. Звонил герр Майнкопф, который заговорщицким тоном сообщил ей, что "он прибыл"... Мария сразу поняла, кого он имеет в виду. В последнее время герр Майнкопф, заинтригованный необычными обстоятельствами, связанными с таинственным автором и его отношениями с Марией, все время с любопытством подглядывал на нее при встречах, что через какое-то время стало весьма утомлять ее, вызывая досаду, а иногда и раздражение. Герр Майнкопф предложил заехать за ней, но Мария отказалась, чувствуя себя не в силах вести светские беседы перед встречей с отцом Кириллом, и, сославшись на то, что у нее есть машина, попрощалась, сказав, что скоро приедет сама. Накинув плащ, она спустилась в подземный гараж. Мария, выезжая в командировки заграницу, всегда брала машину напрокат, отказываясь от транспорта, предоставляемого фирмами, на переговоры с которыми приезжали ее клиенты. И не только потому, что дома она привыкла к разъездам на собственном автомобиле, но и потому, что не желала обнародовать свои передвижения и встречи. Чем меньше будут знать о ней партнеры ее клиентов, тем меньше вероятность использования какой-нибудь личной информации при переговорах. В Мюнхене она уже несколько месяцев пользовалась услугами фирмы "Кранц и Кранц", хозяева которой, отец и сын, симпатизировали Марии и всегда с радостью встречали ее, предоставляя ей наилучшую машину из своего гаража. Вливаясь в поток машин, Мария поехала на презентацию, чувствуя с каждой минутой все большее волнение. Погода была под стать ее настроению. Порывистый октябрьский ветер бросал струи дождя на лобовое стекло. Через полчаса она припарковалась сбоку от стеклянного фешенебельного здания, где находился магазин Крюгера. Посидев пять минут в нерешительности, она все-таки собралась с духом и вышла из машины. Конечно, она прибыла рано. В магазине шли последние приготовления к презентационной пресс-конференции. Публика начнет собираться не раньше, чем через двадцать минут. Герр Вантерберг, менеджер издательства по связям с общественностью, увидев Марию, приветственно помахал ей рукой и пошел навстречу, широко улыбаясь. - Добрый день, фройляйн Мария! Не усидели дома и приехали пораньше? Понимаю и поздравляю вас, ведь сегодня и ваш праздник, - он пожал Марии руку и помог ей снять плащ. - Герр Филаретов уже прилетел и скоро приедет сюда. Вы с ним еще не разговаривали? - Нет, мы должны встретиться здесь. - Понятно. Проходите, пожалуйста, садитесь. Не хотите ли воды или соку? Вы что-то несколько бледны. Очень волнуетесь? - Немного волнуюсь, - улыбнувшись через силу, согласилась Мария, - это все-таки первое издание моего перевода, но большое спасибо, мне ничего не надо. Я бы хотела оглядеться здесь, а вы, пожалуйста, не обращайте на меня внимания, у вас сейчас много других забот. Герр Вантерберг понимающе улыбнулся, и, сказав, чтобы она его позвала, если ей вдруг что-нибудь понадобится, пошел к группе сотрудников магазина, которые заносили в конференц-зал стопки книг, приготовленные для презентации. Мария постояла, оглядываясь вокруг, и медленно пошла вдоль стеллажей, на которых была выставлена книжная продукция на немецком языке разных жанров и направлений. Скоро здесь будет выставлена и их с отцом Кириллом книга... Мария нервно сглотнула и оглянулась на стеклянную стену позади нее. За стеклом, словно на огромном экране, текла своим чередом городская жизнь. Мимо спешили прохожие, укрываясь от дождя под разноцветными зонтами, проносились мокрые автомобили. Мария подошла к этой стеклянной стене, чувствуя, что не в силах больше разглядывать книги. Она боялась пропустить появление отца Кирилла. Из конференц-зала вышел герр Вантерберг в сопровождении высокого полного мужчины лет сорока. Они направились в сторону Марии. - Звонил герр Майнкопф, он будет здесь с минуты на минуту, - сказал герр Вантерберг. - Фройляйн Мария, познакомьтесь с герром Крюгером, владельцем этого магазина и нашим давним партнером. Мария, вымученно улыбаясь, протянула руку герру Крюгеру со словами, что ей очень приятно с ним познакомиться, особенно учитывая важность для нее предстоящего здесь события. - Мне тоже очень приятно, - любезно пожимая ее руку, ответил герр Крюгер. - Я поздравляю вас с выходом вашей первой книги. И хочу сказать, что, прочитав перевод детектива герра Филаретова и слушая ваш блестящий немецкий язык, я понимаю теперь, почему издательство "Майнкопф" решилось выпустить эту книгу в переводе на немецкий язык русским переводчиком. - Спасибо за поздравление, - смущенно поблагодарила его Мария. - Для меня большая честь услышать похвалу из уст профессионала. Герр Крюгер сдержанно улыбнулся и склонил голову в ответ на ее слова, но в этот момент герр Вантерберг воскликнул: - А вот и герр Майнкопф! Мария оглянулась. Герр Майнкопф, широко улыбаясь, спешил к ним своей размашистой походкой. За ним, едва поспевая, бежал герр Гессер - художник, иллюстрировавший книгу Филаретова. - О, моя дорогая, как вы хороши! - в свойственной ему шумной манере приветствовал Марию герр Майнкопф, обнимая и целуя ее в обе щеки, а, потом, повернувшись к герру Крюгеру, поздоровался с ним. Герр Крюгер пожал ему и герру Гессеру руки, и сделал приглашающий жест: - Прошу в мой кабинет, у нас еще есть время до начала презентации. Не отпуская талии Марии, герр Майнкопф повел ее за собой. Мария растерянно оглянулась на вход. - Не волнуйтесь, - наклонившись к ней, шепнул ей на ухо герр Майнкопф, мы не пропустим приезда герра Филаретова. За ним поехала сама фрау Кюнцер, поскольку она владеет русским языком. Мария покорно кивнула и позволила ввести себя в кабинет герра Крюгера. Остальное она помнила довольно смутно. Все ее внимание сосредоточилось на двери, лицом к которой она сразу же села. Отказавшись от предложенного кофе, она сидела, нервно сцепив руки на сумочке, и, постоянно возвращаясь взглядом ко входу в кабинет, невпопад отвечала на вопросы обращавшихся к ней мужчин. Герр Майнкопф, заметив ее состояние, задумчиво посмотрел на нее, а потом, подойдя к герру Крюгеру, что-то тихо спросил его. - О, да, конечно! - воскликнул тот. Через минуту перед Марией оказалась чья-то рука с рюмкой коньяка. Мария подняла глаза. Герр Майнкопф, улыбаясь, протягивал ей рюмку, но взгляд его оставался серьезным. Мария, поблагодарив, приняла рюмку из его рук. Приподняв ее в приветственном жесте, она обвела присутствующих взглядом, и молча выпила содержимое до дня. Герр Майнкопф тут же протянул ей коробку с конфетами. Мария потянулась за конфетой, чувствуя, как от коньяка потеплело у нее внутри, словно на нее кто-то положил горячую ладошку. Задержав руку над коробкой, она поколебалась, разглядывая конфеты, потом, выбрав шоколадную шишечку, положила ее в рот. И в этот момент распахнулась дверь. Мария застыла, едва найдя силы проглотить непрожеванную конфету. В дверях появилась фрау Кюнцер, а за ней в кабинет вошел отец Кирилл, вернее, Игнат Фелоретов, потому что в вошедшем импозантном мужчине в длинном элегантном пальто, модной широкополой шляпе и темных стильных очках было невозможно узнать священника отца Кирилла. Мария поднялась с кресла и стоя наблюдала, как герр Крюгер приветствует автора и приглашает вошедших раздеться. Отец Кирилл пропустил вперед фрау Кюнцер и помог ей снять плащ, после чего снял с себя пальто и шляпу, оставшись в темных очках, скрывающих его глаза. Повернувшись к присутствующим, он поздоровался на вполне приличном немецком языке и улыбнулся. Мария, окаменевшая от волнения, стояла в стороне, и, не отрываясь, смотрела на отца Кирилла. Его длинные волосы мягкими локонами спускались на плечи, бородка была аккуратно подстрижена. Черный костюм, в котором он выглядел очень солидно, подчеркивал ширину его плеч и подтянутость его высокой фигуры. Мария вспомнила их предыдущую встречу. Тогда он ей напомнил мятежного поэта, а теперь перед ней стоял маститый писатель, имеющий вкус и положение, позволяющее этот вкус удовлетворять. Герр Майнкомп, бросив украдкой взгляд на Марию, подошел к отцу Кириллу и поздоровался с ним. Последовал поток традиционных приветственных фраз и поздравлений. Наконец, герр Майнкопф, взяв по-дружески отца Кирилла под руку, подвел его к Марии. - Думаю, с вашим переводчиком вас знакомить не нужно, герр Филаретов? лукаво улыбаясь, спросил он. - Не нужно, - улыбнулся ему в ответ отец Кирилл. Сняв очки, он спокойно посмотрел на Марию, словно они расстались только вчера, и тихо сказал ей по-русски: - Здравствуй, Мария. - Здравствуй...те... - вымолвила Мария дрогнувшим голосом, глядя на него широко распахнутыми, испуганно-ждущими глазами. - Рад тебя видеть, ты замечательно выглядишь. - Вы тоже... - сказала она, опуская голову и мучаясь от осознания того, что все ее тайные надежды рушатся на глазах. Она ожидала чего угодно, но только не такого спокойного отношения к их встрече. Он разговаривает с ней так обыкновенно, словно его совершенно не удивляет, что он ее здесь встретил, словно ему все равно, что она стоит за его немецким изданием. Герр Майнкопф, озадаченно наблюдавший за ними, почувствовал состояние Марии, и, решив прервать явно тягостный для нее момент, громко воскликнул, обращаясь ко всем присутствующим: - Ну что же, господа, все уже в сборе! Фрау Кюнцер, узнайте, пожалуйста, у герра Вантерберга, можно ли начинать. Сегодня у нас замечательное событие и пора переходить к тому моменту, ради которого мы все работали, - и, повернувшись к отцу Кириллу, тихо добавил: - Герр Филаретов, мы помним о вашем условии и постарались выполнить его, не смотря на возражения прессы. И от телевидения пришлось отказаться... - Спасибо, для меня это важно, - поблагодарил его отец Кирилл. В этот момент распахнулась дверь, на пороге появился герр Вантерберг. Кивнув, он отступил в сторону, приглашая всех присутствующих пройти в конференц-зал. Отец Кирилл вдруг взял Марию за руку, и снова надев темные очки, повел ее за собой. Она вздрогнула, когда его теплые пальцы бережно сжали ее руку, и в безмолвном изумлении последовала за ним. Конференц-зал был забит до отказа. Мария даже испуганно попятилась, остановившись на пороге и дернув отца Кирилла за руку. Она совершенно не ожидала, что за такое короткое время сюда могло прийти столько народу. "Неужели их так заинтересовала наша книга?" - изумленно оглядывая публику, подумала она. Следующий шаг прояснил ситуацию. Как только следом за ними появился герр Майнкопф, публика зашумела, и, вскочив, приветствовала его громкими аплодисментами. - Друзья мои, вы меня сейчас спросите, что же я вам приготовил на этот раз? - с места в карьер громогласно обратился к публике герр Майнкопф, едва подойдя к столу и щелкнув по стоявшему на нем микрофону. Народ в зале рассмеялся, многие тут же начали что-то строчить в блокнотах. Мария, отец Кирилл, герр Гессер и фрау Кюнцер, направляемые герром Вантербергом, расселись за столом напротив табличек со своими именами. Отец Кирилл продолжал держать Марию за руку, не обращая внимания на удивленные взгляды фрау Кюнцер, да и самой Марии. Мария, для которой встреча с публикой оказалась не столь пугающей, как ожидание встречи с отцом Кириллом, сев на свое место, почувствовала себя более спокойно. Ощущая теплые пальцы отца Кирилла на своей ладони, она все-таки нашла в себе силы прислушаться к выступлению герра Майнкопфа. Он явно не нуждался в помощи своего менеджера по связям с общественностью, совершенно непринужденно общаясь с журналистами, сидящими в зале. - И я вам отвечу! Я приготовил вам четыре, четыре замечательных открытия, - герр Майнкопф выставил перед собой руку с четырьмя оттопыренными пальцами. - Это три имени и одна потрясающая книга. Я прочел рукопись за одну ночь, не отрываясь! - он покивал, акцентируя внимание на последних словах. - Меня, действительно, ничто не могло оторвать от нее, даже недовольное ворчание моей дорогой и горячо любимой фрау Майнкопф. Публика опять засмеялась, прерывая его речь аплодисментами. Мария хмыкнула: знают ли журналисты, что фрау Майнкопф это вовсе не жена герра Майнкопфа, а его мама - забавная старушка, в прошлом кардиолог, до сих пор ревниво пекущаяся о здоровье давно уже взрослого сына? - И вы спросите: а что же такого в этой книге? И я вам скажу: во-первых, герр Майнкопф принялся отгибать пальцы, - она потрясающе интересна, во-вторых, ничего не понятно до самого конца, в-третьих, страшно до ужаса, в-четвертых, все заканчивается совершенно неожиданно, и в-пятых, какой захватывающий язык! - герр Майнкопф покачал в восхищении головой и даже прищелкнул пальцами, которые он только что отгибал. "Ну, арти-и-ст!" - поразилась Мария, с восхищением слушая герра Майнкопфа. - И теперь я хочу вам представить тех людей, о чьих именах я только что говорил... - герр Майнкопф обошел сидевших за столом Марию и отца Кирилла сзади, и, наклонившись, обнял их за плечи. - Это автор новой, замечательной книги "У страха глаза рыси", известный русский детективщик, герр Игнат Филаретов, и его потрясающая переводчица, очаровательная фройляйн Мария Бе... Игнатова. Публика сдержанно захлопала, с любопытством поглядывая на них. - И знаете почему я говорю об открытии трех имен? Потому, что с сегодняшнего дня Германия полюбит нового автора - Игната Филаретова и нового героя - таинственного Ивана Забайду, которого нам подарил герр Филаретов. Но говорить этого героя по-немецки научила именно фройляйн Мария. И я бы хотел, чтобы наши переводчики так же хорошо знали русский язык, как знает наш язык эта молодая фройляйн! - и герр Майнкопф в порыве чувств наклонился и поцеловал Марию в макушку, чуть не испортив ей прическу. Мария, совершенно не ожидавшая никаких поцелуев, ахнула и залилась краской, а зал взорвался смехом и бурными аплодисментами. Журналисты, вероятно, знали и любили характер герра Майнкопфа, и одобрительно относились к его манере общения. - Прошу вас, герр Филаретов, вам слово! - пододвигая к отцу Кириллу микрофон, сказал герр Майнкопф, и, улыбаясь, уселся рядом с ним с чувством выполненного долга. Отец Кирилл отпустил руку Марии и поднялся. Взяв из стопки своих книг, лежащих на столе, одну книгу, он обвел взглядом затихающий зал и сказал: - Добрый день, дамы и господа! Благодарен, что вы пришли на презентацию моей книги, но после такого вступления уважаемого герра Майнкопфа, - отец Кирилл поклонился в сторону издателя, - мне, пожалуй, остается только замереть в позе гордого памятника. Публика, не ожидавшая, что автор заговорит с нею на немецком языке и при этом еще будет шутить, отреагировала смехом и аплодисментами. - Я очень рад, что моя книга издана в вашей стране, за что выражаю глубокую признательность издательству "Майнкопф" и его решительному руководству, - последовал очередной поклон в сторону герра Майнкопфа. - Я надеюсь, что моя книга будет вам также интересна, как интересна она русским читателям. Хотя не скрою, я никогда не мог предположить, что мои герои заговорят на немецком языке. И за это я приношу свою благодарность госпоже Марии Игнатовой и редактору фрау Кюнцер. Я также очень благодарен герру Гессеру, который создал интересные иллюстрации к моей книге. Оказывается, мой Иван Забайда еще и красивый парень... Смотрите, какое мужественное у него лицо, - отец Кирилл, улыбаясь, повернул книгу обложкой к залу. - Думаю, ваш герой заставит быстрее биться сердце не у одной немецкой девушки, отнимая у нас их улыбки... - подтвердил под смех и аплодисменты женской половины публики герр Майнкопф и сделал потешное лицо, изображая ревность. Отец Кирилл рассмеялся, а потом развел руками и сказал: - Ну что мне еще сказать? Я очень счастлив. Правда... Прошу вас, ваши вопросы... В зале поднялся лес рук. Герр Майнкопф, видимо, вошел во вкус, и потому игнорируя взгляды герра Вантерберга, взял на себя ведение пресс-конференции. Он выбирал журналиста и делал ему знак рукой. Журналист вставал, и, представившись, задавал свой вопрос. Вопросы были разные - от биографических до творческих. Отец Кирилл спокойно отвечал, а Мария все ждала, когда же кто-нибудь поинтересуется, почему автор окружил себя такой секретностью, что не позволяет себя фотографировать, а на эту пресс-конференцию даже были сделаны специальные приглашения? Казалось, этот вопрос висит в воздухе... Мария сидела, внимательно следя за ответами отца Кирилла журналистам, иногда подсказывая ему слова, если он затруднялся ответить. Неожиданно, один из журналистов обратился к Марии: - Курт Фишер, "Munchen Zeitung". У меня вопрос к фройляйн Игнатовой. Герр Майнкопф сказал, что ваш перевод книги герра Филаретова очень хорош. Как родилась идея сделать перевод этой книги для немецкого издательства? Мария поднялась, краем глаза заметив, что отец Кирилл тоже заинтересованно ждет ее ответа. - Спасибо за вопрос, герр Фишер. Игнат Филаретов - наш с отцом любимый писатель уже несколько лет. Эту книгу я прочла и захотела перевести еще до встречи с автором, но к самому переводу приступила уже после того, как познакомилась с герром Филаретовым. Если хотите, мне хотелось похвастаться... Журналист непонимающе посмотрел на нее. - Я имею в виду, похвастаться не тем, "ах, какая я славная переводчица", Мария изобразила гордое лицо, заставив публику улыбнуться, - а тем, какие замечательные книги пишут наши русские писатели. Я очень люблю делиться с людьми тем, что мне нравится, и мне захотелось поделиться с немецкими читателями удовольствием, которое они обязательно получат, читая эту книгу. Но, конечно, у меня была масса сомнений насчет моего перевода. Я не отношусь к тем счастливым людям, которые абсолютно уверены в совершенстве своего творчества, и потому с некоторым трепетом отдала рукопись главному редактору издательства "Майнкопф". Вы не можете представить, как я была счастлива, когда герр Майнкопф сообщил мне, что принимает рукопись книги с моим переводом к изданию. И я очень благодарна редактору издательства, фрау Кюнцер, в работе с которой я очень многое почерпнула для себя как для переводчика. Я очень надеюсь, что мой перевод не разочарует вас. - Фройляйн Мария, вы, действительно, замечательно говорите на немецком языке. Откуда вы его знаете? - в обход правил выкрикнул мужской голос из зала. - Полтора года назад я закончила филологический факультет Петербургского государственного университета, а сейчас я там же учусь в аспирантуре. Кроме этого, у меня есть своя фирма, которая занимается бизнес-переводами, обеспечивая клиентов переводчиками для деловых переговоров. И потом, я люблю разговаривать с людьми на их языке... Я ответила на ваш вопрос? Публика зааплодировала. Герр Майнкопф обвел взглядом зал и спросил: - Пожалуйста, господа, еще вопросы... Руку подняла пышная блондинка в первом ряду. Герр Майнкопф кивнул, приглашая ее задать вопрос. Блондинка встала, и, нацелив в сторону отца Кирилла диктофон, спросила томным низким голосом: - Герр Филаретов, нас предупредили, что на пресс-конференции мы можем взять у вас только интервью, но не можем вас фотографировать. Почему такая таинственность и не могли бы вы снять очки, чтобы мы могли увидеть ваши глаза? "Ага, ну началось!" - подумала Мария и метнула быстрый взгляд на отца Кирилла. Тот с невозмутимым видом поднялся, собираясь ответить на вопрос, к которому он, вероятно, давно был готов. Но герр Майнкопф вскочил, и с притворным ужасом схватив его за руку, воскликнул: - Ни в коем случае! Мало того, что половина наших женщин будет очарована вашим героем, Иваном Забайдой, так вы хотите, чтобы вторая половина была покорена вашими глазами, а что же останется нам, простым немецким мужчинам? - и, повернувшись к засмеявшемуся залу, добавил: - И не просите, я буду непоколебимо стоять на страже наших мужских интересов! Можете посмотреть в мои глаза, они у меня тоже хороши... - и он демонстративно распахнул глаза, немигающе уставившись на блондинку. Зал взорвался хохотом. Блондинка разочарованно села на место. Отец Кирилл развел руками, извиняясь за то, что начальство не позволяет ему выполнить просьбу женщины, и тоже сел, улыбнувшись рассмеявшейся вместе с остальными Марии. А от ее волнения не осталось и следа. Мария даже расслабилась, успокоенная непринужденной атмосферой презентации, и с интересом поглядывала на герра Майнкопфа, который в очередной раз восхитил ее своим веселым характером и чувством юмора. - Друзья мои, конечно же мы не оставим вас без ответа, - уже серьезно продолжил герр Майнкопф. - Дело в том, что книги герра Филаретова в России очень известны. А работает он над своими романами, собирая материал из реальной жизни. И порой этот материал далеко небезопасен. Мы же не хотим потерять нашего автора, а это может случиться, если мы по неосторожности раскроем его инкогнито. Поэтому, давайте лучше наслаждаться его книгами, а его замечательные глаза оставим в покое. Если у вас нет больше вопросов, позвольте завершить нашу пресс-конференцию. Желающие получить книгу с автографом герра Филаретова, прошу сюда. Глянув на часы, Мария удивилась: за всеми этими вопросами-ответами под шутки герра Майнкопфа незаметно пролетело полтора часа! Публика поднялась, аплодируя. Тут же выстроилась очередь за автографами. Отец Кирилл, удержав Марию за руку, оставил ее сидеть рядом с собой, сказав, что она тоже должна поставить свой автограф на книге. - Я не писал на немецком языке, это сделала ты, - шепнул он ей. Мария сидела, ощущая себя очень неловко, словно она примазывалась к чужой славе, но первый же подошедший к ней человек развеял ее сомнения. Это был Курт Фишер из "Munchen Zeitung". Улыбаясь, он положил перед Марией две книги, на которых уже красовались автографы отца Кирилла, и попросил: - Фройляйн Игнатова, подпишите, пожалуйста, эти книги для меня и главного редактора нашей газеты. Его зовут герр Вольдемар Гиль. Его родители выходцы из России, и ему будет очень приятно, что его соотечественники не только издаются в Германии, но и сами выступают переводчиками. К тому же, он большой поклонник детективного жанра. Мария улыбнулась, и, пододвинув к себе книги, подписала их - Курту Фишеру на немецком языке, а его главному редактору - на русском, как привет из России. Возвратив книги журналисту, Мария подняла глаза и остолбенела - к ней уже стояла целая очередь терпеливо ожидающих людей. Невысокий черноволосый мужчина тут же положил перед ней раскрытую на титульной странице книгу и деловито спросил: - Фройляйн Мария, вы знаете, что вы, кроме того, что хорошая переводчица, еще и очень красивая девушка? Растерявшаяся Мария узнала голос, который спрашивал ее из зала по поводу ее немецкого языка. - Конечно же, она знает! - раздался над ее головой голос герра Майнкопфа, в очередной раз пришедшего на выручку, - и хорошо бы, чтобы об этом узнала вся Германия... - Будет сделано, герр Майнкопф! Фройляйн Мария, вы позволите поцеловать вам ручку? - Герр Малински, не вздумайте этого делать! - опять вмешался герр Майнкопф. - Вы можете от счастья упасть в обморок, и придется с вами возиться, а здесь люди автографы ждут... - А, по-моему, дорогой герр Майнкопф, вы просто ревнуете! - А что бы вы делали на моем месте? - сделав горестное лицо, развел руками герр Майнкопф. Вокруг рассмеялись. Мария бросила украдкой взгляд на отца Кирилла. Тот, улыбаясь, подписывал очередную книгу. Заметив, что Мария на него смотрит, он повернулся к ней и подмигнул. Неожидавшая этого, Мария сначала оторопела, но потом подумала, что ей, наверное, показалось - возможно, это был просто блик на его темных очках. Однако на сердце у нее стало легко. Она продолжила раздавать автографы, весело отвечая на вопросы и реплики подходивших к ней людей. Наконец, поток желающих подписать книгу иссяк, и Мария устало поднялась. Однако нелегкая это работа: раздавать автографы - у нее даже рука заболела... Отец Кирилл, сидел, откинувшись на стуле, тоже разминая уставшие пальцы. Он понимающе усмехнулся, когда Мария потрясла кистью правой руки. - А мне легче, я левша и могу подписываться обеими руками, - улыбаясь, сказал он ей. - Все, друзья мои, идемте в кабинет герра Крюгера, - пригласил их подошедший герр Майнкопф. - Вам еще предстоит подписать книги для очень важных особ, а потом... - он в предвкушении прикрыл глаза, - а потом мы устроим вечеринку в нашем любимом с фройляйн Марией кафе "Старый Симпл". Это историческое место, герр Филаретов, ведь именно там я получил рукопись вашей замечательной книги... Издатель обнял их за талию и повел из конференц-зала в кабинет герра Крюгера. - Спасибо вам, герр Майнкопф, - обратилась к нему на ходу Мария. Благодаря вам презентация прошла просто отлично. Я не думала, что подобное мероприятие может быть таким веселым! У вас есть чему поучиться, вы гений! - Опыт, моя дорогая, опыт, и ничего более... - ответил ей герр Майнкопф. Но, если вы мной довольны, то, может быть, я заслужил хотя бы один поцелуй? - и он склонился к ней, подставляя щеку. Мария рассмеялась и с чувством чмокнула его. В кабинете герра Крюгера их автографов ждали еще две стопки книг - герр Майнкопф был в приятельских отношениях со многими влиятельными людьми Баварии, и некоторые из них очень любили детективы... Мария с отцом Кириллом сели за стол, на котором были разложены книги, а герр Майнкопф, сверяясь со списком, начал диктовать Марии имена лиц, которым нужно было лично адресовать автографы. Мария надписывала имя и слова пожелания, потом отдавала книгу на подпись отцу Кириллу, после чего подписывалась сама. Занятые этим важным делом, они не заметили, как в кабинет вошел герр Вантерберг, который в нетерпении остановился рядом ними, не решаясь их прервать. Герр Майнкопф, закончив диктовать, повернулся, и, посмотрев на озабоченное лицо герра Вантерберга, спросил, что случилось. Тот молча протянул ему лист бумаги и что-то прошептал на ухо. Герр Майнкопф взглянул на бумагу, и, изменившись в лице, тихо чертыхнулся. Мария удивленно посмотрела на него. Герр Майнкопф постоял, расстроенно разглядывая лист, а потом, медленно повернувшись к отцу Кириллу, произнес: - Герр Филаретов, позвольте подарить вам ваш портрет работы неизвестного художника... Отец Кирилл непонимающе поднял на него глаза. Герр Майнкопф держал перед собой альбомный лист, на котором с мельчайшими подробностями было запечатлено лицо отца Кирилла в обрамлении его темных вьющихся волос, с тщательно выписанными линиями его тонкого носа, бородкой - волосинка к волосинке, не говоря уже о бликах на его темных очках. - Ну надо же! - по-русски вырвалось у Марии. - Отец Кирилл, посмотрите, какой замечательный портрет! - и тут же спохватившись, прикрыла рот рукой, и, решив замять свою оплошность, быстро обратилась на немецком языке к герру Майнкопфу: - Откуда он у вас? За него ответил герр Вантерберг: - Пресса есть пресса! Раз мы запретили снимать нашего автора, одна из газет придумала послать на пресс-конференцию не фотографа, а художника... Как видите, этот портрет не хуже фотоснимка. Они даже не подумали, какие неприятности они могут на нас навлечь! - Они ни о чем не подумали, даже о собственных неприятностях, ведь в нашей аккредитационной карте было четко оговорено запрещение "всех изображений"! - добавил разозлившийся герр Майнкопф. - Хорошо, что наш бдительный герр Вантерберг оказался на посту! - А я его еще во время презентации заметил, - возбужденно принялся объяснять герр Вантерберг, - меня смутили размеры его "блокнота", что-то они были слишком велики... И сидел он как-то особняком. А как только все закончилось, этот умник поспешил удалиться, даже не взяв ни книги, ни автографа. Короче говоря, я вышел вслед за ним в салон магазина, и, нагнав уже почти у выхода, где он пытался спрятать альбом в портфель, попросил зайти в комнату охраны. А там уже потребовал предъявить мне его записи... Так он еще начал довольно громко возмущаться, что я не имею права... - Где он сейчас и из какой он газеты? - прервал его герр Майнкопф. - В комнате охраны, герр Майнкопф. А газета всем известная - "Секретный курьер", - ответил герр Вантерберг. - Так, понятно... Интересно, это сам Артур Кауфман придумал или ему кто-то подсказал? - задумчиво произнес герр Майнкопф. - Герр Вантерберг, вызовите-ка нашего юриста. Это фотопленку можно отобрать, а память и воображение у художника не отнимешь, разве что только промыв ему мозги. Мда... он может повторить рисунок по памяти ... Нужно это в корне пресечь! Извините, герр Филаретов, за случившееся, мы обязательно примем все меры, чтобы не допустить в прессе публикации вашего портрета. Отец Кирилл, все это время с интересом разглядывающий рисунок со своим лицом, посмотрел на герра Майнкопфа и сказал, поднимаясь из-за стола: - А знаете, господа, это мой первый в жизни рисованный портрет, и он мне очень нравится... Я бы хотел поговорить с этим художником, вы не возражаете? Издатель удивленно посмотрел на него: - Ну зачем же вам, герр Филаретов, беспокоиться, наши юристы с ним разберутся сами! - Нет, нет, я настаиваю, - мягко возразил отец Кирилл. - Я хочу выразить ему благодарность. - Благодарность?! - возмущенно воскликнул герр Майнкопф. - Да я бы ему сейчас вместе с его главным редактором такую благодарность выразил!.. - Ну, ну, не волнуйтесь так, - успокаивающим голосом произнес отец Кирилл. - В конце концов, они лишь стали заложниками своего любопытства. Любопытство, конечно, грех, но ведь не преступление... Зачем же так строго судить их? Мы тоже, наверняка, не без греха... Давайте, лучше, познакомимся с художником. - Ну хорошо, я сейчас попрошу, чтобы его привели сюда, - нехотя сдался герр Майнкопф. - Ну зачем же так унижать человека! - укоризненно посмотрев на него, снова возразил отец Кирилл. - Нужно уметь прощать людей... Мы и сами прекрасно можем к нему сходить. - Гм, вам бы пастором быть, герр Филаретов!.. - крякнул герр Майнкопф, и в несогласии покачав головой, распахнул дверь, приглашая отца Кирилла следовать к месту "временного заключения" художника. Отец Кирилл, выходя, бросил на Марию быстрый взгляд, и она, поспешив прикрыть рукой невольную улыбку, последовала за ним, решив, что им может пригодиться ее помощь переводчицы. Войдя в комнату охраны, они увидели высокого худощавого мужчину, громко выкрикивающего что-то протестующим голосом охраннику, флегматично сидящему за столом. Услышав стук двери, мужчина раздраженно повернулся, но, наткнувшись взглядом на автора книги, портрет которого он нелегально нарисовал, как-то сразу сник и даже отступил назад в некотором смущении. Глаза герра Майнкопфа, что называется, метали молнии. Усевшись на стул верхом, он возмущенно воззрился на художника. Мария пристроилась рядом на соседнем стуле. Отец Кирилл, внимательно посмотрел на художника, а затем подошел и протянул ему руку. Тот недоверчиво попятился, потом медленно, словно ожидая подвоха, протянул ему свою. Энергично пожав его руку, отец Кирилл сказал: - Герр художник, простите, не знаю вашего имени... - Карл Бехер, - буркнул тот. - Герр Бехер, я хочу выразить восхищение вашим замечательным портретом, который вы сегодня с меня написали. Однако вы с ним попали, как бы это выразиться помягче, в некоторый просак... - Думаю, он это уже понял, - проворчал герр Майнкопф, окатив художника презрительным взглядом. - И даром ему это не пройдет! Не обращая внимания на сердитую реплику издателя, отец Кирилл продолжил: - Я имею в виду не то, что вы его написали, нарушив договоренность, хотя это с вашей стороны, дорогой герр Бехер, не очень красиво, а то, что риск и все ваши усилия оказались напрасными. Позвольте, я вам объясню, присаживайтесь... Почти насильно усадив недоумевающего художника на стул и сам сев рядом, отец Кирилл доверительно к нему наклонился: - Дело в том, что вы поспешили! И если бы ваша газета завтра опубликовала этот портрет, она, вслед за вами, попала бы в очень неловкое положение... И не только потому, что уважаемый герр Майнкопф обязательно привлек бы вашу газету к ответственности за нарушение договоренности. Есть и еще одна причина... Вам бы следовало догадаться, что за издательским запретом изображений автора могут оказаться свои резоны... Но вы этого не учли, верно? Художник молча пожал плечами, не понимая, к чему тот клонит. - А резоны таковы, что Игнат Филаретов... - сделав паузу, отец Кирилл слегка понизил голос, - это не я... Изумленный художник остолбенел, вытаращив на него глаза. Следом за ним и герр Майнкопф озадаченно переглянулся с Марией. - Да, да. У меня совсем другое имя... Но не это важно, а то, что Игнат Филаретов это только псевдоним настоящего автора. Так что, я бы даже выразился, что Игнат Филаретов вовсе не реальный мужчина. Но это мы хотели бы сделать нашим следующим рекламным ходом, и сейчас об этом никто не должен был знать... - помолчав, отец Кирилл добавил: - Однако мне так понравился сделанный вами портрет, что мне не хочется, чтобы вас, несомненно талантливого художника, руководство газеты потом обвинило, что вы их подвели, подсунув им не того человека... Поэтому и выдаю вам наш секрет. Но вы должны помнить, что это конфиденциальная информация... Художник, еще не оправившийся от изумления, озабоченно посмотрел на него, а потом робко поинтересовался: - А кто же тогда настоящий автор? Отец Кирилл молча повернулся к Марии и посмотрел на нее долгим задумчивым взглядом. Художник вслед за ним перевел на нее глаза, и, вдруг, осененный догадкой, просиял: - Ах, вот оно что! Теперь понятно, почему вы не хотели вдаваться в подробности и развели такую секретность... - и, посмотрев на герра Майнкопфа, сидящего с невозмутимым лицом, восхищенно добавил: - Ну вы и хитрецы! А зачем вам это надо? - А вот это, уважаемый герр, вам пока знать ни к чему! - категорично отрезал герр Майнкопф, включаясь в игру. - Мы и так вам сообщили больше, чем нужно. Отец Кирилл покивал, соглашаясь, а потом озабоченно обратился к художнику: - Но вы, надеюсь, сохраните наш маленький секрет в тайне? А мы потом, когда придет время, позволим сделать вам портрет автора... к эксклюзивному интервью. Художник встал, серьезно оглядел присутствующих, и, остановив взгляд на Марии, твердо пообещал: - Я вас не выдам, фройляйн Мария! Вас ведь так зовут? Мария, которая едва сдерживалась, чтобы не прыснуть, только кивнула в ответ и опустила глаза. - Мы вам верим... - сказал отец Кирилл. - Тогда, до будущей встречи! И позвольте мне оставить портрет на память - я повешу его у себя дома, отец Кирилл отвел в сторону руку с рисунком, любуясь им. - Да, да, конечно, - польщенный художник приосанился, улыбаясь. - Я могу вам даже оставить автограф. - О, если можно, я буду очень рад, - с серьезным лицом сказал отец Кирилл, протягивая ему лист с портретом. Художник достал ручку. - Кому написать? - спросил он, нацелившись в верхний угол листа. - Напишите, пожалуйста: "Дорогому другу", мне это будет очень приятно, попросил его отец Кирилл. Художник выполнил его просьбу, и, добавив слова пожелания счастья, гордо поставил размашистую подпись. Герр Майнкопф громко фыркнул. - Ну и наглец, - прошептал он Марии на ухо, а, потом, не выдержав, расхохотался. Покосившись на него, художник вернул отцу Кириллу подписанный лист, и, благосклонно выслушав слова благодарности, решил, что инцидент исчерпан. Поэтому, подойдя к охраннику, он с вызывающим видом забрал свой портфель, лежащий у того на столе, и слегка поклонившись в сторону отца Кирилла, герра Майнкопфа и Марии, поспешил покинуть их общество. Задерживать его никто не стал. Как только за ним закрылась дверь, Мария, укоризненно покачав головой, посмотрела на отца Кирилла, а потом, не выдержав, рассмеялась, воскликнув: - И как вам только не стыдно! - За что? - отводя улыбающиеся глаза в сторону, удивился отец Кирилл. - Я не сказал ему ни слова неправды!.. И если он порядочный человек, то сдержит свое обещание, а если нет, то завтра его газета опубликует сенсационный материал... возможно, даже с твоим портретом, Мария, что само по себе и не худо... - и, покосившись на охранника, предложил: - Давайте продолжим разговор в другом месте. Они вышли из комнаты охраны и быстро пошли в кабинет герра Крюгера, стараясь сохранять серьезный вид. - Однако, предупреждать надо! - входя в кабинет, со смехом сказал герр Майнкопф, поворачиваясь к отцу Кириллу. - А то даже я сначала поверил! Сидящий за столом герр Крюгер поднялся им навстречу, и с любопытством поинтересовался, что их так развеселило. - Да вот, герр Филаретов такой интересный выход из ситуации с портретом придумал... - ответил герр Майнкопф и в лицах, мастерски передал герру Крюгеру разговор отца Кирилла с художником, вызвав смех даже у отца Кирилла. Герр Крюгер выслушал рассказ, и, отсмеявшись, посмотрел внимательным взглядом на отца Кирилла, выражая общее мнение: - Да, это мог придумать только писатель, обычному человеку такой ход в голову бы не пришел... - Честно говоря, мне это не очень льстит, - покачал головой отец Кирилл. Ведь я слукавил и ввел человека в заблуждение, а это грешно с моей стороны. - Вы святой человек, герр Филаретов! - воскликнул герр Майнкопф, с восхищением посмотрев на него, и добавил, обращаясь к присутствующим: Ну, хорошо! Будем считать, что официальная презентация удалась, и теперь мы можем с чистой совестью... - и убеждающе глянув на отца Кирилла, он еще раз повторил: - Да, да, именно с чистой совестью, отправляться на вечеринку, - и, посмотрев на часы, добавил: - Тем более что нас там уже ждут. Надо же, как бежит время - восьмой час!

В "Старом Симпле", куда они довольно быстро добрались, их уже, действительно, ждали. Герр Гессер и фрау Кюнцер, стоявшая под руку с мужем, разговаривали в холле с фрау Майнкопф. - Мама, какой приятный сюрприз! - целуя старушку в румяную щеку, воскликнул герр Майнкопф. - Да, я решила сегодня побыть с вами, с молодежью. К тому же, я давно не танцевала... - ответила фрау Майнкопф, и повернувшись к Марии, с которой она познакомилась, когда та приезжала работать над редактурой перевода, радостно воскликнула: - Мария, какая ты сегодня потрясающая! Мария, улыбаясь, поцеловала старушку в обе щеки и вернула ей комплимент: - Спасибо, фрау Майнкопф, вы тоже замечательно выглядите... - Прекрати мне льстить, я этого терпеть не могу! - беззлобно оборвала ее та. - В моем возрасте достаточно просто выглядеть, а уж замечательно или нет, это уже не столь важно! Так что не забивай мне голову ложными надеждами. Тут она обратила внимание на стоящего поодаль отца Кирилла, и спросила Марию громким шепотом: - А кто этот молодой красавец? - Мама, позволь тебе представить нашего автора из России - герра Филаретова, - вмешался герр Майнкопф. - Герр Филаретов, это моя драгоценная мама, фрау Майнкопф. Фрау Майнкопф с живым блеском в глазах протянула руку отцу Кириллу. Тот почтительно склонил голову, и, осторожно пожимая ее маленькую руку, сказал: - Счастлив познакомиться с вами, фрау Майнкопф, много наслышан о вас! - Надеюсь, ничего плохого вы обо мне не услышали? - кокетливо спросила старушка. - Как можно! - галантно запротестовал отец Кирилл, и в его темных глазах вспыхнули искорки смеха. - Ах, какой очаровательный мужчина! - восхитилась фрау Майнкопф, беря его под руку. - Сделайте одолжение старухе, проводите меня в зал - хочу вновь почувствовать, каково это идти рядом с красивым молодым человеком! "Попался наш автор!" - с доброй иронией усмехнулся герр Майнкопф, указывая Марии взглядом на парочку, идущую впереди, и тут же галантно предложил ей собственную руку. Мария улыбнулась: "Что мать, что сын - два сапога - пара", и взяв герра Майнкопфа под руку, подстроилась под его широкий шаг, торжественно входя с ним в зал. - По-моему, мы выглядим просто замечательно, - склонившись к Марии, сказал ей на ухо герр Майнкопф.

Вечеринка была в самом разгаре, когда к Марии, запыхавшейся от танцев с герром Майнкопфом, подошел отец Кирилл, оторвавшийся, наконец, от монополизировавшей его фрау Майнкопф. - Утомила вас фрау Майнкопф? - тепло улыбнувшись отцу Кириллу, спросила его Мария. - Да нет, что ты, она чудная старушка! - возразил отец Кирилл. - Мы с ней очень интересно побеседовали. Она, оказывается, была в Москве в 1963 году, приезжала с делегацией медиков, много любопытного рассказала о своих впечатлениях... Кстати, - отец Кирилл сделал паузу, - мне показалось, что она очень рассчитывает на то, что ты сменишь свою фамилию на немецкую... - В каком смысле? - не поняла Мария. - В смысле, что станешь ее тезкой... Мария недоуменно воззрилась на него. - Ну... станешь еще одной фрау Майнкопф... - уже смущенно пояснил отец Кирилл. - Что?! - ошарашенно воскликнула Мария и испуганно оглянулась туда, где сидела мать герра Майнкопфа. - Она хочет, чтобы я вышла замуж за ее сына? - Да... А что, тебе такая мысль не приходила в голову? - Какая мысль: выйти замуж за герра Майнкопфа или что его мать хочет, чтобы я за него вышла? - напрягшимся голосом спросила Мария. - Выйти замуж за герра Майнкопфа... Он ведь, кажется, очень тебе симпатизирует... - не глядя на нее, пояснил отец Кирилл. Мария молча смотрела на него с побледневшим лицом. Отец Кирилл, не услышав ее ответа, повернулся к ней и тут же испуганно привстал: - Мария, что ты?! Она прикрыла глаза, чувствуя, как резкая боль сжимает ее грудь. "О чем он говорит? - потрясенно думала она про себя. - Какое замужество, какие симпатии?! Господи, он что, слепой совсем, ничего не понимает?! О Боже, куда же мне сбежать, я не хочу, чтобы он видел, как я плачу..." Она резко встала, но, покачнувшись, ухватилась за край столика, сбив рукой на пол фужер с вином. Звон разбившегося стекла, казалось, прокатился по всему залу. Отец Кирилл мгновенно подхватил Марию и прижал ее к себе, крепко обняв ее за талию. Тут же подбежал обеспокоенный герр Майнкопф, и, бросив настороженный взгляд на отца Кирилла, спросил: - Мария, что случилось, дорогая? - Ей стало нехорошо, - ответил за нее все еще поддерживающий Марию отец Кирилл. - Она, наверное, переволновалась и устала. Я, пожалуй, отвезу ее домой. - Да, да, конечно. Я сейчас вызову водителя, - заторопился герр Майнкопф. Мария, немного пришедшая в себя, тихо запротестовала: - Ничего не надо, у меня своя машина, я прекрасно смогу доехать сама. - Фройляйн Мария, не спорьте, вы не в том состоянии, чтобы садиться за руль, - твердо возразил ей герр Майнкопф, и, уходя, добавил, улыбнувшись ей своей обычной лукавой улыбкой: - К тому же мы с вами изрядно выпили! - Ну да, целый бочонок! - слабо улыбнулась ему в ответ Мария, и потихоньку попыталась отодвинуться от крепко держащего ее отца Кирилла. Тот тихо сказал ей: - Сядь, Мария. Я тебя сейчас отвезу домой, а пока посиди спокойно. Мария молча подчинилась, и, опустившись на стул, обвела взглядом зал. К их столику уже спешил официант, чтобы убрать осколки стекла. А посетители, на время привлеченные инцидентом, уже вернулись к своим прежним занятиям. "Все зря... - с тоской думала Мария. - Господи, на что я надеялась?! Он ведь ясно дал понять в прошлый раз, что у нас не может быть общего будущего..." В это время к ней подошла фрау Майнкопф, которая не сразу поняла, что произошло, и теперь обеспокоенно взяла Марию за руку, проверяя ее пульс выработавшимся за долгие годы практики движением. Присевшая рядом с Марией фрау Кюнцер, не зная, чем помочь, неожиданно ласково погладила Марию по плечу, чем окончательно добила ее. Слезы потоком хлынули у нее из глаз. Отец Кирилл с окаменевшим лицом сел рядом и взял ее за руку, слегка отодвинув фрау Майнкопф. - Ничего, ничего, герр Филаретов, не волнуйтесь, это бывает, - бросив на него проницательный взгляд, попыталась успокоить его фрау Майнкопф. - У Марии сегодня был насыщенный день, ей просто нужно поспать, и все будет хорошо. Вытащив из сумочки какую-то пилюлю, она плеснула в бокал минеральной воды и подала его Марии. Та, послушно положив в рот лекарство, запила его, несколько раз стукнув зубами о край бокала. Тут вернулся герр Майнкопф, и, увидев Марию в слезах, с каким-то ставшим сразу беспомощным выражением лица сообщил, что водитель ждет. - А моя машина? - вытирая слезы, спросила его Мария, и встала. Отец Кирилл тоже поднялся, и, поддерживая ее под руку, повел к выходу. - Водитель отвезет вас на вашей машине и поставит ее в гараж, а потом вернется сюда на такси, - успокоил ее герр Майнкопф, следуя за ними. - Прошу у всех прощения, за то, что испортила вам вечер, - повернулась Мария к провожавшим ее сотрудникам издательства и гостям, и улыбнулась, смущенно опуская заплаканные глаза. - Фройляйн Мария, даже не думайте об этом! - возмутился герр Майнкопф. Мы провели сегодня чудесный день и чудесный вечер. Думаю, что выражу общее мнение, сказав, что мы вас очень полюбили за время нашего общения, и нас больше волнует ваше самочувствие, чем возможность беззаботно потанцевать лишний час. Так что отправляйтесь отдыхать, а завтра мы вас ждем в издательстве, свежую и жизнерадостную, как всегда. И за нас не беспокойтесь, мы сейчас еще вернемся к столу и выпьем за ваше здоровье, да, друзья? Все подтверждающе заулыбались и закивали. Попрощавшись со всеми, Мария и отец Кирилл вышли на улицу, где у уже распахнутой дверцы машины, стоял на вытяжку водитель герра Майнкопфа. Сев в машину, Мария назвала ему адрес, и, устало откинувшись на спинку сидения, закрыла глаза, под которыми тут же залегли тени. Сидевший рядом с Марией отец Кирилл, посмотрел на нее, собираясь что-то сказать, но, увидев ее состояние, промолчал. Так и провели они в молчании всю дорогу до самого дома Марии. Отцу Кириллу даже показалось, что Мария по пути задремала. Но когда машина въехала в подземный гараж, Мария тут же открыла глаза и указала водителю место парковки. Выйдя из машины, Мария, забрав у водителя ключи, поблагодарила его, а потом молча повернулась и пошла к лифту. Отец Кирилл последовал за ней и снова взял ее под руку. Она попыталась отстраниться, и, перейдя на русский язык, сказала: - Спасибо, отец Кирилл, не нужно больше меня поддерживать, мне уже лучше. - Не глупи, - тихо попросил он, - ты вся зеленая. В лифте Мария молча стояла рядом с отцом Кириллом, чувствуя его пальцы на своем локте, и не отводила взгляда от панели, на которой зажигались огоньки на цифрах этажей по мере того, как они поднимались. "Все напрасно, все напрасно, все напрасно", - билась мысль в ее голове в такт зажигавшимся огонькам, и глухая, черная безнадежность наваливалась на нее, заставляя опустить плечи и сжимая сердце в невыразимой тоске. Поднявшись на ее этаж, они вышли. Мария молча открыла дверь, и, войдя в холл, зажгла свет. Не снимая плаща, она прошла в гостиную и села на диван. Отец Кирилл постоял у порога, а потом, прикрыв входную дверь, тихо последовал за ней. Мария сидела на диване в гостиной, положив сцепленные руки на колени, и, ссутулившись, раскачивалась взад-вперед. - Мария... - тихо позвал он. Она подняла на него глаза. - Как ты, тебе лучше?.. - спросил отец Кирилл. Мария, вздохнув, прикрыла руками лицо, и, потерев пальцами лоб, спросила его устало: - Вы зачем сюда приехали, отец Кирилл? - Куда сюда? - переспросил он. - Сейчас, сюда, в эту квартиру... - Чтобы убедиться, что ты благополучно добралась, - ответил он, и, подойдя к дивану, сел с ней рядом. - Я добралась благополучно, - сказала она каким-то неживым голосом и подняла на него глаза, полные такой боли, что у него даже перехватило дыхание. Замерев, он несколько долгих секунд смотрел ей в глаза, а потом, решившись, тихо промолвил: - Я к тебе приехал, Машенька... Я и в Германию ехал к тебе... Марии показалось, что у нее остановилось сердце. - Ко мне?.. - повторила она, и слезы неудержимо потекли по ее лицу. Отец Кирилл обнял ее и прижал к себе. - Откуда вы узнали? Борис сказал? - едва слышно спросила она, утыкаясь носом ему в грудь, и не в силах остановить текущие по щекам слезы, вдыхала его знакомый запах, который она помнила все эти долгие месяцы. Отец Кирилл, успокаивающе поглаживая ее по голове, помолчал, раздумывая, рассказывать ли ей сейчас о подозрениях, которые у него возникли сразу же, как только Борис приехал к нему с неожиданным предложением об издании в Германии, ведь идею перевода его книги впервые высказала именно Мария. Да и куча заграничных подарков, которые Борис тогда привез, тоже сразу же напомнила Марию с ее подходом баловать детей в детстве. А потом была еще масса других моментов: схожесть псевдонимов, переводческая работа Марии с ее частыми зарубежными командировками, таинственность Бориса, когда он, конспирируясь, закрывал дверь, прежде чем позвонить, чего раньше не делал при отце Кирилле... В довершении ко всему, отец Кирилл получил банальное подтверждение, увидев высветившийся номер телефона Марии на определителе Бориса... - Нет, Боря молчал, как партизан, просто конспираторы из вас неважные... наконец, ответил отец Кирилл, улыбнувшись. - Я этого и боялась... - прошептала Мария и прижалась щекой к его груди, обнимая его и стараясь запомнить эти мгновения навсегда. Отец Кирилл вздрогнул от ее ласки, и, помолчав, спросил ее странно севшим голосом: - Ты помнишь, о чем ты меня тогда просила? Она, боясь ошибиться, но, уже замирая от ошеломляющего предчувствия, спросила его: - О чем? - Ты просила поцеловать тебя... - Я просила не только об этом... - выдохнула она, и услышала, как его сердце в ответ на ее слова пропустило удар, а потом забилось в груди с удвоенной силой. - Я помню, - тихо сказал он, - но все должно быть по порядку... Он поднял ее лицо, трепетно прикоснувшись теплыми пальцами к ее подбородку, и склонился к ее губам.

Проснувшись от какого-то звука, Мария открыла глаза. В комнате было тихо. За окном серели предрассветные сумерки. Огромный немецкий город еще спал. Лежа в этой тишине, Мария расслабленно устремила взгляд перед собой, наблюдая, как постепенно светлеют тени по углам. На душе у нее царил полный покой. Она медленно отвела руку в сторону, стремясь убедиться, что это все не сон и отец Кирилл, действительно, с ней рядом. Но ее рука беспрепятственно скользнула по простыне. Мария потрясенно вскочила. - О Боже! - простонала она, обхватив руками голову, отозвавшуюся резкой болью. "Неужели опять все повторяется? Неужели он опять ушел?!.." Накинув халат, она рывком распахнула дверь и замерла на пороге, с облегчением привалившись к косяку - отец Кирилл сидел за столом и что-то писал. Из одежды на нем было только большое махровое полотенце, обернутое вокруг тела на манер саронга. Мокрые после душа волосы, разметавшись по его широким обнаженным плечам, переливались влажным блеском в мягком свете настольной лампы. Заслышав шум, он повернул голову, и, окинув теплым взглядом стоящую в дверях Марию, улыбнулся: - Ты что так рано вскочила? Подойдя к нему, Мария обняла его за плечи, и, склонившись над ним, спросила: - Ты начал писать новый роман? - и пораженно застыла, увидев написанное им. Это было прошение о браке... Отец Кирилл откинул голову, и, взглянув Марии в глаза, быстро наполняющиеся слезами, поднялся и крепко обнял ее. - А если нам не... - прозвучал в тишине ее недосказанный вопрос. - Господь милостив... - ответил он, и привлек ее голову к себе на грудь, нежно поглаживая ее волосы. Так и стояли они, прижавшись друг к другу, словно пытаясь отгородиться от всего мира и защитить свою любовь кольцом сплетенных в объятии рук. "...И прилепится к жене своей, и будут два одною плотью..." - пронеслись в голове Марии строки из Евангелия, недавно читанного ею, и сердце ее наполнилось надеждой.