«Противогазы для Саддама»

Геннадий Прашкевич, Александр Богдан Противогазы для Саддама

(Повесть смутного времени)

Плачь, плачь – я куплю себе холодильник, «Бош» в миниатюре, терракотовую копилку, тетрадку в тринадцать линеек, акцию «Монтекатини;

плачь, плачь – я куплю себе белый противогаз, пузырек тонизирующей микстуры, железного робота, катехизис с картинками, географическую карту с победными флажками;

плачь, плачь – я куплю себе резинового кашалота, бассейн, рождественскую елку с иголками, пирата с деревянной ногой, складной нож, красивый обломок красивой ручной гранаты;

плачь, плачь – я куплю себе столько старинных марок, столько свежего фруктового сока, столько деревянных пустых голов, что этот мир уже никогда не будет казаться грустным…

Эдоардо Сангвинети в переводах Александра Карпицкого

Часть первая «Русский чай»

Араб

Облака под самолетом лежали от горизонта до горизонта – белая, бесконечная, безжизненная, а потому скучная равнина. Никто никогда, размахивая руками, не бегал по облакам, в принципе не мог бегать. Но вот в провалы, вдруг сумрачно открывающиеся в редких облачных разрывах, Сергей заглядывал с любопытством.

Из сумеречных провалов, казалось ему, несло сыростью погреба.

Там, глубоко внизу, в неясных безднах клубились густые тени, там, наверное, кипела жизнь. Это здесь, над облаками, все было как-то искусственно замедленно, все текло в раздражающе неторопливом темпе.

Сосед слева уснул.

Соседу справа тоже что-то снилось, он вздрагивал во сне.

Сергея раздражал неспокойный сон соседей, но, в конце концов, идеальных состояний не существует, с чем-то всегда приходится мириться. Да и не соседи были виноваты в его настроении.

Так…

Дела…

Шли они в последнее время ни шатко, ни валко, время от времени Сергею даже везло, но он чувствовал, он чувствовал, что время успеха кончилось, не успев дать настоящего взрыва, что время успеха действительно упущено, и непонятно, как его вернуть. Несколько последних сделок с перепродажей чая, в принципе, прошли удачно, даже принесли некоторый доход, но инфляция… но отдаленность Томска от столицы… Инфляция, как кислота, съедала доходы, а расстояния, которые приходилось преодолевать закупленному в Москве товару, довершали дело…

В лучшем случае, топтание на месте.

В последнее время Сергей даже перестал заглядывать в коммерческие издания, хотя ему нравилось листать глянцевые страницы. Листать эти издания, как заглядывать в будущее – в свое собственное, конечно! Видишь строку – «Мясоконсервный завод» и понимаешь: вот выгодное дело! Даже придурку ясно, что, имея мощный мясоконсервный завод, можно заколачивать очень неплохие деньги… Или – «Столярный цех». Это Сергею знакомо. Когда-то сам имел дело со столярным цехом. С самым настоящим. Не все тогда у него получилось, но не его в том была вина. Сейчас, получи он в свои руки столярный цех, он бы сумел развернуться…

Или вот – «Ресторан в центре города».

Да что говорить! С хорошим рестораном, да еще в центре города, не прогоришь. Самое милое дело – ресторан. Побольше тепла, побольше улыбок, не жалей тепла. чтобы все вокруг пело! Люди любят улыбку. Меняй вовремя салфетки, держи хорошего повара, улыбка, еще раз улыбка! – не жалей улыбок, не жалей сил, и результат скажется!

Ладно, сказал он себе.

Главное, не раскисать Все впереди, это главное.

Вспомни, сказал он себе, что творилось в стране несколько лет назад. Бардак, один сплошной бардак. Так и казалось: бардаком началось, бардаком кончится. Покричат, пошумят, постреляют, покажут по TV очередное «Лебединое озеро», и все, – привет перестройке! Снова втягивайся в толпу похмельных работяг и чиновников, бреди на кем-то определенное тебе рабочее место.

Так могло случиться.

Очень даже могло, правда, пронесло, не случилось.

Так что не впадай в прострацию, сказал он себе, думай не о том, что тебе не удалось, а думай о том, что тебе должно удаться. Перспектива имеется. Сейчас точно имеется перспектива. Особенно для энергичных деловых людей, а не для тех, кто во все времена и при всех режимах червей из норок выманивал магнитом.

Если бы не инфляция…

Угнаться за инфляцией невозможно.

Все, что успеваешь, это хоть как-то возвращать деньги, вкладываемые в дело. Любая прибыль мгновенно проваливается в бездонную пропасть. Что-то вроде знаменитой задачи о быстроногом Ахилле, который никак не может догнать медлительную черепаху.

А ведь странно.

Почему бы не догнать ее?

Просто потому, что нельзя нарушать придуманные кем-то правила?

Ладно, остановил он себя. Правила есть правила, не будем пока об этом.

И вообще, было ли такое время, когда бы он летел в Москву просто так, свободно, не занимая время и голову подобными размышлениями?

Было.

И летал.

И не занимал голову.

Ну и что? – спросил он себя. Что тебе это принесло? Радовала тебя судьба доцента?

Мужчина, сидевший в трех креслах впереди по левому ряду, окликнул стюардессу, разносившую газеты, и Сергей усмехнулся – так сильно он напомнил Валентина Якушева. Сергея всегда удивляло сходство людей. Непохожесть – это как-то всегда ясно, непохожесть не требует объяснений, не вызывает вопросов, но вот сходство… Почему, черт возьми, где-нибудь в Якутске можно встретить человека, безумно похожего на того, с кем ты дружил когда-то в Киеве или в Рязани? Ведь никакого родства между ними нет, вообще ничего общего нет, никаких связей, от разных обезьян произошли, а поди ж ты, как братья!

Светловолосый мужчина действительно походил на Валентина.

Колоритный тип!

Когда в прошлом году Сергей гнал «пятерку» в Новосибирск, чтобы забрать в аэропорту Толмачево своего старшего брата Левку, прилетевшего из Москвы, он знал только то, что Левка на этот раз решил вывезти на отдых в Алтайский край кого-то из сотрудников своей фирмы. «И ты приезжай, скучно не будет, – сказал Левка по телефону. – Голову надо вовремя проветривать. Тем более, что моих ребят ты почти всех знаешь». – «Почему почти?» – «А с нами будет один новый человек, – пояснил Левка. – Он тебе понравится. Отвечает у меня за безопасность фирмы». – «Полностью работает на тебя?» – «Ну, полностью в Москве занять опытного человека дорого», – засмеялся Левка. – «Он еще где-то вкалывает?» – «Не без этого». – «Где?» – «Да так… В одном месте… – уклонился от прямого ответа Левка. – Давай не отлынивай, приезжай!»

Турбаза (Левка являлся ее совладельцем) понравилась Сергею.

Пахнущая сосной жаркая баня над ледяным ручьем. Просторная столовая в бревенчатом коттедже. На большой поляне, поросшей ромашками, войлочные юрты для любителей экзотики.

Было что посмотреть.

Над степью плавилось рыжее солнце, дышала надежным теплом выжженная каменистая почва, а вдали на скальных склонах Курайского хребта то растягивалась длинная туча, поливая склоны дождем, то та же самая туча высыпала на отроги полосы снега. Привыкнуть к такому постоянству одинокой тучи было трудно, никакого терпения не хватало привыкнуть к этой темной неистово работающей над отрогами хребта туче, никогда почему-то не опускавшейся до турбазы. Никакого терпения не хватало привыкнуть к прозрачному воздуху, к поразительной утренней тишине, к пенистому водопаду, круто запиравшему быстрый ледяной ручей метрах в пятистах от бани.

Задерешь голову – голова кружится.

Вода мощно низвергается прямо на тебя, кажется, вот сейчас пенящаяся ревущая масса тебя раздавит! Но, круто изгибаясь, кипящая кружевная лента рассыпается в воздухе и странным крупным дождем выпадает в каменное корыто русла…

С Левкой приехали несколько человек.

Это были уже знакомые Сергею по Москве энергичные Бычки – отец и сын, а с ними Дима Семененко, Вероника и прежде незнакомый Сергею – Валентин Якушев. Тот самый, про которого Левка сказал по телефону: «Отвечает у меня за безопасность фирмы».

Как вскоре выяснил Сергей, Валентин попал к Левке по просьбе своей жены.

Аня Якушева уже три года работала у Левки главным бухгалтером. Родом она была из Томска, спокойная, надежная, общительная женщина. И юмором природа ее не обделила. «В августе просыпаюсь, – как-то рассказала она, – включаю телевизор, а на всех каналах печальная музыка, или лебеди танцуют, ну, все такое прочее. Я одну программу, потом другую, потом третью. Везде или тишина, или музыка, или лебеди танцуют. Ну, думаю, опять кто-то наверху помер. А тут трещит телефон. Валентин поднял трубку, а ему из трубки: «Ну, как, Валентин Иванович, чувствуют себя внутренние органы?» Валька сперва ничего не понял, а я ему пальцем на лебедей показываю…»

Короче, до встречи на Алтае Сергей о Валентине знал совсем немного – несколько вот таких историй, рассказанных братом или веселыми Бычками. Ну, работает Валентин в органах, может, в МВД, ну, помогает ребятам, и Бог с ним. Левка прав, сейчас здравомыслящие люди стараются подработать, где могут, плохого в этом нет. Почему бы службой безопасности в частной фирме не заниматься профессионалу из органов? Тем более, что времени ему, кажется, хватает на все.

Органы на самом деле оказались Конторой.

А Валентин красавцем.

Сразу было видно, что не глуп, и не хил. Картинно белокур, плотно сложен. Глаза пронзительные, голубые. Небесные, так скажем, глаза. Как все нормальные люди, Сергей к людям из Конторы относился с инстинктивным недоверием, но Валентин излучал нечто такое…

Трудно сразу определить…

И на все всегда был готов.

«Искупаемся?»

«Нет проблем»

«Под водопадом?»

«Нет проблем».

«А на ту гору сбегаем?»

«Нет проблем».

Сергей с интересом присматривался к Валентину, никак не выходило из головы слово – Контора.

Правда, всякие эти мысли скоро повыветрились, остался общительный голубоглазый мужик, охотно поддерживавший любую затею, любой разговор. Как ни странно, но именно Валентин, коренной москвич, первым разобрался в мире звуков и запахов, густо затоплявших алтайскую турбазу. В принципе, Сергей и сам мог растолковать, цокает на полянке длиннохвостый суслик или это передразнивает его каменка-плясунья, такая крошечная птичка, бесцеремонно селящаяся в старых норах, несет с ручья душным запахом зеленого клопогона или это растрепало ветром резной ветвистый страусопер, но у него-то, у Сергея, был многолетний опыт коренного сибиряка, при этом он не раз бывал на Алтае, а вот где поднабрался знаний московский капитан госбезопасности?

До встречи с Валентином Сергей считал существование Конторы чем-то само собой разумеющимся, но при этом к нему, к Сергею, имеющим как бы только самое отдаленное отношение. Откуда появляются такие представления, неизвестно, но так все и было. Сергей прекрасно знал, что некая Контора действительно существует, что ее люди всегда где-то рядом, может, даже рядом с тобой, но они незаметные, они совсем неслышные и невидные, их как бы и нет, функционируют себе по себе, и Бог с ними. У него, у Сергея, к примеру, кишечник функционирует, что ж, думать об этом постоянно?

Странная штука – профессия, усмехнулся Сергей, прислушиваясь к глухому шуму самолетных турбин, и внимательно разглядывая издали мужчину, оказавшегося похожим на капитана Якушева. Почему можно запросто подойти к машинисту метро, или к таксисту, или даже к ассенизатору и запросто осведомиться: слушай, приятель, а как ты дошел до такой профессии? Вот спросил, поинтересовался, дело в общем простое, никто не в обиде. А к человеку из Конторы почему-то так просто не подойдешь. А если и подойдешь, то не очень-то и поинтересуешься. Спросить у человека из Конторы впрямую о его профессии это почти то же, что поинтересоваться у случайного прохожего: послушай, приятель, где это ты триппер словил?

Сергей чуть не рассмеялся.

Сакраментальный вопрос (не о триппере, конечно, а о профессии) он умудрился задать Валентину в первый же вечер на Алтае, а Валентин, к его чести, ответил прямо. «Чем занимаюсь? Вопросами безопасности».

Вот и все.

Но, конечно, Сергей внимательно присматривался к Валентину.

Сдержанный человек, верно, но если понадобится – всегда готов выдать россыпь анекдотов.

Язык опять же.

Хитрый, иносказательный язык.

Люди из Конторы по сути своей язычники. Валентин, например, вообще не употреблял в разговорах конкретных имен. «А-а-а, этот перец, – кивал понимающе. – Ну, знаю. Видел вблизи. В Белом доме. У него улыбочка отличника-ябедника». Или: «А-а-а, этот большой руль. Ну, знаю. Один депутат через меня пересылал ему однажды записку, сильно просил не выделяться, правильно употреблять с трибуны глагол звонить». Или: «А-а-а, этот. Ну, знаю. Он полевую сумку носит на поясе, подчеркивает, что человек военный».

И ни одного конкретного имени.

Только перцы и большие рули, хотя сразу понятно, о ком идет речь.

Правда, с языком в последнее время не слишком носятся. Сергей сам слышал в томском трамвае, как длинноволосый кондуктор (наверняка студент, решивший подработать) орал весело: «Пиплы, хватайте тикеты! Стрёмно не брать тикеты, пиплы! Тикет – клевая отмазка от ментов, контры и прочего стрёма!»

И ничего.

Усталые пиплы, кто с рынка, а кто с работы, вполне понимали длинноволосого, не переспрашивали, кое-кто даже билеты брал.

Надо будет позвонить Валентину, подумал Сергей.

Интересно, как смотрится человек из Конторы на фоне московских улиц? Не на фоне Курайского хребта, а вот именно на фоне московских улиц. Хорошую он, кстати, улицу выбрал для обитания – Красноказарменная. Кажется, она пересекает Шоссе Энтузиастов. Где-то неподалеку от гостиницы «Урал».

Самолет тряхнуло.

Явлюсь сейчас к Левке, потом в МАП, закуплю товар, закажу грузовой вагон и отправлю в Томск чай и кофе. А потом поищу чего-нибудь экзотичного – за наличку. Бизнес – вещь, в сущности, простая, главное, выдерживать нужный темп. Прикидывая все это, Сергей машинально развернул газету с курсом валют.

За последние сутки доллар вырос сразу на пятнадцать пунктов.

Ровно год назад, вспомнил он, двадцать четвертого июня одна тысяча девятьсот девяносто второго года доллар стоил ровно стольник…

Инфляция.

Покупаешь товар, и сразу терпишь убытки.

В одном пока только везет: деньги я перебрасываю в Москву через Московское Акционерное Предприятие. Надежная фирма.

Если Левка оставил машину на обычном месте, прикинул Сергей, через час, считай, буду в офисе. Ездить по Москве Сергей не любил, но без машины в Москве неудобно. В аэропорту он сразу подошел к таксофону. Мог, конечно, и не звонить, но такая сложилась привычка: всегда звонил в МАП прямо из аэропорта. Не по необходимости, скорее, из суеверия. Услышав от главбуха, что деньги еще вчера пришли на счет, он повесил трубку.

Вот теперь все.

Вот теперь можно забыть о самолете и перевести время с томского на московское.

Он взглянул на часы.

Самые обыкновенные отечественные электронные часы.

Сергею их подарили недавно. Совсем новые. Но, может, Сергей где-то встряхнул их сильнее, чем следует, или они не были рассчитаны на московскую температуру, – в светлом окошечке экрана мерцали цифры, совершенно непривычные для обыкновенных часов (даже для отечественных) – 49.77. То есть, собственные часы пытались убедить Сергея в том, что он прибыл в Москву в сорок девять часов семьдесят семь минут утра.

Зал ожидания был неполон.

Кое-где громоздились клеенчатые тюки и баулы, челноки пили чай и кофе, бомжи поглядывали на них заискивающе, расслабленно прогуливались милиционеры. Кажется, Домодедово не жаловалось на отсутствие керосина и летной погоды. Это успокоило Сергея. Он расстегнул ремешок и без жалости выбросил часы в урну. Он всегда готов поддерживать отечественное производство, но жить удобнее по стандарту.

Никто не заметил, как Сергей бросил часы в урну.

Бомжи и милиционеры больше интересовались пожилым арабом, стоявшим коленями на коврике, брошенном на пол перед газетным киоском. Аллах знает, что это был за араб, почему он молился в Домодедово. Бросив на бетон цветастый коврик, араб падал лицом на пол, высоко задирал зад. Судя по белому бурнусу, это действительно был араб, а не татарин, и не узбек. В огромном зале аэропорта он казался маленьким, совсем обыкновенным, но все действия, само присутствие как-то выделяли его из привычного мира.

Сам араб, впрочем, ни на кого не обращал внимания.

В данный момент весь этот зал, весь аэропорт являлись для него лишь обрамлением собственного внутреннего мира. Интересно, усмехнулся Сергей, как он тут ориентируется? Как находит верное направление на Мекку? В зарубежных аэропортах обычно рисуют на потолках специальную стрелку, а здесь? Может, у него есть компас?

Он усмехнулся.

Сперва отечественные часы, теперь – араб.

Впрочем, плевать на араба. Не бомбу закладывает, а молится. Два года назад американцы хорошо надрали арабам задницу. Наделали, придурки, потрясений. В первые часы операции “Бури в пустыне” мировые цены на нефть взметнулись с тридцати одного доллара до сорока, правда, так же быстро и упали, поскольку американцы по распоряжению президента Буша выбросили на мировой рынок сразу более миллиона баррелей нефти. Да и мордастый генерал Норман Шварцкопф не подвел.

Короче, справились с Саддамом Хусейном.

А этот араб…

Что мне до него?

Усмехнувшись, Сергей направился к выходу.

Философия бизнеса

В первый же день Сергей закупил чай и заказал грузовой вагон в почтово-багажном поезде. Обедал на ходу на площади трех вокзалов – в кафе напротив Универмага, только кофе (ближе к вечеру) пил в МАП. Эти кофепития (ставшие традиционными) Сергей ценил, справедливо принимая их как знак особого внимания со стороны Карпицкого. Мало того, что Александр Карпицкий играл не последнюю роль в Московском Акционерном Предприятии (заведовал отделом, отвечающим за валютные операции), но в прошлом профессионально занимался философией и литературными переводами.

Это почему-то действовало на Сергея.

Не английская и немецкая поэзия, понятно, ее в России всегда переводили многие, а итальянская!

Все итальянское у нас как-то немного в стороне, это что-то такое, в чем никто как бы не испытывает особой необходимости, да и всяких собственных Помпей у нас хватает, и все же… Карпицкий и кандидатскую защитил до перестройки, и в бизнесе состоялся рано. В МАП его пригласили как известного специалиста, и пришел он туда с собственными водителем и собственной секретаршей. Конечно, не он вершил судьбами Московского Акционерного Предприятия, но он входил в самые его верха.

Сергей же вырос в Киселевске – в небольшом шахтерском городке, расположенном в Кузбассе. Он рано потерял отца. Во всех смыслах рано: отец умер, не успев выйти на пенсию. Жить пришлось самостоятельно. Поступив после школы на химфак томского политеха, Сергей получил нетривиальную специальность – химическая кибернетика. Его всегда привлекали не только Бутлеров и Менделеев, но и Винер (о Гейтсе тогда никто не слышал). В восемьдесят шестом благополучно защитился, женился, росли двое детей. Привычный к работе, не гнушался никаким побочным приработком. Спортом не занимался, зато плотничал, валил лес, руководил студенческими стройотрядами. Лекции в институте это как бы само собой, они шли как бы в некоем параллельном мире. От этого Сергею казалось иногда, что у каждого нормального человека жизнь такая – всегда на разрыв, на два фронта. Сто шестьдесят рублей кандидата наук – это, понятно, не много. Зато на Севере, даже ближнем, можно было в те времена (при удачном раскладе) ухватить до двадцати процентов от сметы.

Впрочем, для семейного человека даже ближний Север оставался далеким, поэтому Сергей предпочитал верняк, – например, строительные объекты томского нефтехима. Там можно было взять все семь процентов от сметы. Это, конечно, не двадцать, зато верные деньги. Одно лето стройотряд Сергея рубил просеку. Шестнадцать человек (девять – девушки) проделали за два месяца такой объем работы, что результатам ее с трудом поверил сам Сергей. В другое лето его бригада бетонировала гигантский, как стадион, накопитель, все там же, на нефтехиме. За пару месяцев залили три с половиной тысячи кубов! Сергей это на всю жизнь запомнил. Так урабатывались, что падали вечером как мертвые.

Зато появились деньги.

Оказывается, умелые руки и умная голова могут творить чудеса, если их организовать правильно.

Нелегкая жизнь, но интересная.

Сергею она давала возможность жить так, как ему хотелось.

Именно ему, а не декану факультета, скажем. Живя такой энергичной жизнью, Сергей не только кормил семью, но и спокойно думал о будущем. К тому же, всегда имея вполне нормальные деньги, он сумел вовремя определить правильное к ним отношение. Ему не раз приходилось видеть, как большие деньги меняли людей. Иногда очень сильно. В тихих людях вспыхивали неожиданные амбиции, а вчерашние рубахи-парни превращались в страшных скряг. И еще, заметил Сергей, заработав приличные деньги, люди, как правило, крайне неохотно с ними расстаются, даже когда это необходимо. Однажды Сергей сказал плотнику Грише, которому ребята набили морду за его невообразимую жадность: «Ну что, полегчало тебе? Долги, Гриша, надо отдавать вовремя. Вот ты ходил, мотал себе душу, все надеялся – обойдется, а теперь тебе и долг надо отдавать, и морду побили. Что хорошего? Легче тебе от этого?» – И Гриша, размазывая по лицу кровь и пьяные слезы, с ненавистью выдохнул: «Не легче…»

Сам Сергей так решил: никогда его отношения с людьми не будут определяться деньгами. Деньги это дерьмо, деньги это песок. Без денег трудно, без них порой невозможно, все равно деньги – дерьмо, песок. К тому же, денег в мире много, а значит, их всегда можно заработать. Только соблюдай простые правила. Например, не залазь в долги, а если уж залез, не бегай от долгов. Не гоняйся за невозможным, рассчитывай силы. Если можешь помочь компаньону, не раздумывая, бросай на стол нужную ему сумму, и не требуй никаких расписок. В отношениях ищи доверительности. Если небесная механика работает (а она, как это ни странно, работает), деньги вернутся к тебе сторицей. При этом еще до возврата они сослужат для тебя незаметную, зато важную службу.

Но, конечно, Сергей изменился.

«Знаешь, – однажды сказала ему жена. – Ты стал другим».

«В чем это выражается?» – обеспокоился Сергей.

«Ты приходишь домой, и я вижу, что это ты. Ты проводишь вечер в доме, и я вижу, что это ты. И ночью ты, и вечером. А вот утром только раздается первый телефонный звонок…»

«Ну?»

«Ты сразу превращаешься в чужого человека».

«То есть?»

«Ну, ты сразу становишься другим. Совсем другим. Уходишь в себя. Не знаю, как объяснить… Ты будто в одно мгновение перебрасываешься в какой-то другой мир, где меня уже нет. Ты перестаешь меня замечать, уходишь в непонятные мне мысли…»

Он понял.

Он засмеялся.

«Оставь, – успокоил он жену. – Пусть тебя это не мучает. Это все в порядке вещей. – И попытался объяснить: – Вот представь, что мы живем в каменном веке. Ссуду нам никто не даст, ежу понятно, и мясом у нищих соседей не сильно-то разживешься. Нам принадлежит только то, что мы можем добыть собственными руками. Но и это, кстати, могут отобрать более сильные соседи. И вот я просыпаюсь, а ты намекаешь: у нас развалился очаг, мусором забита пещера, шкуры драные, и то, значит, и это. И все совершенно правильно, все по делу, ты во всем права, но утром, проснувшись, я уже действительно не слышу тебя, потому что во мне сразу включаются мысли о деле. Я, конечно, похрюкиваю что-то в ответ на твои слова, но при этом уже держу в руке каменный топор, потому что в отличие от тебя, сильно чувствую – нужный нам мамонт, он где-то рядом. Понимаешь? Телефонный звонок для меня является таким вот чувством близкого мамонта».

«Мы снова вернулись в каменный век?»

Сергей покачал головой:

«Не знаю».

Потом он как бы забыл сказанное женой, но на самом деле ее слова постоянно сидели где-то в подсознанке и вдруг всплывали в самые неподходящие моменты. Потому и нравились Сергею встречи в кабинете Карпицкого, что с ним можно было говорить обо всем, даже о жене и мамонте. Умница Карпицкий понимал подобные чувства. Более того, умнице Карпицкому можно было задавать любые вопросы. Если он мог, он отвечал.

Даже на самые странные.

Вот и сегодня, прищурив серые глаза, он задумчиво повторил:

– Философия бизнеса?

И уточнил:

– Тебя ведь интересует не западный бизнес? Там по философии бизнеса написаны целые библиотеки. Тебя, если я правильно понял, интересует философия нашего российского бизнеса? Сегодняшнего бизнеса?

– Разумеется.

Легкая улыбка тронула узкие губы Карпицкого:

– Философия нашего бизнеса очень проста. Настолько проста, что ее можно выразить одним словом.

– Каким?

– Выжить.

– Что значит выжить? – удивился Сергей.

– А вот то самое и значит, – повторил Карпицкий. – Выжить. Именно так. И не иначе. Большие деньги, Сергей, далеко не всегда действуют на человека успокаивающе. К тому же, как это ни странно, вовсе не деньги двигают нашими поступками.

– Ну да!

– Вот тебе и ну да, – улыбнулся Карпицкий. – Может, в Томске внешне это выглядит не совсем так, как в Москве, но, уверяю тебя, что на самом деле никакой разницы нет. Если ты занимаешься серьезным бизнесом, если ты ворочаешь большими деньгами, ты постоянно находишься под давлением, ты постоянно находишься в невидимых, но серьезных тисках. Сперва ты озабочен тем, как заработать большие деньги, потом тем, как сохранить заработанное. Вот это и становится доминантой всех твоих размышлений. Ты начинаешь думать только об этом. Ты превращаешься в муравья. Ведь в муравейнике все четко определено, там есть тропинки, по которым ты обязан бегать, и есть тропинки, на которые ступать нельзя, иначе тебя затопчут или примут за чужака. Ты должен следить за окружающим, ты должен ограничивать себя в движениях. У тебя появляется масса друзей и масса доброжелателей. Все они как бы помогают тебе охранять заработанные тобой большие деньги, но на самом деле все они думают только о том, как бы побыстрей их у тебя отнять. К сожалению, таков наш менталитет. В России еще не скоро научатся относиться к деньгам так, как относятся к ним в Штатах, в Европе или в Израиле.

Карпицкий усмехнулся:

– Лет пять назад мне пришлось плотно сотрудничать с неким Сергеем Зотовым. Ты его должен помнить, он был одним из первых, кто сделал значительное состояние на водке. Даже очень значительное. Однажды я приехал к нему за наличкой. В офисе на Котельнической Зотов провел меня в большую комнату и указал на картонную коробку из-под компьютера: «Вон деньги. Бери». Я вывалил на пол груду банковских упаковок, мебели там никакой не было, и начал считать. Сумма большая, я пересчитывал трижды, торопился, и все время у меня получились разные результаты. Зотов, увидев это, страшно удивился: дескать, что за проблемы? Посчитать не можешь? Смотри, как просто! И вдруг, упав на четвереньки, побежал по кругу вокруг упаковок, ловко раскидывая их в стороны. Он был маленького роста, тщедушный и в этот момент ужасно походил на бездомную собаку. «Здесь столько-то! – уверенно заявил он. – Можешь не пересчитывать». Возможно, такой метод подсчета был для него просто шуткой, но в тот вечер мы расслабились, и обычно неразговорчивый Зотов разговорился. Подозреваю, что это было спровоцировано не столько его отношением ко мне, сколько чувством его собственного одиночества, которое он не мог разогнать. Я спросил, какого черта он проводит всю жизнь в стенах своего офиса, почему он нигде не появляется? Зотов ухмыльнулся. «Знаешь, – сказал он, – с тех пор, как у меня появились большие деньги, я вообще перестал жить. Раньше я жил бедновато, по нынешним меркам, вообще не жил, но все-таки жил. Любил театр, любил кино, хотя из-за постоянного безденежья редко попадал на премьеры. Любил ночные клубы, хотя то же безденежье почти не позволяло бывать в них. Сейчас, как понимаешь, денежных проблем у меня никаких, но я потерял интерес к развлечениям. Я перестал бывать в театрах и в ночных клубах. Если навстречу мне идет человек, я сразу читаю в его глазах – дай денег!»

И только дождь долбит: дай денег, денег, денег! Долбит по капле дождь, и тишина долбит…

Как понял Сергей, Зотов на этом и сломался.

К Зотову каждый день шли люди. К нему шло много разных людей.

В сущности, шли они при этом не конкретно к Зотову, а к некоему символу, к человеку, который, по их мнению, имел слишком много денег. Менты и рэкетиры, вдовы и афганцы, дельцы и мошенники, научные сотрудники и сумасшедшие, представители депутатов и представители бандитов, отцы-инвалиды, спортсмены, изобретатели, шлюхи. Однажды к Зотову заявился бывший офицер-подводник. Он сказал, что знает, где именно лежит на балтийском мелководье затопленный во время войны фашистский военный транспорт. Этот транспорт якобы вывозил из России награбленное золото. Набит золотом, понятно, по верхушки труб. Потому и затонул. Ходят слухи, что на борту этого транспорта находится и знаменитая янтарная комната. «Дайте мне сто тысяч баксов, – доверительно заявил бывший подводник, – и считайте, что янтарная комната ваша!» – «Вы в этом уверены?» – Подводник все-таки отвел честные глаза в сторону: «Еще бы! У меня соответствующие документы есть. Я их добыл через одного особиста. А если вы мне не верите, нет проблем, давайте проверим. Выдайте мне прямо сейчас три штуки наличными и через месяц я принесу вам материальное подтверждение». – «Но вы же говорите, что у вас есть какие-то документы». – «А разве плохо иметь еще и подтверждение?» – «А может, вам просто на пиво дат?» – улыбнулся Зотов и бывший подводник незамедлительно согласился. Получив от Зотова десять баксов, он был так доволен, что, уходя, обернулся и уже совершенно по-дружески сообщил, что у него, у бывшего офицера-подводника, отменное здоровье, он, например, может целых шесть минут не дышать под водой.

«Хотите, пойдем в бассейн? – предложил он Зотову. Сами увидите».

«Я не люблю утопленников», – сухо ответил Зотов и бывший подводник, наконец, ушел.

В другой раз явился к Зотову квадратный человек ростом в полтора метра, зато с грубым обветренным лицом и с чудовищными бицепсами. Ну, не человек, а просто доисторический предок человека. Шварц перед ним вообще не смотрелся. Квадратный человек аккуратно высморкался в огромный носовой платок и сказал, что он есть полковник Рух. Так и сказал – он есть полковник. Дескать, не путайте с известной птицей. И еще сказал, что у него есть неплохие деньги, он к Зотову не просить пришел. Он пришел к Зотову, чтобы свои неплохие деньги вложить в зотовское надежное дело.

«Что вы называете неплохими деньгами?»

Полковник Рух по-военному точно ответил:

«Двадцать тысяч баксов».

«Откуда они у вас?»

«Получены не легким, но честным путем».

«Разумеется, честным, – улыбнулся Зотов. – Но каким именно?».

Полковник Рух ничего скрывать не стал. Он сразу поверил будущему партнеру.

Полгода назад, работая в одной из следственных групп МВД, полковник Рух вышел на след крупной банды. Дело оказалось настолько серьезным, что, прознав про неожиданные успехи следовательской группы, криминальная братва решила предупредить готовящийся удар, и лично разобраться с полковником.

Однажды осенью, возвращаясь домой, прямо во дворе своего дома полковник Рух наткнулся на неприятный сюрприз: из трех стоявших во дворе машин молча выскочили четыре крепких качка и, чуть горбясь, решительно пошли на полковника. Еще четверо таких же крепких и горбатых перекрыли выход на улицу. Мгновенно оценив ситуацию, полковник не бросился бежать, а спокойно двинулся навстречу милиционеру, очень кстати вышедшему из подъезда дома. Конечно, даже на пару с опытным милиционером трудно отбиться от десятка бандитов (вообще-то их оказалось двенадцать), но на деле все оказалось гораздо хуже, чем думал полковник: именно милиционер (понятно, не настоящий) первым ударил его резиновой дубинкой по голове.

Стоял сумрачный осенний вечер, двор заносило желтой листвой.

Квадратный полковник Рух, стальной боец, опытный инструктор по боевым единоборствам, ни на секунду не впал в панику.

Он дрался с бандитами минут пятнадцать.

Он дрался молча, не позволяя себе ни единого слова, даже когда пропускал удар. Через пятнадцать минут некоторые бандиты бежали, успев вскочить в машины, остальных полковник повязал и свалил, как бесчувственные дрова, в собственном гараже.

Примерно полчаса он думал.

Потом принял решение и разыскал ближайший телефон-автомат.

Позвонил он, конечно, не в милицию, а вычисленному им главарю банды.

«У меня в гараже лежат твои люди, – сообщил он главарю. – Они не совсем в порядке. Я бы таких не держал, языки у них не оторваны. Сечешь? Тебе, наверное, не надо, чтобы они попали в руки правосудия, правда? Я – полковник Рух, ты обо мне уже слыхал. Сам знаешь, я крутой. Но если хочешь, я еще круче, чем ты думаешь. Если к утру не получу двадцать тысяч баксов, наличкой, понятно, то включу двигатель машины и запру гараж. Этого тебе тоже не нужно, правда? Тем более, что одного-двух я все-таки сохраню. Для правосудия. Так что, лучше рассчитаться наличкой. Мне ведь в Москве теперь все равно не жить».

Бандит подумал и выложил требуемую сумму.

Ну, а полковник сменил место жительства и какое-то время отсиживался в ближнем Подмосковье. Только выдержав нужное (по его подсчетам) время, он пришел к Зотову.

А еще до полковника приходили к Зотову какие-то нехорошие люди, предлагавшие купить их собственных должников. Купи, дескать, и пользуйся. Должники, дескать от души напуганы, из них можно веревки вить. Даже договор у них был готов, но Зотова это не заинтересовало. Непрошеных продавцов выставили за дверь и усилили охрану.

А до этих людей приходил к Зотову ученый человек, который изобрел хренолет.

По словам изобретателя, это была принципиально новая машина.

Всем известно, популярно объяснил изобретатель Зотову, что лучше всего в русских огородах растет хрен. Он всегда растет в русских огородах в неисчислимых количествах и практически не требует никакого ухода. Никто не подсчитывал, сколько десятков, а то и сотен тонн хрена можно получить в России с одного даже дикующего гектара земли, но, видимо, много. Руки у изобретателя дрожали, а лицо было горестным и зеленым. Зотов сумрачно спросил: «Вы случайно не с перепоя?» Ученый человек решительно отверг такое мнение. «Я совсем не пью, – объяснил он. – Это во мне хлорофиллу много». И решительно заявил, что предлагаемый им воздухоплавательный аппарат будет летать именно на газах хрена, абсолютно безупречных экологически. «Вот будущее мирового транспорта! – заявил он. – Представьте огромные цеха, крупные, как залы самых известных казино. Теперь представьте, что в этих залах тысячи, миллионы тружеников упорно трут корни хрена! Это же миллионы и миллионы занятых рабочих рук! Буквально занятых. Это же невероятной силы удар по безработице! Это невероятный удар по преступности! Одним махом мы решим все социальные проблемы. Русский хрен поможет нам преодолеть любой кризис!»

Идея меня заинтересовала, рассказал Зотов Карпицкому, но денег изобретателю я не дал. Не было уверенности, что он не побежит в ближайшую забегаловку. Тогда ученый человек горестно спросил: «Наверное, у вас в роду, товарищ Зотов, были жиды?» – «Почему вы так думаете?» – «А потому, – еще горестнее объяснил изобретатель, – что именно жиды русскому человеку помогать не станут». – «Я вообще-то из Сибири, из староверов». – «А как звали вашу бабушку?» – «Авдотья Григорьевна». – «А прабабушку?» – «Евдокия Осиповна». – «Ну вот, видите, Осиповна! – горестно обрадовался изобретатель. – Я так и думал!»

– Зотова преследовали сотни людей, – усмехнулся Карпицкий. – все они шли к нему с заманчивыми, как они сами считали, предложениями. И все, как один, хотели только денег. От всего этого у Зотова был усталый собачий взгляд. Конечно, человек с таким взглядом никогда не пойдет ни в ночной клуб, ни даже в театр. Когда однажды он все-таки решился на такое, прямо со сцены какой-то актер обратился к Зотову за финансовой помощью, извратив известную арию. Короче, деньги не сделали Зотова счастливым. В конце концов он не выдержал давления. Он не выдержал жизни в муравейнике, построенной по слишком жестким правилам. Конечно, он финансировал разные школы балета, и разные специальные школы одаренных детей, и еще какие-то школы. Конечно, он всегда поддерживал благотворительность, инвестировал разнообразные социальные проекты. Но все это не могло отвлечь его от грустных собачьих мыслей. И вот однажды он исчез. Сразу и навсегда исчез. Говорят, он ушел в монастырь, – улыбнулся Карпицкий. – В сущности, тоже форма сумасшествия. Честно говоря, мне Зотова жаль, даже очень жаль, хотя вряд ли стоит его жалеть. Такова философия бизнеса, и не может она пока быть другой. Понимаешь?…

Сергей кивнул.

Размышляя об услышанном, он забрал в МАП наличку – три миллиона.

«Ушел в монастырь… Точно, придурок… При таких-то деньгах…» Карпицкий в общем Сергея не убедил. «Может, я чего-то не понял… В жизни всякое может быть… Впрочем, хрен с ним, с этим Зотовым… Мне сейчас важно быстрей обратить наличку в товар…»

Проще всего было бы приобрести товар как раз у Карпицкого, но время от времени Сергей позволял себе побыть вольным охотником. Может, действительно не деньги двигают нашими поступками, может, действительно не они определяют наш выбор, усмехнулся он, выезжая на Крымский мост, но это еще не значит, что все мои деньги должны проходить именно через МАП.

Такая карма, усмехнулся Сергей.

В гостинице «Академическая» должен был остановиться бывший его партнер из Новосибирска – Женька Любин. У Любина в Москве были связи. Женька по старой дружбе мог подсказать, какую операцию можно провернуть побыстрее и понадежнее.

Виталька Тоцкий

Любина в гостинице не оказалось.

Скорее всего, он еще не прилетел из Новосибирска.

Зато в холле гостиницы Сергей сразу наткнулся на Витальку Тоцкого – из того же Новосибирска.

Зажав в ладони мощную ассирийскую бороду поразительно черного, почти смоляного цвета, левой Тоцкий любовно поглаживал лысую, праздничную, как яйцо Фаберже, голову. При этом он выворачивал в стороны носки, как заправский учитель танцев, шумно откашливался, энергично чихал. На ногах Тоцкого белели растоптанные кроссовки и мятые адидасовские шаровары. Такая же мятая футболка с двуглавым российским орлом на груди делала наглого Тоцкого похожим на хозяина гостиницы. По крайней мере, администратор из-за своей стойки смотрел на Тоцкого с испугом.

– Ну вот! – обрадовался Виталька, изумленно моргая черными выпуклыми глазами. Он как бы укорил Сергея за что-то, может, за опоздание. – Ты разве уже позавтракал?

– Конечно, – удивился Сергей. – Какой сейчас завтрак? Самое время приступать к ужину.

– А ты не торопись, ты не торопись! – с шумным напором, с кипучей жизнерадостной наглостью заявил Тоцкий, изумленно поглядывая через плечо на пустой холл. – Лучше ничего не пропускать. Последовательность, вот что важно, дружок! Правильная последовательность, вот что важно! Сперва завтрак, за ним обед, потом можно приступить к ужину. Ты, например, уже пообедал, а я и к завтраку еще не приступал. Так что, идем в буфет. Так Богу угодно! Ужинать еще рано, но легкий завтрак… – Тоцкий хищно облизнулся. – Легкий завтрак всегда уместен… Это ужин можно отдать врагу, а завтрак никому! Правда? Что угодно, только не завтрак! – Изумленно моргнув, Тоцкий угрожающе прорычал: – Но мы и ужин никому не отдадим!

И деловито подтолкнул Сергея к лифту:

– Деньги есть?

– Смотря сколько.

– У тебя все в роду были придурки? – с тем же напором осведомился Виталька, нажимая на кнопку четвертого этажа.

– С чего ты такое взял?

– Ты неохотно идешь к буфету.

– Просто не хочу есть.

– Ты еще скажи, что в прогресс веришь!

– А почему нет?

– А потому, что прогресса нет, есть только прогрессивка! – голос Тоцкого заставлял вздрагивать всех, кто оказывался недалеко от лифта. – Если кто-то скажет тебе обратное, плюнь ему в глаза. Можешь при этом сослаться на меня, я подтвержу сказанное. И вообще… Я сразу тебе скажу… Выдай мне пару штук! Под честное слово. Не пожалеешь.

– Пару штук?

– Ну да.

– Чего пару штук?

– Баксов, понятно.

– Это у тебя в роду все были придурки, – Сергей подозрительно покосился на Тоцкого. – «Пару штук»!

Тоцкий другой реакции и не ожидал.

– Смотри, какой цвет у икры! – шумно восхитился он, буквально вталкивая Сергея в просторный буфет. – Но ты не бери икру. Ты возьми ветчинки, колбаски копченой… Сыр, кажется, неплохой. Бери вон тот с дырками. А у икры цвет какой-то ненастоящий…

– Самый настоящий, – сварливо возразила буфетчица.

– Тогда давай и икру, – нагло заявил Тоцкий. – И два мясных салата, посвежее. Да сними прямо с витрины, время не терпит, – потер он короткие энергичные руки. – Нарежь ветчины, сыру. И мяса! Любого мяса! Много мяса! – зарычал он. – Вот мясо здесь хорошее, – пояснил он Сергею. – Они его хорошо отваривают, ты не отравишься. Мы сейчас много мяса съедим. А потом кофе выпьем.

– А платить? – сварливо осведомилась буфетчица.

– Отпади! – отмахнулся от нее Тоцкий. От возбуждения он чуть пузыри не пускал. – Я сегодня еще не завтракал. И вообще никогда не говори вслух, что я египтянин.

– Я этого не говорю, только кто платить будет.

– Я заплачу, – успокоил не верящую буфетчицу Сергей.

В общем оказалось в буфете уютно и просторно, хотя несколько сумеречно. Видимо, здесь экономили на электричестве. В этой уютной сумеречности шумно и энергично заработали челюсти Тоцкого. Изумленно заблестели его выпуклые, увлажнившиеся от удовольствия глаза. Все еще недоверчиво поглядывая на Тоцкого, буфетчица заявила:

– Вы нам должны…

Она не успела договорить.

Она в принципе не могла успеть.

Вращая зрачками, как разгневанный опереточный великан, плюясь салатом и ветчиной, шумно и энергично глотая слова, глотая слюну, Тоцкий взмахнул короткими руками:

– Я же дал тебе расписку?

– Нет, вы посмотрите! Он мне дал расписку! – возмутилась буфетчица, но, как ни странно, в ее презрительно сощуренных глазах Сергей не увидел настоящей угрозы или презрения. Буфетчица кривила пухлые губы, но чувствовалось, что какого-то особенного зла к Тоцкому она не питает. Более того, в ее нарочито возмущенном тоне несомненно проскальзывала нотка тщательно скрываемого восхищения. – Вот я вижу, вы умный человек, – обратилась она к Сергею. – Вот объясните мне, что такое число гугол?

– Это чрезвычайно большое число, – неохотно объяснил Сергей, втайне дивясь математическим познаниям буфетчицы. – Это единица с сотней нулей.

И спросил в свою очередь:

– Откуда вы знаете про такое число?

– А он мне расписку написал на число гугол. У него карманы пусты, вот он и написал расписку на число гугол, – презрительно бросила буфетчица, но в глазах ее плясали плохо скрываемые чертики восхищения. Она незаметно перешла на ты. – Вот как с таким можно бороться? Я же ему как умному человеку говорю: иди к евреям! Возьми залог! Под залог можно получить кредит, а там все ясно.

– Мне время мое дороже!

– Вот видите? – совсем уже презрительно сказала буфетчица. – Он мне должен целый гугол денег, а как к делу… – Она уперла руки в мощные бока и зарычала, как сам Тоцкий: – Сколько раз говорить? Пойди к евреям, возьми залог! – И повернулась к Сергею. – У нас на втором этаже расположены офисы, там много богатых евреев. У них можно взять, что угодно, даже залог под кредит. Я вашему другу давно говорю – иди вниз к евреям. Под хороший процент они дадут что угодно!

– Я своего жду! – шумно выдохнул Тоцкий и энергично спросил: – Только дураки в такое время пьют водку, правда?

Сергей согласно кивнул, но Тоцкий уже махнул буфетчице:

– Холодной водки и минералки! Исключительно холодной водки и такой же минералки! – И пока буфетчица неохотно возилась в холодильнике, низко наклонился к Сергею: – У меня верное дело! Я своего жду!

– Ты давно здесь?

– Второй месяц, – отмахнулся Тоцкий и опять сильно понизил голос: – Знаешь Крымский вал? Вот прямо под ним находятся подземные бункеры, они входят в систему метро, но имеют отдельный въезд для надземного транспорта. В этих бункерах стоят сейчас крытые грузовики. И каждый доверху забит мешками. В каждом мешке миллионы и миллионы советских купюр. Даже не миллионы, а миллиарды. Понимаешь? Миллиарды! В России эти купюры выведены из обращения, но казахи, армяне, узбеки готовы принимать их, потому что у них нет других денег, они пользуются старыми советскими. Понимаешь? Мы собираемся отправлять грузовики старых купюр нашим друзьям казахам, армянам и узбекам, а сами будем получать баксы. Много баксов! Очень много баксов! Ты никогда не видел сразу такого количества! Я специально тебе рассказываю, чтобы ты все это прочувствовал!

Он заговорщически подмигнул Сергею:

– Я даже доволен, что мне не возвращают мои деньги прямо сейчас, потому что каждый день приносит мне бешеные проценты. Когда поднимемся в номер, я покажу тебе расчеты. Первое, что я делаю утром, проснувшись, сразу записываю прямо на обоях сумму процентов, на которую за прошедшие сутки увеличились мои капиталы. Каждый лишний день, проведенный в Москве, приносит мне все больше и больше баксов. Я никогда в жизни так хорошо и верно не зарабатывал, как сейчас. Понимаешь? Когда все это кончится, я полечу в Новосибирск на собственном самолете и сожру все, что стюардесса мне подаст.

– Сперва рассчитайся с нами, – презрительно фыркнула буфетчица, выставляя на стол запотевший графинчик. – Ты же знаешь, что тебя не выпустят из гостиницы, пока не заплатишь.

– А я куплю эту гостиницу, – нагло заявил Тоцкий и, помаргивая, уставился черными глазами на буфетчицу. – Вот тебя, – нагло сказал он буфетчице, – я сам лично перепродам евреям. Или отдам в залог.

Буфетчица обиженно удалилась.

– Ты действительно здесь второй месяц? – удивился Сергей.

– Через три дня юбилей, – подтвердил Тоцкий, удовлетворенно подбирая хлебом остатки салата. – Но дело не в этом. Главное, грузовики. Скоро старые купюры отправятся по новым адресам, и каждый получит свое. Я, например, – ухмыльнулся он, – получу много.

Сергей улыбнулся.

Он знал напористость Тоцкого.

Когда Тоцкий вкладывал деньги в какое-то дело, иногда, на первый взгляд, даже безнадежное, деньги всегда возвращались к нему с процентами. Часто с хорошими процентами, потому что Тоцкий был везун. И может, потому он был везун, что ему в голову не приходила мысль о том, что положения бывают и безнадежные. Он всегда шел до конца, как таран, не обращая внимания ни на какие привходящие обстоятельства. Если перед Тоцким разверзалась пропасть, он без раздумий заносил над нею ногу. Смотри, предупреждали его друзья, ты сильно рискуешь. Однажды под ногами у тебя не окажется опоры и ты пролетишь, сильно пролетишь. Однако под короткими мощными ногами Тоцкого всегда почему-то оказывалась опора. Вот, правда, сейчас, он, похоже, все-таки пролетел, подумал Сергей… Похоже, выбрал лимит удачи… Особенно почему-то смутили Сергея в рассказе Тоцкого крытые грузовики со старыми купюрами, спрятанные в подземных бункерах Крымского вала. Обычно о крытых грузовиках с деньгами начинают говорить, лишь по-настоящему впав в отчаяние.

Но что могло привести в отчаяние везуна Тоцкого?

– Ну да, ну не плачу за гостиницу, – шумно признал Тоцкий, брызгая слюной и размахивая руками. – Но ведь любого неплательщика давно выбросили бы на улицу, только не меня. Я столько должен, что меня нет смысла выгонять. К тому же, они знают, что рано или поздно я все это куплю и всех, кто пытался наступить мне на пятки, выгоню прочь. Что мне эта гостиница! Я многим должен. Ко мне, например, прилетала братва из Тюмени, им я тоже должен целый гугол денег, – похвастался Тоцкий. – Они пришли ко мне в номер и расселись по углам, а бугор их, по кликухе Ванька, сел так, чтобы я увидел рукоятку пистолета, заткнутого за пояс. Ну, помолчал, как надо, потом сказал: «Тебе, Тоцкий, наверное, хана». Я спрашиваю: «Почему наверное?» А Ванька отвечает: «Вот приехали тебя трахать, Тоцкий. Видишь, нас семь человек? Деньги, которые мы вложили в твое дело, были из общака. Если денег у тебя нет, повезем в лес за Лобню, там оттрахаем и замочим». – Тоцкий восхищенно поморгал выпуклыми глазами. – В это время зазвонил телефон. Бугор кивнул мне: возьми, дескать, трубку. Я взял и услышал голос большого чечена Исы. Это очень большой чечен, – восхищенно пояснил Тоцкий Сергею. – Он вложил в мое дело очень большие деньги. Он вложил в мое дело даже больше, чем тюменская братва. Большой чечен Иса всегда звонит мне в гостиницу как на работу и всегда говорит, что до сих пор не зарезал меня только потому, что очень хочет получить свои деньги. Если у тебя нет больших денег, обычно говорит Иса, тогда дай мне хотя бы красный автомобиль и семь тысяч баксов. Тогда он, большой чечен Иса, уедет из Москвы. Он знает одно горное селение в Чечне, там хорошо и спокойно. Там нет разгула преступности. Он так и говорит, что там нет разгула преступности. Большому чечену Исе я вообще никогда не говорил плохого, – Тоцкий снова изумленно моргнул круглыми глазами, слегка увлажнившимися от обильной еды и вкусной водки. – Я всегда старался, да и теперь стараюсь найти для большого чечена Исы хорошие слова. Но тут по всем углам моего номера сидела мрачная тюменская братва, приехавшая меня трахать и мочить, поэтому я прямо сказал: «Здравствуй, Иса, друг. Я сейчас занят. У меня в номере сидит братва из солнечной Тюмени. Сейчас они узнают, что у меня нет денег и повезут в лес за Лобню. Там они меня будут трахать. Наверное, до смерти, ведь их, Иса, друг, семь человек. Если хочешь, тоже приезжай. Будешь восьмым». Услышав такое, большой чечен Иса возмущенно что-то запричитал, а потом так сказал: «У меня левая рука совсем отнимается, когда я думаю о тебе, Виталик, друг. Когда ты вернешь мне деньги, я куплю красный автомобиль и мы поедем ко мне в Чечню. Я каждый день буду колоть для тебя молодого барашка, мы станем с тобой как братья, Виталик, друг. Тебя нельзя убивать». И попросил: «Передай трубку старшему человеку». Я, понятно, передал трубку бугру Ваньке. Он что-то там повякал, а потом бросил трубку. «Ну, Виталик, вставай», – сказал он мрачно. Он так это сказал, что я понял, что меня, наверное, даже не повезут за Лобню, а замочат прямо здесь, или в машине, чтобы выбросить труп в Москву-реку. А, может, все-таки повезут, вдруг большой чечен Иса согласился быть восьмым. Только поэтому я и спросил: «Зачем вставать? Куда мы идем?» Бугор Ванька мрачно выругался и ответил: «В буфет, сука! Иса боится, что ты умрешь с голоду». Потом бугор еще раз выругался и мрачно добавил: «Мы сегодня улетим, нам накладно сидеть с тобой рядом. Но при тебе останется наш человек. Поставь ему раскладушку. Он будет присматривать, чтобы тебя нечаянно не замочили. Люди нынче пошли нервные».

Тоцкий изумленно моргнул:

– «Раскладушку!» Придет же такое в голову! При нашем-то быте! Ну, еще матрасик на пол, ладно. А то раскладушка!

И похвастался:

– На сегодняшний день в моем одноместном номере лежат на полу четыре матрасика, и на них спят четверо серьезных мужчин. Они лежат вокруг моей кровати и громко дышат. От них пахнет мужским потом и носками. Я заставляю их принимать душ и пользоваться одеколоном, но это не помогает. Один человек от тюменской братвы, другой от большого чечена Исы, третий – сам не знаю откуда, он этого не говорит, ну, а четвертый – изобретатель, он вложил в мое дело казенные деньги и теперь не может вернуться без них на работу. Да его там, наверное, и с деньгами не ждут. Он в общем тихий человек. Он бы даже улетел домой, он на это согласен, но у него нет денег на обратную дорогу. У него вообще нет никаких денег, а приехал он сюда из Омска.

– Пять человек в одноместном номере? – поразился Сергей. – Как вы там размещаетесь?

– Ну, время от времени бывает просторнее, – радостно объяснил Тоцкий. – Время от времени в коридоре на человека большого чечена Исы натыкаются омоновцы. Они сразу говорят: «А, это ты! Это сейчас из твоего номера вышла русская девушка?» И омоновцы, и человек Исы отлично знают, что у него, у человека большого чечена, нет своего номера. Но человек большого чечена всегда упорствует. «Нет, – упорствует он, – русская девушка вышла не из моего номера!» Тогда омоновцы переглядываются и спрашивают: «Сколько ты платишь русским девушкам?» Человек большого чечена знает, к чему клонят омоновцы и гордо отвечает: «Я не плачу русским девушкам». Тогда возмущенные омоновцы говорят: «Вот видите? Он не платит русским девушкам!» После этих слов гордого человека большого чечена Исы уводят на допрос, но через пару часов он снова появляется в гостинце.

– А почему ты не расплатишься со своими кредиторами?

– Да потому, что мои кредиторы не могут расплатиться со мной.

– А с тобой расплатятся?

Тоцкий изумленно моргнул:

– Человеку большого чечена Исы я на такой вопрос всегда отвечаю утвердительно. Ему это по душе. Так же утвердительно я отвечаю другим, даже изобретателю из Омска. Я честно говорю: братва, сегодня у меня нет денег даже на ужин, но в бункерах под Крымским валом стоят крытые грузовики и скоро денег у нас будет столько, сколько не укладывается даже в вашем больном воображении! «А ты прикажи доставить сюда деньги», – обыкновенно говорит хитрый человек большого чечена Исы. Тогда я объясняю: нужно немного подождать. У нас, объясняю я, идет торг. У нас идет большой торг с нашими младшими братьями из стран СНГ. Скоро у нас образуется много денег. Значит, говорю я, очень много денег образуется у большого чечена Исы. Он купит красный автомобиль и большой бумажник. Очень много денег образуется в общаке тюменской братвы, они получат усиленное питание, когда попадут за решетку. Очень много денег образуется у омского изобретателя, тогда он точно изобретет что-нибудь необыкновенное или сопьется. У всех образуется очень много денег, – блестя выпуклыми глазами, нагло и энергично заявил Тоцкий. – Я всем говорю правду. Время от времени я даже спускаюсь к администратору гостиницы и внимательно просматриваю списки гостей. Если я нахожу человека из новосибирского Академгородка, то сразу иду к нему и занимаю немного денег. Действительно немного. Перед деньгами, которые я ожидаю, любая сумма выглядит как немного. На занятые деньги я покупаю что-нибудь для людей, живущих в моем номере, и еще немного даю горничной, чтобы она не забывала менять простыни. Может, горничная носит нам свои личные простыни, я не знаю, но она их меняет. Не так часто, как хотелось бы, но меняет. Каждый день я говорю человеку большого чечена Исы, и человеку тюменской братвы и всем остальным постояльцам: пусть сегодня у нас нет денег на приличный ужин, но крытые грузовики со старыми купюрами уже стоят в подземных бункерах под Крымским валом и большие деньги могут появиться у нас в любой момент. Поэтому, говорю я человеку большого чечена Исы и всем другим своим постояльцам, весело выпейте по стакану водки, а потом садитесь и нашивайте на свои трусы объемистые карманы. Большие крепкие объемистые накладные карманы. Вы же знаете, что в аэропорту нынче шмонают всех подряд. Найдут у вас деньги и отберут. Если вы открыто повезете столько денег, сколько я вам дам, у вас обязательно отберут их при шмоне.

Тоцкий изумленно моргнул:

– У моих постояльцев трусы теперь в тройной системе накладных карманов. По надежности система эта давно превзошла систему безопасности подводной лодки, даже атомной. Тройной дубль. Неудобно спать в трусах с таким большим количеством накладных карманов, но мои постояльцы крепко верят в будущее. А человеку большого чечена Исы это даже нравится. Он романтик. Он настоящий горный романтик. Действительно, человек гор. Он держит в карманах трусов трубку, табак и даже огниво с кресалом.

– Ты что несешь? – спросил Сергей. – Какое огниво?

– Я каждый день говорю человеку Исы и другим людям: садитесь, и немедленно нашивайте на трусы еще по одному накладному карману, – не мог остановиться Тоцкий. – Только нашивайте по-настоящему большие карманы. – Его глаза безумно блестели. – Возможно, они понадобятся уже завтра, когда крытые грузовики со старыми купюрами двинутся по назначенным адресам. Каждый вечер по моему совету человек большого чечена Исы и все другие выпивают перед сном по полному стакану водки. Особенно омский изобретатель. У него руки трясутся и глаза мутные. И карманов у него больше всех. Может, я ему и не должен таких больших денег, но я его не останавливаю. Пусть нашивает. Я никого не останавливаю. Иногда я думаю, что со временем это может войти в традицию, – совсем уже нагло моргнул Тоцкий черными влажными глазами. – Если у русских людей и их младших братьев приживется добрая традиция каждый вечер выпивать перед сном стакан водки, а потом нашивать к трусам еще один накладной карман, это точно начнет отвлекать их от мрачных мыслей.

– Ты что несешь? Ты что такое несешь?

Тоцкий умолк, но странные огоньки в его глазах не погасли.

– Мне все время звонят по телефону, – нагло заявил он. – Мне звонят очень влиятельные люди. Они ждут от меня денег. Они в свое время очень удачно вложили деньги в мои дела. Мне звонит, например, человек, владеющий секретом старения картин. Если тебя написать маслом, говорит он мне, а портрет обработать по моему методу, то такой портрет можно продать, как произведение пятнадцатого века, не меньше. Давай мы это сделаем, предлагает он, тогда ты сможешь мне вернуть долг. В целом все эти люди думают обо мне с приязнью, – еще более нагло заявил Тоцкий, – но, конечно, бывает, что они сердятся. Например, вчера звонил один такой сердитый человек. Он спросил: способен ли я срочно вернуть ему долг? Поскольку этот человек мне не представился, а я в тот момент переживал острый нравственный кризис, то я ответил просто. Я ответил ему как настоящий брат во Христе. Я так ему ответил: прости, дескать, все долги ближним своим, как Он прощал прегрешения наши. Конечно, я произнес это с некоторым надрывом, но искренне. Трубку немедленно повесили, а через полчаса ко мне явился сам этот тип. Знаешь, есть такие типы – в одном кармане у них лежит заряженный пистолет, а в другом заявление о добровольной сдаче оружия. Понятно, на заявлении не проставлена дата. Если такие люди влипают в неприятную историю с милицией, то в ход идет заявление, а если, на их взгляд, ситуация складывается удачно, в ход идет пистолет. «Кто только что отвечал по телефону?» – спросил тип с пистолетом и с заявлением, и я понял, что он пришел не прощать долги и прегрешения наши, а совсем наоборот. Увидев такого настырного типа, человек большого чечена Исы и человек неизвестной группировки немедленно вытащили оружие, а тюменский браток показал зажатую в руке гранату. Пришедшего это нисколько не смутило, но зато меня обрадовало. Все-таки я сумел сколотить настоящий дружный коллектив, подумал я. Все-таки я сколотил коллектив способный активно защититься от любой опасности. Мне стало даже интересно, о чем это члены моего дружного коллектива начнут сейчас будут разговаривать с таким настырным типом, ведь он тоже имел при себе пистолет. Более того, он даже на вид был крут. Как бегемот из книги Иова. – Тоцкий вопросительно посмотрел на Сергея: – Помнишь, как выглядел бегемот в книге Иова?

Сергей покачал головой.

Он, наверное, слетел с нарезки, подумал он, глядя на Тоцкого.

– «Вот бегемот, которого Я создал, как и тебя; он ест траву, как вол, – шумно, нагло и торжественно процитировал Тоцкий. – Вот его сила в чреслах его и крепость его в мускулах чрева его. Поворачивает хвостом своим, как кедром; жилы же на бедрах его переплетены. Ноги у него, как медные трубы; кости у него, как железные прутья; это верх путей Божиих; только Сотворивший его может приблизить к нему меч Свой».– Тоцкий запустил толстые пальцы в черную бороду и торжествующе заявил: – Даже человек большого чечена глядел на новоприбывшего с неприязнью, но первым сломался изобретатель из Омска. Он трусливо указал пальцем на меня: «Это он сейчас отвечал по телефону». Неприятный тип с пистолетом, которого я сравнил с бегемотом, мрачно опустил глаза и задумался. Я понял, что тянуть время не стоит, что надо признаваться. «Ну да, – честно признался я. – Это я сейчас отвечал по телефону. Но ты меня извини. Я в последнее время много работаю. Мне надо очень много работать, чтобы вернуть вам деньги. У меня же обязательства перед вами. Вот я устал и немножко выпил. А тут ты звонишь». Неприятный тип с пистолетом мрачно обдумывал создавшуюся ситуацию и никто не смел приблизить к нему меч Свой, а Сотворивший его вообще о нем забыл. Потом неприятный тип поднял голову и спросил: «Сколько выпил, сука?» Я решил ничего не скрывать: «Две бутылки». – «Вина?» – «Водки». – «А-а-а, водки! – облегченно протянул бегемот. – Так бы сразу и сказал». Впрочем, уходя, он все равно пообещал прислать в гостиницу специального человека, чтобы никто по дурости или по случайности не замочил меня.

– Виталик, – сказал Сергей. Ему стало жаль Тоцкого. – Мне кажется, в Москве тебе уже ничего не светит, разумеется, кроме неприятностей. Похоже, пруха у тебя кончилась. Такое время. Не думаю, что крытые грузовики выедут из подземных бункеров. До Крымского вала рукой подать, но сдается мне, что до этих грузовиков тебе как до Луны. Возвращайся в Новосибирск, пока тебя не замочили. Тихо смывайся, бросай свой дружный, крепко сколоченный коллектив, возвращайся в родной Новосибирск и начинай новое дело. Я думаю, что в твоем положении легче заново заработать, чем ждать возвращения долгов.

Глаза Тоцкого блеснули.

Он явно не слышал Сергея.

Он явно жил сейчас своими мыслями и в своем мире.

Наверное, в этот мир нельзя было попасть посторонним людям, его Виталик ревниво охранял. Он просто повел черными блеснувшими глазами в сторону, и как-то странно усмехнувшись, будто заранее знал ответ на свою просьбу, нагло и энергично сказал:

– Ты меня знаешь меня! Пара штук и я снова в седле! Из пары штук в течение суток я сделаю все шесть!

– Каким образом?

– А ты читай коммерческую рекламу! Я каждый день внимательно ее читаю, у меня время есть. Если ты дашь мне пару штуку баксов, я сразу пущу их в дело. Сам знаешь, коллектив у меня дружный, но я сделаю это втайне от коллектива.

– В какое дело ты хочешь вложить эти баксы?

– В чай.

– Сделаешь закупки через МАП? – разочарованно удивился Сергей.

– Не смеши меня! – нагло ухмыльнулся Тоцкий. – Знаю я твой МАП. И меня там знают, сам можешь спросить. – Он, как птица, наклонил: – Есть «Русский чай». Классная фирма. Пока малоизвестная, но крепкая. Помяни мое слово, через полгода они подомнут под себя всех конкурентов. Они уже сейчас почти всех подмяли. И дело у них поставлено так, что не подкопаешься. И товар у них дешевле, чем в других местах. Сам удивляюсь, как дешево можно у них покупать. Уж в любом случае дешевле, чем в твоем МАП. И расположены удобно.

– Где это? – на всякий случай поинтересовался Сергей.

– Да на Беговой. Рядом с ипподромом. Берут наличкой, хотя предпочитают безнал. Почему-то безнал они берут охотнее.

Сергей промолчал.

Странная мысль пришла ему в голову.

Он ничем сейчас не мог помочь Тоцкому, разве что купить ему билет до Новосибирска, но…

А что? – решил он. Не столь уж дурная мысль.

В конце концов, решил он, коммерческая информация принадлежит всем, а не только Витальке Тоцкому. В конце концов, даже умница Карпицкий утверждает, что бизнес это умение выжить. Почему бы мне не копнуть этот «Русский чай»? Если там действительно предпочитают безнал, я сегодня же попрошу Карпицкого перечислить три миллиона на счет фирмы.

Что-то подсказывало Сергею, что это удачный ход.

Видимо, и в большой непрухе рука Тоцкого оставалась легкой.

Через пару часов, зарядив Тоцкого рублями на дорогу в Новосибирск, Сергей подъехал к офису «Русского чая».

Занимал офис весь первый этаж старого, дореволюционной постройки дома, украшенного ложноклассическими колоннами.

Чтобы не мешать постоянным жильцам, вход в офис был пробит в стороне от главного подъезда. Пробили его недавно: затейливые металлические перила крылечка еще не успели покрасить. На тяжелой металлической двери красовалась скромная медная дощечка: «Русский чай». Она не сразу бросалась в глаза, зато сразу бросались в глаза разгуливающие перед крылечком крепкие ребята в камуфляже. Проверив документы, они направили Сергея в бухгалтерию. В общем, вполне нормальное местечко с нормальной охраной.

Главбух «Русского чая», представительный красавец, чуть подпорченный мелкими вздорными усиками, сразу выдал Сергею счет и договор.

С такими смешными ценами Сергей действительно давно не встречался. Впав в отчаяние, Виталик Тоцкий выложил чистую правду: фирма «Русский чай» продавала свой товар дешевле всех других фирм. Даже ощутительно дешевле. А Сергею, поскольку он собирался брать сразу не менее двух тонн, была еще обещана и солидная скидка.

– Переводите деньги, – улыбнулся главбух. – Если они появятся на наших счетах завтра, то завтра же заберете товар.

И похвалил Сергея:

– Вы сделали правильный выбор. Мы продаем дешево, зато продаем много. Если успеете приехать завтра до пяти вечера, то вполне успеете вывезти товар со склада. Транспорт есть?

– Ну, это не проблема.

– Учтите, – заметил главбух. – С транспортом мы поможем.

– Хорошо, – сказал Сергей. – Я приеду завтра.

Это его устраивало.

«Русский чай»

На другой день Сергей приехал на Беговую в полчетвертого.

Крепкие ребята в камуфляже проверили его документы и снова направили в бухгалтерию.

На этот раз Сергей познакомился с главбухом поближе.

Юрий Ильич не поленился еще раз поздравить его с правильным выбором. К нам в «Русский чай» приходит, может, не каждый, так объяснил Юрий Ильич свое радушие, зато тот, кто приходит, остается с нами надолго.

Конечно, Юрий Ильич, преувеличивал, но говорил от души.

Сергей осмотрелся.

Удобный письменный стол, нисколько не перегруженный бумагами.

Три компьютера, включенные в общую сеть. Современная кабинетная стенка серо-стального цвета. В такой стенке можно держать документы, но в такой стенке найдется место и для миниатюрного бара. Металлические жалюзи на окнах, объемистый, но не бросающийся в глаза южнокорейский холодильник, тяжелые немецкие кожаные кресла, наконец, холодно поблескивающий стальной сейф, намертво вмонтированный в кирпичную стену.

Чуть в стороне – журнальный столик и металлический табурет.

Нормальный кабинет, сразу задуманный как место, удобное для работы.

– Вы принесли наличку? – доброжелательно переспросил Юрий Ильич. – Ну, конечно. Ну, разумеется. Какие могут быть проблемы? Мы принимаем и наличку. Если вы с машиной, можете сразу забрать товар.

– Я бы хотел забрать товар и по безналу.

Юрий Ильич понимающе кивнул и пересел к компьютеру.

Он действительно был представительный мужчина, вот если бы только не эти вздорные усики.

– Ну, какие проблемы? – наконец поднял он голову. – Конечно, заберете товар, как только ваши деньги поступят на счет.

– То есть как, поступят?

Юрий Ильич доброжелательно улыбнулся:

– На наш счет они еще не поступили.

– То есть как? – совсем растерялся Сергей.

– А когда вы их перечислили?

– Вчера.

Странное предчувствие кольнуло сердце Сергея.

Вот они начинают сбываться – плохие приметы. Он почему-то вспомнил отечественные электронные часы и араба в домодедовском аэропорту.

Правда, при чем тут араб?

И услышал свой голос как бы со стороны:

– Деньги я перевел еще вчера. Проплаты между московскими банками занимают часа три-четыре, не больше. Не могли деньги не поступить на счет. Этого никак не может быть.

– Тем не менее, они к нам еще не поступили, – доброжелательно и терпеливо улыбнулся Юрий Ильич. – Уверен, что это какой-то случайный досадный сбой.

– Но у меня заказан вагон.

– На какое число?

– Через три дня поезд уходит в Томск.

– Ну, через три дня! Это же океан времени! – понимающе улыбнулся Юрий Ильич. – Кстати, где вы остановились?

– У брата.

– Спокойно возвращайтесь к брату и отдыхайте. – («Спокойно садитесь и нашивайте на трусы еще по одному накладному карману…») – Раз деньги перечислены, они могут появиться на нашем счету в любое время, может, уже сегодня. Заберете завтра товар и отправите его в Сибирь. Томск это ведь Сибирь? Я не ошибся? Ну вот, жалеть не о чем, вы действительно сделали правильный выбор – наши товары и дешевле и качественнее аналогичных. К тому же, наш чай действительно выращивают на его исторической родине.

– Ладно, – сказал Сергей, совсем сбитый с толку. – До завтра я подожду.

И добавил, вставая:

– Я позвоню с утра.

– Конечно, звоните, – доброжелательно улыбнулся Юрий Ильич. («И спокойно нашивайте на трусы еще по одному накладному карману…») – Можете и сами заглянуть. Чашкой кофе всегда угощу. Но удобнее позвонить, конечно. это вы правильно решили. И вам удобнее и нам. Считайте, я всегда на месте. А если меня вдруг не окажется на месте, любой сотрудник бухгалтерии выдаст вам необходимую информацию. На телефоне у нас всегда кто-нибудь дежурит.

Растерянный Сергей спустился во двор.

Совершенно случайно обернувшись, он перехватил снисходительный взгляд одного из охранников. Они, наверное, не одного посетителя провожали таким взглядом, подумал Сергей, и эта простая мысль почему-то ему страшно не понравилась.

Не понравилось ему и то, что Левкина «семерка» завелась не сразу.

Он больше не оглядывался на охранников, но всей спиной чувствовал их снисходительные взгляды. Они, наверное, обсуждали его, точнее, Левкину машину. Разозлившись, Сергей чуть не чиркнул бортом по каменной кладке стены. «Доктор, меня все раздражает», – вспомнил он анекдот. – «А вы пробовали читать стихи?» – «Конечно, пробовал. Стихи меня раздражают». – «А пробовали заняться спортом?» – «Спорт меня особенно раздражает». – «А пробовали заняться путешествиями?» – «Да путешествия меня вообще жутко как раздражают. Меня вообще все раздражает. Нет такой вещи, которая меня бы не раздражала. Вот вы, доктор, молодая красивая женщина, а меня и это раздражает. Ну, абсолютно все раздражает меня!» – «А секс? – совсем отчаялась доктор. – Как у вас насчет секса?» – «Секс? – растерялся пациент. – Нет, не знаю. Секс я как-то упустил из виду». – «Ну, вот видите! – обрадовалась доктор. – Я готова рискнуть. Попробуем новый метод. Раздевайтесь… Вот так… Вот так… У вас сильные руки… Не нервничайте, вот так… Вам нравится?.». – «Доктор, ну в самом деле! Чего вы все туда-сюда, туда-сюда? Неужели нельзя как-то в одном направлении?»

Сергей вовремя вспомнил анекдот, но это его не рассмешило.

Вдруг предстала перед ним наглая и мрачная тень Виталика Тоцкого.

Тень Тоцкого была в майке с российским гербом, как обычно, в черных адидасовских шароварах, в разбитых кроссовках, а за нею угадывались другие мрачные тени. «Спокойно садитесь и нашивайте на трусы еще по одному накладному карману… Сергей явственно ощутил крепкий запах мужского пота, носков и дешевого одеколона. Выруливая по Беговой, негромко сказал себе: «Ладно!» Ну, не пришли деньги сегодня, придут завтра… какая-то накладка… Бывает… Завтра все встанет на свои места.

И все равно нехорошее предчувствие давило Сергея.

И, как оказалось, не напрасно: на другой день он загрузил в вагон только тот чай, полученный за наличку. Безналичные, три миллиона кровных, вовсе не малые для Сергея деньги, все еще бродили где-то по банкам Москвы, не торопясь осесть на счетах фирмы с красивым названием «Русский чай».

Ну, вот где могли бродить его кровные деньги?

«Туда-сюда…» – невесело усмехнулся Сергей. Похоже, меня тоже все раздражает.

Подумав, отправился к брату.

Как ни странно, и тут пошла непруха: утром Левка уехал во Владимир.

Правда, на столе нашлась записка: «Жратва в холодильнике. Завтра позвоню».

Сергей хмуро сварил пельмени и достал из холодильника бутылку водки. Он уже открыл ее, когда перед ним опять предстала наглая и мрачная тень Виталика Тоцкого. Слыхал про «Русский чай»? Вот подожди, через полгода они подомнут под себя всех конкурентов. Видение оказалось столь отчетливым, что Сергей поставил водку обратно в холодильник.

К черту!

Не стоит пить и ста граммов.

Завтра я должен быть абсолютно свежим.

Он и проснулся свежим.

Светило Солнце, небо над Москвой очистилось от облаков.

При ясном свете вчерашние страхи показались Сергею полной чепухой. Конечно, деньги уже пришли в «Русский чай», просто вчера Юрий Ильич не нашел нужную платежку. Сейчас допью кофе и позвоню Юрию Ильичу, и все встанет на свои места.

Сергей позвонил.

Незнакомый женский голос ответил, что указанная сумма на счет фирмы «Русский чай» пока не поступала.

Сергей позвонил в МАП.

– Перевели ли мы деньги? – удивился Карпицкий. – Разумеется. Как ты и просил. Твои деньги обязательно должны быть в «Русском чае». Мы перевели их еще позавчера. Ты же знаешь, что проплаты внутри Москвы занимают часа три-четыре. Они там чего-то недоглядели. Позвони им еще раз.

Сергей позвонил.

Юрий Ильич оказался прав: на телефоне бухгалтерии «Русского чая» всегда кто-то дежурил. Отвечала женщина, отвечал незнакомый молодой голос. Однажды откликнулся сам Юрий Ильич. Нет, на счету «Русского чая» указанной суммы пока нет. Ну, конечно, нет. Он, Юрий Ильич, сам удивлен. Попробуйте разобраться с отправителем. Ах, Вы уже разобрались? Ну, тогда придется набраться терпения. Финансы такая область, что непременно требует терпения. В этой области случается всякое. Ах, у вас поезд через сутки? Ну, сутки это океан времени! Сейчас он скажет: выпейте стакан водки и спокойно нашивайте на трусы еще по одному накладному карману, подумал Сергей, но Юрий Ильич закончил вполне доброжелательно: “Я попрошу проверить платежки, позвоните нам через час».

Сергей позвонил.

Он позвонил через час.

И через полтора позвонил.

И позвонил через два, и через три часа.

Теперь он уже узнавал отвечающие ему голоса.

Женский, например, казался ему нетерпеливым. Видимо, он уже утомил неизвестную женщину. Она даже не делала попытки его узнать.

«Это „Русский чай“? – спрашивал Сергей. – Куда я попал?»

«А вы куда целились?»

Зато помощник главбуха Юрия Ильича оказался более терпимым.

Зато и более лаконичным.

«Русский чай»?»

«Да».

«Это говорит такой-то. Сергей Третьяков из Томска».

«Да».

«Меня интересует поступление денег на ваш счет».

«Да».

«Пожалуйста, проверьте платежки. Я тороплюсь. У меня вагон для товара заказан».

«Да, да».

«Вы проверили?»

«Да».

«Деньги на счету?»

«Нет».

«Вы уверены?»

«Да».

«Вы действительно уверены?»

«Вам поклясться?»

Наиболее доброжелательным и терпимым оставался сам главбух Юрий Ильич. Он узнавал Сергея по первому слову. Он не забывал интересоваться его делами, он много советовал хорошего. Например, советовал: «Отправляйте вагон с тем товаром, который получили. Если не можете больше ждать, непременно отправляйте. Потом мы поможем вам разобраться с товаром, который вы получите. Как только придут ваши деньги, мы с удовольствием вам поможем».

Несколько раз Сергей сам ездил на Беговую.

– Юрий Ильич, я не могу больше ждать.

– А мы можем?

Сергей отчаялся.

Он терял время, он терял деньги.

Часто бывая в «Русском чае», он познакомился и с другими такими же, как он, озабоченными бедолагами. Перечисленные ими в «Русский чай» деньги тоже где-то бродили по банкам столицы. И, следует признать, деньги куда более крупные, чем у Сергея. И бродили не трое суток, а уже неделю, а то и две. О странной беде, обрушившейся на них, эти озабоченные люди говорили крайне скупо и неохотно. Они здорово были сбиты с толку. Они ничем не напоминая разговорчивого Виталика Тоцкого, энергично бедствующего в гостинице «Академическая».

Что-то не складывалось.

Сергей начал подозревать, что ничто уже и не сложится.

Наверное, поэтому он позвонил уже не Юрию Ильичу, а директору «Русского чая» господину Фесуненко. В конце концов, решил он, фирмой управляет директор, а не главбух. Правда, неясно было, чем ему может помочь господин Фесуненко, если денег Сергея на счету фирмы нет, но, как ни странно, директор «Русского чая» от предложенной Сергеем встречи не отказался.

В три тридцать Сергей вошел в указанный ему кабинет.

Директор «Русского чая» оказался человеком молодым, нисколько не старше Сергея, но большим аккуратистом. Сергею приходилось встречать таких людей. Таким был его собственный отец, например. Работая в угольной шахте, отец принципиально не признавал темных рубашек, среди приятелей он выглядел настоящей белой вороной. Но господин Фесуненко, несомненно, превзошел всех, кого знал Сергей. На нем были замечательно аккуратный костюм-тройка, белоснежная рубашка, темный галстук. Круглая, коротко стриженая голова деловито поворачивалась то вправо, то влево, будто он проверял гибкость шеи. Чисто выбритый, прямой, действительно аккуратный, подтянутый, он и держался прямо, по-офицерски. Может, из бывших военных? – невольно отметил Сергей, с непонятной неприязнью прислушиваясь к скрипучему голосу.

– У нас в России вечно так, – скрипуче объяснил господин Фесуненко. – вечно бардак. вечно разруха. Третьего не дано. С самого начала бардак и разруха. У нас в России все надо менять. Все в корне, понимаете? От начала и до конца, не глядя на личности! Что может построить народ, национальными героями которого являются такие философы, как Бакунин, и такие люди, как Павка Корчагин? Помните, как долго корчагинцы возились с узкоколейкой?

– Этот народ много чего построил, – осторожно возразил Сергей. – не только ту узкоколейку. – Он никак не ожидал, что директор «Русского чая» будет тратить время на какую-то чепуху.

– Вот и построил, – все так же скучно проскрипел господин Фесуненко. – Построил такую систему, в которой деньги из одного столичного банка в другой идут неделями.

– А они пришли? – обрадовался Сергей.

Господин Фесуненко внимательно на него посмотрел.

Во взгляде его не было ничего, кроме равнодушной внимательности.

Он и Павку Корчагина приплел, наверное, только для того, чтобы до Сергея как можно яснее дошла конкретная ситуация.

– Я видел копии вашего платежного поручения и видел выписку из лицевого счета МАП, – скрипуче объяснил господин Фесуненко. – Все правильно, к предъявленным документам у нас нет никаких претензий. Но на счет «Русского чая» ваши деньги все еще не поступили.

Господин Фесуненко произнес все это скрипуче, но по-прежнему вежливо.

К вопросу о Павке Корчагине он больше не возвращался.

Наверное, он давал этим знать, что беседа закончена.

Но Сергей не собирался сдаваться.

– Я понимаю, что существует коммерческая тайна, – заявил он упрямо, – но позвольте мне самому просмотреть выписки с ваших счетов за последние четыре дня. Сами знаете, всякое бывает в делах. Я хочу убедиться, что деньги действительно не пришли.

Господин Фесуненко посмотрел на Сергея вежливо и положил руку на один из телефонов. Под рукой Фесуненко их стояло сразу четыре – три черных рядом, и один белый в стороне. Не просто белый, а под слоновую кость и с литым металлическим гербом Советского Союза в центре диска.

Сергея это удивило.

Что за черт? Не может же директор какой-то фирмы, не очень, кстати, известной, иметь прямой выход на правительство?

И хмыкнул про себя: конечно, нет.

Просто такие, как этот Фесуненко, скупают все потроха издохшей, а кое-где еще только издыхающей империи. Скупают все, что блестит, все, что хоть чего-то стоит. Все берут, каждое лыко в строку. Возможно, что аппарат с гербом поставлен господином Фесуненко для самоутверждения.

Положив руку на один из черных телефонов, господин Фесуненко вежливо проскрипел:

– Спуститесь, пожалуйста, в бухгалтерию, господин Третьяков, Юрий Ильич перечислит вам… – (Значит, мои деньги все же пришли! – радостно вспыхнуло в мозгу Сергея.) – Юрий Ильич перечислит вам адреса юристов, к которым вы можете обратиться…

Разочарование оказалось острым.

– Какого черта? Зачем мне юристы?

– Но вы же хотите отыскать свои деньги?

Господин Фесуненко произнес эти слова так вежливо и так ровно, что прозвучали они чуть ли не издевательски (такое, видно, было у него настроение), он произнес эти слова так, будто ни на секунду не сомневался в том, что никаких таких своих денег у Сергея никогда не было и не могло быть.

– Да я только что из бухгалтерии! – сорвался Сергей. – Я заранее знаю все, что мне скажет ваш Юрий Ильич. Я настаиваю на том, чтобы вы позволили мне просмотреть счета за последние четыре дня.

Господин Фесуненко поднял трубку.

Он даже ничего не произнес.

Он просто поднял телефонную трубку и несколько секунд подержал ее на весу, однако в кабинет сразу вошли двое. Не те, что прогуливались внизу в защитном камуфляже, а совсем другие. Сергей до того их не видел, наверное, для внутренней охраны в «Русском чае» было приспособлено какое-то особое помещение со специальной системой оповещения. Тоже накачанные, собранные, уверенные в себе ребята.

Господин Фесуненко кивком указал на Сергея.

Один из охранников кивнул Сергею на дверь.

В правой руке охранника была зажата тяжелая резиновая дубинка, пиджак на поясе неприятно топырился. Сергей сразу оценил – ребята серьезные, спорить с ними не имеет смысла. При любом исходе дела такие ребята всегда остаются правыми. Собственно, они и сейчас были во всем правыми. Шефу мешают, они обязаны помочь, собственно, это их прямая обязанность. Извини, приятель, читалось в их настороженных глазах, мы, в общем, тебя даже понимаем, мы может, тебе даже сочувствуем, но твои проблемы это твои проблемы. Нам платят деньги за спокойствие фирмы, и мы честно отрабатываем получаемые нами деньги.

Так что, извини.

Сергей молча поднялся.

В сознании билось: кинули!

Подержать за обезьяну

– Якушева помнишь? – спросил Левка, бросая на диван какие-то свертки.

– Какого Якушева? – начал было Сергей, но тут же вспомнил. – А-а-а, человек из Конторы. Валентин. Твой начальник охраны. Ну да, помню. Даже собирался ему позвонить.

– Сейчас поедем к нему.

– Не поздно?

– Завтра суббота.

– Удачно съездил?

– Во Владимир я неудачно не езжу, – Левка весело постучал себя кулаком по лбу. – А ты меня удивил, удивил, так тебе скажу. Когда собираешься вкладывать деньги в дело, предварительно изучи его. – Левка уже был в курсе разыгравшихся в его отсутствие событий. – Только придурок понесет собственные живые деньги в незнакомое место.

Сергей кивнул:

– Твоя правда.

– Ладно, давай подробности. На чем погорел?

– На качественном и дешевом товаре, – объяснил Сергей. – Самое смешное, что товар действительно качественный и дешевый. И выглядело все необыкновенно привлекательно. Если честно, то даже привлекательнее, чем в МАП.

– Так всегда и бывает, – хмыкнул Левка. – Кто предложил товар?

– «Русский чай».

Левка обидно рассмеялся:

– Наслышан, наслышан. Ходят всякие слухи. Бермудский треугольник в центре Москвы. Почему-то деньги, перечисленные в «Русский чай», всегда пропадают, – рассмеялся Левка еще обиднее. – Деньги отправлены, но «Русский чай» почему-то ничего не получает.

И спросил:

– Много потерял?

– Три миллиона.

– Кредит?

– Конечно.

– Жаль. Но не смертельно, – подвел итог Левка. – Слышал про Виталика Тоцкого? Говорят, он сейчас прячется от кредиторов. Вот у него, говорят, долги смертельные.

– Я видел Виталика.

– Где? – удивился Левка.

– В гостинице «Академическая». По-моему, он не прячется.

– Ну, отсиживается, – мотнул головой Левка. – Еще неизвестно, что хуже. Над ним такой черный нимб, что может и правда нет смысла прятаться.

И вдруг заинтересовался:

– В «Академической», говоришь?

И ухмыльнулся:

– Может, тоже ребят послать? Застанут Виталика прямо в постели.

– Зачем?

– Так три штуки баксов! – воздел руки Левка. – Он взял у меня три штуки! И когда взял!

– Он тебе и червонца не вернет.

– У него так плохо?

– Даже еще хуже.

– Ну, мне вернет, – угрожающе заверил Левка, – мне он все вернет! – но Сергей покачал головой:

– Оставь его. И тебе ничего не вернет. Человека в его положении ни к чему нельзя принудить. Забудь про свои три штуки. Выброси их из головы. Хотя бы пока. Не знаю, как там дальше повернутся дела у Витальки, но сейчас он точно ничего вернуть не может. Конечно, ты можешь съездить в гостиницу, но только для того, чтобы покормить Витальку. Если его еще не убили. Или если еще он не смылся в Новосибирск. На всякий случай я оставил ему деньги на билет, но почему-то мне кажется, что он не смылся.

– Его пасут?

– Еще как!

– Ну вот, а ты говоришь! – непонятно чему обрадовался Левка. – Я так тебе скажу: в России вообще не надо никаких лицеев и гимназий. В России учит только сама жизнь. – И вдруг все-таки возмутился: – Почему ты пошел в этот «Русский чай» не посоветовавшись с Карпицким?

Сергей пожал плечами:

– Как-то неловко было. Все же я постоянный клиент МАП.

– Карпицкий бы не обиделся. Так и запомни на будущее. Карпицкий к тебе нестандартно относится. Не знаю, чем ты его пронял, но относится он к тебе нестандартно.

К Валентину они отправились на такси.

Пока пробивались сквозь плотный поток машин городского пятничного вечера, пока торчали в пробке на Цветном, Левка, веселясь, строил возможную схему работы незаметной фирмы «Русский чай». В своих рассуждениях он руководствовался подробным рассказом Сергея и слухами, уже доходившими до него. Получалось, что Сергей попал на самое обыкновенное, можно даже сказать, на грубое кидание.

– Ну вот сам посуди, какое сейчас благодатное время для всяческих кидал, – веселился Левка. – Курс доллара непрерывно растет. Никто не может угадать, на сколько пунктов он подскочит за сутки, зато самый последний придурок может смело утверждать, что в ближайшие три месяца доллар падать не будет, а напротив будет только расти. «Русский чай» смело собирает рубли с клиентов и тут же обращает их в доллары. Конечно, рано или поздно «Русский чай» рассчитывается хотя бы с некоторыми из клиентов, но вот именно не сразу, а рано или поздно, а если быть совсем точным, то именно поздно, по ценам фактического дня отпуска. Понимаешь? Готов держать пари, что деньги клиентов приходят в «Русский чай» вовремя, в день перечисления, иначе и быть не может, только у клиентов нет возможности это проверить. В итоге, не получая товара, они несут колоссальные убытки, а «Русский чай» наоборот активно крутит их денежки. Доход «Русского чая» выражается не теми цифрами, к которым ты, например, привык, – засмеялся Левка. – Доход «Русского чая» выражается такими цифрами, что, в принципе, господин Фесуненко действительно иногда позволяет себе возвращать клиентам их деньги. Как я уже говорил, поздно или рано. При этом учти, что рано для самих клиентов все равно поздно. «Русский чай» возвращает полностью выжатые, уже ничего не стоящие, съеденные инфляцией, траченные молью бумажки. Вот, дескать, ваши жалкие рубли, нашлись! Забирайте! Вот та самая сумма, которую вы нам недавно перечислили. Требуете индексировать? Да с чего бы это? Мы, что ли, вызываем инфляцию? Вот ваши деньги, все до копейки. Мы люди честные. Что получили, то и возвращаем!

– Ну, и так далее, – ухмыльнулся Левка. – В «Русском чае» сидят не дураки. Они умело составляют договора с клиентами и в этих договорах нет, наверное, пункта, который позволил бы клиентам в случае возникших проблем требовать возмещения своих убытков через арбитражный суд. Людям, попавшим в лапы «Русского чая», как правило, не удается компенсировать понесенные убытки. А не нравятся правила игры, не хочешь с нами сотрудничать, ну и не надо, найдем других клиентов! И находят. Ты ведь понимаешь, что никто нынче не рискует держать при себе свободные деньги, все должно находиться в активном обороте. Какой к черту особый пункт в договоре, если «Русский чай» действительно предлагает дешевый и качественный товар, к тому же сразу. Как только придут деньги. Понял, какая изящная схема? Правда, деньги почему-то идут в «Русский чай» неимоверно долго. А когда приходят, они совсем уже не те. А «Русский чай» еще и пальчиком помахивает укоризненно: вот де, козлы, нашлись ваши деньги! Да и почему «Русскому чаю» не помахивать укоризненно пальчиком? Сливки-то они сняли. И никто не может надавить на «Русский чай» потому что все каналы передвижения денег по Москве плотно контролируются друзьями и соратниками того же господина Фесуненко.

– Я готов получить даже первоначальную сумму, – мрачно заметил Сергей.

– Твое желание объяснимо, – ухмыльнулся Левка. И вновь восхитился: – Нет, ты только гляди, как изящно продумано! И не крути головой, не впадай в прострацию, а учись, черт тебя побери, учись! Такие уроки стоят любых денег. Идет большая игра, идет настоящая игра, ты понимаешь? Доллар растет и растет, любой деловой человек старается как можно быстрее купить товар и так же быстро его продать. Ни у кого нет и часа на передышку! Вот и получается, что в таких условиях доходы «Русского чая» растут как на дрожжах. Готов держать пари, что «Русский чай» специально создан под нынешние условия.

– Кем создан?

– Ну, этого я не знаю. Но ты вроде говорил, что на столе у этого Фесуненко стоит телефон с гербом?

– Ну и что?

Левка неопределенно пожал плечами.

– Да неужели нельзя в это вмешаться? – никак не мог понять Сергей. – Неужели никто не может поставить Фесуненко на место?

Левка засмеялся:

– А ты знаешь его место? Вот то-то и оно. Ты, похоже, еще не совсем вник. Повторяю для дураков, дело тут вовсе не в господине Фесуненко. Нынче именно сама ситуация располагает к киданию многочисленных клиентов. Если бы в «Русском чае» сидели одни только кристально честные люди, все равно дела шли бы именно так, а не иначе. Это же бизнес! Самые кристальные люди ведут себя в данной ситуации именно так.

– Но…

– Молчи! – приказал Левка. – Молчи и слушай старших! Все мы совершали в своей жизни проступки, которыми не сильно погордишься. Помнишь, например, как мы с тобой в Томске добывали водку под Новый год во времена незабвенного указа об ограничении продажи спиртного? Надевали костюмы Деда-Мороза и шли прямо в магазин, минуя огромную очередь. Понятно, нас останавливали, куда, дескать, сраные деды, прете без очереди? А мы скромненько отвечали: мы, может, и сраные деды, но направлены профсоюзом, и идем именно в магазин, чтобы поздравить с Новым годом работников торговли. Они не люди, что ли? И очередь, как ты помнишь, всегда пропускала нас. И менты не вмешивались. А почему? Да как раз потому, что мы правильно использовали текущий момент. Точно так поступают сейчас деловые парни из «Русского чая». Повторяю, если до тебя еще не дошло: я абсолютно, я на все сто процентов уверен, что переведенные клиентами деньги своевременно приходят на счета «Русского чая», поэтому-то господин Фесуненко и не позволяет никому заглянуть в свои документы. Уверен, что «Русский чай» каждый день кидает клиентов на десятки лимонов, на сотни лимонов. Ведь доллар растет и растет. Так растет, что не идет речи даже о фактическом возврате кредитных ставок, которые были заложены для клиентов банками. Речь идет только о колоссальной выручке самого «Русского чая». Если хочешь совсем точное определение, то действия «Русского чая» можно определить не как грубое кидание, а как своеобразную и очень своевременную деловую подстройку под совершенно реальные текущие экономические условия. Дошло? Ты аккуратно сделал проплату, тебя неделю морочат, используя твои деньги в качестве своеобразного беспроцентного кредита, а потом еще и укоряют: вот, дескать, твои деньги, забирай, козел! Только если их и вернут, что в них толку? Ведь их возвращают не по вчерашним, а по сегодняшним, ценам. И потери никто тебе не индексирует. Так что, кидают клиентов в «Русском чае» не просто на ставку, а еще и на прибыль. Дивная вещь! Как мне самому не пришло в голову!

– Но почему никто не копнет под этого Фесуненко?

– Пытались, наверное, но он не дурак. И, судя по всему, у него крепкая крыша. Не знаю, кто стоит за ним, но крыша у него явно крепкая. Кроме того, он, кажется, работает в основном с приезжими. Прилетает, скажем, вот такой, как ты, валенок из Сибири, или из далекого Приморья, а то еще лучше с Сахалина или с Камчатки, из самой Тмутаракани, и начинает жадно искать, где дышится лучше. Душа горит, в глазах искры. Это понятно. Ведь время не ждет! Живые деньги сгорают! И чем отдаленнее место, откуда прилетел валенок, тем сильнее желает он поскорее избавиться от собственных денег. Они жгут ему руки, он мечтает прямо сейчас обменять эти горящие ежечасно деньги на любой товар, для него каждая секунда – потеря. И тут возникает чудесное явление – «Русский чай». Неброская реклама в «Поле чудес», несколько строк в коммерческих вестниках! Опять же, качество, условия, отношения! А деньги горят, ох, горят. Некогда наводить справки. Приходится верить рекламе и деловитому вежливому голосу господина Фесуненко…

Левка захохотал:

– Вот даже ты поверил!

Капитан госбезопасности Валентин Якушев жил в однокомнатной квартирке на Красноказарменной.

Уже на лестнице они услышали запах кофе.

– Где жена? – весело заорал Левка.

– В отпуске.

– Я как чувствовал! – еще веселее заорал Левка, вытаскивая из «дипломата» бутылки. – Мечи закусь на стол! Коньяк у меня еще тот, советский. Не забыл вкус настоящего коньяка?

– Советского или армянского?

– А какая разница?

– Мне армянский не по карману.

– Но ты же подрабатываешь в частной фирме, – удивился Сергей. – Разве Левка плохо платит?

– Как может, – уклонился от прямого ответа капитан.

– А как ты попал в частную фирму?

– Исключительно по нужде, – усмехнулся Валентин. – У меня дочь в седьмом классе. Это так считается, что в Конторе хорошо платят. После позапрошлогоднего августа нас сгоряча вообще чуть не разогнали. Правда в последний момент большим рулям хватило ума осознать, что без Конторы, ну, скажем так, без органов не обходится ни одно государство, даже самое демократическое. Но конечно, Левкина фирма мне помогла, а Левка подтвердит, что свои деньги я отрабатываю.

И спросил, уводя разговор в сторону:

– Проблемы?

Сергей кивнул.

Ему понравилось, что от Валентина проистекало спокойствие.

Можно даже сказать – доброжелательное спокойствие.

«Тоже странно, – подумал Сергей. – На Алтае спокойствие Валентина было понятно: лето, отпуск. А в суетной Москве? Да еще две работы. Известно, жизнь в столице требует нервов…»

– Серьезные проблемы?

Сергей снова кивнул.

Он чувствовал доверие.

Действительно чувствовал доверие к Валентину, но вот все равно, черт возьми, ни на минуту не мог забыть о потерянных деньгах.

– Вообще-то я такими делами не занимаюсь, – осторожно заметил Валентин, детально порасспросив Сергея. – Но пошуршать можно. Если ты не против, я прямо завтра наведу кое-какие справки, понятно, по своим каналам… «Русский чай»… «Русский чай»… – задумчиво повторил он. – Посмотрим, что за перцы там произрастают… Как, говоришь, имя главного?

– Фесуненко Анатолий Иванович.

– Посмотрим, посмотрим, что за перец. Повезет, подержим его за обезьяну. А для начала проверим через ЦАБ.

– Это что такое? – удивился Сергей.

– Центральное Адресное Бюро. Собственно, тебе это знать ни к чему. Какая там у них, в «Русском чае», охрана?

– По-моему, сильная охрана. И снаружи люди, и внутри.

– Ну, наведаюсь к ним завтра. Поинтересуюсь закупками, условиями, то да се. Суну в карман какую-нибудь железяку.

– Зачем железяку?

– Ну ты же не можешь мне сказать, стоят у них там металлоискатели или нет, держат они круглосуточную охрану или обходятся только дневной, и так далее, правда? – засмеялся Валентин. И закрыл тему: – Не ломай голову. Если что-то можно сделать, сделаем. Вот только с деньгами… Вернуть деньги… Не знаю… По моему, шансов мало…

– А по-моему, их совсем нет, – заметил Левка.

И оказался не прав.

Через день, заглянув в МАП, Сергей поймал на себе внимательный, даже изучающий взгляд голубоглазой секретарши Карины. Она сама проводила Сергея к Карпицкому.

– Кофе?

– Не откажусь.

Во взгляде Карпицкого Сергей вдруг поймал то же внимание, что и в глазах Карины: «Что это тебя потянуло в „Русский чай“? – Карпицкий знал уже о случившемся.

– Бес попутал.

– И каков итог?

– Впечатляющий. Потеряно время, потеряны деньги.

– Ну, время, да, – кивнул Карпицкий. – Время никак не вернешь. Но деньги не совсем потеряны.

– То есть? – не понял Сергей.

– «Русский чай» вернул твои деньги, – усмехнулся Карпицкий и во взгляде его вновь появилась странная заинтересованность. – Обратно на наш счет. Конечно, это уже не те деньги, какими они были неделю назад, но все же деньги, и если вложить их с умом… – Он пододвинул чашку к Сергею. – Если нет других вариантов, можешь набрать товар у нас. Для тебя сделаем скидку. У нас, понятно, дороже, чем в «Русском чае» – опять усмехнулся он, – зато надежнее. Здесь тебя не обидят. А понадобится, можем и обезналичить.

– Возьму чаем и кофе, – решил Сергей.

– Замётано, – Карпицкий внимательно взглянул на Сергея. – Ты все же зря не посоветовался со мной.

– Мне и Левка высказал то же самое, – признался Сергей. Он пока ничего не понимал, кроме того, что его деньги нашлись. – А как они… Ну, как эти чертовы деньги вернулись в МАП? Ведь Фесуненко утверждал, что на счет «Русского чая» они не поступали.

– Так и утверждал?

– Да.

– Значит, врал, – покачал головой Карпицкий. – Думаю, что деньги в «Русский чай» всегда поступают вовремя. Просто у них такой метод, тянуть время. Но тебе, Сергей, советую не поднимать шума. Будь доволен тем, что твои три миллиона все же вернулись.

– Можно я позвоню?

– Фесуненко?

– С ним меня, наверное, не соединят, – ухмыльнулся Сергей. – Хотя бы уж главбуху.

– Звони.

Юрий Ильич откликнулся сразу.

– А-а-а, это вы, – обрадовался он, узнав Сергея. – Рад за вас. Нашлись ваши деньги. Мы переправили их обратно в МАП.

– Разве я просил об этом?

– Нам показалось, что вы отказались от мысли сотрудничать с нами.

– Ну, это-то вам как раз не показалось, – Сергей сразу решил расставить точки над и. – Я, конечно, рад такому исходу, но никакой благодарности не испытываю. Больше того, всем, кому смогу, дам вашей фирме самые наихудшие рекомендации. По крайней мере, сибиряки к вам больше не пойдут.

Юрий Ильич рассмеялся, но смех его прозвучал натянуто, будто в глубине души он действительно опасался Сергея:

– Вы, наверное, романтик?

– Возможно.

– Я это к тому, – опять рассмеялся Юрий Ильич, – что могущество «Русского чая» прирастает пока вовсе не Сибирью.

Сергей повесил трубку.

– Поговорил?

– Что толку?

– Ладно, не гневи небо, – Карпицкий снял очки и опять внимательно посмотрел на Сергея. В его глазах таился невысказанный вопрос. – Этот главбух, которого зовут Юрий Ильич, он, кажется, считает тебя пронырливым малым, да? По крайней мере, любой на его месте заинтересовался бы тобой.

– Это почему?

– Насколько я могу судить, вырвать у «Русского чая» проглоченную им добычу трудно. Практически даже невозможно. Ходят всякие слушки об этой фирме. Не буду их пересказывать. Вот целую неделю вертели они деньгами, не обращали на тебя никакого внимания и вдруг на тебе! – внезапно вернули деньги. Возникает вопрос – почему? Что такое случилось? Чем можно испугать «Русский чай», не прибегая к силовым приемам? Вот я и навел справки. Естественно, по своим каналам. А знающие люди мне даже намекнули, не надо мол связываться с этим «Русским чаем»… Но ты-то, – произнес Карпицкий с явным удивлением. – Ты-то сорвал свое!

И помолчав, прямо спросил:

– Как?

И тут до Сергея дошло – это же, конечно, Валентин, это его работа! Это капитан госбезопасности Валентин Якушев! По своим каналам он, видимо, копнул господина Фесуненко и, видимо, крепко копнул, если это сразу произвело такой эффект.

Ну конечно это Валентин, утвердился Сергей в своей мысли.

Но вот странно, почему-то ему не хотелось делиться своей догадкой даже с Карпицким.

– Да так… – неопределенно заметил он. – Есть у меня один приятель…

– В бизнесе? – удивился Карпицкий.

– Да нет… В Конторе…

– В какой конторе? – не понял Карпицкий.

– Ну, не в торговой же… – еще больше нагнал загадочности Сергей.

И кивнул все так же неопределенно, как бы давая понять, что поминать всуе упомянутую Контору не стоит.

– Ладно, сибирский рейнджер, – с непонятным удовлетворением рассмеялся Карпицкий. – Мы не «Русский чай». Пока твои деньги совсем не растаяли, иди набирай нужный товар и гони его в Сибирь. А на будущее запомни: лечиться следует у одного врача. Если работаешь с МАП, не бегай на сторону. Бизнес ревнив, сам знаешь.

В тот же вечер Сергей загрузил товар в поезд, а сам уехал в Домодедово.

Ожидая посадки на томский борт, он неторопливо прошелся по залу ожидания.

Выпил банку пива, покурил у окна, пользуясь тем, что не видно милиционеров, потом вспомнил: а вон там, перед тем киоском неделю назад, бросив под колени коврик, молился араб в белом бурнусе.

Плохая, оказывается, примета.

Ночной звонок

Прошло две недели.

Сергей снова прилетел в Москву.

Дела складывались в общем неважно.

Конечно, можно было продолжать закупки, мотаться туда-сюда, но Сергей остро чувствовал, что за инфляцией ему не угнаться, что на перепродажах нынче далеко не уедешь, что он почти не получает прибыли, да и неинтересно заниматься одним и тем же.

Из Домодедово позвонил Валентину:

– Как смотришь на бутылочку хорошего коньяка?

– Положительно, – коротко ответил Валентин.

– Где встретимся?

– У меня, – ответил Валентин так же коротко. – Подъезжай к вечеру. У меня и заночуешь.

– А семья?

– Семья еще в отъезде.

Лысый таксист (свободная Левкина машина оказалась в ремонте) сильно удивил Сергея невероятной смесью фундаментальной наглости и столь же фундаментальной ответственности.

– До Красноказарменной? Да пожалуйста. Да хоть до конца света… Только до этой Красноказарменной далеко, до нее мало не дают… Правильно, правильно меня понял: мало не дают… Счетчик? А чего счетчик? Может, он не работает. Может, он работает в другую сторону. Кто сейчас полагается на счетчик? Я, например, классный водила, я сам тебе отщелкаю нужную сумму. И зря смеешься. Не те сейчас времена, заработать трудно. Я, например, пусть хоть раз в неделю, но выхожу на ночные работы на Сортировочную. Разгружаю вагоны… Как платят? Да как… Хреново… А зачем хожу? – таксист пожал плечами. – Ну, как зачем? Грабить награбленное. Так нам велели вожди, а им виднее. Помнишь, небось, Леонида Ильича? Царство ему небесное. Сам жил и другим давал. В газетах писали, что когда Ильич был молодым, то сам ходил на станцию, как вот я сейчас. Известное дело, дурное дело не сложное: два мешка на склад, а третий в кусты. Все довольны, а страна богатая, не обеднеет. К тому же, ты не возьмешь, другие возьмут, обидно… А теперь так вообще… Теперь воруют не вагонами, а составами… Что я беру? Да известно… Ну, рис там… Мука… Иногда сахар… Государство не обеднеет… Правильно?

– Неправильно, – усмехнулся Сергей. – И вообще, гляди не на меня, а на дорогу, помнешь КАМАЗ.

– КАМАЗ помять трудно, – не согласился таксист. – Только мы все равно всех достанем. Вот погоди, наши придут, мы всех достанем.

– Если ты с каждого берешь, как с меня, зачем тебе ходить на Сортировочную?

– А дети в школе? А жена не работает? А баба на стороне?

Сергея так и подмывало выложить услышанное Валентину, но Якушев, даже выпив, остался сдержанным.

– Проблемы? – насторожился Сергей.

Валентин неохотно кивнул.

– В Левкиной конторе?

Валентин помотал головой.

– На службе?

Валентин кивнул. Будто слов у него не было.

– Нарушил моральные принципы? Изменил присяге?

– Давай без шуток, – сухо ответил Валентин.

– Да что там у тебя?

– Помнишь, – взглянул Валентин на Сергея, – в прошлый раз ты просил меня проверить одного перца?

– Какого перца? – не сразу дошло до Сергея. – А-а-а, господина Фесуненко. Ты о нем? О директоре «Русского чая»?

– О нем, – нехорошо усмехнулся Валентин. – Я ведь тогда действительно побывал в конторе этого перца, кабинет видел, телефоны, посмотрел на его охрану. Ну, так скажу, профессиональная у него охрана. Обученная, техничная. Не у каждого есть такая. Но главное, я сделал тогда запрос через ЦАБ. И узнал одну интересную деталь.

Валентин выдержал паузу:

– Оказывается, этот перец не прописан в Москве.

– Ну и что?

– Как это что? – удивился Валентин. – Ты-то должен знать. Существует официальное положение, по которому предприятие, директор которого не прописан в Москве, в столице не регистрируется. А перец из «Русского чая», повторяю, в Москве не прописан. Вообще мне у них не понравилось.

– Ну и хрен с ними, – пожал плечами Сергей.

Но вдруг до него дошло:

– Погоди, погоди. Ты хочешь сказать, что твои нынешние проблемы… Что они как-то связаны с «Русским чаем»?

Валентин усмехнулся:

– Если быть точным, то скорее с тобой.

– То есть получается, что господин Фесуненко каким-то образом узнал о том, что ты заинтересовался его фирмой?

– Выходит, что так. Узнал, и довольно быстро. Как-то очень уж подозрительно быстро, – неохотно кивнул Валентин. – Скажем так, мои скромные хлопоты были замечены практически сразу. Я правда и не сильно их скрывал. А зря оказывается. Я твоего перца не успел даже подержать за обезьяну, а меня уже вызвали к шефу. Шеф у меня в Конторе большой руль. Он ко мне относится доверительно. Поэтому он время тянуть не стал, а сразу заявил: ты не в свое дело полез, капитан Якушев! А меня учить не надо, – усмехнулся Валентин, – я сразу понимаю, когда намекают на утечку информации. Этими своими словами шеф с одной стороны как бы сразу ставил меня на место, а с другой как бы и намекал дружески и доверительно: не за железным занавесом живешь, капитан Якушев, каждое твое движение, капитан Якушев, мне открыто! Я, понятно, с шефом объяснился, ничего скрывать не стал. Так объяснился, что веду якобы одну разработку, приходится заглядывать и в соседние огороды. Разработку я действительно вел и шеф вникать в детали не стал, но повторил особенным голосом: не следует заглядывать в чужие огороды, капитан Якушев! У меня, понятно, к шефу не возникло никаких вопросов. Только киваю понимающе. Все-таки я человек в погонах, присягу давал, обязан подчиняться старшему по службе. Но есть теперь, Сергей, такое мнение, что контора перца, на которого мы с тобой наехали – это, так сказать, артефакт… То есть, фирма созданная искусственно…

– А фирмы только так и создаются, – удивился Сергей. – Ты мне объясни простыми словами.

– Ну, если простыми, то так… – поколебавшись, объяснил Валентин. – Если простыми, то фирма этого перца… – было видно, что все, что Валентин говорит, сильно ему не нравится. – Ну, скажем… Вот вполне может оказаться так, что контора этого твоего перца создана специально… Для отмывки денег… Не важно, каких… И настоящий хозяин там вовсе не господин Фесуненко… Доходит до тебя? Вполне возможно, что вся эта фирма создана для специальных умными и инициативными ребятами… Может даже в погонах… Им ведь тоже нужны деньги… Им даже особенно нужны деньги… И большие… Они на безопасность страны работают… Доходит?

– Пока не совсем. Ну, пусть этот «Русский чай» создан даже ребятами в погонах, что с того? Сейчас везде полно таких фирм. Говорят, они есть уже и в МВД и в армии. Пусть даже господин Фесуненко в «Русском чае» не главное лицо, что в этом особенного?

Валентин усмехнулся:

– Всего объяснять не стану. Да тебе этого и не надо. Но кое-что объясняю. Хотя, я, конечно, могу ошибаться, – опять заколебался он. – Вот всем сердцем чую я нехорошее. Меня, Сергей, за одно только предположение, которое я тебе высказал, запросто могут вычистить из рядов. Доходит? Причем со специальным определением.

– Ну и плюнь, – разозлился Сергей. – Сдалась эта тебе Контора! Левка платит аккуратнее.

– Ну да, сегодня платит, а завтра… – Валентин оборвал себя: – Не забывай, я человек в погонах!

Сергей пожал плечами.

Он с удивлением оглядел Валентина.

Ну, ладно, Валентин – служака. Он действительно человек в погонах. Почитание профессии из него ничем не выбьешь, да и не надо этого, поэтому работа у Левки в принципе не может стать главным делом Валентина. Пока он служит в Конторе, ничто не заменит ему главного дела. Легкий приработок, ну, это еще куда ни шло. Некая параллельная игра, разыгрываемая в свободное время… Но все это возможно лишь потому, что Валентин на службе не привязан к стулу. Оперативная работа предполагает время для встреч, ну, мягко скажем, с информаторами, так что время для обслуживания Левкиной фирмы Валентин пока имеет. Хотя работы там достаточно. В наше время случайный человек с улицы в серьезную фирму просто так не должен входить. В серьезную фирму люди, как правило, входят только после предварительных звонков, все ненужные посетители вовремя отсеиваются, нужные идут по ключевым фразам. В самом деле, зачем шарахаться по коридорам чужим людям, территория деловой фирмы не ЦПКО. А то ведь так любой случайный (или не случайный) человек может запросто добраться до того же Левки и задать ему кучу всяких нехороших вопросов. А вот какие у вас доходы, например? А вот каким имуществом располагаете? А вот почему дружески не делитесь доходами с хорошими людьми?

Ну, и все такое прочее.

Странная мысль пришла в голову Сергея.

Ну, были мы с Валентином на Алтае. Ну, провели там вместе десяток неплохих дней. Ну, помог мне Валентин в этой истории с «Русским чаем». А что, в сущности, я знаю о нем?

Голубоглаз, да.

Крепок, плечист, сдержан.

Но в Москве много плечистых, крепких, голубоглазых, сдержанных. Подумаешь, редкость, этакая белокурая бестия. Таких бестий в нашей стране всегда было навалом. У них могут ноги криво расти, и глаза у них могут быть пустыми и тусклыми, и волосы не виться, а висеть невыразительными космами, все равно они бестии.

Такая карма.

А может, для капитана Якушева, странно подумал Сергей, Левкина контора всего лишь полигон для отработки каких-то новых профессиональных методов? Где еще отрабатывать новые методы, как не в брокерской конторе? Конечно, Империя рухнула, Контору, как и все вокруг, ощутительно побило обломками, но все равно Контора являлась и является самой живучей из многих и многих разнообразных контор, созданных за семьдесят с лишним лет существования Империи. И каждый ее сотрудник, хотя бы теоретически, обязан проявлять некоторую инициативу.

– …короче, на службе пошли у меня разборки, – будто издалека донесся до Сергея голос Валентина. – И временно меня отстранили от дел.

Сергей пришел в себя.

Ему стало неловко за свои мысли.

Какие, к черту, белокурые бестии! Какая, к черту, отработка методов!

Перед ним сидел удрученный внезапно свалившимися на него проблемами человек. Нормальный живой человек, совсем недавно бескорыстно помогший ему, Сергею. И проблемы у него возникли из-за Сергея. Поэтому Сергей и сказал:

– Да плюнь ты на это. Ты мне помог, теперь моя очередь.

Валентин недоверчиво усмехнулся.

И зря.

Несмотря на то, что собственные дела Сергея совсем не выглядели блестящими, как раз сейчас он действительно мог помочь Валентину.

Дело в том, что несколько дней назад ему позвонили.

Звонок оказался междугородний и прозвучал чуть не в три часа ночи.

Еще больше удивился Сергей, услышав голос Карпицкого.

«Догадываюсь, что в Томске уже ночь, – извинился Карпицкий. – Но ты меня прости, пожалуйста. Утром улетаю в Будапешт, а дело у меня срочное, отлагательства не терпит».

Звонок Карпицкого!

Конечно, Сергей, был весь внимание.

Отношения отношениями, пусть даже самые доверительные, но в глубине души Сергей всегда уважительно помнил, кто есть Карпицкий, а кто есть он. Нечего говорить, этот поздний звонок даже польстил Сергею.

А умница Карпицкий время тянуть не стал:

– У меня к тебе два вопроса.

– Внимательно слушаю.

– Твой приятель, который напугал ребят из «Русского чая», он все еще сидит на своем месте? Он профессионал? На него можно положиться? – наверное, Карпицкий считал это все одним вопросом.

Сергей ответил коротко:

– Да.

– Ты мог бы устроить встречу?

Вопрос был задан впрямую, и Сергей сразу понял, что его присутствие при такой встрече вовсе не обязательно, а, может быть, даже и нежелательно. В этом разговоре о будущей встрече его, Сергея, как бы сразу выносили за скобки.

Но, конечно, это не могло обидеть Сергея:

– Думаю, такая встреча возможна.

– Когда ты собираешься в Москву?

– Дня через три.

– Надолго?

– Пока не знаю.

– На день? На два? На неделю?

– Честно, не знаю. Устал. Может, съезжу в Болгарию.

– Что тебе понадобилось в Болгарии? – удивился Карпицкий.

– Хочу отдохнуть.

– В Болгарии? Да у них там бензина нет.

– Да мне всех-то дел – поваляться на пляже.

– Тогда поезжай в Грецию, – дружески посоветовал Карпицкий. – Но не на материковую, а на архипелаг. Там есть островки, на которых можно хорошо отдохнуть. И с визой помогу, если захочешь поехать индивидуально.

Вот этот разговор Сергей сейчас и пересказал Валентину.

– Ну, МАП, это я наслышан, – покачал головой Валентин. – И о Карпицком, понятно, наслышан. Вечно вы с Левкой водите шашни с фирмами, которые на примете.

– У кого на примете? – не сразу понял Сергей. – Московское Акционерное Предприятие – надежная фирма. На такую фирму всегда можно положиться.

– Таких фирм не бывает, – возразил Валентин.

– В МАП работают надежные ребята, – настаивал Сергей. – Если хочешь знать, именно на таких ребят и можно положиться.

– Таких ребят тоже не бывает.

– Ну, как хочешь, – обиделся Сергей. – Может, они и не совсем такие хорошие, но все равно. Почему бы тебе не поговорить с Карпицким? Что ты теряешь? Плохого он не предложит, я его знаю. Вот телефон. Назовешь секретарше фамилию, она тебя соединит с Карпицким.

– Ладно, – кивнул Валентин.

Весь день Сергей носился по Москве.

Что-то складывалось, что-то не складывалось.

Сергей, в общем, везде успевал, но не было, не было того прекрасного внутреннего чувства, которое когда-то охватывало его при решении даже не главной задачи. Случайно оказавшись в районе Крымского вала, он вспомнил про Виталика Тоцкого. Он ничего не слышал о Тоцком со времени случайной встречи в гостинице «Академическая». Выскочив из машины у ближайшей телефонной будки, он позвонил в гостиницу. Почему-то ему казалось, что звонок этот напрасен, что Виталика он не услышит. Съехал, наверное, или выгнали наконец. Но в трубке прозвучал напористый голос:

– Тоцкий у аппарата.

– Воздухоплавательного?

– Серега! – хохотнул Тоцкий. – Откуда?

– Из столицы. Дай думаю, позвоню. Как ты?

– Да я как раз о тебе думал. В Москве, думаю, Серега или нет? Мозгую, как на тебя выйти.

Сергей почувствовал угрызения совести.

Оказывается, он, Сергей, все это время никуда не исчезал из памяти Виталика Тоцкого. Более того, в этом суетном, в этом сумасшедшем мире Сергей, кажется, по-прежнему нужен Виталику. Понятно, что Виталик сейчас привычно попросит денег, штуку, а то и две баксов, но ведь что еще т можно просить у людей в этом суетном, в этом сумасшедшем мире? Конечно, Виталик прекрасно знает, что у него, у Сергея, как всегда, нет никаких свободных денег, но обязательно попросит штуку баксов, хотя бы ради тренировки, чтобы не отвыкать от дела, чтобы постоянно держать руку на пульсе. Понятно, я не дам Виталику ни цента, но все равно хорошо, что я ему позвонил.

– Это хорошо, что ты мне позвонил! – энергично радовался Тоцкий. – Я тут голову сломал, отыскивая твой след. Москва большая, а позвонить некому. Я бы позвонил министру финансов, да он в этом деле, наверное, разбирается хуже тебя. Возраст у него не тот. Наверняка, министр финансов разбирается в этом деле хуже тебя. Ты ведь у нас кандидат наук?

– Ну.

– Отвечай прямо! Кандидат?

– Ты не ошибся.

– Тогда скажи, как лечить мандавошек?

– Они что у тебя, больные? – обиделся Сергей.

Виталик шумно заржал:

– Это не у меня! Это у совсем другого человека. Он нам спать не дает. Не знаю, больные у него мандавошки или здоровые, но только человек большого чечена Исы твердо заверил нас, что убьет ночью нового постояльца, если тот не перестанет чесаться…

Сергей повесил трубку.

Ну, дурдом. Ну, хреновина.

Вот сидит Виталик в дыре (и не просто финансовой), вот сидит он в самой черной и глубокой дыре, которую можно представить, и при этом волнуется за судьбу какого-то паршивого бандита. В том, что речь идет о бандите, Сергей нисколько не сомневался. Человек в номере Тоцкого по определению не мог быть никем другим. Я, значит, переживаю за Виталика, обиделся Сергей, торчу в телефонной будке, а Виталика волнует проблема приболевших бандитских мандавошек!

Повесив трубку, он хмуро посмотрел на набережную, по которой бесконечным потоком шли машины. Странно все-таки все построено в жизни. Сперва эти вежливые грабители из «Русского чая»… Потом сам господин Фесуненко со скрипучим голосом… Потом вздорные усики Юрия Ильича, все эти тюменские братки, чечены и неудачники…

Ладно.

Когда вечером в квартире у Левки зазвонил телефон, Сергей сразу догадался, что звонят ему, и звонит Валентин. Почему-то Сергей был стопроцентно уверен в том, что звонит Валентин. Но, подняв трубку, к большому изумлению услышал голос Карпицкого:

– Ты один?

– Да нет. Левка здесь. Тебе позвать Левку?

– Да нет, я тебе звоню. Левке привет а тебе спасибо.

– За что?

– Сегодня я встретился с твоим приятелем.

Сергей помолчал, переваривая информацию. Потом спросил:

– Ну и как он? – (речь, понятно, шла о Валентине).

– Дельный человек. Мне понравился.

Часть вторая Капитан Якушев

Задача

С Карпицким Валентин встретился на Варшавском шоссе.

Новенькая «девятка» стояла метрах в ста от пустой автостоянки.

Незаметно глянув на номера, Валентин подошел и открыл дверцу. Со стороны все выглядело самым естественным образом: вот человек подошел к своей машине, ну, может, к машине приятеля, и усаживается. Так же спокойно прозвучал голос Карпицкого:

– Валентин Иванович?

Он кивнул.

Как позже признался Валентин, перца из Московского Акционерного Предприятия он представлял себе несколько другим человеком. Может более мягким, может не столь железно уверенным, более интеллигентным, даже в чем-то немного избалованным, а за рулем «девятки» сидел человек крепкий, вполне уверенный. Он несомненно знал цену своего времени и сразу направил разговор в нужное русло.

В салоне пахло незатертой кожей, незнакомой иностранной отдушкой. Абсолютно не мешая разговору, наплывала негромкая музыка.

И – ничего лишнего.

Никаких этих игрушек, никаких болтающихся на нитках глупых ребячливых талисманов.

– Со слов нашего общего друга, – (Карпицкий, понятно, имел в виду Сергея), – я в общем представляю ваши возможности… Конечно, хотелось бы знать вас лучше, но…

– Ценю вашу откровенность.

– Давайте сразу договоримся, – улыбнулся Карпицкий. – Если моя просьба покажется вам невыполнимой, если вы сочтете ее заведомо неприемлемой, сразу откажитесь. Можете отказаться прямо сейчас, – кивнул Карпицкий. – В любом случае вы должны гарантировать мне конфиденциальность этой встречи и всех других встреч, если они последуют. Согласитесь, нелепо терять важную информацию только потому, что мы вдруг, пусть даже на самое короткое время, проникнемся друг к другу уважительными чувствами.

Валентин кивнул.

Он видел, что Карпицкий колеблется.

Может, поэтому и спросил суше, чем следовало:

– В чем суть вашей проблемы?

– Ну, суть ее проста…

– А конкретно?

– Московскому Акционерному Предприятию, о которой вы знаете от своего друга, год назад, ну, может, несколько больше… Это неважно… Некие деловые люди задолжали деньги… Серьезные деньги, даже очень серьезные… И мы никак не можем вернуть того, что принадлежит нам по праву.

– А вы уже предпринимали какие-то попытки?

– Конечно, – неохотно кивнул Карпицкий. – К сожалению, они не привели к положительному результату.

– Вы хорошо знаете своих должников?

– Более или менее.

Ответ удивил Валентина.

– Что значит, более или менее? – переспросил он. – Обычно деловые люди хорошо знают своих должников.

Карпицкий изучающе оглядел Валентина.

Впрочем, во взгляде его не было подозрительности.

Кажется, прямота Валентина пришлась ему по душе, хотя он еще не решил – довериться ли ему полностью?

В конце концов он решился.

– Существует некий банк, – объяснил он. – Будет понятнее, если мы начнем с него. По крайней мере, вы сразу сможете прикинуть, по силам ли вам предлагаемое дело.

– Где расположен банк?

– В Эстонии.

– В Эстонии? – удивился Валентин. – Но это другое государство. Я бы даже сказал, не очень-то благожелательно к России настроенное.

И покачал головой:

– Это не упрощает задачу.

Теперь удивился Карпицкий:

– А разве я обещал ее упростить?

Валентин промолчал.

Он смотрел в сторону автостоянки, где парковался серый «жигуль» с заляпанными грязью номерами.

– Наоборот, – усмехнулся Карпицкий, закуривая. – Я сразу предупредил вас, что задача предстоит не простая. Сложная предстоит задача, сразу предупредил вас я. Может, и непосильная. Так что, если вы чувствуете какие-то сомнения, лучше сразу прекратить разговор. Хотя… – Карпицкий внимательно глянул на Валентина. – Хотя преувеличивать сложность предстоящей задачи тоже не стоит. В конце концов, мы всегда имеем дело с людьми, прежде всего, с людьми. А люди они и есть люди. Не больше, хотя, конечно, и не меньше. Они не всегда уверены в себе, а иногда попадают под власть собственных эмоций…

– Знаете, – улыбнулся Карпицкий, как бы сглаживая невольную сухость разговора. – Года четыре назад в Латвии я наблюдал занятную сценку. Помните восемьдесят девятый год? – быстро спросил он. – Этакая безбрежная эйфория, бесконечное брожение умов, все вертится, как в тумане, всем страшно и весело, особенно в Прибалтике. А я как раз отдыхал в Дубултах в писательском Доме. Ну, море, ветер, работа, зато по вечерам в мой номер набивалось не мало разных людей. Я, знаете, любопытен от природы. Не сильно жалую любопытных, но сам любопытен. Интересно было общаться с узбеками, молдаванами, латышами, литовцами, вообще с людьми из союзных республик. Все же эпоха перемен… Больших перемен… – повторил Карпицкий задумчиво. – Вот они и собирались у меня. Выпивка, понятно, бесконечные разговоры. Как говорил латышский поэт Имант Ластовский: это сближает. Иногда даже слишком, – усмехнулся Карпицкий. – Однажды молдаванин Йон Мэнэскуртэ, обняв Иманта, зарыдал: «Ты же изучал историю! Ты же совсем умный человек! Ты же помнишь звездные часы нашей истории!» Йон всегда не был чужд пафоса, на нем молдаване всегда и горели. «Имант! Имант! – плакал он на плече латыша. – Ты ведь должен помнить, что когда-то наши страны граничили!» Как вы понимаете, – усмехнулся Карпицкий, – слова Йона меня удивили. «Латвия и Молдавия? – уточнил я. – Правильно я понял? Они граничили? Когда? Что происходило в такие периоды со странами, географически разделяющими их?» – «Ты русский, – ответил Йон. – Ты не поймешь, старший брат, – выговорил он с ненавистью. – Тебе мешают масштабы». Я всегда считал Иона другом, но в тот момент он действительно смотрел на меня с ненавистью.

Валентин кивнул.

Садясь в машину, он не сразу сумел включить портативный диктофон, спрятанный в кармане, и теперь был рад неожиданному отвлечению Карпицкого.

Но теперь диктофон был включен.

– Ваши претензии к банку?

– Банк, о котором идет речь, выступил гарантом одной весьма выгодной сделки, соглашение о которой подписала Московское Акционерное Предприятие и таллиннская фирма «Айдор». Этой фирмой руководил эстонский гражданин, немец по происхождению, Георг Хейнке. Думаю, что номинально руководил. Человек он был безвольный, неинтересный, это я точно знаю. В сделку его явно взяли только для того, чтобы он подписывал бумаги. Понимаете? В упомянутом банке в заранее определенный договаривающимися сторонами день должны были появиться наличные деньги в валюте – оплата за два четырехосных вагона самых совершенных на то время противогазов, отправленных в Таллин из России. Банк гарантировал получение валюты. Этой валютой Московское Акционерное Предприятие должно была рассчитаться с фирмами, оплатившими одному из российских оборонных заводов поставку указанных противогазов, ну и, понятно, покрыть собственные расходы.

– Кто оплачивал поставку противогазов?

– Строительная контора ЭСТТРАНССТРОЙ из-под Сургута, есть там такой посёлок Лянтор, и корейцы-предприниматели из Алма-Аты, из предприятия, называвшегося БОР.

– Это аббревиатура?

– Скорее всего. Наверное.

– Как она расшифровывается?

– Не знаю. Какие-нибудь казахские слова.

– И как сделка? Она действительно состоялась?

– Да, действительно состоялась, – кивнул Карпицкий. – И груз был отправлен в пункт назначения. Есть подтверждение того, что в назначенное время он пересек русско-эстонскую границу.

– Значит, строители из поселка Лянтор и корейцы-предприниматели из Алма-Аты выполнили свои обязательства?

– Несомненно, – кивнул Карпицкий. И покачал головой. – К сожалению, удачная часть сделки на этом заканчивается.

– А кто ее начал?

– Сделку?

– Вот именно.

– В сейфе у нас хранится расписка некоего господина Тоома, ныне гражданина независимой Эстонии…

– Расписка напрямую связана со сделкой?

– Нет… К сожалению, нет… Эта расписка связана с собственным долгом гражданина Тоома. В свое время он получил от Московского Акционерного Предприятия крупный кредит, но уклонился от его возврата, почему-то посчитав, что отделение Эстонии и ее самостоятельность дают ему право не признавать больше никаких долгов. Мы, впрочем, не сомневаемся, что рано или поздно господин Тоом вернет взятое. Ведь на плотность государственных границ, особенно таких прозрачных, как нынешняя граница Эстонии и России, не стоит особенно полагаться.

Опустив стекло, Карпицкий выбросил недокуренную сигарету.

– Этот господин был впрямую причастен к сделке с противогазами. Оно и понятно. При удачном раскладе господин Тоом мог покрыть сразу значительную часть собственного долга. В жизни, знаете, приходится наблюдать разные ситуации. Люди, попавшие в сеть долговых обязательств, иногда идут на что угодно. Просто диву даешься, на что способен отчаявшийся человек. Ведь чем невероятнее заключаемая сделка, тем невероятнее выглядит предполагаемая прибыль. Правда, господин Тоом человек трезвый и обстоятельный, к нему сказанное практически не относится. Он сразу оценил выгоду затеваемой сделки и ее реальность. Поэтому и позвонил в МАП, попросив организовать оплату противогазов.

– Откуда они должны были поступить?

– Из Самары, с оборонного завода КИНАП. Лянторские строители и алма-атинские корейцы должны были перечислить деньги в Самару, а из Самары в Таллинн должны были уйти вагоны с противогазами. Такова грубая схема. Ну, а банк РПЮЭ…

– Как это расшифровывается?

Карпицкий неопределенно повел плечом.

Собираясь на встречу, он, видимо, не собирался говорить об этом банке подробно, но теперь следовало отвечать, ведь речь шла не просто о банке, речь шла о доверии.

– Банк Развития Предпринимательства Южной Эстонии, – неохотно объяснил он. – Ко дню появления противогазов в Таллинне банк получал на хранение чемоданчик с наличной суммой для МАП. Понятно, в долларах США. Я уже говорил, что этой валютой мы должны были рассчитаться с алма-атинскими корейцами, а так же покрыть некоторые собственные расходы. Проблем с получением налички в Таллинне не предвиделось. Эстония уже тогда изо всех сил старалась показать себя европейским государством. На твое предприятие пришли деньги, у тебя есть удостоверение личности – ну и все, чего больше? Приходи и пожалуйста, забирай свои доллары. Или фунты. Или гульдены. Главное, чтобы были соблюдены все формальные нормы права и законности.

– Зачем Таллинну потребовались противогазы?

Карпицкий пожал плечами:

– Нас это не интересовало.

– Но ведь речь шла о самых совершенных на то время противогазах, вы сами об этом говорите. Может, даже о какой-то секретной их модификации. А значит, все это затрагивало интересы России.

– Валентин Иванович, – вежливо, но твердо заметил Карпицкий, – мы сейчас находимся не в служебном кабинете. У нас приватная встреча. И обсуждаем мы не военные секреты, а частную ситуацию. Вам ли не знать, – усмехнулся он, – что Россия, как любое другое нормальное государство, всегда торговала и продолжает торговать кое-чем покруче, чем эти противогазы. В случившемся меня интересуют только невыплаченные долги. У меня неприятности из-за этих долгов, – сказал он проникновенно. – Достаточно крупные неприятности. С некоторых пор долги, о которых я вам толкую, превратились как бы в мои личные, поскольку именно я отвечал за проплату денег Алма-Ате. И разговариваю я сейчас не с официальным лицом госбезопасности, а с частным лицом, с профессионалом, который может мне помочь. Как вы собираетесь проводить операцию – дело ваше и меня нисколько не интересует. Но если хотите, – Карпицкий жестко взглянул на Валентина. – Если хотите, то я скажу так. Российские деньги, неважно, принадлежат они мне лично, или вам, или вон тому неизвестному гражданину на автостоянке, или Московскому Акционерному Предприятию, это, в каком-то смысле, не просто наши деньги, а еще деньги нашей страны. Слыхали, наверное: чем богаче отдельный гражданин, тем богаче страна… Так что, в некотором смысле, Валентин Иванович, вы представляете и государственные интересы…

Он взглянул на Валентина и рассмеялся:

– Извините за лирику.

– Да ладно.

– Рад, что мы начинаем понимать друг друга, – Карпицкий повернул голову. В глазах его плавала усмешка: – Вы не поверите, но я никогда в жизни не видел ни одного противогаза вблизи.

– А в армии?

– Я не служил.

– А в школе? А в институте?

Карпицкий удивленно пожал плечами:

– Как это ни странно, я их и там не видел.

– Ну, ладно… Может, еще увидите… – ответил сбитый с толку Валентин. – Вернемся к делу. Кто стоял в конце цепочки? Кому предназначались указанные противогазы?

– Мне говорили… Это неважно, кто говорил, не обязательно всему верить, но мне как-то говорили, что к управляющему Таллиннским филиалом банка РПЮЭ, а может быть и лично к господину Тоому, обращался какой-то британец… Я точно не знаю… Может даже араб с британским подданством… Все это слухи, наверное… Позже я слышал и другую версию, о каком-то странном питерском человеке… Впрочем, я действительно ничего толком не знаю, да и не хочу знать. Думаю, что эстонцы попросту собирались выгодно перепродать полученные противогазы. Возможно, одной из тех ближневосточных стран, которые на момент сделки были блокированы международным сообществом. Но повторяю, что не знаю этого и знать не хочу. Одно известно, война – дело выгодное.

– Что же произошло в итоге?

– Когда вагоны с противогазами пришли в Таллинн, обещанной валюты в банке РПЮЭ не оказалось.

– А заказчик?

– А заказчик исчез. Он как сквозь землю провалился. А через некоторое время, ну прямо как по заказу и, видимо, не случайно, стал хиреть и распадаться банк РПЮЭ. В результате Московское Акционерное Предприятие оказалась в щекотливой ситуации: алма-атинские корейцы вполне резонно требовали свою часть валюты, ведь они свои обязательства выполнили, а мы никак не могли расплатиться с ними. Ведь речь шла о крупной сумме, о действительно крупной сумме, не меньше, чем в полмиллиона долларов, а мы не получили от сделки с противогазами ни цента. Конечно, мы опробовали кое-какие самостоятельные варианты, но вернуть деньги из Эстонии не смогли.

– Предположим, я захочу помочь вам, – заметил Валентин. – Как вы считаете, с кого следует распутывать все эти узелки?

– Ну, во-первых, существует уже упомянутый господин Тоом, – покосился Карпицкий на Валентина. – Все началось с его звонка, к тому же он наш персональный должник. У него в руках все нити, он по уши в этой истории. Во-вторых, существует некий господин Коблаков, ныне тоже подданный свободной Эстонии, а в недалеком прошлом учредитель банка РПЮЭ. В-третьих, в организации поставок заметную роль сыграл некто Вейхестэ, тоже учредитель и даже основатель Таллиннского филиала банка. И наконец, уже упоминавшийся мною Георг Хейнке. Человек это явно подставной, может оказаться чистой пустышкой, но все же на договоре стоит его подпись и противогазы ушли в Таллинн на адрес принадлежавшей ему фирмы. Скорее всего, Хейнке действительно пустая фигура, но копнуть его стоит. Очень даже стоит. У него могли сохраниться какие-нибудь важные документы. Эстонцы народ обстоятельный и обидчивый, а у нас есть серьезные основания считать, что в процессе проведения сделки с противогазами этого Хейнке сильно обидели.

Валентин кивнул.

– И еще одна немаловажная деталь, – дополнил сказанное Карпицкий. – Упомянутый господин Коблаков личность особенно занятная, но соответственно и самая опасная. Это не какой-то там Хейнке. Тот трусливо прячется в уютной квартирке где-нибудь на окраине Таллинна, пьет пиво и ничего не понимает. У него и квартирка, наверное, небогатая…

– Коблаков работает в банке?

– Ну, что вы! – засмеялся Карпицкий. – И сейчас не работает, и раньше никогда не работал. Я ведь говорил: он учредитель банка. Если быть совсем точным, он один из учредителей банка. Так что сами видите, картина запутанная.

– А почему вы не обратились в официальные органы?

– Ну, не будьте наивным, Валентин Иванович, – сухо усмехнулся Карпицкий. – Речь идет о крупной сумме наличной валюты. Я уже говорил. Кто ж позволит нам таскать туда-сюда такую наличку? Конечно, сейчас кое-что уже можно было бы решить за счет безналичных проплат, скажем, через международный суд. Но для этого нам не хватает некоторых важных документов. Имей мы на руках такие документы, мы действительно могли бы подать в международный суд на банк РПЮЭ. Хотя… – усмехнулся Карпицкий. – Ну, вы наверное понимаете… Нам не хотелось бы касаться некоторых деталей дела, а на суде они непременно всплывут… Короче, мы бы плюнули на всю эту историю, выкинули бы ее из головы, но есть особые обстоятельства… Во-первых, деньги все-таки действительно крупные, а во-вторых, на нас сильно наезжают…

– Строители из Лянтора?

– Нет, корейцы из Алма-Аты.

– А каких документов вам не хватает, чтобы…

– Если возьметесь за дело, – улыбнулся Карпицкий, – вам будет предоставлена возможность познакомиться со всеми необходимыми для указанной работы документами.

Валентин кивнул.

Карпицкий понял его кивок по-своему:

– Разумеется, ваша работа будет хорошо оплачена. Даже по нынешним временам хорошо. В наше время деньги перестали быть объектом презрения, не так ли?

– Я должен подумать.

– Это само собой, – кивнул Карпицкий. – Вас куда подвезти?

– А вон до того поворота. Там я выйду.

…Возможно, это и есть как раз тот человек, который мне может помочь, без особого энтузиазма подумал Карпицкий, следя в зеркало заднего вида за Валентином, свернувшим к модному салону «Весна». Молод, спортивен, немногословен, мысль схватывает на лету. В глазах уверенность, но и раздумье. Правда, достаточно ли этого? Ведь речь шла о самых совершенных на то время противогазах, значит, затрагивало интересы России. Странная фраза. Неужели он все еще верит в честь и в совесть? Неужели казенный мундир, даже если его обычно не носят, способен так давить на мозги?

Впрочем, решил Карпицкий, если пообещать этому человеку хорошие деньги, да еще подтвердить, что ничего противозаконного совершать ему не придется, даже более того, придется в целом работать только на благо Родины, такой человек, несомненно, начнет рыть землю всеми копытами.

И вполне возможно – дороется.

И тогда…

Карпицкий с волнением представил готический домик под коричневой шиферной крышей и большой тихий сад, и сердце у него заныло.

Пусть это будет пригород Мюнхена. Пусть это будет тихий зеленый пригород Мюнхена. Это уже потом можно будет перебраться в солнечный Рим. Никаких этих злобных пятен ржавчины, от которых балдеешь, как от паленого алкоголя, никаких подгнивших деревьев, никакой плесени, никакой червивой земли, которой природа так демонстративно отгораживается от нас, ясно выказывая свое презрение к человеку.

Просто сад…

И черепичная крыша…

В тихом пригороде Мюнхена…

Никакого Подмосковья! Никакой Москвы!

Здесь не найдете вы прочной тверди, здесь только душа, только битва между добром и злом. Надоело. Все надоело. Здесь, в христианской стране, я существую между жизнью и смертью. Надоел бизнес по-русски. Надоело ломать голову над псевдоэтическими вопросами. Вообще надоело ломать голову в стране, в которой не работают никакие законы.

Этот человек должен справиться, подумал Карпицкий.

Этот человек не настолько умен, чтобы не справиться. Он не запутается в деталях как раз потому, что не настолько умен. Вполне возможно, что он сделает то, что оказалось не под силу придуркам из…

Карпицкий оборвал себя.

К черту придурков! Не стоит о них вспоминать.

Расслабься.

Думай о тихом домике…

В пригороде Мюнхена, в солнечном Риме, никак не ближе…

Ave Maria gratia plena Dominus fecum Benedicta tu in mulieribus…

Итальянская поэзия всегда утешала Карпицкого…

Плачь, плачь – я куплю себе холодильник, «Бош» в миниатюре, терракотовую копилку, тетрадку в тринадцать линеек, акцию «Монтекатини»; плачь, плачь – я куплю себе белый противогаз, пузырек тонизирующей микстуры, железного робота, катехизис с картинками, географическую карту с победными флажками; плачь, плачь – я куплю себе резинового кашалота, бассейн, рождественскую елку с иголками, пирата с деревянной ногой, складной нож, красивый обломок красивой ручной гранаты; плачь, плачь – я куплю себе столько старинных марок, столько свежего фруктового сока, столько деревянных пустых голов, что этот мир уже никогда не будет казаться грустным…

Этот человек справится, решил Карпицкий.

Просто ему надо хорошо заплатить.

О деньгах думал и Валентин.

«Этот перец сказал, что хорошо оплатит работу. Даже по нынешнему времени хорошо. Интересно, что он имел в виду? Как это хорошо? Что в его понимании означает это хорошо?»

И решил: «Ну, наверное, не хуже, чем платят ребятам из „Алекса“.

Пресловутых ребят из «Алекса» Валентин недолюбливал. Конечно, считал он, ребята из «Алекса» сумели получить лицензию на частный сыск, но их сыск все-таки еще не настоящий.

– Ты ходил на встречу с диктофоном? – удивился Сергей.

– Разумеется, – усмехнулся Валентин.

– Но ведь речь шла о доверительной встрече!

Валентин снова усмехнулся:

– А ты можешь мне указать истинную меру доверительности? А? Что молчишь? Что это такое – доверительность? Желание работать без подстраховки? Слепая вера во все то, что скажет этот твой перец?… Нет, все упирается в самые простые вещи, – опять усмехнулся он. – Я ведь не слишком знаю бизнес. Вдруг неправильно пойму какую-то деталь, вдруг неправильно расслышу какой-то термин или неверно его растолкую? Я же профессионал. Я не привык получать по голове из-за неправильно расслышанного термина… Кстати, – взглянул он на несколько растерявшегося Сергея. – Что могут означать слова о том, что мне могут хорошо заплатить?

– Если Карпицкий сказал хорошо, значит, так тебе и заплатят.

Сергей не выдержал:

– Вы договорились?

Валентин неопределенно пожал плечами:

– Я еще не сказал да.

Нулевой вариант

Поднялся Сергей рано.

Он привык вставать рано – еще со времен своего доцентства.

Прежняя институтская жизнь казалась теперь страшно далекой.

Лекции по математике, практика по теории вероятности, динамическое программирование. Ко всему этому надо было заранее подготовиться, потому он и вставал рано. Вспомнить страшно, как давно это было. Все равно о кафедре Сергей вспоминал со сложным чувством облегчения и сожаления. В конце концов, это была интересная, хотя и откровенно плохо оплачиваемая работа.

Кстати, ничего с тех пор не изменилось.

Об этом он мог судить по встречам с бывшими коллегами.

– Погляди, Рыжий, в чем хожу, – пожаловался как-то доцент с кафедры математики (они случайно встретились в Томске в Нижнем гастрономе на Ленина). – Вот погляди! – и с непонятным укором продемонстрировал действительно залоснившийся лацкан пиджака. – Ты думаешь, я неаккуратен? Ты думаешь, я не умею носить одежду? – И вдруг взорвался: – Я прежде жил, как человек! Я прежде нужен был государству! Прежде мне совсем не надо было задумываться над тем, буду ли я носить этот костюм десять лет или сменю его уже через год. Прежде я вообще ни над чем таким не задумывался. Мне не было нужды задумываться над такими вещами. Я занимался нужным для людей делом, которое и сейчас считаю нужным. Я учил студентов и знал, что государство вовремя меня поддержит. А сейчас? Куда подевалась поддержка? Почему всем нужное дело перестало меня кормить?

– Если речь только о кормежке, – заметил Сергей, – то брось жаловаться. Прокормиться сейчас гораздо легче, чем раньше, только используй мозги правильно. Кстати, свои собственные. Время добрых дядей кончились. Да, твое прямое дело сейчас плохо тебя кормит, зато у тебя появился выбор. Хочешь сменить костюм, хочешь сменить сам стиль жизни, хочешь есть повкуснее, да какие проблемы? – приходи, к примеру, ко мне. Гарантирую, в моей фирме ты будешь не последним человеком, если займешься делом.

– А наука?

– Да какая наука, если доцентство перестало тебя кормить! – удивился Сергей. – Сам ведь говоришь, что перестало. Сам показываешь лоснящиеся лацканы. Брось ты все к чертям, ты же не старик. И уж в любом случае, брось жаловаться. Я прекрасно знаю, как ты живешь. Ну да, дни у тебя заполнены лекциями, за которые ты по полгода не получаешь зарплату, а вот вечера пустые. Не спорь, не спорь, знаю – пустые! Валяешься на диване, листаешь бульварные газеты, они все сейчас бульварные, и всех ненавидишь, ожидая: вот наши вернутся! А они не вернутся. Так не бывает. Вообще уже ничто не вернется. То, что произошло и сейчас происходит, это необратимо. К тому же, лежа на диване ты ничего не изменишь. Так что вставай, активней принюхивайся к новому, работай головой. Мне вот тоже жаль, что я не занимаюсь тем, чему меня учили в институте, но жизнь есть жизнь. Действительно приходи ко мне, попробуй себя в живом деле. В жизни надо не числиться, а работать! По-настоящему работать, – засмеявшись, поправил себя Сергей. – На первых порах твой доцентский минимум я тебе обеспечу, чтобы ты осмотрелся, понял, что у тебя получается лучше. Но потом, конечно, придется вкалывать на полную катушку, никаких поблажек не получишь. Зато увидишь, что значит жить в прямой зависимости от результатов работы. Уверяю тебя, очень скоро твои взгляды на мир изменятся.

Бывший коллега промолчал.

– Ну вот видишь, – усмехнулся Сергей, – с дивана тебя и трактором не спихнуть. Запасы у тебя скоро совсем кончатся, все у тебя скоро кончится, а ты так и будешь валяться на диване, так и будешь ждать, когда добрые дяди восстановят справедливость и снова выделят тебе ежемесячные триста рублей. Ладно, валяйся, – разозлился Сергей. – В конце концов, каждый сам строит свою жизнь. Ты, наверное, еще и на митинги ходишь?

Бывший коллега опять промолчал, но по всему было видно, что на митинги он действительно ходит. Ходил и будет ходить. А вот на деловое предложение он так и не откликнулся.

Впрочем, Сергей не винил бывшего коллегу.

Конечно, он валяется по вечерам на диване и читает подряд все газеты.

Но ведь при этом он все-таки и думает. Может, не впрямую о жизни (что он о ней знает?), но хотя бы об учебном предмете. Это ежевечернее валяние на диване вовсе не является для него пустым делом. Доценту необходимы размышления. Он обязан размышлять, отсюда и диван. Разумеется, приятно подкатить к институту на новенькой иномарке, бросить небрежно: «Вот сам заработал… Знание – сила…» Но займись бывший коллега (классный специалист, кстати) несвойственными ему делами, исчезнет у него время для размышлений. Другими словами, и в главном своем деле он быстро растеряет профессионализм.

Такая вот свобода выбора.

Ну, а укор, как бы обращенный к Сергею, так это от путаницы в мыслях.

Кто-то не может, кто-то не имеет возможности, а кто-то и принципиально не желает заниматься бизнесом. Самые крепкие люди иногда не выдерживают. (Выжить, – вспомнил Сергей слова Карпицкого). А у некоторых вдруг проявляется болезнь чистых рук. Есть такая. Давно появилась, правда, по-настоящему разгулялась в стране только сейчас. Заразна как СПИД, от нее и умереть можно. А начинается с таких вот размышлений: вы, дескать, там делайте что хотите, а мы ни за что не станем. Потому не станем, что у нас чистые руки и сердца. Не желаем мы марать чистые руки, сбивать чистые тона чистых сердец, лучше гнить в нищете и в серости. Отсюда и распространенное мнение, что весь бизнес в России нечист. Никто почему-то не задумывается о том, что пресловутая чистота рук и сердец зависит и от здравого взгляда на жизнь.

Меня вот тоже мучает соблазн поваляться на диване, подумал Сергей.

Но если я, черт побери, начну валяться на диване, то скоро у меня обшарпается не только костюм. Если я начну, как тот мой бывший коллега, валяться на диване и верить всему, о чем пишут в нынешних газетах, и нетерпеливо ждать, когда вернутся наши, и терять время на ненависть, густо источаемую на бесполезных митингах, у меня скоро обшарпается душа, я всех возненавижу. Мне вот тоже хотелось бы заниматься чистой наукой, я для этого долго учился, я был неплохим химиком, но на это сейчас нет у меня времени. Потому что я хочу сделать все для того, чтобы заниматься чистой наукой могли мои дети. Вот поэтому я и встаю рано и пытаюсь приспосабливаться не к придуманным, а к реальным условиям. У меня попросту нет времени на дело любимое, я должен, я обязан заниматься делом необходимым. Конечно, звучит несколько выспренно, зато вполне отвечает истине. А главное, мне не хочется, чтобы мои дети вели в будущем жизнь, похожую на жизнь моего бывшего коллеги.

Размышления не из приятных.

К счастью, они скоро вылетели из головы.

Прилетев в очередной раз Москву, Сергей, как всегда, провел заученный быстрый цикл: а) закупка товара, б) загрузка, в) отправка; только после этого позвонил Валентину.

– Что нового?

– А тебя что интересует? – мрачно ответил Валентин.

Сергей даже растерялся:

– Случилось что-нибудь?

– Ну, приезжай, расскажу…

А чего это я так переживаю за Валентина? – сам себе удивился Сергей, выезжая на Варшавское шоссе. Свои дела я завершил, товар в Томск отправил. Можно, собственно, и отдохнуть. Никуда правда не тянет, но сил нет, так все надоело. Это, наверное, «Русский чай» меня так встряхнул… Может, действительно съездить в Болгарию, вдруг подумал он, почему нет? Можно даже в Грецию съездить, Карпицкий поможет с визой… А Валентин что?… У Валентина теперь свои дела… Ну, помог он мне, действительно помог. Но ведь и я в долгу не остался, подсказал ему перспективную возможность… Может мне теперь и появляться у него не надо? Скорее всего, Карпицкий попросил его никого не подпускать к этому делу?…

Что-то тревожило Сергея.

Даже не то, чтобы тревожило, а так…

Ну, покалывало вдруг… Ну, всплывало что-то в душе…

Ревность? – удивился Сергей. Привык к вниманию Карпицкого? Вдруг всерьез начал считать, что Карпицкий относится ко мне как-то по особенному?… Да с чего бы это?… Ну, понятно, что в будний день поговорить ему о поэзии не с кем, и философию вспомнить… Но это так, отвлечение от главного, не больше… И подтверждение тому налицо: когда понадобилась практическая помощь, Карпицкий обратился к Валентину.

Пусть с моей подачи, но к Валентину.

– Я тут, пока тебя не было, обдумал предложение твоего перца, – хмуро прошелся по комнате Валентин. И попросил: – Ты только не капни жиром на бумаги, убери их от греха подальше на подоконник… Это твоего перца бумаги, – пояснил он. – Видишь, тесно у меня, а возможность расшириться уплыла вместе с прежней властью… Бери, бери пробуй курочку, для тебя жарил. Это мой собственный способ жарки, научился у одного немца… Надеюсь, ты ко мне с ночевкой? Вот это правильно, – покивал он, – успеем все обговорить.

– А есть что обговаривать?

– Есть, – Валентин снова вернулся он к Карпицкому. – Интересное твой перец сделал мне предложение, но чувствую, чувствую я, что есть в этом деле крепкие подводные камни… Ясно их не вижу, но чувствую…

– А конкретно?

– К неутешительным выводам я пришел.

– В чем?

– Да в самых простых вещах, – покачал головой Валентин, разливая по рюмкам водку. – Вот, скажем, тот же бизнес… Все так и говорят – бизнес, бизнес, – хмуро поддразнил он сам себя, – а сам подумай, что я в нем понимаю?

– А тебе это надо?

– Надо! – твердо ответил Валентин. – Если берусь за дело, то надо. А что я понимаю? Я же начинал не в экономическом отделе. Все эти законодательные нормы, касающиеся договоров и поставок… Все эти особенности прохождения денег через банки, таможенное право, валютное регулирование… Тут сам черт ногу сломит. Боюсь, не потянуть мне без консультанта.

– Найти консультанта не проблема.

– Может быть…

Какая-то недоговоренность повисла в воздухе.

Снимая эту недоговоренность, Сергей вопросительно взглянул в сторону подоконника: что, дескать за бумаги? Он готов был к любому ответу. Даже к тому, что Валентин уклонится от обсуждения.

Но Валентин кивнул:

– О них-то и хочу поговорить.

Это поговорить вылилось у него чуть не в лекцию.

Рассказывая, он часто обращался к схеме, вычерченной от руки на листе плотной бумаги. Кружочками были обозначены города и поселки – Алма-Ата, Самара, Москва, Таллинн, Выру, Пыльву, Лянтор, а рядом названия расположенных там предприятий и фирм – БОР, КИНАП, МАП, РПЮЭ, «Айдор», ЭСТТРАНСТРОЙ. И все это было увязано жирными стрелками, отражающими пути возможного движения денег и соответствующего товара.

– Где ты такому научился? – удивился Сергей.

– Нас много чему учили, – усмехнулся Валентин.

И предложил:

– Налей еще по маленькой.

– Никак не врубишься в это дело?

– А ты взгляни… – Валентин бросил безнадежный взгляд на бумаги. – Видишь, сколько я накопал?…

– Это все от Карпицкого?

– От него, от твоего перца, – кивнул Валентин. – Но выдавал, конечно, не он. Выдавал бумаги Дима, есть у него такой помощник.

– С бородой по грудь? Похож на Маркса?

– Вот именно.

Перехватив недоумевающий взгляд Сергея, Валентин поспешил пояснить:

– Ты не подумай, я никаких тайн тебе сейчас не выдаю. Больше того, твой перец сам намекнул на то. что я могу советоваться с тобой. – Валентин сделал большой глоток: – Для него такие консультации, пусть и временные, удобны, конечно, – усмехнулся он. – И никому платить не приходится, и парень ты толковый и головастый, с опытом.

– А в чем, собственно, дело?

– А в том, что я должен подготовить кучу документов для подачи в арбитражный суд.

– Ну и в чем дело?

– Да как раз в них, в этих документах! – Валентин отодвинул бутылку. – Тут слишком многого не хватает, а то, что есть, далеко не всегда соответствует нужному уровню. Вот смотри, – разложил он бумаги поверх своей схемы. – Основным документом может стать оригинал гарантии банка РПЮЭ. «Банк такой-то, – процитировал он, – обязуется, в случае поставки фирме «Айдор» такого-то количества противогазов по такой-то цене, проплатить сумму в размере такого-то количества долларов США». Видишь, какая тонкость? – усмехнулся Валентин. – Форма оплаты нигде здесь не указана. Наличка пошла в дело или воспользовались безналичным расчетом – этого мы не знаем, нигде это не указано. Нет и договора между Московским Акционерным Предприятием и таллиннской фирмой «Айдор». Нет важного документа, конкретно поручающего алма-атинской фирме БОР совершить проплату самарскому заводу КИНАП. Наконец, нет самого главного договора – между МАП и фирмой БОР.

– А что у тебя есть? – удивился Сергей.

– Есть платежное поручение между фирмой БОР и заводом КИНАП, – усмехнулся Валентин. – Но это плохая факсовая копия. В дело такая не годится. А жаль, – выдохнул он. – Ведь именно это платежное поручение доказывает, что противогазы, упомянутые в гарантии банка, действительно были оплачены… Имеются таможенные квитанции. Вот они. Завод КИНАП отгрузил в адрес фирмы «Айдор» заказанные противогазы в количестве двух четырехосных вагонов, и вагоны действительно пересекли границу… Есть оригинал складской расписки, предоставленной нашему перцу, что где-то в Таллинне эти противогазы складированы…

– Ну, хорошо. Давай конкретно. Имеем мы такие документы, а таких не имеем, что из этого следует? – спросил Сергей, когда Валентин (как бесплатному консультанту) выложил ему всю известную ему (со слов Карпицкого) историю с поставкой противогазов в Таллинн.

– Что следует?… Ну, как… Если вместо оригиналов мы сумеем получить четкие копии отсутствующих документов, то, дополнив их договорами «Айдор»-МАП и МАП-БОР, вполне сможем подготовить все эти документы для подачи в арбитражный суд. И прежде всего, на территории, на которой зарегистрирован банк РПЮЭ. В данном случае, на территории Эстонии. Насколько я понял, поговорив с одним знакомым юристом, нынешнему эстонскому законодательству это не противоречит.

– Что значит вместо оригиналов?

Валентин уклончиво повел головой:

– Ну как… Хорошую, я имею в виду по-настоящему хорошую копию документа всегда можно представить как оригинал, правда? Хотя и тут, понятно, есть свои сложности. Скажем, печать таллиннской фирмы «Айдор»… Вряд ли господин Хейнке, несмотря на его предполагаемую трусость, согласится предоставить мне оригиналы принадлежащих ему документов, а тем более свою печать… Кстати, – вспомнил Валентин, – среди имеющихся у меня документов есть даже такие, что выполнены на эстонском языке. Так что, – усмехнулся он, – придется нашему перцу раскошеливаться еще и на переводчика… Что же касается МАП и алма-атинской фирмы БОР…

– Ну, здесь-то не должно быть проблем, – заметил Сергей. – И та, и другая фирмы являются заинтересованными сторонами.

– Вот и я поначалу так думал, – хмыкнул Валентин. – С МАП действительно нет проблем, но что касается печати фирмы БОР… Оказывается, наш перец уже возвращал некоторые суммы алма-атинским корейцам. Они, значит, время от времени на него наезжают, в он, значит, время от времени с ними расплачивается. В итоге на сегодняшний день он выплатил корейцам почти половину долга. Правда, это не решает проблемы. Везде царит напряженка, все следят друг за другом. Стоит нашему перцу обратиться в этот БОР за печатью, как корейцы почуют запах поживы. А почуяв запах поживы, они моментально активизируются и потребуют возвращения уже не части, а всей суммы. А нашему перцу такая суета совсем не нужна. Он человек рассудительный. Ты не гляди, что когда-то он жил переводами итальянских стишков.

– Но если дела обстоят так, значит официального пути решения данной проблемы не существует?

– А ты чего ждал? – хмуро кивнул Валентин. – Взяли бумаги, да сразу подали в суд? Если бы дело так обстояло, я бы не понадобился.

И спросил:

– Ты когда в Томск?

– Не знаю… Вот хотел отдохнуть, но честно говоря, куда мне сейчас в отпуск?… Не те доходы, чтобы транжирить небольшой запас…

– Пока в Москве, поможешь?

– Конечно, – кивнул Сергей. И поинтересовался: – С кого ты хочешь начать?

– А с одного интересного человека.

Интересный человек

– Выруливай на Кольцевую, – приказал Валентин. – Я покажу, где съезжать. Там шоссе появится, ты можешь проскочить мимо. От результатов этой нашей поездки процентов на девяносто зависит, займусь я вообще этим делом или нет.

– А куда мы едем?

– В одну специальную лабораторию, – усмехнулся Валентин. – Ты в таких еще не бывал. Она вовсе не самой высокой степени закрытости, но ты в таких точно еще не бывал. Тебе, собственно, и сейчас не следовало бы светиться, но… Так тебе скажу: мы едем туда конфиденциально. По случаю. И исключительно под мою ответственность.

И спросил:

– Наверное ты слыхал, как телевидение иногда выдает после какого-нибудь интересного сообщения: «…как показали результаты проведенной учеными специальной экспертизы»?

– Конечно.

– Задумывался, что это значит?

– Да нет, не задумывался. Как-то в голову не приходило.

– И напрасно, – засмеялся Валентин. – Для таких вот сложных специальных экспертиз существуют специальные лаборатории при неких серьезных и закрытых, то есть никому не известных научно-исследовательских институтах. И сотрудники там, скажу тебе, хлеб едят не напрасно. Без подобных лабораторий спокойствие и безопасность страны обеспечивалось бы не в полную меру.

– Можно подумать!

– А ты не думай, – спокойно посоветовал Валентин. – Ты просто мне верь. Я не обману, да и на душе будет спокойнее. Какой бы бардак ни царил в стране, жизнь ведь все равно продолжается, – с некоторым внутренним превосходством пояснил он. – Вот, скажем, возникла срочная необходимость проверить закрытое серьезное предприятие. И не просто закрытое, а очень круто закрытое. И проверить так, чтобы никто в его стенах не заподозрил о такой проверке, даже высоко специализированная служба собственной безопасности этого предприятия. Спрашивается, что нужно для того, чтобы попасть за стены указанного предприятие?… Правильно… Соответствующие документы, соответствующая легенда… Но официально получение подобных документов автоматически тянет за собой обращение в соответствующие инстанции, а это потеря времени, это утечка информации. Доходит? Пока будет длиться официальная волокита, поезд уйдет, страна, может быть, лишится важного военного секрета. Доходит? Вот в таких случаях и прибегают к помощи специальных лабораторий.

– Хочешь сказать, что там быстро и конфиденциально шлепают документы любой степени сложности?

– Вот именно.

– И мы едем в такую лабораторию?

– Вот именно, – все с тем же неявным, но, в общем, уже и не скрываемым превосходством подтвердил Валентин. – Там работает мой давний приятель, ну, скажем так, однокашник по школе… – Он покосился на Сергея, но пояснять, какую именно школу имеет в виду, не стал. – Зовут его Игорек. Просто Игорек. Тебе такой информации вполне достаточно, правда? Так вот, Игорек этот мне многим по гроб обязан. И ты там с ним ни в какие разговоры не вступай, – предупредил Валентин, – а если он сам захочет спросить о чем-то, отделайся какой-нибудь неопределенностью. При твоем хорошо подвешенном языке проблем с эти, думаю, не возникнет. Гениальный парень этот Игорек, – вздохнул Валентин, – только сильно уже засиделся в лейтенантах. Теперь, думаю, уже навсегда. – И усмехнулся: – Это, впрочем, многих устраивает.

– Почему?

– А у него золотые руки. Таким рукам при жизни следует ставить памятник. Попытайся Игорек сделать карьеру, это пошло бы в ущерб общему делу. Я серьезно говорю. Генералы редко остаются мастерами, обычно они становятся просто генералами, а вот Игорек – мастер!

Оставив машину в квартале от желтого кирпичного здания в три этажа, уютно устроившегося в тихой березовой рощице, Сергей и Валентин миновали огромный пустынный двор (не только машин, там даже ящиков для мусора не было) и подошли к мрачной металлической двери. Никакой вывески над дверью не оказалось, но Валентин, не задумываясь, нажал кнопку вызова.

Откликнулся металлический голос:

– Номер разрешения?

– Семнадцать.

– Кто с тобой? – Валентина тут знали, по-видимому, неплохо.

– Наш человек, – как-то особенно подчеркнул Валентин. – Я заказывал полтора часа.

– Проходите.

Сергей медленно поднимался по узкой металлической лестнице и непроизвольно поеживался. Оказывается, еще и вот как можно представить: наш человек! В общем это, конечно, понятно, здесь, наверное, все наши. Других тут и не должно быть. Но впервые со дня знакомства с Валентином Сергей чувствовал против него глухое, хотя и не совсем ясное раздражение.

Наш человек.

А чего ты хотел? – спросил он себя.

Приехал с Валентином, значит, наш. Валентин – человек Конторы. Не своих он брать в казенное место не станет. Иначе и быть не может. Так что, дружок, не дергайся…

Они молча поднялись на лестничную площадку, абсолютно голую, чисто подметенную, и Валентин постучал в дверь. Постучал самым обыкновенным образом, но Сергею и это не понравилось.

Нет, подумал он, не хочу я быть нашим.

Дверь открылась.

Белый крашеный потолок, белые крашеные стены.

Два больших стола, компьютер на специальной подставке, разнообразная сопутствующая аппаратура, факс, ксерокс, лазерный принтер, шкаф под темным стеклом, кажется, с книгами, а может, с рабочими папками. И опять – ничего лишнего, ни пылинки. Здесь, наверное, тщательно следили за чистотой, здесь, наверное, это имело какое-то особенное значение. Да иначе и быть не может, неодобрительно хмыкнул про себя Сергей. Ведь тут, наверное. работают наши технички.

И внимательно взглянул на человека, открывшего дверь.

Ничего особенного. В общем тип, каких много.

Средний рост, плешив (значит, умен), невыразительная очкастая физиономия, на плечах потасканная джинсовая куртка. Оказывается, удивился Сергей, наши люди могут выглядеть вполне неказисто. А может неказистость предписывается им специальной инструкцией… Закрытой, конечно… Мастер (видимо, это и был Игорек) тем временем покачал головой:

– Ты чего без предварительного звонка?

Валентин засмеялся:

– Мне бы твой формализм.

– А все таки?

– Времени нет, – объяснил Валентин. – Но есть разрешение. Сам знаешь. Тебе разрешения доставляют заранее. Чего звонить? Звони ни звони, все равно полтора часа мои. Так что, Игорек, эти полтора часа ты весь мой, со всеми твоими потрохами.

– И с чем пришел?

Валентин по-хозяйски уселся на стул против Игорька.

Из внутреннего кармана он извлек расплывчатую копию платежного поручения (Сергей уже видел эту бумажку), аккуратно расправил ее и положил перед Игорьком:

– Как оцениваешь качество?

– Как дерьмовое, – брезгливо ответил Игорек. – Даже, скажем, как очень дерьмовое. – На Сергея Игорек не смотрел, в упор не видел, будто кроме него самого и Валентина в лаборатории никого не было. – Бывает, конечно, дерьмовее, но не часто.

– Ну вот, – непонятно обрадовался Валентин, – а мне, Игорек, нужно приличное качество. Очень даже приличное, даже превосходное. Мне, понимаешь, с данным документом предстоит работать с разными людьми. Может быть и с нехорошими. Так что документ с первого взгляда должен внушать доверие.

Взяв бумажку, Игорек посмотрел ее на просвет. Потом буркнул:

– Делать тебе нечего… Кофе свари…

Пока Валентин гремел посудой (он все тут знал), Сергей, устроившись на металлическом табурете, наблюдал за Игорьком.

Игорек явно знал свое дело.

Для начала он отснял на ксероксе несколько копий платежного поручения. Некоторые копии ему не понравились, он сразу сунул их в широкий раструб утилизатора. Пахнуло легким дымком. Меняя освещение на специальной подставке, Игорек тщательно изучил платежку, каждый ее экземпляр. Потом выложил два лучших (остальные уничтожил) на планшет сканера. На экране компьютера тут же появилось отчетливое изображение обеих копий, сразу выявившее многочисленные их недочеты – неопределенные серые пятна, смазанные слова, местами почти не просматривающиеся цифры.

Игорек нисколько не торопился.

Казалось, он совсем забыл о посетителях.

Негромко насвистывая, он электронными ножницами вырезал из текста, занимающего весь экран, одну цифру, за ней другую. Не нашлось качественной девятки – он перевернул шестерку. Понадобилась тройка – построил ее из восьмерки, аккуратно убрав компьютерным ластиком левую сторону цифры. Наконец, полюбовавшись на результат, забрызгал слишком светлый фон распылителем и вывел изображение на принтер.

– Ну как?

– Превосходная работа!

У Игорька сразу изменилось настроение.

Посмеиваясь, он разлил в чашки дымящийся кофе:

– Есть еще что-то?

– Вот, – выложил Валентин новую бумажку. – Видишь печать?

– Хочешь получить оттиски на чистых листах?

Валентин кивнул.

– Сколько тебе экземпляров?

– Хватит, наверное, двух десятков.

– С тобой не соскучишься…

Взглянув на часы (время тут, видимо, фиксировалось), Игорек отставил кофейную чашку и вооружился мощной лупой.

– БОР, – несколько раз повторил он как бы про себя. – Что за БОР такой? Никогда о таком не слыхал.

– Потому и сидишь в лейтенантах.

Игорек не обиделся:

– С лейтенанта спрос меньше.

И засмеявшись, деловито пояснил Валентину:

– С таким делом любой прапор справится. Сам знаешь, печати бывают двух типов – резиновые и пластиковые. Оттиск резиновой при нажатии слегка расплывается, резиновая печать всегда как бы слегка раздается в стороны. Поэтому оттиски одной и той же резиновой печати несколько отличаются друг от друга. Вот смотри… Видишь? – показал он. – Пластиковая печать, та, конечно, совсем другое дело. Пластиковая печать всегда дает резкие оттиски… БОР, – опять как бы про себя повторил Игорек. – Какой БОР?… Нет, не слышал…

Отсканировав оттиск печати, Игорек вывел изображение на экран и резко увеличил.

– Ну, конечно, резиновая… Вот видишь?… По краям как бы наброшена легкая паутинка… Как легкая вуаль… Видишь, с правой стороны паутинка несколько гуще? Это потому, что печать хлопнули на бумагу правой рукой… Сейчас сделаю тебе оттиски на чистых листах… Конечно, они будут совсем как настоящие, только ты все же помни, что они совершенно одинаковые. А потому старайся не подавать умным людям сразу два документа, скрепленных этой печатью. Настоящий эксперт сразу просечет правду.

– Запомню, – кивнул Валентин.

– БОР… Что за БОР?… – гадал Игорек. – Может, это инициалы владельца?

– А я вот знал фирму, аббревиатура которой складывалась в простое русское слово ХЕР, – выпалил вдруг Сергей, будто его за язык потянули. Надоело сидеть молча, вот и выпалил. – Харитон Евгеньевич Редель, основатель и глава фирмы. Отсюда и аббревиатура. А еще числилась у него бухгалтерша. Старая калоша, я ее хорошо запомнил. А Ределя звали Харей. Я у него кран купил.

– Водопроводный? – растерялся Игорек. – Видимо, разговоры с посторонними считались здесь неслыханным нарушением.

– Башенный.

– А зачем вам понадобился башенный кран?

– Я в то время занимался строительством.

– Строительством? – еще больше растерялся Игорек.

– Я тогда строительной бригадой командовал, – усмехнулся Сергей, стараясь не замечать злое лицо враз напрягшегося Валентина. – Сидим как-то в вагончике с прорабом Санькой Красиловым, обсуждаем проект жилого панельного пятиэтажного дома, а тут забегает Харя, то есть Харитон Евгеньевич, этот самый Редель. «Привет!» – «Привет!» – «Ваша стройка?» – «Наша». – «Башенный кран нужен?» – «А почем?» – «Двадцать штук за кран, и пятерку, чтобы сюда притащить». Я смотрю на Саньку, а у него от такой дешевизны челюсть отпала. «Берем!» – говорит. Харя тут же достал счет-фактуру, шлепнул печать, подписал, сует мне: «Завтра сможешь оплатить?» Отвечаю: «Нет проблем». И спрашиваю: «Когда кран пригонишь?» – «Через три дня будет торчать за окном. – И торопит меня: – Ты завтра обязательно оплати. Я после этого забегу, детали обсудим». – «Погоди, – говорю, – а где документы на кран?» – «Да перед тобой лежат». – «Да ну, – говорю. – Какие это документы? Это технический паспорт, да и то дубликат». – «Ишь чего захотел, оригинал ему подавай! – смеется Харя. – Нет у меня оригинала, честно нет. Давно посеяли». – «А где кран?» – «В районе дока. Едем, покажу. Я как раз направляюсь в ту сторону». Сели в машину, подъехали к докам, точно, стоит башенный кран. Вид рабочий, правда, щит управления слегка помят и краска лупится. «Да ты не боись, – смеется Харя. – Покрасишь, будет как новенький». Короче, ударили по рукам, но ни послезавтра, ни через три дня, ни через неделю Харя не появился. Понятно, я забеспокоился. Нашел одного общего знакомого, тот говорит: «А хрен его знает, где этот Харя! Спроси у бывшей жены. Он, правда, с ней давно развелся, злая баба, но вдруг?» Я подумал и пошел не к бывшей жене, а прямо в райисполком, где и узнал адрес регистрации фирмы ХЕР. Яркая аббревиатура, сразу запоминается. Явился по адресу. Сидит там бухгалтерша, вид пришибленный. Спрашиваю: «Где Редель?» – «А я знаю? Как забрал чековую книжку с моими подписями, так и исчез». Я в банк, а в банке, понятно, одно талдычат: «Не имеем права давать финансовую информацию! Не имеем права давать финансовую информацию!» А я свое: «Тут дело совсем особенное! Тут дело совсем особенное!» Ну, кое-кого в банке я знал, добрался в конце концов до выписок с Хариного счета. А все так и есть, как я к тому времени подозревал: вся сумма снята наличными. Я немедленно к юристу. Тот сразу вправил мне мозги: «Договор купли-продажи есть?» – «Нет». – «Сроки исполнения и санкции за неисполнение указаны?» – «Нет». – «Ну вот, – ухмыляется юрист. – Если даже арбитраж и примет такой иск к рассмотрению, где ответчик?» – «А я знаю?» – «Что и требовалось доказать! – смеется юрист. – Даже если ответчик появится, даже если суд примет решение в твою пользу, какой тебе, Серега, в том прок? Десять процентов ты должен будешь отчислить суду, а у ответчика, может, вообще уже нет ни денег, ни собственности. Вот и получатся одни расходы». Короче, уехал я от него хмурый. По дороге, правда, заглянул в доки, на всякий случай зашел в контору, спрашиваю: «Такого-то знаете?» – «Еще бы, – говорят. – Вечно тут крутится. А тебе зачем?» – «Я у него кран купил». – Показывают в окно: – «Этот? Башенный?» – Я обрадовался: – «Он самый!» – «Ну, – говорят. – Ты уже третий, кому Харя продал наш кран». – «Как ваш?» – «А так, наш. И ничей больше. Не веришь, пойди в бухгалтерию». Я в бухгалтерию, оттуда снова к юристу. А юрист уже в открытую смеется: иди, дескать на ХЕР! Нашел с кем связываться! Предприятие не физическое лицо, какие с предприятия взятки?

– И все? – удивился Игорек.

– А что еще?

– Так и плакали денежки?

– Так и плакали.

– А Харя?

– А годика через два я узнал случайно, что Харя в городе, живет у подруги. Вот на ночь глядя и заявился в гости. «Ну, что, жаба? – спрашиваю. – Где кран?» Харя вообще-то на голову выше меня, а испугался. Наверное, морда у меня была недоброжелательная.

– А деньги? – растерянно переспросил Игорек.

– Ну, я и деньги вернул…

– Послушай, – выпалил Валентин, когда они шли к машине. – Ты перец, я вижу, тот еще, но на будущее запомни: там, где бываешь со мной, ты должен помалкивать, как бревно. Помалкивать и никаких! Понял? Что бы вокруг ни происходило, хоть футбольный матч обсуждают, твое дело держать рот на запоре. Потому что стоит тебе открыть рот, как каждому становится понятно, что к Конторе ты не имеешь ни малейшего отношения.

– Правда?

– На все сто!

– Ну, тогда извини, – с облегчением вздохнул Сергей.

Решение

Они возились с документами двое суток.

– Осталось проставить нужные штампы и печати, – сказал наконец Сергей. – Для судопроизводства, конечно, понадобятся оригиналы документов, но и такой материал уже не стыдно показать заказчику. Ты, кстати, аванс с него слупил?

– За что? – удивился Валентин.

– Как за что? Ты взялся за работу, тебе расходы жена оплатит? Учти, расходы будут не малые. Иногда лучше откупиться рублями, чем подставлять шею. Ты чем занимаешься у себя в Конторе?

– Безопасностью, – насторожился Валентин.

– Вот и думай, что может обеспечит тебе безопасность, – бросил Сергей. – Опасная работа должна и оплачиваться нормально. И за Карпицкого в этом смысле ты не переживай. Рубли для тебя он берет не из своего кармана.

Валентин задумался.

Было видно, что он колеблется.

Что-то останавливало его. Но Сергея он использовал в эти дни на все сто, не раз выкладывая на стол нарисованную на плотной бумаге схему.

– Не знаю, где твой перец берет деньги, – покачал он головой, – но мне бы они, конечно, пригодились. Чувствую, что начинать надо с господ Тоома и Коблакова, а они в Таллинне. Не близко. На кривой козе к ним не подъедешь. Надо самолетом лететь или ехать поездом. Заодно поищу там господина Вейхестэ, работавшего когда-то в поселке Лянтор под Сургутом. Это ведь по его совету часть денег из банка РПЮЭ была перечислена на завод КИНАП. Наверное, лянторские строители оплачивали. Правда, сами они валюты не дождались, по крайней мере, в документах такой факт никак не отражен.

– Со строителями могли рассчитаться черным налом, – возразил Сергей. – Если господин Вейхестэ действовал от имени строителей, забыть их он никак не мог. К тому же, Карпицкий ни разу не жаловался на строителей. Вот корейцы из Алма-Аты на него наезжали, это точно.

– Хорошо бы добраться до тех досье, что остались в сейфах бывшей общесоюзной Конторы на территории Эстонии, – кивнул Валентин. – Эстонцы, известно, успели погоняться за ведьмами. Они вообще собирались печатать прямо в газетах имена всех своих бывших агентов и осведомителей советской Конторы, но, к счастью, и у них к власти не одни дураки пришли. Согласись, интересно было бы взглянуть на досье господ Тоома и Коблакова. Морды у них должны быть в густом пуху. С такими мордами разговаривать легче. Вообще, – добавил Валентин со странной улыбкой, – когда держишь в руках серьезные документы, собеседник становится сговорчивее. Ведь рано или поздно, – объяснил он, – мне все равно придется прибегнуть к давлению. Рано или поздно на кого-то мне придется надавить. Не знаю, как получится… Но если дело дойдет до этого, хотелось бы иметь в руках весомые аргументы. По-настоящему весомые, Ну, и конечно, заранее выяснить весь круг поддержки.

– Это ты о ком?

– О сотрудниках прокуратуры… О влиятельных журналистах… О бывших деловых партнерах тех же господ Тоома и Коблакова… – задумчиво перечислил Валентин. – Наконец, просто о знающих людях… И даже о случайных людях, – добавил он, – которых можно склонить к работе.

– Склонить?

Валентин промолчал.

Он не покупался на такие уловки.

О его истинной работе можно было догадываться только по косвенным намекам. На прямые вопросы он не отвечал. Более того, всем видом он давал понять, что такие вопросы бестактны. И сейчас он только засопел недовольно, убирая со стола бумаги.

– Да ладно, – засмеялся Сергей. – Я не о том. Я об авансе и о вознаграждении. Не нравится мне, как ты подходишь к этим вопросам. Эти вопросы серьезнее, чем ты думаешь. Особенно теперь, когда мы оценили общий объем работ…

– Предполагаемый.

– И их сложность…

– Предполагаемую.

– Это неважно, – опять засмеялся Сергей. – Зато ты теперь смело можешь назвать Карпицкому сумму своего будущего гонорара.

– А ты представляешь эту сумму? – искренне удивился Валентин.

– Ну, скажем так, в первом приближении. По крайней мере, я вижу, из чего ее можно формировать. Уверен… – прикинул Сергей. – Уверен, что ты можешь потребовать себе половину…

– Половину чего?

– Половину той суммы, которую удастся вернуть.

Наступила тишина.

Валентин смотрел на Сергея в полном обалдении.

– Ты что несешь? – наконец выговорил он. – Я же вообще пока не знаю, о какой конкретно сумме идет речь. Может, о миллионе баксов, а? По крайней мере, твой перец намекал что-то на полмиллиона… Ты въезжаешь? «Половину!» Тебе точно в отпуск пора, у тебя от московской жары крыша едет. За кого ты держишь своего перца?

– За умного человека.

– А мне кажется, что за придурка! С чего это твоему перцу отваливать мне половину всей суммы? Он же обязан возвращенные деньги отдать корейцам.

– Вовсе не обязан.

– Почему?

– А ты пошевели мозгами, – напомнил Сергей. – Ты вспомни все, что тебе говорил Карпицкий. Я запись твоего разговора с Карпицким прослушал не на один раз, изучил каждое слово. Ты разве не обратил внимания на то, что он частично уже проплатил долг алма-атинским корейцам? Более того, он сам сказал, что вернул корейцам почти половину долга.

– Ну и что?

– А то, – усмехнулся Сергей, – что деньги эти Карпицкий возвращал за счет Московского Акционерного Предприятия, а деньги, которые ты можешь вырвать у господ Тоома и Коблакова или у того же банка РПЮЭ он, скорее всего, положит в свой собственный карман. Доходит до тебя? Любая сумма, возвращенная тобой, будет для Карпицкого чистым подарком. Отсюда и конфиденциальность его предложения. Ты сам подумай, – удивился Сергей непонятливости Валентина. – Ну какой смысл Карпицкому действовать в интересах каких-то там алма-атинских корейцев? На хрена они ему сдались? Если он раньше отбивался от них успешно, то и впредь, думаю, отобьется.

– Странно ты рассуждаешь…

– Не странно, а как деловой человек. Тут деньгами пахнет. Большими деньгами. Они сами идут тебе навстречу, а ты закрываешь глаза. На месте Карпицкого, а я уверен, что он так и поступил, я в предполагаемую сделку сразу бы заложил бы определенную прибыль…

– Только не говори, что знаешь, какую.

– Почему же – не говори? Почему же – не знаю? Знаю, конечно, и еще как знаю! Да я уже и вслух ее называл…

И повторил с удовольствием:

– Никак не меньше половины!

– Да почему не меньше половины?

– Да потому, что Карпицкий случайно проговорился. Не должен был, но вот и на старуху бывает. Он не должен был информировать тебя о том, что долг корейцам уже наполовину выплачен. Не будь дураком, я кое-что в этих делах понимаю. Именно на алма-атинских корейцах Карпицкий непременно должен загрубить процентов до пятидесяти.

– Ну, если и так, – защищался Валентин. – Если даже и так. Что из этого следует?

Сергей засмеялся:

– Из этого следуют две достаточно важных вещи.

– Какие?

– Первая – это то, что ты, кажется, все-таки справишься с заданием, потому что слышишь собеседника и подвергаешь все его слова сомнению. А вторая – это то, что в одиночку справиться со всем этим будет тебе нелегко. Ты не всегда сразу просекаешь даже вполне понятные вещи. А дважды повторять то, что тебе показалось непонятным, тебе никто не будет. Тебе скорее неправду будут лепить. Тебе действительно нужен опытный помощник. Иначе пролетишь. На всех фронтах пролетишь.

– Я как раз над этим и думаю.

– Думай, – согласился Сергей. – Я скоро уеду в Томск, а тебе еще корпеть и корпеть. Сложная работа, но я тебе так скажу: эта овчинка стоит выделки. Я бы на твоем месте постарался не тянуть и поскорее достать этих таллиннских господ, бывших товарищей. Если все удачно получится, Карпицкий тебя не обидит. Я его знаю. А вот если сыграешь впустую… – Он покачал головой. – Ну, не знаю… В таких делах проигрывать нельзя. В таких делах даже вничью играть не рекомендуется, получится себе дороже. Так что готовься играть наверняка, и аванс требуй прямо сегодня. И в самое ближайшее время озаботься опытным помощником. Без денег и без помощника ты пролетишь, точно говорю. Тебе же много придется ездить, а это встречи, люди, заметь, часто неблагожелательные… Так что, не тяни с помощником и с авансом.

Уже под вечер Сергей заглянул в МАП.

Предварительно он звонил и Карина сразу провела его к Карпицкому.

– Вид у тебя замотанный, – засмеялся Карпицкий. Как всегда, он был подтянут, тщательно выбрит, глаза смеялись. – Спекуляции даже философов не доводили до добра. Отдохнуть тебе надо. Отдохнуть. «Там, где выступ, холодный и серый, водопадом свергается вниз, – негромко процитировал он, – я кричу у безмолвной пещеры: – Дионис! Дионис! Дионис!» Ты еще не раздумал отправиться в отпуск? В Греции сейчас хорошо, – напомнил он недавний ночной разговор по телефону. – Особенно на архипелаге. Люблю архипелаг. Там нет ничего лишнего. Только море, только нежный песок и мощные известняковые обрывы. Иногда, правда, по обрывам надписи. Точнее, одна-единственная везде повторяющаяся надпись метровыми буквами: «The police requeste: loke making not permitted here»! – «Просьба полиции, – перевел он, – не заниматься любовью!»

– Это по делу? – заинтересовался Сергей.

Карпицкий улыбнулся:

– Это по естеству. Полиции там никто не боится. Да и где еще, как не на пустынном пляже, заниматься любовью?

– Веселенькая картинка, – пробормотал Сергей. – И все же – нет. Пожалуй, отправлюсь домой. Я тут все думал… Не то, не то время для отдыха. Да и появились кое-какие наметки, – слукавил он. – Надоело заниматься одним и тем же. А то, что сегодня не сделал, не сделаешь уже никогда.

– Реальное дело? – заинтересовался Карпицкий.

– Скажем так, в первом приближении…

– И нужные деньги есть?

– Почти…

– Ну, почти не считается, – засмеялся Карпицкий. – Сам знаешь, в бизнесе нет такого понятия.

– Знаю.

– А вот за помощь тебе спасибо, – вспомнил Карпицкий. – Твой приятель аккуратно докладывает мне о подготовке. Клянется, что это ты раскрываешь ему глаза на специальные вопросы. Так что, спасибо. Если речь зайдет о льготном кредите, я сейчас говорю о твоих делах, – улыбнулся он, – вполне можешь рассчитывать на меня. Но, конечно, лучше иметь собственные деньги. Правда? Живые, не обесцененные процентами, налогами и инфляцией.

– Где такие взять?

Карпицкий плеснул в кофе коньяку:

– Твой приятель, кажется, крепкий человек… И в Эстонии бывал…

Он вдруг отставил бутылку и остро взглянул на Сергея:

– А сам-то ты бывал в Эстонии?

Сергей насторожился:

– Приходилось. А что?

– Да вид у тебя действительно какой-то замотанный, – Карпицкий с неясной надеждой позвенел ложечкой в чашке. – У твоего приятеля вид покрепче, скажем так, посвежей. Он уже проанализировал некоторые документы. Не без твоей помощи, конечно, – усмехнулся он. – К сожалению, без выезда в Эстонию, видимо, не обойтись. Придется посылать твоего приятеля в Эстонию. Это меня тревожит. Не хочется мне посылать его одного, и пристегивать к нему чужого человека тоже не хочется. Твой приятель – профессионал, он привык полагаться на собственные решения. Чужому человеку он не будет верить. А это плохо, это может его подвести. Надо бы пристегнуть к твоему приятелю человека, соображающего, что к чему. Я имею в виду, в бизнесе.

– Есть кандидатуры?

– Разумеется, – усмехнулся Карпицкий.

– Я их знаю?

– Знаешь, конечно… – Карпицкий внимательно посмотрел на Сергея. – Но гадать не надо… Я так думаю, что не надо тебе никакой Греции. Ехать сейчас в Грецию, только деньги портить. Ты же не челнок, не попрешь в Россию тюк с дубленками. Этот уровень ты давно перерос. Тебе и операции с чаем уже по колено, сам, наверное, чувствуешь. Лучше садись на колеса и кати по России, выпей чашку кофе в Эстонии. Пирожные там прекрасные… И сливки… – вздохнул Карпицкий. – А надо, остановись в тихом русском городке на берегу реки, поваляйся на диком берегу. Если не во вред делу, понятно… Кажется мне, – кивнул Карпицкий, – что гонорар за успешное решение этого дела, я о противогазах говорю, раза в три может превысить сумму твоей предполагаемой ссуды. Я ведь знаю, что ты всегда стараешься брать разумные суммы. – Карпицкий засмеялся. – Честное слово, лучшего отпуска, чем эта небольшая поездка по Эстонии и России, ты попросту не найдешь. К тому же, перспективы. – Он явно видел Сергея насквозь, он уже давно угадал его скрытые желания. – Я дам тебе доверенности от всех заинтересованных фирм, заодно ты будешь координировать и контролировать действия своего приятеля. Достойный вариант, как ты находишь? Кстати, ты как-то говорил про своего какого-то должника, укрывшегося в том же Таллинне. Вот прекрасная возможность решить и эту проблему. Я ведь знаю, что дела у тебя в последнее время идут не ахти… Не возражай, не возражай, – Карпицкий улыбнулся: – «Русский чай» тебя хорошо встряхнул, надеюсь, это пошло тебе только на пользу. Сам видишь, что я предлагаю тебе разумную возможность одним махом поправить свои дела. Твой приятель, по всему видно, крепкий человек, но ему нужен понимающий спутник. Даже очень крепкие люди, работая в одиночку, рано или поздно начинают нервничать, вот почему рядом с ним постоянно должен находиться еще один крепкий человек. К тому же твой приятель честно предупредил меня, что считал и продолжает себя считать человеком в погонах. Прежде всего человеком в погонах. Что бы ни происходило, предупредил он меня, в любой ситуации он останется человеком в погонах. Из него этого не выбьешь, – рассмеялся Карпицкий. Т признался: – А мне это не совсем по душе. Понимаешь, твой приятель сразу честно меня предупредил, что если наткнется в этом деле на забор из собственных кольев, то сразу уйдет в сторону. А мне, сам понимаешь, надо, чтобы он довел это дело до конца, если там все заборы окажутся из своих кольев.

Карпицкий замолчал и посмотрел на Сергея.

– Ну, предположим, я соглашусь? – отставил чашку Сергей. – Ну, предположим, решим мы с Валентином поставленную задачу. На какой гонорар можно рассчитывать?

– А твой приятель тебе не сказал?

– Я весь день мотался по городу.

– Он у тебя не дурак, и скромностью не страдает, – изумленно рассмеялся Карпицкий. Он действительно видел Сергея насквозь. – Не знаю, кто его надоумил, сам он не похож на рвача. Но в общем он прав, кто бы его ни надоумил. По крайней мере, я сам на его месте потребовал бы то же самое. Ты только подумай! Этот твой человек в погонах, боящийся заборов из собственных кольев, потребовал половину от всего того, что может быть возвращено в мои руки!

– Но это же разумно.

– Вот я и говорю, что подсказывал ему, видимо, не новичок в бизнесе.

Даже не позвонив Левке, Сергей схватил такси и отправился к Валентину.

Как ни странно, новость, принесенная им, не произвела на капитана ожидаемого впечатления. Он был мрачен, он был взбешен, в нем все кипело, он даже не пытался этого скрыть. «Меня попросили написать заявление! – потряс он руками, и это было на него непохоже. – Заявление, черт возьми!»

– На двухкомнатную квартиру?

– Оставь дурацкие шутки? На увольнение!

– Но это же замечательно! Надеюсь, ты написал его?

– Что значит – надеюсь? Как я мог его не написать? – кипел Валентин. – Мне пришлось его написать. На отпуск с последующим увольнением. Понимаешь, что это значит?

– Нет.

– Считай, меня из рядов вычистили!

– Вовремя! – чистосердечно обрадовался Сергей.

И так же чистосердечно посоветовал:

– Да плюнь ты на Контору. Мы теперь с тобой в настоящем деле! Карпицкий официально пристегнул меня к твоей особе. У нас появился отличный шанс обустроить будущее.

– В Конторе я чувствовал себя надежно.

– Не преувеличивай.

– И этот твой перец!.. Я ничего не понимаю!.. – никак не мог успокоиться Валентин. – Я из отчаяния выложил ему твое предложение работать с половины возможной суммы, так он просто обалдел. Скрыл, конечно, что обалдел, но по глазам было видно, что обалдел. Видно не ждал такой прыти. Да я и сам не ждал от себя такой прыти. Если бы не заявление, у меня язык бы не повернулся. А этот твой перец, он миллионер, что ли? Он не только не стал спорить, он мне даже выдал аванс. Незамедлительно! Десять штук! – уже растерянно произнес Валентин. – В баксах…

– Тем более плюнь на Контору.

– Она сама на меня плюнула.

Валентин хмуро прошелся по комнате и вдруг со странной интонацией произнес:

– Выгорит дело, куплю домик в Коломне. Хватит на домик?

– Еще и на корову останется, – засмеялся Сергей.

– Ты уверен? – удивился Валентин.

– Иначе не стал бы браться.

– Тогда с чего начнем?

– С машины.

Опасные игры

Сергей проснулся с чувством освобождения.

Исчезла неуверенность, появилась конкретная цель.

Не надо было ломать голову над тем, как использовать те небольшие суммы, что еще лежали на счетах МАП, не надо было ежечасно прикидывать свои возможности. Когда за кофе Валентин поинтересовался, оригиналы каких документов следует искать в первую очередь, он сразу ответил:

– Конечно, оригинал самарской платежки. А еще основание к оплате и копию платежки из Сургутской фирмы, то есть из поселка Лянтор. Это предельно важный момент.

– Почему?

– Если в документах строителей не имеется основания к оплате, любой проверяющий прежде всего посмотрит, какую именно проводку сделал, совершая указанную операцию, бухгалтер. Если с ЭСТТРАНССТРОЕМ не рассчитались за оплату противогазов, то налоговые органы запросто могут оштрафовать строителей в двойном размере от суммы всего платежа, ведь с момента проплаты прошло более года. Получив такой документ, мы запросто можем заводить уголовное дело против господина Вейхестэ. Не забывай, что ЭСТТРАНССТРОЙ предприятие, скорее всего, государственное.

– Ну, Сургут далеко, – почесал голову Валентин. – Тем более, какой-то поселок Лянтор. Я там никогда не бывал, никого там не знаю.

– Зато я знаю.

– Ну?

– В Сургуте живет бывшая Левкина приятельница. Он с нею в школе учился, а я потом работал с ней на одной кафедре. С ее мужем Левка в свое время выпил такое количество водки, какое тебе не снилось. Этот Славка, так зовут мужа, сейчас там при большой должности. Он управляющий автоколонны газовиков. Это не просто так, – пояснил он. – Это большое дело. В его автоколонне, между прочим, около тысячи единиц техники.

– Ну и что?

– Как это что? – удивился Сергей. – Именно от Славки зависит, получит или не получит вовремя запчасти сургутская и лянторская милицейская техника! Если Славка попросит какого-нибудь знакомого милицейского капитана помочь мне, то поддав от души, этот капитан из одного только уважения к Славке отвезет меня в ЭСТТРАНССТРОЙ. Ну, а там его удостоверения окажется вполне достаточно, чтобы бухгалтер или директор выдали мне копии необходимых документов и соответствующие к ним пояснения.

– Так просто?

Сергей кивнул.

– Ну, смотри, – не поверил Валентин. – Действуй, раз уверен. А я пока определюсь с кругом лиц, которые могут быть нам полезны в Москве. Если бы не заявление… – хмуро вспомнил он. – Кстати, служебное удостоверение я пока не сдал, хотя с шефом имел беседу. Частную, понятно, у него дома, – пояснил он. – Мой шеф, тот еще руль, из старых, опытных, прошедших огонь и воду, все понимающих. Его еще Юрий Владимирович воспитывал. Он не любит спешки. Вот надавили на него сверху, чего это, дескать, ваши непосредственные сотрудники вмешиваются в дела коммерческих фирм? – он и заставил написать заявление. А как иначе? – сам себя спросил Валентин. – Ему до пенсии всего год остался. Хотя, понадобись что, он мне поможет.

– Исходя из ситуации? – усмехнулся Сергей.

– Конечно, – как-то неприятно подтвердил Валентин. Вопрос Сергея ему явно не понравился. – Еще есть у меня корешки из бывших. Существовали в свое время так называемые кураторы от органов. Помнишь? Ни одна советская спортивная команда, ни одна тургруппа не могла выехать за рубеж без таких кураторов. Ну, само собой, поищу в Москве старых учителей из спецшколы. Они многое могут знать, помогут связаться с ребятами, отслужившими свое в Эстонии, а потом зацепившихся за Москву.

– Идет, – согласился Сергей. – Я лечу в Сургут. Все равно мне надо домой, приведу там в порядок свои дела. Но знаешь, – заметил он, – сдается мне, что головная контора ЭСТТРАНССТРОЯ находится все же в Таллинне. Заметь, что там же находится и филиал банка РПЮЭ, управляющим которого является господин Вейхестэ. Тебя это ни на какие мысли не наводит?

– О чем ты? – насторожился Валентин.

– Да о том, что странах, где в период перехода к рыночной экономике искусственно поддерживается денежная единица, всегда возникает проблема формирования первичного капитала банков… Небось, никогда не задумывался об этом?… В Эстонии, например, проблему денежной единицы решала Германия. Именно Германия привязала эстонскую крону к своей марке – один к восьми. Впрочем, думаю, что эту хитрую операцию затеяли не сами немцы, а какой-то умник из эстонского правительства… Доходит до тебя?… Как бы мы не уперлись в людей покрупнее этого Вейхестэ или Коблакова…

– Ну, рано делать такие выводы.

– Выводы делать никогда не рано. Это тебе мешает комплекс гиганта.

– А это еще что такое?

– Объясняю, – усмехнулся Сергей. – Ты все привык поверять масштабами России, отсюда идет твоя подсознательная недооценка Эстонии. Действительно, что она для тебя? Так… Всего лишь территория… Нечто вроде половинки Кузбасса или Новосибирской области – от границы до границы ходу на машине три часа… Но не забывай, территория мала, зато амбиций там выше головы. Когда Карпицкий начал сделку с противогазами, в Эстонии только еще утверждалась самостоятельность, а соответственно шел мощный передел денежных систем. Самое счастливое время для инициативных деловых людей… А тут еще Лянтор под рукой… Удобно… Ведь в поселке строители Лянтор работали вахтовым методом. Живет человек в Эстонии, а на работу летает самолетом… Ты спросишь, а как потом получить заработанное, если инфляция ежечасно превращает деньги в бумагу? Да очень просто! Оптом закупается дефицитный товар и переправляется в Эстонию. Вот и все проблемы. Проще простого.

– Ну, может быть… – покачал головой Валентин. Наверное опять вспомнил о заявлении. – Я, кстати, знаю магазинчики, где можно отовариться почти по бросовым ценам.

– А вот это ты оставь, – разозлился Сергей. – Это ты сразу выброси из головы. Аванс мы получили совсем не для того, чтобы что-то на нем экономить. Вероятно нам придется встречаться с разными людьми, а потому выглядеть мы должны соответственно. Двинемся в Эстонию как два бизнесмена. Пусть не крупные, но деловые люди. Я, кстати, таковым являюсь на самом деле, – засмеялся Сергей. – Это обязывает.

Уже к вечеру они пересели на собственную машину.

По подсказке какого-то подозрительного корешка (очень подозрительного, так показалось Сергею) Валентин привез его к Военной академии на Пироговку. «Потолкайтесь среди офицеров, – подсказал подозрительный корешок. – Там много таких ребят, что недавно вернулись из Германии. Все, что можно было затарить в самолеты, они сумели затарить. Деловые, очень деловые ребята, не зря служили в Европе, а не в Чувашии. При этом, заметьте, российская военно-транспортная авиация никогда не пользовалась услугами российской строгой таможни. Поищите там конкретно полковника Белого. Это точно инициативный и точно не жадный товарищ. Но в разговоре с ним на меня ни в коем случае не ссылайтесь, – предупредил подозрительный корешок. – У нас с полковником идеологические расхождения».

Им повезло.

Именно Белый предложил Валентину машину.

На вид полковнику не было и сорока. Широкоплечий, усатый, лобастый, он неторопливо спустился с крылечка офицерского общежития. Одет он был в гражданское, но держался прямо. Подозрительный корешок Валентина зря тревожился, – полковник в голову не пришло поинтересоваться рекомендациями. Ну, пришли и пришли, это главное. А еще главнее, чтобы не ушли пустыми. Полковник, наверное, многое повидал, удивления в его серых глазах не наблюдалось. Дымя крепким «Житаном», привел Сергея и Валентина на охраняемую автостоянку и ткнул пальцем:

– Выбирайте.

«Фольксваген».

Два синих «оппеля».

Подержанный темный БМВ.

Сергей незаметно толкнул Валентина локтем, но Валентин и сам уже обратил внимание на зеленого цвета «двоечку» и на тринадцатую модель «Жигулей» чистого белого цвета, смело затесавшихся в компанию иностранцев. «Ровно полторы штуки, – указал полковник на „двойку“. – Ни больше, ни меньше. „Тринадцатая“ на двести баксов дешевле».

Сторговали «тринадцатую» за тысячу двести.

– Прокатимся?

Полковник кивнул.

– Эта машина принадлежала генералу Строеву, – пояснил он так, будто покупатели обязаны были знать всех генералов. – Потому и такая цифра на спидометре. Ездить генералу было некуда.

Показания спидометра внушали оптимизм.

Минут десять Сергей гонял по близлежащим улицам. Опробовал двигатель во всех режимах, не поленился проверить каждый узел. Редкий случай, ничто не отказало и не заело.

– Берем.

Дымя «житаном», полковник благосклонно кивнул.

– Нам понадобятся доверенности, – пояснил Сергей. – Одна с правом управления на мое имя, вторая, генеральная, на имя моего товарища.

– Никаких проблем, – кивнул полковник. – Но за отдельную плату.

Два дня подряд они занимались закупками.

Ящик французского спирта «Калинка» Сергей взял у младшего Бычка.

У него же он сторговал ящик «сникерсов». В автосалоне подобрал резиновые коврики для машины, магнитофон «блау пункт». В военторге на Щукинской – пятнистую камуфляжную форму для Валентина. «В сочетании с твоим удостоверением, – ухмыльнулся он, – камуфляж будет действовать убийственно». – «Так мы же едем как бизнесмены». – «Ну, мало ли… Я вообще говорю…»

И скомандовал:

– В автосервис!

Сутулый автомеханик завистливо постучал пальцем по капоту:

– Сразу видно, что тачка не по нашим дорогам бегала. Днище как новенькое, ни вмятины, ни царапинки. Сейчас поставим фильтры, сменим масло, вот и все, можете ехать хоть на край света.

Потом пришла очередь Валентина – удивлять.

В странном магазинчике на Ленинском, куда их впустили только по служебному удостоверению, капитан Якушев приобрел пару телефонных аппаратов.

«Ты это чего? – опешил Сергей. – Зачем нам телефонные аппараты? Их что, нигде нет? Зачем ты отвалил за них двести баксов!»

«А это не простые аппараты, – усмехнулся Валентин. – Они позволят нам сохранять конфиденциальность наших разговоров. Устроился в гостинице, снял казенный аппарат, поставил свой. Сигнал к нашим аппаратам приходит с запозданием на несколько секунд, потом записывается в специальном элементе и дробится на несколько частей. Ну, а потом передается дальше – уже в заранее определенном порядке. Принимающий аппарат такой пришедший сигнал декодирует, но только для тебя. А те любопытные, кому захочется послушать тебя тайком, услышат не человеческую речь, а какое-то китайское бормотание. Доходит? Даже профессионалу с соответствующей техникой понадобится на расшифровку такого разговора не менее часа. Согласись, такой выигрыш во времени стоит двухсот баксов».

В магазинчике, скромно укрывшемся под общей вывеской «Интуриста» (отдельный вход), Валентин придирчиво отобрал два миниатюрных японских диктофона.

«Давно хотел приобрести такие, – сказал он Сергею. – Укладываются в карман, имеют автореверс, никогда не ломаются, если не колотить по ним молотком, и пленки хватает на два часа!»

Валентин был доволен.

Похоже, впервые в жизни он свободно приобретал то, что ему нравилось.

И при этом приобретал для себя, а не для кого-нибудь, не для служебного пользования!

Потом Валентин затащил Сергея в какую-то совсем уже занюханную лавку.

Над дверью лавки и вывески-то никакой не было, и внутри она оказалась тесной и прокуренной, и неуютная металлическая стойка неудобно перегораживала ее почти напополам. Зато в закрытой витрине под бронированным стеклом красовались карабины и пистолеты, а за стойкой торчали два мрачных небритых типа в черных майках, открывающих мощные шеи. Валентина они встретили без улыбки, но как своего, и сразу предложили на выбор коробку радиозакладок, а к ним миниатюрный направленный микрофон.

– Нормальный товар, – буркнул один из типов. Вид у него был злой. – Новая серия. Работают на нескольких частотах. И прилепить их можно куда угодно, только не пожалей жвачки.

– А Сивер где? – непонятно насторожился Валентин. – Не вижу Сивера.

Типы переглянулись.

Злой так же непонятно ответил:

– Нет Сивера.

– Перевели?

– Можно и так сказать.

Другой, такой же злой и плечистый, неохотно пояснил:

– Пошел Сивер покупать карту в «Глобус»… Ну, машина сбила его…

– А пусть не наворачивает, пусть не наворачивает! – презрительно и непонятно вставил злой. – Карта, видите ли, ему понадобилась!

– Таких карт ни у кого нет.

– Надо – найдутся. Вот у меня, например есть карта страны Зимбабве.

– Это где такая расположена?

– А я знаю? Она на отдельном листе. Легенда обрезана.

– У тебя все приятели чокнутые? – поинтересовался Сергей уже в машине. – Пятерых вижу за день и все чокнутые!

– Очень хочется знать?

– А можно?

– Нельзя! – отрезал Валентин.

И приказал:

– Теперь двигай в «Конверс». Знаешь такую лавочку?

– А что в ней можно приобрести?

– Паралайзеры.

– Это еще что такое?

– Парализаторы. Слышал о таких? Шокеры, если по научному. На вид – коробочка с усиками, ничего особенного. Но ткнешь усиками в нехорошего человека, он сразу впадает в обморочное состояние. Минут на пять. Если сердце плохое, совсем может отрубиться. Но мы против инвалидов ничего такого не используем, – засмеялся Валентин. И засомневался: – Может, лучше взять световой шокер?

– Тоже отрубает на пять минут?

Валентин хмыкнул:

– Ну уж не меньше. Щелкнул выключателем и – конец света!

– Похоже, тебе нравятся такие игрушки.

– Мне нравится все, что может помочь в деле.

– А как насчет настоящего оружия?

Валентин хмыкнул:

– Настоящего?

И сплюнул презрительно:

– «Настоящего»! Это ты мне говоришь? Мы и без того ввязались в небезопасную игру. Оружием должны владеть профессионалы, тебе оно ни к чему. Большинство неприятностей, если хочешь знать, возникает как раз из-за преувеличенно серьезного отношения к оружию. Мы вполне обойдемся шокерами, хотя лучше бы и без них обойтись. Замечено, что самый умный человек, заполучив оружие в руки, внезапно глупеет. Ему начинает казаться, что он надежно защищен. А это не так. Нажать на курок, на это тоже надо найти силы. Это не так легко, как кажется.

И презрительно хмыкнул:

– «Оружие»!

И приказал:

– Оставайся в машине. Я пробуду в этой лавке недолго.

«Самый умный человек, заполучив оружие, глупеет… Мы и так ввязались в опасные игры…»

Может, оно и так…

Сергей терпеливо ждал.

Странное у Валентина отношение к оружию. Не то, чтобы сам Сергей действительно хотел заполучить пистолет, но…

Вдруг он увидел Валентина.

Он появился из-за красной кирпичной стены, отделявшей лавку от улицы. В левой руке поблескивал новенький «дипломат». Широким шагом, ни разу не обернувшись, Валентин прошел к машине и ввалился в салон:

– Трогай!

И пояснил:

– За нами, похоже, увязались.

Сергей невольно ухмыльнулся:

– Ты что, попытался ограбить лавку?

– Глянь в зеркало заднего вида.

Сергей глянул и увидел ничем не приметный серый «жигуль», выворачивающий со стоянки.

– Сможешь оторваться?

– Попробую.

Как бы не замечая преследователей, как бы не обращая на них внимания, Сергей перестроился, заняв левый ряд.

– Что это за ребята?

– Пока не знаю, – ответил Валентин. – Может, от твоего перца?

– Зачем Карпицкому нас пасти?

– Не знаю… Пока ничего не знаю… Может, они от господина Фесуненко? – хмыкнул Валентин. – Вполне возможно, что этот перец работает на Контору, а я ведь только что подал заявление…

– Не вижу связи.

– И не должен ты ее видеть, – отмахнулся Валентин. – Попробуй от них оторваться.

Поглядывая в зеркало, Сергей пристроился к тяжелому грузовику с полуприцепом, груженным строительными бетонными плитами. Серый «жигуль» шел за ними ровно, не отставая, хотя ревущий автомобильный поток оттирал его то вправо, то влево. Стекла у «жигуля» оказались тонированные. Выждав нужный момент, Сергей резко выжал газ и подсек грузовик. Душераздирающе взвизгнули тормоза, кажется, послышался мат, но серый «жигуль» уверенно увернулся от занесенного в сторону полуприцепа.

– Упрямые ребята…

– Похоже, профессионалы…

– Видишь впереди светофор? – спросил Сергей. – Вот там мы их и стряхнем с хвоста.

И опять перестроился.

Теперь серый «жигуль» шел точно за ними.

Ни водилу, ни пассажиров (если они были) Сергей не видел.

Вспыхнул впереди желтый свет и Сергей, вместо того, чтобы притормозить, опять резко выжал газ. Машину как взрывом вынесло поперек рванувшегося вперед автомобильного потока, но они проскочили. Зато серый «жигуль» со звоном врезался в неосторожную «Волгу».

Визг тормозов. Звон битого стекла.

Такая карма.

– Придурок! – выругался Валентин.

– Действительно… – кивнул Сергей. – Вот куда торопился человек?

– Я о тебе говорю.

– Да? – удивился Сергей. – Но ты же сам сказал – оторвись.

– Разве нельзя было обойтись без аварии? Вдруг кто-то пострадал?

– Опыт учит.

– А вдруг там ребята из Особого отдела? – никак не мог остановиться Валентин. – У Конторы имеется собственная служба безопасности.

– Да с чего ты это взял?

– Не знаю, – мрачно буркнул Валентин. – Не знаю и не утверждаю ничего. Но возможно… Почему нет?… Твоему перцу действительно незачем нас пасти, а конкретно «Русскому чаю» мы тоже, кажется, не нужны. А вот служба безопасности… Не знаю, не знаю… Они могут… Я им разонравился, они перестали мне верить…

– А что произошло в магазине?

Валентин выругался:

– Видишь «дипломат»?

– Конечно.

– Стою у прилавка, присматриваюсь. Людей немного, но чувствую, что что-то не так. Чувствую, что какие-то за мной происходят перемещения. А я как раз валюту поменял в пункте и расплатился за видеокамеру. Удобная вещь. И этот «дипломат» приобрел. Рассчитываюсь с кассиром, а сам незаметно оглядываюсь. Ну точно, двое на выходе. Ленивые, никуда не торопятся. Я так и решил сразу, что они из серого «жигуля», который мелькнул перед магазином, когда мы еще разворачивались. Я тебе больше скажу, я этот серый «жигуль», кажется, уже видел… Когда несколько дней назад мы встречались с твоим перцем, этот серый «жигуль» тормознул невдалеке от нас на автостоянке. Не утверждаю, конечно, что это именно тот самый, но интуиция подсказывает – он!.. Ну, иду к дверям. За пару метров один глазами мне показывает – давай, дескать, в сторону… В Конторе этих ребят из собственной службы безопасности не любят, от них мышами несет… Говорю же тебе, ввязались мы в опасные игры… Понятно, я ждать не стал, вмазал «дипломатом» ближайшему между ног, и дёру… Остальное ты видел.

Проскочив мимо «Президент-отеля», убедившись еще раз, что в потоке машин никто их не преследует, Сергей (по указке Валентина) свернул в тихий Мароновский переулок. «Туда, – кивнул Валентин в сторону глухого четырехэтажного здания. – Машину оставь во дворе».

Пусто.

Никаких прохожих.

Не оглядываясь, Валентин прошел к незаметному серому подъезду, показавшемуся Сергею совсем заброшенным. однако на двери оказался кодовый замок и Валентин набрал пять или шесть цифр. Дверь распахнулась, неторопливо поднялся из-за стола дежурный в штатском, но с явной офицерской выправкой. На служебное удостоверение он взглянул для проформы, видимо, Валентин появлялся тут не в первый раз.

Запущенным коридором, каким-то совсем уж пыльным, давно не метенным, тесно заставленным скучными металлическими сейфами, они прошли в самый конец здания и по узкой лестнице поднялись на третий этаж. Здесь на подоконнике стояла банка из-под растворимого кофе, полная окурков, нехорошо пахло застоявшимся дымом.

А человек, открывший дверь, еще больше удивил Сергея.

Ростом он был под два метра, неестественно худой, рыжий, сильно похожий на постаревшего, какого-то затрепанного мушкетера – понятно, по фильмам. Волосы стрижены под горшок, закатанные рукава ковбойки, сильные веснушчатые руки. Вот только вместо мундира на постаревшем лжемушкетере был повязан кожаный фартук. Зато джинсы на нем оказались классные. Валентин это сразу просек:

– Сколько выложил за штаны?

Рыжий, не здороваясь, назвал какую-то несуразную цифру.

– Они у тебя что, с телевизором?

– Да ну вас, гражданин начальник, – скучно ответил длинный лжемушкетер, неприятно покашливая. Какой-то сухой, туберкулезный был у него кашель. – Вам-то что? Имею право.

Голос прозвучал скучно и обыденно.

От этого голоса вся комната показалась Сергею скучной и обыденной.

Походила она, кстати, на мастерскую.

Стоял у стены токарный станок, сверлильный. Торчали какие-то механические приспособления. Широкий верстак, цинковая стойка, полки с инструментом. В углу приютился древний кожаный диван. Правда, в отличие от прокуренной лестничной площадки и запыленного коридора, в мастерской хорошо пахло клеем и металлической стружкой.

– Выпьем кофейку, гражданин начальник? – скучно спросил лжемушкетер.

Как и Игорек в спецлаборатории, он не обращал на Сергея никакого внимания, будто его тут и не было.

– У меня кофейку теперь столько, что на всех хватит, – скучно похвастался лжемушкетер. – Составьте компанию, а то весь день-деньской один. Даже поговорить не с кем. Совсем от этого расхворался.

– А ты работай. Труд лечит.

– Да ну вас, – нудил лжемушкетер. – Давайте я кофе сварю. Это быстро.

Он даже выставил на стойку чашки.

– Отставить! – приказал Валентин. На жалобы чахоточного лжемушкетера он не обращал внимания. – Штаны носишь по цене платины, а кофе до сих пор пьешь растворимый. По этикетке вижу – дешевка. Займись делом, мне не до кофе. Вот тебе «дипломат», а вот тебе видеокамера. Упакуй видеокамеру так, чтобы в голову никому ничего подобного не приходило. «Дипломат» и «дипломат». Никто чтобы подумать ни о чем таком не мог. Естественно, упакуй так, чтобы я мог свободно работать с камерой, не откидывая «дипломата». Задача ясна?

– На все сто.

– Заберу вечером.

– Зачем ты с ним так? – спросил Сергей в машине.

– Жалко стало? – сухо хмыкнул Валентин.

Сергей пожал плечами:

– Болеет, похоже, парень…

– А ты его не жалей, – голос Валентина прозвучал неожиданно жестко. – Он, конечно, заткнет за пояс Кулибина, он изобретет все, что захочет, но сейчас таких мастеров пруд пруди. Конечно, руки у него золотые, не спорю, зато безжалостные. И рыбья течет в нем кровь. Тебе, в общем, знать этого не надо, но раз уж увидел усатого, то знай – он в свое время никого не жалел, ни чахоточных, ни здоровых. И тебя бы при случае не пожалел… И бабу твою… При своих сорока трех годах он тринадцать оттрубил в тюрьмах. И сейчас бы продолжал трубить, только руки у него золотые, и здоровье стало подводить. Вот и подобрала его Контора… А ведь в свое время он делал хорошие деньги. Очень даже хорошие, – усмехнулся Валентин. – Ну, конечно, не совсем такие, как настоящие, но хорошие. Считай, повезло придурку, что Контора им заинтересовалась.

Сергей покачал головой:

– В Конторе все, наверное, чокнутые.

– А ты сталкивался с нашими людьми?

– Было однажды.

– Чем это ты их заинтересовал? – не поверил Валентин.

– А я на последнем курсе института снимал частный домик. Тогда у меня уже появились деньги, не хотел жить в общаге. Понятно, в Томске. Рядом жил сосед, старикан бородатый, совсем не жадный. Иногда заходил, вспоминал прожитое. Знаешь, этак по-стариковски: где воевал, да когда. Помню, говорил, что брал Прагу, дошел до Берлина. Ну вот, окончил я институт, получил квартиру и забыл про того старика. Однажды на работе зовут меня к телефону: «Такой-то?» – «Ага». – «Из Комитета госбезопасности беспокоят. Хотелось бы встретиться». – «А по какому такому делу?» – «А это при встрече объясним» – «А когда?» – «Завтра устроит? Часов в одиннадцать». – «Да пожалуйста. Только где?» – «Да у вас же на работе». Голос вежливый, но напористый. «Хорошо», – отвечаю. А сам думаю, чего же тут хорошего? Так всю ночь и не спал, перебрал свои мнимые и действительные прегрешения перед Родиной, вплоть до мелкого воровства досок на стройке. Лежу, успокаиваю себя: ведь доски воровал, не государственные секреты. С бытовыми ворами госбезопасность не борется. С этими мыслями и поднялся. А утром являются в лабораторию два человека – спокойные, вежливые, я бы даже сказал, интеллигентные. «Здравствуйте». – «Здравствуйте». – «Это мы с вами говорили вчера». – «Слушаю вас». – Ну, сели. Я напряжен, жду худшего, а гости внимательно меня рассматривают. «В прошлом году там-то жили?» – «Жил». – «Соседа помните?» – «Какого соседа?» – «Звали его дед Устин». – «Деда Устина помню». – «Расскажите о нем, только подробнее». – «А в чем, собственно, дело?» – Тот, который спрашивал, посмотрел на меня как-то особенно, как бы уже на своего, как бы давая понять, что кому-кому, а мне лично, рыжему Сереге Третьякову, в их сраной Конторе ох как здорово уже доверяют. А вслух сказал: «На вашего бывшего соседа поступил серьезный сигнал. Возможно, в годы войны служил старик в полиции на оккупированной территории. Вот выясняем, навет это или действительно Устин преступник?» – «А разве срок давности не истек?» – глупо спрашиваю. – «За измену Родине сроков давности не существует». Я сильно задумался. «А чем, собственно, могу помочь?» – «А вот вспомните, что именно говорил ваш сосед про свои военные годы? Только подробно вспомните, как только можно подробнее. Каждое слово, даже каждую интонацию, с какой он произносил слова». – «Да что вспоминать? – удивляюсь. – Ничего особенного. Самый обыкновенный стариковский треп. Правда, вот любил дед Устин точность. Очень сильно любил. Если начинал вспоминать что-то, то уточнял каждую деталь. И месяц уточнял, и день, и местность. Называет, скажем, дату, а сам так смотрит, будто ждет, что ты сейчас побежишь проверять дату. А ведь бывало, я действительно иногда на спор проверял из интереса. Вот память была у деда! Весь бородой порос, как пень мхами, а все помнит. „Хотите сказать, – спрашивают гости, – что слова этого деда Устина походили на некий заученный текст?“ – „Да нет, вообще ничего не хочу сказать, – возразил я. – Откуда мне что знать про деда такие детали? Ну было, помнил он даты. Так мало ли кто что помнит? Память у каждого работает выборочно“. Ну, понятно, распрощались, попросили меня категорически молчать про состоявшийся разговор, да и с чего бы я стал о нем распространяться? Вот сейчас только и вспомнил… Тебе-то, наверное, можно рассказывать? – засмеялся Сергей. – А деда Устина я потом встречал. Наверное, не удалось доказать его вину или никакой вины не было.

Через три дня Сергей позвонил Валентину уже из Томска.

– Побывал я в Сургуте. И в поселке Лянтор тоже побывал. Интересный поселок. Давай подключай диктофон, я выложу тебе все подробно, а ты потом проанализируй на досуге.

И выложил:

– Везде я побывал, и само собой, у строителей в ЭСТТРАНССТРОЕ. Устроила мне эту поездку Левкина приятельница. Ну, точнее, не она, а ее муж Славка, я тебе про него говорил, но это все равно. Самое главное, что все обстоит примерно так, как мы с тобой и предполагали. Нынешний председатель таллиннского отделения банка РПЮЭ действительно работал главным экономистом в Лянторе. А самое ценное, Валентин, выцарапал я у них платежку, адресованную заводу КИНАП. Помнишь, есть у нас такая плохая копия? Заодно записал незаметно некоторые разговоры. Если правда в Эстонии магнитные записи расцениваются как доказательство вины, то эти записи нам помогут.

– Уверен?

– На все сто.

– Тогда жди звонка.

– Сколько думаешь провозиться с московскими делами?

– Надеюсь, полмесяца мне хватит. А может управлюсь и побыстрее.

Часть третья Разведка

Возьми меня к реке

Сергею повезло.

Известно, впрочем, что везенье – не простое ремесло, как поется в одной из старых песен, но в данном случае везенье оказалось явным: буквально на следующий день после возвращения в Томск из Лянтора, на известной «финской» заправке, поставленной за мостом через Томь, Сергей случайно встретил Колю Игнатова.

Рядом с заправкой расположен пост ГАИ, поэтому Сергей ехал не торопясь, негромко включив музыку. Посматривал с моста на обмелевшую реку, на густо посекшие ее серые песчаные отмели, прислушивался к голосу БГ.

Возьми меня к реке… Положи меня в воду… Учи меня искусству быть смирным…

Ну, вот река, думал он.

Обмелевшая, конечно. Потускневшая, тихая.

А ведь даже я, совсем не коренной томич, помню реку другой. Даже я помню такое время, когда купаться можно было не только в самой Томи, но и в городском ее притоке Ушайке.

Возьми меня к реке…

Мысли текли неторопливо.

После решения принятого в Москве, внутренне Сергей как бы успокоился.

Оставались, конечно, чисто личные проблемы, связанные с делами, но почему-то не они в последние дни преследовали его, а совсем другая, несколько странная, несколько даже ребячливая мысль. Вдруг начинало казаться, что вот если не сегодня, то уж завтра ему повезет. Даже здорово повезет. Он представления не имел, в чем собственно должно выразиться везение (даже не связывал это с предстоящей работой на Карпицкого), но верил интуиции.

Возле поста ГАИ стояла светлая «шестерка» Коли Игнатова, тоже когда-то доцента, правда, университетского.

Странно, удивился Сергей. Чего это гаишник прицепился к Коле?

Находчивый Игнатов обычно представлялся гаишникам как доцент юрфака. Это всегда действовало. Не секрет, что средний сержантский состав ГАИ страстно мечтает поступить на юрфак, не один Игнатов извлекал пользу из вечной мечты сержантов. Вот почему, притормозив, Сергей ухмыльнулся:

– Так его, так его, господин сержант! Штрафаните, штрафаните нарушителя! А то думает, что если он доцент юрфака, то, значит, может вытворять на дорогах все, что захочется! Нет уж, пусть поделится заработком!

С грубоватой подсказки Сергея в глазах молодого сержанта мгновенно вспыхнуло нечто новое, связанное не только с примитивной мыслью о штрафе, но от Сергея он все-таки отмахнулся:

– Проезжайте!

Что и следовало доказать.

Колю Игнатова Сергей знал не только по временам доцентства, но и по нескольким совместно проведенным сделкам. На первый взгляд ничего такого особенного, что-то там с лесом, что-то там с ценными бумагами, но Коля сам по себе всегда был симпатичен Сергею. Прежде всего, своей яркой неординарностью. Кандидат наук, а ныне заместитель директора коммерческой фирмы, Игнатов был известен в Томске (и не только в Томске) как поэт. Причем без всяких этих домашних приставок. Зачем я вам, когда я неудачлив? Зачем мне вы, когда удачлив я? Колю цитировали.

– Вовремя ты вправил мозги этому сержанту, – большие серые глаза Коли Игнатова смеялись. – Считай, я твой должник.

И спросил:

– Ты уже обедал?

– Еще нет, но только в «Кедре»! – не растерялся Сергей.

Туда и поехали.

– Как всегда, – барственно кивнул Игнатов официантке. Он бывал тут достаточно часто, да и вообще умел кивать вот так барственно, глядеть благосклонно.

– Ваську моего помнишь?

– Директора, что ли? Соучредителя твоего? – удивился Сергей. – Конечно помню.

– Знаешь об его особенностях?

– Смотря что ты имеешь в виду, – пожал плечами Сергей. – Выпить любит, только какая это особенность? Это точная примета. Ну, пожрать не прочь, тоже знаю. Есть еще что-то за ним?

– Жаден, – барственно объяснил Игнатов, разливая по фужерам минералку. – Жаден, как помойный кот. Боюсь, жадность и сгубит Ваську. Слишком уж просты у него методы: там откусит, там отхватит, да еще из собственной кассы нагребет денежек в карман. Строит себе Васька поместительный коттедж, – объяснил Игнатов. – Ну, понятно, как бы для представительства, чтобы сидеть в красивом месте и глазами важно моргать. Но всем же все видно, особенно мне. Никак не доходит до Васьки, что растрачивает он кредитные деньги.

– Ну так вот, – продолжил Игнатов, благосклонно пробуя горячие пельмени в горшочках. – Васька мой… Ну, как бы это сказать помягче… Он из небогатой семьи… Ясный хрен, что все мы не из богатых, но Васька в детстве вообще ничего слаще морковки не ел, а тут вдруг такие возможности! Сам знаешь, что испытания случаются всякие – медными трубами, водой, огнем, и все прочее. Если ты молодец, то выйдешь из всех испытаний уже настоящим молодцом. А Васька не молодец. Он сломался на испытании деньгами. Ни к черту не выдержал испытания. И коттедж свой по жадности поставил на низком месте. А Томь не дура, как-нибудь в половодье снимет его водой. – Он засмеялся. – Ясный хрен, надо прощаться с Васькой.

– Есть идея?

– Не просто идея есть, – не выдержал Коля, – а просто замечательная есть идея!

Идея Сергею впрямь понравилась.

Тщательно обговорив все детали, на общие деньги (немалые, кстати) закупили приличное количество акций МММ и «Нефть-алмаз-инвеста».

Каждый день люди Игнатова, нанятые за небольшие деньги, активно меняли купленные акции на ваучеры. Леня Голубков, значит, активно уговаривал дураков через телевизионный ящик, а Сергей и Игнатов действовали без всякой рекламы. Истинную разницу в цене ваучеров и акций знали в то время лишь немногие специалисты, населению просто в голову не приходило интересоваться этой разницей. Короче, люди Игнатова (в основном безработная молодежь) активно меняли акции на ваучеры, а сами Игнатов и Сергей эти ваучеры активно продавали и на вырученные деньги вновь закупали все те же акции. И что приятно, никаких этих мыслей о налогах, никаких особенных переживаний, крути себе колесо. Получался изящный круговорот русского рубля в русской природе.

Уже через неделю люди Игнатова и Сергея работали не только в Томске, но и в Прокопьевске, в Киселевске, в Белово, в Новокузнецке. Особенно красиво работал в Киселевске Олежек Михайлов – старый приятель, всегда нуждавшийся в наличных деньгах, а потому разговорчивый и спокойный, способный любому честному, а тем более бесчестному человеку внушить глубокое доверие.

В Киселевске Олежек устроился в здании главпочтамта.

Ну, шахтеры народ не бедный, сразу понесли свои бессмысленные (на их взгляд) ваучеры к вызывающему доверие человеку. Олежек ласково хвалил шахтеров за правильный выбор, за то что несут свою кровную часть государства (богаче будет) ему – Олежке, а старушек, тоже к нему устремившихся, бесплатно консультировал.

«Помирать-то собираешься, бабуля?»

«Вроде подходит время сынок».

«Что внукам оставишь?»

«Да нечего оставить, – жаловалась старушка. – Почитай, совсем нечего. Все отобрали Гайдар да этот министр Павлов. Оба, глядь, какие толстощекие! А сама вот в очереди на обмене денежек чуть не померла».

«Ну, видишь, не померла! – радовался Олежек (ласка, она и кошке приятна). – Выжила, значит, есть еще в тебе силы, еще поживешь, старая. Да вот тебе новая власть еще и ваучер выдала!»

«Так ведь это бумажка».

«А вот ты и неси мне эту бумажку, – ласково советовал Олежек. – А я взамен выдам тебе акцию крупного предприятия».

«Так ведь это тоже бумажка!»

«Зато ценная, старая! Уже сейчас ценная! А через три года такая бумажка будет стоить как твой дом. Сгорел дом, у невестки живешь? – удивлялся он жалобам старушки. – Ну, так это случайность… Как неподходящий министр… Перетерпеть надо. Все сразу сгореть не могут, а ты разбогатеешь на этой бумажке. Известное дело, предприятие богатеет, и ты богатеешь. Ты растешь, и нож растет, – загадочно добавлял Олежек. – Так что, внуки еще не раз помянут тебя старая!»

Что русскому человеку нужно кроме внимания?

Сергей сразу ожил. Акция с ваучерами увлекла его. Это совсем не походило на перепродажу чая, он про все забыл и готов был и дальше развивать дело, но лето шло, и однажды ночью позвонил Валентин:

«Ну как? Готов, сибирский рейнджер?»

«О чем это ты?» – не сразу сообразил Сергей.

«О выезде, понятно».

«Пора? В Эстонию?» – обрадовался Сергей.

«Да нет, сначала не в Эстонию. Сначала прокатимся по России. Срочно вылетай в Москву?»

Выезд

Где-то до Химок машину вел Валентин.

Он готов был держать руль и дальше, но Сергей все же сменил его.

– Понимаешь, какое дело, – размял Валентин затекшие руки и покосился изучающе на Сергея. – Пока ты улаживал дела в Томске, я тут пошуршал по своим каналам в Конторе. Приятели у меня, сам понимаешь, остались, вот я и пошуршал: нельзя ли выйти на интересных людей в Эстонии? И выяснилось одна довольно странная вещь…

– Ну?

– Оказывается, нашим перцем интересуются не только известные нам алма-атинские корейцы…

– Ты о Карпицком?

– Конечно.

– И кто же, кроме корейцев, им еще интересуется?

– А вот ты послушай, – недоуменно наклонил голову Валентин. – Выложил я свою просьбу одному приятелю, ну, понятно, приблизительно выложил, а он… Ты представляешь?… Он сразу просек о ком идет речь… Так и выдал мне открытым текстом: ты, дескать, поостерегись, Валька, ты, дескать, не на того живца ловишь, тебя самого сглотнут. Не надо, дескать, Валька, чтобы в Конторе знали, что трешься ты на одном узком месте… Доходит?

– Не очень.

– Так вот, – взглянул Валентин на Сергея. – Это узкое место – МАП.

– Ты не ошибся?

– Не только не ошибся, но трижды перепроверил.

– А чем МАП могла заинтересовать Контору?

– Ну, чем… Не знаю… Сам удивлен… Может, в МАП не приняли какое-то предложение, скажем, как тот «Русский чай»… А может, пасут там кого-то… А тут значит, я – весь в белом… Кажется мне, – опять взглянул он на Сергея, – что просочилась от нас какая-то информация… Понятно, заказчик не мог проболтаться, это стопроцентно, ему это ни к чему… А тебя не было в Москве, это точно… А у меня всегда все под замком…

– А Дима? Этот бородатый помощник Карпицкого?

– Да ну, Дима! – отмахнулся Валентин. – Он не в курсе. Его дело – выдавать документы, но он же не знает, зачем выдает эти документы и для чего. Ему попросту не полагается знать об этом.

– Тогда действительно остаешься только ты, – усмехнулся, переключая скорость, Сергей. – Меня в Москве не было, я в Москву даже не звонил, да и о конкретных пунктах поездки знал только предположительно. Вообще думал, что мы сразу рванем в Эстонию.

– Вот и получается, что не ты один так думал… – неодобрительно покачал головой Валентин. – У меня дома, как ты знаешь, стоит телефон «Панасоник» с автоответчиком. Кассеты телефона хватает минут на сорок… В общем, несложно сбросить записи моих бесед на чужую аппаратуру, правда? Нажал кнопочку и все. Ведь купленными аппаратами я пока не пользовался… Сложно ли, скажем, переписать любой попавший на пленку разговор, когда меня нет дома? Вот и источник утечки…

– А с чего ты взял, что утечка действительно была?

– Вычислил… – хмыкнул Валентин. – Вот вчера, например, звонил мне один коллега. Бывший, понятно, – неохотно уточнил он. – Уж такой любезник-разлюбезник! И так он ко мне, и так, и еще вот этак… Очень сильно хотел узнать, куда я собрался? Уж не в Эстонию ли? И откуда у меня появилась машина?… Ну, я понимаю, – недовольно хмыкнул Валентин, – такие вещи всегда и всем интересны. Говорю: это моего приятеля машина, я вожу ее по доверенности. В Москве это сплошь да рядом. А приятель смеется: да хоть любовницы, мне-то что, я не из экономического отдела. Но все равно, говорит, если ты правда собрался в Эстонию, как говорят, то прихвати посылочку для родственников. Что тебе? Бросил в багажник, пить-есть не прост.

– Ну и прав твой приятель. Что тут особенного?

– Ты просто не знаешь этого человека, – покачал головой Валентин. – Он темный. Совсем не надо ему знать, куда мы направились. Я сразу понял – прощупывает. Похоже, в свете последних событий заинтересовал я чем-то Контору. У нас ведь ничего не остается незамеченным.

– Преувеличиваешь.

– Да какое там! – мрачно удивился Валентин. – Какие преувеличения! Считай, вся страна на рогах стоит. Даже в Конторе бардак. А тут еще Прибалтика отделилась, а ведь там совсем недавно работали многие мои коллеги. Кто-то, конечно, успел уехать в Россию, но кто-то и остался. Вот и получается, что все мы держим друг друга на крючке. Доходит? Особенно боятся всяких таких разговоров прибалты. Выявись там твоя связь с Конторой, тебе этого точно не простят. Особенно в Эстонии. Там особенно любят ловить шпионов… Чувствуешь ситуацию?… Вся бывшая резидентатура сидит в подполье, все жутко боятся друг друга, а в Москве какой-то незаметный капитанишка вдруг ни с того, ни с сего начинает интересоваться эстонскими связями, да еще приобрел машину, да еще интересуется, на кого бы, значит, ему опереться в Эстонии?… А? Зачем?… Почему у него связи с коммерсантами?… Вот, Сергей, и получается, что ты попал в самую точку. Так выходит, что я сам спровоцировал интерес к нашему делу… Так ведь всегда бывает, что ляпнешь что-то невзначай, а тебя тут же схватили за обезьяну! Так что, пока никакой Эстонии. Еле-еле отделался от приятеля. Заедем в Старую Руссу, поговорим с нужными людьми. Потом заглянем в Новгороде, в Тверь заглянем…

Странное чувство испытывал Сергей.

Положив руки на руль, поглядывая на несущиеся верстовые столбы, всем сердцем ощущал он, что после провала с «Русским чаем», пошла ему наконец пруха: и Коля Игнатов развернулся уже на две области, и впереди при удачном раскладе светили неплохие прибытки…

Вот и гнал подальше от Москвы, всем телом чувствуя мощь машины.

Редкие фонари высвечивали пустую дорогу. Мелькали вдруг стены уснувших домов, смутные деревья, уже полные тьмы. Сергей потихоньку приспосабливался, привыкал к машине, как бы сживался с нею. Он вообще любил дальние поездки и ничуть не пугался того, что, возможно, придется провести за рулем всю ночь.

Подумаешь, ночь!

Он с удовольствием прислушивался к движку, поглядывал на приборы, нежно переключал сцепление, чувствуя, что набалдашник рычага, купленный в автосервисе, входит в кулак, как влитой. Он уже сейчас мог сказать, что с «тринадцатой» им повезло. На дорогах Германии машину действительно не успели замучить, теперь, почувствовав отзывчивого хозяина, белая «тринадцатая» бежала легко, не выкидывала фокусов. Несмотря на слабый движок, самый слабый среди машин этой серии, она делала прямо-таки чудеса. На каком-то участке Сергей сумел выйти за сто тридцать. «Не торопись, а то опоздаешь», – неодобрительно хмыкнул Валентин.

Лишь разум мой способен вдаль… До горизонта протянуть… Надежды рвущуюся нить… И попытаться изменить… Хоть что-нибудь…

– Ты вздремни, – предложил Сергей. – Дорога предстоит долгая.

– Не хочется…

По смутной улыбке Валентина, смазанной слепо мигающим светофором (проезжали ночной Клин), Сергей понял, что Валентину действительно не хочется спать.

Да и не могло быть иначе.

Ведь еще пару недель назад капитан госбезопасности Валентин Якушев привычно занимался своим обычным рутинным делом и худо ли, хорошо, но государство как-то оплачивало его обычную рутинную работу, – и вдруг все перевернулось!

Тут действительно не уснешь.

– Слушай, а ты-то сам как пришел в бизнес? Не страшно было бросать государственную кормушку?

Сергей пожал плечами:

– В двух словах не объяснишь. Самое неприятное, что тогда запомнилось, это ощущение неизвестности и полной какой-то неприкрытости, будто голым выскочил на улицу. Впрочем, – засмеялся Сергей, – у меня все происходило более или менее естественно. Я ведь предпринимательской деятельностью занимался почти всю жизнь. Отец умер рано. Семья большая, я старший. А всего у меня – голова да руки, вот все, чем владел. Ну и подрабатывал постоянно то лопатой, то метлой, то малярной кистью, то плотницким топором. В институте и после института вместо отпуска уезжал со студенческими строительными отрядами. Там многому научился: и сметы составлять, и с нивелиром работать, и людьми руководить. А главное, деньги зарабатывать. Правда, – усмехнулся Сергей, – в советские времена большие деньги заработать было не сложно, гораздо сложнее было их получить, а затем еще не загреметь под следствие за эти тобою же заработанные деньги.

– Не понял.

– А нормальному человеку такое трудно понять, – засмеялся Сергей. – Особенно сейчас. Прожитое забывается быстрей, чем мы думаем. Ну, вот представь себе такую ситуацию. Весь стройотряд работает в две смены. Самое узкое место – приемка и подача бетона подъемным краном. На кране, понятно, сидит профессионал, результаты его труда никак не зависят от наших. Одного такого крановщика до сих пор помню. Иван Федорович, товарищ Петрищев. Мы так его и звали – Иван Федорович, товарищ Петрищев. Я, бывало, к нему и так, и этак. И ругался на него, и по-хорошему просил. Руки перед ним ломал: ну, давай, мол, Иван Федорович, давай, мол, товарищ Петрищев, посиди на кране лишний часок, мы тебе за это из своего кармана будем отстегивать! А Иван Федорович, товарищ Петрищев ни в какую. И понять его, в общем, можно. Лето в разгаре, а в Сибири оно короткое, а у Ивана Федоровича, товарища Петрищева – огород, семья. У него, наконец, твердый оклад! Ему выгодно на работу придти попозже, а уйти пораньше. Мучился я с ним я неделю, пока понял, что не доходят и никогда не дойдут до него слова. Дал студентам неформальную команду воздействовать на крановщика как-то иначе, а студенты – народ горячий, поняли команду по-своему. Они Ивана Федоровича, товарища Петрищева и не сильно-то и побили, и с крана вовсе не собирались сбрасывать, как он потом кипятился, да ведь все равно начались разборки. К счастью, пронесло. Заменили этого крановщика, сел на верхотуре человек с редкой фамилией – Депутат. Тоже Иван, только Депутат. Этот оказался более сговорчивым, но все равно как удержать человека после смены, если он сидит на окладе, а дома у него, опять же, огород и семья? Думал я думал и додумался до собственную рацухи: решили принимать бетон без подъемного крана. И потребовались нам для этого всего-то сущие пустяки – шесть дорожных плит да грунт для подсыпки. Договорился втихомолку с шоферней. Они народ понятливый, стали нам подвозить грунт вне всякой очереди. Сразу так круто пошли дела, что мы своего крановщика стали отпускать со смены часа на два раньше. Иди, мол, депутатствуй с семьей своей и домашними животными! Но, конечно, всем этим занимались втихаря, чтобы начальство не узнало.

– Почему?

– Как почему? Узнают, срежут заработок.

– А прораб?

– Вот с прорабом мы подружились. Прораб оказался толковый мужик. За полтора месяца, не поверишь, положили мои студенты пять тысяч тонн бетона. Инструктор из ЦК комсомола, курировавший стройотряды, как услышал про такой объём, так прослезился.

Сергей обогнал плетущийся по дороге грузовик:

– Пришел я в плановый отдел закрывать зарплату, а начальник говорит: «Ты это что? Откуда это? Я не могу так много! Да за такую вашу выработку, мать вашу, упекут меня, куда не надо!» Я к начальнику СМУ. Объясняю, что так, мол, и так… Неделю мозговали, как все оформить… По официальным меркам выходило, что подобный объем работ за указанное время выполнить могли только сто пятьдесят человек, не меньше. Ну, догадались, указали задним числом, что якобы долбились всей бригадой несколько месяцев… Такие вот дела… А зимой, понятно… Зимой – работа обыкновенного научного сотрудника. Да и там дергают: то на стройку, то на сдачу жилого дома, то на какой-нибудь свинокомплекс. Ну, само собой, на разборку картошки, святое дело. Я как-то провел учет рабочего времени, получилось, что за год чистой наукой я занимался четыре месяца. Запомнилась фраза второго секретаря обкома партии, услышал ее однажды на стройке. «Нам виднее, – сказал тот умный секретарь, – чем наши ученые должны заниматься!» Вот и вырастили себе могильщиков.

– Ученые?

– Да нет, партократы! Это я о них! – выругался Сергей. – Если, не дай Бог, что-то случится и они вновь вернутся, на последние деньги куплю винтовку. Это правильно, что митинги красных показывают по всем каналам, – взглянул он на Валентина. – Люди должны видеть, откуда у мертвецов желчь сочится… Вот есть у нас в области такой депутат Госдумы – Суламоров Степан Андрианович. Этот совсем уже зацикленный, с нарезки слетел. Все, кричит, полетело в тартарары, страну распродали, разворовали! Других слов у него нет. Такое впечатление, что вышел спозаранку человек на засеянное пшеницей поле, кругом тучные зеленые побеги, а ему видятся только сорняки. Один знакомый банкир сказал мне как-то: «Вот погоди, Серега, увидишь, что не пройдет и десятка лет, как мир снова вздрогнет». – «Почему?» – спрашиваю. А он: «Представь себе, что в железную бочку бросили десяток крыс. Не надо сильно объяснять, что которая всех сожрет, она-то и окажется самым страшным крысоловом». Я так думаю, Валя, – сказал Сергей, – что такой крысолов уже бьется в железной бочке. У нас ведь в стране десятилетиями выращивали особую породу людей. Привыкли ко всему готовому, отсюда столько Суламоровых.

Сергей задумался.

– Вот смотри, – сказал он. – Возьмем проблему раздела собственности. В любой стране она является самой сложной, самой неблагодарной. А у нас к тому же, какой опыт? Важно было начать. Ни на кого сейчас так сильно не катят бочку, как на Чубайса, а российские бизнесмены всегда будут его помнить. Ведь, по большому счету, у нас давно назрела необходимость в появлении среднего класса и крупного капитала. С первым очень не просто – нет традиций среднего бизнеса, за семьдесят с лишним лет все извели под корень, а вот что касается крупного капитала… Тут, правда, есть некоторые сложности… Сам понимаешь, что крупный капитал трудно заработать законно. По крайней мере, я таких примеров не знаю, – покосился Сергей на напрягшегося Валентина. – А вот приватизацию средних предприятий я бы провел самым простым способом. Вот, скажем, ты директор, ну и дели сам всю принадлежащую предприятию собственность. Если сможешь полностью обеспечить производственные процессы да стабильные заработки для персонала, тогда хоть один все забирай. Но вот если не можешь… Тогда не цепляйся ручонками, делись с народом…

– Да кто ж будет делиться?

– Найдутся такие, жизнь заставит, – убежденно заявил Сергей. – Уже сегодня случается, что приходит в частную фирму толковый человек и его сразу берут в состав учредителей – без всяких разговоров и денег. Понимают, что главное – умная голова. Сегодня поделился частью прибыли, отдал часть доходов, зато завтра у тебя – новый подход, новые идеи, а значит, все новые и новые прибыли. Коллективный разум – вообще великая вещь. Причем, нужен такой разум прежде всего рабочим людям. Люди у нас привыкли к более или менее стабильным условиям. Помнишь, нам каждый день вдалбливали, что это именно мы все являемся истинными хозяевами страны? А на самом деле настоящих хозяев никогда у нас не было, всеми благами пользовались считанные функционеры. А большинство людей просто привыкло ходить на работу. Ну, какая у них мечта? Ну, обеспечить себя, ну, обеспечить детей, и при этом ни за что не отвечать. Так спокойнее. И всем глубоко плевать, что рабочий человек своей фабрике не хозяин… Впрочем, ты ведь не хуже меня знаешь, что активная часть населения в любой стране составляет абсолютное меньшинство. Ну, там пять, ну, семь процентов. Зато именно эти пять-семь процентов любят рисковать, зачастую даже собственным имуществом. Понятно, что именно они чаще всего и прогорают, но жизнь есть жизнь… Зато только у них есть шанс приобрести настоящий капитал, только они обеспечивают стабильность общества, о которой у нас все так тоскуют. Ты, может, не знаешь, но на место брокеров сейчас на нормальной бирже принимают только молодежь, людей не старше двадцати пяти лет, как раз по той причине, что на работе они вкалывают по-настоящему и постоянно подвергаются огромным стрессам… Ну, а процесс обретения крупного капитала вообще осложнён всяческими трудностями… Во-первых, должны появиться настоящие собственники, такие, что умеют вовремя проводить реальные кадровые перестановки, вовремя определять стратегию и тактику развития производства. Во-вторых, должен появиться класс управленцев, способных на очень точные, выверенные, нетрадиционные и, как это ни парадоксально, зачастую даже на рискованные решения. И, в-третьих, людей надо накормить, людей надо устроить. Самая понятная проблема. Ведь любому человеку нужны, как минимум, более или менее приличное жилье, приличная машина, хорошее питание и нормальные условия для отдыха. Все это легко перевести на язык цифр. В зависимости от региона, получается в год в среднем от ста тысяч долларов на периферии до пятисот в центре. Ведь пока человек не насытится, у него вольно или невольно будет срабатывать хватательный рефлекс. Этим, к сожалению, болеют все. Нормальная работа начинается только после удовлетворения первых минимальных потребностей человека. Заметь, кстати, что указанную болезнь подхватывают прежде всего банкиры. Это не удивительно, ведь у них живые деньги под руками… После банкиров – управленцы крупных фирм и производств… Наконец, политики – их доходы впрямую зависят от результатов различных решений на уровне городов, областей, регионов… Я тут как-то листал старый учебник. Одно время, оказывается, много писали у нас о так называемом имущественном цензе при занятии любой общественно значимой должности. Если вдуматься, это верно. Я за введение такого ценза. Я бы ввел такой ценз в России. Уверен, что это сразу решило бы проблему карманных депутатов, для которых, как правило, организуют специальное финансирование выборных компаний… Сам понимаешь, что такие депутаты всегда будут принимать решения прежде всего в пользу своих благодетелей… Впрочем, чего это я? – засмеялся Сергей. – Ты, кажется, задавал конкретный вопрос?

– А ты на него уже ответил, – кивнул Валентин. – В твой истории не хватает только одной детали…

– Это какой?

– Крепкого пинка под зад.

– Пинка? – удивился Сергей.

Но до него тут же дошло:

– А что? Ты прав. Такой пинок был. Я ведь с кафедры ушел не совсем по собственному желанию. Скорее, по прозрачному намеку своего профессора. Никак он не мог понять, почему я, как все другие его сотрудники, не прошу повышения заработной платы. А мне зачем это было? – рассмеялся Сергей. – Я к тому времени создал кооператив, в котором получал раза в три больше, чем мой профессор, и на работу приезжал в классной тачке. Ну, перешел на другой факультет, чтобы не мучить хорошего человека неразрешимыми вопросами, а потом, когда разница в заработке в институте и в кооперативе стала превышать разумное, бросил и институт.

– Но там ты был ученым!

– Скорее, считался.

– Пусть даже считался. Разве не тянет тебя назад?

– Раньше тянуло…

Вокруг тебя шумят дела… Бегут твои года…

Валентин рассмеялся.

– Ты чего? – удивился Сергей.

– Судя по указателю, скоро будем проезжать Эммаус. Когда-то здесь жил один мой знакомый перец. Его из Конторы уволили сразу после путча, что-то он там не так сделал, не так, как надо отреагировал. Я с ним познакомился еще в школе… Не думаю, что увольнение его расстроило, сам хотел уйти на вольные хлеба, только до перестройки такая инициатива не сильно поощрялась. Она, правда, не поощрялась и при Горбачеве… Для начала устроился этот перец охранять склад с взрывчаткой. Не в Москве, конечно, и не под Эммаусом. Склад находился в тундре. Вахтовая команда летала туда самолетом. Удобно. Отпашешь в тундре полмесяца, потом столько же отдыхаешь. Моего перца это очень устраивало. В дни отдыха он успевал прокручивать в Москве десятки других своих дел, а потом, так сказать, улетал на побывку в тундру.

– Комары, небось, мучили?

– Не думаю. По крайней мере, не жаловался. Жалобы были другого рода, чаще всего на нехватку спиртного. Того количества, которое каждый прихватывал с собой, а на вахте работало три человека, надолго не хватало. Потом сиди и слушай кукование пожилой кукушки. Так вот однажды в июле, когда даже в тундре тепло, перец из Эммауса извлек из рюкзака литровую бутыль спирта: «Ну, гуляем, братва! Я последний раз с вами». – «Увольняешься?» – «Напрочь!» Вахтовики народ добрый, обрадовались, а самый умный похлопал себя по колену: «Как так? Спирт и под тушенку?» – «Можно под макароны», – скромно заметил третий. – «Нет, – отрезал умный. – К спирту только свежатинка!» – «О чем это ты?» – «А сейчас увидите!» – умный отметил ногтем уровень спирта в бутылке (на то он и умный) и бросился на склад. Перец из Эммауса переглянулся со скромным напарником: что можно найти в складе, кроме тола, тротила и динамита? – но умный уже выскочил обратно с добычей. «Вот! – торжествующе орал он. – Я его три вахты прикармливал! Ишь, глазастый фраер! Пора возвращать долги!» В правой руке умный держал за ноги крупного филина. Тот крутил огромными глазами, ничего не видел, злился и дергался. «Я три вахты его прикармливал! – торжествующе вопил умный. – Ну, как? Годится?» Перец из Эммауса и его напарник переглянулись и дружно кивнули. «Только резать филина придется вам, – заявил умный. – Он для меня как друг. У меня на него рука не поднимется».

Валентин засмеялся:

– Ну, так и оказалось, что рука на филина ни у кого не поднялась. А свежатинки очень хочется. И спирт выдыхается. Тогда бросился умный снова на склад и вынес детонатор и кусок бикфордова шнура. «Этого добра у нас навалом, пусть у нас филин побудет как бы взрывником. Молодым, неопытным…» – И нехорошо намекнул: – «Опасная профессия!» Потом намотал на ногу филина бикфордов шнур, надежно прикрепил детонатор и подбросил птицу в вечернее небо. «Летите, голуби! Летите!» Все задрали головы, чтобы посмотреть, как долбанет в воздухе филина-взрывника, а он оказался вовсе не дурак – моргнул молча и юркнул в раскрытую дверь склада.

Сергей заинтересованно взглянул на Валентина:

– Ну?

– А что ну? Дальше все просто, – засмеялся Валентин. – Филин привык к своему складу. Он действительно давно считал его своим. Известно, мой дом – моя крепость. Вот филин и считал склад своей крепостью. И против врагов, и против друзей. Устроился на ящиках с динамитом, встряхнулся. Он давно облюбовал именно эти ящики и считал их своим исконным гнездовьем. Если уж погибать, решил, так в исконном гнездовье.

– Ну?

– А что ну? Правильно решил филин. Что это за жизнь, когда на тебя смотрят только как на дичь? Своим поступком он зазнавшихся двуногих сразу поставил на подобающее им место. Кстати, тот самый умный, что приволок филина, в этой ситуации оказался самым глупым. «Полундра!» – завопил он и с чудовищной скоростью ударился в тундру, хотя прекрасно понимал, что не успеет добежать даже до края будущей воронки. Второй, который скромный, просто упал возле костерка лицом в нежные мхи и наивно по-русски затаился – авось пронесет? Только перец из Эммауса не растерялся, сказалась профессиональная выучка. Ворвался на склад, сорвал с ноги филина детонатор и выбросил вон. При этом успел еще дать филину по глазу.

– Ну, – покачал головой Сергей, – они там совсем оборзели.

– А ты чего хочешь? – негромко заметил Валентин, наблюдая за бьющимися о лобовик ночными мотыльками. – Чтобы страна рушилась, а все продолжали бы ходить в театр на «Чайку» и читать «Маленького принца»?… Да нет, прошло это время. Всем давно обрыдла «Чайка», всем захотелось в бордели и в ночные бары. Всем захотелось увидеть все то, что семьдесят с лишним лет скрывали от них большие рули. Тут оборзеешь… – Валентин взглянул на спидометр: – Сбрось скорость, накроют гаишники…

– Какие в это время гаишники?

И как раз открылся за поворотом пост ГАИ.

Более того, на невысоком бетонном крылечке стоял гаишник.

Может, просто вышел перекурить, может, бессонница замучила. А может, такой был принципиальный человек, что и ночью по-хозяйски следил за вверенным ему участком. В любом случае, был он в форме и при жезле, и сразу дал команду остановиться.

– Принес черт! – Сергей машинально тормознул, потом сплюнул и выжал газ: – Ну его к черту! Что-то не торопится. Не буду я его ждать.

– А если он сообщит по рации на следующий пункт?

– В три-то часа ночи? Его там обматерят.

Ночная дорога

Лето… Все хулиганы при кастетах… У них, наверное, вендетта… А, впрочем, это ерунда…

Они торопились.

Скорость наполняла Сергея странным чувством – он будто растворялся в ночи. Он будто сам становился частью этой ночи, тьмой, фонарями, мотыльками в ночи, сотнями выносимых на лобовое стекло.

Лето… Все хулиганы при кастетах…

Прислушиваясь к музыке, Сергей думал о дорогах, по которым ему еще не приходилось ездить.

Дорога, по которой неслась сквозь ночь белая «тринадцатая», была одной из таких. Никогда раньше Сергей не бывал ни в Новгороде, ни в Старой Руссе. Ему вдруг захотелось увидеть все города, лежащие на пути к их конечной цели. Когда Валентин заметил, что от встреч в Новгороде и в Старой Руссе возможно будет зависеть будущая поездка в Таллинн, Сергей даже огорчился. Он без жалости вспоминал о не случившемся отпуске, куда всерьез, конечно, и не собирался, но не побывать в Таллинне…

– Ты уже ездил здесь?

– Не раз, – зевнул Валентин.

– Ты не очень разевай рот. Это штука заразная. Лучше усни, а меня не провоцируй.

Валентин засмеялся:

– В Старой Руссе служит один хороший мужик. Когда-то мы с ним вместе работали. Очень неплохо работали, отличный был напарник. А сейчас торчит на оборонном заводе. Майор, начальник особого отдела. Детали тут не важны, – Валентин испытующе покосился на Сергея, потом перевел взгляд на спидометр, где стрелка снова ушла за сотню. – Но если тебе интересно, завод вовсе не простой, авиационный это завод…

– А нам зачем такое?

– А нам такое и не надо, нам нужен старый приятель, – сдерживая зевоту, объяснил Валентин. – Нам даже не сам приятель нужен, а его близкие приятели из Конторы в Старой Руссе. Они, надеюсь, все еще контролируют ситуацию в приграничной зоне и знают каналы сбыта товаров из России в Эстонию и обратно. По крайней мере, они должны знать деловых людей, работающих над проблемой этих каналов. По долгу службы должны знать. Если повезет, выцепим из оперативок нужные новости. Люди всегда оставляют следы, а такие люди, как наши эстонские друзья, в принципе не могут не оставлять следов. Я имею в виду господ Тоома и Коблакова. Так что, надеюсь на хорошие результаты. Вот когда выцепим что-то на этих эстонских перцев, тогда и двинем в Эстонию. Правда, придется еще заглянуть в Питер…

– А это зачем?

– Чтобы выдвинуться к участку границы с Эстонией. Так что, ездить нам еще немало, – усмехнулся Валентин. – Потому и предупреждаю: не дразни гаишников. Ты не такой крутой, чтобы их дразнить. Не стоит рисоваться перед гаишниками. Они делом занимаются, а ты одного под Эммаусом уже обидел.

– Какая ж это обида?

– Даже суетиться надо умеючи, – сухо ответил Валентин. – Я в свое время часто выезжал с ребятами на охоту. Однажды оставили у меня на ночь ящик с порохом. А это четвертый этаж, никуда не спрыгнешь. И вот ночью, как по заказу, пожар на третьем этаже, прямо подо мной. Я сунулся в коридор, а там уже непроходимо, сплошной дым. Что спасать, как спасаться? Соседи, понятно, кто мог, вытаскивали ценности, по крайней мере, то, что они сами считали ценностями, один только я, как идиот, крутился вокруг ящика с порохом. Про все забыл, даже про документы забыл, возился с тем ящиком, как с ребенком, обматывал его мокрыми полотенцами. Ну, сам подумай, как потащишь ящик с порохом сквозь огонь? И с балкона его не сбросишь, вдруг рванет? Так что, пришлось ждать.

– Чего ждать?

– А пока погасят пожар.

– А если бы не погасили?

Валентин странно усмехнулся.

Похоже, такие пожары случались у тебя не раз, отметил про себя Сергей.

Вновь охватило его чувство бесконечной дороги, странное, но приятное ощущение необычного. Это необычное пряталось за кустами, убегающими в свете фар, за темными окнами поселковых изб, мимо которых они проскакивали, практически не сбрасывая скорость, в странных силуэтах сосен, изуродованных ветрами. После обыденной, давно надоевшей возни с платежками, с перевозками, с товаром мысли Сергея будто очистились. Не зная дороги до Старой Руссы, он отчетливо видел ее перед собой. Не глядя на карту, он явственно видел поселки и городки, разбросанные вдоль всей дороги, извилисто ведущей к Старой Руссе. Эти поселки и городки вдруг возникали перед ним – то как указатель с фосфоресцирующими буквами, то как некая шапка над лесом, неяркое отсвет в ночи…

Будово.

Выдропужск.

Неужто тут впрямь пускали выдр? – удивился Сергей. Куда, зачем пускали? Что за странное занятие?

Домославль.

Холохоленка.

В Холохоленке мужики, небось, варят самогон, почему-то решил Сергей. Название такое, что сразу и не выговоришь.

Вышний Волочек.

Коломна.

Хотилово.

Городок Бологое они обогнули по дуге, но скорость пришлось сбросить.

Зато на долгом перегоне от Выползово до Едрово ниже сто двадцати Сергей вообще почти не держал. «Поостерегись, – еще раз напомнил Валентин. – Скоро Валдай. На такой скорости ты или собьешь к черту гаишника или вообще проскочишь мимо поворота на Любницу».

Ночь.

Сосны.

Валуны на обочинах.

А может, просто бугры, поросшие сухой травой.

Какая страна! – чуть не произнес Сергей вслух. Рвут ее со всех сторон, гложут, разворовывают, раздирают на клочья, а она бесконечна, она стоит. От Магадана до Бреста стоит. От Холохоленки до Макаровки. Только что вот делать в такой стране, где почти ничего нельзя, хотя все можно?

Он искоса глянул на Валентина.

– Слушай, а как ты собираешься представить меня своим ребятам в Старой Руссе? Тебе же придется им объяснять, кто я такой.

Валентин задумался.

– Тут желательно держаться поближе к истине. Для начала представлю тебя как консультанта по специальным вопросам… Или лучше как водителя со стажем. Ну, скажем, как водилу из Службы безопасности Президента… К таким обычно с расспросами не пристают… Трудней объяснить, что мы с тобой ищем. Вот почему желательно лишнего не врать. В конце концов, речь идет о защите национальных интересов. Так ведь? – спросил он. – А защита национальных интересов является главной задачей Конторы. А решать такую задачу можно, в принципе, и с помощью негосударственных структур. В конце концов, эти структуры тоже наши… В конце концов потеря государственного имущества есть прямой подрыв национальной безопасности, – кажется, Валентин убеждал самого себя. – Так что, люди в погонах по всякому должны нам помочь. Для них в этом есть прямая выгода. Улучшается материальная база страны, соответственно улучшается и материальная база Конторы. Разве не так?… Но, конечно, – вздохнул он, – подводить к этой мысли ребят надо аккуратно.

Вокруг тебя шумят дела… Бегут твои года… Зачем явился ты на свет… Ты помнил не всегда…

Они замолчали.

Сказывалась усталость.

Как ни странно, Валентин за ночь так и не сомкнул глаз.

Волнуется, решил про себя Сергей.

И покачал головой.

Если что-то и выдает волнение капитана Якушева, то только это вот нежелание уснуть. Как профессионал он уже включился в ситуацию. Как профессионал он уже убедил себя в том, что выполняет нужное задание. От этого и попахивающие казенщиной слова о защите национальных интересов. Но это ничего, просто ему сейчас нужна уверенность. И если такие слова ему помогают, то ради Бога…

Цели поставлены, задачи определены.

За работу, товарищи!

– Хочешь поработать с одним интересным тестом?

Валентин вопросительно взглянул на Сергея.

– Вот представь себе дом. Хороший дом. Кирпичный, деревянный, да хоть из хрусталя, главное такой, чтобы тебе в нем хотелось жить.

– Да я готов жить в любом приличном доме.

– Ну, вот и расскажи мне о таком. Только помни, что это именно твой дом, что он построен специально для тебя, подогнан под все твои капризы, в конце концов может тобою самим и построен! Понимаешь? Тебе каждый угол в этом дому знаком. Вот и опиши его подробно.

Валентин задумался.

– Ну, если так… Пусть он будет сложен из красного кирпича… И пусть будет двухэтажный, как сейчас говорят, двухуровневым… Понятно, гараж, – сказал Валентин и уклончиво отвел глаза. Наверное, не хотел объяснять, под какую машину… – И чердак… Обязательно высокий чердак с большим круглым застекленным окном…

– Это просторный дом?

– Конечно, – уверенно сказал Валентин. – Места в доме должно быть много. Надоела вечная теснота. Пусть будет гостиная, столовая, кабинет, несколько спален. Само собой, просторная кухня. И бассейн! Да, да, настоящий бассейн!.. И понятно, библиотека…

– Какая именно?

– Что значит какая? – удивился Валентин. – Да самая обыкновенная. Со множеством книг и полок. Знаешь, такие иногда показывают в кино. Там всегда большой зал с камином, широкая лестница, а по всему периметру галерея с книжными полками…

– Зачем тебе столько книг?

– Пусть внуки читают.

– А может, внуки уже не будут читать? Может, им ящика хватит?

– Это ты брось! – огрызнулся Валентин. – Мои – будут! А ты смотри на дорогу и не пори чепуху. Что бы ни творилось в стране, это не причина для того, чтобы наши внуки выросли неграмотными.

Валентин произнес это негромко.

Наверное, боялся показаться сентиментальным.

– Ладно, внуки разберутся без нас, – согласился Сергей. – Вернемся к дому.

– Там обязательно должно быть два входа.

– Прямо по фасаду?

– Ну да.

– А зачем два?

– Не знаю, – пожал плечами Валентин. – Так мне нравится, когда два входа… Ты же сам просил говорить о том, что мне по душе… И еще вот о чердаке… Он непременно должен быть светлым. Ненавижу темные пыльные чердаки. Пусть там висят березовые веники, пускай стоят ящики со всяким старьем, которое жаль выбрасывать, но света должно хватать… – Он вдруг спохватился и спросил подозрительно: – А зачем тебе это?… Ты ведь знаешь, что мне такой двухуровневый дом не светит ни при какой жизни. Если уж коммунисты не обеспечили, то демократы точно не дадут…

Сергей засмеялся:

– Пытаюсь понять твой характер.

– Получается?

– Конечно, – ответил Сергей. – По этому тесту ты человек достаточно неординарный. Например, хорошо, что у твоего дома есть чердак, и при этом он светлый. Это говорит о твоей невидимой связи с космосом. Раз ты думаешь о чердаке, да еще о светлом, значит, дела твои не так уж плохи. Тебя подпитывает энергия космоса. Ты из тех, кто умеет управлять собой.

– Можешь не сомневаться.

– Вот только…

– Ну.

– Вот только два входа… Зачем тебе два входа?…

– Какие два входа?

– Ну, ты же сам сказал, что в твой дом ведут два входа. И расположены они прямо по фасаду. Это как-то странно. Может, ты потерял в жизни нечто серьезное? Или какая-то важная мечта не сбылась?

– Не люблю пустого трепа, – неприятно усмехнулся Валентин. – Я лучше вот что тебе скажу. Я ведь вижу, ты все время копаешь под мою профессию, я такое в тебе уже замечал. Но я тебе так скажу, – он, кажется, разозлился. – О моей профессии ты можешь думать все, что тебе заблагорассудится, но профессия эта всем нужная. Мы работаем не на себя, и не на председателя госбезопасности, и даже не на президента, а на страну! Понял? На родину, если хочешь. На нашу общую родину. Я таких слов не боюсь. Цель у нас одна – сделать все, чтобы граждане страны могли жить в безопасности и в спокойствии.

– Ты чего это?

– Да сам знаешь! – отрезал Валентин. – Ты нас, честных чекистов, не путай с городовыми. Я, например, свое дело всегда делал честно. И не моя в том вина, что в стране бардак. Недавно вот видел девку напротив «России». Шизануться можно! – выругался он. – Сидит дура под Пушкиным, ноги от шеи, локоны до плеч, все при ней, потягивает датское пиво, покуривает американскую сигарету и почитывает дневники Геббельса. Аж сердце сжало!

– А ты бы хотел видеть под Пушкиным пропитого козла в кирзе гармошкой и в телогрейке, и чтобы он глотал бормотуху, дымил вонючим «Памиром» и читал газету «Правда»?

– Оставь… Я не о том… Мне действительно за державу обидно… Мы ведь могли! Мы ведь многое могли!.. – Валентин опустил стекло и вдохнул рванувший в салон прохладный воздух. – Ты же помнишь, как все начиналось! Этот первый съезд и все такое прочее. Депутаты, говоруны, умники… А потом снова неразбериха. То баррикады на улицах, то ГКЧП с танцем маленьких лебедей… В отличие от тебя, я ведь многих больших рулей видел вблизи. Тот же Гавриил Попов, ведь умница, никто не возразит, а подошло время и он именно заорал с трибуны без всякого стыда: а присвоить нашему дорогому Борису Николаевичу звание Героя Советского Союза! Ты только вдумайся! – запоздало изумился Валентин. – Ельцину – звание Героя Советского Союза!.. Или тот же полковник Руцкой. Видел бы ты, с каким удовольствием он разворачивал перед Верховным Советом топографическую карту Чечни, исчерканную боевыми стрелками. Очень сильно хотелось полковнику повоевать на своей территории!.. Или Бабурин. О деле надо думать, а он вечно с этой своей улыбочкой ябедника… Только и высчитывал, как бы посадить в лужу кого-нибудь из тех, кто мешает ему взобраться на дерево…

Валентин сплюнул.

– Ты вот нет-нет да дернешь за веревочку… – хмуро усмехнулся он. – А я тебе так скажу. Среди чекистов дерьма, конечно, не меньше, чем в любом другом деле, но в основе это здоровые люди. И думающие. Тебе еще в голову не приходило, а мы уже видели, что в новых президиумах сидят вовсе не новые мощные умы, а все те же козлы, все из одного огорода. Только мы ведь давали присягу… Вот, помню, сидел я как-то в приемной одного большого руля, ждал своей очереди, взял от скуки газету со стола, а там речь секретаря, – Валентин, несомненно, имел в виду Горбачева. – Я читаю, получаю удовольствие, поглядываю на симпатичную секретаршу, но никак до меня не доходит, а чего, собственно, хочет от меня наш большой мудрый руль с пятном во лбу? Что за такая хреновина? Я тогда впервые за себя испугался: вот читаю, а не понимаю ни слова, и все тут! А я, оказывается, и не мог понять. Это я уже потом допёр. Понимаешь, в той речи было все, что угодно, ну абсолютно все, что угодно, – кроме меня самого… Понимаешь, в речи того большого руля с пятном во лбу было все, что угодно, только меня не было. Просто замечательно, как там про все было рассказано, а про меня ни слова! Ну строится, значит, невероятная страна с невероятными возможностями, а чем я, конкретный чекист Валентин Якушев, дававший этой стране присягу, буду заниматься, об этом в речи ни слова. Да что там слова! Там даже намека на такое не было!.. Ну, отложил я газету, поглядел на длинноногую секретаршу и думаю: да, правда, что же это получается за хреновина? Все вроде сказано от души, все даже отлично сказано, но места для меня в новой стране нет!.. И я тебе так скажу, – негромко пояснил Валентин. – Если я, совершенно конкретный человек, не вижу для себя места в новой стране, если о таком месте для меня не сказано в официальном документе ни слова, то на кой хрен мне такой документ? Он ведь все равно никогда не заработает в такой стране, как наша. Если в официальном документе не видно отношения к совершенно конкретным людям, значит, составлялся этот документ таким большим рулем, который добрался до верхов вовсе не для того, чтобы открыть своим гражданам новые пути, а просто для того, чтобы поруководить этими гражданами с целью наживы…

– Не ожидал… – пробормотал Сергей.

– Чего ты не ожидал?

– Слов таких…

– Ладно. И такое бывает. Скоро Старая Русса, – как бы спохватился Валентин. – В график мы с тобой уложились, даже некоторый запас времени есть. Подъедем к заводу, поспим немного.

И ухмыльнулся:

– Имеем право.

Подполковник Ермилов

Они проснулись около семи.

Машина стояла на обочине, метрах в двадцати от проходной завода. Снизу бетонный забор порос пыльной ежевикой, поверху его обнесли густыми кольцами темной блестящей колючки из нержавейки. Опустив запотевшее от дыхания стекло, Валентин толкнул Сергея:

– Вставай. Люди идут на смену.

– Нам на смену? – не понял со сна Сергей.

– Заводчанам.

– Что их потянуло ни свет, ни заря?

– Самое рабочее время, – хмыкнул Валентин. И поучающе добавил: – Раньше встанешь, тверже будешь. Хочешь мяса – сделай зверя. И все такое прочее. Народная мудрость.

– Вас и этому обучали?

– Оставь шуточки, – оборвал Валентин.

И внезапно понизил голос:

– Видишь человека в сером костюме?

Протерев глаза, Сергей увидел плотного человека в сером костюме.

Ростом он был невелик, не торопился, шагал по бетонным плитам, как человек, хорошо изучивший дорогу. Он не глазел по сторонам, сосредоточенно дымил сигаретой. Разве что заметная лысина, уже отчетливо увеличившая загорелый лоб, несколько выделяла его из толпы совершенно таких же, как он сам, загорелых, одинаковых и, опять же, одинаково одетых людей.

– Знаешь, как его звать?

– Не знаю, – отозвался Сергей.

– Иван Иванович, – похвастался Валентин. – Простое и хорошее русское имя. Нравится? Особист Иван Иванович Будыко. Для всех майор Будыко или там Иван Иванович, а вот для меня просто Иван.

– Ну и что?

– Я думал, тебе интересно.

– Зачем нам этот Иван Иванович?

– На данный момент майор Будыко самый нужный для нас человек.

– Он же плешивый.

– Ну и что? – возразил Валентин, чуть ли не с любовью разглядывая приближающегося к проходной особиста. – Никакая это не плешь. Это у него такой лоб. Как у Сократа. Где ты слышал, чтобы Сократа называли плешивым? Обычно говорят: у Сократа высокий лоб. Или говорят: у Ленина лоб, как у Сократа. Никто же не говорит, что у Ленина плешь, как у Сократа. Все, кроме тебя, понимают, что это такой большой лоб.

– От носа до затылка?

– От бровей до темени, – уточнил Валентин. И добавил со значением: – Мы с Иваном вместе учились. А потом вместе проходили практику.

– В пыточной?

– Что за чепуху ты несешь?

– Ладно, проехали. Сорвалось с языка. Но ты и сам хорош, – ухмыльнулся Сергей. – Практика у чекистов… Вы что там, диссидентов шашками рубали? Или «Архипелаг ГУЛАГ» переписывали от руки?

– Лучше спроси, чем таким особенным интересен для нас особист Будыко?

– И чем таким особенным интересен для нас особист Будыко?

– А тем, что он знает всех.

– Что значит всех?

– Всех это и означает – всех.

– Он знает этих всех по характеру своей работы?

– Да выброси из головы свои приколы, – терпеливо сплюнул Валентин. – Особист Будыко знает всех, скажем так, по причине своего врожденного любопытства к людям. Профессионального заметь интереса. У него такой характер. Он любит и умеет видеть человека, наблюдать за ним, въедаться в него. При этом у него совершенно потрясающая, я бы сказал, совершенно феноменальная память на лица и на имена. Я не виделся с ним семь лет, раньше он часто был занят в командировках, но не думаю, что он сильно изменился. По крайней мере, раньше Иван умел разговорить и вызвать на откровенность самого замкнутого человека. Правда, для этого было нужно, чтобы Иван непременно сам этого захотел, хотя собственных желаний у него не так уж и много.

– Но все-таки они есть?

– А как же, – вполне серьезно ответил Валентин. – Служить Родине. Это, во-первых. Служить Родине, не покладая сил. Это, во-вторых. Ну, а в-третьих…

– Можешь не продолжать, я догадываюсь.

– Вот и хорошо, – кивнул Валентин. И приоткрыв дверцу, окликнул:

– Иван!

Особист Будыко, несомненно, расслышал оклик, но ничем этого не показал.

Он не ускорил шаг, но и не замедлил его. Ничто не дрогнуло в широкой спине особиста. Правда, левая рука неторопливо, без всякой видимой связи с окликом, полезла в карман пиджака, будто искала там что-то. Ну, скажем, носовой платок. Неторопливо роясь рукой в кармане, особист Будыко, наверное, вычислял прозвучавший голос. Так, все еще что-то ища в кармане, он и замедлил шаг, и наконец повернул голову. Взгляд его задержался на черной ели, торчавшей над обочиной подъездной дороги, потом перешел на белую «тринадцатую», явно зафиксировав московские номера. Только после этого особист неторопливо и без всякого удивления кивнул:

– А-а-а, Валёк! Как добрался?

Валентин выбрался из машины.

Никто бы не сказал, что эти два человека не виделись семь лет.

Со стороны все выглядело просто: двое мужчин, вовсе не пожилых, встретились на обочине, неподалеку от заводской проходной и пожали друг другу руки. Их неторопливо обтекала утренняя рабочая толпа, тут же заглатываемая заводскими воротами.

Все выглядело донельзя обыкновенным, но Сергей прислушивался с изумлением.

«Ты от Левого?»

«Какое там! Левый стал много смеяться».

«Тоскует?»

«Я бы сказал, беспокоится».

«Ну если так… Все позвонить хочу…»

«А не надо пока… Он, наверное, расстроится…»

Особист и Валентин странно рассмеялись. Потом особист заметил:

«Он все-таки состоятельный крот. Я всегда ему не верил. Ты должен помнить мои слова. Хорошо, что ты гоняешь не с ним. Почему он крот все-таки?»

«А имя, данное Адамом каждой твари, есть ее правильное имя».

– А водила-то у тебя недавно, – остро глянул Будыко в сторону Сергея.

– Почему так решил?

– Взгляд у него глупый.

– Да нет, нормальный. Не жалуюсь.

– Он из последнего набора?

– Ну, в каком-то смысле…

– Да мне в общем-то все равно, лишь бы было на уровне, – сказал особист каким-то сильно ровным голосом. – Если он не трепло, если носом не вертит, то и пусть. Они все глуповаты, бензин, что ли, на них так действует. Лишь бы работал. Сейчас, сам знаешь, люди любят трепаться, а работает Пушкин.

– Наблюдается и такое, – легко согласился Валентин. – Но мой работает. Это точно. – И снова спросил: – Ты чего молчишь о Молчальнике? Что-то же сказать можно. Не издох?

– От него дождешься! – ухмыльнулся особист.

И подумав, предложил:

– Раз уж ты в машине, то в ней меня и жди, Валёк. Я сейчас улажу кое-какие дела и вынырну. Ну, погуляем, развлечемся. Так ведь? А? Только ты тут прямо перед проходной не торчи, этого не надо. Это ни к чему это, не приветствуется это у нас.

Он глянул на часы и смешался с потоком людей.

Сергей не без интереса спросил:

– Чем это он собирается нас развлечь?

– Надеюсь, интересными встречами, – коротко ответил Валентин, раздумывая о чем-то своем. И усмехнулся: – Ты наверное слышал? Иван решил, что ты мой водила.

– Слышал.

– Ну, водилой и оставайся, – решил Валентин. – У Ивана глаз цепкий. Главное, пока я буду общаться с ребятами, помалкивай. Водилам, особенно нашим, как ты понимаешь, не рекомендуется вступать в беседы профессионалов. Ты, правда, не знаешь и того, что нашим водилам рекомендуется, но дай Бог, пронесет. Так что это не совет, а приказ: помалкивай!

– А если твои приятели навалятся с расспросами? Как, дескать, дела в Москве? Как там в Службе безопасности Президента? Сколько там тебе платят, да как аккуратно?

– Непременно навалятся, – кивнул Валентин. – Даже обязательно навалятся, если ты рот откроешь. А не будешь открывать, будешь молчать, как умная рыба, тогда никто не обратит на тебя внимания. Ну, сидит себе московский водила, пень тупой, хрен с ним. Все так и подумают, что вот сидит водила капитана Якушева, и хрен с ним. Зачем расспрашивать какого-то водилу, когда можно расспросить самого капитана? – Валентин нахмурился: – Очень надеюсь, что сюда еще не докатились слухи о моих разборках с Конторой.

– Ладно, – кивнул Сергей. – Все понял.

И кивнул в сторону проходной:

– Вон твой кореш!

Ныряя неторопливо в машину, особист Будыко объяснил, вытирая носовым платком широкую лысину:

– Ну и жарко у нас, Валёк. Днем, думаю, будет еще жарче. Но дела свои теперь я перекинул на помощника, можно не торопиться. Вы, небось, проголодались? Здесь неподалеку есть пельменная.

– Нет, спасибо, – отказался Валентин. – Двинем сразу в Контору. Кто там сейчас начальствует?

– Подполковник Ермилов. Душа-человек. Ты, Валёк, его не знаешь, но должен был слышать о нем. Он полгода как переведен к нам из Ростова, чтобы, значит, личным примером воздействовать на чекистов.

– Отличился?

– Перехватил груз украденного на северных приисках золота. Сильная была линия: Магадан – Ростов – Грозный.

– Много?

– Килограммов тридцать вернул.

– А почему подполковника сюда?

Особист улыбнулся:

– А ты думаешь, ценности из России уплывают только через Чечню? Я тебе сразу скажу: Эстония сосет ничуть не меньше. Только, может, не так грубо, как Чечня. А вообще, не меньше.

И пообещал:

– Подполковник тебе понравится.

Подполковник Ермилов понравился, прежде всего, Сергею.

По выправке и по взгляду типичный кадровый офицер, подвижный, подтянутый, прозрачный, как стекло. В уголках ясных глаз уже завязались легкие сеточки будущих морщин, но смотрел подполковник легко, живо. По ровному блеску голубых глаз сразу было видно, что подполковник Ермилов действительно очень четко понимает, что такое Родина, и почему мы живем именно ради Родины, и почему ради нее должны жить дружно. Ко всему прочему, подполковник Ермилов на лету схватывал любую мысль собеседника, сразу честно давая понять – надо ли продолжать поднятую тему или нет никакого смысла в ее продолжении.

Кабинет оказался невелик.

Непременный портрет железного Феликса, старый книжный шкаф, загруженный массивными книгами (в основном классиками марксизма-ленинизма), массивный металлический сейф, надежно врезанный в кирпичную стену, два кожаных кресла под грубыми матерчатыми чехлами, самый обыкновенный кожаный диван и какой-то совсем казенный письменный стол с мраморным чернильным прибором, которым, возможно, пользовались еще во времена незабвенного Генриха Ягоды. Ну, конечно, непременный стул у стены. («Для допрашиваемого», – ухмыльнулся про себя Сергей). Под правой рукой подполковника на специальной тумбочке утвердились четыре телефона, среди них один белый – с литым государственным гербом СССР вместо обычного диска.

А ведь где-то я такой видел…

Ну да. В «Русском чае».

Многозначительный взгляд Валентина дал понять Сергею, что чекисты хотели бы остаться наедине. Покидая кабинет, он никак почему-то не мог отделаться от мысли, что говорить в кабинете будут о нем.

Впрочем, вряд ли Валентин собирался терять время на столь бессмысленные разговоры. Так что действительно лучше не крутиться под ногами у профессионалов, пусть спокойно обсудят свои дела. Им, наверное, есть чем обменяться, они давно не виделись, у каждого свой опыт. Так что, сказал себе Сергей, терпеливо поднимай капот и ройся в движке машины. Это твое прямое и, кстати, не такое уж скучное дело. В движке всегда есть смысл порыться. Ты всего лишь водила при профессионале, значит, веди себя соответственно. Зачем лишний раз путаться под ногами у профессионалов? Они ведь знают, что свой человек – это прежде всего Валентин. Им конечно интересно узнать именно от своего человека, что там новенького в Москве, какие там веяния и течения? Да и вообще интересно узнать, что профессионалу из Москвы понадобилось в Старой Руссе? Они, наверное, не станут расспрашивать впрямую, существует же служебная этика, но, наверное, есть у них свои пути для таких расспросов.

А я кому нужен?

Впрочем, это и хорошо, решил Сергей.

В кабинете симпатичного подполковника выгоднее всего сидеть не за столом, а в сторонке, со взглядом не умным, а наоборот дурным… Ну, как бы это сказать?… С дурака спрос меньше…

Кстати, подумал Сергей, почему даже самые высококлассные водилы часто выглядят природными дураками?

Ладно, окончательно решил он.

Валентин прав. Твое дело маленькое.

Сиди в сторонке, да помалкивай. А чувствуешь, что твое присутствие мешает, поднимись, можешь даже лениво поковыряться спичкой в зубах, и гуляй неторопливо во двор к машине. В движке всегда можно покопаться, вот и покопайся. А то покури, подумай, смени воду в аквариуме. Кажись со стороны полным дураком, но сам для себя оставайся дураком понимающим. Задали непонятный вопрос, не дергайся, не пытайся ответить умно, лучше отшутись, вспомни к месту: а как там масло в машине? Не пора ли проверить?… Ляпнул что-то не к месту, тоже не суетись, не хлопай себя по глупому лбу, не возмущайся, а опять вспомни: как там, дескать, движок? Не пора покопаться в нем?… Ну, а если ты все-таки кого-то заинтересовал, если ты по собственной глупости попал все-таки на какую-то неожиданную зацепку, тоже не теряйся, ухмыльнись пошире: вот, дескать, вспомнил анекдот!.. Ну, этот!.. И выдавай. Только анекдот попроще, даже самый что ни на есть простой, чтобы от него скулы сводило. Ну, скажем, про гинеколога и про бабу с ваучером. «Туда, дескать, его и вложи…» И трави такие анекдоты, пока обескураженный Валентин не гаркнет: отставить!

Короче, Валентин прав.

И ни в какую пельменную они не пошли.

Вместо этого по звонку ясного, как стекло, подполковника Ермилова появился в кабинете неразговорчивый человек в штатском. Он молча принес запотевшую трехлитровую банку с пивом, четыре стеклянные кружки и кусок порезанного кубанского сыра – решение, на взгляд Сергея, глубоко неправильное. Нельзя экономить на собственном желудке, подумал он, осторожно пробуя невкусный сыр и светлое пиво, явно разбавленное. И твердо решил: неважно, что я просто глупый водила. Прямо с этого дня начну резко отучать Валентина от скопидомства. Они теперь в Конторе, как в любой другой казенной лавочке, экономят даже на скрепках, но нам такая экономия не нужна. Прямо с этого дня, твердо решил Сергей, Валентин начнет садиться за стол с нужными людьми только со своей собственной выпивкой. Французского спирта у нас хватит на десяток таких компаний. В конце концов Карпицкий раскошелился сосем не для того, чтобы мы активно травили себя разбавленным пивом и несвежим кубанским сыром.

Впрочем, пиво почти не пили.

Пиво появилось в кабинете подполковника Ермилова для проформы, всего лишь как знак гостеприимства. Подполковник не собирался устраивать посиделки в служебном кабинете. «Отдохнем в другом месте», – многозначительно заметил он, и подмигнул Валентину: «Дома принять не могу, родственники приехали из Киргизии, ну, а в ресторанах светиться нам не пристало. Мы проще сделаем. Ты, Иван, – кивнул он особисту, – поедешь с ребятами и устроишь их в ведомственной гостинице. Потом приезжай ко мне, есть одно дельце. А за ребятами к пяти часам я пришлю машину. Вполне отоспитесь, – опять подмигнул он. – Вот и посетим одну уютную кафушку. Мы все ею пользуемся. Не сильно дорогая, спокойная».

– «Валдай»? – понимающе улыбнулся особист.

Подполковник кивнул.

– Гостиница у нас, конечно, без всякой излишней роскоши. «На тридцать девять комнаток всего одна уборная». Конечно, не совсем так, но близко к этому. И фикус есть. Сохранился с давних времен, не вымер. Да роскошь нам и не к лицу. Правду говорю? Или в Москве уже не так?

Валентин молча улыбнулся.

– Кстати, вы у нас в каком качестве? – поинтересовался подполковник.

– По легенде мы обыкновенные предприниматели средней руки, – улыбнулся Валентин. – Самые что ни на есть обыкновенные предприниматели. К нам даже придраться нельзя, такие мы обыкновенные. Движемся потихоньку на автомобиле по необъятным просторам родины и в меру сил и способностей толкаем ее к расцвету и благоденствию.

– Ну и отлично.

Подполковник глянул на часы:

– Все. Отдыхайте. Поговорим в «Валдае».

Красная ртуть

«Валдай» оказался местечком с уютным залом и небольшой открытой терраской.

Там на терраске они и сели.

– Днем здесь пусто, – уточнил подполковник. – Зато вечером не протолкнешься. Отслеживаем наркоту, извращенцев. Почему-то этого добра меньше не становится. Чем больше топишь, тем больше его всплывает. Безнравственный уголок. Но согласитесь, уютный.

Он потянулся к меню, но Валентин по-хозяйски отвел руку.

Оценив строгие наставления Сергея (а Сергей в гостинице выговорился), Валентин денег не жалел. Он заказал сразу две больших фляжки «Смирновки», минеральную воду, копченое мясо. Овощи попросил крупно порезать и принести на блюде, никому не хотелось копаться в салатах. Подполковник наблюдал за Валентином с некоторым удивлением, но вполне доброжелательно, тем более, что первые две-три рюмки прошли очень даже хорошо.

Начавшийся разговор оказался беспорядочным (а чего ждать после первых рюмок?) и касался вещей самых обыкновенных, но Сергей шестым чувством ощутил, что каким-то непонятным образом симпатичный подполковник Ермилов и лысый особист Будыко проверяют и прощупывают именно его, Сергея. «Вот жаркое лето, вот грибов нет…» – без особого сожаления пожаловался подполковник. Действительно… На что ему еще жаловаться?… «Вот жара стоит, грибов нет…» Что-то видимо должно было быть за всеми этими жалобами, но Сергей никак не мог понять – что? «Вот озера пересохли, дождей нет…» – без особого сожаления продолжил подполковник. И действительно, чего хорошего? Озера пересохли, прогнозы неверные…

Еще поддали.

Несмотря на короткий сон в гостинице, ночь, проведенная за рулем, сказывалась.

Расслабление наступило необычно быстро.

Сергею вдруг показалось, что он сидит в компании самых простых мужиков, среди которых можно и нужно чувствовать себя непринужденно. Ему вдруг захотелось рассказать мужикам что-нибудь этакое совсем интересное, что-нибудь из жизни, но заслуживающее разговора, показать себя не каким-то там глупым водилой, но достаточно соображающим человеком, даже остроумным, к которому и относиться следует соответственно.

А он ни с того, ни с сего вспомнил о красной ртути.

Совсем недавно в какой-то газетке прочел он статью, в которой всерьез и подробно описывалось, как мечтали о таинственной красной ртути самые известные физики-ядерщики мира и как поползли слухи, что в России красная ртуть уже получена. Понятно, западные спецслужбы захотели выяснить, действительно получена в России красная ртуть или нет? Через неофициальные каналы пробросили заявку некоторым людям, постоянно трущимся вокруг крупных бирж. Биржа не спецотдел, информация моментально просочилась наружу. Поднялся невиданный бум, одна за другой заключались сделки на фантастические суммы. К Сергею тоже, кстати, обращались однажды на этот предмет. Да и как иначе? Живет ведь он не где-нибудь, а в Томске… С одной стороны там медведи и тайга, а с другой точные технологии… Самый недалекий шпион знает, чем знаменит город Томск… Ну, и все такое прочее…

Это Сергей и выложил.

– Только я, – выпалил он, – дал себе зарок ни во что не впутываться. Все эти драгметаллы, да редкоземы, да красная ртуть, скажу вам… Да ну! Тошнит от всего этого. Так скажу, не мое это дело.

Выпалил и всей шкурой почувствовал что-то неладное.

Мужики, только что с интересом и вполне одобрительно посматривавшие на веселого водилу из метрополии, вдруг захлопнулись. Даже Валентин опустил жесткие голубые глаза и глядел в тарелку, мелко нарезая ножом кусок мяса. Никто в добром уме и здравии не станет нарезать мясо такими мелкими кусочками. А особист, тот даже отвел взгляд в сторону. Особиста заинтересовала вдруг официантка, негромко переругивающаяся с каким-то залетным мужичком, заглядывающим на террасу прямо с улицы. Терраса была высокая, залетному мужичку приходилось вставать на цыпочки, но видел он снизу, конечно, больше, чем можно было увидеть сидя за столиком. А вот симпатичный подполковник Ермилов, тот просто окаменел. Он окаменел, напомнив собой изваяние некоего мужественного сдержанного человека, вынужденного срочно окаменеть. Ясные глаза подполковника налились изнутри непонятным грозовым светом. Эти глаза не всегда, наверное, бывают добродушными, запоздало догадался Сергей. Честно говоря, ему моментально расхотелось не то что говорить, а попросту даже знать что-либо о красной ртути. Ну, читал о ней, почему не прочесть, для того газеты и выпускаются. Ну, действительно кто-то там пытался продать красную ртуть за кордон, чуть ли не сам Бурбулис, а на вырученные таким образом бабки накупить от пуза капусты и хлеба, репы и тапочек, чтобы, значит, накормить, напоить и обуть всю страну…

Страшное дело!

Не понимая, что собственно произошло, Сергей не нашел ничего лучшего, как спросить:

– А где тут можно сменить воду в аквариуме?

Прозвучало действительно глупо.

– Воду? – не понял особист.

– В аквариуме? – не понял подполковник.

Только Валентин мрачно кивнул на выход с терраски.

Хмыкнув что-то вроде извинения, Сергей вышел, на ходу закуривая.

Он понимал, что Валентин сейчас все объяснит коллегам. Бросьте, дескать, волноваться, ну, перегрелся водила-мудила на солнышке, мозги у него запудренные, много читает. А Валентину возразят: а зачем простому водиле так много читать? Он должен баранку крутить, это его прямое дело. А захочется почитать, пусть читает книжки Дюма… А то газеты!.. С ума сошел!.. В наше время таких умных близко не подпускали к хозяйскому столу!

Может и правильно, что не подпускали.

Сергей чуть не расхохотался, вновь представив заледеневшие глаза подполковника Ермилова, и как-то машинально (так уж получилось) ущипнул подвернувшуюся под руку официантку.

Как писал один томский поэт: троечница с ногами Моны Лизы.

Сергей, правда, не знал, какие ноги были у настоящей Моны Лизы, но у троечницы ноги оказались отличными. Она, конечно, взвизгнула, но негромко, знала толк в службе. У подполковника Ермилова тут все, наверное, были свои. Наверное, и эта троечница – своя.

– Муж есть? – не мог остановиться Сергей.

Мона Лиза презрительно фыркнула, в ее бесстыдных прищуренных глазах мелькнула тень мысли. Интересно, о чем может думать такая вот троечница? Ах да, она же обслуживает их столик! Она сейчас, наверное, думает, как бы сделать приятное своему старшему по званию товарищу симпатичному подполковнику Ермилову. Отсюда и тень некоторой мысли в глазах: свой или не свой щиплет ее за крутой бок?

– Есть, – ответила официантка с некоторым запозданием.

– А кто он? – уже в наглую спросил Сергей, удивляясь сам себе, и в ответ получил:

– Бытовой пьяница.

– С чего это такая гордость?

– А на вас, на алкашей, насмотришься, и бытовой пьяница подарком покажется.

Когда Сергей вернулся к столику, чекисты, прикончив вторую фляжку, заказали третью. На Сергея они взглянули как на непонятное, но опасное чудовище и Сергею пришлось сделать вид, что ничего необычного не произошло. Тогда его дружно забыли, поскольку разговор шел уже по третьему кругу. Валентин подробно расспрашивал подполковника о ростовской операции с золотом, подполковник так же подробно отвечал. Не много, не мало, а ведь вернул родине почти тридцать килограммов украденного золота!

Заодно подполковник и особист дружно жаловались на жизнь, на зарплату, на надоевших жен. Старая Русса ничем не лучше других городов, жаловались они. Инфляция, резкое падение жизненного уровня, столь же резкое падение нравов, проститутки, педики, наркота, чиновники, ворующие напропалую. Воровство сейчас у чиновников как запущенная болезнь. Ну нет никакой возможности работать нормально, жаловался подполковник, сил не хватает. А разве они не хотят работать? – спросил он Да хотят, конечно. Даже очень хотят! А только кому это нужно? Вот взять, к примеру, прессу. Подполковник многозначительно покосился на Сергея. У прессы нынче всех дел, что мешать нашу службу с грязью. Еще недавно помалкивали, делали вид, что уважают, и сами не мало пользовались плодами наших трудов, а сегодня все лучшее мешают с грязью!

– Им бы только раздуть скандал, – подтвердил особист.

На нравственные и педагогические нормы нынешней прессе наплевать, весело жаловался подполковник Ермилов. Так впрямую и пишут: Контора – зло, Контора – уродство, Контора – репрессивная машина. А разве всякие такие задачи ставим мы? Вот то-то! Задачи нам ставят сверху. Те самые люди ставят, кому рукоплещет и кого прославляет та самая продажная пресса.

– А мы просто работаем, – подтвердил особист. – Мы честные исполнители.

Прислушиваясь, запивая водку минералкой, щедро поставляемой на столик троечницей с ногами Моны Лизы, Сергей из общего разговора так понял, что нынешняя реформация госбезопасности привела к далеко не желательным переменам.

Ну и хрен с вами, подумал он.

Но слушать подполковника было интересно.

– Вот возьмем нашу ситуацию, – покачал головой Ермилов и сделал большой глоток из своей рюмки. – Это только так говорят, что большие события отшибают у людей память. Не надо! Уж мы-то знаем! Сейчас память у людей особенно обострена. Вот сам вдумайся, Валентин, – они уже перешли на ты. – Много лет Выру и Псков были просто соседними городами, а не городами разных государств. Их ничто не разделяло. И там и там обитали обыкновенные люди. Они дружили, брали невест друг у друга, обзаводились родственниками. Даже управление госбезопасности было единым, это теперь бывшие коллеги оказались по разные стороны баррикад. Ты сам вдумайся: Псков и Выру теперь не просто разные города, теперь они – пограничные города! А ведь и там, и там остались на местах прежние люди. Родственники, друзья, бывшие коллеги… Такие сложные отношения в одночасье не рвутся, их не может в одночасье порвать никакая перестройка. Эти люди, в том числе наши бывшие коллеги, продолжают жить и работать. Никто не приказывал им оставлять работу, а сами они еще не разучились работать. Конечно, прежнего контроля нет, прежние задачи сняты, а новых никто еще четко не сформулировал, но люди работают. Худо-бедно, они продолжают контролировать свои районы и скрупулезно составляют рабочие донесения. Вот только передавать их некому. Ценнейшая информация месяцами пылится в сейфах. А ведь это оперативный материал!

– Я знаю своих ребят, – весело и с каким-то особенным значением подчеркнул подполковник Ермилов. – Это хорошие, это деловые ребята. Каждый день они видят, как утекает через границу достояние страны. Медь, золото, редкие металлы… Мои ребята по именам знают всех, кто сегодня незаконно сплавляет за кордон ценное сырье. Да эти типы и не скрываются. Вот погоди, поедешь в Псков, сам увидишь новенькие трехэтажные коттеджи. Этими коттеджами все поля поросли как погаными грибами. Цветут, как мухоморы. А построены на украденные деньги. Эти деньги, эти коттеджи, эти особняки должны принадлежать государству, народу, а принадлежат, к сожалению, ворам. И ничего, Валентин, с этим не поделать. Ну, скажем так, пока не поделать. Но мы, Валентин, не спим.

– Не спим! – подтвердил особист.

– Каждый день в наши сейфы ложатся агентурные донесения с точными цифрами, адресами, именами, с подробными описаниями трудовых подвигов каждого вора.

– И из Эстонии? – спросил Валентин.

– Так я же говорю, что никто не давал сигнал общего отбоя.

– Неужели наши люди в Эстонии продолжают работать?

– Частично. К сожалению, только частично, – с веселой горечью подтвердил подполковник. – Денег нет, техники нет. Люди работают как в подполье. Да не как в подполье, а точно как в подполье. Ведь чтобы поставить профессионального агента, сам знаешь, нужны не малые деньги… Тут нам, правда, помогают наши предприниматели, – он многозначительно покосился на Сергея. – Среди наших предпринимателей есть разные люди, например, много дерьма, но есть патриоты… А ситуация не простая. Раньше в стокилометровой приграничной зоне у нас работала густая надежная сеть информаторов, постоянно уточнявших оперативную обстановку, а теперь… Сам понимаешь, отделение Эстонии от СССР поставило многих людей в странную ситуацию. Они долго работали вместе и достаточно много знали друг о друге, и вдруг оказывается, что одни оказались в России, а другие в Эстонии. Это, понятно, заставляет их нервничать. А вдруг выйдет наружу прежде закрытая информация? А вдруг, грубо говоря, сдадут тебя из-за каких-то там высших или наоборот низших соображений? А? Кто тебе даст гарантию?… Или возьмем вывод наших войск? Ты сам подумай, черт тебя побери! – не выдержав выругался полковник. – Это же не вывод, а самое прямое и циничное разбазаривание важнейшего государственного имущества! Куда ни ткни, везде до сих пор торгуют украденным у армии обмундированием и даже оружием… А как бороться? У нас папки пухнут от оперативных и аналитических материалов, а что этому противопоставишь? Больно за родину.

– Больно, – мрачно подтвердил особист.

– Ладно, – усмехнулся Валентин. – Хватит о печальном.

И широким жестом выложил на стол диктофон.

– О, «Сони»! О, Иван, посмотри – «Сони»! – приятно изумился подполковник. И тотчас уставился на Валентина: – Это зачем?

– Презент, – радушно кивнул Валентин. – Не должно быть у нас все плохо. Неправильно это. Хоть что-то, но должно радовать.

– Презент? – радостно не поверил подполковник, но мгновенно сгреб подарок и опустил в карман. – Ценю. Царский подарок. Ответственный. За такой подарок – спасибо! Сам знаешь, как трудно с техникой. Чтобы выбить такой диктофон у начальства, нужно исписать кучу бумаг. Легче украсть или конфисковать у контрабандистов.

Подполковник окончательно растрогался.

– Меня, кстати, тоже интересует Эстония, – налил по рюмке Валентин, и подполковник и особист дружно уставились на него.

– Работает в Москве одна фирма, частная фирма, но своя, наша, российская. Так вот, эту фирму года полтора назад крупно кинули эстонцы. Сами понимаете, святое дело вернуть кровные деньги на родину. Поскольку мы сейчас с эстонцами по разные стороны баррикад, думаю, ничего плохого не будет в том, если органы помогут вернуть российские деньги на родину.

– Гуманно, – согласился подполковник.

– Гуманно, – согласился особист.

Сергей удивился.

Он вдруг вновь почувствовал себя причастным к какому-то большому и важному делу. И, оказывается, изумленно отметил он, чувство причастности к общему делу может быть очень приятным. Несколько мешала, правда, песенка, которую завела на магнитофоне троечница с ногами Моны Лизы. Этакая странная песенка… Ее герой, значить, через густую ежевику продирался к любимой. «Ежевика, ежевика мне бока ободрала!.. Ежевика, ежевика мне бока ободрала!.». Продирался он, значить, продирался, и продрался все-таки… «Ежевика, ежевика, сладка ягодка моя!.».

Это всех рассмешило.

Хорошо, наверное, трахаться в густой ежевике.

– Не торопись, Соня, – отечески остановил подполковник троечницу, нацелившуюся было забрать со столика пустую посуду. – Тарелки забирай, а фляжки оставь.

– Они ж пустые!

– Нам и пустые по делу.

Когда троечница отошла, подполковник весело подмигнул Валентину:

– Вы там, в Москве, небось, только «Смирновку» и хлещете, а у нас не так. У нас зарплата не позволяет. Я эти фляжки заберу с собой, буду настаивать в них водочку на клюкве. На стол выставлю, не хуже «Смирновки» покажется.

Валентин понимающе кивнул:

– Ничего, мужики, прорвемся!

И кивнул Сергею:

– Тащи презент!

– Спирт? Почему французский? – страшно удивился особист, разглядывая бутылки, вытащенные Сергеем из дорожной сумки, стоявшей у его ног. Похоже, особист не предполагал, что французы тоже способны производить такое. – Почему «Калинка»? – еще больше удивился он, разобравшись в этикетке. – Какая к черту калинка во Франции?

– Да есть, есть у них калинка, – вступился за честь французов подполковник Ермилов. – Я у французов бывал. Жили у нас в Ростове в профсоюзной школе французы. Я у них бывал, спирт у них есть.

И засмеялся:

– Ты прав, Валентин. Вернуть на родину российские деньги – гуманно.

И спросил:

– Тебя, наверное, интересуют люди, причастные к указанному делу, да? Или курировавшие его? Или имевшие к нему какое-то отношение? Ну, так вот. Уверен, что такие люди найдутся и на нашей стороне и на эстонской. Расскажешь мне потом все подробнее, введешь в курс дела. Конечно, стопроцентно не обещаю, но зацепки найдем. Считаю прямым долгом помочь коллеге, – подполковник многозначительно глянул на задумавшегося особиста. – Хотя, думаю, эстонцев отсюда сейчас сильно не ущучишь. На своих, Валентин, мы тебе накопаем столько, что мало не покажется, а вот эстонцев отсюда ущучить трудно. Если речь идет о гражданах Эстонии, то копать на них по-настоящему можно только на той стороне. Сам знаешь, доверительные отношения между эстонскими товарищами и нами, к сожалению, разрушены, почти прекратились, сама структура Конторы поломана. Даже у нас в стране поломана, я уж не говорю об Эстонии. Но часть людей мы, конечно, оставили в Эстонии, как бы в запасе. Правда, контактов мало, люди боятся. По новым законам любому эстонцу, хоть он семи пядей во лбу, за контакты с российской Конторой светит шпионская статья. Мы тебе, Валентин, конечно, поможем, но с настоящими эстонцами можно договориться только там. Мысли глобально, а действуй локально, – ухмыльнулся подполковник. – Вот верный принцип. Но на некоторых нужных людей у тебя, пожалуй, выведу.

Подполковник задумался.

– Завтра я, кстати, вот еду в Новгород. Там точно есть нужные люди.

– За людей спасибо, не откажусь, – с достоинством кивнул Валентин. И в свою очередь предложил: – Мы на колесах. Для нас, что Старая Русса, что Новгород, нет никакой разницы. Это я о расстояниях, конечно. Так что приглашаем. Место найдется.

– Вот это доброе дело! – обрадовался подполковник.

И подмигнул Сергею:

– Наливай!

Воспоминания о Радищеве

Сергей проснулся рано.

В голове шумело. Всю ночь мучили кошмары.

Всю ночь видел он во сне прозрачного, как стекло, подполковника Ермилова, пронзительно орущего: «Где красная ртуть, мать твою? Колись, сраный водила, где ртуть?» А лысый особист кивал: «Колись, колись, не тяни резину!» А троечница с ногами Моны Лизы науськивала мужа бытового пьяницу. И еще видел Сергей во сне что-то такое, от чего сердце неприятно колотилось, а тяжелый мозг затопляло жаром.

– Проснулся, диверсант?

Сергей с трудом оторвал голову от подушки:

– Почему диверсант?

– А ты забыл, что плёл нам вчера?

– Ну почему же… Помню, кажется…

– Ну, хоть помнишь, – неодобрительно хмыкнул Валентин. – Начадил, начадил ты вчера…

– А знаешь, – почесал голову Сергей. – Если честно, я так и не понял, чего взъелись твои кореша? Я ведь действительно читал в газете про эту красную ртуть.

– Тс-с-с, – прижал палец к губам Валентин. – Это ведомственная гостиница. Зачем повторять глупости?

– Но почему глупости?

– Да потому что вся эта история – блеф! – так же упрямо ответил Валентин. – Искусственно состряпанная история. Никакой красной ртути в природе не существовало, не существует, и не может существовать. Получить физическое вещество с такими параметрами в принципе невозможно.

– Ну да, пока нужды нет.

– Есть нужда! – возразил Валентин. – И особая. А красной ртути нет!

– Тогда тем более. Чего взъелись твои приятели?

– А ты их внимательно слушал?

– Конечно.

Работая бритвой, Сергей сильно дивился раздражению Валентина.

– Да ты сам подумай, собственной своей дурной головой! – разозлился Валентин. – Наша страна из страны Советов превратилась в страну Слухов. С одной стороны – полный развал, полное обнищание, безденежье, срыв всех планов и начинаний, а с другой – всяческая активизация врагов…

– Каких еще врагов? – удивился Сергей.

– Да разных! – раздраженно объяснил Валентин. – И внешних, и внутренних. От банальных криминальных авторитетов до изощренных асов международного шпионажа. Но и это еще полбеды. На любой криминальный авторитет, на любого шпионского аса у нас найдутся свои асы и авторитеты. Борьба профессионалов вечна и неизбежна, она заложена в программу любой развивающейся страны. Гораздо хуже собственная человеческая масса, та самая, которую и называют населением. В условиях безденежья, развала и неразберихи эта масса легко разлагается и еще легче становится жертвой самых невероятных слухов. Недавно, приведу пример, в городе Электросталь два чудака притащили с закрытого предприятия, где работали, во двор своего многоэтажного дома пару сильно радиоактивных железяк. И притащили, как ты, наверное, догадываешься, не из-за научного любопытства, а из-за чисто торгашеских соображений. Прослышали, что такие штуковины можно сбыть за большие деньги. Понятно, сами облучились, ну, это хрен с ними, это, так сказать, награда за их личную инициативность. Но ведь могли облучить соседей. А еще… Ты только представь, – уставился Валентин на Сергея. – Они собирались толкнуть упомянутые железяки за бугор! То есть им было абсолютно все равно, кому продать! Немцу, арабу, китайцу, кому угодно, кто больше даст! Вот теперь и думай! Если на такое идут обыкновенные работяги, то чего можно ждать от их начальства? У начальства ведь возможности шире, они всегда могут упереть и продать что-нибудь похлеще! А? Как в таких условиях работать Конторе?

– Ну, Контора, наверное, не пропадёт.

Валентин недовольно покачал головой:

– Хочется верить. Но общая ситуация тревожная. Потому и запускаются некоторые слухи.

– Это ты о чем?

– Да о той же красной ртути. Эту утку запустили большие рули. Специально придумали покрасивее, чтобы отвлечь внимание влиятельных и предприимчивых людей от вещей, гораздо более реальных. У этой операции было даже свое кодовое название.

– Какое?

– Откуда в тебе привычка задавать столько вопросов? – совсем обозлился Валентин. – В историю с красной ртутью замешано столько людей, что тебе там попросту нечего делать. Но отличиться ты сумел! Выполз вчера с этими своими газетными историями. И к кому? К профессионалам! А значит, за кого тебя могут принять? Правильно, – заметил он, хотя Сергей молчал. – За провокатора! Однажды сам залетишь и меня подставишь.

– Мне подполковник понравился…

– Ну о тебе он вряд ли скажет такое.

Встали они напрасно.

Выехать утром не удалось, подполковника задержали неотложные дела.

Ждали до десяти, потом до одиннадцати, но только в двенадцатом часу Сергей вывел, наконец, машину из города. Почему-то ему казалось, что подполковник, как человек живой и веселый, сквозь пальцы посмотрит на любое превышение скорости, но подполковник отреагировал незамедлительно:

– Знак видел?

Сергей кивнул.

– Вот и держи свои шестьдесят.

Сергей покосился на Валентина, но Валентин упрямо глядел в сторону.

В итоге только через три часа блеснула за Коростынью голубая, как глаза полковника, полоска озера Ильмень.

– В Шимске свернешь, там отворот на Новгород, – подсказал Ермилов. – И погрозил пальцем: – Советую держаться правил. Верю, что ты классный водила, но хорошо знаю новгородское ГАИ. И скажу по секрету, не любят они заезжих нарушителей.

– Большой город?

– Ты о Новгороде?

– Ну да.

– Приличный.

Что хотел сказать подполковник словом приличный, Сергей не понял, но принял к сведению. Приличный так приличный. Тем более, что ничего такого уж бросающегося в глаза приличного или неприличного он не видел. Подбросил подполковника к отделению местной Конторы за рекой Волхов в тупичке на Садовой и остался в машине ждать. Ушли Ермилов и Валентин в старинный особнячок из красного кирпича и с концом. Само собой, никаких опознавательных вывесок на домике не наблюдалось.

Сергей не знал, когда вернется Валентин.

Может, через полчаса, может, через пару часов.

Все зависело от того, как сложится разговор с местными большими рулями, на которых обещал вывести Валентина неутомимый подполковник Ермилов. Сергей на указанную встречу допущен не был. Никто не просил его ждать именно в машине, но Сергей уже научился понимать взгляды. Никаких обид, кстати, он не испытывал, наоборот, чувствовал что-то вроде облегчения, даже благодарности от того, что Валентин единолично берет на себя то, с чем ему, Сергею, ни в коем случае не хотелось связываться, и все же что-то царапало изнутри… Как бы чувствовал себя оттертым в сторону… Поэтому и не удивился, увидев Валентина, мрачно спускавшегося с кирпичного крылечка. Даже не удивился, когда он хлопнул дверцей:

– Двигай!

– Куда?

– В Питер.

– А здесь?…

– Здесь делать нечего. Отсюда лучше убраться, и поскорее, – еще мрачнее бросил Валентин, хмуро поглядывая с моста на рябую, серую, взбитую ветерком поверхность реки Волхов. – Одно жаль, не посидели мы еще один вечерок с подполковником?

– А что в местной Конторе?

– Ничего хорошего. У них тут дышать нечем. У них вовсю идут крутые разборки с военно-транспортной прокуратурой. Полковник Холкин, начальник местной Конторы, со страшной силой пытается не выпустить в Эстонию эшелон с бензином. Все бумаги на отправку давно выправлены, имеется конкретное распоряжение, но этот Холкин – молодец. Уперся всеми копытами и держит эшелон на путях.

– Почему?

– Потому что считает бензин украденным у армии. Понятно, у нашей армии. У российской. – Валентин мрачно усмехнулся: – А знаешь, кто с той стороны тянет эшелон в Эстонию? Знаешь, кому позарез понадобился бензин, украденный у российской армии?

– Не знаю.

– Ну, вот… А я знаю… Так что, в общем, время мы не потеряли, – чуть просветлел Валентин. – И в Новгороде побывали не зря. Из-за этих цистерн с бензином торчат мохнатые уши господина Коблакова, одного из учредителей банка РПЮЭ!.. Ну как? Теперь дошло?… Это господин Коблаков пытается проглотить эшелон.

– Он в Новгороде?

Валентин хмыкнул:

– Господин Коблаков любит Эстонию. Он пьет свой кофе с коньяком в Пыльву, а может, в Таллинне, не знаю точно. Правда знаю теперь, что он, оказывается, любит индонезийский кофе с армянским коньяком. Я только что беседовал с человеком, не раз бывавшим в его доме. Оказывается, в кабинете господина Коблакова всегда найдется рюмка хорошего армянского коньяка.

– Он алкоголик?

– Алкоголики коньяк не пьют, – усмехнулся Валентин. – Когда-то армянский коньяк нравился господину Черчиллю, а его никак алкоголиком не назовешь. Теперь армянский коньяк нравится господину Коблакову. Оттого, наверное, руки у господина Коблакова такие длинные, ну, прямо как у господина Черчилля. Полковник Холкин, например, считает, что руки у господина Коблакова даже длиннее. Руки у господина Коблакова такие длинные, что дотягиваются из Пыльву до Новгорода, где на железнодорожных путях застряли цистерны с российским бензином. Похоже, дотягиваются его мохнатые лапы и до некоторых чинов в московской военно-транспортной прокуратуре… Так что, черт с ней, с местной Конторой. Главное, мы нашли серьезного союзника.

– Имеешь в виду полковника Холкина?

– Вот именно.

– А чем он может нам помочь? Ты же сам сказал, что обстановка в Конторе сложная.

– Выдаю открытым текстом, – Валентин взял себя в руки. – Если мы поможем российскому патриоту Холкину вырвать из жадных лап гражданина Эстонии господина Коблакова эшелон с краденым российским бензином, полковник Холкин, начальник местной Конторы, в свою очередь, с большим удовольствием сдаст нам бывшего гражданина России Коблакова вместе со всеми его погаными потрохами, а главное, вместе с небольшой папочкой очень серьезных материалов. Думаю, в указанной папочке найдутся и такие материалы, что господин Коблаков без особой, конечно, охоты, но начнет прислушиваться к нашим советам. Если, конечно, мы захотим давать ему какие-то советы.

– А мы захотим?

– Еще бы!

– А зачем нам в Питер?

– А там у меня есть родственник, – усмехнулся Валентин, что-то прикидывая. – Родственник по жене. Довольно крупный руль в питерской Конторе. Не такой, конечно, крупный, как бы хотелось, но все-таки… Меня он, правда, терпеть не может, но я ведь не деньги занимать еду… В конце концов, мы с ним действительно родственники. Может, заночую у него, подарю бутылку французского спирта… Если разговор сложится нормально, может получу шанс заглянуть в документы, в которых когда-то фиксировались все действия интересующих нас людей… Ну, понятно, тех, кто находится сейчас в Эстонии…

– Питер это хорошо, – согласился Сергей. – У меня там тоже есть родственник – двоюродный братан. Проживает в старой коммуналке на Ленина. Если что-нибудь сорвется, тоже заночуешь у него. Семья у братана простая, он да жена, да две комнаты, так что местечко найдется.

Валентин кивнул.

– Городец… – прочел Сергей на дорожном указателе. – Хорошее название. Чем-то знакомое… – Он наморщил лоб. – Радищев, кажется, писал что-то об этом Городце… Или я путаю?

– Из всего Радищева, – усмехнулся Валентин, – я запомнил одну только фразу. «Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лайяй». Причем до сих пор не знаю, сочинил эту фразу сам Радищев или она взята из каких-нибудь древних греков. Честно говоря, я до сих пор не представляю, как там правильно расставлять ударения во всех этих словах.

– Вас этому не учили?

Валентин усмехнулся:

– Не знай я тебя хорошо, решил бы, что ты смеешься.

– А ты меня хорошо знаешь? – удивился Сергей.

– Лучше, чем ты думаешь.

– Даже так?

– Родился в Киселевске, это Кузбасс, – добросовестно перечислил Валентин. – Школу закончил без медали, но неплохо, очень даже неплохо. Четверка по русскому испортила все дело. Женат, двое детей. Окончил политехнический, химфак. Девять опубликованных работ, кандидат наук. Есть родственники за границей.

– У меня? – удивился Сергей.

– У тебя.

– Что за родственники?

– Двоюродная тетка.

– И где живет?

– В Тунисе.

– В Тунисе? – изумился Сергей.

– Вот именно. Ни больше, ни меньше. Считай, африканка. До сорок второго жила в Могилеве, в сорок втором попала в Германию. Оттуда в Испанию, а уж из Испании в Тунис. Пути Господни неисповедимы.

– Далековато… – протянул Сергей.

– Ну, из Германию уезжали и дальше.

– Ящера… – кивнул Сергей на дорожный указатель. – Тоже название ничего… – И вернулся к теме: – кажется, я что-то слышал об этой тетке… От матери… Но все это казалось мне какой-то чепухой, да ни о каком Тунисе речь никогда не шла… Кто бы знал… Просто исчезла тетка, и все… Какой там Тунис? Мало ли людей исчезло во время войны…

Он покосился на Валентина:

– Откуда ты все это знаешь?

Валентин ухмыльнулся:

– Не скажу.

– А зачем тебе это?

– Мы с тобой не на прогулку выехали.

– Как хочешь, – пожал плечами Сергей. – Не хочешь говорить, оставайся при своих секретах. А я жрать хочу. Вон шашлычная. Перекусим.

– Нет возражений.

Загнав машину на забетонированную площадку будущей автостоянки и прихватив дорожную сумку, Сергей запер дверцы «тринадцатой». Вслед за Валентином неторопливо поднялся на крытую деревянную террасу придорожной шашлычной.

Пусто. Жара.

Хозяин явно не торопился с обслуживанием.

Откуда-то, наверное из кухни, доносились шум льющейся воды, звяканье посуды, но никто на террасе не появлялся. Зато с въезда неторопливо поднялись два бритых качка, суровых на вид. Наверное, охрана, машинально отметил про себя Сергей. И подумал: правильно. Сейчас на дорогах черт знает что творится. Одного оберут до нитки, а у другого и вовсе машину отнимут. Сейчас в одиночку не каждый решится рвануть из Москвы в Питер. Да и вдвоем подумаешь, прежде чем пускаться в такой путь. Правда, к нам это никак не относится, удовлетворенно решил Сергей. Нас обобрать, у нас отобрать машину, это вроде как из области неприличных анекдотов.

– Странные ребята, – негромко заметил Валентин.

– Да что в них странного? – возразил Сергей. – Ну бритые, ну оставили по маленькой челочке над бровями. Просто ты консерватор. Тебя раздражает то, что они без твоего совета очень вовремя выбрали пепси, а не Пушкина. Тебя по определению должны раздражать такие ребята. Стрижка их не должна тебе нравиться.

– Они не стриженные. Они бритые.

– А какая разница?

– Сейчас увидишь, – загадочно произнес Валентин.

Качки лениво подошли к столику.

Оба были в хорошо растоптанных адидасах, в линялых джинсах и в таких же линялых джинсовых жилетках, натянутых прямо на голые тела. От того и от другого густо несло потом и пивом, но, в принципе, это не был отталкивающий запах.

– Привет, отцы, – миролюбиво прохрипел тот, у которого под носом торчала еще и узкая щеточка усиков, под небезызвестного Адольфа. И лицо у него было удлиненным, лошадиным, малость скошенным, правда, немного отечным, будто с перепоя. И неприятная челка (видно. что специально ее оставил) падала на узкий лоб. Малый несомненно играл под Адольфа. Вот уже сколько лет прошло, а помнят в России придурка.

– Ну, привет, – с любопытством отозвался Сергей, а Валентин промолчал.

– Вы как, отцы? Транзитом?

– А где тут ночевать?

– Ну, как? Места хватает, – радушно повел рукой тот, что с усиками. – Поставил себе тачку и спи. Сиденья ведь в тачке вашей откидываются? Ну вот, видите! А у нас тут спокойно, совсем спокойно. Шакалить никто не будет. Все схвачено, все тип-топ.

– А вам что до нас?

– Да ладно, отцы. Если транзитом, то проблем нет, катитесь себе, – миролюбиво зевнул приятель усатого. У него по щеке тянулся синеватый пороховой шрам. Споткнулся, наверное. – Только вот жарко сегодня. – Приятель усатого стоял теперь в шаге от Валентина, чуть сзади справа, почти дышал ему в ухо. – Если транзитом, то проблем нет. Но за транзит с каждого по двадцатке.

– А если с ночевкой? – усмехнулся Сергей.

– А если с ночевкой, то с вас еще выпивка. Наличными, – пояснил усатый. – Все схвачено, все тип-топ.

– Вы же не хотите здесь застрять? – ухмыльнулся второй и пороховой шрам на его щеке дрогнул. Здоровые они были ребята, росли, наверное, на свежем воздухе, пили молоко, ели мясо. – Я так скажу, тачка у вас барахло, но и такую жалко терять, правда? – Было жарко, но приятель усатого не поленился подобрать с пола длинную травинку и теперь этой травинкой, ухмыляясь, щекотал оттопыренное, медленно наливающееся краской ухо Валентина. – Какие-то вы чудилы, – говорил приятель усатого, лениво выпячивая толстую нижнюю губу. Он нисколько не хвастался мощью своего налитого силой, тугого мускулистого тела, просто мощь его говорила сама за себя. – Если проезжаете тут впервые, то так и скажите. Мы не уроды. У нас новичкам скидка. Всегда возможен индивидуальный подход, правильно? Все схвачено, все тип-топ.

Он засмеялся и снова лениво пощекотал травинкой красное оттопыренное ухо Валентина:

– Короче, выкладывайте по двадцатке.

Валентин скосил глаза в сторону пустой стойки, но хозяин шашлычной так и не появился. Может, увидев происходящее, решил не встревать, а может, сам был в доле с качками.

– Да не вращай глазами, дядя, – лениво ухмыльнулся усатый. – Лишних здесь нет. Это наша территория. Все схвачено, все тип-топ. На нашей территории тебе даже менты не помогут.

– Кажется, к нам пристают…

– Да ты что! – может чуть поспешней, чем надо, возразил Сергей. – Тебе показалось. По-моему, нормальные ребята. У них асе схвачено, все тип-топ. И нисколько они не пристают. Это у них от жары крыша поехала.

– Серега! – обиделся усатый. (Оказывается, напарника со шрамом звали Серегой. Интересно, подумал Сергей, как зовут второго?) – Серега, слышишь, что говорят? Мне эти лохи не нравятся. Возьми ржавый гвоздь и нацарапай на капоте их тачки что-нибудь такое… Ну, сам знаешь… Такое выразительное…А то у них от жары крыша поехала.

– Да погоди ты, – сказал Валентин. – Чего торопишься? Не надо ржавым гвоздем.

– Гангрены боишься? – ухмыльнулся тот, что со шрамом.

И потребовал:

– Гони бабки!

– Тебе в твердой валюте?

– Исключительно в твердой!

Дальнейшее Сергей всегда вспоминал с удовольствием.

Из необычного положения – снизу вверх – тяжелый правый кулак Валентина профессионально достал челюсть несчастного Сереги, не случайно, наверное, помеченного шрамом. Не везло качку. И удар Валентина оказался не простой. Во-первых, он действительно был нанесен снизу, во-вторых, не кому-то, а здоровенному качку, как башня над ним нависшему, и, наконец, удар нанесен был так точно, что Валентин даже оборачиваться не стал. Качок со шрамом, странно хрюкнув, как бы подавившись собственной слюной, тяжело грохнулся на деревянный пол террасы. Некоторое время он хрипел, отплевывался, пытался привстать, потом затих. Сил у него не осталось. Груда железных мышц превратилась в кисельную груду выброшенной на берег медузы.

Не спуская глаз с усатого, Сергей сунул руку в сумку:

– Эй, Адольф!

– Я не Адольф, – усатый явно растерялся.

– Да какая разница, Адольф, – ласково позвал Сергей и показал усатому извлеченную из сумки плоскую коробочку. – Пойди сюда. Я на тебя не сержусь. У каждого свои проблемы.

И показал шокер:

– Видел такую штуку?

– Никогда, – неуверенно ответил усатый.

Его здорово смущал хрипящий на полу террасы напарник.

– Знаешь, Адольф, что это такое?

– Не знаю.

– Ну, Адольф…

– Я не Адольф.

– Я же сказал, что нет никакой разницы, Адольфом тебя назвать или Гансом. Эта штука называется «Ласка», Адольф. Не от названия зверька, Адольф, хотя зверек этот кусается, а от известного человеческого чувствования.

И ткнул усатого шокером.

Адольф завопил и схватился за повисшую руку.

В кухне перестала звенеть посуда, но вода продолжала литься.

– Я думал, Адольфа с ног снесет, – разочарованно посмотрел на Валентина Сергей. – А ему хоть бы хны.

– Ну, не так чтобы уж совсем хны, – хмыкнул Валентин. – Но на таких вольт на тысячу бы повысить.

– Может еще раз ткнуть?

– Не надо, – через силу выдохнул усатый. Лицо у него позеленело.

– Видишь, Адольф, ты хотел снять с нас бабки, – рассудительно заметил Сергей, пряча шокер в сумку. – Обвинил нас в транзите, а это нечестно, Адольф. Если хочешь знать, мне совершенно не жаль ни тебя, ни твоего приятеля. Смотри, – страшно удивился он, – ты кажется обмочился? – и ошеломленно повернулся к Валентину. – Да нет, нормально шокер действует… Зря я тут кипятился… – И вновь посмотрел на усатого. – Дошло до тебя, Адольф?

Усатый потрясенно кивнул.

Джинсы его промокли, рука повисла как плеть.

– А хозяину шашлычной скажи, что мы его сожжем на обратном пути. Он к тому времени как раз посуду домоет. У нас, Адольф, все схвачено, все тип-топ.

И кивнул Валентину:

– Идем, здесь мочой пахнет.

– А это гуманно?

– На все сто!

Тверские хлопоты

В Ленинграде они пробыли сутки.

Подбросив Валентина на Литейный, Сергей напомнил:

– Я буду у братана. Адрес и телефон известен. В случае чего, приезжай. Запросто, без стеснения. Братан у меня простой человек, – засмеялся он, – не то, что двоюродная тетка в Тунисе. Слесарит на судоремонтном, а раньше служил на подлодке. Бывший механик, даже ходил с дружественным визитом на остров Маврикия. Кристальный коммунист, за бутылочкой с ним можно просидеть всю ночь. Только разговоры говорить не просто.

– Почему?

– Сам увидишь.

– А вдруг не заеду?

– Ну, тогда и рассказывать не стоит, – усмехнулся Сергей. – Короче, если родственник тебя отошьет, приезжай.

– Ты сразу к брату?

– Да нет, загляну в одно веселое местечко. У Витебского вокзала. Там один мой приятель торгует. По крайней мере, два года назад еще торговал. Когда-то мы с ним пытались наладить общее дело.

– Не получилось?

– К счастью.

– Почему к счастью?

– Не сработались.

– Что так?

– Обстоятельства.

– Хочешь теперь полюбоваться руинами деловых замыслов?

– Да нет, любоваться руинами не в моем характере. Просто этот мой приятель может иметь деловые связи с Эстонией. Даже наверное имеет. Он же коренной питерец, а они еще те жуки! Они даже в советское время старались пастись в Прибалтике.

На этом расстались.

Белую «тринадцатую» Сергей загнал на платную автостоянку возле Витебского вокзала.

Шумные торговые ряды уходили куда-то за вокзал, огибали станцию метро, уходили в сторону, но, как это ни странно, палатку Жорки Матвеева Сергей нашел довольно быстро. Теперь, правда, не палатка это была, а небольшой магазинчик. Набор, правда, стандартный – алкоголь, шоколад, жвачка, сигареты, кофе, конфеты, но если судить по блеску, то дела Жорки Матвеева шли не так уж плохо. По крайней мере, не на нуле стояли. Да что там, явно шли в гору.

– Хозяин! – позвал Сергей.

– Отпади, алкаш! Бутылок не принимаем, – раздался из-за занавески раздраженный женский голос. Но мужской голос тут же уверенно возразил: – Да не алкаш, не алкаш это.

– А кто?

– А Серега Третьяков!

– Какой еще Серега?

– А тебе знать не надо! На тебе у меня торговля, вот и торгуй!

Из-за занавески выглянуло симпатичное женское лицо («Алкаши достали!»), а потом выдвинулся сам Жорка – большой, вальяжный. Он мигнул выпуклыми глазами и радостно заржал:

– Откуда?

– Из Томска, – приврал Сергей.

– Ну, пруха тебе, Рыжий! Мог не застать. Вечером уезжаю.

– Далеко?

– Да в Таллинн.

– Деловая поездка?

– Туризмом не увлекаюсь.

Радостно изучив Сергея и придя к какому-то своему выводу, Жорка Матвеев покровительственно потрепал Сергея по плечу. Жорка всегда любил покровительствовать и всегда хотел выглядеть важно. Несмотря на солнце, несмотря на полдневную духоту, на Жорке был добротный прикид: жилетка, рубашка, галстук, пиджак. Хорошо упакован, отметил Сергей. Кажется, добился своего. По крайней мере округлился, выглядит действительно вальяжно, даже значительно, как ему всегда и хотелось.

Но что-то в Жорке изменилось…

Или он действительно начал здорово зарабатывать, пытался понять Сергей, или напротив – залетел страшно. Вот теперь и пыжится, похлопывает по плечу, показывает значительность, старается показать вид…

Жорка, правда, всегда пыжился.

А спасали Жорку юмор и наглость.

Когда, его бросила первая жена, тайком загнав общую машину и выдав Жорке, прямо скажем, чисто символические, а от того оскорбительные отступные, Жорка демонстративно снял на полученные деньги проститутку.

Проститутку звали Валя.

Она оказалась веселая и послушная.

По Жоркиной просьбе она с наивным энтузиазмом разыгрывала приступы необычайной постельной страсти, а потом нагишом бегала по коридору квартиры, все время как бы случайно попадая в комнату бывшей Жоркиной жены. Квартиру они еще не успели разменять, но и замков на дверях пока не поставили. Проститутка Валя даже пыталась наивно жаловаться бывшей Жоркиной жене: «Вот честно отпахала, наверное, сама слышала, а он гад (то есть Жорка) всю сумму не отдает. Говорит, утром полностью рассчитается».

«Нашла кому верить! – злобно ухмылялась бывшая жена. – Так тебе и надо. Ты и сама наверное врешь. Какой он пахарь? Он, наверное, и на полсуммы не мог отпахал».

«Ты, что ли, знаешь его?»

«Мне да его не знать!»

«Ну соседки нынче пошли! – наивно возмутилась проститутка. – Ну, бесстыжие! – И заорала: – Он что, и на тебе пахал?»

«Целых семь лет!»

«Принуждал, что ли?»

«Он бы меня еще принуждал!»

«А иначе?»

«Жена я бывшая! Халат хотя бы накинь».

«Жена? Бывшая? – обрадовалась проститутка. – Так, может, ты за него и заплатишь?»

И заставила ведь.

И заплатила ведь бывшая жена, лишь бы не видеть голую девку в разоренном семейном гнезде.

– Процветаешь?

– Не то слово! – важно подтвердил Жорка.

– Разбомбил банк?

– Бери круче.

– Круче бывают только наличные.

– Вот и угадал!

– Не морочь голову. Откуда такие наличные?

– Ну мало ли… – важно повел головой Жорка. – Блэк джек… Шмен де фер… Выгодная комбинация в картах…

– Чтобы ты потратился на ставку! В жизнь не поверю.

– Ладно… – Жорка решился.

Когда они устроились в тени и открыли по бутылке пива, в Жоркиных глазах мелькнуло что-то растерянное. Но Сергею он всегда верил. Была у него возможность (и не раз) убедиться в том, что Сергею можно верить.

– Вот тебе расскажу. Все расскажу, как на духу. Правда, начать трудно. Ну, скажем… Да ладно!.. Считай, со мной приключилось чудо.

– Чудо случается.

– А со мной приключилось, – не согласился Жорка. Вальяжность с него слетела, на широком загорелом лбу обильно выступил пот. – Вот именно приключилось. Точно тебе говорю.

– Выкладывай.

– Понимаешь, – как-то неуверенно рассмеялся Жорка и даже оглянулся. – Ну вот не могу больше терпеть! – И опять рассмеялся странным стыдливым смехом, будто его нагишом застали.

Сергей никогда не слышал такого смеха.

– Ты только представь, – негромко зашептал Жорка, изумленно оглядываясь и шумно засасывая пиво. – Года полтора назад навестил меня один приятель. Ну, скажем так, знакомство шапочное, но прежде встречались. А теперь появился крутой, мне не чета. И прикид у него, и «мерс» металлик, и пара джипов, и большой офис на Невском в доме под глобусом. Чуешь? Я. правда, в офисе его не бывал, нужды не было, работали, скажем так, в разном весе. А он вдруг сам приперся. «Дело есть». – «Какое?» – «Товар хочу срочно сбросить». – «Как срочно?» – «Завтра с утра. У тебя тут место удобное» – «На какую сумму?» – «На приличную». И назвал сумму… – Жорка изумленно выкатил выпуклые глаза головой и снова шумно всосал пиво. – «Я, значит, сброшу товар, а ты его прокрути, – объяснил приятель. – Если согласен, прямо с утра сброшу. Ассортимент примерно тот, каким ты сам занимаешься, но качество повыше, прямо скажем повыше. Что же касается прибыли… Годится процентов тридцать за оборот». – А у меня, – изумленно выпучил глаза Жорка, – наблюдался в тот месяц полный абзац. Товару никакого, а какой есть – дерьмо, его даже таджикам сплавишь. И бабок ни копейки, хоть совсем закрывайся. А тут такое… Я ж не придурок… Понятно, протянул приятелю верную руку помощи. Даже задумываться не стал. А на другой день прямо с утра мне товар сбросили. Вот, собственно, и все…

– Что все?

– Ну что… – Жорка пугливо моргнул: – Исчез приятель…

– В каком смысле исчез?

– Ну, в каком… – опять моргнул Жорка. – В самом прямом… Товар мне сбросил, а сам исчез… Считай, хороший был человек, а вот исчез, будто его и не было…

– Так не бывает.

– Да что ты одно и то же заладил! – разозлился Жорка. – «Так не бывает! Так не бывает!» Тебе, Рыжий, не понять: Питер это не Томск, в Питере всякое приключается. Питер – город тайн и мистерий.

– Это одно и то же.

– Да брось ты, – выпучил глаза Жорка. – Прошло, значит, два месяца, затем третий прошел, а от приятеля никаких весточек. Товар, как ты понимаешь, я получил без всякого договора, из рук в руки. Классный такой, я тебе скажу! Мигом ушел. Я уже по второму кругу прокрутил бабки, а приятеля все нет и нет. Потом еще прошел месяц, – воровато оглянулся Жорка и важности в нем не осталось ни капельки. – Раньше радовался, а теперь впал в панику. Стал потихоньку наводить справки, что да как, и выяснил: точно нет в Питере моего приятеля. Даже квартира за ним не числится, продал. Надежно, видать, слинял, подлец. Я так и решил: слинял, сукин сын, за бугор. А куда еще? – с надеждой посмотрел Жорка на Сергея. – Велика Россия, а линять можно только за бугор. Решил заглянуть в офис на Невском, а там уже другая контора. Только через третьи руки узнал, что раньше занимался мой приятель недвижимостью. Причем не просто в Питере, а по всему миру! Швейцария, Франция, Кипр, Финляндия, я уж не говорю про всяких прибалтов. Считай, не контору имел, а вечный двигатель.

– Это как? – не понял Сергей.

– Ну как… – всосал пиво Жорка. – Запустил механизм, вот он и крутится, пока гранату не бросят. При этом дело у моего приятеля было построено по-умному, так, что практически вся прибыль оседала где-то за рубежом. Сверхнадежная система. На каждого исполнителя свой контролер, на каждого контролера по своему контролеру. Независимое финансирование шло через две структуры, все закручено через долгосрочные контракты. Короче, – пугливо моргнул Жорка, – мой приятель все построил так, что его участия в оперативной работе фирмы, собственно, и не требовалось. Толковый был мужик… А вот исчез… Как дым, как утренний туман… – Жорка даже рукой перед собой поводил, как слепой. – Я потом поговорил с новым управляющим той фирмы. Назвал себя, спросил, не оставил ли бывший хозяин каких-то распоряжений? Иди в жопу, сказал мне управляющий, с чего бы он стал оставлять мне указания? Ну, он прав… Признаю… Это все понятно… Я и отвалил в сторону…

– И что?

– И ничего. С тех самых пор ничего, – пугливо моргнул Жорка. – Живу как в подводной лодке, жду, когда течь появится. Этот мой приятель оставил еще у меня сумку. Вместе с товаром. Думаю, не специально. Просто бросил сумку, а потом забыл. Или не захотел забирать. Самая обыкновенная кожаная сумка, потрепанная, ничего такого, покупной ценности не представляет. Недавно опять попалась на глаза. Что-то такое пришло мне в голову, я взял и прощупал ее и во внутреннем карманчике нашел записушку. Вот такую крошечную, – показал он руками. – А в записушке лежала свернутая вчетверо копия расписки. Ну, не копия, конечно, какая там копия… Черновик… Почерк моего приятеля. «Я такой-то… Принял от господина Абу Фазла такое-то количество долларов США… Обязуюсь вернуть тогда-то…» И заметь, Рыжий, вернуть мой приятель собирался сумму гораздо большую, чем позаимствовал у этого Абу Фазла. Вот такая вот странная расписка. Мне в общем наплевать, их дела, но в той же записушке я наткнулся на несколько таллиннских адресов. И вот… Собираюсь съездить… Лучше знать, что тебя ждет, чем жить в неведении, правда? Как думаешь, прав я? Знаю, ты плохого не посоветуешь, ну вот… Ехать мне? Узнавать? Не могу я так больше, Рыжий. Однажды придут и замочат…

– Да кто придет?

– А я знаю?

– Ладно, – засмеялся Сергей. – Ты всегда попадал в интересные истории, разберешься и в этой. Кажется, тебе все-таки повезло.

И переспросил:

– В Таллинн?

– Ну да, – пугливо подтвердил Жорка.

Он как бы уже спохватился, что наговорил лишнего, но было видно, что т держать все это в себе он уже не мог.

– Раз уж едешь, – кивнул Сергей, – может и для меня кое-что разузнаешь?

– А ты конкретно говори, – насторожился Жорка.

– Есть в Таллинне такой банк, точнее, отделение банка – РПЮЭ. Не слыхал? Ну, вот видишь, и до тебя доходило. Ты там разузнай этак неназойливо, как дела у названного отделения? Не шатается оно? А то все слухи, слухи…

– Да нет проблем, – обрадовался Жорка. – А ты, Рыжий, чего интересуешься этим банком?

– О будущем думаю.

– Ладно, узнаю, – поклялся Жорка и взглянул на часы. – Жалко, не выпили.

И подмигнул:

– В следующий раз!

И опять (уже покровительственно) потрепал Сергея по плечу:

– Дня через три вернусь. Перезвони на Питер. Телефон у меня прежний.

Размышляя над странной Жоркиной историей (бывает же, как везет людям!), не зная, верить или нет Жорке, Сергей поставил белую «тринадцатую» во внутренний двор дома номер двадцать шесть по улице Ленина, и разыскал нужный подъезд.

Двоюродный братан развеселил Сергея.

Братан, как всегда, скрестив ноги, сидел на кожаном диване времен Никиты Хрущева под большим геральдическим щитом, вывезенным с острова Маврикия. На щите красиво перекрещивались декоративные морские кортики, белели заснеженные горы. Не скажешь, что тропики. В принципе, такое украшение можно купить на любой питерской толкучке, не обязательно гонять государственную подводную лодку так далеко, пусть даже с дружественным визитом, но, с восхищением поглядывая на щит, как на весьма не просто давшуюся добычу, двоюродный братан, безмерно вдохновленный сунутой в холодильник бутылью французского спирта и всякой экзотичной закусью, уже в пятый раз пытался выдать Сергею историю своего успеха.

– Значит, нырнули мы… Дз-з-з-з-з-з… Глубина – сто три метра… – Братан сморгнул и снова протянул, как осенняя муха: – Дз-з-з-з-з… Приказ, всплываем… Дз-з-з-з-з-з… Командир рубит: «Отдраить люки! Земля!» Дз-з-з-з-з… Сходим на берег, бабы кругом, солнце… Налево – лавки, направо – лавки, вокруг одни бабы, дз-з-з-з-з… «Быть всем начеку. Равняйся на коммунистов!»… Дз-з-з-з-з-з… Я, значит, на память об острове щит урвал…

Братан окинул восхищенным взглядом щит, собираясь повторить рассказ, но прозвучал звонок.

– Жена, – поднялся братан. – Дз-з-з-з-з-з… Будет довольна… Дз-з-з-з-з… Гости…

Но пришла не жена.

Пришел Валентин.

– Не получилось с родственником? – догадался Сергей.

– Не получилось, – не стесняясь, кивнул Валентин. – Даже оставаться у него не захотел. Он, скотина, не то, что выпить, он мне чашку кофе не предложил. Похоже, наслышан о моих разборках с Конторой. – Валентин с первого взгляда оценил надежность двоюродного братана и сразу ему доверился. – Похоже, догадывается о моем нынешнем состоянии. Так что, мотаем из Питера.

– А выпить? – страшно испугался братан.

– Ну, этого мы как раз не упустим, – усмехнулся Валентин.

Просидели до глубокой ночи.

Двоюродный братан наконец затих на диване, жена позвонила с ночной работы, а может, и не с работы, больше никто им не мешал.

– Этот перец, – объяснил Валентин ситуацию с родственником, – о чем-то уже наслышан. У меня нюх на такие вещи. Уезжая, я ведь оставил заявление об отпуске с последующим увольнением. Пусть краем уха, но этот мой родственник уже прослышан о разборках в Конторе. А у нас этого не любят. И боятся. И знаешь, – покачал головой Валентин. – Почему-то родственника моего тоже сильно интересовало, куда это я собираюсь двигать из Питера?

– И что ты ему сказал?

– А честно выложил, – рассмеялся Валентин. – Так и сказал, что завтра двигаем в Таллинн.

– А на самом деле?

– А на самом деле едем мы в Тверь. У подполковника Ермилова там свой человек. Особист, почти как Будыко, только служит в воинской части. А воинская часть – сечешь? – была в свое время выведена из Тарту.

– Ничего себе дорожка! – прикинул Сергей. – В Тверь это почти как до Москвы пилить!

Вот опять я опоздал на поворот… Подо мною конь чужой, совсем не тот…

Где-то за Тосно, приноровившись к дороге, прислушиваясь краем уха к музыке, Сергей начал выскакивать за сотню. Если бы не призрачные деревушки, вдруг возникающие в бледном утреннем свете, он так и держал бы скорость, но на деревенских улицах, пускай даже пустых, скорость приходилось сбрасывать.

Впрочем, «тринадцатая» все равно бежала исключительно споро.

– Ты только посмотри! – обозлился Сергей, когда за поворотом явилась перед ними неспешно бегущая по шоссе гаишная «восьмерка» с яркими мигалками. – Раскрасились, как гонконгская шлюха и никак их не обойдешь. Это что ж теперь, плестись за ними?

А все могло же быть совсем не так… Если только сам себе не враг…

Валентин засмеялся.

– Может, обгоним? – предложил Сергей. – Ты в камуфляже, представительный, служебные корки в кармане у тебя. А они гаишники. Они насмерть перепугаются. Скажешь, что выполняем важное задание. А то мы так и к ночи не доберемся до Твери.

Валентин покачал головой.

– Знаю я эту гадюшную натуру, – настаивал Сергей. – Гаишники теперь специально будут держать нас. Поняли, что торопимся, так и будут держать. У них это в крови, любят они от души помучить хорошего человека. А если гаишники вообще едут в Москву? – предположил он. – Нам что же теперь, так за ними и держаться?

– Так и держаться, – кивнул Валентин. – Они не торопятся, и ты не торопись. Светиться нам не к чему.

– Да что за хреновина! – занервничал Сергей. – Считай, я вожу машину десять лет, но вот не припомню ни одного случая, когда бы гаишники мне помогли. У них одно желание – сорвать штраф. Вечно они втискиваются не туда, куда надо, вечно они требуют не то, что им могут предложить. Неужели раз в жизни я не могу сделать гаишников?

– Радиотелефон… – намекнул Валентин.

– Да нет у них радиотелефона!

Сергей выругался и от души выжал газ. Как молния на скорости в сто двадцать километров белая «тринадцатая» обошла оторопевших гаишников.

Эффект получился потрясающий.

Только что «восьмерка», как пестрый жук, как уже указанная гонконгская шлюха в полной своей боевой раскраске, ползла по шоссе, никуда не торопилась, правда, и вперед никого не пропускала, но стоило Сергею рвануться, как на «восьмерке» разом вспыхнули все мигалки и маячки.

– «Тринадцатая» с московскими номерами!.. «Тринадцатая»!.. «Тринадцатая»!.. Немедленно остановитесь!..

– Остановись, – приказал Валентин.

– Зачем? Они нас не достанут.

– Не будь дураком.

Выругавшись, Сергей тормознул, и «восьмерка», обогнув их, немедленно перегородила дорогу.

Хлопнула дверца.

Из «восьмерки» в бешенстве выкатился гаишный капитан.

Он сыпал крутым матом и размахивал длинными руками.

Сергей невольно ухмыльнулся:

– Иди, разбирайся.

Валентин нехотя вылез из машины.

Рослый, обтянутый камуфляжем, он, впрочем, оказался всего-то на пару сантиметров выше гаишного капитана, неустанно изрыгавшего страшные проклятия. Да как это так, мать вашу! Обойти офицера ГАИ, мать вашу! Да на такой скорости, мать вашу!

– Успокойтесь, офицер, – сухо произнес Валентин, показывая капитану служебное удостоверение. – У меня в Твери назначена служебная встреча, – он постучал пальцем по часам. – Время не терпит. Если сорвете, начальство меня не поймет.

– И правильно сделает! – задохнулся от бешенства капитан.

– Но начальство и вас не поймет, – сухо заметил Валентин. – Мы с вами люди в погонах. Наше дело – выполнять приказы.

– А дорожные знаки? Они для дураков придуманы?

– Никогда над этим не задумывался.

– А надо бы!

– Наверное. Но мы торопимся.

– А посигналить не могли? Мы что же, не при деле? Мы просто так тут катаемся? О чем думает ваш водила? Он что, не знает сигналов?

Сергей насторожился.

Ему как-то не приходило в голову, что у водителей Конторы могут быть разработаны специальные сигналы для таких вот случаев. Действительно, торопишься, а тебя все тормозят… Есть же, наверное, специальные сигналы… Летишь за сотню мимо гаишника, а тот спокоен… Вижу, мол, ты при деле…

Не переставая изрыгать проклятия, капитан пошел прямо на Валентина.

Валентин, впрочем, на провокацию не поддался и отступил в сторону. Не хватало еще ввязаться в драку! Но взбешенный капитан успокаиваться не хотел, так и напирал на Валентина:

– Знаки для кого ставят?

– Да ладно, – сухо, но как можно миролюбивее произнес Валентин. – Приношу свои извинения.

Эти извинения добили капитана.

Задохнувшись, он рванул на себя дверцу «тринадцатой»:

– Документы!

Сергей продолжал сидеть, свободно откинувшись на спинку сиденья. Он не видел смысла перебивать рев капитана какими-то словами. Правая рука привычно лежала на набалдашнике переключателя скоростей.

– Документы! Все документы, какие есть! – орал гаишник. – Немедленно!

Сергей сделал неопределенное движение.

Он как бы собрался привстать, но потом раздумал и вновь свободно откинулся на спинку сиденья. Видимо, все это должно было что-то означать.

Гаишный капитан, наверное, так и подумал.

Он вдруг смолк. Странное движение Сергея поразило его. Может даже, капитан уловил в нем скрытую угрозу. Осекшись на полуслове, он отступил и осторожно прикрыл дверцу. Потом, странно приседая на ходу, бросился к пестрой «восьмерке». До него, видимо, дошло, что два этих непонятных человека на пустынном шоссе действительно могут куда-то торопиться. При этом полномочия их могут быть очень серьезные.

Разбирайся потом с Конторой.

– Не могли предупредить? – бешено шипел капитан, влезая в раскрашенную «восьмерку». Он, наверное, впервые терпел поражение на вверенной ему территории. – Поговорим с вами в другом месте!

– Спасибо, офицер!

Валентин, не торопясь, кивнул Сергею:

– Трогай.

И оглянулся на разворачивающуюся «восьмерку»:

– Ну что? Добился? Теперь этот козел всю злость сорвет на своем водиле.

– Все они козлы.

– Капитан, конечно, бешеный, – покачал головой Валентин. – Но ты не прав. Он ведь срисовал наш номер.

– Ну и что?

– Как это что? – выругался Валентин. – А если он действительно захочет узнать, имеет ли наша машина отношение к Конторе? А если он действительно захочет узнать, на чье имя зарегистрирована машина? Кроме того, – выругался Валентин, – с той скоростью, какую ты держал, обходить гаишников официально могут только «пятнашки». На них стоят форсированные движки. Но я так тебе скажу, бегают они по дорогам вовсе не для того, чтобы бесить гаишных капитанов.

Отчего-то в скачках наших бурных дней… Ставят все не на людей, а на коней…

Успокоился Валентин только под Тверью.

– Твои приколы меня достали, – хмуро предупредил он. – Там, куда мы приедем, ты действительно должен помалкивать. Никакой на хрен красной ртути, никаких гонок и шума. Тем более, что по легенде мы будем представлять в Твери Службу безопасности Президента. Все ясно?

Сергей хмыкнул.

Особист, приятель Ермилова, оказался тоненьким очкариком, совсем не пожилым, как это представлялось почему-то Сергею. Этакий остролицый лис с вытянутым вперед носом, он часто щурился, остро присматривался, но сразу позволил Сергею загнать «тринадцатую» за металлические ворота воинской части.

– Мы тут как в берлоге, – охотно объяснил он, часто и мелко щурясь. – Но порядок держим во всем. Сами взгляните. Песочек на дорожках, агитплакаты. Все рядовые заняты. Каждая клумба выложена битым кирпичом. И кухня у нас нормальная. Горячее, само собой, компот. Вот только с этим… – потянул он длинным носом и облизнулся. – Вот только с этим у нас дерьмово…

– Серега! – моментально среагировал Валентин.

Сергей ухмыльнулся.

Ладно, решил он, раз приходится быть водилой, им и буду. Лишь бы шло на пользу дела. Раз не представляют меня как генерала, буду просто водилой. Есть в этом свои преимущества.

Нагружая сумку спиртом, соком и «сникерсами», он властным кивком подозвал к машине трех солдатиков, осторожно пасшихся возле вкопанной в землю пожарной бочки с водой. Зажав в ладонях недокуренные сигаретки, солдатики моментально вытянулись перед Сергеем.

– Расслабьтесь, бойцы, – развеселился Сергей. – Хватайте «сникерсы». Выпивки дать не могу, не положено. А вот сладкого не жалко.

В тесном кабинете уселись за столиком Валентин, усатый полковник-транспортник, и остролицый особист. Сергей на этот раз не вникал в беседу, устал, да и не понимал многого.

Разве что анекдоты.

«Товарищ капитан, прапорщик Иванов надрался!»

«С чего вы взяли, лейтенант?»

«А он снова зеркало бреет!»

Ха-ха-ха!

Американский сержант:

«У этих русских чего только нет! Воздушно-десантные войска, например. На одного десантника надо двух наших. А еще морская пехота. Там на одного русского уже троих наших надо. Но самое страшное у русских – это стройбат. Этим зверям оружие вообще не дают!»

Ха-ха-ха!

Лягушку вмял каток в свежий асфальт. Еле выдралась.

«Вот прижал, так прижал! Не то, что наши мужики в болоте».

Ха-ха-ха!

Ну и все такое прочее.

Офицеры, впрочем, не замечали Сергея.

У них свое наболело. Они говорили о своем, о наболевшем. Они сравнивали встречные новости и жадно глотали спирт. Ну, сидит рядом за столиком водила. Проверенный, наверное, раз посадили за общий стол. Только однажды, когда Валентин выходил в туалет, очкарик-особист прищурился:

– Как там Папа-то?

– Ну, как… – протянул Сергей. До него, к счастью, сразу дошло, на кого намекают. – Да нормально у Папы…

Офицеры переглянулись.

Сами они, наверное, так не считали, но ответ Сергея им понравился. Вот настоящий водила! Немного, конечно, чокнутый, но они теперь все такие. Такая уж у них служба.

– Не перегибает палку? – осторожно спросил особист.

– Папа, что ли?

– Ну да… В войсках всякое говорят…

– Да нет, нормально у Папы, – тупо повторил Сергей. – Он тот еще перец… Ну, иногда бывает, конечно… – Сергей неопределенно щелкнул пальцем по горлу. – Но это так… Это между нами…

Поддавший особист и полковник-транспортник зауважали Сергея.

Когда он увозил Валентина, они смотрели на него, как на вполне своего человека. Но самого Сергея интересовало другое. В офицерской общаге, где их разместили, он спросил:

– Выудил что-нибудь?

Валентин засмеялся:

– Ни хрена!

– А чего смеешься?

– Да не обращай внимания, – не удержался Валентин. – Действительно не получилось, не выудил я у них ни хрена. Этот особист тот еще лис! Уверяет, что никак не может найти записную книжку с адресами. Какие к черту адреса? Что он мелет? Кто заводит такие книжки? Просто не хочет открывать своих людей, к тому же, у него у самого остались в Эстонии родственники! Трудно работать, – вздохнул Валентин. – Завтра возвращаемся в Москву. Считай, нулевой вариант не сработал. Придется выдвигаться в Эстонию.

Вот опять я опоздал на поворот… Подо мною конь чужой, совсем не тот…

На другой день они въехали в Москву.

Запущенные здания… Грязь на обочинах… Старухи у мусорных баков… Явственный запах гнили… У запертого киоска сидела на груде мусора серая, как булыжник, крыса. Она ни на кого не обращала внимания и казалась уродливой и угрюмой, как серые здания, стеной закрывшие горизонт.

Впрочем, какой горизонт в городе?

Загазованные проезды, бомжи, рев моторов, пьяные голоса, клочья газет, запах тоски и гнили.

– Едем ко мне, – устало предложил Валентин. – Примем душ, подобьем предварительные итоги. И нашему перцу позвоним в МАП. Пусть оформляет въездные визы в Эстонию.

Часть четвертая Хижина дяди Тоома

Неистовый Леша

За неделю случилось многое.

Главным, конечно, явилось увольнение Валентина из Конторы.

В общем, Валентин был готов к такому повороту дел, но Сергей от этого переживал не меньше. Он остро чувствовал свою вину. В конце концов, не обратись Сергей в свое время к Валентину с просьбой помочь разобраться с этим долбанным «Русским чаем», все могло быть иначе.

– А удостоверение?

– Подал рапорт о его потере.

– Зачем тянешь? Пользоваться служебным удостоверением в такой ситуации совсем не на пользу дела.

– Знаю, – проворчал Валентин.

– Но может, все это и к лучшему, – не совсем уверенно кивнул Сергей, утешая скорее себя, чем Валентина. – Карпицкий заплатит. Карпицкий должен хорошо заплатить. При разумном подходе этих денег на какое-то время хватит, да и в Левкиной конторе всегда есть для тебя место.

– Пока Левка благоденствует, – хмуро усмехнулся Валентин.

– А ты стучи по дереву. Удача каждому нужна.

– А я стучу. Только ты почему-то забыл, что Карпицкий должен заплатить не только мне. Он должен заплатить нам. – И остановил дернувшегося было Сергея: – Мы с тобой вместе начали расследование по деньгам МАП, давай вместе его и закончим.

И невесело рассмеялся:

– Только учти, что информация о моем якобы утерянном служебном удостоверении теперь точно прошла по всем каналам Конторы. Так что, попридержи себя. Лихачить на дорогах, прикрываясь моими недействительными корками, тебе больше не придется.

– Ты уверен, что я понадоблюсь в Эстонии?

– Еще бы! Ты понадобишься мне именно там. В России я, в принципе, мог обойтись без тебя, но не в Эстонии. Эти эстонские перцы требуют самого пристального внимания. Вот и отнесись к делу соответственно. Без тебя я рискую не разобраться в каких-то документах, не войти в какие-то тонкости, в детали. Ну, а кроме того, мне просто нужна нормальная подстраховка. Ты, конечно, лихач, слов нет, – еще раз напомнил он, – тебя самого нужно постоянно придерживать, но понимать друг друга мы, кажется, научились.

Уговаривать Сергея не пришлось.

Сыграли свою роль и такие возможные и нужные в самом недалеком будущем наличные деньги, и личная повторная просьба Карпицкого, и наконец, время, которым Сергей мог располагать, благодаря Коле Игнатову, успешно разворачивающему в Томске и в Кузбассе их общее дело.

Но было и еще что-то…

Было еще что-то такое – непонятное, необъяснимое…

Скажем, те же противогазы.

Странно все-таки.

Кому могло понадобиться сразу два больших вагона противогазов? Это не малое количество. В последнее время Сергей действительно не раз задумывался о таинственном заказчике. Ведь существовал на свете некий реальный человек с совершенно конкретным именем и приметами, который однажды пришел к совершенно реальному господину Вейхестэ. И существовали какие-то пока неизвестные Сергею, но живые и реальные люди с совершенно конкретными именами, которые однажды послали этого странного человека к тому же господину Вейхестэ или к господину Тоому. И существовала реальная страна, где вдруг так срочно понадобились противогазы…

И что поразительно: заказ был принят и выполнен.

И что поразительно: не нашлось ни одного человека, который заинтересовался бы внутренним смыслом этой достаточно необычной сделки. Похоже, всем было наплевать, куда, когда и кому уйдут заказанные противогазы. Похоже, всем абсолютно было на это наплевать – и корейцам из Алма-Аты, и строителям из поселка Лянтор, и оборонщикам из Самары, и даже ребятам из Московского Акционерного Предприятия, не говоря уж о господах Тооме и Коблакове.

А заказчик…

Неведомый заказчик однажды приснился Сергею.

Почему-то он оказался нестарым арабом в белых одеяниях и сильно смахивал на бедуинов из американских приключенческих фильмов. Стоя на коленях, с упорством, достойным лучшего применения, араб отбивал земные поклоны в сторону Мекки. Под правой рукой странного араба лежал потертый русского производства АКМ, явно уже не раз побывавший в деле, а под левой – противогаз, опять же русского производства.

Нехороший сон.

Беспокойный.

А проснувшись, Сергей сразу вспомнил, где уже видел араба, конечно, без АКМ и противогаза. Ну, конечно, в Домодедово! Перед той историей с «Русским чаем»! Точно, вспомнил Сергей, тогда в домодедовском зале ожидания молился пожилой араб. Он подложил коврик под колени, и Сергей тогда еще подумал: к худу или к добру встретить молящегося араба?

Как оказалось, к худу.

Так какого черта он снится? Проблем и без него хватает!

Например, машина.

Ясно, что на белой «тринадцатой» отправляться в Эстонию нельзя. Белую «тринадцатую», несомненно, запомнил обиженный гаишный капитан, да и мало ли кто еще мог запомнить ее в Старой Руссе, в Новгороде, в Твери… Помня об этом, осторожный Валентин даже по Москве ездил в «тринадцатой» не каждый день. А коль уж по Москве не сильно разъездишься, то какой смысл отправляться на «палёной» машине в Эстонию?

Проблему одним махом решил Карпицкий.

Он выделил для поездки новенькую «семерку» с московскими номерами. При этом он посадил на «семерку» водителя Лешу, которого сам в свое время привел в МАП. «Совсем не ваше дело крутить баранку, – сказал Карпицкий при встрече с Сергеем и Валентином. – Ваше дело работать головами. И головы у вас всегда должны быть свежими. Ваши головы должны вовремя отдыхать. Кроме того, – добавил он, – ты, Сергей, нашего Лешу знаешь. Водитель он классный. Правда, болтун. Все, что Леша говорит, немедленно опровергается фактами, зато с Лешей не соскучишься».

– Это точно, – засмеялся Сергей, немного знавший Лешу.

Совсем не малое преимущество – иметь профессионального водителя, к тому же работающего именно в МАП.

Приглашения оформили через посольство.

Занимались этим люди Карпицкого. Официально Валентин и Сергей ехали в Эстонию по приглашению предприятия «Пилкэ», которое возглавлял Лео Тиилк, давний эстонский партнер Московского Акционерного Предприятия и личный друг Карпицкого, ну, а Леша ехал в Эстонию по собственному индивидуальному приглашению. Как выяснилось, к своей подруге. Он, оказывается, уже не раз к ней ездил.

Для Сергея в предстоящей поездке был и свой практический интерес. Где-то в Таллинне давно отсиживался старый его должник. Две тысячи баксов, может, и не такие большие деньги, но Сергей всегда считал, что деньги – это вовсе не миллионы и миллиарды. Деньги – это все, что начинается с рубля или с доллара, а, может даже с копейки или с цента. И если ты сам заработал какие-то деньги, считал Сергей, именно ты и должен ими распоряжаться, именно на тебя эти деньги должны работать. Со старым должником из Таллинна Сергей когда-то вел общее дело, но, к сожалению, по вине партнера оно как-то подозрительно легко прогорело, и бывший партнер теперь затаился в Таллинне…

В один из вечеров Сергей позвонил в Питер.

Жорка Матвеев ответил незамедлительно. Понятно, голосом вальяжным и важным:

– Слушаю.

– Узнаешь?

– А-а-а, Рыжий! – сменил тональность Жорка. Почему-то он всегда радовался Сергею.

– Ну что? Съездил в Таллин? Задачу свою решил?

– Похоже, да. Но об этом не по телефону, – почему-то занервничал Жорка. – Ты знаешь, тот мой приятель… Ну, ты понимаешь, о ком я говорю… Так вот, он действительно исчез… И такое впечатление, что надолго… Если не совсем… Понимаешь?… И хватит об этом, – похоже, он вытер там пот. И снова запыхтел: – Ну, а по твоему вопросу я так скажу: там, вроде, стоит непруха. Дела этого таллиннского филиала, которым ты интересовался, совсем плохи. То ли реорганизация там идет, то ли тихая самоликвидация, но управляющий, говорят, уже смотался в Финляндию. На время или совсем – этого я не выяснил. Но при случае узнаю. Я ведь часто бываю в Таллинне. Если нужно, позвони через несколько дней.

– Замётано.

Сергей набрал Валентина.

Телефон оказался занят. Пробиться удалось только минут через двадцать.

– Кто там повис у тебя на трубке?

– Ни за что не отгадаешь, – засмеялся Валентин.

– Да я и не собираюсь угадывать.

– И зря. Не надо быть таким гордым, – Валентин явно получил хорошие новости. – Мне только что звонили из Новгорода.

– Наши знакомые?

– Вот именно.

– И что там?

Валентин засмеялся:

– Давай я сам приеду к тебе. Прямо сейчас. Ты один?

– Один.

– А Левка?

– Левка улетел в Сибирь гасить проценты по кредиту в Сбербанке.

– Так вот, – довольно объявил Валентин, появившись у Сергея, – мне только что звонил из Новгорода один большой руль. Догадываешься, кто?

– Полковник Холкин?

– Он, – кивнул Валентин. – Он более или менее в курсе наших интересов в Эстонии. Скажу больше. Оказывается, нашему новгородскому рулю уже был звоночек с весьма недвусмысленным советом не сильно-то помогать нам в эстонских делах. Но наш новгородский руль сам заинтересован в развитии нашего дела, потому что оно связано с его делом. Он даже просил по дороге в Эстонию непременно заглянуть в Новгород. Так и выдал открытым текстом: дескать, у него, у большого руля, из-за остановленного им эшелона с бензином, начались крупные неприятности. Во-первых, военно-транспортная прокуратура вновь настоятельно рекомендует вернуть бензин господину Коблакову, во-вторых, сам господин Коблаков тоже успел подсуетиться: напустил на нашего руля своих людей с конкретными угрозами. Правда, в ответ наш руль сумел добыть письменное признание от одного из офицеров воинской части, – Валентин усмехнулся. – Как полковник и предполагал, указанный бензин действительно украден. Сейчас нашему рулю известны все детали этого дела. Ему известны даже размеры взяток, раздаваемых господином Коблаковым. Если мы поможем полковнику здесь, в России, он нам поможет там, в Эстонии. Понимаешь, что это значит?

– Еще бы!

– Это удача. Это большая удача.

– В общем, да. Но все-таки не совсем, – с сожалением протянул Сергей.

– Это почему?

– Звонил я своему питерскому корешу Жорке. Помнишь, я рассказывал тебе странную историю с неожиданно свалившимися на него большими деньгами? Так вот, этот мой кореш недавно побывал в Таллинне. Он надежный кореш. Я попросил его поподробнее разузнать ситуацию в таллиннском филиале банка РПЮЭ.

– Ну и?

– Вот он и разузнал, – покачал головой Сергей. – Похоже, таллиннский филиал банка ликвидируется.

– Что это означает для нас?

– Ничего хорошего. Если Карпицкий даже выиграет в будущем арбитражный суд, с банка он ничего не получит. Сам подумай, что можно получить с банка, у которого нет никакой собственности? В РПЮЭ хорошо поломали головы, иначе не стали бы ликвидировать таллиннское отделение. По-моему, они в курсе каких-то наших дел, – он пожал плечами. – Ты, наверное, прав, кто-то внимательно следит за нашими передвижениями. Кроме того, господин Коблаков совершенно в открытую бьется за эшелон с бензином, да еще так же в открытую напускает своих людей на полковника Холкина. Откуда бы у него такая наглость? Не означает ли все это, что дела у господина Коблакова тоже сейчас идут не слишком блестяще? Может он собирается срочно поправить свои дела как раз за счет эшелона с украденным бензином?

– Ты не слишком драматизируешь ситуацию?

– Хотелось бы ошибиться.

Валентин задумался.

– А этот твой кореш… – неожиданно сказал он. – Все же подозрительно, что человек, на которого неожиданно свалилась такая куча денег, рассказывает об этом первому встречному…

– Я для него не первый встречный.

Валентин покачал головой:

– Да погоди. Речь не о тебе. Речь о крупных деньгах. Сам знаешь, люди в таких ситуациях ведут себя, мягко говоря, по-разному. Порой даже очень проверенные люди.

– Кто угодно, только не Жорка, – решительно возразил Сергей. – Он, конечно, пижон, но мы знаем друг друга с детства. В Киселевске много лет жили рядом – в одном доме через деревянную стенку. Вечерами перестукивались. Сами изобрели особый шифр. Между прочим, и первый бизнес в жизни был у нас общий. Мне тогда стукнуло десять лет, а Жорке двенадцать. Приходит как-то и говорит: «Рыжий, давай заведем дело. Настоящее дело. А то надоело клянчить деньги у предков». Я спрашиваю: «Какое»? Жорка объясняет: «С завтрашнего дня начнем планово собирать и сдавать бутылки». Если помнишь, в то время бутылка стоила двенадцать копеек, это не шиш с маслом. Для нас двенадцать копеек были деньги. Вот мы и занялись бутылками. Даже оборудовали в подвале специальный ящик. Сдали рубля на двадцать, потом надоело.

– Ладно, убедил, – засмеялся Валентин. – Все равно обратного пути нет. Давай обсудим план действий.

В окончательном варианте план выглядел так.

Валентин через день на поезде выезжает в Новгород, где встречается с полковником Холкиным и договаривается об обмене конкретной информацией, а Сергей и Леша на «семерке» выдвигаются в Эстонию. Встреча должна состояться, скорее всего, в Выру, но, может быть, и в Таллинне, в зависимости от обстоятельств. Главное, чтобы Лео Тиилк, личный друг Карпицкого, к их приезду нашел для них в Выру отдельную квартиру с телефоном. С гостиницами они сразу решили не связываться.

Леша появился у Сергея рано.

Если быть совсем точным, бесцеремонный стук в дверь послышался где-то около шести утра.

Глянув в дверной глазок, Сергей увидел на лестничной площадке плотного, как гриб, человека в кожаной куртке, в мятых джинсах, с щербатой улыбкой и откровенно бесстыдными голубыми глазами.

– Звонка не видел? – спросил Сергей, впуская водителя в квартиру.

– Да ну! Звонок! – махнул рукой Леша, дыша сложным перегаром и шумно сморкаясь в огромный клетчатый платок. – Я обычно сразу стучу. Подниматься, так сразу. Зачем резину тянуть? – И предупредил: – Ты не думай, что от меня пахнет. От меня совсем не пахнет. Я если и выпил вчера, то так, для угару. Это не считается. Если от меня тянет, так это не мой запашок.

– А чей? – удивился Сергей.

– Да так… От одной… – Леша на секунду замялся. – Короче, прощался тут с одной… Для ясности…

– С кем прощался? – еще больше удивился Сергей. – Ты же сам говорил, что последнюю жену выгнал год назад. Для ясности.

– При чем тут жена? Стал бы я с женой пить! – обиделся Леша, выпучивая на Сергея бесстыдные голубые глаза. – Речь не о жене. Речь о подруге. – Было видно, что воспоминание о подруге возбуждает в Леше большие и понятные чувства. – Не поверишь, сама прилипла. Сидит в кресле – без лифчика, в одних сапогах. Обута выше пояса. Прямо лошадь Пржевальского.

Он шумно выдохнул сложный букет наполовину еще не пережженного организмом алкоголя и бесстыдно выразил восхищение:

– У нее передок на люфту! Совсем как у амазонок.

– У каких еще амазонок?

– Ты что, правда? – удивился Леша. – Ты что, правда, в машине никогда не трахался?

– При чем тут машина?

– Так амазонки трахаются только в машинах. Я ж говорю, у них передок на люфту.

– И где таких находят?

– Секрет! – обрадовался Леша проявленному интересу. – Мне, например, со своими сверстницами неинтересно, я теперь дружу с молодыми. Ну, с амазонками там… Сегодня с той, завтра с этой… В лунную ночь, сам знаешь, хочется разбогатеть… – туманно намекнул Леша. – А тут опыт… У меня большой опыт… Это же страшная штука – опыт… Я чего только не видел в жизни, – невольно похвастался он. – Для меня любая новая подруга вроде боевой точки. У меня и отношение к ним, как у опытного бойца. Вычислим – задавим! Тут главное, краткость, и не жалеть сил! Разожги, разожги ее! – рубанул он воздух рукой. – После хорошей растопки она запрыгает!

Он изумленно моргнул выпуклыми бесстыдными глазами:

– А эту подругу я нашел на Таганке. Вышел из метро, поднимаюсь по эскалатору и хочется мне от души спеть, как матросу с «Варяга». Ну ты представить не можешь, так хочется петь! Душа горит, гортань жжет. Чувствую, не спою, бед наделаю.

– И?

– А чего и? Я без всяких и. Запеть на эскалаторе, это ежу понятно, менты повяжут. А душа горит, душа плачет, рвется, Серега, ну не могу, так хочется петь! Гляжу, в переходе стоит мужик с гармошкой. «Наверх вы, товарищи, все по местам!» Как в сердце смотрел, святой человек. Я прислонился рядом к стене и подтянул. Да так хорошо, что народ, не поверишь, собрался вокруг нас, как собирается вокруг депутата Собчака на митинге. Уж я в политике разбираюсь, – похвастался он. – Мы с гармошечным мужиком весь репертуар пропели – от «Шумел камыш» до «Интернационала». Нам проходящие мимо заслуженные коммунисты деньги бросали. Набралась полная шапка. Гармошечный мужик поделил поровну и говорит: «Завтра, Алешка, будь здесь, как штык! Мы с тобой на большие дела способны!» Ну, я деньги взял, а тут эта подваливает. Ну, которая без лифчика и в сапогах.

– Так и шла по переходу? – не поверил Сергей.

– Ты что! – возмутился Леша. – Что мы, не люди? Шла она в полной сбруе, во всех своих спасательных поясах. Я дома, пока расхомутал подругу, выпил почти полбанки. Но ты ведь знаешь, для меня этих сложностей нет, – намекнул он. – Вычислим – задавим! Это утром она успела только-только натянуть сапоги. Я на нее гляжу, не такая уж глупая, какой показалась с первого взгляда. Гораздо глупее! – похвастался Леша. – Сидит, обутая выше пояса, и молчит. Не-е-т… – бесстыдно протянул, покачал круглой головой Леша. – Прав был Егор Кузьмич. Круто падает нравственность.

Рассказывая о своих приключениях, шумно сопя, шумно сморкаясь в огромный клетчатый платок, Леша, тем не менее, умудрился очень быстро и очень толково загрузить «семерку». Проверив пинком показавшийся ему подозрительным баллон, он пожаловался:

– Теперь ведь, куда ни ткнись, одни бляди.

– Да ну, – не поверил Сергей. – Это, наверное, тебе такие попадаются.

– Ну, не знаю. Может, и так, – миролюбиво, но шумно согласился Леша, выворачивая с Красноказарменной на Шоссе Энтузиастов. – Я вообще-то везучий. У меня одна такая баба была, что ты не поверишь. Жизнерадостнее любого психа. Я с ней ночью познакомился. Прямо на улице. Шел дождь, темно, ни хрена не видно, а сердце поет, Серега, ну вот поет сердце, а у нее, слышу, тоже голос как у медведицы. Сильно понравился мне ее голос. Я, помню, еще подумал, такая мощная, да она за женскую честь всю ночь будет бороться! С таким голосом бабы, как правило, не подводят. А мне как раз хотелось пободрствовать. Я так заторопился, что даже свет не стал включать дома. Все на ощупь, все руками, прямо как в каменном веке! Ну, сам знаешь, как это бывает, – намекнул он. – Вычислим – задавим! Ну, шерсть там, входное-выходное отверстия, и все такое прочее. Под утро она уже прямо по мне ползала, как таракан в Сверчковом переулке. То ли у нее четыре руки, то ли четыре ноги, я так и не понял, но свет ни разу не включил. Пускай, решил, останется светлой тайной. – Он неодобрительно покачал головой: – Не то, что вчерашняя… Из-за вчерашней я черепаху забыл покормить… Живет у меня черепаха, – пояснил он Сергею. – Я на нее ронял молоток, в ванне ее било током, а ничего, ползает. Теперь решит, дура, что я сбежал.

– Черепахи медленно думают.

– Да хрен с ними, с черепахами, – согласился Леша. – Главное, чтобы они медленно переваривали. – И завистливо осмотрел прущую по шоссе колонну автомобилей: – Нам бы с тобой, Серега, кемпер. Вон, идет впереди… Видишь, какие бывают хорошие фургончики на колесном ходу? Нам бы такой. Мы бы с таким всех вдоль трассы раком поставили!

Сергей кивнул.

В данный момент его интересовал не кемпер.

В данный момент он прикидывал, где надежней в «семерке» припрятать аппаратуру?

– Да не бери ты в голову! – шумно успокоил Леша. – Что я, первый раз еду? В моей машине укромных местечек больше, чем карманов на куртке. Припрячем и шокеры твои, и джокеры. Все припрячем.

– А валюта?

– Ну, задекларируем баксов по двести – для престижа, эстонцам этого вот так хватит! Эстонцы любят престиж. Им хоть кол на голове теши, так они престиж любят.

Леша фыркнул и несколько принизил тон:

– Лошади Пржевальского!

Дорога

Восемьсот километров до эстонской границы Леша покрыл, практически не умолкая. Даже усадив за баранку Сергея, он ни на минуту не прекращал комментировать столь ужасавший его факт крутого падения нравственности в родной стране.

– Сперва, значит, борьба за трезвость, – пучил он бесстыдные глаза. – Потом перестройка с гласностью и ускорением. А потом сплошная перестройка без всякого ускорения. Ну, значит, и путч. Сколько ж можно? Вот я, – шумно подтверждал собственные мысли Леша, – как увидел в ящике щеки этого хомяка, министра Павлова, так сразу понял, чьим зерном он теперь собирается набить защечные мешки. Вот я как увидел в ящике его щеки, так сразу понял, что все надо начинать сначала!

– Нашел, кого вспомнить.

– Не скажи, не скажи! Этого хомяка долго еще будут вспоминать! Этот хомяк сразу заглотил много. Он так много заглотил, что у людей дух сперло. Вот у меня, например, бывшая теща. Она отбросила копыта, как только увидела в ящике щеки этого хомяка. Нет, сказала теща, увидев щеки премьера, я больше не хочу жить. И срочно померла. И правильно. Через пару дней ее все равно задавили бы в очередях. Помнишь как люди ломились в сберкассы? – расстроился Леша и полез рукой на заднее сиденье, где валялись газеты. На выезде из Москвы он успел накупить кучу газет.

– Мне нравится изучать, как живет народ, – объяснил он, шурша газетами. – Я вообще много читаю. Как гласность объявили, так я стал много читать. Ну, журналы эти… Демократия… – неопределенно покрутил рукою Леша. – Тут, конечно, каждому свое. Одни читают Пушкина, другие отдел объявлений. Так сказать, живая жизнь. У меня времени на Пушкина нет, сам понимаешь. Но я сочувствую народу. У нас коренной, у нас широкий народ!

Леша сразу наткнулся на что-то интересное:

– Ну, вот что я говорил? Где найдешь такое у Пушкина? Сильный народ у нас, Серега! Сильный и коренной! На него то бывший премьер обопрется защечными мешками, то бывший идеолог попытается вырвать из рук бутылку, а он, народ, ничего, он крепится, он продолжает жить. Да еще как красиво! Вот ты только послушай, значит, – шумно восхитился Леша. – «Требуется баянист-татарин»! Не хрен собачий, а? Не немец и не француз какой-то, а свой коренной русский татарин! Вместе иго переживали. С баяном, опять же, а не с каким-нибудь там банджо. Говорю тебе, народ у нас широкий!

– Или вот, – процитировал Леша: – «Неограниченный заработок, карьера, здоровье»!

Больше всего Лешу насмешило здоровье.

– Гребут нашего коренного мужика, как хотят, а ему хоть бы хны! «Лечу от всех болезней». Лети, лети! От всех не улетишь, – весело пообещал он. – Вот только что обобрали народ до нитки, вот только что попытались вырвать у него бутылку из рук, а он опять выворачивает собственные карманы. А почему? Да потому, что кто-то там обещает новый неограниченный заработок, новые карьеру и здоровье! Понимаешь? И ведь побежит по объявлению наш коренной мужик, – шумно и негодующе покачал головой Леша, – выбросит за чистый обман последние рубли, прикопленные на черный день. Нет, чтобы на эти рубли заказать коренного русского баяниста-татарина да поплясать хорошенько напоследок, нет, наш коренной мужик все спустит за какой-то там неограниченный заработок, за какую-то там новую карьеру да еще, видите ли, за какое-то непредсказуемое здоровье! А вот тебе хрен, широкий коренной мужик! – обиделся Леша. – Если уж если выбирать, то что-нибудь одно. Страна большая, коренных мужиков много, на каждого заработка, карьеры и здоровья не хватит. Лично я, – вызывающе посмотрел на Сергея Леша, – лично я выбираю здоровье!

Он даже постучал кулаком по своей круглой коротко стриженой голове:

– Вычислим – задавим! Подумаешь, заработок! Подумаешь, карьера! Если хочешь знать, я начинал вообще ни с чего. Ни родителей у меня не было, ни образования, ни даже детдома. Вырос сам по себе, без баяниста-татарина. И ничего, нахожусь при хорошем деле, – Леша ласково погладил приборную панель машины. – А все почему? А все потому, что сразу выбрал здоровье, а не пепси, как нынешние психи. А те, кто выбирает карьеру, те вообще… – Леша выразительно покрутил пальцем у виска. – Такие, если и доползают до министерского кресла, то сидеть в нем все равно не могут. Как усидеть, если не срабатывает пищеварение. Вот почему я и говорю всем: здоровье, здоровье, еще раз здоровье! Хоть ты татарин, хоть ты коренной русский мужик, хоть ты министр-баянист, хоть тихий мудрый водила, – видимо он имел в виду себя, – прежде всего, здоровье!

– «Благополучие в ваших руках», – презрительно процитировал Леша, продолжая листать газету. – Будто сам не знаю. Козлы мичуринские! Всегда не любил умных, – искренне признался он Сергею. – Если кто сильно врет, так прежде всего умные. Им выпендриваться хочется, как мне – выпить пива. Слышишь? «На домашнем телефоне – ответственная пенсионерка, в прошлом главный бухгалтер». Спорим, это тоже вранье! Даже чистое!

– Почему?

– Ответственными могут быть только работники!

Сергей усмехнулся.

Логика Леши его забавляла.

– Или вот. «Мужчина сорока лет ищет работу дворецкого». Ты слышишь? – Лешу ужасно передернуло. – Ищет работу дворецкого! Это же педик! Голову даю на отсечение, это чистый педик! «В лесу раздавался топор дровосека, мужик топором отгонял гомосека». Это же про него сказано классиком. Кто только не нападал на нашего коренного мужика! То хомяк с мешками защечными, то противник ненормативной выпивки, то педик среди зимы. Только наши коренные классики сразу секли такое, они никогда не любили педиков. Дворецким, видите ли, хочется ему побыть, трахнуть хочется нашего коренного мужика! В лесу не удалось, рвется к нему в дворецкие!

– А это, слышишь? – несколько даже растерялся Леша. – «Замуж – в Европу, в США, в Австрию, в Канаду, в Австралию, в Новую Зеландию». Даже птицы так далеко не летают, а наши сучки потянулись! Наверное, специально так далеко, чтобы вернуться не сразу. Я бы вот, – поделился Леша своими заветными соображениями, – я бы вот этих шлюх обратно вообще не пускал ни при каких обстоятельствах. Легла с австралийцем, вот теперь и лежи с ним, с сумчатым. Легла с канадцем, вот и гуляй на лесоповал с железным сучкорубом в руках. И все такое прочее.

Леша вдруг обиделся:

– «Услуги мага». Видел я этих магов! Дури нажрется, ублюдок, и ползает по стене. У него круги перед глазами, зрачки как блюдца, а он прорицает. Я одного такого прорицателя, Серега, бил чугунной сковородой по голове. Не веришь? Не вру! Чугунной сковородой, она еще горячей была. Моя вторая баба пекла блины, а прорицатель приволокся с Федюней, есть такой таксист в Савеловском автопарке. У него геморрой с детства. Блины горячие, мы еще и водочки поддали. Ну я и подмигнул прорицателю: вот, дескать, все хорошо, все получилось, а ты, мол, там говорил! А прорицатель почему-то обиделся. Он, дескать, вообще ничего не говорил, он, дескать, молчал все время! И вообще ему не хочется говорить со мной. Здорово распсиховался. Ну, я ему и врезал. Чтобы наперед не молчал.

– Он что, правда, был прорицатель?

– Может и был. Не знаю.

Выпуклые глаза Леши бесстыдно зажглись:

– «Опытный гражданин Западной Германии познакомится с миловидной русской женщиной для дружеского общения и путешествий». Ишь, тоже мне. Вычислим – задавим. С таких сразу надо брать деньги! – резко решил Леша. – Сколько выложит, столько и брать. И чайником, чайником, чайником его по морде! Пусть дальше путешествует с немиловидной медсестрой и в инвалидной коляске. Или вот, – процитировал он. – «Принятие наиболее правильных решений с использованием вашей интуиции». Как тебе?

И шумно обрадовался:

– Вот, Серега, нашел! Это по-нашему!.. «Пишу разные поздравления в стихах и к любому событию». Вот, Серега, это наш, это коренной человек! Я таких здорово чувствую. Так сказать, сразу принимаю правильное решение с использованием интуиции. «Отслужу, моя подруга, будем вместе выпивать…» Был у нас такой же вот коренной парнишка в воинской части, всем дедам оформлял дембельские альбомы.

– Серега! – вдруг обомлел Леша, выпучив заблестевшие от бессмысленного напряжения глаза. – «Ищу колдуна, знающего вуду»! Это кто ж такая? Это что ж за вуду. Скорей объясни. Может быть, китаянка?

Сергей объяснил.

Леша обиделся:

– Хватит!

Он даже выбросил газету в открытое окно салона.

– Хватит! Не надо нам никаких колдунов. Ишь, нашелся мне, вуду! Не просто так, а именно вуду! Я-то думал, что китаянка, а это вуду, видите ли, метод. Нет, с меня хватит! – резко решил Леша. – Не надо нам шестируких женщин! Не надо нам педиков, сумчатых, колдунов вуду и прочих германских путешественников-инвалидов! Саша, – (так Леша за глаза называл Карпицкого, своего шефа). – Саша твердо договорился с Лео, что в Выру у нас будет свой юрист. Как только приедем, я сразу возьму этого юриста за грудки. Это как же так понимать? – спрошу я нашего юриста. – Ты вот умный человек, всех обманываешь, так хоть мне объясни. Это сколько ж можно? Откуда у нас в коренной стране столько педиков, сумчатых, колдунов вуду и прочих германских путешественников-инвалидов? Мы разве их не победили? Один мой отец с войны принес полмешка медалей. Откуда снова сумчатые?

Сергей следил за Лешей с некоторой оторопью.

Леша, конечно, только притворялся, будто его сильно пугают все эти колдуны, педики и германские путешественники. На самом деле никого Леша не боялся. К примеру, гаишников вообще не боялся. Под козырьком салона висел у него миниатюрный приборчик, издалека определяющий наличие в эфире сигналов милицейского радара. «Вычислим – задавим, – довольно ухмылялся Леша. – Я мента чую за несколько верст. И тут же принимаю наиболее правильное решение с использованием интуиции».

– В Эстонии часто бываешь?

– А я что, считаю? – удивился Леша.

– Язык знаешь?

– Эстонский?

– Естественно.

– Я что, с нарезки слетел?

– А другие языки?

– Ну, как без этого? – Леша самоуверенно кивнул. – Другие, конечно, знаю. Даже не один. Даже два.

– Ну? – не поверил Сергей.

– Клянусь! – перекрестился Леша. – Два, не меньше!

– Какие?

– Русский, само собой. И еще этот…

– Английский?

– Да ну! Зачем мне английский? Язык марать. Этот… Искусственный…

– Эсперанто?

– Да ну! – Леша заржал: – Язык глухонемых!

И заухал довольно, как филин:

– Со словарем!

Так, ухая, Леша потихоньку приглядывался к Сергею.

А сам Сергей уже уловил важную Лешину особенность. О чем бы Леша ни трепался, какую бы чепуху ни нес, о конкретном деле он никогда не заговаривал. Оставался, как говорится, себе на уме. Трепался действительно о чем угодно, минуты не мог прожить, не потрепавшись, но о конкретном деле по собственной инициативе не заговаривал никогда. Поэтому, наверное, Карпицкий и таскает Лешу за собой, подумал Сергей. Таскает за собой Лешу и свою испытанную секретаршу Карину. И на Лешу и на Карину Карпицкий, видимо, может положиться. Из Карины тоже лишнего слова не вытащишь, вспомнил Сергей. Улыбка до потолка, хоть ложись с ней, а вот узнать что-то о деле…

– Давно с Карпицким работаешь?

Леша заржал.

Почему-то вопрос развеселил водилу.

Но ответил он так, как и ожидал Сергей.

– Слышь, Серега? – ответил он. – Есть у меня приятель. Совсем толковый мужик. Мусорщик. Мусор возит на свалку. Квартира у него, понятно, как у министра, даже лучше. Ну, финская мебель, хрусталь, ковры. Сразу видно, зачем живет человек. У него этих глупых вопросов о смысле жизни нет. К нему придешь, он сразу все понимает. Подмигнет, выставит простые стаканы, бутылочку, все чин чином. Вот, говорит, сейчас тяпнем. Он на всех этих своих свалках привык не выпивать, а вот именно тяпать. А я пальчик интеллигентно отставлю: «Чего это простые стаканы ставишь? Почему не хрусталь? У тебя хрусталем все полки забиты». – «Да ну, – говорит приятель. – Зачем нам, трудягам простым, хрусталь? Зачем нам пачкаться о хрусталь, он у меня для виду. А мы с тобой запросто тянем из простых стаканов!» – «Тяпнуть-то тяпнем, – говорю, – только что это тебя жаба давит? Ты не жмись, – говорю, – мы с тобой заслужили. Давай тяпнем из приличного хрусталя!» А приятель предупреждает: «Знаешь, Леша, я тебя как друга прошу. Если драться начнем, то давай будем драться не возле серванта, а в стороне. Квартира, сам видишь, большая, богатая, все как у людей, места хватит». Я спрашиваю: «А почему в стороне?» Приятель ухмыляется: «Ну, чего непонятного? Хрусталь, он всегда в цене. Хрусталь, он хрупкая вещь. Приличный хрусталь много стоит. Неровен час, поколотим с тобой хрусталь». Я говорю: «Да ты чего? Мы ж с тобой чистые кореша! Зачем нам драться?» А он свое: «Ну, как, Леша. Я-то к драке не рвусь, это ты все рвешься к приличному хрусталю». Вот так, значит, заводится мой приятель с полуоборота. Сильно заводится. «Ты мудак, Леша! – заводится. – Ты сперва заработай на такой чюдный хрусталь! – сильно заводится. – Сам ведь в жизни не пил ни из чего, кроме собачьей черепушки, мудак, а ко мне приперся, я, значит, подавай тебе приличный хрусталь! А? Так что ли? Нет уж, Леша, если драться начнем, то давай драться не возле серванта». Я кричу: «Да ты чего? У тебя на свалках крыша поехала. Какая между нами может быть драка? Мы же с тобой кореша! Да ты и здоровый какой! Ты одной левой жмешь царь-колокол, я против тебя чистый ребенок?» А приятель уже завелся: «Не ребенок ты, Леша, а самый обыкновенный мудак, если не хочешь слушать меня. Ты большой вонючий мудак, Леша. Я раньше даже не знал, что ты такой большой и вонючий!» Понятно, что после этого мы с ним схватились. Победить я не мог, он действительно мужик в силе, но в таком деле важно не победить, а остаться непобежденным, – знающе подчеркнул Леша. – Я в тот день от души наколотил ему хрусталя. Я столько ему в тот раз наколотил хрупкого хрусталя, что уж он-то никак не мог чувствовать себя победителем.

– Любишь помахаться?

– Да ну, – возразил Леша. – Я человек серьезный и работаю у серьезного человека.

– И давно?

– Если уж говорить начистоту, – Леша, казалось, не расслышал вопроса, – то даже в драке важен порядок. Прежде всего, порядок. Я люблю, чтобы был порядок. Будь моя воля, я бы придумал специальное меню. Вот пришел хороший человек в гости, захотел подраться, не надо искать никаких приключений, просто бери меню, там на вкус всякая разблюдовка.

– Это как? – удивился Сергей.

– А вот так, – с удовольствием пояснил Леша. – Берешь, значит, меню и выбираешь драку по вкусу. Ведешь пальчиком по меню и выбираешь драку, которая тебе особенно по душе.

– Ну, к примеру?

– К примеру? – на секунду задумался Леша. – Ну возьмем, к примеру, драку по-людски.

– По-людски?

– А чего? Звучит неплохо. Драка по-людски! – с большим удовольствием повторил Леша. – То есть такая драка, где коллектив гарантируется. Ты, значит, ведешь пальчиком по меню, – хозяйственно объяснил Леша, – и зачитываешь вслух своей даме, или подруге, если ты, конечно, пришел в гости с дамой или с подругой, а не просто с уличной шлюхой. Зачитываешь, значит вслух. «Драка по-людски, – прищурив глаза, задумчиво, как бы мысленно вглядываясь в меню, как бы даже ведя по меню кривым мозолистым пальчиком, важно и хозяйственно процитировал Леша. – Хозяева – 2 чел. Родственники – 3–5 чел. Гости – 9-10 чел. Всякие соседи – 4–5 чел. Водка – 0,8 л. на одно рыло. Столовые приборы – по числу непосредственных участников. Родственники всяких соседей – 2–3 чел. Пиво – по надобности. Участковый инспектор – 1 шт. Собака-бульдог из соседней квартиры – 1 шт». Ну, и так далее.

– Подожди, не торопись, – попросил Сергей. – Драку ведь надо начать. А это не всегда просто.

– Да ну! – заржал Леша. – Никаких проблема. Выпиваешь стаканчик крепкого, даешь хозяину в рыло и кричишь: наших бьют! Срабатывает сразу и стопроцентно, сам проверял. Меня вот в Эстонию пригласила подруга, – покосился он на Сергея, будто подозревая, что тот опять спросит что-нибудь неприличное, скажем, о Карпицком. – Хорошая подруга. Боевая, заслуженная, много потерпевшая. У нее, к примеру, стоит в спальне кровать. Ну, это даже не кровать, – шумно восхитился Леша, – а какая-то караван-кровать. Когда у моей подруги начинается драка, а она до сих пор живет вместе с отцом, я падаю в эту кровать, самый длиннорукий до меня не дотянется.

– Ты что же, даешь пощечину хозяину дома? – не поверил Сергей.

– А как же!

– Да это же отец твоей подруги!

– Ну и что? – удивился Леша. – Он же немец с оборонки! Немец-перец-колбаса. Всем улыбается и ручки всем жмет. А мне обидно. Я, значит, сплю с его дочкой, а он нет, чтобы меня обнять, как возможного родственника, он ручки жмет всем другим гостям. А на меня ноль внимания. Это мне обидно. Я, конечно, сперва терплю, а потом не выдерживаю, подхожу к немцу и говорю: «Здравствуй, папа!» И сразу в рыло, в рыло ему, чтобы не успел ответить. И сразу кричу: «Наших бьют!» Среди немцев это здорово срабатывает.

– Может тебе проще жениться?

– На этой подруге? – возмутился Леша. – Ты что? Она ж иностранка!

– Ну, было время, жили в одной стране.

– Вот теперь пусть себя и корит, коза мичуринская. Упустила время! – рассердился Леша. – Пока кончала музыкалку, ее время и ушло. Папа немец с оборонки, значит, оплачивал музыкалку, думал, моя подруга честно учится музыке, а она издевалась над Бетховеном и трахалась на рояле с собственным учителем. А в свободное время забеременела от него. Я это точно знаю. Она выдала это как на духу. Я вообще расспрашиваю своих подруг с особым тщанием. Ну, понятно, не где они жили, расспрашиваю, а с кем? Улавливаешь разницу? А они, дуры, рады! Им, дурам, нет, чтобы помолчать для ясности, они в меня все сразу вываливают, как в мусорную урну.

– А муж у твоей подруги есть?

– Был! – обрадовался Леша. – Только он молодец. И держался молодцом, и вовремя умер. Подруга говорит, муж у нее был мягкий. И правильно сделал, что умер! Сейчас бы поглядел вокруг, не понял своей страны и снова умер. В этой жизни для мягких, я считаю, все безнадёга.

– Ладно, Леша. Расскажи, как будем проходить таможню?

– Я ж говорил. Задекларируем по двести баксов и хватит.

– А техника?

– У меня под бардачком тайник.

– А докопаются до тайника?

– Да ну! Мы люди интеллигентные, а эстонцы любят интеллигентных людей. Докапываются они только до туристов. Их всегда интересуют богатые и бедные туристы. А мы? Кто мы? Откуда? Да мы самые обыкновенные интеллигентные люди! – с удовольствием повторил Леша. – Мы не просто так. Мы красоту любим. Мало ли, что я сплю с эстонкой, правда? Зато красиво кругом, – ткнул Леша пальцем в торчащие вдоль дороги сосны. – Вот деревья. Валуны. Озера круглые, как по циркулю. У них тут ледниковый период еще не кончился.

– А телефон? Войдет телефон в тайник?

– Телефон не войдет, – с сожалением покачал головой Леша. – Телефон не спрячешь. С ввозом электроники у эстонцев строго. Придется тебе, Серега, раскошелиться. Ты заплати им налог, эстонцам это дико нравится. Они же, Серега, как дети. Скажешь эстонцам, что вот ты желаешь заплатить налог, они обязательно обрадуются, приезжай, дескать, еще! Это раньше эстонцы считали нас оккупантами. А сейчас мы налоги платим.

Леша подумал и застенчиво добавил:

– Я ведь, Серега, тоже немножко коммерсант.

– Это в каком смысле?

– Ну, в каком? – топнул Леша ногой по коврику. – У меня под ковриком лежат три пластины титана. Лео за такой металл дает хорошие деньги. А в запаске – набор серебряных ложек. Я же говорю, эстонцы, они как дети, они никак не могут обойтись без серебра и цветных металлов.

– Титан? – удивился Сергей. – Ты спятил! – И покачал головой: – Карпицкий будет недоволен.

– А ты ему не скажешь, – уверенно заявил Леша.

– Это почему?

– А потому, что если мы погорим на таможне, то на тебя и на меня все будут смотреть одинаково нехорошо. А если не погорим, то никто на нас и смотреть не станет. Какой смысл смотреть на людей, если они ни на чем не погорели?… Вон туда гляди… – указал он. – Видишь, там съезд с бетонки? Запросто можно без всякой проверки въехать в Эстонию. Прямо по полю, никто за тобой не погонится. Но зато, если ты потом попадешься без визы, впаяют тебе статью сразу за шпионаж. Поэтому рули к контрольно-пропускному пункту, не надо в поле. пусть видят, что мы люди серьезные и интеллигентные. К тому же и коммерсанты немного… – важно кивнул Леша. И напомнил: – А телефон, конечно, задекларируй. Эстонцы электронику пропускают только под залоговую цену. – И успокоил: – Деньги это небольшие, переживешь.

Красавец Лео

В Выру они въехали под вечер.

На въезде проскочили трогательную рощицу, напомнившую Сергею родную Сибирь – рыжие сосны, несколько плакучих берез, рано побагровевшая осина. Правда, тут же рос можжевельник, и валялись в траве непривычно округлые массивные валуны.

В просторном, спрятавшемся за бетонным забором дворе Лео Тиилка, некоронованного медного короля Эстонии, стояло несколько иномарок: шикарный автобус «Шевроле», оборудованный связью т кондиционерами, два американских спортивных «Форда», потрепанный японский массивный джип, облепленный невероятным количеством противотуманных фар, и совсем новенький, с иголочки, «Мерс».

Похоже, медный король интересовался не только цветными металлами.

Леша ударил по клаксону и двор, похожий из-за полосатых гаражей на двор пожарной команды, огласился верблюжьим ревом. На звук выглянул из окна примыкающего к кирпичному дому флигеля удивительный человек. Его широкое лицо густо поросло белесыми бородавками. И сам он был белес, а маленькие глазки поглядывали на мир удивленно, но как бы с некоторым пониманием. И самое удивительное: многочисленные белесые бородавки этого человека ничуть не выглядели безобразными.

– Леша приехал! – обрадовался белесый.

– Его, наверное, сглазили? – спросил Сергей. – Не может быть на свете такого редкостно бородавчатого человека.

– Да ну! – радостно возразил Леша. – Это же Петер! Такого никогда не сглазишь. Тут шутка природы, сам он не при чем. Когда Петер появился на свет, доктор сразу дал по морде его матери – за его уродство, но сам Петер тут не при чем.

Сергей только покачал головой.

– Страстфуй, трук Леша! – радостно заявил, выйдя во двор, Петер. Он немножко горбился, но улыбка у него была добрая. – Наверное, сам курат не знал, что ты к нам етешь.

– А ты пошли его к черту! – заржал, выбираясь из машины, Леша.

– Как мошно шерта послать к шерту? – еще больше обрадовался Петер. – Курат, Леша, это и есть шерт, по-нашему. – И добавил с какой-то невероятной осознанностью: – Вот ты приехал, Леша. Это хорошо. У меня имеется ликер «Валга». Его как валгаллы вкусить, – наверное, это была шутка. – У меня имеются отшень вкусные пирошные. Я сварю тебе крепкий кофе. Мы теперь бутем с топой пить по тшёрному.

– Исключительно по черному! – согласился Леша.

– Это софсем хорошо, – кивнул Петер. – Сейчас я профожу фас наферх. Лео скоро прийтёт, но он сказал, чтобы фы его не штали. Наферху у фас тфе оттельные комнаты и фанна.

– Там есть телефон? – спросил Сергей.

– У нас ф каштой комнате имеется телефон. И ф каштой комнате имеется холотильник, – Петер прекрасно говорил по-русски, но его акцент был ужасен. – Это просторные хорошие комнаты.

Минут через десять Леша и Петер, таинственно пошептавшись, исчезли.

Сергей остался один.

Сумеречная прохлада большой комнаты охватила его.

Нежно и тонко пахло сланцевым дымом и еще чем-то мало знакомым, неопределенным, но приятным. Может, сливками… Или пирожными…

Наверное, так пахнет вся Эстония, подумал Сергей, открывая холодильник.

В холодильнике действительно нашлось и копченое мясо, и сыр, и водка.

Наверное, ориентировались на Лешины вкусы, усмехнулся Сергей.

Плеснув водки в стакан, он подошел к окну.

Что за выставка иномарок?

Может, украдены на западе? – подумал он.

И почему-то решил, что у Лео Тиилка такая же физиономия, как у его бородавчатого помощника. Какой еще может быть физиономия у человека, профессионально промышляющего сбытом ворованных автомобилей и ворованных цветных металлов? Странные однако у Карпицкого друзья… Этот медный король, наверное, еще гуще зарос белесыми бородавками, чем Петер, так необыкновенно обрадовавшийся возможности выпить по тшёрному…

Однако Лео Тиилк оказался красавцем.

Высокий эст в элегантном светлом костюме неторопливо выбрался из новенького серебристого БМВ, неторопливо вкатившего во двор. Светлую шляпу Лео держал в руке, потом по-хозяйски положил на заднее сиденье. Почти минуту медный король задумчиво рассматривал пыльную незнакомую «семерку», поставленную рядом с роскошным «Шевроле», потом неторопливо поднял взгляд и увидел в окне Сергея.

– Добро пожаловать, – чуть наклонил он голову.

И дождавшись, пока Сергей спустится во двор, пояснил, улыбнувшись одними глазами:

– Я вижу, приехал Леша. Раз его «семерка» стоит, значит приехал. Значит, и Петера нет дома. Я всегда позволяю Петеру в первый вечер погулять, – непонятно пояснил он, не сильно стараясь, впрочем, чтобы Сергей его понял. – Раз они вместе, значит будут пить по чёрному. Такова традиция.

Лео Тиилк улыбнулся и Сергей не мог ему не ответить.

Перед улыбкой элегантного медного короля невозможно было устоять.

– Как поживает мой друг Саша?

Впрочем, ответа Лео ждать не стал.

Возможно, он лучше Сергея знал, как поживает его московский друг Саша.

– Вы будете жить там, – указал он на окна второго этажа. – Петер правильно показал ваши комнаты. – Бледные реснички медного короля счастливо дрогнули, наверное, он впрямь хорошо относился к своему московскому другу. – В шкафу есть теплые одеяла. Мы не топим камин, у нас лето. Но ночью бывает холодно. В холодильнике есть водка, всегда можно взять водку, – неотразимо подмигнул Лео Тиилк. – А можно взять женщину. Это не возбраняется. Это стоит триста крон. Я так скажу, у нас это хорошие деньги. Но если вы попросите Петера, он приведет вам хорошую женщину и вы сэкономите на этом сто крон. Я вам так скажу, что это тоже хорошие деньги.

Медный король засмеялся:

– Плохих денег не бывает. Мой московский друг Саша просил, чтобы в комнате у вас был телефон. У вас в каждой комнате есть по телефону, чтобы не мешать друг другу. Мой московский друг просил найти для вас хорошего юриста. Я нашел. У вас будет хороший юрист. Сейчас мы с вами поедем ужинать и я представлю вам юриста. Он будет рад посидеть с нами.

Сергей сразу понял, что юрист действительно рад посидеть с ними.

Точнее, с медным королем.

Посетителей в кафе оказалось совсем немного, но время от времени юрист как бы случайно оборачивался к немногим гостям, чтобы все видели, что он сидит не просто там с кем-то, а что он сидит рядом с самим медным королем Лео Тиилком. Юрист назвался господином Пирсманом и оказался нисколько не чужд тщеславию. При улыбке, а улыбался он постоянно, его седые усы вздергивались как-то особенно нахально, а во рту поблескивало множество мелковатых, зато собственных зубов. Тут же выяснилось, что господин Пирсман носит царственное имя Август, но Лео называл его только официально – господином Пирсманом, и Сергей не стал ломать сложившуюся традицию, тем более, что сам господин Пирсман ни на чем другом не настаивал.

Господина Пирсмана удивили юридические знания Сергея.

Минут через десять он спросил:

– Вы тоже есть юрист?

– Ну. разве что в некотором смысле…

– О да, в некотором смысле!

Господин Пирсман горделиво обернулся, чтобы все гости кафе еще раз увидели, что он, господин Пирсман, сидит не только с самим медным королем Лео Тиилком, но и с личным другом медного короля – с рыжим иностранным юристом из Москвы.

Господин Пирсман явно чувствовал свою значительность.

– Ну вот, – сказал Лео, вполне удовлетворенный тем, как прошло первое знакомство. – Завтра поговорите наедине. У господина Пирсмана небольшая контора, но его контору знают большие люди. Господин Пирсман очень современный человек, и он знает все современные законы, и он знает, как соотносятся современные законы разных стран. У господина Пирсмана есть хороший компьютер, но господин Пирсман содержит еще и двух машинисток. Господин Пирсман мог бы, конечно, обойтись и одной машинисткой, но две машинистки придают его конторе солидность. Это благотворно действует на клиентов господина Пирсмана. Хорошо поставленное дело всегда стоит некоторых расходов, – усмехнулся Лео и взглянул на часы: – К сожалению, друзья, сегодня я сильно занят, поэтому оставляю вас. Отдыхайте. Ужин за мой счет, – улыбнулся он. – Не надо удивляться, если Леша и Петер появятся сегодня довольно поздно, – объяснил он уже Сергею. – Они большие друзья и давно не виделись. Когда они встречаются, они всегда пробуют ликеры и русскую водку. Они никогда не смотрят исторические места, зато знают все те места, где даже в Выру можно выпить по чёрному.

Вернувшись, Сергей набрал Москву.

– С юристом я встретился, – коротко сообщил он Валентину. – Завтра начнем разбирать бумаги. Я отдал юристу все, что имел, и он говорит, что у него тоже есть какие-то письма, связанные с нашим делом. На эстонском языке, понятно, но он сам сделает нам точный перевод. Процесс пошел. Так что записывай номер моего телефона. Я, кстати, – засмеялся он, – сменил аппарат. Буду пользоваться тем, который привез с собой.

– Правильное решение, – одобрил Валентин. – Я позвоню тебе из Новгорода.

Подумав, Сергей набрал московский номер Карпицкого.

– Саша, – прямо сказал он. – Твой шофер действительно болтлив, но не всегда по делу.

– Что ты имеешь в виду?

– Как водитель, он всегда в форме. Жалоб нет. Никого другого в этом качестве мне не нужно. Но на все мои вопросы, заметь, абсолютно на все, Леша отвечает только идиотскими анекдотами.

– Но так и должно быть, – засмеялся Карпицкий.

– Наверное… – усмехнулся Сергей. – Но иногда мне нужны совершенно точные ответы, а вовсе не глупые Лешины анекдоты. Эти вопросы могут касаться и МАП, тут ничего не поделаешь. Насколько я понимаю, Леша не впервые в Эстонии и знает многих. Поэтому, когда я задаю вопрос, касающийся, скажем, господина Тоома, или даже твоего акционерного предприятия, Леша должен выкладывать мне все, что он знает.

– В разумных пределах.

Сергей обиделся:

– Что значит, в разумных пределах? Когда мы брались за это дело, речь не шла о каких-то разумных пределах. Они нами даже не определялись. Вообще, в разумных пределах удобно только гонять собак.

– Не кипятись, – ответил Карпицкий. – Я все устрою.

И попросил, подумав:

– Позови к телефону Лешу.

– Его сейчас нет.

– А-а-а, понимаю, – засмеялся Карпицкий. – Традиционная встреча. Пьет с Петером по черному. Обычно я не мешаю ему. Бог с ним, не ругай его за это, свое дело он знает. Короче, давай я позвоню ему рано утром и вобью в его голову некоторые новые правила.

– Спасибо.

По тому, как довольно Карпицкий хмыкнул в ответ, было ясно, что специфическая болтливость Леши отнесена Карпицким к достоинствам лихого водилы.

Повесив трубку, он подошел к окну.

Вряд ли меня подслушивали, подумал он. Если, конечно, этого не нужно медному королю. Но вот уже завтра нас начнут слушать. Выру городок небольшой. Утром многие будут знать о появлении у медного короля каких-то двух русских предпринимателей. Вполне возможно, что кому-то захочется подключиться к телефонам Лео Тиилка.

Над нежной зеленью кустов медленно тянулись эстонские облака.

Пахло древесным дымом. Совсем как в чужой стране.

Совсем недавно Сергей ничего такого, наверное, не почувствовал бы, ведь совсем недавно все это было его страной. В Выру и в Таллинне его вполне могли обозвать оккупантом, но все равно это была его страна. А сейчас, и он глубоко чувствовал это, – чужая.

Приветливость медного короля и его бородавчатого помощника не могли обмануть Сергея.

Пепельница полицейского

Разбудил его телефонный звонок.

Светало. Звонок доносился из Лешиной комнаты.

Там долго не отзывались, потом кто-то поднял трубку, ответил и тяжело протопал в ванную. Сергей с интересом уставился на Лешу, когда из ванной он ввалился к нему. Волосы у Леши были мокрые, а белки глаз как бы остекленели и покрылись мелкими розовыми разводами. Похоже, он действительно пил по чёрному. И всю ночь. Двух верхних пуговиц на рубашке не доставало, хотя Леша упорно старался их застегнуть.

– Зверь после совокупления печален.

– Это как понимать? – мрачно спросил Леша.

– А никак. Просто старинная народная поговорка. Что это с тобой? Давай в подробностях… Впрочем, нет, в подробностях не нужно, иначе меня вырвет…

– Да ну тебя, – мрачно отмахнулся Леша.

– Карпицкий звонил?

– Он.

– Ты внимательно его выслушал?

Леша кивнул еще мрачнее.

Он колебался. Но, по-видимому, Карпицкий действительно хорошо прочистил ему мозги, потому что, поколебавшись, он мрачно сообщил:

– Мы были с Петером. Возле кафе «Валга» присели отдохнуть в цветочную клумбу. Петер хоть и эстонец, – с отвращением выговорил Леша, – а совсем как человек. Мы вместе присели с ним в клумбу. В цветочную. Отдохнуть. Народ тут сдержанный, никто ничего не сказал, и я стал учить Петера словам одной народной песни.

– «Шумел камыш»?

– Да ну, – мрачно отмахнулся Леша.

– Нет уж, начал говорить – говори…

Эх, кабы знала бы, да не гуляла бы темным вечером да на бану… Эх, кабы знала бы, да не давала бы чернобровому да уркану…

– Ты называешь это народной песней?

– Какая разница? Ее народ поет, а не Алла Пугачева, – мрачно буркнул Леша. – Если бы черт не припер этого…

– Кого этого?

– Ну, не знаю. Такой в шляпе. И животное рядом. Я сразу спросил, кто это животное? А Петер сказал, что это королевский пудель. Это не пудель, возразил я, это овца. Овец не гуляют, возразил Петер. Чтобы не спорить, я резко обратился к хозяину. Я резко к нему обратился, чего это ты, мол, отец, гуляешь овцу? А он обиделся…

– Пудель?

– Да ну… Этот в шляпе… Ну и эти, которые сидели в кафе… У них как-то сразу все получилось… Вычислим – задавим! – выругался Леша. Но и оживился немного. – Вот смотри. Все только что сидели молча, как люди, и вдруг на тебе, как-то сразу у них все получилось! Я вообще-то легко схожусь с людьми. Я и тут спокойно сказал: сидите, дескать, сморчки эстонские, я вам не оккупант какой-нибудь. Доброжелательно сказал. Я, дескать, к вам, сморчки эстонские, приехал по делу. Не на танке, говорю, приехал, а на белой «семерке». Я ваш доброжелательный гость, говорю. Но хозяину овцы я, конечно, сунул. Впредь не выпендривайся, говорю. Все люди как люди, а ты один овцу гуляешь. Заметь, говорю, даже оккупанты не гуляли в Выру овец. И вообще, говорю, ты, наверное, не знаешь, но наперед должен знать, что моей первой игрушкой в детстве была боевая медаль «За взятие Выру». Я все это резко сказал типу в шляпе и с овцой, ничего от него не утаил. Как брату. Я даже стеклянную бутылку не успел разбить об него, но все равно по-настоящему подраться мы не успели…

– Почему?

– Полиция приехала, – мрачно сообщил Леша. – Здоровые эстонские амбалы, выросли на свинине и пиве. Я им доброжелательно говорю: вам с такими мордами надо ехать подальше. В какую-нибудь горячую точку. В составе миротворческих сил. Вон, говорю, евреи с хачиками во всю воюют, вот туда вас и послать. Вас, доброжелательно говорю, никакое НАТО не спасет. Вас, говнюки, говорю, всегда трахали и впредь будут трахать все, у кого реакция побыстрее.

– Ты так все это и сказал? Полиции?

– А кому же еще? – Леша кивнул мрачно, но с некоторым удовлетворением. Несомненно, эти ужаснувшие Сергея воспоминания Лешу здорово поддержали. Он гордился своими воспоминаниями.

– Ты такое сказал полиции, и стоишь передо мной?

– А где я должен стоять? – обеспокоился Леша.

– Ты должен сейчас не стоять, а лежать. Ты должен сейчас не лежать, а валяться. В полиции. Как минимум, с поломанными ребрами.

– Да ну, – с мрачной неодобрительностью откликнулся Леша. – Почему это с поломанными?

– Нет, ты расскажи мне, как выкрутился? – не мог понять Сергей. – Расскажи, как ты сумел отбиться от полиции? Тебе лет семьдесят должны были впаять за такие словечки.

– Ну ты скажешь! – неодобрительно фыркнул Леша, все еще пытаясь отыскать на рубашке давно потерянную пуговицу. – Мне уже тридцать. Как это я отсижу семьдесят лет?

– Никто и не требует от тебя невозможного. Отсидишь, сколько сможешь.

– Да с какого хрена?

– Но ты же полил всех грязью, ты дрался возле кафе, ты избил бутылкой ни в чем неповинного человека!

– Он овцу гулял!

– Да хоть жабу. Это его дело. Выкладывай!

– Что выкладывать?

– Как удрал от полиции?

– Зачем удирать? – все так же мрачно удивился Леша. – Они сами нас привезли. На «газели».

– Куда привезли?

– Сюда.

– Кого это нас?

– Ну, как кого? – обиделся Леша. – Я же говорил. Меня и Петера.

– Какое отношение имеет Петер к полиции?

Леша уставился на Сергея, как на дурака:

– Никакого.

– Тогда почему вас привезли сюда, а не в участок?

Леша мрачно вздохнул:

– Ты, наверное, сам пил вчера. Я же говорю, Петер не имеет никакого отношения к полиции, зато он имеет прямое отношение к Лео. Это тут все понимают. Тут же демократия. Когда полицейские узнали Петера, они просто смахнули с него пыль, дали под дых, и повезли нас домой. По дороге я пытался выбить зуб одному амбалу, ну, просто так, из принципа, – мрачно признался Леша, – но они тут крепкие.

– Зубы?

– И зубы, и полицейские, – Леша обиженно оттопырил верхнюю губу. – Когда на тебе виснут трое, до четвертого дотянуться не просто.

– На какие деньги ты пил?

– Ну как это, на какие? – не понял Леша. – На свои. На личные. На честно заработанные. Я тот свой металл, – намекнул он, – сдал ребятам Лео. Они любят титан. Им даже название нравится. Если тебе нужны кроны, ты скажи, я запросто могу ссудить, отдашь потом баксами, – все еще мрачно, но уже с некоторым достоинством произнес Леша. – У меня есть.

Он сбросил, наконец, рубашку с оторванными пуговицами и достал из дорожной сумки другую.

– Ступай в машину.

Пока Сергей обдумывал деловую встречу с господином Пирсманом, Леша привел в порядок «семерку» и, кажется, успел забежать к Петеру. По крайней мере, за руль он сел уже в другом состоянии. Его голубые бесстыдные глаза более или менее пришли в норму и на Сергея он посматривал с заметно выросшим уважением. Наверное, так подействовал на него звонок Карпицкого. На заднем сиденье валялся сотовый телефон, «труба», еще вчера переданная Сергею медным королем Лео Тиилком.

– Дыши в сторону, – попросил Сергей.

И невольно заинтересовался:

– Что пили?

– Да как обычно, – отмахнулся Леша, пытаясь вспомнить. – Ну, сперва ликер. Потом водку. Потом пиво. Мы же вино не пьем. Потом опять ликер. У меня от ликера все внутри слиплось, стали пить пиво. А Петер ничего. Он и утром выпил стопку ликера.

– Документы не забыл спьяну?

– Какие документы?

– Как это какие?

– Права, что ли?

– И права тоже.

– Да ну! «Забыл»! Зачем они мне?

– Как это зачем?

– Зачем мне документы в Выру? – Леша пожал плечами. – Меня здесь знают. Должны знать. Я когда приезжаю в Выру, сразу сдаю документы Лео. Так с ним Саша договорился.

– Зачем?

– Чтобы не потерять.

– А если ты наскочишь на полицейского?

– Типун тебе на язык!

Леша резко тормознул.

Полицейский стоял прямо перед уютным кафе на пересечении улиц Смуру и Садовой. Он был в форме. Широкий лоб, широкое лицо, маленький как бы вдавленный носик. Голубенькие, несколько свиные глаза. Но полицейский смотрел на провинившегося Лешу почти добродушно.

Солидная глыба солидных добродушных мышц.

В правой руке полицейского, отведенной чуть в сторону, дымилась длинная сигарета, а в левой он держал карманную, круглую, как металлическая луковица, пепельницу с откидной крышечкой.

Если бы Леша не тормознул, полицейский, несомненно, только проводил бы их взглядом, но Леша тормознул и, неторопливо пригасив сигарету, вложив окурок в пепельницу, полицейский поманил его пальцем.

Даже Леша оторопел.

– Фы нарушили прафила двишения, – добродушно заметил полицейский, маня пальцем Лешу и одновременно подходя к машине.

Чувствовалось, что он готов допустить случайность происшедшего.

Но Леша неожиданно помрачнел.

Выйдя из машины, он злобно пнул ее по колесу и заявил с обидной недоверчивостью:

– Да ну? Нарушил? Ты точно видел?

– Фы ехали по улицам нашеко горота с префышением претписанной прафилами скорости. – Полицейский вдруг изумленно повел носом: до него донеслось липкое дыхание Леши. – Фы ехали по улицам нашеко горота в состоянии алкогольного опьянения. Это есть неправильно.

И все еще добродушно потребовал:

– Фаши фодительские прафа!

– Нет у меня водительских прав! – отрезал Леша.

– Токта покашите друкие фаши токументы, – еще более изумился полицейский.

– Нет у меня никаких других документов!

– Документов нет? А что у фас есть? – не мог поверить полицейский. В какой-то момент в его голубых глазах проглянул почти мистический страх. – У фас что, софсем нет никаких токументов?

– Никаких!

– Софсем, софсем никаких?

– Совсем!

– Что ше мы бутем телать? – обескуражено спросил полицейский.

– А я знаю?

Прямо на глазах изумленного полицейского Леша небрежно расстегнул ширинку и демонстративно отвернулся к глухой стене какого-то казенного здания. Мочился он так долго, что полицейский снова раскрыл карманную металлическую пепельницу и с волнением разжег недокуренную сигарету.

– Что ше мы бутем телать? – переспросил он, когда Леша застегнул ширинку.

– Звони Лео, – подсказал Леша.

Не глядя на Сергея, он передал полицейскому «трубу», извлеченную из машины. Неторопливо спрятав в карман пепельницу, полицейский набрал номер медного короля.

«Прифет, Лео, – произнес он несколько растерянно. – Тут тфои москофские друсья езтят по гороту совсем пьяные».

«Они кого-нибудь задавили?» – поинтересовался медный король.

«Пока нет».

«Ну и пусть ездят».

Полицейский неторопливо вернул «трубу», потом изумленно вынул из кармана металлическую пепельницу и в третий раз зажег все ту же сигарету.

Потом изумленно кивнул:

– Проезшайте.

Господин Пирсман

Весь день Сергей провел в конторе господина Пирсмана.

Как Сергей и подозревал, дружба господина Пирсмана с медным королем вовсе не была бескорыстной. Взялся за дело господин Пирсман, лишь получив приличный аванс.

Это, правда, принесло результаты.

Сразу выяснилось, например, что в головном отделении банка РПЮЭ у господина Пирсмана работает свой человек. Ну, скажем так, достаточно свой, доброжелательно, но осторожно объяснил Сергею господин Пирсман. Достаточно свой, чтобы деятельность банка РПЮЭ оказалась опять же достаточно прозрачной для профессионального глаза господина Пирсмана. Если фактическое положение дел, заявил господин Пирсман, соответствует тому, о каком он слышал от своего московского коллеги, то, скорее всего, не должно быть каких-то непреодолимых препятствий для получения документов, которые помогут его новому московскому другу по-настоящему вскрыть внутреннюю, невидимую для посторонних, а потому как бы несуществующую жизнь банка РПЮЭ. Ну, а соответственно – особенности жизни всех тех людей, которые были, а возможно, и сейчас причастны к делу московского друга.

Произнеся столь прочувствованное вступление, господин Пирсман тщательно (по описи) принял бумаги, привезенные Сергеем из Москвы. К этим бумагам он добавил еще несколько писем из собственного архива. Написаны они были на официальных бланках и в ряде случаев подтверждены печатями. Эти письма, доброжелательно объяснил господин Пирсман, попали в его контору не случайно. Даже, может быть, совсем не случайно. Даже можно сказать, что эти письма специально им разыскивались. А к господину Пирсману они попали с помощью Лео Тиилка. Дело в том, что у медного короля есть свои претензии к известному господину Тоому.

– Вы когда-нибудь встречались с господином Тоомом? – осторожно спросил господин Пирсман.

– Никогда.

– Хотите его увидеть?

– Как? Прямо сейчас? – удивился Сергей.

И отказался:

– Нет-нет, я не готов к встрече.

Речь идет всего лишь о фотографии господина Тоома, доброжелательно пояснил господин Пирсман. У него имеется одна очень интересная фотография, причем не только интересная по содержанию, но и отличная по качеству. Сделана фотография фотоаппаратом «Кодак», что само по себе редкость. Вряд ли такой хороший фотоаппарат даже сегодня имеется хотя бы у каждого сотого эстонца. Впрочем главная ценность фотографии, повторил господин Пирсман, не в качестве, очень, очень, кстати, приличном, а в том, что на фотографии имеется точная дата. Известно, что на всех фотографиях, сделанных «Кодаком», автоматически фиксируется дата съемки.

– Хотите знать, какая дата стоит на фотографии? – хитро улыбнулся господин Пирсман.

Сергей кивнул.

– Фотография помечена шестым текабря отна тысяча тевятьсот тевяностоко кота, – прочувствованно пояснил господин Пирсман. Как только он начинал вещать прочувствованно, в его речь вкрадывался невыносимый акцент.

– Можно увидеть фотографию?

Господин Пирсман, как величайшую драгоценность, извлек из сейфа тонкую папочку. Осторожно открыв ее, извлек плоский конверт. И уже из конверта достал фотографию.

На фоне высокой стены, выложенной из тесаного светлого камня, дружески улыбались, приобняв друг друга за плечи, два человека: долговязый эст с типичным широким лицом, в длинном, чуть не до земли, дорогом плаще, но с непокрытой головой, и некто смуглый – в таком же длинном европейском плаще и в коричневом, надвинутом на глаза берете.

Почему-то Сергей решил, что оба улыбаются кому-то третьему. Не фотографу, а человеку, который почему-то не попал в кадр. О фотографе вообще речь не шла. Скорее всего, в момент фотографирования ни господин Тоом, ни его гость не догадывались о фотографе. Обычно, когда человек видит направленный на него фотообъектив, он ведет себя несколько иначе.

– Кто стоит рядом с господином Тоомом?

– О-о-о, – уважительно протянул господин Пирсман и его седые усы задрались весело и нахально. – Это один из особенных друзей господина Тоома. У господина Тоома широкий круг друзей, а среди них есть совсем особенные. Это один из них. Все, что мы знаем об этом его друге, это то, что он приезжал в Эстонию с Ближнего востока.

– Он араб? – удивился Сергей.

– Конечно, не швед. И не румын, к слову. Он действительно араб, – вновь блеснул чувством юмора господин Пирсман. – По нашим данным, он приезжал к господину Тоому дважды. И то я говорю так только потому, что на сегодняшний день ни у нас, ни у других компетентных лиц или органов нет сведений, опровергающих данную информацию.

Сергей кивнул.

Что-то его смущало.

Человек на фотографии был в плаще и в берете. Это как-то не складывалось с представлением Сергея об арабах.

Он спросил:

– Имя этого араба, наверное, неизвестно?

– Ну почему же? – вежливо улыбнулся господин Пирсман. – У этого человека хорошее арабское имя. Очень хорошее имя. Если верить официальным документам, его зовут Абу Фазл.

– Абу Фазл? Вы так сказали?

– Именно так, – господин Пирсман внимательно взглянул на Сергея: – На востоке это имя не считается редким. – И спросил вкрадчиво: – Вы уже слышали об этом человеке?

– Нет, – покачал головой Сергей, стараясь не выдать волнения. – Ничего я о нем не слышал. Да и не мог слышать. Просто арабские имена все еще звучат для нас экзотично.

– Еще мы знаем, – вежливо добавил господин Пирсман, – что этим человеком в свое время интересовались спецслужбы.

– Эстонские?

– Не только.

– Известен род занятий этого араба?

– О, род его занятий чисто мужской! – хихикнул господин Пирсман. Было, было у него было чувство юмора. – Он торгует оружием. Мы знаем, что господин Абу Фазл занимался поставками оружия для кувейтского сопротивления во время оккупации Кувейта Ираком. Гранаты, взрывчатка, ручное оружие, приборы ночного видения. В общем, все, что необходимо для уличных боев. Но, возможно, – добавил, господин Пирсман, – что параллельно этому господин Абу Фазл работал и на Навуходоносора.

– Это еще кто такой?

Господин Пирсман мелко рассмеялся:

– Вы плохо изучали историю в школе? Или вы недостаточно внимательно читаете газеты?

– И то, и другое возможно.

– Навуходоносор это древний вавилонский царь. Именно он превратил небольшое государство Вавилон в великую державу. Он был истинным царем-воителем. Это занятие ему никогда не надоедало. Если вам интересно, – усы господина Пирсмана нахально задрались вверх, – именно Навуходоносор более двух с половиной тысячелетий тому назад разрушил иерусалимский храм и обрек евреев на скитания.

– Но при чем тут Навуходоносор? – удивился Сергей. – Разве мог господин Абу Фазл поставлять современное оружие древнему вавилонскому царю?

Господин Пирсман засмеялся:

– Вот я и говорю, что вы, наверное, недостаточно внимательно читаете газеты. Когда в позапрошлом году военные силы международного сообщества изгоняли из Кувейта армию Саддама Хусейна, в газетах печаталось много интересного. Это ведь Саддама называют Навуходоносором. И не только в Ираке. Если быть совсем точным, его называют Навуходоносором из Тикрита, этим подчеркивая его происхождение. В Тикрите, в крошечном городке к северу от Багдада, родине Навуходоносора, родился и Саддам. Поэтому, наверное, он и считает себя прямым наследником великого завоевателя. Говорят, даже физически Саддам очень похож на древнего вавилонского царя. У него даже усы как у настоящего Навуходоносора. Саддаму это нравится. Даже во время семилетней войны с Ираном он ни на один день не забывал о восстановлении древней столицы Вавилона. Во многих газетах публиковались фотографии огромных панно, на которых мудрый Навуходоносор передает Саддаму Хусейну огромные кирпичи для восстановления своей столицы. Следует признать, что Саддам Хусейн достоин своего предка. Даже его имя Саддам означает по-арабски – Наносящий удар. Чувствуете энергию? И уж, наверное, помните, что Саддам Хусейн, он как бы это сказать… Он сумел плюнуть в лицо американцам…

– По-моему, не очень удачно.

– Сами арабы так не считают. Они даже очень так не считают, – довольно хихикнул господин Пирсман. – Не исключено, что араб, изображенный на фотографии рядом с господином Тоомом, работал на кувейтское сопротивление, но вполне возможно, что параллельно он мог поставлять кое-что и Навуходоносору из Тикрита. Мог, очень даже мог… При его-то уклончивых принципах… А, кроме того, нам абсолютно точно известно, что кое-что господин Абу Фазл не стеснялся поставлять и прямым врагам президента Саддама Хусейна. То есть не даже арабам, а совсем наоборот, – военным силам международного сообщества, – сладко улыбнулся господин Пирсман. – Я могу даже конкретизировать. Вот скажем, – он улыбнулся, – этот Абу Фазл совершал поставки американским солдатам, которые изгоняли Саддама из Кувейта.

– Что он мог им поставлять? – удивился Сергей.

– Презервативы.

– Зачем солдатам в пустыне презервативы?

– Солдаты использовали их для защиты от пыли. Они натягивали презервативы на стволы автоматов и карабинов.

Господин Пирсман был очень доволен произведенным эффектом.

Вернемся к господину Тоому, предложил он. Нас ведь интересует господин Тоом, правда? Он, господин Пирсман, хорошо знает, что его ученый московский коллега впервые в Выру. Он, господин Пирсман, советует своему московскому коллеге хорошо отдохнуть те два или даже три дня, которые понадобятся ему, господину Пирсману, на обработку полученных документов. Возможно, за эти два-три дня он, господин Пирсман, решит поставленную перед ним проблему, или приблизится к ее решению. В любом случае эти два-три дня московскому коллеге лучше не показываться в конторе господина Пирсмана. Господин Тоом сейчас в отъезде, но он может появиться в Выру буквально в любой день. Не надо, чтобы приятели господина Тоома случайно заинтересовались новыми людьми, бывающими у известного юриста. Эстонцы рассудительный сдержанный народ, но почему-то неофициальные новости в Эстонии разносятся быстрее, чем электричество по проводам. На господина Тоома в Эстонии сердиты многие, поэтому господин Тоом всегда настороже, у него много глаз и ушей, поэтому лучше не привлекать к себе излишнего внимания. Он, господин Пирсман, думает, что Московское Акционерное Предприятие тоже в свое время, как бы это сказать… Ну, скажем так, это предприятие обидело господина Тоома. Поэтому господин Тоом настроен к Московскому Акционерному Предприятию недружелюбно. Очень даже недружелюбно. Отсюда некоторая натянутость в отношениях с господином Лео Тиилком. А потому ученому московскому коллеге лучше не появляться в эти дни в конторе господина Пирсмана. Он, господин Пирсман, надеется, что вполне понятно выразил свою мысль…

Сергей кивнул.

А лучше всего, со скрытым значением добавил господин Пирсман, лучше всего будет, если его ученый московский коллега попросту уедет в Таллинн. На день или на два. Вот почему, правда, не съездить в город Таллинн? Это небольшой город, но в нем масса современных развлечений. Господин Лео Тиилк, несомненно, порекомендует своему московскому гостю тихую недорогую гостиницу. У господина Тиилка в Таллинне много друзей. У него в Таллинне есть очень влиятельные друзья. Кроме того, в Таллинне часто и подолгу живет сам господин Тоом и там у него имеется хижина. Скажем так, удобная хижина. Она построена в самой зеленой части Таллинна, в Нымме, к югу от города. Конечно, это не Рокка-аль-Маре, зато хижина господина Тоома построена очень удобно. Может, с ее обзорной галереи виден не весь Таллиннский залив, зато у господина Тоома есть собственная яхта. Как говорится, для отдыха и расширения кругозора. Морские путешествия действительно расширяют кругозор даже самого недалекого человека. Ученому московскому коллеге интересно будет увидеть хижину господина Тоома и его новый модный большой магазин, расположенный не где-нибудь, а на улице Пикк-Ялг. По-русски это можно перевести как Длинная Нога. Это очень древняя и крутая, это очень модная улочка. По ней ты идешь среди голых каменных стен, зато, когда увидишь очень современный новый богатый магазин, это будет магазин именно господина Тоома. А когда идешь к Морским воротам, то непременно увидишь новое удобное и современное кафе. Это красивое модное кафе тоже принадлежит господину Тоому. Оно расположено напротив известной старинной башни. Если день солнечный, тень башни приятно падает на круглые столики. А второй богатый магазин господина Тоома, объяснил господин Пирсман, расположен на улице Лай, которая идет параллельно улице Пикк-Ялг. Как вы понимаете, человек, владеющий такими магазинами, такой хижиной, таким модным кафе, кое-что значит. И не только в Эстонии.

Сергей кивнул.

Теперь, после беседы с юристом, он был уверен, что бумаги Карпицкого находятся в надежных руках. Более того, он был уверен, что и у господина Тиилка имеются собственные претензии к господину Тоому, а значит, бумаги Карпицкого никуда не уплывут из конторы столь любезно и деловито настроенного господина Пирсмана.

Вот только этот Абу Фазл…

Он, Сергей, конечно, слыхал это имя. И совсем недавно слыхал. И не от кого-нибудь, а от Жорки Матвеева!

Некий странно исчезнувший приятель Жорки оставил у него не только немалые и невостребованные до сих пор деньги, но еще какую-то самую обыкновенную сумку. Правда, прощупав сумку, Жорка обнаружил во внутреннем боковом кармане записную книжечку, этакую маленькую записушку, а в ней, если верить Жорке (а почему не верить?) – копию некоей расписки. Даже не копию, а некий черновичок. «Я такой-то… Принял от господина Абу Фазла… Такую-то сумму в долларах США…» И соответствующая сумма. Очень звучная.

Интересные приятели у Жорки.

Похоже, араб, друживший с господином Тоомом, неплохо знал и исчезнувшего Жоркиного приятеля. А тот Жоркин приятель занимался недвижимостью… Ну да, Швейцария, Франция, Кипр, Финляндия… Это все Жорка уяснил, когда побывал в фирме, основанной приятелем. Как тогда выразился Жорка, не фирма, а вечный двигатель. При этом почти вся прибыль оседала где-то за рубежом. И опять же система. Хорошо, надежно продуманная система… А еще, вспомнил Сергей, в той же записушке Жорка обнаружил несколько таллиннских адресов.

Было над чем подумать.

– Все, – предупредил Сергей Лешу. – Завязывай. Больше не капли. Вообще больше никакой выпивки. Ни по тшерному, ни по пелому. Утром выдвигаемся в Таллинн.

Леша кивнул.

Араб… Странный араб…

В течение дня Сергей никак не мог отделаться от мыслей о человеке, которого увидел на фотографии рядом с господином Тоомом. Что могло связывать долговязого эста и некоего араба, подозреваемого в причастности к торговле оружием?

Да все, что угодно, сказал себе Сергей.

Противогазы, в принципе, тоже являются военным товаром.

В любом случае, противогазы имеют самое прямое отношение к военной технике. Если уж господин Абу Фазл сумел продать межнациональным вооруженным силам огромную партию презервативов, то Саддаму, в свою очередь, мог толкнуть и противогазы… Вот какую совместную операцию проворачивали совместно господин Тоом и господин Абу Фазл в одна тысяча девятьсот девяностом году? Имела ли их операция хоть какое-то отношение к интересующей его, Сергея, истории?

По времени вроде все сходилось.

Сергей обрадовался звонку Валентина.

– В нашем деле появилось новое имя, – сразу предупредил он. – Может, случайность, но я думаю, что нет. В любом случае, стоит проверить. Ты можешь это сделать через Контору?

– Не могу, – резко ответил Валентин. – Ты знаешь, я уволен. Какие-то каналы, конечно, я сохранил, но пользоваться ими следует лишь в крайнем случае.

– А твой новгородский руль?

– А если это пустой след? – в тон Сергею ответил Валентин. – Сам знаешь, прежде, чем залезать в долг, надо ясно себе представлять, когда и каким образом ты можешь вернуть занятое.

– Мне кажется, есть смысл рискнуть.

– А что ты знаешь об этом человеке? – неохотно уступил Валентин.

– Он араб. Его имя Абу Фазл. Возможно, что это его настоящее имя. Он торгует оружием. Профессионально торгует. Думаю, что он может быть как-то причастен к истории с противогазами.

– А кроме всех этих возможно ты чем-то располагаешь?

– Только тем, что в декабре одна тысяча девятьсот девяностого года этот человек дважды встречался с господином Тоомом в Таллинне.

Таллиннский филиал банка РПЮЭ

Утром машина стояла во дворе, но Леши в машине не оказалось.

Не оказалось его и в комнате.

Чертыхаясь, Сергей спустился на первый этаж и постучал в дверь Петера.

– Ком! Ком!

Сергей открыл дверь.

На огромном, раскинутом, как крылья бабочки, диване на фоне спящего аккуратно укутанного белыми простынями белесого бородавочника Петера в несколько необычных, но достаточно вольных позах разбросались две полные полуголые белокурые бестии. Лениво покуривая, они с презрением поглядывали на третью, явно не профессионалку. Любительница была только в лифчике. Больше на ней ничего не было. Вообще ничего, даже сапог, но Сергей все равно понял, что без Леши тут не обошлось.

– Где гуманист? – спросил он проституток.

– О, Леша! О, хуманист! Найн, найн! – сердито ответила Сергею любительница и незамедлительно объяснила, почему она в лифчике: – О, Леша! О, хуманист! Он кусать за грудь! Потом сказать, что идет за деньги. Сперва он меня спросить: «Знаешь, как кусаются лошадки?» Я думала, что он играть, и сказала: «О, найн!». Тогда он кусать меня за грудь. Теперь я ждать Лешу.

Если Леша отправился за деньгами, значит, он не совсем ясно представлял, где их надо искать: Сергей обнаружил Лешу в ванной.

Леша ворочался и плескался в горячей воде, как пьяный Архимед, и, несмотря на холодный душ, включенный Сергеем, появился перед ним только минут через пятнадцать. При этом Леша все равно оставался пьяным и до машины добирался на автопилоте, почти не открывая безобразно запухших глаз. Из комнаты Петера сквозь открытое окно на опухшего спотыкающегося Лешу печально смотрели две проститутки и любительница. Они оказались не дуры, даже любительница: ни одна не выскочила во двор. Наверное, понимали, что им невыгодно поднимать шум. Кроме того, они вполне разумно решили, что клиент, спящий под рукой на диване, куда перспективнее клиента, наладившего сани в сторону.

– Освободи место.

Сергей с трудом перевалил Лешу с водительского места на правое сиденье и пристегнул ремнями.

– Экологически, Леша, ты сейчас не безупречен, – сказал он, стараясь не дышать испарениями, исходящими от Леши. – И ни к какому делу не способен. Поэтому единственное, что от тебя требуется, это не загадить салон.

Леша что-то неразборчиво пробурчал.

Черт с ним, решил Сергей.

Пусть отсыпается.

Программу выпить по тшёрному Леша и Петер выполнили на сто процентов.

Это сближает.

Машину резко повело вправо.

Сергей тормознул.

– Выкатывайся из машины, – приказал он несчастному Леше.

– Триста крон… – бессмысленно пробурчал Леша, с трудом открывая мутные глаза. – Я, правда, отдал триста крон?…

– А ты нанимал меня в бухгалтера? – удивился Сергей. Ему вовсе не улыбалось возиться со спущенным колесом, кроме того, Леша непременно должен был быть наказан. – Выкатывайся из машины. Считай, тебе повезло. Кроны при тебе, но колесо спустило.

И повторил:

– Колесо, Леша! Ко-ле-со! Понимаешь? Круглое, а внутри камера с воздухом. Только воздух сейчас из нее выходит. Слышал что-нибудь о колесе? Оно может катиться по земле. А в пустую камеру можно прятать серебряные ложки.

И повторил:

– Действуй.

До Леши, наконец, дошло.

Протестовать он не смел. А может, не хватило сил.

Постанывая, он грузно вывалился из машины и, не удержавшись на ногах, уселся на земле.

– Работа лечит, – суховато, но справедливо напомнил Сергей. – Вся Прибалтика так считает. Вставай и делай все, что тебе следует делать. И старайся не падать, держись на ногах, мы все-таки представители великой державы. Не позорь Россию. Я тебя поднимать не буду, и помогать тебе не буду, ты давно уже совершеннолетний. Брошу прямо на дороге, пусть поднимает полиция. Ты ведь совершеннолетний?

– К-к-кажется…

Почти бессознательно Леша добыл из багажника крестообразный балонный ключ. Он ничего не понимал, его подташнивало, ключ казался ему чрезмерно тяжелым. Раза два он уронил ключ на землю и с трудом сумел отыскать.

Сергей терпеливо ждал.

Наконец, Леше удалось поймать волну удачи.

Постанывая, он поставил под машину домкрат и скинул спустившее колесо. Оно с глухим стуком, как мертвое, упало на землю и осталось лежать прямо там, где упало.

Рядом с Лешей.

– Прикрой дверцу и дыши в сторону, – приказал Сергей. – Что ты там возишься, как глист в обмороке?

Леша напрягся и прикрыл дверцу.

Кажется, день начинал ему удаваться.

Обливаясь потом, он поставил новое колесо, отпустил домкрат и, сделав три шага, бессильно рухнул на переднее сиденье.

– Все, – выдохнул он, скашивая больные глаза в сторону. – Забрось сам колесо в багажник. Я не смогу.

Сергей пожалел Лешу:

– Ладно. Отдыхай.

Леша благодарно захрипел, но тут же впал в полуобморочное состояние.

Сергей вел машину по шоссе.

«Конечно, – думал он. – Все хорошо. Вот прекрасное шоссе. Вот независимость. Вот дружба народов. Но на чьи деньги все это построено? Почему в Эстонии дороги не уступают швейцарским, а в Сибири застрять можно даже на основной магистрали?»

Тихие хутора.

Зеленые перелески.

Луга, мягкие ленты проселков, низкие облака.

Мы стояли на плоскости с переменным углом отраженья… Наблюдая закон, приводящий пейзажи в движенье…

«Красавец Лео, конечно, вор. Самый обыкновенный вор, только крупный. И господин Тоом – вор. И господин Вейхестэ – вор. И Петер, наверное, мелкий воришка. А все туда же – национальное самоопределение. Видел я, как тащат к красавцу Лео металл, украденный в России. Тут Валентин прав, нашим комитетчикам не позавидуешь. Если можно эшелонами угонять из России никем не учтенный бензин, то…»

А, ну их к черту, решил он.

И поймал себя на странной мысли: ему самому ведь помогают воры.

Не снижая скорости, раздраженный Лешей и мыслями, проскочил Пыльву.

Непривычно было ехать по прекрасному шоссе, видеть вдали на лужайках, как на картинках, черно-пестрых крупных коров, и одну за другой встречать бензоколонки, перед которыми не было никаких очередей. «В Москве мы простояли бы в очереди часа три… Если бы, конечно, оказался бензин…» Непривычно было видеть чистые поселки и уютные магазины, полные продуктов. «В Москве пришлось бы не мало покрутиться, чтобы найти нужное…»

Время от времени под солнцезащитным козырьком вспыхивал огонек радара, тонким писком пугая спящего Лешу.

Приходилось сбрасывать скорость.

«Т вот так, – подумал Сергей. – И вот так за пару часов можно пересечь чуть ли не всю Эстонию… Не Сибирь, конечно…»

Вздохнув, он прислушался к бреду Леши, переживавшего в темных безднах своего тусклого сумеречного подсознания какую-то очередную драку по-людски. В Таллинне я выбью из Леши дурь. А заодно выбью из него все, что он знает о господине Тооме. Не может он ничего не знать о господине Тооме. У Карпицкого Леша на хорошем счету, значит, должен знать.

И усмехнулся.

В Таллинне он у меня очнется!

Как это ни странно, Леша очнулся гораздо раньше.

Он очнулся под Куйвайыэ и, приоткрыв мутные глаза, попытался прочесть название городка на указателе, но язык плохо слушался. У него получилось что-то вроде ужасного непонятного ругательства. Оно поразило даже самого Лешу.

– Где я? – с трудом спросил он.

– За границей.

– Ты что? – испугался Леша. – Как я сюда попал?

– Легально.

– А чего у меня руки трясутся?

– Скорее всего, поздний даун, – предположил Сергей. – И немудрено. Ты же двое суток пил по тшёрному. Твой бородавочник вообще еще, наверное, не проснулся. С ним, кстати, остались все три шлюхи, которых вы извлекли из своего глючного социума.

– Почему три?

Сергей пожал плечами:

– Может, была и четвертая. Не знаю. Я видел только трех. Одной, кстати, ты успел показать, как лошадки кусаются.

Он скосил глаза на Лешу:

– Может, тебя опохмелить?

Леша прорычал:

– Исключительно минералкой.

И запричитал, жадно захлебываясь холодной водой:

– Больше никогда! Ну вот ни одной капли! Это все Петер… У него ликер сладкий… После такого ликера все время пить хочется… Но больше никогда! Никогда больше! Ни одной капли… Ликера!

– Пристегнись ремнем. Выпадешь.

– Плохо мне.

– А кому сейчас хорошо?

А на кладбище все спокойненько… От общественности вдалеке… Все приличненько и пристойненько… И закусочка на бугорке…

– А кому сейчас хорошо? – повторил Сергей. – Хотя, наверное, хуже, чем тебе, редко кому бывает.

Леша безобразно выпучил глаза. Видимо, таким образом он боролся с приступами тошноты. Но в его похмельных безумных глазах уже проскальзывала жалкая искорка сознания. Из последних сил он попытался опротестовать жестокие слова Сергея:

– Почему не бывает? Всегда найдется человек, которому сейчас хуже. Хуже даже, чем мне.

– Не вижу таких.

– Ну, мало ли, – жалко протестовал Леша. – У меня есть приятель…

– Представляю, – с отвращением скосил глаза Сергей. – Кто-нибудь вроде бородавочника Петера. – И добил Лешу: – Сейчас, по-моему, даже твоему приятелю, о котором ты пытаешься вспомнить, не может быть хуже, чем тебе.

– Он лысый.

– Быть лысым ничуть не хуже, чем страдать с похмелья.

– Он совсем лысый, – бормотал Леша, открывая новую бутылку минеральной воды. – Ты не поверишь, у него голова глаже, чем колено моей эстонской подруги. А колени у нее круглые, как бильярдный шар.

– О чем ты бормочешь? Даже самому лысому человеку сейчас не может быть хуже, чем тебе.

– Он летал в Японию.

– Разве это хуже, чем умирать с похмелья?

– Он заработал много денег.

– Только не говори, что это хуже, чем умирать с похмелья.

– Там же в Японии мой приятель согласился на операцию. Он отдал за нее все заработанные деньги. Он отдал все деньги, ничего не пожалел. Ему врастили в голову нейлоновые волосы. В Японии богатый выбор красивых нейлоновых волос, – бессмысленно бормотал Леша. – Мой приятель выбрал для себя черную шевелюру. Как вороново крыло. Такой редкий молодящий человека цвет. И стричься не надо, и всегда красиво. Раньше бабы смеялись над моим приятелем, а теперь стали на него вешаться…

– Все равно это нисколько не хуже похмелья.

– Да погоди ты, – несколько оживился Леша. Кажется, он попал в колею. – Мой приятель прилетел в Москву такой черный и моложавый, что его не узнала собственная жена. Вот встречала его в аэропорту, а не узнала. Ведь улетал в Японию муж лысый и скрюченный, смотреть не на что, а сошел с трапа обалденный волосатый мужик. Такой обалденный, что прямо у стойки ему хотела отдаться старшая таможенница. А жену мой приятель и сам не узнал, потому что надрался еще в самолете. Ты еще не видел, чтобы так можно было надраться, – тоскливо выдохнул Леша. – А в Москве мой приятель живет на Сходне. От Шереметьево не так уж далеко, но домой в тот день он так и не попал. Прямо в такси он стал издеваться над каким-то лысым соотечественником, прямо надругался над ним и тот сдал его ментам…

Сергей невольно заинтересовался.

– Понятно, приятель не сдался без боя. Он же обалденный мужик. Цвета воронова крыла. Он сильно ментам не понравился. Прямо в вытрезвиловке его подвергли насильственной стрижке. Под машинку. А это все равно как изнасиловать, – тоскливо пробормотал Леша. – Здесь меня только бабы поймут. «Не стригите, – кричал приятель, – нельзя меня стричь, я только что из-за бугра!» – «А мы таких стрижем в первую очередь, – весело отвечали менты, – чтобы, значить, не везли к нам забугорных мандавошек!» – «У меня искусственные волосы, – кричал приятель, они сами по себе не растут!» – «А ты поливай их почаще», – весело отвечали менты. «Я кучу денег выложил за эти волосы», – кричал мой приятель. – «Значит, и на штраф насобираешь!» Двое суток держали в вытрезвиловке приятеля, потом выпустили. А что толку? Ходит лысый, ненавидит ментов, голова стала страшная. Ему ведь нейлоновые волосы срезали все под корень. Голова голая, как бильярдный шар, и вся в черных точках.

Сергей засмеялся.

Ободренный его смехом, Леша пробормотал:

– А все почему? А все потому, что приятель мой – обалденный придурок. Когда, например, меня в прошлом году под этим делом менты затащили в отделение, я сразу сделал вид, что вот прямо сейчас перед казенным столом описаюсь. Ну, понятно, вывели в туалет, а там на раковине лежал кусок хозяйственного мыла. Знаешь, есть такое, даже на вид грязное, – поморщился Леша. – И с грязным запахом. Не поверишь, сердце плакало, когда я грыз это мыло. Большой такой кусок, – отметил Леша. – Но я его сгрыз. Я ведь не придурок. Противно было, но сгрыз. А почему? А потому, что жизнь человека учит. А чему жизнь учит? А жизнь учит тому, что щелочь напрочь нейтрализует алкоголь. Слыхал про такое? Зато потом, – сдерживая надвигающуюся тошноту, хохотнул Леша. – Зато потом, когда менты заставили меня дуть в свою волшебную трубку, ничего такого особенного я им не выдул. Ничего в волшебной трубке не дрогнуло и не посинело. Это менты посинели от огорчения.

Остановился Сергей у главного подъезда отеля «Эстония».

– Сиди в машине, – приказал он Леше. – Я поменяю баксы, а ты сиди в машине. И чтобы никто не видел тебя.

Сергей неторопливо поднялся в холл.

Разглядывая курсы валют, высвеченные на табло над обменным пунктом, он увидел напротив немецкой марки уверенную восьмерку, а через запятую все четыре ноля. «Вот бы в России так. Только кто захочет, как котенка за хвост, привязывать к своей валюте российский рубль?»

Поменяв доллары на кроны, он заглянул на переговорный пункт.

Связь оказалась отменная. Почти сразу он услышал Жоркин голос:

– Ну, Рыжий, ты куда пропал? Я тебя разыскиваю, даже в Сибирь звоню, а твоя жена говорит, что ты в отъезде. Я спрашиваю: где? А она осторожная. Говорит: еще не звонил.

– Я в Таллинне, – засмеялся Сергей. – Люблю красивые города. – И спросил: – Есть что-нибудь новое?

– Почти ничего.

– Ну давай свое почти.

– В списке фамилий, которые я нашел в известной тебе записной книжке, есть фамилия некоего Вейхестэ. Это точно. Он, оказывается, был управляющим таллиннского филиала банка РПЮЭ.

– А сейчас?

Жорка засмеялся:

– Ну, сейчас! А сейчас ищи его в Финляндии, а то и в Швеции. Если ты в Таллинне ради него, то напрасно потратил деньги. В Таллинне он, похоже, чего-то сильно накуролесил.

– Ладно, хрен с ним, – сказал Сергей. – Я тороплюсь, к сожалению. Помнишь, ты говорил, что наткнулся в записушке вроде на какую-то арабскую фамилию? Я не ошибся? Вроде какой-то араб давал расписку твоему исчезнувшему приятелю или наоборот, твой приятель… Ты погоди, не перебивай… Ты что-нибудь знаешь об этом арабе?

– Да почти ничего.

– Ну, давай свое почти.

– Мне еще в Таллинне сказали, что этого араба будто бы хлопнули. Чуть ли не там же, в Эстонии, и хлопнули. Я так думаю, что, может, мой приятель потому и смотался за бугор. Но учти, Рыжий, я тебе ничего такого не говорил, я только предполагаю.

– А как можно выйти на следы этого араба?

– А я знаю? – испугался Жорка.

– Да ну! – подольстился Сергей. – Ты да не знаешь? Кончай! Ты у нас как архив, все у тебя схвачено.

– Да пойди ты в любую библиотеку, – неохотно посоветовал Жорка, – и поройся в криминальной хронике за прошлый год.

– Я на эстонском не читаю.

– Дай библиотекарше пятьдесят крон, они тебе всю газету переведет от корки до корки.

– Ладно. За совет спасибо. Пока.

Отыскав двухэтажное кирпичное здание таллиннского отделения банка РПЮЭ, Сергей жестко сказал:

– Значит так, Леша. Мы находимся в Таллинне, то есть не на территории медного короля. Здесь тебе ни Петера, ни сам Лео не помогут. Поэтому сиди в машине, как мышь, и не высовывайся. Если подойдет полицейский, сделай вид, что ты вообще ничего не понимаешь, ни русского, ни эстонского. Дошло?

Леша кивнул и провалился в сон.

Сергей, не торопясь, выбрался из машины.

Он даже запер ее, потому что Леша ничем сейчас не отличался от багажа. Правда, в отличие от багажа, он всхрапывал и постанывал. Вряд ли угонщики заинтересовались бы таким автомобилем, но рисковать Сергей не хотел. По каменным ступеням он неторопливо поднялся в просторный вестибюль, где четверо рабочих в аккуратных комбинезонах и в таких же аккуратных, каких-то даже картинных касках ставили сложную металлическую арматуру. Густо пахло цементом, штукатуркой, краской.

– Тут что, ремонт?

– Тут есть ремонт, – кивнул кто-то из рабочих.

– Банк не работает?

– Банк в ту дверь.

Сергей толкнул указанную дверь.

В небольшой скучной зальце за окошечком стойки, остекленной почти до потолка, скучала рыхлая белокурая женщина с круглым неестественно бледным лицом. Обычно на таких лицах летом выступают веснушки, но на этом лице ничего такого не выступало, кроме скуки. «Наверное, вид ее отвечает состоянию банка», – невольно подумал Сергей. И наклонился к окошечку:

– Простите. Я веду дела в Таллинне. Мне было бы удобно сотрудничать с вашим банком. Мне рекомендовали ваш банк в России.

– Вы наш клиент?

– Пока нет, но, возможно, буду.

– Если вы хотите иметь тело с нашим банком, – мечтательно ответила женщина, – значит, вам надо ехать в головное отделение. Оно находится в городе Выру. Это совсем недалеко.

У нее так и получилось – иметь тело.

– А здесь?

Женщина пожала плечами:

– Здесь только отделение. И в нем идет ликвидация. Вряд ли мы сможем вам помочь.

– Дела так плохи?

Женщина не ответила.

«Похоже, прав Жорка, банк переживает не лучшие времена, – покачал головой Сергей. – Головное отделение в Выру функционирует, но для Карпицкого это не утешение. С банка РПЮЭ Карпицкий вряд ли что-то сорвет. Чтобы вернуть потерянные деньги, надо напрямую выходить на людей, которые вели операцию с противогазами».

– Могу я увидеть господина Вейхестэ? – негромко спросил он.

Бледная женщина нерешительно поднялась, еще раз взглянула на Сергея, будто запоминая его, и вышла. В соседней комнате сразу послышались негромкие встревоженные голоса. Разговаривали по-эстонски и Сергею это не понравилось. Может, сотрудница вызывает охрану? Но чем, собственно, я мог ее насторожить? Или имя господина Вейхестэ тут под запретом?…

Только проехав пару кварталов и убедившись, что никто за «семеркой» не следует, Сергей растолкал Лешу:

– Лео рекомендовал нам уютную и недорогую гостиницу. Название ее «Тоот». Знаешь такую?

– Езжай прямо, – махнул рукой Леша и вдруг заклекотал, как голодная чайка: – Кыйк! Кыйк!

– Это что-нибудь значит? – удивился Сергей.

– «Никогда!» – простонал Леша. – Кыйк по-эстонски это «никогда».

– Возьми девочку на опохмелку, – посоветовал Сергей. – Лео говорил, что девочка в Таллинне не стоит не больше трехсот крон.

Леша в ужасе замахал руками:

– Кыйк! Кыйк!

Хижина дяди Тоома

После скромного обеда в кафе (пиво под свиные ножки) Сергей отправился искать своего таллиннского должника. Опухший Леша отдыхал на заднем сиденье безучастно, как случайный пассажир. После короткого возбуждения он вновь переживал душевный упадок.

По адресу регистрации нужную контору Сергей не обнаружил.

Нагловатый молодой человек странного вида – с хвостиком длинных волос, подвязанных на затылке коричневой ленточкой, в потертых джинсах, в сандалиях, в слишком уж свободно – до пояса – расстегнутой белой рубашке, услышав звонок, вышел на невысокое каменное крылечко, украшенное стандартными кованными перилами.

– Акционерное общество «СибЭст»? – с непонятной агрессивностью переспросил он. – Нет тут такого общества! Уже давно нет! – И так же непонятно предупредил: – И по-русски тут не говорят.

Машина стояла прямо напротив крылечка.

Разбуженный громким голосом Леша поднял на молодого человека полные страдания глаза.

– Работники смешанного общества «СибЭст» бежали в Россию с последними частями советских оккупантов, – все с той же непонятной агрессивностью развил длинноволосый свою неприхотливую мысль. – Раньше работники Акционерного общества «СибЭст» обворовывали Эстонию, теперь они, наверное, обворовывают Россию. Такой менталитет, – гордо пояснил он. Работники смешанного общества «СибЭст» все были ворами, так что ищите их у себя в России. Воры ведь там собираются, я не ошибся?

– Это кто? – с трудом опустив стекло, страдающе удивился Леша.

– А вот угадай с трех раз.

– Пидор, – угадал с первого раза Леша и икнул.

– Да нет, эстонский ассимилянт, новое поколение, – возразил Сергей. Он боялся, что Леша начнет ругаться.

Длинноволосый насторожился.

– Я ничего такого не говорил, – агрессивно объявил он. – Я ничего конкретного не имел в виду. Я вам только сказал, что человек, которого вы ищете, должно быть, прячется среди воров в России. Если бы он был честным человеком, вы бы его не искали. Я не ошибся?

– Где же его искать?

– Наверное, в Москве.

– Москва большой город.

– Когда знаешь, кого искать, найти не так уж трудно, – вдруг вполне разумно объяснил длинноволосый. Что-то пришло ему в голову. Он спросил, сильно изменив тональность: – Бензин у вас есть?

Сергей кивнул.

– А машинное масло?

– И масло есть.

– Да подождите, я ведь всерьез, – вновь завелся длинноволосый, но было видно, что первый заряд агрессивности он уже исчерпан. – А медный кабель? А цветные металлы? А серебро?

– У нас все есть.

– Не знаю, где сейчас ваш приятель, но если у вас есть бензин, машинное масло или цветные металлы, этот приятель вам уже ни к чему, – уверенно заявил длинноволосый. – Если вы действительно можете снабжать нас цветметом и серебром, мы запросто договоримся.

– Воруешь, пидор?

Хриплый голос Леши прозвучал трагично. Длинноволосый вздрогнул.

– Ты чего-то боишься? – быстро спросил его Сергей и длинноволосый невольно отступил на шаг.

– Здесь Эстония.

– А почему ты не хочешь ответить на мой вопрос?

– На какой вопрос?

– Где сейчас находится мой приятель?

– Я же сказал, скорее всего, в Москве. Откуда мне знать? Мне плевать на вашего приятеля. Я его не знаю, не знал и знать не хочу. Остальное вообще наши внутренние дела. Я ведь в ваши дела не лезу.

– В какие именно?

– С вами только свяжись…

– Замочат? – выговорил Леша.

– Вот именно.

– А есть за что?

– Я, что ли, напрасно прожил тридцать лет?

Это Сергею понравилось.

– Прощай, овощ!

Смеялся он минут пять.

– Ты чего? – испугался наконец Леша.

– Ты разве не слыхал? «Я, что ли, напрасно прожил тридцать лет».

– Что смешного?

Но Сергей никак не мог остановиться.

Этот длинноволосый, думал он, смеясь, не из тех, кто нравится многим.

Он, скорее, из тех, кто вообще никому не нравится. Таких и убивают чаще. Таких, как этот длинноволосый, всегда хочется убить. Уж больно неприятная у них улыбка, уж больно отталкивающий голос. Такой только ощерится в своей неприятной улыбке, а его уже хочется убить. Такой только произнесет первое слово, а его уже и убили. У таких людей, отметил про себя Сергей, вблизи наблюдается какой-то особенный животный магнетизм. Это, наверное, потому, что они сами как животные. Их постоянно тянет к скотству. Так что, нет ничего удивительного в том, что они сами не умирают. Однажды, ощерившись, они неудачно открывают дверь и получают пулю в лоб.

Тридцать лет… Не зря прожил…

– Куда теперь? – спросил он, выезжая на улицу Пикк.

– А нам куда?

– Ты еще в Выру обещал мне показать хижину господина Тоома.

– А-а-а, – хрипло протянул Леша. – Тогда езжай прямо. Зрелище, что надо. Тебе понравится.

Зрелище действительно оказалось что надо.

В сосновой рощице невиданной, можно сказать редкостной красоты возвышался за витой железной решеткой каменный трехэтажный дворец. Башенки, галереи, настоящий замок, рва только не хватало. Сквозь витую решетку зеленели аккуратно постриженные куртины, чистенькие английские лужайки, был виден большой открытый бассейн, площадка для гольфа, а за бассейном – опять готика каменных башенок, опоясанных навесной галереей, с которой, наверное, открывался широкий вид на море…

С шоссе к воротам тянулось бетонное ответвление.

Возле кованных ворот, покуривая, прогуливался крепкий эст в камуфляже, в коричневом берете, с кобурой на поясе.

– Это и есть хижина дяди Тоома?

– Она, она, – опасливо проговорил Леша и так же опасливо добавил: – Ты не сбрасывай скорость, ты проезжай мимо. Охранники не любят, когда возле ворот этой хижины останавливаются незнакомые машины.

– Господин Тоом постоянно тут живет?

– Может быть, – так же опасливо ответил Леша. – Только я не управляющий его хижиной. И еще слышал, что господину Тоому очень нравится жить в Выру. Говорят, ему нравится Выру. Там у него другая хижина. Говорят, у него есть еще несколько хижин – одна в Испании под Барселоной, другая в Канаде… Ну, в общем, где-то там, не сильно близко, не дотянешься… Вот ведь скотина, – пожаловался Леша, – у меня даже голова заболела…

И выкрикнул от всей настрадавшейся души:

– Война хижинам! Мир дворцам!

Хорошие документы

– Хочешь выпить? – спросил Сергей, когда под вечер, намотавшись по Таллинну, они устроились в двухместном номере гостиницы, целиком принадлежащей одному из приятелей медного короля Лео Тиилка.

Леша заколебался.

Было видно, что он еще помнит о недавних мучениях, но когти этих мучений, кажется, притупились. По крайней мере, от мрачного слова выпивка Леша уже не вздрагивал.

– Не хочешь, не пей, – усмехнулся Сергей, доставая из холодильника покрытую нежной изморозью бутылку финской водки. И, помолчав, добавил: – Только сдается мне, сегодня тебе захочется выпить?

– Это почему? – насторожился Леша.

– Ну как? Разве нам не о чем поболтать?

Леша еще больше насторожился.

– Давно работаешь с Карпицким?

– Давно.

– Как давно?

– Лет восемь.

– А точней?

– Лет восемь, – упрямо повторил Леша и откровенно обрадовался: – Возьми трубку. Это, наверное, тебе звонят.

Сергей взял трубку.

Действительно звонили ему.

Звонил господин Пирсман из Выру.

Господин Пирсман вежливо извинился, что отрывает Сергея от дел. Он очень вежливо извинился. Зато, извинившись, с большим внутренним торжеством он заметил, что теперь ученому московскому гостю делать в Таллинне, собственно, нечего. Он, господин Пирсман, со всей тщательностью изучил документы, переданные ему, и пришел к однозначному выводу, что эти документы, так же, как и документы, собранные в маленькой уютной Эстонии лично им, господином Пирсманом, очень хороши.

Даже очень и очень хороши, удовлетворенно повторил господин Пирсман.

Особенно печати корейской фирмы БОР, хмыкнул про себя Сергей.

Он, господин Пирсман, тщательно и пристрастно с самых разных сторон изучил попавшие в его руки документы. Настоящий юрист всегда как золотоискатель, рискнул привести он красивое сравнение. Московский ученый коллега, конечно, поймет это сравнение. Теперь ему, господину Пирсману, совершенно ясно, что у Московского Акционерного Предприятия, без всякого сомнения, есть серьезные поводы для официального предъявления весьма серьезных претензий как к банку РПЮЭ, так и лично к господам Тоому и Коблакову. Например, он, господин Пирсман, среди интересных деловых писем, найденных в Эстонии его собственными работниками, очень высоко оценил одно, которое, возможно, сыграет особенную роль при будущих конфиденциальных переговорах господина Карпицкого с господами Тоомом и Коблаковым, а также с банком РПЮЭ. Письма, правда, написаны на эстонском языке, но это не проблема, над ними уже работают, к оригиналам будут приложены заверенные эстонским и русским нотариусами переводы.

Почему деловые письма оказались на эстонском языке?

О, пояснил господин Пирсман, это потому, что они писались уже в самостоятельном и ни от кого не зависящем свободном государстве Эстония. Язык – одна из важнейших форм национального утверждения, правда? Когда рушится большая империя, а большая империя рухнула, случаются не только драмы и трагедии. Еще случаются казусы. Например, мне известно, с удовольствием заметил господин Пирсман, что одна из эстонских фирм уже почти год упорно посылает всю деловую документацию своим партнерам в Узбекистан принципиально только на эстонском языке. Правда, у азиатских народов тоже есть некоторая тяга к юмору: они отвечают эстонским коллегам исключительно на узбекском языке. Конечно, это несколько вредит общему делу, зато утверждает национальное самосознание.

Мы с вами, как юристы, должны хорошо понимать друг друга, позволил себе улыбку господин Пирсман.

Он, несомненно, был доволен.

Некоторые документы, повторил он, вообще необычайно хороши. Так хороши, что их хоть сейчас можно подавать в международный суд. Кстати, его, господина Пирсмана, очень интересуют интересные международные процессы. Если вы действительно подадите в международный суд, сказал он, я буду рад сотрудничать с вами и в дальнейшем. Ведь мы единая Европа, правда? – сказал господин Пирсман, все крепче и крепче утверждаясь в национальном самосознании.

– А о чем говорится в найденном вами письме?

– О-о-о! – обрадовался господин Пирсман. – В этом письме содержится интересная просьба. Заметьте, не приватная, а вполне официальная просьба, – подчеркнул господин Пирсман. – Один восточный человек просит господина Тоома посодействовать ему в деле неких поставок…

– Именно тех, которые нас интересуют?

– Вот именно! – торжествующе подтвердил господин Пирсман.

Произнося это, он, наверное, обернулся, чтобы две серенькие машинистки его конторы увидели, что он, господин Пирсман, разговаривает не с кем-нибудь, а с самым настоящим иностранным юристом из Москвы, с ученым коллегой. И не просто с каким-то иностранным юристом, а с личным другом медного короля господина Лео Тиилка.

– Кроме того, мы имеем некий официальный ответ, подписанный господином Тоомом. Как раз в этом ответе и указаны обязательства всех заинтересованных сторон.

– А кем подписано письмо, адресованное господину Тоому?

– Оно подписано восточным именем!

– Произнесите его.

– Абу Фазл.

– Это пишется вместе?

– Боюсь, что огорчу вас, – удовлетворенно заявил господин Пирсман и, наверное, опять там в конторе обернулся к двум своим сереньким мышкам машинисткам. – Восточное имя, произнесенное мною, пишется исключительно раздельно. Сперва Абу, а потом отдельно – Фазл. Вы, конечно, помните это имя? Я ведь показывал вам фотографию…

– Значит, противогазы ушли к арабам?

– А вы думали, к эскимосам? – позволил себе шутку господин Пирсман.

– Нет, я так не думал, – поджал губы Сергей.

И повторил:

– Значит, противогазы ушли к арабам?

– Если ушли, – загадочно намекнул господин Пирсман.

– Как вас понимать?

Но господин Пирсман вдруг заторопился:

– Завтра жду вас в Выру. Не все можно доверить телефону, как юрист, вы меня, наверное, понимаете. Когда приезжает ваш друг? – господин Пирсман спрашивал о Валентине.

– Как раз завтра.

– Вот и отлично, – обрадовался господин Пирсман.

И попрощался:

– Завтра поговорим.

Абу Фазл.

Впервые это имя Сергей услышал от Жорки Матвеева.

Возможно (если верить черновику расписки) Жоркин приятель получил деньги именно от господина Абу Фазла… «Мне еще в Таллинне сказали, что этого араба будто бы хлопнули…» И тот же господин Абу Фазл лично встречался с господином Тоомом… А господин Тоом выступал в истории с противогазами чуть ли не гарантом сделки…

– Как будет по-эстонски черт? – спросил Сергей Лешу.

– Курат.

– Вот чертов курат!

– Чего это ты? – уставился на Сергея Леша.

– Ты еще не захотел выпить?

– А я уже выпил, – обескуражено заявил Леша. И тут же пояснил нервно: – В чисто лечебных целях.

– Тогда рассказывай.

– О чем?

– Не о чем, а о ком.

– А о ком?

– О господине Тооме, конечно.

– А что я о нем знаю? – прикинулся дурачком Леша.

– Ты, Леша, неправильно относишься к моим вопросам.

– А как к ним надо относиться? – спросил Леша, жадно наливая почти полный стакан водки.

– А относиться к моим вопросам надо, как к святому, – неторопливо объяснил Сергей. – Расскажи мне не столько про самого господина Тоома, я уверен, что тут ты не врешь, что тут ты действительно мало что знаешь, даже может меньше, чем я думаю, а расскажи мне про то, где и когда ты встречался лично с господином Тоомом и вообще, как это происходило.

– Да я и видел его один раз! – слабо протестовал Леша.

– Вот и расскажи.

– Да я и не знал тогда, что это господин Тоом.

– Тогда тем более расскажи.

Леша колебался.

– Тебе Карпицкий звонил? – напомнил Сергей.

– Звонил.

– Тебе Карпицкий сказал, что я постоянно теперь буду обращаться к тебе за консультациями?

– Сказал.

– Он тебя предупредил, что я должен получать подробные ответы на все вопросы, которые задам?

– Предупредил.

– Ну вот видишь! – похвалил Лешу Сергей. – Дело уже сдвинулось, ты уже все понимаешь. Ты уже готов к тесному сотрудничеству. Мы с тобой вольные птицы, Леша, правда? У нас с тобой все хорошо. Мы неторопливо путешествуем по маленькой северной стране, встречаем разных интересных людей и дружески беседуем друг с другом. У нас есть хорошая выпивка и время. Вот скажи, чего нам с тобой не хватает?

Он почему-то думал, что Леша ответит: доверия, но Леша хмуро пробурчал:

– Красной рыбы.

Наезд

Сам Сергей познакомился с Карпицким у Левки – на каком-то фуршете.

Карпицкий сразу ему понравился: хорошо одет, не выпендривается, не пытается подчеркнуть свое превосходство. Есть и пьет немного, но со вкусом. Когда собравшаяся компания произвольно разбилась на несколько вполне самостоятельных групп, Карпицкий оказался рядом с журналистом из программы «Взгляд» и маленьким улыбчивым корейским писателем У, только что издавшим в Москве в каком-то частном издательстве вызывающий революционный роман. Сергей почему-то решил, что корейский писатель излагает собеседникам идеи чучхе, ему стало интересно, он подошел.

Но говорил Карпицкий.

Сергей от Левки уже слыхал, что в прошлом Карпицкий профессионально занимался философией, даже защитил кандидатскую. Кроме того, он переводил стихи. По мненью древних, лестницею к богу поэзия является… Ну и все такое прочее. Сам Сергей к поэзии относился здраво, но послушать Карпицкого стоило. Ни журналист из «Взгляда», ни корейский писатель, ни сам Сергей не ушли в тот вечер разочарованными.

Однажды югославский поэт Саша Петров (ударение в фамилии приходится именно на первый слог) пожаловался Карпицкому, что вот он, известный поэт, издал в Югославии, во Франции и в Америке несколько крупных антологий русской поэзии, а его, известного поэта, к тому же, русского по происхождению, в России совсем не знают. Мои стихи, пожаловался Саша Петров, не раз выходили отдельными книжками в Штатах, во Франции, в Германии, в Италии, даже в Японии, только Россия почему-то не замечает меня.

Саше Петрову было обидно.

Что из того, сказал он, что моя мама убежала из России с остатками армии барона Врангеля? Так многие тогда делали. Я бы и сам так сделал, живи я в то время. Все равно Россия слишком ко мне несправедлива. Я по происхождению русский, и мои стихи русские.

Действительно обидно, мягко улыбнулся Карпицкий.

И пояснил: 27 июня 1983 года (дату всегда можно проверить по автографу, оставленному Петровым на книге) он сидел с югославским поэтом в ресторане Центрального Дома литераторов. Несмотря на жару, усмехнулся Карпицкий, мы потребляли водку. И довольно энергично. И чем больше мы потребляли водки, тем чаще Саша Петров возвращался к больному вопросу. Если ты переведешь хоть одно мое стихотворение с сербохорватского и напечатаешь в России, сказал он, я буду счастлив и никому больше ни на что такое не пожалуюсь. Я родился в тридцать восьмом году, я издал тринадцать книг, меня знают не менее, чем в двадцати странах, неужели ни одно мое стихотворение не заслужило права быть изданным на языке предков?

«Конечно, заслужило! – ответил Карпицкий. – Даже очень заслужило. Тем более, что, в общем-то, я не вижу никаких особенных препятствий к этому. (Это он ошибался). Просто оставь мне любую свою книгу, я сам переведу стихи и напечатаю их в каком-нибудь толстом советском журнале. (Это он еще не знал, что ошибается). И не улыбайся так скептически. Я это сделаю и ты увидишь переводы. Для этого тебе не понадобится приезжать в Советский Союз еще раз. Толстые советские журналы выписывает даже библиотека американского Конгресса. Устроит тебя какой-нибудь толстый советский журнал?»

Сашу Петрова толстый советский журнал устраивал.

«В библиотеке американского Конгресса я выступал раз пять, – похвастался он. – Прочел там несколько лекций. Кажется, о тропах и интонации сербской поэзии. Обязательно переведи мои стихи и напечатай их в толстом советском журнале, мне это нужно! Мои стихи переведены на массу языков, но я хочу увидеть их напечатанными на исторической родине!»

Пришло время, и Карпицкий вспомнил об обещании.

А вспомнив, он достал подаренную Сашей Петровым книжку («Словенска школа») и позвонил в толстый советский журнал «Дружба народов», в котором часто публиковал свои поэтические переводы. Из журнала Карпицкому дружелюбно ответили: «Разумеется, переведите нам стихи Петрова, а то мы мало знаем его как поэта. Он ведь не диссидент? Не антикоммунист? Он ведь не связан с вражескими радиостанциями?»

Ну и все такое прочее.

Обыкновенные вопросы об обыкновенных вещах, заданные обыкновенному переводчику обыкновенным редактором в самом обыкновенном Советском Союзе в самом обыкновенном для него одна тысяча девятьсот восемьдесят третьем году.

Карпицкий сел за работу.

Он знал и ценил поэзию Саши Петрова.

Не может быть такого, думал он, приступая к работе, что в большой книге я не найду ни одного стихотворения, которое можно предложить толстому советскому журналу. Он знал, что Саша Петров не сильно сочувствует идеям коммунизма (даже напротив), но верил в удачу. Он знал, что найти хорошее стихотворение у Саши Петрова будет совсем не трудно, даже можно найти у него просто превосходные стихи, поэтому так сильно разочаровало его открывающее книгу стихотворение «Смольный».

Для Александра Карпицкого, обыкновенного советского человека образца одна тысяча девятьсот восемьдесят третьего года такое название («Смольный») прозвучало даже подобострастно. Он совершенно не ожидал ничего такого от прогрессивного и жесткого югославского поэта, не раз устно и печатно проклинавшего советскую систему. «Как? – недовольно подумал Карпицкий. – Стихотворение называется „Смольный“ и до сих пор не переведено на русский? Вот странно. Как могла проглядеть стихотворение с таким названием веселая свора официальных толмачей, внимательно следящая за каждым прогрессивным поэтом Запада?»

Он внимательно вчитался.

Жизнь моей мамы, учившейся в Смольном институте, доверительно раскрывал душу читателям прекрасный югославский поэт Саша Петров, мистическими нитями накрепко связана с жизнью великого вождя мировой революции. Великий вождь рвался в семнадцатом году в Смольный, даже немцы, говорят, оказывали ему в осуществлении этого желания всяческое вспомоществование, а моя мама рвалась в том же году из Смольного, и ей в этом, как ни странно, тоже оказали не малое вспомоществование некоторые знакомые влиятельные немцы. И к счастью, так получилось, что в тот момент, когда великий вождь энергичной походкой входил в Смольный, мама-смолянка не менее энергичной походкой пересекала польскую границу…

«Ага… Толстый советский журнал сомлеет от такого стихотворения… У них там в редакции все с деревьев попадают…» – порадовался Карпицкий за Сашу Петрова. В нем мгновенно и полностью восстановилось прежнее доверие к поэту. Теперь он действительно сам захотел перевести несколько стихотворений на русский язык. Мало ли что жизнь мамы Саши Петрова так странно оказалась увязанной с жизнью великого вождя (пусть и в противофазе), мало ли, что благородная девица сбежала от большевиков… В конце концов, потому она и сбежала, что благородная… «Кстати, на сербском, – усмехнулся Карпицкий, – благородный звучит как племенитих».

С инфернальным упорством Карпицкий искал в книжке Саши Петрова нужное стихотворение.

Хороший поэт Саша Петров!

Карпицкий увлекся и прочел всю книгу.

Его трогала доверчивая интонация, трогал образный ряд, его волновали неожиданные ассоциации. Но все это было густо пронизано какими-то слишком уж густыми намеками… Да и метафоры не всегда ложились в принятую толстыми советскими журналами систему – империя зла, парадиз доносчиков…

Ну и все такое прочее.

Впрочем, стихотворение «Чингисхан перед микрофоном» остановило внимание Карпицкого. Вот оно! – обрадовался Карпицкий. Вот сейчас, обрадовался он, превосходный югославский поэт Саша Петров талантливо и остро вскроет всю свирепую порочность этих тлетворных музыкальных групп! Как прогрессивный поэт он напрочь вскроет всю подноготную этих агрессивных групп! Такое стихотворение с охотой напечатает любой толстый советский журнал, не только благожелательная «Дружба народов»!

Подумав так, Карпицкий вчитался.

Луна в стихах прекрасного югославского поэта Саши Петрова, русского по матери и врангелевца по отцу, сияла в небе, как трагическая улыбка коммуниста, по ошибке ЦК загнанного на два метра под землю… Чекисты, несомненно самые внимательные читатели советской поэзии, ставили к стенке своих самых любимых поэтов… Косоглазые сибирские стрелки расстреливали не поэта Переца Маркиша, а поэзию идиша…

Ну и все такое прочее.

Карпицкий невольно усмехнулся: «Они там в „Дружбе народов“ все с деревьев попадают!”

Но сверкнула надежда.

Карпицкий увидел стихотворение под нежным названием «Зимняя элегия». Даже эпиграф к стихотворению был взят не у кого-то, а у Пушкина: «Зима… Шта да радимо на селу?.».

Чужая страна.

Чужая сырая зима.

Чужой и сырой городок Колумбус.

Отчитаны лекции, на душе тоска. Растрава в сердце, дождь за окном. Жизнь как простуда. Но вдруг раздается в телефонной трубке русский голос: «Ах, Саша, Саша! Ну что ты делаешь в этой сытой и сырой стране? Бери билет и беги к себе на Ядран, возвращайся в свою солнечную Адриатику! Там жизнь, там сладкая славянская речь! Зачем тебе сытый сырой Колумбус?»

Вот оно длинное нежное стихотворение, будто специально написанное для толстого советского журнала!

Если бы, конечно, не телефонный собеседник.

Голос телефонного собеседника почему-то тревожил Карпицкого.

И тревога его сбылась.

«Твой Иосиф…»

Журналисту из «Взгляда» и скандальному корейскому писателю У не надо было объяснять, кто это был – твой Иосиф. Это только Сергей не сразу понял, что речь идет о поэте Бродском, высланном в свое время из СССР. Но потом и до него дошла прелесть ситуации, потом и он, наконец, понял, что напечатай толстый советский журнал «Дружба народов» такое стихотворение в одна тысяча девятьсот восемьдесят третьем году, то не только в редакции, а и в самом ЦК все бы с деревьев попадали!..

Сергей с удовольствием слушал Карпицкого.

Рядом с ним сидел человек, которого он не всегда понимал, но который всегда восхищал его. И дело было не только в стихах. «Во мне болезнь воображенья: давно не понимаю я – где протекает жизнь моя, а где ее отображенье?» Коля Игнатов тоже писал замечательные стихи. Но дело было в некоей атмосфере.

Конечно, Карпицкий – это всегда было что-то особенное.

Среди жуков и акул бизнеса Карпицкий невольно выделялся. При этом он не выглядел белой вороной. Он был своим человеком в бизнесе, и он был своим человеком еще в каком-то высоком и непонятном Сергею мире. Бизнесом ведь можно заниматься по-разному. Например, генсек Румынии Николае Чаушеску выгодно продавал выездные визы евреям…

Тоже бизнес.

Но Карпицкий…

Карпицкий попал в свое время.

В этом Карпицкому, несомненно, повезло. Ему удалось реализовать полученные от природы способности. А значит, он зарабатывал столько, сколько хотел, он переводил тех поэтов, которых хотел переводить, он мог отдыхать в том уголке земного шара, который ему нравился. И руки, и совесть у Карпицкого были чисты…

Сергей хмыкнул.

Лешин рассказ несколько поколебал его уже сложившиеся представления о Карпицком.

Где-то в самом начале августа девяносто первого года, рассказал Леша, вызвал его к себе Карпицкий. Разговор оказался короткий, но доверительный. Саша всегда относился ко мне доверительно, похвастался опьяневший Леша, и по блестящим глазам было видно, что сказанное для него не просто слова. Я настоящее доверие сразу чувствую, всей душой, похвастался Леша. А когда чувствую так, то и работаю от души.

– Карпицкий, наверное, не раз проверял тебя?

– Не без этого, – ухмыльнулся Леша. – Только я об этом как-то не думал.

– Почему?

– А чего мне об этом думать? Думают, когда много скрывают. А мне ничего скрывать не надо, я такой, какой есть. Плевать, проверяют меня или не проверяют. Саша, наверное, обязательно меня проверял. В МАП время от времени всех проверяют. Чем я лучше других?

Короче, в начале августа прошлого года Карпицкий вызвал Лешу в свой кабинет, плотно прикрыл двери, и сказал: «Значит, так. Завтра в шесть утра ты должен быть на северной окраине Сходни. Вот тебе чертежик. Нужное место найти не трудно. Есть там большой пустырь, на нем замороженная стройка. Ночью никакой охраны. Оставишь машину в кустах на обочине, чтобы с дороги ее не видели, и пройдешь к большому недостроенному корпусу. Там будут стоять две или три машины. То, что ты там увидишь, тебя не касается. Все это вообще никаким боком тебя не касается, тебе только надо съездить туда, а приглядываться да прислушиваться не надо. Ты просто подойдешь и спросишь Карю. Именно так, Карю. Запомни. Это не баба, это мужское имя. Или прозвище, неважно. О том, что ты появишься на пустыре, люди знают и говорить с ними ни о чем не надо. И спрашивать у них ничего не надо. Ты подойдешь и Каря передаст тебе папочку с бумагами. А ты привезешь ее мне. Все понял?»

Леша кивнул.

«Когда ты последний раз получал премиальные?» – поинтересовался Карпицкий.

«Месяц назад».

«Сколько получил?»

Леша назвал неплохую сумму.

«Завтра получишь в три раза больше».

Леша понимающе кивнул.

Выехал он, понятно, заблаговременно, для порядка немножечко покрутился по ночной Москве и без пяти шесть вырулил в Сходне на пустырь, вычисленный им по чертежику.

За большим недостроенным корпусом действительно пристроились три легковых машины. Иномарка и две «Волги». Возле иномарки торчал, как столб, долговязый эст. Ну, точно эстонец, решил Леша, услыхав его выговор. «Не вител я этих тенег, – напряженно повторял долговязый эст. – Софсем не вител, не вру. Опвели меня вокруг пальца». Причина такой напряженности не осталась для Леши тайной: за спиной долговязого торчал человек с «калашом» в руках.

Правда, эст не выглядел напуганным.

На пустыре было пусто и зябко. Неприютно посвистывали в недостроенном здании сквозняки, ночь, собака где-то побрехивала, но эст, напряженно оправдываясь, все-таки не выглядел напуганным.

«Не вител я этих тенег, не вру. Софсем не вител».

Перед эстом на раскладном стульчике неподвижно сидел какой-то человек.

Он сидел спиной к Леше и ни разу не повернулся.

Впрочем, помня наставления Карпицкого, Леша и не сильно-то приглядывался. Его сразу остановили два человека в масках. Ну, прямо как в кино. То Луна выглянет, то покачает фонарь ветром. Ну и эта брошенная стройка. Сквозняки, скука. Люди в масках.

«Кого ищешь, браток?»

«Карю».

«Понятно, – сказали Леше. – Отваливай. Бумаг не будет».

«Мне шеф сказал, – для верности заметил Леша, – чтобы я без бумаг не возвращался».

«Нет проблем. Зароем».

«Но…»

«Ты что, сильно умный? Или слов не понимаешь? Отваливай, тебе сказано. Твоему шефу все сообщат».

До той странной ночи Леша никогда не встречал господина Тоома, и вычислил, что это он, гораздо позже. Оказывается, в ту ночь на господина Тоома наехала московская братва. И кажется, не сама по себе наехала, а по чьей-то просьбе. И не по чьей-то, а по просьбе Карпицкого.

Порассуждав сам с собой, умный Леша понял больше.

Например, он понял, что тот ночной наезд на господина Тоома, видимо, ничего существенного Карпицкому не дал. Ну, разве что заставил господина Тоома спрятаться в Эстонии. Вообще что-то непонятное случилось на сходненском пустыре. Московскую братву нелегко убедить в чем-то, но господин Тоом, похоже, в чем-то их убедил. Иначе братва никак не отпустила бы господина Тоома, не сломав ему шею, и не взяв ничего, кроме обыкновенной долговой расписки. Да и расписку эту взяли в самый последний момент, как бы только для того, чтобы не выглядеть слишком глупо перед Карпицким.

Короче, облажалась московская братва: долговязый эст оказался братве не по зубам. Пришлось отпустить эста.

Ну да, вспомнил Сергей.

Карпицкий, пусть и уклончиво, но упоминал о каких-то попытках вернуть старый долг. Правда, он ничего не говорил о московской братве, но, в конце концов, не самому же Карпицкому брать в руки «калаш».

Вот и ищи правильное соотношение.

С одной стороны интеллигентные беседы, тонкая поэзия, переводы и философия, с другой – московская братва…

Хотя как иначе? Нечего прятать голову в песок. Карпицкий сам вывел этот тезис: выжить! Вот она, философия нового русского бизнеса. Выжить – все равно где. Хоть в гигантском отравленном муравейнике, хоть в столице развалившейся империи, какая разница? Главное – выжить. Отсюда и московская братва с «калашами»…

Впрочем, что мне эта поэзия? – обозлился Сергей.

Неважно, чем ты занимался прежде. Неважно, копал ты землю или был воспитателем в детском интернате, переводил иностранных поэтов или корпел над бухгалтерскими счетами какого-нибудь «Горремстроя», действительно первое твое дело – выжить. Если ходы в муравейнике тесные и кривые, ты должен соответственно ужаться и искривиться, приспособиться к ним, а если на каждом выходе тебя могут сожрать, ты должен сам научиться кусать первым.

Других вариантов не существует.

Это как с эстонскими полями, почему-то решил он.

Вот когда-то ледник притащил тяжелые валуны и обильно присыпал ими эстонские поля. Значит, теперь ты терпеливо вывозишь камни с полей или молча миришься с их присутствием.

Склад противогазов

Спать не хотелось.

И алкоголь не помог.

Ну, Карпицкий, ладно.

У каждой медали есть оборотная сторона.

А вот что делать с информацией о некоем арабе? Все эти поставки кувейтскому сопротивлению, а одновременно – хитрому Навуходоносору из Тикрита и даже для американцев…

Господин Пирсман прав, принципы тут не при чем.

Заперев храпящего Лешу, Сергей спустился в ночной бар.

В баре оказалось пусто. Наверное, настоящая жизнь начиналась здесь только ночью. Только за столиком у окна молча тянули пиво какие-то чересчур аккуратные люди в чересчур аккуратных темных костюмах. Возможно, шведы. Или финны. И еще у дверей задумчиво курила не первой молодости проститутка. По ее невыразительному взгляду Сергей догадался, что особого интереса для нее не представляет.

Он взял кружку пива.

Думай, сказал он себе. Думай.

Бывший управляющий таллиннским филиалом банка РПЮЭ господин Вейхестэ, тот, что, по слухам, сбежал то ли в Финляндию, то ли в Швецию, несколько лет назад работал главным экономистом крупной строительной конторы в поселке Лянтор под Сургутом. Связь господина Вейхестэ с господином Тоомом несомненна, ни тот, ни другой никогда этого не скрывали. А загадочный араб встречался с господином Тоомом… Значит, он мог встречаться и с господином Вейхестэ… А в черновике расписки, обнаруженной Жоркой в записушке его таинственно исчезнувшего приятеля, значилось имя араба… Каким-то образом именно араб объединял этих очень разных людей…

Наверное, араб имел широкие связи.

Наверное, сделка с противогазами была для араба одной из многих.

Такая сделка могла принести очень неплохие деньги исполнителям, но где-то вдруг произошел сбой, что-то не сложилось… Сперва загадочно исчез Жоркин приятель, прервав цепочку, потом исчез сам араб… «Мне еще в Таллинне сказали, что этого араба будто бы хлопнули… Чуть ли не там же, в Эстонии…» Затем бегство господина Вейхестэ…

По утверждению господина Пирсмана, в одном из найденных писем (на эстонском языке) содержится интересная просьба, почти даже официальная. Последнее господин Пирсман специально подчеркивал. Некий восточный человек просил господина Тоома посодействовать в деле каких-то весьма интересных и весьма перспективных поставок, и звали этого восточного человека именно так – Абу Фазл…

Хорошо бы копнуть след араба…

С помощью Валентина это вполне реально.

Не мог же загадочный господин Абу Фазл не оставить в России и в Эстонии никаких следов. Были свидетели, были полицейские отчеты. «Этого араба хлопнули чуть ли не там же, в Эстонии…» Наверное, правда есть смысл найти неразговорчивую, но понимающую библиотекаршу. Хотя, помощь такой случайной дамы вряд ли окажется эффективна. Да и сама эта просьба порыться в старых газетах… Даже у самой понимающей и неразговорчивой библиотекарши могут возникнуть нежелательные вопросы…

Ладно, самое важное сейчас – решить, что, собственно, делать с материалом, собранным господином Пирсманом? Ведь господин Пирсман убежден, что собранного материала вполне достаточно, для обращения в арбитражный суд…

Можно, конечно, пойти другим путем. Можно, например, найти шустрого репортера с именем или такого же телевизионщика. Они все сейчас жадны и безжалостны. Шум в прессе вокруг сделки с противогазами, несомненно, раздавит господ Тоома и Коблакова… Правда, что тогда достанется Карпицкому?… И что мы с Валентином получим?…

Все же библиотекарша…

Сергей поднялся в номер и, прислушиваясь к сонному бормотанию Леши, набрал томский номер.

«Уже ночь, – удивилась жена. – Откуда ты звонишь? Что случилось?»

«У меня все хорошо».

«Тогда зачем ты звонишь в такое время?»

«Прости, так получилось. Завтра я не смогу позвонить. Ты помнишь Свету Некрасову, бывшую мою одноклассницу? Она уехала в Эстонию, училась в Тарту, потом вышла замуж и, кажется, живет в Таллинне…»

«Почему я должна ее помнить?»

«Мне нужен ее телефон».

«Ты и ее сейчас разбудишь?»

«Если понадобится, – хмыкнул Сергей. – Пожалуйста, продиктуй номер. Он есть в алфавитнике, который лежит на стеллаже».

Удача не оставила Сергея.

Утром, созвонившись с бывшей одноклассницей, он отправился по указанному адресу. Леша сидел за рулем непривычно тихо. Он внимательно следил за светофорами, вдумчиво изучал вывески над магазинами и, вопреки своей привычке, не начинал никаких разговоров.

Бывшая одноклассница по детски всплеснула руками:

– Рыжий!

– Он самый.

– Давно в Таллинне? Как тебя сюда занесло?

– Дела.

– Ну да, ты же у нас всегда был деловым, – Света откровенно обрадовалась Сергею. – Ты завтракал? Давай я сварю кофе. – И, засмеявшись, объяснила: – Муж у меня тоже деловой. Совсем, как ты. Он, конечно, сильно удивился твоему звонку, но задерживаться ради бывшего одноклассника не стал. Не знаю, что он подумал, но в общем он у меня не ревнивый.

– Чем занимается?

– У него три бензоколонки в городе.

– Он, кажется, по образованию историк?

– А ты, кажется, по образованию химик? – мгновенно поддела Света Сергея. – Рассказывай, что привело тебя в Таллинн? Я тоже по образованию историк, а работаю в одной маленькой торговой фирме. К истории она не имеет никакого отношения. Ну и… – засмеялась она. – Через полчаса мне убегать. Ты не обижайся, Рыжий. Вечером можешь придти на ужин, а сейчас выкладывай, зачем я тебе понадобилась?

Поставив локти на стол, она с любопытством уставилась на Сергея.

– Если совсем коротко, – рассмеялся Сергей, – то меня интересует судьба одного араба. По некоторым слухам, год назад его убили где-то в Эстонии.

– Что тебе до какого-то араба?

– Меня просили как можно подробнее разузнать о случившемся.

– Ты частный сыщик?

– Ну что ты!

– Тогда, как ты собираешься узнавать подробности? Пойдешь в полицию, начнешь искать свидетелей?

– Не советуешь?

– Категорически! – Света даже руку положила на грудь. – Ты что? Всерьез? Полицейские и без того не сильно-то настроены к русским. Эти русские их достают постоянно.

– Тогда подскажи, с чего начать? Может, с газет? Ты ведь читаешь криминальную хронику?

– Ненавижу криминальную хронику, – мгновенно отозвалась Света. – Вообще ненавижу все газеты. Вот пей кофе и пробуй пирожные. Таких пирожных, как в Таллинне, ты никогда не попробуешь ни в Томске, ни в Москве. В этом я абсолютно уверена.

И засмеялась:

– Ты, Рыжий, всегда любил темнить. Но все же я тебе помогу. Считай, что тебе повезло, тебе ведь всегда везло. Есть у меня один сосед, мы с ним живем на одной лестничной площадке. Я тебя с ним сведу, он не откажется. Я тебя прямо сейчас с ним сведу. Он русский. Полковник в отставке. В прошлом году похоронил жену и живет совершенно один. Мы с мужем к нему часто забегаем, и он относится к нам совсем по-родственному. А зовут его Алексей Семенович. Кем он был раньше на службе, я не знаю, но он всегда выписывал кучу газет. И русских и эстонских. Сейчас я ему позвоню…

Через несколько минут они уже постучали в дверь отставного полковника.

– Алексей Семенович, – засмеялась Света, увидев грузного человека в полосатой пижаме, усатого, чисто выбритого, несмотря на ранний час. – Извините, это вот и есть мой бывший одноклассник. Мы с ним лет двадцать не виделись, можете представить?

– Могу, – усмехнулся отставной полковник.

– Тогда я убегаю. Вы уж не обижайте Рыжего.

– Рыжего? – удивился полковник.

– Ну, это старая Сережина кличка. Еще со школы. Но, конечно, лучше называть его по имени.

Сергей тоже засмеялся:

– Света, внизу у подъезда стоит «семерка» с мордастым водителем и с московскими номерами. Водителя зовут Леша. Морда у него скучная, но это ничего. Скажи ему, куда нужно, и он тебя мигом доставит. А то еще опоздаешь. И пусть он сразу едет обратно.

Закрыв за Светой дверь, Алексей Семенович приветливо кивнул:

– Проходите.

В небольшой, но уютной гостиной всю стену занимал огромный стеллаж с книгами. Возле дивана стояли журнальный столик и два старых кожаных кресла. Все в комнате располагалось компактно и практично. Чувствовалось, что хозяин сдержан в расходах, но любит порядок.

Сделав этот вывод, Сергей открыл сумку и выставил на стол бутылку французского спирта:

– Не обидитесь?

– Да с чего бы?… Я и кофе сейчас поставлю…

Глянув на Сергея, отставной полковник выставил на столик кофейные чашки. Потом подумал и поставил рядом по рюмке и по высокому стакану.

– Не думаю, что нужно терять время на вступления, – сказал он. – Вряд ли вы приехали в Таллинн надолго. Света так объяснила, что вас что-то интересует?

Сергей кивнул.

– История, собственно, недолгая. Я тут представляю московскую фирму, которой, скажем так, не повезло с эстонскими партнерами, – почему-то врать Сергею не хотелось и это, видимо, было правильно. – Речь идет о сделке между москвичами и эстонцами. Конечно, я рассказываю упрощенно, но вряд ли вам нужны детали. Гарантом сделки, о которой я рассказываю, выступал некий эстонский банк, который, к сожалению, тоже не выполнил своих обязательств. Так вот, в процессе предварительного анализа событий мы выявили возможную связь этого банка с одним убитым в прошлом году арабом. Его убили здесь же, в Эстонии. Звали его Абу Фазл и он нас сильно интересует. Света сказала, – пояснил Сергей, – что у вас есть возможность помочь нам.

– Возможность? – усмехнулся отставной полковник. – Вы, наверное, хотели сказать – желание?

– Если нет желания, – разочарованно кивнул Сергей, – значит, нет и возможности.

– Да погодите вы, – миролюбиво рассмеялся Алексей Семенович, – это у меня такая манера высказываться.

И деловито спросил:

– Что вас интересует?

– Все подробности убийства господина Абу Фазла. Если возможно, причины убийства. Все это, наверное, как-то отражалось в эстонской прессе?

– Несомненно… – разливая по чашкам кофе, кивнул полковник. – Я помню эту историю. Вокруг нее был некоторый шум. Ну, понятно. Эстония не Израиль, арабов здесь убивают не каждый день. Правда, шум этот вскоре утих.

Он улыбнулся:

– Похоже, вы везучий человек.

– Почему?

– А потому, что я как раз жду старого друга. И это он писал о том самом убийстве.

– Он журналист?

– Я бы сказал, он известный журналист. Он из тех журналистов, к мнению которых прислушиваются.

– С ним можно говорить откровенно?

Алексей Семенович понимающе кивнул:

– Думаю, да. – И вопросительно взглянул на Сергея: – Может, мы нальем по маленькой от вашего презента?…

– Возражений нет, – улыбнулся Сергей. – Разбавьте спирт водой и, если можно, остудите, а я выскочу в магазин.

Отставной полковник замялся, но Сергей сразу понял причину заминки.

– Не берите в голову, – сказал он. – Я сам напросился к вам в гости. Магазин внизу, я видел. Я буквально сейчас вернусь, это не займет много времени. – И улыбнулся: – Такие встречи случаются не часто.

– Мне бы следовало остановить вас, – покачал головой Алексей Семенович, когда Сергей вернулся из магазина. – Но, видите ли… Копченое мясо, сыр, таллиннская колбаса, – простодушно восхитился он. – Настоящее богатство! К сожалению, мы, русские, брошены в Эстонии. Мы не всегда можем позволить себе такую роскошь.

И с горечью добавил:

– Жаль, что развалился Союз…

– Вы, правда, жалеете?

– А вы нет?

Сергей пожал плечами:

– Знаете, Алексей Семенович, так случилось, что мой отец не прожил и пятидесяти. Он родился при коммунистах и умер при коммунистах. Ему не с чем было сравнивать. А вот моя бабуля по матери первый раз выходила замуж еще до революции. Она, например, считала, что нормальной жизни мой отец никогда не видел и не мог видеть. Она считала, что мы живем чуть ли не в нищете. Конечно, в отличие от меня, вы прожили в Эстонии много лет, а прибалты всегда жили лучше, чем мы, так что вам, наверное, есть о чем жалеть… Но мне-то… Да нет, – сказал он, – я не жалею… Лучше разобраться вовремя…

– В чем разобраться?

– Да в тех же отношениях… – качнул головой Сергей. – В восьмидесятом году я ездил в командировку в Грозный. Ну, Чечня и Чечня, считал я. Какая там разница: Чечня, Грузия, Абхазия. Все мы были гражданами одной страны. Поселился в ведомственной гостинице. Собственно, не гостиница, а так, обычная трехкомнатная квартира в трехстах метров от площади Минутка. Как-то приехал на конференцию фотограф из Омска. Разговорились с ним, познакомились, пошли прогуляться по городу, фотограф говорит: «Хочешь, покажу достопримечательность?» Я отказываться не стал. Привел он меня к кирпичной стене, выложенной между двумя домами. Прочная стена, плотно заштукатурена, покрашена, и металлическая табличка; тогда-то и тогда-то на этом месте, дескать, находилась землянка основателя крепости Грозный. А сверху, над стеной, на высоте почти четырех метров чугунный бюст генерала Ермолова. Мой новый знакомый спрашивает: «Понял?» Я не врубаюсь: «А что надо понимать?» – «Ну, пошли, обойдем дом». Обошли. Гляжу, а бюст генерала, оказывается, стоит на металлическом постаменте, только постамент отгорожен от двора металлическим забором. Прямые, заостренные на концах прутья с крюками, ну, прямо пожарные багры, а сверху все оплетено колючей проволокой. «Ну, – говорит мой спутник. – Теперь понял?» – «Да о чем ты? – говорю. – Ничего не понял». – «Да этот памятник, наивный человек, уже четыре раза пытались взорвать! И ведь взорвут. Обязательно взорвут! А ты твердишь – одна страна, одна страна!».

Сергей замолчал.

– Вы продолжайте, – негромко сказал отставной полковник. – Что ж вы остановились?

– Да я, собственно, так… Вспомнилось… Мне рассказывали, что в той же Чечне сотрудники Госбезопасности в прошлом году провели операцию, которая, может быть, несколько отодвинула несколько нашу будущую войну с чеченцами…

– Что вы имеете в виду?

– Эти сотрудники тайком засняли на видеопленку подпольное заседание непримиримых. Дети гор, головы горячие, пора, дескать, забыть стариков, пора браться за оружие! Сотрудники, естественно, подкинули эту видеопленку именно старикам…

– Считаете операцию честной?

– А почему нет, если это помогло сорвать вооруженный конфликт?

Лицо у Алексея Семеновича вытянулось, глаза помрачнели. К счастью, в этот момент в дверь позвонили.

– Это Валдис, – сказал Алексей Семенович.

Скоро он привел невысокий светлоглазого человека.

Плечи у журналиста оказались непомерно широкими, отчего он сам выглядел чуть ли не квадратным. Светлые волосы крупными прядями падали на виски. Глаза смеялись:

– Алексей Семенович! С утра? Крепкие напитки?

Отставной полковник усмехнулся:

– Друг угощает. Он из Москвы. У него мало времени. Его интересует один араб. Помнишь, было странное убийство на острове Хиума? Сергей из Москвы, он ищет людей, которые что-то знают о том арабе.

– Это нужно для какой-то газеты? – насторожился Валдис.

– Ни в коем случае, – объяснил Сергей. – Я не журналист. Не имею к газетам никакого отношения и ничего не собираюсь писать.

– Тогда поясните, что именно вас интересует?

Сергей неторопливо повторил свою версию.

Отставной полковник внимательно слушал Сергея. Сам он при этом не сводил глаз с Валдиса. Было видно, что полковнику совсем небезынтересно, что скажет журналист.

– Любопытно, – заинтересовался Валдис. – Признаюсь, ничего раньше не слыхал про эти противогазы. Как-то не всплывала у нас эта история, но, в общем, она хорошо вписывается в одну схему… Араб, которым вы интересуетесь, действительно был связан с очень влиятельными людьми. Есть предположение, что в сделках, заключаемых им, активно участвовали не только бизнесмены русские и эстонские, но и эстонские политики, причем политики достаточно известные. По крайней мере, мое собственное расследование выводит на некоторые подозрительные факты.

Он задумался:

– Пожалуй, вы можете мне помочь…

– Но и вы мне помогите.

Валдис кивнул.

– Вас интересует убитый араб? – Валдис великолепно говорил по-русски. В его речи не чувствовалось никакого акцента. – Могу, могу о нем рассказать. Прямо сейчас могу. Он из Ирака, его имя Абу Фазл. В свое время он был активным членом исламистской партии Баас. Участвовал в покушении на диктатора Ирака Абдель Карима Касема. Покушение не удалось, Абу Фазла приговорили к смерти. Правда, заочно, поскольку он успел бежать в Египет. Когда у власти в Ираке пришел Ахмед Хасан аль-Бакр, двоюродный дядя Саддама Хусейна, Абу Фазл вернулся в Ирак, но скоро снова покинул страну. Мектуб, как говорят арабы. Судьба. Во время войны с Ираном посредничал в торговле оружием, потом взялся за дело сам. Имел офисы в Брюсселе, в Гааге, в Париже. В Эстонии впервые появился в восемьдесят девятом. Известно, – усмехнулся Валдис, – когда рушится большая империя, руины обживают воры и мародеры. В смутные времена удобнее воровать и грабить. А если еще уходит большая армия, то вообще можно много украсть! Или дешево купить, что, в сущности, одно и то же. Лично мне известно о пяти визитах Абу Фазла в Эстонию. Вполне возможно, что один из этих визитов был связан с противогазами. Воинам ислама оказались нужны противогазы. Примерно год назад ночью, – покачал он головой, – мне позвонил приятель, работавший в полиции, и сообщил, что я буду круглым дураком, если не поеду прямо сейчас на остров Хиума. Недалеко от Кярдла, сообщил мне приятель, убит один интересующий тебя иностранец. Я всегда поддерживал и стараюсь поддерживать связи с полицией. Поэтому я успел вовремя. Речь шла л настоящем убийстве. На берегу каменистой бухты стоял расстрелянный из автоматического оружия БМВ, рядом лежали трупы Абу Фазла и его водителя, укрытые простыней. Валялось множество стреляных гильз. Стреляли, кстати, из УЗИ. А багажник машины был открыт. Полицейские утверждали, что багажник открыли до их появления.

– Удалось установить убийц?

Валдис засмеялся:

– Это дело засекретили в тот же день. Только пара заметок успела появиться в газетах. Шума, на который я надеялся, не получилось, кто-то сверху нажал на полицию и прокуратуру. Я это понял, когда выяснил связь убитого араба с одним из членов Кабинета нашего молодого правительства. По моим данным, араб имел несколько деловых встреч с упомянутым членом Кабинета. Кроме того, убитый, несомненно, имел деловые контакты с управляющим таллиннского филиала банка РПЮЭ. Позже мне удалось встретиться с господином Вейхестэ, но он, понятно, заявил, что с господином Абу Фазлом велись всего лишь переговоры об увеличении уставного фонда банка. Но самое странное, – весело рассмеялся Валдис, – в скором времени господин Вейхестэ уехал в Швецию. А меня вызвали в одно серьезное место и дали понять, что мне не нужно заниматься этой историей, поскольку за нею стоят важные государственные интересы. Так что, если у вас имеется серьезная информация о каких-то из упомянутых мною лицах, я буду рад ею воспользоваться. Это мне поможет. И поможет, конечно, – опять засмеялся Валдис, – вовсе не в борьбе с господином Вейхестэ, а в борьбе с упомянутым мною членом Кабинета. У нас молодая страна, – вздохнул журналист. – Не хочется, чтобы она начала загнивать прямо с головы.

– Вы можете назвать имя?

– Могу, но не буду, – твердо ответил Валдис. – Вам имя ничего не скажет, да и не надо вам, гражданину России, впутываться в наши внутренние дела. Но если вы предоставите мне серьезную информацию, – повторил он, – я готов ввести вас в курс дела.

– А этот член правительства имеет какое-либо отношение к банку РПЮЭ?

– Без комментарий.

– А говорит вам что-нибудь фамилия господина Тоома? Или фамилия господина Коблакова?

Журналист вздохнул:

– Известные в Эстонии фамилии…

– Тогда договоримся так, – Сергей встал. – Если я приму решение передать вам имеющиеся у меня документы, я позвоню. Вы человек известный. Думаю, что документы, которые я имею, вполне могут поколебать позиции указанного вами человека в правительстве. Но мне нужно еще некоторое время. Я не вправе принимать решение о выдаче упомянутых документов самостоятельно.

– Вот моя визитка, – понимающе кивнул Валдис.

Сергей спустился во двор.

Встречу с журналистом, несомненно, можно было расценивать как удачу.

– Жалко, что этот господин Вейхестэ сбежал, – сказал он Леше, когда, пообедав в каком-то кафе, они выехали обратно в Выру. – Было бы приятно увидеть такого человека вблизи.

– А что приятного? – удивился Леша.

– А ты видел его? Встречался с ним?

– Жаба с ушами, – коротко и ясно определил Леша. – Был только еще один, которого можно назвать так.

– О ком это ты?

– Да о Хейнке, – сплюнул Леша. – Был такой. Саша с разными людьми контачит. Ну так, если этот Вейхестэ был просто жаба с ушами, то Хейнке слизняк. Просто слизняк.

– Слизняк не слизняк, а два вагона противогазов увел.

– Все равно слизняк! – Леша презрительно сплюнул и похвастался: – Мы с Сашей были однажды в гостях у жабы с ушами. И слизняк тоже приезжал. Ну, сидели выпивали на хуторе. Это нам по пути, прямо по дороге к Выру, скоро будем проезжать это место. Не знаю, кому принадлежал хутор, жабе или слизняку, скорее всего жабе, но противогазы, о которых ты толкуешь, хранились тогда километрах в двух от хутора, в каком-то амбаре.

– Противогазы?

– Ну да.

– Ты сам их видел?

– Нет, сам не видел, – опять сплюнул Леша. – Но мы проезжали мимо амбара и слизняк указал на него пальцем.

– И ты мог бы найти это место?

– А какие проблемы? Только там земля частная.

– Я тебе голову оторву, если ты врешь.

– Голову мне может оторвать только Саша, – резонно возразил Леша. – А я не вру.

Он действительно не врал.

Когда в стороне от шоссе потянулись в зеленых полях одинокие хутора, он резко свернул на проселок.

Минут через десять, проскочив мост через широкий овраг, Леша тормознул «семерку» рядом с внушительного вида амбаром.

С одной стороны амбар подмыло весенними водами, бревенчатый угол опасно навис над расширяющимся оврагом. На тяжелых воротах красовался навесной замок, но если амбаром и пользовались, то, видимо, не часто. Тень какой-то заброшенности лежала тут на всем.

Ошибся Леша, наверное, подумал Сергей.

Но Леша вылез из машины и уверенно ткнул кулаком в амбар:

– Тот самый.

Сергей тоже выбрался из машины.

– Смотри! – удивился Леша. – Что за черт?

Из-за покосившегося угла амбара вдруг высунулся белобрысый мальчишка.

Он высунулся на одно мгновение и сразу исчез.

Зато выглянуло из-за того же угла какое-то ужасное существо. С его белесой, круглой, как колено, головы почти до пояса свисал светлый гофрированный хобот, а страшно поблескивающие глаза занимали почти полморды.

– Уши надеру! – рявкнул Леша и ужасное существо, взвизгнув, исчезло.

– Там, наверное, дыра.

Они обошли амбар и увидели мальчишек, во всю мочь удирающих от них в поле. А в деревянной стене амбара действительно зияла дыра, выломанные доски валялись тут же.

Со странным волнением Сергей заглянул в амбар.

Вдоль стены, нависшей над оврагом, деревянный пол провалился. Рассеянный солнечный свет причудливо освещал груды беспорядочно разбросанных по всему амбару противогазов.

Пыль.

Паутина.

Большая часть противогазов все еще была в заводской упаковке, но часть ободрали (наверное ребятишки), они валялась по всему полу. Гофрированные хоботы белели в рассеянном свете, как странные костяки павших в амбаре ужасных тварей.

– Сними шляпу, Леша, – сказал Сергей. – Ты смотришь на бывшую российскую собственность.

– Ни хрена себе! – выдавил Леша. – Зачем они товар бросили?

– Это уже не товар, – покачал головой Сергей. – Идем, Леша. Это уже не товар, но нам за него заплатят.

Забор из собственных кольев

Утром Сергей отправил Лешу на железнодорожный вокзал в Пыльву – встречать Валентина.

«А вдруг таллиннский журналист что-то уже узнал?»

Он набрал номер Валдиса.

– Это вы, Сергей?

– Да, Валдис. Это я. Понимаю, что звоню, наверное, рано, но вдруг…

– Хорошо, что вы позвонили, – успокоил Сергея журналист. – Информация у меня появилась. Вчера я кое с кем виделся. Человек из правительственного Кабинета, который меня интересует, действительно дружит с господином Коблаковым. И это не просто дружба. Он, несомненно, имеет свою долю в каких-то темных делах. По крайней мере, я знаю, что в данный момент ведутся деловые переговоры о выдаче господину Коблакову крупного товарного кредита одной известной западной фирмой, производящей моторные масла. Разумеется, не под честное слово, а под правительственную гарантию. Это настораживает, правда? Сумма товарного кредита оценивается почти в полмиллиона долларов. Ну, а что касается каких-то связей с господином Тоомом, тут у меня пока достоверной информации нет.

– Ну, что ж, – сказал Сергей. – И это уже что-то.

– А вы? – напористо спросил Валдис. – Вы определились с решением? Я могу надеяться на нужную информацию?

– Думаю, да.

Повесив трубку, Сергей подошел к распахнутому окну.

Медленные облака несло по низкому небу, деревья кое-где пожелтели. Просторный двор медного короля вдруг показался Сергею казенным и не таким уж просторным. Может, это из-за полосатых гаражей? – подумал он. Или из-за аккуратно постриженных кустов?

Было, было в окружающем что-то такое…

Мешало что-то воспринимать этот как свой…

А почему свой? – усмехнулся Сергей. Свой – это в Томске. Свой – это деревянный дом, сложенный из толстенных бревен еще в прошлом веке. Это Лагерный сад… Это обмелевшая Томь…

Ладно.

Проехали.

Выглядел Валентин необычно.

На нем была клетчатая кепка и спортивная куртка.

– Маскировка?

– Привыкай, – сбрасывая сумку с плеча, засмеялся Валентин.

– А Леша где? Почему сам тащишь сумку?

– Лешу я отправил погулять. Незачем ему торчать рядом при наших конфиденциальных разговорах.

И потребовал:

– Выкладывай все, что узнал.

Сергей выложил.

– Занятно… – покачал головой Валентин. – Я бы даже сказал, что очень занятно… Тебе дай волю, ты не только до правительственного Кабинета дотянешься, но и до самого секретаря ООН. Мы что, приехали сюда копать под членов правительственного Кабинета?

– Нет, конечно. Но окружение господ Тоома и Коблакова должно нас интересовать.

– Да ты не оправдывайся, – усмехнулся Валентин. – Нам все нити важны. Ты хорошо свое дело сделал. Мне-то, к слову, почти нечем похвастаться.

– То есть?

– А сам услышишь.

И включил диктофон.

Сергей покачал головой.

Валентин, пожалуй, удивил его.

Запись была сделана в Новгороде.

Главное, что понял Сергей: полковнику Холкину срочно требовалась помощь.

Полковник Холкин, понял Сергей, сделал все, чтобы остановить эшелон с украденным бензином, но господин Коблаков тоже не сидел сложа руки. В московской военно-транспортной прокуратуре у него нашелся свой большой руль. По крайней мере, в Новгород только что пришла новая телефонограмма с категорическим приказом уже завтра утром отправить состав в Эстонию. Полковник Холкин убежден: все это является итогом некоей новой тайной сделки. Не бескорыстной, понятно. Он все еще держит цистерны с украденным бензином на путях в Новгороде, но его возможности сопротивляться давлению извне практически исчерпаны.

– Ну? Что ты думаешь по этому поводу? Чем мы можем помочь нашему новгородскому рулю?

Сергей задумался.

– Послушай, – наконец сказал он. – А в материалах, которые собрал полковник Холкин на господина Коблакова, есть документы, которые официально подтверждают оплату означенного груза Эстонией?

– По-моему, нет. У него куча всяких отписок и договоров, но таких документов, кажется, нет.

– Если с эстонской стороны нет подтверждения оплаты, вопрос решить можно очень просто. Звони Холкину прямо сейчас. Если эстонская сторона официально не подтвердила оплату груза, Холкин может держать эшелон с бензином в Новгороде сколько угодно.

– Давай трубку.

Пока Сергей варил кофе, Валентин дозвонился до Новгорода.

Дела с бензином, несомненно, складывалось удачно, но повесив трубку, Валентин уже не улыбался.

– Ну, что еще?

– В общем, порядок, – обескуражено покрутил головой Валентин. – Я имею в виду Новгород. Наш новгородский руль в восторге, ты попал в цель. Не было и нет с эстонской стороны никаких подтверждений.

– А чего ты аппетит потерял?

– Да, понимаешь, какая штука… – Валентин нехорошо ухмыльнулся. – Господина Коблакова мы, кажется, достали. И даже очень крепко достали. Но сам разговор с нашим новгородским рулем мне не понравился.

– Почему?

– Да тут некая странность наблюдается, – Валентин обескуражено повел плечом. – Мы с новгородским рулем заранее договорились о взаимности. Вот я и спросил его: на кого мы теперь тут, в Эстонии, можем опереться в случае необходимости? Наш новгородский руль хвостом крутить не стал, он сразу, как мы договаривались, выдал пару имен. Несомненно, серьезные люди, могут и пригодиться. Правда, без крайней необходимости к их помощи мы прибегать не станем, тем более, что своими путями они могут прознать про мое положение в Конторе. Но в случае уж очень острой необходимости, по крайней мере, так утверждает наш новгородский руль, эти люди нам помогут.

– Я бы сказал, не худшая новость.

Валентин кивнул. Но вид у него был неважный.

– Так-то это так, но странно все-таки… – Валентин действительно был растерян. – Когда я спросил нашего новгородского руля, знает ли он некоего господина Тоома, он, представь себе, ответил утвердительно…

– Ну и что? Полковник многих, наверное, знает. Такая у него служба.

– Да не в этом дело, – хмуро возразил Валентин. – Конечно, он должен всех знать. Но о господине Тооме наш новгородский руль выразился как-то особенно. Ну, как бы тебе объяснить? О господине Тооме наш новгородский руль выразился так, будто… В общем, страшно мне все это не понравилось…

– Комплексуешь, – решил Сергей.

– Не знаю. Может быть. Но тему господина Тоома я развивать не стал.

– Почему?

– Профессиональная интуиция.

– Но себе-то ты должен все это объяснить.

– А я уже объяснил, – хмуро покачал головой Валентин. – Наш новгородский руль, несомненно, знает господина Тоома. И хорошо знает. По крайней мере, он успел мне сказать, что этот господин Тоом – крепкий человек. То есть, – Валентин совсем уж обескуражено воззрился на Сергея, – в случае крайней необходимости мы можем опереться именно на него.

Сергей неуверенно засмеялся:

– Как это может быть? Ведь мы же с тобой под него и копаем!

– В том-то и дело, – Валентин закурил. – Случилось, кажется, то, чего я больше всего боялся.

– То есть?

– Боюсь, что мы наткнулись на забор из собственных кольев… Я чувствовал… Этот перец, – он, несомненно, имел в виду господина Тоома, – имеет двойное дно. Неясно, в каком качестве он функционирует в Эстонии сейчас, но это, наверное, уже и не важно. Вряд ли он перекрасился и работает на новую Эстонию, если наш новгородский руль отзывается о нем столь одобрительно…

Подумав, Валентин хмуро добавил:

– А ведь, чтобы решить нашу собственную задачу, нам нужно надавить именно на господина Тоома. Других вариантов я не вижу. Все остальные варианты попросту проигрышны. И надавить на нашего перца нам нужно прямо сейчас, не теряя ни одного часа. Если мы промедлим, до господина Тоома дойдут слухи о нашем появлении, он узнает, что в Выру какие-то приезжие русские интересуются его делами. Сам понимаешь, если этот перец такой человек, каким вдруг стал выглядеть после моего разговора с новгородским рулем, то он все поймет по-своему и найдет возможность навесить на нас наручники. Это точно. Он ни на секунду не усомнится в нужности такого решения. Ведь речь идет о его репутации. Да что там репутация, речь идет о его шкуре. Понимаешь? Ты вот докопался до наезда московской братвы на господина Тоома, а я тебе скажу еще больше: такие люди, как наш перец, таких вещей не прощают. Прослышав про нашу деятельность, господин Тоом незамедлительно решит, что в Эстонию прислали киллеров. По его душу. И это его не обрадует…

– По-моему, ты сгущаешь краски.

Валентин молча покачал головой.

– В любом случае, нам нужно увидеться с господином Пирсманом.

Господин Пирсман

Своих машинисток господин Пирсман отправил домой.

– Сегодня я отпускаю вас, – важно объявил он.

Две серые эстонские мышки в темных передниках и в таких же темных косынках послушно кивнули и быстро переоделись в соседней комнатке. В светлых блузках и в светлых юбках они выглядели даже привлекательно, их выцветшие северные глазки сверкнули. Как бы ни было обидно господину Пирсману, но какие-то удовольствия существовали для мышек, наверное, и за стенами конторы.

Благодарно улыбнувшись, они сделали книксен.

Господин Пирсман предложил гостям сесть. Он сам пододвинул каждому кресло. Он не скрывал своего глубокого уважения. Всем своим видом он одобрительно показывал, что ученые московские друзья медного короля Лео Тиилка и на деле (а не только на словах) оказались разумными людьми.

Впрочем, какими им еще быть, если они друзья медного короля?

– Приняв ваши документы в производство, – когда это было нужно, господин Пирсман умел обходиться совершенно без акцента, – я подготовил на бланке Московского Акционерного Предприятия, естественно, на свое имя, – одобрительно улыбнулся он, – доверенность на ведение дел. После этого я добился встречи с нынешним исполняющим обязанности управляющего банком РПЮЭ. Он принял меня. Выглядит он уверенно, но дела банка плохи. Очень даже плохи. Выплаты приостановлены, надежд на выправление положения практически нет. Более того, исполняющий обязанности управляющего банком, – господин Пирсман старался все объяснить буквально, – сказал мне, что если претензия МАП будет принята, то банку, скорее всего, придется приступить… – господин Пирсман поднял правую руку и неопределенно пощелкал в воздухе пальцами. – Ну, как это сказать по-русски?… Ах, да, придется приступить к банкротовскому производству, объявить себя банкротом… Потом я встретился с человеком, который за дополнительную сумму… Ну, вы понимаете, эту сумму вам следует компенсировать, – доброжелательно улыбнулся господин Пирсман. – За дополнительную сумму этот человек передал мне интересную информацию об учредителях банка РПЮЭ, о размерах их взносов в уставной капитал, об объемах выданных банком кредитов, ну и так далее. Как это ни печально, – господин Пирсман в самом деле печально наклонил голову, – но приходится констатировать, что в свое время уставная часть капитала была сформирована господином Коблаковым явно мошенническим способом, то есть не совсем честно… Другими словами, свою часть уставного капитала господин Коблаков внес. как бы это сказать… Ну да, натурой… Вы можете не знать, но в результате возврата собственности, национализированной в свое время большевиками, в Эстонии в собственность господину Коблакову отошел небольшой, но все еще действующий карьер. Именно карьер был внесен в уставной капитал, причем по завышенной цене. Другую часть взноса составили деньги, полученные господином Коблаковым в том же самом банке как беспроцентный кредит… Если говорить простыми словами, а мне легче говорить именно простыми словами, господин Коблаков, почти ничего не вложив в банк, в то же время получил весомую долю… Но и на этом господин Коблаков не остановился. Став членом правления банка, он, уже как настоящий хозяин, взял у собственного банка приличный кредит, тут же запустив полученные деньги в дело, не имеющее отношения к банку. Правда, там у него что-то не сложилось. Он наделал долгов и не смог в нужные сроки рассчитаться. В данное время господин Коблаков из состава правления банка РПЮЭ выведен… Должен заметить, – значительно намекнул господин Пирсман, – что в этом же банке зависли некоторые вклады нашего общего друга Лео Тиилка. Этим я, конечно, занимаюсь отдельно. Что же касается Московского Акционерного Предприятия, то могу сказать, что у наших московских друзей есть совсем неплохие шансы пусть может и не в полном объеме, но вернуть потерянные деньги. Правда, господин Коблаков, узнав о притязаниях МАП, незамедлительно выдвинул встречную претензию, но этого и следовало ожидать. В данное время мы изучаем весомость документов, предъявленных господином Коблаковым. Ведь если эти документы будут приняты к производству, шансы на успех для МАП падают ровно вдвое…

Господин Пирсман поправил очки и многозначительно продолжил:

– Было бы неплохо, если бы в ближайшее время господин Коблаков отозвал свою претензию из суда. Не знаю, как это можно сделать и я, конечно, не буду предлагать никаких вариантов, но на всякий случай вот… Я передаю вам несколько телефонов господина Коблакова… Возьмите и эту визитку… Здесь указаны и рабочие, и домашние телефоны, а соответственно и факсы…

Усы господина Пирсмана важно шевельнулись:

– Испытывая глубокое уважение к ученым московским друзьям господина Лео Тиилка, хочу сделать вам подарок. Разумеется, между нами… – он многозначительно взглянул на Валентина, потом на Сергея. – Среди людей господина Коблакова имеются порученцы для выполнения сугубо конфиденциальных дел… Вот взгляните… – господин Пирсман протянул Валентину пару хороших ксерокопий, на которых прекрасно просматривались лица двух мужчин и тексты с анкетными данными. – Мне стало известно, что эти два порученца сегодня выезжают в Новгород, чтобы, насколько я понимаю, шантажировать некое официальное лицо, чьи интересы столкнулись в Новгороде с интересами господина Коблакова. Один из этих двух – лично близкий господину Коблакову человек. Его зовут Ант. Он очень опасный и опытный человек. Он может быть опасен во всех смыслах, в том числе и физическом…

– Мы можем взять ксерокопии?

– Разумеется.

Валентин бережно спрятал бумаги в «дипломат».

– И последнее, – важно закончил господин Пирсман. – В Таллинне и в Выру довольно много людей, потерпевших когда-то лично от господина Тоома. Ну, как бы это сказать… В общественном и в личном плане… Например, некоторые бывшие сотрудники господина Тоома живут в Выру… Как у всех людей, у них есть свои слабости… Возьмите эти визитки, на них указаны адреса. Если вам удастся разговорить бывших сотрудников господина Коблакова, то вы существенно расширите уже имеющуюся у нас конфиденциальную информацию… Вот, собственно, все, что я могу предложить.

– Превосходная работа! – одобрил Валентин.

– Иначе и быть не может, – скромно подтвердил господин Пирсман.

Вечеринка с Лео

Сбросив в Новгород ксерокопии, полученные от господина Пирсмана, Валентин удовлетворенно потер руки:

– Наш новгородский руль обрадуется. Он тепло встретит доверенных порученцев господина Тоома. Думаю, он и побеседует с ними тепло. Ведь тогда у господина Коблакова возникнут новые проблемы, а это нам на руку.

Они спустились во двор.

Во дворе, откинув капот «семерки», фальшиво насвистывая, возился Леша.

– С машиной все в порядке?

– Лучше не бывает!

– Друзья! – услышали они голос.

– Друзья! – с кирпичного крылечка, украшенного кованными металлическими перилами, неторопливо спустился красавец Лео. В руках он держал коробку с настенными электронными часами. – Друзья, я хочу пригласить вас на открытие нового ночного молодежного бара. Это скромное событие, но это приятное событие для нашего города. Разделим радость хозяина. О подарках не беспокойтесь, вы мои гости. Когда я бываю в Москве, мой друг Саша не позволяет мне ни о чем беспокоиться.

Новый бар действительно показался Сергею скромным.

Уютный зал.

Десяток столиков.

Небольшой дансинг.

И подавали здесь соответственно: салаты, фрукты, ликер, коньяк.

Лео внимательно следил за тем, чтобы фужеры и рюмки перед гостями не пустовали.

Бар быстро наполнялся.

Плотненькие девицы в шортиках или в коротких юбках, белобрысые здоровяки в джинсах – небольшой дансинг ни на секунду не оставался пустым, правда время от времени шумная музыка прерывалась и кто-то из гостей обращался с недолгой речью к хозяину – бородатому эсту, жадно внимающему каждому произнесенному в его честь слову.

С особенной благодарностью он внимал словам господина Лео Тиилка.

С огромным почтением взирали на медного короля гости: в основном молодежь, для которой он, несомненно, олицетворял цвет нации. Да и как иначе? Это же наш чуть ли не первый удачливый и независимый, а главное, эстонский предприниматель!

– Валентин, – шепнул Сергей. Они сидели за одним столиком с Лео, но медный король отошел к стойке. – Я тут вычислил на досуге. Знаешь, какой доход имеет наш Лео?

– Ну?

– Около двадцати тысяч баксов.

– В месяц?

– В неделю.

– Как ты это вычислил?

– Видел приемку металла на складе. Примерно я представляю, сколько раз уходят в Таллиннский порт автофуры с медным ломом.

– Ну?

– Зная это, подсчитать рентабельность операций просто. Существует мировая цена и существует цена приемки: килограмм лома – доллар. Минус – издержки вывоза за кордон. Так что, такое почтение к нашему покровителю вполне объяснимо. Большие заработки всегда набрасывают некую мистическую вуаль на этическую сторону проблемы. Обрати внимание, что даже поздравляя хозяина, гости смотрят на Лео. Настоящий хозяин тут он. Именно он. Будь моя воля, я снимал бы все деловые операции Лео на видеопленку и в обязательном порядке прокручивал бы ее нашим депутатам в Госдуме. Даже не в обязательном порядке, а в принудительном.

– Зачем? – не понял Валентин.

– А чтобы они вникли, наконец, в реальность. Ведь Лео живет за наш счет. Он живет за счет России. Это же мы с тобой кормим Лео. Чем терять время, придумывая неработающие законы, нашим депутатам следовало бы в первую очередь заняться границами. Крепкие границы, вот что нужно России. И таким, как полковник Холкин, надо помогать, конечно, а не мешать.

– До тебя это только сейчас дошло?

Сергей не успел ответить.

Яркая вспышка света ударила ему в глаза.

– Какого черта! – возмутился Валентин. – Я не договаривался с фотографами.

– Наверное это человек Лео, – предположил Сергей.

– Неважно, – ответил Валентин. – Это ничего не меняет.

И окликнул:

– Лео!

– Я слушаю, – медный король подошел к столику.

– Вон тот молодой человек… Видишь, он с фотоаппаратом… Он только что сфотографировал нас… Понимаешь, Лео, нам бы не хотелось оставлять в Выру свои фотографии…

Лео понимающе улыбнулся:

– Хотите получить негатив?

– Точно сформулировано.

Лео обернулся и произнес что-то по-эстонски.

Он произнес это негромко, но фотограф немедленно оказался перед Лео.

Легким движением, как бы приобняв молодого человека, медный король сунул в его карман стодолларовую купюру. «Сделай нам снимок на память, – попросил он зардевшегося от удовольствия молодого человека, и, когда вспышка сработала, забрал фотоаппарат и выразительно передал его Валентину: – Мой маленький презент. На память об этой маленькой вечеринке. Надеюсь, этот аппарат вам еще послужит».

Уйти из бара удалось около полуночи.

– Леша, – сухо предупредил перед сном Валентин. – Завтра машина должна быть на ходу.

– Она всегда на ходу.

– Прямо с мы отправимся по адресам, полученным от господина Пирсмана, а ты… Считай, тебе повезло, – усмехнулся он. – Прямо с утра ты отправишься по местным кафушкам…

– Это как? – не поверил Леша.

И быстро спросил:

– Могу я взять Петера?

– Если хочешь, возьми, – кивнул Валентин. – Но лучше не надо. Твое дело не надраться до свинячьего визга. Делай вид, что ты пьян, но внимательно следи за собой. А вот болтать… Болтать я тебе разрешаю все, что угодно. Я уже имел случай убедиться, что болтать ты можешь без меры. Так что, неси любую чепуху, мели, что придет на ум, а сам исподволь, как бы незаметно, как бы осторожненько интересуйся господином Тоомом. Чем глупее, тем лучше. У тебя это должно получиться. Только не называй его господином. Называй его просто Тоомом. Как негра. Никаких этих господ. Все должны понимать, что он тебе не господин, а просто какой-то там Тоом. Болтай себе и выпивай понемножку.

И сухо добавил:

– Напьешься, брошу тебя в Эстонии.

– Да я…

– Все! – остановил Лешу Валентин. – Где твои вещи?

– В комнате.

– Постарайся с утра забросить свои и наши вещи в машину. Все до одной. Но незаметно. Так, чтобы никто уже не видел. Пусть лежат в багажнике. Мало ли что, – неопределенно заметил он. – Вообще так спокойнее. И постарайся проделать все это как можно незаметнее.

– Да тут никого и нет, кроме Петера.

– Вот именно, кроме Петера, – усмехнулся Валентин. – Перенеси вещи в машину так, чтобы Петер тоже ничего не видел. А потом иди по кафешкам и болтай до умопомрачения, пока тебе не дадут по шее. Нам нужно, чтобы твоя болтовня как можно быстрее дошла до ушей господина Тоома. Неуважительная болтовня, понял? Уши у господина Тоома большие, он должен услышать каждое слово. Нам самим трудно на него выйти, – пояснил Валентин, поворачиваясь к Сергею. – Пусть он сам на нас набежит.

Господин Август Фельман

Прямо с утра выехали по адресам.

В кармане Валентина лежал диктофон.

Он был твердо убежден в том, что люди, к которым они ехали, обижены господином Тоомом достаточно сильно, чтобы ответить на все вопросы, даже самые неприятные. А если кто-то не захочет разговаривать, решил Валентин, значит, он не заговорит и с господином Тоомом.

Им повезло, они увидели всех рекомендованных юристом людей.

Бывшие работники господина Тоома совсем не походили друг на друга. Можно было только дивиться столь неожиданным формам жизни. Первый, например, работал когда-то в бухгалтерии. Он был нетипичен для Выру – кудрявый, взрывной, загорелый, с крупными залысинами над висками, коротко стриженый, ну, агнец божий, превращающийся в быка, и действительно – до сих пор смертельно обиженный.

– Вы хотите говорить о Тооме? – господин Август Фельман как бы даже слегка присел от удивления, по крайней мере согнул тонкие ноги в коленях. – Знаю ли я Тоома? Встречаюсь ли с ним? Спросите еще, пью ли я с ним кофе! Не встречаюсь! Не пью! – выкрикнул он и сжал кулаки. – Зато выписываю все местные и центральные газеты.

– Зачем? – удивился Сергей.

– Чтобы первым увидеть его имя!

– В отделе рекламы? – еще больше удивился Сергей.

– В отделе некрологов!

Тема, предложенная Валентином и Сергеем для конфиденциального разговора, показалась господину Фельману столь милой его сердцу, что он сам без всяких намеков пригласил нежданных гостей в дом. «На рюмочку недорогого коньяка… На чашечку обыкновенного кофе… В мой бедный дом…»

Бедный дом господина Августа Фельмана, до последней нитки, по его словам, ограбленного и обобранного этим самым Тоомом, уступал, конечно, таллиннской хижине Тоома, но сам по себе выглядел уютно, даже величественно. По широкой лестнице с перилами из мореного дуба, миновав просторный холл, облицованный плитками нежного светлого мрамора, гости поднялись в гостиную, где, между прочим, радостно пощелкивал в камине огонь, а рядом стояли две корзины сухих сосновых шишек. Над камином, на широкой мраморной полке красовались вздыбленные кони старого каслинского литья (привет с Урала), там же стояла легкая клетка из металлических прутьев со скелетом кролика.

Возможно, кролик был когда-то любимцем хозяина.

Мерно и успокаивающе отстукивали время огромные, похожие на шкаф, напольные часы, построенные еще в девятнадцатом веке. Таинственно поблескивало цветное стекло старинного резного буфета, тоже построенного не в эпоху развитого социализма. В бедной хижине господина Августа Фельмана все было рассчитано на большие аппетиты, даже кресло, в котором мгновенно утонул толстый зад хозяина. С первого взгляда можно было понять, что хозяин этой хижины начал воровать еще при советской власти, а при господине Тооме он, вероятно, воровал так много, что уже никак и ни при каких обстоятельствах не мог простить этому Тоому свою неожиданную отставку. Родись господин Август Фельман во времена фараонов, он благополучно разворовывал бы пирамиды и сокровища жрецов. Но теперь он явно был лишен возможности воровать, это его раздражало, это наполняло ядовитой кровью его вздутые перекрученные, как канаты, вены. У него, похоже, не было сейчас никакой возможности укусить господина Тоома своим самым ядовитым зубом, поэтому он страстно ненавидел бывшего хозяина. Любое движение Тоома в том мире, из которого так безжалостно был изгнан господин Август Фельман, вызывало в нем самое настоящее бешенство. Он ничем его не прикрывал, даже не пытался этого сделать. Он нисколько не стеснялся своего большого чувства. Если господин Тоом произносил где-то – суперзвезда, то господин Август Фельман в бешенстве возражал – суперфосфат. С некоторых пор он явно жил как бы в перевернутом мире.

Жизнь дается человеку один раз, усмехнулся про себя Сергей, наблюдая за бешенством господина Фельмана, но отнять у человека жизнь пытаются беспрестанно. Проще всего было бы натравить на господина Тоома этого взбесившегося нетипичного эстонского кобеля, подумал Сергей, но в таком случае Карпицкий вряд ли что-нибудь получит (а значит, и мы с Валентином), а господин Август Фельман со временем, несомненно, возненавидит вообще все человечество.

Господин Фельман типичный образчик существа, которому здорово (по его мнению) не додали, пришел Сергей к окончательному мнению.

Впрочем, господин Фельман угостил нежданных гостей коньяком.

Сам хозяин бедной хижины не пил. Наверное, воровство и постоянная готовность к возможному провалу отучили его от пьянства. Уставясь белесыми, слегка запухшими от бесплодной ненависти глазами в Валентину, которого он почему-то посчитал главным, нетипичный эст сказал:

– Эта сволочь, – (естественно, он говорил о господине Тооме), – меня кинула. Я вложил в банк РПЮЭ все деньги, какие у меня были. Я не оставил на черный день ни одного рубля, ни одной кроны, даже ни одной старой копейки, – (господин Фельман, несомненно, преувеличивал). – Если бы я не был от природы осмотрителен, я бы вообще потерял все. Вы понимаете? Но я вовремя раскусил эту сволочь Тоома. Я вовремя понял, что со временем он захочет отобрать у меня еще больше, может даже все, чем я владею, как это несколько раньше он проделал с бедным господином Георгом Хейнке. Бедный господин Георг Хейнке сейчас бедствует. У него подержанный «москвич» и двухэтажный домик без приличной обстановки. Но я не Хейнке, я раскусил эту сволочь Тоома. Раскусил прямо в тот день, когда он представил меня господину Коблакову. У них на шее были массивные золотые цепи! У каждого висело на шее по полкилограмма чистого золота. По полкилограмма, никак не меньше! И вы знаете, – господин Август Фельман презрительно понизил голос, – я совершенно уверен, что пара звеньев на каждой цепи была надпилена.

– Зачем? – удивился Сергей.

– Чтобы сорваться, когда их будут вешать на этих цепях!

Господин Фельман с ненавистью рассмеялся.

Это был нехороший смех, полный желчи, но, видимо, он соответствовал натуре господина Фельмана.

– Этот свой маленький дом я строил почти пять лет! Я был в самом разгаре строительства, а сволочь Тоом меня кинул. Он хотел забрать у меня все, что я заработал за свою долгую и непростую трудовую жизнь. Очень трудную и очень непростую, – подтвердил он кивком. – Если бы эта сволочь Тоом был в силах, он отнял бы у меня даже воздух.

Последнее предположение своей смелостью поразило даже самого господина Августа Фельмана. Но одновременно оно вдохнуло в него новый запас беспощадной ненависти.

– Когда я завязывал деловые связи между этой сволочью и мясоконсервными заводами в России, когда я покупал ему богатый ресторан в Киеве и красивое кафе в Минске, когда я скупал для него удобные промплощадки в Подмосковье, эта сволочь все время пыталась меня обмануть и пустить по миру! Каждый день Тоом вызывал меня в кабинет и фальшиво интересовался моим здоровьем? Понимаете? Он интересовался моим здоровьем! – господин Фельман даже прихлопнул рукой по колену. – И он проделывал это каждое утро! Он смотрел на меня, как на друга, но я-то видел, что он смотрит на меня как на будущего покойника. И он кинул меня! Вам понятно такое выражение?

– Вполне, – кивнул Валентин.

– Вы ведь остановились у господина Лео?

– Да.

– Ага, у Лео! Значит, я прав. Это я про вас слышал. Кажется, вы хотите прижать к ногтю эту сволочь Тоома?

– В некотором смысле.

– Значит, у вас имеется такая возможность?

– Возможности всегда имеются, – туманно ответил Валентин.

– Значит, вы хотите узнать от меня что-то конкретное?

– Вот именно.

– Что?

– А все, что касается деловых связей господина Тоома с фирмами в России, в Эстонии, а также на Западе.

– Всего-то? – с нескрываемым разочарованием протянул господин Фельман. – А порочащие его связи? А его отношения с извращенцами? А издевательства над несчастными проститутками? А патологическая страсть ко лжи? А тайная дружба с людьми, недостойными новой Эстонии?

– И это тоже, – кивнул Валентин. – Нас абсолютно все интересует. Но прежде всего, деловые связи. Фирмы, люди, отношения, каналы, по которым идут товары, естественно, денежный оборот. Вы ведь должны знать все это, вы работали в самом сердце его фирмы.

– Это важная информация, она стоит дорого, – мгновенно насторожился господин Август Фельман. Он даже откинулся в кресле, шумно потянув в себя воздух. Но ненависть к господину Тоому все-таки победила: – Если я дам такую информацию, вы утопите этого Тоома?

– С большой вероятностью.

Господин Август Фельман снова насторожился:

– А что будет со мной?

– Ну, орден вы не получите, – усмехнулся Валентин, – зато сможете уважать себя. Вас это устроит?

– Вполне, – кивнул господин Август Фельман. – А сволочь Тоом?

– А вот господин Тоом, скорее всего, станет известным газетным героем. Возможно, даже очень известным, – подчеркнул Валентин. – Вы сможете прочесть о нем в любой газетке. Сперва в криминальном отделе, а потом, если вам повезет, и среди некрологов.

Господин Фельман просиял:

– Тогда спрашивайте!

Болтун Антс

Второй бывший работник господина Тоома оказался человеком болтливым и скупым. Он сразу потребовал, чтобы его повели в кафе, устроенное под старым ветряком. Там болтун Антс незамедлительно заказал кофе и коньяк.

– За счет моих друзей, – важно кивнул он официантке. И пожаловался неожиданным визитерам: – Я не могу разговаривать откровенно, пока не выпью капельку коньяка. Это от стеснительности. В нашей семье всегда так делали. Не в моих привычках пить рано, но я чувствую, что мы должны говорить откровенно и на равных.

– Что вы имеете в виду? – удивился Сергей.

– Степень открытости, разумеется.

– Вы не эстонец?

– Послушайте, приятель, – демонстративно обиделся болтун Антс, важно прислушиваясь к мерному шороху крыльев работающего над кафе ветряка. Крылья ветряка, наверное, специально не блокировали, чтобы посетители могли прислушиваться к бесконечному, как время, мерному шороху. – Я гражданин свободной Эстонии. Надеюсь, этого достаточно, чтобы не задавать провокационных вопросов?

И напомнил:

– Я не могу разговаривать откровенно, пока не выпью.

Впрочем, в тот день болтуну Антсу откровенность вообще как-то не удавалась.

Он пытался исправить положение, заказывая все новые и новые порции хорошего коньяка (он называл это: выпить еще капельку), но день для откровенности, несомненно, выдался неудачный. Единственно правдивый ответ в тот день он дал только в самую первую минуту знакомства. Видимо, просто не успел сориентироваться. «Я господин Антс, – представился он. – Гражданин свободной Эстонии». После этого правдивость сняло с него, как рукой.

Стараясь исправить положение, пытаясь достигнуть более высокой степени откровенности, господин Антс сразу опорожнил три больших рюмки коньяка. Но, может, это был не тот вес или он перепутал дозировку, или вообще неправильно построил порядок вхождения в откровенность, – все выпитое привело только к тому, что болтун Антс впал в совершенно чудовищную (даже для него) и столь же очевидную ложь.

– Господин Тоом всегда был при мне как мальчишка, – лживо и важно пояснил он Валентину и Сергею. – Буду с вами предельно откровенен, – положил он руку на сердце. – Господин Тоом – сам по себе придурок. Он козел, как говорите вы, русские, хотя козел не самое глупое животное. Господин Тоом никогда не понимал законов бизнеса. Все успехи господина Тоома – дело моих рук. Они – дело моей головы. Мою голову многие ценят, – важно заметил господин Антс. – Представления не имею, как теперь он держится без меня. Думаю, что его спасают мои прошлые наработки. Я оставил господину Тоому массу интереснейших наработок на три года вперед, но вот увидите, уже через полгода… Да нет, какие полгода?… Уже через три месяца, даже, может, не через три месяца, а через два… Если не гораздо раньше, господин Тоом использует все мои наработки и мгновенно впадет в полное ничтожество…

– Но пока такое состояние ему не свойственно, – не совсем вежливо напомнил Валентин.

Вот именно – пока!

Всему свое время, важно зашептал болтун Антс, поглядывая то направо, то налево, и внимательно прислушиваясь к вечному шороху крыльев ветряка. Всему свое время, уж он-то знает. Через месяц или через два… Ну, самое большее, может, через полгода господин Тоом позовет его обратно. Он, господин Антс, говорит это с полным знанием дела и, как видите, откровенно. Ему все равно, чем занимаются люди, столь любезно пригласившие его в это недорогое кафе, просто они говорят о господине Тооме, а господин Тоом всегда был близким другом господина Антса. Если вам угодно знать, – важно покачал он головой, – господин Тоом, в некотором смысле, мой ученик. Ну, может, не самый блистательный, этого про него не скажешь. Даже не самый, наверное, удачливый, но ученик. Сейчас господин Тоом, несомненно, страшно жалеет, что его дорогому учителю не понравилось среди его тупых сотрудников, но господин Тоом не теряет надежды вернуть к себе старого дорогого учителя. Да иначе и быть не может, – важно произнес болтун Антс. – Когда господин Тоом был еще мальчиком, это вед он водил его в лес за первыми подснежниками. И мы еще за ними вернемся! Мы еще вернемся за подснежниками! Это он, господин Антс, учил господина Тоома многим полезным и превосходным вещам, потому что уже тогда, в эпоху этой ужасной советской оккупации, он понимал, что господину Тоому придется жить и работать в совсем другом мире – в свободном и интересном.

– Не стоит жаловаться, господин Антс, – сухо заметил Валентин. Слова господина Антса задели его за живое. – Возможно, все еще обойдется. Возможно, вы еще впрямь вернетесь за подснежниками.

Они покинули болтуна Антса, практически ничего не прибавив к информации, полученной от Августа Фельмана.

– Откровенность! Предельная откровенность! Вот что я ценю в настоящих людях превыше всего! – кричал им вслед болтун Антс. Возможно, он уже принял рюмочку и за свой счет. – Вот увидите! Уже через полгода! Или даже через три месяца. Или, может, через месяц! Не забудьте позвонить, вы увидите, что я был откровенен с вами!..

И закончил неожиданно правдивым выкриком:

– Я Антс!

– Мерзкий алкаш, – сухо заметил Валентин. – Ты, наверное, не знаешь, но я начинал службу в Пятом управлении. Там мне пришлось повидать самых разных типов. В Пятом управлении всегда реально представляли, что делается в обществе, потому что мы не гнушались возиться с самым откровенным дерьмом. Но этот Антс… Он мне кое-кого напомнил…

Козел Адо Рауд

Третьего бывшего работника они нашли в пустом кафе «Валга».

Это оказался низкорослый эстонец с очень круглой седой головой и неприятным (себе на уме) взглядом. На вопрос, действительно ли он является господином Адо Раудом, круглоголовый деловито кивнул, но взгляд его был при этом был весьма демонстративно прикован к газете. Он быстро водил нехорошими мутноватыми глазами по строкам какой-то статьи и время от времени с отвращением повторял:

– Терьмо!

– Вы знаете господина Тоома? – прямо спросил Валентин. – Это правда, что господин Тоом лишил вас работы, не выплатив даже той компенсации, что полагается по законному договору?

– Терьмо!

Господин Адо Рауд, конечно, слышал Валентина, но делал вид, что безумно увлечен чтением.

– Терьмо!

Подождав, когда господин Адо Рауд произнесет надоевшее всем слово в десятый раз, Валентин резким движением вырвал газету из слабых, покрытых старческими веснушками рук.

– Послушайте, господин Рауд, – негромко, но твердо пояснил он. – Мы приехали сюда издалека и нас интересует господин Тоом, а не ваша дурацкая газета. Мы специально разыскали вас, мы даже потеряли на этом несколько времени. У нас есть реальная возможность восстановить попранную справедливость, а у вас, если захотите, есть столь же реальная возможность получить моральное удовлетворение. Понимаете? Вы понимаете по-русски? Это не так уж мало, правда? Вы ведь хорошо знаете господина Тоома?

– Терьмо! – с отвращением повторил господин Адо Рауд, но, перехватив взгляд Валентина, изменил тональность: – Почему фы не спросите оп этом самого косподина Тоома?

– Вы хотите, чтобы мы спросили господина Тоома о том, хорошо ли он знает господина Адо Рауда? – удивился Валентин.

– Терьмо!

Судя по неукротимому взгляду, определение в какой-то степени адресовалось и Валентину.

Тогда Валентин оглянулся.

В кафе действительно было пусто.

Только белокурая официантка в белоснежном накрахмаленном передничке неторопливо перетирала за стойкой сухую посуду, аккуратно перебросив через плечо конец чистенького вафельного полотенца.

– Слушай меня, козел! – негромко сказал Валентин мгновенно окостеневшему от страха господину Адо Рауду. – Слушай меня, старый козел! Мы задаем тебе самые простые вопросы. Даже твои маленькие жалкие мозги могут охватить смысл и объем подобных вопросов. Постарайся хотя бы один раз напрячь мозги. Мы знаем, что у господина Тоома есть магазин, и, наверное, не один. Мы знаем, что у него есть дома, кафе, машины. А у тебя, старый козел, ничего такого нет. Господин Тоом разъезжает в машинах, каждая из которых стоит несколько тысяч баксов, а ты ходишь пешком. Как козел, – не удержался Валентин. – Господин Тоом пьет и ест в свое удовольствие в самых дорогих ресторанах города, он может себе это позволить, а ты… – Он презрительно фвркнул: – Ты только перебиваешься! Но ведь даже такой старый козел, как ты, – понизил он голос, – не может не понимать, что подобное положение вещей напрямую связано с господином Тоомом. Именно с ним. В некотором смысле господин Тоом разъезжает в твоих машинах и живет в твоих домах. Разве не так? Разве ты этого не понимаешь?

И спросил:

– Почему бы тебе не поделиться воспоминаниями о господине Тооме?

– Терьмо! – с бессмысленным упрямством повторил господин Адо Рауд.

– Это ты о господине Тооме?

– Терьмо!

– Ты хочешь, чтобы господин Тоом узнал твое мнение?

– Терьмо!

– Идем, – поднялся Валентин. – Кажется, козла зациклило. У него какая-то пробка перегорела.

Уже в машине он вынул из кармана диктофон и усмехнулся:

– Кажется, мы могли не посылать Лешу по кабакам.

– Почему?

– Да потому что этот козел прямо сейчас сдаст нас господину Тоому.

Решение

В тот же день Валентин дозвонился до Новгорода.

Полковник Холкин оказался на месте. Он был в восторге от рекомендаций, выданных накануне Валентином. Эта гнида Коблаков (полковник от радости перепутал понятия господин и гнида) сейчас сильно волнуется. Эта гнида каждый час звонит в Москву, но военно-транспортная прокуратура уже отменила свой приказ, потому что, как это ни странно, эстонская гнида Коблаков не сумел все-таки представить необходимые документы об оплате за украденный бензин. Эта гнида Коблаков грозит, правда, представить документы в самое ближайшее время, но полковник Холкин, резко отвечает: вот хер вам! Российский бензин – российской армии!

– Все это хорошо, – хмуро сказал Валентин, вешая трубку. – Я рад за нашего новгородского руля, но, к сожалению, он еще раз подтвердил, что в случае необходимости мы можем опереться на господина Тоома.

Сергей засмеялся.

– Зря смеешься, – остановил его Валентин. – Я говорю о совершенно определенных вещах. Ты должен, черт побери, понимать, что сказанное нашим новгородским рулем может означать только одно: господин Тоом, несомненно, является его человеком.

Пожалуй, впервые за время знакомства с Валентином Сергей услышал такой вариант. Не нашим человеком, как обычно, а его человеком. Не грозное обобщающее – наш, а это как бы уже несколько отвлеченное – его.

Прогресс, хмыкнул он.

– А еще, – хмуро добавил Валентин. – Эти перцы, что приехали от Коблакова, они крепко влипли. В Новгороде их взяли на выходе из поезда, а в их дорожных сумках, конечно, нашли пакетики с героином. В размере, превышающем индивидуальную норму. Видимо, собирались торговать. Хорошо им в Новгороде теперь им не покажется.

– У них действительно были при себе наркотики?

Валентин не ответил.

Да, покачал головой Сергей. Не знаю, как выглядит в жизни этот полковник Холкин, но человек он, похоже, серьезный. За ним, как за каменной стеной.

Правда, волновало Сергея отсутствие Леши.

У белесого бородавочника Петера, выходившего на крылечко покурить, они узнали, что Леша утром ушел погулять один. Петер, к сожалению, не смог составить ему компанию. «Отшень занят, – объяснил он. – Отшень и отшень занят. Мой каштый тень расписан по секунтам».

– Неужели все же надрался? – покачал головой Сергей.

– Это был бы еще не худший вариант, – усмехнулся Валентин.

– А существуют худшие?

– Разумеется, существуют. Если наш новгородский руль действует так, как подсказывают ему собственная совесть и ситуация, то почему господин Тоом не может действовать так же?

– Да нет, – с облегчением отмахнулся Сергей. – Вон он!

– И кажется не очень пьяный!

Впрочем, Леша не сразу поднялся к ним.

Сперва Леша зашел к веселому бородавочнику.

Что-то они там полопотали, похохотали, шумно побили ладонь об ладонь, покрякали густо, только после этого Леша поднялся на второй этаж и деликатно постучал в дверь.

– Не пьян?

И Сергей удивился:

– Неужели не надрался?

– Ну, сначала надрался, это само собой. Вычислим – задавим! – шумно выдохнул Леша. Душным перегарчиком от него все-таки несло. – До обеда было далеко, чего не надраться? Ну, а потом протрезвел… Даже жалко…

И туманно намекнул:

– У Петера внизу есть ликер…

– А вот этого не надо, – негромко, но властно приказал Валентин. – Никаких таких ликеров, ни горьких, ни сладких. Есть чай, чай могу заварить. Не тяни, выкладывай, где был?

– Да везде был, – довольно выпятил Леша толстые губы. – Совсем безнравственный городок.

– Это это понимать?

– А как понимаешь, – сплюнул Леша. – Совсем безнравственный.

Со слов воинствующего моралиста Леши так получалось, что все граждане маленького эстонского городка Выру отличаются крайней безнравственностью, если уж не прямой распущенностью. Одни, например, мечтают крепко выпить на халяву, другие вообще прикидываются полными придурками. Их вот чему учили? – искренне возмущался Леша. Их учили добротному русскому языку и литературе. Их учили честно трудиться, не покладая рук. Их учили с уважением относиться к своим согражданам, даже к бывшим, а они? Вот ты, Серега? – прямо спросил Леша. Ты вот, например, как думаешь? Кто научил их обманывать такого простого честного парня, как я?

– Это ты-то простой честный парень?

– Да я прост, как порох! Мною стрелять можно.

– Пиво пил? – заподозрил Сергей, принюхавшись. – Пиво мешал с ликером?

– Отставить! – вмешался Валентин. – Говори коротко.

– А я и говорю коротко, – обиделся Леша. – Просто мне обидно. Мне от души обидно. Совсем безнравственный городок. Все жители с какими-то вывертами. Вроде засечешь боевую точку, а чтобы ее раздавить – вот тебе хрен! Или она уже со всех сторон заминирована, или окопана ужасными рвами или вообще в упор не видит тебя, не слышит, не понимает.

– Ты это о чем?

– Ну, как о чем? – совсем обиделся Леша. – Прошел я штук пятнадцать кафушек. В меня кофе уже не лез, хорошо, иногда запивал ликером, а то требовал коньяка. К тому кофе. В пропорции один к одному, – уточнил он, – иначе бы сердце не выдержало. В одной кафушке даже покемарил минут с пяток, но меня все время будили. Ну, козлы! Я ж нигде там не наблевал. А потом наткнулся на одно совсем хорошенькое местечко под старым ветряком. Над головой крылья, в зале пусто, только за соседним столиком мичуринская коза сидит.

– Наверное, ты хочешь сказать – женщина?

– А я так и говорю – мичуринская коза, – с вызовом подтвердил Леша. – Ну, присмотрелся я. А ведь и правда, не столько коза, сколько боевая точка. Я в таких делах всё сразу секу. Ну, значит, занимаю стратегически выгодную позицию – прямо в упор против ее линялых эстонских глаз. Пялюсь в эти развратные глаза и думаю, вот ведь вычислил я тебя, никуда, линялая, не сбежишь. А тут подплывает официантка. Или хозяйка. Их хрен поймешь. Их набен. Но вся в беленьком фартучке, хабен гут, вся в заколочках, в оборочках, в складочках. На первый взгляд и не разберешь, то ли школьница, то ли блядешка.

– Короче, Склифосовский!

– Так я уже совсем коротко! Если еще короче, непонятно будет, вы ничего не поймете. Я же не просто так глядел на козу, у меня принципы. Я же почти не пил, вон Серега подтвердит, – почему-то кивнул Леша в сторону Сергея. – А эта, значит, козлиха…

– Официантка, – сухо поправил Валентин.

– Вот-вот, я и говорю – козлиха! – обрадовался Леша. – Подходит, значит, и развратно лопочет что-то на своем нечеловеческом языке. Их майне нихт! А я ей резко: «Не надо слов, мадам. Пиво несите!» Куда уж яснее, правда? А она лопочет еще развратнее и протягивает меню. А у них в меню, – заржал Леша, – у них там в меню одни иероглифы, как у древних египтян. По-человечески-то в Эстонии пишут только цифры. Я деликатно так говорю: «Их гутте-мутте. Вы фартучек поддерните, раз такие безнравственные!» А козлиха разводит пальчиками, качает плечиками, тыркает носиком, глазки пучит, и фартук у нее повязан выше живота, – затосковал Леша. – Их бин, их бинне, их бинне дас! Она вот, дескать, совсем не понимает нашего добротного русского человеческого языка. И показывает на тонких пальчиках, как сильно не понимает. А тут еще…

– Ну?

– А тут еще садятся передо мной двое. Я даже не слышал, как вошли. Могли бы сходу вмазать бутылкой, пока я их не видел, но вижу, нет, терпеливые. В черных косухах на молниях, с хвостиками на затылках. Выползли молча, как вражеские танки. Сначала я так и решил: защищают вычисленную мною боевую точку. Потому и возразил им по-французски. Как бы укор сделал: бон жур, их бин, дескать, все здесь занято! А они топорщат клопиные усики и ухмыляются, только козлиха слиняла в сторону, – вздохнул Леша. – Ну, а эти сидят. Их двое. Усиками шевелят. Непонятные. Ни разу не выругались, не полезли кулаками в рыло. Я, в общем, одобряю таких. Только хвостики у них как у засранцев, не нравятся мне такие. Посидели чуток, потом один по-русски говорит: «Сваливай, Иван!» Я говорю: «А пиво?» А он, вы слышите? – заржал Леша. – Ну, он совсем как русский. Пиво, говорит, только членам профсоюза. Я такого даже не ожидал от них, – похвастался Леша своей проницательностью. – Я просто прикидывал, кто первым тяпнет меня бутылкой по голове. Лишь бы, думаю, не ликерной. Ликер здесь сладкий, липучий, замучишься потом отмываться. «Бон жур, – говорю. – Без пива никуда. Их шмассе, ту пассе! Какой бон вояж без пива?» А они опять на добротном русском: «Тебе, Иван, русская свинья, хватит. Дома нажрешься. Паленой водки». Я еще сильней удивился. «Бон жур, – говорю, – битте-дритте. Наверное, я ослышался? Где ваше деликатное воспитание, паскуда ты белобрысая?» Легко, с юмором говорю. А они тоже с юмором: «Ты, Иван, не ослышался». И так хорошо они говорят, в том смысле, что все понятно. Вот только хвостики у них как у засранцев. «Да зачем сваливать? – деликатно спрашиваю. – Я даже и не блевал». – «А затем, Иван, – отвечают с юмором, – что сваливай поскорее отсюда и беги к своим мудакам». Слово-то какое нашли добротное! Древнее русское слово, изобретено еще до татаро-монгольского ига, – объяснил Леша. Ну, точно говорю, безнравственный городок. Совсем никакого понятия о культуре. «Сваливай, Иван, – говорят, – к своим русским мудакам, и скажи, что хочет их видеть сам господин Тоом». – «А это кто? – притворяюсь, рукой перед собой вожу, кошу, как слепой, левым глазом. – Я с ним знаком?» – «Вот и познакомишься, – трясут они хвостиками. – Завтра в двенадцать дня господин Тоом всех вас ждет. И вам лучше приехать» – «А где?» – «Спросите у любого прохожего». Я хотел было возразить, но они так на меня посмотрели, что я сразу за стул вцепился. Тогда они ушли. Вот тогда я и протрезвел, понимаете?

– Понимаем, – кивнул Валентин. – Как выглядят эти ребята?

– Я же сказал, как засранцы.

– А точнее?

– Ну, здоровые такие. Белобрысые, как киты. С усиками клопиными. Вот карманы их мне не понравились. Карманы у них были нехорошие. Накладные, огромные. В таких карманах хоть бутылку держи, хоть гранату.

– Ну, как тебе такое приглашение? – прервал Лешину болтовню Сергей и посмотрел на Валентина. – Поедем?

Валентин усмехнулся:

– Может быть… Может быть…

И подошел к окну.

– Только знаешь, что… Странное у меня ощущение… Если эти люди в кафе вели себя так нагло, как говорит Леша, значит, они плюют не только на нас. Значит, они плюют и на медного короля. До тебя доходит? Ведь мы личные гости Лео Тиилка, а они плюют на это. Сдается мне, что не следует нам больше злоупотреблять гостеприимством Лео. Карпицкий в Москве, а господин Тоом рядом. Если господин Тоом решит нацепить на нас наручники, Лео вряд ли нас защитит. Вряд ли это придет ему в голову.

– Что предлагаешь?

Валентин усмехнулся:

– Встретиться с господином Тоомом.

– Ну, с этим, вроде, проблем нет. Он же пригласил нас.

– Есть, есть проблемы, – возразил Валентин. – Я ведь теперь только на словах человек из Конторы. Это больше все так, игра. Слова, как говорил один классик. Если господин Тоом в курсе внутренних конторских разборок, он запросто нас задавит.

– Действительно есть такой риск?

– Да, – подумав, подтвердил Валентин. – Но существуют и варианты. Как без вариантов? Если даже господин Тоом действительно является человеком нашего новгородского руля, ему совсем не обязательно знать о нынешнем состоянии дел некоего капитана Якушева. Так ведь? То есть для него я все еще могу оставаться человеком Конторы. Понимаешь?

Но было видно, что Валентин колеблется.

– Что тебя смущает?

– Ну как что? – возмутился Валентин. – Конечно, господин Тоом. Я ведь еще в Москве подробно обговорил все условия работы с нашим перцем из МАП. Я еще в Москве твердо заявил ему, что если мы вдруг наткнемся на забор из собственных кольев, то я незамедлительно выйду из игры… Вот, кажется, мы и наткнулись на такой забор…

– Есть смысл довести дело до конца, – покачал головой Сергей. – Иначе зачем старались? Мы же накопали горы документов. Остался последний шаг.

– Да знаю, знаю, – хмуро оборвал Валентин.

И спросил:

– Может, все же слинять? Ты прав, в принципе, документы собраны. Потому-то, наверное, господин Тоом и заволновался. Он ведь на своей земле, а мы чужаки. Это существенная деталь. Это непременно надо учитывать. Если господин Тоом хоть что-то разнюхал о моем положении в Конторе, на нас запросто могут надавить даже из Москвы…

– Да почему? – удивился Сергей. – Ты же не пользуешься удостоверением. Ты вообще не ссылаешься на Контору. Мы даже с гаишниками не сталкивались.

– Дело не в удостоверении.

– А в чем?

– А в том, что мы не знаем, кем все-таки является этот господин Тоом на самом деле. Ты вот, например, можешь мне поручиться, что он не из тех людей, с помощью которых Контора отмывает для себя не совсем чистые деньги?

– Такое возможно?

Валентин засмеялся:

– А ты вспомни «Русский чай». Ты же сам видел, что под правой рукой Фесуненко стоит телефон с государственным гербом на вертушке. С чего бы это?… Не задумывался? А я задумывался. Я ведь тоже побывал в «Русском чае». И скажу честно, именно тогда я впервые подумал о собственных кольях в этом заборе, – Валентин раздраженно хлопнул ладонью по подоконнику. – Собственные, собственные колья… Иначе наш новгородский руль не рекомендовал бы мне господина Тоома…

Леша вдруг возмутился:

– Да ну вас, я ухожу. Вы тут решайте свои вопросы, а я к Петеру. С ним хоть можно выпить кофе, а с вами вляпаешься в историю. Сам не заметишь, как с пива перейдешь на баланду.

И вышел.

– Он, в сущности, прав, – усмехнулся Валентин.

И вдруг спросил:

– Вещи в машине?

– Леша все уложил.

– Тогда выезжаем. Минут через десять и выезжаем. Если Петер спросит, куда, ответим, что хотим просто развлечься. То да се, да покатаемся, дескать. А потом, дескать, заглянем к разлюбезному господину Пирсману. А уже совсем потом, вечером, закатим пьянку по-тшерному.

– А на самом деле?

– А разве мы на самом деле не хотим развлечься?

– Может быть… Но куда мы поедем на самом деле?

– Как куда? К господин Тоому.

– Но он же назначил встречу на завтра.

– Вот поэтому мы поедем к нему прямо сейчас.

Встреча

Выезжая на Новую площадь, они увидели Лео.

Медный король стоял с незнакомым Сергею высоким пожилым человеком в темных очках и в длинном светлом плаще с погончиками. Заметив знакомую машину, он снял шляпу и вежливо помахал ею.

Валентин усмехнулся:

– Пронзительный человек. Спорим, он догадывается, куда мы едем.

Сергей промолчал.

Ему почему-то не понравилась уверенность Валентина.

Не понравилась ему и подчеркнутая вежливость медного короля. В конце концов, если Лео впрямь догадывается… Ну, хотя бы выразил… Ну, скажем так, озабоченность…

А почему, собственно? – спросил себя Сергей.

В сущности, кто мы для Лео? Всего лишь незнакомые люди, приехавшие от его московского приятеля. Всего лишь люди, работающие на его давнего, но все равно лишь приятеля и, наверное, партнера по каким-то неизвестным нам делам. Кто знает, что это за дела? После истории с наездом на господина Тоома, услышанной от Леши, Карпицкий несколько поблек в глазах Сергея. Может и правда, что наш бизнес пока только выживание, подумал он. Может и правда, что в нашем тесном муравейнике надо ходить лишь по заранее оговоренным тропам. Но тогда чем мы отличаемся от господина Тоома? Только тем, что представляем другую сторону? Монета-то одна. Реверс, аверс… Выбор небогат…

Чистенькие домики Выру убегали назад. Леша деловито крутил баранку. Если он и беспокоился, это никак не отражалось на его слегка опухшем лице. Плевал он на все эти дела. У него были свои представления о жизни. Он просто честно выполнял работу. У него не дрогнул ни один мускул, хотя слышал он каждое слово, произнесенное в машине.

Валентин ухмыльнулся.

– Ну, чего уставился? Шею свернешь, – не выдержал Сергей. – И похлопал себя по колену, обтянутому легкой черной тканью. – Я просто не успел переодеться. Ты сам нас подгонял. Да в машине в спортивном костюме и удобнее.

– В этом спортивном костюме, Сергей, ты смахиваешь на киллера.

– У них теперь униформа?

– Нет, конечно, – без улыбки ответил Валентин, но глаза его загорелись. – Послушай… Это ведь хорошо… Это ведь здорово, что ты действительно смахиваешь на киллера… А ну-ка, растрепли свои рыжие волосы… Вот так, вот так, еще энергичней… Поплюй на ладонь и пригладь… Ага, вот так, челку направо и морду зверем… Чего стесняешься, – ухмыльнулся он, – здесь все свои…

И толкнул локтем Лешу:

– Обернись, водила. Что бы ты сказал, увидев перед собой такого человека?

– Придурок, – буркнул Леша.

– И немедленно получил бы по роже, – мрачно заметил Сергей.

– Отставить! – Валентин внимательно озирал Сергея. – А знаешь, будет совсем неплохо, если при первом взгляде на тебя у нашего большого эстонского перца защемит в желудке…

– Он гомик?

– Не думаю. Но у тебя такой вид. Это хорошо, что ты не успел переодеться.

– Чем хорошо?

– Да тем, что это поможет нам сыграть с господином Тоомом в открытую. У нас с тобой мало шансов прижать господина Тоома на его территории, тут и говорить нечего, но мы можем сбить его с толку. Если он ничего не знает о моем положении в Конторе, то мы ничем не рискуем. Все равно других вариантов нет, – решил он. – Наш шанс как раз в том что господин Тооом пока не пришел к какому-то окончательному выводу…

– Насчет чего?

– Насчет нас.

– А когда он придет к окончательному выводу?

– Тогда, надеюсь, мы успеем смыться.

– Здесь, – негромко произнес Леша.

Не выходя из машины, продолжая двигаться, они видели широкий бетонный съезд с шоссе и металлическую решетку, ограждающую пространство. На этом пространстве одновременно просматривались – плоское круглое озерцо, окруженное кленами, желтая лодка, красиво вытащенная на плоский, поросший травой берег, аккуратно подстриженные кусты вокруг двухэтажного кирпичного особняка, выстроенного без особых архитектурных затей, зато основательно и надежно, нежная сосновая рощица на заднем плане, наконец, кленовая аллея, ведущая от металлических ворот к дому, и от дома к озеру.

И везде – на траве, на еще зеленых кустах, на сером бетоне въездного пути, и на крыше дома, и на тропинках перед домом, буквально везде, как следы фантастических птиц, краснели опавшие кленовые листья.

Металлические ворота были гостеприимно распахнуты.

Не дожидаясь разрешения, Леша въехал в кленовую аллею и притормозил на круглой поляне.

Наверное, хозяин вилы приехал недавно, потому ворота и не были заперты.

Метрах в пяти от Лешиной «семерки» сразу появились двое мужчин. Они были в обыкновенных темных костюмах, даже, видимо, не пошитых, а просто приобретенных в магазине, может, еще московского производства. Два плечистых, неброских человека, без особых примет, оба с непокрытыми головами, причем голову одного уже немножко тронула седина.

Охрана, решил Сергей.

Он не удивился бы, обнаружив в охране господина Тоома арабов или каких-нибудь там латинос, но эти явно были эстонцами. И не седина это была на их головах, а тоже самые обыкновенные светлые волосы. Правда, в группе людей, показавшихся на крыльце, могли находиться и латыши, и русские. Сергей, впрочем, сразу узнал хозяина виллы.

Господин Тоом поднимался на невысокое крыльцо.

Он обернулся, услышав звук автомобильного мотора, и Сергей усмехнулся.

На фотографии, вспомнил он, господин Тоом стоял с арабом на фоне такой же вот стены, аккуратно выложенной из светлого камня. На фотографии он дружески улыбался, приобняв гостя за талию – здоровый долговязый эст в длинном плаще, с непокрытой головой. И так же дружески улыбался смуглый человек в таком же длинном европейском плаще, в коричневом берете, чуть надвинутом на глаза. «А господину Тоому пошли бы армяк и лапти, – усмехнулся Сергей. – Здоров скотина. Всем вышел: и ростом, и плечами, и толстогубой улыбкой. Вот только морда подкачала – слишком широкая. И глаза линялые, будто много пьет. А может и правда пьет, – подумал он. – А главное – крошечный носик, будто специально вдавили между щек…»

Носик, конечно, портил впечатление, но сам господин Тоом не догадывался об этом. Он даже бровью не повел, неторопливо повернувшись к неожиданно выехавшей на поляну машине.

– Ну, иди, – сказал Сергей Валентину. – Отсюда мы все услышим. Каждое ваше слово. Надеюсь, микрофон ты закрепил надежно? – И негромко приказал Леше: – Включи приемник. Совсем на чуть-чуть. Чтобы только мы с тобой слышали все, что они будут говорить.

Уставясь на охрану, твердо замершую метрах в пяти от «семерки», Сергей (как они заранее договорились с Валентином) лениво, даже нагловато развалился на заднем сиденье. Все равно ничего другого не оставалось. «Если нас захотят перестрелять, никакие шокеры не помогут».

Он вдруг разозлился на Валентина.

В конце концов, вместо не сильно-то понадобившейся видеокамеры можно было приобрести Макарова. Будь у нас серьезное оружие, подумал Сергей, к нам и отнеслись бы иначе. Не покуривали бы, держа сигарету в левой руке (правая демонстративно утоплена в кармане). Не поплевывали бы на зеленую траву с таким показным равнодушием…

Тоже мне, никакого оружия!

Эти двое напротив явно не разделяют взглядов Валентина.

То, что они вооружены, не вызывает сомнений. И то, что в любой момент они без всяких колебаний готовы пустить оружие в ход, тоже не вызывает никаких сомнений.

Однако наглость Сергея сработала.

Глядя на плотного рыжего человека, лениво развалившегося на заднем сиденье, охранники господина Тоома невольно подтянулись. Сергей не знал, что именно пришло им в голову, но они подтянулись, что-то их насторожило. Они-то ведь ничего не знали об оружии: есть ли оно в машине? Что-то их здорово насторожило. Наверное, у меня вид непереносимо наглый, решил Сергей, выпячивая для острастки нижнюю губу.

Леша незаметно включил приемник.

Микрофон оказался гораздо чувствительнее, чем предполагал Сергей.

Он сразу услышал противный скрип сухого гравия под ботинками Валентина.

Охранники не оборачивались, объектом их внимания была только машина. За Валентином наверняка смотрел кто-то другой. Или – другие. А до этих двоих дошло вдруг, что позицию они, кажется, выбрали вовсе не самую лучшую: врубив скорость, чужой водила в одно мгновение мог их покалечить. Один из охранников даже отступил на шаг и постарался встать так, чтобы его наполовину прикрывал мощный клен.

Сергей не изменил позу.

Всем своим видом он выказывал наглое тупое равнодушие, хотя но на самом деле страшно злился на Валентина. Выставляя напоказ толстые презрительные губы, он, конечно, чувствовал правоту Валентина, но все равно злился. Черт побери, въехать в логово господина Тоома вообще без оружия!.. Как Валентину пришло такое в голову? Теперь, несомненно, вся надежда на то, что Валентин ни в чем не ошибся, что он абсолютно четко просчитал ситуацию. Ведь господин Тоом действительно не ждал их сегодня. Он назначил им встречу на завтра. Появление нежданных гостей должно было сбить его с толку. В конце концов, он должен хотя бы удивиться…

«Ты хотел нас видеть, Тоом?»

Прислушиваясь к негромким, но внятным голосам, слышимым только в салоне, Сергей нагло уставился не на Валентина и господина Тоома, а на охранников. Это создавало иллюзию чего-то неправильного. Голоса одни, а люди другие.

Очень лаже раздражающее несоответствие.

Однако приходилось терпеть.

«Видишь этого рыжего в машине, Тоом?»

Сейчас долговязый эст поднимет на меня глаза, понял Сергей. Не надо на него смотреть, не надо на него коситься. Надо смотреть только на охранников, иначе кто-нибудь догадается, что я что-то такое слышу.

«Та, – ответил Тоом, подумав. – Я вижу».

«Знаешь, кто он?»

«Нет».

«Буду откровенен с тобой, Тоом. У некоторых серьезных людей в Москве лежат твои долговые расписки. Ты помнишь? Это серьезные расписки и суммы в них указаны серьезные. Ты ведь помнишь? Правда, ты и сам серьезный человек, так ведь? И ты, конечно, понимаешь, что в Москве к тебе относятся как к серьезному человеку. Так вот, Тоом, рыжий, которого ты видишь в машине, приехал сюда не просто так. Он интересуется именно тобой. Не долгами, а именно тобой. Понимаешь?»

«А потшему он не скажет этоко сам?»

«А это вовсе не входит в его обязанности, Тоом…».

Ну теперь-то он должен понять намек, решил Сергей, глядя только на охранников. Но в центре его внимания были только Валентин и господин Тоом. Ишь, тоже мне… Белокурые бестии из Конторы… Кажется, они понимают друг друга с полуслова…

Господин Тоом вдруг понизил голос.

Впрочем, нет. Он просто наклонил к Валентину большое ухо.

При этом они обменялись, видимо, какими-то тайными знаками, по крайней мере, микрофон не донес до Сергея ни единого слова, хотя краем глаза Сергей отчетливо видел, как господин Тоом согласно и быстро кивнул Валентину. Они действительно понимают друг друга даже без слов, с некоторым разочарованием подумал Сергей, но слова тут же пошли.

«…Теперь ты понимаешь, почему я говорю открыто, Тоом. Мы просто обязаны помочь тебе. Мы с тобой за одним забором. Потому мы тебе и помогаем. Но ты должен отчетливо понимать, что Контора не отвечает за твои личные авантюры, за твои личные долги. Твои личные долги это вообще твое частное дело, правда, они не должны мешать твоей основной работе. Мы, Тоом, всячески стараемся помочь тебе, мы стараемся, чтобы ты избежал крупных неприятностей, но погашать твои личные долги не собираемся…»

Валентин помолчал.

«До тебя дошло? Я все объяснил понятно?»

Господин Тоом кивнул.

Кажется, слова Валентина произвели на него впечатление.

«Теперь я ухожу, Тоом».

«Нет, покоти…»

Сергей насторожился.

Руки Леши цепко легли на баранку.

Нагло упершись взглядом в охранников, Сергей самым краем глаза все же видел, что господин Тоом смотрит на Валентина с каким-то новым необычным интересом. Похоже, он действительно был полностью сбит с толку. Наверное, до него только сейчас дошло, что рыжий наглый человек в машине действительно может оказаться киллером. Наверное, господин Тоом хорошо соображал в таких делах и уж наверняка помнил наезд на него московской братвы. Та история, несомненно, многому научила господина Тоома. Говорят, московскую братву трудно обвести вокруг пальца, но почему-то один раз господину Тоому это удалось. Может быть, в принципе, такое можно провернуть и дважды, но господин Тоом явно знал, что опасные ситуации лучше не повторять. Само повторение таких ситуаций опасно.

«Я так тумаю, что ты праф, наферное, – негромко произнес он. – Я так тумаю, что ты правда есть праф. Но стесь тоже нужно подумать».

«Мне нужен конкретный ответ».

«Он бутет…»

«Когда?»

«Скажем, зафтра… Зафтра к полудню… Тебя такое устроит?.».

«Где и в какое время?»

«Тепе потскажут…»

Наверное, господин Тоом хотел остаться один.

Наверное, происходящее начало его раздражать.

Ну, хотя бы тем, что он потерял инициативу, решил Сергей.

Наверное, господин Тоом хотел остаться один и хорошенько проанализировать только что произошедшее. И понять: действительно его оградили от реальной опасности, как утверждает стоящий перед ним незнакомый человек, или наоборот, он вновь вляпался во что-то неясное, а потому нехорошее? Каким-то шестым или седьмым чувством господин Тоом улавливал непонятную, но явственную угрозу, исходящую от странных гостей, не побоявшихся явиться прямо в его логово. У них бомба, что ли, в машине? С каким-то новым неожиданным интересом господин Тоом обернулся и остановил внимательный взгляд тяжелых линялых глаз на Сергее, лениво и нагло развалившемся в машине. До господина Тоома, наконец, дошло: вот этот нелепый рыжий человек в банальном спортивном адидасовским костюме действительно может быть киллером.

Его киллером.

Возможно, на мгновение господина Тоома охватила паника.

Ведь человек, стоявший перед ним, с которым он только что разговаривал, представлял не что-нибудь, а Контору. Он не мог лгать… По крайней мере, не должен был лгать… Хотя странно, почему человек из Конторы разъезжает в одной тачке с киллером?…

Потом господин Тоом взял себя в руки.

«Тебе потскажут».

Валентин понимающе кивнул.

Не попрощавшись, он повернулся и неторопливо двинулся к машине.

И неторопливо устроился на сиденье.

И дверцу захлопнул нежно.

И так же легко, как захлопнулась дверца машины, Леша тронул «семерку» с места.

Бегство

– Это он! Я его узнал! – взволнованно заявил Леша, как только они оказались на шоссе. – Это его я видел на Сходне!

Он обернулся и посмотрел на Сергея, но Сергей промолчал.

Тогда Леша повернулся к Валентину:

– Вот лось, а? Его должны были там сделать на Сходне, а он жив-здоров, ходит по земле, строит хижины. Вот лось, а?

– Заткнись и рули на выезд из города, – вместо ответа приказал Валентин. – Только покрути немного по улицам. Хорошенечко так покрути, чтобы со стороны было ясно, что мы просто так болтаемся без дела, ну, как бы изучаем город и скоро вернемся к Лео.

– А мы не вернемся?

– Нет.

– А куда мы? В Таллинн?

– В Москву. Только предварительно покрути по городу. За нами наблюдают. Я чувствую. Пусть будет ясно, что мы болтаемся просто так. У нас же завтра вновь встреча, вот мы и убиваем время. Пусть думают, что мы как бы немножко нервничаем.

– Мы что, даже не позвоним Лео?

– Не позвоним.

– Лео обидится.

– Ничего, перетерпит, – усмехнулся Валентин. – Наш перец из МАП его успокоит. Они приятели. А ты, Леша, как только выедем из города, возьми хороший темп. Господин Тоом может одуматься. Я вовсе не уверен, что предстоящую ночь он собирается посвятить именно размышлениям. Может, это и так, но я все равно не уверен. Может, в голове господина Тоома что-то не так сработало, я не хочу зависеть от случайностей. Он знает нашу «семерку», знает ее номер. Он знает теперь, сколько нас. Так что, нет проблем перехватить нашу «семерку». Здесь, в Эстонии. Нас и на дорогах России могут перехватить, какие проблемы? Для господина Тоома последнее даже удобнее.

– Он может, – согласился Леша. – Сразу видно, он лось по жизни. Это вы не сучите ножками и в воздух не стреляете, совсем культурные менты, а господин Тоом может.

– Погоди, – спросил Сергей. – А как же завтрашняя встреча? Ты ведь требовал дать ответ, а сам убегаешь.

– Я что, похож на идиота? – усмехнулся Валентин. – Зачем мне его ответ?

– Ты же обязан отчитаться перед Карпицким.

– Господин Тоом сам позвонит нашему перцу.

– Ты уверен?

– Он не может не позвонить. Теперь уже точно не может, – кивнул Валентин. – Эта встреча, а также история с эшелоном бензина и с попавшими к новгородскому рулю людьми Коблакова должны сильно впечатлить господина Тоома. Он ведь работает с Коблаковым в паре. Это с поверхности как бы не видно, что они в паре, но работают они вместе. Так что господин Тоом должен понять, что наши угрозы не пустой звук. А мы, уже из Москвы, добавим впечатлений. Нам бы только до Москвы добраться. Коблаков и Тоом должны хорошо прочувствовать тот факт, что мы нащупали их деловые каналы и в любой момент можем их перекрыть. А это полный финансовый крах, как для того, так и для другого. Пусть Леша называет нас культурными ментами, мы все равно круче, – удовлетворенно ухмыльнулся Валентин. – Мы можем и ногами сучить, и в воздух стрелять. Но нам этого не надо. Наше главное оружие – такие зануды, как этот господин Пирсман. Он добьет известных нам господ. Он здорово поработал.

– А у него не отнимут наработанные документы?

– Теперь уже нет.

– А что ты скажешь об этом Тооме Карпицкому? – помолчав, спросил Сергей. – Ты скажешь ему, каким способом добился положительного результата?

Валентин усмехнулся:

– А зачем ему это?

– А если он все же спросит?

– Он не спросит, – убежденно ответил Валентин.

– Ну, блин! – выругался Леша. – Вы только посмотрите. Нас снова вынесло на этого козла!

Действительно прямо по курсу, держа в слегка откинутой левой руке круглую металлическую пепельницу с откинутой крышечкой, стоял уже знакомый Леше и Сергею полицейский.

Он тоже узнал машину, лихо вылетевшую из-за поворота.

Взмахнув жезлом, он неторопливо закрыл пепельницу и спрятал ее в карман. Затем так же неторопливо направился к машине. Сергей невольно напрягся. В конце концов, подумал он, полиция в Выру схвачена не только медным королем. Одни и те же полицейские могут работать как на господина Лео Тиилка, так и на господина Тоома. На господина Тоома они могут работать даже охотнее.

– Здрафствуйте, Леша, – наклонился к опущенному стеклу полицейский. – Фы опять нарушили прафила уличного тфишения. Фы двикались по улице с префышением претписанной прафилами твижения скорости. Это есть неправильное решение.

– И что? – нагло спросил Леша.

На этот раз полицейский был неумолим:

– Леша, оттайте мне, пожалуйста, фаши токументы.

Леша улыбнулся еще наглее. Его документы лежали в бардачке машины, он еще вчера забрал их у Лео, но сейчас он ни на секунду не задумался. Не глядя на полицейского, он отрезал:

– Возьми документы у Лео!

– Но штраф, Леша, фы толжны заплатить.

– А кто спорит? – еще более нагло удивился Леша.

– Вы заплатите штраф прямо на месте или мы проетем в участок?

– Ты что такое говоришь? – обиделся Леша, даже не поинтересовавшись размером штрафа. – Как это на месте? Откуда у меня такие теньги? Почему теньги должен платить я?

Полицейский удивился. Он даже не обратил внимания на странный Лешин выговор – теньги. Он только удивленно спросил:

– А кто толжен платить?

– Господин Лео Тиилк, ясно!

Полицейский подумал и махнул жезлом:

– Проесшайте!

Формула успеха

Отчего-то в скачках наших бурных дней… Ставят все не на людей, а на коней…

Машина неслась в сторону границы.

Устроившись на заднем сиденье, Сергей внимательно следил за шоссе. «Чем быстрее мы покинем Эстонию, тем лучше», – подтвердил Валентин его тайные опасения.

– Может, рвануть «козьими тропами»? – покосился Леша.

– Не стоит, – покачал головой Валентин. – Сейчас, конечно, мы можем так проехать, но потом, если понадобится, в Эстонию мы уже никогда не попадем. Закон прост: въехал в страну с отметкой в паспорте, будь добр и выехать с такой же отметкой. Зачем нам нелегальный переход границы?

– Да ладно, – покрутил головой Леша. – Поскольку вы оба водители, а впереди длинная дорога и ночь, то предложение такое. Я еду до упора, а потом заваливаюсь спать. А вы по очереди крутите баранку. Подходит?

– Вполне.

Перед пропускным пунктом выстроилась длинная вереница грузовых и легковых автомобилей.

Ждать пришлось больше часа.

Молчали.

Но сделай шаг и ты вступишь в игру… В которой нет правил… Время Луны…

Поднялся, наконец, шлагбаум и открылась дорога на Псков.

«Семерка» будто почувствовала свободу. Только на пыльной окраине Пскова задержались у коммерческих ларьков. По-быстрому накидали в машину питья и жратвы и двинулись дальше.

Смеркалось.

Леша держался до трех ночи, Сергею и Валентину даже удалось поспать.

Но сразу после трех Леша резко тормознул, вывернув на обочину, и сказал севшим голосом: «Все! Я отпал!» И завалившись на заднее сиденье, почти сразу захрапел.

– Ну? – покосился Сергей на Валентина, садясь за баранку. – Кажется, вырвались?

Валентин усмехнулся:

– Не торопись, не торопись…

Но не выдержал, добавил:

– А ты, кажется, растешь, Сергей…

– В каком смысле?

– Да я о делах, – Валентин опять усмехнулся. – Я думаю, что ты еще и своего перца из МАП превзойдешь. Есть в тебе что-то такое, я такие вещи чувствую. Вот господам Тоому и Коблакову даже Контора помогала, а они никого теперь уже не превзойдут.

Сергей засмеялся:

– Не преувеличивай. Перед господами Тоомом и Коблаковым мне пока похвастаться нечем. Правда, – рассмеялся он, – в отличие от названных господ я спокоен за будущее. По крайней мере, никто пока не может взять меня за жабры, потому что я стараюсь работать по правилам. – Он опять рассмеялся: – Я думал над такими вещами. Ни до чего особенно нового в общем не додумался, но некие закономерности вывел. Без них нельзя. Если уж ты нырнул в бизнес, – покосился он на Валентина, – то первым делом научись умению ставить перед собой реальные цели. На первый взгляд все в этом смысле вроде не дураки, но почему-то начинающие предприниматели часто хватаются за совершенно нереальные проекты. В моей собственной практике тоже такое было. Сейчас и вспоминать неловко. Но ведь азарт! Прыгаешь в такой проект, как в мутную воду, полагаешься только на авось, на свою собственную работоспособность. А ведь силы человеческие не беспредельны. Я разное видел. На моих глазах за что только люди ни брались. Один основал биржу, которая не могла заниматься никакими операциями, другой поставил завод, забыл только закупить основное оборудование, а был у нас в Томске и такой чудак, что завел на Томи собственный флот. Прогорел, конечно. Так что, оценка реальности ситуации – вот что главное в любом деле. Некоторым моим приятелям непонимание этого стоило квартир, гаражей, машин, а бывало, что и разрушенных семей…

Валентин кивнул.

– Вот помню, – засмеялся Сергей. – В самом начале перестройки, когда особенными потрясениями еще и не пахло, ЦК КПСС решил построить в Омске большой завод по производству красок для полиграфии. Печатной продукции коммунистам всегда требовалось много. Министерство печати, тогда еще союзное, заключило договор с одной известной итальянской фирмой. Точнее, договор заключало специализированное внешнеторговое объединение, но с согласия Министерства печати. Согласовав все детали проекта, итальянцы начали поставку оборудования в Омск и поставили, в общей сложности, на двадцать миллионов долларов. А тут распад Союза! Вот когда начались для итальянцев ужасные и непонятные времена. И страна другая, и условия другие, и даже сам заказчик исчез!

– Не слабо, – откликнулся Валентин.

– Но дальше круче. На волне популизма всплыл в Омске некий депутат из зеленых. Ну, как всякий зеленый, он, естественно, взялся за экологию и для начала добился полного запрета на строительство этого вредного для окружающей среды завода. А тут еще чехарда в правительстве, то один чиновник занимается проблемами недостроенного завода, то другой. У бедных итальянцев крыша поехала, денег на взятки не хватало, в головах пробки перегорели. Ну нашелся, конечно, большой чиновник, который решил воспользоваться ситуацией. Он быстро подобрал шустрых и головастых людей. Среди шустрых и головастых оказался один мой приятель, почему я и знаю все эти детали. У него, кстати, на том недостроенном заводе тоже были свои небольшие производственные площади. Поскольку никаких выгод из неработающих площадей мой приятель извлечь не мог, то решил он использовать бесхозное имущество хотя бы под обеспечение кредитов. Как раз на этом этапе меня пригласили в Москву в качестве эксперта. Естественно, все через того же через приятеля. Переговоры проходили в доме Хаммера, я диву давался. Большой чиновник тянет одеяло на себя, маленькие чиновники – на себя, мелкие предприниматели тоже кое-что на себя тянут. Непонятно, чем бы вся эта возня закончилась, но в последний момент всплыла из мутных вод бизнеса некая крупная питерская щука, до того державшаяся в тени, вот она и проглотила завод. И не только сам завод, но и все полагающиеся под него льготные валютные кредиты. Так что, и большой чиновник, и малые чиновники, и мой приятель, абсолютно все остались с носом.

– А итальянцы?

– Ну, итальянцам вообще шиш! – рассмеялся Сергей. – Нашли, где деньги зарабатывать! Прежде, чем нырять в мутную воду, надо хотя бы узнать, какие щуки там плавают.

Он остановил машину.

– Садись за руль.

Время Луны… Это время Луны…

Они поменялись местами, и Сергей продолжил:

– Я почему говорю об этом? Да потому, что к любому делу нужно приглядываться еще до того, как ты его начал. Ко мне и сейчас частенько заглядывают знакомые ребята перед тем, как начать деловой проект. Я никогда не отказываюсь от подобных обсуждений, сам понимаешь, опыт… Тут главное вовремя выявить все реальные «за» и «против». Причем выяснение «против» часто ценится выше, чем «за». Только если все учтенные «против» не превышают определенного уровня, можно браться за проект. Я это специально подчеркиваю. Если от идеи проекта до его реализации уходит немного времени, проект можно считать удачным, а вот если проект снова и снова возвращается на этап обсуждения, тогда пиши пропало, незачем за него и браться.

Сергей усмехнулся:

– Ну, понятно, нужно еще научиться адекватно воспринимать окружающее, а значит, подбирать нужных людей. Приходит, скажем, к тебе человек из страховой компании. Побеседуешь ты с ним, объяснишь все, что нужно, вопрос исчерпан, он уходит. Все вроде обговорено, достигнута полная ясность, но нет, почему-то он вновь у тебя появляется. Ты еще раз объясняешь суть дела и он уходит. Теперь-то вроде все ясно, но нет, нет, появляется он и в третий раз! Вот тут ты уже переходишь на самый простой язык. Ведь сотрудничать в дальнейшем с таким человеком бесполезно, он не видит психологических нюансов, у него отсутствует адекватное восприятие партнера. А в жизни предпринимателю требуется именно быстрая и правильная оценка человека, с которым имеешь дело. Нужно уметь легко приспосабливаться к меняющимся ситуациям. Другими словами, деловой человек, если хочешь, не должен дважды наступать на одни и те же грабли.

Валентин понимающе кивнул.

– И, наконец, еще одно: способность восстанавливать силы, приводить себя в рабочее состояние. У каждого в жизни случаются провалы, никто от них не застрахован. Часть людей на этом ломается, но по-настоящему деловой человек даже неудачу должен воспринимать с положительной точки зрения. В конце концов, случившегося не исправить, а вот неудача – это хорошая плата за опыт, за будущий положительный результат.

– Может, ты и прав, – усмехнулся Валентин. – Но твой перец из МАП говорил короче.

– Что ты имеешь в виду?

– Помнишь, ты пересказывал свой разговор с ним? Тебя тогда интересовала философия российского бизнеса.

– Конечно, помню, – засмеялся Сергей. – Карпицкий умеет формулировать мысли. Этого у него не отнимешь. У него выверено каждое слово. У него особенный хорошо организованный ум. Это точно. Он философию нового российского бизнеса сумел вложить в одно слово.

Он взглянул на Валентина и негромко произнес:

– Выжить!

Но сделай шаг и ты вступишь в игру… В которой нет правил… Время Луны… Это время Луны…

– Где мы? – протирая выпученные глаза, прохрипел с заднего сиденья Леша.

– В дороге, – устало ответил Сергей.

– Падай на мое место.

– Заметано.

Сергей притормозил.

Леша, покряхтывая, вылез из машины, с наслаждением помочился на заднее колесо, потом шумно рухнул на переднее сиденье, благодушно заметив при этом: «Вычислим – задавим!» Наверное, ему снилось что-то такое.

Уже при солнечном свете выехали на Кольцевую.

– Кого куда? – деловито осведомился Леша.

– На Кутузовский, – попросил Сергей.

– На Красноказарменную.

– Нет проблем.

– Выспишься, приезжай ко мне, – предложил Валентин Сергею. – Надо бы срочно помозговать на свежую голову. Нам есть о чем подумать. Правда?

Эпилог Муфи Мушкила

1

На следующий день они встретились в Левкином офисе.

– Взгляни.

– А что это?

– Это итог наших действий, – усмехнулся Сергей. – Это письмо, которое мы сегодня отправим в Эстонию. Факс господина Коблакова нам известен.

Валентин прочел.

«Господин Коблаков!

Очень надеемся, что вы незамедлительно и в положительном для нас смысле разрешите сложившуюся на сегодняшний день ситуацию. Мы – это группа московских экспертов, занимающихся вопросами безопасности частного бизнеса. В данном случае мы представляем интересы Московского Акционерного Предприятия (МАП). В силу того, что вы являетесь одним из главных участников неудавшейся сделки с противогазами, именно вы должны отвечать по обязательствам банка РПЮЭ.

Ваши коммерческие проекты нам хорошо известны.

Так же хорошо известны нам многие детали вашей непростой биографии.

Для демонстрации наших возможностей мы остановили в Новгороде эшелон с бензином, украденным вами у российской армии. О судьбе своих порученцев, отправленных в Новгород, вы тоже, несомненно, уже наслышаны. Очень хорошо мы осведомлены о ваших связях в московской военно-транспортной прокуратуре и в Эстонском правительстве. В данное время у нас на руках находятся многочисленные документы (перечень прилагается), которые позволяют нам незамедлительно возбудить против вас уголовное дело по факту крупного хищения средств ЭСТТРАНССТРОЯ (поселок Лянтор). Имеем мы также документы и о странных способах формирования вами уставного капитала банка РПЮЭ. Все это (еще до суда) мы можем передать в руки журналистов, как эстонских, так и российских. Публикация указанных документов навсегда подорвет доверие к вам ваших постоянных партнеров по бизнесу. Мы, кстати, в курсе всех ваших переговоров по товарному кредиту с одной весьма известной западной фирмой. Так что, в случае вашего отказа незамедлительно разрешить сложившуюся на сегодняшний день ситуацию с МАП, в течение недели будут полностью разрушены все ваши давно сложившиеся партнерские отношения с российскими и западными фирмами и организациями. Несомненно, следует вам учитывать и то, что в вашем близком окружении есть серьезные люди, которые и в дальнейшем готовы к постоянному неофициальному сотрудничеству с нами.

В связи с вышеизложенным рекомендуем в самое ближайшее время выработать совместно с руководством МАП график сроков и порядка возвращения всех тех средств, которые вы задолжали Московскому Акционерному Предприятию. Вопрос о разумной компенсации потерь остальных участников сделки с противогазами оставляем на ваше усмотрение.

С пожеланием успехов!

Группа экспертов».

– Звучит убедительно.

– Я тоже так думаю.

– А что за слова приписаны от руки? Вот, на обороте. Муфи мушкила. Это что-нибудь значит?

Сергей засмеялся:

– Коблаков не дурак, до него это должно дойти. Муфи мушкила по-арабски означает – никаких проблем. Пусть господа Коблаков и Тоом покрутят теперь мозгами. Так что, засекай время. Они скоро откликнутся.

– А ты?

– Не знаю, как ты, а мне пора домой, в Томск.

Они обнялись.

2

Недели через три глубокой ночью Сергея разбудил междугородный звонок.

– Да? Слушаю.

– Это Валентин.

– Не мог дождаться утра?

– Никак не мог. Думаю, тебе это интересно.

– Появились новости?

– Еще какие!

– От Коблакова пришел ответ?

– Вот именно. И еще какой конкретный! Нашему перцу из МАП уже представлен подробный график погашения долга, а Леша на прошлой неделе самолично пригнал из Выру от Коблакова новенький автобус «Шевроле». Помнишь, точно такой же стоял во дворе медного короля? Наш перец из МАП очень доволен, поскольку с ним начал рассчитываться и господин Тоом. Короче, Карпицкий скоро обещает осчастливить и нас…

– Баксами?

– Не кронами же, – рассмеялся Валентин. – Только он сейчас летит Мюнхен. Но это ненадолго. Он говорит, что это совсем ненадолго.

– А сумма?

– Ты не поверишь!.. – Валентин назвал сумму и у Сергея действительно вылетел из головы всякий сон:

– Черт возьми, ушам не верю. Повтори еще раз.

Валентин засмеялся.

– И это еще не все!

– Ну? Не тяни.

– Меня восстановили в Конторе!

– Неужели по рекомендации господ Коблакова и Тоома? – заржал Валентин.

– Да нет, тут поработал полковник Холкин. Достойный, скажу тебе человек. И служит не кому-нибудь, а России!

Оглавление

(Повесть смутного времени)

Часть первая «Русский чай»

  Араб

  Философия бизнеса

  Виталька Тоцкий

  «Русский чай»

  Подержать за обезьяну

  Ночной звонок

Часть вторая Капитан Якушев

  Задача

  Нулевой вариант

  Интересный человек

  Решение

  Опасные игры

Часть третья Разведка

  Возьми меня к реке

  Выезд

  Ночная дорога

  Подполковник Ермилов

  Красная ртуть

  Воспоминания о Радищеве

  Тверские хлопоты

Часть четвертая Хижина дяди Тоома

  Неистовый Леша

  Дорога

  Красавец Лео

  Пепельница полицейского

  Господин Пирсман

  Таллиннский филиал банка РПЮЭ

  Хижина дяди Тоома

  Хорошие документы

  Наезд

  Склад противогазов

  Забор из собственных кольев

  Господин Пирсман

  Вечеринка с Лео

  Господин Август Фельман

  Болтун Антс

  Козел Адо Рауд

  Решение

  Встреча

  Бегство

  Формула успеха

Эпилог Муфи Мушкила

Реклама на сайте