Сека Гадиев Азау(Сказки)
СКАЗКИ
Оглавление:
Куртатинский хитрец. Перевод Т. Саламова
Искатель справедливости. Перевод Т. Саламова
Лиса-хаджи. Перевод Т. Саламова
Чертова уздечка. Перевод Т. Саламова
Афсати. Перевод Т. Саламова
КУРТАТИНСКИЙ ХИТРЕЦ
Жили в верховьях Куртатинского ущелья три брата. Отец оставил им небольшое наследство, они разделили его между собой, да только ненадолго его хватило. Остался из отцовского добра лишь круглый фынг на трех ножках. Стали братья думать, как разделить и его, ничего не придумали и взяли каждый себе по ножке, а круглая доска осталась общей.
Как-то раз говорит старшему брату его жена:
– Снес бы ты свою ножку на продажу в город Хадзарта, а на эти деньги купил бы еды: ведь мы скоро умрем от голода!
На другой день старший брат взял ножку от фынга и отправился в город. Встретился ему на окраине один алдар.
– Сколько ты просишь за эту ножку?
– Пять рублей, – ответил бедняк.
– Что там пять рублей! -сказал алдар. – Слушай меня: если сумеешь усыпить меня небылицами – дам тебе пять туманов. Ну, а не сумеешь – вырежу из твоей спины три ремня, и ножка будет моей.
– Хорошо, – ответил бедняк, – я согласен. Пошли они к алдару в дом. Алдар выставил на стол еду и питье и стал угощать бедняка. А когда тот захмелел, алдар улегся и говорит:
– Ну, теперь рассказывай. Усыпляй меня.
А бедняк спьяну еле языком ворочает. Побормотал он. что-то, побормотал, да и уснул.
Алдар вырезал у него из спины три ремня, отнял ножку от фынга и прогнал бедняка. Пошел бедняк, согнувшись, домой, в Куртатинское ущелье. Увидела его издали жена среднего брата и закричала мужу:
– Иди-ка сюда, никчемный, и посмотри вниз на дорогу! Вон идет твой старший брат,.согнувшись под тяжестью поклажи! Скорее бери ножку от фынга и неси ее в город, да смотри, не продешеви.
Отправился средний брат в город и с ним приключилось то же самое. Вернулся он домой сгорбленный, с изрезанной спиной, а ножка от фынга осталась у алдара.
Задумался младший брат: «Кто же так поиздевался над братьями? Придется, видно, идти в город, другого выхода нет». Собрался он в дорогу, взял свою ножку и пошел в город Хадзарта. И на окраине встретился с тем же алдаром.
– Эй, парень! Сколько просишь за ножку?
– Сто туманов! – отвечает бедняк.
– Что такое сто туманов! Вот если ты сумеешь усыпить меня, рассказывая небылицы, то получишь столько золота, сколько унесет осел.
– Что ж, хорошо, – сказал младший брат и пошел к алдару в дом. Алдар снова выставил угощение, еще больше прежнего. Перед тем, как сесть за стол, он спросил:
– Скажи, как тебя звать?
– Мое имя еще хуже. А как звать тебя?
– Меня? Алдар, как же еще! Ну, давай, пей.
– Скажи мне тост, алдар, и выпей первым. Я никогда не пил раньше хозяина дома1
Стал алдар говорить тосты и пить, и бедняк вместе с ним. Долго они пировали, наконец, алдар прилег и говорит:
– Теперь рассказывай небылицы, чтобы я уснул.
– Ты приведи сюда осла, да принеси золота, как договорились, тогда и начну рассказывать.
Пригнал алдар осла, принес два мешка золотых денег я снова улегся.
– Ну, слушай, алдар, – сказал бедняк и начал рассказ: – Было у меня когда-то огромное стадо, целых семь овец. Летом я их пас на горе Кариу, а к подножию горы провел желоба, по которым вниз текло молоко. А внизу моя мать его процеживала и делала из него сыр в большой корзине. Слил я как-то молокб в желоб, а там волк сидел. Снесло волка по желобу вниз, а там моя мать подставила сито, чтобы молоко процедить. Волк проскочил в дырочку сита и оказался в сыре. Сделала мать пироги с сыром и отправила мне на гору Кариу, где я сено косил. Разломил я пирог, а оттуда волк выскочил и – бежать. Бросил я в него косу – застряла коса в волчьей пасти. Швырнул я в него грабли – вонзились грабли в волчью ляжку. Бежит волк, спереди косит, сзади сено сгребает. Пока бежал, сотню стогов сложил. Тут коса ударилась о камень, высекло искру и все сенр сгорело. Тем временем пришла зима. Вся вода замерзла, скоту пить нечего. Посмотрел я сквозь игольное ушко, вижу-далеко внизу синеет река Фиагдон. Погнал я свое стадо туда, а пока добрался – и эта река замерзла. Слышу, подо льдом журчит вода. Сделал я из своей локтевой кости долото, из теменной кости кувалду, лед продолбил, стадо напоил, и стал возвращаться.
Шел, шел, смотрю-нет на мне теменной кости, на берегу забыл. Вернулся к реке и вижу: в моей теменной кости перепелка гнездо свила, двенадцать яиц снесла. Ну, думаю, бог дает-в окно подает. Изжарил себе яичницу, угостился на славу и пошел к своим овцам. Пока шел, овцы по кустарнику разбрелись. Стал я их искать, тут конь мой хвостом за что-то зацепился. Обернулся я, смотрю – огромная ива, вершиной в небо упирается. За вершину конский хвост и зацепился. А мне надо было к богу сходить-он мне ружье обещал. Пойду, думаю, прямо сейчас, лучшей дороги не будет. Полез на иву и по ней поднялся на небо. «Здравствуй, – говорю – бог. Помнишь, ты обещал мне ружье подарить». «Как же,-.говорит бог, – как же не помнить» – и подарил мне отличное крымское ружье. Дал он мне~ еще кое-какие поручения и я отправился домой. Глядь-а дерева нет, муравьи его корни подгрызли, вот оно и упало. Вернулся я к богу. Дерево мое, говорю, упало, придумай что-нибудь. Крикнул бог слугам, принесли они веревку из мякины, и спустили с неба на землю. Полез я по веревке вниз. Лез, лез, на полпути замерз и решил согреться. Развел костер, веревка вспыхнула и сгорела. Полетел я вниз, упал на землю, сломал двенадцать ребер. Поднялся, смотрю-под кустом перепелка сидит. Выстрелил я в нее из ружья и убил. Стал потрошить, полдня работал. Жиром ее наполнил двенадцать больших корзин. Дай-ка, думаю, смажу свои арчи, совсем, они у меня пересохли. Один арчи смазал, а на второй жиру не хватило. Тот, второй арчи, обиделся и убежал. «Чтоб ты сгорел,»-думаю, и пошел его искать, Смотрю, а он в Балте на Слоновском току волов подгоняет. «Эх, гяур, мой арчи,-думаю,-из кожи гяура сшитый!»Размахнулся я, ударил его по правой щеке – из него высыпалась целая куча проса. Ударил по левой щеке-высыпалась куча соли. Собрал я соль и просо и отнес на гору Кариу. Ты меня слушаешь, алдар?
А алдар уже уснул, только храп стоит.
Бедняк вкривь и вкось, клочками обрил ему голову, погрузил золото на осла и пустился в путь. В теснине Забиаг привязал он осла в лесу, в стороне от дороги, а сам уселся на обочине и стал ждать.
Тем временем алдар проснулся и бросился в погоню за бедняком. Скакал он, скакал и въехал, наконец, в теснину Забиаг, где младший брат сидел у дороги. Не узнал его алдар и крикнул:
– Ты не видел здесь путника с ослом?
– Удивительные вопросы ты задаешь, – ответил младший брат, – в этом ущелье у всех есть ослы.
– Его имя еще хуже, он украл мои деньги и я гонюсь за ним!
– Хуже тебя я никого не видел, посмотри-ка на свою голову.
– Не зли меня, я и так зол, – зарычал алдар, – один проходимец украл у меня целый вьюк золота и мне надо его догнать!
– А-а-а! Так он был здесь недавно и поехал вон в ту сторону. Но там узкая и крутая тропа, по ней не проехать на коне. Оставь коня здесь и беги за ним следом, пешком ты его быстро настигнешь.
Алдар оставил коня рядом с куртатинским хитрецом и помчался догонять человека по имени еще хуже. А бедняк отвел коня в лес, привязал его рядом с ослом, отрезал коню хвост воткнул его в мышиную норку неподалеку от дороги.
Тем временем алдар, никого не догнав, вернулся назад. Младший брат, увидев его издали, начал кричать:
– Скорей, скорей, алдар! Твоего коня мыши тащат в норку. Один хвост еще торчит. Но не тяни за хвост слишком, но – не дай бог, оторвется – не видать тебе тогда своего коня.
Схватился алдар за хвост, потянул что есть силы, и вынул из норки.
– Я же говорил тебе, не тяни слишком сильно,-сказал бедняк, – пропал теперь твой конь!
Поплелся алдар в город пешком, а младший брат сел на коня и с мешками золота на осле весело поехал домой, в Куртатинское ущелье.
ИСКАТЕЛЬ СПРАВЕДЛИВОСТИ
В одном бедном селе жили когда-то муж и жена. Не было у них ни детей, ни богатства, давила их нужда и не знали они жизни радости.
К старости родился у них мальчик, но почти никто из соседей не узнал об этом. Да и что толку, если бы узнали? В'" давно известно, что люди держатся подальше от бедняков счастье не подходит к ним близко.
Стали родители думать, кого бы взять сыну в крестные отцы. Жена говорит мужу:
– Пойди в соседнее село, найди там человека побогаче, попроси его быть крестным нашему сыну. Сделает он мальчику подарки, может, и нам что-нибудь перепадет.
– Не нужен твоему сыну богатый крестный, – ответил муж, – богачи считают зазорным для себя водиться с бедняками. Найду-ка я честного и справедливого человека, пусть он и будет вашим крестным.
Взял сына на руки и пошел по дороге.
Долго ли он шел, недолго ли – одному богу известно. Встретился ему по дороге Уастырджи.
– Да будет прямой твоя дорога!-сказал Уастырджи.
– Удачи тебе! – ответил бедняк.
– Куда путь держишь?
– Ищу крестного своему сыну, человека справедливого и честного.
– Видно, мне быть крестным твоему сыну. Честней и справедливей меня нет никого.
– А кто ты такой? – Я – путеводный Уастырджи.
– Какой же ты справедливый? Ты не даешь человеку удачи на дороге, пока он не зажжет для тебя свечи и не зарежет барана – сказал бедняк и пошел дальше.
Шел он, шел, пока не встретил его Уацилла.
– Куда идешь, бедняк?
– Ищу справедливого и честного человека своему сыну в крестные.
– Ни на земле, ни на небе не найти никого справедливей и честней меня. Я согласен быть крестным твоему сыну.
– А кто ты такой?
– Я – Уацилла, гремящий в тучах.
– Где же твоя справедливость? Ты насылаешь на людей болезни до тех пор, пока они не сварят для тебя пива и не зарежут ягненка.
Так ответил бедняк и продолжил свой путь.
Долго шел он по дороге и встретил Смерть.
– Доброго пути, бедняк, – сказала Смерть.
– Здравствуй и ты, – ответил бедняк.
– Куда идешь, что ищешь?
– Ищу справедливого и честного человека, чтобы он согласился быть крестным моему сыну.
– Кто же честней и справедливей меня? Я и буду крестной твоему сыну.
– А кто ты? – спросил бедняк.
– Я-сама Смерть.
– Что ж, – сказал бедняк, – быть по-твоему. Ты убиваешь царей – нет у них над тобой власти. Ты убиваешь богачей – не могут они от тебя откупиться. Ты убиваешь богатырей – не могут они тебя победить. Ты убиваешь бедняков- нет в тебе жалости к ним. Пожалуй, справедливей тебя нет никого на этой земле.
Пошли они к реке и окрестили мальчика, окунув его в воду. Закончили крестить и Смерть сказала бедняку:
– Теперь я с тобой в родстве и хочу сделать тебе добро. Отнеси ребенка домой и возвращайся.
Бедняк стал звать ее в гости, но Смерть ответила:
– Как бы тебе не пожалеть, если я приду к тебе в дом.
Лучше иди и делай, что я говорю.
Бедняк отнес сына домой и вернулся к Смерти. Отвела его Смерть на высокий курган и показала рукой вдаль.
– Видишь, там, за рекой большой город. Я давно собираюсь напустить мор на его жителей. Иди за мной туда, а когда придешь, объяви себя искусным лекарем. Меня не будет видеть никто, кроме тебя. Если увидишь, что я стою у больного в головах, знай: этот человек умрет. Если же я буду стоять в ногах у.больного, то он поправится. Тут-то и сделай вид, будто лечишь его. Люди поверят, что ты можешь избавлять от смерти и будут давать тебе деньги. Но смотри, не требуй платы сам, бери только то, что тебе дадут.
Пошел бедняк следом за Смертью. Смерть напустила на людей мор, а бедняк сделал так, как она ему сказала; и деньги потекли к нему рекой. Через несколько дней Смерть сказала ему:
– Теперь ступай домой.
Отправился бедняк домой с целой арбой денег. Прошло несколько лет и настала пора умирать бедняку. Явилась к нему Смерть, поздоровалась и спросила:
– Хорошо ли живешь, кум?
– Хорошо, дай бог тебе здоровья,-ответил бедняк.
– Мое здоровье в порядке, – усмехнулась Смерть, -а вот тебе пора собираться: я пришла за тобой.
Испугался бедняк, стал просить Смерть:
– Пощади, кума, я хочу пожить еще! Подожди, пока вырастет мой сын.
– Нет, кум. Ты сам искал честного и справедливого человека. Ведь ты знаешь, меня нельзя ни купить, ни испугать, ни разжалобить. Раз я уже пришла, то не уйду без тебя. Закончим этот бесполезный разговор. Ложись.
Что было делать бедняку? Лег он, но как только Смерть подошла, повернулся ногами в ее сторону. Смерть зашла с другой стороны, но бедняк опять повернулся к ней ногами. Так продолжалось довольно долго: откуда Смерть ни зайдет, бедняк поворачивается к ней ногами. Наконец, Смерти это надоело.
– Э-э, кум, я вижу, справедливость нравилась тебе до тех пор, пока была выгодна. Но от меня не ушел еще никто.
Тут взмахнула она косой-и бедняк,испустил дух.
ЛИСА-ХАДЖИ
Искала как-то лиса, чем бы поживиться, забралась в чью-то кладовку, да и провалилась в бочку с черной крпской. Стала лисья шерсть черной, как вороново крыло. Испугалась 'лиса, выскочила из бочки и бросилась бежать от беды подальше.
Бежит лиса по дороге, размышляет, чего бы поесть. А над дорогой, на суку, петух сидит. Увидел петух лису, удивился к спрашивает:
– Что случилось, лиса, куда ты бежишь, вся в черном?
– Ах, друг мой петух,-отвечает лиса,-раскаялась я в своих грехах и прклялась больше не воровать, а теперь иду в Мекку, чтобы вымолить себе место в раю.
– Сделай милость, возьми меня с собой, – говорит петух, – ведь и я тоже жил неправедно!
Слетел петух с дерева к лисе. Ухмыльнулась плутовка в усы и сказала петуху:
– Идем, мой друг, идем. Молитвы откроют нам двери рая. Пошли они вместе. Шли, шли и встретили сокола.
– Доброго вам пути,-говорит им сокол.
– Здравствуй, здравствуй!
– Куда путь держите?
– Идем в Мекку, просить милосердия божьего. Раскаялись мы в своих грехах и хотим искупить их, – отвечает лиса.
– Ради аллаха, возьмите меняс собой. Ведь я тоже не из праведников.
– Что ж, мое солнце, пойдем. Помолишься в Мекке- простятся тебе все прегрешения.
Пошли они дальше втроем. Встретился им по дороге удод.
– Прямой вам дороги, – говорит удод.
– Удачи тебе, – отвечают путники.
– Куда идете, что ищете?
– В Мекку идем, грехи свои замаливать.
– Я тоже грешен, возьмите и меня с собой! Облизнуласьлиса и ответила удоду:
– Пойдем, душа моя. Кто идет в Мекку – тот идет в рай. Идут они дальше вчетвером: лиса, петух, сокол и удод. Впереди лиса, за ней три ее товарища. Долго ли шли, недолго ли – кто знает? Привела их лиса к своей норе и говорит:
– Отсюда до Мекки рукой подать. Войдите-ка в эту пещеру, совершите в ней намаз и по^айтесь мне в грехах своих, тогда и пойдем дальше.
Вошли паломники в лисью нору, а лиса села у выхода и сказала:
– Выходи, петух, ты первый покайся в грехах! Вышел к ней петух.
– Нет числа твоим женам, – говорит лиса,-и тем ты нарушил закон истинной веры. Это – первый грех, его еще можцо простить. Но скажи-ка, зачем ты кричишь по ночам во все горло, зачем всех будишь? Этого греха тебе коран не прощает.
Свернула лиса петуху шею и положила его рядом с собой.
– Выходи, сокол, теперь твоя очередь каяться. Вышел к лисе сокол.
– Ответь-ка, сокол, сколько раз воровал ты цыплят со двора бедной вдовы? – спрашивает лиса.-Это большой грех, и коран тебе его не прощает.
Свернула соколу шею и положила его рядом с петухом.
– Выходи теперь ты, удод, и расскажи, кто дал тебе право носить корону?
Отвечает ей удод из норы:
– Пусть паду я жертвой твоей, Великий Хаджи, но корону мне дал сам царь Соломон. Этому есть у меня свидетели – три гуся, три утки и три индюка. Девять свидетелей могут подтвердить, что я говорю правду. Если хочешь, я приведу их сюда.
Потекли у лисы слюнки и подумала хитрая лиса: «Удода мне и на один зуб не хватит. Но три гуся, три утки и три индюка! Этого хватит на целый месяц!» – и говорит лиса удоду:
– Ступай, приведи своих свидетелей. Хорошо, если они подтвердят твои слова. Но горе тебе, если ты солгал!
Удод выпорхнул из норы и улетел, а лиса уселась и стала ждать свидетелей. Прилетел удод на пастбище, где паслась отара овец, опустился на землю возле собак и стал прыгать у них под носом. Бросились собаки на удода, а он, перелетая с места на место, привел их. к лисьей норе. Увидели.собаки лису и погнались за ней, забыв про удода. Поймали лису, подмяли под себя и стали рвать зубами – только клочья полетели от лисьей шубы. А удод кричит сверху:
– Эй, лиса, что говорят тебе мои свидетели? Подтверждают ли они мои слова?
– Погоди же, – отвечает лиса, – я тебе это припомню, если останусь жива!
С тех пор стали врагами лиса и удод.
ЧЁРТОВА УЗДЕЧКА
Было, или не было-один бог знает, но, говорят, жил в Куртатинских горах богатый человек по имени Бакар. Было у него десять тысяч овец, десять тысяч баранов, десять тысяч ягнят и столько же коз.
Но если надо было ему идти куда-нибудь на люди, то он просил одежду у соседей, потому что в его лохмотьях было стыдно показаться среди людей. Не было в округе человека богаче Бакара, но не было и скупее его. Жалел он денег, не покупал одежды ни себе, ни своей семье, даже в праздник не ели в его доме мяса. Оборванный, босой, бродил он за своим скотом, не доверяя его никому. Семью свою морил голодом, даже малым детям не давал лишнего куска.
Так богач Бакар много лет был сам у себя пастухом. Однажды летним днем согнал он скот под скалы, в тень, а сам, сев на камень, стал всухомятку жевать черствый хлеб. Рядом с ним было огромное дойное стадо, но он жалел молока даже для самого себя.
Вдруг слышит Вакар шум и крики. Взглянул он в ту сторону и видит мчится по склону волк, а в зубах у него маленький чертенок. За волком бежит черт, но не может он волка догнать.
Вот волк уже с Бакаром поравнялся. Тут закричал черт:
– Помоги, Бакар, моего сына уносит волк!
Схватил Бакар ружье, прицелился и выстрелил. Волк перевернулся' через голову и упал замертво. Подбежал к нему черт, схватил своего ребенка на руки, стал его обнимать, стал ласкать, а потом и говорит Бакару:
– Пойдем со мной. Вон в том овраге живет моя мать. Станет она тебя благодарить, станет давать золото и алмазы-ты не бери ничего, а проси то, что заработал.
Пошел Бакар с чертом. Спустились в овраг, видит Бакар – в глубине оврага дверь. Вошли они в дверь и очутились в большом доме. Пол дома из слоновой кости, стены из перламутра, а на потолке горит утренняя звезда. В глубине комнаты в золотом кресле сидит черная старуха, мать чертей.
Рассказал ей черт, как Бакар спас его сына, маленького чертенка. Обрадовалась старуха Бакару, усадила его за стол, стала потчевать невиданными яствами, а потом насыпала перед ним целую кучу драгоценных камней и сказала:
– Забирай, Бакар, это все твое.
Отвечает ей Бакар:
– Если хочешь меня наградить – дай мне то, что я заработал.
Заворчала старуха, пошла в кладовую и вынесла оттуда несметные сокровища – золотое оружие, кубки, монеты, слитки, целые корзины изумрудов, рубинов, алмазов… Разгорелись глаза у Бакара, а старуха все носит и носит и огромная груда сокровищ все растет и растет. Забыл обо всем Бакар, хотел уже кинуться к сокровищам, да черт больно толкнул его в бок и он опомнился. Говорит он опять старухе:
– Спасибо тебе, но не хочу я ничего, кроме того, что заработал.
Снова пошла старуха в кладовую, вынесла оттуда зеркало и показала Бакару.
– Это зеркало – из сокровищ сокровище. Все в нем видно, даже страна мертвых. Все что происходит во вселенной, все чудеса небесные раскроются перед тобой. Над седьмым небом, под седьмым солнцем орлиное гнездо – ты увидишь его. В седьмом подземном мире сын солнца прикован к скале цепями – и его ты увидишь. На черный день берегла я это зеркало, а теперь дарю его тебе.
Хотел Бакар взять чудесное зеркало, но черт снова толкнул его в бок, да так, что чуть ребра не сломал. Охнул Бакар и говорит старухе:
– Если уж хочешь сделать мне подарок, дай то„.что я заработал.
Видит старая чертовка, что он стоит на своем.
– Ну, ладно. Будь по-твоему.
Размахнулась она, ударила Бакара по затылку кулаком и изо рта у него со звоном выпали железные удила.
– Иди,-сказала старуха,-я сняла с тебя узду. Теперь все, что ты заработал, будет твоим.
С того дня зажил Бакар так, как и должен жить человек: стал он щедрым и хлебосольным, себе ни в чем не отказывал и с другими делился. И семья и соседи дивились на Бакара и ничего не могли понять – откуда им было знать, что освободился Бакар от чертовой уздечки, которую носил всю жизнь.
АФСАТИ
Заболела жена Афсати. Долго болела, никак не могла поправиться. Навещали ее ангелы, навещали другие небожители, но никто не мог найти средства от ее болезни. Ей становилось все хуже и хуже и она уже не вставала с постели. Однажды позвала она Афсати и говорит ему:
– Умираю я. Но в далекой земле, за семью перевалами живет Хачим-лекарь. Уж он-то наверняка знает средство от моей болезни.
Сел Афсати на своего золотого оленя и в мгновение ока очутился возле дома Хачима.
– Моя жена больна, – сказал Афсати. – Может, ты, Хачим, знаешь лекарство от ее болезни?
Хачим разбросал по доске бобы, перемешал их так, перемешал этак, а потом и говорит Афсати:
– Собери весь скот, какой у тебя есть -/всех зверей лесных, кроме волков, и зарежь их. Тогда твоя жена поправится.
Приехал Афсати домой и приказал слугам созвать всех зверей. Стали звери собираться к дому Афсати. В это время Уастырджи пришел проведать больную и, увидев толпу зверей, спросил Афсати:
– Зачем собрались здесь эти звери? Отвечает ему Афсати:
– Послала меня жена к лекарю Хачиму, чтобы тот научил меня, как ее вылечить. Велел мне Хачим зарезать всех зверей, кроме волков, – тогда моя жена выздоровеет.
Покрутил Уастырджи ус и спрашивает:
– Скажи мне, кого больше – живых или 'мертвых? Не успел Афсати и рта раскрыть, как вдруг из-под куста раздался голос ежа:
– Мертвых больше! Удивился Афсати:
– Почему же мертвььх больше? Ведь и у людей, и у зверей рождается больше, чем умирает! Засмеялся еж и ответил ему:
– Те, кто выполняет все прихоти своих жен, тоже могут считаться мертвыми.
Покачал головой Афсати, свистнул зверям и разбежались они по горам и лесам.
А жена его и так поправилась.
С тех пор Афсати старался меньше прислушиваться к советам жены. А Уастырджи за смелый ответ подарил ежу кольчугу, которую еж носит по сей день.
*АЗАУ. Изд. «Иристон». Цхинвал, 1984 г.
В. И. АБАЕВ О СЕКА ГАДИЕВЕ
Утро осетинской художественной литературы озарено двумя яркими именами: великого поэта Коста Хетагурова и основоположника осетинской прозы Сека Гадиева. 0 Коста писалось уже много и хорошо. 0 Сека пока немного. А жаль.
Как раз в 1985 году исполняется 70 лет со дня смерти и 130 лет со дня рождения Сека Гадиева.
Выпуская к этой дате в свет русский перевод произведений Сека, издательство «Ирыстон» сделало давно назревшее и нужное дело. В статье, посвященной десятилетию со дня смерти С-ка, его сын Цомак, тоже известный писатель и общественный деятель, писал: «Когда выйдут в свет произведения Сека, его рассказы и стихи, то для читателей раскроется, какое сердце билось в нашем писателе, какими мечтами и думами была полна его душа, сколько красоты было в его личности» (газ. «Растдзинад», 1925, 23 июля). Нет сомнения, что даже с учетом тех йотерь, которые неизбежны при всяком переводе, русский читатель почувствует и оценит ту красоту, о которой писал Цомак.
Замечательный осетинский писатель-самородок Сека Гадиев родился в 1855 году. Его отец Куиури был горцем-бедняком, человеком одаренным и хорошим рассказчиком. Он любил людей н они отвечали ему искренним уважением и любовью. Жители ущелья Куд свои общественные дела чаще всего поручали вести Куцури, как человеку, которому полностью доверяли.
Куцури страстно желал дать образование своему единственному сыну, но этого ему долгое время не удавалось. Лишь когда исполнилось 15 лет Сека, отец смог его устроить на учебу к грузинскому дьякону, работавшему в ауле Ганис. Мальчик нау-чился читать и писать. Восемнадцати лет он уже получил место дьячка в ганисскрй церкви, в кото; й проработал в течение девяти лет, полных всевозможных лишекий и невзгод.
Позже Сека в поисках лучшей доли переселяется в Север-ную Осетию.
Всеми возможностями Сека стремился повысить свою образованность. Он зачитывается книгами, большей частью на грузинском языке. Всячески старается Сека сотруднжчать в выходящих тогда в Осетии журналах и газетах: «Осетинская газета» (1906), «Новая жизнь» (1907), «Мысль» (1907); «Христианская жизнь» и др., печатает в них свои художественные и публицистические произведения.
Внимательное изученйе рукописей Сека Гадиева не оставляет сомнения в том, что автор очень много времени уделял занятиям литературой. Он усердно собирал народные предания, другие фольклорные произведения, подвергал их тщателыюй и умелой литературной обработке.
Хотя и не удалось Сека получить систематического образования, природой он был одарен незаурядными способностями – ярким писательским талантом, исключительным трудолюбием. К этому следует добавить большой житейский опыт, глубокое знание быта простого народа и мы получим писательский портрет Сека Гадиева, выразившего свои думы и помыслы в своих замечательных произведениях.
Перед памятью Сека должен низко склонить голову каждый осетин. Это был не только вдохновенный автор глубоко народных стихов и рассказов, основоположник. осетинской прозы, но прежде всего исключительная личность.
Писательство-это занятие. Но иногда писательство становится подвигом. Кто хочет знать, что это значит, тот должен познакомиться с жизнью Сека Гадиева.
Горную Осетию времен Сека писатель Георгий Цаголов справедливо назвал «краем беспросветной нужды». Одним из самых глухих и бедных уголков этого края была родина Сека, селение Ганис в верховьях Арагви. Внешне Ганис и сейчас мало изменился по сравнению с прошлым веком. Убогие сакли с плоскими земляными кровлями сгрудились на крутом склоне… Кровли нижнего яруса служат дворами для вышележащего… Сохранилась и сакля Сека, такая же, как остальные. В этой полутемной сакле, свет в которую проникал только через дымовое отверстие в потолке, простой горец-крестьянин, самоучкой овладевший кое-какой грамотой, обремененный большим семейством, урывками писал свои рассказы и стихи, писал не имея почти никакой перспективы для их опубликования. Какой могучий, непреоборимый творческий импульс надо было носить в душе, чтобы парить в мире поэтических образов там, где вся обстановка гнет человека к земле, сковывает все его силы одной заботой – борьбой за хлеб насущный.
Когда глубже узнаешь жизнь и духовный мир таких людей, как Сека, особенно остро чувствуешь весь комизм таких, став-ших для нас привычными понятия, как дом творчества», «творческий отпуск», «творческая командировка» и т. п. Для Сека окружающий его мир и был его домом творчества. Вся его сознательная жизнь была творческой командировкрй. А отпуск? Сё-ка не знал, что значит это слово.
Сека иногда сравнивают с грузинским писателем Алексан-Дром Казбеги. Действительно, и в тематике их прозы и даже в стиле их произведений можно найти кое-что общее.. Но не следует забывать, что за спиной у Казбеги была многовековая литературная традиция. Сека же начинал на пустом месте. Казбеги-представитель привилегированной фамилии-получил отличное образование. Сека же был бедным самоучкой. Важа Пшавела и Роберт Бернс тоже сочетали крестьянский труд с писательством. Но они опирались на богатую литературную традицию. К тому же они не знали такой гнетущей нужды.
При слове «подвиг» перед мысленным взором встает образ аоина и слышится звон оружия. Но разве мсньше героизма в ловседневном писательском подвиге такого человека, как Сека?
Одной из самых замечательных черт произведений Сека безусловно является их глубокая народность.
В чем заключается народность писателя? В естественном, гармоническом сочетании народного содержания с народной формой. Имея в виду Коста Хетагурова, я писал в свое время: говорить с народом о том, что его всего больше волнует, и в такой форме, которая захватывает и покоряет его без остатка – этой тайной поэт владел в совершенстве. Этой тайной не в меньшей степени владел и Сека.
В годы моего учительства в Кобийской школе мне приходилось читать стихи Коста и рассказы Сека простым, неграмотиым осетинам. И когда дело доходило до стихотворения Коста «Сидзёргёс» («Мать сирот?») или до рассказа Сека «Азау», мало кто из слушателей и слушательниц мог удержать слезы. Трагический пафос этих произведении действовал на них безошибочно и безотказно. Такая непогрешимая заражающая сила присуща только произведениям подлинно народным и по содержанию и по форме,
Никто не станет оспаривать народность. Некрасова или Льва Толстого. Но они пришли к народу из другой среды, из другого класса.
Народность Сека не есть результат интеллигеного народолюбия илй сознательного желания быть ближе к народу. На-родность Сека – естественное и стихийное выражение его лич-мости, его душевного склада, его жизненной судьбы. Его творчество народно потому, что он родился, работал, жил в народе, вместе с народом, для народа. Поэтому творчество Сека фольклорно в самом полном и глубоком значении зтого слова.
В осетинской литературе всего ближе к рассказам Сека стоят по тематике новеллы Чермена Беджизати «Мёсгуытё дзурынц» («Башни говорят»). Но что представляют собой эти новеллы? Это слегка обработанные рассказы, записанные Черменом от его деда, известного сказителя Левана Бегизова. Сека – это такой же народный рассказчик, как Леван, но овладевший грамотой настолько, что мог сам записывать и отделывать свои устные рассказы.
Форма, которую Сека придавал почерпнутым из нарбда сюжетам, была настолько доходчивой и совершенной, что, возвращаясь снова в народ, они иначе и не воспринимались, как свои, народные. Коста обработал народную песнк» о боге-покровителе охотников Афсати. Сека обработал народную песню о герое антифеодальной борьбы Чермене. И с того момента, как костаевская обработйа «Афсати» попала в народ, она почти полностью вытеснила народные варианты. С того момента, как народу стала известна секаевская обработка «Чермена», она почти полностью вытеснила народные варианты этой песни. Нужна ли еще лучшая аттестация для народного писателя?
Основной пафос произведений Сека направлен на бескомпромиссное утверждение человеческой личности.
Говоря об осетинской героической песне, я отмечал, что ее идейная и эмоциональная, доминанта – борьба за свободу лич-ности, за ее национальное, общественное и индивидуальное достоинство, против ее угнетения и унижения, против ущемления. ее прав, против насилия над нею. И здесь произведения Сека по своему духу обнаруживают разительное родство с народной героической песней. Любимые герои Сека – это мужественные люди, которым приходится вести жестокую борьбу за свои человеческие права и человеческое достоинство, но которые никогда не сгибаются и не отступают в этой борьбе. Их судьба бывает нередко трагической. Но даже когда они погибают, у нас не остается чувства пессимизма и подавленностн, ибо самая смерть их служит идее утверждения личности.
Чудесный рассказ «Азау»-осетинский вариант вечной темы Ромео и Джульетты-несмотря на трагическую судьбу героев, воспринимается как триумфлюбви.
Не случаино, что когда Сека задумал обработать народную героическую песню, его выбор пал на ту именно песню, где наиболее ярко выражена идея борьбы мужественного, но терпящего жестокую несправедливость героя за свои человеческие пра-ва, – на песню о Чермене. Не случайно, что один из своих рас» сказов он посвятил своему земляку Цыппу, одному из ярославленных народиой песней Кудских абреков. Парадоксально, но факт: в этом добрейшем человеке, избравшем профессию дьячка, жила душа протестантаабрека.
С непостижимой силой Сека раскрывает духовное богатст-во горской бедноты.
За внешним блеском и богатством может скрываться внутреннее убожество, и, наоборот, за внешней бедностью может скрываться большое внутрённее богатство. Трудно представить условия человеческого существования более тяжелые и неприглядные, чем те, в которых живут и действуют герой Сека. Казалось бы, какие душевные богатства могут родиться и расцвести в этой нищете, в условиях повседневной гнетущей борьбы за существование?
Сека показал, что это впечатление обманчиво, что в этой суровой бедности выковывались могучие характеры, кипели сильные страсти, беззаветная любовь и жгучая ненависть, что в этих убогих, дымных саклях жили люди, способвые на такой героизм и такую человечность, до которых далеко обитателям пышных дворцов и роскошных особняков.
С особой благодарностью и почитанием должны вспомнить. имя Сека осетинские женщины. Тяжелое было положение осетинки-горянки в прошлом. Непосильный труд и бесправие были ее уделом. Но у Сека женщины – не забитые и безгласные существа. Нелегкая судьба не подавила, а закалила их. душевные силы. Созданная им галерея женских образов – Азау, Айсса, Залда, Гурдзыхан, Тамар, Марине, Дыса, Манидза-лучший памятник женщине-горянке. Одновременно целомудренные и страртные, застенчивые и смелые, сохраняющие в любых испытаниях человеческое достоинство, душевную красоту и гуманность,- они внушают глубокую симпатию. И если в числе мужских образов Сека есть типы, внушающие отвращение и ненависть, то в числе его женских образов мы таких не находим.
Имя Сека будет жить, пока живет осетинский народ и его литература.
Сека вместе с Коста олицетворяют весну осетинской литературы. Отсюда неувядаемое очарование их произведений.
Вассо Абаев
*АЗАУ. Изд. «Иристон». Цхинвал, 1984 г.
ПРИМЕЧАНИЯ Северной Осетии
Абхадз – так осетипы называли царского генерала И. Н. Абхазова, который в 1830 г. подверг разрушению и сожжению многие деревни в Алдар – князь, феодал.помещик.
Арака – водка (самогон).
Арвыком – букв. «небесное ущелье» или «зев неба»-так.называют осетины пойму реки Терек от Дарьяльской теснины до Крестового перевала.
Арвыкомская дорога – Военно-Грузинская дорога.
Атынжг – праздник, посвященный началу сенокоса.
Афсати (осет. миф.) – повелитель туров, оленей, коз и других благородных животных; покровитель охоты.
Барастыр (осет. миф.) – владыка загробного мира, страны мертвых.
Бонварнон – букв. «;утренняя звезда» – Венера.
Гал – вол, бык.
Гугуас цоли ламазиа – по-грузински – «жена Гугуа красивая».
Гудан – ущелье в Хевсуретии (в Душетском районе).
Джиуаргуба – осенний празднпх Уастырджи (см.), время свадеб в осетинских деревнях.
Дзам-дзам – чудеспый источник.
Дзауджикау – по-осетински-гор. Владикавказ (ныне-г. Орджоникидзе).
Дзимыр – горное ущелье в Южнсн Осетии.
Дзуар – святой, божество; часовня, святыня/церковь.
Зардаваран – религ. праздник вознесения.
Мр, Ирыстон – Осетия.
Кайджин – по-осетински букв. «сланцевое».
Калак – осетинское названАе гор. Тифлиса (ныне-Тбилиси).
Калым (по-осет.-иржд) – выкуп за невесту.
Косет – Квешети, селение по Арвыкомской дороге (в Душетском районе).
Куар – так осетины называют реку Кура.
Куд – так осетины называют Гуд, Гудское ущелье.
Ломис – часовня, святыня на границе Ленингорского и Душетского районов, где раз в год проводились религиозные празднества.
Моурау – управляющий имением, ймуществом алдара (см.), вроде приказчика.
Нана – мама, бабушка.
Ныхас – собрание мужчин селения и самое место сбора.
Саниба – горное ущелье в Северной Осетии.
Тагиата – алдары (см.), уздены Тагаурского ущелья в Северной Осетии.
Так называли себя все, кто, претендовал на благородное происхождение.
Тутыр (осет. миф.) – покровитель волков.
Тырсыгом – осетинское ущелье в Казбекском районе.
Уастырджи (осет. миф.) – покровитель путников и воинов.
Уацилла (осет. миф.) – владыка грозы и хлебных злаков.
Фандыр – музыкальный инструмент, род лиры.
Фынг – круглый столик на трех низких ножках, украшенный фигурной резьбой.
Хад (по-груз. – Хада) – грузинское ущелье на южном склоне Крестового перевала.
Хафын Карныхов – вымышленные имя и фамилия, образованные из слов «ограбастать» и «вор».
Хаджи (по-осет. – хадзы) – совершивший «хадж», поломничество в Мекку.
Хиу – так осетины называют Хеви (ныйе-Казбекский район), по-груз. букв. «ущелье».
Хиуцы – жители Хиу (по-груз. Хеви), мохеве, мохевцы.
Хетага сын – великий осетинский поэт Коста Хетагуров (1-859-1906).
Хоругвь – церковное знамя.
Цамакуд – женское имя, букв. едля чего нужна была».
Чермен – легендарный герой, кавдасард (букв. «рожденный в яслях»), незаконнорожденный сын одного из алдаров (см.) Тулатовых, восставший против них в конце XVIII века.
*АЗАУ. Изд. «Иристон». Цхинвал, 1984 г.
id=title>
СКАЗКИ
Оглавление:
Куртатинский хитрец. Перевод Т. Саламова
Искатель справедливости. Перевод Т. Саламова
Лиса-хаджи. Перевод Т. Саламова
Чертова уздечка. Перевод Т. Саламова
Афсати. Перевод Т. Саламова
КУРТАТИНСКИЙ ХИТРЕЦ
Жили в верховьях Куртатинского ущелья три брата. Отец оставил им небольшое наследство, они разделили его между собой, да только ненадолго его хватило. Остался из отцовского добра лишь круглый фынг на трех ножках. Стали братья думать, как разделить и его, ничего не придумали и взяли каждый себе по ножке, а круглая доска осталась общей.
Как-то раз говорит старшему брату его жена:
– Снес бы ты свою ножку на продажу в город Хадзарта, а на эти деньги купил бы еды: ведь мы скоро умрем от голода!
На другой день старший брат взял ножку от фынга и отправился в город. Встретился ему на окраине один алдар.
– Сколько ты просишь за эту ножку?
– Пять рублей, – ответил бедняк.
– Что там пять рублей! -сказал алдар. – Слушай меня: если сумеешь усыпить меня небылицами – дам тебе пять туманов. Ну, а не сумеешь – вырежу из твоей спины три ремня, и ножка будет моей.
– Хорошо, – ответил бедняк, – я согласен. Пошли они к алдару в дом. Алдар выставил на стол еду и питье и стал угощать бедняка. А когда тот захмелел, алдар улегся и говорит:
– Ну, теперь рассказывай. Усыпляй меня.
А бедняк спьяну еле языком ворочает. Побормотал он. что-то, побормотал, да и уснул.
Алдар вырезал у него из спины три ремня, отнял ножку от фынга и прогнал бедняка. Пошел бедняк, согнувшись, домой, в Куртатинское ущелье. Увидела его издали жена среднего брата и закричала мужу:
– Иди-ка сюда, никчемный, и посмотри вниз на дорогу! Вон идет твой старший брат,.согнувшись под тяжестью поклажи! Скорее бери ножку от фынга и неси ее в город, да смотри, не продешеви.
Отправился средний брат в город и с ним приключилось то же самое. Вернулся он домой сгорбленный, с изрезанной спиной, а ножка от фынга осталась у алдара.
Задумался младший брат: «Кто же так поиздевался над братьями? Придется, видно, идти в город, другого выхода нет». Собрался он в дорогу, взял свою ножку и пошел в город Хадзарта. И на окраине встретился с тем же алдаром.
– Эй, парень! Сколько просишь за ножку?
– Сто туманов! – отвечает бедняк.
– Что такое сто туманов! Вот если ты сумеешь усыпить меня, рассказывая небылицы, то получишь столько золота, сколько унесет осел.
– Что ж, хорошо, – сказал младший брат и пошел к алдару в дом. Алдар снова выставил угощение, еще больше прежнего. Перед тем, как сесть за стол, он спросил:
– Скажи, как тебя звать?
– Мое имя еще хуже. А как звать тебя?
– Меня? Алдар, как же еще! Ну, давай, пей.
– Скажи мне тост, алдар, и выпей первым. Я никогда не пил раньше хозяина дома1
Стал алдар говорить тосты и пить, и бедняк вместе с ним. Долго они пировали, наконец, алдар прилег и говорит:
– Теперь рассказывай небылицы, чтобы я уснул.
– Ты приведи сюда осла, да принеси золота, как договорились, тогда и начну рассказывать.
Пригнал алдар осла, принес два мешка золотых денег я снова улегся.
– Ну, слушай, алдар, – сказал бедняк и начал рассказ: – Было у меня когда-то огромное стадо, целых семь овец. Летом я их пас на горе Кариу, а к подножию горы провел желоба, по которым вниз текло молоко. А внизу моя мать его процеживала и делала из него сыр в большой корзине. Слил я как-то молокб в желоб, а там волк сидел. Снесло волка по желобу вниз, а там моя мать подставила сито, чтобы молоко процедить. Волк проскочил в дырочку сита и оказался в сыре. Сделала мать пироги с сыром и отправила мне на гору Кариу, где я сено косил. Разломил я пирог, а оттуда волк выскочил и – бежать. Бросил я в него косу – застряла коса в волчьей пасти. Швырнул я в него грабли – вонзились грабли в волчью ляжку. Бежит волк, спереди косит, сзади сено сгребает. Пока бежал, сотню стогов сложил. Тут коса ударилась о камень, высекло искру и все сенр сгорело. Тем временем пришла зима. Вся вода замерзла, скоту пить нечего. Посмотрел я сквозь игольное ушко, вижу-далеко внизу синеет река Фиагдон. Погнал я свое стадо туда, а пока добрался – и эта река замерзла. Слышу, подо льдом журчит вода. Сделал я из своей локтевой кости долото, из теменной кости кувалду, лед продолбил, стадо напоил, и стал возвращаться.
Шел, шел, смотрю-нет на мне теменной кости, на берегу забыл. Вернулся к реке и вижу: в моей теменной кости перепелка гнездо свила, двенадцать яиц снесла. Ну, думаю, бог дает-в окно подает. Изжарил себе яичницу, угостился на славу и пошел к своим овцам. Пока шел, овцы по кустарнику разбрелись. Стал я их искать, тут конь мой хвостом за что-то зацепился. Обернулся я, смотрю – огромная ива, вершиной в небо упирается. За вершину конский хвост и зацепился. А мне надо было к богу сходить-он мне ружье обещал. Пойду, думаю, прямо сейчас, лучшей дороги не будет. Полез на иву и по ней поднялся на небо. «Здравствуй, – говорю – бог. Помнишь, ты обещал мне ружье подарить». «Как же,-.говорит бог, – как же не помнить» – и подарил мне отличное крымское ружье. Дал он мне~ еще кое-какие поручения и я отправился домой. Глядь-а дерева нет, муравьи его корни подгрызли, вот оно и упало. Вернулся я к богу. Дерево мое, говорю, упало, придумай что-нибудь. Крикнул бог слугам, принесли они веревку из мякины, и спустили с неба на землю. Полез я по веревке вниз. Лез, лез, на полпути замерз и решил согреться. Развел костер, веревка вспыхнула и сгорела. Полетел я вниз, упал на землю, сломал двенадцать ребер. Поднялся, смотрю-под кустом перепелка сидит. Выстрелил я в нее из ружья и убил. Стал потрошить, полдня работал. Жиром ее наполнил двенадцать больших корзин. Дай-ка, думаю, смажу свои арчи, совсем, они у меня пересохли. Один арчи смазал, а на второй жиру не хватило. Тот, второй арчи, обиделся и убежал. «Чтоб ты сгорел,»-думаю, и пошел его искать, Смотрю, а он в Балте на Слоновском току волов подгоняет. «Эх, гяур, мой арчи,-думаю,-из кожи гяура сшитый!»Размахнулся я, ударил его по правой щеке – из него высыпалась целая куча проса. Ударил по левой щеке-высыпалась куча соли. Собрал я соль и просо и отнес на гору Кариу. Ты меня слушаешь, алдар?
А алдар уже уснул, только храп стоит.
Бедняк вкривь и вкось, клочками обрил ему голову, погрузил золото на осла и пустился в путь. В теснине Забиаг привязал он осла в лесу, в стороне от дороги, а сам уселся на обочине и стал ждать.
Тем временем алдар проснулся и бросился в погоню за бедняком. Скакал он, скакал и въехал, наконец, в теснину Забиаг, где младший брат сидел у дороги. Не узнал его алдар и крикнул:
– Ты не видел здесь путника с ослом?
– Удивительные вопросы ты задаешь, – ответил младший брат, – в этом ущелье у всех есть ослы.
– Его имя еще хуже, он украл мои деньги и я гонюсь за ним!
– Хуже тебя я никого не видел, посмотри-ка на свою голову.
– Не зли меня, я и так зол, – зарычал алдар, – один проходимец украл у меня целый вьюк золота и мне надо его догнать!
– А-а-а! Так он был здесь недавно и поехал вон в ту сторону. Но там узкая и крутая тропа, по ней не проехать на коне. Оставь коня здесь и беги за ним следом, пешком ты его быстро настигнешь.
Алдар оставил коня рядом с куртатинским хитрецом и помчался догонять человека по имени еще хуже. А бедняк отвел коня в лес, привязал его рядом с ослом, отрезал коню хвост воткнул его в мышиную норку неподалеку от дороги.
Тем временем алдар, никого не догнав, вернулся назад. Младший брат, увидев его издали, начал кричать:
– Скорей, скорей, алдар! Твоего коня мыши тащат в норку. Один хвост еще торчит. Но не тяни за хвост слишком, но – не дай бог, оторвется – не видать тебе тогда своего коня.
Схватился алдар за хвост, потянул что есть силы, и вынул из норки.
– Я же говорил тебе, не тяни слишком сильно,-сказал бедняк, – пропал теперь твой конь!
Поплелся алдар в город пешком, а младший брат сел на коня и с мешками золота на осле весело поехал домой, в Куртатинское ущелье.
ИСКАТЕЛЬ СПРАВЕДЛИВОСТИ
В одном бедном селе жили когда-то муж и жена. Не было у них ни детей, ни богатства, давила их нужда и не знали они жизни радости.
К старости родился у них мальчик, но почти никто из соседей не узнал об этом. Да и что толку, если бы узнали? В'" давно известно, что люди держатся подальше от бедняков счастье не подходит к ним близко.
Стали родители думать, кого бы взять сыну в крестные отцы. Жена говорит мужу:
– Пойди в соседнее село, найди там человека побогаче, попроси его быть крестным нашему сыну. Сделает он мальчику подарки, может, и нам что-нибудь перепадет.
– Не нужен твоему сыну богатый крестный, – ответил муж, – богачи считают зазорным для себя водиться с бедняками. Найду-ка я честного и справедливого человека, пусть он и будет вашим крестным.
Взял сына на руки и пошел по дороге.
Долго ли он шел, недолго ли – одному богу известно. Встретился ему по дороге Уастырджи.
– Да будет прямой твоя дорога!-сказал Уастырджи.
– Удачи тебе! – ответил бедняк.
– Куда путь держишь?
– Ищу крестного своему сыну, человека справедливого и честного.
– Видно, мне быть крестным твоему сыну. Честней и справедливей меня нет никого.
– А кто ты такой? – Я – путеводный Уастырджи.
– Какой же ты справедливый? Ты не даешь человеку удачи на дороге, пока он не зажжет для тебя свечи и не зарежет барана – сказал бедняк и пошел дальше.
Шел он, шел, пока не встретил его Уацилла.
– Куда идешь, бедняк?
– Ищу справедливого и честного человека своему сыну в крестные.
– Ни на земле, ни на небе не найти никого справедливей и честней меня. Я согласен быть крестным твоему сыну.
– А кто ты такой?
– Я – Уацилла, гремящий в тучах.
– Где же твоя справедливость? Ты насылаешь на людей болезни до тех пор, пока они не сварят для тебя пива и не зарежут ягненка.
Так ответил бедняк и продолжил свой путь.
Долго шел он по дороге и встретил Смерть.
– Доброго пути, бедняк, – сказала Смерть.
– Здравствуй и ты, – ответил бедняк.
– Куда идешь, что ищешь?
– Ищу справедливого и честного человека, чтобы он согласился быть крестным моему сыну.
– Кто же честней и справедливей меня? Я и буду крестной твоему сыну.
– А кто ты? – спросил бедняк.
– Я-сама Смерть.
– Что ж, – сказал бедняк, – быть по-твоему. Ты убиваешь царей – нет у них над тобой власти. Ты убиваешь богачей – не могут они от тебя откупиться. Ты убиваешь богатырей – не могут они тебя победить. Ты убиваешь бедняков- нет в тебе жалости к ним. Пожалуй, справедливей тебя нет никого на этой земле.
Пошли они к реке и окрестили мальчика, окунув его в воду. Закончили крестить и Смерть сказала бедняку:
– Теперь я с тобой в родстве и хочу сделать тебе добро. Отнеси ребенка домой и возвращайся.
Бедняк стал звать ее в гости, но Смерть ответила:
– Как бы тебе не пожалеть, если я приду к тебе в дом.
Лучше иди и делай, что я говорю.
Бедняк отнес сына домой и вернулся к Смерти. Отвела его Смерть на высокий курган и показала рукой вдаль.
– Видишь, там, за рекой большой город. Я давно собираюсь напустить мор на его жителей. Иди за мной туда, а когда придешь, объяви себя искусным лекарем. Меня не будет видеть никто, кроме тебя. Если увидишь, что я стою у больного в головах, знай: этот человек умрет. Если же я буду стоять в ногах у.больного, то он поправится. Тут-то и сделай вид, будто лечишь его. Люди поверят, что ты можешь избавлять от смерти и будут давать тебе деньги. Но смотри, не требуй платы сам, бери только то, что тебе дадут.
Пошел бедняк следом за Смертью. Смерть напустила на людей мор, а бедняк сделал так, как она ему сказала; и деньги потекли к нему рекой. Через несколько дней Смерть сказала ему:
– Теперь ступай домой.
Отправился бедняк домой с целой арбой денег. Прошло несколько лет и настала пора умирать бедняку. Явилась к нему Смерть, поздоровалась и спросила:
– Хорошо ли живешь, кум?
– Хорошо, дай бог тебе здоровья,-ответил бедняк.
– Мое здоровье в порядке, – усмехнулась Смерть, -а вот тебе пора собираться: я пришла за тобой.
Испугался бедняк, стал просить Смерть:
– Пощади, кума, я хочу пожить еще! Подожди, пока вырастет мой сын.
– Нет, кум. Ты сам искал честного и справедливого человека. Ведь ты знаешь, меня нельзя ни купить, ни испугать, ни разжалобить. Раз я уже пришла, то не уйду без тебя. Закончим этот бесполезный разговор. Ложись.
Что было делать бедняку? Лег он, но как только Смерть подошла, повернулся ногами в ее сторону. Смерть зашла с другой стороны, но бедняк опять повернулся к ней ногами. Так продолжалось довольно долго: откуда Смерть ни зайдет, бедняк поворачивается к ней ногами. Наконец, Смерти это надоело.
– Э-э, кум, я вижу, справедливость нравилась тебе до тех пор, пока была выгодна. Но от меня не ушел еще никто.
Тут взмахнула она косой-и бедняк,испустил дух.
ЛИСА-ХАДЖИ
Искала как-то лиса, чем бы поживиться, забралась в чью-то кладовку, да и провалилась в бочку с черной крпской. Стала лисья шерсть черной, как вороново крыло. Испугалась 'лиса, выскочила из бочки и бросилась бежать от беды подальше.
Бежит лиса по дороге, размышляет, чего бы поесть. А над дорогой, на суку, петух сидит. Увидел петух лису, удивился к спрашивает:
– Что случилось, лиса, куда ты бежишь, вся в черном?
– Ах, друг мой петух,-отвечает лиса,-раскаялась я в своих грехах и прклялась больше не воровать, а теперь иду в Мекку, чтобы вымолить себе место в раю.
– Сделай милость, возьми меня с собой, – говорит петух, – ведь и я тоже жил неправедно!
Слетел петух с дерева к лисе. Ухмыльнулась плутовка в усы и сказала петуху:
– Идем, мой друг, идем. Молитвы откроют нам двери рая. Пошли они вместе. Шли, шли и встретили сокола.
– Доброго вам пути,-говорит им сокол.
– Здравствуй, здравствуй!
– Куда путь держите?
– Идем в Мекку, просить милосердия божьего. Раскаялись мы в своих грехах и хотим искупить их, – отвечает лиса.
– Ради аллаха, возьмите меняс собой. Ведь я тоже не из праведников.
– Что ж, мое солнце, пойдем. Помолишься в Мекке- простятся тебе все прегрешения.
Пошли они дальше втроем. Встретился им по дороге удод.
– Прямой вам дороги, – говорит удод.
– Удачи тебе, – отвечают путники.
– Куда идете, что ищете?
– В Мекку идем, грехи свои замаливать.
– Я тоже грешен, возьмите и меня с собой! Облизнуласьлиса и ответила удоду:
– Пойдем, душа моя. Кто идет в Мекку – тот идет в рай. Идут они дальше вчетвером: лиса, петух, сокол и удод. Впереди лиса, за ней три ее товарища. Долго ли шли, недолго ли – кто знает? Привела их лиса к своей норе и говорит:
– Отсюда до Мекки рукой подать. Войдите-ка в эту пещеру, совершите в ней намаз и по^айтесь мне в грехах своих, тогда и пойдем дальше.
Вошли паломники в лисью нору, а лиса села у выхода и сказала:
– Выходи, петух, ты первый покайся в грехах! Вышел к ней петух.
– Нет числа твоим женам, – говорит лиса,-и тем ты нарушил закон истинной веры. Это – первый грех, его еще можцо простить. Но скажи-ка, зачем ты кричишь по ночам во все горло, зачем всех будишь? Этого греха тебе коран не прощает.
Свернула лиса петуху шею и положила его рядом с собой.
– Выходи, сокол, теперь твоя очередь каяться. Вышел к лисе сокол.
– Ответь-ка, сокол, сколько раз воровал ты цыплят со двора бедной вдовы? – спрашивает лиса.-Это большой грех, и коран тебе его не прощает.
Свернула соколу шею и положила его рядом с петухом.
– Выходи теперь ты, удод, и расскажи, кто дал тебе право носить корону?
Отвечает ей удод из норы:
– Пусть паду я жертвой твоей, Великий Хаджи, но корону мне дал сам царь Соломон. Этому есть у меня свидетели – три гуся, три утки и три индюка. Девять свидетелей могут подтвердить, что я говорю правду. Если хочешь, я приведу их сюда.
Потекли у лисы слюнки и подумала хитрая лиса: «Удода мне и на один зуб не хватит. Но три гуся, три утки и три индюка! Этого хватит на целый месяц!» – и говорит лиса удоду:
– Ступай, приведи своих свидетелей. Хорошо, если они подтвердят твои слова. Но горе тебе, если ты солгал!
Удод выпорхнул из норы и улетел, а лиса уселась и стала ждать свидетелей. Прилетел удод на пастбище, где паслась отара овец, опустился на землю возле собак и стал прыгать у них под носом. Бросились собаки на удода, а он, перелетая с места на место, привел их. к лисьей норе. Увидели.собаки лису и погнались за ней, забыв про удода. Поймали лису, подмяли под себя и стали рвать зубами – только клочья полетели от лисьей шубы. А удод кричит сверху:
– Эй, лиса, что говорят тебе мои свидетели? Подтверждают ли они мои слова?
– Погоди же, – отвечает лиса, – я тебе это припомню, если останусь жива!
С тех пор стали врагами лиса и удод.
ЧЁРТОВА УЗДЕЧКА
Было, или не было-один бог знает, но, говорят, жил в Куртатинских горах богатый человек по имени Бакар. Было у него десять тысяч овец, десять тысяч баранов, десять тысяч ягнят и столько же коз.
Но если надо было ему идти куда-нибудь на люди, то он просил одежду у соседей, потому что в его лохмотьях было стыдно показаться среди людей. Не было в округе человека богаче Бакара, но не было и скупее его. Жалел он денег, не покупал одежды ни себе, ни своей семье, даже в праздник не ели в его доме мяса. Оборванный, босой, бродил он за своим скотом, не доверяя его никому. Семью свою морил голодом, даже малым детям не давал лишнего куска.
Так богач Бакар много лет был сам у себя пастухом. Однажды летним днем согнал он скот под скалы, в тень, а сам, сев на камень, стал всухомятку жевать черствый хлеб. Рядом с ним было огромное дойное стадо, но он жалел молока даже для самого себя.
Вдруг слышит Вакар шум и крики. Взглянул он в ту сторону и видит мчится по склону волк, а в зубах у него маленький чертенок. За волком бежит черт, но не может он волка догнать.
Вот волк уже с Бакаром поравнялся. Тут закричал черт:
– Помоги, Бакар, моего сына уносит волк!
Схватил Бакар ружье, прицелился и выстрелил. Волк перевернулся' через голову и упал замертво. Подбежал к нему черт, схватил своего ребенка на руки, стал его обнимать, стал ласкать, а потом и говорит Бакару:
– Пойдем со мной. Вон в том овраге живет моя мать. Станет она тебя благодарить, станет давать золото и алмазы-ты не бери ничего, а проси то, что заработал.
Пошел Бакар с чертом. Спустились в овраг, видит Бакар – в глубине оврага дверь. Вошли они в дверь и очутились в большом доме. Пол дома из слоновой кости, стены из перламутра, а на потолке горит утренняя звезда. В глубине комнаты в золотом кресле сидит черная старуха, мать чертей.
Рассказал ей черт, как Бакар спас его сына, маленького чертенка. Обрадовалась старуха Бакару, усадила его за стол, стала потчевать невиданными яствами, а потом насыпала перед ним целую кучу драгоценных камней и сказала:
– Забирай, Бакар, это все твое.
Отвечает ей Бакар:
– Если хочешь меня наградить – дай мне то, что я заработал.
Заворчала старуха, пошла в кладовую и вынесла оттуда несметные сокровища – золотое оружие, кубки, монеты, слитки, целые корзины изумрудов, рубинов, алмазов… Разгорелись глаза у Бакара, а старуха все носит и носит и огромная груда сокровищ все растет и растет. Забыл обо всем Бакар, хотел уже кинуться к сокровищам, да черт больно толкнул его в бок и он опомнился. Говорит он опять старухе:
– Спасибо тебе, но не хочу я ничего, кроме того, что заработал.
Снова пошла старуха в кладовую, вынесла оттуда зеркало и показала Бакару.
– Это зеркало – из сокровищ сокровище. Все в нем видно, даже страна мертвых. Все что происходит во вселенной, все чудеса небесные раскроются перед тобой. Над седьмым небом, под седьмым солнцем орлиное гнездо – ты увидишь его. В седьмом подземном мире сын солнца прикован к скале цепями – и его ты увидишь. На черный день берегла я это зеркало, а теперь дарю его тебе.
Хотел Бакар взять чудесное зеркало, но черт снова толкнул его в бок, да так, что чуть ребра не сломал. Охнул Бакар и говорит старухе:
– Если уж хочешь сделать мне подарок, дай то„.что я заработал.
Видит старая чертовка, что он стоит на своем.
– Ну, ладно. Будь по-твоему.
Размахнулась она, ударила Бакара по затылку кулаком и изо рта у него со звоном выпали железные удила.
– Иди,-сказала старуха,-я сняла с тебя узду. Теперь все, что ты заработал, будет твоим.
С того дня зажил Бакар так, как и должен жить человек: стал он щедрым и хлебосольным, себе ни в чем не отказывал и с другими делился. И семья и соседи дивились на Бакара и ничего не могли понять – откуда им было знать, что освободился Бакар от чертовой уздечки, которую носил всю жизнь.
АФСАТИ
Заболела жена Афсати. Долго болела, никак не могла поправиться. Навещали ее ангелы, навещали другие небожители, но никто не мог найти средства от ее болезни. Ей становилось все хуже и хуже и она уже не вставала с постели. Однажды позвала она Афсати и говорит ему:
– Умираю я. Но в далекой земле, за семью перевалами живет Хачим-лекарь. Уж он-то наверняка знает средство от моей болезни.
Сел Афсати на своего золотого оленя и в мгновение ока очутился возле дома Хачима.
– Моя жена больна, – сказал Афсати. – Может, ты, Хачим, знаешь лекарство от ее болезни?
Хачим разбросал по доске бобы, перемешал их так, перемешал этак, а потом и говорит Афсати:
– Собери весь скот, какой у тебя есть -/всех зверей лесных, кроме волков, и зарежь их. Тогда твоя жена поправится.
Приехал Афсати домой и приказал слугам созвать всех зверей. Стали звери собираться к дому Афсати. В это время Уастырджи пришел проведать больную и, увидев толпу зверей, спросил Афсати:
– Зачем собрались здесь эти звери? Отвечает ему Афсати:
– Послала меня жена к лекарю Хачиму, чтобы тот научил меня, как ее вылечить. Велел мне Хачим зарезать всех зверей, кроме волков, – тогда моя жена выздоровеет.
Покрутил Уастырджи ус и спрашивает:
– Скажи мне, кого больше – живых или 'мертвых? Не успел Афсати и рта раскрыть, как вдруг из-под куста раздался голос ежа:
– Мертвых больше! Удивился Афсати:
– Почему же мертвььх больше? Ведь и у людей, и у зверей рождается больше, чем умирает! Засмеялся еж и ответил ему:
– Те, кто выполняет все прихоти своих жен, тоже могут считаться мертвыми.
Покачал головой Афсати, свистнул зверям и разбежались они по горам и лесам.
А жена его и так поправилась.
С тех пор Афсати старался меньше прислушиваться к советам жены. А Уастырджи за смелый ответ подарил ежу кольчугу, которую еж носит по сей день.
*АЗАУ. Изд. «Иристон». Цхинвал, 1984 г.
В. И. АБАЕВ О СЕКА ГАДИЕВЕ
Утро осетинской художественной литературы озарено двумя яркими именами: великого поэта Коста Хетагурова и основоположника осетинской прозы Сека Гадиева. 0 Коста писалось уже много и хорошо. 0 Сека пока немного. А жаль.
Как раз в 1985 году исполняется 70 лет со дня смерти и 130 лет со дня рождения Сека Гадиева.
Выпуская к этой дате в свет русский перевод произведений Сека, издательство «Ирыстон» сделало давно назревшее и нужное дело. В статье, посвященной десятилетию со дня смерти С-ка, его сын Цомак, тоже известный писатель и общественный деятель, писал: «Когда выйдут в свет произведения Сека, его рассказы и стихи, то для читателей раскроется, какое сердце билось в нашем писателе, какими мечтами и думами была полна его душа, сколько красоты было в его личности» (газ. «Растдзинад», 1925, 23 июля). Нет сомнения, что даже с учетом тех йотерь, которые неизбежны при всяком переводе, русский читатель почувствует и оценит ту красоту, о которой писал Цомак.
Замечательный осетинский писатель-самородок Сека Гадиев родился в 1855 году. Его отец Куиури был горцем-бедняком, человеком одаренным и хорошим рассказчиком. Он любил людей н они отвечали ему искренним уважением и любовью. Жители ущелья Куд свои общественные дела чаще всего поручали вести Куцури, как человеку, которому полностью доверяли.
Куцури страстно желал дать образование своему единственному сыну, но этого ему долгое время не удавалось. Лишь когда исполнилось 15 лет Сека, отец смог его устроить на учебу к грузинскому дьякону, работавшему в ауле Ганис. Мальчик нау-чился читать и писать. Восемнадцати лет он уже получил место дьячка в ганисскрй церкви, в кото; й проработал в течение девяти лет, полных всевозможных лишекий и невзгод.
Позже Сека в поисках лучшей доли переселяется в Север-ную Осетию.
Всеми возможностями Сека стремился повысить свою образованность. Он зачитывается книгами, большей частью на грузинском языке. Всячески старается Сека сотруднжчать в выходящих тогда в Осетии журналах и газетах: «Осетинская газета» (1906), «Новая жизнь» (1907), «Мысль» (1907); «Христианская жизнь» и др., печатает в них свои художественные и публицистические произведения.
Внимательное изученйе рукописей Сека Гадиева не оставляет сомнения в том, что автор очень много времени уделял занятиям литературой. Он усердно собирал народные предания, другие фольклорные произведения, подвергал их тщателыюй и умелой литературной обработке.
Хотя и не удалось Сека получить систематического образования, природой он был одарен незаурядными способностями – ярким писательским талантом, исключительным трудолюбием. К этому следует добавить большой житейский опыт, глубокое знание быта простого народа и мы получим писательский портрет Сека Гадиева, выразившего свои думы и помыслы в своих замечательных произведениях.
Перед памятью Сека должен низко склонить голову каждый осетин. Это был не только вдохновенный автор глубоко народных стихов и рассказов, основоположник. осетинской прозы, но прежде всего исключительная личность.
Писательство-это занятие. Но иногда писательство становится подвигом. Кто хочет знать, что это значит, тот должен познакомиться с жизнью Сека Гадиева.
Горную Осетию времен Сека писатель Георгий Цаголов справедливо назвал «краем беспросветной нужды». Одним из самых глухих и бедных уголков этого края была родина Сека, селение Ганис в верховьях Арагви. Внешне Ганис и сейчас мало изменился по сравнению с прошлым веком. Убогие сакли с плоскими земляными кровлями сгрудились на крутом склоне… Кровли нижнего яруса служат дворами для вышележащего… Сохранилась и сакля Сека, такая же, как остальные. В этой полутемной сакле, свет в которую проникал только через дымовое отверстие в потолке, простой горец-крестьянин, самоучкой овладевший кое-какой грамотой, обремененный большим семейством, урывками писал свои рассказы и стихи, писал не имея почти никакой перспективы для их опубликования. Какой могучий, непреоборимый творческий импульс надо было носить в душе, чтобы парить в мире поэтических образов там, где вся обстановка гнет человека к земле, сковывает все его силы одной заботой – борьбой за хлеб насущный.
Когда глубже узнаешь жизнь и духовный мир таких людей, как Сека, особенно остро чувствуешь весь комизм таких, став-ших для нас привычными понятия, как дом творчества», «творческий отпуск», «творческая командировка» и т. п. Для Сека окружающий его мир и был его домом творчества. Вся его сознательная жизнь была творческой командировкрй. А отпуск? Сё-ка не знал, что значит это слово.
Сека иногда сравнивают с грузинским писателем Алексан-Дром Казбеги. Действительно, и в тематике их прозы и даже в стиле их произведений можно найти кое-что общее.. Но не следует забывать, что за спиной у Казбеги была многовековая литературная традиция. Сека же начинал на пустом месте. Казбеги-представитель привилегированной фамилии-получил отличное образование. Сека же был бедным самоучкой. Важа Пшавела и Роберт Бернс тоже сочетали крестьянский труд с писательством. Но они опирались на богатую литературную традицию. К тому же они не знали такой гнетущей нужды.
При слове «подвиг» перед мысленным взором встает образ аоина и слышится звон оружия. Но разве мсньше героизма в ловседневном писательском подвиге такого человека, как Сека?
Одной из самых замечательных черт произведений Сека безусловно является их глубокая народность.
В чем заключается народность писателя? В естественном, гармоническом сочетании народного содержания с народной формой. Имея в виду Коста Хетагурова, я писал в свое время: говорить с народом о том, что его всего больше волнует, и в такой форме, которая захватывает и покоряет его без остатка – этой тайной поэт владел в совершенстве. Этой тайной не в меньшей степени владел и Сека.
В годы моего учительства в Кобийской школе мне приходилось читать стихи Коста и рассказы Сека простым, неграмотиым осетинам. И когда дело доходило до стихотворения Коста «Сидзёргёс» («Мать сирот?») или до рассказа Сека «Азау», мало кто из слушателей и слушательниц мог удержать слезы. Трагический пафос этих произведении действовал на них безошибочно и безотказно. Такая непогрешимая заражающая сила присуща только произведениям подлинно народным и по содержанию и по форме,
Никто не станет оспаривать народность. Некрасова или Льва Толстого. Но они пришли к народу из другой среды, из другого класса.
Народность Сека не есть результат интеллигеного народолюбия илй сознательного желания быть ближе к народу. На-родность Сека – естественное и стихийное выражение его лич-мости, его душевного склада, его жизненной судьбы. Его творчество народно потому, что он родился, работал, жил в народе, вместе с народом, для народа. Поэтому творчество Сека фольклорно в самом полном и глубоком значении зтого слова.
В осетинской литературе всего ближе к рассказам Сека стоят по тематике новеллы Чермена Беджизати «Мёсгуытё дзурынц» («Башни говорят»). Но что представляют собой эти новеллы? Это слегка обработанные рассказы, записанные Черменом от его деда, известного сказителя Левана Бегизова. Сека – это такой же народный рассказчик, как Леван, но овладевший грамотой настолько, что мог сам записывать и отделывать свои устные рассказы.
Форма, которую Сека придавал почерпнутым из нарбда сюжетам, была настолько доходчивой и совершенной, что, возвращаясь снова в народ, они иначе и не воспринимались, как свои, народные. Коста обработал народную песнк» о боге-покровителе охотников Афсати. Сека обработал народную песню о герое антифеодальной борьбы Чермене. И с того момента, как костаевская обработйа «Афсати» попала в народ, она почти полностью вытеснила народные варианты. С того момента, как народу стала известна секаевская обработка «Чермена», она почти полностью вытеснила народные варианты этой песни. Нужна ли еще лучшая аттестация для народного писателя?
Основной пафос произведений Сека направлен на бескомпромиссное утверждение человеческой личности.
Говоря об осетинской героической песне, я отмечал, что ее идейная и эмоциональная, доминанта – борьба за свободу лич-ности, за ее национальное, общественное и индивидуальное достоинство, против ее угнетения и унижения, против ущемления. ее прав, против насилия над нею. И здесь произведения Сека по своему духу обнаруживают разительное родство с народной героической песней. Любимые герои Сека – это мужественные люди, которым приходится вести жестокую борьбу за свои человеческие права и человеческое достоинство, но которые никогда не сгибаются и не отступают в этой борьбе. Их судьба бывает нередко трагической. Но даже когда они погибают, у нас не остается чувства пессимизма и подавленностн, ибо самая смерть их служит идее утверждения личности.
Чудесный рассказ «Азау»-осетинский вариант вечной темы Ромео и Джульетты-несмотря на трагическую судьбу героев, воспринимается как триумфлюбви.
Не случаино, что когда Сека задумал обработать народную героическую песню, его выбор пал на ту именно песню, где наиболее ярко выражена идея борьбы мужественного, но терпящего жестокую несправедливость героя за свои человеческие пра-ва, – на песню о Чермене. Не случайно, что один из своих рас» сказов он посвятил своему земляку Цыппу, одному из ярославленных народиой песней Кудских абреков. Парадоксально, но факт: в этом добрейшем человеке, избравшем профессию дьячка, жила душа протестантаабрека.
С непостижимой силой Сека раскрывает духовное богатст-во горской бедноты.
За внешним блеском и богатством может скрываться внутреннее убожество, и, наоборот, за внешней бедностью может скрываться большое внутрённее богатство. Трудно представить условия человеческого существования более тяжелые и неприглядные, чем те, в которых живут и действуют герой Сека. Казалось бы, какие душевные богатства могут родиться и расцвести в этой нищете, в условиях повседневной гнетущей борьбы за существование?
Сека показал, что это впечатление обманчиво, что в этой суровой бедности выковывались могучие характеры, кипели сильные страсти, беззаветная любовь и жгучая ненависть, что в этих убогих, дымных саклях жили люди, способвые на такой героизм и такую человечность, до которых далеко обитателям пышных дворцов и роскошных особняков.
С особой благодарностью и почитанием должны вспомнить. имя Сека осетинские женщины. Тяжелое было положение осетинки-горянки в прошлом. Непосильный труд и бесправие были ее уделом. Но у Сека женщины – не забитые и безгласные существа. Нелегкая судьба не подавила, а закалила их. душевные силы. Созданная им галерея женских образов – Азау, Айсса, Залда, Гурдзыхан, Тамар, Марине, Дыса, Манидза-лучший памятник женщине-горянке. Одновременно целомудренные и страртные, застенчивые и смелые, сохраняющие в любых испытаниях человеческое достоинство, душевную красоту и гуманность,- они внушают глубокую симпатию. И если в числе мужских образов Сека есть типы, внушающие отвращение и ненависть, то в числе его женских образов мы таких не находим.
Имя Сека будет жить, пока живет осетинский народ и его литература.
Сека вместе с Коста олицетворяют весну осетинской литературы. Отсюда неувядаемое очарование их произведений.
Вассо Абаев
*АЗАУ. Изд. «Иристон». Цхинвал, 1984 г.
ПРИМЕЧАНИЯ Северной Осетии
Абхадз – так осетипы называли царского генерала И. Н. Абхазова, который в 1830 г. подверг разрушению и сожжению многие деревни в Алдар – князь, феодал.помещик.
Арака – водка (самогон).
Арвыком – букв. «небесное ущелье» или «зев неба»-так.называют осетины пойму реки Терек от Дарьяльской теснины до Крестового перевала.
Арвыкомская дорога – Военно-Грузинская дорога.
Атынжг – праздник, посвященный началу сенокоса.
Афсати (осет. миф.) – повелитель туров, оленей, коз и других благородных животных; покровитель охоты.
Барастыр (осет. миф.) – владыка загробного мира, страны мертвых.
Бонварнон – букв. «;утренняя звезда» – Венера.
Гал – вол, бык.
Гугуас цоли ламазиа – по-грузински – «жена Гугуа красивая».
Гудан – ущелье в Хевсуретии (в Душетском районе).
Джиуаргуба – осенний празднпх Уастырджи (см.), время свадеб в осетинских деревнях.
Дзам-дзам – чудеспый источник.
Дзауджикау – по-осетински-гор. Владикавказ (ныне-г. Орджоникидзе).
Дзимыр – горное ущелье в Южнсн Осетии.
Дзуар – святой, божество; часовня, святыня/церковь.
Зардаваран – религ. праздник вознесения.
Мр, Ирыстон – Осетия.
Кайджин – по-осетински букв. «сланцевое».
Калак – осетинское названАе гор. Тифлиса (ныне-Тбилиси).
Калым (по-осет.-иржд) – выкуп за невесту.
Косет – Квешети, селение по Арвыкомской дороге (в Душетском районе).
Куар – так осетины называют реку Кура.
Куд – так осетины называют Гуд, Гудское ущелье.
Ломис – часовня, святыня на границе Ленингорского и Душетского районов, где раз в год проводились религиозные празднества.
Моурау – управляющий имением, ймуществом алдара (см.), вроде приказчика.
Нана – мама, бабушка.
Ныхас – собрание мужчин селения и самое место сбора.
Саниба – горное ущелье в Северной Осетии.
Тагиата – алдары (см.), уздены Тагаурского ущелья в Северной Осетии.
Так называли себя все, кто, претендовал на благородное происхождение.
Тутыр (осет. миф.) – покровитель волков.
Тырсыгом – осетинское ущелье в Казбекском районе.
Уастырджи (осет. миф.) – покровитель путников и воинов.
Уацилла (осет. миф.) – владыка грозы и хлебных злаков.
Фандыр – музыкальный инструмент, род лиры.
Фынг – круглый столик на трех низких ножках, украшенный фигурной резьбой.
Хад (по-груз. – Хада) – грузинское ущелье на южном склоне Крестового перевала.
Хафын Карныхов – вымышленные имя и фамилия, образованные из слов «ограбастать» и «вор».
Хаджи (по-осет. – хадзы) – совершивший «хадж», поломничество в Мекку.
Хиу – так осетины называют Хеви (ныйе-Казбекский район), по-груз. букв. «ущелье».
Хиуцы – жители Хиу (по-груз. Хеви), мохеве, мохевцы.
Хетага сын – великий осетинский поэт Коста Хетагуров (1-859-1906).
Хоругвь – церковное знамя.
Цамакуд – женское имя, букв. едля чего нужна была».
Чермен – легендарный герой, кавдасард (букв. «рожденный в яслях»), незаконнорожденный сын одного из алдаров (см.) Тулатовых, восставший против них в конце XVIII века.
*АЗАУ. Изд. «Иристон». Цхинвал, 1984 г.
id=title>
СКАЗКИ
Оглавление:
Куртатинский хитрец. Перевод Т. Саламова
Искатель справедливости. Перевод Т. Саламова
Лиса-хаджи. Перевод Т. Саламова
Чертова уздечка. Перевод Т. Саламова
Афсати. Перевод Т. Саламова
КУРТАТИНСКИЙ ХИТРЕЦ
Жили в верховьях Куртатинского ущелья три брата. Отец оставил им небольшое наследство, они разделили его между собой, да только ненадолго его хватило. Остался из отцовского добра лишь круглый фынг на трех ножках. Стали братья думать, как разделить и его, ничего не придумали и взяли каждый себе по ножке, а круглая доска осталась общей.
Как-то раз говорит старшему брату его жена:
– Снес бы ты свою ножку на продажу в город Хадзарта, а на эти деньги купил бы еды: ведь мы скоро умрем от голода!
На другой день старший брат взял ножку от фынга и отправился в город. Встретился ему на окраине один алдар.
– Сколько ты просишь за эту ножку?
– Пять рублей, – ответил бедняк.
– Что там пять рублей! -сказал алдар. – Слушай меня: если сумеешь усыпить меня небылицами – дам тебе пять туманов. Ну, а не сумеешь – вырежу из твоей спины три ремня, и ножка будет моей.
– Хорошо, – ответил бедняк, – я согласен. Пошли они к алдару в дом. Алдар выставил на стол еду и питье и стал угощать бедняка. А когда тот захмелел, алдар улегся и говорит:
– Ну, теперь рассказывай. Усыпляй меня.
А бедняк спьяну еле языком ворочает. Побормотал он. что-то, побормотал, да и уснул.
Алдар вырезал у него из спины три ремня, отнял ножку от фынга и прогнал бедняка. Пошел бедняк, согнувшись, домой, в Куртатинское ущелье. Увидела его издали жена среднего брата и закричала мужу:
– Иди-ка сюда, никчемный, и посмотри вниз на дорогу! Вон идет твой старший брат,.согнувшись под тяжестью поклажи! Скорее бери ножку от фынга и неси ее в город, да смотри, не продешеви.
Отправился средний брат в город и с ним приключилось то же самое. Вернулся он домой сгорбленный, с изрезанной спиной, а ножка от фынга осталась у алдара.
Задумался младший брат: «Кто же так поиздевался над братьями? Придется, видно, идти в город, другого выхода нет». Собрался он в дорогу, взял свою ножку и пошел в город Хадзарта. И на окраине встретился с тем же алдаром.
– Эй, парень! Сколько просишь за ножку?
– Сто туманов! – отвечает бедняк.
– Что такое сто туманов! Вот если ты сумеешь усыпить меня, рассказывая небылицы, то получишь столько золота, сколько унесет осел.
– Что ж, хорошо, – сказал младший брат и пошел к алдару в дом. Алдар снова выставил угощение, еще больше прежнего. Перед тем, как сесть за стол, он спросил:
– Скажи, как тебя звать?
– Мое имя еще хуже. А как звать тебя?
– Меня? Алдар, как же еще! Ну, давай, пей.
– Скажи мне тост, алдар, и выпей первым. Я никогда не пил раньше хозяина дома1
Стал алдар говорить тосты и пить, и бедняк вместе с ним. Долго они пировали, наконец, алдар прилег и говорит:
– Теперь рассказывай небылицы, чтобы я уснул.
– Ты приведи сюда осла, да принеси золота, как договорились, тогда и начну рассказывать.
Пригнал алдар осла, принес два мешка золотых денег я снова улегся.
– Ну, слушай, алдар, – сказал бедняк и начал рассказ: – Было у меня когда-то огромное стадо, целых семь овец. Летом я их пас на горе Кариу, а к подножию горы провел желоба, по которым вниз текло молоко. А внизу моя мать его процеживала и делала из него сыр в большой корзине. Слил я как-то молокб в желоб, а там волк сидел. Снесло волка по желобу вниз, а там моя мать подставила сито, чтобы молоко процедить. Волк проскочил в дырочку сита и оказался в сыре. Сделала мать пироги с сыром и отправила мне на гору Кариу, где я сено косил. Разломил я пирог, а оттуда волк выскочил и – бежать. Бросил я в него косу – застряла коса в волчьей пасти. Швырнул я в него грабли – вонзились грабли в волчью ляжку. Бежит волк, спереди косит, сзади сено сгребает. Пока бежал, сотню стогов сложил. Тут коса ударилась о камень, высекло искру и все сенр сгорело. Тем временем пришла зима. Вся вода замерзла, скоту пить нечего. Посмотрел я сквозь игольное ушко, вижу-далеко внизу синеет река Фиагдон. Погнал я свое стадо туда, а пока добрался – и эта река замерзла. Слышу, подо льдом журчит вода. Сделал я из своей локтевой кости долото, из теменной кости кувалду, лед продолбил, стадо напоил, и стал возвращаться.
Шел, шел, смотрю-нет на мне теменной кости, на берегу забыл. Вернулся к реке и вижу: в моей теменной кости перепелка гнездо свила, двенадцать яиц снесла. Ну, думаю, бог дает-в окно подает. Изжарил себе яичницу, угостился на славу и пошел к своим овцам. Пока шел, овцы по кустарнику разбрелись. Стал я их искать, тут конь мой хвостом за что-то зацепился. Обернулся я, смотрю – огромная ива, вершиной в небо упирается. За вершину конский хвост и зацепился. А мне надо было к богу сходить-он мне ружье обещал. Пойду, думаю, прямо сейчас, лучшей дороги не будет. Полез на иву и по ней поднялся на небо. «Здравствуй, – говорю – бог. Помнишь, ты обещал мне ружье подарить». «Как же,-.говорит бог, – как же не помнить» – и подарил мне отличное крымское ружье. Дал он мне~ еще кое-какие поручения и я отправился домой. Глядь-а дерева нет, муравьи его корни подгрызли, вот оно и упало. Вернулся я к богу. Дерево мое, говорю, упало, придумай что-нибудь. Крикнул бог слугам, принесли они веревку из мякины, и спустили с неба на землю. Полез я по веревке вниз. Лез, лез, на полпути замерз и решил согреться. Развел костер, веревка вспыхнула и сгорела. Полетел я вниз, упал на землю, сломал двенадцать ребер. Поднялся, смотрю-под кустом перепелка сидит. Выстрелил я в нее из ружья и убил. Стал потрошить, полдня работал. Жиром ее наполнил двенадцать больших корзин. Дай-ка, думаю, смажу свои арчи, совсем, они у меня пересохли. Один арчи смазал, а на второй жиру не хватило. Тот, второй арчи, обиделся и убежал. «Чтоб ты сгорел,»-думаю, и пошел его искать, Смотрю, а он в Балте на Слоновском току волов подгоняет. «Эх, гяур, мой арчи,-думаю,-из кожи гяура сшитый!»Размахнулся я, ударил его по правой щеке – из него высыпалась целая куча проса. Ударил по левой щеке-высыпалась куча соли. Собрал я соль и просо и отнес на гору Кариу. Ты меня слушаешь, алдар?
А алдар уже уснул, только храп стоит.
Бедняк вкривь и вкось, клочками обрил ему голову, погрузил золото на осла и пустился в путь. В теснине Забиаг привязал он осла в лесу, в стороне от дороги, а сам уселся на обочине и стал ждать.
Тем временем алдар проснулся и бросился в погоню за бедняком. Скакал он, скакал и въехал, наконец, в теснину Забиаг, где младший брат сидел у дороги. Не узнал его алдар и крикнул:
– Ты не видел здесь путника с ослом?
– Удивительные вопросы ты задаешь, – ответил младший брат, – в этом ущелье у всех есть ослы.
– Его имя еще хуже, он украл мои деньги и я гонюсь за ним!
– Хуже тебя я никого не видел, посмотри-ка на свою голову.
– Не зли меня, я и так зол, – зарычал алдар, – один проходимец украл у меня целый вьюк золота и мне надо его догнать!
– А-а-а! Так он был здесь недавно и поехал вон в ту сторону. Но там узкая и крутая тропа, по ней не проехать на коне. Оставь коня здесь и беги за ним следом, пешком ты его быстро настигнешь.
Алдар оставил коня рядом с куртатинским хитрецом и помчался догонять человека по имени еще хуже. А бедняк отвел коня в лес, привязал его рядом с ослом, отрезал коню хвост воткнул его в мышиную норку неподалеку от дороги.
Тем временем алдар, никого не догнав, вернулся назад. Младший брат, увидев его издали, начал кричать:
– Скорей, скорей, алдар! Твоего коня мыши тащат в норку. Один хвост еще торчит. Но не тяни за хвост слишком, но – не дай бог, оторвется – не видать тебе тогда своего коня.
Схватился алдар за хвост, потянул что есть силы, и вынул из норки.
– Я же говорил тебе, не тяни слишком сильно,-сказал бедняк, – пропал теперь твой конь!
Поплелся алдар в город пешком, а младший брат сел на коня и с мешками золота на осле весело поехал домой, в Куртатинское ущелье.
ИСКАТЕЛЬ СПРАВЕДЛИВОСТИ
В одном бедном селе жили когда-то муж и жена. Не было у них ни детей, ни богатства, давила их нужда и не знали они жизни радости.
К старости родился у них мальчик, но почти никто из соседей не узнал об этом. Да и что толку, если бы узнали? В'" давно известно, что люди держатся подальше от бедняков счастье не подходит к ним близко.
Стали родители думать, кого бы взять сыну в крестные отцы. Жена говорит мужу:
– Пойди в соседнее село, найди там человека побогаче, попроси его быть крестным нашему сыну. Сделает он мальчику подарки, может, и нам что-нибудь перепадет.
– Не нужен твоему сыну богатый крестный, – ответил муж, – богачи считают зазорным для себя водиться с бедняками. Найду-ка я честного и справедливого человека, пусть он и будет вашим крестным.
Взял сына на руки и пошел по дороге.
Долго ли он шел, недолго ли – одному богу известно. Встретился ему по дороге Уастырджи.
– Да будет прямой твоя дорога!-сказал Уастырджи.
– Удачи тебе! – ответил бедняк.
– Куда путь держишь?
– Ищу крестного своему сыну, человека справедливого и честного.
– Видно, мне быть крестным твоему сыну. Честней и справедливей меня нет никого.
– А кто ты такой? – Я – путеводный Уастырджи.
Комментарии к книге «Азау (Сказки)», Сека Куцриевич Гадиев
Всего 0 комментариев