I
1
Думать только о белом
Артур Рембо
У Юко Акиты было две страсти.
Хокку.
И снег.
Хокку — это жанр японской литературы, короткое стихотворение из трех строк и семнадцати слогов. И ни слогом больше.
Снег — это стихотворение. Стихотворение, высыпающееся из облаков белыми легкими снежинками.
Оно вылетает из пасти неба, из руки Господа.
У него есть имя. Ослепительно белое имя.
Снег.
2
Зимний ветер,
Синтоистский монах,
Бродит по лесу
(Иссё)
Отец Юко был священником-синтоистом. Он жил на острове Хоккайдо, на севере Японии, там, где зима сурова и длинна.
Он рассказывал сыну о могуществе космических сил, о том, как важна вера, учил любви к природе и искусству хокку.
Апрельским днем 1884 года Юко исполнилось семнадцать. На юге Японии, на острове Кюсю, зацветали вишни. А на севере море все еще сковывали льды.
Завершилось эстетическое и духовное воспитание юноши. Настало время выбирать карьеру. В течение многих поколений члены династии Акита посвящали себя религии или военному делу. Но Юко не желал становиться ни священником, ни военным.
— Отец, — сказал он на берегу серебристой реки утром своего дня рождения, — я хочу стать поэтом.
Священник лишь слегка нахмурил брови, но глубокое разочарование отчетливо проявилось на его лице. Солнце играло на неровной поверхности воды. Рыба-луна проплыла меж камней и скрылась под деревянным мостом.
— Поэзия — это не профессия. Это трата времени. Стихи похожи на утекающую воду. Такую, как эта река.
Юко опустил взгляд на безмолвный поток. Потом повернулся к отцу и сказал:
— Именно этим я и хочу заниматься. Хочу научиться смотреть как проходит время.
3
Звон лопнувшего горшка с водой
(Сегодня ночью замерзла вода)
Меня будит
(Басё)
— Что такое стихи? — спросил священник
— Это нераскрытая тайна, — ответил Юко.
Однажды утром звон лопнувшего горшка, отдающийся в голове, дает начало источнику поэзии, пробуждает душу от сна и дарит ей его красоту. В этот момент удается сказать то, что обычно не выразишь словами. Это момент путешествия без движения. Это момент, когда становишься поэтом.
Ничего не приукрашивать. Ничего не говорить. Наблюдать и писать. Несколько слов. Семнадцать слогов. Хокку.
Утром человек просыпается. Наступает время уйти от мира, чтобы ещё больше ему удивляться.
Утро — время, когда можно увидеть жизнь.
4
Первая цикада,
Сказал он и пошел
Дождь
(Иссё)
Шли месяцы. Летом 1884 года Юко написал семьдесят семь хокку, одно лучше другого.
Утром поблекшего солнца на его плечо села бабочка и оставила нежный звездный след, который смыл июньский дождь.
Иногда в послеобеденные часы он ходил слушать песни девушек, собирающих чай.
На следующий день на своем пороге он нашел мертвую ящерицу.
А больше ничего не происходило.
Когда опять наступили первые дни зимы, снова встал вопрос о будущем Юко.
Декабрьским утром отец отвел его к подножию горного хребта в центральной части Хонсю, указал на вершину горы, туда, где покоятся вечные снега, протянул сыну сумку, полную еды, шелковую бумагу и сказал:
— Не возвращайся, пока не будешь знать. Военный или священник. Тебе выбирать.
Юноша взбирался в гору, несмотря на усталость и опасность. На вершине он нашел убежище под валуном и сел лицом к великолепию мира.
Семь дней он сидел так у самых врат неба, наслаждаясь красотой. На куске шелковой бумаги он написал лишь одно слово, ослепительно белое слово.
Когда он вернулся к отцу, тот спросил:
— Юко, ты нашел свой путь? Юноша встал на колени и произнес:
— Гораздо лучше, отец. Я нашел снег.
5
В этой снежной стране
Если тоже умру, стану
Снежным Буддой
(Хосуи)
Снег — это стихотворение. Ослепительно белое стихотворение.
В январе он устилает всю северную часть Японии.
Там, где жил Юко, снег был стихотворением зимы.
К большому сожалению отца, в самом начале 1885 года Юко начал карьеру поэта. Он решил не писать ничего, кроме стихов, воспевающих красоту снега. Он нашел свой путь. Он знал, что никогда не оставит эту сверкающую жизнь.
Зимой каждый день он рано выходил из дома и направлялся к горе. Он всегда приходил в одно и то же место, чтобы сочинять стихи. Он садился под деревом и проводил там долгие часы, выбирая семнадцать самых красивых слогов в мире. А сочинив свое стихотворение, записывал его на листке шелковой бумаги.
Каждый день новое стихотворение, новое вдохновение, новый лист бумаги. Каждый день другой пейзаж, другой свет. Но всегда хокку и снег. Пока не наступит вечер.
Он всегда возвращался домой к началу чайной церемонии.
6
Играя в волан
Невинные
Они раздвигали ноги
(Таиджи)
Но однажды вечером Юко не вернулся.
Полнолуние. Все видно как днем. Армада облаков, пушистых как снег, закрыла небо. Они захватили его подобно тысяче белых солдат. Это была армия снега.
Юко, сидевший под светом луны, тихо наблюдал за их вторжением. Он вернулся домой лишь с рассветом.
На залитой бледной свежестью солнца дороге он столкнулся с девушкой, которая черпала воду из фонтана.
Когда она наклонялась, её туника задиралась до самых подмышек и обнажала белую как снег кожу груди.
Немного позже, в своей комнате, Юко потрогал свой лоб: он был горячий как стакан жгучего сакэ.
Он заснул, зажав в руке похожий на красный перец член. На улице стоял мороз.
7
Пронизывающий холод
Я целую цветок сливы
Мечтая
(Сосэки)
У снега пять основных характеристик.
Он белый.
Он замораживает природу и защищает ее.
Он постоянно изменяется.
Он скользкий.
Он превращается в воду.
Когда Юко рассказывал об этом отцу, тот не видел в этом ничего хорошего, будто такая необычная страсть сына делала зиму ещё более суровой.
Он белый. Поэтому не виден и не имеет права на существование.
Он замораживает природу и защищает ее. Не слишком ли высокомерно утверждать, что заставляешь застыть весь мир?
Он постоянно изменяется. Поэтому он ненадежен.
Он скользкий. Но кому понравится поскользнуться на снегу?
Он превращается в воду. И затапливает нас во время таяния.
Юко же видел в своем друге пять других качеств, которые вполне устраивали его талант поэта.
Он белый. Поэтому он — стихи. Очень чистые стихи.
Он замораживает природу и защищает ее. Поэтому он — живопись. Тончайшая живопись зимы.
Он постоянно изменяется. Поэтому он похож на почерк. Есть десять тысяч способов написать слово «снег».
Он скользкий. Поэтому он — танец. На снегу каждый может почувствовать себя танцором.
Он превращается в воду. Поэтому он — музыка. Весной реки и источники становятся симфониями белых нот.
— И это все для тебя? — спросил священник.
— И даже больше.
Этой ночью отец Юко Акиты понял, что одни хокку не могут наполнить глаза его сына красотой снега.
8
Юко боготворил искусство хокку, снег и число семь.
Цифру семь он считал магической.
В ней одновременно существует равновесие квадрата и непостоянство треугольника.
Юко исполнилось семнадцать, когда он решил стать поэтом.
Он писал стихи из семнадцати слогов.
У него было семь кошек.
Он обещал своему отцу каждую зиму писать лишь семьдесят семь хокку.
Все остальное время он оставался дома и забывал про снег.
9
Однажды, весенним днем, на восходе солнца, придворный поэт императора Мейджи увидел произведения Юко. Придя в его деревню, он нашел дом отца Акиты и расспросил его. Священник, прибежавший из соседнего храма, с почтением принял посланника императора, предложил ему чашку чая и сказал:
— Последний раз в этом году мой сын вернется этим вечером с горы. Сегодня — день его семьдесят седьмого хокку. Но если вы пожелаете, я могу отвести вас в его мастерскую. Именно там он хранит свои стихи, написанные на листках шелковой бумаги.
Поэт вдохнул аромат чая, его сердце наполнилось радостью, — он вспомнил тот день, когда сам был замечен мастером рифмы и приведен ко двору императора, чтобы прочитать ему стихи, которые удостоились чести понравиться правителю. Затем он сделал горький глоток и сказал:
— Покажите мне это чудо.
Священник предложил последовать за ним в комнату, стены которой были полностью покрыты листками бумаги. При взгляде на все это захватывало дух.
— Это здесь, Учитель. Вы можете видеть все хокку моего сына.
Поэт медленно и величественно подошел и прочел каждое из семидесяти шести стихотворений, которые Юко сочинил в этом году.
Когда он закончил, священник заметил как сверкают слезы в его глазах.
— Это великолепно. Я никогда не читал ничего подобного. Я думаю, что император сможет сделать вашего мальчика официальным придворным поэтом, когда меня не станет на этом свете.
Отец Юко, вне себя от радости, бросился к ногам высокого гостя.
— Тем не менее, — добавил тот, — должен признать, что есть две вещи, которые меня огорчают.
Вздрогнув, священник поднял голову.
— В чём же дело? Разве эти хокку не лучшие со времен великого Басё?
— Эти творения несравненны. Слова черпались из настоящего источника красоты. Тексты очень музыкальны, но в них не хватает цвета. Язык, которым пишет ваш сын, безнадежно бел. Почти невидим. Если он пожелает представить свои творения императору, ему придется научиться раскрашивать свои стихи.
— Он еще молод, не забывайте об этом. Ему всего семнадцать. Но что еще вас заботит?
Поэт попросил еще одну чашку чая, расположился в обвитой зеленью беседке перед домом и посмотрел на вздымающуюся над весенней свежестью гору. Потом сделал горький глоток и спросил:
— Почему снег?
10
Когда Юко вернулся с горы и узнал, что посторонний прочел его стихи, и, что еще хуже, они ему понравились, он впал в бешенство.
— Это всего лишь наброски. Я еще ничего не знаю о моем искусстве.
— Но тебя уже требуют ко двору! Это большая, большая честь, — ответил ему отец.
— Нет, — сказал Юко, — это низость.
Когда священник точно передал слова придворного поэта, Юко вскипел:
— Да что он знает о живописи и ее цветах? Есть десять тысяч способов написать, десять тысяч способов нарисовать стихи, но для меня все они похожи на снег. Я пойду к императору, когда напишу десять тысяч слогов, десять тысяч слогов удивительной белизны. И ни слогом меньше.
— Но ведь десять тысяч слогов — это около пятисот девяноста хокку! Если ты будешь писать семьдесят семь стихотворений в год, это займет целых семь лет.
— Значит, я явлюсь ко двору через семь лет.
Отец и сын больше никогда не говорили о визите придворного поэта.
Этой весной Юко сдержал обещание и не написал ни одного хокку.
Все, чем он занимался, — это вдыхал запах цветов вишни в зеленом саду.
Летом он дышал ароматом лесного меда под взглядом луны и горных вершин.
В первые дни грозы в грязи у реки он нашел лисичку.
Это был ароматный и спокойный год.
11
Кожа женщин,
Кожа, которую они прячут
Как она горяча!
(Сютежо)
Вторая зима стихов была ослепительно белой.
Снега было больше чем обычно.
Декабрьской ночью его лишила невинности девушка, которую он тогда встретил у фонтана. Вкус ее кожи напоминал персик. Он взял в рот ее белоснежный сосок и сосал его как лимон луны. До самого утра.
За эту зиму Юко написал семьдесят семь хокку. Одно белее и красивее другого.
Вот последние три:
Чистый снег
Мост тишины и
Красоты
Музыка снега
Сверчок зимы
Под моими ступнями
Севшая на корточки женщина
Мочится и заставляет таять
Снег
Это были они, хокку.
Что-то чистое. Естественное. Близкое. Что-то тонкое и прозаично красивое.
Они не значили многого для простых смертных, но для души поэта — были мостом к божественному свету. Мостом к белому свету ангелов.
12
В первые дни весны вернулось солнце, а с ним придворный поэт.
В этот раз он пришел не один.
С ним была ослепительной красоты женщина, которая очень любила стихи. Ее кожа была бела, а волосы черны как ночь. Это была протеже Учителя.
Отец Юко радушно принял их обоих в беседке, овитой цветами. Он предложил им редкого и ароматного чая.
Когда Учитель и девушка сделали по глотку, он сказал:
— Мой сын осознает оказанную вашим визитом честь. Он считает, что ему потребуется семь лет, чтобы усовершенствовать свое искусство, прежде чем явиться ко двору императора. И поскольку это вторая зима, когда он пишет хокку остается ждать еще пять лет.
Пожилой человек долго смотрел на берега серебристой реки, прежде чем сказать свое слово.
— Пять лет — очень большой срок. Не знаю, станет ли император ждать так долго. Когда должен вернуться Юко?
— Поздно вечером.
— Мы его подождем.
Когда Юко вернулся с горы, он увидел двоих гостей в своей мастерской. Девушка тут же покорила его чарующей красотой. Лицо Учителя не вызвало никаких чувств кроме безразличия.
— Юко, — сказал придворный поэт, — у меня к тебе два вопроса.
— Я слушаю вас, Учитель.
— Почему семь лет?
— Потому что это магическая цифра.
Юко заметил едва уловимую улыбку на губах девушки. Ее губы были свежи подобно сочному плоду. Он едва удержался, чтобы не впиться в них зубами.
— Тогда почему снег? — продолжил Учитель.
— Потому что это стихи, почерк, живопись, танец и музыка в одновременно.
Старец подошел к Юко и прошептал одним лишь горячим дыханием:
— Он — все это?
— И даже больше.
— Ты поэт. Но что ты знаешь о других искусствах? Умеешь ли ты танцевать, писать, сочинять музыку?
Юко нечего было ответить. Он почувствовал как его лицо заливает румянец.
— Я поэт. Я пишу стихи. И мне не нужно уметь что-то еще, чтобы заниматься моим искусством.
— Ты ошибаешься. Поэзия — это, прежде всего, живопись, хореография, музыка и почерк души. Поэт — это картина, танец, музыка и красивый почерк одновременно. Если хочешь стать искусным мастером, ты должен уметь все. Твои произведения поразительно красивы и музыкальны, но все же белы как снег. Им не хватает цвета, красочности. Ты не художник, Юко. И в этом твой недостаток. Только в этом. Поэтому, если ты меня не послушаешь, глаза мира никогда не увидят твоих стихов.
Старец надоел ему, но девушка была прекрасна, и он не хотел ее разочаровывать.
— Я слушаю вас, Учитель.
— На юге Японии живет человек, владеющий абсолютным искусством. Он пишет чудесные стихи, музыкальные пьесы, но прежде всего, он — художник. Этот замечательный, уникальный человек называет себя Сосэки. Он был моим учителем. Навести его от моего имени. Он научит тебя тому немногому, чего тебе не хватает.
На протяжении всего разговора протеже учителя не произнесла ни слова. Она лишь внимательно изучала Юко, улыбаясь и делая большие глотки горячего чая.
— Не опоздай, — сказал старец, — Сосэки очень стар и может вскоре умереть.
Юко поклонился и сказал:
— Учитель, я отправлюсь к Сосэки завтра же.
Потом он повернулся и неуклюже поцеловал девушку в обе щеки. Она насмешливо улыбнулась. Улыбка была похожа на трель, улетающую высоко в небо.
Он уже почувствовал к ней огромную любовь, смешанную со стыдом.
13
Тем же вечером Юко занимался любовью с девушкой, которую встретил у фонтана. Он взял ее в снегу под хрустальной кроной вишневого дерева. Они начинали заново семь раз. Жестоко и необузданно. До тех пор, пока его член не стал похож на сморщенный артишок, а ее лоно на фиолетовую полоску.
14
На следующий день, на рассвете, Юко покинул свою деревню. Он попрощался с отцом и всей семьей и пошел на юг.
Это было путешествие к солнцу его души. Чистота и свет мира дарили себя его взору. Медленно шагая по дороге, Юко чувствовал как сердце наполняется чистой, искрящейся радостью. Он был свободен и счастлив. Он уносил с собой золото веры в любовь и поэзию.
Но случилось то, что должно было случиться. Слишком сильно любя снег, он потерял страх перед ним.
Пересекая горы, Юко попал в ужасную снежную бурю. Он стал жертвой гнева стихии и был обязан своим спасением лишь случайно найденному убежищу.
Юко укрылся под нависающим валуном. И там, трясясь от холода, один в густом мраке, один в глубине снега, один в головокружении одиночества, один в своем молчании, он должен был сотню раз умереть от холода, голода и усталости. Но он выжил.
Он выжил, потому что увидел этой ночью то прекрасное, что пришло с другой стороны реальности. Это была самая чудесная картина из тех, что ему довелось увидеть в жизни. Он так и не смог забыть ее.
15
Это была она. Когда он лежал под валуном, она была там. Она казалась хрупкой как сон. Это была молодая обнаженная девушка европейской расы со светлыми волосами. Она была мертва. Она покоилась под метровой толщей льда.
16
Она действительно не спала. Она была мертва. Но ее гроб был прозрачен как хрусталь. Юко тут же влюбился в прекрасную незнакомку.
Он так и не понял, что находится так близко к мертвому человеку. Она не была трупом. Она была невероятно обаятельна.
Во-первых, девушка лежала обнаженная. Что она делала голой под метровым куском льда? Этот вопрос вскоре пришел ему в голову. Но он не знал как на него ответить.
Откуда она взялась? Сколько находится в плену этого вечного прозрачного камня? И по правде сказать, существует ли она на самом деле?
Девушка, запертая подо льдом, казалась хрупкой и нежной мечтой. Ее золотые волосы горели подобно факелу. Сквозь закрытые веки был виден синий холод глаз, будто лед сделал прозрачной тонкую кожу, защищавшую взгляд. Ее лицо было белым как снег.
Юко молча смотрел, пораженный ее красотой.
17
Он поверил в мечты.
Ему казалось, что в его голове образ девушки едва заметно меняется. Но она вовсе не была галлюцинацией. Она была там, подо льдом, в метре от него, и он любил ее.
Юко оставался там всю ночь, он не мог насмотреться на эту прекрасную картину. Он ни разу не отвел глаз. Он был там, и несмотря на холод, неподвижно смотрел на то, о чем не смел даже мечтать.
Для него время остановилось этой ночью.
Кто она, почему она здесь?
Он не знал этого.
Но он знал одну вещь, грустную и прекрасную: он будет стареть, и однажды умрет, но никогда не умрет его любовь к этой женщине и никогда не постареет ее лицо под толщей льда.
18
Утром Юко поставил крест в том самом месте, где сделал мрачную находку. Потом продолжил свой путь.
С тех пор он не мог забыть то, что пережил этой ночью. Образ девушки владел им на протяжении всего пути.
В тот же вечер Юко добрался до горной деревушки. Он направился к площади и упал от усталости у замерзшего фонтана. Старый крестьянин поспешил принести ему стакан сакэ.
Юноша повернулся к нему, сделал белый глоток, перевел дыхание, спросил:
— Кто она?
И упал на руки старика.
19
Ему понадобилось семь дней отдыха, чтобы восстановить силы и продолжить путешествие.
Эти семь дней Юко спал и видел во сне снежную девушку. Однажды утром он встал, поблагодарил крестьянина и вновь отправился в путь.
О девушке во льдах он больше не сказал ни слова.
20
Он пересек всю Японию и однажды утром пришел к двери Сосэки. Его встретил слуга по имени Хороси. Это был уже пожилой человек с приветливой улыбкой, запавшими щеками и седеющими волосами. Юко сказал ему:
— Я пришел от имени поэта при дворе императора Мейджи, чтобы научиться искусству цвета у мастера Сосэки. Могу я войти?
Слуга отошел в сторону и Юко проследовал в удобно обставленную комнату. Он сел на циновку, поджав ноги, лицом к саду с самыми разнообразными растениями. Ему подали чашку дымящегося чая. На улице, у реки, какая-то птица выводила пьянящую мелодию.
— Я пришел издалека, продолжил Юко. Я поэт. Точнее, я поэт снега. Я пришел учиться у мастера Сосэки.
Хороси кивнул головой в знак согласия.
— Сколько времени вы собираетесь оставаться здесь?
— Столько, сколько потребуется. Я хочу стать настоящим поэтом.
— Я понимаю. Но мой учитель очень стар и измучен. Ему остается жить совсем немного. Поэтому он дает уроки лишь ограниченному кругу способных учеников. Два раза в день. Утром, на рассвете, и вечером — на закате. Разумеется, из-за особого освещения.
— Я справлюсь. И если я окажусь недостоин его внимания, то сразу же уйду.
— Учитель Сосэки оценит ваши способности. Кстати, вот и он. Сейчас время его прогулки в саду среди цветов. Юко повернулся и увидел старика с длинной бородой, который медленно и неуверенно, будто по веревке, шел по саду. Его глаза были закрыты.
— Это мастер цвета? — спросил Юко.
— Да, Сосэки, великий художник Сосэки.
— Но он… Его глаза…
— Да, — сказал Хороси. Мой хозяин слеп.
21
Как слепой художник мог преподавать искусство цвета? Смеялся ли над ним придворный поэт, когда предлагал в учителя человека, который не может даже судить о качестве своей собственной работы? В один момент Юко захотелось бросить все и уйти, вернуться в свою деревню и в свои любимые горы. Но рука Хорош его остановила.
— Не уходи, ничего не узнав. Сосэки, возможно, не видит мелочей, но его разум видит то, чего не могут узреть твои глаза. Пойдем, я тебя представлю.
— Что может рассказать мне слепой о разнообразии цветов?
— То же, что и о женщинах, хотя уже очень давно он не делит ложе ни с одной из них. Не смотри на внешность. Ты запутаешься.
И Хороси повел Юко поприветствовать учителя.
— Кто ты? И чего ты хочешь от меня? — спросил Сосэки, когда они были представлены друг другу.
— Я Юко, поэт снега. Мои стихи красивы, но безнадежно белы. Учитель, расскажите мне как надо рисовать. Научите меня цвету.
Сосэки улыбнулся и ответил:
— Сначала ты расскажи мне о снеге.
22
Ученье у мастера не было похоже ни на какое другое.
Утром первого урока, у озаренной рассветом реки, он попросил Юко закрыть глаза и представить себе цвет.
— Вокруг тебя нет цвета. Он внутри тебя. Снаружи только свет, — сказал он. — Что ты видишь?
— Ничего. С закрытыми глазами я вижу только темноту. А вы?
— А я — нет, ответил Сосэки. — Я вижу синих лягушек и желтое небо. Ну и кто из нас слепой?
Юко хотел сказать ему, что небо не желтое, а лягушки не синие, но воздержался от комментариев. Возможно, старик просто сошел с ума. Он не хотел его разочаровывать.
— Учитель, — сказал он, — я начинаю видеть.
— Что ты видишь?
— Я вижу красные деревья.
— Идиот, — сказал Сосэки. — Не может быть. Здесь нет деревьев.
23
На следующее утро учитель снова попросил Юко закрыть глаза и сказал:
— Свет внутри. Он в тебе. Только цвет снаружи. Закрой глаза и скажи мне, что ты видишь.
— Учитель, — сказал Юко, — я вижу белый свет снега.
На этих словах ему захотелось смеяться. Стояло прекрасное весеннее утро. Солнце грело как печка.
— Это верно, — сказал Сосэки, — здесь был снег зимой. Ты становишься зрячим.
24
Так Юко был принят на обучение к мастеру на весь следующий год.
Хороси, слуга, стал его другом. Они спали в одной комнате.
Однажды вечером Юко спросил у него:
— Кто учитель на самом деле? И знает ли он так хорошо свое искусство?
— Сосэки — величайший в Японии художник Он также знает музыку, поэзию, каллиграфию и танец. Но его искусство никогда бы не увидело свет без любви женщины.
— Женщины? — переспросил Юко.
— Да, женщины. Ведь любовь — самое сложное из искусств. И писать, танцевать, сочинять музыку и рисовать, — все равно что любить. Это как ходьба по канату. Самое сложное — не падая, двигаться вперед. Сосэки же упал ради любви к женщине. Только искусство спасло его от отчаяния и смерти. Но это длинная история и она тебе, я думаю, будет неинтересна.
— О, — взмолился Юко, — расскажи мне!
— Эта история о том времени, когда твой учитель был самураем.
— Сосэки? Самураем? Расскажи, прошу тебя, расскажи!
Хороси выпил стакан сакэ и по просьбе юноши погрузился в воспоминания.
— Все началось с волшебства…
II
25
Все началось с волшебства. В один из зимних дней 18… года, когда Сосэки возвращался с войны, он влюбился в женщину, подобной которой никогда раньше не встречал.
В то далекое время мой хозяин был самураем императора.
Сосэки участвовал в кровавой битве, в которой его армия одержала сокрушительную и неожиданную победу. Он возвращался победителем. Торжествующий, но раненый. Один из солдат задел мечом его плечо за момент до того как его собственная голова была снесена пушечным ядром. Перед глазами Сосэки до сих пор стоит эта картина: вкус грязи и крови во рту, солдаты армии противника, бросающиеся на него, лицо врага, искаженное гримасой ненависти. Человек кинулся на Сосэки, готовый проткнуть его мечом. Самурай почувствовал над головой холод клинка. Взрыв, оглушительный грохот, и ничего. Ничего, кроме человека без головы, который двигался и ходил, прежде чем обрушиться на него всем весом мертвого тела и вонзить лезвие меча ему в плечо будто для того, чтобы дать понять самураю весь ужас сражения, которого ни один, ни другой не должны были познать. Вот так. Это было время чести. Это были радости войны. Нужно было умереть или вернуться раненым.
Самурай так и не смог забыть образ воина без головы. Это была самая ужасная картина из тех, что ему довелось увидеть в жизни.
Потом он потерял сознание. Его оставили на поле битвы, посчитав мертвым. Он пролежал под обезглавленным телом всю ночь. Утром его стоны услышали. Когда убрали мертвеца, открылось лицо Сосэки, полное ужаса. За ним ухаживали, но в течение многих дней он был в бреду. И даже неделю спустя в его глазах был виден страх.
Сам император поздравил его и Сосэки был горд этим, но эта гордость омрачалась сожалением о пережитом.
Наконец, восстановив силы, Сосэки отправился домой. Ему мешала воевать не рана, — его ранили шесть раз с начала войны, — а простое отвращение к войне. Тот, кто посвятил свою жизнь армии, понял, что больше не хочет убивать.
Он покинул армию и пешком вернулся домой. И там, по дороге к дому, свершилось чудо.
Трясясь от холода, с ужасом войны в глазах, один на один с пережитой трагедией, один в густом мраке, один в глубине снега, один в головокружении одиночества, один в своем молчании,
он должен был сотню раз умереть от холода, голода и усталости. Но он выжил.
Он выжил, потому что увидел этим днем то прекрасное, что пришло с другой стороны реальности, чтобы уравновесить ужас воспоминания о воине без головы. Это была самая прекрасная картина из тех, что ему довелось увидеть в жизни. Ее самурай так никогда и не смог забыть.
26
Это была девушка, идущая по канату, легкая как птица. Девушка, с грацией белки шагающая по канату, натянутому над серебряной рекой.
Она находилась в шестидесяти футах над землей. Она больше не шла по веревке, а как по волшебству парила в воздухе. Издалека ее, скользящую в лазури неба по невидимому канату с шестом в руках, можно было принять за ангела.
Сосэки медленно подошел к реке и был поражен красотой девушки. Он в первый раз видел европейку. Казалось, что она просто порхает в воздухе.
Заинтригованный, он подошел еще ближе. На этот раз она оказалась прямо над ним. На берегу, чтобы посмотреть на это странное представление, собралась многочисленная толпа.
Сосэки не опуская глаз подошел к какому-то старику и спросил:
— Кто она?
Старик ответил дрожащим голосом, даже не посмотрев на Сосэки:
— Она — девушка, которая ходит по канату. Если только это не белокурая птица, затерявшаяся в небесах.
27
Она была канатоходцем и ее жизнь была одной линией. Прямой.
28
Она была родом из Парижа, из Франции. Ее звали Нэж.[1] Ее звали так потому, что ее кожа была ослепительно белой, глаза — ледяными, а волосы — золотого цвета. И еще потому, что когда она парила в воздухе, то казалась легкой как снежинка.
Вот как начиналась ее история. Однажды, еще ребенком, она побывала в передвижном цирке и была поражена, воочию увидев свою мечту.
Несмотря на опасность, она решила сделать цирк своей профессией. Немного поколебавшись, захотела стать эквилибристкой. Время шло, и Нэж забиралась все выше и выше, совершенствуя свое искусство. Так она стала одной из первых женщин-эквилибристок. Она поднялась на канат и больше никогда не спускалась.
29
Нэж стала канатоходцем ради баланса. Эта девушка, чья жизнь была похожа на веревку, усеянную узлами, которые связывали и разрывали коварство случая и пошлость существования, совершенствовалась в тонком и опасном искусстве, состоящем в том, чтобы ходить по натянутой веревке.
Она чувствовала себя хорошо, лишь шагая по канату в тысяче футов над землей. Только вперед. Ни на миллиметр не отходя в сторону.
Это была ее судьба.
Двигаться вперед шаг за шагом.
От одного конца жизни к другому.
30
Она покорила своими подвигами всю Европу. В девятнадцать лет она прошла по канату больше ста километров, часто на грани жизни и смерти.
Она протягивала свою веревку между двумя башнями Собора Парижской Богоматери и оставалась над собором долгие часы, как Эсмеральда ветра, снега и безмолвия.
Потом она повторила свое представление во всех столицах Европы, каждый раз побеждая законы равновесия.
Нэж была не просто канатоходцем. Она, как по волшебству, двигалась, паря в воздухе.
Издалека ее стройная фигура, похожая на белое пламя, золотые волосы, которые ласкал ветер, делали девушку похожей на богиню снега.
Ведь самым сложным для нее было не удерживать равновесие, и даже не превозмогать страх, и не идти по этой бесконечной веревке, самым сложным было, путешествуя в свете мира, не превратиться в снежинку.
31
Однажды ее талант признали во всем мире. Тогда она пересекла Ниагару и реку Колорадо.
И, сама не зная как, она оказалась в Японии, к большому удовлетворению Сосэки. В первый раз иностранная артистка приезжала в страну самураев.
А самурай смотрел на нее и любил ее.
В глазах Сосэки она была поэзией, живописью, письмом, танцем и музыкой одновременно. Она была Снегом и воплощала всю красоту искусства.
Когда она закончила свое представление и спустилась, наконец, на землю, Сосэки не смог не подойти к прекрасной иностранке. Приблизившись, он увидел как тонки были черты ее лица, контур рта, линия бровей и тут же понял, что никогда не сможет забыть это лицо. Он посмотрел ей в глаза и на сей раз она оглядела его. Она улыбнулась, и в этой улыбке Сосэки утопил свою душу.
Он преклонил колено, бросил меч на землю и произнес:
— Вы та, которую я искал.
32
Нэж никого не искала. Но она посчитала жест Сосэки очень красивым. И вышла за него замуж.
Первые годы они были счастливы. Рождение ребенка еще больше укрепило их союз. Это была девочка. Она унаследовала красоту матери и черные волосы отца. Ее назвали Весенней Снежинкой.
Их жизнь была мирной и молчаливой. Нэж медленно привыкала к Японии. Иногда она скучала по своей стране, но никогда не жаловалась. Гораздо больше она скучала по своей профессии.
Однажды ночью ей приснилось, что она снова летает. Наутро она проснулась, обдумала это и забыла.
Пришла зима. За ней весна. Ребенок рос в счастье света. И Нэж была счастлива. В одной руке она держала любовь Сосэки, а в другой — свое сердце, которое дарила ребенку. Всего этого ей вполне хватало, чтобы сохранять равновесие на тонкой веревке счастья.
33
Но однажды баланс нарушился.
Привязанности близких людей стало недостаточно, чтобы быть счастливой. Ей жестоко не доставало жизни в воздухе. Ей снова не хватало острых ощущений и новых побед. Все, что она хотела — снова стать канатоходцем.
Нэж попросила Сосэки устроить ей последнее представление. Она собиралась протянуть канат между двумя вершинами гор. Конечно, муж посчитал ее желание сумасшедшим и не захотел, чтобы она подвергала свою жизнь опасности, но как истинному самураю, ему пришлось уступить.
Он привез из Европы два стальных троса. Один маленький и короткий, а второй — необходимого диаметра и длиной пятьсот метров, и отправил двух слуг прикрепить длинный трос к склонам высоких гор в самом сердце Хонсю.
Нэж же вытащила из чехла балансир, надела свои башмачки и многие часы тренировалась в саду, прогуливаясь по тросу между маленькими горами цветов над маленьким океаном, в котором плавали кувшинки.
Сосэки не переставая наблюдал за ней. Его жена была несравненной эквилибристкой. На этом тросе Нэж казалась такой счастливой, такой красивой и легкой, что каждый день он благодарил небо за то, что оно подарило самураю такую женщину.
Ее волосы были светлыми, а взгляд — чистым.
Она ходила по воздуху.
34
Представление было назначено на первые дни лета. Из всех уголков страны пришли люди, чтобы посмотреть на смелость молодой француженки. Говорили, что даже император присутствовал на празднике, стоя рядом с самураем.
Когда Нэж поставила ногу на канат, толпа оживилась. Она была так высоко, а представление было таким опасным, что она казалась белой точкой в пространстве, снежинкой в бескрайнем небе.
С шестом в руках Нэж парила над землей полтора часа, понемногу приближаясь к другому склону горы. Внизу все затаили дыхание. Один неверный шаг, и ее ждала верная смерть.
Но девушка неумолимо двигалась вперед. Шаг за шагом. Вдох за вдохом. Молчание за молчанием.
Она ни разу не оступилась.
35
Но трос оборвался. Без сомнения, плохо прикрепленный, он отвязался от своего камня, унося в пропасть глубиной в тысячу футов и шест, и девушку. Издалека можно было видеть как она исчезает в сердце гор, похожая на птицу, падающую с неба.
Ее тело так и не нашли, наверное, оно попало в расселину. Нэж стала снегом и теперь покоилась в белой постели.
36
Сосэки так и не смог оправиться от смерти жены. Слуги, виновники трагедии, были изгнаны, но не более. Несколько дней спустя стало известно, что они покончили с собой, бросившись со скалы. Самураю было все равно. Он видел только одно — свою печаль. Он знал только одно — он никогда уже не обретет женщину, которую любил. Он больше никогда не увидит Нэж. Он никогда больше не увидит красоты.
Вернувшись в свое безрадостное жилище, он снял военную одежду. Он больше не будет самураем. Он больше не будет офицером императора.
Отныне он посвятит себя воспитанию дочери и искусству. Абсолютному искусству. В лице ребенка, похожего на его ушедшую любовь, он черпал вдохновение. В искусстве он нашел равновесие, нарушенное исчезновением эквилибристки.
Так, благодаря любви к женщине он стал поэтом, музыкантом, каллиграфом, танцором.
И художником.
Ведь живопись была, конечно, самым важным связующим звеном между потерянным лицом и абсолютным искусством, способом снова обрести Нэж. И именно в этом искусстве он стал мастером.
Сосэки купил у торговца множество принадлежностей — деревянный мольберт, кисти, палитру, неимоверное количество красок. Он построил в саду небольшой шалаш и заперся в нем на три замка. Он проводил там долгие годы, рисуя ту странную женщину, которую мог увидеть лишь в мечтах.
Однако Сосэки никогда не бывал доволен своей работой. Какими бы прекрасными не были его картины, они казались ему слишком цветными, непохожими на оригинал. Чтобы в точности нарисовать Снег, картина должна быть девственно чистой и полностью белой.
Как нарисовать белизну? Каждое полотно было по-своему красиво, но совсем не похоже на снег.
Так Сосэки продолжал совершенствовать свое искусство, день за днем, ночь за ночью, не останавливаясь ни на миг.
Потом он начал стареть. Его дочь, уже женщина и уже прекрасная, была отправлена в Токио на обучение. Старый человек остался один на один с холстом. Он испортил глаза, глядя на образ своей ушедшей жены. И однажды, во время непрекращающейся работы, он ослеп.
Именно в этот день, во мраке слепоты, он написал самый белый и самый красивый портрет.
III
37
— Вот, — сказал Хороси, — так заканчивается эта история. Мой хозяин не смог забыть жену, так же как не мог не восхищаться ею и не рисовать ее. Даже когда ослеп. Именно в полной темноте Сосэки нарисовал белизну и открыл истинную чистоту. Затем он понял, что настоящий свет и настоящие цвета всегда остаются тесно связаны с красотой души. Вдохновленный обликом исчезнувшей жены, он создал абсолютное искусство. Он подчинил себе нюансы света, когда совсем перестал видеть его. Он извлек из небытия квинтэссенцию искусства. Поэтому Сосэки — самый великий художник.
Слуга на секунду умолк и у Юко закружилась голова. Он посмотрел на старика и сказал:
— Я знаю, где эта девушка. Я встретился с ней по дороге сюда. Она мертва, но кажется, что до сих пор живет. Она живет в стеклянном гробу. Она так красива, что я оставался там всю ночь и любовался ею.
Он говорил, а в его глазах была неуверенность, взгляд был затуманен дыханием мечты. История Сосэки оказалась длинной и захватывающей. Ему было сложно вернуться в реальный мир.
Хороси лишь улыбнулся юноше и кивнул головой в знак согласия. Но, конечно, он ничему не поверил.
38
На следующий день, у серебряной реки, Сосэки попросил Юко закрыть глаза и представить себе белизну.
— Белизна — это не цвет. Это отсутствие цвета. Закрой глаза и скажи мне, что ты видишь.
— Учитель, я вижу стеклянный гроб во льдах. В этом гробу я вижу лицо женщины. Она здесь, перед моими глазами. Она хрупка как мечта. Это молодая девушка, она обнажена, у нее светлые волосы и она европейка. Она мертва и покоится под метровой толщей льда в самом сердце провинции Хонсю, в горах. Она была канатоходцем. Ее зовут Нэж. И я знаю где она.
На этих словах лицо Сосэки застыло. Не сводя мертвого взгляда с горизонта, которого не видел, он ответил:
— Кто ты такой, чтобы знать это? Посланник тьмы? Никто не знает где она. Ее поглотила гора. И уже давно.
— Это неправда. Гора сохранила ее и отдала ей свое тело. Медленно, год за годом, армия снега поднимала ее из трещины, в которую она провалилась. Она там, под метровым слоем льда. Она там, в своем стеклянном фобу, нетронутая, такая же красивая какой вы ее знали. Я могу поклясться, что знаю, где она. Я нашел ее случайно, пересекая горы, и был настолько поражен ее красотой, что всю ночь любовался ею. Я поставил крест у ее ледяной могилы. Если вы захотите, я отведу вас к ней.
Учитель понял, что Юко говорит правду, и не смог сдержать слез.
— Я знал, что однажды она пошлет мне кого-нибудь. Но не думал, что этот посланник появится в моей жизни так поздно.
Потом он повернулся к Юко и положил руку на плечо юноши.
— Каждый день после ее смерти я пытался вновь обрести красоту снега, красоту ее лица с помощью живописи, музыки, поэзии. И вот теперь я мог бы увидеть его. Но не могу.
39
На следующий день, после урока, Юко спросил у Сосэки:
— Вы обдумали мое предложение? Когда вы хотите, чтобы я отвел вас к могиле вашей покойной жены?
Сосэки вздохнул и грустным голосом ответил:
— Мальчик мой, я думаю, это путешествие будет бесполезным. Я убежден, что ты не лжешь, но что за радость для слепого старца найти могилу своей покойной жены? Ей хорошо там, где она есть. И пусть ее покой никогда больше не будет потревожен.
Он оставил Юко и растворился в саду цветов.
40
Прошел месяц. Юко больше не осмеливался говорить о девушке во льдах при учителе. Впрочем, казалось, Сосэки игнорирует их секрет.
Каждый день учитель лишь приветствовал Юко и сразу же начинал урок. Потом он пропадал на весь день и не произносил ни слова за обедом.
Однако этим утром у серебристой реки слепой старец сказал ему:
— Юко, ты станешь настоящим поэтом, когда в словах, вылетающих из под твоего пера, сольются воедино живопись, почерк, музыка и танец. И особенно, если ты освоишь искусство канатоходца.
Юко улыбнулся: учитель не забыл.
— Чем же может послужить мне искусство канатоходца?
Сосэки положил руку ему на плечо точно так же как и месяцем раньше.
— Чем оно может послужить тебе? По правде говоря, поэт, настоящий поэт, должен владеть им. Писать, — это двигаться слово за словом по нити
красоты, нити стихотворения, истории, написанной на шелковой бумаге. Писать, — значит двигаться шаг за шагом, страница за страницей по дороге книги. Самое сложное — это не отрываться от поверхности и сохранять равновесие с помощью балансира твоего пера на веревке языка. Это не значит идти только прямо, — на твоем пути будут часто возникать препятствия, похожие на хвосты запятых или точки. Самое сложное для поэта, — постоянно оставаться на канате письма, проживать каждый час своей жизни на вершине мечты, никогда не спускаться, даже на секунду, с веревки своего воображения. Самое сложное для поэта — стать канатоходцем слова.
Юко поблагодарил учителя за такой тонкий и красивый урок.
Сосэки улыбнулся и сказал:
— Завтра мы пойдем искать Нэж.
41
Они вышли на рассвете. Юко шел впереди, а Сосэки следовал за звуком его шагов.
Каждый раз, когда юноша хотел подать ему руку, если дорога становилась опасной, учитель отказывался от помощи.
Вечером они остановились у одного из жителей деревни и спали на циновках, расстеленных прямо на земле. При входе в деревню Сосэки назвал свое имя и профессию, и двери открылись будто сами собой. Казалось, во всей Японии знали этого человека. Юко был поражен. Теперь он понял как ему повезло, что он может следовать урокам такого учителя.
Не каждому в жизни суждено встретить бога.
42
Путешествие было долгим и бесконечно белым.
Белым как сакура в цвету.
Белым как молчание, которое сопровождало двух идущих.
Наконец, утром показались первые вершины гор. Дорога стала медленно подниматься к чистоте неба.
Это были самые трудные часы.
Было видно, что Сосэки уже слаб. Но Юко делал вид, что не замечает этого. К тому же они были уже недалеко от ледяной могилы.
Путешествие близилось к концу.
43
Заметив крест, Юко задрожал от волнения.
— Учитель, — закричал он, — я нашел! Юноша поспешил под камень, туда, где он нашел могилу Нэж в ночь бури, и закричал от удивления.
— В чем дело? — обеспокоенно спросил Сосэки. — Нэж навсегда исчезла в сердце горы? Сошла лавина?
— Нет, — сказал Юко. Как раз наоборот. Такое впечатление, что армия снега услышала наши мольбы и подготовилась к нашему визиту. Нэж здесь. Но ее тело стало еще ближе к нам. Теперь она всего в двух-трех сантиметрах льда от нас. Ее почти можно коснуться.
Она была там. Это прекрасное белокурое создание, хрупкое как мечта. Она была мертва и при этом казалась дивой. Она спала подо льдом. Но скоро она покинет свою могилу.
На самом деле она не была обнажена, как он мог подумать в первый раз, но одежда канатоходца так долго оставалась погребенной подо льдом, что стала почти прозрачной. И ее изящное, почти невесомое тело казалось от этого еще более хрупким. Юко бросился на землю и стал скрести ногтями лед. Наконец появилось лицо Нэж. Он взял руку Сосэки и положил ее на лицо девушки.
— Вы чувствуете ее лицо? Чувствуете ее кожу? Рука старика ласкала радость потерянной любви. Сосэки был слеп. Но ему не нужны были глаза, чтобы узнать знакомые черты.
Лицо девушки так хорошо сохранилось, что ему хватило единственного легкого прикосновения к голубым векам.
— Это она. Это Нэж. Ты не солгал мне.
Он упал на колени и горячо оплакивал вновь обретенную молодость жизни.
Сосэки больше не спустился с горы. Он лег на лед рядом со своей любовью и закрыл глаза.
Юко пытался отговорить его от этого безумия, но учитель ответил безмятежным голосом:
— Оставь меня в покое. Я нашел свое место. Навечно.
И он заснул рядом с нетронутым телом девушки.
44
Он умер, и белизна мира поглотила его.
Он был счастлив.
Всей глубиной своего сердца.
45
Юко вернулся с горы один.
И пошел на север.
К снегу.
Он больше не возвращался туда. Он двигался по дороге домой будто по веревке, натянутой с юга на север Японии. Как канатоходец.
46
Когда он добрался до дома, отец спросил о путешествии и уроках мастера. Но Юко не ответил. Он закрылся в своей мастерской и не выходил оттуда несколько дней.
Однажды утром, не удержавшись, священник потребовал объяснить это добровольное заточение. Юко ответил:
— Отец, Сосэки больше нет. Теперь оставьте меня, я должен почтить его память.
Он закрылся на два оборота и заплакал.
Но несмотря на дружбу и восхищение, которое он испытывал к этому человеку, Юко оплакивал вовсе не смерть учителя.
Он оплакивал свою любовь, потерянную в снегах.
47
Он мечтал о многих ночах с женщиной, погребенной во льдах.
О Снеге.
Однажды ночью к нему пришла девушка с площади и хотела отдаться ему, но юноша оттолкнул ее с усталым вздохом. Она ушла, рыдая, и больше он ее не видел.
Времена года проносились в песке времени.
В первые дни зимы пошел снег. И вместе с ним на лист шелковой бумаги упали капли чернил первого стихотворения.
С появлением на бумаге первых слов, на сердце у него стало легче. Но все это было лишь обманом. Только поэзия могла облегчить печаль. Когда он прикасался пером к поверхности листа, его сердце становилось холодным как лед.
Это была долгая, ослепительно белая зима.
48
Однако в первые дни весны почерк Юко изменился. Его стихи стали понемногу приобретать новые оттенки.
Он сам удивлялся, открывая для себя другие цвета, кроме снежного.
Уроки учителя Сосэки наконец начали приносить свои плоды. Серебряные и золотые плоды мечты.
Отныне Юко стал настоящим поэтом. Его хокку больше не были так безнадежно белы. Каждое из них расцвело всеми цветами радуги. Его слова стали ясными и точными. И цветными.
Но территория его сердца оставалась причудливо белой.
49
Одним апрельским утром, спустя год после смерти Сосэки, молодая девушка пришла к отцу Юко. Священник узнал ее. Это была юная протеже придворного поэта. Девушка, которой его сын ужасно стеснялся и которую так сильно любил. На этот раз она была одна.
Священник принял ее со всеми почестями и предложил чашку обжигающего чая, которую она медленно выпила, любуясь серебристой рекой. Потом он отвел девушку в мастерскую своего сына.
Увидев ее, Юко задрожал, — такой она показалась ему красивой. Хокку которое он аккуратно выписывал на шелковой бумаге, закружилось перед глазами. Перо Юко скользнуло по бумаге, рисуя странный знак Прямую линию, пересеченную запятой. Как изображение канатоходца на веревке красоты.
Юко повернулся к девушке и улыбнулся ей. Не говоря ни слова, она подошла и положила руку ему на плечо. Потом она склонилась над произведением молодого мастера и сказала:
— Без сомнения, это самый красивый портрет моей матери, который я когда-либо видела. Ее звали Весенней Снежинкой.
50
Юноша посмотрел на лежащий перед ним рисунок, потом на нее, и вдруг понял, что она — совершенная мечта в той капле реальности, что все еще витала в воздухе.
— Я ждал вас очень долго, — сказал он.
Она положила голову на его плечо и закрыла глаза.
— Я знала, что ты сможешь ждать.
51
Этой ночью они в первый раз занимались любовью. Он — молодой поэт, а она — дочь учителя и женщины во льдах.
Он целовал ее лицо, грудь, живот.
Утром они наконец сдались сну.
Снаружи шел снег.
52
Есть два вида людей.
Есть такие, которые живут, играют и умирают.
Есть такие, которые не делают ничего, лишь балансируют на гребне жизни.
Есть актеры.
И есть канатоходцы.
53
Юко так и не пошел к императору.
Весенняя Снежинка так и не пошла по канату.
Ни в коем случае история не должна была повториться.
Они поженились в первые дни лета на берегу серебристой реки.
54
И они любили друг друга,
Шагая по канату Снега
Maxence Fermine
Neige
1999
Примечания
1
Neige — снег (фр.).
(обратно)
Комментарии к книге «Снег», Максанс Фермин
Всего 0 комментариев