«Весенний этюд в кошачьих тонах»

Павел Кувшинов Весенний этюд в кошачьих тонах

Зима уже сходила на нет. Несмотря на поздние февральские метели, всё чаще по-весеннему тепло и приветливо светило солнышко, с каждым днём поднимаясь выше и выше. Перекусив в буфете, Роб вышел на ступеньки парадного входа училища, ставшего уже совсем родным за полгода. Щурясь от бликов и зайчиков, он стоял и смотрел на пушистые белые облака в непривычно голубом для мегаполиса небе. Почему-то хотелось потянуться и замурлыкать… Оборвав себя на этой приятной, но глупой, как ему показалось, мысли, парень резко развернулся и чуть не сбил с ног однокурсника Ваську, который был ниже его на голову, хоть и старше на два года…

Вообще-то его звали Робертом. Имя это ему не особо нравилось — не очень-то приятно, когда тебя зовут, при этом два раза рыча. Но, как водится, его мнения никто не спросил, и вот уже четырнадцать лет он жил на свете, отзываясь на это двойное рычание. Последнее своё «почему» по поводу имени Роб задал матери лет в восемь, когда, по его мнению, окончательно вырос из коротких штанишек «маленького Робика» и, насупившись, попросил его так больше не называть. Сокращение «Берт» казалось ему «ну совсем девчачьим», и он стал для всех Робом. А потом ещё прочёл «Роба Роя» Вальтера Скотта и уже как-то окончательно смирился — образ благородного разбойника пришёлся ему по душе.

Его всегда тянуло в искусство. Рисовал он, сколько себя помнил. В ход шло абсолютно всё. Цветные карандаши, фломастеры, трижды перезаправленные мамиными французскими духами, кисти и краски от малярных до китайских по шёлку, мелки на асфальте, уголь по белилам свежевыкрашенной стены. Позже были уже баллончики с нитрокраской и стайерский бег с элементами паркура под звуки свистков и сирен. Но бог миловал, а душа жаждала творчества, и в двенадцать лет мать устроила его в художественную школу. Быстро сориентировавшись в программе художки, наш герой, недолго думая, каким-то чудом упросил пускать его на занятия старших классов, одновременно учась и со своими, благо, что занятия были в разные дни. Ботаном он никогда не был, мать авторитарностью не отличалась, но как-то так получилось, что к окончанию девятого класса средней школы он за два года проштудировал четырёхлетнюю программу художественной, довольно бегло изъяснялся на британском английском, а его знания по общеобразовательным дисциплинам уже давно не вмещались в рамки программы одиннадцати классов. Учителя были несказанно рады тому, что после получения документа о неоконченном среднем, «этот выскочка» благополучно покинул стены «родной» школы и поступил в художественное училище, где и учился теперь всего второй семестр, но уже на третьем курсе живописного отделения. Так уж решили мэтры изобразительного искусства, когда через месяц учёбы на первом курсе он еле приволок в учительскую, сгибаясь под непомерной ношей, громадную папку далеко не всех своих работ. Его тактично попросили выйти, долго о чём-то спорили, совещались и шептались и по прошествии почти четырёх часов, когда он, измождённый нервным ожиданием, задремал на подоконнике, позвали и довели до него своё положительное решение, поставив всего одно условие: разобраться с общеобразовательными предметами. Что ж — здесь-то как раз только и надо было, что подтвердить наличие знаний в голове! Сдав экстерном всё необходимое, он облегчённо выдохнул и пошёл знакомиться с новыми однокурсниками. Правда, пришлось ещё самому изучать за два курса нетворческие спецы, но и тут требовалось лишь дополнить знания, полученные в художественной школе. Что он и сделал, «немного» напрягшись в первом полугодии. Так что сейчас всё шло уже своим чередом. Был ли он баловнем судьбы? Может да, может — нет. В любом случае, что бы он ни делал, всегда делал на совесть, и ему всегда было интересно.

Сегодня после обеда группа должна была начинать новый живописный портрет, и Васька, которого чуть не уронил Роб, как раз к Робу-то и направлялся, чтобы поделиться свежей и весьма приятной, по его мнению, новостью. В сердцах выругавшись и благосклонно приняв извинения приятеля, Василий поспешил его обрадовать.

— Прикинь, класс! — не скрывая восторга, начал Василий, — Аристарх на портрет девчонку с подкурсов позировать уговорил. Говорят — лапочка такая. А то бабушки-старушки уже достали — никакого тебе, понимаешь, эстетического наслаждения, одни морщины.

— Да-да-да, слюной не изойди, ловелас. — С деланно непроницаемой миной ответил Роб. — Между прочим, с твоим дырами в анатомии старушки — самое твоё!

— Да прекращай ты зануду строить! Типа, сам не любишь красивых женщин?

— О, да! Я получаю от созерцания их великолепия непередаваемое эстетическое наслаждение! — пафосно изрёк Роберт.

— Вот ты всё-таки, зараза — ничего мимо ушей не пропускаешь. Пошли, а то ж ещё надо успеть на холст бумагу прицепить. — Поторопил Васька, похлопав приятеля по плечу.

И, весело толкаясь, они устремились в мастерскую.

Аристарх Петрович, преподаватель рисунка и живописи, был ещё из той плеяды педагогов, для которых как раз и подходит характеристика «мэтр». Точный его возраст никто не знал, но говорят, он и десять, и двадцать лет назад выглядел точно так же. Рождённый ещё когда-то до начала второй мировой, он пережил блокаду в Ленинграде, закончил Питерскую Академию художеств, а потом безвыездно преподавал в этом столичном училище, вырастив не одно поколение живописцев и театральных художников. Сколько стати и аристократизма было в его внешности и манере держаться! Ребятам хотелось ему подражать, брать с него пример, а девчата вели себя как чеховские барышни, желая произвести как можно более благоприятное впечатление на «благородного старца». Даже прозвищами его «наградили» только уважительными: «Патриарх» и «Наш Суперстар». Тоже конечно, не без юношеского сарказма, но по сравнению с другими…

— Господа студенты! — начал Аристарх, жестом приглашая войти в мастерскую неземное создание с глазами цвета неба, — Алевтина с подготовительного курса любезно согласилась попозировать нам с вами для поясного портрета. Прошу любить и жаловать! — завершил он свою маленькую речь, помогая девушке подняться на подиум с таким видом, словно возводил на трон королеву.

С нескрываемой улыбкой наблюдал Роб немую сцену: мужская половина группы застыла с открытыми ртами, а женская одарила вошедшую такими красноречивыми взглядами!.. В них отразились разом любование, восхищение, недоверие и страх. А он стоял со скрещёнными на груди руками и… анализировал происходящее. Нет, вы только не подумайте, с ориентацией у нашего героя было всё в порядке и не то, чтобы он был неподвластен чарам женской красоты, просто в этом месте повествования опять необходимы некоторые разъяснения.

Отца Робка потерял рано и почти ничего о нём не помнил, кроме добрых глаз, больших тёплых рук и какого-то нереального чувства праздника… Овдовевшая молодая мать, оставшись с маленьким ребёнком на руках у разрушенного очага, месяца два находилась в состоянии прострации, судорожно пытаясь заново собрать в голове разбитую мозаику собственной жизни. Ей на помощь приехала из деревни, распродав и раздав соседям всю живность, бабушка, которая взвалила на себя бытовые заботы об их осиротевшей семье. И вот однажды, вдруг внезапно очнувшись от горя, мать, сделав просто невероятное усилие над собой, принялась в одиночку осуществлять построенные вдвоём с отцом планы о светлом будущем. Она тогда преподавала в институте. Трезво рассудив, что на преподавательскую зарплату одной поднять сына, подающего большие надежды (для всех мам их дети всегда самые-самые!) просто нереально, она за два года получила второе высшее, теперь уже экономическое, образование. А на дворе стояли лихие девяностые с их рэкетом, чёрным налом, тотальным уходом от налогов и постоянно меняющимися законами. О, это была жестокая школа, но неоценимый опыт для начинающего экономиста-бухгалтера. Днём мать продолжала преподавать, а по вечерам вела бухгалтерию сразу нескольких маленьких фирм, шустрой маленькой рыбкой умело лавируя среди законов, инструкций, налогов и платежей, не забывая при этом уделять время сынишке, подбегавшему то и дело со своими «почему». Летом бабушка с внуком уезжали в деревню, а «мать семейства» брала отпуск и устремлялась в столицу на поиски «места под солнцем». Вода камень точит, и мать Роберта добилась своего, сперва найдя работу в Москве, зарплатой перекрывшую все её доходы в провинции, что позволило ей для начала обменять их двухкомнатную квартиру в родном городе на «однушку» в Подмосковье. Но венцом её «трудов праведных» стала сеть консультационно-аудиторских контор по всей столице и трёхкомнатная квартира в новостройке. Так что в шестой класс сын пошёл уже в одну из московских школ.

Маму Роби очень любил и уважал, если не сказать — боготворил. Она была для него идеалом красоты и женственности. Несмотря на быстрый карьерный рост и стальную волю, для сына она оставалась доброй милой мамочкой, другом и мудрым советчиком. Поэтому изначально все женщины были для него леди, королевы, богини и феи из сказок. А он был для мамы всем — памятью, отрадой, гордостью, смыслом жизни, надеждой на будущее, да и ещё много чем и кем — всего и не перечислишь. А ещё хоть и маленьким, но мужчиной в доме, ведь он уже лет с шести-семи управлялся с домашними инструментами куда проворнее мамы.

Окружённый бабушкиной заботой и маминым теплом, наш герой рос романтичным и влюбчивым ребёнком. В то же время девчонкой и маменькиным сынком его тоже назвать было сложно. Если надо, он всегда мог постоять за себя! А вообще, он отлично ладил не только с мальчишками, но и с девочками, чьим вниманием был ну совсем не обделён у бабушки в деревне. Здесь же, на лоне живописных просторов средней полосы России он впервые познал природу коварного женского сердца.

…Вот уже второе лето он дружил с девочкой, жившей по соседству в доме с сине-зелёной крышей. Её звали Любочкой и она была его первой детской любовью. Они познакомились год назад и провели всё лето, держа друг друга за руки до первых осенних дождей. Слёзы расставания, тяжесть разлуки, радость встречи почти через год, всё это было! И было очень искренним и по-детски чистым и светлым! Но счастье — лишь состояние души и не может длиться вечно… Не прошло и месяца их чудной идиллии, как в один прекрасный день появился Он!

— Меня зовут Вова! — важно представился рыжий коренастый мальчик почти без шеи и с маленькими красными ушками, подойдя к их скамейке. Не ожидая приглашения, он уселся рядом и начал рассказывать о том, что приехали они из Питера к бабушке и дедушке на папином Мерседесе, что папа у него крутой и никого не боится, что дома у него есть компьютер и приставка с кучей игр на блестящих дисках, что отсюда они поедут на море и он сможет, если Люба захочет, привезти ей на обратном пути красивые разноцветные камушки, всякие ракушки и настоящего лакированного краба. Девочка слушала, широко раскрыв глаза и рот, не пропуская ни одного слова.

И тут вдруг Робика охватило какое-то страшное отчаянье, в горле застрял комок, а на глаза уже наворачивались слёзы. Он почти физически почувствовал страх предстоящей потери. Сжав кулаки и зубы, он бросился домой, желая сделать что-то такое, ну такое… ну не знал он, что ему делать, поэтому побежал в сад и оборвал подчистую все бело-желтые цветки клубники, похожие на маленькие ромашки. «Любит — не любит», — почему-то вспомнил он и едва не падая, понёсся обратно. Подбежав к Любочке, он протянул ей букетик.

— Это — тебе! — смущённо выпалил он.

— Спасибо, — улыбнулась девочка, взяла Вовку под руку и, весело размахивая букетиком, пошла смотреть сверкающий Мерседес.

В приступе ярости и злости Робка молча разбежался и обеими руками толкнул бугая в спину. Тучный Вовик смешно шлёпнулся, поцарапав об камень коленку, сердито наморщил нос и показал обидчику кулак.

— Ты — дурак! — крикнула Любка, не выпуская из рук букета и помогая новому приятелю подняться.

Вовка ничего не рассказал отцу и всю подноготную случившегося бабушка так и не узнала. Но за клубничные «ромашки» Робику досталось крепко!

Вовка в то лето на обратном пути с моря так и не приехал, и не было у Любочки камешков, ракушек и лакированного краба. А Робкин букетик ещё долго стоял в стакане на окошке под сине-зелёной крышей, даже после того как завял и почти осыпался…

Наш шестилетний влюблённый долго не мог объяснить самому себе, почему он вдруг так резко возненавидел ту, в ком пять минут назад души не чаял. Откуда в нём взялось столько злобы, что он готов был убить бедного Вовку? Ох, как же ему всё это не нравилось, как он жалел этого смешного рыжего увальня, умеющего по-мужски держать язык за зубами. Как же злился на себя за эту минутную слабость.

Любочку за «измену» он так и не простил. И так и не понял тогда, почему до самого его отъезда, а может и после, она так и не выбросила этот первый в жизни каждого из них, подаренный по большой детской любви букет цветов…

Точки над i он сумел расставить лишь гораздо позже, а тогда он твёрдо решил, что никогда больше не полюбит, а если даже и полюбит, то ни за что не скажет об этом…

К девчонкам Роб относился так, как относятся они сами к красивым цветам и маленьким пушистым котятам. Он их любил! Всех! В одной он видел сногсшибательную внешность и любовался, в другой — чистую возвышенную душу и умилялся, в третьей — начитанность и пытливый ум — и искренне восхищался! В каждой юноша находил нечто, достойное внимания и уважения. Так что реплика, принятая Васькой за дружескую поддёвку, была чистой воды правдой! Он действительно получал от любования женской красотой не только чисто эстетическое и эмоциональное наслаждение, но ещё и заряд вдохновения, что ему, как человеку творческому, было как глоток свежего воздуха в облаке густого смога. А девчонки считали его душкой, млея, отвечали на оказанные им знаки внимания и искренне не понимали, почему этот неглупый красавчик с явными задатками казановы никогда не идёт дальше искусных, тонких и всегда вовремя вставленных комплиментов и лёгкого флирта. Одни считали его ещё зелёным, ведь он был как минимум, на два-три года моложе всех в группе, другие — самовлюблённым эгоистом и нарциссом, третьи вообще строили подозрения, что он — гей. Никто ни малейшего представления не имел, какие мысли рождались в его голове, какие бури порой бушевали в его юной неокрепшей душе, чем он дышал и откуда, в конце концов, свалился он как снег, точнее даже, как снежная лавина, на головы не только группы, но и всего училища. Даже его приятель Василий, с которым наш новенький общался больше всех, только растерянно разводил руками в ответ на конкретно поставленные девчатами вопросы. Так или иначе, добрая половина женского населения группы тайно сохла и вздыхала по Робу, а он за полгода пребывания в училище так и не завёл себе подружку, хотя желающих на это вакантное место было хоть отбавляй!

За годы переездов с места на место у Робки было много потерь и расставаний, слёз прощаний и скупых мужских объятий, грустных глаз и приступов одиночества. Рос список контактов в аське и мобильном телефоне. Казалось, друзей становилось всё больше, но они с каждым днём были всё дальше. Он научился не привязываться к людям и с каждым разом расставания становились менее болезненными. Но одному богу было известно, какой ценой всё это давалось. Нет, он не стал меньше дорожить людьми. Просто он научился хранить в душе их свет и бороться со своей болью…

Наконец нужное расположение натуры к свету было выбрано, поворот головы относительно торса и точка взгляда модели установлены, в общем, скорректированы все необходимые нюансы и детали. Ребята облегчённо вздохнули и начали занимать уже выбранные места. «Ну слава богу, наконец-то, а то что-то долго сегодня», — думал Роб, приступая к работе. Прищурившись, он привычным взглядом окинул фигуру сидящей перед ним девушки, скорее даже, ещё девочки, и уверенными чёткими штрихами наметил на бумаге композицию будущего портрета. Парень сразу же с головой ушёл в работу, занявшись общей прорисовкой торса, попутно с хитроватой улыбкой отмечая достоинства точёной фигурки модели. Несмотря на её чуть мешковатую и не по размеру одежду из методфонда, он отметил для себя все детали безукоризненного телосложения новой натурщицы. Но когда он перешёл к голове и начал пристально всматриваться, пытаясь понять характерные особенности её лица, он в упор столкнулся взглядом с девушкой. «Что это было?» — с улыбкой подумал Роб. Подняв глаза, он вновь наткнулся на быстроускользающий взгляд девчонки. Ему уже становилось смешно. Он повернул голову слегка в сторону и сделал вид, что задумался. Сам же боковым зрением (этому в своё время его научили в школе единоборств) продолжил наблюдать за Алей. Ничего себе! По всему было видно, что эти голубые, местами с изумрудными искорками глаза беспардонно рассматривали его явно уже не первую минуту, и к тому же с плохо скрываемым бессовестным интересом. К подобным выпадам со стороны женского пола он давно привык, но чтоб настолько явно, такого не было уже давно! Роб резко повернул голову в её сторону и, поймав взгляд девочки, улыбаясь, в упор уставился на неё, как бы спрашивая: «Ну, и что всё это значит?». Поняв, что отступать уже поздно, она посмотрела на него взглядом кошки, которую поймали на поедании сметаны, наклонила голову, вытянула шею и уже, кажется, хотела показать язык, но вовремя одумалась!

Аристарх сделал небольшой перерыв, помог Але сойти с подиума, опередив ребят, уже готовых броситься ей на помощь, отвел девочку в сторонку и начал ей что-то вполголоса толковать про профессионализм, форму глаза, должное отсутствие эмоций у модели и прочее, и прочее, и прочее. Она на минутку покраснела, виновато опустив глаза, сделала «круг почёта» по мастерской и заняла своё место на подиуме. Внушение возымело воздействие, и в тот день наш герой спокойно доработал вторую пару, лишь два-три раза поймав на себе грустный взгляд Алевтины.

Удовлетворённый проделанной работой над портретом, да и тем, в принципе, как вообще прошёл его день, Роб поспешил к ближайшей станции метро, спустился по эскалатору, плюхнулся на одно из свободных на его счастье мест и со вздохом закрыл глаза, желая расслабиться. В метро он читал редко, разве что если книга захватывала его настолько, что ни о чём другом и думать было трудно. И только он, было, отрешился от всего внешнего и попытался заняться «самосозерцанием», как в голове возникла Аля с широко раскрытыми глазами и грустной улыбкой на лице. «Ну нет, это уже ни в какие рамки!» — возмущённо подумал Робка, открыл глаза и помотал головой, желая сбросить это наваждение. Как ни странно, ему это удалось, правда, только с третьего раза, а ещё два раза девочка упорно появлялась в его сознании. А после третьего он даже пожалел, что у него получилось, потому что Алька всё-таки была просто красавицей. И почему бы не полюбоваться красивой девчонкой, даже если она сейчас непрошенно маячит в твоём воспалённом мозгу? Никто ж не запретит!? От этих странных умозаключений настроение вдруг резко поднялось, зашкалило под самую верхнюю планку и запиликало победным маршем, как это обычно бывает в стареньких простеньких компьютерных играх. Вот в таком-то настроении он незаметно для себя и добрался до дверей квартиры, открыл ключом дверь и, улыбаясь, переступил порог.

— Что это ты сегодня как-то необычно сияешь, мой дорогой? — услышал он добрый и приветливый голос матери, мягко вернувший его к реальности. Она стояла, прислонившись к стене в прихожей и смотрела на сына счастливыми, чуть удивлёнными глазами.

— Просто всё сегодня получается, милая моя мамочка! — ответил Робка, обнимая её за плечи, так до конца и не поняв, что же всё-таки он имел в виду.

Это была добрая традиция их маленькой семьи — награждать друг друга ласковыми эпитетами даже в самом простом разговоре. И в доме сразу сияло маленькое домашнее солнышко, в дом хотелось поскорей возвратиться и погреться после холодного и агрессивного столичного заоконья, потому что только здесь было так тепло и уютно.

Обычно Роб приходил домой раньше и готовил для них с мамой вкусный и лёгкий ужин. Он уже давно поднаторел в кулинарии, научившись творить нечто из почти ничего, а также неплохо овладел искусством сервировки и оформления блюд — здесь ему помогали художественный вкус и природное чутьё. Поэтому каждый ужин принимался на ура и удостаивался восторгов и комплиментов. Нанятая домоработница заведовала чистотой и порядком в доме, стиркой и мытьём посуды занимались машины, а готовку Робка с мамой не доверяли никому. Им так нравилось делать друг другу эти маленькие приятности…

Но сегодня мама пришла домой раньше обычного, поэтому сложившийся уклад сбился, обоих обуяла махровая лень, и они дружно решили заказать ужин из японского ресторана, находившегося в доме по соседству. Так что уже через пятнадцать минут они весело трещали ни о чём, привычно щелкая палочками и поглощая суши и роллы под музыку ненавязчивых попсовых клипов.

Мать рассказывала про клиентов, которые сами не знают, чего хотят и которым приходится минимум по три раза разжёвывать одно и то же, артистично и убедительно изображая то растерянного иностранца — управляющего свежеиспечённым филиалом иноземной фирмы, то гордого сына гор, глядящего как баран на новые ворота на современные московские реалии.

Роб, в свою очередь, упиваясь и захлёбываясь, абсолютно без издёвки повествовал про реакцию Васьки и других пацанов на новую натурщицу с голубыми глазами, умолчав при этом, как эти глаза целую пару стреляли пулемётными очередями в его сторону. А мудрая мама, посмеявшись вместе с сыном над взрывом тестостерона в мастерской живописи, сказала в конце:

— А я-то думаю, что это ты сегодня явился с занятий такой рассеянный и счастливый!

Эти слова повергли парня в полный конфуз.

— Ну мам… — только и сумел произнести смущенный Робка.

Как же хорошо знала мама своего «маленького Робика».

На следующий день живопись была с утра, и группе обязательно нужно было успеть перевести рисунок на холст и написать подмалёвок, поэтому работа закипела ещё до звонка. Роб увлечённо и сосредоточенно работал всю первую пару и, кстати, уже начал даже привыкать к косым взглядам, которые по-прежнему бросала в его сторону Алевтина. Ему даже интересно стало, как будет развиваться эта история дальше. Не в его правилах было торопить события, и он занял удобную выжидательную позицию. Надо сказать, что на перемене его обычно как ветром сдувало с рабочего места, и материализовался обратно он только со звонком. Время отдыха он использовал по максимуму. И сегодняшний день исключением не был. Как только был дан старт перемене, наш красавчик испарился из мастерской в считанные секунды. Аля отвела от него взгляд лишь на мгновенье, когда спускаясь с подиума, улыбнулась подавшему ей руку мальчику, и тут же потеряла «объект» из виду! На этот раз Робка «телепортировался» в расположенный рядом с живописной мастерской актовый зал, который почему-то именно сегодня был открыт. Там стояло пианино и он сразу же начал подбирать какую-то приятную мелодию. Кажется, это была композиция Нино Ротто «Говорите тише», а может, центральная тема из довольно старого американского фильма «Ромео и Джульетта». Словом, нечто задушуберущее. Он так увлёкся, что не заметил, как тихонечко подошла Аля.

— А что ты играешь? — чуть слышно, почти шёпотом спросила она.

Это была уже какая-то совсем другая Алечка, в корне отличавшаяся от той бесцеремонной особы, которая в первый день приговорила его к расстрелу глазами и почти целую пару приводила свой приговор в исполнение. А может, он просто ошибся, и там, на подиуме, она просто сгорала от любопытства, не силах ничего с собой поделать? И вела она себя не как кошка со сметаной, а как пришедшая на водопой прекрасная лань, пугливо исчезающая при малейшем шорохе и рискующая жизнью, чтобы не умереть от жажды? А здесь и сейчас она была самая что ни на есть настоящая, искренняя и честная? В любом случае, разница была колоссальная, и Роб был уже заинтригован не на шутку.

— Пока только подбираю… — так же тихо ответил он.

— А ты что, музыке тоже учился?

— Немного. — Ответил он и принялся рассказывать девушке, как в шесть лет после приезда из деревни от бабушки, он включил телик и услышал на канале «Культура» скрипичную музыку, влюбился в скрипку, и попросил мать отдать его учиться на скрипке, и как его взяли без экзаменов сразу в первый класс. И как той же осенью он пошёл в обычную школу тоже, и как его тоже приняли, потому что он уже умел читать не по слогам…

Тут в дверном проёме нарисовалась сибирячка Светка, выше которой по росту в их группе был только Роб. Она хотела было войти, но быстро оценив ситуацию, загадочно улыбнулась, дала задний ход, закрыла за собой дверь и до конца перемены в актовый зал так никто и не вошёл. Аля тихо присела рядышком, и он и подбирал свою мелодию, а она молча слушала, пока не прозвенел звонок.

На второй паре всё прошло в полной тишине и без эксцессов. Группа настолько усердно работала, что абсолютно все всё успели и отлично со всем справились, от души поблагодарили Алевтину и попрощались с ней до следующей недели.

А на обеде балагур Василий весело поведал Робу, что их с Алей вчерашняя перестрелка глазами практически никем не осталась незамеченной. И что абсолютно все уже знают об их сегодняшней «музыкальной перемене». И что сам он — Васька — за малым едва не схлопотал от Светки в нос за то, что «громко искал» Роба и попытался открыть дверь в актовый зал. К слову также пришлось и то, что все парни в группе уже смирились со своим поражением в ещё даже не начавшемся соперничестве за симпатию прекрасной Алевтины. Что творится в душах сохнущих по «прекрасному принцу» девчонок Васька не знал, но резонно и с юмором предположил, что кривая успеваемости женской половины группы с появлением Али резко поползёт вверх, ибо теперь в их милых головках освободилась уйма свободного места для знаний.

Роб слушал его трепотню, усердно пережёвывая содержимое тарелки и изо всех сил пытаясь изобразить на лице ироническую улыбку. А в голове удивление смешивалось с возмущением, а недоумение с негодованием. «Ну, вы, ребята, даёте! — думал он. — Суток ещё не прошло с момента знакомства, а уже благословили, поженили, счастья пожелали! Быстро вы! Прямо-таки „скоропостижно“! Нет, с этим надо срочно что-то делать!»

— Спасибо за компанию! — Расплылся в учтивой улыбке Роб, выходя из-за стола с деловым и озабоченным видом, словно спеша куда-то.

— Нема за що! Приходы ще! — ответил дежурной заготовкой опешивший Васька, который явно рассчитывал на другую реакцию со стороны Робертино Великолепного.

Времени до начала третьей пары было ещё валом, и он устроился с умным видом на подоконнике с конспектом по истории искусства. Прикрывшись таким образом «эффектом ботана», он принялся скрупулезно анализировать последние двадцать четыре часа своей жизни.

Что же такое было написано на его лице, что все вокруг поголовно сделали в итоге один и тот же вывод? Ну, от мамы, конечно, эмоций не скроешь, да он и не собирался это делать — бесполезно, иногда ему даже казалось, что она умеет читать его мысли. Так о чём это он?… Ведь вёл он себя вроде бы точно также, ну разве что дежурных комплиментов девочкам сегодня не обломилось. Так это потому, что надо было всё успеть, ведь когда он пришёл утром, работа уже вовсю кипела, и тратить время на реверансы было бы, по крайней мере, неуважением к процессу. Так самое-то главное, что ему-то самому было всего-навсего просто интересно, как будут развиваться события, и что ещё такого отмочит эта девочка-сюрприз. По крайней мере, он так считал. Во всяком случае, пока он придерживался именно этой версии. Ну, симпатяшка. Ну, ладно — лапочка. Ну, хорошо — безумно красивая девчонка! Ну и что?! Не первая ж и не последняя в его жизни. Ну, полюбоваться, ну пообщаться, ну пофлиртовать, держа дистанцию, чтоб не обидеть ненароком. Ну и дальше-то что? Серьёзных планов на семейную жизнь он пока строить не собирался… Так! Стоп! Не туда! Всё по плану! Ему всего четырнадцать! Сначала доучиться в училище! Потом по плану ВУЗ! И надо ж ещё определиться, какой. Найти своё место в жизни! Мать всего в жизни достигла сама! Одна! С маленьким ребёнком на руках! А он-то мужчина!.. Так! Опять не туда! Получалось, что он признаёт, что что-то действительно не так!? Тихо! Спокойно! Ничего нет! Всё как надо! Всё нормально! Какие проблемы? Абсолютно никаких!

— Зубришь?

Роб вздрогнул и поднял глаза. Перед ним с солнечной обезоруживающей улыбкой на лице стояла его очаровательная «проблема»!

«Вот, блин, вовремя!» — с еле заметным вздохом подумал он и, учтиво улыбнувшись, вопросительно уставился на девочку.

— А что за предмет? — настойчиво пытаясь завести разговор, не унималась Аля.

— Вообще-то, история искусств. Но ведь ты же не это хотела спросить?!

Она опять попалась! В одну секунду щеки её вспыхнули, погасли, на лице нарисовалась и тут же исчезла виноватая улыбка, и, глядя прямо на парня своими голубыми озёрами, она чуть смущённо спросила:

— А что бы ты ответил, если бы я сказала, что хочу с тобой дружить?

От слов девочки в груди Роба вдруг словно что-то оборвалось, но, слава богу, тут же встало на место. «Дежа вю!» — мелькнуло у него в голове. Нет, прямо сейчас такого напора он просто не ожидал!

— А что бы ты сделала, если бы я сказал, что у меня пока нет ответа на твой вопрос? — довольно быстро придя в себя, парировал он, всё так же «дежурно» улыбаясь и не отводя немигающего взгляда.

Алечка явно не ожидала такой реакции. Солнышко на её личике начало угасать, медленно опускались уголки губ и складывались грустным домиком брови, а голубые озёра превращались в два синих бездонных омута, в тихие водовороты которых безудержно затягивало оплывающего как свечка Робку! Ему вдруг так захотелось нежно обнять её, прижать к себе, успокоить, наговорить ей кучу добрых и ласковых слов. Это становилось просто невыносимым…

Прямо над ними оглушительно заревел звонок, грубо возвращая обоих на грешную землю.

— Дай мне время подумать, — тихой скороговоркой сказал Роб, почему-то наклонясь к самому алечкиному уху и едва сдержавшись, чтобы не чмокнуть её в щёчку.

— У тебя есть это время, — так же быстро успела шепнуть ему на ухо она.

Закинув конспект в рюкзак, он, не оборачиваясь, помчался на занятия.

На истории искусств был семинар, оценок у него было уже в два раза больше других и этот запас, точнее, «багаж знаний в балловом эквиваленте», как шутливо называл его наш герой, позволил ему сегодня расслабиться. Поэтому он удобно расположился на своей галёрке, создал необходимый «эффект присутствия» и, вполуха «контролируя учебный процесс», снова попытался разобраться в происходящем.

Робка был опять ошарашен, если не сказать, шокирован, сражён наповал и её внезапным предложением, и её чистой и непосредственной реакцией на его слова, вызвавшие настоящую симфонию эмоций на её прекрасном личике. Такое просто невозможно было сыграть! Это был настоящий ураган, пронёсшийся по изумрудно-зёлёным, геометрически правильным полям его сознания! «Что это было?» — опять с той же блаженной улыбкой на лице подумал наш «артист», едва не сдав себя историчке с потрохами.

«Хочу с тобой дружить!» Если б она только знала, какой смысл имели в жизни Роба эти слова!

…В семь лет, когда их маленькая семья переехала в один из маленьких старинных городков Подмосковья, Робик попал в удивительную школу. Красивое здание с лепниной на фасаде, чугунными лестницами и высокими потолками накладывало чудесный отпечаток на каждого, кто в него входил. А ещё в этой школе была ритмика — предмет, на котором обучали танцам. Одноклассники «танцевали» уже второй год, но на танцы это походило лишь у немногих. Но Робке, видимо, сама идея танцев пришлась по душе, и он с энтузиазмом принялся за дело. Он усердно занимался на уроках, а по вечерам перед зеркалом копировал осанку пожилого учителя ритмики Генриха Людвиговича. Мама лишь умилялась искреннему рвению сына.

Вскоре мальчишка начал делать успехи, и педагог поставил его в пару с подающей надежды Олечкой — симпатичной девочкой с длинными волосами цвета пшеницы, удивлённо-смешливыми карими глазами и игривой пластикой котёнка. Парочка получилась очень милая — они были самыми высокими в классе, явно нравились друг другу, и удивительно — им не надо было объяснять про необходимость улыбки — в нужный момент всё получалось само собой. Они хотели танцевать и очень старались, по-детски искренне отдаваясь делу. Воодушевлённый учитель — в прошлом сам известный танцор и тренер — вызвав в школу родителей юных партнёров, настоял на дополнительных занятиях после уроков, предложив работать с детьми абсолютно бесплатно. Для него эта пара была лебединой песней. Растроганные мамы (Оля тоже росла без отца — родители были в разводе) всё-таки настояли на оплате и пообещали переговорить с детьми. Вначале Робка воспринял это как покушение на личную свободу — он очень ценил свободное время. Но потом, прислушавшись к доводам «мудрой родительницы», всё-таки согласился!

И начались уже совсем другие танцы! Если на уроках это было лишь разучиванием различных движений и неспешным сплетением их в танцевальное кружево, то теперь началась выкладка по полной! Их костюмы после занятий можно было выжимать. Скрипичные гаммы по часу за пюпитром казались ему едва ли не развлечением после такого темпа. Пару раз «бедный Робик» хотел всё бросить и убежать. Но, увидев светящееся лицо тренера и радость Олечки, когда у них и в самом деле что-то начало получаться, он принялся за дело с ещё большим усердием.

Первым взятым рубежом стал городской конкурс, где они заняли первое место среди пар младшего возраста. Робка никогда не забудет счастливые лица мам, которые не пропустили ни одного их выступления, а на церемонии награждения плакали слезами светлой материнской гордости. Генрих Людвигович был окрылён. Ребята радовались и готовы были прыгать до потолка. А впереди уже маячили новые тренировки, новые надежды и новые возможные победы — никто уже не желал останавливаться на достигнутом.

Другой такой задорной и зажигательной пары их возраста в городе не было, и жюри единодушно выставило их на область, где всё было ещё серьёзней. И снова увеличились нагрузки, и дети уже действительно работали как взрослые, не сомневаясь, что так нужно. Всё было как в большом спорте. А они упорно шли к новой цели — победе на «Области».

На уроках ребята тоже сидели рядом и проводили вместе часов по восемь в день. Но это их ничуть не тяготило — им было вполне комфортно вдвоём. Всё складывалось даже очень безоблачно: спокойный район, школа рядом с домом, Оля жила в доме по соседству. Робик провожал «даму» до дверей квартиры и, учтиво пожав ей на прощанье руку, ещё засветло возвращался домой, чтобы сделать уроки и уже для себя использовать оставшееся время.

Областной конкурс проходил через полтора месяца после городского. Программа была отшлифована до автоматизма. Были новые костюмы. Была группа болельщиков из любящих мам, нескольких одноклассников и их родителей. Ребята отработали всё просто на ура с профессионализмом, не присущим их возрасту, и артистизмом — живым, а не наигранным — дети просто жили своими танцами. Сорвав оглушительные аплодисменты, наши маленькие звёздочки и здесь взяли Гран При. И опять слёзы радости мам, поздравления друзей и жюри, подарки, цветы, фото на память и прочая атрибутика подобных шоу. Седовласый тренер, казалось, радовался этой победе больше самих ребят. Они же, смертельно уставшие, дали волю чувствам лишь позже, обнявшись и разрыдавшись на заднем сиденье старенького маминого «форда», увозившего из столицы их выстраданный, честно завоёванный трофей!

Стоит ли говорить, что подающую большие надежды пару, конечно же, рекомендовали на Региональный конкурс, где уже через три месяца усиленных тренировок им предстояло представить на суд жюри совершенно новую программу. Для этого, помимо прочего, пришлось нанять хореографа, а в жизнь ребят прочно вошли термины «режим» и «диета». И снова по кругу, только ещё жестче. Гонка за успехом продолжалась. Так было надо!

Но вот однажды, когда Робка, проводив партнёршу до дверей, как обычно, с искренней улыбкой пожал ей руку и уже собирался уходить, она удержала его ладонь в своей, погладила её второй рукой, и, как-то по-особому посмотрев ему в глаза, сказала:

— Робочка, давай с тобой дружить!

Наш герой стоял и молчал, не убирая руку, а в его глазах недоумение сменялось смущением, необъяснимая теплота переходила в упорную сосредоточенность. Оленька медленно подняла его руку, мягко сжав её между своих раскрытых ладошек, поднесла к груди и, закусив нижнюю губу, умоляющим взглядом посмотрела на Робика. Он почувствовал, нет, казалось, он явственно услышал, как бешено колотится в груди её сердце! И вот этот пульс уже громко стучал в его висках, а он уже не понимал, чьё сердцебиение разрывает его голову — её, его или их общее. Под грудиной что-то больно кольнуло. Он закрыл глаза, инстинктивно пытаясь выиграть время, не умереть и не сойти с ума…

На тренировках эти двое понимали друг друга с полужеста, с полувзгляда, и уж тем более — с полуслова. Глядя на них, можно было подумать, что телепатия — это нечто обычное, что может каждый. Оба, несмотря на загруженность, без особых усилий учились на «отлично». Но интересное дело, когда один из них, стоя у доски вдруг внезапно терялся или сбивался, другой тут же приходил ему на помощь и первый как ни в чём ни бывало, продолжал отвечать. Как они это делали, они сами не знали, но эту странную связь замечали многие. Говорят, у людей, которые подолгу проводят вместе, такое случается.

Но сейчас Робка искренне не понимал, что имела виду Олечка под словом «дружить». Вернее сердце и душа ему подсказывали, что, наверное, она хочет, чтобы их отношения перешли на какой-то новый уровень, чтобы они стали ещё ближе, больше времени проводили вместе. Но куда ж ещё больше то, ведь и так восемь часов рядом? Мальчишечий мозг упрямо не слушал подсказки сердца! Да, он дружил с пацанами, они вместе гоняли на великах по тропинкам в лесопарке, носились с игрушечными пистолетами в войнушку, резались в стрелялки на приставке, подтягивались на турнике. Но Робка просто не представлял Олечку с пластиковым «Вальтером» или мчащейся на велосипеде по лесной тропе. А если и да, так ведь она хотела дружить с ним, а не со всей оравой. А ребята? Это уже попахивало предательством!.. Мысли беспорядочно толкались в голове, перебивая друг друга…

Немного придя в себя и открыв глаза, он спросил, чтобы как-то разрядить повисшее в воздухе напряжение:

— А разве мы и так не друзья?… — выдохнул мальчуган и запнулся, встретившись взглядом с Олечкой.

«Ну же?… Ну?…» — умоляли карие вишенки её глаз, наполняясь слезами. Казалось, что из закушенной губы сейчас выступит капелька крови. Как? Оставить всё как есть? Нет, это уже не возможно! Она уже сделала свой первый шаг, за спиной полыхал ярким пламенем мост, и назад пути уже не было! Теперь всё зависело только от него!

Робка осторожно высвободил руку из её влажных от волнения ладошек.

— Я не знаю… — с виноватой улыбкой промямлил он, — мне надо подумать… мне надо понять… — и стремглав бросился вниз по лестнице, боясь оглянуться.

Дома он, не переодеваясь, упал на кровать, уткнулся в подушку и пролежал так, не двигаясь, до самого прихода матери, пытаясь упорядочить взорванные мысли и чувства.

Добрая милая мама. Она пришла, терпеливо повесила на вешалку брошенную мимо стула куртку, поставила на полку обувь, положила на письменный стол ранец. А потом тихонько присела на краешек кровати и, нежно погладив сына по голове, спросила, кушал ли он, сделал ли уроки, и что же всё-таки случилось у него такого, что он не прибежал, как обычно, её встречать, услышав звук ключа в замке.

— Рабочие моменты! — серьёзным голосом произнёс её «маленький Робик».

Мать уже не раз слышала из уст сына подобные взрослые фразы, знала, что дети на тренировках действительно работают, в полном смысле этого слова. Но это опять вызвало у неё улыбку умиления.

— Ну, ты когда придёшь к единственно верному решению, — пошутила она, — сразу приходи на кухню, а то совсем скоро, согласно ре-жи-му, ужинать будет уже поздно. Хорошо?

— Угу, — промычал Робка, а мама, поставив ужин в микроволновку, взяла трубку радиотелефона и, прикрыв за собой дверь в кухню, начала звонить маме его «рабочего момента», переживая, всё ли в порядке у девочки.

Подготовка к «региону» шла полным ходом. Уже были заказаны костюмы, придумана программа, которая безумно нравилась и тренеру и ребятам. У юных талантов появились новые поклонники и даже нашлись спонсоры, готовые оплатить и поездку, и костюмы, и переоборудование школьного танцзала, и даже доставку на конкурс болельщиков и лучшие места в зале для них. В общем, с организационной стороны всё складывалось как нельзя лучше.

Но что-то происходило между самими партнёрами. Сначала всё было как и раньше. Ребята усердно работали, радуя тренера — тот же задор, улыбки, глаза в глаза, живость и проникновенность. Но потом, несмотря на отточенные движения и идеальную слаженность пары, начало постепенно пропадать как раз то, что делало их такими, какими их любили, за что ими восхищались, то, что выделяло их из толпы им подобных. Они стали спорить по «рабочим моментам», горячо отстаивая свое мнение, ссориться по мелочам, пару раз Олечка даже выбегала из зеркального зала вся в слезах. А вскоре Роберт даже схватил за устный ответ первый в своей жизни трояк, когда запнувшись, увидел, что Олечка не следит, как обычно, за его ответом, всегда готовая помочь, а что-то пишет на клочке бумаги, искоса посматривая в сторону. Память сразу «отшибло» начисто, он не смог вымолвить больше ни слова, честно признался, что забыл и, услышав непривычное «Садись, три!», с нескрываемым чувством досады проследовал на своё место.

И вдруг на Робку внезапно начало накатывать то странное чувство, страшное и тревожное, ненавистное и разрушительное, знакомое и уже полузабытое, но всё так же рвущее на куски нежную сущность его ранимой души и почему-то ещё более зловещее и скрежещущее. Стараясь не предаваться панике, он решил во что бы то ни стало, как можно быстрее поговорить с Оленькой. Он уже готов был на всё согласиться и хотел просить её о прощении и дружбе, лишь бы удержать и сохранить то, что ещё вчера казалось таким постоянным и незыблемым, а сейчас неумолимо утекало как песок сквозь пальцы.

Как только прозвенел звонок, Робик, что-то шепнув на ушко девочке, увлёк её за собой в коридор. Найдя место, где никто не мог услышать их разговор, он собрался с духом и выдал на одном дыхании:

— Оля! Я подумал! Прости, что так долго! Я готов с тобой дружить!

Глаза девочки еле уловимо сверкнули и погасли. Она оценивающе окинула его взглядом, манерно подняв головку, и гордо объявила:

— А у меня уже есть друг! Я ждала! Но ты опоздал!

Случилось то, чего сейчас так боялся Робка! Когда? Ведь они всё время были вместе! И на уроках, и на тренировке, и по дороге в школу и домой… «Записка!» — понял он. Кулаки и зубы сжались сами собой! До хруста! До боли! В его серо-зеленых глазах заплясали жёлтые искорки.

— Но, — продолжала Олечка, явно заметив реакцию партнёра на её слова, — ты должен мне пообещать, что не будешь его бить!

«Бить? Да я его сразу убью! Урою гада, как только узнаю, кто это!» — судорожно сжимая челюсти, думал Робка, глаза которого уже горели жёлто-зелёным огнём.

— Слышишь?! — почти крикнула девочка, в упор приблизившись к нему и глядя строго и жёстко, — не смей его бить! Ты ничего ему не сделаешь! Слышишь? — Она схватила его за плечи и тряхнула так сильно, что он сразу пришёл в себя. — Ты мне обещаешь? — уже мягко спросила она, видя, что глаза мальчишки уже приобретают прежний цвет.

— Хорошо! — буркнул он, нервным рывком плеча освобождаясь от её руки.

На самом деле, Робка тогда и драться-то не очень умел — во-первых, редко приходилось — его всегда уважали, во вторых, как-то не было времени научиться — то скрипка, то танцы, а к любому делу наш герой всегда относился по-мужски серьёзно. Но он пока ещё сам не знал, чего от себя ожидать в приступе слепой ярости.

В тот день после тренировки, когда Робка с Олечкой выходили из зала, и мальчишка, как обычно, собирался идти провожать партнёршу, он увидел сидящего на подоконнике Юрку — прошлогоднего партнёра Олечки. Что-то предательски щёлкнуло у него в голове, и он уже готов был накинуться на соперника, но девочка резко одёрнула его за рукав.

— Ты обещал! — сквозь зубы шепнула она маленькому отелло. И, повернувшись к Юрке, одарила его приветливой улыбкой.

Разбитый Робка медленно поплёлся домой, грустно размышляя сначала о том, что все девчонки злые и бездушные, что им нельзя верить, потом о том, что с ними хорошо, но расставаться больно, потом о том, что это он сам виноват, что заставил её так долго ждать, думая, что всё утрясётся само собой. Он так и не успел прийти к «единственно верному решению», потому что недалеко от его дома дорогу ему преградили трое незнакомых мальчишек-пятиклассников.

— Пацан, деньги есть? — угрожающе процедил один из них, стуча кулаком по ладони.

Сначала наш ревнивец хотел выместить на этой троице всю свою ещё не угасшую злость, но, быстро придя в себя, вспомнил, что бегает он лучше, чем дерётся. Толкнув одного из троих и выиграв время, Роб бросился к подъезду, на ходу вынимая из кармана ключ от домофона. У подъезда он подвернул ногу, успел доковылять до двери, открыть и захлопнуть её у самого носа преследователей. И только тут он понял, как же страшно болит подвёрнутая нога. Пока он поднимался на лифте, она распухла в два раза. Открыв дверь квартиры, он добрался до трубки, плюхнулся в кресло и позвонил матери. Через пять минут у них в квартире были Олечкина мама, тренер и врач скорой помощи. Не было только Олечки…

Мама Роба приехала уже в больницу. Опасения были напрасными. Перелома не было, только растяжение, но и оно было сейчас не ко времени, учитывая три недели до конкурса. Правда и тут всё обошлось. Опухоль быстро спала, и время для восстановления формы оставалось. Пара выходила на финишную прямую, и не было права на ошибку. Нога ещё ныла, несмотря на эластичные бинты. Но Робка работал по-взрослому профессионально, почти не задавал вопросов, понимая всё с первого раза, без эмоций, но всегда широко и радостно улыбаясь партнёрше. Старик-тренер уже начал забывать, что совсем недавно дети яростно ругались, и не мог нарадоваться. А Олечка почему-то начала верить его «сценической» улыбке, которая на самом деле сразу же гасла за пределами танцзала. Они всё ещё сидели за одной партой, и он всё также «страховал» её ответы, но сам, уже не надеясь на её помощь, лишний раз читал учебник. Домой девочку провожал Юрка. Дальше этого их «дружба» не развивалась. Так что по сути всё оставалось по-старому! Почти всё…

На паркет Робка вышел уже без бинтов. Чётко отработав программу, они опять взяли приз, правда, на этот раз второй — их обошла пара из Питера. Причём, в артистизме! Гости из северной столицы занимались танцами не первый год, а для наших звёздочек второе место на регионе всего после восьми месяцев напряжённой работы — это был настоящий прорыв! Так считали все! И все были счастливы. И Олечка, и мамы, и тренер, и спонсоры с болельщиками. А Робик, улыбаясь всем хорошо сыгранной улыбкой, с грустью отметил про себя, как их главные соперники искренне радовались победе, обнимаясь, целуясь и рыдая на глазах у всех. А ещё он чувствовал, просто чувствовал, что если б не его, робкина нерешительность и его нежелание поверить сердцу, не видать бы сейчас питерским танцорам победы, как своих ушей.

Он не стал омрачать всем праздник, но решение своё уже принял.

Объятий и слёз радости на заднем сиденье по дороге домой на этот раз не было.

А на следующий день, после долгого разговора с мамой, Роб сам позвонил тренеру и сказал, что танцы он бросает… Просто он понял, что танцы не нужны без доверия той, ради которой он в танцы поверил!

Назавтра он уже поменял паркет на татами, а танцевальный костюм на кимоно…

Шла уже четвёртая пара — начертательная геометрия. Роб по-прежнему не оставлял попыток трезво оценить происходящее. Нет, Алька положительно поставила его в логический тупик! Чем больше он пытался анализировать её поведение, тем меньше он понимал, что происходит. Вопросов по-прежнему было больше, чем ответов. Да и ответов-то, по сути, никаких ещё и не было! Одни вопросы! Почему всё так быстро и стремительно? Почему все вокруг так однозначно и так положительно реагируют на то, что ещё десять раз вилами по воде писано? И почему, в конце концов, она, сделав такой решительный шаг в его сторону, не нашла никакого другого слова, кроме как «дружить», сама того не желая, задев в его душе ноющую рану. Он склонился над столом, изображая мозговой штурм полученного «начертательного» задания, закрыл глаза и попытался отключить сознание и перевести проблему на подсознательный уровень — иногда ему это помогало. И тут он увидел и услышал то, что он не смог объяснить ни тогда, ни гораздо позже. «Дружить? Ха! Милая юная леди! В вашем, как бы это помягче выразиться, не совсем, а точнее, уже совсем не детсадовском возрасте, вам давно пора бы понять, что дружбы между двумя взрослыми особями противоположного пола нет! И быть не может! Что это за детство такое?» — скрипел в голове Робки въедливый занудный ментор в круглом пенсне и клетчатом картузе, видимо, обращаясь к Алечке. «А может, не детство, а чистота восприятия, непосредственность, свободный полёт чувств? Может, речь в её словах сейчас идёт лишь о дружбе двух чистых творческих душ, лишённой приземлённой телесной составляющей?» — с доброй улыбкой возражал ему поэт с большими грустными глазами и развевающимся на ветру шёлком волос. «Нет, это уже точно паранойя», — подумал Роб, быстро открыв глаза. Но слова непонятно откуда взявшихся в его голове спорщиков как будто просветлили его затуманенное, уже замученное тягостными раздумьями сознание. Первый был, вроде бы, абсолютно прав. Но доводы второго так импонировали Робу. «Дружба двух чистых творческих душ», — как же красиво и поэтично это сейчас для него звучало! Воодушевлённый, он вновь включил логику и попытался разобраться в ситуации, найти выход, а точнее путь, по которому ему следовало идти дальше. Конечно, Роба не покидало ощущение дежа вю, ситуация вновь повторялась — его опять поставила перед таким же выбором девчонка, сделавшая первый шаг к нему. Может, судьба даёт ему ещё один шанс? Может, когда-то он не воспользовался своим шансом на счастье? Ведь кто знает, как могла сложиться карьера и личная жизнь звёздной парочки, семимильными шагами покоряющей когда-то танцевальный олимп. Но тогда он был ещё «маленьким Робиком», а сейчас он «взрослый сознательный молодой человек», со своими принципами, целями, планами и приоритетами. Так именно в этом и была загвоздка. Ведь теперь у нашего героя был хоть и примерный, но довольно чёткий план, в который на данном этапе никоим образом не вписывались серьёзные личные отношения с противоположным полом. Но Алечка предложила ему дружить, а не сказала, к примеру, что он ей нравится, или уж тем более, что она его любит. Никаких других претензий на его сердце, душу и, тем более, тело с её стороны тоже не было. Значит… ответив на её предложение дружбы положительно, он не нарушит своих планов и не поступится своими принципами!

«Уррррааааа!!!» — прошептал Робка, еле сдержавшись, чтобы не заорать на всю аудиторию! И он вдруг понял, что всё это время он совсем не пытался разобраться в ситуации, и что ему даже нравилась вся эта стремительность, и что, по большому счёту, ему была абсолютно «фиолетова» реакция однокурсников. Он пытался найти для себя путь к Алечке! Как, оказывается, просто порой бывает понять, чего же ты на самом деле хочешь.

Прозвенел звонок, и наш герой, окрылённый, понёсся в мастерскую, где по вечерам занимались подготовительные курсы.

Занятия ещё не начались. Аля как раз заканчивала точить карандаши для рисунка. Увидев в дверях Роба, она оживилась, но, взяв себя в руки, опустила взгляд и с серьёзным видом проследовала к выходу.

— Добрый вечер, сэр! — молвила она, вежливо кивнув. — С чем вы пожаловали в наши края? — продолжала девочка, с трудом сдерживая эмоции.

— Добрый вечер, мэм! — подыгрывая ей, с кивком головы и непроницаемой миной изрёк Роберт, — я пришёл сказать вам, мэм, что я подумал! И принял своё единственно верное решение!

— Ну и каким же будет ваш положительный ответ, сэр? — уже с тревожными нотками в голосе спросила Аля.

— Видите ли, мэм! — выдерживая паузы, с тем же каменным лицом продолжал наш «артист», — моё единственно верное решение… — он сделал многозначительный жест рукой, — состоит в том… — здесь он сбросил с лица каменную маску и широко улыбнулся, — что я тоже хочу с тобой дружить!

Лицо бедной Алечки, которая уже была голова ко всему, засияло такой яркой и лучистой улыбкой, что Робке даже показалось, что вокруг действительно стало светлей.

— Ро-оба! Зачем ты меня разыгра-ал? — надув губки, но продолжая сиять, протянула она.

— Заметь, не я это начал, — Робка светился ничуть не меньше её, — ты же сама затеяла весь этот официоз: Добрый вечер, сэ-эр! — передразнил он, изображая Алечку, — а я только немно-ожко подыграл тебе.

— Ты так быстро подумал? А в обед мне показалось… Нет. Ладно, проехали.

— Так! Мы же друзья? Или как? Так вот давай сразу договоримся: начала — договаривай! Так что тебе там показалось?

— Ну, извини, в какой-то момент мне показалось, что мне придётся ждать целую вечность… И я, правда, приготовилась ждать. Ты извини, что я так про тебя думала, хорошо?

— Перестань извиняться, всё нормально, — успокоил её Роб, — вообще-то, быстрота принятия решений — это мой конёк, — шутливо добавил он, а про себя подумал: «…только не по поводу чувств. Если б ты знала, милая Алечка, как недалека ты от истины…» И он опять умилился её открытости и непосредственности.

Занятия начались, и Але надо было убегать.

— А как ты смотришь на то, что я тебя по-дож-ду и про-во-жу?

— С согласием и восторгом! — радостно заявила она, чмокнула его в щёчку, покраснела и убежала.

Роб позвонил матери, чтобы извиниться за то, что его не будет к ужину. И ужина, собственно говоря, тоже не будет, потому что у него появились неотложные дела, с которыми срочно надо разобраться.

— Ничего страшного, мой хороший! — прозвучал в трубке добрый голос мамы, — Твой завтрак будет в холодильнике. Только, пожалуйста, постарайся пораньше разобраться со своими «голубоглазыми делами», а то у тебя завтра рисунок с нулевого, если ты ещё помнишь.

— Ну мам, ну ты опя-ать? — засмущался Робка.

— Всё, молчу-молчу-молчу, но надеюсь, что ты меня понял?

— Йес, сэр! То есть, мэм! — весело отрапортовал сын матери.

«Большой брат следит за тобой, точнее — большая сестра!» — с улыбкой подумал Роб, отбивая звонок. Он, конечно, понимал, что его мать — умная, красивая и проницательная бизнес-вумен с отличной памятью. Но иногда это начинало реально напрягать. Сын никогда даже не пытался выяснять отношения по этому поводу, ведь палку она, к счастью, никогда не перегибала. А ещё он знал, что так она проявляет заботу, поэтому на всё это можно было закрыть глаза.

Роб порылся по карманам одежды и рюкзака и наскрёб немножко денег — скудновато, но в приличной кафешке хватило бы не только на кофе. Времени в запасе было ещё часа два с лишним. Наш «деятель» решил, не теряя времени, обежать окрестности в поисках подходящего уютного заведения, отвечающего ряду требований. Куда бы их пустили, не докапываясь до возраста. Где не сильно шумно и можно было бы спокойно поболтать за чашкой кофе, безалкогольным коктейлем или лёгким ужином. И, наконец, где бы, благодаря нормальной охране, не водилось бы пьяное быдло. Он никогда ничего не делал наобум. Вариант вскоре был найден и он возвратился в училище как раз к перерыву Алиных занятий. Он настоятельно попросил девочку позвонить домой, чтобы там не волновались, если она придёт на час-полтора позже, чем обычно, а пока она разговаривала, наш «маэстро» посмотрел начатый ею рисунок натюрморта. «Надо сказать, что всё достаточно неплохо, — с удивлением заметил он про себя, — даже странно…» В самом деле, многие из тех, кто поступил на первый курс живописного вместе с ним, работали гораздо хуже. «Творческая душа!» — с улыбкой подумал он. Занятия продолжились, а Робка, подумав, всё-таки смотался до ближайшего «бабкомёта» и снял с карточки ещё тысячу на всякий случай. Ну не любил он форс-мажоров.

Парень еле дождался окончания занятий — он просто с ума сходил от безделья, поэтому, когда в дверях, наконец, появилась Аля, он был рад вдвойне!

Выбранная кафешка была совсем недалеко. Они приземлились за дальний столик у окошка, и он, с улыбкой протянув ей меню, наигранно-приказным тоном повелел:

— Ну что, чудо заморское, рассказывай, откуда ты свалилась на мою грешную голову!?

— А явилась я, батюшка, — начало «чудо», приняв его игру, — в стольный град Москов, из-за самого синего Цимлянского моря, из славного города Волгодонска! — пафосно-эпосно поведала она и засмеялась.

К удивлению Роба, девочка заказала только зелёный чай без сахара, и ему стоило величайшего труда уговорить её хотя бы на зелёный салат с креветками. Робка думал, что она захочет мороженое, но от него она наотрез отказалась. Она продолжала его удивлять! Желая понять её получше, юноша заказал себе то же самое. В голове мелькнуло что-то про ползёрнышка из сказки про Дюймовочку, и Робка снова улыбнулся, хотя, если быть точным, улыбка и так весь вечер не сходила с его лица. Они ели молча, не отводя сияющих глаз друг от друга, поэтому всё время попадали ножом и вилкой мимо еды и даже мимо тарелки. Им было безумно весело всего лишь от того, что они вместе сидели за этим столом, поглощали этих оранжево-розовых креветок в нежно-зелёных листьях салата, то и дело изображая и передразнивая друг друга. И сейчас им больше никто не был нужен и они абсолютно ни о чём не думали. А когда их весёлая трапеза закончилась, и Роб посмотрел на часы, то он вдруг понял, что уже пора убегать, а он так и не успел ни о чём её спросить. Но он ни капельки не сожалел об этом. Юноша небрежно расплатился, не забыв оставить чаевые, чем поверг в шок официанта и вызвал улыбку у Али. Его душа порхала, как мотылёк, и пела, заливаясь соловьиными трелями. Им очень хотелось ещё побродить по старым улочкам, по-детски взявшись за руки, но Алечка боялась доставить беспокойство тёте Вале, у которой она жила, и они заспешили домой, отдав себя на съедение ближайшей разверзнутой станции-пасти метрополитена. Час пик уже кончился, свободных мест в вагоне метро было валом, а они всю дорогу стояли, повиснув на поручне и переплетясь взглядами и пальцами свободных рук. А когда они добрались до места, то оказалось, что девочка живёт всего в трёх кварталах от его дома. Роб проводил её до самых дверей квартиры. Наступил момент прощания. В воздухе повисла неловкая пауза, и парня опять посетило уже знакомое чувство дежа вю. Чтобы разрядить обстановку, он галантно поцеловал ей руку на прощанье. Она чмокнула его в щёчку и, в смущении пряча глаза, поспешно закрыла за собой дверь.

Наш романтик неторопливо пошёл домой, расплываясь под впечатлением вечера и пытаясь хоть как-то оценить все события дня. Внезапно его приятные размышления прервала неизвестно откуда взявшаяся метель — последние попытки уходящей зимы удержать в руках свой местами уже серьёзно подтаявший посох власти. Робка накинул на голову капюшон и заспешил домой, подгоняемый в спину попутным ветром.

— Как прошло «решение проблем», дорогой? — услышал наш гулёна, когда тихонечко, стараясь не шуметь, закрыл за собой дверь и медленно расстегнул молнию куртки. Робка вздрогнул. Мама была, как всегда, неповторима в своём репертуаре.

— Отлично, милая мамочка! — улыбаясь, повернулся сын к матери, — ты ещё не спишь?

— Как видишь. Пойдём.

И она увлекла его на кухню, где его ждал ужин, предусмотрительно подогретый уже в третий раз. Добрая, заботливая мама. И откуда она могла узнать, что вечером он съел только порцию креветочного салата, которого было явно недостаточно для его «молодого растущего мужского организма»?.. А она сидела и смотрела, как счастливый сын с благодарностью и аппетитом уплетает с любовью приготовленный ею ужин. И не о чём не расспрашивала, просто видела, как ему хорошо и тихо радовалась за него.

Поцеловав маму за ужин и пожелав ей доброй ночи, счастливый и довольный, Роб направился в свою комнату, по совместительству кабинет, мастерскую, спальню, гостиную (для его гостей), геймзал и даже иногда музыкальную студию. «Моя обитель» — шутил он, подразумевая, что он там «обитает». Спать совершенно не хотелось. Но напоминание матери про нулевой рисунок «послушный сын» ну просто не мог оставить без внимания. Пару раз он уже имел неосторожность не прислушаться к её советам. Поэтому он разрешил себе только проверить почту и оффлайн-сообщения. Он уже собирался отправить ноутбук в ждущий режим и пойти спать, как в углу аукнули два окошка аськи:

«wild_kitty хочет добавить вас в список контактов» и

wild_kitty: Превед мальчег как прошёл праздничег засчитнечега:)

Робку слегка покоробило от банального ника, но на бота эта последовательность явно не походила. Нажав «разрешить» в первом окошке, он раскрыл диалог и набрал:

crazy_artist: Прошу прощения за мой ужасный албанский:), ты хто, девчонко?

wild_kitty: на атгатку три папыдки! — последовал ответ.

Роб клацнул «посмотреть данные пользователя» — в окошке кроме пола и возраста — четырнадцать лет, не было никаких данных. На аватарке торчала анимешка девочки с голубыми глазами, чёрной стрижкой каре и розовыми кошачьими ушками. Хитрость не удалась и наш «хацкер» пошёл «через другой порт»:

crazy_artist: Йа тибя знайу?

wild_kitty: ваздмождна… — ответила Китти.

crazy_artist: жжош?

wild_kitty: дык!

crazy_artist: аццкий отжег!

wild_kitty: йа аццкайа сотонаааа!

Собеседница явно была в сети не новичок. Ники всех своих знакомых Роб знал — они торчали у него в аське. То, что это шутка кого-то из ребят тоже было не похоже — никто так не общался. Он решил попробовать напрямую:

crazy_artist: а признацца?

wild_kitty: вод так простэнко? неа;-Р

Разговор не клеился, все мысли были о другом. Робка, уже начиная раздражаться, просто выключил компьютер, не желая тратить время на пустую болтовню, и пошёл спать.

Но сон не шёл. «Не слишком ли много совпадений?» — вертелось в голове. В самом деле, создавалось впечатление, что кто-то или что-то целенаправленно ведёт его к Але. Причём, ведёт странными тропами — и неведомыми, и знакомыми одновременно. Склонный к анализу Роб упорно пытался разложить всё по полочкам и сопоставить, но ничего не получалось. Потом его внезапно накрыла волна впечатлений приятно проведённого вечера, и, повинуясь этому тёплому приливу, душа его унёслась в волшебную страну сновидений.

Утром «студент прилежный» едва не проспал на нулевой урок, автоматом выключив будильник на мобильнике. На помощь пришёл «заботливо» припасённый мамой механический агрегат с двумя латунными шапками и молоточком сверху, загремевший чуть позже в другом конце комнаты. Сонный Роб походкой зомби пересёк комнату, выключил трезвон противно дребезжащего «антиквариата» и направился в кухню. Здесь он кинул пару кусков хлеба в тостер, зарядил кофе-машину на эспрессо и так же «по приборам» проследовал в ванную. Струи прохладного душа смыли остатки сна, и через десять минут наш юный талант уже доедал свой дежурный сэндвич и допивал последние капли просто необходимого сейчас кофе.

А в училище в мастерской рисунка его ожидал сюрприз. На портрет по рисунку группе тоже должна была позировать Аля. У опытного педагога всегда были свои взгляды на процесс. Решив, что дополнительное изучение натуры не помешает, он уговорил Алевтину позировать и здесь. Роберто был рад, слегка раздосадован и озадачен одновременно. Конечно, он был рад — ему очень хотелось видеть Алечку — это было понятно всем и без слов. Но как профессионал, а его, пусть с небольшой натяжкой и скидкой на возраст, но можно уже было считать профи, он понимал, что личная симпатии к «объекту» может сделать оба этих портрета как блестящими, так и провальными. И, наконец, его вчерашние догадки продолжали подтверждаться — судьба ещё больше сближала их — это вгоняло его в лёгкий ступор. Но самое главное, ему опять показалось, что это с ним уже было, и в памяти отчётливо всплыло ежедневное восьмичасовое пребывание вместе с Олечкой во втором классе, и желаемое, и вынужденное одновременно. Да, память — штука удивительная и жестокая одновременно…

— Ну, давай, дерзай, маэстро, — с хитрой улыбкой шепнул ему Васька, слегка хлопнув по плечу и сбив с мысли.

Очнувшийся «маэстро» огляделся — полгруппы, в основном девчонки, поспешно отводили от своего младшего одногруппника умилённо-улыбающиеся лица. Видимо, выражение его лица было по меньшей мере дурацким.

«Ну вот, начинается!» — тут Робка впервые посочувствовал знаменитостям, на которых постоянно нацелены тысячи глаз и объективов.

Стоит ли говорить, что в тот день нашему герою стоило громадных усилий собраться и настроиться на работу. Он делал всё возможное и невозможное, чтобы не утонуть в синеве её глаз, которые затмевали всё, что их окружало. Формы плыли, плясали, сминались и растягивались. После первой пары рисунка он уже с полным правом мог утверждать, что начал лучше понимать природу сознания Пикассо и Дали. Слава богу, что после перемены, на которой они просто молча стояли у окошка, взявшись за руки, всё пошло на лад. И Роб всё же смог доказать себе, что он действительно профи.

На обеде они вместе молча ели в буфете, украдкой поглядывая друг на друга, а потом до самого звонка снова стояли у окна, взявшись за руки и не говоря ни слова. Проходящая мимо девочка из его группы, отведя хитро-смущённый взгляд, пробормотала тихо, но так, чтобы они услышали: «Робик любит Алечку…». Робка сначала хотел было горячо возразить, что они просто друзья и у них всего лишь «дружба двух творческих душ», но потом осёкся, поняв вдруг, что со стороны «всё это» дружбой ну никак не выглядит. Да пусть все думают, что хотят, лишь бы не мешали, ведь нашим «друзьям» было так тепло и спокойно друг с другом.

Третьей парой была композиция, и почти вся группа получила свою порцию адреналина. Георг Васильевич, эмоциональный и темпераментный преподаватель, опять то восторженно хвалил оригинальные находки подопечных, то швырял планшеты и даже уже начатые холсты через всю мастерскую и метал молнии праведного гнева на головы «сачков и бездарей», едва не доводя некоторых до слёз. Ну а Роб, как обычно, получил пару «конкретных рабочих советов по процессу», потому как все дифирамбы «юному дарованию» были давно спеты и уже набили немалую оскомину всей группе. Работа теперь шла по принципу «не перехвали».

Чётвёртой пары в этот день не было и довольный подвернувшимся свободным временем Робка помчался домой, чтобы заранее приготовить ужин для мамы, воплотить в работе советы «композитора», подготовиться к завтрашнему дню и обдумать предстоящий вечер.

Занятия подкурсов проходили каждый день и даже в воскресенье, чтобы застать световой день для живописи. Разумеется, их встреча после занятий была для обоих уже чем-то само собой разумеющимся, необсуждаемым и очевидным — иначе просто и быть не могло. В изобретательном мозгу Роба родилась целая гора планов на вечер — от кино до боулинга. Но поразмыслив, он вдруг понял, что вся эта дежурная «развлекуха» им сейчас совсем не нужна — обоим так хотелось поговорить, рассказать, расспросить, а может даже поделиться чем-нибудь сокровенным. Поэтому он сразу отмёл почти всё и постарался мыслить нестандартно.

У Робки были варежки «родом из детства», которые когда-то купила ему мама. Они были серые, плотной вязки с длинным ворсом, очень мягкие и пушистые. Робка их очень любил и берёг, поэтому они были как новые. Но поскольку считал их больше девчачьими, чем мужскими, надевал очень редко, только когда они реально сочетались с одеждой и по-женски не смотрелись. А вчера он заметил, что у Алечки мёрзнут руки в тонких лайковых перчатках. И он придумал маленький тёплый подарок, аккуратно уложив любимые варежки в красивый серебристый пакетик. А потом он пошёл в цветочный павильон, который был прямо около дома Али, где выбрал две самые красивые розы на длинной ножке — розовую и белую. Заплатил за обе и, отказавшись от приличной сдачи, попросил красиво, но скромно оформить каждую в отдельности. А ещё сказал, что придёт за одной из них позже с девушкой, и по условному знаку цветочница подаст ему нужную. Растроганная продавщица пообещала исполнить всё в точности.

Окрылённый своим планом, наш романтик прилетел встречать Алечку с занятий.

— Ты не голодна? — заботливо спросил он, когда они уже вышли из училища.

— Вообще-то я обычно никогда не ем после шести, — серьёзным тоном ответила Алечка, — так что, пожалуйста, запомни это, и давай больше к этому вопросу не возвращаться.

— Почему? — удивился Роб.

— На то есть реальные причины, но я же попросила, давай пока не будем об этом! — настояла девочка всё тем же не терпящим возражения тоном.

— Хорошо, я не буду! — пообещал юноша.

Лицо Али снова засияло улыбкой.

— Так что мы делаем сегодня вечером? — воодушевлённо спросила она, собираясь натянуть на пальчики свои «лаечки».

— Подожди, — остановил её Робка, доставая из-за пазухи серебристый пакетик, — это — тебе!

Заинтригованная девочка достала из протянутого пакетика варежки, надела их на руки и посмотрела на мальчика лучистым взглядом, полным благодарности и умиления.

— Спасибо, Ро-о-обочка! — ласково протянула она. А потом поцеловала его в щёку и застыла так на секунду, держа в тёплых варежках его руку.

— А как ты смотришь на то, чтобы сегодня пешком прогуляться до дома? — предложил Роб.

— Теперь — хоть до северного полюса! — радостно воскликнула Аля и похлопала около своего ушка в пушистые ладошки. И, снова взяв его за руку и шутливо вытянувшись по стойке «смирно», изобразила свою готовность к «трудному переходу».

К счастью, в этот день было не холодно и совсем безветренно. Погода располагала и к прогулкам, и к беседам. А они готовы были рассказать друг другу если не всё, то очень многое о себе.

Перво-наперво Роб получил ответ на вопрос, который не давал ему покоя с того момента как он увидел её рисунок. Почему она не поступила прошлым летом? Причина оказалась предельно простой — она слишком поздно решила поступать на базе девяти классов, а когда опомнилась, то экзамены уже шли, и документы у неё не приняли, как она не упрашивала. «Похоже на правду, только всё равно глупо терять целый год, имея такие способности!» — грустно подумал Робка.

И он рассказал ей свою «историю в искусстве». И про фломастеры с ароматами Франции, и про граффити с паркуром, и про четыре класса за два года в художке, и про свой скачок на третий курс училища.

— Какой ты молодец, ты же за четыре года сможешь сделать то, что другим порой не удаётся и за восемь! — восхищённо подытожила его рассказ Алечка. — Я так рада, что у тебя так здорово всё получается! Ведь ты сможешь поступить в институт в возрасте семнадцати, нет, даже шестнадцати лет! — продолжала она всё так же восторженно. — И ты знаешь, я бы никогда не подумала, что тебе, как и мне, всего четырнадцать — ты выглядишь старше.

— Я пару раз на спор проходил фейсконтроль в ночные клубы, — похвастался Роберт, — на самом деле там нет ничего сложного — возраст можно сыграть. Так ты тоже пошла в школу с шести лет? — спросил он с улыбкой, потому что у них опять обнаружилось что-то общее.

— Почти с шести с половиной, я в апреле родилась.

— Так-так, отсюда поподробнее, и какого числа?

— Седьмого!

— Типичный овен! — заключил Робка.

— А ты когда?

— Восемнадцатого июля!

— Нетипичный рак! — засмеялась Алечка.

— А ты веришь в гороскопы?

— Скорее да, чем нет, — на секунду задумавшись, ответила девочка, — знаешь, иногда сбывается, — грустно добавила она, — и, как ни странно, не только у людей… — продолжила Аля и замолчала.

Некоторое время они шли молча. Её что-то тяготило. Что-то очень глубоко засевшее, там застрявшее и незаживающее. Робка чувствовал это и не расспрашивал, чтобы не драть по живому. Он знал — сейчас не время. Но когда гнетущая пауза уже начала затягиваться, он повернулся к ней, и улыбнувшись, попросил:

— Расскажи мне, пожалуйста, «краткую историю жизни Алечки».

Алевтина словно внезапно вышла из гипнотического транса.

— Ну, кратко вряд ли получится! — уже с весёлыми искорками в глазах и деланной серьёзностью произнесла она, — слишком долго живу я на этой грешной земле! — важно поведала девочка и засмеялась. — Но я попробую.

Сосредоточенно нахмурив лобик, будто роется где-то в глубинах памяти она стала картинно живописать своё жизнеописание.

Она была волгодончанкой уже во втором поколении. Её дед с бабкой приехали по комсомольской путёвке строить завод «Атоммаш» ещё в советские времена, когда в новой части города было всего два дома. В общем, давно это было. Мать её родилась и выросла в Волгодонске. Здесь же закончила институт и пошла после его окончания работать на Атоммаш, где и познакомилась с будущим своим мужем и алиным отцом. Красавец-мужчина, передовик производства, высокая зарплата, не пьёт, не курит, любит до безумия. Ну что ещё надо для счастья? Расписались, получили двухкомнатную, строили планы. Началась перестройка с её перегибами и трудностями. Но они были счастливы вместе, и всё им было нипочём. Родилась Аля. Маленькое тёплое солнышко в их трудной в то время жизни. И говорить начала рано, и слух музыкальный, и рисовала лучше всех, и читать научилась в три с половиной года, и в школу с шести лет, и училась на пятёрки, и ребята с девчатами в школе любили и уважали.

— Ну сплошная радость, а не ребёнок! — опять рассмеялась Алечка.

Кроме основной школы она успевала ещё учиться в музыкальной по классу фортепиано и заниматься гимнастикой в спортивной. После пятого класса она поступила в художественную школу и две другие канули в лету. Там она проучилась пять лет, с нулевого класса по четвёртый. А потом вот сорвалась и прикатила в столицу в родной тётке Вале поступать в художественное училище. Правда, опоздала, зато теперь даже работает, а не совсем сидит на шее у родителей. А остальное он и сам видит.

— Краткость — сестра таланта! — зааплодировал Робка, смеясь, — а что же ты прикидывалась в актовом зале, что не имеешь к музыке никакого отношения?

— Ну во-первых, я этого не говорила, ты сам так решил, — прячась за стоящее посреди аллеи дерево и хитро выглядывая из-за него, ответила Аля, — во-вторых, я училась всего три года и сейчас действительно не имею к фортепиано никакого отношения. А в-третьих, мне просто было прикольно сидеть и смотреть, как это делаешь ты. Вот так! Всё просто!

Она показала ему язык и бросилась убегать. Ну конечно же, она знала что это бесполезно — Робка догнал её в три прыжка и поймал за руку. Первым его желанием было обнять и поцеловать беглянку, а, видимо, этого она от него и ждала, убегая. Но он только взял её руки в свои, прижал её пушистые ладошки к груди и нежно-нежно посмотрел ей в глаза, казавшиеся сиреневыми при свете уличных фонарей. И прочитал в них… благодарность. «Почему?» — подумал он. А она отвела взгляд и тихонечко положила голову ему на грудь.

Весь оставшийся путь они проделали молча, взявшись за руки и каждый думая о своём. Им было уже немного зябко, но тепло и спокойно на душе. Когда они подошли к цветочному павильону возле алиного дома, Робка внезапно остановился и, не отпуская её руку, спросил, серьёзно глядя на девочку:

— Можно задать тебе один очень важный для меня вопрос?

— Задавай. — Настороженно сжавшись, разрешила Аля.

— Скажи, а что ты имела в виду, когда предлагала мне дружбу?

— Ну… — облегчённо выдохнула Алечка, — а что ещё можно иметь в виду под словом «дружба» кроме собственно дружбы? — с видом неподдельного удивления переспросила она.

— Только дружбу?

— Ну да, чистый духовно-дружеский союз двух творческих людей! — Как по написанному оттарабанила девочка и улыбнулась. Широко, но как-то загадочно.

Робку от этой фразы под лопаткой словно током прошило. Он на миг еле заметно выгнулся. Но, не подав вида, торжественно изрёк, держа руку за спиной:

— Ну, тогда это тебе! В знак нашей духовно чистой дружбы! — И, словно фокусник, достал из-за спины, большую, просто шикарную белую розу и протянул её Алечке, слегка преклонив колено.

Восторгу девочки не было предела! Она захлопала в ладоши, запрыгала от радости, взяла в руки розу, бережно прижала её к груди и закружилась с ней в танце, воздев счастливые глаза в тёмное и беззвёздное городское небо. Почему-то она была безумно рада именно этой одинокой розе. А может, розе именно этого цвета?

«Странные существа эти девчонки!» — пронеслось в голове у Робки. Он тоже был в восторге, только уже от Алечки. Он смотрел на неё и любовался, глубинами сознания пытаясь понять, а может, почувствовать, чем же был для неё этот прекрасный белоснежный цветок. Комплиментом её чистой душе? Или выражением его отношения к ней? Но скорее всего, она правильно поняла его знак, приняв белую розу за символ дружбы. Видно, совсем не вдруг, идя к нему, она предложила именно дружить… А она всё кружилась в своём странном танце с ангельской улыбкой на лице.

— Упадёшь! — вдруг воскликнул он и бросился её ловить, — голова закружится и упадёшь, глупенькая, — тихо добавил он, поймав её за плечи и нежно глядя в её глаза, светившиеся счастьем. Глаза заблестели и она уткнулась ему в грудь, вздрагивая всем телом. — Ну что ты, маленький? Ну, что случилось? Успокойся, мой хороший. — Он ласково погладил её по голове. Потом поднял в ладонях её личико с уже заплаканными, но от того не менее прекрасными глазами, поцеловал в носик и, вытерев пальцами слёзы, прижался щекой к её влажной щеке.

— Роба, просто мне так хорошо с тобой… — шепнула она ему на ушко и снова заплакав, быстро сняла варежку, достала платок и хотела вытереть свои слёзы с его лица. Робка поймал её руку и вдруг застыл, любуясь.

Как же она была прекрасна, такая беззащитная и такая заплаканная, с большой белой розой в обнимку и небесной улыбкой на лице.

— Пойдём, холодно, слёзки замёрзнут, — улыбнулся Робка.

— Они же солё-о-оные, — в ответ улыбнулась она, не переставая плакать.

Цветочница в павильоне, глядя на ребят, тихо радовалась и умилялась, чрезвычайно гордая тем, что в этой пьесе о любви она тоже сыграла свою хоть и маленькую, но очень важную роль.

Робка опять проводил Алечку до самых дверей. И снова поцеловал ей руку, а она его — в щёку.

Позже Аля рассказала Робу, что тётя Валя в тот день не на шутку перепугалась за племянницу, увидев ту с зарёванными глазами и с розой в руках. Пришлось долго успокаивать схватившуюся за сердце тётку, что, наоборот, всё хорошо, что её новый друг подарил ей цветок, а плакала она от переизбытка чувств. А в квартире потом ещё целые сутки пахло валерьянкой.

Робка даже не рассчитывал, что мама будет спать, когда он придёт. Конечно же, она, словно на боевом посту, встречала его у дверей. Убедившись по его виду, что всё в порядке и пожелав «блудному сыну» доброго вечера, приятного аппетита и спокойной ночи, она с чувством выполненного материнского долга направилась в спальню.

Роб тоже уже хотел идти в ванную и сразу спать, но проходя мимо ноутбука, решил всё же проверить почту. Ему-то абсолютно никто сейчас нужен не был, но вдруг от него кому-то срочно что-нибудь было надо. Подключив интернет, он быстро «сбегал» на майл-серверы и подключил аську. Не найдя «призывов о помощи» ни в почте, ни в аське, он со спокойной душой хотел отрубить инет, как в углу в окошке аськи «мяукнула» wild_kitty:

wild_kitty: превед художнечег задари пару кисточег.

«Девушка с поздним ночным зажиганием, — с улыбкой подумал сонный Роб, — и откуда она узнала, чем я занимаюсь?»

Тут он вспомнил свой ник — crazy_artist (бешеный художник) — хлопнул себя по лбу, мол, как это он мог запамятовать, и набрал:

crazy_artist: Привет тебе, дикий зверь из ночной чащи! Может, давай по-русски, а то на албанские выкидоны сегодня что-то не прёт — ночь, сплю!

wild_kitty: Вообще-то неприкольно… ну как скажешь. Как дела в училище?

Робка немного удивился, что она так быстро согласилась, и чуть больше, что она спросила про училище. Видимо, Кошка была неплохо информирована.

«Вот он, минус социальных сетей!» — подумал он и забил в окошке:

crazy_artist: Нормально! Нет, вообще-то мне это нравится! Ты про меня всё знаешь, а я про тебя — ничего! Тебе не кажется, что мы с тобой в несколько неравном положении?

wild_kitty: Во-первых, знаю я далеко не всё, а во-вторых, тебе не кажется, что мы тут, типа, просто общаемся? Не нравится — не общайся! А будешь наезжать — я сама махну хвостиком и скроюсь в своём тёмном лесу!

Это звучало чисто по-женски. «Ты всё-таки девчонка!» — подумал Робка, успокоившись, что это всё же не шутка кого-то из ребят.

crazy_artist: Это ещё кто на кого наезжает?!:) А на аватарке — ты?

wild_kitty: Я!

crazy_artist: А как тебя зовут?

wild_kitty: WILD_KITTY! Ладно, пока! Слишком много вопросов! — «махнула хвостиком» собеседница и скрылась в офлайне.

«Ну точно — „кошка дикая“! Похоже, стерва ещё та!» — заключил Роб, выключая ноутбук.

Теперь привычный режим Роба поменялся. Вставать приходилось на полчаса раньше, потому что когда Аля работала, он сначала забегал за ней, потом они вместе направлялись в училище. На переменах они спешили друг к другу и, встретившись, «зависали» у ближайшего окна с отсутствующими взглядами, лишь изредка переглядываясь и переговариваясь. А лёгкие обеды в буфете училища были для них самыми вкусными на свете, потому что были «вприглядку» друг с другом.

Ложиться чаще всего тоже приходилось позже. За время, которое оставалось от окончания его занятий до окончания алиных, он должен был успеть добраться до дома, приготовить ужин, сделать хотя бы часть домашнего задания, встретить маму, приготовиться к завтрашнему дню и успеть обратно в училище. По эскалаторам и переходам метро он передвигался теперь исключительно быстрым шагом, а порой вообще бегом. Его даже «поймали» однажды, думая, что это удирающий воришка. Пришлось выворачивать карманы и показывать портмоне с пропуском в мамин офис и студенческий билет, где были фото.

Зато весь вечер после подкурсов принадлежал только им двоим! Они шли по уже привычным улочкам, аллеям и скверикам то не проронив ни слова, то бегая, крича и швыряясь снегом. Или один рассказывал, а другой внимательно слушал. Так они постепенно, каждый вечер, шаг за шагом, шли навстречу друг другу.

Правда, на третью неделю этого «похода» тётя Валя устала каждый вечер переживать по поводу поздних приходов «негодницы-Альки». Она в ультимативной форме потребовала предъявить ей алиного друга для знакомства за чашкой чая, пригрозив, что позвонит матери. Пришлось повиноваться. Юноша купил два букета роз, чайных — для тёти Вали и неизменно белых — для Алечки. И они поехали на метро. Девочка всю дорогу смущённо улыбалась со своим букетом в руках.

Когда Роб появился с обаятельной улыбкой и букетом чайных роз на пороге у тёти Вали, он навсегда покорил эмоциональную тётку. Тётя Валя потчевала дорогого гостя специально испечённым к его приходу пирогом и на все лады расхваливала Алевтину, будто выдавая её замуж. Девушка поминутно смущалась и краснела. Потом дотошная женщина приступила к «допросу» Роба. Она посочувствовала его матери, потому что сама одна воспитывала своего «оболтуса-Пашку» — двоюродного брата Али, который осенью ушёл в армию (здесь она пустила слезу), порадовалась робкиным успехам. А когда Аля рассказала, что однажды Роба дал отпор трём подвыпившим хулиганам, был и такой случай, расчувствовавшаяся тётя Валя окончательно благословила их «дружбу», сказав, что её любимая племянница теперь в надёжных руках. Когда затянувшаяся чайная экзекуция, наконец, закончилась, наши друзья облегчённо вздохнули, и девочка показала Робке свою комнату. Точнее, комнату Паши, где она сейчас жила. Комната была маленькая, но уютная. Несколько планшетов, этюдник, письменный стол с компьютером и алиными книгами, неширокая кровать, полки с книгами брата и стены, увешанные постерами с пашиными любимыми музыкантами и алиными «анимэшками».

— Нет, у тебя просто мировая тётка, — тихо улыбаясь, сказал Роб, когда они остались одни, — вам очень повезло друг с другом!

Потом подумал и добавил:

— Хорошо, что моя матушка не настаивает пока на знакомстве с тобой, тебе бы осталось только посочувствовать.

— А мне кажется, что твоя мама совсем не страшная! — улыбнулась Аля. — Я это чувствую.

— Ты же её ни разу не видела!

— … И очень жалею об этом! — продолжила Аля слова Роба, — но я видела тебя, и слышала, как ты о ней говоришь.

— Нет, моя мамуля — золото! — с доброй улыбкой сказал любящий сын, но потом сделал страшное лицо и продолжил, — но у неё глаза-рентгены и мне кажется… что она умеет читать мысли!

— Боюсь-боюсь-боюсь! — изобразив испуг, мышонком пропищала Алечка. — Ну ладно, как созреешь сам, знай, что я уже готова к закланию, — засмеялась она. И вдруг сложила руки у него на груди, прижалась к ним щекой, и, подняв глаза, посмотрела на него нежно и ласково.

— Ты ж мой жертвенный овен! — гладя её по волосам, с улыбкой прошептал Робка.

«Так, кажется это называется „Знакомство с родителями“, — думал озадаченный Робка, возвращаясь домой после чаепития, — кажется, я окончательно теряю видимую грань между дружбой и… чем-то большим, — нашёл он нужную формулировку, — да что это я, ведь она же друг».

А с друзьями Роб всегда знакомил маму запросто и по случаю. Ну, с «запросто», решил он, всё должно быть нормально. А вот «по случаю»? Он всё-таки решил сделать этот случай особым. Поэтому по приходу домой он с порога сказал маме, как обычно встречающей его «на боевом посту»:

— Милая мамочка! Завтра я приду немного раньше, чем сегодня. И не один! Так что мне бы очень хотелось, дорогая мама, чтобы ты была готова к встрече гостя. Я познакомлю тебя с моим новым другом!

— Уж не с тем ли самым другом, у которого большие голубые глаза и которого ты от меня скрываешь уже три недели, дорогой?

— Ты как всегда проницательна, моя добрая мамочка!

— Ты считаешь, нужен официоз?

— Ни в коем случае, мамуль, просто я хочу, чтоб она воочию увидела, насколько красива моя мама!

— Ты ж мой маленький хитрый лисёнок! Не напугай ребёнка! А то сбежит ещё твоя синеглазка, только пятки засверкают.

— Ну я же знаю, что ты никогда не переборщишь со спецэффектами! Не сбежит — у меня очень смелый друг. Я бы даже пошёл с ним в разведку! — засмеялся сын.

Почва была подготовлена, и довольный Робка направился в свою комнату.

В этот вечер, как всегда нежданно, явилась дикая кошка из своего тёмного офлайн-леса:

wild_kitty: Привет! Чего хорошего расскажешь? — мяукнуло окошко в углу.

crazy_artist: Например?

wild_kitty: Как прошёл день?

crazy_artist: Великолепно! И продуктивно!

wild_kitty: Звучит обнадёживающе!:)

crazy_artist: Стараюсь!

wild_kitty: Ну, всего самого!

crazy_artist: И тебе!

И кошкина «ромашка» опять покраснела — кошка снова ушла в лес. Но сегодня от неё почему-то не осталось плохого осадка. Робка обнял подушку и моментально отключился до утра.

На следующее утро Робка, как обычно, забежал за Алей и, сияя, сообщил:

— Я созрел!

Аля сначала посмотрела на него с некоторой опаской и недоумением, но, вспомнив вчерашний разговор, просияла:

— Так мы сегодня идём к тебе в гости?

— Нет!

Глаза Али грустно-удивлённо округлились.

— Да ладно, шучу! — засмеялся юноша, — просто это ты идёшь ко мне в гости знакомиться с моей мамой! Ведь вчера я ходил в гости к тебе — знакомиться с твоей тётей Валей.

— А помню-помню, как в мультике про Винни-Пуха, — засмеялась девочка.

— Ну да! А поскольку «пойти к кому-нибудь другому» мы не можем, а вчера я ходил к тебе, то сегодня ты идёшь ко мне в гости!

— Ну, я как пионер! Всегда готова! Помнишь, были такие в советское время?

— Это такие с красными галстуками, горнами и барабанами? Неа, не помню — меня тогда не было! — хохотнул Робка, потом состроил серьёзную мину и важно предупредил, — только учти, я отрекомендовал тебя как очень верного и надёжного друга, с которым пошёл бы в разведку!

День пролетел незаметно в трудах праведных на поприще искусства и заботах о предстоящем вечере. Ещё раз напоследок окинув взглядом прихожую, которую скорее, правильней было бы назвать холлом, Робка помчался встречать подружку.

По дороге они в первый раз чуть-чуть не поругались — из-за того, кто будет покупать цветы для робиной мамы. В результате был найден компромисс — букет по своему вкусу выбирает Аля, а если у неё не хватает на него денег, то добавляет Роб. Результатом «судьбоносного консенсуса» стал шикарный букет бело-розовых лилий, который, конечно же, девочка не смогла бы купить в одиночку, как бы ей этого не хотелось. Но оба были горды и довольны собой.

Ну и, разумеется, когда робкина мама открыла друзьям дверь, в лёгком шоке были все трое! Робка и Аля — от мамы! Мама — от девочки и букета! Робка уже давно не видел маму во всём её великолепии. В свои тридцать шесть она была чертовски хороша собой и выглядела лет на двадцать пять максимум. Аля была готова ко многому, но что у её Робы ТАКАЯ мама… А мама была очарована девочкой, её ясными глазами и выбранным для неё букетом. Небольшое недоверие с налётом лёгкой ревности, свойственное любящим матерям единственных сыновей, как-то сразу лёгкой дымкой развеялось по ветру.

— Мама! Это — Алевтина, тот верный и надежный друг, про которого я тебе говорил и с которым пошёл бы в разведку! — прерывая затянувшееся восторженное молчание, представил Роб и продолжил: — Аля, это моя милая мама — мой добрый друг и мудрый советчик, ну и конечно — неотразимая женщина!

— Ну, зачем же так грубо льстить, дорогой? — улыбнувшись, ответила мать.

— Это — вам! — еле выговорила Аля, подавая букет.

— Спасибо, моя хорошая! — ответила женщина девочке, бережно высвобождая букет из её рук, и добавила, обращаясь к сыну: — Проводи гостью в зал, а я пока поставлю цветы в вазу.

Кавалер отвёл ещё не пришедшую в себя даму в большущую комнату, где у громадного окна с видом на город стоял со вкусом сервированный стол. Роб галантно помог девочке занять своё место, отодвинув и подвинув стул. Теперь Аля смогла немного оглядеться. Но как только она хотела что-то спросить, появилась хозяйка с букетом в красивой дизайнерской вазе, которую поставила на дальний пустой конец стола. Роб, поухаживав и за мамой, наконец-то смог присесть сам.

Над ужином Робка с мамой колдовали, стараясь учесть все известные и возможные особенности алиного питания. Морепродукты были приготовлены с пряностями и овощами на пару. Всевозможные фрукты порезаны небольшими ломиками, но так, чтобы их можно было узнать. Мама пила белое вино, дети — фруктовый сок. А когда наступило время чая, то, разумеется, он был зелёный с мёдом и цукатами на сладкое. Ужин прошёл, как это пишут в протоколах, «в тёплой дружеской обстановке». То есть в основном все молчали и улыбались друг другу. А о кулинарных предпочтениях Али и о том, что именно ей понравилось, мама вполне смогла понять по её лицу. Её молчание было очень красноречивым, и мама ещё до окончания трапезы и дежурного «Спасибо, всё было очень вкусно!» отлично поняла, что по поводу ужина девочка тоже была в полном восторге. Аля прекрасно осознавала, что хозяева старались именно для неё и ради неё. Да и ужин, можно сказать, был в её честь. Одним словом, девочка был польщена, растрогана и исполнена благодарности. Конечно же, робкину маму весь вечер прямо-таки распирало любопытство, но она клятвенно пообещала сыну не донимать гостью вопросами. Пришлось ограничиться наблюдательностью и интуицией. Но и этого мудрой женщине вполне хватило, чтобы, как минимум, успокоиться насчёт робиной подружки.

— Может, покажешь Але своё обиталище? — спросила она, когда с ужином было покончено.

— «Обитель», мам! — засмеялся Робка.

— Да ладно, ты ведь понял, что это шутка.

«Обиталище» было лишь немногим меньше зала, так что здесь впору было экскурсию проводить, а не просто показывать.

— А почему твоя мама притворялась «снежной королевой»? Она ж на самом деле не такая! — первым делом спросила Аля, оглядываясь в комнате.

— Ну, понимаешь… Просто я попросил её не приставать к тебе с расспросами… — попытался объяснить Роб.

— Вот уж спасибо тебе, защитничек дорогой! — картинно вознегодовала Алечка, — лучше бы приставала! А то я думала, что она во мне дыру прожжёт своим проницательным взглядом.

— Ну надо же ей было как-то тебя понять! — сказал Робка и бросил Але плюшевого зайку, — а ведь я же тебя предупрежда-а-ал! — грозно проревел он.

— Ну и как ты считаешь, она меня поняла? — Аля послала зайца по возвратному курсу.

— Будь спокойна! — зайка снова полетел к Але.

— Посмотрим! — ушастик просвистел в Роба.

— Смотри — не смотри, а ты ей по-а-а-анравилась! — заяц прилетел прямо в лоб Але, застывшей от неожиданности.

— Правда? — спросила девочка, обнимая зайца и, потупив глазки, глядя на Робку. — Ты в этом уверен?

— Да конечно, правда! Она тобой просто очарована! Я же знаю свою маму! Только ты смотри, не загордись напрочь! — засмеялся парень, подмигивая Але.

— Да мне вообще звёздная болезнь не свойственна! — Алечка состроила такую невинную рожицу, что осталось только над головой нимб пририсовать.

«Господи, какая же она всё-таки лапочка! — подумал наш Роберт, зачарованно глядя на Алечку, — всё-таки как прав бывает зараза-Васька в своих характеристиках».

— Ага, ты — сама скромность!

— Знаете ли, сэр! Скромность — одно из самых лучших моих качеств! Она укра-а-ашает! — и заяц, хлопая ушами, опять отправился в полёт. На этот раз лоб в лоб с ним столкнулся смеющийся Роб!

— Мстя была страшна! — хлопнув в ладоши, победоносно заключила Аля.

— Неуловимая мстительница? Не угадала! — Роб одним прыжком оказался около ликующей Али и «поймал» её в свои объятия.

— А классно у тебя! Есть где развернуться, — тихо сказала сдавшаяся в объятия Роба «победительница».

Он поцеловал её волосы и они потеряли ощущение времени…

— Эй! Здесь есть кто-нибудь? — в дверях стояла мама и смотрела на вот уже целый час недвижимую парочку посреди комнаты.

— Молодой человек, имей совесть! Тебе ещё провожать даму домой, а кому-то вроде ещё с утра на занятия. Да и мою работу ещё никто не отменял. Так, быстро вернулись на землю и вперёд! — скомандовала родительница.

— Жду тебя не позже, чем через полчаса! — шепнула она сыну уже в дверях. И добавила: — Будьте поосторожней, пожалуйста.

Роб пообещал исполнить всё в точности.

— Ты говорил, что у меня мировая тётка? Так вот, у тебя — супермировая мама! — сказала Аля, целуя Робку на прощание в щёчку.

И снова потекли учебно-трудовые будни с волшебно-праздничными вечерами встреч. Работу над алиными портретами группа уже заканчивала. В масле у Робки получилось нечто салонно-фундаментальное, как всегда выделяющееся из общего ряда. В отличие от чисто ученических работ других студентов в робкиной был намёк на раскрытие характера модели. То есть его хоть как-то можно было назвать портретом. Ну, ему-то конечно, было проще — модель он знал несколько лучше одногруппников. Но в то же время каждый раз убеждался, что ничегошеньки-то он о ней не знает…

Наши «друзья» радовались уже уверенно наступающей весне, первой капели, уже довольно длинному дню и всё более тёплому солнышку. Каждый вечер и половину воскресенья они были счастливы вместе. Лишь изредка на ясное личико Али набегали грустные тучки. Но Робка запасся терпением и ждал. Он знал, он просто ни капельки не сомневался в том, что наступит момент, когда Аля сама всё ему расскажет.

И однажды, совсем скоро, такой момент настал. Аля позвонила Робке сразу по окончании четвёртой пары и попросила его зайти за ней перед началом занятий подкурсов.

— Рисунок я закончила ещё вчера, — звучал в трубке волнительно-озабоченный, но решительный голос Алевтины, — а наброски покажу преподу перед занятиями. Мне очень надо тебя увидеть! Это очень важно!

— Я уже бегу! — прервал разговор Робка и устремился к Але, на ходу пытаясь понять причину её волнения.

Аля ещё показывала руководителю подкурсов свои домашние работы, и парню пришлось немного подождать. Он видел, как она слушала вполуха, что говорил педагог, с плохо скрываемым нетерпением ожидая скорейшего окончания его наставлений.

— Мне надо тебе что-то срочно рассказать! — начала девочка, когда «разбор полётов» был окончен.

— По тебе это видно, — на полном серьёзе заметил Роб, — впечатление такое, что если ты сейчас от этого «чего-то» не избавишься, то оно тебя на куски разорвёт.

Аля метнула было гневный взгляд на юношу, но видя, что тот не шутит, сразу остыла и умоляюще, почти жалобно посмотрела на него и попросила:

— Давай скорее пойдём куда-нибудь, где поменьше глаз и ушей…

И они пошли, точнее, почти побежали в ту креветочно-салатную кафешку и присели за тот же дальний столик у окошка. Робка заказал обоим сок и приготовился слушать.

— Помнишь, ты меня просил рассказать «краткую историю жизни Алечки»?

— Конечно! — улыбнулся Роб.

— Ну ты, конечно, извини, но я тебе и рассказала, как ты попросил — кратко, даже очень-очень кратенько, — она виновато посмотрела на парня.

Робка ответил Але ласково-снисходительным взглядом, как бы давая понять, что он всё прекрасно понимает и ничуть не обижается.

— Я хочу поделиться с тобой своей грустью. Это может быть даже больно! — она широко раскрыла на Роба свои синие глаза.

— Я давно жду этого и я готов! — юноша был абсолютно серьёзен.

— Тогда слушай! Я не знаю, помнишь ты или нет, но в самом конце девяностых по стране прокатилась чёрная волна страшных терактов. Один из их был у нас в Волгодонске. Я тогда только начинала учиться в пятом классе. Год этот был очень тяжёлым для меня во всех отношениях. Вернее, начинался-то он хорошо. Мы его очень весело встретили, устроив дома настоящий карнавал с гостями, Дедом Морозом и подарками. Рождество тоже прошло очень здорово. Мы с мамой, папой и соседскими ребятишками разучили несколько рождественских песенок-колядок и, ряженые и разукрашенные, ходили по нашей длинной девятиэтажке колядовать. Было смешно и прикольно. А ещё почему-то именно в тот год мой любимый папочка устроил для меня просто грандиозный по тем временам день рождения. Не знаю, чего ему это стоило, но всё проходило в кафе, с артистами в костюмах и фейерверком на улице, и я смогла пригласить весь класс. Последним хорошим событием в том году был вечер по поводу окончания начальной школы. Правда, он был немного грустным — я уходила в другую школу — но светлым. А потом пришло лето, возможно, самое плохое лето в моей жизни. Тем летом я потеряла друга… — глаза Али на мгновение остекленели, она закрыла их, тяжело вздохнула и, открыв, продолжила, — …и очень переживала по этому поводу. Мне тогда в руки попала толстая книга про всякие гороскопы, и я попыталась найти ответы на свои «почему» и «за что» в астрологии. Конечно, меня интересовала в основном, моя собственная персона. Но в одном месте я наткнулась на утверждение, что от даты рождения зависит судьба не только людей, но и всего-всего — машин, домов, мостов и даже целых городов. Почему-то меня заинтересовало именно последнее. Я абсолютно без задней мысли взяла дату рождения родного города и, немного помучившись, высчитала, что где-то в начале той осени город ожидало что-то типа «страшного потрясения». Я, конечно, сначала немного испугалась, а потом подумала, что в нашем тихом городке вряд ли может случиться что-то страшное. Успокоив себя таким образом, я убрала книгу подальше. Но, похоже, я сделала это поздно — я уже коснулась чего-то, чего касаться не следовало. Потому что где-то в середине лета меня буквально каждую ночь стали мучить кошмары. Я смутно помню то время и само содержание снов — память стирает плохое. Но некоторые видения очень глубоко засели в памяти. Страшный грохот, падающий дом, пылающий искорёженный грузовик, рыдающий отец, мать с искажённым лицом и испуганная белая кошка. Я не высыпалась, ходила с синяками под глазами и плохо соображала. Иногда мне становилось очень грустно, потом просто тоскливо, из глаз сами собой лились слёзы, к горлу подкатывал ком, и у меня начиналась настоящая истерика. Я подолгу не могла успокоиться. Мать таскала меня по врачам, меня поставили на учёт к детскому психиатру, но положить меня в «дурку» родители не дали. А я всё ревела и просила их уехать из города, крича, что всё будет плохо и мне страшно. Родители по совету врача переменить обстановку хотели отправить меня к бабушке, но я вцепилась в маму и закричала, что без них я никуда не поеду. Мать только развела руками. Она уже не знала, что и делать. А надо было всего лишь уехать, хотя бы на время… — по щеке рассказчицы стеклянным шариком пробежала большая слеза. — Ну почему, если ты ещё маленький, тебя никто не воспринимает всерьёз?… Потом началась школа, учиться мне всегда нравилось, я постепенно вошла в колею, даже стала привыкать к кошмарам. У меня был эдакий свой карманный ночной ужастик. — Аля грустно улыбнулась и посмотрела пустыми глазами куда-то сквозь Роба. — А однажды утром, проснувшись почему-то на час раньше обычного, я встала и пошла к балконной двери. И вдруг раздался тот страшный грохот, который я уже не раз слышала во сне! От взрывной волны балконная дверь резко со стуком открылась. Но мне уже не было страшно. Я как будто ждала этого и была готова. В комнату вбежала мама. На лице её был ужас! Кошмары продолжали сбываться. Взрыв был примерно в двух километрах от нашего дома… Мальчишки и девчонки бегали смотреть… Я никуда не пошла. Я уже знала, что там!.. Позже в новостях показали уже до боли знакомую по снам картинку с места происшествия. С того дня мои ночные кошмары прекратились. Но начались кошмары наяву. Отец, мой добрый любимый папочка, участвовал в спасательных работах и ликвидации последствий взрыва. В тот вечер он, никогда раньше не злоупотреблявший спиртным, выпил один почти целую бутылку водки. Он сидел на кухне и плакал навзрыд…

Первые две недели после взрыва люди дежурили во дворах всю ночь, жгли костры, взрослые и даже дети, пока не начинали слипаться глаза, и родители не уводили их сонных или не уносили спящих. В одно из таких дежурств я увидела ту белую кошку. И хотя она была глухой, как это часто бывает у белых кошек, но от громких звуков и резких движений она прыгала на хозяйку и в страхе впивалась ей когтями в плечо. Когда я что-то спросила у хозяйки про кошку и теракт, у той едва не случился нервный срыв. Раньше эти двое жили через дорогу от того дома… Почти два месяца город буквально лихорадило. Той же осенью во всех домах двери подъездов стали железными с замками или домофонами. Не меньше года всех нервно передёргивало при упоминании трагедии. Многие из тех, у кого были деньги, уехали беженцами за границу…

А для нас с мамой хуже всего было то, что отец после этого начал сильно пить. Дело в том, что в первый же день после взрыва на развалинах того дома погиб его друг. Его придавило съехавшей плитой прямо на глазах у отца. Незадолго до этого дядя Саша, так звали друга, развёлся с женой. Забрав сына, «бывшая» уехала к матери в деревню. На нервной почве дядя Саша, эмчеэсовец с большим стажем, просто потерял бдительность. А отец во всём винил себя!

Это, правда, страшно, когда близкий тебе человек несколько дней подряд ничего не ест, а только пьёт в одиночку не меньше бутылки белой в день… Мы с мамой старались помочь ему победить зелёное зло, мы надеялись, что он вот-вот придёт в норму. Но ничего не помогало. Потом начались ни к чему не приводившие скандалы, слёзы матери от бессилия. И так продолжалось последние пять лет. Понимаешь, — Аля подняла на Робку глаза, полные слёз, — я очень люблю своего отца! Но я не могла больше всего этого выносить, я не могла всего этого видеть! Я сбежала оттуда, понимаешь, сбежала. Как бегут крысы с тонущего корабля. Я струсила! Я — трусиха и дезертир, понимаешь?

Алечка опустила глаза и на льняную салфетку полились крупные слёзы. Роб пересел рядом с ней, обнял её за плечи и поцеловал в мокрую от слёз щёку.

— Успокойся, пожалуйста! Это — неправда! Ты не струсила! Просто грустному настоящему ты предпочла светлое будущее. Ты сделала правильный выбор! И не забывай, что дети — это будущее их родителей! А если бы ты осталась с ними и их проблемами, у них бы не было будущего! А ещё, мне кажется, что если у тебя всё получится, то, возможно, твой папа бросит пить уже даже потому, что не захочет быть слабее собственной дочери. Ведь он — сильный человек, хоть и болен сейчас. Его надломило эмоциональное потрясение, значит, и вылечить его можно только положительными эмоциями. Ты можешь, и ты должна помочь ему исцелиться! А я как смогу буду помогать тебе!

— Ты, правда, веришь в это или говоришь так, только чтобы меня успокоить? — перестав всхлипывать, посмотрела на него Аля.

— Можешь считать, что я просто поделился с тобой выводами, которые сделал ещё лет в семь, когда занимался танцами. Помнишь, я тебе рассказывал? Так вот, для меня тогда выше и дороже всех призов были счастливые мамины глаза. Я понял тогда, что она и выжила-то только для меня и благодаря мне. И с тех пор я просто знаю, что должен добиться всего ещё и для того, чтобы была счастлива моя мама! И я буду стараться и делать всё, чтобы не разрушить маминых надежд. Понимаешь?

— Я тебе верю! — твёрдо произнесла Аля и, подняв на Робку всё ещё влажные от слёз глаза на уже улыбающемся лице, заметила вдруг, что у того тоже глаза на мокром месте. — На все двести процентов верю! — уже мягко добавила она.

— И ещё! — Роб сжал губы в тонкую линию, — твой отец очень любит тебя! Я это знаю! Я чувствую это… через тебя… Ты… береги его… пока он с тобой!.. А он всегда с тобой, где бы ты ни была. И он каждый день думает о тебе!

— Я знаю! Спасибо тебе, милый Робочка! Ты просто не представляешь, что ты для меня сейчас сделал! — девочка набрала воздуха в грудь и с облегчением выдохнула, глядя на парня полными благодарности глазами. — Извини, может сейчас не время, но ты не мог бы рассказать мне, что случилось с твоим отцом? — вдруг попросила она.

— Теперь мне кажется, что ты тоже читаешь мои мысли, как мама, — грустно улыбнулся Робка, — мне самому уже очень хочется рассказать тебе об этом.

— У нас сегодня разговор про пап. — В ответ улыбнулась Аля.

Робка на минуту задумался, собрался с мыслями и начал:

— Он погиб! В неравной схватке! Я с полным правом могу считать его героем. Только погиб он немного глупо. Наверное, как все герои… «Безумству храбрых…» Я думаю, он простит мне это мнение. Если слышит меня сейчас с небес. Мне кажется, он сам так считает. Его смерть была ошибкой. Его ошибкой. Роковой! Я не знаю, что бы я сейчас отдал, чтобы он был с нами, радовался нашим с мамой достижениям и видел, что у нас всё хорошо.

Срочную службу отец отслужил в воздушном десанте! И не просто в десанте, а в ДШБ — десантно-штурмовой бригаде. Это такие русские Рэмбо — всё виды оружия, рукопашный бой на высочайшем уровне, крепкие нервы и психика, молниеносная реакция, в общем, полный боекомплект! А в начале девяностых, как многие тогда, он занялся челночным бизнесом — просто надо было как-то кормить семью. Он ездил коммерческими рейсами в Москву за товаром. И в один из таких рейсов что-то пошло не так. Автобус захватили вооружённые бандиты и начали, как в американских боевиках, обирать коммерсантов. Отец прекрасно владел техникой рукопашного боя на ограниченном пространстве. Просчитав всё до мелочей, он в доли секунды уложил на пол всех троих грабителей и… получил пулю в спину, прямо под сердце — четвёртый всю дорогу ехал в автобусе. Воспользовавшись замешательством, здоровенный мужик выбил у стрелявшего пистолет, едва не сломав ему руку, остальные пассажиры связали ещё не очухавшуюся троицу. Деньги были спасены, а отца спасти не удалось — мобильников тогда ещё не было, до поста ГАИ его довезти успели, а до больницы он уже не дотянул. Вот такой «глупый героизм»! Жизнь человека дороже любых денег…

Робка замолчал. И Аля молчала вместе с ним. Так сейчас было нужно…

Подходил к концу первый весенний месяц Март и юный Роберт уже ломал голову над тем, что же он подарит Алечке на день рождения и как он её будет поздравлять. Он очень хотел придумать нечто такое, чтобы удивить, поразить и восхитить Алю. Но удивила и поразила его в который раз она! Первого апреля девочка сообщила ему, что послезавтра она уезжает домой и пробудет там почти до конца месяца. Роб, конечно же, принял всё за шутку — как-никак первое апреля. А когда понял, что Алевтина говорит серьёзно, даже растерялся.

— А как же день рождения? — упавшим голосом спросил он.

— Мне придётся отпраздновать его дома, — тихо сказала девочка. Во взгляде её читались только грусть и неизвестность. — Не задавай мне больше вопросов, хорошо? Сейчас так надо. Когда приеду, постараюсь всё объяснить. И не провожай меня, пожалуйста.

И уехала.

В тот день «потерянный» Роб чуть не «запорол» работу по живописи — в первый раз за три года. Это был потрет колоритного старичка с шикарными будённовскими усами. Вовремя подоспевший Аристарх, видя, что с парнем что-то не так, тоном, не терпящим возражений, «попросил» смыть «сегодняшнюю мазню» и «уговорил» Робку отдохнуть. Робертино Безутешный бесприкословно повиновался. Группа была в шоке в полном составе. Обычно ни Патриарх, ни Роб так себя не вели.

А вечером Робертино Подавленный грустно один бродил по «их» аллеям. Ему казалось кощунством занимать «их» время чем-то другим. А в конце ноги сами принесли его к дому тёти Вали, и он вдруг вспомнил, что он не взял у Али номер её телефона в Волгодонске. Окрылённый Роб буквально взлетел по лестнице на седьмой этаж, не дожидаясь лифта. Тётя Валя приветливо встретила его, но услышав просьбу, виновато объяснила, что клятвенно пообещала племяннице не давать Роберту номер и адрес. И Робертино Печальный уныло поплёлся домой.

За ужином он без аппетита стучал вилкой по тарелке, пытаясь хоть что-то в себя впихнуть. В результате дело ограничилось только стаканом зелёного чая. Наблюдавшая это безобразие мать, погладив сына по волосам, спросила так, как это могла сделать только она:

— Что случилось, дорогой?

— Она всё-таки уехала.

— Насовсем?

— Да я уже и не знаю…

— Приедет! — уверенным голосом сказала мама, благословляя сына на трудное ожидание.

— Спасибо, мам! — Роб будто физически почувствовал, как его отпускает. Даже дышать стало легче. Он закрыл глаза и увидел, как где-то в глубине души надежда расправляет крылья. Раскрыв глаза, сын с любовью посмотрел на мать. — Что бы я без тебя делал, моя милая добрая мамочка!

Поцеловав маму и пожелав ей доброй ночи, Робка, словно о чём-то вдруг вспомнив, быстро пошёл к себе, включил ноутбук, вышел в онлайн, загрузил аську, и стал ждать. Он хотел увидеть свою ночную собеседницу — дикую кошку, с которой почти каждый день перекидывался парой-тройкой фраз. Кошки не было. Открыв её контакт, он набрал:

crazy_artist: Ты где-э-э-э…

Сеть ответила тягостным молчанием.

«Ни тебе „мур“, ни „мяу“! „Трудно искать чёрную кошку в тёмной комнате, особенно если её там нет“, — вспомнил Роб, — ну где же ты, когда ты так нужна?…» Кошку в этот вечер он так и не дождался. Казалось, что если бы не воскрешённая мамой надежда, в душе Роба образовалась не то, чтобы пустота — вакуум, грозящий втянуть в себя саму душу. Наш герой вцепился в надежду обеими руками и она, вытянув его из омута тоски и одиночества, взмахнув белыми крыльями, понесла его куда-то… Высоко и далеко… К Але… Он уже спал.

Утром Роб проснулся полулёжа в кресле, в той же одежде, что вчера пришёл. Тело слегка ломило, голова гудела.

«Наверное, так себя чувствуют с бодуна», — с улыбкой подумал парень.

Но даже такой сон пошёл ему на пользу. Мысли утряслись, пришли в несколько хаотичный, но порядок, и он твёрдо решил набраться терпения и ждать. Из-под палки он всё-таки заставил себя сделать зарядку, и после душа ему не хватало только чашечки кофе, чтобы прийти в себя. Вообще-то, он пил его нечасто, только когда было очень надо, и сейчас это опять был как раз тот случай. Мама, решившая сегодня немного задержаться, чтобы самой «выпроводить» сына в училище, увидев идущего с частичной потерей ориентации в пространстве улыбающегося Робку, чуть не померла со смеху. Она сама сделала ему дозу эспрессо из кофе-машины и пару его любимых сэндвичей с рыбой и, спокойная за состояние «подрастающего поколения», поспешила на работу.

Роб быстро пришёл в себя, убрал со стола и вернулся в комнату. Он собрал в рюкзак всё, что не подготовил вчера, схватил этюдник и уже собирался убегать, как вдруг в ноуте аукнула аська. «Вот я лох», — ругнулся на себя Роб, собираясь ответить кому-то из друзей чем-то дежурным вроде: «Добро утро! Я убёх!:)» и вырубить компьютер. Но в аське нарисовалась Китти:

wild_kitty: Хаюшки! Как жив?

Это в корне меняло дело! Прикинув, что у него есть ещё минут пятнадцать, он бухнулся в кресло и набрал:

crazy_artist: Оба-на! А я думал, что дикие кошки — народ ночной! Привет, зверюшка!

wild_kitty: А может, я не так дика, как ты думаешь!?:)

crazy_artist: Ну да!? Вон уже когти выпускаешь!

wild_kitty: Не угадал! Я сейчас выгнула спину и мурлычу! У меня приступ домашности!:)

crazy_artist: С чего бы это?

wild_kitty: Ну так, хочется просто.:)

crazy_artist: Удивительные изменения!

wild_kitty: Ну не такие уж сильные и не такие уж удивительные.

crazy_artist: Интригуешь?

wild_kitty: Возможно!:)

crazy_artist: А по ночам мы теперь спим?

wild_kitty: Иногда!:) Да нет, просто только до компа добралась. Дай, думаю, гляну, может, кто что кинул, пока я в офе была. А тут гляди-ка — бешеные художники мимо ноута пробегают.

crazy_artist: А это по каким же чердакам мы лазили всю ночь, Ваше мяучество?

wild_kitty: Преодолевала гипермарафонскую дистанцию в несколько сотен тысяч метров!

crazy_artist: Ну и как — успешно?

wild_kitty: Более чем!

crazy_artist: Так, а с чего ты взяла, что у меня именно ноут?

wild_kitty: Да так, показалось.:) А ты на учёбу не опоздаешь?:)

crazy_artist: А что ты ещё про меня знаешь?

wild_kitty: Машу хвостиком и убегаю в лес! Спать!

crazy_artist: Ну, пока, зверюшка!

wild_kitty: Бай!:)

Странно, но после разговора с Китти настроение улучшилось ещё на порядок. Робка окончательно взял себя в руки и настроился на рабочий лад. А пока он ехал в метро, его не покидали одновременно две мысли: как там Аля и что же у неё такое случилось, и откуда эта хитрюшка-зверюшка так много про него знает.

Слава богу, на занятия он не опоздал и более того, успел сделать и то, что вчера у него не получилось, и всё положенное сегодня.

— Вот теперь я узнаю прежнего Роберта, — удовлетворённо заметил преподаватель.

— Спасибо, что вчера вовремя остановили, Аристарх Петрович, — улыбнулся Роб.

— Ну, я просто не мог иначе, — спокойно подытожил педагог и с улыбкой добавил вполголоса: — Если что — обращайся.

И снова потекли учебные будни, уже лишь слегка отягощаемые ожиданием и основательно облегчаемые надеждой. Робка считал дни до двадцатого числа, ведь именно тогда, по его понятиям, начинался «конец месяца».

Увы, необходимость выдумывать «удивительное поздравление» Але отпала, но подарок-то её ко дню рождения сделать ему никто запретить не сможет. Решив так, он решил подарить Але большой импортный набор колонковых кисточек в лакированной деревянной коробке с золотым тиснением. Кисточки там были разных форм и размеров — какие только душе угодно. «Кисти, конечно, тоже расходный материал, но коробка-то всё равно останется! Подарю как будто пустую коробку, а кисточки так, прицепом, — с улыбкой рассудил Роб. — Просто я знаю, что это поможет ей в достижении её главных целей!» Да, это было безумно дорого для студента, но Робка мог себе это позволить даже без маминой помощи — он иногда выполнял фриланс-работу, за которую даже довольно неплохо платили. Но, несмотря на «иногда», небольшой денежный запас на его карточке всегда имелся. И вообще, кроме денег на обеды и на покупку повседневной одежды, маме теперь ни на что другое уговорить Робку не удавалось.

Домой он всегда возвращался их с Алей дорогой, но уже не гуляя. А по вечерам к нему «приходила» Китти — отвлекала, не напрягая, и немного помогая пережить ожидание. Он ещё несколько раз пытался раскрутить кошку на откровенность, но та упорно «махала хвостиком». И где-то в глубине души он был благодарен ей и за это. Лишь однажды, в день рождения Алечки, кошка повела себя не совсем обычно, точнее, даже совсем необычно! Она вдруг начала задавать много вопросов и даже разговорилась:

wild_kitty: Ну и что мы грустим сегодня?

crazy_artist: C чего ты взяла?

wild_kitty: Показалась!

crazy_artist: Ты что, телепат?:)

wild_kitty: Возможно! Так мне показалось или нет?

Вообще, Роб уже немного привык к кошкиным «закидонам». Секунду подумав, он решил сознаться.

crazy_artist: А если не показалось, что тогда?

wild_kitty: Тогда расскажи, что случилось?

crazy_artist: Переживаю разлуку с другом.

wild_kitty: Вы поссорились?

crazy_artist: Нет.

wild_kitty: Друг далеко?

crazy_artist: Да.

wild_kitty: Сочувствую. Давно? Надолго?

crazy_artist: С третьего числа. Не знаю…

wild_kitty: С третьего? А грустишь ты только седьмого?

crazy_artist: Да я и раньше. Особенно третьего. А сегодня у него днюха.:(

wild_kitty: У него? Может у неё?:)

crazy_artist: Э! Слюшай, да? Откуда ты всё знаешь? А?

wild_kitty: Ну я же телепат! Ты же сам сказал!

crazy_artist: Я не сказал, я спросил. Ну так как?

wild_kitty: Сейчас хвостиком махну.

crazy_artist: Ну ладно, не уходи, пожалуйста.

wild_kitty: Хорошо, уговорил. И ты не можешь её поздравить?

crazy_artist: Неа! Тётка телефон не дала. Говорит, поклялась.:(

wild_kitty: Ну, если поклялась… Хочешь совет?

crazy_artist: Аха!

wild_kitty: А ты пошли ей поздравление в астрал. Вот подумай о ней и скажи ей своё поздравление. Не смейся! Она тебя услышит. Честно! Или, если боишься, передай через меня, а я ей передам по телепатическим каналам. Я же телепат!:)

crazy_artist: Знаешь, я почему-то тебе верю! Или просто очень хочу верить. А можно, я пошлю ей поздравление сразу по двум каналам — через астрал и через тебя?

wild_kitty: Конечно!

crazy_artist: Тогда вот: Милая Алечка! Поздравляю тебя с Днюхой! Желаю здоровья и чтобы мы скорее снова были вместе! А ещё «сбычи мечт» и достижения целей! Подарок я тебе уже приготовил!

wild_kitty: Какой?

crazy_artist: Это что, уже ответ по каналам пришёл?:)

wild_kitty: Нет, моё зверское женское любопытство.:)

crazy_artist: Тогда Вам, Ваше мяучество, следует вспомнить одну поговорку.:) Про трагическую смерть бедного животного от этой женской слабости!:) Про подарок сейчас не скажу, а то ты вдруг нечаянно и это передашь.:)

wild_kitty: Сдаюсь! Падаю! Лапки кверху!

crazy_artist: Так сообщение-то передала?

wild_kitty: А то как же!:)

crazy_artist: Я тоже! Слушай, Мурлыш, давно хотел спросить, а какой ты масти в офлайне?

wild_kitty: Как на аватаре!

crazy_artist: Чо, реально, сама чёрненькая, а ушки розовенькие?

wild_kitty: А как ты хотел, я же в офе человек.:) Тефочка!:)

crazy_artist: Чо эт я, правда что!:) Спасибо тебе, Зверюш!

wild_kitty: Всегда пожалуйста, дорогой!:)

crazy_artist: Не понял! Что это было?

wild_kitty: Флирт!

crazy_artist: Не! Низя!

wild_kitty: Почему? Я же виртуальная!:)

crazy_artist: Ты для меня — да! А я-то для тебя реальный! Да к тому же у меня нет времени на флирт в инете!

wild_kitty: У ти какие мы занятые! Или принципиальные?

crazy_artist: Скорее второе.

wild_kitty: Но она же друг!? А я — женщина, хоть и виртуальная!

crazy_artist: Так! Стоп, а то щас я хвостиком махну?

wild_kitty: Не обижайся, мне просто скучно!:)

crazy_artist: Ты тоже не обижайся, она же тоже женщина, хоть и друг. Я так не могу!

wild_kitty: Да ты рыцарь! Некоторые в инете даже от жён на сторону ходят и виртуальным сексом занимаются, а ты от друга — принципиально ни-ни! Уважаю!:)

crazy_artist: Ну уж какой есть!:)

wild_kitty: Слышь, Лытсарь, а ты знаешь, который сейчас час? Днюха у твоей други уже кончилась!

crazy_artist: Ё-о-о-олочки пушистые в беленьком снегу! Потрещать здоровы мы — я уже бегу! Споки, Кис, пока. Мне завтрева рано!

wild_kitty: Ладно, поэт, держи мою пушистую лапу! Доброй ночи!:-*

crazy_artist: А это что было?

wild_kitty: Ну… захотелось!:)

crazy_artist: Спасибо за всё, но поцелуев больше не надо, хоть и виртуальных. ОК?

wild_kitty: Ладно, хоть и жаль!

crazy_artist: Ба, да ты по ходу на меня запала!?

wild_kitty: Возможно! На такого трудно не запасть!

crazy_artist: На какого?

wild_kitty: Так, мы спать идём? А то в поговорке не сказано, какого пола была кошка! Поговорка-то американская. Коты… тоже мрут от этого женского порока.

Роб был в шоке. Котом его называли в той подмосковной школе, где он когда-то занимался танцами, за его серо-зелёные глаза, которые в момент сосредоточенности или приступа злости становились по-кошачьи желто-зелёными. Позже, когда он уже пару лет занимался каратэ, кошачий блеск реже стал появляться в его глазах — мальчишка научился контролировать злобу. Но кто знал, тот боялся этого блеска. А особо трусливые утверждали, что глаза его даже светятся в темноте. Сам Роб понятия не имел, правда ли это — он не видел себя со стороны. Он знал другое — в темноте он ориентировался гораздо лучше других. Но для него кличка «Кот» была связана именно с приступами неконтролируемой ярости, которая напоминала о другом чувстве, которого он в себе так не любил — о ревности.

crazy_artist: Слышь, кто ты такая? Этого-то вообще никто не знает в училище! Да я и сам начал об этом забывать. Откуда ты это знаешь?

wild_kitty: Это ты сейчас о чём?

crazy_artist: О «коте»!

wild_kitty: О каком ещё коте?

crazy_artist: А вот давай ты теперь не будешь дурочкой прикидываться!

wild_kitty: Так! Я абсолютно не понимаю о чём ты! Или ты сейчас извинишься и объяснишь, или дикая кошка помашет тебе хвостиком навсегда! Учти, я серьёзно!

Звучало убедительно, и Роб предпочёл не рисковать. Пусть кошка и виртуальная, но ведёт-то она себя по-дружески. Он не хотел терять такого понятливого и проницательного друга.

crazy_artist: Ну, извини! Я просто привык, что ты про меня очень много знаешь. Ты, правда, не в курсе о чём я?

wild_kitty: Вот, представь себе, да!

crazy_artist: Просто до переезда в Москву я жил в одном подмосковном городишке. Так вот в школе, где я учился, мне приклеили кличку «Кот». За внешность и повадки. Тогда мне было прикольно, а сейчас я понимаю, что меня реально боялись. Не знала?

wild_kitty: Нет! Просто в тебе действительно есть что-то кошачье.:)

crazy_artist: Значит, мы с тобой одной крови — ты и я!:) Только ты обещай, что в офе — никому! ОК?

wild_kitty: Замётано, братишка! Могила!

crazy_artist: А почему братишка?

wild_kitty: Ну мы ж с тобой одной крови!?:):D

crazy_artist: Аааа! Ну тады ладно. Ну, всё, сестрёнка:), баиньки! А то меня уже плющит! Споки!

wild_kitty: Споки и чмоки!

crazy_artist: Ты опять?

wild_kitty: Ну, чисто братский поцелуй!:)

crazy_artist::) Вот хулиганка! Ладно, давай!

Робка закрыл крышку ноута и моментально выключился сам.

А дни как назло, тянулись резиново-долго. Кругом всё уже таяло, капало и текло ручьями. Измученный ожиданием Роб смотрел на выползающий из-под снежного одеяла город, на неизвестно откуда взявшихся первых пчёл, ищущих первоцветы среди жиденькой светло-зелёной травы в сквериках. Он слушал радостный щебет весенних птах, а сам думал о той, что за тысячу километров от него сейчас тоже думала о нём, ведь иначе и быть не могло, но почему-то не возвращалась… Здесь, наверное, было уместным «И вдруг…» Да нет, совсем не вдруг. Ожидаемая им благая весть в виде СМС-ки пришла или во время звонка на занятия или в шуме метро, но обнаружил он её только дома, выкладывая мобильник из кармана. Но когда обнаружил, чуть с ума не сошёл от радости.

«Буду рано утром коммерческим автобусом в Лужниках. С нетерпением жду встречи. Аля». Ликующий Робка впорхнул в кухню и расцеловал колдующую у плиты маму, которая сразу всё поняла и спросила только:

— Ну и когда?

— Завтра утром! Нет, скорее, сегодня ночью!

Коммерческие автобусы приходили на «Лужу» с часа ночи до шести утра. Заставив себя немного поспать, наш герой отправился уже под закрытие на метро, чтобы наверняка не опоздать. Он прибежал на стоянку с белой розой в руках и, убедившись, что с Волгодонска ничего не было, облегченно вздохнул и приготовился преодолеть последние часы ожидания в сладком предвкушении встречи. К счастью, ждать пришлось недолго. Уже через полтора часа Роб встречал в дверях высокого автобуса сонную, но счастливую Алю с букетом сирени в руке. Они поймали друг друга в объятия и стояли так, пока водитель не спросил, собираются ли они забирать алин багаж. Рассудительный Роб уговорил девочку не будить тётку в три часа ночи, и, поймав такси, они поехали к нему домой. Конечно же, мама не спала. Она предложила деткам что-нибудь перекусить и, умилённо вздохнув, с чувством исполненного долга направилась спать. Алечка положила голову Робке на плечо, и они так и просидели на диванчике в кухне, почти не шевельнувшись, до самого рассвета в сладкой полудрёме. Они так долго ждали этих минут…

Проснувшаяся мама, увидев ребят там же, где она оставила их ночью, и нетронутую еду, только улыбнулась — иначе и быть не могло. Напомнив, что неплохо бы позвонить алиной тётке, которая, скорее всего, уже проснулась и волнуется, она предложила парочке кофе и убежала на работу. Тётке позвонили, извинились, уверили в целости и сохранности любимой племяшки и пообещали доставить оную на место «как только так сразу». Что и решено было сделать немедленно — время поджимало. Поделив букет сирени, которой в Москве ещё и в помине не было, поровну между робиной мамой, Робой и тёткой и едва опять не забыв про багаж, они буквально побежали к алиному дому. Им было весело и смешно — они снова были вместе. Робка попросил Алю обязательно выспаться, потому, что вечером в «их» кафешке, за их любимым столиком он будет готов выслушать её длинный рассказ о поездке домой.

— Форма одежды — парадная, состояние — полуголодное! — радостно скомандовал он и унёсся вниз по лестнице через две ступеньки, не дожидаясь лифта.

Не сказать, что день для Роба пронёсся мгновенно, но он как мог подгонял время, берясь за все дела с двойным усердием и успевая при этом помочь советом другим. Обычно за ним такого не наблюдалось — он всегда целиком отдавался только своей работе. Он в буквальном смысле весь день провёл на ногах, зато успел очень многое. И когда наконец-то приземлялся напротив просто обворожительной в этот вечер Алечки за их ещё с утра заказанный столик, он был безумно доволен прошедшим днём, да и собой тоже. Нашей парочке в этой кафешке всегда были рады. И как оказалось, отнюдь не только за чаевые, всегда оставляемые Робкой. Просто они как-то сразу понравились персоналу ещё в первый «креветочно-салатный» день и всем было приятно видеть их вместе.

— Ну, я весь — внимание! Рассказывай! Что случилось? Почему так резко сорвалась и ничего сразу не объяснила? Почему так долго не приезжала? Как там твоя мама? Как отец? Что говорят? — принялся расспрашивать Роб, ещё не придя в себя после бешеного дня.

— А можно не всё сразу, а по порядку, а то я первый вопрос уже забыла! — пошутила Аля. — Расслабься, Роби, успокойся, мы уже никуда не торопимся!

— Убедительно прошу не увиливать от ответа! — менторским тоном произнёс Робка.

— На какой вопрос? — улыбнулась Аля.

— На все! — последовал «грозный» ответ.

В этот момент у их столика появился улыбчивый официант с красиво оформленным блюдом, на котором что-то дымилось, горело и источало безумно аппетитные ароматы. Это блюдо тоже было заказано Робом ещё утром ко времени их прихода по принципу «А что у вас самое вкусное? — А какой суммой вы располагаете? — Сумма роли не играет, надо чтобы было очень вкусно!» Парень даже не знал, как «Это» называется!

Роб великодушно прекратил свой «допрос» и приветливым тоном обратился к Але:

— Не желает ли прекрасная мисс отужинать, чем бог послал?

— Но Роба… — начала было Аля.

— Да, я знаю, что после шести ты обычно ничего не ешь. Ключевое слово здесь «обычно». Но сегодня не обычный день. И у нас есть как минимум две причины устроить себе праздник живота! Во-первых, мы не виделись целую вечность, а во-вторых, должны же мы, наконец, вместе отметить твой День рождения!?

Тут свет погас и под аплодисменты зала, разноголосый гул и звуки «хэпибёздэй интернешнл» в зал внесли красивый белый ажурный тортик с двумя зажжёнными свечками в форме единицы и пятёрки. После непременного задувания свечей и загадывания желания это творение кондитерского искусства было отправлено отдыхать до времени десерта в дальний угол столика, а наша парочка занялась фирменным блюдом. Стоящий рядом официант шепнул Робке, что к их главному заказу полагается в подарок бутылка очень неплохого белого вина, на что юноша, улыбаясь, лишь показал на цифры в торте. Хотя, возможно, — заметил он, — они позже заберут этот дар Диониса домой для мамы.

Когда «то, что бог послал» исчезло с тарелок, Алечка, которой всё, разумеется, понравилось, ущипнула Роба за руку и сказала с «укором»:

— Ты бессовестный интриган! Я думала, что для разговора нам хватит кофе или сока, ну, в крайнем случае, креветок. Я тебе это припомню!

— Обязательно! И воспоминание непременно будет приятным. Скажи, а что ты чувствовала вечером в День своего рождения?

Аля на минуту задумалась, словно вспоминая, и ответила:

— Мне вдруг показалось, что ты со мной, что ты меня поздравляешь и… — девочка хитро посмотрела на Робку, — по-моему, ты приготовил для меня подарок!

Конечно, Робка трепался с Кошкой в аське только чтобы развеять грусть, но сейчас он снова готов был поверить во всё, что наплела ему Китти ему про астрал и телепатию. Немного растерянный, он, опять из-за спины, как тогда розу, достал большой блестящий свёрток.

— Эта волшебная коробочка поможет тебе в достижении твоих главных целей.

— Каких? — спросила Аля, нетерпеливо, но аккуратно разворачивая подарок.

— Состояться как художник и вернуть папу.

От этих слов в её синих глазах заблестели слёзы. А когда Алевтина открыла красивую лакированную коробку и увидела кисточки, она уже не смогла сдержаться и из синих озёр потекли тоненькие ручейки. Она тихо встала, обошла вокруг стола, обняла Робу за плечи и, положив голову ему на плечо, зашептала ему в ушко:

— Спасибо, тебе, милый добрый Робочка! О таком я даже и не мечтала! Это для меня самый лучший подарок на свете! — и поцеловала его в щёчку.

Роб был рад и счастлив не меньше, чем Алечка. Вечер почти удался. Оставалось только выслушать Алин рассказ. Что же расскажет ему этот чудо-ребёнок? Он терялся в догадках, сгорая от нетерпения и ожидая всего, чего угодно и даже немного побаиваясь. Он тактично подождал, пока Аля нарадуется подарку и всем своим видом показал, что он уже заждался начала повествования. Поняв намёк, Аля тяжело вздохнула и начала:

— Понимаешь, я не хотела тебе рассказывать… Я не хотела, чтобы ты за меня переживал… Я думала, что я потом всё сразу и расскажу, и объясню, и тебе не надо будет расстраиваться… Я так надеялась…

Казалось, что она сейчас разрыдается. Робка взял её руку и, погладив её, мягко попросил:

— Солнышко, успокойся, пожалуйста, и объясни, о чём ты ведёшь речь. Я здесь. Я с тобой. У нас куча времени, ты же сама говорила. Сформулируй и скажи, от чего ты пытаешься меня уберечь. О чём я должен был переживать?

Аля успокоилась, собралась, набрала полные лёгкие воздуха и выдала на одном дыхании:

— У меня врождённый порок сердца.

Она посмотрела на Робу — тот, казалось, воспринял её признание на удивление спокойно. Тогда она окончательно взяла себя в руки и продолжила:

— Я родилась восьмимесячной, очень слабенькой, да ещё со сложным пороком. Врачи разводили руками и говорили, что уповать надо только на чудо — если я выживу в первые месяцы, то порок, возможно, даже перерасту и буду совершенно здоровым человеком. Мама не досыпала ночей, соблюдала все предписания, со слезами взывала к небу, и, можно сказать, вытянула меня с того света. Когда период риска миновал, состояние критическим уже не было. Удивлённые врачи радостно объявили, что теперь есть шанс обойтись и без операции. Но с тех пор я под неусыпным наблюдением медиков. Всё только по их рекомендации и с их разрешения. И гимнастика в своё время была тоже только для общего укрепления организма. И то, что я не ем ничего тяжёлого и почти не ем после шести — это тоже оттуда же. Зато сейчас мне очень нравится, как я выгляжу благодаря относительным режиму и диете. На самом деле, меня уже давно ничего не беспокоит. Но я всё равно каждый год по предписанию доктора прохожу обследование. Каждый год перспективы самые радужные, мне обещают, что, скорее всего, следующий раз будет крайним, и в новом году мы встретимся только по радостному поводу. Но и в этот раз мне сказали: «До встречи через год». А я так надеялась, что уже в этом году мне скажут, что я совершенно здорова. Тогда бы я привезла тебе радостную весть. И это бы многое поменяло… — она опять тяжело вздохнула и продолжила: — Я бы всё равно тебе это рассказала, но хотелось по-другому. Робочка, милый, ты не переживай за меня, пожалуйста. Я думаю, всё будет хорошо. — Она успокаивала Роба, сама еле сдерживая слёзы. По всему было видно, что переживает Аля всё-таки не за себя, а за «милого Робочку», за их общее «мы», такое пока ещё нежное и хрупкое, только недавно начавшее обретать хоть какие-то очертания.

Не переживать? Легко сказать! Да эти самые переживания мгновенно растерзали бедную робкину душу в мелкие клочья! Ещё бы — ведь его «дорогая Алечка» живёт на свете с оглядкой, не ведая, что ждёт её завтра.

— Это так тяжело, когда не знаешь, сколько тебе ещё осталось, — словно прочитав его мысли, произнесла девочка. — И хотя я давно свыклась с этой мыслью, всё равно трудно. Но сейчас у меня кроме надежды на лучшее есть ещё такой друг! — Она ласково посмотрела на Роба.

Юноша взял себя в руки и спокойным, уверенным тоном произнёс:

— А я почему-то просто уверен, что через год ты окончательно скажешь больничным стенам и людям в белых халатах «До свиданья»! Пусть сами приходят в гости, только без халатов! А я помогу тебе во всём! — улыбнулся он.

А ещё Аля рассказала, что отец устроил в честь приезда дочери «неделю трезвости», которая продлилась аж до самого её отъезда, и это было самым лучшим подарком ко дню рождения. И что отец, по мнению Али, изменился в лучшую сторону. А на весенние каникулы к её родителям приезжал из деревни сын погибшего дяди Саши Ромка, который в детстве был Але как старший брат. Он заканчивает одиннадцатый классе и будет поступать в институт в Волгодонске и жить у них во время учёбы. И мама сказала, что именно приезд Ромки положительно повлиял на отца, который считает, что он должен во всём помогать сыну друга, в чьей гибели он чувствует и свою вину. А ещё мама поведала дочке по секрету, что если отец всё-таки сможет окончательно бросить пить, то через год-полтора-два у Али появится братик или сестрёнка, и что маленького в любом случае назовут Сашенькой. И что Аля очень рада за своих, но всё равно ни капельки не жалеет, что сбежала в Москву, потому что иначе она не встретила бы своего Робочку.

А потом они ещё долго сидели за столиком, держась за руки и не отрывая глаз друг от друга. Взгляд Алечки лучился теплотой и благодарностью, а Роб опять улетал в эти синие омуты, в глубинах которых его ждала её душа — нежная, хрупкая, ранимая и таинственная…

Вновь понеслись «трудовые будни»: усердная учёба — у Робки, занятия подкурсов и работа — у Алечки, которая пользовалась просто неслыханной популярностью в качестве модели. С лёгкой руки Аристарха её рисовали и писали все, кому она хоть как-то подходила по учебной программе. Говорили даже, что из-за интереса к модели в этих группах повысилась не только посещаемость, но и успеваемость по живописи и рисунку. Некоторые особо смелые студенты пытались «подъехать» к красавице, предлагая то посмотреть кинопремьеру, то сходить на балет в Большой, то просто поужинать в крутой кафешке, кое-кто даже осмеливался предложить Але дружбу. Но всех она одаривала таким пронизывающе-ледяным взглядом, что по спинам «претендентов» пробегал лёгкий озноб. Контраст был впечатляющий, ведь обычно девушка была со всеми мила и приветлива. Вскоре её прозвали «снежной королевой» и ухажёров заметно поубавилось. Робку такая алечкина популярность бесила неимоверно. Но он держал себя в руках, потому что, во-первых, у него не было повода не доверять своему «милому другу», а во-вторых, он считал ревность, а теперь он понимал, что это именно ревность, чем-то недостойным и даже животным. Теперь он давил в себе эту скверну на корню, не давая ей вырасти и сожрать его изнутри. Да к тому же с этим вниманием со стороны племени мужского Аля превосходно справлялась сама. Вмешаться Робу пришлось только один раз, когда отвергнутый Алей прожжённый ловелас-четверокурсник попытался в силу своей природной «гнили» в отместку распространить про девочку грязные сплетни. Уж этого Роберто Благородный стерпеть никак не мог! По-хорошему, «фэйс» «гадёныша» надо было бы «подвергнуть грубой обработке». Но Робка не был сторонником репрессивных методов. Пришлось отозвать подонка в сторонку и популярно объяснить ему про красный пояс, про лицо, которым, если что, тот не сможет работать, про то, что все сплетни тот просто обязан опровергнуть, если не хочет обрести славу четверокурсника, побитого малолеткой. Для пущей убедительности наш защитник чести и справедливости сделал три быстрых еле заметных движения руками в воздухе. Оторопевшему от неожиданности казанове-неудачнику он объяснил, что если бы даже один из его, Роба, пассов достиг цели, то оппонент в лучшем случае остался бы калекой на всю жизнь, а о худшем Роб предпочитает тактично умолчать. Эффект превзошёл все ожидания. Распространение сплетен моментально прекратилось. Зато поползли слухи. И после того как толпа вникла в суть вопроса и некоторые доселе неизвестные подробности о Робе и его дружбе с Алечкой, очередь воздыхателей рассеялась как облачко смога от дуновения весеннего ветерка. К счастью, Аля так ничего и не узнала ни о сплетнях, ни о разговоре — Робка тогда очень вовремя вклинился в ситуацию. Но эта череда событий и имевшая место вспышка ревности заставили его всё чаще задумываться о природе своих «дружеских» чувств к Алевтине.

В общем, после короткого всплеска нездорового интереса нашу парочку снова оставили в покое, чему они были несказанно рады. А на дворе уже вовсю бушевал свежей зеленью май. Всё цвело и благоухало, жужжало, порхало и пело. Их вечера становились длиннее, загадочней и романтичней. Они не переставали радоваться и удивляться друг другу. Не уставали каждый день, словно Колумб Америку, заново открывать друг друга. Сегодня ситуация, завтра взгляд, послезавтра ракурс — каждый день привносил что-то новое и неожиданное во вроде бы уже не раз виденное и такое узнаваемое. Их всё также устраивал привычный и любимый маршрут от пункта «Училище» до пункта «Алин дом». Они всегда возвращались домой только этой дорогой. А когда им хотелось погулять, они шли «в разведку», обследуя вместе всё новые уголки такой разноликой Москвы, находя в них своё, неуловимое, только им видимое очарование.

Учебный год подходил к концу. Студенты вовсю готовились к просмотрам и экзаменам, дописывая, дорисовывая, доделывая и доучивая каждый свои «хвосты». В первом семестре у Роба проблем с этими самыми хвостами не было. Да и в бытность учёбы в художественной школе он все работы заканчивал раньше других, поэтому ощущение предпросмотровой лихорадки ему знакомо не было, несмотря на «год за два». Но сейчас, перебирая работы, которые он обычно оформлял сразу после завершения, он с удивлением обнаружил, что некоторые не только не оформлены, но даже не закончены. Всё когда-то бывает в первый раз. И наш «маэстро» в спешке начал устранять недоделки. Разумеется, пришлось отказаться от привычных вечерних прогулок. Да и днём в училище наши «друзья» теперь виделись редко — до самого последнего дня занятий алин потрет писала всего одна группа. Так что для встреч им оставались лишь пятнадцать минут перерыва между их занятиями… Зато он обязательно, просыпаясь, желал ей доброго утра, в обед — приятного аппетита, а вечером — приятных сновидений, звоня по мобильнику. А когда Аля после занятий возвращалась домой, она обязательно звонила Робе, чтобы успокоить, что всё нормально. Ещё, перед сном они обязательно делились друг с другом впечатлениями о прошедшем дне, стараясь при этом все события воспринимать и описывать с позитивом и оптимизмом. И это было как ежедневный ритуал, без которого ни один из них уже не мог спокойно уснуть. Но они всё равно так скучали друг по другу…

Просмотр прошёл отлично, но не блестяще, как в первом семестре, когда Роб закачивал все работы ещё в мастерской, а не по памяти. Конечно же, Аристарх Петрович в приватной беседе не мог не намекнуть «юному дарованию» на причинно-следственную связь между чувствами и учёбой. Он искренне посоветовал напрячь серые клетки (при этом легонько постучав суставом указательного пальца по лбу Роба) и рациональнее использовать время, которого с появлением в жизни Роберта Алевтины Прекрасной, ну разумеется, стало меньше. Растроганный Робка поблагодарил «отца-наставителя» за понимание и добрый совет, пожал его добрую руку и побежал звонить Але и маме, чтобы обрадовать их результатами просмотра.

— Где мои семнадцать лет? — с улыбкой пробормотал Аристарх Петрович вслед убегающему Робу.

Экзамены пробежали быстро, и группа под руководством Аристарха должна была ехать в Суздаль на пленэрную практику. Уже накануне поездки Роб подошёл к преподавателю и попросил его разрешить ему остаться на пленэр в Москве, пообещав, что он постарается и покажет такую Москву, которая ни в чём не уступит колоритным суздальским церквям. Педагог отнёсся к просьбе Роберта с лёгким удивлением и откровенным непониманием. Как можно было поменять сказочный старинный Суздаль на Москву, которая и так всегда с нами? Он говорил, что Роб по прошествии времени пожалеет о своём выборе и ни в какую не соглашался. Юноше ничего не оставалось, как открыть карты и признаться, что хочет совместить приятное с полезным — помочь Алевтине подготовиться к поступлению в училище и побольше времени провести с нею вместе. А уж своё обещание по поводу неожиданной Москвы он выполнит, даже если придётся в лепёшку расшибиться! Сердце седовласого мэтра оттаяло, и он пошёл навстречу Робу. Лишь лукаво поинтересовался, не будет ли эффект в корне обратным — он же прекрасно видел уровень работ Али на подкурсах, да попросил студента помнить о рациональном использовании свободного от чувств времени.

— О, сэр! Вы просто не знаете, что вы сейчас для меня сделали! — по-английски кивнув, сказал Робка и просиял.

Такой безмерной благодарности в глазах студента Аристарх не видел уже давно, в них действительно читалась готовность «расшибиться в лепёшку», чтобы выполнить обещанное. По-отечески похлопав Роберта по плечу, мудрый старец глубокомысленно изрёк:

— Ничего, хватит того, что я об этом догадываюсь! Дерзай, юнец безусый! Но смотри у меня! — погрозил он пальцем, размышляя о том, что он действительно рад за пацана, и немного не понимая, что же его так подкупает в Робке. Может, он просто вспоминал себя в те суровые годы его блокадно-военной юности…

Сколько километров натоптали Робка с Алей наперевес с этюдниками и планшетами по всей Москве, они не считали. Только к концу июня купленную в начале весны спортивную обувь новой назвать было уже нельзя. Их походы с Алей «в разведку» по Москве сослужили им добрую службу. Те городские виды, что они нашли ещё весной, когда деревья были ещё полуголыми, смотрелись в уже пышной зелени на алиных акварелях и масляных этюдах Роба просто здорово. Архитектурные зарисовки, построенные на контрастах графические пейзажи, неожиданные деревья из московских парков и скверов, смотревшиеся просто сказочно вырванными из привычного окружения. И, конечно же, церквушки и соборы Москвы, на которые ребята всегда старались смотреть нестандартно, не по-обывательски, а творчески, с любовью и восхищением. При этом Роб всегда ревностно следил за тем, чтобы их работы никак не перекликались с работами известных фотографов и художников. Он не хотел, чтобы у кого-то была хоть малейшая возможность обвинить их в плагиате.

К слову сказать, со своей части того букета сирени, что был привезён Алечкой из Волгодонска и честно поделен на три части, Робка в своё время написал три акварельных этюда, самый лучший из которых был подарен Але и повешен ею на стенку в качестве образца. Робке, конечно, это не очень нравилось, но он успокаивал себя тем, что это, возможно, пойдёт девочке на пользу. А сейчас, когда они вместе работали на пленэре, он мог, как никогда, помочь ей советом и поделиться с ней тем, что накопил и вывел в своей голове по живописи, рисунку и композиции. А она как-то интуитивно понимала, что он хочет до неё донести. И это был воистину «чистый дружеский союз двух творческих душ»…

А по вечерам они с чувством выполненного долга и честно отработанного дня бросали у Робки этюдники и планшеты и, не переодеваясь после трудового дня, бежали в вечернее московское лето на любимые аллейки в сквериках. Или поднимались сначала на смотровую площадку на крыше робкиной многоэтажки, чтобы проводить за горизонт городских крыш солнышко. А нагулявшись до одурения, возвращались по домам, довольные и счастливые.

Так или иначе, но у обоих в конце июня был накоплен солидный «творческий багаж», с которым Робке не стыдно было идти к Аристарху, а Але — на вступительные экзамены даже без подкурсовских работ! На темных от загара лицах их светлые глаза сияли, как маленькие солнышки. Глядя на эту «весёлую парочку» можно было подумать, что они весь месяц отдыхали где-то на морском побережье, а не впахивали как проклятые в душной загазованной столице.

Группа уже вернулась из Суздаля, и Роб поспешил ещё до просмотра показать Аристарху свой Московский пленэр. Преподаватель сначала молча и с нескрываемым интересом пересмотрел принесённую парнем стопку работ, потом цокнул языком и удовлетворённо засмеялся:

— А ведь не подвёл, паршивец, на полную катушку выложился! Да тут в пору выставку устраивать, а не просмотр! «Обозвать» что-то типа «Моя Москва»! Ведь это, действительно, твоя, только твоя Москва, пацан! Я таких трактовок нигде не видел! Нет, не ошибся я в тебе, Роберт! А если честно, я немного переживал! Вдруг, думаю, притащит что-нибудь проходное, заезженное! А то любовь, знаешь ли, она штука для творческого человека двоякая — или вдохновляет, или убивает творчество на корню. Ну, а как успехи у твоей музы-то? У Алевтины? Ей же поступать в этом году! — Робка ещё никогда не видел любимого педагога таким воодушевлённым и таким «в доску своим». Он говорил с парнем почти на равных, а не как преподаватель со студентом. Не мэтр и не ментор, а просто добрый учитель, наставник и друг.

— У неё получились чудесные акварельки, Аристарх Петрович! По-моему, она большая умничка и очень талантливая девушка. И зарисовки очень и очень неплохие! — сияя, поделился впечатлениями Робка.

— Я, конечно, понимаю, что это твоя девушка, для тебя она самая лучшая, и ты просто не можешь её не хвалить. Но ты знаешь, я доверяю твоей честности и твоему профессионализму. И я сам прекрасно видел её творческий потенциал. Ох, как мне уже хочется хоть одним глазком взглянуть на её работы! Я надеюсь, они не копия твоих масляных этюдов, а то мне бы очень не хотелось думать о девчонке хуже, чем ты её малюешь. Да и твоим работам подобное копирование тоже чести не сделает! Творчество и ученичество всё же немного разные вещи. Всё должно быть индивидуально! — не унимался Аристарх, который сейчас напоминал скорее полного энтузиазма мальчишку, чем умудрённого сединами старика.

— Аристарх Петрович, — наконец-то смог вставить своё слово Роб, — а у нас тут… как бы… «рояль в кустах», — хитро-виновато произнёс он, — можно, я позвоню?

Аристарх, кивнув, поднял радостно-удивлённый взгляд на юношу, как бы спрашивая: «Это то, что я думаю?»

Меньше чем через минуту в мастерскую Аристарха Петровича постучали, и в дверь с большой папкой протиснулась смущённая Алевтина.

— Ну-с, Алечка, покажите, чем увенчались ваши труды в этом месяце. — Спокойным тоном сказал Аристарх, снова превратившись в мэтра.

Он внимательно просматривал работы одну за другой, аккуратно перекладывая их из стопки в стопку. На его спокойном вроде бы лице брови то и дело подпрыгивали, а губы то сосредоточенно собирались, то растягивались в подобие улыбки. Потом он взял папку Роба и начал сравнивать работы, написанные и нарисованные в одном месте, также стараясь внешне не проявлять эмоций. Завершив «ознакомительный процесс», он глубокомысленно изрёк:

— Ну, что я могу вам сказать, девушка?… Все работы вполне приемлемые, неплохой вариант для подачи документов на отделение живописи. Что до меня, то я считаю, что этот месяц вы прожили не зря! Но расслабляться всё равно рано. Всё покажут экзамены! — он учтиво пожал алину ладошку. — Спасибо, Алевтина, не смею более занимать ваше время! — И добавил, обращаясь к Робу, — Роберт, задержитесь на минутку, я думаю, ваша спутница сможет вас немного подождать? — он улыбнулся девочке.

Когда дверь за Алей закрылась, Аристарх снова стал прежним:

— Ну, ребята, ну порадовали! Молодцы! Одни и те же места! Всё вполне узнаваемо, но всё совершенно разное! Не знаю, как вы этого добились и кто у вас главный, — тут он хитро посмотрел на Роба и хлопнул его по плечу, — догадываюсь, конечно. Но порадовали старика, порадовали. И ты знаешь, парень, именно благодаря тебе она так неплохо развила свои способности за последний месяц! Я могу тебя успокоить — эта девчонка поступит на живопись, не напрягаясь! Только дай мне слово, что о нашем разговоре не узнает ни одна живая душа. В том числе и твоя муза. И о том, каким я был сегодня с тобой, тоже! Договорились?

— Аристарх Петрович, обижаете! Я, конечно, не знаток педагогики, но столь элементарные вещи в состоянии понять, — улыбнулся Роб.

— Ну ладно, перестань, это я так, на всякий случай. Жду завтра на просмотре пленэра. Явка строго обязательна! Хочу познакомить с твоими работами ведущих педагогов.

«Ну, артист! И просто золотой чел! Ведь получается, что он всю жизнь эту маску только ради нас носит! Во даёт!» — думал Роб, выходя из мастерской.

За дверью его ждала в обнимку с папкой своих работ Алечка.

— Ну? Что он говорил? — по синим озёрам бежала боязливая рябь сомнения.

— Успокойся, мой холёсий! Хвалил! Нас обоих! Меня особенно! Шучу! Честно, ему очень понравились твои работы, он сказал, что у тебя прогресс налицо! Ну разве могло быть иначе? Сказал также, что к экзаменам надо отнестись со всей серьёзностью, а то вдруг толпа гениев понаедет! — он снова хитро улыбнулся.

Аля, наконец, поняла, что всё нормально, но полностью разговор Робка ей, по любому, не озвучит по причинам, от него не зависящим. А вытягивать было бесполезно — всё равно отбрешется!

— На вот, держи, если ты такой шутник, — она вручила Робу ещё и свою папку, — и если не хочешь, чтобы у меня через минуту руки вытянулись до пола! — она стервозненько улыбнулась, опять удивив Роба.

— Ну, прямо звезда, — ответил Роб, забирая папку и смеясь, — пленительного счастья.

— А как ты хотел!? — Алечка задрала носик и закатила глазки к небу. — Да я же просто ангел во плоти! Разве не так! Что-то между лопаток сильно чешется — наверное, крылья растут! — она заразительно засмеялась.

— Девушка, не стоит так рано задирать нос и брать курс на небо — больно падать будет!

— Хорошо, — с готовностью согласилась Аля. — Ну я же всё равно — умничка!? — она по-кошачьи потёрлась о плёчо Роба и хитренько посмотрела ему в глаза.

— Безусловно! — Робка чмокнул её в макушку и растянул губы в самой широкой и обаятельной своей улыбке.

Он опять был в шоке — как она может быть такой разной? «Сколько в тебе ещё разных Алечек?» — думал Робка, восхищённо глядя на подружку. А в голове почему-то каруселью вертелись разрозненные слова из вдохновенного монолога Аристарха: «Муза… Вдохновляет… Благодаря тебе… Твоя девушка… Самая лучшая… Спутница… Любовь… Любовь? А может, всё-таки прав мудрый Патриарх, права та девчонка в коридоре, права мама, правы все вокруг?»…

На следующий день Роб благополучно отхватил твёрдую пятёрку за пленэр (плюсов и шестёрок в училище не ставили), а также устную похвалу совета и восторженные отзывы одноклассников. Васька долго рассматривал этюды Роба, искренне недоумевая то по поводу того, где приятель нашёл такое, то — как это он сам не увидел раньше привычные, известные и даже где-то обыденные московские объекты с этой, казалось бы, такой очевидной стороны. Потом в ближайшем кафе группа отметила маленьким традиционным праздником живота окончание года и последний на этом курсе просмотр. Здесь же душка-Василий описал с молчаливого одобрения всех присутствующих и со свойственными только ему задором и юмором приключения группы в Суздале так, что Робу показалось, будто бы сам там побывал. Все укатывались со смеху. Потом маэстро Базилио также представил на суд благодарных слушателей свою версию «Путешествия Робертино Великолепного по московским трущобам, помойкам и закоулкам». Это был свеженький экспромтик, но Роб с удивлением услышал о себе пару моментов, которые реально были во время их с Алей пленэра. Создавалось впечатление, что Васька каким-то образом считал их с Робкиных работ. «Как хорошо, что он ещё не знает, что мы были вместе с Алей, ей бы тоже досталось»! — думал Роб, надрывая животики вместе со всеми. Окончив повествование, Васька картинно раскланялся и сорвал «бурные и продолжительные аплодисменты, переходящие в овации». Все пожалели, что не было видеокамеры и тут выяснилось, что кто-то снял Историю Робертино в исполнении Васьки на мобильник, и все принялись перекачивать её друг у друга. Робка на правах персонажа скачал видео вне очереди и, попрощавшись с ребятами, отправился искать Алю, которая сейчас должна была сдавать документы в приёмную комиссию.

Именно там он её и застал. Она как раз заканчивала с заполнением бумаг и расписывалась в заявлении. Будто спиной почувствовала Робку, Аля повернулась, и, одарив его широкой улыбкой, приветливо помахала ему ручкой.

— Я сейчас! Ещё немножко! — она забрала какую-то бумажку у секретаря, быстро сунула её в блокнот, блокнот — в рюкзак, рюкзак — на плечо и через секунду уже держала Роба под руку.

— Ну вот! — облегчённо вздохнула она, — полдела уже сделано! Теперь только экзамены и…

…— Вот тогда полдела будет сделано! — Продолжил Робка. — Останется только отучиться четыре года.

— Угу! — она опять вздохнула, — так что не расслабляться, не расслабляться! — с улыбкой скомандовала она сама себе.

— Умничка!

— Я знаю! Ну? Что мы делаем сегодня вечером?

— Как раз сегодня вечером… мы… — Роб сделал большие круглые глаза, — расслабляемся! Йохо-о-о-о! — издал он боевой клич, схватил девочку за руку, и они побежали к выходу.

— Ты не голодна? — спросил Робка, когда они были уже на улице.

— У-у! — Аля отрицательно помотала головой.

— Тогда как насчёт податься в парк и покататься на аттракционах?

— Положительно!

По дороге к парку они твёрдо решили убить несколько оставшихся до Алиных экзаменов дней на расслабление и развлечения. Они хорошо поработали и заслужили небольшой, но качественный отдых! Прибыв на место, они начали прямо с карусели перед входом и только на ней одной прокатились несколько раз. Почему-то она им так понравилась… Потом ели мороженое, стреляли в тире, катались на колесе и посетили ещё кучу разных аттракционов. А потом просто день уже кончился, и они отправились «баиньки». Остальные «дни отдыха» прошли не менее весело и насыщенно. Кино, театры, боулинг, бильярд, гуляние по любимым скверикам — ну как без них, а в последний день они дотемна катались по Москва-реке, и всё было очень романтично. Робка проводил Алечку до дверей квартиры, взял с неё слово, что она сегодня ляжет спать пораньше, потому что у неё завтра первый экзамен, и она послушно пообещала выполнить всё в точности. И тут ему вдруг так захотелось заглянуть в её голубые озёра… Не в силах сдержаться, он взял в ладони её лицо, медленно и ласково повернул его к свету и, неожиданно для самого себя, поцеловал в губы. А она закрыла глаза и ответила ему с готовностью и нежностью, так, словно уже так долго ждала этого. Какой-то странный энергетический разряд, слегка дёрнув обоих, словно соединил их сущности в единое целое. Они вдруг почувствовали, как земля вдруг ушла из-под ног куда-то вниз, их тела внезапно лишились веса и какая-то неведомая сила уносит их к мерцающим звёздам в синюю нереальную неизвестность. Они боялись выпустить друг друга из крепко сжатых объятий и не решались открыть глаза. И улетали, улетали, улетали… Это был их первый в жизни поцелуй — робкий, неумелый, но чистый и искренний. И страстный! Страстный настолько, насколько только может быть горяч и страстен первый в жизни человека поцелуй!..

Они пришли в себя только от скрежета ключа в замке — тётя Валя уже начала волноваться. Дело в том, что любимая племянница позвонила ей минут двадцать назад и сказала, что уже поднимается, сейчас только попрощается с Робочкой и сразу — домой.

— Вы прощаться ещё не устали? — засмеялась она, увидев виновато-растерянные лица ребят.

— Ну, Валентина Павловна, мы ж на целые экзамены прощаемся! — нашёлся Робка.

— Ага, вот и я про то же — девчонке завтра вставать на экзамены ни свет, ни заря, а вы всё прощаетесь. Знаю я вас — всё равно ж каждый день с экзаменов встречать будешь, да, небось, и на экзамены провожать тоже.

Робка улыбнулся — тётя Валя была абсолютно права.

— Да, только по вечерам уже не погуляешь, — грустно возразил Робка.

— Так, минуту на прощание и разбежались! — скомандовала добрая тётка.

— Йес, мэм! — хором взяли «под козырёк» Аля с Робом и расхохотались.

— Да ну вас. Спелись уже. — Улыбаясь, проворчала тётя Валя и закрыла дверь.

Все дни приёмных экзаменов Аля вставала, ложилась и питалась по режиму, за соблюдением которого ревностно следил Робка, а любящая тётка помогала ему, контролируя время алиного засыпания. Робке так понравилось за эти дни заботиться и опекать, что он даже подумал, что ему будет не хватать этого, когда приёмные экзамены подойдут к концу.

Ну, разумеется, они закончились. В тот день Аля сдала на «отлично», как она поняла по удовлетворённому кивку экзаменатора, последний экзамен — русский устный. Они возвращались не спеша любимым маршрутом, расслабленно щурясь на полуденное солнце. Они уже ни капельки не сомневались, что девочка поступит, и договорились, что завтра они сначала идут в училище, чтобы воочию в этом удостовериться, а затем устраивают праздничный банкет на двоих в любимой кафешке по поводу её поступления.

Аристарх рассказал Робу по секрету, что когда мэтры просмотрели пухлую папку алиного «домашнего» пленэра, они единогласно проявили благосклонность к абитуриентке. А когда уже на первом экзамене всем стало ясно, что это действительно работы «энтой фифочки», Патриарх понял, что её досрочно приняли. Но Аля до конца экзаменов не должна была знать этого. И Роб честно держал слово.

За эти дни он многое понял и почувствовал по-новому и сделал вывод, что хватит обманывать себя и Алечку. Да, он действительно любит её и должен, просто обязан признаться в своём чувстве. Он решил сделать своё признание завтра в кафешке во время их банкета. И будь что будет!

Они до позднего вечера бродили по городу, по набережной, по скверикам и паркам. Им было абсолютно всё равно куда идти, лишь бы идти рядом, держась за руки. Уже в сумерках добрели они до алиного дома, поднялись к дверям квартиры. Пришло время прощаться на ночь. И тут вдруг у Робки так странно защемило в груди, и он понял, что просто не может ждать до завтра. Ему нужно было, просто необходимо было сказать это именно сейчас или с ним что-то случится. Ну не мог он больше носить в себе это! Он взял Алечку за обе ладошки, прижал их к своей груди и, глядя немигающим взглядом прямо в её бездонную синеву, произнёс:

— Мне нужно сказать тебе что-то очень важное!

Ещё секунду назад безмятежно-расслабленная Аля вдруг вся сжалась и напряглась. Роб вдруг почувствовал, как её ноготки с неизвестно откуда взявшейся силой впиваются в его ладони. Ею овладевал какой-то необъяснимый страх, который уже начал передаваться Робке. Он высвободил из её коготков одну руку, нежно привлёк девочку к себе, погладил её по голове, мягко прижимая голову к своей груди и ласково спросил:

— Что с тобой, Аленький?

— Ты что-то хотел сказать? Говори, пожалуйста! — ответила Аля, почти не расслабившись.

— Это очень важно…

— Говори! — Она смотрела на него своими уже тёмно синими, как ночное небо, глазами.

Роб оторопел.

— Ну? Говори!

— Я… тебя… люблю! — в три вздоха почти выдавил Робка.

Тело Али обмякло, она рефлекторно подняла глаза к свету и он увидел, как быстро их заливают слёзы, которые она была уже не в силах удержать. Она опустила голову и на жёлтый кафель лестничной площадки закапали крупные капли из её глаз, напоминавших уже свинцово-серые тучи.

— Нет!.. Зачем?… Я же не могу… Ты не должен был… Почему?… Ну, за что мне это?…

Плечи девочки задёргались, она зарыдала, высвободилась из его объятий, открыла своим ключом дверь и поспешно скрылась за ней, не переставая плакать.

Роб вообще не понимал, что всё это могло значить. Он находился в полном недоумении и растерянности. Сначала он хотел звонить и стучать в дверь, но друг понял, что может сделать только хуже. В бессилии он опустился на подкосившихся ногах на пол под дверью и стал прислушиваться. Алины всхлипы постепенно стихли под размеренное бормотание тёти Вали. О чём они говорили, слышно не было. Робка трезво рассудил, что если раздражителем в данном случае послужил он, то соваться за дверь, за которой Аля от него спряталась, сегодня уже не стоит. Утро вечера мудренее, а завтра он придёт и тактично попросит Алечку всё ему объяснить, выслушает её, постарается понять её точку зрения на происходящее и они вместе примут единственно правильное решение. Таким образом, успокоив свой разум и немного утешив душу, которая всё равно так и не угомонилась, он уговорил себя пойти домой и постараться уснуть.

Было около одиннадцати. Сон никак не шёл, и он включил ноут и подрубил сеть. Как ни странно, та, которую он хотел найти, объявилась почти сразу.

wild_kitty: Привет! Не спишь?

crazy_artist: Не спится! Лето! Время детское!

wild_kitty: Слишком много отмазок! Неубедительно!

crazy_artist: Не хами!

wild_kitty: Больно надо:[

crazy_artist: Только не маши хвостиком!

wild_kitty: Просишь?

crazy_artist: Прошу!

wild_kitty: С чего бы? Случилось что?

crazy_artist: Типа того.

wild_kitty: Поделишься?

crazy_artist: Консультация женская нужна!

wild_kitty: Ну, это не ко мне, это к гинекологу!:)

crazy_artist: Ну, перестань, Кить, я серьёзно.

wild_kitty: Тогда так и говори: «Мудрый женский совет».

crazy_artist: Хорошо, пусть будет по-твоему.

wild_kitty: Ну?

crazy_artist: Только ты не смейся, хорошо?

wild_kitty: Обещаю! Я — сама серьёзность!

crazy_artist: Ну, котён, ну не паясничай, пожалуйста, мне и так хреново, сжалься.

wild_kitty: Ладно уж, рассказывай, не томи.

crazy_artist: Понимаешь, я сегодня своей девушке, которая друг, ну ты ведь знаешь, короче, я ей сегодня признался в любви.

wild_kitty: Поздравляю!

crazy_artist: Ты опять?

wild_kitty: Извини. Ну и что она?

crazy_artist: Я вполне резонно предполагал, что в таких случаях может быть два, ну, максимум три типа реакции:

1) тоже люблю,

2) не люблю и, типа, останемся друзьями,

3) не знаю, мне надо подумать,

а здесь… 8[ Она заплакала и начала говорить что-то бессвязное, у меня до сих пор в ушах её слова: «Нет! Зачем? Я же не могу. Ты не должен был. Почему? Ну, за что мне это?» Я вообще ничего не понял. Кисюнь, может, растолкуешь?

wild_kitty: Судя по словам, тут все три варианта сразу. Только второй без первой части. А третий — с какими-то оговорками, если не сказать — препятствиями.

crazy_artist: А по-русски?

wild_kitty: Подожди, ща сформулирую для особо одарённых особей мужского пола.:)

crazy_artist: Вот ты всё-таки стерва, давно хотел тебе сказать.

wild_kitty: Не без этого! Принимаю как комплимент!:) Если женщина вообще не стерва, то мужчине с ней неинтересно!:) Но я отвлеклась от темы. В общем, расклад твоей «други»: она, по ходу, тебя любит, только что-то ей мешает быть с тобой, или кто-то, к кому она тоже неровно дышит. Но возможно, что это что-то — мистика, читай — проклятие, наговор, жизненный крест. Может, что-то со здоровьем, что может пройти или вылечиться. А может и всё сразу! Так что она просто ни в чём не уверена. Вот так!

crazy_artist: Ни хрена себе, диагноз! И откуда ты это вывела? Логикой такое вывести было бы невозможно!

wild_kitty: Интуитивно догадалась… А может из астрала считала… Кстати, ты мне так весной и не рассказал, поздравление дошло?

crazy_artist: А ты не спрашивала. Я до конца сам не верю, но кажется, дошло. Не знаю только, чьё — твоё или моё.

wild_kitty: Наверное, общее!:)

crazy_artist: Возможно… Ладно, Кис, спасибо, ты меня успокоила, я теперь хоть заснуть смогу. Главное, ты поддержала мою надежду на то, что она меня всё-таки любит.

wild_kitty: Будь спокоен, я это чувствую! Но это ещё ничего тебе не даёт.

crazy_artist: Понимаешь, я сам душой чувствую, что она меня любит. Моя душа меня никогда не обманывала. Это я иногда отказывался своей душе верить…

wild_kitty: Может и зря!.. Доброй ночи хвостатый брат!:)

crazy_artist: Приятных сновидений, мурлыкающая сестра!:)

Роб моментально отключился и сны его в ту ночь вообще не посещали.

Утром наш влюблённый пришёл в договорённое время за Алечкой, чтобы ехать в училище за результатами экзаменов и далее по плану. Дверь ему открыла непривычно заспанная для этого времени тётя Валя, которая пригласила его войти, закрыла за ним дверь и тут же, прямо на пороге набросилась не него с упрёками:

— Ты что же, негодник, с девчонкой сделал? Признавайся немедленно! Вчера прибежала, плачет — никак не остановится и ничего не объясняет. Как успокоилась чуток, давай вещи собирать, — не переставая, тараторила тётя Валя, — как собрала, говорит, тёть Валь, вы завтра, сходите, точно узнайте, что я поступила и по этой вот расписке получите или мои домашние работы — там их немного (в этом месте Робка усмехнулся), или все документы, если не поступила…

— Так она что, уехала? — перебил её излияния Робка.

— Уехала, — утвердительно кивнула тётя Валя, — укатила в свой Долговонск, тьфу ты, Волгодонск. Робочке, говорит, ничего не рассказывайте, телефон мой домашний не давайте — пришлось пообещать. А я, ты ж знаешь, человек обязательный.

— Да уж знаю, ещё по прошлому отъезду знаю. И что я не додумался у неё номер спросить, когда всё в порядке было — кто ж знал-то. Вот я всё-таки идиот непредусмотрительный! — в сердцах сокрушался Роб.

— Но тебя я, заразу, на чистую воду выведу! Признавайся, паразит, что там, между вами стряслось-то.

— Да откуда я знаю, вроде ничего такого… Я сам не понял. Вдруг ни с того ни с сего разрыдалась…

— Ни с того ни с сего ничего не бывает! Так, следствие ведут колобки!

Пухленькая, не очень большого росточка тётя Валя действительно напомнила Робу колобка и он прыснул в кулак.

— Так, ржать команды не было! — скомандовала тётя Валя фельдфебельским тоном. — Вспомни, после чего она расплакалась?

— Да я-то помню, только это ничего не объясняет!

— Так, выкладывай, как есть!

— Она заплакала после того, как я признался ей в любви, тёть Валь!

Тётя Валя на минуту застыла от неожиданности. Но потом её «соображалка» снова заработала и она начала выдавать свои умозаключения:

— Плачут в такие моменты обычно от счастья, но на счастливую она похожа не была, и от счастья не бегут! Значит, она чего-то испугалась! Чего? Заплакала после того, как ты сказал, что её любишь. Значит, боится любви! Чьей? Или твоей к ней или своей к тебе! Твоей? Да если б все так любили, как ты её любишь! Отпадает…

В какой-то момент Робке показалось, что он видит, как шевелятся извилины у неё в голове, и он опять хмыкнул.

— Ржать команды не было, я сказала! Твоя любовь отпадает, значит, боится она своей! Почему? — извилины опять зашевелились, — у неё больное сердце, и она боится, что оно не выдержит? Нет, вряд ли. Оно ж уже не болит, как в детстве. Чего боятся, когда любят? Боятся потерять! Да куда ты, милый, от неё денешься! Нет, что-то не сходится!

«Расследование колобков» зашло в тупик, нового Роб почти ничего не услышал. Он вежливо попрощался с тётей Валей, забрал у неё расписку на Алины документы и работы и пообещал позвонить, как только узнает результаты экзаменов.

Он прибежал в училище как раз вовремя. Результаты экзаменов только вывесили и возле стенда столпились абитуриенты, жаждущие видеть себя в списках поступивших. Кто-то понуро или в слезах уже брёл к кабинету приёмной комиссии, кто-то прыгал до потолка от радости, кто-то просто светился счастливой улыбкой облегчения, и не было понятно, какому результату он рад. Робка нашёл в списке поступивших алину фамилию, сверил инициалы и отзвонился тётке Вале. Он уже собирался уходить, как вдруг увидел на подоконнике наискосок от стенда заплаканную черноволосую девчонку со стрижкой каре и грустно-испуганным взглядом побитой кошки. Ему вдруг захотелось посочувствовать, помочь, успокоить и поддержать «ребёнка». Он подошёл поближе и узнал в ней Гельку, которая училась вместе с ним в художественной школе. Только когда он учился одновременно во втором и четвёртом классах, она училась в третьем. Но Робка всегда выделял её из серой массы и постоянно «прикалывал» по поводу имени Гелла, ассоциируя её с ведьмой из «Мастера и Маргариты» Булгакова.

— Кто посмел обидеть приближённую из свиты Сатаны? Трепещите, презренные! Мессир не даёт в обиду своих подданных! — громогласно начал он и, подойдя ближе, и продолжил уже вполголоса, — Гельчик, Зайчик, привет! Ты что, не поступила? — и сочувственно погладил её по плечу.

Она сжала его руку на своём плече, здороваясь, и ответила:

— Привет, Роби. Поступила, всё хорошо! Спасибо!

— Да уж вижу, как хорошо.

— Честно, поступила! На живопись! — она улыбнулась, стараясь показать, что всё нормально, и что это лишь слёзы радости, но руку его при этом не отпуская.

— Так что ж ты ревёшь тогда, чудышко? — по её поведению Робка понял, что ей сейчас очень нужна моральная поддержка и что дело гораздо серьёзнее, чем даже поступление в училище и все планы на будущее — у «человечка» что-то стряслось в настоящем.

Она отвернулась, чуть слышно шмыгнув носом, и уже хотела убрать руку с робкиной руки, но Робка удержал её, а другой рукой погладил девушку по иссиня-чёрным волосам. Она закрыла глаза и из них сами собой покатились слёзы.

— Ты такой хороший, Робико-сан!.. — Робка улыбнулся — этой кличкой Гелька когда-то «мстила» ему в художке за «булгаковскую ведьму», подчёркивая его по-восточному скуластую и чуть раскосую внешность и всем известную симпатию к анимэ. Она улыбнулась сквозь слёзы, — только ты не спрашивай меня пока ни о чём, хорошо?

И тут Роб вдруг вспомнил, что у него пропадает оплаченный заказ их с Алей столика в любимой кафешке. На секунду взгрустнув, он вдруг понял, что ему, возможно, надо спасать человека, и он решил, что сейчас такое стечение обстоятельств как раз кстати.

— Так, хватит распускать нюни, тут неподалёку есть отличное местечко, у меня там заказан на сегодня столик. Мы с моей девушкой должны были сегодня отмечать там её поступление в училище. Она тоже поступила на живопись, возможно, вы даже будете вместе учиться. Она внезапно уехала, это печально, но ты меня тоже об этом не спрашивай. Но заказ в кафе пропадать не должен, поэтому предлагаю отметить не её, а твоё поступление и немного развеяться! А там смотри сама — если захочешь, поделишься своей бедой. А работы ваши мы потом заберём. Побежали?

— Побежали. — Гелька улыбнулась, вытерла слёзы и размазанную тушь, делающую её похожей на готку, и они рванули «реализовывать заказ».

Знакомый официант в кафе посмотрел на Роба с другой дамой с некоторым недоумением, если не сказать — с неодобрением. Роб отозвал его в сторонку и объяснил, что всё по-старому, просто Аля внезапно уехала, а у его бывшей одноклассницы какие-то проблемы, и ей сейчас очень нужна поддержка. Когда же для пущей убедительности Роб положил в карман гарсона маленькую сиреневую бумажку, тот даже сказал, что он и сам обратил внимание на заплаканные глаза одноклассницы.

Как оказалось, Гелла со вчерашнего обеда ничего не ела — просто пропал аппетит после разговора с её парнем. Так что холодная телятина, предусмотрительно заказанная Робом для них с Алечкой, пришлась весьма к месту, причём обе порции. Гелька на своих шпильках была ростом всего на два-три сантиметра ниже Роба, а он был далеко не низкорослым. Так что и аппетит у неё был явно не алин. Хотя, наверное, она просто была голодна или перенервничала. По её фигурке нельзя было заподозрить в ней обжорку. Благо, Робка не забыл сегодня позавтракать. Но, подумав, он всё же заказал себе ностальджи-салат из креветок, а даме — фисташковое мороженое, которое оказалось её любимым — Роб нечаянно попал в десятку. Благодарности «ведьмочки» не было предела. Она вновь почувствовала себя красивой девчонкой, окружённой вниманием галантных мужчин, коими сегодня были улыбчивый официант и неизменно внимательный к ней Роб.

— Ну что, полегчало?

— Если б ты только знал, насколько! — она уже выглядела гораздо лучше и смотрела на Робку глазами, полными теплоты и даже нежности.

— Ах, если б не был верен я другой… — улыбнулся Робико-сан, — Зай, может, всё же поделишься своими бедами?

Гелла сначала на мгновенье помрачнела, а потом вздохнула, улыбнулась и ответила:

— Ты вернул меня к жизни, Робико-сан, тебе расскажу, всё равно хуже, чем есть, уже не будет.

И она поведала своему благодетелю грустную историю о том, что как она себе ни давала зарок не общаться с мажорами, так-таки и умудрилась втрескаться по уши в одного из этих избалованных папенькиных сынков. Он сразил её всем — эрудицией, шармом, стилем, обходительностью. Он привёл девушку в сказку и стал для неё волшебным принцем. Всё было так красиво! И она поверила открытому взгляду его чистых голубых глаз! Доверилась и расслабилась… А дальше — стандарт! Пока всё нормально — полный лямур, на ушко — мур-мур, типа, люблю, хочу быть только с тобой, единственная, подрастём — поженимся и так далее в том же духе. А как узнал, что беременна — так в кусты. Типа, куда, дура, смотрела, предохраняться должна девчонка — если чо, ей рожать. В общем, ей светит материнство в аккурат к шестнадцатилетию.

— Понимаешь, Робико-сан, я сейчас всего боюсь, — голос её задрожал, на глаза опять навернулись слёзы, и Робу ничего не оставалось, как снова взять её за руку, — беременности — боюсь, рожать — боюсь, реакции родителей — боюсь, аборта вообще боюсь, говорят, это очень больно, но больше всего я боюсь убивать, ведь аборт — это же убийство, Роби! — Она посмотрела на Робку полными отчаяния глазами, но потом вдруг резко переменилась в лице и выдавила сквозь зубы: — Но ребёнка от такого «папаши» я рожать не хочу! Знаешь, Роби, что этот урод мне выдал прямым тестом? — гелькины чёрные глазищи блеснули дьявольским огнём ненависти, — «Вы, — говорит, — художницы, вообще все — шлюхи! Сначала трахаетесь направо и налево, а потом ищете богатенького лопоухого мальчика, чтобы повесить ему на шею своего выродка! Со мной, говорит, этот номер не пройдёт!» Прикинь, какой козёл?! Убила бы!

— А вот это не выход! — к месту вставил Роб.

— Да знаю! Это я образно!

— Даже образно не думай! Женская психика — штука тонкая. Я уже имел возможность в этом убедиться, — тут он сделал «квадратные» глаза и надрывно вздохнул. — Лучше скажи, ты уже что-то для себя решила?

Бедная Гелечка опять погрустнела и «зависла».

— Алё! — Роб пощёлкал пальцами перед её лицом.

Она очнулась и попыталась что-то сформулировать, но понесла откровенную ахинею.

Роб тактично прервал Геллу и по полочкам разложил ей её ближайшие перспективы с ребёнком и без, а если с ребёнком, то с её родителями и без. Но в ходе разговора выяснилось, что её строгий отец, возможно, вообще ей этого не простит. И получалось, что избавляться, увы — единственный выход, хотя это очень грустно, больно и жалко до слёз. Даже несмотря на то, что она очень-очень боится, что после этого она не сможет в будущем стать матерью. Девушка упорно твердила, что ребенка она, может, и оставила бы, но «не от этого козла» — она вряд ли забудет, кто его отец.

Вывод напрашивался сам собой — родившись, ребёнок вряд ли будет счастливым!..

В воздухе повисла напряжённая пауза. Робка всё-таки попытался привести ещё пару доводов против аборта, но безрезультатно. Поняв, одной жизни уже не помочь, он принялся спасать другую.

Вечером пришедшая с работы робина мама застала в гостях у Робика не Алевтину, а совсем другую девушку, и припомнила, что видела её лишь однажды — на Дне рождения сына между двумя годами его учёбы в художке. Встретив маму в дверях традиционным поцелуем, он с необычайно серьёзным выражением лица увлёк её для разговора на кухню и объяснил, что его гостья беременна, что родители не в курсе, и ей нужна помощь. Помочь ей теперь могут только господь бог и робина мама. Всё он него зависящее Робка уже сделал. Следовательно, теперь нужны: а — очень хороший врач, б — деньги, в — полная тайность и анонимность операции, г — правдоподобная версия для родителей, если срок уже большой и придётся ложиться в стационар. Выслушав все доводы сына, она попыталась было привести свои, но это были лишь те версии, что уже ранее продвигал Гельке Роб. Так что матери пришлось согласиться. Она только спросила, не Робкин ли это ребёнок. Бедный Роб чуть дара речи не лишился.

Мама извинилась и уже в тот же вечер начала действовать, так как медлить в таких случаях никогда не стоит. За несколько лет работы в Москве она обросла достаточным количеством связей, и уже на завтра Гелле было назначено с утра в одной из престижных частных столичных клиник. К счастью, Гелечка оказалась умной девочкой и оценила критичность своего положения достаточно рано. Хотя Робу всё равно пришлось довольно долго её успокаивать, когда всё было позади. Тем не менее, всё сложилось как нельзя лучше. И версию для родителей придумывать даже не пришлось. И самое главное, что когда спустя время девушка пришла на обследование, ей сказали, что она сможет в будущем иметь детей. Сколько ушло денег на всё, осталось тайной не только для Геллы, но и для Роба. Теперь они уже вдвоём убедились в могуществе этой доброй феи — робиной мамы.

Замотавшись с гелькиной ситуацией, Робка совсем забыл про свой День рождения. Но те, кому он был дорог и небезразличен, о нём помнили. Уже с обеда телефон «по швам трещал» от присланных CMC. Мама с Геллой приготовили ему праздничный ужин и испекли торт. Часов в семь примчался запыханный Васька и принёс Робу в подарок будильник с циферблатом в форме палитры и с кисточкой и карандашом вместо стрелок, выполненный под старинную бронзу. Где такое можно было нарыть, Роб просто не мог себе представить. Васька лишь хитро улыбался и секрета так и не выдал. А уже самой последней, словно выдержав паузу, пришла тётя Валя и принесла по просьбе Алечки большую красивую открытку, подписанную ещё до отъезда, и маленькую фарфоровую статуэтку белой кошечки с голубыми глазами. В общем, вечер получился очень добрым и милым, лишь немного грустным без Али.

А лето шло, и Роб всё также страдал от неизвестности — как там Алечка, что с ней? Тётя Валя молчала, как партизан, лишь изредка, сжалившись над «страданиями юного Роберта», выдавала ему, что жива, здорова, сердце не беспокоит, про него регулярно спрашивает. Роб понимал, что Аля в свою очередь получает подобную информацию, что Роб, соответственно, жив, переживает, забегает регулярно, про неё пытает, а тётка молчит, как обещала.

С фрилансом тем летом у Роба случился полный облом, поэтому сидеть тихо-мирно дома и ваять компьютерную графику или иллюстрировать сказки не вышло. Пришлось довольствоваться тем, что бог посылал ему через молодёжную биржу труда. А это были, в основном, костюмированные зазывалы — париться целыми днями под палящим солнцем в «шубе» из поролона и синтепона. Кем он только не побывал этим летом — лимоном, бананом, коробкой сока, виноградом, гамбургером, мобильником, компьютером и прочее, и прочее, и прочее. Немного карманных денег он, конечно, заработал, но не более того.

Говорили, что вечерами Робку теперь можно было часто видеть в городе с долговязой спутницей модельной внешности, которая ему не то эскорт, не то телохранитель. Конечно же, речь шла о «ведьмочке» Гелле. Друзья втихую «выпадали» с этих слухов. Кто их распускал, было непонятно, но доля истины в них всё же была. Гелла считала себя обязанной Робу, поэтому ей даже приятно было ассоциировать себя с его эскортом. Точнее, она скорее считала себя робкиной «ручной пантерой», о чём она прямо Робке и заявляла. У версии про Геллу-бодигарда тоже была подоплёка — как выяснилось, у неё был желтый пояс. Это конечно, не робкин красный, но тоже не новичок. А ещё он рассказал Гельке про свою подмосковную кличку и после этого в их имидже чётко начала прослеживаться кошачья линия. В какой-то момент Робка даже стал склоняться к мысли, что его виртуальная подружка — дикая кошечка, это и есть Гелька. Ну и что, что на аватаре глаза голубые, может, ей просто так хочется. Пару раз он задавал Гелле вопросы в лоб, желая припереть к стенке и вывести на чистую воду, но она или действительно не понимала, о чём речь, или очень ловко уходила от ответов. Всё закончилось само собой после того как Китти вышла в онлайн, когда «пантера» была в гостях у Роба.

Но всё-таки, они всегда были и до сих пор оставались только друзьями, без претензий на душу и тело. Хотя, возможно, и «перегрызли бы глотку врагу» друг за друга. Гелька четко знала, что Робико-сан ждёт свою Алечку и когда та приедет, он со всех ног бросится к ней и будет только с ней. Её такие непритязательно-дружеские отношения вполне устраивали. После случая с пресловутым мажором и абортом ей вообще было не до чувств и уж, тем более, не до секса. И если б не Робико-сан, она могла вообще возненавидеть весь род мужской, и многим из этого племени в силу её характера явно не поздоровилось бы. За то, что этого не случилось, «пантера» тоже была благодарна своему «хозяину».

Что касаемо мажора, его звали Генкой, он был сынком одного из высокопоставленных московских чиновников, и оказался почти на голову ниже Геллы, рыжим и почти невзрачным, если б не антураж и дорогие аксессуары. Гелька показала Робу «этого козла» в одном из клубов ещё в начале августа. Что «пантера» могла найти в «козле», недоумевал не только Роб, но уже и сама Гелла. Кстати, в том клубе Робка с Гелькой первый раз реально засветились на танцполе, их в тот вечер не заметил разве что слепой — с танцевальной пластикой и стилем всё в порядке было у обоих.

«Кошачьей парочке» было весело и прикольно вместе. Мама, знавшая всю историю их дружбы, тоже воспринимала Геллу вполне адекватно. Но её материнская душа всё-таки больше лежала к Алечке.

Лето уже близилось к концу. Скоро должна была приехать Алевтина. Робка постепенно начал отдаляться от Геллы. По ночам он уезжал с букетом традиционно белых роз на последнем поезде метро на Лужники и встречал там приходящие с Волгодонска коммерческие автобусы, которые все также приезжали от закрытия до открытия метро, и, встретив последний автобус, он первым поездом возвращался обратно домой. Так продолжалось уже больше недели. Днём он немного спал. О разовой работе зазывалой речи уже не шло. После блестящего, вдохновлённого его музой пленэра его летняя серия домашних работ выглядела как-то скудно, если не сказать блекловато. Да и сам «маэстро Робертино» после такой ночной жизни выглядел, мягко говоря, неважно. Пантера Гелька, с которой они привыкли резать друг другу правду-матку без обид, сравнила его с худым драным чёрным кошаком из подвала, жившим рядом с её домом, и сказала, что ей уже жалко Робико-сана. Это сработало. Роб быстро привёл себя в порядок и твёрдо решил прекратить «страдания юного Роберта». И как только он прекратил раскисать, на него со всех сторон посыпались заказы по фрилансу. Причём, старые клиенты, вернувшиеся из летних отпусков, сами находили его, и не через сайты, а напрямую, что сулило ещё большую выгоду. Робка «категорически» воспрял духом. Он снова был нужен! Про него помнили! Обидно было только, что летом, когда времени было валом и хотелось работой заглушить тоску по Алечке, заказов не было, а сейчас опять предстояло совмещать работу с учёбой, да ещё и оставлять львиную долю свободного времени на общение с любимой. Но так было всегда, и снова пришлось мириться. Его карточный счёт снова начал пополняться и он даже заранее придумал, что он подарит милой мамочке на День рождения в начале сентября.

Как-то вечером он пожаловался своей виртуальной хвостатой подружке, что любимая всё никак не едет.

wild_kitty: Не волнуйся, хвостатый брат, она ж не дура, чтоб приехать позже чем за три дня до начала занятий.

crazy_artist: Нет, она у меня умничка! Сестрён, пожалуйста, не употребляй, плиз, больше нелестных слов, говоря про неё, уважай мои чувства, хорошо?

wild_kitty: Вот достал!:) Я ж наоборот! Ну ладно, обещаю!

crazy_artist: Ну как там, в твоём лесу?

wild_kitty: Чудненько, только скучно без тебя!

crazy_artist: Это ты о чём сейчас?

wild_kitty: Да тепла реального хочется!

crazy_artist: А зачем виртуальной кошке реальное тепло?

wild_kitty: И кто теперь дурачка включает? Ты чо, тупой?

crazy_artist: Так, у тебя что-то случилось?

wild_kitty: Если б ты только знал…

crazy_artist: Может, поделишься?

wild_kitty: Вообще не вариант! Тогда кронты нашему виртуалити!

crazy_artist: Да, что-то ты сегодня не в себе!

wild_kitty: Забей! Я и так тебе вылила через край! Извини!

crazy_artist: Не за что извиняться, Котён! Очень хочу тебе помочь, но ты не хочешь.

wild_kitty: Не волнуйся, у тебя ещё будет шанс!

crazy_artist: Знай, всегда рад!

wild_kitty: А можно, я лизну тебя сейчас в щёчку и муркну тебе в ушко?

crazy_artist: Неожиданная просьба…

wild_kitty: Ну, пожалуйста! Мне, правда, надо!

crazy_artist: Ну, хорошо! Давай!

wild_kitty::-Р Му-р-р-р-р-р-р-р-р-р! Спасибо!

crazy_artist: Не за что, Котён! Значит, говоришь, ждать её надо за три дня до первого?

wild_kitty: Не позже.

crazy_artist: Спасибо, сестрёнка, доброй ночи!

wild_kitty: Доброй ночи, братишка!

И почему кошка почти всегда так успокаивала его?

Случилось так, что Гелька за пять дней до начала учебного года свалилась с тяжёлой ангиной, неосторожно объевшись фисташкового мороженого (Робка, как всегда, не жалел денег на друзей), и наш герой посчитал своим дружеским долгом посидеть с ней, предупредив, однако, что он сможет ей помогать только до приезда Али. Ночью он ходил встречать любимую, а второй день уже проводил, сидя с больной подружкой. Точнее он спал в кресле рядом с её кроватью, но сразу вскакивал, как только ей что-то было нужно. Но обоих это вполне устраивало. Уже вечером, около восьми, когда пришла с работы гелина мама, Робка сдал дежурство и побежал домой, чтобы принять душ, привести себя в порядок и ехать встречать Алю. Он прибыл домой уже затемно. Мама, встретившая его на пороге, спросила, как дела у Геллы и услышав, что она уже пошла на поправку, задала ещё один вопрос:

— А ты знаешь, сын, что сегодня, ты, сам того не желая, заставил меня солгать? Ты же знаешь, как я этого не люблю!

— Как? Извини, мам, я, правда, не хотел, но скажи ради бога, что случилось?

— Дело в том, дорогой, что за полчаса до твоего прихода, чтобы не идти домой по темноте, ушла твоя Алечка!

— Как? Когда она приехала? Почему… Почему ты мне не позвонила?

— Ну, если бы ты почаще проверял зарядку на телефоне, я бы, конечно, до тебя дозвонилась, телефон Геллы вообще был отключен с самого утра — я ещё утром пыталась узнать из первых рук о её здоровье. А Алевтине мне пришлось сказать, что у тебя какие-то дела, и телефон ты иногда отключаешь специально. А девочка, между прочим, хотела сделать тебе сюрприз.

— Да, сюрприз удался на славу! И сколько времени она здесь пробыла?

— Да что-то около трёх часов.

— Ма-а-ам!? — Робка сделал большие глаза и вопросительно посмотрел на родительницу.

— Ну а как ты хотел? Я же мать! — ответила милая мамочка, сразу поняв, что он имеет в виду, — ну поговорили мы с ней за чашкой зелёного чая с цукатами. Женские секреты всякие, за жизнь, за мужчин, — мама указала взглядом на Робку, давая понять, за каких именно «мужчин» они говорили, — за здоровье, за красоту, ну о чём там ещё девчонки секретничают?

Роб был в ауте! Значит, пока он там пёкся о здоровье подружки, мамуля здесь устроила Алечке допрос с пристрастием!? О, боже! Но ему абсолютно нечего было возразить маме и уж тем более не в чем её обвинить. Оставалось только надеяться, что мамочка всё же не сильно перегнула палку!

Он извинился перед мамой, сказав, что поест попозже.

— Да беги уж, беги к своей милой Алечке! — улыбнулась мать сыну.

— Спасиб, мам! — бросил Роб уже в дверях, убегая.

Он не заметил, как пробежал эти три квартала — ничтожное расстояние по сравнению с тем временным промежутком, в течение которого он не видел и даже не слышал любимую.

Он вбежал по лестнице без лифта, разгорячённый, растрёпанный, сердце его бешено колотилось и от бега, и от предвкушения встречи. Он нажал на кнопку звонка и не отпускал до тех пор, пока не пороге не появилась Алечка и не бросилась в его объятия. Он схватил её, поднял и кружил, пока у обоих чуть голова не закружилась, опустил и начал целовать её синие озёра, её маленький носик, нежные алые лепестки губ, пряди растрёпанных волос. А потом обнял её и они, замерев, стояли так, пока из дверей не выглянула добрая тётя Валя и не позвала их к столу. Теперь они снова были вместе, и всё было им нипочём!

На следующий день Алечка показала Робу свои летние работы. Роб сказал, что неплохо было бы ознакомить с ними Аристарха, а про себя отметил, что если у Али какой-то прогресс всё же отмечался, то у него в лучшем случае лишь не упал общий уровень. Но, всё же, позвонив мэтру, он договорился о встрече для них обоих, и уже после обеда они отправились в мастерскую к педагогу. Мастер тактично просмотрел обе представленные ему на суд папки, похвалил Алю, хоть и за небольшой но всё-таки прогресс, поблагодарил, попрощался. А потом, обратившись к Робу, как Мюллер к Штирлицу, попросил его остаться! И уж тут он ему показал, где раки зимуют!

— Так, юноша, что это такое, объясни мне на милость? Да ты понимаешь, что после твоего летнего триумфа вот это, — он кивнул на папку, — полный провал! Ты вообще думаешь, как я коллегам в глаза смотреть буду? Да, регресса нет! Но ведь это же — сплошное ученичество! Я могу предвидеть всё, что ты мне скажешь, парень! — не давая Робке вставить и слово, продолжал мэтр, — Хочешь, по пальцам перечислю?

Роб отрицательно покачал головой. Он понял, что Аристарх действительно знает про него всё!

— Тогда не буду тратить наше с тобой время и сразу к выводам! Ты профессионал, я в этом уже убедился! Так вот, как профессионал профессионалу говорю! Муза — хорошо! Вдохновение — хорошо! Но всё это нужно в процессе замысла! А задумал — впрягайся и работай, раз ты профи! И в процессе исполнения на вдохновение не кивай! А эмоции знаешь куда засунь? А если не можешь найти работу по специальности, значит, ты — лузер-неудачник или лентяй! Сиди и лапу соси в своей берлоге! А может, вообще — бездарь, раз тебя никто не знает и не ищет! И неча тебе делать на выбранном тобой пути! Освободи дорогу другим! А если будешь почивать на лаврах и топтаться на месте, то завтра на твоё место другие придут и бортанут тебя с твоего олимпа! Расти, пацан, пока тебя учат! И о матери не забывай — она тобой гордиться должна! А разве этим, — он опять кивнул на папку, — можно гордиться? Ну что, всё понял?

— Всё понял, Аристарх Петрович! Уж больно прямое и доходчивое объяснение! Я думаю, вряд ли кто-нибудь объяснит мне всё более понятно!

— Так вот, если ты за оставшиеся два дня не покажешь мне «Московскую осень», пеняй на себя! Выгнать тебя никто не выгонит, но уважать перестану! Так что хватай свою голубоглазую музу в охапку, — уже с улыбкой добавил учитель, — и вперёд, на баррикады! Ей, кстати, ещё парочка реально творческих работ тоже не помешает! Валяйте!

— Спасибо, Аристарх Петрович!

Сразу после мастера ребята планировали поход в кафешку, но его пришлось отложить на более позднее время, когда стемнеет. К великой радости Роба Алечка восприняла идею с «Московской осенью» с готовностью и энтузиазмом. Они, недолго думая, бросили папки в камеру хранения на вокзале и снова «пошли в разведку». Они до самых сумерек бегали по дворам и с огромным трудом нашли нужные местечки — уж больно «осень» была ранняя!

Итак, замысел был найден и сформулирован, оставалось только «впрячься»!

Вздохнув с облегчением, ребята забрали папки из камеры и с чувством выполненного долга «забурились» в любимую кафешку.

Время уже было не обжорное и знакомый официант, увидев любимых клиентов снова сияющих и снова вместе, только спросил, им только как обычно или ещё что, и принёс им два креветочных салата и два зелёных чая. Ребята засмеялись и поблагодарили. А Роб сказал, что чуть позже они, видимо, всё же не откажутся от десерта.

Ну, конечно же, Робка рассчитывал сегодня на разговор, и если не на откровенность, то хотя бы на рассказ на тему «Как я провела лето». Ему до сих пор не давали покоя выводы кошки и тёти Вали. Он хотел от Али каких-нибудь подтверждений или опровержений их и своих выводов. Они мило молча ели креветки, они смотрели друг на друга, они соскучились друг по другу. Только что-то было не как обычно. Что-то мешало обоим расслабиться. Они словно чего-то ждали друг от друга. Каким-то знаковым местом стал для них этот столик в этой кафешке. Робка вдруг поймал себя на мысли, что его сейчас на самом-то деле совсем не интересует, как Аля провела это лето. Он чувствовал, что всё между ними осталось, как было, но не понимал, хорошо это или плохо. Ему что-то хотелось изменить, сдвинуть с мёртвой точки. Потому что дальше так продолжаться не могло — молчание загоняло их в тупик.

— Скажи… — начал Робка.

— Да? — словно вышла из гипноза Аля.

— Скажи… — у него почему-то вдруг всплыли в голове слова тёти Вали «…боятся потерять…»

— Что? — снова спросила Алечка.

— Помнишь, ты рассказывала… что твоё плохое лето в год взрыва… началось с того, что ты потеряла друга? Когда ты это сказала, у тебя было такое выражение лица… Я вспомнил это только сейчас, но тогда мне стало страшно за тебя. — Робка поднял глаза и увидел, что лицо девочки побледнело, а глаза стали словно стеклянными, мутного серо-синего цвета застывших зимних луж. Они смотрели куда-то сквозь Роба и не мигали. И ему опять стало страшно.

— Аленький, — позвал Робка, — Алюш, что с тобой, маленький? — медленно, мягко выговорил Робка, который понемногу начал что-то понимать, — расскажи, как это случилось?

На стеклянные глаза девочки начали наворачиваться слёзы.

— Это я его убила! — не своим голосом проговорила она.

Робка остолбенел!

— Ты?

— Это я его убила! — не меняясь в лице и голосе, повторила девочка.

Робка медленно поднялся, обошёл вокруг столика, присел рядом с девочкой, осторожно обнял её за плечо одной рукой, другой взял её руку.

— Аленький, этого не может быть, ты не похожа на убийцу, ты не можешь убить человека, — Роб говорил медленно, размеренно, он почему-то знал, что сейчас нужно говорить именно так.

— Я — убийца! — убеждённо сказала Аля тем же голосом.

— Нет, это была не ты, ты не виновата, это сделала не ты! — убеждал её Роб тем же размеренным голосом, не меняя тембра.

И вдруг Аля бросилась к нему на грудь и зарыдала. Все обернулись. Робка сделал знак глазами официанту, тот быстренько успокоил немногочисленных посетителей, и они продолжили заниматься каждый своими делами.

Аля подняла заплаканные глаза на Робку — это была уже прежняя Алечка, но с бледно-голубыми измождёнными заплаканными глазами. У парня сразу отлегло от сердца.

— Робочка, я виновата, но я не хотела, правда! — она умоляюще посмотрела на Роберта.

— Я знаю, Аленький, я верю тебе! Успокойся, я с тобой. Ты сейчас придёшь в себя и всё мне расскажешь по порядку, правда?

Аля кивнула.

— На вот, выпей! — Робка подал ей стакан воды, уже предусмотрительно принесённый официантом.

Она отпила из стакана, положила голову на грудь Робу и закрыла глаза. Немного успокоившись, она вновь открыла их и на минуту задумалась.

— Начни с начала, — подсказал ей Робка.

Она грустно улыбнулась и начала:

— Его звали Димкой. Мы дружили с первого класса. Так уж получилось, что и жили мы в соседних подъездах, и учились в одном классе и даже дачи у нас были рядом. Мы были даже не как брат с сестрой, не как два друга или как две подружки. Мы были всё это, вместе взятое. Мы вместе гоняли на великах по дачным улочкам, вместе играли в куклы и в машинки, вместе ходили на рыбалку, вместе лазили по деревьям и стояли друг за друга горой. Вместе мы были сила! Все окрестные пацаны нас боялись и всегда считались с нами! Правда, мы сами никого не задирали, но с нами всё равно предпочитали не связываться. У нас не было секретов друг от друга, но были общие секреты, которые мы свято хранили от других. Бывало, нам даже попадало за затеи друг друга. Сколько раз ловили нас за уши на соседских дачах и приводили то к моим, то к его родителям. Но нам всегда было так весело и интересно друг с другом!

Родители запрещали нам ходить одним через дорогу на судоходный канал, а там был так здорово. Там были камни, с которых можно было удить бычков и на которых можно было загорать. А ещё там водились змеи, которых мы боялись, но которые нас не трогали. Главное было смотреть под ноги.

В тот день мы втихую ни свет ни заря смотались на канал ловить бычков. Мы закинули удочки и стали ждать. Было такое тихое ясное утро! Солнышко ещё только поднималось, всё вокруг было окрашено мягким теплом рассветной зари. Где-то допевал свою песню соловей. Стоя с удочкой в руках, я любовалась нежными красками восхода и мурлыкала себе под нос какую-то приятную песенку. Я даже не заметила, как, закрепив в камнях свою удочку, ко мне тихонечко подошёл Димка. Он робко и не очень решительно обнял меня за плечо и шепнул мне на ушко:

— Я люблю тебя, Алька! — и добавил уже громко: — Я так тебя люблю!.. — и чмокнул меня в щёчку.

Это было так неожиданно, но безумно приятно. Я повернула голову и увидела его глаза, светившиеся счастьем… В легком смущении отвела я взгляд и вдруг заметила, как мой поплавок резко ушёл под воду.

— Клюёт! — заорала я и вытащила здоровенного бычка.

Димкин поплавок тоже нырнул и он чуть не прозевал поклёвку, едва успев добежать до удочки. Клевало в то утро на редкость хорошо и мы, быстренько натаскав штук по пятнадцать-двадцать рыбёшек, чтобы хватило пожарить в томате на завтрак, побежали наперегонки домой. Не было ещё и семи часов утра. Машин на дороге в это время обычно вообще не было. Димка бегал быстрее меня. Он убежал вперёд, а я отстала и подвернула ногу на камешке. Я вскрикнула, когда он уже выбежал на дорогу. Он обернулся ко мне, и тут из-за поворота на бешеной скорости бесшумно выскочила большая чёрная сверкающая машина. Димка её не увидел. Я не успела крикнуть ему ничего. Я слышала только глухой удар. Машина скрылась также бесшумно, как и появилась. Я бросила удочку и бычков и поковыляла к Димке. Он лежал в луже крови. Мне стало очень страшно. Я не видела ничего, кроме его очень больших глаз — ему было безумно больно. Ошалевшая от произошедшего, я села на асфальт подле него и аккуратно подняла его голову себе на колени, чтобы ему было легче. Он посмотрел на меня и попросил:

— Аля, не уходи… Обними меня…

— Я здесь, Димочка, — ответила я, наклоняясь к нему и обнимая его за плечи свободной рукой.

Он услышал меня, вздохнул, закрыл свои большие от боли глаза и умер… Я подняла голову к небу и страшно закричала. Голос был не мой. Больше я про тот день ничего не помню…

Алечка уткнулась Робке в грудь и снова зарыдала, теперь уже беззвучно, только содрогаясь всем телом…

— Аленький, холёсий мой, ну зачем ты на себя наговариваешь? — ласково спросил девушку Робка, когда она в очередной раз успокоилась и открыла глаза.

— Ведь если бы я тогда не подвернула ногу или хотя бы не вскрикнула, он бы перебежал дорогу, не обернувшись, и был бы жив, понимаешь? Он погиб из-за того что я такая неуклюжая и не могу стерпеть боль.

— Нет, он бы не погиб, если бы та сволочь на иномарке, как положено, притормаживала на плохо просматриваемых поворотах, — в глазах Роба сверкнул жёлто-зелёный огонёк, — ведь этот гад даже не остановился, когда сбил твоего друга! Он испугался!.. Ты — неуклюжая? Да ты самая грациозная девушка из всех, что я когда-нибудь видел. Это ты-то не можешь терпеть боль? Да ты вспомни, как ты спрыгнула на гвоздь и насквозь пробила ногу в одном из дворов? Да ты даже не пикнула!

— Это сейчас так! Просто после этого случая я стала меньше жалеть себя! Гимнастика научила меня контролировать своё тело. Я сама натренировала силу воли и научилась терпеть боль! Кстати, благодаря этому мне стало проще переносить ожидание — я теперь могу очень-очень долго ждать, если нужно! — Она с улыбкой посмотрела на Роба. — Я даже получила начальное медицинское образование — ходила на курсы медсестёр, и прошерстила несколько книг по выживанию… — Аля тяжело вздохнула, как будто что-то вспомнив, и продолжила: — Странная штука — память — я ведь долго ничего не помнила о том, как всё это произошло. Следователи пытались вытянуть из меня воспоминания об этом дне с помощью психолога, но ничего не помогло. А на гипноз родители согласия не дали. К тому же меня тогда уже начали мучить «предвзрывные» кошмары. А через два года я оказалась на том же месте. Я одна возвращалась с канала, посмотрела на дорогу, и вдруг словно кто-то восстановил в моей памяти стёртые файлы — я вдруг явно увидела Димку в луже крови на асфальте… — в глазах девочки снова появились слёзы, — и то утро до самого трагического его финала — и нежность красок, и пение соловья, и димкино признание. Я опустилась на зелёную траву обочины и долго плакала. Почему, господи, это случилось со мной, ведь всё было так чудесно? И почему Димка погиб после того, как признался мне в любви? Этот вопрос даже сейчас не даёт мне покоя… Мама с папой до сих пор не в курсе, что я всё вспомнила… Знаешь, после гибели Димки его предки переехали из «однушки» в новую «трёшку»! Все тогда очень удивились — денег-то у них не было…

— Торганули памятью сына! — после короткой паузы процедил Роб. Глаза его вдруг округлились и уже светились жёлтым огнём, а ноздри злобно раздувались, — Хочешь, я накажу их всех? И убийцу, и предателей!?

Здесь уже испугалась Аля! Только она поступила иначе! Она не стала его успокаивать, а размахнулась и отвесила Робу такую оплеуху, что тот моментально пришёл в себя!

— Короче, так! — твёрдо и решительно начала она. — Ты меня убедил! Я не виновата в смерти Димы! Ты, правда, заставил меня в это поверить. Только мстить не надо! Они всё равно рано или поздно поплатятся за свои грехи. А Димку всё равно уже не вернёшь. Конечно, если задаться целью, можно вычислить и машину по марке и базе данных, и того, кто давал димкиным родителям деньги на трёшку…

— Стоп! — теперь Роб одёрнул Алевтину, — Давай так! Ты ничего не помнишь и не знаешь! И баста! Ведь если подонок узнает, что ты вспомнила… — Роб сделал красноречивый жест, обозначающий «рот на замок».

Аля повторила его жест и предложила:

— Давай скорее уйдём отсюда, а то перед людьми неудобно.

Роб подозвал официанта, расплатился и, забрав папки из гардероба, наша парочка покинула гостеприимную кафешку.

Они сегодня и так задержались, да и папки оттягивали руки, поэтому решили ехать домой на метро. Час пик уже прошёл и вагоны были полупустыми. Они сидели обнявшись, и Робка шепнул Але на ушко:

— Нет, не отпущу я тебя больше в твой Волгодонск. Больно надо за тебя переживать! — и поцеловал её в щёчку.

Але вдруг стало так тепло на душе. Её любят, о ней заботятся, за неё переживают. Она ещё крепче сжала робкину руку и прижалась щекой к его груди.

— А можно я ещё кое-что расскажу? — подняв глаза, спросила она.

— Конечно!

— В продолжение «Димковской темы». У нас в школе был мальчик, которого тоже звали Димой. Он за мной ухаживал, защищал. Он учился на три года старше. Он был типа моего телохранителя или оруженосца. Я не отвечала ему взаимностью, но позволяла за собой ухаживать и находиться рядом.

Роба начинало немного «накрывать».

— Он тебе нравился? — в лоб спросил Робка и почему-то вспомнил кошкино «кто-то, к кому она тоже неровно дышит».

— Ну как тебе сказать…

— Как есть!

— Ну, немножко! — хитро улыбнулась Алечка, — иначе бы я его прогнала.

«Вот блин! Только этого мне ещё не хватало! — подумал Роб, — Кошка намяукала! Или знала? Надо будет спросить»

Им уже пора было выходить. Роб сгрёб обе папки и отправился провожать любимую домой.

«Оруженосец! — подумал он о себе. — Не слишком ли много информации для одного вечера? А может, второго Диму она придумала? Какой смысл? Вообще-то, похоже на правду! Так что ничего не попишешь. Придётся поверить».

Алечка, свалив на Роба часть груза своих переживаний, сияла и выглядела просто превосходно. А у Роба до сих пор голова шла кругом от этого великого уравнения с множеством неизвестных — от его ненаглядной Алечки. Но наш рыцарь утешал себя тем, что он несёт на себе это бремя ради счастья любимой и ради их будущего.

«И как я только жил на белом свете без этого чуда, без этого уникума в юбке с голубыми глазами». — С любовью думал он.

Проводив предмет обожания и добравшись, наконец, домой, Робка всё-таки не удержался, чтобы не включить ноут и не задать пару вопросов виртуальной подружке.

wild_kitty: Привет, хвостатый брат!

crazy_artist: Привет, сестрёнка!

wild_kitty: Какими судьбами?

crazy_artist: Да всё теми же тропами! К тебе!

wild_kitty: И чем я обязана вашим вниманием к моей скромной персоне?

crazy_artist: Вопрос можно?

wild_kitty: Валяй!

crazy_artist: Ты когда мою другу расшифровывала, ты знала, что у неё в Волгодонске ещё кто-то есть?

wild_kitty: Это что, обвинение?

crazy_artist: Пока просто вопрос!

wild_kitty: Что значит пока? Вот и помогай после этого дружеским советом! Предупреждаю последний раз: ещё одно обвинение и будешь искать свою виртуальную кису по всему интернету и не найдёшь. Обижена, но отвечаю: Предположения построены на основании обрывков фраз и описанного поведения! Всё понятно?

crazy_artist: Всё!

wild_kitty: Тогда адью, хвостатый зануда, попадёшь под горячий коготь, не посмотрю, что большой! Это был дежурный наезд!:) Мур-р-р-р-р-р-р-р-р тебе в ухо!:-Р Понял?

crazy_artist: Понял! Без обид?

wild_kitty: Грешно:)

crazy_artist: Стерва!

wild_kitty: Угу! Чмоки-споки!

crazy_artist: Споки!

«Нарвался, — подумал довольный Роб, — зато полегчало».

Два последних дня лета Аля с Робом выдавали на гора «Московскую осень». Тридцать первого ближе к вечеру они постучались к Аристарху, который уже собирался уходить.

— Ну, как успехи, молодые люди? — он действительно был рад их приходу.

В последний день каникул Роб с Алей, сияя, предоставили-таки мэтру результат своих трудов. Аристарх уставился на этюды и не нашёл слов.

— Ну, вы даёте!.. — только и сумел сказать он, даже не «включив мэтра» от удивления. И продолжил после паузы. — Я ж только после того как вам тему задал, только и понял, что сказал — на дворе ж конец августа, осени как таковой нет ещё! А вы, гляди ж — нашли! Да ещё как нашли. Молодцы, ребятки! Ну, я вас прямо люблю! Но с оговоркой — Алечка, запомните: меня, такого как сейчас, не существует в природе! Намёк понят? А ты, Роберт, не смажь свои этюды — прибью паршивца!

Ребята радостно закивали и поспешили удалиться.

— Тс-с! Тебя только что приняли в «узкий круг»! — сияя, шепнул Робка Алечке, когда они вышли из мастерской.

С первого сентября снова понеслись суматошные учебные будни. Группа Алечки и Гельки только входила в учебную колею. Группа Роба выходила на финишную прямую дипломного курса. Но диплом начинался лишь во втором полугодии, так что пока у Роба была возможность загрузиться всем понемножку — учёбой, работой, Алечкой, с которой у него сейчас всё было весьма солнечно, и всем остальным понемножку, как обычно! Гелька с Алечкой очень быстро нашли общий язык, если не сказать, подружились, и за спиной у Роба расставили все точки над i так, что никто ни из-за кого не переживал, никто ни к кому не ревновал и никто никому не мешал. Их частенько видели втроём в буфете, в кафешке или на этюдах. При этом троице было абсолютно наплевать, что о них думают «обыватели». Гелька была и хорошей, искренней подругой Алечке, и верным другом и всё той же «ручной пантерой» Робу. Было и такое, что Роб в силу своей загруженности несколько раз просил Гельку проводить Алю до дома. А когда Роб в конце октября тяжело простудился, девчонки готовы были дежурить у его постели по очереди даже ночью. Для них это было нормально.

Робка провалялся со своей простудой дней десять. Он болел редко, но «метко». Лёгкая хворь его не брала. Близкие знали — если он всё же слёг, то это что-то серьёзное. Так что десять дней — это он ещё легко отделался. Мама и девчата ухаживали за ним исключительно в масках. Даже Ваське, прибегавшему его навестить и помочь, тоже нацепляли «намордник». Пока Роб болел, он был окружён заботой, улыбками и положительными эмоциями. Его «милые дамы» создавали ему для скорейшего выздоровления исключительно тепличные условия, тщательно следя за соблюдением всех медицинских назначений.

После болезни он пришёл на занятия бледный и похудевший, но счастливый, что вернулся к учёбе и ребятам. Но больше всего, он, конечно, ждал встречи с милой Алечкой, ведь то, что было дома, общением назвать можно было лишь с большой натяжкой, ведь даже дать волю чувствам в полной мере нельзя было. Бегать к любимой на каждой перемене он пока не мог — болезнь отняла слишком много сил. Они договорились встретиться в буфете на обеденном перерыве. Тактичная Гелла оставила их за столиком одних. Счастливый Робка взял руку девушки и сразу понял, что что-то не так. Он посмотрел в её глаза — они стали другими, они не были уже теми бездонными синими омутами, в которые он улетал ещё неделю назад. Словно обессилившая птица сквозь стекло он вновь и вновь пытался пролететь к её душе сквозь холодные ледяные линзы, закрывающие трепещущую гладь её голубых озёр. Ничего не поняв, он пригласил её отпраздновать с ним сегодня в кафешке его благополучное выздоровление. Она согласилась, но без энтузиазма.

Две послеобеденные пары тянулись бесконечно долго. Какие только мысли, сомнения и варианты развития событий не посещали бедную робкину голову в эти часы. Сразу после занятий Роб позвонил Гельке и попросил верную пантеру ничего не планировать и подстраховать его на случай, если ему не судьба сегодня проводить Алю до дома. Он встретил любимую после занятий, и они молча направились в их знаковое место. Роб заказал себе фисташковое мороженое и зелёный чай. Алины глаза непонимающе округлились — мороженое после простуды — на что юноша попросил её заказать что-нибудь себе, и добавил, что сначала она расскажет, что случилось, а потом он решит, с чего ему начинать трапезу.

— А если я расскажу правду, то, можно, ты не будешь есть мороженое?

— Идёт, но если ты действительно расскажешь правду!

— Хорошо! Слушай! Помнишь, я тебе рассказывала про Димку, который старше меня на три года и который за мной ухаживал?

— Ну, допустим, с памятью у меня пока всё в порядке!

— Так вот! Я тебе рассказала не совсем так, как оно есть на самом деле.

Роб пристально посмотрел в её глаза, которые сейчас были совсем рядом, напротив и освещены настольной лампой — они были всё также словно скрыты ледяными линзами.

— И как же оно есть на самом деле? — холодно спросил Роб, глядя в её глаза.

— А вот как! Когда я весной ездила в Волгодонск… — начала Алевтина.

— Стоп! Давай поиграем!

— Во что?

— Ты будешь рассказывать, а я буду рассказывать тебе, как оно было на самом деле.

— Но я хочу рассказать тебе правду!

— Послушай, сокровище моё! Если даже человек убедил себя в чём-то и трижды поверил в это сам, это ещё не правда! Ну, так что, играем?

— А у меня есть выбор?

— Нет!

— Тогда я продолжу!

— Только после каждой фразы делай паузу, хорошо?

— Хорошо! Так вот, весной я ездила к нему!

— Нет, дорогая моя, весной ты ездила на обследование!

Роб заметил, как подо льдом её озёр всколыхнулась синяя рябь.

«Живой детектор правды…», — подумал наш «психолог».

— Праздновать с ним День рождения!

— Ты действительно праздновала его с ним, но ты его даже не приглашала, а уж тем более не планировала праздновать его с ним. Он сам пришёл, узнав, что ты в Волгодонске.

— Мы каждый день встречались.

— Он сопровождал тебя в больницу. Ты ему не запрещала, как всегда. Потому что он не только тебя не обижает, но ещё и защищает.

— Он провожал меня в Москву.

— Да, присутствовал, стоя в сторонке, пока ты прощалась с папой и мамой.

— Ну что я могу сказать? Моя версия каждый раз была правильной! Я это точно знаю! — резюмировал Роб. — Откуда? Если захочешь, объясню в конце! Продолжим?

— Ты не прав! Но продолжим!

— Зачем? Может не надо? Откуда я знаю, что прав, я могу сказать прямо сейчас!

— Я хочу рассказать тебе правду!

— Свою правду! — поправил Роб.

— Слушай!.. Летом после экзаменов я уехала, потому что меня ждал Он!

— Он тебя ждал, он тебя всё время ждёт, но уехала ты потому, что испугалась моего признания в любви.

— Мы очень часто виделись летом.

— Конечно, ты же смелая только тогда, когда кто-то рядом, а одна ты трусиха! Ты можешь даже защищать слабых, но ты не можешь защитить себя, когда ты одна! Если бы не он, не видать бы тебе приличного пленэра.

— Он сделал мне предложение.

— И оно не было единственным с его стороны.

— Я тебя не люблю!

— Ты меня любишь, но боишься своей любви, боишься моей любви, боишься нашей любви, боишься нашего «Мы», потому что боишься потерять наше «Мы», боишься потерять меня, но не боишься потерять мою любовь, потому что знаешь, как я тебя люблю.

— Я люблю его!

— Как любят удобную обувь, привычный маршрут, да и всё, что приятно, понятно и к чему просто привыкаешь.

— Он приедет ко мне, потому что я его девушка, а он уходит в армию и не увидит меня целый год, или даже два и будет скучать. А я буду часто писать ему письма.

— Он приедет, потому что он считает тебя своей девушкой, а ты его в этом не разубеждаешь. Разумеется, он будет по тебе скучать, точнее, не по тебе, а по своему чувству к тебе, которое я не могу назвать любовью, но главное, он приезжает не потому что, а для того чтобы! Для того чтобы сначала устроить тебе и себе маленький праздник, а потом снять номер в гостинице и попытаться уговорить тебя переспать с ним. Это всё, что ты хотела сказать?

— Ты холодный циник! Да, я всё сказала!

— Циник — это уставший романтик! Не помню, кто сказал, но мне нравится! Так вот, я обещал тебе сказать, откуда я знаю, когда ты говоришь правду! У тебя говорящие глаза! Посмотри в зеркало и соври сама себе, а потом скажи правду! Ты сразу увидишь эту разницу! И ещё! Официант! — крикнул Роб, положив на стол тысячную бумажку, и продолжил, вновь обращаясь к Але, — Ты всё же закажи себе что-нибудь, ты потеряла много сил, ложь забирает их больше, чем правда! Ты плохая актриса, но спасибо, развлекла! Но скажу тебе по Станиславскому: «Не верю»!

Аля осталась за столом с растерянным видом, а Роб проследовал к выходу с высоко поднятой головой и гордым выражением на мраморно-бледном после болезни лице. Поравнявшись с сидящей у выхода над чашкой остывшего кофе Геллой, он шепнул, слегка наклонившись:

— Кис, подстрахуй «ребёнка» до дома, лучше незаметно. — И скрылся за входной дверью.

На следующий день Робка позвонил Аристарху и попросил его прикрыть его ещё дня на два или три, потому что ему опять стало хуже, но если он сможет, он выйдет раньше. Он и в самом был ещё слаб после болезни, но, в основном, ему надо было прийти в себя после разговора с Алей.

Эти два дня он провалялся на кровати в своей комнате почти без движения. Двигались только мысли в его голове.

Под вечер второго дня он позвонил Гелле и попросил её приехать. Верная пантера взяла такси и через полчаса уже была у Роба. Она застала его уже почти выздоровевшим и вполне презентабельным. Главное, что обрадовало Гельку, так это то, что её Робико-сан пришёл в себя морально! Он опять был полон творческих сил и, у него была уже целая куча идей.

— Скажи, ты согласна, что мы отлично смотримся вместе?

— Ещё бы! Помнишь, как мы тогда зажгли на танцполе? Всем мало не показалось! А Генку надо было видеть! Этот козёл чуть желчью не захлебнулся!

— Стоп! Давай так! К чёрту месть! Это будет только красивая игра! Отрываемся и зажигаем исключительно для себя и друг для друга! У меня есть немного деревянных на карточке! Если не хватит, моя милая мамочка меня поймёт и поддержит — у сына транс, который надо самым здоровым образом глушить! Гель, я не знаю, как ты насчёт всякой дряни, но давай сразу договоримся — я готов башлять бабосы только при условии полного отсутствия дури. Ты как?

— Да я и пила-то только шампанское с предками, а из дури вообще ничего не пробовала!

— Значит, мы с тобой и здесь одного поля ягоды! — обрадовался Роб. — Прекрасно! Ну-ка пойдём! — Он потащил Гельку к громадному зеркалу в углу комнаты. Здесь он, хитро прищурившись, мягко обнял её за талию, окинул взглядом обоих по очереди и заявил:

— Короче, так! Кошачий имидж оставляем! Но лишь намёком! Остальное — пластикой! Основной тренд — лаконичный аниме-фешн в черных тонах. Глубокие вырезы у тебя, максимальная открытость у меня. Так, чего это я один вымудриваюсь, я вас слушаю, мэм!

Гелька открыла было в растерянности рот, потому что приготовилась слушать, но вмиг оживилась и выдала несколько неожиданных, но здравых и интересных идей.

За «прикидом» они первым делом рванули в интернет, в чём абсолютно не ошиблись — доставить купленное должны были на следующий вечер. Расплатился Роб для срочности прямо ночью своей картой, после чего было решено утром сразу поменять пароль. На вечер после занятий они забили окошко в салоне стиля. Ну и аксессуары решено было выбирать маленькие, но дорогие и стильные.

В тот первый вечер Робка с Гелькой зависли до двух ночи, пришлось просить робкину маму, чтобы звонила гелькиной — на их счастье строгий отец «пантеры» был опять в командировке — и просила оставить Геллу ночевать у них в зале и говорила, что завтра на занятия девочка пойдёт сразу от них.

Следующий день был для новоявленной парочки последним днём в старом имидже! Робина мама, которая не боялась перемен, поняла причину рестайлинга сына и отдала им сразу золотую кредитку, чтоб не дёргали. На что Робка заметил, что она может ещё и не понадобится. К чести Роба надо сказать, что кредитка и правда, почти не понадобилась.

Стилист справился на пять с плюсом — нашим малолеткам меньше восемнадцати уже никто не давал в силу роста и имиджа.

Надо сказать, что Робкина мама очень помогла ребятам не только материально. Она снова позвонила Гелькиной матери и пригласила на «бокал чая» с тортиком. В тот день отец Геллы всё ещё находился в командировке, но уже к великой радости гелиной мамы, которая была просто счастлива «выбраться в люди, да ещё в такие». В-общем, специально для гелькиной родительницы ребятами был устроен фешн-показ нового гардероба дочери! В тот день мамы серьёзно «задружились», моментально нашли общий язык, и Гелла уже с мамой опять осталась ночевать в зале.

На следующий день у ребят была учёба, а мамы после вчерашнего «чаепития» решили устроить себе выходной.

В первый же день честная Гелька подошла к Алечке и спросила:

— Ну как, подруга, приехал твой «солдатик»?

— Пока ещё нет!

— Так у тебя с ним серьёзно?

— Да!

— Так значит… А с Робом у тебя, значит, всё?

— Да!

— Какая же ты всё-таки глупая, Алька! Робико-сан тебя та-ак любит!.. Меня никто никогда так не любил, как он тебя любит!

— Я знаю, что любит…

— Так что, ты его окончательно и бесповоротно бросаешь?

— Да!

— Ну, смотри, подруга, как знаешь! Я ж его заберу! А если я его заберу, я ж его обратно тебе уже не верну!

— Забирай!

— Ну и дура!

И началось!

Смысл составляющей новый имидж одежды был «беспредельно» простым! На тело одевалась водолазка или футболка в обтяжку. Поверх шла основная «одежда». По приходу в клуб трикотаж снимался, убирался в сумку, сумка сдавалась в гардероб, и на ребятах оставалось по минимуму одежды клубно-танцевального содержания. Маленькие стильные и дорогие аксессуары выгодно довершали и подчёркивали имидж.

Но даже в училище, при полной закрытости кожи трикотажем, их стиль смотрелся эпатирующим и вызывающим. Молодёжь приняла «кошек» с восторгом, ну, а педсостав ещё и не такое видел. Наша парочка нарочно работала на публику то тут, то там замирая в различных кошачьих позах так, что несколько раз их на полном серьёзе принимали за манекены, что неизменно вызывало взрыв смеха с их стороны. Короче, «котята» отрывались и прикалывались по полной! Но, разумеется, в училище в их позах не было и намёка на эротику.

Зато в клубах всё было на грани! Позы — не пошлые, но эротичные! Танцы — не грязные, но с явным вызовом. За две недели парочка обратила на себя внимание почти во всех более-менее цивильных столичных клубах. Их откровенный кошачий стиль нравился, во многие клубы их вскоре начали пускать без очереди и без входной оплаты, потому что они неплохо заводили публику. Вскоре появились желающие сняться с заводными «кошачьими» сначала на мобильник, потом на мыльницу, а потом ребятам уже пришлось снова идти к своему стилисту и сочинять мейк-ап уже для Роба. И как только они «разукрасили» и его, их тут же пропечатали в одном из глянцев, к счастью, репортажно, без интервью.

Как ни странно, экземпляр журнала с их фото дошёл до Аристарха. Ему Роб честно признался, что это они, но уверил что они там не каждый день и максимум до пол-одиннадцатого. Патриарх сказал, что если вдруг появятся «хвосты», пусть «хвостатые» пеняют на себя. А официальной версией была избрана версия их скромного подражательства настоящим клубным «зажигалкам».

Все эти «движения», безусловно, забавляли и развлекали Робку, внося перечную свежесть в его опустевшую без Али жизнь. По вечерам он, скорее по привычке, ждал в аське Китти, но она почему-то как сквозь землю провалилась. А без неё в инете было как-то пустовато. Он просто не знал, что бы он делал без «верного друга» Гельки…

Уже через неделю наши чёрные «кошачьи» заметили за собой «облезлый рыжий хвост» — так они прозвали бывшего Гелькиного мажора — Генку. Когда тот первый раз увидел нашу парочку в новом стиле, сначала даже не понял, кто перед ним. Но когда узнал, надо было видеть выражение его лица. Гелла никогда не забудет эти круглые от удивления глаза и отвисшую челюсть. О, это был бальзам на её раненую душу. А «хвост» таскался за ними из клуба в клуб, сгорая от ревности, зависти и ненависти. Несколько раз пытался «подкатить» к своей «бывшей», которая теперь очень неплохо себя чувствовала и без него, но каждый раз слышал брошенное сквозь зубы что-то типа «отвали, козёл». Тогда Генка решил зайти с другой стороны и припугнуть Роба. Он беспардонно подошёл к паре прямо во время танца и наглым тоном заявил, что им, мол, с Робом надо переговорить. Под негодующие возгласы толпы наш «котяра» оставил «пантеру» одну на танцполе, и, выбрав местечко потише, спокойно спросил у довольно решительно настроенного Генки:

— Ну, так о чём хотел поведать дикому кошаку маленький сын большого человека? — начал он, первой же фразой охарактеризовав позиции сторон в предстоящем диалоге, отметив про себя, что «золотой мальчик» всё-таки пришёл «поговорить» один. Значит, какие-то понятия о чести у него всё-таки были.

— Да ты!.. Ты… — у бедного Генки от робкиной фразы куда-то сразу улетучились все угрожающие мажорские заготовки, привычное красноречие вошло в ступор, а неплохо подвешенный обычно язык на самом деле «подвис в воздухе» вслед за отвисшей челюстью. Он не видел в глазах Роба ни страха, ни уважения. И самое главное, что этот «кот без страха и упрёка» был совершенно прав в своих характеристиках, именно это и стало причиной генкиного лёгкого шока. — Послушай, ты, дикая тварь из дикого леса, — быстро придя в себя и приятно удивив Робку знанием Киплинга, продолжил мажор, — тебе не кажется, что ты как-то уж очень быстро занял чужое место? Это моя девчонка, ты понял? Отвали от неё!

— Ну, начнём с того, уважаемый, что свиней я с вами не пас, — я вообще не знаком с премудростями этой профессии, детей тоже не крестил, так что попрошу, всё-таки, обращаться ко мне на «вы»! — уколол его Роб. — Теперь по делу! А вам, достопочтимый маленький человек с большими амбициями, не кажется, что вы слишком много себе присвоили? Место, значит рядом с предметом нашего разговора — ваше! С чего бы это? Теперь насчёт «быстро»? Насколько мне известно, с момента вашего расставания прошло почти четыре месяца. А кто позвольте узнать, дал вам право присваивать живого человека? Так вот, считаю своим долгом напомнить, что рабства на Руси никогда не было, а крепостное право отменили ещё в девятнадцатом веке. Теперь конкретно о Гелле! Кое-кто, я не хочу показывать пальцем — некультурно, знаете ли — едва не сломал девчонке жизнь, и если бы не одна горячо уважаемая мною особа (Роба, конечно же, имел ввиду свою маму), то неизвестно, чем бы всё закончилось. А самое главное, в чём я хочу вас официально уведомить, что вышеупомянутая Гелла — мой близкий друг, очень высоко ценимый мной как личность, с которым я знаком гораздо дольше, чем все вместе взятые личности в радиусе ближайших ста метров, и я не позволю, насколько это будет в моих силах, кому бы то ни было и когда бы то ни было её обижать. Она — свободный человек и вольна сама выбирать между чувством к вам, которое вы сами же и втоптали в грязь, — в этом месте в первый раз за весь монолог глаза Роба сверкнули жёлтой молнией, от чего Генка даже вздрогнул, — и дружбой со мной, абсолютно ни к чему её не обязывающей! Я надеюсь, что положение дел доведено до вашего сознания предельно ясно, сэр?

Потерявшего на мгновение от такой наглости дар речи «сэра Генку» начало откровенно «накрывать».

— Если не отвалишь, то придёт моя очередь… — его уже била нервная дрожь. — Я тебя предупредил! — злобно крикнул неврастеничный мажор и показал от бессилия средний палец. — Если что, пеняй на себя! — и, пнув ногой стену, направился к выходу.

— Я учту ваши пожелания, — совершенно спокойно бросил ему вслед Роб и поспешил на танцпол, где «в гордом одиночестве» оставил Гелю, начавшую уже волноваться, что его так долго нет.

Генка, привыкший к безнаказанности и вседозволенности, был просто взбешён непробиваемым спокойствием Роба, на которого совершенно не действовал его мажорский «авторитет». Нет, конечно же, он не успокоился, этот большой ребёнок, у которого отняли любимую… нет, не девушку, игрушку! И все мысли этого инфантильного собственника были о том, как вернуть своё! Здравые доводы Роба, увы, ни на секунду не задержались в его распрямлённых злостью и ревностью извилинах. Он считал, нет — он был уверен, что последний ход в этой игре должен был сделать именно он. Так и не оставив попыток вернуть подружку, он продолжал вынашивать планы психологического воздействия на «обнаглевшего котяру».

Через две недели после разрыва с Робом Алечка, которой их последний разговор очень глубоко врезался в душу, дождалась своего «обожаемого» призывника Димку. Она встречала его с поезда. Нельзя сказать, что Роб случайно узнал дату приезда «солдатика» и случайно оказался на вокзале. Нет, ему надо было собственными глазами видеть эту встречу. Уже на перроне, пока не подошёл поезд, Аля стреляла глазами по толпе, словно выискивая кого-то. А когда её взгляд скользнул как бы мимо Роба, успокоилась и начала высматривать нужный вагон уже подходящего состава. Димка, уставший с дороги, был рад долгожданной встрече с Алей, но слегка шокирован её поведением, он не ожидал, что она обнимет и поцелует его. По нему было видно, что такое поведение ей обычно не свойственно. А обняв Димку, Алевтина посмотрела на Роба, которого даже и не теряла из виду, как бы спрашивая: «Ты видишь?» Роб видел, видел всё, даже гораздо больше, чем хотела Аля. «Вижу!» — молча кивнул он, а сам подумал: «Милая моя, ты хочешь, чтобы я поверил? Хорошо, я верю, я заставлю себя поверить в это плохо сыгранное лицедейство, лишь потому, что ты этого хочешь! Я даже пожелаю вам счастья, лишь потому, что всегда, с первой минуты хотел и хочу видеть тебя счастливой! Лишь потому, что люблю тебя…» Он развернулся и опять ушёл, физически ощущая, каким взглядом она смотрит ему вслед…

А Димка, едва приехав, начал один за другим разрушать построенные Алечкой воздушные замки. Причём всё выглядело именно так, как в разговоре обрисовал ей бледный после тяжёлой болезни Робка. Три дня всё действительно походило на маленький праздник — всё было для неё и ради неё. Но в воздухе постоянно висело лёгкое напряжение, а во всём происходящем читалась какая-то неестественность и недосказанность. Когда же в итоге он пригласил её в гостиницу, где в номере с двуспальной кроватью был накрыт маленький столик со свечами, фруктами и шампанским в ведре со льдом, Алю вдруг охватил панический ужас, и она, воспользовавшись паузой, еле унесла из отеля ноги. Когда Аля была уже на улице, зазвонил мобильник, который она сразу же отключила, чтобы окончательно не испортить впечатление о приезде Димки.

А ещё через неделю она вдруг словно очнулась и начала составлять свои разрозненные мысли и чувства в единое целое. Пазлы разваливались до тех пор, пока она вдруг не поняла, что пытается построить прекрасный дворец своего сознания из множества лишних деталей, неизвестно откуда свалившихся на её голову. Начав выбрасывать всё лишнее, она вдруг поняла, что краеугольным камнем всех её мыслей и чувств помимо её самой, её целей и планов на будущее, был Робочка, который сейчас так щедро пожалован Алевтиной «чёрной пантере» Гельке, всерьёз пообещавшей, что если она, пантера, заберёт этот, такой драгоценный для Алечки камень её сознания, то уже ни за что не вернёт его Але назад. Господи, что же она наделала? Она глупая, как правильно заметила Гелла, верная Гелечка, которая ни разу не предала ни её, ни её Робку. Или уже не её? Господи, дура набитая, её любят, в ней души не чают, а она боится каких-то предрассудков. В голове вдруг опять всплыли причины, мешающие ей быть с Робом — болезнь и злой рок. А вдруг болезни уже нет, а рока никогда и не было, ведь Димка погиб не по её вине, Роб чётко дал ей это понять, ведь он всегда оказывается прав, её добрый мудрый Робочка. Нет, надо бросать все предрассудки и скорее бежать и спасать их с Робкой любовь. Маленькая «дикая кошка» выцарапает Робочку из сильных лап «ручной пантеры». Ну почему она не поверила своей «Китти», которая, мурлыкая, увещевала Робку, что Алечка его любит. Неужели придуманная ей самой виртуальная лесная жительница знает её лучше, чем она сама знает себя!? Господи!

Аля начала одеваться, дрожащими руками вытирая слёзы, она должна, быстрее, она может не успеть, надо бежать. Внезапно какая-то необъяснимая смесь тревоги и ужаса ледяным холодком пробежала по её спине. «Спасать!» — вдруг четко пронеслось в её голове среди прочего сумбура. Не разобрав, почему и от кого, но чётко поняв: Робочку, милого Робочку она должна бежать и спасать… Накинув шапку и куртку, не переобувшись, заплаканная Аля бросилась вниз по лестнице, спотыкаясь и теряя тапочки. Выбежав на улицу, она чуть не упала на замерзшей луже и ноги сами понесли её к робкиному дому…

Генка уже битый час сидел за рулём своего новенького Эр-Икс-Тристопятидесятого Лексуса, не выключая движок и нервно сжимая рулевое колесо. Он ждал Роба, который совсем скоро должен был появиться со стороны метро. Мажор был уверен, что, когда он на своём крутом внедорожнике пронесётся мимо этого «вконец обнаглевшего выскочки», едва не задев его, тот сразу поймёт, с кем имеет дело, обмочится от страха и сразу отстанет от Гельки, его, генкиной, Гельки.

Из-за поворота от метро показался стройный парень спортивного телосложения с осанкой танцора.

«Наконец-то», — обрадовался Генка и до пола вжал педаль газа.

Колеса свистнули на месте, и Лексус рванул в сторону идущего. Скорость уже была приличной, когда что-то пошло не так, как рассчитывал Генка и он резко ударил по тормозам. Машина вдруг неожиданно прыгнула на кочке, закрутилась на замёрзшем льду, и на излёте последнего витка мажор увидел перед собой глаза Роба, уже не успевающего увернуться от несущегося на него внедорожника. Несильный глухой удар. Генка оглянулся — на ребристой наледи неподвижно лежал Робка. Вокруг его головы красным нимбом медленно расползалось пятно крови. До смерти перепуганный Генка нервно вдавил в пол педаль газа и понёсся, куда глаза глядят.

…Аля бежала не останавливаясь, не чувствуя ног и дыхания. Уже когда девочка почти добежала до робкиного дома, она услышала пронзительный свист шин по асфальту и увидела несущийся на большой скорости джип. Машину вдруг как-то странно подбросило и закрутило. Аля услышала еле слышный глухой звук и увидела, как джип опять сорвался с места и понесся прочь. На льду кто-то лежал. У Алечки внутри будто что-то оборвалось. Она со всех ног бросилась к пострадавшему.

Уже подбегая, она узнала его!.. «Зачем, Господи?! За что это опять со мной?!» — вопль отчаяния пронёсся в её душе. «Нет, нельзя!» — скомандовала она себе, сжала зубы и губы и взяла себя в руки. Стараясь не предаваться панике, быстро опустилась на колени, аккуратно приподняла голову, нащупала рану и постаралась покрепче зажать её пальцами, свободной рукой достала телефон и набрала 112.

— Скорее! — Она назвала адрес — ДТП, сбит человек большая потеря крови, ударился головой… одну минуту… пока дышит, пульс слабый… Скорее, — уже взмолилась она.

— У Вас будут через две минуты, — прозвучало в трубке.

— Робочка, милый, не умирай, пожалуйста…

Вдалеке уже был слышен вой сирен «скорой». В голове Али всё ещё беспорядочно роились мысли, но её уже начало «отпускать» — она знала, что всё будет хорошо…

«Я успела… Я смогла… Я спасла… Я с тобой, милый…» — пронеслось в её голове, когда она уже в «скорой» бережно держала любимого за руку, пальцами ощущая слабый, но ровный ритм его пульса…

Робка открыл глаза… Всё вокруг было белым и мутным.

Он попробовал пошевелиться — в глазах потемнело. Голову пронзила ужасная головная боль…

«Если у вас ничего не болит, значит вы умерли», — вспомнил он.

— Болит, значит, жив, — пробормотал он и услышал голос Алечки:

— Он очнулся!.. Робочка, милый!.. Я люблю тебя, Робочка!..

Он сделал усилие над собой и снова открыл глаза. Сквозь туман начали вырисовываться родные лица: Аля… Мама… Гелька… Васька с тётей Валей…

Он закрыл глаза и улыбнулся — слава богу, он жив, всё хорошо, рядом все, кого он хотел видеть…

Он ещё раз попробовал открыть глаза, и над ним склонилось доброе лицо в обрамлении седых волос…

— Ну и напугал ты нас всех, пацан… — услышал он голос Аристарха.

«Вот теперь точно все здесь…» — удовлетворённо вздохнув, подумал он и, пытаясь улыбнуться, произнёс:

— Если бы я не собирался жить дальше, то сказал бы, что теперь можно умереть спокойно!

Все засмеялись.

— Шутит, значит, жить будет, — прокомментировал Аристарх Петрович.

— Робочка, любимый, я так счастлива, что ты наконец-то пришёл в себя. Теперь всё будет хорошо, я знаю! Я уверена! И я тебя теперь никому не отдам, даже не рассчитывай! — она улыбнулась сквозь слёзы радости. — И мне ещё так много надо тебе рассказать… — Казалось, она просто не могла сдержать слов и эмоций после «долгого молчания». Мысли бежали наперегонки с чувствами и, не обращая внимания на окружающих, она поспешила поведать своему милому Робочке, что пока тот «спал», его мама, знавшая об алином сердце ещё по тому самому разговору, настояла на обследовании у известного кардиолога на дорогущем оборудовании. И все результаты показали, что она совершенно здорова и ей даже очень полезны активные физические нагрузки, а провинциальные врачи просто опять предпочли перестраховаться. И что ледяная игла, засевшая в сердце после гибели Димки, растаяла, когда она встретила «своего Робочку». И что после того, как вырвала Робку из костлявых лап этой «бледной с косой», она окончательно поняла, что имя «Дима» — это лишь светлая память о погибшем друге детства, а не жизненный крест и не судьба. Ведь всё было не зря, у неё всё получилось, она смогла, оказавшись в нужное время в нужном месте, спасти самого дорогого ей на земле человека…

Робка закрыл глаза и с блаженной улыбкой слушал щебетание любимой, упиваясь чудесными звуками её голоса, мягкими переливами интонаций, это была настоящая музыка для его израненной души, посвящённая только ему одному…

— Знаешь, я почему-то абсолютно серьёзно считала, что после того, как ты признался мне в любви, с тобой обязательно должно было случиться что-то страшное. Я всё это время так боялась за тебя. И во всём, что происходило, я пыталась увидеть какие-то «знаки судьбы», полагаясь на какое-то призрачное «шестое чувство», в которое и сама-то не до конца верила… А душой и сердцем всегда хотела быть только с тобой… Какая же я была глупая!.. А ещё, я хочу тебя кое с кем познакомить!..

И тут Роб почувствовал, что кто-то лизнул его в щёку и замурчал ему на ухо.

Он удивился, обрадовался, открыл глаза, но не увидел перед собой никого, кроме своей драгоценной Алечки, которая стояла перед ним с ангельским видом, слегка потупив глазки, и улыбалась самой широкой своей улыбкой.

— Ты? Так кошка — это тоже была ты? — она опять его удивила.

— Угу! — сказала любимая и кивнула головой.

— Ну, теперь точно совсем все со мной! — улыбнулся Роб, вспоминая розовые ушки, чёрные волосы и голубые глаза аватарки, «дистанцию в несколько сотен тысяч метров», вопиющую осведомлённость кошки, «поздравление в астрал» и удивительную кошкину «интуицию»…

«„Ах, обмануть меня не трудно!.. Я сам обманываться рад!“ — А ведь никто никого и не обманывал… И кто теперь из нас мастер розыгрыша?…» — думал Робка, не сводя восхищённого взгляда с Алечки.

Нестерпимо болела голова, было ещё очень трудно пошевелить даже пальцем, но сейчас его окружали дорогие ему люди, которые так сильно переживали за него. Люди, которым он действительно был нужен! А его руку крепко сжимала в своих тёплых ладонях та, что спасла не только его жизнь — она спасла их любовь…

Роб закрыл глаза и из них ручьём полились слёзы радости и облегчения.

В этот момент наш герой действительно был счастлив…

Оглавление

Павел Кувшинов Весенний этюд в кошачьих тонах

Реклама на сайте