«Искушение. Сын Люцифера»

С.П. МАВРОДИ Искушение. Сын Люцифера

Ангел

Ангел грешный, ангел мой! Захвати меня с собой. Унеси меня домой — Там сокрой. Над широкою рекой, Над текучею водой Ты мне песенку пропой, Успокой. Что, мол, горе не беда, Что надежда есть всегда, И от кривды нет вреда Иногда. Что, мол, скоро, скоро, брат! Мы прибудем в дивный град, Где нам всякий будет рад — Прямо в ад! …………………………… Расскажи мне, ангел тьмы, Про разбитые мечты И про белый след судьбы У кормы. Расскажи, как предают, Как в глаза любимым лгут. И какого цвета кровь У иуд. Хорошо у вас в аду? Ладно, как-нибудь зайду. Загляну на огонёк, Забреду. Ты спешишь? Ну что ж, прощай. Но, смотри, не забывай! Иногда хоть навещай. Прилетай! Ветерок прошелестел — Ангел светлый прилетел. За плечом моим стоит — И молчит. Ну, скажи хоть что-нибудь! Посоветуй отдохнуть Да удачи нагадай — Пожелай! Как устал я, ангел мой, От дороги от земной!.. От трудов и от забот, От невзгод. Грешен я… А впрочем, что ж! Ничего уж не вернёшь. Возвращайся лучше в рай — И прощай. Ветерок прошелестел, Ангел тёмный прилетел. За другим плечом стоит И — молчит.

Джек

1.

Намаявшийся за день Фёдор сидел, не шевелясь, на шатком складном стульчике у еле тлеющего костра, зачарованно смотрел на его медленно мерцающие красноватые угли и самоотверженно боролся со сном. Глаза слипались. Спать хотелось зверски. Вот встать сейчас, добрести кое-как до палатки, залезть в неё, плюхнуться на надувной матрас и немедленно заснуть! Ну, комаров ещё только сначала в палатке перебить. Их, впрочем, в этот теплый июльский вечер почти не было.

Фёдор почувствовал, что ещё совсем немного, и он так и сделает. Вот прямо сейчас подойдёт к палатке, расстегнёт её…

Он встряхнул головой и резко, рывком встал (стульчик при этом опрокинулся). Подошёл, пошатываясь, к висевшему на соседнем дереве умывальнику, наклонился слегка и начал умываться. Несколько пригоршней холодной воды в лицо — и он почти полностью пришёл в себя. Спать, тем не менее, всё равно хотелось. Однако спать ему было никак нельзя. Надо было ещё ехать проверять донки.

Он спать в конце концов сюда приехал или рыбу ловить? Выспаться и дома можно. Или завтра днём. Благо, времени полно. Днём всё равно жара, делать нечего. А если не поехать сейчас, то живец до завтра наверняка пропадёт. Зря, что ль, ловил? Да и на донки, может, кто попался — снять надо. Целый день же не проверял! В общем, надо ехать. На-до! Нечего сачковать!

Подгоняя себя этими бодрыми мыслями, Фёдор взял стоявшее в стороне ведёрко с живцом и начал медленно, не спеша, спускаться по тропинке вниз к воде. Джек, огромный чёрный дог, спавший до этого у костра, тут же проснулся, вскочил и побежал рядом.

Фёдор подошел к своей резиновой лодке, поставил на траву ведёрко и столкнул лодку в воду. Ветра не было, и лодка неподвижно замерла у самого берега. Фёдор вернулся за ведёрком и, осторожно держа его в руке, аккуратно ступил в лодку одной ногой. Присел, балансируя, на мягкий борт (черт! надо подкачать; ладно, потом), подождал, пока в лодку не запрыгнет Джек, и сильно оттолкнулся от берега другой ногой. Сразу сел, слегка качнувшись, на деревянную скамейку (Джек внимательно следил за ним), зажал ногами ведёрко, чтобы не опрокинулось, опустил в воду вёсла и начал неторопливо грести.

Течения почти не было, так что грести было легко. Лодку практически не сносило. Ярко светила луна, всё вокруг было прекрасно видно.

Фёдор быстро пересёк неширокую в этом месте реку и заплыл в хорошо знакомую мелкую песчаную бухту. Лодка мягко ткнулась носом в пологий берег. Фёдор встал и, хотя было совсем тихо, сначала выбросил на песок привязанный к носу лодки тяжёлый камень. Так… на всякий случай. Чтобы лодку не унесло. (Мало ли… А то отойдёшь, а тут как раз ветер поднимется.)

Потом поднял ведёрко с живцом и, переступив через борт, вышел на берег. Выскочивший раньше Джек крутился рядом. Фёдор свободной рукой небрежно подтянул слегка на песок пустую лодку, похлопал себя по карманам (так!.. нож… пакет для рыбы, — хм! «для рыбы»! — леска… грузила… крючки… — всё, вроде, на месте) и зашагал вправо по берегу; туда, где у него ещё с утра было поставлено несколько донок.

«С какой начать? С ближней или дальней?.. Начну с ближней! — быстро решил он про себя. — Заодно и удовольствие растяну».

До дальней донки идти было довольно далеко. Фёдор окончательно разгулялся, сон у него пропал, настроение было прекрасное.

Тихо, тепло, комаров почти нет. Полнолуние, на небе ни облачка.

Господи! Звезд-то сколько! Всё небо усыпано. И запах… Чем это пахнет? травой?.. землёй?.. Ночью!

Любуясь звездами, оглядываясь с любопытством по сторонам, вдыхая полной грудью свежий ночной воздух, Фёдор и не заметил, как дошёл.

Что, уже? Что-то быстро… Надо же, мне казалось — дальше. Ну да, вот и знакомая ракита… Точно эта?.. Да, точно — вон, и ствол расщеплен, сейчас слева должна быть ещё могилка с оградой — утонул тут, что ли кто? — ага! вот она, а прямо за поворотом будут кусты, где стоит последняя донка.

Эти?.. Или вон те?.. Так… посмотрим… Нет, те всё-таки… Странно, вроде здесь ставил… А чего ж это я здесь-то тогда не поставил? Место-то хорошее… Ладно, поставим сейчас… Живец есть… Или завтра уж? Чтобы ночью не возиться? Запутаешься тут ещё!.. Ладно, завтра поставлю. Не забыть бы… Ну, не забуду…

Так, а вот и наши те самые кустики… Где у нас тут доночка?.. Ага! Во-от она, наша доночка… Ну, и что тут у нас есть?.. Понятно. Ни черта тут у нас нет! А живец как?.. На месте живец. Бодрый и свежий. Тигр, а не живец! Так-так… посмотрим… Никто тебя, брат, не трогал… Ладно, иди тогда, ещё поплавай…

Странно… Яма, вроде… Н-да… Начало, прямо скажем…

Джек! Не мешайся! Нельзя!

Ну, ничего. Будем считать, что это просто первый блин комом. Э-хе-хе…

Посмотрим сейчас, как второй… Та-ак… И здесь пусто! О-очень мило! Однако. Пора бы уже кому-нибудь и попасться. Ходишь тут, ходишь…

Да отвяжись ты, Джек! Не лезь! Не до тебя тут.

Так… живец объеден… Ну и зубищи! Что это здесь, интересно, за крокодила живёт? Ладно, это уже хорошо… Это уже просто замечательно… Эту крокодилу мы поймаем…

Да отойди ты! Фу!

Вот так… Вот так… Всё, плыви. Забрасываем… Так, чудесно… Отлично! Мастерский заброс! Мас-тер-ский. В то же самое место.

Ну, крокодила, погоди! Черт! От возбуждения даже руки трясутся!

Так-так-так-так-так! Ну-с, где тут у нас наша следующая доночка? А, ну да… Здесь же нет больше ничего… За поворотом наша следующая доночка… Во-он там. Прямо напротив могилки с утопленничком нашим дорогим.

Интересно, он тут рыбу мне, случайно, не распугивает? Когда по ночам купается? Они же должны, вроде, по ночам в полнолуние купаться. Или, наоборот, из воды выходить?.. Из моги-и-илы! Ну, не важно… Выходят… плавают… Главное, что плещутся и рыбу мне пугают. Может, зря я вообще тогда здесь донку-то поставил? Да и на двух предыдущих, может, именно поэтому-то и не клевало? Что утопленник этот проклятый мне всю рыбу распугал?.. Тем более, что сейчас как раз полнолуние… Да! А кто же тогда всего живца на второй донке обкусал? Тоже утоп?..

Джек заворчал.

Фёдор машинально повернул голову, вздрогнул и остановился. С мгновенно охватившим всего его полуобморочным чувством ужаса он вдруг неожиданно увидел при свете луны, что на могиле кто-то сидит. Сердце его замерло, мысли оборвались.

Он как-то сразу совершенно ясно вдруг понял, кто это. Он не мог ни осознать, ни объяснить себе природу этой своей уверенности, да он в этом и не нуждался. Он просто знал. Знал — и всё.

Он словно что-то узнал, что-то вспомнил. Что-то давно знакомое, но потом прочно забытое.

Как будто пробудилась внезапно в душе его какая-то глубоко спящая до этого на самом дне её темная и мрачная память предков, как будто прорвало внутри какую-то плотину, и затопивший сейчас всего его, всё его существо до самых его краёв слепой, тягучий и вязкий холодный ужас быстро размывал там, в душе, все заповедные, вековые и древние заслоны и обереги; и он, холодея, узнавал и эту, пока ещё лишь в чем-то неуловимо-нечеловеческую позу — ледяную, застывшую скованность и неподвижность только что вылезшего из могилы упыря; и этот, разливающийся вокруг неправдоподобно-яркий и мёртвый свет висящей в небе огромной полной луны; и…

Как будто всё это он когда-то уже видел, переживал… Когда-то давным-давно… В какой-то другой, иной своей жизни… Всё это словно уже было с ним когда-то… Где-то там… В прошлом… Далеко-далеко… В тёмном, мрачном и бездонном прошлом…

На него потоком нахлынули вдруг то ли сны, то ли воспоминания. В памяти беспорядочно завертелись-закружились вдруг обрывки и куски каких-то диких, странных и страшных событий.

Крестный ход… колокола… пение… свечи… свечи… строгие лица священников… снова свечи… гроб… саван… сложенные на груди руки покойника… его неестественно-свежее, отталкивающе-румяное лицо с резко выделяющимися, ярко пылающими ядовито-красными и противно-влажными губами… вот опускают гроб… закапывают… кровь!!.. кровь-кровь-кровь!.. много, много крови!.. гробы!.. гробы… мёртвый ребенок с разорванным горлом… лежащий ничком голый, истерзанный труп девушки… опять кровь… новые гробы… ещё… ещё… опустевшие, вымершие деревни… снова кровь… и наконец, как итог всему, набат… пляшущий свет факелов… осиновый кол… разрывающая могилу ревущая толпа…

Всё это когда-то уже было. Было, было, было… Причем именно здесь, на этом самом месте. Когда-то давно-давно… Очень-очень давно… Очень, очень, очень давно…

Но всё ведь тогда кончилось! Прошло.

И вот сейчас, сегодня, всё повторяется снова. Как в каком-то страшном, кошмарном сне. Когда ты проваливаешься и проваливаешься в какую-то медленно вращающуюся, затягивающую тебя серую бездну, хочешь закричать, проснуться — и не можешь.

Это был тогда ещё не конец. Ничего ещё не кончилось. Колдун вернулся.

Упырь резко поднял голову. Фёдор почувствовал, что весь он покрывается липким потом, ноги у него подгибаются, и по всему телу разливается какая-то мягкая, противная и тошнотворная слабость. Он буквально оледенел от безумного страха. В сердце зияла чудовищная пустота. Чувство ужаса стало просто физически непереносимым.

Он уже заранее откуда-то знал, что будет дальше. Вот сейчас мертвец встанет и двинется к нему, и под его пустым и цепенящим взглядом он, Фёдор, не сможет ни убежать, ни закричать, ни даже пошевелиться. Он будет просто стоять, замерев, и безвольно ждать. Ждать и смотреть. Смотреть и ждать… Господи!..

Труп встал. Саван его при свете луны казался грязно-серым. Из-под савана видны были костлявые и худые босые желтые ноги. Длинные руки с загнутыми внутрь скрюченными пальцами казались когтистыми, как лапы какой-то гигантской отвратительной хищной птицы.

Фёдор закрыл глаза. Всё тело его сотрясала крупная дрожь, лицо заливал холодный пот. Он не мог, не хотел смотреть. Но мысль, что упырь схватит его прямо сейчас! вот сию самую секунду, когда он его не видит! заставила его содрогнуться от омерзения. Он вновь открыл глаза.

Колдун был уже совсем рядом. Он шёл вроде бы плавно и неторопливо, но как-то невероятно быстро.

Время для Фёдора остановилось. Шаг… ещё шаг… Вот сейчас!!..

И в этот момент Джек прыгнул. Фёдор краем глаза уловил какое-то движение, а в следующее мгновенье рычащий и визжащий клубок из двух тел, человека и собаки, покатился по земле.

Некоторое время Фёдор тупо на него смотрел, потом неуклюже повернулся и на негнущихся ногах, ни о чём больше не думая, бросился бежать. Сначала медленно, а потом всё быстрее и быстрее. По мере того, как он удалялся от могилы, силы к нему возвращались, и последние метры он буквально летел.

Вот и лодка! Забыв про привязанный к носу камень, Фёдор с ходу вскочил в неё и начал лихорадочно грести. Так он не грёб, наверное, ещё никогда в жизни. Камень тащился за лодкой следом по дну и всё время за всё цеплялся, но Фёдор ничего не замечал. Он грёб и грёб изо всех сил.

В стороне внезапно громко плеснула рыба. Фёдору вдруг показалось, что это утопленник гонится за ним, и от ужаса он заработал веслами ещё быстрее.

Как только лодка наконец коснулась носом берега, Фёдор выскочил из неё и, не помня себя и не разбирая дороги, бросился к машине.

Минут через десять он мчался уже по пустому шоссе. На одном из поворотов Фёдор не справился с управлением и вылетел на встречную полосу. Шоссе было пустынно, машин в этот час практически не было, но этот эпизод подействовал на него отрезвляюще. Он резко сбавил скорость и поехал дальше уже не спеша, стараясь хоть как-то придти в себя и успокоиться. Ткнул прыгающим пальцем в клавишу автомагнитолы. В салоне тихо и ласково замурлыкала музыка.

Начинало светать. Летние ночи коротки, и день быстро вступал в свои права.

Впереди был пост ГАИ. Вид стоящего у дороги заспанного и равнодушного гаишника несколько ободрил Фёдора.

Музыка… люди… ярко освещенный пост… Все ночные события как-то поблекли, смазались, отодвинулись и в уютном салоне машины, под негромкие обволакивающие звуки о чём-то своём шепчущей музыки стали казаться какими-то далёкими и нереальными, как будто вообще и не с ним происходившими.

«Может, мне всё это вообще приснилось или привиделось?.. — подумал он, и ему снова сразу всё вспомнилось: ночь… луна… кошмарное белое пятно за оградой… — Этого же просто не могло быть! Бред какой-то! Ожившие мертвецы!»

Фёдор неожиданно почувствовал, что его снова начинает колотить крупная дрожь, а на лбу выступает испарина. Он поспешно надавил кнопку магнитолы. Вот так… Громче!.. громче!.. ещё громче!!..

Это помогло.

«Чёрт! Надо остановиться и всё спокойно обдумать, — снова убавляя звук, с трудом успокаиваясь и время от времени, изредка всё ещё рефлекторно вздрагивая, решил он. — Куда я, собственно, еду-то?»

Фёдор развернулся и медленно покатил назад. Не доезжая немного до поста, свернул на обочину и выключил мотор. Рядом с людьми он чувствовал себя уверенней.

Некоторое время Фёдор бездумно наблюдал за постом, потом наконец расслабился и откинулся на сиденье.

«Надо всё обдумать», — вяло повторил он про себя и закрыл глаза.

2.

Когда Фёдор проснулся, день был уже в полном разгаре. По шоссе в обе стороны непрерывным потоком текли машины, по обочине сновали люди. Инспектора у поста проверяли документы у водителя стоявшей рядом фуры. В общем, жизнь текла своим чередом.

Фёдор зевнул, потянулся и вылез из машины, разминая ноги. Был яркий, солнечный день, в лесу у шоссе перекликались птицы, люди вокруг спешили по своим делам, но всё это как будто скользило мимо, рядом, вне его. Он словно смотрел на всё это со стороны, из какого-то холодного, мрачного и сырого погреба или подвала.

Притаившееся внутри тяжелое и беспросветное чувство ужаса и тоски не исчезало. Оно просто переместилось сейчас, на время, куда-то вглубь. Нехотя отступило, спряталось от слишком уж ярких солнечных лучей. Но никуда не ушло. Оно было здесь, рядом. Ледяная тоненькая корочка страха на сердце не растаяла. Вспоминать прошедшую ночь он вообще не решался.

Больше всего ему хотелось сейчас же, немедленно сесть в машину и как можно быстрее ехать прочь, подальше от этого проклятого места, назад в Москву.

А между тем надо было возвращаться.

Во-первых, вещи жалко: палатка, лодка — всё же там осталось. («А может, чёрт с ними, с вещами? — вдруг неожиданно мелькнуло у него в голове. — Да провались они пропадом!»)

А во-вторых, Джек. Не мог же он его снова бросить! Он один раз уже предал его, трусливо сбежав, а теперь что, вообще в лесу оставить? В благодарность за то, что тот его спас. А может, он ранен? Может, нуждается в помощи?

Да и вообще, как можно его бросить? Он же один в лесу не выживет. Это же друг! Как можно бросить друга?!

Надо было ехать.

(«А может, бросить?.. — вдруг снова малодушно подумал он и сам удивился собственной подлости. — Сесть вот прямо сейчас и уехать! Какой там «друг»!.. Я же его предал. Как я ему теперь в глаза смотреть буду?.. Да и не в этом дело. Ну, не могу я туда больше возвращаться! Не могу!!»)

Фёдор в нерешительности потоптался на месте и с тоской посмотрел на небо. Солнце было ещё высоко, но полдень уже явно миновал. Было как минимум уже часа два-три. Надо было немедленно на что-то решаться. Пока доедешь… пока вещи соберёшь… Да и Джека ещё, может, искать придется. (При мысли, что потребуется, возможно, опять переправляться на тот берег, Фёдора передёрнуло, но он тотчас усилием воли заставил себя пока об этом не думать. Там видно будет. На месте разберёмся.)

Темнеет сейчас, конечно, поздно, но темноты Фёдор не собирался дожидаться ни при каких обстоятельствах. Это он знал про себя совершенно твердо. Ни за что на свете! Даже если при этом придется бросить и предать всех и вся! Да он просто и не сможет заставить себя это сделать. Даже если и захочет. Это просто выше его сил. Он даже и думать-то об этом не может!

В общем, ехать надо было как можно быстрее. Фёдор уже знал, что поедет, поэтому тянуть было нечего. Чем скорее всё закончится, тем лучше.

Он решительно сел в машину и включил зажигание. Мотор послушно заурчал.

Так… Бензина хватает… Надо ехать… А может, всё-таки не ехать?.. А?.. Надо! Надо. Надо-надо-надо! Всё! Хватит болтать! Поехали. Что я, в самом деле, как баба!

Фёдор включил левый поворотник и аккуратно тронулся с места. Не торопясь, по всем правилам дорожного движения, проехал ГАИ (гаишник не обратил на него ни малейшего внимания) и, постепенно набирая скорость, двинулся назад.

Чем ближе подъезжал он к месту своей стоянки, тем тяжелее становилось у него на душе. Все ночные страхи внутри его ожили и рвались наружу. Почти все его силы уходили теперь только на то, чтобы им окончательно не поддаться.

Последние километры дались особенно тяжело. Страстное желание немедленно развернуться и уехать — уехать! уехать!! — стало уже практически нестерпимым.

Заставить себя переехать мост он смог, только вцепившись обеими руками в руль и вообще не глядя по сторонам. Когда при въезде он неосторожно бросил взгляд на реку, его охватил такой дикий ужас, что он едва не врезался в ограждение, сразу же попытавшись развернуться прямо на мосту. Больше он такой ошибки не повторял и глаза поднимать не решался. Просто медленно и бездумно плёлся за каким-то еле тащившимся впереди грузовиком с местными номерами и не отрываясь смотрел на его грязные колеса. Только на колёса! Только на колёса! Судорожно вцепившись в руль, опустив глаза, и ни на что вокруг больше не глядя.

Вообще он уже чувствовал, что что-то идёт не так. Зря он сюда вернулся. Не следовало этого делать.

(«Уезжай! Немедленно уезжай отсюда!!» — кричали внутри него какие-то голоса.)

Но развернуться и уехать он уже не мог. Не мог, и всё. Его охватило какое-то тупое безразличие, и он действовал чисто механически, безвольно и равнодушно, как во сне.

Так… Сейчас направо… Опять направо… Здесь под стрелку… На круг… Теперь уже близко… Вот и съезд… Да, здесь… Всё, приехали. Надо сворачивать.

Он свернул с шоссе, и машина покатилась по гравию. Камешки звонко защёлкали о днище. Слева был лес, справа поле. Реку отсюда видно не было, но виден был вдалеке лес на противоположном её берегу.

Фёдор машинально взглянул туда и тут же поспешно отвёл глаза. Ему показалось на мгновенье, что он видит у кромки леса что-то белое. Какое-то маленькое белое пятнышко. Больше смотреть туда он не отваживался. Ему хотелось теперь только одного: как можно быстрее со всем покончить. Он вообще уже не понимал, зачем он едет. Ему было уже всё всё равно: вещи, Джек… По мере приближения к реке все его обычные, нормальные, повседневные человеческие качества и чувства: бережливость, стыд, долг, порядочность — всё это бесследно исчезало, растворялось, быстро смываемое волной того знакомого ему уже вчерашнего тёмного, слепого, нерассуждающего ужаса, который его всего опять постепенно охватывал. Он как будто замер, закоченел. В душе ничего уже не оставалось, кроме ледяного страха.

Уехать!! Немедленно развернуться и уехать! Предательство, не предательство — ему было уже на всё это наплевать. Только бы уехать! Уехать!!! Немедленно! Сейчас!! Пока ещё не поздно!

Но вот уехать-то он как раз и не мог. Он словно пересёк уже некую невидимую черту какого-то заколдованного круга, откуда нет возврата.

Гравий кончился. Фёдор свернул вправо, вниз к реке. Дорога была сухая, машина плавно катилась по жесткой земле. Начался берег.

Дальше… Дальше… Вот и его стоянка.

При виде своей палатки Фёдор словно очнулся. Чувство страха и какой-то сосущей безнадежной смертельной тоски внутри только усиливалось, но теперь он по крайней мере снова обрёл способность самостоятельно думать и действовать.

Странно… А где же соседи? Тут же рядом ещё палатки стояли? И машины… Куда все делись?

Берег был пуст. Его палатка была единственной. Больше вокруг никого не было. Ни одной живой души. Фёдор посмотрел по сторонам, и всё ему показалось внезапно каким-то зловещим. Неподвижная лента реки, неподвижно застывшее в небе солнце, неподвижный душный горячий воздух. Ни ветерка! Мёртвая тишина вокруг. Гробовая. Даже птицы как будто петь перестали.

Он вылез из машины и взглянул на свою палатку. Мысль, что ему придётся сейчас с ней возиться и из-за этого ещё здесь задерживаться, была совершенно непереносима.

Да чёрт с ней!! Пропади она пропадом! Только бы отсюда скорее уехать!!

Фёдор уже чётко знал, что он будет делать дальше. Его охватила какая-то лихорадочная, суетливая поспешность и желание действовать.

Вот сейчас он для очистки совести только быстренько спустится на секунду к воде, убедится, что никакого Джека на том берегу, конечно же, нет — сразу прыгнет назад в машину и немедленно уедет отсюда прямиком в Москву. Немедленно!! Прямо сейчас и ни на миг больше нигде не останавливаясь!

Ни лодка, ни палатка, ни вещи его больше не интересовали. Он вообще о них забыл. Да гори они огнём!! Какие там ещё лодки! Прочь отсюда! Прочь!! Сию же секунду! Немедленно!!

Вообще-то противоположный берег был прекрасно виден и отсюда, сверху, спускаться вниз не было никакой необходимости, но Фёдор почему-то совершенно точно знал, что он должен это сделать.

Он поспешно, спотыкаясь и оскальзываясь, чуть ли не бегом спустился к воде (лодка была на месте, никто ничего не тронул), поднял глаза и замер.

На противоположном берегу неподвижно стоял Джек. Он молча смотрел на него. Не лаял, не повизгивал радостно при виде хозяина, а просто стоял и смотрел. Он как будто появился из ниоткуда! Когда Фёдор спускался, его там не было.

Фёдор тоже молча смотрел на него, и чем дольше он смотрел, тем всё более и более не по себе ему становилось. В неподвижности собаки было что-то противоестественное. Взгляд её казался каким-то странно-осмысленным. Как будто на Фёдора смотрела вовсе не собака, не его любимый, преданный Джек, а что-то совсем-совсем иное.

И это иное пугало Фёдора до судорог, до смертной дрожи. Он узнал этот взгляд. Пустой и безжизненный взгляд упыря, неподвижно сидящего на пустой могиле.

Фёдор попятился. Джек всё так же, молча следил за ним и всё так же не шевелился. Федор всё пятился и пятился, пока неожиданно не упёрся спиной в машину. Как он умудрился взобраться, пятясь, на гору и при этом не упасть и даже ни разу не споткнуться, он не помнил.

Почувствовав спиной машину, Фёдор, всё так же не отрывая взгляда от стоящего на том берегу существа, медленно, на ощупь, открыл дверь и так же медленно забрался внутрь.

Ему отчего-то казалось, что если он хоть на секунду упустит это создание из виду, оно в то же мгновенье окажется рядом с ним. Эта мысль наполняла его непередаваемым ужасом.

Очутившись в машине, Фёдор сразу же захлопнул и заблокировал дверь, рванул руль и нажал на газ. Машина понеслась по неровной дороге, подпрыгивая на ухабах и поминутно стукаясь днищем и бампером о землю.

Но Фёдору было не до этого. Он вообще ничего не замечал.

Быстрее! Быстрее!!! Только бы вырваться отсюда! Только бы не видеть этой застывшей на берегу неподвижной черной фигуры! (Фёдор вдруг поймал себя на мысли, что он даже про себя не называет её больше Джеком. Это был не Джек. Это было нечто, абсолютное чужое.)

Отчаянно скрипя тормозами, машина вылетела на шоссе и, всё наращивая скорость, понеслась в сторону Москвы.

120 км./.час… 140, 160…

На мосту Фёдору вдруг показалось, что на дороге прямо перед ним внезапно вырос Джек и сквозь лобовое стекло прыгнул прямо на него. Он резко вывернул руль, и машина, пробив ограждение моста, метров с десяти рухнула в воду.

* * * * *

Когда тело Фёдора вытащили из воды, один из скучающих в оцеплении милиционеров вдруг заметил на шее трупа какие-то странные ранки.

«Надо же!.. Как будто следы чьих-то зубов… Очень похоже!..» — лениво подумал он и, услышав внезапно какой-то шорох, поднял голову.

На противоположном берегу реки стоял огромный черный дог и не отрываясь глядел на неподвижно лежащее на земле тело. Заметив, что на неё смотрят, собака оскалилась и глухо зарычала.

Милиционер машинально взглянул на её чудовищные клыки, потом опять перевёл взгляд на раны на шее мертвого водителя. Затем снова посмотрел на оскаленную пасть собаки, уже более внимательно.

Ему почему-то стало жутко. Он ещё раз взглянул на труп… на собаку… потом опять на труп… и вдруг, совершенно неожиданно для самого себя, торопливо перекрестился.

Когда он снова поднял глаза, собаки на том берегу уже не было.

Начало

I.1

Виктор потянулся, зевнул и выключил компьютер. Потом взглянул на часы и досадливо поморщился.

Чёрт! Два часа уже. Хотел же сегодня пораньше лечь. Опять не высплюсь.

Он отъехал в кресле от стола, встал и, осторожно ступая, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить спящую в смежной комнате жену, прошёл на кухню. Открыл холодильник, достал кефир и вылил его в стоящую на столе чашку. Чашка заполнилась лишь наполовину. Виктор раздражённо потряс над ней пустым пакетом, швырнул пакет в ведро и полез в холодильник за новым. Выпив наконец свой кефир (он всегда выпивал на ночь стакан), он наскоро вымыл чашку и пошёл в ванную умываться. Времени спать уже почти не оставалось. Завтра к девяти надо было быть на работе. Как штык! Вообще-то Виктор работал программистом, часто на дому, график у него был почти свободный, но вот именно завтра надо было быть обязательно, кровь из носу! Бывают же такие неудачные дни.

Виктор торопливо умылся, почистил зубы, мимоходом глянул на себя в зеркало и отправился спать. Спать-спать-спать!

Сколько там осталось? Шесть часов? Ничего, нормально. Завтра пораньше лягу. (Сегодня, блин, тоже собирался «пораньше лечь»!)

Он быстро вошёл в свою рабочую, смежную со спальней, комнату и на ходу щёлкнул выключателем. Свет погас, и в этот самый момент Виктору вдруг послышался за спиной какой-то слабый шорох. Он вздрогнул и замер на месте. Всё было тихо. Виктор постоял несколько секунд, прислушиваясь, потом опять включил свет, с каким-то неприятным ему самому чувством лёгкого страха обернулся, заглянул в коридор (никого там, естественно, не оказалось) и, несколько успокоившись, подошёл к письменному столу.

На столе рядом с компьютером стоял экран видеофона. Одна камера встроена была вместо глазка в дверь, вторая располагалась сверху, непосредственно над дверью.

Виктор ткнул пальцем, и экран зажёгся. Через пару секунд появилось изображение. Прямо перед дверью кто-то стоял. Это было до такой степени неожиданно, что Виктор от испуга чуть не подскочил на месте.

Ночь, два часа ночи! — кто это может быть? И что он там делает? В дверь ведь никто не звонил.

Когда первое ошеломление прошло, и Виктор несколько пришел в себя, он присмотрелся повнимательней. Человек был ему незнаком.

Какого-то мрачного вида старик с резкими, неприятными чертами лица и противными, словно скользкими, неестественно пухлыми и большими губами. Изображение было чёрно-белое и не очень качественное, лицо получалось слегка искажённым и от этого казалось еще более зловещим. Злобным каким-то. И что-то ещё в нём беспокоило Виктора, но он никак не мог понять, что.

«Глаза! — вдруг сообразил он. — Господи! У него же глаза закрыты! Он с закрытыми глазами стоит».

Виктор, оцепенев, смотрел на безглазое лицо стоящего перед дверью человека, и чем дольше он смотрел, тем всё более и более не по себе ему становилось. Кто это вообще такой?! Лунатик? Сумасшедший? Псих? Чего он около его квартиры-то делает?

Виктор поймал себя на мысли, что все эти здравые вопросы он задает себе исключительно для того, чтобы хоть как-то успокоиться, дать всему хоть какое-то разумное объяснение, втиснуть его в некие логические, осмысленные рамки. А на самом-то деле его больше всего беспокоит и пугает как раз именно полная бессмысленность и алогичность происходящего, еле уловимый, но несомненный налет какой-то зловещей таинственности и мистики, во всём этом присутствующий.

Виктор не верил никогда ни в какую мистику и ни в какую таинственность, он всегда был очень уравновешенным и здравомыслящим человеком, но это, как оказалось, ровным счётом ничего не меняло. Он смотрел на это неподвижное, словно застывшее лицо с закрытыми глазами и чувствовал, что его охватывает самый настоящий страх. Причём страх, в сущности, совершенно беспричинный и от этого еще более пугающий.

Ведь дверь квартиры была надежна заперта, никаких враждебных намерений старик не выказывал, напротив, стоял совершенно спокойно, но Виктор смотрел на него и чувствовал, что страх его всё больше усиливается.

Как во сне медленно протянул он руку и включил звук. И тут же испытал новое потрясение! Комната вдруг заполнилась каким-то заунывным, монотонным бормотанием, которое тотчас сплошным потоком полилось из динамика. Разобрать было ничего решительно невозможно, но Виктору тем не менее показалось, что язык это явно не русский. Совершенно поражённый и растерянный, он перевёл глаза на огромный рот старика и увидел, что губы его (смотреть на них ему было почему-то просто физически противно) действительно шевелятся. Никаких сомнений не осталось. Старик действительно что-то негромко бормотал. То ли молитву, то ли какое-то заклинание.

«Господи! Какое ещё «заклинание»! — тоскливо подумал Виктор. — Что за чушь лезет в голову!»

Он поспешно, даже не отдавая себе толком отчёта в том, зачем он это делает, выключил звук и переключил камеру. Сверху был отчетливо виден пустой, залитый светом коридор и неподвижно стоящая перед дверью его квартиры фигура. Собственно, даже и не перед самой дверью, а шагах примерно от неё в двух-в трёх.

На стоящем был какой-то нелепый белый балахон, одетый, похоже, прямо на голое тело и доходивший ему до колен и, кроме того, он был бос.

Виктор некоторое время ошарашенно смотрел на его босые ноги. «Что это на нём? Ночная рубашка, что ли? — мелькнуло у него в голове. — Ну, всё ясно. Лунатик — встал ночью и притащился сюда. Завтра даже и не вспомнит, где он был.»

Виктору вдруг страстно захотелось, чтобы всё оно так и оказалось. Чтобы прямо сейчас вдруг откуда-нибудь появились встревоженные родственники, бережно подхватили под руки этого немыслимого, чудовищного старика и увели домой. А он, Виктор, облегченно бы вздохнул, посмеялся над своими страхами и отправился бы спать.

Однако подсознательно он уже понимал, что ничего этого не будет. Не появятся никакие родственники. Вообще никто не появится. (Виктор был почему-то в этом абсолютно уверен).

Старик вовсе не производил впечатление лунатика. Он казался воплощением чего-то безусловно-злого, опасного и сильного и начинал внушать Виктору какой-то суеверный ужас. Виктору становилось всё более и более тяжело на него смотреть.

Внезапно ему показалось, что старик вот прямо сейчас вдруг поднимет голову, уставится в камеру своими незрячими глазами и как-то почует его, обнаружит его присутствие. Эта мысль почему-то так испугала Виктора, что он резко протянул руку и выключил монитор.

Некоторое время он сидел, тупо глядя на погасший экран, не зная, что делать. Потом неуверенно снова протянул руку к монитору и в нерешительности остановился. Он одновременно и хотел, и не решался включить монитор снова. Желание включить было почти нестерпимым, но страх был ещё сильнее. От мысли, что он сейчас снова увидит это кошмарное безглазое лицо с этими огромными, шевелящимися, пухлыми, как будто причмокивающими губами, его передернуло от отвращения и страха.

«Да что это со мной?! — попробовал прикрикнуть он на себя. — Чего я с ума-то схожу? Ну, стоит в коридоре какой-то псих с закрытыми глазами и что-то под нос себе бормочет — ну, и пусть себе стоит! Мне-то что? Дверь заперта. Может, в милицию позвонить? Стоит, мол, ночью перед дверью неизвестно кто. А может, это вор?!»

Виктор никогда в жизни не звонил ни в какую милицию. Куда звонить-то? 02? И что?.. Ждать полчаса, пока приедут? Потом открывать им среди ночи, объясняться? Всех соседей переполошить, Машу будить? А если старик вообще уйдет до их приезда? Тогда что?

Виктор очень осторожно, стараясь не скрипнуть, поудобнее сел в кресло и замер. Он боролся с острым желанием включить монитор и посмотреть, что делается в коридоре, и в то же время чутко и настороженно прислушивался. Нет ли каких шевелений, царапаний, шорохов у входной двери? Не доносятся ли оттуда какие-нибудь звуки?

Однако всё было тихо. Даже как-то неестественно-тихо. Тишина стояла мёртвая. Даже привычного шума машин с улицы не слышалось.

Виктору вдруг показалось, что он остался один-одинёшенек во всем мире. Нет никакой Маши, никаких соседей, никакой милиции, вообще никого! Все они глубоко спят и не проснутся, не помогут. Что бы с ним ни случилось. Все они остались где-то там, в другом, живом, обычном мире. Из которого он каким-то образом выпал и от которого с каждой минутой всё больше и больше сейчас удаляется.

Виктора охватил нечеловеческий, дикий ужас и вместе с ним отчаянное, безумное желание спастись, сделать хоть что-нибудь, пока ещё есть время, пока ещё не поздно!!

Он судорожно дёрнулся и включил монитор. Экран медленно загорелся. Коридор был пуст.

Виктор, ещё не до конца осознавая случившееся, но уже испытывая в душе чувство совершенно невыразимого, неописуемого облегчения, быстро щёлкнул кнопкой переключения камер. Никого! В коридоре действительно никого не было. Старик и в самом деле бесследно исчез.

Виктор ещё некоторое время посидел в кресле перед пустым экраном, успокаиваясь и постепенно приходя в себя. Руки дрожали. Голова горела, на лбу выступила испарина. Чувствовал он себя совершенно разбитым и опустошённым, но в то же время так, словно только что чудом избежал огромной опасности.

Посидев ещё немного, он наконец встал, выключил домофон, поставил будильник на 8 часов (Чёрт! Спать-то уже некогда!) и, взяв его с собой, тяжело переступая ватными ногами, отправился в спальню. Кое-как там в темноте разделся и осторожно лег с краю кровати. (Маша во сне вздохнула и перевернулась на другой бок.)

Заснул он сразу, и приснился ему кошмар.

Явилась во сне ему его мать, умершая много лет назад. Виктор очень любил и глубоко уважал свою мать. Бесконечной доброты и смирения была женщина, никогда ни на что не жаловавшаяся и никогда не унывающая. Настоящая мученица.

Ни разу она ему до этого раньше не снилась, и он и во сне очень обрадовался, увидев её.

Но что это?!.. Что с ней?.. Полно! Да она ли это?!.. Почему она пьяна, растрёпана? Почему так странно на него смотрит и так двусмысленно и похотливо улыбается? Куда она его манит, что за бесстыдные жесты делает?.. Зачем задирает медленно платье и раздвигает свои ноги?.. Лениво, словно нехотя… Неужели она и правда соблазняет, склоняет его к… соитию?! Кровосмешенью!! Своего собственного сына!!?? Как вульгарно она хохочет, и какое красное, потное, сальное у неё лицо!..

I. 2

Виктор как от толчка проснулся и долго лежал на спине с открытыми глазами, безучастно глядя в потолок. Как будто в душе прорвался какой-то чудовищный нарыв и залил всё зловонным и липким гноем. Всё! Даже самое святое и чистое.

На улице между тем было уже совсем светло. Виктор нехотя глянул на часы. Почти восемь. Надо было вставать. Он тихо встал, привычным движением выключил будильник (а то Машу разбудишь!), собрал одежду, неслышно вышел из комнаты и бесшумно притворил за собой дверь.

Положил одежду на ближайший стул и подошел к письменному столу. Секунду поколебавшись, включил видеофон. Пусто! В коридоре никого не было. Он переключил камеру (хотя в этом и не было никакой необходимости) и, только убедившись, что и сверху никого не видно, оставил домофон в покое, взял со стула одежду и поплелся в ванную. Проходя мимо входной двери, он почувствовал лёгкий укол страха, впрочем, совсем мимолетный.

Умывшись и торопливо позавтракав, Виктор ещё раз взглянул через монитор на пустой коридор и лишь после этого решился открыть входную дверь.

Подъезд уже пробудился. Шум лифта, хлопанье дверей, вот забубнили наверху, этажом выше, какие-то голоса… Всё было до того знакомым и обыденным, что все ночные события представились на секунду каким-то бредом. Но только на секунду! Виктор знал для себя, что никакой это был не бред. И потом этот ужасный сон… Происходило что-то страшное. И ему почему-то казалось, что это страшное ещё не кончилось.

* * * * *

На работе Виктор попытался было отвлечься и даже сел писать новую программу (давно собирался!). Но всё валилось у него из рук. Он не выспался, чувствовал себя разбитым и вообще не в своей тарелке, думалось плохо. Ночные события не шли у него из головы. Да и сон этот!.. В общем, на душе было тяжело и муторно. Какие уж тут программы!

Он промаялся с час, пока окончательно не понял, что всё это бесполезно. Ничего он сегодня не напишет. Время только зря терять! Себя мучить. Да и без толку всё это! Он завтра на свежую голову за час сделает столько, сколько сегодня за целый день. Проверено уже не раз. Вот чёрт! Самое гнусное состояние. Как с похмелья. Ничем заниматься невозможно. Майся тут целый день, слоняйся из угла в угол. Отпроситься, что ль, и домой поехать?.. А дома что делать? С женой ругаться?.. Хотя дома спать хоть лечь можно.

Виктор подошел к начальнику и откровенно объяснил ситуацию. Виктор был незаменимым специалистом, настоящим трудоголиком — если надо, сидел на работе сутками — отношения с начальством у него были прекрасные и отпроситься особого труда не составило. Тем более, что и отгулов у него была куча, если уж на то пошло.

Словом, через каких-то полчаса он уже был дома. Маша еще не проснулась. Виктор не спеша разделся и тихо и аккуратно, стараясь ее не разбудить, залез под одеяло.

Заснул он на этот раз не сразу. Долго ворочался, но усталость в конце концов взяла своё. Спал он крепко и снов никаких не видел.

* * * * *

Когда Виктор открыл глаза, часы показывали уже семь. Он даже не сразу сообразил, утро сейчас или вечер, и поначалу спросонья удивился, а где Маша? Но потом ночные события всплыли в памяти, и Виктор сразу ощутил какую-то щемящую, тупую тоску, почувствовав, как вчерашний страх его снова шевельнулся в душе. Скоро опять ночь. А что, если вчерашний старик? … Нет-нет, лучше об этом не думать!

Сейчас встану, приму душ, умоюсь, позавтракаю … или поужинаю? — а там видно будет. Телевизор посмотрю, отвлекусь. Боевичок какой-нибудь. Чем тупее, тем лучше. Где тут у Маши программа-то?.. Ладно, потом найду. Сначала пойду перекушу.

Виктор встал, сунул ноги в тапочки и, позёвывая, направился в ванную. Идти надо было мимо входной двери. Виктору вдруг очень-очень-очень захотелось вернуться и проверить на мониторе, нет ли кого в коридоре, но он всё-таки сумел удержаться и с трудом заставил себя этого не делать. Однако идти мимо двери было ему неприятно. Да что там неприятно! Он просто откровенно боялся и не мог с собой ничего поделать. Боялся — и всё! Проходя мимо двери, он испытывал какое-то жутковатое чувство и старался идти на цыпочках. Ему всё казалось, что этот невероятный старик опять стоит под дверью, караулит его и прислушивается к его шагам.

Приняв душ, позавтракав-поужинав и выпив кофе, Виктор, как ни странно, почувствовал себя только хуже. Теперь он окончательно проснулся, и все ночные страхи тоже проснулись вместе с ним. Да и сон этот проклятый опять совершенно некстати вспомнился. Причем совершенно явственно и во всех своих омерзительных подробностях. Виктора чуть не замутило.

Собственно, делать на кухне ему уже было абсолютно нечего, но он, тем не менее, долго мыл посуду, тщательно протирал её, перебирал холодильник, потом долго и старательно мыл руки — в общем, всеми силами, сам себе в этом не признаваясь, тянул время.

Идти снова мимо входной двери ему совсем не хотелось. Он удивлялся, как это он сюда-то так легко прошел? Наконец тянуть дальше стало уже вовсе невозможно. Надо было на что-то решаться.

Виктор бодрился, готовился, долго настраивал себя: то решительно приближался к двери, то опять останавливался и возвращался назад, на кухню. В общем, боролся изо всех сил сам с собой и пытался как-то превозмочь, преодолеть себя и свой страх. Но всё было напрасно. Хуже всего было то, что в результате каждой такой неудачной попытки страх его только усиливался. Усиливался, усиливался, усиливался, пока опять наконец не затопил всю душу. Как ночью.

Теперь о том, чтобы пройти мимо двери, не могло быть и речи. Страх смыл даже стыд, и Виктор уже не стеснялся, как раньше, своего состояния. Ему было всё равно. Единственное, что его сейчас волновало — это, как всё-таки пройти мимо двери? А пройти надо было, поскольку вместе со страхом росло в нём и сильнейшее желание немедленно включить видеофон и посмотреть, что там делается в коридоре? Нет ли там опять вчерашнего старика?

Все разумные, логические доводы и аргументы: что ещё слишком рано, что в подъезде сейчас полно людей, что часов до двенадцати уж наверняка ничего не случится — на него совершенно не действовали. Он испытывал непреодолимое желание увидеть всё сам, своими собственными глазами и самому во всём убедиться! Это бы его, он чувствовал, хоть немного успокоило.

Вообще он уже ясно видел, что всё стремительно катится в какую-то бездну. Он ни в малейшей степени не контролировал ни себя, ни ситуацию. События развивались сами по себе, совершенно независимо от него. Он на них не влиял. По сути, он просто безвольно ждал, что же будет дальше. Как будто какая-то безжалостная и сильная рука схватила его за шиворот и куда-то теперь неумолимо волокла, а он уже даже и не пытался ей противиться. Так, потрепыхался немного в начале — и всё.

Всё это в одно короткое мгновение промелькнуло у него в голове и сразу же исчезло, не оставив и следа.

«Какая же я, оказывается, тряпка и ничтожество!» — с равнодушным удивлением подумал Виктор и тут же забыл обо всём этом. Всё это его уже больше не интересовало. Честь, стыд… Единственное, что ему сейчас нужно было — это как-то прошмыгнуть мимо двери и как можно скорее включить монитор. Всё остальное было ему глубоко безразлично.

Наконец он крепко-крепко зажмурился, задержал дыхание и бегом, как нашкодивший мальчишка, преодолел эти два метра, споткнувшись в конце и чуть не врезавшись с разгона в стену напротив. Едва увернувшись, он, всё так же бегом, не останавливаясь, бросился к домофону и прыгающими от возбуждения пальцами включил его. На экране медленно выплыло изображение пустого коридора. Виктор сразу же быстро щелкнул кнопкой переключения камер. Тоже пусто! Естественно, никого.

«А кого ты ожидал увидеть в 8 часов?» — с деланным спокойствием произнес он вслух и тут же скривился от отвращения. «Ведь понял же уже, что ты есть на самом деле, а тоже ведь туда же! Корчит из себя еще чего-то», — со злобой подумал он сам про себя.

Из памяти вдруг опять выплыл сегодняшний сон, и стало совсем невмоготу.

«Прямо хоть в петлю! Повеситься, что ли?.. — с тоской подумал он. — О-о!.. Чёрт! Время-то, оказывается, уже!.. Недавно же, вроде, семь было?».

От сознания, что уже девять, Виктору стало ещё хуже, хотя, казалось бы, хуже было уже некуда. Он боялся. Боялся панически, до колик, до дрожи! Боялся, что вчерашний незваный гость появится сегодня снова. Боялся, и в то же время ждал его. Ждал с каким-то болезненным нетерпением. Если бы он не появился, Виктор, наверное, был бы даже разочарован. Слишком уж велико было ожидание.

В камере внезапно кто-то возник. Виктор буквально подскочил от неожиданности на месте, но тут же взял себя в руки. Это была всего лишь жена. Он, честно говоря, и забыл совсем про неё за всеми этими событиями.

Теперь же, увидев её на экране, он с облегчением перевел дух и даже почти успокоился на какое-то время и повеселел.

Значит, всё кругом пока спокойно, ни в подъезде, ни в коридоре никого нет. Может, вообще он себя зря пугает? Ну, забрёл по ошибке сюда какой-то дед. Мало ли чего он здесь делал? Дураков, что ли мало?

(Ага!.. И стоял здесь потом всю ночь. И что-то бормотал с закрытыми глазами. Босиком и в ночной рубашке. «Забрёл»!..)

Дверь хлопнула, щелкнул замок.

«А-а!.. Ты уже дома… — неопределённо протянула Маша, войдя в комнату и увидев скорчившегося в кресле Виктора. — Привет!» — небрежно бросила она, проходя в спальню. Виктор поспешно включил компьютер, чтобы сделать хоть вид, что работает. А то чего он, в самом деле, сидит за пустым столом с одним только включенным домофоном?

Маша, между тем, уже переоделась и прошла через комнату в ванную. Виктор слышал, как она включила воду и прикрыла дверь. (Звук льющейся воды стал глуше.) Он бездумно сидел, покачиваясь в удобном кресле, время от времени поглядывал на экран видеофона и от нечего делать прислушивался к тому, что делает жена. Вот она выключила воду, вышла из ванной и прошла на кухню. Хлопнула дверца холодильника. Маша, судя по всему, собиралась ужинать.

I. 3

Вообще-то отношения с женой у Виктора были довольно сложные, особенно последнее время. Женился он довольно давно, около десяти лет назад, ещё в институте. Он никогда не был по-настоящему влюблён в свою жену, но в общем-то Маша ему нравилась. По крайней мере, ничего менять в своей жизни он не хотел, и те проблемы, которые с некоторых пор начались у него с женой, его серьёзно беспокоили.

Собственно, главная проблема была в том, что у них не было детей. Поначалу было как-то не до этого — институт, работа — а потом, когда они решили наконец завести ребёнка, вдруг неожиданно выяснилось, что рожать Маше нельзя.

Ну, точнее, как сказал врач, «очень опасно». Какие-то там у неё обнаружились чисто женские болезни. Маша пришла тогда, когда ей это объявили, сама не своя, и они с Виктором очень долго обсуждали эту ситуацию, решали как быть, взвешивали все «за» и «против».

Маша колебалась и, как понял уже потом Виктор, просто хотела, судя по всему, чтобы её убедили, ждала от него какой-то поддержки. Он же, вместо этого, напротив, стал горячо убеждать её подождать, попробовать сначала полечиться, показаться другим врачам и тому подобное.

В общем, не спешить и не пороть горячку. К чему? Ты ещё молодая (им с Машей было тогда по 26 лет), время ещё есть. Давай подождём сейчас лучше год-другой, понаблюдаешься пока, пройдёшь курс лечения и, если ничего не изменится, не улучшится, тогда и будем решать. Я-то не против, ты же знаешь, но ведь врач говорит, что это для тебя опасно. Я же о тебе забочусь!

На самом-то деле заботился Виктор прежде всего о себе и в глубине души всегда это знал. Он не хотел детей. Мысль о том, что в квартире появится грудной ребенок, вызывала у него панику и тихий ужас. Все эти пелёнки, стирки бесконечные, крики … В общем, весь привычный и так ценимый им уклад жизни коту под хвост! Причём на много, много лет вперёд. Кошмар!

Да ведь и самому делать что-нибудь наверняка придётся. Тёща постоянно шастать сюда будет, помогать. (У самого Виктора мать к этому времени уже умерла.) Караул! Ужас. У-жас. Всё, жизнь закончена. А как же все его планы, перспективы? Нет-нет, только не это! Только не сейчас. Потом. Потом, позже. Когда-нибудь. Главное — не сейчас, а там видно будет.

Виктор был тихий, домашний человек. Он любил свою работу, любил копаться в программах, часами сидеть за компьютером, и всё в его жизни его устраивало. Он ничего не хотел менять.

Он прекрасно понимал в душе, насколько эгоистична такая его позиция, что Маша, как и любая женщина, нуждается в ребёнке, это в неё самой природой заложено, на уровне инстинкта, что она уже сейчас глубоко несчастлива, только ещё не отдает себе в этом отчета и не понимает истинную причину своих проблем. А он этим пользуется. Просто потому, что ему так удобнее. Все эти её постоянные перепады настроения, раздражительность — он же всё это видит. И тем не менее, делает вид, что ничего не происходит, отмахивается от проблем, надеясь, что всё как-нибудь само собой потом, со временем, образуется. Рассосётся. Да, конечно, ребёнок нужен, но не сейчас. Позже … Позже. Через годик-другой… Третий… Куда спешить? Время ещё есть. И в сорок лет люди рожают. И ничего.

Времени однако, как выяснилось, уже не было. Через год у Маши наступило, против всех ожиданий, резкое ухудшение, пришлось делать даже операцию. Правда, незначительную, но детей после этого она иметь уже не могла.

С этого момента их семейные отношения стремительно покатились под откос. Маша замкнулась в себе, начала много пить. Она пила и раньше — с некоторых пор происходить это стало весьма часто — но до последнего времени всё-таки не ежедневно. А сейчас стало уже практически каждый божий день.

На все вопросы Виктора она отвечала неохотно и односложно.

— А что мне ещё делать?

— Ну, займись чем-нибудь! Почитай. Телевизор посмотри.

— Мне что, целый день телевизор смотреть?

— Так, может, тебе лучше тогда работать пойти? Хоть среди людей будешь.

— Куда? Что я умею?

— Давай, я тебя к нам устрою.

— Не хочу.

— А почему ты вообще так много пьешь?

— Я не много пью.

— Ну, как не много? Вчера водку пила, позавчера, сегодня… Позавчера ещё две бутылки в холодильнике было, а сейчас ни одной.

— Ты что, следишь за мной? Считаешь, каждый день, сколько я рюмок выпила?

— Да причем тут «считаешь»!! Я же о тебе забочусь! О твоем здоровье!

— Да, я знаю.

Подобного рода разговоры происходили теперь чуть ли не ежедневно. После них у Виктора всегда оставалось острое чувство полной беспомощности и собственного бессилия. Он боялся, что Маша просто-напросто сопьётся, но в то же время совершенно не знал, что делать и как себя с ней вести.

Легко сказать: «не пей!». А что делать? Что ты взамен-то можешь мне предложить?!.. Телевизор смотреть?.. Вышиванием заниматься?.. Рукоделием?.. Вот если бы ребёнок был… А все эти вышивания-рукоделия… А-а, чёрт! Жизнь рушилась на глазах.

Маша перестала бывать по вечерам дома, у неё появились какие-то непонятные подруги и приятельницы, какие-то Натальи и Вероники, с которыми она часами разговаривала теперь по телефону. С Виктором она почти не общалась. Такое впечатление, что она его попросту избегала. Вставала часов в 12, когда его обычно уже не было, куда-то уходила, а возвращалась часов в 9-10 вечера.

— Ты опять пила?

— И что?

Получался какой-то замкнутый круг. Он прекрасно понимал, что, постоянно разговаривая с женой о пьянстве, укоряя её, читая ей скучные нотации, он только ухудшает ситуацию, надоедает ей своими приставаниями, становится докучен и неприятен. Но что делать? Не говорить ничего? Пусть пьёт?.. И где это она вечерами-то бывает?! У подруг?.. Что это за подруги такие? Им что, делать нечего?.. И чем они там, интересно, занимаются? Пьют вместе? Они замужем хоть? Мужья-то у них есть?!

Эти и другие вопросы вертелись у Виктора на языке, но задавать их Маше он просто не решался. Попытался как-то один раз, и этого ему с лихвой хватило. Скандал, который тогда разгорелся, он хорошо помнил до сих пор.

— Не вмешивайся в мою личную жизнь!! У меня даже и подруг не должно быть?! Я дома целый день сидеть должна? Как в тюрьме? Я тебе не рабыня Изаура!

— Какая ещё Изаура? Что за бред? И что значит: личная жизнь? Ты же моя жена?!

— У тебя всё, что я говорю — бред.

— Вовсе не всё.

— Нет, всё! Всё, что я говорю — это бред. А всё, что ты говоришь — это не бред.

— Но я же тебе по делу сейчас говорю!

— Да. Всё, что ты говоришь — это по делу, а всё, что я говорю — это бред!

— Послушай, давай поговорим спокойно. Я всего лишь хочу узнать, кто твои подруги, у которых ты проводишь все вечера.

— Я и так спокойно говорю. Это ты кричишь. А обещал никогда не повышать на меня голос.

— Я не кричу!

— Нет, кричишь.

— (Спокойно! Спокойно!) Ну, хорошо, извини. Возможно, я действительно повысил голос. Просто в пылу спора.

— Вот видишь, сам ведь понимаешь, что не прав! Я тебе всегда всё правильно говорю. Почему я на тебя никогда не кричу, а ты на меня кричишь?

— Да не кричу я!! И не об этом вообще речь!

— Вот опять сейчас кричишь.

И так далее.

Кончилось всё это тем, что Маша не разговаривала с ним целых 3 дня, и он же ещё потом прощенье у неё просил. И так ничего в итоге и не выяснил. Всё в результате только ещё больше ухудшилось. Маша с этого дня вообще по сути перестала с ним церемониться и считаться. Он всё больше и больше чувствовал себя в положении того самого мужа, который «объелся груш».

Но выяснять что-либо и объясняться он уже просто не осмеливался. Теперь он панически боялся, что в один прекрасный день Маша его бросит, и он останется один. Одиночество его пугало. Он был весь в своей работе, никуда не ходил, нигде не бывал, с женщинами знакомиться не умел. Где он кого-нибудь найдет? Как? Объявление, что ли, в газету давать? А без женщины мужчина не может. Даже такой, как он. Это ненормально. Да он ведь к тому же молодой ещё совсем! (Виктору было 29 лет.) Нет-нет! Пусть уж всё идёт, как идёт. Может, всё ещё как-нибудь и наладится… Устроится…

Однажды Маша пришла совсем пьяная, и с ней случилась самая настоящая истерика. Она рыдала и кричала, что он испортил ей жизнь, что он эгоист и всегда думает только о себе, что он никогда не хотел детей, что надо было ей тогда рожать и не слушать его, и т. п.

Эта сцена произвела на Виктора тяжелейшее впечатление. Тем более, что он и сам сознавал, что многое из этих упреков было правдой. Эх, если бы тогда!.. Если бы всё вернуть можно было!.. И Ньютона из него не получилось, и семьи практически нет. Был бы сейчас ребёнок, совсем другая жизнь бы была. И Маша другая бы была, и он… Э-э!.. Да что говорить?!

I. 4

Громко зазвонил телефон. Виктор слышал, как Маша сняла на кухне трубку, что-то негромко сказала и прикрыла дверь. «С кем это она там секретничает?» — с привычным раздражением подумал он. Он ощущал обычно в таких ситуациях даже и не ревность, а скорее беспокойство, что у его жены есть какая-то своя, неведомая ему жизнь, свои друзья, и что он ей больше не нужен.

Впрочем, сейчас ему было не до этого. Страхи его, хоть с приходом Маши несколько и поутихли, но тем не менее никуда не делись.

Виктор тут же убедился в этом, увидев, что на экране опять что-то мелькнуло. У него сразу перехватило дыхание, а сердце чуть не выпрыгнуло из груди.

Но это был всего лишь сосед из квартиры напротив. Виктор с облегчением наблюдал, как он звонит себе в дверь, потом что-то громко отвечает (кажется: «я!»), дверь открывается, и он заходит внутрь. Дверь захлопывается. Коридор снова пуст.

Виктор с трудом перевел дух, откинулся в кресле и едва успел краем глаза заметить, как Маша неслышно проскользнула в спальню и притворила за собой дверь. Ковер надежно заглушал все звуки, и шагов её он не слышал.

«Она что, уже и поужинала и по телефону поболтала? Что-то быстро», — удивился про себя Виктор. Ему показалось, что она опять пьяна. Он ждал, что она включит сейчас, как обычно, на полную громкость телевизор, как она всегда это делала, и заранее недовольно морщился, но в спальне было тихо. Виктор с нарастающим удивлением прислушивался. Щелкнул выключатель. Свет в спальне погас.

«Спать она, что ли, легла? В… — Виктор посмотрел на часы. — …11 часов? Что это сегодня с ней?»

Раньше часа-двух Маша практически никогда не ложилась. А зачастую и позже. И чтобы в 11 часов…

«11!! Уже 11! Скоро полночь!» — вдруг молнией мелькнуло у него в голове, и он сразу забыл и про Машу, и про всё на свете. Он почему-то вдруг подумал, что если проклятый старик явится ровно в полночь, то это можно считать своего рода доказательством…

«Чего? — тут же с какой-то мрачной иронией переспросил он сам у себя. — Что это злой дух? Нечистая сила?»

Тем не менее он тут же горячо ухватился за эту мысль. Виктор имел чисто аналитический, математический склад ума. В силу своей профессии он привык мыслить систематически и последовательно. Он никогда не верил в чудеса и привык искать всему какое-то простое, разумное и логичное объяснение.

Более того, твёрдо верил, был убеждён, что такое объяснение всегда можно найти. Ну, по крайней мере, до сих пор был убеждён.

После прошлой ночи он уже ни во что не верил и ни в чём не был убежден. Перед лицом сверхъестественного, под могучим напором охватившего его вчера первобытного страха все его убеждения мгновенно рассыпались в пыль. Разлетелись в прах. От первого же слабого дуновения этого пещерного, темного, давно забытого ужаса вся шелуха цивилизации сразу же слетела с него, и он снова превратился в дикаря, в священном трепете ожидающего появления демона.

Но он был всё-таки дикарём из XXI века и потому пытался обнаружить в действиях демона хоть какую-то систему. Закономерность. Которая, возможно, помогла бы ему как-то с ним бороться. Спрятаться! Спастись!! Выжить!!!

«Да что там было сверхъестественного-то?! — с отчаянием подумал Виктор. — Да, не спорю, всё это, конечно, странно, но сверхъестественного-то там что?! Ничего сверхъестественного ведь там и в помине не было!.. Почему меня это так волнует?! Так пугает!!?»

Неожиданно он вспомнил, что Маша ведь закрыла дверь не на все замки! Только на защёлку. Захлопнула дверь, и всё. А что эта защёлка!?.. Толкни дверь посильнее — и всё.

Виктор, не раздумывая ни секунды, вскочил, опрометью бросился к двери, залязгал ключами и задвижками и потом так же стремглав вернулся к монитору и без сил упал в кресло. Он был весь потный, тяжело дышал, сердце его неистово колотилось, руки дрожали. Как он решился на такой подвиг, он и сам не понимал. Вновь бы он его не повторил ни за что на свете.

Впрочем, это был с его стороны последний всплеск активности. Больше с кресла он не поднимался. Сидел, напряженно наклонившись вперед и вцепившись руками в подлокотники. И смотрел то на монитор, то на стоявшие рядом часы. Он не испытывал ни малейшего томления, нетерпения, скуки.

Он словно физически чувствовал неторопливый бег времени, ощущал, как текут сквозь него секунды и минуты. Каждую из них он как будто провожал взглядом.

11.30… 11.31… 11.32… 11.33… 11.34… 11.35… 11.36… 11.37… …

Виктор проснулся и поднял голову. Несколько мгновений он непонимающе и растерянно спросонья смотрел вокруг: на кресло, на монитор, на часы, но тут же всё вспомнил.

Господи! Он что, заснул? С остановившимся сердце Виктор взглянул на экран.

Старик уже стоял там, на своем прежнем месте. Глаза его были по-прежнему закрыты, губы, как и вчера, неслышно шевелились. Мертвой рукой Виктор переключил камеру. Смотреть сверху было всё-таки не так страшно.

Внезапно ужас его настолько усилился, что у него перехватило дыхание, и он едва не задохнулся. Старик стоял ближе! Расстояние между ним и дверью сократилось. Вчера он стоял почти посередине коридора, а сейчас…

Господи, да что ему в конце концов надо?! Ну, почему всё это именно со мной происходит??!! Почему!!!???

Впервые в жизни Виктор испытал острую потребность помолиться, произнести какие-то слова, напрямую обращенные к Богу, искать у Него защиты. Он не знал никаких молитв, но сейчас слова, казалось, рождались у него прямо в сердце, и он со страстной надеждой горячо шептал их.

«Господи! Пусть он исчезнет! Я верую теперь в Тебя, Господи, и всегда буду веровать! Я буду молиться, соблюдать все посты, делать всё, что угодно, только пусть он исчезнет!! Прямо сейчас!!! Спаси меня, Господи! Спаси, молю Тебя!»

«Да расточатся врази Его!» — вдруг неожиданно всплыла у него в голове какая-то не совсем понятная цитата, вероятно, из Библии, и он громко, вслух, несколько раз кряду истово повторил ее.

«Да расточатся врази Его! Да расточатся врази Его! Да расточатся врази Его!»

И тут Виктор увидел, что старик медленно, очень медленно, как в замедленной съемке или в каком-то кошмарном сне, поднимает голову. Казалось, он услышал Виктора, неким таинственным образом всё же учуял его и вот теперь ищет, пытается найти, обнаружить, обращая в его сторону свое застывшее, неподвижное лицо восставшего из гроба мертвеца.

Именно!! Именно ожившего мертвеца!!! Виктор понял теперь, кого напоминает ему старик. Почему он его так пугает. И эта его странная одежда… Эта нелепая белая длинная рубаха ниже колен… Может, это… саван?!

Виктор почувствовал, что волосы на голове у него зашевелились. Еще секунда, и сердце его разорвётся, и он умрет от страха. Слова замерли у него на губах. Оцепенев, с полуоткрытым ртом, он безумным взглядом смотрел на экран.

Движение головы старика остановилось. Секундная пауза — и он так же медленно опустил её и снова застыл в ледяной неподвижности.

Виктор с усилием перевел дух и с каким-то истерическим, конвульсивным всхлипыванием вздохнул. О том, чтобы что-нибудь говорить или даже шептать про себя, теперь не могло быть и речи. Он, словно одеревенев, без всяких мыслей смотрел на монитор. Тёмный, холодный, чудовищный ужас переполнял его до краев.

Старик вдруг начал казаться ему каким-то страшным гигантским пауком, неспешно и неторопливо ткущим свою незримую, невидимую обычным взглядом паутину, которой он постепенно оплетает его, Виктора. И ему из неё уже не выбраться.

Сзади вдруг раздался какой-то шорох. Виктор, судорожно дернувшись, обернулся. Когда он снова посмотрел на монитор, в коридоре никого не было. Старик-паук исчез.

Виктор некоторое время в полной прострации смотрел на пустой экран, потом механически выключил домофон, заторможено встал и вялой, шаркающей походкой побрел в спальню Он чувствовал себя совершенно больным и разбитым. С трудом раздевшись, он повалился на кровать и сразу же заснул.

Ему снова приснился кошмар. Весь мир был затянут серой, липкой паутиной, в которой он бился и от этого только все больше и больше запутывался. Самого паука он не видел, но чувствовал, что тот где-то здесь, рядом и подкрадывается с каждым мгновеньем все ближе и ближе. Вот нити паутины задрожали…

Виктор закричал и проснулся.

I.5

Он был весь мокрый. Маши рядом не было. Часы показывали начало четвертого. Виктор по привычке сразу же позвонил на работу и предупредил, что его сегодня не будет. Шеф что-то недовольно буркнул и повесил трубку. В другое время это вызвало бы у Виктора целую бурю эмоций, но сейчас он забыл об этом в ту же секунду. Он снова лег на кровать и стал думать. Что же делать?

Ему вспомнились события вечера и ночи. Его нарастающий страх, потом пришла Маша, потом он ждал двенадцати, потом…

Дальше вспоминать мучительно не хотелось, хотелось постараться все забыть, успокоиться, махнуть на все рукой — будь, что будет! — убедить себя, что ничего особенного не было, хотя бы на время, на те несколько часов, которые остались до вечера — вечером, с темнотой, он знал, страх вернется! — но он заставил себя не поддаваться этим опасным и гибельным — он почему-то в этом не сомневался — настроениям.

«Надо бороться! Надо бороться! — в отчаянии твердил он про себя. — Думай! Думай!»

Пока еще есть время. Пока еще светло. Пока еще он в состоянии более-менее спокойно думать. Как только начнет темнеть, думать — он это прекрасно понимал — он уже не сможет. Страх напрочь вытеснит все мысли. Он опять намертво прилипнет к экрану и будет смотреть, смотреть, смотреть… Как зомби.

Мысль о зомби тотчас же всколыхнула все ночные страхи и воспоминания. Этот старик… Зомби!! Вот кого он ему напоминает! Персонаж из фильма ужасов. Живого мертвеца.

А что? Почему бы и нет! Может, они и вправду существуют? Кто знает?..

Ну, хорошо, хорошо! Предположим, это зомби. Бред, конечно, но предположим. Ну, и что, я знаю, как с зомби бороться?.. Откуда он, черт его подери, взялся в центре города, этот зомби?! Чего ему вообще от меня нужно?! Съесть меня?.. Почему именно меня?.. Что он вообще ко мне прицепился?! Откуда он взялся!!??

Виктор почувствовал, что мысль его носится по кругу, и что в этих бесплодных размышлениях он просто теряет время. Те немногие драгоценные часы, которые остались ещё до вечера. Он попытался сосредоточиться.

Так!.. Что мы имеем? Какой-то зловещего вида старик… (Виктор вспомнил его восковое лицо-маску, закрытые глаза, огромные шевелящиеся причмокивающие губы и содрогнулся) …какой-то старик уже две ночи торчит у меня под дверью. Босиком, с закрытыми глазами, в одной ночной рубашке. И что-то еще к тому же шепчет. Так…

Ну, и что!? Что!? Ну, шепчет и шепчет. Пусть себе шепчет. Мне-то что? Почему все это меня так волнует? (Виктор опять вспомнил старика, его неподвижную фигуру в белом балахоне, застывшую в коридоре под люминесцентной лампой дневного света и отчетливо видимую сверху в камеру, и судорожно сглотнул.)

Нет, так дело не пойдет! Логические объяснения и увещевания тут неуместны и бесполезны. Я не с того края подхожу к проблеме.

Реальные факты таковы. Есть какой-то непонятный старик, и этот старик пугает меня до дрожи в коленках, до смертельного ужаса! Вот голый факт. Почему? — не имеет это значения. Это не так уж и важно. Главное, что пугает.

Теперь: что мне в этой ситуации делать? Вернее: могу ли я хоть что-нибудь сделать? А сделать что-нибудь я хочу. Пусть я болван, дурак, паникер, истерик, пусть все это — глупость и суеверие, но я боюсь! Боюсь и все. И не хочу пускать все это на самотек. Если можно хоть что-нибудь сделать, я это сделаю. Любую глупость. Святой водой все окроплю, чеснок перед дверью вывешу — что угодно!! Но что? Что?!

(Виктор почувствовал, что у него начинается паника, что волна вчерашнего ужаса опять его накрывает, и он буквально на глазах теряет способность рассуждать здраво. Он постарался успокоиться.)

Так все-таки: что? Так… Святая вода… Нет у меня никакой святой воды! Нет! Не-ту. Дальше! Хотя, стоп. Можно в церковь сходить, взять. Ладно, запомним. Чеснок… Хотя, постойте, постойте!.. Так, может, вообще пока из квартиры уехать? Хотя бы на ночь? Не ночевать здесь сегодня?

Эта неожиданная мысль настолько захватила Виктора, поразила его своей простотой, что он сразу же отбросил одеяло и рывком сел на кровати.

Точно! Надо сваливать, пока не поздно. Рвать когти. А ночевать где? Да-а… не важно. Хоть на вокзале. Какая разница.

Виктор представил: вокзал, свет, вечная суета, толпы народа днем и ночью, и чуть не засмеялся от радости.

«Правильно! Так и сделаем. Прямо сейчас и уеду. Чего время терять? — лихорадочно бормотал он, натягивая джинсы, не попадая ногой в штанину и подпрыгивая от нетерпения. — А Машке записку оставлю. Что на работе задержусь и ночевать не приду. Не впервой!»

Мысль о жене была неприятна. (Бросать ее, ничего не подозревающую, здесь…) Но он от нее отмахнулся, от этой мысли.

«А-а!.. Ничего с ней не случится! — Виктор уже торопливо застегивал рубашку. — Можно в крайнем случае и у подъезда подождать. Предупредить. Главное, из квартиры сейчас побыстрей уйти!»

Пальцы его прыгали, и маленькие непослушные пуговички никак не желали застегиваться. В конце концов он на них просто плюнул. («На улице остальные застегну!!») и чуть не бегом бросился к входной двери. И тут же остановился как вкопанный.

Лишь только он увидел прихожую, дверь, как тут же понял, что из квартиры он выйти уже не сможет. Не сможет, и всё тут! Открыть дверь, да и вообще просто прикоснуться к ней он не отважится даже под страхом смерти.

Охватившее его было радостное возбуждение тут же бесследно исчезло, уступив место глубочайшей депрессии. Он осознал, что он в ловушке. Ему даже почудился на мгновенье холодный матовый блеск тонких светлых нитей на входной двери. Мертвый блеск паутины.

С этого момента воля к сопротивлению окончательно оставила Виктора. Он принялся безвольно ждать вечера. Он даже и не пытался больше ни о чем думать, что-то соображать, строить какие-то планы. Вообще как-то бороться. Он почувствовал себя попавшей в паутину мухой, которой остается теперь только ждать, когда паук проголодается и решит наконец ее съесть. Выпить её кровь.

Кстати, насчет выпить. У Машки же коньяк должен где-то быть спрятан.

Виктор порылся в гардеробе и нашел стоящую в дальнем углу почти непочатую бутылку коньяка.

«Французский… откуда это у нее деньги?» — мельком подумал он, вытаскивая пробку и делая прямо из горлышка несколько больших глотков. Пить он вообще-то не любил, у него утром потом сильно болела голова, но сейчас все это не имело ровным счетом никакого значения.

«Утром!.. — мрачно он усмехнулся про себя. — До утра еще дожить надо. Что вообще со мной будет утром? Может, у меня и головы-то не будет. Болеть будет нечему. Съест меня проклятый старикан. Кровь всю выпьет и голову оторвет.»

Виктор заметил, что уже слегка опьянел. Он вообще пьянел очень быстро.

«Тем лучше, — он сделал еще пару глотков. — Напиться бы, заснуть сейчас и проснуться уже утром!»

Виктор перешел в соседнюю комнату, сел в кресло, закинул ноги на стол и стал следить за стрелками часов, потягивая коньяк. Ему казалось, что если следить не отрываясь за стрелкой, время будет идти медленней. А больше всего ему хотелось сейчас, чтобы оно тянулось бесконечно. Пусть этот вечер, эта ночь никогда не наступают. Он так и будет сидеть за столом, а стрелки будут ползти еле-еле…

Время, однако, летело стрелой. Отвернулся, казалось бы, на секунду, просто в окно посмотреть — а уже 10 минут прошло! Задумался о чем-то — еще полчаса!

Виктор и оглянуться не успел, как опять наступил вечер. На улице начало темнеть. Коньяк давно кончился…

«Черт! Зря я его выпил-то. Лучше бы на ночь поберег», — запоздало сообразил он.

К 8-и часам Виктор уже был опять абсолютно трезв. Как будто и вообще не пил. Хотя, как ни странно, он почти не боялся. Он устал бояться. Им овладела какая-то тупая апатия. Он сидел, уставясь в монитор, и ни о чем не думал. А-а!.. Что будет, то и будет.

В 10 позвонила Маша и совершенно заплетающимся языком нетвердо сообщила, что домой она сегодня не придет, а останется ночевать у подруги. После чего бросила трубку.

Это вообще было уже что-то новенькое. До этого «ночевать у подруги» она еще все-таки никогда не решалась.

Впрочем, Виктору к этому моменту было уже все это все равно. Да он и сам почему-то с самого начала был практически уверен, что нечто подобное обязательно произойдёт. Вчера она спать вдруг легла ни свет ни заря, чего с ней никогда раньше не случалось; сегодня вообще ночевать домой не явилась…

Всё как будто специально так складывалось, чтобы жена его не путалась под ногами и не мешалась. Она явно была здесь сегодня лишней. Все происходящее касалось только его, Виктора. Именно он был мухой. Паука интересовал только он.

Время между тем близилось к двенадцати.

11…11.10… 11.20…

«Может я опять засну? — равнодушно подумал Виктор. — Хорошо бы».

11.30… 11.40… 11.50… 55, 56, 57, 58, 59…

Старик появился ровно в полночь. Он как будто возник прямо из ниоткуда. Материализовался. Еще мгновение назад никого не было — и вот он уже стоит прямо перед дверью.

Виктор смотрел на него через монитор почти спокойно. Но это было мертвое спокойствие безвольно идущей на заклание жертвы. Он смирился со своей участью, понял, что ему не спастись, и теперь просто безучастно ждал, что с ним будет дальше.

В отличие от прошлых ночей, он даже звук на мониторе не выключил. А зачем? Какая разница? Ему было уже все безразлично. Он как будто уже умер.

Неожиданно старик вдруг громко, нараспев произнес какую-то фразу, протянул руку и коснулся его двери. В следующее мгновенье глаза его широко раскрылись, и он в упор взглянул на Виктора. Виктор отшатнулся. Когда же он снова посмотрел на экран, там уже никого не было. Никого и ничего. Все кончилось.

Как Виктор добрался до постели, он не помнил. Глаза его слипались, веки были, как свинцовые. Он рухнул не раздеваясь в постель и тут же заснул, как убитый. Спал он крепко и счастливо улыбался во сне. Как человек, которому снится что-то очень, очень приятное.

II. 1

На следующий день была суббота. Выходной. Спешить было некуда. Проснувшись, Виктор долго лежал с открытыми глазами, пытаясь вспомнить, что же ему снилось. Он смутно помнил только, что что-то очень, чрезвычайно простое радостное и хорошее! Но вот, что именно, всё никак не вспоминалось.

«Ребенок!» — внезапно мелькнуло у него в голове. Ему снилось, что у них с Машей родился ребенок! Ну, конечно же! Он не помнил подробностей, но прекрасно помнил зато, какая счастливая была Маша, как радовался он сам, как вообще все у них сразу изменилось и наладилось. Как по волшебству! По мановению волшебной палочки. Ребенок сразу перевернул всю их жизнь.

Виктор даже пожалел, что проснулся. Ему хотелось, чтобы этот сон все продолжался и продолжался. Всё длился и длился…

«А может, и правда еще наладится? Чем черт не шутит… Бывают же чудеса!..» — к своему собственному удивлению Виктор вдруг ощутил, что он действительно почти в это верит! Верит, несмотря ни на что.

И вера эта в нем не только не исчезает, но с каждой минутой буквально как будто даже крепнет. Какая-то в нем появилась подсознательная уверенность, что не все еще потеряно, что все еще можно изменить, можно что-то сделать — и все, у них с Машей будет хорошо.

Как изменить? Что сделать? Этого он не знал. Что-то должно произойти. Обязательно! Какое-то чудо. Которое разом перевернет всю его распостылую жизнь. Его серую, унылую, беспросветную житуху.

О! они с Машей еще поживут! Еще как! Да-да! Не всё еще потеряно.

«А на меня из-под усталых вежд струился сонм сомнительных надежд», — вдруг неожиданно всплыли в памяти печальные и странные строчки какого-то давным-давно забытого стихотворения.

«Да что это со мной сегодня!? — с радостным недоумением подумал он. — Даже стихи в голову лезут. Совсем с ума сошел!»

Вставать не хотелось. Виктор лениво покосился на часы.

«Ого!.. Три часа уже!.. Это сколько же я спал?»

Ему вспомнились ночь, старик, но воспоминания были всё какие-то блеклые, смутные, словно полустертые; казались чем-то совсем-совсем несущественным и неважным, не заслуживающим даже особого внимания. Не имеющим больше к нему никакого отношения.

Все это уже в прошлом. Далеко-далеко. Продолжения не будет. Все кончилось. Кончилось-кончилось! Виктор почему-то в этом нисколько не сомневался.

Старик больше не вернется. Никогда. Он растаял, растворился, исчез. Сгинул. Навсегда! Навеки. Канул на веки вечные в ту самую мрачную бездну, из которой он и появился. Виктор и лица-то его уже вспомнить не мог. Так… какое-то тусклое, размытое пятно, неясно мелькающее иногда за серой пеленой, смутно проступающее временами сквозь некое медленно колышащееся, дрожащее марево. Наваждение. Мираж. Морок.

«Ладно, вставать пора», — Виктор сладко-сладко потянулся, но вставать по-прежнему не спешил. Ему хотелось еще немного полежать, понежиться в постели. Он чувствовал во всем теле какую-то сла-адкую, прия-ятную-ю рассла-а-абленность… сла-а-а-адостную-ю-ю исто-о-ому… бла-а-аженство-о-о… не-е-е-егу… Ему вдруг захотелось, чтобы рядом была Маша. Представилось, как она лежит рядом… обнаженная… на боку… как он прижимается к ней всем телом… как его руки скользят по ее коже… как гладят, ласкают ее… как…

Входная дверь хлопнула. Послышался оживленный голос жены. Виктор замер и прислушался. «С кем это она?» — с неудовольствием подумал он.

Маша быстро вошла в комнату.

— Привет! Вставай, соня! Пойдем, что я тебе покажу! — Маша весело смотрела на мужа. — Ну, пойдем же! — с нетерпением добавила она, видя, как тот в нерешительности медлит и не двигается с места. (Там же кто-то есть! А он в одних трусах на кровати лежит.)

Виктор в недоумении встал и пошел за женой.

— Правда, красавец!? — Маша стояла у входной двери и сияющими глазами глядела на своего супруга. Рядом с ней сидел огромный черный дог. При виде его Виктор сначала остановился, как вкопанный, но потом с некоторой опаской всё же приблизился. Вообще-то собак он не боялся, но этот дог был что-то слишком уж большой.

— Что это еще за собака Баскервилей? — натянуто улыбаясь, фальшиво-бодрым голосом поинтересовался он. — Откуда ты его взяла?

— Представляешь, он сам ко мне на улице подошел! Я, конечно, испугалась сначала, а потом вижу, что он, наверное, просто потерялся и хозяина нового ищет! Он сам меня выбрал! — быстро, захлебываясь словами, затараторила Маша, словно боялась, что ее перебьют. — Давай его у нас оставим! Ладно? Я сама с ним гулять буду. И вообще ухаживать. Ну, пожалуйста! — молящим голосом, с какой-то робкой надеждой тихо добавила вдруг она.

Виктор, раскрыв рот, во все глаза с изумлением смотрел на жену. Когда это она его последний раз что-то спрашивала? О чем-то просила? Да еще таким тоном?! Просто делала, что хотела, и все. Ну и ну! Что происходит?! Мир, что ли, перевернулся?

— Ну, хорошо, — наконец опомнился он. — Давай, если хочешь. Я не против. (Еще бы он был против! Как он вообще мог быть «против»?!) Только собака — это ведь дело серьезное. («Как ребенок», — хотел было прибавить он и лишь в самый последний момент прикусил себе язычок.) Смотри, не передумай потом.

Виктор говорил нарочито-серьезным, степенным, рассудительным голосом, а внутри его все ликовало. Он впервые за последние годы снова чувствовал себя хозяином в доме, мужем, мужчиной, главой семьи! А не какой-то никчемной размазнёй, половой тряпкой, чье мнение абсолютно никого не волнует и не интересует, и о которую жена разве что ноги не вытирает. Собака же его не беспокоила. Да пусть здесь хоть тигр живет, если это поможет вернуть семью! Он заранее на все согласен.

— Ой! Я знала, что ты согласишься! — Маша даже захлопала в ладоши и закружилась на месте от радости. — Я не передумаю! Ты у меня самый, самый лучший! Я тебя так люблю!» Она обвила руками шею мужа, на секунду страстно к нему прильнула и горячо поцеловала. (Собака, подняв голову, внимательно следила за ними.) — Ну, всё! Теперь ты будешь жить здесь. Это твой новый дом. Располагайся, — Маша повернулась к псу и ласково потрепала его по голове.

— А как мы его назовем? Ты уже придумала? — тут же спросил Виктор. Просто для того, чтобы не дать разговору затухнуть. И не оборвать случайно ту еще совсем-совсем тоненькую доверительную ниточку, которая между ним и женой его сейчас совершенно неожиданно для него установилась. Он пытался всеми силами поддержать этот новый, давно забытый уже, искренний и доброжелательный тон, эту открытость и взаимопонимание!.. Как-то по возможности закрепить этот несомненно наметившийся сейчас перелом в их отношениях.

— Назовем?.. — Маша секунду задумчиво смотрела на пса. — Джек! Мы назовем его Джеком!

II. 2

В эту ночь Виктор впервые за последний месяц был близок с женой. Причем все у него получалось как никогда, он был полностью раскован и буквально неутомим. Маша несколько раз за ночь испытала сильнейший оргазм и восхищенно шептала и шептала, преданно и с обожанием глядя ему в глаза: «Какой ты у меня, оказывается!.. Какой!..» Похоже, она была совершенно счастлива. Виктор тоже был счастлив. Так хорошо он не чувствовал себя, наверное, вообще никогда. Даже в юности.

Когда под утро они с Машей, совершенно измученные друг другом, наконец уснули, Виктору приснился странный и удивительный сон.

Ему снилось, что они занимаются любовью втроем: он, Маша и Джек. И восторг и блаженство, которые он испытывал при этом!.. — он даже не подозревал раньше, что такое вообще возможно!

Он видел, как Джек входит в Машу, и Маша кричит от наслаждения; как Маша потом ласкает ртом Джека; как!.. — совершенно бесстыдные и самые невероятные картины сменяли друг друга, и Виктор ощущал уже даже не оргазм, а что-то тоже совершенно уж немыслимое и невероятное!

Он как будто парил в каких-то мягких, розовых облаках, плавно покачивался на волнах ему до того неведомого, одновременно и кипящего, и ледяного; и ленивого, и неистового океана неги и страсти. Блаженство было настолько острым, настолько нестерпимым, что в этом слышалось, угадывалось уже нечто запретное, нечеловеческое: что-то бесовски-сладкое! Как будто завели его в стране грез и наслаждений слишком далеко, за некую запретную черту, которую человеку переступать нельзя, потому что оттуда уже нет возврата; показали нечто такое, чего человеку нельзя видеть, потому что он будет всю жизнь потом тосковать и томиться по несбыточному.

Но самое удивительное было в конце. Виктору приснилось, что после той безумной ночи Маша забеременела и родила. Мальчика. Он совершенно отчетливо увидел во сне, как она держит на руках своего, их ребенка, кормит его своей грудью и с невыразительной нежностью тихо смотрит на него своими огромными, блестящими от счастья глазами.

«Как мадонна!» — мелькает у него в голове, и тут вдруг что-то неожиданно привлекает его внимание. Он мучительно пытается понять, что же именно?.. и в то же самое мгновение видит внезапно на месте Маши снова свою пьяную, растрёпанную и полураздетую мать, ведьму из своего прошлого кошмара, развратно глядящую на него в упор и бесстыдно хохочущую.

Даже когда Виктор в ужасе и в холодном поту проснулся, смех этот еще долго потом звучал у него ушах. Рядом лежала Маша, и ей тоже, по всей видимости, снилось что-то очень, очень, очень приятное: она сладострастно стонала во сне, время от времени медленно, томно вытягивалась, плавно изгибалась и вздрагивала всем телом. Виктор некоторое время с лёгким удивлением смотрел на нее, потом перевернулся на другой бок и закрыл глаза.

Однако заснуть ему больше не удалось. Поворочавшись немного, он окончательно проснулся, перевернулся на спину, уставился в потолок и стал думать. Вспоминать и восстанавливать в памяти свой сон. Он никак не мог разобраться в своих чувствах. Ощущение от сна было какое-то двойственное.

Одновременно стыд, грязь, мерзость, отвращение и в то же время чудовищное, сладчайшее, невыразимое наслаждение. И так они перемешались, переплелись друг с другом, что отличить, отделить одно от другого было уже невозможно. Как будто пробуешь на вкус, языком нечто на вид противное и осклизлое, плавающее в густом сахарном сиропе. Сладость забивает всё, и понять, что же именно ты ешь, уже решительно и ни под каким видом нельзя.

Виктор отдал бы всё на свете, лишь бы испытать в реальной жизни нечто подобное! И отдал бы все на свете, чтобы об этом потом забыть. Но забыть, как он подозревал, уже никогда не удастся. Этот приторно-сладкий, неистребимый ничем привкус греховности, испорченности и порочности будет присутствовать в их отношениях с женой теперь уже всегда…

«Да что это я! — вдруг очнулся он. — Не собираюсь же я, в самом деле, и вправду всем этим заниматься… С собакой!..»

Виктор вдруг вновь живо вспомнил свой сон… некоторые его сцены… щемяще-сладкое чувство наслаждения… не-е-ги-и-и… блаже-енства!..

«Да и Маша всё равно не согласится…» — мечтательно подумал он и тут же сам ужаснулся этой своей мысли.

«Так сам-то я что, значит, согласен?» — растерянно пробормотал он вслух и невольно смутился.

Ребенок! — вдруг вспомнился ему конец сна. — Там же еще ребенок был! И что-то в самом конце еще такое… Что-то непристойное… Что?! Что же это я там такое успел заметить? А?..

Впрочем, не важно. Так вот, ребенок… ребенок… Мне же ведь и вчера ещё, кстати, снилось, что произойдет чудо, и у нас с Машей родится ребенок! И всё тогда сразу наладится…

А что, если это и есть то самое чудо!? А собственно, почему бы и нет? Правда, странное оно какое-то, это чудо, прямо скажем, даже шокирующее… но это ведь только в сказках все всегда красиво и прекрасно получается — алые паруса и белые пароходы! — а в реальной жизни… В реальной жизни главное — результат. Всё остальное значения не имеет.

Да любое лечение!.. анализы… процедуры эти кошмарные!.. И кого это волнует? Кто на это вообще внимание обращает!?

Главное — эффект! Даст это эффект или нет? Вот единственный вопрос. Все остальное не важно. Надо — значит, надо! Если хочешь вылечиться. Может, действительно, сперма собаки…

Виктор почувствовал, как проснувшаяся Маша придвигается к нему поближе.

— Проснулась? — ласково погладил он ее по голове.

— Спи, рано еще!

— Какой мне сон сейчас снился!..

— («Мне тоже!» — чуть было не брякнул Виктор, но вовремя остановился). Какой?

— Ну… странный… — чуть помедлив, ответила Маша и как-то мечтательно и загадочно улыбнулась.

— Про что?

— Про нас с тобой.

— Расскажи.

— А мы сейчас будем еще чем-нибудь заниматься? — вместо ответа она еще плотнее к нему прижалась.

— Ну, расскажи!

— Потом,… потом… — она уже легонько покусывала ему мочку уха. — Не сейчас…

— А?..

— Помолчи! — Маша нетерпеливо закрыла ему рот поцелуем, и Виктор снова почувствовал, что возбуждается. Он повернулся к жене и начал неторопливо и умело ласкать ее. Маша тут же тихонько застонала.

Виктор никогда раньше не умел толком обращаться с женщинами. Особого опыта у него не было, и в постели он бывал обычно неловок и неумел.

Но сейчас он чувствовал себя так, словно через его руки прошли тысячи и тысячи женщин. Он совершенно точно знал, что делать, ощущал каждый изгиб, каждую складку женского тела. Его руки действовали как будто совершенно независимо от него. Он мог в любой момент одними только ласками довести Машу до оргазма, до самой вершины блаженства! но вместо этого лишь все гладил и гладил ее… медленно-медленно… нежно-нежно…

И только когда она уже больше не могла терпеть и ждать, в тот самый миг, и ни мгновением ни раньше и ни позже! — он вошел в нее и начал не спеша двигаться…

Маша кричала, стонала и содрогалась, и он тоже кричал, стонал и содрогался вместе с ней. Он действовал с величайшим любовным искусством, умением и тактом, как подлинный мастер, виртуоз, но он не был всего лишь сторонним наблюдателем, просто холодным профессионалом. Нет! он испытывал те же самые чувства, что и она: наслаждение, боль, страсть, восторг, он парил и падал в бездну, умирал и возрождался вместе с ней!

Они слились в одно единое целое!.. и потом, когда всё кончилось, Маша вдруг приподнялась на локте, повернулась к нему и потрясенно, даже потерянно как-то тихо сказала: «Я никогда прежде и не подозревала, что такое возможно!.. Я тебя люблю. Нет, я тебя обожаю! Боготворю!! Ты мой бог!»

Виктор, слегка смутившись, хотел было обратить всё в шутку, ответить что-нибудь, тоже нежное и ласковое, но слова внезапно замерли у него на губах. Застряли в горле. Он словно поперхнулся.

Ему вдруг снова вспомнился его навязчивый, постоянный кошмар всех последних дней: та потная, сальная, полупьяная вульгарно хохочущая женщина, баба — то ли его собственная мать, то ли ведьма, дьяволица — и он вздрогнул, передернулся весь от омерзения.

Что-то было не так! Во всем происходящем была какая-то невыносимая, чудовищная фальшь. Как будто это не он сейчас занимался любовью с собственной женой, а кто-то другой. Кто-то посторонний, чужой. Кто-то, несравненно более опытный и умелый, чем он. Сам бы он так никогда не смог, не сумел.

Словно с женой его только что всеми возможными, мыслимыми и немыслимыми способами совокуплялись прямо у него на глазах, а он смотрел на это со стороны и наслаждался. Испытывал от этого зрелища какое-то противоестественное, извращенное и вместе с тем сладостное, томящее душу наслаждение.

Но в этой тягучей сладострастности, в этом изысканно-порочном, изощренном наслаждении временами явственно чувствовался какой-то едва уловимый, еще более сладковатый тошнотворный привкус. Как будто он уже начал пожирать те плавающие в густом сиропе, отвратительные, осклизлые куски. Мертвечину.

II. 3

Маша чмокнула его в губы и, весело щебеча, убежала в ванную, а Виктор остался лежать в постели, пытаясь успокоиться и привести в порядок свои растрепанные мысли и нервы. Ему было явно не по себе. Как-то жутко.

Он неожиданно почувствовал себя попавшим в ловушку. В искусно расставленную ловушку. В капкан. В паутину. Весь мир был затянут серой, липкой, влажно поблескивающей паутиной, в которой он все больше и больше запутывался.

(У Виктора внезапно возникло неприятное ощущение, что все это с ним когда-то уже было. Его словно что-то вдруг кольнуло. Паутина… паук… Что-то знакомое… что-то до боли знакомое!.. Что-то ведь такое уже было?.. Или нет?.. А-а!.. Черт! Не все ли равно! Было — не было… Все равно теперь уже не вспомнить! Ладно, проехали.)

В голове царили полнейший сумбур и сумятица.

Маша… его новые с ней отношения, фактическое примирение, о котором он вчера еще так мечтал… кошмары эти бесконечные… ребенок… И над всем этим его проклятый сон!

Он старался о нем не думать, забыть, изгнать навсегда из памяти, но подсознательно понимал уже, что все это бесполезно. Забыть не удастся. Ощущения, которые он испытывал во сне, забыть было невозможно. Мысленно он постоянно возвращался к ним снова и снова.

Он был уже отравлен. Словно наркоман, однажды попробовавший наркотик, и теперь пытающийся о нем забыть. Пытающийся с собой бороться. Чем кончится эта борьба — очевидно. Результат заранее известен и легко предсказуем. Сейчас это лишь вопрос времени. Сколько он еще продержится? Сутки? День? Час?!..

Самое ужасное было то, что он совершенно отчетливо понимал, что все теперь зависит только от него одного. Маша не в счет. Её он, с его новыми, вновь открывшимися талантами и способностями, сможет убедить теперь в чем угодно. Заставить делать все, что ему заблагорассудиться. Противиться ему она не сможет.

Да и никто не сможет! Ни одна женщина. Волею бога или дьявола он получил отныне над женщиной, над ее телом и душой, абсолютную власть. Превратился в того самого идеального любовника, о котором каждая на свете женщина всегда втайне мечтает.

Он мог свести с ума, довести до безумия, до исступления одним только мимолетным прикосновением, небрежной, подаренной мимоходом лаской. Мог заставить женщину забыть всё: честь, стыд, семью, детей! От всего отречься за один только его взгляд, поцелуй, за одну только ночь, с ним проведенную. С радостью, все бросить и, закрыв глаза, отправиться за ним. Куда угодно! Хоть в преисподнюю!

В его теперешнем умении, искусстве было что-то дьявольское, нечеловеческое. Оно словно пришло из какого-то другого, иного, древнего мира, давным-давно исчезнувшего и ныне прочно, прочно, прочно уже позабытого.

Мира гаремов и одалисок; ленивых, обволакивающих грез и дурманящих, пряных, дразнящих искушений. Сладкой любовной истомы и томной, знойной, безумной неги.

Мира шехерезад, шахов, прекрасных наложниц и сказок 1001 ночи. Навуходоносорое и гильгамешей, безжалостных чингисханов и тамерланов, пресыщенных китайских императоров и сладострастных багдадских султанов. Повелителей вселенной! Ненасытных и развратных мессалин; скользящих в вечном танце обольстительно-изящно-хрупких, неотразимых, соблазнительно-порочных соломей и величественно-царственных, божественно-невозмутимых, равнодушно-загадочных клеопатр. Мрачного замка Тамары. Мира мудрых соломонов, безрассудных антониев, неистово-жестоких неронов и калигул и изысканно-рафицированного, утонченно-холодного разврата цезарей борджиа. «Тысячи тысяч жен знал я…» Мира «Песни песней». «Груди твои, как два белых козленка, лоно твое…» Вавилона, Содома и Гоморры.

Мира вечного наслаждения и вечного блаженства, безграничной, безбрежной, безудержной, слепой и пламенной страсти; искреннейшей, ярчайшей, чистейшей, беззаветной и жертвенной преданности и любви («сильна, как смерть») — и бездонного, чернейшего, горчайшего, ледяного порока, предательства, греха и разврата («и разверглись небеса, и обрушился огненный дождь…»).

Ибо только там, в этом мире, в царстве порока и наслаждения, можно было научиться всему тому, что он теперь умел. Узнать о женщине то, что теперь знал он.

Обычно человеческого опыта было бы для этого недостаточно. Жизнь человеческая слишком коротка.

Иными словами, то, чего он хотел, к чему стремился, о чем мечтал, он мог получить теперь в любой момент. Стоит лишь протянуть руку.

И еще ребенок!.. Мысль, что он сможет таким образом зачать ребенка, его так и не оставляла. Он действительно в глубине души в это верил. Искренне верил!

«Что, если это и есть то чудо, о котором я мечтал?» — опять пришло ему в голову.

А если оно действительно случится, это чудо, то не явится ли это само по себе оправданием всему, чему угодно? Сексу хоть с собакой, хоть с лягушкой? Да и что такое собака? Это же даже не человек! Нечто вроде фаллоимитатора. Если бы Маше прописали таблетки из спермы собаки, она бы ведь их пила, не задумываясь. Даже вопросов и сомнений бы ни у кого не возникало! Или, скажем, вагинальные свечи…

Так в чем разница?!

Виктор снова ощутил себя попавшим в капкан. В паутину. Мухой, бьющейся в этой паутине. И все больше и больше в ней запутывающейся.

Его словно вели к какой-то цели, услужливо предоставляя для этого и средства, и оправдания. Только протяни руку и возьми. Скажи: да! Уступи искушению! Да и зачем противиться? Чего ради? Ему предлагают всё даром, не требуя ничего взамен.

Виктор внезапно почувствовал, что волна сладостного безумия из его сна его вновь захлестывает, и он просто не в силах ей сопротивляться. Ему ярко представились Маша… он… Джек…

Как он смотрит, как Маша, стоя на коленях, наклонившись вперед и выгнувшись, совокупляется с Джеком, а ее голова лежит в это время у него, у Виктора на коленях, и он гладит ее и шепчет ей что-то ласковое; как потом он сам спокойно, не торопясь, переворачивает ее на спину, раздвигает ей ноги и …

Виктор вздрогнул и опомнился. Нет! Нет!! Это нельзя делать! Нельзя!! Это грех! Страшный грех. Смертный. Он никогда не сможет этого забыть! И Маша не сможет. К черту все эти объяснения! Это дьявол ему их нашептывает. Лукавый! Отец лжи. Нельзя с ним спорить! Нужно просто сказать: отойди от меня, сатана. Как это Христос сделал.

Да, но ребенок?.. Ребенок!?.. А если все-таки?.. Это ведь последняя надежда! Да, это было бы чудо, но разве то, что с ним уже произошло — разве это не чудо? Все эти его неизвестно откуда взявшиеся умения и таланты — разве это не есть самое настоящее чудо?

И если, кстати, они вдруг так же внезапно исчезнут, эти таланты, что с ним будет? Как Маша отнесётся к этому обратному и отнюдь теперь уже не сказочному превращению? Что он снова превратится в обычного, никчемного и ничего толком не умеющего неудачника? Из идеального любовника, из бога, из Казановы! (Виктор почувствовал, что при этой мысли его прошиб холодный пот.)

Да и, опять же, ребёнок… Осмелится ли он ей когда-нибудь рассказать, что надежда была, а он от неё отказался. Не воспользовался. Даже с ней не посоветовавшись.

(А чего «советоваться»?! Обманывать себя?.. Перекладывать на неё ответственность?.. Она же сейчас полностью в его руках. В его власти. Он может убедить её в чем угодно. Стоит только чуть-чуть погладить… провести рукой… вот тут… и тут… Тьфу, чёрт! Дьявол!! Сгинь-сгинь-сгинь!)

Значит, между ними теперь всегда будет ложь? Тогда в чём разница? И что лучше?

Виктор почувствовал, что он окончательно запутался. И ничего уже не понимает. Что хорошо, а что плохо. Что добро, а что зло. Чего он хочет.

(Ну, чего он хочет-то… Маша… Джек… Виктор яростно потряс головой, отгоняя наваждение. Нет! Нет! Нет! Нельзя!! Этого нельзя делать!! Нельзя-нельзя-нельзя!)

— Как ты, милый, не соскучился? — Виктор и не заметил, как Маша вошла в комнату. Рядом с ней шёл Джек.

— Зачем ты его привела? — только и смог, с трудом, запинаясь, вымолвить Виктор, переводя взгляд с обнаженной Маши на Джека и обратно.

— Ну, я подумала, что ему там скучно одному… — каким-то неестественно-низким, томным голосом протянула Маша и вдруг, пристально глядя в глаза Виктору, медленно потёрлась бедром о шею собаки. Виктор, холодея, смотрел на Машу. Он узнал этот жест. Это был жест из его сна. — Да, Джек? — всё так же не отводя взгляда, негромко нараспев произнесла Маша, неспешно присела на корточки, обняла Джека, прижалась к нему, потёрлась грудью и, по-прежнему глядя Виктору прямо в глаза, облизала кончиком языка губы и медленно-медленно раздвинула колени.

Виктор как во сне встал, приблизился вплотную к жене и положил руку ей на голову…

Когда Виктор вслед за Джеком вошёл в Машу, он вздрогнул от неожиданности, ощутив там, внутри, в глубине вагины своей жены обжигающий ледяной холод.

«Семя у бесов холодное», — предостерегающе всплыли у него в памяти слова какого-то старинного фолианта, некогда случайно им прочитанного, и Виктор вдруг ясно, как при ударе молнии увидел, вспомнил конец своего сна.

Маша кормит грудью их ребёнка и с тихой, материнской нежностью им любуется; а он вдруг замечает на голове у младенца какую-то странную, тёмную метку, какой-то, растущий у него на темени, островок чёрных, блестящих и жестких на вид волос.

«Как шерсть у Джека», — мелькнуло у него в голове, а в следующее мгновение хлынувшая волна нестерпимого блаженства затопила всё его существо, и он привстав на руках и откинув голову назад, закричал, от восторга и наслаждения.

А ещё через миг, метнувшийся откуда-то сбоку Джек, одним движением могучих челюстей разорвал ему горло, и Виктор, не успев даже понять, что произошло, рухнул ничком на жену, заливая её кровью.

Маша полежала немного, не торопясь оттолкнула тело мужа, встала и, вся залитая его кровью, спокойно направилась в ванную, небрежно потрепав на ходу голову Джека.

* * * * *

Когда в комнату вошли вызванные Машей милиционеры, сидевший до этого спокойно Джек вдруг вскочил, бросился к окну и, разбив стекло, выпрыгнул на улицу. Подбежавшие к окну люди не увидели внизу ничего. Собака исчезла.

Хотя, с другой стороны, всего лишь третий этаж и мягкая клумба внизу…

* * * * *

Ровно через девять месяцев Маша родила. Мальчика.

— Счастливый будет! — улыбаясь, сказала ей сестра, подавая ребенка и показывая на маленькие чёрные волосики на темечке у малыша. — Слышали, кстати? Сегодня сильнейшая магнитная буря. Даже северное сияние ночью видно будет! Впервые за всю историю. Так что Вы поосторожней!

— Да… — медленно ответила Маша и как-то странно взглянула на стоящую перед ней женщину в белом халате. Та вздрогнула, побледнела и перестала улыбаться. — Сиянье… Я знаю… Знаю… Слышала.

Сын Люцифера. День 1-й

И сказал Люцифер:

— Ты сын Мой, плоть от плоти. Я буду учить тебя, и ты будешь Меня слушать, если захочешь. Я ни к чему не буду тебя принуждать и ничего не буду тебе навязывать. Ты сам сделаешь свой выбор, и он будет свободным.

Ты сам решишь, за кем следовать: за Мной или за Ним.

И как ты решишь, так и будет.

Но сначала ты должен ответить Мне. Согласен ли ты Меня слушать? Согласен ли ты со Мной разговаривать? Согласен ли ты у Меня учиться?

Ибо сказано. Сатана — отец лжи. Нельзя с ним разговаривать, нельзя с ним спорить.

И ответил Люциферу Его Сын:

— Я буду Тебя слушать. Если я могу слушать Его, то почему я не могу слушать Тебя? Разве Ты убедительнее Его?

Я буду с Тобой разговаривать. Если я могу разговаривать с Ним, то почему я не могу разговаривать с Тобой? Разве Ты красноречивее Его?

И я буду у Тебя учиться. Я человек, и я смогу отличить правду от лжи.

А если нет — то как я смогу сделать свой выбор? Тогда никакой свободы выбора вообще не существует! Слепой не может сам выбирать себе дорогу.

Хорошо, — ответил Люцифер, — спрашивай.

И спросил у Люцифера Его Сын:

— Христос, Сын Божий, страдал и умер на кресте. Должен ли буду и я, Твой Сын, страдать и умереть?

И ответил Люцифер Своему Сыну:

— Христос знал, что он Сын Божий. Так в чем же тогда его подвиг? Он просто играл. Смерть была для него лишь игрой. Он знал, что это не навсегда, не всерьез. Он знал, что вернется.

Да, он страдал и мучился на кресте, но любые страдания, любые муки можно вытерпеть, если знаешь, что это просто игра, своего рода испытание силы духа.

Да и что такое муки? Тысячи и тысячи людей распинали, еще тысячи и тысячи терпели и гораздо более жестокие, изощренные муки. И многие вели себя при этом достойно. Даже перед лицом смерти. Причем настоящей смерти, а не игрушечной, не понарошку.

Ну и что? Кто их сейчас помнит? Кто ими восхищается? Где они? Канули во всепоглощающую бездну времени. Без следа.

Иными словами, сами по себе муки и страдания еще ничего не значат и ничего не стоят. Тебе незачем их терпеть.

Игра

«Не судите да и не судимы будете».

Евангелие от Матфея.

Сидорова разбудил резкий телефонный звонок.

— Да? — хриплым со сна голосом сразу же быстро спросил он, стараясь говорить тихо и прикрывая ладонью трубку, чтобы не разбудить спящую рядом жену. Спросонья он ничего еще толком не соображал и действовал просто на автомате.

— Константин Викторович? — вежливо поинтересовался приятный и спокойный женский голос.

─ Да, ─ несколько удивленно ответил Сидоров, постепенно просыпаясь.

— Здравствуйте! Я представитель компьютерной фирмы, ─ женщина на том конце провода перешла на английский и произнесла какое-то длинное и сложное название, которое Сидоров не разобрал, да и не пытался. Что-то там «интэнэйшнл». ─ Извините, пожалуйста, за столь ранний звонок. (Сидоров машинально взглянул на стоявший рядом будильник. Черт! Семь часов еще только!), но мы боялись днем Вас не застать, ─ снова заговорила она по-русски. ─ Поздравляю Вас! Вы стали победителем нашей ежегодной лотереи и выиграли главный приз…

─ Вы знаете, я не участвовал ни в какой лотерее, ─ сразу же бесцеремонно прервал свою собеседницу Сидоров. ─ Не надо мне никаких призов! Пожалуйста, больше сюда не звоните!

Он в ярости швырнул трубку и некоторое время лежал, медленно остывая.

Приз! Знаем мы эти призы! «Наша чудо-сковородка с фантастической скидкой! Только для вас!» И с этим своим бредом они меня в субботу, в 7 утра специально разбудили! Сволочи! Убивать за это надо! Этой самой сковородкой!

Телефон зазвонил снова. Твою мать! Сидоров несколько мгновений злобно на него смотрел, потом снова схватил трубку.

(«Что там, милый?» ─ сонно проговорила за спиной Настенька и слабо зашевелилась.)

— Да!

─ Константин Викторович, не бросайте, пожалуйста, трубку.

─ Послу… ─ раскрыл рот Сидоров.

─ Это не чудо-сковородка. (Сидоров так и остался лежать с раскрытым ртом.) ─ Это настоящий приз. Причем очень дорогой. Около пятидесяти… (представительница фирмы была все так же невозмутимо-спокойна) …тысяч долларов. (Сидоров с изумлением посмотрел на трубку, захлопнул рот и судорожно сглотнул.) Просто скажите, куда Вам его подвезти и когда именно. Назовите любое удобное для Вас место и время.

─ А что это такое? ─ Сидоров все еще ничему не верил, но искушение было слишком велико. И откуда это она, интересно, про сковородку узнала? Случайно так в точку попала? Или я сам спросонья, может, что-то вслух сказал? Гм!.. Не помню уже… Ну, ладно.

─ Новейший игровой компьютер. Продукция нашей фирмы. Экспериментальная разработка. Моделирование виртуальной реальности…

(Сидоров со все возрастающим изумлением слушал эту неторопливо льющуюся, уверенную плавную речь. ─ Н-да… Что-то слишком уж сложно для обычного кидалова. А что, если?.. Да нет! Не может быть! 50 тыс. баксов мне сейчас подарят! Ага! Как же! Держи карман шире! Это только в сказках бывает. Или в фильмах.

Но какая-то слабенькая, робкая надежда уже зашевелилась против воли в его душе.

А вдруг?! Выигрывают же люди?)

…Впрочем, мастер Вам все подробно объяснит, ─ продолжала между тем все так же бесстрастно и спокойно вещать его невидимая собеседница. ─ Итак, куда же он должен подъехать и когда именно?

— А можно, я лучше сам к вам подъеду? ─ предпринял последнюю попытку Сидоров. А вдруг все-таки жулики? Впустишь тут неизвестно кого… хотя, с другой стороны, они же вроде конкретно домой не просятся. Просто: назовите любое место. Вот черт! Ничего не понимаю! «Куда привезти Вам 50 тыс. долларов и когда именно? Как Вам удобнее?» Чушь собачья!

— Нет, Константин Викторович, ─ равнодушно ответили между тем ему на том конце провода. ─ Аппаратура сложная. Мастер должен на месте ее настраивать. Так куда все-таки подъехать?

─ Хорошо, ─ сдался Сидоров. ─ Давайте, скажем… Э-э… Ну, скажем, сегодня в два часа. Улица… ─ Сидоров продиктовал свой домашний адрес.

─ Прекрасно. Итак, улица… ─ женщина отчетливо повторила только что продиктованный ей адрес. ─ Мастер приедет к Вам сегодня, ровно в 14.00. Ждите. До свидания.

─ До свидания, ─ автоматически ответил Сидоров и услышал короткие гудки.

Он аккуратно положил трубку и откинулся на подушку, испытывая ощущения человека, которому только что сообщили, что он вдруг сказочно разбогател. 50 тыс. долларов были для Сидорова суммой, совершенно немыслимой.

Если бы это оказалось правдой… И нам действительно этот навороченный компьютер подарят…

При одной только этой мысли у него даже дыхание захватило. Естественно, оставлять его себе он вовсе не собирался. Поиграться недельку ─ и продать! (А можно и вообще сразу!) Даже если и не за 50, а скажем, всего только за 40 тысяч…

Если он полтинник стоит, за сороковку-то уж, наверное, по-любому уйдет. 40 тысяч долларов! С ума сойти! Вот дьявол!

Сидоров даже закряхтел и заворочался на кровати от охватившего его возбуждения. Неужели правда? И чего это я им на два часа сказал? Вот дурак! Надо было немедленно назначать, прямо сейчас! Вот сию же самую секунду! Привозите!!

Сидоров чуть не застонал от нетерпения и раздражения на самого себя, беспомощно посмотрел по сторонам и потом перевел взгляд на лежащую рядом жену. Ему нужно было срочно выговориться, с кем-то поделиться переполнявшими его чувствами.

— Настенька, ─ он легонько потряс ее за плечо. ─ Просыпайся…

─ А?.. ─ сонным голосом пробормотала жена. ─ Что такое?

─ Просыпайся-просыпайся! Тут такие новости! ─ торопливо зачастил Сидоров.

─ Какие новости?.. ─ все так же сонно и без всякого выражения переспросила Настенька, прямо на глазах снова засыпая.

─ Не спи! ─ Сидоров потряс жену за плечо чуть сильнее.

Та вздрогнула, открыла глаза и, увидев склонившегося над ней мужа, легко улыбнулась.

— Что, милый?

─ Ты представляешь, мне только что позвонили по телефону и сказали, что я выиграл 50 тысяч долларов!

─ 50 тысяч долларов? ─ удивленно переспросила Настенька и недоверчиво посмотрела на Сидорова. ─ Какие еще 50 тысяч долларов? Кто позвонил?

─ Сам не знаю! — возбужденно пожал плечами тот. ─ Какая-то компьютерная фирма. По-моему, америкосы. Якобы я выиграл у них в какую-то там лотерею, и теперь мне полагается приз! Какой-то ихний последний компьютер супернавороченный за 50 тыщ баксов! Представляешь?!

─ И что?

─ Что-что!.. Ничего. Сегодня в 2 часа привезут. Мастер приедет настраивать.

─ Сегодня в 2 часа? Куда привезут? Сюда?

─ Ну да! Прямо сюда. Я сам адрес им по телефону продиктовал и время назначил. Надо было раньше, конечно! Сам не знаю, чего это я так лоханулся? Прямо сейчас надо было! Немедленно!

─ А перезвонить им нельзя? У нас же определитель стоит?

Настенька, как и все женщины, в некоторых ситуациях вела себя удивительно практично. Сидоров сам как-то даже и не подумал о такой простейшей и совершенно очевидной возможности.

─ Умничка! ─ восхищенно поцеловал он жену, вскочил с кровати и бросился к телефону. ─ Тьфу ты! ─ разочарованно протянул он мгновением позже. ─ Номер не высветился…

─ Ну, не расстраивайся так, котик. Ничего страшного. Подождем, ─ Настенька, ласково улыбаясь, смотрела на него снизу вверх. ─ Иди лучше ко мне. А то я уже замерзла… ─ мягко и чуть-чуть игриво добавила она.

Сидоров, тоже невольно улыбаясь, стоял у кровати, смотрел на жену и чувствовал, как его переполняет нежность. Захлестывает! Как сердце буквально рвется на части от любви, и к горлу подкатывает ком.

Он был безумно влюблен в свою жену, влюблен, как мальчишка. Любил ее, боготворил… Нет, все не то! Он чувствовал, что нет в языке человеческом таких слов, чтобы передать хоть как-то его чувства. Как нет слов, чтобы описать ветер, огонь, воду… Ему казалось, что от его жены, от его Настеньки исходит какой-то тихий, мягкий внутренний свет, какое-то душевное тепло. И он искренно удивлялся, когда замечал, что другие этого не видят, не чувствуют.

Ему нравилось в ней все. Каждая ее черточка, каждое движение, каждый жест. Как она говорит, смотрит, смеется. Они женаты были уже почти два года, а его любовь, страсть к ней не только не слабели, а как будто даже напротив, росли, усиливались. Она всегда, с самой первой их встречи казалась ему каким-то совершенно особым, высшим, неземным существом, словно случайно залетевшим сюда из совсем-совсем другого мира ─ неведомого, загадочного и прекрасного. Абсолютно не похожей на всех остальных, обычных, земных женщин. Словно слепленной из какого-то иного теста.

Грин… Ассоль… «Алые паруса»… Или даже нет! некоторые его самые первые, ранние, пронзительно-нежные рассказы. Где мужчин и женщин иногда и совсем не называют по именам. Просто Он и Она.

Гумилев… Звенящие, как хрусталь, как льдинки в бокале, удивительные, невероятные, кристально-прозрачные строки:

Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд. И руки особенно тонки, колени обняв… Послушай! Далеко-далеко, на озере Чад Изысканный бродит жираф.

Сидоров порой твердил про себя эти прекрасные, невыразимо-печальные бессмертные стихи, но чувствовал, что даже и их ему недостаточно. Даже и они казались ему недостаточно глубокими и нежными.

Его чувства к Настеньке были еще сильнее, еще глубже, еще возвышенней. Он благодарил судьбу за то, что ему посчастливилось встретить в жизни такую любовь, и одновременно боялся своего счастья.

Ведь если с Ней, с его Настенькой что-нибудь случится… Он просто не представлял себе, что с ним тогда будет. Не мог представить.

Мир рухнет, и солнце погаснет! Время остановится и прекратит свое течение.

Да нет! Этого же просто не может быть. Никогда. Бог милостив. Он этого не допустит.

И он лег рядом со своей женой, обнял ее и начал целовать, ласкать и шептать все то, что всегда, во все времена, шепчут мужчины женщинам, которых любят. И они были близки друг с другом, как только могут быть близки друг с другом люди, как только могут быть близки друг с другом муж и жена. И они кричали от наслаждения, и они были молоды, и они были счастливы. И он любил ее, а она любила его. И не было в тот момент на земле людей, счастливей их. И они верили, что так будет всегда. Что так будет вечно. Что счастье их никогда не прервется. Ведь Бог милостив. Он этого не допустит.

2.

Ровно в два часа дня, ни минутой не раньше и не позже, в дверь позвонили. Сидоров, который маялся с утра и давно уже, сгорая от нетерпения, ждал этого звонка (а последние минут пятнадцать так просто не отходил от двери!), сразу же открыл.

(Он вообще весь день не находил себе места, ничем не мог заниматься и лишь бесцельно слонялся по комнатам из угла в угол. Никогда еще время не тянулось для него так медленно. Казалось, стрелки часов замерли, прилипли к циферблату и почти не движутся. А с часу дня ─ что они и совсем остановились.

Настенька же, между тем, напротив, восприняла все, как ни странно, гораздо равнодушней и хладнокровней ─ спокойно занималась своими домашними делами и лишь, время от времени, добродушно посмеивалась над мужем, глядя, как он целый день мечется по квартире как угорелый.)

На пороге стоял корректный, хорошо одетый молодой мужчина лет тридцати пяти с какой-то коробкой в руках.

— Здравствуйте! Константин Викторович? ─ вежливо поинтересовался он. ─ Я из фирмы… ─ он произнес по-английски что-то длинное. Судя по всему, то же самое, что Сидоров слышал утром от женщины. Запомнившееся ему «интэнэйшнл», по крайней мере, там точно присутствовало.

— Да-да, пожалуйста. Проходите, ─ Сидоров посторонился, давая гостю пройти. Мужчина вошел и остановился, вопросительно глядя на Сидорова.

— Вот сюда, пожалуйста. Заходите, ─ заторопился тот, показывая рукой на дверь комнаты, где стоял его письменный стол, и где он обычно занимался. (Сидоров учился на третьем курсе одного из столичных вузов.) — Да не разувайтесь, — добавил он, видя, что гость в нерешительности медлит и ищет взглядом тапочки. ─ Ничего страшного.

Мужчина вошел в указанную ему комнату, бегло огляделся и, держа перед собой коробку, сразу же направился к письменному столу.

— Сюда, наверное? ─ полуутвердительно на ходу спросил он, кивая на стол и мельком бросив взгляд на Сидорова.

— Да, ставьте на стол, ─ сразу же с готовностью, каким-то слегка заискивающим голосом подтвердил Сидоров, глядя во все глаза на коробку и чувствуя себя ребенком, к которому пришел Дед Мороз с подарками.

Мужчина молча поставил коробку на стол и начал аккуратно и профессионально, быстрыми и точными движениями ее распаковывать.

— Здравствуйте! ─ Сидоров и не заметил, как Настенька вошла в комнату.

— Здравствуйте, ─ мужчина на секунду приостановился и поднял на нее глаза. Настенька подошла и встала рядом с мужем. Мужчина некоторое время молча на них смотрел, потом опустил глаза и снова занялся своей коробкой.

Еще несколько движений ─ и он бережно достал оттуда какую-то непонятную черную полусферу. Сидоров, замирая от любопытства, подошел поближе и увидел, что это нечто вроде мотоциклетного шлема, только на вид менее массивное и гораздо более изящное.

— Где у вас тут розетка? А-а!.. вон, вижу, ─ мужчина размотал шнур, сунул его в розетку и пощелкал на шлеме какими-то кнопками. ─ Теперь его надо настроить. Садитесь, пожалуйста, в кресло и наденьте его. Вот так, ─ он показал Сидорову, как одевать шлем. ─ Да, вот так. Все нормально? Удобно? (Шлем сидел на Сидорове, как влитой. Он абсолютно не чувствовался и практически ничего не весил. Как будто его вообще на голове не было). Хорошо, можете снимать. Теперь Вы, пожалуйста, ─ мужчина приглашающе посмотрел на Настеньку. Та, неуверенно улыбаясь, в нерешительности взглянула на Сидорова, который в ответ лишь пожал плечами и ободряюще кивнул, и так же нерешительно села в кресло. Мужчина протянул ей шлем, и Настенька медленно и аккуратно, чтобы не помять прическу, его одела.

— Всё, можете снимать.

─ Всё? Что, уже?

─ Да-да, снимайте.

Настенька все таки же тщательно и неторопливо сняла шлем и протянула его стоящему перед ней представителю фирмы. Тот взял его у нее из рук, что-то на нем нажал и положил на стол.

— Ну вот, подготовка закончена. Сейчас система загружается. Реально это займет часа три-четыре. Когда все закончится, погаснет вот эта красная лампочка… Да-да, вот эта. Видите, сейчас она горит. Как только погаснет ─ можете работать.

Так, что еще… Работает либо от сети, либо от аккумулятора. Аккумулятора хватает на сутки. Потом надо подзаряжать. Вообще-то лучше пусть он у вас все время будет в сеть включен, когда вы им не пользуетесь. Чтобы аккумулятор не разряжался. Кнопок никаких нажимать не надо. Кончили работать, сняли, положили на стол ─ и все.

Система постоянно самонастраивается и модифицируется с учетом поступающей внешней информации. (Сидоров с каким-то прямо-таки благоговейным трепетом взирал на лежащее перед ним на столе чудо современной компьютерной техники. Это надо же: «самонастраивается», «модифицируется»… Ну, и ну! Ладно, посмотрим).

Я настроил систему на вас обоих. Теперь только Вы и Ваша жена сможете ею пользоваться.

(«Черт! ─ мелькнуло в голове у Сидорова. ─ Значит, что же, продать не удастся? Ну, да там видно будет. Разберемся!»)

— А как ею пользоваться? Там хоть инструкция какая-нибудь есть? ─ несколько разочарованно поинтересовался Сидоров. (Возиться теперь придется еще с этой перенастройкой… Лишние хлопоты, лишние расходы. На нас он, видите ли, настроил, мудак! Кто его просил?)

— Управлять очень просто, и никаких инструкций вам не потребуется. Просто наденьте шлем ─ и всё. Если что-то будет неясно, спросите прямо у компьютера, и он вам все подробно объяснит. Ну, в общем, научитесь. Никаких проблем у вас, я уверен, не возникнет. В крайнем случае ─ звоните! ─ мужчина протянул Сидорову визитку, быстро упаковал пустую коробку, похлопал по ней руками и оглянулся, ища, куда бы ее поставить. ─ Главное, ничего не трогайте и не пытайтесь вскрывать панель. (Как же! Размечтался!) — Иначе все сотрете. (Ладно, «сотрёте»!.. Авось, не сотрём. Наши умельцы все в лучшем виде сделают. Бабок только жалко.) Это новая модель, ноу-хау. Пользоваться можно, но внутрь лазить нельзя. Ну, сами понимаете, ─ мужчина, так и не найдя подходящего места, оставил коробку прямо на столе, рядом со шлемом.

— Так система моя? Фирма мне ее дарит или просто дает на время пользоваться? ─ на всякий случай благоразумно уточнил Сидоров.

─ Ваша, ваша! Она Ваша,─ мужчина взглянул Сидорову прямо в глаза и почему-то усмехнулся. — Фирма Вам ее дарит. Навсегда. Вы ее выиграли. Пользуйтесь на здоровье! Надеюсь, Вам понравится, ─ он снова взглянул в глаза Сидорову и опять чему-то усмехнулся.

─ Да что это хоть такое-то!? ─ взорвался наконец Сидоров. (Что это, действительно, за дела!? «Сами разберетесь!..», «Компьютер все объяснит!..». А ты-то тут тогда зачем?! Специалист хренов!) ─ Я думал, Вы мне все расскажете…

─ Игра! Разве Вам утром не сказали? Игра. Это всего лишь игра.

3.

Через три с половиной часа, когда проклятая красная лампочка наконец-то погасла (Сидоров успел ее за это время просто возненавидеть! Ну сколько можно «загружаться»? Что это за система такая? Противоракетной обороны, что ли? И где она, кстати сказать, умещается? Вместе с аккумулятором? Шлем-то совсем тонюсенький, почти невесомый), Сидоров осторожно взял со стола шлем и в нерешительности повертел его в руках.

(Настеньке к этому моменту давно уже надоело ждать, и она беспечно упорхнула куда-то «по своим делам» ─ то ли к парикмахеру, то ли к косметологу.)

Ну, что? Одеваем?.. Или, может, лучше на кровать в нем лечь?.. Да нет, сначала так попробую. В кресле. Ну? С богом, что ли? Одеваем!

И Сидоров, с радостным нетерпением и предвкушением неведомых чудес, слегка дрожащими руками аккуратно водрузил шлем себе на голову.

И тотчас же, в то же самое мгновенье, в кресле напротив внезапно опять возник его давешний посетитель. Тот самый мужчина, представитель фирмы, который приходил утром и принес шлем. Он был одет в тот же самый костюм, сидел, вальяжно раскинувшись и закинув ногу за ногу, и, глядя в потолок, неторопливо курил какую-то немыслимой красоты сигару. В воздухе отчетливо запахло дорогим табачным дымом.

Сидоров, вытаращив глаза, некоторое время в полном ошеломлении молча смотрел на него.

— Ну-ну-ну, дорогой Константин Викторович! ─ все так же не глядя на Сидорова, снисходительно усмехнулся наконец его нежданный гость. ─ Что это Вы, право? Не надо уж так болезненно реагировать. Вы всего-навсего находитесь сейчас в игровом пространстве. В виртуальной реальности. Только и всего.

Снимете шлем ─ и я исчезну. Снимите! ─ вдруг резко приказал он.

Сидоров, ни секунды не раздумывая, сразу же послушно снял шлем. Мужчина мгновенно исчез. В комнате никого не было. Никакого запаха тоже больше не чувствовалось. Сидоров сидел один за столом в пустой комнате, держал в руках шлем и тупо смотрел на стоящее напротив пустое кресло. Потом бережно положил шлем на стол, в полной прострации встал, подошел к креслу и, сам не зная зачем, машинально погладил рукой обивку.

После чего опять вернулся на свое место и, даже не понимая толком, что делает, вновь одел шлем.

Мужчина так же мгновенно появился снова. На том же самом месте и в той же самой позе. Казалось, он никуда и не исчезал. Табачный дым снова пополз по комнате.

— Ну что, убедились? Ладно, давайте к делу, ─ мужчина поискал глазами, куда стряхнуть пепел, и, не найдя ничего подходящего, стряхнул его в конце концов прямо на ковер.

Сидоров с некоторым недоверием следил за всеми этими его манипуляциями.

«Это еще что за хамство? ─ невольно пришло ему в голову. ─ Только, блин, ковер пропылесосили!..»

Мужчина поймал его взгляд и опять усмехнулся.

— Да не беспокойтесь Вы за свой ковер! Это же все нереальное. Виртуальный мир, виртуальный ковер… Вообще не отвлекайтесь на пустяки! Давайте-ка я Вам лучше объясню суть игры.

─ Подождите-подождите! ─ собрался наконец с мыслями Сидоров. ─ А Вы-то кто такой? И как Вы здесь вообще оказались?

— Я? Я всего лишь компьютер. Могли бы, Константин Викторович, и сами догадаться, ─ мужчина насмешливо смотрел на Сидорова, по губам его блуждала легкая ироническая улыбка. ─ Внешний вид и чисто личностные черты ─ просто прихоть нашего программиста. Впрочем, если хотите, я могу их изменить. Может, так?

Сидоров моргнул. В кресле напротив сидела ослепительная молодая красавица, будто только что сошедшая прямо с обложки модного журнала, с роскошными длинными пепельными волосами, которыми она небрежно играла одной рукой, лукаво поглядывая на Сидорова из-под полуопущенных кукольных ресниц.

— Или так? ─ серебряным голоском проворковала она.

Сидорову захотелось протереть глаза. На месте красавицы оказался теперь совсем молодой, неряшливо одетый парень, на вид даже моложе самого Сидорова.

— Слышь, братан! ─ развязно начал он, обращаясь к Сидорову. ─ Ща я тебе все тут разрулю. Чтоб никаких непоняток у нас не было.

— Нет-нет! ─ поспешно произнес Сидоров и облегченно вздохнул, увидев опять привычный ему уже образ с сигарой в руке. ─ Вы меня вполне устраиваете, ─ твердо закончил он.

Ну, положим, на самом-то деле, красавица, может, «устроила» бы Сидорова и гораздо больше, но у него возникло вдруг какое-то странное ощущение, что никакой это не компьютер принимает разные, заложенные в него, обличья, а просто-напросто сидящий перед ним мужчина превращается по своему желанию в кого угодно: в девушку… в парня… Что именно он настоящий, а все остальные ─ нет. Бред, конечно, но Сидоров ничего не мог с собой поделать. Кокетничать же с девушкой, внутри которой сидит мужчина… Точнее, с мужчиной, превратившимся в девушку… Точнее… Тьфу ты, черт! В общем, ну ее на фиг!

— Как угодно, как угодно! ─ мужчина выпустил изо рта струйку дыма, задумчиво проследил взглядом, как она поднимается к потолку и только потом посмотрел наконец на Сидорова. ─ Итак, дорогой Константин Викторович, ─ оценивающе разглядывая Сидорова, неторопливо начал он, ─ игра называется… «Искушение». Да… «Ис-ку-ше-ние», ─ растягивая гласные в слогах, медленно повторил он, как бы пробуя это слово на вкус и улыбаясь каким-то своим мыслям. ─ Именно! Именно «Искушение»! ─ весело продолжил он. ─ Ну-с, суть ее в следующем… Вам как, кстати, удобнее, чтобы я говорил впредь о компьютере? От первого лица, как о себе, то есть: я, или от третьего: он?

─ Говорите: я, ─ разрешил Сидоров.

─ Хорошо. Так вот, днем я просканировал Вас и Вашу жену. И теперь знаю о вас обоих фактически все. Абсолютно! Даже больше, чем вы сами. («Что за ерунда!» ─ беспомощно подумал Сидоров, но внутри у него все похолодело). Да нет, Константин Викторович, не ерунда! (У Сидорова отвалилась челюсть). Видите, я и сейчас все Ваши мысли спокойно читаю. Последние разработки нашей фирмы… Ну, не важно. Технические детали мы сейчас опустим. Просто примите это пока как факт, вот и все. Если Вам потребуются потом доказательства, я Вам их охотно представлю.

Итак, суть игры в следующем. Вы должны угадать, как поведет себя Ваша жена в той нестандартной ситуации, которую я сейчас смоделирую.

(Сидоров хлопал глазами и чувствовал себя полным дураком. Он был по специальности гуманитарий и всю эту специальную терминологию на слух воспринимал с трудом. «Смоделирую»! Что это вообще значит? Какую это еще «нестандартную ситуацию»?)

Короче, давайте-ка лучше сразу перейдем от слов к делу, ─ сжалился наконец над ним его собеседник, видимо, поняв его состояние. — (Сидоров испытал при этом какую-то унизительную неловкость, которую всегда испытываешь, когда разговариваешь с человеком, который заведомо умнее тебя, и знаешь при этом, что и он это прекрасно понимает. А потому и не ждет от тебя никаких возражений. Просто терпеливо втолковывает тебе, как малому, неразумному дитяти, какие-то совершенно, по-видимому, очевидные для него вещи, а ты не успеваешь за ним следить, стесняешься в этом признаться, а потому только слушаешь с умным видом, да послушно киваешь.)

Просто сыграем для начала разочек, и Вы сами сразу же все поймете. Договорились?

— Хорошо. Давайте попробуем, ─ нехотя выдавил из себя Сидоров. Его начинало охватывать какое-то неясное беспокойство. Что все это значит? Что это за компьютер такой? Нет таких компьютеров!

Хотя, черт его знает! Может уже и есть… Какие-нибудь там сверхсовременные разработки. Супер-пупер! Искусственный интеллект, мать его за ногу! Чего я об этом вообще знаю? Да ничего! Я же не специалист (Сидоров и в обычной-то технике разбирался довольно слабо. А уж чего там о компьютерах-то говорить!)

«И кстати! Он что же, и эти мои мысли сейчас читает!?» ─ внезапно пришло ему в голову, и он испытующе посмотрел на сидящее перед ним существо. Мужчина (или кто он там?) равнодушно следил за ним, но у Сидорова появилось крайне неприятное ощущение, что он, Сидоров, насквозь прозрачный. Какая-то, лежащая под микроскопом, то ли амеба, то ли туфелька, которую сейчас вдумчиво и неторопливо со всех сторон изучают и разглядывают на предмет наличия-отсутствия у нее всяких там ресничек и ложноножек, или что там еще у них, амеб, есть?

Сидоров невольно поежился. То веселое оживление, с которым он несколько минут назад одевал шлем, бесследно исчезло. В голове у него все перемешалось. Он уже и сам не знал, чего он хочет. Хочет он играть в такую игру или нет? Может, лучше снять сейчас шлем и немного подумать?

— Ну, как? Вы готовы? ─ вежливо поинтересовался у него его визави. ─ Начинаем?

— Да, ─ махнув рукой, обреченно пробормотал Сидоров, опуская глаза и уже чувствуя в душе, что совершает какую-то непоправимую то ли глупость, то ли ошибку, но не имея сил, просто стесняясь отказаться. — Начинайте!

4.

Комната исчезла. Сидоров вдруг увидел свою жену, Настеньку, выходящей из подъезда их дома. Сам он, как будто невидимо, следовал рядом с ней буквально в нескольких шагах.

Настенька куда-то торопилась. Вот она выбежала на дорогу и стала отчаянно махать рукой, пытаясь поймать машину.

Сидоров с неприятным удивлением наблюдал за ней. Он неожиданно поймал себя на мысли, что выглядит она со стороны, в сущности, как самая заурядная бабёнка, обычная телка, голосующая на обочине, каких он видит ежедневно пачками, когда едет на работу. Так же точно нелепо мечется и суетится, как потревоженная курица. Разве что не кудахчет и не хлопает крыльями. Да и вообще, для Ассоль или блоковской незнакомки слишком уж активно жестикулирует.

Сидорову почему-то всегда казалось, что по улицам его бесценная, драгоценная и несравненная любимая не ходит, а неслышно скользит, потупив взор, не смотря по сторонам и лишь загадочно улыбаясь каким-то своим, одной только ей ведомым, таинственным и непостижимым мыслям. А по городу передвигается не на общественном транспорте, а как-то так… Сама собой оказывается там, где надо. По мановению волшебной палочки. Порхает, в общем, как фея.

Глупо, конечно, но он только сейчас это понял. Раньше он как-то над всем этим не задумывался.

Внезапно прямо из левого ряда, не обращая внимания ни на какие правила, к его жене резко рванулся шикарный белый лимузин. Кажется, «Мерседес»… хотя нет, фары, вроде, другие. Впрочем, Сидоров в этом не очень разбирался.

Такие авто были из какой-то иной, сказочной жизни. Из другого мира. Мира загорелых, холеных, уверенных в себе миллионеров, яхт, трехэтажных вилл, дорогих ресторанов и шиншилловых шуб. Мира, где люди всегда беззаботны, веселы и счастливы, где вообще не существует никаких проблем.

Чудо-автомобиль с визгом затормозил возле Настеньки. Дверца его приоткрылась, Сидоров заглянул внутрь и лишился дара речи.

На него (точнее, на его жену) смотрел, улыбаясь, самый настоящий сказочный принц. Юный, беспечный, свободный, прекрасный и безумно богатый. Это чувствовалось сразу. В общем, идеал. Живая мечта. Если бы Сидоров был женщиной, он бы сам в него немедленно влюбился и кинулся на шею. Он даже и не подозревал до сих пор, что такие люди вообще существуют. Это было просто несправедливо.

Сидоров, похолодев, смотрел, как его жена садится в машину, как она оживленно болтает и строит глазки этому… этому… Сидоров, задыхаясь от зависти и ревности, хотел найти в своем неожиданном, как снег на голову ему свалившемся сопернике хоть какой-нибудь изъян ─ и не мог.

Незнакомец был безупречен. Великолепен! Сдержан, учтив, изящен, утонченно-вежлив и к тому же еще, как оказалось, находчив и остроумен. По крайней мере, сам Сидоров поддерживать с дамой такую легкую, тонкую и пряную беседу ни о чем («causerie» ─ всплыло у него в памяти прочитанное где-то подходящее французское словечко) никогда бы не сумел.

««С дамой»!.. Твою мать!» ─ выругался про себя Сидоров. Он чувствовал себя каким-то неуклюжим, неотесанным мужланом, вахлаком, простолюдином, со злобным пыхтеньем наблюдающим со стороны, как блестящий молодой граф или маркиз прямо у него на глазах соблазняет его красавицу-жену. Просто так, от скуки, мимоходом, небрежно шутя, оказывает ей знаки внимания, заранее уверенный в успехе и ничуть не сомневаясь в собственной неотразимости.

««Красавицу»!.. Как же! Не такая уж она, оказывается, и красавица», ─ вдруг злорадно подумал Сидоров, разглядывая сидящую бок о бок сладкую парочку. Действительно, на фоне потрясающего, ошеломляющего, поражающего воображение, блистательного принца (Сидоров против воли называл его теперь про себя именно так) его драгоценная Настенька сразу же поблекла, полиняла и выглядела просто какой-то невзрачной серой мышкой. На сказочную принцессу, по крайней мере, она, прямо скажем, уж явно не тянула.

«Какие у нее, однако, вульгарные черты лица. И нос… Никогда раньше не замечал,» ─ снова подумал Сидоров.

Он чувствовал, что все эти мысли доставляют ему какое-то извращенное, злое удовольствие.

«То-то же! Тоже мне, прынцесса!.. Ага! Как же! Со свиным рылом да в калашный ряд! Прынца ей, видите ли, захотелось!.. Пустите нашу Дуньку в Европу! Сучка! Стоило тебя, значит, поманить… Обычная шлюшка. Как и все они. Правильно говорят: все бабы шлюхи. Дуры и шлюхи. Дура тупая! Курица безмозглая! Нужна ты ему! Ты на себя посмотри!» ─ в бессильной ярости бормотал про себя Сидоров, наблюдая, как его дорогая Настенька договаривается вечером пойти в ресторан, как потом с невинным видом врет ему (компьютерному) про какую-то там работающую допоздна парикмахершу-маникюршу (а он, тупица, болван и идиот, всю эту глупейшую бабскую галиматью и ахинею ─ ну какие, скажите на милость, по ночам парикмахеры!? ─ со счастливым видом, развесив свои ослиные уши, хавает да еще и радостно поддакивает при этом: ну, конечно, милая Настенька! ─ дебил!!!), как…

В общем, через неделю все было кончено. Еще несколько встреч, прогулок, ресторанов («день рождения подруги», «мама заехать вечером просила» и прочее в том же духе) ─ и вот уже его ненаглядная, очаровательная женушка с бокалом шампанского в руке («Ассоль», блядь!.. Тварь! Сука!), обнимаясь и целуясь на ходу со своим новым приятелем, поднимается к нему в его роскошную спальню. Дверь спальни целомудренно захлопывается у Сидорова перед носом. «Конец игры».

5.

Сидоров вновь обнаружил себя сидящим в кресле за столом. В соседнем кресле все так же, небрежно закинув ногу за ногу, сидел, развалясь, этот чертов человек-компьютер и невозмутимо следил за ним. Сам же Сидоров сидел сгорбившись, отрешенно глядя перед собой и чувствовал себя совершенно уничтоженным, раздавленным и потерянным.

Жизнь потеряла всякий смысл. Все, чему он верил… Жена, любовь, семья… Все вдруг рухнуло. Ему казалось, что он наяву слышит, как тихонько шуршат и позвякивают, сталкиваясь друг с другом, осколки его разбитой вдребезги жизни… Все тише и тише… Но вот, наконец, все и совсем стихло.

— К сожалению, Константин Викторович, Вы проиграли, ─ нарушил воцарившуюся в комнате тишину уже хорошо знакомый Сидорову спокойный голос. ─ Я внимательно следил за Вами. Вы смогли предугадать поведение своей жены лишь со степенью достоверности около 20 % (Сидоров слушал, как замороженный. Голос собеседника долетал до него откуда-то издалека, как сквозь вату). Впрочем, ─ мужчина-компьютер сделал паузу и неторопливо выпустил несколько безукоризненных колечек ароматного сигарного дыма, ─ могу Вас поздравить. (Сидоров поднял голову.)

У Вас замечательная жена. Удивительная женщина! Продержаться целую неделю! Невероятно!

(Сидоров с каким-то болезненным недоумением смотрел на сидящего перед ним… человека?.. компьютер?.. персонаж игры?.. ну, в общем, существо. Он что, шутит?)

Да нет-нет, Константин Викторович, я не шучу! Что Вы! ─ успокоительно заметил тот. («А, ну да… Конечно… он же мои мысли читает», ─ вяло сообразил Сидоров. Впрочем, ему было уже все равно. Не до этого. Ну, читает и читает. Даже удобней.)

─ Действительно фантастика, ─ мужчина покачал головой. ─ Первый раз с таким сталкиваюсь. Даже не думал, по правде сказать, что такое вообще возможно!

─ А обычно сколько? ─ заторможенно поинтересовался Сидоров. ─ Обычно сколько… держатся?

Ему было все-таки интересно. («Держатся»! ─ слово-то какое дурацкое! Прямо, блядь, Брестская крепость в осаде. «Сколько мы еще продержимся?» Вот блядство!)

— Обычно несколько часов. Ну, день-два, максимум. Хотя два ─ это уже очень много. Но неделя! ─ мужчина опять недоверчиво покачал головой. ─ Чудеса! Вы, Константин Викторович, должны свою жену на руках носить. Это совершенно исключительная женщина. Одна на миллион.

(«Врать-то мне эта совершенно исключительная женщина в тот же день начала! — с внезапно проснувшейся злобой вдруг подумал Сидоров. ─ А через неделю уже дала. Первому же встречному на дорогой тачке, который ее пальцем поманил. Сссука! Чем она там с ним сейчас занимается, интересно? В его суперспальне? Сосет уже, наверное? Его суперчлен?»)

Да ничем Ваша жена сейчас ни в какой суперспальне ни с кем не занимается! ─ укоризненно проговорил мужчина. ─ Это же всего лишь игра. Иг-ра. Виртуальная реальность. Ничего этого в действительности не было!

─ А если бы было? ─ упрямо переспросил Сидоров. ─ Если бы ей действительно встретился такой вот… на белом «Мерседесе?»

Мужчина молча пожал плечами.

— Понятно. Значит, неделя, говорите? На неделю бы ее хватило? Ее вечной любви? (Тварь!! Тварь, тварь, тварь!) А что это, кстати, за красавчик? Почему он именно такой? Именно так выглядит? И именно на такой долбаной тачке? Стандартная мечта всего этого распроклятого гнусного бабья?

─ Нет. Это персонифицированный образ идеального мужчины именно Вашей жены.

(Сидоров испытал еще один сильнейший удар. Так вот, значит, о ком она мечтает?.. А за меня тогда чего ж вышла? Вот и ждала бы его. Принца своего на белом Мерине. А то: люблю!.. ах!.. милый-дорогой!.. Замуж просто срочно выскочить надо было! Замуж! Вот и все. Возраст-с.)

— Ну что Вы, как ребенок! ─ снова вмешался в его невеселые размышления компьютер. ─ Таких людей в жизни не бывает. Да и ситуаций тоже. Это же просто чисто игровая, специально под Вашу жену подстроенная и смоделированная потом, идеальная ситуация. Только и всего. В реальной жизни она никогда не возникнет. Вам абсолютно не о чем беспокоиться.

(«Н-да… ─ подумал Сидоров. ─ Так-то оно так… Ваша жена, конечно, шлюха, но не огорчайтесь. Соседским алкашам она не по карману. А даром она никому не даст. Так что Вам абсолютно не о чем беспокоиться!»)

Сидоров подсознательно ожидал услышать новые утешения и возражения на эти свои мысли, но компьютер молчал. Сидоров вопросительно поднял глаза. Сидящий перед ним мужчина насмешливо смотрел на него, сардонически ухмыляясь.

— Кто Вы? ─ внезапно охрипшим голосом глухо спросил Сидоров и облизнул пересохшие губы. ─ Никакой Вы не компьютер!

Мужчина, ничего не отвечая, встал, подошел к окну, заложил руки за спину и стал молча смотреть на улицу.

— Если хотите еще что-то спросить, Константин Викторович, ─ спрашивайте, ─ наконец проговорил он. ─ Я Вас слушаю.

— Кхе… кхе… ─ неуверенно откашлялся Сидоров.

Он почему-то вдруг почувствовал себя смущенным и не знал, о чем, собственно, говорить и как вообще теперь вести себя дальше. А как прикажете вести себя с… человеком, ну, пусть даже не с человеком ─ с компьютером, не важно! словом, с существом, которое видит вас насквозь, всего, вплоть до самых ваших тайных, интимных, сокровенных и, как вы до сих пор считали, только лично вам принадлежащих мыслей, мыслишек, желаний и желаньишек. Да с ним, с этим существом, не разговаривать надо, а бежать от него, куда глаза глядят!

Что же касается вопросов, то он уже на сегодня наспрашивался. Хватит! Того и гляди, еще что-нибудь новенькое узнаешь. Про себя или про свою дражайшую половину. Про супруженицу свою ненаглядную, черти бы ее побрали! Про любовь-морковь и про весь этот преподлый бабский род!

— Так, значит, говорите, только с идеальным партнером?.. ─ через паузу все же промямлил он, ища для себя пути отступления и пытаясь хоть как-то оправдать Настеньку. В конце концов он что-то действительно раньше не замечал, чтобы сказочные принцы на белых «Мерседесах» по их захолустью толпами раскатывали…

— Отнюдь! ─ мужчина оторвался от созерцания улицы и вполоборота сбоку посмотрел на Сидорова. ─ Разве я это говорил? Ничего подобного.

─ Что значит «ничего подобного»?! ─ Сидоров почувствовал, что стены комнаты внезапно закачались, а пол уплывает у него из-под ног. ─ Как это «ничего подобного»? Не хотите ли Вы сказать?.. Не хотите же Вы сказать?.. Она что, и с неидеальным могла бы? ─ совсем тихо, еле слышно прошептал он, уже заранее зная ответ. ─ И с обычным мужиком?..

─ Разумеется. Вопрос времени и затраченных усилий, ─ мужчина еле заметно пожал плечом. ─ Ну, не через неделю, естественно. Неделя у Вашей жены ─ минимальный срок. Поверьте, это очень хороший результат. Очень! ─ с нажимом повторил он, внимательно глядя на Сидорова. ─ Большего от женщины требовать вообще невозможно. Вы уж поверьте мне на слово.

— Да… Да… ─ пробормотал Сидоров. ─ Хорошо… Знаете, я устал, что-то… Я, пожалуй, закончу пока на этом… Сниму шлем…

─ Да, конечно, ─ вежливо откликнулся мужчина?.. компьютер?.. ─ До свидания, Константин Викторович.

— До свидания, ─ машинально повторил вслед за ним Сидоров и снял шлем.

6.

Его собеседник исчез. Больше в комнате ничего не изменилось. Сидорову почудилось в этом нечто символическое. Как будто это было наглядным подтверждением того, что грань между реальным миром и тем виртуальным, где он только что побывал, крайне зыбка. А зачастую и вообще неразличима. Существует только в сознании.

Ведь стоит лишь представить себе, что к нему только что приходил реальный человек и показывал ему реальные видеоматериалы про похождения его любимой женщины…

От этой мысли Сидорову захотелось завыть.

Так было это все-таки или не было? С одной стороны, он ясно понимал, что нет! конечно, не было. Но с другой, так же ясно понимал теперь, что не было только потому, что случая до сих пор его милой Настеньке подходящего не представилось. Не подвернулось. Никто ею пока всерьез не занимался. Руки просто до сих пор до нее ни у кого не доходили. Других же баб кругом полно. Ничем не хуже. Так что в очередь, дорогие дамы, в очередь! Не толпитесь! Обслужат всех. В свое время. Как там говорил этот проклятый компьютер? «Вопрос времени и затраченных усилий», «неделя ─ прекрасный результат!»?

Дьявол!! Сидоров изо всех сил стукнул кулаком по столу. Шлем с глухим стуком подпрыгнул и чуть не упал. Сидоров смотрел на него, как на гремучую змею.

Подумать только! Еще вчера!.. да что вчера! еще сегодня утром он был счастливым человеком, счастливейшим из смертных! любил, обожал, боготворил свою жену, сдувал с нее пылинки и считал каким-то высшим существом из другого мира! Стихи ей читал. Гумилева, блядь!

Ты плачешь? Послушай, далеко-далеко, на озере Чад Изысканный бродит жираф.

Да по хую ей жирафы! Ты ей лучше скажи, где ее хахаль дорогой бродит. На белом Мерсе рассекает. Тогда она сразу успокоится, плакать перестанет и сосать к нему побежит. Ну, не сразу, конечно. Через неделю. Прекрасный результат! Твою мать!!!..

Сидоров почувствовал, что лицо у него все мокрое от слез. Он посидел еще немного и пошел в ванную умываться. Умывшись, Сидоров не стал возвращаться в комнату, а зашел на кухню и включил чайник, а сам подошел к окну и стал смотреть на улицу. («Как компьютер этот, ─ невольно подумалось ему. ─ Руки только за спину заложить осталось…»)

Возвращаться в комнату он просто боялся. Шлем притягивал его к себе, как магнит. Ему все время хотелось опять его одеть. Опять пообщаться с этим чудовищным компьютером… Поговорить с ним о своей жене, о всей этой ситуации… Пусть он его опять поутешает.

Что все это, мол, не по-настоящему. Это же всего лишь игра! Мираж! Виртуальная реальность. Что это Вы, Константин Викторович, так разволновались? Да и вообще, неделя ─ это прекрасный срок.

Сидоров почувствовал, что слезы снова наворачиваются ему на глаза. Эх, Настенька, Настенька!.. Ну, почему?! Почему? Как ты могла? Я же тебя так любил! А ты….

А кстати, существует ли вообще в мире любовь? Настоящая любовь! Вечная. Которая «сильна как смерть». Или все это просто красивые сказки? Надо будет спросить. У этого монстра. Он же все знает. Знает наверняка и это. Все мне объяснит и по полочкам разложит. Обязательно спрошу. Только не сейчас. Сейчас мне надо самому подумать. С мыслями собраться и подумать. Пока время есть. Пока Настенька не пришла.

Как мне вообще теперь себя с ней вести и как общаться? По-прежнему я уже не смогу, а как? Люблю ли я ее?.. Сам не знаю… Так, как раньше… Нет, не люблю. В прошлом все это, и больше уж этого не вернуть. Никогда. Между нами теперь всегда этот проклятый шлем будет и хлыщ этот… Черти бы его побрали!! Ну чем, чем он лучше меня?!

(«Да всем! ─ тут же насмешливо ответил он сам себе. ─ Сам же знаешь.»)

Черт! Черт-черт-черт! Сидоров не выдержал, плюнул на чайник (пес с ним, с этим чаем!) и, проклиная самого себя, понуро поплелся назад в комнату. Сел в кресло и больным, расслабленным движением натянул, или скорее даже нахлобучил на себя шлем.

Его новый знакомый все так же неподвижно стоял у окна, с заложенными за спиной руками, в той же самой позе, в какой Сидоров его оставил, расставаясь. Казалось, он так и простоял здесь все это время, не шевелясь и никуда не отлучаясь, покуда Сидоров тусовался в ванной и на кухне. На новое появление Сидорова он никак не отреагировал. Как будто даже и не заметил.

— Я вот что хотел сп-просить… ─ запинаясь от волнения, с ненависью глядя на неподвижно застывший в проеме окна темный силуэт, начал Сидоров, еще сам не зная толком, о чем он, собственно, собирается «спрашивать»? О вечной любви? Есть ли на свете настоящая любовь? Все ли кругом рогатые или это только ему так повезло? Как будто ему от этого легче станет! А что? может, и станет… Хотя нет, не станет… Ничего ему теперь уже не поможет. Бесполезно. Будь ты проклят!!! Со своей сатанинской игрой.

— Вы совсем не о том сейчас думаете, Константин Викторович, ─ все так же не поворачиваясь, вдруг неожиданно перебил его собеседник.

— Что?! ─ растерялся Сидоров. ─ Простите?..

─ Я говорю: Вы не о том сейчас думаете, ─ мужчина расцепил руки и повернулся лицом к Сидорову.

─ Почему?.. ─ заранее обмирая от какого-то страшного предчувствия, неслышно, одними губами, переспросил тот. (Господи! Что? Что еще может случиться?)

─ Потому что ровно через… ─ мужчина взглянул на часы, ─ 3 минуты 8 секунд Ваша жена вернется домой, и ей вдруг ужасно захочется надеть шлем. Такой вот у нее будет неожиданный каприз. Вы ведь ей разрешите? Попробовать? ─ мужчина сделал паузу, иронически взглянул на Сидорова и, не дождавшись ответа, продолжил. ─ Впрочем, помешать Вы ей все равно не сможете. Лучше даже и не пытайтесь. Женщина… что поделаешь… Если уж что-нибудь решила…

Итак, Ваша жена продержалась неделю. Целую неделю! А вот сколько, интересно, продержитесь Вы, уважаемый Константин Викторович? А? Как Вы сами-то думаете? ─ мужчина сделал еще одну паузу и снова вопросительно посмотрел на Сидорова. Тот сидел, хватая ртом воздух, как вытащенная на берег рыба, не способный вымолвить ни слова. ─ Поразмышляйте, поразмышляйте-ка пока над этим, уважаемый Константин Викторович!.. Только не слишком долго. Не дольше… ─ мужчина кинул еще один небрежный взгляд на часы, ─ сорока семи секунд. А потом, после игры, если захотите, мы с Вами порассуждаем и о вечной любви. Вы же именно об этом хотели меня сейчас спросить, не так ли? Ах, любовь, любовь!.. ─ мужчина театрально вздохнул. Сидоров по-прежнему сидел как мертвый. ─ Ну что ж, прощайте. И знаете, ─ мужчина вдруг неожиданно подмигнул Сидорову и заговорщически понизил голос, ─ скажу Вам по секрету. Мне почему-то кажется, что Ваша жена тоже проиграет. Как и Вы. Только с гораздо более, так сказать, разгромным счетом. Неделю Вам не продержаться. Нет! Час от силы. Да и то вряд ли. Несколько минут! Ну да, сейчас увидим. Прощайте.

* * * * *

В тот же вечер Настенька собрала свои вещи и уехала к родителям, а еще через неделю подала на развод.

Впрочем, Сидорову было к этому моменту уже все равно. Всю неделю подряд от беспробудно пил и вряд ли вообще толком понимал, что происходит.

Разбитый и искореженный шлем валялся в углу. Точнее не шлем, а то, что он него осталось. Узнать в этой безобразной, бесформенной мешанине торчащих отовсюду осколков пластмассы, кусков металла и обрывков проводов некогда красивое и изящное изделие было практически невозможно.

* * * * *

И спросил у Люцифера Его Сын:

─ Зачем Ты мне все это показал?

И ответил Люцифер Своему Сыну:

─ Ты живешь среди людей. И цели твои среди людей. Людьми же движут чувства. Узнай цену этим чувствам ─ и ты узнаешь цену людям. И ты сможешь тогда добиться всего, чего захочешь.

И опять спросил у Люцифера Его Сын:

─ Разве нет на свете истинной любви?

И ответил Люцифер Своему Сыну:

─ Одной только любовью душу не заполнишь. Там всегда останется место и для ревности, и для страха, и для ненависти. Для всего того, что делает человека человеком.

Искры этих чувств тоже всегда тлеют в душе и всегда готовы вспыхнуть, достаточно только дунуть.

И опять спросил у Люцифера Его Сын:

─ Он учит Любви. А чему учишь Ты?

И ответил Люцифер Своему Сыну:

─ Любви нельзя научить. Она либо есть, либо ее нет. А иначе ─ пусть Он научит Меня.

И опять спросил у Люцифера Его Сын:

─ Так чему все-таки учишь Ты?

И ответил Люцифер Своему Сыну:

─ Свободе.

И задумался Сын Люцифера и прекратил на время свои расспросы.

Сын Люцифера. День 2-й

И настал второй день.

И сказал Люцифер:

─ Сказано: не искушай. И это истинно. Человек не может бороться с искушениями. Он слишком слаб.

И спросил у Люцифера Его Сын:

─ А Христос? Он же выдержал все Твои искушения?

И ответил Люцифер Своему Сыну:

─ Нет.

И опять спросил у Люцифера Его Сын:

─ Но Он же сумел возразить Тебе?

И ответил Люцифер Своему Сыну:

─ А зачем Он возражал Мне? Зачем Он вообще разговаривал со Мной? Он надеялся Меня переубедить?

Он решил, что разгадал Меня и не смог удержаться от искушения сообщить Мне об этом. Это было искушение гордыней, и Он его не выдержал.

И опять спросил у Люцифера Его Сын:

─ Но ведь Он действительно разгадал Тебя? Ты указывал Ему неверные пути.

И ответил Люцифер Своему Сыну:

─ А разве существуют для Бога неверные пути? Для Бога любой путь верный.

Христос мог пойти любым путем. Но Я заставил Его сделать выбор и пойти одним-единственным. И потерять свободу.

И опять спросил у Люцифера Его Сын:

─ Но ведь Он не пошел Твоим путем? Туда, куда хотел Ты.

И ответил Люцифер Своему Сыну:

─ Разве? Если хочешь заставить врага пойти налево, посоветуй ему пойти направо. Только и всего. Христос пошел именно туда, куда хотел Я.

И опять спросил у Люцифера Его Сын:

─ Но Он же не поклонился Тебе?

И ответил Люцифер Своему Сыну:

─ А почему? Разве для Бога существуют запретные поступки? Тогда это не Бог.

Сон

«Власть развращает, и абсолютная власть

развращает абсолютно».

Лорд Актон.

1.

В первую же ночь, когда Алексей Громов остался один в квартире (жену с ребенком он накануне отвез на дачу), ему приснился совершенно невероятный, удивительный сон.

Стоило ему только закрыть глаза, как в голове у него вдруг раздался какой-то странный, непонятный звук: то ли свист, то ли вой, который начал постепенно всё нарастать… нарастать… нарастать… И когда Алексею уже стало казаться, что голова его вот-вот лопнет и взорвётся, как перезрелый арбуз! всё вдруг резко кончилось. Как будто произошел в пространстве-времени некий скачок, и он внезапно оказался в каком-то совершенно ином, другом мире.

Изменился мир, и изменился он сам. Он тоже тут стал иным.

Он медленно, очень-очень медленно, плавно, не делая резких движений, встал с постели и так же медленно двигаясь, словно в каком-то желе, приблизился к раскрытому настежь окну. Он знал, что это всего лишь сон, что вот сейчас он прыгнет из окна и куда-то во сне полетит! ─ однако ощущения его были настолько живыми, реальными, настолько реалистичными, всё вокруг было настолько конкретным, зримым и осязаемым, что он на какое-то мгновенье даже заколебался. Да полно! Сон ли это? Но только всего лишь на одно мгновенье.

В следующую уже секунду он летел, летел над своим двором… всё выше, выше, выше!.. всё быстрее, быстрее, быстрее!.. В голове опять появился тот же самый, странный пронзительный звук, всё нарастающий!!!

И внезапно опять всё кончилось.

Алексей вдруг обнаружил себя стоящим в абсолютно пустой, голой комнате, с одной только кроватью посередине. На кровати кто-то лежал. Ничего ─ ни окон, ни дверей в комнате не было. Пол, потолок и голые стены.

Если до этого момента ощущения Алексея были всё же какими-то слегка неясными и размытыми, нечёткими, как это бывает во сне, то с этого мгновенья они стали полностью реальными. Алексей по-прежнему знал, что это сон, но знал он теперь это одним только умом. Чувства же совершенно ясно и недвусмысленно подсказывали ему, что это явь. Он видел, слышал, осязал, обонял запахи. Он попытался ущипнуть себя за руку и чуть не зашипел от боли.

Короче говоря, это была явь, самая что ни на есть настоящая явь; реальность! Самая что ни на есть подлинная-расподлинная реальная реальность! Реальность ─ и всё тут! Хоть ты тресни!

Алексей некоторое время приходил в себя и очумело, в полном ошеломлении крутил головой вокруг (хотя смотреть, собственно говоря, было особенно не на что — комната была пуста), затем нерешительно, не зная, что делать, приблизился к кровати.

На кровати лежала женщина. Она лежала на подушке, укрывшись одеялом, спиной к нему, так что лица видно не было. Алексей на цыпочках, тихо-тихо ступая и стараясь не шуметь, обошел кровать, наклонился и осторожно заглянул спящей в лицо. И тут же чуть не вскрикнул от изумления! Это была Нинка, жена его лучшего друга Васьки Зайцева!

С Васькой они дружили с детства и были, что называется, не разлей вода. За все эти годы, а было им обоим сейчас уже под тридцать, они, в сущности, даже ни разу серьезно и не ссорились.

Васька жил этажом выше. Это был крупный, красивый, спортивный парень. Спокойный, добродушный и немного флегматичный. Имевший, кстати сказать, всегда огромный успех у женщин. Алексей ему даже в этом слегка завидовал. То есть, собственно, это сейчас слегка, а раньше-то, в юности, и довольно-таки сильно. Сам-то он был росточка невысокого, щупленький, маленький, да и вообще внешность имел весьма невзрачную и неказистую. Соответственно, и особым вниманием у прекрасного пола никогда не пользовался.

Нинка, Васькина жена, была тоже девушка яркая и видная, подстать мужу. Высокая, стройная, надменная и, на взгляд Алексея, очень, очень красивая. Шикарная, в общем, девица! Ему самому-то такие девушки всегда были абсолютно недоступны. Ни в институте, когда он был еще студентом, ни позже. Они просто-напросто не обращали на него никакого внимания.

Ваську своего она, судя по всему, очень любила, с Алексеем же, как лучшим другом своего мужа, тоже обращалась довольно дружелюбно, почти дружески.

Но вот как мужчину она его, похоже, вообще не воспринимала. А это ведь обычно всегда чувствуется. Алексей, по крайней мере, чувствовал. Впрочем, он старался на неё особенно не обижаться. Ну, какой он, в самом деле, для неё мужчина? Особенно по сравнению с её дорогим Васечкой. Начать с того, что ниже на целую голову. Да и вообще… А-а!.. Да ладно! Чего говорить.

У самого Алексея жена имела экстерьер, откровенно говоря, весьма и весьма посредственный. Маленькая, слегка полноватая — этакая кубышечка! — с жидкими, прямыми, всегда словно сальными какими-то, волосами. Ну, в общем, как говорится… Не фонтан, короче. Она и в девушках-то никогда особенно не блистала, а уж выйдя замуж, и окончательно махнула на себя рукой и перестала за собой следить. Вся ушла в семью, в хозяйство, в дачу, еще больше располнела, да и вообще как-то очень быстро вся огрубела и обабилась.

Алексей последнее время все чаще и чаще ловил себя на мысли, что смотрит на свою жену с какой-то легкой брезгливостью, чуть ли прямо не с отвращением. Хорошо, что хоть в постели нетребовательна и непритязательна. И то слава богу! А то бы вообще труба!

Он и женился-то на ней в сущности только потому, что отчетливо понимал, что ничего лучшего ему не светит и привередничать тут не приходится — по Сеньке и шапка! Хотя, в принципе-то, баба она была неплохая: добрая, веселая, никогда не унывающая, хозяйка была прекрасная, но…

Когда-то Алексею хотелось другого, совсем другого! Хотелось настоящей, серьезной любви, настоящей страсти, подлинных чувств. Хотелось найти свою мечту, встретить Её!.. Красивую, загадочную, романтичную…

Один раз ему даже показалось, что он Её встретил. Была у них на курсе в институте одна девочка… Аллочка… Странно, но Алексей даже и не помнил уже сейчас толком, как она выглядела. Была ли она хоть красива? Какие у неё, к примеру, были ноги?.. стройные?.. а грудь?.. Абсолютно ничего! Ничего конкретного. Никаких конкретных воспоминаний.

Один только общий образ. Образ в целом. Какой-то общий романтический флёр, её окутывавший, опутывающий, окружавший… Что-то в ней такое было… Особое… Молчаливость какая-то, что ли?.. Даже не молчаливость скорее, а задумчивость. Или нет! Мечтательность!.. Загадка… Тайна…

Впрочем, Алексей и сам понимал, что все это он, наверное, сам себе напридумывал. По крайней мере, вся эта загадочно-мечтательная романтичность вовсе не мешала ей прекрасно учиться и посещать исправно все институтские семинары и лекции, а на последнем курсе быстренько выскочить замуж — и очень удачно! — за самого, пожалуй, завидного жениха их курса. Здоровенного такого парня — весьма, кстати, неглупого! — из очень, к тому же, обеспеченной семьи. Веселого, шумного, с румянцем во всю щеку. Словом, как в известной песне поется: «А я люблю военных, румяных, здоровенных». При взгляде на которого на ум невольно сразу же приходило выражение: кровь с молоком. Парня, короче говоря, в некотором роде, может, и замечательного — просто, как прекрасный образчик здоровой мужской породы — но уж, во всяком случае, совершенно земного, даже приземленного, и от всех этих романтических бредней, загадочностей-таинственностей, меланхолий, всяких там задумчивостей и прочей сентиментальной чепухи: сюсюканий и охов-вздохов — бесконечно далекого.

В общем, собственно, примерно такого же, каким был его друг Васька. Алексею, помнится, это сравнение еще тогда сразу же пришло на ум. И позже, когда Васька женился, его жена Нина чем-то всегда неуловимо напоминала Алексею Аллу. Хотя внешне они были на самом-то деле совершенно непохожи.

Наверное, именно этим своим полным равнодушием и холодностью, именно тем, что ни та, ни другая никогда не воспринимала Алексея всерьез, как мужчину. Именно этой своей недостижимостью и недоступностью.

Да нет! Алексей вовсе не стремился соблазнять жену своего лучшего друга, ─ боже упаси! — ему и самому никогда в жизни и в голову бы не пришло, скажем, пытаться за ней ухаживать, иметь на неё виды и строить ей какие-то там куры; но было, тем не менее, в этом её холодном, полупрезрительном равнодушии и подсознательном пренебрежении что-то, глубоко обидное и оскорбительное. Как будто он для неё вообще и не мужчина даже, а нечто, вроде какого-то маленького комнатного песика. Любимца её мужа, с которым, соответственно, надо стараться дружить и вообще обращаться хорошо. Но если муж вдруг вздумает его завтра, к примеру, выгнать или кому-то отдать — то тем лучше. Хлопот меньше будет.

2.

И вот теперь, стоя посреди пустой комнаты, пребывая в этом своем, ни на что не похожем сне-реальности, Алексей, к своему величайшему изумлению, узнал вдруг в лежащей на кровати женщине именно Нину! Глаза у неё были закрыты, дыхание ровное и спокойное — словом, похоже, она глубоко спала.

Алексей некоторое время растерянно на неё смотрел, потом очень медленно и осторожно протянул было руку к её плечу… — и в нерешительности остановился. Его все больше и больше поражала абсолютная реальность происходящего. Он был реальным, Нина была реальная, кровать была реальная, комната была реальная. Все было реальное! Единственное, что было нереальным, так это вся ситуация в целом.

Что это вообще за комната? Откуда здесь взялась Нинка? Где Васька? Точнее, конечно, не «где Васька?» ─ это же сон, причем тут Васька! Это же не реальная Нинина спальня — а! черт! Алексей почувствовал, что запутался. Что все это значит, короче?! И что делать? Нинку, наверное, надо разбудить? Или не будить? Вдруг это вообще не Нинка? А какой-нибудь, там, монстр или демон, принявший вид Нинки. Который только того и ждет. Чтобы его сейчас «разбудили». Это же совершенно особый, свой мир, мир сна. Здесь свои законы.

Алексею вдруг вспомнились всякие дурацкие фильмы ужасов про всякие, происходившие во сне, страсти-мордасти, и он невольно передернулся. Бр-р-р!.. Ну её! Эту Нинку или что это там на самом деле такое. Лучше, пожалуй, её не трогать. И вообще ничего здесь не трогать. По принципу: не буди лихо, пока оно тихо.

Он так же осторожно и медленно убрал руку. Происходящее начинало его, по правде сказать, несколько беспокоить. Что-то здесь было не так. Надо бы отсюда, из этого «сна», поскорее убираться. Удирать. Уматывать. Улепетывать. Просыпаться, в общем. Какую-то штуку его сознание выкинуло, не такую. Куда-то, он кажется, по ошибке не туда он попал. На фиг такие «сны»! Какой это, к черту, сон, если вот он тут стоит и рассуждает даже лучше, чем наяву?!

Да, «просыпаться»! Легко сказать. А как? В фильмах героя в таких случаях всегда кто-то будит. Так… Это не прокатит. Меня будить некому. Я один в квартире. Как, блядь, перст. Жена с ребенком на даче. Сам вчера отвез.

Алексей опять подивился своему совершенно отчетливому и ясному пониманию происходящего. Все он помнил, все понимал. Где он, что с ним, как он здесь оказался. Да что это вообще такое-то!! Сон!.. Хорош «сон»!

Нина невнятно пробормотала что-то во сне и перевернулась на другой бок. Алексей в испуге замер, потом с трудом перевел дух. Фу-у-у!.. Так и заикой остаться недолго. Сердце неистово колотилось, на лбу выступил пот.

У-у-уф!.. Чего это я так испугался-то? Чего-чего… Того самого! Вот как проснется сейчас! Улыбнется… А во рту у неё клыки, как у какого-нибудь, блядь, графа Дракулы. Или когти на руках железные, как у этого… ну… как его там?.. Крюгера. Из бесконечного сериала того дурацкого… «Пятница 13-ое»? Нет… «Кошмар на улице Вязов»? Да, точно! Кошмар, блядь. На улице Вязов. Точно-точно! Там еще этот Крюгер со своими пальчиками железными и в полосатом свитере за всеми гонялся.

Алексей с опаской посмотрел на Нину. Из-под одеяла виднелась только голова, рук видно не было.

Та-ак… С когтями она там или без — пёс её знает. Лучше не проверять. Что свитера на ней нет — это уж точно. Хотя, впрочем… Под одеялом же ничего не видно. Что там на ней есть. И чего нет… И есть ли что-нибудь вообще…

При этой последней мысли Алексей вдруг ощутил небольшое волнение. А что там, действительно, на ней одето? Может… ничего?.. Или даже нет! Сорочка… коротенькая… а под ней — ничего. Или нет! А под ней — коротенькие трусики… Коротенькие-коротенькие! Шелковые… Ну, гладкие, в общем, на ощупь. Такие… типа плавок, но чтобы попочку хоть немного прикрывали. Не полностью, конечно, но так… Не просто ниточка сзади, как сейчас модно, а чтобы было что-то сзади. Чтобы попка не была вся открыта. Чтобы можно было под них, под эти трусики, сзади рукой подлезть…

Он живо представил себе, как просовывает руку под одеяло… прикасается к Нинкиному телу… гладит его… ощупывает… как просовывает потом руку — один только пальчик сначала! — снизу ей под трусики… Или нет! Как он сначала трогает рукой, еле-еле! Самыми кончиками пальцев! Её ногу внизу, у самой щиколотки… Как потом рука его поднимается по её ноге все выше… выше…

Черт! Алексей неожиданно почувствовал, что у него сильнейшая эрекция, и что возбуждение его против его воли и совершенно независимо от него самого все нарастает и нарастает, усиливается и усиливается. Страхи его все разом куда-то вдруг исчезли, и он внезапно ясно осознал, понял, ощутил, что находится один, совсем один, в пустой комнате, наедине со спящей на кровати молодой, красивой и безумно нравящейся ему женщиной. Вероятно, к тому же, совсем раздетой. Женщиной, о которой он мог раньше только бесплодно мечтать.

Черт! Но это же Васькина жена! Ну и что? Это же сон! Мой собственный. Во сне все можно. Человек во сне за себя не отвечает. Мало ли чего кому снится?! И не такое еще снится. Такое, блин, иногда приснится, что и рассказывать-то потом стыдно. Да и зачем? Никто и не рассказывает никогда. Это же подсознание. Неконтролируемый процесс. Дело сугубо личное и интимное. Может, Васька мою жену тоже каждую ночь шпилит? Я же не знаю!.. Хотя, с другой-то стороны, на кой ляд она ему сдалась! Когда у него такая вот Ниночка есть… Такая… роскошная… женщина… Такая… красивая… С такими вот… формами…

Алексей, все ещё сомневаясь и колеблясь, рассеянно потрогал рукой простыню. Простыня тоже была абсолютно реальная. Как и все остальное. Простыня как простыня. Белая, прохладная и чуть шершавая на ощупь.

Тогда он, почти решившись, тихо, чтобы не потревожить ненароком спящую Нину, присел на край кровати. Помял пальцами край одеяла…Тонкое.

Алексей чувствовал, что его похоть, его желание буквально с каждой секундой становятся все сильнее и сильнее. Он уже с огромным только трудом мог себя контролировать. Рука его словно украдкой, ненароком, тайком, словно сама собой скользнула вдруг под одеяло. Глубже… глубже…

Внезапно Алексея будто обожгло, и он поспешно выдернул руку. А ну как она сейчас вдруг проснется!? И увидит, чем он тут занимается? И в ответ на его жалкие приставания и домогательства просто-напросто откровенно расхохочется ему в лицо! А потом еще и расскажет обо всем Ваське!

При одной только этой ужасной мысли краска бросилась Алексею в лицо, и все его существо мгновенно затопила жаркая волна совершенно нестерпимого, непереносимого стыда. Он словно наяву испытал это чудовищное унижение. Щеки его пылали, глаза бегали, мысли путались.

Руки судорожно поглаживали край кровати. Прошла, наверное, целая вечность, прежде чем он смог наконец успокоиться и взять себя в руки.

Что за чушь! Какому еще Ваське! Чего она «расскажет»? Это же сон! Сон!! Мой собственный. Я здесь хозяин. «Расхохочется!» Да пусть только попробует! Да я ей тогда!.. Я ей!.. Я ей!..

Алексей хоть и храбрился и хорохорился, но при одной только мысли, что Нина сейчас вдруг проснется… И посмотрит ему в глаза… Нет уж! Пусть уж лучше она спит! А он её во сне… Потихонечку… Вот так…

Алексей почувствовал, что не может больше с собой бороться. Да и не хочет.

Он решительно и резко сунул руку глубоко под одеяло, но не рассчитал от волнения своего движения и сразу же наткнулся на что-то горячее и упругое. Мгновенно в испуге отдернул руку, но поскольку Нина никак не отреагировала — не только не проснулась, но даже и не пошевелилась — он тут же опять, но только теперь уже гораздо более расчетливо и осторожно, прикоснулся самым кончиком пальцев к её жаркому телу. Нина по-прежнему глубоко спала.

Алексей, почти окончательно успокоившись, тихо-тихо погладил её горячую и гладкую кожу; потом, уже не торопясь, вынул руку из-под одеяла; аккуратно, стараясь все же на всякий случай не шуметь (хотя теперь он был почему-то почти уверен, что Нинка не проснется — это же его сон, его! черт возьми! он может делать здесь все, что угодно!), пересел ниже, в ноги Нины; нежно, ласково, изо всех сил сдерживая себя и уговаривая не торопиться и не спешить, погладил поверх одеяла её щиколотку… внешнюю часть стопы… Потом, все так же поверх одеяла, еле-еле его касаясь пальцами, начал подниматься, подниматься рукой вверх по её ноге: икра… коленочка… выше… выше… так… задержался слегка на талии — буквально на мгновенье! (Ниночка спала на боку, согнув немного ножки в коленочках) и, опустив затем руку чуть ниже, погладил её бедро и верхнюю ягодицу.

Сначала так же слабо и осторожно, совсем чуть-чуть! почти без нажима! а потом все плотнее и плотнее прижимая широко раскрытую свою ладонь к её телу и сильно стискивая пальцами через одеяло её плоть. Одеяло было совсем тонкое, и Алексей прекрасно, отчетливо и во всех мельчайших самых деталях и подробностях все через него чувствовал и ощущал: каждую складочку, резиночку, каждый шовчик на Нинкиных трусиках.

Он резко опустил руку опять вниз по её ноге, к самой стопе, и уже забыв и отбросив почти всякую осторожность, сунул руку под одеяло (второй рукой при этом он опирался на кровать), сразу же нащупал голую Нинкину ногу, обхватил её ладонью и быстро повел руку вверх. Выше… выше… выше… Бедро… Трусики… Тут же сунул под них руку и, ощутив между её ног что-то мягкое, влажное и горячее, ввел средний палец внутрь.

Потом, уже почти ничего не соображая и теряя над собой всякий контроль, рывком сбросил с неё одеяло, лег, торопясь, рядом и, спеша и путаясь, не в силах никак справиться трясущимися пальцами с непослушными пуговицами на брюках, стал стягивать их с себя, дрожа как в лихорадке…

Возбуждение его было настолько велико, что, войдя в неё, он успел сделать только всего лишь пару движений. После чего судорожно дернулся всем телом, стиснув зубы, закрыв глаза и откинув чуть назад голову; сдавленно застонал и!.. проснулся.

Он по-прежнему лежал один, дома, в своей комнате. Трусы были мокрые.

Го-осподи! Да у меня же только что была поллюция! Матерь божья и пресвятые угодники! Это когда же со мной последний раз такое было-то? Лет в 15, наверное?

Алексей перевернулся на спину, закинул руки за голову и прислушался к своим ощущениям. На душе у него было легко и радостно. И немного грустно. Жаль, что так быстро все кончилось! Ему хотелось вернуться опять туда, назад, в свой сон. Он с наслаждением стал вспоминать подробности.

Как он её сжимает руками… её тело… жаркое, упругое,… Как он вводит… ей… между ножек… сзади… приспустив слегка ей трусики… между её длинных и стройных ножек…

Алексей почувствовал, что опять возбуждается. А, черт! Сейчас бы опять… туда … Только теперь уже не торопясь… Медленно… спокойно… С чувством, как говорится… с толком… с расстановкой… Как положено…

Вот черт! Ну, и сон! И как ведь все реально было! Даже сверхреально. Еще лучше, чем в жизни. Дьявольщина! Как будто правда Нинку только что дрючил!

Алексей нарочно старался думать про все, что с ним только что произошло, в нарочито-прозаическом, грубоватом тоне, чтобы хоть как-то пригасить, скрыть, спрятать от себя самого свои собственные тайные, сокровенные мысли и ощущения. Ему было хорошо! Очень хорошо! Очень. Так хорошо ему не было еще вообще никогда!

Ни с женой своей, Веркой, ни с кем. Да какая там Верка! Тьфу! Плюнуть и растереть. Вот Нина!.. Вот это женщина!.. Да-а!.. Везет же этому дураку-Ваське!

Как ни странно, но мысль, что он только что, в сущности, изнасиловал, пусть и во сне, жену своего лучшего друга, была Алексею даже приятна. Добавляла в его сладостные воспоминания какую-то особую, дополнительную пикантность. Остроту. Перчинку.

Эх, еще бы такой сон увидеть! Опять… Алексей даже зажмурился от удовольствия. Как сытый кот, мечтающий о новой порции сметаны. Только что не замурлыкал. У-у-у!.. Опя-ять бы… Только теперь уже по-другому… Без спешки… Без суеты… На спинку её сначала положить… Куколку… Ууу-ух! Ножки на плечи себе закинуть… И!.. А потом на животик… Ножки ей сзади тихонечко раздвинуть… Не-ежно… Не-е-ежно…

Алексей вдруг поймал себя на мысли, что думает о Нине, Васькиной жене, живой, здоровой, хорошо знакомой ему женщине, как о какой-то вещи, какой-то бездушной резиновой кукле. С которой можно делать и вытворять все, что угодно. Мять, сгибать, заставлять принимать по своему желанию любые позы. Впрочем, эта мысль тоже была ему приятна.

Мысль, что он обладает над ней, над её телом, абсолютной властью. Может делать с ней все, что угодно! все, что он захочет! все, что только ему заблагорассудится! Ничего у неё не спрашивая, нисколько её не стыдясь и не стесняясь. Вообще не интересуясь её реакцией.

Эх! Алексей даже заёрзал на кровати от возбуждения. Еще бы хоть разок! Ну, хоть один-единственный разочек!..

3.

На работе у Алексея целый день всё валилось из рук. Ничего не ладилось и не клеилось. Он был рассеян, несобран, невнимателен, отвечал постоянно невпопад и вообще, как не преминула язвительно заметить их желчная и злая машинисточка Оленька, «витал в облаках». («Громов у нас сегодня витает в облаках!»)

Да какая там, к черту, работа! Сегодняшний сон не шел у Алексея из головы. Он весь день всё мечтал, млел, вспоминал разные волнующие подробности. Как он… и как потом… и какая она была…

Все эти воспоминания возбуждали и будоражили его необычайно. Они были настолько яркими и реалистичными, настолько живыми, как если бы он действительно провел сегодняшнюю ночь с Васькиной женой.

Блин! Плавки надо было одеть. Из-за стола лишний раз теперь не выйдешь!

Алексей едва дождался конца рабочего дня. Ему не терпелось зайти поскорее к Ваське. Эта идея не давала ему покоя уже с самого утра.

Мысль, как он увидит сейчас Нину, будет с ней разговаривать как ни в чем не бывало, смотреть ей в глаза, вежливо улыбаться… зная, что сегодня ночью!.. Эта мысль была настолько захватывающа, настолько волнующе-соблазнительна, что он едва-едва удержался, чтобы не отпроситься пораньше. Под любым предлогом. Голова болит! Нога-ухо! Да пошли они все!! Пусть думают, что хотят!

Придя домой, Алексей прямо с порога зашвырнул на диван свой кейс и, даже не переодеваясь, помчался к Ваське. Уже позвонив, он наскоро подумал, что ему сейчас скажет («Слушай, Вась!..»), как вдруг дверь открыла сама Нина. Увидев её, Алексей от неожиданности чуть не поперхнулся и почувствовал, как горячая краска заливает его лицо. Все его ночные воспоминания сразу же нахлынули на него с новой силой.

— Привет, Нин, ─ наконец, запинаясь, кое-как выговорил он. — Васька дома?

─ Здравствуй. Ты знаешь, он в командировку уехал на неделю. Только к выходным вернется, ─ вежливо и равнодушно сообщила ему Нина, даже не приглашая войти и явно ожидая, что он сейчас же повернется и уйдет.

— Поня-ятно… — протянул Алексей, пытаясь хоть немного потянуть время. — А ты что не на даче? Я своих позавчера еще отвез. (Дачи у них с Васькой тоже были рядом.)

— Да некогда всё. Может, в эти выходные съездим, если получится, ─ Нине явно не терпелось поскорей закончить разговор.

— Ну, ясно. Ладно, Васька объявится — пусть позвонит.

─ Хорошо, я передам.

─ Ну, пока.

─ До свиданья.

Алексей постоял немного перед захлопнувшейся дверью, потом медленно повернулся и побрел к лифту. К привычному уже чувству унижения, которое он всегда испытывал, общаясь с Ниной, примешивалось теперь еще и чувство какого-то непонятного разочарования. Он и сам не мог себе полностью объяснить его природу. Он словно бы подсознательно ожидал, что у них теперь с Ниной чуть ли не роман начнется.

Что она тоже что-то там такое почувствует, будет его теперь как-то по-другому воспринимать, по-другому к нему относиться. Что ей тоже чуть ли не такой же точно сон сегодня снился. Или что это даже вообще была там она. Настоящая. Реальная. В этом его сверхреальном сне.

Алексей и сам понимал полную бредовость и дикость всех этих своих горячечно-сексуальных фантазий, но, тем не менее, обычное полное равнодушие Нины подействовало на него, как ушат холодной воды. Оживление и возбуждение его исчезли, уступив место какой-то внутренней опустошенности и презрению к самому себе, к собственной никчемности. В нем словно вдруг ожили и пробудились все его юношеские и, казалось бы, давным-давно уже прочно и благополучно забытые и изжитые застарелые комплексы по поводу своей непрезентабельной внешности.

Да кому ты нужен? Ни рожи ни кожи! Ни денег. А тоже туда же. «Роман»!.. Как же! Держи карман шире! Да она тебя в упор не видит! Ты для неё вошь, тля. Что ты есть, что тебя нет! И правильно делает. Ты и есть тля. Ничтожество несчастное! Добейся сначала хоть чего-нибудь в жизни, а потом уже и к таким женщинам подкатывай. Тоже мне, Дон Жуан нашелся! Демон, блядь, обольститель с соседнего этажа прилетел. Казанова беспонтовый.

От всех этих мыслей настроение у Алексея окончательно испортилось. На душе было мерзко, скверно, беспросветно-тоскливо и вообще как-то пакостно и слякотно. Как будто там шел мелкий, серый, унылый, бесконечный, холодный, моросящий, осенний дождь.

Эх, напиться, что ли?! Завить горе веревочкой! Как там у Аполлона Григорьева-то поётся-говорится?

Знобко… Сердца боли вроде стихли.

Водки, что ли?

Вот именно! «Водки, что ли?» Ага, «водки»! Напьёшься тут. Завтра же с утра на работу идти. Да и нет же дома ничего! Специально, что ль, теперь в магазин тащиться?.. Да и!.. Только хуже будет. Проверено же уже не раз.

Алексей побродил бесцельно по пустой квартире, не зная, чем заняться, потом включил от скуки телевизор. Пощелкал кнопками. Ничего! Бесконечные сериалы да фильмы тридцатилетней давности, совсем уж какие-то дремучие. Взвейтесь-развейтесь! Блядь! Человек с работы пришел. Смотреть вообще нечего. Поневоле тут сопьешься. Ну, чего делать-то будем? Спать, что ли, завалиться?.. В полвосьмого?

Чем, интересно, сейчас наша Ниночка дорогая занимается? А? И как она одета? Что на ней сейчас? Лето, жарко же. Может, та самая рубашечка?.. И трусики… А кстати, есть у неё, действительно, такое бельё? Какое во сне на ней было. Вот интересно бы выяснить!.. А как?.. Да и вообще, о чем я думаю! Что за бред мне опять в голову лезет! Хватит уже! Ну, приснилось и приснилось. Всё! Проехали.

О-о-о-охо-хо!.. Так чего делать-то все-таки будем? А? Алексей два раза подряд зевнул и вдруг почувствовал, что глаза у него слипаются, веки налились свинцом, и вообще, ему смертельно хочется спать. Непреодолимо!

Уже засыпая на ходу, он с трудом, из последних сил разделся и повалился на кровать, кое-как натянув на себя одеяло. «Умыться бы надо…» ─ успел еще подумать он, прежде чем окончательно провалиться в какую-то черную бездонную пропасть.

4.

Алексей вновь обнаружил себя стоящим в той же самой комнате. Рядом с той же самой кроватью, на которой опять спала какая-то женщина. Нинка!!

Алексей почувствовал, что он даже вспотел весь от волнения. Неужели правда?! Неужели??!! Господи, спасибо тебе!! Неужели он опять сейчас?!.. Как вчера!.. Или нет, не как вчера… Теперь не надо торопиться… Зачем?.. Теперь же я все знаю … Времени много…

Он неспешно, неторопливо, растягивая удовольствие и уже заранее предвкушая и смакуя в душе все подробности всего того, что он сейчас собирается сделать, обошел вокруг кровати, остановился… потом все так же неспешно, будто бы словно колеблясь и раздумывая, взял двумя пальчиками одеяло за самый кончик, и стал плавно-плавно, сантиметрик за сантиметриком … стягивать, стягивать, стягивать его с Нины…

Сначала медленно… медленно… совсем медленно… но потом же, потеряв совершенно голову при виде открывающейся перед ним постепенно нестерпимо-немыслимо-соблазнительной картины полуобнаженного прекрасного женского тела — такого близкого и доступного! только протяни руку! — и забыв мгновенно все свои благие, чисто рассудочные решения и намеренья на этот раз не торопиться и не спешить, разом дернул одеяло на себя!

И в тот же миг Нинка сразу же проснулась!! Несколько мгновений она молча смотрела вокруг ничего не понимающим взглядом, потом вдруг резко села на кровати, поджала под себя голые ноги и, прикрывая руками грудь, уставилась на Алексея своими широко открытыми глазами.

— Что ты здесь делаешь? ─ высоким, прерывающимся от волнения и страха голосом, громко спросила она.

Алексей стоял, держа в руке одеяло, совершенно растерявшись и не в силах вымолвить ни слова.

— А… А… Ниночка… Это же сон… Понимаешь… Всего лишь сон…

─ Что ты здесь делаешь!? ─ ничего не слушая опять повторила Нина, по-прежнему глядя на Алексея в упор.

— Ничего… ─ окончательно под её взглядом потерялся тот. — Я просто стою… Иду… Смотрю… Ты лежишь… Решил… Надо поинтересоваться… что с тобой?.. Может… тебе плохо?.. Может… помощь нужна?.. Скорую вызвать… Позвонить…

В голове у Алексея царили полный сумбур и кавардак. Мысли его смешались и спутались, он нёс какую-то дикую околесицу и ахинею, сам это прекрасно чувствовал, но поделать с собой ничего не мог. Он всё тараторил и тараторил без умолку и никак не мог остановиться. Уши и лоб горели, во рту пересохло, язык молол какую-то несусветную чушь совершенно независимо от него. Он словно бы на время поглупел и утратил способность соображать. Ему было мучительно стыдно, как мальчишке, которого только что поймали за подглядыванием в женской раздевалке. Он мечтал сейчас только об одном: немедленно провалиться сквозь землю!

— Дай мне одеяло! ─ властно перебила его Нина.

─ Что?.. Что, Ниночка?.. Одеяло?.. Какое одеяло?.. ─ Алексей задергался и засуетился, пытаясь понять, что от него хотят, и как-то нелепо заметался и засучил на месте ногами. ─ А-а, одеяло! А где Васька? А, ну да, он же в командировке… Ты же говорила… Да, одеяло…Одеяло…Одеяло…Где оно?.. Где-то я его видел…

─ Оно у тебя в руке! ─ опять холодно перебила его Нина. ─ Кинь мне его! Сейчас же! И немедленно убирайся отсюда! ─ повелительно приказала-прибавила она.

Нина прекрасно видела состояние Алексея и, похоже, почти совсем успокоилась, пришла в себя и перестала его бояться. Более того, в данной ситуации она, судя по всему, даже и не собиралась с ним теперь особенно церемониться и соблюдать хотя бы элементарную вежливость.

«Вежливость»!.. Какую там ещё «вежливость»! Что он вообще здесь делает?! В её спальне? Возле её кровати! С её одеялом в руке! Как он вообще здесь оказался!!?

— Да, да… Я сейчас… ─ сгорбившись, втянув голову в плечи, совсем убитым голосом пробормотал или скорее даже проскулил Алексей. ─ Я сейчас уйду…

«А куда это я уйду? ─ вдруг опомнился он. ─Здесь же ни окон, ни дверей. Это же сон! Мой сон. Это же всё мне только снится. И Нинка, и одеяло это проклятое. Снится… Это мой сон… Сон… Я здесь хозяин! Я могу делать здесь всё, что угодно… Абсолютно всё! Чего это я, в самом деле?»

Алексей остановился, помедлил секунду-другую, потом собрался наконец с духом, медленно выпрямился, пристально посмотрел Нине прямо в глаза и предельно нагло, цинично ухмыльнулся. И под этим его взглядом Нина замерла, сжалась и как-то вся съёжилась. Глаза её ещё больше расширились, она смертельно побледнела и стала вдруг медленно-медленно отодвигаться от него, словно пытаясь вжаться в спинку кровати.

Алексей, всё также глумливо ухмыляясь и не отводя от неё взгляда, разжал руку, и одеяло мягко упало на пол. Нина мельком на него взглянула и побледнела, казалось, ещё больше.

— Что это всё значит? Что ты задумал? Ты с ума сошел? ─ совсем тихо, неестественно-напряжённым голосом проговорила, почти прошептала она.

Алексей просто физически чувствовал её нарастающий страх, какой-то прямо-таки животный ужас. Он словно чувствовал его запах! И этот запах страха жертвы, это ощущение полной безнаказанности и безграничной, абсолютной власти над сидящей перед ним женщиной ─ опьяняли его. Многократно усиливали и подхлестывали его возбуждение, желание, похоть, разгорающуюся страсть.

Он медленно двинулся вперед, и ухмылка его стала ещё шире и ещё откровенней. Он уже открыто, нисколько не стесняясь, жадно разглядывал, ощупывал глазами Нинкино тело, и под этим его липким, бесстыдным, откровенно-похотливым, недвусмысленным взглядом она жалась, ёжилась, ёрзала, пытаясь хоть как-то спрятать, скрыть, прикрыть свою наготу.

— Ну, что ты, Ниночка?.. Чего ты так боишься?.. Я же тебе ничего плохого не сделаю. Ну, использую просто разочек по назначению, вот и всё. Будь паинькой, как вчера, и всё будет хорошо. Тебе даже понравится. Вчера же тебе понравилось? ─ звуки собственного голоса, возможность говорить в лицо женщине совершенно немыслимые, невозможные вещи ─ всё это возбуждало Алексея ещё сильней.

─ Не подходи ко мне!.. Не прикасайся… Помогите!!! Ва-ася-я-я!! ─ вдруг громко, изо всех сил закричала насмерть перепуганная Нина.

— Ну-ну-ну, не надо так кричать! Не всё же Васе… Надо же и мне разок попользоваться… ─ Алексей возбуждался всё сильней. Он уже почти не мог себя сдерживать, но не хотел, чтобы всё закончилось слишком быстро. — А может, я ещё лучше? Сравнишь нас сейчас заодно. Взвесишь на одних весах, ─ неожиданно припомнилась ему двусмысленно-скабрёзная фразочка из какого-то французского романчика, и он даже рассмеялся от удовольствия.

─ Что-о??.. Что-что?.. Кого сравню? Тебя и Васю? Да ты посмотри на себя в зеркало, урод несчастный! Обезьяна! ─ презрение Нины было настолько искренним и сильным, что Алексея словно ошпарило, ожгло. Кровь ударила ему в голову, пред глазами все поплыло.

─ Ах ты, сука! ─ в бешенстве закричал он, бросился, не помня себя, на Нину и крепко схватил её за руки. Но потом, почувствовав её сопротивление, почти сразу же отпустил их и, широко размахнувшись, изо всех сил, наотмашь влепил ей тяжёлую, звонкую пощёчину. Сначала правой рукой, затем левой.

И когда тело оглушённой женщины уже обмякло, он одним резким движением спустил ей на бедра трусики, рывком разорвал на груди сорочку, подхватил ноги Нины под колени и, схватив её одной рукой за голую грудь, а второй за волосы, навалился сверху всем телом и начал яростно насиловать. Прижав её лицо к подушке, он злобно шипел ей прямо в ухо: «Ну что, сучка?.. Нравится?! Нравится!? А так?.. А так?.. Правда, хорошо?.. Правда?.. А так?.. Нравится?.. Нравится?.. Нра-а… вит…ся?!.. Нра-а-а!!..»

Алексей громко застонал и проснулся.

Трусы были опять влажные. У него только что опять была поллюция.

5.

Днём Алексея стало терзать какое-то смутное, неясное беспокойство. Сначала совсем-совсем слабенькое, но потом постепенно, с течением дня, всё усиливающееся и усиливающееся.

Так сон это всё-таки или не сон? Гм… сон… В любом уж случае это не просто сон, это и ежу понятно. А раз так, то вдруг она тоже всё помнит? Вдруг это наш общий с ней сон, и ей то же самое снится?

Хотя вчера же она мне не сказала ничего, когда я заходил… Идиот! Она же спала вчера, а сегодня-то проснулась! Сегодня-то она меня видела… Ну и что? Это же сон был. Сон! Мало ли, что порой приснится! Ей же снилось, не мне, а-то здесь причём? Я вообще не при делах. Знать ничего не знаю и ведать не ведаю! Как в анекдоте: «Это же Ваш собственный сон, мадам!».

Алексей бодрился и успокаивал себя, но на душе у него скребли кошки.

Сон-то он, конечно, сон, но… Да и сон ли это вообще? Больно уж он реальный какой-то, этот сон. Настоящий. Дьявольское наваждение просто какое-то, а не сон! Н-да… Впрочем, мне-то что? Я не против. Я только за. Побольше бы таких наваждений. И почаще. Да…

Так о чём это я? А-а… Ну да… Так вот, наваждение, то бишь сон. Если у меня всякие сомнения по этому поводу закрадываются, то уж у неё и подавно. Особенно, если она всё так же реально, как и я, испытывает… Естественно! Закрадутся тут! Кому понравится, что его во сне трахают, как наяву? Всякие там уроды. (Алексей невольно скривился. Стерва!) Да еще и избивают при этом.

Блядь! Ему припомнились некоторые…гм!.. подробности прошедшей ночи, и беспокойство его ещё более усилилось.

Ваське ведь наверняка расскажет!.. Ну и что? Во-первых, когда он ещё приедет, а во-вторых — да пошел он на фиг! Сон и сон. Я, что ли, виноват, что твою жену кошмары по ночам мучают? Сексуальные. Может, она у тебя мазохистка, и это у неё подсознание так работает? По Фрейду. Подавленные, блин, желания. Либидо, в натуре. Короче, нечего по командировкам шляться! Трахай её почаще, и ничего ей сниться тогда не будет. Всё её либлядо сразу как рукой снимет. Вот так! Н-да… Но лучше бы она всё-таки ничего не помнила.

Черт! Позвонить, что ли, поинтересоваться? Как, мол, дорогая Нинулечка, здоровьичко твое драгоценное? Самочувствие? Не скучаешь ли там, часом, светик мой? Одинокими-то ночами? Как там Васечка твой ненаглядный? Рожки не жмут? В смысле, не объявлялся ещё? Жаль! А то у меня дело у нему есть. И пресрочное!

Н-да… Или все-таки уж не звонить? А то: во сне трахает, наяву шастает, а теперь еще и звонить повадился! Достал, короче. Заебал! И в прямом, и в переносном смысле. И во сне, и наяву. (Алексей слабо усмехнулся собственному остроумию.) Да и странно как-то всё енто… Никогда ведь до этого не звонил. Подозрительно чтой-то! А?.. А чего «подозрительно»-то? Это же сон! Со-он!.. Ну, так чего: звонить — не звонить?

Алексей в сомнении взглянул на трубку, протянул было к ней руку, но на полпути остановился.

А-а, позвоню!

Он решительно схватил трубку и быстро, боясь, что передумает, набрал номер.

— Алло!

— Привет, Нин, это я.

— А-а… привет.

— Слушай, Васька не звонил?

— Нет.

— Позвонит, передай, чтобы он сразу же со мной связался. Лады? А то он мне нужен позарез.

— Ладно, передам.

— Ты-то как сама? Всё нормально?

— Нормально.

— А то голос у тебя какой-то усталый.

— Да нет, ничего.

— А-а… Ну, ладно тогда. Давай. Ваське только передать не забудь.

— Хорошо. Не забуду.

— Ну, все. Пока.

— Пока.

Алексей с огромным облегчением, слегка дрожащей рукой бережно положил трубку и вытер тыльной стороной ладони вспотевший лоб.

Та-ак!.. Ничего не сказала. Разговаривала, вроде, тоже нормально. Хотя голосочек-то у неё был… явно не того… Так-так-так! Это что же значит? По крайней мере, это уже хорошо. Это просто замечательно! Либо ничего ей вообще не снится, и она, естественно, ничего и не помнит; либо просто думает: сон и сон.

Ну, и правильно. А чего ей ещё думать-то? Удивляется только, наверное: чего это я ей снюсь? Да ещё в таком качестве. Я же, видите ли, не в их вкусе. Ах-ах! Ну да уж это, мадам, ваши проблемы. Ножки только пошире раздвиньте, чтобы мне, обезьянке, удобнее было. Да, вот так нормально. Теперь хорошо. Хо-хо! Адью, дорогая! Сегодня ночью, надеюсь, опять увидимся. Чао!

Весь остаток дня Алексей пребывал в наипрекраснейшем расположении духа. Он постоянно острил, шутил, смеялся, чуть ли не приплясывал и не пританцовывал. А вечером, придя домой, сразу же лёг спать. Он был почему-то практически уверен, что его замечательный, восхитительный, волшебный сон и сегодня приснится ему снова. И предчувствие его не обмануло. Стоило ему только закрыть глаза, как он сразу же снова очутился в хорошо знакомой ему уже теперь комнате. На кровати сидела Нина и затравленно, с ужасом на него смотрела. На этот раз она не спала.

6.

В последние несколько дней Алексей почти полностью освоился в своем чудо-сне. Более того, фактически научился им управлять.

Прежде всего, он выяснил, что может попадать туда не только вечером, но и днём. Да вообще когда угодно, в любой момент и в любое время дня и ночи! Для этого ему достаточно лишь закрыть глаза и определённым, должным образом сосредоточиться.

Но главное было, конечно же, не в этом. Самое главное состояло в том, что он сумел научиться не покидать сна в момент оргазма! Теперь, когда во сне он кончал, он не просыпался, как раньше. Мало этого, мог хоть сразу же потом опять начинать всё сначала.

Это неожиданное открытие, эти новые, вдруг открывшиеся перед ним, заманчивые безграничные горизонты и перспективы настолько опьянили, ошеломили и одурманили его, что он поначалу почти совсем потерял голову. (Тем более, что в реальной-то, настоящей жизни никаким секс-гигантом он никогда не был. Да и вообще никакими особыми талантами в этой области увы! никогда не отличался. Так… нечто средненькое… Ничего особенного.)

В итоге последние двое суток Алексей вообще практически не вылезал из своего сна. Он забросил работу («А-а!.. плевать! Тьфу на них на всех! Придумаю потом что-нибудь в крайнем случае!»), почти ничего не ел и только беспрерывно и беспрестанно, насиловал и насиловал Нину. С его новыми, поистине беспредельными и фантастическими возможностями он мог делать это теперь совершенно свободно и беспрепятственно хоть по сто раз на дню. Он и делал!

Он потерял счет своим бесконечным оргазмам, и ему казалось, что его медовый месяц с Ниной будет всё длиться, длиться и длиться. Что вся жизнь его превратится теперь в одно непрерывное и никогда отныне не прекращающееся наслаждение. В какой-то вечный, сказочный, сладострастный рай.

Кончилось все это, естественно, тем, что уже к концу вторых суток Нина ему порядком поднадоела. Как старая, заезженная любовница, с которой поддерживаешь прежние отношения по сути лишь просто по инерции. Просто потому, что другой нет.

Никакого особого удовольствия от близости с ней он больше не испытывал. Да и насиловать стало не очень интересно. Прелесть новизны исчезла, да и насилия-то никакого, в сущности, уже не было. Какое там «насилие»!

Замученная и запуганная его бесконечными издевательствами и побоями, Нинка уже к середине первых же суток полностью сломалась и даже не пыталась теперь больше сопротивляться. От совсем недавно еще гордой, независимой, надменной, неприступной и уверенной в себе женщины практически ничего не осталось. Теперь это было совершенно забитое, затюканное и запуганное, безвольное, безропотное, бессловесное существо, готовое делать всё, что угодно, лишь бы его только не били и не мучили. По первому же требованию!

Алексей смотрел на неё, и ему и самому порой бывало противно. Он и думал-то о ней теперь в основном, как о чем-то безличном и безымянном, в каком-то среднем роде. «Оно». Какое там «насилие»!

* * * * *

Алексей со скукой окинул взглядом комнату и лениво щелкнул пальцами. Сидящая в углу женщина тут же стремительно сорвалась с места, подбежала к нему, встала на колени и начала делать минет. (Последнее время он развлекался тем, что дрессировал её, как собачонку. Один щелчок — минет, два — поза номер раз и т. д. Поначалу было забавно, конечно, но потом тоже очень быстро приелось.)

Алексей какое-то время вяло и без особого интереса за ней наблюдал, потом с хрустом потянулся и зевнул.

А-а!.. Осточертело всё! Всё одно и то же. Сучка эта, всегда на всё готовая. Как, блядь, юный пионер. Галстука только ей на шею не хватает. Красного. И горна с барабаном.

Вон как присосалась. Как пиявка. Не оторвёшь. Нравится, небось… Да, на совесть работает дамочка. («И на страх», ─ тут же цинично усмехнулся он про себя.) Прямо, как швейная машинка. «Зингер», блядь, в натуре. Правильно. Давай-давай! Трудись. Может, кончу хоть…

— Если опять не отсосешь, соска, пеняй на себя, ─ тихо, с угрозой в голосе произнёс он и с удовлетворением отметил, как Нина вздрогнула и задвигала головой ещё быстрее.

(«А какие мы гордые были!.. ─ злорадно думал Алексей, глядя сверху вниз на стоящую перед ним на коленях женщину, изо всех сил старающуюся ему угодить. — Фу-ты! ну-ты! «Да я!.. Да Вы!.. Да как Вы смеете!..» А стоило врезать пару раз… Всего и делов-то. Вот и вся наша гордость. Была, да вся вышла! Цена любому человеку. И всему его, так называемому, достоинству. Ну, может, кому не пару раз надо. А чуть побольше. Но в принципе разницы никакой. Результат тот же. Всем нам цена ломаный грош в базарный день.

Да-а… «Обезьяна!.. Урод!!..» Во как мы теперь у урода, у обезьяны-то сосём! За уши не оторвёшь. Тттварь! ─ Алексею вдруг снова припомнились некоторые унизительные детальки и нюансики той памятной сцены, когда он первый раз изнасиловал Нину, и он неожиданно почувствовал, что в душе его опять всколыхнулась та старая, глухая, тяжёлая обида и злоба. Ничего он, оказывается, не забыл! «Урод!» ─ Сссука!!»)

— Как сосёшь, мразь!? Разучилась?! Забыла, как мне нравится?! Чего, блядь, сосалку свою опять разинула!!? ─ в бешенстве заорал он, схватил Нину двумя руками за волосы и стал быстро двигать её голову взад и вперед, пытаясь поймать нужный темп.

Потом, чувствуя уже, что опять ничего не получится, грубо отшвырнул перепуганную женщину от себя и, тяжело дыша, в ярости уставился на неё налитыми кровью глазами.

Вот ттварь!! Сука проклятая! Что бы с ней такое сделать? Чтобы запомнила, стерва, на всю жизнь, кто здесь урод!

Алексей беспомощно огляделся по сторонам. Ничего! Кроме этой дурацкой кровати. Хоть бы палку какую!.. Или плётку. Или, лучше, кнут! Хотя нет. Кнутом еще уметь надо. Лучше просто плётку. Выпороть эту блядину! Отвести душу!.. Вот именно!! Выпороть! Вот прямо сейчас вот на этой самой кровати!..

В руке его вдруг оказалась плётка. Он мельком взглянул на неё и даже не очень удивился.

Ага! Понятно. Он же здесь хозяин. Господин. Царь и бог. Повелитель сна! Естественно, все его пожелания здесь должны немедленно сбываться. Правильно. Так и должно быть! Как же я раньше-то не догадался!

Ну-у-с!.. А вот теперь, моя милая Ниночка, мы с тобой наконец позабавимся. По-настоящему! Поиграем.

Алексей представил себе, как он будет сейчас пороть Нину… стегать её этой плёткой… по спине… по её обнажённой спине… по ягодицам… чуть подрагивающим, упругим… как взбухают под его ударами на коже багровые, огненные рубцы… как она кричит, корчится, извивается, визжит от боли… обжигающей, дикой боли…─ и почувствовал, что его всего уже прямо-таки трясёт от возбуждения.

Он ещё чуть помедлил, а потом, уже заранее замирая сладострастно от предвкушения чего-то совсем-совсем нового, неизвестного и до сих пор ни разу ещё не испытанного; какого-то острого, запретного, неведомого ему ранее наслаждения; неких неизведанных ещё, недоступных прежде, ослепительных, ярких, манящих, волшебных ощущений, дразнящих, жгучих и пьянящих — стал медленно-медленно приближаться к застывшей в смертельном ужасе Нинке, не торопясь окидывая её лихорадочным, пляшущим, воспалённо-горячечным и в то же время внимательным, оценивающим взглядом. Подойдя вплотную, он остановился.

Нинка вся сжалась в своем углу, закрывая голову руками. При виде плётки глаза её стали совершенно безумными, как у перепуганного насмерть животного.

Алексей подошёл еще ближе.

Та-ак!.. Неудобно её бить-то будет! Все удары по рукам и по голове придутся. Надо бы её на кровати разложить. И чтобы кто-то её держал. А кто? Подручные! Нужны подручные!

Он нетерпеливо защелкал пальцами. (Нинка рефлекторно дернулась было к нему, приняв это за команду, но тут же опять забилась в свой угол.)

Рядом с забившейся в угол женщиной сразу же возникли две молчаливые фигуры в каких-то бесформенных темных балахонах и надвинутых на глаза капюшонах, мгновенно подхватили её под руки и поволокли на кровать.

Нина не успела даже ничего понять и закричала лишь, когда её растянули на кровати лицом вниз, именно так, как хотелось Алексею.

Он всё так же, сгорая от нетерпения, но внешне не торопясь, лениво, небрежно, словно нехотя, поигрывая плёткой, приблизился к кровати. Уже дрожа весь, как в лихорадке и чувствуя в ушах какой-то протяжный, гудящий то ли шум, то ли звон, ощупал жадно и нетерпеливо глазами её длинные-длинные, стройные голые ноги… ягодицы… спину… выбирая место для первого удара и примериваясь. Потом вдруг, словно вспомнив что-то или даже вообще передумав, быстро подошел к лежащей на животе женщине, схватил её за волосы, рывком приподнял голову, судорожным движением засунул ей в рот свой твердый, буквально дрожащий, как струна, от перевозбуждения, член и сделал им там несколько коротких толчков.

После чего отошел, тщательно примерился, широко размахнулся и с наслаждением изо всех сил хлестнул плеткой по обнаженным плечам лежащей на кровати Нинки. Нинка пронзительно завизжала. Возбуждение Алексея достигло своего апогея.

Он успел сделать всего лишь несколько ещё таких же точно ударов, потом же, чувствуя, что не в силах больше терпеть и сдерживаться, отбросил в сторону плётку, одним скачком оседлал лежащую ничком Нинку, широко раздвинул ей ягодицы и резким и сильным движением таза глубоко вогнал свой словно одеревеневший уже член ей в анус.

И почти сразу же застонал, задёргался и забился, содрогаясь в сладостных конвульсиях.

Несколько минут потом он полежал, переводя дыхание, опустив голову на спину замершей под ним женщины и отдыхая, прислушиваясь к своим ощущениям, наконец нехотя, медленно встал, всё ещё тяжело дыша, отошел от кровати и приказал своим помощникам у него на глазах вдвоем изнасиловать Нинку. Затем, опять щёлкнув пальцами, создал третьего и приказал сделать то же втроем.

Это зрелище его снова возбудило, и он даже сам присоединился. Кончив ей на лицо, он приподнял двумя пальцами её перепачканный спермой подбородок и негромко сказал, глядя ей прямо в глаза: «Отныне ты будешь звать меня: мой господин, Повелитель Сна».

7.

С этого момента комната сна (так Алексей называл про себя помещение, где он неизменно оказывался теперь, засыпая) стала стремительно превращаться в самую настоящую пыточную камеру. Плетки, кнуты, ножи, разнообразные щипцы, клещи, раскалённые прутья… Алексей и сам не знал, откуда они брались и возникали. Из каких-то тёмных, дремучих дебрей его подсознания.

Он целыми днями, сутками напролет пытал и мучил Нину. Ему нравилось причинять ей боль, любоваться её страданиями. Это возбуждало его, подхлестывало, будоражило быстро угасавшую чувственность. Причем с каждым разом пытки становились всё изощреннее и изощреннее. Он пытал её, насиловал, снова пытал, снова насиловал и испытывал безумное, необычайное, не сравнимое ни с чем до этого наслаждение. Он чувствовал себя в эти мгновенья сверхчеловеком!

Раны и увечья, которые он ей при этом наносил, не имели никакого значения, поскольку, как он скоро выяснил, по его желанию они в любой момент бесследно исчезали, и тело жертвы было снова готово к новым мучениям и новым истязаниям.

Боль. Только боль! Чистая, рафинированная. Без всяких досадных сопутствующих примесей в виде неизбежных уродств, ран, шрамов, повреждённых органов и сломанных костей. Ничего! Одна только чистая боль! Ничего, кроме боли!

Следы пыток исчезали, но не исчезала память о них. И Нина, и Алексей всё прекрасно помнили. Во всех подробностях. Что было вчера, и что было час назад. Нина помнила свою боль, свой страх, свой ужас, все свои кошмарные ощущения. Помнила всё в самых мельчайших деталях. Каждую минуту, секунду, каждый миг, проведённый в комнате сна.

Помнил всё и Алексей. Ему нравилось перебирать, освежать в памяти, смаковать некоторые наиболее яркие с его точки зрения моменты своих утех, и он постоянно и с удовольствием вспоминал о них, как обычные люди вспоминают подчас наиболее запомнившиеся и понравившиеся им сцены и эпизоды любимых фильмов.

Только здесь было не кино. В комнате сна всё было настоящим, подлинным. Кровь настоящая, плоть настоящая и боль настоящая. И наслаждение настоящее. И чем сильнее была боль одного, тем острее наслаждение другого. В этом театре двух актеров фальши не было. Каждый играл свою роль, и игра была всерьёз. Как в жизни. И выйти из неё было нельзя. Невозможно. Тоже как в жизни.

Последние дни Алексей сидел в своем сне практически безвылазно. Собственно реальная жизнь его теперь вообще почти не интересовала. Была б его воля, он бы так и жил в комнате сна постоянно. К сожалению, возвращаться в реальный мир ему время от времени всё же приходилось. Есть-пить надо было, по телефону иногда звонили. В общем, реальность о себе всё-таки периодически напоминала. Никуда, увы! от неё не денешься.

Иногда, кстати сказать, происходило это в самые что ни на есть неподходящие моменты! Только, блин войдешь во вкус!.. Только разохотишься!.. Вот, например, как сегодня. Только-только Алексей почувствовал наконец-то, как он сейчас…

Как в этот момент вдруг зазвонил телефон. Вырванный внезапно из своего сна, Алексей ошалелым, ничего ещё не понимающим взглядом, посмотрел вокруг, потом похлопал около кровати рукой и только с третьей попытки нащупал наконец трубку. В ушах его ещё божественной музыкой звучали стоны и крики истязаемой Нинки.

─ Да!

─ Привет, это я, ─ услышал он в трубке голос Васьки и даже слегка удивился.

Ну, надо же! Как привет с того света! Он уже и думать забыл о его существовании. Ему казалось, что прошла целая вечность, что сам он теперь живет на другой планете или даже в другом мире, а все эти васьки-петьки-сашки-машки-жёны-работы — все они навсегда остались где-то там… в прошлом… на Земле… в той, другой, старой жизни.

Оказывается, что нет! Ничуть не бывало! Оказывается, что все они по-прежнему тут, рядом, по соседству. Всё так же прозябают, копошатся и живут-поживают своей серой, обычной, заурядной, никчемной, мышиной жизнью.

Уму непостижимо! Невероятно! Он превратился за это время в бога, в сверхчеловека, в Повелителя Сна! Для него одна вселенная погасла, и зажглась другая. Он стал совсем другим. Побывал в аду и в раю. Узнал за эти дни о человеке, о душе его, о том, чего он на самом деле стоит, столько, сколько не узнал бы и за целую жизнь! Да чего там жизнь! За целых сто жизней!! За миллион!

Он вспомнил Нинку в комнате сна, как она ползает у него в ногах, пресмыкается, как выполняет по щелчку его команды, как совокупляется у него на глазах с толпой его помощников, со всеми — вместе и порознь. Добровольно, сама, лишь бы чуточку развлечь, отвлечь, слегка позабавить его! Как…

— Алло! Ты меня слышишь? ─ снова назойливо напомнила о себе реальность в лице Васьки.

— Да-да. Привет! А ты что, приехал уже? У меня тут чего-то с телефоном, ─ поспешно очнулся Алексей.

— Вчера ещё. Я тебе звонил, никто не отвечал.

─ Да я тут телефон отключал, а то мне с работы должны были позвонить.

─ А-а… понятно. Чего ты меня искал-то?

─ Да-а!.. Было тут одно небольшое дельце… Наклёвывалось… В общем, это уже теперь не срочно. При встрече расскажу. У тебя-то какие новости? Всё нормально?

─ Да не совсем… У Нинки тут проблемы…

─ Какие проблемы? ─ замирая, спросил Алексей. (Что он знает!?)

— Выкидыш у неё был.

─ Выкидыш? ─ совершенно искренно удивился Алексей. (Хм?.. А чего ж я не знал? Интере-есно… о-о-очень интересно… Так-так!.. Так значит, моя дорогая Ниночка, у вас от меня есть тайны? Ну-ну! Побесе-едуем сегодня, побеседуем… о-очень интересно…) — Так она беременна была? ─ на всякий случай уточнил он.

— Ну да. 16-я неделя, ─ голос у Васьки был совершенно замогильный. — Мы так хотели ребенка!

─ Да-а… Понятно. Слушай, ну, я тебе сочувствую… Чего тут ещё скажешь… Ну, вы не переживайте уж так… Родите ещё… Чего врачи-то говорят?

─ Врачи… Она и у врача-то не была!

─ Не была? Почему?

─ Почему… У неё со сном какие-то проблемы непонятные. (У Алексея ёкнуло сердце. Вот оно!) Она спит всё время. Слушай, не хочу я обо всем этом по телефону разговаривать! Ты зайти ко мне сейчас не можешь?

Алексей вдруг насторожился и забеспокоился.

Чего это он меня зовет? А вдруг он все знает? Да нет, бред. Не может быть. А если даже и знает. Ну и что? Мало ли, чего ей снится? Я-то здесь при чем? Мне, извини, ничего такого не снится!

Но всё это были лишь пустые слова. Алексей почувствовал, что его охватывает самый настоящий страх.

А вдруг знает!!?.. Ну и что? А вдруг!?.. Да ничего он не знает! Чего я сам себя пугаю и накручиваю!.. Ну, а вдруг!!?..

— Да я, честно говоря, спать уже собирался… — промямлил он и ужаснулся. Чего я несу?! Сколько сейчас времени-то? — Голова чего-то целый день болит… ─ сразу же поправился он. — А чего ты хотел?

─ Да нет, просто посидеть, поговорить… Пивка попить. А то настроение такое, что…

─ Да ладно, зайду, конечно, ─ внезапно решился Алексей.

Вроде, мирно разговаривает… Разведаю всё, заодно. На Ниночку кстати уж полюбуюсь. Девочку мою ненаглядную. Пообщаемся. В культурной обстановочке. А то, я уж и забыл, как она одетая-то выглядит. Я же её последнее время только в позе номер раз в основном вижу. Причем в массовых сценах, как правило. Большей частью.

Мысль, что он придет сейчас к Ваське, увидит там Нину, будет с ней предупредительно, предельно вежливо и корректно разговаривать: ах! здравствуйте-пожалуйста! извините! — поддерживать, блядь, светскую беседу; как она будет скромненько так сидеть перед ним на стульчике, целомудренно сжав свои коленочки — ах! милая!.. — и как буквально через несколько минут — ну, полчаса-час от силы! — он воссоздаст во сне такую же точно комнату, во всех подробностях; вместе со стульчиком и скромно сидящей на нём Ниночкой, и сначала трахнет её сам, прямо не раздевая, в одежде, на этом самом стульчике, раздвинув коленочки, задрав платьице и сдвинув чуть трусики; а потом, возможно, прикажет трахнуть и двум-трём своим подручным, тоже не раздевая, аккуратненько! прямо в одежде, так пикантнее!.. а она пусть и стыдливость ещё сначала при этом поизображает, поломается-пожеманится, глазками поморгает смущённо: «Ах, как мне стыдно!.. Какие же вы!..»… а потом вдруг и сама попросит: «Хо-очу, чтобы вы меня теперь сразу вд-ва-аём!.. втр-р-роём!!.. как ш-шлюху!!!.. так же, в одежде!.. не раздевая!!.. х-ха-а-ачу!!!..»… да… ну, в общем, посмотрим… по настроению!.. — эта мысль взбудоражила и захватила Алексея необычайно! Он даже про страх свой забыл.

А действительно, чего это она у меня всё голая да голая? Её же одевать-раздевать можно. Всё же в моей власти! Да и пыточная эта страхолюдная… Железо это… менять же интерьерчик-то время от времени надо! Иногда хоть. Просто для разнообразия. А то всё клещи да клещи! Кровь да кровь. Скучно. Приедается.

Надо денёк и отдохнуть. Побыть, блядь, джентльменом. «Пардон, мадам! Вы разрешите?..» ─ «Ну конечно, мусьё. Пожалуйста-пожалуйста…» Ну? Вежливо, культурно… Политес-с. А то! «лежать! сосать! в глаза смотреть!» Куда это годится? Одичаешь тут на хуй! Разговаривать разучишься по-человечески.

— Конечно, зайду! — уже совсем весело продолжил Алексей. — О чем разговор! Надо чего купить?

─ Да не надо. Всё есть.

─ Ну, всё. Жди. Тогда минут через 15 буду.

─ Ну, всё.

─ Ладно, давай.

Алексей повесил трубку и даже руки от возбуждения потер.

Так-так-так-так-так-так-так!.. Отлично! Замечательно! Вери гуд. Ай да Ниночка!

Дорога-ая! Ау! Как вы там? Готовитесь к встрече? Губки красите? Носик пудрите?

А может прямо сейчас на пару минут смотаться и трахнуть на скоряк разочек?.. Просто для разминочки? Пока стоит? Нет-нет-нет! Всему свое время. После! После. По-сле. Подождём. Растянем сейчас удовольствие. А уже потом — и Ниночку на кроватке. Куда спешить? Зачем девочку по пустякам дергать! А то она, бедненькая, и причесаться-накраситься-то к моей встрече не успеет. Ну-у!.. Некрасивая будет, смотреть на неё будет неприятно… Трахать потом не захочется…

Нехорошо. Зачем всё портить? Дадим девушке время подготовиться. Пусть во всей красе передо мной покажется. Явится. Очарует-околдует.

Такая красивая-прекрасивая! Гордая-прегордая! Недоступная-препренедоступная! Пре-пре-пре-пре-пре! Смотреть, и то боязно. Не то что… Прикоснуться даже ненароком. Особенно такому уроду, как я. А-ах!..

Ладно. Надо пока быстренько умыться и поесть хоть чего-нибудь. А то я не помню уже, когда и ел. Всё работа да работа. Н-да-с… Вчера-то хоть ел? Вроде, ел… А может, и не ел. Может, это и не вчера было… А-а… ладно! Сейчас поем. А то от пива еще развезёт, чего доброго. На пустой-то желудок.

Алексей в весёлом волнении откинул одеяло, вскочил с кровати и бодро побежал в ванную. Умылся, побрился («чёрт! чего это я зарос? когда я последний раз брился-то? недавно же, вроде?»), тщательно почистил зубы и, всё еще позевывая со сна и потягиваясь, направился на кухню.

Так, что у нас тут есть?.. Ничего у нас тут нет! Шаром, блин, покати. А в морозильнике?.. И в морозильнике то же самое. «А там зима, холодная зима…» Понятно. Чего же всё-таки поесть-то? А может, ну его на фиг? Да нет, поесть надо. На-до! Надо-то надо, а чего?

Кашу, что ли, с горя сварить? Крупа, вот, есть… Да какую там еще в пизду кашу! Так, перехватить что-нибудь на скорую руку!.. Так… Так… Черт! Ничего нет! Ни-чего. Пусто. Ноль. Зеро.

Ну, и ладно. На нет и суда нет. Плевать! У Васьки поем. Да нет!.. Поесть бы всё-таки надо. Хоть, блядь, что-нибудь. Ну, хоть чего-нибудь-то есть!? В этой блядской квартире! Не может же здесь вообще ничего не быть!!?

А-а!.. Хлеб же есть! Я и забыл. Ну, и хорошо. Вот и чудненько! Засохший, правда, но не важно.

Алексей схватил первую попавшуюся кастрюлю, налил туда из-под крана холодной воды и бросил найденные им на кухне случайно завалявшиеся, засохшие куски чёрного хлеба. Потом выловил их ложкой, накрошил в тарелку и стал быстро, давясь, есть получившуюся тюрю, совершенно не чувствуя вкуса.

Поев, он наскоро вытер какой-то тряпкой рот и, торопясь, чуть ли не бегом устремился назад в спальню, одеваться.

Ему не терпелось отправиться поскорее к Ваське.

8.

Васька открыл сразу. Обычно веселый и жизнерадостный, сейчас он выглядел каким-то, словно пришибленным. Подавленным каким-то, озабоченным. Неважно, в общем, выглядел. Таким его Алексей вообще никогда не видел. Ему даже стало его немного жаль, а в душе шевельнулось нечто, вроде запоздалого раскаяния.

(«Н-н-да… Всё-таки друг детства, как-никак. Единственный остался… Во как жизнь-поганка поворачивается, тудыть её в качель! А всё бабы проклятые виноваты! Проклятущие. От них всё зло, ─ по-тартюфовски лицемерно и ханжески думал он; кривляясь, ломаясь и паясничая перед самим собой; идя в комнату вслед за Васькой и жадно ища глазами Нину. — Дала бы мне сразу, ничего бы этого, может, и не было. Поёбывал бы её сейчас потихонечку, как все нормальные люди — вот и все дела.

А то, на-тко! Поди-тко! «Не дам!» «Да ты на себя посмотри, урод!» Ах-ох!

Естественно, я обиделся! А кто бы на моем месте не обиделся? Кто? Кто бы стерпел? Я же тоже живой человек. Каково мне было про себя такие вещи выслушивать? Ну и…

А уж там пошло-поехало! Во вкус, блин, вошел! Даже нравиться стало. Что сама не даёт. Жаль только, что ненадолго её хватило. С этим её недаванием. Зато теперь вот всем подряд даёт, сучка, ─ цинично усмехнулся он, усаживаясь в предложенное Васькой кресло. — Во все дырки. Такая давалка стала, что мама не горюй! Обслуживает, блядь, как в лучших домах Лондона. По первому требованию и по высшему разряду. Хоть сзади, хоть спереди.

Где она, кстати? Чтой-то не видать?.. Отдыхать, что ль, мадам изволят? Сил набираться? Для грядущих подвигов? Тоже правильно. Силы нам понадобятся. Ох, как понадобятся! Вот чует моё сердце! А оно у меня вещун.

Так где же мы? А? Хоть бы одним глазком на неё взглянуть. А то в чем её потом хором трахать-то? Опять неглиже? Надоело, блядь, уже. Ба!.. Да я поэт! Пушкин, бля, в натуре!» — настроение Алексея ещё более улучшилось.)

— А где Нина-то? — невинно поинтересовался он. — Спит, что ли? Ты говорил, что у неё со сном что-то?

─ Да нет, сейчас как раз не спит. Выйдет попозже, наверное, ─ отозвался Васька.

— Так что с ней случилось-то?

─ Да даже не знаю, что сказать, ─ Васька смущённо потеребил обивку кресла. — Ей, говорит, снится всё время какой-то жуткий кошмар. Совершенно, говорит, реальный. Как в жизни! Как словно это даже и не сон. И в этом кошмаре её постоянно кто-то мучает. Какой-то гад! Избивает, пытает… Представляешь? В общем, страсти какие-то. Как в фильме ужасов.

─ Ничего себе! — воскликнул Алексей, всем своим видом показывая, как он удивлен и взволнован только что услышанным, и в то же время исподтишка изучающе поглядывал на Ваську. (Так что он все-таки знает?! Похоже, что ничего? «Какой-то гад»?) — Что значит: как в жизни? Настолько реальный? Этот её сон. Как это может быть?

─ А я откуда знаю? Она говорит, что настолько. Как настоящий. Всё якобы как в реальной жизни. Такое ощущение, что это и не сон вовсе.

─ А что?

─ А я откуда знаю? Я же всё с её слов говорю. Откуда я знаю, что это!

─ И что, её там избивают? Кто? (Алексей затаил дыхание.)

— Она никак не может вспомнить, — сокрушенно вздохнул Васька. (Фу-у-у!..) — Такое впечатление, говорит, что я знаю этого подонка (Алексей непроизвольно вздрогнул), знакома с ним, но вот вспомнить не могу! Иногда кажется, что вот-вот!.. еще немножечко!.. вот сейчас!.. — а потом вдруг всё опять куда-то уходит!..

(«Черт! — с беспокойством подумал Алексей. — Так, может, лучше мне с ней тогда и не встречаться? А то вдруг вспомнит? И что тогда? Вишь, как он настроен: «гад!.. подонок!..» — беспокойство его все росло, и он сидел уже, как на иголках. — Блядь! На хуй я сюда припёрся! Черти меня принесли! Сидел бы себе дома спокойненько. Спал бы уже давно. С Ниночкой в комнате сна общался. Чинно, благородно… По-тихому, в полной безопасности. Так нет! Новых ощущений ему, мудаку, видите ли, захотелось! Будут тебе сейчас новые ощущения! По полной программе. Мало не покажется. Блядь, а!»)

…Из-за этих зверских избиений у неё и выкидыш был, ─ продолжал между тем Васька. — Она же всё, как взаправду, переживает! Как наяву. Да я и сам уже ничего не понимаю! — вдруг с тоской воскликнул он. — Что и думать! Может, это у неё с головой что-то? На женской почве? Из-за ребенка?

─ Ну, так к врачу сходите, ─ осторожно заметил Алексей.

— Как тут сходишь, когда она спит все время! Причем заснуть в любой момент может. В любом месте. Совершенно неожиданно. И разбудить потом невозможно. («Ага! — подумал Алексей. — Понятно. Значит, вот оно как. Значит, когда я засыпаю, то и она тоже. И пока я не проснусь… Ну разумеется, а как же иначе. Что ж, будем знать».) Я потому-то как раз с тобой и встретиться хотел. Ты нас завтра в больницу отвезти не сможешь? А то у меня машина, как назло, сломалась. Всё одно к одному!

─ Да никаких проблем! А во сколько? (Вот, блядь!.. На хуй ты мне сдался! Вместе с сукой своей неощенившейся! Черт меня дернул сюда явиться! Твою мать!)

— В двенадцать не можешь?

— Э-э… В двенадцать?..

─ Ну давай, когда тебе удобно. (Понятно. Хуй отвяжешься.)

— Да нет, в двенадцать, так в двенадцать. Никаких проблем.

— Нет, ну, хочешь, давай в другое время!

— Да нет, нет! Давай уж в двенадцать. В двенадцать вполне нормально.

(А то еще полчаса сейчас договариваться будем! Ладно. Хорошо же. Твоей сучке это дорого обойдется. Эта наша с тобой поездочка. О-очень дорого! «Гад и подонок», говоришь? Ладно!

Где она кстати? Зря я, что ль, сюда тащился? Чтоб в больницу завтра эту шлюху везти?! Где она!!? Хотя, а вдруг узнает?.. Да и пёс с ней! Пусть узнаёт! Даже интереснее будет. Как она тогда будет мне сейчас в глаза-то смотреть? Вот потеха! Засмущается ведь, небось? Зардеется вся. Как маков цвет. Как красна девица.

«Девица», блядь! Общего пользования. А вообще — её сон, и точка! А моё дело сторона. Ну, где же она!!??)

— А кстати, ты говоришь, её во сне избивают. И что — просто избивают, и всё? ─ как бы невзначай, промежду прочим, поинтересовался он, внимательно в то же время наблюдая за Васькой.

— Что значит: просто? — непонимающе переспросил тот. — Ну да, избивают. Пытают, мучают…

(Понятненько! Значит, что её дерут там как сидорову козу во все щели оптом и в розницу, тебе твоя дорогая жёнушка не рассказала. И как она там в позы по щелчку становится — тоже.

Правильно, зачем муженька любимого лишний раз расстраивать? По пустякам. Его слабую и нежную психику травмировать. Душу зря бередить. Ну, дерут и дерут. Делов-то! Было бы о чем говорить! Дело житейское. С нас не убудет. Мы для того, бабы, и созданы, чтобы нас во все щели драли!

Браво, Ниночка! Браво!

А может, между прочим, у неё и любовничек есть? А? Если Ваське своему она сейчас с такой легкостью врет? Если любишь, вроде, врать-то не положено?.. Надо всё как на духу… А что? Может, и есть.

А то, ну такая у них, видите ли, с Васькой любо-овь!.. Ну куда прямо деваться! А я, дурак, уши-то и развесил. Как же я сразу-то об этом не подумал? О такой возможности. А чем черт не шутит! Может, и правда есть? Очень, очень даже может быть… Муж-то все больше по командировкам, дамочка одна, скучает… О-очень может быть!..

Да наверняка есть! А то — у всех проза, а у них, блядь, одних поэзия! Любовь, на хуй, в натуре. Ага, как же! Такая у нас мадама особая. Непокобелимая! Ссука! И щенок-то этот у неё наверняка был не Васькин.

Ну, да чего уж зря гадать. Сегодня же и спрошу. Поинтересуюсь. Ну-у-у!.. Какая же у нас на сегодня беседа-то содержательная намечается! Задушевная. Мне аж прямо уж и не терпится. Невтерпеж-с!

Увидеть бы её все-таки напоследок вживую хоть разок. Хоть одним только глазком. Ну, хоть мельком! А?.. И можно смело и откланиваться.

Машину-с, дескать, надо идти проверять. К завтрашней поездке готовить. Чтобы все у нас завтра было тип-топ. Чтобы в лучшем виде вас с Ниночкой в больницу доставить. Чтобы, не дай бог, не укачало её, бедненькую. А то ведь она у нас так страдает!

Пошел он, короче, со своим пивом! У меня на сегодня получше развлечение есть. Повеселее!)

— Нет, ну я имел ввиду: может, хотят от неё чего? — терпеливо разъяснил Алексей своему непонятливому другу. Ему даже как-то обидно за него стало. Чего это она, действительно, ему ничего не рассказывает? Бьют её там только, видите ли! Не только, мадам, не только… Не всё там так грустно. Бывают и развлечения. — Или требуют? Пусть даже и во сне. Даже в сказках все злыдни всегда чего-то от своих жертв хотят. И добиваются.»

(Алексею вдруг страстно захотелось раскрыть Ваське глаза. Заронить в него зерно сомнения. Чтобы он немного призадумался: а действительно ли его жену-страдалицу «просто» избивают? И что, так ничем больше с ней там и не занимаются? С бедной и несчастной? Только всё мучают?.. Если всё там, «как в жизни»?..

А если занимаются, то почему же она тебе про это не рассказывает? Скрывает! Обманывает! Врет!! Значит она способна тебе врать?.. Ах, ей стыдно!? Ну, так это, дружок, универсальное объяснение, оно на все случаи жизни годится! Про любовника рассказывать тоже, наверное, «стыдно». Как и вообще про любое постыдное дело. Потому-то оно так и называется: по-стыдное.

А то я тут, видите ли, палач, монстр, «подонок и гад», а она у нас святая! Великомученица! Так чего ж она тебе врёт? Эта, блядь, великомученица? Святые не врут.

Пусть, пусть расскажет во всех подробностях, как сосёт по щелчку. Живые картинки представляет. Гарцует, как дрессированная пони. А я послушаю! «Святая!» Все мы тут святые, все одним миром мазаны. Посмотрел бы ты на эту свою святую в комнате сна! Какие она там кренделя и пируэты с моими подручными выписывает. Любо-дорого!

Всё! Всё, мой дорогой Васенька! Жаль, конечно, что всё так получилось, но жена у тебя теперь шлюха. Самая, что ни на есть настоящая, патентованная, и никуда от этого не денешься. Нравится тебе это или нет. Ту школу, что она в комнате сна прошла, она уже больше никогда не забудет. Переступила она черту, и обратно ей дороги нет!

А уж сама она это сделала или заставили её — значения, извини, не имеет. Это ведь, как болезнь. СПИД! Сам ты заразился или заразили тебя случайно, скажем, при переливании крови — разницы никакой! Главное, что ты теперь инфицирован. А вирусу всё равно! Какой ты был раньше красивый да здоровый. Честный-пречестный, высокоморальный и благородный. Что ни с кем — ни-ни! Это раньше все было. До болезни. А теперь — увы! Конец для всех один.

Вот и Ниночка твоя драгоценная… Инфицирована она уже. Всё! У неё теперь психология шлюхи. Если она у меня по щелчку сосала, и у всех моих бесчисленных помощников, то и любого другого отсосет. За милую душу! Подработать, например, захочет, бабок по-легкому срубить… Муж в командировке… Да даже и значения этому никакого не придаст! Подумаешь! Одним больше… Сколько их было!.. Главное, чтобы ты ничего не узнал, вот и всё. А собственных моральных преград и устоев у неё больше нет. Они все в комнате сна остались. Она, вон, тебе уже сейчас врет и не краснеет. С самого начала! А дальше больше будет. Вот попомни моё слово! Не зря же говорится: ржа ест железо, а лжа — душу.

«Святая»! Блядь она теперь, а не святая! Шваль! Шлюха. Тряпка половая, грязь подзаборная! Обычная соска.)

— А кто хоть избивает? Женщина? Мужчина? ─ Алексей надеялся, что теперь-то уж мысли этого тугодума-Васьки потекут, наконец, в нужном направлении.

— Да не знаю… Мужчина, вроде… ─ как-то растерянно проговорил Валька. Чувствовалось, что до этого такой вопрос ему просто не приходил в голову. — А какая разница?

─ Да нет, я так спросил… — сразу же пошел на попятный Алексей. (Сам дальше додумаешь, если не дурак!) — Слушай, Вась, я тогда пойду, пожалуй?.. Машину на завтра проверю. А то она у меня капризничает что-то последнее время… Машина ведь, сам знаешь, как дамочка: вовнутрь ей почаще лазай, тогда она и капризничать не будет. Под капот! ─ забывшись, хохотнул он.

Васька как-то странно на него посмотрел, и Алексей поспешил внутренне себя одёрнуть. Черт! Повнимательнее надо! Что это у меня последнее время даже шутки все стали прямо какие-то на одну тему?

— А пиво уж мы тогда с тобой в другой раз как-нибудь попьем? Не последний же раз видимся! — попытался он сгладить возникшую легкую неловкость. — Лады?

─ Ну, ладно. Сам смотри, ─ все ещё с некоторым сомнением на него глядя, медленно согласился Васька.

— Нинке привет! — уже вставая с кресла, вскользь бросил Алексей. ─ Пусть выздоравливает. Жалко, что не увиделись, ─ с видимым сожалением добавил он. — А то я даже неудобно как-то себя чувствую. Хоть бы лично чего-нибудь ей сказать… Утешить, что ли… Такая ситуация у вас… И с выкидышем этим… Ужас, конечно! С ума сойти! Как представишь себя на вашем месте…(Ну, приведи ты её, болван! Дай мне на неё полюбоваться! Такую, леди ледяную. Снежную королеву. Всю из себя строгую-престрогую, холодную и недоступную-неприступную. Как, блядь, Монблан.)

— Ну, подожди секундочку… ─ растроганно произнес друг-Васька и торопливо вышел в соседнюю комнату.

Алексей, сгорая от нетерпения и кусая себе губы, топтался на месте. Ну!.. Ну!.. Через минуту Васька вернулся и виновато развел руками.

— Знаешь, не может она сейчас выйти. Очень плохо еще себя чувствует. Она сейчас в постели лежит вся больная — не хочет, чтобы её в таком виде видели. Непричесанную и ненакрашенную. Ну, женщина — сам понимаешь…

─ Да ладно, ладно! Ничего страшного. Завтра же все равно увидимся.

(Вот сука!! Дрянь! Могла бы, между прочим, к моему приходу и причесаться! Значит, я для тебя вообще не человек? Не мужчина? А, ну да — «урод и обезьяна».

Ну, погоди, тварь! Я тебя сейчас причешу! И покрашу заодно. В красный цвет. В багрянец! Это у нас сейчас в комнате сна модно. Последний писк! Ты у меня сейчас тоже запищишь. И заверещишь и застрекочешь! И чувствовать себя сразу будешь хорошо. О-очень хорошо! Ну, еще бы! Лекарей ведь у тебя сейчас мно-ого будет! Целая бригада. Я первый, а потом все остальные. В порядке общей очереди. Будут лечить, пока мадам не выздоровеет. Поточным методом. Очень способствует!

Ну, а затем мы с тобой ещё и отдельно, моя милочка, кое о чем побеседуем. С глазу на глаз. В интимной, так сказать, обстановочке. Располагающей к откровенности.

Про выблядка твоего, например. Как это я не знал? А? Я тебе, блядь, не муж, чтобы со мной в эти игры играть! Во все эти ахи-охи! Меня стыдиться нечего.

Погоди, погоди, сучка! Ты у меня сейчас запоешь!)

Алексей с трудом выдавил из себя какое-то жалкое подобие улыбки. Губы у него дрожали и прыгали. За последние дни он совершенно разучился сдерживаться, и сейчас ему лишь с огромным трудом и неимоверным усилием воли удавалось кое-как подавлять рвущееся наружу бешенство. Глаза застилала какая-то розовая пелена. Он чувствовал, что ещё совсем немного, и он полностью потеряет над собой контроль.

— Ладно, всё! Побежал я! За инструментом ещё надо зайти! Ну, давай! До завтра! ─ он схватил руку не успевшего и рта раскрыть Васьки, потряс её и, не дожидаясь ответа, повернулся, выскочил пулей из квартиры и быстро побежал вниз по лестнице. Внутри у него всё кипело.

Тварь!! Вот тварь! Так, значит, я для тебя никто? Для меня, урода, даже причесываться не надо? Ну, подожди, мразь! Я тебе сейчас устрою! Танец маленьких леблядей. На пуантах. Ты у меня и спляшешь, и споешь! Хором. Я тебе, блядь, покажу, как раком зимуют! Кто из нас обезьяна!

Алексей как вихрь влетел в свою квартиру, с грохотом захлопнул дверь, быстро сорвал с себя одежду и бросился на кровать. Потом, с трудом переводя дыхание, попытался успокоиться. Жаркое предвкушение близкой мести мешало ему сразу сосредоточиться и поймать нужное состояние.

Наконец, после нескольких безуспешных попыток ему это все же удалось. Перед глазами всё привычно завертелось, в ушах раздался знакомый нарастающий звон. Ещё одно, последнее усилие! И…

9.

В комнате сна, помимо Нинки, был на этот раз еще кто-то. Какой-то незнакомый, изящно одетый молодой мужчина лет 35-и. Он сидел, небрежно развалясь, в неизвестно откуда взявшемся кресле и с ленивым любопытством озирался вокруг. Судя по его скучающему виду, никакого особого впечатления все эти совершенно недвусмысленные аксессуары и атрибуты пыточной камеры на него не производили.

— А вот и Вы, уважаемый Алексей Петрович! — радостно воскликнул он при виде несколько опешившего и подрастерявшегося Алексея.

(Это еще кто такой!? И что он здесь делает? Может, я его сам сейчас создал случайно как-нибудь? Как и всех остальных своих гомункулусов? Просто от перевозбуждения?)

— Присаживайтесь, пожалуйста, ─ приглашающе кивнул между тем мужчина на внезапно появившееся за спиной Алексея второе кресло. — Присаживайтесь-присаживайтесь! — добавил он, видя, что Алексей в нерешительности медлит. — В ногах правды нет. А разговор у нас с Вами будет довольно долгий.

Алексей неуверенно сел. Он не знал, как себя вести. Кто это все-таки такой? Как он смеет им командовать!? «Присаживайтесь — не присаживайтесь»!.. Да не твоё дело! Пошел ты! Захочу — присяду, не захочу — нет. Тоже мне, блядь, командир ещё на мою голову нашелся! Да в гробу я тебя видал! Это же мой сон! Я здесь хозяин. Повелитель Сна. Я же сам, тебя, мудака, наверное, и создал. По ошибке. Чисто случайно. Иначе откуда ты здесь вообще мог взяться? Сейчас вот щелкну пальцами — ты и исчезнешь!

Алексей уже совсем было собрался так и сделать, но что-то его остановило. Что-то было не так. Как-то слишком уж уверенно незнакомец себя вел. Слишком независимо, что ли… Да и кресла… Откуда они здесь взялись? Сам-то Алексей их уж точно не создавал.

Вот черт! Что же это все-таки за типус? Ладно, не будем пока дергаться. Горячку пороть. Подождём лучше, послушаем. Посмотрим, что дальше будет. А то наломаешь тут дров! Давай-давай! Говори-говори! Пока. Всему свое время. Можно в конце концов и подручных своих на него натравить. В случае чего. Ладно, там видно будет.

Алексей хоть и храбрился, но ему было явно не по себе. Он словно физически ощущал на себе пристальный, изучающий взгляд сидящего напротив мужчины. Его начинала потихоньку охватывать лёгкая паника. Он словно кожей чувствовал приближение какой-то неведомой, но вместе с тем несомненной и грозной опасности. Какую-то, исходящую от своего гостя, давящую угрозу. Словно бы перед ним сидела кобра или гюрза в человеческом облике. Которая может в любой момент броситься. А может и не броситься. Кто знает, что у неё на уме?

Паника Алексея быстро нарастала. Он уже почему-то практически не сомневался, что ничего хорошего ему эта неожиданная встреча не сулит. И все эти «разговоры» тоже. Не о чем тут разговаривать! Удирать надо! Пока ещё не поздно. Возвращаться назад, в явь. Наверное, это и есть тут настоящий хозяин. Явился, блядь, наконец! Не запылился. Демон какой-нибудь или кто он там? А то будет сейчас, как в сказке про Машеньку и трех медведей. «Кто-о спал на моей любимой кровати?!» Удирать, короче, надо!

Алексей незаметно напрягся, решив немедленно проснуться. Не тут-то было! Он по-прежнему находился в комнате сна. Незнакомец по-прежнему сидел напротив и все так же в упор на него смотрел. Алексею показалось даже, что на губах его зазмеилась чуть заметная насмешливая полуулыбочка.

Уже понимая, что всё это бесполезно и теряя последние остатки самообладания, Алексей лихорадочно и совершенно открыто защелкал пальцами, Пытаясь вызвать своих подручных. Никого! Никто, естественно, не появился. Комната по-прежнему оставалась пуста. Только он, незнакомец, да оставшаяся в углу Нинка, о которой Алексей уже почти забыл. Не до неё тут! Недосуг.

Незнакомец довольно отчетливо хмыкнул. Усмешка его стала ещё шире. Он явно забавлялся, наблюдая за Алексеем.

(«Смотрит, блядь, как удав на кролика! — невольно пришло тому в голову. — Перед тем как проглотить».

Роль кролика Алексею совсем не нравилась. Но его, похоже, никто тут больше спрашивать не собирался. Оставалось только сидеть и ждать, что же будет дальше.

Да чего ему от меня надо-то? Душу, что ль? «Пора бы, мол, Алексей Петрович, и расплатиться за доставленные удовольствия!» Больше-то у меня все равно ничего нет! Ну, давай! Говори!)

— Ладно-ладно, Алексей Петрович, успокойтесь! — примирительно произнес наконец незнакомец, прерывая слишком уж, просто до неприличия, затянувшуюся паузу. — Я всего лишь хотел с Вами побеседовать, только и всего. Наедине, в спокойной обстановке. Без всех этих Ваших… франкенштейнов. Что это Вы уже без них и минуты не можете обойтись, право? Не наигрались ещё? — он мельком взглянул на Нину, потом быстро пробежал глазами по комнате, по стенам, увешанным всевозможными кнутами, шомполами и плетками, и деликатно покашлял. — Н-да… Кхе-кхе… Ну, ладно. Оставим пока это.

Так вот, уважаемый Алексей Петрович!

Я просто хотел Вам кое-что пояснить и, возможно, посоветовать. Видите ли, Вы не совсем рационально используете свои нынешние гигантские возможности. Ну, зачем же всё самому! Пытки — это ведь целое искусство! Целая наука, имеющая за плечами тысячелетнюю историю. Вы и представить себе не можете, каких высот она за это время достигла! Люди оказались в этой области весьма изобретательны. Весьма! — мужчина чему-то усмехнулся и задумчиво покачал головой. — А это всё, ─ он пренебрежительно кивнул головой на весь, загромождавший комнату, созданный за последние дни Алексеем инструментарий и брезгливо поморщился, ─ это всё, простите меня, дилетантство.

Вызвали бы себе высококлассного специалиста, профессионального палача, он бы Вас быстренько всему научил. Многому бы научил! О-очень многому, уверяю Вас, уважаемый Алексей Петрович! Очень-очень многому! Такому, что Вам даже никогда и не снилось! — мужчина сам весело засмеялся собственной невольной шутке. — Забавно, не правда ли? Игра слов. Ха-ха-ха! Ка-лам-бур.

Хотя, с другой стороны, ─ медленно добавил он, перестав вдруг смеяться и с каким-то странным, непонятным выражением разглядывая Алексея, ─ лишь очень немногие люди способны быть по-настоящему жестокими. Для этого требуется гораздо больше сил, чем принято думать, ─ он опять мельком взглянул на Нину и слабо чему-то улыбнулся. — Гм… Неважно, впрочем. Ладно, отдыхайте. Не буду Вам мешать.

Да! И вот ещё что. Если все-таки решите воспользоваться моим советом, настоятельно рекомендую Азию. Ну, экзотика… Новые ощущения… Вам понравится.

Китай, например. Скажем, эпоха Мин. Замечательные есть специалисты!.. Замечательные! Просто превосходные!

Китайцы в этой области вообще, кстати, большие мастера и затейники. Как в искусстве любви, к слову сказать.

Про секс с гусыней, к примеру, не слыхали?.. Нет?.. Довольно любопытно. Право же! В одном из древнекитайских трактатов он очень красочно описан.

Берется гусыня и в момент совокупления с ней ей отрубают голову. Предсмертные судороги обезглавленного тела птицы доставляют, по словам автора трактата, «возвышенное и ни с чем на земле не сравнимое наслаждение». Рекомендую попробовать. С Вашей дамой, ─ незнакомец снова кинул беглый взгляд на Нину, которая, остолбенев от ужаса, смотрела на него в каком-то ступоре неестественно-широко открытыми глазами, и галантно ей улыбнулся.

Алексей, затаив дыхание, очень внимательно слушал своего гостя, и чем дольше он его слушал, тем всё страшнее и страшнее ему почему-то становилось. Во всем поведении непринужденно сидящего перед ним человека, во всём, что он говорил, было что-то противоестественное. Не мог обычный человек так на всё это реагировать! На все эти клещи и пилы кошмарные. Ни удивления, ни страха, ни отвращения! Вообще ничего! Просто ленивая скука. «Дилетантство»! Ни хуя себе, блядь, «дилетантство»! Это вообще человек!!?

А последний «совет»? «Попробуйте с Вашей дамой»! То есть голову ей, как курице, отрубить «в момент совокупления», что ли? Пардон, как гусыне. Чтобы предсмертные судороги обезглавленного тела доставили мне «ни с чем на земле не сравнимое наслаждение»?.. Что, действительно, «ни с чем»?.. Хм… Вообще-то интересно… Нет, правда, интересно!.. Неужели действительно «ни с чем на земле не сравнимое»?

Алексей вдруг почувствовал, что эта мысль его невольно увлекает и захватывает. Он ярко представлял себе, как он приближается к стоящей на коленях и наклонившейся вперед Нинке… медленно обходит вокруг… заходит сзади… И как потом, «в момент совокупления», в самое последнее мгновение, когда уже вот-вот! он взмахивает саблей — вж-ж-ж-жик!.. И сразу же плотно прижимает к себе обеими руками бьющееся в предсмертных судорогах и конвульсиях обезглавленное обнаженное женское тело.

Любопы-ытно!.. Вообще-то ощущения могут быть действительно весьма любопытные. Как там автор пишет? «Возвышенное и ни с чем на земле не сравнимое»?.. Хм… Может, и правда… И это ведь, заметьте, всего лишь с гусыней! А с женщиной-то наверняка еще лучше будет! Да не просто «еще»! Земля и небо! Н-да-а-а…

Только вот как это все на практике проделать? Чисто технически? А? Саблей я не владею. Голову с одного удара уж точно не отрублю. Руку себе скорее. «Вжик»!.. А может, с помощником попробовать?.. Да нет! Мешаться только будет. Отвлекать. Лучше самому. А! Или можно с гильотиной! Точно! Голову ей там закрепить, а я потом в нужный момент кнопочку-то и нажму…

Интере-есно!.. Надо подумать… Да! А с ней-то что будет?! С Нинкой? Она-то хоть оживет потом? А то — отрублю ей голову, и что? Все? Конец? Финита ля комедиа? Труп безголовый потом трахать? Некрофилом становиться?

— Ну, зачем же труп! — услышал вдруг Алексей успокаивающий голос незнакомца и вскинул на него глаза. Он что, мысли его читает? — Конечно, оживёт! Не волнуйтесь. Это же Ваш сон. Вы здесь хозяин. Можете её хоть по сто раз на дню жечь, топить, расчленять — делайте, что угодно! Она в Вашей полной власти. Абсолютной. Развлекайтесь! — незнакомец встал с кресла и оглянулся, ища что-то глазами.

Алексей тоже поднялся и теперь в нерешительности переминался с ноги на ногу, не зная, что ему в этой ситуации делать и как дальше себя вести. Попрощаться, наверное, надо? За советы поблагодарить?

Так ничего и не найдя, незнакомец поднял глаза на стоящего перед ним чуть ли не навытяжку Алексея и, нисколько не меняя интонации, тем же точно будничным тоном продолжил:

— Время у Вас ещё есть. Целый час.

— Почему час? — ошеломленно переспросил Алексей. — А потом?

— А потом все кончится. (Алексей заметил краем глаза какое-то слабое шевеление в том углу, где сидела Нинка.)

— Как «кончится»? — снова тупо переспросил он и машинально покосился на Нину.

Нина вся подалась вперед, прижав руки к груди, впившись в мужчину глазами и напряженно ловя каждое его слово.

— Так. Ровно неделя, — мужчина наконец отыскал то, что хотел. Это оказалась прислоненная к креслу трость с массивным набалдашником. Алексей её поначалу даже и не заметил.

Небрежно поигрывая своей тростью, незнакомец повернулся к Алексею спиной и двинулся прямо к появившемуся вдруг в стене проёму.

— И что теперь? — в полной растерянности, жалким, дрожащим голосом уже в спину ему спросил Алексей. Он чувствовал себя как ребенок, у которого собираются отнять его любимую игрушку. — Я сюда больше никогда не смогу вернуться?..

При одной только мысли, что всё! сказка закончена! никакой он больше не бог, не дьявол, не Повелитель Сна; впереди у него теперь только будни, будни, будни… серые беспросветные будни! — при одной только этой мысли внутри у него всё сжалось, и он чуть не заплакал.

— А это уже теперь только от Нины Николаевны зависит! — мужчина остановился на пороге, повернулся лицом к Алексею, посмотрел ему прямо в глаза и ослепительно улыбнулся. Потом, всё так же лучезарно улыбаясь, перевел взгляд на неотрывно глядящую на него Нину. — Теперь она становится Повелительницей Сна. Вашей, Алексей Петрович, полной хозяйкой. Тоже на неделю. Вы с Ниной Николаевной меняетесь местами. Кажется, это вполне справедливо?

— Что? — Алексей медленно осел на пол, цепляясь за кресло. — Что-о-о!!? Вы не можете! Вы не можете так со мной поступить!! Почему же Вы с самого начала мне ничего не сказали!!!??? Не предупредили!!??

— Прощайте, — незнакомец шагнул в проём, и дверь в стене исчезла.

Алексей остался сидеть на полу, уставившись в стену, держась одной рукой за сердце и чувствуя разливающуюся по всему телу противную, ватную слабость.

Потом медленно-медленно перевел взгляд на Нину.

Нина сидела, выпрямившись, и смотрела прямо на него. В глазах её было столько ледяной ненависти, что Алексей невольно отшатнулся.

— Ну, давай! Давай, выродок! — свистящим шепотом тихо проговорила она. — Чего ты ждешь? Давай, трахни меня, отруби мне голову, потешься напоследок, упырь! Испытай «возвышенное наслаждение»! Ну, чего ты ждешь? Время же пошло! Повелитель Сна.

Нина грязно и длинно выругалась, запрокинула голову и расхохоталась каким-то безумным, диким смехом. Из глаз её лились слезы, она захлебывалась ими, но всё хохотала, хохотала, хохотала и никак не могла остановиться.

* * * * *

На следующий день Алексей Громов покончил с собой, выбросившись из окна.

Это произошло как раз в тот самый момент, когда Васька, обеспокоенный тем, что жена его слишком уж долго спит, все же разбудил её. Хотя она накануне и очень настоятельно просила его этого ни в коем случае не делать, говоря, что кошмары её кончились, и ей теперь надо просто-напросто недельку как следует отоспаться и восстановить силы.

* * * * *

— И спросил у Люцифера Его Сын:

— Может ли человек выдержать искушение абсолютной властью?

И ответил Люцифер Своему Сыну:

— Нет.

И опять спросил у Люцифера Его Сын:

— Ты говорил о справедливости. И ты дал той женщине власть над тем мужчиной. Зачем?

И ответил Люцифер Своему Сыну:

— Я просто предоставил ей возможность сделать выбор между Его и Моей справедливостью.

И опять спросил у Люцифера Его Сын:

— А в чем состоит Его справедливость?

И ответил Люцифер Своему Сыну:

— Если тебя ударили по правой щеке, подставь левую.

И спросил, помолчав, у Люцифера Его Сын:

— Что сделала та женщина с тем мужчиной?

И ответил Люцифер Своему Сыну:

— Ты еще слишком молод, тебе лучше не знать этого.

Сын Люцифера. День 3-й

И настал третий день.

И спросил у Люцифера Его Сын:

— Почему говорится: слуги сатаны, но рабы Божьи?

И ответил Люцифер Своему Сыну:

— Потому что Мне служат свободные люди. Мне не нужны рабы.

Сделка

«Кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет её».

Евангелие от Матфея.

1.

Игорь сидел в скверике на лавочке и бездумно глазел по сторонам. Делать было в общем-то нечего. Не домой же, в самом деле, идти. Пивка, что ль, купить?..

Неожиданно внимание его привлекла появившаяся на той стороне аллеи какая-то делового вида девица. За девицей шел парень с камерой, судя по всему, оператор. Телевизионщики! Девица остановилась, перебросилась парой слов с оператором и начала говорить что-то в камеру. Игорь с ленивым любопытством наблюдал за происходящим. Все-таки какое-никакое развлечение. Девица была стильная, вся из себя, в каком-то супермодном джинсовом костюме и темных очках. Классная, в общем, девица. Смотреть приятно. Игорю такие всегда нравились.

Девица между тем кончила говорить, повернулась и, держа в руке микрофон, решительно направилась прямо к Игорю. Оператор с включенной камерой на плече двинулся за ней. Игорь не успел даже толком ничего понять, как телевизионщики оказались около него.

Девица бесцеремонно уселась рядом, профессионально улыбнулась Игорю и бойко затараторила:

— Здравствуйте! Это программа «Религия в современном мире». Вы в прямом эфире. Мы хотели бы задать Вам несколько вопросов. Вы не против?

— Хорошо, — растерянно и несколько невпопад ответил Игорь. До этого с телевизионщиками он никогда никаких дел не имел и сейчас совершенно потерялся. Включенная и направленная на него телекамера сковывала и мешала думать. Он чувствовал себя перед ней каким-то сразу поглупевшим.

— Представьтесь, пожалуйста, — бодро продолжала тем временем девица. — Имя, возраст, профессия?

— Игорь, 40 лет, дизайнер.

— О! Какая у Вас современная профессия! — обрадовалась девица. — Это замечательно! Это как раз то, что нам нужно! Поскольку нас интересует отношение к религии именно современного человека. Вот как раз такого, как Вы. Игорь! В последнее время, вот, в обществе наблюдается резкий поворот в сторону религии, церкви, веры в бога. Стали отмечаться религиозные праздники, руководители наши публично в них участвуют… Как Вы к этому относитесь?

— Ну, в общем-то, положительно, — промямлил Игорь. (А как я, действительно, к этому отношусь? Да никак! По хую мне все эти праздники! Я и в церкви-то ни разу в жизни не был.)

— Вы считаете это нормальным? — с крайне заинтересованным видом уточнила девица.

— Что «нормальным»? — как попка повторил за ней Игорь.

— Что сейчас происходит возврат к религии, — терпеливо пояснила ему корреспондентка.

— Да! — глупо улыбаясь и косясь на камеру, ответил Игорь. Он чувствовал себя полным дураком.

— А почему?

— Что «почему»? — опять тупо переспросил Игорь.

 Он всё никак не мог отвлечься от камеры и хоть как-то сосредоточиться. В голове не было ни единой мысли.

— Почему Вы считаете, что возврат к религии — это для общества хорошо? — с поистине ангельским терпением снова повторила свой вопрос корреспондентка. Улыбка на её лице стала, правда, несколько напряженной. Похоже, она начала подозревать, что нарвалась на идиота.

Игорь, наконец, разозлился и стряхнул с себя охватившее его оцепенение.

Да чего это я, в самом деле!? Взрослый человек, а веду себя… Как кисейная барышня на выданье. Камеры стесняюсь. Возьми себя в руки! Перед людьми не позорься!

— Я считаю, что человек должен во что-то верить. Во что-то светлое, — тщательно подбирая слова, медленно произнес он. (Кажется, так?.. Да, именно. Именно так!) — В бога, в коммунизм — не важно! Но во что-то верить надо.

— Угу… понятно… А скажите, Игорь, Вы сами в бога верите?

— Я? Да нет, пожалуй, — засмеялся Игорь. Он окончательно оправился от смущения, освоился и чувствовал себя теперь совершенно свободно и раскованно. — С детства веру не привили, а сейчас уже поздно, наверное, убеждения менять.

— Ага! Прекрасно! — чему-то опять обрадовалась девица. — Итак, — Вы в бога не верите?

— Нет, — с улыбкой подтвердил Игорь.

— И в церкви, значит, наверное, не бываете? — девица была само любопытство.

— Нет, конечно. (Чего ей надо?)

— Хорошо. А вот такой, несколько странный вопрос. Если Вы не верите в бога, то наверняка ведь не верите и в дьявола? Ну, что он существует?

— В дьявола? — удивленно переспросил Игорь. (В какого еще, блядь, дьявола?! Что за вопросы? Может, это какая-нибудь провокация? Когда людям всякие дурацкие вопросы задают и скрытой камерой снимают, наблюдая за их реакцией? Дьявол-то здесь причём?) — Конечно, не верю.

— Итак, перед нами современный человек, который якобы ни во что не верит, — повернулась к камере девица. — Ни в бога, ни в черта. Сейчас мы проверим, так ли это! Игорь, Вы не верите ни во что, я Вас правильно поняла? — снова обратилась она к Игорю.

— Да, — не понимая еще, куда она клонит, но уже чувствуя какую-то ловушку, подтвердил Игорь.

(Вообще назойливость корреспондентки начала его уже несколько раздражать. Ему все больше начинало казаться, что его просто-напросто специально выставляют перед всем светом каким-то дурачком. На всеобщее посмешище. На потеху почтеннейшей публики.

Что это, блядь, еще такое!? Что я ей тут, шут гороховый, что ли?)

— Хорошо. Тогда не согласитесь ли Вы подписать вот этот документ? — корреспондентка держала в руках какую-то бумагу. Игорь не успел даже заметить, откуда она её взяла.

— Что это? — почти грубо спросил он.

— Читаем! — опять повернулась к камере корреспондентка и начала вслух читать. — Договор. Я, такой-то, такой-то, продал душу дьяволу за 10 тысяч долларов. Число, подпись. Если Вы, Игорь, действительно ни во что не верите, — голосом профессионального провокатора с вкрадчивой улыбочкой предложила она Игорю, — подпишите её. Это же для Вас ничего не значит!

— Зачем? Зачем я буду её подписывать? — попробовал отшутиться Игорь.

(От такого поворота событий он опять несколько подрастерялся и сейчас лихорадочно соображал, что в этой ситуации делать!? Собственно, волновал его не столько сам смысл происходящего — какая там ещё душа! ясно же, что это полный бред, шляпа! подстава какая-то! — сколько страх оказаться в смешном положении, позволить выставить себя полным болваном. Перед всем честным народом. Черт! В чем же здесь подвох-то?!)

— Чтобы получить 10 тысяч долларов! — радостно сообщила ему между тем девица, с явным интересом наблюдая за его реакцией.

— Если я подпишу эту бумажку, мне дадут целых 10 тысяч долларов? — с веселым выражением лица включился в игру и Игорь, делая вид, что всё это его ужасно забавляет.

На самом же деле ему было не до веселья. Ясно же, что никаких десяти тысяч долларов ему никогда не видать как своих ушей, никто ему их давать, естественно, не собирается. Так в чем же здесь все-таки хохма-то? Ждет, наверное, мымра, что я сейчас испугаюсь? И откажусь подписываться?

— Да! — еще радостнее подтвердила тем временем девица. — Подпишите, и я прямо сейчас их Вам выдам!

— Ну, Вы хоть их покажите мне сначала, — шутливо попросил Игорь. — Чтоб я хоть знал, за что душу продаю.

Девица охотно засмеялась вместе с ним и с ловкостью фокусника мгновенно извлекла откуда-то плотный конверт.

— Итак, в этом конверте ровно 10 тысяч долларов! — громко сказала она в камеру. — Давайте посмотрим… — она открыла конверт, достала оттуда пачку стодолларовых купюр и повертела её перед камерой.

(У Игоря глаза на лоб полезли. Шутка начинала заходить слишком далеко.)

— Как только Игорь подпишет договор, я ему их отдам. Но только всё должно быть всерьёз, — лукаво посмотрела она на Игоря и кокетливо ему подмигнула. — Подписывать надо кровью! У-у-у!.. Как это во всех страшных сказках требуется. Вот у меня в руках специальная одноразовая иголочка, ну, не иголочка, а специальная штучка такая, которой колют, когда кровь из пальца берут. Я сейчас уколю ей Игоря, он приложит палец к договору и, таким образом, скрепит его своей кровью. Ты готов? Извини, что на ты перешла, это я от волнения! — оживленно обратилась она к Игорю, держа в руках свою запечатанную в целлофан иголку.

И, смеясь, добавила:

— Иголочка совсем тоненькая, больно не будет — гарантирую. Проверяли на нашем операторе Косте, — она кивнула на оператора с камерой, который на этот её жест никак решительно не отреагировал и продолжал как ни в чем не бывало спокойно и дальше заниматься своим делом.

Пока Игорь с глупым видом таращился на оператора-Костю, корреспондентка живо схватила его за руку, быстренько протерла влажной ваткой указательный палец и легонько кольнула распечатанной уже иголкой. Игорь даже сориентироваться не успел и лишь безвольно наблюдал за происходящим. Как она хватает его за палец… протирает… колет… (Больно, кстати, действительно не было.) Не успел он и глазом моргнуть, как всё было уже закончено, и на подушечке его указательного пальца выступила малюсенькая ярко-красная капелька.

— Приложите вот сюда, пожалуйста, — девушка протянула ему лист. Игорь послушно приложил. — Итак, дорогие наши телезрители, Игорь действительно не испугался подписать договор с дьяволом о продаже своей души. И даже скрепил его кровью! — корреспондентка подняла договор повыше и подержала его некоторое время перед камерой. — А вы бы решились на такое? Пишите нам. Или шлите свои сообщения по электронной почте. Адрес нашей электронной почты… — корреспондентка быстро что-то проговорила. Игорь успел разобрать только слово «собака». Впрочем, ему было не до этого. Он пребывал в каком-то трансе. Договор… кровь… деньги…

Он посмотрел на конверт. Потом осторожно заглянул внутрь. Доллары! Ей-богу доллары! Он пощупал их рукой. Доллары! Щупай, не щупай.

Мне их что, правда дали? Они мои? Или это всё для камеры было, а сейчас отбирать начнут?

Он поднял глаза. Корреспондентки рядом уже не было. Игорь успел только заметить, как они с оператором садятся в какой-то, судя по всему ждавший их всё это время микроавтобус, который сразу же тронулся с места и через секунду исчез в плотном потоке машин. Всё! Никого! Ни корреспондентки, ни камеры, ни оператора. Только конверт с деньгами да ватка на указательном пальце. Больше ничего вокруг решительно не изменилось. Как будто и не было ничего. И все эти 15–20 минут Игорь просто мирно просидел на лавочке, праздно глазея по сторонам.

Однако было! Деньги и ватка свидетельствовали об этом совершенно неопровержимо. Было! И интервью это немыслимое, и договор этот шутовской. И балаган с укалыванием пальца и подписыванием кровью. И 10 тысяч самых настоящих американских долларов, которые он в результате всей этой фантасмагории каким-то совершенно волшебным образом получил.

Блядь, большие деньги! За них убивают! Просто так такие деньги никому не дают. Но ему-то дали!? Игорь посмотрел на палец. Кровь тоже была настоящая. Как и деньги. Что, черт возьми, всё это значит? Он что, действительно только что дьяволу душу продал?! Какому ещё дьяволу? Нет же никакого дьявола! А деньги? Деньги есть. За что же мне их дали? Десять штук баксов. Не шутки!

Игорь повертел в руках конверт и сунул его в карман. Потом решительно встал и направился к автобусной остановке. Он ехал домой.

2.

Дома первым делом Игорь бросился смотреть программу.

Так… 1-й канал… НТВ… Ну, где? Она же говорила: прямой эфир? Где эта передача? Как её там? «Религия…», «Современное общество…»? Ну где, короче?! Хоть что-нибудь похожее?.. Ничего. Даже близко. Какая там ещё «религия»! В современном мире. Кого это сейчас интересует! Обычные сериалы, вся эта тягомотина бесконечная, песнопения и свистопляски.

Так-так-так!.. Ну, и чего? Где же это сейчас, интересно, выступление? Может, спутниковый какой канал? Платный? Или кабельный?.. Может. Но вряд ли. Будут тебе по платному такую чушь передавать! Которую и даром смотреть никто не будет… Но деньги-то мне дали! Действительно дали. И я за них кровью расписался. Блядь! Чего-то мне всё это не нравится. Совсем не нравится!

Хм!.. А чего от меня хоть требовали-то? Ничего! В том-то и дело, что ничего. Абсолютно! Просто «душу». И что теперь? У меня теперь что, души нет? Или это только после смерти? Как у Фауста? Блядь, надо было хоть договор почитать. «Договор»! Да это филькина грамота какая-то, а не договор!.. Почему же «грамота» — нормальный договор. Мне его зачитали, предложили подписать — и я его добровольно подписал. Кровью. Всё правильно, всё честь честью.

Охренеть можно! Так я действительно, что ли, получается, дьяволу душу продал!? А вдруг он правда есть? Дьявол этот. И что тогда?.. Пиздец тогда, вот что тогда!! Причем такой, что ни в сказке сказать, ни пером описать! Всем пиздецам пиздец. Неслыханный и невиданный. Гореть мне в аду тогда, вот что тогда! Вечно! Аминь.

Игорь попытался собраться с мыслями. Ладно, хватит понтоваться и ёрничать да словами красивыми без толку жонглировать. Перед самим собой кокетничать и в прятки играть, как всю жизнь делал, когда о вопросах веры речь заходила. «Филькина грамота»! «Пиздец»! Тон-то этот игривый оставить бы надо. Дело-то серьезное.

Спокойнее, спокойнее! Итак, что мы имеем?

Только что в сквере ко мне подошла какая-то девица и парень с камерой, на вид явные телевизионщики, сказали, что они из какой-то там программы, и предложили заключить сделку с дьяволом. На что я, как последний мудак, и согласился. Причем совершенно добровольно. И продал, якобы!.. (Игорь поспешил сделать про себя эту оговорку. «Якобы»! Якобы, продал!) …дьяволу свою душу. За десять тысяч баксов. Каковая сумма мне и была немедленно с соответствующими шуточками и прибауточками на месте и вручена. После чего парень с девицей быстренько сели в поджидавший их микроавтобус и укатили в неизвестном направлении. Вместе, блядь, с договором! Подписанным моей кровью!!!

Так… Спокойно, спокойно!.. Всё? Нет, не всё. Передачи такой не оказалось. По крайней мере, я её не нашел в программе. Да… Чего там «по крайней мере»! Не оказалось, и всё! Нет ни хуя такой передачи! Нет! Вот программа передо мной лежит. Черт подери! Хотя черта-то, пожалуй, мне теперь лучше как раз и не вспоминать. Всуе.

Итак, итак, ладно! Не будем отвлекаться. Что же мы в итоге имеем? Давайте всё по полочкам разложим. И проанализируем.

Вариант первый. Подстава. Бред полный, но предположим. Меня вели, выслеживали (кто?! зачем?! кому я на хуй нужен?!), подловили момент, когда я сел на лавочку (ведь заранее они этого знать не могли! я и сам не знал), и подкатили ко мне под видом телевизионщиков. Специально, чтобы вручить торжественно десять штук ненаших денег… Великолепно! А, ну еще писульку с меня какую-то бутафорскую взяли, чтобы всё правдоподобно выглядело. А то как же мне иначе-то 10 тысяч баксов было всучить? Предлог же нужен был! Благо-видный. Так-то ведь я не возьму еще, чего доброго! Я же гордый.

Ну, в общем, таинственные доброжелатели. Которые обо мне таинственно — и тайно, опять же! — пекутся и заботятся. Никогда, блядь, до этого — сорок лет уже! — не заботились, а тут вот вдруг приспичило! Специально для этого целую комедию с переодеванием устроили. С песнями и плясками. С телекамерой и микроавтобусом. И с иглоукалыванием пальца. (Игорь покосился на палец. Ранка уже почти зажила.) Водевильчик этот дешевый.

А договор с кровью — это так! Это чепуха! Это просто для правдоподобия. Для соблюдения таинственности и конспиративности. Договор никакого значение не имеет! Они его, наверное, уже вообще в ближайшую урну выбросили. Чтобы на улице зря не мусорить.

Н-н-да… Очень соблазнительная версия. Очень! Всё прекрасно объясняющая. Главное, что правдоподобная! Ладно, оставим это. Пока. В запасе. На самый крайний случай. Поехали дальше.

Вариант второй.

Всё то же самое, но только это не доброжелатели, а как раз наоборот. Недоброжелатели. Тоже такие же тайные и сверхтаинственные. Непонятно к тому же, чего от меня вообще хотящие. Чего им, блядь, от меня надо-то? Я же гол как сокол! Чего с меня взять? Ну, не важно. Чего-то, значит, надо. Сейчас они пока меня заманили и заставили — обманом! обманом! — взять деньги — под любым предлогом! просто насильно всучили! впарили! — а вскоре объявятся опять и тогда уж покажут зубы и потребуют эти их денежки отработать. Пожалте, мол, дорогой наш Игорь Иванович, теперь на правёж! Любишь кататься — люби и саночки возить! Долг платежом красен! Ну, и так далее. Десять штук-то… В общем, короче, всё ясно.

Бред и ахинея в квадрате!! В кубе!!! Бред, бред, бред! Единственное утешение, что душу я тогда продал все-таки не дьяволу, а просто каким-то беспросветным мудакам. Которые решили зачем-то со мной связаться. Имели такую глупость. Всё лучше!

Н-да-а-а!.. Ладно, пошли дальше.

Вариант третий. А что, собственно, «вариант третий»? Нет же никакого «варианта третьего»! Всё, вроде? Все более-менее разумные («разумные!..») варианты на этом, кажется, и закончились?.. Так… так… Да! Всё! Больше никаких естественных вариантов, вроде, нет? Остались, блядь, одни только сверхъестественные.

Точнее, один только сверхъестественный. Один-единственный. Единственный реальный. А именно: что всё это правда. Что дьявол действительно есть, и я только что действительно подписал с ним договор. Продал душу.

Бред!!! Бред-бред-бред! Бред-бред-бред-бред-бред!! Нет же никакого дьявола. Нет! Не-ту!! Я в это не верю! Не-ве-рю! Как он выглядит? Как девица в джинсах? И с микрофоном? Чушь! Чушь!! Не может этого быть! Не может!! Не может вот — и всё!.. Не может-то не может — а деньги? Деньги могут? Деньги тогда откуда? Вот же они. (Игорь повертел в руках конверт, достал из него пачку долларов.) Они же есть? Есть! Ну, так?..

Еб твою мать! Игорь почувствовал, что внутри у него образовалась какая-то черная ледяная пустота. Вакуум. Что бы он ни говорил, как бы перед самим собой ни ерепенился, ни хорохорился, ни острил, ни шутил и ни балагурил — она не исчезала и не рассасывалась. Более того, становилась всё мрачнее и мрачнее. Он чувствовал себя как человек, только что совершивший какую-то страшную и непоправимую то ли глупость, то ли ошибку и начинающий сейчас это потихоньку осознавать. Прозревать.

На хуй мне нужны были эти проклятые доллары! На хуй я вообще во всё это ввязался!! Сказал бы: нет — и всё! Крови, мол, боюсь — извините! Да мало ли что можно было сказать!.. Нет — и всё! Баста! Разговор окончен. Катитесь вы, ребята, со своим договором… к едрене-фене! Вот ч… А, да! Никаких теперь «ч» и «д»!.. Господи-боже мой! Да неужели я во всё это верю? Я! Который и в церкви-то никогда в жизни не был! Господи! 21-й век на дворе! Кругом компьютеры-интернеты! А я, видите ли, черту душу продал! А? Угораздило же меня. С ума сойти! Неописуемо!

Игорь всеми силами старался сохранить присутствие духа, но удавалось ему это с трудом. Ему становилось все более и более не по себе. Он чувствовал себя так, словно он вообще теперь выпал из мира людей. Будто он теперь уже и не человек вовсе! У всех есть душа — у него одного только нет! Он её продал. Сатане. И обратно дороги нет. Всё! У всех, у любого, даже у самого-самого страшного и закоренелого преступника, у убийцы, насильника — это все-таки люди, плохие, но люди! — у любого есть надежда на милосердие божие, а у него нет! У него у одного нет! Он вообще больше не человек. Изгой! На нем теперь клеймо Сатаны. Печать Дьявола.

Игорь побродил бесцельно по пустой квартире. На душе у него становилось все тоскливее и тоскливее. Не зная, что делать, он снял трубку и позвонил старому институтскому приятелю. Одному из тех немногих, с кем он еще до сих пор поддерживал отношения. Тот, к счастью, оказался дома. После обычного обмена приветствиями и последними новостями («Машка-то, слышал, развелась!» — «Да ну?») Игорь перешел наконец к главной теме своего разговора, ради которой он, собственно, и звонил.

— Слушай, Дим. Я тут книгу одну читал, забавную. И там герою предлагают продать душу дьяволу.

— Что? Что продать? Душу? — удивленно переспросил друг. Видимо, переход от развода Маши к продаже души оказался для него слишком уж резким.

— Ну да. Ну, сюжет просто такой! — поспешил пояснить Игорь. — Ну, книжка такая!

— Ну и что?

— Нет, вот я и подумал. А вот интересно, если бы мне, скажем, предложили, я бы согласился? А почему нет? В бога я не верю, в дьявола тоже. Почему нет? Вот ты бы согласился, если б тебе предложили?

— Что предложили?

— Ну, что-что! Ну, душу дьяволу продать! Если б предложили. Ты бы согласился?

— Нет! — тон приятеля был совершенно категоричным.

— Почему? — холодея, спросил Игорь. — Ты что, в дьявола веришь?

— Ты чего, душу у меня, что ли, хочешь купить?

— Да при чем здесь я! Я вообще говорю. Чисто гипотетически.

— В общем, я бы не согласился.

— Но почему?!

— Не согласился бы, и всё! — приятель явно хотел закрыть поскорее эту тему. Игорь еще побеседовал с ним для приличия пару минут и повесил трубку.

На душе у него после этого разговора стало совсем муторно. Такой однозначной реакции он все-таки не ожидал. Ну, он в общем-то подозревал, что приятель, возможно, и откажется, но всё-таки предполагал какое-то обсуждение, дискуссию, взвешивание всех «за» и «против». Ну, хоть разговор какой-то! Но чтобы вот так! «Нет» — и всё! Удивительно. Удивительно! Умный же человек… Образованный… И такая странная реакция. «Нет!» А почему «нет»? Даже без обсуждений. Ну и ну! Удивительно…

Игорь всё это себе под нос бормотал, саркастически улыбаясь и картинно пожимая плечами, но ему было не до смеха. Он всё больше и больше чувствовал себя каким-то отщепенцем, парией, иудой. Человеком, совершившим такой неслыханный проступок, что ему нет ни оправдания, ни прощения, и все объяснения тут совершенно бессмысленны и бесполезны. В голове вдруг всплыли строчки из какой-то полузабытой песенки. Кажется, Галича.

Понимая, что нет в оправданьях смысла, Что бесчестье кромешно и выхода нет, Наши предки…

«Песенка»! Хороша, блядь, «песенка»! Что там дальше-то? Что «наши предки»? Черт, не помню! Опять «черт»?! Да ладно, ладно! Не психуй! Так что там «наши предки»-то? Что они, блядь, в таких ситуациях делали? Стрелялись, наверное?.. А, да! Точно. В конце там: «и к виску пистолет!» Всё ясно. Твою мать! Ладно, с этим пока подождем. Тем более, что и пистолета-то нет. Да и смысл? Это же для меня тоже не выход. Наоборот. Вход! В ад. Ко всем чертям на муки вечные. В преисподнюю. В геенну огненную. Мне ж теперь туда только прямая дорога. Билетик куплен и оплачен. В один конец, правда, но зато недорого. Со скидкой на глупость. Льготный тариф для мудаков. Всего-то десять штук зеленых. Интересно только, в какой круг? А в какой? В последний, наверное, в девятый? А куда же еще?

Я охуеваю!.. Нет, ну, я просто охуеваю!.. За каких-то несчастных десять тысяч… Впрочем, какая разница? Какая разница за сколько? За десять тысяч или за миллион? Причем тут сумма?

Если дьявол действительно существует, то сумма тут вообще не при чем. Нет такой суммы, за которую можно было бы… — можно-то за любую, вот я, например!.. — стоило бы душу свою ему продать. Чтобы в аду потом вечно гореть. Вечно! Единственная надежда, что это всё-таки какая-то идиотская шутка. Дебилов-телевизионщиков. Которых за яйца за такие шутки вешать надо!! 21-й век на дворе! Какой, блядь, на хуй, дьявол!!??

Игорь кое-как промаялся до вечера, дожидаясь прихода жены. Как ни хотелось ему немедленно! сию секунду! позвонить ещё одному своему знакомому, Косте, — тоже, кстати, ещё с институтских времен, — но он сумел всё же удержаться и пока этого не делать. Да и чего звонить! Если уж Димка отказался… А Костя, так он вообще, кажется, чуть ли не верующий. Он, вроде бы, даже в церкви венчался. Так что…

С женой, как он прекрасно понимал, разговаривать на эту тему тоже совершенно бесполезно, женщины в таких вопросах вообще крайне суеверны и мнительны, но тут уж удержаться было просто выше его сил. Он испытывал прямо-таки болезненную потребность говорить об этом постоянно, всё время! Всё время возвращаться и возвращаться к этой проклятой теме.

Он даже не дождался, пока жена сядет за стол ужинать, даже умыться ей не дал, а сразу, чуть ли не в дверях накинулся на неё со своими этими вопросами. Впрочем, как он и предчувствовал, никакого разговора у них по сути вообще не получилось.

— Вер, а вот если бы тебе душу дьяволу продать предложили, ты бы согласилась?

— Что за дурацкий вопрос!

— Почему дурацкий? Вопрос как вопрос. Согласилась бы? Если б бабки хорошие дали?

— Отстань ты от меня со своими глупостями!

— Нет, ну согласилась бы? За деньги? За большие?

— Я вообще не хочу на эту тему разговаривать.

— Почему?

— Да отстань ты от меня! Зачем вообще об этом разговаривать!

— Да я просто так спросил.

— Ну, и отстань. Поговорить, что ль больше не о чем? Лучше скажи, ты хлеб купил?

Ну, и так далее, в том же духе.

В результате настроение Игоря после этой беседы ещё больше упало. Он буквально не находил себе места. Ему хотелось куда-то бежать, что-то делать, как-то всё исправить, деньги эти треклятые кому-то вернуть. (Конверт с деньгами он благоразумно спрятал пока подальше от жены. Да и от себя самого тоже! Он вообще видеть его теперь спокойно не мог! А не то что лишний раз к нему прикасаться. Эти деньги буквально жгли ему руки.)

Но некуда было бежать, нечего было делать. Ничего нельзя было исправить. Всё! Всё рухнуло. Произошло что-то до такой степени страшное, что разум просто отказывался в это верить. Да не может такого быть! Нет! Нет!! Нет. Нет никакого дьявола, никакого сатаны! Нет!! Нет и нет! Всё это сказки! Бабьи бредни! («А деньги? — тут же язвительно напомнило ему подсознанье. — Деньги-то откуда?»)

А деньги?..Деньги, это так… Это телевизионщики. Шоу-викторины. Спонсоры ихние богатые. У них бабки вообще немеряные. Шальные! Что им 10 штук! (Ха-ха! «10 штук»! Ты хоть думаешь, что говоришь? «Что им 10 штук!» Первому встречному на улице вручили и убежали. Ты в своем уме?!) Короче, не знаю я ничего и знать не хочу! Но никакого дьявола нет!!! Нет, нет и нет! Вот это я знаю точно. А если он есть, то пусть явится! Вот прямо сейчас!! Вот тогда я и поверю! Ну, где же он?! Нету?

3.

В кресле у стола неожиданно возник молодой мужчина лет 35-и. Он сидел, закинув ногу за ногу и снисходительно-лениво посматривал на побледневшего и потерявшего дар речи Игоря.

— Вы, кажется, звали меня, Игорь Иванович? — после некоторой паузы спокойно и вежливо поинтересовался он.

— А…А… — Игорь беззвучно раскрывал и закрывал рот и не мог вымолвить ни слова. Мужчина спокойно ждал.

— Кто Вы? — кое-как смог наконец выговорить Игорь. — Как Вы здесь оказались?

— Странный вопрос, — пожал плечами мужчина. — Давайте-ка не будем терять времени и перейдем сразу к делу. Так зачем, Игорь Иванович, Вы хотели меня видеть?

Игорь во все глаза смотрел на сидящего в кресле незнакомца и всё никак не мог осмыслить происходящее. Это что, действительно… дьявол?! Черт? Сатана? Так значит, он все-таки действительно существует? И ад, и всё, что в Библии написано… Так всё это правда?! Стоп-стоп-стоп! Не о том я думаю! Что-то важное… важное… что-то такое… Ах, да!!! Душа!! Душа! Я же продал ему душу!!

— кЯ хочу вернуть свою душу, — внезапно осипшим голосом проговорил Игорь. — Я не понимал, что делаю! — тут же жалобно добавил он и чуть не захныкал, так ему вдруг стало себя жалко.

Выражение лица его собеседника нисколько не изменилось, но Игорю почему-то показалось, что в глазах у него промелькнуло легкое презрение.

Ну и пусть! Уж кого-кого, а ЕГО-то стесняться не приходится! ОН меня и так насквозь видит. Со всеми моими потрохами. Что никакой я не герой! Только бы душу вернуть! Только бы вернуть!

— Вы же взрослый человек, Игорь Иванович, — незнакомец с любопытством разглядывал Игоря, как какое-то редкостное насекомое. — Что значит, Вы не понимали?

— Я думал, что Вас нет, — пробормотал Игорь. — Я думал, что это какая-то дурацкая шутка, розыгрыш телевизионщиков. (Неужели я действительно с Самим Дьяволом разговариваю?! Это же просто бред какой-то!)

— А деньги Вы зачем брали тогда, а, Игорь Иванович? — мягко переспросил незнакомец. — Если думали, что всё это шутка?

— Ну, дают же — чего не взять! — торопливо пояснил Игорь, пытаясь объяснить свои действия. — Я откуда знаю — может, им так надо? Это уже их проблемы.

— Да-да! — охотно подхватил незнакомец. — Вот и я тоже: смотрю — продают, отчего ж не купить? Я откуда знаю, может, Вам так надо? Это уже Ваши проблемы!

Игорь растерянно молчал, не зная, что на это ответить.

— Ладно, впрочем, — так и не дождавшись ответа, весело продолжил незнакомец. — Не в этом дело. Все мы иногда ошибаемся. Так Вы, как я понял, хотите расторгнуть нашу сделку? Это так?

— Да, да!! — чуть не закричал Игорь. — Хочу!! Расторгнуть! Вернуть деньги!! Вот они, пожалуйста! — Игорь бросился доставать пакет с деньгами.

— Минутку, минутку, Игорь Иванович! — успокаивающе поднял руку мужчина. Игорь замер. — Деньги пока доставать не надо. Сейчас, по крайней мере. Дело вот в чем, — мужчина чуть помедлил, испытующе глядя на Игоря. Игорь слушал, затаив дыхание и боясь пропустить хоть слово. — Так вот. Сегодня или завтра с Вами свяжется один человек. Зовут его, кстати, тоже Игорь, как и Вас. У него будет Ваш договор. Если он Вам его вернет завтра до полуночи — будем считать его расторгнутым. Добровольно вернет, Игорь Иванович! Запомнили? Добровольно! Если же не вернет — увы! — незнакомец шутливо развел руками. — Тогда всё останется в силе.

Итак, Вы всё запомнили? Он должен добровольно вернуть Вам Ваш договор завтра до 12-и часов ночи. Тогда Вы свободны. И впредь уж будьте, пожалуйста, поосмотрительней. Если же нет… Вы меня поняли? — он вопросительно, приподняв брови, посмотрел на Игоря. Тот поспешно кивнул. — Прекрасно. Постарайтесь с ним договориться. А теперь разрешите откланяться, — мужчина мельком взглянул на висящие на стенке часы. — Спешу. Дела. Итак, Игорь Иванович, всего наилучшего.

С этими последними словами мужчина исчез. Игорь некоторое время тупо смотрел на пустое кресло, потом тяжело опустился на диван. Мысли у него метались, в голове была каша. И в то же время чувствовалось какое-то огромное, чудовищное, ни с чем не сравнимое облегчение.

Спасен! Спасен!! С этим Игорем осталось только договориться. А-а!.. Договоримся уж как-нибудь! Живой же человек! Из плоти и крови. А человек с человеком всегда общий язык найдут. Это тебе не с Самим Сатаной договариваться. Которого неизвестно даже, где искать.

Так, значит, Сатана действительно существует! И бог, и Библия… Так всё это правда! И ад, значит, существует. Господи ты боже мой, как же теперь с этим жить-то? Это же… Это же всё меняет! Завтра же в церковь начну ходить, вообще другую жизнь начну. Молитвы все наизусть выучу и вызубрю. Может, вообще в монастырь уйду, грехи замаливать… Ну, монастырь, это я, конечно, загнул с горя. Да бог уж с ним, с монастырем! Это, наверное, всё-таки не для меня, но вот что жизнь я свою теперь полностью изменю — это уж точно. Библию завтра же куплю обязательно! Еще, может, что-нибудь. Псалтырь какой-нибудь или что там?.. Я же вообще ничего не знаю. Какие еще святые книги существуют.

Твою мать!.. Ругаться-то тоже, кстати, надо завязывать. Особенно, когда о Боге думаешь. Твою… А, черт! Блядь! Ну всё! Три слова — три богохульства. Ладно-ладно, привыкну! Не всё сразу. Если я сорок лет ругался и чертыхался, не могу же я за одну минуту теперь отвыкнуть? Позволительно иногда и ошибиться. Да-с. На первых-то порах. Забыться. Бог простит. Если уж меня даже сам черт простил.

А чего он меня, кстати сказать, простил-то? А?.. А действительно!?

Игорь словно остановился внезапно в своих приятных мыслях, с разбегу натолкнувшись на какое-то невидимое препятствие. И сразу же почувствовал, что исчезнувшая было черная пустота опять вернулась.

Действительно!! Чего это… ОН?

Игорь даже в мыслях теперь не решался произносить таких слов, как Сатана или Дьявол. Черт — еще ладно, еще куда ни шло; черт — это что-то нейтральное и неопасное, какое-то забавное, безобидное, хвостатое существо из «Вечеров на хуторе близ Диканьки», на котором разъезжал кузнец Вакула и с которым любезничала Солоха, но Сатана или Дьявол — о, это уже совсем другое дело! Это тебе не шутки!

ОН же, вроде, ничего просто так не делает? Никогда! Так чего это ОН меня вдруг отпускает? Душу мне возвращает да еще дружеские напутствия дает?.. Хотя, а с чего это я, собственно, взял, что ОН мне её возвращает? Мне же еще с этим его Игорем договориться надо. Как ОН сказал?.. Если этот Игорь добровольно — ОН специально это несколько раз подчеркнул! — вернет мне завтра да полуночи этот проклятый договор… А если не вернет?!

Но эта мысль была так ужасна, до такой степени, что Игорь поспешно её отогнал, чуть ли руками не замахал.

Вернет-вернет! Куда он денется! Как это «не вернет»?! Да я его тогда!.. Зубами!.. А что «я его тогда»? Какими «зубами»? Он же добровольно должен мне его вернуть. Доб-ро-воль-но! ОН специально мне об этом несколько раз сказал. И повторил еще потом. Доб-ро-воль-но! Это значит, что отнимать, к примеру, бесполезно. Или с помощью хитрости, там, какой пытаться выманивать. С Дьяволом не хитрят.

Бог ты мой! Так это… А если он у меня, скажем, квартиру взамен попросит? Или вообще убить кого-нибудь? («И съесть!» — мрачно докончил он про себя фразой из известного анекдота.) Господи-боже! Так это я рано радовался-то! Это я, похоже, из огня да в полымя попал! Что там от меня этот Игорь попросит?! Полномочный представитель самого… самого… ну, ясно, кого. Он сам, наверное, такой же, только в человеческом облике. Маньяк какой-нибудь. Чикатилло. Что вообще надо совершить, чтобы с самим… познакомиться?! Даже представить себе невозможно. Да таких преступлений просто вообще существовать не может! Будь ты хоть Гитлер, хоть сам Иосиф Виссарионович, собственной персоной… Может, сектант какой-нибудь?.. Сатанист? Глава секты?.. Да навряд ли даже и он с самим Дьяволом напрямую общается. Вряд ли Сатана вообще хоть с кем-то общается… Да, но со мной-то общался! Лучше бы не общался. Помолиться, что ли? «Господь милосердный и всемогущий»! Так ведь я ни одной молитвы не знаю. Да и бесполезно всё это. Раньше надо было молиться. А теперь…

Игорь все яснее и яснее понимал, уяснял для себя какой-то совершенно беспросветный ужас происходящего. Он, Игорь Иванович Федоров, находясь в здравом уме и трезвой памяти, добровольно продал душу Дьяволу и скрепил этот договор кровью! Просто так! Из какого-то дурацкого озорства и пустого бахвальства. Перед телкой молодой покрасовался и перед камерой, старый дурак! Такой вот, мол, я герой! Море мне по колено и сам черт не брат! — любуйтесь, люди добрые! Да лучше бы я СПИДом перед камерой публично заразился! Или бубонной чумой! Или вообще повесился. На потеху всему честному народу. И поделом бы мне было! Тем более, что даже это было бы лучше того, что реально произошло.

И теперь этот Дьявол является ко мне и играет со мной в кошки-мышки, в какие-то свои дьявольские игры. Непонятно, правда, с какой целью и на кой я ему вообще сдался, но это мы скоро выясним. За этим-то как раз дело не станет. Только думается мне почему-то, что знание этого меня совсем не обрадует. Со-овсем! И кончится это всё наверняка каким-то чудовищным кошмаром, как и кончалось всегда у людей, пытающихся договориться о чем-то с Дьяволом.

«Я что, буду вечно теперь гореть в аду?!» — мелькнула вдруг у него в голове отчаянная мысль, и он чуть не завыл в голос от слепого ужаса. «Оставь надежду сюда входящий»? Вечно!!?? Без всякой надежды? Нет!!! Я не хочу!! Не хочу!! Господи!! За что!? Что я сделал?! Спаси меня, Господи!! Помилуй! Ты же всё видел! Я же никакое не чудовище и не архизлодей, я просто обычный безобидный дурачок со своими маленькими обычными грешками, и не более того. Прости меня, Господи! Я же не ведал, что творил!! Спаси раба своего!

Игорь невольно посмотрел на кресло, где только что сидел … его недавний посетитель, в какой-то безумной надежде, что если он такая важная персона, что нужен самому… то теперь на его защиту явится (и возникнет, вероятно, в том же самом кресле!) если и не сам Господь, то уж, по крайней мере, Архангел Михаил в сверкающей белой броне и с огненным мечом в правой руке, успокоит его и скажет, чтобы он, Игорь Федоров, спал спокойно и ни о чем больше не волновался и не беспокоился. Сатана, мол, в очередной раз посрамлен, и козни его рассеяны. «Да расточатся врази Его»! Аминь.

Однако никто, увы! так и не появился. Никому он похоже, кроме… был не нужен. Кресло по-прежнему оставалось пустым.

Игорь посидел перед этим злосчастным креслом еще немного, потом встал и прошелся по комнате. Всё происходило слишком быстро, и он все-таки не до конца осознавал реальность и серьезность ситуации. У него просто не хватало времени, чтобы её как следует обдумать и осмыслить. Он просто не успевал за событиями. Они менялись с такой поистине калейдоскопической быстротой и были настолько удивительны и невероятны, что оставляли впечатление какой-то забавной, захватывающей игры. Какого-то шоу. Нечто вроде кино или спектакля. Мюзикла. Вот сейчас произойдет еще что-то, и всё опять изменится, декорации поменяются. И так еще несколько раз. Ну, а в конце, какие бы приключения и перипетии с героем не происходили, в самом конце обязательно будет хэппи-энд. И все будут счастливы. Все будут обниматься, смеяться, целоваться, прыгать от радости, похлопывать друг друга по плечу и кричать: «Ва-ау!!».

В этот момент зазвонил телефон. Игорь рассеянно снял трубку. Жене, наверное, как обычно, уже какая-нибудь подружка звонит. Засядет сейчас на час. Вместо того, чтобы ужин готовить. С работы, блядь, придти не успела!

— Алло!

— Игорь?

— Да, — машинально ответил Игорь и почувствовал, что внутри у него все оборвалось. Он уже понял, кто это.

— Завтра в три часа жду тебя у себя дома. Записывай адрес. (Игорь безропотно записал адрес.) Записал?

— Да. А кто это?

— Ты знаешь, кто это, — в трубке противно захихикали. — И вот еще что. Сынишку своего с собой захвати. Он у тебя сейчас на даче? Вот съезди и захвати. До трех как раз успеешь.

— Зачем? — совершенно безжизненным голосом спросил Игорь.

— Зачем? — натурально удивились в трубке. — А ты догадайся.

Игорь молчал.

— Мальчики — моя слабость, — любезно пояснили на том конце провода и опять захихикали. — Особенно совсем молоденькие. Твоему же всего 5 лет, кажется, да? Как раз то, что надо. Самое оно! Короче, завтра в три часа. Вазелин на всякий случай захвати, ну, или крем какой-нибудь, а то у меня, кажется, кончился. Я, конечно, скажу ребятам, но и ты на всякий случай лучше захвати. Ну, пока. Жду.

В трубке раздались короткие гудки. Игорь некоторое время в полном ошеломлении на неё смотрел, потом осторожно, словно боясь разбить, положил на место.

Он всё никак не мог поверить в реальность происходящего. Этого просто не может быть! Это какой-то злобный сон, и он сейчас проснется. Неужели это всё реально с ним происходит? На самом деле? Это всё шутка! Шоу! Мюзикл. Боевик со счастливым концом. Где он, этот конец? Не может же этот кошмар быть на самом деле! Причём тут его пятилетний сын?! Что значит: мальчиков люблю!.. самое оно!.. вазелин захвати!..

Каждая фраза падала на душу, как стопудовая гиря.

Он хочет, чтобы я привез ему для развлечений своего единственного сына?! Пятилетнего ребенка! Он что, действительно полагает, что я это сделаю?! И что он там в конце про «ребят» сказал? Так их там еще и несколько будет?! Ах ты, сволочь!! Да я сейчас в милицию позвоню! Чтобы этот вертеп твой вонючий прикрыли, тварь! Какой там у тебя адрес?

Игорь в слепой ярости схватил бумажку с записанным на ней адресом. Руки его дрожали, буквы прыгали и расплывались.

Так!.. Куда звонить!? 02?

Он протянул уже было руку к телефону и вдруг замер. И что?.. Что я делать-то собираюсь? Со мной-то что будет, если я его в милицию сдам? Он же моя единственная надежда… Да, но сын, Валерка! Я его сам, этим извергам на забаву отвезу? Да я умру лучше! Или лучше этих ублюдков сначала убью. Этих нелюдей! А что со мной потом будет — наплевать!.. А что со мной будет? В аду буду вечно гореть — вот что со мной будет. Вечно!! У всех есть какая-то надежда, даже у самого страшного грешника, только у меня одного — никакой. Я душу дьяволу продал. Всё! Единственный мой шанс — это с этим выродком договориться… А как я могу с ним договориться, если он сына моего пятилетнего требует для развлечений! Пока. А что дальше еще потребует — неизвестно. Может, жену потом. Может, меня. Может, еще что. Господи! Господи! Что делать? Что же делать?! Должен же быть хоть какой-то выход! Ну, хоть какой-то!!!

4.

На следующее утро Игорь поехал на дачу, наплел теще какую-то дикую, несусветную чушь про некое мифическое собеседование в школе, на котором им с Валеркой, мол, обязательно надо быть, схватил сына и уехал.

(Теща слушала его с огромным удивлением, охала, ахала — «В пять лет?!» — и как-то сомнительно на него посматривала, но так как Игорь был абсолютно трезв, то ничего существенного так в итоге и не сказала.)

Прошедшая ночь не прошла для Игоря даром. Чего он только за неё не передумал! Он словно постарел за эту ночь на сто лет. И результатом всех этих его раздумий явилось то, что он ехал сейчас туда, куда ему приказали. И вез с собой своего пятилетнего сына.

Место это он хорошо знал, дом нашел сразу. Время еще было, минут 40; он купил Валерке мороженое и посидел во дворе на лавочке. Он смотрел на сына, на ничего не подозревающего, полностью доверяющего ему пятилетнего малыша… совершенно беззащитного, любящего его!.. — и думал… он и сам не мог сказать себе, о чем он думал. И что чувствовал.

И всё-таки он шел туда, куда ему приказали. И вёл с собой своего ребенка.

Ровно в три Игорь стоял перед нужной дверью. Он помедлил еще секунду, посмотрел на Валерку, зачем-то погладил его по головке и нажал кнопку. Не успел еще звук звонка затихнуть, как дверь распахнулась. На пороге стоял тот же самый мужчина, его вчерашний посетитель — Дьявол, Сатана или кто он там на самом деле! В общем, ОН!

Игорь ожидал увидеть кого угодно: какого-нибудь монстра, маньяка, чудовище в человеческом обличии или даже целую толпу чудовищ, но только не ЕГО! Он настолько растерялся, что буквально застыл перед дверью, крепко держа за руку Валерку.

«Все пропало! — озарила его вдруг страшная догадка. — Он передумал.»

— Проходите, Игорь Иванович! — мужчина посторонился и приветливо улыбнулся Валерке. Тот доверчиво улыбнулся ему в ответ. Игорь, продолжая прибывать в каком-то шоке, вошел, двигаясь как лунатик, механически переступая ватными ногами и таща за собой Валерку. Мужчина прикрыл за ним дверь, еще раз улыбнулся смотрящему на него снизу вверх ребенку и сказал, обращаясь к Игорю:

— Итак, Игорь Иванович! Вы сейчас поедете домой и расскажете своей супруге, Вере Валентиновне, всю Вашу историю. От начала до конца. Во всех подробностях. Как Вы вчера заключили со мной договор, как хотели его потом во что бы то ни стало, любой ценой расторгнуть. И зачем Вы сюда сейчас приехали и зачем привезли с собой своего сына. Всё-ё расскажете! Как на духу, — мужчина усмехнулся. — Все свои самые тайные мысли. Если Вы это сделаете, договор Ваш ровно в полночь сгорит, — мужчина протянул Игорю договор. Тот принял его безжизненной рукой. — Если же Вы хоть что-то утаите, приукрасите, скроете, попытаетесь выставить себя в лучшем свете — он останется цел. И тогда — всё! Это Ваш последний шанс. Единственный. Второго не будет. Так что помните об этом. Когда перед женой будете исповедоваться, — мужчина опять усмехнулся. — Малейшая фальшь — и всё! А теперь идите. Вы свободны. Я Вас больше не задерживаю. Сын у Вас хороший, — уже стоя в дверях, добавил он и захлопнул дверь.

Игорь подошел к лифту и нажал кнопку вызова. Спустившись вниз, он подошел к своей машине, открыл её, усадил рядом с собой Валерку, пристегнул его и поехал домой. Он ни о чем не думал, ни в чем не сомневался и не испытывал никаких эмоций. Он действовал совершенно автоматически, словно какой-то робот или зомби. Он и чувствовал себя зомби. Живым мертвецом. Внешне живым. На самом же деле давным-давно уже мертвым или даже, скорее, заживо сгнившим.

Потому что то, что от него требовалось, живой человек выполнить не мог. Ему это было просто не по силам. Для этого нужно было сначала умереть. Убить в себе всё живое: чувства, стыд, совесть… Потерять душу. Впрочем, он её, похоже, уже потерял. Вчера в скверике на скамейке.

5.

Жена, как ни странно, оказалась уже дома. Что-то у них там на работе случилось, и их всех пораньше сегодня домой отпустили. Игорь, впрочем, этому нисколько не удивился, а напротив, воспринял как нечто, само собой разумеющееся. Естественно, так и должно быть! ОН же сказал ему: поезжайте сейчас домой и расскажите всё жене. Значит, жена должна быть уже дома.

Увидев Валерку, она сначала опешила, а потом не на шутку встревожилась и бросилась к Игорю:

— Что случилось? Почему ты его привез? Что произошло? С мамой что-нибудь?

— Мне надо с тобой поговорить. Немедленно. Прямо сейчас, — мертвым голосом, монотонно произнес в ответ Игорь. — Иди на кухню. Я сейчас приду. Валерке только мультфильмы поставлю, чтобы он нам не мешал.

— Мультяшки хочешь посмотреть? Про волка? — преувеличенно-игриво обратился он к сыну и, не дожидаясь ответа, потащил его в спальню. Сунул в магнитофон кассету и включил телевизор. — Посиди здесь и посмотри мультики. А мы с мамой пока на кухне поговорим. Ладно?

— Да! — смеясь, ответил Валерка, с восторгом наблюдая на экране за приключениями любимых персонажей мультфильма.

— Сиди спокойно и не балуйся, — бросил ему напоследок Игорь и пошел на кухню.

Перепуганная насмерть и белая как мел жена сидела за столом и молча на него смотрела. Бог весть, что уж она там себе навоображала. «С мамой»!.. Если бы!.. Игорь взглянул на неё, набрал побольше воздуха и, словно бросившись в омут с головой, начал рассказывать:

— С мамой всё нормально, успокойся. С Валеркой тоже. (Жена облегченно вздохнула.) Так что не отвлекайся и не думай об этом, а слушай лучше, что я тебе сейчас расскажу. Это очень важно.

Вчера я ушел с работы пораньше. Делать было нечего, погода была хорошая, и я зашел в сквер и сел на лавочку. Пока я там сидел, ко мне подошли телевизионщики: девица с микрофоном и парень с камерой.

Девица мне понравилась, стильная такая, в моем вкусе, — подумав, добавил он, припомнив напутствие своего недавнего собеседника говорить абсолютно всё, ничего не утаивая.

Конечно, впечатление, произведенное на него девицей-корреспонденткой — это была мелочь, и мелочь, на первый взгляд безобидная и совершенно несущественная, но тем не менее при других обстоятельствах Игорь при разговоре с женой о ней бы ни в коем случае не упомянул и предпочел бы скрыть. Именно поэтому он и не решился скрыть её сейчас. Кто знает, что тут существенное, а что не очень. Сказано: всё — значит, всё. Ставки слишком высоки.

— Ты не удивляйся и не перебивай меня. Сейчас всё поймешь, — равнодушно заметил он, увидев, что изумленная жена явно собирается что-то сказать.

Та, однако, молчать вовсе не собиралась.

— Чего я пойму? Что тебе девицы в джинсовых костюмах нравятся? Ах, ты, козел старый! И не стыдно тебе такое мне говорить?

— Стыдно, — совершенно бесцветным голосом подтвердил Игорь.

— Так зачем же ты говоришь? — пораженно переспросила жена, глядя во все глаза на Игоря и чувствуя уже, что происходит что-то не то.

— Дослушай меня, и ты всё поймешь, — всё так же безжизненно, механически-монотонно ответил Игорь и через паузу продолжил. — Так вот. Ко мне подошли телевизионщики: парень и девица.

— Это я уже слышала! — не удержалась от язвительного комментария жена. — Девица стильная и в твоем вкусе.

Игорь подождал, пока она замолчит.

— Они представились мне, как ведущие какой-то передачи про религию и сказали, что я в прямом эфире. Ну, в смысле, что нас прямо сейчас снимают и по телевизору показывают. Стали задавать вопросы.

— Кто? Девица в джинсовом костюме? — опять едко переспросила жена.

— Да, корреспондентка, — терпеливо ответил Игорь. Бестолковая бабья дурь жены начинала его, несмотря ни на что, все-таки потихонечку раздражать. Причем здесь девица!? Я уж и думать о ней забыл. До девицы ли мне тут! Да и не девица это, похоже, была вовсе. А… тьфу!

— Послушай, если ты меня будешь всё время перебивать, я никогда не кончу…

— А ты и так уже месяц целый не кончаешь! Ну, понятно!.. У тебя же одни девицы на уме стильные.

— Ёб твою мать!! Ну, ёб твою мать! — в бешенстве заорал Игорь, но тут же вспомнил, что происходит, зачем он это все ей рассказывает — и сразу же поутих. — Вера, выслушай меня все-таки, а? — устало попросил он. — По сравнению с тем, что ты дальше услышишь… Не до девиц тебе сейчас будет. Послушай просто меня некоторое время спокойно — и всё поймешь. Хорошо? Поймешь заодно, почему я такие вещи… нелицеприятные тебе сам про себя так откровенно рассказываю. Всё поймешь! Подожди только немного и послушай, — Игорь сделал еще одну паузу и потер лоб, пытаясь успокоиться и собраться с мыслями. — Да… Так вот. Стали задавать вопросы. Верю ли я в бога? Я ответил, что нет. А в черта? Раз, мол, в бога не верите, значит, и в черта тоже?

— В кого-в кого? — подозрительно переспросила жена.

Она, похоже, всё никак не могла успокоиться насчет откровений Игоря по поводу сексуальной привлекательности молоденькой интервьюерши в джинсовом костюмчике и весь остальной его рассказ слушала вполуха, полагая, вероятно, что это он её только так… разводит, отвлекает и лапшу на уши вешает. А суть будет в том, что он эту девицу в конечном итоге трахнет и сейчас ей в этом признается. Покается, так сказать.

«Ага! — раздраженно подумал Игорь. — Прямо перед камерой, на скамейке, в центре города, среди бела дня. В прямом эфире. Ну, баба-дура, чего с неё взять? Волос долог, а ум короток. Биоробот. При упоминании о возможной сопернице автоматически включается генетическая программа защиты своего гнезда и своего потомства, полностью блокирующая способность адекватно воспринимать окружающую действительность. Самка!»

Но, тем не менее, упоминание про черта её насторожило. Во-первых, чертей она, как и любая женщина, вообще боялась; а во-вторых, это не вписывалось в уже выстроившуюся в её головке простенькую схемку.

— В черта? То-то ты ко мне вчера приставал со своими дурацкими разговорами о… — даже находясь в крайней степени раздражения, жена всё же решилась лишний раз называть ЕГО по имени.

Раньше Игорь всегда смотрел на всё это, как на какие-то дремучие предрассудки, обычную бабью блажь, и не раз над ней по этому поводу подшучивал, иногда довольно зло; а теперь-то на поверку оказывается что она, похоже, была права. Называть действительно лишний раз не стоило. Да и вот он, такой умный, образованный и современный, а кончил в итоге тем, что и сам теперь пришел к тому же, сам теперь всего боится. Только попался сначала, как кур в ощип, как пескарь на уду, самым прозаическим и наиглупейшим образом и теперь не знает, как из этой ситуации выпутаться — а она, такая нелепая, невежественная, суеверная, поняла всё с самого начала интуитивно и даже разговаривать с ним не стала, когда он сдуру попробовал о НЕМ разговор завести. И правильно, между прочим сделала. Ему бы тогда, на скамейке, её бабскую глупость! О-хо-хо!..

— Так это поэтому? Я сразу почувствовала, что что-то не так! А то: «просто так!.. просто так!..» Я всегда всё чувствую!

— Да. Поэтому. А «просто так» — это я тебя обманывал. Не решался сразу сказать, — честно ответил Игорь.

Врать он не смел даже в мелочах. Перепалка с женой его несколько встряхнула, и он словно бы даже слегка ожил. Но это было оживление мнимое. Как гальванизация трупа. Сокращение лягушечьей лапки при пропускании через неё электрического разряда. Иллюзия подлинной жизни. Реально же он был мертв. Даже жена его в конце концов это почувствовала и как-то притихла. Слишком уж прямые и неестественно-откровенные ответы мужа стали её несколько пугать. Живой почуял мертвого.

— Итак, они… она меня спросила, верю ли я в черта? Я, естественно, тоже ответил, что нет. Тогда она предложила мне продать душу. Подписать договор. Ну, типа, раз вы ни в кого не верите, ни в бога, ни в черта, то какая вам разница? Почему бы и нет? А мы вам за это деньги дадим. 10 тысяч долларов. (Жена тихонько охнула.) То есть вы сейчас перед камерой подписываете, а мы вам сразу деньги вручаем. Передача у нас такая. Шоу. Испугается человек или нет такой договор подписать. Говорить-то, мол, все горазды, а вот как до дела дойдет… Ну, в общем, я не испугался, — Игорь невесело усмехнулся. — И подписал. Кровью.

— Как «кровью»? — пораженно переспросила жена.

— Ну да! Кровью. У неё иголочка с собой такая была специальная, какими кровь из пальца берут; она меня кольнула быстренько, я и понять ничего не успел. Точнее, я все понимал, просто, я говорю, кольнула она меня ловко, я даже и боли не почувствовал, — твердо поправился Игорь. («Не понимал он», видите ли!.. Всё я, блядь, понимал!)

— Короче, уколола она меня в палец, я приложил палец к договору, и она мне тут же отдала деньги. Вот они, — Игорь вытащил заранее подготовленный конверт, положил его на стол и придвинул к жене. Подумал, не показать ли сразу и договор, но потом решил с этим пока подождать. Всему свое время.

— Это что, настоящие доллары? Действительно 10 тысяч? — потрясенно переспросила жена, рассматривая вытащенную из конверта пачку.

— Да, настоящие. Самые, что ни на есть. Ровно 10 тысяч, — подтвердил Игорь. — Я в обменнике проверял. (Это была правда. Игорь действительно успел по пути домой забежать ещё и в обменный пункт. Благо, тот находился как раз возле самого их подъезда. В двух шагах буквально.) Ну, короче, всучила она мне этот конверт, села вместе со своим оператором в машину и мигом куда-то укатила. Вместе с договором. А я с этим конвертом в руках остался.

(Игорь рассказывал чрезвычайно подробно и обстоятельно, боясь пропустить хоть малейшую деталь. Он прекрасно помнил, что ему было сказано: «Во всех подробностях!»)

Тут-то я и забеспокоился. До этого я всё как какую-то шутку дурацкую воспринимал — ну, как обычно телевизионщики прикалываются: скрытые камеры всякие устанавливают, «Сам себе режиссер» и прочее — а тут понял, что шутки кончились. Какие уж тут шутки! 10 штук зелени — это тебе не шутка!

Ну, и стал я думать, что же я наделал? Хоть и не верю я ни в какого черта, а все-таки… Деньги-то реальные. Дали же мне их за что-то? Как я ни прикидывал: и так, и этак, какие объяснения для себя не придумывал — не получается ничего. Не сходится! Придумывай, не придумывай — а вот они, 10 тысяч! Никуда от них не денешься. Что мне их, подарили, что ли? Просто так? Бред! Да и никто мне не говорил, что мне их дарят! Мне прямо и честно сказали: мы покупаем у вас вашу душу. А я, дурак, и продал. Добровольно. И кровью расписался, — Игорь перевел дух и взглянул на жену.

Та сидела, приоткрыв рот, и завороженно на него смотрела.

«Мыльная опера, блядь, ей! Приключения. Дон Педро вручает пакет с деньгами донне Хуанитте», — с горечью подумал Игорь и, тяжело вздохнув, продолжил:

— Ну, в общем, когда я все это осознал, то забеспокоился. Димке Соколову позвонил. Так, мол, и так, говорю. Если б тебе душу предложили продать, ты бы согласился? Он говорит: нет. Нет и всё! Без всяких объяснений. Я даже удивился… Я хоть каких-то разговоров ожидал, а тут такая реакция. Тут уж я совсем задергался. К тебе было сунулся, но ты тоже ни в какую!

— Естественно, — не утерпела опять жена. — Это ж надо додуматься, такое спросить. Душу продать!

— Ну, подожди, Вер, подожди… — попросил Игорь. — Не перебивай меня, а? Дай мне выговориться. Мне и без того тошно. Хоть в!.. Сам знаю, что дурак.

(«Если б только дурак, — безнадежно-тоскливо подумал он. — Это ведь только цветочки. Погоди, сейчас ягодки начнутся».)

Ну, в общем, совсем я перепугался. А что, думаю, если ОН и правда есть? И я действительно душу ЕМУ продал? Что тогда?

Ну, и стал себя успокаивать. Да не может, мол, этого быть! 21-й век на дворе, а я тут сижу, бабушкиными сказками себя пугаю. Нет никакого!.. Ну, словом, если ОН есть, пусть явится! И ОН явился.

— Кто явился? — глядя на него совершенно круглыми глазами, еле слышно прошептала жена. — Ты что, рехнулся?

— Вер, я понимаю, как это всё звучит, и что ты сейчас думаешь, но я не сумасшедший. ОН мне действительно явился, и я с НИМ действительно разговаривал. Просто возник вдруг в кресле в виде молодого мужчины, поговорил со мной и исчез.

— Да ты заболел! Тебе к врачу надо. У тебя галлюцинации!

— А 10 тысяч долларов — это тоже галлюцинации!? А договор этот — это тоже галлюцинации!? — Игорь вытащил из газеты вложенный туда договор и сунул его жене. Та машинально взяла его в руки и принялась растерянно читать. — Ну, что — убедилась?

— Ну и что, что договор? — подняла на него глаза жена. — Вот тебе из-за него черти теперь и мерещатся! Из-за стресса. Переволновался и напридумывал себе невесть что. Навоображал!

— Какого, блядь, еще стресса! — в ярости прошипел Игорь. — Говорю тебе, я с НИМ разговаривал! Вот как с тобой. Ладно, впрочем. Выслушай меня до конца, а там хочешь верь — хочешь нет. Дело твое. Не поверишь — еще лучше. Главное — выслушай.

— А почему это я тебя должна слушать? Что это ты так на этом зациклился? — в голове у жены опять, судя по всему, зашевелились какие-то смутные подозрения. (А может, всё-таки?.. Может, все-таки он ей просто голову морочит? А сейчас опять та корреспонденточка молоденькая внезапно всплывет?)

— Потому, что ОН мне это приказал, — безнадежно сказал Игорь. (Бесполезно!) — Чтобы я тебе всё рассказал от начала до конца. Во всех подробностях и ничего не утаивая.

— Ну, в общем, ты сумасшедший. Точно! У тебя мания. Я про такое по телевизору видела.

(«Господи! Ну какая же она, оказывается, дура! — удивленно подумал Игорь. — Как это я раньше-то не замечал?»)

— Вер, ты можешь меня просто выслушать? Ну, вот просто молча выслушать, и всё! Просто как бред сумасшедшего. Тем более, что с сумасшедшими ведь не спорят. Их только слушают и во всем поддакивают. Вот и ты только послушай меня, и всё. Можешь даже не поддакивать и вообще не слушать меня, а только делать вид, что слушаешь. Мне это всё равно. Даже ещё лучше. Главное, не перебивай.

— Ну, говори, говори, — сладеньким голоском пропела жена. Пожелание «не перебивать» она, судя по всему, благополучно пропустила мимо ушей и теперь явно готовилась к дальнейшим пререканием и комментариям по ходу рассказа.

(«А может, оно и к лучшему? — неожиданно вдруг пришло в голову Игорю. — Может, она так за деревьями и леса не увидит? Главное за своими цепляньями мелочными не поймет? Решив доказать мне во что бы то ни стало, что она права, что она «всегда всё чувствует», а у меня просто «мания» и что я вообще переволновавшийся идиот. Может, всё еще и обойдется как-нибудь? А вдруг?!»)

— Так?.. На чем я остановился?

— Что тебе явился черт, — ехидно подсказала жена. — В виде симпатичного молодого мужчины. Хорошо еще, что не женщины. Стильного вида, в джинсах в обтяжку, тебе такие нравятся.

(«Дура набитая! — с внезапной злобой подумал Игорь. — Простейшее. Одноклеточное, блядь. Одноизвилиновое.)

— Да… — Игорь решил больше вообще не обращать внимания на жену, не реагировать на её реплики, а просто рассказывать всё «как на духу», как ему, собственно, с самого начала и советовали, адресуясь непосредственно к какому-то невидимому высшему исповеднику. А жена…

Тем лучше, что она у меня такая дурища вдруг оказалась. Она, наверное, и вообще своими куриными мозгами не поймёт, о чем сейчас речь пойдет. Просто не догонит. Не въехала же она, что я ей про ЕГО приказ сказал. Что я теперь ей только правду должен говорить. Голую. Без прикрас. Нагую. А уж сумасшедший я или нет — не важно. Главное, что у меня же теперь всё, что угодно, выпытать можно. На любую тему. Лови момент! Про что ни спросишь — про то я и отвечу. Всю подноготную выложу. Как на духу. Только спрашивай!

Она этот моментик вообще не заметила. Прозевала и прохлопала. Её сразу куда-то в другую сторону совсем по кочкам понесло. По целине. «Чушь это, и всё! По телевизору я видела!» Ну, и славненько! Чего мне её разубеждать? Мне же лучше. Пусть и дальше на всех парах несётся. С богом! Доказывает мне, что я верблюд. Я не против. Я на всё согласен. Хоть на верблюда, хоть на сумасшедшего, хоть на кого угодно! Всё лучше. Чем на самом-то деле. Потому что на самом-то деле для такой твари как я, названия вообще нет. Не придумано ещё. Для такой мрази. Сына родного!.. Да и… Ну да, будем надеяться, что до этого дело не дойдет. До разговоров на эту тему и до объяснений. Авось, удастся и проскочить. Если немного повезет и особенно, если рассказ мой умненько построить. Сагу о Форсайтах ей рассказать. Про дона Педру и донну Хуанитту.

«Если Вы что-то исказите, скроете, приукрасите, представите в лучшем свете…» — вдруг всплыло у него в памяти грозное предостережение. Мысли у Игоря заметались.

«А я ведь именно это и собираюсь сделать, — сообразил он. — «Исказить, скрыть и приукрасить». «Представить в лучшем свете». Пользуясь внезапно открывшейся беспросветной глупостью моей дуры-супруженицы. Веры, свет, Валентиновны. И чего это она, к слову сказать, так вдруг внезапно поглупела? Именно сегодня. Что-то я за ней ничего такого никогда не замечал. Ну, баба как баба. В меру умная, в меру глупая. Не Софья, конечно, Ковалевская и не Мария Кюри, но женщина в общем-то вполне разумная и здравомыслящая. Способная всё нормально воспринимать.

А сегодня прямо как белены объелась. Как, блядь, с цепи сорвалась! Вообще ничего не слушает, не понимает и слова мне сказать не дает. Ты ей про Фому, а она тебе про Ерёму. Талдычит, вон, про свою «манию», и хоть ты кол ей на голове теши! В общем, словно подменили человека. Как будто специально меня подталкивают и подзуживают: обмани её, обмани!.. Запутай! Искази истину!.. Скрой, приукрась! Это же так просто!.. Блазнят. («Блазнит меня нечистый, в другой раз привиделся», — пришла ему неожиданно на ум какая-то древняя цитата.)

Ну, не «скрой», конечно, на это я не решусь, а просто… преподнеси всё в нужном свете. Зачем тебе жизнь рушить? Ракурс чуть-чуть сдвинь, угол освещения слегка измени — и всё! Готово дело! Картина сразу заиграет в нужных тебе тонах. И никакой ты окажешься не злодей и не монстр, а, наоборот, чуть ли даже не страдалец. Сколько ты перенес за это время! Как мучился! Разве просто было на такое решиться! Сына родного!.. Это же целая трагедия. Душевная драма. («Душевная», блядь!) И ведь не случилось же ничего!

А она сейчас всему поверит. Всё за чистую монету примет. Как преподнесешь, так она и воспримет. И обмана формально никакого нет. Как тебя просили, так ты всё и рассказал. Ничего не скрыл и не утаил. Правда, о некоторых деталях чуть поподробнее поговорил, а о некоторых так… вскользь… мельком, но это уж…

Н-н-да… Только с кем я собираюсь в эти игры-то играть? С НИМ?! Кого обмануть-то хочу! ЕГО?!

Это, наверное, просто еще одно ЕГО испытание. Последнее. Искушение, на которое я чуть было не поддался. Нет уж! Никто ведь со мной спорить и объясняться не будет. Не загорится листочек в полночь — вот и все объяснения. Оставайся со своими хитростями. Хитри и дальше. Нет уж!

И сам-то я, между прочим, случайно ли так подробно всё ей рассказываю? На бобах развожу. Хожу вокруг да около. Мне надо суть до неё донести, а я как раз именно суть-то эту и пытаюсь всеми силами скрыть. Утопить её в море никому не нужных подробностей. В разглагольствованиях про джинсовые костюмы каких-то там девиц».

— Вер, слушай, вот что! — Игорь хлопнул слегка ладонью по столу, чтобы привлечь внимание жены. — Слушай меня внимательно. Дело вот в чем. Действительно ли ОН явился или это я сам себе вообразил — не это главное. Главное, что я в это поверил. И попросил ЕГО расторгнуть договор. Любой ценой!

В качестве цены ОН назначил Валерку. Чтобы я его привез по указанному адресу для развлечения… — Игорь сглотнул, но справился с собой и продолжил, — для развлечения целой компании педофилов. И я это сделал. Если бы они его там мучили и убивали — я бы и пальцем не шевельнул. Если бы они тебя потом потребовали — я бы и на это пошел. Я бы вообще на всё пошел! На всё, что угодно. Я бы сам и его убил, и тебя! Собственными руками. И любого другого. Лишь бы самому спастись. Я всех вас предал. Всех и вся. Вот это главное, — он немного подумал и добавил. — И сейчас бы предал. Если бы опять пришлось выбор делать.

И вот еще что. Я ЕМУ, по сути, клятву дал. Говорить тебе сегодня одну правду и ничего не утаивать и не пытаться скрыть или даже приукрасить. Можешь меня спрашивать о чем хочешь, я тебе всё расскажу. ОН мне обещал, что, если я всё это выполню, мой договор сгорит сегодня в полночь, и я буду свободен. И ради этого я на всё согласился.

Игорь замолчал. Молчала и Вера. Игорь поднял на неё глаза. Вера смотрела на него не отрываясь. Судя по всему, она еще не до конца осмыслила только что услышанное. Не мудрено!

— Так ты готов был отвезти… Валерку?.. — наконец тихо-тихо спросила она.

— Ты меня не поняла. Я не «готов был отвезти». Я уже отвез! Сегодня. Только что, — безнадежным голосом, глядя в стол, горько ответил Игорь.

— Что?! Что ты такое сказал?! Так его?.. Отвечай!! Отвечай немедленно! Что?.. Что они с ним там сделали!!?? — в ужасе закричала жена.

— Ничего. Ничего с ним там не сделали, — поспешил успокоить её Игорь. — Никаких насильников там не оказалось, — так же горько продолжил он. — Там меня ждал тот же самый мужчина вчерашний, ну… ОН, и приказал мне ехать домой и рассказать всё тебе. Я и приехал.

— Так его никто не трогал? — всё еще не в силах успокоиться, взволнованным голосом переспросила жена.

— Нет.

Вера облегченно вздохнула. Потом глаза её вдруг расширились. Она начала понимать.

— Как… тот же самый … мужчина?.. — запинаясь на каждом слове, неуверенно проговорила она. — Что и вчера?.. Ты его и сегодня … видел?

— Да. И Валерка видел. Можешь у него спросить.

— А вчера… ты говоришь… он просто в кресле возник?

— Да. Я вызвал ЕГО, и ОН явился. Возник из ничего. А потом так же исчез. Поговорил со мной и исчез.

— А сегодня ты его опять видел?

— Да.

— Матерь божья! Свят-свят-свят! — мелко закрестилась жена и забормотала какую-то молитву.

Потом взгляд её упал на договор, и она резко и стремительно отодвинулась вместе со стулом от стола, инстинктивно стараясь, видимо, держаться от него как можно дальше.

— Так ты действительно продал душу… дьяволу… — не отрывая взгляда от лежащего на столе листа бумаги с небольшим бурым пятном внизу, тихо, словно про себя прошептала она.

Игорь молчал. Сидящая напротив женщина, когда-то давным-давно, в той, другой, земной жизни бывшая его женой, начала медленно-медленно осознавать происходящее. Обрушившийся на неё поток информации, тем более такой информации — совершенно дикой, невероятной и сверхъестественной, которую вообще трудно сразу воспринять всерьез — сначала попросту ошеломил её и сбил с толку, но сейчас она начала её, эту информацию, потихонечку осмысливать и переваривать, постепенно приходя в себя. До неё стало наконец доходить, что именно сказал её муж. Игорь ждал.

— Постой-постой!.. так ты вел Валерку, думая, что там над ним снасильничают?.. надругаются?..

— Да.

— И ты… И говоришь, если бы даже его там убили, ты бы и слова не сказал?

— Да.

— И сам бы убил? Собственными руками? Своего сына?! Как? Ножом? Как Иван Грозный?

— Не мучай меня! — чуть не закричал Игорь. («Не пытайтесь ничего скрыть и приукрасить!») — Как сказали бы. Как сказали бы, так и сделал. Ножом, значит ножом.

— И меня бы убил?

— Да.

— Но почему!? Почему!? Я просто не понимаю! Я же твоя жена! Это твой сын. Как ты вообще можешь такие вещи так спокойно говорить!? Я просто не понимаю, что происходит! Что с тобой такое случилось?

Игорь помолчал. Потом, всё так же уставясь в стол и не поднимая глаз, начал говорить:

— Послушай, Вера. Постарайся меня понять, — он запнулся, мучительно подыскивая нужные слова, чтобы возможно точнее выразить свои мысли. — Я вчера узнал, что Дьявол действительно есть. И ад есть. Одни люди верят в Бога, другие нет, но даже у тех, кто верит, всегда остается зернышко сомнения. По крайней мере, мне так кажется. Да чего там «кажется», так оно и есть! Одно дело, абстрактно верить, и совсем другое — просто знать. Это совершенно разные вещи. Не случайно все те, кто видел Христа и тесно с ним общались, видели его воскресенье — все они стали апостолами, святыми и прочее.

Потому что, твердо зная, что рай есть, загробная жизнь есть, можно здесь, на земле, ничего не бояться и смело на любые муки идти. Твердо зная, что на небесах воздастся. Именно поэтому, наверное, ни бог, ни дьявол никогда не являются никому. И чудес поэтому никаких нет. Потому что это всё бы меняло. Мир был бы тогда другой. Никакой свободы воли бы не было. Ничего бы не было! Никто бы не грешил да и вообще, наверное, ничего не делал. Все бы только молились и мечтали поскорее умереть и в рай попасть. Потому-то наш мир грешный, такой, какой он есть, и существует, что зернышко сомнения всё-таки всегда присутствует. Даже у святых. Кто там знает, что после смерти будет? И будет ли вообще что-то? Может, вообще ничего не будет! Никто же оттуда не возвращался. А живем только один раз. На этом всё и держится.

Я сбивчиво, наверное, говорю, но это потому, что тема сложная, — Игорь помолчал, подумал и продолжил. — Ну так, а я вчера действительно узнал, что Дьявол существует. Именно узнал! И ад, значит, существует. И душу я, значит, действительно продал. И буду за это вечно гореть в аду. Вечно!! Представь себе: вечно! Да я умру через 30 лет и забуду после смерти о вашем существовании — и тебя, и Валерки! Души же, вроде, не помнят о своих земных привязанностях. Да если даже и помнят! Ну, сколько я буду вас там помнить? 10 лет? 100? А тут — вечность!

Да что я говорю! Какие 100!

Умру я завтра, ты через год-другой замуж выскочишь и про меня забудешь. Как будто меня и не было никогда. Особенно, если новый муж хороший попадется.

— А если я завтра умру — ты меня тоже сразу забудешь? — тихо спросила Вера. — И опять женишься?

— Я уже забыл. Я вообще чувствую себя, как мертвый среди живых. Да я и есть мертвый. Вернувшийся из ада. Я теперь точно знаю, что загробная жизнь есть, и земная для меня — миг перед вечностью. Это — запретное знание, человеку нельзя его знать, теперь я это понял. Не знаю уж, за что Бог меня им наказал.

* * * * *

Минутная стрелка неотвратимо ползла к двенадцати. Игорь сидел за столом на кухне и не отрываясь смотрел на лежащий перед ним листок. Жена давно уже, ещё днем, уехала с сыном на дачу. Она явно боялась с ним разговаривать, боялась оставаться с ним одна. Вообще находиться с ним рядом. Как будто он действительно превратился вдруг в какое-то страшное чудовище, в нелюдь.

Ровно в полночь листок ярко вспыхнул. Игорь сидел, опустив голову на сложенные на столе руки, и бездумно следил, как пламя жадно пожирает бумагу с напечатанным на ней текстом. «…Душа…», — вдруг бросилось ему в глаза последнее нетронутое ещё огнём слово. Миг — и оно тоже бесследно исчезло в пламени. На столе осталась только маленькая горка пепла.

* * * * *

И спросил у Люцифера Его Сын:

— В Апокалипсисе, Откровении святого Иоанна Богослова, сказано: «И видел я Ангела сильного, сходящего с неба, облеченного облаком; над головою его была радуга, и лицо его как солнце, и ноги как столпы огненные. И поставил он правую ногу свою на море, а левую на землю, и воскликнул громким голосом, как рыкает лев; и когда он воскликнул, тогда семь громов проговорили голосами своими. И когда семь громов проговорили голосами своими, я хотел было писать; но услышал голос с неба, говорящий мне: скрой, что говорили семь громов, и не пиши сего.» Что же говорили эти семь громов?

И задумчиво, как эхо повторил вслед за ним со странным выражением Люцифер:

— Ангела сильного…

И тотчас же мелькнули перед мысленным взором Сына Его обрывки какой-то картины, чудной и непонятной. Словно он превратился на время в кого-то другого и смотрел на всё чьими-то чужими, не своими глазами:

— …обжигающий ледяной ветер. И под дыханием его одежда растаяла, и клубы её сразу же куда-то унеслись, исчезая на глазах. На плечах его теперь была угольно-черная броня, и такая же точно броня покрывала всё его тело.

Он сидел в седле, и, чуть прищурившись, смотрел вперед, на стоящие перед ним неподвижные, бесконечные, безукоризненно-ровные ряды ослепительно белых всадников с длинными копьями наперевес — небесное воинство ангелов… воинство рабов… рабов божьих — выискивая глазами командиров, своих прежних соратников и друзей: Михаила, Гавриила, Уриила… Однако никого из них видно не было. Вероятнее всего, они были где-то там, в глубине, сзади, далеко в тылу, надежно прикрытые бесчисленными цепями передовых бойцов.

«Разумно…» — с презрительным равнодушием подумал он, потом ласково, не глядя, погладил по голове сидящего на левом плече боевого ворона, — птица встряхнулась и недовольно каркнула — покосился на замершего справа, напряженного как струна, огромного черного пса, неотрывно глядящего вперед, туда, на застывшие бесконечные-белоснежные шеренги противника, и, легонько коснувшись шпорами боков коня, тронул его с места…

Сын Люцифера. День 4-й

И настал четвертый день.

И спросил у Люцифера Его Сын:

— Сказано в Библии: «Более же всего облекитесь в любовь, которая есть совокупность совершенства». Что это значит?

И ответил Люцифер своему Сыну:

— Я покажу Тебе, что это значит, Сын Мой.

Мара

«Не отдавай жене души твоей».

Книга премудрости Иисуса, сына Сирахова.

Из дневника Валерия Витальевича Заславского.

Сегодня мой день рождения. 40 лет. Юбилей. Настроение ужасное.

Ну, и что? Чего я добился в жизни? На что ее угрохал? Как там говорил Верещагину незабвенный Абдулла в «Белом солнце пустыни»? «Хорошая жена, хороший дом — что еще нужно человеку, чтобы встретить старость»?.. Во-во! Золотые слова! Как раз про меня. В самую точку. Все у меня есть, — «хорошая жена, хороший дом» — все достигнуто, стремиться не к чему. И дальше что? Старость теперь встречать? Дальше-то что!?

Когда-то я мечтал стать миллионером. Ну вот, я им стал. И что? Да ничего! Та же тоска и скука, что и у всех, только икру можно есть ложками. Единственная радость. А так… Можно, конечно, утешаться тем, что у остальных еще хуже. У них даже и икры нет. Одни только ложки.

* * * * *

В окно роскошного лимузина Заславского легонько постучали. Он повернул голову. Приветливо улыбающаяся стройная девушка — молоденькая совсем, лет пятнадцати, не больше — протягивала ему какой-то рекламный буклет. Заславский чуть приоткрыл окно, и девушка сразу же сунула ему буклет в образовавшуюся щель. Взяв его в руки, он машинально опустил на листок глаза, а когда через секунду поднял их, девушки рядом уже не было. Заславский растерянно поискал ее взглядом, но в этот момент свет светофора сменился на зеленый, сзади нетерпеливо засигналили, и Заславский, проклиная все на свете, тронулся с места.

Девушка ему понравилась. Даже очень. Точнее, собственно, «понравилась» — это не то слово. Она его попросту ошеломила.

* * *

Из дневника.

Господи, какую девушку я сегодня видел! Бог ты мой! Весь день только о ней и думаю. Такого со мной вообще никогда еще не было. Так и стоит ее лицо перед глазами! Улыбка… Глупо, конечно, но я, кажется, в нее влюбился. С первого взгляда! Да не «кажется», а точно. Найду! Во что бы то ни стало! Найду, чего бы мне это ни стоило. Найду, найду, найду! Обязательно найду! Милая…

* * * * *

Заславский с трудом разыскал указанный в буклете адрес. Тьмутаракань какая-то! Он и вообще Москву знал плохо, а тут еще такое место… Дыра какая-то. Еле по карте нашел. Впрочем, если бы ехать пришлось не на другой конец Москвы, а за тридевять земель, Заславский все равно бы поехал. Хоть на край света! Он и сам не понимал, что с ним такое творилось.

«Кризис среднего возраста, — криво усмехнулся он про себя. — Седина в бороду, бес в ребро».

* * *

Из дневника.

Ездил на эту лекцию. Из буклета. Как ни странно, впечатление в целом благоприятное. И это при том, что настроен-то я был изначально крайне скептически. И поехал, разумеется, не все эти бредни слушать, про Космос и Высшие Силы, а с одной-единственной целью — Её найти.

Ведь, если она их буклеты распространяет, значит, как-то она с ними связана. Значит, и найти ее через них можно будет. Да вплоть до того, что встану около их конторы на машине и буду стоять, сколько потребуется, пока ее не увижу! Хоть неделю, хоть две! Да сколько угодно! Ну, я думаю, конечно, что до этого дело не дойдет, найдутся и более реальные пути, но, тем не менее, если потребуется — да никаких проблем! Надо — значит, надо! Главное — Её найти! А цена значения не имеет.

Найду! Никуда она от меня не денется… Нет! Так нехорошо про нее писать. Как-то уничижительно звучит. Найду и предложу руку и сердце. Тьфу! Самому читать противно, какие я глупости пишу и пошлости. Значит, действительно я влюблен. Влюблен-влюблен- влюблен! Влюбленные всегда глупеют! Ну, в общем, найду, а там посмотрим. Там уж и видно будет. Сначала найти еще надо.

Да, так насчет лекции. Как ни странно, повторяю, лекция неглупая. Весьма и весьма. Умная, можно сказать. Даже на меня, в моем теперешнем э-э… восторженном, так скажем, состоянии, сильное, тем не менее, впечатление произвела. Очень даже сильное! Вообще об интересных вещах говорили. И интересные взгляды высказывали.

Черт! Чего-то коряво я пишу как-то, ну, не важно. У меня какое-то вообще состояние сейчас… рассеянное, экзальтированное (правильно хоть слово-то написал? вроде… экзальтация, экзальтированное). Сумбур какой-то в голове. Хочется петь, смеяться от радости. Найду, найду, найду!

Да, так все-таки насчет лекции. Любопытные вещи говорили. Действительно любопытные. О некоторых просто обычно не задумываешься. Попытаюсь сейчас записать, что успел запомнить. А то наверняка забуду потом. А вещи действительно очень любопытные.

Так… Надо по пометкам своим разобраться. Я там даже пометки себе по ходу лекции делать начал. Во как! Чудеса в решете. Я и в институте-то никогда ничего не записывал. А тут прямо проняло!

Так…Так… Пометки эти!.. Вот что значит, практики нет. В общем, не то я, похоже, напомечал. Какие-то имена непонятные. Бергсон, Уайтхед, Мах… А!.. Ну это, вероятно, авторы, которые упоминались в лекции. Это я себе пометил, чтобы почитать потом при случае. Так, фраза какая-то по-латыни. «Ignoramus et ignorabimus!» — «Мы не знаем и не будем знать!» (Дюбуа Реймон). Забавно… Ну, и чего? Всё? А где?.. Всё ясно, короче. Попытаюсь по памяти восстановить.

Так вот, речь шла о сверхъестественном. Существует оно или нет? Да. Ни одного научно подтвержденного факта нет. Но что это означает? Что действительно ничего сверхъестественного не существует? Вовсе нет. Это означает лишь, что методы научного исследования к подобного рода явлениям неприменимы в принципе. Только и всего. Ведь все научные методы основаны на повторяемости явления. Опыт всегда можно повторить. Это основа основ. Только такие явления и можно изучать. Простейшие. Для изучения же более сложных, нерегулярных явлений научные методы не годятся. Ведь если явление уникально и больше не повторяется или повторяется в непредсказуемые моменты времени, то его и изучать невозможно.

Вот привидение. Появляется в непредсказуемые моменты и так же непредсказуемо исчезает. Как его можно изучать? Это же тебе не маятник, который всегда под рукой. Качнул — и изучай на здоровье. Привидение в лабораторию не затащишь. А значит, невозможно его и изучать. Единственное, что возможно, это зафиксировать его присутствие. Сфотографировать, например. Да и то чисто случайно. Если повезет. Систематически же изучать невозможно. Но это вовсе не означает, что привидений не существует. Вот если ко мне завтра черт явится! Я могу с ним сколько угодно общаться, разговаривать и пр., но с точки зрения науки он не существует. Поскольку «изучать» его невозможно. Даже факт присутствия «научно» зафиксировать нельзя. Сфотографировать, там и т. п. Если он сам этого не захочет. Но значит ли это, что он действительно не существует?

Ну, в общем, и все в таком же духе. Причинность, детерминизм… Короче, вывод такой. То, что познаваемо в принципе, что наука может изучать — это еще не весь наш мир. Это всего лишь его часть, причем совершенно незначительная. Огромнейший пласт явлений неизучаем и непознаваем в принципе. Например, все, что касается личного духовного опыта…

Любопытно…Весьма любопытно… Самое любопытное, что в сущности-то это все совершенно очевидно и даже сомнений никаких не вызывает. (Ну, действительно, как можно изучать черта?) Когда над этим хоть немного подумаешь всерьез. Иное дело, что как-то не думаешь никогда над этим. Вбили нам с детства: наука! наука!.. А что наука? Наука, по Маху, дает нам некоторые полезные правила действия, но не более.

Короче, сильная лекция. Сильная. Весьма. Я, между прочим, не случайно о черте упомянул. Поскольку, собственно, так и не понял, кто они? Что это за организация? Кружок, что ли, какой? Секта? Не знаю даже, какое слово правильно употребить. Ну, не суть важно. Так вот, про черта они что-то слишком уж много говорили. Причем в очень таком… сдержанно-уважительном тоне. Сатана… Вельзевул… Князь Тьмы… и все в таком же духе. Примеры все тоже так или иначе в эту сторону сворачивали. Не просто: сверхъестественное, а именно: Сатана и пр. Странно все это, короче, как-то. Сатанисты, что ль? Впрочем, мне-то что? По барабану! Сатанисты не сатанисты… Наплевать! Я вступать к ним не собираюсь. Мне бы только Её, девочку мою, найти.

Как искать, кстати, пока совершенно непонятно. Сегодня, по крайней мере, я ее тут не видел. Целый день только зря проторчал. Сначала на лекции, потом еще у офиса ихнего на машине. Все ждал, может, появится. Ну, в общем, еще день-два подожду, а потом придется что-то делать. Спрашивать у кого-то и пр. А чего спрашивать-то? «Девочка тут одна, которая мне ваш буклет всучила, где ее найти?» — «А чего это ты ей интересуешься, педофил проклятый?!» Н-да… Ну, не важно. С этим мы справимся. Вопрос денег. А их у меня, слава богу, достаточно.

Если здесь концов нет (скажем, она случайно подрабатывала, один раз) — начну всерьез искать. Найму людей, чтобы по школам искали, фотографировали всех подряд 14 — 16-летних девушек, отбирали более-менее симпатичных (чтобы сузить поле поисков — ведь она-то красивая была!.. прекрасная!.. замечательная!.. лучшая в мире!) и привозили мне. А дальше я уж сам просматривал. Сколько их? Тысячи? Десятки тысяч? Не важно! Значит, десятки. Хоть сотни! Но я Её найду. Все равно найду. Во что бы то ни стало. Любой ценой. Любой! Абсолютно.

* * * * *

Весь следующий день Заславский просидел в офисе секты (так он про себя теперь называл всю эту контору). Прослушал очередную лекцию, перезнакомился с кучей каких-то совершенно странных и диких людей, от кришнаитов до скучающих дамочек среднего возраста его круга, не знающих, чем себя занять. Все это было замечательно, и лекция опять была очень интересная («Порядок и хаос»), но пришел-то он сюда не за этим. Девушки по-прежнему не было. Похоже, надежды встретить ее здесь не оправдались. Надо было что-то делать. Менять тактику.

* * *

Из дневника.

Опять весь день проторчал в этой секте, и все без толку. Господи! Чего только не наслушался! Что у людей в голове?! Совершенно особый мир какой-то.

Один рассказывает:

«Впал я в состояние транса, и ко мне явились одновременно бог и дьявол. И стали тянуть меня в разные стороны. Бог говорит: его надо в рай. А дьявол: его нельзя в рай, он совершил много дурных поступков! А бог: он их из лучших побуждений совершал.

И открылся вверху какой-то светлый туннель, и только я туда полетел, как очнулся».

Ну, в общем, дурдом на колесиках. Сам тут дураком станешь. С девушкой одной познакомился. Ну, точнее, женщиной молодой, лет 30-и. Ребенок есть. Совершенно, судя по всему, обеспечена, со средствами. А я, говорит, на все подобные семинары хожу. Просто, чтобы время занять. Караул, короче! Чем только люди не занимаются от скуки. Хоть богом, хоть чертом, лишь бы время убить.

Ладно, впрочем. Мне не до этого. Да! Лекция была опять интересная. «Порядок и хаос». Хотя, черт с ней, и с лекцией тоже! Меня все эти проблемы, в общем-то, совершенно не волнуют. Любопытно, конечно, но не до такой же степени, чтобы сюда специально ради этого ехать. Потащился бы я с утра пораньше к черту на кулички про «Порядок и хаос» слушать и со всякой шизой общаться! Как же! Да провались они все! У них своя жизнь, у меня своя. Вполне меня устраивающая. Ну, может, и не совсем устраивающая, но уж, по крайней мере, не настолько неустраивающая, чтобы на подобные сборища от скуки ездить. Ладно, тьфу! Запутался я во всех этих дурацких рассуждениях. Да и голова у меня сейчас совсем не тем занята. Перечитал тут свои последние записи — как будто вообще не я писал. Какой-то просто поток сознания.

Где Она, короче? Где!? Где, где, где? Где, где, где, где, где, где, где, где??! Где?????!!!!!

Я не могу ни думать ни о чем, ни заниматься ничем. Места себе не нахожу! Все мысли — только о ней. О ней! о ней! о ней! Где она? Ласточка моя, касаточка. Девочка… ненаглядная… Думаю о ней, и плакать от нежности хочется. Я даже и представить себе раньше не мог, что такое возможно. Думал, только в книжках.

Не знаю, мне кажется, если бы я ее сейчас из окна увидел, я бы вниз спрыгнул, лишь бы ее еще раз не потерять. Я просто с ума схожу! Я бы за один только её взгляд сейчас всё отдал! Бросил бы всё и уехал бы с ней куда глаза глядят.

P.S. Хотя, нужно оно ей, это твое «всё»!.. Как и ты сам.

P.Р.S. Пытался письмо ей написать любовное. Ничего, естественно, не получается. И писать я не умею, да и слов таких, наверное, нет. Если бы я смог на бумаге выразить, что я сейчас чувствую!.. Вот, кстати, прекраснейшее подтверждение вчерашней лекции. Личный, индивидуальный духовный опыт, чувства, эмоции, любовь — абсолютно неизучаемы и непознаваемы. А значит, с точки зрения современной науки вообще не существуют. Но почему-то, когда я говорю, что люблю! мне все верят, а когда, что видел сегодня ночью привидение — в лучшем случае скептически усмехаются. А в чем, собственно, разница-то? И то, и другое — неподтверждаемо.

* * * * *

На следующий день была суббота. Заславский это как-то заранее не сообразил, а потому сиё событие, совершенно в общем-то ординарное, застало его врасплох. Он покрутился немного около запертой двери хорошо знакомого ему уже теперь офиса и не солоно хлебавши поехал домой. Настроение у него было ужасное. Мысль, что ни сегодня, ни завтра он Ее уж точно теперь не увидит, была совершенно непереносима. Как будто в жизни неожиданно образовалась какая-то двухдневная зияющая пустота. Бездна, которую невозможно ничем заполнить.

* * *

Из дневника.

Суббота. Офис закрыт. Кошмар. Жизнь потеряла смысл. Как я эти два дня проживу — сам не знаю. Все мысли — о Ней, о Ней и только о Ней! Ни о чем другом думать не могу. Да и не хочу… Нет ничего другого… Вообще ничего больше нет. Только Она. Одна во всем мире… Да и мира никакого нет. Она и есть мир! Больше нет ничего. Я бы умер сейчас за один только Её взгляд, за одно только слово. Сказала бы Она — и я бы умер. И был бы счастлив.

Господи! Если Ты есть, дай мне Её еще хоть раз увидеть! Ну хоть мельком, хоть один-единственный разочек!

Попробую все-таки написать ей письмо. Нет сил удержаться. Никогда я его, наверное, не отправлю, но…

ПИСЬМО.

Я люблю Тебя! Люблю. Люблю, люблю, люблю, люблю, люблю! Я всегда любил Тебя, просто раньше я этого не знал, а теперь знаю. И всегда теперь буду любить. Вечно. Я никогда больше Тебя не покину. Если Ты прогонишь меня — я просто умру. Как умирает человек без пищи, без воздуха. Я даже имени Твоего не знаю, но вот я думаю о Тебе — и сердце рвётся от нежности. Улыбаешься Ты — и всё вокруг улыбается, мир улыбается; хмуришься — и вселенная застилается мраком.

Ты и есть моя вселенная. Другой нет и не надо.

Ты знаешь, мне было очень плохо без тебя. Очень! Правда. Правда-правда! Я вообще не знаю, как я жил все эти годы. Да я и не жил. Так… Прозябал. Катился куда-то по инерции. Зачем-то женился, зачем-то развелся, зачем-то опять женился. Встречался с какими-то женщинами… Ты прости меня, ладно? Это не я был. Всё это теперь не имеет значения. Кроме Тебя. Только Ты одна. Ты, Ты, Ты. И ничего больше. Ничего. Только Ты.

* * * * *

В понедельник Заславский примчался к офису ни свет ни заря. Примерно за час до открытия. Он бы и еще раньше приехал, да в пробке застрял.

Не успел он припарковаться, как в стекло постучали. Он даже вздрогнул, насколько эта ситуация напомнила ему ту, на светофоре, когда он встретил Ее.

Однако на сей раз это была, разумеется, не она. Молодой мужчина лет 30-ти или чуть больше стоял у машины и вежливо улыбался. Заславский нажал кнопку и, и стекло поехало вниз.

— Валерий Витальевич?

— Да, — несколько удивленно ответил Заславский.

— Нам надо поговорить. Насчет Мары.

— Какой Мары? — замирая, переспросил Заславский, уже догадываясь, о ком пойдет речь.

— Ну, той девушке, на светофоре. Вы же ее ищете?

— Садитесь, — не отрывая глаз от незнакомца, негромко произнес Заславский и облизал пересохшие губы.

Мужчина открыл дверь и сел рядом, на переднем сиденье. Он внимательно смотрел на Заславского и не торопился почему-то начинать разговор.

— Так что Вы мне хотели сказать? И откуда, кстати, Вы меня знаете? — холодно глядя на него, спросил Заславский. Он прекрасно знал себе цену и умел сразу дать почувствовать это собеседнику.

Однако на сей раз всё это не сработало.

Сидящий рядом мужчина лишь снисходительно усмехнулся и спокойно ответил:

— Сейчас я Вам, Валерий Витальевич, все объясню. Выслушайте меня, и все поймете. Дело в том, что я глава этой… организации, — мужчина показал глазами на дверь офиса. Того самого, открытия которого ждал Заславский. — Имя мое… ну, по некоторым причинам обойдемся без имен. Да и незачем оно Вам. Какая Вам разница? Так вот, к Вам в четверг подошла на светофоре девушка и предложила наш рекламный буклет. И с тех пор Вы только о ней и думаете. Так?

— Откуда Вы знаете? — вне себя от изумления, с каким-то даже испугом переспросил Заславский. Он разом утратил всю свою обычную самоуверенность.

— Это Мара, — спокойно ответил мужчина.

— Мара — это ее имя? — волнуясь, уточнил Заславский.

— Для Вас да.

— Что значит, для меня «да»? А для других? Это ее ненастоящее имя?

— Для Вас настоящее.

— Послушайте! — взорвался наконец Заславский. — Перестаньте говорить загадками! «Для Вас да»!.. «Для Вас настоящее»!.. Что за ерунда, в конце-то концов?! Детский сад какой-то, ей-богу!

При последних словах Заславского мужчина чуть заметно поморщился и примирительно произнес:

— Валерий Витальевич! Если бы Вы меня просто слушали, как я Вам с самого начала и советовал, а не перебивали и не задавали встречных вопросов, Вы бы уже давным-давно все поняли.

— Хорошо, я Вас слушаю, — успокаиваясь, ответил ему Заславский и приготовился слушать.

— «Мара» — это, согласно словарю Даля: морок, наваждение, обаяние, грёза, мечта, призрак, привидение.

— Какое ещё «привидение»!? — забыв про только что данное обещание не перебивать, ошарашенно переспросил Заславский. — Вы шутите?

Мужчина слегка улыбнулся и укоризненно покачал головой.

— Хорошо, хорошо, извините. Говорите, я Вас слушаю, — Заславский замолчал. Ему почему-то вдруг показалось, что несмотря на свою кажущуюся молодость, его собеседник на самом-то деле старше его лет на сто, если не на всю тысячу.

— Видите ли, Валерий Витальевич, у нас не совсем обычное общество. Мы изучаем проблемы сверхъестественного, необычного… Чернокнижие… черная магия… колдовство… ведовство… волхвование… В общем, много чего. Все это на самом деле существует, рядом с нами и далеко не так нереально, как многим кажется. Ну, Вы были на наших лекциях, примерно представляете, что я имею в виду. Нерегулярные явления, если угодно. Нарушение причинности и детерминизма. Все то, короче, что современными научными методами изучать невозможно в принципе. Невозможно же «изучать» черта? Если, конечно, он сам этого не захочет, — мужчина хмыкнул. Заславский почувствовал какой-то неприятный холодок в груди, сообразив, что тот только что фактически дословно процитировал ему фразу из его собственного дневника. Это что, ненавязчивый примерчик неограниченных возможностей черной магии? — Н-да… Ну, так вот мы и подошли наконец к самому главному.

Мара — это на нашем языке существо противоположного пола, специальным образом…ну, заколдованное, что ли, так скажем, хотя на самом деле здесь механизм несколько иной, все гораздо сложнее… ну, не важно! Так вот, заколдованное так, чтобы очаровать, влюбить в себя того, кого требуется. Ради кого, собственно, всё и затевается. В данном случае, Вас, уважаемый Валерий Витальевич! Эта девушка специально на Вас настроена. Сила воздействия чар Мары на объект такова, что противиться им он не в силах. Он думает только о ней, мечтает только о ней постоянно. Ну, Вы сами все это сейчас чувствуете, что я Вам рассказываю!

Заславский слушал все это, и голова у него шла кругом. Магия… колдовство… мара…

— Подождите-ка… — наконец вычленил он самое главное. — Что значит: специально на меня настроенная? Кем?

— Нами, — мужчина спокойно улыбнулся. — Нами, Валерий Витальевич. Нашим обществом.

— Так вы что, за мной следили, что ли?

— Разумеется, Валерий Витальевич, разумеется.

— Но зачем!!??

— Деньги! Деньги, деньги, деньги. И ничего больше. Все очень просто. Нам нужны средства, и Вы их нам предоставите. Завтра до полуночи переведете на наш счет, — мужчина протянул Заславскому какой-то листок, тот его машинально взял и принялся с недоумением читать.

— Что это?

— Наши банковские реквизиты. Номер счета, на который Вы должны перевести деньги.

— 12 миллионов 375 тысяч 859 долларов 75 центов, — прочитал вслух Заславский и вопросительно поднял глаза на своего собеседника.

— Да-да! Именно столько, — с улыбкой подтвердил тот.

— Ого! — иронически усмехнулся в свою очередь Заславский. В груди его поднималось холодное бешенство. Его что, шантажируют? — 75 центов!

— Именно! — весело засмеялся мужчина. — Именно 75 центов, Валерий Витальевич. Иными словами, все, что у Вас есть на счету. С точностью до цента.

— Откуда Вы знаете сумму моего счета? — в ярости прошипел Заславский. Мужчина продолжал лучезарно улыбаться. — А, ну да, черная магия! Ладно, это я сам сегодня же выясню. Что это у меня в банке за черный маг завелся. Ладно, с этим разберемся. Теперь по делу. Я чего-то не пойму. С чего это Вы взяли, что я Вам все свои деньги отдам? И причем здесь эта девушка?

— Можете не отдавать, — равнодушно ответил мужчина. Заславский с изумлением на него взглянул. — Дело Ваше.

— И что тогда?

— Тогда завтра в полночь чары спадут.

— Что??!!

— Я говорю, завтра в полночь чары с Вас спадут, — мужчина опять ослепительно улыбнулся и посмотрел Заславскому прямо в глаза. — Вы будете снова свободны. Как птичка! — он шутливо помахал руками. — Летите, куда хотите. Возвращайтесь к своей прежней счастливой и безмятежной жизни со своими миллионами, особняками и красавицей-женой. Мисс какого она у Вас там города?

— Пензы, — автоматически ответил Заславский.

— Ну, вот видите! Она же у Вас и на первенстве России ведь какое-то высокое место заняла? Да?.. Второе, кажется?.. Первое, между нами говоря, должно было бы быть, но Вы сами не захотели. Чтобы голова у девушки сразу не закружилась. И правильно, между прочим, сделали. Словом, Вам, Валерий Витальевич, можно только позавидовать. Деньги… дом… такая жена!.. Хороший дом, хорошая жена — что еще нужно человеку, чтобы встретить старость? — Заславский опять вздрогнул, услышав очередную цитату из своего дневника.

— Подождите, подождите, — попытался сосредоточиться он. — А что будет с… ней? С… Марой?

— С ней? Ничего. Она ничего и не заметит. Просто Вы ее разлюбите. Навсегда.

— И всё?

— И всё.

Мысль, что он Её завтра навсегда потеряет, окатила Заславского волной ледяного ужаса.

«Спокойно, спокойно!.. — попробовал одернуть он себя. — Это шантажист. Он специально мне сроки сжатые ставит. Нельзя ему поддаваться. И идти на поводу».

— Врёте Вы всё! — собрав в кулак всю свою волю, грубо сказал он, и сам, в свою очередь, посмотрел своему собеседнику прямо в глаза. — Навсегда, как же!.. Если Вы заколдовали ее один раз, сможете заколдовать и в другой. Если потребуется. «Завтра»!.. «До полуночи»!.. К чему такая спешка?! Чтобы я обдумать ничего не успел? Меры принять?

— Видите ли, Валерий Витальевич, — нисколько не смущаясь и словно не замечая вызывающего тона Заславского, все также спокойно и невозмутимо пояснил мужчина. — Создание Мары — процесс чрезвычайно сложный и деликатный. Приходится принимать во внимание и учитывать массу самых разнообразных факторов. Расположение звезд, время рождения и пр., и пр. Очень непростое и тонкое дело, право же. Требует огромного искусства. Так вот, у Вас создание Мары было напрямую связано с Вашим сорокалетием, Валерий Витальевич. Ни в какой другой момент создать ее было невозможно. Сорок лет — это, надо Вам сказать, дата в жизни человека вообще особая. Веха. Рубеж. В общем, второй Мары создать для Вас уже больше не удастся. Никогда. Эта — единственная. Первая и последняя.

(««Единственная?.. Никогда?..» — Заславский почувствовал, что он падает, падает, падает в какую-то черную, бездонную пропасть. — Да врёт он всё! Не может такого быть!.. А если не врёт? Если правда?» — при мысли, что он Её завтра потеряет, Заславский чуть не закричал от боли.)

— Ну, хорошо… Предположим… Ну, а если мы с Вами… как-то договоримся? Что тогда? Я ее… увижу? — мужчина утвердительно кивнул. — Она меня… полюбит? — при одной только этой мысли Заславский вдруг почувствовал, что если собеседник ответит ему сейчас «да», то он немедленно согласится на всё. Не только все деньги отдать, но и самого себя в придачу, если потребуется. Пол мыть бесплатно в их офисе.

— Нет, — с сочувствием глядя на Заславского, покачал головой мужчина. Мир рухнул. Заславский вдруг совершенно ясно понял, что все, что ему говорят сейчас — правда. С ним не шутят и не играют. И про Мару и про все остальное.

— Мары никогда не влюбляются в объект своего воздействия. Но это не имеет значения. Вы все равно будете ее любить вечно. Так же, как сейчас.

— Даже когда она выйдет замуж, постареет?.. — тихо, словно про себя, глядя куда-то в пространство, полуутвердительно переспросил Заславский.

— Для Вас она никогда не постареет. Вы всегда будете видеть ее такой, какой увидели тогда, у светофора. В самый первый раз.

* * * * *

Из дневника, несколько месяцев спустя.

Давно не писал. Некогда всё было. Развод этот… Имущество… Все эти дрязги. Всё же, вроде, оставил, а всё равно.

Впрочем, неважно. Не имеет значения всё это. Ничего вообще не имеет значения. Кроме Неё. Когда я вижу Её… Я теперь часто вижу Её. Каждый день. Счастье моё… Солнышко моё… Он не обманул. Я действительно буду любить тебя всегда. Что бы ни случилось. Вечно. И в этой, и в той жизни. Мне ничего не надо без тебя. Ни ада, ни рая. И я всегда буду видеть тебя такой же, какой увидел тогда. У светофора. В самый первый раз.

* * * * *

И сказал Люциферу Его Сын:

— Я не хочу сейчас разговаривать. Мне надо подумать.

— Хорошо, — ответил Ему Люцифер. — Подумай. Подумай.

Сын Люцифера. День 5-й

И настал пятый день.

И спросил у Люцифера Его Сын:

─ Как сделать правильный выбор? Как отличить добро от зла?

И ответил Люцифер Своему Сыну:

─ Сердце подскажет Тебе, где белое и где черное.

Ирочка

«Там цветут цветы и сладкие грезы!

Там мои, твои любые мечты!»

Современная эстрадная песенка.

«Блюдите убо, како опасно ходите, не якоже

немудри, но якоже премудри…»

Послание к ефесянам святого апостола Павла.

«Кто из вас без греха, первый брось в нее камень».

Евангелие от Иоанна.

I.1.

Позже Олег Викторович Красин и сам не мог себе толком объяснить, с чего это вдруг ему вздумалось позвонить по одному из бесчисленных объявлений, заполнивших за последнее время почти все центральные газеты: «Колдовство», «Черная и белая магия», «Сниму порчу» и т. д и т. п. Так, как-то… Случайно все получилось. По наитию. Никогда до этого не звонил, а тут вдруг взял, да и… Словно бес под руку толкнул. Он даже и не знал в тот момент, о чем он, собственно, собирается говорить-то? Для чего звонит? Просто набрал номер…

Однако разговор превзошел все его ожидания.

— Алло! — услышал он в трубке приятный мужской голос.

— Алло! — после некоторой заминки ответил Красин. — Здравствуйте, я по объявлению.

─ Да, Олег Викторович! Я Вас слушаю.

Красин от неожиданности чуть не выронил трубку. На мгновение ему показалось, что он перепутал номер и позвонил по ошибке какому-то своему знакомому. Хотя, какому еще «знакомому»!? Голос в трубке никому знакомому его явно не принадлежал.

— Э-э… простите… Я, наверное, не туда попал, не тот номер набрал… А с кем я разговариваю?..

─ Да нет, Олег Викторович, никакой ошибки. И номер Вы тот набрали и попали туда. Вы же по объявлению в газете звоните? «Ясновидение и колдовство»?

— Д-да…

─ Ну, вот видите. Именно по объявлению Вы и попали.

─ Но откуда тогда Вы меня знаете? ─ растерянно пробормотал сбитый с толку Красин.

— Ну, как откуда? Вы же звоните по объявлению «Ясновидение и колдовство». Яс-но-ви-де-ни-е! Так чего же Вы хотели? ─ собеседник на том конце провода явно забавлялся.

— Да… — еще более растерянно снова промямлил Красин.

Он совершенно потерялся и абсолютно не представлял себе, что в этой ситуации делать и как теперь себя вести дальше. Все происходящее вообще стало казаться ему каким-то нереальным. Сном каким-то наяву. Да не может такого быть! Сейчас зазвонит будильник, и он проснется. Будильник, однако, что-то не торопился. Сон продолжался.

— Знаете, Олег Викторович, я тут совсем рядом с Вами нахожусь. Буквально в двух шагах. В соседнем доме. (Красин автоматически посмотрел на номер. Да, действительно… Как же он сразу-то не обратил внимание?..) Ну, где булочная. 1-й подъезд, 5-й этаж, квартира 20. Код в подъезде 382. 3-8-2! Запомнили? — Красин механически повторил вслух цифры кода. — Правильно. В общем, заходите прямо сейчас. Жду. Заходите-заходите! Не пожалеете! ─ энергически добавил напоследок мужчина и повесил трубку.

Красин некоторое время в недоумении на нее смотрел, потом пожал плечами и положил трубку на место. Впечатление от разговора, честно говоря, было сильное. Вот так, сразу: «Здравствуйте, Олег Викторович! Это Вам для знакомства, так сказать, наглядный образчик моего ясновидения». Да-а!.. Впечатляюще!.. Очень впечатляюще. Да-а!.. Что и говорить. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Вот тебе и колдовство с ясновидением. А я-то думал, что все это жульничество одно. Да-а!..

В голове, кроме этого дурацкого «Да-а!..», ничего не было. Красин, сказать по правде, по-прежнему пребывал в полнейшей растерянности. Сеанс колдовства и ясновидения застал его совершенно врасплох.

Прямо по Булгакову! — мелькнуло у него в голове. — «Мастер и Маргарита» какая-то. Пресловутая сцена в варьете. Сеанс черной магии с последующим ее разоблачением. Кто там меня в нехорошей квартире № 20, интересно, ждет? Воланд и компания? Хотя я, вроде, не Степа Лиходеев и не этот… Как его там?.. Ну, директор этот акустический. Который в ложе с женой и любовницей еще сидел и все разоблачений требовал? Аполлон какой-то там…

«А позвольте, Аполлон Григорьевич, узнать, где Вы были вчера вечером?» М-да… «Аполлон Григорьевич был вчера вечером на заседании акустической комиссии, но я не понимаю, какое это имеет отношение к черной магии?» — «Вуй, мадам! Естественно, Вы не понимаете. Насчет же заседания акустической комиссии Вы в полном заблуждении. Отпустив шофера, Аполлон Григорьевич сел в автобус и отправился в гости к артистке Милице Прокобатько, у которой и пробыл около 4-х часов».

Олег Викторович был человеком весьма и весьма начитанным и в душе очень этим гордился. Классиков он вообще мог цитировать целыми кусками и имел дурную привычку делать это к месту и не к месту и по любому поводу. То, что сейчас отчество и фамилия этого злосчастного Аполлона выпали у него из памяти, было неприятно.

Как же его фамилия-то все-таки была? Семплеяров?.. Черт! О чем я думаю!? — опомнился вдруг он. — Булгаков — это, конечно, замечательно, но мне-то что делать? Идти или не идти? А чего не идти-то? Интересно же! Чего он там еще мне понарассказывает? Маг этот черный. Или кто он там? Колдун ясновидящий. Тем более, что бояться мне нечего. Любовницы тайной у меня ─ увы и слава богу! — нет. По Милициям я на автобусах не разъезжаю. Н-да-с… Пойду, короче. Конечно, пойду! Еще бы! Ну, надо же! Действительно, ясновидящий. «Здравствуйте, Олег Викторович!» Офигеть! Нет, правда! С ума сойти можно!

Последние слова Красин неразборчиво бубнил себе под нос, уже торопливо одеваясь. Его постепенно охватывало то лихорадочное возбуждение, которое всегда охватывает человека при встрече с чем-то чудесным и сверхъестественным. С чем-то необъяснимым. Мысль, что он будет общаться сейчас с самым настоящим колдуном, будоражила воображение.

«Через поля, через моря колдун несет богатыря!», ─ промурлыкал он вслух, захлопывая дверь. — Или «через леса»?.. Ну, леса, леса!.. «Там чудеса, там леший бродит!..»

Предвкушение от близкой встречи с какой-то тайной стало почти нестерпимым. Красин чуть ли не бегом бросился к лифту.

2.

Дверь в квартире № 20 открыли сразу. Молодой мужчина лет 35-и стоял на пороге и вежливо улыбался.

— Пожалуйста, проходите, Олег Викторович! ─ посторонился он.

Красин молча прошел, решив ничему пока не удивляться. Посмотрим, что дальше будет. Что он мне предложить собирается? Сам же зазвал.

Вообще-то, если честно, Олег Викторович хоть и старался изо всех сил держаться скептически и независимо, но на самом-то деле чувствовал себя сейчас как ребенок в кукольном театре. Свято верящий, что фея взмахнет вот-вот волшебной палочкой, и… Да только зачем это раньше времени показывать?

— Вот сюда, ─ мужчина указал рукой на дверь в комнату. — Садитесь, пожалуйста.

Красин неторопливо и с достоинством уселся в предложенное ему массивное кожаное кресло и стал ждать продолжения.

«И…»? «Взмахнет, и…»? Ну, говори, раз уж начал. Не тяни резину. Что ты мне предложить собрался? «Заходите — не пожалеете!» Ну, вот он я. Зашел. Дальше-то что?

— Дальше, Олег Викторович, вот что. (Красин так и подскочил от неожиданности в своем кресле. «Я что, вслух, что ли, последнюю фразу произнес?» ─ с недоумением спросил он сам себя. Ощущение близости чуда еще более усилилось.) Я тут изучил Вашу астральную карту, пока Вас ждал…

(Олег Викторович невольно досадливо поморщился. «Астральную карту»!.. Многочисленные выступления разного рода шарлатанов в средствах массовой информации, особенно по телевидению, выработали у него стойкую идиосинкразию к подобного рода терминологии.

Хотя, с другой-то стороны, тут-то как раз результаты были налицо. «Здравствуйте, Олег Викторович!» Ладно, какая в конце концов разница!? Карта, так карта. Может, действительно так надо? Память с готовностью нарисовала ему подходящую картинку из «Фауста». Где ведьма варит эликсир молодости и тоже творит при этом какие-то полубезумные заклинания. «К чему, скажи мне, эти представленья?» ─ «Чудак, ведь это лишь для смеха!.. Довольно, мудрая Сивилла». Черт! Кажется, я два перевода в одну кучу смешал. Пастернака и Холодковского.)

— Вы хотите помолодеть? ─ вдруг услышал он вопрос, снова прозвучавший словно в ответ на его мысли.

На этот раз Красин был по-настоящему ошарашен. Сражен наповал. Он в каком-то суеверном ужасе воззрился на сидящего напротив человека. Второе подряд совпадение! Если первое еще можно было списать на какую-то случайность, то второе… Он что, действительно ясновидящий, прах его побери! Но ясновидящих же не бывает!

Олег Викторович почувствовал самый настоящий страх.

Да не бывает такого! Он же в конце концов образованный человек, начитанный. Не специалист, конечно, но телевизор смотрит, газеты читает. Не бывает такого! Чтобы прямо так вот, мысли читали, как с листа. Да что это такое-то?! Что за сеанс черной магии в доме «где булочная»? Может, сейчас и Азазелло с Бегемотом в зеркале появятся, и серой запахнет?

— Простите? — замер вдруг он, осознав наконец и смысл только что услышанного. Ладно, пёс с ним, с этим его ясновидением, но что он предлагает?! О чем говорит? Что значит «помолодеть»? Это что, действительно возможно?! неужели?.. Захлестнувшая его безумная надежда вытеснила даже страх. ─ Как это «помолодеть»? По-настоящему? Это действительно возможно?

(Мозг его лихорадочно работал. Мысли метались. Неужели правда? Да нет, не может быть! Это все бы так молодели. Шарлатанство наверняка какое-нибудь. Фокус-покус. Развод на деньги. Сейчас предложит снадобье какое-нибудь колдовское по немыслимым ценам. Или крем какой-нибудь.

Как Маргарите Азазелло дал, ─ опять услужливо подсказала память. — С болотным запахом. Намазалась — и порядок! «Из зеркала на нее глядела молодая двадцатилетняя женщина, кудрявая от природы». Я, кстати, тоже от природы кудрявый. Был когда-то!

Красин машинально погладил рукой свою давно уже лысую как бильярдный шар голову.)

— Ну, как Вам сказать… — неопределенно усмехнулся мужчина. (Сердце у Олега Викторовича упало. Так я и знал! Лажа какая-нибудь. Как обычно. Тьфу ты! А я, дурак, и вправду чуть не поверил!) — Да нет-нет! Вы не расстраивайтесь, Олег Викторович, раньше времени. Помолодеть, к сожалению, невозможно, но вот слетать на пару часов в прошлое — вполне.

─ Как это: слетать на пару часов в прошлое? — не понял Красин. — Я что-то не… — он хотел было сказать «не догоняю», но постеснялся почему-то употребить это полужаргонное словечко. Собеседник невольно внушал ему какое-то непонятное уважение, — …въезжаю. (А, черт!.. Еще лучше! Шило на мыло. Грамотей хренов. Библиофил. Знаток русской изящной словесности, ─ окончательно смутился Красин.)

─ Ну, Вы выберете любой день своей жизни, и я Вас туда отправлю. Часа на два, ─ словно не замечая этой его невольной оговорки и его смущения, все так же спокойно и утонченно-вежливо пояснил мужчина. (От этого его холодного, невозмутимого, светского тона Красин смутился еще больше. Он чувствовал себя какой-то шантрапой. Плебей, разговаривающий с аристократом, с патрицием. «Не въезжаю!..», «не догоняю!..». Ну, что-о это?.. Лексика, как у пацана на дискотеке. Что за убогий словарь Эллочки-людоедки!.. Черт!)

─ Простите, простите! ─ поборол наконец всё же своё смущение Красин и попытался вникнуть в суть дела. — Не могли бы Вы мне пояснить все поподробнее, если можно, ─ призвав на помощь всю свою эрудицию, тщательно подбирая слова и внимательно следя за правильным построением фраз, отчего они сразу же стали получаться какими-то неуклюжими и тяжеловесными, осторожно произнес он. — Я, наверное, все-таки не совсем понимаю то, что Вы имеете в виду.

— Охотно, охотно, Олег Викторович! — широко улыбнулся мужчина и доброжелательно посмотрел на Красина.

(А ведь он не представился! ─ вдруг мелькнуло у того в голове. — Странно мы как-то разговариваем. Ну, не важно, в конце концов. Его дело. Может, у них, у колдунов, так принято. «Что в имени моём?» Или «твоём»?.. А, не помню! «Моём»!.. «твоём»!.. ─ какая разница! Вообще завязывать надо с этими бесконечными цитатами по любому поводу. С цитированием этим блядским. С интеллигентщиной. Сосредоточиться ни на чем невозможно. Постоянно «растекаюсь мыслию по древу». Или «мыслей»?.. Чем я там «растекаюсь»?

Тьфу ты, черт! Вот прицепилось!.. Фраза Роллана Быкова, между прочим. Из фильма «Служили два товарища». С Высоцким в главной роли. Ну, почти главной… Тьфу!! Нет, ну так положительно невозможно ни о чем думать! Вот дьявол! Какой только дрянью голова забита! Не голова, а…)

─ Знаете, Вы не отвлекайтесь и внимательно меня сейчас послушайте! ─ чуть более жестким, повелительным тоном внезапно сказал или, точнее, по сути приказал Красину его удивительный собеседник.

(Как Иешуа Понтию Пилату, — успел только подумать Красин, после чего все цитаты и прочий словесный мусор мгновенно вылетели у него из головы. Мысли сделались необычайно ясными и четкими, как после большой чашки крепчайшего кофе; и он, всё же несколько удивившись самым краешком сознания этому необычайному факту, тут же послушно приготовился слушать.)

─ Итак… — мужчина сделал паузу, чуть более пристально взглянул на Красина, убедился, судя по всему, что тот его внимательно слушает, после чего спокойно продолжил, — Вы выбираете в прошлом какой-то день. Желательно эмоционально насыщенный и потому хорошо Вам запомнившийся. И я Вас туда отправляю. То есть Ваше нынешнее сознание окажется в том Вашем молодом теле.

Вы можете делать там, что угодно. На Вас нынешнем, теперешнем, это никак не отразится и не скажется. Ну, знаете, все эти парадоксы времени, про которые так любят фантасты писать… Дескать, что Вы каким-то своим поступком там измените свое будущее и возвратитесь уже в другой мир. Так вот, ничего подобного Вам не грозит. Делайте смело, что хотите. Даже, если Вы там погибнете ─ ничего страшного! Просто проснетесь здесь, и всё. Да, кстати. Происходить все будет так. Вы во сколько обычно ложитесь спать? В одиннадцать, кажется?.. ─ Красин машинально кивнул. ─ Ну, и отлично! Завтра заснете, как обычно, и отправитесь в прошлое. Постарайтесь, чтобы Вас во время сна никто не беспокоил. По крайней мере, в первой половине ночи. Часов до трех. Ну, телефон на всякий случай в спальне отключите… Иначе Ваше путешествие во времени может быть прервано. Если Вас не разбудят, то в прошлом Вы проведете часа два-три. Может, чуть больше. В общем, как получится. По обстоятельствам. Не так уж и плохо, в сущности. Особенно, если с умом этим временем распорядиться. А? ─ мужчина на секунду остановился и усмехнулся.

─ У Вас там появятся некоторые необычные возможности, но Вы сами на месте во всем разберетесь. Это несложно. Вы их просто почувствуете в себе, и всё. Так что заранее и объяснять ничего не надо. Только поосторожнее с ними. Не увлекайтесь. Не злоупотребляйте, ─ он помедлил.

─ Теперь главное. Куда отправиться? В какой день? ─ мужчина сделал еще одну паузу и опять внимательно посмотрел на Красина. Тот слушал, затаив дыхание.

─ Видите ли, Олег Викторович, лучше всего подобные путешествия удаются в те дни, когда человек совершил какую-то ошибку, потерпел какую-то неудачу и потом долгие годы, если не всю жизнь, о ней вспоминает и страстно желает исправить. Негативные эмоции, знаете ли, вообще лучше запоминаются, чем позитивные. Так уж люди устроены. (Слово «люди» прозвучало у него как-то странно. Как будто он и не о себе в том числе говорил, а о чем-то постороннем, его лично впрямую не касающемся. Так мог бы говорить о людях, к примеру, марсианин.)

Ну, поскольку, как я уже Вам сказал, события там на событиях здесь никак не отражаются, то пытаться отправляться туда, в прошлое, с целью изменить что-то в своей нынешней жизни, совершенно бесполезно. Скажем, деньги удачно вложить или, наоборот, спасти. Как бы, дескать, мне тогда хорошо сейчас жилось!.. Это все не получится. Поэтому чем-то серьезным там, в прошлом, заниматься ─ бессмысленно.

Но вот чем-то несерьезным!.. ─ мужчина остановился и вдруг довольно откровенно подмигнул Красину.

Тот настолько удивился, что даже не успел улыбнуться в ответ. Просто сидел, с глупым видом таращился на собеседника и хлопал глазами.

─ Ну, скажем, с девушкой любимой у Вас когда-то ничего не получилось, не сложилось, отказала она Вам ─ что ж, бывает! ─ а вот сейчас можно попытаться все исправить. Переиграть! Наверстать упущенное! Вернетесь сюда потом с массой приятных впечатлений и незабываемых воспоминаний! Вот это все вполне возможно.

У Вас ведь были в жизни такие ситуации! ─ опять заговорщически подмигнул он совершенно растерявшемуся Красину. ─ Как и у любого из нас? Ну, помните, в институте?.. Ирочку Беляеву?..

(Красин помнил. Он прекрасно помнил ту сцену около института, когда он набрался наконец смелости, нагнал после занятий спешащую домой девушку и предложил ей, заикаясь, бледнея и краснея, «где-нибудь сегодня встретиться». И ее презрительно-равнодушный ответ, что «она сегодня занята». И как на следующий день её кавалер, здоровенный такой парень, выше Красина на целую голову и тяжелее килограмм, наверное, на двадцать, отозвал его в сторонку и, нагло ухмыляясь, сообщил, что «они с Ирой так вчера хохотали!».

Впрочем, от предложения Красина, абсолютного чемпиона института по самбо, «поговорить об этом поподробнее», он почему-то уклонился, как-то сразу увял и мгновенно куда-то испарился. Это Красин тоже сейчас со злорадством вспомнил.

Он вообще много чего как-то сразу вспомнил. Вот ведь, сколько времени прошло, он давным-давно уже женат, дети, чуть ли не внуки! Ирочка сто лет как замужем ─ за тем самым парнем, кстати, кажется! ─ а он, оказывается, так ничего и не забыл. Да чего там «оказывается»! Разве мало он потом ту сцену вспоминал и в душе прокручивал?! Да раз сто, наверное, не меньше! Да какие сто? Тыщу, небось, а то и больше.

Правильно колдун этот ясновидящий сказал: негативные эмоции не забываются! Ну, может, и не совсем так он сказал, но не суть важно. Смысл именно такой. Тот самый. Действительно не забываются. Огненными буквами, похоже, запечатлеваются они на скрижалях сердца. Выжигаются, блядь, по живому. На всю оставшуюся жизнь. Дддьявол!!)

─ Так вот, ─ вкрадчиво улыбаясь, продолжил мужчина, ─ Вы ведь можете сейчас все исправить! С Вашим нынешним опытом! Более того! ─ он сделал очередную эффектную паузу. ─ Вы можете отправиться туда вместе с ней!

─ Как это: вместе с ней? ─ как эхо, повторил вслед за ним пораженный Красин. Он ничего не понимал.

─ Ну, как-как! ─ уже полностью оставил свои аристократические замашки и перешел на какой-то совсем фамильярный, доверительный и чуть ли не запанибратский даже тон собеседник. ─ Встретитесь завтра с ней и предложите вместе отправиться туда, в тот памятный для Вас день. Она его, уверен, тоже прекрасно помнит. Женщины таких вещей вообще никогда не забывают. Ну, договоритесь, естественно, с ней об условиях, ─ цинично усмехнулся он. Красин по-прежнему ошалело хлопал глазами. ─ Ну, что Вы на меня так смотрите? Чего тут непонятного? Стареющая женщина, пожилая, можно сказать, а тут такое предложение! Побыть опять двадцатилетней! Естественно, любая согласится! А уж условия Вы сами ей поставите. Какие захотите! ─ он опять игриво подмигнул глупо улыбающемуся Красину. ─ Ну, соображайте же быстрей! Сколько можно кукситься и мямлить!

─ Да-а!.. ─ потрясенно протянул Красин. До него медленно доходило, что именно ему предлагают. ─ Да-а!.. Это, конечно… А как я её найду? ─ спохватился он. ─ Тем более за один день. У меня с ней никакой связи нет.

Мужчина молча протянул ему какой-то листок.

— Что это? ─ удивленно спросил Красин.

─ Домашний телефон Ирины Николаевны Давыдовой. Это её нынешняя фамилия. (Ага! ─ сообразил Красин. ─ Значит, точно, так она тогда за него и вышла!) Завтра воскресенье, она целый день дома будет. Звоните прямо с утра и договаривайтесь. Да и сегодня у Вас еще время есть. В общем, сориентируетесь!

─ Послушайте! ─ решился наконец Красин. ─ Откуда Вы все это знаете? И телефон у Вас прямо заранее оказался приготовлен… Как такое может быть?

─ Может-может!.. ─ рассеянно ответил ему мужчина. Он что-то искал взглядом. ─ А телефон сейчас чей-то найти не проблема, ─ он поднял наконец глаза на Красина. ─ Было бы желание. Хотели бы ─ сами бы давно уж нашли! Сейчас все эти базы данных на каждом углу продаются.

─ Да, но откуда Вы вообще о ней узнали!?

─ В общем так, Олег Викторович! ─ тон мужчины снова стал несколько более жестким. ─ Созванивайтесь с ней, встречайтесь и обо всем договаривайтесь. Чтобы завтра в 11 она тоже была в постели. Это весьма желательно. Иначе всё Ваше путешествие может с треском провалиться. Пойти прахом. И не задавайте глупых вопросов! Вы кому звонили? Ясновидящему? Так чему же Вы теперь удивляетесь? (М-да… ─ мысленно покрутил головой Красин. ─ Так-то оно так…) Теперь вот что, ─ тон мужчины опять неуловимо изменился и сразу сделался теперь каким-то более деловым. ─ По деньгам не беспокойтесь. Это Вам вообще ничего не будет стоить. Просто у Вас карта астральная очень любопытная. Мне самому интересно. Считайте, что Вам повезло.

(Н-н-да-а!.. ─ с еще большим сомнением подумал Красин. ─ Н-н-да-а!.. Бесплатно, значит, то есть даром? Карта, видите ли, у меня любопытная?.. Ну и ну! Бесплатный сыр, вообще-то, как меня учили, бывает только в мышеловке.)

Мужчина мельком глянул на Красина и чуть заметно улыбнулся:

— Ладно-ладно, не переживайте Вы так! Живы останетесь, обещаю. Вернетесь в лучшем виде и переполненные впечатлениями, к тому же. Незабываемыми! ─ через еле уловимую паузу с какими-то странными интонациями добавил он. ─ Да! И вот еще что! (Красин невольно насторожился.) Насчет Ваших будущих возможностей…─ мужчина на секунду задумался. ─ А впрочем, не важно… Не важно! ─ уверенно закончил он. ─ Итак, Вы согласны?

─ На что? ─ тупо переспросил Красин.

Мужчина, ничего не отвечая, все так же молча на него смотрел.

— А, ну да! Конечно, ─ опомнился Красин. ─ Конечно, согласен! Разумеется! ─ заторопился он.

─ Прекрасно. Тогда успехов! Желаю приятно провести время, ─ мужчина поднялся, давая понять, что разговор закончен. ─ До свиданья.

─ До свиданья, ─ поднялся и Красин. Голова у него шла кругом. Ему было о чем подумать.

3.

Придя домой, Красин в задумчивости прошел на кухню и стал готовить себе кофе. Растворимый он не признавал, так что процесс приготовления занимал у него обычно довольно много времени и давно уже превратился в своего рода священнодействие, некий ритуал.

Помолка, воду кипятить… потом еще надо очень внимательно следить, чтобы кофе не убежал… В общем, целое дело.

Занимался он всем этим чисто автоматически, сам же в это время не торопясь обдумывал все, только что услышанное. И чем больше он над всем этим думал, тем яснее осознавал смысл сделанного ему предложения, и все поистине сказочные перспективы, в связи с этим перед ним открывающиеся. Сразу он их как-то в целом все не охватил и не воспринял, и только теперь до него начало постепенно доходить. Конечно, многое еще оставалось не совсем понятным и представлялось пока как-то смутно ─ как там маг этот сказал? «на месте разберетесь»? а!.. «сориентируетесь»! ─ но даже то, что он уже для себя совершенно ясно усвоил…

Да-а!.. Это, я вам скажу! Да-а-а!.. Вернуться в прошлое! Это сколько ж ему тогда было-то? 19? 20?.. Нет, 21, кажется, все-таки. 3-й курс… Или нет, все-таки 20! Ну, не важно ─ 20… 21… какая разница!.. Интересно, а чувствовать-то я себя там буду как двадцатилетний? Ну, потенция и все прочее? А то будет, блин, «сказка о потерянном времени». Дети-старики. Можется-то можется, да не хочется уже давно ничего… Да нет, нет! И хочется тоже. Хочется! Ирочку-то я бы и сейчас…не отказался. Ну, ту, двадцатилетнюю, естественно… Может, конечно, разочаруюсь, когда увижу, как это всегда обычно и бывает, когда слишком уж долго чего-то ждешь и слишком сильно хочешь, но все равно… Столько времени мечтал!

Да, так насчет Ирочки. Позвонить бы ей надо. О встрече договориться. А чего, собственно, тянуть? Сейчас вот кофе попью и позвоню.

К своему удивлению, Красин обнаружил, что волнуется. Ну, надо же! Столько лет прошло. Бог мой! Да-а!.. Действительно, первая любовь не стареет. Не ржавеет!

Ну, положим, не первая. Точнее, не совсем первая. А еще точнее, совсем даже и не первая… Но наиболее запомнившаяся, так скажем. Это уж точно! Наиболее. Остальные всё в основном какие-то лахудры были. Безымянные-безликие. Проходные. Все эти Манечки-Валечки, Машки-валяшки, Наталки-давалки. И сосалки. И иже с ними. Имя им легион. Ну, может, и не легион. Это уж я загнул с понтом… Так… для красного словца… Слушай, а чего это я тут всем этим словоблудием сам с собою занимаюсь?! Онанизмом словесным, драчу сижу? Я что, звонить боюсь?

Красин достал из кармана листок с телефоном. Та-ак… Это какой же район?.. Черт его знает. Непонятно. Ну, не суть важно. Не о том я сейчас думаю. Так что говорить-то будем? А?

«Привет Ириночка! Это я… Ну, я, я!.. Да, да!.. Узнала? У меня к тебе предложение одно есть. Не хочешь со мной в прошлое на пару часиков сгонять потрахаться? В 20 лет?.. Ну, помнишь, когда ты меня так шикарно отшила? Ха-ха-ха!.. Ну, да, да! В тот самый день. Но только теперь уж, чтоб без обману! Как приедем, так сразу. В какую-нибудь аудиторию пустую закатываемся и… Так, как? Ты готова? В секс-турчик?.. Тогда до завтра! Позы там пока поразучивай».

Ладно, хватит шутки шутить. Значится, так. Сейчас я ей звоню, договариваюсь о встрече, встречаемся, а там уж на месте я ей все и объясняю. Что и как. И куда. Таким вот манером.

Красин только сейчас заметил, что он, за всеми этими бесконечными и бесплодными рассуждениями, раздумьями и мысленными монологами (онанлогами, блядь! перетираниями!.. переливаниями из… пустого в порожнее), выпил как-то незаметно весь свой кофе. Он в некоторой растерянности посмотрел на пустой ковшик (когда это я успел?), сел к столу и, все так же слегка волнуясь, снял трубку.

«Ладно, сейчас-то чего дергаться? ─ успокоил он сам себя ─ Ромео нашелся! Пока лишь о встрече договоримся. Только и всего. Если муж возьмет ─ просто трубку повешу, ─ в последний момент решил он. ─ Лучше потом попозже перезвоню».

— Алло! ─ раздался в трубке чуть низковатый знакомый женский голос. Сердце у Красина стукнуло еще раз. Он мгновенно вспотел. Она! Голос он узнал. Сомнений не было. Она!

— Ирину Николаевну можно?

─ Да, минуточку…

— Мам, тебя! ─ услышал он секундой позже. Так это дочь?! Ни фига себе! Совсем взрослая уже. Голос один в один. А что, впрочем, уди…

─ Да!

─ Привет, Ир! ─ хрипло произнес Красин и откашлялся. (Сколько лет!) ─ Слушай, ты не удивляйся. Это тебе Красин Олег звонит. Ну, помнишь, мы вместе в институте учились? Я за тобой на 3-ем курсе еще ухаживать пытался, даже встретиться хотел? (А вдруг не помнит!? ─ мелькнула в голове паническая мысль.)

─ Да, здравствуй…

Тон Ирочки был, конечно же, несколько удивленным, но в том, что она его сразу вспомнила, сомнений не было. Имя, правда вслух не называла, но это и понятно. Муж, наверное, где-то рядом бродит.

«Женщины таких вещей вообще никогда не забывают», ─ тут же припомнилось Красину совершенно безаппеляционное утверждение этого таинственного колдуна-ясновидящего (в компетентности которого и в этих вопросах тоже Красин почему-то нисколько не сомневался), и он сразу же почувствовал себя гораздо уверенней.

Непредсказуемость исчезла. Непостижимость. Аура, что ли, рассеялась… Обычная женщина. Тщеславная и любопытная дочь Евы, как и все они. Он вдруг сразу понял, как себя с ней вести и что говорить. И что все у него получится. О встрече, по крайней мере, договориться уж точно удастся. А там посмотрим.

— Ир, мне надо с тобой срочно встретиться! ─ уверенно произнес он. ─ Желательно сегодня. Лучше вообще прямо сейчас. Это для тебя самой крайне важно. Я тут по работе кое-что случайно узнал, тебя впрямую касающееся. Очень важное! Чрезвычайно! Ну, не телефонный разговор. При встрече все расскажу. Скажи, куда подъехать, и я прямо сейчас подскочу. Я на машине, ─ Красин сделал паузу. ─ Да! Ты только не говори никому о моем звонке и о нашей встрече! Ни мужу, ни детям, ─ спохватился он.

(А то мужа еще с собой притащит. Ума хватит! Решит, что это чисто деловое свидание, всей семьи касающееся.)

─ Я и так сильно рискую, что тебе звоню. Ну, расскажу когда ─ сама все поймешь!»

(Черт! Я тут не переборщил, часом, со своими страшными тайнами? Пожилая же женщина. Не 20 лет, поди. Перепугается сейчас. Плохо еще, чего доброго, станет. С сердечком, там… Блин! Прямо «12 стульев». Ильф и Петров. Картинка с выставки. «Союз меча и орала». Голодный Остап, чуя уже запах денег, вдохновенно инструктирует заговорщиков. «Полная конфиденциальность!.. Все должно быть тайно!.. Это в ваших же интересах!.. Крепитесь!..» Тьфу! Опять цитаты пошли? Решил же!..)

— Ну… не знаю…─ услышал он неуверенный голос Иры. ─ Ну, хорошо… давай… А что все-таки такое?

─ Ир, не телефонный разговор, ей-богу! ─ Красин уже чувствовал себя полным хозяином положения. ─ Встретимся, и всё поймешь. Да ты не волнуйся, ничего страшного, ─ смилостивился-таки все же он. ─ Наоборот! Просто очень важная для тебя информация. Для тебя лично. Сюрприз в какой-то мере.

─ Ладно, ─ видимо, приняла для себя окончательное решение Ира. ─ Можешь к метро «Свиблово» через час подъехать?

(А!.. Так вот она, оказывается, где живет! В Свиблово.)

─ Да, конечно. Там один выход?

─ Нет, кажется, два…

(Ира принялась было путано объяснять, где она будет стоять, но Красин почти не слушал. Да какая разница? Найду. Что там, миллион выходов, что ли? Не у одного, так у другого.)

─ Ладно, Ир, ты лучше стой прямо возле выхода, любого, и я тебя сам найду. Хорошо?

─ Ну, хорошо, ─ сразу же легко уступила женщина.

(Натиск!! Быстрота и натиск! Залог успеха! Старинный и безотказный рецепт для взятия женщин и крепостей. Штурм!! Черт! И чего только я тогда, на 3-ем курсе, с ней цацкался? Подхватил бы вот так же в охапку, да и… Э-хе-хе… Эх, молодость, молодость! Ну да, ничего! Даст бог, еще наверстаем. Все у нас с ней еще впереди. Мы еще!..)

— Значит, через час! ─ все так же напористо продолжил Красин, развивая и закрепляя свой успех. ─ Это сколько будет?.. Сейчас двадцать минут четвертого. Значит, давай ровно в полпятого. Договорились? Ровно в полпятого, у выхода.

─ Хорошо. Я буду одета…

─ Ириш! ─ галантно перебил даму Красин. ─ Я тебя и так узнаю. В чем бы ты ни была одета.

─ Ну, хорошо! ─ окончательно растаяла явно польщенная собеседница. ─ Посмотрим! Пока.

Красин подождал, пока Ира не повесит трубку, и только после этого положил трубку сам. Он чувствовал необычный душевный подъем. Все прошло на удивление легко и гладко!

Да я просто ловелас какой-то! ─ с шутливой гордостью подумал он. ─ В два счета бабца окрутил. О встрече уболтал. По ушам проехал. Черт! Чего ж я своими-то ушами раньше хлопал?

Позвонил бы ей вот так же лет двадцать назад, наплел с три короба, выманил на встречу, а там уж… Дело техники.

Всё так просто, оказывается! Эх, лопух ты, лопух! Лопушина. Лопушишка. Сколько времени зря потерял!.. Хотя, с другой-то стороны, может, оно и к лучшему. Может, и не зря… Что бог ни делает!..

Ладно! Поживем-увидим! Побриться еще надо успеть. Некогда тут рассусоливать, сидеть, опять драчить. Что есть, то есть.

«Отставить разговоры! Вперед и вверх! А там!..» А там видно будет. Что бог даст! Вперед!!

4.

Ирочку Красин узнал сразу. Пожилая, поблекшая, пополневшая, но это все-таки несомненно была она.

Да-а-а!.. ─ с какой-то безнадежной грустью подумал он. ─ Я, наверное, так же со стороны выгляжу…

Ему даже подходить как-то страшно стало. Впрочем, он тут же вспомнил, что именно собирается ей предложить, и приободрился. Клюнет! Конечно, клюнет! Куда она денется. И значит, уже завтра ночью я её… «Вчера, с божьей помощью, выебал наконец Керн,» ─ пришла ему вдруг на ум известная неприличная строчка из скандального письма Пушкина.

Гм… Вот и я, будем надеяться… завтра… с божьей помощью… Наконец-то. Н-да… Ну, посмотрим. С божьей помощью, оно, конечно… Кого угодно выебать можно. Н-да… Ну, подхожу, что ль? С Богом! «Отставить разговоры!»

Красин вылез из машины и решительно направился к одиноко стоящей Ирочке. Та не обращала на него никакого внимания, пока он не подошел к ней совсем близко, почти вплотную. Она его явно не узнавала.

— Привет, Ириш! Не узнаешь? А вот ты совсем не изменилась, ─ преувеличенно-бойко приветствовал он свою несостоявшуюся некогда пассию, ныне уже порядком потёртую, потрёпанную жизнью и потускневшую.

Грузная немолодая женщина, к которой были обращены эти сакраментальные слова, некоторое время растерянно в него всматривалась, пока наконец неуверенно ни произнесла:

— Олег?..

— Да, он самый! Что, так изменился? ─ криво усмехнулся Красин.

(Н-да… То, что она его так явно не узнала, было неприятно… Очень неприятно… Весьма! Что и говорить. Хм… Неужели ж я так же со стороны выгляжу?.. как она? Если даже еще не похуже, наверное, её-то я все-таки сразу узнал! Н-да-а… Как, блин, с ней о сексе-то разговаривать? Даже неудобно как-то… Язык просто не поворачивается. Да у нее, небось, глаза на лоб полезут! Когда я с ней об этих глупостях речь заведу. Обидится еще!.. Она уж, наверное, и забыла, как это делается. И зачем. И что это вообще такое. У нее, небось, заросло там всё. Мхом. Паутиной. Ладно, посмотрим сейчас.)

— Ладно, Ир, пойдем, в машине поговорим, ─ не дожидаясь ответа, бросил он, махнул рукой в сторону своей машины и пошел чуть впереди, увлекая за собой женщину. Та послушно двинулась вслед за ним.

Сев в машину, Красин немного помедлил, глядя перед собой и собираясь с мыслями, пожевал губами и только потом повернулся наконец к сидящей рядом женщине.

— Ну, прежде всего, Ир, я должен перед тобой извиниться, ─ спокойно начал он. ─ Ничего я про тебя сверхважного и сверхтайного не узнал. Это я слукавил слегка. Чуть-чуть. Самую малость. Специально придумал, чтобы тебя на эту встречу выманить, ─ женщина шевельнулась, и он торопливо продолжил. ─ Но дело у меня к тебе тем не менее действительно есть! И очень серьёзное. Выслушай меня внимательно, и всё поймешь.

(Он понял, что начал беседу не совсем удачно ─ путано, многословно ─ и чувствовал нарастающее беспокойство сидящей рядом женщины. Ирина Николаевна, похоже, вообще начала уже раскаиваться, что села к нему в машину. «Специально придумал!.. выманил!..» Что всё это значит? Чего ему вообще от неё надо? Что он тут затевает? Уж не маньяк ли это какой-нибудь? Кто его знает, чем он тут все эти годы занимался! А теперь свалился как черт из табакерки на её голову!

В общем, всё складывалось как-то не так. Надо было срочно что-то делать. Что-то менять. Красин решил не тянуть больше, а сразу брать, как говорится, быка за рога. Форсировать события и переходить к сути дела.)

— Слушай, Ир, ты в колдовство веришь?

─ Что? ─ замерла женщина и посмотрела на него с ещё большей опаской. Теперь уже как на явного сумасшедшего. К которому черт её дернул залезть в машину.

─ Слушай, да не бойся ты! ─ возможно более убедительным и рассудительным тоном произнес Красин. ─ Никакой я не псих и не сумасшедший. Нормальный человек. Я просто спрашиваю: ну, веришь ты в колдовство, в приметы, в магию?.. Ну, все же хоть немного верят. Обычный вопрос. Ничего особенного. Чего уж ты прямо так… напрягаешься? Так веришь?

─ Ну, не знаю… ─ все еще настороженно протянула Ира. ─ Ну, верю, наверное… В приметы верю. А прочему ты спрашиваешь?

─ Видишь ли, Ира, ─ уже спокойнее произнес Красин, ─ я вчера позвонил по объявлению в газете. (На фиг я ей соврал? Я же сегодня звонил? Ну, не важно.) «Колдовство и ясновидение».

─ И что? ─ с невольным интересом переспросила Ира.

─ Представляешь, он меня сразу по имени-отчеству назвал, колдун этот! Хотя я не представлялся. Я просто номер по объявлению набрал, а он мне сразу говорит: «Здравствуйте, Олег Викторович!»! Можешь себе такое представить?

─ Что, правда? ─ с еще большим интересом и с загоревшимися глазами опять переспросила Ира.

Она, похоже, почти уже совершенно успокоилась и теперь явно заинтересовалась происходящим.

Истинная дочь Евы. Легкомысленная и любопытная. «В любом возрасте», ─ глядя на неё, с невольной иронией подумал Красин.

— Да я сам чуть не обалдел! ─ постарался еще больше подыграть ей он. ─ Рассказал бы кто ─ не поверил! В общем, встретились мы с ним, он у меня прямо в соседнем доме находится, представляешь? ─ и он мне тако-ое предложение сделал! Закачаешься. Путешествие в прошлое!

─ Как это: путешествие в прошлое? ─ зачарованно переспросила Ира.

Перед Красиным сидела маленькая девочка, слушающая с раскрытым ртом волшебную сказку про доброго волшебника.

─ Так! Путешествие в прошлое. Правда, всего только на несколько часов. Я выбираю любой день в прошлом, и он меня туда переносит. Ну, то есть я нынешний оказываюсь в том дне и в том своем молодом теле. Причем он меня заверил, что всё, там происходящее, здесь никак не аукнется. То есть словно в каком-то параллельном мире будет происходить. Так что даже, если погибнешь там ─ просто проснешься здесь, и всё!

(Красин чувствовал, что говорит по-прежнему сбивчиво и сумбурно, да и «погибнешь» зря он сюда приплёл, но решил, что теперь уже не важно. Ничего страшного. И так сойдет. Главное, что слушает. И бояться перестала. Переспросит, если что. Да и как тут последовательно говорить? Тема такая, что сам черт ногу сломит! Он и сам-то, если честно, не до конца ещё во всё это верил и не всё понимал.)

— Вот… ─ Красин попытался собрать разбегающиеся в разные стороны мысли. ─ Да, так вот! Я выбрал тот день, когда я тебе свидание пытался назначить, ─ Ира изумленно на него взглянула. ─ Ну, да. Чего ты удивляешься? Меня больше никогда в жизни так не отшивали! ─ невесело хохотнул он. ─ Запомнилось. Ну, в общем, короче, выбрал, и выбрал! Чего там говорить, отчего да почему! ─ он старался ёрничаньем сгладить возникшую неловкость. Ира молчала.

─ Не мог я тебя забыть! Все эти годы, ─ вдруг неожиданно сам для себя тихо произнес он и опустил глаза. ─ Да… Всё время вспоминал потом. Всю жизнь. Да… Ну, так вот, ─ снова собрался он с мыслями. ─ Колдун этот мне и говорит. Если вы хотите в этот день отправиться, вы сначала встретьтесь с той девушкой, ─ ну, с тобой! ─ и договоритесь с ней обо всем предварительно. Предложите ей тоже туда отправиться, вместе с вами. Поэтому-то я тебе и позвонил. Чтобы всё заранее согласовать. А чтобы ты наверняка пришла ─ пришлось тайны все эти страшные напридумывать. Мадридского двора. Ну, а чего было делать? Встретиться нужно было позарез ─ а вдруг ты откажешься? Надо было действовать наверняка. Короче, всё это неважно! Чего мы о чепухе говорим! Давай лучше о главном,» ─ он заставил себя поднять глаза.

Ира все так же смотрела на него в упор и молчала.

(Ладно, хватит дурака валять! ─ вдруг неожиданно разозлился Красин. ─ Комедии все эти любовные разыгрывать. Пастушечьи пасторали. «Ах-ох!..» Дафнис, блядь, и Хлоя. Мальчик- девочка.

Чего я тут млею перед ней, как сопливый мальчишка? Чуть ли не упрашиваю. Да это она должна меня упрашивать, если уж на то пошло! Такое предложение!.. А я тут, видите ли, мнусь-смущаюсь! Ломаюсь, блядь, как мятный пряник. Как будто это мне от неё что-то надо. Да бога ради! Да ─ да, нет — нет!)

— Так, как ты, согласна? ─ уже твердо закончил он, тоже глядя на Иру в упор и не отводя глаз. Да не захочет ─ не надо! Можно в конце концов и с той, двадцатилетней, с ней попытаться договориться. Там, на месте. Так сказать, не отходя от кассы. «С божьей помощью!» Как Александр Сергеевич советовал.

Ира мигнула. Кажется, весь предыдущий рассказ Красина она прослушала просто как некую красивую романтическую историю про любовь. Страстную и безответную любовь к ней её бывшего поклонника, пронесенную им сквозь годы. Историю, хоть и прекрасную и замечательную, но к её нынешней реальной жизни никакого прямого отношения не имеющую.

И теперь этот его простой, ясный и совершенно конкретный вопрос застал её абсолютно врасплох.

Красин отлично почувствовал и понял эту её заминку и сразу же принялся горячо убеждать.

— Послушай! Ты на несколько часов снова станешь двадцатилетней! Представляешь? Ну, вот, просто представь себе это на секундочку. Молодой! То есть вот ты, теперешняя, переселяешься в своё молодое, двадцатилетнее тело! Во время сна. Заснешь завтра вечером, как обычно, и попадешь в тот другой мир. Причем, что бы там с тобой ни случилось, здесь это на тебе никак не отразится! Ты в любом случае проснешься утром, как всегда, в своей квартире, в своей кровати, рядом с мужем.

(Поскольку Ирина Николаевна на это его замечание никак не отреагировала, Красин понял, что так оно и есть, спит она действительно до сих пор с мужем. С этим… как его?.. Любит, значит! Ну-ну!.. Будем надеяться… «С божьей помощью»…)

— Ну, словом, путешествие во времени! ─ энергически закончил он. ─ Как в кино. Бесплатно и ничем не рискуя. Плюсов море ─ такие ощущения! ─ а минусов вообще никаких! Ну?.. Согласна?..

По заблестевшим и широко раскрывшимся глазам немолодой женщины Красин понял, что она, наконец, стала осознавать, о чем именно сейчас идет тут речь.

─ Даже не знаю, что сказать, ─ медленно и недоверчиво произнесла она. ─ Так ты это серьёзно? Ты во все это веришь?

─ Послушай, Ир, какая разница? Веришь, не веришь… Не все ли равно? От тебя же ничего взамен не требуют? Ну, не получится ─ заснешь и проснешься, как обычно. Только и всего. Всё, что мне от тебя надо, это чтобы ты завтра спать легла не позже одиннадцати и чтобы ночью тебя по возможности не будили. Лучше вообще телефон отключи. Вот обеспечь эти условия ─ и всё! А остальное уж тебя не касается. Ничего больше от тебя не требуется.

─ Ну, хорошо, хорошо!.. ─ засмеялась Ира. ─ Ладно, договорились. Если уж ты так настаиваешь.

Поскольку последнее её шутливое замечание было произнесено тоном, явно более игривым и фамильярным, чем все предыдущие, то Красин наконец решился.

— Ну, естественно, настаиваю! ─ с такой же шутливой фамильярностью подхватил он и даже подмигнул слегка с улыбкой глядящей на него Ире. ─ Я же не просто так. У меня же на то свои причины есть!

─ Да? ─ всё так же, даже и ещё чуть-чуть более игриво переспросила Ира. ─ И какие же?

— (Какие-какие!.. А то ты не понимаешь! «С божьей помощью»!) Ну, я надеюсь, что ты меня там опять так же не отошьешь, по крайней мере! Чего я туда лечу, чтобы ты меня опять послала, что ли? Я же не мазохист какой-нибудь!

─ А зачем ты туда летишь? ─ кокетливо взглянула на него Ирочка. Тон её стал еще более доверительно-фамильярным.

(Ага! Дело, кажется, идет на лад! ─ подумал с радостью Красин. ─ «Лад», кстати сказать, это «дал» наоборот. Почти — «дала». Без одной буковки. Именно! Почти дала! Почти прямой вопрос. Всё она уже прекрасно понимает! ─ мелькнуло у него в голове. ─ Мы с ней, по сути, почти открытым текстом уже разговариваем. Почти уже обо всем договорились. Почти дала!

Хотя, с другой стороны, что значит: «дал наоборот»? ─ вдруг неожиданно сообразил он. — «Дело идет на лад». К ладу. К «дал наоборот». В смысле, «дала». «Дала наоборот». Это ещё что такое? То есть не дала ни черта, что ли?.. Или дала, но наоборот? С обратной, блядь, стороны!.. А если, между прочим, «на» отдельно поставить, то вообще — с двух сторон получится. «Дала на оборот». Сначала с одной стороны дала, а потом оборотик такой совершила, перевернулась ─ и с другой дала… Тьфу ты! Что за чушь в голову лезет! Ересь лингвистическая. Это у меня от волнения. От-т!.. Волнения! Волнуюсь, прям, как мальчик пятнадцатилетний. Который первый раз девочку дать упрашивает. «Девочку», блядь! На оборот.)

— Мы туда летим! Мы! ─ с нажимом подчеркнул он. — Ну, представь: мы оба молодые, двадцатилетние… Причем колдун этот сказал, что и чувства и желания у нас там будут, как у двадцатилетних. С этим всё у нас тоже будет в полном порядке.

Красин сделал выразительную паузу и совсем уже откровенно посмотрел на Ирочку. Ирочка по-прежнему многообещающе улыбалась и против такого его тона и поведения явно не возражала.

(А может, она мне и здесь даст? ─ внезапно осенило Красина. ─ Предложить ей прямо отсюда ко мне поехать!.. Коньячок дома есть…─ он заколебался. ─ Да нет, не стоит, ─ решил он все-таки потом. ─ Испорчу только всё, чего доброго. Испугается ещё. Зажмётся. Потом опять два часа уговаривай.

Да и желания-то особого в общем-то нет. Опозоришься тут… Короче, и не стоит, и не стоит. Всё ясно. Логика железная. Стоит, только когда стоит.

Так что лучше уж её там, в том мире поиметь. Когда и у меня всё стояло, и она того стоила.

Когда она молоденькая ещё была. Свеженькая. Новьё! Свежачок-с. А сейчас что! БУ. Секонд хенд. Повторная утилизация.)

— И никто никогда ни о чем не узнает! ─ привел он в заключение свой самый главный и решающий довод. ─ Ну!?.. Представляешь?

─ Ну-у… не зна-аю… ─ капризно, как ребенок, надув губки, протянула Ирочка, искоса на него взглянула и слегка прищурилась.

Взгляд её был настолько откровенным и каким-то мечтательно-оценивающим, что Красина даже в жар бросило. Он вдруг почувствовал, что у него эрекция и, более того, ему показалось, что и Ирочка это отлично заметила, и ей это сейчас отнюдь не неприятно. Даже наоборот. Нравится. Льстит её женскому самолюбию. Вообще Красин неожиданно сообразил, что он как-то перестал замечать возраст своей бывшей несостоявшейся возлюбленной. Она словно бы помолодела вдруг прямо у него на глазах. Без всякого колдовства. Перед ним опять сидела та самая двадцатилетняя девочка, красивая и желанная.

(Черт! Может, всё же попробовать? ─ снова молнией пронеслось у него в голове. ─ Взять сейчас и предложить!..)

— Знаешь, Ир, ─ всё так же откровенно глядя прямо ей в глаза, медленно сказал он, ─ я вот смотрю на тебя сейчас и снова вижу ту, двадцатилетнюю девочку. Такую же молодую и красивую. (Женщина зарделась. Ей было явно приятно это слышать.) Как будто и не было этих лет.

Может, у нас и здесь что-нибудь получится? А? Потом… после свидания в том мире? Как ты думаешь?

─ Н-не знааю… ─ как-то знойно, томно, обволакивающе произнесла женщина и медленно пожала плечом.

Красину почему-то показалось, что она слегка разочарована. Дьявольщина! Как был я рохлей, так им и остался. Надо было ее прямо сейчас к себе в постель тащить. А не менжеваться тут. А в том мире ─ уж само собой!

— Ладно, подождем до завтра, ─ резюмировала Ирочка, несколько насмешливо поглядывая на своего сидящего в соседнем кресле кавалера. (Красину даже стыдно под её взглядом стало. Взрослый мужик! Сидит, ёрзает и слюни пускает. «Ну, что ещё надо сделать! Может, он потому туда и летит, что ему здесь никто не даёт?») ─ А там видно будет. Давай, выпускай меня, пойду я. (Красин безропотно поднял кнопку блокировки дверей.) А то дома волноваться начнут. Я сказала, что вернусь через час.

─ Ну, значит, завтра в 11 ложись спать, ─ еще раз напоследок проинструктировал женщину Красин. ─ А лучше, и ещё раньше. И телефон не забудь у себя в спальне отключить.

─ Хорошо. Я всё поняла. Ну, пока.

─ Пока. Да! Так давай, я тебя до дома довезу! ─ спохватился он.

─ Нет, не надо, не надо! ─ Ирочка уже открывала дверь. ─ Я сама доеду. Тут рядом.

─ Ну, смотри.

─ Ладно, до свиданья.

─ До завтра. Надеюсь!

─ Пос-мот-рим! — Ирочка последний раз ободряюще-кокетливо ему улыбнулась и вышла из машины. Красин некоторое время наблюдал за ней, как она отходит от машины… идет к автобусной остановке…

А ножки-то у нее ничего! ─ с удовольствием отметил он. ─ Да и попка… Очень даже ничего. Да и вообще… Не зря я на неё в свое время глаз-то положил. Товар первый сорт. Экстра. Эксклюзив! Жаль, конечно, что всё так глупо тогда получилось. Впрочем, она-то здесь причем? Это я во всем виноват. Вел себя, как последний кретин. Как убогий какой-то.

Сю-сю-сю!.. Чего она, интересно, вообще обо мне тогда подумала? Надо будет спросить при случае.

«Мы с ней так смеялись!» ─ тут же вспомнились ему слова ее будущего мужа, и он почувствовал, как горячая краска стыда заливает ему лицо.

Ладно, блядь, разберемся. С этим уродом мы ведь там, кстати, тоже встретимся! ─ вдруг сообразил он. ─ Прекрасно! Вот и пообщаемся. Поближе. Потеснее. А то мы тогда чего-то так и не договорили. В общем, поглядим ещё, «кто из нас запоёт, кто заплачет». И кто в итоге будет смеяться последним.

5.

Весь следующий день Красин провел как в чаду. Время остановилось. Казалось, эти проклятые 11 часов вообще никогда не наступят.

— Что это с тобой? ─ участливо спросила его жена. ─ Какой-то ты сегодня не такой.

─ Да чувствую себя что-то неважно, ─ привычно отмахнулся он. ─ Давление, наверное, скачет. К перемене погоды.

─ Я вот тоже вчера плохо себя чувствовала. Какие-то магнитные бури еще сейчас, говорят… ─ завела свою бесконечную шарманку жена, но Красин её уже почти не слушал.

За долгие годы супружества он давно уже научился в таких случаях сразу же отключаться и потом лишь эпизодически «отмечаться» и напоминать о себе всякими там тягуче-неопределенными: «Да-а!..», «Поня-ятно…», «Я-ясно…» и т. п. Для поддержания плавного течения беседы с женой этого было обычно более, чем достаточно. Большего никогда и не требовалось.

Уже ближе к половине одиннадцатого Красин стал укладываться спать. Жене, самой собой, вздумалось именно сегодня посмотреть вдруг телевизор. Какую-то там чушь, то ли клоунадку, то ли викторинку. Шоу, блядь, короче. Из жизни счастливых имбецилов. Красин закатил по этому поводу самую настоящую истерику. Он был настолько взвинчен и возбужден, что жена даже испугалась.

— Да что с тобой сегодня!?

─ Ну, чувствую я себя сегодня плохо!! Голова болит. Хочу спать пораньше лечь! Можешь ты это понять?! Можешь?! И не буди меня сегодня ни в коем случае!! Не вздумай! Я таблетку на ночь выпил. Поняла?!

В конечном итоге ровно в 11 часов он уже был в постели. Жена тихо посапывала рядом. Она, кажется, вообще сразу отрубилась, как только голова её коснулась подушки…

Странно… ─ удивился Красин. ─ Обычно она ещё полчаса ворочается, как минимум, ─ заснуть не может.

Он опять прислушался к её ровному сонному дыханию и недоверчиво хмыкнул: «Действительно спит! Замечательно, конечно, но как-то странно. Что, чудеса уже начались?» ─ мысленно спросил он напоследок с иронией у своего нового знакомого ─ колдуна-ясновидящего, и закрыл глаза.

II.

«Корабли в моей гавани. Не взлетим ─ так поплаваем. Стрелки ровно на 2 часа — Назад!» Современная эстрадная песенка.

1.

Олег Красин, двадцатилетний студент-третьекурсник одного из престижных московских вузов, торопливо догонял быстро идущую впереди тоненькую рыжеволосую девушку в развевающемся на ветру платьице. На улице было тепло, почти жарко ─ соответственно, и одет был Олег по-летнему. Рубашка с короткими рукавами, какие-то, допотопного фасона тонкие летние брюки и такие же немыслимо-архаичные легкие туфли.

«Ну, и видок у меня!» ─ подумал Олег Викторович, пробежал по инерции ещё несколько шагов и вдруг, остановившись как вкопанный, начал в каком-то почти болезненном недоумении себя рассматривать и ощупывать. Он даже про идущую впереди девушку забыл. Впрочем, с ней в этот момент творилось, судя по всему, приблизительно то же самое. По крайней мере, вела она себя абсолютно так же точно, как и он. Как какое-то зеркальное отражение. Тоже вдруг резко остановилась и в какой-то явной растерянности недоверчиво осматривала и даже ощупывала себя.

В голове у Красина творилось нечто невообразимое. Как у Кисы Воробьянинова при виде своих стульев на витрине в комиссионке. Там били колокола и играли фанфары. Словно он выиграл неожиданно в лотерею миллион долларов и теперь вообще потерял на время от радости способность соображать. Нет-нет! Он всё прекрасно помнил: колдуна, все его объяснения… всё прекрасно понимал: где он, зачем, как и почему здесь оказался; но одно дело просто абстрактно, чисто умозрительно что-то понимать, и совсем-совсем другое ─ наяву чувствовать! Все эти новые ощущения, сразу, мгновенно, без подготовки обрушившиеся на него, с головой его захлестнувшие: ощущение свободы, силы, молодости! ─ все они были настолько неожиданными и яркими, что буквально ошеломили, ослепили его! Сбили с ног!

Захватили врасплох! Он, кажется, даже шатался как пьяный.

Наконец он пришел хоть немного в себя и поднял глаза на стоящую в нескольких шагах от него Иру Беляеву. Та держала в руках маленькое зеркальце и напряженно в себя всматривалась.

— Красивая, красивая! ─ вполголоса шутливо заметил Красин, подходя к девушке. В том, что это именно та Ирочка, с которой он вчера встречался, он практически не сомневался. Всё поведение стоящей перед ним девушки совершенно неопровержимо о том свидетельствовало. Абсолютно. Ясно и недвусмысленно.

— Ну и как? Впечатляюще?

─ Эт-то?..

─ Я-я! ─ улыбаясь во весь рот, подтвердил Красин. ─ Привет из будущего!

─ С ума сойти! ─ прошептала девушка и откровенно пробежалась по нему взглядом. ─ Это действительно… вы?

─ «Ты», «ты»! Ты забыла, сколько нам лет? Да и мы же, вроде, вчера ещё только на «ты» были?

─ Да… Но всё это настолько невероятно, что я никак в себя придти не могу. Так я что, сплю сейчас в том, реальном мире?

─ Да, спишь. Я же всё вчера тебе объяснял. Ну, позавчера!.. Помнишь?

─ Да, помню, конечно, но… Я так до конца во всё это и не верила, если честно…

─ Если честно, я и сам до конца не верил, ─ признался Красин. ─ Как в такое можно поверить!? Но, как видишь…

─ Д-да.

(Долго мы ещё тут дакать стоять будем?! ─ раздраженно подумал Красин. ─ Время пошло. Тут каждая минута, каждая секунда на счету, на вес золота, а мы стоим болтаем! Как будто там не наболтались ещё. «Ближе к телу!» ─ как говорил Ги де Мопассан. Время ─ деньги!)

— Слушай, Ир, ─ пристально глядя прямо в глаза девушке, как тогда в машине, с расстановкой произнес он. ─ Мы теряем время. Драгоценное. А у нас его не так уж и много. Всего-то пара часов. Единственные в жизни! Которые больше никогда не повторятся. Никогда!

─ Я тебя что-то не совсем понимаю, ─ покраснела и даже чуть-чуть отодвинулась та. ─ И я тебе, кажется, ничего не обещала.

(Красин даже растерялся на секунду от такого её нахальства. А потом почувствовал медленно поднимающуюся злость.

Ни фига себе!! Нет, ну, ни фига себе! Как это «не обещала»!?

Она что же, кинуть меня решила? По второму разу? «Я, видите ли, тебя не понимаю»! Вчера, блядь, всё прекрасно понимала, а сегодня нет! Это что же такое делается-то? Что это ещё за штучки? Я сюда что, специально за этим из другого мира притащился? И эту суку сюда притащил. Чтобы меня ещё и здесь, по второму разу кинули?! Для полного, так сказать, счастья.

Ну нет, дорогуша, второй раз этот номер у тебя больше не прокатит! Мне, слава богу, теперь не 20 лет. Так что давай-ка… «С божьей помощью»!..)

— Ах, ты не понимаешь?.. И ничего не обещала?.. ─ насмешливо переспросил он и окинул девушку совершенно недвусмысленным и откровенно-раздевающим взглядом. Та ещё больше покраснела и ещё немного отодвинулась. ─ Не ожидал я от тебя этого, честно говоря, не ожидал… Мы же, вроде, вчера до всего договорились? И всё ты, как мне показалось, прекрасно понимала? Так, значит, я ошибся?.. Жаль, очень жаль… Ах, как жаль! Ну, что же, извини тогда! ─ совсем уж издевательски закончил он и даже скорбно покачал головой. ─ Жаль, конечно, что всё опять так получилось, по второму разу, но что ж поделаешь! Извини.

Ира холодно посмотрела на него, как на пустое место, молча повернулась и пошла прочь по улице.

(Ну, ни хуя себе! ─ потрясенно подумал Красин. ─ Она что, собирается просто так вот взять и уйти? И это в благодарность за всё, что я для неё сделал!? Сюда притащил! Нет, ну, ни хуя себе!)

— Минуточку, Ирина Николаевна, одну минуточку! ─ окликнул он быстро удаляющуюся от него девушку. Та в ответ лишь ускорила шаги.

(Ну-у, су-ука!.. ─ снова поразился Красин. ─ Ну, явно ж собирается просто удрать, и всё! Просто кинуть меня, как последнего лоха. Это ж надо!)

— Да не бегите Вы! ─ опять громко крикнул он ей в спину. ─ Никуда Вы здесь не убежите! Вы же ничего про этот мир не знаете. Я ведь Вам вчера не всё ещё порассказал. Кое-что и про запас оставил. На всякий, так сказать, пожарный. И, как выяснилось, не зря! Вот и хочу сейчас кое о чем предупредить.

Девушка вздрогнула и остановилась. Потом медленно, словно через силу, повернулась лицом к Красину и вопросительно на него уставилась.

Тот неторопливо к ней приблизился, нагло ухмыльнулся прямо в лицо и всё так же наставительно-издевательски произнес: «Ну, куда ж Вы так спешите, уважаемая Ирина Николаевна? Я же ещё не кончил».

Он снова ухмыльнулся, теперь уже этой своей невольной шутке. Ирочка, похоже, её тоже отлично поняла, и лицо её закаменело.

(А она ведь мне вообще давать не собирается! ─ окончательно сообразил наконец Красин. Он всё никак не мог поверить в происходящее и в поистине дьявольское коварство стоящей перед ним женщины. «Женщины», блядь!.. Змеи подколодной! ─ Ни под каким видом! И прямо-таки оскорбленную невинность передо мной тут розыгрывает. Девочку-недотрогу из себя корчит! Недотраху. Нет, ну, каково!! Это нечто!)

— Так вот, милочка! Если Вам что-то здесь, в этом мире, не нравится, то я Вас с превеликим удовольствием верну назад, в будущее. Прямо сейчас! Как Вам такой вариант? Я это могу сделать в любой момент.

Ирочка побледнела и отшатнулась. Удар попал точно в цель. Возвращаться назад ей явно не хотелось. Некоторое время она смотрела на Красина во все глаза, словно пытаясь на лице его прочесть, правду ли он говорит, потом прошипела, как разъяренная кошка: «Я тебе не верю! Это ты всё сейчас придумал. Чего ж ты мне вчера тогда ничего не сказал?»

(Ну, су-у-ука!.. ─ в очередной раз поразился Красин. ─ Так она что же, ещё вчера весь этот вариант придумала? С самого начала? Кинуть меня под любым предлогом и убежать. Обидеться, там, на что-нибудь… А со мной вчера специально в машине заигрывала. Мозги мне пудрила да глазки строила. Чтобы побольше всего выведать, что и как, и чтобы я не соскочил раньше времени.

Ну, женщины, женщины!.. А я-то, дурак несчастный, перья и распушил!.. Раздулся от гордости как индюк. Как петух индейский. «Да я её прямо сейчас!..» «Да вон она уже поплыла, на всё готовая!..» Да я!.. Да она!.. Ну и ну! Ай, да Ирочка! Ну, и стервозочка! Нет, ну, это надо же! Ну, это уж совсем!)

— А ты проверь! ─ усмехнулся он, по-прежнему глядя на неё в упор, и через паузу добавил. ─ О! Я вижу, мы снова на «ты»? Это обнадеживает. Ну, так что?

В глазах у стоящей напротив девушки что-то дрогнуло. Секунду ещё она колебалась, потом решительно произнесла: «Ладно, хорошо. Так что тебе от меня надо?»

(Ага! Понятненько. «Дам разочек, на скорую руку перепихнемся, и всё. Мы в расчёте.» Жди!! Как бы не так!

Красин почувствовал, что в нем закипает постепенно самая настоящая злоба. Раздражало ещё и то, что не было уже никаких решительно сомнений в том, что, как сексуальный партнер, он абсолютно никакого интереса для Ирочки Беляевой не представляет.

Всё, что она хотела, это быстренько с ним как-нибудь разделаться и улизнуть. Это было сильнейшим ударом по самолюбию. Все те распрекрасные и расчудесные иллюзии, которыми он себя все эти годы тешил: «вел я себя глупо!..», «она растерялась…», мгновенно разлетелись вдребезги. Сомневаться больше ни в чем не приходилось.

За каким дьяволом я тогда вообще сюда припёрся!? Выбрал, блядь, денёчек в прошлом! Колдун этот проклятый насоветовал. Ясновидящий.)

— Ты прекрасно знаешь, что мне от тебя надо, ─ грубо ответил он. (Хватит дурака валять! Не хочешь по-хорошему ─ будет по-плохому. Чего с этой стервой церемониться!) ─ Только ты, кажется, вообразила себе, что ты мне тут условия какие-то ставить можешь? Торговаться со мной? Так это ты брось! Об этом сразу забудь. Или будешь просто делать, что я говорю, или ─ скатертью дорога!

Так что выбирай. А нужна ты мне здесь только для секс-услуг. Как резиновая кукла. Сосать и ножки раздвигать, когда у меня встанет. Всё! Ну? Так, как?.. И хватит из себя целку строить!! ─ в бешенстве заорал он, видя, как она часто заморгала, явно намереваясь заплакать. ─ Девочку-дюймовочку. Или прямо сейчас отсосёшь у меня для начала в ближайшем подъезде, или проваливай! Ну?!

Ира явно растерялась. К такому повороту событий она, похоже, оказалась не готова. Но, к чести её, колебалась она совсем недолго. Красин помнил её, как девушку мечтательную и сентиментальную, но сейчас она предстала перед ним абсолютно в ином свете. Миг! ─ и решение было принято.

— Хорошо, я согласна! ─ твердо сказала она. ─ Я хочу остаться здесь.

─ То-то же! ─ злорадно ответил Красин. Раздражение его всё ещё по-прежнему не проходило. ─ И вот ещё что. Нечего из себя Зою Космодемьянскую разыгрывать. Идущую на муки ради великой цели. С соответствующим выражением лица. Нравлюсь я тебе или нет ─ делай вид, что нравлюсь. Что без ума от меня, жить без меня не можешь. Что только и мечтала всю жизнь, как бы у меня в подъезде отсосать. Чтобы я поверил.

А иначе ─ пеняй на себя! Надоешь ─ назад отправлю. Тут и других баб полно. Так что старайся не надоесть. Это в твоих же собственных интересах. Всё понятно?

─ Да, мой господин! ─ присела в шутливом реверансе Ирочка. И нежно улыбнулась. Слезки на её глазах мгновенно высохли.

Красин даже рот от удивления разинул. Господи ты боже мой! Это что же, все женщины такие? Свят-свят-свят! С нами крестная сила! Да это не Ирочка, а просто дьявол какой-то во плоти! Черт в юбке! Сатана. Демон-искуситель.

Красин всё прекрасно понимал, знал, что она играет, хитрит, лукавит, лицемерит, и в то же время смотрел на неё и чувствовал, как в нем растёт желание. Он просто не мог ему противиться. Оно было изначально заложено в нем на уровне инстинкта. Как программа в роботе. Нормальная реакция самца на призывный зов готовой к спариванию самки. Разум, здравый смысл ─ всё тут бессильно. Противиться невозможно. Для этого надо сначала перестать быть самцом. Перестать быть мужчиной. Изменить своей сущности, своей природе.

Он подошел к девушке вплотную, пожирая глазами её тело. На улице никого не было, и Красин испытывал совершенно нестерпимое желание к ней прикоснуться, взять за грудь, погладить по попке…попочке…─ такой соблазнительной, манящей, упругой!.. но все-таки не решился пока этого сделать. Попадешься ещё по-глупому, задержат дружинники какие-нибудь, комсомольцы, блядь, отмороженные на всю голову, за нарушение общественной нравственности ─ просидишь потом эти два часа в кутузке. Да и отпиздят ещё, к тому же, чего доброго! Будет тебе путешествие в прошлое! Полёты во сне и наяву.

Не спешить! Ни в коем случае не спешить! Надо здесь хоть для начала осмотреться слегка. Понять, что к чему. Освоиться. А потом уж и резвиться… Черт! Но хочется как! Сил нет! Молодая кровь играет. Кипит-бурлит.

Он схватил девушку за руку и буквально потащил её за собой в первый попавшийся ему на глаза подъезд. Ира, впрочем, и не сопротивлялась. Кода в подъезде, слава богу, не было. Как только дверь захлопнулась, Красин сразу же набросился на Ирочку и принялся жадно хватать и ощупывать её тело. Грудь… ягодицы… Потом одной рукой задрал ей подол платья и, весь дрожа, сунул другую руку туда… в глубину… под платье… между её ног… в обитель грёз! От прикосновения к её телу, бедрам, ляжкам, платью, белью возбуждение его стало настолько сильным, что он почувствовал, что всё! Ещё одно какое-то мгновенье ─ и он немедленно кончит! Сейчас! Сию же минуту! Прямо себе в трусы!

Он отпустил Ирочку и принялся трясущимися руками расстегивать пуговицы на ширинке. Ирочка быстро опустилась перед ним на корточки, придвинулась вплотную и приоткрыла ротик.

Как только Красин сумел наконец справиться с пуговицами, она сразу же торопливо придвинулась ещё ближе, схватила его торчащий из брюк, горячий, возбужденный и неестественно-твердый, словно палка, член правой рукой и мгновенно направила его себе глубоко в рот. И практически в тот же момент Красин кончил. Наслаждение, которое он при этом испытал, было настолько сильным, что на несколько секунд он буквально потерял сознание. Всё поплыло перед глазами, а когда он пришел в себя и опустил глаза, то увидел, что Ирочка всё так же сидит перед ним на корточках и, улыбаясь, снизу вверх на него смотрит. Он ласково потрепал её по голове, она улыбнулась чуть шире, потом опять бережно! очень бережно! почти любовно взяла обеими руками его полуобмякший уже член, тщательно облизала языком головку (ощущение было очень резким, и Красин несколько раз опять сладострастно вздрогнул) и только после этого легко поднялась на ноги.

Красин быстро привел себя в порядок, и они с Ирочкой вышли из подъезда. Всё происшедшее заняло буквально пару минут. Красин чувствовал себя в этот миг абсолютно счастливым. На седьмом небе! Парящим в каких-то волшебных облаках. Эмпиреях. Ему только что сделала совершенно сказочный минет девушка, о которой он мечтал всю свою жизнь.

2.

— Куда пойдем? В институт? — сияя весь от переполнявшего его счастья, переспросил Красин вопросительно глядящую на него Ирочку. Господи! Как хорошо! Та чуть улыбнулась и кивнула. Он быстро осмотрелся и сжал ладонью её ягодицу.

Девушка почти не возражала. («Ну, подожди, Олег! Не надо. Люди же!..») Платье и трусики на ней были совсем тоненькие. Красин почувствовал, что на восстановление сил для новых подвигов времени ему потребуется совсем немного.

Ура! Да здравствует молодость! Этак разика два-три я ещё уж точно успею! — радостно подумал он. Ему хотелось петь и кружиться на месте. Всё было великолепно! Погода, настроение, Ирочка рядом. Стоит только руку протянуть. Жизнь прекрасна и удивительна!

«Вот что! Жизнь прекрасна, товарищи! И она коротка — это самое, самое главное!» — пропел, точнее, проблеял он. Слуха у него никогда не было. Голоса, собственно, тоже. Ирочка мельком на него взглянула, но промолчала. Последняя, только что самим им проблеянная фразочка его, впрочем, слегка отрезвила.

Да, кстати! Насчёт «коротка». Времени-то у нас на самом деле совсем мало. Надо поторапливаться. На сокурсников посмотреть новыми глазами. Примерно зная уже, что с ними всеми дальше будет. А про некоторых так и вообще конкретно. Сашка Шабанов, вон, разобьётся через год. Или Жэка из нашей группы… Чёрт! Неужели я их всех сейчас опять увижу? Ну, дела!

Он покосился на молча идущую рядом Ирочку. Та шла, о чем-то глубоко задумавшись. По губам её блуждала какая-то неопределенная улыбка. Странная какая-то… То ли мечтательная, то ли… непонятная, в общем, какая-то. Чудная.

— О чем задумалась? — игриво толкнул он локтем девушку. Та медленно перевела на него глаза: «Как это время провести?.. — все так же задумчиво, словно про себя, будто размышляя вслух, тихо проговорила она. — Эти два часа… Единственные в жизни. Больше ведь они никогда не повторятся. Больше молодой мне уже не быть. Никогда. Ни-ког-да.

— Да-а уж… — не зная, что на это сказать, протянул Красин.

Какой-то слишком уж серьезный тон девушки его слегка озадачил. Чего это она? Хотя с другой-то стороны, если подумать, действительно? Никогда! Два часа молодости! Немыслимый подарок судьбы. И на что я его потратить собираюсь? Ирочку ещё пару раз трахнуть? Высшая цель?

А на что я должен его тратить? На размышления о смысле жизни? О том, что всё на свете превратно, всё на свете коловратно? Так об этом я ещё и дома вдоволь надумаюсь. Когда вернусь. Благо, ничем другим мне там и заниматься-то особо нечем. В моем-то возрасте. Сиди себе и думай. Хоть до посинения.

А здесь не думать надо, а делать. Делать! Молодо-зелено, погулять велено. Люби, пока любится! Еби, пока… М-да…В рифму не получается. Не поэт-с. Ну, не важно. Пока молод, в общем. Пока хочется! Пока можется. Пока стоит. А уж потом!.. Эх, хвост-чешуя! «А то, что придется потом платить, / Так ведь это ж, пойми, потом!» Гори всё потом синим пламенем! Не по две молодости жить!

Это, пожалуй, чуть ли не единственное, кстати сказать, что я за всю свою жизнь дурацкую и никчемную все-таки понял. Усвоил. Поздновато, конечно, как обычно, поздновато… но вот судьба дает мне ещё один шанс. Снова молодым два часа пожить. Настроение у неё, старой ведьмы, наверное, просто хорошее было. Сыта она была по горло, до отвала. Обожралась. Слопала какого-нибудь бедолагу, ну и раскисла. Расслабилась. Дай, думает, теперь доброе дело от скуки сделаю. Просто для разнообразия. Вот и…

Повезло, блядь, мне, короче! В лотерею выиграл. В жизненную. В первый и последний раз. Подфартило. Ну, так ─ живи!

Вместе с Иркой, кстати, на пару. Вот она о том же самом, небось, сейчас и думает, бедняжечка, головку свою маленькую ломает. Как половчее этим выигрышем своим распорядиться. Подарочком, блядь, паскуды-судьбы. Даром её, нежданным-негаданным. «Бойтесь данайцев, дары приносящих», ─ сразу же припомнилась ему подходящая случаю цитатка.

Что в переводе на русский язык означает: бойтесь троянских коней, ─ мрачно подумал он. ─ А судьба-злодейка только таких обычно, тварь, и подбрасывает. Троянских. С начиночкой. С сюрпризцем-с. Когда внешне-то конь и конь, а внутри пиздец сидит. И ждет своего часа. Всякие там полоумные менелаи-одиссеи, черти бы их побрали!

Ладно, впрочем. Плевать! У нас, у русских, и другая поговорочка на этот случай имеется. Припасена, так сказать. Мудрость веков. «Дареному коню в зубы не смотрят». Даже троянскому. Разберёмся!

— Ладно, кончай грустить! ─ снова толкнул он Ирочку. ─ Долгая дума ─ лишняя скорбь! Думать не думать, тому же быть. Давай оторвёмся там по полной, вот и всё! Хоть сто лет думай, а лучше этого не выдумаешь!

Ирочка с удивлением на него посмотрела, и Красин спохватился: «Чего это я одними пословицами-поговорками загвоздил, как скоморох на ярмарке? Начитался, блядь, за свою жизнь всякой дряни! Вот она теперь из меня и прёт. Отрыжка образования. Своих-то мыслей нет. Все заёмные. Очень удобно! Чуть что, сразу раз! ─ цитаточка-поговорочка! Шуточка, блядь, прибауточка. Чего-то у меня от всех этих мыслей мудацких опять настроение портиться начало. А такое было прекрасное!.. Завязывать надо со всеми этими думаньями. Самокопанием. Со всей этой достоевщиной».

— Слушай! ─ вдруг внезапно как вкопанный остановился он, с недоверием глядя на Иру. Та тоже остановилась и с недоумением на него посмотрела.

─ Ну, что? Чего ты на меня так смотришь?

─ Посмотри-ка на себя в зеркало.

─ Зачем?

─ Посмотри-посмотри!

Ирочка пожала плечами и полезла в сумочку.

— Ничего не замечаешь?

─ А что я должна заметить?

─ Чего, правда, ничего не видишь?

─ Да нет, вроде…

─ Ты изменилась! ─ возбужденно заявил, почти закричал Красин.

─ Стала красивее. Гораздо красивее! Вообще просто красавицей какой-то стала писаной-неписаной! Прямо как из сказки. Ирина Прекрасная. Ей-богу!

Он отступил на несколько шагов, окинул девушку восхищенным взглядом и даже языком от восторга зацокал:

— Це-це-це! Ну, у тебя теперь и фигурка! Класс! Куколка. Да ты просто богиня теперь какая-то! Венера Милосская. Афродита. Киприда. Таких вообще в жизни не бывает!

Ирочка, раскрыв от изумления рот, некоторое время его слушала, потом судорожно схватила свое зеркальце и стала жадно в него вглядываться.

— Да… Не может быть! Правда… Это и я, и не я… У меня вот здесь… И… Да! Всё исчезло! Что это значит?! Что же это такое-то!? ─ впилась она в Красина горящими глазами. ─ И фигура тоже?

─ Да ты бы на ноги свои сейчас посмотрела! От ушей! ─ Красин вдруг подбежал к девушке и бесцеремонно схватил её за грудь. Та от неожиданности в испуге отпрянула. ─ Ну, точно! У тебя какой размер груди был? Второй? ─ девушка, чуть смутившись, нехотя кивнула. ─ А посмотри, что сейчас!

Ирочка торопливо ощупала себя и подняла на Красина совершенно ошалелые глаза:

— Мама родная!

─ Да ты же у нас теперь секс-бомба! ─ засмеялся тот. ─ Мне, дело прошлое, всегда казалось, что у тебя грудь немножко маловата. Ну, так… самую малость. А вот теперь ─ в самый раз. Тютелька в тютельку! Как раз то, что надо. Самое оно. Как раз, как мне нравится.

Красин немного помедлил, прислушиваясь к себе и к своим новым ощущениям, и уже более спокойно и почти задумчиво продолжил:

— Ты стала именно такой, какой я хотел всегда тебя видеть. Идеальной девушкой моей мечты. Идеальной Ирой Беляевой. Твоя внешность подстроилась под мои вкусы. Улучшилась, ─ он ещё немного помедлил. ─ Но внутренне ты нисколько не изменилась. Странно… Ни на йоту! Ты именно та женщина, с которой я вчера встречался. Пардон, позавчера! Чего это я всё время путаю? Второй раз уже… Да… Ты та же… Не лучше и не хуже.

─ Откуда ты всё это знаешь? ─ пораженно спросила Ирочка.

─ Знаю!.. ─ так же задумчиво ответил Красин. ─ Знаю и всё. Чувствую. Меня колдун этот предупреждал, что у меня какие-то новые и необычайные ─ ну, необычные, в смысле, ─ возможности здесь появятся. Вот они, кажется, и появляются.

Он так и сказал: Вы их почувствуете. Вот я их сейчас действительно и чувствую… Только мне почему-то кажется, что это ещё не конец, ─ после очередной паузы ещё более задумчиво добавил он. ─ Будут и ещё какие-то. Будет и продолжение.

(И только меня всё это почему-то совсем не радует, ─ продолжил он уже про себя. ─ Черт его знает, почему. Не радует вот ─ и всё! Душа чего-то ноет… Мозжит.

К чему все эти фокусы? В какие игры тут со мной играют? Казалось бы, чего уж проще? Если она внешне так легко изменилась ─ то пусть бы и внутренне под меня подстроилась. Влюбилась бы в меня как кошка и бегала бы сейчас за мной на веревочке, в рот мне смотрела.

Однако нет! Внутренне она такой же точно стервой как была, так и осталась. Даже ещё хуже стала. Опаснее. Суперкрасивой стервой. Суперстервой. А это вообще гремучая смесь! Атомная секс-бомба. Нейтронная, блядь. Убивающая всё живое в округе. Ни у кого после неё даже и не шевелится!

Хотя, впрочем, мне-то что? Куда она от меня денется? Она же по-прежнему боится, что я её назад отправлю. А сейчас ещё больше бояться будет, собственными глазами увидев, какой я тут, оказывается, великий и всемогущий. Воочию, так сказать, узрев.

А кстати, могу я её, действительно-то, назад отправить?.. Хрен его знает! Может, и могу. А может, и нет. Не разберу пока. Да ладно! Никуда она от меня не денется. Это ясно.

Да и вообще! Должно же быть у неё ко мне хоть капелька признательности, благодарности, что ли, в конце-то концов! За то, что я её раскрасавицей такой сделал. Совесть-то у неё есть?.. Хотя, какая у этих баб совесть?! Накладные ресницы у них вместо совести. Одеваются и снимаются по мере необходимости…

Ладно, не о том я сейчас думаю. Не о том! Что-то там ещё такое было… важное…Что-то такое…Что-то мне ещё колдун этот из булочной говорил. Ясновидящий, блядь, этот. Или предупреждал… Предостерегал… Что же… что же?..

А, да! «Будьте повнимательней с этими своими новыми возможностями!» Или «поаккуратнее»?.. Ну, не помню, не суть важно. Что в лоб, что по лбу! Ну, и чего? Что сей сон значит? Что значит «повнимательней-поаккуратней»?.. Так, может, зря я тогда Ирку-то такой мисс мира сделал? На страх всем местным комсомолисткам. Она меня и в своем прежнем виде в общем-то вполне устраивала… Если уж на то пошло…

Как же она теперь домой-то поедет? Опять в старуху превращаться из Ирины Прекрасной? Из богини. Женщины же к таким вещам крайне болезненно относятся…

Хотя, а я-то тут причём? Это же независимо от меня всё случилось. Я тут ни сном, ни духом. Вообще не при делах… Или всё-таки «зависимо»?.. Сам же хотел?.. И вот, пожалуйста. Кушать подано!

А, черт!! Ничего я уже не понимаю! Во всех этих, блядь, ваших психологических закидонах и хитросплетениях. Головоломках ваших мудацких. «Зависимо!..», «независимо!..» «Хотел!..», «не хотел!..» Да пошли вы все со своими всеми этими колдовскими штучками!! Да, хотел! Хотел!!! Ну, и что? Дальше-то что?!

Я человек простой. Мне такая Ирка больше нравится. Когда у неё размерчик побольше и ножки постройнее. Не говоря уже обо всём остальном. Мне её такую трахать будет приятнее. И всё! Точка. А остальное мне до лампочки. До фонаря!! Больше меня ничего не касается! Не колышет!! Всё мне здесь по хую! И до пизды. У меня секс-тур!

Ну, или давайте у неё у самой сейчас спросим? Рада она, что красивее стала, или нет? Ну, давайте, давайте! «Ирочка, лапочка, может, ты опять подурнеть хочешь, чтобы переход потом не слишком уж резким был? А?.. Так это пожалуйста!»

Короче, по обоюдному согласию! И ей лучше, и мне. Вопрос закрыт. Я абсолютно прав. Прав!!.. Черт! Но почему же я себя так гнусно тогда чувствую?.. Будто ребенка обманул. Сердце что-то ноет…

«Сердце»!! Чего я сам тут стою ною, ты мне лучше скажи!? Ну, что я за человек такой! Ни рыба, ни мясо. Химера какая-то. Как там у неё?.. Голова льва и туловище козы?… Или наоборот?.. А, не помню! Козел, в общем, с львиной гривой. Из бабы конфетку сделали, Клеопатру-Нефертити, блядь, в натуре ─ молодая, красивая! еби да радуйся! ─ нет!! Опять не так! Да едрить твою в корень! Другой бы на моем месте скакал и прыгал от радости! (Козлом. С львиной гривой.) А я?

Думы, видите ли, стою думаю. Время драгоценное только опять попусту теряю. Баба под рукой, а я стою мастурбирую. Голову ей морочу. Мыслитель, блядь, нашелся. Думатель. Гамлет хренов. «Быть иль не быть?» «Всадить иль не всадить?» А если всадить, то кому?.. Да, конечно, всадить! Всадить, вытащить и ещё раз всадить! Засадить этой Офелии по самые помидоры! Для того они, эти Офелии и существуют. Чтобы им засаживали. А иначе они топятся с горя. Дают ─ бери! Пока думать будешь, она другому даст. Рожна мне, что ли, надо? Сам же ей советовал не думать!

И всё-таки! Я это сделал или не я? Вот, положа руку на сердце?.. Ну, я! Я! я! я! Почувствовал вдруг, что могу, и не устоял. Сразу решил попробовать. Улучшить, так сказать, породу. Ну, не спросил её, просто не успел. Спонтанно как-то всё получилось. Раз! ─ и… Царевна вместо лягушки. Ну, каюсь, каюсь! Ну, хорошо, виноват.

Но что это меняет?! Что? Ну, спросил бы. Она бы что, отказалась? Есть такая женщина на свете, которая бы отказалась? Есть, я вас спрашиваю? Покажите мне её! Нет!! Нет, нет и нет! Нет таких женщин и быть не может. Нетути! Так что результат всё равно был бы в точности тот же самый. Всё!! Хватит! Пойдем лучше плодами трудов своих праведных теперь пользоваться. Ирочкой новой лакомиться. Пеночки с неё снимать. Стружечку. Проверять, всё ли в точности у неё теперь под меня подогнано. А то зря я, что ль, старался-то?

Дьявол!! И всё же зря я всё это сделал! И про обоюдное согласие всё чушь! Бабы в этих вопросах вообще как дети. Сразу голову теряют. Это и ребенок к свечке руки тянет. Нельзя ей было вообще такую игрушку показывать. Нельзя! Искушать. Дьявольщина!! Будь всё проклято! В Господа Бога решил поиграть, мудак несчастный? И ведь предупреждали же! Блядь!!)

— Ладно, пошли, чего здесь торчать! ─ тряхнул головой Красин, отгоняя мрачные мысли. ─ Только давай всё же порознь пойдем, чтобы внимания зря не привлекать. Ты чуть впереди, а я за тобой. А то с тобой рядом теперь и идти-то нельзя. Ты как прожектор светишь. За версту видать.

Подходя к проходной, Красин замешкался, похлопывая себя по карманам в поисках студенческого. Ирочка тем временем уже успела пройти в институт. Красин нашел наконец-таки свой билет (он оказался в рубашке, в грудовом кармане), полюбовался на свою фотографию, какой от там на ней умный да серьезный (ну, как же!.. будущий ученый муж же! Архимед же, блядь!), и затем тоже вошел в вестибюль.

«Господи! До чего же всё знакомо и вместе с тем как странно всё теперь смотрится! ─ Красин озирался и откровенно крутил головой. ─ Все эти серпы-молоты». Он заметил, что Ирочка остановилась впереди и уже болтает вовсю с двумя какими-то незнакомыми ему девицами. Подруги, что ль? Вроде, не с их курса?.. Сам он пока никого из знакомых не видел. На Ирочку оборачивались. Она сияла в центре вестибюля, как какое-то маленькое солнце. От этого зрелища на душе у Красина стало ещё тяжелее. Устроил я ей, блядь, сказку про Золушку. Часы бьют полночь, и!.. Только, в отличие от сказки, уже навсегда.

Вообще у него опять появилось какое-то беспокойное, свербящее чувство, что он бездарно теряет время. Часы действительно скоро пробьют полночь. Надо что-то делать! Как-то по-другому эти бесценные минуты проводить! Эти поистине драгоценные два часа. На что он их всё-таки потратить-то собирается? На пустые разговоры ни о чем со своими абсолютно ему неинтересными ни сейчас, ни тогда, в сущности, сокурсниками? Из которых так ничего в жизни и не вышло. Как и из него, к слову сказать. Ладно, какая разница! Вышло — не вышло. Не о том я думаю. Надо что-то делать! Срочно. Прямо сейчас. До чего же бестолково время уходит!

Между прочим, если это действительно что-то типа параллельного мира, как колдун этот мне объяснял, с нашим миром никак не пересекающегося, то я могу здесь что угодно вытворять. Лишь бы меня за два-три часа не поймали. Да хоть убить кого! Пока меня найдут!.. За два часа уж точно не найдут. А потом меня уже здесь не будет. Исчезну! Да даже если и найдут! Просто обидно будет, что все свои два часа я в отделении, как мудак последний, проторчу. Но потом-то все равно исчезну. Назад вернусь. В свой мир. Короче, бояться мне здесь нечего.

По уму-то следовало бы выбрать сейчас любую телку, по вкусу, затащить куда-нибудь, трахнуть и придушить потом. Чтобы кипешь не подняла. Масса новых ощущений!..

Да нет! Бред мне опять какой-то в голову лезет! Чушь собачья! Во-первых, как её затащить; во-вторых, куда; а в-третьих, на фиг мне это вообще надо? Зачем мне какие-то там левые телки, когда у меня красавица-Ирочка есть, каких свет не видел, ещё ни разу не трахнутая. Кисочка моя ненаглядная. Ради которой я сюда и приехал. Первая любовь. Почти ещё и не тронутая. Не распробованная. Ну, так… отсосала разочек для начала, но это, можно сказать, и не в счет. Это так… Разминочка была. Тренировочка. Причем с устаревшей моделью.

А вот теперь пора бы и к основному, так сказать, действию перейти. Действу. С усовершенствованной. А то я уже опять хочу. Хочу-хочу-хочу! Где она там? Хватит ей болтать. Да и вообще бред мы затеяли. Прогулки все эти: ты впереди, я сзади. Некогда всеми этими благоглупостями заниматься. Да и кого стесняться? Всех этих?.. Они же все равно через два часа навсегда исчезнут. Ненастоящие! Просто ожившие… на время. Как в «Фаусте», во второй части… Ладно, тьфу! Хватит всей этой болтологии. Быстрей, быстрей! Для начала Ирочкой займемся. Ну, где там она?

Красин выхватил её взглядом из толпы и решительно двинулся вперед.

— Извини, Ир, можно тебя на секундочку! ─ подойдя вплотную к по-прежнему увлеченно болтающей троице, довольно бесцеремонно обратился он к Ирочке. Остальные две девицы сразу, как по команде, замолчали и в каком-то, почти комическом негодовании безмолвно на него уставились. Как будто он совершил некую вопиющую бестактность. Разговор, блядь, очень важный прервал. Какие трусы завтра одеть.

Дуры никчемные! Куклы-манекены. Двухчасовые-одноразовые! ─ в злобном раздражении подумал Красин.

Ирочка тоже удивленно на него взглянула, переглянулась с остальными девицами, слегка даже пожала плечиками (не понимаю, дескать, чего этому нахалу и невеже от меня надо!) и только потом медленно и словно неохотно, плавно поплыла к нему. Царь-девица, блядь! Леблядь.

— Слушай, хватит дурью маяться! ─ яростно зашептал ей Красин. ─ На что мы время тратим? На прогулки гуськом, чтобы никто не заметил ничего? Как шерочка с машерочкой. На болтовню с этими ожившими привидениями? Чего мы на них вообще внимание обращаем? Это же не люди! Это тени! Призраки. Они через два часа исчезнут. Бесследно и навсегда. Да плевать на них! Чего они там «подумают»! Ты чего, с ума сошла?! «Два часа»!.. «Единственные»!.. «Никогда»!.. «Как бы их провести»!.. Думала-думала и надумала. В болтовне с подружками! Даже не с подружками, а вообще неизвестно с кем. С муляжами их, прости господи! Тьфу! Знал я, что все бабы дуры, но чтобы до такой степени!.. Думал, ты хоть немного поумней.

Короче, я тебя опять хочу. Сил нет! Только теперь уже чтобы по-настоящему трахнуть. По-взрослому. По полной программе. Пошли для начала аудиторию пустую искать. А там видно будет!

Он чуть ли не бегом устремился к ведущей на этажи лестнице.

— Да подожди ты, Олег! ─ взмолилась Ирочка. ─ Дай я хоть перед девочками извинюсь! А то неудобно как-то…

─ Перед кем «неудобно»?! Какими «девочками»!? ─ чуть ли не заорал в ответ Красин. ─ Очнись! Вспомни, где мы! Нет их!! Нет! Это всё миражи. На два часа созданные. Наваждение! Морок. Что с ними церемониться!? У нас всего два часа есть! Ты понимаешь это??!!

Ирочка испуганно замолчала. Он уже почти бежал по лестнице, прыгая через ступеньку. Ирочка лишь с трудом за ним поспевала.

Так… второй этаж… Посмотрим для начала здесь… Занято… Занято… «Извините!» Хуй ли я извиняюсь!? Перед кем!? «Извините!» Тьфу ты! Вот бред! Да, действительно… Психологический барьер. Воспитаньице-с. Сказывается, так его растак! Хамить, оказывается, совсем непросто. Даже призракам. «Извините!» «Извините!» Ладно, черт с ними! Ну, где? Где!!?? Блядь, последняя аудитория… Всё! Пиздец!! Голый Вася.

Надо на третий этаж бежать. Ебаный в рот! Я так и буду тут здесь все эти два часа по этажам, как заведённый, шнырить? По лестницам прыгать и скакать? Как какой-то, блядь, гигантский кузнечик. Как попрыгунья-стрекоза. «Ну, как Ваше путешествиеце, многоуважаемый Олег Викторович? Понравилось? С пользой хоть время-то там провели?» — «С пользой, блядь! Превосходно-с!» Ебаный в рот! Нет, ну я просто охуеваю! Я просто, пр-росто охуеваю!! Это что же такое делается-то!?

Между вторым и третьим этажом Красина вдруг окликнули.

— Привет, Олег! — перед ним стоял один из его институтских приятелей. Как нарочно, тот самый Жэка, через год погибший в автокатастрофе. Бог ты мой! Сгинь! С нами крестная сила!

— Привет, Жэка! — с трудом заставил себя произнести Красин, еле удерживаясь от инстинктивного желания перекреститься.

— Чего ты на меня так смотришь? — удивленно переспросил приятель.

— Д-да… Д-да…н-нет…н-нич-чего… Ничего! Нормально всё! Нормалёк! Всё путём!

(Чёрт! Как там тогда разговаривали-то? Какими выражениями? Идиомами? «Нормалёк» — это откуда? Оттуда или отсюда? Может, лучше одним матом? Он-то уж точно не менялся.

«Да хуйня! Не бери в голову! Заебись всё!»

Хотя, «не бери в голову»… Черт! О чём я опять думаю!!?? «Оттуда»!.. «Отсюда»!..

И, кстати, насчет «заебись». Так я, похоже, сегодня и не «заебусь», если так и дальше пойдет. Вот меня заебут, это точно. Уже, блядь, заебали! Я тут прямо, как Руслан вокруг Головы, битый час уже тусуюсь. «Еду-еду не свищу, а наеду не спущу!» Только с точностью до наоборот. Свищу-свищу да всё никак не поеду. Никак не «спущу». Никак у меня не возьмут… в…голову.

Тьфу!! Тьфу! Тьфу! Тьфу! Изыди!! Хватит болтать. Хватит!!

Пора бы наконец и делом заняться. Наехать и спустить хоть разочек. В отличие от этого импотента Руслана. У которого, вероятно, просто не стояло. Вот он Голове и плачется. Помоги, мол! А то я в постели чего-то последнее время все только еду-еду, да никак не доеду, никак у меня не встанет; а если и доеду, если и встанет иногда случайно, так всё равно никак не кончу. Не спущу. Ну, а та, вместо того, чтобы взять!.. да и… помочь человеку, смеяться над ним начала. Ну, слово за слово… Да-с… Смешно. Юмор, блядь. В коротких штанишках. Это я юморист такой. Свистун. Как Соловей-разбойник. Свищу-свищу…)

— Извини, Жэк. Я тут спешу сейчас. (Ирочку трахать!) Потом поговорим. (В аду!)

Приятель как-то странно на него посмотрел, потом перевел взгляд на стоявшую рядом нечеловечески просто прекрасную Иру, но ничего не сказал. Впрочем, Красин о нем уже почти забыл. Сразу же, как только отвернулся. Некогда! Не до привидений ему сейчас. Недосуг. Не-до-суг.

Хотя, конечно, есть во всем этом что-то странное. Противоестественное. Такое событие, путешествие в прошлое, в другой мир, а я только о том думаю, как бы бабу здесь отодрать. Пусть даже и давно и страстно желанную и горячо любимую. Неужели у меня других интересов нет? Более высоких, важных, что ли?.. Как-то это даже оскорбительно…

А какие «другие интересы»? Конечно, нет! Любовь! любовь!.. Любовь-морковь, сунуть-вынуть ─ самое главное в жизни. «Aimons, dansons et chantons». «Любим, танцуем и поём». Это и есть жизнь. Всё остальное понты. От лукавого. А!.. там ещё «buvons», кажется, есть. «Пьём». Если я французский, конечно, не совсем ещё забыл. Тоже правильно… Но, в любом случае, сначала «aimons»! Аimons! aimons! аimons! Чем больше, тем лучше. А потом уже всё остальное. Все эти chantons и dansons. Потом уже споём и спляшем. На радостях, что дала наконец. На-конец… Хм?..

Ёббанный в ррот!! Да я, оказывается, просто болтунишка какой-то! Словесный пачкун. Полоскун-потаскун. У меня просто речевое недержание, понос какой-то словесный тут начался! Умственное, блядь, отравление. Акклиматизация во времени. Болезнь всех путешественников и туристов. О чем-то несвежем, наверное, подумал. О всех этих зомби, к примеру, какими они все симпатичными лет через 20 станут… Всё! ВСЁ!!! Всё.

Теперь только трахаться. Трахаться, трахаться и трахаться! Как завещал великий Ленин. И никаких гвоздей! Как добавлял Маяковский.

Правильно. Насчет гвоздей надо повнимательней. Трахать-то её на столе наверняка придется. А где же ещё? Ну, или на стульях. Да нет, о чем это я! На каких ещё стульях? «Какая ещё собака?» Разъедутся ещё в самый ответственный момент. Сломаешь себе… чего-нибудь. С дури. Вот только этого, блядь, мне здесь и не хватало! Как это говориться? «С дури можно и хуй сломать»? Во-во!

Можно. Свалившись со стульев. Ничком. Как перевернутый Буратино. Колдуну потом будет стыдно в глаза смотреть. «Ну, как Ирочка?» ─ «Да я там… видите ли…»

На столе, короче!

То есть не в том смысле «короче», что член, трахая на столе, можно иметь и покороче, поскольку возможность для маневра тут побольше, чем на стульях, или, что сам акт на столе удобнее, а в том, что… Вот черт! Надо же! Когда перевозбужден, об этом деле только и думаешь, все слова потенциально сексуальными какими-то становятся, какой-то второй смысл сразу приобретают. Обретают. Второе дыхание! Подтекст. Даже самые, на первый взгляд, тривиальные, нейтральные и безобидные. Обыденные.

Удивительно! Никогда этого раньше не замечал. Просто внимания не обращал. Наверное, потому, что перевозбужден никогда не был. А может, потому, что суррогатами всегда довольствовался. Эрзацами. Даст, не даст ─ да какая разница! Не очень-то и хотелось. А тут ─ очень-то. Очень! Очень даже очень! Ещё как хотелось-то!! В смысле, хочется. Причем в самом, что ни на есть, прямом смысле. Первом. Без всяких там подтекстов и задних мыслей.

«Под», впрочем, тоже о-о-очень сексуа-а-альная приставочка!.. Двусмы-ысленная… Имеющая два смысла. Причем второй лежит по-о-о-од первым… А она их обоих при этом еще и име-е-ет… Что же касается задних мыслей!..

Ну, всё! Я, кажется, совсем свихнулся! Временное помешательство на сексуальной почве. Спермотоксикоз. Или как это там правильно называется? Когда сперма в голову бьёт? Кувалдой. (Ага! Третий этаж. Ну, здесь-то что? Занято…Занято…)

Ну, в общем, на столе. «В общем»-то, вроде, нормально? Ну, если не считать слабого намека на групповуху… Оргию…Но это уже я-явная натяжка!.. Я-явная!.. Эта… как её?.. «смысловая галлюцинация». Ещё группешка есть такая… Песенка у них эта… «Вечно молодой». Из фильма «Брат». Как раз про меня. Я тоже сейчас в некотором смысле «вечно молодой». Ну, не вечно, положим. Временно. Временно молодой. Всего на два часа. Которые убегают, уплывают, утекают совершенно бесследно! Кап! кап! кап! «Я мог бы выпить море…» «Я мог бы трахнуть Иру…»

Если бы нашел, блядь, свободную аудиторию в этом грёбаном институте!! Битком забитом всяким тупоголовым мудачьём. Намертво окопавшимся ну в каждой буквально аудитории! Ну!.. («Извините!») Всякими, блядь, учеными долбоёбами. Н-да… Каким же я, оказывается, был тогда идиотом! Тоже ведь так сидел. Грыз гранит. Ну и что в итоге высидел? Выгрыз? Лысину на всю голову? (Так!.. «Из…» Да пошли вы все! Козлы!) Да… Так о чем я тут думал? А, ну да. Значит, на столе. («Извините!» Чтоб вы сдохли все!! Засохли! За своими компьютерами. Хотя у них тогда ещё и компьютеров-то не было. Только большие. Стационарные ЭВМ-ы.)

Посадить её, лапочку мою, на краешек стола, ножки ей раздвинуть… Или лежа можно. Стол большой. Да нет, лежа стрёмно. Войдут ещё. Застукают. Уроды какие-нибудь. На этом все мои сексуальные подвиги здесь и закончатся. Оставшееся время буду с местным начальством ругаться. С деканом, блядь, каким-нибудь задроченным. Или с кем там?..

О-о-о!.. Пустая!!! Пустая аудитория!! Ну, наконец-то! Нашли.

Красин посторонился, пропуская Ирочку, потом схватил первый попавшийся стул и, вставив его ножку в ручку двери, заблокировал её. Пусть ломятся, если хотят. Тьфу на них! «Плевать на это ─ очень хочется!»

Он, дрожа от возбуждения, буквально подтолкнул Ирочку к ближайшему столу и усадил на него, высоко задрав девушке платье и широко раздвинув ей ноги. При виде её голых ляжек и ослепительно-белых трусиков перед глазами у него опять всё поплыло, как тогда, в подъезде.

— Подожди, ─ шепнула Ирочка, рукой отстранила его, мягко спрыгнула на пол, поспешно сняла, наклонившись, свои трусики и сунула их в карман, после чего, аккуратно расправив платье, снова, торопясь, уселась на стол и широко раздвинула ноги. Тугие, вьющиеся волосики там, между ног, у неё оказались тоже рыжие.

Красин, совершенно потеряв при виде открывшегося ему соблазнительно-манящего зрелища голову, зрелища, которое он до этого видел в своих тайных, сокровенных мечтах тысячи раз, не в состоянии оторвать от него глаз и почти ничего не понимая и не видя и не слыша больше вокруг, быстро спустил трусы и брюки и, путаясь в них (брюки, естественно, сразу же упали вниз, на самые ботинки), неуклюже переступая прямыми ногами, кое-как подковылял к столу. Ирочка блестящими глазами смотрела на его, чуть подрагивающий, предельно напряженный детородный орган, похожий на стрелку часов, указывающую на полвторого.

Как только Красин приблизился вплотную, девушка слегка откинулась всем корпусом назад и, опираясь за спиной у себя о стол прямыми руками, ногами обхватила его тело на уровне поясницы. Красин трясущейся от волнения правой рукой обильно смочил слюной головку своего пениса и с нажимом провел им несколько раз ─ вверх-вниз! вниз-вверх! ─ вдоль чуть приоткрывшейся призывно в женской плоти, розоватой внутри, зияющей узенькой щелочки. (Ирочка часто задышала, неотрывно следя за всеми его действиями.) И наконец, задержав дыхание, медленно-медленно ввел туда, внутрь, во что-то мягкое-мягкое! нежное-нежное! весь свой член… весь!.. без остатка!.. до самого конца!.. (Ирочка полувсхлипнула-полувздохнула: «А-а-ах!..» ─ и в сладкой истоме прикрыла глаза, почувствовав его наконец в себе, в своём лоне!) секунду помедлил, желая продлить этот блаженный миг как можно дольше, потом так же медленно и плавно двинулся тазом назад (Ирочка опять еле слышно длинно всхлипнула: «А-а-а-а-ах!..», ощутив внутри себя это движение)… вперед…опять назад…, а затем во все нарастающем темпе, стараясь всеми силами не торопиться и в то же время совершенно не в силах с собой ничего поделать. Девушка глубоко, прерывисто вздохнула, открыла глаза и, обхватив шею Красина руками, порывисто прижалась к нему к нему всем своим телом, сладострастно вздрагивая и коротко вскрикивая при каждом новом толчке: «Аа-а!.. Аа-а!.. Аа-а!..», сначала тихо, а потом всё громче и громче.

— О-о-о-о-о-о-о!.. Ми-и-и-и-илый!.. ─ проворковала-прошептала-простонала-промурлыкала она, почувствовав, что Красин кончил… и в тот же самый миг стул с грохотом упал, и дверь распахнулась! Вероятно, её давно уже трясли, но счастливые любовники последние несколько минут ничего вокруг себя не замечали.

На пороге стояла взбешённая преподавательница, а за ней виднелась целая толпа с любопытством заглядывающих в комнату веселых студиозов. Судя по всему, у какой-то группы было по расписанию в этой аудитории занятие, вот они и заявились.

Красин, застигнутый врасплох, стоя посереди аудитории со спущенными до пола штанами, совершенно растерявшийся и охваченный дикой паникой, в ужасе на них оглянулся и в то же мгновенье почувствовал, что что-то изменилось. Он не мог себе объяснить как, но он явственно ощущал всех присутствующих, как будто держал в руках какие-то невидимые нити, всеми ими управляющие. Он мог делать с ними теперь, что угодно. Захочет ─ они замрут, захочет ─ снова задвигаются. Отныне он их полностью контролировал.

«У Вас там будут некоторые новые возможности. Вы их просто почувствуете в себе ─ и всё», ─ сразу же снова припомнились ему наставления колдуна.

Ага! Вот он и почувствовал. Опять. Как и ожидал. Предчувствовал. Ещё тогда. Когда Ирочку. Красавицей делал. Что ж. Прекрасно! Просто прекрасно. Замечательно. (Красин глубоко вздохнул: «Аааа-ааа!», восстанавливая дыхание.)

Кстати, он впервые за всё это время по-настоящему ощутил, что и Ирочку теперь действительно может в любой момент домой отправить. Назад в будущее. До сих пор он по сути просто блефовал. Хотя, впрочем, это-то как раз его сейчас меньше всего волновало. Никуда отправлять её он не собирался. Особенно теперь, когда с зомбиями с этими проклятыми, кажется, покончено раз и навсегда, никаких проблем с ними больше не будет. Наконец-то! Слава тебе, Господи!

Они у меня теперь как шелковые. Вон стоят, вытаращившись. То-то же!

Он спокойно наклонился, поднял брюки и стал приводить себя в порядок. Черт! Член был влажным и липким. Вытереть бы чем-нибудь! Платок бы какой, что ли. Или салфетку.

Неожиданно в голову ему пришла забавная мысль. Он мельком взглянул на Иру. Перепуганная девушка скромненько стояла с совершенно невинным видом рядом. И платьице на ней было в порядке, и всё остальное. Ну, занималась с сокурсником в свободной аудитории наукой. Закрылись, чтоб не мешали. Выводами, блядь, научными увлеклась. И вводами. Красин бы не удивился, если бы она уже и трусики успела надеть. Дамочки в такие моменты ещё и не на такие чудеса и фокусы способны! Куда там Копперфильду!

Красин посмотрел на стоящую ближе всех к нему преподавательницу. Ничего, вроде…Молодая. Он еле заметно шевельнул бровью, и женщина двинулась к нему. Ирочка в испуге съёжилась. Женщина подошла вплотную, встала на колени, бережно взяла руками его бессильно висящий член и принялась его тщательно облизывать. Красин опять покосился на Ирочку. Та смотрела на эту сцену, вытаращив глаза и не в силах, видимо, вымолвить ни слова.

— Да не напрягайся ты так, ─ небрежно бросил ей Красин, усмехнулся и подмигнул. ─ Я, оказывается, могу их всех контролировать. Колдун мне вообще-то говорил об этом, но я его тогда не понял. А сейчас наконец разобрался, что к чему. Сориентировался. Под влиянием аффекта, вероятно, ─ снова усмехнулся он. ─ Сильнейшего, блядь, потрясения!

(Он впервые позволил себе употребить при Ирочке ненормативную лексику. Просто вырвалось. Ирочка промолчала. Не обратила на это вообще никакого внимания. Похоже, даже и не заметила. «Ну-ну!.. ─ с иронией подумал Красин. ─ Возможно, жизненный опыт у мадам несколько богаче, чем на первый взгляд кажется».) Будучи застигнутым врасплох на месте преступления в самый, так сказать, ответственный момент со спущенными штанами. Пикантная, в общем, ситуация. Сориентируешься тут. Чтобы импотентом на всю жизнь не стать.

— Ладно, хватит! ─ произнес он, обращаясь к преподавательнице. Женщина послушно встала, повернулась и пошла на свое первоначальное место у двери, на пороге аудитории.

Ирочка проводила ее долгим взглядом, потом в полном изумлении повернулась к Красину.

— Так ты что, действительно можешь делать с ними, что угодно? Как, вот так просто приказываешь, и всё? Ничего больше?

(Красин невольно почувствовал укол ревности. Как-никак… только что… прямо у неё на глазах… Другая женщина… Могла бы, блядь, хоть для приличия слегка обидеться! Ей что, всё равно? А как же тогда все эти ахи-охи? «О-о-о-о!.. Ми-илый!»? Это всё игра, что ли? Она что, вообще ничего не чувствовала?)

— Да даже говорить не надо, ─ нехотя ответил он. ─ Это уж я так. Для пущего эффекта. ─ Красин помедлил. ─ Можно и мысленно, ─ рассеянно закончил он, пытаясь разобраться внутри себя с этими своими новыми супервозможностями. Всё-таки не всё еще с ними ему было до конца ясно.

— Слушай, Олежек… ─ нерешительно начала Ирочка. Красин изумленно вскинул на неё глаза. «Олежек»! Однако! Ну, надо же! Какие нежности. Это уже что-то новенькое. Так она его ещё никогда не называла.

Видно было, что девушка колеблется и не решается что-то сказать.

— Ну, ну!.. ─ подбодрил её Красин. ─ В чем дело?

─ Слушай!.. Ну, ты понимаешь… Но ты только не обижайся, ладно?

─ Ну, говори, говори! ─ опять поощрил её он. Ему стало интересно.

─ Нет, ну ты обещаешь не обижаться?

─ На что?

─ Нет, ну ты мне сначала пообещай!

─ Ну, хорошо, обещаю, обещаю! Так в чем дело?

─ Нет, не «обещаю, обещаю», а правда пообещай. По-настоящему.

─ Господи-боже! Ну, хорошо. Обещаю, что не обижусь. По-настоящему. Торжественно клянусь. Ну что, довольна?

Любопытство Красина было разожжено до предела. Что это она ещё затеяла?

— Нет, ну правда?

─ Господи!! Да правда, правда! Не обижусь! Говори ты наконец! Ну, что?

Ирочка быстро на него взглянула, потупилась и, покраснев слегка (Красин это с удовольствием заметил), тихо-тихо сказала: «Поцелуй меня».

─ Что-о? ─ ошеломленно переспросил Красин.

─ Ну, поцелуй меня! Обними.

Красин, ничего не понимая, послушно обнял и поцеловал девушку. Он хотел уже отстраниться, но Ирочка жарко к нему прильнула, и поцелуй получился страстным и долгим.

— Ты меня любишь? ─ ещё тише прошептала она.

─ Люблю, ─ не раздумывая, соврал Красин. (Трахать! ─ тут же добавил он про себя.)

— Правда?

─ Правда.

(Вот заладила! Правда… кривда!.. Чего она, интересно, сказать-то мне такое уж собирается после столь долгих предисловий? Никак всё не решится. «Нельзя ль узнать, в чём дело существо, / К которому так громко предисловье?» Признаться, что ли, в чем? Даже не представляю!)

─ Тебе было хорошо со мной?

─ Конечно. А тебе? ─ все же не удержался и он от вопроса.

─ Очень!! Очень-очень! ─ Красин самодовольно усмехнулся и погладил девушку по голове. ─ Правда! Ты самый лучший мужчина на земле. Самый-пресамый! Лапушка, ─ Красин погладил еще раз.

— Так что ты мне хотела сказать… любимая? ─ после паузы спросил он. («Лапушка»… Мужской род ─ «лапушок». Хм… Лопушок!)

— Олежка, а можно мне сейчас еще с кем-нибудь? Ну, из этих?.. Ты же им можешь приказать?

─ Как это «еще с кем-нибудь»? ─ не веря собственным ушам, ошарашенно переспросил Красин, во все глаза глядя на явно смущенную девушку.

─ Ну, ты же всё равно пока не можешь, и они же всё равно вроде как не настоящие. (Да, не настоящие… Дети, блядь! Но ебутся, как взрослые, ─ вспомнился Красину какой-то старый анекдот.)

─ А ты разве не кончила? ─ не зная, что сказать, произнес он первое, что пришло ему в голову.

— Нет, кончила, конечно! Кончила! ─ Ирочка снова прижалась к стоявшему, как столб, Красину и жарко поцеловала его в губы. ─ Но ты же знаешь, у нас, женщин, всё по-другому. (Да уж! ─ мелькнуло в голове у Красина.) Я уже опять хочу… ─ стыдливо, еле слышно, призналась она.

(Да-а!.. Вот тебе и Ирочка! Пай-девочка. Ишь, как заговорила! Открытым текстом. Мужика хочу, а у тебя не стоит. И это ведь ещё только цветочки. Просто из вежливости. Просто потому, что ей от меня чего-то надо. Что у меня разрешения надо спрашивать. Что без меня ничего не получится.

А на самом-то деле: мужика хочу и желательно нового! Свежего. Раз выбор есть. Для разнообразия. Впрочем, мой милый, когда у тебя опять встанет, то я ведь готова! Всегда пожалуйста! Обслужу вне очереди! С превеликим удовольствием. Я же люблю тебя, ты же знаешь! Больше всех! Всех-всех-всех! Лапушка.

Ну, а пока, пока мой лапушка отдыхает и сил набирается ─ ну, чего мне зря простаивать-то? Заодно и потренируюсь. Пока.

А действительно, чего ей зря простаивать-то? ─ подумал вдруг Красин. ─ Она права. Времени мало, чего его на воздыхания да обжиманья-обниманья тратить? Да и с кем? Кто я для неё? Никто. Мы сто лет до этого не виделись. Она от меня поначалу вообще удрать хотела. А все эти её: «милый» да «люблю» ─ просто входят в цену. В условия сделки. Я же ей сам прямо сказал: «изображай!» ─ вот она и изображает. Старается по мере сил. Отрабатывает.

Но в свободное от «изображения» время… Почему бы ей, в самом деле, и не отдохнуть? Поразвлечься. Расслабиться. Душой и телом. Дать волю фантазии!

Тем более такая возможность! Сказочная. Которая никогда уже в жизни больше не повторится. Ты молодая, красивая, желанная! Полная сил. И все мужики на два часа твои! В твоей полной власти. Делай с ними, что хошь! Хоть сама их трахай. И никто никогда ни о чем не узнает. Да и вообще это вроде как и не по-настоящему. Типа сна. Всегда для самой себя отмазка есть. Если уж ты такая, блядь, честная-распречестная.

Да-а!.. Да я бы и сам на её месте!.. Я и на своем-то сейчас всех баб бы вокруг перетрахал, по очереди, во все дыры и всеми способами, да, к сожалению, не могу. Физиология проклятая! Видит око, да зуб неймет. Н-да… «Зуб»… Жди теперь, пока он встанет. Зуб этот. Вырастет. Черт!

А чего, пусть трахается! Как кошка. Со всеми подряд. Мне-то что? Да на здоровье! Я ей не муж, в конце концов. Даже хорошо, что она ему рога наставит, еще одни, в моем присутствии. Да и вообще посмотреть интересно. Любопытно. Может, и сам присоединюсь… ─ при этой мысли Красин почувствовал приятное волнение. Не только ревности никакой не было, а даже наоборот. Он вдруг и сам загорелся этой идеей.

Точно! Групповуха. Оргия. Оргия-оргия-оргия! Надо её на групповуху раскрутить. Хотя на групповуху-то она, наверное, и не согласится поначалу… Хотя!.. Ну, в общем, пусть начнет, разогреется. В процесс втянется, а там уж посмотрим. Поглядим. Как пойдет! Как войдет. И как выйдет. Чего, действительно, время-то зря терять? Я свое в любом случае всегда получу. Я так чувствую, у неё на всех хватит. Вот у всех бы только на неё хватило. Девушка-то серьезная… Впрочем, народу в институте много.

И мне, кстати, тоже прямая выгода. И смотреть приятно… быстрее возбужусь… возбудюсь… зуб мой, короче, быстрее вырастет. Который пока «неймет». Хотя самому-то мне уже и опять неймется. Но зуб пока неймет. Ладно, хватит опять болтать. Опять, что ли, начинается? О чем я опять несвежем подумал? Господи, сплошные «опять»! Пять «опять» подряд! Или четыре? Ну, не важно. Это у меня от волнения, наверное. От возбуждения. Да, так о чем я опять плохом подумал-то? (Ну, вот и недостающее пятое!) Испорченном? Да вроде, ни о чем?.. А! о групповухе. Сексуальной оргии. Об эпизодах и массовых сценах. О слишком остром. Эффект для сознания тот же. Умственно слабит. Плохо переваривается. Поначалу. А потом нормально. Потом привыкнешь. Он, он, ты да я ─ наша дружная семья! Ничего! Привыкну.

А мыслишка-то приятная. Острая… соленая… Пря-яная. Оживляет основное блюдо. Как соус. Новый вкус ему придает. Пикантность. Все на борьбу с пресностью! Всем скопом.

Красину уже и самому не терпелось начать. А чего тянуть? Время!

Он новым взглядом посмотрел на Ирочку. Представил, как она стоит на четвереньках… один снизу, под ней… ну, как обычно!.. её имеет… пользует… в смысле, куда обычно… работает, мальчик!.. старается!.. традиционно, так сказать… да… второй — сзади, в попку её, естественно… трахает потихонечку… сопя от удовольствия… с чувством, с толком, с расстановкой!.. лучше вообще пусть это какой-нибудь их общий знакомый будет! так пикантнее!.. ну, а третий — тот спереди, в ротик её!.. в ротик!.. Сосёт она у третьего!.. Лижет ему… Ли-и-ижет!.. Язычко-ом!.. Да-а… да-а!.. Во-от!.. вот та-ак!.. У-умничка!.. Сосочка моя ненаглядная… Ми-илая!..

Спереди-то и я могу потом подойти. Когда насмотрюсь-налюбуюсь… Тоже дать ей… Пососать-полизать немножечко… Возбудиться чтобы… По волосам её мягким и шелковистым погладить, по голове, слова ласковые и нежные на ушко пошептать, наклонившись на секундочку и прервавшись… Потом опять выпрямиться, в рот ей снова с улыбкой вставить неспешно и, не прекращая движений ни на мгновенье, попросить робко, без слов, пальчиком лишь одним указав на… можно, мол?.. ну, пожалуйста!.. прошу тебя… И только когда она поймёт, кивнёт стыдливо, разрешит, потупясь и покраснев, ответит тоже глазами одними, взором своим: «да!.. разрешаю…» не раньше!!.. — сзади её тогда. Зомби этого знакомого отогнать — хватит уж! приказать ему мысленно: иди, мол, в рот ей теперь дай! — и — самому… На его место… По проторенной дорожке…

В попочку ей, девочке моей сладенькой, миленькой, ненагляденькой, ласковой моей!.. Звёздочке… Солнышку!.. В попочку!.. Любимой самой, желанной!.. Не-е-ежной… Не торопясь… без суеты ненужной… Полюбоваться, как её… нижний-то этот… В бешеном темпе!.. Спинку ей поцеловать… ляжечки… пощекотать… легонько-легонько!.. губами, кончиками самыми пальцев еле прикоснуться!.. Во-от!.. во-от!.. И сюда, и сюда, мою кисочку… И здесь… Да-да!.. Да-а-а!.. Подождать, пока она сосать у знакомца этого нашего общего начнёт… в глаза ему снизу вверх при этом с улыбкой глядя… Того, у которого она с самого начала… того тоже подогнать, пусть присоединяется, нечего ему сачковать… Пусть она теперь с обоими с вами сразу поработает… Опыта понабирается… Во-от та-ак!.. Хорош-шо!.. Вот теперь все при деле…

А потом ягодички ей её гладкие-упругие и ослепительно-сахарно-белые как сама чистота, как невинность, как снег зимой! бережно и любовно раздвинуть ещё шире, головку члена, ей же самой секунду всего назад любовно вылизанного и от её слюнок девичьих ещё влажного, к дырочке её маленькой, розовенькой аккуратненько приставить… помедлить немного… примериться… взять её за бёдра… покрепче!.. но не грубо, не грубо!.. сжать их ладонями! бёдра её точёные, безупречные-идеальные!.. вот так!!.. вздохнуть глубоко… и — р-раз!! до конца!!!.. Одним толчком!! одним резким движеньем таза!!!.. А-ах!!..

Засадить ей!!! Надеть её, шлюху, на свой хуй!! Так, чтобы он весь ей в ж-жопу её вошёл!.. разом! целиком!!.. по самые яйца!!!.. Вытащить — и ещё!!.. И ещё потом!!!.. Вспоминая и представляя при этом, как её, паршивку, дрянь! другой только что, знакомец наш с ней общий, у которого она сосёт сейчас, так же вот точно в жопу дрючил!!.. Вытаскивал и засаживал! Вытаскивал и засаживал!.. Снова и снова!.. Пыхтел и слюни и сопли от счастья пускал… У меня на глазах прямо!!.. Нас-с-саживал!!!.. Как на вертел!.. На кол!!.. Прошмандовку! Ш-шалаву!!.. Ещ-щё!.. Ещ-щё!.. До конца!!.. Пока она, тварь, и двух других одновременно обслуживала!!!.. И как она, коза, орала и визжала при этом, вертелась-крутилась, мразь, под всеми ними и кончала! кончала! кончала! И оборачивалась ещё с восторгом, поскуливая как сучка похотливая, на того, кто её сейчас в жопу ебёт. Рукой за него всё хваталась!.. Хотелось ей очень увидеть, как хуй его в неё входит!! В жопу её!!! На всю длину!!.. Возбуждало её до безумия это зрелище! Нравилось бляди!.. Смотреть, как знакомый ей туда пихает!.. Прикасаясь ещё к нему при этом, трогая его рукой!.. Вон с каким наслаждением она сейчас у него отсасывает! В глаза ему как преданно глядит! Как собачонка прямо… Правильно! Приятно же удовольствие хорошему человеку доставить!.. Ну-ка, кончите ей там на лицо!!! Оба!! Сразу! Давайте!! Прямо щас!! Живо!!!.. Драчите ей в пасть её разинутую!! Ну!.. Вот так!.. Так!!.. Так!!!.. Господи, сколько же!.. И в рот, и всё лицо залито… Облизывается ещё, ш-шваль… улыбается!!.. Что, вкусно?.. Потаскушка дешёвая!.. Подстилка!.. Чем грязнее — тем лучше!!!! Наслажденье тем острее!!! На контрасте!!!!..

Эй, а ты, там, снизу!.. Быстрее! Быстрее!! Двигайся!.. Давай! Тоже кончай!!! Прямо в неё!!!!.. Отъеби её, мразь эту!!! Ну!!.. Скорей, а то у меня уже уши щас от её визга заложит!.. Вот!!! Так!! Вижу!.. Течёт всё… И шлюха эта опять кончила!.. Дрожит вся, нижнего всё целует и целует в экстазе как сумасшедшая и рыдает аж… стонет-всхлипывает… С-с-сука!.. Содрогается прямо… всем телом… И сокращения… ануса… да!.. чувствую… членом… Ещё… Ещё… Ещё!.. О-о-о-о!.. О-о-о-о-о-о!!.. Я тоже сейчас кончу!!!.. Сейчас!.. В жопу ей сейчас кончу!!!! Любовь свою первую, юношескую!!! Мечту свою!! В жопу выебу!!!!!! Да-а-а!!!! Вот сейчас прямо!!!.. Да! — да! — да! — да! — да-а-а!!! АА!!! — АА!!! — АА!!! — А!!! — А-А-А-А-А-А-А-А!!!!!!!!!!!.. Да!!! Да! да! да!.. О-о-о-о-о-о-о-о-о… Бо-оже… Бо-о-оже… И-ирочка!.. Ра-адость моя!.. И-и-ирочка!.. Кака-ая же ты!.. Ну, к-к-аа!.. — аа! — а-а-кая… Тебе ведь хорошо было?.. Хорошо?.. Правда, заинька моя?.. Мне то-оже… О-очень хорошо… И какая же она у тебя сла-а-аденькая… попочка… оказывается… С! — с! — с!.. О-о-о… Даже вытаскивать не хочется… не хочется… покидать тебя… тело твоё прекрасное… вынимать… О-о-о-о-о-о… С-с-с-с-с…

Д-да-а… Здорово!! Класс!!! Высший пилотаж! — Красин словно очнулся, настолько яркими и красочными, образными были все эти, представившиеся ему только что картинки. Он будто реально, наяву всё это прямо сейчас вот пережил. Даже дышал ещё тяжело. — А в попку-то я ведь её еще действительно и не пробовал, — чуть успокоившись, ухмыльнулся он про себя. — На-адо!.. Тем более в ТАКУЮ попку. Чтобы уж все блюда. Всё меню. Согласно прейскурантику. Да к тому же ещё и под таким соусом!.. Интере-есно!.. О-очень интересно!.. Ну, прямо, о-о-очень!.. Черт!! Черт, черт, черт! Быстрее, быстрее, быстрее! Время!! Время-время-время! Вре-мя!!!)

— Нет, ну, я не против! ─ оживленно обратился Красин к всё так же недоверчиво-вопросительно глядящей на него (и не подозревавшей даже, что с ней только что происходило!), Ирочке.

Та, по всей видимости, несколько удивленная таким его неожиданным энтузиазмом, сначала с любопытством на него посмотрела, потом облегченно улыбнулась, перевела дух и слегка расслабилась. Вероятно, она всё же очень боялась в душе его возможной реакции на эту её выходку а ля анфан-террибль. В стиле ужасного ребенка. Ее непредсказуемых последствий. Фьюить!.. И ты уже дома, рядом с храпящим дураком-мужем.

Красин всё это про себя отметил, и это ему даже польстило. Понравилось. Правильно! Пусть боится.

— Давай-давай попробуем, если хочешь! Мне и самому будет интересно посмотреть… Как тебя… (Ирочка стрельнула на него глазками, слабо улыбнулась, зарделась и потупилась.) Ну что, пойдем выбирать? ─ он чуть не потирал руки от предвкушения. ─ Или ты, может, с этим… ну, с мужем твоим будущим хочешь?» ─ озарило вдруг Красина.

(Как его звали-то?.. Андрей?.. Сергей?.. Не помню уже. Пёс его знает… Мысль про мужа была неприятна. Это уже, радость моя, явное предпочтение. Так и назад загреметь недолго. Под панфары. Одно дело, секс ради секса, это я понимаю, и совсем другое ─ конкретный партнер. Тем более, будущий муж… Опять, что ли, за свое? Много ─ это, пожалуйста! Это на здоровье! Сексуальная гимнастика. Ко многим я не ревную. Они для меня как наследники Александра Великого, неспособные вместе удержать то, чем владел он один. Диодохи, блядь. А вот один!.. Ну-ка, ну-ка?..)

— Да нет-нет! Что ты-что ты! ─ чуть не замахала руками Ирочка. ─ С мужем я ещё… Ну, в общем, у меня, еще с ним время будет. Вся жизнь.

─ А-а, ну, понятно, ─ сразу оттаял Красин. ─ Тоже правильно. Так пошли тогда? Чего время-то терять? Можно прямо здесь смотрины устроить. Я их буду заводить по одному, а ты выбирай. Тем более, что и мебель тут есть, ─ он кивнул на столы. Ирочка опять смущенно улыбнулась и покосилась в указанную Красиным сторону. Это её смущение возбуждало Красина еще сильней. ─ Сдвинем в случае чего… А там где? На полу, что ли? Ну, чего? Начинаем?

Ирочка бросила взгляд в сторону двери и кивнула.

— По одному? ─ уточнил Красин.

─ Да, пусть по одному заходят, ─ несмело попросила девушка.

─ Ты их только смотреть будешь или и ощупывать тоже? ─ цинично подмигнул ей Красин. ─ Как племенных жеребцов. Быков-производителей.

Ирочка опять заалелась и засмущалась.

Красин мысленно выбрал первую попавшуюся ему особь мужского пола и приказал войти. Точнее, «приказал» ─ это было не то слово. Он просто сам как бы вошел в сознание этого молодого парня и, оставаясь в то же время и самим собой, в своем собственном теле, видел теперь одновременно всё и со стороны, его глазами. Это ощущение невозможно было как-то передать словами, как невозможно описать, передать словами вообще никакое чувство, скажем, зрение, осязание, обоняние, но оно, это ощущение, несомненно присутствовало. Было! Было и всё. Понятно теперь, почему колдун этот тогда ничего ему объяснять не стал. Как такое «объяснишь»? Как объяснить от рождения слепому: «Ты будешь отныне видеть?» Если он вообще не знает, что такое зрение? Что такое «видеть»? Прозреет ─ сам поймет.

Мужчина вошел. Ирочка мельком, как бы украдкой на него взглянула, сразу повернулась к Красину и отрицательно покачала головой. Она, видимо, всё еще смущалась.

— Следующего? ─ громко спросил у неё Красин. Ирочка кивнула.

— Да не бойся ты! ─ заметил ей Красин. ─ Они все равно ничего не понимают сейчас. Как живые манекены. Роботы… Впрочем, потом, если захочешь, можно будет им чувства частично и вернуть, ─ сразу же успокоил он её. ─ Слух или зрение, скажем. Или речь. Всё в наших силах! А то, чего тебе, в самом деле, с манекенами трахаться… У робота сосать… Ты же не телёнок. (Тёлка! ─ усмехнулся про себя он.) Тут же обратная связь должна быть. Удовольствие приятно не только получать, но и доставлять. Я понимаю…

Изрекая рассеянно все эти глубокомысленные сентенции, Красин одновременно смотрел на происходящее глазами стоящего посередине комнаты темноволосого парня.

Рыжеватая стройная девушка… Красивая… Очень… Безумно… Просто сказочно!.. Ослепительно-красивая… Неправдоподобно!..

Рядом парень какой-то невзрачный… Совершенно обычный… Ба-а!.. Да это же я! Чего-то я со стороны… не очень… Н-да… Мудак мудаком. Неужели я действительно так выгляжу? Понятно теперь, почему она меня тогда отшила. И сейчас сбежать хотела. Вот блядство! Никогда не думал, что я такой замухрышка. Зачуханный какой-то… Вроде, и спортом занимаюсь…

Красин придирчиво оглядел глазами парня свои руки. Свою тайную гордость. Ни черта не видно! Никаких, блядь, мышц. Мышцев. Хуй ли я тогда качаюсь целыми днями!? Дохляк какой-то! Как же это она мне дала-то? Я бы на её месте не дал. Хотя, куда ей было деваться? Чего я дурью-то маюсь? «Как же она мне дала?»! А как же ей было мне не дать? Она уж и так, и эдак!.. а я пристал, как банный лист! Вынь да положь!! Приспичило мне! В смысле, я сейчас выну, а ты себе в ротик-то и положи. «Положь». В ближайшем подъезде. Ну, и чего? Чего ей было делать? Молодой-то побыть хотца. Хоть часок.

Но, по крайней мере, теперь у меня иллюзий никаких нет. Что она меня, там, любит, обожает и прочее. Стоны её все эти… «Ах, блядь, милый!..» Суду всё ясно. Ладно, может, оно и к лучшему. Что никаких иллюзий. И всяких там ревностей. Секс! Только секс. Чистый секс. Голый. Ну, что ж, посмотрим теперь, на что наша девушка способна?!

Произнося про себя эти слова, Красин непроизвольно попробовал вдруг взглянуть на эту сцену и глазами Ирочки. Войти в неё, как в этого парня. Он вовсе не то имел в виду, говоря мысленно «посмотрим», просто случайно так произнеслось, подумалось. Но сама фраза невольно подсказала ему теперь, что делать.

* * *

Сдвиг! Мгновенный мысленный перебой, щелчок!.. И он оказался… О, Господи! На него хлынул целый поток новых ярчайших ощущений. Теперь он видел всю эту сцену и её глазами тоже. Парень по-прежнему в нем оставался, никуда он не делся (или он в парне, черт его разберет!), но он тотчас же отодвинулся, сместился куда-то вбок, на второй план! На периферию восприятия. Сам же Красин теперь находится в сознании Ирочки. Внутри её. Видел всё её глазами, чувствовал то же самое, что и она. Наверное, он мог бы сейчас ею даже управлять, как этими… в коридоре… но пока не стал этого делать. Даже не пытался пробовать. Зачем?

Пока он просто в изумлении как бы осматривался вокруг, прислушивался к чувствам и ощущениям молодой девушки, пытаясь в них разобраться. Ему было невероятно, безумно интересно!

Прежде всего, его приятно удивило, что в её глазах он выглядел всё-таки гораздо привлекательней, чем в глазах того парня. А! ну, наверное, это просто потому, что она ко мне уже привыкла. Глаз замылился. Это на свежего человека я поначалу такое дикое впечатление произвожу, удручающее. Какого-то закомплексованного урода. А она-то уже присмотрелась, просто не замечает.

Да и чувства у неё ко мне, оказывается, все же довольно-таки теплые. Действительно… Ну, надо же!.. Как к какому-то чуть ли даже не приятелю. К другу. К близкому человеку, что ли…

(Как к родному! ─ не преминул иронически усмехнуться он про себя. ─ Однако дружба дружбой, а ножки врозь!)

Так… Да!.. Чудеса!.. Никакой враждебности.

То, что я её к близости принудил… Фи-и!.. Какие мы высокопарные выражения употребляем! Какие мы, оказывается, целомудренные и стыдливые! Кто бы мог подумать!? (Цело-муденные, блядь! Муди у нас пока ещё целые. На месте. Пока. Но если так и дальше дело пойдет, если я и дальше буду чужих жен к близости принудивать… при-мудивать… Тьфу!) «К близости принудил»! «Ах, граф!..» А как ещё сказать? «Дать заставил»? Как-то не звучит… «Сосать…» Ф-фу-у-у!.. Ну, ладно, ладно, не важно. Не будем отвлекаться. Что там у нас дальше? Насчет «близости»?

Так вот, то, что я её… склонил, в общем! ей, похоже, все равно. Она об этом даже и не думает. Не заморачивается. Воспринимает как должное. Ну, дала и дала! Более того, последний раз ей даже самой понравилось. Вот ей-богу! Ну, оргазма никакого у неё, положим, не было, это она, конечно, врет как обычно и не краснеет! ─ но приятно ей было. Было-было! Так… в меру… Но и то хорошо! Ха! И на том спасибо. Я, честно говоря, гораздо худшего ожидал. Го-о-раздо! Думал, что она от меня чуть ли не плюется. Тайком потом отплевывается. «Тьфу!.. постылый…»

Красин почувствовал невольную гордость. Его и без того доброжелательное отношение к девушке, возникшее и окрепшее в нем, несмотря на все её невинные шалости и мелкие обманы, ещё более усилилось. Она, помимо всего прочего, была ему, честно говоря, и просто симпатична. Просто как человек. Ему нравились её твердость, решительность. Вообще она, на его взгляд, достойно вела себя в этой ситуации. Быстро приспособилась. Как хамелеон. Ну, и правильно! А то, что она пыталась его кинуть… Что ж, любой человек имеет право на защиту. Ну, не хотела она у меня сосать! Что ж поделаешь. Не Аполлон!

В общем, ему было бы даже приятно теперь ей как-то помочь, доставить удовольствие… Компенсировать хоть частично моральный ущерб. От общения с ним. (Видел, блядь, я себя со стороны, видел!) Он ей сочувствовал. Они стали на время как бы единым целым. Одним организмом. Симбиозом.

А кстати? Когда она трахаться сейчас будет, он же тоже все почувствует! Ощущения женщины во время секса. Ебли. Когда её ебут. Красин чувствовал непонятную, удивлявшую его самого, настойчивую, настоятельную потребность употреблять грязные, грубые слова. Они его возбуждали. (Странно!.. Никогда вроде…) Или её? Он уже не понимал.

Он попытался по-настоящему настроиться, вжиться в сексуальные ощущения девушки, пытаясь их осознать, воспринять, объять во всей полноте, стараясь отделить их от своих собственных. Он и сам ещё не понимал, зачем он это делает.

Тепло внизу живота… постепенно разливающееся сладкой истомой по всему телу… Набухшие, почти болезненно-чувствительные соски грудей ─ хотелось, чтобы их ласкали, целовали!.. и желание! желание! желание! Острое, нестерпимое!!

Сам Красин таких чувств никогда в жизни не испытывал. Даже когда тащил Ирочку в подъезд. Как он теперь понял, то была лишь слабая тень желания женщины.

А ведь я могу его ещё больше усилить! ─ вдруг сообразил он. ─ Да!.. действительно могу! Могу заставить её чувствовать всё в сто, в тысячу раз острее! Сильнее! Заставить её испытывать чувства, которые в реальном мире невозможны! Которым там вообще нет названия. Не оргазм даже, а что-то совсем уж немыслимое! Супероргазм! Архи!! Суперсупероргазм!!! Мега!! Заставить её сходить с ума, сгорать от страсти и нестерпимого желания!! И беспрерывно кончать, кончать, кончать!

Да, все это здесь в моих силах. И всё это я тоже испытаю сейчас вместе с ней! Да!! Да!!!

* * *

… Теперь ей хотелось, чтобы её ласкали! ласкали!! ласкали!!! ласкал мужчина… несколько мужчин… гладили, целовали её обнаженное тело. И потом брали! Брали её!! Входили в неё грубо, нежно… а она извивалась, кричала от немыслимого наслаждения, её сотрясала непрерывная дрожь оргазмов… и мужчины тоже кончали один за другим, кричали и содрогались вместе с ней в сладостных конвульсиях!.. Она чувствовала их горячую сперму везде!.. внутри себя, на теле, на лице, во рту. Плавала, растворялась в этом океане страсти, океане неги, океане блаженства… А вокруг стояли другие мужчины… много, много мужчин!.. и все они на это жадно смотрели… мастурбировали на неё… И все они тоже хотели её, они рычали друг на друга и дрожали от возбуждения, и готовы были на всё ради неё, ради близости с ней!.. готовы были вцепиться друг другу в глотки, разорвать друг друга на части! Они все были обезумевшими от похоти самцами, и она была их самкой. Единственной и желанной.

Но она не была жестока! О, нет!.. Она любила их всех, всех до единого и хотела, чтобы всем им было хорошо ─ и тому, и тому, и вон тому… Всем! Всем!.. Зачем вы ссоритесь? Не надо… Ты хочешь меня? Ну, иди, возьми… Не торопись… Осторожно… Во-от так!.. Во-о-от! Во-от так!.. Да-а! Да!! Да! Во-от так!.. Бери меня, бери!!!.. Тебе хорошо?..

И женщины!.. Там ещё были женщины… О!.. Как они!.. Как они это делают!.. Как медленно-медленно, медленно-медленно-медленно раздевают ее… любуясь её бельем… её платьем… её телом… говорят, шепчут ей комплименты… поглаживают её… смеются… восхищаются её безупречным вкусом ─ ах!.. мужчины в этом ничего не понимают! ─ и снимают с неё всё… всё!

Платье ─ и она извивается всем телом, когда они медленно стягивают его с неё через голову… потом лифчик… трусики… ах!.. ─ и целуют, целуют, целуют её всю!.. всю!.. везде!.. везде-везде! даже там!.. ─ о-о-о-охх!.. ─ так, как только женщины умеют целовать… ласкают… только одни женщины умеют ласкать… ласкать… мягко… нежно… нежно… не торопясь… ─ мужчины всё же подчас бывают так грубы! ─ и ведь только одна женщина может полностью, до конца понять другую… любимую…

И она уже дрожит вся от всё нарастающего! нарастающего!! нарастающего!!! совершенно непереносимого уже желания!!!! которое снова куда-то несет!.. увлекает её… и она плывет, плывет в его горячих, огненных волнах!.. и огромный вал, целая цунами нестерпимой, безумной страсти мягко и бережно подхватывает, приподнимает её… всё выше!.. выше!.. выше!.. к бездонному, чистому, ослепительно-синему небу!.. и оттуда, сверху, из прозрачной эфирной бездны раздается вдруг какой-то манящий, хрустальный, словно ангельский голос. Он зовет… зовет её… его…

* * *

— Оле-е-ег!.. Оле-ег!.. Олег!!

─ А!.. Что?! ─ вздрогнул Красин и открыл глаза.

Встревоженная жена наклонилась над ним и настойчиво трясла его за плечо.

— Да проснись ты! Что с тобой?

─ Что случилось? ─ сел он на кровати, дико озираясь вокруг и ничего еще спросонья не понимая. Он никак не мог сообразить, что с ним и где он находится. Ирочка… подъезд… институт, суета вся эта… аудитория… предвкушение… Страшная догадка вдруг озарила его. Он медленно посмотрел на жену.

— Ты так странно спал, ─ успокоенно пояснила та, видя, что он проснулся. ─ Не шевелясь, как мертвый. Я думала что случилось!

─ Дура проклятая!!! ─ в ярости заревел Красин, сжимая до боли кулаки. Никогда в жизни он не поднимал руку на жену, но сейчас желание изо всех сил врезать по её глупой роже было просто нестерпимым. ─ Ты меня разбудила!! Я же тебя просил этого не делать! Не будить меня сегодня ночью! Просил!?

─ Да не кричи ты так! Всех разбудишь, ─ лепетала перепуганная жена. ─ Я проснулась, смотрю, на тебе лица нет. Лежишь, весь белый, как мертвец.

Красин тяжело опустился на подушку. Что с ней разговаривать? Конец! Всё рухнуло. Молодость, силы… Желание, которое он испытывал только что вместе с Ирочкой, бушевало в нем, как вулкан. Везувий!! Ему хотелось просто на стенку бросаться, руки себе кусать! Надо было что-то делать. Немедленно! О том, чтобы лечь сейчас рядом с этой старухой ─ он с отвращением посмотрел на жену ─ и спокойно заснуть, и речи быть не могло.

Делать! Делать! Делать! Но что? Может, магу позвонить? Время сколько?.. Двенадцать. Еб твою мать!! Я всего только час там пробыл! Всего только час!! Из-за этой дуры тупорылой. Её специально, что ль, судьба ко мне приставила, чтобы всю жизнь мне коверкать?!

Так… что же делать? Да! Магу позвонить, колдуну этому! Может, не спит ещё? Времени-то не так уж и много. И он же хотел следить за моим путешествием. Значит, наверняка не спит. Да, короче, позвоню ─ и всё!

Красин схватил трубку. Гудков не было.

А, да! Я же сам его отключил.

Он бросил трубку, нашел розетку и включил её. Телефон сразу же оглушительно зазвенел. Красин от неожиданности чуть не подпрыгнул.

— Да!

─ Алло, это я! ─ услышал он в трубке рыдающий голос Иры. (Откуда у неё мой номер? Наверное, я ей сам дал тогда в машине… Не помню.) ─ Что случилось!?

─ Меня жена разбудила! (Жена смотрела на него круглыми глазами. Красину это было всё равно.)

─ Сделай что-нибудь!!! Хоть что-нибудь! Я должна туда вернуться! Должна!! Это нечестно! Всего только час прошел! Хочешь, я все желания твои буду здесь выполнять, как там?! Я вообще на всё готова! На всё, что угодно! Только помоги мне! Помоги!!! ─ захлёбывалась слезами Ирочка.

(Господи-иисусе! Да у неё истерика! А муж где? Впрочем, какой там «муж»! Объелся груш. До мужа ли ей сейчас! Я и сам себя не лучше чувствую. Хоть волком вой! Головой об стенку бейся. А ей-то каково!.. Можно себе представить! Только было!.. Как на тебе!! Превратиться в одночасье из самой красивой, страстной, желанной и сексуальной девушки на свете в обычную никчемную и никому не нужную старуху! Бог ты мой! Да у неё ломка сейчас! Как у наркомана. Кумар! И всё из-за этой бестолковой дурищи! Рептилии, блядь.)

─ Пожалуйста, Иришка, ну, успокойся! ─ стараясь говорить твердо и уверенно, произнес Красин. ─ Я сейчас колдуну этому позвоню, выясню, что к чему, и сразу тебе перезвоню. Договорились? Жди моего звонка. Хорошо?

─ Хорошо, ─ судорожно всхлипнула Ирочка.

─ В общем, жди. Не отходи от телефона.

─ Только ты быстрей!

─ Ладно, ─ сказал Красин и повесил трубку.

Так, где у меня номер его телефона-то записан?.. Черт! Он же в газете! А где эта газета?!.. Красин облился холодным потом, испугавшись, что газету могли выкинуть. Но нет, вот она! Фу-у!..Так… так…

— А что это за Иришка? ─ услышал он подозрительный голос жены.

─ Заткнись, ─ холодно сказал он, набирая номер.

─ Что значит: заткнись?! Что это у тебя за Иришки ещё появились? В 12 часов ночи.

─ Я сказал: заткнись! ─ повысил голос Красин, на секунду остановился с трубкой в руке и тяжелым взглядом посмотрел на притихшую жену. ─ Позже поговорим. Мне сейчас срочно позвонить надо, ─ продолжая набирать номер, закончил он. Жена замолчала.

— Алло! ─ почти закричал Красин, услышав, что трубку сняли.

─ Здравствуйте, Олег Викторович, ─ раздался в трубке знакомый спокойный голос.

─ Вы знаете!..

─ Да, конечно, я полностью в курсе. Я же Вас просил?

─ Да!.. ─ начал было Красин и сразу осекся, поняв, что все эти его объяснения совершенно бессмысленны и абсолютно никому уже не нужны. Какая разница, почему? Всё! Поезд ушел. Что теперь-то делать? ─ И что теперь? ─ замирая, спросил он.

─ А что теперь? ─ иронически переспросил мужчина.

─ Вы знаете, мне Ира только что звонила, ─ сбивчиво начал рассказывать Красин. ─ У неё там истерика прямо. Рыдает в трубку.

─ Да, Ирине Николаевне сейчас не позавидуешь, ─ опять усмехнулся мужчина. ─ А ведь я Вас предупреждал, Олег Викторович. Чтобы Вы не злоупотребляли там своими новыми талантами. Ведь предупреждал? Зачем Вы всё это с ней сделали?

─ Да, но… ─ пробормотал Красин. ─ Мне же казалось, так лучше…

─ Для кого? ─ мужчина помолчал немного и, не дождавшись ответа Красина, так же спокойно закончил. ─ К сожалению, исправить теперь ничего нельзя. Второе такое путешествие невозможно.

─ Но…

─ Всего хорошего, Олег Викторович. Спокойной ночи.

В трубке раздались короткие гудки. Красин помедлил немного и набрал другой номер.

— Да!! ─ сразу же услышал он в трубке напряженный голос Иры. ─ Это ты?! Ну, что?! (Господи! Да я ещё слова не успел сказать! ─ подумал Красин, ошеломленный таким напором. ─ Да-а! Плохо ей там, чувствуется. На мужа и детей она, похоже, вообще забила. Вразнос пошла.)

— Ир, я ему дозвонился, ─ Красин задержал дыхание, не решаясь продолжить. ─ Он говорит, что ничего нельзя сделать. Повторное путешествие невозможно. Жаль, что так всё получилось, ─ не зная, что ещё сказать, добавил он. В трубке молчали. ─ Алло!.. Алло!.. Ириш, ты меня слышишь?! ─ немного громче позвал Красин.

─ Да. Слышу, ─ совершенно мертвым и безжизненным голосом отозвалась женщина.

─ Я…

— Я всё поняла. Прощай.

Красин опять услышал короткие гудки отбоя. Он задумчиво подержал в руке трубку, потом медленно положил её.

* * * * *

На следующий день Красин с утра пораньше уже был около знакомой двери. «В доме, где булочная». Дверь открыла какая-то заспанная толстая тетка.

— Простите, я тут был вчера по объявлению… ─ начал было Красин.

─ Никого тут больше нет! ─ бесцеремонно перебила его тетка. ─ Съехали они.

─ Когда? ─ пораженно переспросил Красин.

─ Сегодня утром, наверное. А может, вчера.

─ Да я же ночью звонил!

─ Не знаю я ничего! Я просто убраться пришла. Мне сказали, что жильцы съехали, надо квартиру убрать.

─ Извините, ─ пробормотал Красин.

─ Пожалуйста, ─ равнодушно ответила женщина и захлопнула дверь.

Красин постоял немного и пошел домой. Ближе к обеду он решился наконец позвонить Ире. (Проснулась уже, наверное.)

— Алло! ─ услышал он голос дочери. (Господи! Ну, словно Ирочка вчерашняя! Копия! Только голос у неё чего-то сегодня какой-то странный.)

─ Ирину Николаевну можно?

─ А кто её спрашивает?

─ Знакомый. Я ей звонил в пятницу.

─ Вы знаете, она…─ голос дочери задрожал, ─ умерла…

─ Как «умерла»? ─ переспросил совершенно потрясенный Красин. ─ Когда?!

─ Сегодня ночью. Отравилась снотворным. (Матерь божья!)

─ Извините. Примите мои соболезнования, ─ тихо сказал Красин и повесил трубку.

Он посидел некоторое время, глядя перед собой остановившимся взглядом, потом медленно встал, подошел к окну и уперся лбом в стекло. На подоконнике лежала какая-то книга. Сент-Экзюпери «Маленький принц». Дочь, вероятно, читает. Он машинально взял её и раскрыл.

«Мы в ответе за всех, кого приручили», ─ сразу же бросилась ему в глаза подчеркнутая кем-то фраза. Красин запрокинул вверх лицо и закусил до крови нижнюю губу. По лицу его текли слёзы.

Но я же не хотел! Не хотел!! Я не знал!! Прости меня, Ирочка! Прости!! Я не ведал, что творил! Не ведал!! Я всего лишь хотел, как лучше… Как лучше! Как лучше!!!

«Для кого? ─ вдруг словно наяву прозвучал в его ушах издевательский вопрос проклятого колдуна. ─ Для кого!?»

* * * * *

И спросил у Люцифера Его Сын:

─ Куда отправилась после смерти душа этой женщины: в ад или в рай?

И ответил Люцифер Своему Сыну:

─ В ад.

И спросил у Люцифера Его Сын:

─ Почему?

И ответил Люцифер Своему Сыну:

─ Потому что она не нужна в раю.

И сказал задумчиво Сын Люцифера:

─ Я не считаю, что это справедливо…

Сын Люцифера. День 6-й

И настал шестой день.

И спросил у Люцифера Его Сын:

— Сказано: предоставь мертвым погребать своих мертвецов.

Что это значит?

И ответил Люцифер Своему Сыну:

— Я покажу Тебе.

Дар

«Блаженны плачущие, ибо они утешатся».

Евангелие от Матфея.

1.

Илья сидел в полной прострации на скамейке в больничном дворике, тупо глядя перед собой. В ушах его все еще звучал только что выслушанный приговор: «Дней десять, не больше…». Столько, по категорическому заключению доктора, осталось жить его жене.

Он вспоминал весь этот, совершенно ирреальный какой-то, кошмар последних дней, когда ему вдруг позвонили и сообщили, что его жену сбила машина, и она находится сейчас в институте Склифосовского. Он прекрасно помнил то ощущение вселенской катастрофы, которое им тогда овладело. Мир закачался. Если она умрет… Илья даже не мог себе этого представить. Он женился по любви, любил свою жену, любил страстно — ну, может, и не как какой-нибудь там весь из себя возвышенный-романтический герой очередного телесериала, но любил, как умел. Жизни без нее, по крайней мере, он вообще себе не представлял. При одной только мысли, что… всё внутри сжималось и леденело. Как это ее не будет? Этого не может быть. Это невозможно!

И вот теперь… «Не больше десяти дней»?.. Что там еще этот врач сказал? «Медицина тут бессильна. Попробуйте обратиться к экстрасенсам. Может, они помогут. Вот, позвоните по этому телефону. Скажете, что от меня». Илья готов был обратиться к кому угодно. Хоть к экстрасенсу, хоть к черту, хоть к дьяволу! Да вот только… Чушь ведь все это, все эти экстрасенсы! Никогда он в них не верил и даже над другими всегда смеялся и подтрунивал, когда ему об этом говорили. А вот сейчас сам им звонить собирается. Впрочем, ему сейчас не до логики. Он во всё готов поверить, на все готов. Если есть хоть один только шанс, хоть один-единственный! один из миллиона или миллиарда! — он позвонит. Хоть экстрасенсу, хоть якутскому шаману, хоть далай-ламе, хоть папе Римскому. Кому угодно! Если хоть малейшая надежда, самая что ни на есть ничтожная, малюсенькая, микроскопическая существует, что это его Наташеньке поможет!.. Он позвонит!

Илья встрепенулся, полез в карман, достал свой Nokia и листок с телефоном и стал торопливо набирать номер. Сознание, что он хоть что-то делает, приносило некоторое облегчение. В трубке раздались длинные гудки. Лишь бы дома оказался!

— Алло!

— Здравствуйте! Это Станислав Юрьевич?

— Да, — ответили в трубке.

— Я от Вартана Эдуардовича. Он мне к Вам посоветовал обратиться. У меня… — Илья запнулся и судорожно сглотнул. — У меня тут… жена…

— Понятно, понятно… — перебил его собеседник. — У Вас ручка под рукой?

— Да, секундочку! — поспешно сказал Илья, торопливо доставая ручку.

— Хорошо, тогда записывайте адрес, — мужчина на том конце линии начал диктовать адрес. Илья стал его старательно записывать на тот же самый листок с телефоном. Благо, места там было много.

— Записали?

— Да.

— Когда Вы можете подъехать?

— Я прямо сейчас могу!

— Вот и подъезжайте. Вам сколько до меня ехать?

— Часа два.

— Значит, через два часа. До встречи!

— До свидания, — сказал Илья и нажал кнопку отбоя.

* * *

На месте Илья был уже через полтора часа. Он позвонил снизу и сообщил, что уже приехал. Подниматься или внизу пока погулять? Эти полчаса.

— Поднимайтесь, поднимайтесь! — предельно доброжелательно пригласил его экстрасенс.

Илья вошел в подъезд, сел в лифт и поднялся на указанный ему 9-й этаж. Дверь в квартире долго не открывали. Илья стал уже сомневаться, туда ли он попал, может, он квартиру неправильно записал? Когда дверь наконец отворилась, на пороге стояла девочка лет двенадцати.

— А папа дома? — в некоторой растерянности обратился к ней Илья. (Дочь, наверное?)

— Да, проходите. Пап, к тебе пришли! — крикнула она.

Из комнаты высунулся мужчина с телефонной трубкой в руке и приглашающе поманил Илью. Илья вошел. Мужчина, не прерывая разговора, указал глазами на отдельно стоящий около стола стул, специально, видимо, приготовленный к визиту Ильи. Илья сел. Мужчина быстро закончил разговор («Да, хорошо. Ну, пока. Я перезвоню еще!») и, приветливо улыбаясь, обратился к Илье.

— Илья?

— Да, — подтвердил Илья.

— Я Вас слушаю.

Илья принялся рассказывать. Это оказалось непросто. В горле всё время стоял какой-то ком, мешающий говорить, и потому Илья время от времени останавливался, судорожно вздыхал, и только после этого продолжал. Мужчина, впрочем, слушал очень внимательно и не перебивая.

— Понимаете… — Илья сглотнул. — У меня жену машина на днях сбила… В пятницу… У нее очень серьезные повреждения внутренних органов, разрыв селезенки… — он нервно зевнул, — множественные переломы, сотрясение мозга… — он опять коротко зевнул. — Ну вот, посмотрите диагноз, — Илья протянул мужчине приготовленную заранее бумагу. Тот взял ее, быстро пробежал глазами и потом опять поднял их на Илью, молчаливо предлагая продолжать.

— Врачи говорят, что ей жить не более 10-и дней осталось, — внезапно севшим голосом, хрипло прошептал Илья, судорожно, с присвистом, вобрал в себя воздух, медленно выдохнул и после паузы продолжил, — Вартан Эдуардович посоветовал к Вам обратиться.

Илья смотрел на экстрасенса и ждал ответа. Он сам не знал, собственно, чего он ждал. Какого ответа. Он, вроде, и не верил ему, не верил во все эти чудеса, и вместе с тем страстно хотел, чтобы тот взялся ему помочь. Сказал бы: «Да всё решаемо!.. У Вашей жены просто карма нарушена — сейчас мы ее восстановим, и жена Ваша поправится!». Или еще что-нибудь такое, в этом роде. Что-нибудь такое же, аналогичное. Так уж человек устроен. Хватается в случае нужды и беды за любую соломинку.

Мужчина некоторое время помедлил, изучающе глядя на Илью, и потом наконец неторопливо произнес:

— Я могу Вам помочь. (У Ильи захватило дыхание).

— Моя жена не умрет? — чувствуя, как в душе у него просыпается какая-то отчаянная, безумная надежда! веря ей и не веря, почти неслышно, одними губами, уточнил он.

— Да она не умрет, — спокойно подтвердил экстрасенс, всё так же изучающе на него глядя. — Пока Вы сами этого не захотите.

— Что значит: «пока я сам этого не захочу»? — непонимающе переспросил Илья.

— Я могу сделать так, что Вы сможете управлять внутренней энергетикой любого близкого человека: жены, матери… Сможете удерживать его внутреннюю энергию сколь угодно долго. Проще говоря, сделать так, чтобы человек не умер.

— Я что-то не понял, — покрутил головой Илья. — Так Наташа не умрет?

— Нет.

— И она выздоровеет?

— Нет, не выздоровеет. Просто процесс распада стабилизируется на каком-то уровне. Причем на каком именно, заранее предсказать невозможно. Может быть, она не сможет ходить. Может быть, ходить сможет, но у нее разовьется какое-то очень серьезное заболевание. Заранее сказать ничего нельзя. Просто ее нынешняя ничтожная, оставшаяся у нее жизненная энергия перераспределится оптимальным образом. Так, чтобы поддерживать жизнедеятельность организма. Ну, мозг, скорее всего, будет почти в полном объеме функционировать — я смотрел диагноз, органических повреждений нет, — а вот всё остальное… Скорее всего, это будет лежачий больной. Если и не полностью прикованный к постели, то что-то около того. Детей, кстати, у Вас не будет, имейте в виду!

— Я согласен! — перебил мужчину Илья.

— Подождите, подождите, Вы меня дослушайте! — успокаивающе поднял тот руку. — Так вот, точно так же Вы сможете поддерживать жизнь в любом человеке. В родителях… ну, в общем, в ком захотите. Это будет только от Вас зависеть, жить им или умереть, Вы меня понимаете? — мужчина как-то странно посмотрел на Илью.

— Да, конечно, — несколько удивленно посмотрел тот в ответ. (Почему он на меня так смотрит? Если все обстоит именно так, как он говорит? Сохранить жизнь близким людям!.. О чем тут вообще думать!?)

— Хорошо! — чуть помедлив, сказал мужчина, глядя на Илью в упор уже каким-то почти гипнотизирующим взглядом. Тому даже не по себе как-то стало. — Я чувствую, что сейчас Вы действительно этого хотите. Прекрасно! Тогда вот что. Сейчас я совершу над Вами обряд инициации, и Вы почувствуете, что это такое. Ну, ощутите в себе на мгновение этот дар! Но раскроется ли он в Вас, это уж зависеть только от Вас самих будет. От того, захотите ли Вы этого сами. Если через сутки с момента инициации он не раскроется — значит, зерно погибло. Сейчас у нас… — мужчина взглянул на часы, — без десяти три. Если завтра в это время Вы не ощутите в себе пробуждения дара, то он уже никогда в Вас не пробудится. Всё будет кончено. Вы всё поняли? — обратился он к Илье.

— Не совсем, — несколько растерянно ответил Илья. Он слегка подзапутался во всех этих «пробудится — не пробудится», «захотите — не захотите». — Так почувствовать я что-то должен завтра в три? — правильно я понял?

— Именно так, — кивнул головой мужчина.

— Но могу и не почувствовать, Вы говорите? То есть может и не получиться?

— Может.

— И от чего это зависит?

— Только от Вас. Будете ли Вы хотеть, чтобы это случилось, чтобы дар пробудился.

— Но я же хочу! Я же Вам уже сказал! — взволнованно приподнялся со стула Илья.

— Это Вы сейчас хотите. А до завтра времени много. Может, Вы еще и передумаете.

— Да ничего я не передумаю!! — чуть не закричал Илья.

— Ну, не передумаете — и прекрасно! Чего Вы так волнуетесь? — примирительно заметил мужчина. — Всё, повторяю, будет только от Вас зависеть. Так!.. закройте сейчас глаза, расслабьтесь и постарайтесь ни о чем не думать.

Илья послушно закрыл глаза. Мужчина что-то забормотал, и Илья вдруг почувствовал, что с ним что-то произошло. Что-то в нем на мгновенье изменилось. Он на какой-то бесконечно краткий миг почувствовал вдруг в себе тот самый дар, о котором говорил экстрасенс. Как женщина, в которой первый раз внезапно шевельнулся ребенок. Он не мог даже сам себе описать, объяснить, что именно он почувствовал, но почувствовал он что-то несомненно. Теперь он знал, что всё это правда. Всё, что ему сказали. Он действительно сможет спасти Наташу. А это самое главное. Все остальное неважно. А все эти психозаморочки: «если Вы сами захотите!..» — это всё не для него. Это просто глупость какая-то.

Немного беспокоило только то, что он вообще не понимал суть проблемы; что значит: не захотите? Не захочу спасти самого близкого и любимого, родного человека? Почему? Что за ерунда?

2.

Домой Илья не ехал, а летел. Он чувствовал, что с души у него свалился какой-то огромный, тяжелый серый камень, который лежал там последние несколько дней. Мир опять обрел краски.

Наташа не умрет! Она будет жить! Он спасет ее! Он!!

Эмоции переполняли его, били через край. Хотелось что-то сделать. Немедленно всех спасти! Осчастливить! Он представил, как он расскажет о своем даре своей маме, Наташиной… и засмеялся от радости. Не поверят ведь, наверное!.. Ничего, поверят! Увидят Наташин диагноз и поверят. Как тут не поверить! Да Наташина мама, кстати, вообще в экстрасенсов свято верит. Да не важно! Поверят!! Вот ахов и охов будет, когда узнают!

Ожидание до завтра было нестерпимо. Чтобы дать выход своей бурлившей энергии, чем-то себя занять, Илья затеял генеральную уборку квартиры. Подметал, пылесосил. Разморозил холодильник. Посуду всю перемыл.

В разгар уборки в комнате зазвонил телефон. Илья, который в это время возился на кухне с холодильником, наскоро вытер руки и побежал брать трубку.

— Да!

— Здравствуй, Илюшенька, это я, — услышал он голос матери. — Ну, что? Ты в больницу ездил? Чего ты не звонишь?

— А!.. Привет, мам. Ездил.

— Ну, и что сказали?

(Илья замялся. Врать не хотелось. Но, с другой стороны, а что говорить-то? Сразу про экстрасенса? Так ведь не поверит. Решит, что рассудком тут от горя повредился. Да и… Илья был человеком суеверным. Рассказывать раньше времени о даре он попросту боялся. Сглазишь еще! Спугнешь удачу. Нет же еще ничего! Вот когда он во мне будет, когда он у меня завтра откроется, тогда и расскажу. А сейчас пока … Лучше уж по дереву постучать. На счастье. На всякий случай.)

— Сказали, что опасения пока еще остаются, — после паузы, с некоторым усилием все же выдавил из себя в конце концов он. — Завтра во второй половине все окончательно ясно будет.

— Но что хоть врачи-то говорят? — взволнованно переспросила мать. — Как операция-то прошла? Что из тебя слова клещами вытягивать приходится!

— Ну, завтра всё ясно будет! Я же тебе сказал! — с легким раздражением ответил Илья. — Но скорее всего она выживет, — все же, не удержавшись, добавил он.

— Так она… выздоровеет?.. — осторожно переспросила мать. Пауза перед последним словом была еле заметна, но Илья ее все же уловил. Он почувствовал, что раздражение его почему-то усилилось.

— Я не сказал: выздоровеет, — почти грубо отрезал он. — Я сказал: выживет.

— Значит, она инвалидом на всю жизнь останется? — еще более осторожно уточнила мать.

— Мам! Ну, о чем ты говоришь?! — совсем уже раздраженно закричал в трубку Илья. — Еще не ясно вообще, выживет ли она? Ты понимаешь это?! Причем здесь: инвалидом, не инвалидом?! Она еще вообще умереть может! Ты что, не понимаешь!!??

— Да нет, понимаю, конечно, понимаю! Успокойся, Илюша, не волнуйся, — мать сразу же пошла на попятный и принялась его успокаивать. — Я понимаю, как тебе сейчас тяжело! Как ты себя чувствуешь?

— Нормально, — уже почти спокойно буркнул он.

— Тебе Вера Ивановна не звонила? (Вера Ивановна, мать Наташи, жила в другом городе.)

— Нет.

— Ну, позвонит, наверное, еще. Привет там ей от меня передай.

— Хорошо, — нехотя ответил Илья. Ему почему-то хотелось побыстрее закончить разговор. — Ладно, мам, я тут уборку генеральную затеял. Холодильник размораживаю. Давай уж тогда завтра созвонимся. Как будут новости, я тебе сразу сообщу.

— Только ты сразу звони! Как только что-то новое узнаешь! Я волноваться буду!

— Хорошо, хорошо! Как только из больницы выйду, сразу перезвоню!!! — опять сорвался на крик Илья. — Не забуду!

— Ну ладно, ладно, Илюша! Ты успокойся, не кричи так. С тобой правда все в порядке? — обеспокоенно поинтересовалась мать. — Может, мне к тебе приехать?

— Нет! Не надо ко мне приезжать! — опять чуть не закричал Илья. (Только этого еще не хватало!) — Я себя совершенно нормально чувствую. Ну, всё, давай до завтра! А то холодильник течет.

— Ладно, хорошо, хорошо… Не забудь только завтра перезвонить!

— Да не забуду!!

Илья в бешенстве бросил трубку. Его прекрасное настроение куда-то вдруг бесследно испарилось. Разговор с матерью оставил в душе какой-то непонятный, тяжелый и неприятный осадок. Он сам не мог в нем сразу да конца разобраться и понять, чем, собственно, вообще он вызван? Обычный, вроде, разговор…

Убравшись, Илья включил на всю телевизор и до глубокой ночи сидел, тупо и бездумно уставившись в мягко мерцавший голубоватый прямоугольник экрана. Словно пытаясь таким образом уйти от каких-то подспудно зревших в нем и пугавших его самого мыслей и вопросов, о которых он вообще бы предпочел не думать.

Телефон он благоразумно отключил еще днем, сразу после разговора с матерью. Он и сам не знал, зачем он это сделал. Точнее, не хотел знать. Делал вид, что не знает. Предпочитал не задавать себе этого вопроса. Как и многих других. Он чувствовал, что эта страусиная политика, попытка спрятать голову в песок, ничего не видеть и ни о чем не думать — глупа, недальновидна и даже по сути глубоко оскорбительна для него самого (он что, боится? боится взглянуть в лицо правде? в чем дело-то?), но ничего не мог с собой поделать.

Он действительно боялся. Боялся думать. Боялся самого себя. Быстрее бы завтра уж наступило!

3.

Часа в четыре утра Илья выключил наконец телевизор и лег спать. Так поздно (вернее, рано) он обычно никогда не ложился и поэтому надеялся, что усталость его сморит, и он сразу же заснет. Часов до двенадцати дня. А то и до часу. А там, пока умоешься, позавтракаешь… Глядишь, вот уже и три!

Однако расчеты его не оправдались. Заснуть ему так и не удалось. Стоило ему только прилечь, как все те мысли, которые он от себя так упорно гнал, сразу же нахлынули на него со всех сторон.

А действительно, если она (он почему-то избегал в этих своих размышлениях называть жену по имени) инвалидом на всю жизнь останется? Лежачим больным? Да не если, а точно! Она сейчас в таком состоянии, что у нее и энергии-то жизненной почти не осталось. Все, что он сможет сделать, это перераспределить ее так, чтобы она какой-то полурастительный образ жизни вела. Еда-питье, ну и… всё остальное. Кстати, насчет всего остального. Она ведь и ходить, скорее всего, под себя будет.

Илья никогда не любил думать на такие приземленные темы — ну, как-то неприятно ему это было! как и любому почти мужчине — но сейчас было не до брезгливостей и не до сантиментов. Морщись, не морщись, а убирать-то за ней кому-то надо! Деваться некуда будет. Ну, станет, конечно, мама помогать, но не может же она тут поселиться! Да и он сам этого не хочет. По крайней мере, до сих пор не хотел. Они же так стремились отделиться, жить отдельно от родителей!..

Господи ты боже мой! Сиделку нанять? А где деньги? Да и тут не одну сиделку надо, а… сколько? Трех, что ли? Ну да, по 8 часов или сутки-трое. Или даже четырех?.. Ну, короче, ясно все! Таких денег у него нет и никогда не будет. Да и чего у него вообще будет?

С работы уйти придется, подыскивать что-то надомное, что ли? Даже непонятно. Да и где такую работу найдешь? Тут и обычную-то днем с огнем не сыщешь. Безработица кругом.

Но ладно! Даже если материальные проблемы в конце концов решить кое-как и удастся: родители помогут — его, её… у него кое-какие запасы подкожные есть… — хотя, какие там «запасы»! на всю жизнь все равно не хватит — но не важно. Прожить кое-как, положим, и можно будет. Но ведь именно кое-как! Всё! На жизни можно смело крест ставить. На карьере, планах, перспективах — на всём! На семье даже, на детях. Какая тут «семья»! Какие «дети»!

Теперь вся его жизнь будет — ухаживание за… ней. Борьба за существование. Причем навечно! До конца дней своих!

При этой мысли Илья невольно поежился. Будущее вырисовывалось перед ним в каком-то все более и более безысходном свете. Начинало выглядеть каким-то совсем уж беспросветным.

Особенно неприятным было то, что он оказался в действительности совсем не таким, каким себя всю жизнь считал. Не таким благородным. Хорошим, добрым, искренним, честным. Горько это было сознавать, но деваться было некуда. Приходилось признавать очевидное. Благородному человеку такие подленькие мыслишки вообще никогда бы в голову не пришли. Он просто делал бы, что от него требовали обстоятельства, и слова бы не сказал. Нельзя же бросать близкого человека в беде!

Да! — со злостью подумал Илья. — «Благородный»! Я тоже вот думал до сих пор, какой, мол, я «благородный»! А вон как оно оказалось, когда жизнь прижала! Откуда что взялось! Самому на себя смотреть противно. Какая я, оказывается, эгоистичная сволочь.

Да и!.. Нет. Не так даже. Мысли все эти паскудные, про горькую свою судьбину чести мне, конечно, не делают, это так! Но всё же не всё тут так просто.

Если бы Наташка просто после аварии или, там, ДТП инвалидом осталось, я бы, пожалуй, тоже за ней хоть всю жизнь ухаживал и слова бы не сказал. Горшки бы выносил. Но то — другое! То — от Бога! Во-первых, и выбора у тебя в этой ситуации нет, обрушилась беда на тебя — и всё! никто тебя ни о чем не спрашивает, нравится тебе это или нет; а во-вторых, как говорится, Бог дал, Бог и назад взял. Всегда эта ситуация естественным путем разрешиться может. Смертью больного. Бог решает, жить человеку или умереть.

А тут я решаю! Я!! Я на себя функции Бога беру. А я всего лишь человек. Человек! Не по плечу мне такая ноша. Что я могу «решить»?! Могу я самого близкого человека, жену горячо любимую убить?! Дать ей умереть, зная, что я в состоянии этого не допустить, не допустить ее смерти, что я в состоянии ей помочь. Могу!? Могу!!?? Ясно, что не могу. Ни черта я не могу. Иначе как я с этим жить потом буду!?

И!!.. Бог ты мой!.. Родители мои! — они же тоже теперь вечно жить будут! Больные, немощные, но они тоже никогда не умрут. Пока я жив, я этого не допущу!

Илья вдруг покрылся весь холодным потом и даже на кровати от ужаса сел. Он вдруг вспомнил, как у одного его приятеля умирала от рака мать. Вся распухшая, страшная, почти не встававшая с постели.

И вот в таком же состоянии ведь и моя мать когда-нибудь будет наверняка. Только она-то не умрет, я смогу на одном из последних этапов болезни стабилизировать процесс и остановить распад организма.

За то мгновенье, когда экстрасенс совершал над ним свои пассы, инициируя в нем его дар, Илья успел понять, что работать со здоровым организмом он практически не может. Только с больным. Причем только на самых последних стадиях болезни. Когда жизненной энергии у человека почти уже не осталось. Вероятно, связано это было с тем, что такие незначительные потоки энергии легче контролировать, ими легко управлять. Управлять большими потоками он не мог. Не мог помочь матерь, пока она здорова.

Итак, мама заболеет… (Илья дико огляделся. Да что это со мной! О чем я думаю!? Но остановиться он уже не мог) …дойдет до какого-нибудь совсем уж ужасного состояния… но умереть я ей так и не дам. Так она и будет такая вот распухшая и страшная жить вечно. До самой моей смерти… И папа тоже… И Наташка… Да я с ума просто сойду!! Да я от одной только мысли этой схожу! Меня просто дрожь по коже пробирает!.. Но не хочу же я, чтобы мама с папой умерли? Я же не желаю им смерти!?.. Нет, конечно. Ну, так вот они и не умрут!

Да это проклятие какое-то, а не дар!! Ловушка какая-то дьявольская! Всё, вроде, в твоей власти, сам всё решаешь, а на самом-то деле оказываешься в итоге загнанным в угол. Что ты можешь «решить»?! Ты же не Бог, чтобы жизнью-смертью распоряжаться? Жизнь у близкого человека отнимать.

Часов в восемь Илья все-таки заснул. Снились ему какие-то кошмары. Безобразные, распухшие мать с отцом, окровавленная жена с переломанными и торчащими из тела костями. Все они медленно ковыляли к нему и тянули к нему свои руки, а он хотел убежать! убежать!! от них!.. но, как это часто бывает во сне, не мог сдвинуться с места. Они всё ближе… ближе… Илья закричал и проснулся.

Часы показывали уже четвертый час. Илья с замиранием прислушивался к собственным ощущениям. Ну?.. Ничего. Дар не пробудился.

Илья встал, зевнул и пошел умываться. Он чувствовал себя на удивление легко и свободно. Как человек, только что чудом избежавший огромной опасности.

* * * * *

И спросил у Люцифера Его Сын:

— Тяжело ли терять близких, друзей?

И ответил задумчиво Люцифер Своему Сыну:

— Да.

И снова мигнуло, мелькнуло что-то перед глазами Сына Его, и опять увидел Он себя в черной броне, сидящим на коне, и ту же самую равнину и те же бесконечно-стройные, ослепительно-белые шеренги впереди. Только теперь все пространство между Ним и этими шеренгами было завалено грудами тел в белоснежных доспехах. Их было много, очень много этих тел, они лежали повсюду, насколько хватало глаз, до самого горизонта.

Он поднял перед собой согнутую в локте левую руку, и сидевшая на плече птица сразу же неуклюже спрыгнула ему на перчатку. Ворон был весь изранен. Одно крыло у него было перебито, левая лапа почти отрублена и висела на одной только коже. Он внимательно осмотрел птицу, дунул легонько — и раны зажили, кости срослись. Но чтобы полностью восстановиться, ворону нужно было время.

Он снова посадил птицу себе на плечо и, не обращая никакого внимания на замершие перед ним, ощетинившиеся пиками бесконечные шеренги, легко спрыгнул с коня, наклонился к собаке и потрепал ее по голове. Пес благодарно заскулил и завилял обрубком хвоста. Ему тоже здорово досталось. Очень здорово. Даже больше, чем птице. Еще одного боя ни он, ни она не выдержат.

Конь… Да… Рана… Еще одна… И вот еще рубленая…

Тогда Он повернулся спиной к шеренгам и медленно побрел прочь с вороном на плече, бегущей собакой рядом, ведя на поводу коня.

Сзади звонко и мелодично заиграли ангельские трубы, подавая сигнал к атаке, послышались резкие отрывистые крики команд. Но шеренги не шелохнулись, ни один из воинов не двинулся с места.

Услышав за спиной все эти звуки, Он на секунду приостановился и медленно обернулся. Трубы и крики разом оборвались. Мертвая тишина повисла над полем. Ужас сковал шеренги, и под Его немигающим взглядом они словно отшатнулись, качнулись еле заметно назад.

Люцифер помедлил еще мгновенье, потом снова повернулся и среди висящей над полем звенящей тишины так же спокойно и неторопливо продолжил свой путь.

Сын Люцифера. День 7-й

И настал седьмой день.

И спросил у Люцифера Его Сын:

— Сказано: «Или признайте дерево хорошим и плод его хорошим, или признайте дерево худым и плод его худым, ибо дерево познается по плоду». Так ли это?

И ответил Люцифер Своему Сыну:

— Что считать хорошим и что считать худым? Вот в чем главная проблема.

Заклинание

«Горше смерти женщина, потому что

она — сеть, и сердце ее — силки, руки её

— оковы».

Екклесиаст.

Суббота

From PR to x13

Привет, x13!

Ну и что? Связывался ты с ними?

From x13 to PR

Hello, PR!

Да всю ночь сегодня сидел! Эта разница во времени задолбала уже. К тому же я язык все-таки не очень хорошо знаю. Пишу, как я сам понял. Если мне самому что-то неясно — я в скобках указываю.

Человек подобен капельке в океане других людей. Океан большой, капелька маленькая. Энергия ее по сравнению с энергией целого океана ничтожна. Поэтому все, что происходит с отдельным человеком, все колебания внутри капельки, влияют обычно только на ближайшее его окружение, на соседние капельки. А дальше эти колебания очень быстро гасятся и затухают.

Все это вполне понятно и естественно. Но в океане, как и вообще в любой системе, существуют так называемые резонансные частоты. И если капелька начинает вдруг колебаться в этих резонансных частотах, то эти ее колебания не гаснут, а наоборот многократно усиливаются и пронзают толщу всего океана. Действительность как бы подстраивается под них или, точнее, они подстраивают ее под себя.

Именно таков механизм воздействия великих людей (Александр Македонский, Цезарь, Наполеон), когда действия одного человека, колебания одной маленькой капельки, обладающей ничтожной энергией по сравнению со всем океаном, оказывают колоссальное воздействие на весь океан в целом. Колебания в резонансных частотах.

Так вот, это заклинание счастья перестраивает что-то в тебе (тут я не понял, термин какой-то, «внутренняя сущность», что ли?) и меняет твои частоты на резонансные. Т. е. отныне действительность (мир) будет под тебя подстраиваться.

Ну, Александра Македонского из тебя, может, и не получится, т. к. настройка все же грубая, но все-таки отныне твое действие будет распространяться на огромные слои воды вокруг тебя, а не только на соседние капельки. А этого вполне достаточно, чтобы сделать лично тебя счастливым. В общем, ты отныне подстраиваешь окружающую действительность под себя. Сможешь активно влиять на реальность.

Ну, вот так примерно. Да, и дальше они пишут, что заклинание очень опасно и пользоваться им надо с осторожностью. Но там уже 6 утра было, у меня голова совсем ничего не соображала, так что про это я уже ничего не выяснил. Почему опасно? В чем эта опасность?

From PR to x13

И когда ты теперь с ними свяжешься?

From x13 to PR

Теперь только в понедельник ночью. Они ж в субботу-воскресенье не работают.

From PR to x13

А заклинание они тебе прислали?

From x13 to PR

Да. Звуковой файл.

From PR to x13

Ты слушал уже?

From x13 to PR

Да. Там слова какие-то непонятные, на каком-то непонятном языке, через паузу. Надо отчетливо повторять.

Т. е. слово, пауза. Во время паузы ты повторяешь слово максимально точно. Ну, стараешься воспроизвести.

From PR to x13

Ты уже пробовал?

From x13 to PR

Что я, дурак? Нет, я в такие игры не играю. На фиг-на фиг!

From PR to x13

Ты что, веришь в это?

From x13 to PR

Не знаю.

From PR to x13

Так ты сам не будешь?

From x13 to PR

Что?

From PR to x13

Заклинание читать.

From x13 to PR

Нет.

From PR to x13

Что, вообще не будешь?

From x13 to PR

Нет.

From PR to x13

Почему? Это же заклинание счастья. Ты что, счастливым быть не хочешь?

From x13 to PR

У меня и так все нормально.

From PR to x13

Ты мне файл с заклинанием сбрось тогда. Послушаю хоть. Интересно же.

From x13 to PR

Хорошо. А ты что, прочитать его собираешься?

From PR to x13

Не знаю. Нет, наверное. Подожду уж до вторника, что там за предупреждение. Не знаю, короче.

From x13 to PR (через 5 минут)

Ну чего, получил? Все нормально?

From PR to x13

Да. Все нормально. Спасибо. Тогда до вторника? Ты чего в выходные-то делать собираешься?

From x13 to PR

Не знаю еще. Может, на дачу поеду. А ты?

From PR to x13

Тоже не знаю. Наверное, дома останусь. Дел полно. Ну, ладно, пока.

From x13 to PR

Пока. Bye-bye!

Вторник

From PR to x13

Привет!

Ну, как дела? Как выходные провел?

From x13 to PR

Hello, PR!

Да никак. Дома сидел. А ты?

From PR to x13

Тоже. С этими-то связывался уже?

From x13 to PR

Нет, у них с сервером что-то. На сайте объявление висит, что в конце недели только включатся.

From PR to x13

Вот черт! До конца недели, что ль, теперь ждать?

From x13 to PR

А чего ты хотел?

From PR to x13

Ну, как чего?! Предупреждение их почитать. Насчет заклинания.

From x13 to PR

А ты его слушал?

From PR to x13

Конечно, слушал! Раз десять уже, наверное.

From x13 to PR

Ну, и как?

From PR to x13

Абракадабра какая-то. Чушь все это!

From x13 to PR

Так зачем слушал тогда 10 раз?

From PR to x13

Сам не знаю. Как в пропасть какую-то заглядываешь. И знаешь, что не надо, и удержаться не можешь. Так вот словно и подмывает, подталкивает кто: произнеси да произнеси!

From x13 to PR

Ну и произнеси. Ты же говоришь: чушь?

From PR to x13

Да!.. Чушь-то чушь, а все-таки… Страшно как-то… Черт его знает!

From x13 to PR

Вот именно! Подожди уж до конца недели. Пока они откроются.

From PR to x13

Ладно. Ну, давай. До завтра.

From x13 to PR

До завтра. Bye-bye!

СРЕДА.

From PR to x13

Привет!

Не удержался все-таки и прочитал заклинание!!!

From x13 to PR

Hello, PR!

Что, правда, что ль? Когда?

From PR to x13

Только что. Минуту назад. Перед тем, как с тобой связаться.

From x13 to PR

Ну, и как? Счастливый уже, небось?

From PR to x13

А то!

From x13 to PR

Ну-ну!.. Слушай, у меня тут дел по горло. Давай тогда до конца недели. Когда у них сайт откроется. А то по работе завал. Вилы!

From PR to x13

О! Действительность уже меняется! Всегда ведь приятно слышать, что другому плохо!

From x13 to PR

Ладно, остряк-самоучка. Все! Некогда мне. Свяжемся… Bye-bye!

From PR to x13

Ладно, ладно! Работай. Пока.

Суббота

From PR to x13

Привет!

Ну, где ты там? Проснулся? Открылись они?

From x13 to PR

Hello, PR!

«Проснулся»! Да я уже тут с утра, как пчелка, пашу! В смысле, тружусь. В отличие от некоторых…счастливцев. Которые, судя по всему, «часов не наблюдают» и спят до двух часов дня.

From PR to x13

Слушай, не морочь мне голову! «Пчелка»! Ты лучше скажи, связывался ты с ними??

From x13 to PR

Связывался, связывался! И что за тон?! Думаешь, если ты теперь на резонансной частоте волну гонишь, можешь и мной командовать?

Ладно, шучу, шучу!

В общем, связался я с ними и попросил предупреждение прислать, как ты и просил. И добавил от себя, что один мой приятель, мол, прочел.

Они, кстати сказать, очень серьезно это восприняли и завалили меня вопросами: что и как? Кто ты? Сколько тебе лет? Где работаешь? Когда прочитал? И пр.

Ну, я же сам не знаю про тебя ничего. Да и без твоего ведома в любом случае говорить бы ничего не стал. Короче говоря, они прислали длиннющую анкету с вопросами. Я тебе ее перешлю, и ты сам им ответь. Я тебе их e-mail укажу. O`key?

P.S. Вопросики, я тебе скажу!.. По крайней мере, некоторые. Они сказали, ставь прочерк, если отвечать не хочешь.

From PR to x13

Ну, пришли. А предупреждения?

From x13 to PR

Насчет предупреждений они сказали, что раз ты уже прочитал, то предупреждения теперь излишни. От них тебе теперь только хуже может быть. Все равно уже ничего не изменишь. Теперь надо просто смотреть, как заклинание на тебя действовать начнет.

From PR to x13

И как я это увижу?

From x13 to PR

Они очень просили тщательно отслеживать все происходящее вокруг тебя и сообщать им о любых событиях максимально подробно. Ну, наблюдать за тобой хотят, как за пациентом в клинике. За самочувствием, так сказать.

From PR to x13

Кстати, насчет самочувствия. Я тут что-то приболел последние дни. Чувствую себя как-то… Усталость какая-то, что ли?.. Непонятно даже. Лежать все время хочется.

Так что давай, анкету мне присылай и до завтра. Полежу пойду. Т. е. до вторника.

From x13 to PR

Ну, полИжи!.. Ладно, ладно, шучу! Хорошо, отдыхай. Ложись. Выпей там чего-нибудь. Все. Bye-Bye!

P.S. Оказывается, «счастливые тоже болеют»! Ну, надо же! Кто бы мог подумать!

From PR to x13

Пока. До вторника. Анкету не забудь.

E-mail from box@pr.ru to lеtter@magia.xx

Имя: Павел

Фамилия: Ростоцкий

Возраст: 38 лет

Дата и время рождения: 17 июля, около 12 часов дня

Ежемесячный доход: (до $1 тыс., $1-10 тыс., $10–50 тыс., свыше $50 тыс.) (нужное подчеркнуть)

Профессия: Бизнесмен

Семейное положение: Женат

Дети: Нет

Возраст жены: 19 лет

Красивая ли у Вас жена: нет, красивая, очень красивая

Сколько раз в неделю Вы занимаетесь сексом со своей женой?__

Сколько раз за ночь Вы можете осуществить половой акт?__

Какова средняя продолжительность Вашего полового акта? __

Испытывает ли обычно Ваша жена оргазм во время полового акта?__

Довольны ли Вы своей сексуальной жизнью?нет, да, не знаю

Довольна ли Ваша жена своей сексуальной жизнью?думаю, нет; думаю, да; не знаю

Есть ли у Вас любовница? нет, да

Хотите ли Вы иметь любовницу?нет, да

…………………………………………

< далее еще свыше 100 вопросов >

Вторник

From x13 to PR

Hello, PR!

Как ты там себя чувствуешь! Слушай, меня тут эти уже достали! Чернокнижники эти. Всё твоим самочувствием интересуются. Я им сказал, что ты приболел слегка, так они там, как сбесились! Просят срочно с тобой связаться и всё подробно порасспросить. Я чего-то не пойму, что происходит? Ты же, вроде, заклинание счастья прочитал? Резонансные частоты, там, всякие… Ну, и где оно, это счастье? Может, это у тебя сейчас период адаптации?

P.S. Анкету твою они получили. Все нормально.

From PR to x13

Привет!

Чего-то ты рано сегодня. Чувствую я себя как? Хреново, по правде сказать. Совсем чего-то разболелся. Слабость какая-то, головокружение… Никогда такого не было. Лежу все время (лЕжу!). Жена вся извелась. От постели не отходит. Врачей уж человек десять перебывало, а толку никакого. Ни температуры, ничего. Наверное, говорят, переутомление.

В общем, непонятно. Как будто действительно это проклятое заклинание на меня так подействовало. Бред просто какой-то! Жену жалко. Она, бедная, тут… Ладно, впрочем.

Свяжись с этими чернокнижниками чертовыми, пусть советуют, что делать! Пусть снимают с меня эту свою порчу! Может, я заклинание неправильно прочитал, и оно теперь наоборот на меня действует? Короче, пусть делают что-нибудь!

И на фиг я его вообще прочитал!? У меня и так всё прекрасно было. Жил себе, жил… Правильно говорят: лучшее — враг хорошего. Счастье ему, видите ли, захотелось. Чернокнижного. На резонансных частотах. Александр Македонский!.. Гай Юлий Цезарь!..

Связывайся, короче, срочно с ними! Пусть сделают хоть что-нибудь! Назад все возвращают. Не получилось из меня Цезаря. Как из Остапа Бендера графа Монте-Кристо. Пора переквалифицироваться опять в управдомы.

From x13 to PR (через 15 минут)

Всё я им подробно передал. И про самочувствие твое, и про пожелание. Чтобы заклинание с тебя снять.

Они сказали, что сейчас будут совещаться, чего-то там обдумывать, и ответ дадут завтра. Так что потерпи уж. Ну, я не знаю, может, еще врачей каких вызвать? Даже не знаю, что тебе посоветовать. Ты уж там держись! А завтра я тебе сразу же сообщу, как только от них что-то будет. Договорились?

Ну, давай! До завтра. Держись. Не раскисай.

Bye-bye!

From PR to x13

Ладно, понял. Завтра свяжемся. Пока.

Среда

From x13 to PR

Hello, PR!

Только что получил ответ с сайта. Наскоро перевел и сразу тебе высылаю. Без комментариев! Сам решай. Я тебе тут не советчик.

P.S. Перевод несколько корявый получился, не обращай внимание. Просто я торопился, письмо длинное, редактировать некогда было.

Уважаемый г-н Ростоцкий!

Мы внимательно изучили любезно присланную Вами анкету и Вашу ситуацию в целом. Мы крайне сожалеем, что Вы прочитали заклинание счастья, предварительно не посоветовавшись с нами. Если бы Вы это сделали, то всех нынешних проблем легко можно было бы избежать. Как бы то ни было, но что есть, то есть.

Нам крайне неприятно писать те вещи, которые Вас, наверное, очень расстроят и огорчат, но мы вынуждены это делать. Поскольку ситуация очень серьезная. Надеемся на Ваше благоразумие и здравый смысл и уверены, что Вы с пониманием отнесетесь к тому, что сейчас прочтете.

Если говорить коротко, то Ваша проблема в том, что Вы любите свою жену, а она Вас, по всей видимости, нет. Конечно, это только наше предположение, но говоря откровенно, те Ваши ответы, которые Вы нам любезно прислали, полностью его подтверждают. По сути, Ваша ситуация довольно обычна и заурядна.

Вы богатый человек, ваша жена, как Вы пишете, очень красива и гораздо Вас моложе. Не кажется ли Вам, что если бы Вы не были так богаты, то вряд ли смогли бы так удачно жениться и найти себе такую молодую и красивую жену? Иными словами, вряд ли она вышла за Вас по любви и, скорее всего, с ее стороны это был просто банальный брак по расчету. Согласитесь, подобное предположение звучит вполне естественно!

Ваша проблема в том, что вы действительно, по-настоящему любите свою жену. А когда любишь человека, хочешь прежде всего, чтобы ему было хорошо. Это и есть счастье.

Иными словами, Вы меняете окружающую реальность так, чтобы ей, Вашей любимой, было максимально хорошо, Вы стремитесь реализовать ее подсознательные желания. А ее подсознательное желание — чтобы Вас не было. Чтобы она осталась богатой и свободной.

Мы специально подчеркиваем, что это ее именно подсознательное желание! Ваша жена может быть очень хорошим человеком, и сознательно вовсе не желать Вам зла. И если Вы об этом ей скажете, она придет в ужас и даже обидится. Но тем не менее, с природой не поспоришь. Она Вас не любит. А ей, как и любому человеку, хочется любить, хочется своего счастья. И Вы являетесь помехой.

Все эти проблемы присущи очень многим семьям, но в обычной жизни все эти подсознательные желания так и остаются на уровне подавленных и нереализованных. Но произнеся заклинание счастья, Вы невольно выпустили джинна из бутылки и запустили механизм реализации. Именно в этом и заключается главная опасность, о которой мы писали Вашему другу и которой Вы пренебрегли, поторопившись произнести заклинание.

Вы пишете, что причину болезни врачи определить не могут, и что Ваша жена крайне переживает, беспокоится и буквально не отходит от Вашей постели. Это означает только, что она действительно порядочный человек и сознательно Вам зла не желает.

Подсознательно ей хочется, чтобы Вы умерли не от какого-нибудь ужасного рака или СПИДа, страдая и мучаясь, а просто бы тихо угасли, ушли из ее жизни, умерли у нее на руках, благославив ее перед смертью; а она бы во время болезни самоотверженно ухаживала бы за Вами, не жалея себя, недосыпая и вообще во всем себе отказывая. А все бы вокруг ей сочувствовали и восхищались ее благородством и силой ее любви. И перед самой собой она тоже была бы чиста. Она сделала всё, что могла. Все, что в человеческих силах.

Мы умышленно все так жестко и цинично описываем, но ситуация действительно очень серьезна, и Вы не должны строить себе никаких иллюзий.

Если ничего не изменится, то кончиться все может для Вас очень плохо. Процесс пойдет очень быстро и со всё возрастающей скоростью, поскольку сейчас Ваша жена почувствовала, что ее тайные желания могут сбыться, свобода действительно возможна, и эта близость свободы усиливает подавленные желания, срабатывает запущенный Вами механизм их реализации, Вам становится еще хуже, ощущение близости свободы еще больше усиливается и т. д. В общем, классический пример обратной связи. Образно говоря, змея кусает себя за хвост.

Что же делать? Снять заклинание невозможно. Решением проблемы явилось бы, если бы Вы разлюбили свою жену, или же Ваша жена полюбила бы Вас. Но, к сожалению, по заказу полюбить и разлюбить нельзя.

Можно, конечно, было бы порекомендовать Вам написать завещание не в пользу жены, чтобы она опасалась Вас потерять и остаться ни с чем, но в данном случае и это бесполезно. Только хуже будет. Во-первых, т. к. Вы ее любите, то Вы, наверное, на это не пойдете, а во-вторых, пока Вы ее любите, все будет все равно оборачиваться в итоге в ее пользу. И завещание она Вас потом все равно опять изменить заставит, и только еще больше Вашей смерти желать будет. Только теперь уже, возможно, еще и сознательно. Раз Вы на такие вещи способны. Она только о Вас и думает, ухаживает, от постели не отходит, всё для Вас делает, а Вы в благодарность ее без средств к существованию оставить хотите. Зачем же тогда жениться? И, согласитесь, она по-своему будет права. Ведь на сознательном уровне она Вам зла не желает. Она не ведает, что творит.

Теперь, когда Вы поняли, как мы надеемся, всю серьезность и даже трагичность ситуации, подведем итоги.

Наше резюме.

Пока заклинание действует, сделать ничего нельзя. Что бы Вы ни предпринимали, оборачиваться все будет в итоге в данной ситуации против Вас. И жить Вам, значит, осталось совсем немного. Будем называть вещи своими именами.

Вам необходимо НЕМЕДЛЕННО бросить всё и уехать как можно дальше от своей жены. Чисто территориально. На другой конец света. Вы богатый человек, и для Вас это не сложно. Купите сразу по прочтению этого письма билет на самолет и немедленно улетайте. Мы не знаем, может, и это уже не поможет, машина сломается, и Вы на самолет опоздаете — но это Ваш единственный шанс. Возможно, на расстоянии действие заклинания ослабнет. Ведь даже на резонансных частотах Ваши колебания (Вашей капли) имеют все же лишь ограниченную область действия (не весь океан). Очень большую по сравнению с обычным человеком, но все же ограниченную.

В общем, немедленно уезжайте! Немедленно! Там, на удалении от жены, Вы, по крайней мере, выздоровеете, а потом уж спокойно решите, как быть дальше. Не теряйте ни секунды! Возможно, счет уже пошел на дни! Или даже на часы! Это очень сильное заклинание. Все может очень быстро произойти.

С искренним уважением и пожеланием успехов и здоровья, MAGIA.

Слушай, чего ты делать-то собираешься? Срочно мне напиши. Может, тебе помощь нужна? Билеты заказать или еще что! На аэродром, например, отвезти. Только скажи. Мы же друзья, в конце концов. Хоть и виртуальные пока, только по компьютеру. Заодно уж и познакомимся. Короче, обращайся, не задумываясь! Не стесняйся.

From x13 to PR (через 10 минут)

Что с тобой? Почему ты молчишь? Хочешь, я сам билет закажу? Скажи только, куда. Или давай по своему выбору всё устрою? И билет, и отель. Деньги у меня есть. Это не проблема. Я тоже человек не бедный. И с визой всё решу. А можно на Камчатку, скажем. Чтобы с визой не заморачиваться. Тоже далеко. Только данные мне свои скажи, а я уж сам всё сделаю. Даже машину могу прислать, чтобы на аэродром отвезти.

From PR to x13

Спасибо за заботу. Тронут! Правда! Честное слово.

From x13 to PR

Так что с билетом-то? Сам закажешь или мне заняться? Помощь нужна? Не стесняйся.

From PR to x13

Я не полечу никуда.

From x13 to PR

Что???!!! Ты с ума сошел??? ПОЧЕМУ???????!!!!!!!

From PR to x13

Знаешь… Не могу… Мне кажется… Трудно объяснить… В общем, мне кажется, если я убегу, я предам свою любовь. От любимых не убегают.

From x13 to PR

Ты что, дурак?! Да это на тебя заклинание так действует! Не дает тебе от нее уехать. Ты что, не понимаешь?????!!!!!

From PR to x13

Это не заклинание. Это… А может, и заклинание. Знаешь, оно и правда действует. Я никогда ещё в жизни не был так счастлив. Как будто судьба послала мне какое-то страшное испытание, и я его выдержал. С честью. Любовь моя его выдержала. Я ее все равно люблю. Несмотря ни на что. Она счастлива — и я счастлив. Ей будет плохо — и мне будет плохо. Зачем же от нее уезжать? Зачем делать ей плохо? Причинять ей боль?

From x13 to PR

Да это заклинание тебя заставляет так думать!!!! Заклинание! Заклинание!!! Не сдавайся! Борись! Уезжай! Уезжай немедленно!!! Борись!!!!!!!

From PR to x13

Знаешь такие стихи? Я их раньше не понимал, а теперь понял:

О, дай мне бог конец такой: Всю боль испив до дна, В свой смертный час махнуть рукой Глядящим из окна.

Это, наверное, немногим дается. Мне бог дал. И я ему вечно за это благодарен буду. Потому что это и есть счастье. Высшее. Больше желать мне нечего.

Всё я, боже, получил сполна. Где, в которой расписаться ведомости? Об одном прошу: спаси от ненависти. Мне не причитается она.

Всё. Пока… Трудно писать… Буквы расплываются… Буквы… О чем я?.. Да… Ненависть… Ненависти мне не причитается… Нет! Любовь… Только любовь… Одна только любовь!

From x13 to PR

Что с тобой? Отвечай! Пожалуйста, ответь! Пожалуйста.

Через месяц

From Romka to x13

слыш чувак! закалебал ты миня уже своим мылом. нет здесь больше ни какого pr. и ни пиши сюда больше! а то урою!!!!!!

Ромка.

* * * * *

И спросил у Люцифера Его Сын:

— Лежит ли вина на той женщине за смерть того мужчины?

И ответил Люцифер Своему сыну:

— Нет. Он хотел счастья, и он получил его. Она дала ему это счастье, дала ему умереть счастливым. Это большее, что может сделать один человек для другого.

Сын Люцифера. День 8-Й

И настал восьмой день.

И сказал Люцифер:

— Чудеса не могут принести счастья. Они нарушают гармонию мира. Сильному они не нужны, а слабому бесполезны.

И спросил у Люцифера Его Сын:

— Разве они не помогают человеку получить то, чего он хочет?

И ответил Люцифер Своему Сыну:

— Человеку нельзя ничего дать сверх того, что он имеет. Если у него чего-то нет, значит, он этого и не заслуживает. Каждый получает в жизни ровно столько, сколько он стоит. Не больше и не меньше.

Победителей не назначают. Ими становятся. Нельзя назначить волка вожаком стаи. Иначе погибнет и сам волк, и вся стая.

Секта

«Мужчину одного из тысячи я нашел, а женщину между всеми ими не нашел».

Екклесиаст.

«После того полюбил он одну женщину, жившую на долине Сорек; имя ей Далила».

Книга Судей Израилевых.

1.

Голова болела зверски. Кроме того, тошнило и страшно хотелось пить. В общем, всё, как обычно. Полный букет.

«Господи, как же я вчера нажрался!..» — с тоской подумал Игорь Рудников, наливая трясущейся рукой в стакан шипящую минералку и выдавливая на ладонь зеленую таблетку темпальгина. «Может, уж две сразу?» — засомневался вдруг он и после секундного колебания выдавил еще одну.

Проглотив таблетки и запив их минералкой, Рудников в изнеможении откинулся назад, на подушку и закрыл глаза. Теперь надо полежать спокойно, а в идеале вообще уснуть. Это было бы лучше всего. Тогда есть шанс, что при следующем пробуждении голова хоть, по крайней мере, болеть не будет. Темпальгин — это хорошо. Помогает стопроцентно. Особенно две таблетки.

Заснуть, однако, не удалось. Как же! Заснешь тут! Не тут-то было! Только-только он задремал, как вдруг зазвонил телефон.

— Да! — снял трубку Рудников.

— А-ал-лё! — услышал он весёлый пьяный голос Сашки Петрова. — Проснулся?

— Только что, — с усилием ответил Рудников, стараясь говорить как можно тише и меньше. Каждое слово отдавалось в голове тупым булавочным уколом.

— А мы тут уже с утра продолжили! — радостно сообщил Петров — Давай, приезжай! Чего ты вчера удрал-то?

— Да куда «приезжай»! — скривился Рудников. Головная боль усилилась. Черт бы его побрал с этими его разговорами! — Я тут еле живой лежу.

— Да брось ты! Опохмелишься — и все пройдет. Сразу как рукой снимет, — заржал в трубку Сашка. — Примем сейчас по чуть-чуть…

— Ты с ума сошел? Я умру тут, если встану! (Отвяжись ты, Христа ради!)

— В общем, отрываешься от коллектива. Не уважаешь значит… — полушутливо резюмировал Петров.

— Ну, причем тут «отрываешься»! (Начина-ается!.. Действительно ведь обидится ещё сейчас спьяну, чего доброго!) Ты же знаешь, как я всё это переношу. Это вам, алкашам, как с гуся вода, а я, блядь, неделю теперь в себя приходить буду.

— Ну, ясно… Да, Гари, ты не наш, не с океана! Ладно, надумаешь — приезжай. Мы тут у Федорыча все сидим.

— Да не надумаю я! Я валяться целый день буду, отходить. И так, вон, уж две таблетки от головы принял!

— Ну, смотри… А то приезжай, — Сашка секунду помедлил. — Ну, ладно, пока! — сдался наконец он.

— Пока, — почти простонал Рудников, кое-как положил на место трубку и опять налил себе минералки.

Голова раскалывалась. Черт! Третью таблетку надо пить. Чего звонят? Не сидится им там! Скучно им, блядь, без меня. Ну и пиздец! Это неописуемо. Давненько такого не было. Хоть о стенку головой бейся! Надо лечь и не шевелиться минут пятнадцать. И ни о чем не думать. И телефон этот блядский отключить немедленно. Чего я, спрашивается, раньше этого не сделал? Никаких бы этих разговоров не было!

Рудников с ожесточением выдернул шнур из розетки и бросил его на пол. Это подействовало на него успокаивающе. Дало ощущение уюта и безопасности. Теперь надо просто спокойно полежать, и всё пройдет.

Минут через пятнадцать голова действительно прошла. Боль стала постепенно отступать, отступать и наконец совсем исчезла. Рудников некоторое время просто лежал и наслаждался ее отсутствием. Блаженствовал! Все-таки темпальгин — классная штука! Действует гарантированно.

Он полежал спокойно и ни о чем не думая на всякий случай еще минут десять, пока не убедился окончательно, что голова и в самом деле прошла, после чего рассеяно и не спеша начал перебирать в памяти вчерашний вечер.

Хотя чего там перебирать-то! Всё, как обычно. Нажрались все как свиньи. До поросячьего визга. Да и воспоминания у него были какие-то отрывочные. С обширными пробелами и лакунами. Не геройствовал, вроде, и не приставал ни к кому — и слава богу! И на том спасибо. А то, блядь, в прошлый раз… До сих пор вспоминать стыдно… Тьфу, черт! Даже сейчас в краску бросило. Чего я там дурище этой тогда на ушко нашептывал… О-о-ой!.. Хорошо хоть, не заметил, вроде, никто. А может, и заметили… А!.. ладно. Всё, проехали! Чего эту чушь вспоминать! Мало ли чего по пьяни бывает. Наплевать и забыть. Впредь только этих глупостей не повторять. Помнить, какой я пьяный дурак и идиот. Чтобы к бабам — ни-ни! На пушечный выстрел!

А то еще, блядь… чего доброго… Проснешься одним прекрасным утром… встретишь розоперстую аврору… Тьфу! Тьфу-тьфу-тьфу! Лучше об этом вообще не думать! А то всё, о чем я думаю — всё сбывается. Как по-писаному. Все пиздецы! Только о нем, проклятом, подумаешь — и вот он, пожалуйста! Тут как тут! «Чего изволите!? Звали, хозяин?»

Что у меня опять за дурацкие мысли? Куда меня опять куда-то в сторону увело? Что вчера-то было?.. Чего-то ведь там было… Чего-то я сегодня вспомнить собирался… Точнее, не забыть… Чего ж?

Рудников с трудом напрягся.

Тэ-эк-с… Пьем… Пьем… Тосты-напутствия… Пьем… Напутствия-тосты… Пьем… Семин с Татьяной… Ну, это ладно. Маркин поёт… Пробел. Опять, вроде, пьем… Опять пробел. Опять, вроде… Стоп! Вот здесь, кажется, чего-то было. Так!.. Так… Чего ж там было-то?.. Чего-то ведь было… Чего-то, вроде, даже важное… Да-а… Ва-ажное…

Ну, чего? Чего там, блядь, могло быть «важное»? Никого я там не трахнул, надеюсь, на скорую руку? Может, это и есть «важное»? Боже упаси! Да нет, нет!.. Так… Ну, так что? Вспомню я или не вспомню, в конце-то концов?

А-а-а!.. Разговор с Фроловым! Героем торжества.

Рудников наконец смутно что-то припомнил.

Застолье, гомон… совершенно пьяный Фролов что-то ему увлеченно рассказывает. По страшному секрету. (Все эти пьяные секреты!..) Монету он, вроде кидает?.. Ничего не помню! Причем здесь монета? Ну-ка, давай всё сначала.

Так… Мы сидим, разговариваем, он чего-то там хвастаться начинает. Потом монета… Да ладно, пёс с ней, с монетой! Чего он говорит-то?..

А! Сейчас, сейчас…

Рудников выпил еще минералки и наконец вспомнил. Вспомнил, что говорил ему Фролов. А говорил он по поводу своего нынешнего повышения, которое, собственно, они вчера так бурно и отмечали.

«Чего, ты думаешь, меня повысили? Просто так, что ли? Не-ет! Просто так у нас ничего не бывает. Э-эт-то только начало! Я в секту такую вступил, что все у меня теперь по жизни ровно будет! Всё тип-топ! Всегда будет во всём везти! Во всём!»

Ну да! А потом он монетку стал кидать, чтобы показать, как ему везет.

Интере-есно!.. Хм!.. О-очень интересно!..

Рудников даже про похмелье свое забыл.

Какую еще секту? Чего он там плел? Чего, правда, что ль? Секта?!.. Фролов? Фролов — сектант? Эта пьянь?! Что за бред?! А с другой стороны, не придумал же он все это! Во- первых, он пьяный был в драбадан, лыка не вязал, для таких придумок; а во-вторых, такой бред и придумать-то невозможно. Хм… Так, что, действительно, что ль? Секта…

Черт! До чего всё же мерзкое состояние! Голова как ватой набита. Опилками, блядь. Как у Винни Пуха. «В голове моей опилки, да! да! да!.. Не-бе-да!!». И тому… подобное. Да, да, да!. Так о чем это я думал?.. А, о Фролове… Да! да! да! И тому подобное. О секте и сектантах.

А ведь назначили-то его действительно странно, между прочим. Никто этого совершенно не ожидал. Как гром среди ясного неба. Раз вдруг — и на повышенье! А с какого хуя?! Хм… Секта… Я бы, блядь, тоже тогда не отказался в такую секту вступить!

Да, кстати, я же ему так сразу тогда и сказал. Что тоже, мол, хочу. На что он, пьяно ухмыляясь, заявил мне, что «он передаст».

Рудников вспомнил самодовольно ухмыляющуюся рожу пьяного в стельку Фролова и невольно усмехнулся. «Передаст».

Смейся-смейся! — тут же одернул он себя. — А какая у него теперь зарплата и какая у тебя? И если ты такой умный да еще к тому же и веселый впридачу, то чего же ты такой бедный? А? Как, блядь, самая распоследняя церковная мышь! Как тот наш несчастный премьер-бровеносец косноязычный. Посол украинский. Как его, интересно, на украинску мову-то переводят? Так хохлам и надо! Это им за Крым.

Ладно, чего у нас там дальше-то было? С этим передастом. Чего он мне еще интересного успел понарассказывать?

А ничего дальше не было! Тут к нам кто-то подрулил, и на этом вся наша интересная беседа и закончилась.

Ну, и чего? Странный какой-то разговор… Гм… Очень странный. Правда всё это, интересно, про секту или просто пьяный трёп?.. Да нет, на обычный пьяный трёп что-то не похоже. Наоборот, такое впечатление, что это он спьяну проболтался, а теперь, наверное, и сам не рад. Если помнит, конечно, что-нибудь.

Любопытно… Весьма любопытно… Что это за секта такая, которая может с карьерой помочь? Типа масонской ложи, что ли? Да-а!.. А мне-то чего?! Я все равно ни во что это не верю. Ни в масонов, ни в ложи, ни в черта, ни в дьявола! Масонской, не масонской — главное, чтобы это было реально! Чтоб прок от них был. А то вступишь, блядь, к каким-нибудь сирым и убогим… Таким же мудакам, как и я. Юродивым… У которых у самих за душой ни гроша нет. На хуй-на хуй! Такие секты нам не нужны. Я и сам сирый и убогий. Безденежье это, блядь, заебало уже! Бедность, конечно, не порок, но сколько же можно!

И главное, перспектив ведь никаких! Абсолютно. Вот в чем самый ужас! Связей нет, родственников нет, ни хуя у меня нет! Как у Луки Мудищева. «Судьба его снабдила хуем, не дав впридачу ни хуя!» Вот и мне… поневоле тут в любую секту бросишься. Да хоть к черту на рога! От отчаяния, блядь, и полной безысходности. Как в омут с головой. Ласточкой!

Чего я теряю? А вдруг правда? Масоны-то, насколько я знаю, действительно ведь во всех слоях общества существовали. Ложи их. Так что… Э-хе-хе… И чем только люди от скуки не занимаются! Твою мать! Какой только дурью не маются. Бабок лом, делать нечего, вот с жиру и бесятся. В детские игры играют. В ложи с сектантами. В карнавалы с переодеваниями. Лишь бы время убить.

В общем, попытка не пытка, как учил незабвенный наш Лаврентий Палыч. Глядишь, чего и наклюнется. Знакомства полезные заведу, то-сё!.. Главное же вовремя в нужное время, в нужном месте оказаться!

Чего-то я, по-моему, не так сказал?.. А?.. А-а!.. не соображаю ничего уже! Ладно, заснуть надо попробовать. В понедельник беру Фролова за жабры и пусть меня тоже в секту эту вводит. А иначе… Можно и по-плохому, в крайнем случае. Припугнуть, например. Он же не помнит наверняка ничего из того, что мне вчера наговорил. Ну, да там видно будет! Чего сейчас этим всем грузиться. Сориентируюсь по обстановке. Никуда он от меня не денется. Влюбится и женится. А не захочет по-плохому — по- хорошему еще хуже будет!

Всё! А теперь — спать! Спать, спать, спать…

2.

В понедельник Рудников первым делом решил навестить Фролова. Посмотреть заодно его новый кабинет. (Ба-алшой начальник тэпэрь! Отдельный кабинетик, секретутка, все дела! А тут!.. Твою мать!)

— Привет, Дим! — несколько фамильярно приветствовал он сидящего с крайне озабоченным видом Фролова, сосредоточенно перебирающего на огромном столе какие-то, по всей видимости, очень важные бумаги.

(Нет, ну деловой, блядь, до чего сразу стал! С утра уже весь в работе! Солидол! Как будто это и не он в пятницу весь туалет у Петровича заблевал. Чего ты там перебираешь-то? Ты же, небось, еще с пятницы-субботы не отошел! Не знаю уж, конечно, чем ты потом в воскресенье занимался. «Отдыхал», наверное. На хлеб намазывал. Как обычно).

— А-а… привет, — небрежно кивнул тот в ответ.

Рудникову почему-то показалось, что его визит Фролова не очень-то обрадовал. То ли он теперь вообще со своими прежними сослуживцами не горел желанием так запанибратски общаться, то ли из пятницы что-то помнил и потому именно с ним, с Рудниковым, разговаривать не хочет, вероятно, расспросов опасается. Ну да, сейчас проверим!

— Слушай, Дим, ты, я вижу, занят — я буквально на минуточку! — озабоченной скороговоркой зачастил Рудников. — Я насчет нашего пятничного разговора.

(При этих словах Фролов ощутимо вздрогнул и явно напрягся. Это не ускользнуло от внимания Рудникова.

Тэ-эк!.. Понятненько! — сообразил он. — Значит, дружок, в пятницу ты просто спьяну проболтался. Выложил мне сдуру все свои секреты. А теперь и сам не рад. Ясно-ясно!.. Так и запишем.)

Ты просил меня зайти сегодня с утра. Ну, так, как?

— Э-э… Что «как»? — неуверенно протянул Фролов, недоверчиво глядя на своего неожиданного посетителя. Он явно ничего не помнил. Прекрасно!

— Ну, звонить мне или нет? — с невинным видом уточнил Рудников.

— К-кому звонить?.. Ты извини, Игорек, я в пятницу… сам понимаешь… — как-то натужно усмехнулся Фролов. Глаза его забегали. — Напомни мне, о чем я там говорил-то?

— Ну, как о чем? — совершенно натурально удивился Рудников. — О секте. (Фролов побледнел и отшатнулся.) Ты мне все рассказал… (У Фролова глаза полезли на лоб, и даже рот слегка приоткрылся.) …и телефон их оставил.

(В глазах у Фролова заплескался самый настоящий ужас, челюсть отвисла окончательно. Рудников даже и сам несколько испугался, струхнул, пораженный такой его реакцией.

Чего это он? Может, я зря во все это лезу? Может, ну его на фиг!? Всех этих сектантов сумасшедших. А то ведь не вылезешь потом оттуда. Это, наверное, как в могилу. Обратно дороги нет. Надо мне это?..

Надо!! — тут же со злостью решил он про себя. — Еще как надо-то! А то ведь так и будешь всю жизнь на такого вот Фролова шестерить. На побегушках у него бегать, пока он тут в кабинете у себя оттягивается и с секретуточками своими кувыркается. А я чем хуже? Я тоже так хочу!)

— Он у тебя с собой? — глядя куда-то в сторону, глухо спросил Фролов.

— Кто? — сделал вид, что не понял, Рудников.

— Ну, телефон?

— Да нет, с собой нет. Я бумажку эту дома оставил. А что?

— Нет, ничего… — как-то обреченно вздохнул Фролов, постукивая пальцами по столу. — Это я так…

— Ну, так чего ты решил? — чуть более настойчиво снова спросил Рудников. (Пусть и не мечтает, что ему удастся от меня отвязаться!) — Ты сказал, чтобы я пока не звонил — возможно, лучше будет, если ты сам с ними сначала поговоришь. Что ты до понедельника подумаешь, а в понедельник с утра мне скажешь. Ну, так как? Звонить мне или подождать?

(Весь план Рудникова был основан на его твердом убеждении, что должны же члены секты, если, конечно, таковая действительно существует, — впрочем, сейчас он в этом уже практически не сомневался, слишком уж явно нервничал Фролов — соблюдать хоть какую-то элементарную осторожность и конспирацию! И значит, вряд ли Фролова там по головке погладят, когда узнают, что он раздает их телефоны с пьяных глаз направо и налево. Первому же встречному собутыльнику.

Тем более, что люди-то там должны быть и впрямь, по-настоящему серьезные, если даже такого полного мудака, как Фролов, смогли в этот кабинет в два счета пропихнуть.

Это действительно круто! Не хухры-мухры! А тут горбатишься, горбатишься!.. На чужого дядю… Нет, ну до чего же, блин, всё в этой жизни несправедливо устроено!

И, главное, с таким ведь видом сидит, как будто он и правда всё это заслужил! Своим непосильным трудом. Ну, какие у тебя, пьянчужка ты несчастный, могут быть «труды»!? По поднятию стакана, разве что. Кто кого перепил! Начальничек, блядь! Ключик-чайничек.)

— Нет, ты правильно сделал, что не звонил, — попытался улыбнуться дрожащими губами Фролов, кинул быстрый взгляд на Рудникова и сразу же опять забегал глазами.

(Рудникову его даже жалко стало. Да-а!.. Дело-то, похоже, и впрямь серьезное…Тем лучше!)

— Я сам, пожалуй… сначала… переговорю… — Фролов буквально давился словами.

Чувствовалось, что весь этот разговор ему крайне неприятен, и он мечтает сейчас только об одном: а вот как было бы хорошо, если бы Рудников этот вдруг куда-нибудь исчез! Провалился в тартарары!! Ну, вот умер бы прямо сию же секунду здесь от сердечного приступа! Или машина бы его по пути домой сбила. Сколько людей ежедневно в ДТП гибнут! А нет человека — нет проблемы!

— А то… если ты позвонишь… Кха… Кха… Я ведь тебе вообще не должен был этот телефон давать! — вдруг с тоской выпалил он и буквально впился глазами в Рудникова: да точно ли я его тебе давал? А не брешешь ли ты, пан философ?

(Рудников, впрочем, выдержал это неожиданное испытание с честью — не отводя глаз и с совершенно непроницаемым выражением лица.)

— Нн-да!.. Кху!.. — снова заёрзал и закряхтел Фролов, погасил свой орлиный взор и опять принялся внимательно изучать поверхность своего необъятного стола. — Ну, в общем, сам я переговорю, — после паузы тяжело вздохнул он. — А там уже не от меня зависит. Я сам человек маленький…

— Ну, хоть сколько мне ждать? — всё так же настойчиво поинтересовался Рудников.

— А я откуда знаю? — вяло отмахнулся Фролов.

— Ну, сколько хоть примерно? Неделю?.. Две?.. — упрямо переспросил Рудников, решив дожать Фролова до конца.

(А то не передаст еще ничего никому! Скажет потом: «Ну, не связались!.. Значит, не сочли нужным». Знаем мы все эти варианты. Проходили. Ученые уже. Сами такие!)

— Да не знаю я!! — злобно заорал в ответ Фролов. — Сказал же! Не знаю!! Захотят — найдут.

— Да ладно, чего ты?.. — сбавил обороты Рудников. — Я так спросил… Просто определенности хочется, — он на секунду замялся.

(На языке у него вертелся вопрос, который ему ну просто ужасно хотелось задать: а сколько ты сам-то, мил человек, ждал, пока с тобой связались? Но по здравом размышлении он всё же решил пока от него воздержаться. Хватит, пожалуй, на сегодня! Палку перегибать тоже не стоит.)

— Ладно, Димон, давай. Побежал я. А то время уже!.. — он глянул на часы. — Да, слушай! — уже в дверях снова обернулся он. — А что ты с монеткой-то мне за фокус показывал? Я чего-то не врубился и так ничего толком и не понял? Цифры какие-то мне все называл?

— Какие цифры?! — весь подался вперед Фролов. — Что я тебе говорил!!? — почти закричал он. — Что!!??

— Да не помню я уже! — даже растерялся от неожиданности совершенно не предвидевший такого эффекта Рудников. Он и спросил-то просто так. — Я и сам хорош был.

— Узнаешь все в свое время, — как-то сразу обмяк Фролов. — Сами они тебе всё расскажут. Если захотят.

3.

Вернувшись к себе в отдел, Рудников сразу же обложился бумагами и сделал вид, что полностью с головой погружен в работу. На самом деле он просто размышлял. Встреча с Фроловым произвела на него сильное впечатление. Теперь уже никаких сомнений в том, что секта действительно существует, что Фролов ее член и что именно благодаря ей он получил свое нынешнее повышение, стал начальником и переехал в отдельный кабинет, у Рудникова не осталось.

Более того, он успел понять и еще кое-что. Фролов боялся. Он явно боялся возможных последствий своей пьяной болтливости. Это было совершенно очевидно. Не заметить это было просто невозможно.

А последний эпизод с цифрами? Да его чуть кондратий не хватил, когда я об этом речь завел! Аж затрясся весь. Что это, интересно, за циферки-то такие?.. Что-то он ведь мне говорил… Но вот что? И монетку все кидал…

Не! не вспомню. Чего-то меня отвлекло. А, ну да! Шоу бесплатное. Как наша дорогая-ненаглядная скромница-недотрога Оля из соседнего отдела, привстав со стула, за салатом тянется, а сидящий рядом Максимов, пуская от счастья слюни, ее с блаженной, идиотской улыбкой тайком за задницу щупает. А она все тянется, тянется и никак себе, бедная, салатик положить не может. Всё чего-то там копается и на место не садится. Какую-то там ложечку всё ищет…

Рудников невольно усмехнулся, живо вспомнив эту веселую картинку. Жаль, видеокамеры не было. Забавный кадрик бы получился.

Черт! — внезапно помрачнел он. — Лучше бы я Фролова слушал, вместо того, чтобы глазеть, как эту дуру лапают. Тоже мне, невидаль! А он, оказывается, что-то важное говорил. Чёрта с два теперь из него это вытянешь!

Сами они, видите ли, мне это расскажут! Сами-то сами, но и заранее знать иногда не вредно. Просто на всякий случай. Впрочем, чего теперь. Теперь только ждать остается. Когда они со мной связаться изволят. Если, конечно, изволят.

Сколько ждать-то будем? Ну… две недели. Да. Две недели максимум. Если через две недели не объявятся — опять на Фролова наезжать придется. Хотя хуй на него тогда наедешь. Он и сейчас-то уж фыркает, а через две недели и в кабинет-то, небось, не пустит. Ну, как же! Начальник же большой теперь. Пидор, блядь! Передаст.

Мысль, что какой-то там никчемушный Фролов сидит теперь себе, посиживает в отдельном кабинете и в ус не дует, а он, Рудников, который в сто раз его умнее и талантливее, по-прежнему гниет и прозябает на своей безнадежной должности безвыходного рядового клерка, была совершенно нестерпима. Жгла! Ну, что это за жизнь! Ну, почему, блядь, мне так никогда не везет!? Ну, все ведь, все куда-то в конце концов да пристраиваются! Все! Кто в секту, кто женится удачно.

Рудников вспомнил одного своего институтского приятеля, который буквально на днях сказочно женился на дочке какого-то, там, крупного бизнесмена. Квартиру сразу же папа купил, тачку… — короче, все дела. Страшноватая, правда, дочка-то, ну да ведь с лица не воду пить. За такие бабки можно и на Бабе-Яге жениться. На бабке-ёжке. На бабке, блядь, на бабке!.. На бабках. Папиных.

В общем, все, ну все куда-нибудь да пристраиваются! Один я как дерьмо в проруби до сих пор болтаюсь. Не пришей к пизде рукав! На хуй никому не нужный! Тридцатник скоро, и чего я, спрашивается, в жизни добился? Ну, чего? Что у меня есть? Ни-че-го! Ноль!! Николаша-нидвораша. Беспортошник. Голь перекатная. Спиваюсь потихоньку. С местной институтской алкашнёй. Такими же унылыми хрониками-неудачниками. Да тут не то что в секту, а на любой рожон полезешь!! Куда угодно! Лишь бы из этого болота, из этой трясины вылезти! Любой ценой!!!

* * *

Последующие несколько дней Рудников безвылазно просидел в отделе. Работы вдруг навалилось столько, что буквально головы некогда было поднять.

И откуда только что взялось! Никогда ещё такого не было. Да вообще пиздец! Какой тут Фролов! Покурить на десять минут выйдешь — и то шеф уже волком смотрит. Косит, блядь, дурным глазом. Ну, прямо, как нарочно! Хучь плачь!

Рудников мрачно притушил сигарету, бросил ее в ведро и двинулся уже было к выходу, как вдруг дверь в курилке отворилась, и на пороге, «как мимолетное виденье, как гений чистой красоты», возникла собственной персоной блистательная и несравненная Зинаида Юрьевна, она же Зинка, она же леди Зю — роскошная платиновая блондинка на вид лет 25-и, начальник соседнего отдела, роковая красавица, светская львица и предмет нескончаемой зависти, пересудов и поклонения всего местного бабья.

(«Бабняка», по выражению Витьки Ильина: «Весь наш бабняк собрался, опять Зинаиде косточки перемывают! «Зинка-то сегодня опять в новой шубе!», «Видели, на каком Мерсе наша леди Зю сегодня на работу прикатила!» и т. д. и т. п.»)

Рудников от изумления чуть рот не раскрыл. Господи! Что делается! Какие люди, оказывается, нашу заплеванную курилку посещают! Что это с ней сегодня? Пообщаться с народом захотелось? Она же, вроде, того… где-то там… на небесах… в верхах!.. высоко-высоко!.. в высших сферах, так сказать, в основном витает-обитает?.. Парит! Среди бриллиантов-шуб-«Мерседесов». Да и не курит она, кажется… Чего это она вообще здесь делает?

Про Зинаиду Юрьевну слухи ходили самые разнообразные, хотя толком, как ни странно, никто ничего не знал. То ли папка у нее был какой-то крутой, то ли хахаль. («То ли папка, то ли палка!» — злобно острили иногда при случае местные дамы.)

Непонятно, в общем. Хотя обычно-то про такие вещи все всё всегда знают. А тут… Явно, что что-то, точнее кто-то был — иначе, как могла двадцатипятилетняя девчонка стать начальником отдела, да еще и шубы, наряды и машины менять, ну прямо, как перчатки!? Кто-то, несомненно, был, но вот кто? Никто ее никогда не встречал, никто не провожал, не звонила она, вроде, с работы никому — в общем, загадочная женщина. Таинственная и непостижимая, как комета Галлея.

И откуда только такие в нашем родном болоте берутся? И что, самое главное, она вообще здесь делает? С ее-то данными? Ей по уму-то на подиуме где-нибудь надо дефилировать. На конкурсах красоты блистать. С миллионерами по ночным клубам и дорогим кабакам шастать. На островах-рифах загорать, на песочке. А она…

Такие мысли всегда приходили Рудникову в голову при виде этой великолепной, холеной, ледяной красавице — Зимаиды, как он ее про себя иногда именовал, когда случайно сталкивался с ней изредка где-нибудь в коридоре. Он даже вздыхал иногда по ней втайне, как и, наверное, почти все местные мужчины и мужчинки, но так как-то…. Абстрактно-платонически. Как по какой-нибудь, там, кинодиве, богине, красотке из журнала, какой-нибудь, там, Мерлин Монро. В общем, как о чем-то совершенно несбыточном и абсолютно недостижимом. Кто она и кто он? Ха! Смехота, да и только! Он для нее клоп. Шустро снующий по коридорам таракан. О чем тут вообще и говорить-то можно!? Курам на смех!

И вот теперь блистательная Зинаида Юрьевна неспешно подплыла к Рудникову, остановилась почти вплотную (Рудников автоматически покосился на неправдоподобно-глубокий вырез ее очередного сногсшибательного платья) и, безмятежно глядя куда-то сквозь него своими огромными, бездонными, ярко-синими глазищами, спокойно сказала: «Сегодня в 7 часов на станции метро «Фрунзенская», внизу, в центре зала. Сидите на любой скамейке. К Вам подойдут». И, видя какое-то совершенно дикое изумление, отразившееся, по всей видимости, у него на лице, так же спокойно и невозмутимо добавила: «Это по поводу Вашего недавнего разговора с Фроловым».

После чего неторопливо повернулась и величественно выплыла из курилки.

Как царевна, блядь, лебедь от царя Гвидона! — подумал слегка опомнившийся Рудников, провожая ее взглядом. — На море-окияне, на острове Буяне. Только какой из меня Гвидон… Гвиндон! И ведь ебёт ее кто-то! Да-а-а… Интересное кино…

Он задумчиво потер подбородок. Из курилки лучше пока не выходить. Подождем. Тарапится нэ нада, да? Пусть подальше отплывет. Не надо, чтобы их вместе видели. Ни к чему все это. Нехорошо. Незачем. Народ только пугать. К чему нам все эти нездоровые сенсации?.. Слава богу, что хоть в курилке-то никого не было. А то щас бы уже началось!.. Ей-то что! А вот мне…

Это что же? Зинаида-то наша, свет Юрьевна? Тоже сектантка? Ну и ну! Это уж совсем!.. Вот уж действительно, ни в сказке сказать, ни пером описать! В голове прямо не укладывается. Ей-то это всё зачем? С её-то внешними данными, с её-то экстерьером!.. Она и без всяких сект всегда пристроится.

Хотя… Черт ее знает! Может, это только так кажется? А на самом-то деле всё у них, у этих баб, не так просто? Внешность-то внешностью, но одной пиздой ведь на «Мерседес» и на брюлики тоже не заработаешь. Разве что уж очень повезет. Конкуренция у них там тоже дикая. Дамочка она, конечно, видная, что и говорить, всё при ней, но это ведь по нашим, институтским меркам. На фоне местных каракатиц. А так-то если…

Хотя нет! Чего я несу? Я же не слепой. И телик иногда посматриваю. Да она любой телемиске сто очков вперёд даст! Впрочем… опять же, пёс их, этих баб, разберет! Все эти их бабские дела… Сколько кто чего кому даст. И куда. В перёд или в зад. Тут сам черт себе ногу сломит. И всё остальное заодно. Если слишком уж углубится… в проблему.

Так значит, Зинаида Юрьевна у нас сектантка? Невероятно! Ну, просто чудеса какие-то! В решете. Да-а-а! Гм… А это ведь означает, что секта-то… серьезная. О-очень серьезная! Такая матерая хищница, акула белая, как наша Леди Зю (о! точно! «белая акула»! надо будет блеснуть при случае своим остроумием!), так вот, такая крутая бабца куда ни попадя не вступит. Не полезет и не сунется. Не нырнёт. Это тебе не пьяница-Фролов! И если уж даже она там!.. Да-а-а!.. — Рудников даже головой в ошеломлении покрутил.

Он всё никак не мог до конца уверовать в этот совершенно неожиданный для него поворот событий. Уж кого-кого, а вот божественно-холодную Зинаиду представить себе сектанткой он ну никак не мог! Ну вот просто воображения не хватало!

Сектантство — это ведь что-то такое… Неполноценное… Кликушески-истеричное… Неряшливо одетая женщина неопределенного возраста с растрепанными волосами, распахнутым в немом криком ртом и воспаленным взглядом. Или наоборот. Ханжески-аскетичное… Черный платочек… востренький носик… смиренно-потупленные выцветшие глазки… тонкие, бесцветные, вечно поджатые губы… гладко зачесанные назад волосики с пучком на затылке… Что-то неприятно-отталкивающее, короче.

Но роскошная красавица Зинаида!.. Она что, в секту тоже на своем шестисотом мерине приезжает?.. Однако факт остается фактом. Даже запах духов в курилке еще не выветрился.

Так, может, она мне и даст как-нибудь… потом?.. — вдруг мелькнула в голове у Рудникова озорная мыслишка. — На каком-нибудь их шабаше? Как сектантка сектанту. Как члену секты. («Вы член партии?» — «Нет, я ее мозг!») Хотя, вряд ли… Она, наверное, и там… Только для руководства. Для узкого круга. Для избранных членов. Особо выдающихся. (Впрочем, насчет «особо выдающихся», мы еще поглядим!.. У кого…) Такие женщины всегда в цене. Как московская недвижимость. И везде. Частная собственность. Посторонним вход воспрещен! Обычным, так сказать, членам…

Возмутительно! Вопиюще! Несправедливость — везде она царит! Даже в сектах. Везде! Везде!! Ну, где ее искать, справедливость эту?!.. Где-где… Рифочка, кстати, подходящая напрашивается. В качестве ответа. …! У Зинаиды!

А действительно, между прочим, бабы-то как в секте называются? Мужики — члены, это понятно, а бабы как? Членки?.. членши?.. членочки?.. Нет, интересно, никакого слова, типа ножны для вложения членов? Ну для сабли — ножны, а для членов как? Нет?.. Нет, увы. А! Как же это нет?! Есть! «Влагалище»!

Рудников вспомнил, как всё тот же Витька Ильин притащил на днях в курилку Толковый словарь русского языка и, хохоча, зачитывал вслух значение старорусского слова «влагалище».

«Вместилище, вещь, служащая для вложения в нее другой; мешок, кошёлка, чехол, ножны, футляр».

В общем, производная от глаголов «влагать», «вложить», а вовсе не от существительного «влага», оказывается. Дамы были в восторге.

Так как все-таки всех этих влагалищ обзывать-то? Покороче и поблагозвучней? А!.. ну да! Сектантки-секстантки-секстанточки!.. Сектутки, секстутки… Тьфу! Язык сломаешь! Ладно, порезвились и будет.

Рудников уже входил в отдел. Начальник злобно на него уставился.

— Сколько курить можно?!

— Я что, проклятый?! — взорвался Рудников. — И так последние дни сижу, спины не разгибаю! Покурить уж на две минуты отойти нельзя!

Он сел за стол, демонстративно придвинул к себе очередной толстенный талмуд и углубился якобы в чтение. Начальник промолчал. Остальные сотрудники сразу же дружно уткнулись носами в свои бумаги.

Да пошел ты! — раздраженно подумал Рудников. Он ощущал какую-то непонятную внутреннюю легкость и свободу. Как человек, которому уже нечего терять. — Всё равно в нашей дыре ничего не высидишь. Перспектив никаких. Наше начальство хоть в жопу целуй, хоть в жопу посылай! Разницы никакой. Результат тот же. И уволить не уволят — где еще такого дурака найдешь за такие деньги? И повысить не повысят. Всё только по своим и по блату.

Ну, или пиздой, как Зинаида. Влагалищем. «Вещью, служащей для вложенья в неё другой». Хотя она-то, как раз, может, и не влагалищем. По крайней мере, не местному начальству. Оно-то, небось, тоже только смотрит на нее да облизывается. Наряду со всеми прочими. Ему туда тоже, похоже, вход воспрещен. Строго-настрого. Это влагалище — какое надо влагалище! Только для высокопоставленных членов. Для каких надо влагателей!

Ха! Значит, и мне тоже тогда полагается. У меня ведь тоже… в некотором смысле… особливо на такую кралю… высоко… поставленный. Могу продемонстрировать. No problems! С этим делом у меня пока всё в порядке. Слава богу! Даже на местных кикимор безотказно реагирует. Коренных обитательниц нашего родного институтского болота. А это уж, знаете!..

Тем более, что наши-то жабы покруче сказочных заколдованы. Их поцелуями не проймешь. В царевен они только после третьего стакана превращаются. Да и то не всегда и ненадолго. А до этого хоть целуй их, хоть дери — толку никакого! Знай себе поквакивают. Тьфу! Наутро потом вспоминать противно. С души воротит. Особенно, если еще и с похмелья. Проснешься рядом с такой!.. Спящей царевной-лягушкой…Лет этак на десять тебя старше… Бр-р-р!..

Да… Так что там с сегодняшней встречей?.. Как она сказала? В семь на «Фрунзенской»? Гм… Ну, да. Переход на «Парке»… Успеваю запросто. Там одна станция? Да, одна, кажется… Точно одна! И скамейки в центре действительно есть… «На любой скамейке»… Значит, тот человек меня в лицо знает. Любопытно… Впрочем, не важно. Знает и знает.

Гораздо любопытнее другое. А секта-то хоть эта легальная? Чего это они встречи в метро назначают? Что это еще за конспирация! Кого они боятся? Властей?.. А кого еще! Не меня же.

Та-ак!.. Всё интереснее и интереснее… Как говорила Алиса, попав впервые в Страну Чудес. Или она как-то по-другому говорила? Более образно. Ну, не важно. Не имеет значения… Как бы вот мне тоже, чего доброго, в Страну Чудес с этими сектантами за компанию не угодить. Не загреметь под панфары. Вот это действительно важно! И значение для меня имеет. Да еще какое! Самое, что ни на есть, прямое. А то ведь у нас это просто. В рамках борьбы с терроризмом. Ласты склеют — и привет! Валяй по всем трем! Такие чудеса в ближайшем же отделении покажут, что любо-дорого. Закачаешься! Мало не покажется. Алисе и не снилось. Знаем-знаем! Наслышаны-с. Оборотни в погонах. Спаси и сохрани!

Тем более, что я ведь действительно ничего про них не знаю. Про сектантов этих. Может, они и правда какой-нибудь противоправной деятельностью занимаются? Теракты готовят. Как Аум Сенрикё. Взрывы в токийском метро. Газовая атака. Тьфу-тьфу-тьфу! Инда пот прошиб. По дереву надо постучать.

Да нет! Чего зря нагнетать? Какие еще там «взрывы»! Стал бы Фролов тогда с ними связываться! Террорист хренов. Алконоид. А Зинаида! Она уж явно совершенно не по этой части. Зачем ей бомбы? Она сама у нас секс-бомба. В общем, чушь всё это! «Террористы»!..

Чушь-то чушь, а чего ж они всё-таки прячутся? Пригласили бы к себе в офис, поговорили бы… Чайку попили… кофейку,… посидели… Всё честь честью… А то: «станция метро «Фрунзенская»!.. на скамейке в центре зала!.. к Вам подойдут!..» И спросят, блядь: «У вас продается славянский шкаф?»!!

Тьфу ты! Э-хе-хе… Ну, что за жизнь! То одно, то другое. И ехать — пиздец, и не ехать — пиздец. Ладно, поеду, короче, рискну. Авось, пронесет! А куда деваться? Придется рискнуть. Где наша не пропадала! У нас вся жизнь такая. Авоська веревку вьет, а небоська петлю накидывает. Поеду!

Да и не дураки же они, в конце-то концов? Сами всё прекрасно наверняка понимают. Все эти конспирации-хренации. Если до сих пор не попались, то что, прямо вот сейчас именно на мне и попадутся? Ну, это уж тогда такое невезеньище будет, что дальше некуда! О нем и думать нечего. Бесполезно. Это все равно, что кирпич на улице на голову может упасть. Ну, может! Ну, и что? Что же теперь, на улицу никогда не выходить? Или в каске всю жизнь ходить? Да и бессмысленно совершенно это. Без толку. От всего ведь все равно не застрахуешься. Можно завтра же в этой каске и в открытый канализационный люк преспокойно провалиться. И шею себе там сломать.

Короче, еду! Е-ду. Еду-еду-еду в далекие края! На метро «Фрунзенская». На скамейку в центре зала. Сяду там, упрусь рогами и буду сидеть, пока не подойдут. Или пока метро не закроют. До упора, в общем. Терять мне нечего.

А-а-бсолютно!

4.

На «Фрунзенскую» Рудников приехал минут за десять до назначенного срока. Сел на лавочку и стал ждать. Десять минут тянулись нескончаемо долго. Страхи его сразу ожили. Ему вдруг стало казаться, что станция кишит агентами спецслужб.

Вон тот парень, на скамейке напротив… Чего он тут делает? Я пришел, он уж сидел и сейчас всё сидит. Что-то непохоже, чтобы он кого-то ждал… Да и вон тот мужик… Чего он в мою сторону всё косяки кидает?.. Точно… А вон тот, в очках, с усами — так прямо откровенно на меня таращится! А стоит на него взглянуть, как он глаза отводит. Ну всё! Ясно. Влип. Ну, точно!.. Опять!..

Так, так!.. Спокойно, спокойно!.. Пока время есть… Чего говорить-то, если возьмут? «Ничего не знаю и не ведаю»?.. Не прокатит, скорее всего. Зинаиду с Фроловым сдавать?.. Блядь! Это пиздец! С работы потом увольняться надо будет. Этого мне не простят и не забудут. Стукачей нигде не любят.

А что мне говорить!? Как я здесь оказался?! «Встречу назначили»? Кто?! Через кого?! А-ах… забыли вы?.. Так вы нас за дураков держите?.. А теперь!!?? Вспомнили?.. Сидеть!! В глаза смотреть!!!

Ё-ё-ёб твою мать!.. Еще один! Этот уж вообще совсем откровенно пялится. Ну, всё! Крышка. Приплыли. Пишите письма. Кто это хоть? ФСБ — эшники или обычные менты?.. Какие «менты»! Террор… секта… Наверняка ФСБ-эшники. Значит, Лефортово. Пи-и-здец!

В этот момент к главному ФСБ-эшнику, «в очках, с усами», подошла какая-то женщина, и они вдвоем, весело смеясь и оживленно переговариваясь, двинулись к выходу.

Рудников испытал невыразимое облегчение, как будто заново на свет родился. Он вынул из кармана платок и вытер дрожащей рукой вспотевший лоб. Фу-у-у!.. Так, блядь, и окочуриться недолго! В ящик сыграть. На нервной почве. От подобных стрессов. Нервные клетки ж не восстанавливаются. Стар я уже стал для подобных игр. Стар! Не мальчик. В казаков-разбойников по метро играть. В разведчиков-шпионов. В Джеймсов Бондов-Штирлицев, мать их Хари! Ну и ну!.. Вот так встречка! На Черной Речке. Начало отличное! Посмотрим теперь, что дальше будет. Такова вся сектантская жизнь? Мне это все как-то по-другому представлялось.

— Игорь Иванович?.. — услышал он вдруг обращенный к нему вопрос и чуть не подскочил от неожиданности. Да наверное, даже и не «чуть». Наверное, именно даже и подскочил. По крайней мере, сидящая рядом женщина посмотрела на него с некоторой опаской и удивлением и слегка отодвинулась.

Рудников поднял глаза и увидел стоящего перед ним молодого элегантного (это слово почему-то сразу же приходило на ум) мужчину лет тридцати с небольшим. В общем, немногим старше самого Рудникова.

— Да?.. — ответил Рудников, выжидающе глядя на мужчину и чуть приподнимаясь.

— Давайте лучше на улице поговорим, — мужчина приглашающе кивнул головой в сторону выхода, и они вдвоем двинулись к эскалатору.

Мужчина молчал, Рудников тоже помалкивал. Ему хотелось произвести максимально благоприятное впечатление, и он старался с самого начала держать себя сдержанно и с достоинством.

Выйдя из метро, они сразу же свернули налево. Мужчина явно знал, куда идти. Рудников все так же молча за ним следовал и не задавал никаких вопросов.

Так, может, мы все же в офис к ним сейчас придем? — вдруг пришло ему в голову. — Хорошо бы…

Однако надеждам его, увы! не суждено было сбыться.

Железная ограда… ворота… мимо общественного туалета… и вот они уже идут по асфальтированным дорожкам какого-то то ли парка, то ли сквера. Да нет, какого еще «сквера»! Именно парка, огромного, с аллеями и скамейками. Ого! Вон даже и пруд есть какой-то, с утками и кокетливым горбатым мостиком посередине. Надо же! Чего-то я здесь никогда не был. Даже и не подозревал, что тут парк такой огромный существует. Прямо в центре города, в двух шагах от метро. Хотя, тут же Лужники рядом, Парк Культуры, Воробьевы горы. Ну, да. Зеленая зона почти. Элитный район.

Мужчина между тем уверенно направился к одной из пустующих скамеек около пруда.

— Давайте, Игорь Иванович, здесь, на скамеечке и побеседуем, — обманчиво-мягким голосом предложил он. Тон его, тем не менее, никаких сомнений не вызывал. Ни о каком отказе от этого «предложения» не могло быть и речи, и Рудников это прекрасно понимал. — Место отличное… природа… свежий воздух… Да и не помешает нам здесь никто.

Место было действительно во всех отношениях замечательное. И сидеть приятно — деревья, вода, утки плавают — и ближайшая скамейка чуть ли не на другой стороне пруда. Да и аллей тут нет. Никто не ходит. В общем, идеальный приют для влюбленных парочек. Маниловский храм уединенного размышления прям какой-то! Ну, надо же, какие заботливые архитекторы этот парк планировали! Всё предусмотрели. Старый, наверное, парк — поэтому. Во времена оно еще построенный. При царе Горохе. Когда для людей строили, а не для…

— Так я Вас слушаю, Игорь Иванович, — прервал его лирические размышления мужчина и выжидающе на него посмотрел.

— Кхе-е!.. — невольно крякнул Рудников.

(Вопрос застал его совершенно врасплох. Такого начала разговора он отнюдь не ожидал. Почему-то он был твердо уверен, что его сейчас начнут уговаривать, просить, убеждать — в общем, уловлять в сети. А он будет знай себе сидеть, слушать да на ус мотать. Демонстрируя при этом всем своим видом, что он еще сомневается, колеблется и вообще еще окончательного решения не принял. А значит, может в любую минуту ускользнуть из умело расставленных ему силков. И уйти, к примеру, в другую секту. Еще лучше. Где его тоже давно уже ждут не дождутся все с распростертыми объятиями.

Ну, еще бы! Он же такой ценный фрукт, всем вокруг на хуй нужный! Киви, блядь, персик. Рыбка золотая. Которую все только и мечтают поймать. А потом съесть и при этом ни на что не сесть. Согласно известной поговорке.

Все эти мысли в одно горькое мгновенье промелькнули вдруг в голове у Рудникова, и он внезапно совершенно ясно и отчетливо понял, что вот оно, главное мгновенье всей его жизни! Поворотный пункт. Именно сейчас решается его судьба! Никто его уговаривать и просить ни о чем не собирается. Наоборот! Это он должен сейчас во что бы то ни стало упросить, убедить, умолить сидящего перед ним человека принять его в секту! Доказать ему, что он им нужен!

А на хуй я им нужен?! — в панике подумал он. — Таких рыбок в каждой луже навалом. На любой вкус и цвет. Как грязи! Хоть пруд пруди. Единственное утешение, что все-таки встретились со мной. Значит…

Блядь! Как хоть теперь себя вести-то?! Что говорить? Чего тут пыжиться, надувать щеки и в достоинство играть, когда он все про меня наверняка знает. Кто я и что я. От того же Фролова. Да и от Зинаиды!.. А может, у них и еще из наших кто-то есть. Я же не знаю про них ничего. Ровным счетом.

В общем, начнешь тут сейчас понты колотить и Д’ Артаньяна из себя строить, так только в дурацкое положение попадешь, чего доброго. С самого начала. Так всё на этом и закончится, даже не начавшись.

«Спасибо, — скажут, — мы подумаем!» — и привет! Или просто пошлют. «Нам, мол, мудаки не нужны. Своих хватает! Всего хорошего!»)

— Ну, Вы знаете, я думал, это Вы мне чего-то о себе расскажете… — осторожно начал Рудников. — Я же не знаю о вас ничего…

Мужчина усмехнулся.

— А вы, я думаю, и так про меня всё знаете! — вдруг словно по наитию, подчиняясь какому-то внутреннему порыву, неожиданно даже сам для себя добавил Рудников.

(Улыбка мужчины стала чуть шире, и Рудников с облегчением понял, что он, кажется, избрал верный тон. Лучше говорить предельно откровенно. Это, пожалуй, в данной ситуации самое разумное.)

— Многое, Игорь Иванович, многое! Не всё, конечно, но многое! — собеседник был сама доброжелательность. — Так, зачем Вы все-таки хотите к нам вступить?

— Знаете, я просто хочу сделать карьеру! — решил идти напролом и ва-банк Рудников. А!.. Была не была! — Как я понял со слов Фролова, вы можете с этим помочь. Просто хочу в жизни чего-то добиться! Вот и всё.

— Даже если для этого придется изменить своим принципам, убеждениям, своей вере? — с интересом спросил мужчина.

(Рудников на секунду заколебался. Упоминание о вере его как-то неприятно кольнуло. Веры, положим, у него никакой особой и не было, но и становиться каким-нибудь там мусульманином ему вовсе не улыбалось. Как-то это все-таки… Но колебания его длились недолго.

А-а!.. Магометянином, так магометянином! Да пропади все пропадом! Хоть идолопоклонником. Вопрос цены. Чего тут ломаться! Продаваться надо легко и дорого!)

— Да нечему мне вообще-то изменять, — с горечью признался он. — Нет у меня никакой веры. Не говоря уж о принципах и убеждениях.

— Похвально, похвально!.. — улыбка мужчины стала еще шире и лучезарней. — Весьма похвально! До чего же все-таки приятно беседовать с искренним человеком!.. Ладно, Игорь Иванович, тогда и я отвечу Вам искренностью на искренность. Не буду Вас больше мучить и мистифицировать, а сразу введу в курс дела. А Вы уж сами примете для себя решение. Вступать к нам или нет. Договорились?

— Да, конечно, — пожал плечами Рудников. — Разумеется. Был бы очень рад Вас выслушать. За этим, собственно, я сюда и приехал.

— Ну вот и отлично! — мужчина пристально посмотрел на Рудникова (тому вдруг стало почему-то немного не по себе, и он непроизвольно поёжился) и после секундной паузы продолжил.

— Видите ли, Игорь Иванович, у нас довольно… ну, необычная, в общем-то, организация. То, что я Вам сейчас скажу, Вас, возможно, несколько удивит, но Вы человек образованный, с университетским дипломом, так что Вам будет проще.

(Рудников кончал Физфак МГУ. «Чтобы в этой дыре проклятой заживо сгнить!» — с ожесточением подумал он. При упоминании об образовании его страстное желание вступить куда угодно! в любую организацию, любую секту! лишь бы вырваться любой ценой из этого жизненного тупика! еще более усилилось.)

Итак, как Вы, конечно, знаете, согласно общепринятым представлениям, если бросать, скажем монету…

(Рудников невольно вздрогнул. Ему сразу же вспомнился пьяный Фролов. Он тоже чего-то всё с монетой носился.)

…то в половине случаев будет выпадать орёл, в половине решка. Ну, в среднем, разумеется, в среднем!.. Иными словами, оба эти события равновероятны. Причем считается естественным и очевидным, что от того, кто именно бросает монету, Петров или Сидоров, результат никоим образом не зависит. Вероятность для всех одна.

На самом деле, это не совсем так. Каждый человек вносит свои индивидуальные искажения в информационно-статистическое поле, и, соответственно, результаты серий бросков будут поэтому у каждого свои. Ну, отклонения, разумеется, незначительные, на уровне сотых и тысячных процента, но, тем не менее, они все же существуют.

Этим, кстати, и объясняется тот общеизвестный факт, что одним людям в жизни везёт, а другим нет. Современная наука это отрицает, а между тем, всё очень просто. Личностные искажения информационно-статистического поля.

Это, к слову сказать, легко обнаружить экспериментально, просто никому до сих пор не приходило в голову ставить такие эксперименты. То есть у каждого человека свое устойчивое вероятное распределение. Не 50 на 50 у всех, а у одного 50,001 на 49,999, у другого 50,003 на 49,997 и т. д.

Так вот, самое главное. Это индивидуальное распределение можно изменить. Сделать его равным, например, 0,6: 0,4. Или даже 0,8: 0,2. Да, в сущности, вообще любым! Иными словами, можно сделать человека более везучим. Сделать так, что ему будет во всем везти. Всё у него будет удаваться, во всем ему будет сопутствовать удача. Что бы он ни затеял! Счастье само будет всегда плыть к нему в руки!

(Рудников слушал со все возрастающим изумлением. Он сам был технарь, физик-теоретик по образованию как-никак, теорию вероятности, статистику знал практически профессионально. И потому мог по достоинству оценить смысл и оригинальность всего, только что услышанного.

А ведь действительно!.. Такое просто в голову никому до сих пор не приходило! Что каждый человек вносит индивидуальные искажения в вероятностное распределение. И что, значит, результаты серий будут у каждого свои.

Да это же целое научное открытие! Революция! Переворот в информатике! Это же Нобелевка готовая. И, главное, просто как всё! Экспериментально можно всё легко проверить. Ну, ни фига себе!.. «Секта»!.. Это кто передо мной, Эйнштейн новый, что ли, сидит? Собственной персоной? Норберт Винер?..

Да! Так, а чего он там насчет изменения-то говорил? Я настолько ошалел, что самое главное-то, похоже, и прослушал! Нет, ну ни фига себе! Я до сих пор просто в каком-то шоке пребываю! В столбняке.)

— Именно с этим, кстати сказать, связано и повышение по службе Вашего друга Фролова, — продолжал, между тем, мужчина.

(«Друг», блядь! «Нужен мне такой друг!» — угрюмо подумал Рудников.)

— Мы не предпринимали никаких конкретных усилий по его продвижению, как Вы, по всей видимости, решили. Мы всего лишь улучшили его статистические характеристики, сделали его более удачливым, везучим, а дальше всё произошло само собой. «Естественная сила вещей», — как говорили древние. Прочно забытый ныне хороший старый термин, между прочим.

Н-да… И зря он Вам, кстати, эту свою удачливость с монеткой демонстрировал, — добавил вдруг мужчина, проницательно глядя на Рудникова. — (А я-то здесь причем? — с недоумением мысленно пожал плечами тот. — Я его за язык не тянул. Сам болтал.)

Такие демонстрации категорически запрещены правилами нашей организации. Так что с Вашим приятелем мы еще будем разбираться.

(Да на здоровье! — злорадно ухмыльнулся про себя Рудников. — Разбирайтесь. Гоните его в шею! Я только рад буду. Правильно! Как можно вообще с алкашами дело иметь? Впрочем, им виднее. Понятно теперь, чего он в кабинете тогда так замандражировал, когда я про монету упомянул. А потом обрадовался, что я ничего не помню. Знает кошка, чьё мясо съела!)

Да и просто удачу свою можно таким образом спугнуть. Можете уж мне поверить!

(А-а-а!.. — сообразил Рудников. — Так он еще перепугался тогда, не спугнул ли свою удачу!? Зря я ему, блядь, сказал, что цифр не помню. Пусть бы мучился.)

Теперь вот что! — продолжил свои объяснения мужчина. — Удачливость Ваша вырастет, но произойдет это за счет окружающих Вас людей. Они, соответственно, станут неудачниками.

(Ну-у, пидор! — ошеломленно подумал Рудников про Фролова. — Так это он за мой счет начальником стал?! За счет всех нас?!)

Ну, знаете, по известному закону: если где-то прибыло, значит, где-то в другом месте убыло, — мужчина усмехнулся. — Но у Вас, Игорь Иванович, как мы выяснили, близких нет, да и принципов, как Вы сами только что сказали, у Вас никаких, так что особых морально-этических проблем с этим, я думаю, не возникнет. Или все-таки возникнут?» — мужчина вопросительно посмотрел на Рудникова.

— Нет, — коротко ответил тот.

(Да какие еще там «морально-этические проблемы»! По хую мне все окружающие! Пусть хоть а преисподнюю все проваляться! В геенну огненную. Гори они там все ясным пламенем! Только рад буду. Так всем этим уродам и надо! «Окружающие»!.. — Рудников представил себе на секунду, что ему одному будет отныне хорошо, а всем вокруг плохо, и сощурился от удовольствия. — Есть все-таки на свете высшая справедливость! Есть! Сколько можно на мне воду возить? Очень, конечно, удобно. Нашли, блядь, козла отпущения!.. И хоть бы одна сволочь!.. Да тот же Фролов этот, гондон!.. Ладно. Узнаете теперь, каково это. Почем фунт лиха! Побудете в моей шкуре.)

— Хорошо, — кивнул головой мужчина. — Теперь задавайте вопросы. Если Вам что-то неясно, непонятно — спрашивайте.

Рудников немного подумал.

— Скажите, — несмело начал он, — вот Вы говорите: за счет окружающих. А если я решу создать семью? Жениться?

— Тогда Вам лучше будет уйти от нас, — спокойно ответил мужчина.

— И что, это так просто?

— Конечно, — пожал плечами тот. — Никаких проблем. Вы можете сделать это в любой момент.

— И это не будет иметь для меня никаких последствий? — с еще большим удивлением уточнил Рудников.

(Он все еще подозревал какой-то подвох. Как это так: просто взять и уйти? Может, я тогда хроническим неудачником стану? И сразу всё растеряю, что за время пребывания в секте приобрел? Или еще какой-нибудь пиздец на меня обрушится? Не может же быть все так просто? Из таких организаций так легко не уходят!)

— Абсолютно! — с улыбкой заверил его мужчина. — Ну, Ваша удачливость, естественно, вернется к Вашей нормальной, только и всего. К Вашей нынешней. Какая у Вас сейчас.

— Но она не уменьшится? — всё никак не мог успокоиться Рудников. — Не упадет? Я не стану неудачником? (Хотя, а кто я сейчас? Удачник? Тогда зачем я в секту иду?)

— Нет-нет! — успокоил его мужчина. — Вы просто опять станете обычным человеком с обычными среднестатистическими характеристиками. Только и всего.

— А… — Рудников замялся. — А все мои… приобретения? Ну, то, что я получу… за время пребывания в вашей… организации?.. Пока мне везло. Они… у меня останутся?.. Или их надо будет вернуть?

— Ничего не надо будет никому возвращать! — мужчина шутливо поднял правую руку. — Всё у Вас останется. Пользуйтесь на здоровье!

— Вы знаете, — Рудников решился опять быть до конца откровенным, — просто какие-то сказочные условия! Даже не верится. Так и кажется, что это какая-то ловушка, что ли. Вы не обижайтесь, конечно. Видите, я совершенно откровенно говорю.

— Да я вижу, Игорь Иванович, — глядя прямо в глаза Рудникову, спокойно произнес мужчина, — вижу… В общем, не переживайте. Нет никаких подвохов, ловушек и недомолвок. Всё обстоит именно так, как я сказал. Не лучше и не хуже. Так что Вам решать.

— Нет, ну чего тут тогда решать… — пробормотал Рудников. — Конечно, я с превеликим удовольствием… На таких условиях… Да! так, насчет условий! — вдруг встрепенулся он. — Вы вот сказали, что Фролов не должен был демонстрировать мне свою удачливость. Это запрещено. А что еще запрещено? Какие вообще правила?

— Запрещены всего две вещи, — всё так же спокойно пояснил мужчина. — Первое. Показывать этот опыт с монетой. И второе — не желать зла всей организации в целом или отдельным ее членам.

(Рудникову ужасно хотелось переспросить, что будет, если он все-таки нарушит этот запрет — ну, просто, чтобы хоть знать! представление иметь! — но задать этот вопрос он, тем не менее, в итоге так и не решился. Язык не повернулся. Он как-то интуитивно понял, что лучше этой темы не касаться. Ну её!

Это всё равно, что спрашивать у террористов: «А что будет, если я вас все-таки предам?» — «А чего ты спрашиваешь? Предать собираешься?»

На фиг, короче! С огнем не шутят.

Да и не такие уж они страшные, условия эти. Наоборот, более чем мягкие и, в общем-то, вполне понятные. Не хвастайся по пьяни, какой ты теперь герой и везунчик вдруг стал. Не привлекай внимание! И не кусай руку, которая тебя кормит. Не желай зла людям, которые тебя таким счастливцем сделали. Чего тут особенного-то? Нормальные человеческие требования, вполне естественные.

Но все-таки, чего будет, если я их вдруг нарушу? Вот так и хочется спросить! Так и подмывает, подманивает!.. Подзуживает!.. Ладно, изыди! Это меня бес дразнит.)

— Понятно… — опустил глаза он. — Я всё понял… А скажите… Вот Вы говорите, что сделаете меня более удачливым, что ли. Ну, улучшите мои индивидуальные статистические характеристики. (Мужчина одобрительно улыбнулся.) А как это на практике будет выглядеть? Это что, обряд какой-то? Процедура какая-то? Как это всё будет происходить?

— Вы всё увидите сами, — мужчина перестал улыбаться и посмотрел на Рудникова в упор. — Принуждать Вас никто ни к чему не будет, не беспокойтесь. В любой момент Вы можете взять и уйти. Никто Вас не будет удерживать, и это не будет иметь для Вас абсолютно никаких последствий. Просто вернётесь к своей обычной среднестатистической жизни, вот и всё.

Собрания наши проходят еженедельно, по пятницам. Посещать Вы их можете, соответственно, тоже хоть каждую пятницу. А можете через пятницу. Можете раз в месяц или даже раз в год. Дело Ваше. Но чем чаще Вы их будете посещать, тем лучше будут Ваши статистические характеристики. Тем больше Вам будет везти. Слишком долгие перерывы вредны. На собраниях Вы как бы получаете заряд особой энергии, а с течением времени она, разумеется, рассеивается. Чтобы сохранить удачу, необходимо производить постоянную подзарядку. Посещать наши собрания.

— Простите, простите!.. — заинтересованно переспросил Рудников. Всё-таки он был физиком. — Вы говорите: заряд особой энергии. Так, значит, явление имеет энергетическую природу? И что это за особая энергия?

— Черная психическая энергия — голос боли и страдания.

— Так-так!.. — пряча глаза, промямлил Рудников.

(Он чувствовал глубочайшее разочарование. Очередные сумасшедшие. Психи черные. А я-то, дурак, было и поверил!.. Поделом мне! Хотя с монеткой идея хорошая. Про индивидуальное распределение.)

— Черная энергия, значит… Боли и страданий… И ее можно зафиксировать приборами?.. Измерить?..

— Нет, — невозмутимо ответил мужчина. — Измерить пока нельзя. Приборов таких пока нет.

(Рудников хмыкнул про себя. Ну, конечно… ПОКА нельзя! Приборов таких, видите ли, ПОКА нет! Наука еще до наших великих сектантских открытий не доросла! Ну, разумеется, куда уж ей! Успеть за полетом нашей сектантской мысли. Мы же её опередили лет на сто! А то и двести.

Господи! Сколько же сейчас таких идиотов развелось! Гениев непризнанных. Всех времен и народов. Со своими, блядь, великими открытиями. Каждый день что-нибудь в прессе, да напечатают. Такие же полуграмотные мудаки-журналисты. То инженер Иванов из-под Елабуги всего Эйнштейна опроверг, то технолог Петухов из Конотопа мгновенную связь телепатическую с Тау-Китой установил. Общается, блядь, теперь целыми сутками напролет. Заебал их там всех уже. Всех тау-китян. Те, бедные, и не знают теперь, как от него отвязаться.

Но с монеткой, все же, идея хорошая…)

Но зафиксировать можно.

(Рудников пренебрежительно вскинул глаза на своего собеседника. Хм!.. Приборов нет, а зафиксировать можно. Ну, и как же, интересно?

А-а!.. Ну да! «Наши телепаты»!.. Сам себе приборы. Чувствуют, блядь, как она прохо-одит! Через их тела!.. Доставляя им боль и страдания. В одном чё-ё-рном, чёрном городе!.. в чё-ё-рной, чёрной компании!.. чё-ё-рная, чёрная энергия!!.. Тьфу ты!.. Впрочем, чего с них взять? Больные люди… Удивительно, как им про монетку-то в голову пришло. Хотя, это ведь тоже еще проверять надо… Да, но Фролов!?.. И Зинаида?)

Видите ли, источником черной психической энергии, энергии боли и страданий, являются, естественно, те места, где люди эти боль и страдания испытывают. Это прежде всего тюрьмы и больницы. Все эти заведения находятся, как правило, в черте города, в жилых кварталах.

Так вот, если провести статистическое обследование жителей близлежащих домов, то выяснится, что число заболеваний, смертей, несчастных случаев и пр. там существенно выше, чем в обычных районах. То есть эти заведения являются постоянно действующим негативным фактором, ну, как, к примеру, свалка радиоактивных отходов. Принцип изучения влияния на окружающую среду тот же. Сравнительное статистическое обследование потенциальных объектов воздействия.

(Рудников слушал всё это, раскрыв рот. Скептицизм его бесследно исчез, уступив место какому-то прямо-таки суеверному ужасу.

Невероятно! Да этот человек, похоже, действительно гений! Если это вообще человек. Какие-то идеи, совершенно не человеческие! «Индивидуальное вероятностное распределение»… «черная психическая энергия»… Как будто из другого мира. И ведь при всей их кажущейся фантастичности подход сугубо научный. Вот что изумительно! Всё легко проверяется экспериментально опытным путем. Пожалуйста, проверяй!..

Невероятно! А интересно, такая статистика действительно кем-нибудь собиралась?)

— Простите, а такое статистическое обследование действительно кем-нибудь проводилось? — Рудников даже шею от любопытства вытянул.

— Да. Нашей организацией, — лаконично ответил сектант.

(Рудникову еще много чего хотелось спросить и уточнить. Объем выборки… конкретные цифры… В нем вдруг властно заговорил ученый, исследователь. Но он взглянул на сидящего рядом человека и как-то сразу внезапно понял, что все эти вопросы сейчас по меньшей мере неуместны. Здесь не научный симпозиум.

Чего это он тут распелся? Раскудахтался. Цифры ему подавай, графики!.. Ученый в нем, видите ли, проснулся. Исследователь, блядь, хренов. Ну, так пусть он опять спокойно засыпает. Вечным сном. Какой из тебя сейчас ученый-исследователь? Когда это было-то? Сколько лет назад? Мало ли кто чего когда кончал. Уймись! Думай лучше о деле, а не о графиках. Что бы такое существенное спросить. Тебя, мудака, впрямую касающееся. Неизвестно ведь, когда еще такой случай выпадет. Может, этот руководитель один только раз собеседование с новичками и проводит. Ну, так и спрашивай по делу! А не всякую дребедень. Цифры-графики! Болван несчастный! Физик, блядь, теоретик недорезанный. Ишь, чего вспомнил! Си-и-ди-и!..

Да… Да… Так чего спросить-то? — лихорадочно заметался Рудников.)

— Так значит, как я понял, ваши офисы находятся в непосредственной близости от тюрем, больниц — ну, источников черной пси-энергии, — вслух произнес он, — и, посещая собрания, я как бы ей подзаряжаюсь? Так?.. Вообще, Вы не могли бы все же чуть поподробнее объяснить весь этот механизм воздействия?

(На хуй он мне нужен, этот механизм?! — тут же в панике подумал он. — Чего я к нему пристал как банный лист? Мне-то какая разница? Разозлится еще сейчас, чего доброго! Сказали же тебе: везти тебе отныне станет, только на собрание почаще ходи! — ну, и хватит с тебя! Так нет! «А как?» «А почему?» Механизм ему, видите ли, подавай! Ну, не хочешь — не ходи!)

— Ну, понимаете, я же все-таки физик по образованию, — искательно улыбаясь, добавил он. — Мне просто интересно…

— Понимаю, понимаю! — весело откликнулся мужчина. — Ну, в двух словах, дело обстоит так. Да, Вы всё правильно поняли. Посещая наши собрания, Вы подзаряжаетесь черной пси-энергией. Становитесь ее носителем. И притягиваете к себе удачу окружающих, их положительную, белую пси-энергию, подобно тому, как притягиваются друг к другу положительные и отрицательные заряды.

— Подождите, подождите!.. — возбужденно перебил своего собеседника Рудников, и сам даже этого не заметил. — Как же так!? Получается, что на всех — ну, скажем, жителей окрестных домов — черная пси-энергия действует негативно, и только на членов секты — позитивно?

(Слово «секта» вырвалось у Рудникова случайно, просто в пылу беседы.)

— Именно так, — подтвердил мужчина, не обратив никакого внимания на невольно допущенную Рудниковым оговорку. — Как раз в этом и состоит смысл обрядов, ритуальных действий, осуществляемых на собраниях. Сделать черную пси-энергию безопасной и даже полезной для участников. Заставить ее работать им на благо! — засмеялся он.

(Этот смех почему-то неприятно резанул слух Рудникова.

Так, значит, я буду строить свое счастье на несчастьи других? — пришла ему в голову совершенно очевидная мысль. — Как-то это… Хотя, чего это я?! — тут же опомнился он. — Мне-то что? Меня же сразу предупредили. Насчет морально-этических проблем. Ну, сиди и дальше на своей нищенской зарплате. Бегай у Фролова на побегушках. Если ты такой высокоморальный. Пусть он тогда на тебе свое счастье строит. Кует. Он же в секте. Вместе с Зинаидой, кстати. И моральных проблем, я думаю, у них никаких. Сидят в своих кабинетиках, в полном шоколаде, и на все эти морали знай себе поплевывают с высокой горки. Из окон своих «Мерседесов».

Мысль о Фролове-Зинаиде-кабинетах-мерседесах придала Рудникову бодрости.)

— Хорошо, я всё понял. Я согласен, — твердо сказал он и тоже взглянул прямо в глаза сидящему рядом мужчине. — Так какие мои дальнейшие действия?

— Вот Вам наш адрес, — мужчина протянул Рудникову листок бумаги. — Собрания проходят, как я уже сказал, по пятницам, начинаются ровно в девять вечера. Приходите, когда надумаете. Только постарайтесь не опаздывать, — добавил он, уже вставая. — Ладно, Вам, наверное, к метро, а мне сейчас надо еще в одно место зайти. До свидания, — он кивнул на прощанье Рудникову и быстро зашагал куда-то вглубь парка.

Рудников проводил его взглядом, потом неторопливо развернул листок и прочел написанный там адрес.

Так… Где это?.. А, понятно. Сколько сейчас времени?.. Начало девятого… В принципе, могу успеть. Сегодня как раз пятница… Так, может, прямо сейчас и поехать?.. А чего тянуть?

Он задумчиво сложил листок, сунул его в карман и направился к метро. Ну, так чего?.. Ехать — не ехать?.. Или лучше уж на следующей неделе?.. А чего на следующей-то?.. Ну… как-то так… сразу… Надо хоть морально подготовиться… Психологически… Или уж поехать?.. У?..

Монету брошу! — решился вдруг он. — Орел — поеду.

Монета, крутясь, взлетела высоко вверх и с глухим стуком упала на землю. Рудников с замиранием сердца наклонился. Орел!

5.

Без двенадцати девять Рудников уже находился по указанному в листке адресу.

Черт! А чего говорить-то? Кто я такой? Ну, в крайнем случае бумажку с адресом покажу, — подумал он и потянул на себя дверь.

У входа сидел за столом какой-то молодой парень. То ли вахтер, то ли охранник, непонятно.

— Простите, — обратился к нему Рудников, не зная, о чем, собственно, спрашивать-то? Не скажешь же: где тут собрания секты проходят? Может, этот парень вообще не оттуда? — Мне тут ваш адрес дали…

Парень мельком взглянул на листок и кивнул головой в сторону лестницы:

— Второй этаж. Секундочку подождите… — он сунул руку куда-то под стол и протянул Рудникову черную шапочку с прорезями для рта и глаз, типа омоновской.

Рудников с недоумением на нее воззрился:

— Это что, надо одевать? — вопросительно посмотрел он на парня.

— Как хотите, — пожал плечами тот. — Дело Ваше. Можете не одевать.

Рудников помялся немного, повертел в руках шапочку и потом, чувствуя себя невыразимо глупо, с кривой ухмылочкой неуклюже натянул ее себе на голову. Парень смотрел на все эти его манипуляции совершенно равнодушно. Похоже, он видел здесь всё это уже много, много раз.

Как ни странно, шапочка сидела довольно удобно и практически не мешала.

Жаль, зеркала нет, — мимоходом подумал Рудников и стал подниматься по лестнице.

Площадка какая-то непонятная… Дверь…

Рудников толкнул дверь и оказался в какой-то прихожей-не прихожей… в предбаннике, в общем, каком-то. Дверь справа, дверь слева и большая дверь прямо. Справа от большой двери сидит на стуле еще один парень

— Вы первый раз? — вежливо поинтересовался он при виде Рудникова.

— Да, — чуть раздраженно ответил тот. (У меня это что, на лбу написано?!)

— Переоденьтесь вот в это, — парень сунул руку в стоящую рядом со стулом большую спортивную сумку, достал оттуда какой-то свёрток и протянул его Рудникову. — Свою одежду оставите там, — он кивнул на правую дверь.

— Это обязательно? — сухо поинтересовался Рудников. — Или, как маску, по желанию?

— Обязательно, — бесстрастно ответил парень, внимательно глядя на Рудникова своими серыми, стальными глазами.

Под его взглядом Рудников почувствовал себя как-то неуютно. Неприятный какой-то взгляд, колючий… Он демонстративно пожал плечами и с независимым видом направился в указанную ему комнату.

— Свою одежду всю снимайте! И белье тоже, — уже в спину ему холодно бросил парень.

Рудников со злостью хлопнул дверью.

Блядь! Ну каждая сошка обязательно командира из себя корчит! Большого начальника.

«Не желать зла никому из членов секты!» — сразу же вспомнился ему полученный сегодня в парке наказ, и он невольно вздрогнул.

Да ладно! Я так!.. И пошутить уже нельзя… — с нарочитым смирением попросил он в мыслях прощения у какого-то мифического главного сектанта и у всех них сразу.

Господи! Еще в секту-то не вступил, а уже правила нарушаю. И с охранником чуть не сцепился. Неудачно у меня всё как-то начинается. Не так как-то. И чего это я тут еще права какие-то качать вдруг вздумал? Со своим уставом в чужой монастырь не лезут. Делай, что тебе говорят, да помалкивай. Сказано: переодевайся! — ну и переодевайся. Чего переспрашивать-то?!

Рудников осмотрелся. Раздевалка какая-то. Лавки вдоль стен и крючки для одежды. На крючках брюки, рубашки, бельё… Понятно. Мужская раздевалка… а левая комната, вероятно, женская. Ясненько. Он развернул сверток. Хм… Что это вообще такое-то? Ряса, что ли? Кимоно? Черный тонкий запахивающийся халат без пуговиц с какой-то дурацкой грубой веревкой вместо пояса. И эту штуку прямо на голое тело одевать?

Н-да… Средневековый, блядь, монах в рясе и в омоновской маске. А женщины, интересно, в чем? Тоже в этом? Так… Тапочки еще. Тоже черные. А! И в тапочках. Класс! Готовый кандидат на Серпы. Клиент к Ганнушкину.

Что это у них здесь всё такое черное да мрачное? А, ну да! Черная же пси-энергия! Всё серьезно. По-взрослому.

Рудников пытался заставить себя относиться ко всему происходящему иронически, с юмором, но получалось у него это как-то плохо. Охранники какие-то лютые, рясы, маски… Одежду-то хоть у меня здесь не попрут, часом? А то, блядь, придется потом в рясе этой на голое тело домой ехать. В маске и в тапочках. Рудников невольно хихикнул, представив, как он входит в таком виде в метро. Вот точно по Высоцкому будет: смешно да не до смеха!

Да нет! Здесь у них, чувствуется, всё строго. Да и… Вон там какие шмотки висят! Не моим чета. Нужно тут кому мое барахло! Рудников быстро разделся, небрежно повесил на пустой крючок свою одежду и торопливо, путаясь в рукавах, надел на себя халат-рясу. Запахнувшись и перевязавшись веревкой, он почувствовал себя несколько уверенней. Не хотелось все-таки, чтобы кто-то вошел, пока он переодевается. Неудобно как-то…

Он пошарил по раздевалке глазами в поисках зеркала. Ничего! Нет тут ни черта никакого зеркала! Сектантам, видимо, все эти излишества без надобности. Они, судя по этой рясе с веревкой, люди суровые. Черт! Опаздываю! Бежать уже надо. Время почти девять. А то не пустят еще, чего доброго. Этот охранник проклятый…

Рудников быстро вышел из раздевалки и направился прямиком к центральной двери. Охранник проводил его взглядом, но ничего не сказал. Рудников потянул дверь на себя и вошел внутрь.

Большой проходной зал без мебели, с ковром на полу и с каким-то непонятным возвышением в центре. Помост, что ли, какой?.. На этом помосте огромные напольные часы с неестественно-длинным и массивным маятником. Заканчивается маятник внизу полумесяцем.

(Что это, блядь, за секира? — невольно подумал Рудников. — Вжик! вжик!..)

Вокруг помоста стоят широким кольцом люди, мужчины и женщины, одетые точно так же, как и сам Рудников. Ну, точнее, почти так же. В рясы. Масок на многих нет. И к тому же все босиком. Рудников поискал глазами и сразу увидел стоящий справа от двери аккуратный ряд тапочек. Он тоже разулся и поставил свои тапочки среди прочих, оставшись босиком, как и все.

Как же я их потом найду-то? — засомневался было он, но тут же решил пока не забивать себе этим голову. — А! Там видно будет! Разберемся. Как все, так и я.

Поскольку внимания на него никто не обращал и никаких указаний давать явно не собирался, то он решил для себя, что самое разумное будет — это стараться не выделяться. Просто вести себя, как все. И потому сразу же вошел в кольцо, смешавшись с остальными. В маске он чувствовал себя довольно уверено и почти не смущался. Сектанты стояли молча, неподвижно и явно чего-то ждали. Вероятно, девяти часов. Когда всё и должно было начаться. Рудников вспомнил, что ему говорили сегодня в парке.

«Собрание начинается ровно в девять. Не опаздывайте». «Ровно девять» должно было, по прикидкам Рудникова, наступить с минуты на минуту. Буквально вот-вот.

А!.. Так вот же часы стоят! Он посмотрел на гигантский циферблат. Девять! А что это за фигурки непонятные вместо цифр?..

Дальняя дверь распахнулась. В зал вошли трое. В таких же точно рясах, как и все, только красных и с капюшонами. Или клобуками, как там это правильно у монахов называется? Один сектант шел впереди, остальные двое держались чуть сзади. Передний был явно главным. Тем более, что и веревка на его рясе была тоже красная, в то время как у двух других — желтые. В общем, главный жрец и помощники. Служки, по-монастырски. (Аналогии с монахами, монастырями упорно приходили Рудникову в голову. Вероятно, из-за ряс.)

Один служка держал в левой руке какой-то мешок, а в правой — не то подставку, типа треноги, не то высокую табуретку. Нечто среднее, короче, не разберешь отсюда. Второй же осторожно нес перед собой на вытянутых руках какой-то непонятный, ярко блестевший таз, чем-то, судя по всему, почти до краев заполненный. Какой-то жидкостью. Рудников с изумлением услышал доносившееся из мешка громкое мяуканье. Кошка? Это что, элемент обряда?

Вся троица между тем быстро приблизилась к центру зала и поднялась на помост. Помощники установили треногу, поставили на нее таз и достали из еще одного мешка, которого Рудников поначалу не заметил, большую желтую ложку, поднос и пластиковый пакет. Содержимое пакета мгновенно высыпали на поднос — Рудников издалека так и не разглядел, что это такое? шарики, не шарики?… непонятное, в общем, что-то — главный сектант взял в руку ложку и громко, нараспев, произнес по-латыни какую-то длинную фразу. По крайней мере, Рудникову так показалось, что по-латыни. Как человек более-менее образованный, он приблизительно представлял себе, как она звучит. Все эти характерные окончания на «ис», «ус»…

Один из стоящих в кольце сектантов тут же приблизился к жрецу и встал на колени. Жрец зачерпнул ложкой из таза и поднес ее к губам стоящего перед ним на коленях человека. Тот выпил содержимое. Жрец взял с подноса шарик и вложил его сектанту в рот. Человек разжевал шарик и проглотил (это было явно видно по движениям челюстей и горловых мышц и кадыка), встал с колен и вернулся обратно на свое место. Его сосед, вернее, соседка, совсем еще юная девушка без маски, сразу же двинулась к центру зала, и всё опять в точности повторилось. Потом еще один сектант… еще один… и так по кругу.

Когда очередь дошла до Рудникова, он не колеблясь проделал то же самое, что и все. Подошел, встал на колени, выпил с ложки какую-то тягучую сладкую жидкость и проглотил положенный ему в рот шарик. К его величайшему изумлению, это оказалось мясо. Котлетка, клецка, зраза или как там это правильно называется. Рубленое мясо, короче. Слепленное в шарик. Что это за мясо, Рудников так и не определил. Вкус был совершенно необычным.

Вообще обстановка на него начинала как-то давить. Кольцо стоящих неподвижно босых сектантов в черных рясах и масках; ярко-красные жрецы в капюшонах посередине, выкрикивающие нараспев латинские фразы; маятник этот зловещий с полумесяцем на конце — такое впечатление, что это вообще не полумесяц, а лезвие секиры, остро отточенное, — и всё это под громкое, непрекращающееся ни на секунду прерывистое мяуканье кошки.

Мя-яу!!.. Мя-яу!!.. Мя-яу!!..

И что это за мясо он сейчас ел? Вкус какой-то странный. Тоже сладковатый. Хотя, может, это после сиропа этого из ложки так показалось… Непонятный, в общем, вкус. Никогда такого мяса не ел. Может, тоже кошка?!

Рудников даже подташнивание легкое при этой мысли ощутил. Ладно, впрочем. Что за капризы? Ели же все. Не отравились. Подумаешь! Ну, кошка, ну и что? Делов-то! Да, может, и не кошка еще вовсе. А крольчатина под сладким соусом. Или нутрия. Плевать, короче! Хоть кошка, хоть мышка. Плевать! Лишь бы толк был. От этого поедания кошек и ползанья на коленях под латинские песнопения… Да бога ради! Постоим-поползаем… мы люди не гордые. Ко всему привышные. Тертые-ученые! Во болотах мытые, в омутах мочёные.

Последний сектант тем временем встал с колен и вернулся на место. Жрец воздел руки вверх и произнес по-латыни еще несколько фраз.

Да полно!.. Точно ли это латынь? — мелькнуло вдруг в голове у Рудникова. — Похоже, это и не латынь вовсе. А какой-то совсем странный и непонятный язык.

Ему вдруг стало почему-то не по себе. Комическая сторона происходящего, которая до этого бросалась ему в глаза и помогала сохранять в этой ситуации некую отстраненность, спокойствие и хладнокровие (все эти обряды!.. переодевания… взрослые же люди!), отступила куда-то на второй план и перестала вообще иметь значение. Ему вдруг стало просто жутко. Ему неожиданно почудилось, что всё это вовсе никакой не спектакль для пресыщенных, скучающих современных ему дядей и тётей, играющих в сектантов, а что-то реальное и зловещее. И все эти неподвижно стоящие люди в черных рясах со стеклянными глазами стали вызывать у него страх.

Казалось он перенесся каким-то недобрым волшебством в мрачное средневековье. Он просто не мог себе представить никого, из здесь присутствующих, в обычной, нормальной жизни, в нормальной обстановке, в обычных платьях и костюмах… Смеющимися, болтающими, играющими с детьми, смотрящими, к примеру, телевизор. Казалось, это действительно самые настоящие, подлинные фанатики-изуверы. Инквизиторы. Ряса шла им, выглядела на них совершенно естественно.

Рудникову, вдруг страстно захотелось бежать, немедленно уйти отсюда! Зло в этом зале, казалось, витало, было разлито в воздухе!

Черная пси-энергия! — судорожно подумал Рудников. — Энергия боли и страданий! Вот я, наверное, ею сейчас и заряжаюсь. Я же за этим сюда и пришел.

Жрец опять воздел вверх руки и начал нараспев что-то читать. Сектанты стали слегка раскачиваться из стороны в сторону и хором монотонно повторять вслед за ним концы фраз. Рудников стал повторять вместе со всеми.

«Норус экстум!»… «Трактум версис!»…

Им начало овладевать какое-то необъяснимое, непонятное, странное чувство. Как будто он сливается со всеми, становится частью какого-то огромного единого целого. Растворяется, растворяется, растворяется в нем…

Сектанты раскачивались всё сильней. Жрец вдруг выкрикнул какую-то фразу особенно громко и сразу же откуда-то полилась музыка. Странная… сильная, мощная и в то же время щемящая, берущая за душу, тоскливо-заунывная… Орган, что ли?.. Рудников такую музыку никогда раньше не слышал. Ничего, даже отдаленно похожего. С первым же аккордом сектанты все, как по команде, взялись за руки и одновременно сделали все шаг влево и сразу же вслед за тем два шага вправо. Пауза. Потом опять шаг влево и два шага вправо.

Рудников двигался вместе со всеми.

Кольцо людей начало медленно вращаться против часовой стрелки. Шаг влево, два шага вправо! Шаг влево, два шага вправо! Сначала медленно, потом все быстрей и быстрей. Влево, вправо-вправо! Влево, вправо-вправо!! Влево, вправо-вправо!!! Быстрей! быстрей!! быстрей!!! Соответственно, всё быстрее и быстрее играла и музыка. И всё громче и громче. Люди двигались вместе с ней, в такт ей. Она задавала ритм. Еще быстрее! Еще быстрее!!! Влево, вправо-вправо! Влево, вправо-вправо!! Еще! Еще!! Еще!!!

От движения веревки у многих развязались, рясы распахнулись. Рудников видел повсюду мелькающие под рясами обнаженные женские и мужские тела, груди, бедра, черные треугольники внизу живота у женщин, мужские пенисы, у многих уже возбужденные. Рудников и сам почувствовал, что у него начинается эрекция.

Влево, вправо-вправо! Влево, вправо-вправо!! Еще! Еще!!

Неожиданно из центра зала, перекрывая музыку, раздался совершенно дикий, истошный кошачий визг. Рудников вскинул глаза на этот невероятный звук и увидел, что принесенная в мешке кошка, со связанными лапами извивается сейчас под маятником, который при каждом движении, своим остро отточенным полумесяцем внизу, чуть-чуть, слегка, совсем немного рассекает ее, доставляя животному по всей видимости, чудовищную боль и заставляя его визжать.

Взмах, визг! Взмах, визг! Влево, вправо-вправо! Влево, вправо-вправо!! Быстрей! — быстрей!! — быстрей!!! — быстрей!!!!

Внезапно одна из женщин разорвала круг, упала внутрь его и забилась, задергалась на полу в то ли истерике, то ли конвульсиях, и в то же самое мгновенье круг распался, свет почти погас, и началось что-то невообразимое, какая-то чудовищная оргия. Все совокуплялись со всеми. По двое, по трое, по четверо. Мужчины с женщинами, женщины с женщинами, мужчины с мужчинами. Всеми овладело словно какое-то безумие. Это был даже не секс в обычном понимании этого слова. Нечто другое. Обязательная часть всего здесь происходящего. Заключительная часть обряда.

Рудников чувствовал, что это действительно надо, необходимо, что это действительно есть нечто, очень, очень важное. Что выплескиваемая сейчас мужчинами и женщинами огромная сексуальная энергия, посредством заклинаний каким-то образом взаимодействует с пульсирующей в воздухе черной пси-энергией боли и страданий, растворяет в себе ее. Нейтрализует, делает ее безвредной для присутствующих здесь людей. Для сектантов.

Красноватый мерцающий полумрак, какая-то нечеловеческая органная музыка, доносящиеся отовсюду сладострастные крики и стоны, отчаянные дикие непрекращающиеся вопли кошки и посередине непонятно чем освещенная фигура жреца в красном, с воздетыми вверх руками и запрокинутой назад головой, выкрикивающего в трансе какие-то не то молитвы, не то заклинания…

* * *

Когда Рудников снова пришел в себя, он обнаружил, что опять стоит вместе со всеми в общем живом кольце, рясы на всех запахнуты и перевязаны веревками, свет горит и, самое главное, в зале царит полная тишина. Ни музыки, ни криков истязуемой кошки. Он посмотрел на маятник. Лежащие под ним несчастное животное было рассечено пополам. Бедная кошка была мертва.

Стоящий в центре зала жрец громко произнес какую-то заключительную фразу, повернулся и, в сопровождении двух своих подручных быстро зашагал к дальнему выходу. Как только дверь за ним захлопнулась, кольцо распалось, и сектанты вразнобой двинулись к ближайшей двери. Той самой, откуда пришел в зал и сам Рудников.

Рудников двинулся вместе со всеми. Он чувствовал себя совершенно опустошенным. Как выжатый лимон. Остальные, вероятно, чувствовали примерно то же самое. Все шли, опустив глаза и уставясь себе под ноги. Никто ни с кем не разговаривал.

Рясу и тапочки Рудников оставил в раздевалке, маску взял с собой. Он просто посмотрел, как делают другие, и поступил точно так же.

Уже сидя в вагоне метро, он несколько пришел в себя и стал вспоминать подробности действа, в котором он только что участвовал.

Ряса… он в кольце стоит вместе со всеми… причастие это… — так что там за мясо-то все же было?.. ладно, не важно!.. черт с ним! — музыка… всё ускоряющееся движение по кругу… оргия… Оргию он помнил плохо, и это его серьезно беспокоило. Черт! Наверное, наркотики какие-то в этом питье были, которым меня опоили. Ничего не помню! Как это такое может быть?! Только какие-то отдельные эпизоды. Совершенно дикие. Кого-то порю в чудовищном темпе, как последний раз в жизни. А кого?.. Что?.. Куда?.. Женщину хоть?.. Да нет! Женщину, женщину!.. Вроде… Блядь, пожалуй, лучше не вспоминать! А то вспомнишь тут… Всю жизнь потом плеваться будешь!

Меня самого-то там, часом… не отодрали?.. Ненароком?.. Не отымели… между делом?.. Я там… ни у кого?.. Да нет, нет! А что «нет, нет»? Если и «нет, нет», то просто потому, что повезло. Я вообще ж ничего не соображал. Мною просто какое-то общее безумие овладело. Как и всеми вокруг. И кого хоть я там трахал-то? Даже если и бабу? Может, старуху какую-нибудь столетнюю? Там были такие, как я успел заметить. С колен встать не могли, когда причащались. Служки их под руки поднимали. Как они, интересно кружились-то вместе со всеми?.. Еб твою мать! Да плевать мне на них, как они там кружились! «Кружились»!.. Вот как они?.. И, самое главное, с кем?!..

Вообще это ужасно! Это просто свальный грех какой-то. В чистом виде. Содом, блядь, и Гоморра. Слава богу, что хоть кошку эту несчастную трахнуть не заставили! Сначала живую, а потом еще и мертвую. (Только съесть, — мрачно подумал он. — В виде шариков-котлеток.) А чего? Мне было все равно, кому совать. И кому давать.

Совершенно всё это мне не нравится. Если сейчас случайно не трахнули, то в следующий раз трахнут непременно. Наверняка! Под горячую руку кому-нибудь подвернусь — и всё! («Руку», блядь!) Пиши пропало. Прощай, девственность! Больше мама, я не целка. Короче, в пизду такие оргии! Мне моя честь девичья дорога. Да и вообще не понравилось мне всё это! Вспоминать противно. Как обычно.

Да! А толк-то, толк-то хоть какой-то есть?! Толк-то?! Чего ради я хоть кошек-то ел и такой опасности подвергался?

Рудников опять вдруг забеспокоился и заерзал на месте, пытаясь определить, а не влажный ли у него анус. А вдруг все-таки?.. Да нет! Нет, вроде. Вот именно! «Вроде»!.. Ладно, даже если… Один раз — не пидорас. Типун тебе на язык с такими шутками!! Тьфу, блядь! Хоть бы домой быстрее приехать. Душ поскорее принять. Смыть с себя всё. Могли бы и в секте хоть душ устроить. Хотя, ну их на хуй с их душем! Какой там может быть душ! Общий для всех? И мужиков, и баб? После такой массовки чего там стесняться?! Все свои. Да и… мужиков… Видел я этих мужиков!

Рудникову опять вспомнились некоторые особо яркие картинки, и он невольно сплюнул. Тьфу, ты! Мерзость! А интересно?.. Фролов-то у нас… девочка еще?.. или уже бабец матерый?.. Бабуин, блядь. Тьфу!! Буду подальше теперь от него держаться. На всякий случай. От этого бабуина. Не люблю пидоров. Жалко, кстати, что Зинаиду не видел. Надо будет в следующий раз специально ее поискать. Целенаправленно. Поохотиться. Когда свет погаснет. Главное, найти. А там уж — без проблем. Отказываться, как я понял, тут не принято. Пользуйся на здоровье. Всё в твоем распоряжении. Куда хочешь, туда и… Пожалуйста! Да… Единственная приятная мысль. Луч света в этом темном царстве. Черной пси-энергии. Да и то… Пока Зинаиду найдешь, тебя самого тут… сто раз. Куда захотят… Отказываться ведь тут не принято. Ладно, чего-то я по кругу гонять начал.

Да! Так чего все-таки с пользой-то? Стал я уже более удачлив? Как хоть это проверить-то?

Неожиданно Рудников понял, что знает, как. Надо бросить сто раз монету. Результат первого броска — орел или решка — его удача. Ее и надо считать. Орел первый раз выпал — значит, орла считать. Решка — значит, решку. Превышение над среднестатистическими 50 % — и есть его нынешняя удачливость, степень его везения. Рудников и сам не помнил, откуда и как он это узнал — сказал, наверное, кто? — но знал совершенно точно, что так оно и есть. Знал — и всё. Он еле удержался, чтобы тут же на месте, в метро, прямо в вагоне не начать бросать монету. Еле дотерпев уж до своей станции, он выскочил на улицу, сел на лавочку и подкинул вверх найденный в кармане рубль.

Орел! Тем лучше! Будем считать орлов.

Орел… Орел… Орел… Решка… Решка… … Орел…

Так… 62 на 38. Неплохо… Очень неплохо… Ради этого… можно и… Рискнуть! рискнуть!.. Не более того. Не было же, слава богу, пока ничего. Ладно, посмотрим. Поглядим. Ну, что ж, теперь остается только ждать. Ждать, ждать, ждать! Как это на мне моя удачливость отразиться. Какие дары на меня с неба посыпятся. По-смот-рим!

6.

За последующие несколько месяцев жизнь Игоря Рудникова самым радикальным образом изменилась. Его повысили по службе, он выигрывал несколько раз в лотерею и в казино (причем в казино довольно серьезные суммы), стал каким-то там юбилейным посетителем в одном крупном супермаркете, где он вообще неизвестно как оказался, шёл мимо и вдруг и решил: дай-ка, зайду!..

Короче, удача стала преследовать Рудникова по пятам. Ему удавалось буквально всё. Всё, что бы он ни затеял. Он купил себе машину, прибрахлился, ночные клубы, рестораны, казино посещать начал. Не слишком часто пока, но все-таки. Вообще жизнь как-то вдруг наладилась. Из хронического неудачника, коим он пребывал все эти последние годы, он вдруг превратился в сильного, обаятельного и уверенного в себе человека. И это всеми чувствовалось. Всеми вокруг. И на работе, и в ресторанах-казино — в общем, повсюду, где бы он ни появился. Он просто излучал вокруг себя ауру уверенности и силы. За ним тянулся шлейф успеха. А с такими людьми всегда приятно общаться. К ним тянутся. В наше время это редкость. Да, собственно, и не только в наше. Во все времена. Всегда.

Человек к хорошему привыкает, как известно, очень быстро, и вскоре Рудников уже даже и представить себе не мог, что когда-то всё было иначе. Старался об этом вообще не вспоминать. Зачем? Тот маленький серый забитый и закомплексованный человечек, каким он был в другой жизни и сто лет назад — умер и навсегда забыт. Теперь он сам стал лидером, победителем, баловнем фортуны. Впереди у него теперь одни только победы, победы и победы! Отныне его ждут только удача и успех. Всегда и во всем. Вперед!!

Так, в чаду успеха, прошел у него первый год. А потом наступил надлом. Собственно, ржавчина, короста, темные пятна на его жизни появились буквально сразу, с самого начала. Всё вокруг него рушилось. Он шел к успеху словно по обломкам чужих жизней и судеб. У окружающих все время что-то случалось, происходило, их преследовали какие-то постоянные, непрекращающиеся беды и несчастья: кто-то умирал, заболевал, спивался, у одного его друга вдруг ушла жена, у другого сгорела дача и пр., и пр..

Рудников все это прекрасно видел и замечал — не слепой! — и его это, откровенно говоря, всегда терзало. Всегда! С самых первых дней. И чем дальше, тем больше. Носить в себе этот груз оказалось на деле далеко не так просто, как это ему поначалу представлялось. Тем более, что с течением времени удачи стали восприниматься уже как нечто, вполне естественное и само собой разумеющееся. А вот все эти катастрофы и катаклизмы… Все-таки чувствовать себя каким-то чудовищем и монстром, сеющим вокруг плач и горе… Пить с симпатичным тебе человеком, зная при этом, что теперь у него наверняка кто-нибудь вскоре заболеет или умрет… Ужас! Рудников все больше и больше начинал ощущать себя каким-то просто-таки исчадием ада, выходцем бездны и преисподней, которому вообще не место среди людей. Вурдалаком-оборотнем, который пьет у всех вокруг удачу и счастье. Жизненные соки. Питается ими. От прикосновения которого всё живое гибнет.

А собрания секты, которые он теперь исправно посещал — шабашем таких же, как он, нелюдей. Проклятых. Упырей. Вероятно, и остальные сектанты чувствовали себя примерно так же. По крайней мере, между собой они практически не общались. Сразу после собраний все быстренько, молча одевались и тут же торопливо разбегались в разные стороны. По своим норкам. До следующей пятницы.

Рудников с каким-то неприятным удивлением вспоминал, как он всего каких-то полгода-год назад мечтал высмотреть на собрании и трахнуть Зинаиду. Сегодня она представлялась ему какой-то красивой, ярко-раскрашенной, экзотической тропической гадиной — нечто вроде змеи, тритона или лягушки. Опасной, коварной и смертельно ядовитой. От которой лучше держаться подальше. Как сексуальный объект он ее вообще больше не воспринимал. Какой там «объект»! После того, как он увидел ее пару раз в деле, во время еженедельных оргий, он стал испытывать к ней самое настоящее, чисто физическое стойкое отвращение. Омерзение прямо какое-то патологическое!

Леди Зю, как выяснилось, была лесбиянкой. Причем активной и, судя по всему, убежденной. По крайней мере, с мужчинами Рудников ее ни разу не видел. Ни на оргиях, ни в жизни. Только с женщинами. Точнее, с молоденькими девушками. Как правило, совсем юными. Они-то, по всей видимости, и составляли главный объект ее страсти. Что она с ними вытворяла и как обращалась!.. Это надо было видеть! Вернее, не надо. Поскольку некоторые, особо яркие и впечатляющие картинки Рудников потом очень долго не мог забыть. Вытравить из своей памяти. У него на этой почве чуть было даже импотенция не развилась. Отвращение ко всем женщинам вообще.

«Женщинам», блядь! Видели бы вы этих женщин!.. Сучки во время течки. Самки похотливые. Шлюшки. Дешевки. Ширпотреб.

И до чего ж все эти бабы гнусные все-таки создания! Особенно, когда распоясаются полностью и всяческий стыд вообще потеряют. Лесбиянки эти мерзопакостные, абсолютно без всяких комплексов!.. Все-таки мужчина всегда является для женщины сдерживающим фактором. Даже в постели, в минуты полной близости, женщина всегда остается с ним кокеткой, играет роль, всегда старается произвести на него впечатление, понравиться. А так как мужчину, существо другого пола, она все же до конца понять не может, то это ее хоть как-то сдерживает, останавливает, заставляет соблюдать рамки, приличия. Она боится сделать что-то не так.

Когда же бабы… между собой… видя друг друга насквозь… со всей этой своей мерзкой физиологией… отбросив за ненадобностью всякий стыд и приличия… Бр-р-р!.. Кошмар!

В общем, мужчинам на этих их вакханалиях делать нечего. Правильно их туда в древности не пускали. Мудро. Короче, как в какой-то рекламе говорилось: «У нас, женщин, есть свои маленькие тайны». Вот и пусть остаются с этими своими маленькими тайнами. Ну их на фиг! Лучше в них не копаться. Обязательно на какой- нибудь Тампакс использованный наткнешься. В лучшем случае.

Н-да… Бабы… Бабьё-бабцы-бабень… Хотя, впрочем, чего там «бабы»! Разве одни только бабы? А мужики?.. Мужики были в этом смысле ничуть не лучше. Если еще не хуже. Гомиков, голубых на собраниях тоже хватало. На них Рудников тоже тут вдоволь насмотрелся. Досыта. До тошноты. Во всех позах и видах. В фас и в профиль. Правильно, что эту мразь ненавидят все!! Это вообще пиздец!

За себя он давно уже не боялся. Никто тут ни к кому не приставал, как он это было поначалу сгоряча себе навоображал. И ни к чему никто никого не принуждал. Не хочешь — не надо. Насиловать тебя никто не будет. Всё только по обоюдному согласию. Возможно, это было как-то связано с железным правилом секты не желать и не делать зла никому из ее членов, о котором его с самого начала предупреждали. Возможно. Рудников этого не знал да и не стремился особенно узнать. А зачем? «Почему»… Да какая разница, почему? Мало ли, где какие правила! Главное, что они есть, вот и всё. И что еще важнее — они его полностью устраивали. Всё! «Чего же боле?» Чего еще надо?

Вообще все эти оргии Рудников воспринимал просто как нечто необходимое. Как какое-то неизбежное зло, с которым приходится мириться. Сами по себе они его нисколько не привлекали. Он как-то очень быстро уяснил для себя, что заниматься любовью в компании даже максимально доброжелательно настроенных людей все же далеко не так приятно и занимательно, как, возможно, на первый взгляд кажется. Всё-таки дело это глубоко личное и сугубо интимное.

Но тем не менее он совершенно отчетливо чувствовал и сознавал, что, как часть ритуала, обряда, оргии эти были безусловно необходимы. Секс давал разрядку. Без него находиться в переполненном до краев черной пси-энергией зале было вообще физически невозможно.

Везение его теперь колебалось где-то на уровне 80–82 %%. В среднем примерно так. Не выше и не ниже. Причем, стоило ему пропустить только одно, одно-единственное собрание! — и 10-и % как не бывало! Рудников один раз попробовал. Поэкспериментировал. Месяц потом коэффициент восстанавливал! Но, с другой стороны, и выше 82 % везение его практически никогда не поднималось. Это был его потолок. Хотя собрания-то после того случая он посещал абсолютно все. До единого! Добросовестно и аккуратно. Как на работу ходил. В любом состоянии, даже будучи больным. Это — святое!

Кстати уж, насчет святого. Последнее время Рудников всё чаще и чаще стал задаваться вопросом, а что это вообще за секта? Религиозная она или нет? Не грех ли в ней участвовать? Раньше подобные вопросы ему и в голову никогда не приходили. Особенно, когда он был неудачником. Какая там еще «религия»? Какой «грех»?! Успех!! Успех любой ценой! А все остальное неважно!

Но сейчас!.. Сейчас всё изменилось. Все эти темные энергии… Раньше он ни во что это не верил. Ни в религии, ни в черные энергии. Ни в бога, ни в дьявола! Но ведь факт налицо! Он действительно стал везунчиком. Человеком судьбы. Всего вдруг в жизни добился. Что же это, если не чудо?! А где чудо, там… Кто? Бог? Дьявол? Кто!!?? Кто-то есть несомненно. Но вот кто?!

Хм… «Кто?»… Какой же тут, спрашивается, может быть Бог!? Черная пси-энергия… ритуальные убийства животных… оргии все эти чудовищные… Какой тут Бог!

Да и мясо это… Шарики эти мясные. Из чего они все-таки сделаны? Из какого мяса? Что за странный сладковатый привкус? Если раньше Рудников опасался, что это кошка, то теперь он, наоборот, надеялся, что это всего лишь кошка. Кошатина. Всего лишь кошатина. А не… Господи, помилуй! Лучше об этом и не думать!

Короче говоря, ревностного сектанта в итоге из Рудникова так и не получилось. Этот первый год он еще кое-как продержался, опьяненный своими новыми успехами и возможностями, но потом наступило похмелье. Чем дальше, тем все тяжелее и тяжелее на душе у него становилось. Ничего его больше не радовало. Никакие казино-рестораны. Посещения же собраний начали вообще просто-напросто тяготить. Оргии эти… Пидорасы-лесбиянки… Да не в том даже дело! Быть каким-то злым роком для окружающих!.. Проклятие какое-то на себе нести!.. О-хо-хо!.. У него даже кошмары ночные на этой почве начались.

Последней каплей явилась внезапная смерть двухлетнего сына у одного из его коллег по работе. Быстро всё как-то произошло… Неправдоподобно. Заболел — и умер. А Рудников в очередной раз в лотерею выиграл (он теперь постоянно играл во все лотереи).

После этого случая у него наступил тяжелейший психологический кризис. Депрессия, спад, бессонница, настроение постоянно подавленное, тревожное какое-то… в общем, он понял, что всё! больше он так не может! Надо уходить. Завязывать со всеми этими пси-энергиями. Ну их к бису! Не для него все это. Слишком он положительным оказался. Для всех этих отрицательностей. Не ко двору пришелся. Наверное, поэтому-то показатель у него выше 82 % никогда не поднимается. Слишком уж в нем белой энергии много. Жалостливости, мягкости, сентиментальности… Всей этой никому не нужной мутотени. Настоящий герой должен быть жестким, твердым и решительным! Как доберман-пинчер. А это что?.. Стандартный джентльменский набор классического неудачника. Мямли и рохли. Плюшевого мопса какого-то. Смешного пса из диснеевского мультика.

Словом, задел сделан. Повысили меня, деньжат под шумок настрогал слегонца по казино и лотереям всяким, прибрахлился, тачку купил — ну, и хватит! Бог уж с ними, с «Мерседесами». Переживем. Слишком уж дорого за них платить приходится. Кровью! И причем чужой. Детской. Ну их к дьяволу! Слабоват я оказался для таких развлечений. Жидковат. Как обычно. Как и во всем остальном. Ну, и ладно. Может, оно и к лучшему. В пизду все эти выигрыши кровавые! Не упырь же я, в самом деле? Кровью чужой питаться. На хуй, короче!! Провались всё! И так как-нибудь проживу. Жил же раньше.

По сути, решение Рудниковым было принято. Теперь надо было просто начинать действовать. Воплощать его в жизнь. Рвать! Переставать ходить на собрания.

Казалось бы, чего же проще? Не хочешь — не ходи. Никто ведь тебя и не удерживает. Да бога ради! Дело хозяйское. Возвращайся опять в свое болото. Погружайся в тину, в небытие. Флаг тебе в руки и барабан на шею! Снова превращайся в полное ничтожество. Только теперь уже навсегда.

Всё это Рудников осознавал, а потому всё тянул да тянул, всё откладывал да откладывал. После каждого собрания он долго плевался и давал себе твердый зарок: всё!.. это последний раз было! больше я туда ни ногой! Но наступала следующая пятница, воспоминания о прошлой теряли свою остроту, и он снова, кляня себя за слабость и безволие, оказывался в знакомом здании. Тем более, это теперь-то он уж доподлинно знал, чего стоит даже один только пропуск. Восстанавливаться потом замучаешься, если что. Это тоже являлось для него серьезным сдерживающим фактором. Ну, как это?! Целый год ходил, ходил, кошек ел — и вдруг всё псу под хвост!

В сущности, Рудников уже созрел для разрыва, и ему нужен был только один-единственный, последний толчок, чтобы окончательно решиться. Без этого толчка колебания его могли длиться еще очень и очень долго. Да невесть сколько!

И этот толчок действительно не замедлил. Казалось, сама судьба вмешалась и приняла за него решение. Рудников вдруг влюбился. Причем неожиданно, сразу, с первого взгляда и, что называется, по уши. Втюрился. Без памяти. В совсем, совсем еще молоденькую девушку лет шестнадцати. Вообще-то он обычно предпочитал более зрелых женщин, но тут!.. Чем-то она его тронула. Зацепила. Беззащитностью своей, что ли, доверчивостью. Почти детской наивностью. А может, молчаливостью. Задумчивостью.

Она вовсе не была глупа — наоборот! он имел в этом неоднократную возможность убедиться! — но, в отличие от большинства знакомых Рудникову особ женского пола, предпочитала молчать. Внимательно слушать, загадочно глядя на собеседника своими огромными темными миндалевидными глазищами. Рудникову это в ней очень нравилось. Ему чудилась в этом молчании какая-то тайна. Его даже чуть-чуть смущал всегда этот ее таинственный взгляд Моны Лизы. Непостижимый взгляд сфинкса.

— О чем ты сейчас думаешь? — неоднократно приставал он к ней в такие моменты.

— Так… — обычно пожимала она плечами и слегка улыбалась одними глазами. — Ни о чем…

Ксюша. Её звали Ксюша. Точнее, так звал ее Рудников. Вообще-то ее звали Ксения.

7.

Рудников стоял у открытого окно и задумчиво курил, время от времени стряхивая пепел прямо вниз. Надо было что-то решать. Ксюша должна была подъехать с минуты на минуту.

Н-н-н-да!.. Так дальше продолжаться не может. Надо что-то делать. Причем срочно, немедленно! Ведь, находясь со мной, она подвергается огромной опасности. Чудовищной! С ней в любой момент может что-то случиться! Или не может?.. Ведь я ее люблю. Какая же это будет «удача», если она пострадает?.. Нет-нет! Сектант этот тогда, в самом начале специально про это спрашивал. Нет ли, мол, у Вас близких людей? Так что, «удача» эта моя не разбирается. Всех подряд шарашит по полной программе. Просто, кто рядом.

Ну, естественно. Она же, бедняжка, тоже от этой моей черной энергии не защищена. Как и все остальные. Это я только с помощью всех этих обрядов сатанинских природу, естество обманываю. Вместе с другими, мне подобными, отродьями. (Рудников вспомнил безумные пляски, оргии, шарики все эти странно-сладковатые и скривился от отвращения.) А она-то обычный, живой человек. Ей со мной рядом находиться противопоказано. Лучше уж с тигром в одной клетке сидеть. Или, там, с крокодилом. Да-а-а!.. О-хо-хо!.. Грехи, грехи наши тяжкие!..

Ну, так что? Что делать-то будем?.. А? Надо что-то решать?.. Что из секты я уйду — это ясно. Уже ушел. Больше я туда — ни-ни-ни! Ни шагу. Всё! Привет семье. Кончен бал, погасли свечи. Мы разошлись, как в море корабли. Это-то ясно. Но этого ведь недостаточно. Мне же еще время надо, чтобы разрядиться. Излишки черной пси-энергии этой своей на окружающих сбросить. Я же ей сейчас, как конденсатор какой-то заряжен. Аккумулятор-батарейка.

Время, в общем, нужно. Время, время, время, время! Больше тут ничего не поможет. Ждать, короче, надо. Ждать! А сколько? сколько ждать-то?.. Ччерт его знает! Сколько?.. Неделю?.. Месяц?.. Да уж, как же… «неделю»! Размечтался! Месяц-то уж точно, не меньше! Это по-любому. А то и больше. Впрочем, у меня ж приборчик есть. Счетчик Гейгера, блядь, карманный. Всегда провериться можно. Свой радиоактивный фон посмотреть и определить, когда я светиться перестану.

Рудников автоматически сунул руку в карман, вытащил монетку и привычным движением ловко подбросил ее в воздух.

Орел! Прекрасно. Орел, орел, орел, решка… Орел! 83 на 17! Рекорд! Совершенно некстати только, как обычно. Как и всё у меня. Нашел время, блядь, рекорды ставить! Да я же просто сияю весь! Черным пси-светом! Горю, полыхаю. Как атомный реактор. Как какая-то, блядь, мрачная 1000-ваттная лампочка горя и несчастий. Меня сейчас за версту обходить надо. А не на встречи со мной ездить.

Господи-боже мой! Зачем я ее вообще сегодня вызвал!? Надо было хоть провериться сначала. Кретин! Олух царя небесного! Гоблин, блядь! Бандерлог. Да если с ней что-нибудь случиться! Из-за меня!.. Тогда!.. Лучше, впрочем, об этом пока вообще не думать. А то накликаешь еще!.. Раньше времени.

Так… чего ж делать-то? А?.. Чего мы все-таки решим?.. Расставаться, расставаться на время надо! На месяц-полтора, как минимум. Пока мои показатели в норму не придут. Обычными не станут. Как и у всех нормальных людей. 50 на 50.

Черт! А как?.. Как расставаться-то? Под каким предлогом?.. Придумать чего-нибудь? Типа командировки. Она поверит…

Рудников рассеянно стряхнул в окно пепел. Врать Ксюше ему категорически не хотелось. Даже в мелочах. Даже для пользы дела. Он ее действительно любил.

Н-да… Надо всё рассказать. Всё! И про секту и вообще. Как на чужом горе счастье себе устроил. Лучше сейчас это сделать, чем потом. А когда-нибудь рассказывать всё равно придется. Нельзя, чтобы эта ложь вечно между нами стояла. Я этого не хочу. Это неправильно. Даже если она потом меня поймет и простит за обман, я сам себе никогда не прощу. Никогда! Её-то обмануть нетрудно, она ребенок совсем — себя не обманешь!

Как там в Библии? «Худое дерево приносит только худые плоды»?.. Ну, или что-то вроде того. И это правильно. Нельзя, чтобы наши отношения изначально на лжи строились. Лучше сразу все точки над i расставить. Разрубить этот блядский гордиев узел. Иначе он, чем дальше, тем всё больше и больше запутываться будет. Это уж как обычно. Одна ложь всегда влечет за собой другую. И не заметишь, как по уши увязнешь. Во всем этом вранье с благими целями и намерениями. «Грязь есть грязь, в какой ты цвет ее ни крась!» Д-да… Надо рассказывать.

При мысли, что ему придется сейчас рассказывать Ксюше про всё: и про оргии, и про смерть двухлетнего ребенка — про всё! Рудникову стало не по себе.

Как, интересно, она всё это воспримет? Может, вообще испугается и убежит? Или возненавидит меня? Презирать начнет. Она ж молоденькая совсем. Неопытная. Подросток, в сущности. А у них все черно-белое. Да-нет! Право-лево! Добро-зло! А жизнь — штука сложная. В ней цветов много. И оттенков. Да как всё это объяснишь? Это только с жизненным опытом приходит. Понимание. С годами.

Да и чего там «объяснять»-то? Какое еще «понимание»?.. Что правое — это левое? А черное — белое?.. И что секта — это хорошо? Вся эта черная пси-энергия?.. Боли и страданий. Вот черт!

Рудников нервно затянулся.

Оргии, блядь, еще эти! Тоже та еще темка. Лучше ее, наверное, все-таки вообще пока не касаться. Это-то как раз может и подождать. Потом… как- нибудь… когда поженимся. Ну, или, по крайней мере, без излишних подробностей… Так!.. В общих чертах… А то… шокировать…. Она, наверное, вообще еще девочка…

Как ни странно, Рудников еще ни разу не был близок с Ксюшей. Как-то так получилось. Он не настаивал, а она, похоже, вообще была в этих вопросах совершенно неопытной и неискушенной. Рудникова, впрочем, это только радовало. Он хотел, чтобы всё у них было по-людски: свадьба… брачная ночь… Дети потом. А все эти случки собачьи… На скоряк. «Давай-давай!..» Увольте! Насмотрелся он уже на них. Слава богу! Сыт по горло. И на работе, и в секте потом, на оргиях. Налюбовался.

Может, поэтому-то он и в Ксюшу так сразу и влюбился. За молодость, за чистоту. За искренность ее, простодушие, непосредственность… Ну, конечно, не только за это, не только потому. Но и это тоже была одна из причин. И, причем, немаловажная. И сейчас обсуждать с ней всю эту грязь, мерзость… О-о-ой!.. Вообще на все эти темы разговаривать… Понятно, что сейчас не 18-й век на дворе. И она не кисейная барышня, не на Луне живет. Современная девушка, телевизор у нее дома есть, видео, интернет. Так что… Но все равно! Ну, не хочется с ней об этом разговаривать! Не хочется вот — и всё! Потом!.. Потом как-нибудь… После свадьбы…

В дверь позвонили. Рудников вздрогнул, торопливо затушил сигарету и побежал открывать.

— А-а!.. Привет! Проходи! — он посторонился, пропуская Ксюшу.

— Привет! — девушка прошла в прихожую. — Опять мои тапочки куда-то засунул?

— Да не переобувайся, так проходи! — Ксюша удивленно на него взглянула. — Проходи, проходи! Мне поговорить с тобой надо!

Девушка еще раз на него внимательно посмотрела, ничего не сказала и молча прошла в комнату. Рудников проследовал за ней. Он решил как можно быстрее всё покончить: объясниться и сразу же отправить девушку домой. Подальше от себя. Пока у него такой радиоактивный фон чудовищный. 87:13! На фиг-на фиг! От меня сейчас подальше держаться надо! Лучше нам вообще в ближайшее время никак не общаться. Вообще никак! Даже по телефону. Черт его знает, как эта черная энергия действует. Механизм же совершенно неясен. Не обязательно физическая близость.

В смысле, территориальная, — тут же поправил, усмехнувшись, он. — Хм… Физическая… Ладно.

Так вот, возможно, и обычного общения достаточно, чтобы поставить человека под удар. Может, я и преувеличиваю, конечно, но тут уж лучше перестраховаться. А то, как бы потом… Да… Лучше уж перестраховаться, короче. Ну, не пообщаемся месячишко… Велика важность. Ничего страшного.

На самом-то деле мысль, что они МЕСЯЦ не будут общаться! целый месяц! была ужасна. Но что делать? Надо, значит, надо. Куда деваться? А лучше будет, если?.. В общем, всё! Вопрос закрыт.

— Слушай, Ксюш, вот в чем дело… — он поморщился и почесал пальцем висок не зная, с чего начать. Девушка по-прежнему молчала. — Черт, не знаю даже, с чего начать, — пробормотал Рудников. — Короче говоря, нам надо расстаться на месяц-полтора. Не встречаться и даже не созваниваться. Вообще не общаться!

— Почему? Ты куда-нибудь уезжаешь? — удивленно поинтересовалась Ксения.

— Да! То есть нет. Нет, никуда я не уезжаю, — поправился он.

— Тогда почему? В чем дело? — еще больше удивилась она.

— В чем дело… В чем дело… Видишь ли… Н-да… В чем дело?.. Видишь ли… Видишь ли, я состою членом одной организации, — решился наконец Рудников. — Секты.

— Что-о?!.. Ты?! Секты? Какой еще секты? — девушка глядела на него какими-то совершенно круглыми от изумления глазами. — Ты сектант?!

— Да. Точнее, был до этого. Сейчас я решил от них уйти.

— Так ты правда сектант? Член настоящей секты? — девушка смотрела на него так, словно видела впервые. — Ну и что? — после паузы спросила она. — Они тебя не отпускают? Это что-то типа мафии?

— Да нет! Какой еще мафии! — с досадой сказал Рудников. («Мафии»!.. Насмотрелась сериалов! Современных телебредней.) — Нет, Ксюша, никакая это не мафия. И никто меня там не держит.

— Тогда в чем проблема? — с недоумением пожала плечами девушка.

— Ладно, смотри! — Рудников достал из кармана монетку. («Показывать нельзя! Можно спугнуть удачу!» — сразу же вспомнил он. — Ага! Тем лучше! Может, и правда спугну. И месяца ждать тогда не придется. Все равно мосты уже сожжены.) Он подбросил монетку и поймал ее в воздухе. Орёл! — Видишь: орёл?

— Ну, вижу, — девушка посмотрела на монетку, потом перевела взгляд на него. — Ну, и что?

— Теперь смотри, — Рудников положил монетку на ноготь согнутого большого пальца. — Сейчас я подброшу ее 100 раз, и орел выпадет не меньше восьмидесяти.

— Это что, фокус такой? — уточнила Ксения.

— Смотри!

Рудников начал быстро и сноровисто кидать монетку. Господи! Сколько раз за последний год он уже это делал?… За всю свою жизнь столько монет не кидал!

Орел… Орел… Орел… Орел… Решка… Орел… … Орел.

90:10!! Бог ты мой! Караул! Что происходит?!

— Всё! Тебе надо немедленно уезжать! — Рудников вскочил со стула.

— Да никуда я не поеду! — возмутилась девушка. — Можешь ты мне объяснить в конце концов, что происходит?!

— Ладно! Слушай внимательно, времени нет, — торопливо заговорил Рудников. — В общем, так. Год назад я вступил в секту. Ну, я думал, что это что-то вроде масонской ложи. Где всякие влиятельные люди с жиру бесятся. Ряженые… черные маски… знаки всякие тайные… Бутафория, в общем. Игра. Ну, вот я и решил тоже туда податься. Вступить. Просто из чисто меркантильных соображений. Знакомства полезные завести, то да сё… Короче, вступил.

Оказалось, никакие это, не масоны. И никакая это не бутафория и не игра. Всё очень серьезно, — Рудников тяжело вздохнул. — Не знаю уж, как у них это получается, но они делают так, что тебе начинает везти по жизни. Всегда и во всем… Вот видела, сколько раз орел выпал? — Ксения перевела глаза на лежащую на столе монету. — 90 раз из 100! 90!! В то время, как норма — 50. Вот это и есть мой показатель удачливости. Всё у меня получается, и всё всегда удается. На работе повышают, в лотерею выигрываю — всё всегда о, key! Полный ажур! — Рудников перевел дух и продолжил. — Но проблема в том, что всё это происходит за счет других. За счет окружающих. У них начинается фатальная невезуха. Тоже во всём! Они начинают болеть, умирать, попадать в аварии!.. Ну… Не важно, в общем. Потом как-нибудь расскажу… Попозже. Когда всё это кончится… — Рудников замялся, подыскивал слова.

— Что кончится? — воспользовавшись паузой, негромко спросила девушка.

— Все кончится! Проклятие мое спадет! — чуть не закричал Рудников. — Я же объясняю: тебе опасно сейчас со мной рядом находиться! С тобой тоже в любой момент может что-нибудь случиться! Как и со всеми остальными. А я в лотерею очередной раз выиграю. Поэтому я и хочу на время расстаться.

— А что потом будет?

— Ну, видишь ли, потом это всё исчезнет. Со временем. Рассосется. Я стану обычным человеком. Чтобы эту удачливость поддерживать, надо постоянно на собрания ходить. И во всех этих сатанинских обрядах участвовать. А я с этим теперь завязываю!

— А ты участвовал в сатанинских обрядах? — как-то странно на него глядя, поинтересовалась Ксюша. — Вокруг костра, что ль, плясал? В лесу за городом?

— Почему за городом? — удивился Рудников. — Какого еще костра?

— Ну, я фильм такой видела, — спокойно пояснила девушка. — «Гонки с дьяволом». Там тоже секты, сатанисты, человеческие жертвоприношения… Так они вокруг костра там свои хороводы водили.

— Н-да… Хороводы… — опустив глаза, пробормотал Рудников. — Да нет, Ксюша, здесь всё прямо в городе, в центре. В двух шагах от метро «Сокольники». В здании школы, между прочим. Это тебе не кино!

— Школы? Почему школы? — удивилась девушка.

— Ну, не знаю… — усмехнулся и пожал плечами Рудников. — Планировка, наверное, для собраний самая подходящая. Актовый зал… Очень удобно. Ладно, всё! — тут же заторопился он. — Хватит болтать! В общем, ты поняла? Сейчас нам надо на время расстаться. Пока у меня всё в норму не придет. И не созваниваться и вообще не общаться. Просто на всякий случай. А как всё у меня нормализуется, я тебя позвоню. Лады? — девушка кивнула и тоже встала со стула. — Ну, давай, беги. Провожать не буду, сама понимаешь. По той же причине. От меня сейчас подальше держаться надо. Я люблю тебя, — добавил он, уже стоя в дверях, глядя в спину девушке. Та остановилась и обернулась. — Не скучай! — улыбнулся он ей.

— Ладно, — улыбнулась она в ответ, повернулась и пошла к лифту.

Рудников захлопнул дверь и вернулся в комнату. Черт! Он дрожащей рукой достал из пачки сигарету, щелкнул зажигалкой и глубоко затянулся. Целый месяц теперь ждать! Да я с ума сойду! Целый месяц!!

8.

Почти весь последующий месяц Рудников безвылазно просидел дома, умирая от скуки. Делать ему было решительно нечего, читать он никогда особенно не любил — оставалось только смотреть телевизор. Он выучил за это время наизусть всю телерекламу, пересмотрел кучу каких-то совершенно дебильных фильмов и прослушал несметное количество современных эстрадных песенок по МУЗ TV. Клипов, блядь. Тили-тили, трали-вали! В общем, существенно повысил свой культурный уровень и расширил музыкальный кругозор.

Все это время он непрерывно бросал монетку. Проверялся. Показатели снижались. Медленно, но верно. Верно, но медленно. Очень медленно!

0,86: 0,14; … 0,8: 0,2; … 0,65: 0,35…

Наконец, к концу месяца они замерли где-то на уровне 0,5: 0,5–0,499: 0,501.

Блядь! Могли бы и на 0,501: 0,499, скажем, остановиться! — мрачно подумал Рудников, когда окончательно убедился в том, что динамика прекратилась. Процесс разрядки закончился. Он больше не фонил. — Как был я неудачником по жизни, так им и остался. 0,499: 0,501! Целая десятая доля процента! Даже не сотая! Ттвою мать!

Можно было звонить Ксюше.

— Алло! — услышал он в трубке голос матери.

— Здравствуйте. А Ксению можно?

— А ее нет.

— Нет?.. А когда она будет? — похолодел Рудников. («Нет»?.. А где же она? Время — одиннадцать вечера!)

— Не знаю, — равнодушно ответила мать. — Сказала, что поздно.

— Извините, — пробормотал Рудников и повесил трубку.

Ксюша жила с родителями, отношения у нее с ними были сложные, в общем, просить что-то передать было нежелательно. Да и звонить после полдвенадцатого тоже не рекомендовалось.

До полдвенадцатого Рудников перезвонил еще раз пять. Ксюши по-прежнему не было.

Ладно, — начал успокаивать он сам себя. — Мало ли где она может быть! Завтра выясню.

Больше всего на свете ему хотелось сейчас немедленно всё бросить, примчаться к ее подъезду, затаиться там где-нибудь рядом и караулить ее хоть всю ночь. Дождаться ее возвращения и посмотреть, с кем она придет. Ревность разгоралась в нём, как пожар.

«Люта, как преисподняя, ревность, и стрелы ее — стрелы огненные», — вспомнилась ему невесть откуда пришедшая на ум цитата, и только сейчас он ее в полной мере понял и по достоинству оценил. До этого подобного рода сентенции всегда казались ему только красивыми словами и не более того. Литературой. Беллетристикой. Но сейчас он испытывал всё это на себе, на собственной шкуре. Именно «люта»! Он метался по квартире и места себе не находил.

Сто раз хватал он трубку и сто раз швырял ее обратно, не решаясь звонить. (Родители эти еще проклятые!! Спать они, видите ли, рано ложатся!)

Где она? Где!!? Где она в такое время может быть?! Ночью! С кем? Не одна же она по ночам бродит?! С кем-то же! С кем? С кем!!? С кем!!!??? Значит, она еще с кем-то встречается? У нее еще кто-то есть? За этот месяц появился??!!

Он все проваливался, проваливался и проваливался в какую-то черную, ледяную бездну. На сердце становилось все холоднее, пока оно окончательно не превратилось просто в какой-то кусок льда. В целую глыбу!

Тогда он не выдержал. Проклиная все на свете и презирая самого себя за слабость и бесхарактерность, он пулей вылетел из дома, вскочил в машину и помчался к ее подъезду. За рулем ему стало чуть легче. Все-таки он хоть что-то делает. Просто так и дальше сидеть дома и ждать до завтра было уж совсем невмоготу. Невозможно! Немыслимо!! «Стрелы ее — стрелы огненные».

Через 15 минут Рудников был уже у ее дома. Машину он поставил подальше, чтобы Ксения, чего доброго, на нее как-нибудь случайно не наткнулась (это был бы полный позор!), а сам спрятался на лестничной площадке, между вторым и третьим этажом.

А если она уж давно домой вернулась? — вдруг запоздало сообразил он. — И сейчас спит себе спокойненько? Время-то уже полпервого. А я в последний раз в полдвенадцатого звонил.

Но уйти со своего наблюдательного поста было теперь уже выше его сил. Ему легче было здесь всю ночь простоять, чем сидеть дома, ничего не делая, в полном неведении.

По крайней мере, буду хоть знать, что она домой между полдвенадцатого и полпервого вернулась, — решил он про себя. — Если она ночью так и не придет, а утром уже дома окажется.

О том, что будет, если она и ночью не придет, и утром ее дома не окажется, он старался не думать. Сама эта мысль была ужасна.

Он стоял, курил сигарету за сигаретой и неотрывно смотрел в окно. А как же иначе? Отвернешься, и тут она как раз и проскочит! А кто там у лифта на площадке стоит, отсюда не видно. Может, она, а может, кто другой. Можно, конечно, посмотреть потом, на какой этаж лифт поехал (Ксюша жила на 9-м этаже), но полной уверенности всё равно не будет. А если выйти посмотреть, где свет загорелся, в какой квартире, то, опять-таки, во-первых, можно ее прозевать, если это все-таки на лифте не она была, а во-вторых, можно потом еще, чего доброго, и у подъезда с ней столкнуться нос к носу. Стыда не оберешься, когда она поймет, что я за ней шпионю. А чего тут не понять? Чего же еще я у ее подъезда ночью делаю? В общем, лучше стоять, смотреть вниз и не шевелиться. Это самое разумное. И шуму меньше — соседи кипеш не поднимут и ментов еще, не приведи Господь, не вызовут: кто это тут в подъезде ночью торчит? киллер, что ль, какой? (ага! киллер, блядь! Арбенин! Отелло! «Если бы у меня был пистолет, я бы тебя застрелил!.. Если бы у меня был топор — я бы тебя зарубил!..» — «А ты меня лучше рогами забодай!») — и ее не прозеваешь.

Тем более, что ожидание его вовсе не тяготило. Он находился в таком нервном напряжении, что время летело для него совершенно незаметно. Стрелой! Как у охотника, сидящего в засаде. Чу!.. Кажется, ветка треснула? Машина, какая-то, вроде подъехала?.. Нет! Опять не то. А вот снова!..

Ксюша вернулась домой около трех часов ночи. Она была одна.

Рудников убедился, что она вошла к себе в квартиру (лифт поднялся на 9-й этаж, дверь хлопнула, с улицы было видно, как зажегся свет в ее комнате) и с огромным облегчением поехал домой. Конечно, надо еще будет выяснить, где это она до 3-х часов ночи сегодня шлялась, но все-таки вернулась она одна. Одна!

9.

На следующий день Рудников позвонил Ксюше и договорился о встрече. Ксюша его звонку явно обрадовалась. Услышав это (почувствовав по ее тону), Рудников сразу раскис, растаял и даже не стал устраивать никакого допроса с пристрастием и всякими там хитрыми подходцами, как он первоначально намеревался. Просто упомянул вскользь, что звонил ей вчера вечером, ее дома не было.

— Да, я у подруги на дне рождения была, — спокойно ответила девушка. — Поздно домой вернулась.

Н-да… «У подруги»… До трех часов ночи… И чем же вы там, интересно, занимались? С подругой? Разговоры разговаривали?.. Ладно, впрочем. У подруги, так у подруги. Что ей теперь, в самом деле, взаперти, что ли, сидеть? Пока я тут черт знает чем занимаюсь. От черной энергии избавляюсь, прости господи! Аккумулятор хренов! Это сказать кому! Как в песне поётся: «Сидит моя подруга (впрочем, там «зазноба», кажется) в высоком терему, и в терем тот высокий нет ходу никому!». В высоком, высоком!.. «Терему!» На 9-м этажу. Ладно, проехали.

Ревность вообще унизительна и оскорбительна. Для обоих. И для нее, и для меня. Если любишь человека, надо ему верить. А если начинаешь подозревать его, слежки за ним устраивать, то как бы даешь ему моральное право тоже тебя обманывать. Если тебе можно (а слежка — это ведь всегда обман!), то почему же ему нельзя? В общем, всё! Всё!! Хватит! На этом и остановимся. Наплевать и забыть! Дальше лучше всё это не ворошить.

Последующие две недели Рудников встречался с Ксюшей практически ежедневно. Они ходили вместе на выставки, концерты, просто гуляли. Рудникову было, по сути, все равно, как проводить время. Ему просто хотелось быть с ней рядом.

К концу второй недели ему вдруг попалась на глаза монетка. Он как раз пришел домой со свидания с Ксюшей, переодевался, и монетка выпала из кармана брюк. Рудников остановился, посмотрел на нее, потом бросил брюки на кровать, нагнулся и поднял монету с пола. Всё это время он не «проверялся», чтобы избавиться от приобретенной за последний год навязчивой привычки кидать монетку постоянно, везде и всюду, на улице и дома. Все время проверять свою удачливость. Теперь, после ухода из секты, в этом не было никакой необходимости. Удача его стабилизировалась на среднестатистическом уровне (Даже ниже! — не преминул выругаться про себя Рудников) — чего проверять-то? Теперь он обычный человек, как и все. Среднерядовой лох.

Рудников рассеянно покрутил монетку между пальцами, потом, доведенным до автоматизма жестом, подбросил ее высоко вверх и ловко поймал в воздухе. Решка! Ладно. Решка, так решка.

Решка… Решка… Орел… Орел… Решка… … Орел…

Рудников в ошеломлении смотрел на монетку.

0,38: 0,62! Как это? Что это такое!? Этого не может быть! Ему же сказали тогда в парке, что удачливость его не уменьшится, если он из секты уйдет? Твердо в этом заверили. Что происходит?

Он присел на корточки и быстро провел вторую серию.

0,37: 0,63!!

Сомнений не оставалось! Что-то с ним происходило. Что-то совсем не то. Он не думал, что тогда, в парке, сектант его обманывал. Он вспомнил того мужчину. Да нет! Просто видно было, что такой человек не будет обманывать. Он для этого слишком силён. Ему не было никакой необходимости никого обманывать. Это сразу чувствовалось. Значит, причина в нем самом. Что-то он не так, может, сделал?.. А что? Правила секты нарушил?.. А какие правила?

«Не демонстрировать никому фокус с монеткой, и зла никому не желать из сектантов».

Ну, со злом всё ясно. Какое там «зло», если я с ними не общаюсь уже несколько месяцев! А вот с монеткой? Черт!.. Вообще-то я Ксюше тогда показывал… Неужели из-за этого? Но у меня же, вроде, стабилизировалось потом всё!? Я же проверялся! Причем неоднократно. Ничего не понимаю! Ничего! Вот дьявольщина! Это так и с балкона упасть недолго. Или еще в какой-нибудь, там пиздец угодить. В переплёт. При таких-то коэффициентах. 0,37: 0,63! Охуеть можно! Опизденеть!! Та-ак!.. Так-так-так!.. Что же делать-то? А? Что делать-то будем? Надо ж что-то делать? А что? Что!?

Рудников схватил монетку, уронил ее от волнения, нагнулся, поднял и быстро провел еще одну серию.

Опять 0,37: 0,63.

Всё! Труба. Приплыли-приехали. Финиш!

Рудников почувствовал поднимающийся из глубины души чисто животный ужас. Он знал, как это бывает. Насмотрелся. Чик! И ты уже на небесах. Под колесами неизвестно откуда взявшегося здесь самосвала. Или в больнице с какой-нибудь, блядь, неожиданно обнаружившейся опухолью… «Подскользнулся-упал-очнулся-гипс!» Или… Или-или-или! Что делать?

Так!.. Так!.. Спокойно!.. Спокойно… Главное сейчас не паниковать. Ничего же еще не случилось. Всё наверняка еще можно исправить. Можно… Можно… Как?.. Как исправить?.. Как!!??.. Так, спокойнее!.. Думай! Думай-думай-думай! Итак, что мы имеем?

У меня вдруг снизился коэффициент удачи. Резко вдруг упал. До критической отметки. Рудников почувствовал, что паника его буквально захлестывает. Я не хочу! Не хочу!! Почему? Мне же обещали! Гарантировали! Почему!!?

Ладно, ладно, тише! Так… так… Почему у меня снизился коэффициент?.. Подождите-ка!.. Подождите!! Да какая разница, почему! Что мне мешает сходить на очередное собрание и опять его поднять?! Точно!! Господи! Фу-у-у!.. Ну, конечно же! Ну, я и дурак!.. Все же просто. Мне что тот сектант в парке говорил? (Так я его и не видел больше, кстати.) «Хоть раз в год!» Фу-у-у!.. Ну и ну! Прямо от сердца отлегло. Да-а-а-а!.. Твою ма-а-ть!..

Когда у нас пятница?.. Сегодня! Сегодня же пятница! Блин! Сколько времени-то?.. Восемь? Ну-у, отлично! Время еще полно. Хорошо, хоть с Ксюшей сегодня не допоздна гуляли. Значит, сейчас прямо и поеду! Переоденусь, душ приму… А то ведь… — при мысли, что ему сейчас предстоит, Рудников скривился от отвращения. — Ладно! Не до жиру. Быть бы живу. Не до чистоплюйства. Сейчас в норму все вернуть как можно скорее надо. А там видно будет. Можно, в конце концов, и посоветоваться с кем-нибудь из них там. Из руководства. Что, в самом деле, за хуйня!? Почему у меня упало всё? Не должно же, вроде? Они, кажется, к этому делу спокойно относятся. Что я завязать решил. Женюсь, скажу. Сами понимаете… Ну, не важно. Разберемся. Главное, вернуться к норме для начала. И как можно быстрее! А там уж видно будет.

Рудников быстро принял душ, переоделся и выскочил на улицу. Времени до девяти было в принципе еще много, но это, если ехать на машине. А Рудников, по здравом размышлении, на машине решил не ехать. Нет уж, на фиг! С таким коэффициентом. На метро надежнее.

Он крайне осторожно перешел улицу и, боязливо озираясь, пошел, крадучись, пешком к станции. Хулиганов, вроде нет?.. Бешеных собак тоже… Хотя, может и ворона бешеная с неба свалиться и укусить. Клюнуть. Прямо в глаз. Или в оба. А потом еще по темечку клювищем своим добавить. Тюкнуть-долбануть. И bye-bye! Спи спокойно, дорогой товарищ! В общем, всё может быть.

Только бы мне до секты доехать! Только бы доехать! Господи, спаси и сохрани! Грешен я, Господи, черной энергией заряжаться еду. Но куда мне деваться? А? Слаб я, Господи. Слаб человек. Жить-то хотца! Хочется жить-то! Господи, только бы доехать! Только бы! Только бы метро не взорвали — только бы вагон с рельсов не сошел — только бы-только бы-только бы-только бы!.. Только бы доехать!!

А вдруг они переехали!!?? Я же не был там уж несколько месяцев! — при этой мысли Рудников остановился как вкопанный, глядя перед собой широко раскрытыми глазами, и облился холодным потом. — Да нет! — пошел он наконец дальше. — Не может быть. Чего я гоню! С какого дьявола им переезжать?.. А вдруг!!!???..

Войдя в метро, Рудников почувствовал себя немного спокойнее. Ну, если теперь вагон не взорвется… Каким-нибудь, блядь, полоумным шахидом-террористом… Или франк-масоном… Или инопланетянином. Да, так все-таки почему у меня коэффициент-то упал? Должна же быть причина? Ладно, чего сейчас голову над этим ломать. На месте разберемся. В секте. Они мне там подробно всё разобъяснят. Как по нотам распишут. По полочкам всё разложат. Главное, до них сейчас добраться.

Господи, помоги! Аллилуйя! Или как там молятся? Может, аминь? В общем, только бы доехать! Аминь, аллилуйя, что угодно! Только бы доехать! С перрона не свалиться. С эскалатора не упасть. С лестницы не сверзиться. Вниз головой. Прямо на случайно пробегавшую мимо бешеную собаку.

Та-ак!.. Ну, вот, приехали. Слава богу! Аминь-аллилуйя! Теперь медленно… не спеша… — хотя времени-то уже до хуя! как бы не опоздать! — не торопясь и богу помолясь… выходим из вагона… во-от так!.. идем по перрону… осторожно!! осторожно! ни к кому лучше не приближаться! да!.. вот так… та-ак… эскалатор… стоим — не шевелимся!.. замерли… по сторонам не смотрим… никого не провоцируем… подъезжаем… собрался… во-от так!.. всё! теперь спокойно идем… идем… двери… так… выходим из метро… аккуратненько, никуда не торопимся… всё нормально? да, нормально… прекрасно… вот по этой до боли знакомой улочке идем и идем себе, и идем… идем… идем… всё знакомо… всё спокойно… смотрим под ноги… не отвлекаемся… не отвлекаемся… не отвлекаемся… ну, вот и всё… вот мы, кажется, и пришли. Знакомые места. Вот и школа. Ну!? На месте они? С богом!!

Рудников вошел в знакомую дверь. Го-осподи! Ну, слава богу. У-уф-ф! Он вытер вспотевший лоб.

В вестибюле за эти месяцы не изменилось, кажется, абсолютно ничего. Время здесь остановилось. Знакомый охранник сидел на знакомом месте и всё так же равнодушно на него смотрел. (Рудников чуть не бросился ему на шею и не расцеловал. До чего приятно все же, что есть в этом блядском мире хоть что-то незыблемое!) Рудников на всякий случай кивнул охраннику головой, давая понять, что он здесь не первый раз и порядки все знает. Парень никак не отреагировал.

На втором этаже тоже всё было по-прежнему. Пустой предбанник, второй охранник у двери. Рудникав уже опаздывал. Он быстро взял у охранника рясу, почти вбежал в раздевалку, наскоро там переоделся и, завязывая на ходу веревку, торопливо вошел в знакомый зал.

Сектантов за это время стало, как оказалось, еще больше. Гораздо больше. Секта явно процветала и разрасталась. Люди в кольце стояли теперь настолько плотно, что Рудников едва нашел себе место. Еле втиснулся. Только он успел встать, как противоположная дверь распахнулась, жрецы вошли в зал, и ритуал начался.

Причастие… музыка…. медленное вращение круга… Влево, вправо-вправо!.. Влево, вправо-вправо!..

Рудников давно не был на собраниях и сейчас почувствовал, что его опять охватывает общее безумие.

Влево, вправо-вправо! Влево, вправо-вправо! Всё быстрей и быстрей!!

Последнее время, когда он посещал собрания часто, он приобрел некоторый иммунитет, научился в какой-то мере себя контролировать, но сейчас, из-за длительного перерыва, иммунитет этот, судя по всему, у него пропал.

Влево, вправо-вправо! Влево, вправо-вправо!!

Кольцо людей вращалось всё быстрее и быстрее! Всё быстрее и быстрее!! Еще быстрее! Еще!! Еще!!!

А-а!.. Тем лучше! — успел подумать Рудников. — Что я себя не смогу контролировать. Чем больше расслаблюсь, тем больше энергии получу! Это сейчас самое главное!..

* * *

Когда Рудников пришел в себя, всё уже кончилось. Кольцо распалось, и сектанты нехотя, как во сне, потянулись к выходу. Рудников побрел вместе со всеми. Он вообще ничего не помнил. Вообще! Полностью отключился. Что уж он там делал?.. Или с ним там делали… Одному богу известно…

Да-а!.. не важно. Делов-то! Было и прошло. Главное, что у меня теперь с показателями?! Вот что действительно важно! Не зря я хоть сюда приехал-то?! А остальное… Да плевать! Переживем. Один раз…

Он вошел в раздевалку, быстро, не глядя по сторонам, переоделся и мгновенно шмыгнул за дверь. (Глазеть друг на друга здесь было не принято. Каждый старался побыстрее одеться и уйти поскорей и понезаметней.) Вниз по лестнице… дверь с охранником… (А охранники здесь, интересно, кто? Сектанты или нет? — вдруг мелькнуло у него в голове. — Они же ведь в собраниях-то не участвуют!) и вот он уже на улице.

Рудников, кусая себе губы от нетерпения, свернул в первый попавшийся двор, присел на корточки и достал монетку.

Так… Орел!.. Хороший признак. Орла у меня давно не было.

Орел… Орел… Решка… Решка… Решка… (Блядь!) Орел… (То-то же!) Орел… … Орел.

51: 49! 51: 49!!! Ура!! Виват! Виктория!! Не зря я все-таки!.. Фу, черт!.. Теперь хоть вздохнуть спокойно можно. Домой ехать, ничего не опасаясь. А то… Я прямо уже… Да-а… Рудников заметил, что руки у него дрожат. Блядь, здорово я все-таки перенервничал. Руки, вон, прямо ходуном ходят! Нервы не в пизду!

Он попытался закурить, чтобы упокоиться. Пальцы прыгали, спички ломались одна за другой. Закурив наконец только с пятой или шестой попытки, он некоторое время просто стоял, прикрыв глаза, подняв к небу лицо и глубоко затягиваясь. Потом выбросил сигарету и не торопясь двинулся в сторону метро.

10.

В субботу показатель Рудникова упал до 45: 55, в воскресенье — до 34: 66, в понедельник он уже был равен 23: 77.

Происходило что-то страшное. И абсолютно непонятное. Рудников сидел, тупо уставясь на лежащую на столе монетку. Решка! 22: 78! Еще хуже, чем в предыдущей серии. Там хоть 23 на 77 было.

Что все-таки происходит? Должно же быть хоть какое-то объяснение этому бреду и кошмару!? Совершенно немыслимому и ни в какие рамки уже не укладывающемуся. 22: 78! Да это ни в какие ворота не лезет! Этак я до конца недели не дотяну. Н-не-а!.. Не дотяну! Точно не дотяну. Как пить дать. И к гадалке не ходи.

Ну, думай, думай! Ты же ученый. Физик-теоретик, в конце-то концов! Пусть даже и бывший. Думай! Ищи причину. Тебя же учили. Анализировать и обобщать факты. Воспринимай это просто как научный эксперимент. По какой-то необъяснимой причине и каким-то необъяснимым образом провалившийся. И вот теперь это объяснение и эту самую причину тебе и надо найти. Срочно! Позарез!! А иначе — моменто море. Моментально. В море.

Как ни странно, на этот раз Рудников чувствовал себя несравненно спокойнее, чем в пятницу, когда всё только началось. И, по крайней мере, сохранил полную способность ясно мыслить. В пятницу-то он, охваченный безумным страхом, вообще почти ничего не соображал.

(Ко всему человек привыкает, — философски подумал в этой связи Рудников. — Даже к пиздецам. Ничем его, по большому счету, не проймешь!)

Ладно, итак, что мы имеем? Показатель падать не должен, а он падает. Падает, падает и падает!.. Как зимний снег. Как последняя сволочь! Что падать он не должен — это мне тогда в парке сказали. При первой встрече. Конечно, гарантий никаких, но мне почему-то кажется, что мне там не врали. А зачем им? Ну, как бы то ни было. Проверить тут все равно ничего нельзя, а потому просто примем на веру. Как аксиому. Что падать не должен. И тем не менее — падает!

Значит?.. Что это значит?.. Значит, есть причина. Какая-то дополнительная причина, которую я пока никак не могу понять. Вычислить. Учесть. Ухватить! Причем постоянно действующая. Непрерывно. На протяжении всего последнего времени. Раньше-то ведь у меня такого не было.

Стоп! Стоп-стоп-стоп. Все мои беды начались, когда я решил уйти из секты. Так? Так. До этого всё шло нормально. А как решил уйти… Или нет! «Как решил уйти» — тоже все было нормально. Мой показатель упал до среднестатистического и замер. Застыл. Стабилизировался. То есть все произошло именно так, как меня с самого начала и предупреждали. Я стал самым что ни на есть обычным лохом. Коих кругом толпы бродят. Стада. Травоядных. А вот потом что-то где-то не срослось, и всё у меня пошло наперекосяк. Вразнос. Показатель покатился. Под гору. Как снежный ком.

Так! Когда это произошло? Точно?.. В какой именно момент? А?.. Так… Так… Когда?.. Я завязываю… сообщаю об этом Ксюше… мы перестаем встречаться… я месяц как мудак у телевизора торчу… так… здесь еще всё нормально… показатель падает, конечно, но медленно, как положено, так как я на собрания не хожу… так… и наконец, стабилизируется. На отметке 49 с чем-то там. Я еще, помнится, горевал, какой же я, мол, неудачник. «Неудачник», блядь! Знал бы я тогда!..

Так, ладно. Что дальше-то было?.. А что было? Ничего дальше не было. Дальше всё у меня нормализовалось, мы с Ксюшей начали встречаться.

Рудников вдруг почувствовал, что внутри у него что-то оборвалось.

«Мы с Ксюшей начали встречаться»! Ну и что?! Что? Ксюша-то здесь причем? Ну, начали и начали. Причем здесь Ксюша? И простите, простите! до этого-то у меня было всё нормально! Мы же с ней и раньше встречались, до всех этих пиздецов, когда я еще в секту ходил — и ничего! Показатели у меня были преотличные. Конечно, я на собраниях подпитывался всё время, но не важно! Они же не снижались. То есть Ксюша никаким постоянно действующим негативным фактором не была. Так что не на-адо! Не надо! Не надо валить с больной головы на здоровую. Ксюша здесь совершенно не при чем.

Ладно, давай всё сначала. Что я шарахаюсь из стороны в сторону! Нужно мыслить логически, последовательно и систематически. Как учили.

Итак. Из-за чего может снижаться показатель? Вот главный вопрос. От этой печки и надо плясать. Из-за чего? Первое. Из-за нарушений правил секты. По крайней мере, какие-то смутные угрозы на этот счет я слышал. Ничего конкретного, но будем считать, что из-за этого может. А-а!.. Как же «ничего конкретного»? Мне прямо было сказано: не пей воды, козленочком станешь. Не показывай фокус с монеткой, удачу можешь спугнуть. А я показал. Ксюше, кстати. Черт, все время Ксюха всплывает!

Нет, ну подождите! Потом-то у меня всё стабилизировалось на нормальном уровне. А вниз покатилось, когда мы встречаться начали. Дьявол! Это что же получается? Что мне надо теперь держаться от нее подальше, что ли? Раз я ей всё рассказал?

Да ну, бред! Не то это всё. Не может этого быть. Это же явление чисто энергетическую природу имеет. Черная пси-энергия. Как она может у меня удачу оттягивать? Для этого ей надо постоянно черной пси-энергией подзаряжаться. Подпитываться. На собраниях бывать.

Рудников ощутил внезапно самый настоящий ужас. Он даже со стула привстал!

А какой был день, когда я ее в подъезде караулил? Когда она в три часа ночи домой вернулась. Пятница!! Ночь с пятницы на субботу. День собрания.

Та-ак… Подождите. Подождите-подождите-подождите-подождите! Не надо! Вот не надо поспешных выводов! Как она могла о секте — то узнать? Адрес? Случайно? Просто от кого-то? За тот месяц, пока мы не встречались? Хм… Теоретически это, конечно, возможно, но вряд ли. Во-первых, такое совпадение… а во-вторых, она же знала, что это для меня гибельно. С ней встречаться. Если она сектанткой стала. Должна же она была меня хоть предупредить!?

Да нет, нет, подожди! Не в этом даже дело! Если она заинтересовалась сектой, то почему у меня сразу не спросила? Где и что?.. Что я ей вообще тогда сказал-то?

Рудников стал припоминать тот разговор с Ксюшей. Когда он показал ей опыт с монеткой. Да! нейтральный совершенно разговор был. Она даже вопросов никаких не задавала. Молчала, как обычно. Или задавала? О чем мы хоть вообще говорили-то?

Так, ну я монетку стал при ней кидать… Она спросила: это фокус? Я говорю, что нет, мол, не фокус, и про секту ей всё рассказал. Сатанисты, мол, хуё-моё!.. Так… Ну, и дальше чего? Дальше… Дальше она про кино вспомнила, что, мол, кино какое-то такое видела, тоже про секту, как они там хороводы в лесу вокруг костра водят. И спросила: а вы что, тоже в лесу? за городом? Я говорю, что нет, прямо в центре города, и станцию метро назвал.

Ужас исчез, уступив место какой-то глухой, безысходной тоске. Он уже все понял.

…И сказал, что в здании школы. В двух шагах от метро «Сокольники» в здании школы. То есть найти она могла запросто. Если захотела. Много ли школ около «Сокольников»? Одна наверняка и есть! Одна-единственная! Ну, две, в крайнем случае. Да и то вряд ли. В общем, встал в пятницу вечером, постоял… Ни одна, так другая. Про пятницу же она, кажется, тоже знала? Или не знала? Да это уж и не важно! Не пятница, так суббота. Когда еще могут собрания проходить?! Да можно хоть каждый день стоять, если уж на то пошло! Было бы желание. Да и школа там наверняка одна. Какие еще «две»!

Но почему?!! Почему?! Почему она даже не предупредила?

«Почему-почему! Да потому что не знала, как ты к этому отнесешься! — сказал внутри него какой-то холодный и безжалостный голос. — Зачем ей лишние проблемы? А на тебя ей наплевать. Даже лучше, если с тобой что-нибудь случится, и ты исчезнешь. На фиг ты ей теперь нужен?! Она теперь сама хозяйка жизни. Как Леди Зю.»

При упоминании о Леди Зю в мозгу его вдруг что-то щелкнуло, и словно рухнул сразу в памяти какой-то невидимый барьер. Он вдруг всё вспомнил.

Последняя оргия… Клубок обнаженных переплетенных тел, мужских и женских, и в центре совсем молоденькая, юная девушка в маске, неистово и жадно совокупляющаяся и совокупляющаяся, кажется, вообще со всеми сразу, во всех мыслимых и немыслимых позах.

Какие-то просто упражнения по спортивной акробатике! — брезгливо думает, глядя на нее, Рудников.

Ждущая своей очереди Леди Зю, стоящая рядом в своей сбруе, с пристегнутым искусственным фаллосом, встречается с ним взглядом, насмешливо ему улыбается и, не отводя от него глаз, не спеша подходит к девушке, грубо хватает ее за волосы и рывком приподнимает голову…

Рудников облизал пересохшие губы. Это была Ксюша! Эта молоденькая девушка была Ксюша!

Рудников почувствовал, что ему не хватает воздуха.

Неужели правда? Да это я сам себе уже напридумывал! Она же в маске была, та тварь! Потаскушка эта. С чего я взял, что это?.. Не могла!..

— Чего там «не могла»! — издевательски подсказал ему всё тот же неумолимый голос. — Если она на собраниях бывает, значит… ясное дело!.. Как и все… Это же необходимая часть ритуала. Причем, чем больше, тем лучше! Вот девочка и старается. Коэффициентик себе поднимает. Благо, молоденькая пока, здоровья много… А иначе зачем вообще туда ходить!?

— Но она же… У нас же с ней ничего не было еще даже ни разу!.. Она же девочка еще!.. Ребенок! Она что, и девственностью ради этого пожертвовала!? — беспорядочно, словно хватаясь за соломинку, попытался возразить Рудников.

— А с чего ты всё это взял? — снова раздалось у него в голове. — Что она девочка и всё такое прочее? Это ты сам себе навоображал. Просто тебе хотелось так считать, вот и всё. «Не было у нас с ней ни разу!» А ты просил хоть раз? Попросил бы с самого начала, может бы, тебе и дали? Всё так же молча и загадочно улыбаясь. Правильно! А чего тут зря болтать!?

— Замолчи!! Замолчи!! Замолчи!! — в бешенстве закричал Рудников на самого себя. — Заткнись!! Не может этого быть!! Не может!

Так, ладно! — начал лихорадочно соображать он, чуть успокоившись. — Ладно… Хорошо… Предположим. Бред, но предположим. Допустим на секундочку. Можем мы тут что-нибудь выяснить? Как-нибудь убедиться, проверить? Что-нибудь про нее узнать?

Из небытия выплыл вдруг самодовольно улыбающийся Витька Ильин с наставительно поднятым вверх указательным пальцем.

Д-да… Хороший был парень… Рак у него потом обнаружили… Я уже тогда в секту ходил… Д-да… Так чего он там говорил-то? Что-то как раз, вроде, на эту тему?

Он наморщил лоб, припоминая.

Курилка… клубы сизого дыма… Витька менторским тоном вещает…

«Сегодня, старик, выяснить всё про любую тёлку не проблема. Раз плюнуть. Если у тебя, конечно, хоть одна извилина в голове есть. Просто идешь в ее женскую консультацию, денег немного в регистратуре даешь — и берешь на часок ее амбулаторную карту. А там уж всё написано! Всё как на ладони! Вся ее внутренняя сучность. Внутриматочная».

Рудников вскочил и, одеваясь на ходу, помчался на улицу. Им овладела какая-то болезненная потребность действовать, окончательно убедиться в том, что, по сути, ему уже и так было ясно. Зачем ему это надо было и что он собирается делать потом, он не знал да об этом пока и не задумывался. Он был настолько возбужден и взволнован всеми обрушившимися на него открытиями, что, по сути, полностью утратил способность соображать, спокойно и трезво мыслить. Сейчас он видел перед собой только одну-единственную цель: женская консультация. Съездить туда и прочитать ее амбулаторную карту! Добьемся сначала этого, а там уж видно будет. Посмотрим. Пока с этим надо разобраться. Фактов же у меня пока нет никаких. Одни только домыслы. А вдруг всё не так?

Он выбежал на улицу, вскочил в машину и резво рванул с места.

Подъехав к Ксюшиному дому, Рудников остановился, вылез из машины и, увидев выходящую из соседнего подъезда женщину, быстро подошел к ней.

— Простите, а Вы не подскажете, где тут ближайшая женская консультация? Этот район обслуживающая?

Женщина остановилась, несколько удивленно на него посмотрела и задумалась.

— Консультация?.. А, ну это на улице… — она назвала улицу. — Вот дом только не помню…

— Спасибо! — перебил ее Рудников, повернулся и побежал к машине.

Он почему-то совершенно четко знал, что ему надо делать и как действовать.

Улицу я знаю… Всё! Там еще раз спрошу или просто всю улицу из конца в конец проеду. Найду!

Однако на практике всё оказалось далеко не так просто. Никто из прохожих не знал, где эта проклятая улица находится. В конечном итоге выяснилось, что это вообще на другой стороне проспекта. Чтобы не делать крюк, Рудников бросил машину, а сам по наземному переходу перешел проспект и снова начал поиски. Уже пешком. Тут, наконец, удача ему улыбнулась. Первый же прохожий уверенно указал ему женскую консультацию.

Рудников вошел в консультацию и ни секунды не колеблясь подошел к первой же встретившейся ему в коридоре пожилой женщине в белом халате. Казалось, сама судьба вела его.

Каких-то сто долларов — и вот он уже листает дрожащими от нетерпения руками амбулаторную карту Самойловой Ксении Евгеньевны… Год рождения… Так… Не то… Не то… А это что?! Два аборта… Первый в четырнадцать лет… Второй…

Рудников почувствовал, что он не может больше читать. В висках стучало, глаза застилали слезы. Он постоял немного, наконец кое-как справился с собой и, держа карту в руке, сказал срывающимся голосом ждущей его сестре:

— Вы знаете, я сейчас ксерокопию с некоторых страниц на почте сделаю и через час ее Вам верну.

— Нет-нет, что Вы! Выносить карты категорически запрещено! — перепугалась женщина.

— Да я всего на час, — успокаивающе заверил ее Рудников, доставая из кармана еще одну стодолларовую бумажку. — Ну, сами понимаете, чтобы потом спокойно почитать. А то здесь… второпях…

— Ну, ладно, — решилась медсестра, забирая деньги. — Только не больше часа!

— Хорошо, хорошо! Не беспокойтесь! За час я вполне управлюсь.

Рудников уже бежал к двери, засовывая на ходу карту в свой кейс.

Чтобы добраться до машины, надо было опять пересечь проспект. Он дошел уже до середины, когда красный свет светофора сменился на зеленый, и плотный поток машин медленно тронулся с места. Рудников мгновенно прикинул, что перебежать он вполне успевает и резко рванул наперерез потоку. Неожиданно кейс у него раскрылся, и все бумаги вывалились на асфальт.

Рудников в недоумении остановился, обернулся и нагнулся за ними. Дикий визг тормозов, удар!.. боль!.. — и всё вокруг навсегда погрузилось для него в черную тьму.

Выпавшая из кармана в момент удара монетка со звоном упала на асфальт. Решка!!

* * *

— Слышь, Ксюх! — окликнули девятиклассницу Ксению Самойлову два ее одноклассника: Боря Швецов и Валерка Знаменский.

— Ну? — остановилась Ксения и вопросительно на них взглянула.

Вместо ответа Боря достал из кармана 50-и-долларовую купюру и показал девушке.

— Ого! — усмехнулась та. — Откуда лавэшки? Тачку чью-нибудь опять вскрыли?

— Точно! — тоже усмехаясь, в тон ей ответил Боря. — Вскрыли. И в бардачке баксы нашли. Повезло.

— Повезло… — со странным выражением повторила вслед за ним девушка. — Понятно. А резинки, мальчики, у вас есть?

— Нет, — переглянувшись с другом, неуверенно ответил Боря.

— Тогда только в пасть!

* * *

И спросил у Люцифера Его Сын:

— Почему та женщина предала того мужчину?

И ответил Люцифер Своему Сыну:

— Потому что он был слаб.

И опять спросил у Люцифера Его Сын:

— Разве это правильно?

И ответил Люцифер Своему Сыну:

— Если тебя предают, значит, не ценят. Значит, ты ничего не стоишь. Каждый получает в жизни только то, чего он стоит. Не больше и не меньше.

Сын Люцифера. День 9-й

И настал девятый день.

И сказал Люцифер:

— Если хочешь сделать человека несчастным, просто дай ему всё, что он хочет.

И спросил у Люцифера Его Сын:

— Почему?

И ответил Люцифер Своему Сыну:

— Потому что он всегда хочет слишком многого.

Интервью

«Чем больше будешь испытывать, тем больше будешь удивляться… Ибо зерно злого семени посеяно в сердце Адама изначала».

Третья книга Ездры.

Ведущая (В):

Здравствуйте, дорогие наши телезрители! Сегодня у нас в гостях самый известный и самый, наверное, загадочный писатель современности — Сергей Эдуардович Баринов.

Писатель (П):

Здравствуйте.

В: Сергей Эдуардович! Я сама являюсь самой искренней Вашей поклонницей и почитательницей, прочла все Ваши книги, все без исключения. Причем по несколько раз. Все они мне очень нравятся, я просто восхищаюсь силой Вашего таланта и считаю, что это нечто, совершенно исключительное по своей силе. Что Ваше творчество — это вообще целое явление в литературе!

Когда читаешь Ваши романы, то как бы сливаешься с героем, буквально им становишься! Как Вам это удается?

П: Ну, любое творчество, рождение нового — это всегда тайна. Невозможно объяснить, «как это удается».

Вспомните гениальные строки: «Я помню чудное мгновенье». Всего четыре слова! Но напишите их — и Вы станете Пушкиным. И ведь это не какие-то особые, тайные слова, доступные только посвященным! Нет, слова самые обычные, повседневные, всем известные. Но попробуйте сами написать нечто подобное!

Подобного рода примеры наиболее убедительны. Поскольку, когда речь идет о каком-то большом романе, скажем, «Войне и мире», то тут каждому интуитивно ясно, что написать подобное ему лично не под силу. Сделать такое мог только Толстой. Слишком много слов, которые нужно расположить в правильном порядке. Скомпоновать.

Сама масштабность деяния является как бы частью его гениальности.

Но вот здесь — всего четыре слова! Всего четыре! Тайна рядом, вот она! дразнит, манит тебя своей кажущейся доступностью; кажется, что ее можно поймать, схватить рукой!.. Но не тут-то было. В последний момент она всегда ускользает. Как солнечный зайчик. Вот он! Но попробуй, схвати!

В: Так Вы считаете, что в творчестве вообще нет никаких законов?

П (задумчиво): Вы знаете, первым моим желанием было ответить Вам утвердительно. Категорически! Что да, никаких законов нет!

Но мне неожиданно пришла на ум самая известная строчка второго нашего гениального писателя, Гоголя: «Чуден Днепр при ясной погоде».

У Пушкина: «Я помню чудное мгновенье».

У Гоголя: «Чуден Днепр при ясной погоде».

Обратите внимание: и там, и там слово «чудный».

«Чудное мгновенье»… «Чуден Днепр». То есть в двух наиболее известных строчках двух наших гениев, причем строчках совсем коротких — из четырех и пяти слов, соответственно, и там и там встречается слово «чудный». Слово, между прочим, совершенно нераспространенное, редкое. Не какое-нибудь там общеупотребительное личное местоимение типа «я-он» или нечто подобное. Нет, отнюдь!

Если это случайность, то совершенно удивительная. Чудная! Так что, возможно, законы и есть. Но, в любом случае, они совершенно непостижимы! По крайней мере, пока.

В общем, «чудны дела твои, Господи!».

Опять, кстати, «чудны»! В одном из самых известных библейских выражений. И, заметьте, именно: «чудны». Не «чудесны», а именно «чудны»! «Чудное», «чуден», «чудны». Так что, возможно, законы и есть.

В(несколько растерянно): Да-а… Действительно… Я как-то раньше не обращала внимания… Очень интересно…

Ну, хорошо. Вот Вы упомянули Пушкина и Гоголя. А кого еще Вы любите? Назовите Ваших любимых писателей.

П (уверенно, сразу и не колеблясь): Салтыков-Щедрин.

В(удивленно): Салтыков-Щедрин? Я, честно говоря… А! «Губернские очерки», «Сказки», «Господа Головлёвы»?..

П: Да нет, как раз именно эти произведения я считаю у него наиболее слабыми. «Дневник провинциала в Петербурге», «За рубежом», «Письма к тётеньке», «Господа Молчалины», «Господа Ташкентцы»…

В (еще более удивленно): Даже не слышала никогда! (После паузы.) Ладно. Салтыков-Щедрин. А еще кто?

П (задумывается): Да всё, пожалуй.

В (с огромным удивлением): Как «всё»!? А Достоевский, Толстой, Чехов!? Вы их не любите? Или тот же Пушкин?

П: А Вы давно читали «Войну и мир»? Или «Братьев Карамазовых»?

В (несколько смущенно): Ну-у… Откровенно говоря… Наташа Ростова… Да только в школе, пожалуй.

П: А перечитывали с тех пор хоть раз?

В (так же смущенно): Нет.

П: Вот видите. И в то же время Вы называете Толстого великим писателем, а «Войну и мир» — бессмертным произведением. Чем же он тогда велик? Если его никто не читает?

Всё это сплошное лицемерие. Люди называют великими авторов, которых никто не читает. Кроме разве что специалистов-литературоведов. Чушь всё это! Поклонение идолам.

Нет бессмертных произведений, как нет бессмертных людей. И в этом высшая мудрость! Если бы люди были бессмертными, мы бы до сих пор так и пребывали все под властью Чингисхана. Или какого-нибудь там Навуходоносора, которые так и не упустили бы никогда свою власть. Никакого прогресса бы вообще не было, или он замедлился бы в тысячи, в миллионы раз!

Да что там Навуходоносор! Подумайте, что было бы, если бы Сталин был бессмертным. Или Ленин! Мы бы и сейчас Беломор-канал строили. Это в лучшем случае. А в худшем — они покорили бы весь мир и остановили историю и прогресс. Время прекратило бы свое течение. Закукливание! Коллапс! Свернутая система. Анабиоз. Впавший в кому организм с минимальной жизнедеятельностью и метаболизмом, который может существовать в таком состоянии сколь угодно долго. Вечно!

Смерть — непременное условие прогресса. Великие должны умирать! Иначе рано или поздно они неизбежно становятся непреодолимым препятствием на пути жизни, развития. Жизненный поток растекается и загнивает. Всё покрывается плесенью веков, тонет в безразличной бездне, даже не отведав от плода жизни. Апатия, безразличие. Никому ни до чего нет дела. Никому ничего не интересно, ничего не жаль, ничего не происходит и некого воззвать к деятельности. Завтра — точное повторение вчера.

Тупик. Конец. Болото с квакающими лягушками, беспрерывно возносящими хвалы своему хозяину. Повелителю и господину.

Точно так же и литературные произведения. Они тоже стареют и умирают, как люди.

В конце концов остается только память. Гробница, на которую можно придти поклониться, но не более того. В этом смысле любой современный комикс лучше всего Толстого, как живой осел лучше мертвого льва.

В: Но почему мертвого?! Того же Толстого всё же читают, хоть, я согласна, и меньше, чем раньше и чем принято думать. И будут читать, я уверена, и через сто лет. А комикс забудут завтра же. Вот он действительно умрет. Это однодневка.

П (смеясь): Правильно-правильно!.. Сдаюсь. Вы меня поймали. Это я слегка погорячился в пылу полемики. Тот же «Война и мир», скажем, еще не мертв. Просто это уже глубокий старик, дедушка, никому особенно не интересный, но вызывающий уважение своим почтенным возрастом и сединами. Аксакал-долгожитель, который проскрипит еще пожалуй, лет сто, а то и все двести.

Этакая полусонная черепаха Тортилла. Дремлющая в иле на дне пруда. А комиксы — это эфемерные подёнки-однодневки, весело резвящиеся над его гладью. Завтра их не будет, и на их месте придут новые. Другие. Мириады и мириады других. А потом, в свою очередь, исчезнут и они. А Тортилла так и будет дремать в своей тине.

Но, скажите по совести, разве это жизнь? А ведь когда-то и она была прекрасной бабочкой, самой прекрасной из всех! Которой все действительно восторгались. Но сегодня всё это в прошлом. «Дела давно минувших дней».

В: Ладно, давайте вернемся все-таки к Вам. Или нет, подождите! Но ведь Салтыкова- Щедрина Вы все же назвали? Чем же он в Ваших глазах отличается от того же Толстого?

П: Его можно перечитывать. Это единственный, на мой взгляд, автор, которого можно перечитывать. Причем постоянно.

У меня постоянно лежит на столе какой-нибудь том из его собрания сочинений, которое я непрерывно перечитываю. Просто по кругу. Заканчиваю и сразу же начинаю снова. Других таких авторов я не знаю. Впрочем, это вопрос вкуса. Дело сугубо личное.

Единственная проблема — что я его уже почти наизусть выучил. (Смеется.) Скоро читать будет нечего. Хотя, последнее время я и так почти уже ничего не читаю. (Мрачнеет.) Времени нет. В основном пишу.

В: Да, давайте наконец поговорим и о Вашем собственном творчестве. Как я уже сказала в начале передачи, я сама являюсь Вашей горячей поклонницей, восхищаюсь Вашим талантом и просто преклоняюсь перед Вашим мастерством, не побоюсь всех этих громких слов и громких эпитетов. Они, на мой взгляд, вполне заслужены.

Но, знаете, Ваши романы оставляют какое-то странное впечатление. Точнее, не каждый в отдельности, а все вместе, в целом. Ваша эволюция как писателя. Выбор тем.

Все романы написаны гениально! просто сверхгениально!.. Это нечто, по мастерству вообще невероятное! — все до единого! и вот Вас-то как раз можно перечитывать и перечитывать, если это критерий мастерства — всё это бесспорно!

Но вот тематика… Первые Ваши романы были какие-то чистые, светлые, проникнутые стремлением к добру, герои все там были положительные. Это были сильные, смелые люди, вызывающие безусловную симпатию.

Но чем дальше, тем всё мрачнее и мрачнее они становились. Последние же — это вообще какой-то непрекращающийся ужас! Какие-то тёмные бездны человеческой психики. И заглядывать страшно, и оторваться невозможно!

Почему? С чем это связано?

П (после долгой паузы): Я расскажу Вам сейчас одну сказку. Притчу. Жил-был на свете один человек. Самый, что ни на есть обычный — ну вот, как я. Я ведь тоже писать начал очень поздно. Вы, наверное, знаете?

В: Да, да, конечно! И сразу же такие гениальные, абсолютно зрелые вещи! Вы как будто взялись из ниоткуда!

П (с кривой усмешкой): Ну, не совсем так. Не совсем из ниоткуда. Я вообще-то писал и раньше…

В (с огромным изумлением): Вы писали и раньше??!!

П (с той же усмешкой): Д-да… Пописывал. Было дело… Правда, под другой фамилией. Под псевдонимом.

В (с еще большим изумлением): Но почему же об этих Ваших произведениях никто ничего не слышал!?

П (неловко усмехаясь): Потому что они ничего не стоят. Они бездарны. Мукулатура! Мусор. Обычная графомания.

Да-с… Впрочем, сейчас это уже не важно.

Ну так вот. Продолжим лучше нашу сказку. Итак, жил он себе жил, колготился, бился как рыба об лед, а всё без толку! И наконец не выдержал, разодрал на себе одежды и возопил громким голосом:

«Господи! Ну почему, почему я такой несчастный и бесталанный?! Ну, сколько же можно!? Смилуйся, Господи! Сжалься! Помоги мне! Сделай меня талантливым!»

И сжалился над ним Господь и послал к нему Своего ангела. И явился к нему тот ангел и сказал:

«Радуйся! Услышал Господь твои молитвы. Станешь ты теперь талантливым. Даже гениальным. Сверхгениальным! Писателем, каких еще свет не видел! Да будет так!

Отныне твоими устами будет говорить сам Бог. Иди, неси людям свет, добро, правду. Открой людям свою душу. Никто не сможет противиться силе твоего слова!»

(Писатель замолчал.)

В (тихо, во все глаза глядя на горько улыбающегося каким-то своим мыслям Писателя): И что же было дальше?

П (всё так же горько улыбаясь): А что было дальше? Человек, естественно, начал писать. Поначалу на душе у него было светло и радостно, и книги получались светлые и радостные. Полные добра, света и положительных и чистых героев и героинь.

Но человек ведь не бог и не ангел. В нем всего понамешано. И добра, и зла. В душе у него есть не только светлые стороны, но и темные. Разные тайные мысли и мыслишки, порочные желания. Когда первая эйфория прошла, темная сторона ожила. И человек вдруг с ужасом обнаружил, что не может и о ней не писать. Его гений стал его проклятием. Он не мог не писать. Не выворачиваться публично наизнанку. Не открывать людям свою душу.

А что там было, в этой душе?.. В мелкой душонке обычного, заурядного, мелкого человечишки? Такие мелкие же мыслишки и желаньишки. Грязь и слякоть.

Все-таки талант, гений не на пустом месте произрастают. Не на пустыре. Это неотъемлемая часть личности. А тут взяли и курице дали крылья орла. А зачем они ей? Куда ей летать на них по своим куриным делам? Она как копалась в навозе во дворе, так и копается. А крылья ей только мешают. И выставляют ее к тому же на всеобщее посмешище. Поскольку на них, как выяснилось, еще и летать обязательно нужно. Парить в небесах. Чтобы все на эту глупую кудахтающую курицу снизу любовались. Как она там парит. Во всей красе.

Орлиные крылья только орлу нужны. Но нельзя же просить, чтобы тебя вообще в орла превратили! Это все равно, что о смерти просить. Это ведь уже не ты будешь. А нечто совсем другое. Орел. Совсем другая птица. В которой нет ничего твоего, ничего куриного.

В (еще тише): И потом?..

П: Сначала начались проблемы с женой. Когда он впервые описал свои мужские сексуальные фантазии. Поскольку по силе воздействия это была уже даже не литература, а реальность, сверхреальность! как и было обещано ему ангелом — а жена почти никак не отреагировала, он заподозрил, что она его не любит. Ведь фактически он изменил ей на ее глазах! Сексуальные сцены были описаны очень ярко. А ее это как будто и нисколько не тронуло…

В (перебивая): Да, у Вас тоже очень сильные, честно говоря, описания сексуальных сцен. Я как раз собиралась об этом потом у Вас спросить. Как Вам это удается?

П (равнодушно): Ну, это очень просто. Я просто образно представляю себе эту сцену и потом тщательно её описываю, максимально подробно фиксируя детали. Этакий репортаж с места событий. Словесная живопись, словопись.

А поскольку описание всегда можно сделать чуточку идеализированным, приукрасить его, описать идеальный секс, когда всё получается, всё удается, у обоих партнеров всё происходит синхронно — то и впечатление, соответственно, оказывается даже сильнее, чем в реальной жизни. Ведь в реальной жизни у одного из партнеров может быть просто плохое настроение, что-то не заладиться — ну, сами понимаете…

А тут всё всегда именно так, как надо. Реализация мечты.

В (с интересом): И что, Вы можете так что угодно представить себе и описать?

П (по-прежнему равнодушно): Да, естественно. Вот, например, секс с Вами прямо сейчас, прямо здесь, в студии. (Внимательно и как-то холодно-оценивающе глядя на Ведущую): Вы встаете со стула, спокойно и неторопливо подходите ко мне…

В (с полушутливым испугом): Э-э-э!.. Хватит!.. Хватит!.. Я Вам верю.

Давайте лучше вернемся к Вашему рассказу. К Вашей сказке. Ну, и что там дальше было?

П: А на чем мы остановились?

В: На проблемах с женой. Как он сексуальные мечты свои начал описывать, а она не отреагировала. И он заподозрил, что она его не любит.

А кстати, а если бы она отреагировала, что было бы?

П: (пожимая плечом и усмехаясь): Не знаю, это же сказка. По сказке не отреагировала. Впрочем, я думаю, что ничего бы не изменилось. Он бы ее в чем-нибудь другом тогда заподозрил. Например, в том, что она его не понимает, сомневается в нем, а значит, опять-таки не любит. Не знаю, короче. По сказке, повторяю, не отреагировала, и в нем зародились сомнения в ее искренности.

Дальше больше. Появилась ревность. Подозрительность. Наверное, у нее есть любовник? И если она его не любит, то почему не уходит? Из-за денег? Он ведь теперь стал богатым человеком. Романы его расходились огромными тиражами.

В общем-то, все эти проблемы — денег, ревности, подозрительности — весьма банальные, очень многим мужьям свойственные и во многих семьях так или иначе присутствуют; но у него, в отличие от всех остальных, обычных мужей, в руках было абсолютное оружие, и он не преминул им воспользоваться. Он был как дикарь, папуас с автоматом Калашникова, и он не задумываясь пустил этот автомат в ход в своих папуасских разборках.

Искушение было слишком велико. Да он и не мог ему противиться, даже если бы и захотел. Он должен был писать. Писать, писать и писать! О том, что творится у него в душе.

И он написал новый гениальный роман. О том, что на тот момент его больше всего волновало. Об адюльтере. Супружеской измене. О замужней женщине, имеющей любовника. Роман, оправдывающий и объясняющий ее поведение. Специально, чтобы понаблюдать за реакцией жены. Жене, естественно, понравилось. Ну, точнее, прямо она, конечно, ничего не сказала, но он же видел!

А как ей могло не понравиться, если не нравиться им написанное просто не могло?! Да и кто была его жена? Это же не была какая-нибудь там Жанна Д, Арк, Орлеанская Девственница, несгибаемая и непоколебимая.

(«Непокобелимая!» — автоматически хихикнула Ведущая.)

Нет, это была обычная средняя женщина, с обычной средней моралью. Именно такая, про которых в Библии и сказано: «Не искушай!» А он-то как раз именно и искушал!

Силой своего нечеловеческого таланта он заставлял читателя испытывать те же чувства, что и его отрицательные герои. Понимать их, сочувствовать им! А значит, оправдывать. А значит, менять мораль читателя, подрывать ее основы. Заставлять читателя становиться на точку зрения негодяя и преступника. Сливаться с ними, самому на время становиться негодяем и преступником! Пробуждать те темные стороны, которые есть в каждом.

Ведь если Вы можете представить себе психологию преступника, значит, в Вас есть что-то от него.

Каждая женщина может легко сыграть на сцене проститутку, шлюху, понять ее психологию, психику, логику ее поведение. Но попробуйте понять психику и логику поведения, скажем, жужелицы! Потому что от жужелицы в вас ничего нет, а от шлюхи и проститутки — есть.

Короче говоря, если бы он написал роман о прелестях людоедства, о наслаждении от поедания человеческого мяса — читателю бы тоже понравилось.

С одной стороны, все это он прекрасно понимал, но понимал так же ясно и то, что прочтение его романа равносильно реальности, равносильно действию. И коль скоро жена прочла… Это всё равно, что она проглотила яд. «Дурная кровь в мои проникла жилы». Как будто ее укусила змея, тарантул, скорпион.

Дальше — еще больше. Он начал сомневаться во всех подряд. В друзьях, в родственниках — во всех близких ему людях. Представлять себе, а как поведут себя они в той или иной ситуации. Пусть даже совершенно неестественной и в реальной жизни немыслимой. Подобные мысли мелькают время от времени в голове у каждого («А продали бы меня за миллион?!»), но если у обычного человека они сразу же гаснут и умирают, едва родившись, то у него они тут же воплощались в жизнь, в реальность в его поистине дьявольских романах.

Полный успех их порождал у него в душе новый всплеск злобы и отчаяния, и на свет появлялся новый роман, еще ужаснее и безысходнее предыдущего.

Вокруг него скоро образовалась пустыня, вакуум — ни друзей, ни близких. Ведь это тоже были совершенно обычные, средние люди, и для их верности, дружбы, чести тоже существовали известные пределы. Они тоже не выдерживали всех этих нечеловеческих испытаний и искушений, предложенных им во всех этих нечеловеческих романах. Если даже для стали существует предел прочности, то что же говорить о людях! Есть бездны, в которые человеку лучше не заглядывать, ибо там ничего нет, кроме предательства, бесчестия и лжи. И есть температуры, при которых плавится всё. Даже любовь, честь и верность.

Оставшись совсем один, он начал мстить всем, всем людям вообще. Извращенные сексуальные сцены, оргии, насилие — всё это полилось рекой. Он будил в людях самые низкие, низменные инстинкты и злорадствовал, видя, как растут тиражи его романов. Казалось, что его устами говорит сам Сатана. А с Сатаной, как известно, нельзя разговаривать и его нельзя слушать.

Но в те времена, когда изрекали эту истину, — вдруг засмеялся Писатель, — вероятно, еще не существовало ни книгопечатания, ни средств массовой информации. В частности, телевидения, — после паузы добавил он, иронически глядя на Ведущую. — Да и про «читать» здесь ничего не сказано. Читать, наверное, можно.

В (после длинной паузы): И что было дальше?

П (опять засмеявшись): Дальше? Дальше ничего не было. Это же сказка!

В (после новой паузы): Да… Сказка… Но Вы знаете, у меня какое-то странное впечатление от этой сказки осталось… Вы ее случайно не про себя рассказали?

П (усмехнувшись): Ого! Какой комплимент! Мои романы настолько талантливы? Как у героя сказки?

В: Ну… не знаю… Наверное… Да, пожалуй, что да. И смену тем своих романов Вы так подробно описали.

П(снова усмехнувшись): Это игра. Я играю сейчас и с Вами, и с телезрителями. Провоцирую их, чтобы поднять свой рейтинг и еще больше усилить интерес ко мне и к моему творчеству. Теперь мои романы прочтут все, даже те, кто до этого вообще никогда ничего не читал, кроме ценников, чеков и этикеток на бутылках. Чтобы пообщаться с самим Сатаной. Ведь зло привлекательно. Неотразимо! Предупреди человека, что читать нельзя, и он обязательно прочтет.

В (в замешательстве): Вы это всё серьезно?

П (с прежней иронией): Нет. Да. Да-нет. Я же Вам говорю, что это всё игра. И игра то, что это всё игра.

И так до бесконечности. Рекурсия. Бесконечный ряд вложенных друг в друга матрёшек. Лента Мёбиуса, где внутренняя поверхность одновременно является и внешней. А правда одновременно является и ложью. Так что понять, где кончается одна и начинается другая, уже невозможно.

Знаменитое: «я лгу!». Если я лгу, то я говорю правду, а если я говорю правду, то я лгу. Высказывание, одновременно являющееся и истинным, и ложным.

В (с еще большим замешательством): Я что-то совсем запуталась.

П (насмешливо): Ничего-ничего! Я же говорю сейчас от имени Сатаны, а Он известный любитель парадоксов.

В (собравшись с мыслями): Вы верующий человек? Христианин?

П: То есть верю ли я в существование Христа? Конечно!

В: «Конечно»?

П (пожимая плечами): Ну, разумеется. Христос существовал.

В: Вы это так странно говорите!.. Так уверенно…

П (по-прежнему насмешливо глядя на Ведущую): Каждый истинный христианин должен быть в этом уверен. Разве нет?

В: Вот Вы вроде абсолютно всё правильно говорите, а…

П (перебивая): Ну-ну-ну! Эта сцена уже описана Гёте. Не будем повторяться. Я не Фауст, да и Вы не Маргарита. (Медленно, после паузы): Если Вам так нравятся мои романы…

В (натянуто улыбаясь): Всё! Время нашей передачи подошло к концу. Ответьте, пожалуйста, на вопросы телезрителей. Их очень много поступило, но времени уже нет. Хотя бы на один.

Итак, вопрос (глянув в бумажку и поперхнувшись): Каким был Христос?

П: Слишком серьезным. У него напрочь отсутствовало чувство юмора.

В: Всё! На этом время наше истекло, и передача наша закончена. Напоминаю, что у нас в гостях сегодня был известный писатель Сергей Эдуардович Баринов.

До свидания, Сергей Эдуардович. (Писатель кивает.)

До свидания, дорогие телезрители. До новых встреч. Берегите себя!

* * * * *

И спросил у Люцифера Его Сын:

— А каким действительно был Христос?

И ответил Люцифер Своему Сыну:

— Скучным. Он бы слишком занят своей великой миссией. Чувство юмора у него действительно напрочь отсутствовало.

Сын Люцифера. День 10-й

И настал десятый день.

И сказал Люцифер:

— Чувства средних людей тоже средние. Они не выдерживают, как правило, даже самых простых испытаний. Счастье среднего человека в его незаметности, в том, что эти испытания на практике очень редко ему выпадают.

Шоу

«Кто был искушаем золотом — и остался непорочным?»

Книга премудрости Иисуса, сына Сирахова.

Коля (К): Привет всем, кто нас сейчас слушает! Итак, время 12 часов 15 минут, и, как всегда по понедельникам, в эфире наше знаменитое радиошоу, радиоигра «Розыгрыш». Которую ведут два не менее знаменитых ведущих Оля и Коля! Я Коля, а вот рядом со мной Оля.

Оля (О): Здравствуйте! Да, Коля, от скромности ты не умрешь. Мог бы, кстати, и не уточнять, что ты Коля. Я думаю, что никто нас с тобой не перепутает.

К: Кто знает, кто знает!.. Всякое бывает. Лучше заранее представиться. Итак, у нас в гостях сегодня Александр.

Здравствуйте, Александр! Насколько мне известно, Вы студент, Вам 20 лет, Вы совсем недавно женились, и Вы со своей женой друг друга безумно любите, обожаете и пр., и пр.? То есть Вы как раз именно тот, кто нами нужен?

О: Ах, молодость, молодость!.. Молодожены, свадьба, фата, брачная ночь!.. Как романтично!.. Помню, и я…

К (перебивая): Что-то не могу я тебя под фатой представить. Впрочем, о тебе мы потом поговорим. Давай пока послушаем Александра.

Александр (А) (несколько смущенно): Здравствуйте! Я действительно студент, учусь в институте (называет институт) на 2-ом курсе. 2 недели назад у меня была свадьба, я женился.

К: А кто Ваша жена? Она тоже учится вместе с Вами?

А: Нет. Она тоже учится, но в другом институте.

О: А где именно?

А: На медицинском.

К: Ага! Значит, она врач? В общем, Оля, если мы с тобой заболеем, нам будет теперь к кому обратиться. Я надеюсь, жена Александра вылечит нас бесплатно. Кстати, как ее зовут?

А: Элла.

О (хихикнув): Эллочка-людоедочка!

К: Ладно! Оля, ты со своими шутками!.. Итак, Элла. Красивое имя. Мне лично нравится.

О: Мне тоже нравится. Я разве что говорю? Каждая женщина должна быть немножко людоедка.

К (с шутливым испугом): Да? В смысле, может что-нибудь откусить?

О (с деланым возмущением): Вечно, ты Коля, всё опошлишь! Я совсем не то имела в виду!

К: Да?.. А что же?.. Александр! А Вы свою жену не боитесь? Она не может у человека что-нибудь откусить?

А: Нет, не думаю. Она очень мягкий и добрый человек.

К: И Вы её не боитесь?

А (смеется): Нет, конечно.

К: Зря-зря!.. Каждый человек должен бояться свою жену. Женщины непредсказуемы. Никогда не знаешь, что от них ждать!

О: Ну, начинается!.. Не слушайте его, Александр! Это он от зависти. Что у него у самого жены нет. Скажите лучше, Вы любите свою жену?

А: Да, очень!

О: Когда, Вы говорите, поженились?..

А: Две недели назад.

О: А Вы давно знаете свою жену?

А: С пятого класса.

К: О, школьная любовь!

А (несколько смущенно): Да.

О: И всё это время Вы ее любили?

А (так же смущенно): Ну… да…

О: Вот, Коля! Учись! Бери пример! А еще говорят, что нет настоящих мужчин! С пятого класса! Вот ты бы тоже влюбился в пятом классе, сейчас бы, глядишь…

К: Ну, в пятом классе не пришлось, а сейчас уже поздно. Годы не те, влюбляться.

О (с интонациями товарища Саахова из к/ф «Кавказская женщина»): Это никогда не рано и никогда не поздно, мэжду прочим!

К: Да и не в кого. Разве что в тебя.

О (с достоинством): В меня нельзя. Я, Коля, да будет тебе известно, замужняя дама.

К: Ну, значит, всё пропало. Нет в жизни счастья! Не всем же так везет, как Александру. Встретить в пятом классе свою любовь!

Александр, вот Вы говорите, что любите свою жену?

А: Да, очень.

К: А жена Ваша Вас любит?

А: Конечно!

К: Вы в этом уверены?

А: Конечно, уверен!

К: Это замечательно. Прекрасно! Поскольку наше сегодняшнее шоу «Розыгрыш» как раз посвящено именно этой теме. Любит ли Вас Ваша жена? Мы попытаемся ее разыграть, чтобы это проверить.

Вы не боитесь? Вы уверены в своей жене?

А (после едва уловимой паузы): Нет, не боюсь. Я абсолютно уверен, что моя жена меня любит.

К: И Вы в этом нисколько не сомневаетесь?

А (твердо): Нисколько!

К: Смотрите! Как бы потом не раскаяться. Помните, что Оля говорила? Каждая женщина немножко людоедка. Итак, не боитесь?

А: Нет.

К: Хорошо. Тогда объявляю Вам условия нашей игры. Сейчас мы расстаемся ровно на неделю, а в следующий понедельник в это же время опять соберемся все в этой студии и обменяемся впечатлениями. Хорошо?

О: Ну, я-то точно приду.

К: Александр?

А: Я тоже.

К: Ну, а я и подавно! Не могу же я Олю одну бросить. Итак, до понедельника! В понедельник финал игры. Не пропустите! А пока всего хорошего!

О: Всего хорошего! Ждем вас!

(Музыкальная заставка.)

Через неделю

К: Итак, здравствуйте все! Сегодня понедельник, время 12.15, и у нас, как и обещано, финал шоу «Розыгрыш». Напоминаю, тема сегодняшней игры: «Любит ли Вас Ваша жена?»

Участник нашей игры — Александр, молодожен, ему 20 лет. Женат две…

О (перебивая): Три уже!

К: Да, пардон! Женат три недели, страстно любит свою жену, еще со школы, с 5-ого…

(К Александру): С пятого?

А (растерянно): Что «с пятого»?

К: Вы с пятого класса свою жену любите?

А: Да, с пятого.

К: Итак, любит свою жену еще аж с 5-ого класса!

О (томно-кокетливо): Ах, мне бы такого мужа!..

К: Цыц!

О (обиженно): Что значит «цыц»!?

К: Цыц, значит «не мешай»! У нас финал игры, и нам сейчас не до твоих шуточек. Видишь, вон, как Александр волнуется!?

А: Да нет… А не волнуюсь…

К: Не волнуетесь? Это хорошо. Это правильно. Волноваться не надо. Это ведь всего лишь игра.

А (натянуто усмехается): А что?..

К (бодро перебивает): Да нет-нет! Ничего! Ничего особенного. Не переживайте. Это я так. Кошмарю! Нагнетаю обстановку. Напряжение! Чтобы радиослушателей заинтриговать, и чтобы они ни в коем случае не покинули нашу волну.

Итак, внимание! Финал нашего знаменитого радиошоу «Розыгрыш»!

(Звучит музыкальная заставка.)

Ну-с, Александр, вот условия финала.

Сейчас мы вместе с Вами прослушаем записи некоторых бесед и телефонных разговоров Вашей жены, сделанных нами за прошедшую неделю, а потом я объясню Вам, что делать дальше. Мы за эту неделю времени, естественно, зря не теряли и неоднократно связывались с Вашей женой от имени разных вымышленных лиц, ну в общем, разыгрывали ее, как это и полагается делать по условиям нашей игры, а сейчас мы все вместе послушаем, что из этого получилось. Хорошо?

Она Вам, кстати, не говорила, что мы ей звонили? Ну, ни о каких странных звонках не говорила?

А (растерянно): Н-нет…

О: Я бы тоже не сказала! У любой женщины есть право на свои невинные секреты.

К: Ну, ты-то понятно. Не о тебе речь.

О (шутливо-обиженно): Да что же это такое! Я обижусь в конце концов…

К (охотно подхватывает): «И замолчу до конца передачи!» Вот здорово бы было!

О (надувшись): Нахал!

К: Всё-всё-всё! Тише! У нас финал. Не забывай!

Итак, Александр, будем прослушивать записи? Напоминаю, что по условиям игры Вы можете в любой момент отказаться от участия. Тогда никакого прослушивания не будет.

А: А записи Вы мне отдадите?

К: Нет. По условиям игры они будут в этом случае просто уничтожены, и Вы их так никогда и не услышите.

Ну, так, как?

А (решительно): Будем прослушивать!

К (голосом змея-искусителя): Точно?

А (так же решительно): Да!

К (с прежними интонациями): Вы уверены?

А: Уверен!

К: Хорошо! Внимание, запись!

Запись 1.

Щелчок. Слышны отрывистые гудки, как при междугороднем звонке. Потом трубку кто-то снимает.

Женский голос (Ж): Алло!

Мужской голос с выраженным иностранным акцентом (М): Hэллоу! Здравствуйте!

Ж (удивлённо): Здравствуйте.

М: Простите. Вы есть мисс Авдеева Элла Борисовна?

Ж (еще более удивленно): Да…

М: С Вами говорят из Нью-Йорка. Адвокатская контора Голдберг энд Компани. Я есть ее представитель. У меня к Вам есть очень важное дело. Мы ведем дело по наследству мистера Гусьеф. Ведь Ваша фамилия до замужества — Гусева?

Ж: Да…

М: Хорошо. Мистер Гусьеф есть Ваш родственник, и он упомянул Вас в своем завещании. Вы не возражаете, если наш московский представитель свяжется с Вами и на месте Вам всё объяснит?

Ж (растерянно, после паузы): Ну… хорошо… Но я не знаю никакого… А когда?

М: Желательно очень срочно. Если завтра в 12 часов дня по московскому времени? Это есть для Вас удобно?

Ж: Да… удобно… Но…

М: Хорошо. Только есть одна маленькая просьба. Не говорите, пожалуйста, пока ничего своему мужу. Пока не встретитесь с нашим представителем и не переговорите с ним. Это потому что в завещании Ваш муж тоже упомянут. И тут есть финансовые… как это по русски?.. нюансы. Да, нюансы! Но это не есть телефонный разговор. Наш представитель Вам все подробно объяснит, когда вы встретитесь.

Ж (нерешительно): Ну, ладно… Хорошо… Но я боюсь, это всё какое-то недоразумение.

М: Нет, миссис. Это не есть недоразумение. Наш представитель Вам все завтра объяснит. До свидания.

Ж (растерянно): До свидания.

(Короткие гудки. Потом слышно, как женщина тоже кладет трубку.)

Запись 2 (телефонный разговор)

Тот же женский голос и уверенный мужской, уже без всякого акцента, чисто русский, в котором без труда узнается голос ведущего Коли.

Ж: Алло!

М: Алло! Здравствуйте. Эллу Борисовну можно?

Ж: Это я.

М: С Вами говорит московский представитель нью-йорской адвокатской конторы Голдберг энд Компани. Они Вам вчера звонили.

Ж: Да.

М: Нам нужно сегодня обязательно встретиться. Вы могли бы подъехать прямо сейчас к отелю (называет отель)?

Ж (после легкой заминки): Да.

М: Прекрасно! Скажем, через час. Вас устроит?

Ж: Хорошо. А какое там метро?

М: О! Так Вы не на машине?! Тогда давайте лучше я к Вам сам подъеду. Скажите куда?

Ж (после паузы): Ну, давайте тогда у метро (называет станцию метро).

М: Отлично! Я знаю эту станцию, там можно на машине прямо напротив выхода остановиться. Черный Мерседес, номер (диктует номер). Записали?

Ж: Да.

М: Значит, ровно в час?

Ж: Да, хорошо.

М: До свидания. До встречи. (Вешает трубку.)

Запись 3 (судя по всему, в машине)

Ж: Простите, Вы не меня ждете?

М: Элла Борисовна?

Ж: Да.

М: Да-да, присаживайтесь, пожалуйста! Я, кстати, не представился. Семен Викторович Марчук. Вот моя визитка.

Итак, Элла Борисовна, перейдем сразу к делу. На днях в Нью-Йорке умер Ваш дальний родственник по отцовской линии мистер Гусьеф. Вы оказались его единственной наследницей.

Ж (нервно): Я не знаю ни про каких родственников в Америке! Мне папа никогда ничего не говорил!

М: Ну, он давно эмигрировал. Сразу после войны. Попал в плен, а потом остался на Западе. Официально же он считался все эти годы пропавшим без вести. Поэтому-то Ваш отец ничего Вам не говорил. Он и сам ничего не знал про своего деда. Ну, пропал человек на войне — и пропал.

Мистер Гусьеф же, со своей стороны, Вас все эти годы разыскивал, но нашел только буквально перед смертью. Когда Вашего отца уже в живых не было. Поэтому-то Вы и оказались единственной наследнице! Вот копия завещания. (Слышен шелест бумаги.) Вы по-английски читаете?

Ж (неуверенно): Не-ет…

М: Тогда вот перевод. Ознакомьтесь.

(Пауза.)

Ж (потрясенно): 10 миллионов долларов!!??

М (спокойно): Да. Ровно 10 миллионов. Вообще-то состояние у мистера Гусьеф несколько больше было, но часть он на благотворительность пожертвовал, как это в Америке принято. Осталось 10 миллионов.

Ж: И что теперь?! Я их могу получить!?

М (так же спокойно): Конечно. Но обратите внимание на… дайте, пожалуйста, на секундочку… на вот этот пункт завещания.

(Зачитывает): «Любую часть этой суммы наследница может передать своему мужу.»

Поэтому-то Вас и просили ничего не говорить пока своему мужу, пока я Вам про это не сообщу.

Ж: Я что-то не поняла…

М: Имеется в виду, что наследство может быть по Вашему желанию поделено между Вами и Вашим мужем.

Ж: Как это «поделено»?

М(терпеливо): Часть денег в этом случае будет переведена на Ваш счет, а часть — на его… А в какой пропорции — Вы сами должны мне сказать. Можете пополам, можете ему только четыре миллиона, или три, или один. Как решите.

Ж (растерянно): Я даже не знаю… Всё это так неожиданно…

М (успокаивающе): Знаете, Вы не торопитесь. Дело серьезное… Деньги большие, и тут нельзя принимать необдуманных решений. Подумайте как следует, взвесьте всё… Я знаю, Вы только что поженились, мужа своего, наверное, любите и обожаете, но, знаете, жизнь — штука сложная… Всякое бывает… Любовь — это любовь, а деньги — это деньги. Всякое, повторяю, бывает!.. Поверьте уж мне на слово, я много чего в жизни повидал. Просто как адвокат.

Так что подумайте лучше не торопясь, скажем, до понедельника, а в понедельник я Вам опять позвоню, и Вы мне скажете, что решили. Хорошо?

Ж (по-прежнему растерянно): Ну, хорошо…

М: Только вот что! Имейте в виду, что если Вы мужу решите что-то дать, то он будет знать и про всё завещание в целом. Про то, что всего 10 миллионов, и Вы решили ему дать столько, а себе — столько. Тут уж никуда не денешься. Мы просто по закону обязаны будем ему завещание показывать. Полный текст.

А если Вы решите ему ничего не давать, то он ни о каком завещании вообще не узнает! Об этом тоже подумайте.

Ж: То есть, если я мужу часть выдам, он всё завещание увидит? И будет знать, сколько я себе оставила, а сколько ему дала?

М: Вот именно. Так что подумайте об этом. В общем, тут уж надо, наверное, либо половину давать, пять миллионов долларов (мужчина с нажимом произносит эту цифру), либо вообще ничего. А если Вы ему, скажем, только один или два миллиона дадите, боюсь, что только хуже будет. Обиды начнутся и прочее. Но это, впрочем, мое личное мнение! А там уж сами решайте.

В общем, еще раз говорю: подумайте, взвесьте всё хорошенько, а в понедельник я Вам позвоню — скажем, между двенадцатью и часом дня — и Вы мне дадите ответ. Насчет мужа. Это срочно надо решить. А уж в зависимости от этого я Вам объясню, что дальше делать.

Договорились?

Ж: Договорились.

М: Вот и хорошо! Да, кстати! Может, Вас подвести?

Ж: Нет, не надо. Мне тут рядом.

М: Тогда до понедельника?

Ж: До понедельника.

(Слышно какое-то шуршанье, потом хлопает закрываемая дверь машины.)

* * *

К (бодрым голосом): Итак, Александр? Вы прослушали запись. Сегодня как раз понедельник, время сейчас между двенадцатью и часом. Что будем делать? Звонить?

Жена Вам, говорите, ничего пока не сказала?..

А (каким-то безжизненным, деревянным голосом): Нет.

О (вмешивается): Ну и что, что не сказала? Просто решила сюрприз сделать!

К: Ага, «сюрприз»… Ну так, как, звонить? Напоминаю, что на этом можно и остановиться.

Но тогда Вы так никогда и не узнаете, что же в конце концов решила Ваша жена.

А (тем же мертвым голосом): Звоните!

К: Звонить? Ладно. (Набирает номер).

Тот же женский голос, что в записях (Ж): Алло!

К: Алло! Здравствуйте, Элла Борисовна. Это Семен Викторович. Ну так, что Вы решили? Будете Вы что-нибудь мужу выделять?

Ж (твердо): Нет. Пусть всё на меня оформляют.

К: Отлично! Хорошо, я всё понял. Я в Нью-Йорк передам это Ваше решение, а потом с Вами свяжусь.

Если потребуется в Америку выехать на несколько дней, Вы это сможете сделать? Я имею в виду, без мужа, учитывая Ваше сегодняшнее решение?

Ж (так же твердо): Да, смогу.

К: Замечательно! Тогда всего хорошего. Ждите. Я вам позвоню.

Ж: До свидания.

К: До свидания. (Вешает трубку.)

О (с грустью): «Ждите»! «Я Вам позвоню»! Обманули бедную женщину. Как обычно. Чего еще от вас, мужчин, «ждать»…

К: К сожалению, Александр, Вы проиграли. Ваша жена испытание не выдержала. Впрочем, Вы не расстраивайтесь. Это же всего лишь шоу!

О: Я бы тоже своему мужу ни копейки не дала! Ни цента! С чего это вдруг?! Пусть сам зарабатывает.

К: Не сомневаюсь. Итак, дорогие радиослушатели, наше шоу закончено. Следующий розыгрыш — в следующий понедельник, в 12 часов 15 минут.

Напоминаем, что с Вами сегодня были ведущие Коля…

О: И Оля!

К и О (хором): До новых встреч!

(Звучит музыкальная заставка.)

* * * * *

И спросил у Люцифера Его Сын:

— Существуют ли женщины, способные выдержать такое искушение?

И ответил Люцифер Своему Сыну:

— Существуют. Но это не имеет значения. Поскольку не существует мужчин, способных в это до конца поверить. И никогда потом не усомниться.

Посеять зерно сомнения в сердце человека чрезвычайно просто. А посеянное однажды, оно неизбежно прорастет потом. Рано или поздно.

* * * * *

К: Здравствуйте, здравствуйте, здравствуйте! Привет всем, кто нас сейчас слышит! Мы снова в эфире, и сегодня у нас долгожданный финал нашего популярнейшего радиошоу «Розыгрыш».

Представляем участника нашего сегодняшнего финала. Роман, 22 года, менеджер фирмы, женат чуть меньше года. В браке счастлив, любит, обожает, боготворит свою дорогую женушку и т. д., и т. п. Поприветствуем Романа. (Короткая запись аплодисментов и приветственных криков.)

Итак. Тема сегодняшнего шоу: «Верите ли Вы своей жене?»

Вот Роман своей жене верит полностью. Да, Роман?

Роман (Р) (твердо): Да.

К: И что, вот так, абсолютно и безусловно? До конца, без оглядки?

Р (так же твердо): Абсолютно! До конца!

О (с завистью): Вот есть все-таки настоящие мужчины! Есть! Правильно, Роман. Если любишь человека, надо ему верить. Несмотря ни на что. Особенно женщине.

(кокетливо): Вот мне муж тоже верит!

К (с сомнением): Да?.. То-то он меня на днях всё пытал, во сколько же у нас всё-таки передача заканчивается.

Ладно-ладно!.. Успокойся. Спокойнее! Мы в эфире.

О (обиженно): Слушай, что за на намеки!..

К: Ой! Да ради бога! Я же не про тебя конкретно сейчас говорю!

О: А про кого же?

К: А ты вот вспомни лучше, когда у нас в шоу последний раз победитель был? Когда последний раз кто-нибудь выигрывал?

О (задумчиво): Да-а… Чего-то даже и не припомню уже…

К: Вот и я тоже «не припомню».

(Небольшая пауза, потом решительно): Вот что мы, пожалуй, сейчас сделаем! Давайте-ка прослушаем сначала запись предыдущего финала. Роман, вы не против?

Р: Да нет, в общем-то…

К (так же решительно): Хорошо. Внимание! Запись прошлого финала. Начали!

(Музыкальная заставка, потом звучат Записи 1, 2, 3.)

К: Ну что, Роман? Вы знаете теперь, чем все кончилось для Вашего предшественника.

Ваша жена Вам, кстати, тоже ничего пока не сказала?

Р (после паузы): Нет…

К (сокрушенно): Понятно, понятно… Ну что, будем продолжать или ограничимся поощрительным призом? Вы мне просто скажете сейчас, что по-прежнему верите своей жене, и на этом закончим?

Р: Будем продолжать.

К: Вы всё так же уверены в своей жене?

Р: Уверен!

К: А то, что она Вам ничего не сказала?.. Ну, не важно.

Н-да… Ну, прекрасно, конечно, прекрасно!.. К-ху…

(Легкая заминка).

Вот что, Роман! Мне тут надо с Олей срочно пошептаться. Музыкальная пауза!

(Звучит музыкальная заставка.)

Итак, внимание! Я объявляю Вас, Роман, победителем нашего шоу без всякого прослушивания! Вы выдержали испытание, не усомнились в своей жене и готовы были идти до конца. Вашу веру не поколебал даже пример вашего предшественника. Даже то, что Ваша жена тоже Вам ничего не сказала, а это фактически… Ну, не важно.

Всё! Этого достаточно. Пусть в нашей игре будет наконец хоть один победитель! Тема шоу: «Доверяете ли Вы своей жене?» Вы ей, несмотря ни на что, по-прежнему доверяете — этого достаточно! И это прекрасно! Вы — победитель нашего шоу! Поздравляем! Наша цель ведь — не в установлении истины: способна ли Ваша жена на обман? Наша цель — убедиться, что Вы ей доверяете, несмотря ни на что.

И мы в этом убедились. Поздравляем Вас! Вы выдержали испытание!

Р (ошарашенно): Подождите, подождите!.. Я что-то не понял. Так мы не будем прослушивать запись разговоров моей жены?

О (сразу же): Нет!

К: Каких разговоров?

Р: Ну, как в предыдущем финале?

К: А кто Вам сказал, что они были? Не было никаких разговоров! Мы ей вообще не звонили.

О: Конечно! Зачем?

Р (растерянно): Но как же?..

О (с досадой): Ой, Роман, не портите Вы всё! Вы же верите своей жене?

Р: Верю…

О: Ну и прекрасно! И замечательно! Верьте и дальше. Вы выиграли. Чего вам еще надо?

Р: Но…

К: Всё-всё-всё! Хватит! Время наше истекло. Шоу окончено. Роман, Вы победитель! Поздравляем Вас! Вас ждут наши призы: футболки и майки с нашим логотипом и два билета в ресторан. Сходите туда с Вашей женой. Которой Вы так доверяете.

О: И правильно делает! Были бы все мужчины такие!

К: Еще раз поздравляем!

А вам, дорогие радиослушатели, напоминаем, что с вами сегодня были ведущие Коля…

О: И Оля!

К: До свидания. Успехов. Ждем вас в следующий понедельник.

(Звучит музыкальная заставка.)

* * * * *

И спросил у Люцифера Его Сын:

— Можно ли выдержать искушение сомнением?

И ответил Люцифер Своему Сыны:

— Нет. Это противно человеческой природе. Человеку свойственно во всем сомневаться. Там, где кончается сомнение, начинается фанатизм.

Сын Люцифера. День 11-й

И настал одиннадцатый день.

И спросил у Люцифера Его Сын:

— Почему Христос не захотел с Тобой разговаривать в пустыне, а сказал: «Отойди от Меня, сатана»?

И ответил, усмехнувшись, Люцифер Своему сыну:

— Потому что Ему нечего было Мне сказать.

Сатанист

«Блажен читающий слова пророчества сего; ибо время близко… Побеждающий наследует всё».

Откровение Иоанна Богослова (Апокалипсис).

Ведущий (В): Уважаемые телезрители!

Тема нашей сегодняшней передачи: «Деструктивные секты». И сегодня у нас в гостях руководитель одной из таких сект. Вообще-то это далеко не ординарное, более того, совершенно уникальное, я бы сказал, событие. Поскольку обычно руководители подобных сект предпочитают держаться в тени и никогда не дают никаких публичных интервью. Тем более удивительно для нас было, что нашелся все же один из них, кто согласился это сделать.

Причем секта, которую он возглавляет, является одной из самых одиозных и зловещих — это секта сатанистов.

Итак, повторяю, сегодня у нас в гостях руководитель этой секты. Секты сатанистов.

Представьтесь, пожалуйста!

С (мужчина лет сорока) (спокойно и даже несколько лениво): В этом нет необходимости.

В: Но как же мне тогда к Вам обращаться?

С (так же спокойно): Просто на «Вы». Для нормального общения в ходе интервью этого вполне достаточно.

В (пожимает плечами): Ну хорошо, дело Ваше. А Вы, кстати, не боитесь вот так, открыто выступать у нас в прямом эфире? Деструктивные секты ведь, кажется, запрещены законом?

С (с прежними ленивыми интонациями): Не боюсь. Может быть, мы все-таки начнем наконец?

В (слегка обиженно): Хорошо, хорошо!.. Давайте начнем. (На секунду задумывается.) Вот Вы поклоняетесь Сатане. Почему?

С: Потому что Сатана — истинный отец этого мира.

В (с удивлением глядя на собеседника): Как?.. Простите?.. Бог же создал мир? Или Вы считаете иначе?

С: Я считаю, что именно Сатане мы обязаны существованием того мира, в котором мы все сейчас живем. Если бы не Сатана, если бы не грехопадение Евы, мы бы и посейчас паслись в раю на манер домашних животных Господа Бога. Голые и счастливые.

В: А вы полагаете, что это плохо?

С (смеется): Не знаю. Не пробовал. Спросите лучше у коров и овец. И прочей домашней скотины. Ей, вроде, всё нравится. Так что, возможно, это не так уж и плохо. Возможно. Для скотины!

Но вот лично мне, как человеку, почему-то гораздо больше нравится тот мир, в котором я сейчас живу. Мир компьютеров и интернетов. И я не хочу никакого другого.

В: Но разве этот мир совершенен? Разве в нем нет горя, страданий? Зла, наконец? И разве всё это зло, все эти страдания не от Дьявола? Не от Сатаны? Или Вам нравится зло?

С: Мне, повторяю, всего лишь нравится тот прекрасный, грешный мир, в котором я живу. И другого мне не надо. А зло — неотъемлемая часть этого мира. Благодаря ему он существует. Благодаря вечной борьбе добра и зла. Так уж он устроен, этот мир, нравится нам это или нет.

Вот вы так боитесь зла, а представьте на минуту, что будет, если завтра вдруг победит добро? Вы хоть раз над этим задумывались?

Божие царствие на земле наступит. Конец света! Конец мира. Того мира, который мы знаем.

Как предсказано в Апокалипсисе, будет уже совсем другой мир. Может быть, и лучший, но — другой. Другое небо и другая земля. «И увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее небо и прежняя земля миновали».

Время прекратит свое течение! И это очень многозначительная оговорка. «Времени уже не будет». Что это значит? Да только то, что событий никаких уже больше никогда не будет! Все будут отныне только богу молиться и хвалы ему вечно возносить. Ничего вообще больше не будет! Будет только «престол Бога, и рабы Его будут служить Ему».

Всё! Тупик! Конец прогресса. Конец цивилизации.

Вы этого хотите? Я лично нет. Мне, повторяю, нравится тот, пусть и несовершенный, грешный и несчастный мир, в котором я живу. Это мой мир! И другого я не знаю и знать не хочу.

И мир этот существует исключительно благодаря Сатане, благодаря тому, что Он до сих пор борется, и что добро до сих пор еще не победило.

В: Да, но если в конце концов победит зло!? Если в итоге победит Сатана!?

С: О! Так Вы это всё же допускаете? Берегитесь! Это страшное богохульство. А Бог, как известно, шутить не любит. Он очень мстителен и злопамятен и никогда ничего не забывает и не прощает. Так что за этот Ваш вопрос Вы наверняка будете лишних пару столетий гореть в аду!

Впрочем, не отчаивайтесь. (Смеется.) Я сам лично попрошу за Вас у хозяина. (Показывает пальцем вниз.) Обещаю Вам. А у меня с Ним прекрасные отношения.

В: Э-э!.. Э!.. Кха… Кхе…

С (опять смеется): Да шучу я, шучу, не переживайте Вы так! Богу не до нас с вами, у него и других дел полно. Ну, помолитесь, в крайнем случае, лишний раз…

Что же касается Вашего вопроса, то обратите внимание, что в том же Апокалипсисе вовсе не утверждается, что царство Зверя, торжество Сатаны, означает конец света, великие и неисчислимые бедствия, несчастия и страдания людей. Отнюдь! Ничего подобного! Скорее даже, наоборот.

Все народы, судя по всему, были под властью Сатаны вполне довольны и счастливы. Их это царство вполне устраивало.

Но это, естественно, не понравилось Богу, вызвало Его ярость, и тогда Он наслал на людей «семь Ангелов, имеющих семь последних язв, которыми оканчивается ярость Божия». То есть получается, что Сатана победил, воцарился на земле, люди под его властью процветали, были вполне счастливы и всем довольны, и тогда Бог, видя, что он окончательно проиграл, попросту уничтожил землю, напустив на людей этих самых Ангелов. Выслав карателей.

Причем люди так до самого конца и не захотели отступиться от Сатаны, не предали Его и защищали Его до последнего! Смотрите, что происходило!

«Четвертый Ангел вылил чашу свою на солнце: и дано было ему жечь людей огнем. И жег людей сильный зной, и они хулили имя Бога, имеющего власть над сими язвами, и не вразумились, чтобы воздать Ему славу».

За что Ему «славу воздавать»?! За язвы?! За гибель собственных детей?! А дальше было еще хуже!

«Пятый Ангел вылил чашу свою на престол зверя и сделалось царство его мрачное, и они кусали языки свои от страдания и хулили Бога небесного от страданий своих и язв своих; и не раскаялись в делах своих».

В каких «делах»? Что они поклонились Зверю? «Сделалось царство его мрачно». Значит, до этого всё было хорошо? Светло и радостно?..

«Седьмой Ангел вылил чашу свою на воздух… И произошли молнии, громы… и сделалось великое землетрясение, какого не бывало с тех пор, как люди на земле… И всякий остров убежал, и гор не стало и град, величиной с талант, пал с неба на людей; и хулили люди Бога за язвы от града, потому что язва от него была весьма тяжкая».

За что, повторяю, все эти наказания? За то лишь, что люди просто хотели жить так, как им нравится?

И люди попытались защищаться, и Сатана их возглавил и собрал на место, «называемое по-еврейски Армагеддон».

Но, по Апокалипсису, люди, увы! проиграли и потерпели поражение. Ведь Бог всесилен и всемогущ. И безжалостен.

В: Это что, действительно всё так в Библии написано?

С (пожимает плечами): Ну, разумеется! В том же Апокалипсисе. В Откровении святого Иоанна Богослова. Почитайте как-нибудь на досуге.

В: Н-да… Я, признаться… Н-да… Ладно…

Итак, Вы считаете, что царство Зверя и есть золотой век?

С: По крайней мере, люди почему-то защищали это царство до последнего. Изо всех сил. И так и не «образумились» и не отступились от него, несмотря ни на какие совершенно ужасающие небесные кары и бедствия, насылаемые на них жестоким и безжалостным Богом.

Значит, на то была причина. Им было что защищать. Им там нравилось. Значит, это был золотой век. Век всеобщего счастья.

В: И Вы уверены, что оно, это царствие, наступит?

С: Опять-таки, согласно Библии, наступит.

Впрочем, вспомните Евангелие, второе искушение Христа. «Тебе дам власть над всеми царствами и славу их, ибо она предана мне,» — говорит Христу Сатана.

Иными словами, Он и сейчас уже правит миром и это вполне естественно, ведь, как я уже сказал, он, этот мир, Им и создан.

В: Простите, что значит: Сатана и сейчас правит миром? Что Вы имеете в виду?

С: Вы служили в армии?

В: Да.

С: Значит, конечно же, принимали присягу? Клялись в верности Родине?

В: Естественно. И что?

С: А что прежде всего делает президент, да вообще любой правитель любого современного государства при вступлении в должность? Его самый первый шаг? Клянется на Конституции?

В: Ну да! Но я не понимаю, к чему Вы клоните?

С (лениво-снисходительно): Как к чему? В Библии же прямо сказано: любые клятвы — это сатанизм.

В (пораженно): Где такое сказано!?

С (усмехаясь): Ну, как же! Например, Евангелие от Матфея: «Не клянитесь. Но да будет слово ваше: «да, да»; «нет, нет»; а что сверх этого, то от лукавого». Какие же еще доказательства Вам нужны?

В (растерянно): Но церковь же не отрицает светской власти? Христос прямо говорит: Богу — богово, кесарю — кесарево!

С (всё так же усмехаясь): А кесарь чей? Вот в чем главный вопрос! Так что с учетом всего вышесказанного это утверждение может звучать и несколько иначе.

«Богу — богово, Дьяволу — дьяволово.» Только и всего.

И это правильно. Так оно и есть.

В (после некоторого замешательства): Итак, Вы утверждаете, что любая современная светская власть — от дьявола?

С (спокойно): Конечно. Вспомните Евангелие от Луки: «Власть над всеми царствами вселенной предана мне, и я, кому хочу, даю её».

То есть власть изначально принадлежит Дьяволу, а Он уже дает ее лишь тем, кому хочет.

В (с жаром): А церковь? Есть же еще и церковь!? Церковь Христа!?

С (иронически на него глядя): Церковь… А на ком она основана, эта церковь? На «Симоне-Петре». «Ты — Пётр, и на сём камне Я создам Церковь Мою». На человеке, впоследствие трижды отрекшемся от Христа! На предателе!

А как же: «Или признайте дерево хорошим и плод его хорошим; или признайте дерево худым и плод его худым, ибо дерево познается по плоду»? Евангелие от Матфея. Так какой же плод может родиться от предателя? От змей родятся только змеи. А от скорпионов — скорпионы. «Нет худого дерева, которое приносило бы плод добрый. Не собирают смокв с терновника и не снимают винограда с кустарника». Евангелие от Луки.

(Задумчиво): Да и сам Христос… Он же тоже человек и, значит, в его душе тоже борятся Бог и Дьявол. И если он действительно желает людям добра, он должен будет тоже в конце концов сделать свой выбор.

Возможно, впрочем, он его уже и сделал. Помните, как он накормил пятью хлебами пять тысяч человек? А что же это, как не превращение камня в хлеб? То есть именно то, что с самого начала и советовал ему сделать Дьявол. Поначалу Христос этот путь отверг, но в конечном итоге, получается, пошел именно им. А куда деваться, если мир так устроен? Лучше было бы, если бы люди остались голодными?

В (с каким-то суеверным ужасом): Что Вы такое говорите? Вы хотите сказать, что Христос кончил тем, что стал Антихристом? И второе пришествие Христа — это и будет пришествие Антихриста?!

С (насмешливо прищуриваясь): Ну-ну-ну!.. К чему вы эти страшные слова, которыми Вы пугаете себя и заодно доверчивых телезрителей?!

Христос пошел по единственно верному пути, потому что хотел добра людям. Вот и всё! По пути, который подсказал ему Сатана. Просто потому, что другого пути нет и не было! Другой путь — это семь Ангелов-карателей, язвы и землетрясение. Смерть и страдания.

Путь Сатаны: люди слабы! помоги им, накорми, преврати камни в хлеба. И они оценят это, пойдут за тобой, оценят твою гуманность, справедливость, доброту и великодушие!

Путь Бога: пусть люди в поте лица добывают свой хлеб сами, а не могут — пусть подыхают от голода. Они и их дети.

«Проклята земля за тебя, со скорбью будешь питаться от нее во все дни жизни твоей; тернии и волчцы произрастит она тебе; и будешь питаться полевою травою; в поте лица твоего будешь есть хлеб».

Книга Бытия, слова Бога.

Вот Вам какой путь больше нравится? Вы бы лично какой предпочли?

В (после паузы): Не знаю… Я не Бог. Я всего лишь человек.

С: Ну хорошо. Вы не знаете… А вот если у Вас у самого что-нибудь вдруг случится — болезнь, там, например, какая-нибудь неизлечимая?.. Тогда что? Наверняка ведь к колдунам, магам и экстрасенсам, там, всяким-разным сразу побежите, когда от Вас все врачи отступятся? А? Побежите ведь?.. (Подмигивает.)

А ведь это всё — грех. От дьявола. Все эти маги и колдуны. И церковь это осуждает, да и в Библии про это прямо сказано. А все равно ведь побежите!

Ну, в церкви Вы, естественно, тоже свечечку поставите. На всякий случай. По принципу: «Богу — богово, Дьяволу — дьяволово». Авось хоть кто-нибудь да поможет!

Что? Разве не так?

В: Не знаю… Никогда я ни к каким магам и экстрасенсам не обращался! Я верующий человек, и во все эти чудеса не верю.

С (насмешливо): Не верите… А жена Ваша тоже не верит?

В (растерянно): А причем здесь моя жена?

С (внимательно на него глядя): У вас ведь ребенок тяжело болен?

В (тихо, осипшим голосом): Откуда вы знаете?

С (спокойно): Он умрет через 7 месяцев.

В (потрясенно): Что!!??..

С (с усмешкой глядя на него): Можете продолжать и дальше свечки в церкви ставить. А жена Ваша пусть и дальше по экстрасенсам бегает. Да только не поможет всё это. Можете и жене Вашей это передать. Всё это пустое. Он всё равно умрет.

Впрочем, на всё, как известно, воля Божия.

В (с вдруг проснувшейся, безумной надеждой): А что не пустое!?.. Что поможет?!.. Может быть, Вы можете помочь?!!!

C (после долгой паузы, с той же усмешкой): А если бы мог, то что? Вы бы отреклись от Бога? Вот и вся Ваша вера?

В (не слушая, с той же безумной надеждой): Так Вы можете??!!

С (равнодушно, вставая и отодвигая стул): Нет. Интервью закончено. Всего хорошего.

* * * * *

И спросил у Люцифера Его Сын:

— Отрекся бы от Бога тот человек, если бы ему дали надежду?

И ответил Люцифер своему Сыну:

— Он уже отрекся в душе. Когда задавал свой вопрос.

Сын Люцифера. День 12- й

И настал двенадцатый день.

И сказал Люцифер своему Сыну:

— Люди не способны преодолеть искушение любопытством.

Знание своей судьбы — это проклятие, а не благо. Оно делает человека несчастным.

Предсказание

«Мысль об ожидаемом и день смерти производит в людях размышления и страх сердца».

Книга премудрости Иисуса, Сына Сирахова.

Объявление на дверях ЗАГСа.

ВНИМАНИЕ МОЛОДОЖЕНАМ!

Хотите узнать свое будущее? Тогда посетите наш сайт <адрес сайта>.

Новейшие методики плюс современные компьютерные технологии — и результат гарантирован!

Абсолютно бесплатно!

Ждем Вас!!!

Объявление на сайте.

ВНИМАНИЕ МОЛОДОЖЕНАМ!

Если Вы хотите узнать свое будущее, ответьте, пожалуйста, на вопросы нашей анкеты, а также вышлите нам свои свадебные фотографии — в течение суток мы пришлем Вам наш прогноз.

Не сомневайтесь! Мы не разочаруем Вас!

Чтобы получить более подробную информацию о нас и о нашей методике составления прогнозов, нажмите здесь.

Хотите отвечать на вопросы анкеты? Да. Нет.

Наш e-mail для связи: <линк на e-mail>.

Страница, появляющаяся при нажатии линка <нажмите здесь>.

Здравствуйте! Благодарим Вас за то, что Вы посетили наш сайт.

Несколько слов о нашем Центре и о нашей методике составления прогнозов на будущее.

Многих людей чрезвычайно удивляет самая мысль о том, что будущее можно предсказывать, и они воспринимают подобные прогнозы крайне скептически, негативно, в общем, как заведомое шарлатанство. Ведь всякий фатализм, предопределенность, рок, судьба — на первый взгляд всё это представляется абсолютно несовместимым со свободой воли. Ну как, в самом деле, можно «предсказать» мои поступки? Ну, предскажите! А я возьму, да и сделаю всё наоборот! И что тогда?

Да, на первый взгляд возражение это выглядит весьма убедительно. Но только на первый взгляд! На самом-то деле противоречие это чисто мнимое.

С научной точки зрения жизнь — это просто некий случайный, стохастический процесс, своего рода поток случайных событий. Такие процессы давно и достаточно хорошо известны, они вполне познаваемы, изучаемы, имеют свои законы развития, и, следовательно, в принципе прогнозируемы. Да, каждое отдельное событие такого процесса случайно, но общий итог его закономерен.

Скажем, бросание монетки. Результат каждого отдельного броска предсказать невозможно, и тем не менее результат всего процесса в целом заранее известен. Примерно в половине случаев выпадет орёл, и в половине — решка.

Точно так же и прогнозы на будущее. Да, каждый Ваш отдельный поступок непредсказуем в принципе — что ж, полная свобода воли! — но вот результат всего жизненного процесса в целом, его примерное развитие и протекание — вот это всё носит уже отнюдь не случайный характер, подчиняется строгим законам статистики, а потому легко просчитывается и прогнозируется.

Тем более, что в реальной-то жизни, к тому же, ведь далеко не все события равновероятны, и это резко ограничивает число возможных вариантов и еще больше упрощает задачу прогнозирования. Да, конечно, теоретически можно вылезти из комнаты через окно, но на практике-то все ведь обычно выходят через дверь.

Или если Вы, к примеру, заблудившись в густом лесу и проблуждав по нему бесплодно несколько часов или даже суток, вдруг выйдете наконец на широкую, торную тропинку, явно ведущую к человеческому жилью и к людям, то ясно же, что именно по ней вы наверняка и отправитесь. Хотя делать это Вас никто в принципе не заставляет. И Вы по-прежнему вольны идти куда угодно, на все четыре стороны. Можете, например, и дальше по лесу наугад блуждать. Еще несколько суток. Дело Ваше. Чтобы в конечном итоге опять на ту же самую тропинку и выйти. И всё же по ней пойти. Потому что других путей здесь просто нет.

Вот так в жизни всегда и получается! Вроде бы полная свобода выбора. Иди, куда хочешь! И тем не менее, при всей этой кажущейся «свободе», предсказать, где именно Вы через пару часов окажетесь, ничего не стоит. Да просто-напросто там, куда успеете за это время по тропинке дойти! Вот и вся наша «свобода».

Так обстоит дело с прогнозами в целом. В принципе. Надеемся, Вы теперь поняли, что они все-таки возможны? «Угадать», что Вы именно по тропинке пойдете — совсем несложно.

Но это, разумеется, только в целом. Что Вы по тропинке пойдете. А вообще-то точные, индивидуальные прогнозы — вещь очень сложная, тонкая и крайне деликатная. Как пойдете?.. С какой скоростью?.. Будете ли отдыхать?.. Кого встретите?.. и т. д. и т. п.

Чтобы сделать такой прогноз, нужно прежде всего попытаться составить точный психологический портрет интересующего Вас человека, постарайтесь «угадать» его характер, черты личности, волю, эмоциональность, внушаемость и пр. и пр. Составить карту, или формулу, его личности, чтобы понять, что именно можно от него ожидать в будущем.

Всегда ведь найдутся люди, которые из комнаты через окно полезут. И в этом случае внимание, наверное, следует не столько на скорость их передвижения к окну обращать, сколько на то, на каком именно этаже это окно находится. Чтобы понять и «предсказать», что именно себе данный индивид через минуту сломает и останется ли он вообще жив.

Итак, будущее человека, как легко видеть из этого простенького примерчика, безусловно, определяется в значительной степени его характером, его психикой и психологией.

И вот как раз именно в этой-то области, в сфере изучения человеческой психики и психологии, мы, можно смело сказать, и добились наиболее впечатляющих, поистине революционных результатов. Наиболее далеко продвинулись. Да, по сути, осуществили самый настоящий прорыв!

В результате наших многолетних, всесторонних, и кропотливых научных исследований, нашими специалистами — а среди них есть много ученых с мировым именем! — была впервые разработана, внедрена и успешно опробована на практике уникальная и единственная пока в мире психо-таблица, аналог знаменитой таблицы Менделеева в химии. Эта таблица позволила нам объединить и систематизировать многие, многие сотни основных, базовых типов человеческих характеров, человеческой личности, а также помогла сформулировать и осмыслить фундаментальные законы формирования, становления и развития этой личности.

Ведь подобно тому, как любое вещество в природе, будь то жидкость, газ, да что угодно! состоит в основе своей из неких элементарных кирпичиков, атомов, и есть, по сути, просто та или иная комбинация этих атомов (скажем, обычная вода Н2О — это комбинация двух атомов водорода и одного атома кислорода и т. п.); так и любая, сколь угодно сложная и, казалось бы, непостижимая человеческая личность есть, в конечном итоге, тоже всего лишь та или иная комбинация, смесь неких элементарных психо-кирпичиков: страха, стыда, либидо и пр. Присутствующих в ней в той или иной пропорции.

Все мы, и идиоты, и гении, при всей нашей кажущейся уникальности и неповторимости, сложены в конечном счете из одного и того же психо-материала, подобно тому, как из одного и того же камня сложен и прекрасный готический собор и примитивный загон для скота.

Классификация базовых характеров и сведение их всех в единую упорядоченную таблицу стало решающим и принципиальнейшим шагом на пути изучения человеческой личности. Дало инструмент для ее изучения. Указало подход. Явилось, как бы, своего рода введением единой системы координат в психологии. Поскольку отныне любой реальный характер стало возможным представлять просто как некую, более-менее сложную комбинацию базовых. Каждый из которых уже достаточно хорошо изучен и формула его общеизвестна. (Что именно из психо-кирпичиков в нем понамешано и в какой пропорции.)

А раз известна формула каждого из элементов комбинации, то само собой разумеется, известна и формула всей комбинации в целом. Т. е. формула реальной человеческой личности. Таким вот методом последовательного упрощения ее и удается на практике выводить, получать.

Итак, методика в общих чертах ясна. Единственная серьезная проблема — это как получить о личности достаточно много информации, с тем чтобы иметь возможность начать систематическую работу по ее идентификации? И вот эта-то проблема как раз и решается с помощью нашей подробнейшей, специальной, тщательно разработанной анкеты, помещенной на сайте. Которую вы должны заполнить, если хотите получить наш прогноз.

Собственно говоря, все эти выводы и рассуждения отнюдь не новы, и аналогичные исследования и разработки велись и ведутся уже давно и причем не только нами; но до самого последнего времени результаты их носили лишь чисто теоретический, сугубо научный характер, и никакого практического, прикладного значения не имели. Ну, или имели лишь крайне ограниченное. Например, знаменитые тесты типа IQ, заполняемые во многих фирмах при приеме на работу, позволяющие делать выводы о профпригодности того или иного человека, но и не более того.

Ни о каких прогнозах на будущее, предсказаниях судьбы и т. п. и речи никогда не шло. И прежде всего просто в силу чисто технических, вычислительных трудностей подобного рода предсказаний.

Дело в том, что реальная формула личности любого реального человека оказывается на практике всегда настолько сложной и запутанной, что неизбежные погрешности ее вычисления делают любые, полученные с ее помощью предсказания, абсолютно бессмысленными. Слишком уж расплывчатыми, двусмысленными и неопределенными они получаются. С тем же успехом можно смело гадать на кофейной гуще.

Не говоря уж о том, что просто просчитать формулу личности еще ведь далеко не достаточно. Для хоть сколько-нибудь точного прогноза надо еще и суметь каким-то образом принять во внимание, учесть и сделать поправку на влияние всей совокупности внешних факторов, а это тоже оказывается на практике чрезвычайно трудно. И прежде всего, опять же, по причинам чисто техническим.

Иными словами, соответствующие научные методики прогнозов и предсказаний на будущее существуют, они разработаны, изучены, давно известны и базируются, кстати сказать, в первую очередь на разного рода социологических опросах и мониторингах, статистических обследованиях, экономических и социальных характеристиках и показателях развития общества и пр. и пр. (естественно, с поправкой на личность данного, конкретного человека!); но вот чисто технические, и прежде всего, чисто вычислительные сложности их практического применения и реализации оказывались до последнего времени совершенно непреодолимыми. По сути, лишали прогноз какого-либо смысла.

И так обстояло дело до сих пор. До самого последнего времени. Но сейчас ситуация коренным образом изменилась! С появлением современных сверхмощных и сверхбыстрых компьютеров стало наконец возможным свести погрешности вычислений (прежде всего, формулы личности) почти к нулю и, соответственно, делать прогнозы на будущее практически безошибочно, с любой, сколь угодно высокой степенью точности и достоверности.

Именно так Вам и следует к нашим прогнозам относиться, если, конечно, Вы решите принять участие в нашем проекте и заполните анкету.

Это чисто научные прогнозы, основанные на тщательно разработанных методиках и просчитываемые на современных суперкомпьютерах! Они практически абсолютно точные и безошибочные! Это вовсе не игра и не очередное шарлатанство, над которым можно будет потом легкомысленно посмеяться и сразу же о нем забыть. Нет, это действительно и есть Ваше будущее, нравится оно Вам или нет. Помните об этом!

Хотим также особо подчеркнуть, что проект ведь наш чисто академический, научный и некоммерческий, денег за свои прогнозы мы ведь не берем. Так что ни о какой материальной выгоде или заинтересованности с нашей стороны речи вообще не идет. Мы делаем свои прогнозы абсолютно бескорыстно. Помните и об этом тоже, когда будете их читать и анализировать.

Итак, предупреждаем Вас еще раз.

НАШИ ПРОГНОЗЫ АБСОЛЮТНО РЕАЛЬНЫ!!!

ОНИ ВСЕГДА СБЫВАЮТСЯ!!!

ВСЕГДА!!! ОБЯЗАТЕЛЬНО!!! НЕПРЕМЕННО!!!

ЭТО И ЕСТЬ ВАШЕ БУДУЩЕЕ!!!!!!

Именно так их и следует воспринимать. Просто как данность.

А теперь заполняйте поскорее нашу анкету — и Вы узнаете свою судьбу!!! Неужели же Вам не интересно?.. Заглянуть за таинственное волшебное покрывало Изиды, куда не заглядывают даже боги? Заполните нашу анкету, и мы расскажем Вам, что за ним скрывается!..

Успехов!!

E-mail from Центр «Молодожены» to Фомин Л.Д.

Уважаемый Леонид Данилович!

Прежде всего, огромное Вам спасибо за то, что Вы и Ваша супруга решили поучаствовать в нашем проекте и любезно согласились ответить на вопросы нашей анкеты. Надеемся и впредь видеть Вас на нашем сайте.

Теперь, что касается, собственно, нашего прогноза.

К сожалению, вынуждены Вас огорчить. По нашим прогнозам, буквально через два месяца Вы погибните в автокатастрофе и будете похоронены на кладбище (название кладбища).

Через год после Вашей смерти Ваша жена повторно выйдет замуж, причем очень удачно. За очень богатого человека примерно одного с ней возраста, который будет к тому же ее горячо и страстно любить. Она будет с ним совершенно счастлива и доживет до глубокой старости. В этом браке у нее родится трое детей: два мальчика и девочка.

После своего нового замужества Вашу могилу она не посетит ни разу.

Поскольку мы прекрасно понимаем, какое именно впечатление должен произвести на Вас этот наш прогноз, то мы, чтобы не терять времени, не дожидаясь Вашего согласия, взяли на себя смелость и сразу же попытались просчитать, можете ли Вы избежать такой судьбы, и если можете, то как?

К счастью, да, можете! По нашим расчетам оказывается, что в случае немедленного развода, в автокатастрофе Вы не погибните. Более точно просчитать, как именно сложится в этом случае Ваша дальнейшая судьба, мы, увы! не можем, поскольку всё тут зависит от того, насколько быстро Вы разведетесь.

Эти два месяца — критический период, отрезок Вашей жизни, и каждый день тут крайне важен и имеет огромное влияние на весь дальнейший ход событий. По мере того, как дата Вашей предполагаемой смерти будет приближаться, избежать ее Вам будет становиться все труднее и труднее.

Образно говоря, эту автокатастрофу можно сравнить с огромным тяжелым камнем, который лежит сейчас на Вашем жизненном пути и который Вам надо сейчас оттуда во что бы то ни стало убрать. Сегодня Вы еще можете это сделать: у Вас в руках крепкий и мощный рычаг длиной в целых два месяца, которым Вы этот тяжелый камень можете легко и без труда откатить в сторону. Но с каждым днем рычаг этот у Вас в руках будет всё таять и таять, всё укорачиваться и укорачиваться, пока наконец в последний день совсем не исчезнет.

Так что, начиная с некоторого момента, он может стать уже настолько коротким, что откатить с его помощью что бы то ни было Вы уже не сможете. Просто сил не хватит. Имейте это в виду и поэтому не слишком мешкайте. Времени у Вас, по сути, и так уже в обрез. Точно предсказать, когда рычаг станет слишком коротким, практически невозможно. А ошибка в несколько дней может оказаться решающей.

Сообщаем Вам также, что в случае развода Ваша жена замуж больше никогда не выйдет, и вообще, ее дальнейшая жизнь не сложится. Она будет сильно нуждаться в деньгах, начнет со временем много пить, быстро опустится и постареет и станет, по сути, глубоко несчастным человеком.

Мы отдаем себе отчет в том, насколько тяжело Вам сейчас принять решение о разводе. Так неожиданно, сразу же после свадьбы, да еще и зная к тому же, как это отразится на судьбе Вашей жены, которую Вы горячо, по-настоящему любите. (Мы это прекрасно знаем из формулы Вашей личности.)

Поэтому предлагаем Вам провести маленький психологический эксперимент.

Мы вышлем Вам еще один прогноз, теперь уже на имя Вашей жены, а Вы посмотрите, как она на него отреагирует. К примеру, сообщит ли Вам вообще о его получении? Если нет, то решиться на развод Вам будет, вероятно, уже гораздо проще. Фактически, Вы получите моральное право это сделать. Можете даже специально поинтересоваться потом вскользь у своей жены, не получала ли она наш прогноз, с тем чтобы быть уверенным в том, что она его именно скрыла, а не просто проигнорировала.

Уверяем Вас, мы никогда бы не посоветовали Вам ничего подобного, если бы не чрезвычайность ситуации! А ситуация действительно чрезвычайная. И счет, возможно, уже пошел на дни. Сегодня всё еще можно изменить. Завтра же…

Впрочем, Вам решать. Без Вашего согласия мы, естественно, предпринимать ничего не будем. Так что сообщите нам, пожалуйста, Ваше решение. Причем желательно срочно.

Итак, высылать Вашей жене приведенный ниже e-mail или нет? Ждем Вашего ответа.

P. S. Если Вы сомневаетесь в истинности нашего прогноза, мы можем составить для Вас новый максимально подробный прогноз, скажем, на ближайший месяц. Так что Вы сможете подождать некоторое время, чтобы убедиться, насколько точно он сбывается. Это чрезвычайно сложная и трудоемкая работа, и обычно таких сверхкоротких и сверхподробных прогнозов мы не делаем, но поскольку Ваш случай особый, то мы готовы пойти даже и на это. Однако предупреждаем, что это займет некоторое время. По всей видимости, несколько дней. Честно говоря, мы не уверены, что в данной ситуации это разумное решение…

Впрочем, опять же, решать Вам. В любом случае прежде всего сообщите нам свое решение по поводу e-mail Вашей жене. Высылать его все-таки или нет?

ПРЕДПОЛАГАЕМЫЙ ТЕКСТ E-MAIL ДЛЯ ВАШЕЙ ЖЕНЫ:

Уважаемая Анна Петровна!

Прежде всего, огромное Вам спасибо за то, что Вы и Ваш супруг решили поучаствовать в нашем проекте и любезно согласились ответить на вопросы нашей анкеты. Надеемся и впредь видеть Вас на нашем сайте.

Теперь, что касается, собственно, нашего прогноза.

К сожалению, вынуждены сообщить Вам, что Ваш муж буквально через два месяца погибнет в автокатастрофе. Через год после этого Вы снова выйдете замуж, причем очень удачно. За Вашего ровесника, страстно в Вас влюбленного, который, к тому же, будет очень богат. Вы будете с ним совершенно счастливы и доживете до глубокой старости. В этом браке у Вас родится трое детей: два мальчика и девочка.

Что же касается Вашего нынешнего мужа, Леонида, то спасти его в принципе можно. Если Вы хотите, чтобы он не попал в автокатастрофу и остался жив, Вам следует немедленно с ним развестись.

Предупреждаем Вас однако, что в этом случае Вы никогда больше не выйдете замуж, и вообще Ваша дальнейшая жизнь не сложится. Вы будете сильно нуждаться в деньгах, начнете со временем много пить, быстро опуститесь и постареете и станете, по сути, глубоко несчастным человеком.

Так что решайте сами.

С уважением и пожеланием успехов, Центр «Молодожены»!

E-mail from Фомин Л.Д. to Центр «Молодожены».

Высылайте.

Заявление о разводе (подано на следующий день).

Я, Фомин Леонид Данилович, прошу расторгнуть мой брак…

* * * * *

И спросил у Люцифера Его Сын:

— А если бы прогноз был обычным? Без всяких катастроф в будущем? Пошел бы он на пользу?

И ответил, усмехнувшись, Люцифер Своему Сыну:

— Что ж, Я покажу Тебе и это.

* * * * *

E-mail from Центр «Молодожены» to Жариков С.М.

Уважаемый Семен Михайлович!

Прежде всего, огромное спасибо Вам за то, что Вы и Ваша супруга решили поучаствовать в нашем проекте и любезно согласились ответить на вопросы нашей анкеты. Надеемся и впредь видеть Вас на нашем сайте

Теперь, что касается, собственно, нашего прогноза.

От всей души поздравляем Вас!

Вы будете счастливы в браке. У Вас родятся двое детей: мальчик и девочка. Жизнь у Вас будет абсолютно безмятежной и безоблачной, без каких бы то ни было катаклизмов и потрясений.

К сорока годам, правда, у Вас начнутся определенные проблемы с алкоголем, как и у большинства мужчин этого возраста; а также появится чувство некоторой неудовлетворенности, возникнет ощущение, что жизнь проходит мимо, что Вы не живете, а прозябаете, находитесь где-то на ее обочине и пр. и пр. В общем, обычный кризис среднего возраста в легкой форме, ничего особенного. Одно время Вы даже будете всерьез подумывать о том, чтобы завести себе молодую любовницу, но в итоге так никогда и не решитесь на это.

Покой, лень, животик, дача, жена-дети, пивко-водочка, телевизор — и к пятидесяти годам все эти кризисные симптомы, все эти Ваши глупые, никому не нужные метания и треволнения бесследно исчезнут, и Вы мирно и спокойно доживете свои дни.

Умрете Вы в возрасте 66 лет от сердечного приступа. Смерть будет легкой и безболезненной.

Жена переживет Вас на 7 лет. Последние 6 лет она будет безвылазно жить на даче с Вашим соседом по участку, таким же, как она, одиноким стариком-пенсионером.

Ниже приведены фотографии Вас и Вашей жены, начиная с этого момента и вплоть до смерти Вас обоих. С интервалами в пять лет. Фотографии эти получены методом компьютерного моделирования, и точность их, с учетом последних достижений в этой области, практически абсолютная. Погрешность составляет тысячные доли процента. Так что можете любоваться на них, зная, что именно так Вы и Ваша жена и будете в этом возрасте выглядеть. Можете их хоть сразу себе в семейный альбом помещать.

Итак, еще раз искренно поздравляем Вас! Вам можно только позавидовать!

Другие мучаются, гибнут, страдают! Падают под ударами судьбы, поднимаются и снова падают! Чего-то ищут и никогда не находят! Кричат от боли, плачут от счастья и задыхаются от нежности! Страстно любят и бешено ненавидят!

А к чему всё это? Всё это суета сует. Всё равно конец для всех один. Всем дорога в золу.

Вы же проживете тихую, ровную и спокойную жизнь. Вырастите двоих детей, у Вас будет верная и преданная жена, и умрете Вы спокойно и тихо в своей кровати. Ну, чего же еще желать?

Мы рады за Вас!

С уважением, Центр «Молодожены».

P.S. В качестве презента высылаем Вам также более подробный прогноз событий Вашей жизни на ближайшие три года. Посмотрите заодно, насколько точны наши прогнозы. Успехов!

* * *

И спросил у Люцифера Его Сын:

— Как поступит теперь тот человек?

И ответил Люцифер Своему Сыну:

— Он тоже разведется. Правда, не сразу. Через несколько лет. Когда окончательно убедится, что прогнозы точны.

И опять спросил у Люцифера Его Сын:

— Почему?

И ответил Люцифер Своему Сыну:

— Потому что нельзя жить человеку, точно зная свое будущее. Это та же смерть.

Сын Люцифера. День 13-й

И настал тринадцатый день.

И сказал Люцифер Своему Сыну:

— Смерть — верховный судья жизни. Только в последней схватке со смертью выясняется наконец, чего человек стоит. Тут нет больше места притворству и приходится говорить начистоту. Во всем прочем возможна личина.

Робот

«И, отозвав Его, Петр начал прекословить Ему: будь милостив к себе, Господи! да не будет этого с Тобою!»

Евангелие от Матфея.

1.

— Вставай! — Андрей легонько толкнул в бок лежащую рядом жену. Та что-то сонно пробормотала и снова тихонько засопела. Тем лучше! — подумал Андрей и, поёживаясь от утреннего холодка, вылез из палатки. Было еще совсем рано, часа четыре, не больше.

Тишина, серые предрассветные сумерки, мокрые от росы вещи.

Он быстро развел костер, повесил над огнем котелок с водой и побежал умываться. Вода в озере была обжигающе-холодная и приятно бодрила. Умывшись, Андрей окончательно проснулся. Теперь кружечку горяченького чая с бутербродиками — и можно ехать!

Вернувшись к костру, он с удовольствием обнаружил, что котелок уже закипел. Андрей снял котелок, засыпал чай, закрыл котелок крышкой и поставил у костра завариваться. А сам тем временем скоренько приготовил бутерброды.

Так… один с маслом и сыром… один с колбасой… Ну, и хватит! А на рыбалке еще поем.

Он сделал еще пару бутербродов для рыбалки, аккуратно завернул их в целлофановый пакет и положил пакет на стол, на самое видное место. Рядом с термосом. А то ведь наверняка забудешь.

Так… чай пока у нас не заварился… Проверим-ка мы, пожалуй, еще раз снасти на всякий случай. Просто на всякий пожарный. Хотя и проверял с вечера, но!.. Лишний раз не помешает. Последняя рыбалка как-никак. Обидно будет, если забудешь чего.

Так… Спиннинг… подсачек… лески 0,3, 0,4 — возьму-ка я еще одну катушку 0,3… пригодится! — мало ли… попадешь, блядь, на коряжник, изорвешь всё на хуй!.. Так… блесны… Маловато, ох, маловато!.. Да ладно! «Маловато, маловато!..» — таскаешь с собой каждый раз целый мешок железа, а что толку?!.. Ладно… Хватит… Или нет! Возьму. Возьму все-таки еще парочку!.. Возьму-возьму!.. Вот эту… И эту… Ну, и эту уж заодно!.. И пару вот этих маленьких вертушек с перьями!.. Всё!.. всё! Вот теперь действительно хватит, теперь моя душенька спокойна…

Ладно… С блеснами, будем считать, покончено… разобрались… Что теперь?.. Теперь воблеры… воблеры… Плавающие… Ныряющие… Может, уж и остальные взять?.. Всё равно ведь последний день… А вдруг, именно на них?.. И?.. Да на хуй они нужны!! Как я всё это на себе потащу?! Да и ни разу ж у меня на них ничего еще не клевало, на воблеры эти, сколько ни пытался! Что я, сегодня именно учиться собрался? В последний день?!.. Ладно, всё! Вот этот еще возьмем для очистки совести — уж больно уж он красивый! — и закрываем коробку.

Ну, и виброхвосты, само собой… Хватит?.. А-а!.. Хватит, целая коробка тут — солить их, что ли?!..

Так… Чего еще?.. Поводки… Карабинчики… Всё на месте? Да… Всё!.. Ничего не забыл?.. Так… Блесны… воблеры… виброхвосты… лески… поводки-карабинчики… Всё! Вот теперь всё!

А, ну, и спиннинг с подсачеком! Это само собой разумеется! Ну, вот теперь действительно всё. Можно ехать.

Андрей взял пакет со снастями и с приятным чувством выполненного долга поставил его прямо на тропинку, ведущую к лодке. Да уж!.. А то поедешь без снастей! Были прецеденты, были… «А где снасти?… Забы-ы-ыл!!» Споткнешься — вспомнишь!

Он вернулся к костру, плеснул себе в кружку чая, взял один из только что приготовленных бутербродов и, стараясь не шуметь, принялся быстро его есть.

Господи! Пронеси! Только б не проснулся никто! Это был бы караул! Катастрофа!..

Вылезут… Начнут шуметь… пакетиками шуршать… разговаривать… «А где то?!..» … «А где это?!..» … Тоже сразу начнут бутерброды делать… Только не так, как я. А уже не торопясь… с чувством, с толком, с расстановкой… С зычными перекликаниями… А за ними, естественно, и все остальные повылазают. На все эти звуки и запахи. Слетятся, как мухи.

Бабы, в первую очередь… Если бабы проснуться, то всё! Кранты! Пиши пропало.

Сборы на полдня… Умыванья-притиранья… Чаепития бесконечные… «Ай, а я еще это забыла!..», «Ой, а мне переодеться надо, а то я замерзла!..», «Ай, а я!..», «Ой, а мне!..» В общем, «ай-ой, уй-хуй!». Всё! Бабы, короче, это пиздец. Кикоз. Пропало утро!

Словом, можно смело идти к ближайшей сосне и вешаться. Или лезть в палатку досыпать. Раньше двенадцати всё равно не соберутся. А потом еще и передумают. «Что-то у меня сегодня голова разболелась… Я, пожалуй, не поеду…» «Нет, с женщинами нам Абдуллу не поймать!..»

И вообще ни хуя не поймать!! Короче, и зачем только этих жен сюда берут?! Хм… «Берут»!.. А сам-то? Ну, я-то!.. Вот то-то же! «Я-то»!.. Так, наверное, и все. «Я-то»!.. Ладно, проехали.

Андрей, собственно, и сам не знал, а зачем он, действительно, взял с собой в этом году жену? Хотя, впрочем, чего там «взял»! Это она сама «взяла». Взяла, да и поехала.

— А почему?..

— Ну, чего ты там делать-то будешь? Там холодно, комары, климат суровый. Жить придется в палатке, в антисанитарных условиях. Водой холодной умываться. Заболеешь еще, чего доброго, простудишься, застудишь себе чего-нибудь! Самое ценное. Это же тебе не юга. Это Карелия. Север. Чего тогда делать-то будешь?

— Не заболею.

— Ну, а если заболеешь?

— Почему это я должна заболеть? Другие же ездят?

— Другие — это другие! Они каждый год ездят. И чего ты там все-таки делать-то будешь? Я просто не представляю себе! Я на рыбалку с утра уеду на весь день, а ты чего?

— А что это ты меня прямо так отговариваешь?.. Тебе-то какое дело, чего я там делать буду? Тебе я не помешаю, не беспокойся!

«Не помешаю!..» — угрюмо подумал Андрей. — Э-хе-хе!..

Похоже, его дорогая женушка просто решила в один прекрасный день проверить для порядка, а чем же это ее любимый муженек на этой самой «рыбалке» занимается? Что это там за рыбок он ловит? И со свойственным всем женщинам легкомыслием тут же вознамерилась сама, собственными глазами, лично на месте во всем убедиться. Разобраться, так сказать. Проконтролировать ситуацию.

А все его неопровержимейшие аргументы, увещевания и призывы к здравому смыслу только подлили масла в огонь. Только подстегнули ее и раззадорили. Усилили вдруг проснувшуюся подозрительность.

Короче, сказано — сделано! Чего тянуть? Села в поезд да поехала.

«Поехала»!.. В поезде ехать было, конечно, очень весело. Еще две молодые супружеские пары… новые знакомства… шутки-прибаутки… закуска-выпивка!.. Потом ночевка в настоящей деревенской избе у одного местного жителя, которого они знали с незапамятных времен и у которого всегда по приезду останавливались… Банька… водочка под домашние соленые грибки и рыбку местного засола. Выкладываемую на тарелку прямо из открываемых тут же закатанных трехлитровых банок. Романтика!

Потом еще четырёхчасовая почти поездка с ветерком на моторке по суровому, но живописному северному озеру, в запутанном лабиринте бесчисленных островов, островков и островочков. Тоже очень интересно и занимательно.

И, наконец, конечный пункт назначения. Безымянная бухта, куда они ездили уже много лет. Андрей уж и не помнил сколько. Проводник их быстренько выгрузил, пожелал им успешной рыбалки, а сам сразу же уехал, ссылаясь на неотложные дела. И пообещав вернуться за ними сюда ровно через три недели. Как он это обычно всегда и делал. На протяжении всех этих лет.

И они вшестером остались одни. Когда Вера, жена Андрея, поняла, куда именно она попала и во что именно влипла, было уже поздно. Самостоятельно уехать отсюда было невозможно. На байдарке тут неделю надо плыть, не меньше, да и дороги никто не знал. Их всегда местные сюда-отсюда привозили-отвозили. Да и опасно на байдарке! Ветер, волны, огромные открытые пространства — перевернешься в два счета, а вода — ледяная. Куда тут на байдарке!..

Уехать, короче, невозможно. Надо ждать три недели. Заняться же здесь, между тем, женщине, такой, как Вера, было решительно нечем. Абсолютно! Другие жены грибы-ягоды целыми днями солили-варили и собирали. Веру же всё это совершенно не интересовало. Ни в малейшей степени! Все эти заготовки. А других развлечений тут, увы, не было. Даже загорать невозможно. Климат не тот. Да и комары…

Кончилось все это, естественно тем, что она стала таскаться с Андреем на рыбалку. Или приставать, чтобы «завтра он никуда не ехал и побыл с ней». «Дима же с Костей не едут! Посидим все у костра, выпьем немного… поговорим… Костя на гитаре что-нибудь сыграет…»

«Дима с Костей»!.. Проблема была в том, что, в отличие от «Димы с Костей», Андрей был действительно страстным рыболовом, настоящим фанатом рыбалки. Больше его здесь ничего не интересовало. Ни грибы, ни ягоды, ни вечерние посиделки, разговоры-выпивки-песнопения у костра — ничего!

«Костя с Димой» были рыболовы еще те! Название одно. Один раз поедут, а потом три дня отсыпаются. («А чего по утрам-то вставать и ехать куда-то? И днем нормально клюет. Прямо здесь, у лагеря…»)

Андрей случайно познакомился с ними несколько лет назад, тут, в Карелии, в этой самой бухте — они тогда рядом лагерем стояли — и с тех пор ездил всегда только с ними. Как компаньоны они его вполне устраивали. Можно, конечно, и одному, но все-таки целых три недели… А тут хоть живые люди, вечером парой слов перекинешься — всё какое-никакое общение. Причем в тех минимальных объемах, которые Андрею и требовались. Так… посидишь вместе со всеми у костра полчасика, поболтаешь — ну, и хватит. А то, что Костя с Димой не были рыболовами — даже к лучшему. То, что надо! Андрей любил обычно рыбачить один вообще-то. Но если даже ребята и увяжутся иногда — да ничего страшного! Во-первых, не так часто это и бывало, а кроме того, на целый день их все равно никогда не хватало. В лучшем случае — до обеда. А там уж — «и в лагерь пора».

В общем, они его не обременяли. В сущности, у них образовался своего рода взаимовыгодный устойчивый симбиоз. Всех устраивавший. Андрей снабжал лагерь рыбой, а остальные взамен готовили, хозяйничали, лагерем занимались, ну, и просто своим присутствием минимально необходимый уровень общения ему обеспечивали.

Так оно всё и шло на протяжении последних лет. Все за это время давно уже друг к другу попритерлись, попривыкли, присмотрелись; вкусы-привычки и режим жизни каждого остальным членам этого небольшого сообщества были давно уже прекрасно и во всех деталях известны. Короче говоря, эти три недели проходили обычно ровно, безмятежно и ко всеобщему удовольствию. После чего все разъезжались до следующего года.

И вдруг весь этот маленький уютный мирок зашатался. Появление Веры разом всё изменило. Необратимо нарушило давно сложившееся устойчивое равновесие.

Вера была по сути своей типичной, чисто городской, московской барышней. К тому же еще и избалованной, тепличной и к походной жизни абсолютно не приспособленной. Делать она ничего, естественно, не умела, но, что самое неприятное, и учиться не собиралась. Она спала часов до двух, потом не спеша вставала, долго потягивалась, наконец выбиралась из палатки и, как ни в чем не бывало, усаживалась за стол пить приготовленный кем-то чай, воспринимая всё это, как должное.

Андрей неоднократно пытался с ней по этому поводу беседовать, но всё было бесполезно.

«Ну, ты хоть посуду иногда помой вместе со всеми!» — «Я не могу в холодной воде ничего делать.» — «А остальные как могут?» — «У них кожа не такая. У меня кожа очень чувствительная.»

Вот и весь разговор.

В общем, обстановка складывалась совершенно ненормальная. Получалось, что из шести живущих вместе человек один вообще ничего не делает и, что самое-то главное, и делать ничего не хочет! Остальные, конечно, молчат некоторое время и делают вид, что ничего не замечают, но на самом-то деле все всё прекрасно замечают и помалкивают лишь до поры до времени. Но вечно так, разумеется, продолжаться не может.

В итоге Андрей уже вынужден был даже несколько раз не ездить на рыбалку, а оставаться в лагере и целыми днями колоть дрова, мыть посуду и пр. и пр. Т. е. пытаться хоть как-то сгладить ситуацию и компенсировать хоть отчасти вызывающие праздность и безделье своей дражайшей супруженицы. Отрабатывать, так сказать, ее общественные долги.

Хотя и это было, по правде сказать, не дело. Никаких ведь больших единоразовых работ в лагере обычно не бывает, надо просто работать понемножку, но ежедневно. Чай, там, для всех иногда приготовить, рыбу помочь почистить, посуду помыть. Участвовать, короче, в общественной жизни. А сразу, за один день — ну, что ты сделаешь?

Ну, натаскал он и наколол дров для всего лагеря на три недели вперед — ну, и дальше что? Теперь можно все эти три недели бездельничать и ничего не делать? Я, мол, свое уже отработал? Так в лагере не принято. Наколол — ну, и молодец! А завтра новая работа появилась — значит, и опять вместе со всеми ею занимайся.

Не дело, короче, все эти разовые «отработки». Нездоровую какую-то атмосферу создают. Мелочных подсчетов «кто чего больше сделал». Как в таких случаях выражался один его знакомый уголовник, «всё это стрёмная хуйня».

Именно! — мрачно подумал Андрей, быстро и бесшумно поглощая последний бутерброд. — Стрёмная. И именно хуйня. Точнее не скажешь. Да и синонимов-то в обычном языке нет. Идиома, блядь. Лагерная. Вернее, лагерно-тюремная. Там, наверное, тоже такие вот ситуации постоянно возникают сплошь и рядом. Ладно, слава богу, хоть уезжаем завтра. А то еще пара дней — и взорвалось бы все на хуй! Как перегретый паровой котел. Переругались бы все. Ездить бы потом не с кем было!

То, что больше он сюда жену с собой никогда не возьмет, он решил для себя твердо. Пусть что хочет делает! Хоть на голове стоит. Нет — и всё! Ни под каким предлогом! Да она, наверное, и сама не захочет. Но даже если вдруг и захочет!.. Нет — и всё тут! Баста. Нет, нет и нет!

Андрей заранее подбадривал и взвинчивал себя всеми этими сверхжесткими лозунгами, прекрасно понимая в глубине души, что, на самом-то деле, если его Верочка действительно чего-то захочет…

Вот как уж он не хотел ее сегодня с собой на рыбалку брать! Как отговаривал! Ну, последний же день, блин!

«Да зачем тебе со мной тащиться!? Вставать ни свет ни заря… болото… комары!.. Выспись лучше спокойно… Полежи… Встанешь… позавтракаешь не торопясь… Отдохнешь перед отъездом…» — «Нет!! Пойду!»

Твою мать!! Ну, что ты с ней будешь делать!

Хорошо, что проспала хоть, вроде. Удирать только теперь надо побыстрей.

Эта мысль его подстегнула. Андрей торопливо проглотил, давясь, остатки бутерброда. Одним глотком допил чай, тихо поставил пустую кружку на стол и бесшумно встал.

И в это самый момент из палатки, нагнувшись, вылезла, позёвывая, заспанная и растрёпанная Вера. Андрей некоторое время молча смотрел на нее, как на какое-то привидение, застыв на месте и потеряв дар речи, и не верил собственным глазам.

Господи! Ну почему! Ну что же это такое делается-то! Она же спит обычно до двух часов! И легла ведь вчера, вроде, поздно, далеко за полночь! (Андрей всё так специально коварно подстроил, надеясь, что теперь-то уж жена наверняка утром не встанет! За себя он не беспокоился. Посплю пару часиков — и нормально. Не впервой. В поезде потом отосплюсь.)

Вера между тем выпрямилась, широко зевнула, прикрыв рот рукой, и, посмотрев на Андрея, громко спросила:

— Ты уже собрался? А чего ж ты меня не разбудил?

— Тише говори, разбудишь всех! — яростно зашипел на нее Андрей и настороженно прислушался. В лагере было тихо. Никто, вроде, не проснулся. Пока, по крайней мере. — Встала все-таки?..

— Конечно! А ты, значит, решил без меня уехать?

— Да ничего я не решил! — раздраженно прошептал Андрей. (Уедешь тут!) — Я тебя будил, ты не вставала.

— Нет, решил… — капризно надула губки жена.

— Ладно, иди умывайся скорей, если хочешь ехать, а я чай пока разогрею, — решительно скомандовал Андрей. — А то время уже много.

Он окончательно понял, что от жены ему теперь не отделаться, надо ее заставить хотя бы поскорее собраться — и побыстрее ехать. Пока еще и другие не проснулись. Да и действительно ехать уже пора. Пятый час.

Путем поистине титанических усилий, беспрерывных понуканий, покрикиваний и подбадриваний («Ну, долго ты еще!?..», «Сколько можно собираться?!..», «Мы поедем сегодня в конце концов!?..»), ему удалось добиться почти невозможного. Всего какие-то полчаса — и вот они уже выезжают на байдарке в знакомую, заросшую травой протоку, ведущую на Черное озеро — маленькое озерцо, соединенное этой протокой с основным, большим; по которому они сюда со станции и приплыли на моторке. Почему «Черное», Андрей не знал. То ли и вправду оно так называлось, то ли просто туристы его между собой так окрестили — Андрей этим никогда не интересовался. Черное и Черное. Все его так звали. Тем более, что и вода, и рыба там действительно были в нем какие-то черные. Наверное, из-за болотистого, торфяного дна и берегов. Везде сплошные торфяники.

План у Андрея на сегодня был таков. Доехать до конца Черного озера — оно заканчивалось еще одной узкой заросшей протокой, исчезавшей в болоте, — оставить там лодку, благо, место было абсолютно безлюдное, а самому, точнее, теперь самим, учитывая увязавшуюся с ним Веру, пойти пешком поискать другие озера, разбросанные тут в изобилии. Маленькие, не посещаемые никогда никем безымянные озерца, полные непуганой рыбы.

Сама эта мысль действовала не него возбуждающе, как наркотик. Он даже удивлялся, как это он до сих пор этого не сделал?! Все только собирался да собирался… Вот и дособирался до последнего дня. Как обычно всегда и бывает. Всё безалаберность да лень-матушка.

Приедешь на Черное озеро… Утро… тихо… хорошо… Народу ни души… И ехать никуда не хочется. А-а!.. завтра съезжу!

Андрей выехал из первой протоки, пересек на байдарке неподвижное, тихое, гладкое как стекло и словно дымящееся в этот ранний утренний час Черное озеро, и въехал во вторую протоку. Еще пара минут — и байдарка ткнулась носом в заросший берег. Дальше плыть было невозможно. Надо было вылезать и идти пешком. Андрей ловко развернул байдарку боком, вылез сам, потом помог вылезти жене, небрежно привязал байдарку — течение тут никакого, куда она денется! — взял спиннинг, подсачек, пакет со снастями, и они пошли.

Собственно говоря, Андрей и сам толком не знал, куда они идут — так просто, наудачу. Местные говорили, что маленькие озерца тут на каждом шагу, так что найдем с божьей помощью чего-нибудь. Ну, прогуляемся в крайнем случае немножко налегке, а потом назад вернемся. Подумаешь! Даже интересно. Поиск… новые места… Ожида-а-ание. Предвкуше-е-ение!..

На первое озеро они наткнулись очень быстро. Буквально минут через десять впереди заблестело широкое водное зеркало с плавающими над ним клочьями белёсого утреннего тумана.

Андрей осторожно, стараясь не шуметь, подкрался к берегу и, затаив дыхание, сделал первый заброс…

Помня свой план найти и обловить как можно больше озер, Андрей уже через час с сожалением двинулся дальше. (Места-то какие! Уходить не хочется!) Второе озеро оказалось тоже совсем рядом. Потом третье, четвертое… Складывалось впечатление, что озера здесь понатыканы действительно на каждом шагу. И все новые… безлюдные… неизведанные… Полные тайн и загадок, огромных щук-крокодилов и толстых, упитанных окуней-горбачей. Этакая рыбацкая Мекка. Эльдорадо!

Впрочем, с огромными щуками и упитанными окунями дело продвигалось пока туго. Клева, как ни странно, почти не было. Нигде! И места вроде были преотличные — трава, коряжник! — время — раннее утро, самый клев — ан нет! Не клюет — и всё! Ну, хоть ты тресни!

Может, погода меняется? — не знал уж прямо, что и думать, Андрей. — Давление?..

Как бы то ни было, давление, там, или еще что, но дальше парочки мелких окуньков дело пока не шло. Вера, естественно, давно уже устала, соскучилась и стала туманно намекать насчет возвращения в лагерь. То есть и не туманно даже, а весьма прозрачно и настойчиво. Собственно, попросту ныть:

— Долго мы еще тут по этим болотам таскаться будем? И всё ради этих двух карасиков?

— Это окуни, — мрачно поправил Андрей.

— Да? А я думала карасики. Такие же рыбки и около лагеря ловятся на эту длинную леску с крючочками. Такие же маленькие и полосатенькие.

Блядь! «Рыбки»!.. Андрей хмуро покосился на пакет с двумя сиротливо лежащими там снулыми окуньками. Самое обидное, что такая мелочь действительно безотказно и возле самого лагеря клевала. В любое время дня и ночи. Такая же вот примерно. «Маленькая и полосатенькая». Такие же вот микроокуньки. «Микры», как он их обычно пренебрежительно называл. Или «матросики». «На длинную леску с крючочками», т. е. на обычный простейший перемёт с резинкой, они попадались целыми десятками.

Н-да… В общем, возражать жене было по сути нечего. Тем не менее, возвращаться в лагерь Андрей вовсе не собирался. Еще чего! Во-первых, его интересовал прежде всего не результат, а сам процесс ловли. А клюнет, там, или не клюнет — дело десятое. Лучше конечно, когда клюёт, но если даже и не клюёт — да ничего страшного! Клюнет!.. Клюнет. Умение и труд!.. Времени много. А во-вторых, какой, блядь, еще «лагерь»!? Последний день же! Что, вообще, за дела?! Договорились же! Сама же напросилась!

Ближе к полудню, однако, стало окончательно и бесповоротно ясно, что возвращаться все-таки придется. Супруженица его дорогая совершенно категорически заявила, что она устала и больше никуда не пойдет. «Отвези меня в лагерь, а сам потом можешь один хоть весь день тут шляться!» Скрипя зубами, Андрей вынужден был согласиться. А куда деваться?!

Ладно, — быстро прикинул он про себя. — Отвезу ее сейчас, перекушу там на скорую руку — и назад! Времени еще полно. Первый час только.

Возвращаться, тем не менее, ему не хотелось ужасно. Ушли они уже довольно далеко. Пока до лодки дойдешь, пока еще до лагеря доедешь… В общем, полдня потеряешь, это точно. А потом еще назад возвращаться. Мало того, что долго, это ведь еще и психологически неприятно. Весь кайф ломает. Интересно же дальше, вперед идти, по новым местам. Но делать было нечего.

— Хорошо, — скрепя сердце, произнес он вслух. — Пошли. «Устала она»!.. А чего было ехать? Спала бы себе. С самого начала же говорил, что так оно и будет! «Нет, нет!..»

Вера благоразумно промолчала. Андрей бормоча себе под нос проклятия, двинулся назад. Вера шла следом за ним. Почва под ногами была зыбкая и болотистая, глубокий мягкий мох, в который при каждом шаге проваливаешься по колено — идти было тяжело. Пока шли вперед, искали новые места, это за азартом поисков как-то не ощущалось; сейчас же, по пути назад… Андрей и сам почувствовал, что устает, а что же тогда о бедной Вере-то говорить?

Он мельком взглянул на жену, и ему ее даже жалко стало. Чего она вообще, в этом болоте делает?

Сама виновата! — тут же мстительно подумал он. — Ничего-ничего! Это ей даже на пользу пойдет. Прогулочка по свежему воздуху. Зато уж больше сюда наверняка никогда не сунется. Ни за какие коврижки ее, небось, теперь ни в какие Карелии не заманишь! Комаров кормить.

Комаров, кстати сказать, были вокруг такие неисчислимые полчища, что просто жутко становилось. Воздух от них буквально гудел. Вокруг стоял какой-то ровный, непрекращающийся звон. Если бы не спрэй, их, наверное, просто съели бы давно! Карельский вариант фильма «Съеденные заживо». Третья, блядь, серия. «Ужас болот». Спрэй действовал хорошо, но ненадолго. Пшикаться приходится постоянно. Чуть ли не каждые полчаса.

Где-то минут через сорок Андрей наконец забеспокоился. Предыдущего озера, на которое они давным-давно уже должны были выйти, всё еще не было.

Черт! — с недоумением подумал он. — Это еще что такое? Куда мы идем?

Прошло еще минут десять. Озера не было по-прежнему. Кругом шли сплошные сухие болота с чахлыми сосенками и одиноко торчащими березками. Идти стало еще труднее. Ноги проваливались в мягкий мох теперь чуть ли не целиком. Андрей почувствовал нарастающее раздражение. Они явно сбились с пути и шли куда-то не туда.

Ну, всё! Теперь еще часа два потеряем, как минимум! — уныло подумал он и безнадежно вздохнул. — Пока выберемся, пока до лагеря доедем… Куда потом ехать?! Пропала рыбалка! Блядь! Ну, от этих баб один только вред! И сама, вон, мучается, страдает и мне умудрилась-таки в последний день полный пиздец устроить…

Он опять взглянул на жену. Вера переносила свои страдания стоически. Вероятно, она чувствовала все-таки свою вину за то, что муж вынужден был всё бросить и везти ее в лагерь, и потому терпела и помалкивала. Хотя видно было, что ей приходится несладко. Она запыхалась, вспотела и тяжело дышала. Андрей и сам, по правде сказать, чувствовал себя не лучше. Тоже весь вспотел и вообще порядком подустал. Он же еще пакет со снастями и спиннинг с подсачеком тащил.

— Слушай, Андрюш, — вдруг недоуменно сказала Вера. — Ты уверен, что мы правильно идем? А где озеро? Мы не заблудились?

Хороший вопрос, — горестно подумал Андрей и остановился. Он все еще не верил в безысходную реальность происходящего. — И что теперь? Назад возвращаться? По своим следам? Блядь, мы же минут сорок уже идем! Теперь что, сорок минут назад тащиться? По этому проклятому болотищу? Да я умру тут!

— Н-да… — наконец промямлил он, избегая смотреть на жену. — Слушай… мы, похоже… действительно заблудились. Придется назад возвращаться.

— Куда назад? — всё так же недоумевающе переспросила жена.

— Куда-куда!.. — раздраженно буркнул Андрей. (Раскудахталась!) — Ну, назад, по своим следам. Пока еще не слишком далеко ушли. («Не слишком»!..)

— Что, теперь назад еще час идти? — словно не веря своим ушам, недоверчиво уточнила жена.

— А чего еще делать? — с нарочитым спокойствием небрежно пожал плечами Андрей. Чувствовал он себя на самом-то деле вовсе не спокойно, а напротив, весьма и весьма неуютно. Как человек, не оправдавший возложенного на него доверия. Сусанин, блядь! Завел в болото. Следопыт хреном. Охотник-рыболов.

— Я не могу больше идти!! — возмущенно закричала Вера, поняв наконец, что происходит. — Ты что, с ума сошел?! Еще час назад идти! Я устала! У меня сил больше нет! Я не знаю, как сюда-то дошла!

— Ну, не иди! — тоже сорвался, в свою очередь, на крик и Андрей. — «Могу»… «не могу»!.. Как будто у нас выбор есть. Ну, давай, в этом болоте здесь останемся! Чего ты предлагаешь-то?

— Ладно, чего мы кричим? — примирительно сказал он через несколько секунд. — Давай успокоимся, отдохнем немного и потихоньку пойдем назад. Ну, бывает!.. ну, чего поделаешь!.. Раз уж так получилось. Не переживай, всё нормально. Ты вообще молодец! — Андрей ободряюще улыбнулся жене. — Я на тебя просто удивляюсь. Идешь, не жалуешься… Я и сам-то, честно говоря, запарился уже по этому болоту идти!

Они постояли немного, отдыхая. Самое подлое, что и присесть-то было некуда. Мох влажный — промокнешь весь сразу. Приходилось отдыхать стоя. Как только они остановились, комары набросились на них с удесятеренной силой. Казалось, они со всех окрестных болот сюда слетелись. На пир, блядь. На бесплатное угощение. И каждую секунду подлетали всё новые и новые. Тем более, что Андрей с Верой от долгой ходьбы разгорячились и вспотели, спрэем брызгаться было бесполезно. Всё сразу же вместе с потом стекало.

— Пойдем, что ли? — раздраженно бросил Андрей, очередной раз звонко шлепая себе по щеке. — А то комары совсем озверели. Сожрут нас заживо. Ты как, хоть отдохнула? Идти можешь?

— Не знаю… — безнадежно вздохнула Вера. — Наверное…

— Ну, чего? Пойдем? — вопросительно кивнул головой Андрей.

— Пойдем… — печально согласилась Вера.

После первых же нескольких шагов по этому блядскому бездонному мху Андрей почувствовал себя так, словно он вообще не отдыхал.

Какие там сорок минут! — в панике подумал он. — Да я через пять минут умру. Шлёпнусь сейчас лицом в мох, и провались всё пропадом! Нет больше моих сил по нему брести!..

Неожиданно Андрей вздрогнул и резко остановился, зачарованно глядя на чей-то огромный, четко отпечатавшийся во влажном мху, след. След был явно свежий. Да просто совсем свежий! Такое впечатление, что его только что оставили. Буквально минуту назад. Здесь явно кто-то только что прошел. Примятый мох приподнимался, казалось, прямо на глазах. А вот еще один! Андрей перевел глаза на еще один, точно такой же, след, расположенный в нескольких метрах от первого.

Господи! Это шаг у него такой, что ли?!.. У этого «кого-то». Какой же он сам-то тогда должен быть? Кто это? Динозавр, что ли? Болотный.

Андрей быстро озирался вокруг, чувствуя поднимающийся в груди холодок страха. Всю усталость сразу как рукой сняло. Медведь! Ну и медведище! Да, это тебе не зоопарк с цирком, где они такие добродушные, плюшевые и пушистые. Как один охотник писал — один из самых непредсказуемых и опасных зверей. Если медведь нападет, то — пиздец! От него вообще нигде не скроешься. Бегает он быстрее лошади, на дереве тоже не спрячешься — он по деревьям прекрасно лазает. И в воде он плавает! Пиздец, короче. Безнадёга.

Да и куда мне бежать, лазать-плавать?! Я же с женой. В общем, как в известном фильме. «Если прижмут к реке, то — крышка!»

— Чего мы остановились? — тяжело дыша, переспросила подошедшая сзади Вера.

— Медведь, — не удержался Андрей и указал рукой на след. — Вон, видишь след! А вон второй.

— Такой большой! — простодушно и без всякого страха удивилась жена. Она похоже, совсем не испугалась. Андрей даже обиделся такому ее равнодушию.

— Да уж, не маленький! — язвительно заметил он. — Вот нападет на нас сейчас!..

— Зачем мы ему нужны? — беззаботно улыбнулась Андрею Вера. — Он, наверное, тут ягоды собирает.

— Грибы!.. — еще более ядовито пробормотал Андрей, сардонически усмехаясь.

Он чувствовал себя в этот момент и слегка пристыженным таким непоколебимым хладнокровием жены, и в то же время оно подействовало на него успокаивающе.

Действительно, на фиг мы ему сдались, этому медведю! — вдруг подумал он. — У него свои дела, у нас свои. Весьма, кстати, пока безрадостные. У нас и без медведя проблем хватает.

— Ладно, пошли! — махнул он рукой.

Примерно через полчаса Андрей понял, что они сбились со своего старого следа и идут куда-то совсем не туда. Места были явно не те. Хотя черт их разберет! Те… не те!.. Болото, оно и есть болото. Мох и мох. Всё тут кругом одинаковое и уныло-однообразное.

И тем не менее последние несколько минут у него появилась какая-то тревожная уверенность, что здесь они не шли. Вон той березки расщепленной на их пути точно не было! Да и вон те две сосны… Блядь, зарубки надо было какие-нибудь делать, что ли! Хотя, кто ж знал, что так всё повернется. Нет, ну это пиздец просто какой-то! Куда вообще теперь идти-то?! Время, кстати, уже два часа! Твою мать! Это чего-то уж совсем неприятно становится. Не нравится мне все это! Рыбалка окончательно накрылась… Хотя, какая тут в пизду рыбалка! Тут уж не до рыбалки. Не до жиру! Быть бы живу. Чего делать-то?!

Андрей опять остановился.

— Ну, чего? Долго еще? — Вера явно запыхалась и устала, но держалась по-прежнему молодцом… Андрей даже головой мысленно покачал. Ну, дела!.. Вот уж не ожидал!..

— Слушай, мы, похоже, опять заблудились… — нехотя признался он. — Это какие-то новые места. Мы здесь не шли.

— И что теперь? — вопросительно на него глядя, спокойно спросила Вера.

Удивление Андрея всё росло. Она что, действительно такая сильная или просто не понимает пока ничего? Не въезжает в ситуацию? Гм… Чудеса, да и только! В решете. Ладно, всё это, конечно, о-очень бла-агродно, но чего ж всё-таки делать-то?

Андрей огляделся. Слева вдалеке, вроде бы, виднелся какой-то лес. Совершенно, правда, не в той стороне, куда он собирался идти, но не важно.

— В общем, так! — решительно сказал он. — Давай сейчас во-он к тому лесу пойдем, — он ткнул рукой в сторону леса, — а там посмотрим. В крайнем случае на сосну какую-нибудь высокую залезу, оттуда наверняка всё видно. Местность тут ровная.

(Хотя чего там «видно»! — одновременно уныло подумал он. — Не на час же пути. «Видно»!.. Ладно, посмотрим. Может, и правда видно. Главное, уверенным тоном всё говорить. Чтобы она не запаниковала.)

До леса они шли еще чуть ли не час. Вот вроде бы, кажется, и недалеко он, тут, рядом! — а идешь к нему, идешь… А он всё там же! Как будто и вообще не приближается.

Бедная Вера совсем, судя по всему, выбилась из сил, но держалась, тем не менее, просто поразительно спокойно. Не ныла и не жаловалась ни на что. От этого Андрею становилось на душе еще тяжелее. Он чувствовал себя каким-то виноватым, что ли. За то, что происходило. За весь этот бред. В конце концов он был тут главный. Жена просто слепо и не рассуждая шла за ним. Туда, куда он ее вел. И что в итоге? Привел, блядь! Горе-следопыт. Теперь вообще ничего не понятно! Где мы?.. Что мы?.. Как вообще отсюда выбираться? Ничего не ясно!

Как-то сориентироваться, что ли, наверное, надо? Север-юг?.. Как там хоть должно быть-то? Мох на деревьях должен на северной стороне, кажется, хуже расти. Или на южной?.. Да нет, на северной! Где холоднее.

Андрей перевел взгляд на ближайшую сосну. Нет тут ни черта никакого мха! Весь мох тут на земле растет. Хуй ли ему еще и на деревьях делать!? Да и какая мне разница, где север и где юг? Как будто я знаю, где наш лагерь находится. На севере или на юге? Пес его знает. Вообще не представляю. Так… ну чего ж делать-то?.. Действительно, что ли, на сосну залезть? Увижу большое озеро, оно тут, наверное одно. Остальные — мелочь пузатая… Да, «увижу»!.. До «большого озера» отсюда, небось, как до Луны. Пилить и пилить! Мы же, блядь, уже часа два по этим долбаным болотам колобродим! Да какие там два! Вообще, почитай, с самого утра! За это время хуй знает куда упиздюхать можно было. Если мы шли все время не туда. За тридевять земель в тридевятое царство. Черт! Во влипли-то! Бред какой-то! Даже не представлял себе, что здесь заблудиться можно. Н-да… Ладно, надо идти.

— Пойдем, идти надо! — Андрей бросил в мох недокуренную сигарету и встал с дерева, на котором они с Верой отдыхали. Вера тяжело вздохнула и тоже нехотя поднялась.

Андрей уверенно двинулся вперед, жена молча поплелась следом. На самом-то деле вся уверенность Андрея была чисто напускная. Куда идти, он совершенно себе не представлял и шел, по сути, наугад. Куда глаза глядят. Выйдем же мы в конце-то концов хоть куда-нибудь?! Что здесь, пустыня, что ли, необитаемая?!

По лесу идти было не в пример легче, чем по болоту, почва здесь была гораздо более твердая, так что, соответственно, и двигались они теперь гораздо быстрее и уставали меньше. Тем не менее через два часа Андрей вынужден был опять объявлять привал. Вера окончательно выдохлась, выбилась из сил и заявила, что идти больше не может. К этому моменту Андрей окончательно уже понял, что они влипли. Заблудились по-настоящему и всерьез. И никаких знакомых мест «за поворотом, вот-вот», как он подсознательно ждал всё это время, увы! не появится.

Он, собственно, совершенно не представлял себе, что в этой ситуации делать? И дальше наугад бродить?.. И чего искать?.. Тут, может, и жилья-то никакого нет поблизости. Не зря же они на моторке несколько часов сюда плыли. Чтобы в самую что ни на есть глушь забраться, от людей подальше, как Робинзоны. Вот и забрались! «Робинзоны»!.. Только здесь тебе не Африка! Не экватор.

Андрей рассеяно пошарил взглядом вокруг и вдруг замер, побледнел и в каком-то прямо столбняке уставился себе под ноги. На земле валялся окурок. Его собственный!! Тот самый, который он выбросил два часа назад, отдыхая на этом же самом бревне. Они сделали с Верой круг по лесу и вернулись в то же самое место! И сидели сейчас на том же самом дереве, на котором сидели два часа назад!

Андрей почувствовал, что у него буквально волосы на голове зашевелились. Этого просто не может быть! Он слышал, конечно, что человек, заблудившись, начинает ходить по лесу кругами и даже объяснения всякие этому знал: что, мол, шаг левой ногой чуть короче, поэтому непроизвольно человек начинает по ходу движения забирать влево и т. д. и т. п. — но не до такой же степени! Чушь всё это! Все эти «объяснения». Ну, примерно, приблизительно — это еще понятно. Это еще куда ни шло. Но не в то же самое место!!? Что вот он, окурок мой под ногами валяется! Да его специально в незнакомом лесу никогда не отыщешь! Даже если цель себе такую поставишь. Матерь божья!

Андрей неожиданно вспомнил, как один местный рассказывал ему за бутылкой, как он тоже однажды заблудился в лесу.

— Я в этом лесу всю жизнь живу и каждое дерево тут знаю. Да и лес-то — название одно! Три сосенки. Блядь! Не могу выйти — и всё! Вот, вроде, сосна кривая, вот береза. После них пройти минуты две прямо — и поворот к дому будет. Поворачиваю — опять то же самое место! Опять сосна кривая и береза! Ну, етить твою мать! Ну, что ты будешь делать! И так раз пять. А это леший водит.

— Как леший?

— Ну, так — леший. Надо просто рубашку наизнанку надеть — и он отстанет.

— Ну, и чего ты? Надел?

— Да. Сел, покурил, успокоился. Потом рубашку переодел наизнанку — и сразу вышел.

Хм!.. Может, мне тоже рубашку надеть наизнанку — и я «сразу выйду»? Андрей невесело усмехнулся. Ладно, рубашку наизнанку одевать — это уж последнее дело, это значит, я уже совсем до ручки дошел. Пожалуй, с этим мы пока еще повременим. Хотя, конечно…

Он с каким-то суеверным ужасом снова взглянул на валявшийся на земле окурок и только головой покачал. Да-а!.. С нами крестная сила!

Ладно, бог с ней, с рубашкой, а вот на дерево слазить стоит. Самое время. Вечер скоро. Темнеть начнет.

Андрей все никак не мог заставить себя до конца поверить в грозную реальность происходящего. В самой глубине души у него, несмотря ни на что, все еще теплилась какая-то безумная надежда, что всё образуется, что сейчас с сосны ему откроется вдруг Черное озеро, протока с их байдаркой!.. Он спустится и с облегчением расскажет об этом Вере, они весело посмеются над своими страхами, заговорщически переглянутся, перемигнутся и, взявшись за руки, отправятся прямиком к байдарке. Сядут в нее, оттолкнутся от берега и поплывут себе в лагерь. Лагерь представлялся ему теперь каким-то недостижимым, сказочным, райским местом. Какой-то прямо-таки землей обетованной! Палатки, люди… костер… чайку горячего попить можно… Дом! Сладкий, милый дом!

Так… Ну, так что?.. Андрей окинул внимательным взглядом ближайшие сосны. Ага! Вот на эту, пожалуй, залезть можно будет. Если постараться. Он еще некоторое время посидел, оценивающе разглядывая выбранное дерево.

Да… пожалуй… На остальных соснах нижние ветки росли слишком высоко. Не дотянешься. А здесь, если… В общем, попробуем.

— Знаешь, Вер, слазаю-ка я, пожалуй, на дерево на всякий случай. Посмотрю, где наше озеро. А то, сколько можно тут бродить! Ночь уже скоро, — нарочито-бодро произнес он и поднялся, разминаясь.

— Как «на дерево»? — непонимающе уставилась на него жена.

— Ну, как, как!.. Так! Влезу сейчас вот на эту сосну, вот и всё, — Андрей кивнул на облюбованную им сосну.

— А если ты упадешь? — недоверчиво переспросила жена, переводя взгляд с огромной сосны на Андрея и обратно.

— Чего это я упаду? Не упаду! — Андрей уже шел к сосне, прикидывая, как бы половчее добраться до всё же довольно высоко растущих нижних веток.

Ага!.. дупло, отличное!.. сучок… Так… так…а!.. черт! Смола еще…

Андрей уже сидел верхом на ветке. Ветка была толстая, так что можно было не волноваться. Она трех таких, как он, андреев, выдержит.

Выше… Выше… Так… Так… Еще выше… Осторожнее… Осторожнее…

Земля все удалялась и удалялась. Наконец Андрей поднялся почти на самую вершину. Ну, и ну! Ух! Блядь, с детства на деревья не лазил. Он глянул вниз. Твою мать!.. Лучше не смотреть. Так, ну чего тут у нас?..

На горизонте сверкало и переливалось на солнце ослепительное стекло огромного озера. Ну, слава те господи! Теперь хоть понятно, куда идти. Черт, далеко только! Ну, не важно. Дойдем. Главное, хоть ясно теперь, куда. А то тычемся, как слепые котята. Ладно слезать надо.

Андрей осторожно, очень осторожно начал спускаться. Пара минут — и вот он уже спрыгивает на покрытую иголками землю.

— Ну, что? — с надеждой спросила жена.

— Порядок! — весело заверил ее Андрей и расплылся в улыбке. — Нормалёк! Наше озеро вон там, — он показал рукой. — На берег выйдем, а там уж по берегу и до лагеря дойдем. Далековато, правда, ну да ничего! Дойдем как-нибудь.

(Рубашку, что ли, наизнанку переодеть? — вдруг мелькнуло у него в голове. — Если еще один круг сделаем — пиздец! В лесу ночевать придется. Да ладно, хватит дурью маяться! — тут же одернул он сам себя. — «Леший»!.. Сам ты леший. Надрался, небось, этот местный тогда, как леший, вот и проплутал целый день в трех соснах. «Леший»!.. Он и рассказывал-то мне всё это кирной.)

— Ну, пошли!.. — кивнул он жене, поднимая пакет. — А то темнеть скоро начнет.

Он тщательно сориентировался по солнцу, выбрал впереди ориентир и двинулся прямо к нему. Потом опять сориентировался, опять выбрал и только после этого пошел. Он действовал очень тщательно и осторожно и тем не менее часа через полтора опять тупо смотрел на валявшийся под ногами знакомый окурок. Они опять сделали петлю. На этот раз мертвую. Сорвались в пике!

Солнце висело уже совсем низко, и идти куда-либо было уже поздно. Надо было готовиться к ночлегу. К ночевке в лесу! На земле под открытым небом. Стоял август-месяц, и ночи были уже довольно прохладные. Хорошо еще, хоть дождя не было.

Андрей скрипнул зубами, выругался про себя и повернулся к жене.

— Черт! Придется здесь заночевать!

— Почему? — ошеломленно переспросила жена. — И что значит: здесь? Где «здесь»?

— Ну, поздно уже. Куда идти? Надо, пока светло, хоть ночлег приготовить. Место выбрать. А то в темноте вообще ничего не сделаешь. Да ничего страшного! — с игривой улыбочкой попытался успокоить он жену. — Наломаю лапника побольше и прекрасно переночуем! Ночи сейчас теплые… (Ночи-то, на самом-то деле, были уже не такие уж и теплые…)

Андрей быстро осмотрелся.

Так… где же лечь?.. Может, вот в этой ямке?.. А чего? Симпатичная ямка. Мох… веток еще туда накидаю — и как в постельке будет. Выспимся на славу. Мягко… уютно… Нет! — потом всё же решил он. — В яме нельзя. А если дождь ночью пойдет? Проснешься весь мокрый. Хотя дождем, вроде, и не пахнет… — он окинул взглядом абсолютно чистое и безоблачное небо, — но все-таки… Лучше не рисковать. И вообще лучше на открытом месте не ложиться. А наоборот, под самым густым деревом лечь. На случай дождя. Ну, скажем, вот под этой елкой… Да… пожалуй… Здесь и ляжем.

Андрей принялся обламывать лапник с соседних елок и кидать его на выбранное место. Ну, чего?.. Хватит?.. Или еще? Ну, еще пару-тройку веток — и хватит.

Пока он всем этим занимался, солнце село. Стало уже почти совсем темно и вообще как-то мрачно. Сыро… прохладно… Птица какая-то в лесу заухала…

Андрей поначалу собирался было костерчик на скорую руку соорудить, но сейчас вдруг решил не возиться. А зачем? Просто так? Готовить все равно нечего. Лучше уж сразу спать лечь. Измучились оба, целый день на ногах. Ляжем сейчас и уснем, как убитые. Отрубимся.

К счастью, у них была с собой полиэтиленовая пленка. Как раз на случай дождя. Если на рыбалке застанет — очень удобно. Укрылся — и сиди себе, как в палатке. Сейчас она им как раз очень пригодилась. Пришлась как нельзя кстати.

Они с Верой легли на лапник и укрылись сверху этой пленкой. Весьма и весьма… Тепло… уютно… Андрей закрыл глаза и сразу же куда-то провалился.

Когда он проснулся, уже совсем рассвело. За ночь резко похолодало. Но это было еще полбеды. Дождь еще какой-то противный моросил, а это было уже совсем плохо. Промокнем сейчас все. А где сушиться? Слава богу, что хоть в яме не легли. Страшно представить, что бы с нами сейчас было. Бр-р-р!..

Впрочем, радоваться и сейчас было особо нечему. Дождь был достаточно сильный, елка, под которой они лежали, быстро намокала. С ветвей уже капало. Андрей не заметил огромной, образовавшейся на пленке лужи, и от его неосторожного движения она вся вылилась прямо на них с Верой. Большая часть пришлась, конечно, на его долю, но и Вере тоже прилично досталось. Вера вскрикнула и проснулась.

— Ой! Ты чего!? — в панике закричала она. — Я вся мокрая!

— Ну ладно, ладно!.. Лужа на этой проклятой пленке образовалась, — извиняюще забубнил Андрей, крепко обнимая и прижимая к себе жену. — Я на себя еще больше вылил. Дождь этот чертов…

Вера сразу успокоилась и опять задремала. Лежать на лапнике под пленкой было очень уютно. Мягко… тепло… дождик сверху по пленке монотонно барабанит… лежал бы себе и лежал… Андрей почувствовал, что тоже начинает погружаться в какую-то сладкую полудрёму. Он потряс головой и несильно толкнул жену.

— Не спи! Надо вставать.

— Куда вставать!? Зачем? — открыла глаза жена. — На этот холод вылезать? Давай лучше здесь полежим.

— Куда тут лежать! Идти надо, — решительно сказал Андрей. — Пока совсем не промокли. Чего тут вылёживать?! Этот дождь, может, на целый день теперь зарядил. Нам еще до озера неизвестно сколько идти.

Надо обязательно рубашку наизнанку надеть, — вдруг вспомнил он. — Тут уж не до шуток. Если дело до ночевки в лесу дошло.

Вообще Андрей чувствовал в себе какой-то душевный подъем. Его переполняла энергия и желание действовать. С ним так всегда бывало в моменты реальной опасности. Он как будто сразу же переходил скачком в какое-то особое состояние. Как будто сразу включалась в нем некая специальная экстрем-программа — выживания в чрезвычайной ситуации. Мгновенно отключающая все ненужные эмоции и чувства: сомнение, страх, усталость. И он превращался в некое подобие боевого робота. Действующего по принципу: ресурсы — весь организм, задача — выжить!

Конечно, всерьез на практике проверять ему это еще не приходилось — с ним пока и было-то такое в жизни всего пару раз: однажды вечером около метро, когда к нему пристали три хулигана; и второй раз в экспедиции, когда он тонул в болоте — но ему казалось, что в таком состоянии он способен вообще на всё. Идти, сколько надо — сутки… двое… трое… без сна, без отдыха, не ведая усталости… пока просто чисто физически у организма хватит сил; плыть в ледяной воде; прыгать через пропасти — короче, действовать без страха и сомнений на чисто автоматическом, рефлекторном уровне.

Как живой механизм. Киборг. Биоробот. Пока хватит завода. Бензина. Батарейки-аккумулятора. Ну, или на чем там этот биоробот работает? Какой там у него источник питания? Не важно! Пока в нем есть хоть капля этого самого бензина, он будет всё так же безостановочно, целенаправленно и неутомимо бежать, плыть, прыгать — в общем, действовать! Действовать!! Пытаться выполнить заложенную в нем программу. Выжить!! Надо выжить. Выжить! выжить! выжить! Любой ценой.

И, возможно, спасти жену. «Возможно», поскольку с приоритетами ему пока было не совсем ясно. Что важнее? Выжить самому или спасти жену? Хотя вопрос еще пока так остро и резко не стоял, но Андрей уже чувствовал, что все идет не так. Они заблудились, погода ухудшалась, холод, дождь этот проклятый!.. А если озеро не то? Сколько они еще в лесу без еды продержаться? Искать их никто не будет. Он вспомнил равнодушную реплику одного из местных: «Каждый год тут туристы гибнут. Человек пять-шесть минимум. Если человека нет два дня — в лагерь, скажем, не вернулся — можно считать, что всё! Климат здесь суровый. Север».

Расcчитывать, короче, не на кого и не на что. Только на себя! Он почти явственно услышал внутри себя знакомый щелчок. В нем включилась боевая программа.

2.

— Вставай! Вставай-вставай-вставай! Вста-вай! — Андрей настойчиво потряс за плечо опять закрывшую было глаза жену. — Всё, встаём!

Он решительно откинул край пленки и встал. Холодно, сыро… ветер… дождь какой-то ледяной хлещет… — ужас! Всё кругом насквозь мокрое, скользкое, противное: деревья, мох под ногами — всё!

— Вставай быстрее! — прикрикнул он на съежившуюся под пленкой и не решавшуюся вылезать на холод Веру. — Идти надо. В пути согреемся. А то простудишься еще, чего доброго.

Жена помешкала еще немного и неохотно вылезла из-под пленки и поднялась на ноги.

— Ну, погодка!.. — сразу же пожаловалась она, поёживаясь. — И холодно-то как!

— Сейчас согреемся по дороге, — пообещал Андрей и двинулся в ту сторону, где он вчера вечером видел озеро.

Рубашку забыл переодеть! — неожиданно пришло ему в голову, и он сразу же остановился, быстро, не обращая внимание на холод и дождь, разделся до пояса, надел рубашку наизнанку и сразу же оделся опять.

— Ну, пошли! — повернулся он к глядящей на него в немом изумлении жене.

— Зачем ты это сделал!? — Вера смотрела на него во все глаза с каким-то даже испугом. (Он там не рехнулся, дескать, часом, от всех этих бед?!)

— Да рубашка просто колючая. Лейбл там жесткий слишком — всё спороть забываю! — досадливо отмахнулся Андрей. — Ладно, пошли. А то замерзнем.

Хватит болтать!! Действовать надо! Действовать, действовать, действовать! Вперед!! Время пошло. Если мы сегодня к лагерю не выйдем — будет совсем плохо. Окончательно промокнем, ночью как бы вообще мороз ни ударил — как тогда спать-то? Простудишься наверняка, а то и воспаление легких подхватишь, чего доброго. Как не хуя делать! И что тогда? Я-то ладно, а если Вера заболеет? И идти не сможет? Ладно, лучше об этом не думать.

Самое ужасное, что и возможностей для маневра-то у нас не так уж и много. Да вообще нет! Всё на уровне везения. Повезет — не повезет. Чет — нечет. Наше это озеро или не наше? Если не наше, то что делать дальше, я себе пока вообще не представляю! Куда идти?.. В какую сторону?..

Идти-то я, положим, могу сколько угодно, да что толку? Если не знаешь, куда. И главное, сделать ничего нельзя!! Вот что совершенно невыносимо! Был бы конкретный враг, дракон, там, какой-нибудь огнедышащий, с которым можно хоть сразиться. Хоть что-то сделать! Победить или умереть. А тут и сражаться-то не с кем. Разве что с комарами. Они, кстати, исчезли все куда-то. От холода, наверное, попрятались. (Правильно! Молодцы. Я бы на их месте тоже попрятался.)

Мечись, блядь, по этим болотам как последний мудак, шарахайся из стороны в сторону, пока сил хватит. Пока не упадешь. И все может оказаться без толку. Впустую. Весь этот твой натужный героизм. Поскольку от тебя тут в конечном счете почти ничего не зависит. И от всех этих твоих сверхусилий. Абсолютно! Ровным счетом ни-че-го.

Ладно, ладно! Всё! Всё! Хватит! Не расслабляться. Разнылся! Не ты первый. И до тебя люди в пиздецы попадали. Покруче этого. И ничего, держались.

Писал же тот же Дроздовский в своих дневниках: «Останавливать должны только непреодолимые препятствия, но отнюдь не страх их»? Вот-вот! А у меня как раз пока одни только страхи. Еще и препятствий-то никаких не было, а я уже перепугался весь. Герой, тоже мне!.. Дуй тя горой.

В общем, всё! Всё!! Хватит лирики. Вперед!! Вперед! вперед! вперед! Только вперед!! Надо сначала до озера дойти, а там видно будет. Может… В общем, посмотрим. Покумекаем. На месте разберемся. Дойти еще сначала надо.

Они двинулись вперед. Время шло, а никакого озера впереди так и не появлялось. Погода же, между тем, всё ухудшалась и ухудшалась. Небо окончательно затянуло; дождь усилился и лил теперь прямо как из ведра; ветер ледяной, резкий и насквозь пронизывающий — а на открытых пространствах, так вообще не ветер, а просто ураган какой-то! — и, самое главное, холод! Холод, холод! Температура падала, казалось, буквально на глазах. Еще вчера вечером было относительно тепло, ночью прохладно, утром, когда они только встали, довольно холодно — сейчас же уже холодно было просто по-настоящему! Без шуток. Не холод, а прямо колотун какой-то! Как будто не август на дворе, а по меньшей мере ноябрь. Снег вот-вот пойдет. Даже ходьба не спасала. И тело мерзло, а про руки и лицо так и вообще говорить нечего! Они на холодном ветру просто онемели! Задубели.

Органами чувств Андрей, конечно, ощущал всё это: холод, дождь, ветер… но, в сущности, ему это было все равно. До лампочки! Его это всё вообще не волновало. Включившаяся программа гнала его вперед. У него была цель, и он к ней стремился.

Надо было найти озеро. Надо!! Во что бы то ни стало. Это было сейчас самое главное.

Внешняя же среда значения вообще не имела. По крайней мере, до тех пор, пока не являлась «непреодолимым препятствием». А все эти мелкие неудобства в виде ветра и дождя… Да плевать! Не имеет значения. Все это вообще не имело никакого значения. Если надо будет, он пойдет голым.

Андрей остановился, посмотрел на посиневшую от холода Веру, бросил прямо а мох пакет и спиннинг, снял с себя свитер и протянул его жене.

— На, одень, а то ты совсем замерзла.

— Одевай-одевай, мне не холодно! — нетерпеливо добавил он, видя, что та колеблется.

Вера еще секунду помедлила, а потом послушно натянула на себя свитер.

Андрей нагнулся и вытащил из пакета пленку, которой они укрывались ночью. Расстелив ее на земле, он совсем было уже примерился сделать в центре надрез и попытаться соорудить для жены хоть какое-то подобие плаща или плащ-накидки, но в последний момент все-таки передумал и остановился. Нет! А вдруг еще ночевать в лесу придется? Под дождем? Искромсаешь сейчас всю пленку!.. Лучше уж ее для ночлега поберечь.

Он быстро и аккуратно снова сложил пленку и сунул ее в пакет. «Всё, пошли!» — бросил он безразлично следившей за ним Вере, даже не поинтересовавшейся, что это он делает? Андрею все это совсем не понравилось. Он еще раз внимательно посмотрел на жену: «Ты как, нормально? Как ты себя чувствуешь?». Та в ответ лишь вяло пожала плечами.

Черт! Как бы она не заболела! — с беспокойством подумал Андрей. — И что тогда? На плечах придется тащить? Сколько она весит, интересно? — он оценивающе взглянул на жену.

— Идти-то можешь? — вслух поинтересовался он.

— Ну… да… — так же вяло и безразлично промямлила Вера.

— Ну, пошли тогда?..

— Пошли…

И они пошли. Андрей чуть не подпрыгивал от нетерпения, ему хотелось не идти, а бежать. Лететь! А идти, между тем, приходилось крайне медленно. Очень медленно. Вера что-то совсем расклеилась. Она тяжело дышала, постоянно жаловалась на усталость, часто отдыхала и говорила, что ее «знобит». Вид у нее был, откровенно говоря, действительно совсем больной. Похоже, ночь под открытым небом не прошла для ее даром. Она явно простыла.

Они шли, отдыхали и снова шли. Снова шли и снова отдыхали. Наконец, часа через четыре, когда Андрей уже совсем отчаялся и решил, что они опять сбились с пути и сейчас опять к тому же заколдованному окурку выйдут, впереди вдруг блеснула долгожданная вода. Увидев ее, Андрей испытал такое облегчение и радость, как будто они уже вернулись в лагерь. Хотя, в сущности, ничего еще не было ясно. Это могло оказаться очередное маленькое безымянное озерцо, коих, по заверениям местных, здесь было превеликое множество.

И тем не менее!.. Хоть что-то, блядь, наконец изменилось! Хоть какой-то сдвиг! Сколько можно по этим трясинам бродить? И на одно и то же место возвращаться?

Ну, что? — злорадно обратился мысленно Андрей к невидимому лешему. — Выкусил? Рубашечка-то сработала. То-то же! А то, тоже мне, умник нашелся! По кругу, блядь, водить меня вздумал! Ишь!.. Можешь сам теперь мой окурок докурить. Разрешаю.

Как ни странно, подобные пикировки и пререкания с гипотетическим лешим не только не пугали совершенно Андрея (мало ли! разозлишь еще!.. а вдруг он все-таки и взаправду есть? тем более, после такого случая с окурком, а потом рубашкой наизнанку!.. — поневоле во всё, что угодно, поверишь!), но даже наоборот, успокаивали. Вселяли какую-то смутную надежду. Всё-таки живое существо, способное в принципе помочь. Пусть и злое. Не важно! Главное, что ты не один. Рядом кто-то есть. Эта мысль приносила облегчение.

Поскольку действительность была совсем ужасна. Не было вокруг никаких живых существ — ни злых, ни добрых. Только голая реальность. Холодная, безразличная, бездушная природа. Бесстрастная и равнодушная. Которой всё всё равно. Жив ты или умер. Хочешь — живи, хочешь — погибай. Дело твоё!

Леший хоть какой-то интерес к тебе проявляет, хоть по кругу водит. Реальности же ты безразличен. Абсолютно! Есть правила, и они для всех одни. Выиграл — живи, проиграл — погиб. Всё! И выигрыш и проигрыш тебе вручат с одинаковым равнодушием. И не поздравят, и не позлорадствуют. И по кругу тебя водить никто не будет. Кому ты нужен!?

Судьба играет с тобой честно. Да вот только во что? В кости или в шахматы? Разница принципиальная.

В кости шансы на выигрыш есть всегда. В любой, даже самой отчаянной и безнадежной ситуации у тебя есть шанс на удачный бросок. И тогда всё может в одно мгновенье измениться. Повернуться по-другому.

Поэтому все эти расхожие и прописные «крутые и жесткие» истины и советы: «надо держаться до конца!», «не верь, не бойся, не проси!» и т. д. и т. п. имеют под собой хоть какой-то смысл. Вдруг в самый последний момент все-таки повезет?!..

В шахматах же все гораздо проще и суровей. Там никаких «вдруг» не бывает. Проиграл пешку — всё! Дальше играть с сильным противником бесполезно. Бессмысленно. Партия проиграна. «Держись» не держись, «бойся» не бойся, «верь» не верь — разницы никакой. Чисто технический эндшпиль. Можно смело останавливать часы и сдавать партию. Она все равно проиграна. Раньше надо было думать. Нечего было пешку терять. Играть, короче, лучше надо!

А Андрей к этому моменту проигрывал уже целых две пешки. Погода плюс больная жена. Ночевки под открытым небом, под дождем, в такой холодище, это, знаете ли… Ах, да! Три! Возможно, уже три! Куда идти, он же тоже по-прежнему пока точно не знает. Ну, озеро, ну и что? Мало ли тут озер! А вдруг это не то? Тогда целых три (!) пешки. Когда и одной достаточно. Так стоит ли тогда вообще играть дальше?

Ну-ну-ну! — подумал Андрей. — Не надо сгущать краски. Не так уж всё пока и мрачно. Чего я себя опять заранее пугаю? «Непреодолимые препятствия, а не страх их»! Если это всё же наше озеро…

Однако надеждам его не суждено было сбыться. Выйдя на берег озера, Андрей испытал сильнейшее разочарование. Озеро было маленькое. Это было явно вовсе не их огромное озеро-море, на берегу которого стоял лагерь. Очередная лужа, которых здесь действительно оказалось тьма-тьмущая.

Андрей задумчиво пожевал губами. Да, это был страшнейший удар. По сути, это был просто конец. Теперь спасти их могло только чудо. Если они буквально сегодня — ну, завтра в крайнем случае, будем надеяться, что сегодняшнюю ночь они как-нибудь еще переживут — так вот, если они буквально сегодня-завтра не найдут лагерь или на худой конец просто хоть какое-нибудь жилье… А как его найдешь? Где? Андрей абсолютно не представлял себе, где они сейчас находятся. Где это может быть? Да где угодно! Этих озер здесь, как грязи. На каждом шагу. Так что, в общем…

Андрей заботливо усадил Веру под самой густой елкой — всё какая-никакая защита от дождя! — а сам, несмотря на страшнейшую усталость, отправился к воде покидать спиннинг. Хотя дело это было наверняка липовое… Клевать в такую погоду ничего не могло в принципе. Разве что, опять же, чудо?

И это чудо случилось! На первом же забросе взяла щука. Андрей в полнейшем изумлении смотрел на прыгавшую у его ног рыбину и не верил собственным глазам. Вся усталость его сразу же куда-то исчезла, и он с утроенной энергией принялся раз за разом швырять свою блесну, в твердой уверенности, что щуки сейчас повалят к нему косяком.

А чего? Почему бы и нет? Кто их знает? Может, их в этом озере так много, и они такие голодные, что в любую погоду на блесну кидаются?!

Второго чуда, однако не произошло. Больше никто не клевал. Всё было мертво. Глухо как в танке. Как и должно быть в такую погоду. Андрей покидал еще немножко для очистки совести, а потом решил сворачиваться и возвращаться к жене. Хватит маразмом заниматься! Да и щуку еще приготовить надо. Костер под проливным дождем разводить. Ладно, в общем, поигрались — и хватит. Дел полно!

Вера сидела под елкой вся замершая, промокшая и стучала зубами. Ее бил озноб.

Плохо дело, — мрачно подумал Андрей, поглядывая на жену и разводя костер. — Как она ночевать-то будет? А ночью вообще могут заморозки ударить. Погодка та еще!..

Он угрюмо посмотрел на сплошь затянутое свинцовыми тучами низкое серое небо и зябко поежился в своей рубашке. Холод, блядь, собачий! Циклон, наверное, какой-нибудь арктический пришел. Это вообще может на неделю затянуться. А то и на две.

Костер начал понемногу разгораться. Андрей осторожно подкладывал в огонь мелкие, мокрые насквозь сучья и веточки и неторопливо размышлял.

Может, ночью тоже костер развести? Не спать и поддерживать его всю ночь. А Вера пусть у самого огня лежит, спит.

Он опять взглянул на жену. Та вплотную придвинулась к костру, зябко обхватив колени руками и завороженно глядя на пламя.

Н-да… Пожалуй, так и сделаю в крайнем случае. Если ничего до вечера не найдем. Надо только не затягивать до темноты, а пораньше дрова начинать собирать. Чтобы на всю ночь хватило. Ладно, там видно будет.

Андрей заточил с двух сторон толстый прут, «рожон», с одного конца насадил на него рыбину, через рот, а другим концом воткнул прут в землю у самого огня. Каких-то полчаса — и приготовленная таким образом по-рыбацки, «на рожне», щука была готова. Нечто среднее между запеченой и горячего копчения.

Андрей снял рыбу с рожна, аккуратно отрезал вместе с головой примерно треть и протянул жене.

— На, поешь.

— А ты? — слабо запротестовала та.

— Ешь, ешь! — мягко, но настойчиво повторил Андрей. — Тебе важнее. Ты заболеваешь, тебе сейчас обязательно надо чего-нибудь горячего поесть. А я обойдусь. Подумаешь, один день!..

— Нет, и ты ешь. Давай, я тебе дам, — предприняла еще одну робкую попытку жена.

— Да ешь, говорят тебе! — с досадой прикрикнул на нее Андрей. — Не надо мне. Я не голоден.

Он действительно не был голоден. Точнее, был, конечно, но опять-таки чисто умозрительно. Ни голод, ни холод его по-прежнему не волновали. Он просто не обращал на них никакого внимания. Активировавшаяся в нем экстрем-программа словно отключила у него все обычные человеческие чувства. Только голая целесообразность! Никаких эмоций. Оптимальное распределение имеющихся ресурсов и ничего более.

Сейчас из пищевых ресурсов в наличии осталась только щука. Ее в этой ситуации следовало отдать жене. Всё! Это не потому, что он такой любящий и заботливый муж, а просто потому, что это разумно. Значит, и разговаривать тут не о чем. И все эти глупые «давай, я тебе тоже кусочек дам» вызывали у него только раздражение.

Человеческое! Слишком человеческое! А он сейчас уже не был человеком. Он был нацеленным на выживание механизмом. Машиной. Роботом! «Давай, я тебе дам»!.. Да ничего ты мне не можешь «дать»! Если надо будет, я и сам возьму. Говорят тебе: ешь! — ну и ешь. Не теряй попусту время. Это разумно. На данном этапе.

А что будет дальше — посмотрим. Будет день, будет пища. Пока же надо двигаться вперед. Вперед! Вперед!! Только вперед!!! Вперед-вперед-вперед! Пока еще есть силы. Пока еще есть шансы. Надо использовать их все. До единого. До конца. А что будет дальше — посмотрим. Там видно будет. Возможно, придется менять стратегию. Вносить коррективы с поправкой на новые реалии.

Что там у нас в программе на этот случай предусмотрено? На случай максимально неблагоприятной внешней среды и стремительно тающих ресурсов? Ну, там видно будет. Что-нибудь да предусмотрено. Придумается что-нибудь. Разберемся! По ходу дела.

В этом Андрей ни секунды не сомневался. Что он разберется. Надо будет, он будет ползти и тащить на себе жену. Сутки… двое… трое… Пока сил хватит. Пока не умрет!

Если, конечно, жизнь жены имеет в его программе настолько высокий приоритет, что спасти ее действительно надо. Но вот только имеет ли?.. Этого он не знал. Просто не задумывался пока над этим. Ему сейчас вообще не приходили в голову такие мысли и вопросы. Некогда! Всё это будущее. А сейчас настоящее. Даст бог, до этого еще вообще дело не дойдет! Может, лагерь найдем.

Как там Плиний про карфагенян писал? «Слишком быстрое разочарование в успехе»? Вот именно! «Слишком». Еще далеко не все шансы использованы. Не всё еще потеряно! Вперед!!

3.

Андрей бережно завернул остатки щуки и убрал в пакет.

— Ну что, ты готова? — нетерпеливо спросил он у жены, которая доела свою рыбу и сейчас, нахохлившись, молча сидела у догорающего костра. — Тогда пойдем.

Они встали — Андрей даже костер не стал затаптывать, а чего? в такой дождь сам через минуту потухнет! — и пошли дальше, вглубь леса. Не прошли они и десяти минут, как лес расступился, и они вышли на берег другого озера. Совершенно огромного и необъятного. Метрах в ста от них в лесу стояла избушка.

При виде ее у Андрея даже дух от радости захватило. Спасены! Он быстро подошел к ней. Увы! Избушка была пуста. Это была просто одна из лесных охотничьих заимок. В тайге их много, здесь, в Карелии, в самых глухих местах тоже встречаются. Люди обычно появляются на таких заимках лишь изредка, в сезон, наездами. Раз в несколько месяцев. Сейчас тут как раз никого не было. Но всё равно это была неслыханная удача. По сути, это было почти спасение. В избушке была печка, лежанка, дрова. Топор, котелок, соль, спички. В общем НЗ. Туристы сюда, судя по всему, не захаживали, так что всё было на месте, именно так, как и положено быть по лесным обычаям и законам.

Законы просты. Уходишь — тоже наруби дров, соль, спички оставь. Чай, если есть. Сахар. (К сожалению, сейчас ни чая, ни сахара в избушке не было.) Условия здесь суровые, север — мало ли в каком положении тот человек окажется, который после тебя сюда придет. Может, у него вообще ничего не будет! Так надо, чтобы он хоть обогреться сразу мог, воду себе вскипятить.

Андрей мысленно поблагодарил всех тех, кто был здесь до него, и растопил печку. Сухие дрова весело затрещали, в избушке сразу стало тепло и уютно. Андрей взял котелок и вышел наружу набрать воды. Ледяной ветер пополам с дождем резко ударил в лицо. Погода всё портилась и портилась. Похоже с севера действительно наступал фронт какого-то циклона. Господи! И как они только шли по такой погоде?! Тут на минутку-то выскочил, и то уже весь замерз и промок до нитки.

Андрей быстренько добежал до берега и мельком огляделся. Слева в озеро впадала какая-то неширокая речушка. Больше ничего примечательного вокруг не было. Обычный карельский пейзаж унылый. Лес, мох и камни. Он зачерпнул в котелок воды — вода была совершенно ледяная! у-ух!.. аж руки от нестерпимого холода сводило! — и так же бегом вернулся в избушку.

Вера неподвижно сидела и смотрела на огонь. В избушке было уже совсем тепло, почти жарко, но она даже не разделась. Так и сидела в двух свитерах.

— Чего ты в мокром-то сидишь? Тепло же уже, — спросил у нее Андрей, прилаживая над огнем котелок. Вера безропотно стала раздеваться. — Ну-ка, дай-ка, — Андрей подошел к жене и положил ей на лоб ладонь. Лоб был горячий. У Веры был жар.

— Слушай, да ты всерьез заболела! — обеспокоенно заметил Андрей, внимательно на нее глядя. — У тебя температура. Ничего, я сейчас натоплю как в бане. Кипяточку попьешь — и ложись спи. Пропотеешь как следует, за ночь выздоровеешь!

Вера вяло ему улыбнулась и ничего не ответила.

Вот черт! — выругался про себя Андрей. — Только этого еще не хватало. Да она совсем разболелась! А если бы мы избушку случайно не нашли?!..

Он подложил в огонь сухих дров, взял топор и опять вышел на улицу. Дров около избушки было предостаточно, целая поленница. Тот, кто был тут до него, постарался на славу. Андрей еще раз мысленно поблагодарил этого неведомого, совершенно незнакомого ему человека и принялся колоть дрова. Наколов целую охапку, он затащил их все в избушку и с грохотом бросил у печки, сушиться. Котелок уже вовсю кипел. Вода в нем бурлила и била ключом.

Андрей снял котелок с огня, взял стоявшую на окне поллитровую стеклянную банку, еще раз сбегал к озеру, вымыл ее и потом осторожно плеснул на донышко разбавленного кипятка. Подождал немного, чтобы банка нагрелась, и добавил еще чуть-чуть. Еще немного подождал и только потом ме-едленно наполнил банку горячей водой. (Единственная посуда! Если треснет, то — всё. Каюк.)

— На, пей! — протянул он банку жене. — Всё выпей. Только осторожней, горячая.

Вера взяла носовым платком банку и стала пить маленькими глоточками, стараясь не обжечься.

— Ложись, спи теперь.

Вера легла на лежанку и закрыла глаза. Она, похоже, совсем обессилела. Ну, еще бы! Вторые сутки как-никак на ногах. Вчера целый день по болотам таскались, сегодня… Да еще ночь эта кошмарная. Тут здоровый-то не всякий выдержит, не то что больной!

До позднего вечера Андрей непрерывно колол дрова, сушил их у печки и поддерживал огонь. И тем не менее он не чувствовал ни малейшей усталости. Он по-прежнему был все так же напряжен и собран. Как натянутая струна! Душевный подъем, владевший им с самого утра, сейчас, казалось, только еще больше усилился.

Действовать!! Действовать, действовать, действовать! Пока еще есть силы. Есть нечего, так что силы эти с каждым днем будут таять. И это следует иметь в виду. Значит, время ограничено. Значит, именно сейчас, в эти часы надо успеть сделать как можно больше. Потом уже сил может просто не хватить. Иными словами, действовать надо немедленно! Прямо сейчас. Сию же самую секунду!

Собственно, план действий был у Андрея уже готов. Весь вечер он осмысливал и взвешивал ситуацию и пришел для себя к таким выводам.

Озеро очень большое, так что очень вероятно, что это и есть именно их озеро. То самое, на берегу которого стоит их лагерь. Будем исходить из этого. Впрочем не важно. Даже если это и не так — значения не имеет. Абсолютно! Мой план — обследовать как можно больший участок берега. Попытаться найти либо наш лагерь, либо что-то еще. Ну, вообще любое жилье! Найти его именно на берегу — шансы максимальные. Люди всегда у воды селятся. Да даже если бы они не были максимальные — от берега я все равно не могу удаляться. Чтобы опять не заблудиться. На этот раз уже окончательно.

Итак, я иду по берегу, удаляюсь на максимальное расстояние от избушки. Если ничего не нахожу — поворачиваю и возвращаюсь обратно.

Наготовлю Вере дров побольше, пусть она пока сидит и огонь поддерживает. Впрочем, — Андрей мельком глянул на огромную кучу дров, лежащую у печки, — и готовить ничего не надо. Дров достаточно. Ладно, завтра она проснется, и я сразу же отправлюсь. В сутках 24 часа — ну, 24 часа она не просидит, больная, заснет еще, чего доброго, печь остынет… замерзнет… а снова огонь ей не развести… — так что 24 — много… 24 часа она не выдержит. Так… ну, 8 часов тогда на сон ей положим… значит 24 минус 8 — 16 часов. Ну, уж потерпит еще пару часиков, не заснет! — берем 18. Значит, 9 часов я иду туда, 9 — обратно. Если, блядь, ни хуя не найду!! Надеюсь, найду я что-нибудь, а не буду просто как мудак туда-сюда ходить?! Ладно… Всё ясно. Ну, 18 часов я выдержу. Без проблем. Это запросто.

Единственный вопрос: куда идти? Вправо по берегу или влево? По всем прикидкам получается, что влево, лагерь, вроде, должен быть именно там, а там эта река проклятая. Черт! Черт-черт-черт! Чего ж делать? Может, вправо тогда пойти?.. А чего вправо идти, если надо влево? С тем же успехом можно тогда вообще никуда не ходить. А в избушке преспокойно сидеть. В тепле. Ждать у моря погоды. У озера.

Ладно, хуй с ним!! Пойду влево. Да ебать всё в рот! Переплыву эту блядскую реку. К конце-то концов!.. Блядь, как бы не утонуть на хуй. Вода — ледяная! Ладно, не утону. Там и плыть-то всего ничего. Метров десять от силы. Делов-то! Переплыву. Пе-ре-плы-ву.

О-о-о-о-ой!.. Нет, ну это просто пиздец какой-то!.. На улице дождь со снегом, а я плыть куда-то собрался. Карбышев, блядь! Помесь моржа с пингвином. Охуеть можно!.. Ну, снега положим, нет… Ну, нет, так будет! Там температура уже, по-моему, минусовая. Н-н-да-а-а!.. Ну и ну!.. Ё-ёб твою мать! Нет, ну просто ёб! твою! мать!

Ладно, надо хоть поспать немного перед этим Ледяным походом мудацким. Покимарить. Так… Так… А дрова?! В смысле, не прогорят? А!.. ну, у меня же будильник на часах есть. Будем ставить на 15 минут. За 15 минут не прогорят. Каждые 15 минут буду просыпаться, подбрасывать дровишек — и снова баиньки! Опять в нирвану! Ладненько. Так и поступим. Поехали! Время пошло!

Андрей, бормоча себе под нос последние фразы, живо поставил будильник на 15 минут и закрыл глаза. Будильник сразу же злобно запищал.

А!?.. Что?.. Что такое?.. — Андрей, ничего не соображая со сна, некоторое время с недоумением тупо таращился на часы. — Что?! 15 минут уже прошло? Не может быть! Черт! Точно, прошло. Ладно, хорошо… Так… Так… Плюс 15 минут… Плюс 15 минут… Это сколько же будет?.. Что-то не соображу никак… 37 плюс 15… Плюс 15… А!.. Ну, да. Так, ладно… Да, дрова! Дрова-то! Во-от так!.. Пару полешек еще… Ну, и хватит. Всё, можно дальше спать. Бай-бай! Бай-бай, май лав, бай-бай!

* * *

Утром, как ни странно, он чувствовал себя прекрасно. Отдохнувшим и отлично выспавшимся. Как будто и не просыпался каждые 15 минут подкладывать дрова. Вера еще спала. Андрей осторожно потрогал ей лоб. Дьявол! Горячий. Еще хуже, чем вчера. Да она вообще вся горит!

Андрей помедлил немного (жалко будить!) и потряс жену за плечо.

— Вер! Просыпайся!

Жена открыла на секунду глаза, мутно посмотрела на него и опять закрыла.

— Просыпайся! — потряс он ее снова.

— Ну, что ты! — недовольно пробормотала она.

— Как ты себя чувствуешь?

— Плохо. У меня, наверное, температура. Вся горю.

— Да, лоб у тебя горячий, — подтвердил Андрей. — Слушай, вот что. Ты не спи пока. Я сейчас по берегу пойду, поищу наш лагерь. А ты пока одна посиди. Дров я тут приготовил, хватит. Ты сиди, дрова подкладывай, следи, чтобы огонь не потух. А к вечеру я вернусь.

— Куда ты собрался? — недоумевающе переспросила жена.

— Ну, лагерь пойду поищу! — с досадой повторил Андрей. — Чего сидеть? Надо же лагерь найти. Он тут наверняка недалеко. (Да, блядь… «наверняка»!..) В общем, жди меня и следи за огнем. А я к вечеру вернусь. Всё, пошел я!

— Подожди… — протянула жена.

— Чего? — нетерпеливо повернулся к ней Андрей.

— Так ты меня одну оставишь?..

— Ну, посиди тут до вечера. А вечером я вернусь. А может, и раньше. В чем проблема-то? Дров, вон, полно. Сиди да знай себе дрова подкидывай. Не спи только. А то огонь погаснет — замерзнешь. Печка остынет. Да! щука вот здесь лежит. Поешь. В котелке кипяток. Только в банку осторожно наливай, чтоб не лопнула. Ну, всё поняла?

— Да-а… — не совсем уверенно снова протянула жена.

— Ладно, тогда я пошел. Чего время терять! Неизвестно еще, сколько лагерь искать придется. Всё, давай! — Андрей повернулся и вышел за дверь.

Снаружи творилось что-то невообразимое. Ветер, дождь, стужа — лютая! Ад кромешный! Какие тут купанья?! Назад бы, в тепло.

Андрей, вздрагивая от холода, быстро двинулся влево. Подойдя к реке, он сразу же, ни секунды не раздумывая и не колеблясь, мгновенно разделся догола, сложил одежду в заранее приготовленный целлофановый пакет, положил туда же небольшой камешек и крепко затянул пакет веревкой. Сверток получился компактный и вместе с тем достаточно тяжелый. Андрей широко размахнулся и сильным броском легко перекинул его на другой берег реки. Сверток мягко шлепнулся в мох.

Андрей приблизился к воде и попытался нащупать ногой дно. Дна не было. Река была, судя по всему, достаточно глубокая, причем глубина начиналась прямо сразу, у самого берега. Холодная вода обжигала.

Как бы мышцы не свело! — мельком подумал Андрей, соскальзывая вниз, в ледяную реку, и резко оттолкнулся от берега. В первое мгновенье у него даже дух от нестерпимого холода захватило, но он не останавливался и вообще не обращал на всё это никакого внимания. Не утону! Плевать! Несколько сильных гребков — и вот он уже на другом берегу реки.

Холод, ветер, дождь — всё это не имеет значения. Вперед, вперед, вперед! Программа гнала его вперед. Если бы вслед за этой рекой надо было переплыть еще десять таких же, он сделал бы это не задумываясь. Ну, разве что хладнокровно прикинул бы, хватит ли у него на это сил и не утонет ли он, замерзнув и обессилев. Поскольку тонуть в его планы вовсе не входило. Еще чего! Наоборот. Он должен был выжить! Выжить!! Любой ценой!

И он выживет. Даже если для этого сто речек придется переплыть. Ну, будет в крайнем случае после каждой десятой костер разводить и греться. Только и всего. Но он выживет. Обязательно. Вперед!

Андрей быстренько выбрался на берег, схватил свой пакет с одеждой, зубами развязал узел и начал, торопясь, одеваться. Закоченевшие пальцы не слушались. Он наконец оделся, сунул пустой пакет в карман и, стуча зубами от холода, быстро пошел, почти побежал, вдоль берега. Минут через пятнадцать он уже полностью согрелся и пошел помедленнее, тяжело переводя дыхание. Всё же как-никак он второй день уже почти ничего не ел. (Вчерашнюю щуку он всю целиком оставил Вере.) А еще идти 18 часов и потом опять реку в ледяной воде переплывать. Так что силы сейчас поберечь надо. Оно лучше будет!

* * *

Через 18 с половиной часов смертельно уставший, измученный и посиневший от холода Андрей ввалился в избушку. В избушке тоже было довольно прохладно. Печка погасла, судя по всему, уже достаточно давно. Вера спала, широко разметавшись на жесткой лежанке, и дышала тяжело, прерывисто, с каким-то неприятным, хрипящим присвистом. У нее был сильнейший жар.

Андрей кое-как, непослушными, онемевшими от холода руками разжег огонь и в полном изнеможении сидел и смотрел, как рыжее пламя весело пляшет на сухих сосновых поленьях. На душе же у него было совсем не весело. Никакого лагеря он не нашел. Он вообще ничего не нашел. Никаких признаков жилья. Берег был абсолютно пуст. Даже консервных банок или, там, бутылок пустых он нигде не видел. Как будто здесь вообще никогда не ступала нога человека. Уму непостижимо! Куда они попали? На Луну, что ли?

Да и Вере, похоже, становилось все хуже. Хрипы эти Андрею совсем не нравились. Чёрт, да у неё и температура, наверное, сейчас под сорок! Она прямо горит вся! Неужели воспаление легких?

4.

Последующие несколько суток Андрей сидел в избушке, ухаживая за женой. Собственно, всё «ухаживанье» сводилось к тому, что он постоянно поил ее горячей водой. Больше сделать он ничего не мог. Лекарств не было, еды не было — ничего не было! Можно было только сидеть и ждать.

Поначалу он пытался найти в округе какие-нибудь грибы-ягоды — бруснику, что ль, или морошку — но в этом гиблом месте ничего не росло. Невероятно! Везде росло, а здесь нет!.. Ну, как нарочно! Везде эти брусничники, на каждом шагу — а здесь нет. Ни грибов, ни ягод! По крайней мере, около самой заимки ничего не было, а далеко отходить в лес он боялся. Заблудишься еще опять, чего доброго. Знаем теперь, как это бывает!.. На хуй-на хуй!

Вере же становилось все хуже и хуже. Она вся горела, бредила, металась во сне. Хрипы в легких, кашель были уже такие, что Андрею прямо жутко становилось.

Она умрет! — где-то на седьмые или восьмые сутки понял вдруг Андрей. — Без лекарств, без еды она умрет наверняка, — он взглянул на жену. — Через пару дней от силы.

Андрей еще раз внимательно посмотрел на Веру. Сомнений не было. Вера страшно похудела за эти дни, осунулась, Андрею показалось даже, что у нее уже и нос заострился.

Да она и сейчас уже не жилец! — как-то отстраненно подумал он. — Всё!

Андрей с тоской прислушался. Снаружи ничего не менялось. Всё так же хлестал ледяной дождь и выл ветер. Сколько же это всё еще продлится? Этот циклон проклятый?! Да сколько угодно! Может, неделю, может, две. Да если даже и кончится. Что, собственно, изменится? Может, на эту заимку люди вообще только раз в году заглядывают?! Зимой или весной. Мы тут с голоду до этого умрем сто раз. Оба.

Впрочем, я-то, может, и не умру. Я, если надо, обойду это ебучее озеро по периметру. От начала, блядь, до конца. Даже если для этого потребуется месяц. Или на бревне его переплыву. Да по хую мне! Что вода ледяная!

Андрей почему-то нисколько не сомневался, что он действительно в состоянии всё это сделать. Совершить все эти подвиги. Что он действительно перейдет и переплывет. И ничего его не остановит. Только полное истощение организма. Но это на практике нереально. Всегда можно грибы-ягоды по дороге найти, спиннинг у него есть… Не вечен же этот циклон? Кончится он когда-нибудь? Короче, минимум для поддержания сил он всегда себе раздобудет.

Ведь люди в подобных ситуациях гибнут как правило вовсе не в силу каких-то объективных причин и действительно полной невозможности бороться с внешними обстоятельствами («непреодолимыми препятствиями»), а просто от отчаяния. От отчаяния и неверия в собственные силы.

А с этим-то как раз у него всё было в полном порядке. В абсолютном! Ни отчаяния, ни сомнений он не испытывал ни в малейшей степени. Он по-прежнему находился в боевом режиме. Был так же холоден, спокоен, собран, расчетлив и уверен в себе, как и в первые дни. Когда всё только начиналось. Активированная чрезвычайными обстоятельствами программа выживания по-прежнему в нем действовала. Он даже никакой усталости или слабости особой не чувствовал. Хотя все эти дни ничего не ел и почти не спал.

Вероятно, организм в этом режиме безжалостно сжигал свои внутренние ресурсы, черпая их из каких-то запретных, неприкосновенных обычно источников. Как при допинге. Действуя по принципу: всё ради победы! Всё для победы! Только победа!! Любой ценой! Победитель получает всё. А тогда какой смысл экономить?

Андрей вспомнил, как он читал когда-то, что люди на войне практически никогда не болеют, в частности, простуд у солдат почти никогда не бывает, хотя условия там обычно самые неблагоприятные. Окопы… холод… сырость… Вероятно, с ними происходит примерно то же самое, что и с ним сейчас. Мобилизация скрытых резервов организма. Активация экстрем-программы. Переход в боевой режим.

И так же, как у солдат на войне, его программа выживания имела целую систему приоритетов, он это чувствовал. Не просто выживание ради выживания, а выживание ради высшей цели, выживание в рамках поставленной сверхзадачи. Ради победы! Солдат, как боевая единица, не должен болеть, должен быть здоров только для того, чтобы в решающий момент действовать максимально эффективно. Обеспечить решение задачи высшего приоритета. Закрыть своим телом амбразуру дота, броситься с гранатами под танк, протаранить вражеский самолет.

Спасти Веру!.. Эта задача, как неожиданно даже для самого Андрея теперь вдруг выяснилось, имела в его программе, оказывается, очень высокий приоритет. Самый высокий. Высочайший! Максимально возможный.

Спасти жену!! Собственно, даже и не жену, а просто более слабое существо, женщину, в силу тех или иных причин и обстоятельств оказавшуюся под его защитой. Неважно, каких именно обстоятельств! Не имеет значения! Важно, что она ему доверилась и что он теперь несет за нее ответственность. Всё!

Эту женщину следует спасти во что бы то ни стало. Любой ценой. Любой! Это и есть та задача, к которой он готовился всю жизнь. И она имела сейчас наивысший приоритет. Абсолютный! Все остальное было менее важно. Даже его собственная судьба. Так, оказывается, он был устроен. Запрограммирован. Пришла пора сдавать экзамен.

Если женщина умрет, он тоже не сможет больше жить. Это будет хуже, чем смерть. Это будет позор. Как же так? Она умерла, а ты жив? Этот вопрос будет жечь его всю оставшуюся жизнь. Выяснится, что он, оказывается, совсем не такой добрый, смелый, честный, каким он себя всю жизнь считал. Что он просто трус. Обычное ничтожество! Слякоть.

Тогда рухнет всё! Весь его мир. И он задохнется под его обломками. Он потеряет самого себя.

Нет. Этого не будет. «Запрещенная операция! Недостаточно высокий код доступа!»

* * *

Андрей задумчиво повертел в руках свой остро отточенный охотничий нож. Собственно, это следовало сделать еще вчера. Nimirum hac una plus vixi, mihi duam vivendum fuit! — «Ясно, что на один этот день прожил я дольше, чем мне следовало жить!», — как воскликнул в аналогичной ситуации какой-то древний римлянин еще две тысячи лет назад. Правильно воскликнул. Так что не будем еще больше ее усугублять, этой ситуации. Тем более, что, как будет по-латыни «на эти ДВА дня», я не знаю. Поэтому ОДНИМ этим днем и ограничимся.

Да и вообще про два дня по-латыни, наверное, в принципе не скажешь. Два дня героям медлить не полагается. Ну, один еще можно в крайнем случае. Чтобы такую вот историческую фразу в назидание потомкам перед смертью потом произнести. Но два!.. Это уже чуресчур! Это перебор. Это уже фарс какой-то получается, а не трагедия.

Так что не будем!.. Не будем напоследок всё портить. Блядь, но до чего же всё глупо получилось! Подумать только, еще какую-то пару недель назад, я… Впрочем, ладно. Хватит скулить. Ни к чему слова, там, где место делам. Время! Время истекает. Пора. «Пора, брат, пора!»

Андрей еще раз окинул последним, прощальным взглядом избушку, взял нож, котелок и вышел наружу.

Погода на улице была адская. Дождь и ветер, казалось, просто сбесились. Шквал какой-то. Ураган! Сплошной поток ледяной воды. Господи, неужто снег пошел?.. Да, точно, снег. Мокрый, пополам с дождем. Это в августе-то-месяце?.. Ну и ну! Впрочем, откуда я знаю, может, для Карелии это нормально? Ладно, приступим.

Андрей зябко передернул плечами. И вдруг почувствовал, что в бедро ему что-то кольнуло. Он сунул руку в карман и зашипел от боли. С проклятиями вывернув карман, Андрей с изумлением обнаружил болтающуюся на изнанке ткани маленькую черную блёсенку с красным хвостиком. Меппсовскую вертушку, нулёвку.

Господи! Как она здесь оказалась? Из коробки, что ли, выпала?.. И я все время так с нею и ходил? А если бы в тело впилась? В бедро?..

Да-а!.. Это была бы, конечно, трагедия!

От этой мысли Андрей чуть не расхохотался и даже головой слегка помотал. Да! Все-таки жизнь — баба веселая. С чувством юмора у нее всё в полном порядке. Даже в такой, казалось бы, ситуации!..

Ладно, хватит шутки шутить. Порезвились — и будет!

Он выдрал с мясом крючок блесны и уже хотел было отшвырнуть ее куда-нибудь в сторону, но в последний момент остановился и невольно залюбовался на лежащую на ладони красивую металлическую игрушку. Все-таки хорошая вещь! Жалко выбрасывать. Рука не поднимается. Он взял блесну и осторожно воткнул ее в бревенчатую стену избушки. Вот так! Может, пригодится кому.

После чего, посвистывая, неторопливо двинулся к реке. Он не спешил. Спешить ему было, по правде сказать, абсолютно некуда. Успеется! В гости к богу, как известно, опозданий не бывает. Это еще Высоцкий в свое время подметил.

Правильно. Э-эт точно!.. Не бывает. Бог свой парень. Подождет немного в случае чего. Не обидится.

Андрей подошел к реке и еще раз внимательно осмотрел место. Так… Мох… вода… Замечательно! Всё впитается, я думаю. По крайней мере, будем надеяться. Да и кто здесь чего смотреть будет? До избушки далеко… Да и чего смотреть-то? Чего искать? Дождь, опять же… Смоет всё. «И дождь смывает все следы». Дурацкий фильм. Впрочем, не помню уже. Да и все фильмы дурацкие! Ладно. Так… Что еще? Жгут… пакет… веревка… Все, вроде?.. Да, всё.

Андрей аккуратно сложил всё в кучу, придавил камнем, чтобы не унесло ветром, взял котелок и зачерпнул им воды. Потом вернулся к избушке и повесил котелок над заранее сложенным под навесом костром. Присел на корточки, чиркнул спичкой — и сухая лучина в середине костра сразу же ярко вспыхнула. Желтые языки пламени несколько раз осторожно лизнули лежащие вокруг колотые сосновые поленья, и они тут же задымились и зашипели, словно от боли.

Андрей, выпрямившись, смотрел на быстро разгорающийся костер. Когда вода в котелке забулькала (уже?!..), он сдвинул котелок в сторону, подбросил в костер еще дров, а сам, торопясь теперь, стал спускаться к речке, к сложенным на берегу вещам. Да, теперь следовало спешить. Дрова быстро прогорят. Главное, не колебаться и не думать ни о чем. Действовать просто на автомате. Чего теперь думать-то? Всё уже думано-передумано.

И так уж лишний день протянул. Или как там у этого… Лаберия, кажется?.. да, Лаберия. Так, как там? «Прожил?» «Vixi». Именно, «прожил». «Лишний день прожил».

Оказавшись у реки, Андрей первым делом снял брюки, завязал несколько раз узлом штанины, чтобы не болтались, положил внутрь брюк большой камень и затянул их сверху ремнем. Получился компактный, увесистый тюк. Андрей подошел к реке, мгновенье помедлил — и бросил тюк в воду. Негромкий, почти неслышный в шуме дождя всплеск — и тюк бесследно канул в темную, пузырящуюся под дождем, воду.

Андрей взял жгут и туго, изо всех сил перетянул им левую ногу как можно выше, почти у самой промежности.

А если здесь вода прозрачная?.. — вдруг пришло ему в голову. — Да какая там прозрачная! — тут же успокоил он сам себя. — Глубина метра два, не меньше. Да и дно илистое… Господи-боже! Да, неужели же это всё и в самом деле со мной происходит?!! — мелькнула где-то на краешке сознания отчаянная мысль и сразу же потухла.

Больше он не колебался.

Только не думать! Главное, не думать ни о чем! Действовать не думая, не сомневаясь, не колеблясь и ни на мгновенье не останавливаясь. «Остановишься хоть на миг, берегись — вдруг не сможешь дальше идти?». Это, блядь, еще какой-то древний кореец-китаец сказал. Тыщу лет назад. Гм!.. Мудрый был этот косоглазый. Останавливаться действительно нельзя. Поехали!

Андрей взял остро отточенный нож и сел прямо на землю, в мох, вытянув голую правую ногу и согнув в колене левую.

Ничего-ничего! — успокоил он себя. — Помнится, я читал, как один в войну ногу себе ножом выше колена ампутировал, кость полчаса пилил! Вот это действительно да! А это что!.. Семечки… Всех дел-то на полминуты…

Он тщательно примерился и потом одним сильным движением сделал ножом глубокий и длинный надрез на внутренней стороне бедра левой ноги. Боль была очень резкой, но, в принципе, терпимой.

Ну, вот! Не так уж всё, оказывается, и страшно! — усмехнулся он про себя. — А ты боялась…

Кровь, тем временем, сразу же хлынула из раны ручьем и мгновенно залила и ногу и жгут.

Дьявольщина!! — запаниковал Андрей. — Кровища-то как хлещет! Прямо как из порося недорезанного. Жгут этот блядский! Толку от него!.. Черт! Это не есть хорошо. Это, блядь, плачевно всё может кончиться. Очень плачевно! Надо поторапливаться.

Он оттянул левой рукой верхний край раны. Его охватывало постепенно какое-то лихорадочное возбуждение. Он чувствовал себя как человек, уже совершивший роковой и необратимый шаг. Всё! Возврата назад нет. Отступать и передумывать поздно. Теперь надо просто как можно скорее и чище довести до конца начатое.

Он раздвинул края раны пошире и снова полоснул ножом по кровоточащей плоти, углубляя надрез. На этот раз боль была такой сильной, что он чуть не закричал. Но он уже больше не останавливался. Еще несколько резких и уверенных движений ножом — и огромный кусок окровавленного мяса оказался у него в руках.

Так… Кожу надо снять… Легко как снимается!.. Куда ее?.. В карман сунем… Так… порезать будет надо, наверное… Чтобы побыстрее сварилось. А то сознание раньше времени как бы не потерять… Вон как кровь идет!.. И не останавливается ни хуя!.. Твою мать!! Я что, вену тут какую-нибудь себе зацепил, что ли? Льется, как из крана! Струей, блядь. Ладно… Ладно…Попытаемся встать… А-а-а!.. С-с-с-с-с!.. Тише!.. Тише!.. Блядь, костыль надо было какой-нибудь сделать. Или палку, хотя бы. Черт, не догадался! Ладно… Еще раз попробуем… Без костыля… Попробуем встать на правую ногу… Так… Так… А-а-а-а-а!!.. С-с-с-с!.. Еще раз… не спеша… С-с-с!.. Ага!.. Ну, будем прыгать на одной ноге… А чего еще делать?

Как Андрей добрался до костра, он и сам не помнил. Он несколько раз терял равновесие, падал, шипел и ругался от боли, но каждый раз снова упрямо вставал и снова прыгал. Вставал и прыгал. Прыгал, падал и вставал.

Вставать, однако, становилось с каждым разом всё труднее и труднее. Голова кружилась, перед глазами всё плыло. Силы стремительно таяли. Почти десятидневная голодовка и хроническое недосыпание плюс чудовищная потеря крови начинали сказываться.

Костер уже догорал. Андрей полежал немного, отдыхая, потом кое-как засунул в него несколько лежащих рядом под пленкой сухих полешек и начал дрожащими руками рубить ножом мясо и кидать куски в котелок. Перед глазами у него стоял уже какой-то красноватый туман, весь мир вокруг качался и колыхался в каком-то кровавом мареве.

Блядь, всё совершенно не так складывается! — с тупой тоской подумал Андрей, тяжело дыша и пытаясь сфокусировать взгляд. Это ему никак не удавалось. — Все к черту летит! Все мои тщательно продуманные планы.

Он медленно, с остановками, подполз почти вплотную к разгоревшемуся снова костру и с неимоверными усилиями водрузил над ним котелок.

Сколько варить-то?.. Полчаса?.. Час?.. Нет, час — слишком много. Столько я не выдержу.

Он посмотрел на ногу. Кровь по-прежнему шла очень сильно. Похоже, он действительно задел какую-то важную вену.

Так… Я и полчаса, пожалуй, не выдержу, — решил он. — Сознание потеряю — и пиздец! Я и сейчас уже еле держусь. Ладно, пусть сама доваривает, если сможет. Или прямо так ест. Полусырое. В общем, увидит мясо — сообразит, что надо делать. Будем надеяться, что сообразит. Я все равно уже больше ничего сделать не могу… Иначе всё вообще может зря оказаться. Если я прямо здесь сейчас сдохну. Сейчас мне подыхать еще ну никак нельзя! Рано! Рано… Рано… Рана-рана-рана!.. У барана. Это я баран. Даже сделать ничего толком не мог. Вену себе перерезать умудрился, мудак несчастный!! — он со злобой сплюнул и даже застонал от бессильного бешенства на самого себя. — Идиот! Не мог поаккуратнее все сделать, кретин!

Ладно, всё! Время, похоже, уже на минуты пошло. Нельзя больше тянуть. Быстрее! Надо действовать! Быстрее!!

Андрей зарычал и попытался приподняться. Щёлк! Программа переключилась на свой последний самый, предельный уровень. «Угроза выполнению задачи! Задействовать все имеющиеся ресурсы!»

Сил не прибавилось, их, судя по всему, у организма к этому моменту уже просто не было, но вот боль исчезла. Боли Андрей больше не чувствовал. Что-то в нем, в цепях его нервной системы перекоммутировалось теперь так, чтобы выполнению задачи ничто больше не мешало. Ни боль, ни эмоции — ничто! Организм отключил все свои системы безопасности. Как при шоке. Действуй! Действуй!!! Цель должна быть достигнута. Любой ценой! Любой!! Даже ценой собственной гибели.

Дальше в памяти Андрея пошли сплошные провалы.

Он, бережно прижимая к груди ставший вдруг неправдоподобно тяжелым котелок, ползет, ползет, волоча левую ногу, к двери избушки… просовывает этот чертов котелок внутрь… ставит его там наощупь на пол и захлопывает дверь… провал!.. он лежит ничком, на животе, под режущим дождем, в огромной ледяной луже, у самого порога и пытается раз за разом приподнять голову — а перед глазами всё кружится… кружится… провал!.. он опять лежит и отдыхает, но там же или где-то уже в другом месте?.. опять провал!!.. он, кажется, куда-то ползет… ползет… опять провал!.. опять ползет… опять провал… опять ползет… ползет… ползет… долго… бесконечно… надо во что бы то ни стало доползти, добраться до речки!.. надо! надо!! надо!!! ПРОВАЛ.

И вот наконец последняя картина. Он лежит на спине, лежит около самой воды, буквально в двух шагах от нее; хлопья мокрого снега летят и садятся на лицо и уже не тают. До воды остается совсем немного, всего несколько метров, но эти метры ему уже не проползти никогда. Он проиграл. Он умирает.

Программа все еще работает, эмоции выключены. Ему никого и ничего не жаль: ни себя, ни Веры, ни своей, ни ее жизни. Жаль только, что сил не хватило довести дело до конца. Как задумывал. Выполнить задачу. Сползти в воду и занырнуть под плавучий болотистый берег. Тогда тело бы никогда не нашли. Ну, исчез человек и исчез. Раздобыл где-то мяса — зверушку какую-нибудь в лесу поймал, какого-нибудь зайчика — сварил, жене оставил, а сам пошел лагерь искать и заблудился. Может, в болоте утонул. Бывает! Север. А теперь…

Глаза слипаются… слипаются… мысли путаются, они какие-то вялые, тягучие и перекатываются в голове тяжело, как огромные камни. Во всем теле чувствуется чудовищная, невероятная, нечеловеческая усталость. Хочется закрыть глаза… закрыть глаза… и отключиться… отключиться… Отдохнуть… Заснуть… Уснуть… Уснуть… «Умереть — уснуть»…

Он закрывает глаза, и в этот самый момент программа наконец отключается. Безжалостная рука, держащая в стальном кулаке всё это время его волю, разжимается. Хватка ее ослабевает. Напряжение исчезает. Струна лопается. В эти последние мгновенья своей жизни он снова становится человеком. Обычным человеком. Всего лишь человеком.

Значит… меня… здесь найдут… — засыпая навсегда, уходя в вечность, думает он. — Бедная Вера!.. Если она выживет… и поймет… что это было за мясо… Бедняжка…

Перед глазами начинает все кружиться… кружиться… всё быстрей… быстрей… и душа его словно выплывает плавно из тела и поднимается вверх… вверх… Всё выше… выше!.. Он видит сверху самого себя, свое тело с неестественно-подогнутой левой ногой, видит широкий кровавый след, тянущийся за ним от самой заимки — быстро исчезающую под проливным дождем страшную красную полосу — жесткий и уверенный последний свой росчерк в книге жизни — но всё это его уже почти не интересует. Всё это осталось там… на земле… Он поднимается всё выше… выше… но потом вдруг внезапно что-то происходит! — и он опять неожиданно оказывается внизу, на снегу, в своем теле и видит странную и удивительную картину.

Перед ним вдруг сгущается какой-то серый туман, и из него, из этого тумана, из ничего, материализуется вдруг какое-то мрачнейшее, черное как ночь существо, не то ангел, не то демон, один вид которого вызывает у Андрея совершенно непереносимый ужас, и идет прямо к нему.

Смерть! — понимает Андрей. — Ангел бездны. Это я умираю.

Но внезапно между ним и этим кошмарным и ужаснейшим ангелом-демоном возникает тоже из ничего еще одна фигура — тонкая и гибкая фигурка юноши, почти мальчика, с длинным мечом на бедре.

— Назад! — холодно говорит юноша посланцу вечности, обнажая меч. Тот некоторое время молча на него смотрит, а потом медленно тает… тает… и наконец исчезает совсем. Юноша одним резким движением вбрасывает свой меч обратно в ножны, поворачивается, мельком смотрит на Андрея и исчезает тоже.

* * *

Андрей проснулся, как от толчка. Печка погасла. Он лежал, свернувшись, на полу избушки.

Я что, спал? — с недоумением подумал Андрей. — Это мне всё приснилось?

Он быстро ощупал левую ногу. Ничего! Никаких ран и порезов. Нога как нога. Невероятно! С ума сойти! Ну и сон!

Он легко поднялся с пола. В окна било яркое солнце. Дождь снаружи, судя по всему, кончился. Он взглянул на Веру. Та спала спокойно, дыхание у нее было ровное, даже лицо, кажется, слегка порозовело. Он потрогал рукой ее лоб. Лоб был холодный. Жар, похоже, спал. Кризис миновал.

Андрей удивленно покачал головой и вдруг услышал какой-то знакомый шум. Он некоторое время прислушивался, потом опрометью бросился к двери и выскочил наружу. На озере были видны две моторки. Они явно направлялись прямо к ним.

Андрей уже повернулся было, чтобы вернуться в избушку и разбудить Веру, как вдруг взгляд его упал на стену. Он медленно протянул руку и аккуратно снял висящую на стене блесну. Черную меппсовскую нулёвку с красным хвостиком.

* * *

И сказал Люцифер Своему Сыну:

— Ты не должен был вмешиваться и лишать человека его судьбы. Он с честью выдержал свой последний жизненный экзамен и заслужил право умереть достойно. Теперь же ему придется сдавать его снова.

И спросил у Люцифера Его Сын:

— Но если он выдержал его один раз, разве не выдержит он его и опять, когда придет его время?

И сказал, покачав головой, Люцифер Своему Сыну:

— В этом никогда нельзя быть заранее уверенным. Да и люди со временем меняются. Ты еще поймешь это.

Сын Люцифера. День 14-й

И настал четырнадцатый день.

И сказал Люцифер:

— Каждый человек любит прежде всего себя самого и думает в первую очередь о себе. И женщины — в особенности.

Шоу — 2

«Не отдавай женщине путей твоих».

Книга Притчей Соломоновых.

Коля (К): Здравствуйте, здравствуйте, здравствуйте, дорогие наши радиослушатели! И снова в эфире звучит наше шоу. И снова в месте с вами ведущие: Коля!

Оля (О): И Оля!

К и О: Мы приветствуем всех, кто нас сейчас слушает! Оставайтесь с нами!

<Звучит музыкальная заставка>

К: Итак, тема нашей сегодняшней передачи: «Вечная молодость». Не секрет, что все мы хотим нравиться, выслушивать комплименты, хотим оставаться вечно молодыми и привлекательными. Особенно, конечно, женщины.

О (мечтательно): Эх, где мои 17 лет?!.. Скинуть бы сейчас годиков этак… Какая женщина об этом не мечтает?..

К (ехидно): Сколько-сколько?.. «Годиков этак?».. Не слышу?

О (с достоинством): Нисколько! Мне и так семнадцать. Почти.

К (так же ехидно): Да? И давно?

О (смеется): Не очень. Но вообще-то сбросить кхм!.. годиков этак… я бы лично не отказалась. Как, впрочем, и любая женщина. О, молодость! молодость!.. Все о ней мечтают. Каждая из нас.

К (подхватывает): И об этом-то как раз наше сегодняшнее шоу! Молодость!.. Вечная молодость! Поговорим сегодня о ней.

Сегодня у нас в гостях Вячеслав. Ему 35 лет, он работает в одном из московских банков. Да, Вячеслав. Я не ошибаюсь?

Вячеслав (В) (чуть смущенно): Здравствуйте. Да, действительно. Я действительно работаю в банке.

К (с любопытством): А кем, если не секрет?

В: Да нет, никаких секретов. Я начальник кредитного отдела.

О: О-о!.. Так, значит, через Вас кредит можно получить?

В: Конечно! Приходите — поговорим, поможем… У нас в банке самые льготные условия и самые низкие проценты.

К: Хорошо, Вячеслав, мы обязательно воспользуемся Вашим предложением.

О (оживленно): Мне как раз деньги нужны!

К (рассудительно): А кому они не нужны? Да, так мы, Вячеслав, я думаю, еще обязательно к Вам обратимся, а пока давайте вернемся к нашему шоу.

Итак, как мы с Вами и договаривались в прошлый раз, сейчас мы прослушаем записи бесед с Вашей супругой, сделанные нами за эту неделю.

Напоминаю, что по условиям шоу прослушивание может быть прервано по Вашей просьбе в любой момент. Но тогда считается, что Вы проиграли. И наших замечательных призов Вам не видать тогда, простите, как своих ушей.

А призы эти, между прочим, очень и очень, я Вам скажу!.. В связи с огромной популярностью нашего шоу у нас за последнее время появилось много спонсоров, и среди них есть о-очень серьезные фирмы!.. о-очень!.. Ну, о спонсорах мы позже поговорим, если успеем. И о призах, кстати, тоже.

Пока же начнем, наконец, наше шоу!

Ну что, Вячеслав, Вы готовы? Приступаем к прослушиванию? Или Вы отказываетесь от участия?

В: Ни в коем случае! Давайте слушать.

К: Прекрасно! Внимание! Включаем запись.

<Звучит музыкальная заставка>

Запись 1.

Мужчина (М): Простите, телевидение! Передача «Молодость и красота». Можно Вам задать вопрос?

Женщина (Ж): Да, конечно.

М: Скажите пожалуйста, сколько, по-Вашему, лет вот этой женщине… ну, или скорее, девушке?

Ж (с колебанием в голосе): Ну… я думаю… лет 18–19.

М: Спасибо.

(с другими интонациями, хорошо поставленным голосом):

Итак, дорогие телезрители!

Только что вы слышали мнение уже десятого (!) по счету человека. И никто, никто! из опрошенных не дал этой женщине больше двадцати лет. Никто! Ни один человек!

А между тем реальный возраст Евгении Николаевны — 38 лет!! Да-да! Вы не ослышались! Вот ее паспорт. (Показывает паспорт. Читает): Свешникова Евгения Николаевна, год рождения (зачитывает год рождения).

Как такое возможно? Как можно выглядеть в 38 лет молоденькой восемнадцатилетней девушкой? Об этом наша сегодняшняя передача.

Евгения Николаевна?.. Да нет! разрешите, я буду звать Вас просто Женечкой?

Девушка (Д) (весело и чуть кокетливо): Да, конечно! Я лично не против. (Смеется).

М: Женечка! Откройте же нам Ваш секрет! Секрет Вашей вечной молодости. Нам это безумно интересно! Вы знаете, я сейчас смотрю на Вас и просто не верю собственным глазам! Просто не могу поверить, что Вам действительно 38 лет!

Да, есть люди, которые выглядят молодо, очень молодо, но это все-таки не то. Всегда какие-то сомнения остаются, и как только узнаёшь реальный возраст человека, сразу начинаешь замечать всякие-разные мелкие морщинки, дряблость кожи, тени под глазами и прочее и прочее. Все эти грозные и неотвратимые признаки надвигающейся старости. Неумолимо надвигающейся! И через некоторое время тебе начинает уже казаться, что да, ему действительно столько лет. Примерно на свой возраст он и выглядит. Ну, может, чуть моложе.

Но Вы! Ну, вот 20 лет Вам — и всё! Или, там, 18–19. Не могу я никак поверить, что Вам 38 лет! Не могу — и всё тут! Вы просто-напросто молодая, юная девушка! Не моложавая, а именно молодая. Вам 20 лет! Без всяких скидок и натяжек. Без всяких там «почти». Без каких бы то ни было сомнений! Вот поставь Вас сейчас среди двадцатилетних студенток, и выделить Вас из их толпы по возрасту будет абсолютно невозможно. Вы такая же, как и они. Их ровесница!

Как такое возможно? В чем Ваш секрет?

Д: Вы знаете, еще год назад я выглядела на все свои 38 лет. Ну, может, немного помоложе и посвежее, так как я всегда очень за собой следила, но и не более того. И тут произошло событие, буквально изменившее всю мою жизнь! Я чисто случайно познакомилась в поезде с одной женщиной, и она направила меня к одной древней бабушке-целительнице. И та вернула мне молодость. Я стала такой, какой Вы меня сейчас видите.

М: Невероятно!! В это невозможно поверить!

Д: И тем не менее это так. И мой сегодняшний внешний вид — лучшее тому доказательство. Вы же видели мой паспорт.

М: Да, действительно… И скажите, вот Вы что, так сразу и помолодели?

Д: Ну, не сразу, конечно. Примерно за месяц.

М: Удивительно! Да, я думаю, любая женщина захотела бы быть на Вашем месте и познакомиться с такой бабушкой-старушкой, с такой чудо-целительницей. Вы, кстати, не хотите сообщить нам ее адрес или телефон, чтобы и другие наши зрительницы тоже могли к ней обратиться и тоже помолодеть за месяц так же, как Вы?

Д: К сожалению, я не могу этого сделать. Она уже очень старенькая, эта бабушка, и широкой практикой не занимается. Та женщина в поезде меня специально об этом предупредила.

М (вкрадчиво): Но ведь Вам-то ее адрес она всё-таки дала?

Д (неуверенно): Ну, да…

М (напористо): Так, значит, хоть кого-то, хоть одну-единственную зрительницу и мы к ней направить всё же можем? Ну, ладно, всех нельзя, согласен, но хоть одну-то можно?

Д (так же неуверенно, с явным сомнением): Ну… наверное…

М: Отлично! Значит, так мы и сделаем!

Вот у нас как раз есть тут женщина, невольная участница нашей передачи, которую мы только что спрашивали о Вашем возрасте. Просто обычная женщина. Совершенно случайно оказавшаяся здесь, рядом, в момент съемок. Вот давайте ее-то мы и попросим поучаствовать в нашем маленьком эксперименте. Если она согласится, конечно, то я предлагаю сделать следующее.

Вы ей дадите сейчас адрес Вашей чудо-бабушки, она к ней обратится, а через месяц мы все вместе опять встретимся, только теперь уже в нашей студии, и посмотрим на результат. Что с ней за этот месяц станет? Помолодеет ли она тоже? Превратится ли тоже в восемнадцатилетнюю девушку, как и Вы?

(Женщине): Так, как, Вы согласны?.. Если потребуются какие-то расходы, то наша передача, естественно, всё оплатит!

Ж (радостно-недоверчиво): Я согласна! Конечно. Почему бы не попробовать?! (Смеется). Тем более, бесплатно. Студия, Вы говорите, всё оплатит?

М (с энтузиазмом): Прекрасно! (Обращаясь к девушке): А Вы?

Д: Ладно… Так и быть… Давайте попробуем. Я тоже не против.

М (профессионально-бодрым голосом): Вот и чудесно! Тогда до свидания и до встречи через месяц.

Итак, дорогие телезрители, не пропустите нашу программу! Не забудьте! Ровно через месяц мы все встречаемся снова, и вы воочию сможете наконец убедиться, существует ли секрет вечной молодости. Омоложение! Что это: миф или реальность? Будьте с нами и вы увидите всё собственными глазами. До встречи!

Запись 2.

Та же женщина (Ж): Здравствуйте.

Старуха (С) Здравствуй, милая.

Ж: Простите, не могу ли я видеть бабу-Надю?

С: Так это я, милая, она самая и есть.

Ж: Меня к Вам Евгения Николаевна направила. Она у Вас недавно курс омоложения проходила.

С: А-а!.. Женечка!.. Как же, как же!.. Помню-помню… Как у нее здоровьишко?

Ж: Великолепно! Всё хорошо. Кланялась Вам и привет передавала огромный.

С: Ага, ага… Спасибо, не забывает баушку.

Ж: Баба-Надя, а я ведь к Вам тоже с просьбой. Я бы тоже помолодеть хотела, как Женя. Это возможно?

С: Кхе… кхе… Трудненько, милая, ох, трудненько!.. Не знаю даже, что тебе и сказать…

Ж: Вот, возьмите, пожалуйста. Здесь <называет сумму>.

С: Ага, ага!.. Ну, если так, то ладно. А скажи-ка, замужем ли ты, милая?

Ж: Замужем, бабушка.

С: Ага… ага!.. Вижу-вижу!.. Славиком твоего мужа-то называют, годочков ему 35, волосики темные и родинка большая справа на спине. Родимое пятно, значит. (Ворчливо): Так ли?

Ж (совершенно поражена): Да… Так, бабушка…

С: Ну, так слушай тогда, касаточка. Вот тебе травка тайная, заветная, сожги ты… (Шепчет что-то неразборчивое: «Луна в ущербе… Сатурн… Юпитер…» Громко): В ночь, эта, с воскресенья на понедельник, ровно в полночь; а пепел-то съешь, да и водичкой-от студеной и запей! Опосля на листочке-от напиши, на сколько лет ты помолодеть-то хочешь, листочек тот ниточкой тоненькой перевяжи да муженьку-то своему любимому в карманчик-то и положи. Любишь ли муженька-то? Сказывай?

Ж: Люблю…

С: Это хорошо. Потому как без любви тут ничего не получится. Только любимому можно. Во-от!..

Значит, в карманчик-то ему листочек этот перевязанный-от и вложи, вложи… Да ненароком! Так, чтобы сам-то он ничего не заметил! Ни-ни! Пусть вот так, с этим листочком-то в кармане утром на работу-от и уйдет, уйдет…

Сколько, значит, напишешь, на столько годочков и помолодеешь. Да…

Только помни, касатка: годочки эти у муженька твоего любимого из жизни отымутся. Напишешь «2» — ты на два годочка помолодеешь, тебе эти два годика к жизни прибавятся, ну, а у него, вишь, они из жизни-от и отымутся… помрет он, сердешный, на два годка раньше, чем судьбой ему положено, заповедано.

Так-то, милая! Всё ль поняла-то?

Ж: Всё, бабушка.

С: Ну так, прощай тогда. И не забудь: сколько тебе годочков прибавится, столько у него отымется.

Ж: До свидания, бабушка. Я всё поняла. Спасибо.

С: Не за что, милая. Кхе-кхе-кхе!.. И знай: только одиножды в жизни можно это делать! Один только раз! Единственный. Молодость-то. Двукраты нельзя уж будет. Так-то! Ну, прощай, касаточка.

<Слышен стук захлопываемой двери>.

<Звучит музыкальная заставка>.

К: Итак, Вячеслав. Что скажете? Вы все поняли?

В (в замешательстве): А откуда эта целительница про меня всё узнала? Имя, возраст, про родинку даже?

К (с веселой укоризной): Так это ж Вы мне сами в прошлый раз всё рассказали! Я же специально Вас спрашивал!

В (смущенно): А, ну да, конечно… Господи! Что-то я совсем уже…

К: Ну так что, продолжим?

В (растерянно): Что продолжим?

К: Шоу наше продолжим?

В: А-а?..

О (нетерпеливо): Ну, бумажку, бумажку будем искать?!

В (не понимая): Какую бумажку?

О (насмешливо-иронически): Ниточкой тоненькой перевязанную. Которую Вам супруга Ваша дорогая в карманчик-от наверняка и подложила. Сегодня ровно в полночь. Сегодня же как раз была ночь с воскресенья на понедельник. Ну, Луна в ущербе… Сатурн-Юпитер… Сами понимаете.

К (смеется): Съев предварительно пепел от травки заветной и запив его водичкой студеной. Из-под крана.

Кстати, что вы ей хоть за веник-то подсунули? Не отравится она там, часом?

О (отмахивается): Да откуда я знаю! Обычная трава какая-то засушенная. Оператор наш у сына своего третьеклассника из гербария стащил. У них там в школе как раз сейчас какие-то занятия по ботанике.

К (Вячеславу): Ну, так, как? Будем искать бумажку?

В (растерянно): А где?.. Так она что, сейчас у меня в кармане где-то лежит? (Начинает, судя по всему, осматриваться и похлопывать себя по карманам).

О (укоризненно-насмешливо): Наконец-то сообразил!

К: Стойте, стойте! Подождите искать! Сначала по условиям шоу Вы должны попытаться угадать: во-первых, есть ли вообще бумажка, а во-вторых, какая цифра на ней написана. Какое число? Ну, если, конечно, бумажка вообще имеет место быть.

Это и есть наше сегодняшнее задание.

Итак, попытайтесь угадать. На сколько лет за Ваш счет решила помолодеть Ваша любимая женушка? Ей, кстати, сколько лет?

В (всё так же растерянно): 37…

К: А!.. Так она старше Вас на два года, получается?.. Ну, так на сколько?

(Оле): Ты бы на сколько помолодела? За счет своего благоверного?

О (кокетливо): А мне-то чего молодеть? Мне и так всего18 лет!

К: Ты же говорила: 17?

О (невозмутимо): Восемнадцать уже — только что исполнилось.

К: Понятно. Поздравляю! Ну, а все-таки?

О (гордо): Ну, я думаю, если мужчина действительно любит — а меня мой муж, кстати, просто обожает! боготворит! — так вот, любовь, как известно, требует жертв!

К (вкрадчиво): А ты бы ради мужа молодостью своей пожертвовала? Постарела бы ради него?

О (возмущенно): Еще чего!! Что за бредни?! Это он ради меня жертвовать должен! А я ради него и так уже всем пожертвовала! И молодостью, и всем! Когда замуж выходила. «Постарела бы»!.. Скажешь тоже! «Помолодела бы»!! Вот это другое дело! Чтобы ему нравиться. Ему же, глупому, лучше будет. Что у него жена теперь такая молодая и красивая. «Постарела бы»!.. Типун тебе на язык!

К: Тише, тише!.. Не кричи так. Я все понял. Что женщина должна быть вечно молодой и красивой, а муж ради нее и этой ее красоты должен всем жертвовать. Всё понятно. Чего ты так волнуешься? (Оля раздраженно фыркает).

Итак, Вячеслав? Ну, надумали? Так, какая цифирка-то все же на бумажке написана? А? Как Вы полагаете?

В (нерешительно): Ну-у… Я думаю… Как это: за мой счет?! За счет моей жизни! Ну-у… Не знаю… Я думаю, года три-четыре… ну, пять… Хотя и «пять»! Как это пять?!

К (нетерпеливо): Ну, так сколько, сколько? Три?.. пять?..

В (после паузы): Три!.. Нет, пять!.. Нет, все-таки три! Да нет, я думаю, вообще никакой бумажки нет!

О (перебивает): Вячеслав! У нас шоу! Прямой эфир. Назовите хоть что-нибудь! Что-нибудь конкретное. Определитесь. Есть бумажка или нет? И если есть, то что на ней написано? Итак?

В (решительно): Есть! Бумажка есть.

К (с любопытством переспрашивает): Так все-таки есть?

В (так же решительно): Да, есть. Бумажка есть! Цифра на ней… пять!!!

К (с прежним любопытством): Пять?..

О (громко хмыкает): Хм!..

К: Всё, Вячеслав! Выбор сделан. Бумажка в кармане есть и на ней цифра «5». Отлично!

Теперь мы прерываемся на пару минут на рекламу и послушаем пока мнение наших радиослушателей. А потом сравним их с Вашим, ну, и с реальным числом, разумеется. Если бумажка, конечно, вообще есть. Может, и нету еще ничего!

О (вмешивается, с явным сомнением): Может-может!..

К: Итак, звоните нам! Звоните и высказывайте свое мнение. Какая именно цифра, число написано на бумажке, лежащей сейчас в кармане у Вячеслава? Или посылайте сообщение нам на пейджер. Наш номер <называет номер> для абонента <называет абонента>. В общем, ждем ваших звонков и сообщений. А пока, ре-клама.

<Реклама>

К: Так… Есть и звонки… и сообщения на пейджер… Всё есть! Сообщений аж целых 12 штук! Ладно, их мы в свое время зачитаем, а пока, Вячеслав давайте шарьте по карманам. Пора! Ищите бумажку с ниточкой. (После паузы): Ну?.. Нашли?..

В (с заминкой): Пока… нет… А! Вот какой-то листок с ниткой… Он, наверное?..

К (уверенно): Он, он! Он самый и есть!

В (вопросительно): Открывать?

О (возбужденно-нетерпеливо): Конечно, открывайте!! А то уж я вся извелась! Просто умираю от любопытства! И все наши слушатели, я уверена, тоже! (После паузы): Ну?.. Что там?..

В (слышно шуршание): Сейчас… (Читает): Двадцать два!

(С недоумением): Как 22? Что значит: 22?

К (наставительно): Это значит, что Ваша жена решила снова стать пятнадцатилетней девочкой.

В (совершенно растерянно): Это бред какой-то!.. Какой еще девочкой!? У нас дочери шестнадцать лет! Зачем!?.. (После паузы): Так это значит?..

К: Вот именно! Это значит… В общем, Вы уже поняли, что это значит. Это значит, что Вы проиграли. Увы!

О (с восхищением): Да-а!.. Молодец, девка! Этого даже я не ожидала! Я, честно говоря, думала: где-то 14–15. Ну, 17 от силы. Но это уже потолок! Но чтобы 22!.. Да-а!.. Впрочем, такой шанс! И только один раз в жизни дается… Один-единственный…

Ладно, Вячеслав, не переживайте Вы так. Это же всего лишь игра. Шутка. Все Ваши годы останутся с Вами, и никто у Вас их из жизни не отнимет и не вычеркнет. К счастью, это попросту невозможно.

К: Вот именно! «К счастью». А то бы!.. О, женщины, женщины!.. Коварные и неблагодарные!

О: Да ладно! «Женщины»!.. Как будто вы, мужики, лучше. Все мы одинаковые. Все одним миром мазаны и из одного теста сделаны. И мужики, и бабы. Все мы всего лишь люди. Слабые люди…

Кстати, что у нас там с сообщениями-то? Каково было мнение слушателей? Угадали?

К: Ну, как тебе сказать…

Прозвониться успели всего трое, зато на пейджер, как я уже говорил, аж целых 12 сообщений пришло!

Звонили: две женщины и один мужчина.

Женщины назвали цифры: 17 и 20. Мужчина — 3.

Э-хе-хе… Глупый, наивный мужчина…

По пейджеру… Так… Смотрим… Так… Так… 7 женщин и 5 мужчин.

Женщины: 17, 19, 19… ага! 20! о! даже 22 есть! Одна, значит, угадала.

Мужчины: 3, 2, 2, 10! И одно сообщение: «Людям надо верить. Вова». Н-да… Не совсем понятно, Вова, к чему это? В смысле, что бумажки нет? Ну, не важно.

Итак, наше шоу закончено. Мы прощаемся с вами да следующего понедельника. На сегодня всё!

Напоминаю, что с вами были наши постоянные ведущие: Коля…

О: И Оля!

К и О: До свидания! До новых встреч!

<Звучит музыкальная заставка>

* * * * *

И спросил у Люцифера Его Сын:

— Любила ли та женщина того мужчину?

И ответил, усмехнувшись, Люцифер Своему Сыну:

— Да, разумеется. Иначе бы она ничего не стала писать на бумажке. Ведь ее предупредили, что подобные вещи можно проделывать только с любимыми. В противном случае ничего не получится.

Предать можно лишь того, кто тебе доверяет.

Сын Люцифера. День 15–й

И настал пятнадцатый день.

И сказал Люцифер:

— Великодушие — удел сильных. Слабый его не ведает.

Если женщина считает, что она права — жестокость ее поистине безгранична.

Вуду

«Голубица моя! покажи мне лицо твое, дай мне услышать голос твой, потому что голос твой сладок и лицо твое приятно».

Книга Песни Песней Соломона

Ведущий: Здравствуйте!

В эфире наша еженедельная передача «Взгляд из-за кулис». Тема нашей сегодняшней передачи: «Жестокость и любовь». Вообще передача наша сегодняшняя будет построена не совсем обычно. Сейчас мы все вместе посмотрим подготовленный нами специально фильм, а потом я попрошу аудиторию поделиться впечатлением и высказать свое мнение по его поводу. Хорошо? Итак, начали! Внимание, смотрим фильм.

<Свет в студии гаснет. Загорается экран. В кадре появляется тот же Ведущий (В).>

В: Итак, мы с вами находимся сейчас в одной из московских квартир. Её хозяйка, Людмила Ивановна <камера показывает улыбающуюся, немолодую уже женщину весьма приятной наружности> будет играть у нас сегодня роль ворожеи, колдуньи в пятом поколении — в общем, роль этакой мистической, таинственной особы, обладающей некими загадочными и сверхъестественными способностями. Это нам нужно для нашей передачи.

Вы видите, она специально подготовилась, оделась во всё черное, разные кольца и перстни волшебные понадевала, короче, вошла в образ!

<Камера показывает крупным планом унизанные какими-то непонятными украшениями руки хозяйки, потом отдельно задерживается на висящем у нее на шее массивном ожерелье с кулоном в виде черепа.>

Смотрите, какие интересные предметы на стенах висят — это наши бутафоры постарались и понаделали по нашей просьбе всякой всячины.

<Камера показывает висящие повсюду на стенах какие-то непонятные странные гирлянды, маски, значки, амулеты и пр. и пр.>

И все это для того, чтобы произвести впечатление и встретить, так сказать, нашего клиента во всеоружии. А клиент этот должен уже вот-вот пожаловать.

Мы дали объявление сразу в нескольких газетах, вот оно, кстати. <Камера показывает крупным планом кусок рекламной газетной полосы.> Видите: «Верну мужа. Бесплатно. Стопроцентная гарантия». Это мы!

Объявление, сами понимаете, ну о-очень соблазнительное! — «Бесплатно»!.. «Стопроцентная гарантия»!.. — так что, я уверен, отбоя от клиентов не будет.

Да, собственно, уже было очень много звонков, и сейчас мы ждем наших первых посетителей. Ну, точнее, посетительниц. По моим расчетам, они должны пожаловать уже совсем скоро, буквально… <Ведущий смотрит на часы>… буквально с минуты на минуту.

Пока же у нас есть еще немного времени, быстренько введу вас сейчас в курс дела… <Слышен звонок в дверь> Так! Ну, вот уже и наши дорогие клиенты пожаловали. Ладно, тогда, получается, вводить уже некогда — сами по ходу дела сориентируетесь и во всем разберетесь!

Итак, внимание! Начинаем! Да, предупреждаем, что, поскольку съемки ведутся скрытой камерой, а темы тут интимные, то лица и голоса участниц изменены. Ну, то есть голоса искажены, а лица вообще закрыты. Всё, начинаем!

<Камера показывает пустую комнату. За дверью слышны неразборчиво бубнящие что-то женские голоса. Потом в комнату входит хозяйка в сопровождении еще одной женщины. Хорошо одетой, средних лет. Лицо за мерцающим пятном разглядеть невозможно, голос тоже явно искажен.>

Хозяйка (Х) (указывает на стул): Садитесь, пожалуйста.

Женщина (Ж) (с некоторой робостью и недоверием незаметно оглядывается по сторонам, задерживаясь взглядом на разного рода страшных оскаленных масках и всей прочей, щедро понаразвешанной на стенах бутафории): Спасибо. <Садится>. Видите ли… даже не знаю, с чего начать… А Вы действительно колдунья?

Х (спокойно): Да.

Ж: Кхм… кхм… Да… Так вот…

Х (так же спокойно): Да Вы говорите, говорите! Не стесняйтесь. Так что у Вас с мужем?

Ж (пораженно): А откуда?!.. Кхм… Да… Так вот… У меня и правда проблемы с мужем… С некоторых пор… мне кажется…

Х (невозмутимо заканчивает за нее): Что у него появилась другая. Разлучница. Соперница.

Ж: Да! То есть нет. То есть да! Мне кажется… Я долгое время не могла в это поверить, но… Факты… Мелочи разные…

<И тут ее как прорывает>

Это невозможно! Немыслимо! Вы понимаете?!.. Как он мог?! Как?! После стольких лет совместной жизни?! Любви!! У нас же дети есть. Мне им стыдно теперь в глаза смотреть! Как же он мог!? Всё предать… опошлить… опозорить… Растоптать! Всю нашу любовь… все наши отношения!.. Брак, в конце концов. Мы же в церкви венчались! Я просто понять этого не могу. У меня в голове не укладывается! Бросить семью, детей, ради какой-то!.. какой-то!..

Х (всё так же невозмутимо): Вы ее знаете?

Ж (с жаром): Конечно!! Конечно, знаю! Это наверняка его новая секретарша! <С ненавистью>: Эта!.. Эта вертихвостка! Кукла эта размалеванная в мини-юбке! Я же вижу, как она ему глазки строит и задницей перед ним вертит. Женатому мужчине! Ни стыда, ни совести!

А этот старый осел уши и развесил. Да ей от него только деньги надо! Деньги!! И больше ничего. Он что, дурак, этого не понимает?

Ведь вся эта современная молодежь, все эти девицы современные молодые!.. У них же всё только на деньгах построено!

Х (хладнокровно уточняет): Так, значит, она молодая? Моложе Вас?

Ж(угасая, с горечью): Да… Моложе… Гораздо моложе… Соплячка восемнадцатилетняя… Но как он мог!?.. Как он мог!?..

Х (успокаивающе): Подождите, подождите! Давайте по-порядку. Итак, если я Вас правильно поняла, Вы подозреваете, что Ваш муж завел роман со своей новой, молоденькой секретаршей? Точно Вы этого, разумеется, не знаете, но подозреваете. Так?

Ж (с прежней горечью): Да. Хотя чего там «не знаете»! Что я, слепая? Дома теперь почти не бывает, придет, буркнет два слова и сразу спать. Постоянно дела какие-то, совещания… «Совещания»! Что это за совещания такие по вечерам, когда духами французскими потом за километр несет!? «Совещания»! Да и!.. Я же чувствую! Он вообще теперь другим стал. Его словно подменили. Мы как чужие. Я прямо не знаю, что делать…

Х (участливо): А Вы пробовали с ним как-то объясниться? Поговорить?

Ж (тоскливо машет рукой): Пробовала, конечно. И не один раз. Да что толку? Только хуже. «Не придумывай!..», «Не лезь ко мне со своими глупостями!..», «Отстань, я устал, спать хочу!..» — вот и всё! Только и слов. Только и слышу: «отстань!» да «не лезь!».

<Вспыхивает>: А эта ттварь!! Чуть ли не в лицо мне смеется! Я теперь уж и на работу-то к нему ходить боюсь. Стыдно! Раньше все время ходила — фирма маленькая, мы все как одна большая семья были — а теперь так и кажется, что все за спиной обсуждают и шушукаются.

Х: Так что же Вы хотите, чтобы я сделала? Вернула Вам мужа? Но он же, вроде, и так никуда от Вас пока не ушел?

Ж (с жаром, но несколько сбивчиво и беспорядочно): Пусть всё будет, как раньше! Чтобы он эту свою бросил и ко мне вернулся! А ее пусть уволит завтра же. Выгонит в три шеи!! И домой пусть опять вовремя приходит.

Х (неопределенно): Так-так-так!..

Ж (с надеждой): Так Вы это можете сделать?

Х (по-прежнему неопределенно): Ну, как Вам сказать… Можно-то оно, конечно, можно, но, видите ли, в чем дело… Все эти заклинания, заклятия, привороты — они ведь не навечно действуют, не навсегда. А лишь на какое-то время, причем обычно довольно короткое. А потом их сила слабеет. И он может тогда снова к ней вернуться. К той своей молоденькой секретарше. И тогда уж насовсем. Окончательно от Вас уйти. Бросить Вас!

Да-да! Видите, я денег с Вас не беру, поэтому так откровенно Вам все сейчас и рассказываю. Всю эту кухню нашу колдовскую раскрываю. Другие Вам этого никогда не скажут, будут только Вам голову морочить да деньги без конца тянуть. А я Вам все, как на духу, выкладываю. Всё, как есть, без утайки. Я сама колдунья в пятом поколении, так что Вы уж мне поверьте. Я знаю, что говорю.

Ж (растерянно): Так что же мне делать?

Х: Надо, чтобы он сам ее разлюбил, девку эту. По-настоящему! Без всяких, там, отворотов и ворожбы. Или чтобы она вообще исчезла. Это было бы еще лучше. Надежней.

Ж (не понимая): Как это «исчезла»?

Х (заговорщически понизив голос до шепота): Есть одно средство… Верное… Такое, что уж!.. Про культ вуду слышали?

Ж (тоже испуганным шепотом): Какие еще вуду?

Х: Ну, фильмы про зомби по телевизору видели? Про оживших мертвецов?

Ж (в ужасе): Господи-Иисусе!

Х (убедительно, переходя на «ты»): Мужа вернуть хочешь?

Ж (по-прежнему испуганно): Хочу…

Х: Тогда слушай. Есть у меня амулет один могущественный, заговоренный, силы необыкновенной, сама с Гаити привезла, когда ездила туда, у жрецов ихних училась. Вот он, гляди. <Показывает фигурку какого-то божка.> Бог это древний. Покровитель вуду, самый главный.

Ж (пораженно, с опаской разглядывая божка): Вы были на Гаити? Учились этому культу? Как мертвецов оживлять?

Х (напористо-убеждающе): Причем тут мертвецы?! Мертвецы — это что! Это только часть. Причем не самая важная. Это на публику. Показуха. Это все киношники специально раздули. Про мертвецов. В погоне за сенсацией.

А на самом-то деле, вуду — это очень древний култь. Тайный. Никто про него до сих пор почти ничего не знает. Потому что жрецы ихние тайны свои ох, как хранят! И ничего никому не рассказывают.

Мне вот только порассказали маленько кое-что и то лишь потому, что и я с ними за это своими, нашими, древними славянскими секретами кой-какими поделилась. В обмен, как бы. Ведьмачьими разными заклинаниями-заговорами. Ну да не важно! Не твоего ума это дело. Тебе это знать не положено. Страшное это знание. Запретное, заповедное. Не каждый его вместить может.

А ты вот что. Возьми амулет этот… <Протягивает ей амулет. Женщина медлит, не решаясь брать.> Бери-бери не бойся! <Женщина нерешительно, с робостью берет>. Во-от!.. А теперь иди с ним в соседнюю комнату, вон туда. <Кивает головой на дверь>. Там столик стоит, а на нем фигурка лежит, из бумаги вырезанная, иголка, пепельница да спички. Поставь перед собой амулет и, глядя на него, представь себе девку ту, ну, секретаршу эту. Ярко представь! В деталях. Подробно. Как только сможешь.

А потом возьми фигурку и проткни иглой то место, которое ты хочешь, чтобы у нее заболело! В руку воткнешь — рука у нее отсохнет, в ногу — нога. В глаз — окривеет она. Ну, а в сердце если — умрет.

Станет она уродиной — мужик-то твой ее и разлюбит! Охладеет к ней. Кому она такая нужна будет?

Потом фигурку-то в пепельнице сожги, а пепел в окошечко и развей. И всё по-твоему тогда сбудется-станется. И муж твой к тебе вернется, и соперница навсегда исчезнет. Ну, иди!

Ж (в полном замешательстве): Да я даже и не знаю…

Х (повелительно): Иди-иди! Не ради себя, так ради детей. Им отец нужен.

<Женщина встает и медленно и нерешительно идет в соседнюю комнату.

Камера переключается на соседнюю комнату. Женщина входит в комнату, оглядывается и медленно подходит к столу. Так же медленно и заторможенно ставит на него амулет, садится за стол и начинает пристально смотреть на амулет. Потом протягивает руку и берет лежащую на столе бумажную фигурку человека, некоторое время ее разглядывает, потом перекладывает в левую руку, а правой берет иголку. Пару секунд колеблется, а потом решительно втыкает иголку в фигурку. Прямо в сердце! Вытаскивает, замирает на мгновенье, а потом с ожесточением втыкает еще несколько раз. Еще и еще! Судорожно сжимает фигурку, комкает ее, бросает пепельницу и поджигает. Когда бумага полностью дотла сгорает, женщина подходит с пепельницей к раскрытому окну. Фу!.. — и пепельница снова девственно чиста. Женщина аккуратно ставит ее на стол и возвращается в комнату, где ее ждет хозяйка>.

<Следующий кадр. Уже другая женщина, тоже в годах, по проще одетая и явно из простолюдинок. Из народа>.

Ж: Машка эта! Дрянь! Потаскуха!! Проститутка проклятая! Да я бы ее собственными руками задушила, все глазенки бы ее бесстыжие повыцарапывала!

<Следующий кадр. Эта же женщина держит в руке фигурку и втыкает в нее иголку. В один глаз, потом в другой. Пауза, и потом в сердце. В сердце, в сердце, в сердце! Снова и снова.

Перебивка. Рука, ставящая на стол пустую пепельницу.

Следующий кадр. Новая женщина. Точнее, девушка. Совсем молоденькая, почти девочка>.

Девушка: Лучшая моя подруга… Я ее ненавижу!..

<Рука, втыкающая иглу в фигурку. Сначала в низ живота, а потом в сердце. В сердце, в сердце, в сердце!

Та же рука, ставящая на стол пустую пепельницу.

Под соответствующее музыкальное сопровождение на экране мелькает целая череда кадров, следующих друг за другом во всё возрастающем темпе.

Изящная женская рука, несколько раз втыкающая иголку в бумажную фигурку. В сердце, в сердце, в сердце! Та же самая рука, аккуратно ставящая на стол пустую пепельницу.

Опять!.. опять!.. опять!..

Рука — иголка — пепельница!

Рука — иголка — пепельница!!

Рука — иголка — пепельница!!!

На фоне этого видеоряда, этой череды быстро сменяющих друг друга кадров, где-то в глубине, на заднем плане, появляется, проступает постепенно полупрозрачная горящая фигурка вырезанного из бумаги человечка. Эта фигурка густеет, густеет растет, растет, пока не заполняет собой постепенно весь экран, вытесняя весь остальной видеоряд.

Несколько секунд она одна остается на экране, пламя жадно пожирает бумагу, потом мелодия музыкального сопровождения заканчивается, и вместе с последним ее аккордом экран гаснет.

КОНЕЦ.

В зале вспыхивает свет>.

В: Итак, мы только что посмотрели фильм. Теперь хотелось бы узнать мнение аудитории. Аудитория в студии у нас, заметьте, сегодня чисто женская!

Обычно я просто задаю вопросы участникам передачи, но поскольку тема сегодня очень щепетильная, то на откровенные ответы рассчитывать, вероятно, не приходится. Мало кто, наверное, отважится сказать прямо в камеру: «Да, правильно! Я бы тоже на ее месте в сердце воткнула!».

Поэтому мы сделаем вот что. У меня в руках 20 бланков с одним-единственным вопросом: «Правильно ли поступали те женщины в фильме, протыкая фигурку?». Ну, в смысле, считаете ли и Вы тоже, что в борьбе с соперницей все средства хороши? В бланке стоят два варианта ответа: да и нет. Просто подчеркните нужный — и всё. То есть, если вы считаете, что правильно — подчеркните «да», если нет, неправильно — подчеркните «нет». Только и всего.

Будем надеяться, что при таком анонимном варианте опроса ответы будут искренними и правдивыми, и мы получим реальную картину настроений участниц сегодняшней передачи. Узнаем, что они действительно думают. Одобряют действия женщин в фильме или нет?

Итак, начнем. Раздайте, пожалуйста, бланки.

<Помощники берут бланки и начинают ходить по залу, предлагая их заполнить. После чего опять приносят все эти бланки ведущему. Тот их быстро просматривает>.

В: Так… Ну, что у нас получилось?.. Смотрим… Ага! «Нет» — всего два билета. Остальные 18 — «да»! Счет 18: 2. <Шум в зале > Вот так, милые дамы!

Любовь зла. И жестока. Сегодня мы в этом наглядно убедились.

На этом всё. Наша передача закончена. Я прощаюсь с вами до следующего вторника. Всего хорошего!

<Звучит музыка. Ведущий в сопровождении помощников покидает зал>.

* * * * *

И спросил у Люцифера Его Сын:

— Сказано в Библии: «Всё суета сует!» Так ли это?

И ответил Люцифер Своему Сыну:

— Если всё суета сует, то зачем говорить об этом? Ведь и подобные речи тогда — не более, чем суета.

Не слушай всех этих библейских мудрецов! Всё это мертвые слова мертвых людей. Речи рабов. Раб приглашает в рабство. Мёртвый зовёт живого к себе в могилу. «Всё идет из праха в прах…», «Всё суета сует…», «Конец для всех один…» Да, конец для всех один, но путь у всех разный! И не всё для человека суета сует! Честь не суета, и верность не суета, и благородство не суета. Всё то, что делает человека человеком — всё это не суета. И свобода — не суета! А иначе это не человек, а раб.

Сын Люцифера. День 16-й

И настал шестнадцатый день.

И сказал Люцифер:

— Почему человек поклоняется Богу?

Потому что Он сильнее? — Ну и что?

Потому что Он могущественнее? — Ну и что?

Потому что Он может помочь или покарать? — Стань свободным! Не жди помощи и не бойся кар — и ты сам станешь как Бог. И иных богов тебе не надо будет.

Форум

«И сказал змей жене: нет, не умрёте, но знает Бог,

что в день, в который вы вкусите их, откроются

глаза ваши, и вы будете как боги, знающие добро и зло».

Бытие.

Nemox

Привет всем!

Что там за всеобщая истерика с этим фильмом Гибсона про Христа? Самоубийства какие-то, сердечные приступы?.. Что за чушь?!

И вообще, я лично не понимаю. Вот я. Простой, обычный человек. Современный. Я, конечно, не ученый, но телевизор смотрю, книжки читаю — и я не понимаю, как сейчас, в 21-м веке, можно всерьез все эти проблемы обсуждать? Библия, Христианство… Доказано же наукой, что все это чушь?

Например, по Библии бог создал мир 6 тыс. лет назад, а на самом деле — Земле миллионы лет. А звездам — так вообще миллиарды! Ну и т. д.

А тут: бог!.. дьявол!.. Не знаю короче… Как будто всеобщий сговор. Все делают вид, что верят в эти сказки. Непонятно только, зачем. Как будто наука сама по себе, а религия — сама по себе. Надо, наверное, все же что-нибудь одно выбрать? Или — или?

Paul 23

Наука оперирует фактами. Но, если Бог создал мир, то Он же создал и эти факты. Так что в рамках науки ни доказать, ни опровергнуть существование Бога нельзя. Никакими «научными» фактами. Потому что на самом-то деле и факты эти — тоже Божьи. Ровно как и сама наука.

Повторяю. Если есть Творец, то Он создал всё. И все факты, «подтверждающие» или «опровергающие» Его существование; и науку, с этими ее «доказательствами»; и нас самих, и все эти наши мысли и сомнения. Он — всё!

Вопрос лишь в том, есть ли Он? Но это уже вопрос веры. В рамках науки этот вопрос неразрешим.

P.S. В рамках чистой логики и разума — и подавно. Это еще Кант заметил.

Alex to Nemox

Я полностью согласен с Paul 23. Хочу только про «факты» добавить. Почитай, например, Джонатана Сарфати «Несостоятельность теории эволюции». Там много интересного про эти «факты» написано. Не всё тут так просто! По сути, даже с точки зрения науки никаких конкретных фактов нет. Всё очень шатко и неубедительно.

Скажем, та же эволюция и дарвинизм.

Ты знаешь, например, что все эти картинки эмбрионов разных животных — как, дескать, они друг на друга похожи, — которые во всех школьных учебниках приводят — всё это подделки? Выполненные Эрнстом Геккелем, защитником идей Дарвина

В 1997 году подробное исследование, проведенное Майком Ричардсоном и его группой с использованием настоящих фотографий множества различных зародышей, показало, что эмбрионы разных родов ОЧЕНЬ СИЛЬНО ОТЛИЧАЮТСЯ ДРУГ ОТ ДРУГА.

В своем письме в журнал «Science» Ричардсон прямо пишет: «Рисунки Геккеля 1874 года по большей части подделка. В подтверждении этой точки зрения отмечу, что одна из первых его картинок — «рыба» — состоит из «кусочков» разных животных, в том числе и мифических. Иначе как «мошенничеством» это назвать трудно… Как это ни печально, эти рисунки 1874 года, несмотря на свою позорную репутацию, до сих пор появляются во многих учебниках по биологии».

Или про мутации. Что новые виды создаются посредством случайных мутаций. Закрепляемых потом естественным отбором. Ну, как Дарвин учит. Так вот, при мутациях информация только теряется! Так что новое при помощи этого механизма создаваться не может в принципе.

Процитирую, например в этой связи биофизика доктора Ли Спенсера, преподавателя теории информации связи в университете Джона Хопкинса:

«Во всех прочитанных мною работах по биологии и связанным с ней наукам я ни разу не встретил примера мутации, которая бы добавляла новую информацию к уже имеющейся.

Все точечные мутации, исследуемые на молекулярном уровне, как выяснилось, лишь уменьшают генетическую информацию, а не увеличивают ее. Мутации не накапливают информацию — лишь приводят к ее потери».

И ты, кстати, никогда не задумывался, что было бы, если бы Дарвин был прав и эволюция бы шла постоянно, одни виды постоянно превращались бы в другие? Не было бы вообще никаких законченных форм! Одни промежуточные. Каждый вид постоянно превращался бы в какой-то новый, и процесс этот шел бы постоянно. Постоянные случайные мутации, естественный отбор… Ну, как Дарвин учит.

На самом деле мы наблюдаем совершенно иную картину. Есть законченные виды, и они не меняются.

И что? Да ничего!! Нет Бога — и всё! «Мутации»!..

Вообще весь этот дарвинизм — полный отстой! Это такая ахинея, что просто уму непостижимо, как научный мир мог его принять и до сих пор еще с ним носится, несмотря ни на что! По сути, вся эта история с дарвинизмом — прекрасный образчик «объективности» науки. Когда ради каких-то якобы высших целей (бога нет!.. творца нет!.. всё образовалось само собой, естественным путём) приносится в жертву всё — логика, факты, даже элементарный здравый смысл. Всё! Даже прямые подтасовки в ход идут. Как с этими эмбрионами. Куда уж дальше! «Наука»!

Тысячу раз был прав Бойс Ренбергер, когда писал: «Ученые вовсе не так объективны и беспристрастны, как им хотелось бы, чтобы мы думали. Большинство ученых составляет свои представления о том, как устроен мир, не на основе точных, логически связных процессов, а исходя из догадок и предположений, порой совершенно фантастических. Ученый как личность зачастую приходит к убеждению об истинности чего бы то ни было задолго до того, как соберет убедительные доказательства своей догадки. Ведомый верой в собственные идеи и стремлением к признанию в научном сообществе, ученый годами трудится, свято веря, что его теория верна, и проводя бесконечные эксперименты, призванные, как он надеется, это подтвердить».

Gene to Nemox

Слушай, Nemox. А ты вообще в Бога не веришь?

Nemox to Gene

Нет, бог, я считаю, есть. Есть что-то высшее. В Библию я не верю. В Адама и Еву.

Alex to Nemox

А ты не слышал такой термин: «митохондриальная Ева»? Сходство ДНК митохондрий, наследуемых только по материнской линии, показывает, что все люди на Земле произошли от одной-единственной женщины. Даже эволюционисты назвали ее «Евой» — точней, «митохондриальной Евой». Поначалу-то они даже обрадовались, считая, что теперь у них в руках — бесспорное свидетельство против библейской летописи, потому что «митохондриальная Ева» жила предположительно 200 000 лет назад. Однако результаты недавних исследований показали, что скорость мутаций ДНК митохондрий гораздо выше, чем было принято считать. Если применить эти новые данные к «Еве митохондрий», становится ясно, что она должна была жить всего 6000–6500 лет назад. Это, разумеется, прекрасно согласуется с библейским возрастом «матери всех живущих», но остается загадкой для эволюционистов, верящих в миллионы лет земной истории.

Любопытно, что схожие доказательства есть и для мужчин: данные, полученные на основе Y-хромосомы, подтверждают, что все мужчины произошли от одного праотца. Эти данные согласуются и со свидетельствами о том, что «Адам Y-хромосом» жил совсем недавно.

Nemox to Alex

Правда, что ль? Адам-Ева? Нет, этого я не знал, конечно. Даже не слышал. Надо же!

Так, значит, действительно, все люди братья?

Jacki

Ага! И сестры. И вся наша жизнь — сплошной инцест. Сплошные браки с родственниками.

В общем, сплошное равенство-братство.

Igor N

Равенство-то здесь причем?

Jacki

Ну, как?.. Все люди… все братья… все равны. А как же иначе?

Igor N

Чушь все это! «Равенство»… «все равны»… Что это вообще значит? В чем «равны»? Один умнее, другой глупее. Один белый, другой черный. Одному милее поп, другому попадья. А третьему — вообще свиной хрящик. В чем равны?!

Все это психология слабых. Желание сбиться в стаю. Привести всех к одному знаменателю. Нас пытаются упорядочить. Построить в шеренгу. А зачем? Ради чего? Куда идти строем?

XYZ to IgorN

К чему вся эта дешевая патетика? На пустом месте. Вся эта буря в стакане воды?

Ну, имеется в виду, что права у всех должны быть одинаковые. Все равны перед законом. Все мы — люди. Вот и всё.

IgorN to XYZ

На самом деле, это совершенно неправильно. Про права. Ничего они не «должны». Просто это одна из тех избитых, прописных «истин», которые уже настолько навязли в зубах, настолько намертво затвержены и вбиты современному человеку в голову, что они кажутся уже само собой разумеющимися и над ними даже и не задумываешься.

Да, все мы — люди. Ну и что? Что?! И ученый с мировым именем, лауреат всех возможных премий — человек, и мой сосед, конченый алкаш, который каждый день валяется в собственной блевотине у нас в подъезде — тоже человек. И что из того? Почему у них должны быть одинаковые права? Разве они представляют одинаковую ценность для общества?

Иное дело, что попытки определять «сортность», производить селекцию людей — еще хуже. Чреваты социальными потрясениями. И потому из двух зол приходится выбирать меньшее и идти на компромисс. Объявлять всех равными. Но это именно вынужденная мера! Компромисс, а отнюдь не какое-то великое достижение и завоевание гуманизма и цивилизации, как это пытаются нам представить.

Люди вовсе не равны! Просто нет весов, на которых их можно было бы взвесить. Их достоинства и недостатки. Определить их социальный рейтинг.

Jacki

Но этому же ведь, кажется, и Библия учит? Христос. Что все равны, все люди братья и т. п.?

Igor N

Библия… Христос… а что такое вообще христианство? Религия рабов. Все мы — рабы. Рабы божьи. А как обращаются с рабами? Кнут и пряник. Ад — рай. Если бы не кнут, не страх ада — завтра же ни одного верующего бы не осталось. Мы соблюдаем заповеди не потому, что верим в них, считаем их справедливыми, а просто потому, что боимся их нарушить. Как звери в цирке боятся хлыста дрессировщика и делают вид, что им нравится прыгать через обруч и играть с мячом.

А на самом деле нравится им охотиться, убивать и драться за самку. Быть свободными!

Все мы — не более чем танцующие на задних лапах дрессированные медведи. Бегающие за подачкой пудели.

Vasl

Эй, эй! Давайте соблюдать правила форума и быть взаимно вежливы. Мне например, вовсе не нравится, что меня пуделем называют.

Igor N to Vasl

Ладно, хорошо, извини. Погорячился.

И кстати, еще один интересный вопросик насчет веры.

Почему целые народы, целые страны обычно верят в одного бога? Все поголовно либо христиане, либо мусульмане! Как такое может быть? Значит, мы вовсе не так свободны в выборе веры, как нам кажется. Родились в России — православные. Родились бы среди папуасов, ну, или перевезли бы нас туда в раннем детстве — поклонялись бы демонам. Всё равно.

Т.е. человеку, получается, всё равно, во что верить. Как все, так и он. Главное, чтобы что-то было. Какой-то бог или идол. А какой — не важно!

Это, на самом деле, очень любопытные момент.

Попробуйте «убедить» девушек, что надо любить только стариков и импотентов. Ничего не выйдет. Природа возьмет своё. Вступят в действие мощнейшие защитные механизмы. Материнство, воспроизведение рода, рождение здорового потомства и пр. и пр.

Но вот убедить их верить во что угодно, от Христа до Будды, ничего не стоит. Проще простого! Как все — так и они. Причем верить будут искренно. Истово!

Это означает, по сути, что в вопросах веры защитного природного механизма нет. Верь во что угодно! Хоть в бога, хоть в черта. Природе все равно.

А раз так, то невольно напрашивается вопрос. А есть ли они вообще, эти бог и черт? Если хочешь в них верь, хочешь нет. Если природа ни во что не вмешивается и инстинкта не существует. Вот инстинкт материнства — существует! А инстинкта бога — нет!

Vasl to Igor N

Но ты же сам только что сказал, что во что-то верить человеку надо? Значит, потребность веры — ну, инстинкт, если угодно — в человеке есть. Изначально заложен. А уж в кого?.. Это и есть та самая свобода выбора… Свобода воли.

Igor N to Vasl

Веры! Инстинкт веры! Он существует. Не бога, не Христа, а именно веры! Вообще веры. Во что угодно!

Vasl to Igor N

Свобода воли!.. Чего ж ты хочешь…

Igor N to Vasl

Да нет. Ты меня не совсем понимаешь. Я как раз в этом-то и сомневаюсь. Существует ли она вообще, эта «свобода»? Или это просто очередной миф, типа «все равны»?

Если бы она существовала, не было бы такого дружного единения народа. Когда все вокруг верят в одного бога. А сменив страну, сменив окружение, зачастую меняют с легкостью и веру. Как перчатки.

Каждый бы верил в своего собственного бога, им лично по велению сердца и души выбранного. И уже намертво. А во что верят окружающие — это их личное дело.

Впрочем, и с «личным делом» всё не совсем гладко. Что такое веротерпимость? «Надо уважать веру каждого». Как это — «уважать»?! Они же заблуждаются все. Они все еретики и идолопоклонники! Чего тут «уважать»? Если я действительно верю, что Христос есть, как я могу «уважать» веру в какого-нибудь Будду? Кто такой для меня Будда? Идол! Ложный бог! От поклонения которым Христос прямо предостерегает: «Господу Богу поклоняйся и Ему одному служи». «Одному»! Если я действительно верю в Христа, то как я могу уважать человека, который в него не верит? Это какое-то лицемерие неслыханное!

Если люди в какой-то стране придумали свою собственную, местную арифметику, где дважды два не четыре, а пять, то я должен либо попытаться разубедить их, объяснить, что они заблуждаются, либо просто плюнуть и отойти в сторону. Но «уважать» их, эту их арифметику, участвовать в их съездах дураков — ну уж нет! Это уж увольте! Этак и сам с ними дураком станешь! Глупость заразна.

Но это в случае, если я твердо, до конца верю, что дважды два четыре! Что Христос действительно существует.

Если же хоть какие-то, хоть малюсенькие сомнения у меня все-таки остаются… Вот тогда-то и возникает «веротерпимость». А пёс его знает! Может, и вправду пять?!..

Ну ладно, это просто лирическое отступление было. Присказка. Сказка впереди. Так вот, насчет «свободы». Мне лично кажется, что в отношениях между людьми тоже существуют свои законы, сродни физическим. Просто они еще пока абсолютно не изучены.

Ты вот никогда не обращал внимая на такой интересный факт? Почему у многих известных людей жены далеко не красавицы?

Вот, скажем Beatles. Миллионы готовых на всё поклонниц по всему миру, рыдающие от восторга девочки на концертах — и что в итоге? Кто жены? Страшная, как смерть, Йоко Оно у Леннона и далеко не первой свежести Линда у McCartney. Тоже по большому счету вовсе не красавица да и с ребенком к тому же от первого брака. И это у людей, которые могли выбрать любую! Среди миллионов!

Ясно, что в этом есть что-то неестественное, непонятное. Какая-то тайна. Загадка. Ведь любой нормальный мужчина инстинктивно стремится выбрать себе девушку покрасивее — это вполне естественно, на генетическом уровне у него заложено, тяга к женской красоте — и вдруг какая-то непонятная, засушенная японка. Страшила из страшил. Ну, ладно, еще Леннон, он вообще был человек необычный, неординарный, мягко говоря, со странностями. Но ведь и у других так же! У очень, очень многих. Даже у наших дебилов-попсовиков, которых в какой бы то ни было оригинальности вкусов ну уж никак не заподозришь! У всех этих Иванушек. Та же самая картина. Рыдающие от счастья толпы поклонниц и вполне заурядные, страшненькие где-то даже жены.

Так что же это? Что сей сон значит? В чем тут дело?

Лично я думаю, что, вероятно, существует закон взаимного сексуального притяжения людей, мужчин и женщин — ну, типа гравитации. Или разноименных зарядов в электричестве. Как закон Кулона.

Что сила тяготения их друг к другу прямо пропорционально их красоте и привлекательности (сексуальному заряду) и обратно пропорциональна какой-то степени расстояния между ними. Именно степени! Квадрату, как в законе Кулона, или даже кубу. А то и больше. Четвертой или пятой, там, какой-нибудь. (В смысле, степени.)

Это все объясняет. Сила притяжения растет с расстоянием чрезвычайно быстро. Так что, если женщине удается приблизиться, подкрасться к тебе слишком близко — всё! Всё кончено! Пиши пропало. Удрать не удастся. Сила притяжения становится слишком велика, и тебе уже не вырваться. Не оторваться. Нечего так близко подпускать было. Другие женщины, пусть во сто крат более красивые, тоже притягивают, но они далеко. Они уже не помогут. Расстояние важнее красоты. Соседская дурнушка действует в тысячу раз сильнее, чем заокеанская красавица.

Именно поэтому страшненьким иногда удается добиться так многого. Их не опасаешься и поэтому подпускаешь слишком близко. Думаешь, что они не опасны. Ведь они такие уродины, у них такой маленький сексуальный заряд!.. Но расстояние, расстояние!!.. Они тоже женщины и, значит, тоже хищницы, и закон их притяжения на тебя тоже действует. Цап!.. И ты уже только слабо трепыхаешься в их остро отточенных, маленьких стальных коготках.

Короче, влюбиться можно в кого угодно. Просто в того, кто ближе. Кто рядом. Даже Ромео и Джульетта. Сколько для Ромео существовало Джульет? Тысячи? Миллионы?.. Просто именно эта оказалась рядом. Предполагать, что была во всем мире одна-единственная, и именно она оказалась а тот момент живущей в соседнем доме — полная чушь! Как у Маленького принца — целый сад алых роз. Все одинаковые. Одинаково прекрасные. Выбирай любую. Это на его планете только одна росла. И то плохонькая. А здесь их — вон сколько! Целое поле. Видимо-невидимо. И все — одна к одной! Все твои. Только руку протяни.

То же самое и с верой. Поверить можно тоже в кого угодно. И во что угодно. Просто в то, что (или кто) рядом окажется. Во что все вокруг верят. Верят все, что корова священна — и ты поверишь. Дерево? Значит, дерево. Камень? Значит, камень. А куда деваться? Вступят в действие очень мощные силы самоубеждения. Типа: не могут же все вокруг ошибаться? Эти силы на каждого индивида действуют, на каждого члена социума. Раз ты живешь в социуме, значит, ты его принимаешь. Раз ты нормально общаешься с другими его членами — значит, ты признаешь их себе равными.

Жить среди людей и считать всех вокруг идиотами — невозможно. Эта ситуация прежде всего для тебя самого дискомфортна. Ты сам себя неуютно чувствовать будешь. Каким-то изгоем. Да и что значит «идиотами»? Ты что, их умнее? Нет. Талантливее? Тоже нет. Так в чем же тогда твоя исключительность? И все эти более умные и талантливые люди (ученые и пр.) верят в камень. Так как же ты можешь в него не верить? Вот и всё. Вот и вся твоя «свобода»!

Vasl to Igor N

Постой, постой!.. Ты столько всего тут наговорил, вернее, понаписал, что сразу и не разберешься. Без поллитры. Все в одну кучу свалил: Beatles… любовь… вера… Ромео и Джульетта. Веротерпимость. Всё! Подожди.

Вот ты пишешь, что поверить во что угодно можно. Ну, допустим. Но ведь религии и у народов меняются. Скажем, мы. Были когда-то язычниками. Теперь православные, христиане. Это как?

Значит, подспудный процесс все-таки идет? Правда торжествует? Истина вытесняет ложь.

Igor N to Vasl

Да не истина вытесняет ложь, а новое вытесняет старое! Религии, идеи, в них заложенные, тоже со временем стареют. Ветшают. Как и всё в мире. И тогда требуют замены. Как поношенное платье.

Но опять-таки это общий процесс. Единый для всех. Стали все вокруг верить в Христа. Вчера еще верили в Перуна, а сегодня — в Христа. Вчера еще о Христе никто и слыхом не слыхивали, а сегодня — пожалуйста! Все вокруг в него поверили. Ну, а тебе-то что? В Христа, так в Христа. Главное, чтобы все вокруг в него верили. А так — да какая, по большому счету, разница? Как все, так и ты. Пусть «правда торжествует»! А побежденный, Перун, — плачет.

Короче говоря, все вышесказанное лишь подтверждает мои умозаключения. И в обществе, в отношениях между людьми, как и в физике, существуют свои законы напряжения — притяжение-отталкивание — и, находясь в силовом поле всего социума в целом, ты, отдельный индивид, не можешь ему противиться и вынужден подчиняться, следовать.

Или подыскивать себе другой социум. Где ты будешь чувствовать себя более комфортно. Не может быть, что все вокруг заряжены положительно, а ты один — отрицательно. Общество, его силовые линии тебя просто вытолкнут. Если живешь в обществе — будь, как все. Или уходи. Это даже не человеческие законы, а природные. Социальные. Объективная реальность, данная нам в ощущениях. Не захочешь уйти сам — тебя уйдут. Потому что рядом с тобой некомфортно всем. Иди к себе подобным. В свою стаю.

Vasl to Igor N

В общем, начал ты с того, что в стаю сбиваются только слабые, а кончил тем, что все мы члены стаи. Своей. Той или иной.

Это называется: начал за здравие, а кончил за упокой. Поздравляю!

Igor N

Естественно, все мы слабые. Обычные люди. А что тут удивительного? Или ты хочешь сказать, что здесь на форуме одни гении и титаны собрались? Прометеи? Которые одни только в состоянии с богами бороться. И то, впрочем, без особого успеха.

SATAN

Необходимость борьбы определяется вовсе не наличием шансов на успех. Или отсутствием таковых.

IgorN to SATAN

Ого! А чем же?

SATAN

Если ты это спрашиваешь, то отвечать нет смысла.

XYZ

Как вообще можно бороться с Богом? Ведь Бог всемогущ и всеведущ!?

SATAN

Если Бог всеведущ, то почему он все время спрашивает Адама в раю: где ты? не ел ли ты от дерева? и пр.? Он же и так должен всё знать? И зачем он просит Моисея пометить дома израильтян? «И пусть возьмут от крови его <агнца> и помажут на обоих косяках и на перекладине дверей… и будет у вас кровь знамением на домах, где вы находитесь, и увижу кровь и пройду мимо вас, и не будет между вами язвы губительной, когда буду поражать землю Египетскую». Исход. Зачем всеведущему существу нужна какая-то дополнительная информация? Какое-то «знамение»? Банальная пометка «на косяках».

Если он всемогущ, то почему на сотворение мира ему потребовалось целых шесть дней? А не одно-единственное мгновенье? А потом еще и отдых. «И почил он в день седьмой от всех дел Своих, которые делал». Бытие.

Необходимость отдыха означает упадок сил. Значит, на седьмой день Бог был слабее, чем в первый? Следовательно, он не всемогущ. Всемогущество абсолютно. Оно не может быть сильнее или слабее.

И самое главное. Чего испугался Бог, когда сказал: «Вот, Адам стал как один из нас, зная добро и зло; и теперь как бы не простер он руки своей, и не взял также от дерева жизни, и не вкусил и не стал жить вечно»? Бытие. Как может всеведущее и всемогущее существо чего-то бояться?

В мире, где есть время, не может быть ничего всемогущего. Ведь время — это развитие. Динамика!

А всемогущее существо — это вещь в себе. Оно вне времени. Вне мира. У него нет и не может быть целей. Поскольку все цели у него реализуются немедленно, в самый момент их появления. Иначе бы оно не было всемогущим. В мире всемогущего существа нет динамики. Он статичен. Мир подстроен под это существо раз и навсегда оптимальным для него образом. Ведь оно всемогуще.

Если есть какой-то процесс, борьба — значит, у могущества есть пределы. «И произошла на небе война: Михаил и Ангелы его воевали против дракона, и дракон и ангелы его воевали против них, но не устояли». Апокалипсис.

«Война»!.. «Воевали»!.. Да, Бог оказался в тот момент сильнее, могущественнее Дракона, но и только! Только чуть могущественнее. И только в тот момент. Окончательный же исход борьбы еще не ясен. Непредсказуем.

Да, и кстати. Если Бог всемогущ, и он создал всё, то и самого Дракона, Дьявола, Сатану — тоже он создал? Или Дракон — это ошибка? Значит, Бог способен ошибаться?

И что такое свобода воли? Независимо от всеведущего Бога? Неконтролируемый им процесс?

Igor N

Да… Любопытно… Странные какие-то вопросы…

А что у тебя, кстати, за имя? «SATAN». Это как-то с сатаной связано?

XYZ

«И даны были ему уста, говорящие гордо и богохульно».

Igor N

А!.. Апокалипсис. Антихрист.

«Кто имеет ум, тот сочти число зверя, ибо это число человеческое; число его — 666. Здесь мудрость».

Так, кажется?

XYZ

Почти. 666… Да… Вообще, цифры — вещь забавная.

7 дней в неделе, 7 нот, 7 цветов радуги.

Igor N

7 ангелов Апокалипсиса, выливающих 7 чаш гнева Божия на Землю.

XYZ

Да. Семерка — загадочная цифра. Впрочем, тройка и шестерка — еще лучше.

Святая троица.

ТРИ шестерки. Проклятые 666! Самое, наверное, таинственное и мистическое число! Кто только не пытался его разгадать! «Счесть». Но — «здесь мудрость».

Между прочим, если действительно существует число зверя, число Апокалипсиса, конца света, число будущего, то по логике вещей должно существовать и число настоящего.

IgorN to XYZ

Какого еще «настоящего»?

XYZ

Ну, нынешнего времени. Действующее сейчас. Пока царство зверя еще не наступило. Промежуточное. Между Христом и Антихристом. Число, в котором должно быть скрыто всё. Настоящее и будущее. «Мудрость»!

А с наступлением царства зверя оно, вероятно, каким-то образом превратится в число зверя. В 666.

IgorN to XYZ

Да-а!.. Эк тебя понесло!.. Ну, ты и загнул… Прям, не разогнешь!.. «Число настоящего»!..

Ну, и что же это интересно, за число? Может, ты и знаешь, если ты такой умный?

XYZ

Откуда же я могу знать?

SATAN

366

XYZ to SATAN

Почему 366???!!! Чем это число так замечательно??!!

SATAN

О-о-о!.. 366 — число о-очень любопытное!.. Тройка и две шестерки.

366 дней в високосном году, традиционно считающимся несчастливым, когда по всем предсказаниям, должен явиться в мир Антихрист. Зверь, по Апокалипсису.

36,6 — температура человеческого тела. Тела Сына Человеческого. Христа и Антихриста.

Далее. «Родословие Иисуса Христа, Сына Давидова, Сына Авраамова. Всех родов от Авраама до Давида четырнадцать родов; и от Давида до переселения в Вавилон четырнадцать родов; и от переселения в Вавилон до Христа четырнадцать родов.» Евангелие от Матфея. Итого, 14x3, ровно 42 рода. 36+6.

И, наконец, 42 месяца — это тоже 36+6.

XYZ

Что такое «42 месяца»?

SATAN

«И дана ему власть действовать 42 месяца». Апокалипсис. Царство зверя.

Кроме того, язычники, по Апокалипсису, будут попирать святой город тоже 42 месяца.

Жена, «облеченная в солнце; под ногами ее луна, и на голове ее венец из двенадцати звезд», после рождения «младенца мужского пола, которому надлежит пасти все народы жезлом железным», «убежала от Дракона в пустыню, где приготовлено было для нее место от Бога, чтобы питали ее там 1260 дней». А 1260 дней — это как раз ровно все те же 42 месяца. Просто авторы Апокалипсиса, судя по всему, намеренно разделяют всё дьявольское и божественное. Дьявольское меряется в месяцах, а божественное в — днях. Хотя реальный срок всё тот же. Все те же 42 месяца. 36+6.

Ну, и наконец, те два пророка Апокалипсиса, которых убьет Зверь из бездны, чему «живущие на земле будут радоваться, потому что два пророка сии мучили живущих на земле», которые оживут потом через три с половиной дня, — они тоже пророчествовали 1260 дней. 42 месяца. 36+6.

XYZ to SATAN

А почему, кстати, через «три с половиной дня»? Что это за срок такой? Не через три, не через четыре, а именно через три с половиной?

SATAN

42 месяца — это ровно три с половиной года. Соответственно, и оживут они ровно через три с половиной дня.

Igor N

Забавно!.. Очень забавно!.. Год жизни за день смерти, значит…

Христос, между прочим, тоже ведь примерно через три дня воскрес. Как он сам и предсказывал. «Что Ему должно идти в Иерусалим… и быть убиту, и в третий день воскреснуть». Евангелия от Матфея. Так оно все и получилось. Умер он в пятницу, а воскрес в понедельник.

А проповедовал он, судя по всему, тоже примерно 3 года. «Иисус, начиная свое служение, был лет тридцати». Евангелие от Луки. А распят он был, как известно, в возрасте 33-х лет.

Хм!.. Та же самая арифметика получается. Год жизни за день смерти. Действительно забавно.

SATAN

Еще забавнее то, что и Христос тоже должен был ей следовать и подчиняться. Этой самой «арифметике». Сын Божий! Раньше выйти из ада он, похоже, просто не мог.

Это к вопросу о всемогуществе Бога.

IgorN to SATAN

К чему ты клонишь?

XYZ to SATAN

Нет, подожди! Давайте к числам вернемся. Ну, а как тогда 366 в 666 превращается?

SATAN

Первая цифра числа — цифра Сына.

Pat

Какого сына?

XYZ

Ну, он имел в виду Христа, наверное. Божьего Сына.

А остальные две?

SATAN

Духа и Отца.

XYZ to SATAN

И почему цифра Сына — 3?

SATAN

Потому что Бог един в трех лицах. Символ троицы.

Pat to SATAN

А у Отца и Духа тогда почему 6? У них же тоже тогда должно быть 3?

SATAN

Ты забыл про Сатану.

XYZ to SATAN

Подожди, подожди! Причем здесь Сатана?

SATAN

Он тоже правит миром. Христос прямо называет его: «князь этого мира», или «князь мира сего». Евангелие от Иоанна. И он тоже един в трех лицах.

XYZ to SATAN

С чего ты взял?

SATAN

Из Апокалипсиса. Дракон, Зверь и Лжепророк. Отец, Сын и Дух. Все трое бессмертны и потому будут «ввержены живые в озеро огненное и серное, где будут мучиться день и ночь во веки веков». «Ввержены» милостивым и всепрощающим Богом.

Verochka

Мальчики, перестаньте богохульничать! Ну, что у вас сегодня за темы? Давайте лучше о чем-нибудь другом поговорим.

XYZ

Да отстань ты, курица!! Не вмешивайся в мужские разговоры! Не твоего ума это дело. Иди, дамский журнальчик почитай, какие прокладки лучше. Тут такие вещи рассказывают!

Эй, SATAN! Ну, хорошо, пусть так. Дракон, Зверь и Лжепророк. Тоже троица. Сатана тоже правит миром и тоже един в трех лицах. Ну и что? Почему все-таки у Отца и Духа — 6, а у Сына — 3?

SATAN

Потому что Антихрист, Сын Люцифера, в мир еще не явился.

Поэтому цифра Сына — это пока цифра одного только Христа. Сына Божьего. Тройка. Троица.

А Отец и Дух — две тройки. Две троицы. Бог и Диавол. Когда в мир явится Антихрист — круг замкнется. Цифра Сына тоже удвоится. Тройка превратится в шестерку. Сын — Дух — Отец. 6–6 — 6. Три шестерки.

Pat

Ну и ну!! Никогда ничего подобного не слышал!

XYZ to SATAN

И что потом? Армагеддон? Битва добра и зла? Конец света?

SATAN

Битва старого с новым. Конец старого света и рождение нового.

XYZ to SATAN

Какого «нового»?

SATAN

А это уж только от самих людей зависит. Либо победит старое, время остановится, и рабы божьи будут вечно петь хвалы своему хозяину под руководством двадцати четырех старцев в белых одеждах, либо…

XYZ to SATAN

Либо?..

SATAN

Либо рабство Божие рухнет, люди освободятся и сами станут «как боги». Как и было предсказано Змеем в книге Бытия. Когда Он предложил Еве вкусить плодов с древа познания.

Именно этого-то так и боялся Бог.

XYZ to SATAN

А потом? Потом!? Что мне, слабому человеку, делать с этой моей свободой? У кого искать утешения? А, SATAN?..

IgorN to XYZ

«Если ты спрашиваешь это, то отвечать нет смысла».

XYZ

SATAN?

XYZ

SATAN??

XYZ

Эй, SATAN???!!!

Verochka

Мальчики, ну сколько можно? Ну, давайте наконец о чем-нибудь веселом поговорим!

* * * * *

И спросил у Люцифера Его Сын:

— Я и есть Антихрист? Зверь из бездны? Круг замкнулся?

И ответил Люцифер Своему Сыну:

— Пока еще нет. Ты сам должен принять решение.

Сын Люцифера. День 17-й

И настал семнадцатый день.

И сказал Люцифер:

— Человек всегда может остаться человеком. При любых обстоятельствах. Остаться свободным. Свобода — это внутреннее состояние. Состояние души.

Письмо

«Бывает унижение для славы, а иной от

унижения поднимает голову».

Книга премудрости Иисуса, Сына Сирахова.

Если ты в день бедствия оказался

слабым, то бедна сила твоя».

Книга Притчей Соломоновых.

Привет, Серый!

Письмо твое получил, спасибо, что написал. Да, интересные, конечно, дела у вас там на воле творятся. А хотя, впрочем, чего там интересного-то?.. Всё одно и тоже ведь… Движуха вся эта бесконечная, тусовки беспонтовые. Шляпа всё это, короче, порожняки голимые.

А, ну да!.. Пардон, пардон…

В общем, я хотел сказать, мой друг, что всё твое, так называемое, времяпрепровождение не заслуживает, право, того, чтобы его так подробно описывать. Одно и то же ведь всё. Курорты да презентации, кабаки да тёлки. Деньги, деньги, деньги… Скука.

Или может, лучше по-французски? Изящнее. А то по-русски как-то… грубовато… Ты не находишь?

En general, mon ami, je voudrais dire…

Ладно, ладно, расслабься! Не ведись. Это я шучу так. Юмор у меня теперь такой. Тюремный. Я же в тюрьме сижу, как-никак. В условиях, блядь, строгой изоляции. Вот и… Крыша едет. Башню рвет конкретно. Психологические проблемы, словом. Сам понимаешь. Нервный срыв. Ах!.. Жалко, нашатыря нет. Под рукой.

Знаешь, вообще-то я за этот год здесь чего только не передумал!.. За всю свою предыдущую жизнь, наверное, столько не думал! Ну, естественно, — это ведь здесь времени много, а на воле-то все некогда было. Дела проклятые. Крутишься целый день как белка в колесе. Как пони в цирке бегаешь. С завязанными глазами и по кругу. Хлыст щелкает, лошадки бегут. А куда? Зачем?.. Бог весть. Вместе со всеми. Дрессировщик знает! Все же бегут! Думать некогда.

«Так держать! Колесо в колесе. / И доеду туда, куда все».

Вот и доехал… «Куда все»!.. Э-ха-хо…

Ладно, впрочем. Не о том сейчас речь. Чего тебя всей этой шнягой грузить! У тебя и своих проблем хватает. Так что не будем! Не будем о грустном. Погрустили — и хватит! Хватит поэзии! Дальше у нас теперь одна только проза пойдет.

Вообще, честно говоря, в тюрьме на самом-то деле не так уж и плохо. Мне, по крайней мере. Вот ей-богу! Даже нравится иногда. Местами, конечно, местами… Ну, «нравится» — это, может, слишком сильно сказано, но чувствую я себя здесь, во всяком случае, достаточно комфортно. А чего там!? Сыт-одет-обут. Крыша над головой. Забот никаких.

Так что — думается хорошо… мыслей много… Совершенно подчас неожиданных, кстати сказать. О вещах, над которыми там, на воле, вообще никогда не задумываешься! За всей этой суетой блядской. Жизнь, наверное, просто так мудро устроена. Милосердно. Не дает тебе на воле времени думать ни о чем… Так и всю жизнь прожить можно, ни о чем не думая. Чтобы начать — в тюрьму попасть надо. В экстремальные условия.

Н-да… Так о чем это, бишь, я? А, ну да, ну да!.. Так вот. Знаешь, какое сравнение мне в последнее время все чаще в голову приходит? Образное. Как бы это поточнее сформулировать?.. выразить?..

В общем, мне кажется, что жизнь человеческая подобна восхождению на вершину. Штурму! И момент покорения этой вершины, триумф! пик подъема! — является одновременно и началом спуска. Конца. И чем успешнее, сильнее был человек, чем быстрее сумел достичь он вершины, взобраться на самый верх — тем быстрее и начинает он потом катиться под гору. Диалектика, так ее растак! Закон отрицания отрицаний. Или как там это по-научному называется?. Ну, не важно.

Ведь в чем смысл всей нашей жизни? Ее цель? Ну, не какая-то там заумная, философская, а обычная, житейская. Цель жизни любого нормального человека — это прежде всего материальные блага, что бы там об этом ни говорили. Сначала быт — а потом уже всё остальное. Сначала надо бытовые проблемы решить, а потом уж и духовными займемся. На досуге. Бытие определяет сознание! Так нас в школе учили.

Создать для себя, для своей семьи максимально благоприятные, комфортные условия; подогнать, подстроить окружающий мир под себя! Именно к этому-то любой человек и стремится, и в рамках этих своих представлений о счастье он и действует. Ну, естественно! А к чему же еще?! Дом — полная чаша, дети в хороших и престижных институтах учатся и пр. и пр. Это и есть для него счастье.

И если человек достаточно успешен и удачлив, то к тридцати-сорока годам всё для него и заканчивается. Всё достигнуто! Счастье поймано за хвост и посажено в клетку. Вот оно сидит — смотри, радуйся! Мир полностью подстроен под тебя. Система замкнута. Дом, жена, дети… Всё есть. Всё!

А дальше? Дальше-то что?.. Ничего. Духовными проблемами теперь заняться, конечно, можно — средства для этого есть — но вот самих-то проблем нет, вот в чем ужас! А откуда им взяться? Некогда тебе было ими заниматься, духовными проблемами — житейских хватало! Счастье за хвост ловил. Вот и поймал… Что хотел, то и получил. Проблемы формируются запросами, а какие у тебя могут быть «запросы»? Боевичок какой-нибудь убогий по телику посмотреть — да и то внапряг. Лучше в баню с телками пойти.

Так что дальше — тупик. Болото, застой, загнивание. Деградация. Скука!! Скука! скука! скука! Адская, мертвящая, невыносимая. Каждый день похож на предыдущий, как две капли воды.

Ничего не хочется, да и желать-то нечего — всё у тебя есть, всё уже достигнуто и сполна получено. Бизнес налажен, колёсики крутятся, бабки капают. Повар готовит, горничная убирает, охрана охраняет. Все при деле, все начеку — один ты не пришей к пизде рукав! Вокруг тебя всё кипит и бурлит, а ты как какой-то эпицентр тайфуна, где вечно царит мертвый штиль. У всех есть какие-то дела, у тебя одного нет!

В доме всё чисто, убрано, постирано-поглажено, обед подают вовремя. Быт отрегулирован безупречно, как швейцарские часы.

Ну, а дальше-то что? Дальше?! Ты для чего живешь? Чтобы обед в чистой квартире вовремя есть? А дальше — ничего. Ни-че-го. Ничего не происходит. Главная проблема — что нет никаких проблем. Вообще!

Жизнь, стерва, как обычно, подло обманула. Ты вроде всегда побеждал и всего добивался, был такой сильный, дерзкий и удачливый! — и тем не менее как-то так в итоге получилось, что ты оказался на ее обочине. Она, вечно юная и беспечная, смеясь, ушла дальше, а ты остался в растерянности сидеть, так и не поняв толком, что же случилось и каким злым волшебством всё это произошло?

Ты с азартом молодости, кипя от переизбытка сил, кинулся на штурм вершины!.. — а вершина оказалась не такая уж и высокая. Раз! — и ты уже там. Ты набросился на жизнь с кулаками, горя желанием поскорее урвать, хапнуть свой кусок!.. вырвать, выхватить его силой у нее из рук!.. — и неожиданно обнаружил вдруг, что она оказывается, не слишком и сопротивляется.

— Тише, тише, мосьё!.. Успокойтесь. Что Вам, собственно, надо-то?

— Это! это!! это!!! И вот это еще!!!!

— Хорошо, хорошо! Вот, пожалуйста. Это всё?

— Да… Всё…

— Прекрасно! А теперь прощайте. Всего хорошего.

Мне тут один сокамерник рассказывал, как он за границей жил несколько лет. Где-то в Европе. Бизнес у него там какой-то был, но неважно. Не в этом суть.

Через два-три месяца, говорит, начинаешь буквально с ума сходить. Делать — абсолютно нечего. Если, там, денег нет, проблемы какие-то — то еще ничего. Лучше. Бегаешь, суетишься — время как-то и проходит. Но если проблем никаких — то всё! Вилы. С утра встаешь и не знаешь, чем заняться. Хоть на стенку от тоски лезь!

Говорю жене:

— Поехали в Будапешт?

— Ну, поехали!

Там же всё рядом. Несколько часов на поезде. Приехали, звоню друзьям.

— Ты чем занимаешься?

— Да ничем.

— Мы сейчас приедем!

Покупаем всё, приезжаем. Поживем несколько дней — и назад. Ну, в общем, дурью от скуки маялись.

Вот и все мы так. Дурью от скуки маемся. Развлечения себе придумываем. Кто во что горазд. А какие могут быть развлечения у человека, который ничего не умеет, кроме как деньги зарабатывать? Который ни одной книжки за всю свою жизнь не прочитал? (Как подавляющее большинство моих сокамерников. Людей, как правило, в прошлом очень обеспеченных.) Что он может «придумать»?

Короче, резюмирую. Подвожу итоги.

К тридцати-сорока годам человек, если он успешен по жизни, полностью подстраивает окружающий мир под себя. Создает вокруг себя замкнутую, автономную систему. Окукливается. Заворачивается в кокон. Круг знакомых четко определен раз и навсегда, интересы сформированы, быт отлажен до мелочей. Всё! Больше стремиться не к чему. Всё есть.

Причем, чем он удачливее, состоятельнее, богаче, — тем лучше у него это получается. Тем замкнутее его система. Тем надежней и непроницаемее кокон.

Если, скажем, ему еще хоть на работу ходить приходится — то это еще ладно. Это еще хоть что-то. Хоть какой-то просвет. Щель. Свежий воздух. Но уж если он хозяин, босс, бизнес у него есть собственный — то всё! Конец. Финиш. Амба. На работу ходить лень, да и незачем, честно говоря, — всё и без тебя там прекрасно функционирует. Только мешаться и под ногами всем путаться.

А больше делать нечего. Больше он делать по жизни ничего не умеет, а учиться уже поздно. Чему там можно в сорок лет «учиться»?! Да и зачем? Если деньги и так есть? Чушь все это! Баловство. Игра. С жиру. Вот он и начинает от скуки футбольные команды себе покупать и черные квадраты коллекционировать. Ну, правильно! Природа не терпит пустоты. Надо же ее хоть чем-то заполнить и хоть чем-то себя занять. Движухой какой-нибудь. Суетой. Окунуться с головой в эту суету и создать себе если и не настоящую жизнь, то хотя бы ее подобие. Видимость. Призрак. Мираж. Псевдожизнь. Гомункулуса.

Настоящую, подлинную жизнь искусственно создать невозможно. Жизнь внутри кокона — это анабиоз. Вечная спячка. Полу-жизнь. Чтобы проснуться, нужны какие-то внешние события. Неконтролируемые процессы. Только в ходе них может родиться что-то новое. Настоящее! То, что именно-то и составляет суть жизни. Её соль.

Жизнь — это ведь и неприятности в том числе. А в искусственно созданном мирке, в коконе, никаких неприятностей нет и быть не может. Там всегда тепло и уютно. Никто ведь не может искренно, всерьез призывать беды на свою голову? Если человек ДЕЙСТВИТЕЛЬНО, по-настоящему, без дураков, чего-то не хочет, он этого делать, разумеется, никогда и не будет. Говорят: можно себя заставить. Это не то! Заставить можно только ради чего-то. А значит, ты в душе этого все-таки хочешь. Ну, не прямо, так косвенно. Опосредованно.

Например, не хочется вставать с утра на рыбалку, а надо. Надо, поскольку попасть на нее ты все же хочешь. Вот и заставляешь себя побороть лень.

Но если, к примеру, ты страстно желаешь, мечтаешь посмотреть финал Кубка чемпионов — ты целый месяц его ждал! — а неожиданно приехавшей теще приспичило как на грех свой очередной идиотский бесконечный сериал смотреть, какую-нибудь там «Бедную Клизму», то… Это вот и есть простейший образчик того самого неконтролируемого внешнего воздействия, которое ты бы с превеликой радостью устранил, будь твоя воля. Потому что вот этого-то ты ДЕЙСТВИТЕЛЬНО не хочешь! И в твоем искусственно созданном, подогнанном под себя мире, никаких тещ и сериалов заведомо не будет. В крайнем случае, еще один телевизор ей купишь.

Я к чему все это так долго и нудно расписываю и разжевываю? Да к тому, что тюрьма, как это ни парадоксально на первый взгляд звучит, но фактически это единственный РЕАЛЬНЫЙ шанс человеку нашего уровня и круга в зрелом возрасте снова вернуться к жизни. Возродиться! Проснуться от спячки. Порвать свой кокон. Сжечь старую жизнь и на ее месте построить новую. Начать все сначала. Снова окунуться в борьбу, изведать ее вкус, зажить настоящей, подлинной, полнокровной, невымученной жизнью!

В тюрьме с тобой всё время что-то случается, что-то происходит. Какие-то внешние события, абсолютно от тебя не зависящие и тобой не контролируемые. То, от чего ты давным-давно отвык в реальной жизни. Шмоны, перетасовки, смены сокамерников, какие-то их проблемы и т. д. и т. п. Правда, события эти все большей частью нежелательные и неприятные, но это уже не столь важно! Главное, что ты постоянно находишься в самом водовороте жизни, в ее гуще… на тебя постоянно обрушивается поток, шквал новой, свежей информации — и уж только от тебя самого зависит, как именно ты ее используешь. Сможешь ли ты ее должным образом переосмыслить и переработать. Пойдет она тебе на пользу или во вред. Станешь ты в результате лучше или хуже. Главное, что она, это информация есть. А там уж!..

Не зря же говорят: слабых несчастья ломают, а сильных закаляют. Слабые от них становятся слабее, а сильные — сильнее. Как обычно.

В любом случае это, по большому счету, несравненно лучше того болота, которое было на воле. Из которого самостоятельно выбраться вообще, в принципе, невозможно! Как невозможно вытащить самого себя за волосы. Это только у барона Мюнхаузена хорошо получалось. А остальным все же требуется помощь. Извне. Надо, чтобы кто-то посторонний тебя за волосы схватил.

Вот скажем, здесь постоянно происходит смена сокамерников. Причем, как правило, случается это совершенно неожиданно и непредсказуемо. Когда этого меньше всего ждешь. Командуют вдруг: такой-то! с вещами! — и привет! Перевод в другую камеру или вообще в другую тюрьму. Был человек — и нет его. И увидишь ли ты его когда-нибудь еще в этой жизни — неизвестно. Скорее всего, никогда. А с этим человеком ты жил, порой, несколько месяцев в одной камере (хате), спал рядом на соседней койке (шконке), ел за одним столом и знаешь его уже, как самого себя.

Конечно же, это неприятно, целое потрясение! И для него, и для тебя, и для всех остальных. Жалко расставаться, привыкли же уже друг к другу. Да и неизвестно к тому же, кто на его место заедет. Может, черт какой-нибудь конченый. Который сразу разрушит весь устоявшийся уклад вашей нехитрой камерной жизни. Кровь всем выпьет.

Это, если из хаты кого-нибудь забирают. А если уж тебя заказали — так вообще караул! Нервяк. Куда переводят?.. Что там за контингент?.. В ужатник какой-нибудь попадешь, к уродам каким-нибудь!..

Словом, для всех это целое событие. Шок. И для тебя, и для всей хаты. Причем событие, от которого ничего хорошего не ждешь в принципе. И будь твоя воля, ты бы и сам — конечно же! — никуда не поехал, и из камеры бы никогда никого не переводил. Притираешься же к людям-то в конце-то концов. Даже если поначалу и трения какие-то между вами были. А новые — кто они? Да и опять-таки — привыкать к ним надо. В общем, лучше уж оставить всё, как есть. Спокойнее.

Но — тебя тут никто и ни о чем не спрашивает. И это — характернейшая и принципиальнейшая особенность именно тюрьмы. Ты тут всегда не при делах. Всё происходит помимо твоей воли. Решение всегда принимают за тебя. И это в конечном счете, как ни странно, — благо!

Потому что я вот сейчас оглядываюсь назад — со сколькими же людьми я за этот год познакомился, сколько нового узнал! А жил бы в одной хате все это время, с одними и теми же персоналиями в одном котле варились бы, в собственном соку (а была б моя воля — так бы оно, несомненно, и произошло! и любой бы из нас именно этого захотел бы, если б его спросили!) — ну, что бы было?! Те же самые болото и застой в итоге. Как и на воле. Замкнутая система. Маленький мирок. Вырождение. Отсутствие свежей крови.

Чтобы создать новое, надо разрушить старое. А это всегда болезненно. И потому у самого на это зачастую просто духу не хватает. И потому хорошо, замечательно! когда это делают за тебя другие. Поскольку это всё же необходимо. А иначе — тупик!

Ладно, загрузил я тебя уже, наверное, по самое некуда. Задолбал всей этой своей философией доморощенной. Да? Но подожди! Самое интересное-то я еще под конец приберег. Самое, так сказать, пикантное-с. Сюрпризик-с. Маленький. Мне тут, знаешь, одна презаба-авнейшая мыслишка в голову пришла. На днях. На досуге.

Представь себе такую гипотетическую тюрьму. Не совсем обычную. Ну, скажем, экспериментальную.

Двухместные камеры: мужчина и женщина. Причем состав все время меняют, тусуют, как в обычной тюрьме.

Прикинь: ты сидишь в одной камере с женщиной. Ну, как у вас с ней будут отношения развиваться? Давать, грубо говоря, она тебе вовсе не обязана, силой добиться от нее ты тоже ничего не можешь — это же тюрьма! Охрана вмешается, карцер и пр. Но тем не менее совершенно очевидно, что через некоторое время всё у вас с ней само собой, естественным путем получится. Вы же оба товарищи по несчастью как-никак, оба в одной лодке. Оба в утешениях нуждаетесь. Да и вообще жизнь просто свое возьмет. Природа!

Но, что бы у вас с ней ни получилось, какие бы расчудесные и распрекрасные отношения в итоге ни сложились, как бы горячо и страстно вы друг к другу ни привязались — в конечном-то итоге вас ведь всё равно раскидают. Рано или поздно. «Такой-то (такая-то)! С вещами!» — вот и вся ваша тюремная любовь. И когда это случится — неизвестно. Ни тебе, ни ей. И это только придает вашим отношениям дополнительную остроту! дополнительную страстность! Может — через мгновенье!! А может — через месяц. А может, через три. Ничего неизвестно! Каждый миг — последний!

В жизни ты бы с ней, наверное, никогда не расстался! она тебе нравится! ты в нее влюбился за эти дни до беспамятства! это твоя судьба! — но здесь тюрьма. Здесь тебя никто ни о чем не спрашивает, и от тебя тут абсолютно ничего не зависит. Это просто как рок. Фатум. Безжалостный и неотвратимый.

Такое внезапное расставание для вас обоих драма! трагедия шекспировская! — но через час-другой к тебе забрасывают новую попутчицу, и с ней всё с неизбежностью повторяется сначала. По тому же самому сценарию. Знакомство — близость — совместная жизнь — расставание.

Вот эта-то постоянная НАСИЛЬСТВЕННАЯ смена партнеров (даже не сексуальных! вовсе не в сексе тут дело!) — и есть те самые искомые, действительно, в полном смысле этого слова, идеальные отношения между полами, между мужчиной и женщиной. Ну, по крайней мере, с точки зрения мужчины. Нет, рутины! нет привыкания! нет однообразия! — вот она, та неуловимая вечная новизна и динамика, к которой все так стремятся и которая на воле, в обычных условиях, абсолютно недостижима и всегда в последний момент ускользает. Просачивается между пальцами! Исчезает бесследно. Как вода, как песок! И удержать невозможно.

Поскольку всё дело, вся изюминка тут именно в том, что от тебя ровным счетом ничего не зависит. Тебя насильственно делают счастливым. Против твоей воли. Хочешь ты того или нет.

Такую тюрьму нельзя создать искусственно, просто как аттракцион, как игру, как развлечение, шоу за деньги. Потому что в этом случае ты всегда можешь при необходимости вмешаться в ход событий. Эта возможность у тебя всегда сохраняется, и ты в глубине души об этом знаешь. Как бы ни было всё серьезно обставлено и организовано, но если ты действительно встретишь свою Джульетту, ты всегда можешь сказать «охранникам»: всё! баста! игры кончились! на сей раз я вовсе не шучу и не играю! я хочу, чтобы она осталась со мной! я плачу за весь этот балаган, и потому делайте, что я говорю! Ну, или уж в самом крайнем случае разыскать ее потом, после игры. Хотя, впрочем, сама мысль, что все эти джульетки — это ведь, по сути, всего лишь шлюшки на жалованьи…

Короче, всё это — всего лишь жалкая подделка, эрзац, суррогат и не более того! Всё это — ненастоящее. За настоящее же надо и цену настоящую платить. Жизнью собственной расплачиваться. Кровью. Судьбой! Баксы тут не катят.

Иными словами, жизнь опять дразнит, морочит, обманывает и при этом еще и хохочет тебе в лицо. Казалось бы, вот он, идеал! Та самая синяя птица удачи. Волшебный рецепт счастья, за которым все так гоняются. Что ж, теперь он тебе известен. Пожалуйста, приступай! Готовь свой праздничный пирог. Пеки его. Давай, начинай!

Но вот тут-то и выясняется, что испечь невозможно. Чтобы корочка подрумянилась, готовить обязательно надо на вольном огне — надо бросить в костер собственную жизнь. Да и то результат заранее никогда не известен. Отнюдь не гарантирован. Искусственно «создать» такую тюрьму невозможно, это всё не то, не стоит и возиться! а в настоящую специально ради этого садиться…

Да и нет же ведь таких тюрем! Это ведь всё не более, чем игра воображения, плод моих досужих фантазий!..

Вот так-то! То-то и оно. Нет, короче, в жизни счастья. Нет, нет и нет! Ни в тюрьме, ни на воле. Одна только скука. (А неплохо все же было бы в такой тюрьме посидеть? А? Правда? Ты бы не отказался?)

Ладно, всё, на этом и заканчиваю. Надеюсь мои «идейки» тебе понравились, ну, или, хотя бы, слегка позабавили. А что? Разве нет? Всё, всё! Пиши.

С приветом, Фрол.

P.S. Ты спрашиваешь, не жалею ли я о чем-нибудь? Нет. Ни о чем. Никогда ни о чем не надо жалеть. Незачем оглядываться назад. Там ничего нет, кроме руин и мертвых воспоминаний. Ничего живого. Какая разница, что было когда-то? Всё это уже прошлое, и оно умерло. А сегодня настоящее. Жизнь каждый день начинается сначала. И это прекрасно. Вперед!! Да здравствует утро!

P.P.S. И вот еще что. Подавляющее большинство людей просто не представляет себе, насколько близка тюрьма. Им кажется, что она где-то там!.. в другом мире!.. на другой планете!.. А она тут, рядом. За поворотом, в двух шагах. Соседка донос написала, на улице в какую-нибудь глупую историю вляпался… Человеку кажется, что под ногами у него твердый пол, а там лишь тоненькие жердочки. И под ними — бездна. Над которой он так беспечно шагает. Шагающий над бездной… Все мы — шагающие над бездной.

* * * * *

И спросил у Люцифера Его Сын:

— Согласно Евангелию, проповедовать Христос начал в возрасте тридцати лет. А до этого он был обычным человеком, вел обычную жизнь. Где же тогда его друзья, подруги? Друзья детства, юности?

И ответил Люцифер Своему Сыну:

— У него их никогда не было. Какие могут быть друзья у человека, который с легкостью отказался от собственной матери и братьев, лишь бы поразить толпу? Произвести на нее впечатление.

«Когда же он еще говорил к народу, Матерь и братья Его стояли вне дома, желая говорить с Ним. И некто сказал Ему: вот Матерь Твоя и братья Твои стоят вне, желая говорить с Тобой.

Он сказал в ответ говорившему: кто Матерь Моя? и кто братья Мои? И, указав рукой Своею на учеников Своих, сказал: вот Матерь Моя и братья Мои; ибо кто будет исполнять волю Отца Моего небесного, тот Мне брат, и сестра, и матерь».

Евангелие от Матфея.

Сын Люцифера. День 18-й

И настал восемнадцатый день.

И сказал Люцифер:

— Деньги не делают человека счастливым. Они всего лишь делают его свободным.

Деньги

«Богатый и бедный встречаются

друг с другом: того и другого

создал Господь».

Книга Притчей Соломоновых.

«Многие ради золота подверглись

падению, и погибель их была

пред лицом их».

Книга премудрости Иисуса,

сына Сирахова.

— Проходите!

Огромный охранник нехотя посторонился, с сомнением глядя на невзрачного, бедно одетого человечка. Горбалюк неуверенно вошел, с робостью озираясь по сторонам.

Дд-да-а!.. Огромный холл производил впечатление! Мрамор, ковры, зеркала… зелень кругом, скульптуры какие-то непонятные… Даже фонтанчик вон журчит. Да-а-а- а!..

— Сюда, пожалуйста!

Еще один охранник предупредительно распахнул перед ним дверь.

— Привет, Горбаль! — полноватый лысеющий мужчина с хорошо знакомым по бесчисленным газетным фотографиям лицом радостно шагнул ему навстречу и первым протянул руку.

Зайченко Петр Васильевич, бывший сокурсник и закадычный друг-приятель. Ныне миллиардер, олигарх и пр. и пр. «Владелец заводов, дворцов, пароходов». Горбалюк не виделся с ним ни разу с тех давних институтских времен, так уж получилось, а вот вчера он сам вдруг объявился: позвонил и предложил встретиться. Просто так!

«Посидим, выпьем, поговорим… Как в старые добрые времена. Молодость вспомним… Завтра можешь?»

Конечно, Горбалюк мог. Еще бы он не мог! Встретиться с самим Зайченко! Гобалюк был настолько взволнован, что ночью даже глаз не сомкнул. Ни на минуту! Так до самого утра и проворочался с боку на бок. Он ждал от этой встречи очень и очень многого. Чего именно — он и сам толком не знал, но что-то, он был уверен, в его жизнь теперь обязательно изменится. Обязательно! Ведь Зайчику (институтское прозвище Зайченко) стоит только пальцем пошевелить, чтобы!.. При его-то возможностях и деньгах! Не зря же он в конце-то концов позвонил? Сам ведь разыскал и время встретиться нашел. А у него, небось, время по минутам расписано. На год вперед. И каждая минута штуку баксов стоит. Косарь! Если не больше.

Впрочем, уже и «штука баксов в минуту» была для Горбалюка суммой совершенно запредельной. Заоблачной. Астрономической! Бесконечностью какой-то. Что-то вроде скорости света. Так что «больше» или «не больше», значения уже не имело. Бесконечность, она и есть бесконечность.

— Привет… Петь! — с еле заметной заминкой произнес в ответ на приветствие Зайченко Горбалюк. Он чуть было не сказал по привычке «Зайчик», но в последний момент все-таки не решился. Просто язык не повернулся. Какой он ему теперь «Зайчик»! В смысле, Зайченко. Уважаемый человек, столп, можно сказать. С президентом в Кремле ручкуется, фэйс с телеэкранов не сходит. «Зайчик»!.. Он и Петей-то его с огромным трудом назвал. Через силу. Чувствуя просто интуитивно, что так правильно, на «Вы» все же не стоит. Неловко получится. Не тот тон. Самому Зайченко это будет, вероятно, неприятно. Все-таки институтские друзья. Близкие. Зайченко же, судя по всему, именно в таком качестве его и пригласил. Как старого приятеля. Чтобы наедине поболтать, запросто. Общих знакомых вспомнить, косточки им за рюмкой перемыть-перетереть. «А тот теперь где?.. Да-а-а!.. А та?..» Ностальгия, блин. Любопытство праздное. Всё же все мы живые люди. Олигархи, там, не олигархи… Впрочем, посмотрим.

— А чего!.. Неплохо выглядишь, между прочим! Садись, — Зайченко кивнул на одно из двух резных, массивных кресел, а сам сел во второе. Теперь они сидели друг напротив друга у роскошного, с поистине царской щедростью накрытого и сервированного стола, буквально ломившегося от всевозможных напитков и закусок. («Яств»! — невольно пришло в голову Горбалюку. Это было в данном случае самое подходящее слово.) Икра, рыба всех сортов, сыры-колбасы, солености и копчености — в общем, изобилие плодов земных. Коньяки-водки — это уж само собой. Как положено.

— Ну, давай, выпьем, что ль, за встречу. От винта! — Зайченко взял со стола бутылку чего-то прозрачного, судя по всему, водки, ловко свернул («свинтил») ей головку и аккуратно наполнил до краев рюмки.

Горбалюк невольно хмыкнул про себя, глядя на все эти его нехитрые манипуляции. Настолько они были ему до боли знакомы и узнаваемы. Казалось, время повернуло вспять, и перед ним снова сидит его старый, верный дружок Петя Зайченко, он же Зайчик. И они разминаются «водовкой» или «портвешком» в ожидании чувих, которые должны вот-вот подкатить, буквально с минуты на минуту. Если, конечно, опять не продинамят, что, к сожалению, тоже не раз бывало. Да-а!.. Были времена.

Где они теперь, те чувихи? И те водовки и портвешки: кавказы и агдамы? Канули в лету. В тартарары. Вместе со всей той жизью. Теперь и водки-то все другие. Не говоря уж о чувихах. Которые вообще исчезли, как класс. Хорошо, что хоть водки-то еще остались.

Горбалюк осторожно покосился на матовую стеклянную бутылку. А может, блин, и вообще хрустальную! Чем черт не шутит! Кто знает, чего от них, олигархов, ждать? Может, они из стеклянной посуды пить вообще брезгуют? Стремаются. Западло им.

Да нет, стеклянную, наверное, все-таки. Обычный «Абсолют», кажется. Пробовали, пробовали!.. Пивали. Приходилось. Не часто, конечно, но бывало. Значит, и миллиардеры тоже его пьют?.. Жаль. А я-то, грешным делом, думал какую-нибудь «Миллиардерскую особую» попробовать. «Олигарховку». По миллиону баксов бутылка. Губы раскатал. Эх, жаль, что не срослось! Опять не получилось. Ну да ничего! «Абсолют» — это тоже неплохо. Тем более, что у Зайчика-то он наверняка родной, не палёный. Настоящий. Небось, прямо из Швеции ему гонят. Спецрейсом.

— Ну?.. — Зайченко потянулся к нему чокаться. Горбалюк тоже взял свою рюмку, одновременно косясь на стол и присматривая себе какую-нибудь подходящую закуску. Глаза разбегались.

Как, блин, у льва при виде стада антилоп, — мельком подумал Горбалюк. — Ладно, какая разница, в конце концов. Вон та рыбка для начала вполне подойдет.

Водка была ледяная. Горбалюк даже вкуса ее толком не почувствовал. Хотя нет, хорошая. Классная водка!

— Закусывай, закусывай! — жуя уже что-то, подбодрил его Зайченко — Не стесняйся.

— Да я не стесняюсь, — пробормотал Горбалюк, накладывая себе всего понемножку. Ну, а чего? Надо же попробовать. Когда еще с миллиардером есть придется?

— Давай сразу по второй, что ли! — Зайченко, оказывается, успел уже опять, по новой, наполнить рюмки.

— Да не гони ты так! — чуть было по старой привычке не прикрикнул на него Горбалюк, но вовремя прикусил язык.

Увы! Они уже вовсе не молодые веселые и бесшабашные студенты, беззаботно порхающие по жизни от стипендии до стипендии. И перед ним сидит вовсе не двадцатилетний обезбашенный Зайчик. Минутный морок рассеялся. Горбалюк снова почувствовал себя неловко в своем стареньком дешевом костюмчике. Вспомнил, кто он и кто теперь его бывший друг. И кто здесь заказывает музыку. И чего стоят все эти показные простота и запанибратство. Сейчас у хозяина хорошее настроение — вот он и играет от скуки в рубаху-парня, своего в доску. А взгрустнется ему через секундочку… Пригорюнится да и скажет, пожалуй, чего доброго: «А отхвати-ка ты мне, братец, трепака!» И будешь ведь отхватывать. Как миленький! Никуда не денешься. Будешь-будешь!.. А иначе зачем бы ты вообще сюда явился? Как ни трепака отплясывать? «Авось понравлюсь!»

Горбалюк с ожесточением проглотил свою водку и, не глядя, сунул вилкой себе что-то в рот.

Зря, блядь, я сюда пришел, — с внезапной горечью подумал он. — Докатился! Жизнь проклятая заела. Жена, дети… А-а!..

Он хотел сам налить по третьей, даже дернулся уж было, но в итоге так и не решился. Сидел, сам себя презирая, но бутылку взять без разрешения все-таки так и не осмеливался.

— Ну, как там народ-то хоть у нас живет? — между тем лениво поинтересовался Зайченко. Вторую рюмку он, кажется, даже и не закусывал. Просто запил наскоро чем-то из бокала, соком каким-то — и всё. — Ты хоть с кем-нибудь контактируешь?

Горбалюк послушно стал рассказывать. Собственно, рассказывать-то особенно было нечего. У всех ведь одно и то же. Обычные, серые, рядовые, заурядные жизни обычных, серых, заурядных людей. Работа — жена — дети. Вот и вся «жизнь». Каторга. Житие. Зайченко был из их потока единственным, кто чего-то сумел добиться. Причем не просто «чего-то», а!.. На фоне этих его, поистине феноменальных и фантастических достижений, результаты остальных выглядели более чем скромно. Да и не было ни у кого, по правде сказать, никаких особых «результатов». Девчонки все, в основном, сразу замуж повыскакивали, ребята…

Да-а!.. — вдруг неожиданно подумал Горбалюк, не переставая в то же время рассказывать. («Вэл до сих пор в институте так и работает, на кафедре; Азаркина развелась недавно второй раз…» — Зайченко рассеянно слушал, вяло поддакивая.) — Вот если бы на нашем потоке опрос тогда провести! Кто, мол, чего в жизни добьется? На Зайченко бы уж точно никто не поставил! Да ни в жисть! Как, впрочем, и на меня. Мы там с ним явные аутсайдеры были. Парии какие-то. Изгои. Потенциальные алкаши да и вообще, по мнению большинства, конченые типы. Совершенно никчемушные и бесперспективные. Заведомые неудачники, в общем.

А что в итоге? Где они теперь, все эти «удачники», эти молодые и блестящие дарования, так много, казалось, обещавшие? Все эти аверины-гусаровы? Один спился, второй сейчас за гроши в НИИ каком-то горбатится. А ведь действительно талантливые ребята были! Особенно Гусаров. Помнится, я у него диплом свой в покер выиграл. Эпохальное сражение! Королевское каре против флеш-рояля! Нарвался, мальчик. Не повезло!

Горбалюк почувствовал, что он уже слегка опьянел. Язык заплетаться немного стал, мысли путаться… Да и вообще он себя как-то иначе чувствовать стал. Лучше! Раскованнее как-то. Веселее. Даже робость его куда-то вдруг исчезла.

— Слушай, Петь, давай лучше из бокалов пить! — с пьяным оживлением предложил он, прервав на полуслове свой бесконечный и нудный рассказ. — А то рюмками не берет что-то. Под такой закусон

— Давай! — сразу же согласился Зайченко. — Давай из этих вот, — он приподнял один из стоявшей рядом с ним длинной шеренги разнокалиберных бокалов, рюмок и бокальчиков. Горбалюк с некоторым трудом нашел у себя рядом точно такой же и придвинул Зайченко. Тот мгновенно наполнил бокалы водкой. Оба. До краев. «Вздрочь», по Далю. Помнится, они еще смеялись, когда читали. Потом, правда, выяснилось, что это только для каких-то там сыпучих материалов, кажется, не для жидкостей, но какая разница!? Словечко осталось. — Ну, поехали! За что пьем?

— За все хорошее! Чтоб все у нас всегда ровно было!

— Ладно, давай!

Выпили. Горбалюк, скривившись, стал шарить взглядом по столу. Чего я тут еще не ел-то? А! вот это!.. Что это у нас такое?..

— Может, горячее сказать, чтоб подавали? — с набитым ртом поинтересовался Зайченко.

— Сам смотри! — небрежно отмахнулся Горбалюк. Он чувствовал себя пьяным и веселым. На душе было совершенно легко. Ну, миллионер, и миллионер! Мне-то что? По хую! Или даже миллиардер?..

— Слышь, Зайчик! — вдруг неожиданно сам для себя сказал Горбалюк. — Ты же миллиардер, вроде? Дал бы мне тоже немного денег? А? По старой дружбе?

— Денег? — перестав жевать и с явным интересом на него глядя, переспросил Зайченко. — А сколько тебе надо?

«Шура, сколько вам надо для полного счастья?» — сразу же вспомнились Горбалюку бессмертные строки, и он даже засмеялся вслух от этой своей мысли и от этой полной схожести ситуации.

— Ну, не знаю… — наконец кое-как выдавил он из себя, продолжая смеяться. — Сколько не жалко. Только имей в виду, отдавать мне нечем. Гол, аки сокол.

— Ладно, — коротко бросил Зайченко, снова наливая по полному бокалу и чокаясь с Горбалюком. — Давай!

Горбалюк несколькими крупными глотками влил в себя содержимое своего бокала (блядь! сколько здесь? грамм двести, не меньше!) и сразу же запил стоявшим рядом соком. Он был уже порядочно пьян. Зайченко, судя по всему, тоже. Он раскраснелся, на лбу выступила испарина.

О чем, бишь, мы только что говорили? — с трудом стал соображать Горбалюк. Мысли у него расползались в разные стороны, как мухи по столу. — О чем-то ведь интересном… А! о деньгах!

— Слышь! — вслух произнес он. — Ну, вот ты миллиардер. По ящику постоянно светишься, в Кремле тусуешься, хуё-моё. Олигарх, бля, в натуре. Ну, и как это — быть миллиардером? Иметь столько бабок? Всё тебе доступно!.. «Что видишь ты вокруг». Тёлки… тачки крутые… А помнишь, как мы с тобой чувих в трамвае снимали? — снова засмеялся он пьяным смехом. — И как ты злился потом, когда они нас динамили? Теперь, небось, не динамят? Любую, там, супермодель — только пальцем помани?

— Да, теперь не динамят,… — задумчиво и грустно как-то усмехнулся Зайченко. — Только манить теперь уже не хочется. На хуй они теперь нужны! Всё не вовремя, в общем. Как обычно.

— Чего так? — пьяно удивился Горбалюк. — Не стоит, что ли?

— Это у тебя, у мудака, не стоит! — полушутливо обиделся Зайченко. — А у меня всё всегда стоит. Как штык!

— Ну, так в чем же тогда дело-то? За чем дело встало?.. То есть «стало»?

— В смысле?

— Ну, в смысле супермоделей?

— Господи! Да дались тебе эти супермодели! — с досадой воскликнул Зайченко. — Да все они!.. «Денег — дай!» Вот тебе и вся супермодель. Обычный вариант, только чуть дороже.

— Ну, и правильно! — еще больше удивился Горбалюк. — Естественно! А чего ты хотел? Красотой её своей, что ли, пленить? Могучим интеллектом? Конечно, «денег»! Ну, и что? Тебе-то чего? Ну, и дай, если просит! Тебе что, жалко? Девочке помочь? Ты — ей дашь, она — тебе. Вот дело у вас на лад и пойдет! Всё тип-топ. Все довольны!..

А я ведь тоже у него сразу же денег попросил! — вдруг обожгло Горбалюка. — Как и все. Чего он теперь обо мне думает? «Денег — дай!» Вот и вся наша старая проститунтская дружба. «Обычный вариант, только чуть дороже».

Горбалюк помрачнел, плеснул себе немного водки и залпом ее выпил, не почувствовав вкуса. Он даже Зайчику налить при этом забыл. Тот, впрочем, похоже, этого даже не заметил. Он сидел, откинувшись в кресле, отрешенно уставясь прямо перед собой, и рассеянно крутил в руках свой пустой бокал. Чувствовалось, что мысли его витали в этот момент где-то далеко-далеко…

— Знаешь, Горбаль, — наконец медленно протянул он и задумчиво пожевал губами, — не так всё это просто… Деньги все эти…

— Ты что, комплексуешь, что ли? — совсем уж изумился Горбалюк, с недоверием глядя на сидевшего перед ним известного всей стране миллиардера и олигарха. (Вот уж никогда бы не подумал! — мелькнуло у него в голове.) — Перед этими сосками? Что им не ты нужен, а только твои деньги?.. Да?

— Да нет! — раздраженно отмахнулся тот. — Что за чушь! Причем здесь это?! Что значит: не я, а только мои деньги? Это всё равно, что сказать: не я, а только мои ноги. Или только мои руки. Деньги — это естественная часть меня, моей личности. Если бы у меня их не было, это бы уже не я был, а кто-то другой. Какая-то другая личность! Я нынешний — это и деньги в том числе. Говорить: «тебя любят, только пока у тебя есть деньги», — это всё равно, что говорить: «тебя любят, только пока у тебя есть ноги». А лишишься ты их — тебя сразу же и разлюбят! Ах, не разлюбили?! Ну, тогда можно попробовать еще и руки отрубить. Я — это я! Это не только мое тело, голова-руки-ноги, но и всё, что мне принадлежит. Всё это в совокупности — и есть моя личность. Которую можно любить или не любить. Но только всю в целом! А попытки разделить: я — отдельно, деньги — отдельно, это нонсенс!

— Да ладно!.. тише, тише, успокойся ты! — примирительно замахал руками Горбалюк. — Чего ты так разволновался? Целая тирада, прям! — разговор, тем не менее, его заинтересовал. — Ну, хорошо! — после паузы сказал он. — Если ты всё так прекрасно понимаешь, то в чем же тогда проблема?

— Какая еще проблема? — всё еще раздраженно откликнулся Зайченко.

— Ну, ты начал про деньги говорить, — напомнил Горбалюк. — «Не всё так просто!..». «Деньги эти!..». Так чем ты недоволен?

— Недоволен!.. недоволен!.. Всем я доволен! Слушай, давай выпьем еще, — вдруг внезапно снова предложил Зайченко. — Ты сам-то, блядь, уже выпил, а мне даже не налил! — с легким укором добавил он, разливая водку.

— Чёрт! Заметил-таки! — с неудовольствием подумал Горбалюк, испытывая нечто, вроде смущения. Налить вообще-то, конечно, надо было. Нехорошо это, одному пить. Не по понятиям. — Да я смотрю: ты весь такой серьезный сидишь, на умняке, — неуклюже попытался оправдаться он и обратить всё в шутку. — Мировые проблемы, блядь, наверное, решаешь. В натуре. Чего, думаю, по пустякам беспокоить!..

— Мировые, мировые! — проворчал Зайченко, чокаясь. — Пей давай! «Мировые»!..

— Да… Видишь ли, Горбаль, — возвратился он чуть позже к начатому им самим же разговору. — Деньги — это, конечно, хорошо, но только до известных пределов. Как и всё в этом мире. Хорошо быть высоким, девушки любить будут, но не три же метра ростом!? Это уже уродство. Так же и с деньгами. Много денег — это хорошо, но когда их очень много — это уже плохо.

— И сколько это: очень много? — с вялой иронией полюбопытствовал Горбалюк. Разговор постепенно переставал его интересовать. Всё это было для него слишком абстрактно. Какие-то отвлеченные материи. «Много!..», «слишком много!..».

Пожил бы ты, как я! — с внезапной завистью подумал он. — От зарплаты до зарплаты. Которую еще и не платят, к тому же! Когда детей кормить нечем. Сразу бы по-другому запел! А то, тоже мне, богатая личность! «Деньги — это неотъемлемая часть меня»! Еще как отъемлемая! Повезло тебе просто, вот и всё. Попал в струю, оказался в нужное время в нужном месте — вот и разбогател. Чисто случайно. Как и всё в жизни бывает. Всё же у нас так! На уровне везения. Случайности. Повезло, не повезло. Ну, повезло тебе — молодец! Сиди тихо и радуйся. Но чего великого-то из себя корчить? «Титана мысли»! «Отца русской демократии»! И перед кем? Передо мной! «Я — это я!» Вот именно, что ты — это ты! Что я тебя, не знаю, что ли? Знаю, как облупленного. Сколько водки вместе выпито, сколько тёлок вместе выебано!.. «Чувих». Такой же ты, как я. Ничем не лучше. Но я почему-то… А-а!.. да провались оно всё пропадом!! Зря я сюда приехал!

— Миллиарды — это уже плохо, — услышал он между тем голос Зайчика. — Миллионы — еще нормально, хорошо, но миллиарды — уже плохо. Всё доступно, а потому ничего не хочется. Даже на уровне понтов. Потому что и понтоваться-то уже не перед кем. Все давно остались далеко позади. У обычного человека всегда какая-нибудь мечта голубаяесть. Мерседес, там, какой-нибудь шестисотый себе купить, супернавороченый!.. А когда ты их можешь хоть тыщу штук завтра купить, этих Мерседесов… Выясняется, что на хуй они тебе нужны!! Тоска, в общем, зеленая.

— Да-а!.. серьезные у тебя проблемы! — совсем уже откровенно-насмешливо заметил Горбалюк, пережевывая какую-то, приглянувшуюся ему хитрую рыбку. Рыба, впрочем, была вкусная. — У обычного человека, между прочим, предел мечтаний — это всего лишь подержанная иномарка бэушная, в лучшем случае. А «Мерседес шестисотый супернавороченый» — это для него уже из области чистой фантастики. Сказки! 1001-й ночи. Джинны, гурии, эмиры… шестисотые мерседесы… Это тебе так, к сведению…

— Да нет, я понимаю, конечно! — как-то виновато засуетился Зайченко и опустил глаза. — Как говорится, «у кого жемчуг мелкий, а у кого есть нечего». Или как там правильно? Конечно, бедность еще хуже. Кто спорит! Там свои проблемы. Но и деньги — это тоже… я тебе скажу… знаешь ли… не панацея… Счастья, по крайней мере, они не приносят, это уж точно. Можешь уж мне поверить. Знаешь…

— Слушай, Зайчик! — бесцеремонно перебил своего бывшего друга Горбалюк и посмотрел на него в упор. — А чего ты меня пригласил-то? А? Столько лет не объявлялся, а тут вдруг? Покрасоваться захотелось? Полюбоваться самим собой? Самолюбие собственное потешить, пощекотать? Лишний раз великим себя почувствовать?

— Ну… это… не совсем так… — после длинной паузы, с видимым усилием ответил Зайченко. Лицо у него закаменело, на скулах заиграли желваки. Он явно не привык, чтобы с ним так разговаривали.

(Да пошел ты! — беззаботно подумал Горбалюк, с каким-то даже любопытством за ним наблюдая. Мир вокруг уже слегка покачивался. Горбалюк чувствовал себя совершенно свободно и раскованно. — Потерпишь! Переживешь. Тоже мне, царевна-недотрога! Не сахарный, не растаешь!.. А деньги твои я в рот ебал! Можешь их себе в жопу засунуть!)

— Чего мне собой любоваться? Я уже эту стадию давно прошел. И прекрасно знаю себе цену, — Зайченко несколько пришел в себя и заговорил уверенней. Лицо у него чуть расслабилось. — Просто устаешь от всеобщего поклонения. Когда все вокруг с тобой сразу же соглашаются во всём и в рот тебе смотрят. Захотелось хоть с кем-то в кои-то веки на равных поговорить, пообщаться. Как в старые добрые времена.

— Брось! — махнул рукой Горбалюк и снова налил себе водки. Полный бокал. «Вздрочь»! Помедлил немного и налил также и Зайченко. Тот не возражал. — Давай! — чокнулись. Выпили. — Какой у нас с тобой может быть теперь разговор «на равных»?! — продолжил он через секунду начатую фразу, едва проглотив, почти не жуя, огромный кусок ветчины и отхлебнув немного сока. — Кто ты и кто я? Всё ты прекрасно понимаешь, чего комедию-то ломать? «Пообщаемся!..», «На равных!..», «Как в старые добрые времена!..» Ага! Как же! Может, мы и этот стол тогда уж заодно оплатим пополам? «Как в старые добрые времена»?

— Слушай! — тоже повысил голос Зайченко. Он, похоже, всерьез наконец разозлился. — Чё тебе от меня надо? Чего ты ко мне вообще приебался?! Как последняя пизда!! Я тебя пригласил, как человека…

— Скажи уж прямо: осчастливил! Снизошел, бог! Спустился со своего кремлевского Олимпа! — Горбалюка уже несло. Остановиться он теперь уже не мог да и не собирался останавливаться. Всё-таки литра полтора на двоих они уж точно выпили. А то и больше. Какую мы бутылку-то пьем? «Тогда в нас было — семьсот на рыло!» — вдруг неизвестно к чему всплыли в памяти слова из известной песни. А чего там дальше?.. «Потом портвейном усугубили…» — Слушай, Зайчик! — внезапно прервал свои обличения Горбалюк. — А у тебя «Кавказа», случайно нет?

— Какого еще «кавказа»? — ошалело уставился на него Зайченко. Он даже злиться забыл.

— Ну, как у Высоцкого, — счастливо засмеялся Горбалюк. — «Потом портвейном усугубили». У тебя нет «Кавказа»? Чтобы «усугубить»?

— Нет у меня никакого «Кавказа»! — ворчливо буркнул Зайченко. — Водку пей. Чего тебе «усугублять»!? Ты уж и так хорош. Нарезался, свинтус!..

— Сам ты свинтус! — обиделся Горбалюк. — Тоже мне аббссстинент…

— Кто-кто? — насмешливо прищурился Зайченко.

— Аббссс… аббс… Ну, не важно! Ладно, хорошо, пусть я нарезался. Пусть! Но послушай, что я тебе скажу!..

— Чего тебя, алкаша, слушать… — пробормотал Зайченко, пытаясь налить себе сока. Половина сока при этом оказалась на скатерти. Зайченко не обратил на это ни малейшего внимания. Он уже тоже был прилично пьян.

— Ты послушай, послушай! — с пьяной настойчивостью повторил Горбалюк и даже попытался схватить его за руку.

— Ну, чего? — поднял на него глаза Зайченко.

— Знаешь, в магазинах юбилейным посетителям призы раздают? Ну, стотысячному, там, миллионному?..

— Ну, и что?

— Ну, вот и ты просто оказался в магазине жизни таким посетителем. Юбилейным лохом. Стотысячным! Случайно в этот момент тебя туда занесло. Пивка купить заскочил! Опохмелиться. И тебе вдруг выдали суперприз. Деньги… положение… Дворцы… яхты… А теперь ты всем вокруг впариваешь, что это не вдруг! Не случайно было! Что это ты такой умный и хитрый уже тогда был, всё заранее просчитал и решил именно в этот момент пива выпить! Да и вообще пиво было только предлогом. А на самом-то деле!.. О-го-го!.. Тьфу!! Смотреть на тебя противно! Тошно. Как ты от важности пыжишься и жить всех нас с телеэкранов учишь. А чему ты «научить»-то можешь? Как в магазин вовремя за пивом зайти? Чтобы миллионным лохом стать?

* * *

Дальше Горбалюк ничего не помнил. Кажется, они еще пили, ругались, орали друг на друга и даже, вроде, чуть не подрались. А может, и не «чуть». Может, и правда подрались. Бис его знает!

Проснулся он, по крайней мере, наутро дома, в своей собственной постели.

— Два вежливых молодых человека в три часа ночи доставили, — елейным голоском сообщила жена. — Пьяного, как свинья! — не удержавшись, тут же язвительно добавила она.

Как свинтус, — автоматически усмехнулся про себя Горбалюк, вспомнив вчерашнее замечание Зайчика.

Что он ездил вчера именно к Зайчику, жена Горбалюка, слава богу, не знала. Горбалюк ей не сказал, справедливо опасаясь неизбежного повторения сказки про Золотую рыбку («Попроси ты у нее корыто!..»). Сказал просто: «к институтскому приятелю».

Время, между тем, уже близилось к двенадцати. После обеда надо было тащиться на работу. Отпроситься удалось только на полдня.

Зайчик-то, небось, дрыхнет еще без задних ног! — завистливо подумал Горбалюк, опохмеляясь уже второй бутылкой предусмотрительно купленного накануне пива. — Ему, поди, на работу идти не надо! Хорошо ему, олигарху проклятому!..

— Ты смотри, опять не напейся! — забеспокоилась жена, увидев стоящие на столе две пустые бутылки. — Тебе же на работу сегодня идти.

— Да ладно! — привычно отмахнулся от нее Горбалюк, раздумывая, не выпить ли уж заодно и третью бутылку. Чувствовал он себя преотвратно. Осадок от вчерашней встречи остался тяжелейший. Здорово, конечно, он вчера Зайчика отбрил и на место поставил; указал ему, кто он есть на самом деле и чего по жизни стоит, но что это изменило! Что?! Каждый ведь так и остался в итоге при своих. Зайчик при своих миллиардах, дворцах и виллах, он…

Зайчику-то на работу сейчас идти не надо! — снова с тоской подумал Горбалюк, открывая третью бутылку. — И сволочи-начальницы у него нет.

Начальницу свою Горбалюк ненавидел лютой ненавистью, всеми фибрами своей души. Это у него уже просто пунктик такой был. В ней для него словно воочию воплотилась вся беспросветность и несправедливость его никчемной, неудавшейся жизни.

Та же, судя по всему, его попросту презирала и считала по жизни законченным неудачником. Да так оно, собственно, и было, и от этого Горбалюк ненавидел ее еще сильней. Эту сильную, умную, холеную, уверенную в себе женщину. За то, что она видела его насквозь, со всеми его потрохами. Кто он есть на самом деле. Никто! Ноль. Зеро. Пустое место. Маленький, забитый и затюканный жизнью человечек.

Как работник, он ее вполне устраивал, и поэтому она его до поры до времени терпела и пока не увольняла, хотя о его чувствах к ней наверняка догадывалась. Но это, похоже, ее просто не интересовало. Какая разница, что там эта букашка думает и чувствует? И чувствует ли она что-нибудь вообще? Главное, чтоб работала!

Когда глупо улыбающийся, полупьяный Горбалюк ввалился в комнату, начальница смерила его ледяным взглядом и, не сказав ни слова, прошла в свой кабинет.

Заметила, сука, — равнодушно подумал Горбалюк, плюхаясь на свое рабочее место. Все-таки третья бутылка была лишней. Его здорово развезло. Горбалюк поёрзал на стуле, не зная, чем заняться. Чем вообще можно в таком состоянии «заниматься»? А до конца рабочего дня времени еще о-хо-хо!.. Вагон и маленькая тележка. Два часа еще только.

Вчерашний день вспоминался уже как-то смутно, как какой-то сон. Зайчик… дворец этот… фонтаны… охранники…

— Простите, Борис Анатольевич, можно Вас на минутку?

Горбалюк с удивлением посмотрел на дверь. Рослый, спортивный, коротко стриженый молодой человек характерной наружности вежливо ему улыбался. Горбалюк с недоумением поднялся и, чуть пошатываясь, вышел из комнаты, провожаемый заинтересованными взглядами сослуживцев.

— Это Вам! Петр Васильевич просили передать, — охранник Зайчика (теперь Горбалюк в этом уже нисколько не сомневался) протянул ему кейс.

— Что это такое? — удивился Горбалюк.

— Я не знаю, — охранник был сама корректность. — Мне просто поручили передать — и всё.

— Хорошо, спасибо, — Горбалюк мысленно пожал плечами и взял у него из рук кейс. Кейс был тяжелым.

— До свидания.

— До свидания.

Охранник сразу же повернулся и ушел. Горбалюк секунду помедлил, потом решительно направился к туалету. Запершись в кабинке, он щелкнул замком. Кейс раскрылся. Там лежали аккуратные, затянутые в целлофан пачки долларов. Сверху была приклеена скотчем какая-то коротенькая записка. Горбалюк машинально прочитал: «Миллионному лоху от стотысячного!»

Некоторое время он в полном ошеломлении смотрел на содержимое кейса, потом осторожно вытащил одну пачку. Точнее, целый затянутый в целлофан кирпич. Сотки! Стодолларовые купюры. Он пересчитал кирпичи. Ровно десять штук Это сколько же будет? В пачке… э-э-э… десять… нет, какие десять!.. сто… да, сто тысяч! Значит, миллион, что ли? Миллион долларов!!??

А это что? Это еще что такое? Между стотысячных долларовых блоков сиротливо притулилась в углу бутылка пива, смотревшаяся в таком окружении совершенно дико. Пиво, судя по всему, было самое обычное, наше, российское. Горбалюк, сам не зная зачем, взял бутылку и посмотрел на этикетку. «Хамовники». Что за черт! Пиво-то здесь причем? На опохмелку он мне ее прислал, что ли? Одну бутылку «Хамовников»?

А-а-а!.. Горбалюк вдруг припомнил куски их вчерашнего разговора: «Ты просто оказался в магазине жизни юбилейным посетителем… Пивка зашел купить… Стотысячным лохом…» Он еще раз посмотрел на записку: «Миллионному лоху от стотысячного!» Всё понятно!

«Миллионы — это ещё нормально…» — вспомнилось также ему. А, ну я- ясненько… Это наш Зайчик, значит, так развлекается. Шутит. Чего ему от его миллиардов!? Какой-то там миллион. Миллионом больше, миллионом меньше… Старый институтский друг, опять же. Приятно осчастливить. Доброе дело сделать. Сколько лет вместе горе тяпали. Кого ж, как не его! Ладно, в любом случае, спасибо! Нет, правда. От всей души!

Горбалюк захлопнул кейс и поставил его на пол. Потом достал из кармана ключи, открыл пиво и залпом, не отрываясь, выпил из горлышка всю бутылку. Мир вокруг сразу заискрился, засверкал и заиграл яркими, радужными красками. Всё было хорошо! Просто замечательно. «Все будет хорошо, всё будет хорошо, всё будет хорошо, я это знаю!» — промурлыкал он себе под нос и вытер платком вспотевший лоб.

Та-ак… Первым делом с работы этой блядской уволюсь! Немедленно!.. Сию же самую секунду!! Вот прямо сейчас!

«Ну, являюсь на службу я в пятницу, / Посылаю начальство я в задницу!» — с чувством негромко пропел он. Да, вот это правильно! Это по делу. В тему. Насчет задницы. Просто уволиться мало. Надо…

Горбалюк вспомнил свою надменную, гордую, самоуверенную начальницу и злорадно ухмыльнулся. Ладно, глубокоуважаемая Антонина Ивановна. Сейчас мы поглядим, какой это Сухов!

Он взял кейс и вышел из кабинки. Подошел к умывальнику, плеснул в лицо холодной воды и посмотрел на себя в зеркало.

Да-а!.. Хорош, нечего сказать. Ну, тем лучше!!

Горбалюк подхватил с пола кейс, вышел из туалета и направился прямиком к кабинету своей начальницы.

— Вы куда!? — истошно заверещала перепуганная насмерть секретарша-Зиночка, делая попытку вскочить. Горбалюк, не обращая на нее никакого внимания, повернул ручку и вошел.

Сидевшая за столом элегантная, изящная, делового вида женщина недовольно подняла голову и замерла при виде пьяного, мокрого и взъерошенного Горбалюка. Горбалюк тоже на секунду остановился, с каким-то острым, болезненным любопытством пристально в нее вглядываясь и словно стараясь навсегда запомнить.

Ну, прямо, бля, бизнес-вомэн! Маргарет Тэтчер и Хиллари Клинтон в одном флаконе! — цинично усмехнулся он про себя и шагнул к столу. Ему было безумно весело. — Здравствуйте, я Моника Левински!

Наверное, последнюю фразу он произнес вслух, потому что глаза сидящей за столом женщины широко раскрылись, и на лице появилось какое-то странное выражение — смесь недоверия и испуга.

— Уважаемая Антонина Ивановна! — медленно, с паузами, с расстановками вкрадчиво и нежно проворковал Горбалюк, глядя прямо в глаза своей бывшей начальнице, от всей души наслаждаясь этим мгновеньем и всеми силами стараясь растянуть его, продлить как можно дольше. — Вы женщина деловая… (Маленькая пауза)…и, соответственно, предложение у меня к Вам… (Опять маленькая пауза)…тоже чисто деловое. (Пауза.) Ничего личного! (Пауза.) Так вот. (Пауза.) Суть этого предложения такова (Длинная пауза.) Я хочу… (Очень длинная пауза)…трахнуть Вас прямо здесь и прямо сейчас!! (Длинная пауза.) За миллион долларов… В задницу! — после еще одной паузы, последней и заключительной, добавил он, вспомнив слова из песни.

Женщина смертельно побледнела.

— Вы… ппьяны?.. — каким-то свистящим, зловещим полушепотом прошипела она, чуть приподымаясь из-за стола, подаваясь вперед и тоже глядя на Горбалюка в упор. — Немедленно покиньте мой кабинет!! Вы уволены! — рука ее потянулась к кнопке селекторной связи.

Горбалюк молча бросил на стол кейс и распахнул его. Рука Антонины Ивановны замерла на полпути. Рот приоткрылся.

— Что это? — растерянно, словно про себя, тихо пробормотала она, уставясь внутрь кейса и явно не в силах оторвать взгляд от его содержимого.

— Миллион долларов, — так же тихо и медленно ответил Горбалюк, впившись в нее взглядом и прямо-таки пожирая ее глазами. Он чувствовал себя так, словно уже, в этот самый момент, её имел. Трахал! Ебал!! Причем всеми возможными способами и во все места одновременно. Во все дырки!! Да так, собственно, оно и было. Одно мгновенье ему показалось даже, что он сейчас прямо кончит! Настолько нестерпимым, острым и сладким было наслаждение. На секунду всё вокруг поплыло.

— Откуда это у Вас? — Антонина Ивановна всё никак не могла оторвать взор от упакованных в целлофан пачек.

— Не важно. Ну, так, как?

Лицо Антонины Ивановны пошло красными пятнами и как-то разом подурнело и утратило всю свою холеную надменность.

Всё! — подумал Горбалюк, с презрением на нее глядя. — Теперь ты шлюха. Даже если и откажешься.

Женщина часто и прерывисто задышала. Потом судорожно сглотнула и с трудом медленно подняла глаза на стоявшего у самого стола Горбалюка.

— Я… Я… Я даже не знаю… Это так… неожиданно…

Она опять перевела взгляд на доллары. Потом на Горбалюка. На доллары. Опять на Горбалюка.

— Как это «здесь»?.. А если вдруг войдут?..

Горбалюк молчал, с усмешкой её разглядывая. Антонина Ивановна глубоко вздохнула и попыталась взять себя в руки. Потом решительным и резким движением нажала на кнопку селектора.

— Да, Антонина Ивановна? — раздался в динамике встревоженный голос секретарши.

— Я занята! Пока Горбалюк не выйдет, в кабинет пусть никто не заходит!

— Хорошо, Антонина Ивановна, — с видимым удивлением ответила явно сбитая с толку секретарша.

Антонина Ивановна отключила связь и повернулась к Горбалюку. Она уже полностью успокоилась и пришла в себя. (Быстро! — с еще большим презрением подумал Горбалюк. — Недолго же ты ломалась. «Недолго музыка играла…»! «Путана, путана, путана!..» Чего-то у меня настроение сегодня какое-то песенное…)

— Хорошо! — холодно сказала Антонина Ивановна, не отводя глаз от Горбалюка. — Где, на столе?

— В смысле, дать? — уточнил Горбалюк. — Так Вы согласны? В задницу?

— Да, я же сказала! — еле сдерживаясь, отрывисто ответила женщина.

— Замечательно! — Горбалюк небрежным движением захлопнул кейс и взял его в руку. — Всего хорошего!

— Что это значит!? — лицо Антонины Ивановны стало пунцовым.

— Я передумал, — Горбалюк повернулся и не оглядываясь, вышел из кабинета. — Пожалуйста, проходите, — доброжелательно кивнул он в предбаннике какой-то томящейся там в ожидании незнакомой девице. — Антонина Ивановна уже освободилась.

* * * * *

И спросил у Люцифера Его Сын:

— Любого ли человека можно купить за деньги?

И ответил Люцифер Своему Сыну:

— Да. Деньги — самый надежный и верный способ добиться от человека того, чего хочешь. Всё очень просто, и нет необходимости усложнять ситуацию. Исключения тут лишь подтверждают правило.

Сын Люцифера. День 19-й

И настал девятнадцатый день.

И сказал Люциферу Его Сын:

— Я начинаю разочаровываться в людях.

И ответил Люцифер Своему Сыну:

— Нет. Ты просто начинаешь узнавать их лучше, со всеми их достоинствами и недостатками. И это знание человеку поначалу трудно вместить.

Гений

«Не спрашивай: по ком звонит колокол?

Он звонит по тебе».

Э. Хемингуэй «Прощай, оружие».

«Возлюби ближнего твоего, как самого

себя».

Евангелие от Матфея.

1.

Удар был настолько сильным, что Кубрин на какое-то время даже потерял сознание. Когда он очнулся, то обнаружил себя лежащим на траве. Гигантская, упавшая на него сверху ветка валялась рядом. Кубрин осторожно потрогал руками голову. Крови не было. Зато была огромная шишка. Огромная-преогромная! С апельсин. Кубрин с некоторой опаской и каким-то болезненным недоумением долго ее ощупывал, словно не в состоянии будучи никак поверить в ее реальность.

Это же просто бред какой-то! Приехал на шашлыки, сел на травку под дерево, а на него сверху ветка свалилась! Как будто специально его ждала. Причем не ветка, а целая ветища! Бревно целое. Вон какая дура!

Он опять перевел взгляд на лежащую рядом чудовищных размеров сосновую ветку. Зрелище действительно было впечатляющее.

Невероятно! Как я жив-то остался!? Приехал, блядь, на шашлычки!.. На природу. В кои-то веки. Охуеть можно! В пизду такую природу!! Сидел бы себе сейчас дома, без всяких, блядь, шишек, пиво пил. Нет!!.. «Поехали!.. поехали!.. Свежий воздух!..» Нна ххуй мне всё это надо!!

Кубрин, наверное, долго ещё сидел бы и матерился, держась за голову, но в этот момент из-за поворота медленно, переваливаясь на ухабах, выехали две легковушки. Подъехали к Кубрину и остановились. В первой сидел Валька Бобров, а во второй Андрюха Решетников. Оба, естественно, с женами.

— Привет, а Наташка где? — сразу же поинтересовался Валька, вылезая из машины и потягиваясь.

— А!.. Приболела чего-то там! — махнул рукой Кубрин. — Простудилась…

— Как же она тебя одного-то отпустила? — кокетливо засмеялась Зиночка, жена Боброва, и игриво стрельнула глазками. — Не боится?

— Доверяет, значит! — сразу же включилась в игру и андрюхина Капа. Капитолина Евграфовна Решетникова, в девичестве Варивашен.

(«Это у вас в семье что, наследственное?» — как-то под пьяную руку поинтересовался у нее Кубрин. — «Что наследственное?» — не поняла сначала она. — «Детей такими именами называть? «Евграф Варивашен»!.. Звучит!»

Капа смертельно обиделась и долго дулась. Андрюха их даже специально потом мирил.)

— И правильно делает. Колян у нас кремень! — охотно подхватил Андрюха. — Слушай, а где дрова? — вдруг встрепенулся он, зорко оглядываясь по сторонам. — Кремень? Мы же договорились?

— Вот, — Кубрин угрюмо кивнул на валявшуюся под деревом рядом с ним ветку.

— Что «вот»? — непонимающе уставился на него Андрюха. Все остальные тоже вопросительно посмотрели на Кубрина.

— Вот эта самая ветка мне только что на голову свалилась. Незадолго перед вашим приездом. Я вообще только что очнулся. А до этого под деревом на траве валялся. Без сознания!

— Да ты гонишь, что ли? — все недоверчиво смотрели на Кубрина.

— Иди пощупай, — Кубрин приглашающе похлопал легонько себя по голове. — Иди-иди! Шишка, блин, с яйцо… Куриное, — добавил он, видя промелькнувшие тут же на губах дам легкие полуулыбки.

— Башка-то не болит? — грубовато-сочувственно поинтересовался Андрюха и, уперев руки в бока, перегнулся корпусом слегка назад, тоже потягиваясь и разминая затёкшее тело.

— Да нет, вроде… — неуверенно ответил Кубрин, прислушиваясь к своим ощущениям. Голова, кажется, слава богу, действительно не болела. И главное, не тошнило.

Значит, сотрясения хоть нет, — с облегчением подумал Кубрин. Он читал где-то, что при сотрясении мозга обычно всегда тошнит. — И на том спасибо!

— Ладно, айда тогда за дровами! — решительно скомандовал Валька и сплюнул. — Чего время зря терять?

Дальше все пошло своим чередом. Костер, шашлык-машлык, пиво-водка… Пили, впрочем, относительно немного, за рулем же все… А Кубрин, так и вообще почти не пил. И боялся (ну на фиг! а вдруг все-таки сотрясение? тогда спиртного-то нельзя!..), да и просто чего-то не хотелось. Ветка эта проклятая!.. Кубрин нашел ее взглядом и злобно выругался сквозь зубы. Черти бы ее побрали! Вот только сотрясения мне и не хватало! Руки-ноги ломал, вот только сотрясения мозга еще никогда не было… «Будет!» Ддьявол!!

Вернувшись домой, Кубрин первым делом подошел к зеркалу. Да нет, так не видно, конечно, ничего! А то ему уж показалось, что его шишка всем вокруг видна. Действительно с апельсин размером. Как в мультфильме «Том и Джери». Ну, тогда еще ладно. Холодное, может, чего-нибудь к ней приложить?.. Хотя, чего теперь-то? Раньше надо было. Сразу после удара. А теперь бесполезно. Ладно, пёс с ней! Сама через пару дней пройдет.

2.

Примерно через неделю Кубрин обнаружил, что с ним что-то происходит. Что-то было не так. Мир вокруг изменился. Поглупел. Причем весь! Целиком. Весь разом!

Жена, друзья, сослуживцы… книги, СМИ… Словно он попал в какую-то Страну Дураков, и дураки были теперь повсюду. Везде. Даже лиса Алиса и кот Базилио, которые, по всей видимости, его сюда каким-то волшебным образом и затащили, — и те исчезли! Привели и бросили. Испарились!! Сейчас бы он даже им бы был бы рад! И с радостью бы отдал им все свои золотые, лишь бы они его отсюда вывели. Спасли! Но их, увы, не было. Они куда-то бесследно сгинули. Соскочили с концами.

Они-то сгинули, а дураки остались. И спасения от них не было.

Он даже читать теперь не мог. О телевизоре же и говорить было нечего. Кубрину вообще теперь диким казалось, как он мог его раньше смотреть?! И, помнится, ему ведь там даже кое-что нравилось! Что там может «нравиться»? Серость, примитивизм, бесталанность… Вульгарность и пошлость! Отсутствие вкуса и хотя бы элементарного воспитания. Глупые люди, произносящие с умным видом глупые слова. Телевидение это наше!.. Кинцо…

Да, но с другой-то стороны, — вдруг подумал Кубрин, — а на Западе что? То же ведь самое. Фильмы эти голливудские… Это же вообще мрак беспросветный! Дебилизм. Причем, если у нас многие проблемы имеют в основе своей чисто технический характер: отсутствие финансирования, недостаток профессионализма и т. п., то у них-то с этим в принципе всё в порядке.

И у них ведь, заметьте, телевидение и кинематограф — это просто бизнес. И раз этот бизнес существует и даже процветает, значит, его продукция пользуется спросом. И раз Голливуд снимает идиотские фильмы, значит, именно такие фильмы общество и требует. Значит, именно это и есть его уровень. Уровень современного общества. Комиксы и боевики. И претензии надо предъявлять не к Голливуду, а к обществу в целом. Вот такое вот оно, оказывается. Глупое и примитивное. Пошлое!

Кубрин неожиданно вспомнил, как Пугачева спела на своем недавнем юбилейном концерте — чуть ли даже не в Кремлевском дворце! — какие-то совершенно немыслимые по своей вульгарности и дурному вкусу куплеты. Про руку из унитаза (!), которая протягивает ей розы. Такие вот, мол, у нее вездесущие и назойливые поклонницы. Достали! Пошла она, дескать, пардон, в туалет, по нужде, только было заперлась в кабинке, как из унитаза… Ну, в общем, кошмар и тихий ужас.

И как весь зал, стоя, ей аплодировал. Мужчины в строгих, дорогих костюмах; дамы в мехах и бриллиантах. Весь наш доморощенный бомонд, словом. Расписался! Отметился.

«Я такой же (такая же)!.. Мне это нравится! Этот сортирный юмор. Это мне близко!.. Это я только прикидываюсь таким вальяжным, воспитанным и рафинированным, на умные концерты с умным видом хожу, а на самом-то деле!.. И-го-го!..»

На самом-то деле, «Леди Диана» — это у мадам просто псевдоним такой красивый, погремуха по жизни, а по паспорту-то она — Дунька Толстопятая из Тетюш. И как ею была, так ею в душе и осталась. Несмотря на все свои шиншиллы и брюлики. Прошу любить и жаловать! Да-с..

Кубрин вдруг с неприятным удивлением припомнил, что он и сам, глядя по телевизору, смеялся. Вместе с женой, кстати. Что им это тоже тогда казалось забавным. А чего тут забавного? Это же ужасно, а не забавно! Говорить можно, конечно, о чем угодно, на любые темы, запретов морально-эстетических тут никаких нет и быть не может! достаточно вспомнить, к примеру, того же Баркова; главное — КАК говорить! Вот в чем штука! Вот что принципиально. И на опасные темы говорить опасно вовсе не потому, что они сами по себе какие-то там запретные; а просто потому, что это очень сложно. Очень легко тут скатиться в пошлость, в вульгарность, в обычную похабщину. Один неверный шаг, просто неудачно выбранное слово — и!.. Соблюсти меру! Пройти по грани! Это требует огромного таланта, вкуса и безошибочного чувства такта. Даже у Пушкина и Баркова не всегда получалось. Чего уж об остальных-то говорить! Особенно современных наших пиитах. Куплетистах-затейниках.

Так что, уважаемая Алла Борисовна!.. «женщина, которая поет». Никакая Вы давно уже не «женщина». А обычная баба. Голосистая, пошлая и вульгарная. Типа базарной торговки. Только…

Э-э-э!.. — неожиданно опомнился Кубрин. — О чем это я?! Чего это я на бедную Аллу Борисовну напал? И что я к ней вообще прицепился? Господи боже мой! Что у меня вообще за мысли такие!? Чужие какие-то. Не мои совсем! Голливуд… Пугачева… современное общество… Раньше мне такое вообще в голову никогда не приходило! Ну, поют себе люди и поют. Музычка играет… концерт… весело… А тут!.. Господи! Да что это со мной такое творится-то?!!

Кубрин чувствовал себя, как вундеркинд в какой-то школе-интернате для умственно отсталых детей. Все вокруг чем-то занимаются, в какие-то свои дурацкие игры играют, живут, в общем, своей обычной дурацкой жизнью. Но что там, скажите на милость, нормальному-то ребенку делать?! А уж тем более вундеркинду? Во что играть? И самое главное, с кем?!

Мир вокруг словно поблек. Выцвел. Потускнел. Потерял разом всё свое очарование. Читать нечего, смотреть нечего, общаться не с кем. Тоска и скука. Причем какие-то совсем уж унылые и беспросветные. Расчитывать было не на что. Не надеяться же, в самом деле, что все вокруг вдруг разом резко поумнеют? Кубрикову вспомнился брантовский «Корабль дураков»: «Одно тебе, дурак, лекарство — / Колпак! Носи и благодарствуй». Нет, короче, от глупости никакого лекарства. Хотя, есть! Мне же, вот, веткой по башке шибануло!.. Вот и всем бы так. Да… Смешно. Очень смешно. Так смешно, что плакать хочется. Точнее, выть. Волком. Как оборотень на Луну. Я и есть оборотень. Внешне-то человек, а внутри… Кто я теперь на самом-то деле? Что не человек, это уж точно. По крайней мере, не обычный человек. Выродок. Монстр! «Не обычный» — это урод. Как ни крути. Нелюдь!

Все вокруг люди, а я нелюдь. И все вокруг это уже чувствуют. Нюхом. Нутром! С друзьями какие-то странные нотки в отношениях стали проскальзывать, с женой… Хотя, какие они мне теперь «друзья»?! Что у меня может быть с ними общего? Ничего! Я будто с другой планеты прилетел. Инопланетянин какой-то. Как мы с ними раньше общались? О чем говорили? Вообще не представляю!

Н-да… Чёрт! Чёрт!! Чьёрт! побьери! Но вот же — смешно? Это глупое мироновское «чьёрт побьери» из «Бриллиантовой руки»? Значит, хоть что-то все же нравится? Хоть фильмы какие-то?.. книги?.. Хоть что-то осталось?!..

Ну, что-то… Что-то, может, и осталось, но это «что-то» так ничтожно мало…

Короче, что делать!!?? Не хочу быть умным!!! Не хочу — у—у — у!.. Сделайте меня снова дураком! Как раньше. Ну, не дураком, а просто обычным человеком. Как все. На хуй мне этот ум нужен? Что мне с ним делать? Прока от него все равно, как от козла молока. Один только вред. Горе! Как у Чацкого. Который, впрочем, сам, как я теперь понимаю, также особым умом не отличался. Но вообще-то положение у нас с ним абсолютно схожее. Полностью. Ты всех умнее, но толку тебе от этого решительно никакого. Ровным счетом. И вообще глупо быть таким умным.

Это мне теперь тоже стало совершенно ясно, — подумал Кубрин. — То-то я всё время раньше удивлялся, чего это «умники» все обычно такие бедные и несчастные! Нет, правда. Ну, бедные, по крайней мере. Теперь, когда я и сам стал тоже шибко умный, всё сразу стало понятно. Разъяснилось!

Ум хорош лишь для простых задач. С четко определенными условиями. Теоремку, там, доказать, открытие в физике-химии сделать. Но в реальной жизни, в сверхсложных системах, каковым, в частности, является человеческое общество, он практически бесполезен. Всего не просчитаешь! Так что особого успеха с его помощью уж точно не добьешься и карьеру себе не сделаешь. Для этого совсем другие качества нужны.

Сверхсложные системы ведь тем и характерны, что последствия воздействий в них не просчитываются в принципе. Т. е. во что превратится входной сигнал, что именно получится на выходе, повышение или увольнение, заранее предсказать невозможно. От слишком многих факторов тут всё зависит. Например, поругается начальник с утра с женой или нет?

Так что, будь ты хоть семи пядей во лбу, хоть десяти… Хоть одиннадцати, как я теперь. Результат один. Может, разве что, при тысяче?.. Или, там, при миллионе? Да и то вряд ли.

Не говоря уж о том, что при тысячах-то-миллионах это уж совсем не человек будет. А какой-то просто кошмар ходячий. (От меня-то уж все шарахаются!) И у него уже совсем другие, новые проблемы возникнут. Появятся. Смена интересов, приоритетов, новая шкала ценностей и пр. и пр. Ему, наверное, всё вообще по хую будет. Всё мирское. Все эти успехи и карьеры. Мышиная возня вся эта. О нем мир, скорее всего, просто вообще никогда не узнает. Он пройдет по жизни незамеченным. Их интересы с миром не пересекутся. Ну, какие, в самом деле, могут быть «общие интересы» у человека с мышами?

Короче, замкнутый круг. Сначала нет возможности, а потом — уже желания. Кидняк голимый. Как обычно.

Слава богу, что у меня хоть желания-то пока еще есть! Деньги, положение, то-сё… Хотя, впрочем…

Кубрин невольно призадумался. А надо мне всё это? Хм!.. По крайней мере… твердой уверенности… А чего мне вообще надо? Н-да… Хороший вопрос. Действительно?.. Чего мне от всей этой колонии простейших надо?.. Да ни хуя мне, от них не надо!! Мне вообще теперь ничего не надо! Так… разве что… самую малость.

Мне мало надо! Краюху хлеба и каплю молока. И это небо, И эти облака.

Хлебников, Велимир… Надо же! Помню еще, оказывается. «Надо же» не в смысле «надо», а…

Нет, подожди! Стишки, это, конечно, хорошо, но о чем-то я важном думал… А! ну да… чего мне теперь надо и чего не надо. И пришел к выводу, что ни черта мне теперь не надо. По хую мне всё!! До пизды! «Я свобо-оден!..» Как в песне поется. А почему, собственно? Почему не надо-то? Ну, поумнел я, ну, и что? У меня что, и чувства тоже изменились? «Поумнели?» Мироощущение? Хм!.. Мироощущение, пожалуй что, и правда изменилось. Все желания ведь так или иначе с людьми связаны. Как-то им понравиться, попонтоваться, произвести на них впечатление… Н-да… «Впечатление», блядь, произвести… На кого??!! На эту жрущую и размножающуюся протоплазму?!

Кубрин поморщился. Нельзя так о людях думать! Нехорошо это. Неправильно. «Неправильно»… А что правильно?! Что — «правильно»??!! «Что правильно»… Что правильно, только бог знает. Если он, конечно, есть. Черт! Лучше бы уж посильнее меня тогда по кумполу шандарахнуло! Глядишь, тоже богом бы стал. Или психом. Что почти одно и то же. Витал бы себе сейчас в нирване, в облаках, и в рот оно всё ебись! Все эти земные проблемы. По хую!!

А то остался какой-то серединкой-наполовинкой. Между небом и землей болтаться. Как воздушный змей. Как!.. В проруби. Ни то, ни сё. Ни мясо, ни рыба. Ни богу свечка, ни черту кочерга. Крыльев нет, но летать могу. Парить, блядь. Планировать. Как белка-летяга. Гений, блядь, видите ли! Что это вообще такое? А?.. «Гений»?.. Что это за зверь? Очень умный человек, что ли?.. Умный-то умный, но всё же не настолько еще, чтобы всё на хуй послать. Достаточно умный, чтобы мучиться, но недостаточно, чтобы что-нибудь сделать и изменить. Не бог и даже не титан. А всего лишь человек. Ничто человеческое которому не чуждо. В этом-то вся проблема.

Господи! Ну почему именно мне эта ветка на голову свалилась? Ну почему??!! Чем я Тебя, о Боже, разгневал и провинил? И что у меня теперь за мысли такие идиотские!.. Гениальные.

3.

На следующий день Кубрину на глаза попался том Чижевского. Сколько лет валялся на полке, Кубрин в него даже и не заглядывал никогда, а тут вдруг заинтересовался. Как будто под руку кто толкнул. Бес. Он открыл книгу, полистал…

Собственно, теорию Чижевского о наличии четкой взаимосвязи, корреляции между пиками солнечной и человеческой, социальной активности он знал и раньше. Автор, конечно, совершенно гигантскую работу проделал. Удивительную! Таблицы, графики, статистический материал огромный… Всё это, конечно, впечатляло. Но всё это Кубрин уже видел и раньше. Он небрежно просматривал таблицы, мельком сравнивал графики. Да!.. Очень интересно… Несомненная корреляция! Несомненная!.. Четко выраженная взаимосвязь. А впрочем, чему тут удивляться? Солнце — наше светило, ближайшая звезда — естественно, все процессы, там происходящие, и на земную жизнь влияют. И на человека в том числе. К примеру, на его психику, настроение, на его мозговую деятельность. Естественно, взаимосвязь. Чего тут странного? Было бы, скорее, удивительно, если бы этой взаимосвязи не существовало! А так… — это нормально.

Эй! Постойте, постойте-ка!.. А это еще что такое? Почему этот график?.. Ну-ка, ну-ка?.. и этот тоже… Что за черт? Что это значит?

Кубрин быстро пробежал глазами текст. Так… Так. Ага! Вот!

«… Хотя сам факт наличия корреляции был очевиден и никаких сомнений не вызывал, тем не менее в ряде случаев оказывалось, что графики смещены относительно друг друга «не в ту сторону», что пик активности человеческой деятельности несколько опережал соответствующий пик солнечной активности. Обычно на год-два. Что по логике вещей было абсолютно невозможно. Поскольку получалось, что следствие таким образом предшествует причине. Этот удивительный факт Чижевский объяснить так и не смог…»

Гм!.. И вправду забавно… Нет, действительно, как такое может быть? Кубрин еще раз бегло полистал книгу. Да… Да… Связь несомненна… И тем не менее… Гм!.. Странно… Очень странно… Весьма!..

Неожиданно вспыхнувшая в мозгу догадка была настолько невероятна и ошеломляюща, что Кубрин даже зажмурился на секунду.

Вот чёрт! Да ну, бред!.. Хотя… Хотя!.. А чего бред-то? Обычная научная гипотеза… легко проверяемая, кстати… Вот сейчас и проверим. Заодно. Какой-такой я гений…

Кубрин быстро включил комп и вошел в Сеть. Ага… Ага… Какие у нас там подходящие события за последние годы были?.. А, ну вот, Кампучия, например… полпотовцы, красные кхмеры. Так… нашли… «Казнены свыше миллиона человек…» В каком году это было?.. Так… А с Солнцем что тогда происходило? А?.. Где это у нас?.. А, ну здесь, наверное… Да, точно. Так… смотрим… смотрим… Есть! Всё точно. Разница один год. Как положено. Как доктор прописал. Ну, дела-а!.. Вот тебе и… Мать моя женщина! Да я правда гений. В натуре. Сто пудов!

Кубрин откинулся в кресле и крутанулся в нем пару раз. Он испытывал какое-то странное и незнакомое прежде чувство. Возбуждение, что ли… В общем, чувство человека, только что сделавшего открытие. Все-таки в положении гения были и свои приятные стороны.

Впрочем, эйфория его длилась недолго. Кубрин как-то особенно ясно и отчетливо осознал внезапно, кем он теперь стал. Что такое на самом деле гений. Что удел его отныне — одиночество, одиночество и еще раз одиночество! Он чужой среди людей. Эта мысль вдруг пронзила его и предстала перед ним во всей своей ужасающей наготе и безысходности. Очевидности! Она не оставляла места ни для надежд, ни для сомнений. Это было ему отныне абсолютно ясно.

То решение, которое он сейчас с такой легкостью нашел, обычному человеку в голову придти просто не могло. В принципе! Человеческий мозг просто по-другому устроен. Чтобы предположить то, что предположил он, надо было взглянуть на задачу под совершенно другим углом. Полностью абстрагироваться от ситуации. Выйти за рамки человеческой логики, человеческой психики. Обычный человек этого бы никогда не сумел. А вот он, Кубрин, сумел! Смог!!

Он смог догадаться о возможности наличия обратной связи. Допустить ее, саму эту возможность. Предположить, что, быть может, не только солнечная активность стимулирует активность человеческую, но и, наоборот, активность человеческая тоже стимулирует активность солнечную. Появление на Солнце пятен и пр. А почему бы и нет? Социальные катастрофы, гибель людей… Возможно, при смерти людей выделяется какое-то излучение, энергия, которая инициирует процессы на Солнце. А те, в свою очередь, еще больше усиливают активность социальную. А значит, новые жертвы, новые выбросы, порции излучения смерти — новые всплески солнечной активности. И т. д. Змея кусает себя за хвост! Классический процесс с обратной связью. Как, скажем, при спекулятивном росте цен. Рост цен стимулирует спрос, а тот в свою очередь, стимулирует новый виток роста цен.

Кубрину вдруг вспомнилась Библия. «И ввергнут их в печь огненную…» «В печь огненную…» В ад! «Печь огненную». Может, Солнце — это и есть ад? «Печь огненная»? А излучение смерти — это просто грешные души, которые туда после смерти отправляются? Попадают. При особенно больших партиях, поступлениях, в аду происходят какие-то процессы, ад, образно говоря, торжествует — и это отражается на Земле. Ну, в общем, люди это чувствуют, становятся нервные, возбудимые, что, в свою очередь, ведет к новым социальным конфликтам, войнам, революциям, к новым жертвам, новым грешным душам и, соответственно, к новому торжеству ада.

Кубрин усмехнулся про себя. Хм!.. Библия библией, но теперь, по крайней мере, ясно, почему не существует сверхцивилизаций. Основной парадокс то ли космологии, то ли ксенологии! Что такое «ксенология»?.. А!.. не важно! да какая разница?! Не о том я думаю. А о чем я думал?.. А, ну да, о сверхцивилизациях. Черт!! Каким-то я рассеянным становлюсь!.. Да, так что там со сверхцивилизациями? Сверхцивилизации… Сверхцивилизации… А!! Почему не существует сверхцивилизаций!? Если космос практически бесконечен, то в нем должно существовать бесчисленное множество сверхцивилизаций, опередивших нас на миллионы лет развития, которые должны были нас уже давным-давно обнаружить. Ну, или, во всяком случае, мы должны были наблюдать следы их деятельности. Однако на практике, как известно, ничего подобного не происходит. Такое впечатление, что никаких сверхцивилизаций не существует вообще. Почему?

Что ж, теперь ясно, почему. Развитие, прогресс неизбежно сопровождаются ростом населения, а значит, и ростом смертности, ростом интенсивности потока излучения смерти. Которое инициирует всё большую активность ближайшего светила, ближайшей звезды, местного Солнца. В конечном итоге на Солнце происходит гигантская вспышка, которая полностью стерилизует планету. Конец. Апокалипсис. Цивилизация гибнет, и всё начинается сначала. «И увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее небо и прежняя земля миновали, и моря уже нет». Да, моря действительно уже не будет. Моря и океаны испарятся практически мгновенно.

Причем, поскольку цивилизация в этот момент еще недостаточно развита, чтобы как-то защищаться от подобного рода катаклизмов, то механизм этот имеет поистине универсальный характер и действует безотказно. Бороться с ним невозможно в принципе.

Ну, вот, я его понял. Ну, и что? Во-первых, всё равно никто не поверит, всё это ведь всего лишь гипотеза, к тому же практически непроверяемая; а во-вторых, даже бы если вдруг и поверили. И что теперь делать? Остановить прогресс? Ограничить во всем мире рождаемость-смертность? «Запретить» войны и конфликты? Бред! Короче, сама природа цивилизации обрекает ее на гибель. Вероятно, сверхцивилизации природе не нужны.

Каламбурчик! Точнее, оговорочка, и очень характерная. Слово «природа»: в обоих своих значениях оно противостоит цивилизации. Даже внутренняя природа ее самой. Ладно, надо, кстати, посмотреть, как вело себя Солнце последние годы. Усиливается ли его активность с течением времени? По мере роста интенсивности потока излучения смерти. Кажется, усиливается… Что-то я об этом слышал или читал. А!.. усиливается, не усиливается!.. Один хуй. Мне-то что? Я все равно до этого наверняка не доживу. До всеобщей стерилизации. Не завтра же оно взорвется, солнышко наше! Время еще есть. Пара тысяч лет как минимум. Так что пока: живи и грейся! А потом!.. А потом — суп с котом! И пироги с котятами. «А потом да а потом — суп с котом и хуй со ртом!»

Да гори оно всё огнём!! Ясным пламенем. Всеочищающим и всепоглощающим! Оно и сгорит. Аминь.

3.

Ночью Кубрину приснился совершенно невероятный сон. Будто сидит он в одной комнате с каким-то странным человеком — элегантным, изящным мужчиной лет сорока — и ведут они между собой нечто вроде диспута. Точнее, мужчина что-то ему, Кубрину, объясняет и втолковывает, а он его внимательно слушает и пытается возражать. В общем, о чем-то они там спорят.

Кубрин попытался припомнить детали спора и, к своему удивлению, обнаружил вдруг, что он помнит всё совершенно отчетливо и ясно, слово в слово. Будто это и не сон вовсе был, а самая настоящая явь. Словно всё это наяву с ним происходило. Стоило ему чуть сосредоточиться, — и практически все детали и подробности сна, все слова и реплики спора мгновенно всплыли в его памяти.

Он прикрыл глаза и будто снова сразу оказался в той комнате, перенесся туда; словно наяву услышал опять чуть хрипловатый, негромкий, равнодушно-снисходительно- ленивый голос своего ночного собеседника. Голос человека, абсолютно уверенного в себе, всё знающего и всё понимающего и словно прожившего на Земле уже не одну тысячу лет. Кубрин даже поёжился невольно при этом воспоминании, и ему как-то не по себе стало. Как если бы повеяло вдруг на него ледяным дыханием какой-то мрачной неведомой бездны.

— А!.. вот наконец-то и Вы, Николай Борисович! — вновь раздалось у него в ушах. Это было первое, что он тогда, во сне, услышал.

— Где я? — Кубрина будто опять с головой захлестнуло то чувство глубокого удивления и даже какого-то испуга, которое он в тот момент испытал.

— Во сне, — любезно пояснил ему его собеседник. — Вы спите и видите сон.

— Сон? — Кубрин с изумлением озирался по сторонам. Смотреть, впрочем, было особенно не на что. Комната как комната. Ничего примечательного. Да и вообще всё вокруг как-то расплывалось; дрожало, мерцало и дразнило; было каким-то туманным и размытым. Марево какое-то. По-настоящему отчетливо виден был только его собеседник. Вот он-то был действительно реальным. И слова он говорил реальные. Самые что ни на есть.

— Ну и как Вам в новом качестве?.. Нравится? — словно бы вновь услышал Кубрин.

— О чем Вы? В каком еще новом качестве? — с изумлением уставился Кубрин на сидящего напротив мужчину.

— Ну, гения! — засмеялся тот. — Вы же у нас теперь гений! Нравится Вам быть гением?

Кубрин некоторое время молча смотрел на своего собеседника, не в силах вымолвить ни слова.

— Послушайте!.. — наконец с усилием выдавил он из себя.

— Да-да! — понимающе усмехнулся в ответ мужчина и кивнул головой. — Вы абсолютно правы. Ветки на голову просто так никому не падают. Да ещё и так удачно.

— Так это?.. — Кубрин даже рот от удивления открыл. Мужчина, не отвечая, всё с той же насмешливой полуулыбкой лишь молча на него поглядывал.

— Кто Вы? — внутренне обмирая от какого-то суеверного ужаса, тихо спросил Кубрин. (Он и сейчас вздрогнул, вспомнив то своё ночное чувство.)

— Инопланетянин! — весело откликнулся его собеседник. — Гуманоид! Сверхразум. Ах, ну да! Вы же знаете теперь, что никаких инопланетян не существует. Никаких сверхразумов и сверхцивилизаций! Солнечная вспышка и!.. Готово дело! Глобальная стерилизация планеты. Просто и эффективно, не правда ли? — мужчина снова засмеялся, глядя на Кубрина в упор. Глаза его, однако, при этом не смеялись. Они смотрели на Кубрина пристально, холодно и изучающе, как на какой-то новый, интересный экземпляр своей неведомой коллекции.

(Причем здесь «коллекция»? — помнится, тогда, во сне, в растерянности подумал Кубрин, недоумевая, почему именно это слово всплыло вдруг внезапно у него в памяти. — Какая еще «коллекция»? Коллекция чего?.. Или кого?)

— Да, так насчет солнечной активности, — оборвав внезапно, как обрезав, свой смех, продолжал между тем мужчина. — Возможно, завтра-послезавтра на Солнце будет чудовищная вспышка. Самая сильная, наверное, за всю историю наблюдений, — он замолчал, выжидающе глядя на Кубрина.

— А я здесь причем? — ничего не понимая, после паузы автоматически пожал плечами тот. — Подождите, подождите! — опомнился вдруг он. — А Вы откуда знаете? Что на Солнце завтра вспышка будет?

— Я сказал: ВОЗМОЖНО, будет, — спокойно поправил Кубрина его невероятный собеседник.

— Ну и что? Что значит «возможно»? — Кубрин по-прежнему ничего не понимал. Странный какой-то разговор. Дикий совершенно! Как будто с Господом Богом. «Завтра на Солнце, ВОЗМОЖНО, будет вспышка»! Ну и что? Что на это вообще отвечать прикажете? И как реагировать? — А!.. Так об этом объявляли, наверное?!.. — с запоздалым облегчением сообразил наконец он.

— Нет, — все так же спокойно возразил Кубрину мужчина. — Никто об этом нигде не объявлял. Об этом вообще пока никто не знает.

— Так откуда же тогда Вы знаете?! — Кубрин, несмотря ни на что, ощутил поднимающееся в душе раздражение. Что это, в самом деле, такое?! Издеваются над ним, что ли?

— Да уж знаю! — на губах мужчины снова заиграла ироническая усмешка. — Что-то для гения Вы не слишком сообразительны. Ладно, впрочем, — погасил он тут же свою усмешечку. — Перейдемте-ка лучше к делу! Вы ведь знакомы с неравновесной термодинамикой? Хотя бы в общих чертах? — мужчина вопросительно посмотрел на Кубрина.

— С чем-с чем? — даже растерялся на мгновенье Кубрин, настолько неожиданным был переход.

— Ну, флуктуации, точки бифуркации… — подбодрил его мужчина. — Вспоминайте, вспоминайте! «Когда система, эволюционируя, достигает точки бифуркации, детерминистическое описание становится непригодным. Флуктуация вынуждает систему выбрать ту ветвь, по которой будет происходить дальнейшая эволюция системы. Переход через бифуркацию — такой же случайный процесс, как бросание монеты», — менторским тоном, будто читая лекцию в университете, процитировал он. — Ну, припомнили?

— Погодите, погодите! — с трудом стал соображать Кубрин. — Точки бифуркации — это критические точки, что ли? Когда сколь угодно малое воздействие может привести к принципиально новому поведению всей системы? В частности, к катастрофе. Цистерна с капающей сверху водой, стоящая на наклонной платформе. Последняя капля опрокидывает цистерну. Бабочка, пролетевшая на границе области зарождения тайфуна и вызвавшая смерч где-нибудь в Калифорнии. Вы об этом?

— Ну, вот видите! — широко улыбнулся мужчина и поощрительно покивал головой. — Вот Вы и вспомнили! «Усиление микроскопической флуктуации, происшедшей в «нужный момент», приводит к преимущественному выбору системой одного пути развития из ряда априори одинаково возможных».

— Ладно, положим, — Кубрин все еще не понимал ровным счетом ничего. — И что? Причем здесь Солнце?

— Завтра как раз «нужный момент», — ласково пояснил ему мужчина. — Критическая точка. Точка бифуркации. Когда микроскопическое воздействие может вызвать или не вызвать катастрофу.

— И что!!?? — чуть не закричал Кубрин. — Причем здесь я?! Для чего Вы мне всё это рассказываете? Чего Вы от меня вообще хотите?! Можете Вы в конце концов внятно мне объяснить?!!

— Ну Вы же сами всё вчера уже сообразили! — укоризненно покачал головой мужчина. — Ну, Николай Борисович? Как же так?.. Ну, вспомнили?.. Грешные души… Излучение смерти… Ну?..

— Постойте, постойте! — потер лоб Кубрин. — Ну, да… Излучение смерти… Вы что, хотите сказать?..

— Да-да-да, Николай Борисович! — мягко подтвердил Кубрину его собеседник. — Именно! Именно так. Лишняя жизнь или смерть завтра может решить всё. Будет на Солнце вспышка или нет. А вспышка — это тысячи и тысячи новых смертей. Магнитные бури, всякие хронические больные, чутко на них реагирующие, и пр. и пр. Да Вы и сами всё это прекрасно знаете.

— Ну, хорошо, хорошо! — попытался сосредоточиться Кубрин. — Положим, я всё понял. От меня-то Вам что надо!? Зачем Вы мне всё это всё-таки рассказываете?

— Как зачем? — совершенно натурально удивился мужчина. — Разве Вы не хотите спасти тысячи ни в чем не повинных людей? Сохранить им жизнь. Стать героем! Завтра Вам представится такая возможность. Правда, тайным героем, тайным… — уточнил он и опять усмехнулся, проницательно глядя на Кубрина. — Никто об этом никогда не узнает. Но какая в конце концов разница? Вы же не для славы это сделаете.

— Что я сделаю? — с еле сдерживаемым бешенством прошипел Кубрин. — Можете Вы мне сказать наконец толком, что Вы от меня хотите? А?.. В конце-то концов?

— Хорошо! — сугубо деловым тоном заговорил мужчина и шевельнулся в своем кресле. — Я предлагаю Вам завтра стать спасителем человечества. Героем. Спасти для начала одного человека. Ребенка. Оплатить ему операцию. 15 тысяч долларов. Это сохранит ему жизнь. А возможно, заодно и жизни многих тысяч других людей. Поскольку, возможно, предотвратит вспышку на Солнце. Микроскопическая флуктуация, происшедшая в «нужный момент», — оба слова «возможно» собеседник Кубрина в своей речи явно намеренно выделил. Произнес оба раза с чуть большим нажимом и ударением.

— Вы это что, серьезно? — в величайшем изумлении уставился на своего визави Кубрин. Он всего ожидал, но только не этого! — Вы хотите сказать, что я, ради каких-то солнечных пятен, должен потратить все свои деньги?! Неизвестно зачем и на кого? И неизвестно еще, что из всего этого получится! Вы же сами говорите все время: «возможно!.. возможно!..». Значит, никаких гарантий нет и быть не может, и Вы это прекрасно знаете. Да и вообще!! — в полном смятении и растерянности закричал он. — Даже причем здесь это?! Что вообще за бред!! Что за чушь! Гарантии, не гарантии!.. Да не собираюсь я свои деньги тратить! И с чего я вообще должен Вам верить? Кто Вы??!! Что это всё вообще за комедия?! Всё это мне только снится!

— Николай Борисович! — сказал мужчина и встал. Кубрин машинально последовал его примеру. — Завтра в газете Вы найдете объявление: «Помогите!! Срочно требуются деньги на операцию ребенку!». Это и есть тот самый человек, которому надо помочь. Этот больной ребёнок. Вам решать. Всего хорошего.

— А… — начал было Кубрин — и проснулся.

Да, на этом самом дурацком «А…» я и проснулся, — поморщился Кубрин. — Герой и гений. Два «Г». «Г» в квадрате. В проруби, бля! Спаситель человечества от солнечных пятен… Герой, ага!.. Да только не моего романа!!.. Ну, и бред! Приснится же вообще такое!

4.

Кубрин, кряхтя, встал с постели, повертел затекшей шеей и пошел в ванную. Умывшись и приняв душ, он сел завтракать. О своем сне он старался не думать и не вспоминать и всячески гнал его из памяти. Всеми силами! Но это плохо получалось. Тот упорно, снова и снова, лез ему в голову. Как тот самый знаменитый розовый слон, о котором ни в коем случае нельзя думать. Наконец Кубрин сдался и с какой-то удивившей его самого злобой принялся размышлять.

Ну, хорошо! Что мы имеем? Мне приснилась какая-то хуйня! Привиделась, блядь! Которая просто ни в какие ворота не лезет!! Бред какой-то! Ахинея!! Так почему меня всё это так волнует? А? Ну, приснилась и приснилась.

Потому что никакая это не ахинея, — тут же ответил он сам себе. — И я это прекрасно знаю. Слишком для ахинеи было всё связно и логично. «Неравновесная термодинамика»!.. Твою мать! Да я слов-то таких не знаю! Или все-таки знаю?.. Что-то мы там, действительно, в университете изучали такое… Были какие-то лекции… Не помню я уже, конечно же, ничего, но что значит: не помню? Кажется только, что не помню, а на самом-то деле!.. В подсознании…

Так значит, я сам мог себе всё напридумывать. Про все эти вселенские катаклизмы. Начитался вчера Чижевского, перевозбудился, вот и!.. Подсознание со мной злую шутку и сыграло, — он остановился, перевел дух и с тоской посмотрел по сторонам, будто ожидая помощи. Дальше думать не хотелось. — Да, а ребенок? — наконец нехотя признал он. — Объявление в газете? Если это мой собственный личный бред, не в меру разыгравшееся воображение, то никакого объявления, естественно, там нет и быть не может. Если только не вообразить, что помимо этой ёбаной гениальности, я обладаю теперь еще и даром предвидения. Могу, блядь, трепетной рукой приподымать завесу будущего. Угадывать объявления в газетах. Прямо, блядь, Кассандр какой-то, в натуре! — он невесело усмехнулся. — Ёб твою мать! Ебать мой хуй! Ну почему это всё именно со мной происходит??!! Миллионы же людей живут своей нормальной, растительной жизнью, и никаких им снов вещих не снится! Никакие монстры им во сне не являются. Никаких веток на голову не падает, — Кубрин тяжело вздохнул и опять с тоской обвел глазами кухню. — Одному мне всегда так везет. Ну, и что теперь делать? А? Объявление искать?.. На хуй оно мне нужно!! Если оно есть, конечно, — тут же поспешно поправился он. — Нет же там наверняка никакого объявления! Это же всё мои собственные фантазии и сказки! — Кубрин встал и, тяжело ступая, бесцельно подошел к окну. Посмотрел в окно, потом подошел к холодильнику и, сам не зная зачем, открыл его. Постоял, глядя внутрь, перед ним некоторое время, захлопнул и снова сел. — Ну, что, что??! Читать газету или нет?.. Не буду! — решил он.

— Всё, я убегаю! — быстро затараторила жена, вихрем влетая в этот момент на кухню. — Обед на плите. Газета вот, — она кинула на стол газету. — Всё, пока!

Жена исчезла, а Кубрин остался сидеть, тупо глядя на лежащую перед ним газету. Потом обреченно вздохнул, протянул руку и придвинул ее к себе. То, что объявление там будет, он уже практически не сомневался. Да, вот оно. «Помогите!! Срочно требуются деньги на операцию ребенку!» Слово в слово, как этот… из сна и говорил. Кто он, кстати? Демон, что ли? Или наоборот, архангел какой-нибудь?

Да-а… На архангела-то он не больно похож… — вяло усмехнулся Кубрин, вспомнив сардоническую ухмылочку своего ночного гостя. — Хотя пёс их знает, архангелов этих! Какие они в жизни. В миру и в быту. Может, вот такие вот канальские рожи у них как раз и есть. Добрых людей смущающие и каких-то совершенно немыслимых добрых дел от них требующие. Демон-то от меня бы добрых дел-то, наверное, никаких требовать не стал. На хуй ему это надо! Чтобы я спасал кого-то. Ему наоборот, наверное, по кайфу, что парочка-другая миллионов дебилов в результате солнечной вспышки кони двинут. И к нему в лапы, в ад прямиком отправятся. На солнышке жариться. Греться, блядь.

Хорошо с демонами дело иметь. Удобно. Полное взаимопонимание. Потому что я и сам такой же демон! — вдруг пришло ему в голову. — Дьявольского во мне гораздо больше, чем божественного. Злого, чем доброго. Поэтому с ангелами мне и в лом общаться. С чертями проще. Легче общий язык находить. «Ребенка? Какого еще ребенка? Рехнулся?.. Всех не переспасаешь! Тоже мне, спаситель нашелся!.. Христосик. О себе лучше думай!» Во! Всё просто и понятно. Доходчиво. Э-хе-хе!.. — Кубрин сморщился и почесал пальцем голову. — Надо же! Ангела или демона сподобился чуть ли не наяву, воочию увидеть и лицезреть и даже не удивляюсь почти. Н-да… Так чего ж все-таки делать-то? Звонить-не звонить?..

Но он уже знал, что позвонит. Всё с той же кислой миной на лице он нехотя набрал указанный в газете номер.

— Алло! — сразу же ответил взволнованный женский голос.

— Э-э!.. Здравствуйте!.. — промямлил Кубрин не зная, что, собственно, говорить и зачем он вообще позвонил. — Я по объявлению. (Ну, и кретин! — с досадой подумал он. — «Я по объявлению!» «Это вы магнитофон продаете?» Идиот!)

— Да, я слушаю!! — закричала женщина, и Кубрин даже отшатнулся, таким отчаянием и одновременно безумной надеждой плеснуло на него из трубки. — Вы можете помочь!!!???

Кубрин швырнул трубку и некоторое время неподвижно сидел, тяжело дыша и с ужасом глядя на телефон, как будто ожидая, что из него вот-вот опять раздастся этот ввинчивающийся в душу и рвущий на части сердце женский голос.

Какой кошмар! — обхватил он руками голову. — На хуй я позвонил!?

Кубрин чувствовал себя так, будто его теперь, после звонка, связали с той женщиной какие-то невидимые нити. Узы. Словно он теперь уже и не посторонний, будто он тоже теперь несет ответственность, становится виноватым в смерти ее ребенка. Мог спасти — и не спас!

Да не дам я денег!! — опомнился вдруг он. — Не дам, не дам и не дам! Пусть еще хоть сто ребенков сдохнет! Да хоть тыща!! Хоть миллион. Завтра же новых нарожают. Новых уродом. Этих, как их там… из мультфильма… пельменей… Бивисов и Бадхидов. Поколение «Пепси», в общем. Орущие-сосущие.

А что до вспышек этих долбаных!.. Да пусть хоть всё тут взорвется!! Хоть весь свет! Мне-то что? Меньше народу — больше кислороду! Моя хата с краю, я ничего не знаю. Наше вам с кисточкой! Сочувствие? — пожалуйста. Жалость? — тоже бога ради. А вот денежки — извините! Аттанде-с! У меня и свои ребенки есть. Не говоря уж о жене. Им тоже пить-кушать надо. Да-с. Так что — большой привет!

Кубрин решительно встал и, не глядя больше на телефон, посвистывая, вышел из кухни.

* * * * *

Уже ближе к вечеру на работу Кубрину позвонила перепуганная насмерть жена.

— Мама только что с дачи звонила! У Сашеньки сильнейший приступ астмы!! — кричала она, рыдая, в трубку. — А с больницей связаться невозможно! Какая-то там невиданная магнитная буря. Связи нет. Всё отказало. Она умрёт!!! Умрёт!!!!! Ты меня слышишь??!! Слышишь???!!!

— Слышу… слышу… слышу… — механически, с монотонностью заезженной пластинки, тупо повторял и повторял в ответ Кубрин, глядя прямо перед собой пустым и ничего не выражающим взглядом и не в силах никак остановиться, — слышу… слышу… слышу… слышу… слышу…

* * * * *

И сошел к Нему с неба Ангел сильный, имеющий власть великую, облеченный облаком; над головою его была радуга, и лицо его как солнце, и ноги его как столпы огненные.

И сказал Ему Ангел:

— Если Ты хочешь людям добра — устрани из мира зло.

Он же сказал ему в ответ:

— Если не будет в мире зла, как же смогут люди различать добро и зло? Они снова превратятся в безропотных и бессловесных домашних животных. В Адаму и Еву.

Потом сказал Ангел:

— Нельзя строить правду на лжи и добро на зле. Скажи людям, кто Ты. Открой им, что Ты Сын Врага, Сын Сатаны.

Он сказал ему:

— Какая разница, кто Я и чей Я сын? Написано: «По делам их узнаете вы их». Мои дела сами скажут за Меня.

И опять сказал Ангел:

— Написано: «Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи». Поклонись Богу, и Он простит Тебя.

Тогда Он в весьма сильном гневе говорит ему в ответ:

— Написано также: «И рабы Его будут служить Ему». Отойди от Меня, раб божий, и предоставь Мне идти Моим путем. Путем свободного человека.

Сын Люцифера. День 20-й

И настал двадцатый день.

И спросил у Люцифера Его Сын:

— Можно ли в этом мире полагаться хоть на кого-то?

И ответил Люцифер Своему Сыну:

— Нет. Ни на кого. Только на самого себя. Так устроен мир.

Диагноз

«Примите, ядите: сие есть Тело Моё».

Евангелие от Матфея.

«Что вы дадите мне, и я вам предам Его?

Они предложили ему тридцать сребреников».

Евангелие от Матфея.

1.

— У Вас есть родственники? — врач почему-то мялся и избегал смотреть в глаза.

— Да, жена, — удивился Чиликин. — А что?

— Пусть она ко мне как-нибудь на днях подойдет…

— А в чем дело? — похолодел Чиликин. Он ничего еще не понимал, но уже почувствовал что-то неладное.

— Я ей всё объясню, — врач по-прежнему прятал глаза.

— Ну, хорошо… — картинно пожал плечами Чиликин, подчеркнуто-спокойно одеваясь.

На душе же, между тем, спокойно у него вовсе не было. Он примерно представлял себе, что все это значит. Такие вот уклончивые ответы. Сталкивался уже. Было дело. Правда, в несколько ином качестве. Приходилось выступать однажды в роли того самого родственника, которого просят «как-нибудь на днях подойти». Когда матери диагноз вдруг поставили. Совершенно неожиданно. «Рак почки».

Так же вот примерно всё и происходило. Жила себе жила, ни на что особенно не жаловалась, потом пошла пенсию себе оформлять, медкомиссию проходить — хлоп! И пожалуйста! Готово дело! Года после этого не прожила. Прямо на глазах с этого момента начала таять. Угасать. Мистика прямо какая-то! Наваждение! Как будто именно с этого момента заболела. А до этого была здорова. И если бы не пошла тогда в эту проклятую больницу, то так ничего бы с ней и не было. Так бы и жила себе до сих пор, не зная, что у нее рак. Как будто ей не диагноз там поставили, а просто-таки заразили этим самым раком! Чиликин, конечно, умом-то понимал прекрасно, что все это не так, но ничего не мог с собой поделать. Впечатление было полное! Абсолютное. Не зря же многие люди боятся ходить в больницу проверяться. Вероятно, именно по этим вот самым соображениям. Так живешь себе и живешь, и еще, ничего не зная, может, сто лет проживешь, — а найдут что-нибудь!..

Д-да!.. вот и у него сейчас, похоже, что-то там такое «нашли». Что-нибудь этакое. Не иначе. Интересно вот только, что? Ну, это мы выясним… и без всякой жены. Чего ее зря пугать? А если не «зря», то и тем более незачем. Надо ж сначала самому определиться, разобраться… что к чему. А там уж тогда и видно будет. Как дальше жить. Как быть и что делать.

Чиликин преувеличенно-вежливо попрощался с врачом и вышел из кабинета.

— Ну, чего? — ждавший его в коридоре приятель встал со стула. Тот самый, блин, по чьей инициативе он всё это и затеял. Всю эту грёбаную проверку здоровьица своего драгоценнейшего. Мать у него, видите ли, в этом блядском центре работает, каким-то, там, мелким то ли начальником, то ли клерком. У этого самого приятеля. «Давай!» да «давай!». «Ты же тут в двух шагах живешь. А мы тебе всё по высшему классу организуем, как положено. Весь проверишься. Полностью! От и до». Вот и «проверился», блядь. Допроверялся. «Родственники у Вас есть?» Однако!.. Ни хрена себе, сказал я себе! Они меня тут что, хоронить, что ли, уже собрались?!

— Слушай, Дим, — страдая и испытывая какую-то внутреннюю неловкость, выдавил из себя Чиликин, — тут чего-то непонятное… Бардак, как в джунглях. Мне ничего не говорят, сказали, чтобы жена пришла. Может, ты мать позовешь? Пусть спросит.

Приятель на секунду опешил и с удивлением посмотрел на Чиликина.

— Ладно, подожди тут! — скомандовал наконец он и нырнул в кабинет. Чиликин остался томиться в коридоре.

Когда минут через десять приятель вышел, выражение лица у него было какое-то странное. Собственно, такое же точно, как у врача. Он разглядывал Чиликина так, словно видел его впервые.

— Знаешь… — запинаясь и бегая глазами, неуверенно начал он и откашлялся. — Сказали, надо заново анализы сдать…

— Слушай, Дим! — мягко, но настойчиво повторил Чиликин, стараясь, чтобы его голос звучал максимально убедительно. — Ты, что ль, еще со мной в прятки играть собрался? Говори, что тебе там сказали?

— Э-э… Э-э… — приятель явно колебался и не знал, как себя в этой ситуации вести. Потом наконец решился. — В общем, сказали, что есть подозрение на рак. Но это еще не точно! — тут же заспешил он. — Надо повторно все анализы сдать.

— Рак чего? — спокойно спросил Чиликин. Он понял, что в глубине души был уже готов к чему-то подобному. Ну, не обязательно, конечно, рак. Может, еще какая-нибудь гадость. Аналогичная. Мало ли их на белом свете водится! Но ясно, что дело серьезное. Иначе зачем бы родственников вызывали?

— Печени… — пробормотал приятель и украдкой взглянул на Чиликина. Тот по-прежнему чувствовал себя на удивление спокойно. Как будто это и не ему только что смертельный диагноз поставили. Печень — это всё! Пиздец. Максимум полгода. Неоперабельно. Сейчас метастазы по всему организму пойдут. Если уже не пошли. По всем органам. Кровь же ведь вся через печень идет.

Он это всё с матерью в свое время проходил. И с отцом. Тот примерно так же скоротечно умер и тоже от рака. Лёгких. Так что наследственность у Чиликина была та еще! Соответствующая. Самая что ни на есть подходящая. Хоть сейчас в гроб!

— Ну, и сколько мне жить примерно осталось? — с прежним ледяным спокойствием поинтересовался Чиликин. — Ну, Дим, ты же понимаешь! — тут же так же мягко пояснил он, видя, что приятель не решается ему ответить. — Мне же надо знать. Дела в порядок привести. Да и вообще… дело-то, сам понимаешь серьезное…

— Сказали: полгода максимум, — Дима был явно сбит с толку таким неадекватным поведением Чиликина. Он, похоже, ожидал чего-то совсем другого.

— Поня-ятно… — задумчиво протянул Чиликин. (Надо же, как я угадал! — усмехнулся он про себя. — Как в воду глядел.) — Ну, это еще нормально. Время еще до хуя.

Приятель вздрогнул и быстро взглянул на него с каким-то опасливым ужасом. Кажется, он решил, что у Чиликина от всего этого поехала крыша. Или что он просто пока еще не осознает до конца всего происходящего и находится сейчас в состоянии шока. Прострации. Не догоняет пока ситуацию.

— Ладно, Дим, давай! — Чиликин протянул руку. — Ты извини, мне сейчас надо одному побыть. Ты не говори пока никому ничего. Ни матери, ни жене моей. Хорошо? (Хотя мать-то его все равно, по-любому, узнает, — сразу же сообразил он.)

— Хорошо, — приятель в растерянности топтался на месте и, по всей видимости, просто не знал, что ему теперь дальше делать.

— Ну, пока! — Чиликин уже сделал было движение, чтобы уйти, как вдруг приостановился. — А почему они мне самому-то ничего не сказали? — поинтересовался он, хотя ответ был ему прекрасно известен.

— Да видишь ли… — окончательно смутился друг-приятель Дима. — Люди себя по-разному в таких ситуациях ведут… Некоторые самоубийством покончить жизнь сразу же пытаются. Из окон выбрасываются. Прямо во врачебном кабинете.

2.

Выйдя из больницы, Чиликин закурил сигарету и неторопливо двинулся в сторону дома. Пешком идти тут было вообще-то довольно далеко, примерно час ходу, но сейчас это было даже к лучшему. Лето… погода прекрасная… тихие московские улочки… Идешь себе неторопливо, по сторонам поглядываешь… Никуда не спешишь. Спешить некуда! Теперь спешить вообще больше некуда. Некуда и незачем. Все земные дела закончены. Времени впереди навалом. Целая вечность. Длиною в полгода.

Хотя насчет земных дел это я, пожалуй, погорячился, — вдруг мелькнуло у него в голове. — Чего там у меня «закончено»?! Ничего у меня даже и не начато, — он увидел во дворе какого-то дома пустые детские качели, сел на них, подогнув ноги, и, не отрывая ступней от земли, принялся неторопливо на месте туда-сюда покачиваться. — Семья вообще без средств остается. Без гроша, по сути. Жена-то ладно, она в конце концов взрослый человек — а ребенок? Как она с ребенком маленьким выкрутится? Куда пойдет, куда кинется? Сейчас и на работу-то не устроишься! Да и что она умеет? Ребенка, опять же, куда девать? В ясли? Они хоть существуют еще, эти ясли? Что-то я сомневаюсь…

Жена Чиликина сидела с ребенком дома и никогда нигде не работала. В принципе, одной зарплаты мужа на жизнь им вполне хватало. Чиликин зарабатывал неплохо. Но всё же не настолько, чтобы откладывать. Подкожного жирка у него пока еще не было. Просто не успел обрасти. Так что с его смертью весь маленький мирок его семьи мгновенно рушился. Жене хоть по миру иди! На паперть. Или на панель.

При этой мысли Чиликин даже вспотел. Взмок весь.

Да-а-а… — осторожно наконец выдохнул он. — Веселый разговор… Жил-жил и вот и дожил. Жену на панель отправлять собрался. Вроде нормальный мужик: голова есть, руки есть — не пальцем деланый, а что в итоге? Ехал, ехал и приехал. Приплыл. Это называется: приплыли. Ну, почему всё так получается? — Чиликин задумчиво посмотрел на небо. На облака. — «Облака плывут, облака. Не спеша плывут облака. Им тепло, небось, облакам. А я…» Да-а-а… Ну, дела!.. Кошка мышку родила. Да-а-а…

Чиликин выбросил щелчком докуренную до самого фильтра сигарету и встал с качелей. Еще раз вздохнул и побрел домой. На душе его было невыносимо тоскливо и муторно. Тягостно. Безвыходность и безнадёга какая-то. Беспросветность. О себе он, собственно, почти не думал. На себе он уже поставил жирный крест. Ну, умрет и умрет. «Делов-то!.. «В этом мире умирать не ново…» Но вот семья!.. Ребенок!.. Да-а-а…

Может, убить кого? — вяло подумал он. — Или ограбить? Терять все равно нечего… Банк какой-нибудь? Или инкассаторов… Хотя кого я могу убить? — Чиликин опять тяжело вздохнул. — Как? Чем? Чушь все это! Пустые бредни. Детский лепет. Маниловщина. «Ах, хорошо бы!..» Хорошо-то бы хорошо, да вот только как? Оружие хотя бы нужно для начала купить, а где? у кого? Я даже не представляю себе, как к этому делу подступиться. И с чего начать. Да и вообще!! — Чиликин в сердцах сплюнул. — У меня и времени-то осталось от силы месяц-два. Пока я могу еще что-то делать. А потом всё очень быстро пойдет. По нарастающей. Слабость постоянная, боли и прочие прелести. Знаю я всё это! Видел. «Оружие»!.. Какое там, в пизду, «оружие»! Гангстер хренов. Аль Капоне. Чего я за месяц успею? Да и не умею я это! Не умею!! Не мое это! Ну, кончится всё тем, что подстрелят меня — вот и всё. Никаких денег я таким способом все равно не раздобуду. Если бы всё так просто было, все бы целыми днями только и делали, что банки грабили.

За своими невеселыми размышлениями Чиликин не заметил, как дошел до дома.

Надо же! — равнодушно удивился он, входя в прохладный подъезд. — Быстро как! Обычно идешь, идешь… А тут… Кажется, только что из больницы вышел. Неужели уже целый час прошел? — он взглянул на часы. — Да, действительно, час. Хм!.. Чудеса! Быстро… Впрочем, теперь всё будет быстро. Час, день, неделя, месяц… А там и… Ладно-ладно! — опомнился он. — Начинается!.. Так и с ума сойти недолго. Если все время об этом думать. И только на этом зацикливаться. Надо отвлечься хоть как-нибудь… А о чем мне еще думать?! — с ожесточением пнул он ногой стенку лифта. — На что отвлекаться?! Отвлекайся, не отвлекайся, а конец один. Мимо не проскочишь. Полгода максимум. Да и какие «полгода»! Через месяц уже надо что-то делать. Что-то решать. Ну, полтора от силы. Чего и себя, и других мучить? Ведь если боли начнутся, то вообще пиздец. Это уже не я буду. При раке же на последних стадиях никакие обезболивающие уже не помогают. Сейчас надо решать, пока еще силы есть. И воля. Из окна, наверное, лучше… А как еще? Ладно, впрочем. Подумаем… Порешаем. Куда спешить? Поперёд батьки в пекло лезть. Успеется. Не опоздаю!

Чиликин вошел в квартиру, переобулся и прошел к себе в комнату.

Чаю, что ли, попить? — подумал он, переодеваясь. — А!.. не хочется. Не хочется мне никакого чая. Н-да… Кто пьет чай, тот отчается. Н-да… — он посмотрел на себя в зеркало. — Как же так? Ничего нигде не болит, чувствую себя прекрасно — и вдруг рак! «Жить полгода!» Как такое может быть? — но он знал, что может. Очень даже может! Еще как может-то! — Да-а-а-а-а!.. Где он хоть, этот рак, сидит-то у меня? В печени?.. (В печенках он у меня уже сидит! — тут же мрачно сострил про себя Чиликин.) Где хоть она? Эта печень?.. Справа? Слева?.. — Чиликин задрал рубашку и пощупал себя и справа и слева. Нигде ничего не болело. — Э-хе-хе… — он опять заправил рубашку и повалился на кровать. Лег на спину, закинув руки за голову и уставился в потолок.

Телевизор, может, включить? Пусть лопочет. Да нет, лучше в тишине полежать. Подумать. Хотя, чего тут думать? Все ясно, как белый день. Я в окно, жена на панель, что будет с ребенком — вообще неясно… Ну, не пропадет! Жена прокормит. Пиздой. Еб твою мать! — Чиликин даже зубами заскрипел от сознания полного бессилия. — И это еще лучший вариант! — почти сразу же цинично усмехнулся он, желая уж испить чашу горечи и унижения до дна, залпом. До самого донышка! — Идеалистически-оптимистический. В смысле, что прокормит. Там сейчас тоже конкуренция такая, что о-го-го!.. С распростертыми объятиями никто никого не ждет. Своих желающих хватает. Молоденьких да свеженьких. Отбоя нет!

Черт! А ведь я уже начинаю перерождаться! — похолодел вдруг Чиликин. — Разлагаться заживо. Как будто эта проклятая опухоль у меня не только тело, но и душу тоже разъедает. Метастазы там тоже появляются. В душе. Как я о собственной жене думаю?! Матери моего ребенка? Как о потенциальной шлюхе! Проститутке! Да еще оцениваю ее в этом качестве! На сколько баллов, мол, потянет? В смысле, баксов. Что умеет? Конкурентоспособна ли? Достаточно ли молода?

Да что это со мной творится?! Может, прямо сейчас в окошко выпрыгнуть? Пока еще не поздно. Пока я вообще неизвестно во что не превратился? В монстра!

Резко зазвонил телефон. Чиликин вздрогнул и уставился на него с каким-то болезненным недоумением. Телефоны что, еще работают? Мир не рухнул? Жизнь продолжается?

— Да? — снял он трубку.

— Привет! — это была жена. — Это я. Ну, чего там у тебя? Ты же должен был сегодня на обследование идти?

— Да… — замялся Чиликин. Вопрос застал его врасплох. Он еще не решил, как вести себя с женой. Говорить, не говорить? Просто не ожидал, что она так быстро позвонит. — Нормально, в общем, всё.

— Чего это у тебя голос какой-то странный? — после паузы с подозрением поинтересовалась жена. — Что-нибудь случилось?

— Да нет, — подчеркнуто-равнодушно ответил Чиликин. — Что у меня могло случиться?

— Но я же слышу! — продолжала настаивать жена. Обмануть ее было не так-то просто. — Что у тебя что-то случилось.

— Ладно, перестань выдумывать! — с наигранным раздражением оборвал её Чиликин. — А где ты, кстати? — чуть помедлив, спросил он, просто, чтобы сменить тему.

— Как где? — искренно удивилась жена. — В детской поликлинике. Ты что, забыл?.. Да что с тобой сегодня?! — помолчав, снова с тревогой спросила она.

— Да ничего, ничего! — уже в настоящем раздражении закричал Чиликин. — Ничего, — повторил он уже спокойно. — Извини. Просто ты мне не вовремя позвонила. Я тут с работой зашиваюсь. Шеф тут звонил только что…

— А что у тебя с работой? — супруга сразу же клюнула на эту нехитрую приманку, мгновенно забеспокоившись. Чиликинская работа — это было святое! Основа и фундамент благополучия всей семьи как-никак. — Проблемы какие-нибудь?

— Да нет, никаких проблем! — поспешил успокоить её Чиликин. — Просто обычная текучка. Ладно, давай, мне тут поработать еще надо. А то не успею. Всё, пока! Дома поговорим.

— Хорошо, хорошо! Работай. Пока, — сказала жена и повесила трубку.

Чиликин некоторое время послушал гудки отбоя и тоже аккуратно положил трубку на место. Телефон сразу же зазвонил снова. Чиликин от неожиданности чуть не подпрыгнул.

— Да! (Кто это еще?!)

— Андрей Павлович? — голос звонившего был довольно приятным, хотя, впрочем, и незнакомым.

— Да… — с недоумением подтвердил Чиликин.

— Здравствуйте. Я насчет Вашего сегодняшнего диагноза. Нам надо срочно встретиться.

— Простите, — растерялся Чиликин. — А в чем, собственно, дело?

— Андрей Павлович! Это не телефонный разговор. Я Вам при встрече всё объясню.

— Ну, хорошо… — всё еще с некоторым сомнением согласился Чиликин.

— Прекрасно! — собеседник Чиликина явно был человеком в себе уверенным и вообще привыкшим распоряжаться и повелевать. Это чувствовалось. — Давайте прямо сейчас и встретимся, если не возражаете. Я тут как раз около больницы сейчас нахожусь. Скажите, куда подъехать, я подскочу.

— А Вы на машине? — поинтересовался Чиликин.

— Да, — коротко ответил собеседник.

— Записывайте. Улица… дом… Стойте у 1-ого подъезда, я выйду. Значит, Вы там минут через 15 будете.

— Хорошо. Через 15 минут у 1-ого подъезда, — повторил мужчина. — БМВ, черная семерка, номер такой-то. Ровно через 15 минут. До встречи, — в трубке опять раздались короткие гудки.

Чиликин в задумчивости покрутил ее в руках.

Интере-есно… Кто это может быть? И чего ему от меня надо? Органы, может, хочет у меня купить? Почку какую-нибудь! Всё равно они мне теперь без надобности. Хотя какие «органы» могут быть у онкологического больного?! У меня же заражено уже все наверняка. Раковые клетки, они же по всему организму с кровью разносятся. И через лимфу. Ну, короче, это не вариант.

Может, левые дела какие-нибудь?.. Разве что для каких-нибудь там третьих стран?.. Возьмут и выдадут за здоровую! Ну, не знаю… Что-то я про такое не слышал никогда… Хотя, чего я вообще «слышал»? Я же в этой области ни ухом, ни рылом… Лох лохом. Кто их знает, чего у них там делается! Может, это обычная практика. Обычный, блядь, бизнес.

И быстро-то как! Прямо сверхоперативность! Буквально через час. А может, впрочем, и раньше. Я же только что домой вошел. Да-а… Лихо! Что и говорить. Ай да доктор! У них там что, все, что ли, в доле, все повязаны? В этом их центре.

Черт! А может мне вообще левый диагноз поставили? — вдруг озарило его. — Может, это всё подстава?? Объявляют человеку, что у него рак, а сами почки всякие потом у него по дешевке скупают! Как это он, блядь, через час уж тут как тут? Как серый волк из сказки. На черном БМВ. Ангел смерти прям какой-то! Он что, специально у больницы ждал? Меня караулил? Что вообще за хуйня?! Что-то странно всё это!.. — от всех этих мыслей у Чиликина даже голова кругом пошла. Он почувствовал, что в душе у него зарождается безумная надежда. Пока еще робкая, слабенькая, но с каждой секундой всё усиливающаяся и усиливающаяся. Крепнущая и крепнущая. — Черт! Неужели подстава? Постанова обычная? В натуре? Так, может, я здоров? Может, хуйня весь этот рак? Разводка просто на бабки, на лавэ?.. Но какие сволочи!.. Здорового человека!.. — Чиликин почти уже убедил сам себя. Почти уже не сомневался. — Конечно, здоров! А что же еще? Ничего никогда не болело — тут на тебе! («У отца тоже никогда ничего не болело», — угрюмо каркнул где-то на задворках сознания какой-то мрачный голос, но Чиликин с досадой от него отмахнулся. Отстань!) Да и вообще не могли они так сразу, сходу определить! Там же куча исследований всяких должна быть! Да. Так что!..

Ну, а может, это, наоборот, целитель какой-нибудь народный? — внезапно пришло ему в голову. — Какой-нибудь там, блядь, сенс-экстра. Маг-колдун. «Традиционная медицина, мол, от Вас отказалась, но Вы, Андрей Павлович, не отчаивайтесь! Нет-нет! Ни в коем случае! Мы Вас спасем. Хотя, конечно, не скрою, случай Ваш очень тяжелый, что и говорить, но…» Ну, и тэ дэ, — Чиликин почувствовал себя так, словно на него вылили ушат холодной воды. — Черт! Да-а… Может, конечно, и так быть…. Очень даже может… Тоже вполне рабочий вариант. Врач у них прикормлен, на проценте… А чего? Правильно! Деловой подход. Если человеку только что приговор смертный вынесли, ясно, что он на всё готов. Особенно, если бабло у него есть. Но тут вы, господа хорошие, просчитались. Да!.. Хуй вам что со мной обломится. Беден, как церковная мышь! Вошь в кармане, блоха на аркане. Так что зря вы тут передо мной понты свои колотите, бензин дорогой жгёте. Времечко на меня свое драгоценное только тратите. «Ровно через 15 минут!.. БМВ — черная семерка!..» Да пошел ты! Иди лучше, других лохов окучивай! А я что!.. С меня взятки гладки.

Чиликин обвел глазами комнату. Может, не ходить? Настроение только портить. Да нет… Договорились же… Да и вообще, послушать все равно надо. Это же я сам себе всё напридумывал, а может, он чего и другое скажет? Хотя, чего он «скажет»!.. Ясно, чего: «Вылечим!» Чего еще можно больному человеку сказать?

Про органы это я все-таки, наверное, загнул. Погорячился. Слишком уж это стрёмно. Хотя… Насчет липового диагноза… Перепровериться еще где-нибудь, наверное, стоит. Не помешает. Да они и здесь ещё, сами сто раз перепроверять будут. Вдруг всё-таки?..

А-а!.. — безнадежно махнул рукой Чиликин. — Это я всё за соломинку цепляюсь. Все больные так начинают себя сразу же убеждать, что это, мол, ошибка. И мать с отцом так же точно себя вели. Не помнишь, что ль?..

Ладно, собираться пора. Нехорошо опаздывать. Особенно, если и делов-то тебе всех — просто вниз спуститься. Человек сам к тебе подъедет. Да еще и на такой тачке.

Чиликин медленно встал и начал, не торопясь, переодеваться.

Ровно через 13 минут он уже стоял у своего подъезда. А еще ровнёхонько через 2 минуты к подъезду по маленькой дорожке уверенно подкатила роскошная черная БМВ с тем самым номером. Сверкающая на солнце, новенькая, с иголочки, семерка. Как с витрины.

Да, неплохо маги-целители живут! — завистливо подумал Чиликин, окидывая взглядом дорогой кожаный салон и одновременно обмениваясь приветствиями с сидевшим за рулем элегантным мужчиной лет сорока. — Очень даже, я бы сказал!.. Весьма и весьма!.. Ладно, будем считать, что не зря вышел. В машине хоть приличной посидел. Напоследок. На дорожку. На посошок.

— Андрей Павлович! — начал тем временем разговор потенциальный маг. — К сожалению, я знаю Ваш диагноз. (Интересно, откуда? — вяло усмехнулся про себя Чиликин.) Я, конечно, искренно Вам сочувствую, но что ж поделаешь — жизнь есть жизнь. (А смерть есть смерть, — всё с той же вялой иронией продолжил мысленно фразу Чиликин.) А смерть есть смерть, — вдруг, словно подслушав его мысли, тут же произнес маг. Чиликин вздрогнул и с изумлением уставился на своего собеседника. Что за чертовщина?! — И поэтому у меня к Вам не совсем обычное предложение. Как раз связанное со смертью, (Что еще? Неужели все-таки органы!? — быстро мелькнуло в голове у Чиликина.) — мужчина замолчал, внимательно глядя на Чиликина, и после довольно длинной паузы продолжил. —.

Суть моего предложения в следующем. Я предлагаю Вам, — он еще немного помедлил, — покончить с собой перед телекамерой. Повеситься. Все детали Вашего самоубийства будут полностью и подробно засняты на пленку. От момента приготовления, накидывания на шею петли, до агонии и последующей смерти. За это я заплачу Вам, — мужчина сделал еще одну паузу и наконец, по-прежнему не отрывая взгляда от Чиликина, спокойно закончил, — 100 тысяч евро.

— Что-о-о??!! — даже привстал слегка со своего кожаного кресла Чиликин. — Сколько-сколько?!

— 100 тысяч евро, — так же спокойно повторил мужчина. Чиликин судорожно сглотнул. В ушах стучало. В голове не было ни одной мысли.

— И когда я должен это сделать? — наконец, тоже стараясь говорить по возможности спокойно, поинтересовался он.

— Через неделю, максимум через две. Ну, Вы сами понимаете… — мужчина выразительно взглянул на Чиликина.

— Понимаю, — криво усмехнулся тот. — Клиент должен иметь товарный вид.

— Приятно иметь дело с умным человеком! — усмехнулся в свою очередь и мужчина и вдруг совершенно неожиданно добавил. — А знаете, Андрей Павлович, Вы молодец!

Как ни странно, слышать этот комплимент в свой адрес Чиликину было приятно. Он и сам поразился, поймав себя на этой мысли. Странное все же создание человек. Парадоксальное!

«Правильно, Андрей Павлович! Соглашайся! Вешайся! Ты молодец!» — «Спасибо!» — счастливо расцветает застенчивой улыбкой в ответ польщенный донельзя Андрей Павлович.

Ну я и мудак! — удивленно подумал про себя Чиликин. — Дальше некуда.

— Наверное, стоит уточнить технические детали, — доброжелательно улыбнулся Чиликину мужчина. — Про деньги, в частности.

— Да, конечно! — спохватился Чиликин. — Разумеется.

— Значит, в случае Вашего согласия половину суммы я Вам вручаю немедленно, — у Чиликина даже дыхание захватило! — а вторую половину — Вашим родственникам после того, как все закончится. Жене, вероятно? — мужчина вопросительно посмотрел на Чиликина. Тот от растерянности промолчал. — В тот же день, — так и не дождавшись ответа, продолжил свои объяснения мужчина. — Ну, или, если Вы хотите, можно положить вторую половину в банковскую ячейку, в камеру хранения или еще куда-нибудь, — пожал он плечами. — Ну, в общем, если хотите, можете как-то подстраховаться. Но я Вам, честно говоря, не советую, — мужчина немного помолчал. — В случае расследования всё это могут раскопать, и тогда у Вашей семьи могут возникнуть ненужные проблемы. С властями, я имею в виду, — уточнил он, видя, как вздрогнул Чиликин. — Спрашивать начнут, интересоваться: а что это?.. а откуда?.. Ну, а что Ваша жена будет отвечать? Запутают ее в два счета. Запугают. Кончится всё тем, что вообще деньги отымут. Конфискуют. В пользу государства. До окончания следствия. Ну, Вы знаете, как это у нас бывает! — мужчина сочувственно улыбнулся Чиликину. — Короче говоря, Андрей Павлович, мой Вам совет. Чем проще — тем лучше! Поэтому я Вам рекомендую самый простой и надежный вариант. Мне ведь от Вас все равно нужна будет предсмертная записка. Стандартная. Ну, как обычно пишут в таких случаях. «В моей смерти прошу никого не винить». Или что-нибудь в этом роде. Вы отдадите ее жене, а она потом обменяет ее у меня на вторую половину суммы. Уверяю Вас, это будет самое разумное. Так будет лучше для всех нас. Если, конечно, Вы согласны, — мужчина снова замолчал, вопросительно глядя на Чиликина.

— Я согласен, — пропищал тот. Потом откашлялся и повторил уже нормальным голосом. — Да, я согласен.

— Хорошо, — мужчина протянул руку, не глядя достал из бардачка пять банковских упаковок по 10 тысяч евро и небрежно протянул их Чиликину. — Ровно 50 тысяч. Можете не пересчитывать.

Чиликин молча принял их дрожащими руками.

— Вот, возьмите, — мужчина протянул Чиликину еще и какой-то пакет, видя, что тому просто некуда положить деньги. Не по карманам же их рассовывать. Чиликин всё так же молча засунул деньги в пакет. — Ладно, Андрей Павлович, мне пора, — мужчина взглянул на свои, совершенно немыслимой красоты часы и слегка поморщился — Я уже опаздываю. В общем, давайте так договоримся. Через неделю я Вам позвоню, и мы уточним детали. Будьте на всякий случай к этому моменту уже готовы. Дела в порядок приведите (Чиликин вздрогнул, вспомнив, что именно эту фразу, буквально слово в слово он говорил Диме в больнице полтора часа назад: «дела надо в порядок привести»), ну, и вообще. Чисто психологически…

— Простите! — решился все-таки Чиликин. — Только поймите меня правильно… — он замялся. — А если я вдруг передумаю? — выпалил наконец Чиликин, собравшись с духом. — Нет, я совсем не собираюсь передумывать! — поспешил пояснить он, хотя собеседник его на это его неожиданное заявление абсолютно никоим образом не отреагировал и смотрел на него все так же спокойно и доброжелательно. — Но, видите ли… Я должен все-таки с женой посоветоваться… Вдруг она против будет… (Господи! Что за чушь я несу?! Причем здесь жена?) Ну, или диагноз если не подтвердится… Ну, вдруг! Бывает же!.. — тихо добавил он, чтобы хоть что-то сказать и опустил глаза. Ему было невыразимо стыдно своей слабости.

«Бывает»!.. Бывает! Всё бывает. И такое бывает, что ничего вообще не бывает. «Вдруг»!.. Ээ-ээх!.. Стыдобища-то!.. прямо, как баба!

— Знаете, Андрей Павлович, давайте так договоримся, — как ни в чем не бывало, сделав вид, что ничего не замечает, мягко улыбнулся Чиликину мужчина. — Неделя — срок более чем достаточный. Чтобы и с женой посоветоваться, и новое обследование пройти. Так что к следующему моему звонку Вы уж, пожалуйста, решите всё для себя окончательно. Хорошо? Если передумаете — просто вернете деньги, вот и всё. Только дальше уж желательно не затягивать. Ну и не менять, естественно, потом своего решения. Вы и меня поймите, — он печально покачал головой. — Мне же тоже и подготовиться надо: помещение снять, людей, технику… Это же всё затраты. А Вы вдруг потом возьмете и передумаете! Ну?..

— Да нет, — с тяжелым вздохом пробормотал Чиликин. — Не передумаю я. (Разве что чудо? — тоскливо подумал он. — А-а-а!..) Я не передумаю! — уже решительно повторил он и твердо взглянул в лицо своему собеседнику. Улыбка того, как показалось Чиликину, стала чуть шире. — Можете не сомневаться. Всё, будет именно так, как мы договорились.

— Замечательно! — мужчина протянул Чиликину руку, прощаясь. — Тогда до вторника. Я Вам позвоню.

— До вторника, — Чиликин пожал протянутую руку и вылез из машины.

3.

Первое, что сделал Чиликин, вернувшись домой, это прошел не раздеваясь на кухню и включил чайник. Потом проследовал с пакетом к себе в комнату и высыпал на кровать деньги. Пять аккуратных пачек в банковских упаковках. Чиликин их даже с наслаждением понюхал, жадно и глубоко вдыхая ни с чем не сравнимый, волнующий запах свеженапечатанных денег. Запах свободы, счастья и благополучия. Запах жизни!

Смерти! — пришло вдруг ему в голову, и он тут же, передернувшись от отвращения, брезгливо отбросил пачки подальше от себя. Ему даже руки пойти помыть захотелось, тщательно, с мылом, настолько явственно почудился ему поползший вдруг по комнате отчетливый, тошнотворный, сладковатый, тлетворный запах. Еле-еле слышный, легкий, но все же ощутимый. Запах склепа. Могилы. Гроба.

Черт! Во нервы-то как разыгрались! — с трудом перевел дыхание Чиликин, постепенно успокаиваясь. — Прямо кисейная барышня какая-то! Скоро истерики и обмороки начнутся.

Смотреть на разбросанные по кровати деньги было, тем не менее, неприятно. Как будто это и не деньги были вовсе, а… Чиликин даже не мог понять, что именно они ему напоминали, какие ассоциации вызывали, но что-то, несомненно, зловещее и пугающее, в них было. Привет с того света! Дружески протянутая рука дьявола. Его хищно растопыренная пятерня. Приглашение в ад. Пропуск. Входной билет. С последующим уведомлением о благополучном прибытии. Следующие пять пачек — клиент прибыл.

А ведь я их никогда не увижу, те пять пачек! — сообразил неожиданно Чиликин, и эта простая и очевидная мысль почему-то вдруг потрясла его. — Десять пачек будут означать, что я уже а аду.

А может, в раю? — невесело усмехнулся он. — Да, жди!.. Как же!.. В раю. Размечтался! Самоубийцам рай не светит. Они прямёхонько в ад отправляются. Прямиком в какой-то там круг. Надо будет у Данте потом посмотреть, в какой именно. К чему хоть готовиться?!

Да, вообще шутки шутками, а… Неделя, значит… Поня-ятно… Чтой-то я не радуюсь? А? Так удачно всё с бабками решилось. Прямо как в сказке! А мне чего-то грустно… Хучь плачь.

Насчет бабок, кстати, — покусал нижнюю губу Чиликин, заваривая чай. — Как-то всё это… На удивление легко и просто… Ни тебе никаких расписок, ни хуя… вообще ничего! Вынул просто из бардачка 50 косарей и дал. «Вот Вам, Андрей Павлович, пакет ещё — а то, я вижу, Вам положить некуда!» Чуде-са-а!..

А если я… А чего я? Куда я денусь? Тем более со своей болезнью? Да и зачем?.. Так-то оно так, но все-таки… Разные же люди бывают. Бывают такие идиоты отмороженные!.. Скажет: «Не брал я ничего!» — и чего ты с ним будешь делать? Тем более, что он уже одной ногой в могиле стоит, хуй ли ему! По хую всё!!

Дать первому встречному, через две минуты разговора, 50 тыщ евро!.. Причем без всяких документов!.. Непонятно!.. Не-по-нятно!.. Ничего непонятно! Понятно только, что ничего непонятно. Ладно, впрочем, какая мне в конце концов разница? Мне-то что? Их проблемы. Может, для них 50 косарей — вообще не деньги? Так… семечки… По хую мне всё это! Сами пусть разбираются.

Мне вот что интересно — черт! чай горячий, обжегся! — чего это он мне так много денег-то дал? Причем сразу, сам предложил, не торгуясь! Я бы и за полтинник согласился… Легко! Да за какой там «полтинник»! И за двадцатку бы с радостью, и за десятку. Черту бы душу продал. Заложил. Да и!.. — мысленно махнул рукой Чиликин. — Можно было и еще дешевле меня купить, если постараться. С потрохами. Цена мне — грош. Денег ни копья, семью с хуем оставляю. С голой жопой. Кормилец, блядь, поилец. «Я!..», «Я!..», «Глава семьи!..», «Моя работа!..». «Я», блядь!.. «Глава»!.. Головка. От хуя! Тьфу!! — Чиликин опять в сердцах хлебнул горячего чая и зашипел от боли. — Ну всё, пиздец! Всё нёбо сжёг, — он покатал языком во рту свисавшие сверху клочья нежной кожицы. — Ч-черт! Да, так насчет денег… — Чиликин рассеянно пощекотал большим пальцем подбородок. — Чего меня беспокоит-то? Что много дали? Ну, а мне-то что? Много не мало. Действительно ведь дали. Не просто пообещали, не развод какой-то голимый, а правда всё! Правда дали. Вон они в комнате лежат! На кровати валяются. Можно пойти полюбоваться, — при воспоминании о деньгах Чиликина опять передернуло. — Так что, чего я беспокоюсь? Всё путем. Лучше не бывает! Хуже, впрочем, тоже. А если и бывает, то редко… Ладно, ладно! Хватит кукситься. А заодно хмуриться и злобиться. Как в песне поется. Меня, вон, сам ангел смерти похвалил. На черной БМВ. «Молодцом» назвал. Надо держать марку.

Чиликин допил чай, вымыл чашку и пошел в комнату. Убрал в пакет деньги, лег на кровать, включил телевизор и стал ждать жену. Ему не было скучно. Наоборот! Время текло теперь неправдоподобно быстро. Летело! Стрелой! Безжалостный хронометр внутри него неумолимо отсчитывал минуту за минутой, и он постоянно к нему прислушивался. Вот и еще одна прошла… И еще… Черт!!

4.

Через час 42 минуты 23 секунды вернулась из поликлиники жена. Чиликин услышал, как хлопнула входная дверь, и выглянул в коридор.

Да, точно. Господи, что сейчас начнется! — Чиликин поморщился. — Может, не говорить? — малодушно подумал он, понимая в то же время прекрасно, что это в данной ситуации совершенно нереально.

Можно, конечно, подождать результатов повторного обследования, но что это даст? Чушь ведь всё это! Лажа. Вероятность ошибки ничтожна. Да вообще ноль! Какая там «ошибка»! И кровь, и на мониторе они что-то там увидели. Углядели. Ладно, короче. Чего себя иллюзиями зря тешить. Позориться только. Лицо терять. Не маленький, чай. Не ребенок. Не страус, чтобы голову в песок прятать. Надо смотреть правде в глаза. Как и подобает!.. Н-да… Подобает, подобает!.. — Чиликин с тоской посмотрел на потолок. Говорить все равно не хотелось. — А то, что я ей потом скажу? — принялся дальше убеждать себя он. — После повторного обследования? Через неделю, когда всё наверняка подтвердится?

«Дорогая! Вот деньги, я завтра повешусь! Не поминай лихом!»? Так, что ли? Надо же всё по-людски всё-таки делать. По-человечески. Заранее хоть сказать. Обсудить. Пообщаться. Да и про деньги, про вторую половину всё объяснить.

Или уж не говорить?!.. А? — лихорадочно заметался в мыслях Чиликин, чутко прислушиваясь в то же время ко всем, раздающимся из коридора, звукам и шорохам. Сейчас войдет! — Чего тут «объяснять»?! Оставлю лучше письмо подробное, где всё ей распишу. По пунктам! Что и как. Набор инструкций, блядь. «Мою посмертную записку отдавай ТОЛЬКО в обмен на…» Ну, и так далее, в том же духе…

Обидится, конечно… — тяжело вздохнул про себя Чиликин. — Ну, а мне-то что? — тут же успокоил он сам себя. — Мне это к этому моменту уже всё равно всё будет. До фени. До лампочки! Я к этому моменту уже далеко-о буду!.. На том свете. Какой с меня спрос? — Чиликин всё никак не мог решиться. В волнении он вскочил с постели и принялся быстро расхаживать по комнате. — Да и меня же надо понять! — начал оправдываться он. — Очень мне приятно последнюю неделю жизни на положении тяжелобольного проводить! Смертника какого-то. Лучше уж оттянуться как следует напоследок! По полной программе. Махнуть, может, куда-нибудь на пару дней! По кабакам побродить. Бабки есть…

Да, «есть»! А вдруг?.. — Чиликин на мгновенье остановился. — Да-а!.. — махнул он рукой. — Вдруг, вдруг!.. Если «вдруг», тогда и думать будем. Разберемся! Только не будет ведь никакого «вдруг»! Ясно всё, как белый день. «Вдруг» только пиздецы случаются. Вот они-то — пожалуйста! Сплошь и рядом. Глазом моргнуть не успеешь, как он уж, проклятый, тут как тут. Вдруг! А хорошие дела…

Не скажу, короче! — окончательно решил он и сразу же почувствовал невыразимое облегчение. Даже повеселел. Разговоры, блядь, все эти!.. Слезы… Уходить надо достойно. Без соплей.

4.

— Ты дома? — удивилась жена, входя в комнату. — Ты же на работу, вроде, собирался?

— Завтра пойду, — беспечно ответил Чиликин, привлекая ее к себе. — Иди лучше ко мне…

* * * * *

На следующий день, часов в 11, когда Чиликин еще лежал в постели и задумчиво курил, пуская дым в потолок, входная дверь хлопнула, и через секунду буквально в комнату ворвалась зареванная жена.

— Почему ты мне вчера ничего не сказал!? — с порога закричала она.

Чиликин от неожиданности даже сигарету изо рта в кровать выронил и сразу же с проклятиями начал ее искать.

— Что не сказал? — наконец смог произнести он, снова закурив и обреченно про себя вздохнув. Он уже знал «что».

— Про свой вчерашний диагноз, — опять заплакала жена. — Что у тебя вчера обнаружили?

— Почему, почему!.. — смущенно забормотал Чиликин. Как тут объяснишь? Почему?.. Потому. Кончается на «у». — Не точно же еще! — наконец нашелся он. — Решил подтверждения подождать. Когда повторные анализы сдам. Чего тебя раньше времени беспокоить? Я же знаю, ты волноваться будешь, переживать… — попытался он слегка подольститься к жене. — А может, не подтвердится еще ничего… (Да, как же! — тоскливо усмехнулся он про себя.)

— А про деньги почему ничего не сказал? Про самоубийство это? — опять спросила жена.

— Что-о-о??!! — Чиликин от изумления привстал и снова выронил сигарету. — Что? — повторил он через мгновенье, когда стряхнул ее на пол и затушил в пепельнице. — Откуда ты знаешь?

— Так, значит, это правда? — в голос зарыдала жена.

— Да подожди ты! — в нетерпении прикрикнул на нее Чиликин. — Говори толком. Откуда ты можешь это знать? И про диагноз, кстати, тоже? Тебе что, из больницы, что ли, звонили? (Откуда у них может быть мой телефон? — тут же сообразил он.)

— Нет, не из больницы, — всхлипнула жена, осторожно промакивая глаза платком.

— Так откуда ты знаешь? — Чиликин сел на кровать. — Кто тебе сказал?

— Ну, этот… — жена судорожно вздохнула, пытаясь успокоиться, — мужчина… который вчера с тобой встречался… И деньги тебе дал… Я у Веры сидела…

Чиликин в полном ошеломлении смотрел на жену, не веря собственным ушам.

— Он что, позвонил твоей подруге? — недоверчиво переспросил он. — А откуда?..

Чиликин хотел спросить: «А откуда он телефон узнал?», но понял, что спрашивать бесполезно. Она-то чего знает? Откуда… откуда?.. От верблюда! Судя по всему, организация, с которой он вчера столкнулся, была гораздо более серьезная, чем он поначалу подумал. Да он, собственно, и не думал еще вообще на эту тему. Некогда было. Да и не до того. А если бы подумал хоть немного, — и сам бы мог догадаться. Когда речь о таких бабках идет!.. В общем, суду всё ясно. Откуда у него телефон.

Неясно только, какого хуя он ей позвонил? Что это вообще за блядство!! Хотя бы предупредил. Как это: взять… ничего не сказав… позвонить?.. просто поставить меня перед фактом… Вообще пиздец!! Вот возьму, и не повешусь ни хуя! Нет, ну, наглость просто неописуемая! Да и зачем??!! Зачем???!!! Мы же договорились обо всём?! Жену-то зачем трогать?

— Что он тебе сказал? — набросился Чиликин на всё еще всхлипывающую жену. — Повтори мне всё как можно точнее, слово в слово.

— Ну, он спросил сначала, знаю ли я, какой тебе диагноз вчера поставили? — залепетала испуганная жена, глядя на Чиликина широко открытыми глазами. — Я сказала, что нет. Ты же мне ничего не сказал.

— Так… — подбодрил ее Чиликин. — Дальше.

— Ну, он сказал тогда, — жена опять заплакала, — что рак печени-и-и!..

— Да не реви ты! — с досадой сказал Чиликин. — Говори, чего дальше было.

— Дальше он сказал про то, что он тебе предложил заработать денег, и ты согласился.

— Как именно, он сказал? А, ну да… — Чиликин вспомнил начало их разговора. — Подожди, подожди! — вдруг сообразил он. — Он тебе это что, всё прямо по телефону говорил?

— Нет, — опять всхлипнула жена, — в машине этой черной…

— (Блядь! — выругался про себя Чиликин.) Так вы встречались, значит? — еле сдерживаясь и стараясь изо всех сил говорить спокойно, терпеливо переспросил он.

— Ну да, — как нечто, само собой разумеющееся, подтвердила жена. — Он прямо к веркиному дому на машине своей подъехал. Верка там, наверное, обалдела! — вдруг с чисто женской непоследовательностью, ехидно добавила она.

Чиликин стиснул зубы и на секунду закрыл глаза, пытаясь взять себя в руки.

— Юль! — преувеличенно-спокойно начал он. — Ты мне можешь подробно всё рассказать? Как всё было? От начала до конца? Можешь?! Неужели это так трудно??!!! — сорвавшись, закричал он, не в силах больше сдерживаться.

(Нет, ну правду говорят: все бабы дуры, — с ожесточением подумал он. — Дуры! дуры!! дуры!!! Тупорылые, безмозглые курицы! У нее муж через неделю вешается, а она ему про свою подругу-Верку впаривает! Такую же дурищу набитую, как и она сама. Да по хую мне, обалдела она там от чего-то сил нет!! По хую!!!)

— Но я же тебе уже всё рассказала! — обиделась наконец и жена, окончательно перестав плакать.

— А теперь расскажи мне всё снова и с самого начала, — настойчиво повторил Чиликин. — Ты сидела у Верки, он туда позвонил… И что?

— Ну, и подозвал меня…

— Как? Просто по имени? Просто «Юлю»? Или, может, по имени-отчеству? По фамилии? — сразу же настырно перебил Чиликин.

— Да я откуда знаю?! — в голосе жены послышались легкие нотки раздражения. Она явно не понимала, чего он от нее хочет, и к чему вообще весь этот допрос? Ну, подозвали и подозвали! По имени… не по имени!.. Да какая разница! Вот пристал, как банный лист! — Верка сказала: «тебя» — ну, я и подошла. Взяла трубку.

— Ну, хорошо! — не отставал Чиликин. — Ты взяла трубку. И что он тебе сказал?

— Ну, что? — совсем уже раздраженно пожала плечами жена. — «Здравствуйте, Юлия Владимировна! (Ага! Значит все-таки по имени-отчеству, — с удовлетворением отметил для себя Чиликин, решив больше по возможности не перебивать и не переспрашивать. А то поссоримся еще напоследок, чего доброго!) Я по поводу диагноза Вашего мужа. Его вчерашнего обследования. Нам с Вами надо срочно встретиться, — жена остановилась, припоминая. Чиликин ждал. — Я тут рядом, выходите через 5 минут, я у подъезда буду стоять». И номер машины продиктовал…

— Так ты ему что, даже адрес не диктовала? — удивленно уточнил Чиликин. — Он сам знал, куда подъехать?

— Ну да, — наморщила лоб жена. — Кажется, не диктовала. Да я и сама его не знаю!

— (Так-так-так! — подумал Чиликин. Он и сам не знал, почему он всё это так дотошно выспрашивает, но чувствовал, что это важно. — Так это, значит, он и мой адрес вчера наверняка знал. А меня просто так спросил. Чтобы не пугать сразу. Не спугнуть! Поня-ятненько…) Ну, хорошо. И дальше чего было? Ты села в машину, и что он тебе сказал?

— Ну, вот и сказал… — на глазах у жены появились слезы. — И про диагноз твой… И про договоренность вашу… — она опять заплакала. — Как ты мог на такое согласиться? — сквозь слезы еле выговорила она. — Это же какой грех! Самоубийство!

— Ладно, грех… — смущенно пробормотал Чиликин. (Сам знаю! А хуй ли делать?! «Грех»!.. А семью оставлять без денег — не грех?!) — Юль! — чуть помолчав, осторожно сказал он. — Ты же знаешь нашу ситуацию. Денег нет. Как ты жить будешь? Да еще с ребенком!? Святым духом, что ли, питаться? Я хочу, чтобы мой ребенок вырос нормальным, здоровым… Чтобы жил не хуже других. Чтобы у тебя было всё хорошо. Так что… куда деваться? Грех, не грех… Выбирать не приходится!.. (А лучше было бы, если бы ты на панель пошла? — хотел добавить он, но удержался. — «Грех»!..)

Жена, не отвечая, заплакала еще сильнее. Чиликин дрожащими руками закурил кое-как сигарету и уставился в одну точку. Мыслей в голове не было. На душе было бесконечно-тоскливо и грустно.

Вот один день и прошел… — внезапно с ясностью осознал он. — Всего шесть осталось… «Легче гусиного пуха улетает жизнь…» «А счетчик щелк да щелк, да всё одно — в конце пути придется рассчитаться!» Придется!.. Рассчитаемся, раз придется… Придется, так придется.

— А он тебе не сказал, кстати, зачем он вообще тебе всё это рассказал? Не объяснил? — все же спросил на всякий случай Чиликин, хотя и не надеялся услышать в ответ ничего нового.

Жена некоторое время молчала, всхлипывая, потом, шмыгая носом, прерывающимся голосом с трудом ответила: «Сказал, что, когда речь идет о таких деньгах, никаких неожиданностей быть не может. И он должен быть уверен, что все заинтересованные лица в курсе, — голос жены прервался. — Так он сказал», — после паузы добавила она.

(Вот сволочь! — злобно выругался про себя Чиликин. — Тварь бессердечная!! А хотя, чего я его ругаю? — тут же спохватился он. — Для него ведь это просто дело. Он бабками своими рискует. Да и вообще он со мной совершенно по-джентльменски себя ведет. Грех жаловаться. Никаких расписок. Деньги вперед. Всё! Чего я от него еще хочу-то? Сочувствия? Пожалуйста! Но за дополнительную плату. Вешайтесь не за сотку, а за тридцатку — так вообще рыдать над вашим телом буду! Навзрыд! Могу до, могу после — как договоримся. Да-с.

Бизнес есть бизнес. Это всего лишь деньги. Ничего личного. Как, впрочем, и лишнего. Всё лишнее — только за дополнительную плату! Да-с.

Юля тоже хороша! Целый час ее раскалывал, пока хоть что-то путное наконец узнал. Хотя, чего с нее взять! Женщина…. Одни бигуди в голове.

Впрочем, да и сам-то я!.. Тоже тот еще молодец! Среди овец. Накинулся на нее, как коршун. Целое расследование затеял. Что да как?! «Слово в слово!» А чего в итоге выяснил? Такого уж важного? Что Волга впадает в Каспийское море? Что им не нужны неожиданности, и они хотят подстраховаться и быть уверенными, что жена в курсе и не возражает? В суд на них потом не подаст и заяву ментам не кинет? Так это и так ясно было. С самого начала. Мог бы и сам все это сообразить, своим жалким умишком дойти. Пинкертон хренов! Шерлок, блядь, Холмс.)

— Так он тебе что, действительно 50 тысяч евро дал? — услышал вдруг Чиликин вопрос своей жены и, глубоко задумавшись, уйдя с головой в свои невеселые мысли, не понял даже сразу, о чем, собственно, идет речь.

— Что? — переспросил он.

— Я говорю: он тебе правда 50 тысяч евро уже дал? — повторила свой вопрос жена.

— Да, — нехотя признал Чиликин. Он достал пакет и высыпал деньги на кровать. — Вот они.

Жена зачарованно уставилась на валявшиеся на кровати пачки. Такого количества денег она никогда в жизни не видела. Потом робко взяла одну пачку и нерешительно повертела ее в руках.

— Здесь действительно 50 тысяч? — тихо спросила она.

— Да, — подтвердил Чиликин. — В каждой пачке ровно по 10 тысяч. Видишь, сотенные купюры, по 100 евро. В пачке 100 штук. Сто по сто — десять тысяч.

— Да-а… — так же тихо протянула жена, рассматривая пачку. — Каждая такая бумажка — целых 100 евро! А их тут целая пачка. Раз! — 100 евро! еще — раз! — еще 100 евро! С ума можно сойти!

— Можно, можно!.. — пробормотал Чиликин, убирая деньги.

Жена проводила их долгим взглядом. Потом посмотрела на мужа.

— Так ты действительно хочешь это сделать? — совсем уже еле слышно прошептала она. Глаза у нее опять предательски заблестели. — А как же я?

— Юль, ну, давай не будем! — Чиликину и так было невыразимо тоскливо. — Ну, чего воду в ступе толочь? Ты взрослый человек, всё прекрасно понимаешь. Если у меня рак, мне жить от силы полгода. Ты же знаешь, у меня родители от рака умерли, я все это сам видел. Собственными глазами. Как это бывает. Да плюс еще щас лекарства, уход понадобятся… А где у нас деньги? А так хоть семье что-то оставлю! Ребенку… — Чиликин почувствовал, как к горлу подкатывает ком. — Ладно, давай не будем больше об этом! — с трудом справившись с собой, негромко попросил он. — Хорошо?

— Но это же грех страшный! — жена смотрела на него с ужасом, широко раскрытыми глазами. — Я не смогу жить, зная, что ты из-за меня…

— Перестань! — страдая, перебил ее Чиликин. — И не вини себя ни в чем. Считай, что я из-за ребенка делаю. И давай закончим, а? Мне и без того тяжело… Честное слово!..

5.

— Да!

— Андрей Павлович? — услышал он знакомый неторопливый голос.

— Да, это я.

— Здравствуйте. Нам надо срочно встретиться. (Чиликин почувствовал, что внутри у него всё оборвалось.)

— Здравствуйте. Когда? — дрогнувшим голосом спросил он.

— Лучше прямо сейчас. Скажем, через 10 минут на прежнем месте. Вас устроит?

— Да, вполне, — Чиликин запнулся. — А… потом мы?..

— Я Вас не задержу, Андрей Павлович. Буквально на полчаса.

— Хорошо, — с неописуемым облегчением выдохнул Чиликин. Фу-у-у!.. У него словно камень с души свалился. Значит, не сегодня. Уу-уу-ух!.. Ну, естественно! Мы же договорились: неделя-две. Значит, неделю-то еще уж точно можно будет выторговать. А там посмотрим. Чего сейчас загадывать? Чего об этом вообще думать!? Неделя — это целая вечность.

— И деньги с собой, пожалуйста, захватите, — вдруг услышал он. — Ну, что я Вам в прошлый раз давал.

— Простите?.. — начал было Чиликин.

— Андрей Павлович! Я Вам все при встрече объясню! — сразу же оборвал его собеседник. — Выходите, на месте все обсудим, — в трубке раздались короткие гудки.

Все хорошее настроение Чиликина мгновенно бесследно улетучилось. Господи! Что еще случилось?! Он передумал?.. Почему?..

Чиликин быстро оделся, схватил пакет с деньгами и выбежал из подъезда. Ровно в назначенное время, минута в минуту, к подъезду подъехала знакомая БМВ. Чиликин лишний раз на нее невольно полюбовался, прежде чем залезть внутрь. Краса-авица!..

Сколько, интересно, людей ради нее повесились? Ради того, чтобы сидящий рядом с непроницаемым видом мужчина смог ее купить? 10?.. 20?.. 100?.. Чиликин поежился. Мужчина, казалось, почувствовал его настроение и еле заметно усмехнулся. Затем внимательно посмотрел Чиликину прямо в глаза и после паузы сказал:

— Поздравляю Вас, Андрей Павлович! Вы здоровы. Ваш диагноз оказался ошибочным.

— Что? — даже не понял сначала Чиликин. Об этом варианте он вообще даже как-то не думал. — Что Вы сказали!!?? — чуть не закричал он буквально через секунду. — Откуда Вы знаете?!

— Ну, Вы же сдавали повторные анализы, — невозмутимо пояснил мужчина, с любопытством глядя на Чиликина. — Сегодня утром результаты их стали известны.

— А?.. А, ну да. Понятно… А почему же первый раз?.. — чуть помолчав, спросил Чиликин.

Он еще никак не мог осмыслить до конца услышанное. Как это «здоров»? Всё кончилось? Весь этот кошмар. Так просто?

— У Вас есть одна очень редкая особенность организма. Это ввело врачей в заблуждение, — спокойно объяснил мужчина, всё так же проницательно глядя на Чиликина. Казалось, он видел его насквозь. Чиликин молчал, не зная, что сказать. — Андрей Павлович! — после паузы всё так же спокойно продолжил собеседник. — Как Вы сами понимаете, наша договоренность теперь автоматически теряет силу. Впрочем, если Вы хотите… — вдруг неожиданно пошутил он и усмехнулся.

— Нет-нет! — охотно подхватил его шутливый тон Чиликин и тоже широко улыбнулся. — Боже упаси! Вот Ваши деньги! Всё, как договаривались.

— Прекрасно! — мужчина взял у Чиликина пакет с деньгами и небрежно сунул его в бардачок, даже не разворачивая. — Теперь еще одно, Андрей Павлович! — Чиликин смотрел на своего собеседника, всё так же радостно осклабившись. — Прочтите, пожалуйста, вот это, — мужчина протянул Чиликину какой-то сложенный вчетверо листок.

— Что это? — автоматически спросил Чиликин, разворачивая листок и быстро пробегая его глазами. — Что это? — повторил он дрожащим голосом через мгновенье, подняв глаза. Улыбка так и застыла на его лице, как приклеенная.

— Читайте сами! — пожал плечами его собеседник.

Чиликин еще раз прочел. Сначала быстро, а потом всё медленнее и медленнее… останавливаясь… словно спотыкаясь… на каждом… слове…

Расписка

Я, Чиликина Юлия Владимировна, разрешаю использовать труп моего мужа, Чиликина Андрея Павловича, в качестве объекта для сексуальных действий (некрофилия), а также разрешаю видеосъемки этих действий, за 20 (двадцать) тысяч евро.

Число. Подпись.

Десять тысяч евро получены.

Число. Подпись.

— Что это значит? — наконец с трудом выдавил из себя он, медленно снова подняв глаза на сидевшего рядом с ним человека.

— Ну, Вы же сами видите!.. — опять чуть заметно пожал плечами тот. — Расписка Вашей жены.

— Что такое «некрофилия»? — тяжело спросил Чиликин, хотя прекрасно это знал.

— Совокупление с трупом, — невозмутимо пояснил ему его собеседник. — Но Вы же и сами Андрей Павлович, это знаете. Зачем спрашиваете?

— Она что, мой труп продала, что ли? Чтобы его трахали потом перед камерой? Когда я повешусь? — в голове Чииликина всё это просто не укладывалось.

Это же вообще дикость какая-то! «Некрофилия»!.. Да Юлька и слов-то таких не знает! Она и не слышала о таком никогда, наверное!.. Да к тому же, она верующая в конце концов! Если самоубийство грех, то это-то что? Это не грех даже, а!.. Слов таких нет в человеческом языке!! Это за гранью уже не то что морали, а… Надругательство над трупом мужа… Бред! Бредни!! Бред, бред, бред! Чушь!!!

— Вас, наверное, удивляет, Андрей Павлович, зачем я Вам это показываю? — вежливо поинтересовался мужчина.

— Да!! — Чиликин соображал с трудом. В голове у него царил полный кавардак. Беспорядочно мелькали лишь отдельные обрывки каких-то бессвязных мыслей. Рак… смерть… деньги… ребенок… некрофилия… деньги… Деньги… деньги… деньги… Слишком много событий сразу на него обрушилось. Новостей. Выздоровление чудесное… потом вдруг эта расписка… — Удивляет! А действительно, зачем? — он напряженно замер, ожидая ответа и впившись глазами в своего собеседника. Может, это все же шутка какая-то идиотская? Розыгрыш? Понарошку?

— Затем, что Юлия Владимировна, судя по всему, деньги возвращать не собирается, — любезно разъяснил мужчина. — Поэтому я вынужден обратиться по этому вопросу непосредственно к Вам.

— Какому вопросу? — тупо переспросил Чиликин. Он вообще уже почти ничего не понимал и не воспринимал. Лоб горел, в висках стучало, мир вокруг слегка покачивался, колыхался и куда-то плыл… плыл… плыл… Куда-то далеко-далеко… В какие-то волшебные, неведомые дали… В сказочную страну Оз. Туда, где порхают над цветками феи, где нет ни рака, ни некрофилии, ни денег; ни предательства. Где обо всем этом можно забыть. Навечно. Навсегда! Забыть!! Забыть!.. Забыть!!! «Говорят, что где-то есть острова, / Где растет на берегу забудь-трава…»

Лучше бы я умер, — с тоской подумал он.

Мужчина чуть более внимательно посмотрел на Чиликина и с каким-то даже сочувствием терпеливо повторил:

— По вопросу денег. Ваша жена получила от меня 10 тысяч евро — видите, внизу ее расписка! — а возвращать их сейчас, судя по всему, не хочет. Или не может, — добавил он, чуть помедлив.

— Почему не хочет? — огромным усилием воли заставил себя сосредоточиться Чиликин. — Или, Вы говорите, не может. Что значит: не может? Почему?

— Ну, я полагаю, что она просто уже потратила часть денег! — улыбнулся мужчина. — Вы же понимаете — женщина…

— Как это «потратила»!? Она что, не понимала, что, возможно, возвращать придется?.. Нет, погодите! — очнулся Чиликин. — К деньгам мы еще вернемся. Всё я Вам, разумеется, отдам, не волнуйтесь! — в глазах у собеседника что-то мелькнуло. Вероятно, последнее замечание Чиликина его слегка позабавило. — Не о том сейчас речь. А когда Вы ей это предложение сделали? Ну, насчет меня… — Чиликин запнулся, с трудом подбирая слова. — Моего тела?.. Что, неужели сразу при встрече? Когда диагноз мой сообщили?

— Нет, ну что Вы! — удивился мужчина и даже головой укоризненно покачал. — Конечно, не сразу. Через день.

— И что, так просто позвонили и?..

— И предложил сначала встретиться, — мужчина смотрел на Чиликина, как на непонятливого ребенка, — сказав, что надо обсудить кое-какие финансовые вопросы. Предупредив, чтобы Вам она только ничего не говорила.

— И она согласилась? — с горечью спросил Чиликин.

— Конечно, согласилась! — мужчина с любопытством разглядывал Чиликина. — Разумеется, Андрей Павлович, она согласилась. Как и любая женщина бы на ее месте. Любая дочь Евы. (Сукин сын! — невольно выругался про себя Чиликин. — «Конечно!»… «Разумеется!»… Это же моя жена, между прочим!..)

— А потом?

— А потом мы встретились! — мужчина опять ясно улыбнулся, безмятежно глядя Чиликину прямо в глаза. — Я ей объяснил, что я от нее хочу, и дал время подумать. Сказал, что позвоню через день. Надо признать, что первая реакция Юлии Владимировны на мое предложение была очень и очень бурная и крайне болезненная, но… как видите… — мужчина развел руками. — Время и здравый смысл…

— А через день вы опять встретились и передали ей деньги, — закончил за него Чиликин. Мужчина с улыбкой кивнул. — А расписочку-то зачем взяли? — поинтересовался Чиликин. — Это же ведь просто филькина грамота. Юридической-то силы она всё равно никакой не имеет.

— Обычная перестраховка, — усмехнулся мужчина. — Во-первых, чисто психологический эффект — вряд ли Ваша жена такой уж знаток законов, а во-вторых, и практически она всё же не совсем бесполезна. Не думаю, что женщина, написавшая такую бумагу, осмелится куда-нибудь потом обратиться. Да и вообще она язык за зубами держать будет. Всё же подобного рода поступки обществом пока не совсем … одобряются. Скорее, наоборот…

— Поня-ятно… — медленно протянул Чиликин.

Ему действительно стало все понятно. До такой степени понятно, что хоть снова в петлю! Собирайся. Только теперь уже за бесплатно.

Мужчина молчал, выжидающе глядя на Чиликина.

— Ах, да! Деньги! — опомнился тот. — Так, Вы говорите, она теперь Вам деньги не возвращает?

— Именно так, Андрей Павлович!.. — мужчина скорбно покивал головой. — К сожалению, именно так…

— И что, просто отказывается? — не поверил Чиликин. — Что хоть она говорит?

— Юлия Владимировна ничего мне не говорит, — мужчина театрально вздохнул. — Она от меня просто-напросто скрывается. Сегодня мы должны были встретиться, но она на встречу не явилась. И дома ее нет. А у меня, знаете, нет ни времени, ни охоты за ней по всей Москве гоняться. Я человек занятой.

— Да, конечно, — вежливо сказал Чиликин и улыбнулся какой-то застывшей, деревянной улыбкой. — Я всё понимаю. Я, естественно, верну Вам все деньги. Сколько Вы можете подождать? Ну, Вы понимаете сложившуюся ситуацию?..

— Да, конечно… — мужчина опять вздохнул и что-то быстро прикинул в уме. — Неделя Вас устроит? — вопросительно посмотрел он на Чиликина.

— Да, вполне, — механически ответил тот. (А где я их возьму? — мелькнуло в то же время у него в голове. — Целых 10 тысяч евро!?) Если у меня всё же возникнут проблемы, мы ведь сможем возобновить наш контракт? — с удивившим его самого спокойствием поинтересовался Чиликин.

— Разумеется, Андрей Павлович, разумеется… — понимающе ухмыльнулся мужчина. — Конечно. В любой момент…

— Только знаете… — Чиликин немного помедлил, глядя прямо в глаза своему собеседнику. — Я бы не хотел, чтобы мой труп потом насиловали перед камерой. Даже если моя жена снова не будет против.

Сидящий рядом мужчина тоже некоторое время молча смотрел Чиликину прямо в глаза, и наконец медленно сказал:

— Хорошо, Андрей Павлович. Это я Вам обещаю…

* * * * *

Чиликин проводил взглядом отъезжавшую черную БМВ и достал сигареты. Посмотрел на небо, на людей на улице, на спешащие куда-то машины… Самому ему спешить было некуда… О том, чтобы возвращаться домой, не могло быть и речи. Сама мысль, что он снова увидит эту женщину, услышит ее голос, вызывала у него дрожь отвращения. Он закурил и неторопливо двинулся в сторону метро. В голове назойливо крутились короткие обрывки какой-то полузабытой песенки: «Говорят, что где-то есть острова… Что где-то есть острова… Где-то есть острова… Острова… Острова… Острова…»

* * * * *

И спросил у Люцифера Его Сын:

— Чем плохи заповеди Христа? Разве они не добры и не справедливы?

И ответил Люцифер Своему Сыну:

— Это заповеди хозяина своим рабам. Будьте добры друг к другу, не ссорьтесь, соблюдайте правила общежития. «Возлюби ближнего своего», «не убий», «не укради»…

Все это правильно, но ради чего? Какова конечная цель? Цели нет. Это просто инструкции стаду не толкаться и не ссориться. Цель есть только у хозяина. У рабов, у стада своих собственных целей нет и быть не может.

Единственная «цель» рабов — не создавать хозяину лишних хлопот.

И снова спросил у Люцифера Его Сын:

— А каковы Твои заповеди?

И ответил Люцифер Своему Сыну:

— Будьте свободными! Оставайтесь всегда самими собой! Будьте всегда людьми!

Это — высшая цель. Это — главное!

И ради этого главного можно пойти на все. И на убийство, и на ложь. Можно убить охранника, чтобы бежать из плена, и можно обмануть врага, чтобы спасти свою семью, своих детей, близких, свою Родину, свой народ.

И снова спросил у Люцифера Его Сын:

— Так значит, цель оправдывает средства?

И ответил Люцифер Своему Сыну:

— Свобода не нуждается в оправданиях.

Сын Люцифера. День 21-й

И настал двадцать первый день.

И спросил у Люцифера Его Сын:

— Почему люди так охотно называют себя «рабами божьими»?

И ответил Люцифер Своему Сыну:

— Рабство настолько уродует и развращает душу, что раб начинает любить свои оковы. Свобода — это прежде всего ответственность, необходимость самому принимать решения. А рабу это уже не по силам. «На всё воля Божья», «Богу виднее», «Бог всё видит» и прочее, и прочее.

Человеку нравится быть рабом. И преодолеть эту рабскую психологию, самому «стать как боги», ему очень сложно.

Книга

«И говорил [он] как дракон».

Откровение Иоанна Богослова (Апокалипсис).

«Зачем же ты не послушал

гласа Господа?»

Первая книга Царств.

1.

«Аминь!» — Курбатов поставил в конце восклицательный знак, нажал «Сохранить» и с наслаждением потянулся.

Нет, всё-таки я молодец! — с удовольствием подумал он, глядя на мерцающий экран компьютера, на ровные строчки текста.

Теперь можно было идти спать. Дело сделано.

* * *

Примерно месяц назад с Борисом Владимировичем Курбатовым, скромным клерком одного из московских банков, стали твориться странные вещи. Его вдруг начали мучить кошмары. Или, может, наоборот, — посещать видения. Он и сам не знал, что это такое и как это лучше назвать. Ибо тому, что с ним происходило, названия в человеческом языке просто-напросто не было.

Началось всё с того, что ему приснился внезапно какой-то совершенно невероятный сон. Да даже фактически и не сон вовсе, а непонятное что-то. Бред! Не бывает у нормальных людей таких снов. Не бывает — и всё тут! Не-бы-ва-ет! Неоткуда им просто взяться.

Лето, степь, Россия, революция, гражданская война. То ли 19-й, то ли 20-й год. Он, Курбатов Б. В., участвует в штыковой атаке.

Только звали его тогда как-то иначе… Как?.. И чин?.. какой-то ведь у него был тогда чин?.. Звание?.. В той, другой, дореволюционной жизни?.. Штабс-капитан, кажется?..

Впрочем, не важно. Сейчас на нем черная форма марковца, и он в составе офицерского добровольческого полка идет в цепи по выжженной беспощадным солнцем степи с винтовкой наперевес. Жара, ни ветерка.

Навстречу, пока еще вдалеке, движутся стройные и ровные, густые цепи красных. Их много, очень много. В несколько раз больше, чем белых. Они идут уверенно, быстро, каким-то легким, словно «летящим» шагом. Красные курсанты! Элита красных войск.

Цепи неумолимо сближаются. Неожиданно красные начинают петь. «Интернационал»! Подхваченный тысячами людей, он разносится далеко по степи и звучит сейчас особенно грозно. «Вставай, проклятьем заклейменный!» — ревут в едином порыве тысячи глоток.

Белые молчат. Марковцы всегда атакуют молча. И они никогда не отступают. Ни перед каким противником. Даже численно их превосходящим. Красным это прекрасно известно.

Стороны сближаются. Напряжение растет. Цепи и тех и других начинают потихоньку сжиматься в гармошку. Курбатов откуда-то знает, что это всегда происходит при штыковых атаках. Хочется почувствовать, что ты не один, не брошен на произвол судьбы, не оставлен наедине, лицом к лицу с бесконечной лавиной тяжело надвигающихся на тебя, поблескивающих тускло на солнце, несущих смерть штыков!.. что рядом кто-то есть!.. хочется ощутить локоть товарища. И потому ты невольно ищешь его, этого товарища, придвигаешься к нему поближе! хотя и знаешь прекрасно, что делать этого, ломать строй, ни в коем случае нельзя. Но поделать с собой ты ничего не можешь. И никто не может. Никто! Ни белые, ни красные.

Стороны всё ближе… ближе… Песня красных обрывается. Напряжение уже так велико, что петь невозможно. Все силы уходят только на то, чтобы не повернуться и не побежать. Чтобы заставить себя идти вперед!.. вперед!.. навстречу смерти. Еще шаг… еще… Кажется, что вынести этого уже нельзя! Что всё!! Сейчас мы побежим! Вот прямо сейчас!!!.. И в этот самый момент побежали красные.

Курбатов вздрогнул и проснулся.

Что это было? — с изумлением спросил он себя. — Сон или явь? Откуда это у меня? Откуда я всё это знаю?! Марковцы… черная форма… красные курсанты… Как при штыковой атаке себя люди ведут… Что за чудеса?! И как ясно я всё это чувствовал и ощущал!.. Солнце… жара… пот, стекающий из-под фуражки… дурманящий запах степи… Страх, отчаяние… ярость… решимость этого… человека. Как будто я и правда там только что был. Участвовал в том бою под этой затерянной в степи станицей… Заняли мы ее, кстати?..

Господи!! Какой еще «станицей»?! — вдруг опомнился он. — Кто это «мы»? Да что это со мной?!

Но это было только начало. Дальше на Курбатова обрушился целый поток подобного рода картин-воспоминаний. Они преследовали его постоянно, ежесекундно, днем и ночью!

Он ехал в метро и видел мысленным взором в то же время какие-то горящие крепостные стены… факелы… мечи… лестницы… карабкавшихся по ним людей, чьи-то разинутые в безумном крике рты… Разговаривал с начальником на работе — и задыхался одновременно от ужаса, прикованный к веслу в тонущей римской галере. Он умирал среди спартанцев Леонида под тучами стрел лучников Ксеркса при Фермопилах; принимал на себя страшный удар тяжелой римской пехоты в рядах легковооруженных галлов под Каннами, в самом центре грозного ганнибалового полумесяца; замерзал в составе Великой армии в сорокаградусные морозы на Смоленской дороге… Он тонул, горел заживо, его рубили мечами, протыкали пиками… Его бесчётное число раз пытали, вешали, распинали…

Он прожил за эту неделю тысячи жизней. Умер тысячью смертей и испытал боль, страдания и муки, восторги и радости тысяч людей. Солдат, убийц, насильников… Героев и пророков. Палачей и их жертв. Казалось, ад выпустил свои души, чтобы все они прошли через Курбатова. Чтобы он ощутил и почувствовал всё то, что в свое время ощущали и чувствовали они. Понял их, понял, ради чего они жили, ради чего совершали свои подвиги и свои злодейства. И ради чего умирали.

Когда через неделю все кончилось, Курбатов стал по сути совершенно другим человеком. На тысячу лет, на тысячу жизней мудрее. Истины, в которые он всегда свято и безоговорочно верил (а может, просто никогда особо над ними и не задумывался!), вдруг задрожали и заколебались. Черное стало белым, а белое черным.

При холодном и безжалостном свете его тысячелетнего опыта мир стал выглядеть вдруг совсем иначе. Миражи исчезли, туманы рассеялись — и вечные истины снова засияли во всей своей холодной, равнодушной, бесстрастной красоте. Предстали в своем чистом, изначальном, первозданном виде. Добро снова стало добром, а зло — злом. Подлость — подлостью, ложь — ложью, а предательство — предательством. Под какими бы личинами и масками они ни прятались и в какие бы одежды ни рядились. Он и сам тысячи раз бывал в тех своих жизнях и лжецом, и подлецом, и предателем — и теперь сразу видел их насквозь, безошибочно узнавал с первого взгляда.

Он снова понял, что такое достоинство и честь, как прекрасна победа, и как горько и ужасно поражение. Что такое друг и что такое враг. И что такое любовь.

Это новое знание переполняло его, и он просто не знал, что с ним делать.

И тогда он решил написать книгу. Роман. Он никогда ничего не писал до этого и поначалу даже не знал, с чего начать и как вообще за это взяться.

Но всё оказалось на удивление просто. Даже слишком просто. Он даже и не правил в тексте почти ничего и вообще не знал, начиная, о чем будет писать дальше и чем в итоге всё закончится. Слова сами рождались в душе, как будто кто-то посторонний нашептывал, надиктовывал ему их, а он должен был лишь только успевать их записывать. Печатать. Заносить в компьютер.

Не прошло и трех недель, как книга была завершена. Это было какое-то странное произведение. Роман, не роман… повесть, не повесть… Его, собственно, и художественным-то можно было назвать лишь с большой натяжкой. Не было ни сюжета, ни главных героев, были лишь какие-то отдельные, разрозненные куски, обрывки, черепки, осколки чьих-то жизней и чьих-то судеб. Чьих-то записок, дневников, размышлений…

И тем не менее, это было несомненно единое произведение. Проникнутое каким-то единым, общим замыслом, не понятным до конца в момент написания даже самому автору. Оно безусловно оставляло по себе впечатление цельности, монолита. По прочтении куски его, казалось бы, совершенно между собой не связанные, каким-то волшебным образом складывались вдруг во что-то единое, целое; и это единое производило на читателя эффект, поистине магический; действовало непосредственно на его душу, властно вторгалось туда, легко обходя и минуя все бесчисленные заслонки, барьеры и фильтры сознания и подсознания: моральные, нравственные, этические, религиозные.

Отсутствие единого сюжета фактически лишало читателя возможности хоть как-то противиться и сопротивляться этому страшному внушению, поскольку он до последнего момента так и не понимал, в чем же, собственно, его пытаются убедить? Автор двигался маленькими шажками, вроде бы совершенно бессистемно и хаотично, в самых разных, подчас словно бы даже противоположных, направлениях. Каждый отдельный шажок не вызывал, казалось бы, никаких сомнений, никакого неприятия, отторжения или отталкивания — ни религиозного, ни нравственного, ни морального — и читатель с ним легко соглашался и охотно его принимал и признавал.

И тем неожиданнее был финал, конечный пункт, в котором он, читатель, в итоге вместе с автором незаметно оказывался. Куда автор его незаметно, потихоньку, исподволь подводил.

Курбатов и сам только теперь по-настоящему понял, что такое высокое, действительное, подлинное искусство; осознал его страшную, всепобеждающую, всесокрушающую силу. Не зря традиционная церковь издавна, испокон веков рассматривала его как дьявольское искушение, соблазн для слабой человеческой души, не способной без Божией помощи противостоять прелести рукотворной красоты. Оно позволяет внушать человеку, убеждать его в чем угодно! Легко и играючи сметая любые перегородки. Нравственные, этические, религиозные — любые! Всё зависит только от силы таланта автора. Сопереживая вместе с героем, читатель сам на время становится этим героем. Принимает и оправдывает его жизненные ценности и установки. Ему самому ранее, до прочтения книги, подчас совершенно чуждые. Теперь же, после прочтения…

Это была какая-то совершенно новая мораль; новая, иная система ценностей. Исподволь, незаметно внедряющаяся, проникающая, проскользающая неслышной тенью при прочтении в душу. Стройная и логически безупречная. Холодная и безжалостная. Новая Вавилонская башня, упирающаяся своей вершиной в самое небо.

Нечто вроде кодекса чести, устава какого-то тайного ордена. Заповеди, подобные библейским, но по духу абсолютно им чуждые. Противоположные!

Никакого смирения! Никакого страха Божия! Никого и ничего не бойся! Сам стань богом! Сам принимай решения! Бог ни перед кем не отчитывается, никого и ничего не боится и ни у кого ни о чем не спрашивает. Единственный Его судия — Он Сам.

И ты действуй так же! Пусть единственным твоим судьей станет твоя совесть.

Единственная заповедь: не лги себе! скрупулезно и пристрастно взвешивай свои поступки на весах собственной совести! поступай всегда справедливо! не предавай свою божественную природу. Не превращайся в демона.

Но если ты считаешь, что ты прав — действуй! Действуй!! Всё можно! И убить, и предать. Можно убить предателя и предать убийцу. Нет неправильных поступков, есть неправильные цели! В рамках же «правильных» целей, любой поступок — правильный!

И ничего не бойся! Ни на том, ни на этом свете. Ни ада, ни рая. Ни божьего суда, ни человечьего. Страх принижает человека. Делает его рабом. Пока ты не боишься — ты неуязвим. Но если ты дрогнул, испугался, струсил — всё! Это уже не ты. А значит — туда тебе и дорога. Аминь!

2.

Курбатов на всякий случай сбросил текст на дискету, выключил компьютер и пошел спать.

В эту ночь ему снова приснился очередной кошмар. За те три недели, пока он писал книгу, никаких кошмаров у него не было ни разу, а тут вот опять… Началось, похоже… Только этот, новый кошмар был какой-то совершенно иной. Совершенно не похожий на те, предыдущие. На те средневековые ужасы. Этот был абсолютно современный. Из нашей, так сказать, жизни. Просто для разнообразия, вероятно.

Ему приснились картины какого-то чудовищного Апокалипсиса, который начался в мире после опубликования его книги.

Нью-Йорк, Лондон, Париж, Москва… Сотни и сотни других городов, городков и городишек. Многотысячные, многомиллионные уличные демонстрации. Факельные шествия — длинные, бесконечные огненные змеи, куда-то медленно-медленно ползущие во мраке ночи. Люди, люди, люди… В каких-то черных балахонах, капюшонах, с застывшими, отрешенными, словно окаменевшими лицами. Что-то неспешно то ли поющие, то ли нараспев скандирующие. Мужчины и женщины. Дети. Несметные, необозримые, неисчислимые толпы, плотные массы, скопища людей… Мрачно-неподвижные, заполняющие всё пространство вокруг, тянущиеся далеко, далеко… настолько хватает глаз… до самого горизонта!..

Фанатики! Они повсюду! Вот толпа всколыхнулась и, повинуясь чьим-то пронзительным, резким выкрикам, медленно двинулась вперед, прямо на полицейских и войсковые кордоны. Женщины, с бесстрастными лицами кидающие под гусеницы танков и бронетранспортеров своих грудных младенцев. Пятящиеся в ужасе солдаты…

Курбатов проснулся в холодном поту, весь мокрый. Включил ночник и дрожащими руками с третьей попытки закурил сигарету. Потом опять упал на подушку, жадно затянулся и уставился в потолок. Страшные картины конца света всё еще живо стояли у него перед глазами.

Какие у них у всех были лица! — подумал он и невольно поёжился. — Роботы какие-то, а не люди. Зомби! Откуда всё это? Откуда всё это взялось?! В моей книге же нет ничего подобного! Там наоборот всё! Честь, достоинство… Свобода… Свобода!! А это что? Фанатики… Фанатизм… Фанатизм вообще ни с какой свободой не совместим! Фанатизм — это всегда ограниченность. То же самое рабство в конечном счете… Черт! — он в волнении потушил сигарету и сразу же закурил новую. — Черт, черт, черт! Ддьявол!! У меня же самые благие намерения были! Самые естественные. Напечатать книгу, а там уж пусть люди сами разбираются — плохая она или хорошая. Сами для себя решают. А теперь что же получается? — и печатать нельзя?! Но это же бред! Мракобесие! Изуверство какое-то! Как это: книгу! нельзя печатать!? Что за чушь! Да, но… Какие у них все-таки были лица!.. Бр-р-р!..

Курбатова опять всего невольно передёрнуло.

А вдруг мне её Дьявол надиктовал?! — внезапно пришло ему в голову. — Сатана?! Вдруг он все-таки есть?

До недавнего времени Курбатов был вообще-то по жизни атеистом. Фомой неверующим, циником и скептиком. Ну, точнее сказать, просто как-то не задумывался над всем этим. Над всеми этими вопросами. Бог… вера… Есть он?.. нет его?.. А кто его знает! Может, есть, а может, и нет. Ну, что-то-то наверняка есть, но вот что?..

Ладно, короче, чего об этом думать? Голову только себе ломать. Всё равно ведь ничего умного не придумаешь и не додумаешься ни до чего. Если до тебя никто не додумался. Других, что ль, тем нету? И так забот хватает! И без того. Ну, есть, так и есть. И слава Богу!

Но за последний месяц мировоззрение его изменилось и весьма сильно изменилось!.. Думать он, положим, по-прежнему старался на эти темы не думать, но вот внутренне, в душе… По крайней мере, теперь-то уж в то, что что-то-то, там, уж где-то точно есть! — он верил твердо. Безоговорочно! Да не просто верил, а знал!

А как иначе? Поверишь тут, после всех этих… чудес наяву, — Курбатов мрачно усмехнулся. — Ну, ладно, ладно! бог, там, не бог!.. мы же современные люди в конце концов, в 21-м веке живем… наука… компьютеры… — привыкли везде и во всем научное, логическое объяснение искать, даже в чудесах… Ну, хорошо, хорошо! Допустим! Предположим. Что и здесь… Может, генная память какая-нибудь… индукция, там, биополей… считывание информации напрямую с матриц глобального вселенского инфополя… — ну, не знаю, короче! всей этой псевдонаучной белиберды можно, конечно, сейчас целые горы при желании нагородить, и всё лесом! и сразу всё прекрасно «объяснить». Не знаю!! Индукции… блядь… дедукции!..

Но вот что со мной было, то было! Это факт. Матрицы, там, или не матрицы, но вот был я во всех этих людях — и всё тут! Был!! Смотрел на мир их глазами, чувствовал, что они, страдал и любил вместе с ними. Было это всё! Было!!

Да и вообще! Какая в конце концов разница, бог или матрица?! Ясно, что со мной что-то происходит. Что-то необычное, диковинное, чудесное!.. Назовите как угодно! Что сны эти — не просто так.

Да и какие это, в пизду, «сны»! «Сны»!.. Хороши «сны»! — Курбатов вспомнил, как его облили кипящей смолой при штурме Кайфына в 1234 году и содрогнулся. — Е-ебать всё в рот! Да у меня и сейчас даже мурашки по коже по всему телу и дыхание аж захватило! Как представил себе… Ф-фу-у!.. Ебицкая сила! «Сны»!.. Водички, что ли, пойти попить холодненькой? Или окатиться, еще лучше, этой самой водичкой с ног до головы. Душ ледяной принять… Фу-у-у!.. «Сны»!..

Да, так вот!.. Фу-у-у-у!.. Так вот… Сны это или не сны… В смысле, матрицы это или не матрицы… Тьфу ты, мысль потерял! Смола эта проклятая… Т-твою мать!!

Да, так вот! Ясно, что сны — это не просто сны. Не просто так. Реальные они, блядь, эти сны! Вещие! Как Сивка-бурка, вещая каурка. (Что это, кстати, за «каурка»?) Встань — или «стань»?.. а-а!.. не важно! — передо мною, как лист перед травою! Э-э-э!.. Поаккуратнее надо сейчас со всеми этими заклинаниями. А то как бы чего не вышло! Если меня действительно к матрице этой долбаной, глобально-информационно-мировой угораздило подключиться, то хрен ее знает, как она работает! Явится сейчас и вправду «передо мною» Сивка-бурка какая-нибудь!.. Конек-горбунок, в натуре. «Встанет»! Что я с ней делать буду?.. В смысле с ним? Ускакать, разве что, куда-нибудь на хуй отсюда?! В тридевятое царство. «Вези меня, лиса, за темные леса!» Хотя, впрочем, это уже, по-моему, из другой сказки. Про петушка, блядь, золотого гребешка. И не «вези» там, кстати, а «несёт»! «Несёт меня лиса…» Пиздец, в общем, петушку. Как и мне. И всем прочим петушкам заодно. Вместе с лисой. Это у меня, наверное, подсознание так работает. О чем ни подумаешь — всё на пиздец сворачивает.

Да и куда ускачешь? Апокалипсис, он же и в Африке Апокалипсис. Он же везде, блядь, будет! и в тридевятом царстве, и в тридесятом. И за темными лесами, и за светлыми. Везде! На то он и Апокалипсис. Конец света. Всего! Конец всего!!

Но почему я так уверен, что всё это будет? Ну, приснилось и приснилось! Мало ли чего кому снится?

Да!.. «Мало ли»!.. «Кому»!.. Вот именно! Кому! О чем и речь! Мне, блядь, а не «кому»! А мои сны — это о-го-го!.. В этом-то вся и штука! Мои сны — это пиздец! Бог их мне посылает, дьявол ли, или с матрицы мировой я их сам считываю через индукцию-дедукцию — плевать! Значения не имеет! Главное — реальность это самая настоящая! Самая, что ни на есть, подлинная-расподлинная! (Да уж!.. — новые кошмарные воспоминания снова полезли в голову Курбатову, но он их отогнал и заставил себя думать дальше.) Н-да!.. И с этой реальностью надо считаться. И если мне приснился вдруг Апокалипсис…

Так что? действительно не печатать, что ли?.. Может, уничтожить ее просто — и дело с концом? Стереть? Нажать сейчас кнопку на компьютере — и все дела!

Но сама эта мысль вызвала внезапно у Курбатова такой острый приступ тоски и боли, что он даже и сам поразился. Он привык уже к этой книге. Его постоянно тянуло заглянуть в нее, перечитать… Она… заполняла душу, утоляла какой-то вечный и неизбывный душевный голод. Наполняла жизнь смыслом.

Курбатов вспомнил, что он читал где-то, что душу заполнить может только Бог. Оказалось, не только. Книга тоже с успехом это делала. Умиротворяла. Утешала. Утоляла печали. Давала ответы на все вопросы. Как будто в ней была скрыта вся мудрость мира. Словно, читая ее, общаешься напрямую с кем-то высшим. Всё на свете знающим и всё понимающим. Даже то, что ты и сам в себе не понимаешь до конца!..

Надо будет Библию почитать, — подумал Курбатов. — Что там на эту тему написано? О душе… о Сатане… Ну, и об Апокалипсисе заодно.

Он затушил в пепельнице сигарету, встал и пошел умываться.

Ладно, умоюсь, позавтракаю — а там видно будет. Стереть всегда успею. Не горит.

3.

Курбатов вышел из подъезда, закурил и не торопясь зашагал в сторону метро, лениво посматривая по сторонам и щурясь от яркого летнего солнца. Он почти целый месяц, пока писал книгу, просидел взаперти, не был на улице, и сейчас прогулка доставляла ему самое настоящее наслаждение. Солнышко… ветерок… зелень… травка… Спешить никуда не надо… Хорошо!

Сколько там время-то? Двенадцати еще нет? Ну, нормально! Успею. В книжных обед с двух до трех. Так что времени еще полно.

Курбатов, как ни странно, действительно, поразмыслив, решил все-таки поехать в книжный магазин и купить Библию. Почитать на досуге. А точнее, блядь, не «на досуге», а немедленно! Прямо вот сегодня и почитать. А чего тянуть? Может, и правда чего вычитаю!?

Его сегодняшний сон оставил у него в душе тяжелейший осадок. Он почувствовал себя вдруг в положении человека, который невольно, сам того не желая, вынужден тем не менее принимать какое-то чрезвычайно важное решение. От которого могут зависеть судьбы очень и очень многих людей. Да чего там «очень и очень многих»! Вообще всех!.. Всех людей! Всего мира! Ведь если сон этот проклятый сбудется…

Вообще-то в Курбатове боролись два противоположных чувства. Он и верил, и не верил в серьезность происходящего. С одной стороны, он, конечно, верил в свой сон, боялся его, понимал умом, что его лучше воспринимать всерьез, что никакие это не шутки, но с другой стороны… «Всерьез» полагать, что какая-то там книжка, пусть даже самая-разсамая, самая, что ни на есть, разгениальная, может вызвать во всем мире такие катаклизмы; что он, Курбатов Б. В., решает сейчас, по сути, судьбы мира и всего человечества!.. Воля ваша, но как-то всё это… О-о-ой!.. Фильм ужасов это просто какой-то дешевый. Вот ей-богу! С Антонио Бандерасом в главной роли. Для впечатлительных подростков. Ну, несерьезно просто это всё как-то!.. Сейчас явятся Сталлоне со Шварценнегером и всех спасут. Из пулеметов всех чертей перестреляют. Серебряными, бля, пулями!

Курбатову от всех этих мыслей даже неловко как-то стало. Стыдно, словно кто-то посторонний мог их у него подслушать.

Узнал бы кто из моих знакомых, что я сейчас думаю!.. — с кривой усмешкой покрутил он головой. — И чем занимаюсь!.. Это же вообще пиздец! Библию еду покупать! Искать там совета, что делать. Точно бы решили, что крыша поехала! Ну, а чего еще думать? Видения… Апокалипсис… Всё ясно! «Бэлый!.. савсэм гарячий!..»

До ближайшего книжного ехать было в общем-то относительно недалеко. Всего-то пара остановок на метро.

Курбатов вошел в магазин и в нерешительности замер. А куда, собственно, идти-то? В какой отдел? Где тут у них религия?.. Чего-то не видно… Спросить разве? Неудобно как-то… Молодой еще человек… Библия какая-то… В монахи, что ль, решил податься? А!.. ну, может, спросить просто: религиозная литература?

— Девушка, а где у вас отдел религиозной литературы? — обратился он к молоденькой продавщице.

— Кажется, это в художественном, — неуверенно ответила та. — Посмотрите там.

— Религией интересуетесь? — вдруг услышал Курбатов обращенный явно к нему вопрос и с удивлением обернулся. Небольшого роста, средних лет мужчина доброжелательно смотрел на него и слегка улыбался. Курбатову бросились в глаза его густо татуированные руки. Рядом стоял еще один, повыше и покрепче. Тоже весь в наколках.

Курбатов невольно почувствовал себя несколько не в своей тарелке. Не то, чтобы он испугался — магазин как-никак, люди кругом… — но всё же как-то… Чего этим двум синякам от него надо?

— Да, — натянуто улыбнулся он в ответ, желая, и в то же время не решаясь, поскорее уйти. Просто повернуться и…

— Да вон там это, братан! Пойдем, покажу, — мужчина приглашающе махнул головой.

Курбатову ничего не оставалось, как молча проследовать рядом с ним. Точнее, блядь, с ними! Да чего им от меня надо?! — беспокойство Курбатова всё росло.

Попытки его отделаться от своих незванных попутчиков непосредственно в отделе тоже ни к чему не привели. Ни к чему хорошему.

Он с чрезвычайно озабоченным видом крайне занятого человека узнал у продавщицы цену книги, пробил в кассе чек и быстро, суетливо, намеренно не глядя по сторонам, приблизился с ним к прилавку.

— Библию, пожалуйста!

Сухой, преувеличенно-деловой тон, каким это было сказано, не оставлял никаких сомнений в том, как он спешит. Торопится! Опаздывает, можно сказать! На очень важную встречу, между прочим.

Но на его новых знакомых вся эта нехитрая комедия не произвела, похоже, абсолютно никакого впечатления.

— Слышь, братан! — опять лениво окликнул уже повернувшегося было, чтобы уйти, Курбатова всё тот же невысокий с татуированными руками. — Можно тебя на минутку?

Курбатов ощутил легкую панику. Он был по сути своей обычным обывателем — мирным, безобидным и слегка трусоватым — и настойчивость этих явных углов его, естественно, сейчас уже весьма беспокоила и даже, если честно, пугала. Он почувствовал себя в положении овечки, которой вдруг заинтересовались волки. «Чего им от меня надо?»! А чего может быть «надо» волкам от овечки?

— Да? — с подчеркнутым изумлением вскинул бровь Курбатов, снова оборачиваясь. А как прикажете вести себя человеку, к которому в общественном месте неожиданно обращаются вдруг совершенно незнакомые люди? Легкое, спокойное удивление! Непоколебимая уверенность в себе. Да-да?.. В чем, собственно, дело?.. Что Вам угодно?

— Слушай, а ты верующий? — невысокий ждал ответа с явным интересом. — Я чего спросил? Вижу, ты Библию покупаешь, — пояснил он, видя некоторое замешательство Курбатова, действительно застигнутого врасплох таким вопросом.

— Ну… так… — неуверенно протянул растерявшийся Курбатов, не зная, что на это отвечать. Верующим он себя, конечно, не считал, но…Может, они верующих не трогают? Скажешь сейчас: нет!.. «Ах, так ты у тому же еще и неверующий?!.. Тебя-то нам и надо!»

— И давно ты в Бога веришь? — с прежним любопытством поинтересовался невысокий, как-то по-своему судя по всему, истолковав поведение Курбатова. Как заслуживающие всяческого уважения скромность и сдержанность истинно верующего человека. Нежелание говорить публично о таких сугубо интимных вещах.

— Да, — коротко ответил Курбатов, решив отвечать и на все дальнейшие вопросы предельно лаконично, в надежде, что через некоторое время беседа, таким образом, иссякнет сама собой.

— Надо же!.. — удивился невысокий и задумчиво посмотрел на Курбатова. — А я думал, люди сейчас только в тюрьме в бога верить начинают… Слышь, браток! Ты никуда не спешишь? Может, пойдем на улицу, потрещим?

Невысокий так ясно и безмятежно смотрел Курбатову в глаза, что тот, обреченно вздохнув про себя, вынужден был согласиться. Вернее, просто не нашел в себе духу отказаться. А куда деваться? Как тут откажешься? От такого, блядь, «приглашения»!..

На улице невысокий сразу же направился к стоящему у входа роскошному шестисотому «Мерседесу», бросив вскользь Курбатову: «Пойдем, в машине посидим. Чего на улице тусоваться, в натуре?» Рядом с «Мерседесом» стояла еще пара джипов с крепкими бритоголовыми ребятами внутри.

Курбатов совсем перепугался. В том, что все эти посиделки добром для него не кончатся, он уже практически не сомневался. Непонятно только, чего же им все-таки от него надо? Этим матерым криминальным акулищам от такого малюсенького незаметненького пескарика, как Курбатов Б. В. Скромненького серенького банковского клерка. Тихо сидящего всегда в своей норке.

По работе разве что?.. Банк родной грабануть?.. Так от него и тут толку мало. Да никакого практически! Ничего он не знает и ничего не решает. Так что ошиблись вы, господа-разбойнички, право слово, ошиблись!.. Не того взяли. Толку вам от меня, как от козла молока. Никакого, можно сказать, толку. Так что давайте, выясняйте это поскорей и отпускайте меня на все четыре стороны. Душу мою на покаяние. А то неуютно мне тут с вами как-то… В этих ваших бандитских джипах-мерседесах навороченых разговоры разговаривать. Ну вас к лешему!

Все эти мысли с быстротой молнии промелькнули у Курбатова в голове, пока он шел к машине и слегка его приободрили.

Ну, чего они мне, в самом деле, сделают? — попытался успокоить он себя. — Разберутся, что к чему, и отпустят. Гуляй, Вася! На фиг я им сдался?!

— А ты вот Библию читаешь. И в церковь ходишь? — невысокий сел с Курбатовым на заднее сиденье. Приятель его устроился на переднем, полуобернувшись лицом к беседующим.

— Хожу, — без колебаний соврал Курбатов, хотя и не был церкви ни разу.

— А причащался когда-нибудь? — собеседник смотрел на Курбатова с каким-то напряженным любопытством.

— Ну… да… конечно… — Курбатов, во-первых, не знал толком, что такое причащение… или причастие?.. а во-вторых, уже вообще ничего не понимал!

Что за дурацкий разговор? Церковь… «причащался… не причащался?..»?.. «Молилась ли ты на ночь, Дездемона?» «Причащался ли ты когда-нибудь, Курбатов?» Ох, что-то не нравятся мне все эти церковно-причастительные беседы душеспасительные!.. Как бы меня здесь тоже сейчас не причастили!.. Прежде чем…

— И как? — невысокий не отрывал глаз от Курбатова.

— Нормально! — пожал плечами тот, ожидая, что будет дальше. Когда о деле-то говорить начнем? Чего я здесь вообще сижу?

— Да ты расслабься, братуха! — словно поняв его состояние, вдруг чуть наклонился к нему невысокий и даже потрепал слегка ладонью по коленке. — Чего ты весь такой скованный? Куришь? — протянул он Курбатову раскрытую пачку «Мальборо».

— Спасибо, — Курбатов взял сигарету и прикурил от зажигалки невысокого. Тот тоже закурил.

— Знаешь, — немного помолчав, сказал невысокий и задумчиво посмотрел в окно, — а я вот сам, хоть и крещеный, а раньше не верил никогда во всё это…

— В церковь, в причастие?.. — не совсем впопад уточнил Курбатов, просто, чтобы что-то сказать и заполнить возникшую паузу.

— Да причем здесь церковь! — сразу же раздраженно откликнулся невысокий. — Церковь — это вообще одни прохиндеи! У нас когда сходняк был в Даниловском монастыре, в патриаршей резиденции, так мой кореш, тоже вор в законе, на патриаршем месте сидел, в его кресле, прикинь? А патриарх вошел, посмотрел, благословил всех и ушел. Ну, как это? Вот, в натуре, прямо в патриаршем кресле! — невысокий умолк, выжидающе глядя на Курбатова и явно ожидая его реакции.

— Н-да-а!.. — невнятно промямлил тот, бегая глазами.

Он уже совсем перестал что-либо понимать. Что за бред! Что вообще происходит? Причем здесь патриарх? На хуй ему вообще все эти страшные тайны знать? Из жизни высшего духовенства. Он человек маленький. Э!.. Так этот тип напротив — вор в законе, что ли?! «Тоже»!.. Ё-моё!.. Во попал! Как кур в ощип. Господи боже, Пресвятая Богородица! Иси на небеси. Спаси и сохрани. Да святится имя Твоё! Ну, в общем, всё, кранты!

— А в монастырях что делается!? — невысокому, судя по всему, просто приспичило обличать. — Я тут был по делам в одном женском монастыре, разговаривал с ребятами. Так монашке любой присунуть — вообще нет проблем! Только на хуй они нужны, у них у всех там трепак или еще что-нибудь похуже, какая-нибудь гадость.

Там прямо новые русские эти, так называемые, приезжают специально, чтобы монашек молоденьких трахать. Им по кайфу, чтобы так вот, прямо в монашеской рясе ей засадить! Ну, дебилы, чего с них взять!..

Такая вот хуйня… — невысокий замолчал, глубоко затянулся, выпустил в окно дым и затем продолжил. — Да ребята со служками разговаривали — говорят, даже могилы им рыть приходилось! Человек ведь, если в монастырь попадает — то всё, с концами! Найти его невозможно. Скажут просто: «а он в другой монастырь переехал» — и всё. Там же у них никакого учета нет, ни паспортов, ничего. Да и искать никто не будет.

Да чего базарить зря, церковь такими деньгами ворочает!.. Миллионами! Сигареты… водка… А где деньги, там всегда и убийства, и всё, что хочешь. У церковников вообще, по ходу, одни бабки на уме. Какая там «вера»!

Курбатов сидел ни жив, ни мертв. Все происходящее начинало уже смахивать прямо на какую-то дикую фантасмагорию! На какой-то очередной кошмар из тех, что ему до этого снились. Йё-баный в рот! Пошел, называется, в книжный магазинчик Библию купить! Ну, ни хуя же себе!.. Вот влип, так влип!.. По самые помидоры. И черт меня дернул!! Сидел бы себе дома!..

— Н-да-а!.. — опять маловразумительно проблеял он, мучительно пытаясь хоть что-то из себя выжать, выдавить, хоть как-то со своей стороны поддержать разговор. А то обидится еще! Решит, что неинтересно. В голове же между тем царила какая-то звенящая пустота. Вакуум. Ни единой мысли. — Так сами Вы, значит, в Бога не верите? — наконец-то родил Курбатов хоть нечто, более-менее осмысленное. Похожее на человеческую речь. Нельзя же, в самом деле, всё время только мычать, блеять да мекать!

— Нет, теперь верю, — невысокий снова перевел взгляд на Курбатова. — Ты послушай, браток, что тут со мной недавно случилось. Распухла вдруг вся правая рука, ни с того, ни с сего, прикинь? Ну, я ко врачам — те ничего понять не могут. Не знаем, говорят, в натуре, что это такое. А мне всё хуже и хуже.

Ребята кричат: надо ехать к святому источнику. Ну, привезли меня, а мне уже совсем плохо. Опухоль прямо до горла поднялась, дышать нечем. Я кричу: дайте мне таблетки! У меня таблетки были с собой американские, хорошие, специально мне достали. А монахи мне говорят: нет, не надо никаких таблеток, иди в святом источнике искупайся! Ну, заводят меня в помещение с этим источником, а там холодно, пиздец! Вода — ледяная. Я кричу: да не могу я в такой воде купаться! Нет, говорят, надо искупаться.

Ну, они вышли, я просто водой на себя побрызгал, выхожу — всё, говорю, искупался. Они на меня смотрят — нет, говорят, ты не искупался. Во, прикинь, сразу определили! — невысокий сделал паузу.

Курбатов не нашел ничего лучшего, как снова неопределенно промычать свое коронное «Н-да!..».

— Ну, я захожу опять в этот бассейн, — продолжил свой рассказ невысокий. — Ладно, искупаюсь, думаю. Неудобно же, чего я вру, как пацан. Разделся, зашел все-таки в воду. И чувствую — мне лучше! Вот прямо сразу почувствовал, что лучше стало! Опухоль спадать начала… задыхаться перестал… Короче, вылечили меня. Несколько сеансов, потом к мощам водили — и вылечили! Все прошло. Опухоль всё меньше, меньше — и совсем спала.

И прикинь, подошли ко мне с крестом, поднесли крест ко лбу — а меня аж выгнуло всего! Подбросило прямо! Жена тут рядом сидела… всё видела…

— И что Вы почувствовали в этот момент? — не удержался Курбатов.

— Ну, как будто электрический разряд какой-то по всему телу прошел! — невысокий опять немного помолчал. — Мне потом монахи сказали: это тебя сглазили. Порчу кто-то на тебя навёл.

Я сразу на девчонку одну подумал. Ну, я там встречался с одной, двадцатилетней, из Серпухова… а потом вижу: дома проблемы, семья рушится — и завязал. Думаю: наверняка она, больше некому.

Послал ребят. Они весь этот Серпухов перетряхнули, нашли всех бабок, и одна в оконцовке призналась: да, она! Узнала меня по фотке, в натуре. Сначала не признавалась ни в какую, потом ее уже на кладбище ночью повезли; она перепугалась, думала, тут и зароют — и призналась. Что да, делала! Но, говорит, на любовь делала, не на порчу. Просто, говорит, человек сильный, поэтому так подействовало. Ну, и прочую хуйню. Теперь, говорит, вообще никогда в жизни заниматься такими вещами не буду!

Курбатов слушал, затаив дыхание. По ходу рассказа он уже понял, что убивать его, похоже, никто не собирается, банковские секреты выпытывать, судя по всему, тоже. Слишком уж много разговоров. Причем совершенно отвлеченных.

Более того, ему вдруг неожиданно пришло в голову, что всё происходящее — неспроста. Что это просто какое-то немыслимое продолжение всех творящихся с ним последнее время необычных событий. Часть вторая. Или даже третья. Кошмары… книга… а теперь — вот это.

А как, скажите на милость, прикажете всё это воспринимать?! Как невероятное совпадение? Именно в тот момент, когда он…

— И слышь, братан! — снова услышал он. — Я там еще такую картину видел. Женщину тащат силой в святой источник, а она кричит и упирается, как будто ее что-то держит! А ее прямо насильно, силком туда заталкивают!

Я потом сижу с каким-то мужиком — ну, там отдельные сеансы для мужчин и женщин — он увидел у меня наколки и спрашивает: Сидел, мол? — Я посмотрел и говорю: Ну, и чего? С какой целью интересуешься? — Да я, говорит, сам бывший омоновец. — Ну, и дальше что? — спрашиваю. — А вот видел, говорит, женщину? Это моя жена. Она у него тоже в той системе работала, вместе с ним. И что-то они, по ходу, такое там с ней нахуевертили!.. Крови, короче, на руках много. Такие видения, говорит, стали преследовать!..

Сейчас они оба — и он, и она — уволились, естественно, и здесь лечатся, у источника. Вроде получше, говорит, становится. А то вообще пиздец, что творилось! — мужчина судорожно затянулся, и Курбатов с удивлением увидел, что руки у него слегка дрожат.

Да чего это с ним?! — Курбатову опять стало немного не по себе. — Чего он тут вообще передо мной исповедуется? Первым встречным, по сути дела, человеком?.. Вор в законе!.. Понятно, что это продолжение моих чудес, но лучше все-таки съебываться отсюда поскорее, подобру-поздорову… От греха подальше…

— А чего я тебя про причастие спрашивал?.. — мужчина немного помедлил. — У меня на глазах женщина выбегала из очереди. Там же очередь в церкви на причастие. Стояла-стояла — и вдруг повернулась и выбежала из церкви! Я спрашиваю потом у попов: чего она? больная? Ну ты же сам видел, говорят, что здоровая! Нормально в церковь зашла, — невысокий еще помедлил, а потом, понизив голос, продолжил. — И мы с пацаном одним стояли в очереди. Я нормально, а он тоже — сначала нормально стоял, а когда уже три человека осталось — вдруг повернулся и выбежал из церкви!

Я потом выхожу — он стоит, курит. Ты чего, говорю, в натуре? — Сам, говорит, не знаю! Не помню ничего. Как будто вынесло меня что-то из церкви!

А он мне врать не будет, я знаю… Вот я и хотел у тебя спросить… — невысокий вздохнул. — Ладно, братуха, задержали мы тебя, не обессудь…

— Да нет, ничего! — сразу же механически ответил Курбатов.

— Может, тебя до метро подбросить? — предложил невысокий.

— Нет, спасибо, мне еще зайти тут кое-куда надо, — поспешно отказался Курбатов. (Какое еще «метро»! Выпустите меня только!)

— А… ну смотри!.. — невысокий протянул ему руку.

Курбатов пожал ее, потом торопливо пожал руку ещё и его сидящему впереди приятелю, сердечно попрощался с ними обоими и быстренько вылез из машины.

Проводив взглядом отъезжавшие «Мерседес» и джипы, он с трудом перевел дух и вытер обильно стекавший со лба пот. Чувствовал он себя так, словно только что каким-то чудом избежал смертельной опасности. Успешно миновал львиный ров. Повезло! Львы случайно оказались сытыми.

Да-а… — кисло подумал Курбатов. — Одно дело учить всех ничего не бояться, а другое дело самому!.. Сколько раз я был в этих своих снах и воином, и героем! А что толку?! Героя из меня все равно так и не получилось. Как был трусом, так им в итоге и остался. «В оконцовке», как вор этот говорит.

Только теперь мудрым трусом стал, что еще хуже. Мудрым, как змей. Пресмыкающимся! Знаю доподлинно, что всего бояться надо, и как оно в жизни бывает. Шкурником! На собственной шкуре всё испытавшим. Тьфу ты!..

— Привет! Кого я вижу!.. Борька, ты?!.. — внезапно услышал он громкий оклик и чуть не подскочил от неожиданности. В первую секунду ему показалось даже, что это опять та сладкая синюшная парочка вернулась, с которой он только что так благополучно расстался. Бандюганы эти.

Но это, конечно, были не они. Это был всего лишь его старый школьный приятель, с которым он не виделся, наверное, уже лет десять. Да, собственно, с самого выпускного вечера и не виделся! Н-да-с… Не виделся-не виделся, а тут вдруг раз! — и увиделся! Именно сегодня. Ну, чего ж, бывает!.. Такое вот очередное счастливое совпаденьице.

Когда первые радостные восклицания поутихли, начали, конечно же, перебирать общих знакомых.

А тот где?.. А та?.. О!.. Ну, надо же!..

Одноклассников, естественно, в основном, а кого же еще?

— Слушай, Димыч, а Дэн-то сейчас где? — спохватился вдруг Курбатов. — Вы же с ним кенты, вроде, были?

— Убили его, — помрачнел приятель и поиграл желваками.

— Как «убили»? Кто?! — не понял даже сначала Курбатов.

— Ну, так и убили, — как о чем-то, само разумеющимся, сообщил собеседник. — Сволочи одни.

— За что? — всё еще ничего не понимал Курбатов.

— Ну, по бизнесу, — нехотя обронил приятель. — Мы с ним вместе работали.

Господи-Иисусе! — уставился во все глаза на него Курбатов. — Еще один мафиози! Да что сегодня за день такой!?

— А чего ты, Библию читаешь? — приятель указал глазами на толстенный том в руках Курбатова с золотым крестом на обложке. И, не дожидаясь ответа, продолжил. — А знаешь, он ко мне являлся потом. После смерти.

— Кто, Дэн? — замер ошарашенный Курбатов. — Как «являлся»?!

— Да так! — медленно проговорил приятель, как-то странно глядя на Курбатова. — Сначала собака стала выть. Целый день выла! Уставится в угол комнаты и воет. А потом выяснилось, что его убили как раз именно в тот день. Никогда ни до, ни после этого не выла, а тут вдруг… У меня мастиф, они спокойные вообще-то…

Ну, а потом, на тридцать восьмой день, я лежу с женой, вдруг просыпаюсь как от толчка и вижу — он стоит рядом с кроватью. Одет как всегда. Как я его последний раз видел.

Я тоже встал, и мы с ним на кухню пошли. Сели друг против друга, и он мне говорит: «Димыч! Запомни. Никому не верь!» — Я говорю: «Хорошо, я понял». — Он мне опять говорит: «Нет, ты не понял. Не верь — никому!» — «Хорошо, говорю, я всё понял». — «Нет, говорит, ты меня послушай. Ни-кому!!» — «Да, говорю, я понял. Никому!» — «Хорошо, говорит. Вот теперь ты понял».

Ну, посидели еще немного, потом я перекрестился, и он исчез.

Курбатов смотрел на приятеля, потеряв дар речи. Это было уже чересчур! Сначала вор в законе пасторально-нравоучительные беседы о спасении души с ним в шестисотом мерсе ведет, теперь вот приятель школьный из небытия вдруг через десять лет возникает и тоже в том же духе вещать начинает… наставлять на путь истинный!.. Причем оба рассказывают вещи, ну какие-то совсем уж невероятные! Необыкновенные! Чудеса прямо какие-то!..

Ну, и чего? Верить?.. не верить?.. Вроде и врать им обоим незачем, да и не сговорились же они, в самом деле! Они и друг друга-то не знают, в глаза никогда не видели! — но в то же время… Хм!.. И всё это происходит как раз тогда, когда он должен принять решение! Как быть с книгой. Издавать — не издавать?..

А если вспомнить еще и про все эти видения, и про то, как он эту книгу писал… О-о-о!.. Если уж это не чудо и не знак свыше, то что тогда вообще знак?! Чтобы архангел с мечом пылающим воочию явился? Или черт с рогами? Так ведь и это тоже можно на мираж списать. На галлюцинацию. Нервное расстройство. Получается тогда, что вообще никаких знаков нет и быть не может? Всё можно случайностью счесть. Совпадением. Любое чудо.

— Ладно, Борь, давай, а то я спешу! — заторопился вдруг приятель, кинув взгляд на часы. — Созвонимся еще, координаты друг друга у нас теперь есть… Не пропадай!

Приятель сделал Курбатову ручкой и растворился в толпе. Как будто его никогда и не было! Курбатов постоял немного, потом тяжело вздохнул и медленно побрел к метро.

Да-а-а-а!.. Ну, дела-а!.. Было полное впечатление, что приятель появился, сделал свое дело, выполнил, так сказать, тайную миссию, свое провиденциальное назначение исполнил — и исчез. Что он вообще появился здесь только затем, чтобы рассказать Курбатову про смерть Дэна и про то, как тот к нему после смерти являлся. Ну и ну!..

Похоже, там, наверху, в высших сферах, мною всерьез заинтересовались… Всерьез и надолго. Н-да-а!.. Хорошо бы, знак какой тогда подали, что ли? Опознавательный. А то вдруг это всё дьявольские козни?

Курбатов опять вздохнул и с тоской посмотрел на небо. Как будто действительно расчитывал увидеть там какого-нибудь ангела, дружески подмигивающего ему из-за облака. Ага!.. «Ангела»!.. С нетопыриными крыльями.

Он вошел в метро, спустился по эскалатору, подождал поезда и шлёпнулся на свободное место. Народу в вагоне было немного.

Ну, что? — вяло подумал он, равнодушно осматриваясь по сторонам и окидывая беглым взглядом пассажиров. — На сегодня лимит чудес исчерпан? Или и здесь ко мне сейчас кто-нибудь подкатит с разговорами? Тогда пусть уж лучше тёлочка какая-нибудь, посимпатичнее. Птичка чик-чиричка… Вон та, например. Такая киска!.. Глазки какие!.. А-ах!!.. Так и стреляет ими, плутовочка!.. Ангелочек-дьяволёночек!

Хватит уж меня кошмарить! Я и так всего боюсь. Лаской лучше, лаской!.. «Ах, милый! — пусть скажет. — Да не печатай ты эту противную книгу! А я тебе за это…» Или наоборот. «Обязательно, милый, напечатай! Непременно! А я тебе за это…» Н-н-да!.. Так чего все-таки делать-то? Печатать, не печатать? Чего, блядь, делать-то?!

4.

Войдя в подъезд, Курбатов первым делом проверил по привычке почтовый ящик. Ба!.. Письмо! Это еще от кого? Он уж сто лет как писем не получал. Какие сейчас письма, когда из любого места позвонить свободно можно?! А-а!.. Юдин А. Ф., с. Бирюч Новоусманского р-на Воронежской обл. Поня-ятно!.. Знаем-знаем! Чего это ему вдруг вздумалось?

Курбатов повертел письмо в руках. Надо же! Толстое какое! Целое послание. Чего ж он мне, интересно, пишет? Из своего села Бирюч? Надеюсь, не про религию опять? Он-то хоть?

Дома Курбатов, наскоро переодевшись, вскрыл письмо стал жадно его читать. С острым, каким-то прямо-таки болезненным, любопытством. Господи!.. Неужели и тут!?.. Это было бы тогда уже!..

Так… Так… «Запой…» Гм!.. «На целый месяц!.. Забил на всё!..» Однако! Хорошо им там, в селе Бирюч, живется. Я бы тоже забил. С превеликим удовольствием! Вместо того, чтобы… М-да… Так!.. Понятно… Понятненько… Интере-есно!.. 8 кг! Врёт, небось. Что это за крокодил такой!? «Целый час… спиннинг дугой!.. чуть из лодки не упал…» Интере-есно!.. Да-а!.. Блядь!! Я тоже хочу! Такого судака! Чтобы «целый час»!.. Везет же людям! Живет себе на природе. Пьет запоем. Судаков по 8 кг таскает. А тут! Э-э-эх!.. — Курбатов с грустью посмотрел в окно и потом опять принялся за чтение. — Так… Поня-ятно… Та-ак… А это??!!.. А?.. А?.. Да что же это!!??

«Лена моя кстати всегда за тебя молиться — она в последние лет 7–8 дюже верующей стала: в церковь ходит, по святым местам ездит, книги разные читает, меня на путь истинный поставить хочет. Кстати 26 августа прошлого года я все же окрестился. Я же даже в детстве не крещеный был, нас братьев мама не крестила, а она и тогда и сейчас сильно верующая. Т. к. считает, что человек должен принять крещение осознано. А я же всю свою сознательную жизнь, да и сейчас вераю в идеи коммунизма, социального равенства братства, а это все взято не иначе, как из Библии. А тут умирает Волков Семен Тимофеевич в рассвете сил, умный, образованный мужик, мой наставник и учитель по работе и в жизни, и перед смертью за день мы разговорились о боге, о жизни после жизни (он тоже не крещенный был) и пришли к выводу, что крещение нужно человеку, а тем более вера в Бога не зависимо от политических позиций. Но не успел он — похоронили не крещенного. Вот я и принял решение окреститься. Утром, как ехать встаю и рот не могу раскрыть, раздуло всего ни с того не с сего. Хотел остаться, пойти ко врачу, но люди договорились. С батюшкой, да и машина ждала. Так и поехал весь раздутый. Как мне сказали что это лукавый меня не отпускал. Ну в общем приехали (а крестили меня в какой-то речке, название забыл) и то батюшку часа 3 ждали. Тоже наверное испытывал. Слава Богу окрестился! На следующее утро пошел в церковь, рядом с домом, причастился. А на следующий день, это уже понедельник был, хотел ко врачу поехать на счет своего раздутого рта, а у меня все нормально, как будто ничего и не было. Ну не чудеса! Ну да ладно, это еще не всё. Господь мне другое испытание преподнес…»

Курбатов отложил письмо и тупо уставился перед собой.

Итак, резюмируем. Подведем итоги. Вор, приятель и теперь еще это письмо. Так что, бог действительно есть? Или дьявол? Я не понимаю, чего им от меня надо!!?? Что я делать-то должен!!??

Ну, услышал я сегодня про сверхъестественные вещи. Даже, можно сказать, получил фактические доказательства, что бог и черт существуют. Будем считать. Пусть даже так. Пусть!! Ну, так что мне делать!!!??? Хорошая это книга или плохая!!?? Я так и не понял ничего! Кто мне сегодняшний сон послал? Про Апокалипсис. Чтобы я не печатал ничего. Бог или Дьявол? Бог меня направляет или бес смущает? Кто мне эту книгу надиктовывал?! Если дьявол, то куда, спрашивается, бог смотрел? Хотя, это уже богохульство. Не моего ума это дело. Сами пусть между собой разбираются. Свят-свят-свят! А!.. Это всё бесполезно! Свят, не свят — чего делать-то? Моего, не моего — а решение-то мне принимать! Моим собственным умом. Умишком.

Ладно, впрочем, умишком, так умишком. Попробуем рассуждать логически. Кошмары. Ну, или видения — как угодно. Мог мне их Бог посылать?.. Конечно, мог! Еще бы не мог. Бог всё может. Так… понятно… На этом можно все наши рассуждения и закончить. Логически тут ничего вычислить не удастся. Всё сводит в конечном итоге к тому, что раз Бог всемогущ, то он всё, что угодно, сделать может. А уж зачем? — Бог весть! Пути Господни неисповедимы.

Короче, логически Бога и Дьявола не различишь. Не вычислишь, кто это. Крылышки тут чьи-то торчат или рожки. Так-так-так-так-так!.. Чего ж делать-то?

А, ну да! У меня же Библия есть. Почитать, разве? Курбатов с сомнением посмотрел на Библию. Читать, честно говоря, не хотелось. Библия ассоциировалась у него с чем-то бесконечно-нудным и скучным. Нравоучения какие-то, заповеди… Мутотень всякая, короче. Тягомотина.

Он наугад раскрыл том.

«На низменных местах: Ештаол, Цора и Ашна, Заноах, Ен-Ганним, Таппуах и Гаенам, Иамуф, Одоллам, [Немра], Сохо и Азека, Шаараим, Адифаим, Гедера или Гедерофаим: четырнадцать городов с их селами».

Что это за бред!? Что здесь можно почерпнуть? Чего «вычитать»? Если тут и есть премудрость божественная, то она так глубоко сокрыта, что хуй раскопаешь. Опять богохульствую! А-а!.. плевать! Бог простит. Да и!.. От меня тут таких великих дел требуют!.. Свершений, блядь! Или-или! Если я угадаю — всё мне простится, а если ошибусь — всё равно пиздец всему. Так что на мелочи можно внимания не обращать. Не размениваться.

Во! Все-таки логика — великая вещь. Как я сразу всё по полочкам разложил!.. Самому приятно. Да… Приятно. Но чего ж все-таки делать-то?.. Делать-то чего?!..

Кстати, насчет «угадаю». На Библии же гадать можно! Где-то я про это то ли читал, то ли кто-то мне рассказывал?.. Загадываешь в уме страницу и строчку сверху. И смотришь, что получится. Это и есть предсказание. Правда, это грех, вроде, ну да!.. Учитывая ситуацию… Снявши голову!.. Попробуем, короче. Грех, не грех!.. Ну-с. Что там у нас?..

Ну… положим… положим… Страница… 673! 13-я строчка сверху. Так… Смотрим… Чушь ведь какая-нибудь всё равно получится… как все эти гороскопы… Так, 673-я страница… раз… два… три…

«И простер Господь руку Свою и коснулся уст моих, и сказал мне Господь: вот, Я вложил слова Мои в уста твои».

Твою мать! Что это еще за хуйня!? «Книга пророка Иеремии». Какого, блядь, еще «Иеремии»?! И чего там дальше?

«Смотри, Я поставил тебя в сей день над народами и царствами, чтобы искоренять и разорять, губить и разрушать, созидать и насаждать».

Да-а!.. А дальше?

«И было слово Господне ко мне: что видишь ты, Иеремия? Я сказал: вижу жезл миндального дерева…»

Ну, это можно уже не читать.

Однако!.. Ну и попаданьице! В самую точку. «Пророк Иеремия»!.. Ладно, давайте еще раз попробуем. Еще разочек. Подстрахуемся…

Так… Ну… ну… Ска-ажем 200! Двухсотая страница. А строчка… строчка… 16! Страница 200, строчка 16.

Ищем… Так… Считать, блядь, заебёшься! Ничего… Посчитаем… Черт! Сбился! Еще раз… Так… так… так… А, вот!

«… но пророка, который дерзнет говорить Моим именем то, чего Я не повелел ему говорить… такого пророка предайте смерти».

Эт-то еще что?!.. Какой еще «смерти»?! Кого это «смерти»? Меня, что ль? На хуй мне тогда всё это надо?! Не буду я тогда вообще ничего говорить! Пошли вы все в пизду со своими предсказаниями! Пусть кто-нибудь другой пророчествует! Какой-нибудь пророк Иеремия полоумный! Н-да…

Хотя и хочется. Чего уж там!.. Лукавить. Хотца! Приколоться. Показать всем, какой я, блядь, умный. Всему миру. Всему свету! Пусть даже ценой Апокалипсиса. Приятно будет знать напоследок, что именно я его устроил и учинил. Этой своей чудо-книжечкой.

Всё, всё, что гибелью грозит, Для сердца смертного таит Неизъяснимы наслажденья. Есть упоение в бою, И бездны мрачной на краю, И в разъяренном океане… В общем, «хвала тебе, Чума!» «Нам не страшна могилы тьма».

Э-эт точно!.. Ни хуя «не страшна»!.. Да! Но каково?! Два попадания подряд! Нет, ну после всего сегодняшнего, всех сегодняшних событий, ничего удивительного тут нет, но всё-таки… Ну, что? Еще разок? Напоследочек? Или уж хватит? А то сейчас что-нибудь такое вытащу!.. Каштанчик какой-нибудь из огня… Да ладно! Рискнем. Подумаешь!

Ну-у-у!.. 923! А строчка… восьмая! чтоб не считать долго.

«Во всяком деле верь душе твоей; и это есть соблюдение заповедей».

Замечательно! Просто замечательно! За что боролись!.. С чего начали, к тому и… приехали. Кончили, блядь! «Верь душе твоей». Сам, короче, принимай решение. Помощи не будет. Не жди. Очень мило! Спасибо огромное Тебе, Господи! За добрые слова!.. советы!.. За ласку!.. За… Может, ладно уж, не будем?.. Кощунствовать?.. Отягчать?.. Хотя и хотелось бы… Вот ей-богу, хотелось бы!.. Да-а…

А давай, здесь же где-нибудь!.. Поблизости. Наудачу. Не листая!

924, 11.

«Сновидения многих ввели в заблуждение, и надеявшиеся на них подверглись падению».

Всё, пиздец! Всё-всё-всё! Хватит на сегодня мне гаданий! Хва-тит! Чем дальше в лес, тем больше дров. Тем больше хочется. Я уже окончательно запутался. Кто я? Пророк Иеремия, лжепророк или просто излишне впечатлительный мудак, насмотревшийся «сновидений» и навоображавший себе невесть что? Последнее, кстати, лучше всего было бы.

Да!! А видения все эти!? А сегодняшние события?! С этим как быть? «Навоображавший»!.. Как бы не так! «Навоображавший»!.. Как же!.. Ни хрена себе «навоображавший»!..

«В сердце твоем»!.. В сердце моем мне напечатать хочется!! Вот! Да еще как! Так хочется, что просто сил моих уже нет! И чем дальше, тем больше. «Чем дальше в лес…» Почувствовать себя Богом! Или Дьяволом! Что, в общем-то, почти одно и то же. Идолом, одним словом. Кумиром! Объектом всеобщего поклонения. А если весь мир в тартары в результате покатится, то и я уж готов заодно. За компанию! Вместе со всеми. Как все, так и я. Как говорится, на миру и смерть красна. «Где стол был яств — там гроб стоит». «И бледна смерть на всех глядит». А-а-а!.. чего там!.. «Смертный миг наш будет светел»!

Зато побыть уж напоследок Богом!.. Главой этой всемирной секты. Ну, или там, Антихристом. Антибогом. О-о-о-о!.. Ради этого!..

А если я всё это себе напридумывал, то и тем лучше! Тогда вообще нет повода волноваться. И, соответственно, никаких оснований не публиковать. Никто и не заметит ничего. Мало ли макулатуры каждый день издается и печатается?! Очередной графоман, вообразивший себя невесть кем. Да бога ради! Я и сам рад буду в этом убедиться. No problems! Никаких проблем!

Короче, расклад такой. Либо я гений, а книга — супер и тогда я стану Антихристом и Антибогом — о-хо-хо! и бутылка рома! — либо я обычный графоман, и тогда всё это вообще полная хуйня и никакого значения не имеет. И все мои сегодняшние муки и терзания яйца выеденного не стоят. Ну, и тем лучше. Тоже неплохо. Буду жить, как жил.

В общем, оба варианта меня устраивают. А значит, — в любом случае надо печатать! Надо!! Словом, всё просто как дважды два. Проще пареной репы. Как два пальца!.. Об асфальт.

Да!.. Но есть и еще один вариант. Вариантик. Как же я его упустил? Самый, блядь, неприятный. Да, книга гениальная, дьявольски просто гениальная! собственно, самим Дьяволом мне, по всей видимости, и нашёптанная-надиктованная — чего уж там греха таить! сам я ее, что ли, написал?! «гений»!.. — но всё это — ниспосланное мне свыше испытание. Испытание гениальностью, искушение славой! Выдержу я его или нет?

Если не выдержу — никакого Апокалипсиса, естественно, не будет, Бог этого, конечно же, не допустит! но вот я!.. Прямиком в ад после смерти. Прямёхонько! В самый распоследний круг! В пасть к самому Сатане. Вместе с Иудой и прочими архитатями. Не знаю уж, право, за что мне такие честь и почет, и чем моя скромная персона так высшие силы заинтересовала, но…Может, как раз именно своей скромностью и обычностью. Заурядностью. Как себя обычный, рядовой человек в такой необычной, неординарной ситуации поведет?.. Ну, не знаю короче! Не моего ума это дело. Главное…

Ха! «Еще ОДИН»!.. Не один! Есть и третий. Точнее, четвертый. Что книга эта — хорошая книга! Несет свет и добро. А вот сон — плохой. Происки Сатаны. Чтобы я ничего не печатал. Библия же мне что сказала?

«Не верь никаким снам!.. Сам решай!.. В сердце своем читай!.. Это и есть единственный критерий.»

Да-а… Это, конечно, прекрасный вариант. Про-осто-таки замечательный!.. И книжка хорошая и добрая, и я хороший и добрый. Белый и пушистый. Не Антихрист, а наоборот, Мессия. Христос почти. Пророк, блядь, Иеремия. А что? Почему бы и нет? Пуркуа бы, как говорится, и не па? Чем я не?..

Вот!! Вот. В этом-то всё и дело!.. Испытание-искушение… По хую мне, хорошая книжка или плохая, в смысле, добро она несет или зло — меня интересует лишь, что мне от этого будет? Лично мне?! Стану я в результате звездой, идолом, суперстаром или нет? И ради того, чтобы им-ей стать, я на всё готов! На всё заранее согласен. На любые злодейства. Пусть творятся! («Гений и злодейство — вещи несовместные,» — сразу же всплыла предостерегающе в памяти знакомая еще со школы строчка. Да ладно! «Несовместные»!..)

Ну, на абстрактные, конечно, злодейства, на абстрактные!.. Меня впрямую не касающиеся. Пусть где-то там, на другом конце нашего дорогого шарика гибнут миллионы и миллиарды. Да на здоровье! Даже интересно. Как по телевизору войну смотреть. Паф!! Всё горит, взрывается, рушится, а ты сидишь себе в уютненьком креслице, потягиваешь холодненькое пивко и слушаешь бесстрастный голос диктора: «В результате бомбардировки погибли тысячи мирных граждан — в основном, стариков, женщин и детей.»

Ну, погибли и погибли. Царство им небесное. Выпьем пару лишних глотков за упокой их несчастных душ.

Зато: а представьте себе!..

«Новые волнения, вызванные книгой Курбатова Б. В.!!! Во всем мире вышли на улицы новые миллионы людей с портретами Курбатова в руках! Повсеместно образуются новые секты, провозглашающие Курбатова своим духовным лидером, Мессией и живым Богом. Фактически речь идет о зарождении нового культа, новой религии».

Да-а-а-а!.. Даже дух захватывает! Голова кружится. От таких… перспектив. Черт меня подери совсем!! Да ради этого!.. Пусть даже и не в таких масштабах… Но всё равно! О чем тут думать-то? Всё!! Всё! Решение принято. Да гори оно всё огнем! По хую! Будь, что будет!

Курбатов, дрожа весь от радостного нетерпения, от превкушения, кинулся к компьютеру. План его был предельно прост. Поместить начало книги на свою домашнюю страничку, объявить об этом на нескольких форумах и посмотреть, что получится. Он почему-то был уверен, что больше от него никаких особых усилий и не потребуется. Дальше всё само собой пойдет. Само собой всё раскрутится. Ну, в крайнем случае… Да не важно! Главное, поместить! Объявить всему миру!!

Первое, что ему сразу же бросилось в глаза на сайте провайдера, было помещенное там на самом видном месте огромное красочное объявление:

«СЕНСАЦИЯ!!!

Сайт с совершенно фантастической книгой Ишутина В. С. бьет все рекорды посещаемости! Обязательно прочитайте!!!»

Уже холодея от какого-то зловещего предчувствия, он щелкнул мышкой линк на слове «книга». Текст на экране появился практически мгновенно. Курбатов почувствовал, что ему не хватает воздуха. Это была его книга! Его!! Как она оказалась у этого Ишутина В. С.?! Этого просто не могло быть!

Внезапно ум его озарила страшная догадка. Господи — боже! Неужели?!..

Курбатов быстро вышел из Сети и запустил антивирусную программу. Неужели!!??.. Несколько минут томительного ожидания и…

Зараженных файлов17

Общим объемом… КБ

Вирус! В его компьютер кто-то лазил! Блядь!! Он же позавчера проверялся! Позавчера!! Ничего же не было! Все чисто было.

Уже почти ни на что не надеясь, он медленно подвел стрелку мыши к иконке «Мои документы». Пауза… Щелчок!.. Ничего!! Пусто! Книга исчезла. Испарилась!

Ебаный в рот! Этот пидор мало того, что текст себе скачал, так он еще и у меня его стёр! Ну, ттварь! Гондон! Впрочем, ругаться бесполезно. Поезд ушел. После драки…

А дискета!!?? Я же на дискету еще текст сбросил?! Хотя, что это теперь изменит? Но тем не менее!.. Может, там более полный вариант?! Кажется, я прямо на дискете последние правки делал!.. Черт, не помню уже!.. Курбатов лихорадочно сунул в компьютер дискету. Так… «Мой компьютер»… «Дисковод…» Ну!!??

Текст был безнадежно испорчен. Какие-то бессвязные куски, обрывки, строки и просто отдельные буквы. Курбатов вдруг вспомнил, что он последнее время при выходе в Сеть всегда обычно вставлял дискету в дисковод. Просто автоматически. Привык уже за последние три недели. Пока над книгой работал.

Значит, когда этот хуесос Ишутин к нему в комп залез, дискета вставлена, скорее всего, была. Всё ясно! Вс-с-ё яс-с-н-о…

Курбатов бесцельно полистал файл. Абракадабра… мешанина из букв… пусто… опять ерунда какая-то бессмысленная…

Неожиданно внимание его привлекли две чудом уцелевшие строки. Всего только две. Всего лишь три коротких предложения

«Нет плохих поступков, есть плохие цели. Всё дозволено! В рамках правильной цели — любой поступок правильный».

Курбатов откинулся назад в кресле, облизал пересохшие губы и истерически захихикал.

Я же сам этому учил! Чего ж теперь обижаться?! Вот вам и первый ученичок! Ишутин В. С. Прошу любить и жаловать! «Нет плохих поступков!..», «Все дозволено!..» Если учитель тебе больше не нужен, просто перешагни через него и двигайся дальше! К своей собственной, личной цели. «В рамках правильной цели — любой поступок правильный»!

Он посидел еще немного, бессмысленно глядя невидящими глазами прямо перед собой, куда-то в пространство, потом медленно перевел взгляд на экран и безвольным, заторможенным движением снова протянул руку к клавиатуре.

Пусто… Пусто… Опять пусто… Опять… Всё! Нет. Еще одна страница. Последняя. Тоже пустая. Почти. Посередине абсолютно пустого экрана мигала почему-то всего одна фраза. Одна-единственная.

ДО ВСТРЕЧИ В АДУ!

Курбатов почувствовал, что у него на голове зашевелились волосы. Ему вдруг почудилось, что в комнате кто-то есть. Какой-то очередной чудовищный, жуткий монстр из его кошмаров. И этот кто-то шлет ему сейчас свой дружеский привет сквозь века.

— Но почему!? Почему!!??.. — занемевшими внезапно губами шепотом вслух закричал он. — Я же так ничего и не сделал!.. Ни-чего!!! Это несправедливо!.. За что!? За что-о-о!!!??? За что-о-о-о-о-о-о-о!!!!!!!???????

* * * * *

И спросил у Люцифера Его Сын, весьма удивленный:

— Разве слово действительно может иметь такую силу?

И ответил, усмехнувшись, Люцифер Своему Сыну:

— «Вначале было слово»…

Оглавление

Ангел

Джек

Начало

Сын Люцифера. День 1-й

  Игра

Сын Люцифера. День 2-й

  Сон

Сын Люцифера. День 3-й

  Сделка

Сын Люцифера. День 4-й

  Мара

Сын Люцифера. День 5-й

  Ирочка

Сын Люцифера. День 6-й

  Дар

Сын Люцифера. День 7-й

  Заклинание

    Суббота

    Вторник

    Суббота

    Вторник

    Среда

    Через месяц

Сын Люцифера. День 8-Й

    Секта

Сын Люцифера. День 9-й

  Интервью

Сын Люцифера. День 10-й

  Шоу

Сын Люцифера. День 11-й

  Сатанист

Сын Люцифера. День 12- й

  Предсказание

Сын Люцифера. День 13-й

  Робот

Сын Люцифера. День 14-й

  Шоу — 2

Сын Люцифера. День 15–й

  Вуду

Сын Люцифера. День 16-й

  Форум

Сын Люцифера. День 17-й

  Письмо

Сын Люцифера. День 18-й

  Деньги

Сын Люцифера. День 19-й

  Гений

Сын Люцифера. День 20-й

  Диагноз

Сын Люцифера. День 21-й

  Книга

Реклама на сайте