«Чёрный чемодан»

Бенор Гурфель

Чёрный чемодан

Чемодан был неказист с виду. Крышка слегка отставала, уголки поистрепались, а по дну проходила глубокая царапина. Однако внимание, оказываемое ему со стороны хозяев, вызывало ревнивую зависть соседей: роскошных кожаных и фибровых чемоданов, покоящихся в глубине антресолей.

Начать с того, что если другие чемоданы вытаскивались и заполнялись содержимым раз-два раза в году, обычно в летние месяцы, чёрный чемодан вытаскивался и использовался гораздо чаще, скажем еженедельно. И наполнялся он не свежепахнущей одеждой, хрустящим бельём и разноцветными новыми носками, а неумело переплетёнными рукописями, машинописными рванными фолиантами, текстовыми фотографиями и старыми зачитанными книгами.

- Не могу понять - жаловался тёмно-вишнёвый пражский чемодан кокетливо потряхивая широкими ремнями.

- Какой прок нашим владельцам в этом инвалиде? Ведь у него, простите, даже наружных карманов нет, не говоря уж о кодовых замках. Между тем, я например, уже год как не вижу света и дышу пылью, а этот замарашка чуть не каждую неделю выходит наружу, на свежий воздух.

- Вы совершенно правы, господин Чех - подхватывал серо-синий фибровый чемодан, родом из ленинградского Гостинного Двора.

- Позавчера его опять вытащили наружу и пока тащили он - этот солдафон бесцеремонно толкнул меня в бок и проехался своим грязным углом по моей спине. Представляете, каков наглец!

- Безобразие! Нахальство! Какое неуважение! - послышались голоса чемоданного сообщества.

А нарушитель общественного спокойствия молча стоял в это время в правом тёмном углу и чувствовал себя довольно неуютно. Он и сам не вполне понимал и не мог объяснить странное пристрастие хозяев к его скромной и ничем не выдающейся особе. Смутно он помнил как примерно пару лет тому назад началось его странное и, возможно незаслуженное, возвышение.

Тогда хозяин, приставив к антресолям короткую лесенку, вытащил наружу все чемоданы, а хозяйка, вооружившись сырой тряпкой, их тщательно протёрла. Был там ещё и гость, повидимому хозяйский приятель Геня, по кличке "Геныч" . Он сидел на диване а рядом с ним на полу стояла большая матерчатая сумка, чем-то туго набитая. И произошёл между ними такой разговор.

Гость: В Москве и в других городах прошли обыски. Изымают самиздат. В в основном, полностью Солженицына, Роя и Жореса Медведевых, Григоренко, всего Сахарова, "Доктора Живаго", Шаламова, Ахматову, Мандельштама, Цветаеву, Домбровского, Платонова ну и по мелочи, там других.

Хозяйка: А в связи с чем такой "забор" и насколько надёжен источник?

Гость: Источник надёжен абсолютно, информация идёт из кругов близких к Солженицину. А чистка повидимому связана с подготовкой пленума по идеологии. Суслов чистит Москву, ну а заодно и провинцию. Вот такие дела...Мне надо стерилизоваться. Подумал о вас. Может согласитесь взять на время и сохранить. Но смотрите. Дело добровольное. Обязан предупредить. Есть риск. Если пролетите - можно "загреметь" минимум года на три. Статья 192 УК РСФСР "Хранение и распространение антисоветских материалов". Так что не настаиваю. И он иронически прищурил свои красивые глаза.

Хозяин: (переглянувшись с хозяйкой) А почему ты у себя не хранишь всё это? Чем наша квартира более безопасна чем твоя?

Гость: Ну ты же знаешь, сколько ко мне ходит книжников. И я вовсе не могу поручиться, что кто-либо из них не из "Филькиной конторы". Тот же Юрченко. Кто его знает? У тебя гораздо тише. Но если сомневаешься, то... И он потянулся рукой к сумке

Хозяйка: Да ладно Геныч, о чём разговор? Надо - значит надо. Возьмём и сохраним. Не беспокойся.

Гость : Я не беспокоюсь, всегда знал,что на Белкиных положиться можно. А какой чемодан вы думаете использовать под это дело?

Хозяин : Пожалуй лучше всего подойдёт какой-нибудь старый, потертый, незаметный. Вот этот замухрышный пожалуй. А?

И он небрежно пнул ногой чёрный чемодан. Обидно было тому до слёз слушать такое поношение. Однако он был сделан из прочного материала, прошёл войну и видывал на своём веку всякое. Сдержавшись, он решил молчать и ждать развития событий. А они не преминули последовать. Хозяин открыл крышку и вдвоём с гостем стал аккуратно перекладывать в него содержимое сумки. После чего они затолкали его в самую глубь антресолей и прикрыли остальными чемоданами. Закончив, они перешли на кухню, где хозяйка на скорую руку приготовила закусь и выставила из холодильника слегка начатую бутылку фирменной "чесноковки".

- Ого, вот как принимают в этом доме! И жизнь мою облегчили, и угрозу ареста отодвинули и амброзией угощают. Ценю! - слегка ёрничая, завопил гость. Уселись за стол, тесно локоть к локтю, выпили, закусили домашним солёным помидорчиком и заговорили об ахматовском "Реквиеме".

Так началась двойная жизнь чёрного чемодана. Для своих роскошных коллег он оставался скромным, заношенным, старым чемоданом, годным разве, что на хранение старых носок. Но для немногих, чемодан этот стал важным средоточием и источником неподцензурной литературы, стихов и рассказов, чтение которых с одной стороны являлось государственным преступлением, а с другой вводило тебя в сообщество людей близких по духу.

Как бы сурово ни дул на улице холодный ветер, из чемодана этого тихонько, почти бесшумно сочился ручеёк неподцензурной литературы. Как писал поэт современник "Эрика берёт четыре копии, вот и всё, и этого достаточно...". Немногие, возможно, приникали к этому ручейку, но кто измерит пути этих немногих?.

И были ещё люди очень заинтересованные в содержимом чемодана. Люди эти сидели в большом Сером здании, в центре города и отвечали за общественное спокойствие вверенной территории. Время от времени они получали некие глухие сигналы. То тут, то там, непонятно откуда проявлялась книга, стих, статья, письмо. И материалы эти сильно раздражали начальников Серого здания. Начальники призывали своих многочисленных подчинённых и устраивали им разнос; и подчинённые схватывались и бегали по городу, и принюхивались, и прислушивались, пытаясь найти журчливый ручеёк.

Рассказывалась по городу такая история. Как один человек дал своему приятелю почитать "Собачье сердце" Булгакова. Очень уж тот упрашивал, не отвяжешься. Ну дал и дал. А через три дня явились к давателю добры молодцы с обыском. Прежде чем начать, спросили:

- Имеется ли в квартире оружие, иностранная валюта или незаконные материалы?

Получив отрицательный ответ, начали обыск. А посреди обыска раздался стук в дверь. И явился приятель, и вытащил из-за пазухи машинописную копию "Собачьего сердца", и сказал, слегка запинаясь:

- Вот возвращаю тебе твою книжку. Ничего особенного. Треплет только автор много.

И забрали давателя в Серое здание, и на три года расстался он с семьёй и друзьями.

В такие вот тёмные времена вжимался наш чемодан в свой антресольный угол, замирал и "всю ночь напролёт, ждал гостей дорогих, шевеля кандалами, цепочек дверных".

Однажды, внезапно явился нежданный "Геныч". Был он чем-то серьёзно озабочен и пригласил хозяев выйти погулять. И гуляя по заснеженному двору, рассказал. Как пошёл он вчера вечером на полузакрытый просмотр фильма Антониони "Красная пустыня". Уже на подходе к клубу подошли к нему двое, предъявили удостоверения и предложили отойти в ближайший сквер. Там усевшись на мёрзлую скамью стали задавать разные вопросы. Знаком ли он с фильмами Антониони? А если незнаком, то кто порекомендовал посмотреть? И знает ли он того-то и того-то? И о Белкиных спрашивали. Какого он мнения о них? Всю душу вымотали. Конечно ни на какой просмотр он уже не пошёл. Хватило ему просмотра в скверике, на скамье.

"Геныч" ушёл, а они стали думать и прикидывать, что делать и как быть с чемоданом. Ничего толкового придумать не могли, да знание классики помогло.

- А что если нам хранить чемодан по методу Александра Ивановича Корейко? - спросил Марк

- Как это?

- А очень просто. Я беру чемодан, еду на вокзал, там сдаю чемодан в автоматическую камеру хранения, номер мы запоминаем, всё...Раз в месяц приходим, открываем, запоминаем новый номер и т.д.

Идея понравилась. И уже на следующее утро Марк потащил чемодан на вокзал. Дина следовала сзади на расстоянии примерно метров пятидесяти, на случай "если сопровождают". Тяжёлый чемодан оттягивал руку, бил по коленям. Было жарко, струйки пота стекали из-под зимней шапки на лоб. Казалось, взгляды прохожих с удивлением прикованы к чемодану. На привокзальной площади стало легче. Там многие передвигались с чемоданами. Приблизившись к автоматическим камерам, Марк отдышался и огляделся вокруг. Было утро и немногие пассажиры были заняты своими делами. Подойдя к одной из открытых камер, он уже приноровился вложить свой чемодан, как вдруг услышал

- Сынок, а сынок?

Резко обернувшись, он увидел маленькую морщинистую старушёнку с блеклоголубыми глазами. В руках у неё была небольшая старая сумка.

- Помоги сынок вещички мои в ящик скласть. Поезд мой не скоро ещё, я бы вздремнула тут на лавочке, да боюсь утянут сумку-то. А как с ентой фанаберией управляться не знаю, да и глаза плохи.

Сдерживая раздражение и пытаясь выровнять дыхание, Марк стал объяснять старушке ещё и ещё раз, что лучше бы ей воспользоваться ручной камерой хранения. Во-о-н там они находятся. Там люди работают а не автоматы. Старушка не понимала. На разговор подошёл слонявшийся без дела и явно скучающий старшина милиции. Наконец, после этой тягомотины, бледная Дина и старшина повели старушку в ручную камеру хранения а Марк смог наконец-то поставить свой злосчастный чемодан внутрь и набрать код - дату их свадьбы.

Оказавшись в тесной и тёмной одиночке, чемодан загрустил и затосковал. Всё-таки за эти годы привык он к своим ворчливым соседям. К высокомерному чеху, к немного скандальному ленинградцу, к ироничному зелёно-ворсистому дорожному баулу. Хоть и не очень часто они удостаивали его беседой, а всё-таки можно было порой послушать о чём чемоданы говорят.

Так чешский аристократ с немалым юмором передавал в лицах свою поездку в Болгарию, саркастически описывая нравы и манеры своих туристских коллег. Ленинградец довольно интересно рассказывал о поездке хозяина в Ялту и о том как он потерялся и как хозяин бегал и искал его по всему аэропорту. В отличие от них, наш чемодан не путешествовал и не ездил в отпуск. Но зато он довольно часто выходил на белый свет. В таких случаях, возвращаясь на антресоли он не надолго становился звездой и все прислушивались к его рассказам о внешней жизни и задавали вопросы.

Но видно и хозяева скучали без любимых рассказов и стихов. Вечерами, вместо надоевших телепрограм, типа "нам песня строить и жить помогает", куда как приятнее было завалиться на тахту и почитывать не спеша мандельштамовские распевы или слушать того же Галича. Как бы то ни было, через несколько месяцев чемодан был извлечён из заточения и возвращён домой. Однако по совету осторожного "Геныча" он не был помещён обратно на антресоли а оставлен жить на балконе. Уже была зима и снежные метели намели под балконом высокий сугроб.

- Если прийдут ночью и постучат - объяснял "Геныч" - первым делом надо взглянуть в "дверной глазок". Если незнакомые - не открывать и немедленно выбросить чемодан в сугроб. Потом открывать.

Так выйдя из одиночки, оказался чемодан не в родной антресоли а на холодном и вьюжном балконе. В иные ночи бывало так намерзался, что зуб на зуб не попадал и замки примерзали к телу и переставали открываться. Но всему приходит конец. Наступила весна, снег растаял, пришли белые ночи и нельзя стало хранить чемодан на балконе

Задумались тогда хозяин с хозяйкой и не нашли ничего лучшего как обратиться к Феле. Собственно особого выбора и не было. Феля (полностью Фелиция) была любопытной фигурой. Она выросла где-то в Сибири, в ссыльных местах. Там вступила в партию. Приехав в этот город и начав работать в академическом институте вместе с Диной, она активно занялась общественной работой в кружке агитаторов, в стенгазете и пр. Но ошибся бы тот, кто посчитал бы Фелю за рядовую активистку-общественницу. Каким-то совершенно удивительным образом её общественная работа сочеталась с глубокой внутренней порядочностью и с собственным мнением по целому ряду вопросов. Чувствовалось, что она и её муж Коля - люди верные.

Как бы то ни было, когда Дина, обратившись напрямую, спросила не согласится ли Феля взять у неё на время чемодан, та не задавая лишних вопросов, ответила согласием. Так наш путешественник оказался в чужом доме, среди чужих чемоданов. Приняли его хотя и не враждебно, но и без особой радости. Да и о чём общем они могли разговаривать? Фелины чемоданы вспоминали свои не частые поездки в отпуск, да в командировки. Разве мог чёрный чемодан (он к тому времени, используя бессонные ночи, научился немного читать по-человечески) расказать им о рассказах Шаламова или прочесть стихи Цветаевой? Это вызвало бы в их среде только удивлённое молчание. Так в вежливом одиночестве протекали недели и месяцы чемоданной жизни.

Пока в один радостный для чемодана день, он почувствовал как крепкая рука Марка, ухватив его за ручку, вытащила из кладовой, спустила по лестнице и уложила в багажник такси. А вскоре он уже оказался в родной квартире. Все его ворчливые компаньоны были вытащены из антресолей, раскрыты и заполнены наполовину кто чем. В квартире царил весёлый ералаш и беспорядок. Хозяйка носилась из комнаты в комнату, хозяин раздумчиво стоял перед книжными полками, решая, что брать а что нет. Приходили и уходили люди и с каждым их уходом нутро чемодана пустело и пустело.

Он понял что предстоит Длинный Переезд. Однажды он уже пережил нечто подобное. Едва остался цел. Люди называли это тогда непонятным словами "эвакуация" и "война". Но тогда никто не смеялся, а наоборот плакали.

Конечно и сейчас не обошлось без волнений. Чемодан понимал, что он уже немолод и боялся отправки на помойку. О чем злорадно перешёптывались между собой его коллеги. Но хозяин решил иначе. Он не забыл чемоданной верной службы за все эти годы и уложил в него памятные вещи, оставшиеся от его отца и матери. Так была обеспечена чёрному чемодану долгая и интересная жизнь. Он переплыл Средиземное Море и оказался на Ближнем Востоке. Он увидел старые крепостные стены халифа Сулеймана и дышал воздухом Вечного Города. Затем он переплыл Атлантический океан и оказался в Новом Свете. Но это уже другая история.