«Кулповский меморандум»

Владимир ХЛУМОВ

КУЛПОВСКИЙ МЕМОРАНДУМ

Честно говоря, поначалу я даже не мог представить - каким образом мне удалось попасть на закрытое заседание столь ответственной комиссии. Я ехал с работы. Обычный маршрут - пешком, метро, автобус... Стоп - до автобуса дело не дошло. Метро, очень длинный пролет, потом вроде моя станция, светлое фойе... Я вышел (почему-то один). После, как во сне, как-то вдруг, очутился в круглом конференц-зале. Черт, - еще подумал я, - метро и конференц-зал, похоже на сон. Именно я сразу подумал про сон. Заснул, думаю, наверное в метро. Работа у меня ночная, астрономическая. Не высыпаюсь. Но тут сообразил - раз я думаю, что это сон, так, значит, точно не сон... Но вскоре я перестал мучиться сомнениями. Мое внимание полностью переключилось на происходящее вокруг.

Я сразу понял, что это конференц-зал, хотя по форме и не обычный. Но все остальное было точно, как в нашем институте - плотно составленные ряды кресел (так что не пройти), огромная черная доска в дубовой раме, залатанная в нескольких местах, носившая следы отчаянной борьбы докладчиков с непишущим мелом. В общем, все довольно обычно. Все - кроме докладчика и слушателей. Вот это были лица! Собственно, лиц-то и не было, по крайней мере не у всех. В зале сидело - чуть не сказал человек - штук сорок каких-то существ, очевидно, внеземного происхождения. Многообразие форм говорило о собрании каких-нибудь галактических наций (в чем я незамедлительно убедился). Был и президиум. За огромным столом, покрытым чем-то зеленым, кроме председателя, который отождествлялся по огромному гонгу, стоявшему напротив, восседали двое членов президиума, похожих на доисторических саблезубых тигров, как их рисуют в палеонтологических музеях.

Над президиумом свешивался кумачовый транспарант: "ПРИВЕТ УЧАСТНИКАМ VII АССАМБЛЕИ ГАЛАКТИЧЕСКИХ СООБЩЕСТВ ПО БОРЬБЕ С КОНТАКТАМИ". В зале царила приподнятая атмосфера, характерная для тех симпозиумов, конференций, школ, ворк-шопов, на которых выступления четко регламентированы, а продолжительность рабочих заседаний и перерывов на кофе и чай подобрана в правильной пропорции.

Как только я появился в зале, ко мне подкатил один из организаторов. Учтиво поприветствовав, что-то вроде: "Ай эм вери глэд ту си ю" (при этом повилял хвостом) - спросил: "Вы земнянин?". Я на всякий случай согласился. Он отвел меня к креслу, на котором лежала перфокарта с надписью "Забронированя для представитиля Земноводных". Земноводных было написано именно с большой буквы.

Забавная сценка произошла, когда мы пробирались к отведенному для "представитиля Земноводных" месту. Хвостатый организатор протискивался между рядами, повторяя на украинском языке: "Звыняйтэ, звыняйтэ..." Это, признаться, меня удивило: почему на украинском? Но еще больше я удивился тому, что сидевшие в моем ряду участники, вставая, дружно отвечали на том же украинском: "Будь ласка". Вдруг наше продвижение приостановилось. "Звыняйтэ, - говорил хвостатый, - Стенд ап, будь ласка". Однако, существо не шелохнулось - оно спало. Мой провожатый повторил просьбу, и подергал того за плечо. Сидевший, наконец, откликнулся, просипев, что он, мол, уже давно стоит и что понятие "сидеть" напрочь отсутствует в повседневном лексиконе его народа, да и лишено смысла в общефилософском аспекте. Провожатый растерянно посмотрел на меня:

- Извините, пожалуйста, за задержку. Ну действительно, как можно требовать, чтобы человек встал, если он не сидит и сидеть в принципе не может? Вот пылесос, например, его тоже не посадишь...

Хвостатому, видно, понравилась эта тема и он начал ее развивать, но тут стоявший сидя как-то весь скукожился и мы протиснулись в образовавшийся проход. Инцидент был исчерпан.

Я уселся, разглядывая перфокарту. В ней не было ничего необычного. Мне это стало почему-то неприятно. Я еще раз перечел надпись над президиумом в составе председателя и двух саблезубых тигров. Потом огляделся вокруг. Рядом сидело элегантное существо, явно женского рода. Было слегка душно, и она размахивала перфокартой как веером. Я уже собрался с духом задать проясняющий происходящее вопрос, как вдруг раздался гонг.

Председательствующий поднялся:

- Уважаемые друзья, я не буду останавливаться на общих местах, которым вчера было уделено немалое внимание. Разрешите перейти к сути дела, ради которого собралась наша комиссия. Мы должны наконец решить набивший оскомину вопрос о границах содружества. Либо мы вводим жесткие ограничения и, как говорится, несмотря на чины и звания, окончательно подводим черту под списком, либо я низлагаю свои полномочия и мы открываем, что называется, двери настежь. Как вы знаете, ситуация в последнее время резко обострилась. На некоторых, не вошедших в содружество планетах, ситуация стала просто критической. Ярким примером являются события, происходящие на Земле. За последние пятьсот лет они, первое, - он начал загибать пальцы, - пришли к идее множественности миров; второе, предприняли попытки, хотя и смехотворные по своим масштабам, найти следы разума в Галактике; и наконец, в третьих, выдвинули концепцию космических чудес...

При этих словах саблезубый тигр, сидевший справа, ухмыльнулся. Я же краем глаза посмотрел на соседку. Ко мне вернулось ощущение сна и возникла отчаянная мысль. Я начал лихорадочно вспоминать, как на украинском языке будет звучать слово "ущипнуть". Но, конечно, ничего не вспомнил и прошептал соседке, зачем-то заменяя "и" на "ы":

- Ушыпныте меня.

Она широко раскрыла глаза и посмотрела на меня так, что мне стало стыдно за свою неуместную выходку. Я поглубже втянул голову и тоже замахал перфокартой. Председатель тем временем продолжал:

- ...Не найдя признаков разума, объявили о "гигантском молчании Вселенной". Вы знаете, нашлись люди, и даже в нашей комиссии, предлагающие, что называется, раскрыть карты или приподнять занавес. Но возникает вопрос - до каких пор? Ведь, извините меня, занавес обтреплется - всем его поднимать. И главное, на каком основании? Раз уж мы решили ограничить число членов содружества, так давайте ограничивать. Тем не менее, за последние десять тысяч лет - двадцать три случая включения по дополнительному списку. Там утечка, там родственники по спорованию, и наконец, силовое давление... - Председатель похлопал по плечу одного из тигров. - С другой стороны, ничего не делать тоже нельзя. Трудно даже предугадать все последствия политики сегрегации. После того, как они убедились, что космические чудеса отсутствуют напрочь и Вселенная молчит, как рыба об лед, начался период разброда и шатаний. Слава богу, процесс зашел пока не очень далеко. Он коснулся лишь наиболее трезвомыслящей части населения. Да, именно трезвомыслящей! А как бы вы, - председатель патетически взмахнул рукой, - реагировали на факт молчания?! Конечно, выход лишь один - она молчит потому, что их, то есть нас, нет.

По залу пронесся одобрительный гул. Кое-кто закурил.

- Я повторяю, - продолжал председатель, - процесс зашел не очень далеко. Свои выводы трезвомыслящие излагают пока робко, в завуалированной форме: в виде проблемных статей, научно-фантастических рассказов, всякого рода рукописях, найденных при странных обстоятельствах. К такого рода произведениям относится и документ, факт появления которого мы и собрались обсудить сегодня. Покажите, пожалуйста, первый слайд.

На стене справа от доски появилось изображение изрядно помятого, исписанного шариковой ручкой листка бумаги. Вверху я с трудом разобрал название: "Меморандум". Написанное ниже разобрать было невозможно.

- Я прошу извинения за плохое качество. Рукопись была найдена нашим наблюдателем в виде отдельно плывущих по реке частей в районе Кулповской низменности. Подпись даже после реставрации совершенно нечитабельна и далее рукопись будет именоваться "Кулповским Меморандумом". Копию рукописи можно будет получить в перерыве. - Председатель посмотрел на часы и продолжил: - По моему мнению, появление Кулповского Меморандума прямо указывает на конкретный путь полного саморазложения философской основы технологической цивилизации, столкнувшейся с насильно насаждаемой сегрегацией. Выводы, к которым приходит автор, столь абсурдны с нашей точки зрения, сколь математически точны с позиций их логики. Но как на них ни смотреть, - хоть своя рубашка и ближе к телу, и наша позиция, конечно, объективней, - все равно, как ни крути, а выводы эти показывают полную бессмысленность появления разума во Вселенной. Это трагическое обстоятельство понял и сам автор. Иначе чем еще объяснить его отношение к собственному детищу, выброшенному в глухие просторы Кулповской низменности?

В этот момент соседка наклонилась ко мне и прошептала, что, мол, в фойе прекрасный буфет, но, к сожалению, только один. И чтобы успеть перекусить в перерыве, нужно ухитриться пораньше занять очередь. Она и сама могла бы, но я ближе к выходу и к тому же мне удалось почти невозможное - протиснуться мимо сидящего стоика (так она его назвала). Я скромно начал оправдываться, что, мол, здесь нет моей заслуги и что вообще я здесь в первый раз, но очередь пообещал занять. Пока проходил мой первый контакт с внеземной женщиной, председатель распалился, окончательно перейдя на патетический стиль:

- ...Это вам не парадокс Шкловского или синдром Стругацких. Тем более не антропный принцип. Если раньше речь шла всего лишь об уникальности или мистическом законе природы, который, кстати, не проходит по элементарным энергетическим соображениям, то сейчас уже подрываются сами основы. Вместо оптимистического синдрома - "пусть закон, но мы будем работать и все преодолеем" - имеем меморандум с его вольтерьянским: "А так ли уж сложна эта ваша Вселенная?" Потрясаются, как говорится, этим самые священные коровы. А главное, что же достигается для себя? Как говорят лебеги: "Шо ж они с того имеют?" Друзья, я прошу прощения, что забегаю вперед, фактически не дав ознакомиться с самим документом, но меня просто возмущение захлестывает. Объявляю перерыв.

Прозвучал гонг. Я рефлекторно рванулся в буфет. Добежав до желанной очереди, я понял, что совершенно свихнулся. Что происходит? Должна же быть хоть внутренняя логика у происходящего. Пусть "они" - содружество - против контакта с нами. Но ведь я здесь. А, черт, может быть, они принимают меня за кого-то другого? За Земноводного? Как-никак из-под земли извлекли. Ладно, если ничего не понимаешь, лучше ничего не делать. Кстати, кто эти лебеги? Есть нечто в них одесское. На ум пришло двустишие: на планете возле Веги жили хитрые лебеги.

Подошла очаровательная соседка и тут же подкатил хвостатый полиглот и всучил копии меморандума: "Плиз".

Мы взяли чай, бутерброды с рыбкой, яблоки и встали за стойкой.

- Меня зовут Джулия. Можно просто Джу, - представилась она в перерыве между бутербродами. - Что вы словно ошарашенный? Странный вы народ, земняне. Живете под землей, ни звезд, ни неба, и вечно как ошпаренные. Впрочем, дело ваше. Только вид уж больно странный. Обычно кроты как кроты, а тут - и руки, и ноги...

- Не земнянин я, я Иванов Костя...

Она лишь усмехнулась, и я решил больше не делиться своей биографией, а узнать что-нибудь полезное.

- Тут председатель насчет меморандума... Я вообще-то впервые на столь высоком...

- Вообще-то заметно, - сказала Джулия. - Ничего особенного не происходит - вечная грызня по вопросу сегрегации. Как обнаружили землян, поставили демпферы, заморозили все работы в радиусе десяти мегапарсек. Все условия - развивайся, сколько душа пожелает, и никаких чудес и контактов. Вначале все шло нормально, как везде. Раздельное развитие молодых цивилизаций - вещь полезная. Закаляет волю, укрепляет характер. Ну что я вам, Костя, рассказываю прописные истины. Большинство цивилизаций вообще не нуждаются в сообществе - так и доживают свой век тихо и спокойно. А здесь без братьев по разуму - никак. Общительные оказались, и даже слишком. Вот и возникает проблема: идти на контакт или не идти. Пойдешь на контакт - нарушение конвенции по борьбе с контактами, не пойдешь погибнет, что называется, в собственном соку. Жалко. Теперь вот еще это, она потрясла рукописью. - Ах, нужно же прочесть. Извините.

Джулия уткнулась в рукопись. Я тоже начал разглядывать свой экземпляр. Хм, страниц сто. Интересно, какие у них перерывы?

Многие листы сохранились неплохо и многое, как выражается председатель, вполне читабельно. Я нашел первые разборчивые страницы и начал читать.

"...Больше всего настораживает гигантская пропасть между темпами нашего развития и возрастом Вселенной. Многих радует: смотрите, научно-техническая революция, прогресс, неограниченный рост производительных сил... Ура! Всего двести лет назад паровую машину изобрели, а теперь вот - атомные электростанции, токамаки и проч. Полноте, чему вы радуетесь? Задумайтесь, и вы поймете, что не "ура" кричать нужно, а бить во все колокола: Тре-во-га! Разделите десять миллиардов лет (возраст нашей Вселенной) на двести лет - получите гигантское безразмерное число: 50 миллионов. Но это не сам коэффициент роста нашей цивилизации. Это лишь показатель степени у числа "e". Вот степень и есть коэффициент роста, коэффициент, на который необходимо умножить наши возможности сейчас, чтобы получить представление о наших возможностях через десять миллиардов лет. Число это выразится десяткой с сорока миллионами нулей. Этот безразмерный коэффициент больше любого безразмерного числа, наблюдаемого во Вселенной. Например, полное число частиц во Вселенной смехотворно мало по сравнению с коэффициентом роста - десятка всего лишь с восемьюдесятью нулями.

Конечно, приведенные рассуждения предполагают непрерывный экспоненциальный рост в течение десяти миллиардов лет. Но цифра столь велика, что не спасет никакой более медленный закон развития. Точнее, этот закон должен быть столь медленным, что это развитие и развитием-то не назовешь. Это топтание на месте. Это миллиарды лет мрачного средневековья. Кроме того, очевидно, не нужно десяти миллиардов лет, достаточно в сто, тысячу раз более короткого времени, чтобы наша цивилизация превратилась в сверхцивилизацию галактического и даже вселенского масштаба. Осталось подобные рассуждения перенести на другую воображаемую цивилизацию и понять, что мир вокруг нас должен быть буквально напичкан космическими чудесами.

Дети часто спрашивают: а бывают чудеса? А есть Кощей Бессмертный? Щука-волшебница? И прочее. Нет, - честно отвечаем мы, вынужденные объяснять очевидные вещи.

Как же, очевидные! Совершенно наоборот. Если бы вся наша взрослая наука, все наши современные представления были бы верными, то мы обязаны были бы признать, что мир должен прямо-таки кишеть лешими, змеями-горынычами, урфин-джюсами; вокруг нас повсеместно и ежечасно должны нарушаться первое и второе начала термодинамики, заряд не должен сохраняться, ни барионный, ни электрический; работники, следящие за расходом энергии, должны были бы сойти с ума, потому что нельзя проследить за тем, что не сохраняется в принципе, да и работников таких не было бы.

Но ведь к счастью, - а точнее, к нашему несчастью, - ничего этого нет. Нет и более мелких чудес - квадратных галактик, фиолетовых смещений, гигантских сфер Дайсона и летающих тарелок. Нет, это наблюдаемый факт. Кто не верит, дальше может не читать.

Теперь я собираюсь решить этот парадокс с позиции нормального естествоиспытателя. А позиция моя состоит в том, чтобы, с одной стороны, опираться на экспериментальные факты, а с другой - опираться только на открытые нами законы. Лишь такой метод может обеспечить продвижение вперед. И какой бы вывод ни последовал, мы обязаны его мужественно принять, а не искать полуфантастических или религиозных гипотез.

Имеем два экспериментальных факта. Первый: во Вселенной нет сверхцивилизаций. Второй: во Вселенной есть по крайней мере одна цивилизация среднего (а возможно, даже и низкого - не с чем сравнить) уровня, у которой наблюдаются гигантские темпы роста. Как совместить оба эти противоречащие друг другу факта? Можно было бы снять противоречие, предположив, что мы - единственная цивилизация во Вселенной. Так сказать, провозгласить своеобразный принцип запрета: в одной Вселенной не может находиться более одной цивилизации. Аналогичный принцип существует в квантовой механике, но я бы привел пример из более близкой читателю области - биологии. Как известно (кто ел, тот знает), в каждом яблоке не может быть больше одного червя..."

Здесь я прервал чтение меморандума и стал разглядывать огрызок яблока. Не найдя червяка, я посмотрел на Джулию. Она сосредоточенно исследовала свое яблоко. Почувствовав мой взгляд, она подняла глаза. Мы рассмеялись.

- По-моему, недурно написано.

- Да, местами, - и она опять рассмеялась.

Что и говорить, смеялась она хорошо, и на языке у меня завертелся стандартный вопрос: что вы делаете сегодня вечером, Джу? Я спросил:

- Как удалось добыть рукопись?

- Совершенно случайно. Наблюдатель от комиссии - он работает инспектором "Рыбнадзора" на реках Кулповской низменности - совершал вечерний объезд угодий. Представляете, Костя, теплый летний вечер на природе. Ветер затих. Ровная гладь реки, изредка нарушаемая рыбьими играми. По берегам луга, усеянные стогами свежескошенной травы. Стада мирно пасущихся коров...

- Не хватает только пастуха и пастушки. Кстати, что жуют коровы на свежескошенных лугах? - прервал я фенологические изыскания собеседницы.

- Вам, земнянам, а точнее, земноводным трудно это понять. Как сказал бы наш председатель - рожденный ползать... - не докончив, она махнула рукой и опять уткнулась в рукопись.

А я вспомнил про стоика - рожденный стоять сидеть не может. Хм. А интересно, кто же такие лебеги? Ну вот, дурацкая привычка перебивать собеседника. Сам спросил, а потом и не дал сказать. Обидел вот девушку.

Я нашел место про яблоки и стал читать дальше.

"Кстати, это правило не просто интересно, но и полезно практически: если вы нашли червяка в яблоке, то можете спокойно доедать его дальше. Приятного аппетита.

Но вернемся к рассматриваемому вопросу. Предположение о нашей уникальности влечет признание нашей привилегированности. Оставаясь объективными, мы должны отбросить эту возможность. Представляется совершенно невероятным, чтобы в целом в изотропной и однородной Вселенной условия, необходимые для возникновения жизни, появились только в нашей ничем не примечательной галактике, в ничем не примечательном месте и, тем более, вблизи ничем не примечательной звезды. Абсурдно было бы предполагать существование каких-то мифических принципов запрета. Значит, остается только один выход: нужно признать, что, по каким-то причинам, сверхцивилизации из обычных цивилизаций не возникают. Каковы же эти причины?"...

На самом интересном месте раздался гонг. Все заторопились в конференц-зал.

- Джулия, кажется, заседание начинается, - сказал я зачитавшейся соседке.

Она посмотрела на меня отсутствующим взглядом и многозначительно изрекла:

- Да, заседание продолжается. Командовать парадом буду я!

В толкучке у дверей я ее потерял. Не обнаружил я ее и на месте. Вместо нее сидел огромный битюг с мохнатыми крыльями. Изредка он поднимал крыло, запускал под него голову и что-то там склевывал. Когда в очередной раз он вынул голову, я ему сказал:

- Здесь, собственно говоря, занято. Тут еще перфокарточка лежала.

- Ця? - он протянул перфокарту.

На перфокарте отличным шрифтом было напечатано: "Джулия Гумбольт. Отдел переселения."

- Эта, - сознался я.

- Так воны ж у пэршому ряду силы, - он показал крылом в направлении президиума.

Я приподнялся и действительно увидел Джулию.

- Воны ж выступаты будуть, - добавил битюг.

Председатель ударил молоточком по гонгу.

- Друзья, прошу внимания. Не все, наверное, успели ознакомиться с текстом меморандума. Ну, это не страшно, все равно текст полностью установить не удалось. А тем, кто не успел прочесть восстановленное, придется разбираться в рабочем порядке. Ряд уполномоченных представителей уже записались для выступлений, - он поднял с зеленой скатерти листок и близоруко уставился в него.

В зале возникло замешательство. Послышались смешки и покашливания. Наконец один из саблезубых тигров привстал и, перегнувшись через плечо председателя, помог прочесть шпаргалку.

- Первым записался представитель независимых, ему и карты в руки.

С первого ряда поднялся представитель независимых и направился на сцену. Он оказался существом маленького роста и, если бы не табуретка, услужливо подставленная хвостатым полиглотом, ему не дотянуться бы до микрофонов на трибуне.

- Да, я прочел все, что можно было прочесть, - начал независимый. - И еще раз убедился в справедливости двух основополагающих принципов нашей цивилизации: не вмешивайся в чужие дела и никому не давай вмешиваться в свои. Вы знаете, лишь чудовищное стечение обстоятельств привело к контакту нашей цивилизации с содружеством.

В зале раздалось неодобрительное покашливание.

- Нет, я никоим образом не собирался обвинить сообщество, - заметив реакцию публики, оправдывался независимый. - Наш контакт с сообществом нелепая случайность. Именно с целью предотвращения таких случайностей в будущем мы активно поддерживаем усилия комиссии по борьбе с контактами. Неужели мало нашего печального опыта? Мы сторонники крайней точки зрения: никаких контактов. Особенности нашего интеллекта не позволяют нам на требуемом уровне поддерживать усилия содружества в идейном плане. Из народа-созидателя, богатого творческими традициями, мы превратились в артель ремесленников...

- Давайте не перегибать палку. Эта палка о двух концах, - сморозил председатель.

- А, бросьте ваши штучки, - разгорячился независимый. - Да, артель. Да, ремесленников. У нас были композиторы. Теперь - одни музыканты. А что дальше? Подачки с барского плеча? Извиняюсь, объедки научно-технической революции? Оставьте в покое Землю. Ищут они нас! А нужны мы им? Теперь о меморандуме. Конечно, радоваться нечему. Но так ли он страшен? Где мы его обнаружили? В анналах академии? В справочнике для поступающих в высшие учебные заведения или в энциклопедии Брокгауза и Ефрона? Дудки...

В этот момент что-то треснуло и представитель независимых исчез. Зал ахнул. Сначала я подумал, что с ним произошла какая-то хитрая штука из тех, о которых пишут в фантастических романах. Нуль-транспортировка или еще что-то в этом роде. Но когда я увидел докладчика, выползающего из-за трибуны, стало ясно, что он просто свалился с табуретки. Немедленно к нему на помощь подскочили тигры. Один из них помог подняться пострадавшему, а другой поднял с пола то, что осталось от злосчастной табуретки. Поначалу он попытался составить распавшиеся части, но после нескольких неудачных попыток развел лапы и так и застыл, с виноватой улыбкой глядя в зал.

Все эти глупейшие события никоим образом меня не веселили. Я прекрасно понимал, что сам оказался в глупом и притом двусмысленном положении. Может быть, нужно сразу встать и сказать, что непоправимое событие уже произошло и совершенно бесполезно обсуждать целесообразность контакта с землянами. Может, теперь же встать и сказать: "Привет вам, братья по разуму. Благодарное человечество ждет вас в свои объятия". Но у меня не было уверенности, что братьев по разуму это сильно обрадует. Да и потом, имею ли я право? Кто меня уполномачивал?

На сцене продолжалась возня вокруг трибуны. Я опять стал оглядываться вокруг. Мое внимание привлекли окна, плотно зашторенные тяжелыми черными полотнищами. Наверное, для удобства показа слайдов, - подумал я. Интересно, что там в окнах? Странно, но эта простая мысль пришла ко мне только сейчас. Нужно приподнять штору и многое прояснится. Наверное. Я пробрался к ближайшему окну, воровато оглянулся и приподнял штору.

За окном было совершенно темно. Так показалось в первый момент, пока глаза не привыкли к темноте. Наверное, ночь, - подумал я и прильнул вплотную к стеклу, прикрываясь от света ладонями и стараясь разглядеть что-либо. Я действительно кое-что разглядел.

В слабом свете, пробивавшемся из зала, я увидел почти рядом стену, уходящую куда-то вверх, вниз, вправо и влево. По ее шершавой поверхности, утыканной металлическими штырями, извивались черными змеями десятки просмоленных, прорезиненных кабелей и проводов. В этот момент кто-то положил руку мне на плечо. Я отпрянул от окна и штора упала. Это была Джулия.

- Нехорошо подглядывать в окна, - улыбаясь, сказала она. - Здесь это не принято. Да и что вы могли там интересного увидеть?

- А вы посмотрите сами, - предложил я.

Она чуть отдернула штору, взглянула в окно и, повернувшись ко мне, сказала:

- Хм. Ну и что особенного? Вы бы вместо того, чтобы глазеть по сторонам, рукопись дочитывали. Вам ведь тоже придется выступать. Подкомиссия особенно интересуется вашим мнением. И вообще, вы, оказывается, особа интересная. О вас говорят даже в первом ряду.

- Это вполне естественно. Разве можно иметь такую очаровательную собеседницу и не находиться в центре внимания? - развязно ответил я и подумал: "Что это я расхорохорился?"

Выступать с докладом не входило, мягко говоря, в мои планы. Джулия пожала плечами и сказала:

- Вы хоть пролистайте. Ваше выступление вот-вот объявят.

Суета вокруг трибуны поутихла и на ней снова появился представитель независимых. Все заняли свои места. Я затравленно огляделся в поисках выхода. Выйти, не привлекая внимания, не было никакой возможности. Я судорожно начал листать рукопись. Мелькали названия частей: "Уничтожение как самоорганизация", "Ресурсы идей", "Познаваем ли бесконечно сложный объект?", "Тупиковая ветвь, или компактификация некоторых направлений эволюции" и т.д. Чтение названий не проясняло сути дела. Голова шла кругом. Я чувствовал себя студентом, узнавшим, что экзамен завтра, а не через неделю, как он надеялся.

Нет, так не пойдет. Нужно взять себя в руки, сосредоточиться и читать. Ведь рукопись меня в самом деле заинтересовала. Заинтересовала, хотя я до сих пор не мог понять, что же это - обычная графомания или нечто разумное? Чтение графоманов рождает противоречивое чувство: с одной стороны, понимаешь, что все это чушь собачья, а с другой - интересно, ведь там всегда есть ответы на вечные вопросы. Пусть неправильные, но ведь и правильных никто не знает!

Я продолжил чтение, наткнувшись как раз на место в рукописи с такими вот вечными вопросами.

"Что есть разум или разумная жизнь? В чем цель ее появления среди неживой и живой природы? Нет смысла вдаваться в подробное обсуждение этих вопросов. Достаточно ограничиться следующим простым тезисом: разумная жизнь характеризуется стремлением понять и объяснить происходящие вокруг явления. Важно, что возникающие при этом интерес и любопытство весьма неустойчивы. Интерес к понятому явлению пропадает практически мгновенно. Открыв какой-либо закон природы, мы начинаем искать новые явления, не подчиняющиеся ему. Никакие самые "интересные практические приложения" старых законов не могут заменить поиска новых. Всевозможные частные случаи, новые режимы, оригинальные подходы и проч., как бы они ни были заманчивы, - все это бледная тень настоящего процесса познания. Разум чахнет без принципиально новых, необъясненных явлений.

В этом мы убеждаемся практически повсеместно. Возьмите любой научный институт. Там обязательно найдется отдел, работающий по старинке, в рамках законов, открытых сотни лет назад. Эффект налицо - всеобщее чванство, академизм, склоки, жесткая субординация и, наконец, неистребимое стремление к материальным благам..."

Дальше я пропустил несколько страниц, посчитав, что автор слишком увлекается беллетристическими подробностями, и вскоре наткнулся на следующий пассаж:

"Отсутствие сверхцивилизаций можно было бы связать с диспропорцией в развитии технических возможностей, опережающих морально-этическое взросление общества. Тем более, симптомы этого ярко проявляются на Земле. Но кажется, что мыслимое многообразие конкретных путей развития той или иной цивилизации должно быть неизмеримо богаче. Кроме того, самоуничтожение в результате братоубийственной войны ничего не объясняет. Погибнуть можно от атомной или биологической бомбы. Но все это - детские игрушки по сравнению с тем, что могла бы придумать цивилизация, опережающая нас лет на двести. Уже сейчас, в рамках открытых нами законов природы, можно представить столь мощное оружие, последствия применения которого носили бы галактические масштабы. Такая братоубийственная война вполне сошла бы за космическое чудо. А чудес, как мы договорились, нет!

Силы, препятствующие развитию разума, должны иметь совсем иную природу. И они, конечно же, должны носить универсальный, не зависящий от конкретных условий характер.

Прежде чем переходить к описанию истинной причины, приводящей к гибели разума (естественной гибели разума), подумаем над следующей проблемой: почему человеку за кратчайшие (по космологическим масштабам) сроки удалось понять законы природы, которым подчиняется практически вся наблюдаемая часть Вселенной? Каких-то пяти-семи тысяч лет оказалось достаточно, чтобы дойти до квантовой механики и общей теории относительности. Каким образом человек, чей повседневный опыт ограничивается банальными масштабами, измеряемыми метрами, скоростями, в десятки миллионов раз меньшими скорости света, и ничтожно малым полем тяготения, - каким образом это слабое существо (не выходя из дома) проникло в гигантские просторы Вселенной и вглубь бесконечно малых элементарных частиц?"

Ну уж - не выходя из дома. А гигантские синхрофазотроны и коллайдеры, а сверхмощные телескопы?" - мысленно возразил я автору меморандума. Но с листками бумаги не поспоришь - их можно либо читать, либо не читать. Я читал. Последовала новая часть под названием "Познаваем ли бесконечно сложный объект?"

"Древние описывали процесс познания так. Представим себе бесконечную плоскость. Кружочек на плоскости - это часть познанного нами. В процессе познания круг увеличивается, но растет и граница с непознанным. Познание рождает все новые и новые вопросы. Процесс бесконечен.

Точка зрения эта стара как мир. Но не является ли она слишком примитивным обобщением нашего мимолетного опыта? Неужели бесконечно сложный объект так прост? Скорее нет, чем да. Ведь "сложность" - в первую очередь, характеристика качественная, а не количественная. Бесконечно сложный объект должен состоять из бесконечно сложных, качественно различных частей, и не обязательно совместимых. Мир, а точнее, система знаний о мире - это не матрешка. Познав часть такого непростого объекта, мы не можем быть уверены в том, что наши знания впишутся в последующую систему знаний подобно тому, как маленькая матрешка входит в большую. Скорее всего, познание должно быть сильно нелинейным процессом. Экстремальным (но вовсе не частным) случаем могла бы быть столь сильная нелинейность, что познание какой-либо части вообще невозможно без знания полной картины. Другими словами, бесконечно сложный объект непознаваем в принципе. Разум не мог бы возникнуть в бесконечно сложной Вселенной!

Высказанный выше негативный тезис о несоответствии последовательно познаваемых частей находится в вопиющем противоречии со всем нашим опытом. Весь наш опыт кричит о том, что наш мир - матрешка. Например, механика Аристотеля стала частью механики Ньютона, которая в свою очередь, стала частью теории Эйнштейна. Есть и другие примеры.

Как же снять очевидное противоречие? Есть два выхода: либо мы неправильно представляем себе бесконечно сложный объект, либо окружающий мир не является бесконечно сложным. Выбрать правильный ответ можно, только опираясь на наблюдаемые факты..."

Дальше в рукописи следовало большое грязно-серое пятно с характерными отпечатками речных водорослей. Я перевернул страницу.

"Вспомним - разум, лишенный пищи, погибает. Все становится на свои места. Экспериментально доказанное отсутствие сверхцивилизаций свидетельствует о том, что наша Вселенная слишком проста для разума. Быстро (за несколько тысяч лет) познав ее законы, разумная жизнь исчерпывает все возможности своих применений и исчезает. Парадоксально, но факт - разум возникает и погибает по одной и той же причине: по причине простоты устройства нашего мира.

Конечно, неприятно, что разумная жизнь не вечна. Но так ли уж это трагично? Живут же люди, совершенно точно зная, что рано или поздно умрут. Как люди, цивилизации рождаются, живут и умирают. Всякая мысль о вечном их развитии - это та же мечта о загробной жизни. Хватает же сил быть атеистами. Будем же последовательны.

Таким образом, быстрая и полная познаваемость Вселенной доказывается двумя наблюдаемыми фактами: 1) наличием земной цивилизации, 2) отсутствием космических чудес."

Вот тебе и раз. Я схватил предыдущую страницу, но ничего, кроме водяных разводов, причудливо пересекающихся друг с другом, там не было. По давней привычке мозг отреагировал двустишием: "От всей теории одно осталось грязное пятно".

Я посмотрел на трибуну. Там вместо представителя независимых выступала член комиссии по переселению Джулия Гумбольт:

- Последнее, на чем хотелось бы остановиться, это вопрос об активизации исследовательских работ наших наблюдателей. Здесь требуется коренное изменение метода работы. Возможно, следует отказаться от практики переселения сознания в местный субъект. Во-первых, такое переселение крайне тяжело сказывается на сознании аборигена. Провалы в памяти, остаточные мысли, подозрения родных и близких, - как следствие, подавленность и депрессия. Все это не проходит бесследно и попадает в разряд потенциально необъяснимых явлений. Во-вторых, наблюдателю не так-то просто привыкнуть, а еще труднее отвыкнуть от некоторых весьма сомнительных форм деятельности субъекта.

В зале раздались смешки.

- Ничего смешного я не вижу, - осадила зал Джулия и продолжила. Наблюдатель превращается в своеобразного бациллоносителя между контролируемой планетой и сообществом. Трудно даже представить все негативные последствия такого ползучего контакта. Мы не застрахованы от заражения неизлечимыми общественными болезнями. Возможным выходом может стать повсеместное самопревращение наблюдателей. Здесь полезен опыт земноводных, - Джулия посмотрела на меня. - Судя по всему, им удалось достичь высочайшего уровня техники перевоплощения. Обратите внимание, теперь она показала прямо на меня, - совершенно неожиданная внешность, даже хвоста не видно. Я надеюсь, в своем выступлении представитель земнян поделится своим опытом.

Значит, она не шутила насчет моего выступления, с горечью подумал я и с упреком посмотрел на Джулию. Черт побери, нужно подыграть им. Но как? Прикинуться земноводным? Но я о них ничего не знаю. О саморазоблачении на заседании комиссии по борьбе с контактами не может быть и речи.

Я принялся лихорадочно читать рукопись.

"Высказанная выше идея о простоте нашего мира не нова. Достаточно вспомнить мыслителей прошлого..."

Я пролистал еще несколько страниц.

"...Возникает вполне естественный вопрос: а как много еще осталось неизвестного в этом лучшем из миров? Казалось бы, об этом можно только гадать. Гадать не нужно. Достаточно спокойно проанализировать ситуацию и станет ясно, что..."

В этот момент раздался гонг и председатель сказал:

- Хотя это и не принято, но, учитывая важность момента, мы сочли целесообразным выслушать нашего наблюдателя с Земли. Как говорится, мал золотник да дорог. Попросите, пожалуйста, в зал наблюдателя.

Хвостатый полиглот направился иноходью к двери. С каждым его шагом я все яснее и яснее осознавал, что моему инкогнито приходит конец. Он исчез за дверью и через мгновение появился снова. Вместе с ним показался бородатый мужик с удочкой, сачком и деревянным ящиком на ремне, перекинутым через плечо, в длинных, до пояса, резиновых сапогах, от которых на полу оставались мокрые следы. Он уверенно прошел к трибуне, прислонил к деревянному косяку удочку и сачок, снял с плеча ящик. Массируя затекшее от тяжести плечо, наклонился к микрофонам.

- Эх, мужики, мужики. Токмо самый клев пошел, а вы того... Весь вечер ждал, туды ее в качель. Вот так работаешь, работаешь на реке, а рыбку-то половить и некогда. То браконьеры... Да какие они браконьеры - все ж наши хлопцы, с Кулповки. Да. То хлопцы, то начальство, то комиссия, а то еще всякую макулатуру по реке собираешь...

Председатель постучал молоточком по столу. Мужик оглянулся на него и, помотав головой, давая знать, мол, намек понял, продолжал:

- Ну, заговорился я, граждане. Текучка заедает. Мнение мое такое: этот ваш, фу ты, наш контакт пока им не нужен. Худо-бедно пока живем, а там посмотрим...

Вдруг лицо его начало медленно вытягиваться и, достигнув максимально возможного растяжения, так и застыло. Мы смотрели друг другу в глаза. Все замерло.

Мгновение спустя сцена и зал задрожали, как изображение на киноэкране, когда застревает пленка в аппарате. От перегрева пленка начинает корежиться, а вслед за ней изгибается и морщится изображение. Так и произошло. Края конференц-зала (я только успел удивиться, откуда взялись края в круглом зале) заколыхались, а в центре, под приветственным лозунгом, образовалась огромная беспросветно черная дыра с рваными краями. Дыра быстро расползалась, поедая все: и стол с председателем и двумя тиграми, и деревянный ящик с удочкой и сачком, и трибуну с наблюдателем, и разнообразных внеземных существ в зале. Наступила полная темень.

Несколько позже откуда-то издалека послышался нарастающий пульсирующий гул. Когда гул превратился в грохот, темень покрылась светлыми пятнами, из которых постепенно возникло очертание вагона метро.

Все-таки сон, с облегчением подумал я и осторожно, не поворачивая головы, осмотрелся вокруг. Все было без подвоха, настоящее. И неяркие фонари, и блестящие никелированные поручни, и мягкие коричневые сиденья, и на них - совершенно нормальные пассажиры, из которых особенно нормальным выглядел бородатый мужик в длинных резиновых сапогах, с удочкой, сачком и деревянным ящиком.

Приснится же такое. Нарочно будешь думать - не придумаешь. А я-то хорош, начал я себя костить. "Ушыпныте меня". Гадал еще - сон не сон. А того не мог сообразить, дурья башка, что чепуха откровенная получается. По приметам не мог догадаться. Верное есть правило: если вокруг тебя фантастические несоответствия происходят, так и делай вывод, а не "шыпайся". Сон - романтическое состояние души. Кто это сказал?

Сон понемногу отходил, детали быстро стирались из памяти. Но я все не унимался. Еще эти странные фамилии. Как они - Стругацкий, что ли, Иванов. Откуда они взялись, не пойму. Уже по одному этому признаку можно было просыпаться.

По репродуктору объявили:

- Следующая станция - Земная Прим.

Надо бы очки импортные темные заказать. Скоро голубое солнце взойдет - полгода жары. Я расправил подмявшееся крыло и пошел к выходу.