«Неестественный отбор»

Ирина Солодченко НЕЕСТЕСТВЕННЫЙ ОТБОР

Каждому врачу, который не потерял себя в вихре нашего сложного времени,

каждому врачу, который считает, что он предоставляет медицинскую помощь, а не медицинские услуги,

каждому врачу, который считает, что кроме зарплаты он имеет право лишь на благодарность (даже материальную) от исцеленного им пациента,

а также памяти хирурга, который продлил жизнь 40 тысячам больным, но не сохранил себя и умер в

операционной в возрасте 52 лет

ПОСВЯЩАЮ

(перевод с украинского автором)

Ваши мысли будут выть, как голодные собаки.

И каждую строчку вы будете писать собственной

кровью, а это единственная краска,

которая никогда не теряет блеска.

Валерьян Подмогильный

Часть первая. Катастрофа.

1.

Ноябрьское утро мрачно заглянуло сквозь огромные тусклые окна просторной палаты реанимации и интенсивной терапии старой районной больницы. Заглянуло и пугливо отшатнулось. В палате снова воцарились сумерки… В скором времени комната высветлилась настолько, что можно было разглядеть древние стены, обклеенные тонкими в мелкий цветочек обоями, кое-где настолько разорванными, что через них виднелась сероватая штукатурка. На выбеленном потолке кое-где проступали лимонные пятна, а из-под ядовито-зеленой краски, наложенной на трубы и батареи чьей-то неумелой рукой, расползалась ржавчина. Пол „экстремальной” комнаты застилал стертый, пахнущий хлоркой линолеум. Весь в порезах и в расплывчатых бурых пятнах, пол был, впрочем, безупречно чистым.

В углу палаты притулилась железная кровать с ржавыми перилами, на которой простиралось абсолютно голое безжизненное тело, еще вчера так исправно служившее женщине лет сорока пяти-пятидесяти. Ее бледно-серое лицо резко контрастировало с окружающей средой. Присмотревшись можно было представить, что при жизни женщина не была писаной красавицей: великоватый нос, тонкие губы, немного выпуклые глаза… Тем не менее, остатки недешевой косметики, стильная стрижка с разноцветными прядями и едва слышимые духи, которые не забили даже тошнотворные запахи государственной больницы, свидетельствовали о том, что оказалась она на этой убогой кровати совершенно случайно.

Три человека – медсестра, дежурные врач и хирург – украдкой поглядывали на освещенную неприветливым утром покойницу, но каждый рассуждал о своем. Медсестра Валя, подвижная курносая толстушка, внимательно изучала маникюр умершей. Сама она уже давно не следила за маникюрной модой, считая, что медицинского работника украшают опрятные и коротко стриженые ногти. «Надо не забыть сказать дочке», – думала Валя, – что сейчас в моде ногти недлинные и круглые, а лопаточкой уже не носят»… Офтальмолог Дюдяев (дежуривший этой ночью по больнице) представлял собой невыразительную личность с постным лицом и прилизанными пепельными редкими волосами. “Жалко, что главврач Семенова так и не решилась на лапароскопию», – подумал он. Но глянув искоса на молодого хирурга, в который раз заколебался… Хирургу, высокому и скуластому симпатичному парню, было не до маникюра и не до сомнений. Он единственный среди коллег смотрел на труп с неподдельным ужасом лишь потому, что еще не привык к летальным исходам, к которым он имел непосредственное отношение. Правда, за три месяца работы в этой районной больнице два человека уже умерли во время его дежурства, но то было совсем другое дело. Первый раз привезли из дальнего села шестидесятипятилетнюю учительницу с инфарктом, и пока родственники искали машину, чтобы ее сюда доставить, прошло часов десять. Не удивительно, что учительница отдала концы в приемном покое. И еще как-то мужик (не из местных, а с тех, кто к арендаторам нанимаются) отравился гербицидами. Впрочем, за телом его так никто и не явился, и хоронили горемыку за государственный счет.

Но то бабка с бомжом, а здесь – холеные руки, маникюр, огромные золотые сережки, яркие пряди волос… Все тело этой женщины как бы удивлялось, каким образом оно оказалось на этой жалкой кровати?

Неожиданно медсестра Валя вскрикнула:

– Форточка! Кто открыл форточку? И когда?

Молодой хирург медленно перевел свои выразительные карие глаза на окно и только сейчас ощутил дыхание сырого воздуха. Он удивленно пожал плечами… Какое это теперь имеет значение? Той, что сейчас лежит распростершись на кровати, воспаление легких не угрожает…

– Я открыл, – искренне сознался парень.

– Когда?

– Минут двадцать назад…

– Теперь на себя пеняйте, – покачала головой медсестра, подошла к стеклянному шкафу с лекарством и начала там что-то перебирать.

Тем временем Дюдяев уселся за облупленный деревянный столик писать посмертный эпикриз. События прошлой ночи мелькали в его голове, как кадры из кинофильма, но сейчас он думал об опытном хирурге их районной больницы Кирпе, так несвоевременно поехавшем в Турцию по путевке фармацевтической фирмы. А теперь неизвестно, чем вся эта история закончится: дамочка наверняка пришла из такого мира, где за ошибки по головке не гладят.

«И какого черта она лазила по нашему району, да еще ночью?”- недовольно размышлял Дюдяев, быстро заполняя лист бумаги каляками-маляками, которые в быту еще называют «почерком врача». Он поднял голову и спросил Валю, все еще возившуюся у стеклянного шкафа:

– Кто ее сюда привез?

– Парень какой-то… Ехал Калиновкой, смотрит – машина врезалась в дуб на развилке.

– И где тот парень?

– Та сразу и чкурнул!… Говорит: у меня жена в городе рожает, а я здесь вожусь неизвестно с кем. Хотел не останавливаться, а потом решил, что это ему испытание с небес, и если он бросит ее на произвол судьбы, то еще жена его не родит как следует…

Знал Дюдяев эту Калиновку… И дуб знаменитый на развилке – тоже знал. Не один веночек на том дубе висит, а теперь еще один прибавится…

– Родственникам сообщили?

– Бог его знает… мобильник в ее сумке они не нашли…

– Кто это „они”? Разве тот парень был не один?

– Охранник с базара ему помогал, а потом и милиция подъехала…

Дюдяев дописал посмертный эпикриз и посмотрел на квадратные настенные часы. Время двигалось медленно… Утомленными глазами он обвел приевшийся интерьер: несколько железных кроватей, стеклянный шкаф с лекарствами и допотопные пластмассовые махины грязных серо-коричневых цветов. Опутанные трубками и разноцветными проводами, эти одоробла были, вероятно, предназначены спасать человеческие жизни. На подоконнике возвышался светло-зеленый столетник, воткнутый в старую облезлую эмалированную кастрюлю с сухой потрескавшейся землей. А рядом – нежная полузасохшая лилия доживала свой век в коричневом горшке.

Офтальмолог вышел к фойе, уселся в твердое кресло и в который раз за эту ночь задумался. Руки его чесались вскрыть тело немедленно, но это – работа патологоанатома, который появится только в девять часов. Услышав на улице шорох, он вскочил, подбежал к окну и под голыми ветками разлогих дряхлых деревьев, на которых еще кое-где трепыхались мокрые красно-желтые листья, увидел милицейскую машину, рядом с которой беседовали знакомый ему капитан милиции и какой-то рослый седоватый мужчина в джинсах и кожаной куртке. «Родственник, – догадался дежурный врач. – „Держите пенсне, Киса, сейчас начнется!».

Пока капитан с незнакомцем подымались на второй этаж, Дюдяев метнулся в свой кабинет, лихорадочно набрал домашний номер главврача и спросил можно ли везти тело на вскрытие. Выдержав небольшую паузу, Семенова, наконец, распорядилась: «Звони Смидовичу – пусть бегом бежит».

2.

Сквозь сон он услышал мелодию Морриконе из кинофильма «Профессионал» и по мотиву догадался, кто его беспокоит. Поднял голову, щелкой слипшегося глаза посмотрел на будильник, стоявший рядом на шкафчике, и снова бухнулся на подушку.

И чего ей надо в шесть утра? К черту… Перевел телефон на беззвучный режим, затолкал его подальше под подушку и собрался еще немного подремать.

Комнатка, в которой лежал мужчина, была меблирована в спартанском стиле. Некрашеные стол со шкафчиком, книжки на расшатанной этажерке, топчан, грубый стул с высокой спинкой, на которой небрежно висела поношенная одежка – вот и вся примитивная обстановка. Однако отсюда было удобно контролировать жизнь двухэтажной дачи. В спальню наверх он подымался только тогда, когда приезжала жена, да и то с полночи сматывался в свое насиженное логово, которое сосед Марек насмешливо называл «будкой прораба».

Сон не возвращался… И покрутившись еще минут двадцать, он по-молодецки соскочил с топчана, оделся и, покряхтывая, вышел во двор.

Уже два года Олег (так звали мужчину) строил эту дачу и считал ее своим домом. Теперь двухэтажная красавица была почти готова. На первом этаже – огромный зал с хрустальной люстрой и кухня с барным прилавком, напичканная всевозможной бытовой техникой вплоть до посудомоечной машины. «Прорабская» комнатой не считалась, и жена собиралась сразу же после завершения строительства превратить ее в кладовку. В зале – два огромных зеркальных окна. Сколько птиц разбилось об эти хамелеонские стекла знал только он один, потому что каждую неделю хоронил их в ближайшем овраге… Наверху четыре комнаты с балконами, а одна из них еще и с мраморным камином. На каждом этаже – санузел с «теплым» полом, а в подвале расположились сауна, техническое помещение и гараж. Сауна состояла из трех комнат: в первой – раздевалка, во второй – котел АОГВМ для подогрева воды и душевая, а в третьей – парилка с полочками. Недавно подвал оборудовали централизованным отоплением, кондиционированием и двухтонным нержавеющим баком для запаса воды. Снаружи дача тоже выглядела богато: крытая красной глазурованной керамической черепицей двухскатная крыша отчетливо выделялась на фоне стен, облицованных натуральным камнем "аглай" нежных кремовых цветов с едва заметными разводами.

Фактически строительство находилось на завершающей стадии. Не хватало малого – заказать кованые перила к лестнице. Где-то жена увидела эти чертовы перила, и приспичило ей точно такие. А вдобавок еще и балконы облепить коваными цветами! И все эта мура, по ее мнению, должна была придать их коттеджу аристократического гламура.

А на улице его ждал другой «головняк» – строительство капитального железобетонного бассейна с водопадами, подсвечиванием и гидромассажем. Надо признать, что он затягивал немного с этими проклятыми бассейном и перилами, ощущая, что когда стройка закончится, для него начнется другой отсчет времени. Пока он сооружает эту дачу, наблюдает за рабочими, то он как бы при делах. Жене удобнее иметь прорабом-охранником своего человека, чем нанимать посторонних, с которыми всегда немало хлопот. А дальше?

Мужчина вышел во двор и подошел к рукомойнику. Еле он отвоевал себе право на этот рукомойник! Жене не нравилась простота его конструкции. «Зачем тебе это дерьмо, когда в доме две ванны и душевая в подвале? Так сельское из тебя и лезет! Ты бы еще мойдодыр приволок», – шипела она. А ему за счастье похлюпаться, банально пофыркать и почмыхать на свежем воздухе. Разве можно это сравнить с душем в подвале? Селом его жена попрекала за то, что в детстве он каждое лето гостил у бабушки и перенял много сельских привычек. Его родная Томашовка, основанная запорожскими казаками, располагалось на извилине Днепра. Все мужики там были рослыми крепкими красавцами, но и крепкими красавцами, правда и хлестали эти красавцы добряче, через что почти перевелись … А вот потомок их не злоупотребляет и с удовольствием вспоминает, как утром бабушка ставила на стол кувшин теплого парного молока с куском черного хлеба, и эта еда до сих пор ему кажется вкуснее любых ресторанных блюд. Эх! Сейчас бы молочка парного! Но дачу жена выстроила в пригороде, откуда селян постепенно выкуривают городские толстосумы. И потому ближайшая корова пасется где-нибудь в Калиновке, до которой автомобилем ехать минут двадцать. Другой вариант – плестись туда пешком через хвойный лес три километра. Но машина осталась в городе (жена сегодня после обеда на ней приедет), а тащиться ради кружки молока на своих двоих, да еще и мокрым лесом, это уже слишком.

… После ночного дождя постепенно выяснялось. Вдруг загавкала собака Марека, и Олег подошел ближе к забору. Впрочем, причину, по которой разрывался тот гавкун – так и не выяснил. Марек был его лучшим другом за последние два года. С ним можно было и поговорить, и в карты сыграть и – чего греха таить! – выпить чарку дома или в местному ганделыке. Юркий, среднего роста и уже немного лысоватый, Марек был моложе пятидесятилетнего Олега на 12 лет. Работал он в городе в какой-то строительной компании, а жил в старом отцовском доме с ранней весны до глубокой осени. Несмотря на разницу в возрасте все у них было, как у настоящих друзей. Случалось и до драки доходило, особенно когда спорили за политику. Олег несколько раз под пьяную руку брал Марека за петельки и с криком: «Ах ты ж, морда жидовская!» старался его в чем-то убедить. Марек в ответ горланил, что лучше быть «жидовской мордой» чем сторожить это „собачье дерьмо”, как он окрестил их «аристократическую» дачу. Потом мирились, конечно. Их взгляды на политику отличались коренным образом. Во время Помаранчевой революции 2004-2005 года Марек взял отпуск за свой счет и две недели просидел в палатках на киевском Майдане. Он всегда упрекал Олега за то, что гребаный «потомок запорожских козаков» задницу свою боялся застудить и всю революцию просидел в своей „прорабской”. А вот Марек – «жидовская морда» – вместе со всеми сознательными украинцами был на Майдане даже в ту самую страшную ночь, когда нервы сторон сдавали конкретно, когда люди падали на колени и молились с образами в руках, и когда каждый понимал, что это – не кино, а сейчас в тебя начнут стрелять настоящие пули. Олег занимал скептически-нейтральную позицию и утверждал, что все эти помаранчевые и голубые – одна банда. Тем не менее, Марек плевал на его позицию и называл ее позицией жлоба, который старается поставить себя “над ситуацией”. Словом, несмотря на некоторые недоразумения, Марек был для «дачного отшельника» отдушиной, и с ним можно было поболтать на разные темы, включая любимые исторические.

Олег перестал прислушиваться к брехне марековой собаки. Через высокий забор ничего не увидишь, а ворота отворять – незачем. Прошелся, мягко ступая по мокрой блеклой траве – тоже объекту бесконечных пререканий. Только жене вожжа под хвост – сразу принимается за этот спорыш. Она хотела выложить двор плиточкой, чему душа его нещадно противилась. Он тайно подсевал по весне травку, так как не мог отказать себе в удовольствии походить летом босиком по зеленому одеялу, которое так приятно щекотало пятки. Но это до поры до времени…. Пока бассейн не вырыли…

Да, окружение у них было солидное, возвратился он мыслями к соседям. За Мареком – дача банкира Латынина, которого на работу и с работы доставляли вертолетом. Марек уверял, что Латынин, хлипкий двадцатитрехлетний молокосос, – самый настоящий «лыжник». Олег согласился с товарищем только после того, как его как-то подрезали по дороге в город. Сначала он не понял что к чему, но когда увидел, как Латынин пошел на двойной обгон, у него волосы стали дыбом: оказалось, псевдобанкир со своим кортежем на трассе гонки устроили. Еле он тогда ноги унес от этих головорезов…

Но Латынин – сопляк по сравнению с их соседом справа. Этот мутный делец был одним из первых дачников. Купил у деда дом с участком, привел «канкретных ребят», которые вырубали под корень все дедовы груши, вишни и яблони, славившиеся на всю округу, и оградился от всего мира пятиметровым цементным забором. Потом завезли технику, хату снесли, а на ее месте стали возводить длинное двухэтажное сооружение. А прямо на огороде, где дед когда-то сажал картошку с кукурузой, заложили фундамент для теннисного корта. Как только этот мутный деляга забетонировал дедов огород, его сразу же посадили в тюрьму. Не за нецелевое использование земли сельскохозяйственного назначения, конечно, а за другие темные делишки. Сейчас в этом недостроенном каркасе только охранник живет: сделали ему на первом этаже будку, установили обогреватель, и сидит дядя, следит за добром и ни с кем не общается. Запретили, наверное.. Всезнающий Марек утверждал, что корт строят с целью бизнеса, поэтому и особняк такой длинный и похож на гостиницу. Позади огорода забор был немного ниже, и когда Олегу случалось его обходить, то у него мурашки по спине бегали при виде этого забетонированного сельского огорода.

Правда, Марек и тут колол ему глаза тем, что сам он тоже картошку не сажает. Что уж тут скажешь?… Не в бровь, а в глаз. Дача супругов Томашенко предназначалась исключительно для отдыха ее лучшей половины после тяжелой трудовой недели в душном и пыльном городе. А отдых имел в виду не на огороде раком стоять, а культурно-цивилизационно раскачиваться на современных качелях посреди зеленой лужайки с шашлыком около рта. Также утомленный горожанин может себе позволить нырнуть в бассейн, наплескаться там вдоволь и затем вытянуться в шезлонге, подставив солнечным лучам утомленные члены и закрыв слезящиеся от компьютера глаза. Нет, по этому поводу возразить было нечего. Какой там огород? Половина пойдет под бассейн с водопадами, а остальное – на английскую лужайку. «Была бы лужайка, а пастушок найдется», – печально констатировал. – А годитесь ли вы еще, Олег Андреевич, на роль пастушка?»

…Мужчина возвратился к рукомойнику и стал причесывать волосы узким густым гребешком, поглядывая в прибитое к дереву зеркало. Энергичными движениями правой руки он водил гребешок ото лба к затылку, стараясь пригладить непослушные жесткие и уже немного седоватые волосы. Удовлетворенно посмотрел в зеркало и покрутил головой то вправо, то влево. Да он еще и ничего! В расцвете сил, как говорится. «Не красивый, но чертовски симпатичный», – выговорил вслух любимую поговорку своего деда. А он и похож на деда: унаследовал от запорожских козаков и высокий рост и здоровье. Хотя сейчас мог отмахать пешком сколько угодно без всяких физических тренировок. И девушкам он еще нравится… Вспомнив некоторые пикантные подробности своего затворничества, о которых жена, понятное дело, не догадывалась, Олег удовлетворенно улыбнулся к своему отражению.

Прошел на кухню и начал обязательный утренний ритуал – «кофейную церемонию». Поставил на огонь глиняную турку, которую купил когда-то в Опишне, засыпал туда две чайные ложки кофе грубого помола, подождал пока не появятся пузырьки, снял кофе с огня, перелил его в большую кружку и пошел на открытую веранду, чтобы неторопливо и не спеша выпить кофе небольшими глотками… Именно в неспешности и заключалась суть этой утренней церемонии…

Как судьба повернула… Но Олег Томашенко не всегда трудился прорабом-охранником у собственной жены. В золотые девяностые, когда все государственное переплывало в частные руки, друг детства Димка Леоненко перетянул его, доцента кафедры истории, из металлургического института на свою фирму. Димка торговал тогда трубами с крупного металлургического предприятия, на котором его дядя работал заместителем директора. Инфляция, рост доллара…. Кому война, а кому мать родна: деньги неожиданно посыпались как из рога изобилия – не сравнить с доцентской мизерной зарплатой со всеми ее набавками. Жена тогда гордилась им…. Сразу купили музыкальный центр, телевизор Sony, видеомагнитофон, оделись прилично, стали лучше питаться. А потом оставили сына теще и – гайсанули в круиз по Средиземному морю. Италия, Франция, Греция мелькали как картинки с «Клуба кинопутешествий». А в Риме, в одной кофейне, его чуть не украла какая-то знойная итальянка! Сначала недвусмысленно сигналила ему за спиной законной жены, а потом подговорила официантку, чтобы та его выманила на улицу. Чуть не увела за собой, бестия! Если бы не жена – побежал бы за смуглянкой без тени сомнения! Какие то были замечательные времена!…

Но к концу века дела в государстве заладились, инфляция снизилась, дядя – замдиректор отдал Бог душу, и от заводской кормушки их сразу же отстранили. Заработанные на трубах деньги Олег вложил в киоски, впрочем дохода от них так и не дождался… В семье начались ссоры… Жена тогда уже переучилась на бухгалтера и осваивала практическое счетоводство. Быстро забылись времена, когда он приносил домой деньги свертками. Жена вдруг опомнилась, что все растрынькали на круизы, технику и ремонт квартиры, а недвижимости так и не приобрели. Но печалилась она недолго: приятельница порекомендовала ее на работу в частную фармацевтическую фирму на должность главного бухгалтера, и материальное положение семьи Томашенко снова улучшилось с той лишь разницей, что деньги теперь зарабатывала жена. Не посоветовавшись ни с кем, она приобрела этот участок и начала вкладывать средства в сооружение двухэтажной дачи. Сначала строительство двигалось медленно, но со временем оживилось. Счета строительных фирм жена оплачивала без труда и выбирала прежде всего качество. Стройка требовала внимания, и Олег все больше отвлекался от своих киосков. В конце концов, бизнес пришлось свернуть…. Сначала он хотел устроиться на какую-то работу. Но на какую? Охранником? На что он был способен, кроме того, как торговать трубами проторенными схемами или читать лекции по истории? И потом… Кандидат исторических наук, какой-никакой бизнесмен, пойдет в охранники? А со временем вопрос о трудоустройстве отпал сам по себе.

Олег с удовлетворением уселся в глубокое кресло на открытой веранде, прислоняя к груди кружку с горьким ароматным кофе. Лениво обозревал зеленые верхушки хвойного леса, маячившие где-то вдали, и думал о том, что будет, когда строительство закончится. Чувствовал, что ничего хорошего… Марек мог помочь только при трудоустройстве по элементарным строительным специальностям, но жена такого позора не потерпит. Как будто бы все у нее хорошо, но на безобидный вопрос: «А чем ваш муж занимается?» она сначала отвечала, что у него есть магазин на Левобережье, пока какой-либо въедливый житель жилмассива Левобережный не потребовал адрес этого злополучного магазина. Тогда она начала всем говорить, что он магазин продал и сейчас занимается киосками, невыразительно махая рукой вдаль… Там…Где-то на окраине города. Любую женщину, которая делает карьеру, можно сбить с толку самым простым вопросом: «А муж ваш чем занимается?». И тогда вся карьера летит к черту, потому что у дамы, которая круглые сутки ковыряется на рабочем месте, с личной жизнью почти всегда не все в порядке. Если муж и есть, то не такой он уже и бизнесмен, каким его представляют, а часто совсем нигде и не работает, а транжирит женушкины деньги.

Олег допил кофе и хлопнул себя по лбу. Телефон! Как он мог забыть?!! Побежал в свою «прорабскую» и вытянул из-под подушки мобильник. Вот это да! Четырнадцать звонков за час! Что у нее там стряслось?

Не успел включить звук, как зазвучала мелодия Морриконе… Но из трубки донесся незнакомый низкий голос:

– Алла, алло… Вы – муж Томашенко Марины Алексеевны?

– Да, я … – изумился Олег. – А вы кто?

– Капитан милиции Григоренко. Немедленно приезжайте в больницу… Это та, что в райцентре Пресное. Сразу за городом.

– Что-то случилось?.. Где моя жена?

– Она здесь. Когда вы будете?

Олег быстро размышлял. До Пресного – километров тридцать… Как туда добраться без машины? Может Марек подбросит? Если он дома, конечно. Если нет, придется переться пешком через лес или грунтовкой до трассы.

– Через час буду…

– Возьмите деньги и документы, – бросил капитан напоследок.

Олег кинулся к Мареку, но тот, как и ожидалось, еще утром уехал в город. Решил таки топать пешком до Калиновки, а оттуда до больницы как-то маршруткой или попутками. Быстро сбегал наверх и взял из сейфа 5000 гривен, которые жена ему оставила на кованые перила. Пока суетился, одна-единственная мысль раздирала его раскаленный мозг: как она там оказалась? Ехала сюда? Но почему в объезд через Калиновку? Последний раз он разговаривал с ней вчера примерно в семь вечера. Олег схватил мобилку и нашел список звонков. Так… В 18 часов 37 минут она позвонила и сообщила, что задерживается на работе. Потом нервно пожаловалась, что все ее задолбали, обругала за то, что до сих пор не договорился с резчиками кованых перил и немножечко поскулила, что всегда все самой приходится делать. Потом, наконец, оттаяла и велела ждать ее завтра, т.е. сегодня, в субботу. Приедет после обеда, когда выспится.

…Спустя полчаса мокрый как хлющ Олег вышел из леса. Ботинки на тонкой подошве неприятно чвакали, и он пожалел, что не пошел грунтовкой. Пройдя минут двадцать вдоль лесной полосы, он увидел вдали на развилке милицейскую машину, а рядом – серебристый автомобиль, просто-таки вжмакавшийся в огромный дуб … В предчувствии беды он ускорил шаг и вскоре узнал свой Chevrolet… Пока бежал – вглядывался в поврежденную переднюю часть, согнутую крышку капота, оторванное правое зеркало, измятую дверцу и силился представить меру тяжести травмы, которую получила его жена. Возле милицейской машины топтались милиционер (по всей вероятности, тот хриплый капитан, звонивший недавно) и два гаишника. Олег побежал изо всех сил, не обращая внимания на хлюпанье воды в ботинках. Капитан уже встал на подножку, когда его остановил вопль:

– Подождите! Это вы мне звонили?…

Капитан обернулся.

– Вы кто? Томашенко? Давайте быстрее.

Олег на миг остановился возле своего Chevrolet:

– Подушка хотя сработала?

– Нет… Она ремень не пристегнула…

Садясь в милицейский Уазик, Олег поскользнулся на мокрой глине, очевидно просыпавшейся с какого-то грузовика. “Не справилась с управлением”- мелькнуло в голове…

Дорогой капитан рассказал, что авария произошла приблизительно в полночь. Мимо ехал парень на «Ланосе», увидел разбитый автомобиль и подал немного назад, чтобы узнать у охранников с базара, где тут ближайшая больница. Один из охранников подъехал с ним к месту происшествия и сообщил, что больница далеко, а фельдшерско-акушерский пункт – в пяти километрах. Решили, что паренек отвезет находящуюся без сознания женщину к фельдшеру, а охранник вызовет милицию. Вместе они перегрузили Марину в «Ланос», парень повез ее в ФАП, который, конечно же, был закрыт. Пришлось поднять там всех собак, чтобы найти фельдшерицу, но та, сонная и испуганная, наказала немедленно везти потерпевшую в районную больницу, потому что ей нечем и укол сделать. А если бы даже и имела чем, то не сделала бы, так как опасается, что врач тогда не сможет поставить правильный диагноз. Телефона у фельдшерицы тоже не было. Хлопец чертыхался, что у него денег на карточке нет, а ему еще надо было жену, которую в то же время везли в родильный дом, развлекать. Короче, привез он Марину около трех часов ночи в больницу, быстро все это рассказал медсестре в приемном покое и только пыль за ним встала. Все это время ваша жена что-то бормотала, но невыразительно, будто бы во сне. Охранник утверждает, что от нее несло алкоголем. Что-то сладкое, похоже на шампанское. Такая вот тягомотина…

Олег слушал капитана и ничего не понимал. То, что Марина позволяла себе за рулем малость алкоголя – в это поверить не трудно. Но, чтобы она поехала куда-то ночью одна-одинешенька?… Нет, такого просто не могло быть, потому что быть не могло. И точка. За последнее время она так привыкла, чтобы с ней панькались, носились…

Остальную часть дороги ехали молча. Олег сидел ошарашенный и не верил в реальность происходящего…

3.

«Тук-тук, откройте,

Это я, ваше горе.

Нарисованное море

Глубоко, до дна не достать,

Ни отстать, ни восстать,

Ни пролистать”

Сергей Бабкин .

Вовек веков смерть близких сваливается внезапно. Всегда кажется, что с твоими родственниками никогда ничего не случится. Это где-то умирают дети, сестры, братья, жены и матери, а у тебя только бабушка с дедушкой ушли из жизни, да и то: бабушка – естественным путем, а дедушка еще до твоего рождения. Поплакали, вспомнили бабушкину нелегкую жизнь и ходим на гробки как и положено. Имеем законное место на кладбище, а в поминальные дни – не сироты какие.

Но когда умирают молодые и полные сил – это всегда катастрофа, даже если человек перед этим длительное время болел. Родня привыкает к припадкам, приступам, которые не сегодня так завтра прекращаются, и человек снова живой, снова он с ними. Наличие в семье алкоголика или наркомана – это ежедневное ожидание чего-то ужасного, но минуют года, а горе семьи после каждого запоя или ломки снова выкарабкивается. Сын Владимира Высоцкого рассказывал, что хотя его семья всегда была настороже, тем не менее, смерть отца была для них как гром среди ясного неба. Так уж устроен этот мир, что люди всегда надеются на лучшее даже тогда, когда для этого нет никаких оснований.

Но самое страшное – это когда человек не болел, бегал себе, тренировал мышцы, алкоголя и не нюхал, питался только овощами с фруктами, и вдруг…. Нет его. Это – катаклизм. Конец света. Несмотря на то, что каждый, кто садится в современное транспортное средство, может чувствовать себя живым лишь наполовину. Это похоже на сон… Каждый вечер мы засыпаем и как будто умираем. Сознание выключается, но мы почему-то уверены, что утром непременно проснемся, то есть родимся снова. Кто-то не просыпается, но мы не обращаем на них внимания, потому что таких – единицы. Что-то подобное испытывают и люди, которые садятся в автомобили. Теоретически они допускают возможность аварии и вечером снисходительно слушают о неудачниках в новостях или по «Магнолии-ТВ». Есть даже гордецы, считающие, что находятся под Божьей опекой. То есть, того горемыку, который погиб в аварии, просто никто не опекал, поскольку он Богу не больно-то и нужен был на Земле. А вот меня Всевышний бережет. Например, вчера я чуть не столкнулся с грузовиком, но какая-то неведомая сила вывернула мой руль, и сейчас я тут сижу перед вами и рассказываю об этом случае. И еще, продолжает такой самонадеянный, когда-то моя мама бежала к трамвайной остановке, но не успевала. Кондукторша уже готовилась закрывать дверь, и мама помахала ей рукой в смысле: «Спешу, подождите!». А кондукторша – хоп! – и прикрыла дверцу прямо у мамы перед носом. Через минуту тормоза того трамвая отказали, и теперь мама моя – жива-живехонька, а кондукторша – на кладбище. Потому что, ангел хранил мою маму, а не ту кондукторшу.

И вот ЭТО случается с нами… И мы мгновенно понимаем, что мы – такие же как все. Но на этот раз беда пришла в наш дом. А ТОТ, на который мы так самоуверенно полагались, не закрыл перед нами или нашими близкими трамвайные дверцы, а даже легонько подтолкнул: «Заходи, please».

Вот тогда люди и задумываются… Хоть ненадолго, но задумываются. Становятся такими маленькими-маленькими и уже ни к кому не апеллируют. Молчат небеса, и они помалкивают. Начинают соображать, что все это была фигня – и мама с трамваем, и он перед грузовиком тогда случайно вырулил. Потом идут со своими вопросами и за утешением в церковь.

… Как-то в мае решила автор этого, извините, романа убежать на свой день рождения из ненавистного города, чтобы побродить просторами сельской местности. И натолкнулись мы на одну церковь XVIII столетия. Церковь была пустая, все двери закрыты, кроме тех, которые вели на колокольню. Узкими сумрачными каменными ступеньками залезли мы на верхушку, застеленную скользкими от птичьего помета гнилыми досками… Долго смотрели на мир глазами колокольни и увидели золотые купола. Пошли туда…. Табличка на церкви информировала: «Основана 12 мая 1947 года». Это был день моего рождения. Совпадение? Конечно. Случайность? Да. Церковь была обмазана кизяком и выбелена, как бабушкин дом из далекого детства. Чистенькая и очень приятная церквушка. И бабушка такая, настоящая сельская бабушка в белом платочке с голубыми цветочками, отворила нам дверь храма… Мы поставили свечки, постояли, помолились, а потом сели на широкую лаву, застеленную цветастым рядном, разговорились с бабушкой и спросили, много ли у них прихожан. Для центральной Украины вопрос – отнюдь не лишенный смысла. И та ответила: «Нет, немного.. Люди ходят в церковь только тогда, когда какая беда с ними случится … Тогда и свечки ставят, и службы заказывают».

Ни восстать, ни перелистать… Жизнь пошла кувырком. И оказывается, что тот мир, который ты так заботливо обустраивал – не что другое как замок на песке. И здесь предусмотрел, а там соломки подстелил, а все зря. Катастрофа… И произошло это именно с тобой. Не с кондукторшей, которая будто не имела ангела-хранителя, не с кем-то там, в экране телевизора, а именно с тобой… Потому что никакой ты не особенный… И никого твое горе не касается, кроме тебя и тех, кого оно касается тоже. И никакие утешения тебе не помогут. Потому что ты – один из тех, с которыми каждую минуту, каждую секунду может произойти что-то ужасное.

4.

Смидович хлебал свой утренний чай, когда тоненько зателенькал старый телефонный аппарат. Патологоанатом внимательно выслушал встревоженного Дюдяева и не спеша положил трубку на рычаг. Что за срочность? Такого еще не было, сколько он работает в этой больнице. И какой дурак назначил этого офтальмолога дежурным врачом? Известно какой. Главврач Семенова… Матери об этом лучше не говорить. Мама – медсестра старой советской формации и заведет старую песню о том, что в ее времена дежурными назначались только лишь высококвалифицированные специалисты с большим опытом практической и организационной работы. А к Дюдяеву все это не имело никакого отношения. «Он же не сможет корректно вести себя в экстренных случаях, – скажет мама, – и будет всем звонить по телефону и спрашивать, что ему делать. А пока он там будет названивать, кто-то и помрет».

Тысячу и один раз Смидович прослушал мамины сокрушения о дурной славе их районной больницы. Как и все пенсионеры, которые проработали всю жизнь на одном месте, она любила рассказывать, как на работу когда-то не шла, а летела, а коллектив больницы представлял собой одну семью. Упоминая бывшего заведующего Жаборовского, мама неизменно утирала слезу. При нем считалось за счастье лечиться именно здесь, ведь цель каждой медсестры, врача и санитарки была одна – поставить больного на ноги. А как они надеялись работать в просторных корпусах с новым оборудованием! И мечта уже почти воплотилась: в 1982 году заложили строительство нового четырехэтажного корпуса, высадили немало саженцев, декоративных кустов, роз… Деревья рассаживали как медицинский персонал, так и больные, потому что за Жаборовским все были готовы в огонь и воду…

Дальнейшую историю Смидович знал и без мамы. В начале девяностых финансирование прекратилось. На недостроенный корпус и близлежащую почти в 2,5 гектара землю накинули глаз предприимчивые дельцы из какой-то донецкой фирмы, приватизировали за бесценок, огородились зеленым забором, а деревья вырубали… Так больница потеряла и новый корпус, и часть своего земельного участка.

Смидович был невысоким и худощавым мужчиной. Густые рыжеватые волосы беспорядочно прикрывали его высокий лоб с двумя глубокими длинными бороздами – привычка хмуриться, за которую его мама еще в детстве ругала. Когда-то он работал терапевтом в городской поликлинике, куда пришел сразу после интернатуры. Со временем женился, родилась дочурка… Тем не менее, с медициной у молодого врача как-то не заладилось. Не умел он ни вытягивать из пациентов деньги для нужд больницы, ни вылечивать их за три дня. С чем обычно ходят к терапевту? Кашель-насморк или внутри что-то болит. Больного надо тщательно обследовать, а у того денег нет. По этой причине лечил Смидович почти что наугад, а с антибиотиками вконец запутался. Никогда он не разделял укоренившейся мысли коллег о том, что продолжительность курса лечения антибиотиками должна длиться 10-14 дней. Придет какая-нибудь пациентка и жалуется: «Пью ампицилин семь дней, а он мне не помогает». Смидович изменяет схему лечения, а та – к главврачу: «Я уже потратилась на это лекарство, а он мне другое прописал!». Также не назначал он никаких пробиотиков иностранного производства от дисбактериоза (якобы побочного эффекта антибиотиков), так как считал, что все эти йогурты – выдумка западных фармацевтических фирм. Пациенты снова гурьбой к руководству: «Вот моей соседке хороший дохтор Н. приписал йогурт, а этот не назначает. Наверное, хочет испортить мой желудок!». Коллеги крутили возле виска: «Тебе что, тяжело назначить?».

Жена ушла от него, когда окончательно убедилась, что сотрудничать с фармацевтическими фирмами ее муж не собирается. Поэтому когда встретился ей какой-то пройдоха, она схватила дочку и убежала к нему. Чуть ли не год жена терпеливо разъясняла, почему его встречи с дочкой травмируют малышку. Смидович долго не понимал, чем могут навредить ребенку их прогулки в парке? Он что, стукает девочку об качели? Они только прогуливаются вместе, отец рассказывает собственной дочке о бабушке, расспрашивает, что там у нее в детском садике. Жена объяснила, что речь идет о психологической травме. А!… Душевная рана – это другое дело. Он, действительно, немного запил после их ретирады, но длилось это только полгода. К дочке он всегда приходил трезвый. «Так в чем травма?»- спросил он простодушно, вглядываясь в узкие глазки бывшей жены. «Травма в том, что ты ничего ей не дал, а после общения с тобой она слезами умывается!». «Я понимаю, – покачал головой Смидович, – ты воспитываешь робота: чтобы не загрустил, не засмеялся и не соображал, что вокруг происходит…».

Спорить было напрасно, а тут и мать захворала. В городе его уже ничего не держало, он сдал однокомнатную квартиру, доставшуюся ему после развода, в аренду коллегам-молодоженам и выехал в райцентр Пресное. Медицинских кадров на селе катастрофически не хватало, и его с удовлетворением взяли на вакантное уже два года место патологоанатома (до этого хирурги за надобностью сами анатомировали). Постепенно новая работа показалась весьма интересной, а со временем он понял, что это было спасение. Мертвые ничего не требуют, и пусть они не такие симпатичные, но с ними спокойнее. Правда, он потерял в имидже, ну да Бог с ним. Какой имидж у патологоанатома? Ужасный. Обедает рядом с трупами, непременно пьет, циник каких свет не видел. У Смидовича было все наоборот: алкоголем не злоупотреблял, за пятичасовой рабочий день проголодаться не успевал, а от “общения” с неживым материалом его религиозные чувства даже возрастали. Как никто другой он знал, как великолепно сконструирован человек и при каждом вскрытии любовался творением Великого Конструктора. Он не удивлялся тому, что его коллеги были большей частью безбожниками, но он поражался, когда об этом говорилось вслух. Как академик Амосов, например… Уважаемый человек, а на каждом углу похвалялся своим атеизмом…. Зачем?

Смидович страдал от того, что люди не умеют ценить своего тела – «транспортного средства», который делает возможным их существование на Земле. Когда он разбирал человека после смерти, то с горечью созерцал маленькую светлую бугристую печень и бычье сердце алкоголика, черные легкие и закупореные никотином сосуды курильщика. А вид сморщенного, в рубцах и язвах, мозга с множеством мелких кровоизлияний приводил его в отчаяние. Его бесило, когда люди заботились о своем имуществе больше, чем о собственном теле. Вот взять его соседа Николая. Целыми днями он лежит под своей легковушкой, что-то там подкручивает, смазывает, переделывает, регулирует. Потом вылазит из-под машины, вытягивает из холодильника двухлитровую бутылку пива и жлуктит ее, несмотря на наличие десятилитрового живота. Другой сосед, Иван, больше всего в мире любит свой дом… Всю жизнь он его строил, перестраивал, планочка к планочке, тщательно отделывал окна и подоконник. Такое было впечатление, что и спит этот Иван с дрелью под кроватью, потому что круглосуточно этот струмент жужжит из его двора. Придет с работы, не успел поесть – снова дрель в руки и вперед! И додрелился до инсульта. А инсульт от чего? От переутомления, перенапряжения и маниакальной зациклености на одной цели. А дядьке уже под 60 лет, и вся жизнь от работы – к дрели. Теперь лежит в больнице… Отдыхает… А соседи дух переводят…

Сердце патологоанатома сжималось от жалости при виде того, как целеустремленно люди портят свой уникальный организм, который помогает им ходить, видеть, чувствовать… Питаются кое-как, двигаются мало, заливают себя алкоголем, наполняют дурманом – словом, делают все, чтобы поскорее вывести себя из строя. Видел на своем веку Смидович немало, и к своему организму относился с благочестивым уважением. Временами даже разговаривал с ним. «Что, брат, надеешься поужинать жирненьким? И не рассчитывай», – такие разговоры он вел со своим желудком. Кто бы услышал, решил бы, что мужик сдвинулся на почве своей профессии.

Таким образом они прожили вместе с матерью пять лет. Работы в больнице было немного: в районе редко умирают не своей смертью. Чаще всего селяне идут к врачу с устаревшими радикулитами и алкогольными отравлениями, а если кто-то и отдаст Богу душу, так родственники преимущественно от вскрытия отказываются. А кто побогаче – едут лечиться в город, и там же, бывает, и кончают свои дни.

Смидович доцедил в конце концов чай и не успел застегнуть последнюю пуговицу на своем стареньком пальто, как с улицы зашла мать. С жалостью осмотрела она своего сына и сняла из его пальто невидимую глазу нитку…. Потом вздохнула и ошеломила новостью:

– Вчера встретила Настю Горпынивську, так она говорила, что те донецкие… ну те, что прихватизировали больничные корпуса… вобщем они там ресторан откроют и еще какие-то развлечения: или бильярд, или булин, или чорт-знает что …

– Боулинг. Это как кегли…И кто туда будет ходить? Наши больные?

– Найдется кому. С города понаезжают.

Мать стянула с себя поношенную фуфайку и через минуту уже гремела на кухне своими кастрюлями.

– Что творится, что творится, – бубнила старая.- Хорошо еще, что Жаборовский не дожил до такого позора…. Как же это так? Людей лечить у них денег нет, врачам платить – тоже нечем, а как на гульбища, то – пожалуйста. Все есть… Должна была быть больница, а будет невесть что… Кегли!

Под материнское бормотание Смидович вышел из дома. Дождь уже закончился, и он медленно пошел к парку, начисто забыв о просьбе-приказе Дюдяева бежать бегом. Парк был старый и удивительно красивый… Дорогу он знал наизусть, поэтому обычно смотрел не под ноги, а на древние роскошные деревья и розовый небосклон. До работы – десять минут, и то были наилучшие минуты его жизни. Уже не там, но еще и не здесь. Никто не капает на мозги и есть время поразмышлять о своем. Сейчас он вспомнил Валю, которая недавно появилась в его жизни. Валя была вдовой и работала медсестрой в их больнице. Ее двадцатидвухлетняя замужняя дочка недавно родила сына и со своей семьей жила у матери. Так что в прыймах место было занято: там уже зять поселился. Валя иногда намекала, что неплохо было бы продать его городскую квартиру и купить здесь в селе домик, но Смидович эту идею отбрасывал. Пока что…

В раздумьях он вошел на территорию больницы. Сегодня Валя дежурила в ночную смену, и обычно в это время она выходила к нему на крыльцо. Но в это утро крыльцо было пустым как и окно манипуляционного кабинета где она иногда маячила. Смидович обошел главный корпус и вышел на каштановую, покрытую мокрой осенней листвой аллею, которая вела прямо к моргу.

… Не успел снять пальто, как позвонил Дюдяев и раздраженно сообщил, что материал уже в дороге. Патологоанатом нацепил клеенчатый фартук, натянул резиновые перчатки, разложил на салфетке скальпель, пилку, реберный нож, ложечку-ковшик и распатор. Пилку он внимательно осмотрел и вздохнул. Тупая, что и киселя не врежет… Не раз и не два требовал у начальства циркулярку для крышки черепа, так разве допросишься?

Посмотрел на сломанный холодильник… Плохо… Вышел из строя еще полгода назад, и ремонту по старости лет не подлежит. А главврач лишь успокаивает, что впереди зима, а весной она нажмет на спонсоров… И что это за спонсоры? Такое время, что кругом орудуют какие-то спонсоры. Только и слышно: „Найдем спонсора, договоримся со спонсором, мы не знаем, как спонсор на это посмотрит…”.

Может он что-то прозевал, и государством руководят Спонсоры?

5.

Не хватало времени для осознания того, что происходит. Окружавшие люди совершенно не считались с его шоковым состоянием, а капитан Григоренко время от времени посматривал на часы и нетерпеливо ожидал ответ на элементарный вопрос: «Знаете ли вы эту женщину?».

– Да… это моя жена…. Томашенко Марина, – еле выдавил из себя…

Все это время Дюдяев напряженно вглядывался в запыленное окно. Увидев в больничных воротах патологоанатома, он живо поинтересовался:

– Вы еще долго? Нам тело нужно на вскрытие.

От слова «тело» капитан недовольно поморщился, а Олег вздрогнул и понуро опустил глаза. Пришел в себя только через полминуты:

– А я могу отказаться от вскрытия?…

Дюдяев чуть не подскочил:

– По инструкции если человек умер в больнице, то вскрытие …, – здесь он смутился и, бросив взгляд на капитана, решил слово „труп” опустить, – производится сразу после установления факта биологической смерти.

– А с главврачом поговорить можно?

– Конечно, – с облегчением вымолвил офтальмолог и повел его в холл, где стояли два жалких кресла, обитых зеленой засмальцованной тканью. Олег побрезговал туда садиться и отошел к окну. Минут через десять мимо него прошелестела высокая худая чернявка, одетая в агатовое блестящее длинное пальто и высокие белые сапоги со сверкающими висюльками. На голове ее высился шиньон цветом немного темнее гладко зачесанных волос. Женщине было хорошо за пятьдесят, и не очень удачный яркий макияж лишь подчеркивал ее возраст. Глянув на Олега глазками-буравчиками, она уверенной походкой зашла в кабинет с медной табличкой «Главный врач Семенова О.А.». Дюдяев шмыгнул следом, но быстро и вышел, кивнув мимоходом посетителю.

– Прошу садиться… – с притворной теплотой в голосе начала Семенова, но Олег прервал ее.

– Скажите, я могу отказаться от вскрытия?

– Вот об этом мы сейчас и поговорим, – произнесла главврач, вытягивая из шкафа хрустящий белоснежный халат. – Я всю ночь не спала… Мы советовались со специалистами. Ваша жена находилась в состоянии, которое не требовало срочного хирургического вмешательства… Мы ждали утра и имели на это право. Наутро был назначен консилиум… Дежурный врач принял все необходимые меры, но, к сожалению, травмы оказались несовместимыми с жизнью… Вашей жене была проведена инфузионная и антишоковая терапия…. Надеюсь, вы нас понимаете… У меня даже сердечный приступ случился от волнения…

Семенова действительно вытянула из ящичка стола какую-то белую пилюлю, и, не запивая, стала ее старательно пережевывать. Челюсти ее энергично двигались в то время, как большие вялые красные губы оставались неподвижными… Невольно Олег даже ощутил нечто похоже на сочувствие… Главврач протянула ему лист бумаги и с глазами полными слез, как бы требуя чуткого отношения к ее бессонной ночи, прошептала:

– Подпишите, пожалуйста…

Олег вытянул из кармана очки, нацепил их себе на нос и увидел заранее составленную «рыбу», куда он должен был вписать свои фамилию, имя, отчество и подписаться. Соответственно напечатанному на компьютере тексту он, Олег Томашенко, не имел никаких претензий к врачам ЦРБ села Пресное. Мужчина поднял глаза и укоризненно спросил прямо у неподвижных кровавых губ:

– Как я могу иметь или не иметь к вам претензий? Я же ничего не соображаю в медицине!

Губы мгновенно сложились в помятый бантик.

– Нет, это не то…Вы же понимаете, что мы сделали все возможное…

– Но я не знаю, сделали ли вы все возможное!…

– Мне жаль… Если так, то нам придется вскрывать, – и челюсти домолотили остатки таблетки.

В одно мгновение Олег почувствовал безразличие… Вспомнил, сколько дел его ждут, а еще с милицией и ГАИ надо разбираться…. Марину уже не вернешь… Ее уже нет среди живых…

Он подписал бумажку и глухо спросил красного мотылька, когда можно приехать за телом. Так и сказал: за телом.

– Самое позднее – завтра утром, – расправился тот в пурпурный бантик. – Мы ее, конечно, забальзамируем, но холодильник у нас не работает…

Уже в холле Олег услышал, как главврач прокричала кому-то в трубку: «Срочно на вскрытие!». Через бантик теперь пролетел совсем другой голос: властный и безапелляционный.

На ступеньках его перехватил офтальмолог и пригласил зайти в кабинет на разговор. Уставившись своими бесцветными глазами куда-то в окно, Дюдяев объяснил, что кто-то должен компенсировать израсходованные на лечения Марины Томашенко средства в размере 500 гривен. Олег молча вытащил из нагрудного кармана куртки деньги и по ошибке отсчитал шесть сотенных купюр. Потом вышел во двор и медленно, как лунатик, поплелся вдоль высокого зеленого забора, из-за которого виднелось недостроенное сооружение.

…Позднее, вспоминая эти страшные минуты, он сам себе удивлялся. Слепой бы догадался, что Дюдяев вкупе с главврачом Семеновой торопились, нервничали и давили на него, используя его шоковое состояние. Зачем он так легко отдал им деньги, когда, возможно, и лечения никакого не было? Ведь если бы его жена осталась живой, он охотно бы отдал им вдвое, втрое больше! Зачем он подписал ту расписку?

За воротами больницы его ждал капитан. Снова они тряслись в Уазике к месту происшествия. Гаишники уже завершили свою работу и разрешили оттянуть разбитое Chevrolet к ближайшей стоянке. Там он забрал Маринины вещи и вышел на трассу. Минут через пятнадцать рядом с ним остановилось такси, из которого вылезла старая баба с корзиной. Оказалось, что такси едет в город. На заднем сидении сидела еще одна пассажирка, едва уловимая боковым взглядом. Таксист, разговорчивый молодой человек, слово по слову вытянул из Олега все его беды. Он внимательно слушал, качая главой в знак согласия и наконец подытожил: «Все врачи – сволочи!». А потом рассказал, как умирала его теща: на лечение потратили кучу денег, а медики, прекрасно понимая безнадежное состояние своей пациентки, заставляли родственников покупать в определенной аптеке дорогие лекарства и бесполезные биологические добавки.

– Поэтому об эскулапах я знаю все. Наслушался в больничных коридорах, пока теща там лежала и насмотрелся. Никакого внимания к больным, пока им не принесут лекарства и не сунут «на лапу». Цель одна – запудрить мозги, чтобы побольше выжать. Нарочно ставят неправильные диагнозы и стараются на этом как можно больше заработать. Все им отдали. На похороны пришлось занимать у друзей. А тут другие «специалисты» как воронье налетели. Днем мы с женой поехали в похоронное бюро, и дома на некоторое время остались пятилетняя дочь с соседкой. Мы живем в частном секторе, вот они и гуляли во дворе, а в дом зайти боялись. Тут пришло какое-то мурло и набрехало соседке, что мы его вызывали. Та впустила, и это мурло начало гримировать тещу. Накрасило ей губы, глаза подвело, даже прическу феном уложило…Короче, украсило так, что бедолашная и при жизни не была такой красивой! – расхохотался таксист. – Мы с женой возвращаемся, а этот хмырь предъявляет нам свою работу и требует 200 гривен за «косметологические мероприятия, которые включают гримировку, подкрашивание бровей, ресниц и губ и укладку волос феном». Полчаса жена доказывала, что мы его не вызвали, пока мне это не надоело, и я не вытолкнул этого визажиста взашей.

Приехали в город. Олег рассчитался и уже выставил одну ногу с автомобиля, как сзади прозвучал нежный голос тихони-пассажирки. Скороговоркой, будто опасаясь, что ее не дослушают, она выдохнула: «Вам надо было написать заявление об отказе от вскрытия, потому что патологоанатомическое вскрытие может не производиться, если есть письменное заявление близких родственников и отсутствуют подозрения на насильственную смерть или по другим уважительным причинам. А потом вы бы в городе узнали причину смерти. А та бумажка, что вы не имеете претензий, не имеет никакой юридической силы».

Олег немного подождал, пока до него не дошло услышанное…

– И что же мне теперь делать? – спросил в отчаянии.

– А теперь уже ничего….Они в протоколе вскрытия напишут все, что им нужно.

Олег развернулся и увидел деликатные девичьи черты, светлые длинные волосы… Большие серые проницательные глаза смотрели на него почему-то виновато. Зачем-то он попросил визитку. Девушка немного порылась в сумочке и протянула ему темно-синюю карточку с золотистыми буквами. Не читая, он сунул визитку в верхний карман куртки и завершил свой выход из такси.

Зайдя в квартиру уже в полдень, он сразу вытащил Маринин мобильник, чтобы посмотреть, с кем она общалась вчера вечером после семи. Но телефон оказался разряженным… Хуже всего, что и пин-код он не знал. Бросился к тумбочке возле кровати, перетрусил весь сервант, но коробку от стартового пакета как корова языком слизала. Наверное, где-то на работе осталась…

Что ж, время действовать…. Олег глянул на недопитую бутылку шампанского, одиноко высившуюся на журнальном столике. Чего-то не хватает… Бокалов!… Действительно, не хватает бокалов с жирными губными пятнами на ободке и отпечатками пальцев на стекле…

Чистенькие, сухие и нетронутые бокалы стояли в серванте на своих местах. А на кухонной плите бросалась в глаза дурацкая сковорода с недожаренными кровавыми отбивными…

6.

Тук-тук, откройте.

Это я, ваша смерть.

Я устала ждать за дверью,

Я хочу войти.

По поверью вся в белых перьях.

Соберетесь по пути!

Пора идти…

Сергей Бабкин

Похороны – это последний спектакль, демонстрирующий состояние и уровень жизни человека на момент его ретирады из этого мира. При всем этом данная печальная церемония отнюдь не является мерой качества жизни человека или как долго его будут затем помнить. За гробом тех, кто пережил всех своих друзей и родственников, обычно ковыляют лишь два-три соседа. А может так случиться, что на денежного и зажиточного под конец жизни свалится революция или еще по каким-то причинам он обеднеет настолько, что и гроб купить не за что. Или наоборот: прожил одиночкой, а умер в статусе руководителя районной налоговой инспекции. И бредет за телом такого сборщика налогов гурьба чиновников, которые завтра и не вспомнят умершего. А Моцарта, представьте себе, в последнюю дорогу сопровождали только несколько человек. А сколько достойных людей было брошено в общие могилы без всяких церемоний?…

Поэтому из процесса погребения ничего не следует. Несомненно одно: это – последний спектакль, в котором “главный герой” неспособен ничего контролировать. Поэтому многие готовятся к этому действу заранее. Покупают все необходимое, лишь бы не приносить близким дополнительных забот и как бы извиняются: виноват, дескать, вот и приходится обременять вас своими проблемами… Велят – не хлопочите, никаких музыкантов, тех не зовите, быстрей на кладбище – и конец. А другие разрабатывают подробный сценарий: тот стоит там-то, этот занимается тем-то, а сыграйте мне мою любимую песню и даже собственный надгробный спич накарябают.

Ясно одно: всех людей на Земле объединяет страх не перед самой смертью, а перед процедурой погребения. Момент отхода, наверняка, не такое уже и страшный: состояние будто выпил чарку – и провалился. Куда – никто не знает. А вот, что такое процедура погребения – знают все. Это когда тебя (не останки, а именно тебя!) положат в деревянный сундук, забьют гвоздями и зароют в землю. И твое тленное тело съедят червяки. Бр-р-р-р-р….Стра-а-а-шно! Недаром некоторые считают смерть в авиакатастрофе наилучшей. А почему? Потому что тело отсутствует. А нет тела – нет и этой жуткой процедуры, где многое выплывает, а ты лежишь как дурак и уже ничем не можешь помочь. Так кто это там окружал покойного в дни его бытия? Сельская родня, которой он так стыдился?… А вот гражданочка какая-то прошивается к голове – и тайная связь вскрывается. А за гражданочкой внебрачные дети подтянулись…. И начинается полемика на предмет того, кому покойник давал преференции. Законная жена отодвинута от гроба, родственники отталкивают новоприбывшую, и это – начало второй части марлезонского балета. Забыли и об усопшем, поскольку на первом плане его тайны и секреты, которые бедолага так тщательно скрывал от постороннего глаза при жизни.

И сунется бедная родня впереди похоронной процессии под пристальным вниманием общества. Горе в душе, а в мыслях – как всех накормить. Это уже – третья часть спектакля. Прадеды отнюдь не завещали нам роскошей на поминальном обеде. В Украине обычно было заведено, чтобы соседи наварили кастрюлю капусняка, сделали кутью, напекли пирожков, сварили компот, и хватит. Но кто теперь ограничивается пирожками? И селедочку режут, и сыр с колбаской, а на второе – картошечка горячая и непременно с мяском, и голубцы, и салатики крошат. Как правило, и чарку наливают.

Правда, многие старается отговориться: «Покойница того не любила». Так что ж, что не любила, а мы за нее выпьем, чтобы ей там земля пухом. А от количества выпитого бедолаге не жарко и не холодно. Если и есть потусторонняя жизнь, то кому это нужно – тот уже взвесил, с чем она туда перешла. И хоть ты канистру выпей – ничем уже не подсобишь. А другие говорят: «Как не выпить? Покойник очень это дело любил, значит не лишне его поддержать». А некоторые начинают даже петь, напрочь забыв, где они находятся. «Ничего-ничего», – кивают благосклонно окружающие, будто бы оправдывая певунов, – покойник любил попеть».

И вот занавес опущен… Родня ломает голову, как жить дальше, а у покойного начался новый отсчет, где и понятия «время» не существует. Всяк знает повествование о царе, приказавшем сделать в своем гробу отверстие, через которое он просунул свою руку, дабы продемонстрировать подданным, что он ничего с собой не прихватил. Действительно, собственный автомобиль на тот свет не потащишь. И даже любимую чашку не заберешь. Как же так? Жизнь прожил, а взять с собой нечего? Конечно же есть. Ведь более вещественного, чем твоя голова ничего в мире не придумаешь. И выражение «мысль – материальна» не следует понимать в том примитивном смысле, что мечты сбываются. Мысль материальна потому, что ты заберешь в иной мир себя целиком. Все свои поступки, все прочитанные и непрочитанные книжки, соображение, мысли, раздумья, бессонные ночи, сомнения, мастерство, ремесло, профессию, привычки – все, что вкладывал в себя. А что-то и потомкам перепадет. Силен был – здоровье внукам передашь. Болел, значит недуги. Знался на церковных росписях – какими-то путями внук тебя превзойдет. И скажут о внуке – вдался в деда. Также потащишь за собой: а) спиленное на шашлыки дерево; б) покалеченную чужую жизнь; в) причиненную другому боль; г) мыльные оперы, коммерческую литературу, передачу “Дом-2” которыми баки себе забивал лишь бы только лишний раз не задуматься.

А на то, чтобы собраться в последний путь времени немерено тебе дано – целая жизнь, длинная она или короткая. Целая жизнь, чтобы размышлять, читать, присматриваться, прислушиваться, работать, приобретать навыки. А для этого – на тебе пять чувств: нюхай, слушай, чувствуй, щупай, пробуй.

И вот пришло ваше к вам. И сгусток энергии, души, неважно как это называть – с грустью или с радостью (у кого как сложится) откидывается от вашего тела.

А останки? Все мудро. Вы – рыбак и червя копали? Так отдайте ему ненужное больше вам “транспортное средство”. Пусть поест червячок, а другой рыбак нацепит его на крючок и поймает себе рыбку на ужин. Ты не рыбак? Так, курицей вероятно лакомился. А курица того червя перед тем склевала. А ты – курицу. А червяк – промолчим что, потому что и так на душе хреново, какую бы философию мы не вкладывали в эту цепочку.

7.

В воскресенье хоронили Марину Томашенко. На улице подмораживало, подвеивал студеный ветерок. Возле высотного дома, где жила покойница, собралась толпа людей с поднятыми вверх воротниками и надвинутыми на лбы капюшонами, чтобы провести ее в последний путь. Финальные годы своей жизни Марина работала на крупной частной фирме, поэтому большая часть провожающих состояла из коллег по работе. Родственников пришло человек двадцать, включая дальнюю родню. Брат Марины с Севера не приехал, все равно не успевал ни при каких раскладах. Друзей репрезентовали две незамужние подружки с проектного института: они держались в стороне и заговорщически шушукались.

Провожающие столпились во дворе, засаженном оголенными светло-зелеными тополями и шоколадными акациями в ожидании катафалка с телом, за которым поехали Марек и двоюродный брат покойной. Кружки формировались «по интересам». Одноклассники обсели длинную лавку под огромной безлистной акацией, а товарищи студенческих лет сосредоточились возле подъезда. Родственники окружили почерневшую от горя мать, а рядом прилепились соседи – большей частью бабушки с ребятишками. Посланцы от фармацевтической фирмы, самая яркая и многочисленная группа, сбились посреди двора. Среди них выделялся высокий парень лет тридцати в черном коротком пальто с гладко зачесанными темными волосами. Осторожно придерживая папку под рукой, он безразлично созерцал за тем, что происходит.

Олег сдержанно принимал сочувствия от делегаций, которые к нему присылала та или иная группа. Почти всех он знал лично, кроме солидного мужчины в фиолетовой куртке с редкой русой бородкой, слонявшегося от одной группы к другой, как будто бы он был знаком со всеми.

Наконец, приехал катафалк с полотенцами вокруг зеркал и три микроавтобуса. Все время, пока гроб с телом устанавливали на трех табуретках посреди двора, Маринина мать неистово кричала и старалась вырваться из рук придерживавших ее сестры и племянника. К Олегу подошла соседка, неопрятная и большая пенсионерка баба Шура, и спросила, делали ли теще успокоительный укол. Олег убедил, что все сделали как надо. «Не похоже», – недоверчиво вздохнула старуха и отошла.

Неожиданно мать освободилась от поддержки и начала поправлять повязку на лбу дочери. Игорек, стоявший возле нее, только глаза переводил от мамы к бабушке: сегодня утром он приехал из столицы, где учился в Национальной юридической академии и еще ничего не понимал. С болью поглядывал Олег на сына… Что теперь с ним будет? Мама души не чаяла в единственном сыночке, и любое его желание было для нее законом. Только во время выбора профессии она проявила твердость. «Профессия юриста – хлебная», – был ее окончательный вердикт.

Олег вытянул из кармана носовой платок, не имея сил спокойно наблюдать за тем, как Игорек крутит туда-сюда своей цыплячьей подростковой шеей. К жизни юноша совсем не приспособлен… Малому было 14, когда Марина начала задерживаться на работе. Долго его воспитывала, как говорится, улица, и сын постепенно отбивался от рук: в школе едва досиживал до третьего урока, связался с плохой компанией… Иногда Олег старался его «воспитывать», но эти попытки почти всегда заканчивались ссорами, во время которых жена, как чайка, бросалась на защиту сына, растопырив руки. После очередного повышения своего благосостояния она перевела его в гимназию и устроила в какой-либо дурацкий экономический класс. Поведение сына мало чем изменилась, но через год он начал заниматься гитарой, и жалобы на него почти прекратились. «Гимназия подействовала», – бросила Марина как-то за ужином. «Перерос», – возразил муж.

Страшная мысль промелькнула в его голове. Боже мой, если бы так продолжалось и дальше, то неизвестно, до чего довела бы слепая Маринина любовь! Олег боязливо огляделся… Не прочитал ли кто его думы? Уловив сочувственный взгляд приятельниц с проектного, он успокоился, но на всякий случай голову наклонил пониже.

Положение его на похоронах было двояким. Среди соседей пошли слухи о том, что «он мог ее спасти». Марина таки умела наживать себе врагов… В последнее время она демонстративно подчеркивала свои доходы, что не всем нравилось. По собственной прихоти заставляла водителей забирать и подвозить ее вплоть до самого подъезда, несмотря на узкую проезжую часть двора, заставленную другими машинами, где водителям негде было развернуться. Мысли выйти с автомобиля за пределами двора у нее не возникало, потому что с каких-то пор она боялась и шаг ступить по земле. На все упреки по этому поводу с усмешкой отговаривалась: «Это – мой стиль».

…Подошел Марек и сообщил, что поминальный обод в кафе назначен на шестнадцать. Тайком он передал Олегу небольшой плоский сверток и шепотом рассказал, как ему пришлось охмурять бухгалтерку, смышленую черноглазую красотку лет двадцати пяти по имени Полинка, чтобы она незаметно нашла в Маринином письменном столе стартовый пакет.

Без Марека и помощи фирмы пришлось бы трудно. Узнав о случившемся, директор без лишних вопросов выделил своего водителя с автомобилем и за сутки они устроили все дела, связанные с погребением, забрали со стоянки Chevrolet и отвезли его на СТО. Евгений Павлович, здоровущий мордастый дядька, рассказал некоторые детали пятничного вечера. Оказалось, что другой водитель фирмы, Виталий, был в то время в командировке, а шеф куда-то торопился, и ему позарез нужна была машина. Но Марина Алексеевна отказалась ехать домой своим ходом, а с непонятным упорством ждала целый час, пока Евгений Павлович отвезет директора и вернется за ней. По его словам она уселась в машину в прекрасном расположении духа, радовалась выходным, но о том, как проведет вечер, не упоминала. По дороге они заехали в супермаркет, накупили множество продуктов, а где-то в половине девятого она вошла в свой подъезд. Больше никто с сотрудников ее в этот день не видел и по-телефону не общался.

Подрулила темно-синяя Toyota Camry, из которой вышли плотный мужчина среднего роста в длинном темно-сером пальто и кожаном кепи, с трубкой возле уха. С заднего сидения как змея медленно выползла стройная, модно одетая, но некрасивая женщина с огромным букетом роз. Это были директор фирмы с женой. Постояв возле машины до тех пор, пока мужчина закончит телефонный разговор, они вместе приблизились к гробу. Жена директора подчеркнуто торжественно положила букет в гроб, но чьи-то сморщенные руки с узловатыми пальцами сразу подхватили его, разобрали на цветочки и выложили большие желтые розы вдоль тела. Потом пара подошла к Олегу… Немного постояли молча, а потом директор прикурил сигарету и признался, что до сих пор находится в шоковом состоянии… А его жена добавила, что Олегу надо непременно зайти в бухгалтерию и получить там материальную помощь и зарплату жены за ноябрь.

Неожиданно женщины засуетились и бросились распределяли платки и связывать полотенца. Всеми командовала баба Шура, указывающая, кто понесет какой венок. Позади чей-то хриплый женский голос негромко сокрушался: такая шикарная женщина, а умерла в районной больнице чуть ли не среди бомжей.

Олегу было уже невмоготу все это слушать, и он передвинулся поближе к сыну. Добрался до его ладони, крепко сжал ее и сразу ощутил на спине чей-то пристальный взгляд. Резко оглянулся и притворился, что ищет кого-то глазами. Нутром ощущал, что кто-то из присутствующих здесь людей виделся с Мариной в пятницу вечером или разговаривал с ней по-телефону. Но кто? Может, тот хлопец с холодными глазами в черном пальто? Вот он стоит рядом с директором, сжав бесцветные губы. Директор прикуривает очередную папиросу, а зажигалка дает сбой. С достоинством, без особой суеты парень достает свою собственную зажигалку и протягивает ее директору. Угадай… К изголовью никто из посторонних не прорывается, да и мужики – не бабы… Они, если что-то и было, светиться не будут. Это тебе не кино… И Олег вспомнил один дурацкий российский фильм… Как же он назывался? „Любовник”, кажется…. Так там дамочка одна на трамвае к любовнику наезжала, потому как обожала книжку почитать на его диване. А любовник тот – не какой-то там ботан, а справный мужик, никогда не женатый по причине неземной любви к этой дамочке… Потом тетка умерла, а мужики начали отношения выяснять вплоть до смерти мужа, которая случилась… в том самом трамвае, на котором его жена наезжала к своему болвану-любовнику…

… По дороге с кладбища напряжение спало, и все как-то оживилось. В воздухе завертелась неуместная пословица: «Сделал дело, гуляй смело». До поминального обеда оставалось еще полчаса, но многие отсеялись, и поэтому перед кафе топтались человек тридцать. Директор со своей женой и “черным пальто” уехал с кладбища сразу же после своей речи о непоправимой потере, которую понесла фирма в виде «ценного работника, прекрасной женщины и чуткого товарища»…

За обедом Олегу не пилось и не елось. Он с грустью выслушивал все выступления и ждал окончания этого мучительного мероприятия. Настоящего тепла в речах он не ощутил. Полнейший официоз… Так, была.. Так, потрясены… Но никто не сказал: «А меня Марина Алексеевна спасла!», «А мне она помогла или вывела в люди!». Ничего подобного. Лишь две приятельницы со времен проектного вытирали платочком глаза где-то в конце стола и тихонько делились друг с другом деталями Марининой жизни, которую они знали лучше всех присутствующих.

Напротив Олега сидел знакомый со всеми мужчина в фиолетовой куртке, шептавший что-то далекому родственнику, кажется двоюродному брату жены тещиного брата. Олег весь превратился на слух и расслышал что-то о замечательном качестве немецких обоев…. Перехватив взгляд мужа покойницы, распространитель обоев отнюдь не смутился, а передвинулся поближе к однокурсникам.

По окончании обода Игорек поехал к бабушке: старая очень просила, и отказать ей было невозможно. Олег с Мареком пошли вдоль центрального проспекта… Уже стемнело, и ледяной северный ветер совсем разгулялся. Деревья угрожающе раскачивались, вытряхивая на прохожих последние измятые листочки. Друзья зашли в другое кафе и дернули там по рюмке коньяка. Марек детально рассказал о том, как наводил контакты с быстроглазой Полинкой, и та намекнула, что у ее руководительницы в последнее время было немало проблем. Напрасно Марек старался выяснить с какого фронта поступали те проблемы. «Мало времени, – оправдывался он, – а то бы дожал ту деваху».

Но Олега беспокоило другое: зачем жена поехала в объезд через Калиновку, когда к даче ведет прямая грунтовая дорога? И почему она не позвонила заранее и не предупредила о своем приезде? Это была загадка всех загадок. И потом эта бутылка шампанского без бокалов… И недожаренные отбивные. Чувствовалось, что она куда-то торопилась, но спешила неожиданно для самой себя, иначе бы не разогревала сковороду…

Допив коньяк, Марек деликатно спросил, не тяжело ли будет его приятелю оставаться дома в одиночестве. Олег пожал другу руку, от чистого сердца поблагодарил за помощь, и они разошлись.

… Порог своего опустелого дома он переступил поздно вечером. Не раздеваясь и не включая свет, перешел в зал и мягко погрузился в свое любимое кресло перед телевизором. Долго сидел, поглядывая на освещенные окна соседнего дома, где бурлила чужая жизнь…. Полная Луна молча и подозрительно созерцала за ним.

Вдруг он извлек из кармана куртки стартовый пакет и отыскал там инструкцию с кодами. Сердце противно затрепыхалось в предчувствии чего-то неприятного. На миг он засомневался, продолжать ли эту затею… Потом все-таки ввел пин-код в телефон и, добравшись до файла «Звонки», обнаружил там лишь исходящие. Входящие напрочь исчезли вместе с датами… Всюду маячила одна и та же дата – 01.01.2007 и одно и то же время – 00.00. Вот предпоследний звонок «Муж» и последний…. Нет, два последних… Какому-то Кириллу….

Сообщения ничего не прояснили. Обычные приветствия к праздникам, реклама и информация из банкомата. Зарплату Маринка, оказывается, получала регулярно дважды на месяц. Каждая выплата – 15 тыс. грн. Несколько раз промелькнули 60 тысяч и даже по 100 тысяч гривен.

Неожиданно все это ему показалось малоинтересным… Какая сейчас разница, кто такой Кирилл? Понятно, что кто-то у Марины был, и он не дурак, чтобы этого не замечать. Догадывался о состоянии ее параллельных успехов на сердечном фронте в зависимости от того, в каком настроении она приезжала на дачу – то радостно-вдохновленная, то всеми и вся недовольная… Немного поколебался, а потом решительно нажал кнопку «Стереть все», и сообщение исчезли. Но звонки он почему-то оставил… Кирилл… Всех по фамилии, а этот – Кирилл. Не тот ли хмыреныш комсомольского вида в черном пальто? И названивала она ему не раз… Кто это? Хотя, черт с ним, скорее всего, какой-нибудь менеджер среднего звена… Но не сознался же… Всех расспрашивали, а он промолчал. А если позвонить ему с Марининого телефона? Вот затрясется Кирильчик, услышав звонок из того света!

Олег разрядил телефон и отложил его в сторону… Луна за окном то пряталась, то снова светила сквозь тучи… Мужчина встал, отодвинул гардину. Неотрывно смотрел на Луну и думал о том, что не отпустит сына в Киев. Пусть учится здесь, на его глазах… Так спокойнее… А сам он пойдет работать. Куда? Та хоть бы куда! Охранником, дворником, грузчиком… Мало ли работы в их торгово-промышленном городе?… Неожиданно мысль перевернулась… Он снова уселся в кресло. Какой дворник? Почему грузчик? Он – кандидат исторических наук! Утомленный мозг уцепился в новую идею. Черт с тем, что у преподавателей небольшая зарплата. Вымогать со студентов и продавать экзамены он тоже не собирается, в этом нет никаких сомнений… Он пойдет к Белецкому, и тот не откажет. Та старый дружбан даже обрадуется его решению возвратиться на кафедру! Решено: надо избавиться от дачи и возвращаться к преподавательской деятельности. Хотя зачем от нее ее избавляться? Ее можно сдавать! И тогда не будет надобности требовать у студентов взятки. Сын – никакой не юрист… Пусть самостоятельно выбирает свой путь и учится на кого захочет. К лету пускай где-то поработает, пока не поймет, что ему надо…

С такими мыслями Олег успокоился… Во внешнем кармане куртки он нащупал кусочек картонки, отодвинул ее на расстояние вытянутой руки и при сиянии далекой от человеческих дел Луны прочитал:

Крыжановская Марта Васильевна,

начальник экономического отдела, ЖБК.

Еле вспомнил девушку с такси и разочарованно присвистнул… Ничего себе… Завод железобетонных конструкций… А он думал, что она – юрисконсульт на частной фирме типа той, где Марина работала…ЖБК…Такой себе заводик в той ржаво-грязной части города, где дымит-не передымит. А с проходной сунутся тетки в облезлых норковых шляпах образца семидесятых прошлого столетия и хриплые мужики с серыми лицами… Когда-то он ехал трамваем тем районом и удивился, почему в окнах цехов вместо стекла вставлены какие-то ржавые металлические пластины? Присмотревшись, он понял, что это все-таки стекла. Только такие грязные и задымленные, что издали похожи на ржавый металл. «Вам нужно было написать заявление о том, что вы отказываетесь от вскрытия…», – донесся издали звонкий голос Марты Васильевны…

Долго он еще обдумывал детали своего будущего бытия. В конце концов, голова его склонилась на грудь, отяжелела и мужчина заснул. Без малейшего сочувствия Луна еще некоторое время присматривалось к нему, а потом окончательно исчезла за тучами.

… Олег Томашенко спал и ничего не знал о том, как во время вскрытия офтальмолог Дюдяев висел над душой Смидовича, и как потом он чуть не захлебнулся слюной, когда узнал, что смерть наступила от разрыва двенадцатиперстной кишки. Он не знал, что патологоанатом в протоколе указал, что «причиной интоксикации стал разлитый перитонит» и отказался переписать протокол, несмотря на то, что Семенова грозилась закатать его в асфальт, угрожала своими связями в городском отделе здравоохранения (которые, кстати, позволяли ей появляться на работе на несколько часов да и то не каждый день, чтобы отдаватьсяподработкам в частном кабинете). Главврач шипела, что он не найдет себе работы даже подметайлом в радиусе 1000 километров и сконает на улице как последняя собака. А сорокадвухлетний Смидович, неудачник с точки зрения общества, переступал с ноги на ногу как школьник и вспоминал одного своего приятеля-садовника, у которого был такой хозяин, который плевал на всех главврачей мира, и что надо спросить у того приятеля насчет работы. И когда главврач выкипела в своих криках, Смидович пробормотал: «Co to bendze…Co to bendze…» А потом себе и ответил: «Nie bendze niczego» .

Собственно, Олег даже не знал, кто такой Смидович. Собственно, главврач Семенова, как оказалось, тоже не знала кто такой Смидович.

Зато она знала, что говорила. В первом же медицинском справочнике, попавшем под руку, можно было прочитать, что в таких случаях допустимый срок диагностического наблюдения и консервативной терапии – две часа. Летальность неоперированных больных составляет 100%, а не распознается разрыв двенадцатиперстной кишки из-за неадекватного доступа или недостаточной настойчивости части хирургов.

Часто вторая. Марина

1.

Марина Кулакова родилась в рабочем поселке, в обычной советской семье. Отец ее, мрачный и немногословный, работал слесарем на прокатном стане. Он любил читать книжки о партизанах и выпить в компании таких же друзей-заводчан. Однако ссор дома он никогда не устраивал, а имел привычку, добравшись до своей квартиры, украдкой пробираться до своей кровати и там мирно засыпать. Ни он никого не трогал, ни его никто не беспокоил. Мама была портнихой в ателье мод, шила там убогую одежду «по точкам» или выкройкам журналов «Работница» и «Крестьянка». Первенец Кулаковых после армии остался на севере России, там женился и завел детей. В отчий дом он наезжал нечасто, а родители гостили у него один только раз.

Среди ровесников Марина ничем особым не отличалась, кроме как упорством и усидчивостью. Педагоги всегда приводили ее в пример, к чему приводит напористость в обучении.

В выпускном классе девушка оказалась за партой с первой на районе красавицей Криницкой. Отец красотки занимал должность директора мясокомбината, из-за чего она пользовалась непререкаемым авторитетом среди одноклассников. Вокруг нее всегда клубилась толпа воздыхателей, да и учителя были не прочь полакомиться дефицитными на то время колбасными изделиями. Особенно продвинулась в этом деле классная руководительница Валентина Моисеевна. Учеников в свой класс она выбирала исключительно по потребительским нуждам: детей заведующих столовыми, поваров и начальников цехов. Кулакова протиснулась в “элитарный” класс как дочь модистки. Сначала девушки только сидели вместе, но со временем сдружились. Под большим секретом Криницкая жаловалась ей на классную, которая частенько захаживает к ним домой и сидит там до тех пор, пока не высидит себе палочку колбасы.

Тем не менее, дружба с первой красавицей длилось недолго. Как-то на уроке физики Кулакова получила записку, написанную «доброжелательной» левой рукой. Кто-то намекал, что Криницкая ходит с ней исключительно ради эффекта « красавица-дурнушка». Марина покраснела, изорвала записку на мелкие кусочки и выбросила ее под парту. Недолго думая она разорвала с Криницкой всякие отношения и несколько недель приходила в себя от пинка фатума. Вечерами она вглядывалась в свое отражение, которое изрекало ей, что девушка по имени Марина Кулакова – довольно невзрачная: росточка невысокого, глаза немного выпуклые, губки тонковатые, а нос мог бы быть и поменьше. Но с этим можно было как-то мириться… Больше всего Марину огорчало ее мужское телосложение – широковатые плечи и узкие бедра.

Горевать – время терять. Выпросила маму сшить пару пышных юбок, и диспропорция телосложения визуально выровнялась. А тут и пора вступительных экзаменов наступила. Сутками девушка горбилась над учебниками и таки добилась своего – оказалась в списке студентов строительного института. Не то, чтобы она всю жизнь мечтала вырисовывать эти мелкие строительные чертежи с черточками и рисочками – просто конкурс там был гораздо меньше, чем в других институтах. Счастливые родители растроганно рюмсали – в их рабочей семье положено начало высшему образованию.

По распределению Кулакова попала в проектный институт, досиделась там до 24 лет и поняла, что надо что-то делать. К тому времени отец умер, а мама из ателье ушла и шила на дому. Вереницей сунули к ней клиентки, которым она шила непритязательные цветистые платья, длинные байковые халаты и шелковые брючные костюмы. Девушке надоело слушать вечерами стук швейной машинки, и она записалась в туристический клуб. С присущим ей маниакальным упорством Марина добросовестно посещала вечерние курсы, выбиралась в походы, раскладывала костры, ставила палатки. И, надо признать, не без успеха. Если Боженька и наложил на Кулакову венец безбрачия, то отступил, не в силах сопротивляться ее напористости. Вздохнул старик про себя легенько, перекрестился да и перенес венец на голову какой-то нерасторопной девицы, вбившей себе в башку, что браки происходят на небах. Пусть ждет теперь бедолашная, пока кто-то потащит ее в загс…

Наконец Марина отлучилась от фамилии Кулакова, и это была самая блестящая партия, которую можно было придумать для такой невидной девушки. Но во что это ей обошлось – о том она некогда никому не рассказывала. Даже приятельницам из проектного…

В туристическом клубе она сориентировалась не сразу. Уже во время первого похода в Крым поняла, что не одна такая умная. Но со временем повеселела: за веснушчатых и скуластых, крикливых и тихонь ребята чуть ли не бились в нелегких полевых условиях. Романтические вечера с костром, запах хвои, пение птиц и нежный рассвет делали свое, и после каждого похода туристы недосчитывались своих членов пропорционально количеству сыгранных свадеб. Кулакова изучала каждый марьяжный случай, анализировала свои ошибки, но все было напрасно.

Девушка уже окончательно потеряла надежду, когда глаз ее остановился не на ком- нибудь, а на инструкторе, на которого никто особенно не зарился, считая эту высоту недосягаемой. И здесь ее упорство и настойчивость пригодились как нельзя кстати. Следующие полгода, в жару и в стужу, она выходила своими ноженьками Крым, Грузию и Молдавию. Правдами и неправдами присоединялась к группам, которые водил этот инструктор, а несколько раз даже брала отпуск за свой счет. В походах она кормила его пирогами, пасла глазами, не отлучалась ни на шаг и, в конце концов, добилась своего – красавец-инструктор мало-помалу к ней привык… Но самое главное, что после наступления близких отношений Марина не расстегнулась ни на одну пуговицу, а даже наоборот – усилила свои старания. К тому времени она многого насмотрелась и поняла главный ляпсус этой фазы – требовать капризным голосом кофе в палатку. Нет, право на ошибку у нее было точно такое, как и у сапера. Она продолжала подниматься вместе с первыми лучами солнца, собирала ветки, рубила дрова, разжигала костер. А когда инструктор просыпался, ему неизменно подавался ароматный кофе, сваренный на чистой родниковой воде.

В конце концов, вместе со звуками марша Мендельсона ушли в прошлое грязные палатки, клещи, комары и ненавистные внеочередные дежурства возле костра. Выцарапавшись на верхнюю ступеньку Дворца счастья, Марина не выдержала и от излишка эмоций весело топнула ногой. Сутулый пожилой фотограф развел руками и покачал седой головой: «Все после регистрации так топают… Только до церемонии что-то никто не осмеливается». Со временем Марина родила сына и погрузилась в семейные дела.

…Бывшего туристического инструктора звали Олегом Томашенко. Он преподавал историю в техническом вузе, подавал надежды, а в перерывах между походами писал кандидатскую диссертацию. Марине удалось убедить мужа, что теперь, когда с туризмом покончено и как она надеется навсегда, следует уделять больше внимания диссертации. Муж пытался возразить, что с туризмом не все покончено, и она может сидеть дома, сколько пожелает. Но Марина решительно прекратила эти туристические потуги. Сама она больше никогда ни в какие горы не полезет, ей хватит того, что она намерзлась на холодных землях, но и мужа не отпустит. Иначе, как пришел, так и уйдет. Там в тех лесах еще девиц осталось немерено.

Она накупила мужу однотонных рубашек, каждый день клала перед ним с утра чистую, и понемногу из безалаберного хлопца в джинсах получился солидный преподаватель. Со временем он успешно защитился и получил должность доцента.

После декретного отпуска Марина возвратилась в проектный институт, но с началом перестройки дела в семье Томашенко пошли неважно. Зарплата была до того низкой, что питались одними кашами, а на работу ходили пешком. Спас друг детства мужа Димка Леоненко. Он взял Олега к себе правой рукой на фирму, переправлявшую на экспорт заводской металл, и жизнь супругов Томашенко наладилось. Приобрели музыкальный центр, видик, телевизор Sony, приоделись. А потом даже махнули в круиз по Средиземному морю. Это была сказочно! Роскошная архитектура Барселоны! Ницца с ее Английской набережной и уютными узенькими улочками старого города! Флоренция, где творили Данте, Микеланджело, да Винчи… А из Неаполя они поехали на экскурсию в Помпею… Сицилия поразила маслиновыми рощами и цитрусовыми садами. А Рим…. Ох, Рим! Там ее мужа чуть не украла одна горячая римлянка…

Все это было чудесно, но надо было и о себе позаботиться. Нищий проектный институт надоел как горькая редька, да и специальность хотелось иметь более престижную. Марина заметила, что Димке не везло с главными бухгалтерами: он менял их как перчатки, обзывал идиотками или аферистками. И она поступила на курсы бухгалтеров. Дима быстро перехватил ее телодвижения и как-то посреди дружеской беседы принялся вдалбливать, чтобы и мысли никто не допускал относительно семейственности на работе. Ни его сестра, ни жена, ни дети – никто никогда не будет путаться в офисе под его ногами.

Марина намек поняла, но долго не огорчалась, а пошла работать помощником бухгалтера по первому объявлению на заборе. Ручьи слез пролила она над своими первыми балансами и отчетами, но в который раз упорство и усидчивость победили. Как-то баланс не сходился на 2 гривни 97 копеек. Можно было выкинуть эту незначительную сумму в «помойную яму» (так тогда называли счет 88 «Фонды специального назначения») и забыть о ней навсегда. Но Марина презирала бухгалтеров, которые делали подобным образом. Неделю она потратила на поиски исчезнувших копеек: перебрала сотни накладных, актов, рисовала самолетики и наконец нашла. В мятом халате, нечесаная и со спутанными волосами она выскочила в зал, где муж с сыном смотрели футбол, и завопила как оглашенная: «Сошелся! Баланс сошелся! Я таки нашла эти проклятые 2,97!». Не отводя глаз от экрана, муж невесело констатировал: «Поздравляю… Теперь ты стала настоящим бухгалтером…».

На Миллениум судьба преподнесла ей заслуженный подарок – приглашение на должность главного бухгалтера фармацевтической фирмы. Когда Марина переступила порог кабинета на четвертом этаже особняка в центре города, у нее перехватило дыхание. Осторожно нырнув в мягкое кожаное кресло, она замерла… Перепугано вбирала в себя свежие запахи новой мебели светлых обтекаемых форм, прислушивалась к тихому шуму работающего компьютера последней модели… Суровые черные сегрегаторы, выстроившиеся за стеклянными витринами, ласкали глаз. Зеркальный потолок придавал интерьеру легкость и раздвигал пространство, а в уголке на память от предшественницы ей досталась кадка с огромной китайской розой.

Марина встала и на цыпочках приблизилась к окну. Растворила окно, и в кабинет сразу же ворвался шум и крики с детской площадки городского парка. Какие-то шаткие сомнения понемногу закрадывались в душу. Потянет ли она эту должность? Придется много работать, чтобы постичь нюансы фармацевтической бухгалтерии, которые она, честно говоря, совсем не знала. Но через мгновение она овладела собой и откинула все свои колебания. Обратного пути нет… За дверями ждали указаний подчиненные, а директор – ну о-о-о-очень милый, о-о-о-очень, и так полагается на ее компетентность. Так и сказал: «Наведете порядок, Марина Алексеевна – озолочу!»

…Она подняла трубку и уверенно пригласила бухгалтерок зайти на первое совещание. Чтобы там ни было, такими шансами судьба не разбрасывается.

2.

Сорок лет, время подведения итогов, Марина Томашенко встретила с миром и покоем в душе.

…Напевая, она мелко нарезала колбасу на салат «Оливье», размышляя над недавно прочитанным выражением из женского журнала: «Высокая зарплата и престижная должность не способны удовлетворить даму, если у нее нет мужа, который ее обожествляет, а также уютного и хорошо обставленного дома». Ее это, слава Богу, не касается. Есть и престижная работа, и семья, и уютная, хорошо обставленная квартира. Осталось только сохранять то, что есть. Правда, она мечтала о даче, но пока что…. не получается. Должность ее оплачивалась неплохо, но не настолько, чтобы приобрести приличную дачу, достойную для отдыха и приглашения соответствующих гостей. А у мужа в последнее время дела не очень… Полгода назад Димин дядя умер от инфаркта, и их фирму от кормушки отстранили. Заработанные на металле деньги друзья вложили в торговлю: Димка приобрел магазин в центре города, а Олег – два киоска на окраине города. Марина не раз упрекала мужа тем, что его лучший друг дурит его, и вот – пожалуйста. Ведь работали вместе! Муж ей объяснял, что он таки был на фирме не пайщиком-концессионером, а нанятым работником и в свое время получал немало, если она не забыла….

Марина вздохнула и высыпала нарезанную розовую колбаску в хрустальную салатницу. Это – святая правда. Олег не имел никакой предпринимательской жилки и мог работать лишь под чьим-то руководством и выполнять четко поставленные задачи. Поэтому и в его киосках торговля шла не лучшим образом…

Тем не менее, мужем своим Марина гордилась. Таки он был презентабельный, с ним не стыдно было выйти на люди и прогуляться по магазинам. На улице она не раз ловила завистливые взгляды женщин и еле сдерживала себя, чтобы не показать язык этим глупым цаплям. Каждому – свое! Сложив руки, ничего не добьешься. Сколько комаров она перекормила – не пересчитать. И она имеет лишь то, что получила по праву, включая умного и красивого мужа. А что умного, то умного. После банкротства фирмы он все свое свободное время тратил на чтение книжек. Марине случалось слышать его споры с Димой или с кем-то из старых приятелей на тему истории или политики, и она сознавала, что ни одна из ее подружек не имела такого сообразительного спутника жизни, за исключением тех, которые не имели мужей как таковых. И хотя имидж его портили два облезлых железных киоска во дворах спальных районов, она старалась это скрывать, а на вопросы сильно любознательных врала, что Олег работает в торговой фирме.

Сама Марина в сорок лет выглядела намного более привлекательной, чем в молодые лета. Она научилась пользоваться косметикой, посещала сауну, где вместе с коллегами по службе неутомимо надраивала себя скрабами, медом и разнообразными кремами. Правда, она немножко поправилась в последнее время, но это только улучшило ее формы: бедра округлилась, и фигура казалась более или менее пропорциональной.

.. В кухню забежал сын и спросил, какие тарелки ставить на праздничный стол. Марина с любовью провела взглядом его тонкую фигуру. Как время летит! Игорьку уже 13 лет! Возраст, когда ребенок все больше времени пропадает на улице, а домой приходит все позже и позже. Марина всей душой любила сына. Для него в ее лексиконе не было слова «нет». Собственно, а ради кого она работала день и ночь? Недавно приобрели компьютер последней модели, мобильный телефон…. И дача, которую она когда-нибудь купит, – тоже останется сыночку!

Через час она сидела в пошитом мамой шелковом голубом платье за накрытым столом в радужном расположении духа. Заботливо подкладывала гостям салат «Оливье», селедку под одеялом, мясо по-французски… На десерт приглашенных ждал шоколадный торт. Гостей было немного: мама, двоюродный брат с женой, две незамужние подружки с проектного института. Первая – старая дева, вторая – давно разведенная, сама воспитывавшая сына. И, конечно же, Димка (как же без него?) со своей домохозяйкой, которую Марина в душе презирала за то, что она в мужнины дела не вмешивалась и даже больше – закрывала глаза на все его походеньки. «Копейки сама не заработала и не знает, что такое работа»,- обычная реплика Марины по поводу Димкиной жены.

Как и положено на таких мероприятиях гости пили, ели, разговаривали. Затем, как и положено, немножко потанцевали. Брат с женой посидели недолго и ушли, ссылаясь на какие-то неотложные дела. Вечером Марина вызвала такси для мамы и подружек с проектного, заплатила таксисту деньги и выпровадила их по домам.

…Остаток вечера был мирным и спокойным. Именинница мыла посуду, Игорек убежал к друзьям, а муж с Димкой и его женой-домохозяйкой сидели в зале за столом, на котором еще оставались коньяк с закусками. У Олега тогда был период увлечения восточной философией, и он просил ее распечатывать на работе целые тома всякой ерунды. Как-то раз он сгоряча начал зачитывать ей некоторые «премудрости». Сначала Марина терпеливо слушала, но через 10 минут она смотрела на мужа такими глазами, что он вмиг опомнился и навсегда оставил ее в покое.

Марина перетирала чистым мягким полотенцем тарелки и улыбалась. Тихое ощущение счастья наполнило ее душу… Как хорошо так хлопотать по хозяйству… Рядом Олег о чем-то тихо разговаривает с товарищем, там – сынок куда-то побежал с друзьями. Через открытую форточку до нее долетело чириканье стрижей, вымостивших себе гнездо под балконом соседа сверху. «Это и есть счастье», – подумала она. Вытерла последнюю тарелку и села на податливый диван в уголке кухни. Целый день она стряпала, заботилась о гостях и очень устала. Достала из холодильника недопитое вино, налила себе бокал… Пила потихоньку и прислушивалась к беседе в гостиной. Муж снова завелся на свою любимую тему, да и пусть…

– Вот посмотри, Димон, – терпеливо объяснял он свое мировоззрение, – читаю китайских древних философов и диву даюсь. Ведь до всего додумались еще до нас. Бери, изучай и живи. Но никто нас ничему не учит! Рождаемся, как белый лист бумаги, и пока поймешь, что тут и как на этой Земле – столько наделаешь ошибок…

– А что тебе непонятно? – лениво возражал Димка. – Живи, зарабатывай, трать деньги, размножайся – вот и весь принцип.

– Да это понятно! Вот посмотри, из всей восточной философии больше всего меня интересует «принцип недеяния». Что же это означает? Как его постичь?

– Это означает, что не нужно работать, – попробовала приобщиться к разговору Димкина жена.

– У-у-у… Умничка моя, – снисходительно улыбнулся Димка и ущипнул ее за полную щечку.

– Нет.. Я понимаю так, – продолжал Олег, – что принцип недеяния заключается в том, чтобы не делать лишних движений, а принимать жизнь такою, какая она есть….

– Я ходил в свое время на кунг-фу, – перебил его Димка и налил мужчинам по 100 грамм коньяка, – так нам тренер так говорил: «В нашей жизни выигрывает не самый сильный и даже не самый быстрый, а тот, кто умеет использовать внешние силы в своих собственных интересах».

– Что это за философия, которая заставляет что-то использовать в своих собственных интересах?

– Послушай, вечно ты не выслушиваешь до конца… Смотри, не устраивает тебя что-то – не суетись. Ищи, откуда идет внешний источник энергии. Нашел – и используй энергию в своих целях. Толкни камешек, и он вызовет нужную тебе позарез лавину. Как тот экскаваторщик: не он лично роет яму, а за него это делает экскаватор.

Димка помолчал, а потом хлопнул себя по лбу.

– Сейчас объясню! Помнишь того, как его… ну начальника лаборатории, как он нам не подписывал сертификат соответствия на металл? Помнишь, я бегал, как подорванный за ним целую неделю? А потом успокоился, вспомнил, что у него жена – подруга одной моей приятельницы и погрузился в другие дела. А через несколько дней этот начальник лаборатории сам ко мне позвонил, и я до сих пор не знаю, кто и что ему говорил, и как это вышло.

– Да при чем тут недеяние? Это какие-то мелочи…

– Алик, не парься… Жизнь состоит из мелочей.

– А я это иначе понимаю…. Это означает, что все должно идти своим чередом…без лишних движений и согласно твоему внутреннему миру. Эволюционно, короче. Ничего не нужно добиваться специально…

– А что у тебя идет не эволюционно? То, что нас перестройка всех переломала? Как в тех условиях мы должны были эволюционировать?

– Да… В тех условиях тяжело было эволюционировать…

– Главное – мы выжили! А если бы мы с тобой ничего не делали, и ты бы остался в своем убогом институте? Далеко бы ты пошел со своими принципами? Мой тебе совет, Алик. Живи как все, и не забивай себе голову всякой ерундой.

Выпили коньяк…. Димка на миг задумался, а потом продолжил, смотря почему-то в окно.

– Хотя… знаешь, может ты и прав… я действительно где-то заступил за линию своими лишними деяниями. Тогда, в начале девяностых я загнал первую партию металла, чтобы выжить… Чтобы купить кусок хлеба. А потом … чувствую, что-то делаю не так. Чувствую, что надо остановиться, взять, что жизнь дала и убегать из этой сферы. А тогда мне свалилось на голову ни много ни мало – 300 тысяч баксов! Представляешь? По тем ценам? Хватило бы на всю жизнь! Купил бы домик где-нибудь в Европе и путешествовал бы до конца дней. Так кто ж так делает? Никто… Потому что процесс, Алик – важнее всего. А процесс заключается в том, что ты идешь куда-то каждое утро, где тебя кто-то ждет. Там ты на кого-то орешь, на тебя кричат, вы мотаете друг другу нервы, а потом ты, усталый, приползаешь домой, и это называется жизнью…. А ты никогда не был в ситуации, когда тебя никто и нигде не ждет? Так вот, для промывки мозгов сядь на первый попавшийся междугородный автобус и поезжай хотя бы куда. Поброди целый день по улицам незнакомого города, позаглядывай в чьи-то окна, повсматривайся в чужие лица и поймешь, что тебя здесь никто не знает и никому ты здесь не нужен. А потом начни искать ночлег. Найдешь затрапезный вонючий отель и еще острее почувствуешь свою беспризорность. У меня так было когда я „челноком” был. А помнишь, как меня в Чопе ободрали до последней цурки, и я, сорвиголова, неделю электричками домой добирался без единой копейки. И ничего… иногда даже пешком шел через села.. Там люди проще, всегда кусок хлеба дадут. То в электричке жалостливая бабушка накормит, то дед какой-то ведерко воды нагрел помыться-постираться. И даже бритву опасную дал бороду сбрить. Знаешь, длинную такую, трофейную… Он ее еще с войны сберег.

Уже на пороге захмелевший Димка подвел итог своего монолога.

– И знаешь… ведь то были лучшие дни моей жизни. Такое чувство воли… Приключения какие-то, неожиданности подстерегали со всех сторон. Разные люди по дороге встречались: и плохие, и хорошие. Всякие. Как-то угостили в тамбуре по голове. Сам дурак. Не фиг с незнакомыми в дороге пить, тем более на голодный желудок. Но одно грело меня – я знал, что у меня есть дом, и я рано или поздно туда доберусь. Я знал – меня там ждут…

… Наконец, Дима с женой ушли. Довольная собой и жизнью, Марина улеглась на диване перед телевизором, а муж перебрался на кухню и еще долго там сидел с сигаретой в зубах и перебирал листки с китайскими премудростями…

3.

Переломной в жизни Марины Томашенко стала цифра «сорок три». До этого дела шли своим чередом: частенько задерживалась допоздна на работе, а кроме того еще и училась на экономическом факультете последипломного образования. Понятно, что далеко не все лекции она посещала, а экзамены просто покупала, но все равно занятия забирали много времени. Руководитель сам написал за нее диплом. Олег смотрел на эту так называемую учебу глазами преподавателя и только качал головой. Если бы ему когда-то сказали, что профессора будут писать за своих студентов курсовые и дипломы, он бы плюнул в морду тому негодяю…

Впрочем, Марине к тому времени уже было начхать на мнение мужа. Бедолага совсем отстал от жизни и мало что соображал в современном высшем образовании. Его торговля продвигалась как нельзя плохо, и уже приходилось покрывать убытки. Она давно уже не следила за тем, как он одевается – работа и учеба поглощали ее целиком и полностью. Здесь хотя бы за собой и сыном успевать. Тем более, что у Игорька выпускной класс на пороге, а он никак не мог определиться с будущей профессией. Днями бренчал на гитаре и ни о чем особенно не задумывался. Марина твердо решила выучить сына на юриста и прощупывала грунт относительно его поступления в Киевскую юридическую академию.

Фармацевтическая фирма стремительно развивалась, сеть аптек расширялась, и наконец, мечта о даче приобрела реальные контуры. На стрельца и зверь бежит… Соседи, надумавшие эмигрировать в Германию, предложили купить участок с двухэтажной незавершенкой. Марина быстро согласилась. Будущее теперь ей рисовалось в ярких красках: и капиталовложение удачное, и отдыхать есть где на выходных, и на пенсии будет чем заниматься.

Сначала муж отнесся к ее планам безразлично. Но ничего не поделаешь: помогал оформлять документы, привозил строительные материалы, присматривал за рабочими. А со временем и вовсе свернул свою торговлю и переехал жить на дачу. Марину это устраивало. С этими киосками одни хлопоты, да и стыдно кому признаться об их наличии.

А тут и день рождения наскочил. Накануне целый вечер крошила салаты, а утром они с водителем Евгением Павловичем заехали в супермаркет и накупили колбасы, сыра, красной икры на бутерброды, масла, хлеба, лосося, коньяк, два киевских торта.

…В конце рабочего дня в большой комнате бухгалтерии ее подчиненные готовили стол к празднику… Марина, пробегая мимо в свой кабинет, посматривала, все ли подается как нужно и пришла к выводу, что кто как работает в бухгалтерии – тот и на кухне такой. Худая вялая пятидесятитрехлетняя Галя с пожмаканым лицом старательно елозила маслом по хлебу, поминутно спрашивая: «А как мазать: толсто или тонко? А чем открывать? А огурцы как раскладывать?». В работе – точно такая. «Я сделаю, но вы мне подробно расскажите как». Все ей нужно разжевывать от аза до ижицы. Никакой самостоятельности. Ужасно боится допустить малейшую ошибку, а если даст маху, то имеет отговорку на все случаи жизни: «Вы мне так сказали… Как говорили – так и сделала». Спорить бессмысленно, потому что таки она права: пока тридцать раз не переспросит, не получит разъяснения – пальцем не пошевелит. Поэтому и работу ей доверяла самую элементарную – тупо заводить накладные и акты в компьютер, что вообще не требует никаких бухгалтерских навыков. Тем не менее, гонору Гале – не занимать. Она считала себя квалифицированным опытным бухгалтером и всегда обижалась, когда получала премию меньше, чем у Полинки. Галя была одинокая, и от нее зачастую несло алкоголем. «Выпивает…» – поделилась Марина как-то с мужем, на что тот дал пояснение. «О дамах говорят иначе: попивает. «Попивает» точнее характеризует пьющую женщину. Мужик или иногда выпивает или жрет без просыпа. А попивает – это именно о женщинах». Ее сверстница Зина пришла к ним недавно, а до этого вела три небольших фирмы. Марина посадила ее на зарплату, чтобы высвободить Полинку, которая имела этот участок в качестве общественной нагрузки. При каждой выплате зарплаты бухгалтерию осаждали толпы работников, потому что Зина переплачивала и недоплачивала им каждый раз в шахматном порядке. Потом тратила две недели на исправление ошибок. Полинка наотрез отказалась помогать Зине, так как была занята внедрением бухгалтерской программы, а работа их оплачивалась одинаково. Зина – тугодумка… Вот и сейчас: как взялась резать сухую колбасу, так и не слезла из нее… Пилила один кусочек тоньше, другой – толще, чем нужно, тем не менее, порезала одну лишь колбасу и больше ничего. Так распределила время, что пока дорезала, – все другое было уже готово.

Галя с Зиной со всеми их недостатками находились под полным контролем главного бухгалтера. Они льстили ей, поддабривались, совали на праздники подарочки. А вот черноглазая быстрая Полинка – та еще змея подколодная… Вот и сегодня… Припхалась на работу в джинсах, хотя администрация не раз указывала ей на недопустимость такой формы одежды. Так или не так, а быстрее всех управилась с продуктами, попавшимися ей под руку. Пораскладывала сыр, рыбу и бутерброды по тарелкам, которые нашла сама, ни у кого не спрашиваясь. Не те тарелки? Эти тоже сгодятся… Полинка работала на фирме еще со дня ее основания. Марина привыкла вести бухгалтерский учет в Excel, а эта по собственной инициативе начала внедрять бухгалтерскую компьютерную программу. Какую работу ей не дашь – мигом автоматизирует. Ошибается и идет дальше. На мелочах не зацикливается. Такая 2 гривни 97 копеек искать не будет! Скинет на затратные счета и забудет на веки вечные. Законы и нормативные акты Полинка интерпретировала самостоятельно, не ожидая распоряжений начальства. Она ненавидела газету «Твой баланс», считала ее местечковой и презирала бухгалтеров, которые ее читали. Впрочем, девушка была ее головной болью, потому что держалась независимо, за место не цеплялась и начальнице своей в зубы не заглядывала. Психологически с ней было тяжело, и даже “Твой баланс” Марина читала тайком, чтобы не видеть кривой улыбки своей подчиненной. Как-то Галя насексотила, что Полинка на каждом углу жалуется, как ей надоело даром консультировать главного бухгалтера по вопросам налогового законодательства. Так что, пусть только внедрит программу, а дальше разговор пойдет в другом направлении.

Тем не менее, сейчас Марина любила всех и даже Полинку Она весело скомандовала занести дополнительные стулья из соседнего кабинета и побежала в свой кабинет привести себя в порядок.

… Посмотрела в зеркало и остолбенела. Оттуда на нее смотрела страшно усталая бледная женщина с темными кругами под выпуклыми глазами и тоненькими серыми губками. Фигуру ее плотно облегал креповый костюм, и сквозь длинную узкую юбку противно выпячивался округлый животик. Почему-то вспомнилось, как на днях она шла по лестнице в налоговой, и ее обогнали два парня, один из которых крикнул: «Тетя, дайте дорогу!». Марина быстро закрылась на ключ и внимательно изучила каждую черточку вокруг глаз… Больше всего ее поразили длинные и глубокие носогубные складки, которых еще вчера будто бы и не было. Она вытащила из сумки тональный крем, намазала лицо и широко улыбнулась. Но складки вокруг рта стали еще выразительнее. Ей стало жаль себя. Как же так? Ведь еще вчера ее называли девушкой… Неужели молодость прошла? И ведь она и не жила совсем! Так, лишь примерялась…

…Никто не заметил, как из кабинета главного бухгалтера вышел совсем другой человек. Директор с женой и другими коллегами уже сидели за накрытым столом, ломившийся от всяких вкусностей. Пошли официальные тосты, цветы, подарки и поцелуи. Марина благодарила, чмокалась со всеми, но мысль о проклятых носогубных складках не давала покоя. Казалось, все видят, как неумело они заделаны тональным кремом.

Вдруг обратила внимание на старшего менеджера, что-то шептавшего юристке Кате Горицвет. Юристка, смазливая дочка заведующей одной из аптек, слушала намного старшего ее дядьку и насмешливо улыбалась.

Встал директор и предложил выпить за ценного работника, прекрасную женщину и чуткого товарища – главного бухгалтера их фирмы. Затем подарил три мини-флакона духов Estee Lauder. Вся женская часть, кроме юристки, увлеченной болтовней со старшим менеджером, бросилась брызгаться духами. А Галя с Зиною лишь нюхнули флакон и принялись отодвигать стол с едой, чтобы освободить место для танцев…

…Не успела раскрасневшаяся от хаотичных танцевальных движений именинница присесть, как над ней склонился директор и шепотом предложил выйти в коридор. Там он спросил, получила ли она по электронке новое штатное расписание. Еще не успела, была поглощена хлопотами… Не дослушав ее, директор предупредил, что новой штатке надо обеспечить полную конфиденциальность. «Никакой утечки информации, – строго растолковывал он. – Отныне шесть работников руководящего состава представляют элиту фирмы, и только официальная зарплата у них, то есть у нас, будет зашкаливать за 3-5 тыс. у.е. О зарплате в конверте поговорим позднее… Остальные будут получать по 500-600 баксов. Разница существенная, и если пойдут слухи то… Сама понимаешь…». Марина сначала решила, что она чего-то не расслышала. В их городе такие суммы не вкладывались в голову. Врачи получают самое большее 1200 гривен, а главный бухгалтер дружеской фирмы – 1000 долларов, и это считалось выше крыши. Потом шеф прибавил, что на той неделе они присоединились к корпорации, и теперь ей часто придется ездить в командировку в Киев, а может даже и за границу.

…Марина украдкой проскользнула мимо сотрудников, продолжавших хаотически размахивать руками на “танцплощадке”, к своему кабинету, чтобы переварить информацию, полученную от директора. Снова противоречивые чувства овладели нею… Прежде всего – огромная, ни с чем ни сравнимая радость. Наконец-то… Дождалась… Тут надо пояснить, что организация работы ее бухгалтерии заключалась в том, что она как главный бухгалтер сконцентрировала на себе слишком много работы. Директор не раз и не два предлагал ей расширить штат бухгалтерии, но Марина сопротивлялась, аргументируя свои действия тем, что никому ничего нельзя доверить. Как следствие, ее постоянные жалобы на недостаток времени. Своим подчиненным она поручала лишь самые элементарные операции, а к начислению основных налогов – НДС и налога на прибыль – никого не подпускала. Даже Полинку…. Несомненно, что эта “умница” справилась бы, но что-то подсказывало, что не следует ей поручать этот участок. Пусть лучше ковыряется в малоценных и быстроизнашивающихся предметах и внедряет поскорее бухгалтерскую программу… Так оно спокойнее..

После первого наплыва радости наступила очередь страха и сомнений. За такую зарплату и требования будут соответствующие… Оправдает ли она их? Марина знала, что она не является величайшим специалистом в Украине. Имела трудности, из-за которых не спала ночами. Это проклятое хитросплетенное налоговое законодательство! Кому угодно забьет баки… Никогда не знаешь, как поступать, чтобы не нарушить законы. Мелькнула мысль отказаться. Но как это – отказаться? Отказаться от зарплаты? Сказать, дайте мне поменьше? Чушь какая-то… Или покаяться: я, знаете ли, не такая уж и квалифицированная, как вы думаете. Нет… Никто от такой зарплаты не отказывается. А Полинка? Почему она в свое время не пошла на эту должность? Ведь ей предлагали… А она отказалась…. С аргументом, что ее лозунг: «Поменьше ответственности». Боже ж ты мой, а премии тоже будут в размере оклада? А материальная помощь к отпуску – тоже в размере оклада?

…Вечером Марину с букетами и конфетами отвезли домой, где ее уже ждали муж с сыном. Общесемейный праздник решили отметить в ближайший выходной, а в этот день ограничились шампанским с мороженым. Среди близких ей людей она почти забыла о своих сомнениях и снова ощутила себя счастливой. Едва сели за стол, как завалился Димка с огромным букетом нежно-пурпурных роз. Чудесно посидели… Дима был очень милым и даже наговорил ей кучу комплиментов. Потом выпил шампанского и выдал:

– Брошу я все это… Надоело…, – гундосил он, ковыряя вилкой в шоколадном мороженом. – Мне Мари прохода не дает. Ну та, что во французском культурном центре… Деньги есть… Не 300 тысяч, но хватит, чтобы спокойно пожить в Европе. Осточертел мне этот процесс… Алик, как, по-твоему? Это деяние?

– Не знаю, – улыбнулся муж, – здесь каждый для себя решает. Я думаю так: если это к тебе само идет, то езжай. А если ты какие-то усилия прилагал…

– А жена как? – притворно чутко спросила именинница. – Как же она без тебя?

– Не волнуйся, возле разбитого корыта не оставлю. Магазин свой я уже продал и купил ей небольшой бутик в центре города. Там идет налаженная торговля турецким шмотьем под девизом «Последняя итальянская распродажа». А оттуда еще и “французские” тряпки буду присылать. Она давно понимает, что рано или поздно это случится…. Когда-то мы разговаривали на эту тему….. А дети? Дети – взрослые…

Марина огорчилась. Эта никчема и тут выкрутилась. Присматривать за хорошо налаженным делом и звонить по телефону бывшему мужу при возникновении малейших неприятностей – немного хлопот.

– А может это и от лукавого, – предостерег Олег друга на прощание. – Типа, на тебе, Дима, живца в виде Мари…

… Уже в кровати ей вспомнился старший менеджер. Пятьдесят два года, двое взрослых детей, и, кажется, даже внук есть. Тем не менее, он ни разу ей не подмигнул, а этой девчушке вдвое младше его что-то шептал на ушко, и та улыбалась. А юристка Горицвет хоть бы кому улыбаться не будет…

4.

На следующий день Марина сидела в своем кожаном кресле и мысленно распределяла будущие доходы. Много заберет дача, и теперь, слава Богу, строительство оживится. У Игорька выпускной класс на носу, и не лишне будет нанять репетиторов, а на весенние каникулы он хотел поехать в Будапешт на экскурсию с классом. Вспомнила свои морщины… Нужно срочно позаботиться о себе. Массаж, косметолог, диетолог, кто там еще?… Все должно перейти на качественно иной уровень. Она – главный бухгалтер солидной фармацевтической фирмы, и директор что-то там говорил о командировках. Итак, настало время обновить гардероб. К черту – деловые костюмы! Нужно идти к модельеру и искать свой стиль. Встала и посмотрела на себя в зеркало более оптимистично. Развернулась боком. Ничего, все поправимо. Кожа у нее еще упругая, а морщины расправят косметологи. В крайнем случае, можно и пластику сделать. Через два-три месяца не то, что старший менеджер, сам директор будет стоять перед ней на коленях! С этой мыслью она выглянула к бухгалтеркам и беззаботно крикнула: «Девушки, вчерашнее доедать-допивать будем?».

…Свой план начала воплощать не откладывая, с присущий ей упорством в достижении цели. До вечера уже записалась к массажисту, диетологу и парикмахеру. На следующий день поехала в Салон красоты. Там ей предложили лифтинг, пилинг, антицеллюлитную программу и расписали график процедур на месяц. Следующую неделю посвятила шопингу. Неторопливо прошлась по бутикам и даже мило поболтала в кафе с Димкиной женой. Мужа было нетрудно убедить, что ее преобразование связано с реорганизацией фирмы, и, может быть, ее даже назначат финансовым директором.

Через два месяца из зеркала на нее смотрела уверенная в себе подтянутая женщина. Хотя животик совсем и не исчез, но его немного скрадывал хлопчатобумажный полосатый брючный костюм бледно-зеленого цвета и с ремешком на брюках. Позвонил директор и напомнил, что в пятницу они едут в Киев на собрание акционеров. Готова ли она там выступить с докладом об итогах работы? «Всегда готова!» – рассмеялась Марина, вкладывая в слова свой смысл.

….Утром за ней заехал Евгений Павлович. Марина чувствовала себя очень уверенно: модную стрижку держал лак, на руках – свежий маникюр. Даже водитель ощутил перемены и выскочил открыть перед ней дверцы. Умостилась удобненько на заднем сидении и сняла волос с красной жакетки. Потом заехали за директором и его женой и – айда на киевскую трассу.

По приезде в столицу устроились в престижном отеле. Марина приняла душ, освежила макияж и отчитала горничную за отсутствие дополнительного полотенца. Таким же привередливым голосом спросила, где здесь ближайшая парикмахерская. Оказалось, за углом… В парикмахерской ей подрихтовали прическу, снова залакировали, да не так… Сбитая с толку парикмахерша еще два раза лохматила волосы на затылке капризной клиентки.

…Выступила с блеском, хотя и немного путалась, отвечая на вопросы. От волнения щеки пылали, тем не менее, голос был твердым, а утверждения – безапелляционными. Из зала на нее смотрели серьезные и солидные лица, и она мысленно посмотрела на себя со стороны. Разве эта та девчонка из рабочего поселка, которой учителя тыкали в глаза посредственностью? Нет, они ошиблись! Марина по прозвищу Кулачка осталась в далеком прошлом. Сейчас это Марина Томашенко стоит на высокой трибуне, произносит умные слова перед о-о-о-чень солидным собранием и при этом чудесно выглядит. Увидела одобрительные кивки директора, улыбнулась ему и заговорила еще увереннее.

…После собрания акционеры устроили банкет в ресторане на Крещатике. Смотря на длинный стол, заставленный разнообразной едой, Марина вспомнила, что со вчерашнего вечера ничего не ела. Жена директора (она же его заместитель, за что ее называли шефиней) вела себя крайне раскрепощенно, чтобы не сказать смело: зачем-то командовала официантками, наказывала куда, что и когда подавать. Неожиданно по правую сторону от себя она увидела акционера Рахманова, неприметного человечка в тоненьком сереньком свитерке под темным пиджачком. Но кому как не главному бухгалтеру знать, что этот беспретенциозный с виду дядечка владеет пятнадцатью процентами акций! Рахманов предложил ей попробовать фирменный салат «Гладиатор» из раковых шеек, гусиного филе, говяжьего языка с овощами, красной икры и заправленного майонезом с хреном. Марина очаровательно улыбнулась и поблагодарила. Он налил ей грузинского вина и прошептал, что такого путного доклада сто лет не слышал. Как давно прекрасная дама работает на корпорацию? О!… А почему он раньше ее не видел?

Марина зарделась и, шутя с Рахмановым, ощущала себя женщиной, какой не была никогда в жизни. За Томашенка она боролась на фоне комаров, мошек, с мозолями от топорища и при отсутствии всякой гигиены. А теперь она ощутила, как за ней ухаживают и даже немножечко… завоевывают. За банальными комплиментами в восточном баритоне Рахманова слышалось неподдельное любопытство. От вина ее голова застлалась туманом. Ах!… Какая она молодец, что привела себя в божеский вид. И вот – результат! Так быстро даже не ожидала… Рахманов пригласил ее на медленный танец. Он немножко закидывал голову, когда рассказывал о своей коллекции картин, которую может оценить лишь женщина с изысканным вкусом… «Сегодня? – сболтнула Марина и пожалела. Будто бы она набивается и форсирует события. Нет!… Не сегодня, конечно, а потом, как-нибудь. Он ей позвонит… Ведь они еще увидятся?

…Из окошка директорской машины она помахала Рахманову рукой, и как ей показалось, весьма плавно и артистично. Красные акриловые ногти живописно отсвечивали в темноте… Директор сидел на месте водителя и ждал свою жену, целовавшуюся с кем-то на прощание. Неожиданно воцарилась неприятная тишина… Наконец, директор тихо заговорил: «Это твое дело… Но если я замечу, что у тебя хоть что-нибудь с этим или другим акционером – уволю в 24 часа». При этом глаза его в салонном зеркале мягко сияли….

И она поняла, что он все видел: и ее попытки подмолодиться, и желание ощутить себя женщиной, а не главным бухгалтером… Неторопливо осмотрела свою одежду и потеряла последнюю каплю утренней самоуверенности – классические темные брюки в сочетании с нежно-розовой прозрачной блузкой выглядели жалко по сравнению с черным элегантным платьем и ниткой жемчуга на шее шефини. Эти милые продавщицы с бутиков подсовывали ей всякую дрянь…

5

Прошел месяц… Директор относился к ней так же, как и прежде, и киевский вечер потихоньку стирался с памяти. Акционер Рахманов так и не позвонил, тем не менее, у нее появились другие поклонники. Так, директор дружественной фирмы не раз засиживался у нее в кабинете, и хотя мужчинка был скучноватым, но внешне – весьма импозантным: обожал посещать косметические салоны и имел любимое занятие – чистить пилочкой ногти. Когда Марина шутила с этим метросексуалом, то слова директора горели в ее мозгу ярким пламенем, но этот флирт был невинным и ничем никогда не мог закончиться. Впрочем, директор дружественной фирмы мог всегда пригодиться, и отталкивать его было бы глупо. А тут еще и проверки на пороге, поэтому было не до воздыхателей: бухгалтерия строчила приказы, составляла акты, чистила счета.

В который раз Марина сидела с красными, слезящимися от компьютера глазами, начисто забыв о таком понятии как обеденный перерыв. Спасибо шефине… Напомнила, что пора ехать…

…С введением нового штатного расписания на фирме образовалась женская компания руководящего состава, которых возили обедать в кафе или пиццерию. Сначала в этом узкий коллектив входили шефиня, юристка и главный бухгалтер. Потом к ним присоединилась экономистка Люда, подсунутая им директором дружественной фирмы. Люда в «шестерку» не входила, тем не менее, занимала особое место из-за своего влиятельного покровителя. До этого она работала маникюршей и в экономике не очень разбиралась. Обычно по утрам экономистка чистила и красила всем желающим ногти, потом заполняла какие-то таблицы, обедала и ехала домой.

Сегодня дамы заказали две сковородки с мясом и охотничьими колбасками, фаршированные крабовые палочки и коньяк, который все чаще сопровождал их обеды. Говорили, как обычно, о работе. Негласно считалось, что вспоминать о бытовом и родственном – значило отдаваться посторонним вещам, когда на фирме столько дел непеределано. В последнее время в компании с шефиней Марина чувствовала себя неуютно. Та постоянно мониторила ее настроения, неоднократно выпытывала о семье, муже, как будто проверяла, на каком этапе она потеряет доверие, как главный бухгалтер. Такое отношение обижало. Вот юристку Горицвет никто не сканировал! Потому что ее мама сама кого угодно просканирует, и поэтому Катя спокойно развивает роман со старшим менеджером, называет его открыто по имени, и их короткие отношения ни для кого не являются секретом.

Шефиня заказала еще блинов с грибами и бутылку коньяка, поскольку под сытный обед одной на четырех уже не хватало. Хряпнув рюмку и кутаясь в черную кружевную шаль, она начала плакаться, нарушив свое же правило…

– Бабоньки, ну что за мужики пошли? Ну почему все на нас держится? Обратите внимание: такси поймать – женщина руку поднимает, с продавцом поругаться – снова женщина. К чиновнику сходить – женщина топай. Ремонт или купить что-то в дом – женщина думай. Со слесарями гавкаться – тоже она. Котлован роют во дворе – женщины ходят по кабинетам и пишут жалобы. Куда не пойди – везде несчастные бабы все проблемы решают…. Почему так?

Хотя шефиня и была права на все сто, слушать ее было неприятно… Все знали, что директор вообще-то неплохой человек, но слишком много позволял своей второй половине. Причины никто не знал. Шушукались, что она его приворожила, так как другую причину еще нужно было выдумать. Старше его на семь лет и вовсе не красавица (нос картошкой, кожа нечистая) шефиня ездила за мужем во все его командировки и контролировала по полной программе. Чуть ли не четверть офиса были ее родственниками, оформленными кладовщиками, водителями, менеджерами. Треть из этих родственников сидела дома, исправно получая немалые зарплаты. Ее родной брат, в частности, числился бухгалтером, а Полинка бегала сдавать за него отчеты.

– Еще Мао Цзе-Дун остроумно изрек: «полнеба держится на женщинах», – откликнулась грамотная юристка. – Кстати, что собой представляет наш новый водитель?

– Девушки, берегитесь! Зовут Виталием, сорок лет, высшее образование, музыкант, высокий, худощавый, симпатичный, деликатный и начитанный.

Со временем оценки шефини вполне оправдались. Виталий подвозил сотрудников куда им там надо было, потом вытаскивал из заднего сидения книжку и погружался у чтение. В офисе его книжки считали сверхумными и называли загадочных авторов: Браун, Коэльо, Акунин, Мураками. На днях рождениях Виталий играл на гитаре и пел задушевные песни. Поговаривали, собственного сочинения. Все девушки фирмы влюбились у него, кроме, естественно, юристки Горицвет, отдававшей предпочтение обществу старшего менеджера. Катя откровенно насмехалась над Виталием и говорила, что читать распиаренных авторов много ума не надо. Они сразу друг друга невзлюбили и были на ножах.

… В конце мая Виталий подвозил Марину после очередного затяжного трудового дня. Гнетущие низкие лиловые тучи будто бы лежали на крыше автомобиля и намеревались разрядиться ливнем… Оба очень устали… Виталий целый день мотался по области, и его меланхолические серые глаза утомленно смотрели на дорогу… Неожиданно он начал говорить, как быстро бежит время, не успел осмотреться, а молодость прошла… Все чего-то ждал от жизни, но ничего особенного не произошло. Рассказал, как был предпринимателем, а сейчас вынужден зарабатывать на хлеб водителем. А ведь когда-то и музыкальное училище закончил… Этот нехитрый откровенный рассказ завораживал…. Искренность простых слов не была похожа ни на заигрывание, ни на флирт… Приятельская беседа и ни что другое… Утонченный профиль водителя живописно выделялся на фоне потемневшего горизонта. Виталий потихоньку поднял ее левую руку и нежно поцеловал немного высшее запястье. Поцелуй был куртуазным и изысканным…

…С того времени между ними протянулась неприметная ниточка. Приятно было осознавать, что никто не знает об этой связи. Пусть все девушки фирмы продолжают вздыхать за водителем-философом. Было даже интересно наблюдать за этими наивными восторгами. Поразмыслив, она решила, что директор, наверное, ничего не будет иметь против обычного водителя. Ведь тогда он имел в виду лишь акционеров.

6

Безоблачно-прозрачное июньское утро ласково заглядывало в новехонькое Chevrolet Aveo, которое старалось осторожно объехать ямы и ухабы. За рулем сидела главный бухгалтер фармацевтической фирмы, на все заставки ругавшая бесхозяйственного мэра города – по совместительству владельца асфальтового завода. В дождь и ливень его “ребята” асфальтировали улицы и проспекты, и каждую весну дороги снова выглядели как после бомбардировки… Когда этого бизнесмена за казенный счет снова «избрали» мэром, какая-то газета с печалью пошутила: «Опять нас ждет ремонт дорог…».

Наконец выехала на центральный проспект и облегченно вздохнула… Утро было прохладное, деревья вдоль шоссе приятно шелестели, а солнечный свет весело отбивался от мостовой. Марина спешила… С утра приехали киевские аудиторы, а никто из водителей их не встретил: Евгений Павлович находился в командировке, а Виталий валялся дома с температурой. Аудиторши потребовали, чтобы за ними прислали такси, но шефиня cказала, что пусть оплачивают такси из той кругленькой суммы, которую им вчера перечислили. А нет – так и на трамвае доберутся.

Подъехала к офису, глядь – две сиротливые фигуры с дорожными сумками возле ног. Познакомились… Зоя Степановна – дородная короткостриженая бабера отрекомендовалась сертифицированным аудитором и старшей в группе. Ее помощница, маленькая и подвижная Раиса Петровна, напоминала сморщенную птичку с узким клювиком. Аудиторши наперебой бросились рассказывать, как они слезли с поезда с первыми лучами солнца и еле доехали трамваем со своими огромными сумками. Чтобы не бесить «девушек» Марина отвезла их в гостиницу, после чего два дня их никто не видел и не слышал. Настораживало, что столичные аудиторши не имели мобильных телефонов в то время когда даже инвалид-афганец, попрошайничавший в ближайшем подземном переходе, время от времени вынимал из кармана мобильник.

В конце концов, проверяющие позвонили из гостиницы и повелели привезти их в офис. За это время собрали справки. Оказалось, Зоя Степановна до пенсии работала в Главном управлении аптек, и компетентные люди аттестовали ее как монстра фармацевтического учета. «Спрашивай, что на ум придет, – наказывала шефиня. – Тридцать тысяч им заплатили. Пускай отрабатывают!».

Выделили столичным гостям соседнюю комнату без телефона, и часа два Галя с Зиной носили им стопки документов. Пять дней аудиторки сидели, воткнувшись в запыленные папки и засмальцованные файлы. Иногда стучали в стену и просили кофе или разогреть в микроволновке заранее купленные в супермаркете котлетки. Марина не выдержала и вырядила на разведку Полинку. После непродолжительного чаепития в соседней комнате та сообщила, что проверяющие что-то мелко строчат и уже нацарапали страниц с тридцати каждая. Замечания незначительные: там нет печати, там приказа не хватает…

Что ж, подождем, пока дойдет до серьезных вопросов…

Аудиторской проверки Марина боялась по двум причинам. Во-первых, она принадлежала к когорте бухгалтеров-перестраховщиков и потратила немало времени, чтобы убедить директора платить побольше налогов лишь бы не привлекать внимания налоговые органы. Фирма использовала в работе посреднические схемы, а некоторые лекарственные препараты и изделия медицинского назначения были освобождены от налогообложения. За все время работы Марина так и не выработала четкую систему уплаты налогов. После долгих колебаний она решила пойти путем наименьшего сопротивления и всегда трактовать законодательство в пользу государства. И теперь их фирма разве что не висела в налоговой инспекции на доске почета. Во-вторых, таки не хватало квалификации – давал себя знать купленный диплом… Аудиторы могли все это раскопать и донести обо всем этом ТАМ… В верхах.

Еще две ночи без сна – и вот Зоя Степановна вызвала главного бухгалтера на собеседование… Когда через три часа Марина вышла от нее – вздохнула с облегчением. Учитывая несущественные вопросы, монстр фармацевтического учета ни до чего не докопался. Это – плюс. Но наболевшее остается невыясненным, и это – минус… А налоговые инспектора – они ерундой не занимаются, а предпочитают ковыряться в суммах, не менее чем пятизначные.

В конце проверки аудиторши продемонстрировали пачку исписанных мелким почерком листов. Изучив замечания, Марина полезла за валерьянкой. Мелочи мелочами, но если эта груда бумаг попадет на стол директору, то кто будет взвешивать все эти ошибки? Директор скажет, что она – бездельница и выгонит с волчьим билетом…

Внимательно просмотрела перечень недостатков: «не выполняются требования инструкции такой-то, неправильный учет канцтоваров»… Докажи потом, что учет канцтоваров она ведет по группам, а не по наименованиям и имеет на это право в соответствии со стандартами бухучета…

Спросила у Полинки ее мнение о проверяющих. Та выдала свое резюме: Зоя Степановна и Раиса Петровна в своих трактовках налогового законодательства остались где-то в середине девяностых. С тех пор мир перевернулся кверху дном, но они этого не заметили. В этот момент зашла шефиня и посоветовала куда-то их повести.

– Выпьют, закусят – добрее будут.

…На следующий день вечером Виталий оттарабанил троицу в ресторан, знаменитый тем, что там когда-то отколошматили одного российского теннисиста. Тетки ни в чем себе не отказывали: заказали салат «Греческий», филе форели со сливочным соусом, телятину с грибами, запеченную в горшках курицу, коньяк, вино… За все про все Марина выложила 1000 гривен.

Зоя Степановна поглаживала белоснежную скатерть и прицмокивала… А ее компаньонка рассматривала картины на стенах. Наверное, имела утонченный вкус… После первой рюмки квадратное лицо Зои Степановны округлилось, а глубоко посаженные глаза расширились. Со строгой учительницы она вмиг превратилась в добрую бабушку.

– Поймите и вы нас, – уговаривала горячо. – Если мы привезем заказчику, то есть вашей корпорации в Киеве, два-три замечания, он скажет, что мы ничего не делали. Мы должны продемонстрировать свою работу!

Марина напомнила, кто оплатил их счет: не главная фирма, а те, кого проверяют. И заплатили не за 100 страниц «блох», значительную часть которых уже исправили, а надеялись выяснить важные вопросы, касающиеся начисления НДС. А так получается, что она вообще учет не ведет, а вопрос на миллионы остается невыясненным.

– Что же касается бухгалтерского учета, то ваша задача – подтвердить баланс, – решила Марина зайти с другой стороны. – Мы не нуждаемся в ваших замечаниях, мы просили только подтвердить баланс. Или не подтвердить…

– Конечно, мы подтверждаем, – закивала Зоя Степановна. – Об этом вы не беспокойтесь. Но извините, когда я работала главным бухгалтером, то у меня такого бардака не было. Я выполняла все инструкции, и в моей бухгалтерии была железная дисциплина. Все папки были прошиты, а каждый лист аккуратно подписан и закреплен печатью. Все приказы я распечатывала своевременно. А у вас командировки ведутся кое-как, нет журнала выдачи доверенностей. Разве ж так можно?

– Да есть у нас журнал доверенностей! Просто он ведется в бухгалтерской программе, то есть в электронном виде! В любой момент его можно распечатать…. Сейчас мир другой, и все заносится в компьютерную программу… Понимаете?

– Дорогая моя…. Компьютер – это одно, а в бумажном виде журналы никто не отменял… Одно другого не касается. Посмотрите соответствующую инструкцию.

А Раиса Петровна тем временем нажимала на форель… Ничего другого не оставалось, как подлить коньячку и произнести тост за упрощение бухгалтерского и налогового учета. Зоя Степановна хряпнула рюмку и вздохнула…

– Что ж, Мариночка Алексеевна, сейчас всем нелегко. Как было все понятно в советском бухгалтерском учете! Четкие инструкции. Вразумительные правила. А потом… началась перестройка и пошли писать, что мы будто бы отстали от мирового сообщества. Моя подруга всю жизнь работала на кафедре бухгалтерского учета, а теперь – на кафедре эккаунтинга. Я одно время была членом Методологического совета при Минфине, так меня там все считали ретроградкой! Ну скажите, пожалуйста, – расходилась Зоя Степановна, не забывая при этом нацеплять грибочек на вилку, – как можно при оприходовании мебели каждый раз размышлять, принесет ли она в будущем экономическую выгоду? В специализированных журналах нам замыливали глаза тем, что бухгалтер – это особая профессия, а новый учет поднимет наш престиж и соответственно зарплаты! А называть нас будут «привилегированными бухгалтерами»! А какие гранты под это выделялись… Такие гранты, что люди озолотились, детей в Англиях повыучивали, недвижимость в Парижах поприобретали… А мы теперь мучаемся с этими стандартами…

За соседним столиком веселились трое ребят и две девушки. «Вот… развлекаются», – завистливо подумала Марина… А она должна здесь сидеть с этими тоскливыми тетками, поддакивать им и подливать винца… За другим столом рыжий упитанный старик, одетый не по-нашему (слишком ухоженный) и с большим кошельком на поясе что-то втирал восхитительной девушке с полными губами. Донесся английский язык. Девушка заглядывала деду в глаза и искусственно смеялось.

Вдруг на входе нарисовался Виталий. Он демонстративно постучал пальцем в запястье, спрашивая знаками, долго ли они еще будут сидеть. Махнула ему рукой, чтобы подошел, а сама пододвинула к проверяющим горшок с курицей.

Виталий присел рядом как раз в тот момент, когда Зоя Степановна вытягивала кончиком пальца куриное бедро (наверное, прочитала в Книге о вкусной и здоровой пище, что курицу едят руками). Нисколько не смутившись, бабера обтерла локоть салфеткой и принялась оправдываться:

– Курицу едят руками!

– Разве что дома, – пробормотал Виталий.

– А вы? – спросила Марина Раису Петровну, чтобы изменить тему разговора. – Давно на аудиторской ниве?

– До перестройки я работала ревизором в финуправлении, – беззаботно начала «пичуга» исповедь о своих мыканьях. – А потом быстро сориентировалась, что аудит – это новое перспективное дело. И не прогадала! В 1995 году я уже руководила собственной фирмой, и целый год мы жили – не тужили. А когда обязательный аудит отменили – спрос на наши услуги резко сократился. Это были тяжелые времена… Одни обанкротились, другие начали сотрудничать с «Большой Шестеркой». Собственно, эта «Большая шестерка» и отобрала у меня самые крупные предприятия… Оставалось одно – зарабатывать на консультациях и проверять всякую мелочевку. Некоторое время держались, а потом дела совсем разладились… И тут ко мне напросилась на работу Ольга, одна моя знакомая. Немного поработала, рассмотрелась, проверила несколько фирм и уговорила меня параллельно вести бизнес. А что было делать? Фирма разваливалась на глазах… Она убедила меня перепродать вагончик зерна и тем самым обеспечить безбедное существование по крайней мере на год. Я знала эту женщину, как жену одного своего приятеля из интеллигентной профессорской семьи… А у меня был далекий родственник в Белоруссии, Яша, и он охотно согласился купить это зерно. И что вы думаете? Пришла эта особа прямо в офис в странной одежде – крагах, высоких кирзовых сапогах, летной куртке со шлемом, показала мне документы и сказала, что едет грузить наш вагон. А мы действительно (в документах я все-таки разбираюсь) через подставную фирму приобрели вагон зерна. С легкой душой я позвонила Яше, чтобы тот встречал товар, а Ольга пошла… и пропала! Я снова – к Яше, а дозвониться-то не могу! В конце концов, на следующий день трубку берет его жена Людочка и говорит, что Яша нежданно-негаданно умер! А Людочка ничего ни о каких вагонах знать не знает, потому как ей не до этого. Так я потеряла родственника, хоть и далекого, и вагон с зерном, и последние деньги…

– А даму эту вы нашли? – спросил Виталий, заслоняя рот рукой.

– Даму-то нашли, но оказалось, что она на учете в психоневрологическом диспансере. А выловили ее аж на белорусской границе… В этом своем диковинном костюме она сидела на зерне в товарном вагоне.

– Так хоть зерно нашлось?

– Какое там… Это было чужое зерно. Какой-то железнодорожник заметил на вагоне чудную женщину и вызвал транспортную милицию. Но самое ужасное, – и Раиса Петровна округлила глаза, – ее муж мне рассказал, что она ко всему еще и сотрудничала с органами… А перед этим она проверяла одного нашего очень солидного клиента – фирму «Вольдемар». Директор этой фирмы, кстати тоже Вольдемар, был немного перепуганным… Сам себя боялся… Ужасно все засекречивал и меня тысячу раз предупреждал, чтобы я никогда ничего никому о нем не рассказывала. Ну, вы помните те девяностые….Этот Вольдемар менял офисы каждые два месяца, чтобы запутать следы. Когда мы его проверяли, он арендовал квартиру с семью замками и тремя щеколдами на дверях! И, как на беду, именно эта пойда его проверяла….

– И что? Она сдала его органам? – спросил Виталий вполне серьезно.

– Что вы! Я его предупредила! Правда, не обошлось без эксцессов…

– Как предупредили?

– Он пришел за аудиторским заключением, а я вывела его в коридор, чтобы нас никто не мог подслушать. Перед этим я, правда, проверила офис на предмет жучков… Но знаете… Всяко бывает… И когда Вольдемар услышал, что ему следует быть еще более осмотрительным и осторожным, потому что аудитор, которая его проверяла, сотрудничает с органами, то он….

– Что?

– Чуть с ума не сошел…. Пришлось вызвать скорую…

– А во всем виновато государство, – рубанула монстр фармацевтического учета. – Зачем отменили обязательный аудит? Но поговаривают, что скоро его снова вернут. У меня есть связи в Союзе аудиторов, и я это знаю наверняка. Я об этом еще напишу.

– А вы еще и пишете?

– Да… Веду рубрику «Ревизорские посиделки» в одном бухгалтерском журнале.

Неожиданно бедная женщина начала икать. Не помогла и минеральная вода, заботливо подлитая Виталием в ее стакан. Зоя Степановна побежала в туалет и еле успела услышать, что ее будут ждать на улице.

В машине Раису нарочно посадили впереди, и она рассказывала водителю что-то о трудном детстве под Мариуполем. А монстр всех учетов продолжала впаривать всякую лабуду типа того, что аудиторы являются лучшими друзьями главных бухгалтеров.

– Мариночка Алексеевна, мы приехали вам помочь! Гик! Мы – ваши защитники. Вот придет налоговый инспектор, так он иначе будет с вами разговаривать – языком штрафных санкций! Вы извиняйте, но так сложилось, что работу аудитора оценивают по количеству замечаний. А если я ничего не найду? Какой я тогда… гик… аудитор? А не за горами время, когда аудиторские фирмы будут контролировать начисление и уплату налогов. Об этом я тоже писала в своей рубрике. Как? Вы не читали? Скоро налоговиков сократят… А вы знаете, что на их удержание из Государственного бюджета Украины тратится больше 3 миллиардов гривен на год? За аудиторами … гик… будущее!

Только в два часа ночи проверяющих, в конце концов, впихнули в гостиничный номер, который те делили на двоих. По дороге домой Марина бушевала.

– Налоговые инспекторы на такие мелочи, какие они мне понаписывали, не обращают ни малейшего внимания! Они будут ковыряться в вопросах стоимостью в миллионы, и которые мне эти дуры так и не объяснили. Хороший аудитор – не тот, который пишет 100 листов об отсутствии подписи или печати. Аудитор должен предоставить квалифицированные, подкрепленные законодательством консультации, и нести за это ответственность!

– А чего вы не позвали кого-то пограмотнее?

– Разве мы выбирали? Главный офис навязал… Налоговикам меньше штрафов платишь, чем этим “защитникам”…

Потом они вместе посмеялись над тем, как Раиса зерном торговала, и Марина вспомнила, что дома ее никто не ждет: муж, как всегда, на даче, а Игорек поехал с классом в Будапешт. Удивляясь сама себе, она пригласила Виталия на чашку кофе. Тот посмотрел на часы и сказал, что спешит домой. Черт… Как неприятно…. Мог бы что-то и другое выдумать… Сказка в момент улетучилась…

Неожиданно он притянул ее к себе и влепил длинный, очень длинный поцелуй.

– Я действительно сегодня не могу, Маринка… У жены – день рождения… Давай в следующий раз?

Это была весомая причина. Сказка воротилась…

7

… Аудиторки собирались в дорогу. В который раз Зоя Степановна убеждала, что волноваться нет никаких причин. Конечно, значительную часть замечаний они уберут и скажут там, в киевском офисе, что главный бухгалтер фармацевтической фирмы – квалифицированный и опытный специалист.

Проверяющие действительно многие замечания убрали, но перед этим Полинка три дня с ними канителилась, отстаивая каждый пункт. Что до НДС, то Зоя Степановна назвала этот вопрос очень запутанным и пообещала посоветоваться со столичными светилами налогового учета и потом перезвонить. Это уже напоминало личное одолжение… Марина хотела сказать, что им прилично заплатили за то, чтобы они и сами могли распутать все хитросплетения законодательства, но вовремя вспомнила, что и сама получает немалую зарплату…

… В кабинет зашли Галя с Полинкой, чтобы выяснить некоторые детали отчета. Затем часа два они демонстрировали аудиторшам проставленные печати, дописанные приказы и исправленные мелкие ошибки. Дальше еще с полчаса выслушивали рассказ Зои Степановны о дочке, которая проживает в качестве законной жены в одной из стран Карибского бассейна и воспитывает удивительных детей-мулатов.

В последний раз монстр всех учетов всех удивила, когда всплеснула руками и ляпнула:

– Девочки! Ой! Совсем забыла! В следующий раз я вам привезу косметику Орифлейм.

Воцарилась могильная тишина… Первой не выдержала Полинка:

– Спасибо… У нас здесь своих хватает…

А Марина пожалела о том, что педалировала вопрос с НДС. Еще раззвонит там, в Киеве, что у нее с налогами не все в порядке.

…Зашел Виталик за вещами. С того вечера они еще не виделись… У Марины сладко защемило в груди: уже не ниточка, а маленькая тайна связывала их.

8

…В конце лета пара ехала в командировку в Киев в замечательном расположении духа. На улице – адская жара, дышать ничем, а в плотно запечатанной иномарке уютно и прохладно от работающего кондиционера. Предполагалось, что после того, как Марина уладит все дела в главном офисе, они вместе поужинают и… Оба допускали, что может случиться потом, но – ни намека. Отношения их сейчас находились на грани: или вот-вот они перейдут на следующий уровень, или навсегда превратятся в дружеские. Марина давно это ощущала, но изменить ситуацию была не в силах. Работа поглощала ее полностью, и когда Виталий приходил за талонами на бензин, хватало лишь на то, чтобы отвести на минутку глаза от экрана компьютера и вымучить из себя кривую улыбочку. Какой там флирт… Да и мужчина со своей стороны ничего не предлагал… Несмотря на это, когда кто-то упоминал его имя, она настораживалась и внимательно ловила любую информацию… Внимательный, любезный, милый, много читает и тому подобное. А что жена? Никто не знает. Никогда ничего не упоминал. И то хорошо…

И вот сама судьба предоставляла шанс.

… Целый день она старалась сдать корпоративные отчеты. Ходила из кабинета в кабинет со своими резонами, но ее не слышали. Дважды Марина даже попала на прием к генеральному директору, но все напрасно. Сидела с калькулятором и в который раз пересчитывала цифры… Сгоняла гнев на Полинке за ее неспособность дружить с копейками. «В следующий раз сама поедешь сдавать!»- кричала в трубку. «Поеду и сдам», – отвечала та, как ни в чем не бывало. Вот дрянь… И как работать с такими кадрами?

Тяжеловатый и хладнокровный, генеральный директор Косых никогда ни на кого не повышал голоса. Густая седая шевелюра, низкие косматые брови – вылитый Брежнев. Терпеливо и сдержано он нахваливал новые отчеты, разработанные специалистами корпорации – выпускниками Оксфорда и Кембриджа. На возражение, что оксфорды с кембриджами уже замучили своими новоиспеченными формами, каждый раз все более сложными, генеральный лишь улыбнулся. А в конце дня пригласил невосприимчивую ко всему новому бухгалтерку поужинать вместе в ресторане, где он подробно объяснит политику корпорации.

Виталий слонялся где-то по Петровке и радостно согласился подъехать к главному офису в шесть. Пока ждала машину, размышляла не посоветоваться ли с директором по поводу предстоящего ужина. Наконец решила не отвлекать его от важных дел такими пустяками.

Узнав о кардинальном изменении планов Виталий насупился, а на вопрос ужинать ли ему в одиночестве услышал небрежное: «Как знаешь…». Здесь не до сантиментов с водителем, когда в голове лишь один вопрос – как вести себя во время ужина? Недоступно? Расковано? Решила быть обворожительной как…..как… как юристка Горицвет!

Эх, было бы с кем посоветоваться! Но с кем?

Ровно в 19.00 к гостинице подкатил роскошный "Bentley" цвета бордо…. Лысый водитель выдвинулся из окошка и помахал ей рукой. Какое безобразие! Подходить? Куда уж тут денешься?… Дорогой Косых хекал позади, а подъехав к шикарному ресторану, вышел сам и помог своей спутнице вылезти с переднего сидения. Метрдотель провел пару к лучшему месту возле окна. Косых, по всей видимости, здесь все знали. И не удивительно… Позднее Марина узнала, что он был владельцем этого заведения.

…Звучала приятная живая музыка background, скрипач выводил протяжный блюз, а потом приблизился и минут пять играл только для них. Марина была взволнована… Кто же знал, что придется лазить по таким шикарным ресторанам? И положила руки на колени, как будто хотела прикрыть простое шелковое платье – на кремовом фоне огромные сине-желтые цветы.

Косых тем временем вальяжно простерся в широком кресле, растопырив толстые ляжки. Выдрессированный официант – мужчина средних лет с благородной сединой на висках и похожий скорее на иностранного министра экономики – почти не отходил от них, и все время разливал вино с напитками, а Косых сидел, сложив руки на животе.

Постепенно выяснилось, что генеральный любит вести дружеские беседы в неформальных условиях. Его спич о политике корпорации и видах отчетности, которые неустанно плодят оксфорды с кембриджами, производил впечатление. Потом по протоколу подробная автобиография – вся жизнь на руководящих постах, сначала по партийной линии, а в девяностых – заместителем Министра здравоохранения. Теперь вот содействует крупному частному бизнесу. Когда Марина вразумела, что никакого романтического привкуса эта встреча не имеет, то стала чувствовать себя свободнее. Просто ужинают и все… Собственно, она – интересная ухоженная женщина. Почему бы нет?

После ужина ее быстро доставили туда, где взяли. Косых самолично провел даму к дверям гостиницы и вежливо поблагодарил за замечательный вечер. А намек на то, что завтра отчеты примут без задержек, свидетельствовал, что экзамен Марина сдала на отлично. Уже бы и распрощаться, однако старик на свою беду как-то по-детски стыдливо спросил, можно ли поцеловать очаровательную леди в щечку.

– Можно и нужно, – рассмеялась “леди” точь-в-точь как Катя Горицвет.

Но старый шалун впился прямо в губы!

…. Перед сном она еще долго сидела на балконе в плетеном кресле и смотрела на цветные огни вечернего Киева. В душе рождалось какое-то новое чувство принадлежности к этому большому городу… Боже, а о Виталии она совсем забыла! С другой стороны, кто такой Виталий и на что эта шоферня рассчитывала? Постепенно решила, что совсем не обязательно и перед директором отчитываться за этот невинный ужин.

В душевой снова не хватало дополнительного полотенца… Ну завтра эта горничная получит на орехи!

9

Виталий понял, что им пренебрегли, но знака не подавал. Директор тоже молчал. Мало-помалу бывшая уверенность заняла свое законное место, и Маринина жизнь снова вошла в обычную колею..

… Как-то осенью случилось ей поехать с Виталием в налоговую инспекцию. Обычно отчеты сдавала Полинка, но здесь был особый случай: назревала документальная проверка, и нужно было с кое-кем встретиться. Виталий молча крутил свою баранку и на разговоры не отвлекался. А Марина, наоборот, сначала тарахтела всякую ерунду, но вскоре утомилась и тоже затихла.

Вдруг, как ни в чем ни бывало, Виталий миролюбиво спросил:

– Маринка, а ты знаешь какая разница между калошами и галошами?

– А что? – восприняла вопрос как знак к примирению.

– Да нет, ничего. Просто интересно…

Не успела добраться до своего кабинета – сразу полезла в Интернет и нашла статью «ГАЛОШИ или КАЛОШИ». Там писалось, что можно говорить и так, и так, но лучше – “калоши". Через "К".

Захотелось с кем-то поделиться, какой у них умный водитель: поднимает вопрос, над которыми даже в Интернете ломают голову. Но уже в дверях в комнату бухгалтеров услышала голос юристки. Захлебываясь от смеха, Катя рассказывала, как Виталий всех замучил своими галошами-калошами. Три отдела не работают, а только спорят, чем калоши отличаются от галош. А на самом деле – вопрос не стоит ломаного гроша. Какая разница? По-немецки – Kaloschen, по-французски – galoches… Кстати, в украинском языке такой проблемы нет. Мы говорим – калоши и дело с концом.

Благословив небеса за то, что они послали ей юристку Горицвет, Марина сделала вид, будто ей нужна какая-то папка. А Катя продолжала:

– А я его пригрузила другой проблемой: матрац или матрас? Он там бегает сейчас, в книжках своих роется… И не знает, бедолага, что это опять проблема северных соседей. Украинцы говорят – матрац.

Да и ладно… Черт с ним, с этим Виталием. Через месяц – «Нам 5 лет» и открытие очередной аптеки. Приедет генеральный директор корпорации! А она уже опаздывает на первый сеанс курса омоложения в Салоне красоты.

… «Нам 5 лет» праздновали с размахом. Арендовали зал в оперном театре, и сам Косых вручал работникам фармацевтической нивы грамоты, памятные медали и ценные подарки. Марина тщательно подготовилась к этому знаменательному дню. На этот раз она обратилась к услугам модельера, который подобрал привередливой клиентке нарядный блестящий черный костюм из плотного ацетатного шелка. Длинная юбка с разрезом сзади чудесно облегала ее похудевшую фигуру, правда, проклятый живот пришлось затянуть корсеткой.

Корпорация не оставила главного бухгалтера без внимания. На сцене генеральный директор вручил ей мобильный телефон Nokia последней модели и зычно рявкнул: “За доблестный труд!”. При этом он старался погладить своим большим пальцем тыльную часть ее ладони, а потом даже примудрился поцеловать почти в губы. Как в тот раз…. Под конец прошептал: «Увидимся на банкете. И не вздумайте убежать!». «Да что вы!»- поспешила Марина успокоить своего поклонника.

Банкет вели известные российские телеведущие, которые устраивали всяческие конкурсы, разыгрывали путевки в Египет. А в перерывах пели подтоптанные “звезды” российской эстрады… В танцах Марина имела определенный успех. Внимание мужчин ободряло: там – Косых вытаращился, из-за угла ревниво выглядывает Виталий, а директор дружественной фирмы ущипнул своими наманикюренными пальчиками и пообещал украсть.

Сначала Косых вел себя на удивление демократично. Пригласил танцевать шефиню, за ней – юристку Горицвет, неохотно оторвавшуюся от своего старшего менеджера. А дальше танцевал только с главным бухгалтером. Это было вызывающе, но в голове мелькало: «Пусть видят!». Вот юристка гарцует весь вечер со своим старшим менеджером, и как с гуся вода. А старший менеджер – такая устрица, что его даже директор немного опасается.

Где-то внутри Марина понимала, что играет с огнем, но игра стоила свеч. А что как она выиграет? Вообще-то, директору не пристало ее поучать (и так дерзко!) с кем водиться…. Она ему что, девчонка? Тем более, что кто-кто, а главный бухгалтер обладает ценной информацией об офшорах и тайных счетах…. Мало не покажется…

…Косых уверенно вел ее в вальсе. Он так вцепился в расшитую бисером бирюзовую блузу, что чуть не изодрал своей мохнатой лапой нежный шелк. Снаружи это выглядело будто коршун склонился над цыпленком… Чавкая губами генеральный проскрипел, что через двадцать минут его водитель ее отсюда заберет. Согласна? Марина поспешила закивать: «Да, да, конечно согласна…». Внутри ее все клокотало… Решающий момент всей жизни…

Она была настолько увлечена беседой с партнером, в голове так шумело, а стены плыли перед глазами, что не заметила, как директор кому-то звонит по телефону и при этом пасет ее глазами. Как только Косых подчеркнуто торжественно отвел свою леди на место, совсем трезвый директор (никогда не пивший с коллективом) вмиг подхватил ее, несмотря на то, что следующей была ламбада. Как будто бы с другой планеты до нее донеслось:

– Сейчас ты выйдешь на улицу, и Евгений Павлович отвезет тебя домой. Твои вещи уже в машине. Телефон отключи. Ты его забыла зарядить. Поняла? Или повторить?

Стены все плыли и плыли и не имели никакого желания останавливаться.

– Мне что, писать заявление на увольнение? – прошептала едва слышно.

– Как знаешь…

… Пришла в себя уже дома в горячей ванне…. Опять директор все знал!… Неужели Виталий рассказал ему о том ужине? Нет… Он сам ничего не знал… А может следил?

Вот и конец… В никакие интриги она больше не полезет. Потому что о-о-чень боится потерять эту работу. Будет рассказывать директору каждый свой шаг, каждое движение… Только бы вернуть его доверие!

«Как знаешь…» – снова услышала его бархатный голос. Это означало, что третьего раза не будет…

10

За обычными заботами промелькнула зима, как тут здесь – звонок с налоговой: готовьтесь к комплексной. Услышав о проверке директор занервничал. Но когда шефиня предложила мужу договориться с кем надо и заплатить приемлемую сумму, он был непоколебим: «Разве у нас не все в порядке? Мы платим мало налогов?” Марина от этих вопросов похолодела и заказала в трех аудиторских фирмах консультации по поводу своего самого болезненного вопроса касательно НДС. Ответы поступили довольно противоречивые. Одни аудиторы решили, что заключенные фармацевтической фирмой договоры не соответствуют Хозяйственному Кодексу Украины и имеют все основания быть признанными недействительными. Вторые написали, что с договорами все нормально, но НДС следует начислять иначе. Третья контора, в которой работала ее приятельница и которой она на праздники дарила презентики, ответила, что те, кто спрашивает – молодцы и делают все как надо.

К директору дошли ответы лишь первых и третьих консультантов. Юристку вызвали и пропесочили за то, что пишет неправильные контракты. Та вспыхнула и на повышенных тонах объяснила, что за свою работу отвечает, а мнение каких-то дураков ей до лампочки. Директор развел руками…

… Через две недели зашла налоговая в количестве пяти человек. НДС проверяла очень серьезная инспектор Клара Николаевна, она же была и старшей в группе. На близкий контакт инспекторша не шла, но и не сторонилась. Сконцентрировала внимание на нескольких ошибках, связанных с большими суммами и таки потрепала главному бухгалтеру нервы своими коварными вопросами. Марина старалась переложить вину на плохие договора, но инспекторша сказала, что она – не юрист, а инспектор и интересуется прежде всего налогами.

В конце проверки женщина долго сидели в кабинете за кофе с коньяком и договорились на сумму в размере 25 тысяч гривен вместе со штрафными санкциями. Клара Николаевна учла, что их фирма является крупным налогоплательщиком, и 25 тысяч для них – капля в море. Директор скрепя сердце согласился. Так Марина и не узнала правильно она начисляет НДС или нет. С одной стороны, налоговый инспектор ни до чего не докопалась, с другой – могла и не досмотреть… В следующий раз придет кто-то другой и поведет разговор в другом направлении. Наконец инспекторша попросила отвезти ее домой в пригородный поселок.

…По дороге назад, в город, водитель с пассажиркой веселились как и тогда, когда ехали у командировку в Киев. Вдруг прозвучал как бы случайно брошенный намек на чашку кофе после тяжкого трудового дня… Женщина сцепила зубы… Дома сын, а откладывать некуда – на днях ей исполняется 44 года… Заглянув в пустой кошелек, она скомандовала подъехать к ближайшему банкомату.

У водителя мороз прошел по коже, когда он увидел возле себя незнакомку с блестящими глазами. Не успел опомниться, как женщина правой рукой нежно взяла его за подбородок и медленно повернула лицом к себе.

– Куда едем? – только и спросил, стараясь не смотреть в эти безумные очи.

– На кофе.

– Куда?

– Хоть бы куда.

Мужчина развернулся и выехал на набережную.

11

Осень за окном… Узкие водяные ручейки прокладывали себе дорогу на запорошенных оконных стеклах. И хотя часы показывали третий час дня, снаружи было так темно, что во всех комнатах горел свет. Марина сидела в сумерках в своем рабочем кресле, склонив голову на грудь. Как она устала! Только неделя, как прилетели с шефиней из Турции, а такое чувство, будто это было год назад. Как все опротивело – и работа, и такая жизнь… Директор в последнее время словно с цепи сорвался. Дошло до того, что стал кричать на нее! Эти постоянные унижения изматывали… Почему он так себя с ней ведет? Ведь раньше никогда себе не позволял… А поплакаться некому…

И вообще заметила, что никому ее не жаль. Как-то пожаловалась Игорьку как выматывает маму эта бухгалтерская работа… А сынок и выдал: “Так бросай ее!».

– А твое обучение?

– Мне не нужно обучение такой ценой…

Вот и вся благодарность…

А на прошлой неделе дернул черт сказать при директоре шутки ради, что в кабинете главного бухгалтера уже пора душевую кабину поставить. По привычке… Раньше он после таких слов подбрасывал хотя бы немножко к зарплате за преданность. А теперь лишь насмешливо одернул:

– Так в чем дело? Посадим на твое место Полинку, и она будет к шести вечера все успевать.

Вот тебе и на… Нужно как можно быстрее избавляться от этой гадюки, вдруг он осуществит свою угрозу?… Марина встала и подошла к окну. Скоро зима… Еще утром были заморозки, но сейчас потеплело и льет, льет, льет… На той неделе у Виталия был день рождения.. Давно заметила, как он стыдится своего мобильника чуть ли не первого поколения. Утром зашел к ней – а тут! Вот тебе небольшой презент – Nokia последней модели. Виталий сначала ломался, что-то бормотал о двояком положении, а потом схватил подарок и, как никогда радостный, побежал его осваивать.

А сегодня за обедом «руководящая женская элита» как всегда нахваливала его. Ничего нового: эрудированный, милый, деликатный. Чтобы не вызвать подозрения своим молчанием, Марина поспешила прибавить: «И замечательный семьянин!». На что Катя Горицвет аж зашлась со смеха.

– Вчера этот ваш семьянин два часа рассказывал мне по телефону, какие мы с ним родственные души и грозился заехать на чашку кофе.

…Отпустила своих бухгалтерок по домам и долго еще плакала, положив голову на скрещенные на столе руки. Посмотрела в зеркало – снова на нее смотрела изнуренная женщина… Косметические салоны – коту под хвост. Усталость и разочарование в глазах никакие салоны не исправят. А ведь она еще и не жила… Какая несправедливость… Только сейчас, когда есть деньги, когда есть возможность хорошо одеваться и быть ухоженной и когда она так нуждается в мужчине, который бы ее понимал, подставлял свое плечо и жалел – такого человека нет. Олег давно живет своей жизнью, а Виталий оказался мутным и непонятным.

Молодость прошла… Остались одни обязанности. А впереди – старость, проклятая старость… И работа, работа, работа…. Очень ответственная работа…. С утра до поздней ночи….

Прозвучал телефонный звонок… Раздраженный директор спросил, почему она до сих пор не перечислила ему командировочные на карточку? Он что? По три раза должен напоминать?

12

В который раз незаметно промелькнула зима…. Но приближение весны не вызвало особых эмоций. Не все ли равно, при какой погоде сидьма сидеть в офисе?

Отношения с Виталием еще продолжались, однако встречи эти не приносили никакой радости. Так, наверное, тянулось бы и дальше, если бы однажды Марина не села на производственном совещании рядом с Кириллом – торговым представителем, недавно поступившим к ним работать. Это был коротко стриженный высокий блондин спортивного телосложения, ужасно доброжелательный и приятный. Радостно было сознавать, что во время собрания они иронизировали над докладчиками и вели себя, как юристка со старшим менеджером.

Потом как-то юноша зашел в бухгалтерию что-то подписать и задержался. За час паренек рассказал множество смешных историй, и от его круглой доброй физиономии невозможно было оторваться. А что Виталий?… Сядет рядышком и читает молча газету, нацепив очки на кончик носа. Точь-в-точь дед-пенсионер… Такое чувство, будто прожила с ним лет двадцать. Да и в постели не лучше старого деда… Уже вторую неделю этот водитель-философ носился по командировкам, и как гора с плеч. Хотя и приятно было получать от него по 20 SMS-ок на день, все же чувствовала в его компании неуютно… К тому же, у Виталия случались резкие перепады настроения, и когда он был чем-то недоволен, то под руку ему было лучше не попадаться. Недавно высадил ее просто посреди дороги, потому что поленился развернуться… И ехавший мимо грузовик так ее обрызгал, что пришлось возвращаться на фирму отмывать пятна. Причем свою ошибку он так и не признал! Да и реплика юристки имела под собой все основания. А подозрение, что она у него не одна, сводила из ума. Не из-за того, что любила, а по причине своей солидной должности на фирме… Еще ляпнет лишнее…

И если жизнь настойчиво предлагала ей покупать любовь, то пусть это будет хотя бы кто-то без климактерических перепадов настроения. Поэтому с пареньком не следует затягивать… И через неделю бархатным голосом опытной сердцеедки она предложила Кириллу вместе поужинать. Юноша быстро и радостно согласился.

Так она отдалила от себя Виталия и наслаждалась своим новым увлечением. Тайные встречи Марина устраивала в отелях, а иногда даже и у себя дома. А как было приятно ходить Шарм-Эль-Шейхом в сопровождении атлетического красавца! Через время Кирилл попросил в долг на два года 5000 долларов, которых ему не хватало на приобретение автомобиля. И получил без всякой расписки. Теперь белокурый весельчак будет от нее зависеть два года, а больше и не надо.

…Жизнь наладилась. Марина Томашенко снова контролировала ситуацию. Престижная должность, квартира, дача, муж, сын, молодой любовник и теперь даже амурные истории за плечами. Что еще нужно женщине сорока пяти лет? Есть о чем рассказать подружкам.

И она рассказывала. Сначала о романе с директором дружественной фирмы. Этот пылкий персонаж овладел нею прямо на рабочем месте! Потом их свидания переместились в гостиницы, и каждый раз она должна была приходить в себя, прежде чем показаться мужу на глаза. Дальше в ее жизнь ворвался коллекционер картин – акционер Рахманов. Это было что-то! Когда приезжала в Киев в командировку, они всегда ужинали в ресторане, после чего Рахманов отвозил ее на свою дачу, стены которой были увешаны роскошными полотнами известных всему миру живописцев. Эти дни она никогда не забудет! Что? А…Так то было параллельно. Здесь в городе – директор дружественной фирмы, а Рахманов – в Киеве. Друг другу они не мешали. Правда, коллекционера пришлось оставить из-за его его невыносимой восточной ревности. К кому?.. Да к кому еще, как не к генеральному директору Косых! Тот вообще потерял из-за нее голову! И пусть роман с генеральным длился недолго, тем не менее после него остались ценные подарки. И Марина демонстрировала подружкам огромные сережки в ушах, которые купила полгода тому назад в ювелирном магазине.

А все это время ей проходу не давал водитель фирмы… Она ему уступила и никогда об этом не жалела… Водитель оказался непревзойденным любовником! Ради него она прекратила отношения с опостылевшим директором дружественной фирмы… Иногда они, конечно, встречаются, но водитель… Это – нечто! О-о-о-чень начитанный, милый, деликатный, эрудированный…. За ним бегает полфирмы и даже красавица юристка… А за этой юристкой умирает сам старший менеджер!… И вот девушке, потерявшей последнюю каплю надежду завоевать водителя-философа, приходится довольствоваться не первой молодости старшим менеджером…

Но теперь – совсем другая дело… Кирилл – это юность, и с ним она чувствует себя молодой. Понятно, что приходится всему учить неопытного в вопросах секса юноши… Она-то довольно наэксперементировалась в своей жизни. Ведь до него у нее были. И Марина загибала пальцы: муж, директор дружественной фирмы, акционер Рахманов, генеральный директор Косых и, наконец, не какой-нибудь водитель, а философ! Ой, совсем забыла. Еще в турпоходе был один.. Здесь она запнулась, вспомнив, что подружки немного ознакомлены с ее турпоходами… Правда, то было несерьезно, старалась выкрутиться. Как-то, когда ходила в горы без Олега… Как без Олега? Сроду она без него в походы не ходила! Окончательно запутавшись, Марина прибавила: «Действительно, тот не считается, ведь я ему так и не отдалась».

Подружки слушали разинув рот и щеки их горели от стыда за свою серую и скучную жизнь…

13

А мимо нас босые слуги шли

И проносили балдахин с кистями:

Как бережно они его несли!

Их ноги были в уличной пыли.

Дмитрий Быков

Как-то в середине ноября директор попросил Марину срочно зайти в свой кабинет. Был не один – в кресле сидел молодой человек лет тридцати с отчужденным выражением лица.

– Теперь у тебя будет заместитель, – объявил директор, радостно потирая руки. – Надеюсь, вы сработаетесь. Тебе давно нужен заместитель, и не спорь. А то все на себе тащишь. А Юрий Александрович работал и налоговым инспектором, и главным бухгалтером, и в аудиторской фирме. Везде работал. Кабинет у тебя большой, пока посидите вместе… А там что-нибудь придумаем.

Молодой человек привстал и едва склонил голову в знак знакомства. Ни малейшая улыбка не искривила его тонких прямых губ. Сердце Марины сжалось в предчувствии недоброго… Но виду не подала, а весело потащила Юрия Александровича в свой кабинет, стараясь сразу завязать с ним добрые отношения.

Сев за стол для конференций, новоявленный заместитель потребовал все договоры и вообще вел себя так, будто бы он – налоговый инспектор. Зашла шефиня и протянула счет: «Компьютер для твоего зама. Проплати». И это при том, что новичкам, как правило, давали всякие «дрова» или же они ждали пока работникам со стажем купят новый компьютер, а им отдадут старый.

В последующие дни парень вел себя достаточно странно. Он не спрашивал, как это обычно делают новоприбывшие, чем заняться. Он и сам знал, что ему делать. Несколько дней он изучал договоры, рисовал схемы, а потом извлек из черного портфеля сборник налоговых законов «Три кита» газеты «Бухгалтерия» и погрузился в чтение.

Марину он раздражал. Теперь она никогда не оставалась одна… Но попытку перевести зама в соседнюю комнату под предлогом надзора за бухгалтерками шефиня задавила в корне.

С каждым днем Юрий Александрович все больше и больше углублялся в суть дела. Вопросы он задавал безапелляционным тоном налогового инспектора. А потом заинтересовался, почему их фирма платит такие огромные суммы НДС, когда наоборот – налоговый кредит должен превышать налоговые обязательства и это государство должно быть перед ними в долгу.

– Почему такие огромные налоговые обязательства? – металлическим голосом спрашивал он время от времени.

Марина от этих вопросов чуть не получила инфаркт… Перегодя решила обратиться к старому испытанному средству и повела своего зама обедать в кафе. Заказала коньяк и завязала дружескую болтовню. Юрий Александрович опять-таки повел себя необычно. Когда заказывали коньяк, он промолчал, но когда официант его принес – пить категорически отказался. Даже не пригубил, подлец. Марина перекинула рюмку сама и перевела разговор на рабочие темы. Юрий Александрович объяснил, что у него лишь одно желание – помочь ей, потому что, как ему сказали, она зашивается.

После обеда на душе легче не стало. Такой сорт молодых людей она знала. Их ничем не проймешь – этих «канадских мальчиков». Беспринципные, зазомбированные и зацикленные на своей цели, они не считаются ни с кем и ни с чем.

Хорошо еще, что судьба ей подбросила Кирилку – этого светлого мальчика, солнечного зайчика. В конце осени в пятницу они договорились провести вечер у нее дома. Юноша, как всегда, смотрел на свою искушенную любовницу с обожанием… Поворошила соломенные волосы милого юноши и успокоилась… Милый, славный Кирильчик..

В этот же день после обеда она зашла к себе и увидела, как ее возлюбленный непринужденно общается с Юрием Александровичем. Это был хороший знак: возможно со временем он поможет ей проложить тропу к этому «роботу».

Потом еще минут с пять его звонкий голос доносился из большой комнаты. Юрий Александрович молча стучал по клавиатуре, и в кабинете снова воцарилась напряженная тишина… Не в силах больше выдерживать этой гнетущей атмосферы, Марина решила пойти посмотреть с кем там щебечет ее солнышко.

Паренек стоял возле Полинки и вел разговор о каких-то музыкальных группах. «Море Эльзы», что ли… О скрипке… Будто бы мимоходом она бросила непринужденно: «Вы любите скрипку, Кирилл?». А тот ответил: «Да, он – классный». Он? И здесь до нее дошло, что Скрипка – это фамилия.

– А вы, Марина Алексеевна, наверное, Киркорова слушаете? – съехидничала Полинка.

– А почему бы нет?

Девушка криво улыбнулась, типа: чего и ожидать?…

– Я вообще не знаю украинских исполнителей, – гордо выговорила Марина, чеканя каждое слово. – И знать не хочу. По-моему, это второй сорт.

С ощущением собственного превосходства, она вышла из большой комнаты, но идти было некуда, кроме как туалета. В окружении своих знакомых и родственников она всегда выходила победителем в подобных ситуациях. А здесь, вспомнив растерянное лицо Кирилла, поняла, что мальчишке, вероятно, было стыдно за ее промах. Ничего-ничего.. Она расспросит сына, какие там сейчас модные группы, и через месяц заткнет всех за пояс. Они ее еще не знают!

К концу дня, воспользовавшись тем, что Юрий Александрович отпросился домой пораньше, она позвала к себе Полинку. Та вошла, но дальше дверей не ступила ни на шаг…. С минуту Марина смотрела на нее снизу, прищурив глаза.

– Садись, – разрешила наконец.

– Ничего…Я постою…

– Полина, я думаю, ты понимаешь, что мы не сможем работать вместе…

Девушка молча смотрела в окно… Куда-то на тучи. А потом тихо произнесла.

– А если я сама не уйду? Вы что? Будете меня выживать?

– Да. Я буду тебя выживать.

– И как это будет выглядеть?

– Увидишь…

Перед тем как ехать домой она позвонила мужу и вскипела, когда узнала, что тот до сих пор не заказал кованые перила. «Ни на что без меня не способен», – подумала Марина и обругала Олега последними словами. После смягчилась и предупредила, что завтра приедет на дачу лишь после обеда, когда выспится.

…По дороге домой она шутила с Евгением Павловичем в предвкушении приятного вечера. Кирильчик обещал остаться до утра, а уже потом он поедет на день рождения к товарищу.

Дома сразу принялась готовить романтический ужин…

Но хорошее настроение постепенно выветривалось… В голове мельтешили события последних дней, и больше всего ее беспокоил Юрий Александрович. Рано или поздно этот робот докопается до того, что его начальница – обычная перестраховщица. Директор не случайно привел этого молокососа. По всей вероятности, он хочет ее заменить… Но разве она не демонстрировала ему свою лояльность в последнее время? Угождала, выполняла все его глупейшие приказы! Даже экономические расчеты делала вместо этой проныры маникюрши-экономистки!

А тут еще за обедом идиотка-юристка рассказала об одной своей знакомой – главной бухгалтерше. Десять налоговых инспекторов рылись две недели в ее папках и ничего не нашли. Чуть ли не на коленях инспекторы умолять отдать им хотя бы две тысячи гривен! А эта суперглавбухша просто послала их подальше. И на этом проверка закончилась.

Что до Полинки, то и вспоминать не хочется … Змея подколодная… Нужно избавляться от нее как можно быстрее…. Отказывается работать за маникюршу-экономистку, успела подружиться с Юрием Александровичем…. А Полинке есть про что рассказать! Вечно она кривится, когда с ней советуешься по каким-то вопросам относительно налогового законодательства.

«Понятное дело, пора от нее отделаться, – твердо решила Марина, выкладывая отбивные на сковородку. – Не пойдешь сама, начну цепляться к мелочам… Затанцуешь ты тогда у меня». Скоро Новый год, дам Гале с Зиной по 2 тысячи премии, а тебе – шиш. Хотя нет. Сотню получишь. Буду каждый день ловить тебя на копейках и мордой твоей поганой в них тыкать.

«Задавлю!» – выговорила вслух, и на душе посветлело от принятого решения, которое обжалованию не подлежало. А воплотить решение в жизнь – дело техники. Они ее еще не знают!

А где же Кирильчик? Может что-то случилось? Вышла в комнату, вытянула из сумки мобильный… На фоне шума и разговоров отрывистый юношеский голос откуда-то издалека вскрикнул: «Алло!» и исчез. Дальше – тонкий девичий смех и короткие гудки… Снова набрала, но оператор холодно отчеканил: «Абонент недоступен».

…Пелена медленно и неумолимо спадала с ее глаз… Боже же ты мой, до чего она дошла… Кирилл… Как он мог?

Через несколько минут стало понятно, чего стоят все эти неравные взаимоотношения. А на что ты надеялась? Чтобы юноша даром влюбился в тетку почтенного возраста? Марина погасила огонь на плите и спотыкаясь возвратилась в зал… Как слепая кружила она по комнате, пока взгляд ее не остановился на баре…

… Сидя в кресле, пила теплое сладкое шампанское прямо из горлышка.. Вспоминала свою жизнь и тихо плакала… Оказывается, счастлива она была лишь в том круизе по Средиземноморью! Тогда она была просто женой и никем другим. Если бы возвратить то время назад, никогда не пошла бы на курсы бухгалтеров. Сейчас, когда грянул строительный бум и возрос спрос на конструкторские работы, проектировщики зарабатывают неплохие деньги. Нужно было только немножко потерпеть … А муж бы потихоньку занимался этими киосками… А она помогала бы ему, и с ее талантом к торговле имели бы кусок хлеба и к хлебу… Пусть без толстого слоя масла, но как бы проще все было! А Игорек? Оплатила ли бы она его обучение? А дача?…

Чтобы отвлечься от жгучих мыслей, включила телевизор. А там известная украинская певица со своим юным спутником рассказывали о своем счастье.

«А сколько тебе стоит это счастье? Ты нам не расскажешь?» – нервно захохотала Марина. – Расскажи нам, что ты ему подарила на день рождения? Расскажи! Нам интересно будет послушать!».

Почему жизнь так наказывает ее? В чем ее вина? Работала, работала, работала… Разве она не заслужила хотя бы каплю любви? Чтобы ее любили не за то, что она – главный бухгалтер престижной фирмы, а за то, что она – женщина? Трудилась, чего-то добивалась… И чего она добилась? Названивает какому-то юнцу… Какой стыд! Он, наверное, там смеется с нее вместе со своими желторотыми подружками…. И веселятся они, скорее всего, за ее же деньги!

Переключила канал, а там какой-либо косматый мужик с длинным лошадиным лицом рассказывал о нарушении прав женщин.

– Согласно психологии современного общества женщин принято держать на вторых ролях. Намного приятнее для мужских ушей звучат словосочетания «хранительница очага», «мать детей», «хозяюшка». Добытчик, охотник, воин – это синонимы сильного пола. Но не все женщины соглашаются на такой примитивный путь. Некоторые изо всех сил сопротивляются принятым в обществе негласным законам. Они рвутся вперед, опережая мужчин и тем самым добиваются, казалось бы, невозможного. Женщинам еще мешает беременность, которая выбивает их из рабочего процесса. Нас радует, что все больше женщин не ходят в декретный отпуск, а едут в роддом прямо с рабочего места. И с таких нужно брать пример. Будущее – за женщинами, которые прибегают к суррогатному материнству, чтобы ничто не мешало им делать карьеру. Много деловых женщин захотят иметь собственных детей, не отвлекаясь на их рождение.

«Не отвлекаясь на их рождение…», – тихо повторила Марина… Чушь какая-то… «Вы, простите, мужчина или женщина?»,- спросила громко у лошадиного существа на экране. А в титрах прочитала: Людмила Лаврова.

– Лаврова….Ох, Лаврова-а-а-а! А у меня и так уйма прав… И «самое любимое» мое право – работать до кровавого пота, как последняя скотина. А ты еще хочешь забрать у меня право рожать своих детей? А-а-а-… Понятно. Лаврова хочет, чтобы все женщины имели право иметь такие же лошадиные морды… Ну и Лаврова… А вот Димкина жена – просто милая девушка, как ты сказала – «хранительница очага». И этой суке так везет по жизни, что она никогда не работала, а всегда молчала. Даже тогда, когда муж неделями не появлялся дома… Правда, теперь она «трудится»… Перетрудилась в своему бутике…. А бывший муж до сих пор о ней заботится.. Недавно Димочка приезжал из Франции и жил дома два месяца, как ни в чем не бывало. И воз подарков им притарабанил.

Хлебнула теплого шампанского, которое зашипело и потекло мимо рта. И что эта Лаврова говорила? Не нужно детей вынашивать? Вспомнила, как лечила зуб в частной клинике. Стоматолог была беременная чуть ли не на последнем месяце. Марина поинтересовалась, удобно ли ей работать вот так согнувшись? Наверное, это вредно для ребенка? Стоматологша поспешила уверить, что все в порядке. А потом назначила следующий прием через неделю. Марина осторожно посмотрела на ее живот и предложила прийти раньше, потому что хотела, чтобы зуб долечила именно она. Но стоматологша успокоила: «Наоборот, я к тому времени уже рожу и выйду на работу». «Как родите? Откуда вы знаете, когда вы родите?», – осторожно спросила. От услышанного у нее волосы дыбом встали. «Завтра. Стимуляцию сделаю. Я уже все рассчитала. Завтра рожу, неделю полежу – и снова на работу. Ребенок с кем будет? С нянькой, конечно! Кормить? Да кто сейчас кормит? Сделаю укол, и молоко исчезнет!».

Она снова глотнула шампанского и, вспомнив о муже, заревела белугой … Ведь у нее есть муж! Да еще какой… Самый лучший! Лучше всех этих виталиев и кириллов вместе взятых. И вдруг ей захотелось увидеть Олега… У ее подружек не было и такого мужа. И не будет никогда. Они все ей завидовали, а она, как последняя идиотка, посвятила свою жизнь этой треклятой фармацевтической фирме, наслушавшись лавровых с их лошадиными мордами.

Покачиваясь, натянула на себя черный плащ… Сейчас она поедет на дачу и скажет Олегу, что он – самый лучший, и что она возвращается в проектный институт… Подальше от этой ответственности, которая так давит на нее. Подальше от своего заместителя со стеклянными глазами, задающего ей вопросы, на которые она не может ответить. О! Этот проклятый заместитель! Такой ни перед чем не остановится. Такой сожрет и не подавится. Такой на ее костях полезет по карьерной лестнице!

… А ведь у нее есть муж… Да еще какой! В Риме его чуть не украла одна итальянка. Он щеголял там в белоснежном костюме, а эти бесстыжие макаронницы постоянно к нему липли. На законную жену – ноль внимания! Как-то в кафе к ним подошла официантка: «Сеньор, сеньор…» и добавила что-то на английском. Олег вышел… Марина начала уже волноваться, а потом подошла к открытому окну и увидела, как одна чернявая красавица тянет его за руку и лепечет: «Gratis, biondino! Bello!». Потом муж объяснил, что его перепутали с каким-то мачо в белом костюме, который накануне здесь с кем-то подрался. Чтобы не смущать посетителей своим присутствием полицейский вызвал его на улицу.

…Пусть сажает свой огород, она даже будет помогать ему копать картошку. К черту бассейн! Денег достаточно, чтобы до пенсии не работать. Никакая она не леди, а та самая девушка из рабочего поселка. Вот… хлебала шампанское прямо из бутылки. И даже мысли не было культурно потягивать его из бокала. Они снова будут счастливы вместе, как тогда, раньше… Сейчас она свалится ему как снег на голову и ….

Марина поплелась к автостоянке. В голове шумело, но она знала свое умение водить в любом состоянии. Села в автомобиль, вынула косметичку и привычными движениями нанесла макияж… Побрызгалась дорогими духами. Из салонного зеркала на нее снова смотрела уверенная в себе ухоженная женщина. Таки косметические салоны зря денег не берут. Сунула косметичку в сумку, а мобильный положила на пассажирское сидение…

… Только отъехала – влупил дождь. А через час ее автомобиль уже вырулил на грунтовую дорогу. Глянула на часы – полдвенадцатого. Теперь до дачи – пустяки, два километра. Но не тут-то было – путь ей загородили два грузовика, стоящие почти вплотную друг к другу.

Марина немного протрезвела, и сейчас идея встречаться с мужем уже не казалась ей такой счастливой. Чем ей поможет этот неудачник? Дождь упруго хлестал в лобовое стекло… Что делать? Минуты с три посигналила, но никто не вышел. Да и выходить некому – окна в домах вокруг зияли темнотой.

Что ж, придется проехать километров пять в объезд. Искать под ливнем хозяев грузовиков – хлопотно, да и грунтовая дорога в начале поселка, где еще остались несколько домов колхозников, – не наилучшего качества. Можно и застрять ненароком

Хорошо… Мужу скажет, что почувствовала себя одиноко, и захотелось в его объятья. А позвонит ему немного дальше – возле столетнего дуба. Как раз успеет отворить ворота и встретить хозяйку! А вот и синяя табличка со светящимися от фар буквами: Калиновка. Дождь усилился, впереди сияла глянцевая дорога с какими-то желтоватыми пятнами. А на повороте шины заскользили, и машина поехала в сторону против ее воли. Последним усилием Марина попробовала вывернуть руль и изо всех сил нажала на тормоза. Удар! И все исчезло…

…Сначала было очень больно, и долго еще вдали слышались незнакомые голоса… И вот она – глубокая пропасть. Целую вечность куда-то проваливалась и проваливалась…

И тут поняла, что ее уже нет. Подумала: «За что?». Спокойно так подумала, без пафоса и лишних претензий.

Но никто не ответил. Посмотрела вниз, чтобы узнать, долго ли еще проваливаться и осознала, что нет у нее ни зрения, нет тела, нет чувств, нет имени, нет языка. Ничего нет. Только остатки сознания вспыхнули перед тем как исчезнуть навсегда. И она осознала: что-то зеленое… На Земле это, кажется, называли лесом. Похоже на ветки хвойных деревьев. Нечто вроде огня… Как же это называлось, Боже? Ах да…Костер… И тут все начало стираться и пропадать… Нужно было как можно скорее осознавать, пока сознание еще было при ней. И она успела…

…Стоят будто бы несколько палаток посреди пустого леса… И лишь одна девушка идет от костра к одной из палаток. В руках она держит железную кружку с дымящимся ароматным кофе, сваренным на чистой родниковой воде.

Как бережно она ее несла, ступая по земле пыльными босыми ногами…

Часть третья. Неподсудные

1.

Предновогодняя суета – любимое время многих людей, что можно объяснить поговоркой «Ожидание праздника – лучше самого праздника». Супермаркеты начинают навязывать своим покупателям праздничное настроение еще с конца ноября при помощи клоунских колпаков Санта Клауса, которые кассиры стараются передвинуть на макушку, потому что волосы под ними быстро засаливаются, а голова чешется. Снять же – никак! Красные колпачки предназначены вызывать у покупателей чувства вины за то, что до сих пор не приобрели подарков родным и близким. Олег Томашенко поэтому и не любил этой предновогодней кутерьмы. Особенно ситуация стала невыносимой последние два года, когда деньги на подарки приходилось выкраивать из сумм, получаемых на строительство дачи.

Елочные базары же он вообще ненавидел. Продавцы елок – небритые наглые грязные мужики – продавали лесных красавиц так дорого, будто бы они круглый год за ними ухаживали, поливали, прикапывали и ночей не досыпали. Последние годы торгаши научились удерживать высокие цены вплоть до звона курантов. В прошлом году в предновогоднюю ночь в 10 часов вечера он видел множество нераспроданных деревьев, которые стоили равно столько, что месяц назад. Где они будут через две часа? А тут и сгорбленная, бедно одетая бабушка сунется … Только старушка подобрала веточку, как вся стая торгашей набросилась на нее: «Бабка, куда тянешь? Десять гривен за ветку!».

А как все начиналось? Древние славяне отмечали Новый год 21 декабря в день зимнего солнцестояния. Называли рождающийся год Колядою от лица прообраза Дажьбога, воплощающего Солнце, и 21 день весело коротали холодную и длинную зиму. На Святки готовили кашу с медом и изюмом (кутья), сладкие пирожки с сыром и вареньем (сочевики). Дома украшали куклами бога Велеса-Мороза и Снегурочки, а на улицах жгли костры. От дома к дому ходили колядники, которых угощали в награду за пение.

На территории степной Украины вечно толклись кочевые племена тюркского происхождения – скифы, сарматы, печенеги, половце, ногайцы и прочие. Но и в ихнем скифо-сарматском календаре год тоже начинался со дня зимнего солнцестояния – 22 декабря!

Потом государство с церковью подмяли под себя законы природы, и современные праздники представляют собой жалкое подобие прошлых традиций. А бизнес в свою очередь подгребает церковные традиции, так что празднование Нового года постепенно превратилось в коммерческое мероприятие, подкрепленное выходными. Даже Папа римский Бенедикт XVI из окна своего рабочего кабинета в Апостольском дворце горько посетовал по поводу отягощения праздника Рождества Христова материализмом, внутренними и внешними пустынями…

«Что ж, когда-то и древние славяне сокрушались по поводу переименования Рождества Солнца в Рождество Христово», – подумал Олег. Сам он готовился встретить Новый год на даче у Марека с его семьей – женой Таней и десятилетними близнецами Мишей и Симой. И хотя о праздничном настроении по понятным причинам не было и речи, тем не менее, сидеть одному в новогоднюю ночь не было никакого желания. К тому же Марек отказа не принимал и убеждал, что все будет кулуарно и по-семейному.. «Посидим с моими и пойдем к тебе допивать», – окончательно уговорил он товарища.

Новый год – впереди, а тут еще морока с продажей автомобиля. Ездить на машине, принесшей смерть его жене, было невозможно… Да и деньги не помешают. Содержать дачу, квартиру, платить за обучение сына – на все это требовалось немало средств.

После похорон матери Игорь сразу же уехал в Киев… Олег две недели просидел в городской квартире практически безвылазно. Сначала старался заглушить боль алкоголем, но из этого ничего не вышло – от спиртного на душе становилось еще противнее. Так что не оставалось ничего другого как втупиться в телевизор. Выходил из дома только за чаем, хлебом и сигаретами. Вначале голова была пустая, как чистый лист бумаги – ни одной мысли. Но постепенно его охватило чувство беспомощной злости. Тысячный раз прокручивал он события того страшного ноябрьского дня, и в конце концов утомленный мозг выдал окончательный вердикт: врачи сделали не все, на что были способны. Врачи той районной больницы, где умерла его жена, проявили черствость, бездушие и халатность. Почему они не сделали операцию? Ведь операция, возможно, спасла бы его жену!

Но какие шансы привлечь медиков к ответственности? Почти никаких. Впрочем, невыносимо было и оставлять все как есть. Нужно что-то срочно предпринимать… С чего начать? Как с чего? Хотя бы с того, что предложила сама жизнь. И Олег вытянул из хрустальной вазы темно-синюю визитку. Проконсультироваться с барышней, которая так бодро сыпала юридическими терминами (правда, непонятно с какой стати) – вполне логичный первый шаг.

… Уверенным тоном Олег напомнил их общее путешествие в такси из райцентра Пресное в конце ноября. Девушка не забыла. Тогда он попросил совета в смысле как наказать эскулапов, погубивших его жену. Та порекомендовала написать жалобу в прокуратуру. А после небольшой паузы предложила встретиться в кафе возле центрального городского парка в ближайшую субботу, где она поможет ему начеркать заявление.

Олег приехал на встречу в точно назначенное время. Минут десять он наблюдал за мамашами с колясками и даже посторожил одно грудное дитя, пока его мамочка бегала в кусты за своим вторым пятилетним чадом, сидевшим на заборе. В скором времени появилась Марта Васильевна, одетая в куртку кораллового цвета. Стройная и высокая, она была лишь на голову ниже Олега, который на свой рост не жаловался. Красавица, что и говорить… В первый раз он ее не разглядел, а сейчас с удовольствием вглядывался в серые выразительные глаза, утонченные черты лица с минимумом косметики. Увидев Олега с коляской, Марта Васильевна от удивления затрепетала длинными ресницами и откинула с плеч свои длинные светлые волосы… А тут и мамочка прибавила жару: подбежала и склонилась над ребеночком, который вопил как резаный. Девушка невольно шагнула в сторону с огромными знаками вопроса в глазах. Но когда мамочка поблагодарила и пошла себе, они вместе рассмеялись.

– Вот мамаша… Попросила… – начал Олег что-то объяснять…

– Какая мамаша? Вы видите тот дом?

И Марта Васильевна перевела взгляд на новые многоэтажные сооружения из красного кирпича, которые высились на пригорке.

– Это все няньки оттуда. Городской парк для них – придомовая территория с детскими площадками и аллеями. Была бы моя воля, гнала бы их отсюда к чертовой матери… А газеты о них растроганно пишут: ”Мамочки с колясками гуляют по парку…”. Вы только представьте: недавно жители этих домов жаловались по телевизору на шум в парке и требовали тишины после 23 часов…

…В кафе они заказали себе по чашечке черного турецкого кофе, и Марта Васильевна вытянула из сумочки черновик заявления.

– Шансов мало, – высказала она свое мнение. – Скорее всего, в протоколе вскрытия патологоанатомический и клинический диагнозы совпадают. Но попробовать можно. Сошлемся на ненадлежащее выполнение медицинскими работниками своих профессиональных обязанностей вследствие небрежного или недобросовестного отношения, которое наказывается частью первой статьи 140 Уголовного Кодекса Украины.

Олег поблагодарил и спрятал лист бумаги в карман. Так сразу прощаться было невежливо, и он молча помешивал ложечкой кофе, пытаясь угадать сколько девушке лет. На вид 33-35. Чтобы как-то продолжить общение спросил, чем он может отблагодарить за помощь.

– Да что вы… Сообщите, как будут продвигаться дела, – смутилась Марта Васильевна. – Вот и вся благодарность.

Олег решил зайти с другой стороны: каким ветром в тот ноябрьский день ее занесло в райцентр? Оказалось, ничего особого… Проведывала бабушку, но из-за болезни сына пришлось возвращаться в город. Взяла такси, чтобы поскорее добраться до дому.

– Что-то серьезное?

– Нет… Обычная вирусная инфекция.

Слово за словом узнал, что живет девушка с мамой и десятилетним сыном. Раньше работала у мужа на фирме, а теперь – на заводе железобетонных конструкций начальником экономического отдела. Зарплата – не очень, но ….

– …муж помогает алиментами, – наконец прояснила она свое семейное положение.

Для первого знакомства информации было достаточно. Допив кофе, Олег провел девушку до перекрестка и даже помахал ей на прощание рукой.

… Теперь, сидя на кухне, он размышлял, удобно ли поздравлять такую кратковременную знакомую с Новым годом. Усугублял ситуацию тот факт, что он ненавидел все эти официозные приветствия. «Желаю счастья, здоровье и успехов!» – говорят люди друг другу. Сколько Марина наслушалась таких поздравлений в прошлом году! И что? Кто знал, что именно в этом году ее не станет? Может, неискренне желали? Ведь кто ее поздравлял? Сотрудники, подчиненные, директор… А в офисе наверняка и недоброжелателей хватало. Марина не часто делилась с ним деталями своего офисного бытия, но иногда комментировала: «Идиоты! Ничего без меня не могут решить! Задавлю!». А потом эти идиоты желали ей в Новом 2007 году «счастья» и «здоровья»…

«Вот и нажелали…», – подвел он вердикт и отложил мобильный телефон в сторону.

2.

Смидович писал очередной протокол патологоанатомического исследования и рассуждал, куда деваться в новогоднюю ночь. Отношения с Валей расклеились почти окончательно, что было ожидаемым после его стычек с главврачом. А встречать новый год сорокадвухлетнему мужчине с мамой – зрелище грустное. Тем более, что мама пригласила в гости свою сестру, и слушать звон курантов в компании двух бабушек – картина вдвое печальнее. Хоть в морг приходи, ей-богу! Здесь и комнатушка есть соответствующая. Пусть и с продавленным диванчиком, зато – уютная и приятная. Но эту идею Смидович сразу же и отбросил. Во тьме сидеть не будешь, а вдруг кто-то увидит свет в морге, так и разнесется селом: патологоанатом Новый год с мертвецами встречает. Так что никакого выхода для себя он пока что не видел.

Так и сидел, размышляя над своей незавидной судьбой, когда внезапно двери отворились и в комнату ввалился громадный и заснеженный Кирпа. Отряхнувшись, хирург покрякал, похвалил зиму, которая уже давно так в декабре не снежила, а после рукопожатий втиснулся вместе с кожухом в старое кресло и раскурил свою любимую трубку. Перегодя спросил без лишних церемоний:

– Как начальство? Прижимает?

– Работаю потихоньку.

– А ты знаешь, что из области пришел запрос по поводу ноябрьской дамочки?

Нет, Смидович ничего этого не знал. На всякий случай он выглянул из окна и остался довольным лишь одной парой ног на пушистом белом покрывале.

– Кто пожаловался? Родня?

– Та вроде муж. Не вызывали тебя?

– И не вызовут.

– Не переживай, – утешил Кирпа. – У Смирновой – связи в отделе здравоохранения… Спишут на то, что дамочка находилась в состоянии алкогольного опьянения. Но честно говоря, я тебя не понимаю… Какого черта лезешь на рожон? Подтвердил бы клинический диагноз – и концы в воду. Кто она тебе – мать, сестра, любовница?

– Толя, я просто написал то, что увидел. И все… А если она была подвыпившая, то какие ко мне могут быть претензии? Отпишутся… Я сейчас здесь сижу как прокаженный. Со мной мало кто общается, но кое-что и до меня долетает… Что катетеры показали? Что там было? Кровь, гной, что?

– Ты же знаешь… Некому было оперировать. Шевчук совсем зеленый.

– Толя, я не знаю, может и некому. Меня это не касается. Я просто написал то, что увидел.

– Замнут они это дело, никуда не денутся… Ты думаешь, чего Семенова такая нервная? Проверки ей сейчас ни к чему. Она аппарат УЗИ купила и уже договор подписала – наша больница берет это УЗИ в аренду. Вдруг начнут копать, дойдет до Минздрава…. Сам понимаешь.

– Понятно.. Теперь будут всех на это УЗИ загонять: по поводу и без повода…

– Конечно. Уже и цены назначила – от 40 до 80 гривен.

Кирпа потер подбородок и вздохнул.

– Что из больницы сделали… Противно смотреть. Палаты убираются раз в неделю, больных кормят какой-то лагерной баландой. Я понимаю – средств не хватает. Так свари ты тот супчик, чтобы его можно было есть! Разве пучок укропа дорого стоит? А если дорого, то пойди вырви у кого-то на огороде – люди с радостью отдадут для больницы. Или с того УЗИ нельзя гривну на укроп выделить? Хорошо, когда больного проведывают, но же есть и одинокие или из дальних районов – к ним родственники тоже не каждый день наведываются… А наша кухарка еще и свинью успевает кормить, потому что того пойла никто не ест. И еще договорилась с хлебным киоском на поставку черствого хлеба за полцены. До чего дошли! В реанимации родственники дежурят… И когда такое было, чтобы в реанимацию пускали посторонних? Такой бардак при этой Семеновой, что и в голову не вкладывается. Никакая санитарка к больному не подойдет, пока ей гривну не сунут. Уже и такса сформировалась. Судно – две гривны, а просто подойти – гривна. Медсестры смотрят на это, и – себе давай. Уже некоторые за уколы плату берут… Стыд! А палаты? Сколько я говорил – разгородите палаты. Разве можно, чтобы в одной палате лежало двадцать больных?

– Не кипятись, – перебил его Смидович. – Расскажи лучше, как ты там отдохнул.

Повествование Кирпы представляло собой среднестатистический рассказ других отдыхающих, неважно в Турцию они летали или Египет. Отель, сервис и питание – три ключевых составляющих, ради которых украинцы едут за тридевять земель. Кирпа восторженно рассказывал, как в аэропорту их уже ждали. Привезли в очень симпатичный трехзвездочный отель, правда, с одним бассейном. Зачем ему потребовался еще один бассейн, Кирпа не уточнял. И далее: территория отеля симпатичная, бассейн – хоть и один, но большой. Два улыбающихся менеджера провели до номера. Очень симпатичный номер, хоть комнаты и небольшие. Жена заметила, что недостает полотенец и (вот, молодец!) отчитала персонал. Ты же знаешь мою Раису Георгиевну, никому не попустит! Завтрак – так себе, зато на ужин кормили как на убой. И так все семь дней: забота персонала, бассейн, турецкая баня…

Смидович внимательно слушал, а потом спросил:

– А как турки? Какие они? Как живут? Чем живут? А женщины в чадрах ходят? Кто у них там сейчас? Абдулах Гюль? А с курдами они как? А кипрскую проблему урегулировали?

– Ты меня слушал? Я же не на Кипре отдыхал! И на черта мне их проблемы? Долблю тебе: обслуживание нормальное, есть русскоязычный персонал. Так что с пониманием никаких проблем. Однажды с Раисой Георгиевной даже на дискотеку ходили. Танцевали до ночи! Очень много наших и немцев. Каждый день – на массаж.. Там мальчик-массажист, Мурат, – супер! Раиса Георгиевна записалась на шейпинг возле бассейна, а я – на подводное плавание. А там еще были и аквааэробика и все, что душе угодно!.

И так далее в том же духе. Больше Смидович ничего не спрашивал, лишь время от времени вставлял:

– Что ты говоришь? …Так-так… Как интересно!…

Но когда Кирпа упомянул аниматоров, не дававших им с Раисой Георгиевной скучать, снова не выдержал:

– Что за аниматоры такие?

– Темнота ты, Витя. Сидишь тут со своими жмуриками – жизнь не знаешь. Аниматор ведет игры, конкурсы, вечеринки, шоу, вечерние дискотеки.

– Понял.. По-нашему, массовик-затейник.

– Пусть будет массовик… затейник…Ха-ха-ха, – зашелся Кирпа от смеха.

Наконец после обещания обязательно поехать в Турцию снова, потому что турки живут с туристов и из кожи вылезут, лишь бы только не испортить впечатления, он ушел.

А Смидович подумал, что почему-то не хочет никакой Турции. Скорей бы лето! Удочка – и на рыбалку. Выберешь себе уединенное местечко, пособираешь в радиусе 100 метров пластиковые бутылки и прочий мусор, поснимаешь полиэтиленовые пакеты с деревьев, попалишь все это – и сиди себе в чистоте аж до самой ночи. Задремлешь над удочкой, а рыба – пусть себе плавает. Словится-не словиться – не в этом дело. Мелочевку он всегда отпускал в воду, а вот карпиков – никогда… Карпиков он любил, грешный. Но только тогда, когда их мать жарила. Сама она никогда речную рыбу не ела, потому что когда-то в молодости обрабатывала огромного леща, а там – черви в голове. Тем не менее готовила мать, так никто не мог. Сначала она чистила рыбу, а потом мыла ее в первый и последний раз. Надрезала живот и ловко вынимала внутренности. Икру, молочко, жир с печенью выбирала и вкладывала назад в рыбу. Потом жарила, предварительно посолив и притрусив мукой. Штук десять можно было таких карпов съесть и не наесться!

Когда-то Смидович сам готовил рыбу, но она потом горчила. Мать тогда так и сказала: «Эх ты… Сапожник без сапог».

3

Накануне Нового года Олег получил письмо с обратным адресом в виде штемпеля: «Управление здравоохранения». Кровь прихлынула к голове, а сердце бешено заколотилось… Дрожащими руками он разорвал конверт прямо в лифте.

„Уважаемый, Олег Андреевич!

Сочувствуя Вашему горю, уверяем, что Управление здравоохранения областной государственной администрации делает все возможное для тщательного расследования причины, приведшей к смерти Вашей жены Марины. Уже на следующий день, после получения Вашего письма 15 декабря 2007 года по требованию областной прокуратуры была создана комиссия по рассмотрению жалобы. В комиссию включены заведующие хирургическими кафедрами медицинской академии, областные специалисты, ведущие специалисты управления здоровья”…

Ключ никак не влезал в замочную скважину. “Наконец…. Наконец-то дело сдвинулось с места, и, может быть к весне над врачами-убийцами осуществится справедливый суд, – думал он, стараясь преодолеть волнение.

„…18 декабря состоялось заседание комиссии, которая пришла к выводу, что для расследования случая смерти Марины Томашенко необходимы дополнительные материалы: объяснительные записки медицинского персонала хирургического отделения районной больницы, дежурных врачей, работавших во время ее поступления в больницу, экспертизы квалифицированных специалистов и т.п..

Распоряжение об этом предоставлено ответственным лицам. 21 декабря в областной клинической больнице была проведена клинико-патологоанатомическая конференция по рассмотрению случая смерти Марины Томашенко. Протокол конференции представлен в управление. После получения экспертизы главного хирурга управления здравоохранения (находится в очередном отпуске) состоится повторное заседание комиссии по рассмотрению требования областного прокурора, где будет представлено и Ваше письмо от 14.12.2007 года.

Выводы комиссии будут предоставлены в прокуратуру.

С уважением и.о. начальника В.М. Кузьменко”.

… Неизвестно сколько он просидел на кухне с письмом в руках… В конце-концов до него дошло: прокуратура перенаправила его заявление в управление здравоохранения. Схватил мобильный, но Марта была „вне зоны досягаемости”. Вспомнил о ее рабочем телефоне и минут двадцать слушал отвратительные короткие гудки… Когда уже лопнуло терпение, неожиданно услышал серебристый девичий голос. Договорились встретиться в субботу в то же самое время и на том же самом месте для обсуждения плана следующих действий.

… Прочитав ответ из управления здравоохранения, девушка сказала, что заберет его домой для внимательного изучения, но первое впечатление – обычная отписка. Прокуратура ничего не собирается расследовать, а просто переслала его заявление медикам, чтобы они там по-семейному разобрались что и к чему.

– Это все равно, что вы отлупили… – Марта смутилась, но сразу же нашлась, – свою дочь, а та написала заявление в милицию, которая переслала письмо дедушке, то есть вашему отцу, чтобы бы тот вас как следует вздрючил. Непонятно, какой смысл в этом письме. Ведь расследование еще не завершено! Если это только можно назвать расследованием… Скорее всего рассчитано на психологию. Вас проинформировали о каких-то конференциях, привлечении серьезных экспертов, которые ради вас отвлекаются от важных дел… Вы как бы должны проникнуться всем этим и тешить себя надеждой, что к конце концов кого-то накажут.

Крыть было нечем.

– Все это фигня, – подвела она резюме. – Подумаем, что делать дальше.

На этот раз они пошли по проспекту к центру города. Олег рассказал девушке, что сына лупцевал только в детстве, но никакой дедушка не мог ему за это попенять, потому что на тот момент их обеих уже не было среди живых.

Вдруг Марта остановилась перед афишей, на которой был изображен черноволосый дядька, похожий на разведчика из советского кинофильма. Олег поинтересовался, кто это… Как? Он не знает знаменитого актера?

– Да это же наша местная достопримечательность! Разве вы никогда не были на его спектаклях?

Пришлось сознаться, что в последний раз ходил в театр лет 10 тому назад. Кажется, то был театр русской драмы, от которого осталось устойчивое впечатление сельского клуба. Но он не против познакомиться с современной театральной звездой прямо сейчас.

…К началу спектакля оставался один час… На предложение своего спутника прогуляться на свежем воздухе, Марта лишь снисходительно улыбнулась. Какой свежий воздух? Нужно стоять около входа в зал, чтобы занять лучшие места. Что ж.. Не оставалось ничего другого, как наблюдать за преимущественно молодежной публикой этого странного театра. Рядом вели разговор двое стильных парней.. Их украинская речь струилась так естественно, что Олег начал прислушиваться. Один из них рассказывал о своем путешествии потягом во Львов. Именно потягом, а не поездом. Было интересно и непривычно слушать этих молодых людей. В его среде украинским языком пренебрегали. Марина всегда жаловалась на то, что законы пишутся на украинском. И хотя Олег удивлялся, как можно не понимать язык, который слышишь с детства, жена всегда возмущалась, что имела бы на работе вполовину меньше проблем, если бы оригиналы законов писались на русском… Марта Васильевна таки права: он отстал от жизни. А вот сама она чувствовала себя здесь как рыба в воде.

Но вот зал открыли, и девушка быстро потянула его занимать места. Когда все ж таки уселись где-то посредине, она объяснила, что актера на первом ряду слишком много (любит погладить, поцеловать или даже постучать зрителей по головам), а на последних – слишком мало. Зал был рассчитан приблизительно на 100 мест и устроен как в цирке: сцена – внизу, а кресла – наверху. Многие зрители сидели прямо на ступеньках.

Честно говоря, Олег трудно представлял себе Достоевского на украинском, но помалкивал, чтобы не обидеть свою милую спутницу-театралку. На сцене выстроились манекены и конструкции, похожие на тренажеры. Как только артист вышел на сцену, публика притихла и просидела как парализованная до конца спектакля. Актер, одетый в кожаные штаны, безрукавку на голом теле и в очках, начал свой монолог. Потом он забирался на конструкции, прятался за так называемыми кулисами, и постепенно зал оказался целиком во власти его бешеной энергии. Это был рассказ о любви к кроткой девушке, о неоцененных благодеяниях, граничивших с сумасшествием. Затем самоубийство героя, и – сон смешного человека. Под конец страсти достигли апогея. Казалось, что заключительные слова этот черноголовый мужик проговорил именно Олегу Томашенко и никому другому.

Зал поднялся и долго аплодировал любимому артисту. Кто-то преподнес цветы. Актер ушел за кулисы, а зрители все еще аплодировали, пока тот не возвратился. Нависла могильная тишина.. Все чего-то ждали. Но лицедей лишь тихо выговорил с утомленной улыбкой: „Идите домой…”. Прозвучали неистовые аплодисменты, и уже на улице Марта объяснила, что по обыкновению артист произносит после спектакля поучительный спич минут на двадцать, но сегодня он, вероятно, так выложился, что на спич уже не осталось никаких сил. Аплодисментами публика продемонстрировала, что она понимает своего любимца и признательна ему.

– Как часто вы посещаете его спектакли?

– Видела почти все… Очень люблю его, но недавно немного разочаровалась…

– Почему?

– Понимаете…В том году он получил престижную премию, а на вопрос куда собирается ее израсходовать, такое наплел… На обучение двоих детей, машину, дачу, отдых в Египте и прочую ерунду…. О творчестве – ни слова. Ни слова об актерской школе, записи старых спектаклей и постановке новых…

– Не берите в голову… Если он – отец двоих детей и семьянин, то, понятное дело, ему надо содержать семью согласно стандартам общества… А в этом случае творчество становится также и источником заработка… Пушкин тоже спекся на заботах о разраставшейся семье…. Да и не он один…

– Наверное, вы правы…

– Вдобавок поймите, что артисты – такие же люди, как и все…Просто мы живем в такое время, когда их возвели в какую-то непонятную степень. А на самом деле они отличаются от нас лишь тем, что охотно позируют на экране и рассказывают о своей жизни… Когда-то актеры принадлежали к низшей прослойке общества….А теперь к ним относятся с повышенной серьезностью, прислушаются к их мнению. Они становятся депутатами, губернаторами, политиками… А какой депутат из лицемера и притворщика? Это же смешно… Поэтому не нужно слишком серьезно воспринимать то, что они говорят…

…По дороге домой Олег думал, хорошо ли, что еще сорок дней не прошло со смерти жены, а он с девушками по театрам ошивается? Но внутренний голос ответил: театр – не концерт, а даже наоборот – место для размышлений. А подумать ему было над чем…

4.

Двадцатисемилетний хирург Андрей Шевчук работал в больнице только четыре месяца. Еще будучи интерном он обрыскал почти все сельские окраины, лишь бы найти более или менее приличное для распределения место. В итоге его взгляд остановился на районном центре Пресное. Главврач Семенова на удивление охотно отослала в соответствующие органы письмо с просьбой направить им по распределению молодого специалиста Андрея Шевчука. Пресное устраивало его по двум причинам. Во-первых, своим местоположением (всего 60 километров от города), а во-вторых, наличием опытного хирурга Кирпы. Учиться на своих ошибках где-то в медвежьем углу – слишком болезненно как для врача, так и для его пациентов…

Почему Шевчук выбрал село, когда почти все выпускники медакадемии стремились остаться в городе – на то было немало аргументов. Первый – хирург без опыта никому не нужен. Все его попытки попасть в городские клиники закончились полнейшим фиаско. Второй (в котором он сам себе стыдился признаться) заключался в том, что на селе, как он считал, меньше ответственности, а пока научишься – всякое может случиться. Третий аргумент он озвучивал смело и вслух: «Безобразие! В селах не хватает кадров, и кто-то должен туда ехать. Ведь мы выучились за государственный счет!». Четвертый мотив – сугубо профессиональный: проверить свои крамольные мысли относительно вспомогательных средств в диагностике. Современная диагностика опирается преимущественно на компьютерную технику, а в Украине пациенты государственных больниц не всегда имеют достаточно средств на ее оплату. Когда-то врачи по пульсу, при помощи пальпации, перкуссии и аускультации выдавали абсолютно верные диагнозы. Шевчук уже насмотрелся на «специалистов», которые ничего другого не знают, кроме как отсылать больных на УЗИ, ничуть не утомляя себя тем, чтобы пощупать и простукать их животы. Андрей почему-то считал, что компьютерные аппараты устраняют способность врача мыслить самостоятельно. Возможно, он ошибался, но проверить свои предположения можно было только в условиях отсутствия новейших диагностических аппаратов. Пятый аргумент в пользу его выбора сельской местности заключалось в том, что даже если бы он и устроился где-то в городе, не факт, что он бы там чему-то научился. По обыкновению операторы своим мастерством за просто так не делятся (учить на свою голову конкурента дураков нет), а на селе вопрос так остро не стоял: единственный на весь район хирург только обрадуется помощнику.

Словом, молодой специалист Шевчук решил выработать клиническое мышление именно в сельской больнице со всеми ее недостатками. Стать блестящим диагностом и добротным хирургом было его задачей на ближайшие годы. А помочь в достижении цели должен был его холостяцкий статус. Андрей немного пренебрежительно смотрел на своих друзей, искавших всякие лазейки в городские клиники или фармацевтические фирмы, единственно с целью содержания семьи. Он тоже на последних курсах встречался с девушкой – и не какой-нибудь, а дочкой профессора медицинской академии. Подруга его в ближайшие годы замуж не собиралась. «Посмотри на запад, – говорила она ему,- там до тридцати пяти о замужестве никто и не думает! На первом плане у европейских женщин – карьера». Отъезд Андрея поставил в их отношениях все точки над «і». Расставание состоялось безболезненно, по крайней мере так ему тогда казалось.

… В медицинскую академию Андрей поступил без блата, потому что не имел никаких связей в этой сфере. Правда, школьных знаний по физике и украинскому языку не хватало, и по этим предметам пришлось нанимать репетиторов. В процессе обучения все тайное стало явным… Хотя большинство студентов училось добросовестно, в академии была и особая каста – дети профессоров, врачей и сельской „верхушки”, еле-еле тянущихся на тройки. Также отдельной статьей проходила категория контрактников. Эти касты и категории – самые страшные, и больным к ним лучше не попадать. Андрей вообще считал, что на печати врача должна быть отметка – „учился на платной основе”. Или – „дочка медицинского цабе”. На их курсе одну такую доцю выперли бы еще после первой сессии, если бы ее отец не работал заведующим одной из городских больниц. Распределение по специальности она получила одно из самых престижных – гинекологом, а отрабатывать поехала очень «далеко» – аж в киевскую клинику.

Преподаватели деньги за экзамены не требовали. Прилежный студент мог вполне получить красный диплом. Рейтинг студентов формировался по результатам их успехов в обучении, участии в научной работе, кружках, конференциях, общественной работе и даже спортивных достижениях. Шевчук в кружках участия не брал (это ему было неинтересно), спортом не увлекался, общественной работой пренебрегал. Поэтому по рейтингу среди 160 студентов курса занимал почетное 60 место.

Обучение было очень напряженным. По теории каждого студента опрашивали ежедневно, а поговорка „от сессии до сессии живут студенты весело” медиков не касается…Но парень никогда не мог предположить, что в медицинском образовании так мало внимания уделяется практическому опыту. Летом после первого курса он мыл полы и сажал деревья, а после второго и третьего научился разве что делать уколы и ставить клизмы. На пятом ему наконец повезло: в роддоме его прикрепили к врачу, который охотно комментировал все свои действия, предоставлял стетоскоп послушать сердцебиение, приглашал на кесарево сечение. А заведующая отделением – на вид суровая и крикливая тетка – находила время детально объяснять ход операции. Несколько раз он ходил на ночные дежурства, «мылся» (одевался, стерилизовался) и ждал благоприятного времени быть приглашенным на ассистирование. Иногда его звали, и он жадно ловил глазами движения кистей оператора и охотно выполнял вспомогательную работу – разрезал тело и зашивал швы. Там он впервые соприкоснулся с открытым неудовольствием пациентов, которых использовали в качестве демонстрационных моделей. “А как же еще можно научиться, чтобы вас лечить?”, – так подмывало гаркнуть на таких недоумков.

Оснащение медицинской академии было крайне примитивным и зависело от личных усилий заведующих кафедрами. Считанные кафедры практиковали мультимедийные лекции… На втором курсе в качестве наглядного пособия служила бедная крыса, на которой все студенты изучали сокращение нервных волокон. Преподаватели разводили руками: если еще что-то хотите посмотреть – наловите жаб, и мы вам все продемонстрируем…

Таким образом Андрей на собственной шкуре ощутил запрет на использование животных и трупного материала при обучении. С XVII века в этом вопросе на Земле царила полнейшая вакханалия, и жизнь животных не ценилась вообще. Но вот в 1987 году американская студентка Дженифер Грехем отказалась от участия в вивисекции в рамках курса физиологии. Не получив зачет, Дженифер обратилась в суд и выиграла дело. После этого все пошло кувырком. Билль прав калифорнийских студентов позволил не принимать участия в опытах над животными, если это противоречило моральным принципам. Судебные процессы участились, и студентам иногда даже возмещался значительный моральный ущерб (рекорд – 90 тыс. долларов).

Но учить анатомию без живой формалиновой руки или ноги невозможно! Живой материал не заменишь ни одним муляжом. Можно тысячу раз оперировать на компьютере и потерпеть неудачу при вскрытии живого тела. Все знаменитые хирурги через это прошли. Вот признание академика Шалимова: «Если больной был способен дождаться утра, то вечером я шел в морг, где были клетки с собаками, и на трупах отрабатывал методику, а на собаках – технику. А утром оперировал людей».

Конечно, искать выход - сложнее, чем неосмотрительно перенимать некоторые западные принципы. Именно – некоторые, потому что и на западе не все так однозначно. В Великобритании, например, запрещено использовать животных при обучении хирургической технике, кроме микрохирургии. В Украине не помешало бы на законодательном уровне обязать оперировать животных лишь под анестезией, наладить сотрудничество образовательных учреждений с ветеринарными организациями. Студенты должны иметь право оперировать бездомных собак, также болеющих онкологией. Всегда можно найти выход … Положим, разрешить студентам выполнять под наркозом мелкие хирургические операции на условиях полного выздоровления животных. Или известить население о бесплатном лечении домашних животных студентами-медиками. Многие бы из неимущих слоев воспользовались бы этой возможностью для спасения своих любимцев.

…Шевчук отучился шесть лет, после чего твердо выбрал себе специализацию – хирургия. Об этом он решил еще в начале обучения и правдами и неправдами добился своего. Государственное тестовое испытание „КРОК-2” с его сложными, глупыми, противоречивыми и неправильными вопросами он сдал более или менее успешно, а получив диплом понял, что его мозг напичкан чисто теоретическими и во многом поверхностными знаниями. Тем не менее, безо всяких колебаний он пошел в интернатуру вместе с меньше чем половиной дипломников. Большинство на этом этапе отсеялось…. Девушки повыскакивали замуж, кто-то пошел в другую профессию, а кто-то подался в предприниматели. Большая часть медиков посвятила себя фармацевтической отрасли.

На очном цикле царила ужасная скука. Преподаватели принуждали читать заумные книжки, загружали рефератами и «полезной» работой для кафедры… Заочный цикл оказался куда интереснее. Там Андрея научили футболить больных с одного отделения в другое, равно как и сотрудничать с фармацевтическими фирмами. Интерн не имеет права самостоятельной работы, поэтому дальше ассистирования хирургический опыт Шевчука не продвинулся. Ассистент – это интересно и чему-то учит, но если вместе с тем можно самостоятельно выполнить часть операции. В интернатуре Андрею не повезло – ассистировал он довольно часто, аж руки немели от держания крючков. Но как ни вглядывайся в чужую работу, без практики глаз быстро замыливается. Только намного позже парень пожалел, что во время интернатуры не проявлял чрезмерной инициативы, а полагался лишь на призрачный фарт.

Лицензию и печать получило меньше половины интернов. Тех, кто не имел „высокой” поддержки, заслали в самые отдаленные села или в лаборатории. Но лаборатория – смерть для врача, поэтому Андрей был просто счастлив, что заранее подсуетился.

Районное руководство предложило молодому специалисту решить жилищную проблему тремя способами: стать к кому-то на квартиру, взять землю под застройку или вселиться в заброшенный дом. На самом деле никакого выбора не было. За зарплату в 700 гривен помещения не наймёшь, а строить дом – еще смешнее. Оставалась заброшенная хата… Обследовав ее, Андрей аж прицмокнул от удовольствия. Если приложить силы, то домик может стать целиком пригодным для жилья. Так и сделал… Все лето драил, мыл, скреб, красил… В наследство от предыдущих жильцов остались лишь круглый грубый деревянный стол с двумя табуретами. Андрей снял с них старую краску, зачистил и залакировал. Мать привезла с города занавески, телевизор и постель с посудой. Соседи сначала заинтересованно наблюдали за симпатичным городским, а со временем стали помогать. Соседская дочка Таня подмазала дом, красиво выбелила и даже подвела. Другой сосед в промежутке между запоями подправил забор и застеклил окна. Из больницы подвезли списанные кровать, шкаф и диван, а хирург Кирпа прислал признательного ему за что-то фермера, который подрихтовал крышу.

К сентябрю Андрею не верилось, что у него есть отдельное и довольно уютное жилье. Время от времени он с довольным видом гладил блестящую поверхность круглого стола, а потом поделился с мамой, что чувствует себя народовольцем, приехавшим в сельскую глубинку не только лечить народ, но и нести в него образование и культуру. Мама улыбнулась: «Надеюсь, до того, чтобы резать жаб и стрелять в губернаторов дело не дойдет».

Итак, впереди была работа, от которой должно было быть хорошо всем: и молодому хирургу, набирающемся опыта, и непритязательным сельским жителям, на которых он должен выработать клиническое мышление.

…. Кирпа оказался классным хирургом. Молодого коллегу он встретил приветливо, учил довольно охотно, а иногда даже отстегивал за ассистирование. Кирпа брал деньги со всех платежеспособных. Ведь психология пациентов вырабатывалась столетиями: мало кто решится на операцию, не задобрив перед этим хирурга. Селяне кроме денег несли кур, яйца, мясо, масло, сыр и другие сельскохозяйственные продукты. Кирпа не брезговал ничем… Впрочем, оперировал всех одинаково. Андрей заметил, что успехи и неудачи его старшего коллеги почти не зависели от платежеспособности больного. Недавно во время удалении камней у него умер местный землеустроитель, а такая же операция у женщины, еле собравшей деньги на лекарства, закончилась удачно. Когда Андрей намекнул об этом, старый лис лишь улыбнулась.

– Фермер умер от поздней диагностики и запоздалой операции. А что касается той женщины… Понимаешь, у меня есть навыки, есть квалификация. Так я что, нарочно у матери четырех детей внутри тампон оставлю? Или сознательно вырежу селезенку? А!!! Не заплатила?! Мне, вообще говоря, безразлично платил больной или нет. Плохому хирургу плати-не плати, он и прооперирует кое-как.

– Хотя всяко случается… – прибавил Кирпа, очевидно что-то вспомнив.

Единственно, что удручало – это то, что обычно до вечера глаза Кирпы уменьшались и подозрительно поблескивали. И не только у него… Мужской коллектив их больницы нередко занимался возлияниями. Андрей не мог утверждать, что из-за этого хотя бы одна операция была проведена неудачно (сильная рука Кирпы всегда уверенно держала скальпель), но факт оставался фактом. Санитарка тетка Маруся рассказывала, что патологоанатом Смидович тоже поначалу к рюмке тянулся, но перегодя устранился, стал каким-то нелюдимым и сейчас предпочитает сидеть в одиночестве в своем морге. Выпивает, конечно, но не часто. «И ты б, сынок, не очень увлекался”, – прибавила женщина… Андрей выпил несколько раз за знакомство, а потом стал ссылаться на неотложные дела.

За неделю до Нового года пошли слухи о комиссии из областного управления здравоохранения, которое приедет для расследования обстоятельств смерти пациентки. Главврач Семенова перезвонила каждому участнику той трагедии и объяснила, что и как говорить. По просьбе членов комиссии молодой специалист Шевчук написал, что 24 ноября 2007 года в три часа ночи в отделение реанимации и интенсивной терапии поступила женщина в бессознательном состоянии. Обследование показало содержание алкоголя в крови 0,8 промилле. У женщины был бледный цвет лица и нарушенное сознание. Чувствительность отсутствовала, пульс – ускоренный (120 ударов/мин), температура тела – 38°. Напряжение мышц живота отсутствовало.. Назначили инфузионную и антишоковую терапию. В пять утра поставили 3 катетера. Аспирации крови, мочи, каловых масс или желчи не выявлено. В брюшную полость ввели физиологический раствор. В 5 часов 30 минут – антибиотики парентерально. В шесть утра состояние больной улучшилось. В 6.30 артериальное давление упало, температура снизилась, лицо посинело. Обследование живота показало наличие некроза в местах надавливания и вздутие. В 07.05 кожа пациентки приобрела бледно-серый цвет с землистым оттенком, покрылась каплями пота. Начались адинамия, значительные расстройства дыхания и сердечной деятельности, бактериемия, вздутие живота, отсутствие кишечных шумов. В 07.10 зафиксирована биологическая смерть.

В конце Андрей прибавил, что анализ крови со временем показал долгосрочное применение пациенткой гормональных препаратов, вероятно против беременности. Эти препараты возможно и смазали первоначальные симптомы. Также смерть пациентки объясняется ограниченными диагностическими возможностями районной больницы.

В принципе, все это было правдой, кроме небольших нюансов. Катетер таки показал внутреннее кровотечение, и Шевчук собирался на свой страх и риск оперировать, но главврач по телефону категорически запретила ему это делать. Когда Кирпе рассказали о том, что происходило, пока он нежился под лучами турецкого солнца, тот сначала возразил, что турецкое солнце он заслужил перед Богом и перед людьми, а дамочку ту надо было срочно разрезать, промывать и зашивать. Хотя и неизвестно, спасло ли бы это ее…

5.

На сорок дней собрались у Марининой матери. Пришли самые близкие: двоюродный брат с женой да две подружки со времен проектного института.

Теща наварила капусняка, напекла пирогов, сварила компот и приготовила кутью. На сервант выставили фотографию покойницы, перед ней – тарелку с пирожком на рюмке. Тридцятидевятилетняя Марина внимательно вглядывалась в присутствующих и счастливо улыбалась. Перегодя стали обсуждать памятник. Теща нажимала на самый дорогой и высокий, намекая на то, что дочка заработала необходимые для этого средства, которыми сейчас неограниченно распоряжается ее зять. Олег ростовику сопротивлялся и предлагал обычный мраморный памятник высотой не более полутора метров, в чем нашел неожиданную поддержку от двоюродного брата. Когда они с этим братом вышли на балкон покурить, тот спросил, как с работой. На ответ «Ищу» предложил пойти к нему торговым представителем на распространение алкогольных напитков. Олег поспешил отказаться…. С торговлей покончено навсегда, да и подсознательно он не имел желания связывать свою дальнейшую судьбу с родственниками покойной жены.

Марина и в самом деле оставила после себя немало: в уголке платяного шкафа он нашел 100 тыс гривен, и кроме того на депозитах в разных банках у нее лежало 50 тыс. долларов, 30 тыс. евро и 100 тыс гривен. Так что времени поразмыслить над своей дальнейшей жизнью было достаточно. А много ли ему надо? Питался он просто – преимущественно жаренной картошкой на сале.

Посидев еще с часок, Олег оставил поминки под предлогом встречи с покупателем автомобиля. Побродив немного чужими дворами и вспомнив надоевшую городскую квартиру, он решил проведать родную дачу. Хотя на зимний период отопление там было отключено, мощный обогреватель прекрасно грел его «прорабскую». Маршрутка быстро довезла его до поворота, а там – одно удовольствие идти пешком два километра по грунтовой дороге. Снег валил твердыми крупчатыми пластинами, и Олег жадно ловил на язык вкусные снежинки, вбирая их в себя. Неожиданно для себя завернул в переулок и вынырнул за территорией бывшего села прямо в поле. С полчаса там погулял… Время от времени он зачерпывал в ладони чистый колючий снег и будто первый раз в жизни рассматривал это белое чудо природы… А потом медленно глотал его, наслаждаясь свежим холодом…

На даче он остался до самого Рождества. Те же телевизор с книжками, а в придачу чистый воздух и общение с Мареком, который трижды наезжал его проведать.

Перед Рождеством неожиданно позвонила Марта. С радостным нетерпением Олег дослушал ее банальное приветствие с праздником и без лишних церемоний предложил встретиться завтра вечером на том самом месте. Затворничество ему уже порядком надоело… Не хватало общения, хотелось действовать, что-то делать, с кем-то встречаться, спорить и говорить, говорить, говорить… Вдобавок и погода испортилась – весь день моросило, снег растаял, а дороги раскисли… Поэтому после разговора он быстро собрался и выехал в город. А там – еще хуже…. Дождь хлестал прямо в лицо, а большие грязные лужи противно хлюпали под ногами. По дороге он зашел в ярко-блестящий магазин на центральном проспекте и купил там флакон очень дорогих духов. Пришел в себя уже перед светофором… А когда беспечно ступил на проезжую часть, чуть не оказался под колесами джипа!… Боже, как он одичал на даче… Забыл, что в этом городе на зеленый свет смело идут лишь самоубийцы… В этом городе на зеленый свет нужно не менее чем дважды пугливо осмотреться и убедиться, что автомобили действительно остановились, а не летят на тебя с обеих сторон…

… В почтовом ящике его ждал продолговатый белый конверт. На этот раз послание было коротким.

«Областной прокуратурой ведется проверка Вашей жалобы по факту предоставления неквалифицированной медпомощи Томашенко М., вследствие чего наступила смерть последней.

В связи с большим объемом проверочных действий и неполучением материалов служебной проверки, которая проводится по требованию областной прокуратуры Управлением здравоохранения областной государственной администрации, принять решение по Вашему заявлению пока что нет возможности.

О принятом решении сообщим дополнительно.

Прокурор области, старший советник юстиции Ю. Тацюра “.

В сущности говоря, ничего нового. Прокуратура подтвердила ранее известный факт: проверку спихнули на органы здравоохранения. Типа, разбирайтесь, что там у вас…

…На свидание с Мартой почти бежал. Соскучился, что ли, старый дурак?

Девушка смущенно поблагодарила за духи, правда, поспешила заметить, что помогает от чистого сердца да и результатов пока что нет.

Олег отдал ей письмо…. Насупившись, Марта перечитала очередную отписку и пришла в негодование: «Что за ахинея – эта „проверка, которая ведется по требованию областной прокуратуры Управлением здравоохранения»? И предложила ему поехать в прокуратуру:

– Ведь по логике они должны самостоятельно проверять факты, а не передоверять эту работу органам здравоохранения!

После кафе по молчаливому согласию снова пошли к центру города. Олег немного рассказал о себе, а на вопрос, где работает солгал, что у него есть два киоска. Впрочем, торговля ему надоела, и сейчас он занимается продажей этих киосков и поисками работы. Есть ли предложения? Очень много! Друзья предлагают много чего, преимущественно – торговым представителем… Так что он пока выбирает.

На прощание долго махал девушке рукой и улыбался, чувствуя себя последним идиотом.

… Тем не менее, с этого дня они стали звонить друг другу каждый вечер.

6

На встречу с помощником прокурора он немного опоздал… В час „пик” словить маршрутное такси между конечными остановками было невозможно, а общественный транспорт местная мафия свела почти на нет. Маршрутчики имели абсолютную монополию на перевозку и держали самые высокие в Украине цены за проезд. Перегруженность на дорогах создавала огромные заторы, поэтому “такси”, в котором Олег ехал в прокуратуру в согнутом виде, двигалась по центру со скоростью черепахи. Битый час тянулись мимо высоченного круглого сооружения – очередного торгово-развлекательного комплекса. Под предлогом подготовки к Евро-2012 в городе царила полнейшая архитектурная вакханалия: исторические памятники методически сносились, а вместо них возводили безобразные стекляшки, напичканные торговыми точками, боулингами, закусочными и казино с игровыми автоматами.

Еле дотянулись до „Детского мира”. Точнее сказать, бывшего „Детского мира” … Вчера по телевизору мэр уверял горожан в своем намерении смести с лица земли весь исторический центр… Комиссии, экспертизы, разрешения? Все есть. Интересно, что в последнее время он избегал смотреть в камеру… Раньше чесал – будь здоров: позиче очі в Сірка и выливает свой бесконечный поток вранья… Олег вспомнил последние местные выборы. На избирательном участке – пусто. В одиночестве он вычеркнул всех кандидатов на пост мэра и бросил бюллетень в урну. Среди своих знакомых не знал никого, кто бы ходил на выборы… Результат: проголосовали 90% избирателей, из них 80% – за этого самого человека, который застраивает сейчас центр города небоскребами. С другой стороны – не только в мэре дело… Всеми вопросами в городе заправляли две-три крупные частные структуры: губернатора они имели за управляющего, а городского голову – за исполнительного директора… Недавно пошли слухи, что кто-то выкупил огромный автовокзал и намеревается превратить его в не что другое как торгово-развлекательный центр! И когда они наразвлекаются? А много чего еще осталось неприватизированным: музеи, парки, цирк, железнодорожный вокзал, фонтаны…

Наконец, маршрутка выплюнула его возле прокуратуры… В конце длинного коридора нашел нужен кабинет, и прежде чем зайти нащупал в кармане куртки лист бумаги, на котором Марта записала ему вопросы, а уж потом вежливо постучал и открыл двери. В кабинете чернявый парень плотного телосложения стоял скрестив ноги и опершись локтем на полку открытого шкафа с полочками. В руках он держал голубую чашку, от которой пахло кислым кофейным напитком, а из-под брючины его оттопыренной ноги выглядывал смешной шелковый носок. В своем странном серо-черном полосатом костюме с блестками парень более походил на администратора филармонии, чем на представителя такого уважаемого учреждения.

Когда уселись, помощник прокурора положил перед собой белую папку с тесемками, извлек из нее какие-то бумаги и начал скучно объяснять посетителю, что он зря сюда пришел, потому что ответ из управления здравоохранения еще не поступил. Только Олег открыл рот, чтобы сказать, что по этому поводу он и пришлепал сюда, как громкий голос с патефона запел: «Счастье мое я нашел в нашей дружбе с тобой, все для тебя – и любовь, и мечты….». Парень торопливо схватил мобильный телефон… Наклонившись вперед и опершись локтями на стол, без тени смущения он забубнил: «Ну не мог я… у меня работа… поговорим позже… садись на трамвай… доедешь до центра, а там… адрес у тебя есть… ты записывала вчера…» и так далее в том же духе.

Когда супруга (кто же еще?) начала свой тернистый путь, он положил телефон на стол и изумленно осмотрел своего посетителя…. Чуть не спросил, кто он и зачем приперся.

– Объясните мне, пожалуйста…, – в конце концов заговорил Олег. – Может я чего-то не понимаю… Почему вы переслали мое заявление в управление здравоохранения? Я не вижу в этом никакого смысла.

– А куда мне его отсылать? – изумился прокурорский помощник. – Разве у нас есть специалисты с медицинским образованием?

– А разве это корректно? Если на стройке убьет человека, неужели прораб должен расследовать причины несчастного случая?

Олег достал из кармана очки, нацепил их на кончик носа и зачитал: – «Статья двадцать вторая Уголовно-процессуального кодекса Украины. Прокурор, следователь и лицо, которое ведет дознание, обязаны употребить все предусмотренные законом меры по всестороннему, полному и объективному расследованию обстоятельств дела, выявить как те обстоятельства, которые разоблачают, так и те, что оправдывают обвиняемого, а также обстоятельства, смягчающие и ужесточающие его ответственность».

– Скажите, пожалуйста, разве объективно требовать расследования от органа, на который я жалуюсь? – прибавил, смотря поверх очков.

– Извините, но там речь идет об обвиняемом и о расследовании. А в вашем деле до обвинения еще не дошло, до расследованию тоже.

Здесь снова завопило «Счастье мое я нашел в нашей дружбе с тобой, все для тебя – и любовь, и мечты….»… Оказалось, женщина, которая вероятно и одела этого парня в дурацкий блестящий костюм, растерянно торчала на остановке трамвая и снова не знала куда идти. «Прямо, теперь направо и увидишь серый дом», – послушно нудил работник прокуратуры. Пока они вместе с супругой топтались на месте, перескакивали через камешки, заворачивали за угол и раскрывали зонтик, Олег задумчиво смотрел в окно. На коричневой ветке голого дерева прыгала беззаботная серая пташка… И как ей не позавидовать? Вот… Прыгает – горя не знает….

Наконец горемычная дошла, куда ей там надо было… И когда помощник прокурора воздел глаза, то Олег не удивился бы, если бы он с ним снова поздоровался.

– Все равно вы должны расследовать заявления объективно, – продолжал Олег. – А какая объективность в том, что вы переложили свои обязанности на Управление здравоохранения?

– А кто вам сказал, что мы переложили? Управление здравоохранения подчиняется областному совету. Собственно, туда вы и должны были писать свою жалобу, получать оттуда ответ, и только тогда жаловаться нам. Прокуратура защищает только государственные интересы и интересы незащищенных слоев населения…

– И все-таки… Зачем вы переслали мое заявление в орган, чьи действия или бездеятельность я опротестовываю?

– Да ничего вы еще ничего не опротестовываете! … И отослали мы ваше заявление не в районную больницу, а в управление здравоохранения.

– Но ведь это то же самое!

– Не совсем…

И снова это проклятое «Счастье мое …!» “Администратор филармонии” радостно вернулся в свой мир и замурлыкал:

– Уже вышла? Так быстро? Теперь иди прямо и направо….

Через минуту глаза его забегали, а дыхание перехватило:

– Хорошо! – воскликнул в сердцах. – Жди!… Через двадцать минут я тебя заберу!

Теперь уже с некоторым раздражением он официально произнес:

– Олег Андреевич, мы делаем все возможное… Без ответа из управления здравоохранения мы не можем предоставить вам квалифицированный и содержательный ответ. Вы отвлекаете нас от важных дел. До свидания.

– Да вы только перешлете мне этот ответ по почте! А вы назначили судебно-медицинскую экспертизу?

– Какая экспертиза?… Идите домой и ждите – это все, что я могу вам сказать.

….А дома его ждал Игорек, приехавший утренним поездом из столицы. Лежа перед телевизором, он сонно жевал бутерброды с чаем. Желание поделиться пережитым переполняло, и Олег с порога рассказал сыну о своих приключениях в прокуратуре, показал ответы из официальных учреждений, не упоминая об участии в этом процессе Марты. На сына этот рассказ не произвел ни малейшего впечатления… Не отводя глаз от телевизора, он усомнился, чтобы отец чего-то добился, а через некоторое время задремал…

Когда проснулся, уже стемнело… Поев борща, он закрылся у себя в комнате и с полчаса бренчал на гитаре. Все это время его отец курил на кухне и думал с какой стороны подойти к серьезному разговору о целесообразности дальнейшего обучения в юридической академии. Услышав в который раз одну и ту же песню на английском, он зашел в комнату и как можно более непринужденно спросил:

– Что за песня, сынок? Не надоело двадцатый раз петь?

– Курт Кобейн… «The man who sold the world».

– «Человек, который продал мир»?

– Да.

– И что с этим торгашом сталось?

– “I must have died alone, a long long time ago”…

– «Я, наверное, уже давно умер в одиночестве…. Очень, очень давно». А кто этот Курт, как его?

– Папа, ты совсем отстал от жизни. До сих пор носишься со своими битлами и считаешь себя бывшим рокером. Битлы – это на самом деле попса, и они навеки ушли в прошлое. Запомни это…. А Курт Кобейн – лидер группы «Нирвана», классик гранж-рока.

– Как это в прошлое? Ты что, с ума сошел? «Битлз» – в прошлое?

– Да какие они классики, папа? Классиков надо слушать, а их песенки уйдут вместе с твоим поколением.

– Ха!… Мое поколение…Та ты сам слушаешь Rolling Stones!

– Так то совсем другая дело. Слушаю и буду слушать. И дети мои будут слушать. Их песни двадцатилетней давности актуальны до сих пор. А помнишь, когда я был маленький, и мы пошли в магазин и ты купил ту пластинку в коричневом конверте. Помнишь? А где она?

…Был глубокий вечер. Отец с сыном упорно настраивали старый проигрыватель, который перед тем вытянули из кладовки вместе с двумя огромными звуковыми колонками. Сын вытирал пластинки от пыли, а отец подклеивал потрескавшуюся пластмассовую крышку проигрывателя. Наконец, все было готово. Олег осторожно нажал рычаг, и игла медленно погрузилась в пластинку…. Сквозь треск и шум зазвучала песня Мика Джаггера «Get off of my cloud». Сидя на полу, мужчины некоторое время качали главами в такт знакомой мелодии… А потом не удержались и начали тихонько подпевать.

– Это были славные времена, сынок! – не вытерпел отец. – Это были времена, когда ты был маленьким и боялся ручку свою отцепить от папкиной.

– Вот видишь… Мик Джаггер никогда не останавливался… Он никогда не постареет, хотя ему хорошо за шестьдесят. Так и Курт… Его будут слушать долго, потому что он – настоящий… Его музыка не имеет никакого отношения к коммерции…

А тут пошла «Heart of stone»:

“..She's all by herself

I try and knock her off her feet”

И грянули вместе: «But, she'll never, never, never, never break, this heart of stone. Oh, no, no, this heart of stone».

Почти час пели позабытые песни… И Олег загрустил о прошлом… Досадно, что в свое время он так мало внимания уделял самому родному человеку в мире… Всегда смотрел на поступки сына глазами жены… И вот на тебе: каким-то чудом он вырос нормальным, хорошим мальчиком… Просто живет какой-то своей автономной жизнью… Глаза Олега затуманились от слез… А Игорек, ничего не видя во тьме, тихо спросил:

– Папа, а как ты посмотришь на то, что…. Короче, я…. бросаю эту юристику …

Олег не поверил себе… Пока он мялся, сын сам все решил. Но радости своей не выказал… Чтобы проверить, насколько мальчик уверен в своем решении, он сурово спросил:

– Сынок, ведь мама так хотела…

– Папа, я ненавижу эти законы, их трактовки, юридические термины и тому подобное. Я буду плохим юристом… Я не смогу выступать в судах…. Я там три слова не свяжу… Я знаю себя… Буду сидеть, как последнее мурло. Я видел таких адвокатов… И видел девчонок-прокуроров, требующих приговора по указке судьи.

– И что ты собираешься делать?

– Еще не знаю… До лета поработаю, а там увидим.

– Но ты же загремишь в армию!

– Ну и что? Сейчас армия – всего год. А, может, и не загремлю. Скоро армия будет контрактной, так может до меня не сразу дойдут руки.

– А к чему у тебя тяга? И как это без высшего образования? Нужно поступать в другой вуз…. Может, в технический? Найдем там связи…

– Папа, я еще не знаю… но мне хочется учить языки… Английский, французский, испанский…А по поводу высшего образования, так у Билла Гейтса тоже его нет, и ничего – живет себе мужик и не бедствует. Чтобы ты знал, юного Билли в свое время выкинули из Гарварда за неуспеваемость.

– На одних языках далеко не уедешь, – старался Олег убедить сына продолжать учебу. – Нужно иметь профессию. И на Билла Гейтса ты не равняйся.

– Я хочу учить языки… Сам или на курсах… И, наверное, выеду отсюда. Что-то не лежит у меня душа к Украине. Дядя Дима вот тоже уехал… Попросим его найти мне там работу. Любую… Попрактикуюсь во французском и испанском… Ведь он живет почти на границе с Испанией…

Признания сына ошеломили… Такого поворота событий он не ожидал. Одна новость за другой… Куда он собирается ехать? За границу?

– Ты хочешь всех нас бросить? Меня, бабушку и … родину?

– Папа, ты видишь, какая это родина… Мама ходила по платным клиникам, все время жаловалась, что там ее не лечат, а только деньги вытягивают, а в итоге умерла в государственной больнице. С таким успехом она могла умереть на улице… И дело даже не в этом… Жить в Украине – время терять. Вглядись у лица нашей так называемой «элиты» в телевизоре и поймешь, что здесь нечего делать… Так что, пока еще не поздно, надо рвать отсюда…подальше…

…Сын пошел к друзьям… А Олег еще долго сидел на полу его комнаты и слушал старые виниловые пластинки. В конце-концов решил, что пусть будет как будет. Пусть сынишка выбирает свою дорогу и набивает свои собственные шишки. Языки – тоже неплохо. А что до эмиграции… Поживем-увидим.

Одно его утешало. Юрист из Игорька – никакой, а тратить время и огромные средства на то, чтобы понять это в судах – в тысячу раз хуже. Там счет пойдет на чужие судьбы…

7.

Почти все коллеги сторонились Смидовича, и причиной было не только его стычка с главврачом. Сам факт нарушения патологоанатомом правила взаимовыручки имел неприятный привкус – сегодня дело замяли, а завтра, не приведи Господи, дойдет до суда. Андрей Шевчук относился к тем, кто хоть и здоровался с опальным коллегой, но вполголоса и на бегу. Чувствовал себя при этом так мерзко, как никогда в жизни… Собственно, тот инцидент произошел из-за его неопытности… На первый взгляд корить себя было не за что. Именно главврач распорядилась той ночью подождать до утра… И возможно, как опытный медик она была права… Но чем больше он размышлял над ситуацией, тем больше ужасался. Почему он тогда не проявил себя? Почему не сказал твердо: «Я могу. Давайте попробуем»? Впрочем, не все так просто… Если бы пациентка умерла на операционном столе, то история эта была бы совсем другой…

Вместе с тем мысли разъедали его мозг…. Страдания привели к бессоннице, а с наступлением ночи он боялся выходить на двор – везде ему мерещилась женщина с бордово-пепельными волосами… Она рассказывала о своей жизни, о том, как любила и как ее любили, как она хотела жить, а он, проклятый недоучка, так преждевременно оборвал ее жизнь… В конце концов, постоянные недосыпания привели к тому, что во время ассистирования он получил от Кирпы доброго пинка и порцию отборного мата.

А тут еще одно событие… Как-то в понедельник он сидел в ординаторской и изучал истории болезней. Вдруг в комнату неслышно проскользнула Татьяна Кирилловна, милая пятидесятилетняя женщина, высококвалифицированная медсестра, которая проработала в операционной почти двадцать лет. Надо сказать, что операционная медсестра – самая неблагодарная среди медицинского персонала должность. Если палатным сестрам хоть кто-то сунет в карман пятерку или десятку, то под нож люди попадают голые и босые, а часто и в бессознательном состоянии. Поэтому подработка операционной сестры находится в прямой зависимости от доброй воли хирурга… Кроме того, не только на ассистентах операторы выливают свои эмоции… Работа операционных сестер считается более престижной только по причине их непосредственного общения с элитой медицины в критические моменты. А это сближает людей…

…Сначала он не обратил на Татьяну Кирилловну никакого внимания. Но когда услышал слабые всхлипы, быстро осмотрелся. Женщина плакала возле окна, в руках ее была скомканная местная газета… Вгорячах Андрей вскочил, но решив, что это может быть что-то личное, снова уселся. Тем не менее, не реагировать на состояние плачущей женщины было бы некорректно. Тогда он подошел к ней и осторожно спросил, не может ли чем-то помочь… Реакция Татьяны Кирилловны была неожиданной… Она медленно повернулась к нему своим добрым продолговатым лицом и взорвалась: «Не могу уже! Уйду к чертовой матери! И зачем мне все это нужно?».

Постепенно выяснилось, что доставать ее начали еще позавчера, когда соседка бросила прямо в глаза: „Что ты прибедняешься? Берете деньги за каждый укол, а ты все бедной прикидываешься…”. А в воскресенье поехала в город… Отвезла туда сумку с овощами, а то зять зарабатывает мало, а дочка – в декретном отпуске. По дороге завернула на базар за всякими мелочами по хозяйству и набегала полную сумку. На шоссе пришлось еще с полчаса ждать задрыпанного сельского автобуса. Только поставила свою большую сумку на подножку, как дверца начала закрываться, и руки оказались между створками. Ужасный вопль вырвался из ее груди… Только не руки! Это же ее рабочий „инструмент”! А водитель уже начал ехать… Неужели в зеркало ничего не видел? Когда люди закричали, то он остановился, а потом всю дорогу проклинал дурных баб, что они ему уже поперек горла стоят: за багаж не платят, а своими торбами занимают в салоне такую же площадь, что и человек. Когда Татьяна Кирилловна вышла с автобуса, то сразу и узнала своего обидчика… Полгода назад они с Кирпой его с того света вытащили. Очень сложная была операция – заворот кишок… И таких историй на ее памяти не перечесть… Потому что операционных сестер у лицо никто не знает, а они помнят всех… А вот и последняя капля… И женщина, еле сдерживая рыдания, протянула помятую газету „Преснянская правда”. Андрей присел на диван и начал читать. Это было письмо какой-то Тамары Б. из села Коржовка, в котором она жаловалась на пропажу обручального кольца во время операции в районной больнице.

– Мы за зарплату в 700 гривен их спасаем, а они еще и ругают нас. По правилам перед операцией больные должны снимать с себя все ценные предметы… А теперь Семенова требует, чтобы все участники операции компенсировали этой Тамаре Б. стоимость обручального кольца. Кирпе-то нетрудно заплатить, а я откуда возьму такие деньги?

И медсестра снова залилась слезами.

– Татьяна Кирилловна, меня беспокоит другое… Почему вы без суда и следствия вообще должны что-то компенсировать? Ничего не платите, пусть они докажут…

– Так зачем же меня так обижать? Вы знаете, я давно работаю в этой больнице и уже всего насмотрелась – на три жизни хватит. Когда люди здоровые, то они считают, что никогда не заболеют… А когда неожиданно узнают о какой-то болячке внутри, то так уже в глаза заглядывают, так ждут от нас успокоения и поддержки! И поболтай с ними, и удели внимания, и успокой… Как будто мы – духовные пастыри… Тут у нас хирург когда-то был, так он так и говорил: „Им скорее нужен батюшка, а не оператор”. Люди не понимают, что мы не можем бесконечно обогревать их своим теплом… Они знать не хотят, что мы тоже нуждаемся в поддержке! Они вылечатся и идут домой, а мы тут остаемся… И снова боль, снова кровь, снова кого-то надо утешать… А меня? Кто меня утешит? Уже ж не больные… Потому что хворые жалеют только самих себя… А потом за пределами операционной они ломают мне руки, не выдают своевременно справку, гоняют по бюрократическим коридорам, и я не могу им пожаловаться! Потому что это только они имеют право мне жаловаться!

Андрей не успел ничего ответить бедной женщине, так как в ординаторскую забежала медсестричка Аннушка и с кривой улыбкой сообщила, что „какая-то странная городская ждет его в вестибюле”. Андрей извинился перед Татьяной Кирилловной и вышел в коридор. А там, напротив окна, стояла Наталья… Ничуть не сомневаясь, что ей страшно рады, профессорская дочка искренне улыбалась, как ни в чем ни бывало… У Андрея упало сердце… Он даже немного отступил перед этим призраком с потертым рюкзаком поверх аморфной куртки и в кислотных джинсах…

… А Наталья все еще улыбалась… И было с чего – принадлежала к тому сорту уверенным в себе девушек, которые заставляют окружающих поверить в их красоту. Низкорослая и коренастая, она никогда не пользовалась косметикой, а густые брови сроду не выщипывала. На каком-то этапе Андрей тоже поверил в привлекательность Натальи, и ему даже импонировал ее имидж «своя в доску». Но со временем все эти «европейские» примамбасы порядком надоели. Все чаще его взгляд задерживался на томных и стройных блондинках, и он начал ловить себя на том, что завидует их спутникам. Особенно его бесили «успехи» в учебе профессорской дочурки. Три четверки за шесть лет! Зачем же так нагло? Ведь каждый на курсе знал, какая она «отличница»… По сути говоря, эта девушка была еще одной из причин его отъезда из города. В село бы она точно не поехала, потому что папа давно зарезервировал ей хлебное место в частной стоматологической клинике.

… Наталья схватила его руку и по-мужски ее пожала. Это было что-то новое….

– Привет! Решила наведать пустынника! Ты что, номер телефона поменял?

Немного опомнившись, решил держаться официально. Но сухое объяснение, что потерял телефон вместе с карточкой (хотя это было чистым враньем) пролетело мимо Натальиных ушей.

– Ты когда освободишься? – закричала она. – У тебя здесь, говорят, собственный дом! Давай ключи!

Это было слишком… А пока думал, как бы скорее избавиться от непрошеной гостьи, девушка сообщила, что она здесь только до завтра. И то хорошо… Дома было, как шаром покати, так что зашли в магазин купить что-то к ужину. Селяне с нескрываемым любопытством рассматривали чудную городскую, которая уверенно руководила их молодым врачом. Как на беду в этот миг в магазин забежала и его соседка-помощница Таня. Пытливо осмотрев Наталью, она демонстративно хмыкнула и отвернулась.

Постепенно Андрей смирился с этим визитом… До завтра можно и потерпеть. Что уж тут поделаешь? От этой мысли на душе стало значительно легче…

Он весело нарезал бутерброды с колбасой и сыром, наложил на тарелку соленых огурцов, которые ему принесла признательная за вырезанный чиряк пациентка… А Наталья сидела на табуретке и рассказывала об общих знакомых – кто как устроился, кто женился, родился, развелся и тому подобное. А потом хлопнула себя по лбу и вытянула из своего рюкзака бутылку французского сухого вина. «Папа привоз прямо из Парижа. На конференцию летал», – объяснила лаконично. Бокалов у Андрея отроду не водилось, так что пришлось пить благородный напиток из металлических кружек. Демократически хлебнув немного винца, Наталья повела рассказ о своем доблестном труде в престижной стоматологической клинике, где пломба стоит минимум 250 гривен. Зарплата у нее не очень большая – где-то 5000 гривен в месяц, но ей пока что хватает. Затем она выдала цель своего визита… Есть вакантное место в Клинике доктора Мульковича.

– Он занимается диагностикой и лечит на оборудовании собственного производства, – нервически объясняла Наталья. – Объединил лазер, магниты, микроволны, резонанс и электропунктуру под единым программным обеспечением. Называется это чудо – безмедикаментозное лечение. Твоя задача – засылать клиентов на этот аппарат… Один сеанс – 200 грн, но ты должен убедить клиентов, что для полного выздоровления необходим курс в 10 сеансов. Мулькович дает ставку 2000 гривен плюс 5 процентов от каждого сеанса твоего клиента.

«Плохи дела у профессорской дочки, раз за мной в село подалась…», – мелькнуло в голове. А вслух поинтересовался:

– И много народа по 2000 тысячи за курс отваливают?

– Так нужно уметь уговорить! Подсказать, что можно кредит в банке взять или попросить на работе, чтобы перечислили по безналу.

– Честно говоря, я еще не оставил мысли стать хирургом….

«…не смотря ни на что», – хотел добавить, но удержался. Девушка на миг загрустила… А хлебнув из кружки кислого вина, вспомнила о неприятностях в своей семье. У ее старшего брата Стаса, кстати терапевта в частной клинике («Они все там по частным клиникам…») – куча неприятностей. Клиенты жалуются за каждую мелочь… Замордовали кляузами, а тут еще на беду у них на стационаре лежал один начальник АТП. Лечили его лечили, а тому все хуже и хуже… Как-то утром дядьке попустило, и Стас срочно отвез его домой на своем автомобиле под предлогом того, что нечего платить лишние деньги за стационар, если полегчало… А дядька тот в скором времени умер в городской больнице… И родственники написали на брата в прокуратуру…

– И что ему теперь будет?

– А что будет? Ничего… Историю болезни переписали – там не подкопаются. Если бы он у Стаса в палате умер, еще хуже было бы: частной клинике летальные исходы ни к чему.

– А он… Как он сам к этому относится?… У нас тут тоже был инцидент – одна женщина умерла….

– Ты о чем? Тебя тоже вызвали в прокуратуру?

– Да нет… Просто дежурил, ну… когда ее привезли… А потом… она умерла при другом враче, – выкрутился Андрей.

– Будешь за каждого волноваться – в могилу раньше времени сойдешь, а при нашей профессии что угодно может случиться…

– От нас тоже многое зависит…

– А для этого лучше работать в частной клинике. Там – новейшее оборудование.

Андрей промолчал, что брат ее довел того начальника АТП до могилы, имея при себе такое новое оборудование, что новее и не придумаешь.

Наталья совсем осоловела… Поняв, что обмишурилась, она тихонько сопела на своем табурете… Андрею стало ее жаль, и чтобы как-то успокоить девушку, пообещал подумать насчет Клиники доктора Мульковича. Профессорская дочка вмиг повеселела и пригласила его на свой день рождения… Придут бывшие однокурсники, увидится со всеми, а то совсем одичал в этом селе. И так приободрилась, что хряпнула из кружки одним глотком и как сугубо европейская девушка воскликнула:

– Ну что? Пойдем сексом позанимаемся?

Андрей вздохнул и поплелся стелить свежую постель…

8

Как и ожидалось, прокуратура отказала Олегу Томашенко в возбуждении уголовного дела. Его заявление было отослано на рассмотрение в Управление здравоохранения для принятия соответствующих мер.

Марта чувствовала себя неловко: своими советами она как будто подталкивала мужчину жаловаться, а реально помочь так и не смогла. Чтобы исправить ситуацию девушка попросила маму позвонить своему другу детства – дяде Сереже, подполковнику милиции, и спросить его, как им действовать дальше. Выслушав проблемы Марты, дядя Сережа предложил встретиться на работе.

На этот раз девушка взяла на работе отгул… Погода была сказочная… Мягкий снег неторопливо и тихо падал на тротуары, а ласковое солнце навевало хорошие предчувствия. Оба анправлялись в горотдел в надежде, что кто-кто, а подполковник наверняка посоветует им что-то путнее.

…Дядя Сережа оказался подвижным, сухощавым мужчиной более-менее почтенного возраста, хотя и с большим выдающимся животиком. Лицо его прорезали глубокие морщины, а полностью седая шевелюра придавала его виду определенной мудрости, несмотря на маленькие и колючие глаза. Выслушав суть дела и прочитав ответ из прокуратуры, подполковник ошеломил своих посетителей:

– Все так… Прокурор обязан возбудить уголовное дело лишь при наличии признаков преступления. Вам в возбуждении уголовного дело отказано… А установить причинную связь между действиями врачей и смертью без судебно-медицинской экспертизы невозможно.

– А кто должен заказывать судебно-медицинскую экспертизу? – спросила Марта.

– Вообще-то, прокурор… Но напоминаю – при наличии признаков состава преступления. А прокурор не увидел этих признаков, поэтому и экспертизу не назначал. – Но согласно статье 75 УПК для установления причин смерти экспертиза назначается в обязательном порядке! – пришла Марта в негодование.

– Девочка моя милая, в вашем случае причина установлена – это смерть в результате ДТП… А если вы с этим не согласны, то идите в суд. Вы ничего не добьетесь. Никто заниматься этим не будет… Доказать наличие состава преступления в действиях врачей практически невозможно. Ведь они старались ее спасти и что-то делали для этого…

Но Марта не сдавалась.

– Дядя Сережа, мы считаем, что согласно статьи 140 части первой Уголовного Кодекса, преступление врачей районной больницы заключалось в том, что они ненадлежащим образом исполняли свои профессиональные обязанности вследствие небрежного или недобросовестного к ним отношения. А это наказывается лишением права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью на срок до пяти лет или исправительными работами на срок до двух лет, или ограничением воли на срок до двух лет, или лишением свободы на тот же срок.

– Считать можно все, что угодно, а нужно доказать… Если бы врачи равнодушно смотрели, как она умирает, развлекались при этом и с наслаждением комментировали процесс агонии, тогда – другое дело. А в вашем случае, извините, врачи старались помочь… Как могли – так и помогли.

Олегу кто-то позвонил и он, извинившись, вышел в коридор. А подполковник хитро улыбнулся и подмигнул Марте своим колючим глазом.

– Девочка моя… Нормальный мужик… Вдовец – это даже лучше, чем разведенный.

– Да что вы… Я об этом даже не думаю…

– А ты думай! Тебе бы тем врачам руки целовать, а ты на них жалуешься. Если бы они спасли его жену, он бы сейчас бульоны ей таскал в больницу, а не сверлил тебя глазами…

– Такое скажете, – смутилась Марта. – Лучше посоветуйте, что нам дальше делать?

– А ничего… Бросьте все это. Вы ничего не добьетесь. Прокуратура таких жалоб получает пачки, и если прокурор по каждому заявлению граждан экспертизы будет назначать, ему ни на что другое времени не хватит.

Олег возвратился, а дядя Сережа продолжил гнуть свою линию.

– Если так хотите добиться правды, то нанимайте адвоката и идите в суд. Зачем вы пошли к прокурору? Пусть другие поработают? Подавайте иск против больницы или на конкретное лицо и собирайте доказательства. Только предупреждаю: обанкротитесь на адвокатах, а у нас врачей не сажают… Нет такой практики. Вчера по телевизору сказали, что в Украине за медицинские ошибки суды рассмотрели 3000 дел, а осуждено лишь 10 человек.

– Вы понимаете, – развел руками Олег, – я постепенно прихожу к выводу, что жизнь человеческая ничего не стоит. Вот так попадешь к плохому врачу, он тебя убьет – и концы в воду. Так выходит?

– Приблизительно так.

– Я ничего не понимаю… Убийство по неосторожности – тоже преступление, и ответственность за это преступление предусмотрена Уголовным Кодексом…

Подполковник секунд тридцать внимательно изучал Олега, а потом достал из папки газетную вырезку.

– Я вам приведу один пример. Слушайте внимательно… Год назад по статье 140 часть первая УК Украины одну докторшу лишили права заниматься медицинской деятельностью на пять лет плюс по гражданскому иску с нее взыскали 2000 грн. материального и 8000 грн. морального ущерба. Врач подала на апелляцию с требованием отменить приговор, ссылаясь на его незаконность, необоснованность, а также на несоответствие фактическим обстоятельствам дела. Врач указывает, что 28 февраля 2005 года она обследовала больного (померила температуру, артериальное давление, послушала, посмотрела горло и назначила лекарство) и пришла к заключению, что больной не нуждается в госпитализации. Больше она его не лечила. Но 4.03.2005 года утром ей позвонила фельдшер и сообщила, что больному не полегчало… Тогда докторша сообщила об этом участковому терапевту и врачу, которая ее замещала, о немедленной доставке больного на стационарное лечение. Больной был доставлен в больницу в 10 ч. 50 мин. в тот же день. Кроме того, докторша указывает, что органом досудового следствия и судом не исследовано кто лечил умершего в ЦРБ, кто ему назначал лекарство, и своевременно ли было проведено его обследование, кто его проводил и когда, какой диагноз был поставлен и своевременно ли его отправили в областную больницу. По ее ходатайству суд не провел комплексную медицинскую экспертизу, поскольку в деле было три противоречивых судебно-медицинских экспертизы и разногласия не устранены. Судом также не допрошены свидетели, показания которых имеют существенное влияние на дело; судом не установлена причинная связь между тяжелыми последствиями и ее действиями. Ни органом досудового следствия, ни судом не указано в чем заключалось ненадлежащее выполнение ею служебных обязанностей. Она считает, что в ее действиях нет состава преступления. Докторша просит закрыть уголовное дело относительно нее по ст. 6 п. 2 КПК Украины, отменив также приговор в части безосновательного решения гражданского иска и взыскания с нее 2 000 грн. материального ущерба при отсутствии чеков, квитанции, накладных. Заслушав доклад судьи по сути приговора, сообщение о том, кем и в каком объеме он обжалован, изложив основные доводы апелляции, заслушав соображение прокурора об оставлении приговора без изменения, апеллянта об удовлетворении ее апелляции, пострадавшего, который считает, что за смерть его сына должны нести ответственность все виноватые медицинские работники, проверив дело в пределах апелляции, апелляционный суд приходит к убеждению, что апелляция подлежит частичному удовлетворению.. Та-та-та… в деле допущены такие неполнота и неправильность, которые не могут быть устранены в судебном заседании. Ст. 140 УК Украины предусматривает невыполнение или ненадлежащее выполнение медицинским или фармацевтическим работником своих профессиональных обязанностей вследствие небрежного или недобросовестного к ним отношения, если это послужило причиной тяжелых последствий для больного. Объективно это преступление характеризуется действием, следствиями и причинной связью между ними. Осужденной предъявлено обвинение, который признал суд первой инстанции, в том, что она, выехав по вызову к больному на село, ненадлежащим способом выполнила свои профессиональные обязанности, приведшие к тяжелым последствиям – смерти больного. Тем не менее, согласиться с таким решением органа досудового следствия и суда первой инстанции невозможно. Так, из материалов уголовного дела видно, что больной заболел 28 февраля 2005 года. Осужденная была вызвана к больному лишь 3.03.2005 года и обследовала его в 14 ч. 30 мин. – 15 ч. и поставила диагноз ГРВИ, нейроинфекция, интоксикация. Была ли необходимость госпитализировать больного на стационарное лечение в ЦРБ ни органом досудового следствия, ни судом первой инстанции не исследовано. 4.03.2005 года в 10 ч. 50 мин. больной по инициативе осужденной был госпитализирован другим врачом в ЦРБ, где еще одним врачом ему поставлен диагноз – интоксикация, острый гастрит, холецистит, острый пиелонефрит и назначено лечение. И лишь с ухудшением состояния здоровья больному 7.03.2005 года назначено срочное рентгениследование и устанавлен диагноз – негоспитальная двусторонняя крупозная плевропневмония, интоксикация. Указанный диагноз 7.03.2005 года в 11 ч. подтвержден консультантом ОКБ доцентом, который порекомендовал перевести больного в реанимационное отделение ОКБ, где он умер. Согласно выводу судебно-медицинской экспертизы смерть больного настала от острого заболевания в виде двусторонней субтотальной (крупозной) пневмонии (с осложнениями), которая повлекла резкий отек легких, легочную недостаточность (острый токсичный миокардит), резкий отек и уплотнение тканей головного мозга. То есть, ни органом досудового следствия, ни судом первой инстанции не исследовано и не установлено своевременно ли, обосновано ли, полно ли проведено обследование пострадавшего врачами ЦРБ, верен ли был диагноз. Кроме того не установлено на протяжении какого периода времени возникала и развилась крупозная пневмония, а также своевременно ли ее выявили в период с 4 по 8.03 2005 года, можно было вылечить больного. Указанное является неполнотой и неправильностью досудового следствия, без устранения которых невозможно установить причинную связь между действиями осужденной и врача, который ее замещал, и следствиями, которые наступили, а потому невозможно установить виновность или невиновность их, невозможно установить виновность или невиновность других медицинских работников ЦРБ. Принимая во внимание то, что указанная неполнота и неправильность не могут быть устранены в судебном заседании в связи с большим объемом выполнения следственных, оперативных действий, назначение и проведение дополнительных судебно-медицинских экспертиз, апелляционный суд приходит к убеждению, что приговор суда относительно осужденной и постановление суда от 14.09.2006 года относительно больного нужно отменить, а уголовное дело возвратить на дополнительное расследование. А вот решение по гражданскому иску суд оставил, очевидно, без перемен. Я вам так долго все это зачитывал, чтобы вы прониклись какая работа должна быть проведена, чтобы доказать вину врача… Прониклись?

– Прониклись, – закивала Марта. – То есть, нужно подавать в суд гражданский иск?

– Да, можете подать… Но – это другая история. Что такое ущерб? Ущерб – это потеря, урон. Вы имеете право требовать возмещения материального ущерба, если хотите компенсировать понесенные вами потери в связи с неправильным лечением. И вдобавок такой ущерб должен быть документально подтвержден. У вас есть на руках какие-то чеки или квитанции, Олег Андреевич?

– В больнице с меня взяли 500 гривен наличкой за лекарство. Чек мне, понятное дело, никто не выдавал. А какие еще документы? Могилу рыли двое барыг… Какие у них квитанции?..

– Тогда вы, Олег Андреевич, можете подать иск по возмещению морального ущерба, то есть потребовать от больницы компенсацию за ваши душевные страдания, которые вы испытали в связи со смертью жены. В какую сумму вы оцениваете ваши душевные страдания?

Марта с дядей Сережей пристально и долго смотрели на Олега. А тот молчал… Не ожидая ответа, подполковник достал из папки еще одну вырезку.

– А вот в России ситуация была подобна вашей. Районный суд Читинской области признал виновным врача-хирурга Центральной районной больницы в причинении смерти по неосторожности вследствие ненадлежащего выполнения своих профессиональных обязанностей. Днем 24 июня 2005 года в хирургическое отделение ЦРБ поступил больной с желудочным кровотечением, вызванным язвенным дефектом стенки желудка. Врач, получив результаты обследования желудка, анализы крови, свидетельствовавшие об остром и тяжелом заболевании, легкомысленно полагаясь на свой многолетний опыт и профессиональные привычки, не предоставил больному экстренной медпомощи. Лишь после суток с момента поступления больного он провел хирургическую операцию, которая оказалось на то время поздним оперативным вмешательством. Прокуратура района пришла к выводу, что врач-хирург совершил преступление и подлежит криминальной ответственности. Решение основано на выводе комплексной судебно-медицинской экспертизы. В частности, в нем сказано, что врачебная медицинская помощь больному осуществлялась не в полном объеме, а оперативная медицинская помощь проведена поздно. В результате бездеятельности врача больной в результате длительного кровотечения через несколько дней умер. Сам врач свою вину отрицал. Однако, в ходе судебного заседания она была доказана. Врачу-хирургу назначено наказание в виде лишения свободы сроком в два года и шесть месяцев условно с испытательным сроком в два года. Кроме того, он лишен судом права заниматься врачебной деятельностью в течение двух лет. Осужденному придется выплатить в интересах матери умершего компенсацию за моральный ущерб в размере 50 тысяч рублей.

– Теперь я понимаю, – процедил Олег. – Прокуратура обратила внимание на этот случай и пришла к выводу, что врач-хирург совершил преступление и подлежит уголовной ответственности… И только тогда они назначили судебно-медицинскую экспертизу… Благодарю за консультацию… Я все понял.

Уже в коридоре полковник спросил Марту как там Ярослав. Девушка ответила, что все нормально… Хороший мальчик, очень вежливый, тактичный, предупредительный, галантный и тому подобное. Но не мешало бы ему быть немного ….как бы сказать .. поактивнее…

– Эх!… Поактивнее… Это – моя боль…. Хорошо, поговорю с ним..

На улице их подстерегала неожиданность: солнце, так мягко пригревавшее утром, надолго исчезло за тучами… Снег подтаял, а с крыш угрожающе нависли сосульки…

– Теперь я понимаю эту систему, – злобно резюмировал Олег. – Все рассчитано на то, что человек устанет доискиваться правды, сломается и у него не хватит сил продолжать борьбу …

Минут пять они шагали не говоря ни слова и совсем не той дорогой, которой нужно было идти хотя бы одному из них. Оба понимали, что встревать в уголовный суд бесполезно, а требовать с больницы возмещения морального ущерба казалось аморальным. Внезапно со стороны реки дунул пронзительный студеный ветер… Налетела вьюга… Тяжелая пасмурная туча угрожающе зависла над городом. Олег пришел в себя и осмотрелся… Оказалось, что они торчат на безлюдной набережной. Что делать? Снова вести девушку в кафе? Хватит уже… И он пригласил огорченную Марту к себе домой. Там они согреются и спокойно, без посторонних глаз, обсудят свои дела. Марта согласилась… Так они возвратились на центральный проспект и сели в полупустой трамвай… Пока девушка молча смотрела в окно, Олег рассматривал пассажиров. В принципе – нормальные, пристойно одетые люди… Много молодежи, интеллигенции… А как Марина презирала общественный транспорт! Лучше не вспоминать…. Считала, что только бомжи на трамваях разъезжают… Сзади две студентки щебетали о сессии, и Олег вспомнил свою неосуществленную идею позвонить Белецкому…

К подъезду подошли мокрые до нитки.. Дома Олег снял с девушки намокшую куртку и повесил ее сушиться в прихожей. А Марта расчесала свой длинные сырые волосы и прошла на кухню. Покосившись на мягкий уголок, она бочком присела на табуретку возле окна. А Олег тем временем подбадривал себя приготовлением кофе и накладыванием на тарелку пирожных.

– Марта….

– «Марфа Васильевна я», – засмеялась девушка и атмосфера мгновенно потеплела.

– Да… Действительно… На древне-арамейском языком Марта – это повелительница и наставница. А по-украински – Марфа. А вы о Марфе-Посаднице слышали?

– Не-а, не слышала. Я знаю только Марфу Васильевну из кинофильма «Иван Васильевиче меняет профессию».

– Эх вы, Марфа Васильевна… Тогда я дам вам вольный перевод этой леденящей душу истории. Так вот, слушайте… Был на Соловецком острове монастырь… А возле этого острова был другой остров, который монахи считали своей собственностью, а жители поморья привыкли там рыбку ловить. Вот Зосима, основатель монастыря, и подался в Новгород хлопотать там грамоту на этот второй остров. Сначала он сунулся к владыке, а потом и до боярыни Марфы дошел. А та наказала выпроводить непрошеного гостя. Раздраженный Зосима в сердцах воскликнул: "Пропадите вы все пропадом!". А владыка взял да и выхлопотал монастырю грамоту на владение. Да еще и со всеми печатями: своей, посадника, тысяцкого и пяти концов Большого Новгорода. Пришлось Марфе пригласить Зосиму к себе в гости… Устроила она громкий банкет, встретила преподобного с большим уважением и усадила на почетное место. И вдруг, посреди банкета, Зосима ни с того, ни с сего начал рюмсать. Боярыня давай извиняться, надавала ему подарков и даже прибавила к тому злосчастному острову свое село на реке Торба. Словом, все делала, лишь бы замаслить преподобного. Прошло несколько лет… Зосима уже и гроб себе соорудил, а тут новость: Большой Новгород разграблен, владыку Феофила скинули, боярей отослали в оковах на чужбину вместе с боярыней Марфой и ее детьми… Вот так сбылись прокля… то есть, пророчества Зосимы.

– Вот тебе и на.., – загрустила Марта. – Из-за какого-то острова такое напророчил людям… Бедная Марфа…

– Это я вам рассказал свою версию, а по официальной – так ей и надо, этой Марфе… Зачем для монастыря остров пожалела?

Олег разлил кофе и пододвинул девушке кремовое пирожное.

– Кстати, давно хотел спросить, откуда вы знаете все эти юридические тонкости?

– А, – рассмеялась Марта, – это из-за Ярослава, сына дяди Сережи… Понимаете, год назад дядя Сережа попросил меня трудоустроить своего сына. Сначала я сильно удивилась. Он всегда гордился сыном и хвалился, что после юридической академии его пригласили (!) работать прокурором в Луганск. А тут парень возвратился домой, и дядя Сережа со своими связями не смог ему ничего подыскать. А у нас как раз освободилась должность юриста. Я порекомендовала директору Ярослава и теперь, чтобы не краснеть за него, приходится частенько решать за него юридические вопросы… А потом уже и криминологией заинтересовалась. А что до Ярослава… Очень инертный мальчик… Хотя он ненамного младше меня, но иначе как мальчиком его не назовешь…Недавно такое ляпнул нашему главному бухгалтеру. Мы работаем до пяти вечера, и когда вышли с проходной, то Люба догнала его и спросила, почему он не встретился с налоговыми инспекторами? Ведь они просили объяснить им некоторые положения наших договоров… А тот и отвечает: «А вам не кажется, Любовь Викторовна, что рабочий день уже закончился?».

Олег вздохнул… Какое счастье, что Игорек бросил эту юриспруденцию к чертовой матери .. И вспомнил потупленный взгляд седого подполковника. Поделился с Мартой, что его сын мог стать, наверное, таким самым «юристом», но, слава Богу, этот вопрос уже закрыт…

Чтобы не прекращать беседы, он поинтересовался, как такой очаровательной девушке работается на Богом забытом заводике. Марта оживилась и рассказала, что пригласила ее туда Люба, та самая главный бухгалтер, которой Ярослав отказался помогать в общении с налоговой инспекцией. Сначала было очень сложно… Когда шла на это место, купила даже деловой костюм, потому что должность начальника таки обязывает. Но усевшись за старый рассохшийся письменный стол с компьютером, работавшим чуть ли не на перфокартах, едва не разревелась. В качестве подчиненных ей достались три толстые тетки. Сначала они саботировали все ее приказы и занимались кто чем, на свое усмотрение. В обеденный перерыв тетки вытягивали из стола банки с какой-то серой жидкостью и энергично тарахтели ложками об донышко, вкусно чавкая и облизывая ложки – «наши хвостики крючком, наши рыльца пятачком». Марта, абы только не видеть и не слышать всего этого выходила во время обеда из комнаты, потому что отдельного кабинета у нее тогда еще не было. После сытного обеда тетки, как закон, дружно лузгали семечки и обсуждали сериалы. Из-за того, что заводик их находится в медвежьем углу, то и работники там одеты как плененные немцы. Нормировщица, например, до сих пор ходит на работу в трениках с вытянутыми коленками. На этому фоне Марта выглядела как народная артистка… Сейчас, к счастью, тетки научились выполнять ее задачи своевременно и более- менее качественно. Впрочем, на работу она ходит в джинсах, чтобы не очень выделяться. Правда, теперь у нее осталось только две подчиненные.

– Почему? Одну выперли?

– Да что вы? Просто тетечка не смогла перестроиться на новый лад и пошла работать в цех. Та вы за них не волнуйтесь! Каждую с работы муж на машине встречает… И только я одиноко трясусь на старом трамвае…

Олег улыбнулся и нашел уместным наконец спросить:

– Марфа Васильевна, а почему вы развелись с мужем? Если хотите – не отвечайте.

– Нет, почему? Хочу! Очень даже хочу рассказать, – загорячилась девушка, что придало особую привлекательность ее нордическому виду. – Просто мужчины не любят женщин, которые не подогревают их низменные страсти и не поощряют их пороки.

– Что вы говорите? – поразился Олег такому раскладу.

– Хотя, что вы меня будете слушать? Возможно, он тоже ко мне претензии имеет.

– Но я желаю выслушать именно вашу версию.

В изложении Марты история была таковой. Муж ее открыл свою фирму и весь погрузился в свои дела. Марта не возражала постоянному пребыванию мужа на работе, так как считала, что это лучше, чем лежать на диване, как спутники жизни некоторых ее подруг. И вот он предложил ей должность главного бухгалтера… Марта категорически отказалась, потому что бухгалтерию ненавидела еще с института. Она поработала у него менеджером по персоналу, но долго на его фирме не задержалась… Ее муж за годы своего директорства очень изменился. И не в лучшую сторону.

– Каким образом?

– Начал горланить на людей. Представляете? Орал на своих подчиненных как резаный и тыкал всем, несмотря на почтенный возраст. У него был один начальник маркетинга – солидный такой дядечка… Отставник. С первого дня знакомства он называл его Петей. Отчеств не знал и знать не хотел, а в нашей русскоязычной среде обращаться „пан Петр или пани Мария” привычки нет… Называл своих работников как в детском садике – Манями, Катями, Сережами… И вопел по каждой мелочи. Я просила его вести себя более вежливо и сдержанно. Ведь он, собственно, из интеллигентной семьи…. Мама – преподаватель в техникуме, отец – журналист в местной газетенке. Но муж убеждал меня, что это – производство, а я ничего в этом не понимаю. К счастью, Люба предложила мне работу, и я согласилась…. А у мужа появилась другая помощница, Карина. Серенькая такая мышка… Пришла на фирму еще при мне и вела себя тихо-тихо.. Занималась делопроизводством и техникой безопасности. Но такая, знаете, клятая в работе! Хваталась за все вопросы – и за свои, и за чужие. Очень трудолюбивая девушка… И постепенно стала незаменимой. Теперь Карина Михайловна взяла на себя организацию финансово-экономического сектора, убеждает моего бывшего в том, что все вокруг – дураки, прохиндеи, которые ничего не делают, а только напрасно получают зарплату. И живут они теперь – душа в душу… Когда директор разносит своих подчиненных – Каринка сидит рядом и улыбкой поощряет его. Типа, давай, давай, дорогой! Так их! .. Какой ты молодец!… Старых друзей он почти всех растерял… Всех ему сейчас заменяет одна Каринка.

– Вот таких любят… – невесело завершила Марта свой рассказ. – А что я могу предложить? Вести себя достойно, а на выходных Джармуша смотреть?

Кто такой Джармуш Олег не знал… Но на всякий случай запомнил.

– Все в прошлом… А как ваши дела, вы свои киоски продали?

– Да, продал. Только я сейчас думаю…

И Олег вспомнил двух студенток с трамвая… Обстановка располагала: грозная туча все еще висела над городом, и в кухне воцарился уютный полумрак. Вдруг он ощутил такое доверие к девушке, сидевшей рядом с ним, что в душе родилось желание рассказать немного о себе. Не все, конечно… Многое она не узнает никогда… Но давние дела вспомнить не мешает. И Олег рассказал, как когда-то преподавал историю в техническом вузе… Как был очень хорошим преподавателем, хотя и немножко разболтанным. Молодой был, любил туристические походы, потом даже сам водил группы в Крым и Молдавию. И все бы было хорошо, если бы не „перестройка”. Зарплата у преподавателей снизилась, а брать взятки со студентов он так и не научился. Так что пришлось пойти к другу на фирму торговать металлом. А потом… Потом открыл эти киоски… Впрочем, все чаще он возвращается к мысли вернуться к преподавательской деятельности, ведь он все-таки – кандидат исторических наук. Хотя и страшновато, если по-честному. Два раза в одну реку не войдешь…

– Почему?

– Сколько времени прошло! Да и история сейчас другая…

– Так вы не можете или не хотите?

– Хочу…

– Может, не очень? – лукаво спросила Марта.

– Очень…

– А если очень, то пойдите в свой институт и узнайте, как там дела. Как говорится, «спрос не ударит в нос». Нет – так есть другие вузы или даже техникумы, то бишь колледжи… Главное – начать, а там жизнь сама поведет…

…Уже совсем стемнело, когда Олег вызвал девушке такси…. Ночью, сидя в одиночестве на кухне с сигаретой в зубах, он твердо решил в ближайшие дни позвонить Белецкому.

9

Андрей Шевчук возвращался домой через парк… Было очень скользко, и он внимательно смотрел под ноги, старательно переступая скользкие места. Но когда видел перед собой блестящую подтаявшую полоску, мальчишеская душа не выдерживала соблазна. Разгонялся – и стремительно летел вперед, разворачиваясь в конце дорожки задом наперед.

Вдруг заметил впереди себя знакомую фигуру, по наклону головы напоминавшую ослика Иа. Из подмышки горемыки выглядывал неизменный черный портфель… Узрев длинную блестящую дорожку, он разогнался и… притормозил аккурат возле сиротливой фигуры.

– Добрый вечер, пан Виктор!

Смидович искоса глянул на коллегу, буркнул «добрый» и уныло зашагал дальше… Но парень и не думал отступать. Прямо в спину спросил разрешения ознакомиться с домашней библиотекой уважаемого пана Виктора, о которой много наслышан. На ледяной вопрос, что его интересует, ответил: «Конечно, медицинская литература»…. Потоптавшись на месте, Смидович нехотя пригласил настырного коллегу к себе.

Дома была его мать… Как каждая женщина в такой ситуации, она сначала заохала, почему не предупредили, а потом быстро метнулась насыпать борща. Андрей не сопротивлялся: за домашней пищей таки скучал. За ужином она расспрашивала гостя о том, как тот устроился в старом доме и посоветовала не оттягивать с невестой, потому как привыкнет сам и будет, как ее сын, один век коротать. Перегодя рассказала о том, как на работу не ходила, а летала, а весь коллектив больницы представлял собой дружную семью. Не забыла упомянуть и о заведующем Жаборовском, утирая глаз стареньким ситцевым фартуком… «Цель у каждой медсестры, врача и санитарки была одна – поставить больного на ноги», – безрадостно завершила она свои воспоминания.

Поблагодарив за вкусный ужин, Андрей отобрал несколько книжек по хирургии, зеленую толстую книжку о знаменитых хирургах Вишневском и Филатове и пошел домой. Его никто не задерживал…

Но с того времени мужчины подружились. Смидович предоставлял молодому коллеге труппы для упражнений, делился своими наблюдениями, а Андрей, в свою очередь, помогал делать вскрытия. Иногда они выпивали в морге на протертом диванчике, и патологоанатом, не углубляясь в детали, рассказывал о том, как жизнь медленно, но верно превратила его в старого холостяка… Да что поделаешь… Уже привык …Андрей в душе ругал всех женщин мира. Классный мужик, не пьет, при памяти, что им еще нужно? В свою очередь он сознался, как клянет себя за то, что в свое время немного халатно отнесся к приобретению практического опыта. Нет, он не был самым плохим интерном или студентом, были и хуже. А ведь нужно было равняться на лучших… И такие были! Ходили на все кружки, везде сунули свой нос, а в интернатуре уже самостоятельно оперировали. Они дышали медициной и жили нею… Он тоже решил стать первым. Пусть с опозданием, но еще не вечер… Сначала набьет руку на самых распространенных операциях, а со временем не будет пугаться и внештатных ситуаций.

Постепенно жизнь наладилась… К пациентам Андрей относился так, будто они были его родителями, сестрами и братьями. Истории болезней знал как «отче наш», не жалел времени на выслушивание подробнейших деталей заболеваний, засиживался на работе допоздна… Часами рылся в справочниках, а дома, в городе, добирал отсутствующие знания в Интернете. Работа поглотила его целиком. Все чаще он оперировал самостоятельно, а в сложных случаях – под руководством Кирпы, который заметив рвение молодого коллеги, подбадривал:

– Давай, давай…. Теория и практика, практика и теория.

Несколько раз Андрею даже пришлось принять участие в застольных мероприятиях мужского коллектива больницы, чтобы в неформальной обстановке расспросить о тех или иных нюансах лечебного дела.

…И именно тогда случилось то, что должно было случиться, и чего он ждал с таким волнением. В конце января в приемный покой привезли мужика в бессознательном состоянии. Сопровождавшая его жена рассказала, что сами они из соседнего района, а сюда приехали к куме на день рождения. Выпили хорошенько, то да се… Поссорились… И муж ее подрался с одним из гостей.

Андрей внимательно осмотрел хлипкого мужичка с примитивным обезьяньим лицом… Пощупав его живот, он задумался… Потасовка состоялась полчаса назад… Когда жена вышла на улицу, то увидела, что муж лежит на земле, а его бьет сапогом в живот кумов сосед.

– Одет был?

– Когда?

– Когда били?

– Нет, без куртки…

– А руками защищался?

– Я не видела…. И что же это теперь буде-е-ет? – завопила бедолашная на всю больницу.

Бледное лицо пострадавшего было покрыто каплями пота. При перкуссии живота он ощутил притупление в нижнем боковом отделе… Брюшная стенка была немного напряжена, но – ни вздутия, ни выразительных симптомов раздражения брюшины…

Андрей выпрямился. Без никакого дальнейшего обследования он знал, что у мужика разрыв двенадцатиперстной кишки в забрюшинной области. Кардиолог Тищенко, дежурный по больнице, предложил отослать мужика в соседний район по месту жительства, но Андрей категорически замотал головой… Тищенко пожал плечами: «Смотри, тебе виднее…».

К этому дню он готовился… На трупах проделал эту операцию тысячу раз: как под руководством Кирпы, так и самостоятельно. Перечитал весь Интернет, списался на медицинском форуме с хирургами. Правда, он думал, что закон парности срабатывает в более короткий промежуток времени, а тут – два месяца прошло… А может это сама судьба предоставляла ему время тщательно подготовиться?

Пока раненного перевозили в реанимацию, он просчитывал свои дальнейшие шаги. На пороге ординаторской снова появился кардиолог: «Что решил? Считаю целесообразным подождать два-три часа, может там ничего страшного». Но Андрей замотал головой, как упрямый теленок и направился в реанимацию. Живот – доска, пульс частый и малый. На вероятное место разрыва указывали ссадины… Удар очевидно пришелся на сигмовидную кишку. Нет… делать нечего… Никуда ему от этого мужика не деться…. Это – его больной и ничей другой… От этой мысли он почему-то растерялся и бросился звонить Кирпе. Тот полусонным голосом отмазался: «Делай сам! Ты все знаешь. Или будешь ждать меня до утра?».

Снова ждать до утра? Нет…. Только не это… И Андрей наказал Татьяне Кирилловне готовиться к операции, а жену пациента – с глаз долой. Медсестра спросила: «Что готовить? Катетеры? Лапароскоп?».

– Какой там лапароскоп… Ему сто лет в обед.. Открытая…

Потом глянул на Тищенко:

– Будете ассистировать.

– В первый раз, что ли…

Минут через сорок пациент был готов к операции… Хватит медлить. Отрегулировал свет, а медсестра обработала ему руки и натянула стерильные перчатки. Одно утешение, что сегодня дежурит именно она, медсестра эпохи Жаборовского.

Татьяна Кирилловна обработала гипотетические места разреза, и кожа пациента порозовела.

– Тампоны, иглы, инструменты пересчитали?

– Да.

Андрей сделал анестезирующий укол в позвоночник, а потом перевернули мужика лицом вверх… Минуты две он вглядывался в живот, и наконец уверенно сделал косой разрез в левой паховой области. Тищенко с медсестрой подняли на него глаза, в которых читался огромный знак вопроса. А хирург делал свое… Осторожно рассек ретрактором кожу и подкожную ткань… Края вышли ровненькие и совсем не рваные. Очень хорошо… Ручкой ножа разъединил мышечные волокна, разделил кровеносные сосуды между зажимами и перевязал. Прокол, лигирование… Захватил и поднял брюшину…

– Перехватывай! – приказал Тищенке. – Так… Хорошо…

Волнения не чувствовал, хотя и ощущал живую ткань всеми своими фибрами. Интуитивно понял, что его спасают лишь тренированные до автоматизма руки. Шаг за шагом они с Тищенко дошли до брюшины. Небольшой надрез скальпелем, расширение ножницами и… готово! Наложил ретракторы… Теперь нужно немедленно мобилизовать толстую кишку, чтобы иметь возможность оперировать вне брюшной полости. Неужели ошибся? Черт… Неужели нужно было делать срединный разрез?… А что было у той женщины? Поврежденная сигмовидная кишка, разрыв 1,5 миллиметров… Вдруг увидел кишечное содержимое и растянувшийся сальник, который почти прилип к ране. Все так просто? Неужели?… Хорошо хотя бы, что сигмовидная кишка имеет длинную брыжейку. Он легко ее вывел и внимательно рассмотрел… Так и есть! Вот оно – место разрыва…. Слава Богу, дырочка совсем небольшая, где-то треть сантиметра, и резекция не понадобится. В брюшную полость вытекло только несколько капель кала…. Андрей тщательно оградил поврежденный участок кишки салфетками и обработал рану. Потом зашил и укрепил швы кусочком сальника.

Но расхолаживаться некогда… Нужно срочно удалять экссудат и инфицированное содержимое брюшной полости. Через полчаса покрутил затекшей шеей и заметил испуганные глаза Тищенко.

– Что? – спросил своего ассистента.

– Та ничего… Руки задеревенели.

– А у меня шея…Уже скоро.

Оставалось зашить снаружи… Андрей уверенно соединил вывернутые края узловым шелковым швом. Много времени заняло тщательное соединение подкожной ткани… Наконец наложил скобы, чтобы не оставлять пациенту на память широкий шрам, и с помощью нескольких клейких полосок бумаги обеспечил дополнительную поддержку. Повязку на рану накладывала уже Татьяна Кирилловна.

Все да не все. Все только начинается. Теперь нужно ждать… Не дай Бог придется снова разрезать!…

Когда Андрей вышел из операционной серело утро…. Не успел прийти в себя, как в ординаторскую влетел Кирпа.

– Ну как?

– На автопилоте…

– Что там было?

– Три десятых на сигме в забрюшине.

– Молодчага!.

Целый следующий день Андрей просидел возле кровати прооперированного, внимательно вглядываясь в небритое обезьянье лицо. Самостоятельно ставил капельницы, делал внутривенные уколы, вводил в брюшную пустоту антибиотики…

Домой приполз поздно ночью… Упал на кровать не в силах даже думать об ужине, а под утро схватился и бросился к мобильному. Все нормально…

Деньги за эту операцию он не взял, буркнув что-то типа того, что за все заплачено… Так жена того мужика и осталась стоять посреди больничного коридора с открытым от удивления ртом и пятью сотенными купюрами в руках. Хотя осведомленные люди говорили ей, что такая операция стоит по меньшей мере 1000 гривен.

Андрей продолжал наблюдать за своим больным, забегал в его палату по три раза на день. Мужик оказался суровым, держал себя независимо, и будто бы делал одолжение тем, что дал себя спасти. Когда его выписывали, палатная медсестра Аннушка даже не выдержала: «Вы хотя бы поблагодарили доктора! Ведь он вам жизнь спас!». А тот в ответ лишь капризно выкрикнул:

– Чево его благодарить? Это – его работа! Он зарплату получает… Шоб лечил меня! – и с чувством собственного достоинства поискал глазами поддержки у соседей по палате.

Возмущенная Аннушка плюнула и выбежала из палаты, а Андрей искренне рассмеялся…

Это была его первая и последняя в жизни операция на сигме. Больше как-то не случалось…

10

В начале февраля Олег получил письмо с приглашением посетить больницу райцентра Пресное для участия в собрании. Марте письма не показал, все равно решил никуда не ехать… Но позже передумал… Собрание было назначено на 17 часов, а в тот день он собирался заехать на дачу, посмотреть что там и как. Так почему бы не забежать по дороге?

… Когда вошел в зал, собрание уже началось.. В президиуме восседали крупный лысый мужик лет под 60, остроносая ярко-рыжая девица и бесцветная седая женщина преклонного возраста. Со временем выяснилось, что плешивый – это замглавврача Коцюба, а девица с женщиной – представители областного управления здравоохранения. Семенова по официальной версии бюллетенила. Коцюба с полчаса скучно зачитывал результаты конференций и экспертиз, потом выслушали объяснения Дюдяева и хирурга Шевчука, которые в один голос утверждали, что сделали все от них зависящее. Наконец председатель собрания предложил вынести хирургу Шевчуку предупреждение, а главврачу Семеновой и Дюдяеву – строгий выговор с занесением в личное дело. Проголосовали единогласно…

Ругая и кляня себя последними словами, Олег выскочил в коридор с огромным желанием убраться подальше от этого позора. Уже на ступеньках услышал позади себя громыхающий голос Коцюбы:

– Подождите, пожалуйста…

Он обернулся.

– Борис Петрович, – с одышкой отрекомендовался замглавврача. – Хотел вас спросить… Может, какие-то вопросы к нам имеете?

– Никаких вопросов, – поспешил отвязаться. – И так все понятно.

– Та что там понятно? Пройдемте в мой кабинет, – и Борис Петрович настойчиво подхватил его под локоть.

В кабинете он усадил гостя в немного лучшее чем в вестибюле кресло, а сам извлек из шкафа неполную бутылку армянского коньяка и две советские граненные стопки. «Презент от больных, которым удалось выжить», – подумал Олег. Разлив коньяк, замглавврача с искренним сочувствием в голосе произнес:

– Извините нас, уважаемый…. Поверьте, мы действительно делали все, что могли… Помянем вашу жену… Царство ей небесное, а нас Господь тоже не оставит без внимания. Вы не волнуйтесь… Нас оттуда наказывают, – и он ткнул указательным пальцем в потолок, – круче чем облздравотдел. Поверьте, ТАМ выговоров не ставят. Оттуда – прямо под дых…

Выпили не чокаясь, и горечь, распиравшая душу Олега еще несколько минут тому назад немного поутихла… Не чувствовал уже ни зла, ни обид… Черт его знает, может, эти айболиты действительно сделали все, на что способны? А на что еще можно надеяться в этих условиях? И он рассмотрелся вокруг: сырой потолок в ржавых пятнах, дырявые кресла, черный доисторический телефон. Кажется, возьмешь трубку, а там – барышня на связи: «Алло, Смольный?».

– Я так вам скажу, Олег Андреевич… Все под Господом ходим…. А проблем у нас! Кадров не хватает, никто не хочет ехать на село… Лапароскопу – лет пятнадцать, “видит” процентов на 30, не больше.

– Та да …

Коцюба снова разлил коньяк. Без закуски…

– Не сердитесь на то, что я сейчас скажу, но, когда еду мимо вашего дачного поселка, то думаю: «Сколько денег вложено в эту роскошь! А на медицину всем начхать». Богатые лечатся в заграничных клиниках, а бедные считают, что их бесплатно вылечат медики с зарплатой в 700 гривен.

– Да что вы говорите! – у Олега глаза полезли на лоб. – Семьсот гривен?

– Хорошо… У меня лично – 1100. Можно жить на эти деньги?

– Нет, конечно… – и он вспомнил выписку из банкомата своей покойной жены.

– Скажите честно… Вы когда мимо нашей больницы едете, душа у вас болит, как здесь люди живут? Как лечатся?

Взгляд пожилого врача заставил опустить глаза. Нет… За состояние медицины его душа не болела… Тем более – сельской.

– Но разве это причина, чтобы так бездарно погибнуть молодой женщине, матери?… Неужели ничего нельзя было сделать? Приложить максимальные усилия?

– Вот-вот…Я ж и говорю про максимальные усилия…Помните, был себе один депутат? Высочайшего уровня депутат! Выше не бывает…Властелин колец! А вот по иронии судьбы попал в районную больницу, мимо которой проезжал на охоту тысячу раз. И даже в сторону не смотрел… Какая там районка? Ведь к его услугам – лучшие заграничные клиники…А Господь наш видите как распорядился… Вот скажите, можно здесь работать? Финансирование – мизерное… Недавно старая пристройка от снега обвалилась. В физиотерапевтическом кабинете трубу прорвало, а гнилой пол – хоп и провалился! Стационар был на 100 кроватей, а теперь – на 50. Из 120 врачей работают 80, вместо трех анестезиологов – один, а рентгенологом – дед-пенсионер. Просится перед смертью отдохнуть, а мы ему говорим – ТАМ отдохнешь! Вчера выделили тысячу гривен на косметический ремонт… А у меня – дефибрилятор шестидесятого года! Опять же, извиняюсь, что такое 1000 гривен?! Косметичка любой дачницы больше стоит. Начнешь жаловаться на недостаточное финансирование, кривятся – ищите спонсоров. Так и живем… А еще как-то и оперируем, и дети у нас рождаются, и на вызовы ездим… В прошлом году купили электронные весы для детского отделения, дистиллятор, ингалятор и отремонтировали отделение переливания крови.

Борис Петрович вздохнул и разлил остатки коньяка.

– Так ради того депутата санитарную авиацию вызывали.… Нашли деньги?.. А вы почему не вызвали? Разве инструкция не разрешает?

– Издеваетесь? У нас нет средств старую машину отремонтировать, родственники больных собственным транспортом перевозят. А каждая минута для хворого – вопрос жизни и смерти. На вызовы по Пресному пешком ходим или на велосипедах. А в осеннее ненастье знаете как? А в зимнюю оттепель? Без резиновых сапог – и не выходи. А еще лезем в Евросоюз…

– На Евро-2012 сколько денег тратится…- согласился Олег, вспомнив изуродованный центр города. – Строят никому не нужны гостиницы, вырубают зеленые зоны… Так почему вы не бастуете? Почему не возмущаетесь?

– А нам нельзя бастовать! Украинское государство закрыло врачам рты и связало руки. Я только слюну глотал, когда смотрел по телевизору как испанские терапевты бастовали… И знаете, что они требовали? Увеличение численности медперсонала в районных поликлиниках! Или возьмем Данию: там два месяца длилась забастовка медсестер и сиделок…Отказались выходить на работу и настаивали на повышении зарплаты на 15%. Тысячи датчан два месяца не имели возможности попасть в государственные больницы или на прием к врачам! Работали только служба скорой помощи и реанимационные отделения, а пребывание рожениц в больницах сократили до нескольких часов. Конечно, когда терпение лопается, мы тоже обращаемся к правителям, да кто нас слышит? В октябре прошлого года львовские профсоюзы обратились к Президенту, Премьер-министру и Голове Верховной Рады Украины. Написали, что если с таким уровнем зарплаты не брать взятки, то семьи врачей автоматически перейдут за грань выживания. Вся сознательная медицинская общественность желает освободиться от этого позорного явления, однако правительство Украины подняло зарплату только таможенникам, милиции и судьям. Во всех цивилизованных странах врачи имеют высокие, достойные заработки, потому что высокая зарплата – это признак уважения к нашей профессии. Профсоюзы предложили обеспечить всем украинцам (а не отдельным гражданам) возможность лечения в Барселоне и других городах Евросоюза за государственный счет, потому что при таком состоянии системы здравоохранения никто не сможет и не захочет здесь лечиться. Та кто их услышал?

… Выйдя из больницы, Олег побрел в центр Пресного… По дороге он словил маршрутку и проезжая мимо дуба, в который так несчастливо врезалась его жена, увидел рядом со „своим”, еще один веночек. Совсем свежий, не запыленный и не занесенный снегом… Возле своих ворот он немного потоптался, а потом решительно пошел в направлении Марекового дома.

Там горел свет, а в его внутреннем кармане плескалась бутылка водки.

Часть четвертая. В одной лодке .

1

Говорят, весна – это пора надежд. Возрождение природы, щебет птиц и ласковое солнце словно подталкивают человека двигаться вперед и надеяться на лучшее. Весной горожане подставляют нежным теплым лучам свои бледные лица, а сельским жителям нечего такими глупостями заниматься – еще успеют назагораться на своих огородах. Городские записываются на аэробику, садятся на диеты чтобы подкорректировать припухшие за зиму фигуры, а селяне лишь презрительно поглядывают на урбанистических бездельников: их диета с физкультурой – это такая беготня по хозяйству, что и поесть некогда.

А вот русский поэт Пушкин не любил весну. «Я не люблю весны; скучна мне оттепель; вонь, грязь – весной я болен; кровь бродит; чувства, ум тоскою стеснены », – объяснял поэт свою беловоронность. Да что взять со стихотворца? Загадочная творческая личность …В школах учителя объясняют любовь Пушкина к осени отсутствием комаров с мухами да наличием багрового леса. На самом деле все гораздо прозаичнее. Дожди, ливни, слякоть – настоящие спутники творчества. О каком писательстве может идти речь, когда на улице жарко? Душа зовет на природу, на улицу, на речку, в лес … Какой чудак в такую замечательную погоды будет ковыряться у компьютера? Другое дело, когда на улице темно, облака обложили небо, а капли уютно и неравномерно стучат о подоконник. Кап-кап-кап-кап, кап-кап-кап-кап-кап, кап … Чего в такую непогоду на улицу соваться? Самое время творить. А что это вдруг? В голове туман, дыхание учащается, становится глубже и едва слышным. И творческий человек бросается к компьютеру… А потом бегает по комнате, и – опять к клавиатуре… Что это? Вдохновение .. Пройдет время, творец просмотрит написанное и удивится – разве это мое? Да неужели! Да как так случилось? И кто это мне в голову такое вложил? И откуда я узнал об этой детали? Надо же … А все плохая погода. Это она выбрала из души наболевшее, перекипевшее, о чем сам писатель давно забыл. А душа ничего не забывает ….Отсюда резюме – слякоть с дождями тянут в прошлое, а яркое палящее солнце зовет в будущее. Настоящему подходит что-то умеренное: кучевые облака в небе, сквозь которые иногда проглядывает солнышко. В такие дни – просто живешь, не задумываясь ни над прошлым, ни над грядущим.

Хотя и весной, слава Богу, не все солнцу светить … Вот и сейчас автор выглядывает в окно и удовлетворенно наблюдает за серыми дырявыми облаками, сквозь которые кое-где выглядывают светлые лучики. Есть надежда, что день будет пасмурным, и к лету роман допишется, а иначе – никак. Ведь события происходят в реальном режиме времени, и заранее погоду в эпилоге не описать. Да и летом не до романов. Надо будет бегать по издательствам, рассылать рукописи …. А издатели будут отгораживаться клерками, не отвечать на звонки и письма … Откуда она взялась? Да кто ее знает? Та кто она вообще такая, что романы пишет?

И придется прорываться к редакторам, что-то там лепетать о том, как не имела никакого желания писать этот роман. Так и знала, что напишет на свою голову, а потом носись с ним как с писаной торбой… Дважды садилась за письменный стол, а потом бросалась в Интернет с надеждой: а может кто-то из настоящих писателей уже нечто подобное выдал? Из тех, настоящих писателей, у которых листочки дрожат на ветру, героиня страстно прижалась к возлюбленному, коровка облизала своего теленка шершавым языком, а небо – молочного цвета. А почему молочного? А потому, что все другие цвета уже применили другие сочинители.

А тут что? Листочки – желто-красные, и ничто другое в голову не лезет …

«Ничего подобного, – выдает Интернет.- Настоящие беллетристы пишут за границей, где через окно они видят островерхие готические соборы, а не украинский двор, захаращенный торговыми киосками. Сидят истинные писатели, и как бедный Гоголь, просят друзей – брось на e-mail, если услышишь от простых людей как они живут. Или – пришли очерк о лицах, среди которых вращаешься. Например, под заголовком "Судья-взяточница" опиши как тетка бесстыдно отрабатывает бакшиш: затягивает суд, отклоняет заявление об обеспечении иска и – никаких угрызений совести, когда к ней обращаются:"Ваша честь".

А никому и не признаешься, что роман пишешь – засмеют … А автору и самой смешно… Настоящие писатели (с именем!) не знают, что слагать (первый признак – надергать сюжетов из своей нехитрой автобиографии о встречах с такими же "настоящими" писателями или взять интервью у самого себя), а издатели за ними бегают: «Когда новая книжка?" Или газета киевская дает еженедельную колонку – пиши, чего душа пожелает… И пишет: «Проснулся я в берлинской гостинице и посмотрел на потолок …».

Олег Томашенко не имел никакого отношения к творческим личностям и слава Богу … Весну он любил всеми струнами своей души, и как ребенок любовался каждой распухшей почкой, клейкими изумрудными листиками, цветущими абрикосами… Сам факт наличия марта на календаре наполнял его душу радостью и весельем.

…В такой солнечный день он, наконец, позвонил Белецкому. Старый плут узнал не сразу … Или притворился, что не узнал … Через мгновение откашлялся и безо всякого энтузиазма прохрипел: «Конечно, помню …». И предложил встретиться завтра на кафедре после последней лекции.

Подготовка к этому визиту заняла целый вечер. Появиться в академическом учреждении в спортивной куртке казалось неприличным. Поэтому пришлось вытащить из шкафа потертое темно-коричневое кожаное пальто. Покрутившись в нем перед зеркалом, Олег тяжело вздохнул … Чучело – не чучело, а мешок на вешалке – это уж точно … Утешил себя тем, что при всех своих недостатках это кожаное пальто позиционировало его как потенциального преподавателя вуза, а не как бывшего торгового работника. После того как постирал белое кашне и выутюжил брюки от костюма, пошел на кухню, где и просидел почти всю ночь с сигаретой в зубах.

. ..Ватными ногами поднимался бывший доцент парадной лестницей технического вуза. Было страшно и жутко …Вспотевшие холодные руки дрожали, а мокро было везде – особенно под мышками. Мысль, что никто его здесь хлебом-солью не встретит, подкашивала колени. На площадке между этажами остановился и посмотрел в окно. Готов был бежать куда подальше. Зачем он все это затеял? Дурак … Вот дурак …Только опозорится … «Представьте себе, этот торгаш надумал вернуться в институт! – Что вы говорите? – А на чье место? – А разве он что-то помнит из истории? "

Минут пять смотрел на веселых студентов, которые поспешно пробегали мимо него на лекции, зачеты и экзамены. Своей беззаботностью они напоминали ему ту серую птичку в окне у прокурора … Осмотрелся и чуть не заскулил от отчаяния. Каким чучелом он предстанет перед Белецким в этом двубортном и куцем пальто с широкими лацканами? Зачем он надевал его? В куртке чувствовал бы себя гораздо увереннее. Зашел бы в кабинет как будто мимоходом – как поживаете? Дай, думаю, зайду узнаю, как здесь в родных пенатах. А у меня все хорошо! Киоски … Тьфу!

… И снова возобновил восхождение на свою личную Голгофу, проклиная и допотопное пальто, и свою глупую выходку. Мир изменился …Когда двадцать лет назад читал лекции – все было другим, а особенно это раскованное и незнакомое племя с мобильными телефонами в руках. Бегут куда-то, постоянно смеются … А может это они над ним смеются?

Медленно пошел по третьему этажу, делая вид, что ищет нужный кабинет. Деваться некуда… Встреча уже назначена, и если он вернется назад, как это потом объяснить Белецкому? «Извини, заболел?" А вдруг его видели? «Вы знаете, этот Томашенко, ну помните, работал здесь раньше. Потом пошел металлом торговать. Видела его на лестнице – тянулся весь мокрый в каком-то дурацком допотопном пальто». Сгорбленный, будто восьмидесятилетний старик и в надежде, что его никто не узнает, Олег наконец остановился перед кабинетом заведующего кафедрой истории. Боязливо оглядываясь, пригладил взмокшие волосы и тихонько постучал в дверь… А спустя мгновение осторожно открыл ее дрожащими руками.

Белецкий встретил холодно. Пожал через стол руку и снова тяжело бухнулся в кресло. Кафедрой старый хрен заведовал давно… Еще в молодости выглядел солидно и капитально, а теперь еще больше погрузнел, постарел и выглядел, как развалившийся старец. Жидкие седые волосы его были коротко подстрижены, а большой рыхлый нос с красно-синими прожилками поглотил почти все лицо.

Разговор начали с бытовых проблем… Олег вкратце сообщил о своем вдовстве, о сыне, который собирается изучать иностранные языки. Белецкий крутил шариковую ручку и внимательно слушал. Что-то давнее промелькнуло в его глазах и чертах … Перебрали общих знакомых. Все как положено накануне старости: кто-то умер, разгребая снег, кто-то уехал в Канаду, кто-то покончил с собой… Проблемы высшего образования Белецкий охарактеризовал кратко: «Пытаемся выживать». И замолчал.

Наступило время изложить цель визита.

– Юра, – здесь предпочел откашляться.- А как ты посмотришь, если я вернусь в институт?

– В институт – никак.

В глазах потемнело …. Так откровенно … Что ж … Приподнялся, примериваясь как бы поскорее добежать до дверей, как вдруг заметил в прищуренных глазах старого лиса нечто похожее на сочувствие.

– Нет уже института …А есть национальная техническая академия. Ты, брат, отстал от жизни. Так что, если в академию, то почему нет? … А что это тебе приспичило?

– Не знаю … Решил вернуться к преподавательской деятельности. Есть у меня шансы?

– Шансы-то есть, а вакансии доцента – нет. Пойдешь ассистентом? Ведь ты – кандидат наук …Все с нуля …. Fershtein?

– Fershtein. Собственно, я не против … Так даже лучше.

– Там Кохановский на пенсию собирается. Но имей в виду – история сейчас другая. Я имею в виду историю Украины. И преподавание на нашей кафедре ведется на украинском языке. Сможешь?

– Конечно …

– Какое-то время будешь вести практические занятия .. На подготовку – две недели .. Подумай .. Оно тебе надо? Ведь я ничего не обещаю. Меня самого могут на пенсию выйти, или … Один звоночек уже прозвенел … инфарктом называется.

– Согласен, – поспешил Олег с ответом.

– Приходи в понедельник с трудовой, тогда и детали обсудим. Вот тебе два учебника, реферат и план занятий. Читай и проникайся.

Шаркая ногами, Белецкий провел его до двери.

… Широкой парадной лестницей технического вуза сбегал другой человек. Вроде то же самое старосветское кожаное пальто, из под которого белело глупое кашне … А вот и нет! Олег перепрыгивал через ступеньки, расталкивая локтями зеленых студентов. Еле сдерживался, чтобы не показать им язык! Как он, оказывается, соскучился за всем этим! За лекциями, экзаменами, зачетами, длинными и нудными заседаниями кафедры – за всем! На выходе отошел в сторону и закурил, чтобы успокоиться. Минут пятнадцать смотрел на окружающий мир и размышлял над сюрпризами жизни. Чувствовал в себе силы перевернуть горы! Горы, горы …Кстати, о горах … Не найти ли старых друзей из турклуба?

Боже ты мой … Ведь он – без пяти минут преподаватель истории высшего учебного заведения! Неужели шкура торгаша и прораба навеки сгорела в огне? Посмотрел на голубое весеннее небо, а потом – на свое старорежимные пальто. Ничего… Завтра купит что-то посовременнее. Это не проблема. Выбросил окурок и побежал на трамвай. Надо накупить книжек и читать, читать, читать… Придется не только наверстать упущенное время, но и превзойти будущих коллег. Ведь до пенсии ему еще целых 10 лет!

2

В разгар весны хирург Шевчук уже довольно успешно удалял камни из почек, грыжи и аппендициты. К нему стали даже проситься на операции, на что Кирпа язвительно отреагировал: «Отбиваешь кусок хлеба, коллега…». Но сразу же и похлопал по плечу: «Шучу, шучу… Здесь тебе не город. Больных на все хватит».

Однажды Андрей благополучно вырезал местному фермеру паховую грыжу, и тот в знак благодарности притарабанил ему чуть ли не половину кабана. Большую часть мяса он раздал соседям, а остатки отвез матери. С того времени Таня все чаще заносила ему горячий ужин под предлогом того, что у соседа, сутками пропадавшего в больнице нет времени на готовку пищи.

В общем, жизнь потихоньку налаживалась, как вдруг – гром среди ясного неба. Утром в хирургическое отделение привезли красивую скромную девушку с острой болью в животе. Оказался банальнейший аппендицит. Андрей еще пошутил с красавицей и успокоил, что аппендицит сейчас удалять легче, чем гланды. Мать девушки почему-то все время плакала… Операция прошла удачно: ничего не зацепил, аккуратно зашил, все было чудесно и чистенько. Обычно такие пациенты на третий день выписываются.

Однако ночью девушка умерла… Целый день он ходил грустный, а дома, после работы, тяпнул одним глотком полстакана самогонки. Когда перед глазами затанцевали кровавые мальчики, он расплакался как ребенок. Это даже вообразить невозможно! Мать потеряла дочку… Ведь это не шутки… Не кошка потеряла котенка, не сука – щенка, не курица – цыпленка. Хотя и им, наверное, больно от этого, но все это не то, не то, не то… Человеческая мать потеряла свое родное и любимое дитя!!! Что может быть ужаснее?

В этот день Андрей проклял минуту, когда решил стать хирургом… Вокруг люди живут – в ус не дуют, потому как имеют дело с неживым материалом. Токарь засечет деталь – берет другую болванку, фермер угробил землю подсолнечником – хоть бы что. Даже если взять родственные профессии… Учитель «запорол» чужую душу – кто его за это накажет? Никто. Судья сажает за решетку невинного. Что ему за это? Аж ничего. Разберутся, выйдет осужденный на волю и дальше живет. А тут каждый день, как на пороховой бочке. Юная прекрасная девушка… Восемнадцать лет… Огромные карие глаза… Жить да жить, а он, Андрей Шевчук, ее «запорол», и никакая другая девушка ее никогда не заменит.

Ночью позвонил Смидовичу и, преодолевая икоту, спросил о результатах вскрытия. Тот ответил, что относительно операции – никаких претензий… Просто у девушки оказался скрытый порок сердца.

…Утром на работу не вышел, отпросился по причине простуды. Весь день лежал на кровати и смотрел в потолок. А там – очаровательная девушка с выразительными карими глазами, а за ее плечами – убитая горем мать. Что делать? Как жить дальше? Бросить эту проклятую профессию? А куда податься? Ведь он больше ничего не умеет делать!

Вечером залаял Джунька, и в окне показался патологоанатом, отворяющий калитку. Несмотря на опухшее лицо хозяина дома, он прошел в комнату, спокойно уселся на табурет и, положив свой черный портфель на колени, осмотрелся.

– Молодец, – похвалил, как ни в чем ни бывало. – Чисто, уютно…

Парень поднялся с кровати, молча достал из-под стола недопитую бутылку с самогоном на травах и разлил ее по кружкам. Потом вытащил из шкафа буханку черного хлеба и отрезал несколько ломтей. Смидович послушно взял кружку и понюхал жидкость. Выпили.

– Что? Тяжело? – наконец спросил что-то по сути. – Не кори себя…

– Что вы в этом понимаете? – взорвался Андрей. – Разве вы прооперировали хотя бы одного живого человека! Какие у вас там неудачи? И как быстро вы сориентировались… Режь – сюда, режь – туда, перерезай все, что угодно, ваш «пациент» и не пикнет. А мне как жить? Идти по вашему пути? А кто тогда их будет оперировать? Кто им вырежет их проклятые болячки? Как к этому относиться? Одни утешают себя тем, что каждый врач имеет свое маленькое кладбище, другие бьются головой об стенку за каждого больного, третьим вообще все по барабану, кто из пациентов умер, а кто выжил. Где та золотая середина?

Андрей хищно жевал хлеб с опущенной головой, не ожидая ответа. Смидович и правда немного помолчал, а потом приглушенно заговорил. Да, он действительно не хирург… Работал обычным терапевтом и тоже ошибался, и не раз после его лечения или не-лечения скорая отвозила его пациентов в стационар, а там – как звезды лягут. Иногда и умирали… А зарплата маленькая, а от жены только и слышишь: все берут деньги, все на фирменных рецептах лекарства выписывают, только мой праведником придуривается. Посмотри на Климова – на одной только спирулине машину себе купил! Со временем жена с дочерью ушли, а он сломался. Начал пить… Сначала незаметно, а потом все больше… Что до больных, то черт их знает, принимают они назначенные лекарства или нет. Сидит очередь в коридоре – за угол заворачивается, а у тебя три часа на всех или пять минут на каждого. Лечишь вслепую… Не выдержал и бросил эту бодягу…

– А пить?

– Проблемы этим не решаются. Почувствовал, что гибну, а в глазах коллег превращаюсь в посмешище. Надо было что-то менять… Вернулся назад в село и живу себе потихоньку. А ты мне позавидовал…

– Сначала все было хорошо, я проверял, я бегал, интересовался… – Андрей снова сделал попытку вылить на собеседника свои страдания.

– Пойми, есть обстоятельства, которые от нас не зависят. А как относиться к своим неудачам – каждый решает сам. Хотя правила очень простые, и ты наверняка их знаешь. Во-первых, анализировать каждую неудачу до последнего атома. Вспомни Пирогова: «В случае летального исхода хирургу следует изучить картину вскрытия, как детективу, собирающему улики на месте преступления. Попытаться по ней восстановить последовательность развития осложнений после вмешательства своего скальпеля». А во-вторых, есть такое выражение: медицина – самая точная наука после богословия. Это выражение раскрывает суть нашей профессии. Медицина и богословие здесь противопоставлены друг другу. В том смысле, что медицина имеет дело с телом человека, а богословие – с его душой. В современном мире сферы влияния разделены. А что такое человек? Человек – это целостный биологический аппарат, построенный неизвестным нам Великим Конструктором. В этом аппарате душа и тело слиты в единое целое. Великий Конструктор заложил в человека свои законы.… И мы, медики, видим лишь поверхность. Сколько столетий прошло, сколько людей, собак, жаб и мышей загублено, чтобы понять механику действия человеческого организма, а все зря. Человек – сложнее механически-водяного агрегата. А мы действуем только как химики, физики и слесари. Химик смотрит – ой, там у него микробы завелись! Убьем микроба… Физик говорит: кровь не так циркулирует… Клапан сердца износился – это уже к слесарю. Хорошо, поменяли клапан… Продлили кому-то жизнь… А тому и не меняли – сам вылечился. И такое бывает! Мы действуем, как слоны в посудной лавке: лечим одно – губим другое. Отсюда все наши беды…

– И чем мне поможет ваша лекция? Я и сам все это знаю…

– Так я к тому и веду… Врач – тоже человек, который взялся помочь другому человеку в меру своей компетенции. Помощь телу – это ключевые слова твоей профессии и не более того. Ты не принимал участия в конструировании человека… Но ты – врач. Ты знаешь механику функционирования тела. И если ты сделал в этих условиях все, на что способен и даже чуть больше, то совесть твоя чиста. А если в твоей голове крутилось – заплатили или не заплатили, или как родственникам лекарства подсунуть, чтобы они их в определенной аптеке купили, или чтобы этого лекарства еще и куму на операцию хватило – тогда плохи твои дела..

– Да не брал я ничего с той девчонки… Я уже даже к благодарностям не прислушиваюсь… А в список лекарств добавляю только чуть-чуть, чтобы НЗ всегда под рукой был, и чтобы я мог оперировать тех, у кого совсем денег нет…

– У девочки, – терпеливо продолжал Смидович, – сердце ни к черту было.

– Я спрашивал у матери… Та сказала – никогда не болела и ни на что не жаловалась! Кардиограмма ничего не показала… И это в то время, когда я еще не отошел от той, ноябрьской… Откладывать операцию не было времени!

– При чем тут ноябрьская тетка? Там совсем другое дело было… Ее, наверное, и Кирпа не спас бы.

Андрей постепенно успокаивался… Налил Смидовичу четверть кружки, а себе – только дно покрыл:

– И что теперь делать? Как мне оперировать, если я не знаю законов вашего Великого Конструктора?

– Не вашего, а нашего… Основа медицины – атеизм… С одной стороны мы знаем, что в нас есть все виды защитных механизмов, и при заболевании организм сам старается выкарабкаться. Ты лучше меня знаешь, что иногда нужно просто не мешать человеку выздоравливать. Это – закон Великого Конструктора, который учел возможность травм на Земле и заложил в организм защитные средства. Небольшая рана заживает сама. Так? Так. Даже если ничем ее не смазывать. В дикой природе волки плюют на рану, и она затягивается. Даже пословица есть: «Зажило как на собаке». Мой отец в детстве вавки пылью присыпал! Или сальник. Это вообще чудо! Живот очень уязвим, и важные органы брюшной полости открыты для возможных повреждений. Вот Великий Конструктор и предоставил сальнику исцеляющую функцию. Он направляется к больному месту, прикипает к нему, лечит его и всасывает в себя различные вещества. По его локализации ты находишь место воспаления. Еще Вишневский говорил: «Будьте почтительны к машине, которую создала природа. Она одна лишь умеет ее чинить. Природа – кузнец, хирург только ее подмастерье. Наше дело следить за тем, чтобы ничто не мешало ей восстанавливать то, что разрушено». Но есть и обратная сторона медали… Люди умирают не от старости, а от болезней, которые тоже заложены в их природе, в генетике, образе жизни и внешних факторах… Если бы человек не болел, он жил бы вечно… Существует регуляторный механизм в виде недугов, который упорядочивает численность населения. Мы вмешиваемся в этот естественный отбор, и тем самым уже являемся большими грешниками. Вспомни шаманов, ворожек… Они лечили человека как единое целое: душу и тело одновременно. Синхронно… Вместе с тем, если они в чем-то сомневались, то обращались за советом к Богу: а нужно ли исцелять этого человека? И Боги отвечали: этого лечи, этого оставляй на произвол судьбы, а этого – на твое усмотрение. Но самое главное – шаманов назначали Боги, и никто их не выбирал… Как было? Умирает шаман, и люди ждут, пока Бог укажет им на преемника… Спустя какое-то время кто-то среди них заболевал… Лежит неделю в лихорадке, а когда оклыгает, все знают – это шаман. Человек бросал семью и становился посредником между людьми и богами. А нас никто не назначал… Мы стараемся продолжить жизнь людей, которых природа приговорила к смерти… И при этом руководствуемся своими собственными критериями, которые зачастую базируются на кошельке пациента. По крайней мере, в нашей стране… Следовательно, мы – инструмент неестественного отбора и спасаем лишь тех, кого, может и не надо спасать. И в то же время отправляем на тот свет тех, кто спас бы этот. Мы – тоже люди… А природа адекватно отвечает на наши вмешательства в ее законы. Только управились с инфекционными заболеваниями – вот вам СПИД… Поломайте голову над ВИЧ-инфекциями, раз такие умные… Или онкологические заболевания… Коварный недуг, в котором боль появляется на последних стадиях … Но боль – это защитный механизм! Боль – не что другое, как сигнал организма об опасности. А при онкологии этот защитный механизм кто-то нарочно включает лишь на последней стадии, когда врач уже бессилен…

– Знаете, одна мамина приятельница уехала в Израиль. Уже десять лет как она там присматривает за денежными бабками. Так она говорит, что тамошняя хирургия – на наивысшем уровне. Но лечить – не лечат. Ее муж как-то пошел в поликлинику, что-то на руке высыпало, так его симптомы засунули в компьютер, и оттуда вылезла бумажка с назначениями. Зато бабки, за которыми она присматривает, по 90 лет живут, штопанные-перештопанные. Так и сказала: «Лечить – не лечат, и как дойдет до операции – с того света вытащат».

– Вот тебе иллюстрация к тому, что я сказал. Сегодняшняя медицина – во власти бизнеса, и ее доход – это дорогостоящие операции. На копеечном лечении много не заработаешь. А люди преклонного возраста со своими болячками – значительный источник дохода для медицинского бизнеса. Вот тебе и неестественный отбор в наличии… Хорошо. Возьмем тот наболевший для нас с тобой случай с автокатастрофой в ноябре. Где гарантии, что та женщина выжила бы в городе? В городской больнице она, может, еще бы быстрее Богу душу отдала… Чтобы в наших условиях спасти человека необходимо стечение благоприятных обстоятельств. Поэтому случилось то, что случилось. А почему подняли шум? А потому что дамочка городская, а муж кляузу написал. Если бы сельская умерла, никто бы и не кинулся. Вот ты чего на село приехал?

Андрей покраснел.

– Опыта набираться? На подопытных кроликах? Здесь не люди живут? А тут, знаешь, тоже каждый человек – чья-то мать, сестра, дочь. Я когда слышу, что молодых специалистов в села отправляют после института, так у меня аж мороз по коже. Учитесь, деточки, на подопытных селянах, а выучитесь, загубив сотни душ своей неопытностью, так и в город возвратитесь – врачевать «настоящих» людей. Ну хватит, об этом можно много говорить. Ты, главное, успокойся, выходи завтра на работу, а с водкой – не балуйся. Проблемы этим не решишь… Много решил, лежа здесь? Ото ж…

– Я, кажется, начинаю понимать… Тот обезьяний мужик с перитонитом выжил благодаря стечению обстоятельств… Жена привезла его сразу же, в другой район мы его не отфутболили, потому что я (именно я!) тщательно подготовился к этой операции. Если бы тогда, в ноябре, на месте той женщины случился этот мужик – он бы умер вместо нее… Так?

– Может и так…

– То есть, не я решаю, кому жить, а кому умирать?

– Не знаю… Знаю только, что ты удлиняешь людям жизни. Но ты – человек, и поэтому можешь ошибаться… Просто сейчас общество находится на таком уровне, что люди привыкли к мысли, что врачи во что бы там ни стало должны спасти их жизнь. Каждый летательный исход в пределах больницы рассматривается как чрезвычайное событие. Но врачи – не боги, а такие же люди, как и все…

Залаяла собака, и Андрей выглянул в окно…. А то соседская кошка пробежала по двору и исчезла за сараем.

– Ты посмотри, какие огромные средства тратятся в западном мире совсем не туда куда нужно, – продолжал Смидович, вытягивая из портфеля газетную вырезку. – Послушай этот бред: «Лидеры нескольких стран, привлеченных к проекту, празднуют победу вместе с исследователями, подчеркивая, что расшифровка генома является ключом к лечению самых серьезных заболеваний. Их радует, что завершение Human Genome Project удачно совпало с 50-летним юбилеем открытия двойной спирали ДНК». Дошло?

– Что?

– Уже вдалбливают населению, что ген – это ключ к лечению самых серьезных заболеваний. Хорошо… Предположим, что ген является программкой, на которой записан опыт предыдущих поколений. Согласно естественному отбору и еще каким-то законам ты сейчас пользуешься тем, что твои предки для тебя накопили. Они ошибались, много двигались, укрепляли здоровье или губили его, злоупотребляли водкой или были непьющими – все это передалось тебе. А теперь представь этого генного инженера – слесаря человеческого организма. И такой с позволения сказать слесарь, не имея никакого представления о других законах Великого Конструктора, полезет ковыряться в генах. Никто не знает, что он там натворит, что он удалит, за что зацепит и как природа на все это отреагирует. Никто не думает, как это скажется на последующих поколениях.

– Об этом еще Кроненберг предупреждал в фильме „Муха”, – подтвердил Андрей. – Там муха случайно скрестилась с человеком, и из этого вышел мутант. А я сегодня целый день лежал – в потолок смотрел, а потом включил телевизор. А там передача… Врачи-исследователи продемонстрировали эксперимент: положили четырехдневного мертвеца в гроб, опутали его разнообразными датчиками, а гроб поставили на специальный эскалатор, движущийся к электропечи. Возле самой печки стрелки приборов задрожали, а перо энцефалографа сдвинулось с места … Якобы мозг сигналы SOS подавал. И все это было похоже на очень испуганного человека… Ведущий аж вскрикнул – сенсация!

– Сенсация… Какая ж это сенсация? Для дураков – сенсация… Простая вещь. Мертвое тело является безжизненным только для окружающих людей, которые видят в нем останки живого человека. Душа вылетела, но ведь клетки тела умирают постепенно. И будут умирать, пока тело не разложится окончательно. Клетки обмениваются информацией, и кто-то передал по цепочке, что температура повышается и по всей вероятности, ребята, нас в скором времени сожгут к чертовой матери. Еще живые клетки в ожидании огня испытывают страх, поэтому и засигналили как и привыкли – в мозг! А куда же еще? Мозг ведь тоже еще не разложился… Вот и вся отгадка… Душил бы этих «ученых», ей-богу! Только бы деньги свои отрабатывать – сенсации ищут. А сенсация – под носом! Человек, его рождение, смерть, жизнь – все это и есть ежедневная, ежечасная и ежесекундная сенсация. Ладно… Пойду я. Завтра тяжелый день…

Андрей провел гостя к калитке… Вечер был такой тихий и такой замечательный, какой может быть только в украинском селе. Где-то замычала корова, петух закукарекал, свинья хрюкнула, собачка гавкнула… А в темном небе сияли далекие загадочные звезды.

– Виктор, а можно вас что-то спросить напоследок? Вот интересно, что вы поняли в этой жизни, как патологоанатом? Именно как патологоанатом…

– Единственно, в чем я убедился, так это то, что беда не ходит одна. Обычно когда в семье кто-то умер, то со временем еще кто-нибудь заболеет, а кто-то потеряет работу и тому подобное. Тоже какой-либо неизвестный нам закон работает. Как частный случай закона парности… Хотя почему неизвестный? Испокон веков говорили: «Как одна беда идет, то и другую за собой ведет. Беда за беду зацепилась. Беда сама не ходит, а десять за собой водит». Вот тебе и законы…

3

К своему первому практическому занятию Олег готовился, как артист к выступлению после продолжительного перерыва. Вычистил купленный в прошлом году костюм, посетил парикмахерскую… Старосветское пальто выбросил на мусорник, а вместо него приглядел себе в «Мужской моде» длинное черное пальто с разрезом сзади. Дома показал обновку сыну… А тот недовольно покрутил носом: «Папа, давай в следующий раз ты будешь брать меня с собой». Оказалось, это пальто не лучше предыдущего. Тогда поехали в магазин вместе… Любезная продавщица разрешила им выбрать взамен что-то другое, и Олег перемерил еще с пяток моделей. В конце концов, Игорек остановился на элегантном темно-синем пальто средней длины.

На кафедре его встретили по-разному. Коллеги с прошлых времен за спиной спорили, кого он пришел подсиживать, а старший преподаватель Гончар грубо спросил: «Зачем вернулся? Делать нечего?». Молодым преподавателям было безразлично – они жили своей жизнью и не изъявляли особого желания контактировать с новоприбывшим. Первое практическое занятие состоялось без эксцессов, беспокоили лишь проскальзывавшие в речи русизмы. Но это поправно – купил учебник украинского языка, а на ночь стал читать украинских классиков.

Не успел акклиматизироваться, как заболел доцент Кохановский… Не особо раздумывая, Белецкий поставил его на замену… Олег побегал по своей преподавательской, в который раз перечитал тему лекции, а потом не удержался и налил себе рюмку коньяка, который осталась после дня рождения Гончара.

… В аудиторию он зашел через десять минут после звонка, надеясь на то, что часть студентов разойдется. И действительно, в аудитории сидело человек пятьдесят, и все они были заняты своими делами – переписывали конспекты или тихо разговаривали.

Олег приблизился к кафедре, пронзительно посмотрел на студентов, и ему стало страшно. За миг пришел в себя и слишком громко поздоровался. Нетвердый голос выдавал волнение. Наконец откашлялся и жестко выговорил:

– Доцент Кохановский заболел, поэтому лекцию сегодня буду читать я… Зовут меня Олег Андреевич Томашенко. Запишите тему: «Гетманство Украины: Богдан Хмельницкий». Предупреждаю, никакой диктовки. Я рассказываю, а вы слушаете и записываете. Что недослушаете – на то есть учебники.

В течение лекции понял, что ничего не забывается. Скептические лица студентов постепенно отрывались от переписывания конспектов по другим предметам. На каком-то этапе показалось, что не было никакого перерыва: все знакомо и привычно, как двадцать лет назад. Те же студенты, та же аудитория… И он не изменился. Единственно, что трансформировалось – это его отношение к Хмельницкому.

– Умный и дальновидный полковник Богун отказался присягать московскому царю. Он страстно любил Украину и больно реагировал на действии украинских гетманов, которые уничтожали козацкие вольности. Он выступал против заключения Белоцерковского договора еще в 1651 г. Со временем возглавил антимосковскую старшинскую оппозицию. После смерти Хмельницкого в 1657 году Богун поддерживал курс Выговского и Юрия Хмельницкого на независимость от Москвы, выступал против сближения с Польшей или Турцией. Богун отказался подписывать заключенный Выговским Гадяцкий договор в 1658 году…

Прозвучал звонок… Последняя фраза зависла в воздухе, но слушатели продолжали спокойно сидеть на своих местах. А одна курносая девушка из первого ряда тоненько спросила:

– А что будет с Богуном дальше?

Все рассмеялись, а Олег ответил:

– Про это вы узнаете на следующей лекции.

– А в школе говорили, что его ляхи убили…

– Никто не знает, как он погиб… Ян Казимир в своем письме к жене писал: «Я приказал его арестовать, чтобы наказать рукой палача… но Бог наказал его иначе». А как иначе – достеменно невідомо…

И сам не уловил, как из него выскочило это сугубо украинское «достеменно невідомо». Даже не знал, как оно переводится на русский язык.

Сразу же побежал к Белецкому, чтобы спросить готовиться ли ему к следующей лекции. Тот был не один – на диванчике возле него удобно примостился доцент Рыбалко с кафедры политэкономии или как там она теперь называлась. Хотел уже вежливо закрыть перед собой дверь, когда услышал приветливый голос Белецкого:

– Заходи! Нет, ты послушай, как они Новый год встречали… Я тут под столом катаюсь от ихнего Карасевича.

Карасевич был заведующим кафедрой политэкономии или как там она теперь. Рыбалко, жилистый сутуловатый человечек лет пятидесяти пяти с добрым лицом и светлыми глазами, повествовал:

– Так я ж и говорю… Написал наш Карасевич пьесу, раздал роли и заставил нас разыграть новогоднюю сказку. А сказка, надо признать, не без морали… Вы же знаете нашего Карасевича – бывший комсомолец, показуха – превыше всего… Все его боятся, как зайцы бубна. Доценту Мамаю сначала сунул роль Конька-Горбунка, но тот категорически отказался: «Я уже староват для таких ролей. Лучше буду Задувайлом». А роль Задувайла – это стоять в стороне в какой-то хламиде и дуть: « У-у-у-у-у…». И все… Итак, собрались мы накануне Нового года и надеемся: «Может, забыл?». Где там! Память – комсомольская, все помнит. Порасставлял нас, и спектакль начался. Мамай-Задувайло задул свое: «У-у-у-у-у… Я- Ветер-Задувайло, я вью, завеваю, задуваю… У-у-у-у-у…» И выдул на середину аудитории Снежинок, то есть лучшую половину нашей кафедры вместе с дородной Мерзликиной. Полгода до пенсии… Снежинки закружили…. Мерзликина – посредине, а остальные вокруг нее, аккурат самовар с чашками…

– И одеты снежинками? – задыхаясь от смеха, спросил Белецкий.

– Точь-в-точь… В платьицах нарядных, костюмчиках сияющих… А сверху бумажные узоры понашиты. В далеких шестидесятых моя мама точно такие сестрице моей из фольги вырезала. Вдруг появляется Новый Год – молодой аспирант Воробей. Сравнительно молодой… Сорок лет на той неделе праздновали. Дебеленький такой, плотненький, килограмм под девяносто… Проговаривает Воробей свои слова, а тут выбегает тройка гнедых … В роли Конька-Горбунка – ваш покорный слуга, а за пристяжных – рахитичный Белозеров и флегматичный Передерий. Новый Год прыгает на Конька-Горбунка и гарцует в светлое будущее… И вот я, мыршавенький и сутуленький, несу девяностокилограмового Воробья в светлое будущее под завывания доцента Мамая («У-у-у-у-у… У-у-у-у-у…!») и в сопровождении Снежинок. Согнулся я под этим Воробьем-Новым Годом к земле-матушки как дуга… Еле три шаги шагнул и по всей вероятности гепнулся б, да пристяжные подсобили – плечиками своими поддержали Воробья… А то б не доскакали мы до светлого будущего…

– А….когда же… ты … свалился?

– Та уже за кулисами, то есть за дверями… Пристяжные в двери не пролезли, так я его за дверями и снял…

– Ох… и насмеялись вы…

– Ты что, сдурел? Которое там насмеялись? Все было на полном серьезе… Карасевич аплодировал с таким видом, будто он находился на торжественном собрании, посвященных 60-летию освобождения Киева от фашистских захватчиков… Даже когда за стол сели – никто и не улыбнулся…

Когда Рыбалко ушел, Белецкий, немного успокоившись от смеха, спросил:

– Как лекция?

– Та вроде бы и не было никакого перерыва.

– Я там минут пять постоял под аудиторией, послушал тебя и знаешь, о чем подумал? Берись за докторскую… И тема есть…

– Я думал втянуться сначала…

– Что тут думать? Некогда думать.. Светка Толока засела за докторскую, и если она защитится, то автоматом станет моей престолонаследницей. А Света – женщина упорная и усидчивая. Заведет свои порядки… Словом, садись за докторскую и не сомневайся. Предлагаю тему – экспедиция Яворницкого на Днепрельстан. Экспедиция до сих пор как следует не изучена, в основном все на черепки бросаются… А ты изучи людей, которых Яворницкий приобщал к этому делу, в каких условиях они работали. Рабочее название диссертации «Экспедиция на Днепрельстан, ее участники и значение».

Когда Олег возвратился в свою комнату, там уже сидел преподаватель Гончар. Одной рукой он поддерживал опущенную голову, а другой – мобильный телефон возле уха.

– Так… Повернись налево, теперь заверни направо, за угол… Не могу я тебя забрать! У меня лекция через десять минут!

Пожилой преподаватель нервно положил телефон на стол и тяжело вздохнул. А Олег поинтересовался:

– Что, супруга вышла из трамвая и не знает куда идти?

Тот изумленно поднял голову.

– А ты откуда знаешь?

– Та то я так…

Не откладывая дело надолго, засел в библиотеке и начал собирать материалы об участниках экспедиции на Днепрельстан. Добровольський, Козар, Смоличев, Миллер – все они в скором времени предстали перед ним, каждый со своим характером и судьбой.

Особенно заинтересовали Козар и и Миллер. Павел Козар – ученик Яворницкого и исследователь днепровского лоцманства. В 30-х годах его трижды забирали в НКВД, гоняли по тюрьмам, высылали из города. Во время войны он был директором исторического музея, членом ОУН, организовывал и возглавил научно-археологическую и геологическую экспедицию на днепровские пороги, обнаженные после разрушения Днепрельстана. В январе 1942 года возглавил “Просвіту”… А Михаил Миллер? Человек, который в 1962 году написал книжку «Судьба украинских археологов под Советами»… И все они забыты в этом странном городе, где среди почетных жителей выстроились такие одиозные имена, которые и на ночь произносить боязно… Нет… Надо писать статьи, что-то делать, действовать… Надо возвратить городу имена этих замечательных сынов Украины!

Из библиотеки вышел очень поздно… Шел домой весь в своих думах. Диссертация – диссертацией, но не помешало бы развернуть широкую образовательную деятельность среди населения. Параллельно писать статьи в местные газеты, предложить телевидению программу по истории родного края. Тем более, что он поверхностно знаком с генеральным директором.

… На холодильнике висела записка «Я пошел к Сяве. Буду поздно». Наспех поужинав, принялся разрабатывать план будущих действий…

Но правду пословица говорит: «Беда не ходит одна». Среди ночи позвонил Маринин двоюродный брат и сообщил, что тещу забрала скорая и сейчас она находится в гинекологическом отделении 5-й больницы. Утром поехал туда перед работой и поговорил с врачом – мужчиной лет тридцати восьми с искривленным боксерским носом. Тот сообщил, что болезнь запущена и необходимо провести курс лечения, который по всему будет стоить немало. Олег накупил в аптеке рядом с больницей кучу медикаментов, включая антибиотики и йогурты. Но прошла неделя, а теща все еще жаловалась на боль в животе. На предложение пересмотреть свои назначения Боксер возмутился… Он лучше знает, как лечить, а колоть антибиотики нужно минимум 10 дней – об этом даже дети знают. Прошли и пресловутые 10 дней, а состояние тещи не улучшалось. После того, как ей, наконец, назначили еще один курс лечения, Олег поинтересовался у Боксера, уверен ли он в том, что именно эти лекарства помогут старушке? Тот небрежно бросил: «Надеемся… А сто процентов вам не даст даже Господь Бог». Потом тещу в который раз послали на УЗИ, но теперь уже УЗИ сердца, стоившее, ни много, ни мало, 100 гривен. Олег не вытерпел: «Зачем сердце? Вы что, на сердце жаловались!».

– Та не… Тут ходила по палатам одна цяця… Сначала продавала какое-то ликарство от всех болезней, а потом запысала всю палату на УЗИ сердца…

И неловко добавила:

– Тут такый безлад… Коммивояжеры целый день швендяють, как будто это не больница, а проходной двор.

Олег кинулся к Боксеру, но тот голосом менеджера среднего звена буркнул:

– Вы что? А вдруг у нее больное сердце? Я слышал шумы, надо выяснить…

– А кардиограмма? Она уже не в моде?

– Кардиограмма многое не определяет. Если не согласны, распишитесь, что вы отказались от УЗИ, и мы снимаем из себя всякую ответственность…

Тут Олег схватил коммерсанта в белом халате за петельки и зашипел ему прямо в лицо:

– Слушай меня, тварь недоученная… Если ты еще будешь мне здесь лапшу на уши вешать, я тебя по судам затаскаю. Я сейчас же нанимаю адвоката и буду собирать все твои рецепты, а ты мне распишешься под каждой бумажкой и под всеми своими назначениями. И если с бабкой что-то случится, то суд разберется, нужно было ей УЗИ сердца, или те антибиотики, что ей не помогают, или что-то другое. Ты понял?

Боксер побледнел и убежал…

На следующий день тещу перевели в другую больницу… Таким образом Боксер отделался от хлопотной пациентки с ее зятем. Олег решил пожаловаться заведующему, но того не оказалось на месте. Вежливая секретарша предложила подождать в коридоре….

Там он уселся на стул и приготовился, во что бы то ни стало, встретиться с заведующим… Напротив располагался кабинет УЗИ, на дверях которого было написано, что прием ведет кандидат медицинских наук Лариса Кашкина. Очередь женщин под кабинетом медленно продвигалась… С их разговоров он узнал, что стоимость УЗИ уже не 35, а 50 гривен. Выше дверей висел стенд с надписью, что оборудование закуплено на средства благотворительного украинско-израильского центра. «Зачем тогда плату берут? Ведь оборудование дармовое?» – спросил он самого себя и начал считать. За полчаса в кабинет вошло 5 женщин. То есть, получает госпожа Кашкина 500 гривен в час. Работает она с 10 ч 12 мин до 16 ч 42 мин. Даже приподнялся немного, чтобы присмотреться, не ошибся ли… Какой-то странный график… Они здесь действительно все малость не в себе… Ладно… За 5 с половиной часов только это украинско-израильское оборудование обогащает больницу где-то на 4000 гривен. За неделю – на 20, а за месяц – на 70-80 тысяч… Его расчеты прервала появившаяся в дверях докторша в белом халате. Это была стройная девушка лет тридцати, в сапогах на высоком каблуке и в джинсах до колен, которые кокетливо выглядывали из-под белого халата. Уверенной походкой Кашкина подошла к какому-то пареньку, назвавшему ее просто Ларисой, взяла его под руку и вместе они отошли к окну. Там молодая исследовательница передала пареньку несколько сотенных купюр. «Каждый день свежая копейка», – промелькнуло в голове. – Чего не жить?”

Рядом разговаривали две барышни… Оказывается, каждая посетительница должна принести с собой салфетку и два презерватива. «Неужели за 50 гривен они не могут купить необходимые материалы?» – возмущалась одна из девушек.

Не дождавшись заведующего, Олег, злой как черт, поехал в новый тещин приют. А когда зашел в отделение, стал как вкопанный. В просторном холле на мягких кожаных диванах сидели больные и тихо разговаривали с посетителями. На стенах были развешены разноцветные пейзажи и разрисованные тарелки. В одном углу притаился современный телевизор, а в другом – большой аквариум с рыбками. На полу и на подоконнике выстроились шикарные, развесистые ухоженные цветы в горшках. Симпатичная медсестра любезно вызвала больную Кулакову…

Теща не знала, как и благодарить зятя за то, что перевел ее сюда. Олег хотел возразить, что и кончиком пальца для этого не пошевелил, но старушка его не слушала… Она рассказывала, какие здесь замечательные врачи, как тут уютно и даже не верится, что это обычная городская больница. Ее положили в двухместную палату, персонал – такой вежливый, такой заботливый… Пыталась дать сестричкам и санитаркам деньги в благодарность за их нелегкий труд, так те, кто берет – благодарят, а большинство и отказывается. За операцию деньги не требуют, но она просит обязательно заплатить хирургу Карпенко 1000 гривен. Потому что здесь с каждого и не возьмут… Вчера бабка из соседней палаты норовила сунуть сто гривен, так хирург и не взяла. Засмеялась и сказала: «Идите себе, бабушка, и не выдумывайте. У нас лечат бесплатно». В глаза говорят, что все здесь сделано за счет больных. Так не жалко и заплатить, если видишь, что это все – в дело. А еды много не приноси… Кормят три раза в день и довольно пристойно: супчик гаряченький с морковкой и укропчиком, каши-размазни, чай с хлебцем дают. А еще нужно 1000 гривен на лекарство по списку, утвержденному заведующей отделением. Лекарство приносят в полиэтиленовом пакете вместе с чеком.

Олег дал на аптеку 1000 гривен, а хирургу решил заплатить после операции. «Еще неизвестно, как оно будет…».

Когда теща немного оклыгала, снова встал вопрос о “подяке” хирургу. Платить тысячу гривен казалось сверх меры, а 500 – в самый раз. Спустя некоторое время подумал, что может вообще ничего не платить, потому как операция уже прошла и довольно успешно. Но теща замучила своему хныканьем: «Ты уже заплатил?». Поэтому накануне выписки он громко и нетерпеливо постучал к хирургу Карпенко.

…В небольшой полутемной комнатушке, захламленной каким-то плакатами и приборами сидел, упершись локтями в стол, светловолосый худой мужчина лет сорока. В руках он держал зажженную папиросу…. Спокойными и утомленными глазами врач посмотрел на посетителя и молча кивнул головой в сторону дивана. В один миг Олег почувствовал себя ничтожеством… Присев одной точкой на диван, он шепотом спросил, какие перспективы у прооперированной Кулаковой. Карпенко глубоко затянулся и сдержанно ответил, что все будет хорошо, надо только немного подлечиться. Тогда он вытянул из кармана 500 гривен и осторожно положил их на край стола: «За операцию…». Однако хирург даже не взглянул на купюры… Он снова глубоко затянулся и бросил: «Благодарю». К выходу Олег пятился задом и на цыпочках… Уже в дверях увидел боковым зрением, что Карпенко продолжает сидеть с сигаретой в руке… К деньгам он так и не притронулся…

Теще сказал, что все в порядке, а на вопрос «сколько дал» соврал, что 1000 гривен. При этом чувствовал себя отвратительно… В лифте из разговоров медицинского персонала он узнал, что заведующая отделением уехала на конференцию, поэтому у Карпенко сегодня три операции. Олег представил, как этот хирург будет резать живое тело, будет ковыряться в чьих-то кишках, крови и грязи, спасать чужие жизни и так каждый день… каждый день… И все это – за мизерную зарплату в ожидании подачек от нищего населения. А вот он сам… Ничьи жизни не спасает, ходит в чистом, а когда однажды читал три лекции подряд, так больше ни на что не был способен…

Уже на улице опомнился, что анестезиологу он вообще ничего не заплатил… Так тот и не требовал!

4

Андрей глядел на вскрытое тело такими глазами, как будто впервые бы его видел. Но теперь он на все смотрел иначе. Организм человека знал почти наизусть… Знал каждую жилу и каждую прожилку… В то же время не понимал в нем решительно ничего. Нужно посмотреть на все под другим углом зрения. Но под каким? Клиническое мышление заключается в том, чтобы предусмотреть, как поведет себя именно этот организм. Именно этот и никакой другой… Организм сопротивляется болезням… Ему нужно лишь помочь. И, не дай Бог, не препятствовать, если тому и самому хватает сил на борьбу. Хотя и здесь его одолевали сомнения… Технический прогресс и развитие медицины снизили сопротивляемость человеческих тел. Зачем клеткам бороться, если в генах сидит тупая уверенность, что на большинство болезней есть таблетка, а на крайняк придет на помощь хирург? От всех этих мыслей голова шла кругом… А может отморозиться? Как говорил великий хирург Амбруаз Пари? «Я их оперировал, а Бог пусть их вылечит». Хорошую отмазку придумал средневековый оператор, но в наше время – не актуальную.

В больнице он теперь просто жил… На выходные в город почти не ездил, мама сама его посещала, каждый ахая раз, как похудел ее сыночек. Но Андрею было не до усиленного питания…

Его отношения с пациентами изменились кардинально… Теперь ему было безразлично, ругают его или хвалят. Он все перечитал о знаменитых хирургах мира. Вот взять Вишневского… Думал только о том, как помочь человеку и облегчить его страдания. Отсюда имеет три достижения – местную анестезию, мазь и новокаиновую блокаду. А как он переживал свои неудачи? Как-то после операции умерло три пациента. Вишневский потерял душевный покой, а тут как на беду привезли знакомую с непроходимостью желчного протока. Выдающийся хирург сделал сложную операцию, но женщину убило посленаркозное осложнение. И тогда Вишневский разработал местную анестезию методом тугого ползучего инфильтрата.

А что сегодня с обезболиванием? Общую анестезию применяют при простейших операциях… Аргумент – теперь другие времена, и современные препараты позволяют не травмировать психику. А сколько его друзей и приятельниц нахваливались тем, что вырывали зуб или делали аборт в бессознательном состоянии! А потом – тяжелый выход после калипсола, который еще называют «опытом смерти». Деперсонализация, вопрос типа «кто я?», потеря памяти, истерики, утверждение, что разговаривал с Всевышним… Можно, конечно, пошутить, как их анестезиолог: „Надо же когда-то и с Богом поразговаривать”… Но разве можно этим злоупотреблять? Вишневского ругали за то, что он насаждает местную анестезию даже при операциях на сердце, а теперь одно медицинское светило выразилось следующим образом: «Мне легче делать простейшую операцию под общей анестезией. Тогда пациент не мешает и не слышит то, что ему не следует слышать».

Андрей вспомнил, как в интернатуре в дверях гинекологического отделения он столкнулся с девушкой, которой два часа назад сделали аборт под калипсолом. Девушка нетвердо стояла на ногах, пошатываясь… Неловкими движениями она ковырялась в своей сумочке, а над ней нависал анестезиолог: «Еще восемьдесят гривен». Наконец девушка вытянула фиолетовую бумажку. «Я сказал – восемьдесят!» – крикнул анестезиолог и выхватил из ее рук кошелек. В шоке от увиденного Андрей выскочил в коридор… А когда шел мимо операционной услышал претензии медсестры: «Я уколы делала! Так хоть бы десятку дал!».

А мазь Вишневского? Когда-то была панацеей, а в наши дни не применяется совсем. Почему? Одни обвиняют Вишневского в насаждении своей мази, которая не всегда исцеляет; вторые утверждают, что сейчас есть новые препараты (так и хочется добавить – более дорогостоящие). Третьи твердят, что сегодняшняя мазь не содержит важного компонента – персикового масла…

А квартирная хозяйка Войно-Ясенецкого? Землей раны лечила! Войно-Ясенецкий был свидетелем, как к ней пришла больная с большой флегмоной голени. Хирург выявил на болезненном участке флюктуацию – движение жидкости в глубине ткани. Вот описание этого случая: «Гной заполнил уже изрядное пространство. Такую больную следовало бы немедленно оперировать. Широко вскрыть гнойный очаг, промыть рану дезинфицирующим раствором, плотно забинтовать. Сколько раз Войно делал такие операции? Пятьсот? Тысячу? Он и сейчас, не размышляя долго, положил бы больную на операционный стол. Но где же она, эта операционная? Оставалось одно: смотреть, как Вера Михайловна своими маленькими ловкими ручками смешивает стерильную землю со свежей сметаной, добавляет мед, посыпает всю эту болтушку какими-то травками. Перевязав пациентку, Вальнева оставляет ее на полчаса посидеть, не надевая валенок. Через полчаса – первое чудо: нога не болит. Женщина без труда надевает валенок и уходит, почти не хромая. Повязка Вальневой снимает боль там, где ее не могли бы снять никакие ухищрения терапевта. Через несколько дней – новое чудо: больная чувствует себя значительно лучше. Воспаление ослабело, болей почти нет, флюктуации в глубине ткани нет: гной исчез. Еще две-три перевязки – и пациентка здорова. Без операции!». И ключевые слова здесь – «без операции»! Вишневского тоже обвиняли в том, что в конце жизни он почти не оперировал, а только мази свои прикладывал да новокаин колол…

…Как-то в пятницу завернул к Смидовичу. Тот сидел в своем любимом зеленом кресле и, подремывая, слушал радио.

– Оказывается все так просто? – растормошил его Андрей. – А почему сегодня никого не вылечишь мазью Вишневского? Или этой чертовой земляной мазью?

– Какие там мази? Много фармацевтические фирмы заработают на мазях? Сейчас – эпоха антибиотиков, но и она на стадии заката. Заметь другое: наизнаменитейшие доктора были наполовину святыми и имели свою собственную методику. Доверие больных к таким врачам была настолько сильной, что успех лечения основывался только на имени целителя. И квартирная хозяйка Войно-Ясенецкого – из этой категории. А умирает врач – и вместе с ним умирает его метода. Помнишь «Обедню безбожника» Бальзака? И Смидович достал из ящика стола маленькую книжку – «В свои студенческие годы он работал под руководством прославленного Деплена, одного из величайших французских хирургов, блеснувшего в науке, как метеор. Даже враги Деплена признавали, что он унес с собой в могилу свой метод, который невозможно было передать кому-либо другому. Как у всех гениальных людей, у него не оказалось наследников: он все принес и все унес с собой. Слава хирургов напоминает славу актеров: они существуют, лишь пока живут, а после смерти талант их трудно оценить. Актеры и хирурги, а также, впрочем, великие певцы и музыканты-виртуозы, удесятеряющие своим исполнением силу музыки, все они герои одного мгновения». Вот так, друг мой… Когда тебе поверят, ты будешь исцелять своим именем, даже если твоя метода будет заключаться в посыпании живота речным песком. И тогда без любой операции у больных что надо затянется, а что надо – рассосется… А после тебя твои ученики и последователи будут тщетно сыпать живот таким самым песком. И тогда тебя окрестят шарлатаном. Очень распространенная практика… – От ваших мыслей молоко киснет. Вы рассуждаете, как в каменном веке! Посмотрите на западные страны! Там спасают людей при помощи современного оборудования, и никто там не смотрит на врачей как на сверхъестественных спасателей! Западная медицина находится на высоком технологическом уровне, а у нас врач должен быть святым… Не чушь ли вы порете, пан Виктор, при всем моем к вам уважении? – Как там на западе – не знаю. Я там не был… Но я знаю, как тут… А здесь у тебя один путь – выработка своего собственного метода, основанного на наблюдениях, опыте и интуиции. Думай, анализируй и придумай лекарство Шевчука или метод Шевчука от всех болезней. А мазь это будет, или болтушка, или песок, или еще какая хрень – не имеет значения. Главное, чтобы оно лечило все болезни. Включая фурункулез… Та квартирная хозяйка Войно-Ясенецого своей земляной мазью вылечила бы фурункулез за две секунды! А наши высокомудрые доктора спотыкаются об него. Одни кричат – только вскрывать, другие – надо нервы лечить, третьи – это от сладкого, а четвертые – давай аутогемотерапию. Кстати, что ты на выходных делаешь? Мне тут надо дерево выкорчевать.

– Завтра утром еду в город. Однокурсница пригласила на день рождения… Отказать неудобно, да и по друзьям соскучился… А то я здесь совсем в пустынника превратился. На следующей неделе выкорчуем ваше дерево. Хотя….

И он посмотрел на свои руки.

– Извини, забыл… Хорошо… Езжай, оттянись немного. А я кого-то другого позову

… Наталья жила в кирпичной многоэтажке исторического центра города. Так и высилось это здание «як двері серед степу» посреди домиков XIX столетия с их неуместными ажурными балкончиками. Насилу удерживая охапку красных роз, Андрей нажал на кнопку звонка. Двери ему открыла собака. Одному аллаху было известно, откуда она взялась. Огромный рыжий сенбернар некоторое время с любопытством смотрел прямо в глаза и флегматично помахивал хвостом. А потом спокойно поставил лапы ему на плечи, и так они вдвоем и зашли в прихожую. Андрей боялся пошевелиться… Ощущая тяжелое дыхание своего поводыря, он краем глаза рассматривал влажный обложенный собачачий язык, висевший рядом с его ухом. Наконец, появилась Наталья, сняла лапы с его плеч и успокоила, что собацюра – аккуратист, а таким образом он просто здоровается с гостями.

На случай дня рождения Наталья кое-что изменила в своем гардеробе и к своим кислотным джинсам прибавила белый хлопчатобумажный свитер.

– Откуда он взялся?

– Соседи поехали в отпуск и попросили, чтобы у нас пожил, – ответила Наталья и втолкнула его в гостиную.

Там он понял, что попался. Никакой обещанной молодежной вечеринки и духу не было. Праздник отмечали в узком семейном кругу, а значит, его рассматривали в качестве будущего члена фамилии. Наталья заметила его смущение и успокоила тем, что они только немного здесь посидят, а потом пойдут в ресторан, где в пять вечера соберутся бывшие однокурсники.

Отец Натальи сидел на почетном месте, как и подобает главе семьи. Отсутствие какой-либо шляхетности в его лице объяснялось глубокими пролетарскими корнями. Андрей знал, что дедушка Натальи (отец профессора) слесарничал на заводе, расположенном в небольшом городке в 100 километрах от областного центра. Собственно, папа выглядел соответственно: худощавый, плешивый, с ничем не примечательными чертами лица. Глазу не на чем зацепиться… Все – правильное и мелкое. Мать Натальи работала библиотекарем в той же медицинской академии. Скромная, худенькая и тихая, она никогда не выпячивала себя на первые роли.

Мебель в профессорской квартире была, по-видимому, приобретена еще на новоселье. В гостиной стояли стол (сейчас заставленный разнообразной едой), стенка и зеленый диван, подобранный под цвет салатных кое-где замасленных обоев. На стене висел большой цветной ковер. Евроремонтом здесь и не пахло. Мнимая скромность интерьера демонстрировала, что здесь живет небогатый преподаватель вуза, едва на одну зарплату сводящий концы с концами. Впрочем, Андрей знал, что папа-профессор лично себе ни в чем не отказывает. Год назад он приобрел новую Мазду, а телефоны менял минимум два раза в год, отдавая преимущество самым последним моделям со всеми наворотами. В прошлом году профессорская пара провела отпуск в Черногории. Поговаривали, что деньги отец зарабатывает косвенно, какими-то закрученными путями – чуть ли не преподаватели отстегивали долю за экзамены. Но основной папин гешефт был, как будто, связан с диссертациями и научными степенями.

Наталья передала матери охапку роз и представила присутствующим гостя. Папу-маму, брата Стаса (того самого из частной клиники) с женой и подругу Светлану он знал лично.

Барчуковитый Стас презентовал собой второе поколение интеллигенции в этой семье. От отца он унаследовал только раннюю лысину и простоватые (но более крупные) черты лица. Выглядел этот тридцатилетний парень лет на сорок. Жена его, наоборот, была худосочной и ужасно костлявой. «Цвыгалка», – называл ее Андрей за глаза. Профессорская невестка постоянно совалась на стуле, на месте ей не сиделось. Ее пятилетний сын Егорка, на которого возлагалось замять пролетарские корни на нет, был таким же вертлявым озорником.

Рядом с отцом сидела женщина, которую представили, как сестру матери. Лицо ее мужа, Семена Львовича, показалось немного знакомым. Минут пять Андрей вглядывался в умные выпуклые глаза и седые виски и наконец, вспомнил, что видел его в онкологической больнице – Семен Львович был там ведущим хирургом. Подруга Светлана сидела возле своего мужа – стриженого парня в очках с тонкой золотистой оправой по имени Денис. Он был поглощен тем, что без конца засовывал колбасу в рот собаки. Иногда сенбернар и ему ставил лапы то на плечи, то на колени, но Денис спокойно их убирал и снова совал в слюнявый рот очередной шмат ветчины.

По правую сторону от отца сидел еще один незнакомец – толстый и кудрявый мужик. Того отрекомендовали как крестного, приехавшего из папиного родного города.

Постепенно Андрей пришел в себя от сенбернара с семейным обедом и настроился на естественное, но независимое поведение. По заинтересованным глазам присутствующих он понимал, что на него смотрели почти, как на жениха.

Пока он со всеми приветствовался, мать именинницы искала свободную вазу для цветов. Невестка хмыкнула и предложила взять вазу у соседей, на что свекровь резонно возразила, что тогда придется их приглашать, а места нет. Обессиленная поисками мать пошла в кладовку и через время возвратилась со старой склеенной вазой. Невестка снова фыркнула и осведомилась, зачем клеили надбитое. Но тихоня-мать ее не слушала… Она расправила примятые сенбернаром розы и напомнила, что в музеях почти все вазы склеенные. Потом протянула через стол цветы дочке, чтобы та поставила их на сервант.

Андрею налили штрафную… Он пожелал имениннице тривиальные счастье и здоровье, пригубил вина и начал жевать голубцы, которые ему подложила неугомонная невестка.

Своим вторжением он, очевидно, прервал оживленный разговор. Наталья что-то старалась ему рассказывать, но он слушал невнимательно, больше вслушиваясь в жалобы крестного на государственную медицину. Что-то дядьке в больнице не то назначили, и он приехал сюда не совсем оправившийся, за что постоянно извинялся. Раскрасневшийся Стас на повышенных тонах доказывал крестному, что государственная система здравоохранения не имеет права на существование. Государство никогда не будет способно финансировать медицину, и потому все клиники должны быть частными, а государство обязано лишь устанавливать правила игры и регулировать медицинский бизнес.

– Я считаю, – горячился Стас, – что больницы надо разделить на категории – для богатых, среднего класса и бедных. В зависимости от уровня своей платежеспособности клиент избирает клинику, заключает с ней договор и вносит ежемесячную плату. Что-то не понравилось или изменилось благосостояние – иди в другую клинику.

– А если меня там не вылечат, да еще и за деньги? – пробурчал вспотевший крестный, вытирая шею большим клетчатым носовым платком. Он так говорил, будто бы в горле у него что-то булькало.

– У вас будет страховка, – терпеливо объяснял Стас непонятливому простаку все выгоды медицинского страхования. – А застрахованные клиенты получают медицинские услуги на более высоком уровне и в лучших медицинских учреждениях. Никаких проблем с лекарствами… Страховая компания заинтересована в вашем здоровье, и поэтому она всегда будет на вашей стороне и будет следить, чтобы медицинские услуги предоставлялись вам качественно и своевременно. И врачам от этого хорошо… У меня друг есть в Германии, так он говорит, что там каждый врач застрахован от ущерба. И если случится несчастный случай, то страховая компания выплатит пострадавшим компенсацию, независимо от того виновен врач или нет.

– А за что я, водитель на шахте, куплю твою страховку? – старался крестный загнать Стаса в глухой угол. – Тут коммунальные выросли, цены за горло берут. Жена моя борщ вчера отказалась варить: буряк на базаре – две гривны, а килограмм морковки – 10!

– Если вы не в состоянии купить страховку, то за вас заплатит предприятие … – не унимался Стас.

– Та щас… Щас директор шахты нам, работягам, купит страховку.

– Андрей, а как вы считаете? Ведь эта проблема должна вас интересовать, как никого другого, – попробовал папа-профессор втянуть гостя в разговор.

– Не знаю… Я не предоставляю медицинские услуги…

– Как? – вскочил Стас. – Ты же вроде хирургом работаешь … В каким-то селе?

– Да, в райцентре… Но я предоставляю медицинскую помощь…

– Ну и что?

– Андрей хочет сказать, что услуга – это элемент бизнеса, а он альтруистически предоставляет селянам медицинскую помощь, получая за это зарплату от государства, – поддержала Стаса его вертлявая жена.

– Я по поводу вас, врачей, так скажу: все начинается с институтов, – забулькал крестный. – Если бы туда поступали те, кто мечтает стать врачом с детства, то пользы было бы намного больше. А то вступают или по блату или те, кто грошами напихан. Так?

– Вася, те, кто очень хочет учиться, они, поверь мне, поступают безо всякого блата. Это я тебе точно могу сказать, – обиделся папа-профессор.

– Разве что очень… Как не посмотришь – одни деть врачей в мединститутах учатся. И что? Все такие талантливые?

– Ты, Вася, не понимаешь специфики. Дети врачей знают, на что идут – на бессонные ночи и огромную ответственность. И из анатомички они, как правило, не убегают.

– Извини, но это брехня… Вы никогда не получали больших зарплат, а конкурс в медицинские вузы всегда был по 100 человек на место. Все знают, что зарплата низкая, а однаково лезут. Спрашивается: «Зачем?». Ответ: «В надежде на взятки и поборы с пациентов». А потом пропихнет свое чадо в мединститут и удивляется с экрана: «Да что вы говорите? Мой сын вступил в мединститут? А я й не знал… Он мне ничего об этом не говорил, негодяй… А я его так отговаривал! Низкая зарплата, много ответственности, а он вишь… Не послушался».

– Вася, не накаляй, – попробовал отец уладить ситуацию. – Не скрываю, проблем в медицинском образовании немало, но меня другое беспокоит. Когда-то в XIX веке обсуждался вопрос, разрешать ли студентам вступать в брак. И это в те времена, когда женщин к медицине не подпускали на пушечный выстрел! А сейчас у нас три четверти – студентки. Женская академия какая-то… Ребята идут в основном в юристы и на экономику. А нам позарез необходимы мужчины!

– Ага, – подхватил крестный. – А потом такая вертихвостка меня пытается лечить.

Опомнившись, он начал уточнять.

– Нет, крестница, не о тебе речь. Ты – девушка серьезная, и твоя пломба у меня до сих пор стоит. По тебе видно – вдумчивый врач, не красится и маникюрами не размахивает. Это я про всяких шалапуток говорю. Недавно мне одна такая цвындря живот щупала – и так брезгливо на меня смотрела!.. Ну что это за врач?

– Папа, а что в академии говорят о болонской системе? – повернул Стас разговор в другое русло.

– Что тебе сказать? – отец неторопливо вытер салфеткой кончики пальцев, явно копируя старых профессоров позапрошлого столетия. – Большинство ее проклинает… Тестирование заменяет учебный процесс, а акцент делается на формализованных знаниях. При этом больной и клиническое мышление доктора остаются в стороне. Говорят, что много стран, в частности Германия, отказываются применять болонскую систему к медицине. Теряется связь с больным, а без этого студент никогда не станет настоящим врачом. Дойдем до того, что скоро на актерах будем учить… Общую хирургию объединили с топографической анатомией, вследствие чего часы по общей хирургии сократились. Теперь из программы выпало немало важных тем. Я не знаю, к чему это приведет… По всей вероятности, к катастрофе. Мы всегда учили: настоящий хирург все вопросы замыкает на себе – и диагностику, и лечение, и общение с родственниками. А это требует терпения и умения сочувствовать. Так, Андрей?

– Так, – поспешил Андрей с ответом. – Но, по моему мнению, только государственная система здравоохранения должна предоставлять населению медпомощь…

Договорить ему не дала Наталья.

– Да что вы все о делах? У меня день рождения или медицинская конференция?

И зазвучала музыка. Гости опомнились… Семен Львович выговорил мудреный грузинский тост, все выпили и разговор оживился. Наталья снова зашептала что-то о том, как она ходила в клуб, как там было классно и ди-джей прикольный. А Андрей жевал салат из крабовых палочек, который ему подкладывала неугомонная невестка, и прислушивался к Стасу. Тот уже оставил крестного в покое и наискосок стола поведывал тетке детали своих неурядиц. Он жаловался, как клиника потратилась на дорогостоящее лекарство, которое начальнику АТП даже в счет не включили… А тому все хуже и хуже. Шеф, в конце концов, разозлился… Вези его, говорит, домой, моей клинике летальность ни к чему. Отвезли, а там домашние вызвали скорую, и начальник АТП преставился в государственной больнице. Теперь родня в прокуратуру жалуется, работать не дают…

– А если бы у нас была страховая медицина, то я даже не знал бы, кто на меня иск подал. Страховая компания сама бы этим делом занималась, – выговорил он вполголоса, чтобы не услышал крестный.

– Сынок, – неожиданно вступила в разговор мама-тихоня, – вы взяли с человека большие деньги, а значит, взялись его вылечить. Поэтому родственники и возмущаются…

– Мама, мы берем деньги не за результат, а за процесс лечения! А у родственников одно в голове – отомстить. Ты знаешь, как эти нувориши смотрят на меня? Как на низшее существо, как на слугу… Я тебе заплатил, а ты меня вылечи – вот такой контракт. А я уже месяц работать не могу! Меня из колеи выбили. Шеф – недовольный, комиссии за комиссиями, теребят, отвлекают от работы. Разве можно к врачу так относиться?

– Та да …- снова вмешался крестный, – «когда доктор сыт и больному легче».

Но его уже не слушали.

– Та меня, может, с работы скоро выгонят! – ляпнул Стас лишнее, потому что его цвыгалка вытянула шею, напрочь забыв о блюдах своих соседей.

– Как? – пробормотала она. – Ты мне ничего об этом не говорил…

– Я тебе много чего не говорил, – нервно загремел Стас своим стулом и выскочил на лоджию. Андрей видел, как он там открыл окно и зажег сигарету. За Стасом выскользнули отец с цвыгалкой, Наталья и разревевшийся Егорка. Жена что-то выговаривала Стасу, Наталья старалась уговорить отца не поднимать шум, а Егорка тянул взрослых за руки и орал так, будто его пилили.

Одна мать сохраняла выдержку… Воспользовавшись паузой, она отнесла на кухню грязную посуду, а через минуту принесла чистую. «А моя мама моет и вытирает», – не к месту подумал Андрей.

Он не знал, как ему вести себя… Семен Львович пошел курить на кухню, а Светлана со своим мужем не принимали участия в общем разговоре. Этот Денис едва ли был из среды эскулапов, иначе давно вставил бы свои пять копеек… А парень только тем и занимался, что укреплял свой налаженный с сенбернаром контакт.

Вдруг Светлана спросила Андрея, любит ли он животных. Тот ответил, что у него есть собачка Джунька, но на цепи он его, конечно, не держит. Собачка свободно носится по двору, иногда выбегает на улицу к своим друзьям и подружкам и радуется жизни.

– А ты действительно живешь в селе?

– Да… А почему это тебя так удивляет?

– Та нет… Просто… И что, у тебя там: куры, гуси есть?

– Есть куры, есть и гуси, – соврал Андрей. И когда ему с теми гусями возиться?

Наконец все возвратились, и весь красный Стас молча уселся на свое место. Снова подняли бокалы за здоровье именинницы и пожелали ей счастья в личной жизни. Минут с пятнадцать все было мирно, даже заговорили о футболе и о политике. Как вдруг Наталья решила привлечь к разговору своих до сих пор молчавших друзей.

– Ой… А Денис недавно вернулся из Америки!.. Он там стажировался в одной престижной американской клинике и сейчас пишет диссертацию.

Парень от удивления даже забыл о сенбернаре… Немного поломался типа: Америка как Америка, все о ней известно.

– А какова тема вашей диссертации? – подбодрил папа молчуна.

– Ответственность медицинских работников.

– Так расскажи им, как там – сажают врачей за решетку или нет? – обрадовался Стас неожиданной поддержке. – Треплют американцы нервы своим врачам? Расскажи непонятливым, как там страховщики оплачивают их лечение!

– Как вам сказать…,-начал Денис свой спич, посматривая на потолок и поглаживая за ухом дремавшего на его коленях сытого сенбернара. – На западе редко когда заводят уголовные дела за смерть пациентов. Врачей могут привлечь к криминальной ответственности за мошенничество в страховой медицине, сексуальное насилие над пациентами, незаконное применение или выписку рецепта на controlled substances, то есть на лекарства или химические препараты, производство и употребление которых контролируется государством. Это – психотропные препараты, взрывоопасные вещества и тому подобное. Наибольшее наказание для врачей – это лишение их лицензий. А к уголовной ответственности их привлекают только за что-то из ряда вон выходящее или, если пресса поднимет шум. Например, я читал о таком случае… В Австралии у тридцатилетней матери двои детей обнаружили рак шейки матки. Гинеколог удалил ей матку, а через три дня женщина умерла. Длившееся аж пять лет следствие пришло к выводу, что доктор не заметил, как тазовая дренажная трубка проколола вену. Зашивал рану другой хирург, он же и обнаружил в брюшной полости бедолашной больше литра застоявшейся крови. До суда дело не дошло, потому что по мирному соглашению семье умершей выплатили 175 тысяч долларов. Газета подвела итог этой невеселой истории: гинеколога пять лет травили, сейчас он – банкрот и, быть может, даже сядет в тюрьму, а практика его пошла коту под хвост. Автор статьи говорил не о том, что он защищает этого гинеколога, а о том, что в то же самое время он видел по телевизору программу, где рассказывали о пьяном юнце, который ударом кулака ни за что ни про что убил какого-то парня. Юнца оправдали, и он из зала суда спокойно пошел домой.

– Ты слышишь, Стас? – спросил крестный, но его дернули за рукав.

– В последние годы в Америке много дискутируют на тему безответственности и неосторожного обращения врачей, – продолжал Денис. – Суды подводят такие действия под определение «неосторожное убийство». Например, если смерть пациента случилась вследствие неудачно проведенного аборта, или из-за того, что диабетику отрезали не ту ногу, то такой случай интерпретируют как «неосторожное убийство». В Оклахоме одного хирурга осудили за внутривенное введение повышенной дозы хлористого калия. И американцы уже дошли до того, что начали судить врачей по статье “убийство второй степени”.

– А это что такое? – спросил папа с любопытством.

– Убийство второй степени базируется на злом намерении, когда обвиняемый не специально вел себя таким образом, что подвергал жизнь другого человека опасности и действовал медленно, не торопясь, осторожно, всячески пренебрегая человеческой жизнью. Главное отличие между убийством второй степени и неумышленным зиждется на преступной небрежности… В первом случае обвиняемый субъективно осознавал риск человеческой жизни (об этом свидетельствовало его поведение), а во втором – поведение обвиняемого объективно угрожало жизни, но субъективно он не осознавал степени риска.

Денис протянул руку за бокалом с водой, а Семен Львович, наконец, подал реплику:

– Так половину врачей можно пересажать, особенно хирургов…

– Бояться нечего. Нужно с пеной у рта доказывать, что вы действовали без злого умысла и хотели сделать как лучше. А ошибка была случайной, неумышленной…

– И доказывают?

– Доказывают. Вообще на западе врачей судят часто, но по гражданским искам. Это у них обычное дело… Хорошо наживаются на медицинских ошибках страховщики и адвокаты. Первые – когда страхуют врачей от их собственных ляпов, а больных – от ошибок врачей. Что до адвокатов, то те даже имеют такую юридическую специализацию – адвокаты по медицинским ошибкам. То есть, чем больше медицинских ошибок, тем больше доходы этих адвокатов. Пострадавший обычно получает процентов 50-60 от суммы иска. Вдобавок, юристы берутся только за те дела, которые принесут им выгоду и которые реально дойдут до суда. По гражданскому иску нужно доказать наличие должностного преступления, преступной небрежности, malpractice, которые случились из-за невнимательности или разгильдяйства врача. А без адвоката в суд и не сунься… Потому что потерпевший должен доказать факт причиненного ему ущерба. Интересно, что иски принимаются к рассмотрению лишь в том случае, если не прошло два года от даты осуществления медицинской ошибки, а не от даты ее выявления. Так что большинство дел до суда не доходят… Обычно стороны торгуются и договариваются на сумму меньшую, чем сумма иска, чтобы не нести судебных издержек. Если дело все-таки доходит до суда, то там потерпевшая сторона должна представить доказательства преступной небрежности врача, которые состоят из четырех элементов. Во-первых, надо рассказать какие обязанности врач должен был выполнить, чтобы вылечить пациента. И здесь есть такое понятие, как стандарт лечения, или уровень заботы – кто как переводит термин the standard of care…

– Я знаю, что такое the standard of care, – перебила Наташка. – Это означает, что каждый гражданин имеет право на стандартный комплекс медицинского обслуживания.

– Нет, немного не так, – возразил Денис. – Стандарт лечения – это степень осторожности, рассудительности, благоразумия, которые требуются от врача для исполнения его обязанностей в зависимости от обстоятельств. Поэтому есть разница, когда один и тот же врач выполняет свои обязанности в городской клинике, а когда – на далеком ранчо. То есть, доктор должен иметь знания и умения выше среднего уровня и действовать благоразумно, рассудительно, осторожно, чтобы использовать свои знания и опыт в различных обстоятельствах. Короче, не навредить. Во-вторых, нужно продемонстрировать, какие свои обязанности врач нарушил. И здесь не обойтись без свидетелей и экспертов. Хотя при видимой ошибке экспертиза не понадобится. В этом случае набирает силу доктрина res ipsa loquitor, то есть «вещи свидетельствуют сами за себя». Например, если истцу отрезали не ту ногу или оставили внутри него тампон, то все понятно и без эксперта. В-третьих, нужно показать суду, в чем заключается вред здоровью. А в-четвертых – назвать сумму материального и морального ущерба. Без этого иски не рассматриваются. Также обе стороны представляют суду всяческие документы. Устные свидетельские показания приводятся под присягой в присутствии судьи, их записывают и лишь тогда они превращаются в письменные доказательства. Также суду предоставляют письменные заявления, показания, карточки, истории болезни, рентгеновские снимки, дневники, письма. Сумма иска состоит из компенсации нанесенного ущерба и штрафных санкций. Компенсация включает в себя экономическую и неэкономическую составляющие. Экономическая компенсация покрывает зарплату пострадавшего, его затраты на лечение (life care expenses) как в прошлом, так и в будущем. Неэкономическая составляющая компенсирует физический и моральный ущерб, причиненный пациенту за потерю зрения или органа, от чего пострадавший не сможет радоваться жизни. Например, если из-за потери этого органа от него ушла жена… Кстати, эта неэкономическая составляющая уже достала американских врачей до печенки, и они требуют ее ограничения. Что до штрафов, то их взимают только в том случае, если поведение доктора было совсем уж бессмысленным, равнодушным или пренебрежительным. Словом, если врач – «без башни»…

Денис замолк, а неуемный крестный, воспользовавшись паузой, пробурчал:

– Недавно передавали по телевизору, как какой-либо арабский врач делал операцию на мужском органе и зацепил какой-либо нерв или что-то еще. И пациент стал импотентом… Так этому врачу тоже такой нерв перерезали. Вот как бывает, Стасик… А ты жалуешься…

– Это – давний принцип талиона "равным за равное". Он еще в древнем Вавилоне применялся …- объяснил Денис. – А нам он более известен как «Око за око, зуб за зуб».

Андрей украдкой посмотрел на реакцию Стаса. А тот сидел с прострацией в глазах. Очевидно, уже уразумел, что в Украине не все так плохо с ответственностью (или безответственностью) медицинских работников, как это ему казалось раньше.

Сенбернар все еще дремал, положив морду докладчику на колени, а Наташкина тетка посмотрела на мужа и покачала главой: «Вот это да…».

– А в некоторых странах, например Швеции и Новой Зеландии, – продолжал Денис, – в качестве альтернативы применяется другая система. Если люди не могут или не хотят судиться, или адвокат не берется за их дело, то они привлекают врача к ответственности по системе no-fault, то есть «без вины», и там не нужно доказывать вину доктора. Пациенты пишут обычную жалобу и получают компенсацию со специального фонда. Но такая система используется лишь в том случае, если медицинскую ошибку можно устранить или ее можно было предотвратить. Так, все знают, что послеоперационные инфекции не обязательно возникают от небрежной преступности.

– Преступной небрежности, – поправила мужа Светлана.

– А как это различить? Где граница? – спросил папа-профессор.

– Это и есть проблема. Из-за этого новозеландская система «без вины» менялась несколько раз. Сначала пострадавшим выплачивали единовременно определенную сумму, а потом такие платежи отменили. В 1992 году понятие «несчастного случая в медицине» было определено как убыток, нанесенный лицу вследствие медицинской ошибки или неудачи. А в Швеции система no-fault применяется, если пациенту причинен ущерб, которого можно было избежать или который случился из-за такого неправильного лечения, которое отнюдь нельзя оправдать. И если такому пациенту пришлось после этого отлежать как минимум 10 дней в больнице или оставить роботу на 30 дней, то он получает компенсацию. Так в Швеции (просто цирк!) врачи на каждом углу каются в своих ошибках, детально информируют пациентов об их праве на компенсацию и даже помогают им составлять иски против самих себя.

– Наверное, уплатить компенсацию – это самое простое в данной ситуации, – выдохнул Стас и снова поплелся на лоджию. Его цвыгалка, как тень, шмыгнула за ним.

Наталья шепнула, что пора идти в ресторан и исчезла в своей комнате. А Андрей пробрался на кухню. Но не успел он зажечь сигарету, как в дверях появились улыбающийся Семен Львович, папа-профессор и докладчик Денис, за которым тащился его верный пес. Папа-профессор возмущался:

– …как тебе эта «хирургия не на той стороне»? Я не понимаю, как можно не видеть, какую ногу отрезаешь – больную или здоровую?

– Это все из-за того, что там все поставлено на поток, – согласился Семен Львович. – Помнишь, в свое время по стране передвигался широко разрекламированный хирургический конвейер – «ромашка» Федорова. Это же надо такое придумать – хирургический конвейер! С полным бригадным подрядом: один режет, другой зашивает. Я – хирург, но я не понимаю, как можно больного по конвейеру с разрезанным глазом пустить. Меня учили ставить диагноз, лечить и оперировать на основании полного анамнеза. А это невозможно без личного контакта с больным.

Отец стряхнул пепел в причудливую хрустальную пепельницу в виде желудка и выдал свои воспоминания:

– Помню я эти рейды… Приехали, порезали глаза и уехали… А кто-то вел статистику осложнений? Нет, конечно. На западе видел как? Все закрыто, лица не видно, открыто только место для операции. Кто, что – все безлично. И нас до этого доведет эта проклятая болонская система, черт бы ее подрал…

– Специализация называется, – вставил Андрей. – Один врач наблюдает больного, другой принимает решение об операции, третий оперирует, а четвертый осуществляет послеоперационное наблюдение.

– Так, – поддержал Денис. – На западе царит узкая специализация. Набьешь руку на аппендиците, за 10 минут его вырезаешь, но больше ни на что не способен.

– Я считаю, что в нашей стране общество получает ровно столько, сколько оно платит хирургам, терапевтам, медсестрам и фельдшерам скорой помощи, – обратился папа-профессор к Андрею. – На западе офтальмологи, кардиологи и нейрохирурги – самые высокооплачиваемые врачи. Операционные там напичканы современными аппаратами, которые ежегодно обновляются…

– Но по мышлению и уровню знаний я не ощутил их особого преимущества, – перебил Денис папину тираду.

Семен Львович затянулся и попробовал закруглить беседу.

– Та что тут спорить? Государство и больные предпочитают иметь врачей-энтузиастов и удивляются – куда исчез их фанатизм? Ведь как раньше было хорошо! Доктора ночами сидели возле тяжелобольного, обсуждали каждый случай в ординаторской и вели настоящие научные споры. А мне тошнит, когда я чувствую от пациентов потребительское отношение… Из-за этого я не могу относиться к ним с открытой душой. Больные считают, что врачей надо кидать в тюрьму за самые маленькие ошибки. Государство со своей стороны знает, что платит нам мало, и по этой причине смотрит на наши погрешности в полглаза. В смысле, что с вас взять за такую зарплату? А вот видите, к судам тоже можно приспособиться… В Украине больные считают, что правды не добьешься, винят нас за круговую поруку, за то, что истории болезни переписываем… А что это такое – создать прецедент и сажать врачей за решетку? Это очень опасно. Тогда мы вообще не будем браться за сложные случаи. Я, например, ни за что не прооперирую тяжелобольного, если буду знать, что в случае неудачи меня упекут в колонию строгого режима. Тогда только сумасброды будут оперировать.

– Знаете, как в Техасе было? – сказал Денис, поправляя очки. – Там усложнили процедуру подачи иска против врачей. Так взбунтовались не только адвокаты, но и жители Техаса. Адвокаты – за потерю доходов, а жители – за то, что в Техас все плохие доктора ринутся.

– А я считаю, все закономерно, – продолжил Семен Львович. - Бизнес давно хозяйничает в медицине и старается получить прибыль любой ценой. Бизнес – беспринципен, он аморален, чтобы там не говорили. А у наших пациентов все еще существует представление о каком-то мифическом добром докторе Айболите, который просто обязан их вылечить.

Папа-профессор извинился и вышел в гостиную.

– Я б разделил врачей на четыре категории, – сказал Андрей, воспользовавшись отсутствием папы, которого он немного стыдился. – Одни смирились со своей маленькой зарплатой и работают на совесть. Кто-то скажет, такого не бывает? Бывает. Меня самого в детстве лечила педиатр Кищенко, которая ездила на велосипеде в наш спальный район, вечерами звонила по телефону домой больным деткам, приходила-проведывала, носила на руках, пока температура не падала… Обычно таких даже не благодарят… Не просят – и не надо. Другие лавируют… Они настаивают на операциях там, где их не должно быть, но иногда и бесплатно прооперируют. И таких – пруд пруди… Все готовы проконсультировать, расписать лечение и убегают, пока больные не пришли в себя. Не раз подмечено – когда пациент выкладывает свои кровные, то самые глупые консультации приобретают для него особую ценность. А бесплатные советы кто ценит?.. И третьи – это те, кого все боятся и ненавидят. Это – самые мерзкие и самые циничные доктора со счетчиком в голове, которые воспринимают медицину как элемент бизнеса. И не возражайте, такие есть… Они назначают таксу перед операцией и решают свои проблемы на костях пациентов.

Андрей замолк, а Семен Львович впервые посмотрел на него с любопытством. А потом спросил:

– А четвертые?

– А четвертые сломались, – прибавил тихо, вспомнив Смидовича.

– Но как вы представляете себе медицину вне бизнеса, – согласился Семен Львович, – если бизнес уже везде пролез – в литературу, музыку? Все кругом коммерциализировано. В такое время живем… Бизнес не мог прозевать такого лакомого куска, как здоровье человека.

…Когда Андрей возвратился в гостиную, на столе уже стояли торт с фруктами. Наталья сообщила, что на сладкий стол молодежь не остается, потому что им уже пора быть в ресторане. Но отец просит его зайти в кабинет.

– Зачем? – напрягся парень.

– Хочет что-то предложить.

Папа-профессор восседал за просторным письменным столом лицом к двери. Как в офисе.

– Садись, Андрей, хочу поговорить. Как ты? Я слышал – работаешь в ЦРБ. Как там? Доволен?

– Да… Я работаю в центральной районной больнице… Доволен-не доволен, а надо отработать на государство, – опередил он папино предложение.

– Это – не проблема. Можно и открепиться. А как ты посмотришь на Клинику доктора Мульковича? Я с ним в прекрасных отношениях, там совсем другие условия, чем в районе. И зарплата приличная….

Все понятно… Его упорно рассматривают в качестве потенциального зятя.

– Я подумаю… – не сразу нашел спасительные слова.

– Да что здесь думать? Зарплата на порядок выше.

Отец выглядел нескрываемо разочарованным. Он привстал и вяло подал на прощание руку.

За дверями к нему подскочила Наталья.

– Ну что?

– Подумаю.

– Да что здесь думать? – повторила она отцовские слова. – Зарплата на порядок выше!

«И чего это они в меня вцепились?», – думал Андрей, натаскивая куртку.

Теткина семья тоже готовилась идти домой… Пока женщина расцеловывалась с родственниками, ее муж неожиданно спросил Андрея: «А рыба в вашем селе ловится?». Парень сначала подумал, что не расслышал. Затем пролепетал: «Конечно, клюет».

…Спускаясь по ступенькам он расписывал Семену Львовичу, какая в их селе красивая природа, и что у него есть один товарищ (кстати, патологоанатомом) – классный рыбак, и что он, Андрей, будет счастлив увидеть Семена Львовича в своей хате. Тот поблагодарил и пообещал воспользоваться приглашением, потому что очень устал в последнее время… Сердце и тому подобное…

В ресторане Андрей пробыл пару часов и уехал домой, пообещав Наталье позвонить, как только примет какое-то решение относительно папиного предложения.

5

Прийдя в понедельник на работу, Андрей сразу позвонил Смидовичу. Патологоанатом изобразил из себя страшно занятого, но пообещал зайти в гости под вечер.

Весь день Андрей размышлял над предложением папы-профессора. Девяносто процентов, что он и не думал его принимать, но маленький червячок нашептывал: у Мульковича можно подзаработать деньжат, а потом заплатить квалифицированному хирургу, чтобы тот научил его делать сложные операции. Но к концу дня червячок был придавлен: здесь он медленно, но верно идет вперед, а у Мульковича просто потеряет себя… Вдобавок, приняв это предложение, он становится зависимым от профессорского семейства, и от Натальи ему уже тогда никак не откараскаться. Хватит уже… Пусть ищут себе другого дурака…

…Только успел приготовить ужин, как залаял Джунька. Смидович зашел в комнату, вытянул из своего портфеля бутылку коньяка и потер руки.

– Вот это я понимаю… После нелегкого трудового дня не грех с товарищем и по 50 грамм. А я все выходные по хозяйству провозился. Саж для порося отремонтировал, дерево с соседом выкорчевали… Присесть было некогда. А тут – новость! Дочка письмо прислала. Представляешь, малой уже 12 лет, и она хочет меня увидеть. Маму уже замучила: почему папа не приезжает? И самое главное – приписала номер своего мобильного! Я уже с ней разговаривал, пообещал в следующую субботу привезти ее сюда погостить… Мать моя такая счастливая, ты даже себе не представляешь. Моет, чистит все, прибирает…

– Класс! Ужасно за вас рад… А жена ваша как?

– Та будто бы бросил ее тот пройдоха.

– А вы не думали, что это именно она настропалила вашу малую написать письмо? Может, надумала вас вернуть? Знаете, какие эти женщины коварные?

– Неужели? Тьфу ты, я и не подумал…

– Так может это хорошо? Будет у вас семья…

– Ты что, с дуба упал? Разбитое не склеишь… Ладно, говори, что там у тебя?

– Хочу поделиться. Попал на день рождения однокурсницы, а там профессура, медицинский бомонд и такое завели… Забыли даже об имениннице…

И Андрей рассказал как можно подробнее обо всем, что слышал на дне рождения Натальи.

– Говоришь, американские врачи много зарабатывают? – и Смидович закусил коньяк хрустящим огурчиком. – И методики, говоришь, у них такие новейшие, что нам и не снились? А результат? Не обсуждали твои профессора результат? А я тебе так скажу: результат – тот же! Есть страховая медицина, нет страховой медицины, адвокаты, юристы, шмуристы – все это ерунда. Результат от этого не меняется!

Он потянулся за своим черным портфелем и вытянул оттуда журнал с бумажной голубой обложкой.

– Вот, купил… Медицинский журнал… И тут напечатаны две очень интересные статьи. Первая – об отчете каких-то Жана и Миллера из Института медицины. Эти Жан с Миллером выяснили, что из-за медицинских ошибок в США ежегодно умирает 98 тысяч человек. И такое положение они называют национальной эпидемией. Институт медицины Национальной академии обнаружил, что за период с 1999 по 2006 год ежегодно пострадали от медицинских ошибок по меньшей мере полтора миллиона людей! Из них 400 тысяч – из-за ошибок, которые можно было предотвратить, и ошибок, случившихся вследствие неправильного применения медикаментов, 800 тысяч репрезентуют ошибки при долгосрочном лечении хронических больных, а 530 пациентов пострадало во время государственного медицинского обслуживания людей преклонного возраста в амбулаторных отделениях больниц. Исследователи утверждают, что эти цифры – весьма осторожные. На самом деле ситуация намного хуже.

Смидович многозначительно посмотрел на Андрея и перелистнул страницу.

– Теперь другая статья… Оказывается, угроза судебных исков не уменьшает количество медицинских ошибок. Дальше слушай внимательно. Доктора из Новой Зеландии (где с врачами судиться не заведено) ошибаются не чаще и не более кричаще, чем их коллеги из США. Вместе с тем, опасение стать ответчиками в судах подстрекает докторов и клиники скрывать от общественности такие серьезные проблемы, как подтверждение назначений на наркотические препараты. Как следствие, растет страховая премия за медицинскую небрежность, а качество и количество врачебных ошибок остается на том же самом уровне. Ты теперь понимаешь, что западная медицина не успешнее нашей?

– А давайте спроектируем эти цифры на нас. В США проживает 280 миллионов, то есть в Украине – 300 тысяч медицинских ошибок и 20 тысяч смертей в год. И это по самым скромным подсчетам, как вы говорите…

– Не я, а Жан с Миллером… Другого пути нет, как отбирать врачей по призванию и хорошо их учить. Но мы никогда не были умнее всех… Посмотри на наших политиков – точный слепок нашего общества. Посмотри на Верховну зРаду. Посидели год – уже скучно, работать не хотят…. Протащат свои аферы – и снова на выборы… Украинские политики жаждут власти ради самой власти… Другой цели нет… Кто из них заботится о здоровье населения? Разве там есть кому думать о проблемах врачей и больных? Ты видел там, на верхах, хотя бы одного при памяти? Я – нет… А теперь закончу свою мысль: если политики – слепок с нашего общества, то и медицина – такой же слепок, и она не лучше и не хуже украинского народа.

– А что нам делать, когда врачам даже бастовать запрещено?

– Кто сказал?

– Это всем известно… Двадцать четвертая статья Закона "О порядке решения коллективных трудовых споров" запрещает проведение забастовки, если прекращение работниками работы создает угрозу жизни и здоровью людей…

– Ты сам себя слышишь? – занервничал Смидович. Он соскочил с табурета и, как шальной, забегал по дому. – Эта статья очень противоречивая и если нею руководствоваться, то тогда никому нельзя бастовать. Представим, что забастовали водители общественного транспорта, и кто-то пошел на работу пешком, и от этого простудился. Так что, водителям теперь запрещено бастовать? Я считаю, что этого нельзя делать только отдельным категориям врачей – скорой помощи, реанимации и тому подобное. А на статью 24 можно посмотреть с другой стороны и доказать, что забастовка врачей ведется с целью сохранения здоровья людей в то время, как современная система здравоохранения „создает угрозу жизни и здоровью людей”. Слава Богу, это уже начинают понимать, потому что недавно прочитал в газете, как коллектив Жовтневой больницы Киева объявил или предупредил о забастовке, не помню уже…

– Неужели? И что они требовали?

– Не совсем в тему, но в степи и майский жук мясо. Требовали прекращения строительства офисного центра на территории больницы! – вдруг воскликнул Смидович и вытер красное потное лицо носовым платком. – То же самое, что и у нас… Только у нас Семенова за откат превратила часть больницы в торговый комплекс, а там другая ситуация… Пришли 30 человек в черном, руками передвинули автомобили от строительного ограждения, и таким образом обеспечили проезд строительной техники…. Строительство продолжается, а представители правоохранительных структур как всегда – на стороне застройщика.

Он сел на место, немного успокоился и объяснил свое поведение.

– Извини, друг… Этот вопрос для меня очень болезненный, и я всегда нервничаю, когда кто-то мне говорит такую чушь…

– Так что? Прогноз неблагоприятный? – задумался Андрей. – Бизнес от медицины уже не отделишь: метастазы проникли очень глубоко… В скором времени мы втянемся в страховую медицину, пойдем путем судебного преследования врачей, а здоровье простого украинца как было, так и останется в стороне?

– Да … Здоровье человека – это действительно бизнес. Наравне с нефтью и газом. Твой докладчик Денис прав: страховщики, юристы, фармацевты – все они питаются от этой несчастной пары «врач – больной». Страховщик страхует больного, и одновременно – ошибки врача. А фармацевты подсовывают им обоим свое лекарство. Круг замкнулся… А думать нужно о другом! Не о том, как наказать врача, а о том, как уменьшить количество ошибок. А как их уменьшить?

– Принципом недеяния, – покачал головой Андрей. – Помните, в восточной философии есть принцип недеяния. Если я начинаю лечить больного, то это уже – деяние, от которого в равной вероятности получится как удачный, так и неудачный результат. Боже, что я плету?

– Ха! Может и так… Я тебе твой заумный принцип недеяния сформулирую в виде поговорки: «Не ошибается тот, кто ничего не делает». Следовательно, тот, кто что-то делает, всегда будет ошибаться. Нет, я скажу проще: «Не суйся!». Принцип несования – самый мудрый!

И Смидович захохотал.

– Не суйся! Как тебе такая интерпретация принципа недеяния? Его еще Платонов сформулировал.

– Виктор, так что же делать? Уезжать отсюда? Куда?… Уйти в другую профессию? А кто тогда завтра вырежет грыжу бабе Шуре из второй палаты?

– Не бери дурного в голову… Работай… Все будет хорошо… Маленькая зарплата? А ты почитай Вересаева. Тот, кажется, год работал в городской больнице за «спасибо». Только бы опыта набраться… Терял сознание от голода… А твои 600 гривен, которые все так проклинают – это все-таки деньги… Двадцать гривен в день… Для начала – совсем неплохо. На хлеб уже есть. А к хлебу благодарные пациенты что-то подбросят… Жилье тебе дали, и на транспорт тратиться не нужно. Вересаев о таких условиях и не мечтал!

Когда допили коньяк, Смидович засунул свой голубой журнал в черный портфель и пошел домой.

6

Ждать пришлось недолго. В разгар апреля позвонил Семен Львович и вежливо напомнил о приглашении… Андрей радостно ответил, что на выходных обещают хорошую погоду – самое время для рыбалки. Настроение его улучшилось… САМ Семен Львович едет к нему в гости! Не то, чтобы он как-то хотел практически воспользоваться этим знакомством – в душе звенели другие струны. Дело в том, что Андрей не имел друзей или родственников в медицинских кругах. Поэтому с докторами высшей категории он всегда был „на Вы” и контактировал с ними лишь на официальном уровне. А тут появилась возможность пообщаться с опытным хирургом в неформальной обстановке… А это совсем другое дело… Единственно, что мурыжило, так это то, что Семен Львович был родственником Натальи…. Вдруг окажется, что он едет сюда с определенной целью?

Но выбирать не приходилось, и Андрей известил патологоанатома, что на выходных он ждет уважаемого визитера, которого желательно повести в наилучшее для рыбалки место.

…В субботу утром Андрей встретил коллегу на остановке маршрутного такси. Гость объяснил свой приезд желанием отдохнуть от руля и хотя бы немножко побыть свободным человеком. Потом пошли к хате… Семен Львович с любопытством рассматривал сельское жилье, а потом даже самостоятельно вытянул из колодца ведро родниковой воды…

По дороге на речку прихватили Смидовича, и тот пообещал повести их в такое чудесное местечко, которое не каждый местный знает. Через полчаса вышли к глубокой балке. Налюбовавшись нежной зеленой травкой и надышавшись тонким благоуханием ландышей, которые густо застлали тенистый склон, начали спускаться вниз. Там перешли через узенький ручеек, прокладывавший себе дорогу между камнями и роскошными кустами, и в конце концов выкарабкались на другую сторону балки. И вот едва заметная тропа привела их к густым кустарникам. Минут пять продиралась сквозь заросли, и – неожиданно оказались на замечательной лужайке. Смидович объяснил преимущество этого места в том, что его не видно с того берега…

Удобно расселись с удочками в плавнях недалеко друг от друга, и рыбалка началась. Семен Львович оказался другим, чем на именинах племянницы жены – он много шутил, и за час мужчины вели себя будто три давних товарища. До вечера наловили немного рыбы: Семен Львович – десятка три карасиков, Смидович – ершей и двух карпов, а Андрей не словил ничего, потому что целый день или лежал на травке или исследовал окрестности.

Под вечер возвратились домой и принялись конструировать за сараем костер на уху. Смидович устанавливал котел, а Андрей с Семеном Львовичем чистили рыбу.

…Наконец уселись за столом под старой высокой грушей. Андрей выставил на стол настоянный на травах самогон, нарезал буханку ароматного круглого ржаного хлеба из сельской пекарни, и под уху чарка пошла на славу. Семен Львович расспросил коллег об их бытие. С неизменной сигаретой в руках он внимательно слушал о проблемах районной больницы, о главвраче Семеновой, которая развалила все достижения прошлых периодов, а потом сознался, что после института тоже работал некоторое время в сибирском медвежьем углу.

Разомлевший Смидович сидел, подставив лицо последним лучам солнца… Услышав звоны местной церкви, он торопливо перекрестился и не к месту ляпнул:

– Извините, господа атеисты…

Андрей виновато посмотрел на своего гостя, и чтобы исправить ситуацию, грубо спросил патологоанатома:

– Что это вы меня к атеистам приписали?

– Ты хотел сказать „вас”, – как ни в чем ни бывало ответил Смидович. – Ты – в паре с паном Семеном…. Вы должны полагаться только на самих себя…

Воцарилась тишина… Такой чудесный вечер, и зачем было его портить? Но Семен Львович живо откликнулся на провокацию:

– Набожный хирург? Сложный вопрос… Считаю, что это личное дело: верить или нет. И знаю одного коллегу, который всегда крестится перед операцией… Даже больше…Он говорит пациентам: «Буду за вас молиться»…

– А у меня по этому поводу возникают два вопроса, – полез на рожон обрадовавшийся патологоанатом. – Первый: как хирург может полагаться на Бога, когда он самим фактом вмешательства в его замыслы собирается спасать человека от смерти? И второй – как хирург, который крестится перед операцией, может вверяться Богу в то время, когда в ближайшие минуты другой человек будет зависеть от его профессионализма и умений?

– Если так рассуждать, то и тому, кого оперируют, бесполезно молиться перед операцией. Кого просить: того, кто вынес тебе смертельный приговор? В этом есть определенный парадокс…

– То есть, по-вашему, Виктор, хирург обречен быть атеистом? – спросил Андрей. А ответ получил от Семена Львовича.

– В хирургии хоть бы кто не работает… И отбор туда – самый суровый, потому что это – самая критичная из врачебных профессий. Знаю людей, которые решили стать хирургами, но после нескольких операций бросили это дело… А я, например, и не собирался, но однажды попробовал – и вышло. А что до религиозности… Давайте разделим понятия. Есть Творец, который заложил в природу законы бытия. Эти законы являются одинаковыми для всех: благочестивых и безбожников, бедных и богатых, врачей и пациентов. Для всех… Потому что болезнь – она не избирает по социальным или религиозным признакам. Когда человек болеет, то он обращается к Творцу, чтобы тот помог ему вычухаться. И хирург, удлинивший человеку жизнь, пошел не против Творца, а против законов природы. Потому что мы здесь на Земле – все в одной лодке… Мы нарушаем законы природы, и мы от того болеем. И именно мы создали медицину, которая помогает выкарабкаться каждому конкретному человеку из этой истории. А участие Творца? Не знаю…И никто не знает… Хотя не думаю, чтобы ему нравилось, когда нарушают его законы. Поэтому и придумали пословицу «На Бога надейся, а сам не плошай». Врач может божественным словом успокоить больного, но в операционной он должен надеяться только на себя самого, на свой профессионализм, знания, мастерство, внимательность и скрупулезность. Если женщина умирает от кровотечения после родов, то врач не может себе сказать: «Бог дал, Бог – взял». Поскольку женщина умерла не от кровотечения, а от того, что он не заметил матку в гипотонусе. Или возьмем для примера эклампсию, когда во время родов наступает момент спонтанного горизонтального нистагма. Роженица смотрит в потолок, а зрачки у нее начинают так – пим-пим-пим-пим… Через 15 секунд эта женщина будет находиться в тяжелом состоянии, с пеной у рта и судорогами… И если не заметить эти пятнадцать секунд движений зрачков и сокращение мышц лица, кто, кроме врача, будет виноватым? Но если своевременно вколоть соответствующее лекарство, то все обойдется… То есть, молись-не молись, а внимательность и профессионализм никакие псалмы не заменят… Да что говорить… Современная хирургия научилась справляться с послеоперационными инфекциями и болями, а после спинальной анестезии – выход будто после обычного сна. Собственно, для сегодняшних пациентов удачная операция – лишь эпизод в жизни, который со временем быстро забывается. Поэтому мы можем полагаться только на свое мастерство и знания, вырабатывавшиеся веками.

Семен Львович на минуту замолк, а потом рассмеялся.

– Кстати, имя хирурга тоже быстро забывается. Сначала больные на тебя молятся, руки целуют, говорят, что будут помнить всю жизнь, свечки за тебя будут ставить в церкви, а потом встретишь его, а оно уже и нос воротит. Но это еще ничего… Хуже то, что уже месяц мне звонит по телефону один мужик и угрожает прибить за то, что я не спас его жену. И национальность мою при этом упоминает…. Вот такая работа. Так что готовься, Андрей, к человеческой неблагодарности… А еще к профессиональным болезням – артриту и варикозу …

Тут Смидовичу позвонили на мобильный, и он быстро распрощался, объяснив, что мать его неудачно сошла с лестницы и подвернула ногу. После его ретирады Андрей отважился спросить о наболевшем.

– Семен Львович, а помните тогда… на дне рождении Стас сказал, что клиенты, как он высказался, платят ему за лечение, а не за результат…. Как к этому относиться? Вот Кирпа, мой коллега, советует брать деньги перед операцией… Но я же… я не знаю, как оно будет… С другой стороны… Короче, не знаю… – запутался он окончательно. – Знаю одно, что деньги перед операцией – это такса… Но и…

– Тут надо разобраться… Понятие „медицинская такса” – древнее…По Брокгаузу и Ефрону медицинская такса – это приватная плата за лечение больных. Обрати внимание – „приватная”. То есть, врач и больной договариваются тет-а-тет. Столетиями люди ломали голову, как рассчитать справедливую таксу. В царские времена действовал Указ, который определял, что справедливость требует воздержания, а врач имеет право требовать за свою работу достойную награду. При чем такая награда не должна была быть в тягость бедным, а приносить обеим сторонам удовольствие. По врачебному уставу когда нет особого соглашения, то плата за визит доктора составляет 30 копеек. А богатые платили по особому соглашению до трех рублей за визит. Что до операций, то за них такса не устанавливалась, Боже упаси! За непомерные требования врачей наказывали… Лично я считаю, что медики не должны брать деньги из рук пациентов… Государство обязано платить нам достойную зарплату, потому что за порогом больницы мы уже не спасатели человеческих жизней, а обычные граждане, которым надо рассчитываться за коммунальные услуги, покупать пищу и одежду. А в Украине я, врач высшей категории, со своими 1300 гривнами зарплаты вынужден брать подачки от населения.

– Не от хорошей жизни…

– Да, не от хорошей… И тут две стороны медали. Если врач назначает таксу и берет деньги от пациента из рук у руки, тем самым он берет на себя определенные обязательства. Между ними начинает действовать устный приватный договор, а государство и больница остаются в стороне. В этом случае пациент превращается в клиента, и в случае возникновения каких-то проблем клиент предъявляет претензии к качеству медицинской услуги. Врач старается возвратить деньги и таким образом расторгнуть договор, но клиент уже не может удовлетворяться таким поворотом событий. А нет таксы – нет и приватных обязательств. Тогда взаимоотношения сторон регулируются существующим законодательством. Врач здесь является представителем медицинского учреждения, а больной – его пациентом. Даже если пациент и сунет перед операцией хирургу какие-то деньги (а они стараются это сделать заранее, чтобы авансом настроить врача на хорошее отношение), то перед этим он самостоятельно определил сумму в зависимости от своих финансовых возможностей. В этом случае хирург всегда может сказать, что он ничего не требовал, возвратить деньги, и – конец. Но повторяю: врач не должен получать деньги непосредственно из рук больного. Государство обязано достойно оплачивать его работу, присваивать ему квалификацию и спрашивать с него в соответствии с законом. А больные пусть бы платили государству прямой налог на медицину в виде отчислений из заработной платы. Но это в идеальных условиях…Не в нашей стране пока что… Наше сегодняшнее государство существует только ради благосостояния небольшой кучки людей.

Семен Львович залюбовался заходом солнца и поделился, что собирается переехать жить в село, когда уже скальпель будет из рук выпадать.

– А почему вы не уехали за границу? Ведь наверняка был у вас такой шанс?

– Я не могу работать в другой стране… За границей – другие условия и другой менталитет. Уеду только тогда, когда там будут ржавые скальпели и темень в операционной! – засмеялся хирург. – Я тут вырос и научился оперировать именно этих больных и именно при этих условиях. А перестраиваться и снова доказывать где-то кому-то, что я – лучший у меня нет никакого желания…

Уже во тьме Андрей пошел провожать своего необычного визитера. За калиткой Семен Львович неожиданно замолк и снова стал чужим и холодным. Парень заволновался, что, возможно, он не оправдал ожидания своего гостя, и тому что-то не понравилось… Может из-за Смидовича? Андрей искоса вгляделся в равнодушное лицо Семена Львовича и подумал, что и сам, наверное, когда-нибудь станет таким же.

…И пригрезилось… Сидит он в темной комнате перед телевизором, а жена, стройная симпатичная темноволосая женщина со стрижкой a la Хакамада, зовет его ужинать. Но он ее не слышит и даже не понимает, что там в телевизоре происходит, потому что перед глазами мелькают события прошедшего рабочего дня. И вот он выходит в кухню и раздраженно спрашивает, когда его позовут ужинать? И тут же смягчается….А жена снисходительно улыбается…. За пятнадцать лет она ко всему привыкла. Сама имеет отношение к медицине и понимает, что хирург со стажем не может быть душкой…

– Кстати, ты что-то решил по поводу Клиники доктора Мульковича? – услышал он отстраненный, но дружеский голос.

– Решил… Остаюсь здесь, – ответил Андрей, а в голове промелькнуло: «Вот…Вот и выдал себя… Неужели припхался сюда ради этого?».

– Вот и хорошо, – повеселел Семен Львович. – Неужели, думаю, согласится? Работай, набирайся опыта. А там… К нам в онкологию не хочешь податься?

Подошла маршрутка. На прощание Семен Львович крепко пожал Андрею руку, подхватил свою сумку с несколькими рыбинами и кинул:

– Благодарю, прекрасно расслабился… Очень мне хотелось отдохнуть от знакомых лиц! Ведь семья – это тоже работа. Да и сердце дает знать…. Ты не стыдись: звони, советуйся, приезжай в любое время…

… Солнце уже село, и только багряные далекие отсветы выглядывали с той стороны Земли. Слабый ветерок уютно шуршал среди листвы на верхушках деревьев… Андрей прошелся по мягкой траве, устилавшей его двор, и, как мальчишка, начал играться со своей смешной собачкой Джунькой. Вдруг из-за сарая выглянула Таня. Приблизившись, девушка поздоровалась и смущенно протянула ему миску, накрытую вышитым полотенцем:

– Наделала вареников с сыром и вам немного отсыпала.

– Таня, проходи, пожалуйста, – радостно провел он соседку к столу под грушей. И не утерпел, похвастался, что у него был уважаемый гость, один знаменитый хирург из города… Потом снял полотенечко и увидел с десяток рыхлых, защипанных косичкой вареников, плававших в растопленном желтом сливочном масле. Чтобы порадовать кухарку, он стал сразу их уминать. А довольная Таня приговаривала:

– Ешьте, ешьте… Я тут хотела посоветоваться, если можно.

– Шоветуйся, Таня, за такие важеники я тебе что хочешь пошоветую…

– Тут у меня родственница, что-то у нее на пальце выскочило, она в другом районе живет, а у них хирург – руки-крюки, да и пьяница к тому же… Можно вы ее посмотрите?

– Конечно, Таня. Пусть приходит…

Доев вареники, парень засмеялся:

– Таня, ну что делать! Придется жениться на тебе, чтобы каждый день так вкусно есть!

Застеснявшись, девушка схватила пустую миску и метнулась к калитке.

– Такое придумали… Вы староваты для меня. Да у меня и парень есть!

– Ну и ну… Не успел поженихаться, а уже и гарбуз поднесли… Я тебя отобью у твоего парня! – крикнул вслед.

И откуда-то уже с улицы, словно эхо, донеслось: «Попробуйте!»

Эпилог

1

Весна 2008 года выдалась такой ранней, что на Пасху уже отлетел вишневый цвет. Олег собирался ехать разговляться на дачу. Положил в полиэтиленовый пакет несколько пасок, крашенные луком пасхальные яйца с бутылкой дорогого грузинского вина и вышел в зал. Игорек лежал на диване, раскинув руки: вчера пришел домой поздно, да так и заснул перед телевизором. Не успел Олег надеть куртку, как зазвучало «Я буду долго гнать велосипед…». Это Марта сообщала, что уже вышла из дому и через полчаса будет в центре города.

Сегодня он в первый раз вез ее на дачу. С утра сияло солнце, и в душе теплилась надежда на хорошую погоду. Марту он увидел издали: девушка одиноко стояла под часами возле фонтана и озиралась вокруг. Сердце Олега сжалось от жалости… Он ускорил шаг, и через минуту оба уже бежали на маршрутку, а через час – весело шагали по грунтовой дороге. Но на въезде в поселок увидели неожиданное препятствие: рядом друг к другу выстроились два грузовика. Машины на узкой дороге стояли так плотно, что между ними можно было протиснуться только поодиночке, да и то боком.

– Третий раз так прорываюсь, – засмеялся Олег. – А когда автомобиль был, так приходилось выходить из него и идти искать этих братьев-дальнобойщиков. Загородят дорогу, что ни пройти-ни проехать…

…Увидев роскошную двухэтажную дачу, Марта от удивления разинула рот:

– Это киоски, я извиняюсь, такой доход приносили?

Но Олег сделал вид, будто не расслышал. Пока девушка приходила в себя, он вынес из дома небольшой столик и установил его под шелковицей. Разложил вокруг большой паски писанки и наказал Марте принести тарелки и бокалы.

Постепенно небо затянулось тучами и стало серого цвета. Похолодало… Олег принес свою старую штормовку и набросил ее девушке на плечи. Так они и сидели, вдыхая одурманивающие ароматы весны, черемухи, сирени, распаренной земли, пока в ворота не постучал Марек. Марта побежала за столовым прибором для гостя, а Олег меланхолично жевал паску и смотрел на футбольную траву, буйно сходившую на огороде. Когда все втроем сомкнули бокалы, он вдруг сказал:

– Марфа Васильевна! А вы огород копать умеете?

– У бабушки когда-то копала и полола… Но она меня ругала, что я буряк выполола, а бурьян оставила.

– Ничего, готовьтесь. С вашим хрупким телосложением вам не помешает иногда лопатой помахать.

– А где же мы в футбол будем играть? – изумился Марек. – Это – несерьезно. Зачем я тогда ворота клепал? Зачем сетку покупал?

– А а буду судьей! Можно? Я знаю футбольные правила, – подхватила Марта.

– Так… Никакого футбола. На следующей неделе сажаем лук, морковку и тому подобное. А траву постепенно выведем…

– На будущей неделе поминальные дни, – напомнил Марек.

– А первомайские праздники?

Тут Олег посмотрел на девушку и выдал:

– Кстати… Забыл сказать… На праздники я еду в Крым… Ребята с турклуба приглашают… Поброжу по горам с рюкзаком, вспомню молодые лета… Поэтому с огородом придется поторопиться…

– В горы? С рюкзаком? И ты сам будешь его нести? – поинтересовался Марек.

– А кто ж будет его нести?

– Та я не знаю, как там у вас, туристов… Я по горах не брожу… Только по телевизору смотрел, как на Эверест дряпаются… И такие все знаменитые герои, все знают их имена и так уж ими гордятся – смотрите, наш Бобби покорил Эверест! А тот Бобби – точно космонавт: маска кислородная на рту, еле лезет, еле дышит… Но сунется…Потому что – герой… А за Бобби – анонимные шерпы весело подпрыгивают, голые и босые и без никакого снаряжения… Та еще и несут за Бобби тяжелые чемоданы. Легко так несут и улыбаются… Им на ту гору вылезти, как дурному с горы скатиться. А кто тех шерпов знает? Ни фамилий, ни наград… Так я и спрашиваю: может и за тобой в Крыму какой-нибудь караим рюкзак носит?

Марта рассмеялась, а Марек, разлив вино по бокалам, спросил:

– Я, кстати, тебе на той неделе звонил, а ты мне написал SMS-ку, что перезвонишь и, наверное, забыл…

– А… То мне Марфа Васильевна голову заморочила. Затянула на вечер поэзии. Сначала упирался… А потом думаю: хорошо, пойду посмотрю что за перцы – современные поэты. Тем более, имена в прейскуранте – сугубо мужские. В наш век технического прогресса очень интересно посмотреть на взрослого мужчину и узнать, что его побуждает выходить на публику со своими стихами.

– А чего ты меня не позвал? Я бы тоже свои стихотвореньица почитал.

– Неужели? – удивилась Марта.

– А как же… Работал я когда-то на заводе, и была у меня там одна подружка. Лучше сказать – приятельница. И завела моя приятельница интрижку с одним начальником цеха. Только тот начальничек ей позвонит – она бежит к телефону аж стулья по дороге переворачивает. А тут сокращение… Склоки, интриги… А коллеге моей все нипочем, только и знает, как бегать к заводскому телефону. И вот бросил ее начальничек… Завел себе другую пассию… Подруга моя – как туча… Насупилась – и не подходи.. Вот я и посвятил ей такие строки:

Прошли года… Не дева – строгая матрона,

Все так же плачет и сидит в заводского телефона.

Всех сократили уж давно. Но не ее. Директор строгий

За сверхтерпенье и любовь оставил ей оклад убогий.

Марта захлопала в ладоши, а довольный Марек обратился к Олегу.

– Так что ты там говорил о моих коллегах – современных поэтах?

– Та они недалеко от тебя ушли… Пришли мы в назначенное время, а они уже толпятся возле входа. У некоторых – длинные волосы, разноцветная одежда, словом все как положено. А тут и местные корреспонденты с камерами и диктофонами вопросики задают: каким должен быть поэт? Один такой цветастый и говорит: «Голодным в буквальном смысле этого слова». Публики, смотрю, немного, но рифмачам – по барабану. Много-мало публики – им все равно. Варятся в собственном соку. Важные такие – не подступись…. Долго они не начинали свое мероприятие, все кого-то ждали… Оказывается, вчера вечером в клубе был вечер с эмоциональным напрягом, и там было очень весело… А сегодня – так себе… Для пенсионеров собрались. Наконец, лезет главный читайло. Никакой… Еще не отошел от вчерашнего. Бледный такой, а с ним девушка в длинной юбке с бахромой … Тоже никакая… Держит своего стихотворца за руку и созерцает гордо: вот какая я – девушка вашего ведущего богемного читайла. В конце-концов, впустили нас в зал. Первым к публике вышел какой-то Павел Волхвах. Родом из областного центра, но перебрался в Киев, потому что, говорит, перерос я уже свой областной центр, а ради общения и роста надо вариться в литературной среде. Произнес он спич в защиту украинского языка и пожалел, что мы не читали его романа. Потом сделал реверанс в сторону Лимонова, с которым он даже состоял в переписке и по какому-то поводу спорил. А длинноволосый один, похожий на гимназиста, чуть не заклевал этого Волхваха: «А вы цените расейских паэтов?». А тот в ответ свои стихи влупил… Что-то там об экологии, урбанизме, Днепрогэсе и чугуне… Снова патлатый до него дорывается: а пачему не пишете на русском языке? А тут и отставник с заднего ряда давай кричать, что 70% поэзии Тараса Шевченко написаны на русском. Смотрю, сейчас забьют симпатичного мне поэта-романиста. А тот не сдается. «Чушь!» – отбивается. И в конце сообщает, что если кто-то желает с ним пообщаться, то пусть подойдет к нему после заседания. Я шепчу Марте, что не помешало бы поддержать парня. Давай, говорю, подойдем и покажем, что не все в нашем городе такие хамы…

– Та то он намекнул, чтобы подходили книжечку его покупать! – закинул Марек.

– Может и так… Вслед вышел другой поэт и такое понес… О подмышках, консервных банках, женщинах, гробах… А корифей сидит рядом со мной, и по всему видно, что хреново ему. Явно перепил вчера в клубе конкретно. Сидит – головой метеляет.. Аж тут и его вызывают… Корифей – ни мур-мур… А его снова вызывают. Ну, думаю, капец… Наконец, выкатился… Никакой… Не шел, а тащился… Постоял перед всеми, покачался, и… Выдал довольно приличные стихи! Минут пять читал без перерыва. О любви, конечно… А за ним – молодежь пошла. «Гимназист» понес что-то экзальтированное на манер Маяковского, а другие – даже с матами-перематами. Короче – набор слов. После заседания подходим мы к этому Волхваху, или как его там, и выказываем свое уважение. Все таки он единственный читал украинские стихи, да еще и такие наскоки перенес. Очень, говорю, поражен, как это – быть писателем, поэтом, да еще и в наши торгово-развлекательные времена. А Волхвах мне и выдает: я работаю на престижной западной радиостанции, а стихи – это так себе… Хобби… И отвернулся.

– Не выдумывай… – заступилась за поэта Марта. От вина она раскраснелась и была сейчас немножко смешная со своими веснушками вокруг носа. – Ты не так ему сказал… Ты язвительно спросил: как современные поэты могут жить с поэзии? А он тебе и ответил, что живет не с поэзии, а работает на западной радиостанции. Тогда ты снова к нему прицепился: «А есть в Украине настоящие писатели, которые зарабатывают на хлеб только литературный трудом?». И он тебе ответил, что в кошельки никому не заглядывает.

– Это он понял, что ты книжечку его не купишь и потерял к тебе интерес, – взялся за свое Марек.

Олег и не думал спорить… Он закрыл глаза, положил скрещенные ладони под голову и подставил лицо ласковому ветерку. И вдруг подскочил от удара… А то на его лоб упал большой майский жук. Марта засмеялась, подхватила жука и стала его рассматривать. Марек начал что-то ей объяснять об особенностях поведения майских жуков весной, но Олег их не слушал.

Ему было так хорошо… А что будет завтра он не знал и не хотел знать…

2

Накануне майских праздников Смидович вышел из морга и пошел вдоль зеленого забора, за которым полным ходом шло строительство торгово-развлекательного центра. За забором туда-сюда сновали грузовики со стройматериалами, а работяги весело перекликались, будто бы это не их товарищ, шестнадцатилетний мальчик, выпал вчера с верхнего этажа. «Как можно было допустить подростка к высотным работам?» – спросил Кирпа у прораба, который принес живого еще парнишку в больницу. Тот что-то пробурчал и выбежал на улицу… Травма была не совместимая с жизнью, и через час мальчик умер…

А районная больница села Пресное продолжала жить своей жизнью: со своими болями, криками, операциями, реанимациями… После того, как Семенова уволилась по собственному желанию, обязанности главврача выполнял Коцюба, который сейчас стоял у раскрытого окна и любовался расцветшей персидской сиренью. Вдруг он наклонился через подоконник и крикнул патологоанатому, который все еще плелся вдоль зеленого штакетника:

– Витя, здоров! Ты не забыл? В воскресенье ждем в гости!

– Не забыл…. А что это тебя не было видно?

– Ездил в город… Выбил новый лапароскоп и спонсоров нашел… Циркулярку тебе профинансируют!

– Та ты шо, неужели правда? Спасибо, спасибо….

В это время из больницы вышел хирург Шевчук. Он поздоровался с патологоанатомом, и они вдвоем направились к воротам.

– Как бодро строят! И главное – деньги есть! – иронически прокомментировал Смидович оживленное строительство.

– Та да… Рассадник… Будет нам пациентов поставлять. Сегодня еще одного привезли – кирпич на голову упал. Спрашиваю: а каска где? И я, говорит, недавно работаю, не успел купить. Как не успел? А вам что, не выдают? Никто ничего не выдает, говорит. Робу и каски сами покупаем.

Осмотревшись и увидев Валю, стоявшую на ступеньках, Шевчук притормозил и подождал пока медсестра к ним приблизится.

– Валя, – обратился он к ней, – все забываю спросить. Помните, тогда… когда умерла та женщина, в ноябре… Ну та, что в автокатастрофе… Помните? Вы еще меня поругали за то, что я форточку в палате открыл…

– Та помню…Чего не помнить?

– А почему нельзя было открывать форточку?

– Так вы до сих пор не знаете?… – вздохнула Валя. – Женщина умерла потому, что ее душе было куда вылетать… Бывает мучается человек, и ты видишь, что он уже не жилец, но никак не может отойти, тогда мы форточку отворяем, чтобы душе было куда деваться… А так, может муж той дамочки приехал бы утром, или привез бы хирурга из города, или еще что-то сделал бы, чтобы ее спасти…Да что уже об этом говорить?

…Втроем они вышли за больничные ворота и пошли парком… Андрей с медсестрой о чем-то разговаривали, а Смидович шел немного в стороне, размахивая, как школьник, своим черным портфелем.

КОНЕЦ

Оглавление

КОНЕЦ

Реклама на сайте