«Дневник, Записки сумасшедшего»

Венедикт Ерофеев

Дневник

14 окт. 1956 г. - 3 янв. 1957 г.

Записки сумасшедшего.

I

Текст представляет собой сокращенную редакцию юношеского сочинения, имеющего форму дневника в пяти тетрадях. У тетрадей собственные несовпадающие заглавия, сохраняемые в данной публикации. Максимально сохранены также орфография и пунктуация подлинника во всей их противоречивости и непоследовательности. - Здесь и далее примеч. В. Муравьева.

14 октября

Стопп... чоррт побери! Интересно, какому болвану... Какому болвану, спрашивается, интересно меня пугать в третьем часу... В третьем ли?.. Да, вероятнее всего... Гм, в третьем... Кто бы это мог быть... Кретинизм же это в конце концов, чорт побе-ри... Модернизм... Модернизм? Ха-ха-ха-ха-ха... Однако, милый мальчик... тебе слишком весело, я бы сказал... и совсем некстати... Но в расцвете не забудьте, что и смерть, как жизнь, прекрасна и что царственно величье... Топ... топ... топ... топ... топ... Топ... Однако. Веселость и романтическая интересуемость потихонечку покидают тебя, милый мальчик... Мд-а-а... я бы сказал, романтическая обстановочка... ни одного огня... черно... Но в расцвете не забудьте, что и смерть, как жизнь, прекрасна и что... Топ... топ... топ... ...царственно величье холодеющих могил...

15 октября

Ни хуя-а-а! Алкоголь - спасение! Ни хуя-а-а!

17 октября

"Выбитый из колеи и потому выжитый из университета и потому выживший из ума..."

18 октября

Сожрем этику! Раздавим ее лошадиными зубами! Утопим ее в безднах наших желудков и оскверним пищеварительным соком! Зальем перцовой горькой настойкой!! Ах-ха-ха-ха-ха-ха-ха!!!

24 октября*

*День рождения Венедикта Ерофеева.

18/VIII. Кировск

- Брросим! Брросим! - Не надо норм! - Надо! Не больше 20-и строк и не меньше восьми! - К дьяволу максимум! - Все равно Венька перещепит! - Еррунда!.. Итак, начнем! Ну, тише, что ли... Даем срок 15 минут!! Рифма и ритм обязательно!! Если хоть одна строка не кончается прилагательным, автор торжественно провозглашается кретином! - Уррра!!! - Занявший первое место провозглашается гением, шестое место - идиотом! - Брось! Начнем! Все равно останешься идиотом!!! - Молчи, Абг'ам! - Все! Тишина! Я уже засек! - Ч-ч-ч-ч-ч-ч! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . - Все, братцы, кончаем! Пятнадцать минут прошло! - Еще три минуты! Завершить... - Хватит!! - У меня бессмыслица, блядство какое-то! - У всех, блядь, бессмыслица! Венька, читай первый... - Да-ава-й! - Только, извините, у меня слишком длинное... и вам недоступно будет... - А у кого это доступно-то? Валяй! - Хгм.

Хладнокровно-ревнивая, Дева юная, страстная, Дева страстно-прекрасная, Боязливо стыдливая! Все томишься, бессильная Сбросить сети, сплетенные Жуткой жизнью, - могильною, Точно пропасть бездонная.

Точно пропасть бездонная, Точно призраки странные, Вас пугает туманное Жизни счастье стесненное... О не ждите нежданного, Не зовите далекого, Навсегда одинокая Дева страстно желанная!

Дева страстно желанная, Вашу участь печальную Не изменит, безумная, Даже юность туманная И мечтанья блестящие Не воскреснет бесцельное, Не проснется мертвящее, Нет конца беспредельному!

Нет конца беспредельному, Беспредельность бесцельная, Как мечтанья бесплодные, Как напрасность прекрасного, Как бесстрастность свободного И опасность бесстрастного. Только силы природные Сокровенность прекрасного!

Сокровенность прекрасного Только лик беспрерывного, Созерцание дивного И обман сладострастного, Только звуки желанного, Море смутно-прекрасное, Небо вечно-безмолвное, Ожиданье нежданного...

Ожиданье нежданного, Возрожденье бесплодного... Несказанно-туманная Нежность силы природного В вас разбудит желанное Бытие несравненного, Благодать неизменного, Так не жди же нежданного! Так не жди же нежданного И не требуй далекого, Навсегда одинокая Дева страстно желанная, Дева смутно-прекрасная, Боязливо-стыдливая, До забвенья ревнивая, До безумия страстная!!!

- Бррраво! - Брррраво! - Я свою ерунду отказываюсь читать! - И я тоже! - Ерофеев - гений! Урррра!!!

Кировск. 20.YIII - Ну, сюжет давайте... - Сюже-эт!! - Давайте про убийство!.. - Эк ведь сюжетик! - Ну-ка, Фомочка, начни!.. - Гы-гы...

Иду я однажды по шпалам...

- Ну, идешь, блядь... - "А ночка темная была", да? - Ну вас на хер... Иду я однажды по шпалам, Вдруг... слышу пронзительный крик!

- На хуй! На хуй! - Посентиментальней! Веньк! Действуй!

Вдруг, слышу пронзительный...

- На хуй! Образов нет! Венька! За 5 минут!

Последний солнца луч погас за камышами, Безмолвье тайное окутало заливы, Беззвучно плача, шепчут тихо ивы, Последний солнца луч погас за камышами.

Деревня мирно спит. Но там, в туманной дали, Будящий тишину, звенит надрывным воем Безумный, дикий крик, не знающий покоя... Деревня мирно спит. Но там, в туманной дали, Кого-то режут...

- Пррекрасная пародия, чорт побери! - Талант! Талант! - Би-и-ис! Брра-аво!!! - Веньк! Свою вчерашнюю штучку прочти нам... - А ну ее на хуй... - Боринька! За него!.. "На смерть пса"! Полон жизненной энергии, сердцем жаждущий гуманности, В краткой жизни не изведавший тайной муки наслаждения...

- Не то! Не то! Это "На смерть Coco"!

Боже мой! Внемли рыданиям! Я убит родными братьями!

- Это оттуда же! - Мне последняя строчка нравится:

Только тихие стенания и неслышные проклятия.

- Веньк! Читай все... - А ну вас... Стесняюсь...

7-8 ноября

Чрезвычайно забавно. Почти пятнадцатиминутное созерцание только что извергнутой рвоты неизбежно поставило передо мной сегодня довольно-таки актуальный вопрос: Имеет ли рвота национальные особенности? Мысленное сравнение грузинской рвоты, извержение которой я только что недавно имел удовольствие созерцать в метро, - и этой, раскинувшейся похабно передо мной и всем своим крикливым видом с гордостью заявлявшей о своем русском происхождении, - не дало никакого положительного результата. А впрочем, легкое сходство есть... И это сходство еще раз заставило меня сожалеть о постепенном сглаживании национальных различий... Ах, если бы был Сосо!..

22 ноября

Как явствует из достоверных сообщений: Ерофеев на протяжении всего первого семестра был на редкость примерным мальчиком и, прекрасно сдав зимнюю сессию, отбыл на зимние каникулы. Не то суровый зимний климат, не то "алкоголизм семейных условий" убили в нем "примерность" и к началу второго семестра выкинули нам его с явными признаками начавшейся дегенерации. Весь февраль Ерофеев спал и во сне намечал незавидные перспективы своего прогрессирования. С первых же чисел марта предприимчивому от природы Ерофееву явно наскучило бесплодное "намечание перспектив", - и он предпочел приступить к действию. В середине марта Ерофеев тихо запил. В конце марта не менее тихо закурил. Святой апрель Ерофеев встречал тем же ладаном и той же святой водой, правда, уже в увеличенных пропорциях. В апреле же Ерофеев подумал, что неплохо было бы "отдать должное природе". Неуместное "отдание" ввергло его в пучину тоски и увеличило угол наклонной плоскости, по которой ему суждено бесшумно скатываться. В апреле арестовали брата. В апреле смертельно заболел отец. Майская жара несколько разморила Ерофеева, и он подумал, что неплохо было бы найти веревку, способную удержать 60 кг мяса. Майская же жара окутала его благословенной ленью и отбила всякую охоту к поискам каких бы то ни было веревок, одновременно несколько задержав его на вышеупомянутой плоскости. В июне Ерофееву показалось слишком постыдным для гения поддаваться действию летней жары, к тому же внешние и внутренние события служили своеобразным вентилятором. В начале июня брат был осужден на 7 лет. В середине июня умер отец. И, вероятно, случилось еще что-то в высшей степени неприятное. С середины июня вплоть до отъезда на летние каникулы Ерофеев катился вниз уже вертикально, выпуская дым, жонглируя четвертинками и проваливая сессию, пока не очутился в июле на освежающем лоне милых его сердцу Хибинских гор. Июльские и августовские действия Ерофеева протекли на вышеупомянутом лоне вне поля зрения комментатора. В сентябре Ерофеев вторгся в пределы столицы и, осыпая проклятиями вселенную, лег в постель. В продолжение сентября Ерофеев лежал в постели почти без движения, обливая грязью членов своей группы и упиваясь глубиной своего падения. В октябре падение уже не казалось ему таким глубоким, потому что ниже своей постели он физически не смог упасть. В октябре Ерофеев стал вести себя чрезвычайно подозрительно и с похвальным хладнокровием ожидал отчисления из колыбели своей дегенерации. К концу октября, похоронив брата, он даже привстал с постели и бешено заходил по улицам, ища ночью под заборами дух вселенной. Ноябрьский холод несколько охладил его пыл и заставил его вновь растянуться на теплой постели в обнимку с мечтами о сумасшествии. Весь ход ноябрьских событий показал с наглядной убедительностью, что мечты Ерофеева никогда не бывают бесплодными. 9 декабря О-о-о! Только последнее и нужно было этим пьяным скотам... Разом заговорили все: - Э-эттика! Одно слово заставляет меня изрыгать тысячи проклятий по адресу... гм... гм... гм... - О-о-о-о-о!.. поддержите меня... иначе сей же секунд семья горлодеров, осмеливающихся произносить в приличном обществе это мерзкое слово, численно понесет урон!.. - Господа! А я, между прочим, имею совершенно серьезное намерение детально изучить этику, дабы оградить себя впредь от случайных следований ее законам... - Ах, господи, зачем толковать о таких неаппетитных вещах! Лично меня мучает один чрезвычайно любопытный вопросик... вот уже скоро 50 лет, как умолкли родовые стенания меня породившей!.. Я просуществовал полстолетия! я пережил 11 министров внутренних дел и 27 революций... - а я все еще силюсь разрешить вопрос, который отчеканит назубок заурядный школьник... дело в том, что я не вижу существенной разницы между удовлетворением полового желания - и физиологическим отправлением... - Кошмарная парраллель, я бы сказал... - Гм, молодой человек, я искренне сожалею, что вам, коллекционеру новейших истин, непонятно то, что выбрасывание половых секретов - не что иное, как заурядное физиологическое отправление... и в этом свете половая любовь предстает чем-то вроде мучений цивилизованного существа с переполненным мочевым пузырем, попавшего в великолепную и не менее переполненную гостиную, узревшего великолепный унитаз и не имеющего возможности извергнуть в него содержимое своих внутренностей!.. - О боже мой! Женщина - чувствительный ватерклозет!.. - Хе-хе-хе! А шестилетняя девочка - комфортабельная плевательница!.. - Лирика - плод томления человека, не знающего, куда высраться! - Ха-ха-ха-ха! - Да, да... По крайней мере, в половом влечении я не вижу положительно ничего высокого! Мне лично гораздо более удовольствия доставляет сидение на унитазе после сытного обеда, чем половые наслаждения и ласки самой что ни на есть умопомрачительно любимой, чччорт возьми!.. Ннет, господа, уж лучше срать в унитаз и заниматься онанизмом, чем овладевать предметом бешеной страсти, одновременно испражняясь на пол... Хе-хе...

- О господи! Неужели же нельзя без половых извращений! Меня приводит в бешенство одно слово - "онанизм"! - А я считаю, что поползновение к онанизму - признак чувственной трусости, да, да, чувственной трусости... В лучшем случае - вторжения интеллекта в неприкосновенную, даже, я бы сказал, святую область эмоций!.. - Ах, какой вы, право, Утонченный Негодяй! Я лично, извините за нескромность, чрезвычайно страдаю интеллектностью своих эмоций: но, говоря откровенно, статья профессора Рихтера отбила у меня охоту к поискам новейших методов мастурбации... - Ох, уж эта пресса! Мне подобные статейки, наоборот, прививают любовь к извращениям; по крайней мере, шофер, изнасиловавший шестилетнюю девочку, в продолжение почти получаса был моим кумиром!.. - Между прочим, я не без успеха подражал вашему кумиру... и я могу вас ошарашить истиной, которая осенила меня в процессе "подражания" - "духовно богатый человек склонен к удовольствиям, не приносящим наслаждения оппоненту - источнику удовольствия"... - Шестилетняя девочка - оппонент!.. Гм... - Ну и как, истина помогла вам убедиться в богатстве своего духовного мира? - Перестаньте зубоскалить, молодой человек!.. и не считайте эрудированность показателем духовного богатства... у вас - искусство имитации мрачного скепсиса и мировой скорби - и тем не менее вы совершенно бездушны!!. - Ах, какое, я бы сказал, глубочайшее проникновение в тайны моей психологии!.. - У вас - психология!!. Гм... - Кстати - о психологии! Не встречали ли вы, господа, тип людей, сознательно бегущих счастья и обрекающих себя на страдания, которым мысль о том, что только его сознательные действия превратили его в страдальца и что он был бы счастливым, если бы предусмотрительно не лишил себя счастья, - дает ему почти физическое наслаждение!.. - Это, так сказать, проституция жалости! - Мастурбация страданий! Ха-ха! - И кроме того, не заметили ли вы, господа, что совершенно необязательно быть тонким психологом, чтобы прослыть им... Не нужно только уходить из области больной психологии и касаться психически уравновешенных... - О-о-о! Психическая неуравновешенность - моя мечта! - и, смею сказать откровенно, в мечтах я уже - сумасшедший! О, вы не знаете, что такое бессонница мечты... и мечты, воспаленные от бессонницы... - Боже мой! Как это плоско - кичиться своей мечтательностью! Лично я, еще будучи младенцем в стадии утробного развития, искренне ненавидел мечтателей!.. Мечты - презрение к воспоминаниям!.. - Ах! В таком случае вы должны восхищаться мной! Для вас я - Заурядный Болван, а ведь я в некотором роде неповторим... Я, может быть, единственный человек, который живет исключительно воспоминаниями... и, смею вас заверить, я - единственное цивилизованное двуногое, тщетно жаждущее найти среди разноцветной груды своих воспоминаний хоть одно приятное... - А меня, господа, всю жизнь томит заурядность... О-о! Сколько раз уже я посылал проклятия по адресу всевышнего и "Исключений из закона наследственности"!.. Я неутомимо удовлетворял похоти самок, пользующихся самой что ни на есть двусмысленной славой - и не заразился триппером! я бешено ударялся головой о Кремлевскую стену - и не мог выбить ни одной капли здравого разума! в продолжение трех суток без перерыва я безжалостно резал свое ухо диссонансами пастернаковских стихов и национального гимна Эфиопии - и, как видите, не сошел с ума!.. Ах, господа, я плакал, как ребенок! Я проклинал чугунность своего хуя, лба и нервов и коварство вселенной... - Боже мой! Как все это извращенно! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Все мгновенно смолкли. И мне пришлось почти с благодарностью взглянуть на торжествующего негодяя. Хотя все произнесенное мне импонировало, унисонило, - как вам угодно.

17 декабря

А собственно говоря, какого чорта позавчера я вспомнил о Ворошниной? Неужели мне мало августа? И я не радовался в октябре ее "аресту за преднамеренное устройство взрыва" на 3-м горном участке?.. И ведь это - ее вторая судимость!.. Собственно говоря, я только на зимних каникулах заинтересовался ее выходками... и если бы не статья в "Кировском рабочем", я, может быть, и вообще бы не вспоминал о ней... Но ведь, что бы там ни говорили, она - моя одноклассница... и притом единственная из всех наших выпускников, с которой мне пришлось школьничать с первого по десятый класс включительно... И даже получением аттестата она в некоторой степени мне обязана... Нет, нельзя сказать, чтобы я действительно питал к ней нежные чувства... А детское увлечение постепенно улетучилось... Просто - мы несколько откололись от основной массы школяров и в 10-м классе были водонеразливаемы, совершенно не поддерживая связи с классом... Откровенно говоря, меня пленяли ее хулиганские выходки на занятиях, тем более что я поражал всех скромностию и прилежанием... А после инцидента с ком. билетом она уже бесповоротно стала кумирить в моих глазах... хотя в школе слыла легкомысленной идиоткой с проституционными наклонностями... Меня же лично мало интересовали ее наклонности... Я даже не удивлялся ее провалу при поступлении в институт и слишком легкомысленному восприятию этого провала. Меня взбесило только ее исчезновение из Кировска как раз в момент моего триумфального возвращения, - я даже не мог похвастаться перед ней поступлением в Величайший. С первых же групповых занятий в университете меня несколько заинтересовала Ант. Григ. - "усеченная и сплюснутая Ворошнина" - и я искренне ее возненавидел... В декабре, признаться, я был несколько ошарашен письменными извещениями Бориньки о привлечении Ворошниной к суду за недостойность... Тем более, что после "самоповешения" отца она должна была несколько охладить свой пыл... Прибыв на зимние каникулы, я с удовлетворением воспринял экстренное сообщение Фомочки, весь смысл которого сводился к тому, что он (т. е. Фомочка) - может быть, единственный представитель мужской половины Кировска, не испытавший удовольствия покоиться на пышных прелестях моего кумира... и сразу же вслед за этим сообщение Бориньки о том, что соревноваться с Ворошниной в изощренности мата не решается сам Шамовский... Я без промедления благословил ее выносливость и изобретательность... ...И единственное, чего я опасался теперь, - случайного столкновения с ней... Последнее, может быть, и не состоялось бы вообще, если бы 1-го февраля Бориньку, Минечку и Витиньку не пленило звучание одного из шедевров индийского киноискусства. Сказать откровенно, я слишком туманно воспринимал трели Бейджу Бавры, потому что беспрерывная трескотня соседок, циничная поза сидящей справа Ворошниной - и вследствие этого тоска по цивилизации убили во мне способность к восприятию классических творений джавахарлаловых подданных... Назавтра Витинька, удовлетворенно зубоскаля, констатировал: "Ерофеев дико смутился, когда увидел, что Ворошнина покинула веселые передние ряды и в сопровождении трех подозрительных девиц двинулась прямо по направлению к нему, презрительно окидывая взглядом переполненный кинотеатр и неестественно кривляясь"... Правда, Витинька одновременно выражал сожаление в связи с тем, что они втроем вынуждены были внять вызывающе деликатной просьбе Ворошниной "поменяться местами" - и бросить меня на произвол пьяных девиц... И я, признаться, тоже сожалел... Во всяком случае, меня не восхищала перспектива в продолжение двух часов вдыхать запах водки и пережженных семечек изо рта Ворошниной, невообразимо краснеть и деликатно приобщаться к ее бесстыдной и стесняющей позе... Впрочем, я покинул кинотеатр чрезвычайно довольный собой - я вежливо отказался навестить ее в общежитии и, кроме того, уже не ощущал на себе кошмарного нажатия ее пышных прелестей... Последующие 8 дней пребывания в Кировске протекли целиком в пределах четырех стен Юриковой квартиры, - в стороне от трезвости, Ворошниной, снежных буранов и северного сияния... На первом же занятии по немецкому Антонина Григ. Муз. попала в поле моего зрения, и мне, без преувеличения, сделалось дурно... В продолжение всего второго семестра я неутомимо прославлял дегенерацию и, стиснув зубы, романтизировал... А лето совершенно уронило взбесившегося кумира в моих глазах... Правда, и я летом числился уже в сознании кировских граждан не как "единственный медалист" и "единственный лениногорец", а скорее как неутомимый сотрапезник Бридкина... К началу августа я вынужден был выработать иммунитет на восприятие любопытных взглядов - и, между прочим, не без благотворного влияния Лидии Александровны, представшей передо мной уже на следующий день после моего приезда в героический заполярный город... Правда, в этот раз я несколько удивил ее утратой скромности и смущаемости и удачным ответом на традиционное приветствие... Она же, в свою очередь, поразила меня изумительной способностью к бесконечному округлению даже при ежедневном воздействии алкоголя и еженощном испытывании давления со стороны комсомольских тел... Кроме того, разминая онемевшую конечность, я внутренне пособолезновал всем тем, кому приходится здороваться за руку с этой смеющейся скотиной, а внешне сделал неудачную попытку отказаться от приглашения. В этот день она была несколько сдержанна и даже извинилась, когда случайно вставила мат в сногсшибательную характеристику проходившей мимо рыжей девицы... Два последующие совместные культпохода в "Большевик" несколько нас сблизили, и потому в начале августа я даже без трепета перешагнул порог ее комнаты. В продолжение 2-х часов я тщетно пытался привыкнуть к одуряющему запаху духов и охотно внимал трескотне своего оппонента... Сначала я устно выразил восхищение кротостию ее соседки, которую грубое приказание Ворошниной вынудило незамедлительно и безропотно покинуть "постоялый двор кировских Дон Жуанов"... Потом с напускной неохотой помог ей допить "Столичную" и совершенно искренне восхищался ее изобретательностью в отношениях с посетителями... Правда, последний ее рассказ настолько меня смутил, что я в продолжение 5-и минут безуспешно пытался согнать краску со своего лица и поднять глаза от стакана... Дело в том, что как-то весной к ней пожаловали три первокурсника МУ, видимо чрезмерно распаленные хвалебными отзывами о ней и подстрекаемые сообщениями о "легкости" ее "уламывания"... И она, радушно встретив пьяных студентиков, не замедлила выкинуть несколько невероятных штук перед их восхищенными взорами... В конце концов, она заставила всех трех пасть на колени и лизать свои подошвы... - и, в довершение всего, прогнала распаленных посетителей, предварительно избив одного за "недостойность"... И все это - с непременным хохотом, умопомрачительным смакованием фактов и периодическим потягиванием из стакана... Положительно в этот вечер она мне безумно нравилась... Нет, я совершенно искренне восхищался ее умением требовать у кировских самцов раболепного поклонения в отношении к своей особе... Правда, я с трудом верил ее пьяным рассказам... ведь незадолго до этого она даже попросила меня отвернуться, когда подтягивала чулок... Я решительно не понимал ее... Созерцая эту самодовольную, милую, пьяную физиономию, я никак не мог поставить ее рядом с той чистенькой первоклассницей, которая сидела со мной за одной партой и поминутно меня обижала... Часов в 9 я покинул общежитие в состоянии романтически пьяной влюбленности... До самой железной дороги идущая рядом Ворошнина беспрерывно была встречаема насмешливыми приветствиями, которые вызывали в ней почему-то дикий хохот... Признаться, я был оскорблен, когда уже на следующий день Рощин через Бориньку выразил сожаление по поводу того, что мне "не повезло с Лидкой", а Тамаре Васильевне порекомендовали "держать в руках своего медалиста"... Впрочем, я и сам лично убедился 7-ого августа в неизлечимой тупости молодого поколения Кировска. Меня просто взбесило нахальство ГХТ-товцев, которых не отрезвляли даже пощечины Ворошниной. А эта отвратительная сцена у киоска даже ослабила мою охоту иметь дальнейшее общение со своим благодетелем... И, главное, меня раздражало ее легкомысленное отношение к своим собственным действиям и к своей популярности... Нет, я совсем не собирался ее убеждать, потому что единственной реакцией на мои убеждения было бы идиотское ржание... к тому же я слишком боялся ее, чтобы решиться на убеждение... Единственный раз я почувствовал к ней что-то вроде жалости - в воскресенье 12-ого числа на вечере отдыха в Парке... Ее отвратительный вид чуть не вызвал у меня тошноту, - тем более что Бридкин в этот день был навеселе и с полудня неумолимо вливал в меня какую-то бурду, орошая слезами память моего родителя и судьбу единоутробного брата... Веселость моментально покинула меня, когда я узрел в распластавшейся за ларьком девице Лидию Александровну... Ее, вероятно, только что бешено рвало, белая кофточка была вымазана в чем-то отвратительном, мокрое платье слишком неэстетно загнуто... Уговоры Бориньки заставили меня оторваться от созерцания страдалицы... Но удивительно - я совершенно не чувствовал брезгливости, я только бешено ненавидел этих мерзких типов, которые ее споили и, изнасиловав, оставили в грязи под проливным дождем... Придя домой, я снова перечитал полученное накануне письмо Муз. с жалобой на жизненные страдания - и дико расхохотался... А во вторник мне пришлось вновь возмущаться веселостью Ворошниной... Она бессовестно восторгалась прошедшим воскресеньем, поминутно извинялась за нецензурность - и я, к ужасу своему, убедился, что она и сегодня пьяна ввиду увольнения с РМЗ. ...Нет, ее совершенно не волновало лишение работы, она воинственно восседала на перилах Горьковской библиотеки, жонглируя моим Ролланом и качая ногами перед самым моим носом, и продолжала невозмутимо язвить по адресу МГУ, любви, человечьих страданий, Надсона, Муз. и - моей детскости... А 16-ого числа, с этого противного вечера одноклассников, началось самое главное... И удивительно то, что я упивался ее действиями, явно рассчитанными на то, чтобы отравить атмосферу школьным питомцам... Она хорошо знала, что пользуется дружным презрением "девушек-одноклассниц" и тем не менее решила явиться на вечер без приглашения, дабы произвести сенсацию сначала своим приходом, а потом своими очаровательными шалостями. Правда, наш совместный с ней приход на вечер произвел далеко не сенсацию; я вынужден был констатировать всеобщее уныние и одновременно, затаив злобу, отразить несколько мрачных взглядов... Однако я понял с первой же минуты, что "очаровательными шалостями" Ворошнина если не произведет фурор, то, по крайней мере, заставит разойтись эти полторы дюжины впавших в уныние одноклассников. Последние нисколько не были удивлены, когда Лидия Ал. церемониально извлекла из внутренних карманов пальто 2 прозрачных бутылки и цинично заявила, что "даже Веничка" считает их содержимое чрезвычайно полезным для желудка... Я, стараясь усилить невыгодное впечатление, произведенное ее словами, поспешил подтвердить гигиеническую верность гениальной фразы моего кумира... В продолжение получаса Ворошнина торжествовала... И, казалось, ее совершенно не смущало то обстоятельство, что только я один осмеливаюсь разговаривать с ней и что мы в некоторой степени обособились. ...Захарова своим неуместным затягиванием "Школьного вальса" развязала, наконец, ей руки - и с этого момента я с нескрываемым восхищением следил за всеми ее движениями... Прежде всего, заслыша робкую "пробу" Захаровой, она дико заржала, вызвав недоумение всех собравшихся, затем флегматично сообщила всем о своем презрении к песням вообще - и, в довершение всего, ошарашила милых одноклассников нецензурной приправой к своему лаконичному признанию... Фурор был неотразим... Я, признаюсь, проникся даже пьяной жалостью к этим девицам, которые - вместо того чтобы прогнать возмутителя спокойствия, уныло справились друг у друга о времени, о погоде и стали медленно одеваться... А Ворошнина продолжала неутомимо хихикать, ерзая по стулу и по моей ноге... Нет, я нисколько не жалел о безжалостном разрушении вечера... Я охотно помогал ей смеяться над письмом Муравьева и допивать водку из горлышка. Я так же охотно согласился бы сидеть до конца летних каникул на этой куче ж/д шпал под моросящим дождем и позволять обращаться с собой, как с грудным ребенком... Я преклонялся перед этой очаровательной пьяной скотиной, которая могла делать со мной все, что хотела... На следующий день я от нее же узнал, что она не могла добрести до своей комнаты - и на лестнице ее мучительно рвало... Вечер 18-ого числа совершенно неожиданно отрезвил меня... Первый же рассказ, которым меня встретила Ворошнина и который больше походил на похабный анекдот, до такой степени озлобил меня, что я утратил всякую боязнь - и осторожно послал ее к черту... В ответ она по традиции глупо заржала и пообещала завтра же всем сообщить, что она послана к черту самим Ерофеевым... В тот же вечер ее в совершенно пьяном состоянии и отчаянно ругающуюся вывели из танцевального зала 2 рослых милиционера и препроводили в отделение... При этом ей за каким-то дьяволом понадобилось громогласно вопить, что она не виновата и что ее споил Ерофеев... Наконец, ее поведение 21-ого числа на "Пламени гнева" вынудило меня даже удалиться из кинотеатра под дружный хохот окружающих ее девиц и всеобщее недовольство зрителей... С этого вечера я уже совершенно ее не понимал; меня бесило то, что она слишком чутко внимала Рощинской клевете; я не мог себе представить, чтобы Ворошнина мне верила меньше, чем оскорбительным сообщениям заурядного Петеньки; я положительно возненавидел ее... 23-его числа, заметив ее, возвращающуюся из рудника в сопровождении 2-х чумазых подростков, я вынужден был предусмотрительно свернуть вправо и профланировал параллельно. Когда же до меня донесся веселый смех этих трех скотов, гоняющихся друг за другом и осыпающих матом все и вся, мне стало дурно, у меня помутилось в глазах... Я готов был сию же минуту исплевать Заполярье и благословить Московскую непорочность... Меня тошнило от Кировска и от беспрерывного пьянства... И 24-ого я уже действительно плевался, когда, сидя ночью на скамейке, узрел Ворошнину, проплывающую мимо школы. Я до такой степени растерялся, что не успел убраться в темноту - эта скотина уже предстала перед скамейкой и, умопомрачительно изогнувшись, затрясла передо мной всеми своими прелестями... Я поспешил справиться, что должна означать эта многозначительная пантомимика - она ошарашила меня в ответ довольно остроумным контрвопросом: "Хотите ирисок, Веничка?", - и затем, видимо удовлетворенная моим отказом, не меняя дикции, выразила сожаление по поводу того, что более многоградусное осталось дома, флегматично погладила свои бедра и, мазнув меня по лицу всей своей массой, вразвалку направилась к шоссе. А в ответ на свое душевное: "С-с-с-скотина!" я опять услышал это идиотское ржание - и застучал зубами от холода... Возвращаясь домой, я почему-то вспомнил, как, будучи семиклассником, мелом разбил стекло и потом робко укорял Ворошнину за то, что она взяла вину на себя... Тогда она смеялась ласково, по-детски... Вечером 26-ого я уже переехал Полярный Круг, совершенно не вспоминая об утраченном кумире... В конце октября, уже будучи в Москве, я с удовлетворением узнал о ее аресте и с тех пор ее судьбой не интересовался... Да и, собственно, какого дьявола меня должна волновать ее судьба... если она сама за всю жизнь не смогла выдавить из себя ни одной слезы... ...и ее участь никто никогда не оплакивал...

18 декабря Пи-и-ить! Пииииить! Пи-и-ить, ттэк вэшшу ммэть!!!

30 декабря

Да, да! Войдите! Тьфу, ччорт, какая идиотская скромность... Ну, так как же, Вл. Бр.? Вы отказываетесь? А у вас, это, между прочим, так неподражаемо: "На-а-а земле-е-э-э ве-эсь род..." А мнения все-таки бросьте, пожалуйста... И "женскую душу", и "женскую натуру" - тоже бросьте... Да и возлагать на меня не стоит... Да входите же, еби вашу мать! А! Это вы! Стоило так долго стучаться! Хе-хе-хе, ну как, что новенького? Что?! Даже откровенничать! Ха-ха! Откровенничать! Обнажаться, значит... Ну, что ж - прреподнесем, препподнесем! Совершенно одна! Хи-хи-хи-хи!.. Да, да, конечно, это до чрезвычайности трагедийно... Единственное - старушка-мать... И не издохла?.. Да нет же, я хотел спросить: "И вы очень ее любите?"... Да неужели?! И вы - не спились, не взрезали перси?.. Ну да, конечно, конечно, "единственное старушка-мать" и больше никого, совершенно никого... И тем не менее уйдите!.. Да нет же! Не на хуй!.. Просто - уйдите... Да не глядите же на меня так! Чем я, собственно, провинился?.. Бросьте это, А. Г., серьезно вам советую - бросьте!.. Ведь мы же, в конце концов, вчера снова обменялись взаимными плевками и теперь, по меньшей мере на неделю, зарядились злобой... И у меня сегодня просто нет настроения торговать звериными инстинктами... Угу! всего! Да, да! А. Г., вас давно сняли с веревки?.. Как! Вас и не поднимали?! Ха-ха-ха! Вы только послушайте - как она мило острит!.. Значит, вас серьезно не снимали?.. Ах, да! Как я мог снова перепутать? Эй!.. Да нет, это я не вам... угу, до свиданья... Эй! Лидия Александровна!.. Ну, как вы там? А? Хе-хе-ххе-хе-хе! Ах, ну дайте же, я паду ниц! Что? Как это так! - не стоит! Как будто бы я не падал шестнадцатого!.. Фу! Какие у вас ледяные ноги!.. И этот ебаный буран еще раскачивает их! Чччоррт побери, ведь ровно год назад и в такой же буран он здесь качался!.. И ваш покойный родитель тоже... ха-ха-ха... тоже! Ах, как вы плакали тогда, Лидия Александровна, как мило вы осыпали матом вселенную и неудачно имитировали сумасшедший бред... Хи-хи... Нет, не врите... Вы не были потрясены! Вы издевались, чччорт, вы хихикали!.. Да прекратите же, в конце концов, раскачиваться... Хоть после смерти-то ведите себя прилично и не шуршите передо мной ледяными прелестями... Я не горбун Землянкин! Хе-хе!.. Вот видите - вы даже можете хорошо меня понимать!.. Когда речь заходит об августовских испражнениях, вы непременно все понимаете... Ах! Вы уже не сможете теперь испражняться так комфортабельно и так... непосредственно... А ведь он, смею вас заверить, трепетал от умиления... И я почти завидовал ему! Слышите ли? - завидовал!! Еще месяц - и я раболепствовал бы в высшей степени... Как вы были очаровательны тогда, тьфу!.. Вы мне позволите, конечно, еще раз прикоснуться губами... Да нет же! Что еще за буран! Вы - каменная глыба! Вы - лед! И тем не менее вы продолжаете гнуться! Какой же еще, к дьяволу, буран! Ха-ха-ха, вы притворяетесь, что не слышите меня! Вы нагло щуритесь! Вы прельщаете!.. Хе-хе... Пррельщаете! А водка-то льется, Лидия Александровна! Льется... еби ее мать!.. щекочет трахею... сорок пять градусов! Хи-хи-хи-хи, сорок пять градусов!.. Шатены... хи-хи-хи... брюнэты... блондины... Триппер... гоноррея... шанкр... сифилис... капруан... фильдекос... креп-жоржет... Их-хи-хи-хи-хи!.. А Юрик-то... помните... кххх - и все!.. Кххх! - И все!!! И северное сия-яние! Северное сия-а-ание!..

3 января

Вот видите - вам опять смешно. Вы не верите, что можно вскармливать нарывом. А если бы вы имели счастье наблюдать, то убедились бы, что это даже достойно поощрения. И сейчас я имею полное право смеяться над вами. Вы не видите, вы не внемлете моим гениальным догадкам - и не собираетесь раскаиваться. А я созерцаю и раздраженно смиряюсь. "Значит, так надо". "Мало того - может быть, только потому-то грудь матери окружена ореолом святости и таинственности". Ну, посудите сами, как это нелепо! Я пытаюсь даже рассмеяться... И не могу. Меня непреодолимо тянет к ржанию - а я не умею придать смеющегося вида своей физиономии... Я сразу догадываюсь - мороз, бездарный мороз. Мороз сковывает мне лицо и превращает улыбку в идиотское искривление губ. Я воспроизвожу мысленно фотографию последнего номера "Московской правды"... обмороженные и тем не менее улыбающиеся физиономии... Проклинаю мороз и разуверяюсь в правдивости социалистической прессы. Дальнейшее необъяснимо. Ребенок обнажает зубы, всего-навсего - крохотные желтые зубы... Обнажение ли, крохотность или желтизна - но меня раздражает... Я моментально делаю вывод: "Этому тельцу нужна вилка. И не просто вилка, а вилка, исторгнутая из баклажанной икры". Ребенок мотает головой. Он не согласен. Он кичится своей разочарованностью и игнорирует мою гениальность. И эта гнойная... эта гнойная - торжествует! Я вынужден вспылить! Как она смеет... эта опьяненная сперматозоидами и извергнувшая из своего влагалища кричащий сгусток кровавой блевоты... Как она смеет не удивляться способности этого сгустка к наглому отрицанию!.. Но рука не подымается. Мне слишком холодно, и я парализован. Я сомневаюсь - достанет ли сил протереть глаза... Можно и не сомневаться. Я лежу и выпускаю дым. В атмосфере - запах баклажана. А в пасти хрипящего младенца все тот же сосок, увенчанный зеленым нарывом... Сам! Сам встану!

Дневник

4 января - 27 января 1957 г.

Продолжение записок психопата. II

4 января

Встретив лицом к лицу, робко опустить голову и пройти мимо в трепетном восторге и смущении... ...проводить взглядом удаляющуюся фигуру - и, хихикнув, двинуться вослед... ...осторожно ступая, подкрасться - и нанести искросыпительный удар по невидимой сзади физиономии... ...не предпринимая никаких попыток к бегству, по-прежнему робко опустить голову и безропотно упиваться музыкой устного гнева... ...неутомимо льстить, лицемерить, петь славословия, свирепо раскачиваться, яростно извиняться, - пасть на колени и лобызать все что угодно... ...рабским взглядом поблагодарить за ниспосланное прощение и убедить в неповторимости происшедшего... ...на прощание - ласково солидаризироваться в вопросе о нерентабельности поэтической мысли... ...при возобновлении удаления - издалека нанести удар чем-нибудь тяжелым и тем самым обнажить отсутствие совести и способность на самые непредвиденные метаморфозы... ...и продолжая свой путь, заглушать тыловые всхлипывания и мстительные угрозы напевами из Грига.

5 января

Утром - окончательное возвращение к прошлому январю. Тоска по 21-ому уже не реабилитируется. Нелабильный исход - не разочаровывает. Даже по-муравьевски тщательное высушивание эмоций и нанизывание на страницы зеленых блокнотов - невозможно. Высушивать нечего. Впервые после 19-го марта - нечего. Пусто.

7 января

Помните, Вл. Бр.? - Вы говорили: "Ерофеевы - тля, разложение, цвет, гордость. О Гущиных не говорю... Мамаша эта твоя, Борис и сестры - просто видимость, Гущины, мамашин род... Эти просуществуют... А Ерофеевыми горжусь... Папаша в последние минуты всех посылал к ебеней матери... а тебя не упоминал вообще... Мать, наверное, говорила тебе?.. ...Еще налить? Двадцать лет в лагере - это внушительно... И Юрик прямо по его стопам... Водка и лагерь - ничего нового... Совершенно ничего нового... А это плохо... Скверно... Спроси у любого кировчанина - каждый тебе ответит: Юрий - рядовой хулиган, Бридкина наместник - и больше ничего... На тебя все возлагают надежды... Ты умнее их всех, из тебя выйдет многое... Я уверен, я еще не совсем тебя понимаю, но уверен... А за университет не цепляйся... И не бойся, что в Кировске взбудоражатся, если что-нибудь о тебе услышат... Все равно - ты уже наделал шума с этими своими тасканиями, Тамара уже смирилась и мать - тоже... И не бойся тюрьмы... Главное - не бойся тюрьмы... Тюрьма озверивает... А это - хорошо. Бандиты эти грубые, бесчувственные - но не скрывают этого... Искренние... А ваши эти университетские - то же самое, а пытаются сентиментальничать... Умных мало - а все умничают... Чувствовать умно надо, чувствовать не головой, но умно... А ваши эти все - холодные умники... Тебе с ними не по пути... Они просуществуют, как твои Гущины... Они не хотят существовать просто так... Они в мечтах - мировые гении... И, мечтая, существуют... Я знаю этих типов, я сам учился в университете... и - знаю... Они чувствуют - когда есть свободное время... И даже сладострастничают - только внешне... Я - знаю... Они могут доказать ненужность того, чего у них нет... и для них это признак ума... Главное для них - чистота... чистота своих чувствий... А их, этих чувствий, у большинства, почти у всех - немного - и содержать их в чистоте - нетрудно... Они, эти цивилизованные, будут ненавидеть тебя говорю совершенно серьезно - ненавидеть! Все запоминай... и всем - мсти... Извини, что я, пьяный, учу тебя - вместо родителя... Ты - особенный, только на тебя и можно возлагать надежды... Главное - избегай всегда искренности с ними, - немного искренности - и ты прослывешь бездушным, грязным, сумасшедшим... Ты! - бездушный и грязный! Хе-хе-хе-хе... Налить еще, что ли?"

8 января

О! Слово найдено - рудимент! Рудимент!

9 января

Даже для самого себя - неожиданно: Оскорбленный человек первый идет на примирение, а я не удостаиваю взглядом, спокойно перелистываю очередную страницу "Карамазовых" и - не подымая головы - лениво: Катись к чорту. И ничуть не смущает ответное скрежетание: Ид-диот. Все - спокойно, умеренно злобно, внешне - почти устало, без излишней мимики, а тем более - дрожи... Удивительно, что спокойствие - не только внешнее... По-прежнему шуршат "Карамазовы" - и никакого волнения.

10 января

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

11 января

Каюсь публично! - Пятого числа бессовестно лгал! И эти мои словечки - все ложь!! И - никакой "пустоты"! Очередное кривляние - только и всего! И я вам докажу, что нет никакой "пустоты"! Докажу!! Сегодня же! Вечером!! Прощайте!

12 января

Темно. Холодно. И завывает сирена. Отец. Медленно поднимает седую голову из тарелки; физиономия - сморщенная, в усах - лапша, под столом - лужа блевоты. "Сыннок... Изввини меня... я так... Мать! А, мать! Куда спрятала пол-литра? ...А? Кккаво спрашиваю, сстарая сука!! Где... пол-литра? Веньке стакан... а мне... не могу... Ттты! Ммать! Куда..." Шамовский. Отодвигая стул. "Бросьте, Юрий Васильевич, это вам не идет!.. Хоть жены-то постесняйтесь... ведите себя прилично..." Встает, длинный, изломанный, с черной шевелюрой... делает два шага - и падает на помойное ведро... Харченко. Нина. Лежит в красном снегу, судорожно извивается. "И-ирроды! За что!.. В старуху... Тюррре-э-эмни-ки-и!.. Тюре-е..." Юрий. Невозмутимо. "Пап, заткни ей глотку". Ворошнин. Вскакивая. "Не позволю! Не позволю! Без меня никто работать не будет! Директора убью! Сам повешусь!! А не позволю!.. Боже мой... Сил моих нет!.. Все, все - к ебеней матери!" Викторов. Совершенно пьяный. Кончает исповедываться, хватает вилку и, упав на стол, протыкает себе глаз. Бридкин. Недовольно поворачивая оплывшую физиономию. "А-а-а... опять... москвич... Ну-ну... Ты слышал про Шамовского? Нет?.. Вчера ночью... застрелился... И мне за него стыдно, не знаю - почему, а стыдно... Садись, я заплачу... Эй! Ты! Толстожопая! Еще триста грамм... Застре-лил-ся... Никого не предупреждал, кроме сына... Это - хорошо..." Юрий. Прохаживается взад и вперед. Пинает все, что попадается под ногу. Взгляд тупой. "Тюрьма все-таки лучше армии. Народ веселый... Вчера в дробильном цехе работали, двоим начисто головы срезало под бункером, все смеялись... и я тоже. Бригадир споил, ни хуя не понимали, я даже ничего не помню... Я вообще пьяный ничего не помню... и не соображаю... делаю, что в голову придет... забываю вот только вешаться... пришла бы в голову мысль обязательно бы повесился. Это, говорят, интересно, - вешаться в пьяном виде, один у нас хуй вешался, рассказывал - как интересный сон, говорит..." Андрей Левшунов. Вдруг поднимает голову и, схватившись за грудь, начинает яростно изрыгать в стакан. В бессилии откидывается на спинку стула; затем неожиданно хватает стакан, выпивает до дна - и снова наполняет. И так бесконечно, и под хохот одобрения. Ворошнина. Лежит под одеялом. Потягивается. "Ба-а-а... Веничка!.. проходи, проходи, садись сюда... (Валинька! Вышвырнись-ка, милая, на полчасика... угу...) ...да ближе, вот сюда, на постель, какого черта еще стесняешься... Ну, тепло?.. хи-хи-хи-хи... скромность-то где... и по-матерински согревать нельзя... ребенок - и все... может, тебе еще свою титьку дать... вот уж интересно, как бы ты стал сосать... хи-хи... а мне целовать нельзя, - хуй знает - может я вся - заразная, венерическая... Ну, чего ты пугаешься? Уй, какой ребенок... Ну-ка, Веньк, наклонись, от меня пахнет? Нет? Ну - ты наверно, сам наглотался и не чуешь... Хи-хи-хи..." Бридкин. Оживляясь. "Хе-хе-хе-хе... Вчера ваш этот, Сашка, был у меня... Слышал? Баба-то недосмотрела... В собственной блевоте задохнулся. Насмерть. Лежал вверх лицом и задохнулся... Все перепились, гады, и не обратили внимания... Жаль, ты вот не пришел... Тебя ждали... А этот теперь уже в больнице. На "скорой помощи" ночью увезли... Все равно уже... Говорят, из легких капустные листы вынимали... Врут, наверное..." Фаина. Закрыв лицо. "А ты думаешь - я не плачу, я больше ее плачу, если хотите знать, больше всех... Ей "душно"! А мне - нет, что ли? Душно ей!.. Ха-ха-ха! Ведь выдумает тоже - душно!.."

13 января

Сначала - странное помутнение перед глазами. Помутнение, которое бывает у людей болезненных от резкого перехода в вертикальное состояние... Потом и все существо заволакивается той же мутью... И я засыпаю... Я не просто засыпаю. А засыпаю с таким ощущением, будто усыпление идет откуда-то со стороны: меня "засыпают", а я осторожно и безропотно, дабы не огорчить их, поддаюсь усыплению... Постель, оставаясь верной традиции, опускается куда-то вниз (в Неизвестность или куда-нибудь еще... безразлично), - а я словно отделяюсь от нее и на ходу моментально соображаю, что мое "отделение" - совсем даже и не вознесение в бесконечность, а самая что ни на есть заурядная потеря ощущений... Каждый день я засыпаю именно так - и нисколько не жалею, что широчайший диапазон всех прочих методов засыпания мне недоступен... А сегодня со мной творится нечто странное. Даже не со мной, а с постелью, которая в категорической форме изъявляет свое нежелание опускаться в отведенную ей Неизвестность... И не только отказывается; а словно издевается над тем, что я не могу, в силу ее статического состояния, теряя одно за другим свои наглые ощущения, потихоньку улетучиваться в Бесконечность... (ну, да ладно, пусть - "Бесконечность"). Но я ничуть не разгневан. Наоборот, я чрезвычайно доволен тем, что мое ложе наконец-то вышло из повиновения... Это - своего рода восторг, выражаемый по поводу пробуждения национального самосознания чего бы то ни было... черта, свойственная мне... да еще, может быть, паре миллионов самых оголтелых коммунистов... Но в данном случае мой восторг несколько умеряется тем, что мой (мой собственный! хе-хе) круп играет незавидную роль горизонтально распластавшейся метрополии и потому не может испытывать особенной радости от созерцания обнаженных суверенитетов... И самое непредвиденное - и самое раздражительное для меня - это зверский холод, который охватывает понемногу мое ложе и, следственно, - меня самого. Я поворачиваюсь на бок и силюсь разгадать причины беспочвенного похолодания. Я пробую вслух проследить температурную эволюцию моего ложа но вслушавшись в свою речь, с неудовольствием замечаю, что с уст моих срываются рассуждения на темы слишком далекие от каких бы то ни было эволюций... В конце концов, меня заинтересовывает тот факт, что моя устная речь, как будто из презрения к ходу моих мыслей, течет в совершенно другом направлении... Чччорт побери... Значит, я сплю! Сплю! Потому что только во сне может иметь место такой безнравственный разлад! И мысль о том, что я все-таки заснул, заснул несмотря ни на что, очаровывает меня до тошноты... со слезами умиления я прощаю своему ложу и отказ от эвакуации в Неизвестность, и попытку спровоцировать температурный путч... Все! Все прощаю! И уже с нескрываемым интересом слежу за направлением своих устных высказываний, кому-то возражаю, озлобляюсь, угрожаю 51-ой статьей... - Ну да, конечно, я вполне с вами согласен... И удои, и удои повысятся непременно! Еще бы - не повысились удои!.. Ну, уж а это, пожалуйста, бросьте... Где она может помещаться, эта задняя нога... И почему - именно у Кагановича - задняя нога!.. Чорт побери, если бы вы заявили, что у Энвера Ходжи - два хуя, я бы и не стал возражать вам... как-никак, принадлежность к албанской нации - веский аргумент... Но... у Кагановича задняя нога!.. Это уже слишком, молодой человек!.. Мне, в сущности, все равно, кому я возражаю. Мне абсолютно наплевать, кто мой оппонент - Спиро Гуло, Вавилонская башня или Бандунг... Мне просто доставляет удовольствие разбивать положения вымышленного оппонента - и в пылу дискуссии я имею полное право называть его не только "молодым человеком", но и, если угодно, ослом. Кто, в конце концов, сможет меня убедить, что я имею дело не с ослом, а с Вавилонской башней? В сущности, и сам предмет нашей дискуссии мало меня интересует; и если бы аксиома о задней ноге не была выдвинута в такой категорической форме, я бы, может быть, даже поспешил солидаризироваться... Но все дело в том, что я не терплю категоричности, тем более если эта категоричность подмывает репутацию партийного вождя, а следовательно, и международный авторитет моей нации... Я продолжаю дискутировать - из чисто патриотических побуждений... - Вы говорите, у Кагановича - задняя нога... Но (дьявол вас побери и извините за выражение) где же гарантия того, что у Шепилова есть кадык? или - что у Шепилова не три, а четыре кадыка? И потом - 56 млн. тонн чугуна сверх плана в первый же год шестой пятилетки - это что? Ззадняя нога?!.. А новогодний бал в Кремле? А отставка Идена! А Низами! А удои! Чоррт побери, удои! - о которых вы с таким жаром распространялись! возможно ли все это при наличии у Кагановича задней ноги!.. И меня охватывает неудержимая радость от сознания бессилия моего оппонента и способности моего мышления ко всеразрушающей логичности... В упоении я размахиваю руками, дабы и физически доконать своего противника - и с удовлетворением сознаю, что мои удары приходятся точно по ее (ее!) толстым икрам... Говорю - "ее" - потому что угрожающее движение со стороны этих же икр заставляет меня очнуться и узреть, наконец, и свое состояние, и позу моего загадочного противника... - Молодой человек! Как вам не стыдно! Собственно, о каком стыде идет речь? Неужели эта женщина думает, что я лежу перед ней в снегу, только потому что я пьян?! Но ведь я только сейчас почувствовал, что лежу в снегу, - и, может быть, я и вообще не лежу в снегу, а мне просто снится, что я лежу... Нет, пусть она сначала докажет мне, что окружающий меня белый комфорт - не сновидение и что она сама - не Вавилонская башня и не Дух Женевы... Нет, пусть все-таки докажет, - а потом уже укоряет меня в отсутствии стыдливости... - Послушайте, гражданка! - Вы... это... серьезно говорили об удоях?.. Ну вы подумайте! Она еще смеет прикидываться дурочкой! Она, видите ли, не понимает, о чем я говорю!.. Что-о? Вы - студентка Юридического факультета?.. Ну да, это очень, очень похвально... но не обязывает же это вас, в конце концов, прикидываться ничего не понимающей или разыгрывать роль мраморной Галатеи!.. - И потом: что вам собственно от меня надо? Я же вам кажется убедительно доказал, что ваши рассуждения насквозь нелояльны... О-о-о! Она даже не скрывает этого!.. Но если вы не скрываете - для чего же говорить мне о каких-то утренних разочарованиях... Неужели вы серьезно пробуете меня уверить в том, что утром я буду еще в чем-то разочаровываться?.. Или вы считаете меня неизлечимым идиотом!.. (Хи-хи-хи-хи)... Нет, вы послушайте: - Вот вы говорите: разочаровываться, интуиция, предчувствие, тревога, симпатия, стремление и пр. и пр. - так ведь это же одна видимость, комбинация звуков, а понятий - нет... вернее, в психике-то нет таких моментов. Я хочу сказать - не просто "нет" - а "не было бы", если какому-нибудь первобытному дурню не посчастливилось бы так удачно подставить одну букву к другой - и не получить что-нибудь вроде "стремление"... Что? Зад чешется? Ну да, это конечно... - Но все это я к чему говорю? Да дело в том просто, что эти-то комбинации звуков и действуют на меня, вызывая определенные эмоции... Ну, сами посудите, если бы я не знал слова "разочарование" и не знал бы, что после "р" (непременно - "р"!) следует "а" (а не "и" и ничто другое) и т. д. и т. д. - разве же могла бы прийти мне в голову мысль когда-нибудь и в чем-нибудь - "разочаровываться"... Да перестаньте же! Ведь я, как-никак, - мужчина... - И потом - признайтесь! - у вас конечно же часто бывает эдакое неуловимое настроение, даже не "неуловимое" - а... "несказанное"... да нет, не "несказанное"... ну да ччерт с ним; одним словом - признайтесь, вы часто заявляете, что у вас... гм... настроение, не находящее, так сказать, выражения словесного... А вот я вам не верю! Не верю - и все! Где у вас гарантия того, что ваше настроение действительно "не находящее выражения словесного" - если оно не находит словесного выражения! Потом - само выражение: "не находящее словесного выражения" - это просто отказ от словесного выражения вашего настроения, но никак не его выражение! Значит - нет! Нет у вас ничего! И быть - не может! Все эти дамы вашего возраста имеют обыкновение хвастаться эмоциональной неуловимостью! А ваше хвастовство - зауряднейшая стыдливость!.. Вы даже себе самой боитесь признаться, что, так или иначе, - а все ваши эмоции, как сдобные баранки, нанизаны на чешуйчатый член какого-нибудь стремительного сына Кавказа!.. Я хорошо понимаю, что говорю нелепости. Говорю нелепости, потому что еще не сознаю толком, сон ли - мои нелепости или в самом деле я околачиваюсь в сквере Стромынского студгородка. Если я действительно извиваюсь перед этой корректной дамой (говорю - корректной - и закрываю глаза на ее безнравственные почесывания, - оцените по достоинству мою склонность к уважению недостойных!) - если это действительно так, то не могу же я молча пускать дым в носовую полость этой дамы. Но, чччорт побери, если я сплю зачем напрягать ум и гениальничать? - в конце концов, навеки останется тайной, высказывал ли я во сне мировые истины - или безбожно играл словами! Мало того - я сплю - и никто не имеет права обязывать меня к разговору, я могу замолчать вообще - и никто не будет удивляться моему молчанию, потому что и удивляться в сущности - некому... А что касается этой дамы, так она - (дьявол меня побери, если это не так!) обыкновеннейший объект моего сновидения и, следственно, своего рода собственность моей фантазии, - и я имею вполне законное право ею распоряжаться... Да и не только ею, но и вкусами, наклонностями ее и т. д. и т. д... Почему бы мне не сделать ее женщиной оригинальной, принимающей, например, любую нелепость за гениальную догадку, исходящую от уст партийного руководителя или божьего праведника... Не снизойдет же ко мне в сновидении женщина с твердой и последовательной философской системой - (избави бог! хотя, заверяю вас, в ее ежеминутных почесываниях было что-то философское и уж, конечно же - последовательное). Да почему бы мне, в конце концов, не представить ее существом зоологическим, способным понимать исключительно лишь язык дворовых собак, - и тогда кто мне запретит встать на задние лапы и лаять по-собачьи? Что бы вы там ни говорили, - а в сновидении я существо вполне суверенное. И потому плюю на все и продолжаю паясничать... - Вы еще недостаточно ясно, барышня, представляете себе "половую стыдливость"... Это не просто боязнь обнажения. Если вы серьезно считаете, что это исключительно боязнь полового обнажения, то вам просто... несколько не хватает тонкости... Неужели же в общении с представителями противоположного пола вас никогда не охватывала эдакая своеобразнейшая стыдливость - стыдливость, проистекающая от опаски признания со стороны представителя противоположного пола вашей принадлежности к своему полу... Или даже не так: от опасения признания в себе признаков своего пола перед лицом представителя противоположного пола, отрицающим в себе наличие данных признаков... Или - нет... ну, да ладно... Если вы действительно студентка Юридического факультета, то я, пожалуй, поспешу прекратить вдавания в подобные тонкости... - Вы, кажется, что-то говорили о симпатиях?.. Да, да, я с вами с совершенностию солидарен!.. Обязательно! Обязательно противоестественность! В самом естестве человека заложена жажда противоестественности - и ваши эти пресловутые "симпатии" - ярчайшее тому доказательство... Обычнейший примерчик - вы (о, извините, если я буду несколько груб) - вы никогда - никогда! - не почувствуете настоящего, убедительного влечения к мощному звероподобному самцу... потому что сами вы с гордостию осознаете выдающийся (выдающийся до крайности!) характер ваших гениталий... Точно так же - здоровенному самцу гораздо более по вкусу создания легкие, хрупкие, - если угодно: прозрачные, миниатюрные... - и он в то же время с чрезвычайным раздражением взирает на переполненные до отказа бюстгальтеры... Половому удовлетворению всегда предпочитается половое упрямство... Это - чисто человеческое; это - оригинальничанье мыслящих... - Мыслящих! Именно - мыслящих! Потому что даже симпатизирует человек половым органом с примесью разума! - но уж никак не левым предсердием и не правым желудочком!.. Что? Жар в крови!? (Хм... Отрадный факт! Юристка и... "жар в крови"...) Ну да, собственно, есть и жар; никто не отрицает, что жар действительно имеет место, - но не будете же вы мне возражать, если я замечу, что ваш пресловутый жар вызывается движением бешено несущихся курьеров - от разума к половому органу и от полового органа к разуму!.. И ваше сердце (о, не обижайтесь, прошу вас!) ваше сердце банальнейший постоялый двор, в котором вышеупомянутые курьеры имеют обыкновение (и довольно похвальное обыкновение) инсценировать пьяный дебош и богохульствовать... - Вот вам жар в крови и усиленное сердцебиение!.. Вы меня понимаете? Ну, еще бы не понимать! Она не только меня понимает, но даже выражает полнейшее согласие и игнорирует мое поползновение к грубоватости... Ну, уж а это, пожалуй, лишнее... - издавать мои гипотезы массовым тиражом! - что за убожество, подумайте сами! Вот лечь в постель - это я сделаю с преоткровеннейшим удовольствием... и даже сопроводить вас до комнаты готов с безграничной охотой... "Лечь в постель"... "с преоткровеннейшим удовольствием"... - но, собственно, зачем мне ложиться в постель, если я уже заснул? и зачем засыпать, если я и без того лежу в постели и сплю... Мне просто стыдно (стыдно!) засыпать во сне - и погружаться в сновидения только для того, чтобы ложиться в постель и снова засыпать!.. Тьфу, что за дьявольщина! Какой черт растолкует мне теперь эту галиматью!.. Нет, ну почему же мне должно быть стыдно чувствовать во сне погружение в сон?.. И нисколько даже не стыдно! Наоборот, до чрезвычайности интересно! И вообще, смею вас заверить, во сне все интересно, - тем более когда чувствуешь, что все ваши действия - не ваши... да нет же, ччерт побери, ваши! - но действия человека, отчетливо сознающего, что все происходящее сон и потому получающего неограниченные возможности в области изучения своих сонных действий... Ну, вот неужели мне не интересно знать в данный момент, какое движение произведет моя передняя конечность, - тем более что я не властен над нею... Неужели же не любопытно: быть самому вершителем - и одновременно наблюдать себя со стороны! Чрезвычайно! чрезвычайно любопытно!.. - Послушайте, гражданка, вы все-таки не верьте себе... Не верьте, что вы его любите... (я говорю просто так... меня заставили говорить - и я говорю... (заставили!)... Я с любопытством внимаю каждому своему слову - и не знаю, что последует за этим словом... Я мучаюсь незнанием того, какое же следующее слово вытянут из меня... Я смеюсь над своей беспомощностью и радуюсь тому, что эта беспомощность - только во сне...) Вы все-таки не верите, что любите его! Вы просто убеждаете себя, что любите! Человек не может любить, он может только хотеть любить того или иного человека - и в зависимости от размера охоты - убедить себя в большей или меньшей степени в том, что он действительно любит данного человека! Вот вы - вы совершенно убеждены, что вы его любите... Но - представьте себе - вы попадаете под трамвай, обрушиваетесь с небоскреба или выигрываете 100 000 рублей по облигации государственного 3%-ного внутреннего выигрышного займа!.. Как бы вы меня не уверяли, но в данный момент вам такое же дело до него и его эмоций, как моему мизинцу на левой ноге - до эволюции звука "и" в древневерхненемецком наречии... Потому что у вас нет, нет времени убеждать себя в том, что вы любите его!.. И почему я уверил себя, что все эти словоплетения вливаются в меня со стороны? Если я все-таки не сплю, - то кто же помешает мне сейчас быть самим собой, исплевать "это пресловутое внешнее воздействие, взять в собственные руки инициативу", - и ударить в затылок эту чересчур уж любящую женщину?.. Ну, а если (боже!) я действительно заснул, - так это опять же до невыносимости интересно - видеть себя во сне прикидывающимся неспящим и одновременно наблюдать со стороны, как же это я буду освобождать себя от наблюдения со стороны!.. Опять парадоксы! Но, чорт побери, они давно уже надоели мне, эти парадоксы!.. Я устал!.. Устал! И если бы положение мое действительно не было парадоксальным, я бы давно уже махнул рукой на все и лег спать... ("лег спать"!.. Ддьявол!!) - Извините, гражданочка, - это ваша комната?.. Ну, в таком случае я отказываюсь бить вас в затылок и удаляюсь со стремительностью существа нравственно гармонического!.. Спокойной ночи!.. В конце концов, я даже не рад, что освободился от этой дамы... Кто бы она ни была - объект сновидения или комплекс явных ощущений - но она могла бы внести некоторую ясность в вопрос о моем теперешнем состоянии!.. А сейчас я разрываюсь от непонимания! - и одновременно от незнания того, разрываюсь ли я во сне или действительно разрываюсь от непонимания своего теперешнего положения и причин разрывания!! Ннет, господа, я обязан сейчас же заняться делом практическим - иначе я сойду с ума! Во имя спасения собственного разума - я должен, я обязан гладить брюки, в конце концов!.. Выгладить брюки... тщательно выгладить... - и завтра утром найти их неглаженными!! Это - невыносимо! Это - хуже сумасшедших перспектив!.. ...Хе-хе... Выгладить брюки!.. Это гениально! гениально! - "выгладить брюки"!.. Нет, черт меня возьми, это действительно гениально задумано! Я сию же секунду исплюю парадоксы и примусь высасывать все возможное из электронагревательных даров цивилизации!.. И если завтра утром я обнаружу свои брюки действительно выглаженными, то какой же дьявол заставит меня сомневаться в явности всего происшедшего... ну а если они в прежнем состоянии будут покоиться на спинке моей кровати, то... ну конечно! конечно!.. ...Я раздеваюсь, аккуратно складываю брюки, ложусь, традиционно погружаюсь в сон, - все прекрасно, по исстари заведенному порядку, без внешних помех, без стука, без размышлений и парадоксов... ...Но - пробуждение!.. пробуждение!! Если бы я очнулся в образе Петергофской статуи или Валаамовой ослицы, я не был бы так раздосадован! Но... представьте себе! - проснуться в штанах!!! - это мучение! это сумасшествие! бред! средневековая фантазия! И все что угодно!.. Это, в конце концов, - пробуждение во сне! Да, да, пробуждение во сне! Я не проснулся - мне приснилось, что я проснулся!! Приснилось!! В таком случае - будьте вы все прокляты, но я не завидую тем, кому каждую ночь снятся пробуждения!! Я вскакиваю, я хватаю себя за горло - и пробуждаюсь окончательно!.. ..."Окончательно"!.. А кто сумеет уверить меня в окончательности моего пробуждения! Тем более что мне каждый день снятся люди, пытающиеся доказать явность моих манипуляций!.. Тем более что... Но... боже мой... боже мой... неужели же мне без конца хватать себя за горло и из-за легкого каприза моей постели осуждать себя на вечное самоистязание?!! 12 ч. - 6 ч. ночи

27 января

"Главное - занести руку, а ударить - ...почти бездумно... это легко..." И в шевелениях рук - гордость. Эти руки убили трех. Парадоксально то, что все три - женщины. И две - совершенно невинные. Третье убийство единственное, за которым последовало раскаяние... И "ручная" гордость понятна. Точные детали университетского инцидента до сих пор остались невыясненными. Единственно кто располагает достоверными сведениями, - так это Ст. Ш., внесший своими новогодними излияниями некоторую ясность в вопрос о нача-ле Б-ской карьеры. Ясно одно - жертвой убийства оказался объект нежных помышлений самого Б., - вполне невинная 19-летняя студентка, не сумевшая, впрочем, оценить по достоинству весовую категорию Б-ской эмоциональности. Неизвестно, пользовался ли Б. взаимностью, но имевший место инцидент убеждает в противном. Впрочем, даже и не убеждает, потому что Б-ская психология никак не входит в рамки человеческой. Убийство было совершено в апогее самой невинной ситуации. Злополучный "объект" освятил своим присутствием квартиру Б. накануне его отъезда в Петрозаводск, никак не предполагая, что в тот же вечер вынуждена будет с неменьшим успехом "освятить" мертвецкое отделение Ленинградской больницы. Первый удар Б. был неожиданным, вероятно, и для него самого. По крайней мере, невинное перешучивание и совместная упаковка чемоданов никак не могла быть источником Б-ской злобы. Удар был нанесен неожиданно, из-за спины, в тот момент, когда "невинная" тщательно кропила одеколоном содержимое чемодана; - она мгновенно рухнула на пол и (удивительно!) совершенно безропотно, без единого крика принимала на себя все последующее. Неизвестно, какие инстинкты руководили Б., когда он ударял сапогом по любезным его сердцу ланитам и персям. Он бил долго, равнодушно, выбивая глаза, обесформивал грудь - и в заключение без устали наносил удары в ее "естество" с серьезностию животного и удивительно механически... Второй "инцидент" был еще более неприглядным... но зато менее юмористичным, чем третий... Два месяца психиатрической больницы и затем 3 года тюремного заключения несколько обогатили Б-ский жизненный опыт и обострили наклонность к романтике. Что и не замедлило сказаться после второго побега из заключения... Этот инцидент был действительно романтическим, - тем более что имел место в пригороде только что выстроенного Кировска... Возвращаясь однажды из Апатитского "Буфета" и имея чрезвычайно неприглядный вид, Б. тем не менее мог даже в темноте явственно различить распластавшуюся в переполненной канаве пьяную женщину... Побуждаемый жаждой не то полового общения, не то общения с равными, он не замедлил свалиться туда же - и в течение, по меньшей мере, пяти минут усиленно предавался побуждениям инстинкта в талой воде, снегу и помоях... Утреннее пробуждение несколько Б. разочаровало. Он с явным неудовольствием узрел перед собой женщину почти старую, с лицом изрытым оспой и залитым "обоюдной" блевотой... Неудовольствие перешло в бешенство, которое и побудило Б. без промедления выползти из канавы, наступить на горло ночной подруги, вероятно уже мертвой, и до отказа погрузить ее физиономию в скользкую весеннюю грязь... Этот рассказ - у рараn вызывал почему-то дикий смех. Мне же гораздо более смешным и нелепым казалось третье убийство. К тому же призыв на фронт ограничил Б-скую ответственность за его совершение - до 2-х месяцев тюремного заключения... Уже будучи человеком свободным и осуждающим чистоту и трезвость северной цивилизации, он (Б.) буквально - "нашел" в одном из захолустий Кандалакши законную спутницу жизни. Ничем примечательным, кроме персей и склонности к тихому помешательству, она не обладала, - и самое неудобное в этой склонности была непериодичность ее проявлений. Но для Б. - это была "единственная любимая" им за всю жизнь женщина. И он неутомимо угождал ей и потакал всем ее странным прихотям... Как-то ночью она осторожно соскользнула с постели - и в ночной рубашке принялась ходить по эллипсу, поминутно останавливаясь и извергая содержимое кишечника, - что не мешало ей, впрочем, беспрестанно напевать "Вдоль по улице метелица метет..." Супруг лежал спокойно и по обыкновению курил папиросу. Но когда оригинальная "спутница" опустилась на колени перед портретом Косыгина и меланхолически зашептала: "...задушите меня... задушите... задушите..." Б. несколько вышел из состояния задумчивости. Он аккуратно стряхнул пепел на бумагу, встал... И задушил.

Дневник

28 янв. - 31 марта 1957 г.

Еще раз продолжение.

И окончания не будет. III

4 февраля

"Да я тебя понимаю, Вениамин, я вообще хорошо понимаю тебя и тебе подобных... Просто - люди, которые обо всем судят из книг... Вас лелеяли мама с папой, заставляли учиться, держали в руках... А теперь, значит, вы предоставлены самим себе, вам все кажется, так сказать, ничтожным, легким и радостным... Заиграла молодость... легкомыслие молодости, если можно так выразиться... хочется оригинальничать, на все плевать, пускать пыль в глаза... А ты вот посмотри жизнь... Ты узнаешь, какой ты был глупый, когда оригинальничал... А все-таки все действительно не так просто, легко... и не так весело, как тебе кажется... Ты даже еще и любовь-то не знаешь, что такое... А порешь такую чушь про семенники... Я вот тебя уверяю, - если ты полюбишь кого-нибудь, то любовь тебя перевернет... Вас всех не так трудно и понять... Вы у меня как на ладони..." "Тебе просто вредно читать Достоевского... Обязательно будешь таким мрачным, если запрешься в комнате... ощущать там всякие ужасы будешь... и тебе все будет казаться мрачным и ужасным... Тебе вот правильно говорили... что в действительности все не в таких мрачных красках... Ты вот ненавидишь смех, на всех смотришь, как зверь, со своей кровати... И на что тебе жаловаться, интересно?.. Насчет девчонок у тебя всегда будет прекрасно... В твоих способностях никто не сомневается, учиться ты можешь замечательно... И непонятный ты, чччорт... Все ведь живут хорошо, как люди... Ты не забывай никогда, что ты живешь в советском обществе... а не в какой-нибудь там..." "В таком случае, о чем ты думаешь вообще?.. Вот ты говоришь - читаю книгу и вдруг бросаю ее и без движения лежу подряд несколько часов... Так интересно все-таки, ты ведь о чем-нибудь думаешь... Ну, не о будущем, предположим... хотя я в первый раз встречаю человека, который совершенно не думает о будущем... Ну, вот хотя бы твое отчисление из университета... Я понимаю, человек, у которого в перспективах - хорошая, трудовая жизнь, человек, жаждущий нового - ну тогда понятно, он может выражать радость или равнодушие... Но ведь ты-то, ччерт побери... не понимаю!! Ты что, насквозь легкомысленный?.. Так это на тебя не похоже... Легкомыслие у тебя показное... Я сразу тебя распознал... Я всю ночь слушал твою беседу с этим... албанцем... и убедился, что ты человек чертовски умный... Что касается твоей лени, так я совершенно ничего не понимаю!.. В жутких семейных условиях быть первым в школе по прилежанию... и тут вдруг... Не понимаю, не понимаю... Я сегодня даже хотел побеседовать с твоей посетительницей... Между прочим: будь более воспитанным в отношениях с женским полом - а то что же это такое - дымить девочке в нос и тут же посылать ее к черту... Удивительная терпеливость... Ты, собственно, к ней ничего... этакого... не имеешь? Нет? Ну, тогда тем более..." "Брось это все, Венидикт! Как-никак жизнь-то ведь она хороша, черт возьми! Солнце... любовь... радость... и остальное... Прославлять веселье надо, Венидикт, - у тебя все к этому данные!.. Читай Кольцова! Бернса! Улыбайся. Хотя бы потому, что тебе слишком идет улыбка! Люби!.. И в старости тебе приятно будет вспомнить молодые годы! А ты... Глядишь на невинную, приятную девочку - а видишь... блевоту, сифилис, животность какую-то... Да я бы на месте этой толстенькой... а-чччорт... Как это вы оба... меланхолика... не понимаете, что ведь жизнь-то! жизнь!.."

13 февраля

Дева Ночная Романтика жаждет приять меня в свои объятия. А мне гораздо более по вкусу рослый армянин Ночлег. Дыхание закавказской силы выбивает из меня половые откровения, и тешит мои взоры светолюбивый член, почерневший от нежности... Все духовное заглушается во мне единением с армянской нацией... Все дофевральское растворяется в привокзальной атмосфере... И я совсем не намерен спохватываться или приходить в сознание. Что касается сознания, - так теперешнее мое горизонтальное состояние - высшее из всех 18-летних проявлений моего практического разума. Хотя само горизонтальное состояние несколько неразумно. В этом смысле, - я готов отдать должное практичности инвалидов. Им гораздо теплей; у них еще есть желание оставаться вертикальными и отдавать оставшиеся конечности в фонд национального фольклора. А я не намерен поддаваться агитации заводов Главспирта. Меня вполне удовлетворяют каменные ступени и вокзальные сквозняки. Я с наслаждением запахиваюсь в пальто и пытаюсь переключить внимание на что-нибудь более двуногое. Двуногое нарочно меня избегает. А инвалидный грохот переполняет черепную коробку. Что бы ни олицетворяли грохочущие костыли - объемистость жизненности или пролетарскую неумолимость - мне важен сам факт соприкосновения шести символов с транзитным паркетом... Голове моей, жаждущей торможения, в данный момент ненавистны все соприкосновения, убивающие замкнутость шумовыми эффектами... Моему горизонтальному положению несимпатично массовое падение пролетарских костылей... Мне нужен сон хотя бы с точки зрения гигиенической. Однообразие ощущений убеждает меня в рентабельности гигиены... Я засыпаю... И не массовое падение раздвигает теперь подо мной отходы деревообрабатывающей промышленности. Не инвалиды, а самые заурядные двуногие стряхивают с себя опилки и ковыряют в пальцах нижних конечностей, сопровождая беспрецедентное ковыряние оглушительным грохотом... Грохот не возбуждает. Грохот слетел ко мне вместе с источником шума и трупного запаха. Оба они убеждены в непогрешимости мозговой биологии - и предпочитают ненужное мне усыпление. Я слишком хорошо понимаю их... От моих восприятий не скроется искривление белорусского лика, в который преображается источник... Оно мне давно знакомо, это искривление... И физиономии всех сбегающихся на шум давно уже опостылели мне, - только испуг, начертанный на знакомых лицах, скрашивает однообразие... "Как отвратительно пахнет!" Толпа окружает страдальца, и каждый высказывает внутреннее раздражение. "Как отвратительно пахнет!" Каждому хочется еще раз дотронуться до пострадавших конечностей, зафиксировать размеренные движения хозяина трупного запаха, раздразнить, убежать... "Ничего не поделаешь... Придется... отрезать". И толпа не шарахается, не выражает удивления. Толпа продолжает следить за вычищением пальцев, которым уже не суждено быть пальцами... И лицо снискавшего людской интерес освещается виноватой улыбкой... "Ничего не поделаешь... Придется... отрезать". Неизвестно, для чего нужно было выражение сострадания, но на минутные улыбки толпы оно возымело желаемое действие. Никто не жаловался "Как отвратительно пахнет!" Никто не оспаривал у соседа права на лучший костыль. Всех объединило склонение к пальцам собственных ног. И каждый убеждал другого в неповторимости своего уродства, ощупывал забытые травмы, плакал, нюхал базарный чеснок... Никто не верил, что существуют двуногие.

12 ч. - 1.30

14 февраля

"Извините... Это вам кажется, что я пьяный... Я уже давно... протрезвел... Ну, раз вы говорите, - я пойду... уберусь... Меня ждут комфортабельные канавы... Еще раз - извините".

15-16 февраля Ни голода, ни эмоций, ни воспоминаний, ни перспектив, ни жажды папиросного дыма... Одно сплошное ощущение холода. Вокзальный пол леденит позвоночник, сквозняки преследуют и в тоннеле, и в багажных кассах, колебания атмосферы проникают за ворот и обшлага, ожесточают нервы, заставляют нескончаемо измерять шагами просторы холодных опилок... Улица срывает пальто, низвергает массы мокрого снега за воротник куртки и в сотый раз вышвыривает на холодные опилки багажных касс... В глазах - не жареные котлеты и не дамские прелести. Обычнейшие радиаторы водяного отопления.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

19 февраля

Минутку внимания!

Вы меня не совсем правильно поняли! Я - не оригинал! Я ничего не отрицаю, хоть и сознаю, что отрицать все - и заодно отрицать нигилизм - чрезвычайно увлекательно и не требует мозговой изощренности! Человеческие действия могут меня волновать, но никогда не вызовут во мне ни одобрения, ни протеста! Я не признаю разделения человеческих действий на добродетельные и порочные! Если мои действия удовлетворяют меня - и людей, внушающих мне чувство удовлетворения самим фактом своего существования - в этом случае в их, и в моей власти признать удовлетворительными для нас порочность или добродетельность моих действий! Если же оценка моих действий проистекает от человека, мне незнакомого и, следовательно, порочного в силу незнакомства со мной ("он позволяет себе наглость не знать меня!") - я не премину доказать обратное! Если мои убеждения - логически верные, я торжествую! В противном случае без промедления отрицаю логику! Я - человек дурного вкуса и животного обоняния! Я никогда не бываю счастлив, в обычном понимании! Я могу только иметь вид человека, напуганного счастием! Я даже не разграничиваю понятия "счастие" и "несчастье", точно так же как не различаю вкуса голландского и ярославского сыра! В лучшие минуты - я могу преследовать цель, но непременно - цель, убегающую от меня ленивым галопом! Рысь и аллюр меня не прельщают! Общечеловеческие понятия красоты ввергают меня в состояние недоумения! Мне понятно наслаждение мелодичностью звуков! Мелодичность - выражение грусти! А грусть не может не быть красивой! Мне понятно восторженное восприятие природных красот! Но чем более привлекательны для человеческих восприятий произведения искусства, тем более они искусственны! Немногие произведения искусства могут и во мне разливать удовлетворение! Так же, как может восторгать меня вынужденная грациозность в движениях человека, скованного ревматизмом! Красиво уложенный навоз может услаждать мои взоры! Но созерцание мраморных апофеозов итальянской красоты не может вызвать во мне ничего, кроме отвращения, в лучшем случае - равнодушия! Я - человек относительно нравственный! Незнакомые люди вызывают во мне чувство равнодушного озлобления, а все прочие относятся мною к разряду любимых или презираемых - в зависимости от степени лестности их собственного мнения обо мне! Для меня не существует предательства просто! Я отвергаю предательство, одухотворенное благородными целями! И считаю совершенно естественной способность человека к предательству ради удовольствия быть предателем! Мне безразличны половые проблемы! Но я с восторгом приемлю любой намек на бисексуальность! Всякое половое откровение вызывает во мне отвращение! Но половые извращения всегда будут значиться в моем сознании как высшее проявление прогресса человеческой психики! Я - оптимист! И склонен полагать, что все мне не нравящееся - комплекс моих капризных ощущений! Я восторженно приветствую любое отклонение от нормально человеческого! Но я не могу понять, почему отдается предпочтение "возвышению", если "верх" и "низ" - однородные отклонения от общечеловеческого уровня! К тому же возвышение - временно! А быть "ниже" - по свидетельству физических законов - гораздо более устойчиво! Я не верю в существование людей искренних и принципиальных! Можно уверить себя самого в своей принципиальности! Можно быть принципиальным из принципа! (Бык - упрям, а, следовательно, принципиален!) Но ведь гораздо легче - не менять своих мнений, вовсе их не имея! Что же касается взглядов, то "собственное мировоззрение" - так же банально, как "коран толпы" и "огнь желанья"!

20 февраля

Пейте... пейте... Пока еще на дворе потепление... Пока еще моя рука сдерживает дрожание крана... И вас не отпугивает... Пейте... Бедные "крошки"... Я вместе с вами чувствую приближающееся похолодание... И кутаюсь вместе с вами... Пройдет неделя... Другая... А меня с вами уже не будет... И вы не напьетесь... Не напьетесь... 1.30 ночи

22 февраля

- Гранька, я тебя ебать больше не буду. - А на хуй ты мне сдался сам-то... Другие поебут... - Ну! Что другие! У меня ведь все-таки хуй 22 сантиметра... А это все шваль. - Катись-ка ты в манду, поросенок! Как будто у тебя у одного двадцать два сантиметра... Другие полюбят!.. - Ха-ха-ха! Другие! Кому это захочется тебя любить?! У тебя же пизда рюмочкой! - Рю-ю-умочкой, поросенок! Такую рюмочку ты еще поищешь! Рюмочкой... Сам ты... - Вот у других - стаканчиком пизда! Вот уж этих хорошо ебать... Продернешь пару раз на лысого - сразу полюбишь... А это - что!.. Грязи, наверно, у тебя полная манда!.. - Дурак поросенок! Грязи-то у тебя на хую, наверное, много... А у меня-то нет... Можешь не беспокоиться...

2 марта

Мне холодно... я зябну... и все они умерли... умерли... 3 марта Ровно в восемь я покинул зал ожидания. На пути следования ничто не привлекло мои взоры, и я прошел почти незамеченным. Добравшись, наконец, до Грузинского сквера, я был остановлен массой движущихся по всем направлениям скотов. Одни пытались перепилить ножом каменную шею Венеры Милосской, другие выкрикивали антисанитарные лозунги. Одним словом, никто не обратил на меня внимания, - и только стоящий поодаль и видимо раздосадованный чем-то шатен ласково протянул мне потную ладонь. - Вы, случайно, не Максим Горький? - Собственно... ннет... но вообще - да. - В таком случае - взгляните на небо. - Ннну... звезды... шпиль гастронома... "Пейте натуральный кофе"... ну... и больше, кажется, ничего существенного. Шатен внезапно преобразился. - Ну, а... лик... всевидящего? - Гм. - То есть, как это - "гм"? А звезды?! Разве ничего вам не напоминают?.. - Что?!! Вы тоже... боитесь... Боже мой... Так вы... - Да, да, да... а теперь - уйдите... я боюсь оставаться с вами наедине... идите, идите с Богом... И долго махал мне вслед парусиновой шляпой.

11 марта

Чрезвычайно странно. Три дня назад я спешил к Краснопресненскому метро с совершенно серьезными намерениями. В мои намерения, в частности, входила трагическая гибель на стальных рельсах. Не знаю, было ли слишком остроумным мое решение; - могу сказать одно - оно было гораздо более серьезным, нежели 30-ого апреля прошлого года. И настолько же более прозаическим. По крайней мере, за два истекших дня я, если не сделался оптимистом, то стал человеком здравого рассудка и материально обеспеченным. Не знаю, надолго ли.

13 марта

Невыносимо тоскливо. Наверное, оттого, что вчера весь вечер слушал Равеля.

14 марта

- Так вы что же, Ерофеев, считаете себя этаким потерянным человеком? чем-то вроде... - Извините, я, слава богу, никогда не считал себя "потерянным", - хотя бы потому, что это слишком скучно и... не ново. - А вы бросьте рисоваться, Ерофеев... Говорите со мной как с рядовым комсомольцем. Вы не думайте, что я получил какое-то указание свыше специально вас перевоспитывать. Меня просто заинтересовали ваши пространные речи в красном уголке. Вы даже пытались там, кажется, защищать фашизм или что-то в этом роде... Серьезно вам советую, Ерофеев, - бросьте вы все это. Ведь... - Позвольте, позвольте - во-первых, никакой речи о защите фашизма не было в красном уголке, всего-навсего - был спор о советской литературе... - Ну? - Ну и... наша уважаемая библиотекарша в ответ на мой запрос достать мне что-нибудь Марины Цветаевой, Бальмонта или Фета - высказала гениальную мысль: уничтожить всех этих авторов и запрудить полки советских библиотек исключительно советской литературой... При этом она пыталась мне доказать, что "Первая любовь" Константина Симонова выше всего, что было создано всеми тремя поэтами, вместе взятыми... - Вы, конечно, возмутились. - Я не возмутился. Я просто процитировал ей Маринетти о поджигателях с почерневшими пальцами, которые зажгут полки библиотек... Библиотекарша общенародно обвинила меня в фашистских наклонностях... А я просто-напросто запел "Не искушай меня без нужды возвратом нежности твоей"... - Послушайте, Ерофеев, вы не можете мне сказать, за что вы питаете такую ненависть к советской литературе? Ведь я не первый раз встречаю подобно настроенных молодых людей... Я думаю - это просто от незнания жизни. - Да, наверное, от этого. - И, вы понимаете, Ерофеев, - вот вы, наверное, еще не служили в армии? ну что ж, будете служить. И там вы поймете, что значит жизнь. Настоящая жизнь. И, вы представляете, - вы служите во флоте, ваша девушка далеко от вас, вы - в открытом море... И вот вся эта дружная, сплоченная семья матросов запевает песню о девушке, которая ждет возвращения матроса, - ну, одним словом, простую советскую песню - ведь вы с удовольствием подпоете... Уверяю вас - если вы попадете в хороший коллектив, вы сделаетесь гораздо проще... Гораздо проще... - Не думаю... По крайней мере, мой, извините, духовный мир никогда не сузится до размеров того мирка, которым живут эти ваши любящие матросы. - Гм... "любящие"? Узкий мирок? Вы, наверное, никогда не были любящим? - Наверное. - Почему - наверное? - Тттак... Видите ли, - я вообще не собирался касаться интимных вопросов... - Ну, ладно... Хе-хе-хе... Вы комсомолец, Ерофеев? - Да... комсомолец. - Авангард молодежи? - Видите ли, я давно поступал в комсомол и... немножко запамятовал, как там написано в уставе - авангард или арьергард... - Вы ммило шутите, Ерофеев... - Да, я с детства шутник. - Очччень жаль... оччень жаль... А вы не знаете, по какому поводу я спросил вас - комсомолец вы или нет? - Откровенно говоря... теряюсь в догадках... - Гм... "Теряетесь в догадках"... А ведь догадаться, Ерофеев, не слишком трудно... Знаете, что я вам скажу, - вы никогда не собьете с правильного пути нашу молодежь - и, пожалуйста, бросьте всю эту вашу... пропаганду... - О боже! Какую пропаганду?! - Ккаккой же вы милый и невинный ребенок все-таки! Вы даже не знаете, о чем идет речь! "Теряетесь в догадках"! Знаете что, Ерофеев - бросьте кривляться! Поймите ту простую истину, что вы стараетесь переделать на свой лад людей, которые прошли суровую жизненную школу и которые, откровенно вам скажу, смеются и над вами, и над той чепухой, которую вы проповедуете... Смеются и... - Извиняюсь, но если я говорю чепуху, и все смеются над этой чепухой, так почему же вы так... встревожены? Ведь вы, я надеюсь, тоже прошли суровую жизненную школу? - Я не встревожен, Ерофеев. Я тоже смеюсь. Но это не простой смех. Когда я вижу здорового, восемнадцатилетнего парня, который, вместо того чтобы со всей молодежью страны бороться за наше общее, кровное дело, только тем и занимается, что хлещет водку и проповедует какое-то... человеконенавистничество... - мне становится даже страшно! Да! Страшно! За таких, извиняюсь, скотов, которые даже не стоят этого! - Чего - "этого"? - Да! которые даже не стоят этого! Вы знаете, что мой отец вот таких вот, как вы, в сорок первом году расстреливал сотнями, как собак расстреливал?! Эти... - Вы весь в папу, товарищ секретарь. - А вы-ы не-е издевайтесь надо мной!! Не изде-вайтесь! Слышите!? Издеваться вы можете над уличными девками! Да! Издеваться вы можете над уличными девками! А пока - вы в кабинете секретаря комсомола! - Извините, может, вы мне позволите избавить вас от своего присутствия? - Я вас нне задерживаю - пожалуйста! Но, говорю вам последний раз - еще одно... замечание - и вас не будет ни в комсомоле, ни в тресте... Я сам лично поставлю этот вопрос на комсомольское собрание! - Гм... Заранее вам благодарен. - Не стоит благодарности! Идите!! И заодно опохмелитесь! От вас водкой разит на версту... - А я бы вам посоветовал сходить в уборную, товарищ секретарь. Воздух мне что-то не нравится... в вашем кабинете.

15 марта

И все-таки. Что бы со мной ни было, - никогда ничто меня не волнует, кроме, разве, присутствия Музыкантовой. В этом смысле я следую лучшим традициям. Прадед мой сошел с ума. Дед перекрестил дрожащими пальцами направленные на него дула советских винтовок. Отец захлебнулся 96-и-градусным денатуратом. А я - по-прежнему Венедикт. И вечно таковым пребуду.

16 марта

Ах, господа, мне снился сегодня очаровательный сон! Необыкновенный сон! Мне виделось, господа, что все меня окружающее выросло до размеров исполинских, вероятно потому, что сам я превратился во что-то неизмеримо-малое. Я уже даже не помню, господа, в какую плоть я был облечен. Могу сказать только одно - я не был ни одним из представителей членистоногих, потому что на лицах окружающих меня исполинов не выражалось ни тени отвращения. Ах, господа, вы даже не можете себе представить, каким уморительно жалким было мое положение и каким невыносимым насмешкам подвергалась личность моя! Одни сетовали на измельчание человеческого рода. Другие предлагали в высушенном виде поместить меня в отдел "Необыкновенная фауна". Третьи рассматривали меня через вогнутое стекло - и это было для меня всего более невыносимым. Члены Политбюро тыкали пальчиком в мой животик. Отставные майоры проверяли прочность моих волосяных покровов. Служители МВД совершенно бездоказательно обвиняли меня в связях с Бериею. А один из вероломных сынов Кавказа предложил даже изнасиловать меня. Ах, господа, вы даже представить себе не можете, до какой степени уязвлены были мои человеческие чувства. Ибо - кем бы я ни был тогда - чувства человеческие по недоразумению во мне сохранились. Я ронял из глаз миллиарды слез, сквозь слезы цитировал графа Соллогуба, подбирая выражения по возможности "жалкие", - на какие только ухищрения не пускался я, дабы вымолить у них снисхождение... Я знал, что все эти чудовищные создания в действительности жалеют меня и в душах их, смягченных присутствием существа беззащитного, нет ни тени насмешки... Я не верил, что исполины эти совершенно искренне - неумолимы. Но снисхождения не было. И я бы погиб, господа, погиб неминуемо, если бы вдруг... (вдруг!) ослепительный свет белого кителя не рассеял мрака окружающей меня звериной непреклонности. И не только я - все неожиданно осознали, что только он - он, излучающий ослепительный свет, имеет законное право над моей судьбой властвовать. Ах, господа, этот человек мог раздавить меня указательным пальцем, этот человек мог подзадорить безумство гигантов. Он мог, наконец, остановить глумление и спасти меня от ревущей толпы подвергавшей меня осмеянию... Но именно-то в это мгновение, господа, я проснулся. Да, чорт побери, как это ни плачевно, я проснулся и вынужден был оставить вдохновенное ложе свое. В состоянии не то грустной неопределенности, не то неопределенной грусти запахнулся я в простыню и подошел к растворенному окошку, дабы созерцанием мартовского утра растворить тягостный осадок, оставленный в душе моей исчезнувшим сновидением. Все действовало на меня успокаивающе. И занесенные снегом деревья, которые чем-то напоминали мне клиентов 144-ой парикмахерской, еще не успевших закончить священный обряд брадобрейства. И совершающий утреннюю прогулку страж внутреннего спокойствия. Одним словом, исключительно все, что попадало в поле моего зрения. И вы представляете, господа, настолько удачно белый китель милиционера гармонировал с белым блеском заиндевелых деревьев, настолько умиротворяло душу мою созерцание мартовского пробуждения, что все существо мое неудержимо охватило желание согреть на груди своей стража утреннего спокойствия. Да, да, господа, можете не удивляться странности моего желания - его выполнение было слишком реально для удовлетворенного существа моего. По крайней мере, я был в этом совершенно уверен, когда нахлынувшая на меня буря родственных чувств заставила меня с четырехметровой высоты пасть на шею моего благодетеля. Да, я действительно пал ему на шею, я залил слезами белый китель его, спасший меня в минувшем сне от насмешек неумолимой толпы. "Миленький мой, - сквозь слезы шептал я ему, между тем как он, опрокинутый на землю, пытался освободить горло от цепких перстов моих, - миленький мой, ведь это же были вы, ведь, если бы я не проснулся, вы обязательно спрятали бы меня в карман... не правда ли?.. Да, да, да, я вам всегда говорил, что все они - отвратительные насмешники..." Ах, господа, если бы вы могли понять, насколько чистосердечными были слезы мои и благодарности, обращенные к телу уже бездыханному, но все же милому моему сердцу. Для меня безразличны были и рев сбежавшейся толпы и град неистовых проклятий, которым осыпали беспомощное существо мое. "Ведь я же всегда говорил вам о тщете суеты мирской, - продолжал я, переводя взоры с бездыханного трупа на пробивающегося через толпу милиционера, - тогда вы были еще великолепнее, а потомок Багратиона покушался на невинность мою! Снова судьбы мои в ваших руках, благодетель мой, - и все равно через мгновение я уйду от правосудия вашего Я просыпаюсь".

7.00 веч.

18 марта

"Такой чудак - этот Ерофеев. Вечно что-то читает, читает... Пьет охуительно". Николай А.

"Молчит-молчит, целыми сутками молчит, а потом сразу что-то нападет на него, - так и не узнаешь: хохочет, как жеребец, матом ругается, девок щупает. И вечно это свою "Не искушай" поет". Аграфена З.

"А денег ему не давай - это ведь такой пропойца!" Мария С.

"Знаешь что - я сам чудак, много чудаков видел, но такого чудака первый раз встречаю". Анатолий П.

"А что Венька скажет?! Да ничего он не скажет. Опять будет под окном Абрамова петь:

Избавь твою Caг'y от пытки напг'асной! Взгляни еще г'аз на меня, Мой ангел пг'екг'асный!" Александр С. "Ну, уж если Ерофеев скажет что-нибудь такое - так вся абрамовская бригада за пупки хватается". Геннадий С.

"Грамотный человек... О политике так умно рассуждает - его никак и не переспоришь. Не знаю, за что его выгнали из института... За пьянство, наверное". Геннадий С.

"Да-а-а, что пьет, так это пье-о-от". Иван А.

"Черт его знает, что у него на уме. Темный человек... непонятный. Уж из человеческой шкуры хочет вылезти... все у него поперек, все не так..." Анна С.

"Венька, признайся, что ты иностранный агент. Я же вижу". Анна Б.

"А тюрьмы ему не миновать". Владимир А.

20 марта

- Послушай, ну вот что тебе нужно, - ну тебе сейчас девятнадцатый год, предположим. Будет тебе девятнадцать - будешь увиваться за девками. В 26 лет женишься, отработаешь век свой на пользу государства, воспитаешь детей... Ну, и умрешь тихонечко без копейки в кармане. - И неужели ты считаешь это образцовой жизнью? - Ннуу... образцовой - не образцовой, по крайней мере, все так живут. И ты проживешь точно так же. - Извиняюсь, сударыня, если бы я знал, что у меня в перспективах - обычная человеческая жизнь, я бы давно отравился или повесился. - Давно надо бы. - Да, конечно. Однако же я все-таки живу. Ну, а вот ты, Анечка, тебе девятнадцать лет - мне все-таки интересно знать, что у тебя сейчас в голове. - Как это так? Ннну... вот сейчас, например, думаю, скоро ли пять часов, хочу вот себе платье купить, на танцы сегодня пойти. - И все? - Нет, почему... а вообще-то, для какого черта это тебе надо знать? Что это ты экзаменуешь меня, как английский шпион? - О боже мой! Если бы я был английским шпионом, милая, меня бы совсем не интересовал образ мыслей рядовой пролетарской девки. - Так а для чего же тебе это все надо? - Ттак просто... противно мне что-то смотреть на вас, господа пролетарии... Пошло вы все живете... - Э-э-эх... "противно ему смотреть"! да ты бы сначала на себя посмотрел, как ты живешь, ты же как первобытный человек живешь - одеваешься черт знает как, на танцах никогда не бываешь, в кино не ходишь... я бы давно подохла с тоски. - Да, я тебе слишком сочувствую... Остаться тебе одной - значит действительно "подыхать с тоски". По крайней мере, известно, что человек мало-мальски умный, оставшись вне общества, бывает все-таки наедине со своими мыслями. Вам же, госпожа пролетарка, поневоле приходится тяготиться полным одиночеством. - Я ннничего не понимаю, что ты за чепуху порешь... - Ну и слава богу... Мне даже приятно сознавать, что человек со средним образованием не может понять самых простых вещей... - А что ты мне тыкаешь образованием!? Я, может, больше тебя в жизни разбираюсь... И не "может", а точно... - Охотно тебе верю, Аничка... Ты видела гораздо больше меня; можно дожить до семидесяти лет и увидеть еще больше - и в довершение всего вздохнуть: "мда, тяжелая эта жизнь". Да чоррт побери, это все равно что объехать целый свет, накопить громадное количество впечатлений, вернее - иметь возможность их накопить, - и по возвращении сказать только: "мда, а земля все-таки круглая", когда это давно всем известно! - Ну вот, опять ты ерунду понес, ты же совершенно не знаешь ничего, и знать ничего не хочешь... книжками только интересуешься... - Постойте, а чем же вы интересуетесь еще, кроме вот только что перечисленных вещей? - Хотя бы своей жизнью интересуюсь... Сидишь вот без копейки - так поневоле будешь думать о своей жизни... и смеяться над такими вот дураками, которым все равно... - Позвольте, позвольте, Бабенко, - вы жалуетесь на материальную необеспеченность, - и я вам вполне сочувствую - вам необходимо, предположим, заработать десять рублей в день. Чтобы заработать эти деньги, товарищ Бабенко, вам надо ежедневно нагрузить на машину, сгрузить и уложить в штабеля тринадцать тысяч штук кирпичей - это почти 25 тонн! Теперь представьте себе, Бабенко, что десяти рублей вам хватит только на хлеб и соевые бобы. Если вы не хотите разгуливать по столице голой и иметь к тому же катарр желудка, нагрузите 75 тонн... - Э-э-эх... - Постойте, постойте. Вы скажете, товарищ Бабенко, - я не лошадь! Вам ответят таким же тоном - ах! если вы не лошадь, - вкушайте соевые бобы и страдайте катарром желудка! Как видите - все в пределах законности! - Ну, и к чему ты все это? - Гм... минутку терпения! Теперь... у вас, конечно, возникает вопрос: кто же виноват в том, что мне приходится выполнять лошадиную работу - только чтобы обеспечить себя черным хлебом? Ведь, надеюсь, не Абрамов, который получает указания от Зеленова, не Зеленов, который полностью подчиняется Суворову... ну... и так далее... Одним словом, в розысках виновного, вы доберетесь до государственного аппарата. А разве вы имеете что-нибудь против Советской Власти? Вы ведь только сейчас осуждали мою антисоветскость и потому вы совершенно лояльны. Ттта-ак. Но, может быть, вы только внешне боитесь высказываться против Советской Власти, а внутренне вы готовы ее низвергнуть - в таком случае вы, товарищ Бабенко, выражаете идеологию буржуазного класса, ибо, как явствует из статьи Владимира Ильича Ленина "Партийная организация и партийная литература", "тот, кто сегодня идет не с нами, тот против нас"! Вы доверяете Ленину, товарищ Бабенко? - Слишком. - Гм... Прекрасно. Но ведь вы, кажется, не питаете особой любви к буржуазному миру - 5 минут назад вы говорили: "Живешь вот, как в Америке!" Вероятно, ваше мнение об Америке совершенно искреннее. Лев Толстой сказал как-то: "Женщины всегда искренни своим телом"... Вы телом искренни, товарищ Бабенко? - Угу. - Чудненько. Отсюда следует, что вы ни внешне, ни внутренне ничего не имеете против Советской Власти - и все-таки выражаете недовольство своим существованием! Вы без ума от Никиты Хрущева - и тем не менее вам хочется кушать, видите ли! - Шпион... - Вот именно! Далее - вы, вероятно, полагаете, что государство внемлет вашим стенаниям и осыпет вас благодеяниями за ваш непосильный труд... Следует напомнить - руководство нашего треста обращалось с петицией к строительному министерству - однако министерство отказалось повысить расценки! Вам остается только одно - вдохновляться тем, что ваши потомки будут полностью удовлетворять свои потребности. Они возблагодарят вас, товарищ Бабенко! - А мне - срать на потомство. - Гм... Наконец-то слышу "глас пролетария"! Чудненько!.. Чудненько!.. Так - чоррт побери!! - Аничка, - неужели же блекнуть вашим дивным формам?! Плюньте на... - Бро-ось! - Плюньте на слезы и христианское смирение! К вашим услугам - Белорусский вокзал! Взбунтуйтесь против человеческой морали! Ведь убивают же, грабят, валяются в канавах люди! И умные люди! А что же? Ведь и у вас нет другого выхода! Ложитесь в прохладу вокзального сквера, обнажайте свои пышные перси, зазывайте клиентов, чоррт побери! - Перестань... Венька! - "О, кто бы ты ни был, прохожий, пади на грудь мою! Отумань разум мой! Исцелуй меня всю! О, сжимай меня в страстных объятиях"! (Ведь не жрать же мне соевые бобы, в конце концов!) Раствори меня в себе, о прохожий! Я утопаю в... целуй меня! Еще! Еще! Один рубль! Два рубля! Три! Пачка маргарина! Полкило колбасы! Ах! - Ха-ха-ха-ха! Нет, Венька, ты просто гений! Только я не понимаю, почему тебе все - смешно! - То есть, как это - смешно? В материальной необеспеченности я просто не вижу никакой трагедии... Ну, а если для тебя это трагедия, так... - Не понимаю, что ты за человек!

21 марта

Я прежде всего - психопат. И потому нагромождение нелепостей может считаться даже достоинством только что мною выпущенной "теории дней недели". Гениальные мои гипотезы о магическом влиянии пятницы на судьбу мою никого еще не заставили мистифицировать "свой" день недели и цифирно узаконить мистификацию. Поэтому я беру на себя обязанности первооткрывателя. Во-первых, самые мрачные дни моего существования: 1 июля 55 г., 4 мая 56 г. и 8 марта 57 г. приходились на пятницу. Все три дня ознаменованы "покушениями" на самоубийство. Далее: пятницей обозначены все четыре кульминации моей половой чувствительности: 11 мая 56 г., 15 июня 56 г., 7 сентября 56 г. и 21 декабря 56 г. В пятницу 15 июня 56 г. скончался мой отец. В пятницу 5 октября 56 г. скончался мой брат. В пятницу 15 февраля 57 г. - моя матушка. Далее. Обстоятельства чисто прозаические: В пятницу 24 июня торжественно был вручен мне золотой аттестат. День моего первого вселения в студенческое общежитие - 2 сентября 55 г. и день моего "последнего выселения" - 8 февраля 57 г. - неоспоримые пятницы. Пятница - 15 июля 55 г. - день поступления в университет. Пятница 21 декабря 56 г. - день исключения из университета. И пр., и пр., и пр. до бесконечности. В руках предстоящих дат - будущее моих гипотез.

27 марта

"Да она же любила тебя, эта проститутка. На шею тебе вешалась. Может быть, просто думала, что ты какую-нибудь студенточку любишь, боялась тебя заразить какой-нибудь гадостью. Они ведь тоже иногда людьми бывают, эти бабы. А вообще-то это страшное дело, когда самое первое "романтическое" чувство наталкивается на эти отвратительные вещи... Ведь вы же были просто два дружных ребенка... Одна ложилась под каждого встречного, а другой ей доказывал, что ложиться под каждого встречного - это грандиознее, как ты выражаешься, чем подвиг капитана Гастелло... Скверное это дело... Самое-то скверное, что ты к этим грязным вещам не чувствуешь никакого отвращения". Дневник 1 апреля - 10 июня 1957 г. Продолжение записок сумасшедшего. IV

1 апреля

Иди сюда! Давай угля! Стой - не надо! Говорят же тебе - не надо, еб твою мать! Дуй горно! Куда дуешь? Зачем дуешь? Какое горно? Почему горно? Кто сказал - горно? Перестань дуть, болван! Иди сюда! Бей кувалдой! Стой - не ходи! Давай угля! Дуй горно!

2 апреля

Желаемое достигнуто! Я душой - пролетарий! Физический труд заменяет мне пищу духовную! Во мне пульсируют... - Гранька, еб ттвою мать! Прекрати ограбление! Кража государственной фанеры - бич высших идеалов! Во мне пульсируют пролетарские эритроциты, и я разрываюсь от напора физического выздоровления. Начальник строительного управления призывает к порядку! Расшатанная абрамовская бригада выходит из повиновения! Я окрылен... - Юленька! Осторожней с бочками! Белило - не креп-жоржет! У вас дивный зад! Но это же не значит, что вы должны портить государственное имущество! Я окрылен и нескончаемо насвистываю. Мой свист вливает бодрость, мое "Не искушай" удесятеряет бригадные силы! Начальник отдела кадров... - Таничка! Фу, какие вы неисправимые! Пожалейте своих детей! Людовику XVI-ому тоже отрубили голову! Но ведь то был король! А вы - заурядный подданный ремонтно-строительного треста! Начальник отдела кадров объявляет крестовый поход против "ерофеевской заразы". Помощник начальника отдела снабжения убивает меня недовольством пред лицом начинающейся стачки. Валинька предлагает сделать обыск в моей квартире. Аничка... - Аничка! Юнону изнасиловал бог Вулкан, Минерву - властитель Аида! "Я мать владыки Гора, и никто не поднимал моего платья!" Неужели же мне нельзя расцеловать ваши перси!?

3 апреля

Красный уголок. Дама в белом, дама в черном и дама в голубом перелистывают у окна журнал "Чехословакия". Доносятся негодующие возгласы: "Всегда это у них одни турбины! Ничего, кроме турбин!" Девушка-библиотекарша пытается доказать толпе обступивших ее парней, что Жюль Верн и Дюма - порождение одной нации. Из коридора доносятся звуки джазовой музыки; поминутно входят и выходят раскрасневшиеся пары танцующих. Ерофеев, сидя в углу, незаметный и чрезвычайно небрежно одетый, читает Генриха Манна.

БИБЛИОТЕКАРЬ. Ну как вам, ребята, не стыдно? Ведь вы же загрязняете самое чистое, самое прекрасное из всех человеческих чувств! Вспомните, как наши лучшие писатели отзывались об этом чувстве! Как... (Слова библиотекаря на минуту тонут в гуле мужских возражений: "Да разве мы что-нибудь такое сказали!", "Да мы против любви ничего не имеем!", "Любовь-то это хорошая штука, да условия-то нам не созданы, чтобы любить!" - и еще что-то неразборчивое).

БИБЛИОТЕКАРЬ. Вот видите! - все вы любовь уважаете, а почему-то городите какую-то чушь - как будто вам... как будто бы вы никогда не любили! Ведь это у вас просто хвастовство какое-то - мол, нам ничего не интересно! Любви никакой нет!..

ПАРЕНЬ. Ну почему это вы так думаете? Ведь мы все-таки еще не старики! Дело молодое, конечно! - вечером так это... немножко погуляешь, если с девушкой хорошей познакомился... ну, сходишь в кино, посидишь... только вот плохо, что девушек-то у нас хороших нет! Все какие-то... (Вслед за этим раздается негодующее библиотекарское: "Как это так нет!" и возмущенные дисканта трех присутствующих дам).

ДАМА В ГОЛУБОМ. Девушки-то все как девушки! А мужики вот что-то некультурными стали, хамье какое-то, а не молодые люди! (Возгласы: "Что это еще за "мужики"!?")

ДАМА В ЧЕРНОМ. А кто же вы, если не мужичье? Даже на танцах пригласить как следует не можете! А уж если с вами гулять, так греха не оберешься!

ПАРНИ. Ха-ха-ха! Ты думаешь, если мы некультурные, так и любить мы не можем по честному, что ли? Знаем мы этих культурных! Ходят себе в бостоновых костюмах, им и дела-то никакого нет до вашей любви... им бы только денег побольше нагрести!

ДАМА В ГОЛУБОМ. Ну уж и неправда! Если человек культурнее вас, так он и любит честнее... Как раз в этом его культура и заключается... (Возгласы неодобрения). ДАМА В ГОЛУБОМ. А что?! Вы думаете, культурный человек - как вы, что ли, будет делать? Сегодня с одной в кино идете, завтра уже с другой гуляете! Что же это за любовь - на один день! (Мужские возгласы: "Не выдумывай!", "У нас таких нет!", "Главное - верность!").

ДАМА В ГОЛУБОМ. Да и мало того, что бросите гулять с девушкой... Хороший человек сказал бы прямо, что гулять, мол, с тобой не хочу, полюбил другую... А у вас какая-то глупая привычка: гуляет с другой, а говорит, что, мол, любит по-прежнему, жизнь отдаст и так далее... (Гордые улыбки парней, возглас: "А что же здесь особенного!? Такой уж человек создан!")

ДАМА В ГОЛУБОМ (запальчиво продолжая). А я вот, например, терпеть не могу таких ребят! Если разлюбил - так прямо и скажи: больше не люблю... А для чего же это душой кривить? Я недавно читала где-то - кажется, у Ирки в дневнике: "Скверная прямота лучше, чем красивый обман"...

БИБЛИОТЕКАРЬ. А это ведь замечательно сказано, и ребятам надо над этим задуматься! Самое главное для че... ДАМА В ЧЕРНОМ. Да! Заставишь ты наших ребят задуматься! Пожалуй! (Мужские смешки, входит пара разгоряченных танцующих).

ПАРНИ. Вот вам и любовь. Наглядное пособие! Хе-хе-хе. Ха-ха-ха-ха.

БИБЛИОТЕКАРЬ. Ребята! Если уж речь зашла о любви, то я хочу вам задать один вопрос. Вот я, например, считаю, что у каждого человека любовь состоит из трех стадий. Первая стадия - когда парень еще не познакомился с девушкой, но он часто видит ее и она ему нравится... Вторая - когда они уже познакомились, гуляют, вместе танцуют, ходят в кино, одним словом, дружат, любят друг друга... (Представители обоего пола обмениваются многозначительными взглядами и расплываются в улыбке).

БИБЛИОТЕКАРЬ (продолжает). Ну, а третья - когда молодые люди уже вообще друг без друга не могут жить, - они женятся, живут вместе... ну, и, конечно, продолжают друг друга любить... Вот я у вас и хотела спросить как вы думаете, почему все-таки большинство людей перестают друг друга любить как раз вот на этом самом третьем этапе, когда им обоим особенно нужна любовь? Ну вот, как вы, ребята, думаете? (Устные высказывания мнений сливаются в один общий хор, поминутно различаются ухом наиболее громкие и обрывочные: "Любовь имеет свой предел", "Что же это, и старуху любить?" "Конечно - дети пищат по всем углам...", "...а особенно, если с пузом...").

БИБЛИОТЕКАРЬ. Я лично считаю...

ПАРЕНЬ (доселе стоявший поодаль и тупо рассматривавший всех присутствующих, неожиданно обрывает). Все это, товарищи, ерунда! Самое главное как раз и не в этом... Самое главное в том, что у нас нет никаких условий для того, чтобы люди могли спокойно друг друга... любить! Ну вот хотя бы меня возьмите для примера... Я свою жену, может быть, и люблю... Ну, а как я ее могу вообще-то любить, если она живет черт знает где, на Калужской... Что же это такое - живи в общежитии и смотри, как тебе жена будет изменять... Так что ли? А для меня, например, любовь дороже всего... Пусть дерут хоть пятьсот рублей, а дают для семьи квартиру... Что же, это я смотреть должен, как другие...? (Общий гул и недовольство тем, что половой вопрос заменился жилищным. Ерофеев приходит на помощь).

ЕРОФЕЕВ. Послушайте, гражданин! Интересно, за каким чертом вы живете в Москве? Переселяйтесь на Сахалин. Получайте отдельную квартиру. Если вы даже потеряете московскую прописку, то ведь для вас "любовь дороже всего"! (Смех, возгласы "Браво").

ОСКОРБЛЕННЫЙ (пытаясь возразить). Эх, какой ты умный! На Сахалин! Ты сначала доживи до моих лет...

БИБЛИОТЕКАРЬ (прерывая оскорбленного). Ребята! Ребята!.. (Общий гул, почти все присутствующие физиономии обращены ко мне, на мужских лицах - еще не испарившаяся улыбка, на женских - вопрос: "А! Это тот самый!" "Исключили из комсомола!" "Выгнали из университета!" "Грузчик у Абрамова!").

ДАМА В БЕЛОМ (неожиданно обращаясь ко мне). Скажите, молодой человек, здесь девочки говорят, что вы учились в университете... Правда это? (постепенно стихает).

ЕРОФЕЕВ. Да, учился, - полтора года!..

ДАМА В БЕЛОМ. За что же вас выгнали?

ЕРОФЕЕВ. Тттаак. Это мое личное дело. Даже слишком личное. ДАМА В БЕЛОМ. Как это - личное? Гы-гы-гы... (Всеобщие смешки). Влюбился что ли?

ЕРОФЕЕВ (стараясь подавить в себе раздражение). Господа! Неужели вы все настолько пошлые люди, что у вас даже выражение "личное дело" ассоциируется с женскими трусами? (Взрыв раскатистого хохота, мужская половина глядит на меня почти с любовию, женская - почти гневно).

ДАМА В ГОЛУБОМ. Интересно, все в университете такие "умные"? Или только вы...

ЕРОФЕЕВ. Нет, основная масса даже глупее вас! (Всеобщий хохот).

ДАМА В БЕЛОМ. Ссскотина!

ДАМА В ГОЛУБОМ (убийственно спокойно). Все-таки меня интересует, зачем вы, такой умный, пришли к глупым рабочим?

ЕРОФЕЕВ. А разве я считаю рабочих глупыми? я сказал "вы" - просто из уважения лично к вам! (Снова хохот; библиотекарь пытается принять на себя роль соглашателя, Ерофеев ее прерывает). ЕРОФЕЕВ. А теперь, гражданка, позвольте мне задать вам контрвопрос: зачем вы пришли в мужское общежитие? (Смех, взоры всех присутствующих обращены к даме в голубом. Последняя продолжает сохранять гневное спокойствие).

ДАМА В ГОЛУБОМ. Танцевать.

ЕРОФЕЕВ. Гм... Как я уже мог заметить, гражданка, вы танцуете только с мужчинами... Значит, вам доставляет удовольствие не сам процесс танца. Вам просто интересно находиться в тисках мужских конечностей... (Смех). А ведь признайтесь, такая близость, хоть она и красива, вас же полностью не удовлетворяет?! (Басистый мужской смех).

ДАМА В ГОЛУБОМ (гневно). Что вы этим хотите сказать?

ЕРОФЕЕВ. Неужели вам еще непонятно, гражданка? Ведь "скверная прямота лучше, чем красивый обман"! (Продолжительный хохот, дама в голубом совещается с дамой в черном, явственно слышим обрывок: "Позвать воспитателя... напился, скот..."; черное и голубое покидает красный уголок: входят несколько танцующих пар, привлеченные необычным хохотом). ДАМА В БЕЛОМ. Сколько ты выпил, молодой человек?

ЕРОФЕЕВ. Вчера утром - сто пятьдесят граммов. Если вы сомневаетесь приблизьте ко мне свою физиономию - я на вас дохну. (Смех).

ДАМА В БЕЛОМ. Ох, ну и скотина же...

БИБЛИОТЕКАРЬ. Извините! Молодой человек!

ЕРОФЕЕВ. Да?

БИБЛИОТЕКАРЬ (заглушая негодование дамы в белом). Молодой человек! Ведь это все над вами смеются! Над вашей дуростью! Вас, наверное, не научили культуре в университете?! Или вы просто грязный человек, что ненавидите людей с чистой душой - или просто у вас больная совесть...

ЕРОФЕЕВ. Послушайте, госпожа библиотекарша! (Смех). Несколько дней назад я действительно восторгался вашей душевной чистотой... В сопровождении Станислава Артюхова, как сейчас помню, вы спускались с пятого этажа и оба имели чрезвычайно изможденный вид... Вам слишком по душе третья стадия... (Невообразимый хохот, затем улыбки любопытства). БИБЛИОТЕКАРЬ (болезненно выдавливая слова). Вам всегда, молодой человек, снятся такие интересные сны? (Смех).

ЕРОФЕЕВ. Не прикидывайтесь дурочкой, товарищ библиотекарь! У вас это выходит подозрительно естественно! (Новый взрыв хохота; библиотекарь пытается остроумно отразить удар, слышно только "университет", "остатки мозга"; дама в белом пытается занять передовую позицию, умеряя общественный смех).

ДАМА В БЕЛОМ (соревнуясь со мной в остроумии и, вероятно, стараясь отбить у меня пальму первенства). Господин грузчик! Ведь из университета выгоняют только остолопов, у которых слишком тупые головы! А вы ведете себя здесь так, как будто вы всех умнее...

ЕРОФЕЕВ. Помилуйте! Откуда у вас такие сведения?! Если бы из университета изгоняли только остолопов, я бы не стал с вами спорить, а сразу бы задал вам вопрос: с какого факультета вы изгнаны? (Смех, аплодисменты ценителей юмора). И потом - господа! Неужели вам не скучно ограничивать запас своего остроумия рамками моего изгнания из университета? Не слишком ли это узко для таких умных людей?! (Поощрительный смех, всеобщее оживление). ДАМА В БЕЛОМ. А вам не скучно щеголять тем, что вы не приучены к культуре?

ЕРОФЕЕВ. Позвольте! А вы, случайно, не со мной ездили сегодня утром на толевый завод? Нет? (недоумение в зале, встревоженное ожидание).

ДАМА В БЕЛОМ (презрительно). Ездила. Ну и что же?

ЕРОФЕЕВ. Вы сидели в кузове с неизвестной дамой и вели интимную беседу, при этом вы совершенно не стеснялись мужского присутствия. Между прочим, как сейчас помню, вся ваша беседа сводилась к тому, что же все-таки лучше - лежит или стоит. (Гул негодования, мужской хохот).

ДАМА В БЕЛОМ (окрашиваясь в пунцовое). Ну и оссел же ты! Мме...

ЕРОФЕЕВ. Позвольте! Я не понимаю, отчего вы краснеете! Ведь я же цитирую вам слова молодой девушки, которые были произнесены в присутствии молодых людей обоего пола и которые утром воспринимались как верх остроумия! (Аплодисменты). Видите - я даже стыжусь воспроизвести здесь вслух ваши милые шутки - а ведь вы - женщина! (Гул одобрения; дама в белом листает журнал и силится найти достойный ответ).

ПАРЕНЬ. Все женщины - такие! Их не переделаешь! (Возгласы: "Ерунда!" "Правильно!")

ДАМА В БЕЛОМ. Ты бы уж поумнее что-нибудь придумал...

ЕРОФЕЕВ. Гражданка! Я не выдумываю, а констатирую факт! А если даже я выдумываю, предположим, - так какого черта вы залились краской? Или просто потому, что румянец слишком идет к вашему белому крепдешиновому платью? (Неимоверный хохот).

ПАРЕНЬ (только что вошедший и серьезно воспринимавший конец дискуссии, старается заглушить смех). Прравильно, студент! Давно надо было бороться за чистоту нашей любви! А то современные...

ЕРОФЕЕВ. Да, конечно! Я всегда был поклонником чистоты! Если бы здесь, вот сейчас, какой-нибудь безрукий и безногий горбун вскарабкался на золотушную проститутку, я бы расцеловал их обоих!

4 апреля

1. "Тогда приходят к нему ученики Иоанновы и говорят: почему мы и фарисеи постимся много, а Твои ученики не постятся?" И сказал им Иисус: "...вино молодое вливают в новые мехи". "Не думайте, что Я пришел нарушить закон". 2. "Никто не может служить двум господам". "Отдавайте кесарево - кесарю, а Божие - Богу". 3. "Блаженны нищие духом". "Будьте мудры, как змии, и просты, как голуби". 4. "Оставит человек отца и мать и прилепится к жене своей... Что Бог сочетал, того человек не разлучает". "Всякий, кто оставит... жену... ради имени Моего... наследует жизнь вечную". 5. "Не мир пришел Я принести, но меч". "Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими". 6. "Ибо, кто возвышает себя, тот унижен будет". "Вы от нижних, Я - от вышних". 7. "И во всех народах прежде должно быть проповедано Евангелие". "На путь к язычникам не ходите". 8. "Если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и матери, и жены, и детей, и братьев, и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником". "Почитай отца своего и матерь свою". 9. "Царство Мое не от мира сего". "Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю". 10. "Не противься злому". "Всякое дерево, не приносящее плода доброго, срубают и бросают в огонь". 11. "Что говорю вам в темноте, говорите при свете, и, что на ухо слышите, проповедуйте на кровлях". "Остерегайтесь же людей: ибо они будут отдавать вас в судилище и в синагогах своих будут бить вас".

6 апреля

"Знаете что, Ерофеев? Не знаю, чем вы меня заинтересовали конкретно, но вы человек слишком своеобразный. Да вы, наверное, и сами это чувствуете прекрасно. Единственное, что я вам посоветую - оставьте это. Надеюсь, вы понимаете, о каком "этом" я вам говорю... Будьте проще. Не думайте, что все они глупее вас и поэтому чем-то вам обязаны... Я не собираюсь делать вам комплименты, но все-таки могу заметить, что у вас проглядывают какие-то прекрасные задатки. Правда, они у вас опошлены и загрязнены чем-то чужим, не вашим, наносным. И все-таки для вас легко преодолимы... Не знаю, откуда у вас это наносное, - вероятно, просто кокетство... А оно вам не к лицу... Больше читайте... Для вас это самое главное. Кстати, я могла уже заметить, вы не относитесь к числу "поверхностно воспринимающих" литературу... Больше читайте... у вас слишком скромная эрудиция... а каждая прочитанная вами книга возвысит вас на голову... Это не каждому дается... И все-таки, Ерофеев, - можете на меня обижаться, - вам еще слишком далеко до рабочей молодежи".

7 апреля

Мне казалось, что я ухожу далеко и за мной никто не гонится. И я действительно уходил далеко - и никто не гнался за мной. Мне казалось, что что-то необыкновенно черное неожиданно меня остановило и заставило длительное время озираться вокруг. На самом же деле я нисколько не озирался, озираться было некогда - на меня с неимоверной скоростью наезжал автомобиль новейшей марки... На секунду я вынужден был уподобиться горным сернам. И в ту же "секунду" сообразил, что можно было вполне обойтись без уподоблений - черный дьявол без особого напряжения сделал отчаянный разворот, ласково обогнул меня и затормозил у здания германского посольства. В первое мгновение я был слишком взволнован тем, что всеблагое провидение (в который уже раз!) избавило меня от трагического исхода. В следующее мгновение я вынужден был устыдиться себя самого и своей минутной (впрочем, даже не минутной, а секундной) трусости. Затем встал в позу Наполеона и задумчиво посмотрел на посольский подъезд. То, что я увидел, наполнило меня до отказа мистическим трепетом. И чуть было вновь не заставило "уподобиться"... "Посол, - промелькнуло у меня в голове и задрожало где-то в ногах, посол!.. Может быть, даже чрезвычайный!.. Может быть, даже... ну, конечно, - раз чрезвычайный, значит и полномочный! Значит, и то, и другое вместе... И все это вместе... обогнуло меня!! Меня!.. Обогнуло..." "А кто - я? Кто?! - вопросил я себя и принял позу, среднюю между аристотелевской и сократовской. - Кто?! Не Поспелов? - нет! Не Даргомыжский? - нет! Тогда кто же - Беркли? Симонян? Заратустра? Жуков? нет... Назым Хикмет? Нежданова? Прометей? Чернов? Рафаил? Микоян? Правый полусредний? Леонардо да Винчи? - опять же нет... Тогда кто же? Неужели обыкновеннейший пуп?.." "Гм... Пуп... - чудесно! Пусть будет - пуп! Пусть обыкновеннейший!.. Но ведь... уступил мне дорогу посол агрессивной державы!.. А? Хе-хе-хе-хе! Уступил!! Жалкие люди, - мысленно произнес я, оглядев с ног до головы встречных пешеходов и сменив аристотелевскую позу на позу постового милиционера, - нет, все-таки, до чего жалки эти существа и до чего же мелочны их волнения! Один оплакивает утраченную младость, другого укусила вошь, третьему не оплатили простой, четвертый разочаровался в запахе настурций, пятому разбили голову угольным перфоратором... Неужели бы и им уступил дорогу посольский экипаж?.. А?.." "Нет, черт побери, им бы, конечно, не уступил дорогу посольский экипаж. Если даже рассудить здраво, так не только чрезвычайный посол, но и зауряднейший смертный никогда не уступит дорогу человеку, которому всего-навсего разбили голову угольным перфоратором. Значит, есть во мне что-то божеское... Ну, не божеское, а что-то такое... неизмеримо более высокое, нежели полномочные представительства и международные конфликты... И это "что-то" заставило даже Каина на мгновение стать гуманным!" "Странное дело, - продолжал я, на этот раз обращаясь к встречным, - очень возможно, что и работники советского министерства, встретив посла на ковровой лестнице, почтительно отступали, расшаркивались и окрашивали лицо свое в улыбку раболепного смущения... а получали в награду снисходительное поплевывание и, ослепленные саксонской воинственной гордостию, заражались оборонческим страхом!" "Очень возможно также, что страх этот породил в посольском мозгу "далеко идущие выводы". И - кто знает! - может, дула боннских орудий, направленные к сердцу освобожденной Польши, ждали только сигнала; а поводом к нему могло послужить малейшее выражение примирительно-восточной дрожи!.. А дальше... - вы понимаете, что дальше?! - миллионы искалеченных жизней, озера материнских слез, девочки с разбитыми черепами, заокеанский кал в усадьбе Льва Толстого и... все что угодно!" Я разрыдался. Слезы лились на тротуар, брызгали на продовольственные витрины. Перламутрово-чистые слезы... слезы человека, заронившего искру гуманности в зачерствелое сердце... слезы, избавившие от слез миллиарды материнских глаз. Они, эти слезы, словно бы делали полноценными те миллионы человеческих жизней, которые, возможно, были бы искалечены. Они как будто бы склеивали разбитые черепа маленьких девочек и вымывали кал из усадьбы Льва Толстого. Они... А эти люди не понимали меня. За минуту до того спасенные мною, они смеялись над моим умилением. "Посмотрите... его чуть не раздавила машина... и он плачет... плачет, бедный... Ему было, наверное, так страшно..."

29 апреля

- Ерофеев! С вами разговаривает сержант милиции, а не девчонка! - Ну и что же? - Поэтому не стройте из себя дурачка! - Помилуйте, товарищ сержант, где же это вы видели, чтобы кто-нибудь перед девчонкой строил из себя дурачка? - Хе-хе-хе, Ерофеев, вы думаете, если я сержант милиции, так и не имею никакого дела с девчонками? - Ну, так в таком случае перед вами не девчонка, поэтому стройте из себя не дурачка, а сержанта милиции. (конец марта 1957 г.)

- Я смотрю, Ерофеев, ты младше меня всего на год, а ты сейчас находишься на таком этапе, на котором я был, наверное, года три или четыре назад. Ты увлекаешься стихами, а у меня это уже давно пройденный этап... Правда, я уж не так увлекался, как ты, - чтобы целыми днями только этим и заниматься... - Знаете что, товарищ слесарь-водопроводчик, я тоже когда-то говорил глупости... но это у меня уже давно пройденный этап. Правда, я и раньше увлекался этим не так, как ты, - чтобы целыми днями только этим и заниматься... (26 апреля 1957 г.)

- Это за что же меня, бедного, расстреливать? - За то, что ты врах! - Это почему же я врах, товарищ начальник? - А это уж у тебя спрашивать не будут, Ерофеев. У нас слишком мало разговаривают с такими, как ты, которые нам мешают! - Мешают?! Чему мешают, товарищ начальник! - Чему?! Достижению нашей общей цели, Ерофеев, если это вам не известно! - Ну, так как же мне быть, товарищ начальник... Вы просто цитируете Игнатия Лойолу, и мне становится не по себе... Вы знаете, кто такой был Игнатий Лойола? - Не слышал. - Это был, между прочим, один из прославленных сподвижников Владимира Ильича Ленина, талантливый марксист, о котором даже Плеханов отзывался довольно... - Не слышал, не слышал. В "Кратком курсе" его не было. И фамилия какая-то... - Да-а, он по происхождению испанец, по взглядам - интернационалист. Между прочим, дивную фразу произнес Игнатий Лойола на заре нашего века: "Цель искупает средства"... - Как раз для тебя эта фраза, Ерофеев... Для тебя и тебе подобных! Марксисты... - Да, но почему - "тебе подобных", товарищ начальник? Во-первых, я слишком бесподобен... А во-вторых, вы знаете, кто такой был Игнатий Лойола? - Нну... я же тебе говорю, что не слышал... И не важно, кто был... - Игнатий Лойола был, между прочим, самым фанатичным из всех средневековых инквизиторов... это был "талантливый повар", даже Кальвин отзывался о нем... - Так что, Ерофеев, я тебе советую все это прекратить, иначе... - Да, и между прочим он был немножко похож на вас, товарищ начальник. И ходил в таких же очаровательных носках... - Да-а? - Угу. И, между прочим, его повесили. И, между прочим, когда он висел, то при этом очаровательно дергался... - А вы думаете, я вас не понял, Ерофеев? - Ну, это даже не важно, поняли вы или... - Ты невоспитанная свинья, Ерофеев! - И тем не менее он очаровательно дергался...

(29 апреля 1957 г.)

- Что это ты на меня исподлобья смотришь? - А разве я исподлобья смотрю? - Как на лютого врага... - Нет, что вы, товарищ секретарь, у меня просто есть одна интересная привычка: на людей, которых я презираю, я смотрю прямо; на людей, которых хоть немножко уважаю - сбоку... - А ты сейчас на меня смотришь как-то и не так, и... не сбоку... а вполоборота... - Ннну, я просто имею обыкновение смотреть так на людей, которые... недостойны презрения, но и уважения тоже недостойны... Я смотрю так на тех, которых умный человек считает умнее себя, а дурак - глупее себя... - Ккаккой ты все-таки умный, Ерофеев! - Нет, товарищ секретарь, я от рождения идиот. (29 апреля 1957 г.)

1 мая

Давно уже я вошел в этот автобус. Так давно, что даже не помню теперь, как встретили меня пассажиры... Наверное, никак не встретили: ведь входят и выходят так много, зачем же примечать каждого... Они просто не хотели примечать; им мягко, тепло, - они даже не смотрят на выход, на "свой" выход. И не смотрят на тех, кто входит: для чего им смотреть на них, если им так уютно!.. Меня заинтересовало: если все-таки они скоро выйдут - для чего же сидеть? Они же выйдут на холод - так и заранее согреваться незачем! Они ведь и вошли, чтобы потом - выйти!.. Удивительные пассажиры! Если бы я все это выражал вслух, меня бы не поняли... На меня бы оглянулись, зашикали: "Какое вам дело!" Вечно это ругаются пассажиры, которым не хватило мягких сидений! Успокойтесь!.. успокойтесь... Я это уже знаю заранее: ...успокойтесь... какое вам дело... Потому я внешне не восставал; просто - немножко смешно было: сидят - ну и бог с ними... а все-таки, для чего сидеть, если можно встать... или даже на пол лечь - это ведь гораздо умнее, лечь на пол и ковырять в носу... Сидеть - это и я умею, это каждый может - сидеть... Я даже задумался: если бы вдруг освободилось сидение, рядом со мной... что тогда?.. Я ведь страшно люблю задумываться. ...Нет, конечно! я ни за что не сел бы! Ведь рано или поздно все мы выйдем! И тот, кто сядет вместо меня - тоже. Встанет и выйдет. К тому же... Вот это уже самое главное: "к тому же" любая остановка может быть моей. Когда меня спрашивают: "Гражданин, вы на следующей сходите?", мне кажется, что меня дразнят. Стоит, мол, нарочно, чтобы мешать. Без билета... а ведь смотрит на всех так, как будто бы кто-то виноват, что ему приходится стоять... Не знает сам, куда едет... Удивительный пассажир! Даже в голосе чувствуется злоба: "Путается... Отошел бы в сторонку, что ли..." И я просто не могу их понять. Задевать безобидного - это же... Да и какое им дело! Разве я виноват, что меня втолкнули сюда! Они же сами видят, что мне не только что отойти в сторону - мне даже повернуться невозможно... Я, может, для того и еду, чтобы понять: для чего же едут другие... И вообще: для чего входить туда, откуда есть выход...

6 мая

Грузчик второго строительного управления Ремонтно-строительного треста получает инструктаж в германском посольстве! Прокламации под мартыновской юбкой! Бомбы над кинотеатром "Пламя"! Грузчик второго строительного управления Ремонтно-строительного треста требует конституционной монархии! Начало стачечного движения за увеличение рабочего дня! Шатобриан под подушкой бывшего комсомольца! Евангелие на обеденном столе! Служащие трестовской бухгалтерии вынуждены признать "Уголовный кодекс Союза ССР" значительной вехой в развитии пасторального жанра! Советский грузчик в объятиях Тайницкой башни! Предсмертные судороги подполковника Дробышева! Коммунисты идут на компромисс!

7 мая

У меня расшатанные нервы. Когда я встречаю на улице подозрительный взгляд, я, против своей воли, отвечаю тем же. Если при мне оскорбляют человека, которому я признателен, мне вдруг становится так хорошо... В такие минуты я не замечаю подозрительных взглядов и смиренно потупляю голову... А стоит мне отойти от оскорбителя, я поворачиваюсь и смотрю на него презрительно. Он отвечает мне тем же.

8 мая

- Я тебя не понимаю... Или ты просто дурак, или ты человек, упавший с луны. Другого объяснения нет. Или, может, ты просто пьяный... - Кстати, я совершенно трезв... Нальем?.. - Давай... - Ттэк - не торопясь, начнем сначала... Во-первых, ты сказал: я тебя не понимаю, - ты, наверное, дурак... Но ведь не только умный не может понять дурака, а чаще как раз наоборот, дурак не может понять умного. Так что этот вопрос спорный, и мы его отодвинем... - Давай говорить просто. - Давай просто. Мне все равно. - Кгхм... Ты любишь... Родину? - Мдэс... Стоило ли, право, делать умное лицо и произносить "кгхм"... - А все-таки... - И "все-таки" не могу ответить... У меня, например, свое понятие "любить" и свое понятие "Родина"... Может быть, для меня выражение "любить" имеет то же значение, что для вас - "ненавидеть", - так что ни "да", ни "нет" вам не дадут ничего... - Гм... Это я не понимаю... Мы же условились говорить просто... - Так я и говорю просто. Проще - некуда... - Предположим, для меня "любить Родину" это значит "желать ей блага"... - Чудесно... Теперь представьте себе: я тоже говорю: желаю ей блага... Но для меня, может быть, благо - поголовное истребление всего населения нашей, извините, Родины... А для вас совсем другое... Для вас "желать" значит "стремиться к достижению", а для меня - "отворачиваться" от того, что мне нравится... - Ну, у тебя тогда нечеловеческие понятия обо всем... - Ты хочешь сказать: "не мои"? - Ну, раз "не человеческие", значит, в том числе и "не мои"... Да и зачем придавать каждому слову свое значение - возьми ты самое простое слово: "бежать"... Ведь ты же не придашь ему никакого своего значения... - Нет, конечно... Потому что "бежать" не имеет никакого отношения к... так сказать, духовной стороне человека... так же, как "солнце", "баклажан", "ЦК", "денатурат" и так далее... Эти вещи можно понимать, но не чувствовать... К тому же смысл всех этих понятий - неизменный и точно зафиксирован в словаре. - Но ведь в словаре-то давно уже зафиксирован смысл и всех этих ваших... духовных слов... Возьмет любой человек словарь - и ему совершенно ясно, какое правильное значение имеет слово, ну хотя бы "желать"... - Гм... В таком случае, пусть этот ваш "любой человек" сначала справится в словаре, что такое "общепризнанное" и что такое "индивидуум"... - Хе-хе-хе-хе... Остроумно, конечно... Но все-таки... у всех уже укоренилось издавна одно общее понятие "желать"... Я, например, лично первый раз встречаю человека, который еще пытается втискивать какое-то другое значение в это слово... - Ну, тогда вы сами попутно справьтесь в словаре, что такое "укоренившееся" и что такое "искоренять"... - Черт побери, неужели тебе еще не надоел "словарь"... Вот я еще чем хотел поинтересоваться... Ты говоришь, что у тебя свое собственное понятие о слове, например, "любить", "ненавидеть" и так далее... А вот ты почему-то путаешь эти понятия, пусть даже они будут и твои собственные... Ты вот говоришь, что "может быть, для меня любить - то же, что ненавидеть" и так далее... - Ну, во-первых, я совсем не так выражался... И потом - что же здесь особенного? Ты никогда точно не определишь слова, которое выражает какую-нибудь "отрасль" твоего душевного. Каждое определение потребует у тебя слов, которые тоже нуждаются в определении... И в конце концов, все окажется неопределенным и невыразимым... А то, что две неопределенные вещи путаются, - в этом нет ничего удивительного... - Ну, так с таким же успехом могут путаться и все твои эти "обычные" слова, их тоже надо опре... - А что ж, они и в самом деле путаются... Вот я, например, перечислил четыре совершенно обычных слова... У вас, наверное, путаются понятия "ЦК" и "солнце"... А у меня, например, "ЦК" и "баклажан"... - Хе-хе-хе-хе... - А что? - спутать их очень легко... И то, и другое "невкусно без хлеба"; и то, и другое немного дороже ливерной колбасы, притом, обе эти вещи своей внешностью напоминают что-то такое... - О-ах-ха-ха-ха!! - Потом! - я, например, путаю "ЦК" с "денатуратом" - и то, и другое имеет синеватый оттенок, затем - оба они существуют, могут существовать и сохранять свою целость только в твердой и надежной упаковке. Вы, вероятно, знаете, что это за "упаковка"... Далее - обе эти вещи распространяют смрадное благоухание... и, в довершение всего, при поднесении зажженной спички легко вспыхивают и "горят мутным коптящим пламенем"... А? Как вы думаете? - Все это, конечно, очень хорошо... Но я-то, вообще, никак не думаю... - Чудно, чудно... я всегда безумно любил людей, которые "никак не думают"... - Да?! А может быть, вы, как всегда, втискиваете в слово "люблю" свое значение "ненавидеть"?.. Ха-ха-ха... - Нет, почему... Я вынужден пока "втискивать" в это слово общепризнанный смысл... Я, как и все грузчики, слишком благоразумен... - Что-о-о?!! Вы - грузчик??!!!

9 мая

Господь Бог цитирует Федора Тютчева! Смотрите на небо! Смотрите на небо! Это - печать Всевышней нервозности! Проверьте исправность громоотводов и захлопните чердачные окна!

11 мая

Иногда припоминаются сентябри... Кажется - как это ни странно, - что через полгода снова будет сентябрь... И снова, как в сентябре, в памяти всплывет апрельская икона, и запахнет октябрьским одеялом... А теперь прошлогоднее исчезает... По временам что-то недавнее повисает в воздухе... Загорается лампа... При свете красного абажура от моста через Яузу ползет холодный туман... Озаряется сердитой улыбкой музыкантовская рожа... И окоченевший пьяный хватается за фонарный столб. А потом барабанит дождь... И, привалившись к стене, побледневшая Лидия заплетает косы... А паровоз гудит простуженным голосом, потом оседает, окоченевший, к подножию фонарного столба... И шепчет, опустив голову в тарелку: "Дети мои... Дети мои..." И гораздо отчетливее - во сне... А наяву - на секунду, неясно, расплывчато... Особенно, когда приятно пахнет осенью... А потом - холодом... Удивительное ощущение!.. Словно бы 56-ой год совершенно неожиданно упал мне на голову, разлетелся на куски апрелей и сентябрей... И теперь звенит в голове... звенит...

14 мая

...Все издохнут! Как собаки издохнут! И памяти о них никакой не останется! Потому-то и бесятся все! Думают, что если они будут убивать да резать, так о них помнить будут! Все одно!.. Ха-ха-ха-ха! А в сумасшедших домах! Ты видел?! - в сумасшедших домах! Что там творится! А-а?! Раньше хоть там умные люди сидели! Изобретали, читали, писали - да от этого и сходили с ума! А теперь - что? Теперь каждая сволочь падает на улице и ногами трясет! На Канатку ему, собаке, хочется, чтобы ни о чем не думать!.. ...А все это ходят в бостонах! Красятся! Пудрятся! Духов на себя льют! Так это... двигают бровями! Глазки строят! Читают романы! Если есть кто-нибудь заразный, так на него косятся, боятся заразиться да издохнуть!.. А?! Хха-ха-ха! Боятся издохнуть!.. ...Ты понимаешь, я точно такой же... И алкоголиков - всех! - за людей не считаю! Это уже не люди! Мы все издохнем! Так надо брать все, что тебе нравится, пока ты жив! Я вот, к примеру, пью так просто! Нравится просто пить! Вот и пью!.. ...Скверным делом ты занимаешься, малый! Никакой такой особенной психологии нет ни у кого из этих вот! И изучать нечего! Все люди как люди! Каждому человеку хочется выпить! А у них немножко поменьше воли, не могли воспитать в себе с детства волю! Любой человек в любую минуту с удовольствием бы выпил! А он просто сдерживает себя - таких вот и надо уважать! А не этих вот, которые стоят здесь целыми днями да харкают!.. ...Я не понимаю, чего все жалуются на плохую жизнь! И еще говорят, что поэтому и пьют, что у них плохая жизнь! Я, например, думаю, что, наоборот, от хорошей жизни все и валяют дурака! Будь у них мало хлеба, так они бы не стали напиваться до дурости, а потом друг другу бить морды! И лучше будут жить - все равно пить будут, еще больше, чем сейчас. И морды...

...Ка-агда я пья-а-ан, А пья-ан всегда-а-а я-а-а, Больну-ую ду-у-у-у-ушу Я во-о-одкой а-атважу-у...

...И я тебе скажу, почему война так действует на людей! Все-таки человек только в древности был зверем, и все время двигался по гуманной линии. Сейчас нет ни виселиц, ни плах, ни гильотин! И гораздо гуманней был человек в этом году, скажем, чем двадцать или даже десять лет назад! А на войне - наоборот! На войне, что ни год - то все бесчеловечнее делается это оружие... Поэтому между мирным и военным временем все больше делается пропасть! И она все больше и больше!.. Ее поэтому и боятся - те, которые пойдут...

...Мне-э-э ррро-оди-ну-у-у, Мне-э-э ми-и-илу-ую-у, Мне-э-а ми-и-илай да-айте взгля-ад...

...Хлопцы! Сынки! Осчастливьте старика! Я линию Маннергейма... брал с боем! Никогда не шутил с изменниками, а душу всю выкладывал, кровь... ...И поделом! Бабам не место в пивной! Раньше-то, посмотришь, и не видно нигде было, чтобы баба допьяна опивалась, а теперь чище мужиков! Рукавом утираются! И... голландского сыра не надо, а?!! Хя-хя-хя!.. ...За убийство - в тюрьму сажают, расстреливают! Недавно у нас одну посадили, за то что своего ребенка задушила, двухмесячного! По закону нельзя убивать ребенка! А аборты не запрещаются! Это что же получается убивать ребенка в утробе матери - можно. А как вылез - уже нельзя, тюрьма! А что, если его задушить, пока он только еще голову просунул - это что? карается по закону или нет?! ...Да здравствует великий наш наррод - стрроитель коммунистического отечества! И нашего великого завоевания от всех капиталистических попыток... ...Господа! Нюхайте кильку! Нюхайте кильку! Лучшее средство от горестей и заразных заболеваний!.. ...Бывал и в Сталинграде, бывал и в Берлине. Наш брат Иван ленив, ленив... ну уж а если его разозлят, тогда спуску не жди! Что статуя в Берлине стоит, так это хорошо, просто так бы статую не поставили! А если рассудить - так незачем, вроде насмешки как будто... Да и нашего брата Ивана не за что винить, озверели, озлобились. Мы все в Берлин-то вступали с таким видом, как будто бы это саранча, которых всех надо уничтожить, всех немцев... Побили много, правда, баб прямо в подъездах ебли и сразу штыком в пузо... Да ничего не поделаешь, немцы тоже наших стариков убивали... Да ведь у них и цель-то была такая - всех истребить... А у нас ведь миссия освободительная... Немцев от немцев освобождали... ...С тех пор и трясутся руки. Ты, малый, не поймешь это, нервное состояние. А все равно никого не виню, ни государство, ни войну. Сам виноват, вот и исповедывался, как Мармеладов перед Раскольниковым. Хе-ххе-ххе! Какой я Мармеладов... Как ты - Раскольников... Хе-ххе... Бывший студент... Может, пойдешь убивать старух, а потом в обморок падать... Хе-ххе-хе... Не выйдет... Теперь уже не выйдет. Теперь старухам почет, пенсия. А молодым - все дороги открыты, и в пивную тоже... ...Я же вввам говорю, что не продавал! Не пррродавал! Не смей хватать, паскуда! Вы у нас для порядка поставлены, а если человек честным трудом... ...Удивительные люди сидят у нас в правительстве! Как будто бы умные, а такие глупости иногда делают... Возьмите хотя эти обеды, банкеты! Все время раньше допускалась такая глупость: человек, который руководит, ест лучше и больше, чем те, которыми он руководит. Это так нелепо! Что даже и сейчас наши руководители больше всего любят эту привычку! Удивительно... Неужели они не чувствуют, до чего это глупо... ...Так что и жизни-то, по сути дела, нет никакой. Пьем - и все. А отчего пьем? На какие деньги пьем? - это, может, и дела никому нет... Может, это я кого-нибудь убил, да теперь вот его и пропиваю, может, я его и не убивал, а просто себя считаю убийцей... Я, может быть, сам девочку из огня вытаскивал, может, она горела и кричала, а я ее вытаскивал... А теперь и... ппропиваю ее... Тут... душа человеческая много знает... от этого обычно и... ...Объедаются, сволочи! Крровушку народную пьют! Соревнуются... заокеанские империи кожу с наррода... А русский - душевно ссвободный человек! Хочу - пью... Хочу - плачу, хочу - в моррду... А у нас не так! У нас, у русских - не так! Захотелось - иди, бери домой, все чинно, по-образованному, ...главное, чтоб шуму не было, чтоб никто не кричал... чтобы все - тихо, это самое главное... ...Прравильно! Прравильно!! Мы имеем полное право!.. ...Даже ссать с третьего этажа запрещают. А в каком это законе написано, что ссать с третьего этажа нельзя... ...Думают, мол, помнить будут... А все одно...

15 мая

"Вы, видящие бедствия над вашими головами и под вашими ногами и справа и слева! Вечно вы будете загадкой для самих себя, пока не сделаетесь смиренными и радостными, как ребенок. Благо дано всем Моим детям, но часто в своей слепоте они не видят его. В своем самодовольном легкомыслии они отворачиваются от Моих даров и с плачем жалуются на то, что у них нет того, что Я дал им. Многие из них отрицают не только дары Мои, но и Меня, Меня, источника всех благ. Оставьте ваши невежественные мысли о счастье, о мудрости, оставьте все ваши желания, - тогда познаете Меня и, познавши Меня в себе, глядя из великого мира внутри себя на малый мир вне вас, вы будете благословлять все, что есть, и будете знать, что все хорошо и в вас и вне вас". Криш. (12 ч. ночи)

16 мая

"Не нужно, ведь тебе же сорок лет... Ты поправишься... Это же ты просто заболела..." "Доченька, не надо... Помнишь, ты покупала елки... Подходила к каждому ларьку, просила самую маленькую и красивую... А потом бросала... Я же тогда всех уговаривала: не надо смеяться... не надо смеяться..." "Ты ведь знаешь, что болела тогда... я же ведь тебя уберегла... а ты говорила, что я виновата... Плакала, говорила, что тебе стыдно... Помнишь?.." "Ты ведь меня узнаешь?.. Не нужно так смотреть... Это оттого, что ты заболела... Помнишь, Венька к нам приходил... Ты выпила маленькую-маленькую рюмочку, а потом говорила, что тебе грустно... И все какое-то тяжелое и грустное..." "А Анна Андреевна вечно будет жить... Упокой, Господи, душу ее страдальческую... Она и сейчас тебя любит... Придет к тебе... А ты ведь тогда и смотреть так не будешь... Смеяться будешь... рассказывать... что ничего и не было... А просто заболела немного... И стало грустно... Да?" "Узор будешь вышивать... и все поймешь... выздоровеешь... Все будет опять хорошо... как раньше..."

17 мая

- Вот ты говоришь: высшие цели... А ты не думаешь, что существуют умные люди - умные! - а они не понимают, что это значит! Не понимают! Не потому, что не могут! - не хотят! Зачем мне издыхать ради высшей цели, если она меня не воодушевляет?! - Иногда мне самому становится страшно! Представь себе - я ем! Ем, потому что знаю - если я не буду есть, я не смогу работать! Но если я не смогу работать, я вынужден буду не есть! Кажется - просто! Сомкнутое кольцо - и никакой цели! Понять это просто, а представить себе, прочувствовать станет жутко! Ты говоришь - высшие цели? А зачем они! Серьезно, зачем? - Встань в мое положение. С утра до пяти вечера ты выгружаешь из печи кирпич. Температура 40-50 градусов. Кирпич раскаленный. На улице, если ты даже урвешь полчаса на отдых, - жарко. Работаешь почти голый, глотаешь испарения горячего кирпича - и все время одно и то же: наклоняешься над кирпичом, берешь, грузишь на тележку, ее отвозят, моментально подвозят другую - у тебя уже кружится голова, грудь жжет, во всем теле ломота, ты еле держишься на ногах - и все равно: наклоняешься, берешь, грузишь, опять наклоняешься... - Ты подымаешь один кирпич - и знаешь, что за ним пойдет еще семьсот штук. Нагрузил семьсот - начинаешь снова. Ты идешь домой - и знаешь, что завтра с утра ты опять с головой залезешь в эту чертову печь и начнешь все сначала. Вечер дается тебе, чтобы ты мог подкрепить свои силы, поесть, отдохнуть - а завтра... - В конце концов, тебе уже ясно, что именно-то в этой печи - вся цель твоей жизни. И тебе совершенно безразлично, вдохновляют ли тебя высшие цели или ты работаешь бесцельно. Тебе все равно, в каком государстве ты работаешь и какими идеями руководствуются твои властители. Тебе совершенно все равно. - Когда-то я много читал, теперь ничем не интересуюсь. Просто я знаю, что ни одна книга и ни одна музыка не выразит моего чувства. Мне нужно произведение, которое выражало бы самые сложные чувства - и одновременно не выражало бы ничего. Да вообще-то мне и ничего не надо. - А казалось бы, чего мне жаловаться! Я работаю в адских условиях - но зато: полторы тысячи!! Я могу всегда быть сытым и хорошо одеваться - да, но сердце, легкие... Еще лет пять - и я уже не жилец. - Иногда забудешься у печи... Вспомнишь, что работаешь и для детей... Бессознательно задаешь себе вопросы: какие дети? зачем дети? - грузить кирпич?? Тогда зачем он, этот кирпич? Берешь один; как сумасшедший, бросаешь его об пол, разбиваешь; потом второй, третий, четвертый... Потом одумаешься - ну, разбил ты один кирпич, второй, но ведь впереди еще семьсот, а там еще... Останавливаешься, переводишь дух, начинаешь все сначала... - Все это хорошо: люди издавна так работали, но ведь у нас все это, вместе взятое, без зазрения совести называется счастьем! Единственное, что у тебя остается, - водка, а ты пьешь ее осторожно, крадучись, исподтишка... Любая неосторожность - и тебя оштрафуют на 50 рублей! - И все это - ради высших целей!

19 мая

Все в той же малиновой кофточке... страшно...

20 мая

- Ну куда я сейчас пойду?.. У меня... ннет... ничего нет! Что, ты думаешь - я так и пойду? Чтобы все смеялись надо мной - пусть... Да?! Ты что же тты... человека понимаешь? Тупо посмотрел на меня. Я отвернулся: попытался придать своему лицу безразличие. - По-твоему... я должен на кирпичах спать... Так, что ли?.. Рубля жалеешь... своему другу... рубля жалеешь... В рррот я всех ебу в таком случае... Мне нужно... понимаешь?.. напиться нужно... Я пробовал убедить его, что он и без того пьян "слишком достаточно": я не дам ему ни глотка из своей четвертинки; что же касается денег, то их у меня нет совершенно... - Ты же еще мне... сыннок!.. Ты еще... под стол ходил пешком... а я уже дддесять рраз человеком был... Ммалых ребят видел... И больших видел... тоже... А теперь - что? - умирать, что ли мне хочется? Обязан я что ли умирать?.. Расстегнул телогрейку, обнажил мохнатое туловище. - Видишь!.. Везде горит... огнем горит... А на что мне рубашка? Взял - и пропил... Пиджак тоже - как будто задаром... пропил... Как у русского народа... что выпито и проебено... то в дело произведено! Хе-хе-хе... Все за мозоли покупаем... а продаем - даром... В носках теперь идти... Ттак? Нагнулся, придерживаясь за мою куртку, стал снимать грязные носки. Встретив мою улыбку, тоже улыбнулся. - Малый! Мы... с тобой пили... а ты хороший малый! Тебя... девки целуют... Так всегда и надо делать!.. А мне... босиком теперь... дойду до кольца... буду все покупать... все, что лежит, все буду покупать... а телогрейку продам... Голый пойду... Прическу себе сделаю... Снял носки: босой, опустился на землю. - Купишь, а?.. В ней же цена не за то... что дорогая... Мне она нужна... Никому не продам... Голый пойду... От самой Москвы в ней прошел... А жены у меня нет... Теперь уже все равно - рубашку продал, ботинки продал... А телогрейку - нниккому не дам! Это своя, русская... Купишь, а? Заерзал под ногами, схватился за мою руку. - За один глоток, а? Носки отдам... Это они грязные, потому что темно... А были... хорошие, полоски везде... А?.. Не хочешь, значит?.. И телогрейки не хочешь... Душу-то нельзя продавать, душа у меня... как русский герой... а продавать нельзя... Телогрейку - можно... Вероятно, вспомнив, что у меня в кармане четвертинка, неуклюже поднялся, стал на колени, обеими руками ухватился за карман. - Сыннок... Я же не пожалею ничего... Отдам... Телогрейку отдам... Что еще у меня... нничего больше... Вечное тебе спасение будет... По-божески все будет... Ты же такой хороший... сынок... По-божески... Пришлось вынуть четвертинку и заложить за спину. - Ммилый, я же не хочу... Мне... можно не прятать... Один раз... я же понимаю... человеческие чувства... Ведь я... Я же не требую... Мне как другу... А никакой водки мне не надо... я и так... Водка везде есть... а чтобы душа горела... выпить надо... А телогрейку... тоже надо... ее одеколоном немного... помочить... и будет как... в хороших людях. Я - что? Я - не хороший? Тогда плюй мне в рожу!.. Ну? Я - что? Не человек?!. Тогда бей... Бей, и все... Ебать всех в ррот в таком случае... Бей... жалеть не надо... Я все, что надо... А сто грамм - за советскую рродину, за службу... Стало жутко. Всплыли на поверхность скверные желания... Помутился рассудок... Ровно в час ночи я выбросил ему четвертинку.

21 мая

Помню, как в тумане... Было жарко и хорошо... И когда вспоминаю, снова становится жарко... А она даже и не заметила.

22 мая

- Зачем бьешь?! Это беззаконие! - Никто и не бьет! Слепой, что ли? - Э-э-эх, надрызгалась, старая ведьма, ее и сапогом не разбудишь!.. До чего же все-таки доходят... - Добро бы мужик какой-нибудь, а то ведь женщина! старая! И откуда только такие берутся?! - А ведь сидела еще, денег просила... Какие только дураки ей давали?! - И не стыдно ей, суке старой... - Детей-то, наверно, нет... А то б постыдилась... этак-то... - Да что ты ее, сынок, подымаешь-то - как? За голову... да сапогом!.. Руками бы уж, что ли? - Возьме-о-ошь такую руками! поды-ымешь! Заблеванная вся... - Как ведь скотина какая-нибудь... Да скотина-то чище... Люди-то хуже скотов стали! - И не говори... - Ляжет такая в сестиваль*, так все дело и испортит... Позор да и только! * "28 июля - 11 августа 1957 года в Москве состоялся Шестой Всемирный фестиваль молодежи и студентов. Советские юноши и девушки задолго до начала форума готовились достойно встретить посланцев юности, дружбы, мира - зарубежных гостей 140 стран". (Из газет.) - Ну, уж в фестиваль - так долго чикаться не будут... Это-то еще ничего, видишь, как он ее удобно, - сапожком за живот и перевертывает... - И чего пьют, спрашивается?.. Чего пьют? - Какой ччорт там - "переживает"! Какого это ей хрена "переживать"? А если переживаешь, так переживай, как все культурные люди... - Чем это она недовольна, интересно?! Надрызгалась - вот и все.

25 мая

Ерофеев! Вы плохо кончите! Вам, наверное, и во сне снится, что вам стреляют в затылок! Ерофеев! Вы некультурный человек! Посмотрите на нашу молодежь! Разве кто-нибудь, кроме вас, в общежитии ходит в дырявых тапках? Ерофеев! А вы, оказывается, хорошо стряпаете стихи! Вы о чем пишете - о природе или о девушках? Ерофеев! За что вы ненавидите женщин? Женщин надо любить! На то у них и пизда! Венедикт! Почему тебе все - смешно? Венедикт! Ты хоть свою родную мать не называй сволочью! Ерофеев! Вы рассуждаете обо всем, как трехлетний ребенок! У всех людей в голове мозг, а у вас... У вас - "олимпическое спокойствие", Венедикт!

27 мая

Я люблю совершать благородные поступки, это моя слабость. Благодарение Богу, мне еще не представлялось подходящего случая. Иначе мне пришлось бы хвастаться перед ними, что я совершал их. А я вот представил себе, что сегодня утром я был благороден... А представить гораздо труднее, чем совершить в действительности. Может, я и в действительности совершал то, что мне представлялось, - ну, да ведь над благородством не смеются. А над моими действиями-таки смеялись, хоть, может быть, мне это просто казалось. А казалось бы - над чем смеяться? Это даже своего рода долг - одернуть заблудшую женщину. Я лично ничего не имею против того, чтобы женщина являлась в общество с расстегнутой ширинкой, это, напротив, представляется мне явлением благоуханным... Но если эта же женщина пытается убедить собравшихся в том, что обозначенное явлением благоуханным - плод общественно-разгулявшегося воображения, здесь уж поневоле приходится прибегать к крайним мерам. В этот миг я походил на Демосфена, я выражал сквозь зубы интересы большинства. Я это чувствовал, - толпа с удовольствием скандировала лейтмотив моей речи: "По зубам ее, стерву... По зубам..." Но бить ее не решались - разве же можно без опасения даже приблизиться к балтийскому матросу. Значит, я ошибался, принимая его за столетнюю женщину. Мне просто казалось... По утрам меня интересует только кажущееся... Мы раскланялись... Он отрекомендовался мне "апологетом" человеческого бесстыдства, он не фантазирует по утрам... С недавнего времени он всеми признанный порт пяти морей и крупнейший железнодорожный узел... Он падает на землю и дергается... Ну конечно, он сумасшедший, это все понимают... Если он в бреду даже речь мою называет неблагородной, то какие же могут быть сомнения... Он сам это хорошо понимает, он видит, что по утрам все смеются над ним... Бедный помешанный... Он оскорблял меня...

28 мая

"Сыннок... ты меня обижаешь... я тебе подношу, как брату кровному... Как сыну своему подношу... А ты даже от своего... кровного... не хочешь принять... Тты думаешь, я тебя просто напоить хочу... Чтобы ты напился да извиняться стал... Скверные, значит, у тебя... мысли... если ты так думаешь... Не за что передо мной извиняться... Я ссам, если хочешь... извиниться могу... что в воскресенье ругаться с тобой хотел... Если б не баба, мы бы с тобой поругались... по-хорошему... Она тебя любит, моя баба... Все хочет, чтобы ты ей стихи писал... А от меня, проститутка, стихов не дождется... я уже дураком давно не был... Муж, значит муж... Расписаны - и все, никаких стихов... Прихожу в любое время... Если дает - ебу... Нет - ухожу к ебаной матери... Как будто у меня других блядей нет... Ты думаешь, я с одной ногой - так и блядей не найду... Блядей я всегда найду, еби только, успевай... А тты - э-э-эх! - к бабе моей прилепился, стихи ей пишешь... Ппоэт... девятнадцатого века... Хе-хе-хе... Наверное, любишь, когда она перед тобой заголяется... Все это она хочет, чтобы ее молоденький лизал со всех сторон... Так жопой и завертит... от удовольствия... Да ты не обижайся... Она хорошая баба... Она тебя не обидит... всегда, что надо, поесть сготовит... Ты как сын у нее, на всем готовом, только пои ее больше... Она, когда немножко выпьет, так сама бросается на шею, плачет... Так прямо и ложится под тебя... Э-ох-хо-хо-хо! Люблю я тебя, паренек, так бы вот прямо взял и расцеловал... А? Хе-хе-хе-хе... Поэт! Настоящий поэт!.. Не знаменитый, ну - ничего... ничего... Выпей еще грамм сто... вот уже и знаменитый... Пьяному море, как говорится, по самые пятки... Сейчас вот допью - пойду по блядям... Первым делом - к бабе пойду... Если дойдет дело до того, что выгонять будет... угроблю на месте... В прошлое воскресенье тоже пришел навеселе... Хорошо, что еще успела дверь закрыть... а то было бы дело... я уж сколько раз из-за нее на пятнадцать суток садился... Все ей грозил, проститутке - погоди! отсижу, приду, места мокрого не оставлю... Не все ли равно, за что сидеть... А все жалею... Как посмотрю на нее, что она плачет... сразу жалею..." А. М. 28/V - 57 г.

29 мая

Главное - хранить полнейшее спокойствие и заблудших отвести от самоубийства. Сначала попробовать убедить: нет ничего безвыходного... Если не поможет - напиться, успокоить материально... А "желанный" пояс окропить святой водой...

30 мая

Ммилые вы мои! Да ведь я точно такой же! Помните? - когда похолодало двадцатого марта, ведь и я закрывался рукой от ветра, отворачивался, хотел, чтобы теплее было! А потом прятался под одеяло, согревал руки, и, когда жаловались на холод, говорил, стиснув зубы: "Это хорошо... Мне нравится, когда так... бывает". Говорил совершенно серьезно - и жался к теплому радиатору! Ругался, когда кто-нибудь открывал дверь и озябшим голосом просил папиросу! Теперь немного теплее. И все равно говорят озябшими голосами, вздрагивают у проходной, а на холодные радиаторы смотрят угрюмо, наверное, считают их виноватыми. Мне тоже холодно. Я тоже вздрагиваю. Им не нравится холод. А мне - ...

31 мая

Ну, как это можно лежать в гробу? Так вот просто и лежать? Хоть бы покрыли чем... А то ведь я выдать себя могу. Нечаянно дрогнет рука или... еще что-нибудь. Хорошо это лежать мертвому, ему и не стыдно, что он лежит. Да и рука у него не дрогнет... или еще что-нибудь. А меня вроде как будто на смех положили. Положили и ждут, когда я разоблачу себя... Пошевелюсь или вздохну... И глаза открыть нельзя... Откроешь - а они все стоят и на тебя смотрят... Мертвому, например, все позволяется... Мертвый может и с открытыми глазами лежать. Все равно не увидит никого... Ему кажется, наверное, что и на него никто не смотрит... Потому и не стыдно ему... И закрыть глаза - может... Даже полагается, чтобы мертвый в гробу все время глаза закрывал... "Граждане! Если я посмотрю на вас - вы смеяться не будете?.. А?.." Странно, почему все молчат... Думают, наверное, что я и в самом деле мертвый, а просто из себя строю этакого... разговорчивого... Как будто это очень мне интересно - откидывать перед ними коленца да потешать их... "Граждане! А я все-таки открою! И глядеть на вас буду!.. Вам это даже интересно будет. Мертвый, а глядит... Хи-хи... В платочки будете фыркать. А потом пойдете и будете всем рассказывать: "Мертвый, а глядит..." Ну, а теперь они и подавно будут говорить, что я умер: открыл глаза, а ничего не вижу. Совсем не так, как в темноте. Если в темноте приглядеться, так сначала увидишь просто контуры... А потом и самые лица разглядишь... Узнаешь тех, кого видел раньше... Моргнешь им или лягнешь ногой... А ведь здесь не только контуров - самой темноты... Самой темноты не видно. Бывает, что человек проснулся, открыл глаза - а не видит... Но ведь это во сне так бывает... А ведь я и не думаю спать. Я же знаю, что на меня смотрят... "Граждане! А что, если я на другой бок повернусь?.. И вообще - буду поворачиваться, песни революционные петь, кричать буду?.. Вы ведь тогда отвернетесь?.. Да?" Смеются... Это они, наверное, над "революционными песнями" смеются... Зря я это сказал... Мне даже самому неловко. Нужно им было что-нибудь поумнее сказать, чтобы подумали: "Умный, а ведь в гробу лежит. Стало быть, умер". А ведь это очень трудно. Лежать в гробу, чувствовать, что ты ослеп, - и умное говорить. Это очень трудно. "Упокой, господи, душу новопреставленного раба твоего!.. Граждане! Вы не думайте, что я верую в бородатого бога! Бог всюду сущий и единый!.." Вот, мол, какой я умненький. "А все, что я говорил до сих пор, - вы тому не верьте. Все по незнанию, по недомыслию... Потому что непривычно мне здесь... В воздухе как будто кухонный запах. И смотрят все. Смотрят, а не говорят ничего. Страшно..." Да мне и действительно страшно. "Граждане! Если среди вас есть хоть один слепой - он поймет меня. Я ужасно люблю слепых! Я еще в детстве хотел, чтобы все были слепые, чтобы у всех были сомкнутые веки... А если у кого-нибудь глазное яблоко раздвинет веки, так это считать злокачественной опухолью, помочь ему..." Фу, какую я глупость сказал!.. Я даже чувствую, что начинаю краснеть. Странная у меня привычка! Когда я начинаю краснеть, то краснею все больше и больше. И уже никакой хладнокровностию себя остановить не умею... Хоть бы покрыли чем... А то ведь могут подумать: "Притворщик, мертвые не краснеют". Ну, хоть бы саваном, что ли... "Граждане! Вы бы уж покрыли меня, а то ведь я покраснел... так вы увидеть можете". А под саваном и чихать позволяется. "Так уж лучше не видеть меня... Со святыми упоко-о-ой..."

7 июня

"Матерь Божия!" "Девственница Мария!" "Богородица пресвятая!" "Заступница-матушка!" Триумвиров не нужно! Ниспошли мне, что ниспосылала! Убавь еще немного!

8 июня

Если вас оттесняют на исхоженный тротуар, держитесь правой стороны. Если вы просветляетесь в мыслях - засоряйте свой разум. Если вы чувствуете непреодолимую симпатию к находящейся в пределах земного вещи, уничтожьте ее. Если это деньги - сожгите их. Если это человек - толкните его под трамвай. Если это дама - привяжите ее к стене и вбейте ей клин. Убедите себя, что отвращение - самое естественное отношение к предмету и что на поверхности вашей планеты не должно быть ничего, к чему бы вы чувствовали влечение. Убедите себя, что гораздо благороднее - мыслить представлениями об уже не существующем. Если же стечение обстоятельств отрекомендуется вам Роковым для вас самих и вынудит вас покинуть земное, - уходите спокойно, с ясностью во взоре и в мыслях. Уходя, гасите свет.

9 июня

Наверное, завтра меня свезут в сумасшедший дом... Все равно она ласковая... И у нее красивая грудь... Пшеницына тоже была такая... Обломову нравились локти... Он всегда смотрел на нее... Это помогает...

10 июня

"Э-э-эх, Венька, Венька! Хоть мне и горько признаться, а я в тебя потерял всякую веру. В марте я просто-таки тобой восторгался, ожидал, что из тебя получится чуть ли не великий человек... В апреле как-то равнодушно к тебе относился, но все-таки надежды не терял... А теперь... вообще махнул на тебя рукой... Гиблый ты человек, конченый... Я думал, ты бросишь пить, а оказалось наоборот... Ты еще больше пьешь... Да и обстановка здесь дикая, на тебя влияет... Ты же здесь просто задыхаешься, Венька! И зачем только ты от нас ушел... Вспомни-ка, как было все хорошо... весело... Тебе, наверное, сейчас кажется, что ты выбился куда-то в сторону и остановился на месте, а все остальные живут... им по-прежнему хорошо... А ты все катишься вниз. Не знаю, когда же будет предел. Э-э-эх, Венька, Венька! Сколько раз я тебе говорил, еще и в прошлом году: опомнись, Венька, опомнись! - ты все смеялся. А теперь уже поздно". Валерий С. 10/VI-57 г.

Дневник

11 июня - 16 ноября 1957 г.

Записки психопата. V (окончание)

11 июня

Меня похоронили на Ваганьковском кладбище. И теперь я тщетно пытаюсь припомнить мелодию похоронного марша, которая проводила меня в землю. Иногда мне кажется, будто марша и не было, и сопровождавшие гроб двигались неохотно, поминутно оборачивались, словно ожидали, что откуда-то сзади с минуты на минуту раздадутся рыдающие оркестровые звуки... И не дождавшись, отступали, расходились... Я был слишком мертв, чтобы выражать к этому отношение. Отчего-то думалось, что равнодушие к удаляющемуся гробу было следствием тягостной, непрекращающейся тишины. До сих пор всем им движение времени представлялось как движение вечных, сменяющих друг друга мелодий. А теперь... Тишина словно оглушила сопровождавших. И самому мне казалось, будто гроб остановился вместе с временем. Остановился и тяжестью всеобщей пустоты "захватил" мне дыхание... Стало душно... А сверху на крышку гроба что-то падало... сыпалось через щель между досками... не нарушая тишины... Я словно чувствовал шуршание песка и ритмические удары по кровле моего последнего приюта. И - может быть, это была просто фантазия оглушенного человека, - но скупые и однообразные звуки преображались для меня в дивную мелодию. Может, те, что стояли наверху, не слышали ее, хотя сами и извлекали ее из тишины... но для человека, у которого каждое психологическое состояние сопровождалось и выражалось внутренней музыкой, любое нарушение душной тишины может казаться музыкальным аккордом... тем более, что тишина для него вечна... И у него даже отнята способность вспоминать, хотя воспоминания должны были бы стать единственным его уделом... Несправедливость эта меня не тревожила. Я напрягал свои чувства, вслушивался, словно бы я и не потерял способности вслушиваться во что-нибудь, кроме своей глухоты... Я знал, что это не стук и не шелест песка... а самая удивительная из всех мелодий - тишина... Но я уже ничего не слышал.

14 июня

Ну, какая может быть скорбь?.. Если даже я и "скорблю", предположим, так не должен же я путем выражения той же самой "скорби" хвастаться своей полнотой душевной! Заметьте - я совершенно нормальный! Но величайшее удовольствие для меня жалость по поводу того, что былое "не будет". И если скорбь доставляет мне удовольствие, почему же я должен видеть плохое в смерти своих близких? "Скорбеть" по умершему для меня значит просто жалеть о том, что жизнь человека, смертию доставившего мне "скорбную радость", оборвалась этой же самой смертью. Стало быть, я жалею только о том, что мне приходится жалеть. Я сам вызываю жалость - и если бы я не черпал в ней наслаждение, она была бы мне не нужна, и, следовательно, ее не было бы. "Скорбящий" по поводу смерти кого бы то ни было, я гораздо более жалею себя, чем умершего. Я разговаривал с покойником, слышал, видел его; мои восприятия, им заполненные, - часть моего существования. Потому в смерти его я вижу утрату собственную. Смерть человека постороннего точно так же может вызвать сожаление - но будет искренним оно только в том случае, если жалеющий "встанет в положение" умирающего или осиротелых чадушек его. Стало быть, единственным объектом моей жалости могу быть только я сам. Смерть человека, тем более близкого мне, - лишний предлог для того, чтобы доставить себе радость слезной жалостию к самому себе. Еще раз заметьте - я совершенно нормальный! Но для чего я на людях буду выражать свою жалость, если это будет восприниматься просто как хвастовство тем, что я позволяю себе слишком много удовольствий!

16 июня

"Капризная Tyche*" слишком ко мне благосклонна, в том смысле хотя бы, что никогда не оставляет меня. *Тихе - божество случая в греческой мифологии. Игривость ее заходит иногда слишком далеко. Мне посчастливилось, например, уйти из университета вовремя только потому, что книжные ларьки в г. Кировске в 3 часа пополудни закрываются на обеденный перерыв. Совершенно без преувеличения. Больше того - если бы они, эти ларьки, закрывались бы по пятницам на замок, мне никогда бы не пришлось даже покидать Хибинские горы. 30 апреля прошлого года не считается днем моей безвременной кончины только потому, что красный уголок черемушкинского общежития был этим вечером в запустении. Был же он в запустении в силу того обстоятельства, что буфет пополнился в тот день двумя ящиками первоклассных сарделек. Обстоятельство, внешне прозаическое, избавило меня от траго-романтической смерти. Но с тех пор, в минуты крайнего пессимизма, острие моего негодования направляется на расторопность всех без исключения буфетчиц, виновных в продолжении моего тягостного существования. Это еще не все. Если бы утром 3-го мая прошлого года в программу радио-концерта была бы внесена одна маленькая поправка, мне пришлось бы краснеть вплоть до февраля нынешнего года. Если бы в феврале был более лукав бухгалтер нашего треста, мне понадобилось бы в тот же день лечь, не раздеваясь. Мало того - отец мой скончался именно в июне только потому, что Шаболовка не залита асфальтом. Как это ни фантастично - но это действительно так. И если бы стромынские туалеты были расположены не в местах общественного просмотра газет - у меня никогда не хватило бы духу начинать свои "Записки" и, следовательно, жаловаться на капризы могущественной богини случая! Что уж там наполеоновский насморк! 17 июня Удивительный человек. Бездарь. Гений. Оригинал. Слишком мрачный человек. Самый веселый из всех людей. Поэт. Чудак. Скрытный человек. Лодырь. Слишком длинноязыкий. Обломов. Страшно трудолюбивый. Самый непонятный человек. Хулиган. Тихоня. Политический преступник. Книжный червь. Анархист. Идиот. Философ. Пьяница. Младенец. Дубина. Студент прохладной жизни. Человек, который не смеется. Вертопрах. Весельчак. Сволочь. Душа-человек. Прекратите гнилую демагогию. Вот кого надо перевоспитывать. Ужасно интересный тип. Вы будете замещать воспитателя. Я хочу быть твоим товарищем. Черт знает, что у тебя на уме. Давайте, будем друзьями. Я буду твоим комсомольским шефом. Темный человек. Будем знакомы. С тобой интересно разговаривать, у меня теперь все мысли переворачиваются вверх дном. И прочее. И прочее. И прочее.

25 июня

Валерий Савельев - со всеми существующими жанрами танцевальной музыки. Лидия Ворошнина - с "Половецким хором" Бородина. Владимир Муравьев - с "Поэмой экстаза" Скрябина. Владимир Бридкин - с куплетами и серенадой Мефистофеля. Ниния Ерофеева - с "Цыганской песней" Верстовского. Антонина Музыкантова - с Равелем и 1-ой частью 1-ой симфонии Калинникова. Тамария Ерофеева - с романсом Листа "Как дух Лауры..." и пр. Борис Ерофеев - популярные советские песни. Александра Мартынова - "Интермеццо" Чайковского. Все остальные - с песенками Лоубаловой.

Июль

Я начинаю злиться. - Господа, разве ж вы не видите, что он больной? - Вы, молодой человек, не вмешивайтесь. - Ах, господа, я вмешиваюсь не потому, что мне доставляет удовольствие с вами разговаривать. - Ну, так и... - И все-таки мне бы очень хотелось, чтобы вы оставили его в покое и удалились. Они пожимают плечами: странный человек... он сам напрашивается... - А все-таки интересно, где же это вы научились такому обращению? - Не знаю... По крайней мере, меня интересует другое - чем этот бедный Юрик заслужил такую немилость? - Все очень просто, молодой человек, - он целый год не плотит за комнату, а мы не имеем права держать в общежитии таких, которые по целому году не плотят! - Все это очень хорошо, господа, но вы поймите, что этому человеку платить совершенно нечем. - Нас это не касается, мы предупреждали его полгода, но он все-таки никак не хочет... - Как то есть - "предупреждали"? Сколько бы вы его ни предупреждали, от этого работоспособность к нему не вернулась. Поймите, что он болен, и бюллетень ему не оплачивают, потому что до болезни он проработал меньше года. Он уже целый год питается только черным хлебом, а вы не забывайте, что этот мальчик - туберкулезный больной, которому строго наказано соблюдать диэту. Они смеются... они не желают меня понимать... Взгляды их выражают снисхождение к моей глупости. - Родные у него есть, они ему помогают, значит, и уплатить могут... - У него всего-навсего один брат... - Но ведь он ему помогает... - Он высылает ему по сотне в месяц, он сам получает 600 рублей и на них содержит семью... - Молодой человек, вы, наверно, думаете, что мы сюда пришли разводить с вами философию... В ваших вон этих книжках, может, написано, что это и плохо... а надо видеть не только книжки, но и понимать... А то вы здесь, наверно, и капитализм скоро будете защищать... - Милые люди, я не собираюсь защищать капитализм, речь идет всего-навсего о защите Юрика, а он так же далек от капитализма, как вы, извиняюсь, от гениальности... Они снова не понимают меня и смотрят на меня вопросительно-весело... Они ужасно любят шутов, им нравится, когда их развлекают... А то ведь жизнь вещь скучная... работа в бухгалтерии... жена, дети... сливочное масло... зевота... А тут - есть над чем посмеяться, блеснуть былой образованностью... - Вы, молодой человек, никогда не интересовались, как я вижу, постановлением Московского Совета... - Совершенно верно, я не интересуюсь ни постановлениями Московского Совета, ни женскими календарями, ни... - Вот тогда бы вы поняли, наверно, что ваша философия совсем здесь не у места. Савостьянов, одевайтесь и собирайте свои вещи... - Юрик, лежи спокойно... Вспоминается Абрамов... Сейфутдинов наклоняется к ногам его и подбирает свои рукавицы... на лице его - жалкая улыбочка, словно бы ему и улыбаться стыдно... Абрамов пододвигает ему рукавицы ногой... Ему очень хорошо... Он испытывает физическое наслаждение, близкое к половому... еще бы только ударить ножкой по сейфутдиновской физиономии... Юрик встает, силится сдержать слезы... Он совершенно неграмотный... он улыбается... - Ну-с, господа, теперь я уверен, что вот этот графин "встанет на защиту человеческой гуманности". - Как вы сказали?.. - Я ничего не сказал, у меня просто есть желание наглядно, так сказать, продемонстрировать достижения нашей стекольной промышленности. В дверях негодует толпа... Старушки вздыхают: "Куда ж он пойдет...", "Больной же...", тупая молодежь смотрит на меня весело... они, как и конторские служащие, любят разнообразие... А то ведь, опять же, - скучно... - Вам вредно пить, молодой человек, и рассуждать вам рано еще... а то ведь мы с вами и без милиции справимся... - Даже? - Представьте себе. Вы думаете, что, если мы работники умственного труда, так у нас нет и кулаков... - Да, но ведь кулаки есть не только у работников, с позволения сказать, умственного труда... - Значит, вы хотите с нами драться... так, что ли?.. - Не знаю... мне почему-то кажется, что хочет драться тот, кто первый напоминает о существовании своих кулаков... Теперь они хорошо меня понимают... И даже тугая на соображение толпа мне симпатизирует... Это хорошо... - А вы остроумный... вам бы только в армию идти на перевоспитание... У меня в полку и не такие хулиганы были, а выходили шелковые... - Да... но тем не менее Юрик останется здесь... - Юрик, может быть, здесь и останется на ночь, а мы с вами пройдемся... - Ах, господа, если бы вы знали, как мне надоели уже эти субъекты в мундирах цвета грозового неба... - Вам, может, и Советская Власть надоела? Пройдемте, пройдемте... Времени у меня оччень много... - А у меня ровно столько же - терпения. Всегда пожалуйста.

6 августа

"Я взглянул окрест себя..." "...и, потирая руки, засмеялся, довольный".

9 августа

Лексические эксперименты Мартыновой заслуживают самого пристального внимания. Тем более, что от способа выражения нежных чувств зависело разрешение актуальнейшего вопроса: "кому из трех быть фаворитом?" Приводим "образцы" всех трех. 1. "Здравствуй, милая Сашенька! Я пишу Вам письмо с большого расстояния, и оно еще раз вам напомнит мои слова о том, что любовь убивает неразделенность, а не расстояние. Вы, наверное, понимаете, Сашенька, что я имею в своем виду. Теперь, когда Вы так "далеко от Москвы", я еще больше, поверьте мне, думаю о Вас, как Вы были на моих именинах в своем цветном платке, и косы были у Вас тогда, как у девушки, и тогда снова бьется мое сердце и обливается кровью за Вас. Ведь без Вас я как будто без сердца и без души. Я еще не стар, милая Сашенька, и моя любовь, которую, быть может, Вы отвергнете, ждет Вашего ласкового слова. Вашего чувства ко мне я не могу предугадывать, а Вам мое, без сомнения, хорошо понятно. И когда я в тяжкой разлуке, не слышу Вашего милого голоса, я тревожусь за судьбу своей любви, быть может, последней. По всей вероятности, и Вы тоже тревожитесь за нее, но предугадывать я не могу, и в заключение шлю вам прощальный привет в надежде получить от Вас желанный ответ. До свидания. Твой раб Александр Коростин". 2. "Любимая Саша! Итак, прощай, все кончено меж нами, любить тебя я больше не могу, любовь свою я заглушу слезами, за счастье прошлое страданьем отомщу. Я быть твоей игрушкой не желаю, прошу тебя, ты слышишь, только тебя об этом как друга умоляю, не вспоминай меня ни насмешкой, ни добром. Я ведь не заслужил твоих насмешек, не знаю, чем мог тебя я огорчить, я признаюсь, что раньше я любил Вас, ну, а теперь приходится забыть. Итак, прости, нам нужно расстаться, причины не ищи, так, видно, нам судьба, но время прошлого останется друзьями, мы расстались, но это не беда. Быть может, я страдать и плакать буду, я, может быть, ошибся глубоко, пройдут года, и я тебя забуду, забудь и ты меня и лучше не пиши. Итак, прощай. Предмет твоих насмешек, а может быть, любви - Коля С." 3. "Уважаемая А. М.! Спешу принести вам тысячу поздравлений в связи с тем, что в последнем вашем письме кол-во грамматических ошибок уменьшилось втрое. Осмелюсь далее заявить, что мое пламенное послание займет не больше, как страницу, ибо соревноваться с вами в объеме (я имею в виду объем письма) признаю себя бессильным. Позволю себе попутно сообщить, что ваш отъезд вверг всю мужскую половину 4-ого Лесного переулка в состояние нежной меланхолии, меланхолического томления, томительной нежности, томительной меланхолии, меланхолической нежности etc., etc. Остроумный ваш супруг наедине со мной не раз вариировал эту тему в таких красках, что даже вы, А. М., внимая "им", покраснели бы (опять же - имеется в виду ваша всегдашняя бледность). И вообще, смею вас заверить, супруг ваш гораздо более достоин той груды ласкательных эпитетов, которыми вы в последнем своем письме совершенно некстати меня наградили. В довершение позволю себе наглость пасть перед вами ниц и пр. и пр. Имею честь пребыть: Венед. Ер."

22 августа

Лежа в постели, выкурить 2 папиросы и поразмыслить одновременно, достойна ли протекшая ночь занесения в отроческие мои "Записки". Если все-таки достойна - выкурить третью папиросу. Затем подняться с постели и послать заходящему солнцу воздушный поцелуй; дождаться ответного выражения чувств и, если такового не последует, выкурить четвертую папиросу. С наступлением сумерек позволить себе легкий завтрак: 500 г жигулевского пива, 250 г черного хлеба и 2 папиросы (по пятницам: 250 г водки, литр пива и, добавочно к хлебу, рыбный деликатес). В продолжение завтрака следить за потемнением неба, размышлять о формах правления, дышать равномерно. Последующие три часа затратить на усвоение иностранного языка, в перерывах - стричь ногти, по одному ногтю в каждый перерыв. По окончании занятий повернуться лицом к северо-западу и несколько раз улыбнуться. Выпить 500 г пива, лечь в постель; лежать полчаса с закрытыми глазами (по пятницам один глаз дозволяется приоткрыть). Думать при этом о судьбах какой-нибудь нации, например, испанской, и находить в современной жизни ее - симптомы упадка. Встав с постели - пройтись по засыпающей столице; каждой встречной блондинке говорить "спасибо" и стараться при этом удержать слезы; на поворотах икать и думать о ничтожном: о запахе рыбных консервов, о тщеславии Карла IX, о вирусном гриппе, о невмешательстве и т. д. Одним словом, казаться на людях человеком корректным и при грудных младенцах не сморкаться. Придя домой, позволить себе до полуночи умственный отдых и скромный обед: 500 г пива и 450 г жареных макарон (по пятницам - 150 г водки, 500 г пива и, добавочно к макаронам, рыбный деликатес). Закончив обед, пожалеть кого-нибудь и внимательно на что-нибудь посмотреть. Четыре послеобеденных часа заполнить литературным творчеством и систематизированием человеческих знаний. По возможности воздерживаться от собственных мнений, которые мешают нормальному протеканию пищеварительного процесса. Ночные занятия сопровождать умыванием и закончить элегическим возгласом, вроде: "Какие вы все голубенькие!" или просто: "Маминька!" Наступление рассвета встречать обязательно разутым, чисто вымытым и лежащим на полу. Так, чтобы первые утренние лучи падали под углом 45 градусов к плоскости моего затылка. Поднявшись затем, отряхнуться и послать восходящему солнцу воздушный поцелуй (по пятницам - добавочно к поцелую, рыбный деликатес). Не дожидаясь выражения ответных чувств, углубиться в дебри своего мировоззрения, подвергнуть тщательному анализу свои отношения ко всем нравственным категориям: от стыдливости до насморка включительно. Затем обуться и выйти к ужину. Ужин должен быть строго диэтическим, и выходить к нему необходимо в нагрудной салфеточке и с ваткой в ушах. Ужин - своеобразная кульминация суточного режима, поэтому в продолжение его следует держаться правил приличия: смотреть на все с проницательностью и живот не почесывать. Закончив ужин, вынуть ваточку из ушей и тщательно проутюжить салфеточку (по пятницам ваточку из ушей следует вынимать при потушенном свете). Приготовления ко сну начинать непосредственно после ужина. Встав навытяжку перед постелью, пропеть тоненьким голосом моцартовскую колыбельную, - и уже после этого раздеваться. Ложиться следует так, чтобы затылок, ноги, живот и нервная система были вверху, а все остальное внизу (по пятницам ноги должны быть внизу). Засыпая, воздерживаться от размышлений и от будущих сновидений ожидать достойности.

25 августа

"Почтим, - говорю, - мою память вставанием..." А сам плачу; стою, руки опустив, и плачу... "На кого же я меня покинул", - говорю; а потом поправляю себя с улыбкой: "Не меня, а себя... покинул..." И так хорошо улыбаюсь, слезы по лицу размазываю... и шепчу, уже просветленный... "Царствие мне небесное!.."

Сентябрь

Речь К. Кузнецова на открытии театрального сезона в "Обществе любителей нравственного прогресса". "Господа! (Аплодисменты). Каждый из нас по-разному понимает те задачи, которыми мы должны руководствоваться в нашей деятельности. Нужно помнить, что наша основная задача - свести все эти задачи к одному - к борьбе. Но какая это борьба, господа? Все мы беспрерывно боремся: утром - с зевотой, днем - с бюрократизмом и вспышками преждевременной страсти, вечером и ночью соответственно с отчаянием и половым бессилием. (Аплодисменты, возгласы: "Наверно, у Венедикта содрал!"). В Америке происходит борьба за существование, в России - борьба за сосуществование. (Аплодисменты). Но главная борьба в наше время - это борьба за нравственное возрождение человечества! Почему в наше время каждый второй мужчина - алкоголик? Почему в больнице Кащенко не хватает коек для сумасшедших? Почему призывники 35 года* полегли тысячами в Венгрии? За что в наших ребят-призывников бросают камни в освобожденных странах? Разве мы, молодежь, виновата? (Аплодисменты). В таком случае долой тишину и все это гробовое спокойствие! Мы - защитники нравственного прогресса! Наша главная задача на первом этапе - бить стекла! (Бурные аплодисменты). Срывать всякие вывески, вроде "Соблюдайте чистоту" и так далее! Наша вторая задача - устраивать шум и бардак - везде, где требуется тишина! Мы должны гордиться тем, что мы пушечное мясо! Нам никто не посмеет затыкать рот! (Аплодисменты). Нас пока четверо! Почетный член нашего общества - Венедикт! (Аплодисменты). Это, значит, уже пять! Будет еще больше! Мы - не хулиганы! Мы - революционеры! (Бурные аплодисменты, возгласы: "Сте-о-окла-а!")". *1935 года рождения.

1 октября

По мере приближения к острову я все более и более удивлялся. Я опасался быть оглушенным хлопаньем миллионов крылий и разноголосым хором миллиардов птичьих голосов, - а меня встречала убийственная тишина, которая и радовала меня, и будила во мне горькие разочарования. Ну, посудите сами: вступать на берега "Птичьего острова" и не слышать соловьиного пения! - это невыносимо для просвещенного человека. Тем более, что в продолжение всей церемонии "встречи" и на пути следования от аэродрома к отведенной вам резиденции вы поневоле вынуждены скрывать в себе свое разочарование и интернационально улыбаться. Впрочем, любезная обходительность встретившего меня пингвина избавила меня от неискренности. А обращенные ко мне взгляды попугаев, до нежности снисходительные и до трогательности нежные, заставили меня улыбаться с совершенной естественностию. Я был настолько растроган, что даже приветственная речь пингвина, затянувшаяся, по меньшей мере, на час, не показалась мне чрезмерно длинною. К тому же она несколько обогатила мои знания в области истории "Птичьего острова". К крайнему моему удивлению, я узнал, что Горный Орел отнюдь не был родоначальником царствующей фамилии - он был всего-навсего последователем Удода. Однако деятельность Удода не заключала в себе ничего из ряда вон выходящего; да и скончался он в непогожую пору - одни лишь зяблики да снигири мрачно шествовали за гробом к заснеженному кладбищу. И только тогда-то, в дни "безутешного траура", освобожденные пернатые впервые почувствовали на своих головах освежающее прикосновение орлиных когтей. Нет, он тогда еще не был страшен, этот Горный Орел. Чувствовалось, что в его величественной птичьей голове еще только "гнездились" смелые замыслы, в его клекоте еще не слышно было угрожающих нот, - но орлиные очи его уже в ту пору не предвещали царству пернатых ничего доброго. И действительно - не прошло и года, как начался культурный переворот, который прежде всего коснулся области философской мысли "Птичьего острова". Уже издавна повелось в мире пернатых, что всякий, имеющий крылья, волен излагать основы своего мировоззрения в соответствии с объемом зоба и интеллектуальности. Вороны беспрепятственно карр-кали. Декадентствующие кукушки элегически ку-ковали. А склонные к эклектизму петушки ку-карр-екали. И в этом не было ничего удивительного. Даже выражение крайнего пессимизма считалось явлением вполне легальным. Так, еще в годы царствования двуглавых орлов одна из водоплавающих птиц перефразировала известное человеческое выражение, и с тех пор поговорка "Птица создана для счастья, как человек для полета" стала ходячей. В те годы даже мы, не говоря уже о водоплавающих птицах, не могли предвидеть "бурного развития реактивной техники", - и потому тогдашние птицы воспринимали поговорку как выражение убийственного скепсиса. Тем не менее все было дозволено. Но, как известно, чувства орлов, а тем более - горных - чрезвычайно изощрены: там, где обыкновенный пернатый слышит просто кудахтанье, горный орел может довольно явственно различить "автономию" и "суверенитет". Потому и неудивительно, что "вскормленный дикостью владыка" первым делом основательно взялся за оппозиционно настроенных кур. Операция продолжалась два дня, в продолжение которых все центральные газеты буквально были испещрены мудрой сентенцией: "Курица не птица, баба не человек". Оппозиция была сломлена. Вместе с ней уходило в прошлое поколение великих дедов. Погиб проницательный Феникс. На соседнем острове, носящем чрезвычайно глупое название "Капри", скончался последний Буревестник. На смену им приходили полчища культурно возрождающихся воробьев. А Горного Орла между тем мучили угрызения совести. И день, и ночь в его больном воображении звенело предсмертное куриное: "Ко-ко-ко". Временами ему казалось, что все бескрайнее птичье царство надрывается в этом самом рыдающем "Ко-ко-ко". И Горный Орел издал конституцию. Вся суть которой сводилась к следующему: а) все дождевые черви и насекомые, обитающие в пределах "Птичьего острова", объявляются собственностью общественной и потому неприкосновенной; б) официально господствующим и официально единственным классом провозглашаются воробьи; в) дозволяется полная свобода мнений в пределах "чик-чирик". Кудахтанье, кукареканье, соловьиное пение и пр. и пр. отвергаются как абсолютно бесклассовые. В вышеобозначенных пределах вполне укладывается миропонимание класса единственного и потому наиболее передового; г) государственным строем объявляется республика, соединенная с революционной диктатурой; последняя, как явление временно необходимое, носит исключительно семейный характер. Свежепахнущие номера конституции были распроданы в три дня. И один уже этот факт свидетельствовал о наступлении "золотого века". Но враги не дремали. Скрежетали зубами от агрессивной злости невоспитанные "заморские страусы". Страшным призраком надвигающейся катастрофы доносилось с запада ястребиное шипение. С высоты птичьего полета можно было отчетливо разглядеть за мерцающей далью странное передвижение птичьих стай, агрессивных по самому своему темпераменту. И гроза не замедлила разразиться. "Птичий остров" облачался в мундиры. На скорую руку реорганизовывалась индустрия. - Ворроны накарркали!! - судорожно сжимал кулаки Горный Орел. Однако перед частями мобилизованных воробьев попытался преобразиться в "канарейку радужных надежд": - Снова злые корршуны заносят над миром освобожденных пернатых ястребиные черрные когти! Будьте же орлами, бесстрашные соколы! Ни пуха вам, ни пера! Военный оркестр грянул "Лети, лети, мой легкокрылый". Воинственно нахохлились воробьи и стрижи. То и дело раздавались возгласы: - Дадим им дрозда! Прощающиеся жены попробовали затянуть популярную в то время песенку "Крови жаждет сизокрылый голубок". Но от волнения произносили только: - Кррр! Поговаривали даже, что "сраженный воробей" своей парадоксальностию несколько напоминает "жареный лед" и "птичье молоко". Оптимизм обуял всех. И от избытка его многие дышали учащенно. С неколебимой верой в правоту своего дела и с годовым запасом провианта улетали на запад возбужденные стаи. В пахнущем кровью воздухе звучало супружески-прощальное, наивно-трогательное: - Касатик ты мой! Весточку хоть пришли... голубиной почтой... - Ласточка ты моя! Горлинка! - Соколик мой ненаглядный! - Проща-ай, хохла-а-аточка! А оттуда, с запада, неслись уже странные, доселе не слышимые звуки. Что-то, как филин, ухало и, как сорока, трещало. А по крышам опустевших гнезд забегали вездесущие "красные петухи"... Шел уже 47-ой месяц беспрерывной, тягостной войны, когда, наконец, на прилегающих к столице дорогах показались первые стайки уцелевших освободителей. "В пух и прах, в пух и прах!" - словно бы выбивали из земли воробьиные лапки. И царство пернатых, вторично освобожденное, захлестнула волна бесшабашно-лихой воробьиной песни:

Салавей, салавей, Пта-а-ашечка, Канаре-е-ечка-а!

Снова, как встарь, сомкнулись "орлиные крылья" вокруг "лебединых шей" - и жизненные силы дамских прелестей, вполне разбуженные еще залпом Авроры, теперь окончательно восстали ото сна. Не прошло и трех лет, как пернатое население острова стало жертвой нового стихийного бедствия: Горный Орел "погрузился в размышления". Страшны были не размышления; страшны были те интернациональные словечки, в которые он их облекал и о которых он не имел "совершенно определенного понятия". Так, он еще с детства путал приставки "ре" и "де" в приложении к "милитаризации". Будучи уже в полном цвете лет, "коронованный любитель интернациональных эпитетов" предложил произвести поголовную перепись населения "Птичьего острова". Когда ему был, наконец, представлен довольно объемистый "Список нашего народонаселения", - он, видимо, возмущенный отсутствием эпитета к слову "список", извлек из головы первый пришедший на ум; к несчастью, им оказался "проскрипционный". Запахло жженым пером, задергались скворцы в наглухо забитых скворешниках. Специфически воробьиное "чик-чирик" уступило место интернациональному "пиф-паф". И все-таки без особой радости восприняли воробьиные стаи весть о кончине Горного Орла. Глухо гудели церковные колокола. Окрасились трауром театральные афиши. По столичным экранам совершала последнее турне "Гибель Орла". Трупный запах и журавлиные рыдания повисли в осиротелой атмосфере. "Мы сами, родимый, закрыли орлиные очи твои..." - стонали пернатые; причем, грачи-терапевты с подозрительной нежностию выводили слово "сами" и рабски преданно взирали на стоявшего у гроба пингвина. А пингвин, видимо слишком "окрыленный" мечтою, уже "парил в облаках". Начинался век "подлинно золотой". Мудрое правление пингвина вкупе со слоем ионосферы вполне обеспечивали безмятежное воробьиное существование. "Важная птица!" - с удовольствием отмечали воробушки и с еще б?льшим рвением клевали навоз экономического развития. После длительного периода сплошного политического оледенения наступили оттепели, следствием чего явилась гололедица - полное отсутствие политических трений. А гололедица, как известно, лучшая почва для "поступательного движения вперед". Молодые и неопытные воробушки зачастую поскальзывались и падали. Их подбирали пахнущие бензином и гуманностью черные вороны. И отвозили к Совам. "Неопытность" молодых воробушков заставляла, однако же, призадуматься и пингвина, и попугаев, и пристроившуюся к ним трясогузку. Не раз перед воробьиной толпою приходилось им превращаться в сладкоголосых сирен и уверять слушателей в том, что добродетель несовместима с бифштексом. Доверчивые воробушки в таких случаях чирикали вполне восторженно, однако здесь же высказывали "вольные мысли" по адресу трясогузки и составных частей ея. И вообще, следует отметить, в последнее время воробушки вели себя в высшей степени неприлично. К филантропии пингвина относились весьма скептически. И в самом выражении "бестолковый пингвин" усматривали тавтологию. Единственное, что вызывало сочувствие у жителей "Птичьего острова", так это внешняя политика пингвина. Вероятно потому, что она была очень проста и заключалась в ежедневном выпускании голубей. Если даже иногда и приходилось вместо голубей пускать "утку" или даже "ястребки", воробушки не меняли своего отношения к внешней политике, ибо считали и то, и другое причудливой разновидностью голубей. Все это я почерпнул, как уже отмечалось, из приветственной речи пингвина. "Растроганный до жалобных рыданий" я произнес, в свою очередь, несколько слов перед микрофоном. Я убеждал их всех, что подводное царство, коего я являюсь полномочным представителем, всегда питало к "Птичьему острову" любовь почти материнскую и даже почти сыновнюю; что к "Птичьему острову", без сомнения, обращены теперь взоры всего прогрессивного животного мира и т. д. и т. д. В заключение я выразил надежду, что в гостинице "Чайка", которая любезно мне предоставлена, я буду чувствовать себя, как "рыба в воде". Что же касается "временных недостатков", то по прибытии в свою подводную резиденцию я буду молчать, как рыба. Вслед за этим открытая машина помчала меня к новой моей резиденции; причем, всю дорогу сопровождали меня поощрительные возгласы "Хорош гусь!", снисходительное щебетанье и восторженное кукареканье. В воздухе словно звенел алябьевский соловей, запах птичьего кала говорил о подъеме материального благосостояния. И тем не менее мне казалось, что все эти звуки и запахи сливаются в одно - в мелодию "лебединой песни".

11 октября

Пятница - синее, удивительно - синее, иногда сгущается до фиолетового, иногда отливает голубизной, но во всех случаях - непременно синее. Суббота - под цвет яичного желтка, гладкая, желтая и блестящая; к вечеру розовеет. Воскресенье - кроваво-красное, зимой - румяное. Если смотреть на него со стороны синей пятницы - кажется багровым, а в самом себе ассоциируется со знаменами и кирпичной стеной. Понедельник - до такой степени красное, что представляется черным. Вторник - светло-коричневое. Среда - невнимательному глазу кажется белым, на самом же деле мутно-белесоватое, за которым трудно разглядеть определенный цвет. Четверг - зеленое, без всяких примесей.

12 октября

Честное слово, я не виноват... Разве ж я знал, что вы уезжаете... И потом - неужели все, о чем я говорю, нужно принимать всерьез... Мало ли что я скажу, - так ведь надо уметь отличить... Одним словом, я совсем не виноват... я никак не мог ожидать, что опоздаю... Вернее, я опоздал нарочно, но ведь я совсем не хотел опаздывать... Да и зачем мне опаздывать, даже если бы я этого и хотел... Это же не оттого, что я сошел с ума... я совсем и не сошел с ума... у меня, наоборот, самая нежная к вам привязанность, ко всем трем... Может, я потому и не явился на "последнюю семейную встречу", что очень нежно к вам привязан... Вы, наверное, думали, что я снова "Жаворонок" вам буду играть или хвастаться... пить водку крохотными глоточками... Вы даже специально купили мне... А потом у поезда ждали... И уже когда поезд тронулся, все ждали: ведь он сейчас прибежит... как же он может не прибежать... А я, может, в это время проститься с вами хотел... Лежал и "хотел"... Посмеивался... Я теперь всегда смеюсь, чтобы от страха не стучали зубы... Чтоб было незаметно, что они стучат... Я, может, в это время и "Жаворонок" хотел вам играть... Мне ведь совершенно все равно, куда идти и что играть... А я на самом деле только к двери подходил... и говорил "Как вы смеете..." Младшего называть сумасшедшим, а потом еще "хотеть" чего-то... Вы хоть и не называли меня сумасшедшим, а я все-таки видел, что вы меня называли... Я даже к двери подходил и говорил "Как вы смеете"... Это не оттого, что мне хотелось отомстить... Вы же ничего не говорили как же я могу отомстить!.. Вы просто думали, что я хвастаться буду... "Жаворонок" умеет играть... как же он не прибежит... он обязательно прибежит... Вы совсем этого не думали... Ведь нельзя же в последний раз... Самый последний раз... Нужно быть сумасшедшим... Я даже не помню... я как будто бежал за вагонами... немножко бежал... У меня, если хотите знать, слезы были... Вот видите - даже слезы...

16 октября

Как ни расписывал Кирилл Кузнецов мой режиссерский и актерский талант, постановка "Нормы" при газовом ночном освещении кончилась блестящим провалом. Хор друидов, состоявший из членов 307-й комнаты, оказался не на высоте. И, не дождавшись кульминации спектакля, взялся за вольнодумство. Особенно неистовствовал Якунин. "Так что же, я, по-вашему, молчать должен? Нет уж, извините, господа, когда по радио да в газетах про рабочих всякие небылицы пишут, а здесь рабочего человека за скотину считают! Я бы этому Маркову сегодня в морду плюнул, если бы хоть немного выпил! Какое он имеет право издеваться над грязно-рабочим! Что же это я, выходит, работаю, как скотина, чтобы себя прокормить, а у меня половину отбирают на заем! "Отдадим свои излишки в долг государству!" А?" Мишенька шел еще дальше: "Мы не живем! Мы существуем! Мы, как бараны, трудимся для хлеба и для водки, а пошлют нас, как стадо баранов, воевать в Сирию или в Венгрию, так мы и пойдем, будем резать и кричать "ура", пока нас не зарежут!" Михаил Миронов, всегда исполнительный, восставал теперь против армейского насилия над чувством человеческого достоинства. Шопотом выражал неудовольствие Сергей Грязнов: как это можно - работать в бетонном цехе целый месяц - и в результате не только не получить ни копейки, но даже остаться должником государства! (Факт, действительно имевший место). Кирилл Кузнецов с братиею восстанавливали в памяти лица расстрелянных родственников и оглашали кухонные стены великолепным "Долой!" Виктор Глотов скрипел зубами. Он уже устал от прожектов "всеобщего благородного хулиганства". А Ладутенко договаривался до абсурда: "Да вы знаете, что будет, если война начнется? Да русский Иван с голоду будет подыхать! В ту войну еще как-то держались на американской тушенке, а то бы и тогда половина передохла! Вот попомните мои слова - полная измена будет! Вы думаете, что у нас это высшее командование мирно настроено! Да у них руки-то чешутся, может, больше, чем у американцев! Пусть будет война! А то вот для чего мы живем? Ничего у нас впереди нет и ждать нечего... Пить, разве, только!.." "Болото... болото..." "Гасспада! Свет не включать!" Пришествие коменданта несколько облагонамеривает романтиков и реалистов. - Как это так - разойдись?! - Пришибеевщина!.. - О-о-о! Комендант! Нам как раз нужен "хор друидок"! Это - несгибаемые декаденты. Они весело изливают мрачное недовольство. Если бы ставилась пьеса Волковича, они с таким же успехом предложили бы коменданту занять вакантную должность ангела-хранителя. - Ерофеев, уйдите из кухни! И все остальные - расходитесь по этажам! - Поми-и-илуйте! Вы же затыкаете рты! - Свобода мне-ений! Свобода сборищ! - На фона-а-арь... Пролетариат негодует. Как будто кто-то виноват, что они голодны и "выражают мнения". Меньше пить! - здравая логика. И держать язык за зубами. - Вы знаете, что за это бывает, за ваши длинные языки? Конечно же, они знают - и, тем не менее, завтра они снова будут здесь. Ох, уж эти пролетарии! Раньше хоть смотрели волками, но ведь не нарушали порядка в Новопресненском общежитии. А теперь добрая четверть схватилась вдруг за "достижения человеческого разума", вооружилась бумагой и фиолетовыми чернилами... Этак скоро они потребуют и людского существования...

21 октября

Несколько истин, которые были мною постигнуты на девятнадцатом году моего существования: "Всякое тело сохраняет состояние покоя, пока и поскольку оно не понуждается внешними силами изменить это состояние" (в дни прошлогодней октябрьской "горизонтальности"). "Из двух хорд, неодинаково удаленных от центра, та, которая ближе к центру, больше и стягивает б?льшую дугу" (в минуты мысленного сопоставления В. М. и Л. К.). "Две параллельные прямые не пересекутся, сколько бы мы их ни продолжали" (в размышлениях над сходством моих судеб и судеб А. Г. М.). "Все тела в данном месте "падают" с одинаковым ускорением. Это ускорение называется ускорением свободного "падения" (в размышлениях над сходством моих судеб и судеб Л. А. В.). "На тело, погруженное в жидкость, действует выталкивающая сила, равная весу жидкости, вытесненной этим телом" (в час изгнания из университетского общежития). "Выпуклая фигура, концы которой сходятся к одной точке, является "замкнутой" (по поводу А. Г. М. и А. Б. М.). "Если в треугольнике два угла - острые, но оба они в сумме - меньше прямого, то наибольший угол данного треугольника - тупой" (по поводу савельевского острословия). "Чтобы опрокинуть вертикально стоящее тело, достаточно довести его до положения неустойчивого равновесия" (по поводу мартыновской целомудренности). "Звуки, "образование" которых не требует участия голоса, называются "согласными" (о пролетарской лойяльности). "Квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов" (единственное, что можно сказать по поводу будущего моего существования).

23 октября

Накануне дня своего рождения приветствую проблески жизни в святом для меня чреве. Преклоняюсь перед "очаровательной стыдливостью" будущей матери Антонины Мартыновой.

24 октября

Я - все. Я - маленький мальчик, замурованный в пирамиде. Ползающий по полу в поисках маленькой щели. Я - оренбургский генерал-губернатор, стреляющий из мортиры по звездам. Я - мочка левого уха Людовика Восемнадцатого. Я - сумма двух смертоносных орудий в социалистическом гербе. Меня обрамляют колосья. Слово "зачем" - это тоже я. Я - это переход через Рубикон, это лучшие витрины в Краснопресненском универмаге, это воинственность, соединенная с легкой простудой. Я - это белые пятна на географических картах. Надо мной смеялись афинские аристократы. Меня настраивали на программу Московского радио. Меня подавали с соусом к столу мадам Дезульер. В меня десять минут целился Феликс Дзержинский, - и все-таки промахнулся. Мною удобряли земельные участки в районе города Исфагань и называли это комплексной механизацией, радостью освобожденного труда и еще чем-то, чего я не мог уже расслышать. Знаменитый водевилист Боборыкин обмакивал в меня перо, а современные пролетарии натирают меня наждачной бумагой. Я - крохотный нейтрон в атоме сталинской пепельницы. Я изымаю вселенную из-под ногтей своих.

25 октября

"Ничего такого особенного не было. Какой там духовой оркестр! Если бы не Маруськи Перевозчиковой муж, мы бы, наверно, и лошади не достали. А он и гроб сделал сам, с ее сестрицы денег на могилу потребовал. Я даже мать приглашал хоронить - так она потом весь день на меня кричала. И тебя потом обзывала, ревела всю ночь. А ее - и "паскудой" и по-всякому... Я бы, говорит, ей в морду плюнула в мертвую... Как будто это она и виновата, что ты запьянствовал и бросил учиться... И вообще, мало народу было. Кроме меня, наверно, человек десять. И лошадь - какая-то кляча, все время спотыкалась; полтретьего только доплелись, а там фонарей почти нет, темнота... да еще буран к вечеру поднялся... Могилу заново пришлось разгребать... А она - ничего, все такая же, только уж слишком белая какая-то. И снег просто падает на лицо и не тает. Такая смирная, даже на себя не похожа. Я смотрел, смотрел, так даже влюбился. Ну, чего ты смеешься, честное слово, влюбился... И все время тебя вспоминали". Борис Ер.

27 октября

Странные люди, эти Мартыновы! Даже там, где нужно всего-навсего вмешательство милиции, они взывают к небу! Я говорил им, а они не понимали, что это нелепо. Потому-то я решил удалиться. Но удалился не сразу. Ровно полмесяца еще устрашал их с порога "ужасами правосудия". А они смеялись и про себя называли меня трусом. Как им угодно! Я же говорил, что это чрезвычайно странные люди... Они никак не могли представить себя в положении подсудимых и калек... А ребенок?.. Что же будет с ребенком?.. Ведь не обязан же он отвечать за буйство своего родителя! Александра Мартынова действительно так выражалась. "Поклонники" утешали ее: вашему супругу за колючей проволокой гораздо приятнее... к тому же сбылись ваши давешние мечтания... начало нравственной свободы... а стало быть, пружинный матрас и жизненные утехи... фу, как очаровательно, Сашенька... Сашенька казалась неутешной. Она одна виновата... Она и не предполагала... Супруг вернется через три года и зарежет ее... Это уже ясно, как день... А в этих благодетелях совершенно нет сострадания... Тянутся к матрасу... точно клопы... Ух, как она их ненавидит! Она даже ножкой притопнет - вот как она их ненавидит! Все это слишком уж было чувствительно. И я решил "удалиться". Несколько странно смотрел на косы и "вдовьи" плечи: ничего не поделаешь... раз виноваты, так уж, конечно, виноваты... да нет, не холодно, а то там у вас - "поклонники", духота... во-о-от, видите, как хорошо, - даже заулыбались оба... а он-таки вас прирежет... и вообще эта самая жизнь вещь недурная... ну, что вы, непременно ее, мы даже имя вместе изобрели... это даже в некоторой степени знаменательно... будущее вашей фамилии... Да ну вас, не люблю это я что-то трогательное... Помните, как-то в июнь под дождем смеялись и очаровательный сосок... В общей сложности пятьдесят лет... а подставляли грудь, словно... И вообще - слишком уж веселая вещь, этот "июнь"... А что касается супруга - так этого вам никто не простит... И поделом... Читайте "Евангелие"... дочь, непременно дочь!.. Прощайте...

31 октября

Незаметно смиряюсь. Раньше меня обнадеживала довольно странная вещь: мне почему-то казалось, что в пятьдесят седьмом году не может быть никакой осени... Вчерашний день убедил-таки меня, что так оно и есть... Я как будто задремал... Проводил аплодисментами все происшедшее, а вызывать на бис не собираюсь...

1 ноября

"Сегодня случилось одно незабываемое событие. Тот самый Ерофеев, который всегда приходил в нашу комнату, пришел немножко пьяный и взялся рассуждать. Все, которые у меня сидели, человек десять, стали смеяться над его идейками и спорить. Я, конечно, не принимал никакого участия, а только слушал... А потом, когда все разошлись, я долго не мог заснуть. Переворачивался с боку на бок и все думал и думал: "Ну, для чего я живу, для чего это я переворачиваюсь?" Повторял до двух часов ночи все, что я услышал, и про себя смеялся... В конце концов, не смог улежать и вот теперь на кухне пишу дневник. Теперь я уже знаю свою цель: я не буду, как другие, слепо подражать Ерофееву, но буду читать, читать и читать. Это для меня теперь самое главное. И все, что я смогу сделать в этом деле, о котором говорил Ерофеев, я все сделаю. Но для этого - читать". ("Дневник" В. Я., 15-е окт.)

"...я немного сошелся с Ерофеевым; я и раньше много о нем слышал от Кузнецова, но он превзошел все мои ожидания. Все его разглагольствования я хоть разбить и не могу, но я чувствую, что все это не по мне. А когда он играл вторую сонату, то слушал с удовольствием. А ведь раньше я ничего не понимал..." ("Дневник" Мих. Мир., 3-е окт.)

"Если он серьезно говорит, что у меня есть талант, то этим я обязан только ему. Если бы игра судьбы не занесла этого непонятного человека в нашу среду, вряд ли я бы стал писать..." "...и мне не понравилось только то, что, когда начался серьезный спор между "вольнодумцами" и "благонамеренными", Венедикт, от которого мы все ожидали решительного слова, все свел к какой-то шутке..." "...боюсь, что, когда Венедикт уедет, будет все то же самое; и я буду тем же самым..." ("Дневник" В. Гл., 8, 8, 24 сент.)

"...Зина назвала Венедикта Дон Кихотом, Обломовым и Иудой. Я за это обозвал ее дурой и больше в тот вечер с ней не разговаривал..." "...О! Теперь я знаю, что мне делать, где я нужен! Вот где истинное мое призвание! Тысяча благодарностей будущему собаке-МГБ-шнику! А разве я жил до этого?.." ("Дневник" К. К., 11-е, 20-е окт.)

3 ноября

Как раз это очень важно! В другой раз я, может быть, не обратил бы на это никакого внимания. Мало ли что может присниться во сне! Да и действительно - мало ли... Снилось мне, например, на прошлой неделе, что я с солнышком разговаривал. Его хоть и не было нигде, а я все равно разговаривал. Честное слово. А в другой раз приснилось мне, будто бы сразу вдруг никого не стало. Совершенно никого не стало. И каждый ко мне подходил и спрашивал: "Почему это меня нет?" А я как будто бы глухонемым притворяюсь и каждого переспрашиваю: "А?" И так это смешно мне было. Я даже во сне смеялся. Мало ли что мне снилось... Так это ведь все на прошлой неделе было. А в этот раз совсем не то... вовсе не то... Было что-то важное... А что важное - я и теперь понять не могу... Вернее, вспомнить никак не могу. Со мной это часто бывает: во сне гениальные догадки делаю, а как проснусь - забываю... помню только, что было что-то гениальное, а что - никак не могу вспомнить... Так вот и теперь - пустое ощущение важности... и ничего сколько-нибудь определенного. И от этого самого - бесчувственно хорошо: может, это и действительно настолько важно... может, я и в самом деле лишаю мир еще одной необходимой истины... тем самым лишаю, что насильственно держу в голове эту самую... неопределенность. Да ведь я и сам хочу узнать, что это... А вот возьму - и не буду знать!.. И хотеть не буду! А ведь я могу... могу... одно маленькое, крохотное напряжение мысли... памяти... - и все!.. Но ведь это незачем... это ведь страшно необходимо, и мне самому это необходимо... а зачем это мне?.. это же вовсе не нужно... Я вот даже плакать буду над тем, что это не нужно... над собой буду плакать... над тем, что я ничего не могу, хотя стоит мне только захотеть... но ведь я и не хочу, чтобы мне хотелось... Я вот и над этим плакать буду!.. Может, это как раз и есть то "важное"... Может, это неприятное удовольствие, которое меня охватило, и есть то самое, что мне хотелось узнать... и что снилось мне... Но зачем мне это знать?.. зачем?..

7 ноября

Гражданка, отойдите вправо! Я не вижу, кто кого бьет! Она его или он ее? Ах, он ее! За что же это он ее? Это, наверно, от скуки! Ну, конечно, это от скуки! То есть, как это: никто никого не бьет? Разве ж вы не видите? Ах, лобзаются! Ну да, ведь они лобзаются! За что это он ее? Ведь и в самом деле - он ее! Это, наверно, так просто, скучно им! Да и действительно скучно! Ну, почему вы так думаете? Разве же можно - наедине? Наедине никак нельзя! Его не видно, но ведь он здесь! А она - вон, видите, и слева, и справа, везде она! И вон там, в отдалении - тоже она! А он здесь совершенно не нужен! Он только на минутку показался и сразу... Ну гражданочка, отойдите же, ради бога! Я ничего не вижу!..

11 ноября

Вот, как будто бы, и все...

13 ноября

Я хорошо понимаю, что приближающаяся станет очередной жертвой кирилловского опьянения... И хоть я уже ясно различаю выступающую из троллейбусного мрака, я отворачиваюсь и с нетерпением ожидаю... - Гррыжданка! Рразришите прредставиться... Извините, что я не в своем обнаковенном виде... Почти не оборачиваясь, я беру Кирилла за локоть и говорю недовольно: - Кирилл, ну неужели тебе не надоело? Спутник мой не обращает внимания, и, пока "жертва", огибая его, направляется к стромынской изгороди, неистовствует... - Эта хладнокрровная гражданка... любит ходить зигзагами!.. Она, вероятно, полагает... - Кирюш, брось... Это Музыкантова!.. - А мне срррать на то, что она Музыкантова! Эй! Ты! Ну, чего не оборачиваешься, ппизда!.. Она, Веничка, позорит свою фамилию! Граждане, которые идут на Стромынку! Прощайте! Прощайте! Уезжаем, так сказать, из пределов столицы! Прощайте! Не увидимся никогда - и слава богу! Еббать вас в рррот! Сейчас для вас будет исполнена 2-ая соната Ббитховена! Ария Каваррадости! Великий музыкант Вень... Веничка, что с тобой?..

14 ноября

1. "Начальнику 2-го строительного управления Ремстройтреста от прораба Савельева А. И. заявление. Прошу обратить Ваше внимание на то, что рабочий Ерофеев В. В. на протяжении последних 3-х месяцев совершенно не является на работу без уважительных причин на это. Прошу принять соответственные меры. Савельев. 10/ХI - 57 г." 2. "Начальнику 88-ого отделения милиции от коменданта общежития Ремстройтреста Советского р-на г. Москвы заявление. Довожу до Вашего сведения, что проживающий по Новопресненскому пер. 7/9, к. 203, Ерофеев Венедикт Васильевич, прописан в д. месте жительства с условием работы в Ремстройтресте. Однако, на протяжении последних 4-х месяцев т. Ерофеев, нигде не работая, получает деньги подозрительными путями и к тому же нарушает все правила общежития. Подробности при рассмотрении. Комендант общежития Ст. Г. 11/ХI - 57 г." К сему при "рассмотрении" прилагается перечень "вольных мыслей". 3. "Начальнику 88-ого отделения милиции от начальника 2-ой части Советского Райвоенкомата". 4. "Начальнику 2-ого строительного управления Ремстройтреста от начальника 24-ого отделения милиции г. Москвы". 5. "Начальнику 88-ого отделения милиции. Дело т. Ерофеева от 29/IХ - 57 г. 66 отд. мил." 6. "Начальнику 2-ого строительного управления Ремстройтреста Зеленову А. И. Объяснение. От рабочего Ерофеева В. В. Спешу Вас уведомить, что дело от 29/IХ - 57 г. 24-ого отделения милиции вкупе с донесением коменданта, а такожде 66-ого отделения милиции вопроса о месте моего пребывания на территории общежития абсолютно не затрагивает. Передача вышеупомянутых дел на рассмотрение Народного Суда Советского р-на обязывает Вас несколько воздержаться от утверждения приказа за № 730. Имею честь пребыть: Венедикт Ерофеев. 11/ХI - 57 г." 7. "Коменданту общежития Ремстройтреста от начальника отдела кадров 2-ого СУ Абдуррахманова В. В. 11/ХI - 57 г." 8. "Приказ по Ремонтно-строительному тресту Советского р-на г. Москвы №

731.

В соответствии с... уволить т. Ерофеева с работы в СУ-2-РСТ с запрещением дальнейшего пребывания на территории г. Москвы. Ст. 47 Г. Зеленов. Суворов. 11/ХI - 57 г." 9. "Ерофееву В. В. Предлагаю Вам в трехдневный срок освободить помещение. Комендант. 14/ХI - 57 г." 10. "Т. Ерофееву В. В. 88-ое отд. милиции запрещает Вам выезд из места жительства до рассмотрения Ваших дел от 28/VIII, 29/IХ, 11/Х, 8/III - 57 г. и 31/Х - 56 г. Советским районным судом г. Москвы, состоящегося 19/ХI 57 г. Ковтун. 14/ХI - 57 г."

15 ноября

Знаменательно: вчера выпал первый снег, а сегодня растаял. Чуть-чуть знаменательно.

16 ноября

Все-таки интересно, почему над моим домом никто еще не повесил гирлянду из желтых роз? Они думают, что у меня нет дома - но ведь это не оправдание. У меня действительно нет его, у меня вообще ничего нет, но дом-то все-таки есть; я даже развесил на окнах его фиолетовые занавески... Если все остальные цвета, даже красный, кажутся мне до смешного глупыми, почему бы мне не предпочесть фиолетового?.. Видите - я даже могу предпочитать! Разве ж можно после этого сомневаться в том, что моя обитель требует украшения! Совсем не обязательно - желтые розы... Можно просто... мимо пройти - и заглянуть в мои окна... И вы ничего не увидите - тот, кто заглядывает в чужие окна, видит на фоне темной занавески отражение своей собственной физиономии... А разве это не украшение моей "обители"? Это даже единственное украшение. Все остальное я давно уже продал - иначе мне пришлось бы умереть с голоду... Оставил только это, последнее... Фиолетовые занавески... Ведь если их сбросить, каждый увидит: пусто... Нет ничего... А ведь было, наверное... Что-то было...