«Игрушка»

– Дядя Гриша! Вам нужна машина?!

Он вздрогнул. Когда его неожиданно окликали, писатель вздрагивал. Это началось давно, еще с армейских лет, когда писатель был охранником в Мордовии.

– Дядя Гриша!

Григорий Борисович с досадой и облегчением прервал работу. Вышел на крыльцо.

– Это я – Ариэль. Я машину принес…

Действие происходило в летней русской колонии чуть западнее Монтиселло. Ариэль был племянником Мишкевицеров. Писатель жил от них в двадцати метрах, ближе к железнодорожной линии. Еще левее жили Касперовичи.

– Вы спрашивали про машину. Я наигрался. Ваша очередь.

– А, – сказал писатель, – наконец-то…

Разговор этот начался еще вчера. Григорий Борисович заметил машину, с жужжанием катившуюся по траве. Следом шел Ариэль. В руках у него была черная продолговатая коробочка.

Писатель счел нужным заметить:

– Однако…

Что означало, например – додумаются же люди!..

И вот явился Арик.

– Хотите поиграть?

– Еще бы.

– Тогда смотрите.

В спешке Ариэль начал заикаться. При этом речь его звучала с какой-то дополнительной отчетливостью.

– Вот смотрите. Так включается. Так выключается. Так вправо. Так влево. А так, значит – прямо. Поняли? Учтите – заднего хода нет.

– Как всегда, – реагировал писатель.

Ариэль убежал.

Григорий Борисович тронул пластмассовый рычажок. Машина с жужжанием покатила вдоль газона. Из-под нее вылетали мелкие камешки. Писатель сделал неосторожное движение. Машина резко повернула в сторону. Левое крыло ее уперлось в стену.

Писатель выключил мотор. Затем сказал: "Фантастика", – и удалился. Коробочку оставил на подоконнике. Рядом, возле кривоватой дачной лампы, ожидали его сенсационные мемуары Яновского.

Затем был телефонный звонок из Нью-Йорка. Приходила Фаина жаловаться на мужа. Звучала по карманному радио LЛенинградская¦ симфония Шостаковича. Вслед за Шостаковичем явился Мишкевицер. Интересовался погодой на завтра.

Ариэль появился вечером, когда уже стемнело:

– Поиграли?

– Конечно, – сказал писатель, – увлекся. Все дела забросил…

– А где машина?

Машины не было. Коробочка лежала на подоконнике.

– Странно, – удивился писатель, – может, дети взяли?

– Не беспокойтесь, – сказал Ариэль, – я найду.

– Спроси у Левушки. Или у Буси…

– Не беспокойтесь…

Наутро мальчик появился снова.

– Ну как дела? – спросил писатель. Он не выспался. Пил среди ночи кофе.

– Они не брали.

– Ты о чем? – спросил Григорий Борисович. – Ах, да…

– Они не знают, где машина.

– Так. Куда же она могла подеваться?

Ариэль задумался, потом сказал:

– А вы под домом смотрели?

– Нет.

– Наверное, она под домом.

Григорий Борисович тяжело опустился на колени. Припал к сыроватой земле. Вдыхая болотный запах, протиснулся между двумя гнилыми столбами.

– Фонарик принести?

– Давай.

Под домом обнаружились лыжи, железная решетка, мяч и корпус гитары без струн. Машины не было.

Писатель оглядел свои испачканные брюки.

– Что-то фантастическое, – сказал он.

– Не беспокойтесь, – утешил его Ариэль, – подумаешь. Мне дядя Леня новую купит. У него знаете сколько долларов.

– Сколько? – вдруг заинтересовался Григорий Борисович.

– Очень много. Думаю, больше ста.

И затем:

– Вы под кроватью не смотрели?

– Я посмотрю, – сказал Григорий Борисович.

Писатель отодвинул кровать. Заглянул в кладовку. Порылся в ящиках стола.

– Я завтра приду, – сказал Ариэль.

С этого дня началась ежедневная пытка. Рано утром к нему заходил Ариэль:

– Я только хотел спросить насчет машины.

– Как сквозь землю провалилась, – жаловался писатель.

– Ничего, я вечером зайду.

В конце недели Григорий Борисович принял решение. Дневным автобусом поехал в Монтиселло. Зашел в игрушечный магазин LПлейленд¦. Выбрал машину за сорок шесть долларов. Вернулся. Разыскал Ариэля и вручил ему большую, довольно тяжелую коробку

– Играй, – сказал он.

Мальчик смутился.

– Зачем? – говорил он, срывая пластиковую ленту. – Не беспокойтесь. Она найдется…

А потом:

– К тому же это, в общем, другая машина. Капот не открывается.

– Капот? – переспросил Григорий Борисович. – А я и не заметил. Колеса, думаю, на месте… Дверцы, руль…

– Это не та машина, – весело сказал Ариэль.

И положил ее в коробку. Поролоновые крепления вставил. Ленту приклеил на старое место.

– Может, сойдет? – упавшим голосом выговорил писатель.

– Вы не беспокойтесь. Подумаешь, машина. У меня их штук двадцать пять. Правда, у той был капот. И фары.

– У этой тоже фары.

– У той были никелированные… Она найдется. Вы на кухне смотрели?

– Смотрел.

– А за плитой?

– За плитой еще не смотрел.

– Может, она там?

Григорий Борисович вынул из стола рейсшину. Долго водил ею за газовой плитой. Выкатил оттуда россыпь дряни, напоминавшей экскременты.

– Не густо, – сказал писатель.

– Найдется, – в который раз повторил Ариэль…

Короче, лето превратилось в ад. Ариэль появлялся, как тень отца в "Гамлете". Ужасом веяло на писателя от его слов:

– Не беспокойтесь. Она найдется.

Писателю снились автомашины. Они съезжались к нему, беспомощному – черные, громадные. Капоты их были угрожающе подняты. Никелированные фары сверкали.

Писатель обратился к Мишкевицеру. Тот сказал:

– Да бросьте. Подумаешь, машина. У него их целый автопарк. Найдется… Вы на чердаке смотрели?

– Нет у меня чердака, – сказал писатель. Он почувствовал, что близок к нервному срыву. Забросил все свои дела. Позвонил в Нью-Йорк литературному агенту Гордону Брукмайеру.

– Помнишь, Горди, ты хотел отдать мне свой автомобиль?

– Бери. Он только даром место занимает.

– Какая марка?

– "Бьюик-ригал", восемьдесят первого года. Что называется, в рабочем состоянии. Для новичка в самый раз.

– Фары никелированные?

– Вроде бы.

– Капот поднимается?

– Как это? Зачем ему подниматься?

– Не поднимается капот?

– Поднимается, когда надо.

– Ну, слава Богу…

– Радуйся, мизерабль, – сказал Ариэлю писатель, – ликуй. В четверг тебе пригонят настоящую машину.

– Новую?

– Почти. "Бьюик" восемьдесят первого года.

– Знаю, – сказал Ариэль, – всего шесть цилиндров. К тому же я еще маленький. А когда вырасту, дядя Леня подарит мне новенькую "Тойоту"…

Писатель удалился, сгорбившись, жестикулируя и беззвучно шевеля губами.

А потом все разъяснилось. Машину утащил хозяйский пес Дунай. Она поблескивала в глубине его невзрачной будки, как сокровище. Когда хозяин вытащил машину, на боках ее обнаружились глубокие следы зубов.

Теперь писатель часто видел Ариэля около собачьей конуры. Мальчик приближался к Дунаю, беседовал с ним. Что-то внушал ему настойчиво и мягко. Дунай виновато скулил и припадал к земле. Задние лапы его судорожно вздрагивали.

– Ничего, – издали шептал Григорий Борисович, – потерпи. Лето все равно уже кончается.