«Второе азиатское нашествие»

Второе азиатское нашествие

.

 «Второе азиатское нашествие»    Пролог

 

 Очередная война, как это всегда бывало в тысячелетней истории нашей непредсказуемой, безалаберной, авосьной страны, началась внезапно. Удивительно, что такая страна до сих пор присутствует на карте мира: несмотря на то, что держава российская многократно подвергалась всяческим нападениям и разорениям, и не единожды была предана своим же правительством, и тем не менее… Жива «курилка», полеживает на боку, покуривает, пьёт горькую и поплевывает в потолок. Эх, необъятна матушка–Россия — ни конца, ни края ей нет! В центре никто толком не знает, что творится на подступах к дальним границам. Живут чиновники мифами и сказками в своём маленьком мирке, ограниченном МКАД, имея лишь смутное представление о далеком электорате на другом конце страны. Да и какое дело московским «царям» и «боярам» до жизни в глубокой провинции. Ведь главное дело жизни сановных людей — бесконечные реформы. Но по большей части реформы эти неуклюжи, бестолковы и даже вредны для организма государства. Особенно досталось армии: как только враг у порога — так жди реформ или того хуже - репрессий. «Элита» в армии обычно не служит, поэтому её хлебом не корми, дай поэкспериментировать: то поменяют форму одежды, то новую организационно–штатную структуру придумают, то перевооружаться заставят, а то и вовсе сокращать примутся…

 Царю–батюшке, а по–нынешнему — президенту, невтерпёж, аж руки чешутся сделать свою армию лучшей в мире. Реформирует он её и удивляется: отчего это она только хиреет? А хиреет она потому, что армия ќ–живой организм и ведёт себя как больной: страдает и корчится от интенсивного лечения, которое прописали ей доктора–теоретики.

 

 Это очередное нашествие врага случилось как гром среди ясного неба. Власть, народ и страна в целом к войне как всегда оказались не готовы. Почему как всегда? Ну, а скажите на милость, к какой войне и когда Россия была готова? К пришествию варягов? К монголо–татарскому нашествию? К войнам с ляхами? К Ливонской войне? К Северной? К вторжению Наполеона? К Крымской кампании? К обеим мировым войнам? К сегодняшним локальным войнам?

 Вот и на этот раз на дремлющую державу внезапно обрушилась беда вселенского масштаба - агрессия бесчисленного войска недавних друзей. Эх,…этих бы друзей…за…и в музей!!! Вторжению способствовали и бездарные дипломаты, и правители–самодуры, и дубоватые генералы. За годы, предшествующие азиатскому нашествию, горе–руководители сами изо всех сил нарывались на крупные неприятности. Они умудрились поссориться и с бывшими дружественными нам странами, и с нейтральными соседями, и с заморскими сильными политическими партнёрами. И вроде бы совсем недавно врагов, сколь–нибудь серьёзных, даже на горизонте не наблюдалось. Так нет же! Сами всех обидели и от себя отворотили, намутили и намудрили.

 Потучневшие генералы мучились бездельем и пытались доказать необходимость своего существования, требовали выделения им новых средств, так как наскучило играть в виртуальную войнушку. Заскучали «лампасные» в кабинетах и поэтому принялись раскачивать землю, подбрасывать угольки в тлеющий костёр под «милитаристским котлом», пытаясь погреть руки на военных заказах. Оружием, которое шло потенциальному противнику, торговали официально, а иные жульнически приторговывали им из–под полы. Вот и допрыгались…

 И вроде бы «Богом данная» власть в последние годы сплачивала и отупляла электорат, обращая его в послушное стадо, вела подготовку к мировому пожару, руководители государства старательно нагнетали политическую истерию. Спецслужбы устраивали скандалы и международные провокации, военная верхушка имитировала усиление военно–патриотической работы, совершенствовали устаревшее вооружение и технику. В итоге все вместе довели дело до «ручки», создали эпоху «нового застоя».

 Чем занимались гражданские чиновники в губерниях рангом пониже? Они тоже были заняты имитацией дел: проводили в жизнь «мудрые» мысли и волю президента, а под шумок продолжали делить имущество. Средства массовой информации успешно зомбировали население. Недоброжелательные соседи радостно потирали руки и приговаривали: «Мы же вас предупреждали, что бывшим чекистам и «новым русским» веры нет!»

 Итак, государственные мужи пребывали в делах и заботах, стояли на страже мира, законности и порядка, но только результат получился «как всегда»: хотели как лучше, а получилось…

 

 Глава 1. Эмигрант

 

 Яркий солнечный свет с трудом проникал в комнату сквозь выцветшие синие занавески. Эту душную крошечную комнатушку наш герой Максим Озоруев снимал почти полгода, с тех пор как продал собственную просторную квартиру. Свою квартиру он сбыл по случаю, а потому продал её быстро и дешево. Мебель отвёз в комиссионку, а оставшиеся вещи раздал соседям и бездомным.

 Уже долгие месяцы Максим обивал пороги посольства Новой Зеландии в надежде получить разрешение на выезд для постоянного места жительства и наконец — свершилось! Почему именно Новая Зеландия? А потому, что более дальней от «кремлевских правителей» цивилизованной страны (это условие при выборе было обязательным) на карте мира он не нашёл. А иначе Максим мог бы запросто и на Фиджи укатить или в Вануату, но народ там жил уж слишком примитивно и дико. К неутешительному выводу, что жизнь на Родине бесперспективна, опасна и потеряла для него всякий смысл, наш герой пришел примерно год назад.

 До этого Озоруев долго и без особого успеха служил в армии: дважды героически воевал в Азии и на Кавказе, за что получил несколько орденов и медалей, а с ними ранения и контузии. Однако армейская карьера из–за его ершистого характера не заладилась, хотя вначале Максим без особого труда дослужился до майора. Но в мирное время стремительный должностной рост прекратился. И вскоре жена ушла к другому, а он остался один. Впрочем, холостяцкая жизнь была ему не в тягость: походы в горы, охота, рыбалка, случайные женщины. Не желая за гроши гнуть спину и заниматься подхалимажем перед вороватыми генералами, перессорившись со всеми командирами и начальниками, Макс повесил «шашку» на гвоздь, снял портупею и уволился по сокращению штатов из рядов Вооруженных сил.

 Некоторое время бывший майор подрабатывал частным извозом, потом охранял банк, а затем резко поменял образ жизни. Как–то во время одного из финансовых кризисов Озоруев получил зарплату акциями, о которых затем легкомысленно забыл. Но спустя несколько лет акции эти резко взлетели в цене, и у Максима на руках оказалась приличная сумма денег. После кризиса, на экономическом подъёме, ему опять крупно повезло. Но всё в этой жизни кончается, и везение - тоже. Бывший майор совершил настоящую стратегическую ошибку: он вышел из тени, нарушив главную заповедь, о которой ему не раз толковал родной дед: «В Совдепии нельзя ни в коем разе высовываться!» По правде сказать, дед Саня был мудрецом только на словах, а сам же он всегда высовывался, спорил и ругался. Не раз и подолгу сидел он в лагерях, был репрессирован и амнистирован, часто судился — при «тирании» и во время «оттепели». Дедуля так и скончался, не покорившись безбожной власти.

 И вот, как только Макс организовал малый, а потом уже и не очень малый, бизнес, так сразу и получил по «сопатке». Не сумел вписаться в систему отношений с бюрократическим аппаратом: не дал «на лапу» тому, кому следует. И началась круговерть, навалились все: налоговая, милиция, пожарная инспекция, санэпидемнадзор, какие–то комиссии и прочая коррупционная контролирующая «нечисть». Эх, надо было ему чаще перечитывать сочинения классика, а по совместительству и бывшего вице–губернатора, Салтыкова–Щедрина!

 Новый современный вариант «истории города Глупова» Максиму не понравился. Короче говоря, наш «новый русский» майор очень быстро разорился, вернее, ему успешно помогли это сделать. И тогда Озоруев не на шутку разозлился. Одним словом, в нём проснулся мелкобуржуазный частный собственник! Нет бы жить да радоваться избавлению от имущественых оков! Бывший майор обиделся и с убытками закрыл созданное им производство, так и не успев как следует обогатиться. Осерчав на весь чиновный народ, он через своих друзей- приятелей перевел оставшиеся деньги в южные края, а точнее — в зарубежный банк, и в течение длительного времени безуспешно пытался легально перебраться поближе к своему «похудевшему» капиталу. В последние дни Максим нервничал и поэтому выглядел неважно. Нервничал он потому, что сомневался: успеет ли он выехать из страны, а ну как вожди опять опустят по всем границам «железный занавес»? Вдруг выкинут такой фортель? Лучше побыстрее свалить и держаться от них подальше…

 

 Это раннее майское утро не предвещало ничего плохого. За окном ни тучки, ни облачка, а по- весеннему яркий солнечный свет делал мрачную и неубранную комнату более уютной, что примиряло хозяина с действительностью. Пластиковый стеклопакет был единственной приметой нового времени в подготовленной к сносу хрущобе. Городские воробьи бодро чирикали под окнами, мешая спать нетрезвым и ленивым обитателям этой ветхой пятиэтажки.

 Максимушка Озоруев сладко, до хруста, потянулся всеми конечностями, затем протер глаза и неторопливо почесал волосатую грудь. Громко зевнув и крякнув, он промычал собственную, не совсем приличную, вариацию на тему «Марша энтузиастов». Окончательно очнувшись от сна, без пяти минут эмигрант начал неторопливо перебирать одежду. Валявшиеся на полу грязные трусы и носки он брезгливо отбросил в сторону.

 Спал Озоруев, как обычно, на французский манер, нагишом, поэтому прежде чем натянуть чистое бельё, внимательно оглядел своего «дружка»: не заболел ли он после знакомства с очередной дамой несколько «облегчённого» поведения. Визуально вроде бы, все в порядке, а на деле — как знать, как знать… Но мысленно он успокоил себя: мол, девушка была чиста и невинна, «аки младенец». Сеанс самовнушения удался. И отбросив все мрачные мысли, он радостно улыбнулся новому дню. Откинув на постель простыню и отложив свежие трусы в сторону, квартирант босиком прошлепал на общую кухню.

 Многочисленные соседи по коммуналке отсутствовали уже несколько дней. Раньше в соседних комнатах жила шумная компания гастарбайтеров: три огромных хохла–каменщика из Закарпатья, тощий высокий маляр молдаванин, который был всегда «под мухой», маленький узбек–дворник и таджик–грузчик. «Интернационал», блин! Пролетарии всех стран соединились в одном: пили всё, что горит, часто и помногу. Однажды соседи шумно ввалились в квартиру, упаковали свои безразмерные баулы, а в полночь исчезли. Почему исчезли жильцы, было непонятно, но как мысленно шутил Макс, они умчались продолжать пропивать украденные из прихожей вещи: большой телевизор, стиральную машину и огромный холодильник. Жульё! Неделей раньше Озоруев привёз и лично разместил «агрегаты» в коридоре, а утром их как корова языком слизнула. После возвращения «интернационала» с рабочих объектов Максим провел дознание с «пристрастием», но, даже получив по физиономии, никто не хотел признаваться в краже. Макс решил отнестись к пропаже философски: меньше с собой добра придется тащить за кордон. Но теперь пропали и сами соседи. Впрочем, факт пропажи вороватых гастарбайтеров не особо волновал Максима.

 Без них стало гораздо спокойнее: никто не пил, не курил, вокзальных чумазых девок по ночам не приводил. На несколько дней он стал хозяином просторной квартиры, что само по себе было неплохо. Ведь десятиметровая комнатушка давно «жала ему в молодецких плечах».

 

 Макс поставил на конфорку эмалированный чайник, на другую — сковороду, зажёг газ, затем тщательно вымыл три куриных яйца, разбил их над сковородкой, посолил и стал ждать, когда яичница будет готова. Как единственный жилец квартиры, он мог никого не стесняться и смело разгуливать нагишом. Озоруев неторопливо расстелил на столе салфетку, расставил посуду, чинно сел за стол и принялся медленно жевать надоевшую яичницу.

 «Эх, для приготовления пищи не помешало бы на полгодика обзавестись хоть какой–нибудь женой», — подумал Максим с иронией.

 После завтрака он принял душ, слегка размялся, потом бесцельно побродил по опустевшей квартире в поисках чего–то очень нужного, но так и не вспомнил, чего именно. Наверное, искал «вчерашний день». Так и не натянув на себя трусы, Озоруев уселся на кровать, задумался над каким–то пустяком и даже слегка задремал на сытый желудок.

 

 Пустые сонные размышления прервал истошный вой многочисленных сирен. Озоруев вздрогнул и проснулся. Выйдя голышом на кухонный балкон и приставив ладонь козырьком ко лбу, он стал вглядываться вдаль, а потом посмотрел вниз — никакой причины для тревоги он не обнаружил. Странным ему показалось лишь одно: обычно шумная улица в это воскресное утро была безлюдной. Неужели горожане в одиннадцать утра по–прежнему крепко спят? Непонятно. Но раз так пронзительно гудят ревуны — значит, всё–таки случилось что–то из ряда вон. Хотя в период весеннего политического обострения, возможно, вояки проводят какие–то учения, готовятся к чрезвычайным ситуациям.

 Озоруев взял в руки пульт и впервые за неделю включил телевизор: на «Первой кнопке» транслировали чёрно–белый балет — запись восьмидесятых годов прошлого века. На экране дюжина бестелесных девушек семенила худенькими ножками в такт знаменитой на весь мир музыке. Время от времени они расцепляли руки и высоко закидывали тоненькие ножки, изо всех сил изображая маленьких лебедей. Макс снова щёлкнул пультом — вторая программа. На экране те же девушки. Он стал быстро нажимать на кнопку, но на всех каналах шло «Лебединое озеро». «Вот так па–де–де!» — хмыкнул Озоруев и задумался: «Неужели умер очередной всенародно избранный Президент?»

 Эта первая пришедшая в голову мысль успокоила, потому что либералу и демократу Озоруеву нравилась смена «задниц» на троне: ведь обычно за смертью вождя следовали большие политические перемены. Поэтому плановая или внезапная кончина очередного олигархического правителя его нисколько не волновала. Вдруг «белых лебедей» сменила телевизионная заставка, и полились звуки бравурных маршей в исполнении военных оркестров.

 «Что–то новенькое, — подумал Максим. — Эх, неспроста гремит милитаристская какофония в информационном державном пространстве». Озоруев поморщился как от зубной боли и выключил громыхающий ящик. Бывший майор не собирался скорбеть со всем народом, его не трогали очередные временные трудности покидаемой им страны. Он вспомнил, что пора собираться в дорогу, и начал, не торопясь, укладывать нехитрые пожитки. На дно дорожной сумки он положил альбом с фотографиями и самое святое — шкатулку с орденами и медалями - память о боевом прошлом. Сверху кинул рубашки и шорты, любимые книги Э.М. Ремарка «На западном фронте без перемен» и «Три товарища» — для чтения во время перелета. Вот собственно и всё. Зачем тащить лишнее барахло, когда екобходимое можно купить на месте? «Может, ещё сходить во двор и бросить в банку горсть земли с клумбы? — промелькнуло у него в голове. — И как там сказано у поэта: «Прощай, немытая Россия… И вы, мундиры голубые!…»

 Неделю назад в консульстве ему наконец–то поставили в паспорт въездную визу, билет на самолет был куплен и теперь можно сказать твёрдо: «Адью, Родина!» Возвращаться же обратно из страны, где растут плоды киви и бегают птицы киви, он не собирался. На побережье его ждало бунгало в окружении диких зарослей и старенький джип из магазина подержанных машин. А ещё его ждал небольшой счет в банке. Этой суммы, пусть и новозеландских, но долларов, вполне хватит лет на десять скромной жизни в небольшом городке. А если старательно экономить, то можно перекантоваться и лет двадцать. Конечно, придется вести жизнь отшельника: семью–то он точно не потянет. А вот лет так через пять может он сдаться властям: живу я здесь, извиняйте, граждане, я теперь ваш, буржуинский! Я к вам пришёл навеки поселиться.

 Максим зевнул, потянулся и энергично потряс руками, но дрёма никак не проходила. Ах, да! Надо ещё не забыть экипировку туриста! Будущий эмигрант достал с антресолей большой рюкзак, запихнул в него альпийский спальный мешок (тёплый, набитый гагачьим пухом, такой в магазинах не найти!), пятнистую куртку, маскхалат, горные ботинки, нож–стропорез, фляжку, котелок и примус. Кроме того, в огромный, специально сшитый мешок сложил спиннинг, ружье для подводной охоты, арбалет для охоты на диких животных и помповое ружье — полный джентльменский набор для охоты и туристических вылазок в горы. Экс–майор Озоруев к походной жизни и общению с дикой природой готов! И только одно обстоятельство, впоследствии ставшее роковым, мешало ему сняться с якоря: Максим слишком долго ждал разрешения на провоз оружия через границу. Это разрешение должны были выдать сегодня.

 

 Неожиданно наступила тишина. Максиму стало не по себе. В голову пришла шальная мысль: «Бросить всё к чертовой матери и мчаться куда глаза глядят!» Но куда и зачем? «Без паники, брат, спокойствие! — одернул он самого себя. — Документы получены, билеты куплены, уеду по- любому!»

 Автоматически Макс проверил, на месте ли билеты, деньги и документы. Вроде бы взял всё. Он вновь включил телевизор: на экране опять выплясывали лебеди. «Чтоб вас! Наверное, на второй круг пошли», — усмехнулся Озоруев. А лебедушки не переставали изящно дрыгать ножками и махать руками–крыльями. Но вот опять балерины исчезли, и вновь появилась заставка под звуки военных маршей. «Врубили фанфары милитаризма! И чего они надрываются? Ведь не война же началась, в самом деле…» — с раздражением подумал отставной майор. «Чур, меня, чур!»

 Мистика! Но в этот момент в коридоре раздалась трель звонка. Затем кто–то довольно сильно саданул ногой в тонкую деревянную дверь. И нет бы Максу взять да и не обращать внимания на истошные звонки и настойчивый стук в дверь, послать подальше незваного гостя. Вместо этого Озоруев подошёл и стал интересоваться: кто же там так нагло колотит в дверь ногой? А зачем, спрашивается? Ведь он никого не ждал.

 Услышав за дверью человеческий голос, незваные «гости» стали ломиться в квартиру с удвоенной энергией. Эх, была бы дверь металлическая! Но дверь висела обычная, довольно хлипкая, и вскоре она с грохотом треснула под очередным ударом…

 

 Глава 2. Всеобщая мобилизация, или спасайся, кто может

 

 Воцарившийся демократическим путем и при помощи избирательных технологий Президент самого большого по площади «демократизированного» и суверенного государства спал мертвым сном. Правильнее было бы сказать мертвецким, потому что на самом деле Президент был скорее жив, чем мертв, но зато сильно нетрезв. Обычно он почивал спокойно и крепко, сном усталого человека, но вчера излишне расслабился и принял с друзьями сверх нормы, обмывая очередной миллиард, спрятанный в Швейцарии. Совесть Президента перед самим собой была чиста, а мнением других он, как и прочие сатрапы на земле, никогда не интересовался.

 Звали Президента Матюхин Василий Васильевич, но в народе его называли любовно и ласково — наш секс–символ Вася. И внешность для вождя нации у него была более чем подходящая: крепкий, коренастый, с простым лицом человека из народа и с такими же простыми мыслями. Матюхин второй год вел страну твердой рукой к победе русского капитализма и торжеству идей панславянского империализма, как завещали предшественники. Чего–чего, а имперских амбиций у него было хоть отбавляй. Весь прошлый вечер, до полуночи, ещё на относительно трезвую голову, на огромной карте мира он совместно с военным министром, а также с руководителем собственной администрации, председателем Совета безопасности и начальником охраны чертил стрелки предполагаемых наступлений на вероятных противников в Европе и в Америке. Шли в бой виртуальные танковые корпуса и моторизованные армии, летели армады самолётов, эскадры пересекали океаны. На бумаге у этих действующих и отставных генералов всё получалось как всегда гладко. Армия туда — армия сюда, корпус вправо — корпус влево. Конечно, война — это потери, как же без них: дивизией больше - дивизией меньше. Главное — это натиск. В атаку! Ура! Даешь Ла–Манш! Даешь Вашингтон! Конечно, враг разгромлен и в панике трусливо бежит. Васек радовался выигранным на всех фронтах будущим сражениям и запланированной тотальной победе. Льстецы в мундирах и пиджаках не уставали повторять штампы прошлого: мол, единственные настоящие союзники Президента — это армия и флот. И они, эти верные союзники, в любую минуту готовы выступить по первому приказу на защиту интересов державы, а значит, и Главнокомандующего, и Председателя Совета Наступления. Кто только не грозил нашей «осажденной крепости»! Друзей у страны, как обычно — «кэгэбычно», не было, одни монголы придерживались нейтралитета, а вчерашние друзья, по словам соратников, либо злорадствовали, либо тихо роптали, либо откровенно и люто ненавидели соседа и бывшего старшего брата.

 А про тех, что живут за Амуром, Президенту даже думать не хотелось, уж очень страшно размышлять о крепнущей мощи соседа.

 Матюхину нравилась новая должность, гораздо лучше самому командовать, чем охранять вождя. Эх, хорошо быть самодержцем, ну просто замечательно! Еще несколько месяцев назад Василий возглавлял другую структуру — Совет Обороны, но теперь придумавшие это название чиновники за пораженческие настроения сняты с должностей и строго наказаны. Какая может быть оборона? Даешь Совет Наступления! Накануне вечером приговор вступил в силу, теперь и глава администрации, и шеф протокола, и герольдмейстер были сосланы в Мордовские лагеря или отправлены за Урал валить лес, где им вертухаи быстро показали Кузькину мать и «козью морду».

 Министр наступления и одновременно заместитель Совета Наступления Иван Сергеев преданно улыбался Президенту. Но было в его улыбке и что–то зловещее, ядовитое. Человек он был хитрый, льстивый, но неумный. К тому же считалось, что Сергеев предан Президенту душой и телом. По крайней мере, сам Матюхин верил в это безоговорочно. А для изворотливого царедворца главное — это демонстрировать свою преданность и скрывать свои мысли. И министр соответствовал этому требованию полностью. Стоило первому лицу государства сделать какую–нибудь гадость, или изречь несусветную глупость, как министр сразу превращал ее в квазиглупость и сверхподлость.

 Так, например, буквально вчера, перед сном Президент звонил своему министру и напоследок поинтересовался, как обстоят дела в Вооруженных силах: какова их оснащенность, укомплектованность, степень обученности и морально–волевые качества? Ответ как всегда порадовал Главнокомандующего: мол, всё тип–топ, от тайги до Британских морей мы по- прежнему самые сильные! «Ну, и слава Богу», — истово крестя лоб, подумал Верховный, известный своей неожиданно пробудившейся религиозностью и отправился почивать «на лаврах».

 И вот, спустя считанные часы по окончании победоносного «исторического совещания», как гром среди ясного неба, пришло сообщение о начале вторжения на Дальнем Востоке. Известие о войне, как и зима в середине января, пришло неожиданно.

 Однако будить вождя никто не решился до утра… Пусть отдохнет.

 

 ***

 Настойчивые удары в дверь повторились. Озоруев глянул в глазок, но за дверью никого не увидел. На лестничной площадке стоял полумрак, потому что лампочка давно перегорела, а сквозь грязные стекла давно не мытых окон дневной свет в подъезд проникал слабо.

 Озоруев огляделся в прихожей по сторонам в поисках орудия самозащиты. Таким надежным оружием в борьбе с неизвестным противником ему показалась старая тяжёлая кочерга. С этой кочергой наперевес он открыл замок, отодвинул засов и отскочил на два шага назад…

 Материальных ценностей в квартире не наблюдалось. Наличных денег не было, основные средства хранились в тьму–тараканьском Кингстоне, поэтому ограбления Максимушка ничуть не боялся.

 Как только прозвучал щелчок щеколды, дверь мгновенно широко распахнулась, и в квартиру ввалились двое в форме и двое в штатском. Между хозяином и ворвавшимися незнакомцами состоялся диалог примерно следующего содержания:

 - Здрас–с–сте! Вам кого? — задал глупый вопрос совершенно трезвый Максим.

 - Тебя! — буркнул мужик в пиджаке. — Гражданин Озоруев?

 - Он самый. А вы из милиции?

 - Нет, хуже!

 - Хуже не бывает…

 - Максим Александрович? Пожалуйте за нами! Живо с вещами на выход!

 - За что? Что я сделал? Я неделю из комнаты не выходил! — возмутился Озоруев. — Покажите решение суда, ордер на обыск и санкцию на арест! За что задерживаете и на каком основании? Я вне политики!

 - Чудак ты на букву «м», кто же тебя посадит! Ты же майор запаса! — буркнул высокий холеный военный. — Так?

 - Верно.

 - Не боись, мил человек. Мы никого не сажаем, мы тебя всего лишь в армию обратно призываем, — ухмыльнулся молоденький лейтенант–милиционер. Это был местный участковый, Озоруев его узнал, потому что обращался к нему однажды за справкой.

 - Ребята, вы ошалели? У меня билет на руках на самолет! С часу на час лечу в Новую Зеландию!

 - Новая Зеландия подождет! Мы тут рядом, а Зеландия твоя где? Далече! Не спорь, брат, и слушайся! Окажешь сопротивление — по законам военного времени запросто к стенке поставим, - призвал квартиранта к порядку участковый. — Имеем полное юридическое право. И моральное тоже…

 - Ежели что, то шлепнем, не сумлевайся, — заверил Максима из–за спины участкового товарищ в штатском.

 - Какого военного времени?

 - А такого — какого надо!

 Озоруев удивленно таращился на мобилизационно уполномоченных. Такого оборота событий он никак не ожидал. Пытаться повторять рассказ о необходимости вылета за рубеж больше не имело никакого смысла. Максим понял, что действительно лучше держать язык за зубами: не ровен час, объявят австралийским или гвинейским шпионом и заберут в кутузку. А скорее всего шлепнут где–нибудь в ближайшей подворотне без суда и следствия. Как говорится, по законам военного времени.

 «Ладно, при случае, все равно сбегу из–под конвоя или на призывном пункте…» — подумал майор в запасе и, тяжело вздохнув, перебросил через плечо собранную загодя сумку с вещами. Эх, укомплектовал он её для иных целей, но что поделать, такова «селяви». Рюкзак и ружьё временно задержанный брать не стал, а как бы невзначай ногой задвинул своё имущество в угол. «Руки надо иметь свободными, — подумал Макс. — После побега заскочу на минуту в квартиру, заберу оставшиеся шмотки и стрелой в аэропорт».

 Максим с сожалением вздохнул, оглядывая пустые стены, запер квартиру и сунул ключ в задний карман брюк. Незваные гости взяли его плотно в «коробочку» и вывели по грязной лестнице во двор. Там перед мусорными баками их уже поджидал старенький автобус. Стекла в этом специализированном транспортном средстве были заменены на накладные металлические листы, и поэтому старый армейский ПАЗик больше напоминал автозак. Схожесть автобуса с тюремной машиной была очевидной. «Будь они неладны, со своей мобилизацией! — с досадой подумал Озоруев. — Ну почему мне так не везет! Не могли её что ли объявить завтра?»

 Устроившись удобнее на потертом сиденье, мобилизованный начал балагурить.

 - Братцы, в чем дело? По какому случаю объявлен призыв? Зачем застарелых «партизан» на службу вызывают? Широкомасштабные учения?

 Сопровождающие удивленно переглянулись.

 - Майор, а ты не шутишь? Телевизор надо смотреть, радио слушать. Ты что, с Луны свалился? — удивился штатский.

 - У меня на телевизор времени нет.

 - И экстренный выпуск «Вестей» не видел?

 - Я не смотрю советское телевидение, — ухмыльнулся Озоруев.

 - Российское, — строго поправил его участковый.

 - Какая разница, — отмахнулся Максим. — Формат один и тот же: либо пропаганда, либо жвачка для тупоголовых.

 - Вот, взгляните, товарищи, каков фрукт! И этим людям мы должны доверять защиту нашей Родины! Позор! — искренне возмутился нервный особист.

 Остальные конвоиры переглянулись и тоже осуждающе покачали головами, но промолчали. В машине наступила гнетущая тишина. Максу не сиделось спокойно, он поёрзал и вновь начал ёрничать.

 - Отцы родные, а куда путь держим? Далеко ещё до места сбора?

 - Куда надо — туда и держим, — отрезал милиционер, начиная тихо ненавидеть этого странного типа. Надо же! Не смотрит телевизор — нигилист какой–то! Сериалы про ментов и бандитов, спецназ и террористов ему, видите ли, надоели. Игнорирует отечественные фильмы. Заграничные штучки ему подавай!

 - Радуйся, что не пешком идем, — буркнул один из штатских.

 - Эх, пропало моё кругосветное путешествие… — грустно сказал в ответ Максим.

 Но не разделяли его чувств государевы люди. Они лишь презрительно скривили физиономии. Дальнейший путь проходил в гробовом молчании. Так как боковых стекол не было, то дорогу Максим мог рассмотреть лишь через лобовое стекло. Навстречу «автозаку» двигался плотный поток дорогих иномарок, владельцы которых спешно направлялись в сторону международных аэропортов столицы, не проявляя при этом никаких признаков патриотизма. Паника среди представителей «элиты» и кругов ура–патриотической буржуазии явно нарастала с каждой минутой.

 «Как всегда не успел! Эх, я, шляпа, надо было валить вчера! — стал упрекать себя экс–майор. — Дался мне этот винчестер! Зачем брать с собой ружье? Подумаешь, подарок. Ведь и без него бы прожил. Ловил бы себе рыбу, говорят, так питаться даже полезнее…»

 Один из штатских не удержался и с сарказмом произнёс:

 - Любопытно, как вы, господин Озоруев, имея такие долги перед Родиной, собирались улететь за границу?

 - Какие долги? — не понял Макс.

 - Алименты не уплачены за два года…

 - Не ваше дело! Я их плачу не через кассу, — огрызнулся Озоруев.

 - А исполнительный лист что, ненастоящий?! Да и по налогам недоимка в тысячу рублей. Не видать вам Новой Зеландии как своих ушей, пока не рассчитаетесь, — подвел итог ехидный особист.

 Такой осведомленности Озоруев никак не ожидал, он окончательно замолчал и всю дорогу сидел в глубокой задумчивости.

 

 Глава 3. Призывной пункт

 

 Маленький, мгновенно поникший человек в мятой пижаме с всклоченными жиденькими волосами в полной растерянности стоял возле гигантской карты вверенной ему страны. Перышко от экологически чистой подушки прицепилось к липкому от пота лбу Президента. В данный момент Василий Матюхин находился в загородной резиденции, в потайном подземном бункере. Голова раскалывалась после вчерашнего кутежа: ведь он с соратниками почти до утра отмечал потенциальную победу российского оружия. Лишь в полдень камердинер из службы охраны разбудил Президента и впустил его помощника с донесением о том, что пешие орды противника, словно саранча, сминая всё на своём пути, движутся по всем дорогам Дальнего Востока. Василий снова сильно вспотел, он несколько минут молчал и, наконец, с усилием спросил у замершего позади него помощника:

 - А есть сегодня хоть какие–то хорошие новости?

 Вышколенный помощник подобострастно щёлкнул каблуками и сделал шаг вперед.

 - Так точно! Есть!

 Президент с надеждой взглянул на него.

 - Какие?

 - По докладам с мест, партийные комитеты мобилизуют население, с тем чтобы дать достойный отпор вероломному врагу. Подпольные обкомы организовывают партизанское движение. Народ целиком и полностью одобряет политику правительства и лично… — отрапортовал холёный помощник.

 - В жопу болтовню про одобрение! Не звезди! — оборвал его Матюхин. — Прекрати нести эту х…, вернее, чушь о партийцах. Докладывай о реальной обстановке на фронтах! Откуда взялись сотни тысяч вооруженных китайцев в нашем глубоком тылу?

 Оптимизм со слащавого лица помощника моментально исчез, и он унылым голосом начал более конкретный доклад.

 - Известное дело, откеда. Нелегальная эмиграция и завезенные рабочие для строительства нефтепроводов и газовых трубопроводов! В прошлом месяце мы провели выборы, и азиатское большинство пришло к власти демократическим путем. Победили они практически во всех муниципалитетах, не говоря уже о законодательных собраниях губерний. Все эти новые депутаты, по паспорту Ванины, Сюнины, Лисины и прочие, на деле оказались Ваны, Сю и Ли. За месяц победители сменили всех нелояльно относящихся к ним чиновников, руководителей отделений милиции, почт, телеграфов и прочих госучреждений. Деловую переписку вдруг стали вести с использованием иероглифов, а вчера местные чиновники заявили, что не станут отвечать на наши телеграммы и письма на русском языке, мол, не понимают нашей кириллицы. Этой ночью вновь избранные народом руководители открыли границу и ввели безвизовый режим с Китаем — и миллионы переселенцев хлынули на нашу территорию, словно полчища саранчи. Верные федеральному центру части пытались сдержать незаконное проникновение, но были разбиты с тылу «пятой колонной» предателей. Силы возврата «северных территорий» сформированы из официально оформленных граждан, так сказать, поселенцев «хуацяо», законным путем получивших гражданство. Эти поселенцы организовались в полки и дивизии, в результате сформировалась боеспособная армия.

 - Не выражайся! — одернул Президент.

 - Извиняюсь за «хуацяо», но так вьетнамцы называют осевших в их стране китайцев. Разрешите, продолжу доклад об обстановке?

 Президент рассеяно кивнул.

 - Милиция в этих областях состояла в основном из желтолицых, даже в армии большая часть контрактников была из этих «хунхузов»!

 - Опять ругаешься?

 - Да нет, что вы, это сибиряки так прозвали китайцев в прошлом веке. Продолжаю. Когда по команде из центра азиаты подняли мятеж и открыли границу, то одновременно на протяжении тысячи километров многомиллионный людской поток пересек границу. Узкоглазые контрактники первыми перешли на сторону соплеменников и подняли мятеж в войсках, они и составили костяк вражеской армии. А толпы многочисленных переселенцев беспрерывно форсируют реку Амур: плывут на плотах, лодках, баржах и даже пытаются пересечь реку вплавь, в основном с плацдармов на островах, которые мы им отдали. Толпы вооруженных и невооруженных азиатов устремились в города и поселки, заполонили дороги, тропы и трассы. Транспортные узлы были парализованы в считанные часы, на Дальневосточном фронте за один день произошла настоящая военная катастрофа. Теперь мятежники через дипломатические каналы и силой оружия принуждают нас к миру. Натурализованные китайцы экстренно и организованно провели референдум о независимости, местные и региональные органы власти одобрили его результаты. Русскоязычная часть милиции разоружена, распоряжения из центра саботируются, ведь даже самыми мелкими чиновниками служат сплошь азиаты. Отвечают на правительственные телеграммы эти наглецы только на своём языке. Уцелевшая часть армии, состоящая из русских, пока что дезорганизована и героически воюет, окружённая врагами, показывая примеры массового героизма.

 - Про массовый героизм, вероятно, врёшь?

 - Не вру! Просто выражаю искреннюю надежду. Да кто ж знает, что там происходит сейчас. Из окружения вестей не поступает: глушь, тайга… Мобильная связь, телевидение и телеграф не работают.

 - Ладно, продолжай…

 Помощник Президента покраснел и прокашлялся.

 - Приморский край полностью отрезан от остальной части страны. На морских подступах к Владивостоку японцы и корейцы. Сегодня на рассвете полностью прекратили сопротивление защитники Хабаровска…

 - О, Боже, пал Хабаровск! — схватился за голову Верховный. — И суток не продержались! Все просрали!

 - Так точно, через сутки пал…. Ещё позавчера трудно было бы себе такую катастрофу представить. Амурская флотилия противника высадила многочисленные десанты в Благовещенске, Комсомольске–на–Амуре, Николаевске–на–Амуре. Обе железнодорожные ветки перерезаны, и снабжение военных частей в Приморье полностью прекращено…

 - А наш флот? — истерически взвизгнул Президент. — Что докладывают адмиралы? Где главком флота?

 - Говорят, Главком ночью застрелился… Но тела его ещё не нашли. Слухи…

 - Кто говорит?

 - Би–Би–Си говорит.

 - Вечно вам то одна баба сказала, то «Бибиси»…

 - Часть блокированного флота моряки затопили, а оставшиеся суда так и стоят запертыми в местах дислокации. На рейд не смог прорваться ни один наш корабль… Бухты заминированы, на Русский остров высажен десант противника…

 - Погодь, бля…погодь! Как это флот прорваться не сумел? Ты сошел с ума?

 - Азиатские водолазы и боевые пловцы вывели из строя крупные надводные корабли…

 - Кто именно? Какой национальности пловцы?

 - А бог весть…все они желтолицые и узкоглазые, а под водой, да ещё в водолазном костюме, хрен разберешь, какой они национальности.

 - А подводные корабли?

 - И подводные тоже… — тяжело выдохнул помощник.

 - Почему не пустили в ход авиацию и почему не бомбим противника? Что делает их авиация?

 - Сейчас их авиация бездействует, как, впрочем, и наша. Сначала силами ПВО мы сбили все воздушные объекты, попытавшиеся пересечь границу, однако потом и наша авиация была уничтожена диверсантами прямо на аэродромах. Эх, но теперь и системы ПВО у нас тоже нет. Я же докладываю, мы не знаем толком, что творится в этом регионе. Одни слухи да сообщения иностранных информационных агентств. Достоверных сведений от разведки до сих пор не имеем.

 - Кошмар! Катастрофа!

 - Мировая пресса сообщает, что японцы под шумок захватили и Курилы, и половину Сахалина… Конфисковали…

 - Как это конфисковали?!

 - Я бы сформулировал иначе — прихватизировали… Объявили аннексию исконно японских земель… Я утром в Интернете прочел…

 - Негодяи!

 Помощник вновь нервно закашлял.

 - Что ещё скажешь? Ну же! Не тяни!

 - Однако Владивосток и с суши тоже полностью блокирован незаконными переселенцами…

 Президент остекленевшими глазами посмотрел на помощника.

 - Что еще сообщишь?

 - Якуты, коряки и чукчи подняли бузу — требуют независимости. Буряты тоже зашевелились, особенно буддисты. Митингуют, гоношатся, а чего хотят — непонятно.

 - Якуты решили алмазные копи себе забрать? Ну, ужо я им покажу козью морду! — выругался Президент. — Пошли телеграммы за моей подписью, что я их всех в тундре голодом уморю!

 - Э–э–э…м–м–м… На Забайкальском фронте положение не такое отчаянное, но и там наши дела плохи. Верные вам войска проводят планомерное отступление и успешно отходят на заранее подготовленные позиции.

 - Как далеко они… м–м–м…, по слухам, отошли?

 Помощник раскрыл папку и заглянул в неё:

 - Войска с боями отступили на линию Оловянная — Балей — Сретенск — Могоча — Тында.

 - Это что же получается, вооруженный противник на протяжении всей границы смял наши войска и глубоко проник на российскую территорию? Это война?

 - Никак нет! Противник через границу прошел безоружный, оружие нарушители получили на наших складах! Войны вроде бы нет, потому что нам ее никто не объявлял, просто нет прежней границы и нет регулярной армии восточнее Шилки и севернее до самого БАМа. А вот с Монголией граница не прорвана, и обстановка в этой дружественной нам стране хоть и напряженная, но пока остается стабильной.

 - Порадовал! — с сарказмом произнес Президент. — Хотя бы второго монгольского нашествия не ожидаем…

 - Не совсем…Сепаратистские и националистические движения, которые там окопались, активизировали свою деятельность.

 - И что?

 - Повторю, буряты гоношатся, а монголы им подпевают, у националистов есть идея — создать содружество Великая Бурят–Монголия или Монгол–Бурятия. Но это не совсем точная информация, и опять по всем вопросам разведка молчит. Одним словом, есть информация, они хотят создать великий Буддистан. А вот граница в Горном Алтае стабильна, пограничники отразили все попытки прорыва толп переселенцев и диверсантов, наступление ополчения противника захлебнулось. Саперы успели установить несколько эшелонов минных полей! Ядерное минирование нашей приграничной территории в этом районе тоже успешно завершено, и мины готовы к взрыву.

 - Быстро вызвать ко мне начальников разведки и контрразведки, председателя военного суда и прокурора страны! — скороговоркой произнес Василий. — Пора начинать зачистку Кремля и Москвы.

 Помощник вытянулся в струнку и радостно доложил:

 - Приказ выполнен до приказа! — и его лицо расплылось в злорадной улыбке.

 - Твоя улыбка неуместна! На фронт захотел, болван? Или желаешь сразу на дыбу?

 Помощник изменился в лице, не на шутку испугавшись, испарина выступила на его холеной физиономии, и было видно, что угрозы Президента он воспринял серьёзно.

 - Виноват, господин Президент! Больше не повторится!

 - Смотри у меня, каналья!

 Помощник, пятясь, покинул кабинет, и в помещение тотчас вошли генералы. По всему было видно, что силовики тоже растеряны.

 - Начальник разведки! Как вы могли прошляпить внезапное нападение врага? Что делала ваша агентура и резидентура? Что делал лично ты?

 Седой генерал вытянулся по стойке смирно, что–то хотел сказать, но внезапно стал хватать ртом воздух, положив ладонь на сердце, после чего рухнул замертво. Подскочившие к нему генералы наклонились над телом, пощупали пульс, проверили сердцебиение и дыхание.

 - Кажись, готов! Бля… — выругался прокурор. — Ушел от возмездия…

 - Итак, с разведкой все ясно! Просрали, и спросить не с кого! Ну что же, продолжим. Начальник контрразведки! Доложите, почему так много диверсий в тылу? Каким образом десанты противника сумели проникнуть на нашу территорию до самого устья Амура?! Где ваши истребительные и заградительные отряды?

 - Разрешите доложить? Необходимые меры приняты! Отряды по борьбе с паникерами и пораженцами созданы и начали работу от Екатеринбурга и до Иркутска! Не мешало бы и в столицах произвести чистку…

 - Что мешает? Проводите…

 - Вот списочек… Ознакомьтесь… Ровно две тысячи смутьянов! Журналисты, писатели, профессура, ученые, философы, политиканы–оппозиционеры.

 Президент бегло взглянул на список и решительно подписал.

 - Мерзавцы! Всех в расход! Что ещё?

 - Господин Президент! Семьи руководящего состава своевременно и без эксцессов эвакуированы в Лондон и в Париж! — доложил министр по чрезвычайным ситуациям.

 - Не рано?

 - Я считаю, что в самый раз.

 - Слава Богу! Молодец! Хоть один знает свое дело и может хоть чем–то порадовать…

 

 ***

 Военный автобус, дребезжа ржавым корпусом на ямах и ухабах, густо дымя выхлопной трубой, как мог стремительно передвигался по улицам притихшего города, затем он свернул с шоссе, юркнул в проулок и, наконец, замер перед закрытыми металлическими воротами. Сквозь лобовое стекло сидевшие в автобусе могли разглядеть высокий бетонный забор и угрюмое кирпичное здание. На заборе висела красная табличка с надписью: «КПП и Военная комендатура». Сонный дневальный, спотыкаясь на каждом шагу, выбежал из будки, распахнул обе створки ворот, украшенных двуглавыми орлами, и пропустил транспорт во двор. Автобус уже поджидали, и к военному «автозаку» сразу же подошёл какой–то начальник. На голове этого руководителя возвышалась повседневная фуражка с высокой тульей а–ля «латиноамерикано» и диаметром она была не меньше, чем тазик средних размеров. Полдюжины ремней и ремешков крест–накрест опоясывали его тучное тело. Чего только ни висело на этих ремешках: портупея, полевая сумка, планшет с картами, бинокль, АПС (автоматический пистолет Стечкина) в деревянной кобуре и даже кортик. А на могучей шее висел свисток. Видимо, генерал (а по звёздочкам на погонах — генерал–лейтенант) в далеком прошлом командовал дивизией береговой обороны, отсюда у него и кортик. Сразу было понятно, что генерал настоящий, и не только по погонам, но и по внешнему виду: породистый, красномордый, с тройным подбородком, с необъятной талией и с холкой, как у племенного быка. Длинные руки с широкими лопатообразными ладонями и пальцами–сардельками свисали ниже колен. С первых фраз выяснилось, что Озоруев никакой не «экс» и даже не майор! Бери выше! Генерал, не выслушав доклада сопровождающих, сграбастал руку Максима своими необъятными лапищами, стал её трясти в приветствии да так, что едва не оторвал, и вдобавок чудом не сплющив ладонь мобилизованного офицера.

 - Рад! Искренне рад прибытию, подполковник Озоруев! Наконец–то дождались тебя, дружище! Где ты пропадал? Мы уже обыскались! Половину Москвы на ноги подняли!

 Максим с трудом освободил ладонь и подумал, что обладателю таких толстых и неуклюжих пальцев металлический рубль с поверхности стола ни за что не поднять. «А ведь и правда, не подцепит монету!» — ехидно ухмыльнулся мобилизованный, но вслух произнес другое:

 - Господин генерал, ошибаетесь: я майор и к тому же давным–давно в запасе. Уволен вчистую, по болезни. Так что напрасно искали меня: был майор, да весь вышел! Пустые хлопоты…

 - Э–э–э, дорогуша, неправда ваша! — не согласился военноначальник. — Я военный комендант города. Уверяю тебя, ты никуда не вышел, и к тому же ты уже не майор. Приказом Министра Наступления час назад майору Озоруеву М.А. присвоено очередное воинское звание - подполковник, и ты назначен на должность командира батальона укрепрайона обороны юго- востока Бурятии. Вернее, по новым веяниям — района наступления! Вполне вероятно, что в твоем подчинении будет целая маневренная группа. Мы на тебя возлагаем большие надежды, подполковник! Сейчас представлю тебя батальону и вперед: на марш, в бой, на защиту восточных рубежей Родины! Поздравляю с новой звёздочкой, можешь прокалывать погоны! С тебя причитается — готовь стакан! И давай без господ, а запросто, по–свойски, будем обращаться друг к другу по–старому — товарищ! А звание обмоем, когда вернёшься.

 - Спасибо, не надо мне ваших новых погон. И я совсем не хочу быть ни господином, ни товарищем подполковником, а тем более — комбатом, — попытался отказаться Макс. — У меня две контузии, ранение, перелом позвоночника, песок в почках и …

 - Не надо подробностей из твоей медицинской карты, комбат. Ни твоя анатомия, ни твоя физиология никого не интересует в военное время. Ты ведь по документам годен к службе?

 - Ну, в принципе… — начал мяться Озоруев, в душе злясь на свою нерешительность. Мысленно он обозвал себя мямлей.

 Военный комендант с воодушевлением продолжал:

 - Пробил твой час, подполковник! Война, товарищ! Враг у порога, даже не у порога, а он уже ворвался в наш общий дом. Родина в опасности! Вся Россия, весь наш народ глядит на тебя с надеждой, подполковник! Заодно, песочек из почек порастрясёшь… Как говорится, движение - жизнь!

 - Всё–то вы знаете…

 Новоиспеченному комбату сделалось нехорошо, перед глазами появилась какая–то рябь, потом закружились плац и деревья, в голове неприятно зашумело. Это было следствие шока. Вместо далекой, но спокойной Новой Зеландии окопы на далеком неспокойном Дальнем Востоке! У Максима стало сухо во рту, по спине и лбу покатился холодный пот.

 - С кем в этот раз воюем? На кого наступаем? — растерялся Максим. — Разве это не учебная тревога?

 - Никак нет! Война с проклятою ордой! — болезненно поморщился генерал. — Второе нашествие Чингиз–Хана, можно сказать, а то и того хуже. Слушать мою команду, комбат! Принимай батальон! Держи предписание, а чемодан с документацией и портфель с секретными пакетами и бумагами получишь у мобистов. Твои орлы стоят на краю плаца. Иди, знакомься с личным составом. А я побегу: дела, знаешь ли, дружище, дела–делишки…

 

 Максим внимательно пригляделся: огромный заасфальтированный плац столичной комендатуры, площадью не менее гектара, разлинованный на белые квадраты и линии, и в обрамлении голубых елей был пуст. Макс с трудом разглядел вдалеке три силуэта в тени высоких деревьев. Один человек лениво отгонял назойливых мух и комаров, два других спали полулёжа на вещевых мешках. Нескладные фигуры рекрутов совсем не были похожи на героев, жаждущих воевать, стоять насмерть и побеждать. Никакого батальона на горизонте не наблюдалось. Если это мотострелковое подразделение, то на плацу должно быть полтысячи душ, а если танковый батальон, то сотня. Но тут и половины отделения не насчитывалось. Макс сообразил: что–то тут не так и чего–то генерал явно не договаривает.

 - А где народ–то? — спросил Максим и посмотрел на начальство, но дать ответ было некому. Генерала исчез, словно его здесь никогда и не было. Вслед за генералом буквально растворился в воздухе товарищ в штатском. Смылся по своим ментовским делам и участковый милиционер. Позади Максима стоял лишь тот молодой офицер из комендатуры, который доставил Озоруева под конвоем.

 - Ну, капитан, удружил! Что же ты, падла, про войну промолчал, когда давеча в квартиру вошёл?

 - Товарищ майор, не выражайтесь! Я при исполнении…

 - Какой я тебе майор?! Я уже час как подполковник! Слышал, что генерал сказал?

 - Виноват! Так точно, товарищ подполковник, я слышал слова генерала и весь к вашим услугам.

 - То–то же! А я ещё и не начинал тебя ругать! Так что не зли меня, капитан. Где мои бойцы? Где офицерский состав батальона? Где вооружение и техника?

 Капитан покраснел, лицо его покрылось пунцовыми пятнами, и он окликнул стоящего в сторонке полного мужчину лет сорока.

 - Вот сотрудник райвоенкомата, работайте с ним. Я тоже умываю руки…

 Пухлый сотрудник увлёк Озоруева в сторону деревьев.

 - Не извольте беспокоиться, я сейчас всё поясню!

 Они быстрым шагом направились к бойцам, расположившимся под ёлками. Толстяк на ходу сосредоточенно изучал какие–то списки, напряженно шевелил губами, то бледнея, то багровея, и непрерывно обливался потом. Наконец, он остановился возле помятых личностей, и Максим с недоумением осмотрел «воинство».

 - Это весь призывной контингент! Других солдат для вас нет, товарищ майор, — виновато стал оправдываться толстяк, вытирая лоб платочком.

 - Подполковник!

 - Виноват, товарищ подполковник. Докладываю: это те, кого мы сумели призвать в нашем районе столицы. У остального приписного состава либо справки об инвалидности, либо часть из них отсутствует по месту жительства.

 - Интересное кино! А из каких мест должен был комплектоваться мой батальон?

 - Очень тяжелый случай. Народ с Рублевского шоссе и его окраин.

 - Фью… — присвистнул новоиспеченный комбат и почесал затылок. — А при чём здесь я? Вот и ищите комбата с Рублевки! Я–то с какого тут боку–припеку? Я в действующем резерве власти не состою, да и с деловыми, конкретными рублевскими пацанами не близок!

 - А вот и нет. Согласно временной прописке, вы, товарищ подполковник, зарегистрированы в какой–то халупе! Странно, конечно, что её не снесли с элитной территории. Бабка, хозяйка жилплощади, дала адрес вашего реального временного проживания, там вас и взяли тёпленького! Всё по закону. Так что получается, формально и вы с Рублевки.

 - Чертова старушенция! Кто ведьму за язык тянул!

 Работник военкомата ухмыльнулся.

 - Это наш новый особист постарался, он любого расколет, даже старую каргу. А комбат нам дозарезу нужон был до обеда! Вот он и постарался!

 - Зачем? Особист хотел меня сожрать на обед?

 - Нет, в смысле по времени, по срокам. Дела надо было кому–то передать! Батальон с воза - военкомату легче!

 Проклиная судьбу–злодейку и роковое стечение обстоятельств, хмурый Озоруев плелся за военкоматчиком. «Партизаны» не обращали внимания на приближение начальства и дремали.

 - Понимаю: солдат спит — служба идет, — буркнул Максим.

 - Сейчас разбудим, — заверил его толстяк и внезапно заорал что есть мочи:

 - Встать! Живо строиться! Смирно! Бойцы, вот ваш комбат — подполковник Озоруев. Прошу любить и жаловать.

 «Партизаны» повскакивали на ноги, их буквально подбросило от внезапного вопля военкоматчика. Протирая глаза и толкая друг друга, они построились в ряд. Удивительно, но факт: мобилизованные были абсолютно трезвы, даже пивом от них не пахло. Максим обошел строй сзади, поискал глазами других, возможно, спрятавшихся бойцов, и заглянул под разлапистые ёлочки, но никого не обнаружил. Затем комбат почти минуту молча смотрел на мобилизованных, гипнотизируя их взглядом, словно удав, а те в ответ буквально поедали начальство глазами. «Дисциплинированные и зашуганные», — подумал новоиспеченный подполковник и гаркнул во весь голос, напугав даже военкоматчика:

 - Здорово, бойцы!

 - Здра… — недружно ответили испуганные «партизаны».

 Озоруев внимательно оглядел каждого. Рядом стояли два молодых человека, абсолютно схожей наружности.

 - Близнецы? — спросил для порядка Максим. — Однояйцевые?

 - Ага! — хором откликнулись молодые люди и пошутили в ответ:

 - Но у каждого яиц по два.

 - Как зовут? Фамилия?

 Высокий, веснушчатый паренек с кепкой набекрень откликнулся:

 - Мы Авесалом и Нестор. А фамилия наша — Емельяновы.

 Второй близнец, но только без кепки, похожий на первого, как две капли воды, пихнул брата в бок.

 Озоруев удивился таким странным, давно вышедшим из обихода именам и переспросил: верно ли он их понял.

 - Да вы не мучайтесь, гражданин начальник, называйте нас Авось и Небось! Так проще для запоминания. Нас все так зовут. Наш папаша имена специально подбирал позаковыристее, а нам вот теперь с ними жить и мучиться.

 Озоруев удивился, но ничего не сказал: всякое бывает. Что поделать, коли батька у пацанов такой юморной. Да и имена эти звучали не чуднее чем Даздрапема или Смертимпер…

 Парни выглядели настоящими здоровяками: круглолицые, кудрявые, косая сажень в плечах, высокие и статные — одним словом, «кровь с молоком».

 - Заметные фигуры, да дуры! Не успели вовремя спрятаться? Какого года рождения?

 - Нам по двадцать пять исполнилось! — дружно, почти хором, ответили близнецы. — Мы не местные, скобари, работали на даче у одной бабки, она нас по доброте своей и прописала. Да вот незадача — забрали и в армию, забрили опять!

 - Не опять, а снова… — буркнул второй близнец.

 - Угу, нам постоянно не везёт, — буркнул первый.

 - Отставить разговорчики, бойцы! Не угу, а так точно! — рявкнул комбат. — Понятно?

 - Так точно! — одновременно ответили братья.

 - Никитишна прописала? — догадался Максим.

 - Она самая. Хорошая бабка, добрая.

 - Эх, и меня прописала, проклятая. Лучше бы отказала, — вздохнул Озоруев, мысленно сочувствуя и себе, и братьям. Теперь взгляд комбата остановился на третьем солдате. Этот мобилизованный был полной противоположностью братьям–здоровякам. Хлипкий интеллигент, близорукий, в роговых очках с толстыми стёклами, на голове шляпа, которая давно потеряла всякую форму. Протёртые почти до дыр брюки «ботаника» пузырями топорщились на коленях.

 - Как фамилия, умник?

 Мужчина даже не встрепенулся, продолжая думать о чём–то своём. Пришлось комбату ткнуть его пальцем в грудь и повторить:

 - Ваша фамилия, милейший!?

 Интеллигент встрепенулся и ответил:

 - Израиль Соломонович Шмуклер. Но можно просто, без церемоний — Изя. Осмелюсь доложить, я кандидат наук. Физик–теоретик института прикладной физики РАН. К вашим услугам.

 - Круто! — охнули братья в один голос. — Влип, яйцеголовый!

 - Настоящий доцент, додик!

 - Нельзя отзываться на имя Изя! — отрезал военкоматчик. — Запомните, отныне вы не Изя, а рядовой Шмуклер! И потом, у меня вы числитесь банкиром, и вы не Израиль, а Самуил.

 - Так я за него. Я дальний родственник банкира. Самуил Абрамович убыл по делам бизнеса, меня в его квартире зацепили, а я не стал спорить: хочу выполнить свой священный патриотический долг. Вам ведь всё равно, кто призван, главное — галочку поставить.

 Озоруев с изумлением уставился на добровольца, покачал головой, хмыкнул и подумал: «Чего- чего, а доморощенных мыслителей–философов у нас в избытке. Ишь ты, физик–патриот нашёлся!»

 - Молодец, теоретик! Но ты у нас так и останешься, как в бумагах написано — Изя! — и Озоруев одобрительно потрепал солдата по плечу.

 - Должон быть ищшо один индивидуум, — уточнил, глядя в свои бумаги, дежурный офицер.

 - Ага! — дружно подтвердили братья. — Был, но он за пивом побёг, сейчас вернётся.

 - Василий Степанович Дормидонтенко! — прочитал военкоматчик по бумажке.

 - Точно–точно, Васёк его имя! — закивали братья кудрявыми головами. — Как нашего нового Президента — Васей зовут.

 Озоруев затосковал: не успев встать в строй, часть его батальона уже подалась в бега. С кем прикажете наступать на грозного врага? С кем идти на войну?

 В это время через забор перевалился и шумно рухнул огромный мешок. Неожиданно «мешок» матюгнулся, поднялся, отряхнулся от пыли и мусора, кустарник затрещал под мощным напором солдата, и он оказался на плаце. Перед Максимом предстал человек, одетый в мятую бесформенную гимнастерку.

 - Лёгок на помине! — в унисон прокомментировали появление бойца братья. — Это и есть наш Вася. Надо же, вернулся, а мы думали: убёг! Степаныч, становись на место!

 Небритый мужчина с помятым лицом и бегающими воспаленными глазками, присоединился к компании, вернее, попытался встать в строй. В руках он сжимал две банки пива.

 - Ефрейтор Дормидонтенко. По штату — старший гранатометчик, — представил его работник военкомата.

 Максим покачал головой и категорично сказал:

 - Ни гранат, ни гранатомета этот гвардеец у меня не получит. Его место кобылам хвосты крутить или в крайнем случае отправим поваром в хозвзвод.

 - Возражаю! Он должен служить согласно штату в гранатометно–пулеметном взводе… — вякнул военкоматчик, но сразу осекся под недобрым взглядом комбата.

 - А где ты был, когда этот штатный гранатометчик в бега подался? Самовольщика поощряешь, понимаешь ли…

 - Ладно, пусть будет по–вашему, поваром так поваром.

 Теперь в строю стояло четверо бойцов.

 - А где остальные? — спросил Озоруев. — Показывайте оправдательные документы уклонистов.

 Прямой вопрос, который задал Макс, смутил, но не поставил в тупик армейского чиновника. Толстяк передал Озоруеву пухлую пачку бумажек. Максим начал перебирать справки, узнавая, кто именно был приписан и счастливо избежал участи стать пушечным мясом на благо Отечества. И кого тут только не было: банкир, предприниматель, министр, шоумен, артист, сотрудники аппарата администрации президента и министерств.

 - Ужас! Что же такое со здоровьем элиты? Как я вижу, сплошь больные люди управляют страной…

 - Не моего ума… — уклонился от ответа чиновник. — Моё дело — отчетность…

 - Как прикажешь пятью боевыми штыками удерживать линию обороны протяжённостью три- пять километров?

 - Не хотите удерживать оборону — переходите в наступление, — хохотнул военный чиновник. — По–суворовски действуйте! Ведь лучший вид обороны — наступление!

 - А если серьезно?

 - Ну, если серьезно, то для усиления к вам прибудет рота молодого пополнения из Санкт- Петербурга. Как говорится, добровольцы с родины всех выдающихся людей государства. Волонтеры уже экипированы и ждут вас на железнодорожной станции в Воскресенске. Теперь можете получать для батальона обмундирование, сухой паёк на неделю и в путь.

 - Можем? — ехидно передразнил его Озоруев. — А что, есть другой вариант? Можем и не получать?

 - Такого варианта пока нет. Пока… Но… а это мысль… — пробормотал появившийся сержант.

 - Никаких мыслей я вам не позволю! — прервал его Озоруев. — А где наше оружие и боеприпасы?

 - Оружие получите на месте, в районе боевых действий. Сейчас могу выдать только одну ракетницу для подачи сигналов подразделениям, фонари и штык–ножи. Радиостанций тоже нет в наличии. Извиняйте…

 Озоруев изумленно посмотрел сначала на чиновника военкомата, а потом на сержанта- кладовщика, почесал затылок и махнул рукой. Воевать он всё равно не собирался, планируя покинуть этот «кастрированный» батальон на первом же полустанке.

 Жуликоватый кладовщик принес пять комплектов зимнего и летнего обмундирования и предложил расписаться за пятьсот пар сапог, пятьсот комплектов х/б и пятьсот штук противогазов.

 - Дудки! — комбат показал ему огромную фигу и поднес её к носу тыловой крысы.

 - Как хотите, — сержант пожал плечами и добавил: — Сам за вас могу расписаться.

 - Я тебе распишусь! Выдать всё, что положено батальону!

 Комбат хотел было врезать ему по челюсти, но передумал. Зачем кипятиться, ведь призыв на войну он воспринимал по–прежнему как плохую шутку. И для него лично это дурацкое шоу, устроенное ребятами из «Арбатского военного округа», скоро закончится. Он совсем не собирался бежать в атаку с патриотическими воплями: «За Родину!», «За президента Васю…!». Нет, в эти игры он больше не играет… Озоруев нехотя надел новую полевую форму, затянул портупею, повесил через плечо командирскую сумку. Кожаные ремни радостно скрипнули при этом. Несмотря на внутреннее сопротивление всему происходящему, верх взял воспитанный годами долгой службы «офицерский стержень». Комбат проследил, чтобы и его бойцы переоделись.

 - Остальное имущество доставить к месту погрузки эшелона! — велел Максим и вышел со склада.

 Немного подождав пока кладовщики выполнят его распоряжения и построив бойцов в колонну по одному, комбат повел их к воротам комендатуры. Там мобилизованных поджидала колонна грузовых машин с продуктами и вещевым имуществом, и всё тот же «тюремный» автобус. Автоколонну охранял взвод ОМОНа с автоматами, в касках и в бронежелетах. Батальон погрузили в призывной «автозак» и под конвоем с ветерком доставили на вокзал к эшелону.

 

 Глава 4. «Прощание славянки»

 Президент слушал доклады главного военного прокурора, руководителя контрразведки, министра наступления и внутренних дел. Речи министров и генералов были деловиты, а в словах сотрудников администрации даже звучали оптимистические нотки.

 - Господин президент! В стране покой и порядок! Стабильность поддерживается! — частил директор института, занимавшегося стратегическими исследованиями внешней и внутренней политики. — Никакой паники: предчувствия катастрофы у населения нет! Всякое бывает в жизни, а на войне тем более. Эта военная кампания проходит в соответствии с русской традицией: бежим, отступаем до Москвы. Затем мы наступаем, гоним и громим сильного врага…

 - Отходим до Москвы? — насторожился Президент.

 - Ну, на этот раз, конечно же, нет. Думаю, супостат дойдет не дальше берегов Байкала… Зачем ему дальше наступать? Оккупантам необходимо время, чтобы освоить захваченную территорию и не подавиться нашими просторами… А дальше…

 Президент взглянул на карту и театрально всплеснул руками:

 - Вдумайтесь, болваны! До Байкала! Из ума выжили? Скажете тоже…до Байкала… А не дай Бог, дальше двинут? Эти ненасытные, они проглотят половину страны и не подавятся.

 - В глубину России у Байкала не двинут, если в другом месте не прорвутся. Я имею в виду через Алтай…в Сибирь…

 - А если прорвутся? Эй, министры–силовики! Все резервы бросить к алтайскому участку границы и удержать во что бы то ни стало! Прорыв противника с юга на Барнаул приведет к тому, что мы потеряем и Восточную Сибирь! И потом, посылать войска на Дальний Восток - значит признать наличие войны с китайцами! Но раз нам войны не объявляли, то вывод один - никакой войны и нет. Итак, решено: объявляем это нашествие локальным внутренним военным конфликтом. Проводим антитеррористическую спецоперацию.

 - Как же тогда удерживать позиции на Дальнем Востоке? Я так понимаю: вы решительно приказываете резервы туда больше не посылать?

 Президент на минуту задумался. Больше всего он опасался обвинений именно в нерешительности и насмешек за спиной, как в детстве: мол, что с него взять — Тюха–Матюха!

 - Я же сказал уже — не посылать! Два раза необходимо повторять? Но кого уже отправили - пусть следуют на Восточный фронт, однако больше — ни одного батальона! Приказываю держаться из последних сил. Организовать в тылу врага партизанское движение, а на Байкале выставить заградотряды… Сколотить из беженцев и отступающих новые части. Регулярные и ополченческие войска нам нужны в центре России: надо Кавказ удержать и западную границу оборонить. Немедленно свяжите меня с посольством США… Пора просить помощи у естественных союзников. Господа, который час в Вашингтоне, кто знает?

 Министры дружно посмотрели на дорогие швейцарские часы, естественно, каждый на свои, и принялись подсчитывать разницу во времени.

 - Не хочется быть невежливым, разговор не получится, если я разбужу нашего американского друга среди ночи в неурочный час… — буркнул Президент.

 

 ***

 

 Так как в воинский эшелон по бумагам должен был погрузиться целый батальон, то подали пять теплушек плюс один классный вагон и два вагона под имущество, в которые загрузили продукты и обмундирование. Теплушки из–за отсутствия личного состава остались пустыми, а мобилизованные разместились в четырёх купе штабного вагона: одно занял командир, другое - не совсем трезвый Дормидонтенко, два оставшихся — остальные солдаты: Шмуклер и близнецы. Рота ОМОНовцев внимательно следила за отправкой войска на фронт. Готовились сопровождать «многочисленный» батальон, потому и нагнали столько милиции. Крупноголовые, лобастые и плечистые милиционеры подогнали к вагонам группу грузчиков- таджиков. Мобилизованные «добровольцы» встали возле своих купе и через окно наблюдали за действиями грузчиков и милиции. Правоохранители не покидали погрузочную площадку до самого отправления. Электровоз дал протяжный сигнал и дернул вагоны. Подполковник милиции с суровым квадратным лицом провожал эшелон тяжелым взглядом и нехотя взял под козырек. Братья скорчили рожицы провожающим «ментам» и захихикали, Изя тихо молился непонятно какому богу, а Озоруев молчал, хмурился и теребил мочку правого уха.

 Оркестр, состоящий из дюжины нетрезвых музыкантов, громко заиграл марш «Прощание славянки». Крепко запьяневший Дормидонтенко, который успел принять на дорожку еще граммов двести, внезапно приободрился, подхватил мотив и пропел громко в открытое окно гнусавым голосом, коверкая слова марша:

 «В жопу клюнул жареный петух!

 Остаюсь на сверхсрочную слу–у–ужбу!

 Портупею я буду носить!

 И в солдатской столовой пита–а–аться

 И добавку второго просить…»

 Милицейский чин, наблюдавший снаружи за отправкой эшелона, услышав непатриотичный текст, погрозил ему кулаком, но промолчал. «Что взять с убогого?»

 Электровоз вновь резко дернулся, и поезд медленно отчалил. Колеса стали неторопливо, со скрипом вращаться, затем завертелись быстрее и уже через несколько минут бойко и равномерно постукивали на стыках рельс.

 

 Вокзал исчез из поля зрения батальона и добровольцы взгрустнули. Озоруев прошелся несколько раз по коридору. В купейном вагоне, помимо служивых, находились две женщины- проводницы. Пассажиры по очереди стали знакомится с хозяйками вагона: одну звали Клава, вторую — Рита. Клаве было далеко за тридцать. Красавицей её, конечно, не назовешь, но в полумраке коридора, она казалась вполне привлекательной женщиной: выпуклые бедра, аппетитная попа, грудь колесом. Жизнь Клаву, видимо, потрепала изрядно, поэтому на лицо был наложен макияж толщиной в мизинец. А Рита была девушка в самом соку, намного моложе своей напарницы: стройная, фигуристая, с торчащими, словно крупнокалиберные пули, сосками, которые были отчетливо видны сквозь форменную рубашку.

 Максим сходу оценил разницу в годах: Рита была лет примерно на десять моложе, чем тертая жизнью подруга. Радушная Клава, гостеприимно напоив новых пассажиров горячим чаем, без обиняков предложила будущим фронтовикам за малое вознаграждение свои нехитрые услуги интимного характера. Рита осуждающе фыркнула и тут же скрылась в купе проводников. Озоруев в иное время не преминул бы воспользоваться подвернувшимся случаем «размяться» с безотказной женщиной, но только не в этот неудачный день. Шмуклер скромно замялся, потому что был крайне экономным человеком, а Дормидонтенко давным–давно не нуждался в подобных услугах. Оставались только однояйцовые близнецы, которые с восторгом и воодушевлением приняли предложение Клавдии и взялись за дело с юношеским азартом. Комбат не стал препятствовать явному нарушению воинской дисциплины — пусть порезвятся напоследок.

 Вагончик размеренно покачивался, а братья энергично увеличивали амплитуду его движения. Порою они так шумели и стучали, что Максиму приходилось колотить в стенку соседнего купе, утихомиривая энтузиазм резвых близнецов.

 

 ***

 Несколько часов воинский эшелон медленно полз от разъезда к разъезду, стоял на сортировках и узловых станциях Москвы и ближе к вечеру, наконец, покинул столицу. Впереди был Воскресенск.

 Озоруев с неподдельным интересом ждал встречи с пополнением и решил не бежать, как крыса с тонущего корабля, сразу, а незаметно исчезнуть на станции. Он хотел воочию убедиться, что добровольцы существуют и в наше безыдейное время. Вероятно, думал он, это небольшой отряд оболваненных пропагандой патриотически настроенных недорослей — «нашистов», которые мало годятся для военной службы и разбегутся, едва раздадутся звуки первых выстрелов. Однако увиденное превзошло все его ожидания: на перроне стояла огромная шумная толпа одинаково одетых мужчин. Едва поезд затормозил, как кто–то невидимый подал команду, и добровольцы в полевой форме быстро повзводно построились в две шеренги.

 «Что ж неплохо для призывников — «партизан»! — удивился про себя подполковник. — Хоть чему-то их уже обучили! Либо они не всё забыли на гражданке».

 Макс вышел из вагона, сделал несколько шагов навстречу строю и замер в нерешительности и недоумении. Действительно, комбату было от чего опешить. В первой шеренге стояли исключительно азиаты с одинаковыми жёлтыми лицами. Плосконосые, широкоскулые, с раскосыми глазами. Откуда набрали столько бурятов и тувинцев в Северной столице? А может быть, это узбеки, казахи и киргизы?

 Подполковник принял доклад от молодого лейтенанта, помощника военного коменданта станции, и, заложив руки за спину, пошел вдоль строя. И вторая шеренга состояла из азиатов - ни одной славянской морды лица!

 Максим, хмуря брови, молча дошагал до правофлангового бойца. Офицер на почтительном расстоянии следовал сзади. Стояла гробовая тишина, которую нарушало только щебетание воробьев, сидевших на заборе.

 - Как твоя фамилия? — спросил Озоруев самого высокого новобранца. Солдат не ответил, а лишь закрутил головой, надеясь хоть что–то понять. — Повторяю: как твоё имя?

 Один из бойцов прокричал какие–то слова на родном для солдата языке, и верзила рявкнул:

 - Ван!

 - Иван? Я не имя, а фамилию спрашиваю!

 Переводчик снова перевёл, и боец громко ответил:

 - Мин!

 - Иван Мень? Бурятский еврей, что ли? — удивился Озоруев и позвал на помощь Шмуклера. Исполнительный Шмуклер мгновенно очутился рядом с командиром и забросал вопросами псевдоиудея. Новобранец ничего не смог ответить. Тогда к подполковнику приблизился сопровождающий команду лейтенант и доложил:

 - Товарищ подполковник! Я, конечно, дико извиняюсь, но это не бурятский еврей!

 - А кто он по–твоему? Хакас? Калмык? Шорец?

 - По списку это Ван Мин! Не знаю, какое из двух слов имя, а какое — фамилия. По мне, что Ван, что Мин. Но уверяю вас — это чистокровные китайцы! Жаль, но на всю команду есть только один переводчик!

 - Ван Минь, говоришь? Не шутишь?

 - Никак нет!

 - А откуда взялась эта пятая колонна диверсантов под Москвой?

 - Это простые строители, они возводили новый микрорайон в Питере и вызвались служить новой Родине. Все как один граждане России, добровольцы: паспорта, военные билеты, приписные, честь по чести! Натурализовались, черти, в прошлом году!

 - Лейтенант! Ты случаем не напомнишь мне, с кем мы воюем? Мне сегодня сообщили, что вроде бы с Китаем…

 - Точно так! Вернее не совсем, с самим Китаем мы не воюем, но конфликт с китайцами…

 Максим взял лейтенанта за портупею и увлек его за собой, подальше от добровольцев.

 - Так какого тогда хрена они здесь, если мы с китайцами конфликтуем! Не понимаешь смысла моих вопросов?

 - Прекрасно понимаю, не дурак! Я не виноват, они сами вызвались идти на фронт! А я человек маленький, кого велели мне сопровождать и передать вам, того и сопровождаю, и передаю! Мое дело доставить их и сдать в целости и сохранности, согласно спискам! Вот я вам их и доставил! А руки не распускайте: пересчитайте и распишитесь в акте приемки!

 - В акте? Гм–гм, — хмыкнул комбат. — Сколько, ты говоришь, нам рыл привез?

 - Доставил и передал всех до единого! Сто восемьдесят человек или рыл, пусть будет по- вашему.

 - Ого! Настоящая китайская рота! Не только по национальному составу, но и по количеству бойцов. Ладно, давай бумаги, черт тебя подери, распишусь в акте приемки. Но чтобы через минуту духу твоего здесь не было!

 - Исчезну даже раньше! — заверил старший команды, обрадовавшись такому повороту.

 Лейтенант принял обратно второй экземпляр, дружески помахал переводчику, с радостью откозырял подполковнику и исчез, как и обещал.

 

 Озоруев задумчиво посмотрел на новобранцев. Конечно же, это настоящая диверсия, только вот чья? Идти с ними не то, что в бой, даже ехать одним эшелоном он не хотел, уж лучше остаться впятером, чем с таким пополнением следовать на фронт.

 - Шмуклер! У меня создается странное ощущение, что мы живем в каком–то Зазеркалье! Они там наверху совсем спятили?

 Шмуклер равнодушно пожал плечами и задумчиво потеребил нос.

 - Мое дело маленькое…

 - Нет, брат, шалишь! Ты не прав! Сейчас тебе будет не всё равно. Назначаю тебя начальником штаба и по совместительству начальником строевого отдела. А вот теперь докладывай своё мнение: что мы должны сделать с этой ордой?

 - М–м–м… — замялся новый начальник штаба. — Переводчика оставить: на фронте пригодится, а остальных — отправить по домам!

 - Видали, какой сразу стал умный! — ухмыльнулся Макс. — Я бы тоже их отправил подальше, так ведь они не уйдут! Пойми, это же добровольцы!

 Шмуклер хитро посмотрел на китайцев.

 - Больно они бравые и холёные, — почесал затылок «ботаник». — Силы не равны. Нас мало, а их много, надо этих добровольцев немного приморить.

 Подполковник с изумлением взглянул на подчинённого.

 - Как уморить? Газами? Предлагаешь в химпромном Воскресенске соорудить свой небольшой Бухенвальд?

 - Это легко организовать! Я думаю, потрудиться у газовых камер и у печей крематория среди местных националистов и скинхедов желающих нашлось бы немало!

 - Ну, Шмуклер, ты даешь! Твоему несчастному народу китайцы–то разве сделали что–то плохое? Вашу нацию вроде бы только немцы притесняли, да арабы сейчас террор устраивают!

 Начальник штаба не ответил на колкость, а быстро изложил свой коварный план.

 - Я не собираюсь их истреблять и морить на месте. Пусть они совершат марш–бросок в район сосредоточения! Пешком, с полной выкладкой — в Сибирь и далее! Сильнейшие — дойдут, слабые - умрут. Так рота и сократится.

 - Точно! Ну, Шмуклер, ты голова! Пока они дотопают до места, либо война закончится, либо мы сами что–нибудь придумаем, чтобы остаться в живых и тылы обезопасить. Китайского толмача брать с собой тоже не будем, пусть шагает вместе со всеми и переводит на ходу в случае необходимости.

 Подполковник сделал шаг вперед, приосанился и принял важный вид. Затем жестом подозвал переводчика и начал отдавать приказы. Китаец повторял для азиатских бойцов то, что говорил комбат.

 - Здравствуйте, товарищи солдаты!

 - Нихао! Нам–ха–ням–гам–дям…

 - Идет священная война за независимость нашей Родины!

 - Шино–сино! Кам–нам–лам–гам–бам–бум–лам… — продолжал выкрикивать переводчик какую–то китайскую абракадабру.

 - Наша задача — отбить наступление вероломного противника и отбросить врага от границ России! И вы главная надежда отчизны, вы её защитники! Неприятель у ворот! Мы сейчас отправляемся в бой. Наш батальон будет драться с интервентами насмерть. Вы идёте во втором эшелоне! Вагонов для транспортировки войск не хватает, но это не должно стать помехой для выполнения приказа! Бойцы, слушай мою команду! Приказываю совершить пеший марш–бросок по маршруту Воскресенск — Улан–Удэ! Срок прибытия — через шестьдесят дней!

 - Товарищ подполковник! Не слишком ли быстро? Четыре тысячи километров за два месяца? — попытался возразить новоиспечённый начальник штаба.

 - Нормальная скорость, пусть поспешают, больше шансов, что они выдохнутся. Ведь не на прогулку вышли эти добровольцы! Тяжело в ученье — легко в раю!

 Строй стоял, словно Великая китайская стена, и бойцы молча переваривали в уме переведённое на родной язык распоряжение нового начальника. Узкоглазая физиономия переводчика не выражала никаких эмоций.

 - Переводчик! Назначаю тебя старшим команды, — продолжал Озоруев отдавать команды. — Как твоя фамилия?

 - Ли.

 - Молодец, Ли! Командуй.

 - Р–р–равняйсь! Сми–ирна! Налево! Шагом марш! — гаркнул Озоруев, а переводчик перевёл.

 Рота повернулась и дружно зашагала в указанном направлении.

 - Бегом марш! — рявкнул подполковник, и его опять продублировал Ли. Добровольцы рысью побежали на Восток. Едва пыль, поднятая их сапогами, улеглась на придорожную траву и арьергард азиатских бойцов скрылся из виду, как Максим помчался к начальнику станции. Там его опять поджидали товарищи в штатском.

 - Подполковник Озоруев? — поинтересовался один из них, небольшого роста блондин с абсолютно бесцветными рыбьими глазами.

 - Я!

 - Вы что это такое вытворяли на перроне? Доложите, куда вы отправили мотострелковую роту?

 - Теперь она стала пехотной ротой. Совершает марш–бросок к китайской границе, согласно моему приказу!

 - Был такой приказ?

 - Так точно, был! Устный. Я его только что им отдал, а сейчас, если это нужно, составлю приказ в письменном виде.

 - Хорошо, — согласился после некоторых мучительных раздумий рыбоглазый блондин. — Но теперь слушайте еще один приказ…

 - Чей приказ? Ты кто таков? — осторожно поинтересовался подполковник. — Предъяви документики.

 Блондин показал бордового цвета книжицу с тиснённым государственным гербом и продолжил:

 - Приказ…чей надо приказ! Будете много знать, долго не проживете! Так вот, комбат, с вами следует старший лейтенант Неумывакин.

 Озоруев энергично покачал головой и возразил:

 - Никак нет, дорогой товарищ! С нами вовсе не следует никакой Неумываев.

 - Неумывакин, — поправил Максима второй штатский, как две капли воды похожий на первого: такой же невзрачный блондин, только ростом он был поменьше.

 - И Неумывакин со мной не следует.

 - Верно, пока не следовал, потому что товарищ Неумывакин стоит перед вами и вас давно дожидается. Вот он, собственной персоной, прошу любить и жаловать…

 Высокий блондин указал пальцем на своего сослуживца, того, который делал поправку в фамилии. Выходит, это сам Неумывакин уточнял свою фамилию.

 - А если любить его не хочется? У нас в вагоне проводница Клавка есть для любви!

 - Тогда можно просто жаловать! А ещё лучше — бояться. Товарищ Неумывакин назначен начальником военной контрразведки вашего батальона и всего укрепрайона, того самого, куда вы направляетесь. Ему также вменяется в обязанности руководить военно–полевым судом. Учтите, комбат, паникеров, трусов и предателей будем расстреливать на месте, по законам военного времени! А точнее, Неумывакин будет судить, а вы расстреливать.

 «Эх, этого мне только не хватало… Эти мерзавцы словно прочитали мои мысли о бегстве! — расстроился комбат. — Ну, ты посмотри–ка, навязали на мою голову вертухая! На пять штыков выделили отдельного особиста! Сколько же их в стране развелось?»

 - Начальник станции! Командуйте отправление эшелону! — велел невысокий штатский в плаще и серых ботинках. Он обнял и расцеловал второго блондина. — Прощайте, товарищ Неумывакин! Родина на вас надеется.

 - А может, лучше скажем «до свидания», товарищ капитан?

 - Возможно, и так! — не стал возражать откомандированному чекисту старший по званию особист. — С богом!

 Выйдя на обезлюдевший перрон, Озоруев громко скомандовал в пустоту:

 - По–о–о ваго–о–онам!

 Электровоз вновь дал гудок и резко дернул состав. Вагоны заскрипели и медленно сдвинулись с места. Озоруев пропустил вперёд Неумывакина и запрыгнул в тамбур следом за ним.

 Эшелон всю ночь петлял по просторам Московской области, шёл почти без остановок, медленно, но упрямо продвигаясь на восток, и, наконец, вырвался к городу Владимиру.

 

 …Никогда не жалуйся на судьбу и не жалей себя. Потерял деньги — не страшно, возможно, снова заработаешь столько же и даже больше! Разбил машину — не беда, главное — остался жив! Оглянись вокруг и задумайся. Вот идет дряхлый старик, у него всё в прошлом, и поэтому ему гораздо тяжелее. Или вот слепец с тростью — ничего не видит. А вон, погляди, инвалид без ног - этот и ходить не может! Ну, подумаешь, призвали на фронт — радуйся жизни, ведь в этот момент сотни и тысячи уже где–то погибли, а ты ещё дышишь, жив и здоров…

 

 Глава 5. Крушение планов побега

 

 Прошли очередные сутки необъявленной вялотекущей войны. Президент в установленный срок явился на Совет Безопасности, но, к своему глубочайшему удивлению, в огромном зале заседаний, никого не обнаружил. Референт по списку доложил, кто и где находится в данный момент: часть руководства в отпуске по семейным обстоятельствам в Швейцарии, часть во Франции, но в основном патриоты сконцентрировались в собственных квартирах и особняках в Лондоне.

 - Что они там делают? — удивился президент.

 - Налаживают агентурную сеть, готовят явки и каналы для перекачивания валютных резервов. Действуют строго по плану «Б».

 - Что за план «Б»? Почему я ничего не знаю об этом плане? — Возмущению президента не было предела. — Мерзавцы!

 - Потому что у вас нет к нему допуска.

 - Как нет допуска? — президента поразило это открытие, словно удар молнии. — Ведь я Верховный Главнокомандующий!

 Референт ещё раз уточнил есть ли в списке фамилия Президента и отрицательно покачал головой. Матюхин выхватил из рук референта лист бумаги, прочитал длинный перечень фамилий и лично убедился, что референт не врёт.

 - Мы сегодня же внесем вас в список, и вы ознакомитесь с совершенно секретным планом.

 - А министр наступления? А Генеральный прокурор? Они–то какое отношение имеют к резидентуре? Какого характера их миссия в Лондоне?

 - Самая непосредственная, родственная. Помогают своим сыновьям–банкирам легализоваться и закрепиться.

 - А министр внутренних дел? У него вроде бы нет сына, у него дочь!

 - Дочь замужем за вице–президентом Газового банка.

 Вконец расстроенный лидер страны выругался и запустил в помощника пресс–папье из уральского малахита, но тот успел уклониться, и тяжелый предмет просвистел мимо цели и раскололся пополам после удара о стену. Президент выставил референта из зала, несколько минут тупо смотрел на распростертую во весь необъятный стол карту, а затем выбежал прочь. Василий нырнул в потайную дверь в стене, скрытую портьерой, и спрятался в комнате, где мог побыть наедине со своими мыслями. Во втором кабинете он отдышался, достал из холодильника бутылку водки, выпил половину прямо из горлышка, рухнул на кожаный диван и закурил.

 «Всеми покинут, позабыт, позаброшен…» — пронеслись в голове невесёлые мысли.

 ***

 

 Утром воинский эшелон остановился. Озоруев успел выспаться, хотя вначале долго ворочался и долго не мог уснуть. Мысль о немедленном побеге преследовала его часа два, и он хотел даже выпрыгнуть на ходу, но ему было стыдно подчиненными — пусть и «потешными», но все же солдатами.

 Максим спал чутко, сразу проснулся и прислушался к тишине вагона. Бойцы еще спали, действуя по старому армейскому принципу: солдат спит, а служба идет. Особенно громко храпели близнецы, которых загоняла неутомимая Клавка. Крепкая разбитная бабенка дала молодцам передышку только перед рассветом. «Пора», — решил Максим, мысленно пожелал удачи солдатам, вышел в тамбур, отворил входную дверь и обомлел: возле вагона дежурили вооруженные автоматами милиционеры. Лица их были угрюмы и сосредоточены.

 «Спасу нет от сатрапов», — подумал Макс, разозлившись.

 Милиционеры были экипированы в каски и бронежилеты, а вдоль состава, словно оловянный солдатик, стоял на часах приставленный к батальону Неумывакин.

 - Обложили, суки, ментяры позорные! — в сердцах произнёс Озоруев.

 - Шо ты казав? — переспросил мордатый сержант с усами как у Тараса Бульбы. — Поуторы мяне, хлопчику, я нэ расслышав!

 - Спросил, который час…

 - Вертайся у вагон! Мы нэ справочное, справок немае…

 Усатый милиционер пообещал врезать ему дубинкой по ребрам, если Макс сейчас же не закроет дверь. Такого поворота событий Озоруев никак не ожидал. Оказывается, их бдительно охраняют, вернее, стерегут! Шокированный этим открытием Макс вернулся в купе и теперь по- настоящему затосковал. Вскоре вагончики тронулись, и когда милицейская рожа проплывала за стеклом, то новоиспеченный подполковник не удержался от соблазна и показал вокзальному «держиморде» левой рукой кукиш, а правой средний палец. Изумлению «легавого» не было предела. Побагровевшая вмиг физиономия замерла на месте. Но оправившийся от первого потрясения представитель закона быстро догнал вагон и с размаху ударил по окну резиновой дубинкой. Резина чмякнула, стекло щелкнуло, хрустнуло, но выдержало, однако на месте удара появилась паутина многочисленных мелких трещин.

 Потрясенный комбат только и смог произнести вслух:

 - Сволочь!

 И как теперь смотреть на мелькающие за окном пейзажи? Как увидеть юных красоток, машущих нам на прощание платочками? Придётся сменить купе… Максим собрал вещи и переместился в центр вагона. Из первого купе пришел Неумывакин и пожурил подполковника за отсутствие выдержки.

 - Такое поведение неуместно для комбата! Стыдно! Сотрудник милиции мог применить к вам табельное оружие, согласно Закону о пресечении экстремистской деятельности!

 - Значит, я еще и экстремист?

 - А вы как думали! Он ведь при исполнении…

 - А я, получается, погулять на фронт еду? Бабочек ловить и в носу ковырять?

 Из кубрика близнецов высунула нос Клавдия и поинтересовалась, позевывая, не передумал ли комбат насчет развлечения.

 - Отстань от меня! Не передумал! Иди на… к братьям!

 - И пойду! — пообещала проводница, демонстративно выпятив ещё крепкую грудь.

 Обиженная таким пренебрежительным отношением к своим услугам женщина захлопнула дверь и принялась тормошить заспанных братьев. Оплата–то почасовая, время поездки идет, а тут упущенная прибыль.

 

 Назначенный на должность комбат Озоруев еще несколько раз предпринимал попытки тихо покинуть вверенный ему воинский коллектив, но каждый раз нарывался на новую неприятность. В него целились, тыкали стволами, толкали прикладом, один раз даже стукнули по ноге дубинкой. Всюду по пути следования эшелон встречали угрюмые милиционеры, а по перрону рыскал приставленный к ним особист. Прыгать на ходу во время движения эшелона, рискуя свернуть себе шею, Максим не хотел. Подполковник решил на время оставить попытки к бегству. «Эх, воевать так воевать. Ну и раз боевых действий не избежать, тогда может быть пора и мне браться за Клаву? Вдруг это будет в последний раз? А может, Рита согласится и не откажет старому воину в женской ласке?»

 Подумал и сделал. Комбат постучался и решительно вошёл в купе, где сидела девушка. Завязался долгий приятный разговор. Вскоре на столике появилось припасенное проводничкой шампанское, затем хороший коньяк. Комплимент за комплиментом, и вот они уже плавно подошли к брудершафту. Потом страстный поцелуй, кровь закипела вместе с шампанским — и любовь–морковь насытила обоих… Глядя на комбата, Шмуклер тоже не выдержал и направился к жадной до денег и секса проводнице, которой пришлось работать без передышки уже на три «фронта»…

 

 Эшелон медленно пробивался сквозь заторы на узловых станциях, не задерживаясь на разъездах и полустанках, он двигался только вперёд. Навстречу, на Запад, спешили переполненные составы с молчаливыми беженцами. Иногда, когда поезда стояли рядом, можно было услышать из этих вагонов тихий плач или стон. Раскачиваемый резкими рывками локомотива воинский эшелон едва не сносило с путей на изгибах старой дороги. Рельсы на некоторых участках были положены ещё до революции. Колеса то весело постукивали на стыках, то натужно скрипели при торможении. Единственный воинский эшелон без особых препятствий миновал Урал. Вскоре на одной из станций у них тихо отцепили вагон с продовольствием, на другой — украли вагон с обмундированием. Не успели мобилизованные очухаться и протрезветь, а состав уже передвигался по Западной Сибири. Снова крепко выпили, протрезвели, и вот уже за окнами замелькали пейзажи Восточной Сибири. Недельный ускоренный марш — и эшелон прибыл на конечную станцию.

 

 На рассвете поезд остановился на маленькой, богом забытой станции, и старинный, почти музейный паровоз, тянувший их от Слюдянки, шумно стравив пар, «испустил дух». Вышел из строя паровой котёл. Вскоре в дверь штабного вагона снаружи громко постучали, причём чем–то тяжелым. Озоруев открыл дверь вагона и шумно вдохнул свежий утренний воздух. Ноги подкашивались, руки не слушались, в голове шумело. Рита оказалась не только жгучей брюнеткой, но и просто жгучей женщиной. Максим нерешительно шагнул на платформу.

 Едва комбат вышел из вагона, как ему начал крепко пожимать руку встречавший эшелон военный комендант в чине старшего лейтенанта. Однако этот военный с недоумением взирал на прибывший «карманный» батальон.

 - С нетерпением ждем вас!

 - Спешили как могли, — вяло ответил Озоруев.

 Солдаты уже выбрались из вагона и уселись на вещмешках. Комендант пересчитал прибывших глазами и тихо вымолвил:

 - Основательно вас «кастрировали», нечего сказать! Потрепало на марше! — хмыкнул комендант. - Всего пять человек?

 - Шесть, — буркнул комбат, — хотя особист не в счет…

 - Ну, да как говорится, воевать надо не числом, а умением!

 - Это конечная станция? — удивился Озоруев, оглядываясь по сторонам.

 - Извиняюсь, конечно, за неувязочку, надо было ещё километров десять проехать, но дальше путей нет. Взорвал кто–то железку!

 - Нет так нет. А что нас мало, так это не наша вина, а начальства. Извини, брат, так получилось, - ответил Максим трясущемуся с похмелья местному военноначальнику и поинтересовался: — А где нам можно вооружиться?

 Старший лейтенант был удивлен постановкой вопроса, он задумался, нервно пожал плечами и замолчал на полчаса. Комендант тупо и очумело уставился в небо и, пока батальон выгружал личные вещи из вагона, беззвучно хватал ртом воздух. Очнувшись от первого потрясения, он стал метаться по перрону, как загнанный зверь.

 - Ну, так что скажешь насчет получения оружия? — не выдержал комбат затянувшейся паузы.

 Старлей вместо ответа почесал затылок рукояткой пистолета, и, не найдя нужных слов, пошатываясь, побрел прочь к зданию вокзала. К нему пристроился Неумывакин, который подхватил старшего лейтенанта под локоток и на ходу стал ему что–то горячо доказывать.

 И только тут Озоруев обнаружил пропажу вагонов с имуществом. Вместо них были прицеплены другие пустые теплушки без дверей. Комбат витиевато выругался, а затем смачно плюнул под ноги.

 - А шут с ними! — буркнул Максим. — Будем живы — не помрем! Украли, так украли.

 Батальон тем временем попрощался с радушными проводницами. Бойцы рассчитывались с любвеобильной Клавой, причём последними деньгами. Клавдия, войдя в положение защитников отечества, при окончательном расчете сделала им тридцатипроцентную скидку. А Рита нежно поцеловала Озоруева и пообещала обязательно вернуться и найти его, как только сдаст вагоны.

 - Я непременно приеду! Жди меня!

 «А вот это не обязательно», — подумал Максим, который не хотел обременять себя очередным семейным счастьем.

 Паровоз отбуксировали в сторону, его заменили на тепловоз, и поезд тронулся в обратную дорогу. Зареванные проводницы стояли в дверном проеме последнего вагона и махали цветастыми платочками. Оставшиеся на перроне воины долго смотрели вслед удалявшемуся составу.

 

 Вскоре поезд скрылся за горизонтом. Военный комендант, получив инструкции особиста и слегка опохмелившись, вернулся на перрон и расшумелся:

 - Дык вас чо, совсем без оружия прислали?

 - Ну да, сказали, что нас вооружат в районе обороны, — подтвердил Максим. — Думал, именно ты и поможешь в этом деле.

 - Ну, ты, паря, даешь! Хм–хм, оружие и боеприпасы, говоришь, обещали, гм–гм, что на месте дадут… Да у меня у самого только две обоймы с патронами к моему пистолету. А тут еще вы, как снег на голову, свалились. Сплошная головная боль! Вы хотя бы сыты?

 - Вагоны с продовольствием мародеры похитили в пути, — буркнул комбат. — Доели сухой паек ещё вчера вечером, пора бы и подкрепиться.

 - Конечно! Мы хотим жрать! — пробурчал Дормидонтенко. — Голодными воевать не будем, не дождетесь!

 - И хрен с вами, не воюйте. Я вас встретил? Встретил! Прибытие в командировочных листах отметил?

 С этими словами старлей шлёпнул печать в документах и вернул комбату.

 - Готово! Отметил. А дальше вы сами по себе, а я сам по себе. Ищите еду и транспорт самостоятельно! Найдёте, куда пристроить продовольственные аттестаты, значит, вам повезло, а не найдёте, так пеняйте на себя и живите на подножных кормах до места назначения. А лучше всего без заминки сразу топайте в район обороны. Удачи!

 - А где он, наш район обороны? — решил уточнить комбат. — Укажите на карте.

 - Там… — вяло махнул рукой в неопределенном направлении комендант. — Двигайте куда хотите! Я вам не указ. Можете, как все, топать к Байкалу и пробиваться в Иркутскую область.

 - Как так в Иркутск? Мы же оттуда только сейчас приехали на станцию, — буркнул Шмуклер. — Нам велено к фронту!

 - Верно. И я вам официально говорю: не советую, постреляют вас на обочине шоссе без суда и следствия. Маршируйте лучше в обратном направлении относительно потока беженцев — к Селенге.

 - А где Селенга?

 - На востоке, — хитро прищурил глаз комендант. — Может, вам компас подарить?

 - Ладно, идем на восток, давай компас, — буркнул Максим.

 - Ну и прекрасно! Следуйте как велено — на фронт! — ехидно улыбнулся комендант, передавая Максиму компас.

 - А если вдруг решим идти не на фронт, а в тыл, то почему нельзя обратно вернуться по железной дороге? — осторожно спросил Дормидонтенко.

 - Тоннель взорван час назад, и ваш эшелон был последним, прорвавшимся на станцию. — Даже и не знаю, успели предупредить машиниста? Разгонится и врежется в завал, не ровен час…

 - Кем взорван? Противником? — удивился Озоруев. — Зачем тогда наш эшелон назад поехал в… никуда?

 Старший лейтенант скривился, словно от сильной зубной боли, и ответил:

 - Неужели вы настолько наивны? Ну, конечно же, подорван нашими. Заградотрядом. Началась паника: мол, передовые отряды диверсантов попытались прорваться к Слюдянке, но, думаю, всё это враньё. Главная цель — преградить путь к отступлению пораженцам и дезертирам. Ну а эшелону предписано вернуться назад, вот мы и исполнили приказ…

 - Не повезло нам! А ведь мы могли и не прорваться, — изрек пьяный Дормидонтенко. — Чо его не взорвали пораньше? Козлы!

 - Уймись, Степаныч, — попытался урезонить подчиненного комбат.

 - А если нам попытаться отступать по дороге на автомобиле? — не унимался Дормидонтенко. — Какой смысл нам, безоружным, пропадать в этой глуши?

 - По дороге на автомобиле тоже не уехать. Машин в поселке совсем нет! Одна, предназначенная для эвакуации комендатуры и военкомата, в подчинении у меня, а вторая — под жопой у начальника милиции. Взять вас с собой не могу, сами должны понимать: секретные документы, архив, военное имущество, личные вещи, семья. Машина забита до отказа! Вообще- то, можно было бы вас подбросить до укрепрайона, но у меня приказ отступать, и вам, скорее всего, предстоит топать на фронт пехом. Судьба…

 - А такси в городе есть? — сделал последнюю попытку найти выход из создавшейся ситуации хитрец Степаныч. — Или частники какие–нибудь…

 - Какое тебе такси? Кто мог, давно сбежал. Уже прошла последняя колонна беженцев из Читы. Из Бурятии народ тоже ушел. Завершают отступление государственные службы из Улан–Удэ и Петровска. Если уже не сбёгли. Но и на их машинах вы местечко вряд ли найдете.

 - А если…

 - Хватит болтать! Лично для вас никаких если! Приказ министра наступления: паникеров и пораженцев расстреливать на месте! Вы и километра не проедете, как попадете на заградотряд! Я думаю, ваш особист как раз уже докладывает по телефону, названивает своему начальству о ваших антивоенных настроениях.

 - Вот собака! А мы его салом кормили и водкой поили, — искренне возмутился Дормидонтенко.

 - Запомни, ефрейтор! Сколько этого волка не прикармливай, он всё равно останется настоящим дзержинцем! — хохотнул Озоруев.

 - Прощайте и не надоедайте мне больше со своими идиотскими вопросами. Я должен продолжить уничтожение и эвакуацию документов…

 - Погоди, начальник, а где же жрачка? — не успокаивался Дормидонтенко. — Выходит, ты решил драпануть, даже не накормив доблестных бойцов? Можно сказать, обрекаешь на мученическую голодную смерть спасителей отечества!

 Максим одернул пьяницу и затолкнул его в недружный малочисленный строй.

 - И всё же, старлей, подумай, где нам взять оружие?

 - Добыть в бою, дорогие товарищи! Могу подарить портрет Президента для поднятия боевого духа. И как говорится, трехцветный флаг вам в руки…

 

 Комендант, слегка приседая на кривых ногах, убежал на вокзал, и мобилизованные остались совсем одни.

 - Селенгирск, — прочитал по слогам название станции Дормидонтенко. Краска на большой табличке, которая висела над главным входом в вокзал, облезла и буквы затёрлись. Это здание и вокзалом–то назвать было нельзя. Так, обшарпанный домишко с флигелем и пристройками.

 - Эка, куда меня черти занесли! И как отсюда выбраться живым и невредимым? — ругнулся Озоруев. — Быть или не быть? Жить или не жить? Вот так и возникают шекспировские вопросы.

 Маленький городок, в котором они высадились, был скорее похож на рабочий поселок, а станция выглядела как после нашествия Мамая. Всё, что можно сломать, было сломано, что можно украсть и унести, украдено. На улицах стояла мёртвая тишина, вдоль дорог валялись брошенные в панике вещи. Ветер гонял в небе сотни газет, обрывков бумажек и клубы пепла. Возле каждого административного и делового учреждения догорали костры, и серый пепел стелился по земле ровным слоем, словно её припорошило серым снегом. Город казался совсем безлюдным: ни машин, ни играющих во дворах детей, ни спешащих по своим делам пешеходов, ни старушек на лавочках. Странный город–призрак. Но вдруг, нарушив тишину, взвизгнули на повороте тормоза, и вдали промчалась машина.

 - Сбежал–таки комендант, вот сука! — грязно выругался один из братьев и зло сплюнул в дорожную пыль.

 Никто из бойцов не отреагировал на реплику. Провинциальный городишко тоже молчал. Озоруев тупо озирался по сторонам. Три воробья купались в пыли, ленивая собака брела по шпалам — и больше никого. Ни тебе оркестра, ни тебе девушек с цветочками, ни официальных лиц. Какое–то «молчание ягнят». Обыдно, да, панымаешь ли…

 

 Личный состав «батальона» протопал по дороге метров двадцать, и тут бойцы увидели привокзальную «забегаловку».

 - Разойдись, — скомандовал комбат, и ополченцы шумной гурьбой ввалились в буфет. Удивительно, но это общепитовское заведение функционировало. Дородная буфетчица что–то вязала на спицах. Завидев посетителей, она отложила вязанье, вернулась к стойке и смерила бойцов оценивающим взглядом.

 - Ну чего уставились и мнётесь в дверях?! — произнесла она суровым голосом. — Пиво пить будете? Или поглазеть на меня пришли?

 - Удивлены, что вы не сбежали!

 - А куда я кегль пива дену? В канаву вылью? Сейчас вам продам товар и уеду! Долго топтаться будем?

 Вояки хмыкнули и купили на последние деньги пива, воблы, сухариков и семечек.

 - Мадам! А на чем вы покинете город? — спросил буфетчицу Шмуклер. — У вас есть машина?

 Дама презрительно посмотрела на Изю и, не удостоив его ответом, разлила по кружкам пенную жидкость.

 - У вас есть транспорт? — не унимался ополченец.

 - Есть, но не про вашу честь! Успеется, уеду, — буркнула она в ответ.

 - А если мы вам заплатим?

 Но хмурая буфетчица даже не взглянула на начштаба и вернулась к прерванному вязанию.

 - Мадам… — попытался повторить вопрос неугомонный Шмуклер.

 - Какая я тебе мадам! Сейчас как в морду дам!

 - Сударыня, это грубо и как–то не по–европейски. Хотя и почти стихи.

 - А мы в Азии живем! Обложить по–нашему? По–азиатски?

 - Спасибо, не надо. Сударыня…

 - Ты чо, педик, чо ли? — Буфетчица смерила Шмуклера оценивающим взглядом с головы до ног. Оценила, покачала головой. — Кажись, нет, вроде, натурал…

 - Пардон! Молчу! — и Шмуклер ретировался от греха подальше.

 Озоруев одним глотком осушил половину кружки и неторопливо огляделся, оценивая обстановку. В забегаловке из мебели находились лишь три высоких стола, за которыми можно было пить и есть только стоя. Так что те, кому было уже тяжело стоять на ногах, видимо, вынуждены были покидать заведение. В углу пылился обычный кухонный стол, а на нем - табличка «Для служебного пользования». Но стульев рядом с ним тоже не наблюдалось.

 Бойцы посмотрели на этот неприбранный стол.

 - Учтите, есть и пить стоя не буду! — громко заявил Дормидонтенко. — Я разве конь? Не хочу стоя пить….

 Буфетчица продолжала вязать, сохраняя олимпийское спокойствие.

 - Какие у тебя варианты? Пить пиво, лежа у дороги? — поинтересовался Шмуклер.

 - Я не конь! — повторил упрямо Дормидонтенко. — И не слон…

 Братья мигом выбежали во двор и притащили откуда–то деревянные лавки. Ополченцы уселись на шаткие деревянные скамьи и принялись, не спеша, расслабляться, смакуя кисловатый пенный напиток. Неумывакин приплелся следом за поднадзорными, но пить вместе со всеми не стал. Особист вновь пробормотал что–то о сознательности, патриотизме и воинском долге перед родиной, после чего схватил со стола булочку и вареное яйцо, сунул под мышку папку с документами и рванул по главной улице.

 - Очевидно, побежал разыскивать местное отделение ВЧК, — ухмыльнулся Дормидонтенко. — Соскучился по своим гнида…

 

 Час спустя, когда компания выпивала по четвертой, а кто–то и по пятой кружке, в пивную вошёл милиционер. Это был седовласый майор, с огромным животом, который нависал над потрескавшейся от напряжения портупеей. Судя по выпирающему «момону», он был частым посетителем заведения. Милиционер, не глядя ни на кого конкретно, представился начальником городской милиции.

 - Майор Церенжапов! Предъявите ваши документы!

 - Не понял? Церен што? Жопов? — громко икнув, переспросил сильно опьяневший Дормидонтенко. Пиво быстро сделало своё дело, превратив добровольца в свинью.

 - Для глухих и тупых повторяю: Церенжапов. Хочешь на нары, морда, на пятнадцать суток? А может, желаешь схлопотать по этой самой морде?

 - И–к! Мечтаю отсидеть пятнадцать суток! — громко рыгнул Дормидонтенко. — Пока будем сидеть на «кичмане», глядишь, и война закончится. А в морду бить защитника Отечества ни–и–и- зя–я–я!

 - Шел бы ты лесом, майор! У нас бугор — подполковник! — хором выкрикнули близнецы.

 Озоруев поморщился, дурацкие словечки подчиненных ему не понравились, но он тоже был не доволен излишним вниманием к их скромным персонам со стороны милиции. Однако Озоруев не стал вступать в пререкания, потому, что у милиционера был важный аргумент в разговоре: на плече, стволом вниз, висел заряженный автомат. Комбат вынул из полевой сумки бумаги и бросил их на грязный стол.

 Седовласый мент, дыша на Озоруева чесноком и перегаром, почти что обнюхал предписание, осмотрел командировочные, проверил военный билет. Затем обратился к ополченцам с патриотической речью:

 - Ишь, защитнички нашлись! Мать вашу! Хватит по тылам прохлаждаться, когда наши из последних сил воюют и вынуждены отходить на заранее подготовленные позиции под напором вражеской армии!

 Буфетчица пробурчала из–за стойки: мол, гражданин начальник ей последних посетителей распугивает и лишает выручки, но милиционер и ухом не повёл в её сторону, продолжая качать права.

 - Остальные тоже предъявите документы!

 Мобилизованные швырнули свои документы на стол и продолжали невозмутимо цедить пиво.

 -Уговорил! Всё настроение испортил. Сей минут выметемся! — согласился комбат. — Сейчас пивка пропустим по крайней кружке — и в путь.

 - А скажи на милость, где фронт–то, гражданин начальник? Подскажи, мы люди не местные… — полюбопытствовал Дермидонтенко.

 Милиционер насупился, хотел что–то сказать, но его опередил изрядно захмелевший Авось.

 - Продай автомат, дядя, нам очень нужно оружие!

 - Я те сейчас продам! — пригрозил служитель правопорядка. — Живо упеку в камеру! Шагайте отседова!

 - Мы бы с радостью, да только куда идти? — развёл руками комбат.

 Милицейский майор махнул неопределенно рукой.

 - Туда, куда надо! Я вам не проводник и не справочное. Сами ищите фронт. На шум канонады идите — точно не промахнётесь. Мне некогда. Уезжаю я, выставлять заградотряд! Не вздумайте драпать! Поймаю — шлепну! — пригрозил милицейский майор.

 Затем милиционер под ропот протестующих бойцов «конфисковал» чужую кружку пива и быстрыми большими глотками выпил её, зычно крякнул и, громко топая сапогами, вышел во двор, где долго справлял малую нужду под кроной пихты. Затем он растворился среди деревьев, и вскоре послышался шум отъезжавшего автомобиля.

 Бойцы через окно проследили за хамоватым милиционером.

 - Ну вот, ещё один силовик исчез! — обиделся на милиционера Шмуклер. — Все патриоты как один дали деру! Где наш походный трибунал? Куда девалась военная контрразведка? Мы ведь пропадем без его пистолета.

 - А действительно, где наш патриотический человечек? — вновь в один голос пробасили близнецы.

 - Сбежал последний патриот! — притворно вздохнул Шмуклер. — Остались на рубеже обороны одни масоны, морды жидовские и алкаши…

 - А вот и нет! Я, например, не жид и никакой не масон, — не согласился с ним Озоруев. — И уж тем более не алкаш.

 - Это еще надо доказать! — хохотнул Дормидонтенко. — Шнобель у вас, гражданин начальник, самый что ни на есть, настоящего сиониста Пидорова, вернее — пианиста Сидорова!

 Максим невольно посмотрел на свое отражение в тусклом зеркале, окинул взглядом свой греческий профиль, потеребил за кончик носяру и ответил подчиненному с нотками назидания в голосе:

 - Попрошу не путать мою европейско–эллиническую породу с азиатскими семитами и даже селевкидами!

 Дормидонтенко, и так–то не особо владеющий русским языком и имевший слабые познания в истории, сразу заткнулся и уважительно посмотрел на начальство. Этот горький пьяница слабо разбирался во всех перипетиях еврейского вопроса, лишь краем уха он слыхал о каких–то «Протоколах сионских мудрецов», и хотя ему лично евреи ничего плохого не сделали, но всё равно относился семитам резко отрицательно.

 Шмуклер почти не реагировал на эти банальные рассуждения о еврейском вопросе. Но доцент решил оставить последнее слово за собой, поэтому он сладко заулыбался и сказал:

 - Я тоже не масон, я ученый, поэтому мне приятно иметь дело с образованными людьми! Уверен, что с комбатом нам свезло! Наш подполковник — цельный и волевой человек, к тому же культурный и образованный.

 На этом неприятный разговор и завершился. Шмуклер не подал вида, что сердится, но горький осадок на душе у него остался. Доцент с грустью размышлял о том, что напрасно он подался на эту войну, всё равно он чужой русакам и лучше было бы поступать как соплеменники: сидеть дома или уехать в «землю обетованную». «Как ни старайся–я буду для этих дормидонтенков лишь русскоговорящим…» — подумал Изя и тяжело вздохнул.

 

 Глава 6. Следы военной катастрофы

 

 Президента Васю среди ночи разбудила и подняла на ноги резкая трель красного телефона. Это активизировалась и ожила «горячая линия» с Америкой!

 - Мистер Президент! Хэллоу! — бодро поздоровался наш президент с не нашим. — Хау ду ю ду?

 - Хэллоу! Вери велл! Всо о кэй! — вяло ответил ему голос на другом конце провода. — Как обстоят дела, мой друг Васьылый? Как здоровье супруги?

 - Наши дела обстоят хорошо!

 - Как это карашо? А мне директор ЦРУ доложил, что пал ваш Дальний Восток? И Чита тоже…

 - Читу удерживаем! Чита — это наша неприступная крепость…

 - Слава господу Богу нашему! Держись, друг Васьылый…

 - Мистер Президент! Мы держимся, но нужна ваша помощь и помощь всего демократического мира. Россия и Америка должны совместными усилиями остановить интервенцию общего врага!

 - Мы? Должны? Общий враг? Удивительные вещи ты мне говоришь, Васья. Кажется, совсем недавно это были ваши лучшие друзьйа и союзники по антизападной коалиции, и ты Васьылий, как это по–русски: вылизал им сапоги до блеска…м–м–м… как блудящий кота свои яйки… Я правильно сформулировал?

 - Кто старое помянет, тому глаз вон…

 - Ну, ладно–ладно. Забудем. Северную половину Сахалина–то удержайт?

 - Удержим… если поможете, например, подкинете дивизию морской пехоты…

 - Поможем! О кей. Я вышлю авианосец, канонерки и эсминцы, ну и морпехов.

 - Спасибо, мистер президент…

 - Но есть вариант более выгодный! Я предлагайт продать часть этого острова нашей страна, вернее, передайт в концессию примерно на сто лет… Иначе какой резон гибнуть американским морским пехотинцам за ваш интерэс? Нам плевать на выгоду компании «Роснефть». Как я объясню сенаторам и конгрессменам выгода наш государства, если отправим войска на Дальний Восток? А вот если они там будут защищайт международные нефтяные компаний, тогда — другой разговор… Подумайтэ, Васьылий…

 - Я подумаю…

 Матюхин швырнул трубку на рычаг аппарата и выругался.

 - Проклятые торгаши и международные ростовщики! Повязали по рукам и ногам путами!

 

 ***

 Комбат допил пиво и велел заканчивать отдых. Озоруев оглядел захмелевших бойцов и нахмурился.

 - Оправиться! — скомандовал бравый подполковник, а сам подумал: «Эх, подкинул черт вояк… Бери Боже, что нам не гоже…»

 Солдаты без лишних слов гурьбой выползли во двор и сразу же облюбовали всё ту же одинокую пихту, недавно помеченную милиционером. Дверь в пивнушку за ними с шумом захлопнулась, и изнутри лязгнул тяжелый засов. Вскоре буфетчица вышла через служебный выход, переодевшись в куртку–косуху и просторные джинсы. Бой–баба! Тетка вывела во двор мотоцикл, лихо оседлала железного коня и нажала на газ. Мотоцикл умчался по улочке на запад, а бойцы, разинув рты от удивления и не прерывая процесса, смотрели с грустью ей в след.

 Облегчившись, Озоруев скомандовал: «Строиться!» и сам зашагал во главе колонны. Отсутствие особиста не осталось незамеченным. Неумывакин, действительно, основательно задерживался, но его искать не стали, о его пропаже никто не переживал. Хотя нет, конечно же, переживали: ведь только у Володи Неумывакина был пистолет с патронами. Мало ли какие лихие люди в дороге попадутся? Вдруг шайка мародеров или грабителей–дезертиров? Возьмут и отнимут последние харчи, и как потом жить дальше? Озоруев положил травматический пугач и ракетницу в боковые карманы. Вещевые мешки, туго набитые консервами и сухарями, мешали идти быстро, но есть что–то надо! Налегке брёл только пьяный Дормидонтенко.

 Эх, путь–дорога! Кто знает, сколько предстоит прошагать до расположения дивизии или полка? Озоруев задал ритм (левой, левой, левой!), и батальон поначалу бодро зашагал в ногу, но вскоре бойцы устали и ковыляли как придется.

 - Не хватало ещё строевую песню ему исполнить, — бурчал анархист Дормидонтенко. — Службист! Дорвался до власти, офицерюга! А ведь по–первости прикидывался своим парнем…

 Солдаты вышли из мертвого города на вольный простор и остановились. Впереди, за огородами, и далее, за вспаханным полем, между отрогами тайги лежал широкий тракт, а по нему на запад спешила вереница легковых автомашин, набитых вещами, так что над багажниками высились настоящие холмы из шмоток. Это спешили беженцы. Вскоре далеко за горизонтом раздался громкий взрыв. После взрыва по дороге промчались десяток авто, и суета на трассе полностью прекратилась.

 Когда бойцы дошли до разбитого шоссе, только устойчивый запах бензина напоминал о недавнем движении по дороге. Пехотинцы двинулись дальше на восток. Через час они вошли в тайгу. Пихты и ели ветками нависали вплотную над обочинами. Не пройдя и километра, батальон наткнулся на военную технику. Чуть впереди, сразу за поворотом, по направлению к фронту, посреди дороги сгрудилась колонна брошенных в панике бронемашин. Замыкающим колонны стоял с опущенной к земле пушкой древний танк Т–55.

 - Привет, старичок! — обратился к танку–ветерану Озоруев и, поравнявшись с ним, ласково погладил танк по нагретому солнцем корпусу, вспомнив свои молодые курсантские годы. — Я на таком учился более тридцати лет тому назад!

 - Нечего сказать, современная техника, — хмыкнул Дормидонтенко. — Как говорят старые танкисты, неприхотливая и надежная в эксплуатации машина — это минимум электроники и максимум мускульной силы! Зато, если подобьют, легко ремонтировать, главное дело, быстро оттуда выковырять обгоревшие трупы, чтобы не завоняли… Дырку заварить, заполнить башню новым экипажем и вперед — снова в бой!

 - Это ты точно подметил! — согласился Озоруев. — Чем быстрее отскрести от брони изнутри говно и мясо, тем меньше вони и неудобств сменщикам…

 Комбат громко воскликнул «оп–ля!», наигранно кряхтя, неторопливо залез на танк и прошёлся по трансмиссии. Хозяева танка по–прежнему не подавали никаких признаков жизни. Тогда Макс, заметив валяющуюся под ногами кувалду, взял ее в руки и несколько раз с силой стукнул по башне.

 - Бум–бум–мм–м! — глухо изнутри отозвалась неодушевленная броня, а человеческих голосов он так и не услышал. Видимо, в танке не было ни одной живой души. А мертвые? Кто знает, что скрыто за задраенными люками… Он заглянул в ящики и нашёл ключ, открыл командирский люк, заглянул внутрь: башня чернела пустотой.

 Озоруев окинул взглядом следующую машину. Предпоследним на обочине дороги со спущенными колёсами стоял свежевыкрашенный бронетранспортер устаревшей модификации. Все люки этого БТР–70 были открыты настежь. Максим спрыгнул с танка и подошёл к бронемашине. Заглянул в один из люков, ни живого, ни мертвого — никакого. Бойцы обыскали бронемашину и обнаружили в ней автомат с пустым пристегнутым магазином. Боезапаса к пулеметам тоже не было, но Озоруев нерасстраивался: не беда, не в этом, так в другом БТРе что- то да найдётся. Ополченцы побрели дальше в сторону фронта, осматривая по пути каждую единицу техники. Насколько глаза могли охватить горизонт, обезлюдевшая дорога, была забита брошенной техникой: бронемашинами, танками, автомобилями. Колонна тянулась далеко к горизонту, и казалось: это лежит приготовившийся к броску гигантский стальной удав. Бойцы предпринимали тщетные попытки «оживить» хоть какую–то из машин или найти что–то полезное внутри. Напрасно Озоруев надеялся поживиться — техника стояла без топлива, без боеприпасов, без экипажей. Судя по масляным пятнам и нагару на земле, машины долго тарахтели двигателями на холостых оборотах, а затем, исчерпав запасы топлива, одна за другой заглохли. Видимо, после этого экипажи организованно, по команде, ушли в тыл, или без всякого приказа попросту разбежались. Непонятно было только одно: куда они могли удрать, раз позади заградотряд чекистов, а впереди противник. «А может быть, никаких кордонов нет и в помине, и дорога назад в европейскую часть России открыта? И слова милиционера — одна пустая угроза, и тогда можно отправиться на Запад?» — размышлял комбат. Он задавал сам себе вопрос за вопросом, но не находил на них ни одного ответа.

 Чем дальше они шли, тем Озоруев сильнее недоумевал: «И где же боеприпасы? Солдаты все патроны расстреляли в воздух? Однако стрелянных гильз на дороге и на обочине не наблюдалось. Выходит, войска шли на войну без снарядов и патронов?»

 Макс беспрестанно крутил головой в надежде найти хотя бы охрану покинутой техники. Тщетно — вокруг ни одной живой души.

 «Грустная картина, — подумал он, — можно сказать, трагическая. Как в хрониках о сорок первом годе».

 Озоруев велел братьям забраться в крытый грузовик, наполненный ящиками.

 - Эй, вы там аккуратнее шурудите: вдруг груз заминирован, — предостерег комбат разбушевавшихся в кузове бойцов. Те ломиком безжалостно взламывали ящики, совсем не боясь взлететь на воздух.

 - Авось обойдется, — махнул в ответ фаталист Авессалом.

 Фаталисты, бездельники и поху…сты! Что бы он ни говорил братьям, те на все его замечания отвечали «авось» и «небось». Недаром же к ним с детства приклеились соответствующие их характерам прозвища.

 Братья Емельяновы быстро выяснили, что грузовик почти под завязку набит пустыми снарядными ящиками. А где же сами снаряды? Куда они–то девались? Артиллеристы выстрелили по противнику или пальнули в воздух? Или вороватые тыловики снаряды давно украли и продали? Огорчению Озоруева не было предела.

 - Брателлы, живо вниз, оставьте в покое пустую тару! Лучше добудьте бензин! Хоть одну канистру! Искать, искать, искать! Бегом–марш! Марш!

 Нестор–Небось почесал затылок и с возмущением спросил у комбата:

 - А почему мы? Опять начальство русский народ притесняет! Почему Изю не гоняете?

 Авось моргнул несколько раз длинными девичьими ресницами и поддержал брата:

 - И верно, опять жидовская морда сачкует, а мы пашем!

 Максим нахмурился и поднес по очереди свой крупный кулак к курносым носам близнецов.

 - Между прочим, «жидовская морда» мною назначена начальником штаба батальона! И он два часа нес половину нашего продовольственного запаса, да ещё и канцелярию: печатную машинку и бумаги. Потел, надрывался, но никто из вас не изъявил желания ему помочь или заменить. А ну, марш на поиск бензина! По машинам, черносотенные рожи!

 Братья хотели заикнуться о бездельничающем пьянице ефрейторе Дормидонтенко, но кулак начальства был перед глазами, передумали и пошли выполнять задание.

 Дормидонтенко ухмыльнулся, радуясь тому, что комбат встал на его защиту, но не тут–то было.

 Озоруев тотчас нарушил его покой.

 - Чему ухмыляешься, каторжное мурло? Обленился, разгильдяй! А ну, живее костер разводи, сейчас будем обедать. Война войной, а обед по распорядку! Или ты собрался меня голодом морить?

 Дормидонтенко бросился на поиски дров, благо они были под рукою: снарядные ящики валялись вокруг. Работал он плохо, потому что его мучило похмелье. Трясущимися руками Степаныч разбивал кувалдой пустую тару и на полусогнутых дрожащих ногах таскал дрова к месту для привала. Для привала выбрали полянку по тенистыми березами. Посадив несколько заноз в ладони, ефрейтор постепенно разозлился.

 «Я ещё могу понять, когда на марше сквалыга комбат зажимал фронтовую норму пайка», — рассуждал сначала про себя Степаныч, но не удержался и начал говорить вслух.

 - Ну, оно, конечно, так: экономия, придержал, чтобы не отстал кто по пьянке в пути от эшелона, но теперь–то в самый раз выдать страждущим воинам! Коли мы добросовестно прибыли на фронт, знать, пора выдавать фронтовую норму — сто грамм! Я, можно сказать, из–за этих бесплатных наркотовских ста грамм только и согласился пойти на войну! А если суммировать не выданные за эти дни сто грамм, долг набегает больше литра! Ведь только из–за этой наркотовской дармовой выпивки я не убег от мобилизации!

 - Наркомовских, — поправил его Шмуклер.

 - Чего? — угрожающе пробубнил ефрейтор, недовольный посторонним вмешательством в ход мыслей и сжал кулаки.

 - Я говорю: не наркотовских, а правильно говорить — наркомовских.

 - Да пошёл ты, умник, куда подальше, — вновь выругался Степаныч.

 На самом деле комбат водку не жалел и не зажимал, её просто у него не было. Ни водки, ни спирта. Одно из трех: либо водку в суматохе забыли загрузить в вагон, либо загрузили, но украли в пути вместе с вагоном, либо запас горячительного тайком от них выпили тыловики и сами расписались о получении. Третий вариант был вероятнее первого и второго. Комбата занятого мыслями, где же найти оружие, боеприпасы и бензин, не занимали вопросы о пропавшей водке…

 

 Постепенно, сломав несколько спичек, ефрейтор всё же сумел разжечь костерок трясущимися руками. На огонек вернулся Изя, который перестал обижаться на матерки пьяного товарища. Он подвесил котелок с кашей с помощью сложного сооружения из шести автоматных шомполов, которые нашлись в одной из машин. Новый начальник штаба сел на остов снарядного ящика и задумался, глядя на пламя костерка. А задуматься ему было над чем:

 «Надо же так умудриться вляпаться в историю! Я последний живущий в Москве еврей и попал под всеобщую мобилизацию, которая почему–то коснулась лишь пятерых человек со всей столицы. Хорошо ещё комбат не тупой службист, а вроде бы даже интеллигентный человек. Да и дело своё, как мне кажется, знает хорошо. Молодец: о подчинённых пекётся, первым делом обед для подчиненных организовал. Надеюсь, с ним не пропадем…»

 Дремавший Дормидонтенко встрепенулся и посмотрел на костер.

 - Изя, не спи, помешивай кашу! Попробуй её на вкус, доцент! — напоминал Шмуклеру ефрейтор и, снова пробормотав ругательства, мгновенно засыпал. — Сожжёшь закуску — пришибу! — повторял он свою угрозу каждый раз, когда просыпался.

 Шмуклер не спорил, а меланхолически кивал головой в ответ, даже не пытаясь поставить на место зарывавшегося подчиненного. Он неторопливо водил ложкой по стенкам котелка и тихо мечтал о свидании с родным Сионом.

 

 Близнецы вернулись ни с чем. Нет, конечно, они пришли не с пустыми руками, явиться совсем без трофеев они бы не посмели. В опустевших кабинах Авось и Небось нашли противогазы и комплекты химзащиты. Прорезиненные плащи могли вполне пригодиться солдатам, чтобы укрыться от вероятного дождя. Помимо плащей были и другие находки: кто–то из водителей в панике бросил два штык–ножа, три саперных лопатки и пистолет. Пистолет, видимо, потерял какой–то недотепа офицер. Последней находке Макс обрадовался больше всего: уж теперь–то будет, чем отбиваться от шаек мародеров, дезертиров и прочей нечисти, которая всегда сопутствует воюющей армии.

 «Да мало ли от кого защититься! — размышляя Максим. — А ну как набегут волки? Или стая голодных бродячих собак? Или диверсанты появятся. Хотя в случае нападения патронов хватит лишь застрелиться…»

 Глазастый Небось нашёл пачку галет и мешок сухарей, банку тушенки и открытую банку со сгущенкой.

 - Что за ерунда происходит! — возмутился вслух Изя. — Ну, какой идиот послал войска в бой без оружия и боеприпасов! Тут не меньше дивизии, судя по технике! Как можно было отправить подразделения без запаса топлива и продовольствия?

 - Картавый, на кой черт тебе это оружие? Почему тебя так заботит отсутствие патронов? — грубо перебил Шмуклера проснувшийся Степаныч. — Хлопцы, вы бы хоть флакон одеколону нашли! Пошарили бы у офицеров в вещах! Не может не быть одеколона в их тревожных командирских чемоданах! Или вы, братики, выпили одеколон втихаря без меня? Что молчите, господа–товарищи?

 Братья обиделись и на господ, и на товарищей, и на подозрения в крысятничестве и, несмотря на протесты комбата, в ответ на обвинения слегка отдубасили ефрейтора. Досталось ему и по почкам, и несколько раз по ребрам.

 

 Обед прошёл в гнетущем молчании. Поколоченный братьями ефрейтор Дормидонтенко со злостью скреб ложкой по стенкам котелка, бурча проклятья и угрозы адрес Авося и Небося. А Шмуклер с дрожью внутри переживал за качество сваренной им каши. Изя был уверен, если что- то не так, то опять заведут разговоры об отравлении русского народа ксенофобами и космополитами. Братья, получив по выговору от комбата в виде пинков под зад, притихли и жевали пищу молча. И Озоруев был не настроен много разглагольствовать. Он мучительно размышлял над стоящей перед ним дилеммой: шагать далее на фронт или бросить к чертовой матери этих недотёп подчиненных и тайком бежать в тыл, пробираться к Байкалу, а там за Алтай, в Казахстан, а уже оттуда всякими правдами и неправдами пробираться в Новую Зеландию.

 - О чем думаете, командир? — осторожно поинтересовался Шмуклер, словно прочитав потаённые мысли начальства.

 - Эх, друг мой, Изя! О дальних странах! О родине птицы киви…

 Шмуклер удивился такому ответу, потеребил нос и не стал продолжать опасный разговор. И так всё было ясно, ведь он тоже размышлял о далеком Израиле, где уже несколько лет жили его жена и дочь.

 «Что я тут забыл, в Бурятии, когда меня давно ждут родные у берегов Мертвого моря? Я же чистокровный еврей, а не монголоид!» — подумал Изя, но сразу же отогнал эту позорную пораженческую мысль.

 - Встать! Смирно! — внезапно раздался за их спинами визгливый вопль особиста. — Мерзавцы! Почему прохлаждаемся? Враг стоит у ворот Родины, а они кашу трескают!

 - Принесла нелегкая! — буркнул Степаныч. — А я грешным делом надеялся, что «дзержинец» свалил вместе с комендантом вокзала.

 - Гражданин начальник, вы не правы! Враг совсем не у ворот, и если посмотреть на карту, то Россия напоминает лежащую на спине женщину, — предположил Авось. — Наши бывшие закадычные азиатские друзья, а ныне коварные враги сейчас находятся примерно в районе «аппендикса». И меня волнует вопрос, как этот «аппендикс» будут удалять: вместе со мной или без меня? И выживем ли мы после этого катаклизма? Кинут ядреную бомбу и поминай, как звали…

 Особист что–то пробурчал и, вымещая досаду на свою неудачную карьеру, пнул ногой пустой ящик.

 Озоруев жестом пригласил «контрика» присесть к костру. Чистюля–чекист расстелил газетку на перевернутый ящик и аккуратно примостился на ней свой зад. Братья протянули начальству миску с кашей, ложку и краюху хлеба.

 - Гражданин начальник! А ничего, что вы своим галифе на газетке устроились? — сладким голосом проворковал Дормидонтенко. — А вдруг на первой странице портреты нашего вождя присутствуют, а вы их попираете своей …! Позвольте взглянуть на издание…

 Особист густо покраснел и взвизгнул:

 - Молчать! Это вам не тридцать седьмой год! Нет таких статей в УК РФ!

 Озоруев улыбнулся и покачал головой, как бы поддерживая Степаныча:

 - А вот и неправда! Ваши действия можно квалифицировать как проявления экстремистской деятельности и попытки опорочить честь и достоинство Президента и прочего руководства страны! Терроризмом попахивает, милейший мой, знаете ли…

 Бойцы откровенно посмеивались над растерявшимся контрразведчиком. Особист моментально вскочил, спрятал газету в полевую сумку и, уже плюнув на всё, уселся на промасленный ящик.

 - Много разговариваете, товарищи солдаты! — огрызнулся он и с жадностью накинулся на кашу. Видимо, в контрразведке его несколько часов кормили только баснями. Пережевывая пшено, особист с набитым ртом пробубнил: — Слишком много себе позволяете, бойцы!

 - Вкусно? — спросил вкрадчивым голосом Шмуклер.

 - Терпимо, — буркнул чекист набитым ртом.

 - Собственными руками приготовил!

 - Молодец! — не отрываясь от пищи, поблагодарил Неумывакин.

 Шмуклер расцвел в улыбке, протянул ему пару сухарей и продолжил разговор:

 - Не боитесь отравиться? Надеюсь, мне это в будущем зачтётся?

 - Когда зачтётся? — не понял особист, прервав процесс пережёвывания. — Что зачтётся?

 - Все хорошее! А вдруг… Ну, когда будете решать вопрос в трибунале о моем расстреле…

 Старший лейтенант отвел взгляд от котелка и с изумлением уставился на Изю.

 - За что расстреливать?

 - Да, мало ли… — уклончиво ответил Шмуклер. — Всякое бывает, вдруг чего недоброе надумаете…

 В вашей конторе ведь как обычно делается: был бы человек, а статья найдется… дай вам волю…

 Неумывакин отложил в сторону ложку, достал из кармана носовой платочек, тщательно вытер тонкие губы и спросил:

 - Приступим к обвинительной части? В принципе, на год пребывания в штрафном батальоне ты уже наговорил! Будем продолжать, доцент?

 Шмуклер побледнел, руки его задрожали, и он уронил на землю свою пустую миску.

 - Я ведь только пошутил…

 Озоруев нахмурился и решил немедленно вмешаться:

 - Товарищ старший лейтенант! Предлагаю не плевать в колодец! Думаю, пригодится водицы напиться! Будете пиратничать по отношению к личному составу, оставлю без котлового довольствия! Переведу на подножный корм…

 Бойцы дружно и одобрительно закивали головами. Дормидонтенко — потому, что из–за своих проблем с соблюдением законов не любил всех до одного правоохранителей, Шмуклер — потому, что угроза особиста была направлена в его адрес лично, а братья просто решили поддержать коллектив.

 - Закончить прием пищи! — скомандовал комбат и первым поднялся на ноги: — Продолжить движение! Приказываю продолжать искать оружие и боеприпасы!

 

 …И батальон вновь зашагал вдоль колонны устаревшей техники, брошенной на произвол судьбы, оставляя за собой поднятую пыль…

 

 Глава 7. Батальон на марше

 

 Закончив разговор с заокеанским руководителем, наш Президент впал в прострацию. Несколько минут он стоял, застыв на месте, крепко сжимая трубку, с выпученными глазами и замерев. Затем Василий в ярости бросил трубку, его лицо исказила гримаса праведного гнева и Президент начал швырять всё, что попало под руку. Массивное малахитовое пресс–папье ударилось о стену, другой письменный прибор оказался на полу, а бумаги с Указами разлетелись по полу кабинета и, как опавшие листья, зашуршали под ногами.

 - Мерзавец! Сахалин и Камчатку ему подавай! Мало вам нашей Аляски? Чтоб ты подавился, сволота! Может, еще и Чукотку с Якутией тебе подарить? Ублюдок! Колонизатор в пробковом шлеме! Мерзкий янки!

 Президент подошел к двери и резко распахнул её, но коридор был пуст. Наверное, померещилось…

 Василий вернулся к столу, нажал на кнопку селекторной связи.

 - Слушаю, — раздался бодрый голос помощника.

 - Срочно соберите на заседание Совета Безопасности руководителей ведомств, кто еще остался в стране! На всё про всё даю вам час времени.

 - В списке… только трое. Вы, начальник госбезопасности и министр наступления.

 - Значит, будем заседать втроём! — рявкнул Матюхин.

 - Какие ещё будут распоряжения?

 - Раз нас только трое, тогда подать в кабинет два литра водки и закусить… На троих!

 - Будет сделано!

 

 ***

 

 Солдаты деловито собрали свои пожитки и поспешили в путь. Одну за другой они безрезультатно обыскивали машины, не находя ничего, что может пригодиться на войне. Наконец, удача им улыбнулась: топливные баки одного БТР были почти полны, в пулемете имелась заправленная патронами лента, а в десанте — несколько ящиков патронов.

 - Есть! — истошным голосом завопил Небось. — Я нашёл броневик на ходу и в нём боеприпасы!

 - Ура! — дружно заорал «батальон».

 - Авось! Садись за рычаги! Небось — за пулемет! По местам! — скомандовал повеселевший комбат. — Живее грузимся и в путь.

 Дормидонтенко забрался в десантное отделение и сразу расстелил спальный мешок на днище, чтобы поспать. Шмуклер вскарабкался на верх машины, свесив ноги в открытый люк, а Озоруев сел рядом с башней, ухватившись рукой за ствол пулемета.

 - Укажите моё место в боевом порядке, — тихо произнес Неумывакин, продолжая скромно стоять подле колеса бронемашины.

 - Деточка, твое место возле … — грубо пробурчал ефрейтор Дормидонтенко, высунув голову в открытый боковой люк. Но Степаныч всё же благоразумно скомкал слова из популярного фильма и не договорил. Люк громко захлопнулся, и особисту путь внутрь машины был отрезан, оставалось карабкаться наверх.

 - Не скромничайте! Живее рассаживайтесь по местам! — поторопил комбат, и едва старший лейтенант занес ногу, чтобы залезть на броню. Машина взревела двигателем м особист поспешил на броню, но чуть замешкался. БТР резко рванул, словно застоявшийся жеребец, с места в карьер и Неумывакин упал навзничь. Если бы не добряк Шмуклер, схвативший его за плечи, то особист, возможно, свалился бы прямо под колеса и на том завершил паскудную жизнь.

 - Второе доброе дело в зачёт! — напомнил Шмуклер, улыбнувшись особисту.

 - Отстань! — отмахнулся Неумывакин. — Не до твоих пошлых шуточек! Тоже мне последователь Аркадия Райкина нашёлся!

 - Тогда я умываю руки, товарищ Неумывакин, и больше не стану совершать никаких добрых дел для вас.

 Особист посмотрел исподлобья на шутника, но промолчал и пистолет убрал в кобуру. Теперь- то он был не один в батальоне при оружии, и его запросто могли завалить кто–то из бойцов из автомата.

 «Подожду прибытия своих коллег и расстрельной команды полкового трибунала, а потом поквитаюсь с ними», — мстительно подумал особист.

 

 Шоссе, по которому мчалась машина, находилось в ужасном состоянии, как впрочем, почти все дороги в далеких российских провинциях.

 «И куда только подевались денежки дорожного фонда?» — недоумевал Озоруев, но особо не злился. — «А может, оно и к лучшему? По хорошим дорогам противник давно бы был в Иркутске! Думаю, если бы мы не достроили трассу Чита — Хабаровск, то тогда китаезы и полпути не преодолели бы на запад».

 Бронетранспортер без конца то раскачивало на рытвинах, то подбрасывало на ухабах и кочках, но невозмутимый Авось продолжал нажимать на газ, и машина мчалась, не снижая скорости.

 - Тише, извозчик, не дрова везешь! Не спеши, не на пожар! Ты же не на «Хаммере» катишь! — рявкнул комбат на водителя. — Мы не торопимся раньше времени умереть! С такой ездой и до поля боя не доберемся, погибнем в пути…

 Озоруев залез внутрь машины и витиевато матюгнулся, но водитель, не снижая скорости, только невозмутимо произнёс:

 - Больше скорость — меньше ям! Нам, татарам, — покуям!

 За этот экспромт лихач мгновенно получил от комбата чувствительный удар сапогом в спину, но качество вождения от этого не улучшилось. Несколько раз машина едва–едва не опрокинулась, но каждый раз она сохраняла равновесие, а затем мчалась еще быстрее: скорее всего, по–другому гонщик Авось ездить не умел. Комбат высунул голову из люка и с любопытством озирался по сторонам. Когда–то давным–давно он проезжал по Бурятии, но то было веселое путешествие на поезде и в нетрезвом виде. Минут пять Максим праздно глазел по сторонам, но вспомнив, что теперь он комбат и отвечает за жизнь вверенного личного состава, стал смотреть вперед, придав лицу озабоченное, сосредоточенное выражение.

 «Пора задуматься, как выжить в этой дикой ситуации: оружия мало, боеприпасов почти нет, да и батальона ведь тоже нет, как нет других войск, с которыми надо бы взаимодействовать. А навстречу нам выступил сильный, многочисленный и хорошо вооруженный противник. Как быть? Драпануть не выйдет: заградотряд перестреляет всех из пулеметов. Но и вперёд двигаться бессмысленно!»

 Вскоре БТР выскочил к мосту и Озоруев громко заорал:

 -Водила, тормози! Стой, каналья! Ну!

 - Не нукай, не запрягал, — буркнул лихач.

 Тогда, для убедительности своих слов, комбат вновь ткнул носком сапога в спину Авосю. А ведь было от чего заорать благим матом: одна часть моста рухнула в воду, а другая часть провалилась в реку и висела на арматуре. Это наши саперы, спешно отступая, ликвидировали водную переправу.

 - Холера их побери! — ругнулся Авось. — Я по таким мостам не ездок!

 Озоруев соскочил с бронемашины и подошел к месту подрыва. Фермы моста чудом уцелели, но искорёженные железяки и проволока торчали в разные стороны. Максим, осторожно ступая, встал на самый край берега и посмотрел вниз. Тёмные воды реки Селенги спокойно текли к Байкалу. Реке было всё равно, что происходит вокруг: мир, война, катаклизм, стабильность… Она ранодушно несла свои воды к гигантскому озеру, как делала это из года в год и сто лет назад. Ей было главное — быстро домчаться и впасть в великое озеро. Работа у неё такая… А вот Озоруеву было далеко не всё равно, сейчас «откинуть копыта» на её живописных берегах или продолжать жить долго и счастливо. Вода пробудила инстинкты, что Озоруев с удовольствием и проделал облегчая организм.

 «Лучшей нет красоты, чем поссать с высоты», — вспомнил он шутку горных стрелков, бытовавшую на афганской войне.

 Застегнув брюки, комбат поднял к глазам бинокль и осмотрел противоположный берег. Никакого движения: ни беженцев, ни отступающих солдат, ни наступающего противника.

 Макс ещё минуту постоял на раскачивающемся над стремниной обломке моста, затем небрежно плюнул в воду и вернулся к своим бойцам.

 - Товарищ подполковник! — обратился к нему Авось. — Докладываю: по обе стороны моста оборудованы долговременные земляные огневые точки, типа «дзот». В них, кажется, есть люди. Разрешите узнать, кто они такие?

 - Сходи, узнай, — разрешил Озоруев, поглощённый своими мыслями. — Только осторожно, вдруг подходы заминированы?

 Авось тут же помчался выполнять распоряжение. Он спрыгнул вниз и скрылся из виду за поворотом траншеи.

 Озоруев подошел к брустверу и внимательно осмотрел сооруженные кем–то наспех земляные укрепления. Вправо и влево тянулись длинные окопы, старательно отрытые в полный профиль, а перед ними была натянута рядами колючая проволока, раскинуты «мзп» (малозаметные препятствия) типа «паутина», виднелись ячейки позиций миномётчиков, оттуда торчали минометные трубы, пулеметные гнезда, несколько блиндажей. Сработано неплохо, только нет маскировки. Но почему вокруг так безлюдно?

 «Вот беда–то, видно, и тут никого. Эх, наверное, мы одни на всем фронте! Выходит, нас всего шесть дураков?» — с грустью подумал Озоруев.

 Неожиданно в окопах началось шевеление: сначала показалась над бруствером одна взъерошенная голова, затем другая, третья. Эти заспанные и одетые не по уставу люди лениво двинулись навстречу вновь прибывшим.

 - Есаул Петр Бунчук! — представился первый из подошедших не то гражданских, не то военных людей. В такой одежде ряженые по рынкам с плетками ходят, либо служат в ансамблях песни и пляски.

 - Какой такой есаул? — переспросил комбат. — Кавалерия?

 - Казаки! — гордо произнес есаул. — Командир первой казачьей сотни пластунов, второго казачьего добровольческого полка, Забайкальского казачьего войска, честь имею! И …слухаю вас…

 - Командир батальона, хрен знает какого мотострелкового полка, куй знает какой дивизии, подполковник Озоруев. Можно просто Максим.

 Казак искренне обрадовался и засиял.

 - О! Имя как у пулемёта! Тебя бы такого бравого да на революционную тачанку посадить! Ай, молодца! Дай я тоби расцелую, казаче! Прибыл к нам на подмогу? Ай, уважаю, ай, люблю! Вы одни пришли на помощь, а то все бегут в тыл или драпают в леса. И мои казачки, глядя на это безобразие, разлагаются, тоже помышляют последовать их примеру — еле сдерживаю. Такой вот бардак вокруг. Расскажите, братцы, хоть, что в стране творится? Радио молчит, газет неделю не видели…

 Озоруев неодобрительно покачал головой и с грустью поведал трагикомичную историю формирования своего батальона.

 - Понятно. Значит, вас мало, но вы в тельняшках?

 - И тельников нет. Только полосатые кальсоны на Шмуклере, — ухмыльнулся Максим и возобновил расспросы. — Есаул, сколько у тебя бравых казачков? Как я понимаю, вы все пешие?

 Бунчук почесал нагайкой затылок, с досадой вскинул чуб и откинул его назад, к макушке.

 - В первом взводе пятнадцать штыков, во втором четырнадцать, в третьем одиннадцать. Коней нет, но есть мотоциклы и автомобили–тачанки, на уазике установлен пулемет ДШК, на джипах - два ПК, на пикапе «Тойота» миномёт «Василек». Оружия много, боеприпасов тоже, а вот умеющих с ним обращаться, да тех, кто пороху понюхал, почти нет. Где добыть подготовленные кадры, не знаю. А этот твой Шмуклер — еврей? Чи ни?

 - Еврей.

 — Натурально, жид? И на войну подался из Москвы в наши края?

 - Что значит натурально?

 - Ну, я про то, шо он морда жидовская?

 - Мой Шмуклер — классный парень, хороший мужик. Я тебе за него морду набью, если обидишь! Он доброволец!

 Последний вопрос атамана о национальности подчинённого Озоруеву не понравился, желая переменить тему, указав пальцем на разрушенный мост, он уточнил:

 - А подрыв моста, это чьих рук дело? Твоих?

 - Нет, не я — армейцы. Сапёры за неделю подготовили этот район обороны, подкрепления не дождались, вчера взяли, не спросясь, взорвали мост и разбежались. Мы третьего дни заняли эти окопы и блиндажи, пока подрывники ковырялись, прикрывали их работу. Потом бабахнули и смылись. Эх, хорошо, что теперь у нас есть кадровый военный! А то какой из меня командир… Я сельский участковый оперуполномоченный, мой заместитель — агроном, а командиры взводов - колхозные бригадиры.

 - А где полевая артиллерия, где эскадроны? Где твоя конница?

 - Нет ни хрена! Ни полка, ни эскадронов. Одни мы, одинешеньки на всем белом свете… Полки и дивизии — это для красного словца и громкого звучания.

 - Дружище, атаман! Извини, но я особо помочь не смогу и долго у тебя не задержусь! Передохну и в путь–дорогу. Мой участок не здесь! Мне предписано держать оборону южнее, я думал тут через мост перебраться и в штаб дивизии попасть в Улан–Удэ, а теперь вижу: путь туда окончательно отрезан.

 - Ты очумел, комбат! Какой к черту штаб дивизии! За рекой Красной армии нет: кто смог, уже сбежали на Запад, кто не успел, пошли вдоль реки, к Байкалу. Штабы и тылы драпанули пару дней назад, а разбитые полки отходили на север ещё от Читы, вроде как прикрывают от противника БАМ. А если говорить честно, не для московских начальников, то нашу армию просто со всех сторон окружили и оттеснили в тайгу. Азиаты ловят теперь деморализованных вояк в лесах или гоняют как зайцев по полям.

 - Всё так плохо?

 - Нет, не просто плохо, дорогой мой друже, а ужасно — настоящая военная катастрофа! Давай прогуляемся вдоль траншей.

 - От лишних ушей?

 - Да…

 Казачок повел Максима прочь, подальше от прислушивающихся к их разговору бойцов, аккуратно придерживая при этом комбата под локоть. Отойдя метров на тридцать, он начал уговаривать:

 - Брат! Останься! Как я буду держать оборону с этими неумехами?

 - Ты что разве не видел: я сам под дулом пистолета хожу! Эта гнида, приставленная особым отделом, за мной во все глаза наблюдает, чуть что — сразу дело пришьёт — невыполнение приказа! Поэтому я завтра отправлюсь в свой район обороны, прикрою твой фланг. Да и пока моста нет, твоим казакам опасен только воздушный десант. Но ведь авиации в небе нет. Так что не боись, атаман. Погоди, к тебе со временем ещё немало отступающих прибьётся. Так ты сколоти из них несколько взводов. Будут среди них и военные спецы, уверяю тебя, брат!

 - Жаль, что не останешься… Ты мне сразу по нраву пришёлся! Я в людях хорошо разбираюсь… Закуривай…

 Бунчук достал пачку папирос, зажигалку и предложил комбату закурить.

 - Спасибо, я вообще не махорю… я старовер…

 - Да ну? Молодец! А я вот никак не могу отделаться от дурной привычки.

 Атаман потряс зажигалкой, торопливо прикурил, глубоко затянулся и, задумчиво глядя на реку, принялся умело пускать дым колечками.

 - Ну, что, есаул, пошли, оценим обстановку, — подмигнул Озоруев казаку.

 

 Максим не спеша прошёлся вдоль линии обороны в сопровождении есаула, осмотрел укрепления. Казаки расположились основательно и домовито: выносные ячейки для стрельбы и стоя, и лёжа, окопы полного профиля, полевая кухня у дальнего блиндажа, командный пункт, склады с боеприпасами и провиантом.

 - В каждом взводе по два поста наблюдения. Остальные бойцы, свободные от наблюдения, отдыхают, — доложил атаман.

 - Вижу у тебя два миномета, а мины к ним есть?

 - Есть, пятьсот штук. А еще у меня огнеметы «Шмель», противотанковая пушка в лесочке с сотней снарядов к ней, и танк в овраге замаскирован, а к нему полный боекомплект, да только вот беда — солярки мало.

 - Петро, а средства ПВО у вас имеются?

 - Конечно! Зенитное орудие, комплекс «Игла», несколько пусковых установок «Стрела». Казаки мои вооружены автоматами, карабинами и ружьями, патронов много, и гранатами богаты - десятка по два на брата. Но ума не приложу, как мы армаду многомиллионную остановим? Думаешь, долго сможем удерживать оборону? Часа два–три непрерывного боя?

 - Если генералы нас не предадут, если удастся сколотить пару рот пехоты из отступающих «пораженцев», то день–другой продержишься, точно.

 Есаул почесал «репу» и буркнул:

 - А что потом?

 - А потом, Петр, ты умрешь… Или отойдёшь ко мне, в мой укрепрайон. Ты хорошо местность знаешь?

 - А то, как же! Я тутошний и пятнадцать годочков работаю в милиции. Само собой и охотник, и рыбак, все тропки, все стежки–дорожки знакомы… В случае чего отступить сможем, гарантирую, лишь бы не окружили.

 Озоруев вспомнил про свою многочисленную китайскую роту, топающую по просторам России (а сколько ещё там таких рот марширует?) и покачал головой.

 - Вот безопасность тылов, я тебе, казаче, не гарантирую, могут и в спину ударить, поэтому для спокойствия лучше подступы заминировать! Противопехотные мины есть?

 - Мины? Противотанковые мины, те точно есть! — ответил атаман. — Двести двадцать штук в складе лежит. Минируй — не хочу! Сколько душе угодно! Вроде бы и противопехотные были.

 - Могу по дружбе помочь установить минные поля, — предложил Максим.

 Есаул заулыбался и закивал в знак согласия чубатой головой.

 

 Озоруев велел Авосю загнать БТР в отрытый сапёрами полукапонир. Солдат выполнил приказ так умело, что из окопа оставалась торчать только пулемётная башенка. Комбат приказал батальону спешиться. Особист, прежде молчавший, осмотрелся и постепенно осмелел. Он вновь почувствовал себя начальником и потребовал у есаула, чтобы ему предоставили отдельный блиндаж под помещение для отдела военной контрразведки.

 - Где я его вам возьму, пустой блиндаж? Вот разве что тот, где у меня склад с шанцевым инструментом? Занимай и пользуйся!

 - Приказываю освободить склад от инструмента! Живо! — раскомандовался Неумывакин.

 Казаки недовольно заворчали, но, не желая связываться с представителем спецслужб, вынесли из землянки амуницию, лопаты, топоры, ломы. Старший лейтенант повесил над входом плащ- накидку и юркнул внутрь. Больше особист не выходил из землянки: то ли спал, то ли доносы строчил, то ли по радиостанции шифровки отправлял. Но его отсутствие прошло для всех незаметно.

 

 Максим расположил штаб батальона в отдельной землянке: стол, стул, печатная машинка, разместился в ней сам, да и остальных бойцов поселил здесь же, в тесноте, да не в обиде. Спали, ели, пили вместе. Хозяйственные казаки раздобыли новым приятелям одеяла и даже подушки. Не жизнь — красота, воюй — не хочу! Но воевать Озоруеву и не хотелось.

 Есаул в честь братания и знакомства к вечеру организовал шашлык из мяса подстреленного накануне кабанчика, выставил гостям персональное ведро самогона, да и своих не забыл - порадовал сослуживцев двадцатилитровым жбаном первача. Пили все, кроме самых молодых бойцов. Их выставили в охранение. Часовых ночью не меняли, потому что заменить было некем - не хмельных же на часы ставить.

 Выпив в третий раз по полкружки первача, Озоруев разоткровенничался:

 - Ты понимаешь, есаул, я на эту войну попал случайно! Дурак–дураком, и надо было мне дверь им открыть!

 - Кому им? — спросил осоловевший казак.

 - Ментам поганым.

 - Но–но! Я тоже мент!

 - И хрен с тобой, ты ментяра нормальный, боевой! А те менты в тылу московском отсиживаются, проклятые взяточники и мародеры! Это мы с тобой в окопе вшей будем кормить, а те московские держиморды от войны откупились… Поверишь, брат, у меня сейчас билет в кармане лежит, без точной даты, на самолет до другой части света. Даже до другого полушария Земли! А я вместо того, чтобы в Новой Зеландии жрать бананы и киви, буду на бережке Селенги в окопе вшей кормить!

 - А как же защита Родины? Это ведь священный долг!

 - А никак! Ты видал рядом хоть одного начальника или его сыночка? Министра, депутата, мэра, прокурора? Вернее, прокуроры и судьи как раз тут как тут, позади нас, в тылу! Трибунал, особое судебное совещание…

 Я, мой друг Петруха, прошел две войны и скажу тебе авторитетно: начальства в окопах под пулями на опасных участках фронта не встретишь. Они только горлопанят, речи красивые толкают, народ призывают на подвиги, а сами в торжественной обстановке ордена и звания получают и, естественно, под шумок, много воруют. Бонзам на войне нажиться — первейшее дело! Как говорится, кому — война, а кому — мать родна! Мать их, так их, раз так и раз эдак!

 - Это всегда так: холопы бьются, паны гуляют. В этом я с тобой согласен, Максим! Но что прикажешь делать? Бежать без оглядки? Совесть не позволяет. Я в этих местах родился и живу, куды мне бечь? Однако, ты, комбат, — настоящий карбонарий, смутьян! В одном не соглашусь с тобой, не все начальники поголовно жулики и трусы, не надо под одну гребенку грести. Бывают и мэры честные, и порядочные вице–губернаторы попадаются…

 - Не согласен? Тогда ответь мне, где твой начальник милиции? А где мэр? Молчишь? То–то же! Да, бывали исключения и в далеком прошлом, как Гаврила Державин и Салтыков–Щедрин, да и во времена поближе пару–тройку хороших руководителей встречал…

 - Вот видишь, соглашаешься. Да ну их всех на хрен, я за себя тут стою! Раз я решил, что буду Родину защищать насмерть, значит, так тому и быть!

 Озоруев пьяно рассмеялся милиционеру прямо в лицо:

 - Но ты ведь сейчас не стоишь, а почти лежишь! Защитничек хренов! Вертикально на ногах, поди, уже не удержишься! Тоже мне, насмерть–стояльщик! — съязвил Максим.

 Сотник нахмурился, собрал глаза в кучу, попробовал приподняться, но не сумел. Он безнадежно махнул рукой и неожиданно рассмеялся:

 - Твоя правда: ноженьки ватными стали! Давай ещё выпьем за боевое содружество!

 - Выпьем! А разве есть, что пить? — огляделся Озоруев.

 - Обижаешь! К чему–чему, а к этому делу мы готовы основательно!

 Есаул резко свистнул, на свист подбежал длинный худющий казак. Получив строгий приказ, он метнулся куда–то в темноту. Не прошло и пяти минут, как посыльный воротился с бутылью, наполненной мутной жидкостью.

 - Это точно можно пить? — с сомнением глядя на содержимое ёмкости, спросил Макс.

 - Не только можно, но и нужно! — ответил, ощеряясь в пьяной улыбке, атаман и разлил по кружкам пойло.

 Дальнейший ход событий Озоруев не помнил напрочь, словно его шибанули чем–то тяжёлым по башке…

 

 Глава 8. Бой с похмелья

 

 Президент крепко сжимал холеными пальцами пустой стакан и напряженно молчал. Два других члена Совбеза тоже помалкивали, не пытаясь прервать ход мысли высокого руководства, и ждали, когда их, наконец, пригласят выпить по второму разу. Они не подозревали, да откуда они могли знать, что с первого дня войны Президент деморализован и паниковал. Какая бы мыслишка, даже самая незначительная, ни появлялась у него в голове, она сразу же ускользала от него. Поэтому Василий и сейчас только изображал заботу о судьбе России. Он молчал со значительным видом, и граненый стакан подрагивал в холёной пухлой руке. На самом деле Василий проклинал тот день, когда на него пал выбор предыдущего президента стать главой государства. Будь оно неладно, это престолонаследие! Недавно его предшественник мучительно выбирал среди соратников, кому дать «порулить» страной, чтобы этот сменщик не обидел отошедшего на покой властителя, да и лишней власти не хапнул, потому и выбрал бывшего личного охранника.

 «Эх, благодетель, на мою погибель посадил ты меня на шаткий трон! Ведь теперь гнев народный падёт на мою голову! Я вынужден с государственными делами мучиться, а он на Лазурном берегу загорает, да в Альпах на горных лыжах катается. О–о–о! На кого бы всё свалить и самому бежать из страны? Может, на министра наступления? Или лучше вручить «черный чемоданчик» начальнику охраны?»

 - Друзья мои! Какие будут предложения? — спросил Василий у соратников, выйдя из оцепенения. — Что предпримем для предотвращения военной катастрофы?

 - А разве так уж все катастрофично? Мое мнение — нет никакой катастрофы! — выкрикнул министр наступления. — Господин Президент! Вы вспомните: Гитлер под Москвой стоял в двадцати пяти километрах от неё, а Наполеон даже в самом Кремле жил! И ничего, сдюжили, победили врага с божьей помощью! А этим азиатам до Москвы как до Северного полюса!

 - Дожидаться, когда они к Москве подойдут?

 - Нет, просто напоминаю родную историю…

 - Не увиливай! Предлагаешь подождать, когда их войска растянутся по фронтам от океана и до Волги?

 - Я предлагаю не впадать в отчаяние, ведь до нефтегазовых районов Сибири им ещё долго топать.

 - Молчи, дуралей! — резко оборвал его президент. — Вот у меня оперативная сводка. Читай!

 Министр взял из дрожащих рук президента листок бумаги и начал, шевеля пухлыми губами, медленно читать.

 - Вслух! Не один ведь! — буркнул третий член Совета.

 Министр злобно взглянул на товарища и озвучил текст.

 - Наблюдением замечено передвижение пехоты противника в районе Нижнего Новгорода…

 Президент подпер щёку кулачком, уставился на министра злыми глазами и ехидно спросил:

 - Ну, и как твои вояки могли пропустить колонну противника? Молчишь? Читай дальше!

 - Противник маневрирует и перемещается по области силами до нескольких батальонов, а возможно, и полков….

 Министр оторвался от бумажки и спросил президента:

 - А куда они следуют и почему так странно маневрируют? К Москве? Из донесения ничего невозможно понять.

 - А почему ты сам ничего не знаешь, министр? Это я у тебя хочу спросить…

 - А я отвечаю за наступления, а не за тылы. Тылы — работа особистов!

 - В том–то и дело, что идут не к Москве! — сбавил тон Василий. — Перед вашим приходом мне доложили, что они уже подходят к Южному Уралу! Какого черта им на Урале надо? Почему наступают не на Москву, как все нормальные интервенты?

 - Они же азиаты, — попытался вставить словечко министр безопасности. — У них свое мышление и свой ритм жизни, свое представление о правилах ведения войны и способах достижения победы.

 - И что из того, что они азиаты? Монголы тоже азиаты, но до Москвы доходили! Вспомни того же хана Батыя, хана Мамая, Тохтамыша! Те были азиаты как азиаты, всегда Москву старались взять и сжечь.

 - Получается, что это второе великое нашествие азиатов, — покачал головой министр в задумчивости, не характерной по должности.

 - А ведь верно! Второе китайское нашествие! — обрадовался Президент. — Вот и название для войны придумали!

 Теперь ему будет легче сочинить обращение к нации и общаться на переговорах с иностранцами.

 - Трудно вести войну, не зная, как она называется! Так и запишем: «Второе китайско–азиатское нашествие»…

 - Шеф, тогда были монголы, — попытался вставить словечко министр наступления.

 - Замолчи, дуралей! — грубо оборвал собутыльника Президент. — Лучше полнее наливай, а думать и перечить — не твое дело! Не могли тогда монголы прийти одни на Русь без покоренных ими ранее китайцев! Монголов ведь было мало, а китайцев всегда много! Это означает, что тогда в рядах многотысячных туменов были и китайцы, например специалисты по обращению со стенобитными и метательными орудиями для штурма крепостей. Наш народ должен твёрдо знать, что враг этот давний, жестокий и коварный. Того супостата за триста лет измором победили и этого одолеем!

 - За победу над врагом! За нашу победу! — торжественно произнес тост министр безопасности…

 - Лет через триста — по старой традиции, — буркнул Матюхин и залпом выпил водку. — Хотелось бы пораньше…

 

 …К утру самые стойкие пластуны казачьей сотни, и бойцы батальона сидели за столами, чуть живые от выпитого. Даже часовые на постах умудрились украдкой приложиться к зелью и тоже еле–еле держались на ногах. Как говорится, подходи и бери тепленькими…

 Яркие лучи солнца проникли в землянку через открытый вход, и один самый нахальный лучик пощекотал лицо разметавшегося во сне по топчану спящего комбата. Максим отмахнулся от озорника и с трудом попытался разомкнуть тяжелые веки. Некоторое время он усиленно щурил глаза, но никак не мог их открыть, ему было дурно, его мутило, а по голове будто кто–то невидимый стучал чем–то тяжелым. Черепная коробка отзывалась на эти удары глухим болезненным гулом. В конце концов, после титанических усилий, глаза начали понемногу открываться. Прищурившись, присмотрелся: бойцы его батальона лежали вповалку и дружно по–богатырски храпели. Озоруев сумел подняться и сесть. Стало ещё хуже: голова, казалось, вот- вот отвалится и упадёт вниз, ощущения были столь реальными, что Максим испугался и обхватилеё, как мог крепко, руками. Землянка сначала поплыла в замедленном темпе, а затем стены словно завертелись в бешеном хороводе. Максим упал на четвереньки, затем привстал и двинулся вдоль стены. Он наметил взглядом примерный путь к живительной воде и, пошатываясь, подошел к полевой кухне. Добравшись до цели, комбат вылил на голову кастрюлю холодной воды, затем прямо из банки сделал несколько глубоких глотков прохладного огуречного рассола. Слегка отпустило, но только слегка. Радикально это опохмеляющее средство не помогло.

 Озоруев сел на пустой ящик, привалившись спиной к брустверу, крепко вцепился руками в затылок и лоб и принялся массировать свой череп.

 - Больно, Максимушка?

 Озоруев вздрогнул всем телом, столь внезапно за спиной раздался этот хриплый неприятный голос. Сверху на бруствере, присев на корточках, сидел опухший есаул и смотрел участливо на комбата.

 Максим попытался запрокинуть голову и упал.

 - Пытаюсь удержать мозги в пределах черепной коробки! Не знаю, удастся ли?

 - Рассольчик уже пил? — голос есаула стал совсем сиплым.

 - Пил — не помогает. А ты, верно, на сырой земле спал? Вишь, как голос сел! Смотри, не застудись, брат, аккуратнее, а то командовать не сможешь.

 Есаул спрыгнул с бруствера, схватил левой рукой жбан с квасом, отхлебнул половину содержимого — примерно литра полтора, не меньше.

 - Попробуй квасок, — предложил есаул, протягивая емкость с живительным напитком. — Знатный освежитель мозгов!

 Озоруев не стал отказываться от предложения и допил вторую половину.

 - Давай, брат, подлечим голову? — предложил атаман. — Я утаил чуток, в бутыли на донышке малёха осталось со вчерашнего торжества.

 Бунчук накапал по пятьдесят граммов каждому, не обидев ни себя, ни товарища по несчастью. Не чокаясь, они выпили, и казак потянулся к портсигару достать папироску. Комбата сразу же замутило даже от мыслей о запахе табачного дыма, и, с трудом сдерживая желудочные позывы, не желая уронить достоинство, Максим поспешно встал.

 - Я сейчас…

 Озоруев, спотыкаясь на каждом шагу, как мог быстро удалился за пределы полевой кухни. Прошло не меньше пятнадцати минут, прежде чем ему полегчало, и он сумел выдавить из себя вчерашний коктейль: квас, рассол, самогон…

 С трудом выпрямившись, комбат кинул взгляд на реку и остолбенел. О, боже! На противоположном берегу копошился многочисленный неприятель. Вражеская колонна, упершись во взорванный мост, рассредоточилась вдоль дороги, а часть техники стояла на шоссе. Двигатели машин и бронетранспортеров были заглушены, а сотни оккупантов, радостно посмеиваясь и перекрикиваясь, мылись в реке.

 Озоруев тихо сполз с бруствера и побежал к есаулу.

 - Атаман! Подъем войскам! — зашипел комбат на Бунчука. — Китайцы на том берегу стоят!

 Есаул подскочил как ужаленный и побежал следом за Максимом на наблюдательный пункт.

 - До чего же их много, как тараканов на солдатской кухне!

 - Думаю, примерно бригада или полк. Они уже привыкли наступать без боёв и сопротивления, вот и принимают моцион без опаски. Сейчас дружно вдарим — смешаем с говном и грязью.

 Есаул тоскливо посмотрел на противоположный берег и тихо произнес в ответ:

 - Может, не надо? Умоются и уедут назад, моста ведь нет.

 - Ты что думаешь, тебе тихо перезимовать удастся из–за того, что саперы мост взорвали? Азиаты — работящие ребята, живенько новую переправу построят! Собирай быстрее казаков на позиции, и по моей команде накроем их из всех стволов!

 

 Спустя пять минут пластуны скрытно заполнили окопы и приготовились к бою, а Озоруев продолжал вести наблюдение за противником. Китайцы продолжали купаться, а некоторые из них уже приступили к завтраку на берегу реки. Максим взял стоящий в сторонке ПК, проверил пулеметную ленту, дослал патрон, выбрал себе цель — группу командиров, которые стояли с развернутой картой возле штабной машины.

 - Огонь! — рявкнул есаул, и дружный казачий залп разорвал утреннюю тишину. Минометы выплюнули сериями по пять штук мины в сторону противника, которые со свистом полетели к песчаному пляжу. Хорошая штука этот «Василек»! Хоть и давным–давно придуманная огневая система, но предназначена она была именно как противокитайская. Сюда бы еще десяток АГСов! Фонтаны разрывов посеяли панику в рядах противника. Ровный берег — идеальное место для работы миномета: осколки косили людей, как сорную траву, десятки раненых и убитых покрыли песок и мелководье. Раненые враги, вопя и хрипя, выползали из–под обстрела, но спасения им нигде не было: не знающие жалости мины падали с неба, убивали и добивали уцелевших от пуль. Минометчики меняли кассету за кассетой и продолжали истребление застигнутых врасплох врагов. Танк первым же выстрелом разнес в щепы головную машину. Пулемётчик из БТРа поджег бензовоз. Несколькими выстрелами из гранатометов были подбиты головные автомобили.

 Огнем из автоматов и пулеметов наши бойцы расстреливали бегущих от берега к машинам полуодетых солдат и офицеров. Максим расстрелял пулемётную ленту и добился своей цели. Первым рухнул, обливаясь кровью, вражеский командир с картой в руках, следом ещё трое, четвертый упал на четвереньки и попытался отползти в сторону, но Озоруев мгновенно перенес огонь на него и двумя очередями добил врага. Убедившись, что тут дело сделано, комбат прошёлся огнём по автоколонне. Танкисты Бунчука не дали уйти ни одной машине: после того как, подбили первую, расстреляли последнюю, а потом, постепенно, одну за другой, и все остальные. В нескольких автомобилях взорвались боеприпасы, затем рванул топливозаправщик. Теперь колонна напоминала зрелище апокалипсиса: языки огня высоко вздымались в небо, а черный клубящийся дым от горящих автомобилей и бронетранспортеров постепенно затянул весь горизонт. Противник толком так и не сумел оказать сопротивления, а те немногие захватчики, которые попытались огрызаться, были быстро добиты казаками–снайперами.

 

 Озоруев осмотрел в бинокль поле боя и хищно оскалился, затем комбат отряхнулся от пыли и налипших комков земли и в наступившей тишине громко произнёс:

 - Финита ля комедия, господа казаки! Если вы пьяными так хорошо воюете, то с трезвыми вами не справятся и подавно!

 Есаул хватил фуражкой о землю и радостно пустился в пляс. Бунчук умело выхватил из ножен шашку и яростно замахал ей, бешено вращая над головой, а потом воткнул лезвием в землю и пошел вокруг нее вприсядку, выделывая залихватские коленца, словно танцор Кубанского казачьего ансамбля.

 Пластуны громко кричали «Ура!», матерились, палили из автоматов «в белый свет», подбрасывали в воздух картузы и папахи, радостно обнимались. Ещё бы не радоваться: вкус победы всегда сладок, тем более что до сей поры наши войска только отступали почти без боев, не зная успеха!

 - Эх, сейчас бы на тот берег перебраться, да трофеи собрать! — мечтательно произнёс Бунчук, закончив выплясывать забайкальского «гопака». — Что скажешь, комбат? Есть какие–нибудь идеи?

 Максим налил в кружку кваса, выпил до дна и, обтерев тыльной стороной ладони мокрый рот, сказал:

 - Идея у меня прежняя — получить у тебя оружие, боеприпасы и выдвинуться в свой район. Ты теперь крепко сидишь в окопах, сюда они долго не посмеют сунуться. А вот что там творится, в моем районе возле Гусиного озера? А? Молчишь? То–то же. Я уже говорил: если что случится, и противник форсирует реку да прорвет оборону, то меня Неумывакин обвинит в предательстве и под трибунал подведёт. Надеюсь, ты моей смерти не хочешь?

 Есаул замотал головой:

 - Конечно, нет, друже! Что ты такое говоришь!

 - Я чувствую, что наш подлец особист спит и видит, как бы нас всех шлепнуть! Расстрелы — это у них здорово получается, а в бою геройствовать они что–то не особо могут! И мой вот тоже не охоч до войны: мы стреляли, а где он был? Наверное, во втором эшелоне преграждал отступление?! Аллергия у чекистов, видимо, на участие в боевых действиях. И сейчас Неумывакина не видать, где–то запропастился. В землянке что ли отсиживается, сволочь? Подальше от передовой и поближе к кухне.

 - Может, его самого пустим в расход и спишем на боевые потери?

 Озоруев горько усмехнулся и покачал головой.

 - Свято место пусто не бывает. Шлепнем этого — взамен пришлют другого, возможно, ещё хуже прежнего. И потом, как мы объясним, что в бою нет ни раненых, ни убитых, за исключением одного контрразведчика…Не находишь?

 - Возможно, ты прав, комбат. Ладно, раз нужно идти, значит иди! Бери патроны, гранаты, бери, сколько твоей душе угодно! Но и своего Неумывакина прихватить не забудь…

 Максим обрадовался ответу есаула, он опасался, что Бунчук станет препираться, жадничать, а ссориться с союзником не хотелось.

 - Спасибо, брат! И запомни: если будет нестерпимо трудно держать оборону и совсем не станет сил отбиваться, отступай не к Слюдянке, а в мою сторону. Мой совет — не надо в тыл драпать! Китайцы тебя будут как раз по той дороге преследовать. А я тебя встречу и помогу отбиться от противника, если, конечно, к тому времени сам жив буду.

 - Договорились, — согласился Бунчук. — Давай дернем по стопарю за успешный бой и за победу?

 - Давай, — вздохнул Максим, видя, что от выпивки опять не отвертеться…

 

 Глава 9. Район обороны

 

 Было глубоко за полночь, когда Президент рассеяно слушал регулярный доклад помощника о состоянии дел в стране. В последние дни он никак не мог сосредоточиться ни на чем дельном. В голову лезли мысли о рыбалке на Байкале, о грибных лесах Карелии, об охоте в Завидово.

 Мозг как будто взбунтовался и отказывался переваривать обрушившийся на него поток негативной информации. Сплошные проблемы и никакого света в конце тоннеля.

 - Кавказские республики ведут себя по–разному, но в целом примерно везде одинаковые настроения.

 - Какие? — уточнил Матюхин.

 - Сформулирую свою мысль коротко: настроения антифедеральные. Четыре республики близки к мятежу и три в состоянии брожения. Паровой котёл, да и только.

 - Почему бунтуют?

 - Потому что мы им не высылаем оговоренные в бюджете суммы, но нам неоткуда взять эти средства. В двух так называемых анклавах начались погромы инородцев и боевые действия против местной милиции, а одна горская республика объявила войну соседнему независимому государству, члену НАТО, и требует территориальных уступок. Соседи–кавказцы запросили союзников принять меры, коалиция «западников» угрожает или прекратить оказание гуманитарной помощи России, или даже послать войска на Северный Кавказ. Отвечать за эту вакханалию придется, один хрен, нам, но усмирять Кавказ — нет никаких сил. Предложение аналитического центра — создать рубеж обороны силами казаков и ополчения в равнинной части.

 - Точно не сможем их замирить?

 - Возможно, но позже. А вообще, лучший исход — объявить о нашей доброй воле отделить их всех от государства вместе с козами и баранами. Окопать, огородить, заминировать подступы в пять рядов, к чёртовой матери…

 - Понятно. А что на Балтике?

 - Пытаемся не допустить объявления независимости и суверенитета нашим западным анклавом. Пока проводим аресты зачинщиков общества «Вольный город Кенигсберг».

 - Теперь докладывайте о делах в Поволжье, — буркнул Президент.

 Помощник порылся в бумажках, вынул из папочки лист и принялся зачитывать:

 - Вновь замечено передвижение сил противника до нескольких тысяч человек. По непроверенным данным, они перемещаются со скоростью около полусотни километров в сутки и двигаются по направлению к Омску…

 - Что?! Новый десант в Сибири? А где те, что были на Волге и на Урале?

 - Точно неизвестно. Скрылись, гады…

 - Что нам предлагают военные аналитики?

 - Военные предложили провести «ковровую» бомбардировку. Только есть трудность…

 - Какая?

 - Противник умело маскируется, его надо ещё умудриться выследить и обнаружить, очень уж шустро перемещаются. Не накрыть бы нечаянно своих…

 - До чего дожили! Каким–то паршивым десантом приходится заниматься лично Президенту! Ладно, пусть сами решают, что и как! Смести диверсантов с лица земли! Докладывай, о чем пишут на западе…

 - Европейцы согласны оказать дипломатическое давление на азиатов, но только в случае решения вопроса о северных территориях.

 - Что нам предлагают канцлер, лягушатник и макаронник?

 - Создать несколько дружественных независимых государств: Саха, Камчадал, Чукаряк…

 - Политики туманного Альбиона думают так же?

 - Это их общая европейская позиция. Помимо устроенного парада суверенитетов и создания новых государств предлагают Курильские острова передать самураям, чтобы они не попали под зависимость хунхузов. Тогда флот США войдет в Охотское море и Японское море, чтобы прекратить в нем господство агрессора. Страны золотого миллиарда незамедлительно высадят десанты на территорию новых государств и возле Магадана.

 Президент взял фломастер и принялся на карте штрихами проводить новые границы. Каждый штрих давался ему нелегко, со слезами, которые он тут же размазывал по щекам. Василий часто смахивал рукавом пот со лба, беспрестанно шмыгал носом. Наконец, работа была сделана, на карте появились потерянные в ходе войны новые государства. Подконтрольная Кремлю территория заметно сократилась

 - Эх, велика Россия! Мы даже после этого секвестра остаёмся огромной страной! А до Подмосковья нам ещё отступать и отступать! — сказал Президент, глядя на карту. — Это все условия «западников»?

 Помощник потупился и ответил:

 - Европа настаивает на мирных переговорах с агрессором. Они заявляют, что помощь оказывают из простого человеколюбия…

 - Гуманисты хреновы!

 - Так точно, хреновы! И последнее условие: мы должны остановить продвижение противника на запад самостоятельно…

 - Задачка! Как же нам это сделать? А? Ну?

 - Мой Президент! Есть некоторые соображения… Референт отдела аналитиков читал статью одного яйцеголового умника…

 - Ну–ка, ну–ка…

 - Вот текст, прошу ознакомиться…

 

 ***

 

 Озоруев уверенно вел батальон, время от времени сверяясь по карте с местностью. Теперь у него действительно была настоящая колонна: помимо БТРа новенький «Урал», груженный оружием, боеприпасами, и в замыкании — «Камаз» с тяжелым вооружением и снарядами. Казаки к «Камазу» прицепили гаубицу, и она не позволяла машине развить большую скорость.

 Грузовиками управляли братья Авось и Небось, а заполненный продуктами и вещами бронетранспортер вел Дормидонтенко. За ним внимательно следил Шмуклер. Последним ехал Неумывакин на найденном в канаве трофейном мотоцикле.

 По правому борту мелькала Селенга, а за рекой суетились оккупанты, грабившие город и прибрежные селения. То там, то тут занимались пожары, поминутно вспыхивали и затухали перестрелки между китайскими мародерами и местными жителями.

 Озоруев посмотрел в бинокль и то, что он увидел, его возмутило до глубины души. Захватчики конвоировали в сторону реки нескольких солдат и мирных жителей.

 - Расстреляют… — со знанием дела пробурчал Шмуклер. — Сволочи! Как пить дать шлепнут всех.

 - Стоп машина! — воскликнул покрасневший от ярости Максим и, схватив снайперскую винтовку, спрыгнул с брони. Комбат выбрал удобную позицию в кустах возле большого валуна, улегся и прицелился. Его целью стал увешанный золотыми цепочками, телефонными трубками и часами здоровенный азиат с автоматом в руках. Всего врагов было шестеро, а патронов к винтовке две обоймы. Значит, надо суметь десятью выстрелами поразить всех!

 Первый меткий выстрел дался легко: противник не ожидал, что на всемогущих победителей начнётся охота. Громила–китаец схлопотал пулю в горло и рухнул как подкошенный. Теперь времени на тщательное прицеливание не было: во второго китайца Максим попал сразу, но не убил, а лишь ранил в плечо. Солдат выронил карабин, запрыгал на месте, воя от боли, остальные враги застыли в оцепенении. И только повторным выстрелом под сердце Макс добил противника. Оставшийся в живых конвой был недосягаем для снайпера, потому что пленники закрывали собой обзор и мешали ведению прицельного огня.

 Не видя противника, китаёзы открыли беспорядочную стрельбу во все стороны, и несколько пленных упали, сражённые шальными пулями. Толпа мигом рассеялась: кто–то побежал, кто–то упал, кто–то пополз. Зато оккупанты теперь были как на ладони: еще два метких выстрела — и затих коротышка, укрывшийся за широкой кочкой, а затем, быстро перезарядив винтовку и вставив новую обойму, Озоруев добил двух азиатов, попытавшихся уползти с места этого побоища. Первому из них он послал пулю в выпирающий зад, а когда конвоир взвился от боли, добил его выстрелом в голову. С последним пришлось повозиться — потратить три патрона. Сначала он прострелил ему ногу, но азиат не подскочил вверх, а наоборот, вжался в землю. Однако из борозды, в которую упал конвоир, слегка виднелось его плечо — вторая пуля вонзилась в это торчащее плечо. Китаец оказался терпеливым или болевой порог у него был довольно высоким — не вскочил, не побежал, видимо, выл от боли, ел землю, но продолжал вжиматься в почву. Уцелевшие пленники дружно бросились в реку и, как могли быстро, поплыли на спасительный противоположный берег. Плавать умели не все, вскоре один из них пошел ко дну, а другие нашли спасение, схватившись за лодку. Эту старую посудину нашли в кустах два беглеца, одетые в серые робы, они–то и пришли на помощь остальным пловцам. Облепленная со всех сторон обессиленными людьми лодка медленно перемещалась к противоположному берегу. Но Озоруеву было не до них: он словно охотник ждал своего часа, «дичь» просто обязана была себя как–то проявить. Наверное, раненый китаец потерял много крови и силы покидали его. Прошло уже минут пятнадцать после первого выстрела и, видимо, он понадеялся, что русский снайпер покинул позицию. Вражеский солдат перевернулся на бок, чтобы сделать себе перевязку. Теперь его широкая спина представляла собой превосходную мишень.

 Максим хищно улыбнулся, не спеша прицелился чуть пониже шейных позвонков, плавно надавил указательным пальцем на курок. Бум! Щелкнул выстрел, и враг, дернувшись, тихо умер. Пришло время заняться спасением плывущих по реке людей…

 

 Комбат медленно шёл вдоль строя, внимательно всматриваясь в глаза каждому выжившему беглецу. Выглядели они довольно жалко: форма изодранная, без погон, без обуви, без ремней, без оружия, и вообще, в данный момент перед ним стояли не защитники страны, не солдаты и не мужественные люди, а какие–то мокрые курицы. Уже почти у самого берега баркас не выдержал, перевернулся, и беглецам пришлось добираться до мелководья вплавь. Теперь вода стекала по мокрой одежде в придорожную пыль, и под каждым из пленников образовалась небольшая лужица. Несмотря на трагизм ситуации, было что–то комическое в их облике.

 - Ну, что скажете, лишенцы! Обделались? Как же вы в плен–то попались?

 Вероятно, самый старший по званию с обидой в голосе произнёс:

 - Вам тут хорошо за рекой рассуждать, а окажись вы на той стороне, ещё неизвестно, как бы себя повели…

 - Каждый находится на том месте, на котором и должен находиться! Ишь, говорун! Вы, собственно, кто такой? Вот я подполковник Озоруев! И я полчаса назад спас вас от неминуемой гибели, от массового расстрела! Ну, докладывайте, представьтесь.

 Обидчивый вытянулся в струнку и отрапортовал:

 - Начальник штаба отдельного авиационного батальона связи и радиотехнического обеспечения майор Черкасец. А это мои подчинённые и солдаты других тыловых частей, да ещё несколько гражданских лиц. Мы взяты в плен при попытке вырваться из окружения.

 -Почему не оборонялись?

 - Как? Из оружия только у меня и был пистолет! И тот без патронов.

 Озоруев поморщился: ему уже надоел весь этот бардак и балаган. Подобное разгильдяйство он уже видел в старом кино о начале Великой Отечественной.

 - Считайте, что вам повезло! Теперь у вас будет и оружие, и боеприпасы. Эй, Дормидонтенко! Выдать новым бойцам батальона автоматы и патроны! С этой минуты вы поступаете в моё подчинение и становитесь бойцами первого батальона сто восьмого пулеметно- артиллерийского полка! Возражений нет?

 Озоруев всматривался в глаза и лица спасенных и размышлял: если хоть один подаст голос протеста, вероятнее всего, загалдят все сразу, и начнется базар. Босые бойцы нервно переминались, стоя в лужах, но никто не рискнул вставить свое слово.

 - Тогда запомните! Отныне вы бойцы первой пулеметной роты! Черкасец, назначаю вас командиром роты. Оправдаете доверие — восстановлю в должности! И намотайте себе на ус: каждого, кто посмеет не подчиниться приказу, отдам под трибунал. У меня в обозе особист: он и следователь, и судья, и исполнитель приговора! А теперь по машинам!

 Бойцы забрались на БТР и в кузова машин. В тесноте, да не в обиде.

 - Гражданские, ко мне! Вы кто?

 - Мы беглые из лагеря, политические. Зэка, практически пожизненники! Охрана лагеря смылась, а мы пошли домой. Но, не доходя трех километров до реки, нас взяли в плен: побили, обобрали, вероятно, повели топить…

 - Обобрали? Что с вас взять, миллионеры…

 - Часы, обувь, бушлаты… — начал перечислять заключенный с внешностью интеллигента в третьем поколении. А другой, седовласый, с едкой усмешкой резко одернул его:

 - Ладно тебе, Миша, о часах вспоминать, бес с ними.

 Озоруеву показалось, что он где–то их видел. Седовласый уверенно обратился к Максиму:

 - Ошибаетесь. Мы, дорогой спаситель, не миллионеры, а бывшие миллиардеры. Вы нас арестуете и вернете в лагерь?

 Озоруев присмотрелся к ним и узнал в побитых жизнью немолодых людях, стойких и упрямых политических и экономических сидельцев.

 - Как звать?

 - Михаил Борисович! — с вызовом заявил чернявый мужчина и поправил очки на переносице.

 - Не дрейфить! Я вовсе не собираюсь никого этапировать в лагерь, лучше дам каждому по автомату. Идет, штрафники?

 - Идет! — дружно ответили зэки.

 Откуда–то сбоку к комбату подскочил Неумывакин и прошипел:

 - Беглых надо бы расстрелять! Это государственные преступники! Личные враги ваших президентов!

 - А мне плевать! — ухмыльнулся Озоруев. — Тут я царь и Бог! Где Президент и где мы? Он в тылу, а мы на передовой, и тут каждый штык на счету. Вот пусть он лично приезжает разобраться со своими врагами…

 Особист сердито засопел.

 - Успокойся, Неумывакин. Ты лучше займись поисками настоящих диверсантов!

 

 Вскоре колонна достигла указанного в приказе района обороны. Вполне естественно, что войск в районе, как таковых, не было, и это был минус, но был и плюс: противник тоже отсутствовал. Комбат дал команду «стоп» и осмотрел в бинокль подготовленные позиции обороны. Передний край представлял собой пятикилометровую, наспех отрытую канаву с несколькими пупочками в виде пулеметных гнезд и четырьмя блиндажами, да еще с четырьмя полукапонирами с зачехлёнными орудиями. Ящики для снарядов валялись позади капониров, брошенные в страшном беспорядке. На первый взгляд казалось, что здесь никого нет. Но возле одного из орудий стоял сооруженный из веток небольшой шалаш. В шалаше явно кто–то был, потому что из укрытия торчали чьи–то худые, грязные ноги.

 Заслышав рёв приближающейся техники, тело в шалаше начало шевелиться, а ноги перевернулись пятками вверх. Затем тело стало энергично выползать из укрытия, высоко приподняв тощий зад. Вскоре стало понятно, что это тщедушный солдатик, узкоглазый и широколицый, видимо, из аборигенов. Солдат был ростом едва выше полутора метров. В руках он держал карабин с примкнутым штыком. Солдатик торопливо нахлобучил на голову кепку, подтянул ремень, и пока Озоруев шёл к шалашу, тот успел даже намотать портянки и обуть сапоги. Затем заспанный вояка внезапно поднял ствол карабина, направил его в грудь комбата и подал голос:

 - Стой! Назад! Обойди ф право! Или ф лево! Иначе стрелять пуду!

 Максим даже обрадовался такому служебному рвению часового. Хоть один солдат несёт службу!

 - Эй, бадмаха! Ты ошалел? Не видишь, что перед тобой стоит сам командир батальона?

 - Наверное, стой! Однако буду стрелять! Иди назад и будет тебе хорошо, забодай тебя комар!

 Черкасец подскочил к Озоруеву и потянул его за рукав назад.

 - Товарищ подполковник! Христом–богом прошу вас по–хорошему, не связывайтесь с этим сыном степей! Я их хорошо изучил. Раз говорит, что застрелит — значит застрелит…

 Максим покачал головой и хмыкнул. Перспектива околеть в бурято–монгольских степях, пав от руки недотепы–часового, его совершенно не устраивала. А как быть? Вот они — блиндажи и окопы, вот укрытия, а тут какая–то бестолочь под ногами мешается и не подпускает. Что делать?

 - Команда для всех — спешиться! Занять оборону, ложись!

 Уставшие бойцы, громко матерясь, горохом посыпали с машин на пыльную обочину и упали в придорожную канаву.

 - Шмуклер! К пулемету!

 Дождавшись, пока Изя занял место у станкового пулемёта и повернул башенку БТР, наведя ствол на военного маломерка, Озоруев возобновил переговоры.

 - Боец! Даю тебе десять секунд, чтобы сдаться. Шмуклер, а ну–ка пальни короткой по шалашу!

 Шмуклер выпустил очередь из КПВТ, и шалаш рассыпался.

 - Командыр! Скажи парол!

 - Пароль? Пошел ты на х…! Считаю! Семь, восемь, девять… А ну, руки в гору! Живо! Иначе следующая очередь твоя.

 Часовой швырнул карабин себе под ноги и зашагал строевым шагом к комбату, преданно заулыбался и отрапортовал:

 - Пароль верный, начальныка! Рядовой Бадмаев поста сдал!

 - Подполковник Озоруев пост принял! Пароль был «пошел на…»?

 - Так точно!

 - Молодец, солдат, хорошо службу справляешь! А теперь подними карабин и докладывай, что ты охраняешь?

 Солдатик повесил карабин на плечо, щёлкнул каблуками, чётко и как мог внятно доложил:

 - Пушка железыныя четыре штука, сныряды мынога, даже без счету, патрон тыма, проволока намотанная на палка оченна далеко тянетыса, траншей так называемый окоп — тоже оченна дылинный! Шалаш мой адын. — Служивый оглянулся и с грустью продолжил: — ты его чичас развалил. Ещё несколько узкий нора и кухыня! Сабак был, однако совсем голодный, теперь убежал! Доклад акончин.

 - Как твое имя, военный? Фамилия?

 - Молонжон Моканов.

 - Понятно! Молодец, Молонжон! Свободен, иди отдыхай!

 Услышав знакомое слово «отдыхай», боец вернулся к разваленному шалашу, сел на землю, положил карабин в траву, прислонился к ящикам и почти мгновенно задремал.

 

 Глава 10. Сражения местного значения

 

 Президент Матюхин метался по резиденции, наматывая в день по несколько десятков километров, не зная, что ему предпринять для спасения страны. Мысли путались в голове, даже лица советников, помощников, охранников он перестал узнавать. Василий давно уже не понимал, кто из них кто и какие функции выполняет. Ситуация на Востоке никак не могла стабилизироваться, наоборот, день ото дня только ухудшалась. Впору было бежать на собственном самолете в швейцарские Альпы или ещё дальше.

 В кабинет бесшумно вошел один из помощников с почасовой сводкой новостей.

 - Разрешите?

 - Ага! Читай…

 - Противник после длительных и кровопролитных боёв овладел столицей Бурятии — городом…

 - Мля! — простонал президент. — Ну, ты хоть что–нибудь хорошее скажи! Неужели ни одной хорошей новости?!

 - Противник отброшен в двух местах от берега реки Селенга. Уничтожен разведывательный батальон и большая автоколонна противника…

 Президент заметно оживился.

 - Кто командир части этих героев?

 - Некто подполковник Озоруев.

 - Молодчина этот Озоруев! Всех героев немедленно наградить! Приказываю: в течение часа подготовить документы на подпись и об исполнении доложить! Может, ему и очередное звание присвоить?

 Помощник поморщился и протянул лист бумаги.

 - Вот у меня приказ подготовлен с фамилиями, представленных к наградам за мужество и героизм.

 - А чья это фамилия в списке вписана второй после моей?

 - Моя… — скромно потупился канцелярист.

 - Ха, а тебе за что? — удивился президент, приняв свою фамилию в списке героев обороны страны как должное.

 - За то, что не покинул свой пост, не сбежал…

 - А–а–а… Ладно…

 - Какую награду просишь?

 - Орден «За заслуги перед Отечеством» второй степени.

 - Достаточно и третьей! Комбату орден Мужества, всем солдатам — по медали! Озоруева поставить на должность комбрига! Исполняй! Что ещё? Как дела на Кавказе?

 - Хуже некуда…

 - Тогда не будем об этом. Перейдём к обстановке на Урале и в Сибири. Мобильный десант уничтожен?

 - Пока нет! Ловим! Два раза из окружения и засады ускользнули.

 - Медленно ловим! Какие резервы отправлены на Алтайский фронт?

 Помощник потупился и осторожно произнёс:

 - Никаких… Генерал Квашнята из Генштаба просится на доклад.

 - Давай его сюда! А подать нам Квашню…

 - Квашняту, — поправил Президента помощник.

 - Не перебивать! Если я сказал Квашня — значит он будет Квашней! Мои слова надо отливать в граните!

 - Может, лучше отливать в бронзе?

 - Можно и в бронзе, — согласился Президент. — Подать сюда Квашню!

 Помощник ответил «Слушаюсь» и тенью выскользнул из кабинета.

 В кабинет, чеканя шаг, вошел трёхзвёздный генерал с адъютантом и каким–то штатским.

 - Докладывайте, генерал! Какие резервы мы можем перебросить на Восточный фронт?

 - Никаких, мой президент! Едва мы направим в Сибирь хоть один корпус, как тотчас откроется Прибалтийский, а возможно, Украинский и Белорусские фронта. Или, например, Финский театр военных действий! Нам это нужно?

 - Нет!

 - Вот и мнение Генштаба аналогичное. А Кавказ? Чем сдерживать горцев? У нас там всего три бригады. Поэтому сибиряки должны будут сражаться сами, покуда у них есть силы.

 Президент подскочил к генералу и угрожающе поднес сжатый кулак к его лицу.

 - Фронт рушится! Враг у Байкала! Какие есть другие предложения и мысли? Где взять резервы?

 От стены отделилось гражданское лицо и спросило:

 - Разрешите сказать?

 - Кто это? — недовольно спросил Президент. — Кто привел? Кто разрешил появляться здесь посторонним?

 - Старший научный сотрудник РАН, института изучения скрытых процессов Земной коры, геофизик Александр Грохольский.

 - Ну и? Что скажешь умного?

 - В районе озера Байкал проходит гигантский тектонический разлом, его ширина может достичь нескольких десятков километров по линии Байкал — Ангара и далее на север. Именно в этом месте, по нашим прогнозам, через несколько сотен тысячелетий или даже миллионов лет, должна произойти глобальная катастрофа — разрыв земных плит. Тектонические процессы приведут к тому, что Дальний Восток отойдет от Сибири и будет разделен широким проливом.

 - И что из этого?

 - Мы можем ускорить процесс… М–м–м, — ученый замялся, — помочь природе… отделить естественной водной преградой Европу и Сибирь от Азии.

 - Так–так…Конкретнее…

 Матюхин быстро забегал по кабинету, нервно потирая руки. Ход мысли ученого ему явно понравился.

 Профессор сыпал научными терминами и цифрами, рисовал на ватмане графики и формулы.

 - Так–так–так! Ну–ну!

 - Необходим ядерный взрыв! Подземный взрыв боеприпаса большой мощности, — пояснил ученый. — Лучше в нескольких местах и сразу нескольких зарядов. Желательно синхронизировать первый удар до секунды, одновременно! Затем повторить серию вдоль разлома с интервалом в пять секунд. Вот еще графики и таблицы…

 - Не утомляй меня подробностями. А ты молодец! Орденом награжу! Тем самым мы сможем утопить всю китайскую армию одномоментно?

 Гражданское лицо слегка побледнело.

 - Вот тут есть проблемка. Любые процессы вмешательства в природу чреваты последующими катастрофами. Мы пока не можем смоделировать ситуацию, вернее сказать, в институте вообще не занимались этими вопросами, поэтому необходимо просчитать вероятные последствия удара. Очевидно, будет большая зона затопления, землетрясения, пожары, обвалы, многочисленные техногенные катастрофы…жертвы…

 - Неважно, даю три дня на моделирование и ко мне с докладом! Всё, что нужно, генерал, этому ученому выделить! Свободны!

 Президент сел за письменный стол, удобно откинулся в кресле, крепко зажмурил глаза. Василий задумался, усталость и напряжение многих дней взяли своё. Впервые за неделю он отключился и сладко уснул.

 

 Максим проводил рекогносцировку и ставил задачи командирам рот. За неделю он сумел сколотить батальон, и теперь у него было три почти полнокровных мотострелковых роты, пулеметная рота, минометная батарея, артиллерийская батарея, танковая рота, зенитная батарея, взвод связи, эскадрон казаков, тыловые подразделения. Почти пятьсот штыков! Этих людей он собирал по округе, выставляя каждый день на дорогах заградительные посты: несколько человек прибились, переплыв через реку, несколько солдат прибыли с предписанием из военкомата - оказались добровольцами! Командирами рот теперь у него были кадровые офицеры, а взводами командовали в основном сержанты. Умница и трудяга Шмуклер так и остался начальником штаба.

 Противник попытался наладить переправу, но разрушенный мост восстановить обороняющиеся не давали. Беспокоящим огнем они каждый день разгоняли китайских сапёров, едва те появлялись на берегу. Потом китайцы начали строить ниже по течению понтонный мост, но эта их затея с треском провалилась: батальон продолжал вести беспокоящий огонь. Враги каждое утро с восходом солнца появлялись на берегу, входили в воду и упрямо пытались переправиться на различных плавсредствах через реку, как будто не верили, что защитники укрепрайона ещё не разбежались. Они удивлялись, недоумевая, почему эти русские не отступают, как другие.

 С раннего утра Максим направлял маневренные группы, конные и на машинах, барражировать по дороге и наблюдать, не попытается ли пехота противника переплыть Селенгу или наладить понтонные мосты где–нибудь ещё. Неделя перестрелок, и враг успокоился или, вернее, как предполагал Озоруев, временно затаился и начал перегруппировку сил.

 - Сотник! Сегодня ты прочесываешь берег в сторону Улан–Удэ, — приказал Максим старшему группы приблудившихся к батальону казаков–добровольцев сотнику Семёнову. Бронегруппа выдвигается до Селендума. Дальше не ходить, монголы в тылу наглеть начинают. Откуда они тут взялись? Или решили, как настоящие мародеры, поживиться всем, что плохо лежит, пока мы с китайцами воюем? Любопытно, а где же войска, расквартированные в Наушках и Кяхте? Мосты взорваны, дороги пусты, неужели армейцы ещё до нашего прихода бежали по лесным тропам в сторону Иркутска? Ничего не понимаю! Раньше тут, лет двадцать тому назад, целая армия стояла! Куда все подевались? Хоть бы какую–то связь наладить с нашими…

 - Командир, ну ты сказанул — двадцать лет назад. Я в те годы под стол пешком ходил, ты ещё царские времена припомни, — усмехнулся Семёнов, — армию сократили и кастрировали давным- давно! Остались одни рожки да ножки…

 К блиндажу подбежал запыхавшийся вестовой.

 - Командир! По связи сообщили: к нам летит вертолёт! Начальство!

 Озоруев недовольно сморщил нос и выругался.

 - Только их мне и не хватало, начальничков!

 Сотник прищурил глаз и предложил:

 - Господин подполковник! Может, сбить его к чёртовой матери?

 Максим погрозил сотнику кулаком.

 - Семёнов, брось анархию разводить! Ладно, если генерал разобьется, а пилоты чем перед нами виноваты?

 - Точно! — треснул себя нагайкой по лбу сотник. — Про летунов–то я и не подумал.

 - Вот так, приходится за вас всех думать! — с укором сказал комбат. — Седлай коней и долой с моих глаз. Из–за тебя и твоих ряженых казачков получим наверняка взбучку.

 Семёнов сорвался с места, и через минуту казачий дозор, разделившись на две группы, ускакал.

 Максим отдал еще несколько распоряжений, и мобильные подразделения исчезли из района обороны. Среди оставшихся в лагере солдат комбат быстро распределил обязанности: одни занялись хозяйственными делами, другие — инженерными работами. Главное — чтобы начальству на глаза не попадались праздношатающиеся. Начальники этого страсть как не любят! Вскоре в небе появилась черная точка, которая быстро приближалась, увеличиваясь в размерах, и послышался стрекочущий звук. Не прошло и пяти минут, как винтокрылая «стрекоза» зависла над большой поляной позади техники и тут же приземлилась. Борттехник выкинул трап и по нему вместе со свитой на землю спустился тучный генерал в полевой форме. Снизошел…

 - Командир батальона Гусиноозерного укрепрайона подполковник Озоруев.

 - Вольно, полковник…

 - Виноват, товарищ генерал, но я только недавно стал подполковником.

 - Сказано тебе: полковник! Приказом министра наступления тебе сегодня присвоено внеочередное звание, и ты назначен командовать, всей бригадой, если соберешь её под свое начало. Вот коробка с наградами особо отличившимся подчиненным! Писарь и порученец, идите в штаб, пусть начштаба продиктует, кого и чем наградить, живо садись и заполняй орденские книжки. На писанину вам пятнадцать минут!

 Озоруев кивнул головой Шмуклеру и тот почти бегом повел лейтенанта и миловидную девушку–сержанта к штабному автомобилю.

 - Я генерал–полковник Сиволап Всеволод Васильевич! Слыхал о таком? Заместитель начальника Генерального штаба и командующий Восточной Ставкой.

 - Никак нет, не слышал!

 - Понятно… — раздраженно отозвался генерал. — Не знал — так теперь знаешь. Поздравляю, полковник, со званием и наградами! Указом Президента ты награжден орденом Мужества и орденом «За заслуги перед Отечеством» третьей степени!

 - Служу Отечеству!

 - И Президенту! Понятно?

 Озоруев эту реплику пропустил мимо ушей, а генерал, заметив его показную оппозиционность, недовольно хмыкнул, но всё равно привинтил ордена к гимнастерке.

 - Наливай!

 - С радостью, да нечего, — развел руками Максим. — Нет никакого фронтового доппайка! Самому обидно!

 - Огорчаешь. Ну, тогда выпьем моё, — обиделся генерал–полковник и вынул одну металлическую фляжку из–за пазухи, а другую — из бокового кармана. Затем, словно профессиональный фокусник, извлёк непонятно из каких потаённых мест своего обмундирования плитку шоколада и лимон. — Даю в долг! Угощаю. Коньяк пьёшь?

 - Конечно, пью… — пожал плечами Максим. — «Курвуазье»?

 - Какое там к чёрту курвазьё…! Скажешь тоже…Простой армянский, даже не выдержанный, — огорчился генерал от нахлынувших воспоминаний о столичной жизни. — Как у тебя дела? Кто соседи на флангах?

 Озоруев, смакуя любимый коньяк, показавшийся после опостылевшего самогона самым изысканным напитком на свете, неторопливо выпил полстакана и занюхал шоколадкой. Затем Макс раскусил пополам лимон и стал его жевать.

 Генерал хмыкнул и последовал примеру комбата, взяв у него вторую половину лимона.

 - Полковник, пойми, вся надежда на тебя! Стоять насмерть и ни шагу назад! Ты подаешь пример всей армии. Впервые за три месяца армия не бежит! Вот и казаки–ополченцы под Улан- Удэ, воодушевленные твоими действиями, тоже держатся зубами за берег. А Родина тебя, комбат, не забудет и вознаградит по заслугам! Весь Прибайкальский фронт, можно сказать, держится на твоем патриотизме! А Северобайкальский фронт отступает вдоль БАМа и никак не может закрепиться нигде. Там нет ни одного стойкого батальона, бегут — и всё тут. А вот ты молодец, дал китаезам по сусалам–мусалам!

 - Нам бы снабжение наладить, — прервал пафосную речь генерала Озоруев. — Горючее, продовольствие, боеприпасы. Сколько можно воевать отбитым в бою оружием?

 - Наладим, будь уверен! Завтра же отправлю к тебе тыловую колонну.

 Генерал с интересом оглядывал командирский блиндаж, в котором на стенах висело оружие. Озоруев, видя некоторую нерешительность начальства в плане продолжения банкета, преодолев секундное замешательство, взял из рук генерала фляжку и разлил остатки коньяка в стаканы. Высокопоставленный гость усмехнулся нахальству новоиспеченного полковника и поднял свой стакан.

 - Ну, что, молодой комбриг, за победу!

 - Будем здоровы! — вновь уклонился от патриотического тоста Озоруев.

 Выпили, покряхтели, закусили одной на двоих шоколадкой.

 - Говори, какие ещё просьбы?

 - Просьба только одна — если вдруг, случайно мимо нас будет пролетать самолет на Австралию, пусть сделает посадку на пять минут! У меня билет с открытой датой до Новой Зеландии. Хочу, чтоб он не пропал…

 Генерал громко расхохотался и хлопнул Максима по плечу огромной, как лопата, ладонью.

 - Юмор! Понимаю! Вот это ты сказанул! Хочу! Гы–гы! В Австралию, говоришь, самолетом!!! Сейчас даже комары в воздухе не летают! Я еле–еле эту чудом уцелевшую вертушку нашел, а ты авиалайнер хочешь! Мы друг у дружки все летательные аппараты посбивали! Забудь про самолет! Воздушные объекты крупнее утки или гуся немедленно сбиваются! Мы из тебя героя лепим, а он за кордон намыливается! Ну, ты и гусь лапчатый!

 - Это я заметил: странная тишина в небе! Поначалу было удивительно, что нас не бомбят! Теперь понятно, почему.

 Генерал радостно закивал головой.

 - И не будут в ближайшее время. Им просто не на чем летать! ПВО постаралось! Узкоглазые, покупая нашу технику, не подозревали, что в наших военпредовских структурах есть светлые и предусмотрительные головы. Один молодой инженер на свой страх и риск установил на продаваемой технике свою новую разработку, и как только самолет противника пересекал границу, этот датчик включался и оповещал о местонахождении самолета, буквально кричал: «Сбей меня!». Вот мы их и пощелкали в первый день.

 - А где наши «соколы»?

 - Эх, наши «соколы»… все «соколики» сожжены на аэродромах или тоже сбиты ПВО противника. Какой–то замаскированный гад, но уже из нашего министерства промышленности продал китайцам секретную систему раннего обнаружения и вот результат: воздух чист от любой авиации…

 - А на танки и БМП, случаем, не поставили такие датчики?

 Генерал Сиволап весело погрозил комбату пальцем:

 - Ты предлагаешь разведке за тебя всю работу сделать? На танки не поставили, инженер не имел контактов с танкостроителями. Ну, да ладно, герой, ты и так справишься с этим делом! И вот что еще… Я тебе, Озоруев, оставлю чемоданчик с телефоном — это тропосферная связь, короче говоря, будем с тобой контактировать через космос. Много не болтай, аккумулятора на дежурном приеме хватит на месяц и то не факт. И если ты получишь какой–нибудь дурацкий приказ от кого–либо, то прежде чем выполнять — позвони и уточни у меня! Ясно?

 - Так точно, понял!

 Генерал запьянел, его развезло, и он начал молоть всякую чушь о реванше, о победоносном контрнаступлении, о партизанской войне. Озоруева лозунги не интересовали, его волновала конкретика и, желательно, правдивая.

 - Что за банды бродят по нашим тылам? Мародеры и дезертиры?

 Генерал тупо и пьяно уставился на комбата, затем напрягся, собрал мысли в кучу и сам ответил:

 - Да, это дезертиры шалят, но они уже не банды — это так называемая повстанческая Ордынская армия независимости. Или самостийности. Я в здешних наречиях не силён. Местные князьки надеются обрести независимость и получить иностранные кредиты в валюте, желают торговать сырьем самостоятельно и денежки в Швейцарии прятать. Конные и пешие посты ордынцев останавливают транспорт, проводят реквизиции. Практически «пятая колонна»! И так до самой Слюдянки…

 - Как я понимаю, на помощь Ставки нет никакой надежды?

 - С воздуха, сам понимаешь, нет, и доставка по реке — утопия! Утопят помощь артиллерией. — Произнеся этот каламбур, генерал заразительно заржал, и вскоре оба собутыльника громко смеялись.

 - Без подвоза я долго не продержусь, боеприпасов не густо, — начал жаловаться Озоруев. — Продовольствия максимум на три дня, топлива на один маленький бой. Только с водой пока нет проблем: та, что из реки, идет на хозяйственные нужды и мытье, а чистой пресной запасаемся из колодцев. Но без боеприпасов и жратвы не продержаться! Одним героизмом и самопожертвованием войну не выиграть.

 - Тебе сколько лет, сынок? — по–отечески спросил генерал.

 - Пятьдесят пять…

 Улыбка на лице седовласого генерала искривилась, превратилась в гримасу боли, затем в оскал, а потом и вовсе исчезла. Лицо землистого цвета, испещренное глубокими морщинами побагровело. Внезапно генерал матюгнулся и высказался с восхищением:

 - Ну, ты, брат, даешь! Выглядишь на сорок! А мне вот тоже почти пятьдесят пять! — рявкнул генерал. — Я–то думал, тебе в отцы гожусь или в старшие братья! А оно вона как оборачивается! Значит, помирать на чужбине собрался, убечь отсель? Да? В теплых краях отсидеться? Нет, придётся погодить! Надо, брат, за Родину чуток постоять, а ужо потом лети на все четыре стороны!

 - Можно и постоять, можно и полежать…в окопе — недолго, но не в могилке… — отозвался Максим. — Так что с помощью? Подвоз будет, Всеволод Васильевич?

 - Постараемся помочь! Даю слово! Прощай, комбат, и держи радиотелефон на дежурном приёме! Даст Бог — ещё свидимся! — С этими словами генерал встал, одернул китель, окликнул своих спутников и быстро–быстро вместе с симпатюлей из свиты и штабным щёголем забрался в вертушку. Сделав своё дело, наградной десант убыл восвояси…

 

 Глава 11. Десантная операция противника

 

 Три дня после встречи с полусумасшедшим ученым Президент пребывал, словно в горячке: он метался по коридорам ставки, машинально открывал и закрывал двери шкафов, бесцельно заглядывал в пустые кабинеты, шарил по ящикам письменных столов. Энергично перемещаясь искрометным метеором по зданию, он постоянно обдумывал сверлящую мозг мысль: как претворить в жизнь научную гипотезу о Прибайкальском георазломе, как бы разломить страну и отделить то, что еще можно спасти от нашествия восточного неприятеля, удалить от здорового тела метастазы. Правда, эти метастазы пошли уже повсюду: взрывоопасные кавказские республики, мятежные северные народы, бунтующие нефтедобывающие провинции…

 Наконец, Матюхин решился на какие–то действия и собрал совещание. На «тайную вечерю» прибыли всё те же лица.

 - Министр наступления, докладывайте оперативную обстановку! — отрывисто скомандовал «вождь» нации.

 Бледный генерал медленно попытался подняться со своего стула на дрожащие ноги, но колени подогнулись, и он шмякнулся обратно на сиденье не в силах стоять.

 - Ладно, без церемоний, можно сидя… — буркнул Василий.

 - Обстановка на фронтах сохраняется крайне сложной и напряженной. Сегодня утром пали и Новый Уренгой, и Тында, увы, Дальневосточного фронта больше нет…

 Президент вскинул бровки домиком и всплеснул руками.

 - Ты белены объелся! Где Уренгой и где фронт! Нечего сказать, хорош географ! Ты, наверное, хотел сказать Новый Ургал? Ай, да министр наступления! Просрал целый фронт, горе- полководец! Пошел вон! Снимай погоны и пиши рапорт об отставке.

 Министр встал из–за стола и, пошатываясь, побрел на выход, но президент не сдержал эмоций, выскочил из–за стола, догнал несчастного разжалованного министра, развернул его лицом к себе и — хрясь! сам сорвал с плеч погоны. Сукно лопнуло, материя треснула по швам и вместе с погонами из кителя вырвались куски ткани, а на плечах остались болтаться нитки и кусочки, как говорится, рванул вместе с мясом.

 - Теперь шагай отседова! Трус, ничтожество, пораженец! Ты предатель! Эй, служба безопасности, ко мне! За этот позорный провал кто–то должен ответить! Мы обязаны показать народу, кто виновен в военной катастрофе! Арестовать этого негодяя, а заодно с ним и начальника Генерального штаба. Быстренько обоих допросить, получить необходимое признание и сегодня же расстрелять. Два полковника подхватили под руки разжалованного и уволокли прочь.

 - Слушаюсь, мой президент! Будет исполнено! — взвизгнул начальник спецслужбы и прытко выскочил из кабинета, потирая руки от удовольствия, он искренне радовался падению недавнего фаворита.

 - Теперь ты докладывай! — впился Матюхин немигающим змеиным взглядом в лицо ученого. — Говори, умник, получится разверзнуть землю под ногами оккупантов или нет? Не молчи!

 Геофизик вытер о носовой платочек разом вспотевшие ладони, затем промокнул мокрый лоб и приступил к докладу:

 - Господин президент, вот что я хочу вам сказать: получиться–то получится, но последствия этого эксперимента могут оказаться, страшно даже предположить насколько, катастрофическими, и не только для прибрежных городов и поселков, но и для страны в целом, а, возможно, даже и в масштабе планеты. Мы пытаемся произвести компьютерное моделирование, но оно не отражает реальной и полной картины. Примерная погрешность - процентов на двадцать или даже тридцать. Плюс–минус.

 Матюхин потеребил мочку левого уха и уточнил:

 - Сколько дней вам понадобится, для того чтобы вы узнали более точные последствия?

 Профессор снял с переносицы очки, задумчиво протер их и, пожевав нервно губы, ответил осторожно:

 - Месяц, возможно, два…

 - Три дня! Слышите? Даю ещё ровно три дня! Время пошло! Мы тратим огромные деньги на науку, а они ни черта не могут сделать полезного!

 Ученый всплеснул руками, схватился за голову, издал громкий стон и в панике выбежал из кабинета…

 

 На рассвете китайцы пошли в атаку на позиции батальона или уже бригады Озоруева. Вот уж действительно, не зря в народе говорят: много, как китайцев. Людские волны пехотинцев одна за другой приближались к реке, они быстро прыгали в воду и довольно шустро и умело плыли к противоположному берегу. Вестовой ворвался в командирскую землянку с громким воплем «Тревога!» и разбудил Максима. Машинально взглянув на наручные часы, он отметил оперативное время — без пятнадцати шесть.

 В следующие пять минут район обороны ощетинился стволами автоматов, винтовок, пулемётов и миномётов. Бойцы ждали команды, а комбат внимательно всматривался в противоположную береговую линию и прикидывал, сколько примерно полков уже вошло в реку и сколько ещё войдет. Выходило — наступает не меньше дивизии. Казалось, надвигается военная катастрофа, такую силищу, если она сумеет успешно переправиться, одним неполноценным батальоном никак не сдержать.

 - Орудия к бою! — скомандовал он артиллеристам. — Осколочными, по противоположному берегу, огонь!

 Батарея пушек и батарея миномётов сделали первый залп, внеся сумятицу в ряды столпившихся и приготовившихся форсировать реку оккупантов, скашивая людей десятками и сотнями. Второй залп снарядов, разорвавшийся в самой гуще резерва, посеял панику, и толпа азиатов–ополченцев кинулась назад, прочь от берега, подальше от ураганного огня, пытаясь найти спасение в тылу. Регулярные части продержались чуть дольше, постреляли для порядка, но не выдержали и отступили. У Озоруева был резерв — танкисты–огнеметчики, и эти ребята тоже славно поработали, поджаривая спускающихся к реке интервентов огненными залпами. Полчаса интенсивной стрельбы и огня сделали своё «черное» дело. Противоположный берег был полностью очищен от маршевых колонн неприятеля, и лишь сотни раненых и убитых лежали, медленно умирая. Озоруев видел в бинокль окровавленные и изуродованные азиаты корчились на песке.

 Для обороняющихся наступила лишь короткая передышка, ведь не менее двух полков переправлялись вплавь, держа в руках над головами оружие. Солдаты начали стрелять прицельнее, враг был близок. Снайперский огонь сеял неминуемую смерть, пулеметы и автоматы защелкали одиночными меткими выстрелами. Полное уничтожение вражеского десанта спасло быстрое течение, так как полноводная река сносила солдат влево, в сторону Байкала, но и там им не было спасения, потому что песчаный плес накануне был тщательно заминирован саперами, и вот на это густое минное поле сносило роты противника. Часть пловцов повернула назад, и они нашли спасение на противоположном берегу Селенги в зарослях кустарника. Но только малая часть.

 - Танкист! Помоги товарищам китайцам освоиться на минном поле. Придаю тебе в помощь казачью полусотню…

 Сторожевая казачья застава с лихим гиканьем и молодецким посвистом спешно ускакала усмирять неприятеля, ревущие и чадящие тяжелые танки хоть и торопились, но не поспевали за всадниками.

 - Боевые слоны пущены в бой, мой повелитель! — произнес с пафосом Шмуклер. — Сейчас мы обратим в бегство оставшиеся дезорганизованные толпы неприятеля!

 - Какие у нас потери?

 - Пятеро убитых и восемнадцать раненых.

 Озоруев вытер пот со лба, а потом, вынув из внутреннего кармана фляжку с водкой, сделал глубокий глоток, крякнул и занюхал рукавом.

 - Пиррова победа, мой друг! Хорошо, что основные силы запаниковали и побежали назад. Опоздай мы чуть–чуть с подъёмом, и было бы поздно! Молодцы часовые, не проспали неприятеля! Вот что значит строгая воинская дисциплина и правильная организация караульной службы! Однако повторюсь, брат — это Пиррова победа. Сколько ещё нахлынет таких многотысячных людских волн азиатов, а сколько нас? Теряя на сотню убитых врагов одного своего солдата, мы продержимся, дай бог, неделю…

 

 Почти час казаки развлекались, выискивая и добивая выбравшихся на правый берег солдат противника, чудом уцелевших на густых минных полях. Закрепиться на этом берегу не удалось ни одной роте. Враг был рассеян, расстрелян, а кто успел уйти подальше от берега, порублен шашками. Разведдозор проскакал пять километров вниз по течению и воротился с докладом об уничтожении последнего диверсанта.

 Сотник Семёнов, соскочив с взмыленного коня, откозырял комбату и хриплым голосом доложил:

 - Приказ выполнен! Уси поганые злодии уничтожены. Урядник Никита взял одного в плен, вон он лежит, перекинутый через коня, связанный по рукам и ногам. Будете допрашивать или зараз эту заразу в расход пустить?

 - Спасибо, казаки! Конечно, ведите пленника сюда! А иначе, зачем же вы его ловили и везли?

 Молоденький казачок подвел к командирам раздетого догола узкоглазого пленника, подталкивая его в обнаженную спину прикладом карабина.

 - Дружище! А где одежда военнопленного? Что с ней стало?

 - Он таким на берег выбрался, — не моргнув глазом, соврал юнец. По всему видно, что уряднику приглянулась форма пленника. — Товарищ комбат, а может, он нудист?

 Китаец что–то быстро лопотал, но что именно, толком не разобрать.

 - Ду ю спик инглиш? — начал допрос полиглот Шмуклер с нелепого вопроса на английском языке, и, не получив ответа, продолжил:

 - Парле ву Франсе? Абла эль эспаньоль? Шпрехен зи дойч? Идиш?

 Испуганный и продрогший китаец только трясся и на вопросы начальника штаба отрицательно мотал головой.

 - Ты и по–русски, сволота, не кумекаешь? Може, от страха онемел? — рявкнул урядник и огрел пленника по спине нагайкой.

 Китаец упал лицом в песок и взвыл, корчась и потирая ушибленное место.

 - Им не вояка, нам не язык, — развел руками Изя. — Товарищ комбат, ну как с ним разговаривать? Я все ходовые международные языки опросил, а он молчит.

 - А по–китайски?

 - Китайский я осилил только в нескольких словах.

 - Так спроси, как умеешь.

 - Нихао солдат… — произнес Изя.

 Пленник, поднятый казачком за тонкую шею на ноги, радостно пискнул в ответ:

 - Нихао!

 - О! Видите: он разговорчивый и вовсе не бессловесная тварь! — улыбнулся казак. — Даже на контакт готов идти…

 - А если толмача позвать? — спросил лениво сотник.

 - Семёнов, у тебя есть переводчик? — удивился Озоруев. — И ты молчишь! Мы тут битых полчаса бьемся, понимаешь ли, время драгоценное теряем, а он ещё спрашивает! Откуда у тебя грамотей–переводчик?

 Сотник презрительно сморщился.

 - Да какое там грамотей. Так, спекулянтишка мелкий, часто ездил в Маньчжурию за товарами, вроде бы, что–то понимает.

 Прибывший для допроса переводчик потолковал с пленником пять минут, с трудом разобрал, что этот китаеза из южной провинции, и его диалект ему малопонятен, разобрал только номер частии что наступавшая на батальон дивизия ополчения входит в состав пехотного корпуса народного ополчения.

 - Вау! Да перед нами целый корпус! — воскликнул Озоруев и даже присвистнул от удивления. Узнав то, что требовалось узнать, комбат велел увести пленника и посадить в яму.

 - Вот незадача! Выходит сегодняшний бой — это утренняя забава? Лишь разминка?! — задумчиво пробормотал Шмуклер и почесал затылок.

 Максим обвел тяжелым взглядом своих помощников и спросил, не обращаясь к кому–то конкретно:

 - Теперь понятно, какая армада на нас идет? Я так думаю: завтра они попрут с новой силой! Приказываю: всему личному составу чистить оружие, треть отправить на посты, одной трети отдыхать, остальным солдатам заниматься фортификационными работами! За дело!

 Вернувшись в землянку, комбат взял чемоданчик с телефоном и вышел на связь. Трубка пискнула вызовом, и на том конце после пары гудков ответили. Коротко доложив генералу о сражении, Озоруев поинтересовался, будет ли обещанная батальону помощь.

 - Молодец, комбат, здорово воюешь! Держись! Тыловая колонна к вам давно вышла, да и тебе лично в машине персональный подарочек едет! — загадочно произнес Сиволап и завершил разговор.

 Отключив телефон, Максим вышел из землянки, устало вздыхая, лег на бруствер и, подложив кулак под голову, стал смотреть в ясное голубое небо. Что он там увидел особенного? Да ничего нового: по нему как обычно спокойно плыли небольшие белоснежные облака, яркое солнце медленно поднималось к зениту, птички весело порхали и резвились, и казалось, не было никакой войны, и все происходящее приснилось Максиму в самом дурном сне. И, правда, разве это справедливо, чтобы существовал такой покой в природе, если в это же время люди вокруг стреляют, взрывают, убивают? Почему одним божьим творениям сейчас покой и райская идиллия, а другим адский апокалипсис? Руки даже к автомату потянулись, чтоб пальнуть от злости в небо, но Озоруев сдержался. Может быть, нам за то наказание и кара, что самые разумные твари божьи сами чудят и себе вредят? Эх, в окружающем мире мнимый, видимый покой, и на самом деле в это время люди, венец творения, беспощадно убивают друг друга. Но если человек — это лучшее создание природы, тогда зачем же люди так яростно уничтожают себе подобных всеми силами и средствами? Почему? Ведь тогда выходит, что люди хуже животных, потому что животные убивают обычно для пропитания и то не своих, либо в борьбе за красивую самку, а никак не для удовольствия! Хотя, если быть к животным критичнее, то надо признать, группы хищников тоже борются и бьются насмерть с соседями за территорию: львы, тигры, волки… Н–да, неприятно осознавать себя хищником, подобным волку или шакалу…

 Вдали послышался лязг гусениц — это вернулись два танка из карательной экспедиции по уничтожению остатков десанта противника. Лейтенант танкист прибыл на командный пункт и доложил о результатах боя:

 - Собраны трофеи: около семидесяти ручных пулемётов, более трехсот автоматов и карабинов. Патроны мы засыпали в ящики, но они сырые, желательно быстрее расстрелять, чтоб не заржавели и не пропали.

 - Раздай россыпь на позиции, скажи, чтоб впредь вели огонь китайским оружием и расстреливали трофейные патроны, — согласился Озоруев. — Ну? Чего мнешься?

 - Топливо на исходе. Эти танки уже обсохли, а у второй пары танков соляры в баках на один такой рейд.

 Озоруев поморщился. Ну, где же обещанный обоз? Без крепкого тыла какая может быть война? А тут, не то, что крепкого тыла нет, вообще нет тыла никакого…

 - Ладно, ступай, не ворчи! Генерал обещал помочь, заверил, что тыловая колонна вышла, а наше дело — воевать и ждать поддержки.

 - Говорите, наше дело — воевать? — огрызнулся лейтенант. — А вот чем воевать? Я встану на прикол, а этот негодяй особист сразу дело шить начнет, под трибунал отдаст, под расстрел подведёт…

 - Забудь! Не начнет. А разве он опять кому–то угрожал? — сурово спросил Озоруев. — Я все время забываю про Неумывакина, если он не путается под ногами. Надо бы о нем распорядиться… Поставлю–ка я его, наверное, в строй, взводом командовать, нечего доносы писать днями и ночами!

 

 Глава 12. Последний обоз

 

 После напряженной, бессонной ночи Президент сильно проголодался и, едва продрав глаза, потребовал подать завтрак. Хмурый камердинер, в звании как минимум майора службы охраны, гулко протопал сапогами по кабинету.

 - Неужели нельзя тише? Почему ходишь в сапогах, а не в туфлях? — возмутился президент.

 - Вы сами нас перевели на казарменное положение и велели переобуться в полевую форму, — ответил прислужник, накрывая на стол.

 Василий поморщился, но промолчал, но каково же было его удивление, когда, откинув с подноса хрустящую накрахмаленную салфетку, он не увидел почти ничего съедобного: черствая разрезанная пополам булочка, сливочное маслице в пластиковой тридцатиграммовой упаковке, откупоренная металлическая баночка красной икры, поллитровая бутылочка с армянским коньяком… И всё… Всё?

 - Не понял! А где творог? Где диетическое яйцо сваренное всмятку? Где ветчина? Где салат и морепродукты?

 - Виноват, больше ничего! Склады резиденции пустые!

 - Что? Как так? Не понял! И почему икра в жестяной банке?

 - Во избежание обвинений в краже свежих продуктов, икра подается теперь только баночная, и той осталось не больше коробки…

 - А что на кухне ещё из еды имеется?

 - Каша гречневая и рисовая в пачках, горох рассыпной, банки маринованных огурцов и помидоров, маринованные мидии, пара ящиков водки, коньяка коробка…

 Матюхин с силой ударил кулаком по столу так, что приборы звякнули стеклом о железо, подскочив на подносе.

 - Бардак! Доложи, в чем дело! Я Президент или кто? Для чего мне было тогда становиться главным боссом? Чтобы голодать вместе с народом?

 - Не могу знать, где продукты! Что мне выдали начальник склада и шеф–повар, то и несу…

 - Живо обоих ко мне! Это что же такое творится! Голодомор решили устроить?! И кому? Мне! Президенту великой страны!

 Вскоре на зов прибыли запыхавшиеся и вспотевшие, мордатые, откормленные до размеров бочонков, пронырливые и льстивые тыловики.

 - Где еда? — спросил Василий, неласково улыбаясь своей холодной змеиной улыбкой. — Как может Президент воевать на голодный желудок?

 - Еды больше нет, — потерянным голосом ответил главный кладовщик. — Съели.

 - Кто? — коротко, с металлом в голосе спросил Матюхин.

 - Члены совета безопасности и охрана. Вы же сами велели дать банкет по поводу нашего контрнаступления на Селенге.

 - Так пополните запасы…

 - Москва пуста, и область тоже: едва началась война, как обслуга все запасы растащила. Это же Россия, а в ней как обычно — воруют. Теперь хоть продотряды в провинцию посылай!

 - Так посылайте немедленно! А почему именно продотряды?

 - Потому что за наличные, по безналу и по госзаказу не отовариться! Принимают только бартер. Ну а какой у нас сейчас бартер? Акции, векселя и облигации? Можно лишь заложить башни Кремля…

 - Ну что ж, тогда приказываю объявить продразверстку! Немедленно спустить службам безопасности планы продовольственных заготовок! Действуйте, и не либеральничайте с населением!

 

 К вечеру с тыла, со стороны автопарка, показались клубы пыли. Через полчаса появились очертания колонны автомобилей. Шмуклер взял в руки бинокль и рассмотрел, кто это к ним двигался: подскакивая на ухабах, на всех парах к ним мчались три автоцистерны и три крытых брезентом бортовых «Камаза». Вскоре грязные грузовики затормозили перед импровизированным шлагбаумом, сделанным из двух столбов из ошкуренной сосны и березовой перекладины, ярко–оранжевого цвета. Какая краска была, такой и покрасили…

 - Кто тут будет Озоруев? — спросил безусый солдат–водитель головной машины, высунув голову из кабины.

 - Ну, я буду Озоруев! А в чем дело? — ответил Макс.

 - А чем докажешь? Бумаги покажь! — потребовал молодой нахал. — Документ есть, удостоверяющий личность?

 Максим усмехнулся:

 - Смотри–ка, какой ты строгий! А если бумажек нет? Развернешься и уедешь назад?

 Водитель громко рассмеялся:

 - Я бы уехал, да вот куда на этих колымагах укатишь? Еле–еле к вам добрались. В лесах шастают банды дезертиров, по дорогам бродят повстанцы на мототачанках, в городках и сёлах анархия, местные братки прямо на улицах в открытую прохожих грабят. С трудом сюдой прорвались, но потеряли две трети колонны…

 - Чем богаты? — спросил комбат, ласково обнимая солдата за плечи.

 Водитель был крайне измучен тяжелой дорогой: красные воспаленные глаза, обветренные потрескавшиеся губы, лицо в грязных потеках.

 - Одна машина с консервами и мешками с крупами. Тушенка, каша, рыба! — доложил охрипшим голосом усталый воин. — А во второй — вещевое имущество: бушлаты, накидки, полевая форма, ботинки, сапоги. Третья набита ящиками с патронами, снарядами к БМП и гранатами.

 - А в цистернах? Случаем, не спирт? — спросил с надеждой в голосе вынырнувший невесть откуда Дормидонтенко.

 - Увы! Кабы у нас спирт был, так вы нас еще месяца два не дождались бы! — ухмыльнулся водила. — В одной дизтопливо, в двух — бензин.

 Спирт в маленькой канистре был, да сплыл…

 - Эва! Этава как так? — залепетал ошарашенный Дормидонтенко. — Просрал спирт, вояка? Проепал?

 - Машину со спиртом захватил противник. Я же говорю, шайки повстанцев на дорогах. «Повстанческое войско нового далай–ламы»! Так они теперь называют себя… Черт с ними, с машинами! А вот судьба захваченных семерых товарищей меня волнует гораздо сильнее!

 - Хвоста за собой не привел? — строго спросил Шмуклер.

 Водитель испуганно оглянулся, а встречающие рассмеялись, довольные удавшейся шутке.

 - Браток, подгоняй заправщики прямо к технике в автопарк, а грузовые ставь в укрытие, в овраг.

 - А лично к вам прибыл гость. Он сидит в моей машине, — доложил старший колонны. — Генерал Сиволап подарочек прислал! Я его всю дорогу бдительно охранял и берег!

 - Какой…, — начал переспрашивать Озоруев, но увидел, что из кабины вышла девушка, и сразу понял, какой ему приготовлен приятный сюрприз! Это же бывшая проводница Маргарита, собственной персоной! Сдержала обещание — приехала!

 - Вернее сказать — она, — запоздало поправился водитель.

 Через мгновение комбату дорогой наградой за боевые успехи был долгий сладкий поцелуй.

 - Рита, милая, иди в мою землянку. Изя тебя проводит, а я отдам указания ротам и скоро прибегу! — произнёс Максим, тяжело дыша от волнения и нетерпения, и поспешил на передовую. Так у Озоруева начался романтический «медовый месяц»…

 

 Двадцати тонн солярки хватило как раз на одну заправку почти всей обсохшей бронетехники, и бензин быстро разошелся по канистрам, бакам и емкостям: БТР, джипы, «уазики» и прочие моторизованные пулеметные тачанки следовало срочно покормить. Ни много ни мало, а почти сотня единиц! И консервы подоспели кстати, ополчению давно надоело питаться подножным кормом, состоящим из того, что бог пошлёт. Каждый день ротные направляли команды в окрестности на охоту, рыбалку, на промысел в деревнях и на дорогах, но редко что удавалось добыть.

 Торговли не было никакой: изредка встречающееся население деньги принимать не хотело, поэтому чаще находили продукты в заброшенных домах и в погребах. Порой приплывали браконьеры, но эти самозваные снабженцы меняли улов на патроны, которых солдатам и самим было мало. Однажды на позиции случайно забрёл заплутавший пастух, перегонявший скот в сторону Байкала. Молодой паренёк испугался, хотел было повернуть назад, но было поздно, и он сразу же лишился своих овец, правда, под расписку комбата, заверенную печатью. Но с того благословенного сытного случая прошла уже неделя, а кушать хочется каждый день!

 Озоруев отдал распоряжения по тылу, почти бегом вернулся на наблюдательный пункт, внимательно осмотрел береговую линию и ближайшие к ней подступы. Картина была мрачной. Трупы солдат из состава разгромленных китайских батальонов по–прежнему валялись на берегу незахороненными, их тела раздулись, и вокруг каждого убитого тучами роились мухи, суетились вороны, бегали крысы и прочие грызуны, а те покойники, что лежали на мелководье, тихо покачивались на воде, слегка шевеля руками и ногами, как бы приветствуя противника. Выглядело это зрелище забавно и в то же время крайне неприятно.

 Противник временно отступил и больше в бой на этом направлении пока не ввязывался. Но вот куда азиаты отошли и почему не стреляет их артиллерия? Возможно, китаёзы решили отыскать менее проблематичные места для переправы десанта? Возможно и так…

 Отбросив грустные думы, Озоруев вспомнил о генеральском «подарке» и поспешил в землянку…

 

 Ранним–ранним утром следующего дня комбрига, уставшего после бурной ночи, разбудил звонок начальства. Радиостанция внезапно ожила, и Озоруева призвали на доклад. Это звонил из бежавшей в Слюдянку ставки командир разгромленной дивизии, теперь он оттуда пытался быть в курсе дел в войсках и требовал регулярных донесений.

 - Эй, комбат! Ты военный или нет? Тебе не кажется, что слишком долго спишь? Почему своевременно не докладываешь обстановку?

 - О, мой генерал! Что–то случилась? Вы протрезвели? Неужели интересуетесь «обстакановкой» театра военных действий? А я уже комбриг!

 - Мерзавец! Это настоящее хамство с твоей стороны! А ну–ка, позови Неумывакина! Сейчас мы с тобой разберемся!

 - Не нукай, не запряг, генерал! Я разжаловал вашего особиста, он теперь простой взводный, и придется разговаривать со мной. Или… до свиданья!

 Дивизионный генерал что–то рычал, да так яростно, что создавалось впечатление, будто он зубами разгрыз телефонную трубку. Максиму стало смешно, он бросил наушники на радиостанцию, показал через аппарат невидимому собеседнику средний палец и пошел осматривать боевые порядки. Озоруев решил заняться делами, пока разомлевшая и счастливая Маргарита отдыхала.

 Хорошо укреплена первая линия окопов почти не требовала инженерных работ, вторая линия, оттянутая в глубину обороны на триста метров, была неплохо отрыта и могла скрыть стоящего стрелка, а вот третья линия и сделана вовсе халтурно: несколько отдельных ячеек, десятка два окопчиков для стрельбы лёжа. Но и так сойдет. Был подготовлен еще и четвертый рубеж, сооруженный на совесть, но он находился на значительном удалении, и его оборудовали для отражения удара противника с тыла. На этом рубеже как раз и обитали тыловые подразделения и водители.

 Максим гордился проделанной за месяц работой. Нельзя сказать, что ему нравилось инженерное оборудование района обороны, чем могут нравиться окопы? Это ведь не памятник архитектуры, а тем более не девушка! Просто был доволен качеством.

 Озоруева вообще бесила сама создавшаяся ситуация: какого чёрта он, почти состоявшийся эмигрант, должен в этой глуши биться с противником до последней капли крови? Он бы предпочёл сидеть в мирной новозеландской глуши. Генеральские морды давно бежали и окопались в тылу, в районе Слюдянки и Иркутска, а он как последний дурак вцепился в левый берег Селенги и стоит насмерть. Ради чего? Причин для такого патриотизма, конечно, много: должен же кто–то оберегать ту старушку, которая им каждый день привозит на тележке бидон молока! Сколько раз Озоруев умолял бабусю уходить за Байкал, так нет, уперлась карга и ни в какую, говорит, что здесь родные могилки, и она сама тут тоже помрёт. Чуть в стороне, на склоне сопки, виднелось стойбище многочисленной семьи чабанов. Эти гураны тоже не желали никуда уходить, как с ними ни бился комбат, всё без толку: взрослые не хотели кочевать за сотни верст с дюжиной детишек. Вот и приходилось из–за отдельных упрямцев батальону Озоруева стоять насмерть, вгрызаться в эту пядь земли…

 

 Максим направился в ремзону автопарка, посмотреть, как там обстоят дела. Давненько он сюда не наведывался, повода не было, зачем бесцельно шастать, если почти вся техника более двух недель стояла на приколе. Но теперь, когда машины заправлены и на ходу, сам Бог велел командиру проверить беспокойное хозяйство. В полевом гараже начальствовал старый ворчливый совхозный завгар. Этому седому маленькому мужичку по фамилии Гордыня, смуглое лицо которого испещряли глубокие морщины, было далеко за шестьдесят, но он бегал по территории, словно молоденький жеребчик. Неугомонный и деятельный, механик вносил постоянную суету в жизнь водителей.

 - Гордыня! Ты чего на доклад утром ко мне не явился? — накинулся на механика Озоруев. Конечно, комбат ругался не со зла, а так, для порядка.

 - Вам делать не хрен, доклады бы только слушать, а мне работать надо. Тем более в нонешнее утро… Ты, поди, и сам еле встал, после ночки с такой кралей! Ох, шикарная девушка!

 Механик ухмыльнулся, потом на секунду отвлекся и заорал глядя через плечо комбата на нерасторопного водителя:

 - Бензин льёшь, как слепой смотришь! Раззява! Запомни: высчитаю до копейки из трудодней! Почти поллитра расплескал, недотёпа.

 Озоруев покачал головой:

 - Илья Петрович! Ты словно реликт! Анахронизм ходячий! Какие еще в наше время трудодни! Тем более мы на военной службе! Объяви ему наряд на службу!

 - Петров! Объявляю тебе наряд на службу! — тотчас поправился завгар. — Сегодня заступаешь дежурным по автопарку! Марш с моих глаз долой, оболтус!

 - Бензина много осталось?

 - Много! А зачем спрашиваешь? Скажи, комбат, с какой целью интересуешься? Ведь не для продажи? Чует моё сердце, по этой обстановке мы скоро будем драпать как можно дальше в тыл?

 - Не знаю, пока приказа отступать нет.

 Старый механик хитро усмехнулся:

 - Какой на хрен приказ! Знаем мы тебя, Озоруев! Ты сам себе приказ! Скажи, что задумал?

 - Пока ничего конкретно, но думы думаю…

 Озоруев машинально осмотрелся по сторонам, а старик, заговорщически наклонившись, прошептал:

 - Признаюсь честно, глядя на твою симпотюлечку, и меня на блуд потянуло! Хочу, аж зубы скрипят! Стоит, хоть прикажи пристрелить его!

 - Старый охальник! Мне до твоих желаний дела нет, я–то теперь в полном порядке!

 - Вот–вот, завидую тебе, комбат, а мне, седояйцевому, не угнаться за молодками! Что делать, подскажи?

 - Бегай по старухам!

 - Иди к черту! Моя старуха далеко, а чужие старухи и подавно не нужны. Ладно, хватит пустое болтать про блуд, говори, какие будут дальнейшие указания? Делись задумками…

 Максим устроился на лавочке и пригласил старика сесть рядом.

 - Сейчас всё тихо, но надолго ли мы оставлены в покое китаёзами? Помощи нам, судя по всему, из Ставки никакой не будет, бежавшие войска укрепились по Байкалу. Этот обоз пришел первый и последний, больше ни одна попутная телега к нам не заглянет… Стоять на смерть и погибнуть за Президента и его свиту я не намерен. Ради чего я должен помирать в расцвете лет ни за понюшку табака? Я считаю: мы свою задачу выполнили с честью, дали возможность мирному населению эвакуироваться, а войскам перегруппироваться и наладить оборону. Теперь наш черед уходить отсюда, поэтому бензин нам нужен для отступления.

 - Тебя в Слюдянке наверняка к стенке поставят и не посмотрят на боевые заслуги. Сорвут погоны, ордена, а потом шлепнут, и скорее всего, без суда и следствия. Быстро стал полковником — еще быстрее сделаешься покойником.

 Озоруев громко и заразительно расхохотался в ответ на этот каламбур.

 - Что ржёшь, как молодой жеребец? — обиделся механик.

 - Значит, я верно думаю, раз даже в твою аполитичную голову пришла подобная мысль. Нет, старина, мы не пойдем на Слюдянку, мы направимся в сторону Нарына, а дальше видно будет, возможно двинем к Закаменску.

 - А почему сразу не пойти на Дархан?

 - Устами старика, как и младенца, глаголет истина! Верное дело говоришь, отец! И у меня есть такая крамольная мысль: укроемся в Монголии, а потом либо сдадим оружие, и пусть они нас интернируют оттуда в Европу, либо окопаемся в степи и будем ждать спасательной экспедиции!

 Озоруев одобрительно похлопал сообразительного деда по плечу и поспешил в штаб.

 

 Комбат подоспел вовремя: на командном пункте его поджидали перепуганные до смерти Шмуклер, вестовой и связист.

 - Командир! С вами желает говорить Президент! Готовность связи через пять минут! Вам подать китель и фуражку?

 - Изя, может быть, ты думаешь, что я с ним буду по стойке смирно говорить? На вытяжку? А вот и нет, дудки, наоборот, разлягусь на нарах и коньяк хлебну под разговор.

 - Коньяка нет, — поправил вестовой командира.

 - А спирт есть?

 - Спирт есть, и початая бутылка водки из прибывшего обоза тоже имеется в наличии.

 - Эй, Черкасец, накрывай на стол! Стаканы, вилки, тарелки… А ты, Шмуклер, сало нарежь, огурчики подай и наливай! Будем расслабляться и гутарить с полнейшим пренебрежением к москалям! — пошутил комбат.

 Едва вестовой разлил водку в стаканчики, и только они успели поднять первый тост, как радиостанция ожила. В наушниках послышался треск и раздался суровый казенный голос, отдающий металлом:

 - Сейчас с вами будет говорить Верховный Главнокомандующий, Президент России!

 Прошла минута, но, никто не заговорил, и тот же начальственный голос вновь повторил заученную фразу:

 - Внимание! С вами будет говорить Верховный Главнокомандующий, Президент России!

 - Ага, с нетерпением ждем речь любимого болтуна! Изя, наливай! — скомандовал Озоруев. — Сейчас услышим цитаты из идеологии «Чуч–хэ»…

 - Не понял! Что наливай? Какой чукча? — раздался вполне человеческий голос, только со знакомыми противными интонациями. — Кому наливай? Зачем наливать?

 - Водку разливаем, что ещё можно пить перед боем солдату…

 - А–а–а–а, понимаю, понимаю, понимаю, — зачастил человек на другом конце провода. — Ваше здоровье, господа!

 - И ваше тоже! А с кем имею честь?

 - Как с кем? Вас что, не оповестили? Я ваш Президент! Василий Васильевич Матюхин!

 - Ах, это ты… Нет, Вася, ты не мой…, — возразил Озоруев.

 - Как это не ваш! Ты не слышал про меня, про Матюхина?! — рассердился Президент.

 - Слышать слышал, но лично не знаком. Я за тебя не голосовал, и на ваши фальсифицированные и подтасованные выборы никогда не ходил. Будем знакомы. Я — Озоруев!

 - Да как ты смеешь дерзить! Товарищ полковник, ты ставишь под сомнение легитимность моего избрания? Да я тебя… в порошок сотру!

 - Президент! Здесь все свои, не кипятись и не ори! Что хотел узнать–то, Василий? А то обижусь и трубку брошу.

 - Хотел услышать от тебя правдивый доклад, как говорится из первых уст, какая обстановка на фронте, — сбавил тон Президент.

 - Спрашивай и отвечу.

 - Я и спрашиваю!

 - Докладываю: на всем фронте бардак и развал, и только у нас полный порядок! Линия обороны батальона незыблема, враг не пройдет…

 - Вот как раз этого нам, дорогой товарищ, уже и не надо! Полковник, я тебе приказываю оставить позиции и как можно быстрее отступить. Вас ждут в районе Байкальска.

 - Тамбовский волк тебе товарищ…

 - Молчать! Как разговариваешь! Срок прибытия — сутки! Явитесь и доложите в штаб группировки и уполномоченному представителю Ставки о результатах боевых действий устно и письменно.

 - Я так и думал. А не там ли базируется военный трибунал фронта и контрразведка? — ухмыльнулся Максим.

 - Честным офицерам, не запятнавшим своей чести и не совершившим преступлений, бояться нечего… Лично ты совершал что–либо противоправное? Тебе есть чего опасаться, Озоруев? Разве твоя совесть не чиста?

 Максим опять усмехнулся.

 - Моя совесть как алмаз, а вот чиста ли она у председателя трибунала и командующего? Не запачкают ли они мою совесть своими руками? Нужен ли им свидетель бездарного и постыдного бегства… Например, лично вам надобны живые свидетели позора поражения или лучше мёртвые герои?

 - Интересная мысль! — усмехнулся Президент. — Я подумаю…

 Связь прервалась, и в трубке послышались прерывистые гудки.

 

 Глава 13. Байкальский разлом

 

 Президент вызвал всех участников проекта «Разлом» в Ставку.

 - Операцию назначаю на завтра! Штольни готовы? Заряды заложили?

 - Так точно! Полная боевая готовность. Можно давать отсчёт времени на первый взрыв, — доложил новый министр наступления, свежеиспечённый маршал, а в недавнем прошлом генерал Квашнята. — Когда прикажете выполнять?

 - Ровно в полночь! — торжественно произнёс Президент.

 - Время московское? — уточнил генерал–майор, начальник Главного военно–научного управления.

 - Местное! Зачем обязательно всё обязательно делать по Москве? Надо ориентироваться на местные реалии, на местное время. Лучше поступим так: взорвем китаёз к чёртовой матери на рассвете! Вы уверены в успехе, профессор?

 - На восемьдесят процентов… — кивнул генерал.

 - Значит на двадцать процентов вы уже покойники…

 Бритый череп пожилого ученого в генеральском звании от солдафонской шутки Василия вмиг покрылся холодной испариной, а стекла очков запотели. Профессор судорожно полез в карман брюк, чем вызвал напряженный интерес охраны, и два мордоворота, словно цепные псы, напряглись и изготовились, однако профессор извлек оттуда не пистолет, не бомбу, а мятый носовой платок и лихорадочно принялся вытирать лицо, шею и затылок.

 - Население оповещаем об угрозе наводнения и землетрясений?

 - Нет! А вдруг утечка информации? — поднёс палец к губам Матюхин. — Тс–с–с! Всё делать тайно! Но после взрыва принять меры по спасению пострадавших и выживших в катастрофе.

 Генерал и гражданский ученый вышли с совещания чуть живые от пережитого ужаса…

 

 Озоруев проснулся от сильного дрожания земли, взглянул на циферблат: часы показывали четыре утра. Сначала он почувствовал спиной один сильный подземный удар, а затем планету долго била мелкая дрожь, как в лихорадке. Стены землянки, раскреплённые сосновым брусом, жутко трещали, а брёвна перекрытий скрипели от напряжения, песок и комочки земли посыпались дождём на укрывавшегося шинелью комбата.

 Максим скатился с топчана, сунул ноги в полусапожки, схватил на руки Риту и выскочил из блиндажа. Земля ходила ходуном, высоко в небо поднялась серая пыль, порывы ветра раскачивали вековые деревья, а река пенилась и бурлила. Перепуганные птицы покинули свои гнезда и с щебетом взлетели ввысь, дикие звери громко рычали и выли. На западе в полнеба стояло багровое зарево. Люди, находившиеся в окопах, кто вопил от ужаса, кто рыдал, кто молился.

 - Молчать! Смирно! По местам! — скомандовал Озоруев, желая привести бойцов в чувства. — К бою!

 Нескольких паникёров пришлось отхлестать по щекам, а двоим даже надавать пинков и затрещин, но вскоре батальон более–менее успокоился и занял позиции согласно боевому расчету.

 На китайской стороне тоже было неспокойно: машины ревели двигателями, велась беспорядочная ружейно–пулеметная стрельба, в небо пускались тысячи осветительных ракет.

 - Может, это началось наше решительное контрнаступление? — спросил с надеждой Шмуклер.

 - Какое на хрен наступление? Разуй глаза: видишь, где небо огнем пылает? За Байкалом горит, а не в Пекине! Неужели пиндец Иркутску?

 - А что говорит генерал Сиволап?

 - Молчит подлец, словно воды в рот набрал! И дивизионное начальство тоже ни гугу.

 Начштаба вынул дрожащими пальцами папироску из портсигара, нечаянно её сломал, достал другую и тоже переломил пополам.

 - Изя! Не менжуйся! Так у тебя запас курева иссякнет быстро, и ты заявишь, что без табака не можешь воевать. А обоза из метрополии больше не ожидается! Эх, что–то неладное в природе! Настоящий катаклизм! Чую абздец наступает!

 Шмуклер взял себя в руки, достал другую сигарету и сумел прикурить. Внезапно река вспенилась, движение замедлилось, вода вдруг почти встала, а против течения пронеслась большая волна.

 Хорошо, что окопы находились на крутизне, в доброй сотне метров от воды, а вот китаёзам не повезло. Видимо, именно в это время они готовили ночную атаку, потому что прибывшей большой волной мгновенно смыло десятки автомобилей в реку, водоворотами крутило и постепенно уносило на дно сотни пехотинцев и ополченцев.

 - Смотри, Изя, как нам повезло с этим потопом! — ткнул пальцем по направлению реки Максим. — Вот эта тонущая толпа должна была поутру вспороть нам животы и выпустить кишки!

 - Свят–свят! — трусовато перекрестился Дормидонтенко, пристроившийся поблизости от командования. — Собакам — собачья смерть!

 - Осветить ракетами линию обороны! — скомандовал комбат, решив оценить масштаб катастрофы для противника. — Приготовиться к бою!

 Солдаты запустили в небо десятки сигнальных и осветительных ракет, и над рекой стало светло как днём. Озоруев наблюдал в бинокль за противоположным берегом и видел, как солдаты противника, те кого не зацепила волна, мчались прочь от реки либо на машинах, либо на своих двоих.

 Внезапно ожила радиостанция, и его позвал растерянный связист.

 - Товарищ, полковник! Срочно к аппарату!

 - У меня ухо заложило, так громко генерал орёт! А в чем дело не могу понять.

 Озоруев помчался на КП.

 - У аппарата, — не отдышавшись коротко ответил Максим.

 - Ну, ты на–агле–ец! — рявкнул генерал Сиволап. — Эй, нахал, который у аппарата: докладывай обстановку!

 Озоруев прокашлялся, сделал глубокий вдох и выложил всё, что видел возле берега.

 - Это хорошо! Повезло вам! — буркнул генерал. — А теперь слушай сюда! Отдаю приказ, который мне в свою очередь отдал Президент! Бери ноги в руки и дуй оттедова! Отходи на Гусиноозёрск и через хребет в сторону Иркутска. По условиям мирного договора, землица до Байкала таперича китайская.

 - А вот хрен им! — разозлился Максим, вскочил, набычился и упёрся кулаками в стол. — У меня на этом рубеже почти сотня бойцов за это время полегла! А теперь без боя я должон отойти? Не бывать тому!

 - Это приказ!

 - Тогда в письменном виде!

 - Принимай факс.

 - Смеетесь? Факс! Где я его возьму? И приму только подлинники с «живой» подписью!

 - Но как я тебе пришлю приказ? Голубиной почтой?

 - А по мне хоть бутылочной!

 - Не борзей! Учти, с тобой никто особо чикаться не будет! — пригрозил генерал. — Мы не в бирюльки играем. Конец связи!..

 

 Генерал Сиволап отключил аппарат и громко чертыхнулся.

 - Этот Озоруев — форменный негодяй! Ох, скотина! Попадись он мне, сгною в лагерях! Расстреляю мерзавца!

 Затем генерал достал из внутреннего кармана фляжку, отхлебнул коньяку и, уже немного успокоившись, произнёс с нескрываемым восторгом:

 - Конечно, он наглец, спору нет! Но каков всё же орел!..

 

 Максим вышел быстрым шагом из блиндажа и устремился к окопам. Добравшись до передовой, он внимательно осмотрел резко приблизившуюся кромку воды: она явно прибывала и постепенно начинала подтапливать даже выносные посты. Теперь без помощи бинокля китайцев не было видно, потому что ширина русла удвоилась.

 - Слушай приказ! — громко скомандовал Максим растерявшимся солдатам. — Взять имущество из блиндажей и окопов, переместиться во второй эшелон обороны и закрепиться! Живее! Бегом!

 Бойцы затеяли весёлую суету и бузу, переругиваясь и беззлобно матерясь, словно они взбадривали себя, шуточками и прибаутками перебарывая свой страх. Постепенно солдаты выбирались из окопов, в которые начали во многих местах просачиваться ручейки, и потрусили на сухое место. Не прошло и получаса, как первая траншея полностью заполнилась водой, и река подступила ко второй линии. В необжитых окопах второй линии не удалось просидеть и часа - пришлось оставить и их, да и технику перегнать подальше в тыл.

 Озоруев наблюдал за наводнением с высокого пригорка, сидя на башне танка, замаскированного и зарытого в землю по фальшборта. Тут был теперь наблюдательный пункт. Размышления комбата прервал подоспевший Шмуклер, который доложил о том, что дикторы по радио сообщают в новостях.

 - Товарищ полковник, они говорят, мол, это тайное, мощнейшее оружие возмездия, которое настигло коварных агрессоров.

 - Пропаганда! Изя, не уподобляйся доктору Геббельсу.

 Шмуклер обиделся на Геббельса, умолк и ушёл прочь громко фыркая и чертыхаясь. Но долго обижаться не смог, и вскоре вернулся, чтобы продолжить пересказ новостей из радио эфира.

 - Говорят, что противник, по самым скромным подсчётам, потерял около трёх моторизированных дивизий, четыре дивизии пеших ополченцев, две дивизии резервистов, полк полиции, всю артиллерию фронта и подвезённое материальное обеспечение. Танковая дивизия врага завязла в грязи и, похоже, тоже уничтожена. Москва трубит о победе и подписывает перемирие!

 - Какое ещё перемирие? — не поверил своим ушам Максим. — Раз у нас такой успех, то надо разворачивать контрнаступление, а не вступать в мирные переговоры. Отбросить и добивать противника в собственном логове. Бить врага, пока не очухался!

 Изя рассудительно тут же возразил:

 - Так–то оно так, да какими силами наступать? Одним нашим батальоном? Мы и сотню–другую километров не пройдем, как нас уничтожат! Подтянут свежие силы и пиши пропало! Выгоднее тут держать активную оборону, чем атаковать…

 Озоруев сначала насупился, рассердившись на возражения начштаба, но немного поразмыслив, пришел к выводу, что действительно, так безопаснее. Письменного приказа наступать нет, как и отступать, а любая даже разумная инициатива всегда наказуема.

 - Что ж, посмотрим, что будет дальше… — буркнул комбат и отправился наслаждаться обществом и телом желанной Маргариты.

 

 Глава 14.Удар в спину

 

 «Великий» Президент ещё недавно очень великой страны нервничал. Ему следовало выступить с телеобращением к народу, сообщить о сложившейся катастрофической ситуации в государстве, вернее, соврать, мол, всё в порядке, управление под контролем, и ничего страшного не произошло. Но у Василия тряслись губы и от неосознанного животного страха живот свело: какое может быть выступление, если понос одолел? А, действительно, если раскинуть мозгами, было бы из–за чего паниковать! Подумаешь, потеряна седьмая часть территории, даже не треть, а тем более не половина! Кому в столице интересна эта Якутия, этот Сахалин и Дальний Восток вообще? Эти земли так далеко, где–то за седым Уралом и полноводной матушкой–Волгой, да и кто из москвичей там вообще хоть раз бывал? Верно, почти никто! Вот разве что доктору и писателю Антону Чехову в свое время в голову взбрело отправиться добровольно на экскурсию Сахалин! Нет уж, увольте, нормальный человек живет внутри МКАД и его совсем не тянет шляться по дальним задворкам Руси!

 Матюхин судорожно теребил мочку уха и нервно ковырял в носу, и не знал, что ему сделать, чтобы успокоить организм. Нос расковырял до крови, а ухо уже заболело. Тогда он налил полстакана водки, выпил, не закусывая, и вроде бы полегчало. Жаль, но в последнее время алкоголь плохо помогал.

 Нынче ночью опять с докладом явился нервный геофизик Грохольский и срываясь на крик известил, что операция прошла в целом успешно, хотя её побочные эффекты вышли из–под контроля.

 - Господин Президент! Взрывы создали разлом земной коры, который вызвал глобальную и непоправимую катастрофу планетарного масштаба! Многочисленные землетрясения, оползни, сели, наводнения принесли масштабные разрушения и многотысячные жертвы среди населения!

 - По какой реке прошёл разлом? По Енисею или по Лене?

 Матюхина больше волновало не количество жертв, а сколько территории удастся удержать за собой.

 - По Енисею и Ангаре, — с горечью доложил ученый.

 - Вот черт! Эх, значит, Якутия тоже отвалит от нас со своими алмазами и прочими ископаемыми…

 Грохольский с презрением и недоумением смотрел на это бездушное ничтожество. Пожилой учёный буквально лишился дара речи от ужаса, осознав, кому доверено управление страной, и ничего не мог произнести в ответ. Наконец, он нашёл в себе силы вновь повторить свой вопрос:

 - А как же жертвы? Что Вы собираетесь предпринять для спасения населения?

 Президент ничего не ответил геофизику, брезгливо скривил рот и дал рукой знак помощнику, чтобы они удалились.

 Итак, дело сделано! Жертвы — это мелочи, людишки и так каждый день мрут. Главное власть сохранить! Ну, а этот катаклизм будет списан на происки азиатов. Едва Грохольский в сопровождении охраны покинул кабинет, Матюхин сразу вызвал начальника службы безопасности и отдал приказ: слишком много знающего ученого, и тем самым чрезвычайно опасного свидетеля, немедленно расстрелять! Казнить как заговорщика и диверсанта без суда и следствия, а заодно с ним всех участников проекта. Пора было проводить операцию прикрытия и заметать следы. Теперь дело за прессой и телевидением, идеологическим бойцам не привыкать чёрное превращать в белое и наоборот…

 

 Бурная и мутная вода прибывала три дня. Казалось, что река больше вообще не двигалась в сторону Байкала, а напротив, потекла к Монголии. Постепенно образовалось широкое водохранилище. Со стороны выглядело, что Селенга встала, но на самом деле вода прибывала и прибывала. К вечеру на позиции батальона отступили два десятка оставшихся в живых казаков, тех, что держали оборону у разрушенного моста. Раненный в руку есаул Бунчук долго матерился и, пока его не напоили самогоном, всё не мог унять свою ярость. Он поведал комбату, что севернее обороны более не существует, её полностью смыло волной, сотни две китайцев попытались преследовать отступающих, но казаки успели заминировать дорогу, противник задержался, они сумели оторваться и запутать следы…

 Передышка была не долгой, на исходе дня с далекого противоположного берега показались лодки и плоты, плотно набитые вражескими солдатами, которые быстро плыли по водной глади. Часовые вовремя заметили перемещение плавсредств, забили тревогу, и командиры рот тотчас оповестили Озоруева.

 - Вывести танки и бронемашины на прямую наводку и утопить!

 Огонь–огонь! — скомандовал Максим бронегруппе, и сам, забравшись в танк, начал наводить орудие на ближайшую лодку.

 - Заряжай! — скомандовал комбат тщедушному танкисту и когда тот дослал осколочный снаряд, нажал на электроспуск орудия.

 Бум–м–м! — громко бухнуло 125–милиметровое орудие, и выпущенная тяжёлая болванка чуть- чуть не долетела до большого баркаса. Прямого попадания не вышло, однако всплеск от разрыва поднял воду фонтаном и перевернул лодку вверх кормой. Озоруев вошел в азарт. Снаряд за снарядом, пулеметная очередь за очередью летели по направлению к реке, сея неминуемую смерть.

 Бой был жестоким, но скоротечным. Последние защитники прибайкальских рубежей многострадальной России стреляли почти наверняка дольше часа, пока не утопили последнюю вражескую лодку. Азиаты гибли сотнями: убитые сразу шли на дно, а раненые и невредимые верещали и барахтались в воде, хотя тоже вскоре отправлялись на корм рыбам и ракам. Ни один плот не повернул назад, но и не доплыл до цели. Это была победа! Около полусотни ополченцев всё же выбрались на берег, но и этим не удалось закрепиться и захватить даже крошечный плацдарм, их перестреляли в упор из пулемётов, автоматов, забросали минами. Очередное наступление захлебнулось, десантная операция противника вновь полностью провалилась.

 Озоруев спрыгнул с башни и попытался вытереть ладонью липкий пот с лица, однако только размазал по нему грязь и пороховую гарь. Откуда–то со стороны подскочил Шмуклер, который трясся как в лихорадке, мычал и плакал, но ничего не мог толком произнести.

 - Что с тобой? Контузило?

 Шмуклер отрицательно замотал головой и что–то попытался сказать, но у него не вышло, и он замычал и громко зарыдал. Пощёчина, щедро отвешенная Максимом, немного привела в чувство чересчур эмоционального начальника штаба.

 - Там, там, там…

 - Что там? Говори толком, Изя, не зли меня!

 Шмуклер, всхлипывая, схватил Озоруева за руку и потянул к окопам. Они почти бегом преодолели метров сто и остановились возле большой воронки, образовавшейся в результате взрыва крупнокалиберного снаряда.

 - Тут!

 - Что тут? Ну? Кто здесь был, говори!

 Изя, наконец, прекратил всхлипы и тихо вымолвил:

 - Дормидонтенко и оба братика… Одним снарядом накрыло их пулемётный расчет. Разорвало в клочья. Всего–то десяток снарядов упал на позиции, и лишь один точно в яблочко. И именно в них! Такая нелепость…

 - Млин! Дьявол! — прорычал комбат и сорвал с головы кепи. Слезы выкатились из глаз, он крепко зажмурился, но быстро взял себя в руки. — Найдите то, что от них осталось, и похороните с почестями! Хотя нет, пожалуй, лучше воронку превратить в братскую могилу: присыпать землёй, холмик соорудить и крест поставить. Организовывай захоронение, а я пойду дальше командовать…

 

 Едва схватка стихла, только–только солдаты успели перезарядить орудия и пулеметы и приготовиться к новому бою, как на противоположном берегу, действительно, опять показались тысячи темных точек. Они быстро вошли в воду и так же быстро плыли. Новая волна пехоты форсировала реку без плавсредств, держась за доски, за брёвна, за надутые автомобильные шины. Китайцы упорно и настойчиво продвигались к району обороны.

 -Достали! — взвыл комбат и крепко матюгнулся. — Сколько же вас! Прут и прут, как муравьи!

 Теперь перед батальоном стояла задача более сложная: приходилось вести огонь по большому количеству малых целей. Снайперы, автоматчики и пулемётчики выбирали каждый себе приглянувшегося пловца и стреляли, пока тот не исчезал в пучине. Азиаты пытались оказать огневое сопротивление, но очень слабое. Редкие выстрелы из автоматов и карабинов почти не причиняли вреда обороняющимся.

 Этот бой длился дольше предыдущего, почти три часа. Но, в конце концов, десантная операция вновь захлебнулась, и немногие, оставшиеся в живых, отступили. Озоруев в принципе не питал особых иллюзий на то, что это была последняя схватка, он ожидал, что основной удар противника придётся на ночь. А если интервенты бросят в наступление дивизию или даже две, то, обороняющимся, конечно же, не хватит стволов, чтобы расстрелять тысячи и десятки тысяч ополченцев, плывущих одновременно.

 Едва бой стих, как вновь ожил спутниковый телефон и знакомый начальственный голос осведомился у Озоруева:

 - Комбат! Ты там что творишь? Белены объелся!?

 - Никак нет, мой генерал! Веду бои местного значения, отражаю атаки противника…

 На том конце связи раздался громогласный рык:

 - А кто тебе велел сражаться? Какого хрена?

 - А мне не надо велеть! Раз уж не дали эмигрировать на чужбину, а затем против воли загнали к черту на рога, то я теперь сам решаю, как мне жить и воевать…

 - Ну–ну! А знаешь ли ты, полковник, что тебя уже списали со счетов? И тебя, и твоё потешное войско. По всем раскладам в Кремле и Генштабе, ты давно покойник. Своим активным сопротивлением ты мешаешь мирному переговорному процессу. Устроил третью мировую войну, понимаешь ли. Мать твою! Через два часа по твоим позициям нанесут ракетно–ядерный удар и тактические ракеты сметут с лица земли даже воспоминания о батальоне, не говоря о ваших телах и следах. Повторяю, у тебя на спасение почти не осталось времени. Уноси ноги, комбат! Конец связи!

 

 В трубке что–то щёлкнуло и затрещало, связь прервалась. Озоруев в оцепенении простоял пару минут, а в голове пронесся рой сумбурных мыслей: что делать, куда бежать, успеем ли? Затем комбат вышел из забытья и развернул бурную деятельность.

 - Шмуклер! — рявкнул Максим. — Дорога каждая минута! Приказываю: срочно сниматься с позиций и грузиться на технику! Готовность к началу марша — через полчаса!

 - А что случилось?

 - Нас предали! Ух, сволочи! Кремлины! Нами решили пожертвовать ради поганого сепаратного мира. Через час своя же ядреная бомба шарахнет по нашему району обороны. Уходим в Монголию! Времени в обрез! Живее, живее!

 

 Первыми снялись с позиций казаки. Разъезды с гиканьем ускакали в дозор, помахивая шашками. Затем вслед за ними умчалась мотогруппа на двух десятках мотоциклов и мотороллеров. Потом случилась небольшая заминка: некоторое время ушло на формирование экипажей автомобилей. Озоруев определил, что на каждой машине должно быть не менее четырёх человек: водитель, два пулеметчика, гранатомётчик. Вскоре внедорожники один за другим начали уходить на степной проселок и помчались на юг, в сторону границы.

 И тут к комбату подошли освобождённые из китайского плена олигархи–арестанты и отпросились покинуть батальон.

 - Вы ещё живы? — искренне удивился Озоруев.

 - Как видите, усмехнулся зэка Платон.

 - Мы не хотим в Монголию, наше место в России. Отпустите нас, полковник, мы поедем в Иркутск.

 - Но вас ведь расстреляют…

 - А может быть, и нет, кто знает, — улыбнулся зэка Михаил в ответ на предостережение командира. — Не убили ведь до этого за все долгие годы череды лагерей.

 - Я тоже так думаю. Наше место здесь, в России, — поддержал товарища седовласый зэка Платон.

 - Поступайте, как совесть велит, — пожал плечами Максим. — Берите любой джип, пулемет, патроны и катитеськуда глаза глядят. Скатертью дорога и удачи вам, братцы…

 Вместе с бывшими олигархами пожелали остаться в России ещё человек двадцать. Озоруев в выборе дальнейших действий не препятствовал никому, ему было достаточно и тех трех сотен штыков в боевом строю. Пока шла суета с торопливыми сборами, незаметно исчез Неумывакин, но за него особо и не переживал. Сбежал — ну и чёрт с ним!

 Настала очередь отхода бронегруппы. Моторы взревели, и колонна из трёх танков и пяти бронемашин тронулась, за ними поехали грузовые машины. В итоге походный порядок растянулся на несколько километров. Вскоре строй распался, но это было неважно, главное было успеть умчаться как можно дальше от эпицентра взрыва ядерных боеголовок.

 Озоруев с грустью оглянулся. Командирская БМП, на которой он сидел вместе с любимой Маргаритой, как раз забралась на пригорок и начала спускаться вниз. Позади остались затопленные водой позиции батальона, импровизированное кладбище из сотен могил павших бойцов, свежее насыпанный холм, где лежали близнецы и ефрейтор, а чуть в стороне - автопарк, с брошенным в нём недвижимым авто и броне хламом.

 «Прощай, Россия, — с грустью подумал Максим. — Не ожидал, что расставание с тобой задержится на месяцы, и что я буду сожалеть о тебе, уходя навсегда…»

 

 … Почти час гонки в бешеном темпе спас батальон от неминуемой гибели, и когда на месте укрепрайона громыхнул взрыв, а к небу взметнулся пыльный столб, похожий на гигантский гриб, они были уже далеко и вне зоны поражения.

 Озоруев крепко обнимал и прижимал к себе ненаглядную Маргариту, одетую в новенькую полевую форму и сжимающую нежными, изящными руками приклад и цевьё АКСУ. Он то и дело целовал её в висок, щёчку, носик и поглаживал шелковистые волосы. Полковник не оглядывался. А зачем оборачиваться? Выбор был сделан, только вперед! Но впереди была полная неизвестность: удастся ли прорваться через границу и как встретят степные монголы незваных гостей? Что делать потом в этой Богом забытой Монголии? Пить и подыхать от скуки и тоски? Остаться там доживать свой век, улететь в Новую Зеландию, или прорываться на неприветливую Родину через суровую Сибирь? А может быть, попытаться начать борьбу с интервентами изнутри, на их территории: взбунтовать мятежных уйгуров и дунган, а потом направиться к Тибету? Трон далай–ламы вроде бы все ещё пустует! Как говорилось в одном боевике: будущее ещё не определено…

 

 Эпилог

 

 …Озоруев проснулся среди ночи в холодном поту, громко вскрикнул, даже подскочил с кровати, толком не проснувшись. Он несколько раз тряхнул головой, тщательно протер глаза и потом долго таращился в темноту. На сердце было тревожно. Что это такое было? Сон или реальность? Привиделось? Неужели эта столь реальная и страшная катастрофа померещилась? Встать и попытаться выяснить, где он находится в данный момент, было немного жутковато, и Максим оттягивал время уточнения реальности происходящего. Он ущипнул себя за ухо. Больно! «Значит я точно не сплю». Озоруев принялся мучительно и лихорадочно размышлять: «Так, где же я сейчас? В квартире в Москве? В бунгало в Новой Зеландии? В землянке в Забайкалье? Я лечу в космическом корабле в космосе? Стоп! А где прелестная Маргарита? Ау! А была ли она наяву?»

 Где–то недалеко послышалось какие–то звуки.

 «Значит, я не один и нахожусь на Земле! Видимо, есть во Вселенной ещё хоть одна живая душа!» — обрадовался Максим и принялся шарить руками по стене в поисках выключателя…

 

 ***

 …Не знаю, будет ли реальная история развиваться примерно в таком ключе или именно так всё и произойдет. Автор опуса не уверен, что потеря территории на Дальнем Востоке начнется завтра, возможно, по времени эти события растянутся немного подольше. Но сдается мне, что наша внутренняя и внешняя политика подвигает ход истории к потере Россией земель до Забайкалья, а как этот процесс начнётся, то отвалит и Кавказ, и другие субъекты Федерации. Хотя самостоятельный Северный Кавказ был бы для нас скорее благом, чем настоящей потерей…

 

(с) ArtOfWar, 1998–2011

Оглавление

 «Второе азиатское нашествие»    Пролог

 Глава 1. Эмигрант

 Глава 2. Всеобщая мобилизация, или спасайся, кто может

 Глава 3. Призывной пункт

 Глава 4. «Прощание славянки»

 Глава 5. Крушение планов побега

 Глава 6. Следы военной катастрофы

 Глава 7. Батальон на марше

 Глава 8. Бой с похмелья

 Глава 9. Район обороны

 Глава 10. Сражения местного значения

 Глава 11. Десантная операция противника

 Глава 12. Последний обоз

 Глава 13. Байкальский разлом

 Глава 14.Удар в спину

 Эпилог X Имя пользователя * Пароль * Запомнить меня

Регистрация

Забыли пароль?