«Байки забытых дорог»

Андрей Бондаренко Байки забытых дорог Авантюрный роман, с лёгким ностальгическим налётом и редкими философскими отступлениями

Юности, ушедшей навсегда и безвозвратно – с сентиментальной улыбкой – посвящается…

От автора

Этот роман – правда, под другим названием – был написан четыре года назад. Написан и – по самым разным причинам – положен «под сукно».

Но очень быстро многие герои «Баек», а также сюжетные линии и конкретные события «перетекли» – совершенно незаметно для автора – в другие книги, которые, возможно, уже знакомы уважаемому читателю.

Речь идёт о таких романах, как: – «Седое золото», «Логово льва», «Серебряный бумеранг», «Славянское реалити-шоу», «Утренний хоббит», «Выстрел» и «Метель».

Пришёл черёд «Баек». Текст изменён, переработан, дополнен, тщательно «причёсан» и предлагается вашему вниманию.

Теперь несколько слов о стиле данного произведения, то бишь, о том, что следует понимать под термином «байки». Собирается – несколько раз в год – одна и та же компания, выпивает немного, вспоминает истории своей молодости. И – с каждым разом – эти «байки» становятся всё более длинными, всё более развёрнутыми. Вот, уже и на книгу хватает материала.

– А в чём соль? То есть, что сказать-то хотел? – может прозвучать вполне закономерный и ожидаемый вопрос.

Есть вопрос – есть и ответ.

Господа и дамы, чрезмерно не обременённые прожитыми годами! Уважайте свою юность! Сейчас вам кажется, что живёте вы скучно, бесполезно, серо…. Но пройдёт лет пятнадцать-двадцать, и эти годы – «бесцветные и серые» – будут восприниматься вами как мечта самая желанная и недостижимая. И байки про эти времена, непременно, будете писать, и слёзы пьяные – на дружеских вечеринках – ронять…. Любите свою юность, цените её!

Тук-тук-тук: это электронная почта принесла новое послание:

– Почему во Времена старинные – о юности ушедшей – баллады слагали? А вы, лишь, байки кропаете?

Ответ прост. Каждое Время и люди, в это Время жившие, достойны только того, чего они по-настоящему достойны, без всяческих прикрас. Жили человеки, достойные героических баллад и легенд – наше им уважение и белая зависть. Досталось нам иное, вот, и получаются только ностальгические байки, но – при этом – добрые…

Одна моя знакомая, дочитав этот роман до конца, заявила:

– Всё бы и ничего, но почему это твои герои – так много пьют? Зачем же заострять на этом бытовом аспекте внимание уважаемых читателей?

Отвечаю. А никто ничего и не заострял, всё – чистая правда.

И вообще, уважаемые читатели, прошу относиться к этому «питию» – в философском ключе, сугубо, как к театральной декорации, не несущей какой-либо значимой нагрузки…

Да, чуть не забыл! Все аналогии, относительно описанных событий и действующих лиц, возникающие в головах у читателей, являются приватным делом читателей. За случайные совпадения с реалиями, имевшими место быть, автор ответственности не несёт.

Автор

Байка без номера, выполняющая функции Пролога Январский нервный зуд (Город Сёстринск, Восточная Сибирь, январь 2009 года)

Совершенно неожиданно начался сильнейший и острый зуд. Вернее, самая натуральная чесотка – противная, коварная и мерзкая. Чесалось всё: грудь, плечи, спина, сильнее всего – пальцы рук и голени ног…

Сперва Серый лишь слегка почёсывался, боясь разбудить соседа по гостиничному двухместному номеру. Но, как известно, аппетит приходит во время еды, а чем больше – с крепкого похмелья – пьёшь пива, тем сильнее тебя одолевает неистребимая жажда…. Так и здесь: с каждой минутой Сергей чесался всё отчаянней, настырней, яростней и громче…

Наконец, его сосед Иван Кузьмич Паршиков, спящий на узенькой койке у противоположной стены, проснулся и, демонстративно поворочавшись три-четыре минуты с боку на бок, недовольно заявил:

– Ты, Сергей Сергеевич, это…. Прекращай немедленно! Так тебя растак! Мне утром вставать в шесть часов, поеду в Пашинский лесхоз. Так что, совесть поимей, оглоед, дай выспаться старику…

Серый, вдев ступни ног в старенькие шлёпанцы, поднялся с постели, прошёл в ванную комнату (совмещённый санузел), включил свет и замер около зеркала, поражённый увиденным: вся его грудь, плечи, живот, руки и шея были покрыты мерзкими, ярко-красными прыщиками. Он медленно перевёл взгляд ниже, но и там наблюдалась та же картина: ноги – до самых ступней – были густо обсыпаны совершенно неаппетитной сыпью.

– Мать его растак! – от души высказался Серый. – Ну, надо же! Не было печали у гусара…

Он слегка взъерошил волосы на затылке и скорчил собственному отражению в зеркале непонимающую и задумчивую гримасу. Действительно, происхождение прыщей было трудно и плохо-объяснимым: Серый был мужчиной чистоплотным, да и венерическое происхождение этой дурацкой сыпи полностью отпадало, ибо он уже долгие годы являлся примерным семьянином.

«Может, это Ирка учудила – с кем-нибудь?», – возникла в голове неприятная мысль. – «А, что такого? Жена-то у тебя – женщина симпатичная и сексапильная, опять же, совсем ещё и нестарая. Ты же, родной, целыми неделями пропадаешь в командировках. Вот, она, ведомая плотской тоской, и сбегала на сторону – с какой-нибудь молоденькой и широкоплечей сволочью. А вместе с рогами тебе ещё и гадость эта, венерическая, досталась…. Что, такого быть не может? Уверен в супруге на все сто процентов?».

– Кузьмич! – отчаянно взвыл Серый. – Иди скорей сюда!

Иван Кузьмич, пожилой лысый дядечка, возглавлявший в корпорации «Бумажная река» департамент лесозаготовок, заглянул в ванную комнату уже через семь-восемь секунд и, сонно моргая реденькими ресницами, невесело усмехнулся:

– Эк, тебя разрисовало-то, Сергеич! Ничего, это дело поправимое. Сейчас я тебе дам мыло дегтярное, оно и полегчает, – скрылся за дверью, загремел отодвигаемыми стульями, вытаскивая из-под кровати старенький чемодан.

– Интересно, а имеется ли в этом Богом забытом и занюханном Сёстринске – приличный дерматолог? – неуверенно и озабоченно спросил Серый у собственного хмурого отражения.

Вновь появился сосед по гостиничному номеру (по случаю пришествия мирового финансового кризиса, корпорация начала экономить на всём подряд, даже руководителям достаточно высокого звена пришлось позабыть об одноместных номерах класса люкс), протянул на вытянутой ладони прямоугольный чёрно-коричневый брусок и пояснил:

– Вот, Сергеич, залезай под душ и намыливайся тщательно, мыла не жалея. Дёготь, он здорово убивает всякие микробы, раздражения смягчает кожные. Давай, пользуйся, не сомневаясь…

– Кузьмич, а для чего тебе – дегтярное мыло? – спросил Серый, недоверчиво обнюхивая подозрительный чёрно-коричневый брусок. – И, вообще, где такое продают в наше развитое и навороченное время?

– В деревеньках дальних продают, – охотно пояснил Паршиков. – Это старинные запасы, которые остались, наверное, ещё с советских времён. А мне оно очень помогает от перхоти…

– От перхоти? – недоверчиво хмыкнул Серый. – Ты же лысый у нас!

– Перхоть, она и на лысине селится, разрешения не спрашивая. Ты, Сергеевич, мойся. А я пока чайник поставлю, заварю кофейка, у дежурной разживусь коньяком, если, конечно же, повезёт…

Дегтярное мыло оказалось продуктом волшебным: острый зуд значимо притупился, а противные прыщи побледнели, прямо на глазах превратившись из ярко-красных в нежно-розовые. Минут через двенадцать-пятнадцать Серый вылез из душевой кабинки, тщательно обтёрся и, завернувшись в махровое гостиничное полотенце, прошёл в комнату.

Паршиков – выпить совсем, даже, и не дурак, был бы повод – времени даром не терял. На хлипком прямоугольном столике уже была аккуратно расстелена газета, поверх которой красовался блестящий алюминиевый чайник. Рядом с чайником обнаружилась банка с растворимым кофе, две эмалированные кружки, тарелка с крупно нарезанными кусками краковской колбасы и ещё одна тарелка – с ломтями чёрного хлеба. Чуть в стороне расположились два гранёных стакана и пузатая бутылка с греческим (местная подделка, скорее всего) коньяком.

– Давай, Сергеевич, присаживайся! – радушно предложил Кузьмич, торопливо разливая коньяк по стаканам и громко сглатывая слюну. – Выпить тебе надо – в обязательном порядке. Коньяк, он нервы очень хорошо успокаивает…

– Причём здесь – нервы? – непонимающе поморщился Серый, беря в ладонь трёхгранный стакан, до половины наполненный тёмно-бурой жидкостью, остро попахивающей давлеными клопами.

Паршиков только торопливо махнул рукой, мол: – «Потом объясню!», и коротко предложил:

– Ну, вздрогнули!

Коньяк, очевидно, делала местная сибирская ключница, разбавляя на глаз питьевой спирт обычной колодезной водой и добавляя в получившийся напиток жжёную ванильную карамель и растворимый кофе.

– Гадость-то какая! – передёрнулся Серый, ставя пустой стакан на краюшек стола, и, закурив сигарету, вопросительно посмотрел на соседа по гостиничному номеру:

– Что ты имел в виду, Кузьмич, когда говорил про нервы?

– То самое и имел! Эта сыпь твоя, она выступила – в гости не ходи – на нервной почве…

– Да, ну! Хватит заливать-то!

– Баранки ярмарочные гну! Я в этом, Сергеич, разбираюсь…. Когда в девяносто пятом (или в девяносто шестом?) рухнула пирамида МММ, я тоже весь покрылся гнойными прыщами. Причём, точно такими же, как у тебя. Ведь, все мои деньги были вложены в этого долбаного Мавроди. Да, как мальчишку тогда обвели вокруг пальца, две недели проходил с этой сыпью, чешась нещадно…. И супруга моя, Марья Ивановна, как-то, года через три после МММ, тоже близко познакомилась с нервными прыщиками. Дело было так. Разводиться я с ней надумал. Взбрело, понимаешь, в голову старую, что разлюбила она меня…. С чего взбрело-то? Хрен его знает! Практически на ровном месте…. Ага, значит, надумал. А тут, как раз, меня инфарктом шандарахнуло. Сильно так, по-взрослому. Думал, что уже всё, кранты полные. Тогда-то моя Марья сильно испугалась, и от этих переживаний вся покрылась ярко-красной сыпью…. Я, понятное дело, оклемался. И, мало того, что оклемался, так и разводиться раздумал. А, зачем, спрашивается? Раз жена так переживает за меня, значит, естественно, любит…

Серый набулькал в стаканы ещё грамм по сто двадцать коньячного напитка и приветливо кивнул собеседнику:

– Ну, за здоровье крепкое и за нервы железобетонные!

Паршиков, занюхав очередную коньячную порцию рукавом пижамной курточки, отчаянно помотал головой и, посмотрев Серому прямо в глаза, негромко спросил:

– Что, Сергей Сергеевич, небось, с утра с шефом разговаривал по душам?

– Ну, говорил, – неопределённо передёрнул плечами Серый. – Что с того?

– Да, ничего, в сущности…. Сокращают? Или – по соглашению сторон?

– По соглашению, будь оно неладно! – Серый отвёл глаза в сторону. – Только, Кузьмич, я-то совершенно не нервничал, даже не расстроился ни капли. И, вдруг, прыщи эти…. Ничего не понимаю!

– Значит, тебе только так показалось, что не расстроился! – объяснил мудрый и всезнающий начальник департамента лесозаготовок. – А организм, то есть, сознание твоё, тут же и отреагировало. Знать, это увольнение, всё же, болезненно для тебя, братец мой! Сколько ты годиков трудился-то в корпорации?

– Лет шестнадцать, наверное, – грустно вздохнул Серый. – С годичным перерывом, правда…

– А, это когда ты отъезжал в иммиграцию…. Кажется, в Швейцарию?

– В Австрию, – уточнил Серый.

– Какая разница? – искренне не понял Кузьмич, наполняя до самых краёв гранёные стаканы. – Европа, она и есть – Европа…. Ладно, сейчас жахнем – сугубо в качестве снотворного – и по койкам. Ты, Сергеич, с утра снова душ прими – с мылом дегтярным. Когда у тебя самолёт? В пять вечера? Ладно, родному Питеру передавай привет…. Ну, чтоб кризис этот финансовый закончился побыстрее!

Серый лежал на кровати, завернувшись с головой в одеяло, и – сквозь вязкую дрёму – ещё раз прокручивал в голове утренние события…

Шеф, Михаил Николаевич Яковлюк, для своих – просто – Мишель, владелец крупного пакета акций холдинга (корпорации, компании, треста, группы – тут, уж, как кому нравится) «Бумажная река», прибыл в Сёстринск в семь часов утра, первым питерским рейсом. Медленно и вальяжно спустившись по самолётному трапу, Мишель небрежно протянул Серому вялую ладошку для рукопожатия и, недобро прищурившись правым глазом, ворчливо велел:

– Ну, докладывай, Серж, как дела! Что у нас с планом, плывёт?

– Плывёт, Михаил Николаевич, плывёт, родимый! Дай Бог, процентов шестьдесят пять дадим от намеченного, и то – вряд ли…

Корпорация «Бумажная река», как легко догадаться по названию, занималась производством бумаги и картона. Мировой финансовый кризис сильно подкосил компанию: спрос на картон и очень многие виды бумаг регулярно снижался, причём, очень неприятными темпами. Только продажи туалетной бумаги, не смотря ни на что, продолжали гордо и планомерно расти…

На производственной планёрке, где присутствовало более двадцати руководителей самого разного уровня, Мишель, обычно въедливый и требовательный, вёл себя на удивление аморфно: доклады начальников цехов выслушивал в пол-уха и, недовольно хмурясь, рассеянно перебирал разные бумажки. А в самом конце совещания он поднялся из-за стола и, отодвинув назад стул, объявил – неприятным и строгим голосом:

– Уважаемые господа, прошу вашего полного внимания! На Совете директоров принято неприятное, но совершенно оправданное – в условиях наступившего финансового кризиса – решение: необходимо произвести ряд мероприятий, направленных на оптимизацию численного состава работников корпорации. Это касается и всех наших дочерних предприятий, – расстегнул пухлый кожаный портфель, лежащий перед ним на столе, извлёк из него пачку бумаг средней толщины, демонстративно поднял вверх и многозначительно встряхнул: – Вот, это – планы по сокращению для каждого структурного подразделения комбината и для каждой нашей «дочки». Персоналии определите сами. Даю вам на выполнение – трое суток. Прошу принимать решения, основываясь сугубо на целесообразности, забыв о былых заслугах и личных отношениях…. Есть такое хорошее понятие, как «критичность». Если, после увольнения конкретного сотрудника может возникнуть – для производственного процесса – критическая ситуация, то такого сотрудника нельзя сокращать ни в коем случае. «Критичность» – вот, ваш главный и единственный аргумент, при принятии персональных решений! Центральный санкт-петербургский офис подаёт всем остальным пример для подражания: там будет сокращено, либо уволено – по добровольному соглашению сторон – сорок пять процентов персонала. («Это же порядка пятисот человек!», – отметил про себя Серый). Более того, акционеры корпорации (кроме Мишеля, акционером «Бумажной реки» числился его младший брат Пётр, а порядка пятидесяти процентов акций принадлежало крупному немецкому бумажному концерну), договорились между собой, что не будут вмешиваться в кадровые решения и «спасать» своих личных друзей, одноклассников и любовниц.… Так, идём дальше. Надеюсь, вы все смотрите телевизор? Это очень хорошо, значит должны быть в курсе того, что президент России – Дмитрий Анатольевич Медведев – против массовых сокращений…. Поэтому, призываю вас отработать осторожно, с оглядкой. А, именно, необходимо подавляющее большинство работников уволить «по соглашению сторон», чтобы наша компания не попала в списки «нелояльных» к руководству страны. Для этого предусматривается следующее. При сокращении работник получает только трёхмесячную компенсацию и сразу лишается страховки. Если же он увольняется «по соглашению сторон», то выплачивается четырёхмесячная компенсация, а страховка действует по июль месяц включительно. Сообразили? Вот, и молодцы! Ещё попрошу об одном: не надо трогать активных членов партии «Единая Россия». Тех, которые на виду. Надеюсь, господа руководители, вы понимаете, о чём я толкую? Тогда подходите и разбирайте ваши планы-задания! Подходите-подходите, не стесняйтесь….

Уже в самом конце совещания Мишель выдал коронную «мюллеровскую» фразу:

– Всё, господа, до свидания! Я никого не задерживаю…. А вы, Сергей Сергеевич, пожалуйста, останьтесь!

Мишель, последние четыре года абсолютно непьющий (долго ходил на иглоукалывание к дорогущему китайскому доктору, посещал не менее дорогого еврейского гипнотизера), достал из бокового отделения портфеля плоскую серебряную фляжку и, отвинтив колпачок, надолго приник к горлышку.

– Что, всё так плохо? – затосковал Серый.

– Хуже не бывает! – Мишель промокнул губы рукавов тысячедолларового пиджака и убрал флягу обратно. – С долгосрочными кредитами образовалась задница, продажи неуклонно падают, немцы настаивают на полной заморозке всех инвестиционных программ и на пятидесяти процентном сокращении персонала, – после короткой паузы тяжело вздохнул-выдохнул и бухнул: – Ты, Серж, тоже попал в «чёрный» список. Извини, дружище, но я ничего не мог сделать…. А всё должность твоя дурацкая – «заместитель Генерального директора по общим вопросам»! Немцы сразу же к этому и прицепились, мол, раз «по общим вопросам», значит – при твоём увольнении – критической ситуации возникнуть не может. Тут, кстати, они полностью правы. Ты же, брат, у нас занимаешься всем подряд: и вопросами безопасности, и внутренним аудитом, и проведением тендеров…

– С прессой ещё общаюсь, пиарщиков наших консультирую, провожу дополнительную экспертизу всех инвестиционных объектов, – скороговоркой подсказал Серый.

– Вот, именно! – Мишель, гневно блеснув стёклами стильных очков в золотой оправе, стукнул кулаком по столу. – Страхуешь, помогаешь, контролируешь, направляешь, подсказываешь, приглядываешь.…. Не, лично я считаю, что всё это очень полезно, замечательно и здорово. Да, вот, немцы не хотят понимать этого! Ноют, как заевшая пластинка, мол, дубляж получается…. И нечего им возразить на это: ты ведь, Серёжа, действительно, дублируешь работу других служб.

– Так, Мишель, ты же сам мне велел это делать! Когда я вернулся из зарубежных странствий и пришёл к тебе…

– Да, велел! А теперь ситуация резко изменилась…. Ладно, что переливать из пустого в порожнее, когда окончательное решение уже принято? – шеф, достав из портфеля тоненькую пластиковую папку с несколькими листами бумаги, положил её перед Серым. – Вот, друг мой Серенький, соответствующее соглашение. Подписывай! Ну, а когда кризис закончится, то милости просим обратно. Возвращайся! Если, конечно же, захочешь…. Надеюсь, без обид? Я же предупреждал тебя – почти год назад. Помнишь?

Серый согласно кивнул головой, достал из пластиковой папки текст соглашения, и, закурив, углубился в чтение, пытаясь таким нехитрым образом взять себя в руки и хоть немного сосредоточиться.

Что касается предупреждения, то да, было дело, Мишель не соврал. Случилось это в самом конце апреля 2008-го года, когда Сергей собирался вылетать из Питера в Сёстринск. Приближались майские праздники. Многие руководители комбината, взяв дополнительно к выходным по восемь-десять дней отпуска, отправлялись с домочадцами в жаркие страны. Поэтому было необходимо присмотреть за всем на месте. То есть, «подстраховать ситуацию» – как любил выражаться Пётр Яковлюк, мужчина – в отличие от своего серьёзного и разумного старшего брата – весёлый и насмешливый.

Перед тем, как отправиться в аэропорт, Серый заглянул в кабинет к шефу. Мишель выглядел очень усталым и озабоченным. После настойчивых вопросов, объяснил:

– Информация поступила из Москвы, с самого верха, – многозначительно ткнул указательным пальцем в потолок. – Кризис приближается, мировой и финансовый. Начнётся уже этим летом. Вполне возможно, что наша «Бумажная река» обанкротится. То бишь, накроется медным тазом, образно выражаясь…. Так что, Серж, можешь подыскивать новую работу…

– Может, пронесёт? – спросил тогда Серый.

– Вполне возможно, что и так…. Но, всё же, будем страховаться. Решили мы с братом Петром продать немцам пятьдесят процентов акций нашей «Реки», пока они не обесценились. Вообще-то, мы хотели продать всё, без остатка, но Москва запретила. Мол, бумага – продукт стратегический, на ней печатаются газеты важные, листовки предвыборные…

Серый, дочитав текст соглашения до конца, спросил у Мишеля:

– Каким числом подписывать?

– Ну, тебе же двух-трёх недель хватит для сдачи дел? Вот, исходя из этого, и определяйся…. Да, как подпишешь, сразу же дуй за билетами и улетай в Санкт-Петербург. Не отсвечивай здесь обиженной мордой…

Над Восточносибирской возвышенностью безраздельно царствовала глухая зимняя ночь, на улице с самого вечера мела злая метель, в стёкла настойчиво стучались наглые и колючие снежинки. Все рейсы уже давно и прочно были отменены, большинство ламп дневного света потушены, по полутёмному залу ожидания аэропорта разносился громкий храп уснувших пассажиров. Кто-то спал сидя, кто-то – лёжа, предварительно подстелив на длинные и ужасно неудобные пластиковые сидения вчерашние газеты.

Все газеты дружно и настойчиво – на всех без исключения полосах – рассказывали о финансовом кризисе, опутавшем крепкими и коварными сетями беззащитную планету…

Справа невидимый гитарист ласково и невесомо перебирал струны своего верного инструмента, и тихонько напевал – сугубо в тему:

– Январь. Какая странная пора. Пора? Пора, мой друг, давно – пора! Туда, где пенится волна. Всегда…. Январь. Качает ветер фонари. Январь. Прошу – со мной – поговори. О том, как теплятся огни. Вдали…. Она? Она немного влюблена. В меня? Вполне возможно, что и да. А может, как это не жаль, в январь…. Январь. Какая серая пора. Вино. И кругом голова. Сосульки – с незнакомых крыш. Ты почему – молчишь? Любовь? Она всегда волнует кровь. Всегда. Когда приходят холода. Полезна очень – как морковь. Любовь…

– Что за дела творятся такие? – где-то рядом громко возмутилась такая же невидимая тётка. – Поспать не дают, ироды! Кризис на дворе, а они, супостаты, песенки поют…

– Кризис? – искренне удивился сосед Серого, бородатый мужчина средних лет. – Да, какой это кризис? Так, название одно…. Вот, помню, в девяносто втором году – серьёзное было дело. Ельцин, морда пропитая, цены на всё отпустил, а зарплату-то и позабыл поднять…

– И про пенсии забыл, рожа сытая! – неожиданно поддержала бородача невидимая тётка. – Гнида речистая! Тогда мой сынок на шахте полгода зарплаты не получал, а мне пенсию задержали почти на три месяца…. Как выжили тогда? Но, ведь, выжили…

– А что потом началось? – громко спросил мужчина в пространство, после чего сам же и ответил: – Бандитизм начался, махровый и беспредельный! Крыш было в два раза больше, чем скользких бизнесменов и вшивых коммерсантов. Но, ведь, и это пережили? Пережили! А что было в самом конце девяносто пятого года?

– Что, собственного, было тогда? Запамятовала я что-то…. Напомни-ка, товарищ!

– Выборы приближались, и многие не верили, что Ельцина переизберут на второй срок…

– Верно-верно, и я не верила!

– Некоторые индивидуумы – в какой-то момент – испугались, что к власти вернутся коммунисты. Мол, вернутся, гады, и устроят новую кровавую баню, припомнив всем прегрешения их – рыночные да коммерческие…. Вот, тогда-то во многих головах начался ещё один кризис – иммиграционный – на этот раз. Целая куча народа, похватав чемоданы и детишек, рванула на запад. Где, к слову сказать, их никто и не ждал…. Много там было поломано судеб. Кто-то – со временем – вернулся назад, а кто-то и счёты свёл с жизнью…

«Это он говорит про меня!», – подумал Серый. – «Это же я, подхватив под мышки жену и детей, рванул со всех ног в Австрию – пытать своё счастье. А через полгода вернулся обратно. Как пёс обделавшийся – без копейки денег – приполз в родимую конуру…. Больше всех тогда дочке досталось: она, как раз, пошла в первый класс. Бедная Оля! Четыре месяца отучилась в австрийской школе, а после Нового года пошла в русскую. Стресс – для ребёнка – неслабый…. Ладно, и это пережили, не сломались!

– Вскоре наступил девяносто восьмой год. Дефолт, то бишь! – вкрадчиво сообщил бородач.

– Мать их всех, красивых да богатых! Чубайса, и иже с ним! – грязно выругалась тётка. – Опять погорели все мои денежки, что копила на ремонт дачи. Вот же, гадюки сволочные…

– Ну, и что нам – нынешний кризис? – подытожил сосед Серого. – Так, ерунда ерундовая, пшик один несерьёзный. Тем более, что многие – за последние пять сытых лет – и недвижимостью обросли, да и накопления предусмотрительно держат под матрасами…

«И это – правда!», – мысленно согласился Серый с соседом. – «Квартира у меня нынче – просто отличная, дача неплохая, две машины-иномарки новенькие, денег в разных банках сложено – на чёрный день – тысяч сорок долларов. Ну, и чего это я так, спрашивается, переживаю? Нервничаю, прыщиками, даже, весь покрылся – как лох последний, чилийский.…Не, надо успокоиться, собраться с мыслями. Самое лучшее – прямо завтра, благо, что завтра суббота – рвануть на дачу. Пивка накупить литров семь-восемь, запереться, посидеть у камина, вспомнить старые времена, подбить некоторые промежуточные итоги…. Ерунда, прорвёмся!».

Словно бы заразившись общим оптимизмом, неожиданно поселившимся в зале ожидания, проснулся громкоговоритель и, откашлявшись, радостно объявил:

– Уважаемые дамы и господа! Объявляется посадка на рейс 2240, следующий по маршруту Сёстринск – Санкт-Петербург. Регистрация пассажиров начинается у стоек за номерами пятнадцать и шестнадцать. Повторяю…

В помещении зажглись все лампы дневного света и тётка, оказавшаяся – в полном соответствии со своим голосом – мордатой и толстощёкой, неожиданно попросила молоденького паренька-гитариста:

– Слышь, малец! Ты песенку-то допой, что ли. Интересно просто, чем там у тебя закончится…

Длинноволосый юнец не заставил себя просить дважды и, перебирая струны, запел:

– Звезда. Сияет в дальнем далеке. Опять. Иль, это снится мне? На стенке – толстый календарь. Январь…. Январь. Какая грустная пора. Пора? Пора, мой друг, давно – пора! Ключи? Закроем двери как-нибудь. И – в путь…. Январь. А за окошком – снег. Пурга. Она всегда – права…. Январь. И мне немного жаль – нас всех…. Январь. И мне немного жаль – нас всех…

На следующее утро – как и планировал – Серый уехал на дачу. Жена Ирина, будучи женщиной умной, возражать не стала. Повздыхала только немного – понятливо и жалостливо, а на прощанье подмигнула – тепло и нежно…

Широкой лопатой, предусмотрительно оставленной на улице, он расчистил дверь от снега, зашёл в промёрзший за зиму дом и растопил камин. Потом, часа через два с половиной, когда в комнате стало относительно тепло, Серый подтащил к камину столик, застелил его старенькой скатертью, на которую выставил многочисленные пивные банки. Вскрыв разнокалиберные пакетики, разложил по тарелкам нехитрые закуски: чипсы, орешки, снетки, спиральки подкопченного сыра и узкие кальмаровые полоски.

– Что же, приступим, пожалуй? – предложил сам себе Серый и – с негромким «пшиком» – вскрыл первую банку. – Вспомним, как оно было…

Байка первая Превратности Судьбы: «Зенит» и портвейн – близнецы братья…

Он проснулся в предрассветный час. Было прохладно и зябко, ленивое солнышко всё ещё дремало где-то – за далёкой линией горизонта. Но кромешная тьма уже трусливо отступила, вокруг безраздельно властвовала серая, чуть подрагивающая мгла. Редкие клочья тумана задумчиво оседали на ветвях деревьев крошечными капельками росы. Заброшенный сад казался древним и ужасно таинственным. Где-то рядом тихонько шелестели волны, ненавязчиво соприкасаясь с каменистым берегом. Это старушка-Нева напоминала о своём существовании.

– И как это меня занесло сюда? – удивлённо прошептал Серый. – Так иногда бывает. Просыпаешься, и долго не можешь понять: – «Где я? Как попал в это конкретное место? Зачем?». А потом, когда память постепенно возвращается, закономерно возникает другой, гораздо более важный и трудный вопрос: – «А что, собственно, дальше-то будет?»…

1980-ый год был богат на события: московская Олимпиада, умер Владимир Семёнович Высоцкий, Серый (он же – полностью – Сергей Сергеевич Хрусталёв) окончил среднюю школу. Выпускной вечер, утреннее похмелье, мысли о грядущем поступлении в ВУЗ.

До пятого класса семья Сергея жила в Ленинграде, а потом родители «завербовались на Севера», так что школу он заканчивал уже на Кольском полуострове, в заштатном посёлке городского типа – отец и мать уезжать до пенсии «с Северов» не собирались. Как бы там ни было, но пришла пора возвращаться на историческую Родину, то бишь, в Ленинград, где остались малогабаритная трёхкомнатная квартира и добрая старенькая бабушка.

Бабушка встретила внука с распростертыми объятиями, долго вертела во все стороны, приговаривая:

– Худенький-то какой! Да и росточком не вышел! А войны-то и не было. Что же так? Это всё Север виноват. Солнца нет, витаминов нет…

– Чего это – росточком не вышел? – ворчливо возмутился Серый. – Целых сто шестьдесят три сантиметра! А что худой, так это всё из за спорта. Как-никак, чемпион Мурманской области по дзюдо – среди старших юношей, в весе до сорока восьми килограмм…

Бабушка этими объяснениями не удовлетворилась, и стала один раз в два дня регулярно ходить за разливным молоком к колхозной цистерне, каждое утро появлявшейся возле дома.

– Пей, внучок, молочко! – приговаривала старушка. – Оно очень вкусное и полезное. Глядишь, и подрастёшь ещё немного….

Внучок не спорил, а молоко пил исправно и охотно.

Куда поступать – особого вопроса не возникало. Естественно, туда, где пахнет романтикой. В те замшелые времена это было очень даже естественно и логично, тем более, что представители романтических профессий получали тогда вполне приличные деньги. Любой лётчик, моряк, геолог зарабатывал в разы больше, чем какой-нибудь среднестатистический инженер на столичном предприятии. И считалось совершенно обыденным и разумным – лет до сорока пяти «половить романтики» где-нибудь в дальних краях, денег скопить-заработать, да и осесть – ближе к старости – в каком-нибудь крупном городе на непыльной должности, а по выходным с усердием вспахивать свои шесть огородных соток.

Раньше, чем в других ВУЗах, экзамены начинались в «Макаровке», где готовили штурманов и капитанов для плаваний в суровых северных морях.

– Профессия как профессия, – одобрила бабушка. – И денежная, и с романтикой всё в полном порядке…

Сергей отвёз в училище документы, написал заявление о приёме – всё честь по чести. Но уже на медкомиссии – к его огромному удивлению – случился полный облом. Пожилой доктор – с аккуратными седыми усами, в белоснежном накрахмаленном халате, наброшенном поверх уставного тельника – быстро опустил парнишку «с бескрайних морских просторов на скучную землю»:

– Нет, братишка, задний ход! Не годишься ты для нашего легендарного заведения. В твоём носу сломана важная перегородка. Дрался много, или спорт какой? И то, и другое? Молодцом, одобряю! Но из твоего носа – на морском ветру – польются такие сопли…. Только вёдра успевай подставлять! А зачем, спрашивается, нашему прославленному российскому флоту сдались сопливые офицеры? Нонсенс, однако, получается…. Да, ладно, не огорчайся! Не один ты такой…. Тут – метров пятьсот ближе к Неве – располагается Горный Институт. Все хиляки от нас туда держат курс. Тоже лавочка неплохая. Дерутся только их студенты с нашими курсантами, постоянно друг другу пустыми пивными кружками разбивают головы. Но, это так, не со зла. Традиции, брат, понимаешь, старинные. Не нами придуманные, не нам и отменять…. Так что, смело греби в том направлении. И семь футов тебе под килем!

Серый послушался доктора и «погрёб».

Старинное приземистое здание, толстенные колонны, узкие, сильно выщербленные ступени. По разным сторонам от входа размещались странные скульптуры: два полуголых мужика, покоцанных временем и ветрами, крепко обнимали таких же покоцанных девчонок. А на асфальте, рядом с длинной каменной лестницей, обнаружилась белая надпись, выведенная аккуратными метровыми буквами: – «Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, МОЙ ЛГИ!».

– А что, на мой взгляд, мило, – решил Серый. – Зайдём, пожалуй!

Тут же выяснилось, что на чистых геологов (РМ) наблюдался бешеный конкурс – пятнадцать человек на место. А, вот, на второстепенные геологические специальности (гидрогеология – РГ, и бурение скважин – РТ) поступить было не в пример легче, особенно, если средний балл по аттестату был выше, чем «4,5». У Сергея этот показатель равнялся четырём целым и восьми десятым балла, да и название будущей профессии ему очень приглянулось: – «Техника и технология разведки месторождений полезных ископаемых».

– Лихо загнули! Сразу и не поймёшь, что к чему, – решил Серый и сдал документы на РТ.

Через две недели он получил две пятёрки – по математике «письменно» и «устно» – и был зачислен студентом Ленинградского Горного Института имени Г.В. Плеханова. Учитывая, что до начала занятий оставалось ещё больше месяца, Сергей решил по-быстрому смотаться на Кольский полуостров – порыбачить вволю, грибами заняться всерьёз: зимой суп из сушёных грибов – самое милое дело.

Но, не тут-то было, худой и желчный декан факультета ехидно объявил:

– Все первокурсники, поступившие по эксперименту, направляются в подшефный совхоз «Фёдоровское», на прополку турнепса. Счастливо вам потрудиться, дорогие товарищи комсомольцы!

Приехав в Фёдоровское «товарищи комсомольцы» откровенно запечалились, созерцая бескрайнее широченное поле, покрытое полуметровыми сорняками. Пьяненький совхозный бригадир выдал вновь прибывшим работникам ржавые тупые ножи и скомандовал:

– Вперёд, орлы и орлицы! За славой и орденами!

Пока остальные студенты вяло топтались на месте, высокий и худой парнишка – с непропорционально длинными руками и ногами – резво взялся за дело: и трёх минут не прошло, как он удалился от основной группы метров на пятнадцать-двадцать, только сорняки летели в разные стороны – словно бы из-под ножей комбайна.

– Во, даёт! – восхищённо удивляется симпатичная девица с экономического факультета.

– Да, это же «эртэшник», – лениво прокомментировал её кавалер – по внешнему виду – типичный ботаник. – На РТ каких только чудиков не принимают….

«Раз парнишка наш, то, пожалуй, следует подключиться к процессу», – решил Серый.

Он встал чуть правее неизвестного энтузиаста и начал активно пропалывать чёртов овощ, стремясь догнать лидера. Сделать это удалось только через час, истекая потом, на противоположном краю поля.

– Лёха-каратист, – тяжело дыша, представился новый товарищ.

– Ну, а я тогда – Серёга-шахматист, – неуклюже сострил в ответ Серый. – Кстати, а чего это мы так ломанулись-то?

– Ты что, Джека Лондона не читал? – удивился Лёха. – Ну, помнишь в «Смоке и Малыше»: – «Быстрые долгие переходы и продолжительные привалы»? Мы-то сейчас минут пятьдесят полежим-отдохнём в тенёчке, а остальные ребята – всё это время – будут жариться на солнцепёке. Нам оно – гораздо проще…. Логично я рассуждаю?

– Логично, пожалуй…

Новый знакомый Сергея оказывается записным болтуном и законченным романтиком, поступившим в Горный сугубо по идейным соображениям. Минут двадцать Лёха безостановочно трепался о своей любви к путешествиям, о желании объехать весь мир вдоль и поперёк, о каком-то там «звонком ветре странствий», и тому подобных глупостях. И ещё минут десять рассказывал о карате. То есть, действительно, оказался каратистом – редкость для тех времён нешуточная. Уже в самом конце разговора Лёха спросил:

– А как, кстати, ты относишься к футболу?

– Нормально отношусь. Наверное, как и все, – сообщил Серый. – И играть люблю, и смотреть…

– Давай, тогда сходим на «Зенит»? Согласен? Ну, тогда встречаемся в субботу на «Петроградке», ровно в три. Смотри, не опаздывай! Билеты я куплю заранее.

Встретившись с приятелем в оговорённое время, Серый поинтересовался:

– Лёша, а чего это мы состыковались в такую рань? Футбол-то начинается только в восемь.

– Ты, прямо, как маленький! – возмутился Лёха. – А портвейна достать? А выпить-поболтать?

– Портвейна достать? Вообще-то, я думал, что мы идём на футбол…

Посовещавшись с неприметными пацанами, отирающимися около входа в метро, Лёха радостно объявил:

– На Зелениной продают «Агдам»! Полетели по-быстрому! Говорят, что взять вполне реально…

Они «полетели по-быстрому», отстояли, переругиваясь с наглыми мужиками, полтора часа в длиннющей очереди, Лёха даже успел заехать кому-то в глаз. Но портвейн, всё же, достали. Целых три бутылки!

– Зачем так много? – в очередной раз удивился Серый.

– «Агдам» – вино для дам! – важно, с философскими нотками в голосе заявил Лёха. – А «три» – очень хорошее число! Одну бутылку выпьем до матча, другую – в процессе, третью – после. Железная логика?

– Железная, чего уж там…

– Тогда следуй за мной! Тут один парадняк есть – всё сделаем культурно, без суеты и спешки…

Они вошли в неприметный двор-колодец, по длиннющей грязной лестнице поднялись под самую крышу, на седьмой этаж. Из-за чугунной батареи извлекли картонную коробку, в которой обнаружились два стеклянных стаканчика, салфетки и перочинный ножик. Лёха ловко застелил широкий подоконник салфетками, тщательно протёр стаканчики, открыл пузатую бутылку с «Агдамом», в завершении – достал из кармана куртки сырок «Дружба».

– Слышь, Лёша, а зачём всё это? Ну, «Агдам», сырок, – помявшись, спросил Сергей.

– Ну, ты даёшь! Как бы объяснить-то – попроще…. Ты как относишься к принципам и традициям? Положительно? Так вот, всё это и есть – принципы и традиции! И сырок, именно, «Дружба», и портвейн…. Даже стишок имеется конкретный: – «Портвейн и «Зенит» – близнецы-братья! Кто нам, пацанам, особенно ценен? Мы говорим «Зенит», подразумеваем – портвейн. Мы говорим «портвейн», подразумеваем…» А, чёрт, забыл! Да, и неважно…. Давай, за «Зенит»!

Первая порция «Агдама», как и полагается, прошла комом. Вторая, естественно, соколом. Серый – в процессе употребления портвейна – получил целое море познавательной информации: как о мировом и отечественном футболе – в целом, так и о «Зените» и его игроках – в частности.

– Я за что «Зенит» уважаю? – разглагольствовал слегка захмелевший приятель. – Во-первых, за то, что в команде, в основном, питерские пацаны играют, ребята с нашего двора, образно выражаясь…. Сечёшь? А, во-вторых, за Володю Казачонка! Он – боец настоящий, всегда сражается до конца. Выигрываем, или проигрываем – Володя всегда в мыле, как лось педальный, бегает по полю, бьётся – изо всех сил…. Да – за него – я любому перегрызу глотку! А, вообще, у меня есть мечта…. Хочу, чтобы в «Зените» только одни питерцы играли. Вовсе без приезжих! И, чтобы бились они все – как Володя, то бишь, до конца…. И, совсем неважно, какое конечное место в чемпионате страны займёт команда. Лично мне – неважно! Главное, чтобы играли только свои, и, чтобы – бились! А звёзд иногородних набрать и первые места потом занимать – такого, лично мне – и даром не надо…

Бутылка закончилась. Лёха открыл вторую, достал из-за пазухи плоскую объёмную флягу и ловко перелил туда напиток. Спрятав фляжку под ремень, он старательно одёрнул рубаху и вопросительно посмотрел на Сергея:

– Ну, как? Незаметно? А то менты нынче – звери, вмиг отнимут…

Запихав коробку со вспомогательным инструментарием обратно за батарею, они переместились на Крестовский остров. Но направились не к стадиону имени С.М. Кирова, а вглубь парка, где в дупле старого трухлявого дуба и спрятали третью бутылку.

А потом был – собственно – футбол. Что делалось на поле – было видно откровенно плохо, но на тридцать третьем секторе стадиона Серому очень понравилось. Фанаты, бестолково размахивая руками, дружно скандировали весёлые и дурацкие «кричалки», извлекали из потайных мест фляжки, бутылки, даже, медицинские грелки, и – под одобрительные взгляды друг друга – браво употребляли принесённые напитки.

Кажется, «Зенит», всё же, выиграл. А, вот, с каким счётом? Сергей с Лёхой потом так и не смогли вспомнить…

Дружной и радостной толпой, уже в вечерних сумерках, в окружении доблестной милиции, болельщики двигались прочь от стадиона. Мужики и пацаны дружно скандировали:

– «Зенит» – бронза звенит!

– Менты – гордость нации!

Пьяненькие девицы предпочитали другую «кричалку»:

– Я хочу родить ребёнка – от Володи Казачонка!

Милиционеры, мило и вежливо помахивая чёрными дубинками, понимающе и благостно улыбались.

Сергей и Лёха, незаметно отделившись от основной группы, свернули в парк, к заветному тайнику. Как открывали последнюю бутылку, Серый ещё помнил, потом – как отрезало…

Проснулся он от холода, уже на рассвете. Туман медленно оседал на листьях деревьев крохотными капельками росы, рядом громко и тревожно храпел Лёха.

– Вот, и сходили на футбол, – тихонько подытожил Серый. – Интересно, что по этому поводу скажет бабушка?

Лёха проснулся в неожиданно-хорошем настроении и тут же заявил:

– Классный вчера был футбол! Достойно сходили! А сейчас двинем на «Ваську», там пивные точки с восьми утра начинают работать.

Через пять минут они двинулись в сторону Васильевского острова. Лёха шагал первым и в полголоса беззаботно напевал:

– Мои друзья идут по жизни маршем! И остановки – только у пивных ларьков…

У пивного ларька змеилась длинная очередь, состоящая из злых, мятых и небритых мужичков. Но Лёха доходчиво и авторитетно объяснил, что болельщикам «Зенита» пиво полагается без очереди. Первый несогласный тут же получил ногой в ухо, а остальные благоразумно вмешиваться и возражать не стали…

– Карате – весьма полезная вещь! – хвастливо заявил Лёха, бережно обнимая ладонями кружку, украшенную пышной шапкой белой пены. – А пиво – лучший напиток на этой планете! Впрочем, в данном конкретном сосуде – непосредственно пива – содержится процентов семьдесят, не больше. Остальное – ленинградская водопроводная вода. Но, всё равно, хорошо…

Немного взбодрившись, они двигаемся к метро.

– Моя мать – революция! Мой отец – стакан портвейна! – во всю глотку вопил Лёха.

«Так вот, ты какая, жизнь студенческая!», – подумал Серый. – «Лично мне – нравится…».

Бабушка встретила его на удивление спокойно:

– Пей, внучок, молочко! Оно с похмелья – в самый раз будет…

Внучок и не спорил.

А с Лёхой на футбол они ходили совсем и недолго. Потому как – примерно через полтора года – его быстренько женила на себе одна весьма шустрая, но, безусловно, правильная девица. И стал Лёха-каратист образцовым и примерным семьянином – со всеми вытекающими последствиями…

Вот, вам, господа и дамы, превратности Судьбы! Жил себе парнишка на свете – анархист, хулиган, драчун, любитель портвейна, романтик законченный.…А, ныне?

Ныне Лёха – профессор, доктор технических наук, червь бумажный, даже на футбол больше не ходит. Тьфу, да и только! Вот, что девчонки вытворяют с нашим братом…

Байка вторая Введение в специальность. Бур Бурыч и ротмистр Кусков

На жизненном пути каждого человека встречаются люди, воспоминания о которых всегда приятны и ожидаемы. Всегда, когда бы эти воспоминания ни постучались в потаённую дверцу твоего сердца.

Наступило время первой лекции, которая называлась громко и многообещающе – «Введение в специальность». Заранее – ведь, первая лекция – студенты РТ-80 собрались возле нужной аудитории.

Группа была чётко разбита на две половинки: вот – местные, ленинградские, а эти – приезжие, «общажные». Ленинградские ребята – почти все – щеголяли в джинсах: кто-то – в настоящих, кто-то – в болгарских и индийских. Иногородние же были одеты либо в стандартные школьные брючата, либо – в широченные клеши, уже года два-три как вышедшие из моды. Ну, и речь, естественно, отличалась – разными краевыми нюансами. Всякие там «оканья» и «аканья»….

Ленинградцы разместились по правую сторону от входа в аудитории, «общажные» студенты – по левую. Серый, если посмотреть с одной стороны, был местным, если же с другой – то приезжим. Но, поскольку он дружил с Лёхой-каратистом, то без особых раздумий прибился к ленинградским.

И, вдруг, из бокового коридора появилась неожиданная, по-книжному брутальная личность: среднего роста блондин с шикарным киношным пробором посередине модной причёски, обладатель тяжёлого, волевого, опять-таки – киношного – подбородка. Приметный парень был одет в чёрную классическую тройку и белоснежную рубашку со стоячим воротом. Кроме того, наличествовал шикарный галстук попугайской расцветки, и – нестерпимо блестящие, явно, импортные – туфли. На лацкане пиджака неизвестного пижона размещался стандартный ромб, свидетельствующий об окончании какого-то спортивного техникума. Рядом со скромным ромбом красовался громоздкий и солидный значок с гордой надписью – «Мастер спорта СССР».

– А это, что ещё за ферт такой? – достаточно громко, не таясь, спросил Лёха, никогда не отличавшийся особой тактичностью и трепетностью.

Ферт, оглядевшись по сторонам, мгновенно сориентировался и направился в нужную сторону. Подойдя вплотную и пристально глядя Лёхе в глаза, заезжий щёголь пальцами на лацкане пиджака – противоположном тому, где красовались вышеописанные регалии – начал изображать характерные знаки, вынесенные из отечественных фильмов об алкашах, мол, давайте-ка, сообразим на троих.

«Сюрреализм какой-то, мать его!», – непонимающе поморщился про себя Сергей. – «Ну, никак не вяжется строгая черная классическая тройка с такими плебейскими замашками!».

Впрочем, Лёху это обстоятельство ни капли не смутило, понимающе подмигнув блондину, он элегантно подхватил Серого под локоток и непринуждённо направился в сторону ближайшего мужского туалета.

В туалете брутальный ферт извлёк из брючного кармана бутылку коньяка (пять звезд!), за несколько секунд – крепкими белоснежными зубами – расправился с пробкой, невозмутимо опорожнил ровно треть, занюхал рукавом пиджака, и, протягивая бутылку Лёхе, представляется:

– Кусков, Мастер Спорта СССР по конной выездке, дипломированный спортивный тренер! К вашим услугам, господа!

Передавая друг другу бутылку, они допили коньяк. На безымянном пальце Кускова обнаружилось золотое обручальное кольцо.

«Эге! Да он же – в отличие от нас с Лёхой – совсем взрослый!», – отметил про себя Серый и спросил нового знакомого напрямик:

– Дяденька, а вас-то как занесло на эти галеры? Чем, собственно, обязаны таким вниманием?

– Видите ли, мой юный друг, сорока принесла на хвосте, что ЛГИ – заведение насквозь нормальное. Мол, принципы и традиции здесь соблюдаются по полной программе. А это – в наше скучное и лицемерное время – немало!

– Не, Кусков, ты это говоришь серьёзно? – восхитился непосредственный Лёха, – Про принципы и традиции? Ну, тогда ты – брат нам, и всё такое…. Краба держи!

Кусков, обменявшись с Лёхой и Серым крепкими рукопожатиями, насторожился:

– Орлы, очень похоже, что дверь в аудиторию уже откупорили. Слышите? А знаете, кто нас сегодня будет воспитывать? Сам Бур Бурыч. Лично! Вообще-то, на самом деле, его зовут – Борис Борисович. Но для своих, продвинутых – Бур Бурыч…. Лучший бурильщик страны! В Антарктиде зимовал бессчетное количество раз! Так что, почапали за мной – на первый ряд – не пожалеете…

Широко распахнулась дверь, и между рядами аудитории вихрем промчался-пролетел, размахивая потрёпанным портфелем, крепкий мужик в годах – только полы расстёгнутого пиджака разлетались в разные стороны.

Мужичок внешне немного напоминал Кускова: такой же плотный, челюсть-кувалда, разве что волосы были совершенно седыми, а на макушке располагалась аккуратная круглая лысина.

Знаменитый профессор пробегал в непосредственной близости, и чуткий нос Сергея, уже неплохо разбиравшийся в ароматах, свойственным крепким напиткам, однозначно просигнализировал, мол: – «Это – очень хороший коньяк. По-взрослому хороший! В отличие от того, который довелось употреблять – десять минут назад – в немытом сортире…. Просто отличный! Потянет звёзд на пятнадцать, не меньше…».

Бур Бурыч взобрался на трибуну и – с места в карьер – начал уверенно излагать:

– Орлы! Рад вас всех видеть! Нашего полка – прибыло…. Поздравляю! А вы представляете – хоть немного – куда попали? Знаете, что за «Эр Тэ» такое? Так вот, первым делом, хочу сообщить, что «Эр Тэ» – вещь совершенно особенная и, даже, неповторимая.… Если говорить совсем коротко, то «Эр Тэ» – это «гусары» нашего славного Горного Института. Вот так, и ни больше, и ни меньше! Кстати, а какие правила гусары соблюдают неукоснительно и скрупулезно? Кто ответит?

Кусков тут же поднял руку.

– Прошу вас, молодой человек! Только – для начала – представьтесь, пожалуйста.

– Кусков, в душе – гусарский ротмистр! – пафосно объявил Кусков.

– Даже, так? Ротмистр? Безусловно, очень приятно, продолжайте…

– Ваш вопрос, уважаемый Борис Борисович, прост до невозможности. И ответ на него давно, ещё со времён Дениса Давыдова, известен широким народным массам. Во-первых, это – «гусар гусару – брат». Во-вторых, «сам пропадай, а товарища – выручай». В-третьих, «гусара триппером не испугаешь». В-четвёртых…

– Достаточно, Кусков, достаточно! – забеспокоился профессор, справедливо ожидая коварного подвоха. – Кстати, а что это вы, уважаемый ротмистр, вырядились – словно штатская штафирка? А?

– Сугубо из соображений конспирации, мон женераль! Что бы враги гнусные не догадались!

– Юморист хренов, – поморщился Бур Бурыч. – Если такой умный, то отгадай загадку. Двести три профессии, не считая вора. Кто это?

– Вопрос – говно, экселенц! – браво доложил слегка обнаглевший ротмистр. – Это, без всякого сомнения, полковник гусарского полка. Последним гадом буду!

На несколько минут профессор впал в транс, затем, ни на кого не обращая внимания, медленно достал из потрёпанного портфеля маленькую серебряную фляжку, отвинтил крышечку и, сделав пару глотков, устало произнёс:

– В философском смысле, вы, Кусков, безусловно, правы. Спасибо за откровенный ответ! Но, всё же, Горный Институт готовит вовсе не легкомысленных гусар. А совсем, даже, наоборот.…Представьте себе: дремучая тайга, до ближайшего населённого пункта – километров сто, а, может, и поболе. Вертолёты, как назло, не летают ни хрена, погода-то нелётная. И стоят на ветру – сиротиночками позабытыми – копры буровых установок. Хлебушек закончился давно, голодно. Шестерёнка какая-то важная сломалась. Разброд и уныние царят в некогда дружном коллективе…. Но план-то давать, всё равно, надо! Иначе денег не будет, да и злое начальство головы отвертит на фиг…. И, вот, тогда на арену, под нестерпимый свет софитов, выходит наш главный герой – буровой мастер. Он и хлеба испечёт, и рыбки наловит в ближайшей речке, и на стареньком фрезерном станке выточит нужную шестерёнку, и паникерам разным – профилактики для – наваляет по гнусным физиономиям. Короче говоря, отец родной для подчинённых, да и только! Если даже кто, не дай Бог, представится, он и похоронит по человечески, молитву – какую-никакую – прочтёт над свежей могилкой…. Теперь, голодранцы, вам всё понятно – относительно перспектив на ближайшие годы? Ну, ясен пень, что «буровой мастер» – это лишь первая карьерная ступень. Но важная – до чёртиков! А «гусарство» – это так, для души и внутреннего комфорта, не более того.… Вот, я, к примеру, профессор, доктор технических наук, лауреат разных премий. Только не греют эти громкие титулы! Горжусь же я – главным образом – тем, что лет десять тому назад полярники присвоили мне высокое звание – «Король алхимиков, Князь изобретателей». За что, спрашиваете, присвоили? Тут дело такое…. В Антарктиде мы лёд не только бурим механическим способом, но – также – и плавим. А для этого процесса – чисто технологически – необходим питьевой спирт. Но на антарктических станциях начальство – как ему и полагается – умно и коварно. И, дабы предотвратить повальное пьянство, добавляет в спиртягу всякие, насквозь ядовитые примеси. То есть, разнообразную химическую дрянь.…Каждая же новая смена, прибывшая на зимовку, считает своим святым долгом – за отведённый год – изобрести хотя бы один новый способ очистки спиртовой смеси. Тем более, что и начальство не дремлет, а так и норовит – применить новую химию. Ну, а изобретателю конкретному – почёт и всеобщее уважение…. Я в Антарктиде побывал четыре раза, а новых способов очистки изобрёл – целых девять. Ясно вам, оглоеды? О чём это, то бишь, я толкую?

Бур Бурыч ещё долго рассказывает о всяких разностях – о горах Бырранга, о чукотской тундре, о южных пустынях, о принципах и традициях, об известных личностях, учившихся когда-то на РТ:

– Даже Иосиф Кобзон у нас отучился целый семестр, а потом – то ли Мельпомена его куда-то позвала, то ли с высшей математикой казус какой-то произошел…. Что касается «Главного принципа», то это совсем просто. Всегда и со всеми – деритесь только с открытым забралом! С открытым забралом и без острого стилета – за голенищем ботфорта…

Лекция должна была длиться полтора часа, но прошло два часа, три, четыре, а студенты – как завороженные, позабыв обо всём на свете – внимали необычному профессору…

В самом конце выступления Бур Бурыч – то ли нечаянно вырвалось, то ли совершенно осознанно – произнёс, якобы между делом:

– В мои-то студенческие годы у «эртэшников» существовал ещё такой нестандартный обычай: первую стипендию – коллективно пропивать с шиком гусарским. Но тогда всё было по-другому: и стипендии поменьше, и народ поздоровее…

По тому, как понимающе переглянулись Кусков с Лёхой, Серый отчётливо понял: брошенные семена упали на благодатную почву, знать, будет дело под Полтавой…

Через месяц выдали первую стипендию, и подавляющее большинство студентов РТ-80 – во главе с доблестным ротмистром Кусковым – на несколько суток обосновались в общаге: с гусарским шиком пропивать полученные деньги. На одного участника мероприятия пришлось – помимо скромных, но разнообразных закусок – по пятнадцать бутылок портвейна различных марок и названий. Совсем нехило.

Честно говоря, справиться с таким количеством спиртного было просто нереально, если бы не бесценная помощь старшекурсников. Они благородно и регулярно помогали салагам бороться с зелёным змием, приносили с собой гитары и душевно пели геологические песни. Например, такую:

На камнях, потемневших дочерна, В наслоённой веками пыли, Кто-то вывел размашистым почерком — Я люблю тебя, мой ЛГИ. Может, это – мальчишка взъерошенный, Только-только – со школьной скамьи, Окрылённый, счастливый восторженный, Стал студентом твоим, ЛГИ. Может, это – косички да бантики, Да полнеба в огромных глазах, Наконец, одолев математику, Расписалась на этих камнях. Может, это – мужчина седеющий Вспомнил лучшие годы свои. И как робкую, нежную девушку Гладил камни твои, ЛГИ…

Многим первокурсникам это испытание оказалось, явно, не по плечу. Сергей вышел из игры на вторые сутки и поехал домой – к бабушке – отпаиваться молоком, кто-то сошёл с дистанции чуть позже. Но ударная группа коллектива, возглавляемая принципиальным ротмистром, героически сражалась до конца….

Через неделю Бур Бурыч пригласил всю группу на внеочередное собрание. Хмуро оглядев собравшихся, он – голосом, не сулившим ничего хорошего – начал разбор полётов:

– Только неразумные малолетки понимают всё буквально! Умные же и взрослые люди, они всегда тщательно анализируют полученную информацию. А затем корректируют её, учитывая реальную обстановку и собственные возможности. В противном же случае – получаются сплошные нестыковки и насквозь неприятные последствия.… Вот, в подтверждении моих слов, из милиции пришла интересная бумага. Медицинский вытрезвитель № 7 города-героя Ленинграда уведомляет, что 5-го октября сего года студент славного Ленинградского Горного Института – некто Кусков – был доставлен в означенный вытрезвитель в мертвецки-пьяном состоянии, через три часа проснулся и всю ночь громко орал пьяные матерные частушки…. Ротмистр, ваши комментарии?

– Не был. Не привлекался. Всё лгут проклятые сатрапы, – не очень-то и уверенно заявил Кусков.

– Выгнал бы я тебя, мерзавца, ко всем чертям, – мечтательно прищурится Бур Бурыч. – Да, вот, закавыка имеется: из того же учреждения поступил ещё один – бесконечно-милый – документ. В нём говорится, что всё тот же Кусков – 6-го октября сего года – был, опять-таки, доставлен в мертвецки-пьяном состоянии в вытрезвитель, где через три часа успешно проснулся и всю ночь напролёт читал вслух поэму «Евгений Онегин», естественно, в её матерном варианте исполнения…. Ротмистр?

– Отслужу, кровью смою, дайте шанс…

– Ты, тварь дрожащая, у меня не кровью, а тонной пота солёного всё это смоешь! На производственной практике, в пыльных степях Казахстана, куда загоню я тебя безжалостно! – уже во весь голос заорал профессор, затем неожиданно успокоился и задумчиво продолжил: – За один вытрезвитель – выгнал бы, не ведая сомнений. Но, два привода – за двое суток? Это уже, однако, прецедент! А от прецедента – до самой натуральной легенды – только один шаг. Выгоню – к чертям свинячьим – героя легенды, а потом совесть замучит…. Но с пьянкой, шпана подзаборная, будем заканчивать. Всем выйти в коридор и прикрыть за собой дверь! Там дожидайтесь дальнейших указаний. А вы, Кусков, останьтесь….

Ротмистр, провожая друзей-товарищей грустным взглядом, пробормотал себе под нос:

Пошлите же за пивом – денщика! Молю вас, о, прекрасные гусары! А почему вы – в серых галифе? И для чего вам – чёрные дубинки?

Студенты РТ-80, чуть слышно пересмеиваясь, вышли в коридор и, не сговариваясь, замерли возле замочной скважины. Из-за дверей доносилась отборная матерная ругань, раздавались глухие неясные шлепки и жалобное оханье…

Минут через десять-двенадцать в коридор неуклюже вывалился Кусков. Одно его ухо было ярко-рубиновым и формой напоминало обыкновенный банан, другое же представляло собой небольшую, тёмно-фиолетовую тарелку.

– Чем же это он тебя лупцевал, стулом, что ли? – заботливо поинтересовался Лёха.

– Ну, что ты! – улыбаясь, как ни в чем не бывало, ответил ротмистр. – Разве можно – бить советских студентов? Так, только за ухо потаскал слегка. Причём, сугубо по-отечески….

«Эртэшники» принялись неуверенно хихикать. Кусков, неожиданно став бесконечно-серьёзным и строгим, заявил:

– А теперь, эскадрон, слушай команду Верховной ставки! С крепкими напитками – крепко завязать! Кроме, понятное дело, исключительных случаев. В мирное время разрешается только пиво…. К исключительным случаям относятся: дни рождения – свои и друзей, свадьбы – свои и друзей, рождение детей – своих и у друзей, похороны – свои и друзей, а также – успешная сдача отдельных экзаменов и сессии в целом, начало производственной практики и её успешное завершение. Всем всё ясно, оглоеды?

– Да, уж, не тупее тупых! – понятливо откликнулся Лёха. – Кстати, о пиве…. Поблизости располагается три пивных бара. «Петрополь» – ерунда полная, там всё время тусуются ботаники из Университета. «Бочонок» – весьма почётное заведения, туда иногда заглядывают очень авторитетные пацаны. Например, Гена Орлов и Миша Бирюков. Только «Бочонок», он очень маленький – для нашей большой компании.…А, вот, «Гавань», пожалуй, будет нам в самый раз. Там имеется целых два зала, просторно, даже в футбол запросто можно играть. Курсанты из Макаровки, правда, держат в «Гавани» мазу. Но, ничего, прорвемся! Как, замётано? Тогда – за мной!

Дружной и весёлой толпой, под неодобрительными взглядами прохожих, они двинулись к «Гавани». Впереди следовал ротмистр – верхом – как и полагается истинному гусару. На Лёхе, естественно, как на самом здоровом и выносливом…

Вот, такие педагоги жили в те времена – с решениями нестандартными и сердцами добрыми.

Бур Бурыч умер несколько лет назад. На похороны приехало народу – и не сосчитать. Шли толпой громадной за гробом – малолетки, и сединой уже вдоволь побитые – и рыдали…. Словно детишки неразумные, брошенные взрослыми в тёмной и страшной комнате, на произвол беспощадной и всесильной Судьбы…

Байка третья Рыбалка – как философский аспект мироощущения

Для кого-то рыбалка – отдых, для кого-то – спорт.

А для нормальных людей – это, в первую очередь, возможность немного пофилософствовать в тишине, или, если немного иначе:

Лишь не забыть бы в суете — Остановиться, оглянутся… На том безумном вираже, Иль на сто первом этаже, Где нам дозволено проснуться. Лишь не забыть бы – в суете…

– Вот, и закончен первый курс! Зимняя сессия успешно сдана! Слава всем Богам земным: новым, старым, модным, давно забытым! Мы, не смотря ни на что, прорвались! Ура!!! – торжественно объявил ротмистр Кусков, неожиданно для всех заделавшийся старостой группы. – В августе – в строгом соответствии с Учебным планом – состоится учебная же практика. Добро пожаловать, дорогие мои, в солнечный Крым! А пока – на весь июль месяц – объявляются каникулы!

Сергей решил, прихватив с собой кого-нибудь из приятелей, съездить на свою вторую Родину, то бишь, на Кольский полуостров, порыбачить. Сопровождать его вызвался Витька – по прозвищу Толстый – пацан свой в доску. Ростом Витюша был под два метра, здоров – как буйвол африканский, в институтском спортзале так жонглировал двухпудовыми гирями – легендарный Иван Поддубный обзавидовался бы. Вообще-то, Толстый – по жизни – являлся сугубо городским жителем: краснощёким и слегка изнеженным очкариком, да и на рыбалке не был ни разу. Но, ведь, когда-то надо начинать? Почему, собственно, не прямо сейчас, не откладывая дела в долгий ящик?

Через сутки они успешно прибыли в маленький посёлок Полярные Зори. Знакомые мужики Сергея согласились доставить ребят до Долгого озера.

Старенький, видавший виды «Урал» надсадно взвыл, наполняя всё вокруг вонючим чёрным дымом, и тронулся с места. Через час они миновали припортовый городок Кандалакшу, впереди замаячил дальний перевал.

– Крестовский перевал – ранней весной и поздней осенью – место по-настоящему страшное. Бьются там машины – десятками за один раз, – объяснял Серый приятелю. – Представь себе картинку. Внизу ещё тепло, а на перевале – минус. Утром выпали всякие осадки: ленивый дождик прошёл, например, или просто туман превратился в росу. Вот, ловушка и готова…. Идёт на Крестовский перевал колонна гружёных лесовозов, держа между машинами приличную дистанцию. И, вдруг, передний автомобиль выезжает на гололёд, но пока ничего – со скрипом – проезжает. За ним двигаются остальные. А метров через двести пятьдесят гололёд превращается в самый натуральный лёд, передний лесовоз начинает неуклонно скатываться вниз, прямо под колёса второму. Тому тоже деваться некуда, начинает сдавать вниз. Но сдают-то машины назад не строго по прямой линии, косоротит их, родимых, постоянно, разворачивает поперёк дороги…. А тут – как назло – с перевала спускается одиночная вахтовка, не затормозить ей на льду. Вот, она и врезается – на полном ходу – в один из лесовозов. Секунда-другая, и покатились все вниз – со страшной силой. Огненная полоса потом видна километров за десять-пятнадцать…. Потом перевал закрывают на пару суток, и ремонтники старательно очищают дорогу от обгоревшего железа. И так случается – несколько раз за сезон…

– А, как же мы? – насторожился Толстый. – Не превратимся, часом, в обгоревшие головешки?

– Не, не должны. Сейчас, ведь, лето стоит на дворе. Поэтому должны преодолеть перевал легко, как говорится, играючи. А за ним уже тянется знаменитый Терский берег – северная граница беломорского побережья.

– Лётчики между собой называют этот перевал «Барыней», – для чего-то сообщил водитель «Урала». – Мол, сверху всё это слегка напоминает спящую грудастую бабу, лежащую на спине…

Наконец, машина выехала на перевал. Справа хорошо просматривался широкий залив Белого моря с многочисленными длинными островами, вытянутыми с юго-запада на северо-восток. Слева сверкала на солнце зеркальная гладь большого озера. Прямо по курсу была отчётливо видна узкая неровная полоска земли, зажатая между морем и озером, по которой и змеилась дальше их раздолбанная грунтовая дорога…

Съехав с Крестовского перевала вниз, они – возле безымянной речушки – сделали плановую остановку. Шофёр тут же завалился спать, остальные мужики немного выпили – так, чисто формально, ведь до Избы (так называлась конечная точка их маршрута), предстояло ещё грести часов семь-восемь на надувных лодках.

Хорошо было вокруг, речушка журчала негромко и ласково, в ней усердно плескалась мелкая рыбёшка, жужжали редкие комарики …. Неожиданно выяснилось, что Толстый – для комаров – лакомое блюдо. Облепили они его румяную физиономию и принялись кусать, то бишь, пить кровушку, не обращая на других рыбаков никакого внимания.

– Видимо, распознали-распробовали городского фраера, – широко зевая, предположил проснувшийся водитель «Урала»

Витька принялся бегать по речному берегу, бестолково размахивая руками. Его лицо страшно распухло, даже очки сваливались с раздувшегося вдвое носа. Рыбаки незлобиво посмеивались:

– Ну, Серёга, повезло тебе с напарником! Не рыбалка, а цирк сплошной намечается у вас впереди…

Через несколько часов усталый «Урал» остановился на берегу нужного водоёма. Ширина Долгого озера не превышала девятисот метров, а в длину оно вытягивалось – с северо-востока на юго-запад – на сто десять километров. Красиво было вокруг – просто несказанно. Над противоположным берегом озера нависали крутые невысокие сопки, покрытые редколесьем, далеко на юге – через белоснежные кучевые облака – смутно угадывалась горбатая, совершенно лысая Иван-гора. На озере царил полный штиль, вода отливала тусклым серебром, далеко впереди быстро передвигалась, словно бы живая, полоса цветного тумана – местами розового, местами – лилового.

Оперативно накачав лодки, они погребли, держа курс на Избу. Витька уверенно уселся на вёсла, но уже через двадцать минут успешно набил на ладошках кровавые мозоли и из игры выбыл. Дальше Сергею пришлось грести уже в одиночку, поэтому к месту назначения они прибыли последними, затратив на маршрут – вместо принятых восьми часов – на полчаса больше.

У Избы неожиданно выяснилось, что рыбачить на Долгом озере студентам предстоит одним, так как мужики, посовещавшись, решили пойти дальше – на речку Умбу – «браконьерить лохов».

Для тех, кто не знает, «лох» – в своём первоначальном значении – это и не человек вовсе, а сёмга, зашедшая поздней осенью в реку, успешно отнерестившаяся, но не успевшая вовремя уйти в море. Перезимовав в проточном озере, через которое проходит нерестовая река, такая рыба из «красной» превращается в «жёлтую», да и во вкусовых качествах значительно теряет. Но, всё же, как считают местные жители, лучше уж ловить лохов, чем всякую там сорную рыбу – плотву, окуня, щуку…

Сергея и Толстого мужики решили с собой не брать, мол, очень опасно, то бишь, рыбинспекция не дремлет. Мужикам-то что, они местные, всегда договорятся с инспектором. А городских студентов, если поймают, то – на первый раз – конечно же, не посадят, но непременно отправят соответствующую бумагу в институт: запросто можно вылететь из ВУЗа – прямиком в славную советскую армию…

Ребята остались на озере одни. Тщательно убрались в Избе, заготовили впрок сухих дров. Изба – место особенное: приземистый пятистенок, выстроенный ещё в незапамятные времена из солидных сосновых брёвен, с крышей, сработанной из толстенных, перекрывающих друг друга деревянных плах – никакого тебе рубероида или толи. Над входной дверью был вырезан год постройки – 1906-ой. Внутри располагались просторные двухуровневые нары (человек десять можно было разместить с лёгкостью), печь, сложенная из дикого камня, массивный обеденный стол с разнообразной посудой, пяток самодельных табуретов. Слева от стола к бревенчатой стене была прибита широкая полка, а на полке обнаружился антикварный кожаный скоросшиватель, плотно забитый разномастными бумагами и бумажонками.

Серый, будучи человеком любопытным, открыл скоросшиватель на последнем листе, в смысле, на первом – по мере наполнения документами.

На пожелтевшей от времени гербовой бумаге, украшенной неясными водяными знаками, косым убористым почерком было выведено – тёмно-фиолетовыми блёклыми чернилами:

Былой отваги времена Уходят тихо прочь. Мелеет времени река, И на пустые берега Пришла хозяйка Ночь. И никого со мной в Ночи. Кругом – лишь сизый дым. И в мире нет уже причин Остаться молодым… Поручик Николай Синицын, втрое июля 1920-го года.

– Да, впечатляет! – задумчиво усмехнулся Витька. – Непросто оно, наверное, было. В смысле, после революции…. Серёга, а что написано на самой последней, то есть, на верхней бумажке?

На неровно-обрезанном куске обоев «в цветочек» значилось:

Над моим сердцем – профиль Че Гевары, Впереди – долгий путь. Пойте, звените в ночи гитары, Им не давая уснуть. Жирные свиньи в гламурных одеждах Жадно лакают бордо. А на закуску я им, как и прежде, Предложу лишь говна ведро. Пашка Мымрин, десятый класс, двадцать первое мая, 1981-ый год.

– Ага! Это, уже, наши люди! – обрадовался Серый. – Но, судя по всему, революционные идеалы живы до сих пор…. А данный скоросшиватель, наверное, является своеобразным литературным дневником гостей, посетивших Избу. Ладно, учтём! Когда будем уезжать, то тоже чиркнём пару строк. Пока же с лирикой надо заканчивать, пора рыбу ловить…

Рыбу Сергею пришлось ловить одному: Витька по-прежнему был не в ладах с комарами. Сидел всё время в Избе и листал скоросшиватель. А если и выходил на свежий воздух, то сугубо с парой предварительно-наломанных берёзовых веников – отбиваться от гнусных насекомых.

На пятые сутки, когда Серый собирался отплывать за очередной порцией добычи, к лодке подошёл Толстый и, усердно работая вениками, хмуро забубнил, жалко хлюпая распухшим носом:

– Слышь, Серёга, а я, похоже, заболел очень серьёзно. Выбираться нам надо отсюда, причём, в срочном порядке. Типа – к доктору…

– Что, боишься, что от комариных укусов в носу началась гангрена? – Сергей попытался отделаться плоской дежурной шуткой.

– Нет, всё гораздо серьёзней! Я это.…Ну, как сказать…. С тех пор, как сюда приплыли, ещё ни разу, э-э-э, «по большому» не сходил, вот. Такого со мной никогда не случалось. Никогда! Я же с самого детства приучен к режиму: два раза в день – утром и вечером. А тут, такое…. Давай-ка, пока ещё не поздно, сдёргивать отсюда к чёртовой матери! В смысле, к доктору…

Добрые полчаса пришлось потратить Серому, чтобы хоть немного успокоить расстроенного приятеля. Пришлось, даже, прочитать целую научно-популярную лекцию. Мол, человеческий организм на рыбалке потребляет гораздо больше энергии, чем в городе, то есть, работает на принципах безотходного производства…

Витька – в конце концов – немного успокоился, заметно повеселел и, даже, выразил горячее желание – лично принять участие в рыболовном процессе. Взяв удочку, он резво запрыгнул в лодку, не забыв, впрочем, прихватить с собой и веники.

Первым делом они проверили жерлицы, успешно сняв с тройников пару килограммовых щурят. А на последней, самой дальней «рогатке» сидел огромный, почти семикилограммовый язь.

Рыбина без боя сдаваться не собиралась и, пытаясь порвать толстую леску, делала сумасшедшие метровые свечи. Витька, позабыв обо всех своих бедах и болячках, азартно помогал затаскивать язя в лодку, громко кричал и хохотал на всё озеро. В конечном итоге – в пылу жаркой борьбы – с его распухшего носа слетели очки и упали за борт. После того, как оглушённая рыбина затихла в мешке, Серому пришлось раздеваться догола и лезть за очками в воду, благо было не особенно глубоко, метра полтора.

Найдя пропажу и слегка обсохнув, Сергей направил лодку к заранее прикормленному месту – «по-чёрному драть плотву». Но, не тут-то было, Витька опять вспомнил о назойливых комарах. После этого к удочке он даже не прикасался, усердно и методично размахивая вениками. Заякорённая лодка принялась бойко раскачиваться из стороны в сторону, от неё – по сторонам – пошли заметные волны, рыба, естественно, не клевала.

– Ну, и какого рожна ты попёрся со мной? Чтобы распугивать рыбу? Сидел бы себе на берегу и махал бы там вениками! – сердито отчитывал Сергей Толстого.

– Извини, брат, но здесь комаров гораздо меньше, – тусклым и бесцветным голосом оправдывался Витька, от недавней весёлости которого не осталось и следа…

Следующим утром Серый решил пожалеть товарища, тем более, что рыбы – на тот момент – было поймано килограммов пятьдесят, большая её часть уже просолилась и ещё с вечера была вывешена – на специальной верёвке – подвяливаться на ветру.

– Сегодня будем добывать сига! – объявил Сергей. – Эта рыба ловиться только на глубине, на самой середине озера, где дует сильный ветер, и комаров нет совсем…

Толстый был безмерно счастлив, и, даже, наплевав на свои, ещё не до конца подсохшие мозоли, вызвался грести. Рыба ловилась откровенно плохо, но Витька возвращаться на берег отказывался наотрез. Наоборот, его потянуло на глупые разговоры:

– Серёга, а на РМ девчонка есть одна, Нинкой зовут. Знаешь? Правда, она симпатичная? Причём, до полной невозможности?

«Странный тип – Витька», – подумал Серый. – «Ну, какие ещё девчонки, когда времени ни на что не хватает? И учиться надо, и подработать там-сям, и с Лёхой на футбол-хоккей ходить, да ещё – с ротмистром Кусковым – пивко от пуза потреблять иногда. Откуда взять время на девчонок? Чудак Витька, право….»

Толстый, столкнувшись с полным непониманием, обиженно замолчал, хмуро уставившись на неподвижный поплавок.

Прошло три с половиной часа. Вдруг, выяснилось, что отсутствует одно из вёсел.

«Это Витька, гребец хренов, вёсла толком не закрепил, вот, одно и уплыло. Причём, неизвестно куда, ветер-то сильный и переменчивый», – огорчился про себя Сергей. – «Правда, волна идёт к нашему берегу, может, ещё и найдём…».

Не теряя времени, они оперативно снялись с якоря и начали сплавляться по ветру, внимательно всматриваясь в волны. Но всё было бесполезно, весло так и не нашлось: то ли утонуло, то ли наглые волны затащили его в прибрежный коряжник.

Орудуя – как заправский индеец – одним веслом, Серый, всё же, довёл лодку до Избы. А выбравшись на берег, подытожил:

– Дрянь дело! Сделать самодельное весло из куска фанеры и молоденькой осины – не штука. Но и эта надувная лодка, и вёсла – чужие, мой папаша взял попользоваться у кого-то из своих друзей. Следовательно, быть крутому скандалу! Как бы – ненароком – без ушей не остаться…

Наступила суббота. Над водной гладью разнёсся громкий молодецкий посвист – это подплывал Серёгин папаня с компанией: и сына с приятелем забрать, и самим порыбачить, разумеется….

Из приставшей лодки на берег неуклюже выбрался – с большой и тяжёлой корзиной в руках – Хрусталёв-старший.

«Зачем ему, спрашивается, корзина, если грибной сезон, вроде, ещё не начинался?», – удивился Серый и тут же честно признался:

– Папа, а у нас приключилась неприятность: лодочное весло утонуло…

– Какое, в конское задницу, весло? – папаня, явно, уже слегка «принял на грудь». – У моего сына – у тебя, значит – сегодня день рождение. Восемнадцать лет! Совершеннолетие, то бишь. Отставить – все и всякие вёсла! Иди сюда, сынок, поцелую…

«Действительно, блин горелый! Сегодня же – мой день рождения!», – вспомнил Сергей. – «С этой рыбалкой и забылось…».

День рождения, естественно, отпраздновали. Мужики пили, как и полагается в таких случаях, водочку, Серый с Витькой – по малолетству – портвейн «Агдам».

Уже перед самым отъездом (то есть, перед отплытием), Сергей и Витька вставили в кожаный скоросшиватель замызганный лист обёрточной бумаги – с зафиксированным на нём совместным поэтическим опусом:

Говорят, что можно жить Как-то по-другому. На рыбалку не ходить, Вечно жаться к дому. На завалинке сидеть С другом старым Толькой. Вечерами песни петь. Говорят – и только.

Рыбалка закончилась. Они вернулись в Ленинград, собрали в «Гавани» друзей-приятелей, и – под море пива – успешно слопали и почти семикилограммового язя, и ещё всякой другой сорной рыбы – без счёта…

Сейчас Витька заявляет, что, мол, с той самой поездки он и стал заядлым рыбаком. Только смотря, что понимать под этим термином. Ну, разжился Толстый деньгами, купил яхту – метров, наверное, двенадцать длиной – оснащённую эхолотом и прочими современными наворотами. Приобрёл спиннинги дорогущие, воблеры и блёсна – в количествах немереных. Собрал нехилую коллекцию различных импортных средств от комаров и прочих кровососущих мошек…

Всё это, конечно, хорошо и мило. Но – только – какое отношение имеет к рыбалке? Я так думаю, что абсолютно никакого…. Настоящая рыбалка – это философская субстанция, способствующая лучшему мироощущению и не терпящая суеты и избытка назойливого комфорта. Не более того…

Байка четвёртая Не спорьте с дамами, гусары!

Ещё незабвенный Денис Давыдов – в своё время – говорил о женском коварстве. Предупреждал, советовал неустанно бдить, ухо востро держать, постоянно сторожиться…. Да, что толку с тех советов? Ловушки женские хитры, лукавы и изобретательны. Нет от них спасения! А гусары, они как зайчики маленькие – наивны и доверчивы….

В августе студенты ЛГИ, перешедшие на второй курс, поехали на практику в Крым – учиться составлять и чертить геологические карты, разбираться в разных камушках, собирать и классифицировать всякие хитрые палеонтологические штуковины.

Поезд тащился неимоверно медленно и долго, почти трое суток. Но за преферансом, как общеизвестно, время летит гораздо быстрее, почти незаметно…

В шесть утра железнодорожный состав с практикантами и практикантками успешно прибыл в город Бахчисарай.

– Главное, никого не забыть! – командовал ротмистр Кусков. – Дружно разбегаемся по купе! Будим заспавшийся народ, безжалостно расталкиваем и выгоняем с вещами на перрон!

Вновьприбывших встретил Виталь Витальевич – начальник учебного лагеря. Отвёл к автобусу, построил, а, тщательно пересчитав, всерьёз забеспокоился:

– Товарищи практиканты! Вас по списку должно быть ровно сорок человек, а по факту получается тридцать девять. Где потеряли ещё одного бойца? Кого не хватает?

– А, действительно, кого? – заволновались студенты.

Вдруг, со стороны поезда показалась странная, прямо-таки сюрреалистическая фигура: белоснежный костюм, чёрный цилиндр, элегантная тросточка. Неизвестного франта слегка пошатывало из стороны в сторону, с первого же взгляда было понятно, что он пьян до полного изумления.

– Вы, извините, кто? – вежливо поинтересовался Виталь Витальевич.

– Как это – кто? – искренне возмутился незнакомец, – Пушкин я, Александр Сергеевич! Собственной персоной! Не узнали, батенька? Стыдно должно быть, ей-ей…

Начальник лагеря, окончательно сбитый с толка, засмущался и потерянно замолчал.

– Ерунда получается какая-то, – тихонько зашептал Серому в ухо стоящий рядом Витька. – Этот дяденька, действительно, очень похож на Александра Сергеевича: смуглая кожа, чёрные кудрявые волосы, пышные бакенбарды, длинный нос…

Неожиданно за их спинами раздался громоподобный хохот – это ротмистр, завалившись на землю, бился в весёлом экстазе. Отсмеявшись, Кусков поднялся на ноги, старательно отряхнул одежду от серо-жёлтой крымской пыли и буднично объяснил:

– Это он и есть, в смысле, потеряшка наш, который сороковой по списку. Петька Воронин, короче говоря…. Не узнаёте, что ли? Он просто усы сбрил, а бакенбарды, наоборот, пришпилил. Ещё и чёрным цилиндром где-то разжился, ухарь сообразительный! А чёрные кудри и длинный нос, они его собственные, природные…

– Действительно, Петька! – присмотревшись, восхищённо охнул Толстый. – Молоток! Классная шутка получилась!

Воронин же, пользуясь тем обстоятельством, что водитель автобуса куда-то отлучился на минутку, незаметно залез на шофёрское место, и, крепко обняв руль, забылся мертвецким сном. Извлечь Петьку из-за руля удалось не скоро…

– Начинается, – тоскливо ворчал Виталь Витальевич, – Всё, как всегда! Приезжает гадкое «Эр Тэ» и тут же демонстрирует свои разнузданные фокусы. Из серии – мама не горюй…

Через два с половиной часа автобус привёз «эртэшников» в учебный лагерь. Там их уже ждали: будущие геологи и гидрогеологи прибыли на практику на две недели раньше. Толстый Витька, близоруко щурясь, пристально всматривался в толпу встречающих – Нинку высматривал, не иначе…

– Устраиваемся, разбиваем палатки, выясняем диспозицию: – «Сколько километров до ближайшего населённого пункта? Где можно купаться? Что с культурной жизнью?», – велел ротмистр Кусков. – Всю полученную информацию докладывать мне лично!

Как вскоре выяснилось, с диспозицией всё складывалось просто отлично и замечательно. До посёлка городского типа, оснащённого приличными магазинами, было всего-то километра три с половиной. До большого квадратного пруда с проточной водой – метров сто пятьдесят. Да и с культурной жизнью никаких проблем не наблюдалось: каждый вечер на двух, тщательно сшитых вместе простынях демонстрировали – с помощью старенького киношного аппарата – разные художественные фильмы, а после фильмов имели место быть танцы и песни у костров.

Через пару дней «эртэшники» начали ходить в утренние маршруты – добывать разную геологическую информацию, собирая образцы горных пород и всякие древние окаменелости. Крым – он весь жёлто-синий, с редкими зелёными вкраплениями: жёлтые скалы с островками зелёного кустарника, синее небо, жёлтое злобное солнце прямо над головой….

К двум часам пополудни они – усталые, обгоревшие на солнцепёке, пропахшие едким потом – возвращались в лагерь. Сразу же лезли в прохладный пруд, потом обедали – самой обычной столовской едой. После обеда работали в камералке. То есть, занимались противной бумажной волокитой, описывая то, что увидели утром, и то, что удалось собрать в геологические планшеты. Ну, естественно, присутствовала и насыщенная вечерняя программа: кино, танцы-шманцы, костры, песенки, употребление – но, сугубо в меру – местных, достаточно неплохих вин…

И в этот момент руководство лагеря совершило (нечаянно, надо думать) фатальную ошибку, «прокрутив» перед студентами – в один из безоблачных вечеров – идеологически-невыдержанное кино. Ну, совершенно идеологически-вредоносное…

Этот провокационный фильм называется – «Дюма на Кавказе». В чём его глубинная суть – совершенно неважно, важен всего лишь один короткий эпизод. Дюма – то ли сын, то ли отец – горячо спорит со старым грузином, мол: – «Кто может выпить больше вина – француз, или грузин?». Естественно, что для разрешения спора они устраивают соревнование, то есть, пьют вино – наполненными до краёв бокалами – под всякие заковыристые и красивые тосты. С экрана это звучало примерно так: – «И они выпили за французов и француженок, за грузин и грузинок, за доблесть и мужество, за любовь и верность любви, за синие дали и за звёздное небо над головой…. И за каждую звезду – в отдельности…».

Последнее высказывание-тост всем особенно понравилось. А звёзд в ночном крымском небе, как известно, ничуть не меньше, чем в ночном небе над горами Кавказа. Поэтому и количество ежевечерне выпиваемого вина тут же удвоилось, или, даже, утроилось…

Громче зазвучали песни у ночных костров. Пели разное: песни бардов известных и доморощенных – про далёкие походные стоянки и верную любовь, про нелёгкую судьбу геолога и крепкую мужскую дружбу…. Но одна песня пользовалась особой всеобщей любовью, хотя, к геологии никакого отношения и не имела:

Наш фрегат давно уже на рейде, Спорит он с прибрежною волною. Эй, налейте, сволочи, налейте! Или вы поссоритесь со мною… Сорок тысяч – бед – за нами следом, Бродят – словно верная охрана. Плюньте, кто на дно пойдёт последним, В пенистую морду океана. Эх, хозяйка, что же ты, хозяйка? Выпей с нами – мы сегодня платим. Отчего же вечером, хозяйка, На тебе – особенное платье? Не смотри – так больно и тревожно! Не буди в душе моей усталость. Это совершенно невозможно, Даже – до рассвета – не останусь… Смит-Вессон, калибра тридцать восемь, Верный, до последней перестрелки. Если мы о чём-нибудь и просим, Это, чтоб, подохнуть не у стенки. Прозвучало – эхо, эхо, эхо…. Эй, вы, чайки-дурочки, не плачьте! Это – задыхается от смеха Море, обнимающее мачты…. Наш фрегат давно уже на рейде, Спорит он с прибрежною волною. Эй, налейте, сволочи, налейте! Или вы поссоритесь со мною…

Эту песню не просто пели. Её орали в двести лужёных глоток – раз по пять-шесть за ночь. Орали так, что оконные стёкла в ближайшем населённом пункте, что расположился в трёх с половиной километрах от лагеря, дрожали нешуточной дрожью. Феномен, да и только…

В один из вечеров Серый шагал по направлению к камералке: возникла срочная необходимость привести в порядок разные отчётные документы-бумаги. Пригляделся, а чуть сбоку от тропы стоял начальник учебного лагеря и, раздвинув кусты боярышника, наблюдал за чем-то (или за кем-то?) в мощный полевой бинокль. Наблюдал и тихонько ругался сквозь зубы:

– Все люди – как люди…. Ну, выпивают, конечно, не без этого. Но, ведь, бутылками же…. А эти козлы решили – бочонками. Сволочи наглые…

– Виталь Витальевич, на кого это вы так? – Сергей не удержался от любопытства.

– А, вот, Серёжа, полюбуйся на своих приятелей! – начальник лагеря протянул бинокль.

Заглянул Серый в оптические окуляры и мысленно усмехнулся: – «Ба, знакомые все лица! Это же Генка Банкин, Михась и Гарик натужно катят в гору пузатую бочку с вином, литров на сто, наверное, никак не меньше. Орлы, одно слово!».

Возвращая бинокль, он попытался немного успокоить излишне взволнованного собеседника:

– Не, Виталь Витальевич, я их, безусловно, не одобряю! Но, что тут поделаешь? Надо было более тщательно подбирать репертуар художественных фильмов, однако…

– Да, теперь уже ничего поделать нельзя…. Не в стукачи же записываться на старости лет? – окончательно загрустил начальник лагеря и шаркающей походкой удалился к преподавательским домикам, что расположились в устоявшемся десятилетиями удалении от студенческого лагеря.

Подошёл Серый к камералке и невольно замедлил шаг: со стороны скамьи, что пряталась в густых зарослях кизильника, доносился чей-то заливистый смех.

«Видимо, кто-то из наших гусар общается с какой-нибудь симпатичной гидрогеологической девицей», – решил он и, дабы не мешать людям, постарался идти дальше абсолютно бесшумно.

Но, очевидно, «абсолютно бесшумно» – не получилось.

– Эй, Серёга, подойди-ка на минутку! – окликнул его звонкий девичий голос.

На скамейке сидели Толстый Витька и Нина.

«Ну, чисто парочка влюблённых голубков!», – ехидно хмыкнул про себя Серый. – «Витька ужасно серьёзен и сосредоточен, а Нинка, наоборот, демонстративно беззаботна и весела…. К чему бы, интересно, такие метаморфозы?».

– Представляешь, Серёжа, – радостно объявила девушка, – а мне Толстый – только что – «Жигули» проспорил!

– Как же это произошло? – Серый поинтересовался сугубо из вежливости, прекрасно понимая, что спор этот – так, просто предлог для чего-то совершенно другого, более серьёзного.

– Витька нагло заявил, что, мол, женится только после того, как ему исполнится тридцать лет. Поспорили, естественно…. Теперь, если женится раньше, то машина моя. Так что, готова – принимать дружеские поздравления!

– Ты это…, не торопилась бы, – не очень-то и уверенно встрял в разговор Толстый, – Может, это я ещё выиграю…

Но Нинка его уже не слушала. Она задумчиво глядела на дорогу, словно бы ожидая, что из-за поворота – вот-вот – покажется выигранная машина её мечты.

Толстый, не смотря на то, что внешне выглядел натуральным бугаём, в студенческой группе РТ-80 был самым младшеньким, ему восемнадцать лет исполнялось только в предстоящем ноябре. Но, вот, проходит ноябрь, и сразу же после Нового Года Витька с Ниной подали заявление в ЗАГС, а по ранней весне и свадьбу сыграли.

«Спорить с девчонками – последнее дело!», – решил для себя Серый. – «В том смысле, что проспоришь – в любом раскладе…

Не спорьте с дамами, гусары, Как кролика – поймают в миг. И лишь душевные пожары — Как отголоски тех интриг. И скоро свадьба, и Свобода Прощаясь, ластится у ног. И, чу – коварная природа Подводит юности итог…

Байка пятая Старый ржавый обрез

Ещё пять суток назад они блаженствовали в Крыму: нежились на солнышке, пили благородные крымские вина, танцевали с девчонками, пели песни у ночных костров. И, вдруг, нудные и затяжные дожди, непроходимая слякоть, заброшенная деревушка где-то в самой глубинке Новгородской области…. Это тогда называлось – «поехать на картошку». Мудры в те славные времена были педагоги: контрасты – дело великое. Только дерьма нахлебавшись вдоволь, начинаешь ценить хорошее, беречь его рьяно и трепетно…

Из отдохнувших в Крыму студентов сформировали ударную бригаду: тридцать пять буровиков и пятнадцать девчонок – сборная солянка с разных факультетов. Бригадиром Бур Бурыч назначил ротмистра Кускова – смывать позор вытрезвителя:

– Там, как я слышал, будет организовано какое-то соревнование. В нём чуть ли не сто бригад из разных ВУЗов будут участвовать, мол, кто картошки больше соберёт. Так что, дорогой ротмистр, без почётной грамоты или диплома какого-нибудь победного – на глаза мне даже не показывайся…. Усёк, бродяга?

Кусков проникся и развёл такую агитацию – легендарный Павка Корчагин обзавидовался бы…

Студентов доставили на двух автобусах до безымянной деревни, лет десять-двенадцать уже как полностью нежилой. На стареньком грузовичке колхозники – по доброте душевной – подбросили разных гвоздей, пилы, топоры, цемент, оконные стёкла и дали двое суток на обустройство.

Повезло ещё, что в РТ-80 учился Михась – единственный на весь дружный коллектив коренной деревенский житель, родом из далёкой приволжской деревушки, носившей нежное и поэтическое название – «Матызлей». Под руководством Михася они и привели в божеский вид три самых крепких на вид избушки: одну для девиц, две – для себя. Стёкла вставили в рамы, двери повесили на петли, печки подмазали, баньку привели в божеский вид. Даже залезли в глубокий колодец и почистили его капитально, дабы с чистой водой не было никаких проблем.

Вечером Михась всем желающим и лекцию прочёл – про основные принципы правильного «укутывания» деревенской печки:

– Если, на, заслонку раньше времени закрыть, на, когда угли ещё с синевой, на, то угоришь к утру обязательно, на. Закрывать, на, надо только тогда, когда, на, уголь розовый, без синевы и черноты, на. Поняли, на? Но и зевать, на, не надо. Позже, чем надо, на, печь укутаешь, на, к утру она остынет полностью, на, задубеешь совсем, на…. Усекли, на?

Девицы, естественно, полностью не усекли. То есть, побоялись угореть и заслонку закрыли, только когда все угли окончательно потухли. К утру их печка остыла, появились первые простуженные.

На Сергея тоже – абсолютно неожиданно и внезапно – свалилась нешуточная неприятность: коварный Кусков – письменным строгим приказом – назначил его поваром.

– Девицы-то у нас все городские, изнеженные, ничего толком не умеющие. Нет им моей бригадирской веры! Обязательно подведут, причём, в самый ответственный момент, – доходчиво объяснял ротмистр своё нестандартное решение. – Так что, брат Серый, выручай! Без хорошей кормёжки нам соревнования ни за что не выиграть…. Как Бур Бурычу потом будем в глаза смотреть, а? И помощник будет у тебя. Новенький появился в нашей группе, по фамилии – Попович. Он прямо из армии, демобилизовался только что, и по состоянию здоровья (справку предоставил, гадёныш!) освобождён от всех тяжёлых работ. Вот, и приставим его к тебе в помощники…

Новенький оказался здоровенным и пройдошистым хохлом – родом из города Донецка – с совершенно потрясающими усами подковой «а-ля» ансамбль «Песняры». Помощник из него был ещё тот, откровенно говоря, аховый. Никак Попович не мог – после долгого пребывания в качестве дембеля – перестроиться: косил от всего подряд при первой же возможности, так глубоко ему советская армия въелась в подкорку головного мозга. А, вот, на гитаре поиграть, песенки попеть о несчастной и неразделённой любви – самое милое дело. Доверчивые девицы к его ногам пачками падали и – сами собой – укладывались в ровненькие штабеля…

А ещё Попович был не дурак выпить – желательно на халяву.

Посмотрел он внимательно на Серёгины кухонные расклады, посчитал что-то в уме, покумекал, и резюмировал – с бесконечно важным видом:

– Напрасно ты, братец, столько денег переводишь. Совсем, даже, напрасно!

Ведь, что в питании самое важное? Калорийность! Вот, к примеру, из чего ты на всю банду готовишь борщ? Говядина на косточке? Она же очень дорогая! А если, бульон для борща варить из свиной головы? И конечная калорийность повысится, и денег сэкономим на бутылку…

Серый подумал-подумал, да и согласился. Чего, спрашивается, не выпить лишний раз? Тем более, что и работа поварская – отнюдь не сахар сладкий…

Мясо, парное молоко и прочие продукты в деревушку – на подводе с сонной лошадкой – каждое утро привозил Митёк – местный, вечно пьяненький мужичёк средних лет. Дали «повара» Митьку чёткий заказ, и ровно через сутки получили просимую свиную голову абсолютно невероятных размеров. А к ней дополнительно – по отдельной просьбе – двадцать банок грибной солянки и две литровых бутылки уксуса.

– На несколько раз, наверное, хватит, – радовался рачительный Попович, – Главное, чтобы никто не догадался, в чём тут дело. А то и побить могут, с юмором у народа нынче совсем плохо стало…

Пока все работали в поле, они – за четыре часа – сварили крепчайший бульон, а использованную часть свиной головы вытащили из шестидесятилитровой кастрюли и старательно закопали на заднем дворе.

Потом вывалили в кастрюлю с десяток банок солянки, добавили без счёта капусты, картошки, моркови и подбросили в печку свежих дровишек.

– Красиво получилось! – через некоторое время одобрил Серый. – Только, вот, неприятный запах портит всю картину…

– Точно, побьют, – грустил Попович.

Пришлось вылить в борщ грамм семьсот уксуса – и тут случилось настоящее чудо: вкус варева неожиданно изменился в лучшую сторону, даже появилась некая пикантность.

Усталая братва, заявившаяся в урочный час на обед, справилась с полной шестидесятилитровой кастрюлей без видимого труда, причём, трепетные городские девицы от мальчишек не отставали, даже нахваливали и пытались выведать рецепт.

– Завтра варите две кастрюли, – в конце трапезы распорядился Кусков. – Знатная вещь получилась! Хвалю!

Сколько свиных голов было съедено за этот месяц – не сосчитать, да и повара не остались внакладе. Вот только, рецептом заветным они так ни с кем и не поделились…

В одно из воскресений объявили выходной. Кто-то пошёл на рыбалку, кто-то отсыпался без задних ног. А Серый с ротмистром решили – на всякий случай – обследовать чердаки близлежащих заброшенных домов. Вдруг, да обнаружится что-нибудь полезное? Например, клад какой, или ещё что…

Чего только не было на этих чердаках: рваные полусгнившие рыбацкие верши, допотопные ватники и тулупы всевозможных размеров, старые кирзовые сапоги, а также многочисленные альбомы с пожелтевшими фотографиями.

– Почему же люди, уезжая, не взяли фотографии с собой? – искренне недоумевал Сергей. – Или же никто и не уезжал вовсе? Просто все перемёрли от старости и болезней?

Нашлись и вещи, безусловно, могущие реально пригодится в хозяйстве.

Серому достался металлический змеевик и несколько сорокалитровых бидонов. А Ротмистр нашёл старый, сильно заржавевший обрез.

Михась с Поповичем сразу залили в бидоны всякой всячины, сдобренной сахаром, то есть, «поставили брагу». Кусков же сел приводить в порядок найденный обрез: разобрал, тщательно смазал машинным маслом каждую деталь, и, даже, отрезав от старого валенка несколько кусок войлока, занялся полировкой.

– Зачем это вам, Вашбродие? – не утерпел любопытный Попович. – Хотите, я по этому поводу расскажу очень смешной анекдот? Про одного кота?

– Не стоит, кардинал, право! – вальяжно откликнулся Кусков. – Есть у меня устойчивое предчувствие, что данный ствол может нам пригодится, хотя патронов-то и нет…

Как говорится в таких случаях, мол: – «Предчувствия его не обманули…».

Через неделю в деревушку заехал Комиссар, то есть, тот самый парнишка, который был самым главным по картофельному соревнованию. И, совершенно неожиданно, у Комиссара с бригадиром Кусковым образовалась досадная нестыковка: контрольные цифры отказывались совпадать, у «главного по соревнованию» количество мешков с картофелем, собранного бригадой, было более скромным, чем в блокноте у Кускова. Дело, даже, чуть не дошло до драки.

– Ты, краснопузый, у меня за всё ответишь! – непочтительно орал ротмистр, грозно размахивая кулаками. – Я покажу тебе – продразвёрстку – по полной программе!

– Оставьте, Кусков, ваши кулацкие штучки! – не сдавался Комиссар. – Как вы, интересно, с такими контрреволюционными выражениями – через полтора месяца – собираетесь сдавать Ленинский зачёт?

Так они ни о чём и не договорились. Хлопнул Комиссар в сердцах дверью, сел на мопед «Верховина», да и умчался куда-то.

А Митёк, пьяненький водитель кобылы, сидел в это время на кухонной завалинке и – как бы между делом – рассуждал:

– У Поповича, вроде, бражка подходит.…Угостил бы кто меня, а? Я, может быть, и раскрыл бы одну страшную тайну…. Почему же – после бражки – и не раскрыть? Как это – про что тайна? Про картошку пропадающую, ясен пень…

Кусков у Поповича, не смотря на оказанное физическое сопротивление, один бидон с брагой отобрал, да в Митька большую его часть (то есть, браги) и влил. Митёк – по хмельному делу – всё и рассказал:

– Вы, когда вечером уходите домой, то часть пересчитанных мешков ещё с поля не вывезена? Типа – не успели? А когда утром вновь приступаете к уборке, то на поле уже чисто? Тут такое дело…. У нашего председателя колхоза родственников – как у дурака фантиков. Причём, некоторые из них трудятся на различных бойких рынках: в Боровичах там, в Новгороде, в Окуловке…. Вот, он – по ночам, понятное дело – иногда и увозит туда картошку-то. Была картошечка колхозная, стала частная…. Усекли, гусары хреновы?

Гусары усекли сразу и прочно. Уже через десять-двенадцать минут полувзвод, правда, в пешем порядке, выступил в направлении Правления колхоза. Впереди шагал злой ротмистр и хмуро декламировал:

Песенка весеннего дождя Вдруг, прервалась, словно отдыхая. Ей не нужно – злата или рая, Ей чужды законы бытия. И всегда, престижности назло, То поёт, то снова замолкает. О деньгах совсем не вспоминает, Голосом, как будто – серебро. О ручьях поёт и о рассветах, О любви и детской чистоте. Но играют роль свою наветы, Модные в гламурной суете. И поймали Песенку сатрапы, И пытают – с ночи до утра. Почему же ей – не надо злата? Знает что-то тайное она? Табуретом били – как всегда. Но молчала Песенка упрямо. А потом – тихонько умерла, Словно чья-то старенькая мама. В жизни этой сложной – всё ужасно просто. После ночи звёздной – сизая заря. Но зарыли алчные, суки, на погосте Песенку весеннего дождя…

Путь был не близок – километров пятнадцать с гаком, но чувство неутолённой мести клокотало в гусарской груди почище, чем вулканическая лава в жерле Везувия – в день гибели Помпеи…

Согласно заранее выработанной диспозиции, основная масса мстителей занялась бескровной нейтрализацией конторских служащих – бухгалтера, зоотехника, агронома и прочих. Серый же удостоился чести сопровождать ротмистра в самое логово коварного врага.

Одним могучим пинком ноги Кусков снёс с петель хлипкую дверь председательского кабинета, и, подбадривающе подмигнув Сергею, смело проследовали внутрь.

– Это что ещё за фокусы? Вы кто такие? А, ну-ка, предъявите ваши документы! – матёрым медведем взревел председатель Пал Иваныч, мужик отнюдь не хилый.

Вернее, взревел матёрым медведем, и сразу ж примолк, испуганно моргая длинными и пушистыми ресницами. Это ротмистр картинно достал из внутреннего кармана ватника обрез, страшно клацнул хорошо смазанным затвором, и, небрежно цедя слова сквозь зубы, поинтересовался:

– Как вы сказали, уважаемый? Ваши документы? Помнишь, Серёга, фильм такой – «Рождённая революцией»? Там ещё был один очень шикарный эпизод. Входят два отморозка в кабинет к храброму комиссару, а тот их и спрашивает, мол: – «Ваш мандат, товарищи»? А тот, что повыше, просит своего подельника: – «Козырь – наш мандат!»…. Помнишь?

– Помни, конечно, – подтвердил Серый. – Шикарный эпизод, согласен.

– Давайте, гражданин, повторим мизансцену, – вежливо обратился Кусков к председателю колхоза, не сводящему испуганных глаз с обреза. – Ну-ка, спросите ещё раз: – «Ваш мандат, товарищи»? Ну, гнида вороватая, долго я буду ждать, мать твою?

– Э-э-э…. Товарищи, а где ваш мандат?

– Козырь, наш мандат! – радостно и призывно воскликнул ротмистр.

Тяжело вздохнув, Сергей – в точности, как в известном фильме – медленно подошёл к председателю и сильно, почти без замаха, засветил ему кулаком между глаз. Мужик отлетел метров на пять, звонко ударился затылком о стену и, страдальчески закатив глаза, медленно сполз на пол.

– Заставь дурака Богу молится, он – от излишнего усердия – и председателя колхоза замочит до смерти, – недовольно прокомментировал Кусков, старательно поливая голову Пал Иваныча водой из пузатого графина.

Председатель медленно пришёл в себя и в ту же секунду ощутил под кадыком холодное дуло обреза.

– Будешь ещё, сука оппортунистическая, воровать картошку студенческую, которая потом, мозолями и спинами усталыми достаётся? – надулся пафосным мыльным пузырём ротмистр. – Иначе, ведь, Колыма тебе светит, гнида позорная…. Или же пристрелить морду сволочную по-простому, ради пущего душевного спокойствия? Что делать? Кто подскажет?

В ответ председатель лишь тихонько вертел головой из стороны в сторону, что-то неразборчиво мычал и мелко-мелко сучил ногами, обутыми в кирзовые сапоги пятидесятого размера.

– Ладно, на первый раз – верю, – неожиданно успокоился ротмистр и отвёл дуло обреза в сторону, – А украденные мешки с картошкой – всего двести восемьдесят пять штук по сорок пять килограмм в каждом – вернёшь. В другом месте украдёшь, но – вернёшь! Пошли, Серёга, на свежий воздух, а то, очень похоже, наш вороватый друг обхезаться изволили. Причём, не исключаю, что и по-крупному…

По итогам уборочной картофельной кампании бригада под руководством Кускова выиграла-таки соревнование. И диплом памятный был вручён, и вполне приличная денежная премия.

Премию, впрочем, ротмистр никому на руки выдавать не стал, прокомментировав этот поступок следующим образом:

– Деньги, заработанные потом и кровью, да ещё и в боях с грязными супостатами, тратить на меркантильные нужды – пошло и отвратительно.

Поэтому – в ближайшую субботу – встречаемся в «Белой Лошади», где и гуляем с шиком гусарским, потому как – честно заработали это право…. А обрез наш я подарю ресторанным ребятам, у них чего только не висит по стенкам: колёса, сёдла, шпоры, попоны…. Знать, и обрезу там найдётся достойное местечко. Как-никак, вещь легендарная…

Но забыл Кусков простую истину: – «Долог и непредсказуем путь к причалу, и всякое на этом пути ещё может случиться…».

Байка шестая Старый ржавый обрез – 2

Славно они тогда посидели в «Белой Лошади».

Для тех, кто не знает: ресторанов – разнообразных и дорогущих – в Ленинграде, в далёком 1981-ом году, было в достатке. А пивной ресторан с приемлемыми ценами наличествовал всего один – «Белая Лошадь». Шесть сортов разливного пива – вещь для тех времён неслыханная! А ещё в «Лошади» подавали-предлагали и всякие вкусности с завлекающими названиями: – «Щи по-гусарски», «Колбаска-гриль по-славянски», «Тройная уха «а-ля» граф Строганов»…

Попасть в такое особенное и приметное заведение – было куда как непросто, очередь за месяц приходилось занимать. Но ротмистр Кусков – это вам не просто так блондинистый парнишка. А Мастер Спорта СССР по конной выездке, с самим Ростоцким-младшим занимавшийся когда-то в одной «лошадиной» группе. Поэтому всю «картофельную» банду впустили, что называется, по первому свистку, и обслужили по высшему разряду.

Но конец вечера был безнадёжно испорчен. Выяснилось, что Кусков обрез – вещь раритетную и легендарную, предназначавшуюся в подарок ресторану – случайно забыл в безымянной деревне: под колченогой койкой, в потрёпанном портфеле.

Все, естественно, расстроились, но решили горячку не пороть, а возникшую проблему решать не спеша, комплексно и с нетривиальной выдумкой.

– Почему бы, собственно говоря, не встретить очередной Новый год в этой самой, всеми позабытой деревушке? – после недолгого раздумья предложил Серый. – Заодно и обрез заберём. А год-то наступающий, тем более, намечается счастливым. Как там говорит знаменитый поэт Андрей Вознесенский? Мол: – «Девятнадцать – восемьдесят два. По идее, счастливый номер…». Может, смотаемся?

После долгих и жарких прений единодушно и железобетонно решили: – «Ехать непременно, наплевав на все трудности и тернии!».

Но, вот, наступило тридцатое декабря – день отъезда – а на Московский вокзал, к отправляющемуся поезду прибыли только три персоны: Серый, Генка Банкин и Надежда с РГ. У всех других, естественно, образовались насквозь уважительные причины: Кускова жена не отпустила, к Михасю поволжские родственники пожаловали, Толстый готовился к предстоящей свадьбе, к Ленке жених из лётного училища прибыл на побывку, ну, и тому подобное….

– С одной стороны, это плохо, мол, распался дружный коллектив под напором бытовых заморочек, – принялся философствовать Банкин. – А, с другой, некоторые задачи мобильным группам и решать гораздо проще, чем громоздким войсковым соединениям. Азбука полевая…

Они выехали – по юношеской наивности – налегке, планируя затариться необходимым провиантом и алкоголем поближе к месту назначения. Но утром 31-го декабря на крохотной железнодорожной станции, где они десантировались, было хоть шаром покати. С громадным трудом удалось достать пять банок тушёнки, килограмм коричневых развесных макарон, две буханки хлеба, шмат тощего сала и пузатую бутылку вермута. Причём, не советского дешёвого вермута, а импортного, незнакомого, дорогущего, который назывался – Martini.

Уже находясь на низком старте, ребята неожиданно встретились со старым знакомым «по картошке» – с Митьком, приснопамятным водителем кобылы.

– Студентики, родимые! Каким ветром занесло к нам? А тут по радио – к вечеру – обещали минус тридцать два градуса, – Митёк, как и всегда, был немного пьян и искренне радушен.

Узнав о намеченных планах, он тут же стал непривычно серьёзным:

– Не, до Места (так тутошние старожилы называют вашу заброшенную деревушку) так просто не дойти. Наезженной дороги там имеется всего-то километров семь, а дальше – все десять – тянется нетронутая целина. Снегу нынче намело по пояс, без снегоступов или лыж каких – труба полная…

Митёк по-быстрому сбегал домой и выдал путникам три пары стареньких снегоступов:

– Классная вещь! Осиновые! Моя бабка ещё плела – лет сорок тому назад. В те времена зимой все ходили на таких …

Вещь, действительно, оказалась классной и воистину незаменимой. Если бы не снегоступы эти осиновые, то пришлось бы им встречать Новый год в чистом поле. Или, что вероятней, в дремучем лесу. А так-то – оно и ничего: уже к шести вечера благополучно добрались до безымянной деревни, то бишь, к Месту вожделенному.

Добраться-то – добрались, но, при этом, и очень устали. Прямо-таки, как кони педальные – по выражению местных колхозников.

А в конечной точке маршрута было совсем не до отдыха: их «осенняя» изба промёрзла насквозь, баньку по самую макушку занесло снегом, в колодце не было воды – вымерзла вся, до последней капли.

Первым делом, Серый нашёл заветный обрез и тщательно завернул его в старую фланелевую портянку, найденную тут же. Вторым, они с Генкой напилили впрок дров. Потом разгребли от снега баню, затопили печь, Надюху приставили к данному объекту: снег неустанно подсыпать в чугунный котёл, дровишки подбрасывать в печку. (Очень, уж, хотелось встретить Новый год с соблюдением всех традиций – с жарко натопленной банькой, в частности.…). А сами занялись избушкой: окна утеплили полиэтиленом, захваченным с собой, дверь подправили, подмели в комнатах, печь вычистили, огонь в ней – максимально жаркий – развели.

Надежда в бане погрелась первой, после чего отправилась накрывать новогодний стол. А времени уже было – четверть двенадцатого. Но и Сергей с Банкиным успели – ради соблюдения принципов – вениками похлестать друг друга…

За стол они сели без трёх минут полночь, хлебнули иностранного вермута, поздравили друг друга с наступающим Новым годом, закусили макаронами с тушёнкой. И, вдруг, такая усталость навалилась…. Прямо за столом все и уснули…

Серый проснулся часа через два – дрова уже догорали, значимо похолодало. Он растолкал ребят и отправил их спать, а сам остался дежурить при печи в качестве истопника, раз в двадцать минут подбрасывая в топку свежие поленья. Сидел себе тихонечко, присматривал за огнём, размышлял о разном…

Вдруг, за входной дверью кто-то жалостливо и просяще заскулил-заплакал. Сергей открыл дверь: на пороге лежала собака – большая такая, только очень худая, создавалось впечатление, что скелет просвечивал сквозь кожу. И такими жалостливыми глазами смотрела на Серого, что душа выворачивалась наизнанку.

Он затащил собаку в избу, пристроил возле печи, рядом с заиндевевшей мордой примостил щербатую тарелку с тушёнкой. Минут пятнадцать-двадцать собака только мелко дрожала всем своим худым тельцем и неотрывно смотрела на Серого. Потом начала жадно есть. Съела одну предложенную порцию тушёнки, вторую, умяла четверть краюхи хлеба.

Потом, видимо, горячая печка стала припекать ей бок, и собака приподнялась. Тут-то и выяснилось, что лап у неё в наличии было всего три, а на месте четвертой располагался короткий, тёмно-коричневый обрубок, покрытый подтаявшей ледяной коркой.

С культи, видимо, давно уже загноившейся, в тепле закапали крупные капли чёрной слизи, воздух мгновенно наполнился нехорошим больничным ароматом. От мерзкой вони тут же проснулись остальные студенты-авантюристы.

Надежда занялась собакой – начала аккуратно и осторожно обрабатывать запущенную рану йодом, предусмотрительно прихваченным с собой. Генка же, оставшийся не при делах, понимая, что в этом амбре уснуть невозможно, достал обрез, разобрал, и принялся тщательно смазывать его составные части тушёночным жиром – за неимением лучшего. Сергей даже не стал спрашивать – зачем. Мол: – «Если у ротмистра Кускова были не обманувшие его предчувствия, то почему же у Генки таковых быть не может?».

За окнами заметно посветлело, близился рассвет, бедная собака, наконец, уснула. Они – втроём – вышли на крыльцо. На востоке, в светло-серых небесах, почти сливаясь с линией горизонта, затеплилась тонкая розовая нитка зари. На противоположной стороне озера, над трубами немногочисленных домов обитаемой деревни стали лениво подниматься вверх редкие дымы. Было очень холодно, минус тридцать пять, не меньше. Деревья, окружающие Место со всех сторон, были одеты в совершенно невероятные, пышные и идеально-белоснежные шубы.

– Хорошо-то как! – выдохнул Генка.

Серый, глядя куда-то вверх, неожиданно – в первую очередь, для себя – выдал:

Тоненькая розовая нитка, На востоке, в тёмных небесах, Теплится, как робкая улыбка — На карминных, маленьких губах…

Над озером разнёсся – со стороны жилой деревни – громкий петушиный крик:

– Ку-ка-ре-ку!

Потом Серый много раз интересовался у знающих людей, мол: – «К чему это такое, когда в первое утро Нового года – в страшный мороз – громко кричит петух?». Никто так и не смог ему ответить членораздельно, даже многознающие цыганки только неопределённо пожимали плечами и посматривали как-то странно, с плохо скрытым подозрением…

Утром к ним в гости припёрся Митёк.

– С Новым годом, босота студенческая! Поздравляю от души! – размахивая на пороге бутылкой самогона, беззаботно орал Митёк, вдруг, осёкся и, неуклюже опускаясь на пол, слезливо запричитал: – Жучка, Жученька! Ты жива, девочка моя!

Собака, радостно скуля, поползла к нему на встречу…

Через полчаса Митёк, ласково поглаживая смирно сидящую у его ног собаку, рассказывал:

– Жучка у нас жила на скотном дворе. Очень хорошая собака, ласковая. Но почему-то невзлюбил её наш председатель, Пал Иваныч. Сперва очень сильно побил сапогами, а потом, с месяц назад – и вовсе – пальнул в неё картечью из берданы…. Я тогда подумал, что всё, конец Жучке. Ан, нет! Молодцы вы, ребятушки, спасли собаку! Это, не иначе, промысел Божий привёл вас сюда. А Жучку я с собой заберу. Нынче нет уже Пал Иваныча, свобода у нас полная…. Нет, его никто не убивал. Наоборот, забрали нашего бывшего председателя на повышение, то бишь, в область. Он теперь в Новгороде будет трудиться вторым секретарём Обкома. Вот, оно как! А что, правильное решение. Пал-то Иваныч, он мужик политически очень подкованный. Да, вы же сами с ним работали по осени! Значит, знаете…

– Это точно, работали, знаем! – ехидно подтвердил Сергей.

Митёк хлопнул мозолистой ладонью по лбу:

– Кстати, вспомнил, для чего я к вам пёрся-то! Метель надвигается серьёзная, пора вам, студиозы, срочно сваливать отсюда…. Да, какие ещё – к такой-то матери – прогнозы! У меня организм всё чует самостоятельно, без всяких дурацких подсказок. Если после дельной выпивки – похмелье мягкое, только поташнивает чуток, то следует ждать хорошую погоду. А, вот, когда крутит всего, продыху никакого нет, то это к погани всякой: к ветру ураганному, к ливню с грозой, или, наоборот, к недельной метели…. Сегодня же крутит с самого утра. Так что, надо – непременно – сниматься с якорей….

Через полчаса они «снялись с якорей» и зашагали – на осиновых снегоступах – к железнодорожной станции. Колченогую Жучку несли на руках, естественно, по очереди…

В поезде было тоскливо – холод, теснота, тусклые жёлтые сумерки. На какой-то маленькой станции в вагон вошли и расположились на соседних местах два дембеля, только что распрощавшиеся с армией и следующие в родные пенаты.

Сперва солдатики вели себя вполне прилично, видимо, изображали из себя скромников, то бишь, отличников боевой и политической подготовки.

Потом пошептались о чём-то между собой, купили у проводницы водки, выпили, захмелели и начали выступать: мат на мате, мат сверху, и мат помимо.

Серый, усмехнувшись бесконечно печально, попытался объяснить по-хорошему, мол: – «Вместе с нами едет дама, поэтому ругаться матом – нехорошо. Более того, серьёзные последствия, они и для уважаемых дембелей – серьёзные последствия…».

– Ты чё, гнида малолетняя? – непритворно удивился один из (уже бывших) солдатиков. – Пик-пик-пик, и ещё – пик-пик-пик! Ты, зараза низкорослая, сейчас досконально узнаешь, что она, дембельская любовь, собой представляет…. И – пик-пик-пик…

– Да, что вы, братья! – миролюбиво вмешался в перепалку Генка Банкин, неторопливо расшнуровывая рюкзачок. – Всё, собственно, путём! Сейчас и презент вам, бравым, организуем! Подождите чуток. Сейчас-сейчас…

– Так-то оно лучше, салажата, – пьяненько и вальяжно откликнулся второй дембель. – Дедушки, они ценные подарки очень уважают. Глядишь, и простят вашу наглость. Пик-пик-пик…

Генка, бессовестно подражая ротмистру Кускову, не торопясь, извлёк из рюкзака тяжёленький свёрток, развернул фланелевую портянку, уверенно взял в руки обрез и, многообещающе подмигнув, звонко передёрнул хорошо смазанный затвор.

Через пару секунд дембелей и след простыл…

Кусков обрезу был рад несказанно. А узнав, что данный предмет снова пригодился – да ещё и как – впал в самый натуральный философский экстаз:

– Тысячу раз был прав старикашка Шекспир! Бесспорно, весь наш многоликий Мир – один сплошной Театр…. Но, сколько каждому из нас отмерено спектаклей – не дано знать. А когда будет прощальный бенефис, тем более…. Вот, обрез, железяка старая, на первый взгляд, бесполезная полностью. Но в спектаклях жизненных – до сих пор – играет ключевые роли…. А нам, если строить прямые аналогии, чего ждать от этой непредсказуемой жизни? Каких, спрашивается, невероятных и фантастичных ролей?

Отнёс ротмистр, как и обещал, обрез в «Белую Лошадь», там его официанты торжественно повесили на стену, рядом с какой-то знаменитой персидской саблей.

Года через три – после событий, описанных в этой главе – Сергей случайно заглянул в «Белую Лошадь». Посмотрел на стену. Чем-то там знаменитая персидская сабля висела на прежнем месте, а обреза не было.

Стал спрашивать у официантов – никто ничего толком не знает: весь старый персонал давно уже уволился…

«Видимо, наш железный друг опять задействован в каком-то важном и интересном спектакле», – решил Серый. – «Оно и ничего. Лишь бы – в руках правильных и добрых…»

Байка седьмая Две разновидности ревности

По ранней весне в дружном коллективе РТ-80 состоялась первая свадьба.

Толстый Витька женился на Нинке.

Мероприятие это (в смысле, свадьба) долгое и откровенно-муторное. Сперва гости и родственники направляются в ЗАГС, где происходит официальная, так сказать, часть. Затем молодые (вместе со свидетелями и ближайшими друзьями-подругами) часа на три-четыре отправляются кататься – на заранее нанятом такси – по городу: на Стрелку Василевского острова, к Медному Всаднику, на Марсово Поле, далее – в зависимости от наличия свободного времени. То бишь, чтобы очень уж сильно и неприлично не опоздать в ресторан, где и запланировано проведение второго акта «брачной пьесы». Гости же – на весь этот период – предоставлены сами себе, и «убивают» время в соответствии со своими наклонностями и финансовыми возможностями.

Витька начал нервничать ещё до начала всего процесса, то есть, с момента облачения в тесный, абсолютно новый, иссиня-чёрный костюм.

Всё ему не нравилось, везде жало и топорщилось, а зеркало предательски демонстрировало кого-то не того, явно, не брутального мачо, хозяина жизни…

– Что ты, брат Толстый, так сильно переживаешь и трусливо мандражируешь? Дело-то – ерунда ерундовая! Раз-два, и готово! – увещевал Витьку ротмистр Кусков, опытный уже в таких делах. – Выпей-ка, старина, зубровочки, оно и полегчает…. Серёга, подтверди немедленно! И, вообще, классику надо знать:

От гусар девицы без ума, Они пахнут – вкусно и тревожно. Конский пот, зубровки аромат… Нет – забыть сё – просто невозможно!

Витька старшему по званию перечить не стал, и первую рюмку зубровки опрокинул безропотно и, даже, с удовольствием. Вслед за костюмными муками начались жестокие галстучные пытки, которые – в свою очередь – тоже не обошлись без волшебного зубровочного эликсира…

После ЗАГСа они поехали кататься по городу. На Стрелке пили шампанское, а потом и знаменитый коктейль «Северное сияние», это ушлый ротмистр и водочки прихватил с собой. Не то, чтоб молодые пошло напились, но определённое алкогольное возбуждение, всё же, присутствовало. Прибыли, наконец, в ресторан и слегка расслабились, мол, все сложности и трудности уже преодолены…

Эх, молодость, молодость! Наивная молодость!

Выпили, закусили, ещё выпили, вдоволь поорали: – «Горько, горько!», и вышли перекурить в вестибюль. Встали вкруг, задымили, со смешками болтая о самом разном. Тут прибежал десятилетний мальчишка – чей-то там дальний родственник – и завопил истошно:

– Невесту-то украли! Выкуп требуют!

Сперва Витька не выказал особого беспокойства. Наоборот, посмеялся немного вместе со всеми, а потом взял у гардеробщика старенькую кепку и пошёл к гостям – деньги собирать на выкуп. Но очень быстро ему это дело надоело и наскучило: кепка полна денег, а жену ему так и не отдают. Даже непонятно – кому собранный выкуп, собственно, требуется вручать.

– Ерунда это всё, не бери лишнего в голову, – невозмутимо посоветовал видавший виды ротмистр. – Всегда в таких случаях украденную невесту прячут в женском туалете. Вот, пойди туда, да и вызволи суженную из неволи. Деньги? Не пропадут! Себе заберёшь, или с друзьями поделишься, если, конечно, не жадный…

Ресторан был не из простых и занимал целых три этажа, поэтому и туалетов женских там имелось штук десять, не меньше. Витька все их целенаправленно обошёл – с предсказуемыми скандалами и возмущёнными воплями – но Нинки так и не обнаружил.

– Напрасно, вы, дядя Витя, лазаете по женским сортирам, – насмешливо объяснил давешний пацан, – Нинка-то с друзьями просто на такси поехала покататься. Подождите, наверное, скоро вернётся…

Напрасно он это сказал. Совсем, даже, напрасно!

Узнав, что среди Нинкиных компаньонов по поездке присутствует лицо мужского пола, Толстый впал в полную фрустрацию, то есть, вошёл в крутой и непредсказуемый штопор.

– Вот оно, значит, как получается! – орал Витька, махнув с горя фужер водочки. – Часов пять как законная жена, а уже с какими-то левыми мужиками катается на авто? Не прощу! Всё, свадьба отменяется! На фиг!

Ноги моей здесь больше не будет!

Ну, и ещё пару слов обидных – сгоряча – добавил в невестин адрес, после чего развернулся и выбежал из ресторана, только его и видели. Сергей, естественно, бросился следом, стараясь не отставать от друга…

Витька, усердно перебирая длиннющими ножищами и расталкивая по сторонам прохожих, нёсся по Невскому проспекту – только цветастый галстук гордо развевался над его левым плечом. Лишь возле Адмиралтейства, пробежав километра три с половиной, Толстый, наконец-таки, выдохся и остановился.

Минут пять Серый его старательно и вдумчиво успокаивал, а там и ротмистр Кусков – с парой бутылок шампанского – подоспел. Употребив благородного винца, Витька – на удивление быстро – успокоился, повеселел и, даже, публично покаялся в совершённых ошибках. Мол, был неправ, слегка погорячился…

Они, весело и беззаботно пересмеиваясь, вернулись в ресторан, пребывая в самом благодушном настроении, мол, неловкий казус окончательно и бесповоротно устранён…. Но, не тут-то было!

Оказалось, что пока разгневанный жених отсутствовал, из вояжа вернулась невеста, а доброхоты ей тут же и поведали – про некрасивое происшествие. Причём, во всех подробностях, в ярких красках, деталях и лицах. Особенно старались, как им и полагается, невестины закадычные подружки…

Внимательно выслушав повествование, Нинка тоже не сдержалась и «закусила удила»:

– Предупреждали меня люди добрые, мол, никогда не связывайся с малолетками. Нет же, не послушалась, дура! На фиг эту свадьбу! Поймайте мне машину! Поеду подавать на развод!

Но здесь уже было гораздо проще: набежали многочисленные родственники, окружили молодых плотным кольцом, пошла вовсю работать народная дипломатия. А Серый и Кусков – в компании с чувством выполненного долга – направились в ресторанный зал, мол, тут и без них разберутся…

В банкетном зале было как-то скучно и откровенно невесело – никаких тебе песен и танцев. Оно и понятно – скандал, как-никак. Ротмистра, впрочем, это ни мало не смутило. Браво накатив водочки, он от души закусил, потом громко – на весь зал – рассказал пошлый анекдот, ещё – накатил и подсел, глупо улыбаясь, к одинокой незнакомой девице.

– Слышь, Серёга, а приударь-ка ты за мной по полной программе, – неожиданно предложила Вика Кускова, ротмистрова жена. – А то мне до слёз обидно. С Кусковым мы уже три года женаты. Я его ревную постоянно и пламенно, а он, мерзавец гусарский, меня совсем не ревнует. Неправильно это! Вон, даже Витька свою Нинку – без всякого мало-мальски серьёзного повода – ревнует. А, я? Мне, ведь, тоже хочется…

Сергей принялся – как умел – ухаживать-ухлёстывать за Викой: шептать ей на ухо всякие глупости, регулярно подливать в бокал шампанское, пригласил танцевать, потом ещё раз пригласил…. А во время четвёртого танца ощутил (почувствовал?) на своей спине чей-то очень тяжёлый и колючий взгляд…. Вскоре свадьба подошла к своему логическому завершению. Молодые окончательно помирились, и, даже толком не попрощавшись, отбыли по своим неотложным делам, гости же потихоньку начали расходиться.

Серый и чета Кусковых отправились в метро, благо ближайшая станция находилась в пяти минутах ходьбы. Отыскав в карманах необходимое количество «пятачков», они по эскалатору спустились в подземный зал.

Надо вам сказать, что эта станция метро являлась «закрытого типа», то есть, электрички были отделены от потенциальных пассажиров стеной, в которой имелись ниши, оборудованные расходящимися в стороны дверями.

И, вот, уважаемые читатели, представьте себе такую картинку. Подходит и останавливается очередная электричка, двери послушно открываются, но пассажирам – из одной конкретной двери – на перрон никак не выйти: в нише, крепко упершись спинами в противоположные стенки, расположились Серый с ротмистром и дубасят друг друга почём зря. А в трёх метрах от них стоит счастливая Вика Кускова и довольно улыбается – наконец-то, ротмистр её приревновал по-настоящему, сбылась сокровенная девичья мечта…

С Кусковым, конечно, Сергей потом помирился. Но природа ревности и её глубинный смысл для него ещё долгие годы оставались неразрешимыми загадками…

Байка восьмая О напрасном героизме

Попович – как-то незаметно – превратился во всеобщего любимчика.

На любой вечеринке он был желанным гостем: классно играл на гитаре, хорошо поставленным баритоном пел различные песенки – и о неразделённой любви, и, так сказать, геологической направленности:

Заварим круто дымный чай, Взлетают искры – светлым роем. Моя родная, не скучай, Шипит в костре сырая хвоя. Ты там – не знаешь ничего, Винишь, наверное, в измене. А здесь, тропою кочевой, Усталые бредут олени. Здесь сопки в воздухе висят, По пояс – скрытые – в тумане. Из женщин, вёрст на пятьдесят, Лишь ты – на карточке в кармане. И тот дым, и этот чай, И кедр с обугленной корою… Моя родная, не скучай — Шипит в костре сырая хвоя…

Короче говоря, стал Попович душой коллектива.

Вот только, с учёбой у него никак не ладилось, особенно с точными науками. И если с высшей математикой ещё что-то вытанцовывалось, потому что её преподавала пышнотелая барышня бальзаковского возраста, так что некие шансы у Поповича – женского любимчика – определённо были, то с теоретической механикой (термехом – по-простому) ловить ему было совершенно нечего.

Профессор Агранович, который будущим геологам и буровикам читал лекции, вообще-то, был мужиком неплохим, даже, где-то удобным – в плане сдачи ему экзаменов. Всё ему было до фонаря. Излагает учебный материал, и видно невооружённым глазом, что думает-то он совсем о другом, скорее всего, о совершенно постороннем…. Встречаются иногда такие чудаки, целиком и полностью погружённые в себя. Вот, и этот Агранович был не от мира сего, даже фамилий собственных студентов не мог толком запомнить и постоянно ошибался. Видимо, ему это было неинтересно…. И внешность у профессора была соответствующая: чёрный потёртый костюм, бородка клинышком, старомодное пенсне – вылитый академик Тимирязев из знаменитого кинофильма «Депутат Балтики».

Преподаватель же практических и лабораторных занятий – по фамилии Витюков – был полной противоположностью Аграновича: молодой, желчный, наблюдательный и ушлый до невозможности. Он как-то сразу понял, что Попович в его предмете не смыслит абсолютно ничего, то есть, полный ноль. А, поняв это, тут же стал нагружать бесперспективного студента многочисленными дополнительными заданиями. Но «эртэшники» брата-гусара в беде не бросили, совместными усилиями решили все хитрые задачки, и Попович получил-таки необходимый зачёт.

Ставя подпись в зачётке, Витюков зло и многообещающе прошипел сквозь зубы:

– Ничего, Попович, ничего! Мы с вами ещё на экзамене встретимся, вот, там и расставим все точки над «и», выведем кое-кого на чистую воду…

Экзамен же по термеху проходил следующим образом: первые минут двадцать-тридцать в аудитории находился только Агранович – раздавал студентам билеты, рассаживал их по местам, а потом – к моменту, когда первый желающий уже был готов отвечать – появлялся Витюков, подсаживался к профессору и начинал экзаменующемуся задавать каверзные вопросы, а Аграновичу что-то нашептывать на ухо. И профессор к его мнению всегда прислушивался и двойки – по просьбе Витюкова – ставил исправно. Так что, шансов у Поповича – успешно сдать экзамен – практически и не было…

Экзамены проводились в два приёма: в первый день шли те, кто был более-менее уверен в своих знаниях, а во второй – все остальные. Серый решил рискнуть, пошёл сдавать экзамен в первый день, и всё прошло нормально – четыре балла. Красота!

Спустя два часа он – в компании с Михасем и Генкой Банкиным, такими же счастливчиками – уже сидел в общаге и благостно попивал бутылочное пиво. Типа – на радостях…

Тихонько заскрипела входная дверь, и в комнате появился Попович – смурной весь из себя, хмурый, словно туча из известного мультика про Вини Пуха. Поздравив всех с успешной сдачей, Попович тоскливо известил:

– А мне, похоже, кирдык приходит. Загрызёт меня завтра Витюков насмерть, гадом буду. Непременно загрызёт…. Хоть вещи иди и заранее собирай, готовясь к возвращению в родимый Донецк…

Серый только понимающе переглянулся с Банкиным и Михасем, мол: – «Жалко, конечно, Поповича. Да, чем тут поможешь?».

А Попович пивка (без спросу, естественно) хлебнул и туманно продолжил:

– Есть, впрочем, один шанс. Впрочем, опасное это дело, далеко не каждому по плечу. Хилая нынче пошла молодёжь, слабоватая, риска боится – как огня…. Ну, рассказывать вам дальше, субчики, или не стоит? Типа, всё равно откажетесь?

– Рассказывай, чего уж там! – откликнулся Серый. – Послушаем с удовольствием. Мы ребята не робкого десятка, как-никак – бравые гусары, а не какие-нибудь, там, ботаники…

– Ну, тогда слушайте, орлы! Агранович-то у нас, с одной стороны, натуральный гений. Зато, с другой, лох чилийский, почти никого из студентов не помнит в лицо. Витюков же на экзамены, сами знаете, приходит с получасовым опозданьем…. Вот, если кто найдётся смелый, с моей зачёткой сходит на экзамен и минут за десять-пятнадцать сдаст его…. Было бы, откровенно говоря, здорово! Не, понятное дело, что надо и на шухер у дверей в аудиторию поставить кого-нибудь, чтобы – если что – шум поднять, дабы засланный казачок успел смыться.…Ну, уважаемые, как вам план?

– А что, на, план, как план, – тут же откликнулся Михась. – Только, на, проработать его тщательно требуется, на…

Незамедлительно приступили к проработке. Попович – для ускорения мыслительного процесса – притащил литровую бутылку донецкого самогона.

Вскоре появился – с честно заработанной тройкой – Кусков и со всем пылом подключился к стратегическому совещанию.

– Авантюра чистой воды, ясен пень! – хищно усмехнулся ротмистр. – А, с другой стороны, гусары и авантюристы – суть – одно и то же…

Сидели допоздна, всё прикидывали и кумекали, в конце концов, решили, что утро вечера мудренее, и легли спать…

Утром всех растолкал помятый Генка:

– Вставай, умывайтесь, брейтесь! Надо торопиться, запросто можем опоздать…

После завершения утренних процедур и торопливого поглощения растворимого кофе, они приступили к распределению ролей, в том числе, и к выбору «главного героя». То бишь, того, кому лично предстояло идти на рандеву с профессором. Жребий тянули втроём: Серый, Михась и Банкин. Ротмистр же – как вечный троечник – в процедуре участия не принимал.

– Ага, Серёге досталась длинная палочка! – объявил Попович. – Знать, судьба так распорядилась…

«Ладно, рискнём!», – подумал Серый. – «Гусарское слово, данное накануне, с утра возврату не подлежит…».

Дежурные номера были заняты согласно разработанной накануне диспозиции: Серый расположился непосредственно под дверью в аудиторию, Михась и Банкин метрах в двадцати – с той стороны коридора, откуда мог появиться Витюков, а ротмистр с Поповичем активно передвигались туда-сюда по всему ближайшему пространству, что называется – «нюхали воздух».

Пунктуально, точно в назначенное время, появился Агранович, открыл аудиторию, запустил первую пятёрку экзаменующихся, забрал зачётки и раздал экзаменационные билеты.

По прошествии трёх-четырёх минут Серый поднялся со своего места, подошёл к Аграновичу и преувеличенно бодро доложил:

– Олег Николаевич, я готов отвечать!

– Ну, что вы, молодой человек! К чему такая спешка? Посидите ещё, подумайте хорошенько, – равнодушно ответил профессор, не отрывая взгляда от страниц какого-то научно-популярного журнала.

– Видите ли, Олег Николаевич, – от волнения Серый начал нести откровенную чушь. – Я очень-очень тороплюсь! Мне уже через час обязательно надо быть на Московском вокзале. Беременная невеста приезжает…. Она у меня из провинции, города не знает совсем. Если встретить не успею, то обязательно заблудится. Войдите, пожалуйста, в моё положение…

Агранович нехотя оторвался от журнала:

– Придётся пойти вам, – заглянул в лежащую перед ним зачётку, откуда таращился мордатый мужик с шикарными усищами «а-ля» ансамбль «Песняры», – товарищ Попович, навстречу. Невеста – дело святое. Начинайте! Хотя, – перевёл взгляд на худенького Сергея, – рановато вам ещё жениться, молоды больно…

Как назло, вопросы в билете попались заковыристые, требующие развёрнутых ответов. Понимая, что времени остаётся совсем немного, Серый принялся тарабанить материал со скоростью отбойного молотка, чиркая, время от времени, прямо на обратной стороне билета необходимые формулы, схемы и графики. Минуты через три-четыре он выдохся и сообщил, что, мол, всё, что знал – сказал.

Профессор посмотрел на него с долей удивления и уважения:

– Молодой человек, неплохо! Право слово, неплохо! Но – для однозначной пятёрки – мне необходимо задать вам некоторые дополнительные вопросы, посвящённые…

– Олег Николаевич! – невежливо перебил профессора Серый и молитвенно сложил руки у груди. – Но у меня же – беременная невеста! Она заблудится и будет волноваться, что может повредить её здоровью…

– Да, да, конечно же, – смущённо замычал Агранович, – Извините, совсем забыл. Извините, пожалуйста, старика! – снял колпачок с чернильной ручки и вывел в зачётке Поповича жирную пятёрку.

– Спасибо большое! – Серый пулей вылетел за дверь.

И, надо признать, вовремя! В коридоре уже стоял невообразимый шум и гам, это Генка Банкин всерьёз сцепился с Михасём, а рядом с ними резвым козликом прыгал Витюков, безуспешно пытаясь разнять дерущихся студиозов…

Сергей, на ходу пряча зачётку Поповича в карман брюк, торопливо свернул за ближайший угол. Где-то рядом раздался лихой разбойничий пересвист – это ротмистр Кусков подавал остальным участникам спектакля условный сигнал, мол: – «Отбой, гусары! Всем вернуться в базовый лагерь! Победа! Победа!».

А, вот, праздновали они эту победу, видимо, избыточно бурно и нескромно. Информация-то и ушла – куда совсем и не надо…

Дней через пять-шесть всю славную четвёрку (а Поповича – нет) вызвал к себе Бур Бурыч, усадил, долго – по очереди – смотрел на каждого, а потом сказал:

– Гусар гусару, конечно же, брат. Однако, пора уже научиться и в людях разбираться немного. Взрослые уже, чай…. Одно дело, если бы вы всё сделали втайне от Поповича. То есть, по-тихому выкрали бы зачётку, не ставя его о том в известность, экзамен бы сдали…. Но, как я слышал, он сам всё придумал, да и вас, дурачков наивных, подбил на эту жуткую авантюру? А это – уже совсем другое дело! Нельзя так подло подставлять товарищей – ради собственных меркантильных интересов. Нельзя! Попомните ещё мои слова, не будет из Поповича толка. Не наш он. Не наш! А вы, любезные мои, в следующий раз, пожалуйста, думайте – кому помогаете. Тому ли?

Как в воду смотрел мудрый Бур Бурыч – вскоре попался Попович на каком-то мелком, но откровенном крысятничестве. История получила широкую огласку, все от Поповича отвернулись и перестали помогать в учёбе. Ну, и вылетел он из института – по итогам очередной сессии – как пробка из бутылки с шампанским…

Для гусара – нет страшней — Потерять своих друзей. Был гусар – и – нет гусара. Лишь молва скользит устало Пред гусарского коня, Колокольчиком звеня…

Байка девятая Стройотряд и первая потеря

После второго курса всех студентов РТ-80 – в обязательном порядке – отправили в стройотряд. Никто, впрочем, отлынивать – в смысле, косить – и не пытался, в те времена деньги в стройотрядах можно было заработать вполне значимые – хватало на всю зиму.

На всех пошили – в специализированном ателье – стройотрядовскую форму защитного цвета: штаны, скроенные по джинсовым лекалам, и куртки, украшенные всякими и разными цветными эмблемами. После прохождения медосмотра, сопровождаемого многочисленными прививками, студентов усадили – под знаменитый марш «Прощание славянки» композитора В.И. Агапкина – в самый обычный пассажирский поезд, следующий по маршруту Ленинград – Инта.

Но до Инты стройотряд «Восход» так и не доехал, поступила строгая начальственная команда – десантироваться на железнодорожной станции Косью. То ещё было местечко. Сердце всего посёлка, его истинный и наиглавнейший центр – это котельная, дающее зимой живительное тепло, а уже вокруг неё и группировалось всё остальное. В смысле, разномастные и уродливые бараки всех оттенков серого цвета. Ничего другого в посёлке не было…

Пятьдесят пять вновьприбывших стройотрядовцев разместили в самом большом и холодном бараке, обеспечили раскладушками, матрацами и прочими постельными принадлежностями. Выдали ватники, брезентовые штаны, кирзовые сапоги, фланелевые портянки и утеплённые чёрные шлемы с белой шнуровкой – так называемые «монтажки».

Несмотря на то, что на дворе стоял июнь месяц, было очень холодно. По утрам на лужицах даже образовывался тоненький ледок, а днём температура окружающего воздуха поднималась – максимум – до плюс семи-девяти градусов. Ещё и мелкий дождик постоянно моросил – гадость страшная, тоска…

Первые полторы недели «восходовцы» усердно и старательно строили «заборчик» – так это сооружение называл пожилой и хмурый прораб. На самом же деле, речь шла о толстенных и тяжеленных сосновых брёвнах, вкопанных в землю на добрые полтора метра и оплетённых многими рядами (натуральной стеной, чего уж там!) колючей проволоки. «Заборчик» огораживал местную автобазу – несколько длинных бараков, забитых под завязку ржавыми железяками и столитровыми бочками с соляркой.

Прежде, чем вкопать толстый столб, сперва – по строгим технологическим нормам – полагалось ломами выдолбить в вечной мерзлоте глубокую яму объёмом в один кубический метр. Объём этот определялся сугубо на глаз: подготовили ям десять-двенадцать – надо звать строгого прораба. Закапывать (укреплять в мерзлоте) столбы можно было только после его отмашки.

Откровенно-сволочной была эта «заборная» работа. Вечная мерзлота, она как камень, да и настоящие камни-валуны попадались постоянно. Вокруг царствовала непролазная грязь, регулярно переливавшаяся через края кирзовых сапог. Сосновые брёвна весили килограмм по двести пятьдесят каждое, руками не обхватить. Вместе с тем, за установку одного столба начислялось по десять рублей. Как-то вечером посчитали – за неполную неделю каждый боец отряда заработал по месячной стипендии.

Но не лёгкими были эти деньги, ей-ей! Спины ломило просто невыносимо, руки и ноги покрылись чёрными синяками – от постоянного контакта с колючей проволокой. Непростое это дело, как выяснилось, натягивать между сосновыми столбами – плотной стеной – проволоку колючую…. А ещё примерно половина списочного состава отряда – абсолютно прогнозируемо – простудилась: зелёные сопли текли рекой, по утрам канонада от кашля не затихала ни на минуту. Держались, конечно же, как могли: старательно лопали анальгин, вёдрами пили чай с мёдом – это отрядный комиссар подсуетился и где-то раздобыл целую бочку липового мёда…

Наконец, «заборчик» был возведён и, даже, принят в эксплуатацию до невозможности важной Государственной комиссией.

Ещё через сутки отряд – телефонограммой из Инты – разделили на две группы. Первую – под руководство ротмистра Кускова – на вертолётах забросили куда-то в горы, где находился заброшенный прииск: на вторичную промывку золота. Второй же группе поручили работу ответственную и наиважнейшую, а именно, строительство телятника. Бригадиром назначили Михася – как исконно-деревенского жителя, понимающего всю значимость – для посёлка Косью – данного объекта.

Телятник строили из шлакоблоков. Направляющие для опалубки заранее были возведены настоящими, то бишь, взрослыми строителями. Стройотрядовское же дело нехитрое: прибить обшивочные доски к опалубке, лопатами загрузить в бетономешалку цемент, песок и шлак (из той же котельной), после тщательного перемешивания выложить образовавшуюся массу на носилки, тащить к опалубке, вываливать туда и тщательно трамбовать массивными деревянными плахами. Вроде бы, всё просто, но носилки с цементно-шлаковой массой весили килограмм шестьдесят-семьдесят, удовольствие, откровенно говоря, ниже среднего…

По мере застывания раствора, доски опалубки надо было передвигать вверх, поэтому пришлось строить деревянные помосты. Стены телятника неуклонно росли в высоту, деревянные помосты – следом за ними. Таскать тяжеленные носилки становилось всё труднее. Работа по установке «заборчика» уже представлялась детским лепетом…

Руки, ноги и спину уже даже не ломило – эти части тела просто-напросто не ощущались, словно бы их вовсе не существовало. Жизнь постепенно превратилась в самую натуральную каторгу: проснулся, поел, отпахал до полной потери сил, поел, доплёлся до койки, не раздеваясь, рухнул на неё и забылся тяжёлым сном. Далее – строго по кругу….

Тогда-то Серый и понял, что означает словосочетание – «круги ада». Именно, что, круги…

Бытовые проблемы – тем временем – неуклонно углублялись и расширялись. Жилой барак постепенно превратился в запущенное логово бомжей: на раскладушках – грязно-серое постельное бельё, везде и всюду разбросаны вонючие носки и не менее вонючие портянки, старые объедки и многочисленные окурки.

Сидел как-то на низком барачном подоконнике бригадир Михась, лениво курил и задумчиво рассматривал дырявые носки на своих грязных лапах. Рядом с бригадиром пристроился приблудившийся кот по кличке Кукусь. Кот тоже внимательно и заинтересованно изучал Мишкины пальцы: вдруг, между ними завёлся кто-нибудь съедобный? Михась медленно перевёл взгляд на помещение, долго – с вселенской грустью во взоре – взирал на этот бардак, потом сплюнул в сердцах на пол, затушил хабарик о подоконник, сильным щелчком отправил его куда-то – между коек товарищей – и ёмко высказался:

– Живём, на, как в свинарнике, на, твою мать!

Но ничего было не изменить и не исправить: смертельная усталость, она сильнее любви к чистоте, не оставалось уже сил на героический подвиг – хоть немного убраться в этой норе…

Приехал как-то в Косью (вернее, в Кожим) «большой» проверяющий из регионального штаба ССО. Смело открыл дверь, вошёл в барак…. И через пять-шесть секунд выбежал обратно, стошнило его, беднягу, прямо на крыльце. Смущённо сделал пару дежурных замечаний, и в помещение уже не заходя, проверяющий умчался куда-то, наверное, по делам более важным…

С личной гигиеной – постепенно – образовалась конкретная задница. Холодной воды было – море. Вернее, бурный ручей, что протекал за бараком. Но вода в нём была ледяной, а единственный кипятильник – ещё в первые дни – исчез в неизвестном направлении…. Через неделю многие стройотрядовцы перестали чистить зубы, и – все поголовно – бриться. Полноценная же помывка являлась заветной и призрачной мечтой, для многих – полностью невыполнимой. Душ с тёплой водой имелся только в котельной, но попасть туда было нереально – по причине вечной длиннющей очереди. Типа – до морковкиного заговенья можно было в ней стоять и, в конечном итоге, так и не достояться…. Был ещё электрический водогрей на автобазе, но туда пускали только «блатных»: комиссаров, бригадиров, прорабов и прочих начальников.

Серый и Лёха решили эту проблему быстро и кардинально, уже на третий день после приезда в Косью. А именно, спёрли с какой-то ближайшей стройки (недалеко молдавские шабашники возводили новый барак) четыре рулона толи, и одной местной старушке – за пару вечеров – наставили на протекающую крышу дельных заплат. За эту пустяковую услугу бабулька им иногда протапливала крохотную баньку – аккурат к завершению рабочего дня. Как остальные бойцы целый месяц обходились без нормального мытья? Серый так и не разгадал эту шараду…

Потом-то стало гораздо проще. В конце июля установилась жаркая погода, студенты вычистили с десяток столитровых пустых бочек из-под какой-то химии и выкрасили их – и снаружи, и изнутри – в чёрный цвет. Половина посудин предназначалась для мытья грязных тел, другая – для постирушек. С утра дежурный по базе наполнял их водой из ручья, потом летнее солнце – весь день – работало на совесть, и к вечеру тёплой воды было – хоть залейся. Очерёдность купания в бочках устанавливал честный жребий, ни каких тебе пакостных привилегий, самая настоящая и натуральная демократия: бойцы строго по очереди, друг за другом, влезали в вожделенные бочки. Сомнительной и, безусловно, несерьёзной являлась такая гигиена, но ничего тут не поделаешь, другой-то не было…

Одновременно пришли две замечательные новости. Во-первых, возвращалась часть отряда, отправленная на вторичную промывку золота. Во-вторых, в магазин леспромхоза завезли спиртное. И ни какую-нибудь дрянь, а настоящее «Яблочное» вино в бутылках по пол-литра.

– Шестнадцать на шестнадцать! – торжественно объявил Лёха. – То есть, шестнадцать алкогольных оборотов и шестнадцать же процентов сахара. По прямому договору с кубанским колхозом «Путь к коммунизму!». Лес в обмен на портвейн…

Подумав немного, бригадир Михась так объединил две эти две новости в одну:

– Братьев усталых, на, приезжающих с золотых приисков, на, надо встретить достойно? Надо, на! Предлагаю, на, незамедлительно организовать мобильную и ударную группу, на…

Серого – как паренька серьёзного и ответственного – назначили командиром ударной группы. А ему в помощь – в качестве грубой физической силы – были приданы Лёха-каратист и Лёнька Молдаванин, мол: – «А вдруг, предстоит транспортировать груз немалый?».

До означенного леспромхоза было километров двадцать пять, которые предстояло пройти сугубо по узкоколейке, заброшенной ещё в незапамятные времена. Имелась, конечно, и наезженная грунтовая дорога, но по ней получалось все восемьдесят-девяносто километров. А попуток в этих непростых краях отродясь не водилось, тем более – за вином, конкуренция, однако.

Они выступили затемно, примерно за час до рассвета.

– Если для бешеной свиньи – семь вёрст не крюк, то для советского стройотрядовца и двадцать километров с гаком – не в зачёт, – тихонько бормотал Лёха. – Ерунда ерундовая…

Ударная мобильная группа дошагала до пункта назначения вовремя, то есть, к самому открытию магазина. Вокруг торговой точки наблюдался нездоровый ажиотаж, создавалось устойчивое впечатление, что лесорубы со всего Северного Урала сбежались-съехались в это место.

– Может, объявили какой-нибудь конкурс? – неуверенно предположил Серый.

– Точно, конкурс! – нервно хохотнул Лёха. – Типа, а кто в этой тайге является самым крутым? Победителю – алкогольный приз!

Пришлось принять в «конкурсе» самое непосредственное и живое участие. Вернее, это Лёха «принимал», а Сергей с Молдаванином, проявляя ленинградскую вежливость, относили бесчувственные тела лесорубов в тенёчек.

Набив три рюкзака бесценными трофеями, мобильная группа тронулась в обратный путь. Навалилась дневная жара, донимали злые и ужасно приставучие слепни-оводы, по лицам и спинам безостановочно тёк едкий пот, очень хотелось пить. А пить, как раз, было и нечего – позабыли в спешке про этот немаловажный аспект…

– Эй, старшой! – противно ныл Молдаванин, плетущийся последним. – Давай, сделаем привал и немного попьём, а? Ну, пожалуйста!

– Так, нет же ничего, – вяло отмахивался Серый. – В смысле, попить. И сам бы рад. Потерпи, уж, до базы…

– Как это – нет? – заинтересованно подключился к разговору Лёха. – А на горбу мы что тащим? Жидкость! Разве нет? Ну, давай, сделаем привал и хлопнем по бутыльку, а? Всего по одному на брата, понятное дело…

Серый поспорил – для порядка – минут пять-десять и безвольно сдался, хотя и понимал в глубине души, что совершает непростительную и фатальную ошибку. После отдыха-перекура они совершили очередной марш-бросок по шпалам узкоколейки, потом вновь сделали привал, естественно, не без «бутылька»…

Не доходя до базы километра полтора, Молдаванин окончательно сломался, то есть, упал. Но не на спину, где располагался бьющийся груз, а сугубо на живот – только морду лица поцарапал знатно.

– Ну, и ничего удивительного. Школа, однако, блин, – устало пробубнил пьяненький Лёха и совершенно логично предложил: – Серёга, давай, я покараулю вино и Молдаванина? Чтобы не украли…. А ты, брат, дуй за подмогой. Тут уже недалеко…. А я, пожалуй, чуток вздремну. Так, только в полглаза, не сомневайся…

– Уписаться можно – раз пятьдесят – и всё в один и тот же подгузник! – от души возмутился Серый и, тяжело вздохнув, отправился за подмогой.

Неожиданно впереди – в ранних неверных сумерках – загорелись два огромных зелёных глазища, слегка напоминающие автомобильные фары.

– Может, это местное Приведение выбралось на вечерний променад? – засомневался Серый и подобрал с земли увесистый камень.

– Мяу, мяу! – оповестили «фары».

– Кукусь, братишка! – обрадовался Сергей. – Это ты решил встретить наш славный мобильный отряд? Молодец, одобряю!

Посадив кота на плечо, он с трудом дотащился до барака и отправил на помощь уставшим товарищам спасательную команду. Через полтора часа и два бесчувственных тела, и остатки «королевских винных погребов» были успешно доставлены на базу, а вскоре на вахтовке привезли и «золотоискателей», вернувшихся из дальних странствий.

– Ну, в принципе, на, справился, на, – подытожил бригадир Михась, крепко пожимая Серому руку.

Неожиданно – практически на ровном месте – образовался неприятный казус. «Золотоискатели» – за месяц, проведённый в уральской тайге – привыкли к свежему воздуху, да и банька приличная у них там имелась. Зашли они в загаженный барак и тут же закрутили носами, забухтели что-то о гадкой нечистоплотности. И от яблочного портвейна, добытого такими нешуточными трудами, принялись воротить в сторону наглые морды. Их, видите ли, в тайге Арзум Ашотович (по прозвищу – «Золотые Зубы»), Главный по вторичной промывке, спиртом чистым баловал регулярно. Видимо, за ударный труд…. Чуть, даже, не поругались – в дымину…

Утром следующего дня бригада Михася отправилась – в плановом порядке – на работу, а «золотоискателям» начальство объявило выходной. Вечером специалисты по возведению шлакоблочных телятников вернулись в родной барак и застыли на пороге – молча, с широко открытыми от удивления ртами.

– О, Великие шаманы! – через минуту восхищённо выдохнул Лёха. – Этого же не может быть! Разбудите меня, верные друзья!

Барак – ещё вчера вонючий и заплёванный – был отмыт и вылизан до полной неузнаваемости. Вокруг наблюдалась идеальная чистота – как в больничной палате, предназначенной для членов ЦК КПСС. На совесть ребята потрудились, без дураков.

Вот тут-то и состоялся настоящий праздник: и вино «Яблочное» допили, и спирт, прихваченный из тайги, да и самогонки местной потом отведали. Той самой, которую тамошние умельцы гнали из осиновых опилок, слегка сдобренных сахаром и болгарской томатной пастой.

Гарик, размякнув от выпитого, достал из-за пазухи тяжёленький кисет, внутри которого обнаружился какой-то неприметный, серо-жёлтый порошок.

Оказалось, что это россыпное золото, вывезенное из тайги втайне от Арзума Ашотовича.

– На фига тебе сдалась эта пыль золотосодержащая? – стали интересоваться все наперебой. – Что ты с ней делать-то будешь? Наверное, продашь подпольным ювелирам?

– Ничего я с ней делать не буду. Положу кисет в выдвижной ящик письменного стола, и все дела, – меланхолично пообещал Гарик. – Для чего мне нужны эти золотые крупинки? Для памяти, наверное…. В том смысле, что буду потом их показывать будущим внукам и правнукам, подтверждая правдивость собственных рассказов – о бурной и непоседливой юности…

Совместными трудами «восходовцы» достроили телятник, покрыли крышу – в три слоя – рубероидом, забетонировали пол, даже рельсы проложили посередине помещения. Ну, и зачем, спрашивается, телятам нужны рельсы? Сложный вопрос…

Несколько лет назад Сергею довелось проездом побывать в Косью. Стоит тот телятник на прежнем месте, как ни в чём не бывало. Только обитают там почему-то вовсе и не телята, а громадные грязные свиньи. Впрочем, чему тут удивляться? В нашей стране, куда не плюнь, кругом свиней полно. К примеру, если на отдельных членов Государственной Думы посмотреть внимательно, то кого можно увидеть? Вот, то-то же…

Только стройотрядовцы вошли во вкус, вработались по-настоящему, как всё и закончилось: уезжать пора, сентябрь стоит за порогом. Деньжищи немалые получили на руки, попрощались с прорабом и расселись по плацкартным вагонам.

Летел (в смысле, быстро ехал) по рельсам пассажирский состав, чуть подпрыгивая на стыках, качало его, бедолагу, от гулянки студенческой. Что такое коктейль «Северное Сияние», наверное, знают все: это водка и шампанское – один к одному. А что такое коктейль «Северное Сияние – де Люкс»? Это шампанское и питьевой спирт – один к одному…. На самом почётном месте – на откидном столике, возле громадной миски с молоком – сидел кот Кукусь. Он потом ещё много лет в общаге на Наличной улице трудился кошачьим Комендантом…

Приехали стройотрядовцы в Ленинград – повзрослевшие, виды повидавшие, при деньгах, несказанно довольные собой.

И тут, примерно через месяц, как ушат холодной воды на разгорячённые головы – неожиданно умер Лёнька Волжанин. Круглый отличник, боксёр, гитарист, краса и гордость студенческой группы РТ-80. Простудился где-то, на ногах решил переходить простуду, слёг, приехала «Скорая». Врачи определили воспаление лёгких и отвезли Лёньку в больницу. А на следующий день сообщили, что, мол, умер…

Удар для всех – страшный получился. Лёнькины родители приехали, Серый с товарищами помогли гроб с телом загрузить в самолёт, потом сели помянуть. Но не лезла водка, ну, никак…

А уже к весне и свадьбы пошли – одна за другой. Видимо, созрели мальчишки потихоньку, в смысле, незаметно – для самих себя – превратились в мужиков.

Байка десятая Ладожские миражи

В своей жизни Серому довелось наблюдать множество миражей – и в пустыне Кызылкум, и в болотистых джунглях Вьетнама, и, даже – в одно особенно жаркое лето – над безымянным заливом Охотского моря.

Но ладожские миражи, они особенные, неповторимые и любимые. Почему? Может быть, потому, что они родные? То бишь, на Родине увиденные…

Наступил март, приближалась полноценная весна. Серый с Гариком, посовещавшись за кружкой пива, решили – пока не поздно – сползать на зимнюю рыбалку. Лёд на Ладоге стоял ещё вполне надёжный, но стоило припоздниться на недельку-другую, и всё – уже запросто можно было искупаться в ледяной воде.

Они договорились встретиться поздним вечером на Финляндском вокзале: необходимо было на последней электричке доехать до конечной станции с профильным названием – «Ладожское Озеро», заночевать на вокзале, а ранним утром, ещё в сумерках, выдвигаться на рыбные места.

Встретились-поздоровались, Серый тут же насторожился. Гарик был какой-то не такой: очень бледный, скулы и нос визуально заострились, взгляд сделался непривычно скользящий. Выяснилось, что он заболел, температура поднялась выше тридцати девяти градусов.

После того, как от воспаления лёгких умер Лёнька Волжанин, Сергей к таким вещам стал относиться очень серьёзно, поэтому сразу же и предложил:

– Давай-ка, Гарик, отложим на фиг эту рыбалку! Никуда она от нас не денется…. А сейчас я тебя провожу домой. Водки попьёшь – горячей, да с малиновым вареньем – к утру вся хворь и отступит. Проверенное средство!

– Не пойдёт! – заупрямился Гарик. – Во-первых, как гласит народная мудрость, клин клином вышибают. Вот, ломанёмся к Зеленцам, я и пропотею хорошенько по дороге, а потом отлежусь в палатке. А, во-вторых, горячую водку с малиновым вареньем я прихватил с собой. Тоже, знаешь ли, учёный и не пальцем деланный! – продемонстрировал трёхлитровый китайский термос.

Серый очень быстро понял, что спорить с приятелем бесполезно: настроен Гарик был серьёзно, а экипирован, учитывая пузатый термос, и подавно. Поэтому он только сплюнул в сторону, развернулся, и, молча, зашагал в сторону железнодорожных касс.

Приехав на конечную станцию, они прошли в здание вокзала, устроились на жёстких скамейках и попытались немного вздремнуть, хотя сделать это было непросто. В помещении вокзала, где ночевало порядка пятидесяти-шестидесяти рыбаков, было очень шумно и накурено. Одни мужики настраивались на ловлю корюшки, другие намеривались утром идти к Кариджскому маяку за окунем. Каридж – место однозначно-почётное, только до него надо было шагать – через весенние торосы – часа четыре с половиной, но окуни там ловились по килограмму и более, да и крупной щукой иногда можно было разжиться.

Получалось, что на Зеленцы нацелились только Сергей с Гариком. Зеленцы – это такие острова в двадцати километрах от берега. Во время войны через них проходила Дорога Жизни, до сих пор там стоят полуразвалившиеся бараки-сараюшки, если что, то там и переночевать можно запросто, даже, с некоторым комфортом.

Серый посещал эти острова лишь один раз, причём, летом. Гарику же, и вовсе, не доводилось, он всё больше бегал к Кариджу, или рыбачил на мелководье, вдоль западного берега. Но у Сергея при себе имелась подробная карта и надёжный компас. В соответствии с заранее разработанным планом, им предстояло за световой день добраться до островов, разбить на льду – рядом с самым крупным из них – лёгкую полиэтиленовую палатку и вволю порыбачить. По слухам, неделю назад под Зеленцами ночью очень хорошо клевала крупная плотва – грамм по пятьсот-шестьсот.

Как только за окнами начало сереть, они отправились в путь. Лёгкий морозец приятно пощипывал щёки, свежий снежок весело хрустел под подошвами валенок, в небе мигали редкие звёздочки. От вокзала до озера вела широкая, хорошо натоптанная тропа. У берега тропа раздваивалась: левая вела к мысу Морье – там ловилась корюшка, ерши и прочая мелочь, правая – к Кариджскому маяку. В сторону Зеленцов никаких троп не наблюдалось. Оптимизма этот факт, естественно, не вызывал, но и для махрового пессимизма повода не было, мол: – «Никогда не знаешь, где найдёшь, где потеряешь!», диалектика, блин…

Серый без проблем – с помощью карты и компаса – определился на местности, выбрал нужное направление и скомандовал:

– Выступаем на маршрут! Гарик, иди чётко за мной и, пожалуйста, не отставай. Если поплохеет, то кричи, не стесняйся…

Под ногами лежал твёрдый наст, поэтому шагалось легко и весело. Чуть погодя – прямо по курсу их движения – взошло неяркое, светло-жёлтое солнышко, подтверждая, что путники двигаются в нужном направлении.

Гарик первые два с половиной часа был бодр и весел, но потом, видимо, устал и начал хронически отставать, пришлось сделать привал. Немного перекусили, запивая бутерброды горячим напитком «на малиновом варенье». Заметно похолодало, с неба медленно и плавно опустилась плотная туманная дымка, полностью скрывшая солнце.

Они двинулись дальше. Сергей в очередной раз посмотрел на компас и непроизвольно присвистнул:

– Мамочки мои! Стрелка-то пляшет из стороны в сторону, как умалишённая, разве что, круги не выписывает. Ну, и как понимать данный танец?

– Это означает, что мы подходим к Зеленцам, – объяснил рассудительный Гарик, – В этих местах – во время войны – столько машин ушло под воду, не сосчитать. Ну, и снарядов всяких, бомб, сбитых самолётов…. Твой компас реагирует на это железо, не более того. Раньше-то мы шли над глубокими местами, а сейчас, видимо, уже вышли к островам. Тут достаточно мелко, вот, компас и взбесился…

Посовещавшись, они решили встать временным лагерем, порыбачить, дождаться, когда туман рассеется, а там уже и определиться – по месту нахождения. Серый за пять минут установил крохотную полиэтиленовую палатку, изготовленную дома с помощью обычного паяльника, и зажёг пару свечей, предварительно размещённых в пустые банки из-под майонеза.

– Гениальное изобретение! – сообщил он сам себе. – На улице минус пятнадцать, а в палатке – уже через десять минут – установится плюсовая температура.

Гарик, выпив неслабую порцию «малинового» лекарства из термоса, влез в спальный мешок и тут же уснул. Спал он, храпя на всё озеро, до самого вечера. Сергей же потихонечку рыбачил, сверля лунки в значительном отдалении от палатки. То бишь, он Гарику – шумом от буримых лунок – спать не мешал, а Гарик ему – громким храпом – не распугивал рыбу.

Рыбка, тем временем, ловилась совсем неплохо – плотвичка, окуньки, крупные ерши, даже восьмисотграммовый щурок попался на самодельную вертикальную блесну.

Неожиданно в природе начало происходить что-то необычное. Молочно-белый туман растаял без следа, резко потеплело – даже закапал мелкий дождик. На юго-востоке замаячили силуэты Зеленцов, всего-то полтора километра не дошли до них. Откуда-то издали прилетел странный шум – словно бы пассажирский поезд следовал по ладожскому льду. Звук становился всё громче, вскоре обозначилась и тёмная фигура, приближавшаяся со стороны островов. Через пять-семь минут стало ясно, что по льду бежал здоровенный лось: легкомысленно задрал рогатую голову к небу и нёсся, не разбирая дороги, прямо на полиэтиленовую палатку, где беззаботно похрапывал спящий Гарик.

Серый громко и истошно закричал-завопил. Зверь остановился, как вкопанный, медленно опустил голову вниз и посмотрел на кричащего человека совершенно ошалевшими и мутными глазами. Потом лось испуганно присел, сделав при этом сзади себя большую кучу, развернулся на девяносто градусов, и, гордо закинув массивные рога на спину, удалился в ледяные просторы – в направлении, противоположном берегу.

Тут же Сергей вытащил из-подо льда крупного хариуса – рыбу в этих местах очень редкую.

– Не иначе, весна пришла по-настоящему, вот, природа и опьянела немного, – задумчиво прокомментировал он последние события. – Лоси бегают по льду с закрытыми глазами, хариусы бросаются на неподвижный крючок с червяком…

К вечеру проснулся Гарик – на удивление бодрый и здоровый, без каких-либо признаков повышенной температуры. Теперь настала очередь Серого подремать пару часиков перед ночной рыбалкой. Потом, уже после «тихого часа», они слегка перекусили-выпили, тщательно закрепили-застегнули входной полог палатки и прикормили – смесью пшённой каши и рубленого мотыля – заранее просверленные лунки.

В палатке было тепло, негромко потрескивали свечи, а снаружи дул нешуточный ветер, по полиэтилену стучал крупный дождь.

– Очень опасная и гадкая погода, – недовольно поморщился Гарик. – Сильный ветер может оторвать от берега непрочный весенний лёд. Опять же, дождь идёт, а мы с тобой в валенках. Они, конечно, на «резиновом ходу», но когда на льду будет сантиметра три-четыре воды – утешение слабое…

К утру было поймано килограмм пятнадцать-семнадцать разной рыбы, даже взяли пару крупных сигов. Пора было двигаться к дому. Дождь стих, сквозь редкие сиреневые облака проглядывало весёлое солнышко, задул тёплый ветерок. На льду, правда, за ночь скопилось много воды, поэтому валенки – очень быстро – промокли насквозь.

– Противное ощущение, – печально вздохнул Серый. – Впрочем, рыбы-то поймали много! Причём, качественной…

Они тронулись в обратный путь, выздоровевший Гарик шагал первым. Километров через шесть-восемь он резко остановился и удивлённо произнёс:

– Смотри, Серёга! Берег-то – бежит…

«Опять, наверное, у Гарика поднялась температура, бредит, не иначе», – подумал Серый. Потом присмотрелся, и правда, береговая линия, еле различимая вдали, начала плавно – широкими зигзагами – исчезать. Как будто бы и впрямь – бежала…. Вот, мыс Марье растворился в небытие, и береговой маяк пропал куда-то. Впереди – до самой линии горизонта – лежали только снежные, бесконечные торосы. Он резко обернулся – и береговая линия, и маяк находились уже сзади, где и быть-то им не полагалось…

– Сиреневое всё какое-то, ненатуральное, – потерянно пробормотал Серый и предложил: – Давай-ка, брат Гарик, сделаем короткий привал. Перекусим немного, допьём твой «малиновый эликсир, посовещаемся…

А безобразия, не делая пауз, продолжались. Сзади наблюдался один маяк, потом их стало – два, три, десять…. Надоело считать, плюнули. Потом слева, вдалеке, появилось океанское судно – большое, только сиреневое, светло-зелёные блики от иллюминаторов веером рассыпались во все стороны. Красиво было – до жути…

Однако, красота красотой, но хотелось, всё же, побыстрее оказаться на берегу. Решили – миражам не верить, а курс держать согласно здравому смыслу, то бишь, по компасу, который снова стал себя вести благоразумно и прилично.

Примерно через час из-за очередного тороса показались три мужика. Обычные мужики, только, опять же, сиреневые. До них было метров двести пятьдесят, может, чуть больше. Вдруг, у мужиков пропали головы, потом исчезли туловища, через пару минут только три пары ног брели куда-то, вскоре, и вовсе, незнакомцы растаяли – без остатка…

В небе, прямо над головами незадачливых рыбаков, медленно и совершенно бесшумно пролетел-проплыл сиреневый самолёт – гигантский кукурузник. За штурвалом самолёта находился фиолетовый усатый лётчик, приветливо машущий рукой.

– Сволочь! – выругался Гарик в адрес лётчика, и добавил – более развёрнуто и глобально: – Конец Света какой-то! Бред пьяного телёнка в чукотской тундре, на исходе долгой Полярной ночи…

Неожиданно всё прекратилось, сиреневые облака ушли куда-то, оптический обман прервался. Впереди, уже совсем недалеко, обнаружился берег с маяком, позади – трое давешних безголовых мужиков, но уже, естественно, с головами. Вскоре мужики догнали Серого и Гарика.

– Видали? Как вам всё это нравится? – громко и восторженно спросил молодой краснощёкий здоровяк, шедший первым, и, не дожидаясь ответа, сообщил: – Миражи в этом году – просто блеск! Сахара знаменитая, к такой-то матери, отдыхает! Вас, ребята, кстати, сперва было шестнадцать, потом стало восемь, четыре, а теперь, вот, двое…. Вы-то, хоть, настоящие?

– Да, вы сами – ещё совсем недавно – разгуливали по ладожскому льду без голов, как тот знаменитый всадник в пампасах, – отпарировал Гарик.

Дальше пошли уже вместе, дружной и весёлой компанией.

– А там, впереди, что-то неладно, – обеспокоенно известил один из новых знакомых.

И, действительно, на льду – недалеко от берега – столпилось порядка двух сотен рыбаков, все бестолково бегали туда-сюда и отчаянно размахивали руками.

Оказалось, что сбылись ночные сомнения-опасения Гарика. Не просто так ночью бушевал западный ветер, оторвало-таки лёд от берега. Между огромной льдиной, где суетились рыбаки, и береговым неподвижным льдом образовалась нешуточная – метров пятьдесят-шестьдесят – трещина, которая расширялась прямо на глазах.

От берега подошла небольшая лодка, могущая единовременно забрать пять-шесть человек, причём, без рюкзаков и рыболовных ящиков. Среди толпы тут же начались жаркие споры и разногласия, мол: – «А кому спасаться первому?». В воздухе повисла матерная ругань, отчётливо запахло дракой. А тут ещё Гарик куда-то подевался.

Серый внимательно огляделся по сторонам и вскоре обнаружил пропажу. Оказалось, что напарник отошёл от толпы метров на сто пятьдесят в сторону, пробурил лунку и – как ни в чём не бывало – ловит рыбу, да ещё и рукой машет, мол, греби сюда, клюёт.

– Понимаешь, – объяснил Гарик через несколько минут, – тут всё достаточно просто, только надо быть внимательным. Ветер-то у нас с западного сменился на юго-восточный, верно? Да, и крепчает понемногу…. А вон, видишь – в трёх километрах отсюда – мыс Морье? Льдину нашу скоро к нему и прибьёт, а там мелко, переберёмся на берег без всяких проблем. Я прошлой весной по этому маршруту два раза выбирался…. А этих, доставленных на лодках, наверняка, милиция уже поджидает на берегу и тут же выписывает штраф – за выход на лёд после официального запрета. Штраф-то ерундовый, а, вот, бумага придёт в институт – опять придётся доказывать, что являешься белым и пушистым, то есть, воспитанным в духе борьбы за коммунистические идеалы.…Так что, пробури лунку рядом с моей, садись на ящик и рыбачь, тут места корюшковые…

И, действительно, пока дрейфовали до мыса, они ещё и крупной корюшкой разжились – для полного ассортимента.

Когда льдину прибило к мысу, то на месте «стыковки» образовались метровые торосы. Рыбаки тут же дружно бросился к берегу, а Гарик, продолжая рыбачить, ехидно усмехнулся:

– До чего же народ у нас глупый и нетерпеливый! Сейчас-то торосы ещё не устоялись, полезешь через них – обязательно провалишься, а глубина там, скорее всего, метра полтора…. Так что, мы пойдём к берегу только часа через два. За это время торошение прекратится, льдины друг к другу притрутся – пройдём, как посуху…

Так всё дальше и произошло, впрочем, ноги у них, всё равно, уже были мокрыми…. Перебрались Сергей и Гарик на мыс, а там уже вовсю пылали жаркие костры. Это торопыги, провалившиеся под лёд, старательно сушились, до станции-то ещё километров семь надо было идти.

Приехал Серый домой. Бабушка обрадовалась – в кои-то веки внук столько рыбы принёс домой. А потом, глядя, как Сергей безрезультатно пытался валенки стащить с ног, добросердечно посоветовала-предложила:

– Ничего у тебя, внучок, не получится! Поверь, уж, своей старенькой бабке. В войну-то я работала на лесных заготовках, поэтому и знаю – что почём…. Если мокрый валенок на ноге часов двенадцать-пятнадцать посидит и на той же ноге высохнет, то потом его уже ни за что не снять. Срезать надо…

Жалко – до слёз – было Серому валенок, ведь, практически новые. Промучился он ещё минут сорок, да и сдался. Срезала бабушка валенки с его ног – ловко и умело – за пять минут, а к следующему зимнему сезону пришлось новые покупать.

Рыбачил Серый по весеннему ладожскому льду – в последующие годы – ещё много раз. Но миражей таких больше не видел. Только снятся они ему иногда, особенно – кукурузник сиреневый, огромный. Как, впрочем, и другие сны – о событиях юности ушедшей…

Байка одиннадцатая Военная кафедра

И как же это я забыл про военную кафедру? Непорядок! Будем исправляться….

В студенческой жизни – тех лет – значение военной кафедры было велико и, воистину, неоценимо! Особенно для девчонок: начиная со второго курса, у них появлялся лишний еженедельный выходной. Было, короче говоря, чему позавидовать.

А, вот, для пацанов, наоборот, прибавлялась дополнительная головная боль. Опаздывать на занятия было нельзя, велено было носить рубашку защитного цвета с чёрным галстуком-удавкой, ну, и другое всякое, однозначно малоприятное. Например, учить наизусть воинский Устав и другие аналогичные документы…

– Устав для солдат и офицеров – основа основ! Военный человек даже носки должен носить в строгом соответствии с Уставом! – доходчиво объяснял перед строем Начальник кафедры, полковник Мясницкий. – Либо синего цвета, – полковник слегка приподнял левую брючину, демонстрируя синий носок, – либо коричневого, – поддёрнул вверх правую брючину, выставляя на всеобщее обозрение носок коричневый.

Или ещё:

– Капитан Стрельцов, а почему вы не едите солёных огурцов?

– Виноват, товарищ полковник! Но голова никак в банку не пролезает, исправлюсь!

Вот, такие шуточки…

Учили «эртэшников» на зенитчиков, вернее, на командиров зенитных батарей-комплексов. Название этих батарей, наверное, озвучивать не стоит. Вдруг, это – до сих пор – страшная военная тайна? Студенты старательно изучали силуэты самолётов – и наших, и иностранных – чтобы в пылу боя подбивать только тех, кого прикажут. Поверхностно знакомились с конструкциями самих орудий, чтобы уметь самостоятельно ликвидировать мелкие поломки. Устав, конечно же, зубрили, а также усердно штудировали материалы последних съездов КПСС…

Иногда будущих офицеров, то есть, курсантов, вывозили на стрельбы: и на простые – из пистолетов-автоматов, и на сложные – из пушек зенитных непосредственно.

Поехали как-то по поздней весне – на деревьях уже появились крохотные листочки – на Ладогу, там, как раз, и располагалось учебное стрельбище. Курсанты – под руководством офицеров – вытащили пушки из ангара, расставили их на вершине холма в линию, расчехлили орудия.

– Ну, орлы, готовы к боевым подвигам? – поинтересовался полковник Мясницкий. – Сейчас будете стрелять по самым настоящим целям. Правда, железными болванками, а не снарядами. Но это дела не меняет, попадать-то надо в любом случае, – и махнул рукой в сторону Ладоги.

Там, примерно в километре от холма, небольшой катер тащил за собой маленькие деревянные плоты, и через каждые сто пятьдесят метров матросы ловко отцепляли по одному плотику. Всего наличествовало шесть плотов – по количеству орудий.

Офицеры принялись расставлять (и рассаживать) курсантов по номерам. А надо вам сказать, что в орудийном расчёте самый ответственный номер – первый. Он и горизонтальный прицел наводит на цель, и огонь открывает, нажимая ногой на нужную педаль. В пятом орудийном расчёте первым номером – неожиданно для всех – назначили Сергея.

«Глупость несусветная!», – возмутился про себя Серый, усевшись на отведённое ему место-сиденье. – «Росту во мне – всего-то один метр шестьдесят три сантиметра. С сиденья – до спусковой педали – с трудом достаю подошвой ноги. А, ведь, ещё надо «работать» и с горизонтальным прицелом…. Если немного привстать, то с прицелом будет всё в порядке. Но тогда педаль окажется в недосягаемости…. Бред получается! Мать вашу, военную…».

Но, как известно, возражать старшим по званию в армии строжайше запрещено, а приказы следует выполнять беспрекословно. Тут и строгие команды последовали:

– Заряжай, целься!

Серый, предварительно попросив товарищей по орудийному расчёту замереть, приподнялся, аккуратно поймал в перекрестие прицела нужную цель, стараясь не дышать, опустился на сиденье и нащупал подошвой спусковую педаль.

– Огонь! – через секунду истошно заорал ротмистр Кусков, командир орудийного расчёта.

В это невозможно поверить, но из всех стрелявших орудий по цели попал только пятый расчёт – плотик разнесло вдребезги. Как ярко-выраженным передовикам ратного дела, орудийному расчёту Кускова разрешили ещё пострелять. Три выстрела – два попадания. Ну, и дела!

Перед отъездом полковник, непринуждённо прогуливаясь перед строем, поделился сокровенным:

– Что, бродяги, небось, когда я недомерка посадил на первый номер, все подумали, что старик совсем выжил из ума? И не надо мне нагло врать! Конечно же, подумали! Уж, я-то знаю, двадцать пять лет в рядах, как-никак…. Здесь, братцы, дело простое. Когда верзила садится первым номером, то у него – как правило – проявляется излишняя самоуверенность. Вот же, он – прицел! Вот же, она – педаль! Как результат – вопиющая небрежность и неаккуратность…. А когда низкорослый товарищ садится на это место, то, что происходит? Он, низенький, наоборот, всё старается сделать тщательно, боится лишнего собственного вздоха. Вот, так оно. А результат, как говорится, на лицо…. Итак, что в армейской службе – самое главное? Отвечаю. Главное – обязательность и скрупулезность! А ещё – к ним в довесок – плановость…. Запомните, бойцы!

Как другие курсанты отнеслись к этой мудрой армейской сентенции, Серый не знал. Но сам он тезисы полковника запомнил крепко, что вскоре и пригодилось…

Дело было так. Приехали на военную кафедру ЛГИ проверяющие из Округа, настоящие офицеры, служащие в действующих частях ПВО. И, видимо, поставили перед ними боевую задачу – разобраться со студентами-курсантами по полной программе, то бишь, двоек наставить – при проведении внеплановых практических занятий – от души. Офицеры с поставленной задачей справились с блеском, половина группы РТ-80 успешно получила заслуженные «пары». Всем двоечникам было велено помещение кафедры незамедлительно освободить, подготовиться дополнительно в каком-нибудь другом месте, а к семнадцати ноль-ноль явиться на пересдачу.

В качестве «другого места» Серый и Гарик выбрали пивной бар «Гавань», заведение респектабельное и уважаемое во всех отношениях. Посидели, позанимались.

– А зачем это мы попрёмся к пяти? – рассуждал Гарик, с тоской поглядывая на пустую пивную кружку. – Там народу будет – не протолкнуться. Давай, подойдём попозже, к семи, например?

– Можно и к семи, разницы никакой, – согласился с другом Серый…

Когда они прибыли на военную кафедру, было уже семь тридцать вечера, а входные двери оказались закрытыми и опечатанными.

– Похоже, что все ушли на фронт, – мрачно пошутил Серый. – Не задался день сегодня, с самого утра – не задался…

Они отошли в сторонку, закурили, и – от нечего делать – принялись развлекаться. То есть, говорить всякие гадости про офицерский состав военной кафедры, мол: – «Такой-то – пик-пик-пик! И такой-то – пик-пик-пик!». А ещё – про разноцветные носки, и про солёные огурцы…. И так минут пять-семь. Смешно было – до полной усрачки…

Вдруг, с верхней лестничной площадки раздалось солидное и откровенно-угрожающее покашливание. Серый задрал голову и испуганно обомлел: там стоял, небрежно и вальяжно опираясь на перила, дежурный по кафедре – капитан Стрельцов – собственной персоной. Стоял и, грозно хмурясь, многообещающе усмехался в ухоженные усики «а-ля» поручик Ржевский.

– Можете, бойцы, не извиняться, – ехидно известил капитан. – Тут, видите ли, стоит скрытая записывающая камера…. Так что, завтра – к десяти утра, при полном параде и с намыленными верёвками на шеях – попрошу пожаловать на беседу к Начальнику кафедры. Ничего личного, служба….

– Вот влипли, так влипли, – тихонько прошептал Гарик и в полный голос уточнил у капитана: – Простите, а что конкретно должно быть намыленным? Верёвка? Или же – шея?

– И то, и другое, – последовал ожидаемый ответ. – Можете ещё – для полного комплекта – и баночку вазелина прихватить с собой…

Над головами Серого и Гарика нависла угроза позорного отчисления с военной кафедры, и – автоматически – из института. Получалось: – «Здравствуй, армейская служба?». В качестве рядовых, понятное дело…

Они срочно, закупив энное количество разнообразных алкогольных напитков, поехали в общагу. В основном, за советами, мол: – «А что, собственно, делать дальше? Если ли пути-варианты спасения?».

Но собранный консилиум ожиданий не оправдал: ни одного дельного совета так и не прозвучало. На их счастье, на огонёк случайно заглянул ротмистр Кусков, выслушал всё внимательно и тут же побежал на вахту – звонить Бур Бурычу, то бишь, просить дельного совета.

Возвратился – заметно повеселевший – Кусков только минут через пятнадцать-двадцать, и с важным видом известил:

– Даю вводную установку! Полковник Мясницкий – два с половиной года тому назад – получил дачный участок. Поставил на нём скромный щитовой домик, рядом пристроил маленькую баньку. А воды-то своей и нет, до общественного колодца будет порядка километра…. Надеюсь, задача ясна? Предлагаю двигаться именно в этом направлении, не отвлекаясь на всякую ерунду. Где можно оперативно достать подробные гидрогеологические карты Ленинградской области? Михась, слетай-ка к профильным дипломникам, стрельни. С отдачей, естественно, ясен пень…

На следующий день – ровно в десять ноль-ноль – Серый и Гарик уже вежливо стучались в нужные двери. Вернее, это Гарик вежливо постучался, слегка приоткрыл дверь и спросил – в образовавшуюся щель:

– Разрешите?

Получив положительный ответ, они – чётким строевым шагом – проследовали к письменному столу полковника и Серый (Гарик, как и было задумано, в последний момент переместился за его спину) браво доложил:

– Товарищ полковник, командир мобильной гидрогеологической группы – для решения поставленной задачи – прибыл! Район предстоящих работ досконально изучен, техническое решение найдено! Завтра – с одиннадцати часов утра – мобильная группа готова приступать к интенсивным работам! Срок выполнения поставленной задачи – семь часов! Вся техника, основное оборудование и вспомогательные материалы в наличии имеются! О научной части проекта доложит мой ассистент!

Гарик, незамедлительно выдвинувшись из-за спины Сергея, оперативно разложил на столе подполковника разнообразные карты и планово подхватил эстафету. А, именно, чётко и громко – примерно за восемь-девять минут – рассказал-поведал о технологических трудностях привязки секретных гидрогеологических разрезов к конкретной местности, о напорах в различных водоносных горизонтах, о коварных и неверных мезозойских отложениях и ещё – чёрт знает о чём…

В сонно-карих глазах Начальника военной кафедры начали, наконец-то, проявляться отблески понимания происходящего. Серый условным жестом остановил Гарика и перешёл к осуществлению конечной фазы операции:

– Товарищ полковник, разрешите получить ваше разрешение на проведение вышеозначенных работ с одиннадцати утра завтрашнего (субботнего) дня! К сборам готовы приступить немедленно!

Полковник Мясницкий грузно поднялся из-за стола, и, заложив руки за спину, подошёл к окну. О чём-то поразмышляв несколько минут, он, не оборачиваясь, негромко бросил в пространство:

– Встреча на объекте, завтра, в одиннадцать ноль-ноль. Свободны!

Гарик ловко сгреб со стола гидрогеологические карты и планы. После чего они, синхронно развернувшись через левое плечо, торопливо покинули кабинет – пока его хозяин не передумал…

В пять утра следующего дня Сергей с ротмистром прицепили к старенькому «Москвичу», купленному Кусковым со стройотрядовских заработков, взятый напрокат автомобильный прицеп, и поехали в Кавголово, на учебную базу ЛГИ, где и разжились всем необходимым. С остальными участниками предстоящей эпопеи они встретились уже непосредственно около въезда в нужное садоводство.

Ровно в одиннадцать ноль-ноль «буровая бригада» дисциплинированно проследовала – через открытую калитку – на полковничий участок. Хозяин, одетый в старенький матросский бушлат, встречал лично. Серый, надев на физиономию маску бесконечной серьёзности, отрапортовал:

– Товарищ полковник! Мобильная группа – в полном составе – прибыла на заданную точку! Разрешите приступить к выполнению запланированных гидрогеологических работ?

– Разрешаю! – Мясницкий коротко кивнул головой, и в его карих глазах заплясали весёлые бесенята…

Прибывшая «бригада» развернулась по полной программе: Серый, Банкин и Кусков старательно выгружали из прицепа оборудование и механизмы, Гарик раскладывал на садовом столике различные карты, а Михась бродил по дачному участку – с умным видом и сухой раздвоенной палкой в руках – приговаривая при этом:

– Сейчас-сейчас, на, мы эту воду быстренько найдём…. Вот оно, место, на! Давайте все сюда, на! Мать вашу, на…

Действительно, тонкая палка в Мишкиных руках уверенно – своим заострённым кончиком – показывала вниз.

Совместными усилиями они оперативно подготовили к работе мотобур. Мотобур – для тех, кто не знает – это слегка переделанная бензопила «Дружба –2». Только передача – в данном случае – развёрнута на девяносто градусов, и вместо пилы наличествует змеевидный шнек с твёрдосплавным наконечником.

Кусков дал отмашку, Михась дёрнул за шнур, двигатель мотобура надсадно взревел…. Процесс бурения шёл спокойно и планово, валунов на пути твёрдосплавного наконечника не встречалось. По мере пройденных метров, Гарик и Банкин добавляли-привинчивали новые шнековые секции.

На шестом сегменте шнеки начали подниматься на поверхность влажный грунт.

– Переходим к желонированию! – скомандовал ротмистр. – То есть, желонируем, бурим полметра, желонируем, бурим…. Не сачковать мне! Соблюдаем технологию – от и до…

К вечеру скважина была успешно завершена, то есть, готова к долговременной эксплуатации. Пробурив семнадцать с половиной метров, они – согласно секретным гидрогеологическим картам – прошли нужный подземный горизонт с чистейшей водой. После чего установили обсадные трубы и слегка – на живую нитку – зацементировали устье скважины. Потом опустили внутрь наружной колонны ещё одну связку труб – меньшего диаметра, с медным водозаборником на конце. Повторно зацементировали устье и привинтили к боковому трубному входу «качалку» – антарктическую переделку канадского варианта. На кавголовских складах можно было найти и не такое…. Ещё через час полковник Мясницкий был обеспечен качественной питьевой водой на всю оставшуюся жизнь…

За хлипкой дачной калиткой раздался громкий и наглый автомобильный гудок, полковник вышел поинтересоваться причинами. Мол, чего надо? Но неизвестной машины уже и след простыл, а рядом с забором-штакетником неожиданно обнаружились два ящика бутылочного чешского пива и неслабый полиэтиленовый пакет с вяленой рыбой.

– Ну, вот, что! – рассердился Мясницкий. – За воду – спасибо большое! Инцидент с наглыми оскорблениями, естественно, забыт. А, вот, чешское пиво с вяленой рыбёшкой – это уже лишнее. Перебор, так сказать…. Я вам что, пошлый взяточник?! Мать вашу…. Немедленно забрать и употребить по прямому назначению! Это – приказ! Выполнять немедленно, курсанты! А, вообще, молодцы…, – посмотрев на Серого, добавил: – Есть у некоторых из вас задатки, необходимые для успешной воинской службы. Я – в этом вопросе – никогда не ошибаюсь…

А ещё через неделю Сергей Хрусталёв – приказом Начальника военной кафедры ЛГИ – был назначен командиром учебного взвода. Причём, ни с того, ни с сего….

Последствия этого приказа – самым непредсказуемым образом – полностью проявились только через несколько лет.

Неисповедимы пути земные: иногда, словно бы сами по себе, они поворачивают в ту сторону, о которой и думать-то не хотелось…

Байка двенадцатая Здравствуй, Магадан!

Магадан – край, где рождаются легенды. Вернее, Легенды – с большой буквы. Страшные и романтические, героические и печальные. Загадочная и таинственная тундра, облезлые северные олени. Знаменитая трасса: «Магадан – Палатка – Атка», золотодобывающие прииски, зоны заброшенные и действующие. Романтика грёбаная, мать её….

Благословенны эти края – особенно с точки зрения тех, кто покидает их без камня на сердце, с воспоминаниями сугубо хорошими.

Ну, вот, дело дошло до производственной практики. Серому выпало ехать в Магадан, мол, уже там уточнят дальнейший маршрут.

Подобрался неплохой коллектив: кроме Сергея – Толстый Витька, Гешка Банкин и Михась. Ротмистр Кусков тоже хотел поехать вместе с ними, но Бур Бурыч проявил твёрдость и принципиальность, мол: – «Были обещаны пыльные степи Казахстана? Извольте получить!».

За сутки до «выхода на маршрут» приключилась маленькая, совершенно копеечная неприятность. Во время отвальной Серый слегка повздорил с однокурсником Артуром. Из-за футбола, естественно. Сергей болел за «Зенит», а противоположная сторона – за московский «Спартак». Как результат, у Артура стало на два зуба меньше, а у Серого под глазом образовался огромный синяк, к которому пришлось – в срочном порядке – подбирать чёрные очки соответствующего размера. С Артуром они утром помирились, но синяк от этого, понятное дело, не прошёл.

Дружная компания поездом проследовала до Москвы, откуда и вылетела по маршруту: Москва – Свердловск – Усть-Илимск – Якутск – Магадан. Общее время полёта заняло двенадцать с половиной часов. Совершенно ошалевшие, практиканты вывалились из самолёта и сели в рейсовый автобус, следующий до города.

Но, отъехав от аэропорта всего на пару километров, автобус был остановлен пограничниками. В те времена Магадан считался погранзоной – морской порт, как-никак. Пассажиров попросили выйти из автобуса, скрупулезно проверили документы, в сумках и рюкзаках всё перевернули вверх дном. Молодую женщину – с грудным ребёнком на руках – задержали, усадили в тёмно-зелёный «газик» и увезли куда-то.

– Наверное, американская шпионка, на, – предположил Михась. – Я про такую, на, читал в книжке, на…

Наконец, автобус въехал в город. Окраины – сплошные бараки и халупы, а центр – вылитый Московский проспект города Ленинграда: массивные и солидные дома с колоннами времен сталинской застройки.

Начальник местного геологического Управления выстроил прибывших студентов в ряд, и позвал «покупателя» – Главного инженера Апрельской геолого-разведывательной партии, пятидесятилетнего широкоплечего мужичину с внешностью забубённого пирата. Фамилия у «пирата» была знатная – Вырвиглаз. И имя-отчество тоже – Владимир Ильич.

– Ну, Вырвиглаз, смотри, каких орлов нам – по старинному блату – выписали из Питера, – непонятно усмехнулся Начальник Управления. – Вот этого, здорового, – ткнул пальцем в Толстого Витьку. – На ССК поставишь. Читал телеграмму из Москвы, что, мол, требуется рекорд? Вот, пусть и поучаствует, вклад свой внесёт…

– Рекорд-то какой? – встрял в разговор Толстый. – Мировой? Или просто так, общесоюзного значения?

– А хрен его знает! – нерешительно почесав в затылке, честно признался Начальник. – Не нашего ума это дело…. Ты, братец, рекорд установи, а в Москве решат – какой. А тебе-то, не всё ли равно? Главное, чтобы денег заплатили по-взрослому. Вижу, кольцо обручальное болтается у тебя на пальце. Следовательно, нужны деньги молодой семье?

Витька активно и радостно закивал головой, мол: – «Нужны, конечно же, ясен пень! Да, ещё как…».

– Эти двое, – Начальник небрежно указал на Генку с Михасём, – тоже подойдут, сгодятся на Центральном участке. А этого, – мельком взглянул на Сергея, – я оставлю в Управлении. Будет перебирать разные бумажки, потому как – на мой взгляд – хиловат…

– Не торопись, Мих Саныч! – вмешался Вырвиглаз и скомандовал: – А ну-ка, молодой человек, удалите ваше маскировочное средство!

Серый тяжело вздохнул и снял чёрные очки, подумав при этом: – «Не хватало ещё, чтобы выгнали обратно в Ленинград. Никак не вяжется громадный синяк с образом скромного конторского служащего, усердно перебирающего бумажки…».

– Классная вещь! – неизвестно чему обрадовался Вырвиглаз, посветлев лицом. – Не, Мих Саныч, этого я тоже забираю! Хоть и мелкий, но злобный. Смотри, синяк какой – сине-жёлто-бурый. Красота! Я этого драчливого гаврика запихаю на участок «Жаркий», там-то он не забалует…

Вырвиглаз отвёл ленинградских практикантов в задрипанную гостиницу, отдал на руки билеты на завтрашний авиарейс Магадан – Певек, в качестве сухого пайка вручил ящик с тушёнкой и отеческим тоном велел-посоветовал:

– Встречаемся завтра в аэропорту, примерно в одиннадцать тридцать. Ведите себя здесь тихо и прилично, без излишнего выпендрежа и с уважением. Магадан, как-никак…

Забросив вещи в номер, «эртэшники» решили слегка размять ноги и совершить экскурсионный променад по городу. Первым делом они направились к морю, а как же иначе:

Кто не видел Нагайскую бухту, Дурак тот. Прилетел я сюда Не с бухты-барахты…

Честно говоря, бухта особого впечатления на Сергея не произвела: весь берег был усеян гниющими водорослями, над разнокалиберными мусорными кучами кружили стаи наглых чаек, по морю гуляли, хищно облизывая ржавые корабельные скелеты, светло-жёлтые волны. Очень грустным и откровенно-пессимистичным было это зрелище, в голове сами собой возникали ассоциации, связанные с заброшенным кладбищем…

Банкин, не смотря на холодную погоду (около плюс двенадцати градусов) решил – согласно неким принципам и традициям – искупаться, мол: – «Даже сам Бур Бурыч здесь купался! И вообще, это как отдать дань уважения к конкретному месту…».

– Можно и концы, ненароком, отдать, – хмуро возразил Витька. – В смысле, переохладиться и копыта отбросить…

Гешка презрительно сплюнул в сторону, быстро разделся до трусов и, заглушая своими воплями визгливые крики чаек, понёсся к воде. Пробежал метров десять по мелководью, он храбро бросился в негостеприимные волны. Пришлось и остальным тоже раздеваться и лезть в холоднющую воду. Не бросать же товарища на произвол обстоятельствам?

Секунд через тридцать-сорок они, дрожа от холода, дружно выбрались на берег, а потом долго бегали по песчаной косе, стараясь хоть немного согреться. Даже, немного поборолись для сугрева, в шутку, понятное дело…

В отдалении стояли два пацана лет девяти-десяти от роду. Один был одет в дырявую тельняшку, бескозырку без ленточек и бесформенные ватные штаны. Другой парнишка щеголял в ватнике большущего размера, из-под которого торчали голые ноги. Мальчишки, явно замёршие, смотрели на происходящее со жгучим любопытством и боязливым удивлением.

Гешка, натягивая брюки и стуча зубами от холода, предложил:

– Выпить бы, кореша! Целых три повода имеется. Во-первых, за славный Магадан. Во-вторых, согреться надо. В-третьих, у Грини Красовского сегодня свадьба в Питере…. Надеюсь, глупых возражений не последует?

Местный магазин неприятно удивил, на полках было – хоть шаром покати. Вернее, магаданский продовольственный ассортимент выглядел следующим образом: явственно пованивающий минтай, консервы «бычки в томате», серые развесные галеты и ливерная колбаса синюшного оттенка.

У прилавка откровенно скучали две пожилые продавщицы.

– И это всё, что есть? – разочарованно спросил Серый, описывая рукой широкий полукруг.

Одна из продавщиц тут же нахмурилась:

– Смотри-ка, Алексеевна, к нам заглянули баре старорежимные. Разносолов им, заразам, подавай!

– А как у вас с водочкой, тётеньки? Нам бы бутылочки три, – вмешался Гешка.

Теперь уже вторая продавщица удивилась:

– Водочки? Дык, сами её уже года два, как не видели. А вы откуда – странные такие – нарисовались? Может, милицию вызвать?

Недалеко от входа в магазин на деревянных ящиках отдыхали двое бичей. Один увлечённо наигрывал на видавшем виде аккордеоне, второй же напевал негромко, но – с надрывом:

На крутых, опасных поворотах О тебе лишь вспоминаю я… У тебя опять сегодня кто-то, Женщинам без ласки жить нельзя… А на зону – вновь пришла суббота, Банный день. Амнистия грядёт… У тебя опять сегодня кто-то Песенки под водочку поёт… Очень скоро я вернусь, ребята! Вы поверьте, я ведь не шучу… И всем тем, кто с нею был когда-то, Головёнки напрочь откручу… И повяжут, что совсем ни странно. И посадят, почести воздав… Встретит Магадан опять жигана, Мой подельник вечный – Магадан… В ночь уйду опять – тропой знакомой. По этапу, вновь мотая срок. Улыбаясь елочкам и клёнам, Строго так – на северо-восток… Ты заждался, Магадан-братишка? Я вернулся. Где твои снега? Вертухай закоченел на вышке, За окошком – вечная пурга… На крутых, опасных поворотах О тебе лишь вспоминаю я… У тебя опять сегодня кто-то, Женщинам без ласки жить нельзя… Запиши – фамильи на обоях, Всех кто был, а ниже – адреса… Через месяц, может быть, поболе, Я вернусь. Амнистия – прошла… Очень скоро я вернусь, ребята! Вы поверьте, я ведь не шучу… И всем тем, кто с нею был когда-то, Головёнки напрочь откручу…

Песня оказалась длинной, куплетов так на семьдесят-восемьдесят. Когда она, всё же, закончилась, Михась незамедлительно перешёл к делу:

– Здорово, орлы золочённые, на! А где, чалдоны уважаемые, на, в этой деревушке обхезанной, на, водочкой нормальной можно разжиться?

– Однако, заявление! – откликнулся бич с аккордеоном. – Обозвать Магадан, столицу Колымского края, «засранной деревушкой»? Тут наглость громадную иметь надо, или же – статус нешуточный…

Его напарник тоже проявил склонность к философским рассуждениям:

– Это, господа проезжающие, и не проблема вовсе. Водки всегда много в шалманах. У нас в городе их имеется целых два. Один называется – «Север», а другой – насквозь противоположно – «Норд». Может, вам подсказать адреса этих заведений?

– Уважаемые, с деньгами у нас – труба полная, – проинформировал Серый. – Вот, когда в августе будем возвращаться с золотых приисков, тогда и посетим эти ресторации…. А пока, нам бы чего попроще. Согреться надо, приезд отметить друга. Помогите, пожалуйста!

Бичи с минуту пошептались между собой, и тот, что был с аккордеоном, сжалился:

– Сюда слушайте, малолетки! Четыре квартала идёте от порта. Прямо вон на ту сопку, что с маленькой горбинкой. Там начинается Нахаловка, пригород такой, учёным языком выражаясь. По правую сторону – третий дом, дверь у него оббита зелёной клеёнкой. Надо постучать условным манером: тук – тук-тук-тук – тук. Лишнего говорить не советую. Сказали кратко, сколько бутылок надо, и на этом всё. Заплатили, взяли, сразу ушли. Ясно? Тогда, с Богом, ребятушки!

– Спасибо за помощь, на, господа бичующие, на! – вежливо поблагодарил Михась и предложил: – Мы с Толстым, на, по-быстрому сбегаем в эту Нахаловку. А Серёга с Банкиным, на, пусть прикупят хлебушка и прочей жратвы. Лады, на?

Заскочив по дороге в магазин, Серый и Генка вернулись в гостиницу, прибрались – на скорую руку – в номере, после чего стрельнули у дежурной по этажу гранёные стаканы и старых газет. Стаканы они тщательно помыли, газетами застелили стол, на них горкой навалили чуть заплесневевших галет, вскрыли три банки с тушёнкой и настругали ливерной синюшной колбасы. В завершении картины расставили по периметру стола стаканы, а по центру водрузили банку с кипятком – для запивона. Оглядел плоды трудов рук своих, Гешка искренне восхитился:

– Классный натюрморт получился! Английская королева от зависти нешуточной повесится, или, наоборот, подстрижётся в монахини …

Тем временем, вернулись Михась с Толстым и извлекли из карманов три пол-литровые бутылки, заполненные тёмно-коричневой жидкостью.

– Жуткое место – эта Нахаловка! – поделился ощущениями Витька. – Сплошные бараки и лачуги, даже землянки имеются. Как там люди живут? Не представляю…

– Что за бурду вы приволокли? Это пить-то можно? – поинтересовался Сергей, с недоверием рассматривая содержимое одной из бутылок на свет.

– Это, морда геологическая, не бурда! – Толстый даже слегка обиделся. – А самая настоящая магаданская ханка! То бишь, самогон местный, настоянный на махорке. Так что, всё нормально, можно смело разливать!

Михась откупорил первую бутылку, с трудом вытащив зубами из горлышка тряпичную самодельную пробку. По комнате тут же распространился неприятный специфичный запах.

– Гадость-то какая! – брезгливо передёрнулся Серый. – Витя, а из чего они гонят эту самогонку? И для чего, собственно, настаивают на махорке?

Толстый, разливая ханку по стаканам, легкомысленно передёрнул плечами и расплывчато объяснил:

– Махорка, надо думать, для крепости…. А из чего гонят, не знаю. На нас и так косо смотрели. После того, как Михась поинтересовался, мол: – «А как этот напиток, на, называется, на?».

Витька раздал всем стаканы с ханкой, наполненные на две трети, и произнёс тост:

– Ну, друзья мои! За славный город Магадан! Пусть расширяется и процветает!

Они поднялись на ноги и, звонко чокнувшись, выпили…

Банкин, спрятав нос в рукаве, так и остался стоять неподвижным соляным столбом. Сергей и Витька, опустившись на табуреты, зашлись в приступе надсадного кашля. А Михась, как ни в чём не бывало, принялся с аппетитом поглощать ливерную колбасу.

Серый, наконец-таки, откашлялся, глотнул кипятка из банки и чутко прислушался к ощущениям организма. Казалось, что в желудок упал здоровенный булыжник. Причём, время от времени, этот камень начинал активно ворочаться с боку на бок, словно бы хотел выбраться обратно…. Да, и с головой наблюдался определённый непорядок, а именно, из неё неожиданно (дай Бог, не навсегда!) исчезли все мало-мальски разумные мысли…

– Фигня, братья, на! Прорвёмся! – жизнерадостно прочавкал Михась. – Первый стакан, на, колом, второй – соколом! Гешка, на, разливай по второму разу!

Сергей тихонько отворил дверь и осторожно вышел в обшарпанный коридор. Пожилая уборщица старательно подметала пол. Обернувшись, она неодобрительно покачала головой.

– Тётенька, скжите, пжалуста, а где у вас здесь туалет? Типа – сортир? Не дайте помереть! – заплетающимся языком взмолился Серый.

– Эк, милок, тебя с ханки-то повело! – пожалела его старушка. – Её же, заразу злую, обязательно жиром моржовым надо закусывать. Или, к примеру, оленячьим, если моржового нет…. Ох, беда мне с вами, с приезжими! А туалет-то – правая последняя дверь по коридору. Ты, уж, поторопись, пожалуйста, голубь сизый! Ханка, она долго ждать не умеет…. Только, прошу сердечно, не перепутай! Левая дверь – женская уборная. Тут такие дамы проживают, что и побить могут. Даже, и до смерти…

Только минут через сорок Серый покинул туалет, до того ему было плохо. Вошёл в нужный гостиничный номер, не раздеваясь, завалился на первую попавшуюся на глаза кровать и мгновенно уснул…

Утром его разбудил Вырвиглаз. Вернее, непочтительно растолкал, да ещё и холодной воды налил за шиворот.

– Как это понимать, Сергей? – спросил грозно. – Я же просил – вести себя тихо и прилично! А вы? Пьянку пошлую устроили, мать вашу гусарскую! Чуть не проспали на самолёт. Хорошо ещё, что я догадался заехать к вам в гостиницу. Перестраховался, так сказать…. Буди своих собутыльников! Справляйте нужду, мойтесь, хватайте вещи и на выход! Надо поторапливаться. Я вас, алкашей сивушных, подожду на улице.

Серый огляделся по сторонам: на столе царил полный разгром и бедлам, на полу валялись две пустые бутылки из-под ханки, в дальнем углу обнаружилась и третья, едва начатая. Друзья-приятели бодро похрапывали – Михась на кровати, а Гешка с Витькой на голом полу – и на их побудку у Сергея ушло минут шесть-семь.

В туалете он посмотрелся в зеркало, что висело над умывальником, и, даже, слегка испугался собственного отражения: морда была опухшей до неузнаваемости, а глаза – круглыми и жёлтыми – как у тигра из джунглей.

Подтянулись остальные геологи-практиканты – такие же опухшие и желтоглазые уродцы.

– Да, погуляли! – болезненно держась за затылок, подытожил Витька. – Ханка магаданская – зараза бесконечно злая! Впрочем, в этой жизни надо всего попробовать…

В аэропорту Вырвиглаз внимательно оглядел подчинённых, ехидно ухмыльнулся, но, всё же, проявил понимание и милосердие:

– Судя по цвету глаз, ханку попробовали вчера? Шустры вы, орлы ленинградские! А сейчас, небось, плохо? Ханку, в обязательном порядке, надо закусывать моржовым жиром, или – оленьим. Но, лучше всего, китовым…. Ничего, родные, потерпите! Когда прилетим в Певек, то всех вылечу. Там пиво продаётся, куда там живой воде из сказок. Чёрное, крепкое, ароматное – «негл» называется. Нигде такого нет! Когда будете улетать обратно, то затартесь по самое не могу. Негл, если на сосуде качественная крышка, месяца два может храниться без всяких проблем…

Самолёт сперва летел над Магаданской областью, потом – уже над Чукоткой. Внизу медленно проплывала тёмно-зелёная равнина, щедро изрезанная десятками тысяч рек и ручьёв, и покрытая сотнями тысяч больших, маленьких и вовсе крошечных озёр.

Прилетели в Певек, вылезли из самолёта. Рядом с одинокими воротами (одинокими – по причине отсутствия собственно забора) стояла потрёпанная ветрами скульптура – чукча в компании с северным оленем. У оленя наличествовал, почему-то, только один корявый рог. Чуть в стороне от скульптуры обнаружился и настоящий чукча – тоже потрёпанный и непрезентабельный, без оленя, но с картонной коробкой. В коробке весело и беззаботно копошились лобастые щенки. Дождавшись, когда компания подойдёт поближе, чукча жалостливо запричитал:

– Здрасте, дядьки! Чайку бы, а? Отработаю чем, или на щенков поменяю: один щенок за одну пачку чая. Может, сговоримся, дядьки? А? Хорошие щенки, злые! Волками вырастут, зуб даю! – щёлкнул ногтем большого пальца по единственному чёрному зубу.

– Обойдёшься, гнида, – Вырвиглаз невежливо отодвинул чукчу в сторону, и пояснил: – Спиртного им совсем не продают, строго запрещено. Так они чифирить моду взяли. За пачку чая на всё готовы. Но лучше – вовсе ничего им не давать. Логика у них железобетонная: если кто – один раз – чего дал, значит, и второй раз дать может…. Полгода потом будет следом за тобой ходить и канючить слёзно. А если, за щенка дашь пачку чая, то совсем замучит. Будет каждый день щенков приносить. Говоришь ему, мол, не надо больше щенков. А он, морда тупая, думает, что этого конкретного не надо. Мозги у чукчей так устроены…. Назавтра другого обязательно притащит! Послезавтра – третьего. И так – до бесконечности…. Вы, уж, пожалуйста, учтите на будущее…

Через сорок-пятьдесят минут они подошли к судоремонтному доку. В маленьком припортовом магазинчике Вырвиглаз купил две трёхлитровые банки яблочного сока. Тут же – с помощью перочинного ножа – сорвал с них крышки, да и вылил содержимое под карликовую берёзу.

– Да вы у нас – прямо – Мичурин! – неуклюже пошутил Серый. – Надеетесь, что яблоки вырастут на берёзе?

– Думаете, вам негл в кружки наливать будут? – отпарировал Вырвиглаз. – Откуда в Певеке – кружки? Если пиво в кружках, то это уже и не Певек. Сейчас банки помоем и – вперёд…

Наполнив банки неглом, они отправились к старому заброшенному пирсу и расположились на пустых деревянных ящиках, которые в этих краях повсеместно заменяли собой скамейки. В тёмно-бурой воде, среди радужных мазутных пятен, плавали многочисленные голубые и зелёные льдины.

Выпили негла, передавая банку по кругу, закурили.

– Ну, вот, совсем другое дело! – обрадовался Вырвиглаз, довольно посматривая на подопечных. – Глаза у всех вновь стали нормальными, желтизна из них полностью ушла. Да и лица уже напоминают лица, а не страхолюдные разбойничьи морды…

– Спасибо, Владимир Ильич, выручили! Теперь вы для нас – натуральный отец родной! – от лица всего коллектива искренне поблагодарил Серый.

Банкин задумчиво оглядел плавающие льдины и засомневался:

– Искупаться, что ли, соблюдения принципов ради? – вопросительно покосился на приятелей.

Но желающих составить ему компанию почему-то не наблюдалось. Разочарованно вздохнув, Гешка взял в руки пустую банку, да и потрусил по пирсу – за добавкой.

– А это – кто? – громким шёпотом спросил Серый. – И каждый раз, пройдя меж пьяными, всегда без спутника, одна, дыша духами и туманами, она садится у окна….

Мимо них шла, вернее, шествовала, очень-очень красивая женщина. Чуть-чуть за сорок. Гордая королевская осанка, грива роскошных чёрных волос, глаза – словно два голубых светлячка. Женщина была одета совершенно необычно для этих суровых мест, где прочно преобладали ватники и бушлаты: городской кожаный плащ, туфли на высоком каблуке, крохотная изящная шляпка, стильная дамская сумочка – в цвет туфлям…

Вырвиглаз тут же вскочил с ящика, коротко поклонился и торопливо поздоровался:

– Здравствуйте, Маша! Как ваши дела? Какие новости?

– Здравствуйте, Владимир! У меня всё по-старому, без новостей, – женщина грациозно кивнула Вырвиглазу в ответ и гордо проследовала мимо.

Отойдя от компании метров на сто пятьдесят, незнакомка подошла к краю пирса и замерла, неотрывно всматриваясь в туманные морские просторы. Серый вопрошающе посмотрел на Вырвиглаза, но тот, прикидываясь непонимающим, невежливо отвернулся в сторону.

Примчался Гешка с полной банкой пива и возбуждённо затараторил:

– Тут такая женщина проходила! Королева натуральная! Кто это, Владимир Ильич? Не знаете, часом?

– Ну, Владимир Ильич, миленький! Расскажите, пожалуйста! А? – попросил Серый. – Интересно же, честное слово!

Помявшись для приличия с минуту, Вырвиглаз, всё же, снизошёл к просьбам:

– Хорошо, висельники, так и быть, расскажу. Тем более, что молоды вы – до умиления…. Слушайте же! История эта прекрасна и страшно романтична. А суть ее заключается в следующем: самое эффективное в этом мире средство, обостряющее ум человеческий до невиданных высот, это кружка чёрного пива «негл», выпитая в нужном месте, в нужное время, и в правильной компании…

Байка тринадцатая Полярная математика

О том, как Мария Николаевна осчастливила Певек своим многолетним присутствием, вам расскажет любой местный бич, спросив за эту услугу совсем даже недорого: двухлитровую банку чёрного «негла» и свежий анекдот с Большой земли…

Итак, незадолго до нового 1967-го года, Мария Николаевна Сазонова, двадцатипятилетняя аспирантка кафедры высшей математики Университета города Ленинграда, грядущее светило точных наук, красавица и умница, комсомолка и спортсменка, чинно сидела в баре «Висла» за кружечкой светло-жёлтого напитка, который по какой-то жуткой ошибке именовался «пивом», и старательно продумывала сотый вариант решения знаменитой теоремы Ферма. В те времена – в так называемой интеллектуальной среде – это считалось достаточно модным и почетным занятием. Да и размер премии, обещанной каким-то иностранным чудаком за правильное решение теоремы, если говорить откровенно, впечатлял. За соседними столиками оживлённо переговаривались влюблённые парочки. В дальнем углу зала молодой человек небрежно прикасался к клавишам рояля, и, отчаянно глоссируя, что-то негромко напевал. Что – конкретно – напевал? Откуда же мне знать! Впрочем, позвольте! В тот год был очень моден «Рождественский романс». Не помните? Как же так, молодые люди? Ай-яй-яй…. Слушайте!

Глупое сердце, пронзённое стужей, Кукушка молчит – за поломанной дверцей. Если по правде – никто, уж, не нужен Заледеневшему, бедному сердцу… Время, практически, остановилось. Много вопросов, но нету – ответов. Мелко дрожит, видимо, простудилось, Продрогшее сердце, пронзённое ветром… Память, она – словно рваная рана, Сверху присыпанная – толчёным перцем. Стонет, отведавши яда обманов, Глупое сердце… Музык небесных мелодия снова Стала слышна, вопреки всем невзгодам. Слушает сердце, и злые оковы Медленно тают – словно… Скрипки рыдают в полях, за рекою. Дали подёрнуты дымкою мглистой. Полено сосновое – плачет смолою, Угли в камине – почти аметисты… И на ковре появляется лужа. Пахнет рассветом – нездешним, весенним… Это рыдает, оттаяв от стужи, Глупое сердце – под вечер – в Сочельник… Это рыдает, оттаяв от стужи, Глупое сердце – под вечер – в Сочельник…

Понравилось? Вот, и хорошо! Но я отвлёкся, вернёмся к нашему рассказу…

Итак, в этот ответственный момент, зловеще заскрипев, как говорят в модных романах о роке и неотвратимой судьбе, распахнулась старинная дверь, и в заведение вошел смуглый малый двухметрового роста. Судя по обветренному, украшенному двумя неровными шрамами лицу, вошедший был моряком, а милый акцент, который проявился несколько позже, свидетельствовал о его отнюдь не столичном происхождении. Это был ни кто иной, как Семён Походня – коренной житель славного города Певека, знаменитый в иных соленых водах капитан парохода «Красный Октябрь», перевозившего стратегически-важные для северо-востока страны товары: различную рыбу, красную икру и тюлений жир.

Молодые люди познакомились и славно поболтали, выпив по кружечке вышеупомянутого светло-жёлтого напитка. Случайно узнав, что эта отвратительная жидкость называется «пиво», моряк сперва удивился, потом рассердился, затем разгневался. Засучив рукава бушлата, он крепкой загорелой рукой обхватил горло несчастного бармена, требуя незамедлительно объяснить смысл этой несмешной шутки…. Впрочем, вскоре отходчивый Семён успокоился, и, даже, достав из своего бездонного походного рюкзака объёмистую флягу, сработанную из моржовой шкуры, угостил всех желающих благородным магаданским «неглом».

К этому моменту большинство посетителей благоразумно покинули опасное заведение. Но Мария Николаевна осталась сидеть на прежнем месте.

Безусловно, она была несколько фраппирована поведением своего неожиданного собеседника, но ничуть не испугана. Ведь, общеизвестно, что напугать ленинградскую комсомолку гораздо труднее, чем – даже – решить неразрешимую теорему Великого Ферма…

– Милая Машенька! – чуть смущенно проговорил неустрашимый морской волк. – Отведайте, пожалуйста, благородного «негла»! В его вкусе заключена вся правда о моей прекрасной Родине. Сделайте пару глотков, закройте глаза, и вы – непременно – погрузитесь в мир прекрасных видений. Голубые далекие горы, полные неизъяснимой печали и зовущие в дорогу – прочь от родного очага – за неведомой и призрачной мечтой. Стада северных оленей, пугливых и грациозных, как наши детские сны. Беспокойные, никогда не засыпающие птичьи колонии, и океан, великий Северо-Ледовитый океан…. О, Мария, как жаль, что я не родился поэтом! – прикурив черную, непривычно длинную сигарету, Семён Походня продолжил: – И ещё, если вы сделаете глоток-другой этого благородного напитка, то перед вами могут открыться многие заветные тайны мироздания….

Тут произошло неожиданное. Элегантная, одетая по последней моде ленинградская девица, бестрепетной рукой, затянутой в тугую лайковую перчатку, решительно взяла со стола кружку капитана и единым махом осушила её до дна…. Результат превзошел все ожидания. Глаза Марии Николаевны широко распахнулись и засияли, словно два уральских самоцвета, собольи брови удивленно взлетели вверх, а маленькие карминные губы прошептали непонятные слова:

– Эврика! Эврика! Эврика! – она вскочила на ноги и, схватив со столика свою сумочку крокодиловой кожи, мгновенно выбежала на улицу.

Бедный Семён только растерянно хлопал ресницами и беззвучно потрясал руками, словно бы призывая Господа Бога в свидетели своей полной невиновности в произошедшем. Как говорят чукотские охотники: – «В чем ошибся белый медведь – уже не важно, главное, что вкусный тюлень, все-таки, улизнул…».

А Марию Николаевну, просто-напросто, внезапно посетило озарение: она мгновенно – в уме – нашла решение Великой теоремы. После чего срочно побежала домой, дабы как можно быстрее зафиксировать на бумаге ход своих гениальных мыслей…. К вечеру все было записано, оформлено как надо, запечатано в конверт и отправлено почтой в город Москву – Ивану Терентьеву, тогдашнему жениху Марии, который в поте лица трудился профессором высшей математики в тамошнем Университете. Покончив с этим важным делом, усталая наследница славы Архимеда и Лобачевского уснула сном ангела…

Утром же выяснилось, что имеет место быть маленькая неприятность: за ночь решение теоремы Марией Николаевной было напрочь забыто. И виной тому, по ее мнению, был некий смуглый верзила с двумя крайне безобразными шрамами на наглой физиономии, который снился ей безостановочно всю ночь напролёт, рассказывая всякие байки о северных морях, золотоносных россыпях, спрятанных глубоко под вечной мерзлотой, о белых медведях, моржах, северных оленях и прочих глупых разностях. Это была, на первый взгляд, просто маленькая неприятность, ведь решение было отправлено почтой Ивану Терентьеву, который через месяц должен был прибыть в Ленинград для официального предложения руки и сердца.

Месяц пролетел, как один день. И, вот, наконец-таки, состоялась долгожданная встреча двух любящих сердец.

– Ваня! – взволнованно щебетала девушка, радостно улыбаясь и нервно теребя рукав пиджака своей будущей половинки. – Правда же, мое решение просто великолепно и бесспорно? Ну, скажи же скорей! Правда?

– Дорогая Маша! – несколько озадаченно проговорил Иван, неодобрительно подёргивая роскошными усами. – Я, право, несколько удивлен! Ведь, любой студент-троечник знает, что решения теоремы Ферма не существует, да и не может существовать. Как же ты, любовь моя…

– Стоп, Иван Терентьев! – безапелляционно перебил его голос, в котором уже угадывались предгрозовые нотки. – Оставь свое мнение при себе. А мне – отдай моё решение. И, отдай немедленно!

– Но, дорогая, – ошарашено промямлил уважаемый и заслуженный профессор, – я искренне подумал, что это была твоя предновогодняя шутка. Розыгрыш, так сказать. Ну, и….

– Короче говоря, – пророкотал громовой раскат, и Терентьеву даже показалось, что где-то совсем рядом сверкнули две голубые молнии, – ты выбросил его? Выбросил? Выбросил? Выбросил?

– Ну, конечно, я…, – это были последние слова профессора в данном диалоге.

Знаете ли вы, что такое гнев? Гнев ужасный, беспощадный, бурлящий? Гнев – с большой буквы? Если вы не встречались с по-настоящему рассерженной советской комсомолкой, то вы ничего не знаете о гневе…

Первый удар, нанесенный закрытым дамским зонтом, сбил с головы бедного Ивана модную кепку. После второго разлетелись на тысячи мелких осколков его стильные очки, привезённые из заграничной поездки на какой-то научный симпозиум. После третьего…, – впрочем, будем милосердны, кровожадность ныне не в почете.

После этого досадного инцидента, о свадьбе и речи быть не могло. Но, вовсе не это беспокоило нашу воительницу. Гораздо более важная и неразрешимая проблема стояла перед ней. В Ленинграде, этом советском мегаполисе, где, казалось бы, есть всё (в принципе, и при наличие нужных связей), невозможно было достать ни единой капли чёрного чукотского «негла». Даже нужные связи совершенно не помогали. А как – без этого волшебного помощника – можно было вспомнить секрет решения Великой теоремы?

Проблема разрешилась сама собой. Села Мария Николаевна в поезд дальнего следования, доехала до Владивостока, а уже оттуда отправилась в экзотическое морское путешествие с конечной точкой маршрута в захудалом городке Певеке, что расположился на самом краю земли…. Дальше случилось то, что случается в этих местах всегда и со всеми. Полюбила молоденькая жительница Ленинграда эти благословенные края, и успешно забыла: и о теореме Ферма, да и, вообще, обо всех и всяческих теоремах. А, кроме того, она вышла замуж за морского бродягу Семёна Походню, который, к несчастью – лет шесть тому назад – сгинул где-то на просторах океана, не вернулся старенький пароход «Красный Октябрь» в порт приписки…

Детей у них не было, но Мария Николаевна не вернулась на Большую землю. Живет себе в маленьком и ветхом домике, выращивает в самодельном парнике – на зависть местным клушам – гвоздики и тюльпаны. А каждое утро приходит на дальний причал: всё ждет своего верзилу – с двумя симпатичными шрамами на смуглом и обветренном лице. За это жители Певека ее безмерно любят и уважают…

– Вот, так-то оно, пацаны! Вот, она какая, настоящая любовь…. Как же везёт некоторым. Как же везёт! – проговорил Вырвиглаз, нешуточно растроганный собственным рассказом, не отрывая глаз от стройной женской фигурки, застывшей на дальнем краю причала.

По своему малолетству, «эртэшники» так и не поняли: а кому, собственно, повезло – в конечном итоге? Но спросить не решились.

– Ладно, орлы, хватит на сегодня лирики! Ей тоже надо знать меру, – совсем уже другим, совершенно обычным голосом произнёс Вырвиглаз, резко поднимаясь на ноги. – Нам уже пора. Вертолёт отправляется в Апрельский через два с половиной часа. Как говорил один легендарный герой: – «Нас ждут великие дела»!

Потом Серый про Вырвиглаза стишок сочинил и ему отослал по почте. Полгода Владимир Ильич дулся, а потом ничего – оттаял.

Старый сад – заброшенный, печальный. Очень много, много лет подряд. О любви грустит – необычайно. Старый сад. Старый дом – заброшенный и ветхий. Много, очень много лет, притом. О любви грустит – простой и светлой. Старый дом. Серый пёс, от старости качаясь, Ветру задаёт один вопрос: – Где же та любовь, скажи, товарищ? Старый пёс. И когда целуются украдкой Месяц и заря – почти в засос. Как щенок, подтявкивает сладко, Старый пёс. И на пса того идёт охота. Всем мешает, портит имидж грёз. Не было печали, вот, забота… Старый пёс. Иногда, мне слышится – как воет Этот пёс – за гранью бытия… И ещё мне кажется, порою — Этот верный пёс, возможно, я…

Ну, и что тут, спрашивается, обидного? Недотрога хренова, хоть и ленинский тёзка…

Байка четырнадцатая Фраер в белом костюме

Иногда со Временем (как с философской субстанцией) происходят странные метаморфозы. Бывает, только Новый год встретили, а уже декабрь снова стучится в двери. И не произошло за рассматриваемый период ровным счётом ничего…. А бывает – всё наоборот. Столько всего случилось: думаешь, года два прошло, не иначе. А посмотришь на календарь – ёлы-палы, и двух месяцев не набежало! Странная штука – Время…

Из Певека вертолёт полетел строго на восток и минут через пятьдесят успешно приземлился в посёлке Апрельский, где находился одноимённый прииск и – одноимённая же – геолого-разведывательная партия.

Посёлок вызывал уважение. Встречались, конечно же, и разномастные потрёпанные бараки (куда же без них?), но имелись и современные пятиэтажки, и типовая – совсем как в крупных городах – школа, и два детских садика. Практиканты, даже, немного расстроились: больно уж цивилизовано было вокруг, совсем не того ожидали. Впрочем, вдоволь поудивляться не удалось, уже с утра надо было выходить на работу.

Банкин, Толстый и Михась, получив спецовки, отбыли на объекты. Сергея же Вырвиглаз отвёз в расположение полевого отряда, отъезжающего на участок «Жаркий». Скучно и обыденно представил будущим коллегам, после чего подвёл к невзрачному мужичку.

– Вот это, Серёга, и есть твой прямой начальник, – сообщил Вырвиглаз. – Он же – наставник и учитель. Он же – бурильщик шестого разряда Саганбариев Александр. Для простоты – Шура Киргиз, или же – ещё короче – Шурик. А ты при нём будешь «помощником бурильщика», разряда пока только четвёртого. Но, если заслужишь, то обязательно повысим…. Ты, братец, Киргиза слушайся, он лишнего не посоветует, а полезному чему – непременно научит…

Шурик ростом был сантиметра на три-четыре ниже Серого, но гораздо плотней и шире в плечах, глаза – узкие-узкие, куда там японцам. Выглядел он лет на тридцать пять, но, как выяснилось позже, ему было уже за пятьдесят, даже внуки имелись. А по национальности он оказался вовсе и не киргизом, а чистокровным бурятом из горной Тувы.

– Ничего, Серёжа, прорвёмся! – добродушно улыбнулся новый мастер-наставник, демонстрируя редкие, тёмно-жёлтые зубы. – Всё хорошо, однако, будет. Всему научим, всё покажем. Поработаем – денег заработаем. Доволен останешься, однако. Устанешь только очень сильно. Но это ничего. Отдохнёшь потом, однако…

После обеда Серый и Шурик поехали на базу за разными железяками, алмазными буровыми коронками, план-нарядами и другими нужными бумаги. Первым делом, они зашли в неприметный подъезд такого же неприметного здания. На втором этаже обнаружилась массивная железная дверь с крошечной, но доходчивой табличкой: – «Первый отдел». За дверью они получили долгий и нудный инструктаж, подписали ворох разных документов, то есть, получили допуск для работы на секретном объекте, после чего отправились на склад.

– Повезло, однако, тебе, – известил Шурик. – Сразу попал на «Жаркий». Это такое место, однако…

Из разговора выяснилось, что везение Серого было сугубо относительным. На Центральном участке буровые бригады работали по нормальному графику: трое суток – двенадцать часов через двенадцать – работали, потом трое суток отдыхали. А на «Жарком» тупо вкалывали – двенадцать часов через двенадцать – без выходных все полтора месяца, отведённые на заездку. А, что денег больше заработаешь, то это ещё и не факт: не выполнишь план, пусть и по самым уважительным причинам, всё равно заплатят только голый тариф…. Короче говоря, «Жаркий» являлся местной ссылкой-каторгой, куда отправляли на перековку всех провинившихся и недоделанных. И ещё таких, как Шурик, безропотных и тихих нацменов. Боятся они всего. Вдруг, начальник зуб заимеет, да и выгонит с Чукотки на Большую землю, то есть, в Туву? Там больших денег не платят, а у Шурика домочадцев на шее сидит штук двадцать. Как их кормить? Поэтому Александр Саганбариев – по первому начальственному свистку – готов на всё, всегда и везде…

– И, всё равно, повезло тебе! – горячо убеждал начальник-бурят, – «Жаркий», однако, жутко секретное место. Золота там – просто ужас сколько! На вертолёте лёту – всего-то час с хвостиком. И площадка вертолётная имеется. Но, однако, на машинах пойдём. Часов сорок, может, и все пятьдесят. Потому как – секретность! – Шурик назидательно поднял вверх толстый указательный палец.

«Ну, что же, посмотрим, что это за «Жаркий» такой!», – мысленно усмехнулся Сергей. – «Гусара, как известно, всякой ерундой не испугать…».

Отъезд был назначен на раннее утро следующего дня. Не пойми, откуда, сбежалась целая куча пограничников и хмурых личностей в штатском. Всех отбывающих на «Жаркий» выстроили в ряд, заставили вывернуть карманы, перерыли содержимое рюкзаков. Во-первых, на предмет выявления спиртного – на «Жарком» изначально был установлен сухой закон. Во-вторых, изъяли все консервы.

– Вдруг, в банках спрятана хитрая шпионская аппаратура? – уважительным шёпотом пояснил Шурик. – Враг-то не дремлет. Зато охотничьи ружья, наоборот, разрешены. Места, как-никак, там дикие, всякое может случиться…

Взревели автомобильные моторы, и колонна, состоящая из трёх новеньких «Уралов», выдвинулась на маршрут. За баранкой передовой машины восседал Пашка Обезьян – начальник полевого отряда – единственный из коллектива, кто уже неоднократно посещал «Жаркий», все же остальные следовали на этот суперсекретный участок в первый раз. Пашка – мужик битый и тёртый, широкоплечий и длиннорукий, лицом и всеми ухватками очень похожий на матёрого орангутанга.

Первые полтора часа дорога была вполне сносной, только трясло прилично, да иногда подбрасывало на ухабах. Колонна уверенно продвигалась – на скорости тридцать-сорок километров в час – по грунтовке, проложенной по откосу длинной безымянной сопки. Справа нависал каменный приступок, слева тянулся пологий склон, местами поросший кустарником – карликовыми берёзками, осинками, ольхой и чем-то хвойным.

Неожиданно сзади раздалась громкая и надсадная автомобильная сирена, Обезьян резко ударил по тормозам. Ещё через полминуты из бокового окошка замыкающего «Урала» загремели выстрелы – один, второй, третий, четвёртый…. Из распахнувшейся дверцы вывалили возбуждённые мужики и толпой сгруппировались у кабины вахтовки, нервно всматриваясь куда-то вниз по склону. Выяснилось, что они – на ходу – заметили медведицу с двумя медвежатами, велели шофёру остановить автомобиль и принялись палить – почём зря. Кажется, одного медвежонка подстрелили-таки – в густом кустарнике чётко просматривалось неподвижное тёмно-бурое пятнышко.

– Ну, вы дикие какие-то! – возмутился Обезьян. – Зачем, засранцы, замочили бедного медвежонка? Всё равно, его не достать…. Или, кто смелый, всё же, найдётся? Медведица-то жива осталась, прячется где-то рядом…. Что, нет смелых? Уроды грёбаные! Ну, допустим, захотелось кому-то отведать медвежатинки. Высмотри себе одинокого мишку, завали. Тут этих медведей шастает – как собак нерезаных. Засранцы вы, всё-таки…

Меткие стрелки, смущённые такой жёсткой отповедью, торопливо расселись по местам. Обезьян, не прекращая ругаться и ворчать, залез в кабину и «бибикнул» пару раз, сигнализируя всем о продолжении движения.

Прав был мудрый Пашка: пока доехали до «Жаркого», видели этих медведей – не сосчитать. И одиночные попадались, и компактными группами. А, самое интересное, что все медведи были разномастными – от практически чёрной до светло-жёлтой окраски. Один раз Серый наблюдал на склоне сопки живописную компанию, состоящую из трёх косолапых: один был палевым, другой – светло-рыжим, третий – буро-чёрным. Почему так получалось? С каких таких пирожков? Даже многоопытный Обезьян не знал ответов на эти вопросы…

В полдень второго дня пути «Уралы» – по руслу узкого каменистого ручья – выехали на побережье. На море царил полный штиль. Ласковый прибой неторопливо перебирал разноцветную гальку. Было достаточно тепло для середины июня месяца: где-то плюс пятнадцать-семнадцать. Узкую береговую косу ограждали высоченные скалы, метрах в пяти от основания (от уреза воды?) по скалам была прочерчена белая непрерывная линия.

«Делать кому-то было нечего? Или же краска была ворованной?» – вяло подумал Серый.

Ещё часа полтора они ехали вдоль морского берега, а полоса всё не кончалась, наконец, сделали привал. Колонна остановились недалеко от места впадения в море бойкого ручья, в пятидесяти-семидесяти метрах от береговой линии, где лениво перекатывались прибрежные волны и негромко шелестел прибой. Над капотами усталых машин поднимается белый пар. Водилы тоже нешуточно устали, прямо под колёса «Уралов» подстелили ватники и завалились спать.

– Не могу больше! Все пошли в задницу медвежью! Будите, если что…, – уже засыпая, дал последние указания Обезьян и тут же громко захрапел.

Мужики развели костёр и приготовили королевский обед: макароны с тушёнкой, на второе – крепкий сладкий чай с пряниками. Сергей заботливо предложил:

– Может, разбудим шоферюг? Остынет ведь всё!

– Пусть поспят, родимые, – не согласился с ним Шурик. – Умаялись. Да и мы отдохнём, успеем ещё задницы поотбивать о скамейки…

После обеда все разбрелись, кто куда, а Серый благородно взял на себя неприятную миссию по помывке грязной посуды. Сложив тарелки-кружки-ложки в объёмный котёл из-под макарон, он пошёл к морю.

– Серёга! – прокричал ему вслед Шурик. – Только потом не забудь всё сполоснуть в ручье! От морской воды вся эмаль, однако, слезет с кружек!

На берегу Сергей тщательно намылил ложки-вилки, тарелки-кружки, сложил всё обратно – в уже отдраенный мелким песочком котёл – и пошёл к месту впадения ручья в море, чтобы сполоснуть посуду в пресной воде. До ручья оставалось метра полтора, когда из воды выпрыгнула-выскочила здоровенная рыбина. Выпрыгнула и тут же упала обратно, обдав посудомойку веером холодных брызг.

– Ну, и ни хрена себе! – истошно завопил Серый. – Мужики, мужики! Сюда! Тут – рыба! Много очень! Крупная!

– Это кета, однако, собралась на нерест, – невозмутимо сообщил подошедший на зов Шурик. – Пару дней походит вдоль берега, присмотрится. А потом, однако, попрёт валом в ручьи, только держись…

Все геологи-буровики, за исключеньем спящих водителей, истово отдались благородной страсти. Из маек и рубашек тут же было изготовлено некоторое подобие бредня. Серый метал в рыбин охотничий нож. Ушлый геофизик оперативно соорудил вполне приличную острогу – из черенка совковой лопаты и гигантского гвоздя, найденного в кузове «Урала».

– Однако, мы здесь не одни увлекаемся рыбалкой! – известил Шурик.

Серый посмотрел в указанном направлении: примерно в полукилометре от их временного лагеря, возле устья другого ручейка, по мелководью неуклюже скакали-рыбачили два крупных, светло-палевых медведя.

Общими усилиями удалось добыть порядка пятнадцати крупных пятнистых рыбин – весом от одного до трёх килограммов.

– Будем, однако, делать шашлыки! – решил за всех Шурик. – Меня в Астрахани – лет двадцать назад – научили. Там их, однако, делают из осетрины, да, думаю, один бес. Должно получиться и из кеты…

Серый и ушлый геофизик «оживили» затухающий костерок и нажгли достаточное количество фиолетовых и бордовых углей, а из береговых камней сложили некое подобие мангала. Шурик в ближайшем куруманнике нарубил с полсотни подходящих прутьев и нанизал на них порционные куски кеты, которые целый час «мариновались» в сгущенном молоке, слегка разбавленном морской водой. В конечном итоге, получилось очень вкусно, все ели и дружно нахваливали кулинарные способности бурята…

Шурик подошёл к спящему Обезьяну и поднёс прут-шампур с ещё дымящейся рыбой к его физиономии. Пашка заинтересованно задёргал носом и открыл глаза. Саганбариев был предельно вежлив и предупредителен:

– Начальник, кушать подано, однако! Отведайте рыбки, ваше Обезьянье величество!

Начальник полевого отряда сонно потряс лохматой башкой, крепко зажал в огромном кулаке шампур и, довольно урча, принялся за рыбу. Покончив с шашлыком, Обезьян отбросил уже ненужный прут в сторону, огляделся по сторонам и взревел – как раненый в зад белый медведь:

– Уроды недоделанные! Выродки позорные! Мать вашу старенькую! Я же велел: разбудить меня – ежели что! Велел, так вас растак? А они и забыли, рыбку ловят…. Мать вашу! Быстро все по машинам! Прилив идёт. Нам что в одну сторону – до ручья проходимого – полтора часа ехать, что в другую. Запросто можем потонуть…

Действительно, если раньше от машин до береговой линии было метров семьдесят, то теперь волны прибоя плескались уже в непосредственной близости от колёс «Уралов».

– Прилив идёт! – повторил Обезьян и рукой показывал на белую бесконечную полосу, прочерченную кем-то высоко на скалах.

– Теперь-то понятно, откуда взялась эта белая полоска, – прокомментировал Серый, запрыгивая в кабину передовой машины.

Все расселись по местам, дружно взревели моторы. Машины гнали вдоль берега, что было мочи, только прибрежная галька летела из-под колёс в разные стороны. Прилив безжалостно наступал, ехали уже по воде, которая поднималась всё выше и выше…

Только в призрачных сиреневых сумерках, на последнем издыхании, «Уралы» заехали в спасительный ручей и, пройдя ещё метров четыреста вверх по его руслу, остановились. Обезьян, смахнув пот со лба, перекрестился:

– Ф-у-у, успели! Минут на пятнадцать поздней тронулись бы, и всё. Пошли бы на корм оголодавшей кете…

– Дальше по этому ручью и двинем? – спросил Серый.

– Не, это не наш ручей, – беззаботно зевнул Пашка. – До нужного, который называется – «Холодный», ещё километров тридцать пять будет. Поспим немного, дождёмся отлива, тогда и поедем. Опять, естественно, вдоль побережья…

Утром, проведя в пути – от Апрельского – ровно двое суток, походная колонна остановились метрах в восьмидесяти от места впадения Холодного ручья в море. Обезьян, выбравшись из кабины автомобиля, рявкнул:

– Ну-ка, босота, в одну шеренгу построились! Живо у меня! Давай, давай! Пошевеливайтесь, уроды! На «первый-второй» – рассчитайсь!

– Первый!

– Второй!

– Первый!

– Второй…

Пашка пояснил:

– Первые номера идут по этому берегу ручья, вторые следуют по противоположному. Вот, вам мешки. Вперёд, орлы!

– А зачем мешки-то, начальник? – поинтересовался Шурик.

– Рыбу в них складывать будете, дурики…

Все рассредоточились вдоль русла ручья с пустыми мешками наготове. Передовой «Урал», отъехав от устья метров на двести, развернулся. Надсадно взревел мотор, и машина, разогнавшись на мелководье и подняв тучу брызг, на большой скорости въехала в неширокий ручей, полный кеты. Испуганная рыба тут же начала бестолково выбрасываться на берег. Геологи, геофизики и буровики шли – вслед за «Уралом» – по берегам и, восхищённо крутя головами, складывали в мешки отборную кету.

– Вот, это рыбалка, я понимаю! Никогда не бывал на такой! – поделился своими ощущениями Серый…

Часа через четыре сменный полевой отряд благополучно прибыл в геологический лагерь. Оказалось, что напрасно они «наловили» так много рыбы – соли-то на участке не было совсем: завхоз, сука злая и мерзкая, запил в Певеке (ещё по весне), так ничего и не закупив толком.

Часть рыбы пожарили (без соли), от пуза объелись несолёной икрой. Но примерно половину кеты пришлось, всё же, выбросить. Жалко, а что сделаешь? Хозяйственный Саганбариев, впрочем, несколько рыбин подвесил под выхлопную трубу ДЭЗ-ки.

– Вкусно, однако, – нахваливал потом Шурик получившееся блюдо, незаметно сплевывая в сторону.

Но компаньонов у него не нашлось, никто не захотел питаться совершенно пресной рыбой, пованивающей – к тому же – соляркой.

С едой, действительно, было тоскливо. Каждый день одно и то же: несолёные макароны с тушёнкой, каменные пряники, красная (опять-таки, несолёная) икра и несладкий чай. А некоторые индивидуумы, и вовсе, предпочитали не давиться пресными макаронами, а довольствовались тушёнкой с пряниками. Деликатес – для тех, кто понимает, конечно…. Уху ещё иногда варили, только – без соли – и она шла как-то не особенно. И так продолжалось полтора месяца! Какие, уж, тут шутки?

А, что касается непосредственно работы, то и ничего особенного. В том смысле, что работа – как работа.

Скважина – на момент их прибытия – была неглубокая, порядка двухсот двадцати метров. В начале двенадцатичасовой смены-вахты Шурик и Серый поднимали на поверхности буровой снаряд, разбивая колонну труб на отдельные штанги, из колонковой трубы извлекали керн горных пород и складывали его в специальные ящики. Если, была такая необходимость, то заменяли буровую коронку, опускали, свинчивая трубы, снаряд обратно в скважину и начинали бурить. Работа, вроде бы, простая, но тяжёлая и действенно способствующая интенсивному потоотделению. Потом часа два-три продолжался процесс бурения, после чего производился очередной спуск-подъём…

Между спусками-подъёмами помощник бурильщика, казалось бы, свободен и может отдыхать. Но с Шуриком этот номер не прошёл. После первого же спуска-подъёма он отвёл Серого за буровой копёр и, указав на гору ржавых труб, велел:

– Надо, однако, всё это железо «разбить» на составные части. Трубы – в одну сторону, переходники – в другую, разные муфты – отдельно.

– А зачем, если не секрет?

– Надо, однако, – ёмко и доходчиво объяснил Шурик. – В крепком хозяйстве всё может пригодиться. Если и не сейчас, то через год, однако…

Мастер-наставник показал, как надо – с помощью тяжёлой кувалды, двух ключей и набора патрубков – развинчивать старое железо на части. За последующие полтора месяца Серый в этом высоком искусстве преуспел несказанно, и мог одолеть – на спор – любые резьбовые соединения, сколь заржавевшими они не были бы…

Единственной радостью на участке являлась чудо-банька, располагавшаяся на берегу ручья. Поверх банной печи лежал толстый лист неизвестного металла. Через восемь-десять минут – после того, как в топке разжигали огонь – металлический лист раскалялся докрасна, а уже от него очень быстро нагревались и камни, горкой наваленные сверху.

В чем тут заключался секрет, и из какого металла был изготовлен волшебный лист? Никто не знал, даже всезнающий Пашка Обезьян…. Уставшие буровики от души парились вениками из карликовой берёзы, купались в ручье, после этого трапезничали и сразу же ложились спать. А когда просыпались, то вахтовка уже стояла у порога…

Тем не менее, пролетели и эти тяжёлые полтора месяца. За два дня до пересменки бригада Шурика и Серого – на глубине девятисот пятидесяти метров – закончила скважину. И тут, как раз, по рации поступила радостная новость – в рыбацкий посёлок Выжда завезли что-то из спиртного.

– Надо ехать, однако, – посоветовал Шурик. – Раз сообщили по рации. Для чего-то, однако, это сделали?

Пашка Обезьян взял Сергея – в качестве грузчика – с собой. По ручью «Урал» спустился к морю и ещё часа три ехал вдоль побережья. Обезьян, ловко вертя баранку синими от многочисленных татуировок руками, рассказывал о своей жизни:

– Главная опасность на Большой земле – скука. Работа, дом, работа, всё по расписанию. И так – до самой пенсии…. Вот, от той безысходной тоски, я и сорвался. То есть, по пьянке набил морду одному гаду. А может, и не гаду вовсе, а просто – по пьянке…. Но три года потом парился на нарах – от звонка до звонка. Отсидел, вернулся…. Года полтора продержался, вновь скука заела. Опять учудил, сжёг машину одного крутого чела. Уже пятёрку дали, рецидивист, как-никак. Отсидел, понятное дело…. Ну, думаю, больше я в эти игры не играю. Вот, и завербовался на Чукотку. Здесь – хорошо. В том плане, что скучать не приходится. Всегда при деле, всегда работа какая-нибудь найдётся. Человеком здесь себя ощущаю…

Возле деревушки «Урал» был встречен стаей злобных собак. Псы неотрывно бежали следом и, надсадно гавкая, так и норовили покусать задние колёса машины. Пашка же косился на собак с каким-то определённым интересом.

Они подъехали к крохотному магазинчику и затарились спиртным – лекарственной микстурой из боярышника от заболевания почек, в маленьких пузырёчках грамм по пятьдесят.

– Лекарственная микстура, нелекарственная, но градусов тридцать в этом напитке есть, – усмехнулся Обезьян. – Следовательно, будем смело употреблять! То-то, сегодня мужики полечат почки…

Когда машина выехала из Выжды, со всех сторон опять набежали облезлые собаки. Вдруг, Обезьян резко вывернул руль и надавил на тормоз, раздался хищный визг покрышек, сопровождавшийся жалобным собачьим воем….

Пашка и Серый выбрались из кабины. В десяти-двенадцати метрах от «Урала» на дороге лежали два задавленных пса.

– Ну, это мы удачно зашли! – радостно заявил Обезьян, по хозяйски переправляя собачьи тушки в фургон. – И спиртным разжились, и свежатиной запаслись!

В лагере их встретили как героев. А вечером состоялся званый ужин – с жареной собачатиной и благородной боярышниковой настойкой. Серый тоже отведал предложенное угощенье, и ничего – даже не стошнило…

Ссылка на «Жаркий» закончилась, Сергей вернулся в Апрельский. Общага встретила тишиной и безлюдьем – ребята ещё находились на объектах. Он случайно посмотрелся в зеркало и брезгливо – с долей отвращения и лёгкого испуга – присвистнул:

– Ну, и рожа! Патлы тусклые торчат во все стороны, бородёнка жиденькая, профессорская, вернее, козлиная. Одежда вся обветшала и поистрепалась…. Мрак полный и страшный!

После недолгих раздумий он вспомнил, что посёлок Апрельский является местом цивилизованным, после чего отправился в парикмахерскую. Подстригся под ноль, побрился, ещё раз – внимательно и пристально – всмотрелся в зеркальные глубины и решил, что надо полностью сменить гардероб.

Серый подошёл к промтоварному магазину, в витрине которого маячил одинокий манекен, облачённый в пыльный белый костюм. Вернее, в светло-бежевый, но в Апрельском – на фоне серых ватников и зелёных штормовок – этот цвет воспринимался не иначе, как «белый». Пожилая продавщица по-честному предупредила, что данный костюм красуется на манекене уже почти шесть лет. Но, какое это имело значение? Правильно, никакого…

Вежливо улыбнувшись, Серый прошёл за ширму, переоделся и вышел обратно – посмотреться в зеркало.

– Ну, надо же! – восхитилась продавщица. – Сидит, как влитой! Вам, молодой человек, очень идёт! Похожи на молоденького гангстера из иностранных фильмов…

К костюму он прикупил светлую рубашку и чёрные модельные туфли. Тут же переоделся в обновки, а старую одежду и обувь, не ведая жалости, выбросил.

Серый вышел на улицу, редкие прохожие оглядывались ему вслед, а собаки, пробегавшие мимо по своим собачьим делам, испуганно шарахались в разные стороны…. Навстречу попался Шурик, увидав Сергея – в новом облике – тут же подобострастно сдёрнул с головы старенькую кепку и принялся низко кланяться. Видимо, принял за «большого» начальника.… Потом, конечно же, узнал и заулыбался. Но улыбка у него получалась какой-то вымученной и испуганной. Да, и улизнул он почти сразу же – по какому-то пустяковому и насквозь надуманному поводу…

Ещё через час Серый вышел из пивной и обрадовался – возле общаги стояла вахтовка, следовательно, ребята приехали. Толстый, Гешка и Михась выбрались из машины и принялись неуверенно перешептываться между собой, подозрительно и недоумённо глазея на заезжего фраера…. А когда всё прояснилось, в смысле, кто есть кто, Михась минут десять прямо на тротуаре валялся – со смеху подыхал…

Если вы когда-нибудь – по делам – посетите посёлок Апрельский, то вам обязательно расскажут легенду – «о лысом фраере в белом костюме»…

Посидели они потом, конечно же, выпили, покуролесили знатно по посёлку. А с утра выяснилось, что вертолёт до Певека будет только через неделю.

«Свободная неделя – это здорово!» – решил Серый. – «Может, сползать на рыбалку? На речку – с бесконечно милым названием – Паляваам?».

Байка пятнадцатая Река Паляваам

Как добраться до Паляваама, Серому рассказал Шурик:

– До пятнадцатой буровой доедешь на вахтовке. А дальше пешком, однако. Дорога там, однако, одна всего – поднимается прямо в сопки. По ней выйдешь на перевал. Километров пятнадцать всего, однако, до перевала…. Раньше-то эта дорога была наезженной, но трясло лет пять назад землю. Вот, камнями большими её, дорогу, то есть, и завалило местами. А кто чистить, однако, будет? Нет желающих. Вот, и забросили дорогу…. На перевале стоит новый дом, рядом с ним – церквушка очень старинная, однако. В доме живёт молодой поп, Порфирием кличут. Но печальный, однако, очень…. От поповского дома дорога раздваивается. Если, пойдёшь по правой, то до реки будет километров двадцать пять. Места там, однако, рыбные, хорошие. По левой – короче гораздо, километров пятнадцать. Но тёмное это место, однако. Не любят туда наши ходить, – Шурик испуганно оглянулся на приоткрытую дверь, – Говорят, что там, однако, сам Шайтан живёт. Поостерегись, пожалуйста…

Из досок Серый – под руководством Шурика – смастерил кораблик-катамаран, намотал на отдельную дощечку метров пятьдесят толстого капронового шнура, ближе к концу привязал несколько поводков из лески, на поводках закрепил самодельные мушки-приманки. Мушки он изготовил из оленей шкуры, что валялась на пороге комнаты в общаге, и своих собственных волос с известного места. Шурик, впрочем, утверждал, что для изготовления качественных мушек гораздо лучше подходит интимный женский волос. Только, вот, где его было взять? Тем более, в срочном порядке? В качестве завершающего штриха Серый обмотал приманки красной шерстяной нитью и резюмировал:

– Отличные мушки получились! Сам бы ел…

Он сложил-побросал в рюкзак брезентовую плащ-палатку, снасти, несколько картофелин, луковицу, краюху хлеба, чай, сахар, соль, походный котелок, эмалированную кружку, алюминиевую ложку, перочинный ножик, бутылку «Плиски», килограмм конфет «Старт», пачку чая со слоном, папиросы, спички. Поразмышляв с минуту, добавил пару банок сосисочного фарша – о тушёнке после «Жаркого» Сергей даже думать (временно, понятное дело!) не мог. Как говорится, были сборы недолги…

На маршрут Серый вышел ранним утром. От пятнадцатой буровой дорога круто уходила в сопки, солнышко припекало по-взрослому, пот лил ручьями. Мокрый, как последняя мышь, он, всё же, взобрался на перевал и надолго застыл, поражённый открывшейся взгляду красотой.

Внизу, как на ладони, лежала широкая долина Паляваама. Река текла десятками отдельных проток-рукавов. Эти рукава причудливо пересекались, то сливаясь в несколько широких, то опять разделяясь на десятки узких. Были видны многочисленные острова, старицы, пороги и водопады…

Насмотревшись вдоволь на природные красоты, Сергей заметил, что стоит в десяти-двенадцати метрах от приземистого дома. Из-за покатой крыши высовывался чёрный деревянный крест церкви. Рядом с домом располагались три большие теплицы. Из крайней выбрался молодой русобородый мужик – в чёрной рясе и кирзовых сапогах.

– Здравствуйте, отец Порфирий! – широко улыбнулся Серый.

– И тебе здравствовать, отрок проходящий! – добросердечно откликнулся монах (поп, батюшка, инок – кто их разберёт?). – На рыбалку, смотрю, собрался? Бог тебе в помощь! Рыбки наловишь – заходи на обратном пути. Ты меня рыбкой угостишь, я тебя – дыней настоящей, – батюшка с гордостью кивнул на теплицы.

Неожиданно пошёл мелкий и нудный дождик. Над долиной Паляваама ещё ярко светило солнце, а над противоположной стороной перевала, откуда пришёл Сергей, зависли серые скучные тучи.

– Если что, у меня в кельи можешь переждать дождь, – предложил отец Порфирий. – Торопишься? Тогда, мой тебе совет: сворачивай налево, там, на Палявааме, стоит неплохая избушка. В ней и перебедуешь непогоду…. Кто это тебе наплёл про «тёмное место»? Врут всё, пренебреги! Обычное там место, просто людишки гнусные взяли моду – наведываться туда. Но сейчас для них ещё не сезон, – непонятно объяснил батюшка. – Они только по ранней весне, да ещё по зрелой осени безобразят. А сейчас и нет там никого…. Ступай со спокойным сердцем!

«Не соврал Шурик!», – отметил про себя Серый. – «Глаза-то у батюшки – как у больной собаки: тоскливые и безразличные, пустые какие-то…».

Попрощавшись с отцом Порфирием и накинув на плечи плащ-палатку, он – по левому отвороту – торопливо спустился с перевала.

Через три с половиной часа показалось неказистое строение, выстроенное на речном берегу, ветерок принёс неприятный запах. Изба приближалась, гнилостный запах неуклонно усиливался, постепенно превращаясь в нестерпимую вонь…. Вокруг избушки – в радиусе пятидесяти-семидесяти метров – земля была щедро покрыта останками битой птицы: уток, гусей и лебедей.

«Видимо, по весне, во время прилёта в эти края птичьих стай, кто-то здесь веселился от души», – подумал Серый, старательно прикрывая нос рукавом штормовки. – «И столько, гады, набили птицы, что и местное зверьё все съесть не смогло. Но растащили медведи, песцы и лемминги птичьи части по всей округе. Везде валяются полусгнившие крылья, головы и лапы…. Прав был отец Порфирий – относительно «гнусных людишек»! Видимо, партийно-начальственная элита развлекалась прошедшей весной на берегах Паляваама, не иначе. Простые люди не приучены – так гадить…».

Но выбора не было, дождик припустил нешуточный. Пришлось Серому заняться уборкой прилегающей территории, благо у дверей избушки обнаружилась крепкая лопата. Уже в сумерках он закончил возведение птичьего могильника – метрах в ста от избы.

Ещё повезло, что в сенях был сложен приличный запас сухих дров. Сергей раскочегарил крохотную печурка, поужинал хлебом с сосисочным фаршем и запил трапезу чаем, слегка разбавленным «Плиской».

«Всё совсем и неплохо!», – решил он и заснул сном праведника, вполне довольный жизнью и собой.

Утро выдалось солнечным и тёплым, серые тучи за ночь ушли в сторону моря. Серый весь день старательно рыбачил, прыгая по камням, и упорно блуждал среди многочисленных рукавов Паляваама, перемещаясь – предварительно закатав болотные сапоги – от одного крохотного островка к другому.

К вечеру он поймал пять неплохих хариусов – примерно по килограмму каждый. Из двух рыбин Сергей сварил полноценную уху, а оставшихся хариусов сложил в ледник – под домиком обнаружился вкопанный в вечную мерзлоту железный ящик, на одну треть заполненный голубоватым льдом.

Стемнело, Серый зажёг свечной огарок, обнаруженный в избе. Сидел возле раскалённой печи – голый по пояс – и с аппетитом хлебал уху. Неожиданно в дверь постучали – громко, нагло и уверенно.

– Глухомань, тоже мне, называется. Никакого тебе покоя…, – ворчливо пробормотал он себе под нос и ответил в полный голос: – Не заперто, входите!

Распахнулась дверь, и в избу вошли два несуетливых мужика: одеты по-походному, за плечами размещались внушительные рюкзаки, лица – коричневые от загара, качественно продублённые ветрами. Серьёзные пассажиры, одним словом…

– Здорово, хозяин! – отметились мужики. – Рыба-то есть? Угощай путников! А у нас спирт имеется с собой. Вот, и устроится пикник…

Хорошо ещё, что Пашка Обезьян инструктировал Сергея относительно таких ситуаций, мол: – «Если с людьми серьёзными контактировать где-либо придётся – ну, к примеру, в тундре, тайге, или в камере тюремной – то всегда солидность изображай, не суетись, с вопросами не лезь и туману напускай всячески, мол, ты тоже будешь не из простых чалдонов…».

Вежливо поздоровавшись, Серый достал из ледника рыбу и принялся, молча, готовить свежую ушицу. Мужики исподволь присматривались к нему, но с расспросами пока не лезли. Очевидно, в их головах складывалась следующая логическая цепочка: – «Парнишка совсем ещё молодой, но брит на лысо, руки все битые-перебитые, на торсе голом наблюдаются многочисленные синяки и ссадины (а вы на «Жарком» полтора месяца повкалывайте по-чёрному!), молчит угрюмо, но без видимого страха…. Нет, непрост парнишка. Ох, непрост!».

Сергей и пришлые мужики отведали ухи, выпили спирта, слегка разведённого речной водой. И тут, вроде, всё прошло нормально – Серый не поперхнулся ни разу.

– А, что же ты, хозяин радушный, не поинтересуешься, мол: – «Кто такие? Откуда?» – спросил один из гостей, слегка осоловевший от выпитого.

– Так это, господа проходящие, дело-то совсем не моё, – скромно, как и учили, ответил Серый. – Да, и молод я ещё – вопросы такие задавать. Но, если настаиваете, то спрошу…. А кто вы, уважаемые? Где мазу держите? По какой нужде очаги родные покинули? Может, помощь нужна какая?

Мужики, понимающе переглянувшись, скупо улыбнулись и поблагодарили:

– За помощь предложенную – спасибо. Но, как говорится, справимся сами…. А, кто мы? Да так, гуляем здесь, не торопясь, присматриваемся к местам красивым…. Сам-то, из каких будешь?

– Получается, что и я – типа на променад вышел. Тесно стало в хоромах дядиных. Решил, вот, свежим воздухом подышать. Так, самую малость…

Второй тип заинтересовался единственной татуировкой «хозяина» – это Пашка Обезьян наколол Серому на левом плече профиль Че Гевары.

Сергей рассказал мужикам про Че – про то, как штурмовал полицейские казармы, как выпускал из тюрем заключённых. Про то, как за ним сатрапы по всему миру охотились, и про смерть его героическую…. Мужики слушали очень внимательно, время от времени восхищённо цокая языками. Довольные друг другом, они допили спирт и легли спать.

Когда утром Серый проснулся, то мужиков уже и след простыл. Ушли куда-то по-тихому, тундра-то, она – бескрайняя…

– Что тут поделаешь, опять надо ловить рыбу, – с философской грустинкой вздохнул Серый. – Не пустым же, в конце концов, возвращаться домой. Засмеют пацаны…

К обеду он наловил ещё с десяток хариусов, но уже помельче – грамм по семьсот-восемьсот. Опять наварил ухи, а рыбу, не задействованную в этом процессе, рачительно сложил в ледник.

На противоположном берегу реки надсадно загудел двигатель вездехода. Вскоре и люди появились. Двое, не раздумывая, приступили к форсированию водной преграды, и – по грудь в воде – перешли через главное русло.

Оказалось, что это полевой отряд изыскателей-геодезистов подошёл к Палявааму. Их ещё в марте месяце забросили в тундру: бродить по ней, родимой, с теодолитами и нивелирами, вести съёмку и расставлять на сопках геодезические знаки. Время от времени, им на вертолёте доставляли жратву и солярку для вездехода. За пять месяцев геодезисты совсем одичали и были несказанно рады любому человеческому лицу.

После жарких приветствий-объятий, новые гости предсказуемо поинтересовались-предложили:

– Рыба-то, хозяин, есть? А у нас спирт имеется с собой. Давай-ка, накатим за знакомство…

Сергей и геодезисты запекли хариусов на углях, предварительно завернув рыбин в алюминиевую фольгу, выпили спирта, слегка разведённого речной водой, и обменялись рассказами о приключениях последних недель-месяцев. Между делом, Серый спросил о вчерашних мужиках.

– Это, наверное, «Ванькины дети» были. Так в наших краях называют «диких» золотодобытчиков, – ответил один из изыскателей. – Серьёзные ребята. Такие и пришить могут. Потому как – не любят они лишних свидетелей. Так что, студент, повезло тебе…

К вечеру новые знакомцы, покачиваясь из стороны в сторону, медленно убрели – через реку – к своему вездеходу. Серый же принялся готовиться к очередному ночлегу, понимая, что и завтра ему не суждено попасть домой, так как придётся ловить новую рыбу…

Ночью – сквозь сон – донёсся чуть слышный крик:

– Помогите, помогите! Ради Бога!

– Это ещё что такое? – опешил Серый. – Спиртовая галлюцинация? Не похоже, вроде, уже протрезвел…. Не сердце Чукотки, мать его, а какой-то проходной двор, право слово!

Он вышел на улицу, в смысле, на свежий воздух. Вокруг было темно, только звёзды – огромной стаей – висели над головой. Снова – сквозь ночной шум речных порогов – долетел призыв о помощи…

Минут через пять-шесть перед его взором предстала совсем уже нереальная картинка: на пологом берегу Паляваама, под громадным гранитным валуном, лежала, сжавшись в комочек, симпатичная блондинка средних лет, одетая, как одеваются начинающие столичные туристки, выезжающие на пикник. Барышня, прикрыв глаза, негромко стонала. Рядом с ней обнаружился рюкзачок – совсем уже смешного размера – чуть больше дамской сумочки. На рюкзачке наличествовал трафаретный оттиск Медного Всадника.

Серый, присмотревшись к барышне повнимательней, удивлённо охнул:

– Ничего себе – дела! Я же знаю эту биксу! Она на студенческой шахматной Олимпиаде играла – на первой женской доске – за Университет. Аспирантка чего-то там, ботаники, кажется…. А потом, в смешанном блицтурнире, и у меня выиграла. Совпадения, однако…. Блин чукотский, да с жиром моржовым!

Байка шестнадцатая Лузеру – саечка

Сергей оттащил девицу – вместе с её несерьёзным рюкзачком – в избушку, уложил на койку, влил ей в рот остатки «Плиски». Барышня закашлялась, расплевалась во все стороны, но в себя пришла.

– Где я? – спросила дрожащим голосом. – Впрочем, неважно…. Ты, мальчик, Антона обязательно найди. Он где-то рядом, люди говорят…. В моём рюкзаке тетрадка лежит, а в неё переписан рассказ одного испанца. Правда там всё, в рассказе…. Ты, мальчик, когда Антона найдёшь, то покажи ему эту тетрадь. И у нас с ним должно всё закончиться также. Ведь, начиналось-то, как и там, одинаково.…Найди его, мальчик, пожалуйста! Покажи Антону тетрадку…, – и опять впала в беспамятство, глаза закатились, капельки пота выступили на лбу.

– И кого, интересно, она «мальчиком» обозвала? – искренне возмутился Серый. – Да, меня даже «Ванькины дети» уважают и держат за авторитета! Мартышка неразумная, университетская, одно слово…

Он нашёл на узкой полочке, что висела над обеденным столом, пачку анальгина. На упаковке, правда, стоял тёмно-фиолетовый штампик, мол: – «Годен до 20.10.78.». Но других лекарств под рукой не было, поэтому Серый растолок две таблетки в порошок, разбавил его остатками изыскательского спирта и с чайной ложечки – минут за десять – скормил барышне данную лечебную смесь. Блондинка сразу же успокоилась, перестала мотать головой и уснула. Даже принялась – во сне – лукаво улыбаться и строить уморительные рожицы…

Серый нашёл в дамском несерьёзном рюкзачке потрёпанную тетрадку, раскрыл её и принялся старательно изучать текст, мол, вдруг, что и прояснится.

Надо вам сказать, мои дорогие читатели и читательницы, что в те дремучие Времена ещё не было в природе таких полезных вещей, как: «ксерокс», «компьютер», «Интернет» и «сканер». Читала, к примеру, трепетная девица интересный текст, набранный на печатной машинке, (который, к тому же, надо было возвращать через сутки другие), и, допустим, что этот текст ей нравился. Что тогда делала означенная девица? Брала чистую тетрадь, купленную за сорок восемь копеек, и переписывала туда понравившийся текст. Вот, и в данном случае наблюдалась та же история: тетрадка – от корки до корки – была исписана убористым и аккуратным почерком.

Стал Серый читать и сразу же несказанно удивился. Почему – удивился? Об этом чуть позже…. А пока привожу текст дословно.

Андрес Буэнвентура-и-Гарсия.

Лузеру – саечка

Джон стоял на краю гигантской тёмно-бордовой скалы, гордо нависающей над каньоном Большого Колорадо, красивейшей горной страны Северной Америки. Таинственные голубые дали, бездонное синее небо над головой, пугающий чёрный Провал под ногами, белый-белый искрящийся снег вокруг. Всё это завораживало до безумия. Глаза юноши наполнились слезами, губы – непроизвольно – приоткрылись…

– Лузеру – саечка! – раздался звонкий голос.

Горячие девичьи пальчики резко, но – одновременно – и нежно, коснулись нижней челюсти Джона. В ту же секунду крепкие белоснежные зубы молодого человека громко цокнули друг о друга, имеется в виду – «верхние о нижние». Рядом раздался громкий и заливистый смех. Чуткое горное эхо нежно разделило этот смех на части, многократно умножило, превращая его в чудное пение неведомых могучих колоколов, сопровождаемое неистовой подпевкой миллионов крошечных серебряных колокольчиков…

Джон, конечно же, не обиделся: это всего лишь Беки, веселится, как и всегда. Как, вообще, можно было обижаться на такую девушку? Озорные голубые глаза, длинные, блестящие на солнце каштановые волосы, ну, и всё остальное….

Тем более, что неделю назад Джон Тревол сделал Бекки Смит – в присутствии уважаемых свидетелей – вполне недвусмысленное предложение, на которое вышеозначенная Бекки дала самый недвусмысленный и, безусловно, положительный ответ, подкреплённый самым недвусмысленным и жарким поцелуем. Что же вам ещё, непонятливые мои?

На следующее утро Джон бодро шагал в сторону железнодорожной станции. Необходимо было встретить с Еженедельного Трансконтинентального груз хитрого французского медного припоя. Разве я вам ещё не сказал, что Джон Тревол работал помощником кузнеца, а сама кузница квартировала в славном городишке Вест-Хем? Вот, говорю…

Утро выдалось славным, безветренным и солнечным. В кронах деревьев звонко цокали рыжие белки, в кустах орешника звонко чирикали какие-то мелкие пичуги. Дорогу к станции пересекал бодрый ручей, в котором – так же бодро – плескалась крупная форель. Джон не смог удержаться от соблазна: срезал охотничьим ножом гибкий ореховый прут, достал из внутреннего кармана пиджака дощечку с заранее намотанной на неё готовой снастью, и – примерно через час – пяток крупных форелей уже неистово дергались на кукане, опущенном всё в тот же ручей.

– Заберу на обратном пути, – решил наш герой.

А, вот, к приходу поезда Джон безнадёжно опоздал. Взобрался на Привокзальный холм, а Еженедельный Транснациональный уже отходит…

С холма – вся станция как на ладони. Хромой Хэнк тащит куда-то клетку с бойцовыми гусями, миссис Нэддинг племяшку, с поезда встреченную, ведёт за руку. А это – кто?

– Господи Всемогущий! – ошарашено пробормотал Джон. – Это же моя Беки! Идёт себе рядом с каким-то квадратным щёголем в чёрном цилиндре, держит его за руку, взволнованно щебечет о чём-то…. Святые Угодники, да она же его целует в щёку!

Здесь-то, вот, шторка у Джона и упала…. Поскрипел он на холме зубами немного – часик-другой. А потом – от полной безысходности – отправился на железнодорожную станцию. Там он отважно – до поросячьего визга – нарезался кукурузным контрабандным виски, да и сел в первый проходящий поезд…. Поезду-то что? Постоял на станции минут двадцать-тридцать, попыхтел хмуро и недовольно, да и умчал нового пассажира куда-то – в безумную даль…

Прошло – без малого – три года. На берегу безбрежного Атлантического океана стоял молодой католический священник – отец Джон – и размышлял о всяких разных разностях. Размышлять – для католических священников – дело куда как полезное…

Допустим, что вы пришли на морской берег. Просто так пришли, без всякой конкретной цели, для оздоровительного променада. Например, на пляж славного Майами, или, допустим, какой-нибудь там провинциальной Ниццы. Подошли к береговой линии и задумчиво глядите себе под ноги, а затем медленно поднимите голову…. В этом случае перед вашим взором последовательно промелькнёт череда следующих непритязательных картинок. Песок, песок, море, море, линия горизонта, небо, небо, небо.…Но так бывает далеко не везде и не всегда. Например, на набережной городка Сан-Анхелино, во второй декаде июня, при полном безветрии, на рассвете – между шестью и семью утренними часами – череда картинок будет иной. Песок, песок, море, море…. А, может, уже небо? Точно, небо! Может, всё-таки, море? Море, небо, море…. И, никаких тебе фокусов! Просто море и небо совершенно одинакового, ярко-бирюзового цвета, линия горизонта полностью отсутствует, небо и море сливаются в нечто Единое, Неразделимое и Неразгаданное…. Ничего прекрасней нет – на Белом свете! Если вы еще не наблюдали этого чуда, то вы – настоящий счастливчик, у вас впереди первое, ни с чем несравнимое свидание с ним.…Ну, а тот, кто уже стал свидетелем Непознанного, покидает сей блаженный берег только по крайней необходимости, или же – по зову сил Высших…

Вот, примерно такие мысли лениво копошились у Джона в голове. Ведь, общеизвестно, что на рассвете всегда тянет слегка пофилософствовать…

Сан-Анхелино, наконец, проснулся. Многочисленные женщины и мужчины заторопились куда-то по узким, мощеным диким необработанным камнем улицам. Кто-то по важным делам, но большинство просто так – ради утреннего променада – пока не наступил полуденный зной, а, следовательно, и сиеста – в спасительной тени…

В крохотную бухту, надсадно подавая хриплые гудки, ввалился грузный лесовоз «Святой Августин», оставляя за собой мазутные пятна и устойчивый запах керосина.

Оранжевое, все еще утреннее, и поэтому не особенно злобное солнышко, выглянуло из-за апельсиновой рощи, что уютно расположилась прямо за спиной у Джона. Оптический обман тут же приказал долго жить, меняя цвета и перспективы. И, вот, нежно-зеленое море уже было безжалостно разлучено с голубовато-лазурным небом: будто бы кто-то торопливо провел по прекрасному полотну тупым ножом, оставляя – где-то в немыслимой дали грубый шрам – линию горизонта. Нежное прохладное утро тихо и незаметно скончалось, родился безжалостный – в своей грядущей жаре – новый тропический день…

Отец Джон, наконец-таки, очнулся от философских дум. Пришла пора подумать и о делах насущных…. Примерно через час ему предстояло совершить Обряд Венчания. Ещё с вечера мулатка-посыльная предупредила, что часам к десяти утра пожалует пара брачующихся. По её словам – американцы.

Старенькая церковь, прохладный зал, забитый скамьями, грубо сколоченными из пальмовой древесины, перед священником неподвижно застыла странная пара. Хотя – под тропическими созвездиями – всё немного странное….

Жених – шкаф квадратный – в классической американской тройке, с чёрным цилиндром на голове. Невеста – невысокая стройная фигурка в чём-то неприметном и скромном, лицо скрыто за тёмной вуалью.

Привычно, не запнувшись ни разу, отец Джон довёл обряд до установленного Свыше финала:

– Если, кто-либо из здесь присутствующих, знает причину, по которой этот брак не может быть заключён, то пусть встанет и громко сообщит нам об этой причине!

В храме повисла чуткая тишина, через минуту разрезаемая на части звонким девичьим голосом:

– Я знаю непреодолимую причину, не позволяющую этому браку быть заключенным! В соответствии со всеми правилами и канонами, установленными нашим Создателем!

К своему громадному удивлению – и отец Джон, и немногочисленные свидетели этой церемонии – вдруг, поняли, что это говорит сама невеста. А девушка, тем временем, продолжала:

– Этот человек – мой двоюродный брат! И поэтому я – отменяю эту дурацкую свадьбу!

Вуаль отлетела далеко в сторону: озорные голубые глаза, длинные, блестящие – даже в полумраке церковного зала – каштановые волосы…

Глаза священника округлились в нешуточном изумлении, губы – непроизвольно – приоткрылись…. Горячие девичьи пальчики резко, но – одновременно – и нежно, коснулись нижней челюсти отца Джона. В ту же секунду крепкие белоснежные зубы ревнивца громко цокнули друг о друга, имеется в виду – «верхние о нижние». Рядом раздался негромкий смех, и прозвучала сакраментальная фраза:

– Лузеру – саечка!

Занавес, господа мои. Занавес!

Вот, такой был текст.

– Ну, и что теперь прикажете делать? – засомневался Серый, уже зная – в глубине души – чёткий ответ.

А за окошком – тем временем – уже серело, наступило утро, приболевшая блондинка похрапывала рядом.

Серый подпёр полешком дверь, да и припустил, что было духу, по направлению к резиденции отца Порфирия. Вдруг, у него чего полезного найдётся? Рация, там, или лекарства какие?

Прибежал, язык вывалив на сторону, а батюшка – в парнике – с дынями своими тетёшкается. Рассказал Серый ему всё, тетрадь показал. Порфирий только тетрадку раскрыл, так сразу же в лице изменился, видимо, почерк знакомый опознал…

Что тут началось – словами не передать. Батюшка сгрёб в сумку всякие лекарства, подвернувшиеся под руку, и как был – босиком – побежал к той блондинке. А, обернувшись, прокричал напоследок:

– Ты же, отрок божий, так тебя растак! Дуй на Апрельский! И чтобы врач, так его растак, был через пять часов! Хоть – на вертолёте, хоть – на вездеходе…. Если что не так будет, то весь посёлок взорву, так его растак! Мать вашу, девственницу непорочную…

– А ещё поп называется! – обиделся Серый. – Морда наглая! Ругаться мы и сами горазды, тоже мне…

Закончилось же всё хорошо: и вертолёт с врачом успел вовремя, и девушка – её Ольгой звали – выздоровела, и отец Порфирий, схиму отринув, опять стал Антоном и женился на Ольге…

К тому времени Серый уже уехал с Чукотки – домой. О последующих событиях ему потом Вырвиглаз с Обезьяном письмо написали совместное, и в посылку вложили сверху. А в посылке наличествовали пять пузатых медицинских грелок с «неглом» – пивом чукотским, иссиня-чёрным….

А теперь о том, почему же Серому было так удивительно – читать рассказ испанского писателя. Только потому, что данный рассказ он сам и написал.

Ещё на первом курсе Сергей вступил в студенческий литературный клуб, где и кропал, без претензий на славу, всякую непритязательную прозу. Только – под псевдонимом. Вдруг, братья-гусары засмеют? В морду лезть сразу, или – на дуэль вызывать? Вот, и псевдоним придумал себе. Мол, Андрес Буэнвентура-и-Гарсия…

Так что, братья и сёстры, вы пишите, вы пишите – вам зачтётся.…Вдруг, писанина эта – бесполезная на первый взгляд – кому-то, и впрямь, реально поможет?

Байка семнадцатая Путь домой

Певек, дождливое раннее утро. Серое такое, хамское, ни чем непримечательное. В судоремонтном доке они – по совету Вырвиглаза – затоварились чёрным чукотским «неглом», и поспешили в аэропорт.

Рейс: – «Певек – Москва». В просторном салоне ТУ-154 присутствовали только питерские студенты, да ещё чукча средних лет – как выяснилось при знакомстве – знаменитый чукотский писатель, лауреат многочисленных премий. Хоть и заслуженный лауреат, только с чёрными зубами. Видимо, от регулярного употребления крепкого чайфира…

Прилетев в Москву, они проследовали на Ленинградский вокзал. До нужного поезда оставалось ещё часов пять. Жрать хотелось – просто ужасно. Деньги немалые оттягивали карманы, да и в рюкзаках завалялось по несколько толстых пачек, но идти в местные привокзальные шалманы что-то не тянуло. Дорогущими и неприятными они были какими-то, левыми, одним словом…

Студенты-практиканты, не сговариваясь, направились в конец самого дальнего перрона. На пустых деревянных ящиках – по устоявшейся чукотской привычке – расстелили газету «Правда Певека». Нарезали хлебушек, вскрыли банки с тушёнкой и «Завтраком туриста», разлили чукотский «негл» по сувенирным кружкам, купленным в привокзальном киоске. На кружках, естественно, красовались башни московского Кремля, украшенные пятиконечными рубиновыми звёздами…

В самый разгар трапезы к богато накрытым ящикам подошла старушка– нищенка: слёзно, Бога – через каждое второе слово – поминая, попросила хлебную корочку. Михась – добрая деревенская душа – протянул бабушке бутерброд, то бишь, кусок хлеба с толстенным слоем тушёнки. Старушка неожиданно обиделась, в сердцах плюнула и, грязно матерясь, ушла…

Вскоре к месту конфликта прибыли два широкоплечих облома, у одного в руках наблюдалась толстенная доска, у другого – нож-выкидуха.

– Что это вы, гниды, обижаете бабушек убогих? – ласково спросил тот, что с доской. – Заплатить теперь, народы, придётся за обиду нанесённую. По сотке с каждого.

– Ты на кого, на, тварь столичная, фраер гнилозубый, на, хвост поднимаешь?

На буровиков, на, чукотских, на? – тут же взвивается Михась.

Толстый Витька – и вовсе – ничего говорить не стал. Он и до Чукотки был слона здоровее. А тут, как повкалывал два месяца на ССК, рекорд мировой, как выяснилось, устанавливая, так, и вообще, окончательно заматерел – Илья Муромец в натуре. Говорливого дяденьку Витюша – его же собственной доской – крепко приложил по жбану, а тому, что был с «выкидухой», руку, держащую эту «выкидуху», сломал – к такой-то матери. Только хруст разнёсся на всю округу.

Прибежало ещё пятеро бойцов, один из них, даже, был облачён в милицейскую форму.

– Лежать всем! – истошно завопил милиционер, размахивая пистолетом.

Ну, сам первым и лёг, да и сподвижники его – следом…

Обойму с патронами Серый зашвырнул в кусты, а пистолет тут же разобрал на составные части, да и разбросал их – чисто на всякий случай – в разные стороны.

– А как мы лихо, на, управились, – гордо заявил Михась, осторожно трогая разбитую губу. – Даже «негл» не пролили, на!

– Пролили, не пролили, – принялся ворчать Банкин. – Но с вокзала – в любом раскладе – надо срочно убираться, пока не повязали…

Громко, чтобы было слышно вокзальным аборигенам, Серый велел:

– Лови, Миня, тачку! Сдёргиваем в Долгопрудный!

Михась-то, он сообразительный до чёртиков, сразу же просёк, что «Миня» – это он и есть. Микроавтобус оперативно поймал, всех в него загрузил – вместе со шмотками – и сообщил водителю:

– Братан, на, до Долгопрудного – шементом! Такса, на, двойная!

Хорошо ещё, что Генка Банкин сразу же поправил:

– Извините, уважаемый! Мой приятель просто пошутил…. Нас, пожалуйста, отвезите в тот аэропорт, откуда самолёты летают до Питера. А такса, естественно, тройная!

Михась – от несказанного удивления – принялся громко икать…

Два часа до аэропорта, полтора – лёта. Вот, маршрут и завершён. Здравствуй, родной Питер!

Зашли «эртэшники» в зал прилётов, а им навстречу неслась песенка в тему, Александр Розенбаум ранний, опальный, ещё не состоящий в бизнес-политической элите:

Я люблю возвращаться в мой город прокуренным гостем, Брать такси – на стоянке, которой уютнее нет. И слегка тормознуться на улице Зодчего Росси, В ожидании блеска мелькнувших в дали эполет. Боже мой, Боже мой, как люблю я домой возвращаться! Как молитву читать – номера ленинградских машин. И с родной Петроградской – у старой мечети встречаться, Пролетая по белым ночам опьянённой души…

Генка Банкин, душа нежная и ранимая, даже прослезился слегка…

На стоянку, «уютней которой нет», они и направились. Михась – с бесконечно важным видом – прошёлся туда-сюда вдоль ряда свободных такси, и выбрал самого солидного водилу – пожилого дядьку с роскошными седыми усами.

Витька, Банкин и Серый побросали рюкзаки в багажник и разместились на заднем сиденье. Михась же угнездился рядом с водителем, достал из портмоне полтинник, плюнул на него и ловко прилепил к лобовому стеклу машины. Подумав немного, достал второй полтинник, пристроил его рядом с первым и радостно объявил:

– Задним ходом, шеф, до Наличной, на! Поехали, на, благословясь!

Дядька оказался нормальным, то бишь, с чувством юмора. Всего-то с минуту просидел в полном обалдении, а потом заржал – что тот хронический даун на концерте Евгения Петросяна – только стёкла автомобильные задрожали. То есть, оценил шутку…

– Ладно, уж! – усмехнулся Михась, пряча один из полтинников обратно в портмоне. – Обычно поехали, передом…. Только медленно очень, на! Останавливаясь ненадолго, на, возле каждой встреченной пивной точки. Возле каждой! Соскучился я, на, по пиву ленинградскому, разбавленному водой невской, на…

У всех пивных ларьков, встретившихся по дороге, они останавливаться, ясен пень, конечно же, не стали. Только у первых трёх-четырёх, потом захотелось писать….

Завалили в общагу, поднялись на седьмой этаж, где старшекурсники с ГРФ традиционно обитали, а навстречу им вышел кот Кукусь. Узнал знакомцев, братишка полосатый, обрадовался, заурчал громко, то бишь, запел приветственную песенку…

Михась – шутки ради – налил Кукусю в блюдечко чукотского «негла». А тот и ничего, вылакал всё досуха, да и отправился на пятый этаж – тамошнему коту, по кличке Буржуй – морду бить наглую.

Вот, тогда-то Серый и понял, что это он вернулся на Родину. То есть, в Ленинград восьмидесятых годов двадцатого века. И, если что, то именно эту Родину он буду защищать – до последнего патрона….

А особняки – на Рублёвском шоссе – как-то не хочется защищать.

Рублёвские хоромы — Как знак беды большой. И чёрные вороны Кружатся над страной. В рублёвские скворечники Вороны те летят. И падалью, конечно, Накормят воронят. Давайте мы Рублёвку, Как ранее – Аляску, Загоним за валюту — Сопливым иностранцам…

Такой, вот – блин непропечённый – патриотизм…

Байка восемнадцатая Последний Великий Поход

В жизни Сергея было множество рыбалок – успешных и не очень, летних и зимних. Но эта – заняла в его памяти особое место. Может быть потому, что в таком составе они собрались в последний раз – уже через три месяца состоялась Защита диплома, и разъехались молодые буровики по всей стране, в разные геолого-разведывательные экспедиции. А может, потому, что рыбалка эта получилась на удивление бесшабашной и какой-то бестолковой? Или, наоборот, успешной, как никогда? Это – как посмотреть…

Конец февраля, студёная зима, последние каникулы. Серый, Генка Банкин и Гарик отправились на Кольский полуостров – на зимнюю рыбалку.

Отец Сергея встретил компанию радушно, накрыл стол, но, узнав про намерения, несказанно удивился:

– Вы что же, окончательно сошли с ума? Разгар Полярной ночи, вся рыба спит по глубоким ямам. На улице – холод собачий, снегу навалило метра полтора. Бросьте вы это бесполезное дело! Только намёрзнитесь – до полного посинения – понапрасну…

Но Серый с товарищами упрямо стояли на своём, мол: – «Хотим порыбачить, и точка!».

На старом «Жигулёнке» их подбросили до озера Коловица. Серый вылез из машины и огляделся по сторонам. Не смотря на Полярную ночь, было светло, утро как-никак. Но мороз давил прилично, температура окружающего воздуха опустилась ниже двадцати пяти. Минус – двадцати пяти – понятное дело…

Рыбаки-авантюристы надели на ноги широкие охотничьи лыжи, а на плечи навьючили тяжеленные рюкзаки.

– Видите остров? – наставлял Серёгин папаня. – До него будет километров семь-восемь. Идите к его левой оконечности. Дальше – строго в том же направлении – нужно будет пройти ещё километров десять-двенадцать. Упрётесь в противоположный берег озера. Там и отыщите избу. Если, конечно, её полностью не завалило снегом…. Нормальная избушка, надёжная, только печка дымит слегка. Вот, около этой избы и рыбачьте – в радиусе двух-трёх километров…. Глубины там хорошие, до тридцати пяти метров. В сезон, по весне – ближе к майским праздникам – там и голец крупный ловится, и налим, и окунь неплохой…. Ну, удачи вам, упрямцы! Ровно через десять суток встречаемся на этом же месте…

«Жигулёнок» уехал, оставив оптимистически настроенных рыбаков наедине с бескрайней белой гладью озера, скупо покрытой чёрными точками островов и серой морозной полумглой…

Они успели – по светлому времени – дойти только до ранее намеченного острова. Потом – быстро и резко – стемнело, началась серьёзная метель. Дальше пошли уже сугубо по компасу – час, другой, третий…. Но выйти на противоположный берег озера так и не удалось, кругом по-прежнему наблюдались только бесконечные ледяные торосы. Замёрзли нешуточно.

Вдруг, слева по курсу, в полной темноте, Серый заметил (почувствовал, угадал?) ещё более тёмное, практически чёрное пятно.

– Двигаемся туда! – прокричал, стараясь быть услышанным через визгливые завывания метели.

Вскоре путники приблизились к крохотному круглому острову – метров пятьдесят-шестьдесят в диаметре – густо поросшему тоненькими молоденькими сосёнками. Выбрались на островок и принялись готовиться к ночлегу. Других вариантов, просто-напросто, не было, ночная метель усиливалась – однозначно и целенаправленно.

С большим трудом они разожгли из молоденьких сосёнок жаркий костёр и – на скорую руку – перекусили. Дальше всё уже было просто, в соответствии со строгими походными правилами: двое спят, один без устали машет топором, поддерживая огонь, через каждые полтора часа производилась смена караула…

Наступило утро, метель – постепенно – стихла. Серый попробовал определиться на местности. Остров, где они заночевали, находился на самой середине озера. Откуда пришли вчера? Куда идти дальше? Полная непонятка! За ночь метель – напрочь – замела все следы…

Хорошо ещё, что Гарик прихватил с собой мощный бинокль. Через полчаса Сергей засёк – на одном из берегов – чёрную точку, бодро передвигавшуюся куда-то.

«Машина. Скорее всего, следует по неотложным делам в Умбу», – решил Серый. – «Следовательно, с той стороны вчера мы и причапали. То бишь, надо следовать – сегодня – в противоположном направлении…».

Рыбаки, определившись на местности, позавтракали и тронулись дальше. Когда отошли от островка метров на сто пятьдесят, Серый обернулся и смущённо покачал головой: гостеприимный, ещё совсем недавно тёмно-зелёный остров превратился – за прошедшую ночь – в бело-серо-грязный, большую часть сосёнок пришлось вырубить и сжечь в костре.

– Жалко, конечно, – понимающе вздохнул Банкин. – А что делать-то было? Не замерзать же?

Часа через два с половиной они добрели до берега, но никакой избы там не обнаружили.

– Куда дальше идти? – засомневался Серый. – Направо, налево? А тут ещё Гарик – как назло – сломал лыжу. Да, и стемнеет скоро. Ночь-то никто не отменял…

Гарик остался на длинном мысу и – на всякий случай – развёл костёр. Серый с Генкой пошли вдоль берега, налево.

– Почему, собственно, налево? – поинтересовался Банкин, счищая-отряхивая рукавицей иней с лица.

– Потому что – по барабану, – ёмко ответил Серый.

Через час они, всё-таки, нашли избу – макушка крыши торчала из огромного сугроба. Банкин упал без сил и, тяжело дыша, попросил:

– Калориев мне, калориев!

Сергей кончиком ножа сделал в банке со сгущёнкой две дырки и протянул её Генке. Банкин – секунд за десять-двенадцать – поглотил просимые калории, жадно заел снегом и, слегка оклемавшись, с Серёгиной лыжиной на плече отправился за Гариком. Серый же откопал вход в избу и начал обустраиваться, то есть, заготовлять на ночь дрова.

Уже в сумерках пришли ребята, усталые до невозможности. Печка, сложенная – в незапамятные времена – из дикого камня, первые полтора часа нещадно дымила, поэтому дверь держали открытой. Потом камни постепенно нагрелись, печь дымить перестала, дверь плотно прикрыли, и внутри заметно потеплело. В честь прибытия на место они приготовили королевскую трапезу – кулёш рыбацкий, долгоиграющий.

Рыбацкий кулёш готовится следующим образом. Берётся большое, желательно не очень ржавое ведро – литров на десять-двенадцать (в избе как раз такое нашлось) – в нём варится каша пшеничка-размазня, то есть, очень жидкая. Одновременно в ведро бросается мелко нарезанная жирнющая свинина, а за пять минут до готовности щедро крошатся сосиски, сардельки и разная колбаса. Классная вещь получается, вкусная и удобная. Удобная, это в том смысле, что хватает на всю рыбалку. На следующий день разогреваешь, даёшь прокипеть, добавляешь ещё куски мяса или сосисок-сарделек, ну, и так далее. Остатки, в конечном итоге, получаются самыми мясными и вкусными.

Плотно поужинав, путешественники запили наваристый кулёш крепким чаем, закрыли печную заслонку и завалились спать. Серый, будучи рыбаком бывалым и опытным, лёг на нары в двух свитерах, не снимая ватных штанов. Мол, чем теплей, тем лучше. А Гарику с Банкиным было жарко, постепенно они разделись до трусов и, проклиная духоту, принялись наперебой предлагать разные глупости:

– Жарко очень, дышать нечем, воздуха бы свежего. Давай, приоткроем дверь, а? Ну, только на две-три минутки?

Сергей – на правах старшего по этой конкретной рыбалке – послал изнеженных графьёв на фиг и благополучно уснул.

Проснулся он от нешуточного холода и принялся ворчать:

– Ну, конечно, барон с маркизом, всё-таки, дверь приоткрыли. Засранцы недоделанные! Всё тепло – за десять минут – и вышло наружу…

Пришлось вставать и заново разжигать печь. Остывшая печка опять дымила не менее сорока минут, потом камни вновь нагрелись, и Серый закрыл дверь. А через некоторое время всё началось заново: любители свежего воздуха начали роптать и канючить, мол: – «Надо открыть дверь! Лишь на минутку…».

– Дурдом какой-то! – устало ругался Серый. – Бубонная чума на обе глупые головы!

Так всю неделю потом и мучились: то жарко, то холодно, то душно, то дымно…

С утра, даже толком не позавтракав (любой световой час дорог!) «эртэшники» отправились ловить рыбу, благо в избушке нашлись запасные лыжи для Гарика. Усердно сверлили многочисленные лунки, постоянно меняли блёсна. Но, не смотря на все усилия, подлая рыба клевать отказывалась.

Усталые – как негры на хлопковых плантациях – в конце рабочего дня они вернулись на базу. Естественно, без единого пойманного хвоста. Усталые, потому как лёд на озере был очень солидным – толщиной более метра. Пока одну лунку просверлишь – взопреешь, а лунок таких – за один выход – приходилось бурить штук по двадцать-сорок на брата. Да и мороз «под тридцать» держался стабильно, Генка даже кончики ушей слегка отморозил.

Так продолжалось четверо суток – рыба не клевала, мороз зверствовал, печка дымила…

На пятый день Гарик затосковал окончательно и на рыбалку не пошёл, уселся возле печи и принялся вырезать из сучковатого полена – старым и тупым топором – деревянную ложку. А Серый и Генка не сдавались, проводя на льду всё световое время.

На шестые сутки произошли два важных события. Во-первых, Серый поймал приличного гольца – под два килограмма, а Банкин выхватил из лунки семисотграммового окуня. Во-вторых, у Гарика сломалась (в черенке) почти готовая ложка. Он, естественно, расстроился, но не угомонился, и на следующее утро взялся за изготовление новой. И вырезал-таки до конца рыбалки! Знатная вещь получилась….

А в последний день, покончив с ложкой, Гарик вновь вышел на лёд и поймал отличного налима.

– Вот, оно как! – радовался добросердечный Банкин. – Теперь у каждого образовалось по рыбине! Причём, добытой по-честному, без дураков…

В назначенный час они выбрались на дорогу, машина уже ждала.

– Ну, что, бедолаги, поймали рыбки-то? – спросил Серёгин папаня, насмешливо поглядывая на похудевшие физиономии авантюристов. – Устали, небось? Замёрзли, как собаки бездомные? Проклинаете, наверное, свою несусветную глупость?

– Да, что вы, дядя Серёжа! – бодро ответил Банкин. – Классная получилась рыбалка! Отлично отдохнули! И рыбы поймали – нам хватит вполне. Больше и не надо.

– Действительно, здорово прогулялись! – поддержал приятеля Гарик. – Куда лучше, чем на горячем черноморском пляже – пузом кверху – валяться бестолково…

Серый, и вовсе, промолчал, лишь головой покивал, соглашаясь с друзьями.

По возвращению домой продрогшие рыбаки отправились в баню.

– Удовольствие неописуемое! – через час объявил Серый. – Стоило, право, десять дней мёрзнуть по полной программе, чтобы потом завалиться в баньку, протопленную на совесть.

Парились от души: парная – снег – парная – снег.…Так поддавали, что местные матёрые мужики с полка слетали, матерясь сквозь зубы.

Допарились до «пятнистого» состояния. Для тех, кто не в курсе: на Чукотке прекращают париться только тогда, когда всё тело становится ярко-малиновым и равномерно покрывается мелкими белыми пятнами. При этом кожа уже перестаёт воспринимать температуру: становишься под ледяную воду, или, наоборот, под крутой кипяток, чувствуешь, что вода течёт по телу, а, вот, какая она – горячая, тёплая или холодная – не можешь разобрать…

– Интересно даже, – задумался Гарик. – А, если бы, мы двадцать дней просидели на морозе? Тогда, что же, потом в бане поймали бы двойной кайф? Или, как?

После бани они приготовили пойманную рыбу: из окуня и налима сварили уху, а гольца зажарили. Сели за стол и – под водочку, в полной тишине – умяли ту рыбу, будто бы соблюдая какой-то обряд.

А ложку деревянную, вырезанную из берёзового сучковатого полена, Гарик до сих пор хранит – как реликвию бесценную…

Сергею же после этой рыбалки начали сниться сны странные, нездешние: побережье Карибского моря, вечнозелёные тропические острова, какое-то горное ущелье, заполненное серо-жёлтым дымом.

Примерно через полторы недели, и вовсе, странный рассказ – словно бы сам собой – написался…

Байка девятнадцатая Неожиданный рассказ – «Жёлтая роза в её волосах»

Вступительные экзамены в театральный ВУЗ. В этот раз надо было что-то читать. То ли стихи, то ли прозу. Главное, что не басню. С баснями у Егора никогда не ладилось…. А всё остальное, что же, не страшно.

Страшно, что уже нельзя ничего изменить. Ничего и никогда. Безвозвратно и навсегда…

Тёмный коридор, жёлтая старинная дверь, позеленевшая от времени медная изогнутая ручка. Необъятный гулкий зал, в самом его конце располагался стол Приёмной комиссии. Седой Мэтр, прославленный чем-то давно и прочно позабытым. Справа от него – молоденькая актриса, звезда новомодных телесериалов. Рядом – ещё какие-то, смутно узнаваемые, известные и публичные.

– Ну-с, молодой человек, просим, зачитывайте!

«Просите? Ну, что же, ладно…».

Егор сглотнул предательскую слюну, и, глядя безразлично и отрешённо куда-то поверх голов важных и знаменитых, начал:

Жёлтое солнце в её волосах. Утро – над быстрой рекой. И о безумных и радостных снах Ветер поёт молодой. Жёлтое солнце в её волосах. Жаркий полуденный зной. И о мечтах, что сгорели в кострах, Ворон кричит надо мной. Синее море, жёлтый песок. Парус вдали – одинок. Ветер волну победить не смог, И загрустил, занемог. Жёлтая роза в её волосах. Кладбище. Звёздная ночь. И бригантина – на всех парусах — Мчится от берега прочь. Камень коварен. Камень жесток. И, словно в страшных снах, Маленький, хрупкий, жёлтый цветок, Плачет в её волосах….

Он читал, говорил, рассказывал – чётко и размеренно, как автомат.

Или – как испорченный магнитофон?

Пять минут, десять, двадцать, тридцать, сорок….

О чём?

О былой любви, ушедшей навсегда. Об удачах, обернувшихся позором. О несбывшихся мечтах и вещих снах, оказавшихся пошлым обманом.…

В старинном гулком зале звучал только его голос, все остальные звуки умерли. Члены Приёмной комиссии замерли в каких-то нелепых позах, внимая, словно бы во сне, безграничной юношеской тоске, и чему-то ещё – страшному и жёлтому. Тому, что не поддаётся объяснению словами человеческого языка.…

Но вот Егор замолчал.

Нет, не потому, что стихотворение закончилось.

У этого стихотворения не было – ни конца, ни начала.

Он мог бы ещё говорить час, сутки, год, век…

Просто – уже нельзя было ничего изменить. Ничего и никогда. Безвозвратно и навсегда….

Его голос затих, а тишина осталась. Она ещё звенела и жила секунд тридцать-сорок. Потом послышались громкие и протяжные всхлипы. Это молоденькая актриса – звезда новомодных телесериалов – рыдала, словно годовалый ребёнок, роняя крупные, похожие на искусственные японские жемчужины, слёзы.

– Извините, но она, что же…, умерла? – чуть слышно спросил Седой Мэтр.

– Нет, она жива. Просто, неделю назад вышла замуж. Не за меня, – ответ был безразличен и холоден, как тысячелетние льды Антарктиды, спящие на глубине трёх, а то и четырёх километров….

– Извините меня, господа! – Егор резко развернулся и – на негнущихся ногах, неуклюже, словно бы загребая невидимый снег – пошёл к выходу.

Чёрные ступени, занозистые перила. Тяжёлая неподдающаяся дверь. Серая улица. Слякоть, желтые тусклые фонари. Холодный ветер, гонящий по улице пёстрый бумажный мусор….

Седой Мэтр догнал его только у автобусной остановки. Схватил за рукав куртки, развернул, положил ладони рук на тёплые юношеские плечи.

– Мальчик, что же ты? Ведь, всё ещё впереди. А экзамены.… Да, что там! Ты принят. Принят в мою Мастерскую! Станешь великим артистом. Призы, премии, удача, слава…. Она узнает, и вернётся к тебе. Или, Бог с ней! Другие будут…

– Спасибо, Мэтр, – безучастно и равнодушно Егор смотрел на белые перистые облака, целеустремленно плывущие куда-то на юг. – Я уже всё решил. Долг мечте заплачен…. Я улетаю, самолёт на Карибы уже вечером. Зелёное море, мартышки, говорящие попугаи. Буду там пиратствовать понемногу, искать старинные клады, или ещё что-нибудь…. А потом, на белоснежном песке заброшенного пляжа, встречу смуглую мулатку – хрупкую и беззащитную. Полюблю её. А она полюбит меня. И у нас родится дочка – крохотная и озорная, обязательно – со светлыми кудряшками…. Я назову её – как звали ту. Буду любить. Все пылинки сдувать. И, если кто-нибудь подойдёт к моей девочке близко…, – его глаза, ранее безучастные и равнодушные, вдруг стали настолько безумными и страшными, что Седой Мэтр испуганно отшатнулся в сторону.

– Прощайте, Мэтр! Не поминайте лихом! И, вот, вам – на память, – юноша протянул несколько мятых листков бумаги, исписанных неровным почерком.

Подошёл старенький обшарпанный автобус, забрал нового пассажира, и умчал куда-то – в безумную даль.

Метр осторожно расправил бумажные листки, и, с трудом разбирая неразборчивые каракули, прочёл:

Легенда о Жёлтой Розе.

Эта история произошла лет сто тому назад, а может, и все сто пятьдесят. Карибия тогда только-только обрела независимость. Стояла, жила-поживала на берегу тропического, лазурно-изумрудного моря большая деревушка. А может, просто-напросто, маленький посёлок, дававший приют разным тёмным личностям и авантюристам всех мастей: пиратам, золотоискателям, охотникам за старинными кладами, закоренелым преступникам, скрывающимся от правосудия стран Большого мира. Белые, вест-индийские негры, метисы, мулаты, дикие индейцы, всякие – в буро-малиновую крапинку.…Та ещё публика, живущая весело, разгульно и беспутно. А какое настоящее беспутство может, собственно говоря, быть, если женщин в деревушке практически и не было – так, несколько индианок, да толстая старая афроамериканка донья Розита, владелица трактира «La Golondrina blanka[1]»?

И вот, представьте себе, в католической миссии, что располагалась рядом с этим посёлком авантюристов, появляется девушка-американка необыкновенной красоты – высокая, стройная, фигуристая, молоденькая. Ухаживает за больными и калеками, детишек индейских обучает английскому языку и математике, а в деревне появляется только по крайней необходимости – купить в местной галантерейной лавке ниток-иголок, да наведаться на почту.

Звали её – Анхелина Томпсон. И была она такая хрупкая, грустная и печальная, что, глядя на неё, даже у злобных и вечно голодных бродячих собак на глазах наворачивались крупные слёзы сочувствия. Ходили упорные слухи, что жених Анхелины трагически погиб где-то на северных золотоносных приисках, а она – от безысходной тоски – и уехала служить Господу в далёкую католическую миссию…

Но разве это могло остановить местных головорезов, истосковавшихся по женскому обществу? Стали они все оказывать мисс Томпсон различные знаки особого внимания – тропические цветы дарить охапками, через посыльных мальчишек-индейцев предлагать крупные золотые самородки. Но только не принимала она тех подарков и цветов, всё с посыльными возвращала обратно. Лопнуло тогда терпение у карибских бродяг. И однажды, уже под вечер, дружной толпой человек в шестьдесят-семьдесят пожаловали они к недотроге в гости.

Жила мисс Анхелина в скромной глинобитной хижине рядом с миссией, и выращивала на крохотной клумбе жёлтые розы, неизвестные тогда в Карибии. Видимо, привезла с собой из Американских Штатов черенки. Вернее, роза была всего одна, остальные не прижились и со временем завяли.

Выдвинули пришедшие бандерлоги девушке недвусмысленный и жёсткий ультиматум, мол, либо она сама незамедлительно укажет на своего избранника, то есть, на мужчину, с которым согласна разделить брачное ложе, либо всё решит честный и непредвзятый жребий. Так ли, иначе ли, но свадьбе к заходу солнца быть!

Грустно и печально улыбнулась тогда Анхелина, и спокойно, не моргнув глазом, ответила, мол: – «Я, конечно же, уступаю грубому насилию. А суженого выберу сама: сейчас срежу жёлтую розу и вручу её своему принцу…».

Радостно заволновались женихи, восторженно завопили – в предвкушении незабываемого свадебного спектакля.

А девушка взяла у ближайшего к ней примата острый кинжал, осторожно срезала единственную жёлтую розу, тщательно удалила все острые шипы с её стебля, и аккуратно воткнула – розу себе в причёску, кинжал – себе в сердце. И упала бездыханной…

Долго стояли бандерлоги над мёртвым девичьим телом, стояли и скорбно молчали. Потом похоронили девушку, а над её могилой поставили каменную часовню. Городок же нарекли – Сан-Анхелино. И стали все и повсюду – с искренним пылом и рвением – выращивать жёлтые розы…

А ещё через некоторое время – как-то сам собой – родился один милый и симпатичный обычай: когда мужчина намеривается предложить девушке или женщине руку и сердце, то он ей дарит жёлтую розу. Если она согласна, то цветок принимает и бережно пристраивает себе в причёску. Вот, здесь-то всё только и начинается…

Видимо, дух невинно убиенной Анхелины Томпсон так и не нашёл покоя, всё бродит по городку и его окрестностям, да и вмешивается, ни у кого не спрашивая на то разрешения, в дела любовные.

Когда, например, мужчина неискренен, или намерения имеет нечестные и сугубо меркантильные, то – при вручении жёлтой розы – тут же раздаётся негромкий хлопок, и виновник впадает в самый натуральный летаргический сон. Нет, не навсегда, каждый раз по-разному, видимо, в зависимости от степени нечестности. Кто-то лишь десять минут спит, а кто-то – полтора месяца…

Ну, и с женщинами и девушками, которые принимают цветок без должных на то оснований, то есть, без настоящей и искренней любви, происходит то же самое.…Бывает, правда достаточно редко, что засыпают оба, и жених, и его потенциальная невеста. Одна брачующаяся пара полгода проспала. Потом несостоявшиеся супруги почти одновременно – с разницей в три часа – проснулись, встретились, поглядели друг другу в глаза, рассмеялись по-доброму и стали закадычными друзьями.

А ещё иногда происходит следующий природный казус: девушка втыкает себе в волосы жёлтую розу, принесённую кавалером-ухажёром, а над Сан-Анхелино неожиданно загорается-вспыхивает яркая, многоцветная радуга. Это означает – по уверению знающих людей – что всё хорошо, и Святая Анхелина благословляет этот конкретный брак…

Конец.

Седой Метр ещё долго стоял на остановке, рассеянно скользя взглядом по обшарпанной афишной тумбе, проезжающим пыльным машинам и редким пешеходам.

Он стоял и думал: – «А что, чёрт меня побери! Может, стоит, наплевав на всё и всех, тоже уехать в Карибию? И там, на белоснежном песке заброшенного пляжа, встретить свою мулатку – хрупкую и нежную, и, обязательно, с жёлтой розой в волосах…..

Казалось бы, ну, какая может быть связь – между зимней рыбалкой в заснеженной России и какой-то там ерундовой историей о тропическом карибском побережье?

Ан, нет! Связь оказалась самой прямой! Лет через семь-восемь – именно из-за этого рассказа – и забросило Сергея в Карибию, где и пришлось хлебнуть всего и всякого – по самое не балуйся…

Но это – совсем уже другая история.

Байка двадцатая О том, как женятся гусары

Коль гусар решил жениться — Значит, женится гусар. Стройтесь в очередь, девицы, Продвигайте свой пиар И прошу вас – не скупиться! Не жалейте ваших чар. Коль гусар решил – жениться. Значит, женится гусар…

После окончания славного ЛГИ, Серый распределился в один научно-исследовательский институт. Вообще-то, он хотел сдёрнуть на Чукотку, да только Толстый Витька отговорил, мол: – «Зачем, собственно, торопиться с отъездом на периферию? Уехать – всегда успеешь, не штука. А в НИИ можно поднабраться дополнительных знаний, которые никогда не бывают лишними…».

Так Сергей и попал в отдел, который занимался проектированием современных буровых коронок. Дело, безусловно, полезное и очень интересно. И как-то сразу пошло у него, уже через год сидел на собственной теме и был произведён в научные сотрудники (без позорной приставки «младший»), карьера – для тех лет – просто головокружительная.

Апробировались новые буровые коронки на Украине, под городом Доброполье. Испытания эти – выгодное дело. Для тех, кто понимает, конечно. И в НИИ платили оклад плюс «полевые», и в местной геолого-разведывательной партии можно было устроиться – на этот период – бурильщиком. По второй Трудовой книжке, понятное дело…

По «правде жизни» всё тоже получалось нормально: лично, а не по понаслышке, коронки, тобой же и разработанные, испытываешь. Можно было, конечно же, бурильщиком и не устраиваться, а в общаге пошло бить баклуши, посещая буровые раз в неделю. Только опасное это дело – спиться можно было запросто. Лучше, уж, по-честному пахать на буровой. Дополнительные деньги, опять же, пригодятся…

Как-то Серый приехал со смены, а на вахте лежит телеграмма – бабушка умерла. Объяснил он всё мужикам, срочно нашёл себе замену и первым же рейсом вылетел из Донецка в Ленинград.

Похоронили бабушку – светлая ей память. Немногочисленные родственники собрались – в квартире Серого – на поминки. Выпили за упокой души, закусили, выпили, вышли на кухню – перекурить. Тут Серёгина двоюродная тётушка, которую он и видел только пару раз, да и то в далёком детстве, поинтересовалась – как бы между прочим:

– Почему это, племяш, я не вижу здесь девушки какой? Нет вовсе? А, что так, если не секрет?

Серый, слегка стесняясь, объяснил, что, мол, на девушек необходимо тратить драгоценное время: ухаживания всякие, театры разные, прочее. А времени свободного, как раз, и нет совсем: работа, командировки, рыбалки, пиво, футбол.…Ну, и добавил – насквозь неосторожно, мол: – «Жениться-то я готов, хоть завтра. Было бы на ком…».

Задумалась о чём-то тётушка, закурила новую сигарету, да и продолжила беседу:

– У тебя же день рождения, вроде, месяца через два? Здесь будешь отмечать? Ага, ага…. Вот, и ладушки! Я к тебе в этот день подошлю пару-тройку девчонок со своей работы. Нормальные девицы, симпатичные, достойные во всех отношениях, рекомендую. К одной особенно присмотрись. Внимательно и вдумчиво…

– А как же я определю – эту особенную? В смысле, из трёх претенденток? – уточнил Серый.

– Как? Э-э-э…. А она будет чуть-чуть пополнее, чем две другие. Вот, к ней-то и «бей клинья» с усердием…

Прошло два месяца. Сергей собрал у себя друзей – праздновать день рождение. Гарик пришёл, да два Лёхи – соседи, друзья школьных лет. А, вот, про тот разговор с тётушкой он совсем позабыл, вылетело напрочь из головы. Поэтому и стол был накрыт самый обыкновенный, то бишь, «пацанский», без особых разносолов: портвейн «Агдам», водочка, помидоры-огурцы, консервы разные, селёдка с луком и варёная картошка. Короче говоря, классический джентльменский набор того времени…

Вдруг, раздался длинный звонок. Серый открыл дверь и обомлел: на лестничной площадке стояли три симпатичные девицы – широко улыбающиеся, разодетые по-праздничному, с большим букетом цветов. Вспомнил тут Сергей про тётино обещание, цветы взял, а девушек вежливо пригласил войти:

– Проходите, девчонки, раздевайтесь!

– Прямо так-таки и сразу – раздеваться? – засмущались девицы.

Совсем забыл Серый, что лето стояло на дворе, неудобно получилось. Но, ничего, пошутили ещё о том, о сём, познакомились, выпили. Сгладилась неловкость сама собой. А Сергей всё сомневался, исподволь рассматривая барышень, мол: – «Какая же из них – «пополнее других будет»? Все – по комплекции – вроде, как одинаковые. Нет, без танцев здесь не обойтись…».

Гарик включил магнитофон «Весна», Серый потанцевал со всеми девушками по пару раз, и только тогда определился.

«Вот эту берём!», – решил. – «Которую Ириной зовут. Красивое имя, главное, что редкое…», – и, как тётя учила, начал усердно «бить клинья».

Гарик тоже выбрал объект ухаживания – блондиночку задумчивую.

Прощаясь, они пригласили девушек на следующий день в кино. После похода в кино – на рыбалку. После рыбалки – сразу же в ЗАГС. А чего, собственно говоря, тянуть понапрасну? Девицы поломались – сугубо для приличия – недельку-другую, да и согласились. Причём, Гарик с блондинкой подали заявление в ЗАГС на два дня раньше. Серый, даже, слегка обиделся…

В те замшелые далёкие года нужно было ждать – с момента подачи заявления до регистрации брака – целый месяц. Невесты времени зря не теряли, и, первым делом, занялись повышением культурного уровня своих женихов – театры всякие, музеи, модные ансамбли: ДДТ, «Алиса», бит-квартет «Секрет». А Сергея будущая жена ещё и приодела знатно: костюм, галстук, ботинки импортные, дефицитные – «Salamander» назывались…

Гарик с блондинкой свадьбу играли в шашлычной «Севан», на Васильевском острове. Ребята съехались со всей страны. Михась у Гарика числился свидетелем, а со стороны невесты свидетельницей была назначена Ирина – невеста Серого. Сели за стол, молодых поздравили, выпили. И, вдруг, в самый разгар веселья тамада – бабища здоровенная и глупая – провозгласила провокационный тост:

– А теперь, горько – свидетелям!

Тишина нехорошая и тревожная повисла над столом, а Михась – свидетель недоделанный – под пристальным взглядом Серого, и вовсе, спрятался за широкой спиной жениха. Мол, как бы чего тяжёлое – случаем – не прилетело в глаз…

– Вы, тётенька-тамада, на, тост-то этот отмените, на, пожалуйста! – жалобно попросил Михась.

А тамада, видимо, уже подпила слегка, и по этой причине в тему так и не въехала.

– С чего это вдруг? – рассердилась. – И не подумаю даже! На всех свадьбах этот тост – самый любимый…. Горько – свидетелям!!!

Тут уже все гости на неё зашикали, мол: – «Уймись, дура! Скандал с дракой не накликай! Всем – под горячую руку – достанется…».

Расстроилась тамада, да и напилась до полного изумления, впятером потом грузили бесчувственное тело в машину. Но тётка оказалась крепкой, уже в салоне автомобиля, глаз не открывая, процитировала, всё-таки, гадкий стишок:

Секс приходит и уходит, И вокруг – пустыня вновь… Как мне все-таки противна Та случайная любовь… И печально всё фатально, И без близости нельзя… А поможет вам, канальи, Только крепкая семья!

А у Михася, очень похоже, были какие-то насквозь неправильные намерения. Стал он открывать очередную бутылку с шампанским, пробка-то, вылетев из бутылочного горлышка, сначала попала в потолок, затем отскочила в пустую тарелку, а оттуда – прямо Мишке в глаз. Синяк образовался нешуточный, красивый, тёмно-фиолетовый.

– Бог-то он – не фраер! – мстительно ухмыльнулся Серый. – Шельму завсегда распознает и отметит…

В конце вечера пьяненькие гости – по дурацкой русской традиции – задумали украсть невесту. Но даже до вестибюля, дурики, не успели довести. Гарик это подлый манёвр засёк сразу же, да и бросился – прямо через стеклянную дверь – спасать юную жену. Дверь – вдребезги, а Гарику – хоть бы хны, даже не поцарапался. Знай наших!

А свадьба Серого и Ирины прошла в интуристовском кабаке. Помните – у Максима Леонидова?

Официанты из «Садко» спокойно едут домой, И в их багажниках трясутся рюкзаки со жратвой. Они не курят натощак, И за плечами у них филфак, И, даже, ГИТИС…

Вот, в этом самом «Садко» они и сыграли свадьбу. Официанты, действительно, были до отвращения лощёными и угодливыми, буквально стелились перед клиентами. Противно, даже, иногда становилось, так и хотелось – заехать от души в сытую морду…

И ещё дедушка туалетный всех неприятно поразил. То бишь, в мужском сортире стоял – навытяжку – бравый старикан в форме военной парадного образца, колонка орденская – до пупа, отдельно – на лацкане пиджака – красовались два ордена Красной Звезды. Орденоносный дедок перед каждым посетителем вежливо распахивал кабинку, и – на английском языке – предлагал рулончик туалетной бумаги.

– Гадость страшная, на! – прокомментировал Михась. – А эти иностранцы ещё и ухмыляются, на, уроды! Ничего-ничего, на, я сейчас гранёный стакан-то накачу, на! Посчитаемся, на, за дедушку…

В ресторане было два зала, большой предназначался для дорогих заграничных гостей, а тот, что поменьше – для отечественной публики. В маленьком зале играла магнитофонная музыка, то есть, мелодии и ритмы зарубежной эстрады. А в зале для иностранцев звучала музыка живая – целый оркестр русских народных инструментов старательно наяривал, одних только ложечников было человек восемь-десять. К концу вечера Сергей заметил, что многие иностранцы переместились в маленький зал, где увлечённо дёргались под привычную музыку. А русские, наоборот, оказались в большом зале: жались себе по стеночкам и очень внимательно слушали родимые народные песни, тихонько роняя пьяные слезинки…

Улучив минутку, Серый с женой отошли в сторону, вскрыли дарёные конверты и тщательно сосчитали деньги, находившиеся в этих конвертах. Как раз хватило, чтобы рассчитаться с долгами. Свадьбу-то они праздновали, в основном, на заёмные финансовые средства, которые предстояло вернуть в самое ближайшее время…

В конце вечера Михась с Банкиным, всё же, учудили: подрались-таки с парочкой иностранцев, которые нагло насмехались над нашим туалетным дедом-орденоносцем. Генка на утро подарил Серому модную бейсболку, храбро отнятую у заграничного козла. Хорошая была бейсболка, много лет потом Сергей в ней рыбачил. А года три назад выехал он на утренней зорьке проверять жерлицы, а на одной из них щука сидела крупная – килограмм на семь с половиной. Завозился Серый, повернулся неуклюже, лодка и перевернулась. Серый, конечно же, выплыл, а, вот, кепка – утонула…

Через два года после свадьбы – как и планировали – у Сергея и Ирины родилась дочка, ещё через полтора – сынишка. Тоже в плановом порядке.

Большие уже оба, учатся в разных институтах. Но не в Горном. Не в чести сегодня геологические профессии. Да, и Горный, он нынче иной. И не институт вовсе, а Академия. Или, даже, Университет?

Два года назад «эртэшники» собирались на встречу выпускников, прошлись по родным аудиториям.

– Евроремонт кругом, блин недопеченный! – громко и раздражённо комментировал Банкин. – Телевизоры стоят в коридорах, по ним ТНТ показывает «Дом –2». Студенты, жадно поедая гамбургеры, с интересом наблюдают за этой хренью…. Даже слов приличных не подобрать! Вашу мать!

В стенах, что отделяли учебные аудитории от коридоров, были сделаны (выдолблены, вырезаны?) широкие окошки.

– А как же, на, теперь на задней парте, на, в секу дуться? Или, к примеру, в буру? – возмутился Михась. – Сексотские, на, эти стёклышки! Не, в наши времена, свободы, на, было гораздо больше …

Кто-то может спросить: – «А как же романтика и вздохи при луне? Где стихи, посвящённые любимой?».

И стихи были, правда, уже потом, после свадьбы и рождения детей – как признание правильности произошедшего:

Серые глаза моей любимой За прозрачным, тоненьким стеклом. Звёзды в вальсе медленном, старинном Кружатся, сверкая серебром. Кружатся и грустно пропадают В облаках слоистых серой мгле. Так снежинки крохотные тают На горячей девичьей руке. Тоненькая розовая нитка На востоке, в тёмных небесах, Теплится – как робкая улыбка На карминных, маленьких губах. Нежность волн зелёного прибоя. Нежность плеч под блузкой голубой. Песенку, рождённую весною, Напевает ветер молодой. А поёт он – о капризах светлых, О причудах, коим нет конца. Месяц в небе бледный, чуть заметный, Словно абрис милого лица. А над ним, без устали кружа, Словно убегая от погони, Носятся два маленьких стрижа — Тонкие, взлетающие брови. Имя нежное, что прочих всех нежней, Так же – как и я – в тебя влюблённый, Просвистал бродяга соловей. И замолк, тем звуком поражённый. Новый день спускается на землю. Тишина купается в реке. Не дыша, Вселенная вся внемлет Этому рассвету о тебе…

Байка двадцать первая Вьетнамские странности

Серому нравилась его работа: проектировать, изготавливать, а потом и испытывать буровые алмазные коронки. Нравилась именно тем, что он сам, лично, принимал непосредственное участие во всех ключевых этапах: от нуля – до сдачи готового изделия Государственной комиссии.

Первым делом выполняешь необходимые расчёты, чертишь кучу чертежей, относишь в мастерскую, через недельку забираешь у токарей стальные корпуса и графитовые пресс-формы, расклеиваешь в формах мелкие технические алмазы, засыпаешь металлосодержащим порошком, прессуешь, относишь к тигельным печам.… Потом, когда буровые коронки окончательно готовы, забрасываешь их в старенький казённый рюкзак и уезжаешь на полевые испытания. Чукотка, Камчатка, Восточная Сибирь…. Короче говоря, романтика полная, блеск и красота…

Но, как всем известно, хорошее – рано или поздно – всегда заканчивается. Только Серый приступил к написанию кандидатской диссертации, как в страну пожаловала она, Перестройка…

Как-то совсем незаметно российская геологическая отрасль пришла в упадок, одна за другой закрывались геолого-разведывательные партии, а на их месте открывались партии иные – политические. Зарплату задерживали уже регулярно: сперва – на неделю-другую, потом – на месяц-другой. А тут ещё Ельцин с Гайдаром отпустили цены. Тяжёлые настали времена, безденежные, голодные….

Встретил Серый с семьёй – за скромным столом – Новый 1992-ой год, и всерьёз задумался о смене профессии: жену с двумя детишками кормить-одевать надо, никуда не денешься. Думал, думал, да только ничего дельного не приходило в голову. Ну, нашёл небольшую халтуру – по ночам разгружать выгоны со всякой разностью на железнодорожной станции Балтийская. Только не способствовали эти копейки, заработанные солёным потом, кардинальному улучшению ситуации: попробуй, догони инфляцию, безудержно летящую вперёд – на крыльях безграничной свободы…

В самом конце мая месяца 1992-го года, ранним утром, раздался совершенно неожиданный телефонный звонок, беспокоил полковник Мясницкий, бывший когда-то Начальником военной кафедры ЛГИ:

– Здравствуй, Серёжа! Помнишь меня, не забыл? – вежливо поздоровался полковник, после чего поинтересовался: – Нет ли, лейтенант запаса, желания Родине послужить? Задатки к воинской службе у тебя всегда были неплохие. Так, как?

Серый ответил честно и откровенно:

– Я бы с радостью, Иван Савельевич. Честное слово! Но нынешние обстоятельства этому совершенно не способствуют. Вы же, наверное, понимаете: жена, маленькие дети, хроническое безденежье. Так что, извините…

– Это очень даже хорошо, что у тебя с деньгами плохо! – радостно и, на первый взгляд, совершенно нелогично заявил полковник. – Значит, моё предложение тебя непременно заинтересует. Как тебе – по контракту – полгода Родине отдать, из расчёта четыреста баксов в месяц и на всём готовом?

Это в 2008-ом, сытом докризисном году четыреста баксов в месяц считались смешными деньгами. А в 1992-ом году однокомнатные квартиры в Питере стояли по шесть-восемь тысяч долларов. Так что, если «те» четыреста баксов пересчитать на квартирные цены, то это – по-современному – получится на уровне четырёх с половиной тысяч долларов в месяц…

Короче говоря, Сергей согласился и сразу же выехал по указанному адресу – в район Смольного.

– Создаётся специальная группа офицеров для рабочей командировки в Социалистическую Республику Вьетнам, – разъяснил Мясницкий. – Пару лет назад между Вьетнамом и Китаем приключился небольшой вооружённый конфликт. Из-за чего и почему – неважно. Но за период данного конфликта стороны, справедливо и обоснованно опасаясь друг друга, заминировали приграничные территории старательно и повсеместно. А хорошая земля в тех краях – на вес золота. Поэтому необходимо всё там тщательно зачистить и привести в порядок…

– Извините, Иван Савельевич! – перебил подполковника Серый. – Но, ведь, у вьетнамцев имеется и собственный богатый военный опыт. Почему же они самостоятельно, без сторонней помощи не могут разминировать эти территории?

– Конечно же, и сами могут! – недовольно поморщился Мясницкий. – Но, – многозначительно ткнул пальцем в потолок, – наверху решили, что без нас там не обойтись. И вообще, если тебе деньги не нужны, то так и скажи. Других желающих, не таких любопытных, имеется в неограниченных количествах…

Серый тут же заверил, что деньги ему нужны очень-очень, и клятвенно пообещал запихать своё любопытство – вплоть до полного истечения срока контракта – в одно известное место…

Всё было оформлено мгновенно и грамотно: на работу к Серому уже через сутки была с нарочным доставлена повестка из военкомата – на предмет откомандирования военнообязанного Хрусталёва С.С. на плановые учебные сборы.

Их группа состояла из пятнадцати человек: все разного возраста и различных гражданских профессий, но ребята подобрались весёлые, с юмором. И, что характерно, все – как на подбор – являлись лейтенанты запаса, только Николай Степанович Теплов щеголял в майорских погонах, да и лет ему было прилично, наверное, полтинник уже разменял. Его – прогнозируемо – и назначили старшим группы.

Хорошим мужиком был Теплов – несуетливым и тёртым. В Афгане полтора года оттрубил по-честному. Иногда, будучи в хорошем настроении, майор под гитару и песни, вывезенные оттуда, пел:

Под небом голубым, Так трудно – умирать… И ждать, что смерть – сейчас придёт, Как избавленья – ждать… Воды лет сто, как не было – так нет. Гангрена – ставка – только полчаса. Паскудный, жёлтый, ветреный рассвет Уже – терзает – эти небеса… – Не будет, вовсе, вертолёта, брат! Сказал мне доктор, и пилу достал. – Да, и наркоза тоже – как бы – нет. Зато, какой – сиреневый рассвет! Ты потерпи, солдат?

Три месяца группа старательно изучала конструктивные особенности всевозможных мин и знакомилась с основными принципами разминирования. Кроме того, регулярно проводились стрельбы из самых различных видов оружия. Особое же внимание уделялось глубокому изучению теоретических трудов Михаила Сергеевича Горбачёва и Бориса Николаевича Ельцина. Как же иначе? Ведь, во Вьетнаме тоже началась Перестройка, необходимо было «младшим братьям» помочь и в этом аспекте, направить на верный путь и уберечь от фатальных ошибок…

– Главное, при контакте с местным населением, – совершенно серьёзно наставлял полковник Мясницкий, – проявлять выдержку и вдумчиво отвечать на все вопросы. И акцент всегда делайте, мол, трудно всё и непросто, но победа уже не за горами, не дождутся от нас империалисты проявлений слабости характера…. А, вот, про бытовые трудности в СССР – говорить не следует! Отвечайте коротко: и зарплатой довольны, и вообще, социальной политикой государства…. Ясно?

– Чего тут неясного? – негромко высказался за всех Серый. – За четыреста баксов в месяц мы ещё и не того наболтаем, только уши подставляй…

За сутки до начала экзаменов по различным сапёрным дисциплинам их неожиданно посадили в обшарпанный и ничем неприметный автобус, повезли куда-то загород.

– Ага, прибываем на военный аэродром! – радостно объявил Теплов. – Не иначе, сейчас будем прыгать с парашютами.

– Как это – с парашютами? – не понял Федька Иванов, мужик пузатый и тучный. – Не хочу – с парашютами! Не подписывался я на такое…

Выяснилось, что кроме Теплова никто из членов учебной группы с парашютом не прыгал ни разу.

– Понятное дело! – резюмировал Николай Степанович. – Это наши высокоумные командиры придумали такой тест на вшивость, то есть, отсеивают слабых духом…. Да, интересные дела! Похоже, что совсем непростой будет эта вьетнамская командировка, – успокаивающе подмигнул Серому: – Что, лейтенант Хрусталёв, не сдрейфишь?

Серый всегда – до дрожи в коленях – боялся высоты, но деньги-то семье очень были нужны…

Когда пришло время, он крепко зажмурил глаза, шагнул в открытый люк и, медленно досчитав до пяти, резко дёрнул за кольцо….

«Только бы – не описаться!», – подумалось. – «Позора не оберёшься потом, насмешками замучают…».

Глаза Серый открыл, только когда ноги коснулись травы лётного поля. Упал неловко, сильно ударившись о землю правым плечом, да, ничего, ерунда. Незаметно для всех пощупал штаны и обрадовался: – «Сухо, слава Богу!». А, вот, двух лейтенантов, которые отказались прыгать с парашютом, тут же из группы отчислили…

После успешно сданных экзаменов, всех на трое суток отпустили по домам, на побывку: попрощаться с семьями перед отправкой в Ханой.

– Держать рот на замке и про Вьетнам даже не упоминать! – строго велел Мясницкий. – Официальная версия – вы направляетесь в дружественный Казахстан, на плановые совместные учения вооружённых сил стран СНГ. Всё ясно?

В следующий раз члены сапёрной группы встретились уже в Москве, в сером неприметном особнячке. Причём, списочный состав подразделения ограничивался всего шестью бойцами.

– Остальные, наверное, во время побывки язык не держали за зубами. Вот, он и произошёл, естественный отбор, – прозорливо предположил майор Теплов.

Всем командируемым выдали неприметную штатскую одежду, одинаковые чемоданчики с набором самого необходимого и снабдили документами. По этим бумагам офицеры незамедлительно превратились в Ивановы-Петровы-Сидоровы: слесарей, фрезеровщиков и сверловщиков неведомого треста «ЗарубежСтрой».

– Приказываю – крепко накрепко запомнить ваши новые имена, отчества и фамилии! И свои собственные, и всех товарищей! – отдал очередную команду Мясницкий. – Только по-новому теперь обращайтесь друг к другу! За нарушение – незамедлительное отчисление…

Под надзором сопровождавших лиц группа выехала в аэропорт.

В нужном зале ожидания царил полный бедлам и немыслимый кавардак, было очень шумно, пахло скандалом и едким человеческим потом. Отечественные доблестные таможенники с усердием шмонали багаж худеньких вьетнамцев, долго и усердно рылись в многочисленных узлах и баулах – только пух и перья летели во все стороны. То одно, то другое безжалостно изымалось и относилось в специальную комнату. Вьетнамцы только грустно улыбались и в споры не вступали, понимая всю бесполезность этого действа и своё полное бесправие…

– Вот она, наша российская дурь в действии! – доходчиво объяснил Теплов, неторопливо прикуривая от зажигалки Серого. – Не хватает на отечественных предприятиях рабочих рук, поэтому и нагнали в Россию вьетнамцев. А им тоже деваться некуда. Представь, прошёл по вьетнамскому побережью какой-нибудь тропический ураган, четверть страны тут же оказалась лежащей в полной разрухе. Вот, Правительство вьетнамское и говорит своей молодёжи, мол: – «Поезжайте-ка, ребятушки, в Россию, не до вас сейчас! Дай Бог, чтобы на стариков и детей хватило средств. А вы и сами о себе позаботиться в состоянии, заодно и денег в России заработаете, научитесь всякому полезному». Вьетнамская молодёжь, не споря, едет к нам, усердно работает на фабриках и заводах, старательно копит деньги.…Наступает время уезжать обратно на Родину, тут и выясняется, что имеет место быть досадная нестыковка. Зарплату-то вьетнамским ребятишкам выдавали сугубо российскими рублями. А зачем во Вьетнаме, спрашивается, нужны рубли наши деревянные? Вот, они и мечутся по магазинам, сметая с прилавков всё, что хоть немного полезно в хозяйстве…. Потом приезжают в аэропорт, а здесь их уже ждут наши таможенники, вооружённые разными Инструкциями. Того нельзя из страны вывозить, этого, здесь – ограничения всяческие, как результат – конфискация без компенсации…. А если, кто недоволен, то и штраф дополнительный выпишут. Свинство, корче, полное…

«Прав майор – по поводу свинства», – подумал Серый. – «Хватает его, родимого, в нашей бескрайней стране. Хоть экспортируй излишки…. Интересно, а не по этой ли доходной статье нас и направляют во Вьетнам? Ладно, на месте разберемся…».

Сопровождающий – со звёздными погонами на плечах – проводил Сергея и его товарищей в обход общей очереди, ещё через три часа всех улетающих во Вьетнам пригласили на посадку. Летели долго и нудно, по заковыристому маршруту: Москва – Ташкент – Карачи – Бомбей – Ханой. Утомительное и нудное мероприятие, доложу я вам. Только в Карачи они просидели часов десять, из самолёта вовсе не выпускали, потому что отношения с Пакистаном тогда были очень непростыми…

Через два часа после вылета из Бомбея салон самолёта наполнился громким и радостным визгом: это молоденькие вьетнамки радостно прильнули к иллюминаторам – узрели родной Ханой. Самолёт кружил над столицей Вьетнама минут двенадцать-пятнадцать, и всё это время вьетнамские девушки визжали как резанные – звонко и протяжно.

– Это они так любят свою Родину? Или же в России натерпелись всякого? – спросил Серый у Теплова.

– На месте разберёмся, – неопределённо пожал плечами майор.

Выйдя из самолёта, Серый, слегка напуганный бомбейской «сауной» (под плюс пятьдесят градусов, со сто процентной влажностью в придачу), осторожно вздохнул полной грудью ханойский воздух и довольно сообщил:

– Ничего, вполне терпимо! Плюс тридцать два – тридцать три будет, да и влажность воздуха гораздо меньше…

К ним лёгкой и уверенной походкой подошёл вежливый и неприметный вьетнамец средних лет, представляется – на безупречном русском языке:

– Меня зовут – Тхань. На несколько дней, товарищи, вам придётся задержаться в Ханое. На это время я назначен вашим гидом. Прошу пройти в автобус!

Автобус оказался каким-то странным, маленьким и непривычным, на его капоте красовался металлический кружок с тремя лучами.

– Это – «Мерседес»! – заявил опытный Теплов.

Серый только восхищённо покрутил головой, мол: – «Столько слышал про эту знаменитую автомобильную марку, а теперь, вот, и увидеть довелось собственными глазами…».

Микроавтобус отъехал от аэропорта, вокруг наблюдалась какая-то сплошная и бесконечная стройка: большие и маленькие двухэтажные домишки разной степени готовности, иногда, даже, мелькали шикарные виллы и коттеджи, виденные только в зарубежных кинофильмах.

– Перестройка у нас началась! – с гордостью объяснил Тхань. – ЦК Партии разрешил всем беспартийным гражданам дома строить – везде и без ограничений.

– А партийным, получается, нельзя? – заинтересовался Серый.

– И партийным можно. Если, конечно, местная партийная ячейка разрешит, посчитав конкретного человека достойным…. Вот я, например, накопил триста пятьдесят американских долларов и решил купить японский цветной телевизор. А партийная ячейка не разрешила, мол: – «Молоды, вы ещё, товарищ Тхань! Мало полезного сделали-совершили для Родины и Партии! Так что, рановато вам покупать японский телевизор. Деньги же – сдайте в Фонд Возрождения Родины…». Вот, так-то…

– И ты, что же, сдал? – не поверил Теплов.

– Конечно, сдал, – невозмутимо ответил гид, – Я – коммунист! Как же иначе?

– Восток – дело тонкое, – негромко прокомментировал Серый, многозначительно переглядываясь с майором, а про себя подумал: – «И, вообще, Мясницкий не велел – лишний раз трепаться на бытовые темы…».

Наконец, автобус въехал в центр Ханоя.

– Красивый город! – отметил Теплов. – Даже современные здания имеются в наличии.

– А здесь, – Тхань показал рукой на непрезентабельный трёхэтажный дом, покрытый сетью частых трещин, – живут члены ЦК нашей Партии и разные министры…

Русские офицеры – в очередной раз – многозначительно хмыкнули: по сравнению с виллами и коттеджами, которые они наблюдали в районе аэропорта, этот дом смотрелся большим и неухоженным сараем.

Словно почувствовав недоверие экскурсантов, Тхань торопливо пояснил:

– Наши вьетнамские руководители считают неприемлемым для себя – в эти трудные для страны времена – жить в роскоши. Даже все автомобили государственные, кроме тех, что нужны для встреч важных иностранных делегаций, продали на аукционах, а вырученные деньги направили в Фонд Возрождения Родины. Всем же руководителям страны выдали по казённому велосипеду…

«С велосипедами-то красивая фишка получилась, ничего не скажешь!», – решил Серый. – «Теперь понятно, почему вьетнамцы так уважают своё начальство. Продержатся в этой стране коммунисты у власти, судя по всему, ещё долгие годы…. А нашим-то, отечественным коммунякам, не хватило элементарной гибкости! Не додумались, бедняги, до велосипедов…».

– Лишь одно настораживает: почему нас-то встречают на «Мерседесе»? – чуть слышно пробормотал Теплов. – Мы, что же, и есть – «важная иностранная делегация»? Странно это как-то. Очень, понимаешь ли, странно…

Между тем, за автобусными стёклами опять замелькала малоэтажная застройка, между домами появились небольшие озёра – чисто ставки (пруды такие) где-нибудь под Донецком. Только здесь к центру каждого пруда вели длинные деревянные настилы с перилами из штакетника, а в конце настилов, над водой, располагались непонятные деревянные кабинки, внешне очень похожие на деревенские русские сортиры.

Теплов поинтересовался у гида назначением этих странных кабинок.

– Действительно, сортиры! – невозмутимо подтвердил Тхань.

– А зачем над водой-то? – не понял Серый.

– Как – зачем? – удивился в ответ вьетнамец. – Там же рыба живёт! Ей чем-то питаться надо? Надо! Что тут непонятного?

«Понятно, конечно же!», – подумал Серый. – «Но не буду я во Вьетнаме – даже за деньги – кушать рыбу. По крайней мере, пресноводную…».

«Мерседес» въехал за высоченные железные ворота, выкрашенные в тёмно-зелёный цвет, и остановился.

– Добро пожаловать в посёлок Ким Ли Ен, вотчину русских специалистов! – пафосно объявил Тхань.

Поверх бетонного забора тянулась густая паутина колючей проволоки под током, по периметру бдительно прогуливалась вооружённая охрана: дружба дружбой, а безопасность – безопасностью. За оградой же выстроились – ровными рядами – десятка полтора обычных панельных пятиэтажек.

Только вновьприбывшие слесари, фрезеровщики и сверловщики сложили вещи в отведённых им помещениях (Серый оказался в одной комнате с Тепловым), как начался сильнейший ливень: будто стена воды встала за окнами. Ровно через пятнадцать минут дождь, словно по чьей-то команде, прекратился, опять выглянуло ласковое солнышко. Серый приоткрыл окошко, а оттуда такое пахнуло – амброзия райская, право слово. После дождя воздух на улице был свежий-свежий, пахло – остро и тревожно – ванилью и незнакомыми цветами…

Тхань, довольно усмехнувшись, сообщил:

– И так у нас, в Ханое, практически каждый день: до обеда тридцать – тридцать пять градусов, потом хлещет сильный, но короткий ливень, после него жара смягчается, воздух становится чистым и целебным. Полезный у нас климат, врачи говорят. Особенно – для всяких сердечников…

На прощанье Тхань выдал каждому члену сапёрной группы по увесистому холщовому мешочку с местными деньгами и разные талоны: синие – для столовой, зелёные – для поселкового магазина, торгующего разной мелочевкой. После чего отбыл восвояси.

– Что же, товарищи офицеры, прогуляемся по этому Ким Ли Ену! – бодро предложил Теплов. – Присмотримся, вдруг, да обнаружим что-нибудь полезное и интересное. Тем более что начальство нам велело вести себя естественно, и не привлекать нездорового внимания…

После дождя на улицу вывалила целая куча русскоговорящего народа: кто-то сидел на синих лавочках, ведя неторопливую беседу, кто-то под черепичным навесом играл в бильярд, некоторые даже самозабвенно «забивали доминошного козла» – прямо, как в далёкой России. Серый познакомился с некоторыми соседями, публика подобралась разношерстная: вертолётчики, гидростроители, а некоторые – как и вновьприбывшие – токари-слесари-фрезеровщики, с фамилиями простыми и неприметными.

Дружной стайкой сапёры сходили в столовую: кухня оказалась простой и сытной, а цены смешными, доперестроечными. По предложению Теплова после обеда заглянули в поселковый магазин и замерли – словно громом поражённые: все полки были плотно забиты разными дефицитами, уже подзабытые, и, опять же, по ценам несерьёзным. А, главное, книг разных было – просто завались. Хемингуэй, Ремарк, Булгаков…. И макулатуру, при этом, сдавать не надо было. Фантастика просто! Они набрали полные руки книг, молоденькие и симпатичные продавщицы только улыбались:

– Сразу видно, новички!

После книжного отдела пришла очередь отдела алкогольного. Чего там только не было: водки, разные вина, коньяк, баночное пиво…. Глаза разбегались по сторонам.

После недолгого совещания, офицеры решили воздать должное местным фруктовым настойкам: больно уж экзотические фрукты были нарисованы на этикетках, любопытство так и разбирало.

– Берём из расчёта: одна пол-литровая бутылка на брата! – решил за всех майор Теплов. – Негоже напиваться в первый же вечер по приезду. Посидим тихо и скромно, без всяких непотребств и фантазий. Так, ещё хлебушка надо купить, колбаски копчёной, помидоров-огурчиков…

Заседали – тихо и скромно – в комнате Теплова (и Серого, понятное дело). Вьетнамские настойки оказались отменными: очень ароматными, сладенькими, пились легко и приятно.

– Хрень какая-то! – с досадой в голосе сообщил Серый, разливая по стаканам последнюю, шестую бутылку. – Вкусная штуковина, но слабенькая до неприличия, пьёшь и не пьянеешь. Слышь, майор.…Прости, слесарь шестого разряда, давай, ещё прикупим по бутылочке, а? Ну, в честь приезда…

Теплов покочевряжился минут пять-семь, чисто для повышения командирского авторитета, после чего, естественно, согласился. Первым за добавкой послали Юрца, но пропал Юрка Попов безвозвратно. Потом Санёк Маленький вызвался сбегать, тоже не вернулся…

– Крадут их там, что ли, агенты империалистические? – забеспокоился Сергей и решил отправиться на поиски потерявшихся товарищей.

Вылез Серый из-за стола, а ноги-то ватные, не слушаются. По крутой лестнице, спотыкаясь через каждую вторую ступеньку, он спустился на улицу и закурил – в голове неожиданно помутилось, перед глазами поплыла картинка …

Очнулся он уже ночью, на зелёном бильярдном сукне: незнакомые звёзды висели в чёрном небе, под головой обнаружилась маленькая аккуратная подушка.

– До чего же коварны эти фруктовые вьетнамские настойки! – поделился Серый своими ощущениями-наблюдениями с незнакомыми ему звёздами, неловко слез с бильярдного стола и, слегка покачиваясь, заковылял к нужному подъезду.

На голубой лавочке, вкопанной в землю, сидел пожилой мужик, что давеча представлялся гидростроителем Кузнецовым, и невозмутимо покуривал короткую трубочку.

– Ну, ребята, вы и дали шороху, блин горелый! – криво усмехнулся в шикарные седые усы Кузнецов. – Один уснул на бильярде, другой подрался с продавщицей в магазине, а старшой ваш, и вовсе, отправился в город – искать вьетнамских шлюх. Не пускала его охрана на КПП, так он, мерзавец, сиганул через забор, прямо через проволоку, что под током…. Осторожней с вьетнамскими наливками надо быть! То бишь, пить только по чуть-чуть. Или, если выпил много, то, вообще, не вставать из-за стола – до полного отруба. При подъёме на ноги эти напитки тут же коварно ударяют в голову: раз, и в памяти образовался полный провал, а потом тебе столько всего интересного расскажут – не захочешь, а уписаешься от смеха…

Серый, предчувствуя недоброе, попросил седоусого гидростроителя более подробно осветить события прошедшего вечера.

– Нормально всё! – утешил Кузнецов. – Только вертолётчиков от бильярда ты отогнал кием, да и спать там улёгся. А, вот, старшого вашего контрразведчики ищут уже часа три с половиной…

Поднявшись по лесенке на свой третий этаж, Серый поочерёдно заглянул за приоткрытые двери комнат, занимаемых подразделением. Все остальные собутыльники – кроме потерявшегося командира – безмятежно дрыхли, похрапывая на все лады, а у Юрца под глазом набухал огромный, тёмно-фиолетовый фингал.

– Непростые, ей-ей, продавщицы трудятся в местном магазине! – хмельно усмехнулся Серый, и, добредя неверной походкой до кровати, завалился спать.

Уже под утро патруль привёз Теплова. Майор с ног до головы был вымазан разноцветной глиной, смердело от него – как от последнего помоечного бомжа.

– В канаве придорожной нашли, в километре от Ким Ли Ена, – недобрым голосом пояснил хмурый капитан, начальник патруля. – А, что это вы его одного отпустили в таком непотребном виде? Здесь так нельзя, братцы! Всем вместе надо держаться и за пределы городка выходить только (как минимум!) втроём – согласно инструкции…

Узнав про фруктовые настойки, капитан успокоился, с пониманием улыбнулся и уехал по делам.

Сразу после традиционного ливня объявился Тхань и предложил немного прогуляться по городу. Причём, про безобразную пьянку вьетнамец даже не заикнулся.

Автобус катил по городу, а Тхань заливался курским соловьём, с гордостью тыкая указательным пальцем в разные стороны:

– Ханой, в своём большинстве, он двух-трёх этажный. Что характерно, домиков «просто так» нет совсем. В каждом обязательно располагается какая-нибудь коммерческая точка – магазинчик, кафэшка крохотная или мастерская по ремонту чего-либо…. Всё это практически никогда не закрывается – ни на ночь, ни в праздники. Вьетнамцы – очень работящая нация, тем более что семьи у нас большие, всегда найдётся – кому постоять за прилавком…

На улицах было очень шумно – туда-сюда беспрерывно сновали многочисленные велосипеды, мопеды, мотоциклы, перевозящие людей, доски, пучки бананов, непонятные тюки устрашающих размеров.

Серый и компания вылезли из автобуса только на центральном городском рынке. Товарное изобилие – после российской многолетней привычки к тотальному дефициту – откровенно поражало.

– Вот, эти ряды – джинсовые! – объяснял Тхань. – Там продаются футболки и рубашки. Ещё дальше – демисезонные куртки, за куртками – часы…

Ближе к вечеру, загруженные всякой всячиной, они вернулись в городок. О вчерашнем происшествии по-прежнему никто не вспоминал.

– Странно это, – ворчал Теплов. – Очень странно и неправильно! По логике вещей, должны были всех – в двадцать четыре часа – отправить обратно на Родину, причём, с волчьими билетами. Не, что-то, явно, не то…

На следующие утро к воротам Ким Ли Ена подъехал всё тот же, уже хорошо знакомый микроавтобус. Тхань, о чём-то немного пошептавшись с Тепловым, передал ему несколько бумаг солидного вида.

– Похоже, начинаются наши боевые будни, – шепнул Серый Саньке Маленькому.

По знаку майора они загрузились в «Мерседес».

– Погнали, любезный! – по-русски велел Теплов водителю-вьетнамцу.

Тот, не переспрашивая, завёл двигатель и лихо тронулся с места…

Примерно через час автобус въехали в ворота неприметной воинской части, где все переоделись в стандартную российскую офицерскую форму, но без погон и знаков различия, только на фуражках были закреплены красные звёзды – из старых времён.

Снова поехали, судя по солнышку, на север от Ханоя, в сторону границы с Китаем, вокруг – насколько хватало глаз – простирались бескрайние рисовые поля. Километров через пятьдесят остановились на перекур. Метрах в ста располагалась грандиозная свалка металлолома, состоящая из – как уже совсем заржавевших, так и почти новых – тракторов «Беларусь», тесно составленные друг к другу.

– Ну, и что это за ВДНХ такая? – спросил Теплов, некультурно тыкая пальцем в сторону свалки.

– Если тебе, друг, нужен трактор, то забирай! Естественно, бесплатно, – объяснил Тхань. – А если, заберёшь сразу несколько, то и доплатят…. Тут такое дело, товарищи офицеры. Всю землю сельскохозяйственного назначения Правительство Вьетнама роздало в частные руки. Семьи у нас в деревнях большие, в каждой – по шесть-семь детей, а земли подходящей очень мало. Вот, на каждую семью и досталось по крохотному участку – в вашем пересчёте – соток по двенадцать-пятнадцать. После этого тракторы стали совсем не нужны, каждый росток риса обихаживают руками…. А результат конечный получился, безусловно, положительным. Ещё четыре года назад люди на улицах Ханоя умирали от голода. Сегодня же Вьетнам вышел на уверенное третье место в мире по экспорту риса. Так что, если вам нужны трактора, то хоть все забирайте…

– На фига нам трактора? – пожал плечами Серый. – Нам бы – денег побольше…

Вскоре рисовые поля исчезли, уступив место каменистым предгорьям, поросшим редким лесом. «Мерседес» въехал на территорию воинской части, оборудованной по советскому образцу: бетонный забор, КПП со шлагбаумом, казармы барачного типа.

Тхань объяснил:

– Каждый из вас забирает по взводу сапёров и занимается с ним до вечера. Вот, кстати, расписание занятий. Приступайте, товарищи офицеры! Наши бойцы все говорят на русском языке, а если, кто и не говорит, то всё понимает…

– Так и делаем, в соответствии с расписанием! – подтвердил Теплов, поймав вопросительный взгляд Серого. – Москва строго приказала: оказать действенное содействие в обучении солдатского и сержантского состава братской вьетнамской армии.

Всю последующую неделю русские офицеры занимались с вьетнамскими солдатами: минное дело, строевая подготовка, стрельбы, политинформации. Дежавю какое-то…. У Серого сложилось устойчивое впечатление – всё то, что он преподавал и объяснял, вьетнамские солдаты и сержанты уже давно и прочно знали, а слушали – чисто из вежливости…

В воскресенье русским друзьям устроили торжественные проводы: седенький вьетнамский генерал долго рассыпался в цветастых благодарностях и, подарив каждому из бравой шестёрки по хорошим японским часам, пригласил на праздничный ужин.

– Вы, пожалуйста, не увлекайтесь! – честно предупредил Тхань. – Вьетнамская кухня, она своеобразная и не каждому желудку будет впору. Так исторически сложилось, что всё немного сыроватое – дрова-то у нас всегда были в дефиците. Ну, как у вас в России – ещё совсем недавно – мыло там, стиральный порошок.…Так что, вы, товарищи офицеры, на всякий случай всё блюда – и холодные, и горячие – запивайте рисовой специальной водкой. Вон той, что в бутылках с синими пробками. Она противная, правда, зараза, но очень лекарственная…

Хозяева и гости сели за праздничный стол, отведали разных закусок: насекомые какие-то жареные, колбаски полусырые, улитки всякие, ящерицы, фрукты-овощи незнакомые.

– Ничего, вкусно! – одобрил Серый. – Даже под эту водку гадкую, якобы, лечебную…

В конце трапезы гостеприимные хозяева организовали и фирменное местное блюдо. Сперва вьетнамские солдатики – в белых поварских колпаках на стриженых головах – унесли недоеденные закуски и на отдельной тележке доставили новые ингредиенты. Потом внесли несколько русских дымящихся самоваров, только усечённых наполовину – без верхних составляющих частей. Самовары солдаты поставили на стол и принялись бросать в кипящую воду всё, что располагалось на тележке: куски мяса, рыбы и курицы, крупных и мелких улиток, лягушачьи лапки, телячьи глаза, змеиные и утиные головы, кусочки овощей, рубленую зелень, яйца – большие и маленькие – разбивать…

Повара в погонах дали вареву прокипеть – не больше двух минут – и тут же начали распределять его по мискам специальными фарфоровыми поварёшками. С этим блюдом справиться – ох, как непросто оказалось! В смысле, водочные дозы пришлось значительно увеличить, еле-еле потом Серый доковылял, слегка покачиваясь, до отъезжающего «Мерседеса»…. И похмелье утреннее было гадким. Не приведи Господь!

Отдохнув пару суток в Ханое, они отправились в другую воинскую сапёрную часть – вновь на неделю – всё с той же обучающей программой. И так продолжалось два месяца: японских часов у каждого набралось уже по семь штук…

– В чём тут дело – не пойму! – возмущался Теплов. – Вроде, мы нанимались – разминировать. А по сути – дурака валяем напропалую, рисовую водку пьём на халяву. Не нравится мне всё это…

Накаркал майор, конечно же, в конце концов. Приехали они в очередную воинскую часть. Вроде, всё было как обычно. Но к концу недели, уже после обеда, вдруг, где-то в стороне от расположения части послышалась заполошная стрельба из автоматов и пулемётов, раздалось несколько минных разрывов. Забегали вьетнамские солдатики, засуетились, разобрали автоматы, начали строиться, сирена мерзко завыла…

Тхань сообщил – очень строгим и слегка испуганным голосом:

– Китайские войска неожиданно перешли границу! На такой случай, товарищи офицеры, разработан запасной вариант. Сейчас мы вас отвезём на секретную безопасную точку, где и переждёте эту заварушку. Не стоит вам – без дополнительного приказа – участвовать в реальном боестолкновении…

«Секретная и безопасная точка» была расположена в десяти-двенадцати километрах: несколько заброшенных блиндажей, старенькие траншеи, густо заросшие пыльной травой, шесть покореженных пушек, ящики со снарядами и без них.…Каждому из российских офицеров Тхань вручил по стандартному автомату Калашникова с запасным рожком, сухие пайки, старенькую рацию доверил Теплову, а Серому выдал неплохой бинокль.

– Здесь абсолютно безопасно! – громко заверил Тхань и тут же шёпотом, чтобы водитель автобуса не услышал, добавил: – Видите, с севера идёт чёрный узкий распадок? Наблюдайте за ним. Если пакость какая и придёт, то только оттуда, – сел в «Мерседес» и уехал…

В соответствии с командирскими указаниями Теплова, они принялись обустраиваться и осматриваться на новом месте, предварительно выставив пост наблюдения за подозрительным чёрным распадком.

Серый подошёл к брошенным кем-то пушкам и удивлённо присвистнул:

– Ба, да это тот самый зенитный комплекс, что мы когда-то изучали – на военной кафедре ЛГИ: шесть орудий, установленных по кругу, от них идут чёрные кабеля к «Уралу» (с РЛС в кузове), расположенному в центре этой окружности…

Четыре орудия оказались полностью разбитыми, а два – целёхонькими, и снарядов обнаружилось вдоволь.

– Молодец, Хрусталёв, то есть, Сидоров! – похвалил майор. – Давай, командуй, будем обустраивать артиллерийские позиции.

Одну пушку они, обливаясь потом, оттащили направо от первоначальной позиции – метров на шестьсот пятьдесят – и на совесть замаскировали в густом кустарнике. Вторую – тем же макаром – переместили налево. После этого Сергей тщательно нацелил орудия на чёрный распадок и вставил – куда надо – по обойме с четырьмя блестящими снарядами.

– Перекур и перекус! – громко объявил Теплов. – Юрка, а ты наблюдай за распадком! Возьми бинокль у Хрусталёва.

Серый развёл крохотный костерок, вскрыл шесть банок с отечественной говяжьей тушёнкой, разогрел их над скупым пламенем, на плоском валуне расстелил старенькую газету и вывалил на неё из коричневого бумажного пакета питательные соевые галеты.

– Товарищи офицеры, кушать подано! – позвал остальных.

Тут со стороны чёрного распадка и раздались негромкие звуки выстрелов. Все шустро, не дожидаясь отдельной командирской команды, попрыгали в старую траншею. Падая на глинистую красноватую землю, сквозь которую пробивалась зелёная трава, Серый услышал, как справа от него жалобно застонал Теплов.

– Серёга, Юрку убило! – долетел до него голос Сашки Маленького. – Полголовы снесло!

– Чтоб вас всех! – зло проскрипел зубами Серый и пополз по траншее на стоны Теплова.

Майор лежал на спине, тихонько сучил ступнями ног, обутых в уставные кирзовые сапоги, и держался ладонями за низ живота. На его лбу выступили мелкие капли пота, глаза запали, рот кривился в судорогах жестокой боли.

– Лейтенант Хрусталёв! – прохрипел Теплов. – Приказываю – принять бой! Быстро к орудиям…

Сашка Маленький, пригнувшись, побежал по траншее в одну сторону, изредка постреливая из автомата одиночными в сторону распадка. Серый же рванул в другую сторону, к спрятанной пушке.

Добравшись до орудия, он уселся на место первого номера и, не теряя времени, вдавил ступнёй правой ноги спусковую педаль – изо всей силы – до самого упора. Пушка четыре раза подряд исправно гавкнула. Серый внимательно посмотрел в окуляр горизонтального прицела: над распадком поднимался столб буро-чёрного дыма.

– Порядок, мы ещё повоюем! – он сплюнул в сторону, спрыгнул с сидения на землю и побежал обратно.

Внезапно ожила рация:

– Говорит генерал Кузнецов! Что там у вас происходит? Доложите обстановку!

– На связи – слесарь шестого разряда Петров! – морщась от боли, доложил Теплов. – Имеет место быть внеплановое боестолкновение. Отражаем атаку неизвестного противника. Имею одного убитого и одного раненого.

– Из какого вооружения отражаете? – недовольным голосом поинтересовался генерал.

– Задействовали старое зенитное орудие, – скрипя зубами, доложил майор.

На этом связь прервалась.

«А Теплов-то, недоверчивый наш, так и не сказал генералу про вторую пушку», – удивился про себя Серый.

Из распадка несуетливо заработал миномёт – взрыв, другой, третий…. Неизвестный противник, очевидно, засёк позицию стрелявшего орудия и теперь целенаправленно забрасывал это место минами среднего калибра.

Минут через двенадцать-пятнадцать мины перестали падать. Серый осторожно высунулся из траншеи и навёл бинокль в нужную сторону: так и есть, на выходе из распадка лениво шевелились тёмно-зелёные фигурки.

– В гости к нам, суки, собрались! Ну-ну…, – негромко пробормотал Сергей и со всех ног, уже не таясь, припустил ко второму орудию.

Противник, заметив этот манёвр, тут же открыл шквальный автоматный огонь, только, слава Богу, мимо цели. Добежав до пушки, Серый упал под прикрытие орудийного щита и – уже двумя руками – нажал на спусковую педаль. И эта пушка не подвела, исправно выпустив очередь, мол: – «Просили? Получите, неизвестные пэдорасты!»…. Тёмно-зелёные фигурки куда-то пропали (исчезли, растворились, испарились?), а над распадком появилось странное светло-голубое свечение – призрачное и таинственное…

Когда он вернулся к раненому Теплову, снова заработала рация:

– Здесь генерал Кузнецов! Доложите, сколькими орудиями вы располагаете?

– В настоящий момент к бою готовы пять орудий, – заплетающимся голосом зачем-то соврал майор.

Рация отключилась, необычное светло-голубое свечение медленно погасло и исчезло, навсегда растворяясь в хрустальном вьетнамском воздухе…

Через час с небольшим прилетел пятнистый армейский вертолёт, прибыли два бронетранспортёра с вьетнамским спецназом, Тхань прикатил на своём «Мерседесе».

Теплов умер по дороге в Ханой. Перед смертью успел сказать:

– Плохи, Серёга, наши дела. Совсем плохи, раз идут такие непонятные и подлые подставы…. Видимо, Времена Смутные – уже на подходе…

На следующее утро Сергея вызвали в штаб, мол, жена звонит из дома.

Приехал, конечно же, вдруг, что случилось. А жена огорошила:

– Бросай всё, Серёжа! Наплюй на эти деньги, возвращайся! И дети соскучились по тебе, и предчувствия у меня плохие: сегодня всё утро за нашими окнами какой-то тип – по внешнему виду типичный «кэгэбэшник» – наблюдает. И полковник Мясницкий звонил час назад, интересовался – голосом каким-то странным – как у тебя дела…

Подумал Серый, подумал, да и написал заявление о прерывании контракта по семейным обстоятельствам. А, написав, пошёл визировать у начальства. Постучался в нужную дверь, зашёл в кабинет, а там, за массивным дубовым столом сидел его сосед по Ким Ли Ену – гидростроитель Кузнецов – только в генеральских погонах. Не отрываясь от изучения важных бумаг, генерал взял заявление, молча наложил резолюцию, протянул…

Сергей попрощался с ребятами, собрал вещи и на такси уехал в аэропорт. Перед самым отлётом неожиданно появился Тхань – в военной форме, с какими-то важными погонами на плечах – вручил серебренную «хошеминку», в глаза не глядя, поздравил от имени Правительства Вьетнама, да и откланялся.

Летел Серый в самолёте и размышлял: – «Что бы это всё значило? Может, генералам просто были нужны трупы шести русских офицеров, убитых подлыми китайскими агрессорами? Но зачем, спрашивается? Опять же, к чему такие сложности? И это непонятное светло-голубое свечение…. Может, здесь замешаны инопланетяне? Разгадаю ли я когда-нибудь эту дурацкую загадку?»…

Байка двадцать вторая Встреча со Сникерсом

Из Вьетнама Серый возвращался через Москву. В аэропорту около стоянки такси его неожиданно окликнули:

– Серёга, бродяга, мать твою женщину! Сколько лет, сколько зим!

Он резко обернулся и – нос к носу – столкнулся с Генкой Банкиным.

Обнялись, конечно же, постучали друг друга по плечам, разговорились.

– Всё, накрылась медным тазом моя Апрельская геолого-разведывательная партия! Разогнали к нехорошей маме моржовой, так их всех растак, пэдорастов перестроечных! – с вселенской грустью в глазах объявил Генка. – Ты же в курсе, что я последний год был начальником Апрельской ГРП? Да, теперь уже – был…

– Жалко! – нахмурился Серый. – А теперь-то ты куда? Что делать будешь?

– Не пропаду! – оптимистично улыбнулся Банкин. – Возвращаюсь в родимую Белоруссию, предложили там возглавить крупный совхоз…. А, что такого? Возглавлю, конечно! Какая разница: геологической партией руководить, или совхозом? Вот, и я говорю, что абсолютно никакой! Ладно, покувыркаемся ещё, братишка, нас голыми руками не возьмёшь…. Жену и детей я с Чукотки два месяца назад отправил – по назначению. А сам задержался немного: дела сдавал, карты месторождения.…Слышь, Серёж, а ты когда улетаешь в Питер?

– Не знаю ещё, – честно признался Серый. – Мне здесь надо обязательно посетить один неприметный особнячок, отчитаться за командировку, то, сё…

– И я только завтра улетаю на Минск! – обрадовался Генка. – Давай, встанем на постой в гостинице, а потом посидим немного в каком-нибудь злачном и приличном месте, выпьем, поговорим по душам…. Ты как?

Через два часа они успешно заселились в двухместный номер шикарной гостиницы (как-никак, при деньгах были оба), а перед тем, как проследовать в ресторан, обменялись скромными подарками. Банкин презентовал (чисто на память) золотой самородок размером с грецкий орех, присовокупив к нему бутылку питьевого спирта магаданского розлива. А Сергей, в свою очередь, подарил другу японские часы (благо, их у него оставалось ещё шесть штук), двухлитровую ёмкость с вьетнамской водкой, в которой «плавала» здоровенная змея, и – для детишек Генкиных – упаковку с десятью сникерсами.

– Что ещё за хрень? – спросил Генка, недоверчиво разглядывая сникерсы. – Не отравятся, часом, мои пацаны этой заграничной штуковиной?

– Обычные шоколадные батончики! – успокоил Серый. – Совершенно безвредные…

Гостиничный ресторан полностью соответствовал высокому столичному статусу: высокие зеркала, белоснежные накрахмаленные скатерти, вышколенные официанты – с мордами отставных майоров КГБ….

Генка выбрал самый шикарный столик с отличной панорамой – через гигантское полукруглое окно – на столицу, с видом скучающего князя сделал заказ средней скромности и, любуясь на незабываемые московские пейзажи, пафосно продекламировал:

Замоскворецкая Москва Заре навстречу улыбнётся. А после – мерзко рассмеётся, Считая злато в закромах….

Выпили, закусили.

Два часа Генка усердно травил байки про суровую Чукотку, а Серый – в ответ – подробно рассказывал про вьетнамские дела и заморочки. В ресторанном зале было относительно тихо, по раннему времени больше половины столиков пустовало.

Вдруг, словно по мановению невидимой волшебной палочки, по залу пробежал шепоток, среди посетителей наметилось некое оживление, послышались удивлённые восклицания:

– Он это! Точно, он! Пупкин – собственной персоной! Гадом буду, он…

Вскоре в зал величественно, ни на кого не глядя, вошёл молодой здоровенный мужик с лохматыми волосами до плеч. Неторопливо и презрительно оглядев зал, мужик начал что-то негромко, но очень властно и убедительно втолковывать метрдотелю.

– Видел я где-то этого Пупкина, определённо, видел, – задумчиво высказался Серый.

– В телевизоре и видел, наверное, – предположил Банкин. – Он, Пупкин этот, по ящику поёт песенки разные, а сзади него всегда девчонки скачут полуголые, украшенные страусовыми перьями. Всё это называется – «шоу»…. Не, девчонки-то вполне даже и ничего, ногастые и сисястые. А, вот, сами песенки – дрянь полная, ни о чём, без всякого смысла. Так, только пьяненьких тёток полапать в танце…

Метрдотель, тем временем, подошёл к их столику и вежливо так, с подходцем, попросил:

– Уважаемые господа, а не могли бы вы пересесть за другой столик? Вот, за тот, – плавно показал рукой. – А за это вам – от нашего заведения – полагается бутылка шампанского!

– Не пойдёт! – непреклонно заявил Генка. – Мы это пойло кислое не пьём, мол, доктора не велят. Да, и место нам нравится: Москва-старушка как на ладони, никто не мешает…. Так что, отец, отвали-ка отсюда!

– Вы, наверно, не поняли меня! – не сдавался метрдотель. – Место, где вы сейчас располагаетесь, всегда господин Пупкин занимает, когда посещает наше заведение. Так что, пересядьте, пожалуйста! А шампанское мы поменяем на коньяк армянский, пятизвёздочный…

– Заманчивое и интересное предложение, – вступил в игру Серый. – Но, для начала, ответьте мне на простой вопрос. Кто таков этот Пупкин, что за исполнение его желания – по первому свистку – дарят дорогущий коньяк? Не, что он песенки всякие поёт, я знаю. Но, разве, это серьёзный повод – так пошло бегать перед ним на цырлах? Я, вот, тоже, когда выпью, спеть много чего могу…. И товарищ мой не откажется! Правда, Геша?

Банкин – в знак полного согласия – важно и степенно покивал головой…

Метрдотель кисло улыбнулся, он уже понял, что ситуация не разрешится по-хорошему. Ну, никак не разрешится! Но статус-то свой немаленький надо было отрабатывать? Поэтому старый перец упрямо продолжил:

– Господа! Я никоим образом не сомневаюсь в ваших вокальных способностях. Но, всё же…. Вас просит – о крохотном одолжении – звезда российской эстрады! И не просто звезда, а – Звезда Первой Величины!

– Звезда? – громко и правдоподобно удивился Генка. – Но, позвольте! Звёзды, ну, те, которые просто звёзды, с маленькой буквы, они же – просто светят. Освещают в Чёрной Вселенной пути межзвёздным кораблям. Вокруг них ещё планеты разные вращаются…. Они не ругаются матом, не куражатся, не изменяют жёнам, не издеваются над прислугой. Эти звёзды – я в этом совершенно уверен – добрые, тихие, и, главное, скромные…. Ваш же протеже напоминает мне нечто совершенно другое. Что же? – Банкин задумчиво и озадаченно наморщил лоб. – Вот, к примеру, вы знаете, что собой представляет сникерс – шоколадный зарубежный батончик? Взяли немного разных орешков, изюма, прочей ерунды, всё щедро залили шоколадом, завернули в блестящую бумажку, рекламы везде-везде надавали…. И понёс глупый народ денежки в кассу, и – понёс! Так что, может быть, этого волосатого молодого человека правильнее будет называть – «Сникерс Пупкин»?

В зале повисла тревожная и бесконечно-удивлённая тишина, было лишь слышно, как Пупкин скрипит зубами от нешуточной ярости. Потом зашуршали осторожные шаги – это два облома-телохранителя Звезды начали плавно перемещаться по направлению к источнику недовольства своего хозяина…

Серый незамедлительно подхватил эстафету:

– А что, братья и сёстры? Геннадий-то полностью прав! Представьте себе телевизионный анонс: – «Сегодня вечером состоится праздничный концерт! Наше экзотическое меню предлагает вам эксклюзивные блюда! В качестве салата – Сникерс-группа На-На! На первое – брутальный Сникерснище! На горячее – Сникерсная Великая Королева! На десерт – крошка Сникерс-гей! На подпевках присутствуют многочисленные Сникерсята, Сникерсушки, Сникерс-дяди и Сникерс-тёти! Не пропустите!»…. Как вам, господа и дамы? Ведь, правда, классно?

В зале кто-то испуганно охнул, из дальнего угла долетел чей-то глупый и неудержимый смех. Обломы-телохранители уже вплотную придвинулись к «бунтующему» столу, застыв на низком старте в ожидании команды «Фас!».

Банкин ловко вскочил со своего места, ухватился обеими руками за спинку массивного стула и, недвусмысленно прицелившись им в огромное панорамное окно, ледяным, абсолютно трезвым голосом произнёс:

– Ну-ка, отошли в сторону, козлы драные! Сейчас такой скандал закачу – век не отмоетесь, падлы звёздные!

– Назад, мальчики! Уходим, уходим…, – весенней гадюкой зашипел позеленевший от злости Пупкин. – Мы с этими наглыми уродами потом посчитаемся, по-другому…

По случаю полной победы, понятное дело, ещё немного выпили, после чего Банкин ударился в сентиментальную философию:

– Конечно, не все люди, выступающие на сцене, являются Сникерсами. Далеко не все, поверь! Вот, к примеру, у кого язык повернётся назвать – «Сникерсом» – Юрия Шевчука, Костю Кинчева, Гарика Сукачёва, Андрея Макаревича, Земфиру? Есть – Сникерсы, а есть – Артисты…. В чём между ними разница? Ну, это совсем просто! Сникерсам, что главное? Понравиться публике, заинтересовать её чем, чтобы эта публика денежку регулярно несла в кассу. Для этого и маркетологов можно нанять, мол: – «А что там – на рынке культурных услуг – востребовано? Что продаётся на «ура»? Надо спеть про любовь несчастную? Споём – в три глотки! Надо громко пукнуть? Да, без вопросов, в три задницы!»…. А настоящему Артисту эта зрительская любовь глубоко второстепенна. Артист старается своего зрителя предостеречь от всякой гадости, совет полезный дать, может, даже, научить чему-то полезному, мол: – «Так ли вы, ребята, живёте? Тем ли ценностям поклоняетесь? Куда Путь свой держите? Правильный ли этот Путь? Может, там засады впереди – за каждым кустом? Или – за углом каждым?»…. Вот, в этих подходах и разница между ними: одни – Артисты, другие – Сникерсы….

Они ещё посидели часик-другой, выпили, в конце даже песенку затянули сердечную:

Ты скучаешь, падает дождь с неба. Между нами – вьюги и метели. Заблудились домики под снегом, Словно – белые медведи. Заплутали мишки, заплутали, Заблудились в паутинках улиц. И к Большой Медведице – как к маме, В брюхо звёздное – уткнулись…

И тут Серому на плечо легла тяжёлая рука, и хриплый казённый голос – с металлическими нотками – властно произнёс:

– Товарищи, пройдёмте с нами! Вы задержаны за нарушение общественного порядка!

«Эх, сатрапы дешёвые!», – подумалось. – «Какую песню испортили, волки неполноценные! Допеть, суки, не дали…».

Повернул Серый голову, и точно: два милицейских сержанта стояли рядом с их столиком и, белозубо улыбаясь, вежливо постукивали о ладони резиновыми чёрными дубинками.

– Не иначе Пупкин, Сникерс недоделанный, настучал, – предположил Банкин.

В отделении пожилой усталый капитан принялся дотошно изучать документы задержанных и уже через полторы минуты насмешливо усмехнулся:

– Значится, товарищ Банкин, чукотский вы наш буровик, в Белоруссию следуете? Торопитесь, небось? Ан, нет, уважаемый! Не получится у вас ничего! Придётся на пятнадцать суток задержаться в столице нашей Родины. Московскому народному хозяйству здоровые и неленивые работники – страсть как нужны. Улицы подметать, общественные сортиры начищать до зеркального блеска…

Генка хотел было – со всей своей чукотской непосредственностью – тут же ввязаться в словесный бой за правду, только Серый эти попытки пресёк безжалостно, сильно пнув друга по щиколотке: как раз в этот момент капитан добрался и до вьетнамских бумажек.

– А это что за дела? – удивился милиционер. – Какой такой «ЗарубежСтрой»? И почему на командировочном удостоверении стоят армейские печати? «Генерал-лейтенант Кузнецов» – кто это?

Сергей протянул капитану непрезентабельную визитку, ту, что ему перед отъездом во Вьетнам вручили в одном неприметном московском особнячке – на пиковый и крайний случай. Внимательно изучив текст, начертанный на визитке, капитан побледнел и, даже, приподнялся со стула.

– Что же вы сразу-то не объяснили – в чём тут дело? – спросил расстроено и плаксиво, а потом вышел куда-то, видимо, позвонить.

Вернувшись минуты через три-четыре, капитан вежливо извинился и, возвращая документы, попросил голосом Чебурашки из знаменитого мультфильма:

– Извините, пожалуйста! Ошибочка вышла! Следуйте, товарищи офицеры, по своим неотложным надобностям…

– Ничего, с каждым может случиться! – великодушно простил капитана Банкин и, подхватив Серого под локоток, направился к выходу.

На улицы было тепло и тихо, ласковый июньский ветерок – с лёгким шорохом – гонял по асфальту разноцветные бумажки и прочий мелкий мусор. Неожиданно сзади раздался противный визг тормозов, и в пяти метрах от них резко остановилась чёрная иномарка, а из широко распахнувшихся автомобильных дверей ловко выскочили давешние пупкинские псы-обломы.

– Ну, что, приплыли, голуби? – ласково и ненавязчиво поинтересовался один из телохранителей Звезды. – Сейчас мы будем зубки старательно пересчитывать – в ваших ротиках. Готовы, бродяги наглые?

– Готовы! – хором ответили Серый с Банкиным.

Бой они, конечно же, приняли. И не то, чтобы его проиграли, но досталось им гораздо существеннее, чем противникам. Бывает…

Шли Серый и Генка по московским улицам, отплёвывались во все стороны, отряхивались, короче говоря, раны зализывали. А вокруг царила бестолковая суета: бабки на каждом углу торговали всякой всячиной, напёрсточники сидели через каждые пятьдесят-семьдесят метров, пацаны крепкие и мордатые – в чёрных кожаных куртках – по делам важным тусовались туда-сюда…

– И, правда, Смутные Времена наступили! – в сердцах высказался Серый. – Не иначе, Теплов-покойничек накаркал, земля ему пухом…

Байка двадцать третья Опытный мужчина-бухгалтер ищет работу

Гусар – в бухгалтера? Какой конфуз! Нам стыдно за него – пред целым миром! Он даже сбрил гусарский пышный ус — В угоду новоявленным кумирам…

Геология – как процветающая отрасль народного хозяйства – в начале девяностых годов прошлого столетия успешно скончалась, не выдержав новых экономических реалий и экзерсисов. Геолого-разведывательные партии – одна за другой – закрывались, опытные специалисты уходили в свободный полёт: кто-то уезжал в поисках лучшей доли заграницу, кто-то становился продавцом в коммерческих киосках и ларьках.

В НИИ Сергея тоже стало тоскливо и безысходно: зарплата крошечная, выдаваемая крайне нерегулярно, перспективы – сугубо отрицательные и призрачные. Только и оставалось, что в первое воскресенье апреля (День геолога) петь – под гитарный перебор – грустные песенки:

Где-то пропела струна – невзначай. Снова бессонница, снова – рассвет… Спирт подливается – в жиденький чай, Братцы забытые, вам – мой привет! Снова я вижу – горящие в небе – огни. Снова Чукотка – сияньем приветствует нас… И у Певека – застыли опять корабли. Чукчи без чая – печальный рассказ… Всё не сбылось, словно серая – муть. Нет геологии, нет – и мечты… Тихо на лица спускается – грусть, Память – погасшие наши – костры… Тот – бизнесмен, а вот тот – депутат. Этот – писатель, а Санька – поэт… Всё хорошо и прекрасно – во множество крат! Только геологов – больше и нет… Только в начале апреля – опять – так светло! Только в апреле бывает – шикарный рассвет… Тот, настоящий…. И дышится, вдруг, так легко! Братья и сёстры мои – вам – привет… Братья и сёстры мои – вам – привет…

«Менять надо жизненный уклад!», – решил он однажды. – «Причём, менять самым кардинальным и решительным образом…».

Сперва Серый попытался податься в кооператоры. То есть, производить кустарным образом какой-либо товар и сбывать его глупому обывателю. Совместно с Гариком был организован (и официально зарегистрирован) кооператив с красивым названием – «Муравей», где друзья и занимались – в свободное от основной работы время – всякой всячиной.

Деятельность кооператива была многогранной и разнообразной: производство конфет «клюква в сахаре», превращение дешёвых индийских джинсов в дорогую «варёнку», морение в разнообразных химикатах берёзового паркета – для превращения его в «дубовый» и «буковый», изготовление рыболовных мормышек и блёсен, а также ювелирных украшений из «искусственных кораллов»…

Ничего из этого толком не получилось. «Клюкву в сахаре» магазины на реализацию не принимали, ларёчники, наоборот, брали с удовольствием, но денег за товар старались вовсе не платить, привлекая для разборок мускулистых «партнёров». Джинсы «варились» как-то неправильно, не тот рисунок получался, не тот колер, видите ли. «Дубовый» паркет после сушки коробился. Бусинки из «искусственного коралла» получались неправильной формы. Короче говоря, геморрой и немцы…. Кооператив пришлось закрыть, дабы экономический коллапс не добил – окончательно и бесповоротно – семейные тощие бюджеты.

После этого Серый очень крепко задумался над дальнейшими шагами. А, именно, купил ящик пива, достал из мешка, что стоял на балконе, длинную связку вяленой рыбы, и на целые сутки закрылся один в комнате. Мол, для решающего мозгового штурма…

Сидел, размышлял, и – под пивные экзерсисы – строил длинные логические цепочки, мол: – «Какую же освоить новую профессию, чтобы денег всегда хватало на прокорм семьи?». А ещё внимательно читал-изучал разные толстые газеты, где публиковались объявления о приёме на работу, вакансии и резюме самих потенциальных работников.

Неожиданно он заметил одну интересную закономерность: в разделе «ищу работу бухгалтера» присутствовало порядка ста резюме, причём, все они были женскими.

– Занятная штуковина! – хмыкнул Серый. – Получается, что мужиков-бухгалтеров мало. Может, их не хватает? Наверняка…. А раз так, то они должны быть востребованы и, следовательно, получать очень неплохие деньги…. Железная логика? Безусловно! Осталось дело за малым – обзавестись соответственными корочками и выправить Трудовую книжку с нужными записями…

С документами-корочками никаких проблем не возникло. Чистую Трудовую книжку и бланк Диплома об окончании бухгалтерских курсов Серый – без всяких проблем – купил на Сенной площади, после чего заехал в контору к Витьке. Толстый в этот период трудился в какой-то шараге при Обкоме ВЛКСМ, успешно крутился по строительным делам и знал всякие ходы-выходы.

Приехав, Сергей чётко и доходчиво объяснил насущную потребность. Витька слушал крайне недоверчиво, словно бы ожидая какого-то подвоха. Потом, поверив, всё-таки, в реальность происходящего, он весело рассмеялся, вернее, заржал самым пошлым образом.

– В бухгалтера, значит, решил податься? – сквозь смех выдавил из себя Витька. – Гусар заслуженный – в бухгалтера? Ой, держите меня семеро! Оксана! – обратился к секретарше. – Срочно купи двадцать комплектов подгузников! Только самых лучших, уписаться очень боюсь – костюм-то новый, дорогущий, импортный. Кто потом убытки возместит?

Отсмеявшись, Толстый достал из выдвижного ящика стола картонную коробку средних размеров, в которой обнаружилось штук пятьдесят-шестьдесят различных печатей.

– Без этого инструментария, дружище, сейчас в бизнесе делать нечего, – сообщил Витька. – Времена нынче такие – хитрые да мутные…

Через двадцать минут все нужные бумаги были у Серого на руках. И по этим документам он являлся дипломированным бухгалтером с трёхлетним стажем и безупречной репутацией.

«А не забыл ли я чего?», – мысленно засомневался Сергей. – «И, точно, запамятовал! В бухгалтерии-то я ничего не смыслю…. В том смысле, что совершенно ничего! Что теперь делать? Ни на курсы же трёхмесячные записываться? Времени-то нет, с деньгами – труба…».

Вспомнив, что жена Гарика, как раз, работала бухгалтером, он ей и позвонил, то есть, кратко обрисовал сложившуюся ситуацию и душевно попросил:

– Выручай, Натка!

Наталья, будучи женщиной невозмутимой и рассудительной, успокоила:

– Не волнуйся ты так. Бухгалтерия – наука совсем и несложная. Приезжай, всё расскажу…

За пару часов Наташа объяснила Серому краеугольные основы бухгалтерской премудрости, дала с собой всяких книжек-учебников и умных «Инструкций». Потратив почти трое суток, он прочёл – от корки до корки – все полученные бумажки самым тщательным образом, после чего ещё раз подъехал к Наталье – прояснить некоторые специфические вопросы.

– А ты, Серёга, молодец! – похвалила Натка. – Полностью въехал в тему. Итак, что главное для бухгалтера?

– Главное – чётко и однозначно разобраться с себестоимостью работ-услуг. Остальное – мелочи.

– Правильно! Можешь смело начинать бухгалтерскую карьеру…

На следующий день Серый разместил в разных газетах скромное, но ёмкое объявление, обведённое жирной рамочкой: – «Опытный мужчина-бухгалтер ищет высокооплачиваемую работу в солидной фирме, домашний телефон – такой-то…».

Надо сказать, что Ирина – жена Сергея – в бухгалтерскую эпопею не верила, приводя вполне разумные аргументы:

– Ты же – по жизни – неаккуратный раздолбай! А бухгалтерия – это учёт, контроль и любовь к порядку. Ну, кто тебе, дураку, позвонит? Сиди теперь часами возле телефона, жди! Позвонят – ха-ха! Лучше в грузчики подавайся, толку, ей-ей, больше будет…

– Это же надо, так не верить в собственного мужа! – обижался Серый. – Всё у меня получится. Ведь, общеизвестно, что русский буровик – это «двести три профессии, не считая вора…». Освоить двести четвёртую? Не вопрос, пара пустяков…

Прошло несколько суток, вышли газеты с объявлениями.

Что тут началось – пером не описать, телефон от многочисленных звонков буквально разрывался на части. Кто только не звонил: и частные предприниматели, и Генеральные директора совместных предприятия, и начальники отделов кадров крупных заводов, даже, из Смольного барышня звякнула пару раз…. Серый всем вежливо пересказывал содержание липовой Трудовой книжки, интересовался, в свою очередь, предприятиями звонящих и всю полученную информацию тщательно записывал в специальный блокнот. А в конце разговора солидно и вальяжно обещал:

– Спасибо за звонок, я рассмотрю ваше предложение в течение ближайших десяти дней. Извините, но у меня очень много интересных предложений. Буду думать, всё тщательно взвешивать. Если что, то я вам обязательно перезвоню. Всех благ! – и вешал трубку.

За первые три дня после выхода газет, в блокноте образовался внушительный список из пятидесяти четырёх кооперативов, ИЧП, СП, заводов, фабрик и прочая. Пришла пора заняться сортировкой. Во-первых, Серый вычеркнул из перечня все предприятия – так или иначе – связанные с внешнеэкономической деятельностью. Мол: – «Ну, её, эту валюту вместе с таможней! Посадят ещё потом – ни за что, ни про что…». Во-вторых, убрал все НИИ и крупные заводы – как неперспективные объекты в плане высоких зарплат…. Короче говоря, в списке остались только частные фирмы – самых различных форм и разновидностей.

Сергей приступил к планомерному и вдумчивому объезду потенциальных работодателей. Постригся, приоделся покультурней, повесил на шею скромный чёрный галстук, а на нос – для пущих понтов – нацепил очки с простыми стёклами.

Под номером «один» в его списке значилось – НТФ «Спектр». Данная организация (фирма?) располагалась прямо в здании одного из районных Исполкомов, что уже говорило о многом. Первым делом, Серый поинтересовался у Генерального директора:

– Платон Платонович, а, вот, НТФ…. Как расшифровываются эти буквы?

– Бог его знает, честно говоря! – широко зевнув, по-простому ответил Платон Платонович, мужик лет пятидесяти пяти с внешностью запойного колхозного тракториста. – Неважно это. Главное, что звучит солидно и интеллигентно. НТФ – это вам не кооператив задрипанный, не шарага деревенская. Это, братец, НТФ!

Серый спросил про профиль предприятия и его основные виды деятельности. Платон Платонович, со вкусом затягиваясь ароматной импортной сигаретой, поудобней устроился в широченном кожаном кресле и принялся читать поучительную лекцию о природе и особенностях российского (да и мирового!) предпринимательства:

– Фирма наша, как я уже говорил в телефонном разговоре, занимается бизнесом. А на чём строится весь бизнес в современной России? Отвечаю. Только на личных отношениях! Родственные связи, студенческая дружба, совместные армейские воспоминания – это и есть необходимые условия для настоящего и успешного бизнеса. Всё остальное – полный бред…. Вот, у меня, например, двоюродный братан трудится в этом Исполкоме зампредом. Курирует, так сказать, малый бизнес, коммунальную сферу, ещё некоторые мелочи…. Значит – что? Значит, есть повод для бизнеса! Кто в нашем районе изготовляет все коммерческие ларьки и киоски? Только «Спектр» – по специальному проекту, утверждённому кем надо. Пожарную сигнализацию на нежилых объектах только «Спектр» устанавливает. Если кто другой установит, то районная комиссия ни за что не примет объект. Вот, так оно. Бизнес…. Ну, и по мелочам ещё: дорожное строительство, замена водопроводных и канализационных труб. Но здесь у нас небольшие объёмы, зампредов-то в Исполкоме несколько, приходиться разделять сферы интересов. Сам-то «Спектр» всегда выступает Генеральным подрядчиком, а всю работу – за долю малую – выполняют разные субподрядчики.… А, вообще, ты знаешь, какое главное условие – для осуществления успешного бизнеса в мировом, так сказать, масштабе? Отвечаю. Монополия! Мы говорим – бизнес, подразумеваем – монополия. Мы говорим – монополия, подразумеваем – бизнес. Вот, так оно.… А ваша хвалёная конкурентная борьба – головняк сплошной. Суеты много, денег мало…. Ну, идёшь ко мне работать, оценил перспективы? Нам с братаном нужен знающий и опытный бухгалтер – налоги минимизировать…

Пообещав хорошенько подумать, Серый вышел на улицу, а про себя решил: – «А снимут завтра «двоюродного братана» с руководящей должности, что дальше? Новый зампред своих родственников приведёт, и свой «Спектр», непременно, создаст. Так что, Платон Платонович, слабые у тебя перспективы, извини…».

И, судя по всему, Сергей – в этих рассуждениях – не ошибался. Внешний вид коммерческих киосков в Санкт-Петербурге – во всех районах города – менялся регулярно: то чёрные стены с зелёной крышей, через год смотришь – стены красные, а крыша чёрная, ну, и так далее. Видимо, ротация руководителей в Исполкомах осуществлялась ударными темпами. Мол, подкормился немного? Освободи хлебное место для других…

Серый заехал на собеседование ещё в несколько организаций, но везде что-то не складывалось, то есть, не вытанцовывалось до конца.

В числе последних по списку, он посетил фирму с очень смешным названием – ИЧП «Аллес Гут». Означенная контора располагалась в двухкомнатной съёмной квартире на Петроградке. Позвонил, зашёл и сразу же загрустил. Первая комната (метров пятьдесят квадратных) напоминала собой притон-шалман: по углам громоздились ящики с водкой, вдоль стен были сложены в высокие штабеля мешки с сахаром, непонятные люди – с толстыми пачками денег в руках – бегали, переругиваясь между собой, туда-сюда….

Серый сразу же решил уйти, но секретарша – девица шустрая – схватила его за рукав и, буквально-таки, втолкнула во вторую комнату. В этом помещении царили чистота, порядок и насквозь деловая обстановка: несколько офисных столов, шкафы с документацией, компьютеры, принтеры, ксероксы. В комнате находился только один человек. Сидел, небрежно развалясь, за одним из столов и увлечённо листал толстенную книжку. При появлении посетителя он резко захлопнул книгу и отложил её в сторону. На книжной обложке значилось: – «Говард Хьюз. Вся правда о том, как я стал миллиардером».

«Нормальный, однако, заход!», – мысленно хмыкнул Серый. – «Это вам не – «двоюродный братан в зампредах». Что уже радует…».

Сидящий за столом – молодой мужик, примерно одних с Сергеем лет – представился:

– Здешний Генеральный директор и единственный Учредитель, Михаил Николаевич Яковлюк. Для своих, если споёмся, Мишель. Предлагаю – для начала – немного пообщаться и обменяться ключевыми мироощущениями. Вдруг, обнаружим что-то общее? А, если, отыщем, то и дело заварим…. Надеюсь, вы не против такого подхода?

Иногда рождаются на свет люди с такой харизмой, с таким личным обаянием, что только диву даёшься. Уже через двадцать минут Серый согласился на предложенные условия, а ещё через пять – приступил к непосредственному исполнению должностных обязанностей главного бухгалтера славной фирмы «Аллес Гут».

А Мишель – это да, редкий кадр! Как бы вам лучше описать его? Представьте себе Михаила Ходорковского, только молодого, тридцатилетнего: длинное породистое лицо, чёрные умные глаза, спрятанные за стильными очками в позолоченной оправе…. А как говорил, мерзавец, как говорил! У Серого сложилось устойчивое впечатление, что Мишель любого человека – в чём захочет, в том и – убедит бесповоротно.

Так что, бизнес в России строится не только на личных отношениях, но и на таланте убеждения, на личной импозантности и артистических способностях. Но и перебарщивать с этими талантами не следует. О чём показательно свидетельствует финальная часть карьеры того же Ходорковского…

Тут приоткрылась дверь, и в комнату вошёл новый персонаж – невысокий толстый дядечка «за сорок», с копной чёрных густых кудрей на голове, из которых (из кудрей, то есть) гордо высовывался огромный носяра.

– Сергей, познакомьтесь, пожалуйста! – оживился Мишель. – Это наш коммерческий директор, он вам сейчас подробно расскажет об основных направлениях деятельности «Аллес Гута».

– Абрам Моисеевич, – скромно представился дяденька. – Потомственный еврей, в недавнем прошлом – детский врач-педиатр, ныне – коммерческий шустрила.…Пойдёмте, молодой человек, на улицу. Там, в спокойной обстановке, я вам всё и расскажу.

Они расположились на лавочке, спрятанной в густых кустах сирени, закурили.

– Фирма наша, – приступил к объяснениям Абрам Моисеевич, – если смотреть в самый корень, выполняет снабженческие функции. Плохо нынче в России с деньгами. Не у всех, конечно. У некоторых, наоборот, очень хорошо.…А, вот, у крупных предприятий, которые, к примеру, производят майонез и маргарин, денег хватает только на зарплату и на налоги. А, ведь, ещё надо платить и за исходное сырьё, покупать стеклянные банки, картонные ящики, крышки, этикетки.… Таким предприятиям «Аллес Гут» и помогает. Мы у них берём готовую продукцию, оперативно реализуем её по своим каналам, а на вырученные деньги (естественно, не на все!), покупаем для наших деловых партнёров всё, что они хотят…. Понятное дело, что потом приходится делиться полученной прибылью с директорами этих предприятий. Как нынче без этого? Надо обязательно стимулировать клиентов. Личная заинтересованность – двигатель торговли, да и всех других сфер, если честно…. Но снабженческая деятельность – отнюдь, не главное. Мишель-то у нас – мужик головастый, умные книжки читает. Он предполагает, что скоро – через год-другой – в России начнётся приватизация. То есть, крупные государственные предприятия будут отдавать в частные руки. Мишель уже сейчас готовится к этому процессу: заводит нужные связи, изучает рынки, очаровывает директоров. Тут он мастер непревзойдённый: напустить пыли в глаза, создать вокруг своей персоны ореол таинственности…. Заметил уже? Надо к Мишелю держаться поближе, он далеко пойдёт…

Вот, так и началась Серёгина бухгалтерская карьера, и трудился он у Мишеля в этом качестве на протяжении трёх лет, до тех пор, пока «маяк иммиграции» не поманил в края дальние, незнакомые.

А Мишель, и, правда, далеко пошёл. Сейчас он – олигарх средней руки, входит в первую сотню самых богатых людей Питера…

Байка двадцать четвёртая О некоторых способах минимизации налогов и о щедрости хозяйской

Подошло время сдавать квартальный отчёт. Для Серого, между прочим, первый квартальный отчёт в жизни. Он, даже, волновался немного. Пять дней и ночей – с редкими перерывами на приём пищи и непродолжительный сон – сидел в ворохе бумаг, в обнимку с калькулятором.

И, вроде, всё получилось просто отлично. То бишь, дебет сошёлся с кредитом – копейка в копейку. Серый аккуратно заполнил все необходимые формы-приложения и понёс бумаги на подпись к Генеральному директору.

Мишель сразу же сосредоточился на суммах налогов, причитавшихся к выплате. Посидел минут пять-шесть, хмуро морща лоб, да и объявил – голосом крайне недовольным:

– Извините, конечно, Сергей. Но я эти документы подписывать не буду. Не устраивают меня ваши цифры. Ну, никак не устраивают! Придётся всё переделать заново…. Как – переделать? А это, собственно, вам и решать. Ведь, именно вы – опытный бухгалтер, получающий хорошую зарплату? Напрягитесь, придумайте что-нибудь. Но сумму налоговых выплат необходимо уменьшить раз в десять, а ещё лучше – в пятнадцать…. Поймите меня правильно, я не то, чтобы очень жадный, просто чётко знаю, что большую часть налогов наши чиновники – с депутатами совместно – всё равно разворуют по карманам. Удивлены? Совершенно напрасно! Ничего странного в этом нет, рыночные отношения на дворе – глобальные, повсеместные и всеобъемлющие. А бизнес – штука многогранная и хитрая, порой затягивающая не хуже наркотиков…. И, вообще, у меня складывается впечатление, что в России сейчас только тот не ворует, кому нечего украсть. Ну, не допустили его, бедолагу, к финансовым потокам и прочим материальным ценностям! У меня есть приятель, который раньше был очень бедным и, даже, работал истопником в котельной. Потом – неожиданно для всех – он вступил в какую-то политическую партию, стал с трибун беспощадно клеймить воров и взяточников. И, что вы думаете? Избрали его – примерно полгода назад – в областные депутаты. Естественно, за любовь к правде и за хрустальную честность…. Так вот, совсем недавно этот мой приятель-депутат купил себе новую иномарку, загородный дом в Комарово строить собирается. Доходчивый пример? То-то же…. Итак, лучше мы эти деньги – вместо карманов разных жадных ухарей – направим в дело. Согласны со мной?

– В общем и целом, согласен, – ответил Серый. – Даже стишок на эту тему готов прочесть. Можно?

Говорят, что можно жить Как-то по-другому: Пива пенного не пить, И на выборы ходить — В школу, возле дома. Говорят, что можно, вдруг, Бизнесом заняться. Стать богаче всех вокруг, И войти в элитный круг, В спонсоры податься. Говорят, прогресс – в разнос. И в стране настолько Жизни уровень возрос, Что Европу перерос, Говорят, и только. И с трибуны говорят, И с газетной строчки. Я за пивом, господа! Эта истина стара: Болтовня – есть болтовня, А в основе бытия — Власть и Деньги, точка.

– Хорошие стишки, правильные, – одобрил Мишель. – А теперь ступайте, пересчитывайте ваш баланс-отчёт. Пивом же злоупотреблять не советую, коварный напиток…

Вышел Серый из кабинета начальника в полной фрустрации, то бишь, в сильнейшей задумчивости.

«Что же делать дальше?», – недоумевал он. – «Квартальный баланс, безусловно, составлен правильно. Как же можно уменьшить сумму налогов в пятнадцать раз? Да – при этом – ещё и так, чтобы в дальнейшем налоговая проверка ничего не заметила? Задача, на первый взгляд, совершенно неразрешимая…».

Сергей решил прибегнуть к уже испытанному способу: накупил разного пива, рыбы вяленой достал из заветного мешка, заперся в комнате и принялся выстраивать логические цепочки. Проблема оказалась настолько непростой, что ещё два раза пришлось бегать в ночной магазин – пополнять стратегические пивные запасы.

Решение пришло только под утро, когда за окнами забрезжил рассвет.

«На основание чего составляется квартальный отчёт для налоговой инспекции?», – рассуждал Серый. – «Только на основе первичной бухгалтерской документации, имеющейся в наличии. Следовательно, если требуется получить другие конечные цифры, то для этого необходимо иметь на руках другие первичные документы. Логично? Железобетонно! Требуется уменьшить налоги в пятнадцать раз? Без вопросов! Для начала – сократим в пятнадцать раз объём первичной документации…

На следующий день он отобрал в компьютере несколько старых договоров, привёл в порядок нумерацию, распечатал, переделал все соответствующие платёжки, накладные, счета фактуры. Потом поехал к Толстому Витьке, заказал нужные печати и банковские штампики.

Через два дня Серый забрал у Витьки заказанные изделия, старательно пропечатал подготовленные документы, проставил подписи-закорючки. Получилась новая, заверенная многочисленными достоверными бумажками версия квартальной деятельности фирмы. Понятное дело, что совершенно фальшивая, с многократно заниженным товарным оборотом, но налоги при этом вытанцовывались минимальные, как Мишель и заказывал.

Существовала, всё же, некая вероятность, что при налоговой проверке всё это может всплыть, но – только – крайне низкая. Серый рассуждал примерно так: – «Налоговые проверки проводятся именно на основании анализа первичной документации. А вот же они, документы первичные – в идеальном порядке, со всеми печатями, подписями и отметками банка. На документах-то не написано, что они, мол, фальшивые? Не написано. Так что, прокатит всё по легкому…. Доказать, что предоставленные бумаги являются наглым муляжом, конечно же, можно, но для этого налоговый инспектор должен обратиться в банк – на предмет экспертизы подлинности представленных платёжных документов. А для такого запроса надо иметь веские основания, которые не возникают на пустом месте и в рабочем порядке. Разве что, стукнет какая-нибудь зараза…. Вот, и получается, что выбранный метод – никакая ни авантюра, а, наоборот, хорошо спланированный и логичный способ минимизации налогов. Жаль, что патента на него не взять…».

Мишелю про эту эксклюзивную методу Серый ничего рассказывать не стал, мол, у каждого должны существовать профессиональные секреты. Просто принёс новый вариант квартального отчёта и, молча, положил его на стол перед Генеральным директором.

Полистав документы, Мишель понимающе ухмыльнулся и сообщил, отводя взгляд в сторону:

– Прошу, Сергей, на меня не обижаться, но…. Ведь – в нашей фирме – это ваш первый квартальный отчёт-баланс? Поэтому я решил перестраховаться и пригласить аудиторов. Пусть они всё проверят, мне будет гораздо спокойнее. Лады? Не возражаете?

А Серый и не думал возражать, ему самому было очень интересно: а что получилось-то – с отчётом – на самом деле? Вдруг, лажа полная? То бишь, неотвратимый конец его успешной бухгалтерской карьеры?

В следующий понедельник в офис заявились два аудитора: молодой парнишка – типичный канцелярский крыс, и боевая старушенция с «беломориной», крепко зажатой в прокуренных зубах.

«Авторитетные ребята!», – насторожился Серый. – «Издалека видно, что крутые профессионалы…».

Аудиторы все документы (вернее, муляжи документов) вынули из папок, разложили на столах и принялись их поочерёдно крутить-вертеть, тщательно изучая печати-подписи. Потом достали калькуляторы и начали скрупулёзно пересчитывать все цифры-показатели….

Ближе к вечеру аудиторы сообщили, что, мол, проверка закончена. Вместе с проверяющими Сергей зашёл в кабинет к Мишелю.

Старуха закурила свежую «беломорину», солидности ради покашляла в кулак и густым басом объявила:

– Проверка никаких нарушений и неточностей не обнаружила. Квартальный отчёт составлен верно, рабочая документация содержится в приемлемом порядке.

– Да, в основном, всё в порядке, – скучным голосом подтвердил канцелярский крыс, – Хотя, некоторые накладные помяты, а на отдельных счетах фактуры мною обнаружены масляные пятна. Бережнее надо относиться к документам! Это, все-таки, не заскорузлая портянка, знаете ли…

«Это точно – про документы! Не в бровь, а в глаз!», – мысленно хохотнул Серый. – «Я же сам некоторые бумажки и помял, а на другие плеснул немного машинного масла. Для полной достоверности, ясен пень. Чтобы выглядели – как самые настоящие…».

Мишель авторитетным аудиторам дал денег, проводил до дверей, вежливо попрощался, вернулся к столу и, широко улыбаясь, принялся расточать комплименты:

– Ну, Сергей, поздравляю! Вы, безусловно, подтвердили высочайший уровень своего профессионализма. А я, признаться, поначалу сомневался в вас. Даже, толком не знаю почему, но сомневался…. Внутренний голос, сволочь, упорно нашептывал о недоверие. За него – извиняюсь, а от себя – увеличиваю вам оклад на двадцать пять процентов. Предлагаю – по этому поводу – выпить по пятьдесят капель…

Убрав бутылку с коньяком обратно в тумбочку офисного стола, начальник задал неожиданный вопрос:

– Послушайте, Сергей, а можно – вовсе не платить налогов?

Задумчиво передёрнув плечами, Серый заверил, что это вполне реально. Мол, на любом рынке покупается потерянный паспорт, на этот паспорт открывается фирма, работает месяцев пять-шесть, не платя налогов, потом закрывается, а на её место «заступает» новая контора…

– Вы говорите про фирмы-однодневки? – брезгливо поморщился Мишель. – Это, конечно, полезный инструментарий…. Но, во-первых, открывать такие структуры приходится через юридические компании, следовательно, остаются ненужные следы. Во-вторых, сейчас фирмы-однодневки только ленивый не открывает, а я принципиально не делаю того, что принято делать в массовом порядке…. Придумайте что-нибудь другое, эффективное и безопасное одновременно.

Подумав пару дней, Серый доложил:

– Самое главное в этом деле – открыть свой банк. В собственном банке, по моему мнению, не составит особого труда – «похоронить» любые финансовые следы…

– А, можно, поподробнее? – заинтересовался Мишель.

– Конечно, можно. Допустим, что банк уже открыт. Далее, изготовляем у подпольного мастера полный комплект необходимых печатей – в том числе, исполкомовские, нотариальные, все прочие. Печатаем Устав фирмы, иные типовые документы, печати нужные проставляем везде. Короче говоря, создаём новую фирму прямо на месте, на столе рабочем, не выходя из кабинета. Потом несём документы в собственный банк, открываем расчётный счёт. К учётной банковской карточке прикалываем липовую справку, мол: – «Уведомление об открытии счёта – в налоговую инспекцию по месту регистрации предприятия – отправлено». И на этом – всё…. Такая фирма, налогов не платя, может спокойно работать долгие годы. Даже, если кипеж какой поднимется, то всегда можно все следы зачистить вовремя, банк-то – собственный.

Задумался Мишель, а минут через восемь-десять подытожил:

– Видимо, и вправду, придётся открывать собственный банк. Без него трудненько придётся, планов-то – громадьё…

Банк тогда так и не открыли, мощи не хватило. Зато, Мишель – в процессе банковских «дёрганий» – перезнакомился с целой кучей полезных людей. А потом – на базе этих знакомств – создал Чековый Инвестиционный Фонд (ЧИФ), и во время Чубайсовской приватизации сколотил неплохой капитал.

А Сергею – за поданную идею – было заплачено триста долларов. У российских успешных бизнесменов принцип существует такой – насквозь главенствующий, мол: – «Если будешь щедрым и добрым, то богатым не станешь никогда. Поэтому, нужно быть: прижимистым, беспринципным, жёстким, жадным, оборотистым, лживым, подозрительным, недоверчивым…».

Байка двадцать пятая Сашенька Волкова

Если Мишель что решил, значит, так тому и быть. Упрямства в нём было, куда там ослику самаркандскому – отдыхает, братишка. Если решил разливать портвейн в заброшенном заводском цеху, значит, его там будут усердно разливать бывшие местные слесари и фрезеровщики, а Абрам Моисеевич настроит эффективный сбыт, никуда не денется. Если решил банк собственный открыть, значит, целая куча народа, имеющего отношение к финансам, будет привлечена к этому процессу.

Один пожилой банкир в отставке (то есть, уже на пенсии) дал Мишелю дельный совет:

– Ты, дружок, с монстрами финансовыми не связывайся, пробросят они тебя, оглянуться не успеешь. Ищи таких же, как сам – «волчат» молодых, да ранних. Только с равными себе вари эту кашу банковскую…

По наколке того же банкира, Мишель и познакомился с супругами Волковыми. Они владели небольшой розничной торговой сетью, немного занимались недвижимостью, приторговывали иностранными подержанными автомобилями.

Как-то вечером Волковы пожаловали в офис компании «Аллес Гут» – поболтать о всяком и разном. Для солидности Мишель, со своей стороны, позвал Серого, Димку Покрышкина и Абрама Моисеевича.

Марк Волков оказался мужиком здоровенным, «семь-на-восемь, восемь-на-семь», в недавнем прошлом – мастером спорта СССР по боксу. Говорил он медленно, веско, никуда не торопясь, смотрел исподлобья жёлтыми глазищами – чисто матёрый волк. Одет же был во всё чёрное и кожаное, а на кистях рук красовались характерные синие наколки. Тот ещё субчик, короче говоря.

А жена его – Сашенька – выглядела самым натуральным ангелом, разве что, без крыльев: эфемерная такая платиновая блондиночка – с огромными зелёными глазищами и манерами выпускницы Смольного института. Тургеневская барышня, одним словом.

Они – весёлой и дружной компанией – посидели часа два-три, поболтали под хороший коньячок о реалиях современного российского бизнеса, обменялись (по Мишелю) мироощущениями. В конце вечера разговор – как-то случайно – зашёл о поэзии. Мужчины (ведь, присутствовала прекрасная дама!) старались не ударить в грязь лицом, щеголяя известными и совершенно неизвестными цитатами. Но, Сашенька! Она целый час – практически без остановок – наизусть читала Ахматову, Цветаеву, Есенина, Мандельштама, Рубцова…. При прощании любезно предложила:

– Мальчики, а давайте в ближайшую субботу поедем кататься на горных лыжах! В Коробицыно уже открыли трассу…. Поехали? Если кто не умеет кататься, то я мигом научу. Честное слово!

Дар убеждения у неё был, может быть, и не такой, как у Мишеля, но, всё же…. Через пять минут все согласились, хотя на горных лыжах никто из них не стоял ни разу.

В субботу поехали в Коробицыно: Серый с Димкой на «Жигулях», Мишель с Моисеичем – на подержанной «Ауди». На условленном перекрёстке встретились с Волковыми. Марк, как и полагалось по его непростому имиджу, был на чёрном БМВ. Сашенька же управляла лазоревым «Мерседесом».

По приезду на место выяснилось, что все вокруг щеголяли в разноцветных лыжных комбинезонах, даже Мишель, Димка и Моисеич успели обзавестись нужной экипировкой. А Сашенька – в своем лазоревом комбинезончике – вообще, смотрелась Лыжной Королевой. Один Сергей – как последний лох чилийский – был одет в джинсы, свитер и кожаную куртку, а на голове красовалась старенькая кепка.

– Могли бы, гады, и предупредить, – ворчал Серый. – Тоже мне, друзья…

Гады-друзья и не думали извиняться, наоборот, подло хихикали и отпускали глупейшие шутки. Одна Сашенька оказалась человеком.

– Не обращайте, Сергей, внимания на этих самодовольных пижонов, – посоветовала. – Чтобы они понимали в колбасных обрезках? Наоборот, вы выглядите очень стильно на общем фоне. Все – как заморские попугаи – вырядились в импортные комбинезоны, а вы – яркая индивидуальность, выделяющаяся из серой массы. Я, в следующий раз, тоже выдумаю что-нибудь эдакое…

Они надели на ноги горные лыжи и покатились вниз по склону.

«Абсолютно ничего особенного!», – с долей разочарования подумал Серый, проведший детство и юность на Кольском полуострове. – «Если умеешь хорошо кататься на обычных лыжах, то и горные освоить – не штука…».

Широким плугом, сильно не разгоняясь и слегка тормозя на поворотах, он – на раз-два-три – и спустился.

– Браво! – поздравила его Сашенька. – Молодцом! В следующий раз попробуй чуть быстрей.

– А мне быстрей не надо, – откликнулся Серый. – Опасаюсь, что кепка потеряется. Если слетит на ходу, то где потом её искать?

Зацепившись бугелем за трос, он поднялся на вершину холма, натянул кепку поглубже и, всё также не торопясь, спустился с горы по второму разу…

У Покрышкина и Моисеича дела однозначно не заладились: они постоянно падали, вывалялись в свежем снегу как неразумные пятиклассники и промокли до последней нитки. А Мишель оказался способным учеником и уже к вечеру катался вполне прилично, в смысле, быстро, и почти не падая.

На обратной дороге слегка продрогшая компания заскочила в коттедж Волковых, расположенный в пятнадцати километрах от Коробицына.

– Отличная штука – горные лыжи! – заявил Мишель, повернувшись к жаркому камину тощей задницей. – Адреналин так и прёт!

«О чём это он?», – мысленно удивился Серый. – «Что ещё за адреналин такой? И что за удовольствие – сломя голову нестись с горы, рискуя сломать шею? Если надо съехать, то я, конечно, съеду. Только – при этом – никуда не торопясь, солидно и размеренно…».

В тот вечер Сашенька опять всех удивила. На гитаре играла всякое, даже что-то из Моцарта. Старинные романсы и бардовские песни пела проникновенно. А ещё она оказалась разносторонне образованной девицей: все полки в каминном зале были заставлены книжной классикой: Толстой, Чехов, Бунин, Тургенев, Стендаль, Гёте…

Через две недели они вновь отправились кататься на горных лыжах. Сашенька не обманула – оделась (по её же словам) в стиле «парижский клошар»: широченные бесформенные штаны, стильная бархатная курточка, подпоясанная армейским ремнём, шарф красный – длинный-длинный, и вельветовая кепка, оснащённая гигантским козырьком. А каталась она – как и всегда – лучше всех, под бурные аплодисменты зрителей…

Прошло месяцев пять-шесть. Мишель с Волковым, посовещавшись, решили, что открывать собственный банк рановато, мол, время ещё не пришло. Слишком много банкиров убивали тогда, практически каждый день: и крупных, и мелких, и Председателей правления, и рядовых клерков…

А, вот, денег Марк у Мишеля занял: в баксах, естественно, в количествах немалых, под пятнадцать процентов в месяц, на полгода.

Денег Волкову надо было много, чем больше, тем лучше: в Питере тогда началась – на закрытых аукционах – массовая приватизация больших и малых магазинов. Закрытые аукционы, это когда все желающие на листах бумаги писали цифры (то есть, сколько были готовы заплатить за конкретный объект), помещали листы в конверты, заклеивали их, опечатывали и сдали в Приватизационную комиссию, которая прятала конверты в сейф. Под семь замков и запоров, естественно, при свидетелях…. Потом, в назначенный день, конверты извлекались и – при большом стечении народа – торжественно вскрывались. Кто обещал заплатить денег больше других, тот магазин, в конечном итоге, и забирал…. Вроде, всё было по-честному, только Волков, при этом, всегда заявку подавал последним, загодя зная все цифры и суммы, обозначенные конкурентами на секретных листах. Ничего необычного, «просто бизнес», как учили в иностранных книжках…

Прошло оговорённое время, а отдать заём живыми деньгами Волковы не смогли. Мол, всё в деле, аукцион следует за аукционом, а бизнес-цепочку прерывать нельзя…. Вот, Марк – в качестве погашения долга – и переписал на Мишеля несколько продовольственных магазинов.

Розничное дело для «Аллес Гута» являлось новым и непривычным, поэтому – дабы магазины принять и поставить на корпоративный баланс – привлекли Толстого, человека серьёзного и солидного.

Серый и Витька поехали в один из магазинов, на сдачу-приёмку дел, а там – облом полный. В директорском кабинете сидели две наглые тётки (а также два молчаливых облома при них), и – в наглую – посылали на фиг, мол: – «Наш магазин! А на аукцион мы – с горы высокой – плевали!».

Выйдя на улицу, Толстый так обрисовал своё отношение к возникшей проблеме:

– Конечно же, мы и сами в состоянии – смести эту шушеру в полную труху. Но это было бы насквозь неправильным, должник обязан сам подсуетиться, то есть, сдать объект в товарном виде.

Перекурив, они отправились в офис к Волковым. Сам Марк отсутствовал, а Сашенька оказалась на месте. Толстый для неё, даже, и букет роз прихватил, девица-то – мечта поэта…

Добросердечно предложив кофейку, Сашенька вежливо поинтересовалась:

– Трудности какие, мальчики?

Серый доходчиво рассказал ей про трудности.

Сашенька нахмурилась и взялась за телефонную трубку.

– Марфа Васильевна, доброго здоровья! – поздоровалась с секретаршей. – Вы Ласточку мою (это она про «Мерс» лазоревый) уже пропылесосили? Ну, и хорошо! Я тут отъеду на часик. Если заявятся немецкие партнёры, то извинитесь за меня. Пусть подождут…

Достала из сейфа чёрный пистолет, визуально – ТТ, вставила обойму с патронами, небрежно бросила оружие в модную дамскую сумочку и непринуждённо объявила:

– Я готова, поехали!

Толстый – от стыда – чуть под землю не провалился.

– Что вы, Сашенька, – заныл смущённо. – Мы и сами справимся. Оставайтесь, не позорьте нас, право. Опять же, немцы к вам приезжают…

– Ошибаетесь, господа! – усмехнулась Сашенька. – Ахматова – Ахматовой, бизнес – бизнесом. Данный магазин – мой объект. По объекту имеются претензии, значит, мне и отвечать…

Сперва Серый хотел вмешаться, мол: – «Извините, Сашенька! Нет никаких претензий! Занимайтесь спокойно неотложными делами…». А потом заглянул ей в глаза и мысленно охнул: – «Боженька мой, спаси и пронеси! Нет там, в этих глазах, ничего. Только лишь пустота хищная…. Волчицы дикие отдыхают!».

Поехали на разборку: Серый с Витькой на «Жигулях», Сашенька – за ними – на «Ласточке». Приехали, Сашенька достала из сумочки пистолет, а сумочку протянула Толстому:

– Витюша, мальчик мой, подержите!

А сама – ловко так, с одного удара ноги – снесла дверь с петель и передёрнула пистолетный затвор. Неторопливо вошла в кабинет и – от бедра стройного – выстрелила два раза. Метко так, каждому облому прилетело в ляжку. Мужики застонали и повалились на пол. А наглые бабы головы пригнули к коленям и руками – поверх – накрыли.

Напрасными были эти старания: Сашенька, презрительно усмехнувшись, вальяжно подошла к ним и – раз-два пистолетной рукояткой – только мозги полетели в разные стороны…

Ну, про мозги это я, конечно же, загнул, но очень сильно саданула – до крови.

На улице, положив пистолет обратно в сумочку, Сашенька поинтересовалась:

– Ну, что, мальчики? Акт «приёма-передач» будем оформлять? Или же разойдёмся по-простому? А вы, Витя, – мило улыбаясь, – не дарите мне розы. Никогда. Я кактусы очень уважаю! Коллекционные, естественно, мексиканские…

Села в лазоревый «Мерс», да и укатила на встречу с немецкими бизнесменами. А Толстый стоит, ресницами хлопая, сопли и слёзы текут по щекам. Понятное дело, что «сопли и слёзы» – обыкновенная метафора…

После этого случая, Серый стал старательно избегать Сашенькиного общества. Почему? Трудно сказать. Скорее всего – по внутренним ощущениям…

Девушка с огромными глазами, Девушка прекрасная – как сон. Иногда – Ахматову читает, Под вечерний, колокольный звон. Над судьбою Овода рыдает, Бунин и Толстой – на книжной полке. На гитаре – Моцарта играет. И романс поёт – светло и звонко. А на утро – жизненная проза. И «тэтэшку» в сумку опускает Девушка – прекрасная – как роза. Девушка – с огромными глазами…

Байка двадцать шестая Нас – «элевен»!

Когда появились мысли об иммиграции? Самые первые, наверное, после поездки в Таиланд.

Решили они встретить новый 1995-ый год – с ноткой оригинальности – в местах экзотических, у тёплого и ласкового моря. В экспедиционный корпус вошло одиннадцать бойцов: Серый, Димка Покрышкин, Абрам Моисеевич, плюсом – жёны и дети. Из детей – четверо – были совсем ещё малыши, от трёх до шести лет, а старшей над ними назначили тринадцатилетнюю Юльку, дочь Моисеича от первого брака.

Когда самолёт вылетал из Питера, то на информационном табло значилось – минус двадцать градусов, а по прилёту в Патайю вежливая стюардесса сообщила, что за бортом лайнера – плюс тридцать.

– Красота! – одобрил Серый.

Туристы переместились в огромный комфортабельный автобус, который должен был доставить их до гостиницы, вот, только водитель где-то задерживался.

– Табачным дымком попахивает, – активно задёргала носом жена Моисеича, женщина строгих еврейских правил. – Кто там балуется? Нельзя курить при маленьких детях! Ага, вон они, хулиганы…

Серый, чуть привстав, обернулся, посмотрел в указанном направлении и брезгливо поморщился. На заднем сидении вольготно расположились два бритых субъекта южной внешности в компании с пьяненькой, накрашенной сверх всякой меры девицей. Троица беззаботно пересмеивалась, дружно дымя сигаретами.

Жена Моисеича – при поддержке подруг – тут же принялась стыдить бритоголовых братков, но те только ехидно хмыкали в ответ, отделываясь немудреными шуточками.

«Что ж, придётся разруливать ситуацию, пока эта шпана не обнаглела окончательно», – решил Сергей, подавая Покрышкину условный знак.

Димка поднялся на ноги, зачем-то тщательно отряхнул колени и, широко улыбаясь, веско оповестил братков:

– На выход попрошу, уважаемые! Предъява к вам будет. Серьёзная такая, совсем нешутейная…

На улице Покрышкин, многозначительно перемигиваясь с Серым и Моисеичем, поведал бритоголовым:

– Девчонок наших вы сильно обидели. И не просто так – «девчонок», а жён полноценных! Поэтому, по возвращению в Питер – на следующий же день – мы вам забиваем «стрелку». В десять утра, на Дворцовой площади, чтобы вы в нашем городе случайно не заблудились…

А Моисеевич метра на три отошёл в сторону и принялся с кем-то громко общаться по мобильному телефону. Что характерно – на каком-то незнакомом иностранном языке, с ярко-выраженным недовольством и активным размахиванием руками.

Димка, тем временем, продолжил:

– Можно и прямо здесь всё решить. Сейчас наш кореш перетрёт вопрос с местным Смотрящим, тогда и примем решение бесповоротное…

Братки откровенно растерялись: стояли, молча переглядываясь, и опасливо косились на разошедшегося не на шутку Моисеича. Короче говоря, ничего не могли понять. Наконец, тот, что повыше, взял слово:

– Извиняйте, пацаны! Действительно, косяк вышел…. Случайно это, не со зла. Обрадовались безмерно, что по «левым» паспортам удалось вырваться заграницу. Вот, и потянуло на беспредел…. И перед жёнами вашими извинимся, и материально, если что, ответим. Не беспокойте только Смотрящего по таким пустякам…

Моисеич телефон отключил, Димка официально снял «предъяву» и по-быстрому договорился с братками о «материальной компенсации». Тут и водитель подошёл, велел всем рассаживаться по местам.

Когда автобус тронулся с места, Серый тихонько поинтересовался у Моисеича:

– А куда это ты, друг, звонил? И на каком языке – трепался?

– В Израиль звонил, – улыбнулся Моисеич. – Тётке двоюродной, поздравлял с Новым годом. На иврите, естественно, поздравлял. А, что?

Сергей в ответ только головой восхищённо покачал.

Они оперативно разместились в шикарной пятизвёздочной гостинице, наскоро перекусили и – всей дружной бандой, с воплями и визгом – залезли в гостиничный бассейн под открытым небом. Плескались часа два с половиной, удовольствие – сплошное…

Утром выяснилось, что до чистого моря, где можно купаться без боязни подхватить какую-нибудь кожную заразу, будет километров пять-шесть, и добираться туда надо на специальных открытых мини-автобусах. Водителями на этих автобусах трудились тайцы, но – как сообщили бывалые туристы – слегка понимающие английский язык. Как назло, все взрослые в их команде, включая старшую дочку Моисеевича, в школе изучали немецкий. Правда, сам Моисеич – несколько лет назад – ходил на курсы английского языка. В смысле, посетил пять-шесть занятий и бросил – по природной еврейской лени. Но, всё же, хоть так. Его единогласно и назначили главным толмачом, тем более что и ивритом владел. Полиглот, одним словом…

Не подвёл Моисеич, смело подошёл к смуглому низкорослому шофёру, загоравшему около потрёпанного автобуса, и доходчиво объяснил, сопровождая свою речь отчаянной жестикуляцией:

– Слышь, как там тебя? Э-э-э, Маугли…. Нас – элевен! Отвези нас – нах Меер…. Вифель костен дизе?

Бедный таец, испуганно улыбаясь, лопотал что-то извинительное и усиленно загибал корявые пальцы. Минут через пять стало ясно, что он хочет тридцать батов (местные деньги).

– Ноу проблем! Вери, вери гуд! – радостно согласился Моисеич.

Компания расселась по деревянным лавочкам, автобус, надсадно пыхтя, устремился в сторону моря. Красота была вокруг – несказанная. Белые домишки, цветущие сады, воздух – нектар божественный. Люди приветливые шли на встречу, улыбаясь, приветливо махали руками.

«И лица у всех какие-то по-настоящему добрые, а улыбки – неправдоподобно широкие», – с грустью отметил Серый. – «В России таких симпатичных лиц нынче и не увидишь, разве что у депутатов – всех уровней и созывов…».

А Моисеич, он же коммерсант до мозга костей, решил водилу, всё же, немного «развести» – уже на морском берегу, когда все вылезли из автобуса.

– Слышь, Маугли, – принялся объяснять. – У меня с умножением – всё в порядке. Тридцать умножить на элевен – получается триста тридцать батов. Но, ты сам посуди, с нами чилдернов – вери-вери кляйн – целых фюнф штюк…. Полагается дисконт? Натюрлих! Поэтому, вот, держи – триста бат. Ит из рили? Тогда, родной, гоу хоу и ауффидерзен!

Шофёр прибалдел, на предложенные деньги пялился безмерно-удивлённо и, при этом, бормотал что-то бесконечно-почтительное. Потом баты торопливо запихал в нагрудный карман рубахи, заскочил в кабину, да и газанул от души – только покрышки завизжали…

– Что-то здесь не так, – предположил Димка Покрышкин.

И, точно, «не так». Под ближайшей пальмой, стояли, держась за бока, вчерашние братки. Тот, что пониже, пояснил сквозь смех:

– А мы-то вчера сомневались. Вдруг, вы – барыги, в натуре? А сейчас-то понятно окончательно, что с пацанами честными нас судьба свела…. Вместо тридцати батов – отдать триста? Это по приколу! Молодцы, знай наших!

Моисеич, конечно же, загрустил. Ещё бы, так лохонуться! Позор-то какой – для коммерческого директора! Часа два ни с кем не разговаривал, дуясь на весь белый свет. Но в море теплейшее окунулся, погрел пузо на солнышке и, вроде, успокоился. Более того, решил реабилитироваться в глазах общественности. Засёк Абрам пожилого тайца, торгующего мелкими сувенирами и, активно махая руками, завопил на своём оригинальном сленге:

– Ком цу мир, Маугли! Комм! Айм шопинг!

Внимательно оглядев предлагаемые товары, Моисеич решил прицениться к солидному кожаному портмоне. Растопыренными пальцами руки изобразив на голове рога, он строго спросил:

– Дас ист – му-у-у? Одер – как?

Таец в тему въехал сразу же:

– Ноу, мистер, ноу – му-у-у! Ит из – крокодайл!

Спорили они минут сорок. Таец хотел получить сто батов, Моисеич предлагал сорок, сошлись на пятидесяти.

– Вот, как с ними надо! – гордо вещал Моисеич. – Русского еврея обманывать вздумали, уроды! У-у, жиды тайские! Я вам ещё покажу!

Только напрасно он радовался. Вечером, когда уже уходили с пляжа, Танька Покрышкина сообщила, тыкая пальчиком в витрину крохотного ларька:

– Моисеич, присмотрись! А не твой ли это бумажничек лежит за стеклом? По мне, так один-в-один! Только стоит он двадцать пять батов…

Совсем Моисеич заскучал, двое суток ходил – как в воду опущенный. А потом, всё же, отыгрался по полной программе.

По вечерам в Патайе существовала одна серьёзная проблема. А именно, очень трудно было перейти с одной стороны центральной улицы на другую. Мощный транспортный поток следовал в обе стороны: мотоциклы, мопеды, немногочисленные автомобили, рикши разнообразные – «мото» и просто так. А светофоров в Патайе не было – как класса. Очень редко появлялся регулировщик – в белой рубашке и белых шортах, в белом же шлеме на голове. Вот, регулировщика тайцы слушались беспрекословно.

На этом Моисеич и решил сыграть. Купил в ближайшем магазине весь белый набор целиком, включая пробковый шлем. Шлем, конечно же, был совсем не такой, как на регулировщиках, но издали – причём, вечером – сразу и не отличишь.

После этого у компании проблем, связанных с переходом улиц в вечернее время, больше не возникало. Собираясь на променад, Моисеич всегда напяливал свою «форму». Когда было нужно перейти через улицу, он вскидывал вверх руку и величественно выходил на середину дороги – весь транспорт тут же вставал вмёртвую…. Всё же, русские люди – пусть и еврейской национальности – очень сообразительны и находчивы.

Но начались проблемы другого рода. Дети, которым гостиничная кормёжка была непривычной, дружно заныли, мол: – «Манной каши хотим! Щей бабушкиных, пельменей…».

– Что теперь делать? – недоумевал Серый.

Покрышкин случайно узнал, что в Патайе имеется русский ресторан. Они – полным списочным составом – отправились по указанному адресу и были приятно удивлены. Кухня оказалась просто отличной, и в Питере такую ещё надо поискать. Классический кубанский борщ, кислые щи, пельмени (в том числе, и из мяса крокодила), блинов – тридцать видов, каша гречневая томлёная, уха «монастырская» тройная.… Ну, и пиво-водка – всё наше, русское, самолётами (контрабанда, понятное дело) доставленное. И взрослым понравилось, а детям – слов нет…

Наступило тридцать первое декабря, в отеле – вокруг бассейна – официанты накрыли праздничный стол, предпочтения на котором были отданы блюдам тайской кухни.

В девять часов вечера по местному времени все приглашённые (порядка ста двадцати человек) расселись на заранее обозначенные места и внимательно просмотрели красочное тайское шоу, потихоньку выпивая-закусывая при этом. Русских за столами было процентов двадцать, не больше. Остальные – шведы, финны, немцы, американцы и японцы.

Неожиданно детская часть коллектива подняла самый настоящий бунт, мол, не нравятся им экзотические тайские блюда.

– Пельменей! Пельменей! Сосисок! Пирожков с капустой! – дружно скандировала капризная ребятня.

Делать нечего, пришлось звонить в русский ресторан. Через полчаса всё просимое было доставлено, вскоре дети, поев от души, запросились спать. Девчонки отвели их в номера, уложили на боковую и вернулись.

А через пять минут наступил Новый год, многочисленные фейерверки взлетели в звёздное тропическое небо. И какой чёрт тогда дернул Серого?

– Ура!!! – радостно закричал он, да и плюхнулся, не раздеваясь, в бассейн. А за ним последовали остальные – и мужики, и девчонки в платьях вечерних, дорогих…. Короче говоря, все русские оказались в бассейне. Плавали, целовались друг с другом, поздравляли с Новым годом…. А иностранцы выстроились вокруг бассейна и, жужжа камерами, восхищённо зацокали языками. Только ни один из них в воду так и не прыгнул…

«Куда им, хлюпикам? Слабо!», – подумал Серый. – «Чтобы там ни говорили, но мы, русские, кому угодно дадим фору. Нам, что в бассейн – в одежде дорогущей – прыгать, что на дот – в ватнике потрёпанном – бросаться. Разницы нет никакой, по большому счёту…. Завидуйте, недомерки зарубежные!».

Утром, правда, образовалась нестыковка. Сергей с женой и детьми вышли в гостиничный холл (собрались поехать с экскурсией на крокодилью ферму), а там – вокруг телевизионного экрана – собралась приличная толпа. Увидали русских и тут же – словно по некому бесшумному приказу – расступились в стороны…. По телевизору показывали Чечню – танки, подбитые под Грозным, горели яркими факелами. А иностранцы пальцами показывали на Серого с семейством, мол, вот, они – русские!

– Ладно, стерпим, – прошептал он, зло скрипнув зубами. – Может, они и по делу – пальцами тыкают…

Много чего ещё с ними случилось за последующие полторы недели: и в полицию некоторых – по их же глупости – забирали, и вытаскивать арестованных оттуда пришлось, используя скрытые резервы, и эстонским неонацистам морды били нещадно.…Но, всё же, опустим эти истории, ничего в них интересного нет, так, лишь дурь одна, да фатальное стечение обстоятельств…

А вот один эпизод, безусловно, заслуживает внимания.

В самый последний день к ним на пляже подошёл таец: в годах уже, солидный до невозможности – в костюме, в галстуке, с чёрным старомодным котелком на голове. Вежливо поздоровался и начал Моисеичу что-то старательно объяснять по-английски. Но говорил таец очень быстро, поэтому воспринимались лишь отдельные слова: «Тота, хайратен, мани, гёрл, рили, айм ниид….». Моисеич, глупо улыбаясь, только плечами непонимающе пожимал.

Чтобы хоть как-то прояснить ситуацию, Серый прошёлся по пляжу, нашёл русскую девицу, которая понимала английскую речь, и попросил помочь. Барышня, послушав с минуту лепет туземного визитёра, засмущалась, покраснела, и, спотыкаясь на каждом слове, перевела:

– Этот таец – очень богатый. У него в собственности есть два водных скутера и ещё три – в лизинге…. Его жена недавно умерла. Он страшно одинок. И очень нуждается в женском обществе. А ваша дочь, – девица кивнула на тринадцатилетнюю Юльку, – ему очень понравилась. Он хочет на ней жениться. Готов половину своего имущества – при бракосочетании – переписать на неё. Спрашивает, как вы относитесь к этому предложению?

Моисеевич – после минутных раздумий – попросил:

– Переводите, пожалуйста, дословно! Лично я – только «за». Иметь в Таиланде богатого родственника? Просто замечательно! Но существуют некоторые религиозные препоны…. Без разрешения раввина – ничего сделать не могу! Пусть мой будущий, глубокоуважаемый зять отправит по этому адресу подробный запрос с указанием всех хотелок и нюансов, – протянул визитку. – А дальше, как раввин скажет…

Девица всё тщательно перевела, икая от удивления, таец её внимательно выслушал и головой покивал, демонстрируя полное понимание.

И, что вы думаете? Примерно через полтора месяца после возвращения в Питер, Моисеичу пришло толстенное письмо из Таиланда от того тайского влюблённого: подробное жизнеописание на английском языке и полторы сотни фотографий – самого жениха и всех его родственников до пятого колена включительно.

Вот, тогда – в голове Сергея – и возникли первые мысли о возможной иммиграции, мол: – «Живём – как в свинарнике! Кругом – на улицах, в парадняках, даже в лесах и парках – грязь и мусор. Климат – не приведи Господь: дожди, снег, опять – дожди, вновь – снег.…По заплеванным улицам разгуливают либо грязные бомжи, ругающиеся матом, либо братки кожаные, говорящие на том же языке…. А ещё по телевизору регулярно предрекают, что Ельцина – на второй срок – не изберут, снова коммунисты придут к власти. Мол, мыльте мылом зады свои усердно, господа и товарищи…. А там, за кордоном – откуда вернулись недавно – тёплое море, чистота, люди доброжелательные и улыбчивые. Рай земной, образно выражаясь…».

Как-то – уже по весне – Серый и Моисеич решили пообедать в китайском (за неимением тайского) ресторанчике. Перекусили, крепко выпили и размечтались о будущем, задействовав при этом всю силу логического мышления. Мол: – «А какого, собственно, хрена? Не пойти ли всем – куда подальше? Может, стоит присмотреться к окружающему миру более внимательно и вдумчиво? А, вдруг, где-нибудь очень понравится? Ну, тогда…. Тогда следует незамедлительно иммигрировать туда! А возможной ностальгией – пренебречь…».

Вечером жена Моисеевича позвонила Ирине:

– Твой-то как? Живой и, даже, смотрит футбол по ящику? Зенит – Спартак? Ну, надо же! Крепок, завидую.…А мой пришёл, наполнил ванну горячей водой, сложил туда всё: костюм, рубашку, носки, ботинки, да и спать улёгся на полу, в обнимку со стиральной машинкой.… Говорит, мол: – «Всё по фиг! Мы намедни, третьего дня, иммигрируем из этой страны – навсегда!». И, как это понимать?

– Похоже, что наши мужики, действительно, собрались в иммиграцию, – задумчиво вздохнула Ирина. – Что же тут поделаешь? Не бросать же их, бедолаг? Придётся составить компанию…

Иммиграция – предательство? Или – ловля приключений? Взрослыми мальчиками, Под ветер – весенний?

Байка двадцать седьмая Барселона – город меж зелёных волн

Так уж случилось, что в качестве первого варианта будущей иммиграции рассматривалась испанская Барселона. У Абрама Моисеевича там проживал троюродный знакомый двоюродного дядьки, трудился старшим менеджером на фирме, производящей керамическую плитку. То есть, отвечал за поставки готовой продукции в Россию.

Моисеич позвонил в Барселону, объяснил сложившуюся ситуацию.

– Две семейные пары? Без вопросов. Приезжайте! – радушно пригласил знакомый двоюродного дяди. – Встречу, покажу город – во всей красе…

Серому всё понравилось ещё в воздухе. Когда самолёт совершал предпосадочный круг над Барселоной, в иллюминаторе открылась красота замечательная: изумрудно-зелёное море, порт – как на ладони, прогулочные яхты всякие, корабли серьёзные – океанские…. Более того, и сам воздух (это уже когда сошли с самолётного трапа) показался ему знакомым.

«Пахнет Россией, и всё тут!», – подумалось. – «Как такое может быть? Но факт остаётся фактом: пахнет, именно, Россией. Гадом буду!».

В гостинице тоже всё было насквозь привычным, в частности, куда-то затерялся факс (то бишь, листок бумаги) от российского туроператора, сообщавший о бронировании номеров. Часов пять дорогих гостей промурыжили у стойки, потом нашли, всё же, нужный факс (мятый листок бумаги) за ксероксом…

– Всё как у нас – один-в-один! – понимающе усмехнулся Моисеич.

Утром они отправились на первую прогулку. Красивый город, словами не описать…. Одна Ля Рамбле – центральная улица (или, всё же, проспект?) Барселоны – чего только стоит! Если по ней погулять вдумчиво, не торопясь, то можно насмотреться всяких и разных знаменитостей – до серьёзной тошноты. Серый там лицезрел и Алена Делона – в сопровождении трёх телохранителей, и Виктора Степановича Черномырдина – в сопровождении строгой жены…

По предложению Моисеича они зашли в небольшой, но очень уютный ресторанчик – выпить по бокалу испанского вина за приезд. Серый, сделав пару глотков, поставил бокал на стол и застыл в изумлении: по ресторанному залу шла, сверкая брильянтами, Сашенька Волкова. Причём, ни одна, а под ручку с самим Хулио Иглесиасом.

Увидев знакомые лица, Сашенька заулыбалась и, чмокнув Хулио в щёку, распрощалась с ним. Потом подошла к столику Серого и компании, ласково поздоровалась с соотечественниками, и принялась беззаботно болтать с девчонками о разных глупостях: о шмотках, ценах, моде и всяких кинопремьерах…

А Моисеич, морда нетактичная, возьми и спроси Сашеньку в лоб:

– Александра, а, вот, этот самый знаменитый Иглесиас…. Он, что же, ваш сердечный друг?

Сашенька от неожиданности даже пятнами пошла.

– Вы что такое говорите, Абрам М-моисеевич?! – возмутилась, слегка заикаясь. – У меня – с-сердечный друг? Ну, даёте, право! Вы Волкова моего знаете? А чего же тогда – глупости говорите? Он, если что, весь окружающий мир разберёт на составные части и, даже, не поморщится…. Так что, «сердечные друзья» – это прерогатива женщин простых, обычных. А я, извините, Волкова! Мне ошибаться – по статусу не положено…

Поболтала ещё немного – под сигаретку с ликёром, а, прощаясь, всё же, попросила – чуть-чуть смущённо:

– Вы, камрады, когда вернётесь в Питер, не говорите Волкову, что я этого испанского старпёра целовала в щёку. Бережённого, как известно, Бог бережёт. А то лишится мир – в одночасье – своего знаменитого певца, меня потом совесть затерзает…

Вышла из ресторана, села в «Мерс» – кабриолет лазоревый – да и умчалась в неизвестность.

– До чего же мир тесен! – усмехнулся Серый.

Дождавшись Николая – троюродного знакомого двоюродного дяди Моисеича – отправились гулять по городу. У станции метро цыганки торговали гвоздиками. Увидав туристов, заулыбались, зачирикали о чём-то своём. Самая пожилая из них протянула Ирине – с низким поклоном – большую корзину, доверху наполненную цветами.

– Разводка на деньги? – предположил подозрительный Моисеич.

Оказалось, что подарок от чистого сердца. Николай так перевёл слова старой цыганки:

– Спасибо вам, русские братья и сёстры! Барселона, тридцать седьмой год! Мы помним добро!

Серого чуть на слезу не пробило – от гордости за Родину…

Поблагодарив цыганок, они пошли дальше. Моисеич, естественно, поинтересовался у Николая:

– А откуда они узнали, что мы – русские?

Тот, легкомысленно передёрнув плечами, предположил:

– Может быть, по мордам. Может, по ботинкам…

Вечером Николай показал гостям ночную Барселону.

Зашли в неприметный кабачок, плотно забитый народом – еле-еле нашлись свободные места. Кругом было весело и шумно, посетители громко кричали, вовсю размахивая руками. Одни танцевали, другие играли в дартс, в углу, и вовсе, стучали в домино.

«Очень непринуждённая атмосфера!», – отметил Серый. – «Не то, что у нас. Никакой тебе чопорности, никакого выпендрежа друг перед другом…».

Ресторанный народец, узнав, что в кабачке присутствуют русские, тут же оживился и принялся – наперебой и чем попало – угощать компанию. Выяснилось, что Игорь Корнеев, который тогда играл за один из каталонских футбольных клубов, намедни забил гол. Следовательно, и все остальные русские – сказочные герои…

– Здесь, в Испании, – пояснил Николай, – рестораны и кафе – это часть национальной культуры, своеобразные клубы по интересам. Вечерняя жизнь в этих заведениях начинается часов в восемь вечера и длится до трёх-четырёх утра. И это притом, что рабочий день у многих начинается уже в шесть-семь часов…. Когда испанцы спят? Для этого существует сиеста, то есть, дневной послеобеденный сон…. Сидеть весь вечер (или всю ночь) в одном и том же кабачке здесь не принято. В одном побыл часик, попил белого вина, хамоном закусил, в дартс поиграл – в другой ресторанчик пошёл. Там красного вина попробовал под фисташковые орешки, с друзьями о футболе потрепался, попел под караоке, дальше порулил. Некоторые за ночь посещают больше пяти-шести заведений…. Кстати, в будние дни здесь дома мало кто и готовит, все предпочитают питаться по кафешкам и ресторанчикам. Зато, по субботам и воскресенья наблюдается обратная картина. Практически все забегаловки, кроме тех, что призваны обслуживать туристов, закрыты. Это потому, что у испанцев заведено – в выходные дни обязательно ходить в гости к ближайшим родственникам, или, наоборот, родственников принимать у себя. В Испании старинные принципы и традиции чтят старательно, на полном серьёзе. Кстати, о ресторанах…. Тут один продаётся, не желаете ли прицениться?

– Ясное дело, желаем! – щурясь сытым и довольным котом, сообщил Серый, а про себя подумал: – «И, вообще, мне в Барселоне – с каждым часом пребывания в ней – нравится всё больше и больше…».

На следующий день они отправились в ресторан, выставленный на продажу.

– Почётное заведение! Единственный на всю Барселоне баскский ресторан! – сообщил Николай. – Называется – и не выговорить. С баскского языка на русский переводится – «Копчёный».

В просторном ресторанном холле были развешены многочисленные фотографии, отображающие национальные спортивные развлечения басков: поднятие гигантских валунов, стрельбу из арбалета, командную игру, смутно напоминавшую русскую лапту. А официанты «Копчёного» оказались личностями весьма приметными: у одного – ровно посередине лба – красовалось круглое родимое пятно размером с пятирублёвую монету, у другого – от правого виска до подбородка – по лицу змеился тёмно-багровый шрам.

– Правда, очень колоритные типы? – с нотками гордости в голосе спросил Николай. – Баски по национальности, понятное дело…

Баскская кухня, определённо, заслуживала уважение. Всех особенно заинтересовал хамон.

– Настоящий классический хамон – это копчёный окорок чёрной полудикой горной свиньи, – просвещал гостей Николай. – Забивают этих свиней по поздней осени, а окорока – до весны – закапывают в горный снег. Зачем – засыпают снегом? Трудно сказать. Может, для того, чтобы мясо пропиталось незабываемыми горными ароматами? Не знаю, честно говоря…. По весне свиные окорока засаливают и вывешивают рядом с каминным дымоходом. И годами эти окорока висят над очагами, подкапчиваясь дополнительно. Время от времени от них отрезают куски и кусочки – и снова вывешивают под дым. Чем окорок старше по возрасту, тем он дороже. Говорят, что в одном барселонском ресторане посетителям предлагается хамон – дороже чёрной икры…

Просто замечательно они тогда посидели в «Копчёном», в конце вечера даже подписали договор о намерениях – по поводу возможной покупки данного заведения.

– Чисто на всякий случай, – пояснил Моисеич. – Вдруг, Мишель денег даст?

А ещё через пару дней Серый, Моисеич и Николай поехали в испанскую глубинку – искать какой-нибудь выгодный бизнес. Прибыли в первую коммуну (так в Испании называются фермерские хозяйства), представляющую собой бескрайний сад, на ветках деревьев которого висели здоровенные лимоны. Поинтересовались – что почём? Николай старательно перевёл «коммунарский» ответ:

– Здесь, примерно, пятьсот тонн лимонов, стоит это – «столько-то».

Абрам Моисеевич посчитал на калькуляторе и радостно объявил:

– Отличная цена! Получается двойной навар, даже с учётом доставки до Питера и ввозных таможенных пошлин…. Но прежде, чем подписывать Контракт, необходимо взвесить все эти цитрусовые. Верно, ведь?

Николай только рассмеялся в ответ:

– Ты ничего не понял! Эти лимоны продаются «на корню», в смысле, прямо на ветках. Организовать сбор, нанять работников, получить необходимые сертификаты – это проблемы покупателя. Испанцы, они очень похожи на русских, то есть, ленивы – до полного безобразия…

Вежливо попрощавшись с «лимонниками», они добрались до следующей коммуны, где ребята изготовляли виноградное вино. Там повторилась та же самая история. В средневековом подземелье располагалось несколько десятков гигантских бочек с вином, но розливом, опять же, должен был заниматься сам покупатель: привезти пустые бутылки, этикетки, ящики, нанять работников, согласовать с профсоюзом их зарплату и прочие социальные гарантии, уладить акцизные дела…

– Да, блин испанский с хамоном! – загрустил Моисеич, – С бизнесом здесь всё очень непросто. Головняк сплошной, да с геморроем хроническим…

Ещё пару дней потенциальные иммигранты побродили по Барселоне: полюбовались на дома Гауди, в зоопарк сходили – посмотреть на Белого орангутанга (а, может, на гориллу?). В одном из киосков Серый купил кружку с изображение этой Белой обезьяны.

Много воды утекло с тех пор, и Белый орангутанг помер давно (по телевизору рассказали), а Сергей – до сих пор – пьёт чай из той кружки и вспоминает Барселону…

В урочный час, на утренней заре, Меж волнами, трепещущими сонно. Родился лучший город на Земле, С названьем гордым – Барселона…

Байка двадцать восьмая Несколько миллионов белых машин, или – чудеса в решете

В следующий раз они поехали в Австрию. Это Сашенька Волкова дала наколку:

– В Австрии живёт один интересный мужичёк, зовут – Александр Аматов. Мы с ним по бизнесу слегка пересекались: подержанные машины, туризм, поставки продовольствия и ширпотреба…. Нормальный мужик, успешный. Оборот у его компании (называется – «Виктория») составляет более двухсот миллионов долларов в год. Александр имеет в собственности большой дом в Клагенфурте, двухмачтовую яхту на Средиземном море – в Словении, спонсирует местный хоккейный клуб. Езжайте-ка к нему, пообщайтесь, глядишь – оно и срастётся…

Сашенька созвонилась с Аматовым, словечко замолвила, через месяц Серому и Моисеичу пришло «Приглашение» из Австрии.

В аэропорту Вены их встретил (на джипе) человек от Аматова.

– Митрий Пушениг, словенец, – представился встречающий на хорошем русском языке. – Можете меня звать по-простому – «Митей» или «Митькой», как больше нравиться…

Выяснилось, что до Клагенфурта – конечной точки маршрута – предстояло проехать по автобану часов семь-восемь.

– Клагенфурт является главным городом провинции Каринтия, – объяснял Митя, ловко управляясь с автомобильной баранкой. – Много лет назад Каринтия была самостоятельным герцогством, заселённым, в основном, словенцами. Но – после Первой Мировой – отошла к Австрии. На Общенародном референдуме решался этот вопрос. Посчитали тогда люди, что с австрийцами будет жить спокойнее, чем с сербами…. Беспокойные эти сербы, спору нет. То есть, без меры воинственные. Что из этого судьбоносного решения получилось? Трудно сказать, хрен редьки – не слаще…. Но вспоминать про это в Каринтии сегодня не любят. Считают себя чистокровными австрияками. Коричневых националистов развелось – как комаров после дождя: очень хочется некоторым позабыть о своих словенских корнях, хочется, чтобы все вокруг забыли – насовсем – про эти корни…

Митька болтал без остановки, причём, обо всём подряд, и уже через пару часов пассажиры были подробно ознакомлены с основными аспектами местной жизни. Они прослушали подробную лекцию, посвящённую истории становления австрийского государства, были посвящены в нюансы последних политических событий и получили поверхностную (начальную) информацию о бытовом жизненном укладе страны…

В Митиной интерпретации получалось, что в Австрии безраздельно властвовал патриархальный уклад, мол: – «Спать здесь ложатся очень рано, часов в девять вечера, преступности нет и в помине, по выходным – все поголовно – ходят в церковь…».

– Скука здесь смертная, мужики! – резюмировал Митька. – И реальных вариантов по бизнесу нет. Кто посмелей, те уезжают в перспективные страны. Куда конкретно? А туда, где растущие рынки. Бразилия, Аргентина, Австралия, да и Россия тоже – в глобальном смысле – конечно. Но, лично я, в Россию не поеду. И о бандитах ваших наслышан, да и чиновников российских повидал вволю. К Фёдоровичу это добро – пачками приезжает…. Жадные, вороватые – не приведи Бог!

– Так и ехал бы в Аргентину, раз там не воруют, – неожиданно обиделся за отечественных чиновников Моисеич.

– Мне уже не вырваться! – легкомысленно рассмеялся Митя, демонстрируя обручальное кольцо. – Три года назад я женился на симпатичной австриячке, а она оказалась рьяной католичкой. Никаких тебе презервативов с абортами. Скоро я в третий раз стану папой…. Куда мне уезжать – с таким-то выводком?

Раннее погожее утро, пустынный автобан. Хорошо так шли – сто пятьдесят, сто семьдесят.… Вдруг, Митя резко сбросил скорость: сто, семьдесят, пятьдесят, тридцать. Вдоль дороги – через цветущие яблони – виднелись редкие крыши домов, а на придорожном столбе, действительно, было обозначено – «30».

– Зачем же всё понимать так буквально? – по-еврейски искренне удивился Моисеич. – Ведь, нет никого рядом! Или же в кустах спрятались местные «гаишники»?

– Для чего – в кустах? – не понял Митя. – А камеры телевизионные на что? Видите, на всех придорожных столбах висят маленькие ящички? Вот, это они и есть, хитрые приборы. Скорость превысишь, сенсор это мгновенно зафиксирует, то есть, сфоткает твой номер …

– И, что же, в каждой металлической коробке – камеры спрятаны? Быть того не может! – подключился к разговору Серый.

Митька и не спорил:

– Конечно же, нет. Всего два процента ящичков оснащены камерами. Но полиция постоянно эти камеры переставляет – незаметно для водителей. И при этом, самое гнусное, о штрафе тебя не сразу уведомляют, а подло копят их – примерно с месяц…. Представьте себе картинку. Вот, езжу я каждый день: из дома – на работу – и обратно, а ещё иногда и на обед заскакиваю домой, зная при этом, что никаких камер на конкретном дорожном участке нет. Превышаю скорость, естественно. А камера-то уже стоит и щёлкает меня, то есть, номер моего автомобиля, исправно.…Проходит месяц, все снимки поступают – в толстом конверте – в суд. Там, в тот же день, принимают решение и отправляют уведомление в мой банк. Я прихожу в банк, а на счёте денег стало гораздо меньше – если пересчитать в доллары – тысяч на семь-восемь…. Больно? Ещё как! Поэтому в Австрии скоростной режим водителями соблюдается тщательно. И во всех городах камеры установлены в разных местах, а по улицам ещё ездят специальные неприметные машины – фотографируют нарушителей правил дорожного движения…. Вообще, в Австрии весь порядок держится – сугубо на боязни финансовых потерь. А вы, небось, думали, что на европейском воспитании и на врождённой культуре? Чушь полная!

Митя даже запыхтел от возмущения, видимо, для него это вопрос являлся важным и животрепещущим. Моисеич попросил объяснить более подробно.

– Сейчас попробую, – Митька на минутку задумался, – В России на футболе присутствуют хулиганы? И в Словении найдутся. А в Австрии – нет. Потому как в Австрии – все живут в кредит. Просекаете? Нет? Хорошо, попытаюсь по-другому…. Если все машины в Австрии, купленные в кредит, выкрасить в белый цвет, то все-все машины в стране стали бы белыми. Здесь буквально всё – машины, дома, телевизоры, даже домашние породистые животные – покупается в кредит, под смешные проценты – пять-семь годовых. Но только в том случае, если ты являешься добропорядочным гражданином, то есть, полноценным бюргером. Стоит проколоться на чем-нибудь ерундовом – хулиганство мелкое по пьянке, или, например, контрабандные сигареты купишь с рук – всё, пиши пропало. Государство обо всех правонарушителях сообщает банкам, мол, данные граждане являются ненадёжным и неправильным. Попадёшь в такой «чёрный» список – и с дешёвыми кредитами распрощаешься на долгое время, пока не докажешь, что снова стал примерным бюргером…. Они же все здесь сидят на кредитах, что тот наркоман на игле! Лиши австрияка его кредитной дозы, и у него сразу же начнётся ломка, вся жизнь, образно выражаясь, полетит под откос…. Вот, такая она, государственная местная политика! Хорошая, или плохая? Не знаю, честное слово. Но жизнь здесь спокойная, безопасная и мирная, это правда…

Серый переглянулся с Моисеичем, мол: – «Это то, что искали? Или как? Годимся ли мы в бюргеры добропорядочные?».

В положенное время – через многочисленные горные перевалы, длинные туннели, пересекая красивейшие долины – они приехали в Клагенфурт. Отвёз Митя российских гостей в небольшую гостиницу, расположенную на окраине города, устроил, дал нехитрые указания:

– До вечера погуляйте по округе, можете поспать, если есть такое желание. К восемнадцати ноль-ноль я за вами заеду и отвезу к Александру Фёдоровичу в ресторан. Оденьтесь поприличней, этот ресторан – место респектабельное до жути, посещаемое «большими» людьми…

Гостиница располагалась на берегу озера Вёртер-Зее, одного из самых известных в Австрии. Сергей и Моисеич вышли на берег. Вокруг царила неземная красота: водная гладь отливала серебром – как старинное зеркало, над противоположным берегом нависали высоченные горы, покрытые вечными снегами. Невдалеке плавали белоснежные лебеди, на мелководье местные детишки кормили – из рук – крупную форель. Вокруг озера были разбросаны аккуратные домики, окружённые цветущими садами.

– Тишина какая! – вздохнул Моисеич. – Только птички чирикают в стриженных живых изгородях. Ребятишки на роликах катаются по специальным асфальтовым дорожкам. По другим дорожкам, на которых отпечатаны маленькие голубые велосипеды, катят велосипедисты. И никто на чужие дорожки не заезжает, все соблюдают установленный порядок. Чудеса в решете – если коротко…

Байка двадцать девятая Первые встречи с олигархом

Наступил вечер, Серый и Моисеич приоделись, как смогли – брюки погладили, взяли в гостинице напрокат по приличному пиджаку, и вышли на крыльцо.

Через пять минут к гостинице подкатили две машины: первым следовал давешний джип с Митей за рулём, следом за ним – чёрный «Бентли» последней модели, в таком Джеймс Бонд разъезжал в знаменитом фильме. На номере второй машины значилось – «Victoria – 01». Из «Бентли» выпрыгнули два шустрых мужичка в чёрных очках, с наушниками в ушах, судя по ухваткам – охранники. Старательно осмотрев окрестности, мужички что-то забубнили в микрофоны, закреплённые на лацканах пиджаков. Тут же из «Бентли» вылез шофёр (тоже в чёрных очках), торопливо обежал капот автомобиля, широко распахнул переднюю дверку и помог выбраться на белый свет дородному пожилому дядечке в белом костюме.

Дядечка выглядел презентабельно донельзя: роста – метра под два, грузен и вальяжен – килограмм на сто сорок потянет, чёрная кучерявая шевелюра, очки в золотой оправе, на левом запястье красовался массивный «Ролекс», на безымянном пальце правой руки наличествовал перстень с нехилым брильянтом.

«Шеф – из мультфильма про капитана Врунгеля!», – мысленно хмыкнул Серый.

– Ну, ребята, здорово! – добросердечно заявил дядечка. – Хорошо, что приехали. А то я соскучился по простым русским мужикам. От всяких важных и руководящих соотечественников – отбоя нет. А, вот, с нормальными, то есть, с простыми – сто лет уже не разговаривал…

«Шеф» незамедлительно полез обниматься.

«Словно бы мы с Моисеичем являемся его близкими родственниками, разлучёнными с «дядюшкой» на долгие годы обстоятельствами непреодолимой силы», – подумал Серый, получая по спине и плечам увесистые шлепки.

Они забрались в уже знакомый джип и примерно через полчаса подъехали к громоздкому зданию, выкрашенному в красно-алый цвет.

На фасаде здания было крупно написано – «Restaurant МОСКВА».

– Ну, что? – спросил улыбающийся Митя. – Получился сюрприз? Удивлены, бродяги?

– Да, уж! Сюрприз удался на славу, – согласился Серый, вылезая из машины.

Митя пояснил:

– Про этот ресторан вся Австрия знает. Когда его Александр Фёдорович покрасил в красный цвет, то такой скандал начался, пером не описать. Усмотрели в этом – местные политическую деятели – подоплёку коммунистической направленности. Два года уже идут – с переменным успехом – судебные тяжбы, и конца им не видно…

– Это точно! – подтвердил подошедший Аматов. – Нас так легко не одолеть! У меня этих адвокатов – как породистых собак: один специализируется по морским делам, второй – по имущественным спорам, третий беспокоится об имидже, четвёртый ведёт тяжбы с местными властями, ещё есть несколько – по мелочам.…Впрочем, предлагаю забыть про эти гадости! Прошу, господа, прошу! – махнул рукой, указывая на входные двери.

Войдя в ресторанный холл, Серый тихонько присвистнул и шёпотом поделился с Моисеичем первыми впечатлениями:

– Восторг и полная уважуха…

Всё вокруг было оформлено в стиле: – «Очень богатый русский боярин, ни в чём удержу не знающий…». Сплошное сусальное золото, разномастные кресты, портреты русских Императоров и Императриц, прочих важных особ, включая действующего российского Президента. В особой нише располагался позолоченный столик на гнутых ножках, на столике лежала огромная книга в белоснежной бархатной обложке, украшенной драгоценными каменьями.

– Это – наша ресторанная Книга Почётных Посетителей! – важно, надуваясь от гордости огромным мыльным пузырём, известил Аматов. – Полистайте, посмотрите, кто сюда – до вас – заходил. Обалдеете! А пока я пойду в зал, распоряжусь относительно стола…

– Такое впечатление, что сюда изволила заходить вся русская современная бизнес-политическая элита, – восхищённо пробормотал Моисеич, перелистывая страницы. – Банкиры разнокалиберные, заслуженные нефтяники, министры, губернаторы, известные депутаты и прочая разномастная шушера…

В ресторанном зале было малолюдно. В ожидании закусок, Серый наблюдал за сценой, где несколько симпатичных девиц в откровенных купальниках показывали акробатические этюды.

– Вон та, мелкая, золотая олимпийская медалистка по художественной гимнастике в групповых упражнениях, – хвастливо сообщил Александр Фёдорович. – Да и остальные – все русские, Мастера Спорта, ясен пень…

Расторопные официанты принесли изысканные закуски: устриц, лягушачьи лапки, красную и чёрную икру, омаров, заплесневевшие сыры…. Аматов, с гордостью продемонстрировав пузатую чёрную бутылку, на которой красовалась этикетка с его собственным портретом и скромной надписью – «Amatoffka», небрежно пояснил:

– Вот, пять лет назад приобрёл – по случаю – виноградники во Франции. Сперва думал, мол, только для души, в качестве хобби. Однако коньяк получился на удивление хорошим. Даже в Кремль нынче его поставляю, из Виндзорского замка недавно поступил первый заказ. Теперь буду это дело расширять…

Попробовав «Аматовки», Серый искренне похвалил:

– Действительно, отличный коньяк! Немного похож на «Хенесси».

Принесли горячее – так, ничего особенного: вкусно, украшено с фантазией, но только порции были непривычно маленькими.

«Видимо, ресторан подстраивается под европейские стандарты», – решил Сергей.

На сцену, тем временем, вышла известная российская певица. Фамилию, пожалуй, опустим. Вдруг, этой милой женщине будет неприятно, что широкие массы узнают о её ресторанной деятельности? Спела несколько песен – на русском, молдавском и французском языках. Аматов ей громче всех хлопал, «Браво!» – кричал во всю глотку. Певица вежливо улыбнулась, приветливо махая рукой…

Наконец, принесли десерт.

– Теперь, может, потолкуем о делах? – предложил Александр Фёдорович. – Что вас привело ко мне? Проблемы? Планы? Перспективы?

Серый начал объяснять суть проблемы, но раздался телефонный звонок. Аматов, извинительно кивнув головой, достал из кармана мобильник и принялся с кем-то беседовать:

– А, тёзка, привет! Долго жить будешь, сегодня, как раз, вспоминал о тебе. Прочитал в газете, что ты все расчётные счета Православной Церкви перевёл в свой банк. Правда? Поздравляю, молодцом! Так держать! А чего звонишь-то? Да, нет, у меня с Самим всё нормально. Вот, дочку он сюда – третьего дня – прислал погостить. Не верь всяким завистникам. Не верь! Всё у меня на мази, всё схвачено…. Выкрутимся! Чай, не в первый раз! Ну, всех благ!

Нажав на «отбой», Аматов облегчённо вздохнул, маханул рюмку коньячка, зажевал оливкой и объяснил:

– Вот, звонил знакомый банкир, Саша Курский. Интересовался, как у меня идут дела с одним вице-премьером, не поссорились ли случайно. В современном бизнесе личные отношения – вещь наиважнейшая!

И пока Серый и Моисеич рассказывали про себя, Аматову три-четыре раза звонили разные «большие» люди: министр железнодорожного транспорта, мэр Екатеринбурга, ещё кто-то – весьма достойный…

– Ну, ладно! – по завершению ужина подытожил Александр Фёдорович, – Ваши пожелания мне понятны. Хотите, значит, пожить в чистоте и покое, семьи сюда вывезти, бизнес непыльный, но достойный, найти? Нормальные, в общем, пожелания…. Давайте, я до утра подумаю, а завтра – часам к одиннадцати – Митя вас привезёт ко мне в офис. Ещё покалякаем, уже поподробней…

На следующий день, в оговорённое время Митя подъехал – загрузились, поехали к центру Клагенфурта, где располагался офис «Виктории». Долгое время дорога шла вдоль неширокого канала, по берегам которого сидели на лавочках пожилые австрийцы и ловили крупных зеркальных карпов. На полях работали трактора, между ними разгуливали чёрно-белые коровьи стада.

– Пастораль сельская! – хмыкнул Моисеич. – Провинция, мать её…

Митя, видя интерес со стороны гостей, снова взял на себя функции экскурсовода-лектора:

– Австрия, в основном, страна сельскохозяйственная. Так сложилось. Своих полезных ископаемых здесь практически нет: ни нефти, ни газа, ни угля…. Выхода к морю тоже нет. Так что, всё совсем непросто. Хорошо ещё, что австрийцы своевременно выстроили серьёзную гидроэнергетику. Около семидесяти процентов – от потребностей в электроэнергии – гидростанции закрывают. Обувь ещё хорошую здесь делают, достойные шоколадные изделия, но основной доход страна получает от туризма…. Ещё в Австрии очень много фермеров, тут эта профессия считается почётной. Но дело фермерское – убыточное насквозь и дотируется со стороны государства. Без его помощи всем фермерам давно бы труба настала. Многие ещё выезжают за счёт того, что недвижимость в Австрии постоянно дорожает – страна-то спокойная, с прекрасной экологией…

Наконец, джип въехал в центр города.

«Город, как город», – подумал Серый. – «В самом центре разместилась Ратуша с круглой площадью, от площади отходят многочисленные улочки, застроенные старинными домами, на первых этажах домов расположены разнообразные бутики – для людей, явно, небедных…».

Подъехав к офису, Митя нажал кнопочку на крохотном пульте, открылась ворота подземного гаража, заставленного «Мерседесами», «Ауди» и «БМВ». Присутствовал и уже знакомый «Бентли». На автомобилях номера начинались со слова «Victoria», следовательно, все эти машины принадлежали данной фирме.

– Солидно! – уважительно прокомментировал Моисеич.

Их встретил широкоплечий охранник в безупречном чёрном костюме, вежливо здоровался по-английски и пригласил в лифт. Когда лифт поднялся на третий этаж, первый охранник сдал гостей на руки второму – своему брату близнецу. Приёмная оказалась просторной – площадью метров сто двадцать квадратных. Между кожаными диванами и креслами были расставлены разлапистые пальмы в кадках, на стенах висели авторские офорты и акварели, стильные журнальные столики были завалены разнообразными печатными изданиями и свежими газетами. У дальней стены располагался офисный стол секретарши с компьютерами-факсами-сканерами.

Навстречу вышла барышня: Мерелины всякие – и прочие Монро – отдыхают в тенёчке. Ноги у барышни начинались не то, что от ушей, а от самой макушки. Одни такие сплошные – Ноги…

– Подождите, пожалуйста, господа! – ангельским голосом произнесли Ноги. – Александр Фёдорович заняты, просили – подождать немного…. Располагайтесь! Чай, кофе? Меня, кстати, Анжеликой зовут.

«Могла бы последнего и не говорить», – усмехнулся про себя Серый. – «Это и так понятно…».

Ноги проводили посетителей к ближайшему кожаному дивану, и – чуть погодя – подкатили сервировочный столик на колёсиках – с фарфоровыми чашками, кофейником, молочником и сахарницей.

– Опаньки! – неожиданно воскликнул Моисеич. – Посмотри-ка сюда! – и пододвинул к Сергею толстую папку-скоросшиватель.

Скоросшиватель был плотно набит вырезками из газет и журналов. И на многих вырезках присутствовали фотографии Аматова: и одного, и в компании с разными господами-дамами.

– Это подборка из тутошней прессы, – любезно пояснили Ноги. – Статьи и разные репортажи про Александра Фёдоровича. Все, конечно же, ругательные. Не любят его местные Власти, так и норовят – подкинуть чёрный пиар. Не верьте этим гадким сплетням! Это всё от зависти!

В этот момент широко распахнулась дверь кабинета Аматова, и оттуда пулей вылетела девица средних лет. Громко и грязно матерясь, девица галопом пронеслась по приёмной и, даже, попыталась заехать стоящему у противоположных дверей охраннику в ухо. Промахнулась, естественно, и скрылась в коридоре…

– Прошу, господа, входите! – невозмутимо предложили Ноги.

Александр Фёдорович был слегка растрёпан и немного расстроен, но – в общем и целом – из образа «Крестного отца» не вышел, то есть, вальяжности и импозантности почти не растерял.

– Представляете, – возмущённо пыхтел Аматов, – я недавно прикупил местный хоккейный клуб, дабы принести пользу новой Родине. Трёх игроков пригласил из России, тренера русского нанял на работу. Все ребята заслуженные – из ЦСКА и «Крыльев Советов». Привёз, поселил, деньги хорошие плачу – благодарить, по идее, должны.…А у одного из нападающих жена оказалась настоящей фурией. Не приведи Господь! И тем недовольна, и этим. Мол, квартира плохая и маленькая, машина, видите ли, не той марки…. А тут ещё я зарплату хоккеистам задержал на две недели – обстоятельства финансовые неудачно сложились. Теперь эта амазонка меня грозится прибить…. Представляете? И это – вместо благодарности! Без меня сидели бы в России, уродуясь за копейки деревянные. Делай людям добро – после этого…

Серый и Моисеич, естественно, согласно покивали головами, демонстрируя полновесное понимание и сочувствие.

– Эй, Анжи! – велел Аматов по громкой связи. – А принеси-ка нам с мужиками выпить чего-нибудь. И – для всех остальных – меня нет часа на три. Отключи, пожалуйста, телефоны…

Пришли Ноги, принесли на подносе бутылку итальянского вина, фужеры, орешки – в ассортименте, после чего вежливо откланялись, всех благ пожелав.

Серый не сдержался и тут же – в полголоса – выдал нехитрую поэтическую сентенцию:

Ноги подошли, и, в общем-то, любезно Выпить предложили робко мне. Но, господа, как это всё – помпезно: Ведь – Анжеликой – звались Ноги те…

Аматов языком восхищённо поцокал, поаплодировал с минуту и без промедлений перешёл к делу:

– Получить в Австрии ПМЖ – просто так – практически невозможно. А, если, «не просто так», а по вескому поводу, то вполне реально. Поводов этих имеется несколько. Во-первых, если ты, допустим, известный писатель, пианист, или спортсмен мирового уровня. В этом случае шансов – получить ПМЖ – море бескрайнее. Привечают в Австрии разнообразные таланты…. Во-вторых, можно поступить в какое-нибудь высшее учебное заведение, да и обычная школа сгодится. Тут тоже полагается виза на проживание, но только сугубо на время непосредственного посещения этих заведений, даже каникулы не в счёт…. И третий, самый верный вариант – открыть в Австрии собственную фирму. Только не липовую, а настоящую, с рабочими местами для местного населения. Созданы новые рабочие места для австрийцев? В этом случае виза на ПМЖ открывается автоматически. Понятно выражаюсь? Тогда продолжаю…. Моя «Виктория» занимается глобальными вещами: чёрный металл из Украины поставляем в Китай, из России в Европу таскаем цветные и редкоземельные металлы, а химикаты, оружие и прочие безделицы продаём по всему миру. А, вот, с продовольствием – только мелочи одноразовые проскакивали…. Уже давно хочу создать фирму с чётким продовольственным профилем: корабельные поставки сахара, муки и консервов – эшелонами…. Только всё времени не хватало, да, и очень трудно одному – необъятное объять. А тут вы, как раз, подкатили…. Вот, я и предлагаю: давайте, создадим такую фирму совместно! Понятно, что пятьдесят один процент акций будут находиться под моим контролем, остальное ваше, делите – как хотите…. Уставной фонд – для солидности – надо сделать в районе миллиона баксов, с вас, понятное дело, половина. Организационные расходы, так и быть, я возьму на себя. Если принципиально согласны, то кивните. Детали обсудим, юристов – козлов ленивых и педантичных – подключим…. А бабки-то у вас есть? Молодцы! А в каком виде? Небось, в наличной зелени? Это – плохо! Здесь, в Европе, к наличным деньгам относятся с ярко-выраженным недоверием, местный «Финансцапф», то есть налоговая служба, затерзает.…Но ничего, решим и эту проблему. Составим пару-тройку договоров, с нотариусом, конечно же: вы мне – нал в России, под расписки, я вам в Австрии – безнал в качестве комиссионных за контракты по чёрному металлу. Или, к примеру, по различным химикатам…. Из этих денег, уже легализованных, вы сделаете взносы в Уставной фонд. А под новую фирму получите – и на себя, и на семьи – разрешения на ПМЖ…. Что, подумать надо? Думайте, я не тороплю.

Если надумаете – звякните, телефон знаете…

Вышли они из офиса «Виктории» – слегка ошарашенные и взволнованные. Мол, как всё складывается удачно: и с бизнесом клеится, и с переездом легальным…

– В десятку, похоже, попали, – резюмировал Моисеич. – Но подумать-то надо, не лохи же малолетние, как-никак…. Предлагаю Митю отпустить. Пешком пойдём назад, подышим свежим воздухом, поболтаем…

По дороге в гостиницу потенциальные австрийские бюргеры зашли в супермаркет, накупили пива-водки, хлебушка, колбасок австрийских, овощей и фруктов. В гостиничном номере вытащили на балкон журнальный столик, и засели – будущее, в том числе, планировать.

Выпивали-закусывали (и размышляли) они долго, незаметно наступил вечер, стемнело, австрийцы спать завалились, только редкие прохожие прогуливались под гостиничным балконом.

– Лично я Аматову верю, – заплетающимся языком сообщил Абрам Моисеевич. – Ну, зачем, сам посуди, ему нас обманывать? Мужик при больших деньгах. Офис классный, ресторан шикарный, фирма процветает, одних машин – полтора десятка…. С чего ему «бросаловом» заниматься? Мы для чего ему нужны? Тема-то продовольственная – новая! Её же раскачивать надо, раскручивать…. Опять же, скучно Александру Фёдоровичу. Хочется поговорить с нормальными людьми, пообщаться…. Ну, что? Вписываемся?

И тут Серому в голову пришла мысль – гениальная до безобразности.

– Ты, Абрам, – подмигнул он приятелю, – как относишься к приметам и ко всяким «знакам судьбы»?

– Мы, русские евреи, – пьяно икая, ответил Моисеич, – к таким вещам относимся крайне серьёзно. Жизнь, сука рваная, заставляет…

– Тогда, будет такое предложение. Давай-ка, мы с тобой – прямо сейчас – пописаем с этого балкона. Как тебе предложение? У них, в Австрии этой, порядки очень строгие. Если засекут, то тут же выпрут из страны, без права въезда в ближайшие пять-десять лет. А если с рук, или с чего другого там, сойдёт, тогда, значит, Судьба привела нас сюда…

Подумал Моисеич, рюмашку местной сливовой водки выпил, смакуя, да и согласился.

Пописали они с балкона от души: долго, звонко, в унисон. Никто не засёк.

– Следовательно, судьба! – торжественно объявил Серый. – Будем ей подчиняться безропотно…

Судьба – безумная подруга. Она всё знает – наперёд. И мы бежим, тесня друг друга, За ней – годами напролёт… И не подскажет, Не расскажет, Где те – Благие Берега, Судьба – бесстыжая подруга, Что от рождения – нема. Судьбы коварство – многогранно. И верить ей – что мух считать. Но иногда – как, право, странно — Пинок – за веру – получать…

Байка тридцатая Зачем еврею гольфы? Или – о национальности Павлика Морозова…

На следующий день, с самого раннего утра Серый позвонил Александру Фёдоровичу и сообщил о согласии. Потом – вместе с Аматовым – они поехали к нотариусу, где подписали целую кучу документов, необходимых для открытия новой австрийской фирмы. Отдельно – договора о предоставлении взаимной финансовой помощи. По этим бумагам Серый и Моисеич обязались выдать в России людям, рекомендованным Аматовым, наличные средства. А он, в свою очередь, должен был перевести на австрийские банковские счета своих новых компаньонов аналогичные безналичные суммы – в виде комиссионных за некие осуществлённые сделки.

Через две недели после возвращения в Питер, к Серому и Моисеичу стали приходить люди от Александра Фёдоровича. Сперва Аматов по факсу сбрасывал официальное письмо с указанием паспортных данных нуждающихся, после этого Сергей и Моисеич выдавали ребятам наличные деньги, брали соответствующие расписки и помещали всю эту бумажную канитель в специальный скоросшиватель.

Однажды вечером позвонил Аматов и сообщил радостную новость:

– Всё, ребятки, полдела сделано! Сегодня я получил все бумаги по нашей с вами фирме, печать, открыл расчётный счёт в банке. Завтра высылаю трёхмесячные «Приглашения» на вас с семьям. А как фирма заработает, то и вид на ПМЖ оформим…. Так что, завершайте в России все дела и приезжайте побыстрей – пора начинать работу по продовольствию. Ко мне тут, где-то месяца через два, генералы важные приезжают из Киева. Вот, и будете их усердно окучивать – на предмет обеспечения украинской армии всяким продовольствием…. Да, кстати, а не могли бы вы последнюю денежную порцию – сто двадцать тысяч долларов – забросить в Финляндию, одному моему партнёру? Ну, очень надо! Выручайте, братцы!

Как такому человеку можно было отказать? Они, естественно, взяли адресок и пообещали помочь. Оперативно выправили финские короткие визы и пригласили с собой – для компании – Димку Покрышкина.

Встал животрепещущий вопрос: а как, собственно, перевезти валюту за границу? В те времена – для легального провоза крупных наличных сумм за рубеж – требовалось оформить целую кучу бумаг, да и светиться перед некоторыми компетентными органами – совсем не хотелось.

Серый – для перемещения тайного груза – решил использовать чётырёхлитровый китайский термос. Отвинтив шурупы, снял у термоса дно, между пластмассовым корпусом и зеркальной колбой обнаружилось свободное пространство. Вот, в эту полость он и запихал пятьдесят тысяч баксов, больше не поместилось. Поставив крышку на место, Сергей – для пущей конспирации – налил в термос тёплого кофейку и позвонил Абраму Моисеевичу. Так, мол, и так – только пятьдесят тысяч поместилось.

– Не бери в голову, – сладко зевнул в трубку Моисеич. – Остаток я помещу в свой тайник, влезет без вопросов…

Ночью (чтобы пересечь пограничный пункт на рассвете), за Серым заехали Моисеич и Димка. Абрам, первым делом, с гордостью продемонстрировал тайник: задрал широкую брючину, а на волосатой ноге обнаружился гольф, набитый долларами.

– На каждой ноге – по тридцать тысяч баксов! – сообщил с гордостью Моисеич. – И это, поверь мне, не предел! Давай твою десятку, вмиг распихаем…

И, действительно, всё спрятал за считанные минуты.

«Вот, для чего евреям нужны гольфы!», – догадался Серый.

Пограничный пункт они проехали спокойно, без серьёзных заморочек. Сергей и Покрышкин зашли в вагончик, где обитали таможенники, заполнили декларации, предъявили паспорта с визами и тысячу баксов на троих. Мол, обычные туристы, едем на сезонную шмоточную распродажу…

– Можно дальше следовать? – спросил Покрышкин у заспанного таможенника.

Но служивый оказался дотошным, пожелал осмотреть машину и личность Моисеича – с паспортной фотографией – сверить. Вышли – в сопровождении двух таможенников – из вагончика, а Абрам, харя наглая, сидит себе на лавочке, расположенной недалеко от машины, и кофеёк наливает из термоса в колпачок. Увидав представителей Власти, заулыбался:

– Не желаете ли кофейку, любезные?

«Шутник, тоже мне, выискался!», – мысленно сплюнул Серый.

Но, ничего, пронесло, уже через пятнадцать минут пересекли границу…

Крутя автомобильную баранку, Покрышкин ударился в пространные разглагольствования:

– Странная страна – Финляндия. Откуда здесь взялись такие отличные дороги? И, главное, зачем? Населения же тут – кот наплакал…. Смотрите, через каждые десять метров в обочину понатыканы прутики с люминесцентными ленточками. Зачем, спрашивается? Может, для законченности дизайнерской?

Недолго Димка радовался хорошим дорогам, через сто двадцать километров их обогнала полицейская машина и усиленно замигала задними фонарями, приказывая остановиться. Из автомобиля вылез мордатый полицейский и выписал штраф на двести финских марок – за превышение скорости, и ещё на сто пятьдесят – за выброшенный из автомобильного окошка окурок.

Моисеич с Покрышкиным попытались спорить, мол: – «С каких таких пирожков подгоревших? Где бесспорные основания, показания радара, к примеру? А про окурок, вообще, бред полный!». Но полицейский – на нехилой смеси финского, русского и немецкого языков – доходчиво им всё разъяснил. Оказалось, что ему с мобильных телефонов позвонили три разных финна и назвали номера нарушителей, которые шли с превышением скорости и выбросили на обочину сигаретный окурок. Мало того, что назвали номера, но и выразили горячее желание – в случае необходимости – дать соответствующие показания в суде. И, вообще, сообщать полиции обо всех нарушителях дорожного движения – обычная для Финляндии практика…

– Никогда не думал, что Павлик Морозов родился в Финляндии, – хмуро проворчал Димка, пряча квитанции о штрафе в карман.

Уже спокойно, не нарушая скоростного режима, они доехали до Хельсинки, нашли нужного мужика, деньги ему отдали, взамен получили расписку. Это на словах всё получается легко – «нашли», «отдали». А на самом деле Серый баксы из термоса выковыривал часа два с половиной…

У Покрышкина в Финляндии друзья жили, только далековато – километров семьсот к северу, около города Оулу. Тем не менее – после недолгого совещания – они решили смотаться и полюбопытствовать, мол: – «А как она поживает, финская глубинка?».

К вечеру доехали до Халкипудаса, это такой крошечный посёлок с населением в двенадцать тысяч человек, расположенный вдоль очень красивой и полноводной реки.

– Славно здесь ребята живут! – отметил Моисеич. – Возле каждого дома металлическая лестница спускается прямо в реку. Наверное, для того, чтобы после бани было сподручней окунаться в воду. Тут же, рядом с лестницами, пацанята тягают отборную форель…

Микка и Маринка – Димкины друзья – встретили приезжих радушно, тут же накрыли стол. Микка в юности учился в Питере, в спортивном институте имени Лесгафта и, после его окончания, устроился в местную финскую школу учителем физкультуры. В Питере же он и с Маринкой познакомился, женился на ней и увёз с собой в Финляндию.

Вдруг, в самый разгар застолья, распахнулась дверь и в столовую вошла очаровательная девчушка лет десяти-одиннадцати: рыжие косички, курносый носик, веснушек на щеках – миллиона два-три.

– Знакомьтесь, – многозначительно усмехнулась Маринка, – Это наша дочка, Анна-Лизавета, создание юное и крайне своевольное.

А юное создание, сделав классический реверанс, улыбнулась – ангельской улыбкой – и:

– Пик-пик-пик-пик!!!

Такого изощрённого русского мата Серый в жизни ещё не слышал. Минут десять девчушка материлась – без перерыва, как японский магнитофон. А родители её – и ничего – сидели себе, покатываясь со смеху.

– Год назад, – Маринка объяснила, – мы её на лето отправили к моим родителям, в Новгородскую область. Кто там её так ругаться научил – ума не приложу. Пробовали отучить, да, бесполезно, упрямая очень.… А потом плюнули: она только когда русского увидит – выражается, а с финами нормально разговаривает, по-фински…

Серый и Микка съездили в Оулу, час-другой пошатались по магазинам. Оулу был очень плотно забит шведскими туристами.

– Это они к нам затовариваться приезжают, – сообщил Микка, – До шведской границы будет километров тридцать пять, а продукты и разные шмотки там дороже процентов на двадцать.

Вечером Маринка предложила:

– А хотите посмотреть на финскую ночную жизнь – с элементами местного разврата?

– Очень хотим! – заверил Моисеич.

Заведение называлось – «Samanta». Прилично одетые мужики – и молодые, и старые – размещались, в основном, на втором этаже, на галёрке. Сидели, лениво переговариваясь между собой, пивко попивали и посматривали вниз, где имелся круг для танцев, по паркету которого вяло передвигались редкие пары. А вокруг танцевального места были разбросаны крохотные столики, за которыми скучали одинокие дамочки. Молоденькие официанты с подносами безостановочно шныряли туда-сюда.

– Про заведение это, – Маринка старательно выполняла функцию экскурсовода, – в народе говорят, мол: – «Если вам не с кем спать, то идите в «Саманту…». Женатые мужички и замужние барышни сюда почти и не заглядывают, только одинокие. А официанты здесь играют роль сводни: записки от одних озабоченных передают к другим, угощения таскают взаимные. Цирк бесплатный, короче говоря. Взрослые, вроде бы, люди, а туда же, не наигрались в игрушки, всё ещё витают в облаках…

Посидели они в «Саманте» часика полтора. Абрам Моисеевич даже пару записок получил – с предложениями познакомиться. И, что характерно, танцевали финны с финками – сугубо под русские послевоенные песни. В смысле, песни-то исполнялись на финском языке, но были – изначально – русскими: – «Одинокая бродит гармонь», «Подмосковные вечера», «Синенький скромный платочек». Очень даже неплохо получалось, красиво и мелодично…

Когда уже подходили к дому, им навстречу вышел смеющийся Микка и доложил:

– Пока вы знакомились с финской ночной жизнью, мне семь человек позвонили, мол: – «Микка, Микка! Твоя жена с какими-то русскими тусуется в «Саманте»! Какой кошмар!».

– Да, принято здесь – постучать на ближнего своего! – глубокомысленно заявил Моисеич. – Действительно, запросто может статься, что Павлик Морозов имел финские корни. Генную экспертизу бы провести…

Байка тридцать первая Были сборы – недолги, в том числе, и про ворованную кукурузу

Собирались они, действительно, в спешке. Июль месяц уже подходил к концу, в сентябре детям надо было идти в школу: дочке Серого в первый класс, дочери Моисеича – во второй. А ещё – перед тем – предстояло снять приличные и удобные квартиры, обжиться хотя бы немного…

Сборы – мероприятие кошмарное. Уезжали-то навсегда, поэтому жёны хотели взять с собой по максимуму, включая зимнею одежду и любимые кастрюли. Все увещевания, мол, в Австрии, купим новое, действовали плохо. Количество багажа постепенно перевалило за грань разумного, а, ведь, планировали добираться до ПМЖ на самолёте.

С Мишелем – тоже – произошла досадная нестыковка. Не одобрял он отъезда верных соратников. Сперва только беспечно подкалывал, потом, видимо, осознав серьёзность намерений Серого и Моисеича, принялся усиленно отговаривать. В конце концов, разозлённый упорством подчинённых, поставил вопрос ребром:

– Я вам – не помещик. А вы – не мои крепостные крестьяне. Поэтому, можете делать всё, что захотите. Припёрло вам уезжать в эту грёбаную Австрию? Мотайте, флаг вам в одно место! Только, отныне, мы с вами расходимся в разные стороны. Забудьте номера всех моих телефонов. Я с вами больше не знаком! – хлопнул дверью и ушёл – навсегда…

Сергей и Моисеич организовали шикарную отвальную, народу назвали – человек сто, а Мишель так и не пришёл, видимо, обиделся смертельно. Если же, посмотреть в корень вещей, то получалось, что Мишель обижался совершенно напрасно, и его «заслуга» была – в этом отъезде – велика. Однажды, под хорошее настроение, ещё во времена становления фирмы на ноги, он пообещал ближайшим сподвижникам, мол: – «Потом всех вас обязательно сделаю младшими партнёрами и выделю законную долю прибыли!»…. Вот, только слова эти – так и остались словами. Никого он так и не сделал равноправным партнёром. И, вообще, порой проводил очень странную политику поощрений. Например, возьмёт и купит – ни с того, ни с сего – одному из заместителей трёхкомнатную квартиру. А всем другим – шиш с машинным маслом. Причём, на вопросы, задаваемые после этого, Мишель нёс уже совсем что-то непонятное, мол: – «Я посчитал, что это необходимо. Данный конкретный человек, действительно, нуждался в квартире…». То есть, тот нуждался и получил, а остальные – перетопчутся? Серому тогда стало окончательно ясно и понятно, что и дальше так будет. То есть, не будет никакой справедливости, а кто Мишелю зад старательно лижет, тот, мол, и молодец. А все остальные – козлы печальные, задумчивые и терпеливые…. Вот, и подумалось: – «Лучше, уж, в Австрию слинять и там попробовать начать новую жизнь, чем сладкоголосому Мишелю задницу – до самой старости – обихаживать…. Так что, дорогой товарищ начальник, сам и виноват! Теперь ищи других помощников, которые будут приумножать твой капитал – за оклад с премиями, да за обещания – насквозь пространные…. А, с другой стороны, произошла естественная ротация кадров, рекомендуемая всеми иностранными книжками-учебниками. Мишель, наоборот, должен радоваться: ведь, никого увольнять-сокращать лично не пришлось, соратники сами – по доброй воле – освободили места козырные…».

Отшумела отвальная, отгремела. Наступило утро следующего дня. То есть, пришла пора прощаться с Родиной и следовать в аэропорт. Вещи семьи Сергея вывозили на трёх легковых машинах, забитых до упора. Моисеич, правда, и тут переплюнул, задействовав две легковушки плюсом стандартный микроавтобус.

Когда проходили таможню, то таможенники – вполне обоснованно – не поверили, что четверо взрослых и трое детей берут с собой в рядовое путешествие такое неслабое количество багажа. Один раз доплатили за перевес, два, три…. Совсем уже было, собрались подозрительных пассажиров снимать с рейса – для тщательного осмотра багажа на предмет обнаружения слитков золота и ценного антиквариата, да тут вмешался Его Величество Случай. В том же самолёте в Австрию летел Владимир Вольфович Жириновский. Вступился он за простых людей, как народному избраннику и положено, уболтал сатрапов, семьи Серого и Моисеича, всё же, пропустили – со всем багажом и под восторженные крики провожающих…. А вы, небось, потом удивлялись, мол: – «С каких это творожных коврижек рейтинг ЛДПР – на следующих выборах – вырос до самых небес?». Вот, то-то же! Ближе надо быть к проблемам и чаяниям простого народа…

Все расселись по местам, указанным в билетах, и тут Серый с Моисеичем совершили классическую ошибку: решили, что всё плохое уже позади, теперь, мол, можно и отдохнуть. Выпили всяких разных халявных напитков, слегка захмелели и полностью расслабились. А совсем, между прочим, напрасно!

Приземлился самолёт в венском аэропорту, и уже через пятнадцать-двадцать минут выяснилось, что австрийские таможенники – российским не чета. В том смысле, что многократно злей и строже.

– У вас, ведь, только трёхмесячные визы. Правильно? – вежливо начали долгую беседу. – Сейчас август стоит на дворе. Для чего же вам, уважаемые туристы, нужны шубы, свитера, прочие тёплые зимние вещи? А зачем понадобился музыкальный центр, всякие кастрюли, серебряные ложки-вилки? Подозрительно всё это…

– Ещё десять минут, и отправят обратно в Россию, – шёпотом предположил Моисеич.

Слава Богу, что вовремя нарисовался Митя-словен, откомандированный Аматовым на встречу дорогих гостей. Митька тут же вступил с таможенниками в жаркую перепалку и позвонил Александру Фёдоровичу. Тот, в свою очередь, побеспокоил ещё кого-то важного, те – далее по инстанции….

Часа через три с половиной австрияки объявили, что, мол, согласны отпустить, но зимние вещи и ещё всякого – по мелочам – придётся отдать. Дабы подлые туристы, продав эти вещи частным лицам, не смогли бы нанести австрийскому государству финансового вреда.

Серый и Моисеич уже почти согласились. Самое смешное, что и таможенники австрийские, очень похоже, в это поверили – лицами помягчали, даже заулыбались. Это они – тоже – совершенно напрасно. Русско-еврейские женщины, у которых хотят отнять любимые шмотки, страшная сила! Такой кипеж поднялся – ещё часов на семь-восемь – Уолт Дисней отдыхает…. И дети уже уснули, предварительно налопавшись гамбургеров, и Серый с Моисеичем кемарить пристроились на дорожных тюках, а их боевые подруги без устали сражались – за каждую мелочь – с австрийскими сатрапами. И, что же вы думаете? Всё отстояли, до последней пуговицы!

На прощанье главный таможенник, пожилой такой дядечка, злой от усталости до полной невозможности, передал через Митю:

– Сегодня мы вас отпускаем. Но в дальнейшем будем старательно присматривать. Не похожи вы на обычных туристов…

«Только этого нам и не хватало!», – расстроился Серый.

Уже после полудня они приступили к погрузке. Митя – малый сообразительный – к этому времени уже где-то нанял для доставки всего багажа до Клагенфурта ещё три джипа.

– Поехали, благословясь! – скомандовал через полчаса Моисеич.

Но отъехал караван от аэропорта совсем немного – километров сто, не больше. Вдруг, перед Митькиным джипом, который следовал по трассе первым, выбежала косуля. Митя ушёл вправо, а косуля застыла посередине дороги, заклинило её, наверное. Джип, что ехал следом, подался влево, а там велосипедист выезжал с грунтовки…. Считай, и не досталось этому велосипедисту по-настоящему. Ни переломов, ни вывихов, только руки, ноги и физиономию немного поцарапал, когда падал. По русским понятиям и нет никакой проблемы: – «Вот тебе, крошка, сто баксов, и езжай себе дальше, благодаря судьбу за неожиданную халяву…».

Оказалось, что в Австрии всё совсем по-другому. Митька смертельно побледнел. Шофёр джипа отошёл в сторонку и отчаянно зарыдал…

– Всё, приехали! – расстроено известил Митя. – В Австрии нет хуже провинности для водителя, чем сбить-задеть велосипедиста. И штрафы предусмотрены немаленькие, и – в обязательном порядке – последует лишение прав, и с банковскими кредитами светит конкретная задница. Попал парнишка, который находился за рулём джипа, по полной программе…

И, точно, десяти минут не прошло, как машин с мигалками понаехало – только рябь в глазах. Полиция, медики, ещё всякие – непонятные…. Сбитого велосипедиста врачи – как египетскую мумию – старательно закатали в бинты, да и увезли куда-то. Потом ребятки в погонах составили предварительный протокол происшествия и попросили свидетелей проехать к ближайшему полицейскому пункту – для дачи развёрнутых показаний.

Тем временем наступила ночь, и всех до утра поселили в придорожной гостинице (за казённый счёт, естественно), а у дверей каждого номера выставили по вежливому и трезвому полицейскому, типа – сервис такой, европейский…

К утру подъехал Александр Фёдорович – злой, как чёрт.

– Что же вы делаете? – зашипел лесной весенней гадюкой. – Не успели добраться до Клагенфурта, а уже два раза повздорили с Властями и попали в две – как минимум – базы «неблагонадёжных»…. Вы хоть понимаете, что не себя (кому вы интересны?), а меня – как последнего засранца – подставили?

Абрам Моисеевич решил немного поспорить, мол: – «А в чём конкретно заключается наша вина? Косуля-то, она дикая, ничейная…».

Но Аматов тут же всё расставил по своим местам:

– А не затаривались бы – по самые уши – барахлом, не было бы заморочек с таможней. Засветло бы выехали, и никакой тебе аварии…. Всё – один к одному. Плохо начинаете новую жизнь. Очень плохо! В обиде я на вас! В нешуточной обиде!

Как же Серому хотелось тогда – засветить Аматову в ухо. Как же сильно хотелось! По-простому, по-пацански, чтобы звон пошёл по всей округе. Чтобы свиньи жирные, фермерские проснулись в стойлах. Но, не засветил…. А потом очень сильно жалел об этом. Такой возможности больше не предоставлялось, уже всегда рядом с Александром Фёдоровичем находились здоровенные телохранители. Видимо, почувствовал что-то Аматов. Волки дикие, они опасность загодя чуют…. Так что, братья и сёстры, если вам очень хочется – заехать кому-либо в табло, и серьёзный повод имеется для этого, то заезжайте сразу, долго не раздумывая. А то потом, глядишь, и не получится ничего, обстоятельства помешают всякие…

Отмазал Александр Фёдорович – по его словам – гостей-неудачников в очередной раз. По машинам расселись и дальше покатили. Даже дети стали постепенно привыкать к бесконечным приключениям.

– Папа, а что там, впереди? – спросил сынок Сергея.

Если бы Серый знал – «что там, впереди», то, наверняка, развернул бы машину обратно, в сторону аэропорта. А так, только усмехнулся беззаботно и успокоил малыша:

– Всё будет хорошо, сынок! Только вперёд, и ни шагу назад! Приедем на место, всё и узнаем…

Автомобильный караван остановился на окраине курортной деревушки, что расположилась прямо на берегу озера Вёртер-Зее, в пяти-шести километрах от Клагенфурта. Поселились семьи «переселенцев» в скромный коттедж «на две семьи» – с общей кухней и общей же террасой. Зато, в каждой спальне было оборудовано по камину.

– Отдохните с недельку, – посоветовал Аматов. – Покупайтесь, позагорайте. А уже потом приступим к совместной работе, снимем для вас достойные квартиры, – посоветовал и уехал – вместе со всеми остальными…

Разместившись, они – первым делом – накормили и уложили спать уставших детей, а сами решили отметить благополучное прибытие в Каринтию, благо кухонный холодильник был полон и продовольствием, и различными винами. Девчонки приготовили наспех что-то нехитрое, а Серый с Моисеичем вынесли на террасу кухонный стол и стулья.

Начали праздновать. Неожиданно выяснилось, что рядом с террасой – метрах в семидесяти – располагалось фермерское поле, засеянное кукурузой.

Барышни (в смысле, жёны), уставшие от недавних приключений и слегка захмелевшие от выпитого вина, раскапризничались:

– Желаем отведать молодой кукурузы! Прямо сейчас! Желаем, и точка!

Уж, как только Серый с Моисеичем их не отговаривали, мол: – «Нельзя в Австрии воровать! Здесь, непременно, надо быть культурными и добропорядочными…».

Бесполезно всё, девицы упрямо стояли на своём:

– Хотим молодой кукурузы! Извольте предоставить!

Пошли, конечно же, на дело, и наломали кукурузы – от души…

Вот, так – откровенным воровством – и завершились первые сутки пребывания в иммиграции. Русского человека только регулярные розги могут исправить. Или – меткая пуля в сердце…

Байка тридцать вторая Австрийский быт

На следующее утро Серого разбудили истошные женские крики. Глаза открыл, а рядом Ирина заполошно повизгивала и пальчиком указывала на стену. А на обоях «в цветочек» сидел огромный рыжий таракан, и на потолке обосновалась ещё парочка таких же.

– Ну, и за каким хреном, – хмуро поинтересовалась жена, – мы сюда припёрлись? В России тараканов было мало? Но там-то они, хоть, поменьше, а здешние – бегемоты какие-то…

Встал Серый с кровати – хотел таракана пришлёпнуть подошвой тапка. Да, куда там, ничего не получилось – улетел, сволочь.

«Если они ещё и летать умеют, то дела совсем плохи», – обречённо подумалось.

У Моисеича наблюдалась та же история. Его жена, и вовсе, засобиралась обратно, на Родину.

– На фиг мне всё это! – вопила возмущённо. – Обещали Европу? Обещали! А по факту – предоставили тараканов! Подлые обманщики…

Слава Богу, что вскоре подошла хозяйка коттеджа, немного говорившая по-русски. Она и объяснила, что, мол, никакие это не тараканы, а обыкновенные жуки – типа майских. Впечатлительные девчонки тут же успокоились и повеселели. А ещё хозяйка выдала постояльцам специальные карточки, чтобы можно было бесплатно проходить на ближайший пляж, и ключ от пляжного ангара.

Они позавтракали на скорую руку и отправились к озеру. Пляж – в российском классическом понимании – был не совсем обычным: идеально-стриженый газон, обрывающийся в воду, вовсе без песка.

Вёртер-Зее искренне восхищало: вода очень тёплая, чистейшая, прозрачная – каждый камушек на дне был виден. По озеру – в разных направлениях – рассекали-плавали многочисленные яхты под парусами, обычные вёсельные лодки и водные велосипеды.

– Для чего нам выдали ключ? – вспомнил Моисеич. – Ведь, надо думать, не просто так? А для какой-то конкретной надобности…

Серый и Моисеич нашли пляжный ангар, открыли дверь и непонимающе переглянулись. Вдоль длинного помещения тянулись широкие стеллажи, на которых размещались различные (раскладные и цельные) стулья и столики, надувные детские игрушки, пляжные зонтики и многое другое – из той же пляжной оперы.

– Надо думать, что всё это общественное, – предположил рассудительный Моисеич. – Типа, такой европейский сервис – дополнительный и бесплатный. Заграница зажиточная, мать их всех! От них и не того следует ожидать. Социальная политика, направленная на благо простого человека…

Позвав жён и детей, они набрали всего по максимуму: лежаки, пластмассовые пляжные стулья и маленький столик, надувные матрасы и детские игрушки. Позагорали, вволю покупались, взяли напрокат водные велосипеды – Серый и Моисеич решили детей покатать по озеру.

А когда, примерно через час, они вернулись, на берегу уже вовсю разгорался нешуточный и жаркий скандал. Местные купальщики и купальщицы окружили их жён и, активно размахивая руками, что-то возмущённо кричали. Сергей разобрал только одну фразу, мол: – «Полицай! Полицай!».

– Похоже, что опять вляпались во что-то. Уже в третий раз за последние двое суток, – пробормотал Моисеич. – Нам, для полного счастья, только полиции и не хватает. Этого Аматов уже точно не простит, обязательно выгонит – к такой-то матери – обратно в Россию…

Выяснилось, что в пляжном ангаре лежали чужие вещи. Чтобы люди туда-сюда – из дома на пляж и обратно – не таскали разные шмотки, хозяева пляжа и построили специальное помещение.

«Кто же знал про эти хитрые и заумные придумки?!», – мысленно возмутился Серый. – «Предупреждать же надо!».

Плохо всё могло закончиться для незадачливых «переселенцев», но опять появился, как всегда вовремя, их ангел-хранитель – Митя-словен. С одного взгляда уловив суть происходящего, Митька принялся (на немецком языке) что-то проникновенно и доходчиво объяснять рассерженной толпе. Минуты через две австрийцы замолчали, потом засмущались, стыдливо отводя глаза, а вскоре, и вовсе, разошлись в разные стороны. Один пожилой мужичок, даже, приволок ящик бутылочного пива, видимо, в знак полного примирения.

Серый и Моисеич отдали все пляжные вещи их настоящим владельцам, расстелили на газоне полотенца, прихваченные из коттеджа, и приступили к дегустации австрийского дарёного пива.

– Отличное пиво! Просто замечательное! – похвалил Моисеич и одобрительно подмигнул словенцу. – Митя, а что ты наплёл добропорядочным бюргерам?

– Правду, одну только правду! – хитро прищурился Митька. – Рассказал, что вы приехали из страны, где по улицам разгуливают злобные медведи. Что в России все состоят в колхозах и – что такое «частная собственность» – не знают совсем. Ну, поведал и про другие мелочи. Про Сталинские репрессии, про Солженицына и других диссидентов, томящихся в тюрьмах…. А пиво, действительно, хорошее! Свежее, холодное…

После пляжа «потенциальные австрийские бюргеры и бюргерши» пообедали в местном ресторанчике и пошли прогуляться по округе, а Митя уехал в офис, клятвенно пообещав не рассказывать Аматову о досадном пляжном недоразумении. Примерно в километре от пляжа курортная деревушка закончилась, начался серьёзный лесной массив.

Когда вошли в лес, Серый сразу же понял, что все россказни и легенды о дремучих сибирских лесах – полная чушь.

«Вот, в Австрии леса – это да!», – решил он. – «Сосны, елки толстенные – вдвоём не обхватить. Берёзы высоченные упираются прямо в небо. А грибы какие стоят, гиганты!».

Пройдя по тропе минуты три-четыре, они вышли на полянку, где был установлен металлический щит, на котором была изображена подробная карта. На карту были нанесены – разными цветами – основные тропы и все окрестные деревушки. Тропка, по которой они шли, была обозначена красным цветом. Серый присмотрелся и сообщил:

– Ага! На деревьях, растущих вдоль нашей тропы, нанесены – через каждые десять-двенадцать метров – красные полосы. И захочешь, не заблудишься…

У девчонок отыскалось несколько прозрачных целлофановых пакетов.

Грибники успешно набрали – на пару сковородок – белых, подосиновиков и подберёзовиков. Шли, довольные собой, по центральной деревенской улице, направляясь к коттеджу. А встречные австрийцы как-то странно посматривали на компанию, одна пожилая дама, разодетая как патентованная графиня, даже у виска покрутила пальцем.

– Ну, вот! Похоже, что опять что-то не так! – засомневался Моисеич. – Может, эти грибы несъедобные?

Сергей позвонил с мобильника Митьке в офис, рассказал про «графиню», крутящую пальцем у виска.

– В голову не берите! – весело рассмеялся Митя. – Это такой бзик, чисто австрийский. Местные жители опасаются брать из леса что-либо, мол: – «Вдруг, прошли кислотные дожди? Или вредные тяжёлые металлы – всякие и разные – выпали из атмосферы?»…. Экология здесь чистейшая, а народ – боязливый и мнительный. Поэтому все австрияки в пищу употребляют только «искусственные грибы». Они, умельцы боязливые, научились выращивать практически все виды грибов. Имеется только одно досадное исключение – лисички, которые – по неизвестной причине – не растут в неволе. Следовательно, лисички в Австрии – самый дорогой гриб. Вы на эти дурацкие причуды внимания не обращайте, ешьте лесные грибы смело…

Приземлённый Моисеич, подумав пару минут, поделился своими ощущениями-размышлениями:

– Для того чтобы пожарить грибы, необходимо растительное масло. Верно? Да, и картошка – ингредиент к грибам наиважнейший…. Значит, магазин необходимо посетить. Правильно я мыслю?

Узнав у хозяйки месторасположение ближайшего магазинчика, они – всей бандой, в пляжных шортах и футболках – отправились за покупками.

Прошли, весело болтая и пересмеиваясь, с полкилометра. Неожиданно Ирина, указывая вперёд пальцем, воскликнула:

– Святые Угодники! А это ещё что такое?

Прямо перед ними располагалось нечто – бетонно-стеклянное, без конца и без края…

Если вы не забыли, описываемые события происходили в 1995-ом году, тогда в Питере самыми крутыми магазинами считались «Супер Сива» и «Менахем». А тут – деревенька задрипанная, пусть и курортная. Но на её окраине магазинище стоял – раз в десять больше, чем «Сива» с «Менахемом» вместе взятые.

Около этого деревенского магазина обнаружилась бескрайняя автомобильная стоянка. И машины стояли на ней – упасть и не встать: шикарные, навороченные, последних моделей.

– Если Питер с Москвой вместе сложить, то, всё равно, не получится адекватного количества модного железа на колёсах, – печально признал Моисеич и заволновался: – Посмотрите, как покупатели-то одеты, ёлы-палы! Дорого, солидно, явно не по пляжному…. Как бы не выгнали нас с позором. Кто же их знает, европейских придумщиков? Того и гляди, опять влипнем в очередную историю…

Напрасно волновался Моисеич, никто их не остановил. Да, и взглядов презрительных не ощущалось.

– Видимо, здесь чтят «права человека» на свободу выбора верхней одежды, – предположил Серый. – Опять же, помнят, наверное, и о нетленных либеральных ценностях. Демократической направленности, понятное дело, ясен пень…

Внутренняя начинка супермаркета поразила «иммигрантов» в самое сердце. Такое товарное изобилие – для человека, воспитанного на советских, понятиях – сильнейший шок. Там было – буквально всё. А у них, как назло, и деньги имелись при себе. В смысле, много денег…

Девчонки, естественно, накупили всего подряд от души, то есть, в немереных количествах. Медленно, изнемогая от жары, гружённые – сумками, пакетами и свёртками – они двинулись в обратный путь.

– Похоже, что мы тут такие – «безлошадные» – одни, – недовольно покачал головой Серый. – Вон, холёные обладатели крутых тачек наблюдают за нашим пешим караваном с нескрываемыми улыбками…. Морды!

По возвращению домой (то есть, в наёмный коттедж), Моисеич – шофёр с десятилетним стажем – тут же позвонил Аматову, обрисовал сложившуюся ситуацию и попросил содействия – в вопросе обзаведения четырёхколёсным другом. Поговорив с Александром Фёдоровичем, Абрам – чуть растерянно – известил:

– Он сказал, что будет минут через сорок. Причём, с «тачкой» для нас. Вот, оно как! Надо успеть почистить грибы и поместить их в холодильник…

Ровно через сорок минут к коттеджу прибыла полноценная автомобильная колонна. Первым следовал чёрный «Мерседес» с телохранителями, за ним – «Бентли» под номером «Victoria 001», далее катил чёрный «Ауди» последней модели, замыкал кавалькаду вишнёвый «Мерс» – опять-таки с телохранителями. Охранники согласованно выпрыгнули из машин, целенаправленно оглядели окрестности и принялись что-то активно бормотать в микрофоны, закреплённые на лацканах пиджаков.

Далее всё произошло по строго установленному порядку. Из «Бентли» вылез широкоплечий шофёр, одетый в безупречный чёрный костюм, никуда не торопясь, обошёл капот автомобиля и торжественно распахнул правую пассажирскую дверку, откуда появился Александр Фёдорович – как всегда – важный и вальяжный до тошноты.

– Приветствую вас, дамы и господа! – Аматов дружелюбно помахал рукой.

Тем временем, шофёр подошёл к «Ауди» и – поочерёдно – приоткрыл передние дверцы. Из водительской появилась блондинка «чуть за сорок» – дородная, ухоженная, разодетая в пух и прах, с брильянтами, расположенными везде и всюду. А из пассажирской дверки «вылетел» натуральный небесный ангелочек. То есть, светловолосая девчушка лет восьми, с бирюзовыми глазищами на пол-лица.

Серый взглянул на девчушку и мысленно охнул: – «Это же Сашенька Волкова, собственной персоной! Разве что, в возрасте нежном. Неисповедимы пути – на этом свете! И земные, и небесные…».

Судя по тому, как Моисеич судорожно сглотнул, и ему померещилось что-то аналогичное…

Аматов приступил к процедуре знакомства:

– Рекомендую, господа и дамы, свою законную супругу Агафью Петровну. Она у меня женщина – достойная во всех отношениях…. А этот милейший ангелок – моя единственная дочь Александра. Сашенька!

«Чур, чур, меня!» – непроизвольно изумился Серый. – «А не слишком ли много случайных совпадений?

– Знакомьтесь, обнимайтесь! – Александр Фёдорович продолжал вовсю веселиться. – Дальше будем уже вместе грести по жизни. И горести делить, и радости…

Ребятня сразу нашла общий язык. Вернее, это новоявленная Сашенька тут же всё взяла в свои детские, но сильные ручонки: что-то быстро по-русски, но с сильнейшим немецким акцентом, объяснила, и уже через две минуты дети увлечённо играли во что-то местное.

– Вот, ребятки дорогие, – Аматов указал на «Ауди», – и карета ваша. В бардачке найдёте все необходимые документы, включая доверенности. А на номер-то обратили внимание? Понимаете теперь, как я к вам отношусь? Цените, мальчики и девочки! Цените!

Серый понимающе переглянулся с Моисеичем: номер, действительно, был почётным и значимым – «Victoria 002».

Потом они расселись по автомобилям и поехали – по выражению Агафьи Петровны – на променад. Телохранители, естественно, сзади и спереди. Куда же без них?

Подъехали к маленькому рыбному ресторану, расположенному на берегу Вёртер-Зее, поужинали. Потом детей – под присмотром охранников – направили на специальную игровую площадку. Мужская часть компании отправилась играть в боулинг, а дамы остались за столиком – под десерты с ликёрами – болтать о своём, о девичьем…

В конце вечера Моисеич вежливо спросил:

– Александр Фёдорович, значит, с понедельника мы с Сергеем выходим на работу?

Аматов раскатисто рассмеялся, а, отсмеявшись, пояснил:

– Шустрый ты, Абраша, право слово! Зачем же так спешить? Работа, как всем известно, не волк…. В понедельник к вам Анжи подъедет, по-настоящему займётесь обустройством быта.

Перед сном Ирина поделилась с Сергеем некоторыми наблюдениями и ощущениями:

– Агафья эта – очень противная тётка! В начале разговора политес неустанно блюла, герцогиню – в пятом колене – корчила из себя. А потом ликёрами накачалась, маска-то и слетела. И матерки начали регулярно прорываться, и пару анекдотов – пошлых до неприличия – рассказала…. Выяснилось, что в молодости она шесть лет проработала проводницей на скором поезде «Москва – Одесса». Там же, в поезде, и с Аматовым вашим – жлобом дешёвым – познакомилась. Не нравится мне эта сладкая парочка…. Ох, не нравится!

Байка тридцать третья Австрийский быт – 2

Субботу и воскресенье, пользуясь наличием машины, «переселенцы» провели весьма насыщенно.

Первым делом, смотались на смотровую площадку, что была расположена на противоположном берегу Вёртер-Зее, точнее, на вершине самой высокой горы. Долго туда добирались: сперва объезжали само озеро, потом – по горному серпантину – наматывали немыслимые круги и спирали. Наконец, приехали.

Башня была очень высокой, на лифте поднимались минуты три-четыре. Они вышли на смотровую площадку, взяли в руки мощные бинокли и обалдели от открывшейся красоты. Если и не вся Австрия, то её половинка, лежала внизу – как на ладони: города, деревушки, речки, озёра – с многочисленными кораблями и яхтами…. И не одного дыма не поднималось к небу. Ни единого!

– Рай экологический какой-то, блин! Домики аккуратные, все крыши черепичные, красненькие! – восхищённо выдохнул Моисеич. – А если, посмотреть в другую сторону?

Серый обернулся на сто восемьдесят градусов – там была уже Словения: и домики гораздо поскромнее, и цвета крыш – блёклые какие-то, а главное, и бурые промышленные дымки – местами – наличествовали.

– Наследие социалистических времён, – понимающе прокомментировал Моисеич. – Что тут странного?

В воскресенье было решено отправиться в австрийский зоопарк.

– Вот это, действительно, «Зоо-Парк»! – восторгался Моисеич. – Никаких тебе клеток и тесных вольеров! Все животные свободно, почти без ограничений, разгуливают по парку…. Здесь пасётся стадо благородных оленей, там дикая кабанина – с поросятами – куда-то торопится по делам. В отдельно огороженной части птицы разнообразные тусуются, в огромном пруду лебеди – вперемешку с гусями – плавают, на мелководье кормятся розовые фламинго. Деревья редких пород растут повсюду, клумбы с цветами незнакомыми – кругом…

Часов пять они бродили по этому чудесному уголку Австрии, пока окончательно не устали. А на обратном пути из зоопарка – между делом, не сговариваясь – купили семь пар роликовых коньков. То есть, на всю команду, как и полагается.

Дети почти сразу – легко и непринуждённо – освоили эту хитрую технику, раз-два – и поехали. А у взрослых получился бесплатный цирк, сопровождаемый многочисленными синяками и ссадинами. Естественно, что это уморительное действо было увековечено – с помощью видеокамеры – для потомков. Ознакомившись с отснятыми материалами, Серый вынес вердикт:

– Знатная получилась комедия! Полный отпад! Бегемоты и мартышки на роликовых коньках – отменное зрелище. А знаменитый мистер Бин – жалкий паяц из школьного театра….

В понедельник утром Анжелика – по прозвищу «Ноги» – прикатила на новеньком «Гольфе». Жены Серого и Моисеича, как ноги Ног увидели, так сразу же заскучали и надулись.

– Давайте, господа и дамы, начнём с просмотра квартир, – вежливо предложили Ноги. – Тут у меня припасено десятка два адресов.

Оставив детей на попечение хозяйки коттеджа, взрослые покатили на смотрины, то есть, на просмотры. Целый день они катались по Клагенфурту, квартиры разные – на любой вкус – осматривали. А потом решили, что их коттедж, расположенный на берегу Вёртер-Зее, и является лучшим вариантом. Во-первых, вместе – оно веселее. Во-вторых, в Вёртер-Зее можно было купаться до середины октября. В-третьих, в деревне имелась хорошая школа…

В эту школу они и отправились. На просторной поляне – между горным покатым склоном и фермерскими полями – располагалось аккуратное белое строение, из-за красной черепичной крыши которого высовывался остроконечный шпиль католической церкви.

Посетители, вежливо постучав в дверь, зашли в директорский кабинет. Ноги – на немецком языке – бойко рассказали о новых жителях курортной деревушки, имеющих детей школьного возраста. Директор, мужчина представительный, упакованный – до самого горла – в строгий чёрный костюм без галстука, пожелал поговорить с главами семейств с глазу на глаз, по отдельности.

Первым на собеседование отправился Абрам Моисеевич, вместе с Ногами, конечно. Куда же без переводчика? Вышел он из кабинета минут через десять, весь из себя смурной и задумчивый.

– Ну, как там? – спросил Серый.

А Абрам только рукой неопределённо махнул, мол: – «Иди, сам всё поймёшь…».

Когда Сергей вошёл в кабинет, директор вежливо, через Ноги, поинтересовался, стараясь – при этом – на сами Ноги (на ноги?) не смотреть:

– Верите ли вы в Бога, сударь мой? И какого вы вероисповедания?

– Скорее всего, верю, – подумав немного, ответил Серый. – По крайней мере, Божьи заповеди стараюсь соблюдать. Естественно, по мере сил своих скудных…. А, вот, по поводу вероисповедания – затрудняюсь ответить. К служителям всех и всяческих культов я отношусь с недоверием. Предпочитаю, знаете ли, общаться с Богом лично, без посредников.

По мере того, как Ноги переводили слова Серого, у директора – медленно так – челюсть отваливалась. Минуты через две, взяв себя в руки, он спросил:

– И где же это вы – с Господом нашим – общаетесь?

– Лучше всего получается в горах или на тихом лесном озере, а ещё – звёздной ночью – с балкона высотного здания. Здесь, главное, чтобы в полном одиночестве…

Про то, что перед этим общением желательно принять что-нибудь горячительного, Серый, понятное дело, говорить не стал. Вдруг, не так поймут? Российский юмор – вещь специфическая…

Поглядел директор Сергею в глаза – долго так, серьёзно и внимательно. Судя по всему, всё же, поверил и продолжил разговор:

– Видите ли, уважаемый, наша школа открыта при католической церкви. Вы не будете возражать, если ваша дочь – вместе со своим классом – будет регулярно посещать нашу церковь?

Серый ответил, не раздумывая ни секунды:

– Полностью согласен! Даже, почту за честь! Чем у ребёнка будет больше познавательной информации и пищи для размышлений, тем лучше. В плане – гармоничного развития…

Ноги старательно перевели, директор, в очередной раз, удивился, густые брови запустив вверх. Но ничего, поставил – на заявлении о приёме – положительную визу.

Сергей вышел в коридор.

– Ну, как? – бросился к нему Моисеич. – Согласился, чтобы твоя дочка посещала их церковь?

– Согласился, конечно. Ерунда ерундовая…

– Наверное, я тоже разрешу, – нахмурился Абрам, задумчиво поглаживая длинный нос. – Бог с ней, с этой синагогой! Не убудет, чай…

После школы они отправились в деревенский муниципалитет – получать отдельные телефонные номера. В чистенькой приёмной сидела пожилая тётенька в очках. Увидев посетителей, заулыбалась, будто бы повстречала школьных друзей, и спросила что-то, лучась радушием.

Ноги перевели:

– Чем могу вам помочь, господа и дамы?

«Вот, ведь – «помочь»!», – мысленно удивился Серый. – «От российского чиновника такого обхождения и не дождешься, хоть двести лет жди…. Наши-то, так и норовят шугануть, мол: – «Чего припёрлись, бродяги? Брысь отсюда в очередь километровую! В очередь, сукины дети, в очередь!».

Ноги сообщили про желание – новых жителей деревни – заиметь отдельные телефонные номера. Тётенька, заглянув в блокнот, принялась извиняться:

– К моему большому сожалению, наш сотрудник, отвечающий за телефонные номера, сейчас выехал на объект. Извините, пожалуйста…. Удобно ли будет господам и дамам, если он к вам подойдет сегодня вечером, часов в восемь? Большое спасибо, господа и дамы! Извините, ещё раз, что не смогла оперативно решить вашу проблему. Если что, всегда заходите…. Будем рады и постараемся помочь!

На улице Моисеич, недоумённо чеша в затылке, спросил:

– А почему она перед нами – так старательно прогибалась?

– Потому, что данная сотрудница получает очень большую зарплату, – любезно ответили Ноги. – Она держится за это место, и очень боится вылететь с работы. А если, не дай Бог, нагрубит кому, то уволят в тот же день. Причём, без права трудиться в государственных учреждениях…

– Это австрийцы мудро придумали, – хмыкнул Моисеич. – Очень, даже, правильно!

Ровно в восемь вечера в коттедж заглянул служащий, отвечающий за телефонизацию деревни, составил все нужные бумаги, сам же и провода телефонные протащил – куда надо. А потом, и вовсе, начались чудеса: служащий установил – в указанных местах – два абсолютно бесплатных телефонных аппарата, мол, подарок от муниципалитета…

– Европа, блин! – резюмировал Моисеич.

Утром следующего дня Хрусталёва-младшего определили в детский садик. Естественно, без всяких проблем.

– Пусть с носителями языка общается напрямую. Он быстрей вас всех освоит немецкий, – пообещали Ноги.

Австрийский детский садик, он очень сильно отличается от российского аналога. Муниципалитет берёт в аренду у частного лица половину коттеджа и организует там детский сад, где воспитательницей трудится, как правило, сама хозяйка коттеджа. Причём, и зарплата воспитательнице, и питание детей – всё осуществляется за счёт австрийского государства. Родители же платят только за всякие карандаши, альбомы и тетрадки.

Они пристроили сынишку Серого (и Ирины, понятное дело) в детский садик, затратив на это тридцать пять минут, включая прохождение медкомиссии.

– А теперь надо заняться и женской частью коллектива, – сообщили Ноги. – Ради чего вам, девчонки, дома сидеть? Ещё помрёте, ненароком, от скуки…. Мужики на работе – с утра до вечера – будут торчать, дети – в школах-садиках. Давайте, я вас устрою в тутошний Университет? Тем более что до него – от вашего дома – минут восемь-десять на машине, да и на рейсовом автобусе всего три остановки. Согласны?

Девчонки засомневались, мол: – «А как же вступительные экзамены? И что, собственно, будем изучать в этом Университете?». Да, и вообще, они с Ногами неохотно общались – ног длиннющих, от макушки самой начинавшихся, простить никак не могли…

Выяснилось, что никаких экзаменов сдавать было не надо, мол, достаточно заявления о приёме. Да, и изучаемый предмет мог действенно пригодиться в хозяйстве – «Современный немецкий язык». Кроме всего прочего, процесс этот являлся абсолютно бесплатным, только за посещение библиотеки сущие копейки полагалось платить ежемесячно.

Они смотались по-быстрому в Университет, и уже через два часа в каждой семье наличествовало по полноправной студентке. С первого сентября – пожалуйте на занятия, милые дамы!

– Ни хухры-мухры! – восторгался впечатлительный Моисеич. – Фантастика какая-то! За два неполных дня закрыли все бытовые проблемы! Европа…

К вечеру Хрусталёв-младший вернулся из детского сада. Из его рассказа следовало, что дети целый день на лужайке рисовали и пели – под гитару тёти-воспитательницы, а в перерывах кушали, то ли пять раз, то ли – шесть, сбился со счёта.

– Я теперь по-немецки запросто могу разговаривать! – гордо заявил малыш, – Слушайте! Танте, их вилль туалетт! Танте, битте, шён цу битте! Ду ист – клюге кюю!

«Круто, конечно!», – Серый уважительно посмотрел на сына. – «Столько полезного узнать-выучить за один день…».

– Теперь всё в полном порядке! – улыбнулись Ноги. – Женщины и дети пристроены. Хоть завтра можно подавать документы на долгоиграющую визу, все основания для того имеются. Ну, а вы, мужички, решайте ваши визовые вопросы с Александром Фёдоровичем…

– Действительно, пора обсудить с ним некоторые важные вопросы, – согласился Серый.

В среду Сергей и Моисеич поехали в банк и здорово огорчились: денег на их австрийских счетах не прибавилось. Понятное дело, что тут же принялись звонить Аматову. Но его мобильный молчал, что тот партизан под пытками, а в офисе вежливо ответили:

– Александр Фёдорович уехал в Вену по важным делам. Вернётся только через несколько дней.

Не спалось Серому наступившей ночью, думы чёрные одолевали, сомнения нехорошие проснулись, пакостные…

Байка тринадцать четвёртая Подснежники

Аматов объявился только через пять суток. А за время его отсутствия «переселенцы» познакомились с доктором Мюллером.

Дело было так. Серый с детьми шли с пляжа и, вдруг, из под забора-штакетника выскочила облезлая собачонка. Полаяла немного, а потом подло тяпнула сынишку Сергея за ногу и улизнула обратно, под штакетник. И, как назло, Моисеича рядом не было – поехал на экскурсию в городок Фельден. Как-никак, детский доктор – хотя и в прошлом…

Тут к ним подошёл австрийский старичок и заговорил на вполне сносном русском языке:

– Извините за беспокойство! Меня зовут – Карл Мюллер. Я доктор. Правда, психиатр. Но, всё же…. Я могу осмотреть вашего мальчика. Пойдёмте со мной. Здесь недалеко.

После недолгих раздумий, они зашли к доктору. То есть, в его большой и шикарный дом, окружённый разнообразными дизайнерскими наворотами: цветущими альпийскими горками, террасами, фонтанами и резными беседками.

«Не беден доктор Мюллер, совсем – небеден!», – отметил Серый.

Господин Мюллер осмотрел ногу малыша, покусанную собакой, попшикал на рану из маленького флакончика и успокоил:

– Всё нормально. До свадьбы заживёт…

Доктор напоил гостей чаем с австрийскими плюшками и немного рассказал о себе:

– Я русский язык изучал в России. В лагерях для военнопленных…. В сорок четвёртом мне исполнилось восемнадцать лет. Забрали в армию. Потом – с сорок пятого по пятьдесят второй – лагеря. В Коми ССР, на лесоповале…. Но я на русских не в обиде, нет! Многому научился в лагерях. На фронт уходил шалопаем. Вернулся – мужчиной…. Вы в суд будете подавать? Ну, на владельца собаки? Если что, я буду свидетелем. Можно отсудить тысяч пять-шесть долларов. Понимаю, что это мало. Но, всё же…

– Нет, обойдёмся без суда, – ответил Серый. – Неудобно, знаете ли, как-то.

– Узнаю русских, – улыбнулся старик, – «Неудобно» – так только русские могут. И говорить, и поступать…. Кстати, приходите ко мне в гости. Допустим, в воскресенье. С женой и друзьями. Посидим, поговорим. В карты поиграем…

В субботу вечером Серый и Ирина налепили русским классических пельменей и заморозили их в морозильнике – в качестве сувенира для австрийского доктора.

На следующий день, ближе к обеденному часу «переселенцы» – всем списочным составом – направились в гости. Старик встретил их на крыльце, рядом с ним стояла молодая девушка – очень печальная, словами не передать.

– Это – Мари, моя невестка, – представил доктор.

Позже выяснилось, что сын господина Мюллера, следовательно, муж Мари, несколько лет назад пропал без вести где-то в джунглях Центральной Америки.

Доктор очень пельменям обрадовался, а когда попробовал, то раскраснелся и ударился в воспоминания:

– Сколько же лет я не ел пельменей? Настоящих, русских? – глаза завёл к потолку, беззвучно шевеля губами. – Получается, сорок три года. Да, и русских людей – лет пятнадцать уже – не встречал…. Впрочем, обманываю. Две недели назад, в мою клинику…. Разве я не говорил, что являюсь э-э-э…, владельцем сумасшедшего дома? Частного? Нет? Являюсь! Очень хороший бизнес. Выгодный…. Рекомендую! Так вот, две недели назад в мою клинику привезли больного. Русского – по национальности. Очень редкий экземпляр. Безусловно, сумасшедший, но…. Сам написал историю, э-э-э…. Своего сумасшествия. Уникальный случай! Ко мне сейчас приезжают э-э-э…. Корифеи психиатрии. Чтобы посмотреть на этого больного…. Кстати, уважаемый Абрам! Я правильно понял, что вы врач? То есть, по своей первой профессии?

– Да, знаете, уж! – Моисеич от важности раздулся – не хуже иного фермерского индюка. – Когда-то меня считали самым перспективным детским педиатром славного города Ленинграда…

После этого Мюллер с Абрамом часа полтора трепались о врачебных делах, без устали байки профильные травили друг другу, позабыв о других собеседниках и собеседницах. Один бородатый анекдот герр Мюллер раза три просил Моисеича повторить: – «Везёт санитарка на каталке больного.

– Куда ты меня везёшь, милая Марья Ивановна? – больной спрашивает.

– В морг, конечно же, – отвечает Марья Ивановна.

– Как – в морг? – удивляется несчастный. – Я же ещё живой!

– Доктор сказал – в морг, значит – в морг! Доктору лучше знать!».

Что тут смешного, спрашивается? А старикан австрийский ржал над этой ерундой – словно жеребец племенной в самом соку – без остановки минуты по две, не меньше.

Уже прощаясь, доктор Мюллер попросил Серого и Моисеичем:

– Друзья мои! Вы завтра заняты? Нет? Тогда зайдите, пожалуйста, в мою клинику, – протянул визитку. – Я не до конца понял текст, написанный тем русским больным…. А это очень важно. Для установления правильного диагноза. Может, поможете? Объясните мне нюансы?

На следующий день Аматов так и не объявился. От нечего делать, Серый и Моисеич решили съездить к господину Мюллеру в клинику, мол, просил старикан – значит, надо уважить.

Охранник – хмурый здоровяк – проводил их в кабинет доктора.

Мюллер обрадовался:

– Здравствуйте, господа! Спасибо, что не забыли о моей просьбе. Пойдёмте со мной. Покажу вам – соотечественника…

Они долго пробирались по запутанным коридорам, наконец, подошли к нужной палате. Вместо стены тянулось толстое прозрачное стекло, за которым находился неприметный мужичок средних лет. Мужичок сидел за письменным столом и что-то старательно, вывалив от усердия розовый язык на сторону, рисовал огрызком карандаша на листе бумаги «Мужик как мужик», – мысленно отметил Серый. – «Коротко-стриженный, широкоплечий, голый по пояс. Руки и плечи – в синих татуировках. А все стены в палате завешаны рисунками. Причём, на рисунках изображены сугубо подснежники: простым карандашом и акварельными красками, поодиночке и многочисленными группами…».

– Вот, первую неделю всё писал, – сообщил доктор. – Сам – о причинах собственной болезни. Теперь, вот, рисует. Что, интересно, будет делать дальше? Кстати, господа! Прочтите, пожалуйста, сей опус. Это последний вариант. Исправленный и переписанный набело, – протянул пару листков, плотно исписанных убористым почерком.

Текст приводится дословно.

ПОДСНЕЖНИКИ.

История рядового сумасшествия.

Витька Боков не любил ездить в Нахаловку.

Поганое это место, если вдуматься. Обшарпанные пятиэтажки, бараки разномастные и полуразвалившиеся, дороги – название одно…. Ну, и людской контингент местный – та ещё компашка, сборище мрачных уродов.

Большинство – зеки бывшие, а остальные – пьянь беспросветная и наркоманы законченные. Промышляют кто чем: одни специализируются по кражам квартирным, другие – по металлам цветным, карманники есть, напёрсточники, наркодиллеры, проститутки разнокалиберные…. Куда же без последних?

Долго Нахаловка жила сама по себе, пока – примерно год тому назад, народу местного покрошив немало – Бес её не перевёл под свою руку. С тех пор местные деловые Бесу платят ежемесячный оброк – за крышу официальную.

Витька Боков в Бесовском сообществе на «средних ролях» числился – не сявка зелёная, но и не бригадир полноправный. Так, что-то навроде верного ординарца: пойди, принеси, подай, другие поручения всякие. Но на хлеб с маслом хватало, по тогдашним Временам Смутным – и это – немало….

Вот, и сейчас Бес командировал Витьку в Нахаловку – долю месячную забрать. Сел Боков в свой «Чёрный Бумер» подержанный, десятилетний уже, но ещё вполне презентабельный, да и объехал – за пару часов – всех нахаловских авторитетов. Улов оказался небогатым: три рублёвых пачки, долларов с десяток купюр, наркоты различной – в таре нехитрой – немного, да ещё золотых и серебряных изделий несколько штук. Одна безделица ювелирная Витьке особенно понравилась: серебряный браслет тоненький в виде змейки, один глаз – кумушек зелененький, а вот второго не было и вовсе, видимо, выпал где-то, жалко.

Хотел Боков даже «зажучить» вещицу понравившуюся, благо и подарить было кому. Только не посмел, с Бесом шутки шутить – себе дороже. Побросал всё в пакет полиэтиленовый, хозяину отвёз. Бес трофеи на стол вывалил, поморщился брезгливо, ординарца верного похвалил скупо, да и отпустил – на все четыре стороны. Мол, вечер пятницы, как-никак, а рэкетиры тоже люди, и им отдыхать когда-то надо…. Подумал Витька недолго, да и поехал за город – дело у него важное оставалось.

Сошёлся он недавно с девицей одной. Ничего особенного, вроде. В том смысле, что не фотомодель какая. Годков уже под тридцать, и вообще, училкой в школе трудится, очки носит, литературу детям преподаёт. Да, вот, глядишь ты, присушила Витькино сердце накрепко. Бывает…. В театр он с ней сходил, книжки начал читать серьёзные. Даже задумываться стал о том, чтобы завязать с деятельностью криминальной и вернуться к прежней профессии. А был Боков в прошлом – краснодеревщиком знатным, не последним в городе. Вот, как оно бывает: подвернётся бабёнка шустрая и смазливая – жизнь-то поворот крутой, неожиданный и совершает…

Отъехал Витька от города километров на тридцать, «Бумер» на обочине оставил, а сам пошёл погулять по лесу весеннему. В лесу – благодать. Птички крохотные щебечут, ветерок что-то шепчет в кронах деревьев, а рядом с редкими холмиками снега, не растаявшего ещё, подснежники растут. Набрал Боков тех подснежников охапку немаленькую, да и поехал к своей зазнобе – предлагать руку и сердце.

А невеста его жила на другом конце городка, пока доехал – уже стемнело. Поднимается по лестнице – вихрем ураганным, в дверь звонит – нетерпеливо. Варенька дверь открыла, ахнула радостно, жарко Витюшу обняла, поцеловала в губы, и пошла – подснежники ставить в вазу.

И, вдруг, Боков замечает, что на руке его наречённой браслетик имеется серебряный, в виде змейки. А глаз один у того холоднокровного – отсутствует. Потемнело у нашего жениха в глазах….

Варенька же, заметив интерес суженого к ювелирной безделушке, объясняет, мол: – «Это я ещё месяц назад купила по случаю. Надо будет завтра и глазик недостающий вставить. Правда, ведь, красиво?».

Тут у Виктора Бокова шторка и упала. Только темнота кругом беспросветная…

Конец.

– Что вы думаете по этому поводу? – спросил доктор. – И объясните мне, пожалуйста, одну вещь. Почему в России – каждый месяц – ремонтируют крыши? Осадки такие сильные? Ветры дуют ураганные?

– Видите ли, доктор, – обтекаемо ответил Серый. – Россия – с точки зрения психологии и психиатрии – один большой и сплошной нонсенс. Бывает, что тонкие и ранимые души идут в душегубы. А, иногда, грубые и жестокие индивидуумы подаются в депутаты…. Интересуетесь, что этот тип будет делать дальше? Стишки, конечно же, писать. Русские, они всегда, когда начинаются душевные волнения, стихи пишут.

– Точно! – поддержал Моисеич. – Умом Россию – ни за что – не понять! А по поводу кровельных работ и ветров ураганных…. Предлагаю про это поговорить отдельно, за рюмкой шнапса. Данная история – очень длинная и запутанная. Разъяснить её суть – с кондачка – не получится…

Про стихи Серый не ошибся. Через неделю герр Мюллер принёс листок бумаги с новым произведением приболевшего рэкетира Виктора Бокова:

Подснежники, как прежде, по весне Вновь расцветут – всем бедам вопреки. Но не дано их больше видеть мне. Как не дано – любить… Но знает сердце: где-то далеко, На Родине, в густеющей траве, Поют о счастье – звонко и светло Подснежники, как прежде, по весне…

Байка тридцать пятая Бизнес Аматова

Наконец, Аматов объявился.

Серый и Моисеич с самого утра подъехали в офис – предъявлять претензии, мол: – «А почему наши счета – нулевые? Где, собственно, деньги, Зин? В смысле, Александр Фёдорович?».

Они даже рта не успели открыть, как Аматов сам кинулся на эту амбразуру, заявив:

– Всё знаю, ребята! И что искали меня, и что переживали! Да, пришлось воспользоваться вашими деньгами. Врать не буду…. Большой бизнес – очень хитрая штука. Иногда приходиться задействовать все финансовые резервы. Обычное дело…. Итак, стояло в Одессе судно под погрузкой, должно было принять в трюмы пятьдесят тысяч тонн чёрного металла. «Пятнашку» загрузили, а дальше заминка образовалась: то ли металлурги забастовали, то ли, наоборот, железнодорожники…. Кто их всех разберёт? А тут и я прокололся: совсем забыл, что это судно – китайское. Как тут не забыть? И с хоккейной командой – сплошные заморочки: сами проигрывают матч за матчем, а деньги подавай. Да и вы, братцы, тоже не подарки: то с таможней австрийской разбирайся, то доказывай, что это не вы сбили велосипедиста…. Нет, вас я ни в чём не виню, поймите правильно! Сам виноват, не досмотрел, не додумал! Но и вы – терпенье имейте…. Тут такая история образовалась: девять миллионов баксов у меня оказались в подвесе. Ведь китаёзы, они как те чукчи российские – всё понимают буквально. Я им деньги за «демериж» забыл перевести, а они и не напомнили. Сразу решили, что, мол, «кидалово». Взятку в одесском порту пихнули кому-то и ушли в море, то бишь, в неизвестном направлении. Китайские аккредитивы теперь не открываются. Только это моим украинским и российским партнёрам – по барабану…. Всяких угроз я не боюсь, есть, кому заступиться. В Москве, понятное дело, на уровне – выше которого не бывает…. А как же быть с имиджем? Я весь свой бизнес строю на Порядочности – с «большой» буквы. Все знают, что Аматов никогда не обманет и выполнит все обязательства, что бы ни случилось…. Вот, имидж свой, а значит и бизнес, спасая, я воспользовался, в том числе, и вашими деньгами. А аккредитивы на девять миллионов – стоимость груза в трюме – заморозил…. Но мы же, надеюсь, свои люди? Нам вместе работать и работать – долгие годы! Вы же не в обиде? Подождёте недельку-другую? Не сомневайтесь, всё будет тип-топ! Сейчас найдём ушедшее китайское судно, бабки разморозим и начнём совместный продовольственный бизнес…

Трудно было ему возразить что-либо, грамотно всё излагал, мерзавец. Ох, грамотно!

– А, вот, ещё! – бодро продолжил Аматов, видя, что его выступление производит на слушателей неизгладимое впечатление. – Просьба у меня к вам будет – с завтрашнего дня выйти на работу. Через две недели ко мне, а значит, и к вам, приезжает расширенная делегация из Н-ска, возглавляемая вице-мэром. Хотят покупать – для нужд своего региона – недорогое продовольствие. Сахарный песок судовыми партиями. Масло сливочное и разные колбасы автомобильными фурами. Конфеты-бараночки в ассортименте. Водочку в жестяных банках…. Вот, изучением этих рынков и займётесь. Я вам предоставлю компьютеры-факсы-сканеры, выделю толковую словенку, знающую разные языки…. А обуем тех лохов вальяжных, откатив валюты чуток в жадные ручонки, глядишь, и китайскую проблему решим, разблокируем девять миллионов. И ваши деньги я тут же переведу на счета, и прибылью поделюсь…. Слово Аматова! Согласны? Тогда – завтра утром, в шесть тридцать – жду вас на рабочих местах. Офис-то у меня начинает работать с семи часов. Но я уже в шесть ноль-ноль нахожусь на рабочем месте. Потому, как трудоголик с детства, а это не лечится.… А вы – мои «правые руки» и, так сказать, «младшие партнёры»! Следовательно, тоже должны заступать на трудовой пост раньше наёмных работников…. Только придется вам, братцы, переодеться в «дресс код». Фирма-то моя – известная в деловом мире, офис частенько посещают очень важные люди. Поэтому надо полноценно соответствовать статусу…

Пришлось Серому и Моисеичу (с жёнами, понятное дело) посетить местные бутики – в поисках «дресс кода».

«Мука смертная!», – всерьёз расстроился Серый. – «Я же раньше галстуки носил только на военной кафедре ЛГИ. Да, и во Вьетнаме пришлось. Потому как – Устав! Но, чтобы, по доброй воле? А что тут сделаешь? Как любит в своих нетленных произведениях говорить Александр Бушков: – «Попала собака в колесо – пищи, но – беги!». Правильно и доходчиво. И, вообще, Бушков молодец, то бишь, правильный чувак…».

Наконец, они приоделись – в итальянском бутике, затратив на это часа три. Посмотрелся Серый в зеркало и мысленно расплевался во все стороны, мол: – «Чучело офисное, подлежащее пацанскому призрению! Впрочем, отступать уже поздно…».

На следующее утро они встали – ни свет, ни заря. Сонные, к шести тридцати прибыли на работу. В офисе было пусто, только Аматов уже находился в кабинете, да ещё с пяток телохранителей шарахалось – с деловым видом – по коридорам.

Серый и Моисеич обжились на новых рабочих местах и немного постучали по компьютерным клавишам. Тут и остальные сотрудники появились.

– Здравствуйте! – подошла к ним совсем ещё молоденькая девчушка. – Меня зовут – Андрейка! Александр Фёдорович поручил мне работать вместе с вами: отвечать на все вопросы, обеспечить справочной литературой, писать деловые письма, переводить…

С Андрейкой они сработались быстро: из баз данных отобрали несколько десятков нужных фирм, деловые запросы – на соответствующих языках – составили и разослали по адресам. Моисеич, коммерсант вшивый, настоял, чтобы в текст запросов была включена расплывчатая фраза, мол: – «Русские клиенты – жутко капризны. Они желают всё потрогать руками и попробовать на зуб. Поэтому – шлите образцы!».

Андрейка, конечно же, возражала:

– Уважаемый Абрам, у нас здесь так не принято! Ведь все предлагаемые товары соответствуют европейским стандартам, а внешний вид полностью отражён в рекламных каталогах…

Но разве можно – разубедить в чём-то еврея, уверовавшего в свою коммерческую непогрешимость?

Уже дня через три-четыре пришлось пожинать результаты этой неосторожности, вернее, еврейской хитрости. То есть, стали – нескончаемой вереницей – приходить посылки с образцами. Из Италии доставили несколько картонных ящиков со спагетти, из Вены – неслабый тючок с разнообразными кондитерскими изделиями, из Бельгии – здоровенный ящик с консервами и ветчинами. А потом пошло валом: вина, пиво, сосиски, кетчупы, джемы.…Можно было – при желании – открыть небольшой продовольственный магазин.

Для представительской коллекции Сергей отобрал по несколько образцов и поместил их в офисный холодильник. Всё остальное сотрудники «Виктории» разобрали по домам.

– Здесь с голоду помереть – захочешь – не получится! – довольно усмехнулся Моисеич. – На одних образцах можно продержаться полгода…

В положенное время прибыла делегация из Н-ска, Серый и Моисеич поехали в Вену – гостей встречать. Шли на «Ауди» по автобану, особо не торопясь, сто пятьдесят километров в час, не больше.

Неожиданно их обошёл крошечный «Фиат» с итальянскими номерами.

– Как такое может быть? – удивился Моисеич и прибавил газу.

Сто шестьдесят, сто семьдесят, сто восемьдесят…. Только на двухстах догнали. А в итальянской машине обнаружились две молоденькие барышни, нагло строящие глазки и белозубо улыбающиеся. Потом, видимо, девицам надоело играть в «гляделки», они смешливо помахали ручками, и «Фиат» ушёл от «Ауди» – на раз-два…

– Бывает, однако, – вздохнул Серый.

Долгожданная делегация из Н-ска состояла из двух мужичков среднего возраста. Причём, оба «делегата» были личностями известными, то бишь, их физиономии регулярно показывали по телевизору. По российским каналам, понятное дело.

Мужички с уважением оглядели итальянские шмотки встречающих, воздали должное «Ауди» последней модели и поинтересовались-попросили:

– Надо бы одну проблемку, первым делом, разрешить…. В нашей мэрии многие сотрудники приобрели подержанные иномарки. А с запчастями – задница…. Не поможете ли, часом? – и продемонстрировали нехилый список листа на три.

Пришлось, конечно же, помочь: часов пять разъезжали по пригородам Вены в поисках нужных автосервисов. Но всё, что было указано в списке, купили. Мужички заметно повеселели, мол, уже не напрасно съездили в командировку. Но это было лишь начало представления, дальше они улыбались уже безостановочно – ошарашено и восхищенно, словно мартышки, случайно попавшие в трюм парохода, перевозящего спелые бананы…

В Клагенфурте «делегатов» поселили (естественно, за счёт компании «Виктория») в самую шикарную гостиницу. А уже через час – пожалуйте в ресторан «МОСКВА», на праздничный банкет!

Александр Фёдорович выступил по полной программе. Продемонстрировал Книгу Почётных Посетителей. О себе, любимом, наплёл с три короба. Гостям презентовал по ящику «Аматоффки». Ну, и кордебалет ещё подрыгал стройными и длинными ногами, известная эстрадная певица песенки спела…

На следующее утро Сергей и Моисеич любезно опохмелили мужичков австрийским пивком, накормили завтраком в гостиничном ресторане и доставили в офис «Виктории».

А там уже всё было готово. В смысле, для бизнеса: буклеты красочные разложены в аккуратные стопки, образцы продуктов и напитков выставлены на столы. Потенциальные клиенты внимательно полистали буклеты, попробовали предложенные образцы: и выпили, и закусили.

Аматов с «делегатами» заперся в кабинете и часа три им что-то вдохновенно втулял, то есть, впаривал. Потом по телефону вызвал Серого и велел:

– Вот, черновики Контрактов. Распечатай, пожалуйста, учтя все замечания и исправления.

Первый Контракт касался поставок сливочного масла. Серый перевернул последнюю страницу черновика, а там и была отражена «теневая» составляющая переговоров. Судя по всему, стороны долго торговались, но, всё же, пришли к консенсусу: пять с половиной процентов отката – от суммы данного Контракта…

Всего Контрактов было шесть штук. Кроме масла сливочного присутствовало и подсолнечное, а ещё пшеничная мука, водка «Аврора» в алюминиевых банках, «Spumante» – шипучка итальянская, и ноги-голени индейки австрийского происхождения. Во всех случаях предусматривалось «вознаграждение» сотрудникам мэрии. Серый не поленился и всё тщательно подсчитал. Получилось, что на долю «мэрии» приходилось чуть меньше семидесяти тысяч долларов.

– Совсем не кисло! – завистливо вздохнул Моисеич. – Хорошо живётся российским чиновникам, сидящим на денежно-материальных потоках…

На следующий день мужички улетели в Н-ск – согласовывать животрепещущие вопросы с мэром. А Серый с Моисеичем были приглашены в кабинет к Александру Фёдоровичу на экстренное совещание.

Аматов был хмур и задумчив.

– Все эти «индюшки с водкой» – ерунда полная, – сообщил. – Не те деньги. Мелковато будет. Вот, сахар – сладкая тема…. Этим чудикам из Н-ска государство выделяет льготный кредит на покупку судовой партии сахара. Для ликвидации регионального дефицита, понятное дело.…Но существует серьёзная закавыка. Во-первых, сахар нужен только бразильского производства. А, во-вторых, и фирма-продавец тоже – в обязательном порядке – должна быть бразильской. Видите ли, Бразилия до сих пор считается развивающейся страной. Поэтому, при покупке бразильских продуктов – у бразильского же продавца – таможенные ввозные пошлины сокращаются вдвое…. Что делать будем? Думайте, братцы, думайте!

Посидели, выпили, подумали. Ничего в голову не приходило. Прошелся Серый вдоль офисных стеллажей, заставленных разнообразной справочной литературой, высмотрел какую-то книжку, судя по названию – что-то про Южную Америку. Сидел, листал, шурша страницами…

– Что это такое? – заинтересовался Александр Фёдорович.

– Да, просто справочник: названия южно-американских фирм, адреса, краткая информация…

– Ну-ка, давай сюда!

Через пять-шесть минут Аматов радостно завопил:

– Эврика, пацаны! Нашёл! Смотрите сюда! Вот перечень бразильских фирм, торгующих сахаром…. Видите, поняли? Ну, вы – тупые! Моя фирма как называется? «Victoria»! А здесь, в перечне, «Victorina»! Будем считать, что это моя дочерняя фирма…. Вот, так!

Он тут же вызвал секретаршу Анжелику и поручил ей заказать в профильной конторе нужные печати:

– Сделать всё надо за неделю! Круглая печать пусть будет скромной, то есть, деловой. А штампик фирменный, четырёхугольный, наоборот, пусть будет со всякими звёздами, мартышками и саблями. Экзотическим, короче говоря…. Всё понятно? Вперёд, Анжи!

Ещё через десять дней вновь прибыла делегация из Н-ска – на этот раз возглавляемая самим мэром – подписывать Контракты, судьбоносные для города. Программа встречи была насквозь знакомой: экскурсии по округе, долгие ресторанные посиделки, пыль в глаза – до небес…

В конечном итоге, были торжественно подписаны шесть Контрактов, оговорённых ранее, и – отдельно, уже в приватной обстановке – Контракты с работниками мэрии о вознаграждении за оказанные агентские услуги. Оказалось, что в Австрии все откаты легализованы, но только – понятное дело – для иностранцев, своих-то чиновников австрийцы держат в ежовых рукавицах…

После этого Аматов преподнёс «делегатам» сюрприз.

– Уважаемые господа! – широко улыбаясь, известил. – Решил я вам пойти на встречу! То есть, хочу помочь вашему славному городу – получить дешёвый сахар…. Для этого я оперативно создал в Бразилии дочернюю фирму. Непросто это было сделать. Ох, непросто! Да, и накладно, откровенно говоря…. Но – для хороших людей – ничего не жалко! А это – «сахарный» Контракт: уже полностью подготовленный и апробированный местным Союзом Предпринимателей. Прошу! – выложил на стол – перед обалдевшими российскими чиновниками – толстенькую пачку бумаг.

Мэр Н-ска оказался не простым калачом, а тёртым – до полного неприличия. Долго он эти бумаги вертел перед глазами, вздыхал озабоченно, потом взял Аматова под ручку и увёл на балкон – поболтать в тишине и покое…. Через час и «сахарный» Контракт, всё же, подписали. А с мэром Н-ска Аматов – отдельно – оформил ещё какую-то бумагу, конфиденциальную до жути.

Н-ские чиновники – с мэром во главе – отправились в гостиницу: пошептаться о своём, да и переодеться перед вечерним банкетом. А Аматов пригласил «младших партнёров» в кабинет – на «разбор полётов».

– Жадная сволочь – этот мэр! – сообщил Александр Фёдорович. – Пришлось ему пообещать двадцать баксов с каждой сахарной тонны. А тонн этих – двадцать пять тысяч! Аппетиты у Н-ского ухаря – позавидовать можно. Далеко пойдёт! Если, конечно, не посадят…

– Александр Фёдорович, а что дальше? – спросил Серый. – Контракт подписали, ладно. А где же мы возьмём двадцать пять тысяч тонн сахара? Да ещё и по низкой цене? То есть, бразильского?

Посмотрел Аматов на Сергея непонимающе, и давай безудержно ржать, только слюни полетели во все стороны. Отсмеявшись, он буднично объяснил:

– А никто сахар в Н-ск и не собирается поставлять! По условиям Контракта мы начинаем отгрузку через десять дней – после получения банковской гарантии крупного российского банка, акцептабельного в Европе. Таких банков, кстати, на сегодняшний день имеется всего два…. Так вот, этому липовому бразильскому Контракту я присвоил тот же номер, что стоит на китайском Контракте, по которому зависли девять миллионов долларов. Ясно? А полученной банковской гарантией я временно закрою китайскую нестыковку и все «живые» деньги разблокирую.… Как быть с этими дурацким Н-ском? Напишу им потом, что, мол, предоставленные банковские гарантии не катят в Европе. Предложу пересмотреть условия оплаты, ещё найду – к чему придраться…

– А масло сливочное и баночная водка? – напомнил Моисеич. – Здесь как быть?

– С этими делами сами разбирайтесь, – устало зевнул Аматов. – Мне лично заниматься такой мелочью – недосуг…. По данным Контрактам из Н-ска пришлют отдельные банковские гарантии. Если найдёте в Европе поставщика, который под эти гарантии отгрузит товар в Россию, то молодцы. Не найдёте, и хрен-то с ним. Главное, чтобы «сахарный» финт сработал!

Через трое суток и банковские гарантии пришли по экспресс-почте, то есть, бумаги очень серьёзного вида. С ними Аматов и поехал в Вену. Вернулся он оттуда радостный, но – в меру.

– Банк бумаги к рассмотрению принял, – сообщил. – Только придётся подождать недели две. Такие дела быстро не решаются…

А, ведь, два месяца из трёх, отведённых визами, уже прошли, надо было визы продлевать, причём, в срочном порядке. Серый с этим вопросом подошёл к Александру Фёдоровичу, а тот только плечами нервно передёрнул:

– С жёнами и детьми вашими – никаких проблем не возникнет, раз они повышают образование. А, вот, с вами, соратники, всё гораздо сложней. Надо ждать момента, когда деньги поступят на ваши счета, а потом оперативно направлять их в Уставной фонд новой фирмы и начинать реальную деятельность. После этого и ПМЖ получить – легче лёгкого…. Если, допустим, заминка произойдёт, то и ничего страшного, в Словении поживёте немного. Там к россиянам – по старой памяти – хорошо относятся…. А может, и прошляпят австрияки ваши просроченные визы. Так что, не волнуйтесь. Всё как-нибудь утрясётся …

«Вот, обрадовал, дрянь такая!», – мысленно возмутился Серый.

И ещё одно. Серому почему-то показалось, что врёт Аматов – как последний сивый мерин. А, если, и не врёт, то многого не договаривает.

– Не нравится мне это! – Моисеич заявил. – Что дальше делать? Ума не приложу…

«Всё правильно!», – подумал Сергей. – «Не может бывший детский доктор, а ныне коммерсант недоделанный, знать, что в такой ситуации полагается делать. По определению – не может…. А я, пусть и немного, но послужил в российской армии. Потому и всё дальнейшее – не вопрос. Любому служивому человеку известно, что в случае злостных непоняток – в военное время – необходимо брать «языка». А ещё лучше – двух! Да и допросить этих пленных – с пристрастием и фантазией…. Непременно – надо брать, и – допросить!».

Байка тридцать шестая Похоже, приплыли, голуби!

С выбором первого «языка» никакой проблемы не возникло. Конечно же, Митя-словен! Больше некому….

Митька с Аматовым много лет уже работал, более того, числился в доверенных людях, да и к «переселенцам» хорошо относился, много раз выручал и ограждал от неприятностей. Опять же, и его жена дружила с жёнами «потенциальных австрийских бюргеров», постоянно с ними что-то обсуждала по телефону.

– Основной вопрос заключается совсем в другом, – делился Серый своими размышлениями с Моисеичем. – И звучит он примерно так: – «А как «языка», собственно, разговорить, если не применять физических пыток?».

– Да, как? – заинтересовался Абрам.

– Тут, как учит опыт современной России, существует всего три варианта. Во-первых, напоить до нужной кондиции. Во-вторых, через денежные вариации, то есть, через подкуп. В-третьих, путём грубого и циничного шантажа, опираясь на некий гадкий компромат.

– Учитывая, что Митька малопьющий, предлагаю задействовать первый вариант, – оживился Моисеич. – Это и проще, и гораздо дешевле…

В ближайшую субботу они пригласили Митьку – естественно, с женой и детьми – в гости. Приготовились на славу: шашлыки, барбекю, салаты русские классические – «Оливье», «Селёдка под шубой», «Столичный». Ну, и алкоголь в количествах соответствующих и в ассортименте неслабом.

Приехали гости дорогие – объятия, дружеские поцелуи, звонкий детский визг…. Тут и выяснилось, что Митина жена приболела немного, поэтому за рулём находится он сам.

– Нестыковка, мать её, – тихонько матерился Моисеич. – Все планы насмарку, так всех растак…

– Ничего, девчонок подключим, – успокоил Серый.

Они провели краткий инструктаж жён – на предмет нужного вектора приложения их недюжинных способностей, не ставя, естественно, в известность о конечных целях и задачах. Девчонки подозрительно покачали головами, но пообещали помочь.

Дети были накормлены и отправлены, благо погода стояла просто отличная, на специальную огороженную детскую площадку, расположенную рядом с пляжем. Взрослые же без промедлений сели за праздничный стол – выпивать-закусывать под цивильные байки и анекдоты.

Окружили русско-еврейские барышни Митькину жену заботой и лаской, и давай с ней трепаться о всяких бытовых дамских штучках: о мужьях-лентяях, о детях-шалопаях, о родственниках-занудах, о готовке-глажке, причёсках-маникюрах, платьях-колготках, о белье нижнем, о…. Конца и края не было тем важным разговорам…

По такому случаю, Митькина супруга даже с ночёвкой согласилась остаться – дабы разговоры эти интересные максимально договорить. Да, и сам Митя не особенно возражал, активно включившись в актуальную беседу на животрепещущую тему: – «Как начать собственный бизнес, чтобы до конца жизни не горбатиться на чужого дядю…».

В антракте – всей компанией – сходили искупаться, прихватив по дороге детей с игровой площадки. Поплескавшись от души, вернулись к исходным рубежам. Жёны ушли в дом: киндеров уложили спать, а сами – под телевизор и ликеры с конфетами – уселись болтать дальше.

Вот тут-то Серый с Моисеичем и развернулись – во всю Ивановскую. Если русский (да, и еврейский) человек поставит перед собой чёткую цель – споить иностранца «в стельку» – то, обязательно, споит…

Хотя Митя, надо признать, оказался на удивление крепким парнишкой. Пришлось использовать весь богатый арсенал: – «Тостуемый – пьёт до дна!», «За отсутствующих здесь дам!», «На брудершафт»…. Ну, и другие мелкие хитрости – в виде разнообразных ершей: – «Кровавая Мэри», «Северное сияние», «Отвёртка»…

Часа через два клиент, наконец-таки, качественно поплыл. Серый и Моисеич обняли Митьку с двух сторон и застольные песни поорали хором. Особенно Мите понравился «Чёрный Ворон», раза три исполняли эту песню «на бис»…. Потом Серый так и не смог понять, мол: – «И как это никто из соседей не вызвал полицию? Может, пели хорошо?».

После очередной песни Моисеич спросил – душевным и проникновенным голосом:

– Мить, друг ты наш! Посоветуй, пожалуйста, в одном деле! Только на тебя вся надежда…. Мы тут Александру Фёдоровичу денег немного дали в долг. А он, наверное, и позабыл про это…. Удобно ли будет – напомнить ему о долге? Не обидится ли?

– Ну, братья мои русские, вы даёте! – пьяно улыбнувшись, объявил Митя. – Шефу нельзя давать деньги в долг. У него принципы такие уродливые, а может, психиатрический бзик…. Бабки он, конечно, отдаст. Может быть…. Только не сразу, а года через три-четыре. Для него это как спорт – доводить кредиторов до белого каления и глумится над ними…. Только, т-с-с! Я вам ничего не говорил. Узнает, сразу же уволит! А денег-то много ли было?

– Пятьсот тысяч американских баксов, – ответил Серый, уже осознавая всю глубину задницы, открывающейся перед ними.

– Сколько, ик? – от неожиданности Митька начал икать. – Не серьёзно, без шуток? И как же это вас угораздило?

Сменяя друг друга, Серый и Моисеич рассказали – «как».

– А вы помните фамилии тех людей, которым в России передавали наличные деньги? – внимательно выслушав рассказ и раскачиваясь взад-вперёд, спросил словенец.

Моисеич сбегал в дом и принёс листок с фамилиями.

Митя одним глазом (пьян, всё же, был достаточно) изучил этот список и выдал:

– Знаю я этих мужиков! Все они – Аматовские кредиторы! Правда, разновремённые…. Этот сюда приезжал три года назад, этот – с пяток…. Ну, Фёдорович даёт! Зараза наглая!

– Как же так? – возмутился Моисеич. – За такие штуки – по нашим мутным временам – его уже давно должны были грохнуть. Дело-то гнусное, пакостное…. Почему же Аматов жив до сих пор?

– Диалектика, братцы мои, диалектика! – хмельно усмехнулся Митька. – Зачем же его, родимого, убивать, если он деньги – рано или поздно – отдаёт? И очередь – из людей авторитетных – давно уже образована. Стоит вам громко заявить о претензиях, так тут же кто-нибудь из Кредиторского Комитета вам позвонит: ситуацию обрисует, поставит в очередь, предупредит о последствиях – на случай, если вы Александра Фёдоровича пальцем задумаете тронуть…. Сечёте, дурики? Почему про эти его фортеля не известно широким массам? И это – просто. Во-первых, никто не хочет себя выставлять дураком. А, во-вторых, если новых дураков не будет, то откуда же возьмутся деньги для предыдущих? Тут присутствует тонкий психологический расчёт, плюсом – наглость нездоровая…

– А ресторан навороченный? – не сдавался Абрам. – Офис шикарный? Машинный парк, «Бентли» включая? Яхта на Средиземном море, в конце концов? Фотографии – в Книге Почётных Посетителей – подделки, что ли? А звонки телефонные важных персон? С ними как?

Налил Митя водочки полный фужер, выцедил браво, головой помотал, и объяснил:

– Здесь надо всё тщательно разделять. Как вы, русские, любите выражаться, мол: – «Мухи – отдельно, котлеты – отдельно»…. Фотографии – в Книге Посетителей – настоящие. А, что тут такого? В Австрию на отдых приезжает много важных людей, в том числе, и русских. Посетили они на курорте приметный ресторан, сфотографировались, в Книге чиркнули пару строк. Что тут необычного, а? Вот-вот…. А с телефонными звонками – совсем всё просто. Это ему жена – по предварительной договорённости – названивает и тупо молчит в трубку, а Аматов старательно делает вид, что разговаривает с «большими» людьми. Понты такие, но действуют безотказно. Сами, наверное, можете подтвердить…. «Аматоффка», вообще, полный бред! Типографии нынче – за деньги – напечатают всё, что душе угодно. В том числе, и этикетки с любой фотографией и надписью, а также сувенирные коробки из картона. Осталось только с коньячной бутылки содрать старые этикетки и приклеить новые. Делов-то…. А, вот, с имуществом – оно посложнее будет. Безусловно, ресторан, яхта, дом в Клагенфурте, автомобили и прочее – его собственное. Только всё это находится под залогами у разных банков. Во-первых, чтобы кредиторы ни на что не могли претендовать. А, во-вторых, Александр Фёдорович по своей натуре – азартный игрок и терпеть не может, когда деньги, или имущество какое, без толку «лежат». Он же постоянно ввязывается во всякие торговые, насквозь сомнительные авантюры. А для этого, естественно, деньги нужны. Вот, всё аматовское движимое и недвижимое имущество, включая его часы и перстень, да и брильянты жены, состоит под банковским залогом….

Помолчали, выпили, чтобы немного прийти в себя. Потом Серый рассказал Мите про заморочки с визами.

– Сходится всё! – презрительно поморщился словенец. – Врёт вам Фёдорович. Причём, в наглую. Он прямо завтра может – от «Виктории» – направить в австрийское Посольство в Москве запрос на очередные трёхмесячные визы для вас. И выдадут новые визы беспрепятственно, учитывая, в том числе, и тот факт, что ваши жёны обучаются в австрийском Университете. А если этого не сделать, то грядут серьёзные неприятности…. Я думаю, что Аматов составил для себя следующий сценарий: кончаются у вас визы, он ждёт недельки две-три, да и звонит в полицию: – «Так, мол, и так, по такому-то адресу проживают две русских семьи с просроченными визами, по сути – незаконные иммигранты…». Обязательно напомнит про инцидент на таможне, и про поцарапанного велосипедиста …. Короче говоря, вышибут вас всех из страны – в двадцать четыре часа. А ещё после этого, как злостных нарушителей всего и вся, решат права въезда в славную Австрию лет так на семь-десять, в лучшем случае…. Мужики, давайте ложиться спать! Как говорят русские: – «Утро вечера мудренее»…. И ещё. Я вам ничего не говорил! Лады?

Байка тридцать седьмая Высокопоставленный агент

Утро следующего дня выдалось пасмурным – во всех смыслах. И дождик за окнами моросил паскудно, да и настроение было – хуже не придумаешь. «Переселенцы» вяло, без всякого удовольствия попили пивка, Митю с семьёй проводили, да и сели кумекать, то бишь, переваривать полученную информацию.

– Здесь главное, – бубнил Моисеич, – не суетится и не впадать в панику…

– Взять второго «языка» – не штука, – откликнулся Серый. – Но, учитывая серьёзность ситуации, здесь требуется уже полноценный агент. Вернее, казачок, засланный во вражеские тылы.

А кандидат в агенты-казачки тут же и обнаружился. Ещё за неделю до памятного разговора с Митей в Клагенфурт пожаловал Генеральный директор московского Представительства «Виктории». Звали его – Виталий Степанович, а фамилия…. Фамилия была очень уж громкой и известной, сидел его дедушка в ЦК КПСС долгие-долгие годы. Поэтому – спокойствия всеобщего для – обозначим его просто и без претензий – Виталий Степанович Мирзоян.

Судя по всему, дела у Виталия шли из рук вон плохо: орал на него Аматов постоянно, да и деньгами, похоже, не баловал. То бишь, вообще их не давал, даже на обратный самолётный билет…. Помимо всего прочего, Митька рассказал по секрету, что играл Виталий свет Степанович – со страстью нешуточной – в преферанс. А это уже, согласитесь, простор для самых разнообразных комбинаций…

В их курортной деревушке располагался хитрый пивной бар. За некие заслуги получил его хозяин у муниципальных Властей лицензию, в соответствии с которой всем посетителям бара разрешалось друг с другом играть в карты. Удобное это мероприятие: и пивко, не торопясь, пьёшь, и с соседями-приятелями дуешься в картишки. Причём, не возбранялось и на деньги играть. То есть, это было официально разрешено…

Вот, в данный кабачок Серый с Моисеичем и залучили Виталия, прозрачно намекнув, что пиво оплатят сами. А через некоторое время, когда было выпито по две кружки, слёзно попросили, мол: – «Научи нас, пожалуйста, грамотно играть в преферанс! А то мы так и зависли на студенческом уровне…». Польщенный Виталий пошёл навстречу и – под халявное пиво – принялся учить «салаг» всяким карточным премудростям. Серый с Моисеичем, усиленно прикидываясь чилийскими лохами, удивлённо цокали и восхищённо хлопали в ладоши, внимая Мастеру…

Первые два вечера они играли без денег, потом ввели копеечные ставки, стал Виталий понемногу выигрывать, повеселел. Бдительность-то – от пошлой жадности – и потерял. А потеряв, пошёл у Моисеича на поводу, то есть, согласился один раз сыграть по-крупному, а именно, тридцать долларов за вист. Одного раза было достаточно, к концу вечера летел Виталий Степанович на пятнадцать тысяч баксов.

– Извините, мужики! – пот со лба вытирая, прошептал. – Но нет у меня таких денег. Вообще – никаких – нет…. Аматов Представительству уже на четыре месяца задерживает зарплату…

– Не волнуйся ты так, Виталий Степанович! – ласково улыбнулся Моисеич. – Мы что – звери ненасытные? Подождём, конечно. Не вопрос! А ты, родимый, расписку-то напиши, порядка ради. Вот, тебе ручка, вот – бумага.

– А, вообще, – Серый подключился к разговору, – можно всё уладить и без денег…

– Что я должен сделать?

– Во-первых, подробно расскажешь нам про Александра Фёдоровича. Кто он, что он – на самом деле. Во-вторых, поможешь нам с получением новых трёхмесячных виз. В-третьих, поучаствуешь в одном московском спектакле. После этого и получишь обратно свою расписку…

Виталий Степанович рассказал – что знал – про Аматова, практически повторяя Митины слова:

– Плохо у него с психикой. Адреналину, что ли, не хватает в крови…. Так и тянет Александра Фёдоровича на разные приключения. Если сделка важная проходит нормально, тихо и спокойно, то – для него – это плохо. Ему надо, чтобы всё шло через задницу, через тернии всяческие, образно выражаясь. Тогда Аматов бодр и весел…. И с кредиторами – всё тоже самое. Нравится ему сам процесс противостояния, угрозы, ругань, скандалы…. И чем серьёзней ситуация, тем он изощрённей сражается. Запомните, мужики, Аматов – боец очень серьёзный, хотя и сумасшедший. Многие об него обломали зубы…. И юристов он себе подобрал – под стать: не интересует их правда, интересует лишь юридическая игра и возможность прилюдно продемонстрировать высокий интеллектуальный уровень. Вот, на них Аматов денег не жалеет…

Безрадостная картинка нарисовалась, совсем – печальная.

«Ждать нам денежек – до морковкиного заговенья, если не дольше», – безрадостно подумал Серый, а вслух сказал иное:

– Спасибо тебе, Виталий, за правдивые слова. Вот, наши паспорта и запрос от фирмы «Victoria» на продление виз. Отвези всё это в Москву, сдай в австрийское Посольство, пусть продлят…. Только прошу – всё сделать оперативно и без лишнего шума.

Виталий Степанович, посмотрев на бумаги, удивился от души:

– Это что же, Аматова совесть заела? Решил вам добровольно продлить визы? Быть такого не может!

– Конечно же, не может! – мстительно хмыкнул Моисеич. – Это мы решили бороться с Александром Фёдоровичем его же собственным оружием. Помнишь историю с бразильской компанией? Вот, и мы кое-что намотали на ус. Уже давно изготовили печать «Виктории» – в той же самой мастерской.

– А в каком спектакле я должен поучаствовать? – спросил Мирзоян, азартно блестя карим глазом.

– Это уже потом, после того, как с визами вопрос окончательно утрясётся, – пояснил Серый. – Позвонишь Аматову с любого левого телефона. Скажешь, что, мол, из Питера подъехали бандюганы – самого зверского вида. Взяли тебя в заложники, паяльник пихают в интимное место и просят вежливо – наши с Абрамом деньги – вернуть незамедлительно. Покричи чуток и сразу же бросай трубку…. Посмотрим на ответную реакцию Александра Фёдоровича. Полюбопытствуем – а как у него с нервами? А ты отсидишься где-нибудь пару суток, а потом появишься, плетя всякую чушь. Мол, держали в плену, но случайно удалось сбежать…. Прокатит спектакль, так и порвём твою расписку на мелкие клочки. Согласен с такой диспозицией?

– Согласен! Потрепать Аматову нервы – самое милое дело! Это как местами поменяться с ним…

Через две недели – с оказией – привезли паспорта с новыми визами.

– Уже – легче! – усмехнулся Серый.

А ещё через недельку и полиция пожаловала в гости «к переселенцам», настучал-таки Александр Фёдорович, не сдержался, родной. Полицейские, удивлённо переговариваясь между собой, долго изучали предоставленные документы. Потом извинились и отбыли по делам.

Вскоре и Аматов прикатил на «Бентли», в сопровождении «Мерседесов» с телохранителями.

– Что случилось? – спросил обеспокоенно, делая «честные» глаза. – Случайно узнал, что к вам приезжала полиция. Неприятности образовались? Что-то связанное с документами? Чем могу помочь?

– Всё нормально, – демонстративно-спокойно ответил Серый. – С полицией разобрались. Документы в полном порядке. Продемонстрировали ребятам новые трёхмесячные визы, они и укатили восвояси.

– А как вы умудрились продлить визы? – Александр Фёдорович, явно, был сбит с толку.

– По своим каналам, – сладко зевнул Моисеич. – Кстати, по поводу неприятностей. Грядут они, родимые. Причём, нешуточные…. Пройдёмте в дом, важный разговор имеется.

Прошли на кухню, заварили свежий кофеёк.

– Извините, Александр Фёдорович! – плавно перешёл в атаку Серый. – Только обманули мы вас немного, слегка…. Деньги-то те – пятьсот тысяч долларов – были совсем и не наши. Общаковые они. Теперь, вот, Сообщество желает получить их обратно, так как они работают неэффективно. То есть, не приносят прибыли. Придётся вернуть. Люди там очень серьёзные, шуток совсем не понимают, сразу достают пистолеты…

Забегал Аматов по кухне, крича заполошно:

– Не смейте меня шантажировать! Я вам не мальчишка! Все деньги отдам! Прямо сейчас поеду в Вену, сниму со счёта и отдам! Аматов – порядочный человек! Это вам кто угодно подтвердит! – а когда надоело орать, сел в «Бентли» и укатил в неизвестном направлении…

– Ну-ну! – криво улыбнулся Моисеич. – То ли ещё будет!

Серый позвонил в Москву Виталию Степановичу и дал отмашку на проведения спектакля. И часа не прошло, как опять появился Александр Фёдорович – злой и всклочённый.

– Что же это делается-то? – картинно воздел руки к небу. – Куда катится этот мир? Из-за поганых денег – брать человека в заложники? Представляете, ваши питерские дружки приехали в Москву и выкрали Виталика Мирзояна. Он мне звонил только что. Его там – пытают! Паяльник запихивают – во все места! Плачет он, просит не обращаться в полицию, боится, что убьют его…. Сделайте же что-нибудь! Позвоните – куда надо! Спасите Витальку!

«Похоже, что Виталий Степанович слегка увлёкся», – понял Серый. – «Как бы ни переборщил…».

– Что тут можно сделать? – скорбно покачал головой Моисеич. – Есть только один выход. В смысле, отдать деньги, да и позабыть об этом досадном недоразумении.

Аматов только зубами от злости заскрежетал, руками за голову схватился и выбежал прочь…

Естественно, что обыграл он Серого с Моисеичем – как детишек дошкольного возраста. Нужен ему был Мирзоян – как собаке пятая нога. Аматов сразу же – после Виталькиного звонка – милицию московскую ввёл в курс дела. Убьют Виталия Степановича, не убьют, ему это было – до фонаря…

А Виталик, тоже, гусь хороший. Ничего другого не придумал, как обосноваться на собственной даче – в компании с девицей облегчённого поведения. Тут машины с мигалками прибыли, люди в чёрных масках – с автоматами наперевес – пошли на штурм. Кино и немцы, одним словом…

– Где же бандиты? – после успешного штурма строго спросил милицейский начальник.

– А они торопились куда-то, – вяло промямлил пьяненький Мирзоян. – Ушли полчаса назад, пообещали зайти в следующий раз…

– Вот же, клоун балаганный, мать его! – кипятился Моисеич. – Такой план запороть! А всё лень русская природная! Сколько из-за неё гадостей происходит на свете – и не сосчитать! И этот раунд остался за противником…

Байка тридцать восьмая Словенские этюды

Не прошла эта история – с псевдо-похищением Виталия Степановича – незамеченной. Уже на следующий день раздался звонок из Москвы. Беспокоил Председатель Правления одного из крупнейших российских банков. После вежливых приветственных фраз, банкир сразу перешёл к делу:

– Господа, я представляю интересы Комитета Кредиторов господина Аматова. Вы уже знаете о существовании Комитета? Неплохо, право! Мы тоже в курсе – относительно финансовой неприятности, произошедшей с вами. Виталий Степанович Мирзоян нам всё любезно рассказал. Да, что вы! Ни каких допросов с пристрастием! У нас в Москве свои методы и менталитеты…. Вообще, вы – молодцы! И с визами блестяще отработали, и спектакль разыграли отменный. Мелочей, конечно, не учли…. Ничего страшного. Бывает. Особенно по молодости…. Предлагаю – через три дня, в ближайшую субботу – встретиться на нейтральной территории. Любляна, столица Словении, вам подойдёт? Со словенскими визами, надеюсь, решите вопрос? Тогда жду, отель «Марибор», в два часа дня у лобби-бара, на всякий случай запишите номер моего мобильника…

Выбора, собственно, не было.

– Надо ехать, – решил Серый. – Давай, Абрам, звони Митьке. Он давно уже предлагал смотаться в Словению, типа – на экскурсию.

В пятницу вечером они взяли в уважаемом Агентстве в аренду новенький японский микроавтобус, согласовали маршрут движения и получили соответствующий туристический ваучер – один на всех.

Ранним утром субботы экскурсанты загрузились в микроавтобус и тронулись по направлению к австрийско-словенской границе.

– Фигня, прорвёмся! – успокаивал Митька. – Легко пройдём пограничников. Мы же следуем из Австрии – в Словению, а не наоборот. Австриякам по барабану: мы же из Евросоюза – уезжаем! Понимаете? А в Словении любому туристу рады. Он же, родимый, валюту везёт! Политика – плюсом нехитрая психология. Опять же, на нашем автомобиле висят номера, принадлежащие уважаемой австрийской фирме. Это должно сработать на обратной дороге…

Так всё и получилось, никто на пограничных постах и не подумал останавливать солидный микроавтобус, из окошек которого таращились любопытные детские мордашки. Когда проехали с километр после последнего пограничного поста, Митя остановил транспортное средство и предложил:

– Вот, господа и дамы, полюбуйтесь на главное препятствие, стоящее на пути вступления Словении в Евросоюз.

– Что это такое? – спросила Ирина. – По внешнему виду – магазин средней руки, не более того…

– Пункт «такс фри». Заинтересовались?

Любопытные «переселенцы» выбрались из микроавтобуса и зашли внутрь сооружения из стекла и бетона.

– Цены ниже австрийских – на виски, вина и сигареты – раза в два с половиной, если не в три, – сообщил приземлённый Абрам. – В Австрии пачка «Мальборро» стоит три доллара, а здесь – один бакс с копейками. И, при этом, граница практически открыта. Как же такое может быть? – вопросительно посмотрел на Митю. – Это же отличный бизнес: купил по доллару партию «Мальборро», отъехал сорок километров – продал по два…

– Ничего не получится! – совершенно серьёзно заверил Митька. – Австрияки, они же все добропорядочные бюргеры, запуганные до невозможности. Не будут они покупать ничего противозаконного, даже и за пятьдесят центов. А, вот, настучат – куда надо – в гости не ходи! Европа-с….

Серый оглянулся назад, потом посмотрел вперёд: с австрийской стороны было темно, только одиночные огоньки тлели местами, а там, где лежала Словения, таинственно мерцало целое зарево огней. Митя, заметив эти манипуляции, терпеливо объяснять:

– Это она и есть, разница между капитализмом и социализмом – хотя и бывшим. В Австрии все и повсеместно экономят электроэнергию. А в Словении ещё не научились…

Микроавтобус покатил дальше. Когда проезжали через какой-то маленький городок, повеяло чем-то родным. Моисеич, покрутив головой по сторонам, неожиданно выдал глубокую философскую сентенцию:

– В Австрии-то всё какое-то ненатуральное: чинное и аккуратное, облезлых фасадов и не увидишь никогда. А здесь – как в родимой России – домики облезшие, мусор кругом…. Красота! И, вообще, напрашивается прямая ассоциация с южными российскими городками: у нас на улочках кучкуются армяне и прочие кавказцы, а здесь – примерно такие же помятые – албанцы. Невелика разница, если подойти к вопросу с философской точки зрения…

До назначенной встречи оставалась несколько часов. Поэтому они решили, чтобы убить время с пользой, посетить знаменитые словенские пещеры. Приехали, купили билеты. Дожидаясь своей очереди, заскочили в ближайшее кафе. Попробовали грудки-крылья куриц, мужчины заказали себе по бокалу местного пива.

Глотнул Серый этого напитка, тут его ностальгия и достала. Пиво было с лёгкой горчинкой, по вкусу – практически «Жигулёвское», такого в Австрии не производили. Вот, попивая словенское пиво, он и осознал, что безумно хочет вернуться обратно, в Россию, мол: – «Ну, её, эту Европу, надоела! Хочу в Питер, и всё тут!».

Судя по грустным глазам Моисеича, и он подумал что-то похожее.

Лирика – лирикой, но подошло время лезть под землю. Отважные «спелеологи» расселись по специальным вагончикам, крохотный тепловоз тронулся, и потом минут двадцать подвижной состав плавно опускался – во тьму кромешную. По сторонам мелькали сталактиты и сталагмиты, подсвечиваемые редкими фонариками…

Наконец, поезд остановился, и экскурсанты вылезли из вагончиков на смотровую площадку. Тут-то и проявился – во всей красе – крайне неприятный сюрприз. Выяснилось, что у жены Серого пропала дамская сумочка – забыла, наверное, в кафе, растяпа. А в сумочке находились все их паспорта…

– Вот же, сюрреализм извращённый! – изумился Моисеич. – Оказаться в сердце Европы, глубоко под землёй, без единого документа?! Что теперь делать? Остаётся только одно: ехать в Любляну, где находится российское Консульство, и бросаться в ноги какому-нибудь «большому» начальнику, мол: – «Выручайте, добрый дяденька! Помогите, Христа ради! Не дайте пропасть…».

Поднявшись на поверхность, они зашли – на всякий случай – в куриную забегаловку. Вдруг, да отыщется пропажа? Бармен, выслушав вопрос, многозначительно кивнул на дальний столик, за которым располагался мужичок – важный весь из себя такой, значительный и солидный.

Серый с Моисеичем, предчувствуя очередной паскудный подвох, подошли к указанному столику. Мужичок, как и следовало ожидать, оказался тем самым банкиром, к которому они ехали на встречу. Банкир невозмутимо представился, вежливо поздоровался и, возвращая дамскую сумочку с документами, сказал:

– Извините покорно – за трюк с сумкой! Доходчивая демонстрация наших серьёзных возможностей и намерений, не более того. Вы её в кафе вовсе и не забывали. Мой человек «увёл» сумочку уже в пещере, – посмотрел выжидательно. – Надеюсь, не обижаетесь?

– Без вопросов! – Серый равнодушно пожал плечами. – Мы поняли – про ваши недюжинные возможности. Спасибо, что предупредили…. Но, что нам теперь делать? Может, посоветуете чего дельного?

– Запросто! – скупо улыбнулся банкир. – Во-первых, не предпринимайте никаких попыток, э-э-э, физического воздействия на уважаемого Александра Фёдоровича. Ругайтесь, угрожайте, спектакли всякие разыгрывайте. Это не возбраняется…. Но не следует доводить дело до конкретных мероприятий. Ни в коем случае! И не только потому, что Комитет Кредиторов – против. Гораздо важнее – на мой скромный взгляд – что и ФСБ придерживается того же мнения…. Что, удивлены? Да, господин Аматов постукивает в российские Органы на всех своих торговых партнёров. Что там – «постукивает»? Полновесно и самозабвенно стучит, что тот дятел по звонкой берёзе! А благодарные Органы – в ответ – оберегают Александра Фёдоровича, пылинки сдувают с него. Не замечали, что у некоторых его телохранителей – морды рязанские? Вот, то-то же!

– А что – «во-вторых»? – встрял Моисеич.

– Во-вторых, советую вам – посудиться с Аматовым. Как это и ни странно, но никто из обманутых господ и товарищей на него ещё не подавал в австрийский суд…

– Спасибо за совет, – тяжело вздохнул Серый. – Но, скорей всего, ничего не получится…. Судебные разборки, они, как известно, денег стоят. А мы существенно поиздержались. Оставшиеся деньги – крохи, если по-честному. Так что, извиняйте, господин Председатель Комитета…

После непродолжительного раздумья банкир протянул скромную визитную карточку и пояснил:

– Это – координаты хорошего адвоката, вернее, адвокатши. Баронесса Маргарет фон Кониц, лучшая «адвокатесса» Австрии. Она, безусловно, согласится вам помочь. Может, даже, и бесплатно…. Зуб у неё на Аматова. Как-то она публично высказалась – резко отрицательно – о его ресторане «Москва», мол: – «Кухня плохая, порции крохотные, цены запредельные…». Обиделся Александр Фёдорович и принялся распространять про баронессу разные обидные слухи…. То, что эти слухи исходят от Аматова, фрау Маргарет знает, но ничего не может доказать. Так что, идите к ней, поговорите, расскажите свою душещипательную историю, на меня можете сослаться…. Ну, братцы, удач вам! А мне уже пора. Всех благ! – пожал собеседникам руки и ушёл, вежливо помахав шляпой на прощание…

– Вот, и всё. Встреча состоялась, можно ехать обратно, – принялся рассуждать вслух Серый. – А, может, не будем спешить? Прокатимся по Словении, полюбопытствуем на местные достопримечательности. А?

Через сорок-пятьдесят минут они доехали до Любляны.

– Очень славный и симпатичный городок! – поделилась своими впечатлениями Ирина. – Немного похож на наш Санкт-Петербург. На перекрёстках стоят бронзовые памятники, позеленевшие от времени, вокруг памятников кружат голубиные стаи, гадя нещадно…. Красота! Знаете, ребята, а меня посетила ностальгия! Домой, вдруг, захотелось…. Просто ужасно!

После Любляны, посовещавшись, решили съездить к Средиземному морю. За автомобильным стеклом мелькали ёлки, сосны и берёзы. Серый отвлёкся буквально на пару минут, наливая кофе из термоса, взглянул снова в окошко – а там уже пальмы, баобабы, пальмы…. Чудеса, да и только!

«Славная, всё же, страна – Словения!», – подумалось. – «Но наша Россия – лучше!».

Ностальгия – это пиво с горчинкой, Практически – «Жигулёвское», Выпитое – по случаю – в среднестатистической европейской кафешке. Как же на Родину – хочется! Отпустите, дяденьки, парнишку!!!

Байка тридцать девятая Обо всём – понемногу

В понедельник Серый и Моисеич явились в офис к Аматову и объявили, что намерены с ним – официальным порядком – судиться.

Александр Фёдорович очень удивился:

– Первый раз со мной такое происходит! В смысле, чтобы соотечественники подавали в австрийский суд. Впрочем, всё когда-то случается – в первый раз…. Удачи, вам, ребятки! Интересно даже, право. Я предлагаю – выпить за будущую развлекуху! – и на охранников своих значимо посмотрел, мол: – «Будьте настороже!».

«Наглец, конечно же, абсолютный», – подумал Серый. – «Впрочем, во многом и сами виноваты…».

Грубить, конечно же, не стали, наоборот, выпили с Аматовым для порядка, из офиса забрали вещи, благородно отдали ключи от «Ауди», с Андрейкой, Митей и Анжеликой попрощались, да и откланялись…

А после обеда «проброшенные» отправились к госпоже адвокату Маргарет фон Кониц. Офис у неё был – упасть и не встать: шикарно всё, ковры персидские, антиквариат нешуточный повсеместно. Да, и сама дамочка внушала искреннее уважение. Баронесса, как-никак…. Ей было уже за шестьдесят, а туда же: яркий вызывающий макияж, юбочка короткая – название одно.

Посидели, попили кофейку. Серый госпоже Маргарет – через переводчика – рассказал историю, произошедшую с ними, предоставил бумаги и расписки, имеющиеся в наличии.

Баронесса – через переводчика же – ответила:

– Господа! Вы обратились по адресу. Господин Аматов – мой личный враг! Что касаемо денег…. Я думаю, что мои услуги будут оплачены австрийским государством. Подготовим соответствующие документы, что вы являетесь малоимущими, оформим всё, как полагается. А по существу дела я вам отвечу через три дня. Необходимо изучить предоставленные материалы, вникнуть во все нюансы…

Трое суток сидеть без дела? Скучно, однако…. Ноябрь месяц уже стоял на дворе: купаться было уже холодно, грибы отошли, а снег еще не выпал, даже на горных лыжах не покататься…

Как-то вечером, от нечего делать, Серый и Моисеич отправились в гости к герру Мюллеру. Доктор принял их радушно, угостил молодым вином с собственных виноградников.

– Очень славное вино, лёгкое и терпкое. Практически лечебное, – рекомендовал Мюллер. – Называется – «Штурм».

Моисеич с доктором, как и всегда, принялись трепаться о врачебных делах. Абрам поведал, делая «скорбные» глаза, о своей неудачной попытке – заняться в России частной врачебной практикой.

– А сколько же лет вам тогда было, уважаемый? – уточнил старик.

– Тридцать с небольшим.

– Ну, рассмешили! Какая частная врачебная практика – в такие несерьёзные годы? У нас, в Австрии, принято так. Лет до пятидесяти пяти врач трудится в государственных учреждениях. И только в этом возрасте – не раньше – открывает частную практику.

– Почему это – не раньше? – заинтересовался Серый. – Законы такие?

– Про законы ничего не знаю. Я, ведь, психиатр, а не юрист, – презрительно передёрнул плечами доктор. – Просто у местных бюргеров наблюдается следующий менталитет, мол: – «Не может молодой человек – быть хорошим врачом. Не может, и всё тут!». Да, и в пятьдесят пять лет врач считается ещё «совсем молодым», недостаточно опытным…. Вот, лет семьдесят – самый сок для частного врача! И пойдёт к нему богатый народ. Если, конечно, офис открыть в правильном районе. А «молодой» врач, он может быть только бесплатным. То есть, государственным. Вот, такие порядки в Европе…

«Что тут скажешь?», – подумал Серый. – «В каждой избушке, как известно, свои погремушки…».

Ещё пришлось выслушать и развёрнутую лекцию – об особенностях австрийского образования. Часам к девяти вечера подошла Мари, невестка доктора. Она работала учительницей математики, причём, в той самой школе, где учились дочки «переселенцев». Моисеич, естественно, не преминул поинтересоваться, мол: – «Как там девочки наши? Нет ли каких проблем? Хорошо ли учатся»?

Мари задумчиво помешала чайной серебряной ложечкой в кофейной фарфоровой чашке, и сообщила:

– Ваши дочери – лучшие в своих классах. Хотя, пока по-немецки говорят ещё плохо…. Больше вам, господа, скажу: каждую из них – прямо завтра – можно переводить в класс четвёртый, а то и в пятый. Но надо ли это делать? Затрудняюсь ответить однозначно.… В Австрии, да и во многих других европейских странах, существует строгая концепция начального образования: до четвёртого-пятого класса дети, в основном, рисуют, танцуют и поют, да ещё занимаются оздоровительной физкультурой и ходят в церковь. Никаких оценок, при этом, им не ставят – чтобы не травмировать неокрепшую психику…. В Австрии буквы печатные начинают изучать только в самом конце первого класса, читать – в начале третьего. А ваши девочки развиты не по годам, даже таблицу умножения знают назубок. Что с ними делать? Ума не приложу…. Скучно им очень в нашей школе!

«Ну, вот, здрасти-приехали!», – Серый мысленно поморщился. – «Нашёлся ещё один веский повод, чтобы задуматься о возвращении на Родину…».

В конце вечера – совершенно случайно – разговор зашёл о литературе. Оказалось, что доктор немного баловался сочинительством. То есть, писал мемуары о собственной многотрудной жизни. Даже – за собственный счёт, понятное дело – выпустил тоненькую книжку о житье-бытье в лагерях для военнопленных в Коми ССР.

– Я тоже – в далёкие студенческие годы – баловался этим делом, – сообщил Серый. – Даже в Австрию прихватил с собой тетрадку с некоторыми рассказами.

Доктор ожидаемо заинтересовался и пригласил встретиться следующим вечером, дабы обсудить – без спешки – творческие потуги друг друга.

На этот раз Серый пошёл к доктору один, а Моисеич отправился на встречу в некую австрийскую фирму – на предмет предложения своих коммерческих талантов.

Сергей и господин Мюллер расположились возле жаркого камина – уютней не бывает: на специальном столике стоял пятилитровый кувшин со «Штурмом», высокие бокалы, тарелочки с разными орешками и фруктами. Закурили по толстой кубинской сигаре. Сидели в удобных креслах и старательно читали опусы друг друга. Чуткая тишина и абсолютный покой царили в помещении библиотеки. Только огонь в камине потрескивал чуть слышно…

Вдруг, доктор значимо напрягся, болезненно замычал и, вскочив на ноги, спросил дрожащим голосом:

– Что это? Откуда?

– Что, собственно? – вежливо уточнил Сергей.

– Вот – «Легенда о Жёлтой Розе». Вот, ещё – «Сан-Анхелино», и – «Анхелина Томпсон»…. Откуда вы узнали про это? Кто вам рассказал? – лицо герра Мюллера покрылось ярко-красными пятнами, на лбу выступили крупные капли пота.

«Того гляди – удар хватит», – забеспокоился Серый.

Соблюдая спокойствие, Сергей объяснил, что никто ему ничего не рассказывал, а данный опус и его персонажей он придумал сам, без чьих-либо подсказок.

– Не может этого быть! – шипел по-змеиному уважаемый доктор. – Там же совпадают все детали, имена и названия! Как вы могли это придумать? Объясните!

– Герр Мюллер, остыньте. Не горячитесь, пожалуйста, – попытался успокоить старика Серый. – Вы же, как-никак, психиатр. Вам лучше знать, как человек что-то «придумывает»…. Ну, может, приснилось мне всё это. Может, привиделось. Не помню уже, честное слово…

– Привиделось! Приснилось! – нервно забегал доктор по каминному залу туда-сюда.

Минут десять-двенадцать он мельчишил-суетился. Потом, видимо, устав, опустился в кресло, отдышался, выпил бокал «Штурма» и поведал одну увлекательную и необычную историю:

– Извините меня за такое недопустимое поведение! Но на то, поверьте, есть уважительные причины…. Три с половиной года назад мой сын Генрих, муж известной вам Мари, отправился в Центральную Америку – искать могилу Святой Анхелины Томпсон. У него с собой имелся старинный пергамент с текстом этой легенды, и подробная карта со словесным описанием маршрута. Согласно карте, около могилы Святой Анхелины были зарыты некие раритеты…. Что за раритеты? Я не знаю, Генрих не рассказывал мне всего…. От него пришло лишь одно письмо, в котором говорилось, что он нашёл городок Сан-Анхелино, жители которого знают «Легенду о Жёлтой Розе». На этом и всё, вестей от Генриха больше не было…. Поиски – и официальные, и частные – ни к чему не привели. Мари, в сопровождении двух частных сыщиков, выезжала на место, но – также – безрезультатно. Так что, вы должны понять степень моего волнения…

Выслушав заверения о полном понимании, старик продолжил:

– Извините меня, дорогой Серж! Извините, но сейчас мне необходимо побыть одному. Подумать обо всё произошедшем. Извините, ещё раз!

Вышел Серый на улицу, сплюнул в сторону и недовольно покачал головой:

– Да, как-то всё с этой Австрией странно. Сюрпризы и загадки выскакивают на каждом шагу…

Ещё через двое суток состоялось первое судебное заседание. В смысле, открылось, и уже через двадцать минут завершилось. Причём, достаточно неожиданно. Сперва выступила баронесса фон Кониц – обрисовала суть претензий, предъявила суду все документы и расписки. А потом встал адвокат Аматова, мужичёк вида самого склочного, и заявил:

– Мой подзащитный уже много лет страдает потерей памяти. Вот, все необходимые справки, – протянул судье пухлую папку. – Уважаемый Александр Фёдорович помнит этих господ, но смутно. А бумаги, фигурирующие на заседании, совсем не помнит. Поэтому – от имени своего клиента – я прошу Высокий суд провести тщательную экспертизу данных документов на предмет их подлинности…. Особенно это касается подписей моего доверителя. Вполне возможно, – неприязненно посмотрел на Моисеича, – что некие коварные личности, пользуясь болезнью уважаемого Александра Фёдоровича, пытаются совершить акт мошенничества…

Суд и назначил – провести тщательную экспертизу, отведя на это десять суток.

Серый и Абрам решили времени даром не терять, а поработать в австрийской коммерческой фирме, в которой Моисеич побывал намедни. Идея была проста, как двухкопеечная доперестроечная монета: – «Вдруг, удастся денег немного заработать? Ну, хоть чуть-чуть?».

Ранним погожим утром они подошли к нужному офису, на дверях которого висела табличка с интересным текстом – примерно такого (при переводе с немецкого) содержания: – «Здесь вы найдёте троих работяг, которые не гнушаются никакой работы»! Как выяснилось чуть позже, это была чистая правда – никакой работы австрияки, работающие в данной фирме, не гнушались: и посреднической деятельностью занимались, и контрабандой промышляли, надо было – и сувенирные зажигалки штамповали в задней комнате на самопальном станке.

Но больше всего Серого поразил офис. Заходишь, и думаешь, что случайно ошибся дверью и попал в небольшой ресторанчик. Общая площадь комнаты составляла метров сто двадцать квадратных, а вдоль дальней стены размещалась классическая барная стойка – с высокими стульчиками, как и полагается. По бокам стойки, правда, располагалось несколько обычных письменных столов и парочка стеллажей с документацией. Но, барная стойка, безусловно, главенствовала в конкретном интерьере. То бишь, являлась «офисным сердцем»…. Потом Митя подтвердил, что во многих австрийских трейдорских фирмах большинство сделок заключается именно за барными стойками.

А от центрального зала отходил длинный коридор, приводящий на кухню. Причём, кухня была самой настоящей – с газовой плитой, дубовым столом, а главное, с двумя огромными холодильниками, всегда забитыми под завязку свежим пивом и разнообразными копчёностями.

Специфика австрийских деловых переговоров заключалась в следующем. Приходит к тебе на переговоры потенциальный партнёр – первым делом, на барную стойку выставляешь несколько бутылок пива и тарелки с нарезанными колбасами-ветчинами. Перекусили немного, можно и о делах поговорить. А если сделку обоюдовыгодную, всё же, после этого заключили, тогда и по стаканчику шнапса не зазорно употребить…

Моисеичу-то на эту специфику было глубоко наплевать, он пива почти и не пил – боялся потолстеть. А Серый питал к пенному напитку определённую слабость, поэтому за две недели, отработанные в данной австрийской фирмочке, он поправился килограмма на три. Но, в общем и целом, им всё понравилось. Заодно получили полное представление о том, как в Австрии принято давать взятки, да и о многих других нюансах европейского бизнеса.

Ещё с первых дней пребывания в этом офисе Серый приметил одного странного субъекта. Одет незнакомец был прилично, Моисеич сразу же предположил, что он трудится клерком в частной фирме или служащим в муниципалитете. Приходил субъект в офис ранним утром, видимо, по дороге на работу, вежливо здоровался со всеми, тут же проходил на кухню, брал там пару бутылок пива, ветчинки-колбаски, садился за барную стойку и, не торопясь, всё это потреблял, после чего вежливо кивал головой и уходил. Вечером все повторялось, только пива дядечка выпивал уже бутылок пять-шесть. И так происходило изо дня в день.

Сергею стало интересно, мол: – «Кто это ходит в офис – словно в обычную забегаловку?». Спросил у Манфреда, главного в этой шараге. Манфред глубокомысленно поднял указательный палец к небу, закатил глаза и выдал:

– Дас ист Отто, Кёниг Золль!

«Ну, «Кёниг» – «король», а соль-то здесь причём?», – так ничего и не понял Сергей.

Вечером он не утерпел, позвонил Мите и попросил разъяснить странную ситуацию.

– Тоже мне, бином Ньютона! – презрительно фыркнул Митя. – Всё просто, как дважды два. «Золль» означает – «таможня». А этот Отто – начальник таможенного поста на словенской границе…. В Австрии, в последнее время, не принято взятки давать деньгами. То бишь, боятся все: и кто даёт, и кто берёт…. Здесь несколько лет подряд по телевизору без устали показывали сюжеты о том, как доблестные агенты полиции всучивают всевозможным чиновникам меченые купюры – за разные незаконные услуги. И суды показывали, и полную конфискацию имущества. Компания такая проводилась – на государственном уровне. После этого никто не хочет связываться с наличными деньгами…. А бизнес-то надо продвигать? Надо! Вот, и придумывают коммерсанты ушлые всякие обходные манёвры – кто во что горазд…. В данном конкретном случае, думаю, задействована наипростейшая схема. Допустим, встречает Манфред на людной улице этого Отто – совсем случайно, понятное дело, и говорит, мол: – «Отто, дорогой мой, сто лет тебя не видел! А, помнишь, как мы в школе дружили? Ты, конечно, на семь лет младше меня, но я уже тогда хорошо к тебе относился. Тут, рядом совсем – вон на той улице – расположен мой офис. Старина! Заходи в любое удобное для тебя время! Ешь, пей – всё, что душа пожелает! Мы же старинные, ещё школьные друзья. А между друзьями – какие счёты»? И делается сей заход сугубо прилюдно, чтобы – если что – свидетели были. Мол, не было никакого сговора…. Отто и ходит в ваш офис – потреблять халявное пиво с халявной же колбасой. И оба, что характерно, тщательно считают стоимость выпитого и съеденного. Накапливается определённая сумма, к примеру, баксов шестьсот. Манфред тогда – где-нибудь на неприметном клочке бумаги – пишет дату и некий автомобильный номер, Отто невзначай показывает, а потом тот бумажный клочок незаметно съедает. Вот, такое кино…. Слышал я от знающих людей, что твой Манфред специализируется на чёрном йеменском кофе. В Каринтии нынче проживает много турок-иммигрантов, беженцев из Боснии и Хорватии имеется в достатке. Эти ребята без чёрного кофе и дня не могут прожить. Ввозная же пошлина на него – закачаешься. Так что, твой Манфред, похоже, нащупал богатую жилу…. А ты думал, что в Европах бизнесмены все такие положительные из себя, законопослушные до тошноты? Вот, уж, совсем напрасно!

То, что «совсем напрасно», Серый убедился ещё через пару дней. Утром в офис прибыл высокий, худой и очень шумный румын по имени Стас. Узнав, что в фирме трудятся русские, Стас тут же пристал с просьбой:

– Ребята, помогите! Хочу купить три фуры белорусских телевизоров, только, вот, мои партнёры в Минске никак не въезжают, что такое – «безотзывный аккредитив». Срывается сделка! Давайте, вместе им позвоним, объясним всё доходчиво!

Пришлось потратить полтора часа, сглаживая непонятки. В конце концов, бизнесмены обо всём договорились, Стас в Минск по факсу сбросил текст Контракта и поблагодарил:

– Спасибо вам, братцы! Сегодня с меня – бутылка хорошего виски. А если сделка полностью прокатит, то ещё и денег подкину. Честное слово!

– Извини, Станислав, – Моисеич всегда, когда дело касалось коммерции, становился – до неприличия – обходительным и любезным. – А зачем в Австрии нужны белорусские телевизоры? Понимаю, что это коммерческая тайна, но очень, уж, любопытно. Может, поделишься опытом?

Румын нерешительно потрогал огромной ладонью иссиня-чёрную щетину на щеке, но, всё же, ответил:

– Я их потом – мелким оптом – перепродам в Румынию.

– Тогда вёзи их сразу из Белоруссии – в Румынию! – влез с советом Серый.

– Нет, так не получится! – Стас отрицательно помотал лохматой башкой. – Прежде, чем эти телевизоры ввозить в Румынию, мы их с Манфредом здесь переделаем немного…. Телевизоры-то белорусские, они очень хорошие, начинка у них – японская. А, вот, коробки и кнопки – поменяем. Ещё требуется к корпусам прилепить нужные таблички – SONY, к примеру. Ну, и в картонные коробки мы вложим соответствующие технические паспорта…. Завозить же «японские» телевизоры в Румынию надо только через Австрию. Это – типа гарантия, что телевизоры нормальные, «не левые»…. В западноевропейских странах такие финты не проходят, враз поймают и посадят. А в отдельных государствах – прокатывает по лёгкому…

– Да, блин! – настала очередь Моисеича – скрести в затылке. – Нормальный ход! Век живи, век учись! И много у вас такого хитрого бизнеса?

– Хватает! – довольно усмехнулся румын, – В последнее время очень хорошо идут стиральные машины. Покупаешь партию в Словении, переделываешь в «итальянские» и продаёшь с наваром. Куда? Конечно же, в края дикие, например, на Украину, или в Сибирь…

Серый и Моисеичем – после трудового дня – шагали домой.

– Похоже, что по всей Земле живут одинаковые люди. В смысле, хитрые и вороватые, – прервал затянувшееся молчание Абрам. – И взятки чиновники повсеместно берут, и, вообще…

– Это точно! – согласился Серый.

Байка сороковая Две Души

В назначенный день состоялось второе судебное заседание. Тут же выяснилось, что графологическая экспертиза подписей Аматова так и не проводилось – по причине внезапного обострения хронической болезни Александра Фёдоровича. О чём его адвокат обстоятельно и подробно доложил, а затем передал судье объёмную пачку медицинских справок. Из содержания этих справок следовало, что в настоящий момент, вследствие тяжелейшего нервного расстройства, почерк больного сильно изменился, поэтому брать образцы его подписи на экспертизу – является нецелесообразным…

Долго и нудно спорили слуги австрийской Фемиды, мол: – «А что делать в этом неординарном случае?». Ближе к вечеру судья постановил: экспертизу, всё же, провести, взяв – в качестве образцов – старые подписи господина Аматова, имеющиеся в архиве местного муниципалитета. Речь шла о различных договорах: на предоставление коммунальных услуг, установку телевизионных антенн, телефонов и так далее…. Поскольку таких «образцов» в архиве муниципалитета было достаточно много и они являлись «разновремёнными», экспертиза усложнялась, вследствие чего на её проведение отпускалось уже два месяца.

После окончания заседания они поехали в офис к баронессе фон Кониц.

– Процесс идёт абсолютно нормально, – заверила Маргарет через переводчика. – Лично я – очень довольна! Главное, что всё прогнозируется наперёд. Через два месяца адвокат противной стороны, наверняка, заболеет, и очередное заседание перенесут на две недели. Потом сам Аматов – в обязательном порядке – ляжет в больницу…. Но уже сейчас понятно, что они боятся. Все шансы – на нашей стороне!

– А выиграем-то мы – когда? – спросил Моисеич, нервно морща лоб. – Деньги-то назад – когда получим?

– Ну, – баронесса задумчиво уставилась в потолок. – В цивилизованных странах правосудие – долгий процесс. Думаю, что управимся года за два. Бог даст, и раньше…

– Но у нас через две недели заканчиваются визы, – напомнил Серый. – Можно ли, учитывая все обстоятельства данного судебного процесса, нам оформить ПМЖ? Или же получить визы долгосрочные?

Баронесса невозмутимо пояснила:

– Судебный процесс – не повод для получения ПМЖ. Ведь, вы можете проживать в России, а на процесс летать по отдельным Приглашениям…. Ваши визы заканчиваются? Извините, но ничем не могу помочь. Более того, настоятельно советую – не просрочивать их ни на один час. Это может сильно повредить судебному процессу в целом…

Вышли «переселенцы» от баронессы, и тут до Серого окончательно дошло, что их иммиграция – бесповоротно и окончательно – завершилась.

– Горячие две недели, однако, нам предстоят, – словно бы прочитав мысли друга, сообщил Моисеич. – Надо детские документы-справки забрать из школы, с квартирной хозяйкой закрыть все договорные отношения, купить билеты на самолёт, собрать-упаковать вещи, придумать – как эту гору шмоток добросить до Вены, да и много чего другого необходимо сделать…. Но, главное, как обо всём этом – жёнам рассказать? Они же до сих пор ничего не знают о финансовых заморочках с Аматовым. Думают, что всё у нас хорошо…. Что будем делать, а?

Они накупили хорошего вина, фруктов, конфет.

– Праздник намечается? – заинтересовались девчонки. – В честь чего, если не секрет?

– С философской точки зрения – каждый день, прожитый человеком, является праздником, – дипломатично ответил Серый. – Если, конечно, этот день не был последним в его жизни…

Сели за стол, вино разлили по бокалам, Моисеич тост приготовился говорить. А девчонки уже что-то такое почувствовали – сидели тихонечко, как мышки, а глаза сделались круглыми и испуганными.

– За нашу милую Родину! – пафосно провозгласил Абрам. – За Россию! За Санкт-Петербург, лучший город на земле! – выпил вино залпом, смахнул непрошеную слезу и – неожиданно для всех – радостно заулыбался…

Короче говоря, всё прошло без каких-либо эксцессов. Жёны оказались настоящими людьми, в смысле, верными и надёжными товарищами. Ни истерик тебе, ни скандалов. Повздыхали только немного, грустно переглянулись, да и пошли – вещи собирать…

За две недели они управились со всеми важными делами, порешали все сложные вопросы, а непосредственно перед отъездом решили соорудить «отвальную». Мол: – «Русские мы, или как?».

Народу пришло много: квартирная хозяйка, Митя с семьёй, Андрейка, Анжелика, Манфред, доктор Мюллер, его невестка Мари и Стас-румын. Посидели, выпили, наговорили друг другу целое море приятных слов, кое-кто, даже, всплакнул. Серого особенно поразил Стас – выдал им с Моисеичем по триста долларов, то есть, премиальные за вклад в успешную сделку по приобретению белорусских телевизоров.

«Надо же, румынский жулик, а честный!», – мысленно удивился Сергей.

Потом доктор Мюллер отвёл его в сторону и, внимательно глядя в глаза, попросил:

– Серж! Дайте честное слово, э-э-э, что о нашем разговоре никому не расскажите. Спасибо, этого достаточно…. Я официально приглашаю вас, э-э-э, принять участие в одной экспедиции. Вернее, в авантюре…. На днях я купил небольшую, но крепкую яхту. И намереваюсь в июне-июле следующего года посетить побережье Карибского моря. То есть, осуществить ещё одну попытку отыскать моего Генриха…. Думаю, что вы можете оказать существенную помощь. Вполне возможно, по крайней мере…. Ведь, между вами и «Легендой о Жёлтой Розе» существует некая мистическая связь. Иначе, как ещё можно объяснить ваши литературные рассказы? Такие совпадения, явно, неспроста…. Что скажете?

А что в этой ситуации Серый мог сказать? Молчал, раздумывая, как бы повежливее отказать доктору. Уловил старик эти мысли-сомнения собеседника и зашёл с другой стороны:

– Я всё понимаю. Сейчас вам не до глупостей. Надо доставить семью в Россию, там заново обустроить быт…. Но я знаю и о ваших денежных затруднениях. Получить с господина Аматова деньги назад – утопия. А я вам мог бы предложить, э-э-э…. За участие в этом проекте…, – и прошептал на ухо Сергею очень внушительную цифру-сумму.

– Знаете, доктор, – подумав с минуту, ответил Серый. – Ваше предложение весьма заманчиво. И не только – по финансовым условиям. Мне самому очень хочется разгадать все эти карибские загадки. Но, прямо сейчас, я не смогу вам ответить – ни «да», ни «нет». Сами понимаете….

Мюллер, заметно повеселев, объявил:

– Уже хорошо, что не говорите твёрдого «нет»! Для раздумий у вас имеется практически шесть месяцев…. Все мои координаты вы знаете. Пишите, звоните. Буду ждать!

Поздним вечером гости разошлись-разъехались по домам. А «переселенцы», дружно помыв посуду, уложили детей спать, перенесли в холл все собранные вещи, да и разошлись по спальням…

Ирина, зябко обнимая себя за плечи, попросила:

– Милый, разожги, пожалуйста, камин! Что-то мне холодно, – и свернулась калачиком в кресле-качалке.

Сергей принёс дрова, разжёг в камине огонь, чай свежий заварил, оглянулся, а жена уже уснула в кресле, видимо, умаялась с этой «отвальной»…

«Хорошая, всё же, у меня жена!», – подумал Серый. – «Не каждому достаётся такая…».

Две Души – на Белом Свете, Больше – никого. Жёлтый месяц ярко светит, И вокруг – светло. Две Души – на Свете Белом. Сколько не зови, Эхо лишь рисует мелом На воде – круги. Нет ни серебра, ни – злата. Нет – других планет. Нет – ни бедных, ни – богатых, Нищих – тоже – нет. Да, и женщин нет в помине. Только, вот, одна. Тихо дремлет у камина, Нежности – полна. Две Души на Белом Свете, Больше – никого. Да ещё – бродяга-ветер, Что стучит в стекло…

Байка сорок первая О том, как Родина встретила

Процесс возвращения на Родину произошёл как-то обыденно, без видимых трудностей. Иммигранты-неудачники погрузились в три взятых в аренду микроавтобуса, и – без всяких происшествий – доехали до аэропорта Вены. Несмотря на страшное количество вещей, они прошли австрийскую таможню за пять минут. Да и русскую, по прилёту в Санкт-Петербург, аналогично.

Друзья-приятели встретили «лягушек-путешественниц» на многочисленных машинах, помогли весь скарб довести до квартир. При этом встречающие много улыбались и говорили хорошие слова. Но, явно, ощущалась какая-то натянутость, а приветственные слова казались дежурными и холодными.

«Когда нас провожали в иммиграцию, всё происходило как-то теплее, искреннее, что ли», – мысленно усмехнулся Серый. – «Может, потому, что человек, уезжающий в иммиграцию, воспринимается – как однозначно полезный в будущем? В гости к нему можно съездить, не платя за гостиницу. Или эффективный бизнес, связанный с заграницей – с помощью друга-иммигранта – наладить…. А кому, спрашивается, нужен неудачник, возвращающийся из иммиграции без копейки денег и с целой кучей проблем? Такому же помогать надо, раз «другом» числишься…»

Самое главное, что уезжая в Австрию – как считали – навсегда, они не продали квартиры и дачи. Иначе, было бы совсем тоскливо…. А так – ерунда ерундовая. Пыль старательно протёрли, полы тщательно помыли, вещи по полкам разложили – можно дальше жить. Как будто и не уезжали никуда, только, вот, все деньги пропали, надо зарабатывать новые…

На следующий день Ирина занялась устройством дочки в школу, а Сергей с приятелем поехали на дачу, посмотреть – цела ли. Приехали, открыли дверь, проветрили, печь протопили на совесть. А погода стояла – просто замечательная: лёгкий морозец, синее русское небо над головой…. Крепкий лёд уже встал, и Серый уговорил напарника по-быстрому сбегать на зимнюю рыбалку. Мол: – «Вдруг, удастся поймать на ушицу пару русских окуньков? Соскучился я по нормальной ухе…».

За три часа они надёргали килограмма два некрупной рыбёшки и пошли назад. Когда уже подходили к даче, навстречу выбежал сосед Егорыч, генерал каких-то хитрых войск в отставке.

– Серёга! – заорал Егорыч ещё издали. – Тут какие-то приезжали, все в камуфляже, с автоматами! На их «Газоне» висели ментовские номера, но – не менты, точно…. Тебя очень искали, даже входную дверь дома пытались вскрыть, думали, что ты прячешься внутри. Не дал я им этого сделать! Прогнал к такой-то матери! Генерал я, всё же, хоть и бывший…

– Во, дела, блин! – в сердцах возмутился Серый. – Сутки всего, как вернулся на Родину, а уже – какие-то автоматчики – ловят. Мать их всех!

Сергей поблагодарил Егорыча за проявленную бдительность, отдал ему пойманную рыбу, да и поспешил домой – узнавать, что это за очередная напасть свалилась на его бедную голову.

– Это была налоговая полиция, – сообщила жена. – Приехали, тебя требуют незамедлительно, взяли адрес дачи, да и умчались. Вот, их главный оставил визитку…

Серый позвонил «главному», а тот строго велел – жёстким командным голосом:

– Даже и не пытайтесь – покинуть страну! Вы, господин Хрусталёв, уже внесены в соответствующую базу данных. Так что, на пограничном контроле вас – в любом случае – задержат…. Будьте любезны, завтра к десяти утра явиться ко мне в кабине! В случае неявки – объявлю в Федеральный розыск!

– Вот те раз! – пожаловался Серый жене. – В Австрии постоянно пугали этими базами, теперь, вот, на Родине…

Утром Серый законопослушно прибываю в Управление налоговой полиции по Санкт-Петербургу и Ленинградской области, а по коридору – ему навстречу – шёл Абрам Моисеич, также ничего не понимающий. Вскоре появились здоровенный мужик и толстая тётка – ростом метр с кепкой, с глазами голодной акулы-людоедки.

– Ага! Вот, и наши голубчики нарисовались! – плотоядно улыбнулась акула-людоедка. – Сейчас мы будем с вас кожу сдирать и ржавыми пассатижами выдёргивать ногти! Расслабьтесь, родимые! Шутка такая, ясен пень…

Налоговые инспекторы завели «голубчиков» в кабинет и принялись обвинять во всех смертных грехах. С их слов получалось, что это именно Серый с Моисеичем довели страну до цугундера, разворовав всё народное добро.

Стали разбираться по делу. Оказалось, что где-то через полтора месяца после отъезда «переселенцев-голубчиков» в Австрию, напортачили новые сотрудники Мишеля по одному серьёзному делу. Естественно, налоговая полиция принялась старательно «копать», всплыли и другие, насквозь неприятные и скорбные эпизоды. Такой, вот, снежный ком образовался: чем дольше (дальше?) его катишь, тем больше налипает всякого и разного.… И кто-то – может, адвокаты доморощенные, может, и сам Мишель, умница хренова – надоумил задержанных ребятишек валить всё на Серого с Абрамом. Мол: – «Всё равно они из России уехали навсегда, не убудет с них. И логично всё получается – денег наворовали, да и свалили за границу…».

– Кто же знал, что мы вернёмся? – поделился потом своими ощущениями Моисеич. – С одной стороны, умников тех можно понять – очень, уж, хотелось отмыться. А, с другой стороны, обидно, когда тебя так мерзко подставляют…

Целый месяц длилось разбирательство: проводились экспертизы подписей на документах, организовывались разнообразные очные ставки…. Как это ни странно, но с Серого и Моисеича сняли все предъявленные обвинения. Но ощущения от свидания с Родиной остались, мягко говоря, неприятные и неоднозначные.

Пришло время задуматься о трудоустройстве, семью-то надо было кормить. Серый пошёл по уже проторенной дорожке, а именно, дал объявление в нескольких солидных газетах: – «Опытный мужчина-экономист с навыками ревизионной деятельности, ищет работу в солидной фирме. Имеется опыт работы за рубежом…». Вслед за этим последовал шквал телефонных звонков, состоялось много встреч-переговоров.

В конечном итоге, Сергей поступил на службу в компанию «Корпорация», на должность Главного ревизора. Было много других интересных и выгодных предложений, да больно, уж, Серому понравился Сан Саныч – матёрый такой олигарх, но с чувством юмора. Рассказал он Сан Санычу историю своей неудачной иммиграции, так олигарх минут двадцать смеялся – до слёз.

– Ну, брат! – отсмеявшись, похвалил. – У тебя, однако, талант! Рассказывать мастак, куда там Петросяну! А как подумаешь, что это – голимая правда, так, и вообще, можно помереть со смеху…. Ты, братец, всё это обязательно переведи на бумагу. Глядишь, писателем станешь знаменитым, автограф мне потом дашь…

Собственно работа оказалась не хитрой: езди себе по предприятиям «Корпорации», разбросанным по всей стране, лови за руку вороватых менеджеров, а ещё «Расходную часть» бюджетов – урезай нещадно…

За три первых месяца Серому даже удалось отличиться – пресёк на корню несколько попыток откровенного воровства.

Зауважал нового работника Сан Саныч, приблизил к своей важной персоне. Скучал он в последнее время, всё тянуло на философские разговоры, пооткровенничать хотелось…

Да только, как выяснилось позже, никогда не стоит откровенничать с олигархами, не приведёт это ни к чему хорошему. Ой, не приведёт…

Байка сорок вторая Олигархические этюды –1

Однажды утром Сан Саныч изволил пожаловать на работу в дурном расположении духа. А, если точнее, со страшного бодуна. Помаялся он недолго в своём кабинете, пытаясь больную голову обмануть крепким кофе, да и вызвал к себе Серого.

– Слышь, Серёга, – тут же перешёл к делу. – Ну, её, эту работу! В смысле, на сегодня…. Давай-ка, пивка попьём. Только кабачок подбери незаметный, чтобы случайно не нарваться на знакомых. Не к лицу мне – в наглую похмеляться по утрам…

По предложению Сергея поехали в «Медведь», был в то время в Питере такой гадюшник, последний – из советских ещё времён. И пиво там, как и прежде, разбавляли нещадно, и пивные наборы подавали отличные: сухарики плесневелые, да скумбрия «с душком». Спрятать в таком заведении от любопытных глаз похмельного олигарха – проще простого.

Подъехав к забегаловке, они «Мерседес» с охранниками оставили за углом и зашли в «Медведь». Сан Саныч сразу же заинтересованно завертел носом и объявил:

– Пахнет – как в мои студенческие времена!

«Неплохой, Саныч, мужик», – решил Серый. – «Сразу зрит в корень сущности…».

Олигарх с подчинённым устроились за самым дальним столиком, приняли по пару кружек разбавленного пивка, закусили несвежей скумбрией и каменными сухариками, захорошело. Сан Саныча, естественно, пробило на пространные разговоры.

– Давно я к тебе, Серёжа, присматриваюсь, – сообщил шеф с ленинской хитринкой во взоре. – Всё бы и ничего, но, вот, странность одна наблюдается. Премию я тебе за прошлый квартал заплатил хорошую, а ты на работу по-прежнему добираешься на общественном транспорте. Несолидно – для твоей немаленькой должности. Объясни мне, пожалуйста, этот нелогичный нонсенс…

– Это, экселенц, совсем просто, – не задумываясь, ответил Серый. – Живу я около метро, офис наш тоже располагается в пяти минутах от станции метрополитена. И зачем, спрашивается, мне нужна машина? Тем более что и прав на вождение у меня нет?

Задумался Сан Саныч, у официанта заказал водочки, рюмашку, поморщившись, накатил и продолжил расспросы:

– А как же быть с престижем? Нет, ты объясни мне, почему это у тебя даже прав нет? Может ты – нигилист? Может, последователь Че Гевары и революцию замышляешь новую?

– Да не нигилист я, – кротко улыбнулся Серый. – Просто лентяй страшный. Когда знакомые автомобилисты начинают обсуждать свои проблемы, я только диву даюсь, как это они терпят и переносят такое количество трудностей…. Вот, сами посудите. Дороги у нас в Питере – откровенное дерьмо. Верно, ведь? Гаишники – уроды законченные. Правильно? Все те, кто едет рядом – козлы и чайники. Продолжать? Со стоянками – задница полная. А ещё эти автомобили постоянно ломаются, а мастера в сервисах – неумёхи и бракоделы, только и норовят, что денежку с клиента слупить на халяву…. Я прав? Вот, видите! И для чего мне всё это? А, ведь, ещё надо уметь – управлять этой машиной! А я и на велосипеде-то толком кататься не умею, постоянно падаю с него. Короче говоря: – «Спасибо, но я пешком похожу!».

– Не, а с престижем-то как? – не сдавался шеф. – Неужели, тебе – перед теми же соседями – не хочется пофорсить на крутой иномарке?

Серый, в свою очередь, выпил водочки, собрался с мыслями и зашёл издалека:

– Вы, Сан Саныч, верующий?

Олигарх, молча, ослабил узел шикарного галстука, расстегнул верхние пуговицы рубашки и извлёк на белый свет массивный золотой крест на толстой – золотой же – цепочке.

– Понятное дело! – уважительно хмыкнул Серый. – А, раз, верующий, то должны знать ответ на простейший вопрос. Какой грех – с церковной точки зрения – считается самым страшным?

– Убийство, наверное.

– Не угадали! Гордыня!

– Гордыня? – Сан Саныч искренне удивился. – Гордость, что ли, чрезмерная?

– Гордость, это совсем другое. Гордость представляет собой элементарное самоуважение, не более того. А, вот, гордыня, мать её.…Это очень сильное, где-то, даже, маниакальное желание, чтобы все окружающие – поголовно – завидовали тебе. Более того, чтобы спать не могли от зависти, скрипя зубами ночи напролёт…. Улавливаете разницу?

Помолчал шеф пару минут, задумчиво пожевал хвостик скумбрии, после чего решил слегка обидеться:

– Мне, например, очень нравится, когда люди на меня поглядывают с уважением, и, даже, с завистью.…С завистью – потому, что я являюсь успешным и состоятельным человек, на которого всем надо равняться. А, по-твоему, получается, что я страшный грешник, заслуживающий Суда Божьего?

– Не «по-моему», – терпеливо уточнил Серый, – а по церковному. Опять же, каждый грешник всегда может исправиться. То есть, загладить и искупить свои прежние грехи…

– А с этого места, пожалуйста, поподробней! – Сан Саныч, явно, начал заводиться.

Отхлебнув пивка, Сергей беззаботно продолжил:

– Был я неделю назад в Карелии, на вашей лесопилке. Люди получают там сущие копейки, а лесопилка-то – тем временем – приносит неплохую прибыль…. Почему бы часть этой прибыли не направить на повышение зарплаты работников? Не всю прибыль, конечно, только её часть. Не обеднели бы вы, право…. Да, и на других ваших предприятиях наблюдается та же самая картина: очень бедно живут рабочие, еле-еле сводят концы с концами.

– Вот, я так и знал, что ты – революционер! Деньги хозяйские вздумал пересчитывать? Не твоё это дело!

– Как это – не моё? Я же Главный ревизор в вашей «Корпорации». Мне по должности положено – пересчитывать деньги…

Не чем Санычу было крыть, замолчал он, нервно барабаня костяшками пальцев по столу. А Серый, дабы оживить разговор, прочёл вслух стихотворение, посвящённое Че Геваре. Ведь шеф упоминал про него в разговоре, вот, мол, пусть и послушает:

Эрнесто Че Гевара Во сне ко мне приходит. Конечно же, не часто, Лишь пару раз – за год. На краюшек кровати Садится и болтает Со мной о всяком разном, Те ночи – напролёт. И я с ним поболтаю, И поделюсь – чем надо, И анекдотов свежих Ему нарасскажу. А он, вздохнув тихонько, Ладонь свою положит На лоб мне, и прошепчет: – Крепись, братишка мой. И я креплюсь, стараюсь, И жизнь течёт – рекою. А если, очень трудно В паскудной суете, С портрета, что на стенке Висит, как себя помню, Эрнесто Че Гевара Подмигивает мне. И мы – прорвёмся, братья! И мы – прорвёмся, сёстры! А пэдорасты эти, конечно, не пройдут! Всё потому, что где-то Эрнесто Че Гевара Сидит себе – на облаке И семечки грызёт…

Выслушал Сан Саныч стихотворение, головой неодобрительно покачал, усмехнулся и решил объясниться начистоту:

– Ладно, уговорил! Расскажу я тебе кое-что про жизнь нашу скорбную, олигархическую…. Нет у меня денег, чтобы рабочим – на моих же собственных предприятиях – поднять зарплату. Совсем нет! Самому не хватает…. И не лыбся, морда! Действительно, не хватает! Не веришь? Ладно, попробую растолковать…. Мне, чтобы получать крупные и выгодные заказы, необходимо иметь определённый имидж. Не будет имиджа, значит, не будет и выгодных Контрактов. Особенно это касается бюджетных дел, потому как российские чиновники уделяют повышенное внимание видимым атрибутам богатства. Зачем им нужен серенький и ничем неприметный бизнесмен, которому и поделиться-то нечем? Им, уродам жадным, подавай «богатенького Буратино», упакованного по полной программе. И, если внимательно посчитать стоимость этого «имиджевого набора», то запросто можно ополоуметь…. Хочешь, посчитаю? Две престижные квартиры в Питере – по одному зелёному лимону каждая. Понятное дело, что это без ремонта, мебели и прочей лабуды. Почему – две? Дочка у меня уже большая, скоро буду выдавать замуж…. Загородный дом в Комарово – ещё лимон, скромная вилла в Испании – на Коста-Браво – пол-лимона. Яхта на Балтике, плюсом яхта в Испании – ещё фиг знает сколько. Про автомобильный парк я лучше промолчу, сам, наверное, догадываешься.…Кроме того, имеются и всякие мелочи: жене с дочкой – брюлики, сыну – квартиру-студию в Милане, ну, и часы престижные, шмотки модные…. Ещё нынче принято собирать разнообразный антиквариат. Денег уходит на него, заразу, не приведи Бог! И всё это имущество надо – время от времени – ремонтировать, наводить современный дизайн. Налоги – помимо прочего – платить…. Если всё грубо сложить, то миллионов пятьдесят долларов – на поддержание имиджа – уже ушло. И конца-края не видно этому процессу! Понял теперь, дурилка картонная? А ты мне про Че Гевару толкуешь…

Стараясь не улыбаться, Серый старательно покивал головой, демонстрируя тем самым полное понимание всех жизненных трудностей, коварно расположившихся на тернистом пути простого русского олигарха.

А Сан Саныч, вдохновлённый уважительным молчанием собеседника, продолжил:

– Тут, ко всему прочему, моя супруга познакомилась с одной губернаторшей. Появился реальный шанс – выйти на другой уровень. То есть, на Самый Верх! А для этого требуется уже совсем другой имидж, совсем другие деньги…. И дом на Коста-Браво уже не катит, в Ниццу надо перебираться, или – на худой конец – в Италию. Да и квартира в Лондоне нынче мне просто необходима. Без неё – никак!

Долго ещё Сан Саныч душу изливал, жаловался на жизнь многотрудную. Серый тогда и решил для себя, мол: – «Не пойду я – ни за какие коврижки – в олигархи! Хлопотное это дело, судя по всему…

Байка сорок третья, последняя Олигархические этюды – 2

На следующий день Сан Саныч улетел в Лондон – присматривать достойную квартирку. А Серый в обеденный перерыв – от скуки и безделья – сочинил опус литературный, юмористический. Да и сохранил его – сдуру – в компьютере.

Олигархические этюды.

На задворках совести одного Большого Олигарха

Жила одна маленькая сказка – о добре и справедливости.

Прознал про то Олигарх, разгневался.

Вызвал к себе Начальника Охраны, да и уволил его – к такой-то матери,

Без выходного пособия.

А в Волчьем Билете ещё и запись начертал:

«Совсем бесполезный сотрудник. Даже в хлеву не убирается вовремя…».

В периферийных лабиринтах души одного Олигарха

Жила себе добрая фея.

Бросила она как-то на фибры души той – семена добра и справедливости.

Взошли знатные злаки.

Обрадовался Олигарх.

По его приказу холопы те злаки собрали тщательно,

А из зёрен самогонки нагнали.

Один Олигарх в Лондон поехал отдохнуть,

По турпутёвке.

А Королева аглицкая вид на жительство ему дала,

Ни с того, ни с сего.

С того самого времени не может Олигарх на Родину вернутся.

Вежливый очень.

А, вдруг, аглицкая Королева обидится?

Сели Олигархи в преферанс играть.

Вист – миллион долларов.

Да, бросили через час, мол,

Скука смертная…

Прознал один Олигарх, что Президент на него зуб имеет.

Бросился Президенту в ноги,

Да и сдал других Олигархов – с потрохами.

Поднял тогда его Президент с пола, за плечи обнял.

И вписал его фамилию в особый блокнот.

На обложке блокнота убористым почерком было написано:

«Мои друзья».

Слух прошёл в узких кругах,

Мол, Президент, когда сложит свои полномочия,

Тоже – Олигархом заделается.

Загрустили тогда Олигархи, запечалились,

По щелям разным попрятались.

А Александр Бушков тут же за новую нетленку уселся.

«Охота на мелкого Олигарха» – называется.

До невозможности трудно – живётся простым русским Олигархам.

И всё из-за этих Понятий-Стандартов: «Престижно» и «Статус».

Сколько разных гадостей и, даже, преступлений

Нашим Олигархам совершать приходится –

Ради соблюдений тех Стандартов долбанных!

Подумать страшно!

Бедные они, бедные!

Может, им молоко бесплатное, за вредность,

Выдавать?

Ничего ведь особенного, правда? А шеф, когда вернулся из Лондона, часа через два вызвал Сергея к себе в кабинет.

Серый вошёл и сразу же заскучал: Сан Саныч сидел в кресле – мрачнее грозовой тучи, а рядом с креслом, пакостно улыбаясь, стоял начальник службы безопасности «Корпорации».

– Ну, и как это прикажешь понимать? – хмуро спросил Сан Саныч, протягивая распечатку юмористического опуса.

– Шутка такая безобидная, литературная насквозь, – смущённо промямлил Серый. – Просто так написалось, без всякой задней мысли. Не шедевр, конечно, признаю.

– Не шедевр! – согласился Сан Саныч, да и уволил Серого – к такой-то матери…

Вот тогда-то Серый вспомнил про предложение старого доктора и позвонил в Клагенфурт. Герр Мюллер обрадовался.

– Конечно же, приезжай! – пригласил радушно. – Через месяц уже отплываем. Я тебе прямо завтра вышлю Приглашение…

В назначенное время они отплыли в Карибию – навстречу умопомрачительным приключениям. Но это совсем уже другая история, про неё надо писать отдельную книгу…

Карибская эскапада к осени завершилась. Успешно, не успешно? Трудно сказать, философия – дама неоднозначная.…Как бы там не было, но Сергей в Санкт-Петербург вернулся без копейки денег. Так получилось. Погиб в Карибии доктор Мюллер, некому стало выплачивать обещанный гонорар…

Тогда Серый, отринув гордость, обратился к Мишелю (практически бросился в ноги!), устроился на работу в корпорацию «Бумажная река», где и трудился вплоть до января месяца 2009-го года…

Эпилог

В понедельник Серый – помолодевший и весёлый – вернулся домой.

– Неужели что-то придумал? – мягко улыбнулась Ирина, подставляя упругие губы для поцелуя.

– А, то! – он протянул жене лист бумаги, на котором в столбик было начертано несколько слов.

– Метель, Выстрел, Выбор-побег, Маскарад, АнтиМетро-2033, Зеркала Борхеса, – прочла-перечислила Ирина. – Что значат эти странные фразы?

– Это названия романов, которые я напишу в самое ближайшее время, – пояснил Серый. – Я решил податься в писатели. Говорят, что дело денежное…

Конец книги

Примечания

1

– Перевод с испанского языка – «белая ласточка».

(обратно)

Оглавление

.

От автора

Байка без номера, выполняющая функции Пролога . Январский нервный зуд . (Город Сёстринск, Восточная Сибирь, январь 2009 года)

Байка первая . Превратности Судьбы: «Зенит» и портвейн – близнецы братья…

Байка вторая . Введение в специальность. Бур Бурыч и ротмистр Кусков

Байка третья . Рыбалка – как философский аспект мироощущения

Байка четвёртая . Не спорьте с дамами, гусары!

Байка пятая . Старый ржавый обрез

Байка шестая . Старый ржавый обрез – 2

Байка седьмая . Две разновидности ревности

Байка восьмая . О напрасном героизме

Байка девятая . Стройотряд и первая потеря

Байка десятая . Ладожские миражи

Байка одиннадцатая . Военная кафедра

Байка двенадцатая . Здравствуй, Магадан!

Байка тринадцатая . Полярная математика

Байка четырнадцатая . Фраер в белом костюме

Байка пятнадцатая . Река Паляваам

Байка шестнадцатая . Лузеру – саечка

Байка семнадцатая . Путь домой

Байка восемнадцатая . Последний Великий Поход

Байка девятнадцатая . Неожиданный рассказ – «Жёлтая роза в её волосах»

Байка двадцатая . О том, как женятся гусары

Байка двадцать первая . Вьетнамские странности

Байка двадцать вторая . Встреча со Сникерсом

Байка двадцать третья . Опытный мужчина-бухгалтер ищет работу

Байка двадцать четвёртая . О некоторых способах минимизации налогов и о щедрости хозяйской

Байка двадцать пятая . Сашенька Волкова

Байка двадцать шестая . Нас – «элевен»!

Байка двадцать седьмая . Барселона – город меж зелёных волн

Байка двадцать восьмая . Несколько миллионов белых машин, или – чудеса в решете

Байка двадцать девятая . Первые встречи с олигархом

Байка тридцатая . Зачем еврею гольфы? Или – о национальности Павлика Морозова…

Байка тридцать первая . Были сборы – недолги, в том числе, и про ворованную кукурузу

Байка тридцать вторая . Австрийский быт

Байка тридцать третья . Австрийский быт – 2

Байка тринадцать четвёртая . Подснежники

Байка тридцать пятая . Бизнес Аматова

Байка тридцать шестая . Похоже, приплыли, голуби!

Байка тридцать седьмая . Высокопоставленный агент

Байка тридцать восьмая . Словенские этюды

Байка тридцать девятая . Обо всём – понемногу

Байка сороковая . Две Души

Байка сорок первая . О том, как Родина встретила

Байка сорок вторая . Олигархические этюды –1

Байка сорок третья, последняя . Олигархические этюды – 2

Эпилог . .

Реклама на сайте