«Вступая в жизнь»

Нацуко Ёсикаи Вступая в жизнь

– Итак, в школе вы учились довольно хорошо?

– Да.

– И с физкультурой все было в порядке?

– Да.

– В вашем заявлении говорится, что вы практически не болели. Верно ли это?

– Да.

– Говорили ли вам когда-нибудь, что вы склонны к истерии, шизофрении или другим подобным заболеваниям? Скажем, преподаватели в школе?

– Нет, никогда. И дома тоже. – Голос Фумико Такано звучал пронзительно; казалось, она вкладывала в ответы все силы.

– Наблюдались ли у кого-нибудь из ваших ближайших родственников психические отклонения?

– Нет, ни у кого.

Вопросы истцу задавала адвокат Кёко Сакауэ. Уверенный, хорошо поставленный голос Сакауэ, усиленный осенним ветром, врывавшимся в открытое окно, доносился до последних рядов зала суда и был полной противоположностью тоненькому голоску Такано.

Кэйко Исэ сидела рядом с секретарем профсоюза фирмы «Шайн» Синго Цуюки и с восхищением следила, как безупречно ведет судебное разбирательство адвокат Сакауэ. Напротив Сакауэ, нахмурившись, сидел адвокат фирмы-ответчика Такаси Баба. Было что-то забавное в том, как внимательно слушал этот крупный, солидный мужчина диалог между изящной Сакауэ и совсем юной Фумико Такано… Невозмутимость, с которой Сакауэ вела дело, свидетельствовала о редкой для женщины силе и уме, и, хотя на первый взгляд она могла показаться сухой, во взгляде ее близоруких глаз, когда они обращались к Фумико Такано, сквозила глубоко затаенная нежность. Кэйко Исэ любила и уважала Сакауэ и гордилась тем, что эта блистательная женщина-адвокат ее друг.

По Фумико сразу было видно, что она лишь недавно приехала из деревни; на ее темном от загара личике виднелась крупная сыпь. Впервые в жизни стояла она перед судом и напряженно отвечала на вопросы. Но девушка не робела и отвечала искренне и толково.

Синго Цуюки сидел опустив голову, и по его непроницаемому лицу, как всегда, было трудно понять, слушает он или нет. Тем не менее время от времени он делал какие-то пометки в лежавшем перед ним блокноте.

– При приеме на работу вы сдавали экзамен, в который входили проверка на профпригодность, психологический тест по системе Крепелина,[1] тест на способность работать с приборами, грамматический тест и собеседование. Вам предлагали что-нибудь пересдать еще раз?

– Нет.

– Вы не очень удачно прошли проверку на владение приборами?

– Я очень волновалась, когда сдавала этот экзамен, и не знаю, как сдавали другие, но не думаю, что уж хуже всех.

– Сколько человек сдавали вместе с вами?

– Девятнадцать.

– Сколько было принято на работу?

– Шесть.

– В заявлении сказано, что вы приступили к работе в компании «Шайн» 18 апреля – в тот день вы пришли на завод в Одаваре?

– Да.

– Вместе со всеми новичками из префектуры Мияги?

– Да.

Рядом с адвокатом Баба сидели Ёсито Кано, бывший начальник общего отдела фирмы, и Акира Нода, ответственный за общежитие. В зале было еще человек десять из управления делами, специально присланных фирмой. Но и среди них нашлись люди, сочувствовавшие Фумико, например член профсоюза Кадзуко Ино. Войдя в зал, Ино кивнула Кэйко Исэ.

Кэйко была членом профсоюзного комитета завода Одавара. Сегодня началось третье слушание дела, и Кэйко много сделала для того, чтобы на заводе узнали об этом: она распространяла листовки с решением профсоюза обратиться в суд в связи с незаконными действиями компании. Во время первого слушания в зале сидели в основном представители руководства, от профсоюза же пришли только активисты, и можно было подумать, будто рабочие не возражают против увольнения Фумико. Именно с этого и начала свою речь адвокат Сакауэ:

– Борьба только в зале суда редко приводит к успеху, как бы удачно она ни велась. Я знаю это по опыту. Ибо суд по самой сути своей призван служить капиталу. Для полной победы непременно нужна связь с массами, надо, чтобы то, что происходит в этом зале, привлекло внимание людей, и не только работников фирмы. Ведь судья, в конце концов, выносит решение в результате противоборства двух сил.

Тогда-то Кэйко Исэ и Синго Цуюки и решили издать брошюру «О жестокости фирмы „Шайн“ и подняли движение в защиту Фумико Такано. И вот к третьему слушанию с завода Одавара приехало пять работниц, членов профсоюза, взяв несколько дней в счет отпуска. Они пришли, рискуя впасть в немилость; ведь в зале присутствовали представители администрации. Приехали и двое рабочих с завода Тамати, тоже принадлежавшего компании „Шайн“. Им, верно, пришлось раньше обычного выйти из дома, ведь слушание дела начиналось в девять часов утра.

– Работа в профсоюзе – ваше личное дело, я не могу здесь советовать, но ведь вам скоро двадцать три! Пора подумать и о себе. Я знаю многих женщин, которые, отдавая себя профсоюзной работе, не нашли мужа и упустили свое женское счастье, – выговаривал Акира Нода, когда вчера Кэйко Исэ пришла попросить отгул. Он говорил так громко, что все, кто был в это время в дирекции, уставились на нее. «А движение наше все равно ширится», – подумала Исэ. Принести в жертву свое личное счастье… Эти слова все же вызвали в ее душе смутную тревогу. Но отказаться от борьбы сейчас, когда столько сделано… «Абсолютно невозможно, – решила Кэйко. – Ведь даже профсоюзы других фирм поддерживают нас, присылают деньги…»

17 марта Фумико Такано сдавала приемные экзамены в акционерную компанию «Шайн». Фирма «Шайн» производила транзисторные приемники, мини-телевизоры и прочую радиотехническую аппаратуру, и ее девиз – «Шайн» знает весь мир» – знали даже дети. Работало в фирме около пяти тысяч человек. Родители Фумико на седьмом небе от счастья: их дочь получит такую замечательную работу! И соседи заглядывали к Фумико и поздравляли ее с удачей. Накануне отъезда Фумико вся семья собралась за традиционным праздничным обедом – вареным рисом с красной фасолью; конечно, все желали Фумико счастья…

Рано утром Фумико отправилась в путь.

Она добиралась весь день и только к вечеру, около девяти часов, приехала на завод. Белым замком он выплыл навстречу из ночной тьмы. «Совсем как в сказке, – с восторгом подумала Фумико. – Может быть, я буду здесь счастлива…»

Вдалеке виднелись три корпуса общежития фирмы. Свет горел только на двух нижних этажах – там уже жили люди. Обычно фирма «Шайн» набирала работниц из Тохоку[2] и с Хоккайдо – считалось, что девушки из тех мест скромны и обходительны.

В общежитии девушки жили по шесть человек в комнате – пятеро новеньких и одна постарше, уже проработавшая на заводе пять-шесть лет. Ее обычно величали «сестрицей». Фирма придумала это не случайно – чтобы девушки, расставшиеся с родной деревней, не тосковали по дому и жили бы здесь как в семье. При поступлении на работу новеньким говорили, что все проблемы им поможет решить «сестричка». Естественно, что в «сестрички» выбирали приветливых, добросердечных девушек.

В комнате Фумико «сестрицей» была Танэко Накамити, тоже уроженка Мияги, но она уже обжилась в городе и казалась Фумико и другим новеньким совсем городской – легкой и стройной…

– Сестрица, как тебе удалось так похудеть? – спрашивала у Накамити мечтавшая стать стройной толстушка Фумико.

– Ешь поменьше сладостей.

– Ну да! – фыркала Фумико и почти тут же предлагала: – Ну, что, скинемся на что-нибудь вкусненькое? – В их комнате подобные предложения всегда исходили от нее.

– Фумико, ты опять… – укоряли ее соседки, но она лишь хитро улыбалась, забыв все свои благие намерения.

Фумико легко знакомилась с людьми, и скоро ее знало уже все общежитие; вечерами, после работы, Фумико частенько приглашали в гости, на чай:

– Фумико, приходи к нам вечерком, а? Поиграем в карты! Сладенькое есть!

– Приду! Обязательно приду и соседок своих приведу! – Фумико так и порхала по всему общежитию.

Примерно через месяц после поступления на завод на всегда гладком полудетском личике Фумико выступила какая-то странная сыпь. В цехе транзисторных приемников, где она работала, поддерживалась постоянная температура +25°.

– У новичков с непривычки могут быть нарушения. Это у тебя наверняка от кондиционера. Сходи в медпункт, дадут какие-нибудь таблетки, и все пройдет, – посоветовала Накамити Такано. Фумико пошла в медпункт и получила мазь от прыщей…

– В вашем заявлении говорится, что 18 июня вы обратились в медпункт с сильной головной болью. Так ли это?

– Да.

– Приходилось ли вам обращаться к врачу в связи с производственной травмой?

– Во время промывки печатных плат мне в глаз попал раствор, глаз опух, и Накамити отвела меня к врачу.

– Вы знали, что это вещество опасно?

– Нет, не знала.

– И никто в цехе не объяснил вам этого?

– Нет.

Профсоюз «Шайн» был создан в 1956 году. Постепенно число его членов росло, и в декабре 1960 года он впервые провел забастовку – требуя увеличения годовой премии. Через год руководство фирмы, нарушив трудовое соглашение, создало новый, второй профсоюз «Шайн» с отделениями на заводах.

9 марта того же года профсоюз «Шайн» предложил второму профсоюзу участвовать в весенней борьбе за повышение зарплаты, и, объединившись, профсоюзы предъявили фирме требование: увеличить на семнадцать процентов зарплату каждому работнику. В тот же день было объявлено решение комиссии по труду в Токио. В течение двух лет там обсуждался вопрос о правомерности создания второго профсоюза, и действия администрации были признаны незаконными.

17 марта того же года Фумико Такано сдала экзамен и была принята на работу. 2 апреля руководство фирмы объявило свое решение: повышение зарплаты на 5,5 %. Однако профсоюз не отказался от первоначального требования, и 12 апреля директор завода Одавара Хитоси Кобаяси, выступая на утреннем собрании, попытался сбить накал борьбы, демагогически заявив: «Профсоюзное руководство действует в стиле компартии. Они пытаются командовать, как бывшие вояки. Все это противоречит нашей демократии».

19 апреля было объявлено о повышении зарплаты на 7 %.

21 апреля – в тот день Фумико Такано впервые пришла на завод – члены профсоюза «Шайн» начали борьбу на заводах Одавара, Тамати и Сэндай. И на заводе, и по дороге в общежитие – повсюду встречала Фумико людей с красными повязками на голове, символом их борьбы. «Бороться до конца. Компания платит нам гроши…» Фумико слушала эти речи и думала о том, что происходит, но считала, что к ней это не относится, ведь она только-только пришла на завод. – Знаешь, а на повязках написано: «Будь ты проклят, мыло „Као“!» «Мыло „Као“ – это, наверно, о директоре?! Вот смешно! – громко рассказывала Фумико, в общежитии. Через два дня члены профсоюза вновь вышли на улицу. Теперь у каждого на груди была приколота ленточка. Во время обеденного перерыва и после работы 500 рабочих завода вышли на демонстрацию.

Из окна общежития Фумико смотрела на людей, которые шли, громко скандируя лозунги. Фумико все это казалось странным. Несколько человек несли в руках плакаты. Кто-то выкрикивал: «Выполните наши требования!» – и все хором подхватывали это за ним. «Мы требуем нормальной зарплаты! Мы требуем нормальной зарплаты!» – Шум голосов не стихал, хотя солнце уже село и стало темнеть.

– Сестричка, зачем нужен профсоюз? – спросила Фумико у Накамити, когда та, усталая и запыленная, вернулась вечером после демонстрации.

– Профсоюз нужен, чтобы рабочие могли сообща защитить свою жизнь и права.

– А… – протянула Фумико и повернулась уже к другой девушке из их комнаты: – А что такое заработная плата?

– Это деньги, которые мы получаем, проработав месяц. Начальство полагает, что оно вроде делает нам одолжение, и потому называет их жалованьем. Так что, как видишь, существуют две абсолютно разные точки зрения – хозяев и рабочих.

– А…

Подобные беседы велись и в других комнатах общежития.

Но, борясь за повышение зарплаты, профсоюз не забывал и о тех, кто только-только пришел на завод. После работы проводились вечера танцев, семинары…

– Сестричка, сегодня опять на заводе демонстрация? – спросила Фумико у Танэко.

– Нет, сегодня, наверное, нет.

– Тогда, может, будет вечер танцев? Да?! Сестричка, ну попроси в профсоюзе, пусть еще раз устроят вечер танцев. Ну пожалуйста, я многих приведу…

Танэко с улыбкой выслушала просьбу Фумико и рассказала в обеденный перерыв об этом Кэйко Исэ. Объявили вечер танцев, и девушки встали в три больших хоровода.

Фумико считала себя в ответе и зазывала подряд всех, кого встречала в коридоре или в столовой. «Сегодня будет вечер танцев. Обязательно приходи. Потанцуем вместе! Ты, наверное, любишь народные танцы?»

Девушки от неожиданности терялись, а потом кивали: «Да, приду обязательно», или что-то в этом роде. А Фумико, встретив их на танцах, щебетала о том о сем как с подружками. Они же считали ее легкомысленной либо странноватой, во всяком случае – человеком необычным.

Именно из-за умения сходиться с людьми Кэйко Исэ и попросила Фумико распространить приглашения на лекцию. Фумико любят в общежитии, она так простодушна, что может запросто заговорить с любым. Как и следовало ожидать, Фумико охотно согласилась и вечером после ужина прошла по комнатам и раздала приглашения. Лекция была для новичков и посвящалась профсоюзу.

– Из Такано получился бы хороший профсоюзный активист, – сказала Исэ «сестричке» Накамити, когда закончилась лекция, на которую пришло 60 человек. Фумико без конца тянула руку и задавала вопросы.

– Да, но меня немного беспокоит ее непосредственность: чуть похвалишь – она прыгает до потолка, – сказала Танэко с излишней суровостью.

– Все мы такие поначалу, – ответила Кэйко.

– Это произошло днем, часа в три, 21 июня. Глаз болел, хотя я и закапала лекарство, сыпь тоже не проходила, и я вновь пошла в медпункт. После процедуры сестра сказала мне: «Минут через тридцать я позвоню в цех. Приди, пожалуйста, – врач хочет посмотреть тебя». Я не поняла, правда, зачем, но все же ответила, что приду. Минут через тридцать меня позвали, и я вновь пошла в медпункт. В дверях неожиданно столкнулась с врачом главной больницы Одавара. Когда я вошла, сестра сказала: «Закрой за собой дверь!» Это показалось мне несколько странным, потому что дверь всегда держали открытой, но все же я ее прикрыла, как меня и просили. В кабинете сидел другой врач – высокий, в очках, я его до тех пор никогда не видела. «Садитесь сюда», – сказал он мне, и не успела я сесть, как он сразу же начал задавать вопросы:

– Голова не болит?

– Немного, – ответила я запинаясь.

– Сны видите?

– Кто-нибудь преследует вас во сне?

– Трудно ли вам работать?

– Каков у вас характер? Упорны ли вы?

– Боитесь ли вы чего-нибудь?

– Есть ли у вас друг?

– Со всеми ли в общежитии у вас хорошие отношения?

Минут тридцать сыпались эти вопросы, в конце концов он сказал:

– Похоже, у вас неврастения. Правда, незначительная.

Не понимая, к чему все это, я спросила у врача, зачем он обо всем этом спрашивает, но ничего вразумительного не услышала.

– Затем вы вновь вернулись на завод?

– Да.

– Как реагировали ваши товарищи по цеху?

– Когда я вошла в цех травления, где промывали платы перед лужением, меня спросила Никкайдо: «Тебя осматривал психиатр?» От удивления я даже не смогла ничего ответить.

– Кто такая Никкайдо?

– Она работает в цехе травления, а в общежитии – «сестричка» из соседней комнаты.

– Откуда же она знала, что осматривал вас именно психиатр?

– Не знаю.

– Фамилия психиатра – Такэда?

– Да.

– Вы узнали об этом позже?

– Да.

– И он сказал, что у вас неврастения?

– Да.

– И вы спросили его – почему?

– Все его вопросы были только формальными, и было непонятно, как мог он так быстро сделать подобный вывод, вот я и спросила.

– До того, как вам стали задавать вопросы, вы считали, что будут лечить глаз или сыпь, и только потом все показалось вам странным?

– Да.

– Что же объяснили вам врач или сестра?

– Ничего. Велели только принимать лекарство утром и вечером и дали мне таблетки – оранжевые и зеленые.

Когда 27 июня Фумико вышла из цеха травления, у дверей ее ждал Тацудзо Ямасита.

– Такано, звонил ответственный за общежитие Нода и просил вас зайти в управление делами – у него к вам дело. – Обычно Ямасита говорил с Фумико более приветливо, теперешний же его тон, почти официальный, показался ей странным.

– Да? Хорошо, спасибо, – тоже несколько официально ответила Фумико и, вручив уже промытые платы Ямасите, пошла в управление. Когда Фумико вошла туда, ей показалось, что все смотрят в ее сторону. Она направилась к Ноде, но тот сам поднялся ей навстречу.

– Выйдем на минутку, – сказал он и первым прошел в соседний конференц-зал. В просторном помещении было пусто.

– Вы хотели поговорить со мной… – еще не сев, сказала Фумико, и тут раздался звук сирены, означавший конец первой смены.

– Вот и первая смена кончилась, – не отвечая на вопрос Фумико, сказал Нода. – Ну, садитесь. Видите ли, Такано, вы человек способный, и такая работа, как изготовление полупроводниковых пластинок для транзисторов, неинтересна для вас. – Фумико в растерянности смотрела на Ноду, не понимая, к чему он клонит. – Вам бы больше подошла какая-нибудь работа в канцелярии, так что вам лучше сменить работу…

– …

– Недавно мы узнали результаты экзаменационного теста на завершение предложения. Мы обдумали их и результаты медицинского осмотра и пришли к выводу, что вы нам не подходите. Мы советовались с вашим непосредственным начальником… И решили предложить вам уйти с нашего завода. Нам, конечно, очень жаль…

– Почему?… Почему?! – с отчаянием повторяла Фумико. – Ведь я не сделала ничего плохого! И работать старалась…

– Это так. И все же… Работа у нас очень тонкая, и важно, подходит для нее человек или нет. Достаточно малейшей ошибки, и это тут же скажется на престиже фирмы «Шайн».

Только тут Фумико окончательно поняла, что уволена. Она разрыдалась.

– Я вам очень сочувствую, но все же впишите свою фамилию на заявлении об уходе и приложите свою печатку.

– Но я хочу работать! Мне интересна эта работа! Разве я не гожусь для нее?! Пожалуйста, разрешите мне остаться. Очень прошу вас… – плача, в полной растерянности твердила Фумико. Сердце ее разрывалось при мысли о том, как радовались родители, когда она уезжала в город. Как ей теперь возвратиться домой, с позором?! Закрыв лицо руками, Фумико выскочила из зала. Плача, пробежала она по коридору, влетела в раздевалку и без сил опустилась на пол возле своего шкафчика. В это время закончилась первая смена, и раздевалка наполнилась работницами.

– Такано! Что случилось?

– Фумико, что-нибудь болит? – Девушки окружили сидящую на полу Фумико. Нобуко Ито, землячка Фумико, обняла ее и помогла подняться. Было ясно, что случилось нечто серьезное – всегда веселая и жизнерадостная Фумико стояла с побелевшими губами и дрожала.

Когда в раздевалку вошла «сестричка» Танэко Накамити, Фумико бросилась ей на грудь и вновь отчаянно зарыдала:

– Меня увольняют! Нода сказал, что я уволена…

– Уволена?! – переспросила Накамити. – Почему уволена? Что они тебе сказали?

– Говорят, что я не гожусь для этой работы.

– Но почему? Ведь ты очень старательная.

Фумико пробормотала что-то нечленораздельное, и вновь из груди ее вырвались рыдания. Почему уволили именно ее? Она вспомнила, как говорили в родной деревне, что в Токио живут одни ловкачи и пройдохи. Как они были правы! Все словно сговорились ее мучить!

– Вот что. Пока что пошли в общежитие. – С Фумико сняли рабочий халат, и девушки, окружив, точно защищая от врагов, увели ее с завода. Встречные смотрели на плачущую Фумико с любопытством.

В комнате Фумико немного успокоилась и попыталась понять, что же произошло. Разве работала она медленнее других? Или была груба? Или не умела себя вести? Не лучше, но ведь и не хуже других… А теперь, когда ее вышвырнули с завода, что скажет она матери, когда вернется домой?! Как посмотрит в глаза соседям, которые приходили поздравить и дарили подарки?! Неподвижно сидела она в углу. Остальные тоже молчали, даже не пытаясь ее утешать.

– Не годишься для этого завода! Разве это основание для увольнения! Ты должна потребовать более четкого объяснения! А то и в профсоюз обратиться, – возмущенно сказала Накамити. В этот момент в дверь настойчиво постучали. Все оглянулись.

– Накамити, можно вас на минутку? – В комнату заглянула комендант общежития. Накамити встала и вышла из комнаты. К Фумико присела Нобуко Ито и обняла ее за плечи.

За плотно прикрытой дверью что-то тихо шептала комендант и время от времени слышались короткие реплики Накамити. Минут через пять она вернулась в комнату:

– Фумико, выслушай меня спокойно. Комендант сказала, что о твоем увольнении было решено после обследования: у тебя нашли психическое расстройство. Это просил передать тебе Нода. Но комендант не решилась сказать тебе сама и попросила меня.

Девушки испуганно уставились на Фумико. Она же в немом изумлении смотрела на Накамити. Психическое заболевание! Сумасшедшая! Она – сумасшедшая! «Да нет, этого не может быть, это какая-то ошибка», – пыталась убедить себя Фумико, и неожиданно в памяти всплыло воспоминание детства.

…На самом краю деревни в полуразвалившейся лачуге жила сумасшедшая, звали ее Окэй. Всегда растрепанная, грязная, в лохмотьях ходила она по деревне. Зла она не делала никому. Окэй повсюду носила с собой старую метлу и то начинала мести дорогу, то чужое крыльцо… Никто никогда не слышал, чтобы она произнесла хоть слово. Летом, достав из помойки арбузную корку, она натирала себе лицо: старухи говорили, что арбузный сок делает кожу шелковой. Взрослые потешались над Окэй: сумасшедшая, а тоже хочет быть красивой. А ребятишки, когда Окэй шла по деревне, кричали ей вслед: «Мисс Мияги идет!» – и бежали за ней, выбивая на пустых ведрах барабанную дробь. Полузабытый облик этой Окэй неожиданно показался Фумико призраком недалекого будущего.

«Боже, неужели и я буду когда-нибудь такой… Что будет с отцом и матерью, когда я скажу, что я – сумасшедшая?! И соседи… Будут, наверное, украдкой злословить обо мне: „А Фумико-то у Такано – чокнутая! Недаром она всегда была какая-то странная“. – Фумико казалось, что она уже слышит их голоса…

Кто теперь женится на ней?! До сих пор Фумико не очень-то задумывалась о замужестве, да и о любви тоже, но иногда ей все-таки хотелось подружиться с каким-нибудь хорошим парнем. И тут вдруг она впервые осознала, что все это лишь несбыточная мечта – какое уж замужество, когда тебя считают сумасшедшей… Все вдруг смешалось, она резко побледнела и уткнулась лицом в колени.

– Вот бедная… – вздохнула Нобуко Ито.

– Странно все это. Неужели вы верите, что у Фумико психическое расстройство?! – спросила Накамити. – Конечно, Фумико была несколько эксцентричной. Бурно радовалась каждому пустяку, могла без смущения заговорить с незнакомым человеком… Но разве это сумасшествие?! – Все четверо отрицательно покачали головами. – Во всяком случае, Фумико не должна бросать работу, пока ей не предъявят официальный диагноз. Постойте, надо посоветоваться с Исэ. – И Накамити выбежала из комнаты, а через минуту они пришли уже вдвоем.

– Завтра придет представитель руководства профсоюза. Пойдем вместе с ним к управляющему и выясним, в чем дело. Не вешай нос, может, это все козни начальства… – уговаривала Исэ, заглядывая в бледное лицо Фумико, которую подруги уложили в постель. Она лежала молча.

– Вы были тогда начальником общего отдела?

– Да.

– Как сдала Фумико Такано приемные экзамены?

– Можно сказать, что уровень интеллекта у нее сравнительно высок, а вот руки – недостаточно ловки.

– Каковы результаты грамматического теста? Экзаменующийся должен дописать предложение, в котором задано лишь подлежащее, и по тому, что он напишет, судят о личности экзаменующегося.

– Неуравновешенная психика, шизотимический темперамент.

– В связи с чем возникла необходимость обследования Фумико Такано психиатром, доктором Такэдой?

– Начнем с того, что в общежитии она насмехалась над одной из своих соседок по комнате. Далее, она рассказывала подругам, что начальник назначил ей свидание, а мастер подарил дамскую сумочку и тому подобное… У нас уже была девушка, которую пришлось поместить в психиатрическую клинику, так вот поведение Такано напоминало ее. Потому и возникла мысль обследовать Фумико. Просто из соображений производственного психогигиенического контроля.

«Да, это случилось через месяц после поступления на завод», – вспомнила Фумико. Молодой ассистент Ниидзука дал ей почитать книгу. Они работали вместе, но знакомы почти не были. Книга называлась «Память любви». «Почитай-ка, Такано, интересно, что ты скажешь об этом», – сказал он, протягивая ей книгу. Ниидзука выделялся красивым, правильным лицом, и Фумико даже немного гордилась, что именно ей он дал книгу.

– Это дал мне Ниидзука, говорит, чтобы поделилась потом своими впечатлениями! – хвасталась она в общежитии. Но книги так и не раскрыла: Фумико не очень-то любила читать.

Вскоре в воскресенье Фумико вместе с Нобуко Ито и другими девушками поехала в город в кино. Там они случайно встретили мастера Яду и зашли в кафе выпить чаю. В общежитие возвращаться было еще рано, и они решили еще погулять по улицам. Перед витриной какого-то магазина Фумико засмотрелась на красивую дамскую сумочку – у нее еще никогда не было настоящей сумочки.

– Хороша! – вздохнула Фумико.

– Хочешь такую, Такано? А то куплю! – сказал Яда, и было непонятно, шутит он или говорит серьезно, но, конечно так ничего и не купив, они пошли дальше.

– Он и не собирался покупать сумочку – зачем же тогда говорить! Уж лучше бы не говорил, раз не собирался, – надув губы, сказала Фумико, вернувшись в общежитие. «И это-то признаки психического расстройства?! Неизвестно, кто здесь сумасшедший!» – подумала она.

– Приняли ли вы меры, узнав мнение Такэды?

– Не сразу, но когда истекли два месяца со дня поступления на завод и кончился испытательный срок, мы выслушали оценку ее работы и поведения, после чего и было решено уволить ее.

– Какую роль в этом сыграл диагноз доктора Такэды?

– Профсоюз считает, что диагноз Такэды – причина увольнения, но это не так. Мы рассматривали все стороны вопроса.

– То есть вы хотите сказать, что учитывали и качество ее работы?

– Да.

– Писали ли вы семье Такано?

– Да. Помнится, я написал, что она не годится для работы на нашем заводе и что есть основания предполагать у нее некоторые психические отклонения.

Сидевшая в зале мать Фумико слушала этот диалог адвоката Бабы и бывшего начальника общего отдела Ёсито Кано. Получив от профсоюза и Фумико письмо с просьбой приехать на первое слушание дела, она долго колебалась, настолько страшило ее это путешествие. Но затем беспокойство за судьбу дочери перевесило, и она решилась. Она помнила, в какое смятение повергло ее письмо, присланное фирмой:

«Уважаемый господин Нобуо Такано!

Считаю своим долгом сообщить Вам о вашей дочери – Фумико Такано, которая в апреле поступила к нам на завод. Ее испытательный срок закончился 17 июля – он должен был показать, годится ли она для нашей работы. К сожалению, выяснилось, что Ваша дочь нам не подходит, и мы вынуждены отказать ей в приеме на постоянную работу. Ваша дочь прекрасная девушка, но непривычная для нее жизнь в коллективе явилась чрезмерной нагрузкой для ее психики и привела к нежелательным последствиям. С самого первого дня мы внимательно следили за ней, на днях она была освидетельствована психиатром, обнаружившим у нее депрессивное состояние истерического характера. Из этого следует, что она не способна жить в коллективе. Поэтому в ближайшее время мы вынуждены отправить Вашу дочь домой. Просим понять нас правильно.

С уважением

Ёсито Кано, начальник общего отдела завода в Одаваре фирмы «Шайн».

P. S. Заболевание Вашей дочери не опасно: спокойная домашняя обстановка, психологически здоровый климат, лекарства – и она поправится. Мы консультировались по этому поводу со специалистом, о чем и спешу Вам сообщить».

Мать Фумико так и не ответила на письмо – от потрясения, да и письма писать она разучилась. У нее не хватило мужества и съездить за Фумико. Если дочь вернется домой, по деревне поползут слухи, что она – сумасшедшая, и тогда все будет кончено для нее: деревушка-то маленькая… Может быть, пока все думают, что она работает в фирме «Шайн», положить ее в какую-нибудь больницу? Так в горьких думах пролетело полмесяца, как вдруг она получила письмо от секретаря профсоюза «Шайн» Синго Цуюки. В нем говорилось, что Фумико освидетельствовали в больнице Мацудзава в Токио, не обнаружили никаких отклонений и что профсоюз в ближайшее время намерен обратиться в отдел защиты прав человека административно-юридического управления Иокогамы. Вероятно, состоится суд и начнется борьба за то, чтобы компания восстановила Фумико на работе. Синго Цуюки просил ее приехать, поддержать дочь. Мать Фумико теперь уже решительно ничего не понимала.

– Сообщали ли вы руководству профсоюза «Шайн», что одной из причин увольнения Фумико Такано было ее психическое заболевание?

– В этом не было необходимости: профсоюз сам обвинил нас, заявив, что увольнение из-за психического расстройства – возмутительный факт.

– У меня все, – сказал адвокат Баба и сел на место. В зале, несмотря на то что работало отопление, было холодно, и многие сидели, прикрыв ноги пальто.

– Если у стороны истца есть вопросы, прошу быть краткими, времени у нас не много, – бесстрастно, как заводная кукла, сказал председатель.

Встала адвокат Сакауэ.

– Вопрос к ответчику. Все ли, поступающие в компанию «Шайн», проходят тест на завершение предложения?

– Да.

– Какой вывод можно сделать по результатам теста у Такано?

– Можно сказать, что у нее шизотимический темперамент.

– Для чего проводится этот тест?

– Он помогает выявить склад личности. Или скорее – наклонности. Кроме того, по результатам можно определить и образ мышления экзаменующегося.

– Вы имеете в виду идейные убеждения?

– Нет, только понимание вещей. Ну, например, к заданному слову «мать» экзаменующийся добавляет либо «нежная», либо «красивая». Уже исходя из этого можно представить, как мыслит человек.

– Шизотимический темперамент – это болезнь?

– В крайних формах проявления можно назвать болезнью.

– Знаете ли вы, свидетель, что термином шизотимический темперамент в медицине обозначается один из типов темпераментов и что это не является отклонением?

– Нет, не знаю.

– Какие типы можно выявить в результате этого теста?

– Не знаю.

– Являются ли лица шизотимического темперамента в какой-то степени профессионально непригодными?

– Да.

– Значит, подобные нежелательны для фирмы «Шайн»?

– Не могу сказать, что желательны.

– А известно ли вам, что, по научным данным, почти 30 % японцев относится к шизотимическому темпераменту?

– Нет, не известно. Я не специалист и никогда не интересовался этим вопросом.

– Кем вы сейчас работаете?

– Главным бухгалтером женской школы «Шайн».

– Когда вы сменили работу?

– В сентябре прошлого года.

– Почему же вы оставили пост начальника общего отдела?

– По приказу администрации фирмы, причин я не знаю.

– Вы не думаете, что это – понижение за промах в работе?

– Профсоюз волен думать что угодно, я лично так не считаю.

«Так тебе и надо», – промелькнула у Фумико злая мысль. Она внимательно всматривалась в лицо Ёсито Кано – теперь, пожалуй, надо жалеть уже его…

Фумико в сопровождении Синго Цуюки побывала у психиатра в больнице Мацудзава и получила свидетельство, что никаких психических отклонений у нее не обнаружено. С этим свидетельством они направились в отдел охраны прав человека административно-юридического управления округа Иокогамы. Случай с Фумико получил широкую огласку. Три местные газеты опубликовали заметки. «Обвинение в шизофрении», «Несправедливое увольнение!», «Нарушение прав работницы фирмы „Шайн“!» – гласили заголовки. Фумико сочувствовали, на других заводах рабочие собирали в ее поддержку деньги, вся страна узнала о несправедливостях, творящихся в «Шайн». Все это привело к снижению покупательского спроса на продукцию фирмы и стало большой помехой при новом наборе рабочей силы. А еще через два месяца Ёсито Кано освободили от должности заведующего общим отделом.

– Больше вопросов не имею. – Сакауэ села.

– Сегодняшнее слушание объявляю закрытым. Кто свидетель на следующий день? – спросил председатель, обведя глазами зал. Лицо его было серым от усталости.

– Я, – поднялся с места Синго Цуюки.

– Встать! Суд идет, – провозгласил секретарь, и все встали; трое судей скрылись за дверью.

* * *

– В вашем заявлении говорится, что рабочие были возмущены действиями администрации «Шайн» и выступили в поддержку. В чем это заключалось?

– Проводили митинги, собирали средства. Мы напечатали брошюру, где рассказали о случае Фумико Такано, и разослали по другим профсоюзам. Член исполкома профсоюза «Шайн» Сайта начал тщательную проверку результатов приемных экзаменов, проводившихся тогда в Сэндае, и тоже был уволен администрацией. Об этом мы также рассказали в заводской газете, разослали по другим заводам 20 тысяч экземпляров.

– Сейчас Фумико Такано живет на деньги, которые ей дает профсоюз?

– Да, но точнее было бы сказать – которые он дает в долг. Потому что, если мы выиграем это дело, фирма должна будет компенсировать расходы.

Адвокат Сакауэ, задавая вопросы, смотрела на Синго Цуюки с симпатией и теплотой. Цуюки отвечал бесстрастно, своим обычным невыразительным голосом. На суде он был самым рьяным сторонником Фумико, хотя обычно держался с ней строже всех. Лишившись работы, Фумико стала помогать в исполкоме профсоюза завода в Тамати, и он безжалостно отчитывал ее, если она опаздывала или не являлась без предупреждения. А ведь Фумико требовалось полтора часа, чтобы доехать от Одавары до Тамати.

– На работе бы разве простили тебе эти опоздания, прогулы?! – громко выговаривал он Фумико, не обращая внимания на посторонних. Цуюки не выделял Фумико из других – девушка как девушка. Но его возмущал сам факт ее увольнения – по причине самой несостоятельной. Работа для человека естественна; естественна, как то, например, что на дубе, что растет под окном зала суда, распускаются почки. Абсолютно естественным для Цуюки было и противиться несправедливости, коль скоро она мешает этой природе. Вот почему он боролся за Фумико – боролся спокойно, без лишнего шума, хотя и не преувеличивая ее заслуг.

Недавно руководству профсоюза стало известно, что США используют в войне против Вьетнама мини-телевизоры, созданные фирмой «Шайн». Во Вьетнам было уже отправлено около миллиона телевизоров, кроме того, по спецзаказу отправлялись мегафоны, транзисторные приемники, радиоаппаратура, германиевые транзисторы и диоды, конденсаторы, трансформаторы и прочие радиотехнические детали. В последнее время поставки выросли, однако все это держалось в тайне, так что Цуюки и других мучили тревога и беспокойство. Мысль, что плоды их труда служат разрушению жизни вьетнамского народа, жестокому уничтожению мирных жителей, была нестерпимой, они сами словно становились соучастниками этого злодеяния. Человек рождается, растет, рожает детей, растит их – в этом и заключается жизнь, и она должна быть мирной. Именно потому так силен Вьетнам и так уязвима Америка; первый следует естественному процессу природы, вторая – пытается идти вспять, считал Цуюки.

Такано Фумико была уволена как раз в период активизации участия фирмы в этой противоречащей естеству войне. Чтобы никто не мешал наживать эти грязные деньги, фирме требовалось раздавить профсоюз. Чем активнее переводила фирма на военные рельсы заводы, тем упорней стремилась она уничтожить профсоюз. Цуюки был убежден, что здесь существует неразрывная связь.

Он был в неглаженых брюках, в несвежей сорочке и видавшем виды пиджаке. «Побрейтесь, Цуюки, когда будете выступать в суде», – сказала ему вчера адвокат Сакауэ при обсуждении предстоящего судебного заседания, и сегодня он был свежевыбрит.

–

Свидетель, случалось ли за время вашей работы в фирме, чтобы после окончания испытательного срока фирма отказывала кандидату в приеме на постоянную работу?

– Да. Дважды. Кажется, человек был уличен в воровстве… В общем, что-то в этом роде. Точно не помню.

– Значит, это случается крайне редко?

– Да.

– А были ли подобные случаи на заводе в Одавара?

– Я не слышал.

– Когда профсоюз узнал об увольнении Такано?

– 27 июня 1961 года. Это был период репрессий против членов профсоюза «Шайн» – администрация грозила им суровой карой за участие в весенней борьбе, требовала писать объяснительные записки.

Профсоюз счел это незаконным, антирабочим актом, и мы вместе с председателем исполкома Сиро Икэноуэ поехали разобраться в обстановке на заводе в Одавара, с нами отправилась и адвокат Сакауэ. Одна из работниц, которой администрация грозила взысканиями, – Танэко Накамити – рассказала нам о Такано.

– И что тогда предпринял профсоюз?

– Мы затребовали медицинское заключение. В нем говорилось, что у Такано депрессия истерического характера и потому она не годится для жизни в коллективе. Мы знаем Такано и не могли в это поверить. Мы начали расследование.

– Когда вы получили медицинское заключение?

– Насколько я помню, в тот же день – 27 июня.

– Вы ходили вместе с Такано к начальнику общего отдела Кано?

– Да.

– Расскажите об этом подробнее.

– Такано была очень бледна, вся дрожала, повторяла, что не пойдет одна за заключением, и умоляла нас пойти вместе с ней. Но Нода заявил, что он намерен встретиться с Такано с глазу на глаз.

– Почему он не хотел, чтобы присутствовали посторонние?

– Мы могли помешать ему, стали бы протестовать.

– А вы, свидетель, и ваши товарищи часто протестуете против решений администрации?

– Да, если решения администрации нас не удовлетворяют, мы решительно протестуем.

– Старались ли вы вовлечь в профсоюз Такано?

– Не могу сказать, что больше других.

– Разве она не выделялась среди новичков?

– Только тем, что активно участвовала в вечерах народных танцев и семинарах.

– Вечера народных танцев также служат увеличению численности вашего профсоюза?

– Конечно.

– Почему профсоюз считает необходимым бороться против увольнения Фумико Такано?

– Я начну с решений, последовавших за весенним выступлением. Администрация пыталась препятствовать работе профсоюза. Например, сразу перевела на другую работу недавнего выпускника школы, молодого рабочего, стоило тому сблизиться с активистами, прикрепляла к каждому новичку наставника, которому вменялось в обязанности вести антипрофсоюзную агитацию, запугивала каждого, кто хотел вступить в профсоюз. Но мы не отступили, а продолжали проводить вечера народных танцев и семинары, вот новички и тянулись к профсоюзу. Тогда фирма, чтобы отбить у новичков охоту вступать в профсоюз, пожертвовала Такано. В этом стремлении фирмы ограничить приток новичков в профсоюз мы усматриваем желание уничтожить его. Вот почему мы боремся против увольнения Фумико.

– Вопросов больше не имею.

– Есть ли вопросы у стороны ответчика? – бесцветным голосом спросил председатель у адвоката Баба. «Интересно, о чем он думает?» – подумала Фумико: каждый раз, когда она смотрела на серое, вытянутое лицо председателя, ее охватывало беспокойство. Адвокат Баба встал.

– Я хотел бы уточнить только одно. Из вашего заявления следует, что администрация поступила антигуманно, выдворив Такано из общежития. Но знаете ли вы, что ей отвели жилье на территории завода?

– Испытательный срок Фумико Такано закончился 15 июля, а 18 июля Кано уже запретил ей появляться на территории завода и приказал покинуть общежитие. Но профсоюз расценил этот приказ как противозаконный.

Фумико вспомнила, как в тот день Кано пригласил ее в медпункт и сказал: «Ты больше не работаешь в фирме, и тебе придется освободить место в общежитии. Ты больна, болезнь будет прогрессировать, поэтому тебе бы лучше поехать домой, в деревню». Совет был весьма любезный, однако было ясно, что ей действительно лучше вернуться домой. Но разве могла она предполагать, что профсоюз так активно встанет на ее защиту? Как же теперь все бросить и вернуться в деревню! И из дома нет никаких вестей, может быть, родители не хотят, чтобы она возвращалась… На людях Фумико старалась казаться бодрой, но, оставшись одна, впадала в уныние.

Как-то раз, затеяв стирку, она включила газ, чтобы согреть воду, но вдруг к ней подошла комендант и, не говоря ни слова, газ выключила. Раньше все соседки по комнате, следуя примеру Танэко, поддерживали Фумико, но последнее время одна из них – Кадзуко Маруки, – сдружившись с наставником, под его влиянием все хуже и хуже относилась к ней. Часто Кадзуко вроде бы по дружбе говорила Фумико: «Сегодня меня спрашивали девушки из соседнего общежития: что это, мол, ваша Такано, говорят, больна, а за ней все не приезжают?!» Или: «Тебе надо поменьше краситься! Из-за тебя у нас неприятности, но мы терпим, а вот тебе-то уж не пристало щеголять в туфлях на высоких каблуках…»

Однажды в жаркий июльский день один из вахтеров дал Фумико монету в сто иен: «Купи себе хоть мороженое» – пожалел ее. Фумико была очень рада, ведь обычно вахтеры были на стороне фирмы. В магазинчике возле общежития она купила две порции по 20 иен и, придя домой, тут же съела. Одна из соседок Фумико видела это, и потом Фумико слышала, как она говорила: «За нее тут борются, а она себе по два мороженых покупает, мы и то по одному…» И Фумико поняла, что далеко не все, кто ее окружают, – ее сторонники и тем более – друзья. Она почувствовала себя страшно одинокой, и ей захотелось позвонить в профсоюз, но вдруг Фумико услышала: «Нечего телефоном пользоваться: встретишься – наговоришься». До сих пор комендант не говорила ей такого.

Но Фумико не уезжала из общежития, хотя ей запретили ходить в столовую – вахтеры не пропускали ее, объяснив, что это приказ администрации. И только потому, что Накамити и Нобуко Ито приносили ей еду в общежитие, Фумико не сидела голодной. Но уже через неделю им запретили выносить из столовой посуду, и Фумико пришлось готовить самой. Теперь она перебивалась дешевым супом в пакетах и хлебом.

Тем временем администрация начала переселять работниц из общежития, где жила Фумико, – там начинался ремонт – в новое общежитие. Танэко Накамити получила приказ перейти на завод в Тамати, и в новом общежитии, естественно, не было места для Фумико. На собрании две трети девушек изъявили желание остаться вместе с Фумико в старом корпусе, остальные же, заявив, что не хотят больше жертв, переехали в новое общежитие. Но потом и оставшиеся стали потихоньку переезжать, сдаваясь под нажимом администрации.

Три месяца одиноко жила Фумико на четвертом этаже, где были отключены и газ, и электричество. Она держалась стойко, и в груди ее зрела решимость не отступать теперь уже до конца.

На первых двух этажах шел ремонт: оттуда постоянно доносился грохот и шум. Когда Фумико спускалась вниз, парни смеялись над ней и отпускали вслед сальные шуточки. Фумико готова была укусить этих грубиянов, ударить их, ответить им так, чтобы они поняли, что она не сдается. Но в профсоюзном комитете ее просили не поддаваться на провокации, и она, сделав вид, что не слышит, и низко опустив голову, проходила мимо, под непристойную брань, от которой молоденькой девушке невозможно не покраснеть.

– Упрямая девица! – слышала Фумико шепот за спиной. И эти заодно с администрацией…

Фумико было очень тоскливо. Вечерами, лежа одна, в полной темноте, она думала… Почему так получается? Напротив, в ярко освещенных окнах соседнего общежития, виднелись силуэты девушек, веселых и жизнерадостных. Ей хотелось плакать, и Фумико плакала. Даже при людях. От этого ей становилось немного легче. Слезы наворачивались на глаза, когда она лежала в этой темной комнате. В слезах, она наконец крепко засыпала…

– Фумико держалась три месяца, несмотря на эти нечеловеческие условия. И тогда администрация, чтобы избавиться от нее, отгородила в помещении профсоюза угол – метров семь – и велела ей переехать туда. Сделано это было вовсе не из человеколюбия, а исключительно из желания изолировать ее от остальных работниц.

– Это ваше личное мнение, свидетель?

– Да, и мое, и всех членов профсоюза.

* * *

– Свидетель, вы были начальником Фумико Такано?

– Да.

– Что вы можете сказать о ее работе?

– В общем работала она не хуже других, но для промывки плат она раз пять-шесть на дню заходила в цех травления и, случалось, часто болтала там.

– Вам запомнилось что-нибудь еще?

– Она часто заговаривала об отношениях между мужчинами и женщинами.

– Что вы имеете в виду?

– Как-то один инженер дал почитать ей книгу, а она объяснила это тем, что он интересуется ею. Еще рассказывала, что ей назначил свидание мастер.

– Какая ложь! – вдруг громко вскрикнула Фумико, и адвокат Баба, и свидетель Тацудзо Ямасита, вздрогнув, обернулись. Фумико со злобой посмотрела на Ямаситу.

– Прошу соблюдать тишину! – одернул ее председатель. Кэйко Исэ успокаивала Фумико, поглаживая по плечу. Но какое-то время все взоры были прикованы к девушке.

– Пожалуйста, продолжайте, – сказал председатель.

«Вот почему меня называют сумасшедшей… Я всегда делаю или говорю не подумав… – Фумико опустила голову, не в силах побороть отчаянной тоски. – Но ведь это чудовищная ложь! Как же он может давать ложные показания?!»

– Кто этот инженер, о котором вы говорили?

– Вообще-то, он не инженер, а ассистент, его фамилия Ниидзука. А мастера зовут Яда.

– Эти факты действительно имели место?

– Я спрашивал у Ниидзуки и Яды. Но они сказали, что ничего подобного не было. Хотя книгу Ниидзука ей действительно давал.

– Ваши обязанности заключаются в контроле над работой девушек?

– Да. Дисциплина, например. Поболтать, конечно, можно, но немного, когда же это переходит границы дозволенного, я делаю замечание.

– Делали ли вы замечания Фумико Такано?

– Неоднократно. Один раз я отчитал ее в цехе травления, но она выкрутилась.

– Каким же образом?

– Она ответила мне что-то на диалекте Тохоку, который я не понимаю.

– А обычно Такано говорит не на диалекте?

– Да.

– Значит, во время работы Фумико Такано все время старалась быть в центре внимания?

– Не только во время работы – и во время обеденного перерыва.

– Как вела себя Такано со своими сослуживцами?

– Насколько я помню, на заводе она была весела и активна, ни с кем не ссорилась. Но в общежитии с ней, я слышал, было нелегко.

– Кто это говорил?

– Кадзуко Маруки. В комнате они жили вшестером, и ладить с Такано было очень трудно. Например, получит она из дома письмо и насмехается: «Вот я получила, а ты – нет!» А уж если денежный перевод придет, то только об этом и разговоров. Думаю, потому-то Маруки и питала к Такано своего рода зависть. Она очень переживала, даже просила меня перевести ее на другое рабочее место.

– Вопросов больше не имею.

– Если у противоположной стороны есть вопросы, прошу быть краткими. – Председатель все время твердил «прошу быть краткими», когда выступал представитель профсоюза.

– Цуюки, представитель истца, – сказал Цуюки и, пошептавшись с Сакауэ, встал.

– Свидетель Ямасита, спрашивали ли ваше мнение насчет увольнения Такано?

– Да.

– Что же вы ответили?

– Я сказал, что она не очень подходит для этой работы.

– То есть что ее необходимо уволить. Я прошу вас повторить то, что вы сказали.

– Я сказал… У меня есть некоторые претензии к Фумико Такано, но не увольнять же ее за это…

– Нам известно, что когда-то вы довольно активно защищали Такано. Имел ли место подобный факт?

– Она находилась в моем непосредственном подчинении, и я не хотел, чтобы ее увольняли.

– Не кажется ли вам, что вы противоречите сами себе?

– Нет… не думаю.

– Были ли вы когда-нибудь членом профсоюза «Шайн»?

– Да.

– Когда уволили Фумико Такано, вы были членом профсоюза?

– Да.

– А сейчас?

– Сейчас я перешел во второй профсоюз «Шайн».

– Когда же вы перешли в этот профсоюз?

– Точно не помню.

– Подождите, – председатель поднял правую руку, – это не имеет непосредственного отношения к делу… Прошу задавать вопросы только относящиеся к делу, и лаконично.

– Нет, это как раз имеет отношение к делу и очень важно.

– На мой взгляд, к делу не относится, является ли свидетель членом первого или второго профсоюза, – бесстрастно повторил председатель.

– Почему же?… Когда это случилось, свидетель был членом первого профсоюза, сейчас – второго. К тому же в настоящий момент он – свидетель ответчика. Мы бы хотели знать, что произошло за это время. – Шеки Цуюки вспыхнули, было видно, что он нервничает.

– Хорошо. Я только хотел, чтобы вы не затягивали судебное разбирательство. Продолжайте.

– Я как раз хотел на этом закончить. Зал зашумел и задвигался.

– Прошу пригласить следующего свидетеля; на этом мы закончим сегодняшнее заседание.

На свидетельское место поднялся ответственный за общежитие Нода.

– Имя, фамилия, год и месяц рождения? – спросил председатель.

– Нода Акира, 4 июля 1927 года.

– Проживаете по адресу: Сагамихара, Хэйбэ, 13–07? Служащий фирмы?

– Да.

– Прошу задавать вопросы свидетелю. Поднялся адвокат Баба.

– Сколько человек проживает в общежитии?

– После того, как был построен новый корпус, – 480 человек.

– А сколько работает на заводе в Одавара?

– Около пятисот.

– Что вы можете сказать о Фумико Такано?

– После того как новички проработают у нас месяц, я знакомлюсь с ними лично. И я узнал, что Такано допускает ошибки в работе, много разговаривает о мужчинах, что якобы помощник мастера пригласил ее на свидание, ассистент дал ей книгу, а мастер подарил дамскую сумочку и так далее. Поговорив с людьми, я выяснил, что ничего подобного не было, что эти слухи распускает Такано. Я подумал еще тогда, что надо сделать ей замечание.

– Какие ошибки в работе допускала Такано?

– Однажды, например, при контрольном замере она смешала кондиционные детали с бракованными и отправила их на следующую операцию.

– От кого вы это слышали?

– От мастера Яды и инженера Ниидзуки.

– А кто сказал вам, что ассистент приглашал Такано на свидание?

– Об этом говорили в мужском общежитии.

– Что вы подумали, узнав обо всем этом?

– Что вероятнее всего у нее мания величия.

– Советовались ли вы с кем-нибудь по этому поводу?

– С доктором Нисидзавой. Но он терапевт, поэтому и порекомендовал показать Такано специалисту – доктору Такэде.

– Свидетель, почему вас так обеспокоило поведение Такано?

– У нас уже были подобные случаи.

– Какие же?

– У нас работала девушка. Однажды в столовой она неожиданно упала в обморок. Через несколько дней, взяв выходной, осталась в общежитии. Вдруг комендант услышала крики. Прибежав на место, она увидела, что девушка вскрыла себе вены. Мы показали ее доктору Такэде, и он определил ярко выраженную форму истерии. Ее поместили в больницу. Меня беспокоило, а вдруг это повторится, когда вокруг никого не будет, но доктор Такэда объяснил мне, что у людей с подобным заболеванием эгоцентризм настолько выражен, что истерические припадки происходят только в присутствии посторонних и, как правило, они никогда не наносят себе ущерба со смертельным исходом.

Второй случай. В том же году нам позвонили со станции Синдзюку и сообщили, что задержали одну из наших работниц, когда она шла пешком по железнодорожным путям со станции Сибуя. За ней поехали. Незадолго до этого она взяла краткосрочный отпуск, заявив, что выходит замуж, и исчезла. Она часто говорила, что собирается замуж за какого-то иностранного принца. Мы связались с ее сестрой, но она там не появлялась. Мы звонили всюду, где она только могла быть, но вскоре раздался тот звонок со станции Синдзюку. Однажды эта девушка разрезала на мелкие кусочки свое пальто, так что не оставалось сомнений, что у нее психическое расстройство.

– А как они вели себя на работе?

– Первая, например, всегда стремилась быть в центре внимания. Вторая делала дорогие подарки мужчинам, как-то даже что-то украла в магазине. Потом выяснилось, что эти люди даже толком и не знали ее.

– Следовательно, вы обратились к доктору Нисидзаве, потому что поведение Такано напомнило вам эти случаи?

– Да. Мы вспомнили и о результатах теста на завершение предложения. Было ясно, что это еще не болезнь, но некоторые признаки налицо.

– Вы понимали, что так называемый шизотимический темперамент – всего лишь один из видов темперамента?

– Да.

– Доктор Нисидзава пригласил доктора Такэду?

– Да.

– Вы присутствовали при этом осмотре?

– Нет.

– Каков был диагноз?

– Депрессивное состояние истерического характера.

– Как вы доложили об этом руководству?

– Сначала об этом сообщил в управление делами доктор Нисидзава, потом я.

– И что же?

– Руководство решило уволить ее, учитывая диагноз, а также результаты ее работы.

– Вы сообщили об этом в профсоюз?

– На другой день, после того как я сообщил ей лично, я узнал, что по общежитию поползли слухи, что Фумико Такано – сумасшедшая. Мне стало жаль девушку, и я решил связаться с ее родителями. Ведь врач сказал, что она поправится, если вернется в деревню. И только я собрался поговорить с ней, как вдруг она сама является за медицинским заключением, а с ней Синго Цуюки и Кэйко Исэ. Я подумал, что поговорить с ней надо спокойно и лучше это сделать без посторонних. Все это я им и высказал, но Такано заявила, что эти люди пришли сюда по ее просьбе, Цуюки и Исэ тоже сказали, что представляют здесь профсоюз, так что в конце концов я вынужден был смириться с их присутствием. Такано я объяснил, что заболевание ее вполне излечимо, но ей не следует жить в коллективе.

– Знали ли вы, что Такано участвует в профсоюзных семинарах и вечерах танцев?

– Нет.

– Вопросов больше не имею.

– Есть ли вопросы у стороны истца? – Не успел председатель закончить фразу, как встала адвокат Сакауэ. Полистала документы и начала задавать вопросы.

– Вы говорили, свидетель, будто слышали, что Такано допускала ошибки в работе. Сколько раз?

– Один. Но этого уже достаточно. Мы стремимся к тому, чтобы вообще не было недочетов. А спутать при контрольных замерах кондиционные детали с бракованными – это просто недопустимо! Если при первой же проверке обнаруживается ошибка, то можно предположить, что они уже случались.

– У кого еще были обнаружены ошибки?

– Я не знаю подробностей.

– Случалось ли, чтобы людей, прошедших испытательный срок, не оставляли на работе?

– Нет.

– Свидетель, знакомились ли вы с результатами экзамена на завершение предложения?

– Да.

– Каковы результаты этого теста у Такано?

– Можно сделать вывод, что у нее – шизотимический темперамент.

– Кроме Фумико Такано, у кого-нибудь еще, кто проходил тест, выявился шизотимический темперамент?

– Да.

– Сколько типов темпераментов можно определить при помощи этого теста?

– Пять.

– Какие, кроме шизотимического?

– Не знаю.

– Кто принял решение не оставлять Фумико Такано на постоянной работе?

– Это решалось в управлении делами.

– Почему после испытательного срока Такано Фумико решили уволить?

– Из-за ошибок в работе и медицинского заключения.

– Что вы думаете по поводу увольнения Такано Фумико?

– Что так лучше для нее.

– И вам не приходило в голову, что необходимо поговорить с родителями, прежде чем приглашать психиатра?

– Нет.

30 июня Фумико вместе с Синго Цуюки отправилась на медико-психологическую экспертизу в токийскую городскую больницу Мацудзава. Сидя в крошечной приемной, разгороженной так, чтобы пациенты ожидали вызова, сидя поодиночке, Фумико с беспокойством подумала, что, может, она и вправду сумасшедшая… Она вспомнила, что слышала где-то, что сумасшедшие никогда не считают себя сумасшедшими. Прием вел врач Кадзуя Кадокура – моложавый мужчина лет пятидесяти. «Это хорошо, что вы пришли, – сказал он, выслушав Синго Цуюки. – К нам люди редко приходят сами: таков уж характер болезни…» Фумико вдруг почувствовала, как с души у нее камень свалился. Она протянула врачу медицинское заключение Такэды. «Это может мне пригодиться», – сказал Кадзуя Кадокура.

– Свидетель, чем вы занимаетесь в больнице Мацудзава?

– Я руковожу отделением на 65 человек, а также раз в неделю принимаю приходящих больных. Моя специализация – биотоки мозга.

– Знаете ли вы Фумико Такано?

– Да.

– Знаком ли вам этот документ? – Сакауэ протягивает медицинское заключение доктора Такэды.

– Да, я знаю диагноз.

– Это ваша подпись? – Сакауэ показывает медицинское заключение, выданное больницей Мацудзава.

– Да.

– Когда вы проводили экспертизу?

– 30 июня.

– В заключении доктора Такэды говорится о депрессивном состоянии, в чем это выражается?

– Депрессия – это болезненное состояние тоски, подавленности, проявляющееся мыслительной и двигательной заторможенностью.

– Насколько эффективен тест на завершение предложения, что он может выявить?

– Лично я им не пользуюсь. Медики считают, что этот тест не может служить методом диагностирования.

– То есть он дает лишь приблизительное представление о личности?

– Да.

– Что такое шизотимический темперамент? Является ли это психическим отклонением?

– В Японии сейчас используются два принципа классификации темпераментов – Кречмера[3] и Шнейдера. Термин «шизотимический темперамент» относится к системе Кречмера. Поясню кратко, в чем она заключается. Кречмер пытался делить людей по их конституции и личностному складу, которые – в крайних формах выражения – являются основой для трех психических заболеваний: шизофрении, маниакально-депрессивного психоза и эпилепсии. По особенностям личностного склада, отнюдь не являющимся отклонением, он делил людей на три типа: шизотимический, маниакально-депрессивный и эпилептоидный. Если говорить о характере шизотимического темперамента, то такие люди отличаются застенчивостью, робостью, некоммуникабельностью, впечатлительностью. Помимо этих трех видов темперамента, Кречмер выделил еще один – истерический. И я хочу особо подчеркнуть, что шизотимический темперамент – это темперамент человека, а никоим образом не болезнь.

– Истерия – это болезнь психогенного характера?

– Да.

– Сколько в Японии людей шизотимического темперамента?

– Я не располагаю данными по всей стране, но года три назад мы проводили психологический эксперимент со студентами одного из университетов – обследовали 450 человек. Примерно 40 % из них оказались людьми явно шизотимического темперамента.

– 30 июня вы осмотрели Фумико Такано. Обнаружили ли вы депрессивное состояние истерического характера, о котором говорится в медицинском заключении доктора Такэды?

– Единственное, на что она тогда жаловалась, была головная боль. О депрессии она не говорила и мне тоже на это не жаловалась.

– Проводили ли вы такой тест: испытуемому демонстрируют не имеющие смысла картинки и просят сказать, как они ему видятся; исходя из содержания ответа, делается вывод о характере испытуемого.

– Да. Я лично не видел в этом необходимости, но нужно было проверить, страдает ли пациентка истерически-депрессивным состоянием, о котором говорилось в заключении доктора Такэды.

– А энцефалограмму вы делали?

– Известно, что наиболее частая причина головной боли – мигрень, в определенном проценте случаев мигрень – это либо эпилепсия, либо близкое к ней заболевание. Потому я сделал энцефалограмму.

– Депрессивное состояние истерического характера – это заболевание?

– Да.

– Заболеть может любой человек?

– Да, любой. Однако форма заболевания во многом зависит от темперамента.

– Что может послужить причиной?

– Все что угодно. Например, в деревнях нелады между свекровью и невесткой. В старину в депрессию впадала невестка, сейчас – свекровь. В городах самая частая причина депрессии – ощущение одиночества в таких больших коллективах, как, например, завод.

– Может ли депрессия пройти за несколько дней или несколько часов?

– Да, это возможно.

– Если она проходит в течение нескольких часов, все равно это называется депрессивным состоянием?

– Это называется скрытой меланхолией, но психоаналитики – в том числе и доктор Такэда – пользуются термином «депрессивное состояние». В вопросе, болезнь это или нет, у медиков нет единства, но в том случае, когда из-за этого человеку становится трудно жить в коллективе, мы ставим диагноз: болезнь. Если при осмотре Такано доктором Такэдой у нее и было такое состояние, то оно прошло само за несколько дней. Думаю, что это не было настолько серьезно, чтобы счесть девушку больной.

– Как вы расцениваете стремление выделиться, тщеславие?

– Это свойственно людям эгоцентрического склада характера.

– Обнаружили ли вы это у Такано?

– В общем – нет. Насколько я могу судить по результатам осмотра, а также теста.

– И вы считаете, что увольнение Такано незаконно?

– Да. Даже если бы диагноз был верным. Увольнять человека, не попытавшись вылечить его, – несправедливо. Это точка зрения врача-психиатра.

– Вы знаете, как проходил осмотр Такано?

– В общем – да. Я слышал, что при осмотре ей даже не объяснили, зачем ее вызвали. Пригласить психиатра без ведома больной? Этого я не могу понять. Если врач неспособен вылечить пациента и обращается за помощью к другому специалисту, то он должен заручиться согласием больного. Так принято.

Адвокат Сакауэ шепотом спросила у Цуюки и Исэ, хотят ли они добавить что-нибудь.

– Да, одно только замечание, – сказала Исэ и встала. – Исэ, представитель истца, – произнесла она тем же тоном, что и Сакауэ. Врач Кадакура, спокойно глядя на нее, ждал вопроса. Он отвечал, старательно подбирая слова, и было очевидно, что он старается отвечать как можно более точно. Эта честная позиция врача не могла не вызвать симпатии. Зал смотрел на него. Уже наступило лето. Было очень жарко, и люди обмахивались веерами, пытаясь создать хотя бы подобие ветерка. «Как хорошо, что он пришел», – подумала Фумико.

– Доктор Такэда употребляет слова «истерический тип». Это означает то же, что и «истерический темперамент»?

– Да.

– Что это, говоря строго по-медицински?

– Один из типов темперамента, в котором сильны такие черты, как крайнее тщеславие, страсть к аффектации, стремление казаться лучше, чем есть на самом деле.

Исэ Кэйко села на место.

– Вопросов больше не имею, – сказала адвокат Сакауэ.

– Истец, пожалуйста, займите свидетельское место. И на этом мы заканчиваем.

Фумико Такано села на место свидетеля. Она уже совсем освоилась и держалась совершенно спокойно.

– Отключали ли у вас в общежитии газ?

– Да, и газ, и даже электричество.

– Сколько времени был отключен газ?

– Три месяца.

– Вы намерены продолжать борьбу и дальше?

– Фирма причинила мне много зла, и я считаю своим долгом доказать, что я психически здорова и что мое увольнение несправедливо. Поэтому я буду продолжать борьбу.

– Вы жили с Маруки в одной комнате?

– Да.

– В каких вы были с ней отношениях?

– Мы вместе ходили и на работу, и домой – в общежитие; никогда не ссорились.

– Делал ли вам когда-нибудь замечание Нода, что нехорошо издеваться над Маруки?

– Нет, никогда.

– Сегодня в зале присутствует ваша мать?

– Да, она присутствовала на всех судебных заседаниях.

– Если бы вы говорили неправду, она, вероятно, огорчилась бы?

– Да.

Глядя со спины на Фумико, Кэйко Исэ думала о том, как же изменилась Фумико за эти полтора года борьбы, за эти пятнадцать допросов. Изменилась, но не утеряла смелости и добродушия. Несколько месяцев Фумико торговала вразнос, чтобы помочь семье Сайты из Сэндая, которого администрация уволила из-за нее с работы, и последнее время она все чаще твердила, что хочет вернуться на завод. Фумико, проработавшей всего 3 месяца, казалось, что она провела на заводе несколько лет. Из несмышленой девочки она выросла в рабочего человека, не желающего отступать перед несправедливостью. Кэйко подумала, что никогда еще администрация не совершала большей ошибки.

– Объявляется решение суда, – сказал председатель и монотонным, нудным голосом начал читать документ:

– Суд постановляет:

1. Ответчик возвращает истцу права, предусмотренные трудовым соглашением.

2. Ответчик выплачивает истцу сумму в 158 тысяч 956 иен, по 11 тысяч иен за 25 дней каждого месяца, начиная с ноября 1963 года до дня решения суда.

3. Другие требования истца суд отклоняет.

4. Судебные издержки отнести за счет ответчика.

Основания: отказ от приема истца на постоянную работу, то есть фактически его увольнение, незаконен и недействителен по нижеследующим причинам:

а) отказ от приема истца на работу является превышением прав администрации,

б) освидетельствование истца врачом-психиатром Мамору Такэдой проводилось без соблюдения формальностей, предусмотренных статьей 23 Закона о психогигиене…

Но и до этого было ясно, что дело будет выиграно. С каждым заседанием росло число сторонников Фумико, в то время как силы ответчика быстро таяли. Многие из служащих управления отказывались идти в суд, несмотря на приказ руководства. В день решения суда зал был набит рабочими, и только трое представляли интересы фирмы. В перерыв в зале появились рабочие, пришедшие сюда прямо в спецодежде.

Фумико стояла рядом с Сакауэ и не шевелясь слушала постановление суда. «Жаль, что так поздно!» – думала она, и эта мысль отравляла ей радость. Сакауэ опасалась, что фирма подаст на кассацию в высшую судебную инстанцию. Может быть, сражение еще не окончено… Так вся молодость и уйдет на эту борьбу… Она подумала о том, как хочется ей работать как настоящей работнице. Тем, кто пришел вместе с ней на фабрику, уже дважды повышали зарплату, да еще премии зимой и летом… Фумико подумала о них с завистью.

Она взглянула в зал. Впереди всех стояла Танэко Накамити, а рядом с ней – мать. Мать прижимала к глазам платок. Кажется, плачет, подумала Фумико. Почему же она плачет… Фумико смотрела на мать отсутствующим взглядом, как будто все происходящее не имело к ней никакого отношения. Похоже, чтение тянется уже целый час… И Фумико почти не слушала…

Примечания

1

Крепелин, Эмиль (1856–1926) – немецкий психиатр, создатель современной классификации психических болезней.

(обратно)

2

Тохоку – район на севере Хонсю.

(обратно)

3

Кречмер, Эрнст (1888–1964) – немецкий психиатр и психолог, разработал учение о связи основных типов конституционного телосложения с определенными типами темперамента.

(обратно)

Оглавление

. . . .

Реклама на сайте