«Гастролёр»

Роман Трахтенберг Гастролёр

«Гастролер» — уже третья изданная книжка Трахтенберга, а таким количеством выпущенных изданий мог похвастаться не всякий член Союза писателей. Как обладатель синего диплома инженера-технолога полиграфического производства подтверждаю, что это действительно книги, а не какие-нибудь там брошюры в мягкой обложке и на хлипком КБС (клеевое-бесшвейное скрепление). Нет, несмотря на маленький формат 76х108 1/32, здесь есть переплет, настоящая обложка и даже цветные вклейки, да и скреплено всё по уму. С точки зрения полиграфической науки, Трахтенберг точно писатель!

А вот литературоведы вряд ли будут столь же доброжелательны к автору. Пишет он исключительно о себе, язык повествования довольно специфический и весьма напоминающий разговорную речь — недаром Трахтенберг почти никогда не может справиться с искушением вставить сочный матерный оборот.

Первая книга «Путь самца» рассказывала о сложных (в своем многообразии) отношениях сексуального гиганта Романа Львовича с дамами. Во второй «Вы хотите стать звездой?» он взялся учить читателя шоу-бизнесу на примере собственной скромной отрасли. В третью, по идее, могли войти байки, не поместившиеся в первые два тома, однако здесь Трахтенбергу удалось читателя слегка удивить. «Гастролер» датирован 1995 (!) годом и рассказывает о двухлетней (!!) работе Романа Львовича в качестве дайвмастера на одном из африканских курортов.

Все события излагаются в строгой последовательности, и по идее «Гастролер» метит в нишу плутовских романов о еврее, ловко делающем свой гешефт среди ментально чуждых аборигенов. Однако читатель «прохиндиады» Трахтенберга постоянно спотыкается в поисках ответа на главный вопрос: это автобиография или вымысел? Если автор пишет про себя, откуда взялись фантастические сюжетные ходы вроде загрузки пьяного героя в самолет и отправки его в страну Нубию, а также концерта перед нубийским королем ради возвращения на Родину? Программа-минимум героя — выжить в Халаибе и заработать на обратный билет. Обжившись и наладив успешный бизнес, он тем не менее почему-то копит на этот несчастный билет целых два года — господи, ну сколько стоит долететь до Москвы от Красного моря? Не две же тысячи долларов? Если же фабулу автор сочинил, то почему так мало захватывающих приключений и откуда столько физиологических подробностей вроде последствий отравления и описания отправления большой нужды в дайверском костюме? Ну и вообще — лирический герой исключительно похож на самовлюбленного и неунывающего шоумена Трахтенберга, каким мы его узнали по предыдущим книгам, к тому же носит его имя, отчество и фамилию.

Самовлюбленный шоумен в авторе никогда и не засыпал — поэтому вместо дайверской саги или там очерков африканского быта читатель получает традиционный и просторечный набор анекдотов, баек и горделивых рассказов о том, какую находчивость Роман Трахтенберг проявлял в сложных ситуациях.

Ответить же на вопрос, правда или вымысел, поможет атлас мира. Страны Нубии на карте Африки не существует — так называется область в Египте, центром которой является описанный в книге Халаиб. Если местность превратилась в государство, значит, и месяц купания в море вполне мог в умелых руках превратиться в два года профессионального дайвинга. Какие-то реальные события определенно послужили толчком для создания этой книги — но и приврал Роман Львович некисло, хотя и, как ни странно, не особенно вдохновенно.

Алексей Мажаев

Упал, очнулся, влип-с…

Важнейшим из искусств для нас является вино…

Свежее прочтение Ильича

Однажды поздно вечером мне позвонил знакомый по имени Витёк и сообщил, что есть очень срочное и серьёзное дело. Я машинально прикурил сигарету. В долг не даю, никуда сейчас не поеду, знакомить его ни с кем не хочу, да и вообще сейчас не до него. Дело в том, что на завтра у меня была замечательная халтура: впервые пригласили очень богатые люди, выдали весьма приличный гонорар (не торгуясь и, что самое замечательное, вперёд); то есть мне выпала такая уникальная возможность, упускать которую я был не намерен! Ведь если понравлюсь и зацеплюсь, сразу выйду на новый уровень, где и жратва слаще, и проститутки дороже. А Витёк… из десятка его звонков только один заканчивается чем-то серьёзным, да и то не очень прибыльным. Впрочем, жизнь меня научила, что и таких персонажей не стоит сбрасывать со счетов: мало ли что.

— Ну?

— Могу устроить тебе такие гастроли, корешина, что ты просто очумеешь! — в карьер по делу погнал Витёк. — Денег немерено! Пятьдесят процентов мои. Поверь, сынок, оно того стоит.

— Пятьдесят процентов?! Не мало? Почему не восемьдесят? Или законных десяти (как всегда дают посредникам) от этого «немерено» на бизнес-ланч не хватает?

— Да подожди ты, слушай. Тебя приглашает к себе король Нубии, чтобы ты выступил в его дворце. Ну, как?

— А… Нубии? — подыграл я. — Это, по-моему, в Эстонии… Или нет, где-то на Северном полюсе. Хочу, но, к сожалению, не могу. Там жарко сейчас, да и у меня годовой эксклюзивный контракт с другим королем. Так что никак.

— Я на полном серьёзе! Это где-то в Африке. Король этой самой Нубии учился у нас в университете Патриса Лумумбы в одной группе с французским коммунистом Хасаном. Ты его не знаешь, но это неважно. Хасан недавно у него по делам был, а на обратном пути на пару дней в России завис, чтобы тебя через меня найти. В общем, этот Нубийский кинг ещё со студенческих времен анекдоты коллекционирует. Он о тебе наслышан и поэтому страшно хочет, чтобы ты к нему приехал. Гонорар обещает — сказочный!

Я, конечно, сразу не поверил, но вида не подал, решил дослушать сказку до конца. Не каждый день мне такую фигню рассказывают. Обычно всё как-то прозаичнее — скромненько, а тут смело, с размахом, по-голливудски. Даже интересно стало в какой-то момент. Вскоре выяснилось, что приглашение передал сам король через Хасана на словах, и никакого официального письма нет. Предоплаты, естественно, тоже (королю, типа, все верят на слово), и вообще приехать надо самому и за свой счет. Я живо представил себе картинку: Африка, жара, голые люди — и тут Трахтенберг в чёрном фраке и с саквояжем для денег: «Здрасссьте, это я. Как тут к королю пройти? Мне, видите ли, трансфер, в смысле почётный эскорт, до дворца надо, и чтобы золотом мне всё компенсировали…»

— Я бы оплатил тебе билет, как твой продюсер, но с деньгами у меня сейчас туго. Большой проект раскручиваю с Первым каналом, — продолжал Витёк. — Купишь сам, а потом вычтешь из моей доли…

Мой интерес пропал окончательно.

— Ладно. В общем, согласен, — подытожил разговор я. — Устраивай всё и звони. Кстати, пожалуй, отдам тебе двадцать процентов, учитывая международность гастролей и их важность в деле мира и сотрудничества для развивающихся стран Центральной и Северо-Западной Африки и южной оконечности Латинской Америки.

Я положил трубку и практически сразу завалился спать: «А всё-таки было бы здорово, если бы оно оказалось правдой, — думал я, засыпая. — Ну знает же меня весь Питер, так почему не могут знать в Нубии. Хотя, что это за страна такая, даже не слышал ни разу», — мысли путались. Я то мечтал об Африке, то возвращался к завтрашней, такой важной для меня халтуре. «Зажечь» бы клиентов так, чтобы они без меня уже ни одной пьянки не мыслили!.. И одевали бы меня… И кормили бы… И счет бы мне в банке открыли… бы…

Этой ночью снились дворцы и пальмы, среди которых почему-то находился мой завтрашний заказчик, он же именинник. И во сне моем он был чёрный, огромный и страшный, как горилла, которая «идёт и крокодила ведёт». Он хохотал до слез, полуголый живот его трясся от смеха и разрастался всё больше. А я становился всё меньше и прыгал перед ним, как мандавошка, и всё травил и травил анекдоты: «А ещё я про негров много знаю!» — орал я во сне. И вспоминал самые похабные и самые-пресамые расистские. Вспомнил, кстати, то есть совсем некстати, что «очень сложно искать негра в тёмной комнате, особенно если у него выколоты глаза и выбиты зубы». После чего странный именинник перестал смеяться, а я понял, что мне сейчас выбьют и зубы, и глаза, и даже, может быть, если, конечно, не повезет, вышибут мозги!..

Но, к счастью, в этот момент я проснулся…Н-да, подсознание иногда выдает такие кошмары: даже во сне стрёмно, что ляпну лишнее. Наступлю кому-то на больную мозоль, коих не счесть; и неверная жена, и национальность, и алкоголизм, и нестояк, и понос, и золотуха и т. д. Так однажды я прочел со сцены старую частушку «Лучше нет влагалища, чем очко товарища…» Какой-то пьяный тип из зала тут же заорал: «И много у тебя таких товарищей?»

— Нет! — с ходу брякнул я. — А у тебя?

И в меня полетел граненый стакан. Если бы я не увернулся, может, ходил бы теперь с одним глазом и половиной черепа. Так что с тех пор фильтрую каждое слово и весь базар целиком: сначала присматриваюсь к публике, начинаю аккуратно, в незнакомых компаниях даже и не пью. Вот и сегодня не собираюсь. Говорят, там будут такие люди, что мне лучше даже и не знать, кто они.

* * *

Вечер прошёл великолепно. Бить меня, похоже, не собирались, да и граненых стаканов, сказать по правде, здесь тоже не наблюдалось. Народ врубался во всё. И я до сих пор уверен, что это были мои самые благодарные слушатели.

Правда, закончив программу, я внезапно ощутил непреодолимое желание пропустить рюмашку-другую. В этот самый момент передо мной возникло грузное и пьяное тело виновника торжества.

— Молодец! Спасибо тебе, — сказал он, подкрепив комплимент стобаксовой купюрой. — Было круто! Особенно Николаича хорошо отстебал. Всем жутко понравилось. Его «племянница» чуть устрицей с хохоту не подавилась. Я так просто рыдал. Слушай, а ты как, насчёт задержаться немного и, так сказать, присоединиться к нашему празднику? Уважь народ. Ну, а я со своей стороны поддержу эту инициативу денежной премией за сверхурочные, как говорится.

— Да чего-то я забодался сегодня, — неуверенно начал я.

— Во, погуляй, отдохни… Рюмку гостю! — радостно закричал он на весь зал.

Народ загудел, зашевелился и быстро организовал мне место во главе стола прямо рядом с именинником. Суетясь, пьяные гости накладывали мне в тарелку именинника недоеденные стейки и обглоданных фазанов.

Я, как и положено, начал с тоста: «За то, чтобы коньяк, который мы пьём, был старше девушек, с которыми спим». И опрокинул вовнутрь стопку, в которую алконавты наплескали от души всего, что попало под руку. Выпил — душа запела. Компания подобралась на удивление славная. Много и в тему шутили, кидались шашлыками, раскрашивали чёрной икрой голых стриптизёрок, весело дрались… Короче — радовались жизни. Я был, естественно, в центре внимания и чувствовал себя с каждым тостом всё лучше и лучше.

— Никогда не пейте безалкогольное пиво, так как это первый шаг к резиновой женщине. Так же, как и секс с негритянкой — первый шаг к зоофилии! — поднял я очередной тост.

Зал заржал.

— Рома, а ты когда-нибудь спал с негритянкой? — заорал кто-то из зала.

И тут чёрт меня за язык дёрнул:

— Да что там с одной негритянкой?! У меня их скоро будут сотни. На днях, — говорю. — Сам король Нубии к себе в гости пригласил. Дворцы, яхты, бабы… всё такое…

— В Нубию? А где это? — заинтересовался сосед, сидевший справа.

— В Африке где-то.

— Во, самое время на солнышко, — дружно поддержал стол. — Когда собираешься?

— Да эти короли… они же далеки от народа. Приезжай, типа, и всё. А где это, как я туда доберусь, похоже, не королевское дело.

— И что, лимузин не прислал? — язвительно хмыкнула модель, блондинка Ксения, ещё пару минут назад казавшаяся мне вполне привлекательной.

— Нет, зато спросил, не знаю ли я, почему у манекенщиц на одну извилину больше, чем у лошади?

Лицо Ксении по-лошадиному вытянулось: «Ну?»

— Чтобы не срали на подиуме.

— Подожди-ка, — не успокаивался сосед, наливая. — Так, какие проблемы-то? Сейчас всё организуем. Раз король приглашает, не надо уважаемым людям отказывать. Связи могут пригодиться. Вернешься, сразу нам звони, расскажешь, как там? Номер своего паспорта знаешь?

Он достал из кармана телефон и вышел из-за стола. Дальше всё происходило прямо как в кино. Сосед вернулся и громко сообщил радостную весть: «Билет сейчас привезут!»

— Молодец, Иван Израилевич! — поддержал его хозяин стола. — Сказано — сделано. По нашему, по-татарски.

— Хорош стебаться! Я же тебе говорил, я не татарин. Я хохол.

В этот момент мне, конечно, надо было что-то предпринять: как-нибудь отшутиться, выкрутиться, словом, как-то остановить необратимый процесс. Но, во-первых, я до конца не верил в происходящее. А во-вторых, разномастный алкоголь, обильно впитавшийся в мозг, коварно и резко изменил мое чувство реальности. Я свято верил во все, что говорил, и на самом деле ощущал себя, как минимум, нубийским принцем. Где-то внутри, конечно, что-то чуть-чуть свербело, но сопротивляться происходящему просто не было сил. «Да будь что будет», — по-буддистски решил я и включил автопилот. Кроме того, времена олигархов только-только наступали, и честные граждане ещё верили, что, подвыпив, можно перепутать лишь Москву с Питером (читай Ленинградом). Вот я и расслабился. Всё дальнейшее происходило как в тумане и как будто не со мной. Коньяк не задерживался в рюмке, запивали водкой, папиросы прикуривались одна от другой, и я уже не обращал внимания, что в них забито.

Вскоре привезли билет, и его сразу же оплатил хозяин вечеринки обещанными сверхурочными. «Ну, раз такое дело…» — вздохнул он, доставая пачку денег и отсчитывая нужную сумму. Это значительно прибавило ажиотажа, особенно когда выяснилось, что улетаю я прямо этим утром, причем рано. Все были очень рады и большинством голосов решили проводить меня прямо в аэропорт почетным пьяным эскортом.

Затем мы ещё много пили за отъезд, за Нубию, за «своего парня» короля…

Как кур во щи

Пираты захватили корабль и кричат:

«Баб за борт, а мужиков будем трахать!»

Бабы кричат: «Так не бывает!»

Мужики, снимая штаны, радостно: «Бывает! Бывает!»

Разбудил меня какой-то странный гул. Да ещё тело затекло от сна в одном положении. Попытка перевернуться и лечь на живот почему-то не удалась. С трудом разлепил один глаз. Второй от ужаса распахнулся сам. «…Мать! Мать! Мать!» — пронеслось в голове.

За круглым окошком мирно соседствовали… величественные тяжёлые облака. То ли рай, то ли ад. То ли закат, то ли рассвет происходил в той части земли, где летел САМОЛЁТ. САМОЛЁТ, в котором, как оказалось, находился и я. Всё небо было разноцветно-жёлто-оранжево-голубым и тёмно-синим до черноты.

Оторвавшись от самой неожиданной в моей жизни картины, я с хрустом попытался повернуть затекшую шею вправо. Нет, судьба всё-таки была ко мне необычайно жестока. По-моему, мы падали, ибо через ряд кресел от меня сидел какой-то бюргер с кислородной маской на лице. Больше в салоне бизнес-класса никого не было. Закостеневшим пальцем я тыркнул в кнопку вызова стюардессы.

Стюардесса появилась тут же и, стараясь держаться от меня на почтительном или даже на очень почтительном расстоянии, улыбалась мне сквозь респиратор.

— Скажите, а мы уже давно падаем?

— Но андестенд.

— А-а-а… Катастроф?

— Йес! Андестенд!

И… понимающе принесла мне холодного пива.

Её шоколадного цвета кожа странно гармонировала с синей формой. И я почему-то вдруг подумал, что так ни разу и не переспал с негритянкой, и что перед смертью это надо бы исправить. Как все-таки странно, что в падающем самолете мне пришла в голову первой именно эта мысль.

— Вай? — спросил я, указывая на респиратор и маску.

— Бикоз! — ответила она и указала на мою пасть.

— Андестенд, — сказал я и рассмеялся.

Она поморщилась и отошла ещё дальше. Главное — мы не падали. Тихо гудел самолет. Страшно гудела голова. Вчерашний вечер вспоминался смутно. Я собрался с силами и попытался восстановить события. Для начала провел ревизию карманов. Паспорт, сигареты, зажигалка, кошелек… Подсчёт средств немного уменьшил мое беспокойство. Наличие денег, хотя и небольших, вселяло некоторую уверенность. Кроме абсолютно бесполезных за границей рублей, с собой у меня, к счастью, оказалось сто пятьдесят долларов, двести немецких и триста двадцать финских марок. Билет нашёлся в кармане, и не один. Я летел с пересадками, а конечной частью моего пути должен стать…X…х…х…ХАЛАИБ???!!!!..От одного этого слова меня пробрала дрожь. Где это?! Зачем я туда лечу?! «Все, больше не пью!!!»

…Судя по багажной бирке на билете, я путешествовал не налегке. А что же я везу с собой?! Может, меня использовали в качестве наркодилера?! Нужно срочно драпать домой, но хватит ли средств на обратный путь? И почему я лечу в бизнес-классе? Зачем такие роскоши: по слухам, билет в бизнесе в два раза дороже эконома, так что, если я сейчас поменяю билет на эконом, может, мне хватит на обратную дорогу? И я снова позвал стюардессу.

— Мэм, ай вонт ченч тикет?

— Вай?

— Ченч бизнес ам эконом? — и я протянул ей билет.

Она пока не понимала меня, и я решил показать ей двести финских марок: может, до нее теперь дойдет, что я хочу получить разницу и пересесть в эконом.

— Оу, сенкью, — пробурчала она сквозь респиратор, взяла деньги и скрылась в тумане.

«Пиздец!» — подумал я.

Денег осталось ещё меньше, а надежда на получение барыша вообще испарилась. Надо было срочно решить, что делать дальше. Но тут, как раз вовремя, самолет пошел на посадку. Из сообщения командира корабля я понял, что прилетаем во Франкфурт. «Вот здесь и сойду! — радостно промелькнуло в моем мозгу. — И ближайшим рейсом обратно. Три часа — и дома! Черт, даже если не хватит средств на воздушный транспорт, вспомню юность и доберусь автостопом, электричками, автобусами, оленями или на собаках, лишь бы назад!»

* * *

— Их мехтэ цурюк![1] — собрав почти все школьные лингвистические познания, сообщил я девушке-администратору на прилёте.

Она улыбнулась и, извинившись, взяла из моих рук билет и паспорт. Быстро убедившись в том, что я не понимаю практически ни слова ни на одном из известных ей языков, буквально на пальцах объяснила, что, к сожалению, это невозможно. У меня билет в один конец до Нубии, и я даже не могу выйти из транзитной зоны, чтобы купить другой — обратно, по причине отсутствия визы.

«НУБИЯ!!! ЁБ ТВОЮ МАТЬ! — я вспомнил, куда лечу. — Так значит, этот Х… хл… лб, — как его там, — столица этой самой Нубии-Хуюбии!»

Тем временем, милая «пограниньша» переговорила с кем-то по рации и сообщила мне доступным образом, что мой багаж уже перегружен в другой самолет, и я обязательно должен лететь до места назначения. После чего любезно и настойчиво проводила меня к терминалу на посадку. По пути соскочить не удалось. «Не беда, — оптимистично подумал я. — У меня ведь и нубийской визы нет. Прилечу, и оттуда меня сразу отправят обратно».

Я влез в следующий самолет, и сразу неприятно засосало где-то внутри от дискомфорта, переходящего в легкий страх. Здесь уже не было ни одного «бледнолицего». Вокруг рассаживались люди или очень смуглые, или шоколадные, а напоследок и вовсе, чёрный как смоль, гордо прошествовал командир самолета, плотоядно покосившись на меня.

«А если они людоеды?» — вдруг подумалось мне, но спросить было некого. Где же наши, где «рашн тьюрист», где вездесущие европейцы? Возможно, это лишь случайность, что самолёт оказался заполнен «гурманами». А если нет, а если это заслуженное возмездие: «Мол, не пей, мальчик, а то котлеткою станешь…»

Я лихорадочно пытался вспомнить все, что знал о Витьке, чтобы понять, на что сей скользкий тип способен, но ничего конкретного в голову не приходило. Мы даже не приятели. Просто такие люди, как он, начинают себя вести, как старые друзья, с первой же встречи, чтобы втереться в компанию. И машинально ты сам, — а главное, всё твое окружение, — начинаешь думать, что он тебе и вправду друг. Но у «друга» просто есть несколько разбогатевших бывших одноклассников и однокурсников, и пару раз я работал у них на днях рождения. Витёк же выступал как посредник между нами, а на деле наверняка откусывал большую часть гонорара, причитающегося мне. Ну, могли ли у Витька иметься знакомые, которые запросто общаются с королем Нубии? Ведь сам-то он необразован, нахален, вечно сидит без работы, но порой я встречал его и в высшем свете. М-да, пути Господни неисповедимы. Но теперь, чтобы узнать ответ на сей вопрос, мне придется отправиться практически к черту на рога.

…По радио объявили о взлете на нескольких языках, из которых ни один не был европейским. Самолет взвыл, а вместе с ним заныло и мое сердце: куда я лечу?

А что у нас под ёлочкой

— Папа, а почему ты мандарины так высоко на елку вешаешь?

— Чтобы ты их раньше времени не съел.

— А что ж мне есть? Серпантин, что ли?

Я всё-таки уснул и весь перелёт проспал как убитый. Организм требовал серьёзного восстановления сил, а мозг, видимо, уже не мог бояться и просто отключился. Говорят, такое случается в опасных ситуациях. В энергосистеме человека выбивает «пробки», чтобы не сгорела вся проводка. Зато проснулся свежим, целым и практически живым. Бодрила радостная мысль: не съели.

Зато во время посадки просто загляделся в иллюминатор на невероятно голубое и прозрачное море. Сам праздничный вид его успокаивал и обнадеживал: а что, если насчет короля — не шутка? Надо звякнуть этому клоуну Витеньке, вдруг не набрехал.

* * *

А вот уже и Нубия…

…Фэйсы сотрудников аэропорта не отличались колером от лиц пассажиров, но зато на меня не смотрели как на чудо невиданное, что слегка утешало. Значит, здесь уже ступала нога белого человека. Заполнив анкету, я протолкнул её вместе с паспортом в прорезь иноземного контроля.

— Тьюрист? Рашен? — спросил офицер.

Я кивнул и радостно отметил про себя: русские здесь тоже бывали! Здравствуй, земля обетованная!!!

— Вэльком, сэр! — широко улыбаясь, рявкнул он и шлёпнул мне в паспорт большую разноцветную печать. «Kingdom», — прочёл я. Королевство (твою мать)! Значит, где-то есть и король. Только вопрос — где? Вспомнилась детская считалочка: «Пароль? На горшке сидит король. Ответ. А сзади королева писает налево».

— Зис вэй, сэр, — офицер указал рукой на багажное отделение.

И тут мне снова стало страшно. Что там, в этом чемодане, собранном пьяной и укуренной компанией?! Добрые люди (теперь я хотя бы вспомнил, что они не наркобароны) могли положить мне на «посошок» косячок или «дорожку». Интересно, за что в Нубии дают больше?

Я, подобно чёрному могильному Кинг-Конгу, долго кружил возле своего чемодана. С одной стороны, все-таки в полет провожали не полные сволочи, зачем им подставлять меня? Но с другой — все они были «настолько хороши, что сыпанули анаши», почти стихами думал я. Так! Багаж не забираю!.. И в то же время, а что, если там лежат какие-то дорогие мне вещи?! Пока я шевелил извилинами, перебирая все возможные и невозможные варианты, народ рассасывался. Я покосился на выход: две гориллы из местных сотрудников осматривали всех выходящих. Казалось, от их рентгеновских взглядов с белоснежными белками ничего не утаить, а я скоро останусь совсем один среди чёрных полицейских в тёмном багажном отделении, и мой красный чемодан одиноко будет кружиться на ленте, привлекая внимание этих быков. Тоже мне, блядь, тореадор. Эх, была не была! Схватив возможный оплот греха и порока, я ринулся в толпу. Пронесло! Легавые даже не взглянули на меня.

«Раз барбосы ничего не унюхали — значит, наркотиков в моем чемодане нет! — хрюкнул я про себя. — Интересно, тогда что же там?»

Важнейшим из искусств для нас сейчас является… срочно переодеться. Я уезжал из города, где поздняя осень, а попал в самое пекло африканского лета. Оглядев здание, заметил дверь, явно ведущую в мужской сортир, и, решив, что там безопаснее всего, рванул к толчкам. Там и вправду никого не было. Ну-с, приступим к делу! Я открывал чемодан, словно новогодний подарок, ожидая от него сюрпризов. Например, пачки долларов на обратную дорогу или телефонный номер короля, записанный на салфетке…

Но первое, что попалось, была… полосатая тюремная фуфайка, украденная со склада и подаренная мне одним поклонником-прапорщиком из «Крестов». На груди её красовалась гордая надпись «Роман Трахтенберг, 3-й отряд». К ней прилагалась полосатая шапочка. Я принял от прапора сие странное подношение с целью усугубить его эксклюзивность: подбить телогреечку и ушаночку соболем. Таким образом, костюм приобретал статус «от кутюр» из коллекции «сижу на нарах, как король на именинах», и именно в нем планировал на новогоднем губернаторском балу шокировать тусовку и прессу. В газеты попадать я люблю!.. Но сейчас, кажется, попал пальцем в небо. На хер он мне здесь?!

— А на хер его нужно было класть на самое видное место?! — спросила одна часть меня у другой части меня же.

— Так я и не клал! Его просто только-только привезли из модельного дома Наташи Дригант, где подбивали мехом. Он и лежал на виду, — ответила другая часть.

Наверное, поэтому и попал под руку провожавшим. Которые просто не нашли другой зимней одежды и в «отеческой заботе» положили эту. Что ж уже через неделю Россию завалит снегом: прилечу, там пригодится. Но хоть что-то из летних вещей у меня есть?! Я отчаянно стал рыться в чемодане. И обнаружил: множество концертных костюмов: фрак, котелок — ну, конечно, ехал же работать! Штук пятнадцать галстуков, из коих только часть были мои, видимо, господа-алкоголики добавили свои. Чтобы у меня имелся выбор, раз уж перед королем еду выступать! Лаковые штиблеты (две пары); строгие концертные брюки (чёрные в блестках, коричневые в перламутровых разводах, белые в стразах); грязные рваные трусы (одни), которые собирался выбросить, и зачем-то вязаный плед. Последнее, что я нашел, были шапочка для душа и чесалка для спины. Денег не было.

Радостно представив, как выйду из аэропорта в лаковых штиблетах, обмотавшись пледом, в шапочке для душа и почесываясь, — горько всплакнул. Стражи даже не станут искать «колеса», они безоговорочно решат, что я их все принял…

В лаковых штиблетах

И вот я уже в Израиле.

И вот мне уже хорошо.

И вот мне уже так хорошо, что так мне, дураку, и надо!..

Из письма еврея-эмигранта на Родину

«Что делать?! Что же делать! В чем же мне идти?» — лихорадочно думал я, катя свой чемодан (благо, что на колесиках) по зданию аэропорта. Три вечных вопроса русской интеллигенции: «Что делать? Кто виноват? И едят ли курицу руками?»

…Ах да, я, наверное, не обрисовал свою проблему в точности. Дело в том, что в здании аэровокзала, как и в самолете, работали мощные кондиционеры. Они и охлаждали воздух. Зато вне здания африканское солнце вовсю старалось раскалить атмосферу. Когда двери аэропорта распахивались, выпуская народ, с улицы залетали потоки нагретого, словно на адском огне, горячего ветра. Там точно сауна: а на мне лаковые штиблеты и довольно приличный концертный костюм. Пусть несколько вычурный, но окружающие могли принять его и за деловой. Тем более — я это уже успел заметить — местные явно любили аляповатое с рюшечками. Только в придачу ко всему под пиджаком не было элегантной рубашки. Лишь манишка и манжеты: костюм клоуна. Придется мне «вариться в собственном соку», пока не найду подходящий отель…Или ещё дольше. Конечно, в аэропорту имелась лавчонка с одеждой, но мне не дано знать, насколько застряну в этой Нубии. Так что тратить деньги чего-то совсем не хотелось.

И тут я засек смуглого пассажира, переодевающегося прямо у туалета. Он снял пропотевшую футболку, бросил её и надел свежую. Старую он то ли забыл, то ли не хотел её забирать, и она одиноко висела на креслах, пока… не стала моей добычей. Хищно схватив её, ринулся в сортир, переоделся и, наконец, вышел на улицу. Теперь я был похож на человека, правда, судя по мощному запаху, на чёрного.

На улице меня сразу облепили таксисты, наперебой предлагая свои услуги. Первым делом мне нужно было позвонить, а телефонного аппарата в здании международного аэровокзала, как ни странно, не было. Я вступил в переговоры и торги. Используя общедоступный язык жестов и отдельные иностранные слова, мне удалось объяснить, куда я хочу, и шумный, разговорчивый владелец старенького «пежо» взялся доставить в город к международному телефону за пять американских долларов.

— Ха ва ю, май френд? Гут? Вэ а ю фром? Джэман, френч, свиз? — сразу поинтересовался он.

— Раша, — ответил я.

— Рашен?!.. Гут! Май нэйм Мухаммед. Вот ё нэйм?

— Абдурахман, — это первое, что пришло мне в голову и, по-моему, как нельзя лучше подходило человеку оказавшемуся в подобной ситуации подобным образом.

— Вэльком ту Нубия, мистер Абдрахман! — отрапортовал Мухаммед.

— Во-во, правильно. Так мне, дураку, и надо! — согласился я.

Всю недолгую поездку он непрерывно болтал на смеси арабского и английского, что-то рассказывая и показывая, задавая мне массу вопросов и сам же на них отвечая. Я с удовольствием поддерживал беседу в том же духе. От гида-таксиста я узнал, что попал не в столицу, а в курортный городок. Мухаммед утверждал, что лучшего места для отдыха в мире просто нет, и всем здесь страшно нравится. Он был абсолютно уверен, что скоро на этом месте будет город-сад, и с гордостью сообщил, что его брат с какими-то очень богатыми швейцарцами уже построил первые три больших отеля по пять звёзд каждый.

«Почему же меня отправили не в столицу? — размышлял я. — Ведь король, если он есть, должен жить там. А впрочем, поездка была скоропалительной, может, билетов не нашлось».

Международный телефон находился в небольшом каменном одноэтажном здании на центральной улице. Здесь всё очень напоминало Советский Союз. Стояла очередь. Заказ на разговор отдавался барышне, и та, дозвонившись по указанному номеру, приглашала в кабинку и засекала время. Я взял бумажку, написал номера телефонов и, дождавшись своей очереди, протянул девушке. Не прошло и часа, как меня пригласили в кабинку. Я сообщил родителям, чтобы они не волновались в связи с моим отсутствием, что я просто неожиданно уехал отдохнуть на море и, когда вернусь, пока не знаю.

Следующего соединения пришлось ждать ещё минут сорок. Здесь, похоже, никто никуда не торопился.

— Привет, — сказал я как можно сдержаннее. — Ну, я уже в Нубии.

— Где? — переспросил Витёк.

— В Нубии. На гастроли приехал.

— А, это ты, кореш? Здорово. Как сам?

— Как бы тебе покороче-то? — начал я, понимая, что сложившаяся ситуация выглядит как минимум по-идиотски. — В общем, мне тут предложили слетать, куда хочу, и я решил в Нубию.

— Отлично. Считай, что на билетах сэкономили. Я тогда на днях Хасана попытаюсь где-нибудь достать, если он ещё не уехал. Пускай пошевелит эту тему.

— Да я уже здесь, говорю же. Соображай, Витёк, быстрее!

— А чего ты там делаешь?

— Решил кинуть тебя с твоей долей. Напрямую рванул, а тут во дворец не пускают, типа «не по протоколу» говорят. К королям без продюсера приезжать не положено, оказывается, — раздраженно объяснил я. — Короче, доставай своего Хасана срочно, а я пока на пляже полежу. Позвоню завтра. Давай.

Вышел на улицу. Там в компании нескольких парней тусовался Мухаммед. Он, похоже, и не уезжал никуда.

— Алез кля?[2] Коло Таммам?[3] — подскочил он ко мне, как к родному.

— Гут, — буркнул я.

— Хотэль? — спросил он. И показал пятерню, что явно означало «Пять звезд».

Я кивнул.

Конечно, денег немного и надо экономить, но я рассудил так: во-первых, страна бедная. И пусть Мухаммед что-то говорит о «богатых швейцарцах», мы до сих пор катались по нищим кривым улочкам. А во-вторых, что, если король и впрямь найдётся?!..Попал же я в Нубию! А это само по себе чудо… И вот, когда он найдется, что мне говорить его подчинённым: «Пришлите за мной лимузин к отелю ползвезды „Шалаш на пляже“, это сразу за пивнушкой?» Нет, невозможно! Думаю, на пару дней мне хватит денег на жизнь в приличном отеле, а там ситуация прояснится.

Пока я предавался таким мыслям, мы лихо подрулили к ресепшену. Отель действительно выглядел очень пристойно, особенно на фоне всего окружающего. Он стоял прямо на берегу, весь светился огнями и из-за количества зелени напоминал настоящий оазис. За номер с меня попросили восемьдесят долларов в день, согласно прейскуранту. Этого я себе позволить никак не мог.

«В стране, где такси из международного аэропорта в город стоит пять долларов, должно быть и что-нибудь подешевле», — подумал я и сообщил свои соображения Мухаммеду.

— Но проблем, сэр, — сказал он и о чем-то быстро и резко заговорил с администратором. Тот, в свою очередь, грозно сдвинул брови и тоже повысил голос. В какой-то момент мне показалось, что вот-вот — и они подерутся. Нет, буквально через пару минут улыбки снова сияли на их лицах.

— Шестьдесят долларов, — сообщил администратор, — онли фор май фрэнд, — сказал он, многозначительно показывая на Мухаммеда. Я удивился происходящему, но и к такой сумме, к сожалению, тоже готов не был. Администратор развел руками.

— Но проблем, — опять сказал мой никогда не унывающий друг-таксист, совершенно не расстроившись из-за того, что я оказался, мягко говоря, не нефтяным магнатом. Хотя, чего ему переживать, пять долларов для него у меня ведь нашлось.

— Здесь рядом есть минихотэл, — словами и жестами объяснил он — там дешево.

Мы подъехали к небольшому двухэтажному зданию на соседней маленькой и уже тёмной к тому времени улочке. «ГРАНД ПАЛАС», — гласила крупная надпись над входом. На крыльце, прямо на ступеньках, сидел сам хозяин гостиницы. Не вставая, он кивком поздоровался со мной и обменялся с Мухаммедом длинными приветствиями. Переговоры были короткими и непонятными, а их результат, похоже, положительным.

— Сколько стоит-то? — спросил я, дождавшись паузы в их разговоре.

— Файф гиней[4] — пятерней показал хозяин. Цифра «пять» мне сразу понравилась. Тем не менее, я на секунду замялся. Заметив это, Мухаммед быстро пересчитал для меня. Получалось около полутора долларов.

— Тридцать гиней за неделю, — предложил я, подсознательно почувствовав, что не торговаться в этих краях — как минимум дурной тон.

Али, так звали хозяина, внимательно посмотрел на меня, что-то пробурчал себе под нос, кивнул и жестом показал следовать за ним. Мы поднялись по широкой центральной лестнице наверх и оказались на плоской крыше. Вернее, крыши вообще не оказалось. Лестница выходила прямо на как бы недостроенный этаж — открытую площадку, окруженную по пояс стенами. На ней были беспорядочно расставлены несколько плетеных лежаков, столик и большие кадки с маленькими пальмами. Получалось что-то вроде садика.

— Сегодня ты можешь переночевать здесь, — сообщил Мухаммед. — Сейчас сезон, и везде всё занято. Но тебе повезло: завтра часть постояльцев съезжает, и ты с утра займешь освободившуюся комнату.

Мне почему-то вспомнились Сочи советских лет и ещё фильм «Будьте моим мужем», где отдыхающим сдавали картонные курятники и собачьи будки. Главное, чтобы завтра мне не всучили веник и не сказали, что я дежурный по туалету.

Но с другой стороны, что мне остается? Ехать куда-то ещё совершенно не хотелось. Сказал бы даже, просто не моглось. День выдался нелегким, и измученному телу требовался длительный отдых. Меня «убили» долгий перелет, неизвестность, окружающее пекло, ожидание телефонных переговоров, чужая потная одежда… Может быть, в душ? Завтра… Завтра!

«Завтра заодно и чего-нибудь придумаю, — решил я, — а сейчас надо поспать». Выразив свое согласие и осчастливив Мухаммеда ещё одной пятёркой, я выбрал себе топчан в уголке. Мне принесли плед и подушку. «Гут найт», — пожелали хором мои новые знакомые и, выкрутив лампочку, оставили одного. Я наконец-то снял штиблеты и вытянул ноги. Огромное чёрное небо прямо над головой было усыпано яркими звездами, где-то рядом плескалось море, и теплый приятный бриз доносил густые сладкие запахи южной ночи. Я вдруг ощутил состояние такого беззаботного дурацкого детского счастья. «Хорошо-то как», — промелькнуло в голове. И тут по улице прошли двое. Они о чем-то говорили, мне было слышно каждое слово. «Господи, я сплю почти на улице!»

И снова полез в бумажник, достал всё своё небольшое состояние и, скомкав, засунул в трусы. Чемодан поставил рядом с собой, лег на бок и положил на него руку и ногу. Поди, не сопрут!

* * *

…Яркое солнце светило прямо в лицо, вокруг раздавалась иностранная речь. Кто-то плюхнулся на мой топчан. Я открыл глаза и сначала не мог сообразить, где я, и что, собственно, происходит. Вокруг сидели какие-то люди и, не обращая на меня абсолютно никакого внимания, пили кофе.

— Гуттен морген, — звонко произнесла стриженая девушка, беспардонно сидевшая практически на мне. — Кафэ? — спросила она.

Я кивнул и хотел что-нибудь сказать, но так и не решил, что именно, а главное, как это сделать. Мне передали стеклянную рюмочку, более подходящую, на мой взгляд, для водки, чем для кофе. Напиток в ней оказался крепким, терпким, немного необычным, но приятным на вкус. Я сказал «сэнкью» и закурил. Далее разговор не пошел. Европейцы на самом деле, не отличаются стремлением общаться с теми, кто сносно не говорит хотя бы по-английски. Для них такие люди — представители третьего мира, с которыми контачат, только когда от них что-нибудь нужно. От меня они не хотели ничего, я от них — тоже. О чем тут говорить?

Али в отеле не оказалось, но арапчонок-портье был в курсе событий и неторопливо, как, похоже, здесь было принято во всем, заселил меня в комнату. Для полутора долларов она была очень даже неплохой. Шкаф, тумбочка, кровать и огромный вентилятор на потолке — что ещё нужно на курорте?

Оставив вещи, я решил прогуляться и приодеться. Если плата за комнату полтора доллара в день, я могу считать себя олигархом! Под ярким утренним солнцем всё выглядело совсем иначе, нежели вчера вечером. Свернув за угол «Гранд Паласа», я попал на довольно оживленную улицу, просто кишащую маленькими пестрыми лавочками и магазинчиками. Внизу, метрах в ста, она упиралась в набережную с уже знакомым мне дорогим отелем, а наверху переходила в небольшую площадь.

Не успел я ступить по ней и шагу, как меня окликнули из кафе, разместившегося на открытой веранде: «Кофе? Брекфаст? — улыбаясь до коренных зубов, предложил официант, приглашая занять место за любым столиком. — Май нэйм Мухаммед. Вэлком, сэр». Я, в общем-то, не возражал, только немного смущало отсутствие местных денег. Этим своим сомнением я тут же поделился с Мухаммедом, показав ему зелёную сотню и разведя руками, типа: «Ну, извини, браток, надо бы сначала это поменять».

Однако официант начал махать руками, всячески показывая, что менять ничего не надо. Типа, могу отдать потом, а пока он всё запишет на мой счёт. Сам вид такой купюры привел его в восторг. А я даже вспомнил шутку: «Какой предмет нравится всем женщинам — имеющий пятнадцать сантиметров в длину, специфический запах и собственную голову?» Да, долларовые купюры, они нравятся и официантам.

— Но проблем, сэр, — ещё шире улыбнулся Мухаммед. — Релакс. Вот ю лайк дрынк? Кофе, джюс, кола?..

— Кофе, — ответил я, — и меню, плиз.

…Уже через час я был накормлен, одет в новые шорты, майку и шлепанцы. Также прикупил себе кепку и очки. Без них жить здесь просто невозможно. В моем новеньком дешевом рюкзачке лежали ещё несколько маек про запас, белье, плавки и… неразменянная сотенная купюра. Сдачи ни у кого не нашлось, обменников тоже, а местные жители, как выяснилось, охотно давали в долг. Они практически везде сами навязывали мне покупки и еду в кредит, записывая все на мой счет. Здесь белому человеку доверяют. А наличие в моем кармане сотенной купюры, и также то, что я живу в «Гранд Паласе» (их в городе было два: один — пятизвёздный, о чём меня не просветил таксист, второй — мой), вызывало серьёзное уважение к моей персоне. Что неудивительно, если учитывать, что их зарплата в месяц составляла три доллара.

Кроме того, позже я понял, что бедность заставляет нубийцев «вертеться» и оттачивать бытовой сервис до беспределов совершенства. Им важно заполучить тебя как клиента, и они готовы для этого сделать все. Сидя в ресторане, ты мог заказать то, чего нет в меню, и тебе бы принесли. То есть, метнулись бы на рынок или в магазин, купили, приготовили и подали. Заодно здесь же можно было заказать и морскую экскурсию на послезавтра, и ремонт машины, и чистку одежды, резиновую негритянку и томик Пушкина на арабском. Здесь можно было найти всё, что хочешь, и получить то, что не ожидаешь. Так в одном из кафе молоденький официант сказал мне: «Кофе, чай, Али-Баба?»

— Кто? — опешил я. Неужели предлагают купить мальчика, совсем с ума сошли.

— Кофе, чай, Али-Баба? — ещё раз спросил он и, видя, что я не понимаю, притащил маленькую глиняную статуэтку: мужчина с огромным пенисом. Причём член был больше хозяина раза в полтора. Игрушка мне понравилась, и в России такой подарок сочли бы оригинальным. Но сейчас каждая копейка на счету. Однако, когда я рассмотрел Али-Бабу, у меня мелькнула мысль, не открыть ли бизнес по поставкам африканских игрушек в Россию. Мысль хорошая, вот только на сегодня нереализуемая.

Немного разобравшись в том, как я здесь буду выживать, решил осмотреть местность. Набережная, к моему разочарованию, мало напоминала зону туристического променада и скорее была просто прибрежной дорогой. С берега на нее фасадом выходили один за другим четыре небольших евростандартных отеля — виллиджа. Выглядели они новенькими и ухоженными, что ярко указывало на их иностранную принадлежность. Дальше сразу за ними начинался и тянулся с полкилометра пустынный городской пляж, плавно переходя в какую-то стройплощадку. Он мне сразу не понравился, и я свернул в первый же отель. Беспрепятственно пройдя сквозь холл со стойкой администратора и секьюрити, я очутился на внутренней территории, где находились бар, бассейн и оборудованный пляж. Надо сказать, что моя туристская внешность явно давала возможность пользоваться всяческими благами, недоступными местному населению. В этом оазисе цивилизации я и провел большую половину дня. Пусть обстоятельства сложные, но пляж и море — это святое!

Вечерняя трехчасовая прогулка дала мне полное впечатление о месте, в которое я попал. Весь городок по большому счету состоял из трех асфальтированных улиц, параллельных морю, и четырех, идущих перпендикулярно. Между ними он был весь испещрен маленькими переулочками, но их изучение я оставил на потом. У моря, как я уже говорил, располагались отели, далее — магазинчики, кафе и ресторанчики, а в центре, называемом Даунтауном, — мечеть, рыночная площадь и переговорный пункт. Который я и собрался посетить; пора было снова напомнить говнопродюсеру, где я нахожусь.

Переговорный пункт оказался закрыт по причине отсутствия связи. «Пива нет», — в вольном стиле перевел я для себя табличку, висевшую на дверях. Значит — не судьба.

* * *

И тут на рынке началось странное движение. То есть продавцы и так хорошо двигались, видя белого туриста, но сейчас с ними происходило нечто странное. Они хватали свои лотки и оттаскивали прочь, освобождая место для чего-то. Интересно для чего? Я остановился. Лучше бы ушёл…

К освободившейся площадке подъехали три развалюхи с прикрепленными сзади будками: такие делают, чтобы возить заключенных или солдат. Здесь будки были с решетками, значит, везли преступников. Только зачем же на рынок? Одежду покупать для этапа? Пока я размышлял, из драндулетов быстро повыпрыгивали люди с автоматами. Вслед за собой они вытащили какого-то несчастного; смотреть на него было жалко. Он не мог даже стоять на ватных ногах и почему-то плакал. Последним из машины вылез очень серьёзного вида гражданин, вероятно, самый Главный, и стал громко, чтобы слышали все, что-то зачитывать из раскрытой папки.

Мне стало нехорошо. Уйти же мешало природное любопытство и… инстинкт самосохранения: во-первых, я в чужой стране и должен знать, чего тут можно ожидать. Во-вторых, все на площади замерли, словно боясь попасть в поле зрения людей с автоматами и особенно Главного. Я вдруг без знания языка и ситуации, как зверь, почувствовал общий эмоциональный настрой, заставивший всех замереть: «Если ты человек честный, то тебе ни к чему отводить глаза или уходить».

«Может, бить будут? Или руку отрубят?» — думал я. Ну, отрубают же ворам в некоторых странах. Однако ни топоры, ни розги автоматчики не достали. Беднягу привязали к столбу, чтобы он мог стоять, Главный закончил чтение… Я зажмурился. Выстрелы оглушили… Когда я открыл глаза, человека у столба уже не было. Более того, место чисто прибрали, причем буквально за секунды. Продавцы подтаскивали свои лотки на законные места и немного возбужденно, но совсем не потрясенно, продолжали общаться. Они спокойно расставляли свои товары, многие уже улыбались и зазывно махали мне руками.

ТАК ВОТ ТЫ КАКАЯ, НУБИЯ!

Я повернулся и пошел к отелю, смотреть на эти улыбчивые лица было невозможно.

* * *

Только вечером, когда вся выпивка в номере закончилась, вылез на улицу, чтобы купить ещё. Хотя это всё равно бесполезная растрата так необходимых мне денег — алкоголь после пережитого плохо действует.

На ступеньках отеля сидели его хозяин Али и таксист Мухаммед, привезший меня сюда. Прямо у входа они пили кофе, наслаждаясь и его вкусом, и наступившей прохладой. Вспоминая улыбки продавцов, только что видевших, как убили человека, я решил, что тоже должен улыбаться. А когда мне предложили чашечку, подумал, что, наверное, не стоит отказываться. И правильно: оказывается, Али и Мухаммед обсуждали расстрел. Но говорили о нем, кажется, с восторгом. Тот, кого я посчитал Главным, вызывал у них очень большое уважение и восторг на грани преклонения.

— А за что расстреляли? — жестами я показал, что говорю о преступнике, а не о шерифе.

— Долги большие, — пояснил Мухаммед. — Взял, а отдать не смог.

— И насколько большие? Хау мач? — спросил я, вдруг задумавшись: сейчас меня угощают бесплатно или записывают кофе на счет постояльца? Я не очень точно помнил, кому сколько должен, потому что суммы казались мне копеечными.

— Очень, очень много! — ответил Мухаммед. — Сорок долларов. Очень, очень большие деньги.

После чего кофе не полез в глотку, и я решил пойти наверх. Без выпивки сегодня тоже обойдусь. Вежливо простившись, повернулся в сторону холла и замер… На стене висел большой плакат, которого раньше не было. На нем был изображен бородатый мужчина в белых чалме и халате. В решительности его позы и серьёзности лица читался какой-то очень важный призыв к своим верноподданным.

— Кинг? — поинтересовался я, указывая на плакат.

— Президент! — ответил Али. — Нубия — рипаблик.

— Республика!? А как же король? — чуть не поперхнулся я.

— Ноу Кинг. Нубия — рипаблик.

Слегка удивившись моей бурной реакции, Али рассказал, что Нубия — независимая республика. Последний раз до этого она была суверенным государством две тысячи лет назад, пока её не завоевали египетские фараоны. Затем территория Нубии долго переходила из рук в руки. Она входила в состав сначала Римской, потом Османской империи, была и английской колонией, а сейчас — «рипаблик». И он показал на подпись под плакатом, где значилось, что этот мужик — Президент независимой республики Нубия.

Новость не была для меня громом среди ясного неба, к чему-то подобному я был внутренне готов.

Просто до этого момента в моем подсознании, все-таки, тешилась какая-то иллюзия по поводу гастролей, и душу согревала хоть и щупленькая, но надежда. Я человек не кровожадный, но сейчас мне очень захотелось познакомиться с Хасаном в торжественной траурной обстановке и высказать свои соболезнования по поводу его страшной и безвременной кончины всем его скорбящим родственникам и соратникам по коммунистической партии.

И все-таки что-то здесь не вязалось. Я бросился в номер и достал свой паспорт. На визе, поставленной мне в аэропорту, четко было сказано KINGDOM — королевство! А может, у них двоевластие? А как об этом спросить по-английски? Господи, кому здесь верить?!! Можно поинтересоваться у бюргеров, но им-то вообще по барабану местный строй. Все их проблемы решают консульства и турфирмы.

Впрочем, какой бы строи здесь ни был, НАДО БЕЖАТЬ ОТСЮДА НА ХУЙ!!!

Я грохнулся на кровать и уставился в потолок: «Стою на асфальте, в лыжи обутый. То ли лыжи не едут, то ли я ебанутый».

Свой среди чужих

В пивной ларек засовывается кучерявая негритянская голова: «Дайте нашего пива».

— Какого «нашего»? Эфиопского, что ли?

— Почему? Донского!

— Извини, казачок, не завезли.

В очередной раз проснувшись с похмельной головной болью и мыслью, что надо срочно что-то предпринимать, немедленно приступил к разработке плана собственной эвакуации. Денег на обратный билет нет, и кто мог бы мне их прислать, я, честно говоря, не представлял. «А что, если попробовать заманить сюда кого-нибудь из знакомых отдохнуть на море и попросить заодно одолжить мне необходимую сумму?» А ведь это идея! Срабатывает, однако, инстинкт самосохранения. Быстро прикинув простым сложением потенциальные расходы, я понял, что денежных средств, которыми владею, хватит здесь надолго. Это означало, что вероятность осуществления моего коварного замысла значительно увеличивается, и я могу действовать спокойно, планомерно и не торопясь. Опять же, учитывая благоприятные местные условия обитания, это время я мог бы провести не так уж и плохо и даже с пользой для изнуренного многолетней работой организма.

Так, немного успокоившись, я приступил к типичной курортной жизни: завтрак, пляж, прогулки, дискотеки. Правда, я лишь изображал беззаботность, а на самом деле голова моя работала, как компьютер, вычисляя все, за что можно зацепиться и как-то заработать.

Через пару дней у меня уже на каждой улице было по десятку знакомых Мухаммедов, которые постоянно пытались со мной пообщаться, угощая, то чаем, то кальяном. Они очень интересовались русским языком: как называется тот или иной товар, как правильно предложить его покупателю, как сказать «спасибо, пожалуйста, дешево, дорого»… записывали всё это в блокнотики, а затем демонстрировали мне выученное. Я с радостью проводил с ними время, потому что в процессе получал необходимую мне практику разговорного англонубийского суржика и заодно изучал местные нравы. Оказалось, что в их стране практически каждого мальчика, по религиозным соображениям, принято называть в честь пророка Мухаммеда, и они просто вынуждены, чтобы не запутаться, придумывать себе какой-нибудь «ник». Старшее поколение ограничивалось традиционными производными от святого имени типа: Махмуд, Хамди, Хамада, Ахмед, а теперь у молодежи больше принято зваться на европейский манер: Майк, Мэд, Мичел, а то и просто Арнольд или Фрэнк.

— Кстати, а как твое настоящее имя? — интересовались Мухаммеды.

Я представлялся, как положено: имя, отчество, фамилия. Все пробовали повторить, но после пятой попытки произнести обычно спрашивали, не возражаю ли я, если они будут звать меня Абдрахман?

— Лучше просто мистер Эб? — предлагал я.

— А меня можешь называть Муди, — протягивая руку, сказал Мухаммед-таксист. — Меня так многие называют.

— Лука Мудищев? Дворянин?

— Что?

— Ничего. Что ж, Муди, так Муди! — соглашался я. К счастью, он не догонял российского юмора.

По вечерам за чашечкой кофе на крыше мы болтали с хозяином гостиницы Али. Он разговаривал со мной, как с ребенком, типа: «…Вот ложечка кашки. Смотри, какая ложечка. Это ведь ложечка? Ложечка. А кашка вкусная? Вкусная кашка…» Причем делал это сразу и по-арабски, и по-английски. Удивительно, но, в отличие от школьной методики преподавания иностранного языка, этот естественный метод погружения оказался значительно действенней. Я впитывал все, как губка, и эволюционировал просто на глазах. Но о делах не забывал. Периодически позванивая на Родину, запускал слух, оповещая знакомых, что нахожусь практически в раю, и здесь так гламурненько, что о возвращении в холод и слякоть даже думать не хочется. Эффект это производило правильный. Народ начинал активно интересоваться, как ко мне добраться, смогу ли я встретить и вообще… если они вдруг тоже соберутся. «Конечно, — говорил я. — Нет проблем!» О ссуде пока помалкивал.

Незаметно летело время. Я бодро вживался в новую реальность и постигал основы маата. Маат — для тех, кто не в курсе, — это основополагающее понятие местной философии. В целом он определяет порядок мироздания и уклада жизни, а на практике является эдаким сводом морально-этических правил и понятий, которые определяют, как и что в жизни должно быть правильно организовано. Эта культура была унаследована населением Нубии ещё от древних египтян и своеобразно трансформировалась веками под воздействием окружающей действительности, впитывая в себя поочередно иудаизм, ортодоксальное христианство, католицизм, магометанство, социализм, и, наконец, в данный момент, резко устремилась в нецивилизованный капитализм, активно приобщаясь к великой американской мечте. (Ни хера себе загнул! Может, мне попробовать себя в написании исторических трактатов?) Если же подходить на чисто бытовом уровне, в переводе на русский это звучит как ответ на извечный вопрос: «Кто, кому, за что и сколько должен, и как, когда и почему это следует отдавать или не отдавать вовсе?»

Обещание или данное слово в здешних местах оказалось делом чести. Очень важно, что человек говорит, но ещё важнее, что именно он в данный момент имеет в виду, а это, порой, как говорят в Одессе, «две большие разницы». Слово «бокра», например, формально означает на арабском языке «завтра». Но, согласно маату, оно отнюдь не всегда несет на себе привычную для нас смысловую нагрузку. Поэтому, если здесь кто-нибудь говорит, что обязательно сделает что-то именно «завтра», сие, скорее всего, значит, что обещающий действительно готов это сделать, но, скажем, в течение текущей недели или в начале следующей. Если речь идет о послезавтра (по-арабски «бадабокра»), — то значит, что он в принципе не возражает против самого факта, но когда произойдет само событие, он не знает, посему, как приличный человек, точно и не говорит. Если же предложение заканчивается словами: «Бокра ин ша Алла» («Завтра, если Аллаху будет угодно») — то всем здесь сразу становится ясно, что это однозначно не что иное, как вежливое «никогда» или просто «забудь об этом, приятель». Понятно, что совершенно неприлично в данной ситуации требовать от человека то, что он совсем не обещал, а в последнем случае даже ясно дал понять, что вовсе не намерен этого делать. Я внимательно изучал местные премудрости, ведь, оставаясь человеком несведущим, мучился по поводу: «А чего мне ждать?»

Несмотря на массу подобных условностей, отношения между людьми в Халаибе сохранялись крайне теплыми и даже напоминали семейные. Городок был молодой, маленький и бурно развивался как туристический центр. Практически все его жители друг друга хорошо знали и держались единой дружной шайкой. Через какое-то время я даже перестал задумываться над многими вещами и стал принимать здешние правила игры, сталкиваться с которыми приходилось просто на каждом шагу.

Покупая как-то в очередной раз фрукты на базаре, я подошел к первой же попавшейся лавчонке, и, не успел поздороваться, как из-за соседнего лотка ко мне вихрем подлетел смуглый низкорослый торговец и начал просто оттаскивать меня за руку, одновременно оживленно объясняя что-то своему коллеге. Собралась аудитория. Из прений я с удивлением выяснил, что являюсь личным другом хозяина другой лавки, потому что несколько раз брал там товар и получал значительную скидку. На этом основании, согласно местным традициям, я и впредь должен был отовариваться только в ней. В противном случае продавец дружественной мне лавки будет на меня сильно обижен.

— Так там дешевле, — аргументировал я.

— Но проблем, май фрэнд! — заверещал запыхавшийся торговец. — Флюс ма фиш мушкеля (деньги не проблема)! Ма фиш флюс — ю май фрэнд, ай ер фрэнд… (нет денег — ты мой друг, я твой друг)!

Он тут же снизил цену для меня на все вдвое относительно соседских и сообщил, что вообще готов бы отдать бесплатно, но бизнес есть бизнес. Виноград, на самом деле, у него был не очень, и я показал пальцем на соседнюю лавку.

— Но гуд? — переспросил он, демонстрируя мне каждую свою гроздь.

— Миш квайс (нехорошие), — цыкнув по-местному языком, подтвердил я.

— Момент, сэр.

Он тут же метнулся к соседу и принес мне то, что я хотел.

— Хау мач? — спросил я.

— Би кэм (сколько стоит)? — крикнул продавец соседу.

— Талята гиней (три гинеи). — Ответил сосед.

— Сри энд хав (три с половиной), — перевел мне продавец.

— Цвай (две), — сказал я.

— Тнин (две), — крикнул мой продавец соседу.

— Мэши (согласен), — отозвался тот.

— Ту энд хав (две с половиной), — подытожил мой.

— Добрэ, — отсчитал я две с половиной гинеи.

— Ты отличный парень, — засмеялся мой новоиспеченный друг, сообразив, что я раскусил его хитрость, и, попрощавшись со мной, сразу принялся рассказывать о случившемся всему базару.

* * *

Как оказалось, «друзья-продавцы» — это ещё полбеды. Достаточно завести их в каждой лавке, и свобода выбора практически обеспечена. С «друзьями-хозяевами» дела обстояли несколько замороченнее. Немного упрощало ситуацию то, что владельцы магазинов, ресторанов, кофеен, как богатые люди, в отличие от продавцов, так активно в друзья не навязывались, хотя иностранцев тоже не сторонились, по имущественному, вероятно, цензу. Любой европеец ведь здесь был просто богачом, а богачи всего мира, как, впрочем, и пролетарии, склонны к объединению. В отличие от продавцов, хозяева действительно, так или иначе, становились если не друзьями, то просто знакомыми. Куда деться, город-то маленький. Я знал их погоняла, они мое, и мы периодически сталкивались в барах, ресторанчиках, на дискотеках, а то и вовсе совместно проводили время, ужиная или попивая пиво. Загвоздка была в том, что, по всем местным понятиям, друг не может продавать что-либо другу, закон гостеприимства обязывал его всем угостить или все подарить. Поэтому, заходя в лавку к «другу» за сигаретами, я первое время никак не мог сообразить, почему в момент расчета он чувствовал себя как-то неловко, вяло отказывался от денег и постоянно пытался насовать мне в карманы всякую мелочевку типа спичек, конфет или календарика. Для решения этой на первый взгляд неразрешимой проблемы здесь, оказывается, действовала веками отработанная система продавцов или уличных мальчишек. Продавец — не хозяин, он может и должен брать деньги с любого, вне зависимости от его отношений с боссом. Тут все понятно. А где продавца не имелось, на помощь приходили уличные мальчишки. За небольшую копеечку они с удовольствием бегали за сигаретами, водой, мороженым, колой и тому подобным, ограждая двоих уважаемых людей от мелочных денежных отношений. Вознаграждение за это было честно заработанными деньгами, называемое «амуля», а не позорно выпрошенный «бакшиш», и являлось предметом мужской гордости.

Кстати, опять же, насчет денег. Как выяснилось позже, понятие цены в этом чудном для нас мире не существовало вовсе. «Видишь ли, Эб, — как-то однажды поведал мне владелец сети ювелирных магазинов. — Цены как таковой нет. Никто ведь не может знать, что, сколько и когда стоит. Как оценить, например, глоток воды? Он порой равен в пустыне человеческой жизни, которая, в свою очередь, бесценна по сравнению со всеми богатствами, а иногда вода не стоит ничего. Так же и золото. Поэтому цена — это некоторая абстрактная сумма, которая рождается в голове продавца, когда он смотрит на покупателя. Общаясь на базаре, люди практически объясняют друг другу, насколько им необходим тот или иной предмет, и за сколько сейчас его готовы уступить. Зайди в другой раз, и все будет по-иному».

Я сразу вспомнил, как действительно однажды один из многочисленных «мудиков» пытался продать мне футболку по тройной цене, аргументируя это какими-то сегодняшними непредвиденными расходами, абсолютно, на мой взгляд, не связанными с футболкой. Он просто, оказывается, не мог в тот момент уступить её дешевле. Такой у него получался расклад. Через пару дней я её все-таки купил, причем даже дешевле, чем рассчитывал.

Стоит отметить, с самого начала я обратил внимание на то, что представители местного населения расставались обычно лишь с пятью пиастрами за то, что мне и другим приезжим обходилось как минимум в две-три гинеи. Такой факт со всей очевидностью демонстрировал легальное существование здесь курортной системы двойных цен. Если я ещё не придумал, как тут можно заработать, то задачей номер один на данный момент для меня стало снижение расходов, желательно, поддерживая достойный уровень жизни. «Сохраняя хорошую мину при плохой игре». Для этого же необходимо обжиться и перестать быть одним из туристов-чужестранцев, которых называют здесь вполне приличным, но, по-моему, каким-то некузявым словом «хавага».

«А обжиться — значит, найти себе в данном месте какое-нибудь занятие, но какое?» — размышлял я, подолгу засматриваясь на тихое, бирюзовое, теплое море. Если честно, оно нравилось мне здесь больше всего. Потом я решил подстричься налысо, а то мои рыжие кудри вызывали разнузданное ржание аборигенов. Ко мне постепенно привыкали. Я тоже постепенно осваивался и даже ходить начал подобно местным — медленно и не торопясь. Думать тоже стал протяжно и мутно. Это были первые симптомы сплина — глубокой тоски.

Я привыкал к ловушке.

Один раз не водолаз

Мужик идет по улице, смотрит — на балконе сидит блондинка.

Он говорит: «Привет!»

Она отвечает: «Привет».

— Я поднимусь?

— Давай!

Он поднимается, и на лестничной площадке его трахают в задницу два амбала. На другой день он идет по той же самой улице и видит ту же самую блондинку на том же самом балконе.

— Привет.

— Привет.

— Я поднимусь?

— Давай!

И на той же самой лестничной площадке те же два амбала трахают его в ту же самую задницу.

На следующий день, на том же самом месте.

— Привет.

— Привет.

— Я поднимусь?

— Давай!

— А те двое там?

— Сегодня нет.

— Тогда до завтра.

Как-то вечером, возвращаясь слегка навеселе в уже родной «Гранд Палас», я заметил дохловатого, явно не местного парня европейско-семитского типа, который тусовался около небольшой лавки, торгующей однодневными экскурсиями на яхтах к коралловым островам. Здесь же давали напрокат ласты, маску и трубку. Парень вяло заговаривал с прохожими, зазывая их воспользоваться услугами «фирмы» или, на худой конец, купить у него ракушку или кусочек коралла.

«Похоже, это и мои ближайшие перспективы, как только закончатся деньги, — подумал я. — Надо бы, кстати, узнать, как по-английски звучит фраза „купите ракушку“. „Месье, же не манж па сис жур“ и „гебен зи мир биттэ брот“ я уже знаю».

Парень, заметив, что я притормозил, тут же оказался возле меня. То, что я стоял в самых дешевых шортах и майке, его не спугнуло.

Каким же родным оказался его акцент!

— Да не парься ты, говори по-человечески, — предложил я ему.

— Ты что — русский? Откуда? Как здесь? — оторопел он.

— Ну так, типа, занесло по случаю, — ответил я. Не рассказывать же ему про короля. — А ты, похоже, тут уже прижился, при бизнесе, смотрю?

— Не! Это так, клиенты нужны, просто, — слегка смутился он. — Меня Юлий зовут. Для этих чукчей Джул, — кивнул он в сторону офиса. — Иначе они выговорить не могут. Я, считай, местный, тут уже полгода ошиваюсь. Меня все здесь знают.

— А меня «эти» Эб зовут, так что можешь и ты так же, раз местный.

Познакомившись таким образом, мы решили сходить куда-нибудь перекусить. Мое придворное кафе показалось Юлию слишком дорогим.

— Что, бывает дешевле? — не поверил я.

— Конечно! Оно же для туристов! А нормальные люди питаются совсем в других местах. Кухня национальная, естественно, но вкусно. Пойдем, покажу.

Он по-быстрому свернул работу, сдал на хранение ракушки и повел меня в «правильное место», которое находилось здесь же за углом на небольшой тёмной улочке и выглядело как распивочная времен застоя, только под открытым небом и с большим количеством закусок. Здесь стояли пара столов с лавками и прилавок с газовой плитой, на котором в больших алюминиевых мисках были разложены лепешки и всевозможные компоненты для создания блюд. Здесь были рис, лапша, картошка, какие-то бобы, обжаренный ливер, овощные салаты в масле, многочисленные соусы-подливки и несколько небольших ящиков-клеток, из которых доносилось сдавленное кудахтанье куриц и курлыканье голубей, своим «ароматом» перебивающих запахи еды.

— Можешь выбрать, и тебе тут же приготовят, — сказал Юлий, заметив мое удивление.

— И голубя, что ли?

— Ну, а чего? Та же курица, только пожёстче, поменьше и не очень вкусная. Хочешь — возьми.

Прогуливаясь по Халаибу, я, естественно, неоднократно натыкался на подобные заведения, но просто как-то стремался туда зайти. С Юлием же мои опасения, в основном санитарно-гигиенического характера, немного рассеялись, но на всякий случай для первого раза я решил целиком положиться на его вкус.

— Как оно тут? — поинтересовался я, пробуя кебду с рисом и тахинным соусом.

— Уж, всяко, лучше, чем в России! — уверил меня Юлий. — Там у вас нищета и бандиты… не прожить, а здесь я уважаемый человек: дайвер.

— Я тоже не Иванов и ничего, — заметил я. — Чем занимаешься-то?

— Дайвингом и занимаюсь. Дайв мастер я в дайвинг-центре! — гордо сообщил он.

— Дай кто? Дай чем? Дай в чем? — переспросил я.

— Ну, с аквалангом ныряю.

— Тоже дело, а зачем?

— Это же классно! Сюда народ со всей Европы специально приезжает. Тут такие рыбы, кораллы, красотища! Лучшее место в мире… И недорого, — в глазах Юлия промелькнул коммерческий интерес. — А ты, вообще, когда-нибудь с аквалангом-то погружался?

— Пару раз на Чёрном. Давно. Лет десять назад…

— Не, это не то, — заявил он и начал нудно речитативом бубнить про какие-то особенности современной буржуйской техники, полную безопасность, учебные курсы, сертификаты и концессии.

— Ладно, не грузи, — прервал его я. — Всё понятно. Огласи цену вопроса.

— Обычная цена ознакомительного дневного погружения — восемьдесят долларов, — сообщил он. — Разумеется, вместе с инструктажем, арендой оборудования, трансфером и местом на корабле…

Из уст человека, продающего ракушки на маленькой улочке африканского городка и ужинающего за десять центов, определение восьмидесяти долларов как «недорого» звучало крайне неожиданно. Бизнес-план предстал передо мной во всей своей очевидной и невероятной красоте: при цене гостиницы в доллар и практически дармовых харчах, одного такого дурня, как я, раз в месяц поймал и живи, ясно дело, уважаемым человеком.

— А ракушки? — с серьёзным видом поинтересовался я.

— Что ракушки? — не понял он.

— Лоток с ракушками хороший доход приносит?

Я сразу же перестал ему нравиться. Значит, его что-то задело.

Но согласитесь — странно стоять у лотка с ракушками по несколько центов каждая! Этим здесь занимались неграмотные мальчишки; не каждый взрослый нубиец взялся бы за такую мелкую работу. А тут у нас «инструктор по дайвингу», «восемьдесят долларов — погружение» …Короче, концы истории не вязались: или мой знакомый очень жаден и мелок, или дела у него идут не так хорошо, как он говорит. Продавая ракушки, он на обратный билет в Россию заработает лет через сто-сто пятьдесят. Может, просто он как организатор — говно?

Но в то же время… он единственный русский, которого я здесь пока обнаружил. Может, нас свела судьба. У него есть работа, а я — хороший организатор.

ЮЛИЙ же оценил паузу по-своему, решив, что клиент срывается с крючка: «Ну, понимаешь, восемьдесят — „обычный прайс“ для европейцев. Для них цена нормальная, а тебе сделаем за пятьдесят. Я, как со „своего“, за инструктаж не возьму…»

М-да, не видит он перспективу, которая нарисовалась передо мной: я «развожу» туристов, он с ними ныряет, создаем кооператив «Нырок» и зарабатываем мне на обратную дорогу.

— Готов дать двадцать! — Я нагло сбил цену сразу в два с половиной раза. — Место на яхте стоит три доллара, о чем на твоей же лавке написано. «Инструктаж», ты сам сказал, бесплатный, а за оставшиеся семнадцать долларов здесь на день можно чёрта лысого арендовать, сам знаешь.

— Меньше тридцати пяти не могу! — взмолился Юлий. — Это же не я решаю. Давай завтра утром с хозяином переговорю, но меньше тридцати не рассчитывай.

— Давай, согласен — тридцать. Поддержу в меру сил на чужбине отечественного предпринимателя.

— Слушай, — обрадовавшись удачной сделке и на секунду задумавшись, предложил мой новый друг. — А не хочешь сразу первый учебный курс пройти? Смотри, ты погружаешься четыре дня, заплатишь за это стошку (по двадцать пять в день), да ещё и сертификат международный получишь…

— В том, что ещё с одного придурка получено сто долларов? — продолжил я.

— Ну, в общем, да, — первый раз попытался пошутить Юлий.

— Там посмотрим, — оценив попытку, пообещал я.

Болтая обо всем и ни о чем, мы ещё немного побродили по городу и, договорившись встретиться завтра утром в дайвинг-центре, разбрелись по домам. Ладно, схожу завтра, изучу обстановку…

* * *

Дайвинг-центр представлял собой обветшавший недостроенный сарай в конце улочки-тупичка, небрежно слепленный каким-то диким нубийцем из говна с песком. В нем находились офис, классная комнатка и большая кладовка, заваленная ластами, масками, костюмами, баллонами, шлангами и прочим оборудованием для подводного плавания, напоминающим своим состоянием скорее трофеи второй мировой войны, чем атрибуты модного, престижного и дорогого развлечения.

Наслушавшись рассказов Юлия о серьёзности и всемирности дайвинга, я пришел в клуб вовремя, как и договаривались, к семи тридцати без поправки на местное понятие времени; что было ошибкой, которую я впредь старался не повторять. В течение получаса начал подтягиваться народ: несколько моих соседей по отелю. Мы раскланялись. Затем появился какой-то местный парень, похоже, работающий здесь, и, наконец, заспанный Юлий. Собравшись таким образом, мы ещё немного подождали. Наконец, как и положено, последним появился хозяин и тут же начал всех торопить и подгонять, как будто опоздал не он, а все мы.

— Не суетись, — сказал мне Юлий. — Нас это не касается. Мы сегодня отдельно.

— Я бы кофе попил. Успею?

— Давай. Там кафе за углом, я за тобой зайду.

…Не прошло и получаса, как в кафе появился Юлий. Вид у него был очень озабоченный, но похоже, не из-за того, что на часах было уже около девяти.

— Знаешь, — сказал он. — Сегодня с кораблем не получается. Будем нырять на пляже.

— Может, я просто под душ с аквалангом схожу, а денег «за тренировку» прямо сейчас тебе отдам? — раздраженно заметил я. — Какой на х… пляж? Мы о чем договаривались? Ты за речью своей вообще следишь, или то, что несешь, ничего не значит? Немцев, б… разводи…

— Не кипятись, первый раз с пляжа даже лучше, — начал было Юлий.

— Какой первый раз? Ты что думаешь, мне нравится вот так время по утрам проводить? Я что, на лоха в профиль похож?

— Это просто накладка. Бывает… Ты же в Нубии. Неграмотный народ, с ними невозможно работать. У них все так. Босс извиняется, и для тебя сегодня погружение будет бесплатным…

— А ракушка? — сбавил обороты я, приняв подобные извинения босса.

— Ракушка?.. Какая ракушка?.. Ах, ракушка!!! — догнал, наконец, Юлий. — Ракушку я тебе вечером подарю. Обещаю! Пойдем подбирать оборудование.

Дальше все пошло без накладок, вероятно, их лимит на день был исчерпан. Мы довольно резво собрали оборудование, погрузили его вместе с баллонами в легковой пикап и прямо в кузове поехали куда-то за город. Нахлынувшие ощущения начала приключений быстро стерли неприятный осадок от безалаберного утра. По пути Юлий начал проводить инструктаж, и к приезду на пляж я уже имел некоторое представление о том, что меня ждет, и как с этим бороться.

* * *

…Я взял загубник в рот и погрузился в воду. Вдохнул. Второй вдох мне не удался. Я попробовал снова — и ничего. В ужасе вылетел наверх, вслед за мной тут же всплыл Юлий: «Ты чего?!»

— Не знаю. Может, ты дал мне пустой баллон?

— Нет вроде, — неуверенно начал он. — Ах да, я забыл открыть тебе воздушный вентиль.

«ИДИОТ! — понял я. — ПОЛНЫЙ КРЕТИН!!!»

Но его ошибка меня даже обрадовала. Придурка всегда легко потеснить по службе, а мне как раз очень-очень-очень нужно рабочее место. Пусть это мое первое погружение, но я не дурнее Юлия, может, дорасту до инструктора? И с коварной мыслью — запоминать все как можно лучше — я нырнул снова.

…И тут же обо всем забыл! Мимо меня, размахивая крыльями, по-другому не скажешь, проплывала стайка непуганых скатов. А сам я словно завис в воздухе. Пространство расширилось, изменилось и было не двухмерным, как на земле, а трёхмерным. Пойти можно было как вправо и влево, так и наверх, и вниз. Уже одно это совершенно новое физическое ощущение было захватывающим! Что уж говорить о происходящем вокруг…

Такого я не мог себе даже вообразить! Все чем природа обделила пустынные берега Нубии, она с лихвой компенсировала разнообразием аборигенов подводного мира. Яркие, разноцветные коралловые сады просто ломились от пестрых рыб, осьминоги резвились на песке… и все это буквально в десяти метрах от берега! Я готов был просто запрыгать на одной ножке от восторга, но сдержался и не подал виду — на всякий случай, чтобы в дальнейшем выдавать себя за тертого калача. Между тем Юлий, одним взглядом, посматривал за мной и в то же время возился с каким-то дополнительным оборудованием. Он использовал погружение, чтобы не только показать мне подводный мир, но и проверить кое-какие приборы, так сказать, за двумя зайцами… Но мне сейчас на него было наплевать. Я увлекся рыбками, разноцветными, как попугаи. Они прятались среди толстых водорослей и, как будто совсем не пугаясь моих рук в перчатках, уворачивались в самый последний момент. Конечно, никакого сравнения с Чёрным морем, где я нырял в детстве; здесь жила настоящая сказка.

Пора было всплывать. Уже на мелководье сказка заканчивалась, оставляя на память ощущение эйфории и праздника. Эх, были бы деньги, я бы вообще не вылезал!.. Правда, одно обстоятельство все же гнало из воды: после длительного пребывания в ней очень хочется пописать. И пока Юлий вытаскивал проверенное оборудование, я отвернулся, расстегнул костюм и помочился прямо в море.

А вскоре началось что-то невообразимо ужасное… Господи, ну ведь я ни с кем не спал! Ни с кем, ни даже чуть-чуть! За что? Откуда? Почему??? У-уууу, ооооо, аааааааааа… Мой детородный орган, только недавно пребывавший в полном порядке, отекал прямо на глазах, а ещё краснел и чесался со страшной силой! Сообщить об этом Юлию мне показалось неудобным, и, сдерживая стоны, я грузил вместе с ним в наш пикап костюмы и снаряжение. Когда забрались в машину, уже почти лег; слезы наворачивались на глаза. Юлий, кажется, что-то понял, взглянув на мою скрюченную позу, он поинтересовался: «Ты что-нибудь трогал на дне?»

«На дне? А что, и там можно заразиться?» — пронеслось в голове, но я ответил, что ничего. Пытался только позаигрывать с разноцветными рыбками, но не трогал, ведь они прятались в водорослях.

— А, понятно! — кретин ещё и заржал.

И все-таки его рассказ принес мне облегчение. Морские красавчики, к которым я полез, назывались рыбы-клоуны. Они безобидны, зато водоросль, где они прячутся, актиния, очень ядовита. Я же трогал её руками, а позже не снял перчатки, когда отливал в море; частички ядовитой травы остались на них — и вот результат!

— Я забыл тебя предупредить, — сообщил Юлий.

— Забыл?!!! Забыл?!!! — взревел, точнее даже завыл я.

— Что ты орешь? Если бы ты прошел весь курс, то знал бы. Но за короткий инструктаж про всех обитателей моря не расскажешь, — логично заметил он.

— Скажи, хоть на будущее, что там можно трогать?!

— Лучше ничего. Поднимешь со дна то, что кажется безобидным и красивым камешком, а оно тебя убьет.

— Тьфу! — психанул я, решив на будущее ничего не поднимать.

В отель пришлось возвращаться враскоряку, медленно неся перед собой рюкзак, чтобы не смущать случайных прохожих. Мой «перпетум мобиле» не только болел, но и жутко опух, выпирая из-под коротких штанишек. В другое время я бы порадовался этому обстоятельству и нашел бы ему применение, как тот пациент, пришедший к врачу лечить укушенный пчелами прибор: «Доктор, боль снимите, а опухоль оставьте». Только шутить не хотелось. Напротив, в голове крутились одни ругательства. Чертова экзотика! Чертов Юлий! Чертов король и их президент! Чертовы… мухи. Да, именно мухи, мошки и блошки! С какой стати вдруг все насекомые чертова города решили на меня наброситься?! Я даже забыл про боль, яростно отмахиваясь от них. Господи, в чем ещё я грешен?!.. Стоически передвигаясь в сторону отеля вдоль базарных рядов, случайно заметил торговца мылом и его товар. Ну, конечно же — замечательное вонючее мыло; его приторно-сладкий и стойкий запах надо тщательно смывать под душем, чтобы не стать объектом сексуальных домогательств со стороны местных насекомых. А сегодня, надевая на себя водолазный костюм, я, как мне и велели, намылился. После погружения стоило бы смыть остатки, да если бы мог тогда хоть что-то сообразить…

Лучший из худших

И чтец, и певец, и на дуде игрец и, вообще, пиздец!

«Деньги! Деньги! Деньги!» — звенела в голове мысль, плавно переходящая в песню из фильма «Кабаре» «Мани, мани, мани…» правят миром! И где их взять?.. И потом дайвинг — это же так, для души, а ведь жрать-то чего-то надо и на билет до дома подкопить не мешало бы… Эх, правильно говаривала бабушка: «Если бы спорт приносил хоть какие-то плоды, в каждой еврейской семье было бы по два турника. Играй лучше, внучек, на пианине». Отгоняя от себя призрак расстрелянного на базаре должника и понимая, что терпеть муки голода уже больше не могу, уселся в первом попавшемся ресторанчике на набережной. Наверное, потому и придрался к официанту: «Меню у вас только на английском. Плохо».

— Почему, сэр? — поинтересовался он. — Немцы, итальянцы… все понимают.

— Потому что буквы у них такие же, а вот у нас, у русских, как и у вас, нубийцев, буквы свои, поэтому и понимать русские не будут.

Надо сказать, что слух о регулярном чартере из России уже давно витал в здешнем горячем воздухе, заставляя местные носы и носищи принюхиваться к запаху потенциальных денег. Я тоже держал свой по ветру и знал, что город активно обсуждает возможное прибытие малоизученных русских, о которых уже начинали слагаться легенды по всему миру. Россия только недавно распахнула свои железные границы для собственных граждан, и они поспешили изучать экзотические страны, где не жалели никаких средств, жадно выискивая запретные ранее удовольствия.

…Я не спеша сделал заказ.

— Мистер Эб, — ко мне буквально через минуту подошел хозяин ресторана. — Не возражаете, если я присяду?

— Конечно, прошу вас.

— Как здоровье? Как дела? Все ли в порядке? — традиционно начал он.

Мы обменялись положенными этикетом любезностями.

— Видите ли, у меня к вам есть одна просьба, — продолжал он. — Не могли бы вы перевести наше меню на русский язык?

«Неужели клюнуло?!»

— Да я бы с удовольствием, но времени и сил, к сожалению, совсем нет.

— Я понимаю, — согласился хозяин. — А что, если вы будете у нас ужинать, ну, и заодно поможете нам? Ужины, естественно, за счет заведения.

— Ну, давайте попробуем, — я подчеркнуто утомленно взял в руки меню. — Вечера за три, думаю, управлюсь.

— Нет-нет, я вас не тороплю, — талантливо подхватил свою партию ресторатор. — Мне, право, неудобно вас так обременять. За три, так за три.

Быстро оценив мой скромный заказ — а я сегодня не рассчитывал на халявное угощение — он отдал распоряжение официанту «счет закрыть, денег не брать». Затем, лукаво улыбнувшись, предложил: «Может, сейчас и начнём?»

* * *

Стоило сделать перевод для одного ресторана, как всему городскому общепиту понадобились меню на русском. Правильная особенность местных предпринимателей: они не могли допустить, чтобы богатые гости стали ходить к конкуренту. А русские к тому же пока не успели, да и не собирались толком выучить ни один иностранный язык. Учитывая это важное обстоятельство и общее количество халаибских ресторанчиков, проблемы со жратвой на ближайшее время у меня отпали. Более того, я теперь объедался, как дурак на поминках, ведь меня продолжали зазывать и в те заведения, где я уже перевел меню. Повара постоянно изобретали что-то новое, и это надо было срочно перевести. Да ещё дать совет, а «понравится ли блюдо русским, как вы думаете?», да ещё рассказать, что нового на кухне у соседей. Как артист разговорного жанра я, наверное, нашел себя в таком странном ресторанном бизнесе.

Когда однажды молоденький официант, который всегда был очень приветлив со мной, посетовал, что сегодня зашли русские, а он не знает ни слова, я решил научить его чему-нибудь смешному. Ну, например:

— Чего барин изволит?

Произносить эту фразу без акцента не так сложно, надо лишь заставить человека проговаривать слова быстро, не задумываясь, на одном дыхании. Уже на другой день мой ученик потряс парочку подвыпивших русских.

— Чего барин изволит?! — выкрикнул он.

Они вздрогнули и даже немного протрезвели. А потом заржали и, рассчитываясь, выделили парню приличную сумму на чай.

Вскоре я узнал, что обученный трем русским словам юноша зарабатывает неплохие деньги. Наши люди с удовольствием делились впечатлениями о рассмешившей их диковине друг с другом и заходили посмотреть на нее. Правда, больше он не знал ни слова, ну так что с того? Все равно он вскоре стал зарабатывать больше хозяина, и его… выперли с работы. Но думаю, он где-нибудь ещё неплохо пристроился.

Знание языков все равно нужная вещь. Однажды в ресторанчике я наблюдал сцену, рассмешившую меня до слез. Туда зашла парочка итальянцев, мужчина с женщиной, поесть пиццу. А итальянцы вообще не любители знать хоть какой-то язык, кроме родного. Как на грех, их официант забыл положить перед мужчиной вилку. Собрав весь запас английских слов, итальянец потребовал вилку, по-английски — «фок». Но из-за редкого употребления чужих «противных» слов он оговорился и произнес: «Ай вонт фак он вэ тейбл».

Официант остолбенел. В любой другой стране нахала с его бабой в три секунды отправили бы делать «фак» на улицу, но не в Нубии. Здесь желание клиента — закон. И официант вначале заметался, а потом кинулся к хозяину ресторана. Хозяин тоже быстро прибежал и поинтересовался на английском, чего же хотят гости.

«Ай вонт фак он вэ тейбл!» — сердито повторил итальянец над остывающей пиццей.

Хозяин тяжело задумался, официант продолжал крутить глазами, вылезающими из орбит. А «полиглот» ещё раз четко подтвердил свою просьбу, правда, опять ошибившись в нужном слове. Хозяин совсем тяжко вздохнул и, путаясь в речевых оборотах, принялся объяснять, что у них так не принято. Все же общественное место, да и еда на столе… Но, видя непреклонность мужчины, обратился к женщине. Та и вовсе не понимала ни слова. Весь персонал вышел посмотреть на бесплатную трагикомедию, кто-то знаками показывал, что можно поставить ширму… Закончилось все благополучно: подскочив на ноги, посетитель схватил с соседнего стола грязную вилку и показал, что он хочет: «Фак! Фак!»

Хозяин и официант вздохнули облегченно; туристы за соседними столами — разочарованно…

Впрочем, мне кажется, местные были бы способны как-нибудь решить эту проблему. Они ко многому подходили с чувством юмора. Сижу я как-то в баре. Заказал себе виски со льдом за двенадцать гиней, попиваю. Подозвал официанта, чтобы расплатиться, а он мне — счет на шестнадцать гиней. Я говорю ему: «Ну-ка, дружок, покажи-ка мне меню ещё раз». Он принёс. Я показываю ему цену в меню и цену в счёте.

— Почему так? — спрашиваю.

— Ноу проблем, сэр! — говорит он мне, сохраняя добродушную улыбку, и тут же исправляет цифру… но не в счёте, а прямо В МЕНЮ!

* * *

Но если вопрос с питанием теперь был закрыт, то вопрос с жильем все ещё оставался открытым. Я имею в виду то, что за него приходилось платить, а добычу живых денег я до сих пор не организовал. К тому же воспоминания о дайвинге не давали душе покоя. По ночам мне снились большие рыбы, причем в их непосредственной среде обитания, а не на тарелке, где я теперь обычно их видел. Они били хвостами и звали меня с собой в глубину. Как назло, я ещё постоянно всюду встречал Юлия. Он то вез на погружение какую-либо группу, то опять продавал свои ракушки, и сердце мое сжималось: где же найти средства на дайвинг? Однажды, прощупывая возможности халявы, я поинтересовался: «А что, Юла, клиенты вам ещё нужны?»

— Конечно, — отозвался он.

— И каким образом это обычно вознаграждается?

— Ну, если в деньгах, то дадут немного — копейки… а так… приводишь пару человек — ныряешь с нами бесплатно. Устраивает?

— Цэ дило! — обрадовался я. Ведь, имея доступ к местным ресторанам, я вполне мог найти желающих «окунуться» туристов.

И вот однажды вечером, закончив свои транслейторские труды и немного взгрустнув, я налег на выпивку в одном славном местечке — небольшом уютном прибрежном ресторанчике. Народа в нем почти не было, официанты дремали, стоя возле бара, а в противоположном углу такой же вареный местный лабух на японском народном инструменте «Ямаха» нудно наигрывал разные мелодии, причем все на один местный манер. Меня это начало раздражать и, подойдя к гусляру, я заявил: «Ну кто так играет? Ещё пять минут, и я смогу тебя убить. А ну-ка, подвинься», — сказал я ему прямо по-русски. Он понял и уступил мне место. Я добавил звука и рубанул по клавишам. Все разом проснулись, выскочивший на звук администратор Хамди сначала застыл от неожиданности, а затем одобрительно хмыкнул и зааплодировал. Я махнул ещё водки: «Шшас спою». И взвыл. Откуда ни возьмись, появился кураж, нереализованная накопившаяся энергия лилась через край — я же все-таки артист! Неожиданно зал наполнился людьми, а через какое-то время сесть уже было просто некуда. Народ все прибывал. Отсутствие места никого не смущало, пили и закусывали стоя, пританцовывая и подвизгивая под наш русский шансон. Официанты просто сбивались с ног, а Хамди периодически бегал куда-то закупать выпивку. Закончив выступление, я оказался за столом в веселой англоязыкой компании. Разговор я активно поддерживал, но понимал окружающих не очень. Это было весело. Парней очень прикалывал мой английский, а меня — то, как они его понимают.

— Ты откуда? — спросил рыжий здоровяк.

— Из России.

— Из России?!!

— Ну, давай выпьем за Иру.

— Давай.

Следующий тост опять был за нее. «Кто же такая эта Ира, — подумал я, — что её все знают и пьют за нее стоя. Хороша, наверное, баба». Меня даже гордость такая патриотическая на минуту охватила за обычную простую русскую девушку, столь популярную у европейского народу. Чуть позже я, правда, разобрался, что к чему. Ребята оказались ирландцами, а «ИРА» — ничем иным, как ирландской республиканской армией.

— А ты здесь что, музыкантом подрабатываешь? — не унимался рыжий.

— Не, я дайвер, — ответил я.

— А в каком центре ныряешь, как там оборудование, организация и вообще? — заинтересовались за столом.

— Центр — говно; оборудование — старое говно; организации никакой, а цены — обычные, — честно сказал я.

Народ заржал, видимо, мои рекомендации пришлись им по вкусу.

— Завтра мы с тобой пойдем. О'кей? — попросились они. — Сертификаты у нас есть.

— Да вэлкам, — кивнул я. — Жду в восемь утра вон там.

* * *

Утром следующего дня я появился в дайвинг-центре во главе компании из семи человек. Это, очевидно, доказывало серьёзность моих намерений относительно дайвинга.

— Неплохо, — улыбнулся хозяин центра.

— Десять дней ныряю бесплатно, — категорично сообщил ему я.

— Договорились, — он протянул мне руку.

Я опять почувствовал себя удивительно счастливым. Ко мне подошел Юлий, ему уже сообщили, что у него, благодаря мне, на сегодня есть работа. Он был несколько удивлен, но доволен.

— Молодец. Где ты их раздобыл? — поинтересовался он.

— Да бухали вместе вчера, — честно заявил я. — Пошли собираться.

День прошел прекрасно, а вечером меня поджидал ещё один приятный сюрприз. У дверей гостиницы стоял администратор вчерашнего ресторанчика Хамди.

— Мистер Эб! Мистер Эб! — замахал он рукой, увидев меня. — Я вас давно здесь жду. Как прошли погружения сегодня? Хорошо?

— Нормально, — ответил я. — Как у вас? Официанты перетрудились, а музыкант застрелился?

— Ну что вы! Знаете, о вчерашнем концерте уже легенды ходят. Это было здорово! Я хотел бы с вами поговорить по этому поводу.

— У меня сейчас по плану душ и отдых…

— А на ужин — к нам, — предложил Хамди. — Там и поговорим.

— Да у нас тут с ребятами планы, вроде…

— Всем по пиву и арахис за счет заведения.

— А мой ужин? — уточнил я.

— Ну, естественно.

— Думаю, холодное бесплатное пиво — это веский аргумент, чтобы немного изменить планы на вечер. Часов в восемь тогда.

Предложение Хамди ирландцы приняли единогласно. Юлий тоже не возражал. И пока парни наслаждались халявой, я отлучился на переговоры. Несложно догадаться, что речь пошла о работе, но играть каждый вечер в ресторане за еду я не хотел категорически. Подобная работа значительно ограничивала мою свободу и не приносила денег, следовательно, противоречила моим основным жизненным принципам.

— …А если мы будем платить вам часть с оборота за то время, когда вы выступаете? — добавил Хамди.

— Это сколько?

— Ну, скажем, процентов пять.

— А точная сумма, если наличными? — поинтересовался я. — Давайте по-вчерашнему прикинем.

Расчеты были заранее готовы. Получалась неплохая, по местным понятиям, сумма.

— Так как насчет хотя бы трех раз в неделю? — предложил Хамди.

— Давайте так, — быстро прикинув ситуацию, сориентировался я. — График сделаем свободным. У меня есть, к примеру, незанятый вечер, и я привел к вам поужинать своих приятелей-туристов. С их счета вы платите мне десять процентов комиссионных. Я час, предположим, играю, и со счетов всех зашедших на музыку вы мне тоже платите десять процентов. Я вам подкатываю клиентов, а вы со мной делитесь.

— А как часто это будет, мистер Эб? — обдумывая сказанное мной, уточнил Хамди.

— Как часто, Хамди, вам, например, нужны деньги? — вопросом на вопрос ответил я. — Вот мои приятели уже сидят за столиком, а я готов, кстати, получить гонорар за вчерашний концерт.

Мы ударили по рукам. Так я заработал свои первые африканские деньги. Права была, однако, бабушка на счёт пианины.

* * *

Ресторанчик начал приносить мне небольшой, но стабильный доход (и главное — деньгами, а не жратвой!), плюс он обеспечивал меня нырялкой. В этом активно помогал Юлий, который с молчаливого согласия Хамди устроил на базе вверенного ему предприятия общественного питания настоящий агитационный пункт. Привлеченные там дайверы считались «нашими», и я мог спокойно ежедневно пользоваться услугами дайвинг-центра бесплатно. Все складывалось и без того неплохо, кроме того, в один прекрасный день всё-таки начались чартерные рейсы из России, и городок постепенно стал наполняться нашими соотечественниками.

Как я уже говорил, русские тогда говорили только по-русски. Иностранные языки были нашему поколению ни к чему, и их незнание широкими массами скорее даже поощрялось правительством, на всякий случай. Ну, кто в семидесятые мог рассчитывать на такие перемены? Так вот, не найдя общего языка с англоязычными гидами, активный народ повалил к нам в ресторанчик, дабы в итоге выяснить, что здесь, собственно, происходит. Понятное дело, что мы с Юлием рекомендовали им дайвинг. Для россиян это дело было в новинку, поэтому они могли рассчитывать либо на ознакомительное погружение, либо на начальный курс. То и другое требовало теоретической подготовки, а по-русски это делал только Юлий. Жизнь забурлила. Каждый день теперь с утра я отправлялся в порт, где нас ждал какой-нибудь из «белых теплоходов». Местные судна почти все белые и похожи… Если вы когда-нибудь видели огромный белоснежный океанский лайнер, вы не забудете, как он выглядит. А нубийские «лайнеры» были их почти точной копией, только «чуть» поменьше. Казалось, что местные мореходы увидели на картинке в иностранном журнале корабли-гиганты, а потом выпилили лобзиком их миниатюрные копии и пустили плавать. Правда, украшали их, согласуясь с собственным вкусом. В изобилии рюши на шторках, бахрома, какие-то узоры на стенах… Цыганщина.

Но это все неважно, главное — теперь мы регулярно выходили в море с целым выводком туристов!.. Однако через некоторое время Юлию слегка поплохело.

— Слушай, одному мне с такой оравой не справиться, — пожаловался он вскоре. — Помочь не хочешь?

— Не могу. Ты же сам говорил, что у меня квалификации не хватает, что мне работать пока нельзя, что курсы ещё проходить надо. Дело серьёзное… Я же у тебя недавно интересовался по этому поводу, — съехидничал я.

— Да, фигня это все, ты же понимаешь, — после небольшой паузы сдался он. — Я тоже пока не инструктор и обучать, на самом деле, не имею права, но кого это здесь волнует-то? Опыта у тебя уже достаточно… Ну, и под моим присмотром, конечно. А?

— Так, пожалуй, можно… но, ты же не рассчитываешь на то, что я это буду делать только из любви к искусству?

— Конечно, нет! Три доллара с человека тебя устроит? Ты же мне только помогаешь…

— Пять, — ответил я. — И знаешь, договорись с босом, чтобы он мне второй курс бесплатно организовал. Мы вместе ему план по поголовью на этот месяц вдвое перевыполним.

И я не ошибся.

В условиях внезапно начавшегося бешеного спроса мы с Юлием лихо задрали цены на свои услуги и ударными темпами косили урожай. Несмотря на нашу «недостаточную квалификацию», народ оставался доволен, потому что мы старались, а, как известно, чего нельзя добиться мастерством, можно добиться энтузиазмом и усердием. Кроме того, как я сказал, и конкурентов-то у нас не было.

Кстати, именно в это время я уже точно для себя решил, чего именно хочу от дайвинга, и как в дальнейшем могу использовать те навыки, которые я приобрел таким неожиданным образом. Я ведь не собирался менять свою основную профессию или оставаться здесь навсегда.

Как-то в баре я познакомился с одним немцем. Он был дайвмастером. Вообще-то, он работал в Мюнхене в какой-то строительной компании и был строителем, но при этом — ещё и дайвмастером. Это давало ему возможность приезжать во время отпусков на разные морские курорты, устраиваться на пару недель работать в какой-нибудь дайвинг-центр, нырять на халяву, да ещё и отбивать часть стоимости своего билета. Подобное хобби мне сразу пришлось по вкусу, и я тоже решил стать дайвмастером с той же целью. Задача была поставлена, и мои старания приносили плоды. Через некоторое время я стал уже очень известным и уважаемым в городе дайвером, успешно прошел второй курс обучения, и до заветного звания оставался всего один шаг.

С какого-то момента ко мне начали подходить конкуренты — владельцы соседних дайвинг-центров и предлагать поработать на них или просто подшабашить — провести погружения с их русскими группами, причем денег давали больше. Я, скрипя сердцем, отказывался. Мои работодатели почему-то негативно относились к халтурам. «Ты либо с нами, либо…» — ставил вопрос ребром Юлий. Почему-то дух ложной корпоративности и чувство стадности брали верх над простой рассудительностью и здравой расчетливостью. Это, вероятно, были остаточные проявления пережитого развитого социализма.

Так, правда, продолжалось недолго. Юлию вдруг по каким-то причинам потребовалось срочно съездить домой в Россию.

— Слушай, я смотаюсь быстренько туда и обратно, а ты тут пока один «ракушками поторгуй», — попрощался он.

— Не вопрос. Удачи, — кивнул я.

— Да насчёт оплаты не парься, я приеду — разберусь. Ты, главное, записывай, сколько, где и что… ну, понимаешь?

И он улетел, а я остался вкалывать один и по-стахановски.

То понос, то золотуха

Пошла девочка в лес пописать.

Увидела медведя.

Заодно и покакала.

— Роман, а что делать, если встретимся с акулой?..

— Роман, скажите, я правильно закрепил баллон?..

— Ах, Роман, а не могли бы вы не отплывать далеко от нас во время погружения?..

— Ромочка, под водой я испытала такие необычные ощущения, словно оргазм. Вы меня понимаете?

…Вот уже несколько день я работал самостоятельно. Мужчины смотрели с уважением, женщины — с обожанием. Инструктор по дайвингу для туристов — все равно что воспитатель в детском саду для малышей: мои «ребёнки» держались за ручки, и всех их за руки держал я, предупреждая каждый шаг: «Топ-топ, очень нелегки в неизвестность первые шаги…» Голова моя кружилась от успеха; корона упиралась в небо и висла на ушах; за плечами росли крылья; на ногах развевались ласты; и словно звучала победная серенада: «Кто может сравниться с Матильдой моей…» И, конечно же, я не мог обидеть своих «малышей», ведь в ответ на их благодарность во мне просыпалось великодушие. Вы любите меня, я люблю вас. Всем миром правит Любовь!

…Дорогие читатели, если вас когда-нибудь накроет подобная радужная эйфория — ущипните себя посильнее, дабы вернуться в серую реальность. Да и мне тогда совсем не мешало бы помнить, что это в первую очередь РАБОТА!!! Увы…

…День был насыщенный и плодотворный; вечер — томный и многообещающий; копошащиеся на палубе туристы — счастливыми и окрыленными. Как вдруг один растяпа, почему-то стоящий у самого борта, споткнулся с оборудованием в руках и уронил за борт маску. Вот с этого рокового момента и начались мои приключения.

Вместо того чтобы, как лицо материально ответственное, сразу потребовать с парня компенсацию за нанесенный клубу ущерб, я решил пока не портить ни ему, ни его приятелям вечер, а просто нырнуть и попытаться найти её на дне. Блядь, я же герой! И без лишнего ажиотажа «горе-герой» тихонечко надел баллон и погрузился под воду…

Первая проблема состояла в том, что, если над водой вечер был томным, то под водой уже тёмным. Точнее, даже не вечер, а начало ночи. Фонаря у меня, естественно, не оказалось, ведь на дневные погружения его брать не принято. Вторая проблема оказалась более забавной. Наверное, я не нашел бы в таком сумраке маску, но зато её обнаружил довольно крупный осьминог. Я затаился, стараясь не двигаться. Сначала он пугал маску, резко изменяя свои цвет и форму; затем, осмелев, взял щупальцами и начал рассматривать. Вероятно, поняв вскоре назначение сего предмета, он попытался её надеть, но у него все никак не получалось. Это не потому, что он не прошел курс начинающего дайвера, и даже не потому, что голова осьминога немного больше головы среднего Homo Sapiens, нет, он натянуть её пытался по-русски — через жопу. Вот что забавляло меня больше всего.

«Эх, камеру бы сюда! Материал ушел бы на ура!» — пожалел я. И тут сверху послышался шум винтов. ЧТО?! КУДА???! Я так резко дернулся, что напугал осьминога. И пусть тот имел щупальца метровой длины, с которыми человеку не справиться, бедолага этого факта, на мое счастье, не знал. Он в испуге бросил маску, которую я тут же подобрал, — и «прикинулся шлангом»: точнее, схватился за кораллы и стал делать вид, что он тоже коралл. Под водой любое существо боится человека: оно не понимает, что мы за рыба такая и с чем нас едят, а потому всегда старается свалить или затаиться, чтобы как следует изучить проблему. Не дав осьминожке выйти из шока, я рванул наверх.

Вот тут и возникла третья проблема: самая страшная. Мой белый кораблик виднелся уже метрах в двухстах. Голубые волны то скрывали его от меня, то показывали, но уже на все более увеличивающемся расстоянии. «На теплоходе музыка играла», и эти арабские рулады становились все тише и вскоре смолкли совсем. Ушли???!!!!! И не обещали вернуться!!! А как же я???!!! Ну, конечно, наш капитан-недоучка всегда торопится вернуться в порт засветло! А я и не сказал ему, что погружаюсь, чтобы избежать споров. Он вряд ли одобрил бы мои действия!.. Нет, вы подумайте, а туристы что?! Почему не взвыли, не стали рвать на себе волосы и посыпать голову пеплом? Хотя, что с них взять, с «ребятишек»? Там, на борту, наверняка уже началось «разливалово», тосты за первое погружение и первое всплытие, везде развесили костюмы для просушки и делятся впечатлениями. Но все-таки должны же они вспомнить и обо мне! Ну, выпить, например, за героя-инструктора?! Забыли выпить?! Нет. Такого не бывает. Бред какой-то!

Удивившись происходящему, я подплыл к кромке коралловых рифов и стал искать площадочку, на которую можно было примостить свою жопочку. В полуметре под водой виднелся край большого валуна, покрытого по бокам кораллами. Я снял с себя баллон, поставил на камень и присел на него. Вода была мне примерно по яйца. Утонуть теперь я не мог, это меня даже не беспокоило, но не торчать же здесь всю ночь!

Примерно через полчаса, я подумал, что туристов уже привезли в порт. Значит, сейчас они станут обсуждать, куда лучше пойти вечером. Мест приличных они не знают и, следовательно, обратятся за консультацией к мудрейшему, то есть ко мне. А меня как раз и нет! Значит, они тут же заставят капитана вернуться. Конечно, упрямый пердун будет долго ругаться и крыть мистера Эба в Инь и Ян, затем все же заведет свою калошу. Вот если бы потеряли ТУРИСТА, он рванул бы назад без промедления. Забыть туриста — это страшно и чревато тюрьмой. Дадут лет восемь. Тюрьма, если кто не знает, — это такая глубокая яма, в которую сначала бросают приговоренного, а потом в течение ближайших двух лет скидывают еду. Дольше кормить не имеет смысла, так как уже просто некого. Больше двух лет практически никто не выдерживает. Именно поэтому туристов всегда в обязательном порядке пересчитывает инструктор. Зато «пересчитывать» инструктора никто не обязан: он отвечает сам за себя.

ТАК ПРОШЁЛ ЕЩЁ ЧАС…

ЧАС — это максимум, который я мысленно дал всем покинувшим меня, чтобы вспомнить. Сейчас они, наверное, зашли поужинать в какую-нибудь дыру и спохватываются: «А где же наш бухало-инструктор? А когда мы видели его в последний раз?! Ах, боже мой, мы его забыли!!!» И я всматривался в линию горизонта, прислушивался, не тарахтит ли древняя лоханка. Тишина! Лишь всплески волн. А линия горизонта и вовсе перестала быть отчетливой, сливалась с небом, темнела и подступала со всех сторон. Мне стало по-настоящему страшно.

Но тут пришла и четвертая проблема: захотелось в туалет или, как это по-морскому… в гальюн. То есть по маленькому хотелось очень давно, ведь я находился в воде. Для тех, кто не знает: если температура воды меньше температуры тела, это обязательно приведет к охлаждению последнего. Например, при температуре воды двадцать градусов организм человека, находящегося в ней, отдает столько же энергии, сколько при выходе нагишом на пятидесятиградусный мороз. И пусть я стоял в теплом море, градусов двадцать шесть-двадцать восемь, через три часа стал ощущать себя генералом Карбышевым. «Питерцы не мерзнут, питерцы синеют!» — вспомнилось мне, но улыбнуться не получалось, губы сводило от холода, зубы выстукивали «семь сорок»… я говорил, что мне хотелось писать? Так вот, теперь мне ещё приспичило покакать. То есть я культурно выразился: если точнее, мне невыносимо захотелось ПОСРАТЬ!!!

Для этого нужно было сотворить чудо: снять костюм, а потом надеть, ведь иначе все моментально унесут волны. Как вы думаете, сколько нужно времени, чтобы таким образом посрать? У меня ушло ДВА С ПОЛОВИНОЙ ЧАСА! Я расстегивал молнию трясущими голубыми пальцами правой руки, дрожащей левой держа две маски — свою и «того парня», да ещё жилет. При этом приходилось выгибаться буквой «зю», чтобы голое тело, вынимаемое из резинового футляра, не порезали кораллы; да ещё и успевать ловить правой, уже и так занятой делом рукой баллон. Теперь, когда я не подпирал его задом, он пытался завалиться набок и в гордом одиночестве начать ночной дайв.

Наконец, мне удалось вылезти из костюма и содрать ласты! Снять ласты требовалось исключительно для удобства перемещения, в них я никак бы не развернулся на пятачке, выделенном мне морем. Если вы думаете, что я вздохнул с облегчением, то ошибаетесь. Ночной стриптиз в корне изменил мои физические ощущения. Под ногами теперь была не просто жесткая поверхность, а ещё и колючая и холодная. С боков острые пальцы кораллов, и отовсюду веселые волны, пытающиеся припечатать меня к ним как можно плотнее. Волны катились, а с ними накатывало и ощущение беспомощности. Кстати, и ветерок был не особенно теплым. Я надел жилет на голое тело. Баллон теперь бил по заднице. Я снял БиСиДи и отстегнул баллон. Вновь облачился в сильно полегчавший жилет.

Теперь, кажется, все: я сумел раздеться. Я победил! Холод можно немного потерпеть. И тут же, по многолетней привычке, присел… Игривая волна немедленно и радостно накрыла меня вместе с лысой макушкой. Тьфу, идиот! Я подскочил и, сплюнув соленую воду, решил продолжить свое дело, теперь только слегка нагнувшись. Получалось совсем даже неплохо. Процесс увлек меня; организм, испытывая облегчение, посылал в мозг сигналы радости, как вдруг сзади забурлила водица. И ЭТО БЫЛИ УЖЕ НЕ ВОЛНЫ… Тяжелое крупное тело, а может, и не одно, билось неподалеку. И почему у меня с собой нет ружья? Хотя чем помогло бы оно в такой тьме? Вспомнилось классическое произведение: «Дорогой, а почему от тебя пахнет говном?» — «Родная, ты не поверишь. Пошли с Шариком на охоту. Смотрю — медвежья берлога, а Шарик куда-то свалил. Я вскидываю ружье и вдруг мне две лапы на плечо… Я поворачиваюсь и, в принципе, вижу, что это Шарик, но срать остановиться уже не могу».

Неожиданно вспомнился Юлик, рассказавший мне как-то, что на рифах живет пара прикормленных туристами мурен. Обычно они прячутся среди кораллов, но в темноте выходят на охоту. Оглянулся. На фоне чёрного неба выделялись две крупные головы, каждая — как две моих! Значит, мурены метра по два-три, ни хрена себе раскормились! И сейчас эти дуры охотились за говном. Когда я осознал, кто мой противник, и как он глуп, на секунду развеселился. Но тут же представил, что скоро красотки начнут искать в темноте источник калометания. И ластой прикрыл жопу. Второй тут же прикрыл то, что спереди. «Это не рыбка! Это не едят!» — выстукивали сведенные холодом мозги.

И тут маленькая волна в секунду разбросала по сине-морю все, что я от испуга выпустил из рук: костюм, маски… Черт! А костюм, между прочим, стоит шестьсот долларов! Это половина стоимости моего билета домой. Бешеные деньги дрейфовали рядом, а мне ещё придется их отработать. И только потом смогу снова начать зарабатывать на обратную дорогу в Питер! Острый приступ ностальгии, против разума, толкнул меня с насиженного рифа в открытое море, и я успел одной рукой схватить костюм. Но тут с другой его рванули с такой силой, что я моментально оказался под водой метра на два-три. Там, ударившись об камень и хлебнув отрезвляющего рассола, моментально пришел в себя. Какие деньги, кретин, вылезай! «Наверх вы, товарищи!..» И в этот миг, как бы подтверждая правильность решения, кто-то очень сильно ёбнул меня по башке. Я вылупил глаза от боли и тут же услышал ещё один глухой стук в воде. Словно тяжелый металл ударил по чьей-то крупной башке: на этот раз, слава богу, не моей. Угондошенное существо рядом, видимо, мурена, на секунду обмерло, а потом, как торпеда, рвануло прочь.

Конец нашему поединку положил баллон, все-таки скатившийся с камня, где его оставили без присмотра. Он, безусловно, был прав. Справедливость восторжествовала: и нашим, и вашим. Правда, костюм достался не мне, ну так и морской твари, укравшей его, он не по размеру.

Я всплыл. Повел рукой направо. Потом налево… Рифа не было.

То есть где-то он был. И, по всей видимости, совсем рядом, но я же не кошка. Я не вижу в темноте! Ситуация патовая: ни рифа, ни костюма, ни ласт. Я почувствовал себя одиноким и никому не нужным, даже себе. Теперь, хочу я этого или нет, я непременно утону… Или продержусь несколько часов в воде, но надежда на это ничтожна.

К радости читателя, для которого на этом месте книга могла бы завершиться, а точнее сказать, и не начаться, и, к сожалению, целомудренных леди и джентльменов, следующая волна подняла меня и закинула, вперёд ушибленной головой, на тот же злополучный риф, который я теперь был готов целовать до утра. А несколько сильных царапин, полученных при этом о кораллы, никак не омрачали моей радости… До некоторого момента. Момент, кстати, не заставил себя долго ждать. Новый громкий всплеск напомнил мне об акулах. В кино я видел, что они как проклятые летят на запах крови. ТВОЮ МАТЬ!!! Чем, интересно, их можно отпугнуть? Ба! Да у меня же есть свисток, пристегнутый к жилету, специально предназначенный для отпугивания этих, никогда не спящих, монстров. Свисток, как и следовало ожидать… не рабочий.

«Везение» все-таки редкостное. Я чувствовал себя как герой старого анекдота, который летел в самолете и жаловался соседу: «Мне всегда не везет. Куплю машину, кто-нибудь в меня врежется. Куплю дом, его подожгут. Вот сейчас точно самолет падать начнет…» В это время в салон выходит стюардесса: «Уважаемые пассажиры, наш самолет терпит крушение над океаном. Я вам всем раздам свистки для отпугивания акул». — «О, вот смотри, мне сейчас или свисток нерабочий достанется, или акула окажется глухой».

Оставалось надеяться, что акулы сейчас заняты и едят кого-нибудь другого.

* * *

Очень странно и по-немецки подозрительно смотрели на меня германские пассажиры небольшого прогулочного арабского суденышка, подобравшего ранним утром мое измученное, почти окоченевшее тело.

— Ты что здесь делаешь? — спросил капитан.

— В Халаиб еду автостопом, — отбарабанил я в ответ зубами. — Не подбросите?

— Я тебя знаю, — засмеялся кэп, — ты дайвингом занимаешься. Тебя забыли или силу воли тренируешь? Ладно, лезь в кубрик, спи.

Заматываясь, как в кокон, во все одеяла, которые принесли, я уже смутно воспринимал мир. Голова моя уже не кружилась от успеха, корона съехала набок, крылья за плечами отвисли, ноги посинели, и серенада больше не звучала в ушах. И это я-то не могу обидеть своих «малышей»?! Кто вам такое сказал, ведь в ответ на их неблагодарность во мне просыпалась ярость! Вы не любите меня, а я вас просто ненавижу!!! Последняя мысль, мелькнувшая в моем засыпающем мозгу, гудела, как набат: «Погодите, скоты! Сейчас меня привезут в порт! Сейчас я вам, пидарасам, устрою!!!»

От винта

Индеец приходит к вождю и говорит:

— Я хочу покинуть племя.

— Почему?

— Мне не нравятся ваши имена.

— Какие? Мое — Быстроногий олень? Или моей жены — Хитрая лисица?

— Нет, ваши нравятся.

— Тогда иди. Бычий хуй, и подумай ещё раз!

На берегу, едва успев одеться и перекусить, а главное — выпить и прийти в более адекватное состояние, я направился в дайвинг-центр, полагая, что мое возвращение после одинокой ночи в море будет для всех, по крайней мере, неожиданным. Или приятно-неожиданным… Или неприятно-неожиданным? Мне очень хотелось знать одно: когда они схватились искать меня, но не нашли, они хоть что-то почувствовали?!.. Раскаяние, ужас или… облегчение, что не надо мне платить за неделю работы?! Так, перебирая все возможные варианты, я добрался до центра. Но оказалось, меня никто и не искал. Более того, меня даже не потеряли. «Отряд не заметил потери бойца»!

— А чего ты сегодня работать не пришел? — спросили в офисе. — Тебя тут утром все ждали.

Я прямо-таки не знал, с чего сразу и ответить. С ноги не стал.

…Уже позже, выпив ещё, а потом и ещё чуть-чуть и потому придя в более разумное состояние, я от официанта местного кафе узнал все события вчерашнего вечера и то, почему моего отсутствия никто не заметил. В этом я сам был частично виновен: ещё вчера утром, пребывая в эйфорическом настроении, я не уследил за несколькими туристами, полагая, что ничего не может случиться в нашем маленьком уютном рае.

Как бы не так: несколько человек протянули-таки ручонки в заросли актинии и поигрались с рыбой-клоуном. Потом трое из них, не сняв перчатки и просто расстегнув костюм (как и я в первое погружение), пописали в море прямо с приступки для водолазов. Четвертый любитель рыбок поступил ещё интереснее: он — опять же в перчатках — помог свой жене вынуть загубник и, притянув её за щеки к себе, на радостях чмокнул в губы.

…Первой запаниковала эта самая жена. Все-таки её проблема была видима всем, и раздумывать, стоит ли скрывать, она не стала. А как скроешь, если губы и язык чешутся и распухают, а щеки загораются ярким малиновым цветом и принимаются налезать на глаза?

Кстати, именно в этот момент мимо нее проходил капитан.

— О-о, мэм, — промычал он и объяснил, в чем проблема.

Поскольку к тому времени почти вся группа собралась вокруг нее, то объяснение услышали и трое, пострадавших другими частями телами.

— Доктора! — закричал один.

— В отель!

— На берег! Срочно.

— В аптеку! Наверняка что-то есть, что помогает!

Они шумели, подпрыгивая вокруг расцветавшей маковым цветом «красной девицы», удивляя столь ревностным состраданием коллег по погружению и даже её мужа, у которого, между прочим, тоже распухла, покраснела и раздулась часть губы и щеки. Теперь он напоминал хомячка, прячущего еду про запас за щеками. А его супруга, которую уже принялась жалеть вся группа, впала в ещё большую жалость к себе и страх, что она навсегда останется такой, и устроила несчастному мужу истерику, обвиняя его во всех грехах. А кого ещё?! «Сама-то соблюла все инструкции!» Что, я думаю, правда. Женщины почти всегда дисциплинированны и аккуратны, слушают главного и не участвуют в состязаниях, типа «кто первым схватит за хвост акулу» или «кто сумеет протиснуться сквозь во-о-о-он ту узкую расщелину». Нырять с тетками легко и приятно, если бы не истерики, которые они устраивают, когда что-то все-таки случилось!.. Неудивительно, что в суматохе никто не заметил моего отсутствия. Тем более что помочь я уже ничем не мог: что сделано — то сделано. Зато мог отругать или оштрафовать, ведь они были предупреждены, как себя вести. Им не хотелось попадаться мне на глаза, и то, что они так и не попались, посчитали случайным везением. А капитану вообще быстро надоело слушать истеричные вопли белых людей, он включил музыку и мотор на полную мощность. Вечер разругавшиеся туристы провели в разных ресторанах, а кто и — лежа на постели в номере, поэтому заметить мое отсутствие не смогли, полагая, что и я тоже где-то оттягиваюсь.

Я решил, что не стоит искать их и напрягать рассказами о том, как меня бросили. Все-таки виноват был мой непрофессионализм, я все равно ещё новичок.

* * *

Но зато капитану нашего судна на следующий день я высказал все, что думаю по поводу произошедшего со мной. Это была сто процентов его ошибка. Для острастки я даже пообещал ему, что теперь при погружениях первым делом буду отвинчивать винт и привинчивать его обратно, только когда лично пересчитаю пассажиров. Он извинился, но мне показалось, что отнесся к моему заявлению несерьёзно. Впрочем, уже во время следующей нашей совместной поездки я заметил, что он периодически пытался заглянуть под корму и поинтересоваться у выходящих из воды: «Скажите, там винт есть?»

— Нет, — отвечал заранее проинформированный мною народ.

При этом сам капитан проверить не мог, потому что не умел плавать. Признаться же в открытую, что верит моему обещанию, он не решался, поэтому с тех пор перед тем, как запустить двигатель, он всегда дипломатично спрашивал: «Можем идти, мистер Эб?»

— Да, — сообщал я, пересчитав туристов, но счет всякий раз начинал с себя.

Конечно, теоретически, капитан мог проверить, есть ли винт и как-нибудь иначе, например, просто включив его, но он не догадывался об этом. Местные ведь очень необразованны, здесь мало кому доступна школа. И на мое счастье, мы благополучно проработали ещё неделю.

А в конце её я решил сходить за расчетом. Юлий ещё не приехал, в принципе, я мог забрать деньги, и когда он вернется, но что-то подсказало мне, что чем сумма солиднее, тем получить её нереальнее. И я просто подошел к хозяину нашего центра за текущим расчетом. Он отсчитал мне причитавшееся. Денег оказалось значительно больше, чем я ожидал. Я вопросительно посмотрел на него.

— Как всегда, — сказал он, — Что-то не так?

— Все очень даже «так», — ухмыльнулся я.

Ай да Юлий… ракушки, говоришь?.. Я не чувствовал себя особо обманутым. Я ведь получал от него то, что хотел, а по деньгам все было в точности так, как мы и договаривались. Просто я не знал условий игры. Вернее, меня умышленно не поставили в известность. «Зато теперь я зарабатываю больше, — решил я, — чего обижаться-то?» Смешно ведь злиться на банк за то, что он отдает вам не всю свою прибыль, полученную с ваших денег, а только её часть… Да и в магазине товар продается не по себестоимости… Правда, в этом случае вы в курсе этого, и партнером вас никто не называет… Да Бог с ним! Словом, я не обиделся, но выводы все-таки сделал. За пару дней я наладил отношения с другими дайвинг-центрами и турагентствами. Это оказалось не сложно.

— Хочешь, я выгоню Юлия? Оставайся работать у меня, — предложил хозяин центра, узнав, что человек, приводящий к нему столько клиентов, хочет свалить.

Я отказался. Клуб, между нами говоря, был действительно паршивенький. Когда вернулся Юлий, я уже вовсю осваивал новые пространства. А вот что я не смог сделать, так это удержаться и не оставить своему экс-компаньону достойного сувенира. «ГОСПОДА, КУПИТЕ РАКУШКУ», — гласила яркая новенькая аккуратная табличка, приколоченная мной прямо к столбу на любимом Юлином месте, показывая ему, где находится достойное его место.

На линии огня

— Рабинович, говорят, вы большой интриган.

— Да! А кто это ценит?..

Слово фрилендер я знал давно. Так называют себя люди, которые не работают в каком-нибудь одном месте, а нанимаются на разовые работы туда, где есть такая необходимость. Я всегда смотрел на дайвинг-инструкторов-фрилендеров без зависти, мне их даже было немного холь. Они казались мне какими-то попрошайками, постоянно ищущими себе работу. Первый раз к себе я примерил этот способ существования, только распрощавшись с предыдущей работой. Оказалось, что совсем все не так плохо. Русский рынок стремительно развивался. Россиян не просто становилось больше, они вытесняли собой европейцев. Перед немногочисленными дайвинг-центрами встала серьёзная дилемма: либо как-то работать с русскими, либо сворачивать лавочку. Меня просто разрывали на части, сулили золотые горы и выстраивались за мной в очередь. Вот тут-то я и оценил все преимущества «свободного художника». Ежедневно я устраивал на себя настоящий аукцион, в котором побеждало предложение, сулившее мне большее количество денег за меньший объем работы. Я мог позволить себе, когда захочу, проваляться весь день в постели после шумной ночной дискотеки, а на следующий день с лихвой наверстать упущенное. Так, упиваясь материально хорошо обеспеченной свободой, я ни за что не соглашался с ней расстаться. Исключение я сделал только один раз, когда речь зашла о моей мечте — дайвмастерском курсе. Ну, не платить же за него самому из собственных денег? Я отработал его в том же дайвинг-центре, где и проходил обучение, буквально за неделю. Мои коллеги из Италии, Германии и Англии, глядя на все это, просто исходили на говно от зависти.

— Ты зарабатываешь за день больше, чем мы за неделю, — бурчали они. — Поэтому, пиво с тебя, русский мафиози.

— Это потому, что я самый лучший дайвмастер, — честно отвечал я. — И могу, кстати, дать вам хороший совет, разумеется, не так просто, а за арахис к пиву.

— Ну? — сделав заказ, спрашивали они.

— Учите русский, парни. Нас, конечно, не так много, как китайцев, зато язык наш проще, — смеялся я.

Теперь я понимал, что именно фрилендерство — есть верный путь прогресса и процветания человека, при условии, что он умеет правильно продавать свое свободное время.

Русские туристы все прибывали и прибывали, как будто разом всей страной решили именно здесь погреться на солнце и искупаться в море. С появлением наших спокойствия и умиротворения в городке, надо сказать, значительно поубавилось. Все чаще и чаще то тут, то там звучали во все горло по ночам застольные песни, на пляжах появились пустые бутылки, а местные торговцы, останавливая меня, спрашивали: «Что значит выражение „та, пошиел ти накуй, тсернозопий“?»

* * *

Как-то на улице меня догнали двое мужчин.

— Это он, — показав на меня пальцем, по-арабски сказал один из них.

Я остановился.

— Извините, вы русский? — уже по-английски обратился ко мне второй.

— Да, а в чем дело? — ответил я.

— Вы не могли бы нам помочь? Я управляющий отеля «Голд Бич», и у нас проблемы с нашими гостями из России. Они чем-то слегка недовольны, но говорят только по-русски, и мы никак не можем их понять. Наш отель дорожит своей репутацией, и мы хотели бы обойтись без публичного скандала… не доводя дело до полиции.

— Мне некогда.

— Пятьдесят гиней!

— Я занят!

— Сто!!!

— Ну хорошо, — милостиво согласился я.

Мы подошли к ресепшену. Отель словно вымер: никого и тишина. На территории около бассейна сидели шесть коротко стриженных, здоровенных, слегка подвыпивших парней с массивными золотыми цепями на «слегка» бычьих шеях.

— О, ну-ка быстро иди сюда, черножопый, — увидев нас, скомандовал один из них управляющему, — Топить тебя, урода, будем…

— «Слегка недовольны», говорите? — тихо уточнил я у управляющего. — Да вас сейчас просто убьют здесь! Постойте тут, я попробую поговорить… Если чего, вызывайте армию для них и реанимацию для себя.

— Ну ты, козел, не понял, что ли? — вставая, продолжил амбал.

— В парламентера не стреляйте, — крикнул я и направился к ним.

— А ты кто такой? Наш русский, что ли? Делаешь здесь чего? — услышав родную речь, парни переключились на меня.

— Работаю я здесь.

— В гостинице этой сраной?

— Нет, тренером по нырянию с аквалангом. «Эти», — я показал пальцем на своих сопровождающих, жавшихся в сторонке, — попросили попереводить, а то они понять ничего не могут.

— А чего тут понимать-то?! — взвыли «отдыхающие». — Мы уже задолбались им показывать, уже даже рожей тыкали, а они, козлы, только лыбятся… Мы бабок за этот вигвам отдали немерено, а тут душ не течет, кондиционеры и холодильники не работают… Перебьем паскуд!..

— Да сдаются они, сдаются. На всех ваших условиях, — сказал я. — Чего хотите?

— Чинят пускай все!

— Может, лучше номера вам поменяют на нормальные? — предложил я.

— Во, лучше так, — согласился здоровяк. — Правильно, пацаны?

— Ну да. Чего мы будем в ремонте-то жить? — поддержали они. — И чтоб номера, слышь, получше дали, и окнами не на помойку…

Я объяснил обстановку управляющему и сказал, что уже пообещал от его имени ребятам хорошие номера. Тот с облегчением согласился.

— «Люксы» с видом на море подойдут? — крикнул я парням.

— А там все работает? — поинтересовались они.

— Ну, проверьте сами, выберите себе, где работает, — улыбнулся я.

Управляющий уже собрал вокруг себя разбежавшихся от страха работников и давал им указания.

— Э, браток, давай уж с нами до конца, а то эти черти, блядь, не понимают же ни хрена. Опять в блудень кинутся! — положив свою тяжёлую руку мне на плечо, попросил здоровяк. — Меня Андреем зовут.

Буквально через полчаса всё было улажено. Номера оказались подходящие, парни остались довольны.

— Вот это другое дело, — первый раз улыбнулся Андрей. — Заходи, тренер, водки попьем.

— Только полташку, — кивнул я.

— А чего так несерьёзно? — поинтересовались пацаны. — Режим, что ли, спортивный?

— Да дел у меня ещё на сегодня по горло. Так что…

— Напрягать не будем, дела, так дела… Тостуй тогда.

— За мирное урегулирование международного конфликта, — предложил я.

Народ хмыкнул, мы выпили.

— На их месте я бы тебе орден дал как спасителю, — рассмеялся Андрей. — А где тебя, миротворец, найти-то можно, если чего?.. Ну, скажем, понырять решим…

Я объяснил, где живу, и, попрощавшись, вышел.

Около ресепшена я встретил управляющего. Он с улыбкой бросился ко мне:

— Спасибо! Спасибо большое, мистер Эб! Вы очень нам помогли.

— Год жизни, считай, потерял, — пожаловался я. — Не люблю участвовать в гангстерских разборках.

— Понимаю, — сказал управляющий, — но вы молодец, были на высоте. Это «русская мафия»?

— Нет, ученые-ботаники.

Управляющий понимающе кивнул.

— Мне очень жаль, что так получилось, извините, пожалуйста. Но вы теперь всегда дорогой гость в нашем отеле и можете проводить свое свободное время у нас в барах, на пляже, дискотеке… Сейчас я выпишу вам дисконтную Ви-Ай-Пи карту… И знаете, мы, пожалуй, закроем глаза на то, что вы иногда у нас «ночуете» и без договора работаете с нашими клиентами. Я имею в виду дайвинг.

— Ну, что ж, пойдет, — сказал я, — и ещё я бы не отказался как-нибудь провести тут легально уикэнд с хорошенькой блондинкой.

— Дил (договорились), — протянул мне руку управляющий, — как выберете себе блондинку — сразу к нам. «Люкс» с полным пансионом на уик-энд ваш.

Мы пожали друг другу руки. Дело оставалось за малым.

А я… в другой жизни сам разнес бы на клочки такой отель, но, прожив несколько месяцев в Нубии, понимал местных. Сами-то они жили в такой нищете, что и осуждать их глупо. Тот, кто сидел на ресепшене в день заселения наших бугаев, возможно, и не предполагал, что это плохо — когда текут унитазы. И вполне вероятно, что он всю жизнь прожил в землянке, пользуясь уличным туалетом. Так, например, один из моих друзей Муххамедов ибн Муди, узнав, что я выкидываю «бешеные деньги» за номер — полтора доллара, пригласил жить у него. Совершенно бесплатно. Я из интереса пришел к нему в гости и увидел, что входную дверь он подпирает… мертвым ослом. На солнце тот стал вяленым и вполне годился для таких целей. А вы говорите, кондиционеры не работают…

* * *

Своих уже знакомых парней из «русской мафии» я встретил вечером в баре спустя пару дней.

— О, миротворец, — приветствовал меня Андрей, — а мы тут как раз тебя вспоминали. Забодало бухать и валяться на пляже, давай нырнем напоследок, что ли.

— Лицензии у вас есть? — поинтересовался я.

— У нас есть бабки, — резонно заметил он. — Этого достаточно?

— Я в смысле умеете или не умеете с аквалангом-то управляться.

— Ты же тренер, — дружелюбно ткнул кулачищем мне в грудь бугай. — Покажешь, растолкуешь… и управимся. Мы парни спортивные. Полтишка выпьешь?

— Давай.

— Ну, так как порешим?

— Да не проблема, — ответил я, — завтра в половине восьмого встречаемся в холле вашей гостиницы. Плавки, там, полотенца… берите с собой.

— Давайте тогда, пацаны, ещё по одной накатим и спать, — подытожил Андрей.

Утром все шло как обычно: я встретил ребят, привел их в один из дружеских мне дайвинг-центров, подобрал им оборудование, мы погрузили его на пикап и поехали в порт. Как обычно, в это время там суетилось много народу. Дайверы со всех клубов грузились на корабли, подвозились баллоны, продукты и напитки.

— Слушай, а эти все вместе с нами будут? — спросил Андрей, подходя к нашему боту.

— Ну да, — ответил я, — кораблик по пятнадцать человек берет.

— А ты нам отдельную посудину организовать можешь? Чего мы толпой-то?.. У нас своя компания, нам чужие на фиг не нужны.

— Да не вопрос, — я посмотрел на несколько стоящих у причала ботов, оставшихся на сегодня без фрахта, — любой каприз за ваши деньги.

— Ты только не блатуй, — предупредил Андрей, — договаривайся на реальную сумму.

— Я по мелочи не тырю.

— Я как раз об этом и говорю.

Первый же свободный капитан с радостью согласился взять нас на борт, сделав ещё при этом и приличную скидку, которую я, естественно, с чистой совестью положил в свой карман. Владелец дайвинг-центра тоже не имел ничего против, лишь предупредил, что вся ответственность за моих клиентов — на мне. В общем, все как-то удачно сложилось, и мы вышли в море.

За первое погружение на мелководье ребята вполне освоились с аквалангом. Парни спортивные, дисциплинированные и не из робкого десятка, поэтому другого я от них и не ожидал. С «конкретными пацанами» работать, как показывает опыт, значительно легче, чем с «понтовыми торгашами» или представителями творческой интеллигенции. Они, как ни странно, в этой обстановке «пальцы не гнут» и четко выполняют инструкции, что, по-моему, самое главное.

На втором погружении я решил прогулять своих парней вокруг рифа. Они с восторгом, как дети, рассматривали рыбок в кружевах кораллов, гонялись за скатами и кувыркались в толще воды. И вдруг на нашем пути попалась довольно крупная мурена. Она торчала из пещерки, образованной в коралловой стене рифа, и, казалось, дремала на солнышке. Я знаками показал группе, что приближаться слишком близко, а тем более трогать «это» опасно. Мы зависли в полутора метрах, разглядывая её зубастую морду. Мурена, казалось, никак не реагировала на наше присутствие, спокойно торча из своей норы. Тем временем один из парней снял ласту и неожиданно для всех ткнул ею прямо в нос зверюге. Мурена мгновенно вцепилась в ласту и рывками потянула незадачливого исследователя на себя. Такой прыти от неё никто не ожидал, но парни не растерялись, и мы за ноги оттащили товарища от пещерки. Мурена бросила ласту и, прикинув численный перевес противника, скрылась в норе. В голове у меня внезапно родилось: «Боец солнцевской группировки Бумбараш принял геройскую смерть в схватке с муреной посредством акваланга», и, приколовшись над этим про себя, я дал сигнал на всплытие.

— Да ты просто о… ел! — заорал я на провинившегося, как только мы всплыли.

— Ты чего, блядь, не понял, что тебе тренер говорил? — со всех сторон набросились на него парни. — Сказали же — не трогать ничего! Хер бы свой сунул! А если бы она кого-нибудь из нас тяпнула?!..

— Да я как-то… — оправдывался тот.

— Ладно, хорош, поплыли на корабль, — скомандовал я.

За свои услуги я был вознагражден.

Богатые клиенты — это хорошо. Ведь хотя я сказал, что работаю на себя, но мне приходилось платить за аренду оборудования, отстегивать капитану за его работу и прокат судна, отдавать долю клубу. Ведь лицензии-то у меня не было. С каждого клиента оставалось… То, что оставалось, я откладывал, пытаясь накопить на обратный билет. И такие «скандальные» ребята ускоряли процесс накопления.

А чему нас учит наш же русский алфавит? Он же прямо с главного и начинается — «А» «Бы» «Вы» «Го» «Да» — Абы выгода!!!

Прощались мы вечером в холле гостиницы, хозяин её с изумлением смотрел, как здоровенные лоси, выстроившись вокруг меня, прощались, выказывая глубокое почтение. Я-то понимал их: там, под водой, очень часто человек, занимающий высокое положение в обществе, превращается в маленького робкого ребенка, которому необходимо держать тебя за руку, чтобы «не потеряться». В такие моменты я сам вырастал в своих глазах. Но поскольку хорошо помнил, как корона на голове однажды чуть не привела меня к гибели, вел себя скромно. Чем ещё больше подкупил ребят.

— Спасибо, брат, — сказал Андрей. — Классно оттянулись. Ну, а на счет мурены, не грузись… так вышло.

— Да ладно, — хмыкнул я. — Хорошо то, что хорошо кончается.

— Мы завтра улетаем, поэтому отвальная сегодня. Давай, сбегай переоденься по-быстрому — и к нам. Мы тут банкетный зал сняли, посидим.

Спустя полчаса я вернулся.

— Ну, проходи! — Все собрались в номере Андрея.

— Знаешь, — сказал Андрей. — Мы тут тебе собрали кое-что… ну, и так, немного на жизнь решили оставить. Не дело это, такой реальный и опасный труд ты за копейки выполняешь.

Мне сунули в руки пакет с семью бутылками водки, а Андрей протянул пачку долларов и горсть местных гиней.

— Не рассчитали немного своих сил. Вот, осталось чуть-чуть, — признался он. — А теперь пошли, стол ждёт.

Я вернулся домой поздно, здорово пьяный и звеня подарками.

— Ты что, ограбил бар? — поинтересовался Али, помогая мне подняться по ступенькам на крыльцо.

— Взял с собой, что не смог допить, — с трудом выговорил я.

— Инта магнун (ты сумасшедший), — проворчал старик, укладывая меня на кровать.

Кака

— Поручик, как вы знакомитесь с женщинами?

— Подхожу, спрашиваю: «Мадам, а можно вам впердолить?»

— Так ведь можно и по морде получить?

— Можно получить. А можно и впердолить.

«Гранд Палас», в котором я все это время обитал, был, как выяснилось, просто культовым местом для дайверов. Эта мини-гостиница существовала в основном за счет своей специфической тусовки, и люди со стороны, типа меня, в нее попадали редко. Большей частью новички приезжали по рекомендации завсегдатаев и, если приживались, то автоматически вливались в устаканившуюся команду. Фан клуб «Гранд Паласа» состоял в основном из немцев, швейцарцев и англичан. Французов здесь, как, впрочем, и во всей Европе, недолюбливали, а итальянцев сторонились из-за их национальной шумливости и излишней сверхкоммуникабельности. Я же был «редкой рыбой», русским, которых здесь почти не водилось. Ко мне долго присматривались. Мало того, что и так русских практически нет, так ещё и приехал с чемоданом, рыжей крашеной шевелюрой и не подавал никаких признаков того, что интересуется дайвингом. Но однажды вдруг побрился и стал водить туристические группы… Народ удивился, но в итоге решил меня принять в свои сплоченные ряды, тем более что я все равно бы никуда не ушел, так как мне здесь нравилось, а идти некуда. Свободных номеров хватало не всегда, и периодически народ дожидался комнаты, живя на крыше, как и я в первую ночь. А то и на общей кухне. Но никто при этом не роптал, потому как находился «дома», в кругу «семьи». Мы вели «совместное хозяйство», занимаясь каждый своими делами. Правда, периодически вместе выпивая.

И вот однажды в этом теплом стане появился ещё один русский дайвер. До сих пор я видел только Юлия и думал, что приехавший — его копия. А потому и знакомиться не собирался. Два дня мы никак не пересекались, каждый бегал по своим делам и ресторанам, а на третий меня потрясло, когда я увидел, что возле отеля стоит толпа местных, которых Али пытается отогнать.

— Что случилось? — поинтересовался я у него.

— Все хотят увидеть того, кто пугает акул, — пояснил он и рассказал, что приехавший является легендой, как среди аквалангистов, так и среди местных жителей. Однажды он целую неделю гонялся на судне за акулами, а увидев их, бросался в море.

— Да врёт он, поди, — отмахнулся я.

— Как врёт? — обиделся Али. — Его возил на яхте мой родственник Мухаммед, а потом мой родственник Саид. Они и сами все видели, и матросы! Весь город знает, все посмотреть пришли.

Кажется, я ошибался насчет русского. Юлий бы к акулам не прыгнул. Да и зачем вообще к ним лезть?! И вот гонимый поиском ответа на «загадку сфинкса» я направился прямиком на шум вечеринки, чтобы все досконально выяснить и познакомиться со странным гостем…

— Штрафную! — первое, что услышал я. — Из России, а даже поздороваться не пришел!

И наглый бородатый тип в очках налил мне стакан вискаря. «Хм, испытываешь? Думаешь, раз ты с акулами нырял, легенда. Ну и выпью!» — подумал я и залпом выпил за знакомство.

Процесс знакомства после этого пошел как по маслу. «Типа» звали Константин Кравчук, странствующий рыцарь, как он отрекомендовался. В будущем прозванный мною для краткости К. К., или просто Кака. Плавает по всем миру, подрабатывая инструктором по дайвингу…

— Ну, зачем ты к акулам прыгал? — в сотый раз интересовался я.

— А чего их бояться? Они мирные, — отмахивался он.

— Но и говорить с ними все равно не о чем! — настаивал я…

Кравчук темнил. Все пили. А потом, почему-то проникшись ко мне, он рассказал, что, помимо собственно погружения, инструктор по дайвингу может зарабатывать самыми разными путями. Вариантов куча. Например, можно закинуть клиенту сказочку, как «один турист нырял, его окружили акулы, но он смело вел себя, и его не тронули. Зато не менее отважный инструктор тоже не растерялся и сфотографировал всю эту сцену. Снимки попали в „Нейшнл географик“, турист прославился…»

Чувак, которому впаривают эту херню, конечно, загорается идеей — ему бы такие кадры! Все бабы падали бы к его ногам штабелями! Правда, нырять с акулами его не заставишь. Более того, если он увидит такую дурищу рядом с собой, то от страха по воде пешком пойдет. «А хочешь, я отдельно сниму их, а потом на фотошопе тебя вставлю в кадр?» — предлагает ему инструктор. «Да! Да! Да!» — кричит лох. «Но это очень опасно!!!.. Вот только, конечно, если вы можете заплатить пятьсот долларов…» Осознавая опасность, турист обычно платит.

Поэтому в прошлый свой приезд Кравчук и гонялся за акулами по всему побережью, пытаясь снять их при вечернем, дневном, утреннем и прочем освещении. Полагая, что после продажу снимков организует оптом. Лохов много, привезти чего-нибудь экзотическое домой хотят все. А в журналы фальшивые фотки никто не отправит, понимая, что его расколят. Зато как будут поражены соседи и коллеги!.. Гениальность кравчуковской идеи провалилась только из-за одного маленького и крайне нелепого препятствия — трусости акул. Оказалось, что и эти твари смелые только в кино, а в жизни — как я уже писал — ни одна земная и морская живность не хочет столкновений с непонятным противником. Когда радостный дайвер прыгал к ним с фотокамерой, они бросались от безумца врассыпную. Поскольку предложить им долю тоже нереально, Кравчук с горечью простился с гениальной идеей, а потому и рассказал её мне. Всё равно не украду.

Уходя под утро спать, я понимал, что наверняка у моего смелого соотечественника есть ещё масса гениальных идей, как заработать, и наверняка он не просто так приехал в Халаиб. Но вытрясти что-либо ещё с него так и не удалось. А возможно, пока и ни к чему мне все это. Тут без опыта недолго пропасть. И потом это как же нужно любить деньги, чтобы прыгнуть к акулам. Конечно, они и правда, скорее всего, удерут, но все же есть небольшая вероятность больших неприятностей. Рыбины могут быть чем-то напуганы, ранены, или они однажды кусали человека и знают, что он безопасен, и вообще, это могут быть какие-то неправильные акулы…

И что тогда?

* * *

Однако идея с подводной съемкой все же гениальна, если не брать акул в качестве моделей. Как мне раньше не пришло это в голову?!

Мое увлечение фотографией началось ещё в детстве, когда родители подарили мне «Смену 8М» на день рождения. Не могу сказать, что с того момента я никогда не расставался с камерой, но фотографировать научился, любил и всегда брал с собой аппарат во всякие поездки. Кроме, правда, нынешней. Но как выяснилось, в Халаибе есть место, где можно взять камеру напрокат, да ещё и в боксе для подводной съемки. Я давно хотел поснимать то, что ежедневно встречалось мне во время погружений, кроме того, делая фотографии своих клиентов, я бы мог без особых усилий увеличить личный материальный доход с нырка. Быстро просчитав экономику, я предложил эту услугу народу. Как и любое «нововведение за дополнительные деньги», моя инициатива не была поддержана. Дайверы оказались, мягко говоря, прижимистые, но мою решимость освоить перспективный ресурс это не поколебало. «Ах, вы так? — решил я. — Тогда зайдем с другой стороны».

На следующий же день в моих руках появился жёлтый подводный фотоаппарат. Он совершенно не мешал работать, кроме того, добавлял мне творческого азарта и привлекал дополнительное внимание окружающих. Они с удовольствием позировали мне на фоне рыб и кораллов.

Проявка и распечатка снимков занимали около часа, и к ужину у меня в руках уже была стопка большей частью неплохих фотографий. Народ рассматривал их, узнавая себя и места, где недавно погружались.

— Здорово!.. Смотри-смотри, а это я… Ты здесь себя видел?.. — наперебой галдели они. — Эту я возьму, а эту я… а эту я…

— По десять долларов! — торжественно сообщил я. — Вы же вчера отказались скинуться и взять камеру напрокат для всех. Я взял её сам, для себя, поэтому фотографии продаю. Логично? Могли заплатить рубль, а платите десять! Это называется: «Жадность рождает бедность».

Дебют нового жанра удался. В дальнейшем я постоянно предлагал народу взять в аренду камеру, но предлагал как бы невзначай, чтобы человек отказался. Продавать снимки в розницу гораздо выгоднее. Это увеличило мой доход от погружений раза в три!.. Как хорошо встретить за границей умного соотечественника!

* * *

Впрочем, я использовал чужие идеи, но старался избегать попадания под чужое мировоззрение. Я всего лишь собирал бабки на обратную дорогу домой, в холодный город, туда, где снова стану артистом и займусь любимым делом, выезжая пару раз в год к теплому морю. А в нашем «Гранд Паласе», как в ашраме, собирались люди, не мечтавшие ни о чем другом. Что такое пятьсот долларов, которые заработал Кака за фотосъемку с акулами, знаете? Это целый капитал! Здесь, в Нубии, имея такие деньги, можно полгода не работать и ни в чем себе не отказывать! Потому что зарплата местного населения — три доллара в месяц, то есть человек с сотней в кармане может чувствовать себя первым после Бога.

Нубийцы, конечно, тоже хотели бы стать инструкторами по дайвингу, но, к сожалению, европейцы предпочитают рисковать жизнью только под присмотром соотечественников. Они не доверяют малообразованному местному населению. Их, естественно, можно понять: вы бы взяли к себе на работу водителем обезьяну? Так что для белых, работающих в Нубии, это был рай. Одна удачная дневная работа могла обеспечить вас на целый месяц, так зачем тогда жить в своей стране, где каждый день нужно являться в душный офис, слушать указявки тупого начальника, когда есть страны, где ты сам себе начальник и король. Где, мало работая и много отдыхая, ты все равно в шоколаде, а на день своего рождения можешь пригласить целый город. Есть даже термин для этой жизни — «изи лайф», и немало европейцев живет именно так.

Но, к счастью, не все.

В один прекрасный день на пороге «Гранд Паласа» появился довольно странного вида человек с огромным, но не дайверовским рюкзаком. Его звали Норберт. Оказалось, что один из наших, его хороший друг Бруно рассказал ему об отличном варианте проведения отпуска. С собой Норберт привез список необходимых вещей, типа крема от солнца, шортов, шлепанцев… карту города с отмеченными злачными местами и аннотацией, которая гласила, что в Халаибе следует остановиться в «Гранд Паласе», найти там инструктора Эба, передать ему письмо, и он тебе все классно организует. Что Норберт, собственно, и сделал. Меня позвали из ближайшего кафе, где я ужинал. Я подошел и, узнав, в чем дело, вскрыл конверт. «Дорогой Эб, — писал Бруно. — Пожалуйста, не удивляйся, этот парень приехал с парашютом…»

«Не удивляйся?!» — конечно, нет! Я был просто изумлен.

«…Это мой лучший друг, — продолжал Бруно. — Он не дайвер, он занимается параглайдингом. Нырять он наотрез отказывается, а я боюсь летать. Мы всю жизнь отдыхали вместе, а теперь — врозь. Вот я и сказал ему, что Халаиб — лучшее место для параглайдеристов, чтобы он приехал, а ты его научил бы нырять с аквалангом, потому что только русский может победить упрямого и бестолкового немца, каким и является мой лучший друг Норберт. Знаю, тебе будет очень не легко. Прости меня, если сможешь. Удачи и до встречи».

Гм, прости. И чё мне с ним делать? Нырять с парашютом — нереально. Летать в акваланге — рыбы засмеют. Но что-нибудь придумается.

— Парашют с собой? — как можно серьёзнее спросил я.

— Да, вот, — ответил Норберт, показывая на рюкзак.

— Селись в гостиницу и готовься, завтра утром полетим, — серьёзно сказал я и пошел в бар продолжать. Где и поделился своими проблемами с народом. Все-таки шутки — шутками, а я даже не представлял себе, что будет, когда Норберт узнает страшную правду. Он пока даже не догадывался, как подставил его «лучший друг». Если я скажу ему все напрямик, он наверняка расстроится и просто никуда нырять не пойдет. К тому же розыгрыш не получится, а испорченный отпуск мало кто прощает. Надо было что-то срочно придумать, но я сидел в баре с компанией, а как известно, одна голова хорошо, а десять лучше… План созрел к тому моменту, когда Норберт, заселившись в номер, присоединился к нам в кафе.

— Знаешь, — сказал я ему. — Завтра у нас, извини, ничего не получится. Мы все едем на спасательную операцию.

— А что случилось? — взволнованно спросил он.

— У нас тут приятель неудачно приводнился. Только что сообщили. Сам-то, вроде, в порядке, вот парашют утопил… и главное, талисман потерял, сорвал с шеи, пока в воде отстегивался, — впаривал я только что сочиненную легенду. — А знаешь, что значит потерять талисман? Матиас с ним всю жизнь летал. Так что едем нырять, искать будем.

— Да, потерять талисман — это чертовски плохо, — поддержал меня Норберт. — У меня тоже есть одна вещь на удачу, и я без нее никуда. Многие считают, что это ерунда, а для меня это важно.

— Это так и есть, — кивнул я. — Мы все здесь относимся к этому очень серьёзно, поэтому и решили устроить спасательную операцию. Потому что мы понимаем, что на самом деле это значит, а он нам товарищ, и мы не бросаем друзей, когда им нужна наша помощь. А как иначе?

— Классно, что у вас такая команда. Вы счастливые и честные парни, — вздохнул он. — Знаешь, сейчас редко где встретишь такое. Обычно каждый только за себя, и никого не волнуют чужие проблемы. Я, если честно, и параглайдингом-то увлекся потому что народ там подбирается правильный.

Мы заказали ещё по пиву. Выпили за «самых честных в мире» парней. Я был очень доволен таким поворотом дела. «Ну, просись, просись уже с нами!» — заклинал я его про себя. Скрестив пальцы под столом я держал паузу.

— Я бы с удовольствием пошёл с вами, — наконец произнес Норберт. — Только не знаю, чем смогу быть полезным. Я никогда не погружался с аквалангом.

«Есс!!! — чуть не закричал я, но взял себя в руки — Рано радоваться. Ещё немного… Только бы не спугнуть…»

— Жаль, лишние глаза как раз бы не помешали, — вздохнул я. — Площадь поиска большая. На воде ведь сложно точное место запомнить. Единственный наш ориентир — это координаты с самолета плюс-минус полкилометра. Даже если найдем парашют, это ничего не даст. Его течением наверняка далеко оттащило, так что прочесывать каждый метр придется. Хорошо ещё, что он рядом с рифом плюхнулся, глубина там метра три-четыре, не больше.

— Хм, — глаза Норберта заблестели. — Три метра? Это же ерунда! Я справлюсь! Найдется акваланг для меня?

— Конечно, найдется, — обрадовался я. — Вэлком ту зэ клаб!

Под предлогом, что «мне нужно ещё все успеть подготовить для операции», я поспешил уйти из кафе, оставив там Норберта. Мне, действительно, теперь необходимо организовать все то, что я ему наплел. С ребятами, которые только сегодня днем закончили у меня курс и решили завтра просто поплавать — закрепить освоенное, проблем не было. Они точно не сдадут, кроме того, никто из них не говорит ни по-немецки, ни по-английски. Осталось договориться с остальными, кто будет на корабле. Долго искать их мне не пришлось. Они пили пиво в кабачке на набережной. Я показал им письмо и со своими яркими комментариями пересказал сюжет проведенной мной артиллерийской подготовки. Парни взвыли от восторга: «Перекуем парашютиста в водолазы!» И мы тут же весело под пиво разработали блестящий сценарий. «Только не колитесь до конца, — попросил я. — Финал я беру на себя. О'кей?»

Утром наша группа «парашютистов» загрузилась на водолазный бот, и мы направились к одному из рифов, к месту, называемому сегодня «район неудачного приводнения Матиаса», строго согласно сценарию. О полетах никто не говорил, так как для успеха операции мы дали обет «о небе ни слова, пока не найдем талисман». Это была также продуманная предосторожность, чтобы Норберт ничего не заподозрил. Ведь никто из нас никогда даже не видел парашюта вблизи, а тем более на нем не летал. По дороге я тщательно проинструктировал его относительно предстоящих погружений, вкратце изложив основы и правила водолазного дела. Корабль встал у рифа на якорь, Матиас показал рукой приблизительное место своего «падения», ещё раз описал пропавший предмет, и мы собрались для мизансцены на корме под кодовым названием «совещание». На нем решено было разделиться на пары и выделить каждой паре свой сектор поиска. Я, как опытный дайвер, взял в напарники новичка и получил самый мелкий ближайший к рифу сектор. Первое погружение прошло хорошо и, естественно, безрезультатно. Во время прочесывания дна в поисках талисмана наш парашютист успел немного освоиться под водой, а также заметить и оценить красоту подводного мира. Дайвинг просто привел его в восторг, хотя он тактично сдерживал свои эмоции, помня о невеселых обстоятельствах, приведших нас сюда, и поставленной перед нами сложной задаче. На втором погружении Норберт уже держался уверенно и даже, отвлекаясь от поисков и забывая обо мне, заглядывался на рыб.

— Мы опять ничего не нашли, — сообщил он, поднявшись на борт.

— А как тебе дайвинг? — спросил Матиас.

— Классно! Там была мурена такая, и скат, и рыбы такие…

— Значит, понравилось?

— Еще бы! А как, кстати, талисман?

Я протянул Норберту небольшой кулончик.

— Нашли?! Вот здорово! — обрадовался Норберт. — Кто? Где? Как? Дай посмотреть!.. А почему это фигурка дайвера? Вы же парашютисты!

Все посмотрели на меня. Подготовить фигурку парашютиста я не успел, точнее, её просто негде было взять. В Халаибе сроду не видели парашютистов.

— Видишь ли, Норберт, — подбирая слова, неспешно начал я. — Дело в том, что на самом деле мы не совсем парашютисты…

И я рассказал ему о нашем сговоре, показав письмо, подтолкнувшее нас к этому поступку.

— Это вы меня так надули? — захохотал Норберт, когда, наконец, понял, в чем дело. — Я же поверил! Ну, вы даете. Меня в жизни так не дурачили! Спасибо, парни, я это никогда не забуду…

Вечером мы ещё раз все вместе обменялись впечатлениями об отлично проведенной «спасательной операции», хохоча на всю набережную и потребляя спиртные напитки, естественно, за счет Норберта. Через четыре дня он окончил курс и получил свой первый сертификат подводного пловца.

Парашют был заброшен и одиноко лежал в углу его комнаты, порой вызывая у нас нетрезвое любопытство. Дайверы — народ активный, уверен, если бы в городе имелись какие-нибудь летательные аппараты, кроме «Боингов», стоящих в аэропорту, мы бы непременно использовали его по назначению. А так… однажды пьяный Кравчук, дожидаясь, пока Норберт соберется в кафе, незаметно от него отрезал ленточку от парашюта. На память. Только ленточка нас потрясла. На дискотеке в неоновом свете она ярко светилась. Тогда ещё не были в широком применении подобные материалы, и мы, как вороны, стали потихоньку растаскивать стропы парашюта на сувениры. На дискотеках повязывали ими волосы, завязывали на руку.

— Какие веселые ленточки, — однажды одобрительно заметил Норберт. — Это для дайверов, а мне можно купить?

Народ напрягся, с ходу придумав, что это дается только инструкторам. Он пока не дорос.

— Жаль, — расстроился тот. — Но я вернусь сюда на зимние каникулы и тогда обязательно получу сертификат.

— Ну, тогда, конечно, и сувенир будет твой! — одобрили мы его, надеясь втайне, что, может, до того момента он и не откроет парашют.

Всё ниже, и ниже, и ниже…

Жил-был на свете Иван-дурак. И была у него вместо пупка гайка.

Всю жизнь Иван-дурак думал, зачем ему эта гайка.

Однажды взял да и открутил её.

Тут у него жопа и отвалилась.

Мораль: не ищи на свою жопу приключений.

— Ты должен меня взять, — настойчиво канючил я. — Костя, я ведь могу пригодиться.

Константин Кравчук, он же К. К., он же Кака, чесал бороду, морщил нос, и о чем он думал, угадать было практически невозможно. А дело все в том, что на завтра он получил довольно сложный заказ на глубоководное погружение. В наш городок завалилась компания из трех французов, которым непременно нужен был рекорд: погрузиться на сто метров. К Косте они обратились, как к лучшему инструктору; он согласился, взяв с них приличный гонорар; сделка и погружение должны были оставаться в строгом секрете; однако, что было естественно, слухи о происходящем расползлись по всему городку. Я решил, что непременно должен видеть это. Подобный опыт всегда пригодится.

— Да я бы не против тебя взять, — отмахивался Костя, — но сам не знаю, что ждет на глубине с такими клиентами. На подобные подвиги всегда идут дауны и недоучки. Стараются поставить личные рекорды, не зная, как это опасно. Причем чем ниже у них квалификация, тем чаще лезут. А отговорить их я не смог: неопытным людям ведь ничего не объяснишь! Тем более фрэнчам. Тот, кто хоть немного соображает, дорожит своей шкурой. А тут, — он обреченно махнул рукой, — мальчики приехали померяться хуями.

— Но тогда зачем ты идёшь с ними? — изумился я.

— Так они всё равно будут нырять, со мной или без меня. Но со мной у них больше шансов выжить.

Хм, ситуация оказалась даже интереснее, чем я думал, так как пока не сталкивался с любителями глубоководных погружений. Оказалось, смелость и разум ходят разными путями. Более того, как утверждает народная водолазная мудрость: «Смелый дайвер не бывает долгожителем».

И всё-таки предприятие очень манило, я тоже хотел подвига. Ну, какой инструктор может быть, если туристы ниже его опускаются?! В общем, я решительно пошел на крайние меры и… предложил сто долларов. Кравчук неожиданно изменил свою позицию и согласился меня взять, мотивируя тем, что, «если жабоеды будут тонуть — одного спасет он, второго — я».

— А третий? — поинтересовался я, кажется, из чистого любопытства.

К. К. не ответил, но по его лицу было видно, что третий… Ну и фиг с ним. Иногда и одного-то не вытащить. А помирать, знаете ли, нам рановато.

— И, вообще, надеюсь, ты помнишь международное правило спасения: «Лучше один труп, чем два»?

Я согласно кивнул: в мои планы тоже не входило погибнуть завтра, к тому же и… правило очень разумное. Например, если турист рухнул в водопад, а у тебя нет ни веревки, ни спасательного жилета, и… вообще ни черта, то и прыгать вслед за ним не имеет смысла. Вы утоните оба, если только вы не Бэтманы. Но Бэтманы, к сожалению, живут только в кино, о чем я прекрасно помнил, благодаря близкому знакомству с морской стихией, не дававшей человеку забываться.

Мне самому придется завтра серьёзно контролировать себя; скажем, тот же азотный наркоз, «восторг пустоты», начинается с пятидесяти метров, причем наступает всегда непонятно и внезапно. А многие люди даже не поняли, что пережили его. Как рассказывал один турист в баре: «Так здорово было, я плыву, кругом кораллы, да ещё такая прекрасная музыка…»

— Какая ещё музыка под водой? — одернули его.

— Какая? — Он задумался и даже опешил. — Ну, может, я сам себе намурлыкал?..

Меньше всего хотелось услышать на глубине в сто метров музыку, трахнуть русалку, возомнить себя резвым ушастым дельфином… И стать героем анекдота: «А ну верните деньги за анашу, она не вставила!» — «Тогда, чё ты сюда голый из бани пришёл?»

Но я надеялся, что удержу ситуацию: это неофит, который не в курсе того, что с ним может случиться, не поймет, что его мозги не в порядке. А я практически морской волк или даже танк!

* * *

«А если что случится? — размышлял я утром по дороге к клубу. — Будет ли меня мучить совесть? Будет ли являться мне в кошмарных снах тот дайвер, которого я сегодня не смогу спасти? Что если он, обглоданный рыбами и увешанный водорослями, станет подниматься каждую ночь из чёрной ледяной бездны и брррр… Но живут же как-то другие инструкторы и не сходят с ума! Хотя интересно, как они живут?! Вспоминают ли случайно погибших. А поминать их надо?»

Я живо представил, как сажусь пить в компании и прошу налить ещё одну лишнюю рюмку, на которую кладу бутерброд и объясняю всем, что это для Жоржика. «Какого ещё Жоржика? Мы кого-то ждем?» — изумляются друзья. «Нет. Он не придет никогда. Его нет с нами с тех пор, как…»

Но что потом? За «Жоржика, который ставил личный рекорд», за «Йосика, надравшегося перед погружением», за «старого гипертоника дурака Ярика» и за «голландских молодоженов Винсентика и ВанГогика, удравших от инструктора и компании, чтобы под водой заняться противоестественным сексом и угодивших в старые рыбацкие сети…» Мало ли как можно погибнуть в открытом море! Мне представился старый инструктор по дайвингу, сидящий за столом, уставленным наполненными и не выпитыми рюмками… Картина ужаснула.

Я, как мог, старался отогнать чёрные кучерявые мысли от белой бритой головы — все равно пути назад уже нет. Ведь сам напросился к Кравчуку, так как не прийти? Здесь не ленинградская школа, куда можно принести поддельную записку от родителей: «Заболел корью и аппендицитом». Мне вспомнился мультик про Малыша и Карлсона, где Малыш спрашивает своего друга: «Скажи, Карлсончик, а что, если ты устанешь лететь со мной?» — «Ах, Малыш, тогда я просто сброшу тебя вниз. Одним мальчиком больше, одним меньше, никто и не заметит. Пустяки, дело житейское».

Что ж, одним французом больше, одним меньше. Утопил француза — спас сотню лягушек. Неприятная трусоватая нация. Маленькие носатые наполеончики. Наверное, из-за комплекса неполноценности их так и тянет на подвиги… Вот черт! У клуба уже стояли трое ребят, с которыми возился Кака. Как назло, очень приятные и высокие. Видимо, и среди французов встречаются нормальные люди.

— А почему вы не ныряете со своими? Здесь рядом французский клуб, — спросил я по-немецки сразу после того, как меня представили.

— Мы уже были там. У них глубоководные погружения проводятся на глубине сорок метров. И не больше, — пожаловался один по-английски.

— Ну, да, это стандарт, — ответил я, не помню на каком.

— Дело в том, что на сорока мы уже неоднократно были и теперь хотим погрузиться на сто, — гордо квакнул он.

— А квалификация у вас какая и погружений сколько?

— Около сотни, и у нас по две звезды КМАС.

— Ну, тогда вы должны знать, что это опасно, — резонно заметил я.

Он в ответ только широко улыбнулся: ага, понятно, кто не рискует, тот не пьет «Вдову Клико». Ну, что ж… Вперёд и с песнями.

Они уже закончили оформлять документы. Погружение было «левое», без участия клубов и инструкторов. Ребята, типа, просто взяли напрокат баллоны, а мы, типа, просто ныряем рядом, нам, типа, дешевле такой большой компанией арендовать лодку. Последней «маленькой формальностью» стало взять так называемый «смертный листик», где написано, что у французов есть такой-то сертификат и квалификация, и они знают, что делают, пускаясь в свободный дайв.

Мы сразу погнали к самому глубокому месту, встали, вывесили за борт четыре баллона для декомпрессии (на всякий случай) и ещё раз обговорили все детали предстоящего «летального» погружения. По большому счету, нам нужно было «упасть» туда, зафиксировать достижение и сразу же подниматься на поверхность. На большее все равно не хватило бы воздуха. Мы попрыгали в воду, собрались на поверхности и пошли.

Первые тридцать метров пролетели без осложнений. Впрочем, с тридцати метров, если случилось что-то непредвиденное, ещё можно «сдриснуть». То есть можно-то можно, если, конечно, ты нормальный парень, хорошо подготовлен, не паникуешь, успел выдохнуть воздух из легких и вообще по жизни везучий… Я чуть дрогнул, отметив про себя эту тридцатиметровую точку необратимости. Мои молчаливые спутники, возможно, тоже дрогнули, но не подали виду, квакнули, и мы продолжали упорно идти вниз.

…Если кто до сих пор не понял, глубоководный дайвинг отличается от обычного тем, что все проблемы надо решать на месте, то есть на глубине. Если у тебя сломалось оборудование или ты испугался, что оно сейчас сломается, и решил не рисковать, тебе все равно придется взять себя в руки и, не торопясь, как того требуют правила безопасности, подниматься на поверхность.

…Ближе к шестидесяти парни начали волноваться. К этому времени нас окружала кромешная темнота. И хотя мы держали фонари, с их помощью видели лишь друг друга. Все, что было вокруг, ускользало из круга света; со всех сторон на нас наступала чёрная холодная смерть, называемая биологами «колыбелью жизни на Земле». Интересно, совались они в эту «колыбель жизни»? Мне так идти туда уже совсем не хотелось! Однако меня представили как хорошего инструктора, как же я мог убежать? Снова направив фонарь вниз, я увидел лишь свои «ноголасты». Уходящая глубоко вниз пустота и темень рождали ассоциации только со школьным юмором: «Темно, как у негра где?..» или: «Темно, как в жопе у кого?..» — уже не помню, как правильно. Пояс с грузами, который крепко охватывал меня, когда я только нырнул, сейчас ослаб и почти болтался на жопе… у меня. Не потому, что он расстегнулся, — просто мое тело сдавливают метры воды, что остаются сейчас над нашими головами.

Чёрт, куда я полез?!

Питая надежды на понимание, осветил компанию. Все показали знаками «о'кей», и мы продолжили погружение. На отметке «семьдесят пять» что-то случилось: один из французов вдруг заметался и резко рванул к поверхности. Я увидел, что Кака поймал его за лапу и пытается успокоить. Быстрый подъем с такой глубины грозил бы французу большими проблемами, может, и не смертью, но в любом случае Фуа-гра ему уже жрать бы не пришлось. Все собрались вокруг, пытаясь понять, насколько сложна ситуация. Парня могла охватить паника; и неожиданно для себя он осознал, что творит какую-то полную хуйню (я так же был в этом уверен!). А паника — самая страшная вещь, особенно под водой. Я уже слышал, что человек порой делает дурацкие вещи, например, вытаскивает изо рта регулятор и выкидывает его, а потом ломит вниз на всех парах. А может, у него азотный наркоз, про который я говорил. Но и тогда его надо ловить всей компанией, вдруг возомнит себя Ихтиандром?

Впрочем, ему, да и нам, кажется, повезло. Он знаками показал, что неважно себя чувствует, и твердо намерен всплывать, но зато пребывал в трезвом сознании. Отпустить его одного в таком состоянии было бы роковой ошибкой. Теперь нам надо либо разделиться, либо плыть всем вместе наверх. То есть Костя вытаскивал перепуганного туриста наверх, а я, как инструктор, продолжал спуск вниз с оставшимися. Меня подобная перспектива приводила в ужас, но куда я мог сбежать: назвался клизмой — полезай в жопу. Я с содроганием и какой-то надеждой глянул вниз: там не стало светлее и уютнее. Пасть отца-океана готовилась нас сожрать. Подумал об этом, к счастью, как оказалось, не только я. Стоило поднять взгляд на компанию, как стало ясно, что приятели француза решили плыть наверх.

«Ага, под предлогом санитарного сопровождения хотят сбежать!» — подумал я злорадно и в то же время необычайно радостно. Им было страшно, как и мне. Мне даже казалось, что я слышу учащённое биение их сердец. Кроме того, пока мы решали, что делать с беглецом, нас уже притопило до восьмидесяти шести метров… Чёрт, да давайте же наверх!

А наверху… ну, конечно, едва сняв костюмы и уняв дрожь, все… стали строить из себя героев.

— Так жаль, — сокрушались парни, — оставалось-то чуть-чуть.

— У меня сильно закружилась голова, — оправдывался виновник срыва, — я потерял ориентацию…

— Восемьдесят шесть — это не сто, но все-таки в два раза больше ваших прежних достижений! — констатировал Костя. — В следующий раз получится.

«Только уже не со мной!» — про себя добавил я.

* * *

Вечер мы провели в баре с Кравчуком. Он не признавался, как чувствует себя, я же знал, что должен снять стресс. Главная проблема, что я не был готов спасти человека, который, возможно, только на меня и надеялся. И в этом была какая-то подлость.

— Забей! — мудро заметил Кравчук. — Ты сюда влип случайно, но зато здесь уже есть Юлик, который может утопить кого угодно в силу собственной трусости. Чем больше будет развиваться туризм, тем больше будет работать халтурщиков. Когда я начинал, людей, занимающихся дайвингом, были единицы. Меня учил человек, работавший в команде Кусто, а сейчас любой может стать инструктором.

— И заявить, что он профессионал, и получить с людей НЕМАЛЫЕ ДЕНЬГИ! — Я решил подколоть Кравчука, зная, что с французов получено довольно богато.

— Ну, сколько человек готов заплатить за свою жизнь, столько она и стоит! — Он даже не обиделся. — Они могли нанять инструктора подешевле, да любой здесь пошел бы за меньшую сумму, чем получил я. Но ребята оказались не лохи. Зачем им рисковать? А с людьми, которые свою жизнь ценят дешево, я и сам бы никуда не пошел — это самоубийцы. Знаешь анекдот на эту тему?

Я как знаток анекдотов заинтересовался: «Ну?»

— Идёт группа туристов по горам. Видят пропасть, через неё перекинут шаткий мостик. Им даже страшно представить, что по мостику можно пройти. Но тут они замечают грузина, который резво перебегает его с тяжёлой вязанкой хвороста.

— Подожди, как тебя зовут?

— Гоги, — отвечает грузин.

— Гоги, а ты мог бы перенести на ту сторону наши рюкзаки? По двадцать копеек за штуку.

— Вай, конэшна, могу.

И он переносит рюкзаки, при этом даже ни капли не вспотев. Тогда туристы спрашивают: «А ты мог и нас перенести на ту сторону? По рублю с человека?»

— Вай, конэшна, могу.

И начинает носить: одного, второго, третьего, а четвертого… нечаянно роняет в пропасть.

— Ах! — кричат туристы.

— Да чего там ахать! Подумаешь — рубль…

Остров сокровищ

— Доктор, выпишите мне таблетки от жадности. И побольше, пожалуйста!..

— Ну чего, поедешь со мной на рэк? — как обычно, ввалившись без стука в дверь и разбудив меня, поинтересовался Кравчук.

— Куда? — спросонья не въехал я.

— На «шип рэк», кораблекрушение, если по-русски, — пояснил он.

Остатки сна слетели моментально. От такого, как Кравчук, ждать можно чего угодно: «Ты корабль хочешь утопить?»

— Нет, — он очень удивился, но тут же призадумался. — Хотя можно будет как-нибудь… Многим захочется посмотреть, как он пойдет под воду, сняться на фоне опять же… Но я сейчас про другое: завтра с англичанами еду смотреть на затонувшее во Вторую мировую английское торговое судно. Разбилось о рифы. Бери сразу пару выходных. Идем далеко в море. Если успеем, вернемся в тот же день, не успеем — заночуем там.

— В море?! — Я содрогнулся, вспомнив о жуткой ночи на рифах, едва не ставшей последней в моей короткой биографии.

— Нет, зачем? Там неподалеку есть остров. Посмотреть на затонувший корабль и заночевать на острове — ещё бы я отказался!

— Конечно, поеду!

— Ну тогда с тебя как с земляка — пятьдесят долларов… На водку!

…Мы загрузились на бот в пять часов утра, дорога предстояла неблизкая. Решив, что у меня найдется ещё время, и чтобы познакомиться со всеми, и чтобы вздремнуть, я укутался в одеяло и лег досыпать в кокпите… Мне снилась карусель, с которой я все пытался слезть. «Неужели в самом деле все качели погорели?» — «Что вы, глупые газели?..» А вскоре в крепкий утренний сон стали входить какие-то новые ощущения: то ли меня подташнивало, то ли укачивало, то ли и подташнивало, и укачивало одновременно. Я открыл глаза — мои ноги, с которых слетело одеяло, смотрели на меня откуда-то сверху, почти с потолка. Ещё секунда — и я смотрел на них сверху вниз. Эта карусель мне ни фига не понравилась! Черт, говорили Иванушке не искать на свою жопу приключений!

Я пулей вылетел наверх, думая, что не расслышал крик: «Спасайся, кто может!» — но тут же тормознул. Члены экипажа спокойно и деловито занимались своими делами. И пусть наше судно болтало на высоких пенистых зелёно-голубых волнах, на палубе торчали невозмутимые англичане и фотографировались на фоне легкого шторма. Лица некоторых из них не отличались цветом от морских волн: такие же серо-зеленоватые, голубоватые. Но, в конце концов, у них техника развита; если что, в фотоателье подрисуют здоровый веселый румянец.

— Как тебе открытое плавание? — хохотнул появившийся Кравчук. — У тебя с морской болезнью проблем нет?

— Когда водки слишком много выпью, а потом ещё и пива сверху стараюсь не расплескать кофе, — ответил я.

— Ясно, — согласился он. — Но, на всякий случай, если понадобится, у меня специальные таблетки имеются. Пять долларов пара.

— А долго нам ещё?

— Часа три, не меньше. Ветер-то, видишь, какой.

Решив сэкономить на таблетках и на всякий случай не завтракать, я перебрался на нос судна, свесил с него ноги и замечтался о чем-то, глядя на море. А Кравчук тем временем продолжал натаскивать туристов, чтобы ничего не брали на затонувшем судне, а те внимательно слушали. Англичане вообще очень пунктуальны в соблюдении правил. Если в инструкциях сказано, что чего-то делать нельзя, они и не будут. Соблюсти законы для них — как будто дело чести. Это наши туристы стали бы отрывать на память дверные ручки, капитанские мостики; отвинчивать все, что отвинтить невозможно в принципе, и рассовывать по карманам якоря с якорными цепями союзно.

Иногда англосаксы задавали вопросы, он отвечал то серьёзно, то цинично: «При запотевании под водой маски стекло следует протереть изнутри сухой шелковой тряпочкой». Туристы на секунду задумывались, как это сделать, но потом начинали ржать. Повторив с ними все знаки, которыми обмениваются под водой, Константин подвел циничный итог: «А в общем, если ваши знаки не понимает инструктор — это его проблемы. Если вы не понимаете, что показывает инструктор, — это тоже его проблемы…»

На место мы добрались только после полудня. К счастью, море понемногу успокаивалось. Костик подошел ко мне.

— Ну, как самочувствие, настроение? — поинтересовался он.

— Всё нормально! — отрапортовал я.

— Собирайся. Надо будет нырнуть и привязать наш корабль к рэку. Вместе пойдем.

* * *

…Гигантский корпус наполовину перевернутого судна лежал на глубине в двадцать метров и… потрясал воображение. Словно инопланетный объект, покинутый в спешке своими хозяевами. Правда, на морском дне он давно приобрел новых. Затонувший корабль, как коммунальная квартира, манил к себе множество мелкой неимущей рыбешки — ведь в нем масса мест, где легко спрятаться и вывести потомство, — и крупной: она любит мелкую и её потомков.

Многочисленные люки и распахнутые двери так и звали заглянуть внутрь. Мы накинули канат прямо на швартовочные кнехты и поднялись за группой. Англичане ждали нас на борту, уже готовые к погружению.

— Внутрь заходим только за мной и все вместе! — ещё раз предупредил группу Кравчук. — Здесь очень просто потеряться, застрять, попасть под завал… Будьте предельно внимательны и осторожны.

На первом погружении мы проплыли и осмотрели корабль снаружи, прошли по палубам и надстройкам. Я замыкал группу, приглядывая за отстающими, собирая и подгоняя их.

Второе погружение совершали позже, уже передохнув и пообедав. На этот раз вооружились фонарями, чтобы проникнуть внутрь. Через широкую грузовую шахту мы, один за другим, заплывали в огромный, бездонный трюм, набитый ящиками с то ли снарядами, то ли минами, то ли бомбами, то ли какими-то запчастями. Все это было ржавым, хлипким и, казалось, могло обрушиться в любую минуту, поэтому мы сбились в кучу и с опаской затихли, ничего не трогая и стараясь лишний раз даже не перебирать ластами. Когда глаза, наконец, совсем привыкли к темноте, приступили к осмотру арсенала, осторожно продвигаясь вглубь. Узкими коридорами мы двигались от одного отсека в другой, пока не выбрались наружу через огромную пробоину в носовой части корпуса судна. «Обалдеть! — подумал я. — Вот бы здесь покопаться и поискать чего-нибудь». Руки так и чесались, несмотря на жёсткое правило, что с затонувшего корабля категорически запрещается брать что-либо.

Пора было закругляться. Вместе с туристами мы поднялись наверх, всех пересчитали. А нам с Кравчуком предстояло ещё одно погружение: теперь надо отвязать нашу яхту. И я решил соблазнить его поплавать чуть подольше: «Брать ничего не будем, но посмотрим, что там ещё есть».

— Что, например?

— Не знаю, что-нибудь. Давай найдем, например, каюту капитана… и посмотрим, чего там…

— Так мы же уже закончили погружения, — сказал он. — Сейчас отвязываем корабль и уходим.

— Вот, давай перед тем, как отвязать, и заскочим! — Я быстро прикинул время по таблице декомпрессии. — Минут десять у нас есть, а с «остановочкой» так и вообще…

Тут к нам подошёл капитан:

— Погода портится, — сообщил он. — Да и времени уже много. Я думаю, будет лучше заночевать на острове, а обратно в Халаиб выйти завтра с утра. В полумиле отсюда есть хорошая бухта.

— Значит, сегодня — никак?

— Боюсь, что при такой волне и ветре засветло не успеть, — объяснил капитан. — А в темноте в непогоду между рифами небезопасно.

Меня известие обрадовало — выходит, время есть. Англичане тоже восприняли новость спокойно и совершенно не возражали. Перспектива ночевки на необитаемом острове им, похоже, даже пришлась по вкусу, особенно после того, как выяснилось, что для ужина необходимо будет наловить кальмаров, которых, со слов капитана, в этих местах, как грязи.

Пока народ переодевался, обсуждая снасти и предстоящее барбекю, мы поменяли баллоны, батарейки в фонарях, взяли ходовую катушку и приступили к погружению. Как и договаривались, решили для начала найти и обследовать капитанскую каюту. Обычно она размещается под рубкой по правому борту, куда мы прямиком и направились. Проникнуть в рубку не составляло особого труда; окна, выходящие на мостик, были большие, и стекол в них почти не осталось. Из помещения рубки в глубь надстройки начинался коридор, дверь в него была открыта. Мы проплыли туда и вскоре оказались на площадке главной лестницы. Спустившись на один этаж вниз и свернув оттуда налево в коридор, проходящий по правому борту, мы почти сразу уткнулись в дверь с надписью «Мастер рум». Путь к цели составил чуть более пяти минут. «Ес!» — показали мы друг другу и толкнули дверь. Она была заперта, и, чтобы её открыть, нам пришлось отжать замок водолазным ножом, упершись что есть силы ногами в стены и какой-то светильник на потолке. На это ушло немало времени, и для поисков «чего-нибудь» осталось почти совсем ничего. Великий дайвер К. К. первым делом направился к рабочему столу, а я — к встроенному стенному, а в данный момент напольному, стеллажу. В каюте был бардак: обломки, всякая лабуда и труха от деревянной отделки и мебели лежали на полу в виде ила и поднимались мутью при волнении воды; полки частично покрылись невнятной коралловой (каловой) массой; сейф — открыт и пуст. Осмотревшись вокруг, я не нашел ничего хоть сколько-нибудь привлекательного. Вдруг в углу что-то тускло блеснуло в свете моего фонаря. Я сразу же метнулся туда, сунул руку и поднял тяжелый округлый предмет. Сердце чуть не выпрыгнуло в загубник, оказывается, мне очень нравилось искать сокровища! Я отряхнул предмет, протер перчаткой, и в моей руке засверкала гранями хрустальная пробка от графина. Везет мне, как утопленнику: «Иду лежит. Смотрю — блестит. Поднял — сопля». Пока я, задумавшись о жизненных разочарованиях, любовался находкой, неожиданно рядом возник Кравчук. Он показал на часы и что-то пробубнил в загубник — наше время вышло. Я кивнул, и мы начали выбираться наружу.

У одной из дверей он вдруг застрял. «Что он там разглядывает, у меня же воздуха почти нет!» — разозлился я и слегка толкнул его в спину. Вперёд! Он не сдвинулся. Вот кретин, вернемся сюда завтра, если надо, а сейчас хорошо бы наверх. И я ещё раз толкнул его, уже сильнее и опустил глаза на манометр. В ту секунду, что я отвел взгляд, и произошло нечто невероятное… КРАВЧУК ВДРУГ ИСЧЕЗ… А на меня летела огромная зубастая голова, в половину моего роста. «А-а-а!» — я открыл рот. Машинально, ведь, будь я на воздухе, то заорал бы. Но сейчас только глотнул стакан соленой воды, тут же захотел её выблевать, но во рту стоял загубник, и сделать это оказалось совершенно невозможно. Голова тем временем проскочила мимо, вслед за ней протянулось длинное могучее тело, создавшее такой водоворот, что меня завертело. Потеряв ориентацию и с трудом продолжая дышать, я решил, что погибаю, но кто-то схватил меня за руку и потянул наверх…

— Ты что, кретин?!!! — вопил я на поверхности, шумно отплевываясь. Мы с Кравчуком торчали, как поплавки в море, а англичане столпились на борту, не понимая, из-за чего сцепились русские инструкторы. — Ты меня чуть не потопил!

— Я?! Да я тебя только что спас. Ты мне ещё денег должен! — возмущался он.

— Денег?! — поразился я. — На! И заехал ему в нос кулаком.

…И только забравшись на борт, мы сумели выяснить все обстоятельства дела. Он рассказал, что внизу на корабле спокойно переходил из помещения в помещение; очередная дверь не сулила ничего опасного. Он сделал шаг вперёд, осветил небольшую каюту и увидел, что перед ним, скручиваясь, как шланг от говнососки, плавает гигантская мурена. Рыбка метра четыре в длину — видимо, неплохо кормилась внутри судна — сейчас очень нервничала. Она сегодня уже пообедала и не искала встреч с человеком, а он вдруг закрыл ей единственный выход: сбежать же в окошко иллюминатора любительнице пожрать не позволял размер.

Кравчук, видя, что «девушка» психует и готовится к обороне (точнее, к нападению), конечно, готов был уступить ей дверь. Но сзади его нетерпеливо заталкивал в каюту я, тоже сильно психующий от того, что заканчивается воздух, а меня не выпускают до ветра. Поскольку путь и вперёд, и назад оказался заблокирован, он выбрал единственно возможный — наверх. Надул жилет и моментально взлетел к потолку, по которому его почти расплющило. Мурена рванула вперёд, скользнув практически между его ног и обогнув меня. Я-то не загораживал ей дорогу.

Англичан наша история привела в восторг. Они очень сожалели, что не встретились с «таким редким и красивым явлением природы».

Кретины!

* * *

Бухта, в которую мы пришли на ночлег, надежно ограждала нас от волн и ветра. Мы бросили якорь, высадились на песчаный остров и принялись засветло собирать на пляже для костра сухие водоросли и принесенные морем щепки. А с наступлением сумерек вернулись на борт, зажгли прожекторы на корме и приступили к ловле кальмаров.

То есть сначала на свет прожекторов к нам из темноты пришли несметные стаи маленьких рыбок; в течение получаса вода просто бурлила от их количества. Затем уже на рыбок пришли кальмары и начали охотиться. Все это происходило практически на поверхности, и мы с изумлением уставились на необычную картину.

— А как их поймать-то? — сразу заинтересовались все.

— Сейчас покажу, — сказал капитан и достал нехитрое устройство, сразу названное мной по аналогии с «воблером» — «кальмаблером».

На самом деле это была просто блесна-наживка на толстой леске и с большим количеством крючков. Капитан ловко закинул её чуть дальше одного из кальмаров и тихонько потащил прямо мимо него. Увидев, что кальмар развернулся и заинтересовался наживкой, он резко дернул леску. Хищник моментально бросился на «убегающую добычу» и открыл, таким образом, счет закуски к пиву. С криками: «Дай мне, дай мне!» весь коллектив облепил капитана, как детсадовцы воспитательницу, увидев у нее в руках яркую игрушку.

— Давайте по очереди. По одной попытке. О'кей? — построил всех кэп.

Первому добыча досталась одному из англичан. Вытащив кальмара из воды, он взвыл от восторга и тут же попросил кого-нибудь это сфотографировать. Народ метнулся за фотоаппаратами. Кальмар действительно был просто огромный — около полуметра длиной и толщиной с трехлитровую банку. Выстраивая различные композиции для фото-сессии, англичанин на радостях склонился над висящим в его руке на леске моллюском. Кальмар, похоже, только этого и ждал. Рванувшись из последних сил, он окатил своего обидчика мощной струей чернил с ног до головы. Теперь от восторга взвыли все мы! А фото-сессия получила новый бурный толчок — все-таки умеют люди радоваться успехам товарищей.

* * *

Вечером нас ждал роскошный ужин: свежие кальмары, к тому же на корабле оказалось достаточно пива, лепешек, риса и овощей. А в кармане жилета (того, в котором нырял Кравчук) неожиданно обнаружилась некая бутылка. Я бы не обратил на нее внимания, если бы не знал, что он нырял без нее, поэтому и поинтересовался: «А чего это за пузырь ты вытащил?»

— Не знаю, — ответил он. — Ром, наверное, или виски.

— Так давай попробуем… под кальмара… самое время, по-моему.

— А, думаешь, это не опасно?

— Думаю, что нет. Что с виски-то может случиться? Если это вино, то оно может прокиснуть до уксуса, но мы это сразу почувствуем…

— А знаешь, — перебил он. — Я читал, как однажды водолазы тоже нашли в трюме бутылку с ромом, выпили её и умерли. Оказалось, что корабль перевозил ещё какое-то токсичное вещество, которое растворилось в воде и через намокшую треснувшую пробку попало в ром. Вот так.

— Вряд ли капитан держал в баре яд, — возразил я. — Давай осмотрим пробку.

К. К. достал бутылку, и мы приступили к её исследованию. Бутыль зелёного стекла прямоугольной формы, а этикетка… естественно, давным-давно отмокла. Мы принялись ковырять пробку. На вид она была вполне целой и в толще абсолютно сухой. За этим занятием нас и застал капитан нашего корабля.

— У меня есть штопор, если нужно, джентльмены, — сказал он.

— Да мы не знаем, — начал я.

— Это же виски с корабля? — уверенно спросил капитан.

— Ну, да, — не очень уверенно ответили мы. Все-таки брать что-либо туристам запретили, а сами…

— Отличный виски, — сказал капитан. — Я несколько раз пробовал. С этого корабля частенько достают. Помочь открыть?

Ну, раз мы даже не первые…

Потягивая вискарь тысяча девятьсот сорок третьего года разлива, я рассказал Капитану и Кравчуку, как мне понравилось нырять на затонувший корабль.

— Это ещё что! — чуть не по-пиратски отмахнулся Костик. — Вот мы тут на парусник шестнадцатого века ходили, так там, если верить каталогу, золотых монет и серебра на полтора миллиона долларов лежит.

— Ну-ка, ну-ка, ну-ка! — аж подпрыгнул я. — Расскажи-ка обо всем этом поподробнее, пожалуйста. Какой каталог? Какие полтора миллиона?..

— Каталог по затонувшим кораблям. Он в книжном магазине в центре города продается. А у меня ещё и карта морская есть, где куча рэков как опасность для судовождения отмечена.

— Так почему, если все известно, никто не поднимает золото-то? — удивился я.

— Всё, что нашли, уже подняли спасатели и страховые компании, — пояснил Кравчук. — Ну, а то, что не нашли, осталось. Водолазные работы — очень дорогое занятие, а эти монеты могут быть рассыпаны во время крушения и разбросаны на две-три квадратные мили, да ещё и под десятью метрами песка. Их искать невыгодно, поиски дороже встанут. А вот если случайно напороться…

— Так чтобы случайно напороться, надо туда специально приехать и нырнуть? — логично предположил я.

— Куда «туда»? Если бы место знать! Я на этот парусник раз пятьдесят уже нырял и дырку от бублика находил. А вот читал пару лет назад, что один мальчишка прямо на пляже во Флориде с маской нырнул на какие-то четыре метра и нашел золотые слитки на миллион баксов. Вот так. Я вообще считаю, что если должно повезти, то и под ногами найдешь, а если на роду не написано, так заищешься до сумасшествия и ничего, только время и деньги потеряешь.

Мы долго ещё болтали о сокровищах. К большой моей неожиданности, Кравчук оказался очень информированным в этой области человеком. «Мечтает о халяве? — думалось мне. — Не век же ему нырять с туристами и уносить свой зад от мурен?» — а он все продолжал рассказывать, что на Карибах, например, по мнению некоторых специалистов, в период с тысяча пятисотого по тысяча семьсот двадцатый год штормы отправили на дно суда с ценностями на сумму примерно пятнадцать миллиардов долларов. Это были испанские и португальские галеоны, перевозившие в Европу награбленные конкистадорами богатства. А недалеко отсюда недавно были обнаружены останки наполеоновского флота, потопленного английской эскадрой в тысяча семьсот девяносто восьмом году при битве у мыса Абу-Кир. Среди них и флагманский корабль «Орьян», в трюмах которого, помимо казны, находились сокровища рыцарей Мальтийского ордена.

Правда, я с удивлением узнал, что, даже найдя сокровища, никаких законных прав на них ты не имеешь. Законодательствами всех стран эти вещи считаются находками и подлежат передаче владельцу, который обязательно находится. В противном случае этим владельцем возомнит себя какое-нибудь государство или страховая компания, страховавшая корабль и груз. Или внучатые праправнуки какого-нибудь князька, вложившего во времена Царя-Гороха свои сбережения в развитие морских путешествий. Если же утаить ценности — считается, что ты их просто украл, со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Несмотря на эти неприятные новости, уже засыпая на острове, я крепко сжимал в руке свое сокровище — хрустальную пробку. Воображение рисовало полные золота затонувшие древние судна. А в голове вертелась песенка из отечественного мультика: «…корабли лежат разбиты, сундуки стоят открыты…» И уже во сне губасто-сисястая Русалочка из отвязного мультика первых постсоветских времен продолжала выводить низким голосом: «Оставайся, мальчик, с нами. Будешь нашим ко-ро-лё-ё-ё-ё-м!»

Иные

— Сколько нужно американцев, чтобы вкрутить лампочку?

— Сто один. Один вкручивает лампочку, остальные сто следят, чтобы не нарушались права негров.

Американцы, надо заметить, не частые гости в этом конце света. Я не имею в виду военные базы, конечно, а говорю о простых американских туристах. Ну, таких толстых дяденьках и тетеньках с гамбургерами и литровыми стаканами кока-колы в руках. Для отдыха у них есть свои Карибы, Багамы, Гавайи, и сама мысль полететь позагорать куда-то за океан, да ещё и в «нецивилизованную» Африку может, вероятно, прийти в голову только очень эксцентричным миллионерам или настоящим искателям приключений. Тем не менее такие люди находятся, вероятно, потому, что Нубия ну просто специально создана для них, причем больше для последних.

Группу из четырёх американцев доверили мне, так как с «местными» нырять они наотрез отказались, а немецкие и английские инструкторы были «очень заняты» своими делами, типа, «да шли бы янки на… нам своих понтов хватает». А я по неопытности согласился, тем более что денег за них платили достаточно. Мои клиенты на поверку оказались тремя обычными молодыми парнями в шортах и одной мелированной девицей вполне сносного вида. Они поздоровались со мной, представились, предъявив свои дайверовские сертификаты PADI, и по-военному строго поинтересовались, что и как им предстоит делать. Я в двух словах обрисовал, как у нас всё обычно происходит. Они кивнули.

— А во сколько это начнется и во сколько закончится? — уточнила девушка.

— Уже началось и закончится, как со всем управимся, — конкретизировал я. — А теперь расслабтесь и получайте удовольствие. Вы же на отдыхе.

Отсутствие даже тени радости на их лицах меня правда, немного смутило, но тогда я не придал этому особого значения.

День прошел спокойно и обычно, мои подопечные без проблем сделали свои два погружения, но что-то все равно было с ними не так. Американцы держались от всех в сторонке, при этом парни явно избегали своей спутницы. Они были как будто чем-то расстроены и недовольны, но на мои вопросы отвечали дежурным «о'кеем» и прилагаемой к нему формальной улыбкой. «Остальное — не мои проблемы», — решил я и просто не обращал на них внимания.

Действие, называемое обычно у летчиков «разбор полетов», началось вечером, после того как мы вернулись из порта в дайвинг-центр. Ко мне подошла американка Эрика и начала высказывать претензии. Из её слов следовало, что ничего из того, что окружало их во время дайвинга, даже приблизительно не соответствовало их американским стандартам. Они ждали чего-то больше положенного времени, не могли есть пищу, так как она была «несъедобной», отсутствовала диетическая кока-кола… и так далее и тому подобное. Короче, на этом основании Эрика требовала вернуть им деньги.

— Здесь не может быть американских стандартов, — попытался объяснить я. — Здесь Африка. Стандарты здесь нубийские, а у нас в клубах даже лучше, почти европейские, так как мы работаем с иностранцами.

— Если вы беретесь обслуживать американцев, то вы должны обеспечить нам те условия, к которым привыкли мы! — не унималась она.

— Если вы приезжаете в чужую страну, то вы должны быть готовы к тому, что условия жизни в ней могут быть не такие, как в Америке! — сдержался я. — Конкретно ко мне, как к дайвмастеру, претензии есть?

— Нет.

— Тогда расскажите о своих проблемах хозяину дайвинг-центра. До свидания.

Но этим дело не кончилось. Часом позже, приняв душ и переодевшись, я собирался уже идти ужинать, как на выходе из гостиницы снова встретил американцев. Они ждали меня на крыльце.

— Мухаммед сказал, что в качестве компенсации завтра ты будешь нырять с нами ещё раз, — сообщила мне Эрика.

— Я бесплатно не работаю, а с американцев теперь беру двойную таксу и расписку, что они готовы смириться с «нечеловеческими» условиями неамериканского быта, — парировал я. — И завтра у меня, кстати, выходной. На пляж пойду загорать и купаться.

— Только попробуй, — заверещала она. — Я подам на тебя в суд.

— Давай! — согласился я. — Отличная идея! Суд, если ты не знаешь, находится сразу за мечетью, только туда без паранджи баб не пускают. Совершенно не признают, понимаешь, сволочи судьи, американских стандартов. Просто дискриминируют женщин, я бы сказал.

И тут Эрика, громко завизжав, кинулась на меня с кулаками. Я поймал её за шиворот, развернул и пинком под зад отправил «погулять» на улицу. Визг мгновенно прекратился, я посмотрел на свиту скандалистки. Парни, оцепенев, застыли, глядя на меня с восторгом и ужасом. По их глазам было видно, что я только что подписал себе приговор как минимум о пожизненном заключении в тюрьме самого строгого режима. О таком «свойском» отношении к женщине они даже мечтать, судя по всему, не могли в своей Америке. Стандарты, видать, не позволяли. Эрика, похоже, тоже не была готова к такому повороту событий: она растерянно сидела прямо посреди дороги с широко раскрытыми от удивления ртом и глазами. Я, не прощаясь, направился ужинать.

…Эрика догнала меня уже на набережной.

— Эб, извини меня, — запыхавшись, пробормотала она. — Прости, пожалуйста. Я была не права. Просто Мухаммед сказал, чтобы мы тебе передали… но ты же не виноват, что у него все плохо организовано в дайвинг-центре, и, конечно, отдуваться за него ты не обязан.

— Да я и не собираюсь, — хмыкнул я. — Я же у него даже не работаю. Я вообще фрилендер.

— То есть, если ты откажешься, тебя не уволят? — спросила она.

— Нет, поэтому вы со своими претензиями пролетаете.

— Это хорошо. Ты пойми, мы же не хотели навредить тебе, просто у нас в Америке принято везде высказывать открыто свое недовольство, потому что это приводит в итоге к улучшению качества обслуживания клиентов.

— Буду у вас в Америке — учту.

— Не обижайся, пожалуйста… ну, хочешь, я угощу тебя ужином, — вдруг предложила Эрика.

— А потом потребуешь вернуть деньги, потому что продукты и технология приготовления блюд не соответствуют четыреста двадцать шестому параграфу Госстандарта США?

— Не буду. Обещаю! Пускай в Африке все будет так, как принято в Африке. Правильно?

— Ого! А тебя с такими изменениями в сознании обратно домой-то в Америку пустят?

— У нас в Америке, между прочим, настоящая свобода, и каждый может иметь любое собственное мнение по любому вопросу…

— Вижу, что пустят, — успокоился я. — Изменения поверхностные, ствол не задет. Ну, давай, приглашай меня на ужин.

— Тогда выбор ресторана за тобой, — она взяла меня за руку, — ты же здесь местный.

Сначала я из мести хотел отвести её в какое-нибудь любимое «Юлино» место, но сжалился и остановил свой выбор на одном вполне респектабельном ресторанчике «для туристов». Мы сели в уголке с видом на море.

— Будешь пить водку? — спросила Эрика.

— Виски «Рыгал», — ответил я.

— Ты, русский, пьешь виски, а не водку?

— А ты, как истинная американка, сейчас закажешь себе гамбургер?

— Нет, пожалуй, хот-дог и кока-колу, — улыбнувшись, подыграла она.

— Ну, тогда мне икры и балалайку.

Найдя, таким образом, общий язык, мы принялись весело болтать, подкалывая друг друга. Удивительно, но Эрика оказалась «своей», и не прошло и получаса, как я уже звал её просто Эриша, а она меня Эби. У нас возникла любовь с полпинка в самом прямом смысле этого слова, и она тут же поселилась у меня, бросив свой пятизвёздный отель. Что её во мне привлекло, я понял немного позже. Я был первым нестандартным мужиком в её жизни. Практически «крокодил Данди». Ну, а что нравится им в их американских киногероях: те тоже плюют на правила, начальников и т. д.

* * *

Утром, ну, в смысле, как проснулись, мы отправились за фруктами на рынок. Фруктов захотелось, особенно клубники.

— Эби, помоги мне, пожалуйста. Здесь не говорят по-английски, и мне никак не объяснить, — позвала меня Эрика.

Я подошел, поздоровался с продавцом по-арабски и спросил у Эрики, что она хочет, чтобы я ему сказал. Затем попытался сформулировать фразу на родном нубийцу языке. По-моему, получилось неплохо.

— О, сэр, вы отлично говорите по-арабски! — восторженно взвыл продавец. — Но давайте лучше по-английски, я не совсем понял, что вы хотите.

— Вы же не говорите по-английски, — возразил я. — Вот девушка…

— Я не говорю по-английски? — прервал меня продавец. — Это она не говорит по-английски!

Я посмотрел на Эрику.

— Я тебя понимаю, — призналась она. — А его почему-то нет. Ты понимаешь, о чём он говорит?

— Я-то понимаю, — рассмеялся я. — Он утверждает, что ты не говоришь по-английски. Он тоже тебя не понимает. Эриша, ты говоришь слишком сложно и, извини, но у тебя жуткий американский акцент.

— Но я же говорю правильно, как надо, а ты — нет, — обиделась она.

— Но меня-то все понимают, а тебя нет… Хорошо, я дам тебе пару уроков бесплатно.

— Тогда скажи ему на «вашем английском», что я бы хотела клубнику более зрелую и сочную, — фыркнула она.

— Ши вонт свит энд тэйсти стоубери (она хочет сладкую и вкусную клубнику), — сказал я продавцу.

— Но проблем, сэр. Плиз, — улыбнулся продавец и достал из-под прилавка другой лоток.

— И это все? — рассмеялась Эрика.

— Урок первый, — многозначительно сказал я. — Будь проще, и тебя поймут. Учись.

Вообще, американский менталитет, по-моему, очень близок нашему. Данное сожительство, которое я в шутку назвал «Союз — Аполлон», очень напомнило мне мою первую русскую семью в самом начале нашей совместной жизни, что не могло не радовать. Местные друзья, кстати, сразу назвали Эрику моей женой, хотя, вероятнее всего, потому, что понятие «герлфренд» в Нубии отсутствовало по определению. Жить с женщиной мужчина мог только после брака, а добрачный секс, мягко говоря, не приветствовался, так как старшее поколение нубийцев всерьёз боялось, что он может привести молодежь к самому страшному — питию пива и танцам на дискотеках.

* * *

Итак, мы с «женой» дружно ныряли днями и славно тусовались по вечерам. Эриша быстро освоила подводную фотографию и стала помощником в моем бизнесе. Наш тандем процветал. Так или иначе, мы прожили с ней замечательный месяц, но пришло время прощаться. Ей надо было возвращаться домой, она и так задержалась в отпуске слишком надолго.

За день до отлета Эрика решила предаться шопингу, дабы обеспечить своих американских родственников и знакомых экзотическими сувенирами из далекой Африки. В тот день у меня было много клиентов, и пропустить работу я никак, к сожалению, не мог. «Ничего, иди, справлюсь сама, я уже большая девочка, — улыбнулась она. — Пробегусь быстренько по магазинчикам и буду ждать тебя дома».

Вернувшись с «нырялки», я застал Эрику очень взволнованной… и без подарков.

— Слушай, — пожаловалась она, — Я не понимаю, что происходит. Я выбрала всяких сувениров, но мне их не отдали.

— Как не отдали? — удивился я.

— Вот так. Не отдали и все… и денег не взяли. Сказали, что вечером сами принесут к нам домой.

— А где ты так покупала?

— Да вот здесь рядом, — она показала рукой в сторону улицы.

— В магазинчике «Гуд Лак», что ли?

— Ну да.

— Странно, — заметил я. — Но, не расстраивайся, я хорошо знаю хозяина. Сейчас приму душ, и сходим разберемся.

В это время в дверь постучали.

— Кам ин (заходите), — ответил я.

На пороге стоял Мухаммед, хозяин как раз того самого магазинчика «Гуд Лак», о котором мы только что говорили с Эрикой.

— Мистер Эб, здравствуйте, — начал он. — Ваша жена сегодня выбрала у меня в магазине всякие вещи, я их принес вам. Посмотрите, пожалуйста, что вы будете из этого покупать.

— Но Эрика же уже выбрала, — удивился я.

— Конечно, мистер Эб, — объяснил Мухаммед, видя мое непонимание. — Но у нас не принято, чтобы жены покупали себе вещи сами, без согласия мужа, поэтому они обычно выбирают, что им нравится, а мы приносим все в дом, чтобы муж мог купить из выбранного то, что считает нужным. Вы разве не знали?

Лицо Эрики вытянулось от такой открытой дискриминации женщин «по половому признаку». Похоже, она даже слов не могла подобрать от неожиданности.

— Да я недавно женат, — сквозь смех процедил я. — Не успел ознакомиться просто со всеми преимуществами брачных отношений… Но какие мудрые у вас правила, правда, Эриша? Не фига бабам семейный бюджет на всякие их безделушки спускать! Давайте-ка посмотрим, что там моя глупая женщина набрала…

— Прости, мой Господин! — быстро придя в себя и уже давя хохот, Эрика «пала ниц» перед моими ногами. — Убей меня, как собаку!

Мухаммед отшатнулся и посмотрел на меня обескураженно, но с каким-то особым уважением.

— Встань, женщина! — громко и властно произнес я. — Достойна ты даров моих. Цени доброту и щедрость. Беру все, не глядя!

— Все? — переспросил Мухаммед, обалдевший от увиденного.

— Вводи караван! — приказал я ему. Праздничный вечер по поводу отъезда любимой начался…

— А приезжай жить ко мне в Америку, — вдруг предложила Эрика уже в аэропорту.

— И что я там буду делать? Мыть машины на бензоколонке?

— Тогда я приеду к тебе в Россию. Хочешь?

— Буду рад, хотя не верю я в продолжения курортных романов… Давай-ка не станем ничего загадывать…

— Райт. Ай лав ю coy… факин крэйзи рашен!

* * *

О том, как проводят люди свое свободное время на курортах, не мне вам рассказывать. Замечу, что Халаиб не был в этом смысле досадным исключением, несмотря на то, что находился в мусульманской стране. Соответственно, моя личная жизнь изобиловала разнообразием и ненавязчивостью отношений. Курортные романчики чередовались с циничным сексом, и никто не успевал друг другу надоесть, так как продолжительность пребывания приезжих красавиц соответствовала сроку их путевки и, как правило, не превышала недели. Сердца никакие не бились, сопли и слезы не текли, а на упреки и подозрения просто не было времени. Все проходило в коротком страстном порыве и приносило лишь радость и удовлетворение. Как правдиво характеризовала свое отношение к этому одна очаровательная москвичка: «Симпатичные, загорелые, веселые парни на курорте просто входят в программу моего отдыха».

Дайвмастера, хочу заметить, пользуются особым успехом, так как ко всем перечисленным выше качествам прибавляются ещё экзотичность, романтизм и мужественность их профессии. После того, что мне посчастливилось пережить в Халаибе, я никогда не поеду со своей женой отдыхать на курорт и тем более не отпущу её одну. И вам не советую. Я вообще считаю, что жены не должны там отдыхать. Грядка на даче в кругу детей и под надзором свекрови — вот их место отдыха. Курорты созданы для настоящих мужчин, незамужних девиц и конченых блядей.

Я мстю! И мстя моя ужасна!

Мужчина едет в одном купе с женщиной, она плачет.

Он спрашивает: «Что случилось?»

Она: «Мне муж изменил».

Он: «И мне жена изменила. Давай им отомстим?»

Она: «Давай».

Легли в койку, отомстили.

Пошли, перекурили.

Женщина говорит: «Надо ещё отомстить!»

Мужик: «Пойдём!»

Опять отомстили.

Пошли перекурить.

Она говорит: «Как вспомню этого мерзавца, так бы мстила и мстила!»

Он: «А я свою уже простил».

Стоило ко мне приехать одному из друзей, как слух о том, что я охрененно устроился на теплом море, моментально разнесся буквально по всему Питеру. В гостинице, естественно, имелся телефон, по которому нельзя было позвонить за границу, но на него, как бы странно это ни звучало — можно. Откуда народ доставал этот номер, я не ведаю, но он просто разрывался от звонков из России.

— Мистер Эб, опять на непонятном языке — значит, вас, — сообщал мне портье. Вопрос у всех был один: когда же приглашу к себе.

— В очередь, сукины дети, — без энтузиазма отвечал я.

Отсутствие радости по поводу встреч с земляками объяснялось просто. Падали на хвост ведь не только близкие друзья, но даже мало и совсем незнакомые. Звонили даже соседи малознакомых и родственники соседей незнакомых, приятели внучатых племянников троюродных дядь и теть. А порой, что меня вовсе удивляло, — и бывшие враги. Они, как ни в чем не бывало, звонили и по-свойски напрашивались в гости. Все это вызывало не самые приятные ощущения: хотите столкнуться с жадностью, прикрытой лицемерием, купите себе дачу где-нибудь на Кипре или устройтесь на приличную работу за границей. Все тут же начнут вами интересоваться, размышляя, как можно вас получше использовать.

К счастью, чаще всего звонки заканчивались ничем. Все ж таки ехать черт его знает куда да ещё к малознакомому пареньку рискованно (а звонящие, хоть и кричат, что они ваши лучшие кореши, в глубине душе понимают, что на фиг вам сдались).

И тут совершенно неожиданно позвонил Витёк. Тот самый Витёк, благодаря которому я сюда и попал. Он сразу начал с расспросов о погоде, температуре воды, местных ценах… и, как ни в чем не бывало, заявил, что собирается приехать погостить. И мне вдруг захотелось, чтобы он действительно приехал. Конкретного плана коварной мести в моей голове ещё не было, но в том, что он легко появится, я был уверен АБСОЛЮТНО!

— Да не парься ты, купи только билет, а я тебя встречу, остановишься у меня. Какие проблемы-то? — мягко стелил я.

— А чего там у тебя делают? — начал ломаться он.

— Ныряют с аквалангом, купаются, пьют пиво (три копейки за литр), ну а с тебя-то я и вовсе ни цента не возьму. Ведь все здесь только благодаря тебе и сложилось. А какой темперамент у местных баб!.. И дешевые: пучок — пятьдесят центов.

— Правда? — недоверчиво поинтересовался Витёк.

В трубке повисла нехорошая менопауза. Я уводил беседу от главного. Витёк ждал, что я сболтну лишнего, но я догадывался, чего он ждет. Бедолага до сих пор не в курсе, встречался я с королем или нет, сам же я помалкивал. Витёк наверняка все ещё мечтает получить «свои» двадцать процентов? Будучи человеком, не очень чистым на руку, Витёк всех остальных считал такими же, и то, что я сумел относительно неплохо устроиться на чужбине, вызывало у него ещё больше подозрений: чья-то «мохнатая лапа» мне помогает…

Значит, Витёк обязательно приедет. И хорошо бы заставить его пережить то, что пережил я. Встретить его именно так, как он того заслужил. Ну, пусть, черт возьми, этот хитровыебанный белый тоже окажется среди черноголовых, не врубающихся ни в один европейский язык. Пусть попробует выжить среди НАС!.. Хотя нет, конечно, я не садист. Я не буду так жесток: и пусть он только психологически переживет мое состояние, а физически я о нем добродушно позабочусь. Подстрахую! Так сказать: «Себя от холода страхуя, купил доху я, на меху я!»

И решив, что это хорошо, тут же побежал к своему мудрому местному другу: «Слушай, Али, а у тебя случайно нет среди знакомых или родственников кого-либо, живущего в деревне?»

Местная деревня — это, как правило, пара десятков домиков, слепленных их верблюжьего навоза, где население живет натуральным хозяйством; одевается в обноски, что привозит из городов неимущая родня; впрочем, и одевается-то лишь по большим праздникам, предпочитая одежде естественную и бесплатную наготу.

— Есть, — ответил Али.

— А далеко их деревня находится?

— По пустыне на джипе минут сорок. А что?

— Свози меня туда, познакомь, пожалуйста. Дело одно есть.

— Да поехали, хоть сейчас. По пути расскажешь.

— Рванули! — В кармане у меня валялось несколько долларов. С ними я сейчас был миллионером. По дороге мы купили гостинцев родне Али, а я придумал маленький, но говнистый план…

* * *

Витёк прилетел через четыре дня. Он был прикинут по курортному: в соломенной шляпе, тёмных очках «Рей Бан», красных понтовых шортах и пестрой гавайской рубахе. Как я и ожидал, многочасовой перелет сделал свое дело. Впрочем, уже давно замечено, что из прилетающих за границу русских самолетов трезвыми выходят только дети. Витёк был хорош. Более того, он был просто прекрасен — расплывался, как медуза на камнях, и говорить почти не мог. Я на взятом у Али по такому случаю джипе встречал его в аэропорту.

— Здорово, кореш! — заорал он дурным пьяным голосом. — Как ты тут, брат? Вот я и приехал!

Впрочем, в глазах его не было радости встречи. Там светились жадность, подозрение и даже страх: а что, если его надежды напрасны?! Что, если денег я от короля не получил? А если и получил, так делиться не собираюсь?! И тогда поездку к теплому морю Витьку придется отрабатывать года два-три. В мутных зелёных глазах его не читалось ни грамма человеческого интереса, типа: «А как же я тут выживаю, ежели он меня, по неразумению своему, подставил?» Ни грамма сочувствия или раскаяния.

«Все-таки неприятный он человек, только о себе и думает», — огорченно осознал я. И если до сих пор окончательный приговор Витюньке ещё не был вынесен, то сейчас незримый судия завизировал высшую меру.

— Наконец-то, я так тебя ждал! Отдохнешь, покупаешься, позагораешь!!! — в ответ орал я, вслед за Витьком превращаясь в лицемерного монстра. — Кидай сумку назад и садись. Поехали, пока тебя в каталажку не забрали.

— Да я их всех! — опять заорал Витёк, на всякий случай оглядываясь.

— Давай-давай, таз проталкивай.

— Нету у меня никакого таза. Что ты гонишь!

— Жопу пропихивай, дверь не закрывается, — я прервал его дебош и запихнул податливое тело в машину.

Сразу за аэропортом свернул с дороги в пустыню и, отъехав с километр, остановился.

— Офигительно здесь, — пробормотал Витёк. — Только жарко очень.

— У тебя бухло-то ещё есть? — спросил я.

— Литруха вискаря в сумке, а чего?

— Доставай, выпьем, что ли, за свиданьице. А то чего, как не родные-то!

— Давай, брат! — согласился он и попытался дотянуться до заднего сиденья.

— Не, оставь, лучше я.

— Да я не пьяный… она там, в кармане, — после третьей неудачной попытки сдался он.

Я достал уже нагревшуюся бутылку и налил нам обоим по полному стакану.

— О, ты даешь, — икая, Витёк взял стакан.

— Чего, не сдюжишь? — проверенным традиционным способом я взял его «на слабо».

— Я? — повелся Витёк. — Да я литр могу.

Явно лишний контрольный стакан горячего виски на жаре почти мгновенно вогнал Витюльку в состояние глубокого алкогольного наркоза. Я бережно переложил его назад к сумке на бочок, чтобы он не выпал и не мешал мне рулить.

Все население деревни: два-три десятка человек, два верблюда, несколько коз, штуки три ручных обезьянки и несчитанное количество кур и уток — радостно повернули головы навстречу дорогому гостю. Я сгрузил его в одну из землянок и жестами поблагодарил старосту. Он кивком уверил меня, что все будет «супер гут» и даже более того — в точности, как мы и договаривались. Местные аборигены вообще практически, как индейцы в кино: гордые, честные и немногословные. Правда, понимают только свой язык — он отличается от нубийского, как украинский от русского. Но договаривался с ними, естественно, Али, которому они доводились какими-то дальними предками, а городской родственник пользовался неоспоримым авторитетом.

Уже уезжая, я сел сочинять записку. Мне хотелось сказать Витьку, что он несколько, знаете ли, гондон, и потому я тоже решил подшутить над ним, как и он надо мной. И вот пусть теперь поживет среди чужих, поучится доить козу, добывать огонь трением и искать себе пропитание в пустыне разными способами, которые обязательно ему подскажет мать-природа, так как местные, если и могут подсказать, то лишь на незнакомом ему языке.

Кажется, тогда мне хотелось, чтобы записка была доброй, но стакан теплого, сгустившегося на жаре вискаря выстрелил в голову не только ему. Моя рука независимо от моего хотения стала выводить на бумаге странные письмена: «Вителло! Держись! — написал я и заржал, глядя на чуть теплое тело „курортничка“. Как ему держаться-то? — Держись!.. Вителло!» А дальше меня вдруг понесло: «В Нубии переворот. Я в бегах. НАШ король в опасности, но мы верим, что демократия обязательно победит. К власти пришли префиномандогондонисты. В деревне ты почти в безопасности, главное — не отходи от селения дальше чем на три метра и сорок аршинов. Эти честные люди укроют тебя от акул империализма. Не нарушай их обычаев. Не спи ногами на север, не мойся, не брейся, сри только в присутствии старейшины (кстати, гадить можно только в горшок, слепленный своими руками), демонстрируй свой помет главарю и вылизывай посуду после еды. Кажется, я ничего не забыл.

Прощай.

За нарушение правил смерть через Мумбу-юмбу.

Искренне любящий тебя Эб ибн Лев Шайтан-малай».

Записку я положил рядом с Витьком, зная, что сельчане чужого не тронут, и утром он её найдет. Мучила ли меня совесть? В тот момент НЕТ! Я веселился так, словно выкурил несколько косяков, и думал даже, не вернуться ли мне, чтобы переписать на память текст послания, казавшийся мне гениальным. «Наш король в опасности, но демократия победит» — бред! Наверное, с утра он все поймет и начнет меня материть. Не полный же он дурак. Догонит, что над ним подшутили, купит верблюда и прибьется к проходящему каравану…

…Наутро голова раскалывалась. Пить вискарь стаканами на жаре, наверное, все-таки не стоит; представляю, каково же Витеньке. Когда я добрался до холодного пива, у меня даже одна полудохлая кошка скрябнула по душе — в пустыне бара нет. После трех бутылочек кошка смылась. Я попытался вспомнить свой гениальный манускрипт, но «великий артефакт» погиб в пучине алкогольного сознания. Ну, а потом… Деньки шли, я работал, однако теперь меня истязала совесть: все-таки не один Витёк участвовал в мероприятии по перебросу моего тела из загнивающего социализма в процветающее первобытно-общинное государство. Он ведь, в сущности, маленький человек, в чем-то такой же, как и я, стремящийся заработать, где, как и чем может. На четвертый день я решил съездить и забрать бедолагу из пустыни.

…Деревня несколько изменилась за прошедшую сотню часов. На шатких заборных кольях висели мешки с молоком. «Интересно, Витёк научился доить коз?» — усмехнулся я про себя. И все-таки мешки казались мне странными… Точно, блядь, это же презервативы, которые кто-то приспособил под тару! Интересно, откуда они здесь? Туристы сюда не заезжают, а первобытно-общинные граждане ими не пользуются. Дальше — лучше: у одной из говняных мазанок на корточках сидел почти совсем голый дедушка в бейсболочке с надписью «Спартак-чемпион»; а красно-белый шарфик он приспособил вместо коврика. «Ух, ты, Витюха, наверное, тут сувениры раздает! Вот ведь хороший парень», — решил я и тут же забыл про старика. Прямо в окно джипа улыбалась проходившая мимо местная девица. Её обнажённая грудь была высокой, аппетитной и колыхалась в такт движениям, наверное, не менее эротичных бедер. Юная дикарка — просто прелесть. Я цинично приподнялся на сиденье и глянул, что там ниже… На крошке оказались надеты… полосатые мужские трусы. Что ж, гигиенично, но чего-то наш пацан тут путает с сувенирами. А вот вам, пожалуйста, упитанная примадонна в похожих трусах; что-то печет на костре. Да ещё в толпе я увидел мужика, одетого в мужские стринги, то есть две полоски и мешочек для яиц с вышитыми на нем заячьими ушками. Блин, ни фига себе! Вот, оказывается, какие трусики имелись у нашего мальчика-зайчика Викуси. А я-то мучился с местью, да попробуй кому-нибудь в Питере сказать про такие трусики, как парня начнут поддевать на каждом углу. Ну, что же, это приберегу для другого случая.

А вот и он сам — герой-стриптизер — летит прямо под колеса! Только я собрался подколоть парня, но при виде его смехуёчки куда-то испарились. Витёк был немыт, небрит, растрепан, глаза постарели лет на пять, и, что самое пугающее, он нес какой-то полный бред: «Префиномандогондонистов прогнали прочь?! — орал он. — Ответь! Я так тебя ждал, здесь же спросить не у кого!!!»

На улице стояло пекло, а меня прошиб ледяной пот — человек сошёл с ума! «И ЧТО МНЕ ТЕПЕРЬ ДЕЛАТЬ????!!!!» — я уже много раз по разному поводу задавался этим классическим вопросом, но сейчас оказался просто в потрясении. Совершенно неизвестно, есть ли клиники для душевнобольных в Нубии, а если и есть, как там лечат? Чем? Отдать земляка, пусть не очень стоящего, докторам-людоедам на растерзание электрошоком и лоботомией нельзя. Но что его сломило: неизвестность ли, хора ли, укус собаки «це-це», а вдруг местные не так хорошо отнеслись к нему, как обещал мне Али. Что, если здесь водятся верблюды и люди «це-це»? Я оторвал взгляд от Видауна и зорко оглядел жителей деревни. Все они открыто улыбались беззубыми ртами, а дети уже тащили Витюхин похудевший чемодан к машине. Примадонна в трусах спешила протянуть нам корзинку с ещё горячими лепешками, жестами показывая, что это для нас, перекусить в дороге. На заднем сиденье уже появились корзинка с яйцами и вяленое мясо. Нет, народ относился к русскому постояльцу с любовью, правда, как-то уж слишком шустро они торопились его спровадить…

Последним, как и полагается, к нам вышел старейшина. Его улыбка показалась мне скорбной. Я вылез из машины, протянул ему немного денег и спросил: «Все в порядке?» Фразе научил меня Али. Старик вопрос понял, а вот что он ответил, осталось для меня загадкой (но если запомнить, Али переведет). Вроде бы все в норме, правда, он несколько раз показал на свою голову и постучал по ней кулаком. Если я верно понял его жест, меня ждала серьёзная проблема: наш курортник тронулся. Я и сам был в этом уверен, но в глубине души теплилась надежда: может, сейчас привезу его в отель, отмоется, побреется, отойдет от страхов и станет нормальным человеком?

Витёк уже «бил копытом» в машине. Он влез туда, как только я подъехал, захлопнул за собою дверь, пристегнулся ремнем и ни за что теперь не вышел бы. Но и я не собирался бросать товарища в такой беде.

— Рассказывай! — Он дрожал от нетерпения. — Кто победил?! Наши или нет?

— Победа — сложная вещь, — принялся я тянуть время, ибо совсем не понимал, о чем меня спрашивают. — Сегодня ты на коне, но какой ценой?! Победу часто легко одержать, но нелегко удержать.

— Да! Скажи главное — король не пострадал?

— Король?!!!.. Ах, да… Нет, с ним все в порядке, его хорошо охраняют.

«Господи, что я натворил?!» — стучало в висках, но автоматически продолжал поддерживать разговор:

— Как тебе жилось у африканцев?

— Неплохо. Ты знаешь, самое трудное — найти в пустыне север.

— А зачем его искать?

— Как зачем? — Он покосился на меня. — Ты же сам мне велел…

И из кармана грязной рубахи он достал тот самый, но уже замусоленный «двухстаканный» свод законов. Я даже тормознул, чтобы взглянуть на текст. Только очень быстро, чтобы Витёк ничего не заподозрил. Понемногу стало проясняться, что никакой он не сумасшедший, а просто жертва чьей-то (поймать бы гада!) пьяной шутки «…не мойся, не брейся…» Какая же я скотина!

— Все теперь в порядке, брат, — сказал я как можно мягче.

Он успокоился, но тут же снова взялся рассказывать, как ему жилось. К счастью, я мог обдумывать свое положение и пока помалкивать. Витёк же подобного позволить себе не мог. Четыре дня он ни с кем не разговаривал, впечатлений накопилось так много, что они просто разрывали его на кучу маленьких Витюлек.

И он начал подробно с первого дня: проснулся, разумеется, от дикой головной боли, сушняка и от того, что кто-то ворошил его волосы. Этим «кто-то» оказалась маленькая вонюченькая обезьянка. Мартышек ни у него, ни у кого-либо из его друзей сроду не водилось, и Витюху тряхануло от ужаса — «белочка»! В смысле, белая горячка. Окружающие его странные и по цвету, и по запаху стены он также принял за мираж, зажмурился и попытался руками на ощупь найти телефон, чтобы вызвать «скорую».

Телефона, конечно же, не нашлось. Зато в дверях появился очередной глюк: скрытая сексуальная фантазия — голая чернокожая девочка-подросток с бутылкой из-под пепси-колы, в которой была налита какая-то жидкость. Девушка протянула подарок, но он отмахнулся и забился в страхе. «Белочки» ни у него, ни у кого-либо из его друзей тоже сроду не было, и, вследствие этого пробела в своем образовании, как себя вести с призраками, он тоже не знал. Правда, сострадательное племя быстро вникло в его состояние и настойчиво подсунуло ему мое послание. Сначала он и от него отмахивался, но, вглядевшись в до боли знакомую кириллицу, стал читать: «Дорогой, Вителло…»

«Вителло» прочел документ один раз, потом второй, третий… Увидел, что в углу стоит его походный чемодан. Единственная вещь не из мира кошмаров, а из бытовой реальности привела его в чувство. Он вспомнил, что прилетел в Нубию, и, раз есть письмо, значит, я его встретил! А подробностей этой встречи он не помнил, может, мы прорывались сквозь минные поля и трупы солдат? Но в деревне, к счастью, все тихо. Понемногу Витёк стал отходить и… захотел жрать! О том, что я оплатил его кормежку, в письме не указывалось, и он, совершенно не умея «вести переговоры с матерью-природой», решил обсудить это дело с местными, для чего достал бумажник. Но мелкие долларовые купюры не произвели на них впечатления. В эту пустыню доходили только мелкие местные деньги. Тогда он взялся за натуральный обмен и стал предлагать свои вещи, которые разошлись по деревне «на ура».

«Ага, я, дурак, думал, он просто дарил! А он на жратву менял!» — дошло до меня.

Ну, в общем, его все равно накормили. Сначала, как дорогого гостя, угощали самым вкусным: скорпионами, жареными змеями, кузнечиками, но Витёк мотал головой. Пусть желудок уже прирос к позвоночнику, есть ТАКОЕ он пока не мог! Когда же предложили нормальную жратву — печеные яйца с лепешками, он кинулся на них и стал всячески показывать, как они ему нравятся. Ел с огромным удовольствием, почавкивая, чтобы до дикарей дошло — кормить надо только ими! К тому же не забыл вылизать посуду, как я наказал ему в письме. Деревенских тетушек тронула его любовь к их незамысловатой пище. Видимо, поэтому нам и положили её с собой. Или же они решили, что он из голодающей страны?..

Многие пункты, указанные мною в письме правил, озадачили его до состояния шока. Верить, не верить… Когда-то он видел в программе «Мир кинопутешествий», как в племя зулусов приходят гости. Говорилось, что надо при входе в деревню обязательно прокричать три раза какую-то херню. Иначе тебе просто отрубят голову. Здесь могло быть так же: непонятные обычаи, правила и как на грех всего одна голова.

Когда в пустыню пришел вечер, Витюлю вновь охватило отчаяние. Он не мог найти север! В памяти его ещё оставались почерпнутые в школе на уроках географии сведения о том, как его искать. «Надо подойти к дереву, и с той стороны, где на нем гуще растёт мох, — и будет север». Вторая примета была не мене «полезной»: «На дереве растет больше веток с той стороны, где юг. На северной — веток меньше». Сии школьные познания оказались невероятно «полезны» в пустыне. Не только ни одного дерева, но даже пенечка Витьку обнаружить не посчастливилось. Тяжелое красное солнце клонилось к горизонту, когда он снова начал метаться, как зверь, чующий приближение смерти. Больного отвели за руку в его чуланчик, но он не решался ни сесть, ни лечь, дабы соблюсти условия безопасности. От страха и усталости его мутило. И в этот тяжелый момент он вспомнил о вискаре в чемодане. И точно! Бутылка лежала на месте, почти целая. Глотнул — чуть полегчало. Глотнул ещё…

«Проснулся он от дикой головной боли, сушняка и от того, что кто-то ворошил его волосы. Этим „кто-то“ оказалась маленькая вонюченькая обезьянка…» Зато живой! Ноги его оказались чуть ли не в шпагате, разбросаны по сторонам. Ага, значит, даже в пьяном состоянии он пытался изобрести компромиссную позу, типа «а мы пойдем на север» или «свой среди чужих». Правда, ещё полчаса он пытался собрать вместе затекшие конечности, а когда удалось, его озадачила новая проблема. Он ещё не сделал себе горшок — вчера было не до того — а сейчас хотел срать, как африканский слон… В дальнейших рассказах Витька стали появляться большие пропуски; вскользь он рассказал, как искал материал для горшка. Оказалось, здесь все лепят из верблюжьего помета. Только верблюды в тот день «сходили по большому» на некотором расстоянии от поселка, а Витёк боялся, что это расстояние будет больше «трех метров и сорока аршин», на которые нельзя отходить. Тем более что так и не вспомнил, сколько же в аршине вершков. Вкратце он пересказывал и то, как лепил горшок и терпел, как потом бегал за старейшиной, а тот, едва завидев своего странного гостя, с криками и воплями удирал от него.

— Кстати, может, остановимся? — вдруг спросил Витёк.

Я даже не стал спрашивать, зачем. И пока он облегчался за машиной, раздумывал, как же сказать правду? Стоило глянуть в его серьёзные глаза человека, практически пережившего смерть, — сразу представлялось, КАК ОН МЕНЯ БУДЕТ БИТЬ!.. Витёк, конечно, не Геракл, но пережитое придаст ему сил. Лучше уж рассказать ему все потом, когда-нибудь, за выпивкой, за долгим душевным разговором, когда я смогу поделиться всем, что сам здесь пережил и чего натерпелся — благодаря ему, между прочим! Может, тогда он поймет меня и простит…

И я ещё раз взглянул в зеркало на счастливо гадящего Витька… Может, ТОГДА — лет через десять… или, нет, наверное, лучше через тридцать.

Трест, который лопнул

Жена — мужу:

— Ты понимаешь, что дебил! И даже на конкурсе дебилов ты бы занял второе место!

— А почему второе?

— Да потому что ты дебил!

…Говорят, что надо людей прощать. Мстить — не по-божески; месть — это зло, которое обычно возвращается… Такие высокие мысли посетили меня в то утро, когда я вместе с грязным небритым Вителлой въезжал в Халаиб. Уже по дороге я выяснил, что денег у мерзавца мало, — их точно не хватит на билет до России. Он же прилетел сюда, окрыленный моими посулами, наивно веря в свою счастливую продюсерскую звезду. Сказать ему, что и Деда Мороза тоже не существует, в данный момент я не мог. Что, если его сознание все-таки пошатнулось от стресса, и я его просто добил?

Итак, удовлетворив мелкую мстительность, я не проучил дурака, а сам себе повесил камень на шею, с которым и буду блуждать отныне. Эх, говорил же мне папа: «Ромочка, никогда не спорь с дураками, со стороны могут не разобраться, кто из вас кто». Кажется, сейчас сама судьба запуталась, и мне пришлось притащить его к себе в номер, отправить в душ и придумывать, как жить дальше.

Вторым неприятным обстоятельством было то, что теперь, чтобы не получить в рыло, придется постоянно врать про переворот и короля. А «был ли мальчик», я и сам до сих пор не узнал. То есть, в моем паспорте стояла виза королевства, а в Витюхином — республики. Сие загадочное обстоятельство и помогло мне выкрутиться, мы сравнили наши документы ещё до того, как я отправил его в душ. Для него теперь история стала понятна, а для меня — ещё более запуталась. Что-то все же произошло в стране, но что?.. Халаиб мирно существовал: туристы отрывались, местные делали все, чтобы отрыв был полным, думая лишь о том, как на этом удачно заработать, и никаких революционных порывов не читалось на их лицах, улыбчивых, грязных и тощих. «Может, только России свойственны такие революционные потрясения, что всю страну колбасит, а здесь иначе? — размышлял я. — Или они все знают, но скрывают? Скажи туристам, что в стране революция, — их отсюда как ветром сдует! А жить тогда на какие шиши?»

Но что самое интересное — мне и самому, в принципе, революция по барабану. Давайте смотреть на вещи честно: я влетел сюда по пьяни и сейчас разгребал свою блевотину — то есть зарабатывал на обратный билет. Что и делал, занимаясь временной, но любимой работой, завел здесь долговременных друзей. А все вопросы с визой пойду решать, как только накоплю на «тикет». К чему суетиться, теряя доход в рабочие дни? А Витёк?! Буду брать его с собой «на работу». Научу всему потихоньку, сможем сбивать группы туристов побольше, поручу ему подводную съемку, доверю закупку пива, а там… что-нибудь определится.

Тут мой «камень» появился из душа — хорошо пахнущий местным мылом (кретин, сейчас его облепят все мухи!), побритый и счастливый:

— Ну, в ресторан? Угощаешь?

Ох, а куда тебя девать?

— А бабы местные будут? Ты говорил, они темпераментные.

Местные бабы??? Он рехнулся. Мы в мусульманской стране, бабы здесь ходят, закутавшись в хрен знает что, и их нельзя трогать. Меня с моим придурком точно убьют!

— Местных не будет, Витёк! — жестко сказал я. — Обойдемся туристками. На завтра у нас русская группа.

Он радостно закивал. Ох, не к добру все это. Ох, не к добру!..

* * *

— Если все куда-то поплыли, это не значит, что и вам туда надо, — объяснял я на судне нашим туристам.

Хорошо, что сегодня попались именно русские, мне не приходилось делать перевод для Витюхи, который вместе со всеми прослушивал свой первый курс подводного пловца. Не проводить же для него отдельные экскурсии! Тем более что он, кажется, в них не нуждался. Ему нравилась веселая компания, бирюзовое море, общий адреналиновый настрой, бесплатная жрачка и молодая москвичка, приехавшая без мужа… Н-да, он принял мою информацию буквально.

— Делайте поправку на то, что под водой все кажется больше и ближе, — сообщил я всем и ему особенно. — Руками ничего не трогать (иначе все будет как всегда). В костюмы под водой не ссать, кораллы не тырить, рыб не ловить. И, наконец, главное — не пердеть, чтобы не пугать других аквалангистов.

Витьку я поручил первое легкое задание — приглядывать за тетками (с которыми почти никогда ничего не случается), он радостно согласился. А я следил за мужской половиной, обычно превращавшийся под водой в стадо диких водоплавающих самцов (что почему-то нашим туристам свойственно более других).

День прошел «на отлично».

По крайней мере мне так показалось.

* * *

Где провел тот вечер и ту ночь Витёк, я не выяснял, да мне оно было и неинтересно. Я окучивал в баре немцев!.. Немцы — очень общительная нация. В девяностые годы я путешествовал автостопом по Европе, и лучше всего нас принимали в Германии. Железный занавес только упал, все активно интересовались Россией, и я заливался соловьем: анекдоты про баб, жадность и алкоголизм, одинаковые в наших странах, имели успех. Общение — великая вещь.

Бюргеры радостно напивались, не осознавая ещё, с чего им попался такой интересный «пиздун-собеседник», пока их медленно подводили к необходимости совершить завтра самое увлекательное приключение в своей жизни! А прикормленный мною официант все носил и носил вискарь.

…О том, что во всем мире давно уже нигде, ни в коем случае нельзя пить сырую воду, знают многие. Особенно опасно это в Африке и Юго-Восточной Азии. Я соблюдаю вышеуказанную гигиеническую норму с неимоверным рвением. Вероятно, поэтому ещё жив. Один мой хороший знакомый доктор очень четко однажды сформулировал мне возможные последствия недооценки правила: «Понос, судороги, смерть!» Сказанные им с выражением слова крепко впечатались в мое примитивное сознание. Но неприятности подстерегают нас зачастую в тех местах, где меньше всего ждешь. Спиртное здесь разводить ещё не научились, а вот если лед сделать не из минералки…

Пили мы долго, но утро все же пришло. Пахнущая перегаром «зондеркоманда» погрузилась на «шифф».

— Ой, Эб, вчера-а-а, ты-ы-ы, — вспоминали они. — Ой, а мы-ы-ы-ы…

— Ерунда! Если после вечеринки никому не стыдно, значит — она не удалась! — острил я.

Впрочем, я ещё вчера ободрил всех, сказав, что похмелье лучше всего снимается в море. Витюша тоже пришел, потирая красные глазоньки, один из которых радостно подмигнул мне: все срослось. Я тут же всучил ему фотоаппарат, пусть щелкает. Сегодня на корабле лишь одна баба, следить за ней особо не надо. Он разочарованно кивнул.

Мы не прошли и полдороги, как у меня заурчало в животе. Я не стал долго разбираться в ощущениях и тут же побежал в клозет. Надо успеть все сделать быстро, раньше всех выскочить на палубу и выглядеть свежее «грюне гуркена»! Но когда присел и облегчился, в животе заурчало ещё сильнее. Прислушался. Намного сильнее! Решил пока не вставать… Я опускаю подробности пищевого отравления, ибо у меня все прошло достаточно цивильно и обычно. Ну я же первым занял толчок… А то, что кто-то постоянно бился ко мне в дверь, как морское чудовище в фильмах ужасов, меня волновало мало. «Никого нет!» — сообщал я. То ли вслух, то ли сам себе, точно и не вспомню, тело знобило, пот лился ручьем, живот крутило, какое на фиг: «Откройте! Откройте!»

На палубе же все происходило намного эффектнее. Я застал только финал той вакханалии, но Витёк, счастливо избежавший отравления, потом в красках рассказывал мне, как летали, разбрасывая все на своем пути, несчастные немцы в поисках ещё одного клозета. Как метался капитан, и как быстро он нашел выход — мужчин посадить задом к морю на приступочку для водолазов. Потом включил малую скорость, чтобы говно уплывало в море. С дамой было сложнее. Ей тоже хотелось. Очень-очень. Но она побрезговала сидеть в компании, и её со всеми почестями усадили на нос, тоже вежливо попросив высунуть зад наружу. Она согласилась, зато держаться ей было удобнее всех. И если носы древних судов украшали женские головы, то наш «Летучий голландец» сегодня обрел свежее авангардистское решение. К сожалению, никто, кроме рыб, не полюбовался ярким зрелищем.

Кэп не возвращался в порт, пока все не пришли в себя и матросы не облили суденышко из шланга. Опасался он не столько за нашу репутацию, сколько за свою. С такой историей можно стать легендой городка, и придется сменить романтическое название судна на какой-нибудь «Летучий засранец».

Прощаясь с капитаном, я раздумывал, как себя вести, и возьмется ли он ещё раз возить мои группы, но он был на удивление невозмутим. Подумаешь — понос! Это же не смертельная болезнь, не шторм в десять баллов, не долговая тюрьма — это мелочь. У людей трудных профессий стоическое отношение к жизни. Помню, как у меня друзей однажды на флот загребли. Так они отмыли в рубке доисторическую надпись: «Кто видел в море корабли, а не на пестром фантике, кого ебут — как нас ебли, тому не до романтики».

* * *

Пролечиться все-таки пришлось, друзья помогали. Али таскал для своего больного гостя какие-то аптечные сборы, заваривал чаи. Я спал день или два. Снился мне кошмар. Опять кто-то ломился в дверь, а я отвечал: «Туалет занят!» Но они продолжали стучать…

Проснулся уже в тишине. За окном стоял розовый закат, в комнате пахло травами, а самочувствие было хоть куда! И я вылез прогуляться…

Боже, сколько произошло всего лишь за сутки! Мне рассказывали об этом и официанты в ресторанчиках, и туристы, и Али, который ухаживал за мной последние дни. Ведь ко мне действительно ломились. Все благодаря Витюхе, не терявшему времени даром!

Оказалось, уже в первое погружение он сорвал чёрный коралл в подарок той самой москвичке. Кретин не знал, что все ракушки и кораллы надо долго вываривать, иначе они начинают гнить. Дама тоже не знала таких подробностей; она приняла запрещенный законом к вывозу подарок и, чтобы горничная не нашла его в номере, спрятала в шкафу среди вещей.

Вот тут он и загнил. Первую ночь девушка ничего не заметила, пребывая в объятиях щедрого гражданина. Кроме того, запахи мы ощущаем лишь при их изменениях. Если же он нарастает постепенно в комнате, наш нос также постепенно привыкает к нему. У москвички ещё имелся шанс учуять недоброе утром после выхода к завтраку или днем после обеда, но её прихватил легкий насморк, что вполне естественно после погружения. И только к вечеру, когда ситуация стала совершенно патовой, она осознала, что что-то не так. Выйдя к своему драгоценному любовнику в дорогой ресторан своего дорогого отеля, побрызгав дорогими духами свое дорогущее открытое платье, она… несколько удивилась реакции окружающих. Соседи по столику под разными предлогами быстро скрылись, любовник строил очень странные рожи и быстро сбежал. Она обиделась и пошла гулять. Прохожие туристы отворачивались, местные мужчины шарахались… Если бы она только знала, как пахнет гниющий коралл, как сильно въедается во все его запах, какую вонь издают её платье и волосы. Невозможно описать столь странный и резкий аромат; здесь слышны нотки и гниющей рыбы, и аромат человека, наделавшего в штаны два дня назад и не снявшего их; и запашок старенького доброго морга… Если океан называют колыбелью жизни, то представьте запах гниения всех органических созданий на планете, сваленных в одну помойку. В придачу коктейль был заполирован дорогими французскими духами. А когда смешиваются сразу два таких противоположных аромата, ситуация становится… далее не знаю, нет сколько-нибудь приличных и адекватных слов в языке, чтобы рассказать о ней.

Вечер, проведенный красавицей в одиночестве и недоумении у моря, все-таки пошел на пользу. Пусть слезы обиды текли по щекам, но теплый морской воздух прочистил нос. Вернувшись к утру, разбитая и зареванная, в свой номер, она… замерла уже на пороге. Страшное сладковато-могильное гниение, словно под кроватью спрятан несвежий труп, заставило её остановиться. Москвичка отпрянула, ещё раз глянула на дверь, — номер триста двенадцать — все правильно. Она кинулась искать горничную, не решаясь даже войти в этакий дерьмосборник, но, пробежав четыре метра, тормознула. Как в тумане, пронеслись вчерашние воспоминания: люди, морщившие носы. Она покраснела и покрылась потом, поняв, что ещё вчера пахла так же, как и её комната. А все, потому что… коралл!!! Зажав платком нос и стараясь не дышать, девица добралась до шкафа и вынула из кармана любимой блузки завернутый в бумажный пакет пахучий «подарок моря».

Вопль ужаса и гнева разбудил весь этаж!

Ещё бы, отправляясь на курорт, она взяла самые любимые, красивые и, главное, дорогие шмотки, теперь уже безвозвратно испорченные. А что она скажет мужу, вернувшись с пустыми чемоданами, а?!!! Нет, даже без чемоданов! Иначе народ просто откажется ехать с ней в одном автобусе. Поняв причину всех её бед, она кинулась ловить Витька. Уж «инструктор», должен был знать, чем все закончится!

Зная, что он живет в «Гранд Паласе», она рванула туда — но попала не в наш, а в тот, что подороже. Там, едва не разнеся ресепшн, пыталась добиться правды, пока ей, наконец, не объяснили, что отелей с таким названием в городе два. Более того, её даже проводили до нашего, чтобы она больше не возвращалась. Немного успокоившись по дороге, дама стала вести себя хитрее. Поняв, что криком добьешься немного, и сохраняя милую улыбку, она выспросила у Али, где мы живем, и, только дойдя до двери, выплеснула свой гнев на наше скромное обиталище. Именно её вопли: «Открывай, урод, немедленно!» — слышал я во время крепкого лечебного сна. Мне рассказали, что «разъяренную тигрицу» оттаскивали сразу несколько человек, которые, правда, долго потом мылись и проклинали моего юнгу. Но чего не сделаешь для больного друга. Витюлю она, конечно же, не нашла, ибо он хорошо замаскировался. Причем сделал это неожиданно умело. Ведь, как оказалось, не одна она хотела порвать его, как Тузик грелку. Полгорода грезило о том же, но… «настоящих буйных мало — вот и нету вожака».

Я ведь ещё не рассказал, что делал Витёк на «летучем засранце». Хотя умный читатель легко догадается; получив камеру и наказ всех снимать — Вителло именно этим и занялся! Причем, даже непонятно, винить ли его за честно проделанный труд. Позже, напечатав снимки и видя, что я ещё не пришел в себя, он решил сам их продать. Не пропадать же добру. И действительно ему удалось все сбыть с рук. Те из немцев, которые пребывали в сознании, выкупили снимки за обычную плату в десять долларов, а потом выложили ещё сто за фотопленку. Обрадованный своими коммерческими успехами, новоявленный папарацци не учел одно маленькое обстоятельство — тот чувак, что обычно печатал снимки туристов, тоже всеми способами стремился заработать, а потому и продал попавшие к нему веселые картинки в местную газетенку. Утренний тираж разошелся на ура!..

Тут на Витька открылся сезон охоты. Более-менее оклемавшиеся немцы примчались в дорогой «Гранд Палас»… где им тут же дали провожатого до дешевого. Али сумел не впустить их в номер, а мне в тот момент снилось море, туалет и крики «Откройте немедленно» на немецком языке.

Еще моего идиота искали капитан нашего судна и матросы, «опозоренные» такими кадрами. Короче, что тут можно сказать: «Научи дурака Богу молиться, он себе лоб расшибет». Единственное, что наш жулик делал умело, — прятался. Впрочем, он заработал бабки, по местным меркам, бешеные и за определенную мзду его пустили бы в любой дом…

Без бумажки ты какашка

Мужик эмигрирует из России.

На таможне его не хотят пропускать, потому что он везет попугая.

— Попугая можно провести только тушкой или чучелом! — заявляют таможенники.

— Да хуй с ними! Хоть тушкой, хоть чучелом, только бы уехать отсюда! — не выдерживает попугай.

«Пора домой! — понял я, выслушав бесконечную поэму о творчестве и жизни величайшего фотографа и донжуана всех времен и народов. — Это знак свыше. Пора!»

Мысль о том, что пора делать ноги, преследовала меня весь день, тем более что делать-то особо было нечего. Капитан заявил, что не желает больше связываться с русскими, до тех пор пока мой друг не «принесет свои извинения» (полагаю, в пухленьком конверте). Экскурсию с группой французов пришлось отложить, найти свободное судно я уже не успевал.

Костеря Витька, я подсчитал убытки от несостоявшегося погружения, а потом решил подбить бабки. Сколько же я заработал за это время? Я знал лишь примерную сумму, не пересчитывать же ежедневно, и сегодняшний финальный подсчет меня потряс! МНЕ ХВАТАЛО! Хватало на обратный путь! То есть — только на него. На сувениры и подарки не оставалось ни цента, ну и что? Родные меня поймут, до врагов мне дела нет. Кстати, о врагах — что-то страшновато, мало ли чего ещё успеет натворить Витёк?! Пусть без меня выкарабкивается.

И я пошел покупать билет на самолет до Москвы, оставив себе пару дней для прощаний с друзьями и знакомыми. Проводы прошли весело и шумно, ведь мы все были абсолютно уверены, что не раз ещё встретимся. И мест для дайвинга немного, и прослойка дайверов, как говорится, узка. Не простился только с подпольщиком Витюшей: он так и не объявился, но я был уверен, что объявится, как только уедут скандалистка-москвичка и немцы. Да только меня не найдет… И слава богу!

И вот я уже стоял с вещами в аэропорту. Мой взгляд скользил сквозь прозрачную стену по пустынным пейзажам, ставшим мне уже привычными и даже какими-то родными. Как же я теперь без моря-то?..

— Извините, сэр, — остановил меня офицер на паспортном контроле. — Но у вас просрочена виза.

— Ну и что? Я ведь уезжаю отсюда, а не приезжаю. Зачем мне виза?

— Боюсь, что вы не можете уехать, сэр, — с серьёзным видом сообщил мне он. — У вас просрочены документы, и вы должны сначала с этим разобраться, а потом уже уезжать.

— Да ладно! — не поверил я. — Уж не хотите ли вы мне сказать, что я должен продлить визу, для того чтобы иметь возможность улететь?

— Именно так, сэр.

— Мне бы старшего офицера.

— Конечно, сэр.

Начальник смены подтвердил мне этот бред и определенно заверил, что никаким «бакшишем» на месте дело решиться не сможет. Оно не в его компетенции.

— Ноу проблем, сэр, — сказал он мне. — Не расстраивайтесь. Завтра утром зайдете в иммиграционную службу, заполните бумаги, получите визу и улетите через пару дней.

— А мой билет?

— Сдайте его, сэр, пока не поздно или поменяйте на другой, скажем, через неделю.

Мое возвращение с чемоданом в гостиницу ошеломило и обрадовало народ, решивший, что проводы продлятся ещё неделю.

Следующим утром я занял очередь в иммиграционной службе. Вернее, это было не совсем стояние в очереди, народа не было. Я просто ждал полдня, пока меня пригласит к себе начальник. Результат ошеломил. Оказывается, для получения визы необходимо написать заявление и ждать ответа где-то три месяца. Вдобавок, шансов получить положительный результат у меня мало, так как я уже являлся нарушителем визового режима, а таким, как правило, отказывают. Заявление я все-таки написал, но как-то серьёзно при этом задумался.

…Хорошо, что я сумел завести друзей. Например, Али, узнав обстоятельства случившегося, пообещал помочь. Для этого он решил воспользоваться самым мощным оружием, действующим в любом человеческом сообществе, — связями. Первый «выстрел» дал информацию, показавшуюся абсурдной, но достаточно простой, чтобы её проверить. «Свой человек» из иммиграционной службы сообщил, что если я предъявлю авиабилет с датой отъезда на текущую неделю, то они своей властью, оштрафовав меня на пятьдесят долларов, продлят мне визу до последнего дня включительно. Я спокойно улечу, и всего делов-то.

В единственном офисе, представляющем все авиакомпании, летающие в Халаиб, мне объяснили, что на моем примере их очень ругало начальство, и теперь они ещё тщательнее проверяют наличие действующей визы у иностранных граждан перед продажей им билета. «Приходите с визой, сэр, — сказали мне. — И мы поставим дату прямо в ваш билет. Вам даже не придется ничего доплачивать. Все, что хотите, но без визы — нельзя».

Финт не вышел. Без визы нет билета, без билета нет визы…

Прям как в анекдоте: «Меня никто не трахает, и поэтому у меня прыщи. А не трахает никто, потому что у меня прыщи. Замкнутый круг какой-то получается».

В итоге, я решил воспользоваться напрямую помощью своей великой державы. Узнав телефон, позвонил в Российское консульство. Меня дипломатично выслушали, а потом я услышал новость, потрясшую меня сильнее, чем расстрел на базарной площади. Я ведь к тому времени уже забыл про короля, а он… вернулся к власти!

— Как это? — опешил я. — Вернулся? А где он был?

— Во Франции, — с удовольствием объявил сотрудник. — Влюбился во француженку, она заявила, что демократка и не терпит узурпаторов. Вот он и отрекся от власти…

Похоже, в консульстве любили посплетничать. Я узнал всю историю: когда монарх промотался (а француженка, хоть и не любила деспотию, но деньги уважала), он взялся звонить своим бывшим управленцам, которым сам лично передал в руки государство, и требовать, чтобы его продолжили обеспечивать. Те нахально заявили, что не обязаны. Он теперь — никто. «Ах так! — обиделся он. — Тогда я снова устрою переворот. На сей раз кровавый и жестокий! Мой народ, гонимый местью, даст вам пизды со мною вместе!»

Чиновники и президент струхнули. Хотя народ, наверное бы, не пошел, — а на кого лоток оставишь, — но потомственный монарх и без народа фигура значительная. Что, если он начнет трезвонить направо и налево, что в Нубии грядет война? Вся мировая пресса им заинтересуется. А стране, живущей лишь туристическим бизнесом, такая слава на фиг не нужна. Даже первые лица здесь сами являются владельцами отелей и ресторанов. И они решили уступить власть, предпочтя ей стабильный доход.

А я, в свою очередь, умудрился въехать в страну в тот самый день, когда Кинг покидал её. Мне поставили печать Королевства, а через несколько часов оно перестало существовать. Все печати аннулировались и считаются недействительными.

— Но раз король вернулся, они действительны? — рассудил я.

Оказалось — нет. Они там теперь разрабатывают новый дизайн или что-то вроде того. А все консульства знают про эту историю; потому-то со мной в самолете и не летело ни одного иностранного туриста.

— Мы, конечно, можем вмешаться и вернуть вас на родину, но боюсь, что в дальнейшем у вас возникнут проблемы с выездом за границу. Попробуйте решить вопрос с выездом сами каким-нибудь относительно легальным образом, — посоветовали мне напоследок, — И, уж если совсем никак, приезжайте.

— Спасибо, — поблагодарил я, решив великую державу оставить на самый крайний случай. Когда уже совсем жопа!

Пока Али связывался с влиятельными людьми, я отважился на отчаянный шаг. «Лучше буду невъездным в Нубию, чем невыездным из России! — подумал я. — Раз я нарушитель их спокойствия, то пусть ради этого спокойствия они меня сами отсюда и высылают». Начальник эмиграционной службы Халаиба принял меня на том основании, что у всех двух его офисных работников я уже был. Этот грузный пожилой человек с шестью звездами на погонах для начала предложил мне кофе. Я описал ему ситуацию.

— Боюсь, что я ничем тебе помочь не могу, — сказал он.

— Ну тогда и я никуда не поеду и визу никакую получать не стану, — заявил я.

— Ну и живи. Кто тебе не дает? — к моему удивлению, спокойно ответил генерал.

— Как так «живи»? У меня же нет визы! Значит, жить у вас без визы можно, а уехать без нее от вас нельзя? Вы разве не должны депортировать из страны человека, у которого закончилось право пребывания?

— Ты не кипятись, — осадил меня собеседник. — Давай посмотрим на все с другой стороны. Человек, пребывающий в стране незаконно, — это человек, нарушающий закон. То есть — преступник. Кто тебе сказал, что я должен депортировать преступника? Преступников мы никуда не депортируем, у нас и у самих тюрьмы есть.

…Тюрьмы?! Значит, два года… От силы.

Вариант с ребятами из нашего посольства моментально поднялся в рейтинге на приемлемую позицию. «Пожалуй, я погорячился, — внезапно подумалось мне. — Какое уехать?! Выйти бы отсюда!»

— Так какой подход тебе больше нравится? — спросил он.

— Первый, — почему-то очень тихо сказал я.

— То-то же. А то шустрый какой нашелся. С головой все делать надо, сынок. Не суетись, жди. Твое заявление я уже отправил на рассмотрение. И Али, кстати, от меня привет передай.

* * *

Я снова приступил к работе. По большому счету, в моей жизни ничего не изменилось, только как-то куражу немного поубавилось, что ли. Ощущение высокооплачиваемого каторжника, прикованного к галере, терзало душу. Голова была занята разработкой планов побега. Захват самолета я изначально не рассматривал. Пешком через пустыню или даже на краденом верблюде, но куда? А вот угон корабля в Израиль был действительно красивым планом, но «немного» смущало недружелюбное отношение евреев к угонщикам и террористам. А ещё во мне вдруг изменилось отношение к окружающим меня людям. То есть мы и раньше дружили, но это были совместные попойки, разговоры, кто как провел погружение, и я не присматривался к ним особо, слишком уж был занят собственным выживанием. Сейчас я занят им не меньше, однако мысль, что, возможно, уже никогда не увижу их, не буду больше погружаться в это прекрасное море, заставило взглянуть на окружающее с большим вниманием. Подвести итоги, вспомнить самое интересное; понять, что потеряю, если вдруг навсегда стану невыездным из России.

«…Ну, например, зачем вообще люди погружаются?» — задавался я вопросами. Есть разные причины. Одни — просто ради экзотики; другие ставят рекорды; третьим нравится ощущение трехмерного пространства, ведь по земле мы только ходим, а под водой можем летать; кто-то ищет сокровища; кто-то… кормит рыбок.

Обучался у меня как-то один такой толстенный мужик. Гидрокостюм ему даже примерять не стали. Погрузиться-то он погрузился, а вот плавать ему — ну очень тяжело. Сел он грустно прямо под кораблем на дно, отдышался и все оставшееся время рыбок рассматривал. Во время обеда он вдруг спросил меня:

— Слушай, а рыб покормить можно?

— Ну покорми, — ответил я.

Он сгреб все оставшееся после еды со стола, сунул в полиэтиленовый мешок и взял его на второе погружение. Там, уже привычно устроившись на дне, начал раздавать рыбам пищу. Вскоре вокруг него собралась целая туча, а он вальяжно подавал крошки то одной, то другой… Вышел из-под воды просто счастливейшим человеком и сказал, что всю неделю с нами нырять будет. Мы его барином прозвали. Когда по вечерам за пивом все обсуждали погружения, он рассказывал про рыбье меню: «Зелёненькие-то, оказывается, помидоры любят, а мелкие, жёлтые такие, булку не едят…»

Я вспоминал, как нырял с японцами. Они остановились в соседнем отеле, причем сняли лишь одну комнату, вытащили из нее мебель и спали все семеро на полу. Мы, естественно, прикалывались над ними и строили разные догадки по поводу причины такого странного поведения. Это было явно не из соображений экономии — каждый из них платил, как за отдельный номер. Как тут не заподозрить групповое сексуальное извращение?

Однажды ко мне подошел Камото и сказал:

— Мистер Эб-сан, вы очень хороший человек. Мы посовещались и решили, что вы можете приходить ночевать к нам.

— Спасибо, конечно, — удивился я. — А зачем? У меня есть своя комната…

— Но вы же живете совсем один, а одни живут только одинокие люди, у которых нет даже друзей. Если вас это беспокоит, пожалуйста, не стесняйтесь.

Вот, оказывается, в чем дело.

…И ещё, я почему-то убежден, что даже в райских кущах, рано или поздно, так или иначе, нам чего-то становится очень не хватать и этого «чего-то» начинает хотеться. Причем объект вожделения, как правило, предмет далеко не первой необходимости. Он даже скорее всего нам и не нужен вовсе, но именно его больше всего хочется. В этом мы все. Я, например, всегда предпочитал говядину, хороший такой стэйк средней прожарки в перечном соусе. И здесь его замечательно готовили в нескольких местах. А вот свинины, по понятным причинам, не было ни в каком виде. И как её не хватало!

Так вот, помнится, мы сидели в ресторанчике с каким-то нашим военным атташе и ужинали. Он приехал сюда из столицы с сыном на уик-энд и, узнав о соотечественнике, работающем дайвмастером, попросил меня погрузить с аквалангом под воду свое чадо.

— Да не вопрос, приводи с утра, — согласился я.

В перерыве между работой минут десять мы поплавали с ним за ручку на мелководье. Денег за это я, конечно же, не взял, а от ужина не отказался — отец чувствовал себя немного обязанным, ведь паренек просто верещал от восторга. Надо сказать, что такая практика была очень распространена. Родители часто обращались с подобными просьбами, чтобы развлечь своих ребятишек, которым дайвинг не подходил ещё по возрасту. Подростки «загорались» с первого же раза и ждать шестнадцатилетия ни за что не хотели. Они толпами обивали потом пороги разных дайвинг-центров, пытаясь самостоятельно договориться с инструкторами любыми путями. Но дети и подростки могут сильно отечь даже на небольшой глубине, надо суметь удержать их почти на поверхности, не лишая, однако, удовольствия. Увидев как-то, кстати, свою пятнадцатилетнюю дочь, безуспешно пытающуюся склонить меня к должностному преступлению, один из туристов подлетел ко мне: «Даже не думай! — сказал он, протягивая пиво. — За это ты получишь больше, чем за угон самолета».

— Ну так не жмоться и бери её с собой на корабль, — огрызнулся я. — Понырять с ластами и маской на рифе ей никто не запрещает. Она у тебя девочка взрослая и настырная. Гляди, своего где-нибудь да добьется.

Но я сейчас не об этом. Итак, ужинаем мы с атташе, болтаем о жизни и о всякой ерунде, как вдруг он спрашивает, не надо ли мне чего привезти «из города».

— А что там есть такого, — спросил я. — Чего нет здесь?

— Да там все есть, — неопределенно ответил он.

— А свинина? — вдруг пришло в голову мне.

— Не вопрос, достанем! — пообещал атташе.

Через пару дней он подлетел на своем «кадиллаке» и вытащил из холодильника, занимавшего практически весь огромный багажник, здоровенную замороженную свиную рульку.

— Держи! — протянул он её мне. — Извини, старик, тороплюсь очень. И так крюка такого сделал. Бывай здоров!

И он оставил меня, стоящего с огромным тающим куском свинины на улице мусульманского городка. Тогда я ещё не понимал всей сложности своего положения.

— Ц-ц-ц-ц! — отрицательно помотал головой Али, когда я попытался втащить свое сокровище в гостиницу. — С этим нельзя!

— В холодильник надо, — объяснил я ему.

— Тем более нельзя! — ответил Али. — Там ведь еда!

— А это что? — спросил я.

— Мясо грязного животного, — поморщился он. — К нему мы даже не прикасаемся.

— И как же мне быть?

На улицу высыпали постояльцы «Гранд Паласа». Их удивление не знало границ.

— Как ты достал свинину?! Где?! Давай сегодня барбекю устроим! — радостно кричали они.

— Только не у меня в гостинице! — предупредил Али.

— А где? — спросил я.

— Где хотите, только не здесь! — подытожил он. На улице, как всегда, было под сорок, мясо оттаивало, и надо было срочно что-то делать. «Мы сейчас, ждите тут», — вдруг сказали немцы и через десять минут появились, катя перед собой холодильник на колесиках, такой, из которых обычно на улице продают мороженое. «Провод длинный, с улицы до розетки достанет, — сообщили они. — Напрокат хозяин не давал, так пришлось купить».

Для готовки мяса ещё пришлось купить барбекюшницу, угли и одноразовую посуду. Наши приобретения хранились, естественно, тут же на улице, и теперь мы каждый вечер отходили недалеко в пустыню и устраивали себе маленький праздник, съедая под пиво по небольшому кусочку запретного яства. В память о незабываемом времени перед «Гранд Паласом», наверное, до сих пор стоит «придорожный холодильник», который Али, после того, что в нем было, даже трогать не решается.

…Кстати, о свинине. Вспомнился мне и директор одного из украинских колхозов, проходивший у меня начальный курс подводного пловца. Мужчина грузный, в возрасте и не очень разговорчивый. После сдачи экзаменов попросил помочь ему с выбором и покупкой подводного оборудования. Мы зашли в магазин. Первым делом он выбрал самый большой фонарь, а затем купил весь комплект, включая баллон и грузы. Денег отдал много.

— Зачем вам столько? — поинтересовался я. — У вас ведь и моря-то рядом нет.

— Знаешь, — ответил он. — Бабка моя очень раков любит. Упарился я в нашем пруду часами бултыхаться. Теперь с аквалангом я ей столько за раз наберу — нажрется до белой горячки!

А однажды приехали вместе отдохнуть два уважаемых человека. Как полагается, с хорошими деньгами и при охране. Оказалось, что это какой-то депутат и его, похоже, очень авторитетный друг. Дай, думают, с аквалангом попробуем — и ко мне. Корабль отдельный попросили… все дела. И вот сидят они на борту уже в оборудовании, а первым прыгнуть в воду никто не решается — страшно. Один второго давай подначивать, типа: «…Чего, слабо?» — а тот ему и отвечает: «Давай ты первым. Тебе-то чего терять. Один черт завалят, когда домой приедешь». Разные случаи всплывали в моей памяти, и теперь, когда я не знал, будет ли что-нибудь похожее в моей жизни, они становились мне особенно дорогими.

* * *

Как-то вечером Али пригласил меня на крышу выпить с ним чашку кофе и покурить кальян. Вид у него был озабоченный. Похоже, разговор предстоял серьёзный.

— Слушай, Эб, — заговорил он, раскуривая шишу. — Дела у тебя не очень. Я имею в виду визу. Мне тут позвонили… похоже, тебе откажут. А это плохо. После официального отказа ты уже так просто здесь не погуляешь. Власти должны будут с тобой что-то делать… Понимаешь, о чем это я?

— И что мне теперь? — упавшим голосом спросил я.

— Есть у меня одна идея… резервный, так сказать, вариант, но он последний. Если не сработает, я отвезу тебя в ваше русское консульство. Оставаться здесь не советую.

— А что за идея?

— Я устрою тебе встречу с одним человеком. Он начальник нашей службы государственной безопасности и сможет все, если захочет. Объяснишь ему свою ситуацию и попросишь помочь. Завтра он тебя примет. Только лишнего там не болтай.

…Объяснять мне ничего не пришлось. Мистер Халед был осведомлен, казалось, обо всем на свете. Невысокого роста, плотный, подтянутый, аккуратно одетый, неопределенно-среднего возраста мужчина с ничего не выражающими глазами — как же они все похожи. Он предложил мне чаю и разрешил курить.

— Что вы думаете о Нубии, мистер Эб? — как бы невзначай спросил он.

— Отличная страна! — ничуть не слукавил я. — Мне здесь очень нравится… не настолько, конечно, чтобы остаться на всю жизнь… но я бы с удовольствием приезжал сюда на отдых.

Мы поговорили о море, людях, традициях…

— У вас ведь дома хорошая работа? Я слышал, вы артист. Не могу понять только, каким образом вы оказались здесь, и почему «отдыхаете» так долго, — поинтересовался мистер Халед.

Я вкратце изложил ему всю историю и добавил, что не в моих привычках сдаваться и просить о помощи, и что из любых ситуаций стараюсь выходить победителем и уповаю только на себя. Такой я человек.

— Еще недавно я стоял без денег в чужой стране, не понимая ни слова. И вот я известный дайвмастер, у которого всегда есть клиенты, а значит, стабильный доход.

— Здорово ты проучил своего приятеля, поселив его в деревне. Это же был тот самый, из-за которого все произошло? — ухмыльнулся мистер Халед (даже об этом он осведомлен!). — А ведь он недурно придумал… и это, пожалуй, для тебя выход.

— Что вы имеете в виду? — не понял я.

— Наш король действительно учился в России, только не в Патриса Лумумба, а в Академии Генерального штаба. Он, кстати, будет здесь на днях. Для него готовят большую концертную программу. Выступить не хочешь? Могу устроить.

«ВОТ И СЧАСТЬЕ ПРИВАЛИЛО ДОЛГОЖДАННОЕ!» — опешил я.

Теперь, когда никто его уже не ждал. Когда судьба моя висела на волоске, испытывать её снова?! Будь у меня все в порядке с документами; не знай я, что меня ждет при провале, куражу было бы больше. Но сейчас…

— Боюсь, что моего английского не хватит, — засомневался я. — Да и жанр у меня, похоже, не для местного менталитета.

— С переводчиками никаких проблем, — успокоил мистер Халед. — А вот по поводу текста надо бы уточнить. Ты ведь рассказываешь веселые истории, не так ли? Они, говорят, очень смешные, но некоторые не очень приличные. Так вот, страна у нас, как ты знаешь, мусульманская, и соответственно мы не затрагиваем некоторых тем, как-то: супружеская неверность, шутки, оскорбляющие достоинство мужчины, унижающие женщину, высмеивающие семью и труд, религиозного плана… с социально-политическими поосторожнее, а лучше вообще не трогать. Ну про военных, сам понимаешь, медицинские будут не в тему… и никаких, естественно, ругательств и пошлых намеков.

Ни фига себе! Он перечеркнул практически все темы анекдотов.

— А что, если я буду рассказывать о нас — о русских и вреде пьянства, скажем? — предложил я.

— Пожалуй, подойдет, — согласился мистер Халед. — Принесешь текст, я посмотрю. Только не тяни, времени у нас мало.

— О гонораре мы поговорим потом? — немного обнаглев и снова почувствовав себя звездой, пошутил я.

— Сколько тебе обычно платят за выступление перед руководителями суверенных государств? — спросил он язвительно.

— Да… НИСКОЛЬКО. Я, если честно, перед ними ни разу ещё не выступал, — сознался я.

— Удивительно! Ни разу не выступал, а все знаешь, — пошутил в ответ мистер Халед. — Домой, говоришь, хочешь?

Писать по-английски я не умел, поэтому привлек к подготовке своих иностранных друзей. Два вечера допоздна я рассказывал им на крыше анекдоты, а они их записывали. Каждые две-три минуты наш отель просто взрывался от хохота. А я… все равно терзался сомнениями. Слишком много поставлено на карту. Не позвонить ли снова в Российское консульство? Только как расценит король, что я отверг его ангажемент?… Была не была. Артист должен умереть на сцене.

Когда сценарий и текст окончательно определились, я сдал их цензору.

— Смешно, — подтвердил мистер Халед. — Начало сократи, концовку переделай, здесь вот подправь, вот это вообще выкинь и готовься. Но помни: от текста ни на шаг. Отвечаешь за это дельце своей головкой.

И чтобы я никак не переврал смысл его слов, он постучал по моей дурной башке: «Я всё понятно объяснил?»

Скоморох-коробейник

Эй, братва! Вали сюда!

Налетай — подешевело!

Было рубль — стало два!

Русская кричалка

Еврей, еврей, продавал червей,

на тарелочке носил,

по копеечке просил.

Русская дразнилка

Вот и пригодились сценические костюмы. Я достал из-под шкафа чемодан, тщательно отобрал все необходимое и привел в порядок с помощью щетки, утюга и англичанки Джейн. Вещи успели здорово запылиться и помяться, пока я покорял подводные миры. Выяснилось, что я немного похудел, раздался в плечах или просто отвык от фрака. В назначенный вечер, подготовившись и собрав вещи, я нервно нарезал круги по холлу гостиницы.

— Волнуешься? — спросил Али.

— Не то слово, — ответил я. — Даже во рту пересохло.

— Сейчас я выпить тебе налью.

— Не, я перед работой не пью.

— Это можно, — уверил он, протягивая мне стакан чистого выжатого лимонного сока.

Я выпил залпом, меня передернуло, но сразу действительно полегчало.

— Спасибо, Али, — поблагодарил его я, утирая накатившую слезу. — Я теперь выгляжу достаточно несчастным, чтобы отправить меня домой?

* * *

— Возьми сразу чемодан, — заявил лично приехавший за мной мистер Халед. — Если все будет хорошо, оттуда сразу рванем в аэропорт. Пересядешь в другую машину и вперёд. В аэропорт у нас ездит специальная машина, не та, что возит во дворец. У нас для всего своя машина, и даже для тюрьмы, — опять неудачно пошутил он.

Шутка заставила задуматься. Вспомнив, что «возвращаться — плохая примета», я с тоской пошел за шмотками. Выход на улицу с чемоданом в руке вызвал в мозгах дурные ассоциации, типа «с вещами на выход», «тюрма — твой дом», и картины: сижу печальный во фраке и галстуках на чемодане в глубокой яме. Передо мной таймер: прошел один год, одиннадцать месяцев и двадцать девять дней. Завтра я умру: ведь дольше двух лет тут никто не живет. Постойте, сейчас же февраль! В феврале двадцать восемь дней. Значит, уже день, как я умер…

А мы уже подъезжали к порту, где на своей яхте гулял король. Территория порта по периметру несколько раз была оцеплена военными и полицией. Пару раз меня тщательно проверили на наличие оружия и взрывчатки, затем посадили на катер, который прямиком направился к роскошной яхте, сверкавшей огнями на горизонте. Досматривали меня ещё и потому, что я продолжал держать чемодан в руке. «Специальная машина для аэропорта» то ли застряла где-то в дороге, то ли её даже не прислали — на дно-то дешевле…

На борту меня ещё раз досмотрели и «под конвоем» проводили в помещение, отведенное под гримёрку. Сорок минут ожидания показались вечностью и эмоционально походили на яркую форму невроза, тонко граничащую с настоящим буйным психозом. Больше всего волновало то, что я ни разу не видел площадку своего предстоящего выступления и не знал в лицо пригласившего меня короля. Это не давало возможности заранее продумать правильную мизансцену. Экспромт — дело хорошее… когда ничем не рискуешь. Вскоре за мной пришли. «Нельзя приближаться к гостям, поворачиваться к ним спиной, падать ниц и целовать руки», — проинструктировал меня офицер.

Мой выход был сразу после танца живота. Не зная, можно ли после выступления возвращаться в гримёрку (туда ведь никто не приходил), я машинально прихватил чемодан. Не помню, как на ватных ногах в полуобморочном состоянии оказался в роскошной зале. Сцены как таковой не было, действо проходило просто на свободном от столов месте.

Зайдя туда, я понял — все подготовленное напрочь не годится. А что тогда делать? Австралийский Филиас Фог говаривал: «Используй то, что под рукою, и не ищи себе другое». Действовать нужно было быстро и нагло. Наглость — я знал наверняка — второе счастье. А в данном случае могла стать победой. Все сидящие здесь были настолько значительнее меня… уже мое появление перед ними, наверное, казалось им наглостью, что же, на этом и придется сыграть. Что мы имеем: они богатые — я бедный; они на родине — я на чужбине; они мусульмане — я еврей… У меня есть концертные костюмы, у них нет! — вдруг осенило меня.

И я с ходу поставил обшарпанный чемодан на потертый стол из слоновой кости, инкрустированный перламутром.

— Добрый вечер! Добрый вечер, дамы и господа! — начал я и сразу же осекся.

В зале были только мужчины.

— В смысле, только господа! — поправился я, продолжая незаметно осматриваться, изучая обстановку и прикидывая, «ху есть кто».

Господа были одеты в элегантные арабские костюмы и ужинали руками. Прямо передо мной по центру располагалась небольшая группа из шести человек, позади которых стояли как на посту официанты и склонились переводчики. «Главные здесь», — понял я и начал работать туда.

— Господа, так как я чувствую себя не особенно уютно на чужбине, я предложил бы маленький маскарад. Сейчас вы все повяжите галстуки, а я представлю, что нахожусь в России. Так мне будет удобнее.

Я говорил очень быстро и уверенно. Только так и надо себя вести, тогда все начинают думать, что ты точно знаешь, что делаешь. Стоит замяться самому, как и все в тебе засомневаются. С этими словами я протянул галстук королю, сказав, что ему, как главному, бесплатно. Он… улыбнулся, принял подарок и повязал себе на шею.

Это была первая и самая серьёзная победа. Мне сразу полегчало. Тут же десяток рук потянулись за галстуками.

— Приобретаем подарочки! — сказал, улыбнувшись, я. — Галстуки редкие, цены немалой. Сотня за штуку.

— Кто купит последним, тот верблюд! — вставил король армейскую шуточку.

Поддержка стала для меня неожиданной и в то же время… Я уже знаком с менталитетом местных мужчин, схожим с подростковым. Когда надо постоянно доказывать, что ты сильнее, или заклюют. Король сейчас отрывался на своих подданных, ведь они практически опрокинули его. Но он сумел вернуться и собирается показать, как раки на горе свистят. Тем более чем ещё ему заниматься: француженка, по слухам, сбежала, едва он пообтрепался, — и наверняка любовная неудача стала поводом для шуток среди свиты.

…Всю эту ситуацию я просек за какие-то доли секунды. Потому что сейчас от зрителей зависела моя жизнь, во мне включились и экстрасенсорные способности (до того момента скрытые), и вспомнились сразу и разговор с консульством, и полунамеки Али, когда он говорил об их государственном строе… Все вдруг сложилось в одну картину, и я четко понял, как себя вести, и то, что совершенно случайно оказался здесь в самый благоприятный для себя момент. Монарху хочется праздника и лишний раз показать, кто здесь главный. А главным на тот момент был он, а праздником, по всей видимости, являлся я.

…Итак, четырнадцать больших красочных бумажек веером расположились рядом с обтерханным чемоданом. Что это, деньги? Новые? Или просто очень крупные? Разбираться некогда.

— Господа, позвольте, галстуков было пятнадцать. А денег вы мне дали за четырнадцать. Ах да, я же один подарил королю! — выпалил я на автомате и почувствовал, что влип.

Только не молчать, нужно что-то делать. А что делать, и кто виноват?

— Господа, я слишком беден, чтобы дарить такие дорогие подарки. Кто оплатит галстук государя?

Десяток рук протянул мне деньги.

— Не хочу никого обидеть, — заметил я. И с улыбкой собрал все. Испугался. Но продолжать решил в том же ключе. Коней на переправе не меняют.

— Еще раз добрый вечер, господа, теперь я как дома. Давайте познакомимся. Вот вы кто? — Я поинтересовался у ближайшего ко мне человека с гордым профилем.

— Телевизор надо смотреть!

— Извините, сэр, будучи весьма ограниченным в средствах, я не мог позволить себе апартаменты с мультимедиасервисом.

Королю шутка понравилась. Он засмеялся. Вослед ему аккуратно заржали остальные. А потом и во второй раз.

— А чего они смеются два раза? — по-приятельски поинтересовался я у короля.

— Первый раз — за компанию, а второй раз — когда им перевели, — сквозь хохот сказал король.

Зал опять дважды хохотнул. Я заметил ещё и их взгляды, с интересом смотрящие куда-то вбок. Ёб твою мать! Чемодан! Наверное, это закон сцены — если ты, дурак, вышел на нее с чемоданом и открыл его, то все ждут, что ещё ты оттуда достанешь. Как ни крути…

— А ещё брючки от кутюр! Не желаете? — и я достал концертные чёрные штаны в блестках. — Всего пять сотен. И кстати, лаковые штиблеты — двести… За штуку, итого… итого, две тысячи сто.

— Девятьсот, — поправил король.

— Все оптом за восемьсот восемьдесят. Ладно, восемьсот — и по рукам, — ответил я.

Тут король вступил в торг:

— Ты что, решил продать все, что есть?

— Конечно, евреи вообще бывают старые, бедные и больные. Или очень старые, очень бедные и очень больные. Так вот я, например, очень-очень бедный.

— А что там ещё у тебя есть?

— Брючки коричневые в разводах. В них и на охоту ходить — пальчики оближешь. Пятьсот!

— Брючки белые со стразами! Для деловых обедов. Шестьсот.

— Ватничек, подбитый соболем, в комплекте с ушанкой. Три тысячи.

— Фрак для посещения оперы. Ношеный. Двести.

— Котелок с оторванной подкладкой для просмотра фильмов с Чарли Чаплиным. Пятьдесят… Итого пять сто пятьдесят, но хватит и пяти!

— Три, — сказал король.

— Четыре пятьсот, — парировал я.

— Три сто.

— Четыре триста.

— Тысяча — и билет до дома!

Сердце мое дрогнуло. Дом! Услышать сейчас это слово… Наконец-то… Я замечтался, но по инерции ляпнул: «Три сто и билет!»

— Продано, — хохотнул король и протянул мне пачку. — Билет получишь в аэропорту.

Я стал отсчитывать из пачки три тысячи, но король меня остановил:

— Три тысячи ты заработал, остальное на чай. Ты хорошо потрудился. Сядь, посиди, а я буду назначать свой кабинет. Министром по чрезвычайным положениям назначается, — монарх обвел взглядом замерший зал. Было слышно, как в коридоре за дверью кто-то тихо чихнул. — Назначается Али. Какие брюки, ты говорил, ему полагаются? — обратился он ко мне.

— Коричневые в разводах. Кстати, есть анекдот про охоту, — и я пересказал им старый анекдот, которой был сложен про Брежнева, потом его же рассказывали про Горбачева, потом про Ельцина. И он вполне годился для короля и Али. — Король и Али пошли на утиную охоту. Король стреляет и все мимо. Али смотрит то на уток, то на короля. То на короля, то на уток и произносит: «Король, это чудо — мертвые утки, а летят!»

Нубийцам, как и многим мусульманам, свойствен подхалимаж. Так что над этой шуткой смеялись долго. Я попал в десятку.

— Далее, — продолжил король. — Министром культуры назначается Муталиб. Какие штаны положены?

— Белые в стразах. И фрак. Фрак тоже положен! Так король роздал все. Фуфайка, естественно, досталась министру внутренних дел. Оставалась последняя важная должность: министра по физическому развитию. А претендентов, ещё не осчастливленных королем, было двое.

— Кого назначим? — обратился он ко мне.

По ненавистным взглядам претендентов я понимал, что являюсь для них шутом. Хотя и с веселыми анекдотами, но все же дураком. А раз король обращается к придурку за подобной помощью, он и их ставит невысоко. Однако чем меня пугать-то? Раз сегодня мы все пешки в Его игре, сильнее та, что стоит к Нему ближе, то есть я. И мне необходимо довести в этом страшном сне свою роль до конца. Или не проснусь.

— Давайте решим, кто из них лучший, в поединке! — Я поставил в центр стульчик. — Пока играет музыка, вы бегаете, замолкает — садитесь. Кто не успел — тот опоздал. Понятно?

Два жирных борова, путаясь в длинном одеянии, стали бегать вокруг скромного антикварного стульчика. Король взмахнул рукой, музыка остановилась. На стул уселись оба.

— Что ж, обоих и назначим.

— А у меня есть призы! — Я усугубил происходящий кошмар, достал шапочку для душа и вручил её одному. — Ты будешь министром по плаванию. — Второму — чесалку для спины. — А ты — по гребле.

Боровы, улыбаясь, как удавы, вернулись на свои места.

— Вот и ладушки, кстати, мне уже пора. Король, я могу идти?

— Конечно. А на посошок?

— В смысле, вы ж не пьете?

— Да. Но зато курим.

На золотом подносе мне протянули невиданной доселе длины косяк, завернутый в гербовую бумагу. После него я сам полечу к рыбкам и даже не осознаю этого. Только фиг откажешься. Вон министр от резиновой шапочки не отказался.

— А мы вообще-то не курим, — задумчиво протянул я, извиняясь тем самым, что, возможно, не смогу отвечать за дальнейшие действия, — но разве что чуть-чуть.

И присел покурить на дорожку.

…Надо ли говорить, что дальнейшее оказалось окутано густым сладковатым дымом. Все славили Нубию, «своего парня» нубийского короля… Когда-то я уже слышал нечто подобное? Но когда — память не отвечала, а сознание вскоре и вовсе отключилось…

Возвращение Орфея

У льва в лесу сперли косяк.

Он собрал всех зверей и говорит:

— Значит, так. Или найдите, кто украл, или с завтрашнего дня в лесу начнется беспредел. Буду выбирать по две зверюшки и съедать!

Собрались звери на совет: надо что-то делать. Ведь неизвестно, с кого лев завтра начнет.

Видят, летит орел:

— Мы с тобой одной крови! — закричали они. — Помоги нам. Посмотри сверху, кого нахлобучило?

— Хорошо!

Летит орел дальше и видит, навстречу летит ворона… кверху пузом!

— Слышь, ворона, ты случаем не видела, кто у льва косяк стырил?

— Подумаешь — косяк! Тут Землю кто-то спиздил!

Разбудил меня какой-то странный гул. Да ещё тело затекло от сна в одном положении. Попытка перевернуться и лечь на живот почему-то не удалась. С трудом разлепил один глаз. Второй от ужаса распахнулся сам. «…Мать! Мать! Мать!» — пронеслось в голове. За круглым окошком мирно соседствовали… величественные тяжелые облака. То ли рай, то ли ад. То ли закат, то ли рассвет происходил в той части Земли, где летел САМОЛЁТ. САМОЛЁТ, в котором, как оказалось, находился и я. Все небо было разноцветно-жёлто-оранжево-голубым и тёмно-синим до черноты.

Оторвавшись от неожиданной картины, я с хрустом попытался повернуть затекшую шею вправо. И понял, что сижу все в том же салоне бизнес-класса, вот только немца с респиратором не было. Может, вышел в сортир?

Закостеневшим пальцем я тыркнул в кнопку вызова стюардессы. Она появилась моментально. Шоколадная кожа и синяя форма усилили ощущение дежа вю: все это я уже точно видел. К тому же стюардесса притащила мне бутылку пива. А Я ЕЁ ТОЛЬКО СОБРАЛСЯ ЗАКАЗАТЬ! Значит, заказал до того, как уснул. Возможно, я не выходил из самолета, и все мне приснилось? Нубия, море, король, государственные перевороты, перепуганный Витёк, Юлий и его ракушки — всего лишь длинный и четкий сон: да мало ли что привидится сознанию, «убитому» алкоголем и наркотиками? Тем более что и одет я в тот самый концертный костюм и штиблеты, в которых ездил на вечеринку к нашим русским миллионерам. Только куда же тогда меня все ещё несет самолет?!

И я решил пошарить по карманам в поисках билетов. Но… при виде своих рук оцепенел. Загорелая до коричневого цвета кожа и на ней белесые волоски, явно выгоревшие на палящем солнце. Так никогда не загоришь в северных широтах. Значит, море не приснилось! Соленая капля скатилась по виску. Я вытер пот и не обнаружил своей шевелюры! Мать, мать, мать! И принялся активнее шарить по карманам; в левом скрытном карманчике лежали отложенные на билет домой две тысячи долларов, а остальные карманы оказались набиты непонятными бумажками. С виду деньги, но я таких в Нубии — если она и была — не видел! Потому, вываливая их прямо на пол, отчаянно искал билет. Ага! Вот он! «Россия, Москва».

ЛЕЧУ ДОМОЙ!!!

И я запрыгал в кресле… А ещё, кажется, махал руками и ногами, что-то пел или орал, у меня начался приступ безумной радости, как в детстве, если бы мне сказали, что ближайший месяц я могу больше не ходить в школу. Я бы валялся на полу, дрыгал ногами и визжал, довольный, как слон с ватрушкой. Прибежавшие на крик стюардессы не поняли коей реакции и пытались меня успокоить. Причем — хотя и был я в ударе — все же заметил, как загорались их томные чёрно-белые глаза от вида бумажек. Значит, все-таки деньги. Проверить предположение можно лишь одним путем — дав стюардессе. И я одарил одну красной бумажкой.

— О-о-о, сенкью, сэр, — вспыхнула она от счастья. — Сенкью вэри матч!

Чтобы никого не обидеть, дал двум другим по такой же. Они тоже благодарили, хотя и смылись достаточно быстро, видимо, опасаясь, что мой приступ безумия кончится, и я передумаю.

А самолёт шёл на посадку в Шереметьево. Внизу раскинулась освобождающаяся от снега Москва. Я смотрел на нее в немом обожании, ещё не думая о том, поменяют ли мне нубийские бумажки.

Какая разница. Я в России! Все проблемы разрешаться сами собой. ЗДЕСЬ ДОМ!!!

* * *

…Выйдя, я понял состояние человека, который готов расцеловать землю. Я тоже хотел!.. Но меня могли принять за сумасшедшего. Я был готов расцеловать и водителя трапа… к счастью, передумал. Но зато радостно кинулся целовать двух блондинок в форме, стоящих у выхода из багажного отделения… но они с профессиональной ловкостью увернулись.

— Вы забыли ваш багаж, господин Трахтенберг, — заметила одна. — Вернитесь в зал.

БАГАЖ!!! Но я продал все вещи, подарки купить не успел, да и не в том состоянии улетал. Я оглянулся на багажную ленту — по ней, словно в замедленном фильме ужасов, преследуя меня, плыл мой чемодан. Кошмар снова накрывал: что, если в Нубии в качестве подарка туда наложили длинных и вкусных косяков? А куда теперь бежать: сорвать с чемодана бумажку, где сказано, чей он, так чёртовы блондинки уже видели мой билет и пришпиленную к нему багажную квитанцию, которую я в радостном безумии не заметил. Нет, не стану скрываться! Я устал: меня могли съесть мурены и акулы, я мог утонуть, не найти работу и попасть в тюрьму за долги, так черт с ним — пусть теперь примут за наркоторговца. От тюрьмы и от сумы не зарекайся…

На ватных ногах подошел к чемодану и потянул его. Тот не сдвинулся с места. Ни фига себе наложили! Я дернул баул со всей силы. Он упал вниз, и только тогда удалось поставить его на колеса. Дальнейший путь был мне известен, если проберусь мимо двух ищеек, сразу в сортир, и там, запершись в кабинке, все проверю… Ищейки спокойно пропустили, видимо, опасаясь, что опять поцелую, и я, радостный, рванул к толчкам. Нашел свободную кабинку, кое-как впихнул багаж и втиснулся сам. Точнее, пришлось запрыгнуть ногами на унитаз. Места рядом не нашлось. Снял для начала мешавший пиджак, повесил на гвоздик и потихоньку стал открывать молнию… а там чьи-то волосы, голова. Господи, помоги! ТРУП?!

Сейчас-сейчас, оторву багажную квитанцию с номером пассажира, сотру все отпечатки. Интересно, у блондинок-ищеек хорошая память? Я уже начал застегивать чемодан, но тут смекнул: а что, если там остались какие-нибудь вещи, которые меня выдадут? Все-таки придется совершить подвиг и расстегнуть молнию до конца. Конечно, тело потом с трудом снова впихнется в узкий гробик, но, увы…

И тут труп хихикнул!.. Я чуть не грохнулся с фаянсового друга (благо было некуда) и не обосрался (ведь штаны-то я не снял, а других нет). Возблагодарив Всевышнего за подаренную выдержку, я наклонился к телу ближе. Тело принадлежало Витьку. Лицо блаженно улыбалось во сне, а на майке виднелись зелёные крошки волшебной травы…

— КРЕТИН!!! — заорал я, выпуская из себя весь страх и пережитый стресс, и шлепнул его по роже. Потом ещё раз. И ещё…

Витюха полуоткрыл мутные счастливые глаза.

«Интересно, где он нашел косяк крепче того, что я выкурил во дворце? — совсем не к месту подумалось мне. — Может, и лучше, что нашёл. Как иначе перенес бы перелет в чемодане? Итак, поди, весь затёк?» — и потащил его опухшее тело из короба наверх. Держаться на ногах Витёк не мог и потому одной рукой оперся на дверную защелку. Она жалко скрипнула и развалилась. С грохотом мы выпали наружу! Точнее, Витёк повалился на пол туалета и увлек за собой меня. Окружающие, приличные граждане, в ужасе отшатнулись! На Витьке были рваная майка, короткие шорты и сланцы. На мне — блестящие брюки, манишка, манжеты и лаковые штиблеты! Не хочу даже думать, какое мы произвели впечатление. Нет, просто категорически отказываюсь рассказывать об этом!

Что дальше? Я долго мочил его голову холодной водой под краном, а он матерился и лягался. В туалет никто не заходил. Хотя сами себе мы казались очень мирными.

Наконец Витёк немного пришел в себя. Он уже мог стоять, что-то внятно отвечать, правда, с лица все ещё не сходила блаженная улыбка идиота. «Лети-лети, лепесток. Через север на восток, через запад, через юг; залети к дедушке в Тверь и к бабушке в Житомир… Только, пожалуйста, отпусти нас, волшебная трава», — приговаривал я как заклинание, а вслух поинтересовался у него:

— Как мы поедем в Питер?

— А где мы сейчас? — в свою очередь уточнил он.

— В Москве, идиот! У тебя есть документы?!

Витёк кивнул, потом икнул, затем наклонился и во время поклона слегка въехал головой в стену, но таки совершил невероятный подвиг. Достал из носка свернутый в четыре раза собственный паспорт! Это означало, что мы могли, не выходя на зимние улицы, тут же купить билет на самолет до дома! И я решил оттащить его к кассам. Правда, майка на нем была мокрая, да к тому же он стал страшно икать от холода. Ничего не оставалось, как надеть на него собственный пиджак. Так мы и пошли к кассам: Витёк в пиджаке и трусах и я в блестящих брючках, манишке и манжетах. Милиционеры оглядывались на нас, но наш загорелый до негритянской черноты вид вводил их в заблуждение: иностранцы, наверное, чокнутые — летят из одной жаркой страны в другую. И вместо того, чтобы задержать нас и проверить, только заискивающе улыбались по советской привычке. И не пройди мы весь аэропорт в таком виде, никогда бы не поверили, что такое возможно. Тем не менее, мы благополучно обменяли доллары на рубли и купили билеты. Более того, зашли в местный магазин и сумели тепло приодеться.

Уже в самолете, напоенный литрами чая и кофе, Витюха пришел в себя и рассказал, как он попал в чемодан. Зная, что я бегаю по чиновникам, пытаясь выехать, он волновался только об одном: как бы не оставил его на чужбине, где он порядком успел напакостить. Он перебежками возвращался с пляжа, где ночевал в песчаной норке, в тот самый момент, когда артиста вместе с чемоданом сажали в лимузин. Витёк тормознул, чтобы разглядеть всю картину издалека и оценить её опасность или прибыльность. Но так и не оценил. Вид я тогда имел наряженный, но напряженный. Взгляд — решительный и готовый не только к успеху… но и к провалу. Витёк, умеющий жопой чувствовать опасность, заметался. Бросился в отель, но там никто толком ничего ему не объяснил. Сказали лишь, что еду выступать к королю, а потом, вроде, отваливаю домой безо всяких виз.

«А МЕНЯ?» — охренев от услышанного, он кинулся было собирать свой чемодан, но, опасаясь засады, решил все бросить. К тому же, уходя, надо всем дать на чай, со всеми проститься, это отнимет драгоценное время и деньги, которых жалко. В аэропорту он и прождал меня несколько страшных часов. Когда же решил, что остался совсем один в чужой стране, где его ждет тюрьма, — неожиданно появился я. Меня ввели под руки двое граждан в одинаковых ботинках, третий нес чемодан. Витёк кинулся ко мне, типа «пришел проводить друга», но «друг» на него никак не среагировал. Зато граждане, мило улыбаясь, рассказали, что выступление во дворце прошло очень успешно. И особенно я потряс всех, играя на анекдоты. Они начинали рассказывать, а я заканчивал. То, что чужак знает арабские анекдоты, привело короля и свиту в необычайный восторг! Как и то, что я один выкурил косячок, обычно рассчитанный на роту! И теперь тело «редкого таланта» отправляют в Россию бизнес-классом, который весь выкуплен для него одного, чтобы «поклонники» не беспокоили.

Витёк сначала обрадовался услышанному, а потом занервничал и заметался. Как привести укуренное тело «своего подшефного» в чувство и сказать, что он тоже не хочет здесь оставаться, непонятно. И он принялся доказывать провожатым-телохранителям, что является моим продюсером; рассказал им историю про Хасана и про то, где учился их король и т. д. И что все организовал именно Витёк, что одному ему здесь делать нечего, и раз бизнес-класс свободен, он бы тоже…

— О, король благодарит и вас, — заулыбались телохранители и… выдали ему косяк. — Ваши документы в порядке, вы можете вылететь любым рейсом домой.

Сказать, что у него маловато денег, оказалось практически невозможно. Ничего себе продюсер! Витёк готов был удавиться. Но перед смертью решил выкурить последнюю сигарету. Остальное помнит смутно… Однако в какой-то момент все же осознал, что мой чемодан никто осматривать не будет. Служащие расступались перед королевскими стражами, не обращая внимания даже на прилипшего к ним европейца в трусах и майке. Когда багаж бросили на тележку, с которой должны погрузить в самолет, Витюха понял, что судьба дает ему шанс. В грузовом отсеке никто не охраняет вещи. Конечно, если бы он не курил, то не решился бы на такую авантюру, грозившую смертью от переохлаждения, но теперь она казалась ему ужасно веселой. Тем более что, открыв чемодан и увидев, что тот пуст и словно приготовлен именно для побега, горе-продюсер ещё раз убедился — это судьба! Добив «пятку», он залез вовнутрь…

— Ну, ты даешь! — изумился я. Что ещё можно сказать по такому поводу? Говорят, Бог бережет пьяных и убогих…

* * *

Родные оторопели, когда я появился на пороге. Красивый, загорелый, подтянутый и с чемоданом подарков (купленных в городском аэропорту)… Опускаю подробности встречи и все, что пришлось сочинять на ходу для родных: не пугать же их правдой.

— Тебе звонили не раз, — сообщила мама, накладывая поесть. — Какой-то Иван Израильевич. Очень хочет тебя к себе на день рождения пригласить, оставил свой номер. Перезвонишь?

— Хто?! — поинтересовался я с полным ртом, пережёвывая котлеты и макароны, от вкуса которых отвык за последние месяцы. Теперь они казались изысканной пищей. — Иван Израильевич?!!! — и даже забыл про котлеты. Тот самый?! И ещё на день рождения зовет?!.. Нет, ещё несколько месяцев назад, услышав такую новость, писал бы кипятком от счастья, но сейчас одно это имя привело меня в ужас: «ННННЕ-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-ТТТТТ!!!!!»

P.S. Через несколько дней я всё-таки пришёл в себя и позвонил Ивану Израильевичу, правда, на всякий случай порвал перед вечеринкой свой загранпаспорт. А что, собственно, случилось плохого? Я освоил новую профессию, заработал пару тысяч долларов дайвингом и целый мешок неизвестных нубийских денег на концерте. «Неизвестных», потому что они были новые, их напечатали, едва король снова пришел к власти. В России эти купюры не принимают, говорят, ненадёжные: что, если монарх снова увлечётся какой-нибудь тёлкой из демократической страны и изменит политический строй своей родины? Тогда деньги напечатают новые, а обменять старые можно будет только в Нубии. Так что получается, задаром я отдал придворным свои шмотки.

Поэтому Витёк и получил с меня двадцать процентов от концертного гонорара (не оклеивать же ими туалет?!), но, узнав, что потратить барыш можно только в Нубии, тут же вернулся туда (хоть где-то быть богатым человеком). Говорят, купил там небольшой отель и чувствует себя хозяином жизни. Может, как-нибудь навещу его…

Санкт-Петербург, 1995 год

Примечания

1

Я хочу назад! (нем.)

(обратно)

2

Всё в порядке? (нем.)

(обратно)

3

Всё в порядке? (араб.)

(обратно)

4

Пять гиней (араб.)

(обратно)

Оглавление

Упал, очнулся, влип-с…

Как кур во щи

А что у нас под ёлочкой

В лаковых штиблетах

Свой среди чужих

Один раз не водолаз

Лучший из худших

То понос, то золотуха

От винта

На линии огня

Кака

Всё ниже, и ниже, и ниже…

Остров сокровищ

Иные

Я мстю! И мстя моя ужасна!

Трест, который лопнул

Без бумажки ты какашка

Скоморох-коробейник

Возвращение Орфея

Реклама на сайте