«Да не оскудеет рука дающего»

С. Крылатова

ДА НЕ ОСКУДЕЕТ РУКА ДАЮЩЕГО

Мы любим людей за то добро,

что им делаем, и ненавидим

за то зло, что им причиняем.

Л. Н. Толстой

По восточному календарю я - Крыса, поскольку родилась в 1936 году, и уходящий 1996 год, год Крысы, - это и мой год, провожая его сейчас, в декабре, я испытываю к пролетевшим с невиданной быстротой благодатным дням и месяцам глубокую душевную благодарность. Ощущение благодатности и благотворности для себя проносящегося в этом году пребывало со мной постоянно - весной довольно быстро был написан рассказ "Говорить с Президентом" и подготовлена к летнему сезону подмосковная дача, летом проведена большая работа по очистке и облагораживающей планировке дачного участка, осенью, в сказочном сентябре, завершен давно задуманный рассказ "Откровения мгновений". Мне никуда не хотелось ехать, в мои планы на осень входило доработать и отпечатать рассказ "Говорить с Президентом" и закончить ещё два рассказа - начатые десять лет назад наброски к ним залежались в моей тумбочке. Но однажды утром я как-то сразу, отчетливо и безоговорочно поняла, что надо отложить все творческие планы и поехать в Симферополь, мой родной город, где с 19 по 26 ноября должен был состояться 1 - й Международный фортепианный конкурс юных пианистов имени моего брата Алемдара Караманова.

Если можно было отложить творческие планы, то никак нельзя было отложить накопившиеся в московской квартире после моего длительного пребывания на даче хозяйственны дела. Неожиданно время ускорило свой и без того стремительный бег, и осенняя тщательная генеральная уборка квартиры, мытье окон, стирки, закупки продуктов питания, ремонт газовой колонки и ремонт отопительной системы образовали непрерывную утомляющую круговерть, от которой я опомнилась только в вагоне скорого поезда "Москва-Симферополь".

Москва и её пригороды остались позади, и вскоре за окнами поезда с ужасающей периодичностью замелькали загрязненные, замусоренные участки земли вдоль железнодорожных путей. На высоких откосах свалки начинались от стоящих где-то наверху домов и нависали над землей вспученными, омерзительными полосами отходов, удручающе размеренно прочерчивая склоны книзу, а временами создавая впечатление почти сплошной навесной стены из нечистот. С чувством душевной боли за изуродованную землю думалось о том, что сейчас, когда ухоженная, вычищенная и вылизанная до последней пылинки наша соседка Европа сияет чистотой и красотой, мы почему-то демонстрируем отходы жизнедеятельности человека на таких видных местах. Мысль о том, что причина возникновения мусорных свалок заключалась вовсе не в нечистоплотности русского народа, а в самом обычном, укоренившемся за годы строительства социализма разгильдяйстве и нежелании работать тех, кому положено следить за чистотой и порядком, послужила слабым утешением для меня, ещё не отошедшей и не отдохнувшей после многомесячной уборки на даче и на участке. С надеждой думалось, что подобная мерзость не может быть долговечной, и что строгая система штрафов за загрязнение окружающей среды смогла бы быстро очистить многострадальную землю.

В купе со мной ехали молодой парень с гитарой и молодая семья - муж, жена и девочка 3-4 лет. Выяснилось. что мы все по разным причинам очень уставшие, поэтому, как только стемнело, попив чаю и перекусив, мы дружно улеглись отдыхать на своих полках.

Женщина была очень расстроена, она никак не могла успокоиться и долго бранила мужа, т. к. уже в купе выясняла, что он взял билеты не на тот поезд, наш скорый поезд не останавливался на нужной им станции Прохоровка где-то под Белгородом, и теперь семье предстояло сойти в 3 часа ночи в Белгороде и неведомыми путями добираться до Прохоровки. И прошлое, и настоящее, и будущее недомыслие явственно проступало в глазах мужчины, прочитывалось на его лице и во всем несобранном облике, и я с грустью подумала, что бедной женщине ради сохранения отца ребенку ещё предстоит не раз смиряться о просчетами своего недотепы мужа и в будущем взвалить на себя многие мелкие заботы повседневной жизни. Какая-то интуиция подняла женщину задолго до трех часов ночи, она оделась, сложила вещи, и когда поезд, подъезжая к Прохоровке, стал притормаживать, почти останавливаясь, она быстро натянула, что успела, на сонного ребенка, схватила девочку на руки и побежала к выходу, в карман её куртки на ходу я запихнула ботиночки девочки и какие-то носки, валявшиеся на полу рядом с ботиночками. Еще на ступеньках вагона женщина передала девочку в объятия встречавшей их родственницы, соскочила сама, следом ей я выкинула тяжелую кожаную куртку её мужа, сам он шел к выходу с тяжелыми сумками, проводник ещё на минуту задержал поезд стоп-краном, и семья благополучно, со всеми вещами оказалась на перроне Прохоровки, Поезд уже набрал скорость, когда проводник заглянул в наше купе и ещё долго обсуждал эту не - запланированную высадку пассажиров, то радуясь своей сообразительности насчет стоп-крана, то печалясь насчет возможной ответственности за его использование. Утром обнаружилось, что носки, которые я сунула в карман куртки нашей попутчицы, были не её мужа, а молодого парня с гитарой. Посетовав на свою оплошность и извинившись, я сказала, что возмещу ему понесенный убыток деньгами, на которые он купит себе новую пару носков, и положила на столик 10-ти тысячную купюру. Парень порылся в сумке, нашел другую пару носков, обрадовался и уверенно ответил мне, что деньги не возьмет. Он не был бы так уверен, если бы знал, какой неизгладимый из памяти поучительный урок я получила однажды двадцать лет назад в доме творчества композиторов в Рузе, когда на моих глазах очень известный и очень не бедный поэт-песенник предложил уборщице 3 рубля за какую-то услугу по уборке, она застенчиво отказалась, тогда он цепкими холеными пальцами схватил со стола положенную им жалкую трешку и вместо того, чтобы сунуть её в карман халата уборщицы, снова спрятал в свой бумажник. С того момента я установила для себя твердое правило - если ты предлагаешь за что-то деньги, то надо сделать так, чтобы человек их взял, понимая, что его щепетильность никоим образом не ущемляется. Вскоре я уже знала, что Дима (так звали молодого парня) едет в родной Мелитополь на 60-ти летний юбилей отца, что в Москве он работал два дня в концертном зале "Россия" со звездой эстрады Виктором Чайкой, что покупал билеты на поезд второпях, что у него с собой ничего нет - ни еды, ни денег, ни подарка отцу, только волнующие воспоминания об участии в великолепных концертах, о шумном успехе, о цветах и поклонницах, в его возбужденно блестящих больших темно-карих глазах ещё плясали, качались и мерцали отблески и всполохи отгремевшего эстрадного шоу.

Я приготовила чай с протертой смородиной, поделилась с Димой оставшимися яичками и бутербродами с сыром и во время совместного завтрака, задавая самые различные вопросы, случайно выяснила, что он собирается идти домой пешком, неся свою тяжелую, в деревянном ящике-чехле гитару, так как у него нет денег на автобус. Дима был на несколько лет моложе моего сына и неорганизованность молодости отчетливо проступала в его мыслях и намерениях. Во время разговора я не напоминала о предложенных ему деньгах, купюра, отодвинутая им, продолжала лежать на столике. Перед Мелитополем Дима оделся, взял в руки гитару и сумку и стал со мной прощаться, и в этот момент я положила деньги в карман его куртки со словами:

- Дима, если вы когда-нибудь прочитаете Библию, то найдете там пророческие слова: "Да не оскудеет рука дающего". Мои руки не оскудеют от того, что я даю вам эти деньги, вы спокойно доберетесь домой на автобусе, не устанете, хорошо сыграете на юбилее отца. Ваши руки - руки дающие, руки музыканта, они дарят людям радость музыки, если же когда-либо вам случиться дать деньги нуждающемуся в них человеку, то таким образом вы вернете то, что сейчас возьмете у меня, вот так все и вернется на круги своя.

Моя слова убедили Диму, у него не было возражений, мы распрощались и расстались добрыми друзьями.

Тогда, в вагоне поезда, ссылаясь на слова из Священного Писания, я не могла предвидеть, что они станут ключевыми по смыслу на время моего пребывания в Симферополе, ещё не раз будут мною повторяться и с новой силой прозвучат уже после моего возвращения в Москву.

Родительский дом, начало всех начал... Как бесконечно дорог дом, где ты родился и вырос, и где бы ты ни был, куда бы ни забросила тебя жизнь, в душе никогда не умолкают нежная любовь и почтительная привязанность к нему. Невзрачный, неприметный, построенный в тридцатых годах из желтого ракушечника, снаружи покрытого толстой шершавой шубой серой штукатурки, наш дом внешне не изменился за несколько десятилетий так быстро пролетевшей жизни. В небольшой двухкомнатной квартире на первом этаже когда-то жили наши бабушка и дедушка, отец и мать, здесь родились и выросли мы, трое детей, и здесь прожил всю свою жизнь Алемдар. Перед моим приездом Алемдаром вместе с другойм детства Мишей Буйкиным была произведена генеральная уборка квартиры - сметена паутина, свисавшая с потолка прямо на голову, выброшено на улину несметное количество расплодившихся пауков, вытряхнуты половики и покрывала, вымыты полы, вынесены пустые банки и бутылки, перестирано в прачечной белье.

Но даже после такой генеральной уборки ничего не изменилось в странном, непривычном состоянии квартиры, удивительном и непонятном для человека, впервые переступающего её порог и привыкшего к современным уютным интерьерам квартир со стенками, мягкой мебелью и прочими атрибутами цивилизации. В разных углах комнат громоздились не нужные для обычного человека разнородные и непостижимые по своему назначению предметы, подобранные Алемдаром на пустырях, дорогах, свалках, купленные на толкучках и в магазинах города. Они были прикрыты обветшалыми, никогда не стиравшимися и почерневшими от пропитавшей их насквозь пыли тряпками обрывками старых простыней. На закопченной кухне рядом с раковиной, наполовину закрывая вход в маленькую кладовку, на прогнившем полу красовался большой красный баллон для пропана, ещё один большой голубой баллон для кислорода хранился в комнате Алемдара рядом с его рабочим столом. Где он взял и как доставил на квартиру эти тяжелые, громоздкие, опасные для жизни баллоны, с какой целью хранил их - это всего лишь малая толика из многочисленных загадок в жизни и поведении Алемдара. В квартире и частично в сарае хранилась коллекция больших и малых камней, найденных Алемдаром во время прогулок. "Люди любят что-нибудь коллекционировать. Я бедный человек и не могу покупками пополнять коллекцию. Вот я и собираю камни", - объяснил мне однажды Алемдар. По его мнению, собранные им камни сохраняли окаменелые очертания человеческих лиц, рук, тел. Одно время Алемдар замышлял устроить представление (на современном языке презентацию) своей каменной коллекции, сопровождаемое специально сочиненной музыкой и изобретенными им световыми эффектами. Из давних объяснений Алемдара мне запомнилось, что закупленные в большом количестве напольные круглые железные тренажеры для ног должны были служить вертящимися подставками для подсвеченных камней, а вот для чего были куплены в неимоверных количествах железные сетки для яиц, противни для плиты, детские пластмассовые ведерки, горшки, разноцветные браслеты и много всякой другой ерунды я сейчас уже не могу вспомнить. В разных местах квартиры, прикрытые тряпками, попадались отслужившие свое детали ходовой части автомобилей, проржавевшие диски колес, весь угол рядом с рабочим столом Алемдара занимала обширная коллекция разнообразных железок - их назначение осталось за пределами моего разумения.

Алемдар с ранних детских лет был изобретателем и большим выдумщиком всевозможных забав и занятий для детей. Ракеты, самопалы, самокаты, самодельные кинопроекторы (работавшие!), вызывающие ужас аттракционы с невероятных размеров шевелящимися и прыгающими пауками, кукольный театр с собственноручно изготовленными из глины куклами и костюмами для них и, наконец, имевший огромный успех у детей и их родителей настоящий детский театр, где Алемдар сам ставил пьесы, сам мастерил декорации и костюмы, сам сочинял музыку, а актерами были дети из нашего и соседнего домов. Алемдар всегда охотно демонстрировал и свои личные способности, что тоже являлось своеобразным развлечением, - любой из нас мог открыть на любой странице любую книгу, и Алемдар, едва пробежав текст глазами, повторял его слово в слово. У меня не было ни музыкального слуха, ни музыкальной памяти, и хотя я и выучила нотную грамоту, мне никогда не удавалось отличить одну ноту от другой по звуку, поэтому мое воображение особенно поражало такое развлечение: Алемдар yсаживался под пианино, мы, не понимая, что ему не надо подглядывать, накрывали его голову одеялом, и двое, трое или четверо из нас единовременно и беспорядочно нажимали всеми руками белые и черные клавиши старенького, расстроенного пианино - Алемдар безошибочно называл подряд все ноты из этого хаотичного нагромождения многочисленных звуков. Вот таким образом в детстве тренировался его феноменальный, фантастический слух и музыкальная память. Многие другие наши забавы я уже забыла, но хорошо помню, что двери нашей квартиры никогда не закрывались, любой пришедший к нам ребенок всегда находил себе какое-либо занятие по вкусу. Не было телевизоров, магнитофонов, гитар, не было денег на кино и театр, но не было и праздности, лени, пустословия, раздоров, до сих пор уже взрослые, поседевшие ЛЮДИ с трогательными улыбками на просветлевших лицах вспоминают наше удивительное, увлекательное детство, озаренное разносторонними творческими талантами Алемдара и его неуемной энергией изобретателя. Студентом музыкального училища Алемдар вместе с Мишей Буйкиным собрал радиоприемник, а закончив Московскую консерваторию и аспирантуру, сконструировал аппарат, записывавший на бумагу какими-то знаками исполняемую на рояле музыку. Где-то я читала, как японцы технически блестяще реализовали идею подобного аппарата, но нет сомнения, что эта идея появилась у Алемдара на десятилетия раньше, чем она пришла на ум японцам.

После чернобыльской трагедиии Алемдар изобрел и в дальнейшем постоянно совершенствовал аппарат, вылечивающий (с моей точки зрения, только у абсолютно здоровых людей) все возможные болезни. Действие аппарата он постоянно опробывал на родных и близких, вдохновенно уговаривая и упрашивая пройти курс лечения. Обычно я отказывалась от всех его предложений, но в этот приезд, чтобы сделать ему что-то приятное, а заодно и почувствовать на себе, как действует аппарат, я согласилась на лечение, и результаты его оказалисъ для меня ошеломляющими. Пока к жизненно важным и здоровым органам моего тела - сердцу, желудку, пищеводу, печени, почкам приближалось на недолгое время небольшое, бесшумно работающее железное устройство, через которое пропускались слабенькие электротоки, я, расслабившись, отрешившись от земной суеты, смотрела в окно на голубую полоску неба над оголенными кронами шелковиц, на уцелевшие желтенькие редкие листочки на кусте жасмина под окнами квартиры и чувствовала, как постепенно умиротворяется моя душа, как утихает нестерпимый гнев на родных детей Алемдара, забросивших отца, забирающих у него деньги и не желающих заботиться о нем. "Не делай ничего со злом в душе", - говорил Алемдар, подразумевая под злом моЙ справедливый гнев в их адрес, и, как всегда, он был прав. Могу смело утверждать, что лечение аппаратом оздоравливающе воздействовало на мою разгневанную душу, она успокоилась, очистилась, я вдруг отчетливо поняла, как разрушительны для неё пусть и справедливые чувства гнева, раздражения, неприятия поведения детей Алемдара, я как-то особенно пронзительно осознала, что нельзя травмировать и травить этими чувствами свою подлечившуюся душу.

Четыре года назад в квартире лопнули батареи, и отопление перестало работать, тогда Алемдар сконструировал очередной, теперь уже продиктованный условиями жизни аппарат - он подавал в комнаты нагретый на газовой плите воздух и спасал квартиру от промораживания. Этой осенью Алемдар смастерил электрообогреватель, выдававший струю теплого воздуха, а за неделю до моего приезда завершил изготовление ещё одного аппарата - антифона, своеобразного кондиционера, его труба теперь поднималась почти к потолку, не могу достоверно изложить, как циркулировал воздух., забираемый за окном через форточку, как он нагревался на газовой плите, потом подавался в комнаты работающим мотором от пылесоса, как вытягивался вновь изобретенным антифоном скопившийся вверху угарный газ, образовавшийся от вовсю полыхавших горелок газовой плиты. Полыхающие горелки, гудящие моторы, запах угара - и Алемдар, заснувший в нетрезвом состоянии на своей кровати, страшная мысль о том, что он может угореть и не проснуться, переворачивала все вверх дном в моем сознании, в душе, в сердце.

"Ведут рассказ, ведут рассказ обугленные камни... Аджимушкай, Аджимушкай, легенда-быль о верности солдатской..." Трагическая судьба русских солдат, спустившихся во время отступления наших войск из Крыма в каменоломни Аджимушкая под Керчью и до последнего смертного часа противостоявших осаждавшим их немцам, легла в основу музыкалъно-драматического спектакля "Аджимушкай", к которому Алемдар в I980 году написал музыку, получившую свое дальнейшее развитие в 24-ой симфонии "Легенда-быль Аджимушкая". На стареньком магнитофоне крутилась пленка с записью пятнадцатилетней давности, печальный мужской голос пел вместе с хором, и вместе с этой про - никновенной, скорбной музыкой страдала и плакала моя душа от горечи, от сознания своего бессилия, от невозможности что-либо радикально изменить в жизни и судьбе великого музыканта, почитаемого таковым музыкальным миром Москвы с тех пор, как в 1982 - 1983 г. г. в Москве впервые прозвучали симфонии "Аз Иисус" и "Блаженны мертвые" из шестичастного симфонического цикла "Бысть" (по Апокалипсису). В этой странной, обветшалой, обнищалой квартире находились не только камни, железные предметы и всевозможные аппараты, здесь же, спрятанные от мышей в железные контейнеры, хранились авторские партитуры его исполинских симфоний - труд всей его жизни, величайшее культурное наследие нашей эпохи.

Крупные гладкие белые камни, лежащие под кроватью Алемдара, пока не были обуглены, они светились белым молочным светом, но нетрудно было представить себе печальный результат, к которому могла привести любая небрежность и неосторожность в обращении с газом, огнем и алкоголем.

"Лучше зажечь маленькую свечку, чем проклинать тьму", - гласит грузинская пословица, и сейчас мне хочется сказать, что вся моя трудовая жизнь была прожита под этим светлым девизом. Как и прежде, снова на смену отчаянию и безысходности пришло решительное желание сделать хоть что-то, что в моих силах и что может конкретно улучшить жизнь Алемдара. Первое, что можно было сделать, - это подкормить его, и первым делом я пошла на рынок и купила двух упитанных кур, потому что не смогла без слез видеть, как Алемдар обгладывал остатки куриной грудки, взятой мною в дорогу в баночке с рисом, я хотела отдать эти остатки уличным кошкам, но Алемдар съел их сам, сказав, что давно не пробовал куриного мяса. На площади перед рынком я сдала свои рубли в один из обменных киосков и впервые взяла в руки новые украинские деньги - гривны. Я ещё не успела рассмотреть их и убрать в кошелек, не успела сделать и нескольких шагов от киоска, как передо мною возникла опрятная, одетая в достойную, добротную одежду благообразная женщина и попросила подаяние. Я посмотрела на её свежее, спокойное лицо, встретила внимательный взгляд её ясных, не утомленных невзгодами жизни глаз и поняла, что она и без слов угадывает мои мысли.

- Вот сейчас впервые взяла в руки эти новые деньги, а вы уже у меня просите, хотя эти деньги предназначены для очень нуждающегося человека. Я дам вам немного, потому что вы просите и ещё потому, что рука дающего не оскудеет, - с этими словами я положила в её протянутую руку мелочь, оказавшуюся совсем не маленькой, как я потом поняла, и женщина, поблагодарив меня, мгновенно исчезла, растаяв в воздухе так же незаметно, как и появилась.

Как я радовалась, что взяла с собою деньги, собираясь обустроить заброшенную могилу нашей матери! Жизнь распорядилась иначе - у меня не хватило ни времени, ни сил даже просто съездить на кладбище. И время, и силы, и деньги ушли на обустройство жизни Алемдара. Вне всякого сомнения, мама одобрила то, что забота о живом человеке оказалась для меня важнее, чем забота о мертвом, - через несколько дней, вечером, когда я легла спать, она появилась передо мною в светлом молодом облике с фотографии, хранившейся у Алемдара и недавно мною увиденной: в лучистом ореоле света её молодое лицо с лучезарной одухотворенной улыбкой долго сияло неземной, неизъяснимой красотой прямо передо мною на темной стене комнаты.

19 ноября, в день открытия конкурса, из Ялты приехал Олег, сын Алемдара, он остался с нами на неделю и уехал после торжественного закрытия конкурса, Олег постоянно был с Алемдаром - гулял с ним в парке, терпеливо принимал лечение на его диковинном аппарате, ездил с ним в филармонию за справками для собеса и даже помог мне доставить Алемдара туда для подачи заявления о начислении ему трудовой пенсии по возрасту. В Ялте несколько лет назад Олег работал в ресторанах и кафе, играя на синтезаторе в ансамблях, но к сожалению, пристрастился к алкоголю, потерял работу и сейчас вместе с матерью-пенсионеркой крайне бедствовал, печать нужды и хронического голода уже ясно проступала на его исхудалом лице.

Моя глухая, горькая тоска по отнятому у меня в раннем детстве отцу, моя неизбывная любовь к нему никогда не дадут мне возможности понять, что же такое непреодолимое мешало Олегу раньше проявить внимание к отцу, чаще проведывать отца, вникать в его жизнь ещё тогда, когда Олег прекрасно зарабатывал; почему получилось так, что только нужда привела его за помощью к нищему отцу. За эту конкурсную неделю они сблизились, как настоящие родные люди, в их отношениях открылись новые неведомые грани. "0тец, почему же ты раньше не поставил мне запись этой потрясающей музыки, я бы иначе прожил свою жизнь" - сокрушался Олег, когда мы прослушали сделанную много лет назад в симферопольском радиокомитете запись 2-й симфонии Алемдара, исполненной в четыре руки на фортепиано самим Алемдаром и композитором А. Лебедевым. Олегу исполнилось 40 лет, в эти годы жизнь ещё только начинается, и совсем не поздно начать жить иначе. Вечерами я неустанно разъясняла Олегу, какая огромная работа может быть проделана им на пользу отцу и себе, если он чаще будет рядом с отцом, возьмется за издание нот Алемдара, выпуск кассет с его музыкой.

"Чти отца своего и мать свою", - эти слова из Священного писания были созвучны моим мыслям и поступкам с ранних детских лет, когда наша бабушка Татьяна Васильевна Величко терпеливо учила нас, детей, любить мать, заботиться о ней и повседневно облегчать её беспросветную трудовую жизнь. Глубоко убеждена, что жизнь Алемдара стала бы намного легче, если бы его дети оказывала отцу самое элементарное внимание. Столкнувшись с нищетой и бедственным положением Алемдара, я так расстроилась и рассердилась ещё и потому, что узнала, что мать Кристины, дочери Алемдара, отобрала у него остатки гонорара за пьесу, написанную по заказу В. Т. Спивакова для камерного оркестра "Виртуозы Москвы", летом пересланные мною с оказией. Деньги, на которые Алемдар мог жить, не бедствуя, несколко месяцев, были растрачены Кристиной за два летних месяца на поездки к морю. Можно понять высокую степень моей обиды, моего негодования и глубокого возмущения таким пренебрежительным отношением к жизни и к нуждам отца. Если бы Кристина, взяв отцовские деньги, побывала бы несколько раз в его нищем доме, открыла бы пустую кладовку и пустой холодильник, поинтересовавшись наличием там продуктов, если бы из этих значительных денег она купила бы полметра веселенькой клеенки на маленький шкафчик на кухне и выбросила старую, продранную и почерневшую, привезенную мною ещё при жизни матери, если бы она купила целое сиденье на унитаз и выбросила бы поломанное, если бы она пересмотрела его вещи и купила бы ему новые домашние брюки и выбросила бы старые, все в прорехах, расползшиеся по швам и сколотые на боках булавками, купила бы пару перчаток и выбросила бы старые, вдрызг разодранные, если бы посмотрела, на каком белье спит отец и поменяла бы его или напомнила об этом - увлеченный изготовлением электрообогревателя и антифона Алемдар просто забыл о необходимости менять белье, оно стало серым, цвета асфальта, и мне долго пришлось отстирывать и кипятить чудную льняную простыню, привезенную в подарок матери, пока на ней не проступили зеленые, голубые, красные полоски - если бы она сделала хоть что-нибудь, пусть самое незначительное, в помощь отцу, я бы так не рассердилась. Невозможно было понять и невозможно было смириться с таким бездушным, бессердечным отношением к отцу, с таким безразличием к его жизни. Спасибо аппарату Алемдара, что он усмирил и утишил клокотавший во мне справедливый гнев, жаль, что нет такого аппарата, который мог бы пробудить любовь к родному человеку в равнодушной душе. Со слезами на глазах где-то в газетах я читала о мальчике-подростке, трогательно заботившемся о своей пьянчужке матери, спившемся, потерявшем женский и человеческий облик существе, которое он с недетским и неземным терпением вытаскивал из грязных подвалов, поднимал на улицах и помойках, приводил домой и своей любовью и заботой пытался вернуть к жизни. Если бы хотя бы малая частичка подобной любви, соединяющейся с заботой, проснулась бы в зачерствевших душах детей Алемдара, он не был бы таким заброшенным и одиноким. Любовь крымчан к своему выдающемуся земляку, которую я ощущала постоянно и повсеместно, никак не могла восполнить ему недостающую любовь и заботу детей. Незнание и непонимание жизни Алемдара породило бессмысленный шумный скандал, устроенный из лучших побуждений и желания помочь Алемдару мужем Кристины Олегом Бабаскиным, прилетевшим на несколько дней из Москвы. Неразумно было требовать от Министерства культуры Крыма выплачивать Алемдару президентскую стипендию, поскольку он получал российскую президентскую стипендию, а в Киеве такая стипендия ему не была назначена, неразумно было требовать от Министерства культуры Крыма персональную пенсию для Алемдара, поскольку на Украине персональных пенсий не существовало ни для кого вообще, а за пенсией по возрасту Кристина этим летом на три месяца раньше меня могла бы обратиться в районный собес, но этого не сделала, неразумно было требовать от Министерства отдать Алемдару 8-ми квартирный жилой дом, в одной из квартир которого он проживает, поскольку у него постоянно нет средств даже на то, чтобы содержать в порядке одну свою квартиру, ибо Кристина с регулярной методичностью эти средства у отца отбирает. И совсем бессмысленно было угрожать запретить при проведении Международного фортепианного конкурса использовать имя Алемдара, это нанесло бы Алемдару непоправимый моральный ущерб, а конкурс могли бы назвать "Юный виртуоз" или как - нибудь иначе.

Во время встречи с Олегом и Кристиной, выслушав эти нелепые претензии, Министр культуры Крыма посоветовал Кристине вместо того, чтобы разъезжать по стране, сделать уборку в квартире отца (видимо, он имел ввиду свою страну и поездки Кристины к морю), на что Кристина, как она сама мне рассказывала, бойко ему ответила; "А вы не подскажете, с чего мне начинать, если там потолок падает на голову". Она опять ошибалась от незнания ни жизни, ни квартиры Алемдара - закопченный, в разводах и желто-бурых пятнах от протечек, простоявший 65 лет и могущий простоять ещё столько же, потолок был крепким и никуда не падал, а на голову падала паутина, в изобилии свисавшая с потолка и сметенная перед моим приездом Мишей Буйкиным,

Вот с этой паутины Кристине, послушавшись отеческого совета Министра культуры, и следовало начать уборку в квартире отца, но если посмотреть на ситуацию поглубже, то уборку ей надо было начинать с собственной головы, в первую очередь очистить её от паутины и пелены равнодушия, безмыслия, бессердечия, беспечности, безответственности, ибо всякие очищающие и преобразующие действия всегда надо начинать с себя. Когда изменяемся мы изменяется мир, и если бы благодатные перемены произошли в сознании и поведении Кристины, то не только жизнь, квартира и быт Алемдара изменились в лучшую сторону, изменилась бы и её собственная жизнь, очищенная от грязнящего груза неблаговидных чувств и неблаговидных поступков.

За дни проведения конкурса я много раз от самых разных людей слышала слова благодарности в адрес Анатолия Григорьевича Литвиненко - Министра культуры Крымской автономной республики. Оказалось, что именно ему принадлежала идея провести 1-й международный конкурс молодых пианистов имени Алемдара Караманова, но вплоть до открытия конкурса никто не верил, что эта идея будет воплощена в жизнь. Основная работа по организации, подготовке и проведению конкурса легла на плечи Ирины Петровны Силинг директора музыкальной школы №2 и исполнительного директора конкурса высокой, стройной черноволосой красавицы, женщины необыкновенного обаяния, умной, деловой, искренне любящей и жизнь, и музыку, и детей, и Алемдара, с которым она обращалась с любовью и нежностью, как с большим беспомощным и беззащитным ребенком. Конкурс открывался в великолепном большом зале вновь отремонтированного Русского драматического театра торжественной церемонией с поздравительными речами, жеребьевкой конкурсантов и симфоническим концертом из произведений Алемдара. Оркестр Крымской государственной филармонии под управлением А. Ф. Гуляницкого исполнил финал 7-ой симфонии "Лунное море", "Лесные картинки" и 1-ю часть 3-го концерта для фортепиано "Аве Мария", солистом был А. В. Яцков, заведующий фортепианным отделением Симферопольского музыкального училища. В заключение концерта оркестр вдохновенно исполнил Гимн Крымской автономной республики, созданный Алемдаром в 1992 году. В неукротимой, могучей музыке гимна ярко воплощалось стремление к свободе и самостоятельности - мы встали и слушали это великое произведение с чувством гордости за свою непокоренную маленькую родину.

Но не только яркое, праздничное открытие конкурса привлекло всеобщее внимание, на ежедневные конкурсные прослушивания в концертный зал музыкального училища приходило много публики, так что смело можно сказать, что конкурс имел заслуженный успех,

Сочинения Алемдара были обязательными для исполнения во всех возрастных группах конкурса. В группе "А" игрались детские пьески, сочиненные Алемдаром, когда он был в возрасте этих юных конкурсантов, в группе "В" исполнялись (на выбор) пьеса "Аве Мария" или два танца, в группе "С" обязательным к исполнению было Рондо ми минор.

Меня приятно поразило то, что музыка Алемдара на равных, достойно и прекрасно звучала рядом с музыкой Баха, Бетховена, Листа, Шопена, Моцарта, Рахманинова, Прокофьева. Пьеса "Моя тайна" исполнявшаяся малышами, посвящалась нашей маме, Полине Сергеевне Карамановой. В своих "Воспоминаниях о детстве и юности Алемдара" мама раскрыла тайну этого сочинения - ею являлась большая любовь Алемдара к матери. Дома меня ожидали многочисленные дела и заботы, а я сидела в зале музучилища, заслушивалась музыкой, заново открывала для себя и детские пьесы, и "Аве Марию", и танцы, и прекрасное Рондо, написанное молодым блестящий пианистом Алемдаром ещё в годы обучения в Московской консерватории.

Ой, шуме, ой, гуде,

В поле дождик иде,

Ой, кто ж мене молоденъку

Тай до дому доведе.

Наша бабушка любила напевать безыскусную трогательную украинскую песню с этими словами, мелодия этой песни была усложнена и украшена Алемдаром феерическими разработками, но и в этих блистательных виртуозных "одеждах" Рондо сохраняло для меня таинственный, трепетный аромат задушевного, проникновенного звучания, пришедшего в нашу детскую жизнь с негромким голосом нашей дорогой, доброй бабушки.

Самые маленькие участницы конкурса из группы "А" просто очаровали всех слушателей. Ропотом восхищения и одобрительными аплодисментами зал встречал появление каждой маленькой конкурсантки - все они держались серьезно, важно, были разодеты, как сказочные принцессы, и осознанно, с достоинством принцесс несли свои неописуемо нарядные длинные платья из атласа, шелка, кружев, бархата, парчи с изумительными отделками. Огромные пышные банты, повторяющие элементы отделки платьев, украшали прелестные головки с длинными распущенными волосами. Кто-то из членов жюри пошутил, что их можно было и не прослушивать, они были так очаровательны, так обворожительны и прелестны, что достаточно было на них просто любоваться.

Стояла чудесная теплая погода, днем воздух прогревался до16 градусов, я не носила пальто и ездила по делам и на прослушивания в одном жакете. Парк возле нашего дома местами зеленел молодой сочной травой, уже прикрытой опавшими листьями, - после обильных сентябрьских дождей ей удалось пробиться сквозь сухую, выгоревшую за засушливое и знойное лето. Главным украшением и главной достопримечательностью парка была растущая вдоль аллей раскидистая акация софора - ценное дерево, в народной медицине её соцветия и семена используются в лечебных целях, но не убранные, никому не нужные темные стручки с семенами все ещё покачивались на высоких ветках деревьев. Парк выглядел неухоженным - на большой клумбе в центре парка в этом году впервые не высадили цветы, и она заросла бурьяном, широкие разлапистые туи вокруг клумбы поблекли, пожухли, потеряли былую стройность и казались бесформенными, опавшая листва не убиралась и вдоль аллей громоздилась сопревшими кучами по краям бордюров. Плотный коричнево-желтый ковер опавших листьев под единственными в парке двумя дубами бросался издалека в глаза на фоне зеленевшей травы. От множества скамеек, на которых когда-то можно было отдохнуть во всех аллеях парка, осталось только две вокруг центральной клумбы, на одной из них каждый вечер одна и та же молодая пара в безмолвной прострации наслаждалась обществом друг друга, мне показалось, что она никогда не покидала и не покинет облюбованную скамейку. Верхние густые ветки растущих вдоль аллей софор скрещивались, сплетались, как мечи или копья, и образовывали над головой длинный растянутый купол, под которым в ранних сумерках я прогуливалась, восхищаясь живописными закатами солнца с мерцающими и переливающимися разноцветными жемчужными красками - розовыми, сиреневыми, голубыми, желтыми, красными.

Странно было видеть серебристые ели с обрубленными верхушками и в парке, и по дороге на рынок вдоль Севастопольского шоссе. Я подумала, что это рабочие, отвечающие за зеленые насаждения, осмелились поднять руки на такую красоту, и ругала их про себя, но соседка рассказала мне, что сама была свидетелем, как на встречу Нового года курсанты военного училища принесли срубленную верхушку серебристой ели. Этот варварский поступок испортил всем новогоднее настроение, потом эту верхушку тайком, чтобы никто не видел, сожгли. К счастью, военное училище, занимавшее школу, которую я когда - то закончила, теперь расформировано, говорят, нет средств на содержание военных, в школе сейчас разместился Крымский факультет Киевского экономического института. "Когда народы мира, распри позабыв, в единую семью соединятся" - даже немыслимо представить, какие высвободились бы громадные средства и какой чистотой, красотой и ухоженностью засияли бы все парка мира. Несмотря на нехватку бюджетных средств, все-таки Симферополь выглядел мирным, опрятным, чистым городом, где не обижали бездомных животных, - я часто видела собак, спокойно греющихся под солнцем на кучах собранных опавших листьев.

Концертный зал музыкального училища находился на набережной речки Салгир, позади кинотеатра "Симферополь", где, к моему изумлению, продолжали демонстрироваться кинофильмы. К 200-летию Симферополя набережная была вымощена плитами и обрамлена красивой чугунной решеткой, но самым лучшим украшением реки и набережной оставались красивые большие развесистые ивы, растущие чередой прямо от воды, они ещё сохраняли золотой осенний наряд, и плакучие золотые ветви зеркально отражались в малоподвижных водах мелководной маленькой речушки.

Перед началом прессконференщш по итогам конкурса Алемдар познакомил меня о Министром культуры А, Г. Литвиненко, я пригласила его побывать на квартире Алемдара, он обещал приехать на следующий день в 3 часа дня, и ровно в три часа вместе со своим помощником входил в нашу квартиру. Ничего не пришлось объяснять и ничего не пришлось просить у этого большого красивого умного человека. С достоинством отвечающего за свои обещания делового человека он сказал: "Алемдар Сабитович, мы сделаем вам комплексный ремонт, только не торопите нас", - именно эти слова министра позволили мне через неделю уехать с отчасти успокоившейся душой.

На пресс-конференции о конкурсе говорилось много хороших слов, прекрасную речь сказал Алемдар, напомнив о давних культурных традициях Крыма и о том, что когда-то в Симферополе был свой симфонический оркестр ни я, ни многие из присутствовавших этого факта просто не знали. Председателя жюри конкурса профессора Московской консерватории Веру Васильевну Горностаеву кто-то из журналистов пытался подловить провокационными вопросами о политической ситуации вокруг Крыма, но Вера Васильевна сразу отмела их, сославшись на слова Алемдара: "Россия - это Россия, Украина - это Украина, а Крым - это Крым", - и добавила, что политика разъединяет людей, а музыка объединяет, выразив таким образом главную суть конкурса: духовное единение людей, отдающих свои души и сердца во власть прекрасной музыки.

Через день состоялось торжественное закрытие конкурса в том же прекрасном зале Русского драматического театра. На сцене сидели члены жюри, Алемдар, министр культуры А. Г. Литвиненко, исполнительный директор конкурса И. П. Силинг, лауреаты и дипломанты конкурса. В. В. Горностаева объявляла имена лауреатов, с нежными поцелуями и напутствиями отдавала им дипломы, а из зала на сцену поднимались спонсоры конкурса и вручали победителям плотные белые конверты с немалыми денежными премиями. Президент банка, вручавший денежные премии победителям из старшей группы "С" сидел неподалеку от меня, в антракте я подошла к нему и сказала, глядя прямо в его большие блестящие и влажные, как у молодого теленка, глаза и чувствуя, как мой пристальный взгляд беспрепятственно погружается и тонет в их темной глубине:

- Вы приняли участие в таком благородном деле поддержки молодых талантов, поддержки духовной и культурной жизни своей страны. Сердечное вам спасибо, вы так молоды, может быть и не знаете, что в Библии написано: "... да не оскудеет рука дающего". Пусть никогда не оскудеют ваша добрая душа и ваши щедрые руки.

На мгновения в глазах банкира промелькнуло воспоминание о чем-то, созвучном моим словам, может быть, он вспомнил, как уже не раз ему цитировали ещё не прочитанную библию, или, может быть, вспомнил финансовые удачи, связанные со своими щедротами, или что-то еще, но банкир утвердительно покивал головой, как бы соглашаясь и со мной, и со своими воспоминаниями. Роскошный букет, преподнесенный Алемдару спутницей банкира и только дома рассмотренный нами, вызвал восхищение красотой своих необычных великолепных цветов.

Концерт лауреатов конкурса прошел с большим успехом, ребята выходили на поклоны по несколько раз, и снова достойно и прекрасно, наряду с сонатами Бетховена и Моцарта, Вокализом Рахманинова, "Наваждением" Прокофьева и другими пьесами звучали "Аве Мария", танцы и Рондо Алемдара. Криками "браво" и бурными аплодисментами зал долго не отпускал ученицу В. В. Горностаевой Ирину Богданову, получившую Гран-при и первое место в группе "В". Наконец, когда мы успокоились, объявили, что концерт завершит сам Алемдар Сабитович Караманов, Алемдар сел за рояль, и зал не сразу понял, что он играет Гимн Крымской автономной республики, потом мы дружно встали, и завершающие могучие аккорда музыки гимна были подхвачены нашими бурными аплодисментами.

На следующий день после закрытия конкурса Олег уехал в Ялту, а мне ещё предстояло приводить в порядок хозяйственные дела Алемдара - ездить в собес, в ЖЭК, в горгаз, в Союз композиторов, достирывать, доглаживать, доштопывать вещи и белье Алемдара. Невозможно было требовать от Алемдара, чтобы он опускался с тех космических высот, куда устремлялась его великая музыка, на нашу тяжкую грешную землю, где были собесы, жэки, горгазы, прачечные, рынки, мне было понятно его желание отключиться, оказаться за пределами нашего суетного, погрязшего в скучных делах и заботах мира. Марксистское утверждение "бытие определяет сознание" Алемдар опроверг своей жизнью - его богатое духовное сознание определяло его нищенское бытие. "Это вы живете в дерьмовом мире, мой мир лучше вашего", - сказал он мне однажды в ответ на мои упреки, и по высокому, большому счету был абсолютно прав - в его мире не было погони за модной одеждой, материальными вещами и ценностями, в его мире не было накопительства денег, машин, квартир, дач, в его мире не было злобы, зависти, коварства, корысти, клеветничества, воровства, жадности, в его мире не устанавливали порядки и не правили жизнью хвастливые, бездарные, алчные люди, в его мире не было пустоты и бессмыслицы, в его мире не было сокрушающей многих из нас бездуховности.

Но в его мире изобретались лекарства и аппараты, исцеляющие человечество от всех болезней, в его мире оживали камни и железо, в его мире в нашем парке приземлялись летающие тарелки, в его мире неисповедимыми путями пересекались и переплетались реальность, выдумки, творчество, в его мире ему в откровениях являлся Господь, и я понимаю, что именно из его, а не из нашего мира являлась на свет божий его исполинская музыка, я понимаю, что в мировой музыкальной литературе на сегодняшний день нет более великой, вызывающей экстатическое состояние, укрепляющей духовность и веру музыки, чем музыка, отображающая явление Господа нашего святым мученикам в симфонии "Блаженны мертвые" из симфонического цикла "Быстъ" Видимо, Алемдар был прав и в том, что не нарушал гармонию своего мироздания и не расходовал свои духовные и физические силы на то, чтобы пробивать в нашем мире дорогу своей великой музыке, "Жизнь есть дух. Только он просветляет и делает цепочку жизни бесконечной", - сказал Алемдар в одном из радиоинтервъю. Его духовная жизнь, его духовные поиски остаются для нас сокрытыми из-за отсутствия интереса к ним и из-за отсутствия рядом с ним достойных интеллектуальных собеседников. Однажды я увидела смехотворное зрелище - на округлой возвышенности живота Алемдара, лежащего на своей кровати, величественно покоился длинный, с неровными острыми краями обломок широкой пластмассовой трубы серобурозеленого цвета с коричневыми окалинами, поддерживаемый руками Алемдара почти у самого рта.

- Зачем эта труба, что ты ею делаешь? - удивилась я.

- Вызываю Духа Святого, - ответил Алемдар.

- Не проще ли вызывать его чистыми, открытыми устами, а не через трубу, - посоветовала я с присущей мне практичностью,

- Нет, мне был голос - "возьми эту трубу и вызывай".

Вскоре в комнатах появился запах горелой резины, исходивший из ещё одного непонятного по назначению аппарата, помещенного в корпус старой стиральной машины, и я пошутила, что вот и появился резиновый дух антифон. Увы, у меня не хватало ни желания, ни времени, ни сил, чтобы углубляться в духовные поиски Алемдара, а скорей всего не хватало философских знаний и собственного духовного развития. Хорошо шутить, когда знаешь, что скоро вернешься в дом, где будет центральное отопление, горячая вода, ванная, удобная мебель и достаточное для жизни количество денег и еды, Алемдару же предстояло просыпаться утром в холодном обнищалом доме, обогревать его своими шумящими и гудящими аппаратами, выходить утром в настывшую за ночь грязную, закопченную кухню с прогнившими полами и отсыревшими стенами с отвалившейся штукатуркой, где единственной мебелью были крошечный обшарпанный шкафчик, облезлый стул и качающаяся колченогая табуретка, хранящая память о трудолюбивых руках нашей бабушки.

Прожив три недели в доме Алемдара, я не могла обвинять его в том, что он живет иной, отличной от нашей жизнью, в ином, отличном от нашего мире. Он может жить так, как ему хочется, потому что свой безмерный талант, данный ему Богом, он титаническим трудом уже давно отслужил людям, создав свои гениальные симфонии. "Мы все перед ним в неоплатном долгу", - сказала в 1992 году В, В. Горностаева в своем интервью режиссеру телепередачи "Великое неизвестное - Алемдар Караманов" Александру Сергеевичу Фатееву. В эти дни в Симферополе я остро, как никогда раньше, чувствовала и свой личный долг перед ним.

- Алемдар, - предложила я ему, - у меня есть неприкосновенные личные сбережения, моя пенсия за несколько лет, своевременно переведенная в доллары. Всего 1000 долларов. Если ты сядешь за любую партитуру из тех, что не завершены тобой, я отдам их тебе немедленно, как только партитура будет готова. Ведь у тебя не оркестрованы "In amorem at vivificantem", "Америка", Месса.

- Что ты говоришь, зачем же я буду отнимать у тебя деньги," - удивился Алемдар.

- Почему же отнимать, если я сама их тебе отдам. Когда-нибудь вернешь. Потом, разве ты не знаешь, что рука дающего не оскудеет, и не оставит меня Господь своей милостью, если ты дашь согласие на этот уговор. В корысти меня не заподозришь, но я наблюдательна и много раз замечала, как удачно складывались дела и работа у Евгения (моего мужа), когда он помогал тебе.

- Если я умру, то "Америку" и "In avorem" можно оркестровать по моим подробным дирекционам, там все расписано. А вот Мессу нельзя. Я подумаю над твоим предложением. Возможно весной, когда потеплеет я возьмусь за Мессу.

- Возьмись, считай, что ты получил такой своеобразный заказ на 1000 долларов. Жаль, что я не могу предложить тебе больше, у меня просто нет.

- Я бы мог сделать ещё одно сочинение - "Русь святая". Можно было бы посвятить эту симфоническую поэму Борису Ельцину. У меня уже есть тема, она передает образ этого могучего сибиряка. Вот послушай, - Адемдар сел за пианино и сыграл прекрасную, величественную мелодию.

- Да, замечательная тема. Тебе бы сейчас заказ на эту симфонию на несколько тысяч долларов - можно было бы решить все твои ремонтные проблемы и сделать из твоей квартиры приличное жилье. Я бы приехала и помогла тебе с ремонтом.

Да, странным было то, что в наш век, когда космические корабли и космические станция бороздили небесное пространство, гениальный человек, привнесший в свою музыку необъятное космическое звучание, обитал в этой одинокойt обшарпанной квартире. Где и как можно было найти эти доллары в Москве, чтобы помочь ему и заказать "Русь святую", я себе не представляла.

Как только я вернулась в Москву, возникла возможность с оказией отправить Алемдару его Президентскую стипендию, назначенную ему для материальной поддержки Союзом композиторов России. Большие и настойчивые усилия пришлось мне приложить, чтобы отослать Алемдару не тысячи долларов, а наши российские рубли, выделенные ему, живущему на Украине, как знак уважения и признания со стороны российских колег. Кристина уже сняла со сберкнижки (по доверенности) эти деньги отца, и страшно сердилась, что по моему требованию ей надо вернуть отцу его же стипендию. Нелегко было выцарапать эту стипендию из её цепких рук - после долгих препирательств, раздраженная и возмущенная моей настойчивостью, она привезла мне только половину стипендии. Мне очень не хотелось, чтобы в Кристине укоренялась аморальная привычка обирать беззащитного и безответного отца. Про растраты денег этим летом я уже рассказала, а прошлым летом они с матерью, даже не подумав отчитаться перед Адемдаром, растратили весь его гонорар за демонстрацию по ТВ многосерийного художественно-документального фильма "Стратегия Победы". Алемдар никогда в жизни не держал в руках таких денег, они утекли через их отнимающие руки неизвестно куда, ничего не изменив в нищенской жизни Алемдара.

Странный жизненный парадокс - Бог проявил неслыханную щедрость и ниспослал Алемдару огромный талант, а люди постоянно отнимали и отнимают у него то, что могло бы облегчить его повседневную жизнь.

В 1944 году Сталин отнял у Алемдара отца, сослав его в Кемеровскую область, где он и умер, в I960 году его вторая жена развелась с Алемдаром и отняла у него чудесную трехкомнатную квартиру, выделенную Алемдару Симферопольским горисполкомом и по распоряжению Тихона Николаевича Хренникова полностью оплаченную Муз. фондом СССР; в том же году, когда эта бездушная себялюбивая женщина творила свои безобразные дела, Алемдар работал над величайшими партитурами - 1-й, 5-ой и 6-ой частей "Бысти", кроме того, сочинил и оркестровал музыку "Аджимушкая". Союз композиторов СССР отнял у Алемдара возможность исполнения его сочинений - тогда бы пришлось признать приходящуюся не всем по вкусу правду о его гениалъности, теперь его дочь Кристина постоянно отнимала у отца его деньги. Сталин умер, и на свет божий явилась правда о его неслыханной жестокости, бывшая жена Алемдара прозябала, затерявшись где-то под Загорском, Союз композиторов СССР прекратил свое существование, и мне не хочется, чтобы возмездие, ожидающее всякие отнимающие руки, настигло и Кристину, я молюсь, чтобы в её душе поскорее пробудилось святое, охраняющее от всего дурного чувство любви к отцу.

В январе 1996 года в Берлине Немецкий симфонический оркестр под управлением В. Д. Ашкенази впервые записал для компакт-диска 5-ю симфонию из цикла "Быстъ", Алемдар ездил в Берлин на запись музыки и был потрясен грандиозным звучанием симфонии. Увы, деньги за этот первый в его жизни диск были весьма хитроумным способом отняты у него английскими концертными агентами. Несколько paз я слышала, как он играл отрывки из этой симфонии, и в эти минуты мне казалось, что тесные стены комнаты расступаются, раздвигается громада космического пространства над нами, и ты на краткие мгновения соприкасаешься с Вечностью, ощущая, как тяжелой, грозной поступью приближаются карающие всадники Апокалипсиса, неся на нашу заблудшую землю неотвратимое возмездие за грехи.

В комнате, где спит Алемдар, стена позади его рабочего стола увешана портретами и фотографиями. В центре светится молитвенно сложивший руки Иисус на портрете работы крымского художника Бострема, подаренном Адемдару самим художником, рядом фотография самого художника - благообразного, с длинной белой бородой; под портретом Иисуса висит фотография нашего брата Александра, он стоит, опираясь на свой автомобиль "Москвич" и улыбается так ослепительно и жизнерадостно, что невозможно поверить в его скоропостижную смерть; седой, суровый печальный Чайковский задумчиво смотрит с фотографии последнего прижизненного портрета работы Н. Д. Кузнецова, сделанного в год смерти композитора, мрачным, неугасимым огнем горят гневные, страдальческие глаза Бетховена, белеет безмятежный благородный профиль Шопена, молодой Рахманинов, молодой Прокофьев и молодой Караманов (фотография из "Комсомольской правды") смотрят прямо, серьезно и неулыбчиво, слева у окна икона Николая Чудотворца как будто охраняет покой великих людей, сверху, над иконой, портретом и фотографиями, на крупных черных листах - подарках Крымской обсерватории, белыми вихревыми пятнами клубятся снимки галактик и в самом низу, за широким стулом Алемдара на голубом тряпичном панно белый купол и минареты мавзолея Тадж-Махал повторяются, отражаясь в голубой глади находящегося перед ними водоема. Родина древнейших религий, далекая загадочная Индия, давняя мечта Алемдара, видится ему в медитациях, в нирване сказочного успокоения, куда он погружается, когда засыпает под грохот и гудение своих аппаратов, одурманенный алкоголем и угарным газом, а я обращаюсь к Всевышнему за милосердием, молюсь и прошу сохранить Алемдару здоровье и жизнь.

Декабрь 1996 г.