[B.lacK One] Сборник рассказов
[Ground Zero] Каждая секунда выбрасывает на обочину тысячи людей. Ломает их, складывает пополам и ломает еще раз. Возвращает их к той самой нулевой отметке. Где бы вы ни были, будьте бдительны. Кем бы вы ни были, будьте бдительны. Контркультура. Напыление ирреальности.
Япония. Токио, 00:19 (Лондон – 16:19, Париж – 17:19, Рим – 17:19, Нью-Йорк – 11:19)
Ведущие повара мира называют свое дело искусством. Молекулярной кухней.
Провокацией.
А я поторапливаю Эдди с нарезкой белых грибов, попутно интересуясь о том, когда уже доставят говяжьи мозги, столь необходимые для приготовления их "по-провансальски".
Каждое блюдо – это не цель, но средство, с помощью которого зарабатывается престиж. Все дело в секретном ингредиенте, который в широких кругах называется – (А)льфа (м)етил (фе)нил э(т)ил (амин). Амфетамин. Благодаря спектру его эффектов, "Quintessence", в котором я работаю шеф-поваром, три года подряд получает наивысшие "три звезды" в рейтинге известнейшего путеводителя по ресторанам. Цена престижа – щепотка синтетического психостимулятора.
Я могу положить на тарелку собачье дерьмо.
И клиент будет лично благодарить меня за отменный ужин.
Я могу подать куриный бульон, назвав его каким-нибудь новомодным словечком, типа "Euphorie", и получить звание повара года.
"Quintessence" относится к тому типу ресторанов, которые не подвергаются проверкам, в прямом смысле этого слова. Когда в дверях появляется важный инспектор, с не менее важным значком и жалкой планшеткой, на авансцену выходит конверт с пятьюдесятью тысячами условных единиц, творящих чудеса. По всем пунктам ресторан проходит проверку и становится главным претендентом на очередное никому не нужное звание. По сути, все эти титулы – пшик, о котором все забывают, как только выключается телевизор или закрывается газета.
Я кладу мозг неизвестной коровы в холодную воду, после чего снимаю с него пленку и помещаю уже в кипящую воду.
Вы, возможно, не понимаете, почему в первом часу ночи на кухне трудится целая команда. Я предложил организовать банкет и пригласить на него весь Токийский бомонд. Отказались немногие. Люди, состояние которых оценивается миллиардами условных единиц, по-прежнему реагируют на бесплатную пищу, словно комар на огонек. Завидев разгорающуюся сигарету, вспыхивающую при затяжке, миниатюрные кровососы устремляются к ней, наталкиваясь в конечном итоге на клубы табачного дыма. Так и наши толстосумы – которые никогда не догадывались о том, что их впечатления от еды ресторана "Quintessence", лишь блокировка моноаминоксидазы – не узнают о замене амфетамина, как секретного ингредиента, на сильнейший яд. Все вслепую.
Я нарезаю мозг ломтиками и обжариваю в сливочном масле. Добавляю палитоксин.
Цитотоксический яд. Повреждает натрий-калиевый насос клеток. Смерть наступает в течение нескольких минут. Даже Супермен не успеет одеть свой обтягивающий костюмчик, дабы спасти финансовое сердце Токио. Вот это я называю провокацией.
Именно это я называю молекулярной кухней.
Палитоксин – не амфетамин. Пора удивлять…
Италия. Рим, 17:19 (Лондон – 16:19, Париж – 17:19, Токио – 00:19, Нью-Йорк – 11:19)
– Два колеса. Тебе хватит.
– Ты уверен, что это безопасно?
– Ты мне не веришь? Амфетамин – не героин.
Мне пришлось поверить Паоло. Когда я начала принимать спид ы, во мне проснулась уверенность в том, что я наконец-то добьюсь своей цели. Таблетки способствовали интенсивной потере веса. Вы думаете, что все эти девочки с подиумов сидят на строгих диетах, занимаются в спортивных залах с персональными тренерами и вообще ведут здоровый образ жизни? Такие не доживают даже до показа спортивной одежды.
Когда ты метишь в топ-модели, быть грязной потаскухой и стервой не так уж и плохо. Какая кому разница с кем я сплю?
Мне нравится секс.
Я хочу быть успешной.
Не вижу препятствий.
Да, иногда приходится ложиться в постель с каким-нибудь отвратительным стариком, от которого пахнет затхлостью, испражнениями и туалетной водой, которая, по его мнению, перебьет эту дикую вонь. Всегда важно помнить: это продлится не более часа. И вот, с членом во рту, ты представляешь себя в свете прожекторов, летящую по подиуму и купающуюся в овациях и хищных взглядах. Тогда ты понимаешь, что все усилия, оставшиеся в виде секреций на простынях богатеньких уродов, помадой на ширинке дизайнеров модных домов и блевотиной в сортире, оказываются не напрасными. Все пребывает в равновесии.
– Сэмми, три минуты до выхода!
– Я почти готова.
Последние взмахи кистью. Тэдди хороший визажист. И мне не пришлось с ним спать. Ресницы великолепны. Кожа соседствует с тонкой матовой органзой, цветы апельсинового дерева украшают обнаженные плечи оттенка гортензии, по яркому атласу рассыпана разноцветная пудра, переливающаяся в свете софитов. Низкими частотами песни "Never Win" сотрясаются стены. Я захожу за ширму и вмазываю жирную дорогу кокса. Этот вечер должен быть особенным. Первый подиум. Первые овации.
– Минута, Сэмми!
Кокаин. Блокировка дофаминового транспортера в центральной нервной системе.
Эйфория.
Прилив сил.
Пятьсот миллиграмм – это для слабаков. Еще одну такую же и вперед к славе. Меня будут любить. Любить сильнее собственных матерей. Миллионы девочек будут смотреть мне в глаза через модные журналы, пересматривать записи показов. Во всевозможных интервью я буду говорить, что усердно работала. Благодарить родителей. Хотя единственное, что дал мне отец, – это разрыв влагалища, когда мне было одиннадцать. Я не хотела этого. Но могла ли я отказать отцу? Противостоять взрослому мужчине? Я вообще не могу отказать.
Чем ближе выход, тем мощнее кайф.
Первый шаг.
Только сердце ломает ребра и вопит о тахикардии… Я справлюсь…
Франция. Париж, 17:19 (Лондон – 16:19, Рим – 17:19, Токио – 00:19, Нью-Йорк – 11:19)
Мы поднимаемся на лифте, расположенном в восточной опоре Эйфелевой башни. Сердце работает на запредельных оборотах. Хотя, пора бы ему немного успокоиться, потому что первый этап моего плана успешно завершен: динамит, коим увешано мое тело под фланелевой рубашкой и легкой ветровкой, доставлен туда, куда и предполагалось. А вам никогда не хотелось уничтожить что-нибудь прекрасное? Ну, или хотя бы испортить?
Все, что вам нужно, это жир, азотная кислота и древесные опилки.
А также руки, голова и концентрация.
Когда лифт проходит второй этаж и мы отрываемся от земли больше, чем на двести метров, дыхание останавливается. И не от восторга, но от разочарования. Миллионы людей тратят годы, чтобы достойно встретить собственную смерть. Они оформляют кредиты, взять которые сами не решаются, варят кофе, от одного запаха которого в последствии начинает тошнить, делают липосакции, необходимые им самим, ремонтируют автомобили, на которые у них не хватает денег. И все ради того, чтобы умереть в Париже, или Дубае.
Сдохнуть не там, где родился.
Сгинуть не там, где горевал.
Я помню наш последний разговор с Дэлайн. Она умоляла меня. Просила, чтобы я вколол ей смертельную дозу морфина. Чтобы заглушить боль. А как поступили бы Вы? Смотрели бы, как в страшных муках умирает тот, кого вы любите больше жизни, или отбросили этот сраный эгоизм и всадили бы ей тысячу миллиграмм опиата, дабы избавить от страданий, но лишиться супруги навсегда? Мы боимся терять близких, потому что не хотим мучений. Потому что мы все долбанные трусы, сопляки и эгоцентрики. Знаете, что я сделал с телом Дэлайн после финальной инъекции?
Сварив человеческий жир, его нужно поставить в холодильник, чтобы можно было собрать выделившийся глицерин.
А из него мы получим нитроглицерин.
Да, именно это я и проделал с останками своей любимой. По-вашему это странно? А разве не вы сжигаете родных в здоровенных печах? Или закапываете в земле, предварительно заколотив в ящик? Фокус в том, что меня убьет покойная жена, взорвется на высоте триста двадцать четыре метра и мы вновь встретимся. А попутно мы прихватим парочку зевак, которые надменно открывают рот, изображая восторг при взгляде на Париж. Они восхищаются десятками тысяч сооружений, по красоте которые уступают даже какой-нибудь подарочной зажигалке.
И наконец, третий этаж, где бокалом шампанского можно отметить свой визит на Эйфелеву Башню. Вот он, смысл жизни. Тебя тянут вверх. Ты преодолеваешь боязнь высоты, но все равно стараешься не смотреть вниз. Здоровенная Рука тащит тебя все выше, а сопротивляться совершенно бесполезно. И в конечном итоге ты имеешь только "созерцание красивого", причем красивого лишь по твоему собственному убеждению. Что дальше? Дальше сожаления и осознание бесцельности ушедшего. Хватит, пожалуй.
Нажав на одну кнопку, я могу покончить со всем этим. Глоток шампанского для смелости не помешает…
Англия. Лондон, 16:19 (Париж – 17:19, Рим – 17:19, Токио – 00:19, Нью-Йорк – 11:19)
– Давай, Фрэнки! Сделай пару глотков, от водки никто еще не умирал!
Это Чарли и он лучший друг моего старшего брата, севшего за хранение и распространение наркотиков. А также – лидер Фан-клуба "Тоттенхема". Сегодня состоится финальная игра за кубок Англии, в которой наша команда встретится с "Ливерпулем". А значит, скоро прольется много крови. Нет больше фанатов. Теперь все называют себя футбольными хулиганами.
Помните? "Эйзельская трагедия". Двадцать девятое мая, тысяча девятьсот восемьдесят пятого года. Гибель тридцати девяти болельщиков.
"Матч ненависти в Загребе". Тринадцатое мая, тысяча девятьсот девяностого года. Пострадали восемьдесят пять человек.
Людям надоело просто смотреть футбол. Должна быть острота. Чтобы просмотр удался на славу, нужно обязательно напиться, или вкинуться спид ами, захватить с собой кастет или небольшую биту. Тогда ураган незабываемых эмоций тебе обеспечен.
Когда мы прибыли к стадиону, Чарли обратился ко мне:
– Фрэнк, пойдем, у меня для тебя сюрприз, до матча еще сорок минут.
– Опять водка? – честно говоря, я так и не понял всей прелести данного напитка.
– Нет, кое-что поинтереснее. Погнали.
Мы зашли за угол одного из домов, расположенных рядом с "Уайт Харт Лэйн"*.
– Это крэк. Знаешь зачем он?
– Оу, Чарли, я не буду принимать наркотики.
– Да расслабься! Это не какой-нибудь "белый китаец"**. А всего лишь второсортный кокс, который можно курить. Он забавно щелкает, когда затягиваешься. Давай, не упрямься. Думаешь, старший оставил мне тебя на поруки для того, чтобы я подсадил тебя на какую-нибудь дурь? Не будь идиотом.
– Ну, хорошо. Но только одну затяжку.
Чарли не обманул, крэк и впрямь издавал звуки, напоминавшие шелест целлофанового мешочка. И тогда появилась она. Девушка, шея которой была покрыта шарфом "Ливерпуль ФК".
– Эй, задроты! Кто-то сегодня соснёт, наверное, это будет "Тоттенхэм"…
– Сука…
Обдолбанный Чарли и еще пара человек, принимавших участие в раскуривании второсортного кокаина, бросились к пьяной фанатке, а через минуту они привели ее туда, где стоял я.
– Ты думаешь, сегодня соснут наши, да? А может, это сделаешь ты?!
Девушка начала кричать. Сомневаюсь, что она успела напугаться. Чарли и компания быстро сорвали с нее всю одежду и завели за мусорный бак. Боже, как она рыдала. Я слышал только хлопки и видел вылетающие на мгновение руки, устремляющиеся обратно с целью ударить несчастную. Да, она была пьяна и не следила за тем, что говорит. Но разве футбольные пристрастия стоят того, чтобы насиловать и избивать бедную девочку средь бела дня? Она начала умолять. Извинялась за сказанное. А Чарли, разгоряченный и застегивающий ширинку, сказал:
– Эй, Фрэнки! Твой черед.
– Нет, я не могу.
– Я сказал, иди!
– Но…
– Иди!
Когда я увидел ее, мне захотелось заплакать. Сесть рядом, отдать ей свою одежду. И сказать, что это все мелочи. На ягодицах у нее была разбрызгана сперма, анус набух. Все лицо покраснело от ударов, носом шла кровь.
– Фрэнки! Если ты это не сделаешь, еще раз и с великим удовольствием это сделаю я. Не будь размазней!
Вот так встал вопрос. Я снял штаны. Девушка больше не кричала. Когда я в нее вошел, она, скорее, скулила. Вперед-назад. И я зарыдал.
Вперед-назад.
Насилуя бедняжку, я оплакивал собственную мерзость и ее унижение.
Вперед-назад.
Но лучше я. Нежели этот урод.
– Фрэнки! Фрэнки! Заканчивай!
Повернув голову, я понял, что это конец. "Друзья" убежали, а в мою сторону направлялись около двадцати человек, укутанных в шарфы, подобные тому, что несколькими минутами ранее красовался на шее этой девушки. Вам знаком этот эмоциональный парадокс?
Радоваться ли мне, что девушка наконец будет свободна, или горевать из-за того, что меня сейчас убьют?… Два варианта…
США. Нью-Йорк, 11:19 (Париж – 17:19, Рим – 17:19, Токио – 00:19, Лондон – 16:19)
Если ты живешь в Гетто, выбор профессии сводится к двум вариантам.
Толкач. Продавай, отстегивай копам, питайся нормальной пищей.
Коп. Наблюдай, получай от толкачей, питайся нормальной пищей.
Вы думаете, что в наше время, в таком знатном городе, как Нью-Йорк, нет неблагополучных районов? Тогда я вынужден назвать вас глупцами. Все должно пребывать в равновесии. На земле нет рая, ибо сама природа распоряжается так, что в самых дивных уголках нашей планеты находится место горю и состраданию. Счастью и скорби.
Ведь даже в раю есть серафимы, херувимы и архангелы.
Я Пастырь. У меня нет семьи, дома, образования, счета в банке и даже автомобиля. Но я и не стремлюсь заполучить все это. Дайте мне минуту, и я буду сыт помощью.
Каждый Божий день я отправляюсь в новое путешествие, стучусь в дверь незнакомого мне человека и предлагаю ему облегчить душу, побеседовать о том, что наболело. Кто-то прогоняет меня, а кто-то открывается и доверяет мне то, о чем не знают даже самые близкие.
Сегодня я обошел несколько жилищ. Но в доме под номером четыре я повстречал удивительного человека. Ее зовут Али я . Когда я постучался, дверь открыла маленькая девочка, у которой полностью был закрыт левый глаз, и передвигалась она с помощью трости.
– Вы тот дяденька, который любит поговорить? Мама ждала вас. Заходите.
Видимо, слава передвигается быстрее меня самого.
Навстречу вышла, точнее выехала, молодая женщина в инвалидной коляске. Она долго смотрела на меня, но в итоге предложила пройти на кухню и позавтракать.
Во время трапезы, Алия рассказала о том, что случилось с ее семьей. Муж погиб при обрушении башен-близнецов. У дочери врожденный односторонний вывих бедра, но большое и доброе сердце. Когда девочка была маленькой, на нее набросилась собака и прокусила левый глаз, после чего любимого питомца пришлось усыпить.
– Мне рассказывали о мужчине, который стучится в дверь и помогает людям, выслушивая их проблемы. Вас называют "Пастырь", не так ли?
– Именно так. Я не помню своего имени, поэтому принял то прозвище, которым меня окрестил народ. Есть что-то, чем я мог бы вам помочь?
– Вообще-то да…
– Говорите. – Я видел, как в Алие просыпается смущение.
– С тех пор, как я попала в автомобильную катастрофу и не в состоянии передвигаться, мне стало не совсем просто найти себе…любовника…
– Алия…
– Нет, пастырь, послушайте. Я прошу всего один секс. У меня тоже есть потребности. Но также у меня есть и дочь. Не каждый мужчина откликнется на мольбы женщины об одной ночи, когда у той фактически есть семья. А когда у этой женщины технически нет ног, она обречена на одиночество. Поймите же…
– Вы сказали верные слова. "У меня есть и дочь". Мы все вступаем в схватку с прошлым, которое набрасывается на нас со спины и грызет нашу шею. Да, горе – не радость. Его шрамы не исчезают. Заметили, как внезапно оборвалось счастье супружеской жизни? Не дайте волшебству материнства погибнуть в желаниях случайных встреч. Простите… Мне пора. Спасибо за все. И простите еще раз…
Она ничего не сказала.
И вот я возвращаюсь в этот дом спустя два часа. Я решился. Почему? Я могу стать не просто случайным любовником, но и отцом, который поможет вырастить прекрасную девочку, и который сможет дать Алие то, чего она хочет. Тогда все будет пребывать в равновесии.
Около ее дома "скорая". Я подбегаю и спрашиваю санитаров о том, что произошло. Ответ не потребовался. В гостиной, на стене большими черными буквами было написано "МЫ – УРОДЫ"…
Ground Zero (Париж, Нью-Йорк, Лондон, Рим, Токио, Москва, Джакарта, Мадрид, Берлин, Киев, Мельбурн…)
Заголовки газет по всему миру:
- В престижном Токийском ресторане отравлены сто двадцать шесть человек. Возбуждено уголовное дело по статье "Массовое убийство" -
– Модель Саманта Прист умерла во время модного показа в Риме. Врачи диагностировали сердечный приступ -
- Накануне, в Париже, на третьем этаже Эйфелевой башни прогремел взрыв, в результате которого погибли двадцать три человека. Ведется расследование -
– В Лондоне, перед началом финального матча за Кубок Англии, началась массовая драка между фанатами команд-финалистов неподалеку от стадиона. Пострадало около двухсот человек -
- В Нью-Йорке произошел вопиющий инцидент. Мать застрелила собственную дочь, после чего и сама покончила жизнь самоубийством -
Ground Zero – нулевая отметка. В любую минуту может случиться то, что изменит вашу жизнь коренным образом. Вы не можете знать. Каждая секунда выбрасывает на обочину тысячи людей. Ломает их, складывает пополам и ломает еще раз. Возвращает их к той самой нулевой отметке.
Где бы вы ни были, будьте бдительны.
Кем бы вы ни были, будьте бдительны.
"Уайт Харт Лэйн"* – домашний стадион клуба "Тоттенхем".
"Белый китаец"** – наркотик, который активнее героина в сотни раз
"Трудно забыть боль, но еще труднее вспомнить радость…"(с)
[Маленькое сердце]
Когда ты понимаешь, что следующий день может оказаться последним, кратковременное счастье (например, оргазм) причиняет страшную боль. Потому что его обреченность становится осязаемой". Контркультура. Но довольно легкий и незатейливый рассказ то ли о любви, то ли…
Любой даже самый прекрасный пейзаж всегда портит какая-нибудь мелочь. Что-то совершенно незначительное, едва различимое среди благолепия, открывающегося взору.
Но не будь посреди этих бескрайних кукурузных полей маленького холмика, с вершины которого на меня уставилась надгробная плита Джеки, и вся эта красота покажется никому ненужной. У всего должна быть история. Будь то самая задроченная кофемолка, или же портрет королевы.
Скотобойня за городом, или же сотни гектаров земли, устланной еще зелеными початками.
Пальцы слипались из-за свернувшейся на руках крови.
Закат напоминал мне, что надо возвращаться домой. Включить телевизор, послушать о том, что важного произошло за тысячи километров от меня, узнать какая там погода где-нибудь в Пекине или Сан-Паулу, сделать вид, что ничего и не было.
Это же так просто. Плюнуть на всех.
Даже на маленькую девочку по имени Джеки.
Твою мать…
Любовь – это всего лишь психическое расстройство. Отклонение от нормы. Разве нет? Сначала ты засыпаешь с мыслью о том, что тебе жизненно необходима компания той девушки, с которой вы провели вечер в каком-нибудь среднестатистическом ресторане. Далее – стеснительный секс. Вы стараетесь не разочаровать друг друга. Все мышцы напряжены до предела. Столь привычные полусадистские замашки остаются где-то за порогом, а в постели ты превращаешься в настоящего ученого. Эмпирическим путем пытаешься выяснить, в какой позе твоя партнерша получает наибольшее удовольствие, с какой частотой необходимо продуцировать новые толчки, с какой силой. Но ты в любом случае будешь делать не то, что обычно.
Вы говорите о своих игрищах в клубах табачного дыма. Проникаясь интонациями, стараетесь понять, все ли было сделано верно. Собирая по крупицам информацию о сексуальных предпочтениях, ты не замечаешь, как она переехала к тебе. Готовит завтрак, варит исключительно дерьмовый кофе, и ты ей никогда об этом не скажешь.
– Почему бы нам не завести щенка, Ник?
Действительно, это неплохая идея.
Под раскаты собачьего лая, роняя ключи, ты возвещаешь на весь квартал о том, что прибыл домой. Относишь подгузники в детскую, заходишь на кухню, и там висит она. А на полу твой годовалый ребенок. Шея стянута нитью для чистки зубов.
Только в кино человек начинает рыдать и задавать вопросы пустому помещению, призывая Бога к ответу.
На самом деле, ты ничего не чувствуешь. Ноль. Нет, не потому что ты не любил свою жену, или ребенок являлся обузой. А потому что осознание зачастую приходит именно в тот момент, когда жизнь должна рухнуть по замыслу Создателя. Когда кривая бытия достигает точки кипения, Всевышний нажимает на красную кнопку и спускает твою жизнь в унитаз.
Никакой прощальной записки. Никаких улик.
Самоубийство.
Абсолютное проявление горя – эмоциональная смерть. На похоронах люди задают вопросы, стоя за твоей спиной:
"Почему он не плачет?"
"Неужели ему все равно?"
Видимо, мне и вовсе насрать. Я и сам не знаю.
В таких ситуациях не помогут психотерапевты, цель которых вернуть тебя к началу.
Жамевю. Термин противоположный дежавю. То, чем ты располагал всю сознательную жизнь, мерещится чуждым. Незнакомым. Система терпит крах. Жизнь становится до безумия монотонной, по одному отваливаются друзья. Приглашения родственников на ужины игнорируются с завидным равнодушием. Никаких эмоций.
Я мог бы стать первоклассным испытателем детекторов лжи.
Когда Эрос упорядочил всю Вселенную, он стал распространять это на разные ее уровни, словно спускаясь по ступеням от самого высокого Неба до самой конкретной, видимой и ощутимой земли, на которой находимся мы. Эрос заботится о том, чтобы на каждом уровне Любовь выражалась в своей, особой форме, соответствующей этому уровню.
Я до сих пор помню ту картину. Чуть приоткрытые, налившиеся кровью глаза Пэм, прямо под ней продукты посмертной дефекации. Точно такого же цвета сарафан. Нить для зубов при удушении повредила нежную кожу на шее Дэнни, моего сына. Багровое ожерелье.
Эрос, видимо, взял выходной в тот день.
Однажды я отправился навестить свою сестру, которая лежала на обследовании в онкологическом центре.
Подозрение на рак двенадцатиперстной кишки.
Желтуха.
Кожный зуд.
Это симптоматика сотен заболеваний. Но страсть к формированию личной трагедии всегда берет верх. Мать уже обзвонила всех подружек и знакомых, с которыми не общалась много лет, чтобы рассказать им о несчастии, которое еще даже не подтвердилось, уж тем более – не стряслось. Очень тонкий ход по привлечению внимания. Зато когда доктор однозначно выскажется по поводу наличия какого-нибудь гепатоза, но никак не рака, это послужит замечательным поводом обзвонить всех еще раз, дабы порадоваться со всеми теми, кому не было дела до этого.
Пенсия превращает людей в небольшие сосредоточения одиночества.
Они разбавляют собой этот нескончаемый праздник жизни.
На пути к палате сестры, я обратил внимание на одну девочку лет пятнадцати. Она стояла прижавшись лбом к стеклу, разделяющему покои и коридор. Жалюзи были раздвинуты. Когда девочка заметила, что я за ней наблюдаю, улыбнулась и жестом пригласила войти.
– Тебя зовут Ник. Я знаю. Хэлен рассказывала о тебе. Соболезную. Меня зовут Джеки.
Одной фразой она дала понять, что знает меня лучше многих. Я спросил, сколько ей лет.
– Мне двенадцать. Не обращай внимания на мою грудь и прочие прелести. Раннее половое созревание. Посиди на различных препаратах в течение нескольких лет, и твой организм начнет и не такие фокусы выдавать.
Я сказал, что понимаю. Хотя, как я мог ее понять, если не имею ни малейшего представления о том, что с ней произошло. Это отличительная черта людей, которым необходимо излить душу. Они скажут, что прекрасно понимают, о чем ты говоришь. Лишь бы ты уже заткнулся и дал им шанс поделиться своими переживаниями.
– У меня болезнь Ходжкина. И, насколько мне известно, третья стадия. По крайней мере, мне так кажется из-за удаленной пару недель назад селезенки.
Я не знал, что в голове у этой девочки, но как-то уж очень обаятельно она рассказывала о собственной смерти.
– Сегодня меня выписывают. Так что отправляюсь обратно в интернат. Ждать очередной госпитализации. А ты не самый разговорчивый, но Хэлен и об этом рассказывала. Не подбросишь меня?
Хорошо. Почему бы и нет.
Сестра сказала, что у нее гепатоз. Какой сюрприз. Я поинтересовался, что это за девочка. Джеки. Что с ней не так?
– Она не привыкла себя жалеть. И всего-то.
Я отвез Джеки туда, куда она просила.
А после, мы виделись каждый день.
Когда мы появлялись в каком-нибудь заведении держась за руки, люди смотрели на меня, как на извращенца. А если бы кто-то узнал, что моей спутнице и вовсе двенадцать лет, думаю, я был бы уже за решеткой. Почему? Потому что мы спали с ней. И никто не чувствовал себя неловко. Я знал, что скоро ее не станет. А я умер еще тогда, у себя на кухне.
Но это был и болезненный секс. Когда ты понимаешь, что следующий день может оказаться последним, кратковременное счастье (например, оргазм) причиняет страшную боль. Потому что его обреченность становится осязаемой.
Эрос прострелил мне голову.
Но я чувствую его присутствие.
Целуя эту маленькую девочку, я начал что-то ощущать. Дежавю.
Я бы хотел сказать, что эта история закончилась хорошо. Но это не так. И вы знаете почему. Джеки стало совсем плохо и ей сообщили о том, что у нее четвертая стадия. Около часа мы просто молчали, а потом она сказала, что знает "как нам поступить".
Она была в коричневом сарафане. На шее красовалось кроваво-красное ожерелье. Мы слились в поцелуе, и я выстрелил ей в живот. После чего похоронил на холме Блэкплэйс. А вместе с ней – и последние воспоминания о том страшном дне.
Я мог бы включить телевизор, послушать о том, что важного произошло за тысячи километров от меня, узнать какая погода где-нибудь в Пекине или Сан-Паулу, сделать вид, что ничего и не было.
Это же так просто. Плюнуть на всех.
Даже на маленькую девочку по имени Джеки.
Но я не смог. Я – эмоциональный дальтоник.
Надеюсь, вы все записали…
Николас МакАммонд был приговорен к пожизненному заключению.
Последней его фразой была: "Я научился себя линчевать".
"От того, что ты засунул в жопу перо, ты еще не стал павлином"(с)
[Расскажи мне о смерти]
Высшее счастье умереть в обнимку с тем, что вожделеешь больше всего на свете. Все они погибают с чувством самодостаточности, полнейшего удовлетворения…
– Дайте мне в руки нож, и я покажу вам что такое жизнь. Что я знаю о смерти? Лишь то, что быть Богом не самое тяжелое бремя. Гораздо мучительнее ожидание. Все эти моменты, отсекаемые секундной стрелкой, они сводят с ума. Щелк. Ты мог бы уже ударить в артерию. Щелк. Проводишь рукой по остывающей коже. Щелк. И ты уже высматриваешь очередного телёнка, в надежде на то, что тот окажется слаще предыдущего.
– По какому принципу вы выбираете своих жертв?
– Жертв? Можно ли назвать тех, кто в любой момент готов накинуться на тебя сзади, жертвами? Но вопрос мне понятен, миссис Клейтон. Ах, я ошибся. Намеренно. След от кольца. Совсем недавно обручальный хомут стягивал кожу на вашем утонченном безымянном пальчике. Но вы развелись. Логично предположить, что вы просто сняли его, дабы не давать мне повода зацепить хрупкую душевную организацию ФБРовского мозгоклюя. Скажите, мисс Клейтон, вы разведены?
– Нет, но благодарю за беспокойство. Итак…
– Я лишь убедился в истинности собственных догадок. Этот жест, вы прикрыли рот, когда отвечали на мой вопрос. А значит солгали. Должно быть, вы недостаточно хороши в постели, равно как и на кухне. У вас идеальная кожа, которая не подвергается частым атакам со стороны моющих средств, в которых полно хлора.
Читай атеросклероз.
Анемия.
Гипертония.
Аллергическая реакция.
Что уж говорить о поверхностно-активных веществах.
Читай поражение мозга.
Печени.
Почек.
Но вас это не пугает, ведь в месте, где женщина должна быть подобна Марте гребаной Стюарт*, вас найти невозможно.
– Микки, вы…
– Я помню, доктор, каким образом я провожу кастинг на роль так называемой жертвы. Знаете ли, я технократический Робин Гуд. Хотя мне и самому не по нраву подобное сравнение, вынужден констатировать сей факт: бездомные уплетают человеческую плоть с небывалым аппетитом. Это очень тонкая мысль, запишите, мисс Клейтон: на обеденном столе нефтяной магнат по вкусу не отличается от собаки. Да, все эти парадигмы о равенстве всех перед всеми, простите за тавтологию, они стары, как ваша заколка. И это весьма символично: преемственность поколений, заключающаяся лишь в передаче безвкусных вещиц.
– Не хотелось бы отклоняться от заданного курса, мистер Бренсон. Скажите, какова была ваша цель?
– Я до последнего надеялся на то, что вас приняли в ряды ФБР за необычайную сообразительность. Но увы, вопрос, полагаю, был решен предъявлением Оксфордского диплома, в котором была указана ваша специальность: "Дошкольная психология". Вы задали мне вопрос, ответ на который прозвучал минутой ранее. Но не откажу себе в удовольствии повториться, чтобы увековечить в вашем сознании свои принципы. В каком-то смысле я избрал легкий путь очищения улиц. Расправляясь с очередным недоноском, я получал множество ценностей. Во-первых, неописуемый восторг при виде тела, утопающего в собственных жизненных соках. Но и тем самым, как опытный кулинар, я избавлялся от крови, которая портит вкус приготовленного мяса, в которое неизменно добавлял несколько миллиграмм рицина. Вам известно что-либо об этом веществе?
– Нет, но буду признательна…
– Конечно же я вам расскажу, доктор. Не оставлять же вас в неведении. Попадая в организм очередного бездомного, рицин действовал довольно-таки безжалостно: в течение сорока восьми часов, в легких бедолаг скапливалась жидкость.
Читай поражение сердца.
Поражение кровеносных сосудов.
Смерть.
Таким образом, мы избавились от верхушки айсберга, но попутно растопив его основание. Вы прониклись моим благородством? А стоило бы. Здесь идет очень изящная социальная игра: все эти бродяги засыпают сытыми, но больше никогда не просыпаются. Высшее счастье умереть в обнимку с тем, что вожделеешь больше всего на свете. Все они погибают с чувством самодостаточности, полнейшего удовлетворения. Это касается и тех, кто умер в расцвете сил, с карманами рвущимися под давлением денежной массы. Уж лучше они покинут сей жестокий мир на пике собственного мнимого могущества, нежели в тот момент, когда внуки оберут их до нитки и сошлют в дом престарелых в качестве благодарности. Весьма девиантный комплимент старшему поколению, давшему жизнь этим маленьким выродкам, не находите?
– Увы, но не могу с вами согласиться, Микки…
– Естественно. Ведь этого не было в курсе лекций по социологии. Это жизнь, которую, мисс Клейтон, не законспектируешь и не перечитаешь перед экзаменом у ворот Всевышнего. Вы получите низший балл, стыдливо опустите свою пустую голову и шагнете в бездну. Из невежества – в неведение. И утопая во мраке, вы поймете, насколько пуста была ваша жизнь. Бесцельно прожитые годы будут придавать вам ускорение, ударяя ногой беспринципности по спине. Достойный финал провальной пьесы.
– Возможно, вы правы мистер Бренсон, но случай распорядился так, что к смертной казни приговорены вы, а не я. И, вероятно, я согласилась бы, если бы не пламенная речь смертника, но не мудреца.
– Это была ваша последняя попытка хоть как-то возрасти в моих глазах, доктор. Руки, что сведены у меня за спиной, и, якобы, сцепленные наручниками, свободны уже около пяти минут. Камера, увы, не фиксирует это, так как все, что происходит у меня за спиной, попадает в слепой сектор обзора. Я, если можно так выразиться, новоиспеченный Гарри Гудини. А вы, мисс Клейтон… начинайте молиться.
____________________=
Спустя три дня, Микки Бренсон был казнен, путем введения смертельной инъекции**. Его приговорили к смертной казни, обвинив в совершении семидесяти двух убийств, в которых маньяк сам и сознался. Мисс Анжела Клейтон была похоронена за день до исполнения приговора.
____________________=
Марта Стюарт* – американская бизнесвумэн, телеведущая и писательница, получившая известность и состояние благодаря советам по домоводству.
Смертельная инъекция** – способ осуществления смертной казни, при котором в организм приговоренного вводится раствор ядов, в которые иногда добавляют обезболивающие.
"Взбунтоваться против себя. Вот что мне нужно"(с)
[Romantique]
Сделайте вид, что вы не такие. Что вас глубоко оскорбляет и уязвляет написанное. А потом включите любимый порнофильм и "передерните" как следует. "Счастье – самая страшная смерть"
Сексуальный плюрализм.
Групповой секс.
Свальный грех.
Только не говорите, что вы об этом не думали. Сидя в офисе или на кухне, потягивая обжигающий кофе или зубодробящий молочный коктейль, вы перебираете в голове всех тех, кому хотели бы засадить. В мире несколько миллиардов женщин, которых у вас никогда не было. Ласки ваших жен – это неинтересно, обыденно и, что самое мерзкое, естественно. Нормально – это желать миссионерской скачки, когда все хотят копро. Мир трещит по швам под натиском сомнофилов, некрофилов и раптофилов.
Вполне консервативно – это хотеть оральных ласк. Но мир трещит по швам под натиском футфетишистов, партенофилов и вуайеристов.
Думаете, кому-то нужен певец-натурал? Людям необходим герой-педераст, о котором они будут рассказывать своим друзьям. Ненавидеть его за кружкой пива. Кучка брутальных альфа-самцов-гомофобов, только и презирающих какого-нибудь очередного говномеса. Звезда экрана выливает на всех этих гетеросексуалов сотни синглов, но беда в том, что у кумира миллионов голубые губы. За это мы будем уничтожать его самыми грязными словечками.
"Какой-то педик отравляет сознание моего малолетнего сына.
Не приведи Господь моему ребенку стать таким.
И дело вовсе не в том, что я ради интереса попробовал заняться сексом со своим мальчиком. Совершенно не в этом".
В двенадцать лет я хорошо знал, что такое Гендер Плэй. Пока оба моих создателя пребывали в затяжном запое, я жил у своей тети. Эта женщина не могла себе представить, как устроена солнечная система, но прекрасно выдумывала небольшой мирок, в котором она и ее очередной кавалер могли отменно порезвиться. Гендер Плэй – это ролевая игра, где один или оба партнера ведут себя как существа противоположного пола. Маску матерого мужчины прекрасно дополняли усики тетушки Лэйн. Сотни мужиков, притворявшихся беспомощными женщинами, попадали под плеть сестры моей матери. Как я мог воспринимать взрослых дядек, подставлявших свои задницы под гигантский резиновый член моей тети? Это поколение людей, мировоззрение которых надломлено прогрессом. Они все прекрасно осознают, что безнадежно отстали от времени.
Это поколение людей, неспособных занять себя компьютером.
Людей, которые могут управлять лишь своим телом.
Несчастные, воистину несчастные клизмофилы, трансвеститы и урофилы.
Сейчас я работаю пасхальным кроликом. Стою напротив гипермаркета и призываю людей спустить все свои сбережения. Вы никогда не обращали внимания на лица этих товарофилов? Они стремятся скупить все. Тратят и тратят и тратят… Пока кредитная карточка не возвестит о превышении лимита. Но главное – взгляд. Тысячи глаз, воспламеняющихся при мысли о новом кресле. Современном планшетнике. Ультрамодном светильнике. Торговые центры похожи на пылесосы.
Их включают по национальным праздникам.
Засасывают толпы людей.
А выключают тогда, когда мусоро(деньго)сборник забит до отказа.
И вот эти счастливые телеса выкатываются на улицу. Иногда меня посещает мысль о том, что их там отменно оттрахали. Шопинг – своего рода оргазм. Это не я придумал. Это написано на лицах клиентов "Жизненно-Необходимые-Товары-Маркета".
"Фантастически-Низкие-Цены-Шопа".
"Жадность до денег, если она ненасытна, гораздо тягостней нужды, ибо чем больше растут желания, тем большие потребности они порождают"*
Моя задача, как настоящего пасхального кролика, раздавать листовки, с изображенными на них вещами, которых еще нет в наличии у среднестатистического гражданина. Правда, я внес небольшие коррективы. На каждом клочке плотной бумаги, изобилующем восклицательными знаками напротив якобы сниженных цен, я пишу свой номер телефона и предложение заняться сексом в извращенной форме. И раздаю исключительно молодым девицам. Минимум два звонка в день.
В тринадцать лет я прекрасно знал, что такое Энимал Плэй. Это ролевая игра, в которой партнеры берут на себя роль какого-нибудь животного. Обычно это собаки, кошки или лошади. Но вы еще не все знаете о моей тёте. В случаях с пьяными мужиками, неудавшимися футболистами, бейсболистами и несостоявшимися рок-звездами, в ход шло все воображение тетушки Лэйн. Я хорошо запомнил одного парня, которому нужно было решить непростую задачу:
– Представь, что ты обезьяна. Ненасытная и вечно голодная мартышка, которой очень хочется отведать банан, спрятанный в моей киске. – Разглядывая спину тетушки сквозь дверную щель, я толком не разобрал, как она запихивала фрукт. Но зато хлюпанье стояло оглушающее.
– И как это делать?
– Как тебе угодно, но ты должен прекрасно понимать, что обезьяна так просто не справилась бы с подобным заданием. Высматривай, вынюхивай, высасывай. Но делай это как можно дольше.
Складывалось впечатление, что между больших пальцев ног моей ненаглядной тети Лэйн целый залив. Странно, что та "обезьяна" не захлебнулась в поисках несчастного банана.
Вечером очередного душного денька меня посетила девушка по имени Милли. Одна из тех, кто не побоялась звонить по неизвестному номеру, данному ей пасхальным кроликом. Этих людей ничего не пугает. Кроме одиночества. Они боятся остаться наедине с собой, им необходимо постоянное одобрение. Все хотят, чтобы их гладили по головке. Или жалели. Но всем нужна плоть, несколько десятков килограмм, способных прошептать на ухо, что все будет хорошо.
Когда-нибудь мы разбогатеем.
Однажды мы сможем нормально заняться сексом.
В будущем у нас будет много детей.
"Жалость – это участь беспомощных созданий"**
Ах, эта слепая вера в лучшее. Мозг человека настолько пропитан идеей обязательности исполнения желаний, что сам индивид не считает нужным прикладывать какие-либо усилия для достижения конкретной цели. Все свалится с неба. Господь просунет руку в твое окно, оставит на полу мешок с деньгами, накормит с ложечки, а еще и ублажит по высшему разряду.
Только пожелай: бондаж, доггерство, гомовестизм.
Все начинается с Дедов Морозов, волшебных фей и сказочных персонажей, которых непременно поджидает счастливый конец. С самого малолетства детей принуждают верить в чудеса, заставляют ждать чего-то нереального от тех, кто эфемерен. А когда наступает момент отпустить свое чадо на волю, родители сокрушаются: "Лентяй. Нахлебник. Неуч".
Вы до сих пор считаете, что человек – кузнец собственного счастья? Тогда возьмите грудничка и положите на асфальт какого-нибудь немецкого автобана. Посмотрим, как он захочет жить, да и представляет ли вообще для него ценность эта самая жизнь.
Милли необычайно красива. Да, у нее протез вместо ноги, она лысая, а на черепе вытатуированы три пары глаз. Но любая связанная девушка смотрится совершенно иначе, нежели какая-нибудь неукротимая наездница. Вот она, отрезанная от какой-либо свободы.
– Ты еще тот урод.
– Почему? – Я натягиваю костюм кролика.
– Я не о твоем ангельском личике. А о том, что здесь, судя по влажной от спермы простыни, побывала не одна сотня девиц.
– И? – Хватаю морковку, которую выстрогал из любимого тетушкиного фаллоса.
– Ты не думал, что им хочется продолжения? Да, они все такие же потаскухи и извращенки, как ты. Но любовь…разве, это что-то возвышенное? Это дерьмо, которым прикрывают сексуальное влечение. Покажи мне любящую пару, которая не трахается и не имеет детей.
– Ты меня любишь?
– Нет. Потому что…
– Спасибо за отличный трах. – С этими словами я открыл дверь и направился на работу. Постепенно затухали крики Милли:
– Потому что я не надеюсь на милость такого ублюдка! Меня не надо жалеть, посматривая на мою неорганическую, блядь, ножку! Думаешь, что ты один такой – секс-гроза?! Поспешу тебя огорчить! Сука!
В четырнадцать лет я превосходно знал, что такое Эйдж Плэй. Правда, тогда же я узнал о сексе с позиции участника, а не вуайериста. Узнал об инцесте. Я почувствовал неладное в тот момент, когда тетя Лэйн вошла в квартиру в сопровождении одного лишь перегара. Она подошла ко мне и сказала, что пришло время становиться мужчиной. Она была пьянее обычного…
Признаюсь, мне стало страшно. А как вы думали? Я помню тех "мужчин", с которыми играла моя тетя.
Обезьяны, высасывающие бананы из влагалища.
Самцы, прикидывающиеся женщинами.
Пожиратели дерьма.
Но в тот вечер тетушка решила испробовать нечто принципиально новое:
– Сейчас ты закроешь глаза и заткнешь уши. Я покажу тебе, что такое сквик…
Я слышал, как она кричала. Нет, это был страшнейший нечеловеческий вопль. Знаете, что она сделала? Вырвала свой собственный глаз.
Сквик – это проникновение полового члена в глазницу.
И я делал это. Пока тетушка совсем не остыла.
Сначала надоедает любить. Потом жить по правилам. Далее хочется экспериментировать. И с каждым разом вам будет хотеться чего-то более изощренного. Как моей тёте.
Вы будете искать продолжение того, от чего вы получаете кайф. Как Милли.
Удовлетворенность – опаснейший наркотик.
Вы не сможете остановиться, пока не окажетесь на дне. Как те самые товарофилы, которых насилуют в гипермаркетах. Как мои родители, умершие от цирроза печени.
Счастье – самая страшная смерть.
* – Демокрит.
** – Ричард Матесон.
"Мы пытаемся изменить мир, совершая при этом ошибку за ошибкой"(с)
[Малыш Хесус]
"Не в моей компетенции спасать людей, полагающих, что за НЕ совершение греха им начислят бонусные баллы, которые они обменяют на путевку в райские кущи…"
В уши глупого не говори, потому что он
презрит разумные слова твои…
(Книга Притчей Соломоновых. XXIII, 9)
Вместо пролога
Кто находится между живыми, тому еще есть надежда.
Так как и псу живому лучше, нежели мертвому льву.
(Книга Екклезиаста. IX, 4)
Они сказали, что скоро мы окажемся в раю. Архангел переплавит свою трубу на кольца, и то чистилище, в котором находился каждый из нас все
эти годы, станет эдемом.
И мы верили. Жадно поглощали надежду, словно суперкалорийные батончики "Марс" или "Сникерс". Включая телевизор, снимали обертку, делали громче,
оголяя тем самым рецепторы, и пожирали светлое будущее.
Миллиардами репортажей.
Триллионами эфиров.
Килотоннами известий.
Вы спросите: "А о чем, собственно, речь?"
Мария Эрнандез из Нуэво Ларедо донашивала маленького Хесуса…
Здесь могла быть ваша реклама
Анаксагор утверждал, что не он потерял Афины, а они его. Все бы ничего, но мудрейший не учел один простой факт – жить несчастным сравнительно лучше, нежели несчастным умереть. Это самый простой способ избежать ответственности – прикончить себя. Прикрыться благими намерениями, сказать, что самоубийство – некий конформистский шаг, средний палец недоразвитым людишкам, непонимающим тонкой умственной и душевной организации суицидника. Неинтересно, когда человек умирает от рака, или бешенства. Дайте нам простреленные головы и передозы.
Синие от удушья лица и океаны крови.
И мы сделаем из усопшего мученика. Механизм причисления к лику святых весьма прост, благодаря средствам массовой информации. О покойнике можно сказать все, что угодно, в суд он точно не подаст. А родственники, получив некоторую сумму денег, даже и не подумают обращаться куда бы там ни было со своим несчастным иском. Не обращали внимания:
"После двадцатой победы на ринге, немецкий боксер был назван спортивными критиками новым Мохаммедом Али"?
И неважно, что все схватки были проведены с бойцами, рейтинг которых неимоверно низок. Главное – дать людям надежду на какое-то чудо. Рекламная машина целует обывательский череп. Позже, ненавязчиво откусывает немного краевых извилин, бурит скважину до самого эпифиза и закачивает тысячи баррелей веры, не прошедшей даже первичной переработки. Сырые нравоучения овладевают духом. И ваш хваленый бог становится жалким мифом, по сравнению с "новоиспеченной Леди Гагой", или "возродившимся Майклом Джексоном".
– Спасибо, мистер Санрайс. Думаю, достаточно.
Я говорю, что еще даже не рассказал о том, кем работаю. Ах, да. Все, сказанное выше, слушали ученики третьего класса. Джейк позвал меня в качестве отца на "день родительской профессии" в начальной школе. У него есть и свои мама с папой. Но мы с Джейком друзья. А с отцом у парня напряженные отношения. Да и вряд ли его непросыхающий создатель, работающий "отделителем" желтков от белков на кондитерской фабрике, смог бы заинтересовать столь юную публику. А еще, мне удалось зацепить и саму мисс Палмер, которая вот-вот перебьет меня в очередной раз:
– Я благодарю вас, Джек. Но нам нужно послушать еще несколько родителей.
Она судорожно вытирает ладони о подол юбки. Постоянно поправляет прическу, протирает очки и делает вид, будто сейчас икнет. Жалкая попытка выказать свою безучастность в отношении меня. Да, все люди обманывают, но куда чаще – недоговаривают. Зачем пытаться изображать безразличие, когда от тебя веет промокшим нижним бельем за несколько метров? Я сел в конце класса, а на авансцену вышел крепкий чернокожий мужчина и начал рассказ о профессии полицейского. Как это опасно: жрать пончики и перекладывать бумаги с места на место. Я протягиваю визитку мисс Палмер, в которой нацарапал предложение встретиться в помещении для персонала по окончанию открытого урока. И она придет.
Секс среди ведер и сохнущих на батареях половых тряпок обладает особым шармом. К случайному грохоту утвари присоединяются шлепки об упругие бедра учительницы Джейка и ее нескончаемые стоны. В лучших традициях фильмов мистера Хефнера*, картину дополняет незатейливая музыка, смешанная с треском радиоприемника, установленного здесь уборщиком по имени Лали. С окончанием композиции, в эфир пустили новости. В ту секунду, когда от оргазма у мисс Палмер подкосились ноги, передали довольно интересное известие:
"В Нуэво Ларедо девушка по имени Мария Эрнандез заявила, что вынашивает божьего сына".
Я спрашиваю мисс крикливую Палмер, не кажется ли ей это странным. Она сказала, что нисколько. Безусловно, сейчас у этой не совсем юной леди проблемы немного иного масштаба. После столь замечательного порно-представления для нас двоих, она отправится домой и начнет перекладывать обломки одинокого существования из одного угла в другой, включив последнее шоу Опры**, столь обожаемой ей по сей день. Она понимает, что совершила ошибку, отпугнув очередного кавалера в моем лице, отдавшись в школьной подсобке. Мисс рефлексия Палмер решит, что я считаю ее шлюхой. Психосоматика. Сами женщины порождают подобное мнение.
Сразу дала – потаскуха.
Не дала сразу – хитрая потаскуха.
Долго не давала – латентная потаскуха.
Такие умозаключения – удел обиженных мужчин, или неуверенных в себе особей женского пола. Данные психологические факторы порождают соматические заболевания. У одиноких людей они протекают с осложнениями. Мы больше не увидимся с мисс би-комплекс Палмер не потому, что я и впрямь разглядел в ней бесплатную проститутку. Нет, что вы. А исключительно по причине духовной неполноценности нашей учительницы. И ей не кажется странным то, что какая-то мексиканская девчонка вот-вот "выплюнет" кусок собственной матки, ознаменовав тем самым второе пришествие, только из-за того, что присутствие бога в жизни Элизабет Палмер невозможно. Всевышний отобрал у нее всех альфа-самцов, не сделал преуспевающей бизнес-вумен. А я для нее – сиюминутный Иисус, способный одним телефонным звонком дать надежду, исцелить от соматического заболевания, осчастливить. Но я не хочу нести любовь. Я не превращаю пепси-колу в вино, не хожу по берегу так, что потом люди считают это хождением по воде в прямом смысле слова. Не в моей компетенции спасать людей, полагающих, что за НЕ совершение греха им начислят бонусные баллы, которые они обменяют на путевку в райские кущи.
Почему Марии Эрнандез поверили? Она действительно была беременна. Только оставалась девственницей. Отрицала любые половые контакты, да и родители уверяли репортеров в том, что их дочь – ангел. Образец чистоты и набожности. Подобные поллюции можно услышать на любом центральном канале каждой страны мира. Непомещающееся в экран тело проповедника выдавливает из себя библейские цитаты, разодевшись в расшитую золотом рясу, в комбинации с подрясником от Гуччи и митрой с изображением богоматери от Роберто Кавалли. После съемок, по церковным обычаям, эти наместники бога НЕ отправляются на какой-нибудь горнолыжный курорт и вовсе НЕ прелюбодействуют в компании с заправленными коксом топ-моделями. Да и массивное брюхо, скрывающее элемент прелюбодейства, явно НЕ результат чревоугодия. Я слышал, что один из служителей был настолько НЕ пьян, что на спор насрал в собственную митру, с криками: "Во имя отца, сына и свиного уха". Конечно же, это слухи. По-другому и быть не может.
Да, нашлись те, кто отнесся скептически к появлению малыша Хесуса. Но их никто не слушал. Заявления о том, что можно забеременеть, имея девственную плеву, учитывая эластичность этой самой "мембраны", игнорировались, а иногда и наказывались. Кем? Попробуйте догадаться.
Инквизиция. Анафема… просто в голову пришло.
Церковь запретила различные медицинские обследования. "Атеистам не место в новом мире".
А сам мир затаил дыхание. Еще бы, ведь наконец-то люди станут свидетелями подтверждения различных пророчеств и мифов. Каждый мог присовокупиться к спасению. Было создано реалити-шоу, призванное показать жизнь Марии, весь ее путь становления матерью "нового Иисуса".
Новый Чак Паланик.
Новая АББА.
Новый принтер.
Это словно гомологический ряд. Человек ли, машина. Наркоман или спаситель – неважно. Все это объекты, которые можно причесать и накрасить так, что между ними не останется никакой разницы. Мария Эрнандез посещает магазин, покупает исключительно свежую продукцию и постоянно гладит округлившийся животик. Она же сидит дома и читает библию. Молится. А рейтинги растут. По всему миру проходят концерты в честь еще не родившегося мессии. Группы, некогда воспевавшие Вельзевула, спешат сменить репертуар на какой-нибудь христианский рок. Последняя попытка взобраться на паром благополучия и просветления. Тысячи служб и миллионы пожертвований. Самоубийств и несчастных попыток суицида. Все эти люди уверовали. И по-настоящему убеждены в том, что с рождением Хесуса из Нуэво Ларедо, бытие сменит окрас. Психосоматика. Земля заболела надеждой.
Абсолютная тишина. Кажется, будто даже насекомые прилипли к своим микро-телевизорам. У Марии Эрнандез начались схватки. Матка раскрылась на девять сантиметров. Оператор не в состоянии держать камеру статично.
Ягодичное предлежание.
В воздухе запахло волнением.
Еще минута и все. Каждый из нас станет очевидцем разрешения вечного спора. Будут получены ответы на накопившиеся с тысячелетиями вопросы.
Позвоночник акушера распрямляется, а на окровавленной деснице у него маленький Хесус. Без рук и без ног. И нет этого детского надрывного плача. Вместо свидетельства о рождении – свидетельство о смерти…
Если ваш бог сотворил землю, создал человека и заразил его любовью, это не значит, что он не ошибается. Для кого-то минуты ожидания, разделяющие влюбленных, кажутся вечностью. На протяжении миллиардов лет, всевышний снабжает собственные разумные полуфабрикаты умопомрачительным разнообразием, но никто никогда не задумывался о том, что и господь стареет. Носить крест совсем не модно. Не иметь секса в подсобках, не колоть метадон и не объедаться пирожными – страшнейшее испытание для сущности, жаждущей запретного. Найти погрешность можно во всем, даже в моменте моделирования богом человека. Зашкаливающее количество противоречий на единицу сознания – тому подтверждение. И этот мертвый пацан, Хесус, оказавшийся в конечном итоге безногой девочкой, от которого ждали невозможного, – всего лишь шутка, божий каламбур, который по средствам сгнившего интеллекта господних детей, превратился в панацею.
Я люблю тебя. За то, что и ты не идеален.
Отдохни, Господи, ты устал…
Хью Хефнер* – американский издатель, основатель и шеф-редактор журнала "Playboy".
Опра Уинфри** – известная телеведущая, актриса и продюсер, ведущая популярного ток-шоу "Шоу Опры Уинфри", неимоверно популярного среди домохозяек.
"Власть развращает. Абсолютная власть развращает абсолютно"(с)
[Дети]
Глава из книги "Blackout", которая пишется в данный момент
Вдохните…
Некролог за некрологом. Труп за трупом. Когда пишешь о покойниках, нужно всегда держать в памяти одну простую вещь: когда-нибудь ты умрешь, а значит подобную "статью" могут написать и о тебе, быть может, в этой же колонке, в этой же газете. Но проблема в том, что в свете последних событий, будущее – со всеми его некрологами и фантазиями, надеждами и безупречными газонами, машинами и детьми – превратилось из данности в теорему, которую еще надо доказать. Но самое трудное – это все же признать, что и ты смертен. Само понятие конца утратило свою силу. Все считают, что они будут жить вечно.
Со своими яхтами.
Со своими шлюхами.
Со своими деньгами.
Как автору некрологов, мне известно о тех, кто умер на днях.
Моралез – человек, занимавшийся торговлей детьми. Да, именно той самой торговлей, о которой вы подумали. Вы считаете, этих детей крадут из-под носа родителей, пока те смотрят вечерние новости? Тогда не знаете вы ни хрена. Оглянитесь, вокруг сотни детских домов, беспризорников и детей, чьи семьи празднуют очередной день, вливая бутылочку портвейна. А отпрыск шатается по улицам, где и встречает доброго дядю, обещающего ему не одну, а целых две конфеты, если малыш ему поможет. Выгодная сделка по меркам мальца. И куда более выгодная с точки зрения дяди.
Среднестатистический американец стоит пять миллионов долларов.
Килограмм свинины – восемь долларов.
Наш воображаемый доверчивый малыш устремляется на подмогу дяде, который не может справиться с таким делом, в котором требуется сноровка восьмилетнего мальчугана. Причем проблема незнакомца располагается либо в кустах, либо в автомобиле. Удар по голове. Обязательно рассчитывается сила. Ведь кому нужен ребенок, у которого поврежден череп, а тем более – мертвый ребенок?
Вероятность летального исхода для донора составляет одну сотую процента.
Только если его не выпотрошили "до дна".
Далее по отработанной схеме. Детей переправляют куда-нибудь в Румынию, или Албанию. И там их убивают, подумаете вы? Не знаете вы ни хрена. Зачем убивать корову ради мяса, если с нее еще можно сцедить два ведра молока? Не самое удачное сравнение, но теперь суть будет понятнее. То, через что проходят все дети, попавшие по своей наивности в лапы мексиканских дядек во главе с вышеупомянутым и, Слава Богу усопшим, Моралезом, вам и не снилось. И не приснится.
Пересадка органов получила широкое распространение в семидесятых.
Первая операция была проведена в пятьдесят четвертом году.
У людей, которые поставляют детвору непосредственно на хирургические столы, есть специальные квартиры. Да что там, целые студии! Помещения, оборудованные самыми современными цифровыми фотоаппаратами, видеокамерами, осветительной техникой. Помните про коров? Детей раздевают и фотографируют. Снимки отправляются в специальные лаборатории по отбору достойнейших экземпляров. А далее – в журнал. Цена которого в сотни раз больше, нежели за какой-нибудь говенный "Playboy", и издается подпольно исключительно по заказу. Люди наелись обнаженными женщинами. Теперь все дрочат на детей. А вы считали, что все эти фотографии в интернете, это дело рук заботливых родителей, которые выкладывают снимки, дабы похвастаться наготой своих цветов жизни? Тогда не знаете вы ни хрена.
Малышей содержат в помещениях, напоминающих карцеры в психиатрических лечебницах, кормят тем, что не доели хозяева. А когда нужды в фотосессиях больше нет, начинаются съемки полноценных порнофильмов. Вам когда-нибудь заталкивали в задницу футбольный мяч? Не самый удачный пример, но теперь вы знаете об ощущениях.
Ежегодно число стоящих в очереди за органами увеличивается на четыре процента.
А вы психуете, когда бабушка долго на кассе стоит.
Вам кажется это отвратительным? Тогда просто смиритесь и примите к сведению. Далее вся система вступает в заключительную фазу. Пора отвезти малыша в больницу. Которая представляет собой ту же оборудованную квартиру, только техника там медицинская. И холодильники. Много холодильников, которые нужно держать на здоровенном замке, чтобы мама случайно не напугалась, когда полезет за йогуртом. Проследили к чему приводит доверчивость?
Две конфеты.
Миллионы унижений.
Миллиарды травм.
Одна смерть.
Несколько лет назад мне рассказывали об одном мальчике, который бежал из лап ребят, готовившихся к доставке мальчугана в цех по "разделке". Кажется, его звали Тео. Вы думали, что я вам рассказываю об этом, потому что это охренительно весело?
Это не о торговле органами.
Или вы полагали, что я хочу вас напугать?
Это не триллер.
Знаете, что сказал тот мальчик, восьмилетний, блядь, мальчик, когда на улице его подобрала какая-то женщина?
– Убейте…пожалуйста…убейте…
Выдохните…
"В Древней Греции люди считали, что мысли – это приказы свыше"(с)
[Такая любовь?]
"Для людей с подобным расстройством самооценка зависит от одобрения других людей и не основывается на настоящем ощущении самозначимости…"
Они называют это синдромом Ганзера. Человек, страдающий (если можно так выразиться) данным расстройством, изо всех сил пытается убедить окружающих в том, что он действительно болен, не являясь таковым.
Он готов на кастрацию.
Рискованные обследования.
Мазохизм.
Кто-то говорит, что это реакция на запредельный стресс.
Кто-то – что это попытка избежать ответственности.
Я встретила Тайлера в церкви. Он выкрикивал всевозможные глупости во время проповеди. Имитация синдрома Туретта.
"Ублюдок!"
"Кусок дерма!"
А позже он пояснял недоумевающим католикам, что он болен и не может сдерживать себя. Что Господь его последняя надежда. Былой агрессивный настрой сменялся сожалением, Тайлера обнимали, шептали ему на ухо ободряющие шаблоны, вроде: "Все будет хорошо, брат. Ты вылечишься. Все мы немного больны". Пастор Уильямс приглашал его после проповеди к себе домой, угощал ужином, беседовал с ним, подогревая дискуссию парой бокалов вина. Ах, этот старый любитель мальчишеских тел. Начальник "грехопроизводства".
Но это воскресенье было особенным. Тай сел возле меня. Пастор взывал к прихожанам:
"Если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный, а если не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш не простит вам согрешений ваших"*
– И ты веришь во всю эту чепуху?
– Что, прости?
– Меня зовут Тайлер Коулман. И ты не веришь ни единому слову этого педофила.
– Почему ты так в этом уверен? – из жертвы, которой он всегда мне казался, Тай превратился в непоколебимого агностика.
– Моралисты, вроде нашего пастора, растлевают наивных мальчишек, покрывая это Божьей волей. Об этом если не знают, то догадываются, как минимум, многие. И ты в том числе. Хочешь поразвлечься? – в этот момент он надрывно выкрикивает "насильник". "Белый воротничок"** поперхнулся посреди своей пламенной речи о прощении. Окружающие нас люди обернулись, чтобы одарить сочувственным взглядом мистера недоразвитого Коулмана, полагая, что Всевышний заметит их озабоченность проблемой ближнего своего и отпустит все до последнего прегрешения. Я не выдержала и, зарывшись лицом в шарф, судорожно откашливала насмешки.
– Простите, пастор. Продолжайте. – затем он обратился ко мне. – Жду тебя сегодня в пабе "У Микки" в семь.
– Я подумаю над твоим предложением. – Не успела я закончить фразу, как Тайлер встал и направился к выходу, попутно удобряя свой бестактный уход:
"Голый мальчик!"
"Отпустите меня!"
"Мне больно, Пастор!"
А все эти зеваки провожали его глазами, налившимися умилением.
Тайлер. Он играл на чувствах людей, будто это какой-нибудь гребаный рояль. Они жалеют его, потому что их этому учили. Наверное, так оно и должно быть. Тайлера, возможно, тоже учили тому, что обманывать "нехорошо", а шутить с болезнями – глупо и бессовестно. Но кости легли так, что вся вселенная сконцентрировалась на нем и вращается исключительно по орбите его самолюбия.
Гипертрофированное эго.
Мания величия.
Театральное расстройство личности.
Для людей с подобным расстройством самооценка зависит от одобрения других людей и не основывается на настоящем ощущении самозначимости.
Я вошла в заведение, встречу в котором мне назначил мистер, актер мать его, Коулман. Сам он сидел за барной стойкой и потягивал "Гленфидиш", словно сок какой-нибудь.
– Ты, смотрю, даже не морщишься.
– А ты худая, как сука.
– Приятно познакомиться, Тайлер. Меня зовут Рейчел, если это имеет значение. Продолжим отвешивать друг другу комплименты, или же ты объяснишь мне зачем позвал сюда? У меня и без тебя дел много.
– Каких дел? Стоять перед зеркалом и разглядывать свою болезненную наготу? При этом попивая какое-нибудь дешевое пиво из "Уолл-марта", купленное на пособие, которое ты получаешь с недавних пор?
– Ты неплохо осведомлен.
– Тот официант, из "Кабальерос", он мой сосед по комнате. Помнишь? "Давай я сверху!". Ты, похоже, в постели – торнадо. Но у тебя нет ни работы, ни семьи, ни подкожного жира. Так какие у тебя дела, ураган Рейчел?
– Это уже неважно, с тобой куда интереснее, но если тебя настигнет какой-нибудь синдром хренова Лайелла, я спасать тебя не буду. – Честно говоря, его слова меня не очень-то и расстроили. Рано или поздно осознаёшь, что ты в полной заднице, а в голове твоей крепнет мысль о том, что тебе и так неплохо. Да и находясь на пороге финансового кризиса своей поганой жизни, намного проще худеть.
Прогрессирующая потеря веса.
Панический страх поправиться.
Нарушения сна.
Тридцать один килограмм при росте в сто пятьдесят три сантиметра. Жирная тварь.
– Так вот, Рейч. Ты слышала о мышах-полевках?
– Если это не разновидность кокса, то вынуждена тебя огорчить.
– Они заключают со своим избранником союз на всю жизнь. Предпочитают проводить время со своим партнером, часами чистят друг друга и живут в одной норе. Но главное – это ухаживания, которые представляют собой невероятное "действо", продолжающееся целые сутки.
– Это у тебя намеки такие, мистер невротик Коулман?
– Это научный факт. Но что касается завуалированного намека на какую бы то ни было связь – ты угадала. Я ведь давно тебя приметил. А раз уж мы располагаем бесконечным запасом времени, почему бы и не сделать что-то приятное друг для друга, как те мыши. Но мы притворимся, будто мы находимся на стадии ухаживаний. И естественно, учтем масштаб. День для полевки – неделя для нас.
– Все это охренительно мило, Микки Маус, но во-первых – ты давно меня приметил? Во-вторых – с чего ты взял, что я соглашусь?
Давно приметил… Не врите мне, господин эгоцентрик. Если бы меня было меньше килограмм на пять, тогда я постаралась бы поверить. Но сейчас…
Анорексия.
Аритмия.
Слабость.
Мышечные спазмы.
– Ты пришла сюда, значит ты готова на многое. По крайней мере, рассчитывала. – Первый раз за всю беседу он повернулся ко мне лицом. Ему бы в кино сниматься с такой внешностью. Хотя, он и так не плохо справляется с ролями, просто не под прицелом камеры. – Я предлагаю захватить с собой несколько стекляшек, до верху наполненных хмельной продукцией и отправиться, скажем, к тебе. Вперед?
А теперь стоп. Вернемся к тому моменту, когда Тайлер упомянул о своем соседе. Этот мудила, Санта-Клаус долбаный, мистер "Кабальерос", подарил мне одну очень ценную вещь – СПИД, да еще какой – зарубежный, импортного, так сказать, производства. И как-то с трудом мне верится в то, что наш маэстро Коулман об этом не догадывается. С другой стороны, мы имеем два варианта: либо он самоубийца, либо такой же счастливый обладатель сего "чуда". Так или иначе – он все равно когда-нибудь сдохнет. Не стоит ему рассказывать.
СПИД.
Лимфома головного мозга.
Слабоумие.
Бронхиальный и легочный кандидоз.
– Назад и не хочется. Пойдем.
Моя одноместная кровать превратилась в ипподром. В течение шести часов мы уничтожали друг друга, обмениваясь всеми жидкостями, какие только способны были выделять наши тела. Это хорошо.
Частота сердечных сокращений во время полового акта увеличивается до ста двадцати ударов в минуту.
Во время оргазма – до ста восьмидесяти ударов.
Прощай килограмм. Спасибо Тайлер.
Около трех часов ночи, он решил заговорить со мной.
– Ты любила в этой жизни кого-нибудь настолько сильно, что соглашалась на любую еду и не заморачивалась по поводу своего тела?
– Нет. Но спасибо, что поинтересовался.
– А я люблю каждую девушку, с которой мне приходится делить постель. По сути, что есть любовь? Уважение? Партнерство? Взаимовыручка? Черта с два. Это все атрибуты семейной жизни. И знаешь, я не смогу тебе дать ответ на этот вопрос. Просто люблю каждую. Но тебя… в особенности.
– Это еще почему? – ну вот, а секунду назад я полагала, что он не такой, как все эти "сладенькие" мальчики.
– Потому что ты дала мне то, что я хотел заполучить на протяжении долгого времени. Почему ты не сказала, что больна?
– А по мне не заметно?! – я провела рукой по своему плечу.
– Я о СПИДе. – Твою ж мать… – Хотя ответ очевиден. Ты решила, что я и так все знаю. Безусловно. Но вот какая штука: ты никогда не получишь то, чего хочешь, потому что хочешь ты совершенно не того, что тебе действительно необходимо. Ты считаешь, мне по нраву то, чем я занимаюсь в церкви? Да и вообще в жизни? Я стал первоклассным грешником. Сквернословие в Храме Божьем, беспорядочные половые связи, притворство.
Синдром Туретта.
Театральное расстройство.
Синдром Дауна.
…
n(болезнь + 1)…
А ведь миллионы людей страдают и хотят быть здоровыми. Как я. Но все мое естество стремится заполучить хотя бы порцию тех мучений, которые принимают на себя те, кто всю жизнь борется с недугом. Повеситься, пустить по вене, вскрыться – все это мгновенная смерть. А я хочу погибать медленно. Пастор Уильямс, может, и конкретный выродок, педофил, безбожник, но он знал о том, что я здоров. Во время одной из бесед у него дома, он мне сказал одну вещь: "И не сим только, но хвалимся и скорбями, зная, что от скорби происходит терпение, от терпения опытность, от опытности надежда…". Тебе тяжело это понять, учитывая то, что в данный момент ты подсчитываешь количество калорий, потерянных во время наших с тобой оргий. Но для этого у нас есть еще шесть дней.
– Я впервые поймала себя на мысли, что не думаю о ребрах. О талии. Ты сейчас все это серьезно говоришь?
– Да, Рейчел.
– И считаешь себя здоровым?! Да ты псих, Тайлер! Ты решил переспать со мной, чтобы заболеть! Нет, это, конечно, нисколько не задевает мою ранимую девичью натуру, но ты явно не в себе. – Из меня полились эмоции. Что это?
– Но ничуть не уступаю тебе.
– И что ты предлагаешь делать?
– Получать удовольствие от того, чтобы мы оба начали умирать. Вдвоем. Это куда приятнее.
Следующие несколько дней были похожи на тот, в который я повстречала Тайлера Коулмана. По истечению недели он исчез, после чего я получила лишь одно известие о нем. Мистер святой Коулман был сбит грузовиком сразу после того, как вышел из больницы с положительным результатом обследования на СПИД. Честно ли это? Думаю, да. Вся его жизнь – это копия копии копии, которую можно расценить как насмешку над теми, кто не по своей воле оказался растоптан природой. И эта самая жизнь вернула должок в тот момент, когда Тайлер получил от нее то, что хотел. А в придачу и то, чего не хотел.
В течение восьми месяцев я оглядывалась назад, понимая, что я никогда больше не увижу персонажа, даже отдаленно похожего на Коулмана. Разве что его сын, который вот-вот выпрыгнет из меня, будет напоминать мне о нем. В страшных муках я едва расслышала некоторые восклицания акушера.
СПИД. Роды.
Сильное кровотечение.
Эндометрит.
Мертворождение.
"Белый воротничок"** – в данном тексте – пастор, из-за белого воротника, являющегося атрибутом католического или протестантского священнослужителя.
"Знаете поговорку, мол – "Те, кто не помнят прошлое, обречены повторять его"? Так вот, мне кажется, что те, кто помнят своё прошлое – ещё хуже"(с)
[Тета-ритм]
"Все дело в тета-ритме. Ему соответствует уровень проникновения в подсознание, при котором происходит освобождение от подавленных эмоций и психических блоков…"
Я бью ножом в артерию.
Кричу во все горло и продолжаю колоть. Вот так я расправляюсь со своими обидчиками. Кого-то разрубаю на мельчайшие кусочки. А кого-то успеваю лишь легонько порезать. Все зависит от того, насколько долго я смогу удерживать свой мозг в тета-ритме.
Пять герц, дарующих полное право убивать.
Пять герц, благодаря которым я осуществляю возмездие.
Перед каждой медитацией я внимательно разглядываю фотографии своей семьи. Они все мертвы. Мама, папа, сестра… Зачем я это делаю? Я стараюсь не заплакать. Так зачем? Все дело в тета-ритме. Ему соответствует уровень проникновения в подсознание, при котором происходит освобождение от подавленных эмоций и психических блоков. Оживляя воспоминания о страшном дне, я бессознательно начинаю моделировать ситуацию, в которой вновь встречусь со своими любимыми.
Их вновь убьют.
Я в сотый раз отомщу.
Я не знаю, кто мог это сделать. Поэтому каждый трип* по былому заканчивается новой жертвой. Я могу лишь предполагать. Если вас однажды сильно огорчили, люди перестают быть "милой миссис Клоттербак".
"Сладеньким мистером Вачовски".
Кажется, будто окружающие смотрят на тебя с ухмылкой, говорят тебе: "Да, сука, это я перестрелял всю твою сраную семейку. Эта я сжег твою сестренку. Она так визжала".
А я пою: "Моя жертва состоит в том, что я никогда не узнаю…"
Во время очередного погружения в прошлое я убила мисс Финниган. Она жила по соседству с нами. И так день за днем. Я прихожу с работы и медитирую. Виртуально расправляюсь со всеми возможными виновными в смерти моих родных. Нельзя сказать, что это хобби, но я пристрастилась к подобным трипам. Реальность перестала иметь какую-либо ценность. Случается так, что, отправляясь на работу в "Супер-Помощь-Центр", где я зарабатываю на жизнь разговорами по телефону со всеми теми, кому нужна поддержка, кто находится на грани, я беру с собой молоток. На случай, если встречу мразь, прикончившую всех тех, кто у меня был. Сажусь в автобус.
Тот панк смахивает на массового убийцу.
Рука тянется к сумочке.
"Моя жертва состоит в том, что я никогда не узнаю…"
Эта строчка меня успокаивает.
Стоит мне появиться на работе, как телефонная трубка прилипает к уху. Вы даже не представляете, сколько идиотов обращается в "Супер-Помощь-Центр".
У меня умерла собака, я не знаю, как жить дальше…
Меня бросил парень, мне хочется его убить…
Начальник предлагал мне заняться сексом…
"Моя жертва состоит в том, что я никогда не узнаю…"
Очередной звонок. Какой-то мужик скулит и пытается мне рассказать о своей проблеме:
– Здравствуйте, – голос, как у девчонки, – вчера я в очередной раз привел домой девушку. Но мой агрегат опять отказался подниматься. Мои три сантиметра плоти не хотят реагировать на женские прелести. Меня все чаще посещает мысль…посещает мысль… о самоубийстве. У меня в руках пистолет отца…я не хочу умирать. Но жить так…
– Нажми на курок. Пристрели себя.
– Что, простите?
– Я сказала – пристрели себя! Избавь несчастных родителей от жалкого, никчемного, закомплексованного задрота! Жми на курок!
– Боже…
– Жми!
Хлопок. Хотите сказать, это я его убила? Нет. Его сгубила вера в то, что его член должен быть не меньше конского. Такая мелочь отравляет жизнь шестидесяти процентам мужчин. Дело даже не в гениталиях. А в масштабе проблемы. Будь то ссора с подругой, или же домогательства со стороны начальника. Все это сраные мелочи. Когда нет настоящего горя, сущий пустяк кажется великой трагедией.
Я не спала уже две недели. Бессонница.
Сбои в выработке мелатонина.
Аффективное расстройство приема пищи.
А убийств все больше и больше. Только каждое медитативное состояние стало менее красочным. Будто размахиваешь ножом в темноте. И чувствуешь только, как кровь обжигает руки.
Звонок.
– "Супер-Помощь-Центр".
– Здравствуйте. Моего мужа обнаружили изрезанным в клочья…
– "Супер-Помощь-Центр".
– Здравствуйте. Моя мать…ее нашли с десятком ножевых ранений…
– "Супер-Помощь-Центр".
– Здравствуйте. Мой отец…я проснулась, а у него вскрыта артерия…
И чувствуешь только, как страх покрывает п отом твои ладони. Этого просто не может быть. Я сажусь посреди зала, обставленного в стиле дзен. Вы думаете, это такая философия? Это отсутствие денег. Закрываю глаза и перехожу с бета-ритма на тета. Частотный диапазон от четырех до восьми герц, вместо двадцати привычных.
Перед глазами возникает образ Стефани. Мы вместе работаем. Я просто слегка порежу ее лицо. Мне нужно убедиться.
На следующий день мне сказали, что Стефани в больнице. Ей наложили двадцать пять швов. Что это значит? Я могу убивать с закрытыми глазами, не выходя из дома.
Я никогда не любила нашего президента.
Я презираю реалити-шоу.
Мне противна современная поп-музыка.
А не сесть ли мне и не помедитировать?
Помните?
Пять герц, дарующих полное право убивать.
Пять герц, благодаря которым я осуществляю возмездие.
Я нашла способ отплатить обидчику, не зная, кто он на самом деле. Я убью всех. А среди них непременно окажется тот, кто мне нужен. Вы начнете вопить о гуманности.
Десятки локальных конфликтов по всему миру – это гуманно.
Убивать животных ради меха – это гуманно.
Насиловать женщин и детей – это гуманно.
Так что возьмите свое человеколюбие и засуньте себе в прямую кишку. Я не люблю людей. Один из вас лишил меня всего. Благодарите этого ублюдка.
А я закрываю глаза и перехожу на тета-ритм…
Трип* – от английского trip (путешествие).
Вот он. Желчный проток сборника…
[P.inK]
"Тэги": теория разбитых окон, БДСМ, ЛСД, снафф, сквик, Каталина Круз. А вообще – зеркало…
На столе среднестатистического
офисного работника находится в четыреста
раз больше бактерий, чем в унитазе.
Что теперь ты мне скажешь о среде обитания?
Секс. Наркотики. Рок-н-Ролл. Оставьте эти дерьмовые лозунги своим дедушкам.
Снафф. Кислота. Драм-н-Басс. Следите за мыслью? Колеса стали легче. Насилие – жестче. Музыка сошла с ума. И не говорите мне о том, что все дело в нравственном растлении молодежи. Или о том, что все беды идут из телевизора. Важно помнить: ты всегда можешь закрыть глаза.
Нажми на кнопку. И никто не будет заниматься с твоими мозгами сексом.
Закрой свои уши. И никто не будет ссать тебе на перепонки.
Мы занимаемся реконструкцией подсознания. Собственных мыслей, ожидающих пикантного момента, дабы обрушиться на очистки консервативной культуры.
Главное – разбить окно.
У кого из вас стоит на Каталину Круз, или Майю Гейтс*, привязанных к кроватям-авианосцам в фешенебельных особняках? Зачем вам эти силиконовые холмы, или ботексные пасти? Мода на искусственность прошла. Теперь же не случится ни единой эрекции, если в кадре не будет хотя бы капли крови. Чужие страдания возбуждают настолько сильно, что после мастурбации ты плачешь. Это называется снафф. У тебя на глазах пытают ребенка, или молодую женщину. Пытают, чтобы убить. Истязают, чтобы ты получил порцию настоящих эмоций. И ты рыдаешь, потому что тебя такому не учили. Это дико, преступно, но только такие фильмы способны расшевелить окаменелую простату. Хочется остановиться, а рука сама по себе продолжает передергивать. И после этого ты презираешь себя. Проводишь липкой рукой по дивану или ковру, вытирая океаны спермы, чтобы одежда не воняла. Но отныне, никакой другой "продукт" не способен заставить тебя ощутить себя настолько живым.
С разбитого окна начинается анархия. Граффити – это крах системы. Еще в тысяча девятьсот восемьдесят втором году два умника (политикан Уилсон и профессор Келлинг) предположили: если в здании разбито окно, значит в нем будет совершено преступление. Отсутствие порядка – предвестник беззакония.
Каждый вечер мы собираемся в заведении, названном "Голгофа". Клуб существует благодаря так называемым членским взносам. Каждый, кто присоединяется к нам, платит по три тысячи долларов ежемесячно. Недешевый абонемент на посещение реальности. Зато, оказываясь в клубе, каждый может сожрать столько кислоты, сколько в него влезет. Главное не сдохнуть. А так…
Усиленное восприятие цветов.
Ощущение измененного течения времени.
Деперсонализация. Которая является последней ступенью в потере того самого повседневного собственного "Я".
Но психоделики – лишь катализатор. Они позволяют офисному планктону превратиться в неистовых воинов БДСМ. Пидоров или трансвеститов, которыми они не могут являться, сидя за рабочим столом в кабинете. Почему? Велика вероятность того, что окружающие не так поймут наших латентных гомо-наполеонов. Несчастные секретарши, обделенные домогательствами со стороны начальства, посещают клуб ради того, чтобы им засунули в рот резиновый шар, подвесили как тушки убитых коров, и нещадно хлестали плетью по юным упругим задницам. Их лица изображают боль, но глаза пылают восхищением. Ведь вокруг сотни подобных им. Человеку нужен человек.
Теория разбитых окон подтвердилась множеством экспериментов. Европейские социологи разукрашивали мусорные баки, в которые люди позволяли себе не целиться. Те же социологи разбрасывали мусор возле почтовых ящиков, в которых оставляли на виду купюры номиналом в пять евро. Из тех ящиков, которые являлись воплощением анархии, деньги пропадали гораздо чаще, нежели из тех, которые символизировали собой чистоту.
Главное – не убираться.
Пилат – так прозвали учредителя "Голгофы" – вышел в свет. Но не для того, чтобы поздороваться с кем-то, изобразив радость от встречи с постоянным клиентом, а чтобы найти очередную девчонку, которая станет главной героиней нового снафф-муви.
– Есть идеи?
– Несколько. Импровизированная кухня. Сколько ты знаешь частей тела, которые пригодны в пищу?
– Как минимум двадцать, – мне самому стало немного дурно, когда представил сюжет грядущего лидера прокатов черного рынка, – но ты, друг мой, знаешь больше, я правильно понял?
– Безусловно.
Воссоединение гастрономических изысков с издевательствами, насилием и убийством. Что может уничтожить вашу психику во время эякуляции в ладонь, если не это? Прибавьте современную музыку. Драм-н-Басс. То, что нужно слушать животом. Низкие чистоты заставляют плясать весь килограмм бактерий, поселившихся в вашем кишечнике. Занятно, ведь ударные инструменты существуют довольно давно. Также, как и Контрабас. Фортепиано.
Диджей Гендель.
ДиЭмСи Бетховен aka BeatHeaven**.
Почему мы о них не слышали? Неужели музыка является продуктом окружающей среды? А у умелые руки всего лишь материализуют то, что видят вокруг?
Чушь собачья. Просто выгодно быть в начале списка, одним из первых разбить окно. Любое начало – сигнал к инициации деградации.
Кто-то до сих пор считает Сальери злодеем.
Кто-то дал нам музыку, не забыв при этом вложить в нее свойство саморазрушения. Кто? Бородатый старец? Тот самый, который следит за всем происходящим, одобряющий любое начинание таких как Пилат? А как же быть с тем, что стоя на коленях, прося защиты у выдуманного парня, отсылая ему тысячи электронных писем, набирая его номер раз за разом, вы натыкаетесь на автоответчик? Похоже, он занят. Подписывает очередное разрешение на снафф или сквик***. Музыку или содомию. А может, выдумывает сам себя.
Главное – внимательно смотреть по сторонам. Вокруг полно разбитых окон.
Меня зовут Иуда. И для меня чертовски важно быть частью подобного механизма. Почему? Спросите себя. Не меня. Пока вы платите, я буду этим заниматься. Нет большего блага, чем продавать удовольствие. Эмоции. В нужное время, в нужном месте. Считайте это рекламой.
Каталина Круз, Майя Гейтс* – порно-звезды.
BeatHeaven** – "рай для ударных".
Сквик*** – проникновение полового члена в глазницу.
Pink**** – название происходит от "Pink-movie" – разновидность эксплуатационных фильмов, практически не обладающих каким-либо сюжетом, в которых обильно используются сцены лесбийской любви, насилия и БДСМ.
[B.lacK]
Перемещение (численного) элемента
из одного множества в другое может увеличить
среднее значение обоих множеств. Феномен Уилла Роджерса.
Чего вы ждете? Что вам позвонят, или пришлют открытку?
Плюньте. О вас давно забыли. Ступайте к эшафоту, кладите
голову на плаху и наблюдайте. Скоро о вас заговорят.
Я давлю на глазные яблоки. Пульс уменьшается. Это называется рефлексом Ашнера. Все дело в связи тройничного и блуждающего нервов парасимпатической нервной системы. Раньше, чтобы успокоить, Талинда вкалывала мне инсулин. Небольшие дозы, сопровождавшиеся не самыми приятными ощущениями, но позволявшие мне видеть нечто особенное. Тошнота, обильное потоотделение. А я садился напротив стены и смотрел. Мутное пятно принимало форму того, в чем нуждалось мое подсознание.
Я разговаривал с Ван Гогом. Он протягивал свое сжатое в руке ухо, наклонялся ко мне и шептал: "Тэд, послушай меня. Послушай же. Тебе снится тот же сон. В нем солнце и луна, и одиннадцать звезд, и все кланяются тебе". Он заглядывал в меня. Целовал мои глаза и плакал.
Инсулиновый шок примечателен тем, что на фоне страшного дискомфорта ты испытываешь некоторое восхищение теми образами, которые видишь в состоянии близком к коматозному. Тонкая грань между страданиями и просветлением становится твоим домом на несколько минут. Ты в состоянии очутиться на той самой линии, разделяющей два события, знаменующих собственное "существую" и чужеродное "отсутствую".
Там, где смерть, меня нет.
Там, где жизнь, нет смерти.
Мы познакомились с Талиндой в клинике. Я обратился туда за помощью, после первого в жизни перенесенного приступа гипергликемии. Моя будущая супруга была старше на восемь лет и работала эндокринологом. Так иногда случается: люди, которые являются или становятся твоими родственниками, первыми сообщают тебе о неприятностях.
– Diabetes mellitus.
– Не хотите сходить со мной в кино, Талинда?
Разговор глухого со слепым. Мне толкуют о смертельном заболевании, а я ударился во флирт. И тогда это мне не показалось такой уж странной затеей.
Пульс в норме. Левая рука намертво привязана к подлокотнику. На предплечье нанесены всевозможные пометки и контуры, которые значительно облегчат мне работу. Наши нейроны устроены так, что и у них есть проводники. Аксоны. Их покрывает миелиновая оболочка, служащая своеобразным изоляционным материалом. И эта изоляция тоже со временем разрушается, особенно если вы страдаете частыми мощными приступами повышения уровня глюкозы в организме. Но как такое возможно, учитывая, что Талинда постоянно вкалывала мне инсулин, главная функция которого снижать уровень той самой глюкозы? Феномен Сомоджи.
Выброс кортизола, адреналина и глюкогана.
Следом за инсулиновым шоком – приступ гипергликемии.
Полиневропатия как итог "утраты изоляции". У вас начинают неметь конечности, горячее может показаться холодным, и вы заработаете ожог второй степени. Как вы поймете, что любимый человек держит вас за руку в трудную минуту, если сигнал, передаваемый ее трепетными пальцами, так и останется на вашей ладони?
Я видел Чарли Чаплина. Он ходил из стороны в сторону, потом резко вскидывал руку и начинал что-то говорить. Но я не слышал его. По тому, как шевелились его губы, я мог лишь разобрать: "Одно убийство делает человека преступником, Тэдди! Миллион – героем! Все дело в масштабах". Он приходил не единожды. Иногда он бил меня тростью и крупными буквами писал на стене: "ПРЕСТУПНИК".
Уничтожая свое тело регулярными инъекциями, начинаешь понимать: ты такой же набор смертных клеток. Тебя угнетает мысль о том, что все, что ты нажил непосильным трудом, будет забыто, осмеяно, сожжено. То, что ты считал идеальным, будет оплевано и выкинуто за ненадобностью.
Там, где смерть, есть надежда.
Там, где жизнь, о тебе забыли.
Талинда постоянно рассказывала о боли. Той, что отравляла ее существование.
Психогенная боль всегда имеет хронический характер.
Фантомная – неизменно связана с ампутацией или параличом.
Невропатическая боль может возникнуть в результате неправильной интерпретации стимулов.
Тали рассказывала мне о многом. Даже о направленном разрушении миелиновой оболочки.
– Мы будем жить вечно. Только в другой форме. Потерпи немного.
– Ты о чем? – И если я не понимал, она просто разворачивалась и шла работать. А я оставался в компании своих верных друзей-художников, музыкантов или актеров. Я знал, что это лишь галлюцинации, реакция на запредельно низкий уровень глюкозы. Шесть атомов углерода.
Двенадцать атомов водорода.
И шесть – кислорода.
Как будто, больше ничего и не было.
Я убил свою жену не потому, что я испугался за результаты ее экспериментов. А потому, что она никогда не говорила о душевной боли. Острая, внутренняя, хроническая. Но не душевная. Талинда считала, что все в этом мире зависит от страданий. Чем больше ты подвержен мучениям, тем меньшую социальную значимость ты представляешь. Играешь роли второго плана, теряешься в массовках, а в конце фильма твое имя мелькает где-то в титрах. И все. Забвение. Такой исход ее пугал и не устраивал. Страх – мощнейший допинг в поиске ответа на вопросы, порожденные им же самим. Страх – это независимый микромир. Замкнутая система, идеальная с точки зрения аутентичности.
А я чувствую лишь левое предплечье.
Лабораторная крыса, загнанная в клетку собственной супругой. Когда ее не стало, я почувствовал себя недоработанной моделью. Вторым местом в соревновании по бессмертию. Мнимой и недоказанной бесконечностью. Что мне оставалось?
Беседы с Сократом.
– Что такое одиночество, Тэд?
Наверное, отсутствие близких людей. Физически близких.
– Когда есть ветер – и пламя не одиноко.
Я не мог ему ответить. Это не имело смысла.
Там, где жизнь, есть ветер.
Там, где смерть, есть пламя.
Однажды мы поссорились, и Талинда ушла на работу, оставив одну из своих многочисленных папок на прикроватной тумбочке. Знаете, что в ней хранилось?
А) Разрушение миелиновой оболочки путем введения инсулина в организм испытуемого.
– Регистрация шока.
– Феномен Сомоджи.
– Резкое повышение уровня глюкозы в крови испытуемого.
– Полиневропатия.
Б) Восстановление функций нейронов.
1) HP-184. Усилитель проводимости аксонов без лечения последних.
2) Вместе с инсулином в организм испытуемого вводится витамин B12, обладающий противовоспалительным эффектом.
В) Нормализация метаболизма в нейронах, потерявших миелиновую оболочку.
Полная потеря чувствительности.
На данный момент у испытуемого наблюдается чувствительность в левом предплечье.
Последняя инъекция инсулина, B12 и HP-184.
Наша ученая забыла о том, что у "испытуемого" есть сердце.
Все, что у меня осталось – несколько квадратных сантиметров плоти, подтверждающих мое физическое одиночество. Я вколол себе двойную дозу HP-184. Аксоны проводят сигналы с максимальной частотой. В правой руке скальпель.
Смерть наступит в результате "абсолютного" болевого шока, пока я буду резать до самой кости собственную руку и вспоминать о том, как мы были счастливы с Талиндой. Меня разорвет от болевых ощущений. Внутренних, кожных, острых, душевных. Подождите меня.
AfterShock*
– И все же мне интересно, Винс. О каких звездах ты говорил?
– Тэдди, тьму производит лишение света. Но и ночью ты видишь луну и звезды. Так будет всегда. Нет сейчас, или потом. Все это – игра света.
– Хорошо. Но Чарли мне говорил о чем-то совершенно несвязанном с этим.
– Нет, друг. Ты – преступник. Убил свою жену. Поменял местами день и ночь. Когда последний раз солнечный луч слепил твои глаза, Тэд? Ты не герой, поэтому находишься здесь.
– Я не понимаю…
– И не нужно. У солнца есть один недостаток: оно не видит самого себя.
AfterShock – повторные толчки.
Комментарии к книге «Black One», Diamond Ace (D.A.)
Всего 0 комментариев