«Две истории в одной северной деревне»

Георгий Балл Две истории в одной северной деревне

Ответственное дело

Семен Карпович Тугих убил жену топором. Просто зарубил. Они прожили с женой пятьдесят шесть лет. Золотую свадьбу отпраздновали хорошо, по-людски.

Теперь он сидит около избы на лавочке. Ждет, кто мимо пройдет, чтобы сообщить в милицию о содеянном.

Сидит.

И никто, как назло, не идет.

Семен Карпович гладит седую бороду. Ему хочется спать. Но он время от времени встряхивает головой, не дает себе закрыть глаза. Если скосить глаза направо, у крыльца Кирюхиных на длинной веревке привязана коза. Чего Настя ее тут привязала? Травы мало, надо бы на задах.

Опять глаза закрываются. А в голове: «Чего мало?»

Глаза режет сном. Сколько он тут сидит? Во, никого…

Косит глаза: на веревке коза. Во, коза…

Семен Карпович гладит бороду. Так вроде легче, покойнее. Коза.

Девчонка Сабанеевых пробежала. Потом почему-то вернулась.

Смотрит на Семена Карповича. Долго стоит и смотрит.

— Чего уставилась? — наконец рассердился старик. — Ступай, иди отсюдова.

Девчонке такое ответственное дело не поручишь. Ей всего лет шесть или восемь.

Девчонка, ничего не отвечая, стала задом отходить от старика. А потом побежала.

Быстро мчится машина

Какое красивое платье. Нюра вытащила его из чемодана, где лежат ее вещи. Новое платье. На платье еще не оторванная этикетка с ценой. Нюра смотрит на себя в зеркало.

— Прелестно.

Это слово она услышала от учительницы Марии Николаевны.

Подошла к телевизору. Включила. Сетка. И антенна у них не налажена. Бывают помехи.

Больше всего Нюра любит рекламу. Там — прелестно. Мужчины… женщины… море… верблюды… пирамиды… зубная паста…

Даже кино не так интересно.

Маленький ее брат Вася ползает по полу. Рубашонка задралась. Хнычет.

Нюра подходит к брату, бьет по красной попке:

— Сиди.

Сует ему в рот соску.

Вася молчит. Сосет. Выплевывает соску. Текут слюни по подбородку.

Нюре стало страшно. Вроде в избе закрутил ветер.

Выключает телевизор. Голубой свет гаснет.

Нюра смотрит в угол избы, где на полке икона Николая Угодника.

Нюра крестится, глядя в лицо Николая Угодника.

Все равно страшно.

Тогда она поворачивается и крестится на темный экран телевизора.

Телевизор стоит на высокой тумбочке, под ним накрахмаленная белая скатерка с вышивкой по краям.

Начинает молиться:

— Господи, Николай Угодник, — косится на Святого, потом опять на телевизор. — Спаси мою немаму, моего непапу и меня маленькую, хотя мне уже тринадцать лет и у меня пошли месячные.

Нюра знает, что мама у нее родная, папа — родной, но так лучше, так надо… Потом спохватывается:

— Спаси моего братика Васю. Он еще совсем маленький. Ему ведь надо расти.

На глазах появляются слезы. Она быстро вытирает их рукой.

Ей в голову входит отчетливо: «Где веревка?»

Она отворачивается от телевизора и прямо смотрит в лицо Святого: «Где веревка?»

Ждет. Теперь ей уже не страшно. Потом лезет под кровать, за шкаф. Выбегает в чулан. Там — маленький обрывок бумажной веревки.

Нюра отшвыривает ее ногой. И в ту же секунду…

— Господи, да что же я… Белье…

Она выбегает в огород, где между столбами висит на веревке белье.

Нюра сбрасывает белье. Бежит в дом за табуреткой. С трудом отвязывает. Пробует прочность.

— Прелестно. Только длинная.

Теперь все просто. В комоде, в верхнем ящике, ножницы. Режет веревку.

С надеждой смотрит на темный экран телевизора.

Вот там… среди волн, загорелые мужчины и женщины… они улыбаются белозубо… Она ведь тоже уже женщина. У нее месячные…

И вслух:

— У меня месячные. Прелестно.

Железный крюк, торчащий в нужнике, она давно уже высмотрела.

Делает петлю на веревке. Медленно. Уверенно, будто всегда так.

Берет табуретку. Идет через мост в нужник.

Ставит табуретку. Вот привязать веревку трудно. Она чувствует, как на спине, на платье появилось пятно от пота.

Удалось.

Слезает с табуретки. Возвращается в комнату. Вася на полу опять плачет. Она горячо его целует. Несколько раз. Потом сует в рот соску.

Оглядывается и торопливо крестится на Святого и телевизор.

Выходит из комнаты, останавливается. Она думает, но не понимает, о чем. И громко так, чтобы заглушить обрывки мыслей:

— Который сейчас час? Интересно, который сейчас час?

Потом спохватывается. У нее в ящике стола американский журнал в глянцевой обложке. Она возвращается в комнату. Садится к столу и листает журнал. Ей нравится, что ни одной буквы она не может понять. Да и зачем? На цветных фотографиях улыбающиеся женщины около машин разных марок.

Особенно нравится рисунок: из мчащейся машины выглядывает водитель в ковбойской шляпе, а из другого окна его спутница.

Очень сильный ветер. Водитель придерживает одной рукой шляпу, а другой держится за баранку… За машиной нарисован вихрь пыли, а вдали — горы.

Нюра целует картинку, кладет журнал снова в ящик стола.

Идет из комнаты. Опять останавливается. Что-то ее держит. Она не может понять — что. Потом на цыпочках входит в комнату, берет журнал. Теперь уверенно выходит. Подходит к нужнику.

Наклоняется над очком нужника и кидает туда журнал. Потом, быстро присев, делает по-маленькому.

— Прелестно.

Поднимается на табуретку и сует голову в петлю. Но снова слезает с табуретки. Снимает ботиночки. И ровно их ставит рядом с табуреткой.

Оглавление